«Кодекс Алеры. Том 1»

Кодекс Алеры. Том 1 (fb2) - Кодекс Алеры. Том 1 [Сборник, книги 1-2] (пер. Николай Константинович Кудряшев,Владимир Анатольевич Гольдич,Ирина Альфредовна Оганесова) (Кодекс Алеры) 4433K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джим Батчер

Джим Батчер Кодекс Алеры. Том 1

Фурии Кальдерона

ПРОЛОГ

Ход истории определяется не сражениями, не осадами или штурмом городов, но действиями отдельных людей. Самый сильный город, самая большая армия в основе своей представляют собой набор личностей. Их решения, их страсти, их глупость, их мечты — вот что определяет будущее. Если история и учит нас чему-то, так только тому, что слишком часто судьба армий, городов, целых империй зависит от действий одного-единственного человека. В тяжкие минуты решения этого человека, будь он плохим или хорошим, правым или неправым, большим или малым, могут невольно изменить весь мир.

Однако История небрежна. Нам не дано знать, кто этот человек, где его искать и какое решение он примет.

Всего этого достаточно, чтобы я почти поверил в судьбу.

Из записок Гая Примуса, Первого лорда Алеры

— Ну пожалуйста, Тави, — упрашивала девушка в предрассветных сумерках возле кухни стедгольда. — Один разок всего.

— Ну, не знаю… — замялся юноша. — Так много дел на сегодня. Она прижалась к нему, и юноша ощутил ее тело, мягкое, восхитительно пахнущее цветами. Она прижалась губами к его щеке.

— Я буду очень, очень признательна, — шепнула она ему на ухо.

— Я… — пробормотал юноша, — я не знаю, гм…

Она еще раз поцеловала его в щеку.

— Ну пожалуйста!

Сердце его забилось еще быстрее, а ноги сделались ватными.

— Ладно. Так и быть.

ГЛАВА 1

Амара сидела на покачивающейся спине старого самца-гарганта, в который раз обдумывая свой план. Утреннее солнце рассеивало туман и согревало ее. За спиной скрипели колеса тяжело груженой повозки. Невольничий ошейник начал уже натирать кожу, и она твердо решила перед следующим заданием поносить его несколько дней, чтобы привыкнуть.

Если, конечно, останется жива после этого.

Зловещий холодок пробежал по ее спине, и Амара нервно передернула плечами. Она сделала глубокий вдох, выдох и зажмурилась на мгновение, выбрасывая из головы все, кроме непосредственных ощущений: теплого солнца на лице, покачивания спины гарганта, скрипа тележных колес.

— Волнуешься? — поинтересовался мужчина, шагавший рядом с гаргантом.

На руке его болтался кнут, хотя с самого начала путешествия он ни разу не поднимал его. Ему удавалось править этой скотиной, пользуясь одним только поводом, хотя голова его едва доходила ей до поросшего бурой шерстью бедра. Он был одет как простой торговец: коричневые облегающие штаны, крепкие кожаные сандалии и теплая темно-зеленая куртка поверх домотканой рубахи. Длинная накидка — тоже зеленая, лишенная какого-либо орнамента — была перекинута через плечо, ибо день становился все теплее.

— Нет, — соврала Амара. Она открыла глаза и смотрела прямо перед собой.

— Лгунишка. План не совсем уж глупый — может и получиться.

Амара опасливо покосилась на учителя.

— Но у вас есть предложения?

— По части твоего выпускного экзамена? — спросил Фиделиас. — Клянусь воронами, нет. Я и в мыслях этого не имел. Это обесценило бы твое выступление.

Амара облизнула пересохшие губы.

— Но как вам кажется, есть что-то, что мне стоит знать?

Фиделиас бросил на нее наглый взгляд.

— У меня есть пара вопросов.

— Вопросы! — фыркнула Амара. — Мы будем на месте через несколько минут.

— Я могу задать их тебе сразу по прибытии, если хочешь.

— Не будь вы моим патрицерусом, я сочла бы вас совсем невыносимым.

— Приятно слышать такое от тебя, — парировал Фиделиас. — Со времен первого семестра в Академии ты заметно изменилась. Тогда тебя ужасно потрясло, что курсоры не только доставляют почту.

— Вы так любите рассказывать эту историю, хоть и знаете, что я ее терпеть не могу.

— Нет, — ухмыльнулся Фиделиас. — Я так люблю рассказывать ее потому, что знаю, как ты ее терпеть не можешь.

Она ехидно посмотрела на него сверху вниз.

— Потому, наверное, легат-курсор и продолжает посылать вас на задания.

— Это плата за мое обаяние, — согласился Фиделиас. — Ладно, вернемся к делу. Первая моя забота…

— Вопрос, — поправила его Амара.

— Вопрос, — кивнул он. — Это наша легенда.

— Что за вопрос? Армии нужно железо. Вы — промышляющий рудой контрабандист, а я ваша рабыня. Вы прослышали, что где-то здесь есть рынок, и поехали посмотреть, не удастся ли тут нажиться.

— Ага, — сказал Фиделиас. — И что я скажу им, если меня спросят, где я взял руду? Она, знаешь ли, на дороге не валяется.

— Вы курсор каллидус. Вы изобретательны. Я полагаю, вы что-нибудь придумаете.

Фиделиас усмехнулся.

— По крайней мере, ты научилась перекладывать проблемы на чужие плечи. Ладно, мы подъезжаем к этому мятежному легиону с нашей драгоценной рудой. — Он мотнул головой в сторону скрипучей телеги. — Что мешает им просто отобрать ее?

— Вы представляете целую сеть контрабандистов. За вашей поездкой следят, и, если результаты будут неплохими, другие, возможно, тоже захотят поставлять сюда свой товар.

— Что-то я не понимаю, — сказал Фиделиас с невинным выражением лица. — Если верить слухам и этот легион и правда мятежный и если им действительно командует один из верховных лордов, вознамерившийся захватить трон, — не попытаются ли они помешать просочиться наружу любым сведениям о них? Любым — плохим, хорошим, каким угодно?

— Да, — согласилась Амара, покосившись на него сверху вниз. — И это играет нам на руку. Сами подумайте: если вы не вернетесь с этой небольшой прогулки, об этом лагере станет известно всей Алере.

— Это произойдет в любом случае. Невозможно долго держать в тайне целый легион.

— Это наша лучшая легенда. Или вы можете предложить еще что-нибудь?

— Подобраться поближе, вихрем ворваться в лагерь, выведать все и рвать когти.

— Ах да, — кивнула Амара. — Я обдумывала и этот вариант. Отвергла его как слишком глупый и предсказуемый.

— У него есть и преимущества, — не сдавался Фиделиас. — Простота, например. Мы добываем информацию, даем Короне неопровержимые улики, а там уж пускай Первый лорд сам начинает кампанию против мятежников.

— Да, так, конечно, проще. Но стоит тем, кто заправляет в этом лагере, узнать, что за ними следят курсоры, они просто-напросто рассредоточат силы и перенесут свои операции куда-нибудь еще. Корона просто-напросто потратит деньги, силы и жизни, чтобы снова прижать их к ногтю, — и даже тогда тот, у кого хватает денег на собственную армию, может просто-напросто уйти из-под удара.

Фиделиас покосился на нее и присвистнул.

— Значит, ты рассчитываешь пробраться туда и уйти оттуда незамеченной, сообщить о результатах Короне — и… и что тогда?

— Вернуться туда с несколькими когортами воздушных рыцарей и раздавить их во сне, — сказала Амара. — Взять пленных, выбить из них показания на тех, кто за всем этим стоит, и покончить с этим раз и навсегда.

— Амбициозно, — заметил он. — Очень амбициозно. И очень опасно. Если мы попадемся, нас убьют. И вполне логично было бы полагать, что на их стороне есть и рыцари и они день и ночь следят, не заглянет ли к ним курсор-другой.

— Значит, нам не нужно попадаться. Мы бедные люди — алчный контрабандист и его рабыня, нам всего-то нужно вытянуть из них денег сколько получится и убраться оттуда.

— И при этом сохранить эти деньги. — Фиделиас нахмурился. — Как правило, мне нравятся задания, обещающие какую-либо прибыль. Но, Амара… на этот раз слишком многое может пойти не по плану.

— Мы ведь посланники Первого лорда, не так ли? Его глаза и уши?

— Только не цитируй мне Кодекс, — раздраженно огрызнулся Фиделиас. — Я работал курсором еще до того, как твои папаша с мамашей призвали своих первых фурий. И не думай, раз Первый лорд питает к тебе симпатию, ты разбираешься в этом лучше меня.

— Вы считаете, это не стоит риска?

— Я считаю, ты многого еще не знаешь, — устало вздохнул Фиделиас, сразу показавшийся ей совсем старым, неуверенным. — Дай я сам разберусь с этим, Амара. Я пойду туда один. Ты останешься здесь, и я подберу тебя на обратном пути. Нет смысла рисковать нами обоими.

— Нет, — сказала она. — Во-первых, эта операция поручена мне. Во-вторых, вам придется полностью сосредоточиться на своей роли. А наблюдать я смогу, особенно отсюда. — Она шлепнула по покатому боку гарганта, и тот фыркнул в ответ, подняв с дороги облачко пыли. — И еще я могу следить за нашими тылами. Если мне покажется, что нас раскусили, мы можем убраться оттуда.

— Мне казалось, наш маскарад имел смысл только по дороге сюда. А теперь нам лучше подобраться поближе и проникнуть в лагерь после наступления темноты.

— Это при условии, что в него никто не заходил засветло и, значит, мы неминуемо возбудим подозрения, если нас заметят?

Он тяжело вздохнул.

— Ладно, — сказал он. — Ладно. Будь по-твоему. Но ты ведешь опасную игру.

Амара снова ощутила неприятную тяжесть в желудке и провела рукой по животу, пытаясь отогнать страх. Он никуда не делся.

— Нет, — возразила она. — Какие уж тут игрушки.

Хотя тряская походка гарганта и казалась неспешной, каждый шаг его равнялся нескольким шагам человека. Огромные когтистые лапы одолевали милю за милей — и это при том, что здоровенная скотина не забывала по дороге обгладывать придорожные кусты, добавляя жира к и без того толстым запасам его под шкурой. Дай ему волю — и гаргант свернул бы с дороги пастись в свое удовольствие, но Фиделиас опытной рукой направлял его в нужную сторону.

Еще миля — и они, по расчетам Амары, должны были оказаться у дальних пикетов охраны мятежного легиона. Она попыталась напомнить себе о своей роли — усталой с дороги рабыни, — но это, пожалуй, и все, чем она смогла отвлечь на время мысли от нараставшего в плечах и спине напряжения. Что, если слухи о легионе так и останутся пустыми слухами и вся ее разведывательная операция, разработанная с такой тщательностью, окажется пустой тратой времени? Что тогда подумает о ней Первый лорд? А остальные курсоры? Ничего себе дебют, если она, едва выйдя из Академии, первым же делом осрамится на весь свет!

Волнение все росло, словно стальными лентами стягивая спину и плечи; голова буквально распухла от напряжения и палящего солнца. Может, они свернули куда-то не туда? Дорога, которой они следовали, казалась совсем заросшей — ни дать ни взять заброшенная тропа лесорубов… впрочем, она могла и ошибаться. Пора бы им уже увидеть дым от лагерных костров. Да и услышать они могли бы что-нибудь, если они и правда так близко, как ей казалось.

Амара совсем уже было собралась окликнуть Фиделиаса, когда мужчина в темных штанах и куртке, в блестящей кирасе и шлеме возник в тени на дороге в каких-то десяти шагах перед ними. Он появился внезапно и тихо — значит, дело не обошлось без заклинания, и весьма искусного. Это был настоящий великан — почти семи футов роста, и на боку его висел тяжелый меч. Он поднял руку в перчатке и скучающим, отсутствующим тоном произнес:

— Стой!

Фиделиас гаркнул на гарганта, и здоровенная скотина, сделав по инерции еще несколько шагов, остановилась. Колеса тяжело груженой телеги тоже замерли, протестующе скрипнув напоследок.

— Утречка доброго, господин, — отозвался несколько нервным, но тем не менее бодрым тоном Фиделиас, срывая с головы шапку и комкая ее слегка дрожащими руками. — Как поживаете… осень-то какая славная выдалась?

— Не ту дорогу выбрал, — буркнул великан. Голос его был скучающим, почти сонным, но рука как бы невзначай легла на рукоять оружия. — Здесь не любят чужих. Поворачивай обратно.

— Да, господин, конечно, господин, — забормотал Фиделиас. — Я всего-то жалкий торговец, странствующий в поисках покупателя на свой товар. Но неприятности мне не нужны, никак не нужны, господин, мне всего-то нужно окупить затраты, ведь товар-то первосортный, пусть и некстати здесь, но самый что ни есть первосортный… — Фиделиас закатил глаза и потыкал дорожную грязь носком башмака. — Железо. — Он хитро улыбнулся великану. — Но будь все, как вы желаете, господин. Ухожу, ухожу!

Темный великан шагнул вперед.

— Постой, купец.

Фиделиас оглянулся.

— Что, господин? — спросил он. — Неужели вас заинтересовал мой товар?

Здоровяк пожал плечами.

— Сколько руды? — спросил он, остановившись в нескольких шагах от Фиделиаса.

— Почти тонна, добрый господин. Сами видите, мой бедный гаргант едва тянет ее.

Мужчина фыркнул, скользнув взглядом по гарганту и задержавшись им на Амаре.

— Кто такая?

— Рабыня моя, добрый господин, — отвечал Фиделиас; в голосе его зазвучали льстивые, заискивающие нотки. — Коли захотите, господин, могу продать и ее. Работящая, искушенная по части шитья и готовки, а уж что касается ночных утех — вы такое долго не забудете. Два льва, выгодная покупка.

— Твоя работящая девка едет верхом, пока ты идешь пешком, купец. Ты поступил бы умнее, разъезжая в одиночку. — Он критически сморщил нос. — И она костлява, как мальчишка. Гони свою скотину за мной.

— Так вы хотите купить, господин?

Солдат смерил его взглядом.

— Я не буду просить дважды, купец. Иди за мной.

Фиделиас уставился на солдата, потом нервно сглотнул.

— Хорошо, хорошо, господин. Мы будем держаться за вами. Пошли, старина, — дрожащими пальцами он дернул за повод, и огромный гаргант двинулся дальше.

Солдат хмыкнул, повернулся и зашагал по дороге. Отойдя на несколько шагов, он пронзительно свистнул, и в тени по обе стороны дороги возникло еще с дюжину вооруженных луками людей — точно так же тихо, как он сам минуту назад.

— Подежурьте здесь до моего возвращения, — бросил им здоровяк. — Задерживайте всех, кто попытается пройти.

— Слушаюсь, господин, — отозвался один из солдат.

Амара присмотрелась к говорившему. Он был одет в точности так же, как первый: темные штаны и куртка с преобладанием зеленого и коричневого цветов. В отличие от остальных у этого на шее красовался черный шарф, опять-таки такой же, как у здоровяка. Амара специально проверила: никто из остальных шарфа не носил. Это стоило запомнить. Рыцари? Возможно. И один из них наверняка сильный заклинатель, если сумел так искусно скрыть от посторонних глаз столько людей.

«Вороны! — подумала она. — Что, если на поверку в этом мятежном легионе окажется полный штатный состав рыцарей? С таким составом, обладая столькими сильными заклинателями, они запросто могут напасть на любой город Алеры…»

И уж наверняка это означало бы, что у легиона имеются могущественные покровители. Любой заклинатель фурий, достаточно сильный, чтобы стать рыцарем, может запрашивать за свои услуги столько, сколько пожелает. Такое не по карману оскорбленному купцу, пожелавшему убедить своего графа или верховного лорда снизить налоги. Только знать может позволить себе нанять несколько рыцарей, не говоря уже о целом отряде.

Амара поежилась. Если один из верховных лордов замыслил что-то против Первого лорда, их ждут воистину нелегкие времена.

Она покосилась на Фиделиаса — тот встретил ее взгляд, и выражение лица его было встревоженным. Ей показалось, она видит в его глазах отражение собственных мыслей и страхов. Ей ужасно хотелось поговорить сейчас с Фиделиасом, спросить, что он думает по этому поводу, но позволить себе выйти из роли она не могла. Поэтому все, что ей оставалось, — это стиснуть зубы, покрепче вцепиться в луку седла гарганта и попытаться успокоиться.

Дорога сделала поворот. Они перевалили через невысокий холм, и за ним, в долине, взгляду наконец открылся лагерь.

Великие фурии, подумала она. Это больше похоже на город…

Наметанный взгляд выделял детали, а мозг анализировал их. Лагерь был выстроен по заведенным для легионов правилам: частокол из врытых в землю пик с окружающим его рвом замыкали большой прямоугольник, внутри которого стояли аккуратными рядами белые полотняные палатки — слишком много, чтобы сосчитать, — и навесы для оружия и провианта. Лагерь имел только два входа — большие деревянные ворота, расположенные с противоположных сторон. Вокруг лагеря, словно мухи над спящим животным, громоздились в беспорядке палатки и шалаши — не иначе у легиона нашлось уже много сторонников.

И везде виднелись люди. Много людей.

На плацу, разбитом с наружной стороны ограды, занимались муштрой целые когорты под командованием горластых центурионов или всадников с черными шарфами на шеях. В другом месте упражнялись в стрельбе по далеким мишеням лучники, в третьем — обучали новобранцев основам боевой магии заклинатели фурий. По лагерю сновали женщины — стирали одежду в протекающем через лагерь ручье, штопали солдатские куртки или просто нежились на утреннем солнышке. Амара разглядела даже двух женщин в черных шарфах, ехавших верхом по направлению к плацу. Слонявшиеся по лагерю собаки встретили гарганта визгливым лаем. На берегу ручья, чуть в стороне от лагеря, возник маленький базар, на котором торговали с самодельных деревянных прилавков и прямо с расстеленных на земле одеял.

— Вы попали как раз между завтраком и обедом, — сообщил солдат. — Однако, если хотите, какой-нибудь еды я вам достану.

— Может, мы лучше отобедаем с вами, господин, — сказал Фиделиас.

— Что ж, может, и так. — Солдат остановился и внимательно, изучающе посмотрел на Амару. — Скажи ей, пусть слезает. Я пришлю конюха или двух присмотреть за твоей скотиной.

— Нет, — мотнул головой Фиделиас. — Свой товар я возьму с собой.

— В лагере полно лошадей, — хмыкнул солдат, — и они взбесятся, если учуют эту тварь. Она останется здесь.

— Тогда и я останусь здесь, — упрямо буркнул Фиделиас.

— Нет.

— Ну, тогда рабыня, — не сдавался Фиделиас. — Она может остаться здесь с гаргантом и добром, может заставить его молчать. А то он, чего доброго, испугается чужих рук.

Солдат буравил его подозрительным взглядом.

— Что ты задумал, старина?

— Задумал? Я всего лишь защищаю свои интересы, господин, — как и любой скромный торговец.

— Ты у нас в лагере. Твои интересы больше никого не заботят. Только эти. — Солдат не придал последним словам какого-то особенного ударения, но рука его легла на рукоять меча.

Фиделиас отшатнулся.

— Ты не посмеешь, — прохрипел он севшим от потрясения и ярости голосом.

Солдат только улыбнулся. Улыбка вышла зловещая.

Фиделиас облизнул губы. Потом поднял взгляд на Амару. Ей показалось, что он пытается сказать ей что-то взглядом, но что именно, она не поняла. Цепляясь за сбрую, Амара соскользнула из седла на землю. Фиделиас дернул за повод, и гаргант лениво опустился на живот — медленно, но все равно земля под ногами дрогнула. Он с хрустом отщипнул пучок травы и принялся жевать, прикрыв веки.

— Иди за мной, — сказал солдат. — Ты, рабыня, тоже. Отстанете от меня больше чем на три шага — убью обоих. Ясно?

— Ясно, — буркнул Фиделиас.

— Ясно, господин, — эхом повторила Амара, не поднимая глаз.

Следом за солдатом они вброд перешли ручей. Ледяная вода доходила Амаре до колен. Она поежилась от холода, но от Фиделиаса с солдатом не отставала. Ее наставник поравнялся с ней.

— Видела, сколько палаток? — спросил он едва слышно.

Она чуть заметно кивнула.

— Еще бы.

— И все в образцовом порядке. Это не какая-то шайка недовольных стедгольдеров. Профессиональные военные.

Амара снова кивнула.

— За ними серьезные деньги, — шепнула она. — Достаточно ли этого для Первого лорда, чтобы он вынес это на Совет?

— Обвинение без обвиняемого? — Фиделиас поморщился и мотнул головой. — Нет. Нам нужно добыть хоть что-то, выявляющее того, кто за этим стоит. Не обязательно железные улики, но все же что-то, внушающее доверие.

— Вы узнали нашего провожатого?

Фиделиас покосился на нее.

— А ты?

Амара покачала головой.

— Не знаю точно. Что-то в нем показалось мне знакомым.

Ее спутник кивнул.

— Его прозвали Мечом.

Амара невольно выпучила глаза.

— Олдрик Меч? Вы уверены?

— Я встречал его в столице. Видел его дуэль с Арарисом Валерианом.

Амара осторожно покосилась на шагавшего перед ними человека и еще больше понизила голос.

— Его считают величайшим мечником из ныне живущих.

— Да, — согласился Фиделиас. — Верно, считают. — Он отвесил ей легкий подзатыльник и повысил голос так, чтобы его слышал Олдрик. — И закрой свой ленивый рот. Я покормлю тебя, когда сочту нужным и ни на секунду раньше. Ни слова больше.

В лагерь они вошли молча. Олдрик провел их в ворота и дальше, по главной дороге, делившей лагерь пополам. Пройдя некоторое расстояние, он свернул налево, к палатке, служившей во всех лагерях алеранских легионов, как знала Амара, командирским шатром. У входа в нее стояли два легионера в блестящих кирасах, с копьями в руках и мечами на поясе. Олдрик кивнул одному из них и вошел внутрь. Минуту спустя он вышел и повернулся к Фиделиасу.

— Ты. Купец. Заходи. Командир желает с тобой потолковать.

Фиделиас шагнул вперед, и Амара двинулась было за ним, но Олдрик уперся ему рукой в грудь.

— Ты один. Не рабыня.

Фиделиас зажмурился от возмущения.

— Ты полагаешь, я оставлю ее здесь одну, добрый господин? — Он бросил на Амару взгляд, который она на этот раз поняла без труда: предостережение. — Оставлю хорошенькую девку в лагере, полном солдат?

— Мог бы подумать и раньше, прежде чем являться сюда. Да не убьют ее, не бойся. Ступай в палатку.

Фиделиас оглянулся на нее и облизнул пересохшие губы. Потом шагнул внутрь. Мгновение Олдрик смотрел на Амару — холодно, отрешенно. Потом тоже зашел в палатку. Правда, почти сразу же он вернулся, волоча за руку девушку. Маленькую, даже можно сказать истощенную; одежда висела на ней, как на пугале. Даже ошейник раба — самого маленького размера — казалось, вот-вот слетит с шеи. Каштановые волосы были совсем сухими и только что не ломались как солома, и подол платья был забрызган грязью, хотя ноги почему-то оставались довольно-таки чистыми. Олдрик бесцеремонно вышвырнул ее из палатки.

— У нас дела, — бросил он ей вслед, отвязал откинутый полог палатки от колышка и вернулся внутрь.

Девушка с негромким стоном плюхнулась на землю и покатилась по грязи, так и не выпуская из рук плетеной корзины. Амара опустилась рядом с ней на колени.

— Ты как, в порядке?

— Отлично, — огрызнулась девушка. Она с усилием встала и лягнула ногой угол палатки, выбив из нее облачко пыли. — Вот урод, — буркнула она. — Я пытаюсь навести хоть какой-то порядок в этом его свинарнике, а он вышвыривает меня, как куль с мукой… — Оскорбленно надув губы, она повернулась к Амаре. — Меня зовут Одиана.

— Амара, — откликнулась та, чуть улыбнувшись. Она огляделась по сторонам, облизнула губы и призадумалась. Ей совершенно необходимо было пройтись по лагерю. Попытаться найти что-нибудь, что она смогла бы захватить с собой в качестве улики. — А скажи, Одиана, можно ли здесь найти место, чтобы напиться? Мы добирались сюда так долго… в горле совсем пересохло.

Девушка перебросила прядь вьющихся волос через плечо, покосилась на командирскую палатку и сморщила нос.

— Что тебе больше по вкусу? Есть дешевое пиво… Почти чистая вода. Ну или можно просто воды выпить. Это и проще будет.

— Хватит и воды, — сказала Амара.

— Разумное решение, — согласилась Одиана. Она поудобнее взяла корзинку и махнула свободной рукой.

— Нам туда.

Она повернулась и решительным шагом двинулась прочь от палатки в направлении противоположных ворот. Амара догнала ее, на ходу оглядываясь по сторонам. По дороге, грохоча подошвами башмаков, промаршировал отряд солдат, и девушкам пришлось спрятаться за палатку, пропуская их.

— Солдаты! — сморщила нос Одиана. — Вороны их побери, меня от них всех уже тошнит.

— Ты давно здесь? — спросила Амара.

— С нового года, — отозвалась ее спутница. — Ходят, правда, слухи, что мы скоро двинем отсюда.

Сердце Амары забилось чаще.

— Двинете? Куда?

Одиана покосилась на нее и снисходительно улыбнулась.

— Ты ведь не жила среди солдат, верно? Какая разница — куда? Это, — она неопределенно махнула рукой на лагерь, — не меняется. Это везде одинаково, где бы ни стояло, у океана ли, или у подножия Защитной стены… Люди все те же. Небо все то же, да и земля не настолько меняется, чтобы это было так уж заметно. Вот оно как.

— Ну все же… Ты попадаешь в новые места. Видишь что-то новое.

— Только новые пятна на их одежде, — буркнула Одиана. Отряд прошел, и девушки снова выбрались на дорогу. — Но я слышала, на север, и, может, еще немного на восток.

— В Аквитанию?

Одиана пожала плечами.

— А это разве там? — Они спустились к ручью, и она порылась в своей корзине. — Вот, — сказала она. — Держи. — Она сунула Амаре в руки пару грязных мисок. — Раз уж мы здесь, можем заодно и помыть. Вороны, ну и грязнули же они. Солдатня, словом. Хорошо хоть у легионеров в палатках более-менее чисто.

Она выудила из корзины кость и бросила ее пробегавшей мимо собаке. За костью последовало яблоко, которое Одиана перед тем, как выбросить в ручей, предварительно надкусила. Потом она достала из корзины клочок бумаги — его она выбросила, можно сказать, не глядя.

Амара повернулась и придавила его ногой, пока не сдуло ветром. Потом нагнулась и подняла его.

— Что? — удивилась Одиана. — Что ты делаешь?

Амара потеребила бумажку в пальцах.

— Ну… э… Вряд ли стоит так просто бросать ее на землю, если уж ты решила навести чистоту.

— А разве это лагерь? — удивилась Одиана.

Склонив голову набок, она смотрела, как Амара разворачивает бумажку и пробегает строки глазами. Через некоторое время она удивленно спросила:

— Ты умеешь читать?

— Немного, — рассеянно отвечала Амара. Чем больше она читала, тем сильнее дрожали ее пальцы.

Командующему второго легиона

Вам предписывается свернуть лагерь и двигаться к назначенному месту сбора. Вам надлежит прибыть не позже конца десятого месяца, дабы зима не застала вас врасплох. Во время марша не прекращайте обычной воинской подготовки и практических занятий…

Там было написано еще много чего, но Амара не стала читать, сразу скользнув глазами к последней строке.

Аттикус Квентин, верховный лорд Аттики.

У Амары захватило дух. Значит, ее худшие опасения подтверждались. Заговор. Мятеж. Война.

— Ну, и что там? — спросила Одиана и сунула в руки Амаре еще одну миску. — На, сполосни в воде.

— Тут написано… — Амара взяла миски, подошла к краю воды и наклонилась, — написано… Гм, я толком не разобрала.

Она скомкала письмо и сунула в башмак. В голове продолжали роиться возможные последствия того, о чем ей стало известно.

— Знаешь, — беззаботно мурлыкнула Одиана, — сдается мне, ты врешь. Не каждый день встречаются образованные рабыни, которые задают вопросы о перемещениях войск. И которые достаточно разбираются в политике, чтобы оценить последствия одной коротенькой записки. Такое скорее можно ожидать от… ну, не знаю даже… — она продолжала почти шепотом, — например, от курсора.

Амара застыла, потом повернулась к Одиане — и тут же полетела в воду, оглушенная ударом ноги в подбородок. Боль молнией пронзила ее; эта девчонка-заморыш оказалась куда сильнее, чем она ожидала.

Она сразу же вскочила, мотнула головой, стряхивая воду, и попыталась набрать в грудь воздуха, чтобы призвать своих фурий — но вместо воздуха в рот и нос ее хлынула вода, и она начала задыхаться. Сердце ее панически забилось в груди, она потянулась руками к лицу и обнаружила, что оно почти по самые брови покрыто тонкой пленкой воды, которая не стекала вниз и не поддалась, когда она попыталась смахнуть ее руками. Она так и не смогла вздохнуть. Мир вокруг нее начало заволакивать темной дымкой, и она пошатнулась.

Письмо. Ей нужно вынести письмо отсюда и доставить Первому лорду. Улики, в которых он так нуждается…

Она выбралась-таки на берег прежде, чем заполнившая ее легкие вода окончательно лишила ее сил. Она рухнула на землю, открыла глаза и уставилась на стоявшие прямо перед ней босые, чистые ноги Одианы.

Амара повернула голову и встретилась взглядом с Одианой, на лице которой играла мягкая улыбка.

— Не тревожься, милая, — произнесла девушка.

Она начала меняться на глазах. Ввалившиеся щеки округлились. Тонкие, похожие на тростинки члены окрепли. Бедра и груди увеличились в объеме, придав телу соблазнительные очертания и заполнив свободно болтавшуюся на ней одежду. Волосы сделались длиннее, пышнее и темнее, и она, рассмеявшись, тряхнула головой и опустилась на колени рядом с Амарой.

Одиана протянула руку и погладила Амару по мокрым волосам.

— Не тревожься, — повторила она. — Мы не собираемся тебя убивать. Ты нам нужна. — Она медленно вытянула из корзины черный шарф и повязала его на талии. — Однако вы, курсоры, скользкое племя. Усни, Амара. Так будет куда проще. А тогда я смогу убрать эту воду и позволить тебе снова дышать.

Амара забилась в попытках вздохнуть, но это ей так и не удалось. В глазах темнело, потом в этой темноте поплыли яркие круги. Она попыталась схватить Одиану за ноги, но пальцы ее онемели и ослабели.

Последнее, что она увидела, — это как прекрасная заклинательница воды нагнулась и нежно поцеловала ее в лоб.

— Спи, — прошептала та. — Спи.

А потом Амара окончательно провалилась в черноту.

ГЛАВА 2

Амара очнулась. Оказалось, она была закопана в землю до самых подмышек. Рыхлая земля толстым слоем покрывала ее руки и волосы. Лицо показалось ей непривычно тяжелым, и пару мгновений спустя до нее дошло, что вся голова ее старательно вымазана глиной.

Не обращая внимания на пульсирующую в затылке боль, она попыталась собраться с мыслями, сложить воедино отрывочные воспоминания и ощущения, пока не вспомнила вдруг с пугающей ясностью, где она и что с ней произошло.

Сердце забилось в груди как обезумевшее, а члены похолодели от страха.

Она открыла глаза, и в них тут же попала земля, так что ей пришлось заморгать. Только через несколько секунд ей удалось разглядеть, что находится вокруг нее.

Она находилась в палатке. В командирском шатре, предположила она. Свет пробивался в него сквозь неплотно прикрытый входной полог, но его было немного, так что большая часть интерьера оставалась в полумраке.

— Что, очнулась? — прохрипел голос за ее спиной.

Она повернула голову, пытаясь взглянуть назад. Только краем глаза она смогла разглядеть Фиделиаса — разумеется, это был он. Он висел в железной клетке, подвешенный кожаными ремешками за плечи и руки так, чтобы ноги его не касались земли. Лицо его украсил огромный синяк, на разбитой губе запеклась кровь.

— Вы в порядке? — прошептала Амара.

— Ничего. Если не считать того, что я попал в плен, избит и ожидаю допроса с пристрастием. Это тебе стоит тревожиться.

Амара сглотнула слюну.

— Это еще почему?

— Мне кажется, это можно расценить как провал выпускного экзамена.

Амара почувствовала, как рот ее, несмотря на обстоятельства, кривится в ухмылке.

— Нам надо бежать.

Фиделиас тоже сделал попытку улыбнуться. От усилия разбитая губа снова начала кровоточить.

— Мысль неплохая… только боюсь, шанса выполнить ее тебе не дадут. Эти люди свое дело знают.

Амара попробовала пошевелиться, но из земли вырваться не смогла. Все, что ей удалось, — это высвободить руки, но даже так они остались сплошь покрытыми грязью.

— Циррус, — прошептала она, пытаясь мысленно связаться со своей фурией. — Циррус, выдерни меня.

Ничего не произошло.

Она попыталась еще раз. И еще. Ее фурия не отозвалась.

— Грязь, — выдохнула она и закрыла глаза. — Земля противостоит воздуху. Циррус меня не слышит.

— Верно, — подтвердил Фиделиас. — Меня Этан или Вамма тоже не слышат.

Он потянулся носками ног к земле, но так до нее и не достал. От досады он пнул ногой железный прут клетки.

— Значит, нам нужно придумать, как выбраться.

Фиделиас закрыл глаза и медленно вздохнул.

— Мы проиграли, Амара. Мат.

Слова эти били по ней тяжелыми молотами. Холодные. Тяжелые. Простые. Она сглотнула, почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, и сразу же разозлилась на себя, сморгнув их. Нет. Она — курсор. Если ей и суждено умереть, она не доставит врагам Короны удовольствия любоваться ее слезами. На короткое мгновение ей вспомнился дом в столице, семья, которая жила не так и далеко — в Парсии, на побережье. Ей снова пришлось сдержать слезы.

Она старательно задвинула все воспоминания по одному в дальний уголок сознания. Ее мечты. Ее надежды на будущее. Друзей, которых она завела в Академии. Потом она заперла их там покрепче и открыла глаза — сухие, без единой слезинки.

— Чего им нужно? — спросила она у Фиделиаса.

Ее наставник покачал головой.

— Не знаю точно. С их стороны это не самый умный ход. Даже при всех этих предосторожностях стоит хоть чему-то пойти не так, и курсор может улизнуть и не даваться им до тех пор, пока жив.

Клапан палатки откинулся, и вошла Одиана. Подол ее юбки поднял с пола облачко пыли, ярко вспыхнувшей в солнечном свете.

— Ну что ж, — сказала она. — Вот мы это сейчас и исправим.

Следом за ней вошел Олдрик, заслонив на мгновение свет; за ним — пара легионеров. Олдрик махнул рукой в сторону клетки, и те подошли к ней, продели в кольца у ее основания свои копья и оторвали ее от земли.

Фиделиас пристально, исподлобья посмотрел на Олдрика, облизнул пересохшие губы и оглянулся на Амару.

— Не упорствуй в своей гордыне, девочка, — сказал он, когда солдаты понесли его к выходу. — Ты не проиграла до тех пор, пока жива.

И его вынесли.

— Куда вы его тащите? — спросила Амара, переводя взгляд с Олдрика на Одиану и обратно и прикладывая все усилия к тому, чтобы голос ее не дрожал.

Олдрик вытащил меч из ножен.

— Старик нам больше не нужен, — бросил он и вышел из палатки.

Мгновение спустя снаружи послышался звук, словно нож воткнули в спелый арбуз. Амара услышала, как Фиделиас негромко охнул на выдохе, словно пытался удержать крик, но не смог. Потом что-то стукнуло о прутья клетки.

— Заройте это, — приказал Олдрик и, так и держа меч в руке, вернулся в палатку.

На клинке алела кровь.

Амара не могла отвести взгляда от меча, от крови своего наставника. Все это как-то не укладывалось у нее в сознании. Она просто не могла поверить в факт смерти Фиделиаса. Все должно было быть совсем по-другому. Их план должен был защитить их обоих. Он должен был помочь им проникнуть в лагерь, а потом благополучно из него выбраться. Всего этого не должно было случиться. В Академии так никогда не бывало.

На этот раз ей не удалось удержать слез, задвинуть лицо Фиделиаса в тот темный чулан ее сознания, где уже находилось все, что было ей дорого. Наоборот, все это вырвалось обратно, на волю, а вместе с этим хлынули и слезы. Амара больше не чувствовала себя ни умной, ни опасной для врагов, ни хорошо подготовленной. Она была окоченевшей. И грязной. И усталой. И совсем, совсем одинокой.

Одиана неодобрительно хмыкнула что-то и поспешила к Амаре. Она опустилась рядом с ней на колени, держа в руке сухой платок, которым она вытерла с ее лица слезы. Пальцы ее были мягкими, нежными.

— Так ты грязь смываешь, милочка, — мягко произнесла она.

И все с той же улыбкой, глядя ей в лицо, втерла ей в глаза пригоршню грязи.

Амара вскрикнула и, вскинув руку, попыталась отбиться, но справиться с водяной ведьмой не смогла. Она попробовала впиться той в горящие глаза покрытыми грязью пальцами, но и это не помогло. Страх и горечь обернулись приступом ярости, и она начала визжать. Она обрушила на своих мучителей все оскорбления, какие пришли ей в голову, все проклятия, какие слышала за свою жизнь. Она выла волчицей, она всхлипывала, и смешанные с землей слезы жгли ей глаза. Она колотила руками по земле и билась, пытаясь вырваться.

А в ответ ничего, тишина.

Злость Амары сошла на нет, забрав с собой и остаток сил. Она содрогалась от рыданий, которые силилась сдержать, скрыть от них. Это ей не удалось. Лицо ее пылало от стыда, и она понимала, что вся дрожит от холода и страха.

Она поморгала еще немного и постепенно вновь обрела способность видеть — только для того, чтобы разглядеть Одиану, стоявшую перед ней. Совсем близко, но вне пределов досягаемости. Та отступила на шаг и босой ногой швырнула ей в глаза новую порцию земли. Амара успела отвернуться и зажмуриться, потом упрямо посмотрела ей в глаза. Одиана злобно зашипела и отвела ногу для нового удара, но ее опередил оклик Олдрика.

— Довольно, милая.

Водяная ведьма бросила на Амару кровожадный взгляд и отошла от нее, встав за спиной сидевшего на стуле Олдрика и положив руки ему на плечи. Воин сидел, положив меч на колени. Он вытер клинок тряпкой и бросил ее на землю. Тряпка была красной от крови.

— Объясню все как можно проще, — произнес Олдрик. — Я буду задавать тебе вопросы. Ответь на них правдиво, и я сохраню тебе жизнь. Солги мне или откажись отвечать — и с тобой случится то же, что со стариком. — Он перевел взгляд с меча на Амару; лицо его было совершенно бесстрастным. — Тебе ясно?

Амара сглотнула, потом кивнула.

— Хорошо. Ты совсем недавно была во дворце. На Первого лорда произвело такое впечатление то, как ты показала себя при пожаре прошлой зимой, что он пригласил тебя в гости. Тебя проводили в его личные покои, и ты разговаривала с ним там. Это правда?

Она снова кивнула.

— Сколько часовых охраняют его покои?

Амара потрясенно уставилась на него.

— Что?

Долгое мгновение Олдрик молча, внимательно смотрел на нее.

— Сколько часовых охраняют его покои?

Амара прерывисто вздохнула.

— Я не могу сказать вам этого. Вы сами знаете, что не могу.

Пальцы Одианы сильнее сжали плечи Олдрика.

— Она врет, милый. Она просто не хочет говорить тебе этого.

Амара облизнула губы и сплюнула грязь на пол. Имелась только одна причина спрашивать про оборону внутренних покоев дворца. Кто-то хотел ударить лично по Первому лорду. Кто-то желал смерти Гаю.

Она сглотнула и опустила голову. Ей необходимо было каким-то образом обмануть их. Потянуть время. Время позволит ей найти путь к побегу — а если нет, то хотя бы убить себя прежде, чем они выбьют из нее информацию.

При мысли об этом ей стало не по себе. Хватит ли у нее духу на такое? Раньше ей всегда казалось, что хватит. Раньше — до того, как она попала в плен. До того, как она услышала, как умер Фиделиас.

«Не упорствуй в гордыне, девочка». Последние слова Фиделиаса всплыли в ее памяти, и она почувствовала себя еще слабее. Уж не намекал ли он ей на то, чтобы она пошла на сотрудничество с ними? Может, он считает, что Первый лорд и так обречен?

А она сама? Пойти ли ей с ними? Или отвергнуть предложение? Отбросить ли ей все, чему ее учили, во что она верила, — ради спасения жизни? Она даже обмануть их толком не могла — во всяком случае, в присутствии Одианы. Водяная ведьма, чтоб ей, запросто распознавала, лжет она или нет.

Все пропало. Она привела Фиделиаса на верную смерть. Она поставила его жизнь на карту и проиграла. И свою жизнь тоже. Может, ей удастся хоть самой спастись, связавшись с теми, кто взял ее в плен?

Гнев снова охватил ее. Как только посмела она думать о таком? И вообще, как он посмел умирать? Почему не увидел, что сейчас случится, не предупредил ее…

Амара резко подняла голову и несколько раз моргнула, чтобы думать яснее. Весь гнев ее сразу испарился. Нет, правда: почему Фиделиас не предупредил ее? Ловушка была расставлена слишком старательно. Их взяли тепленькими — подозрительно чисто. Из чего следовало…

Из чего следовало: Олдрик с Одианой знали, что они появятся. А из этого, в свою очередь…

Она посмотрела на них, сглотнула еще раз и, насколько могла, задрала подбородок вверх.

— Я вам, — произнесла она спокойно, — я вам больше ничего не скажу.

— Ты умрешь. — Олдрик поднялся с места.

— Умру, — согласилась Амара. — А ты со своей водяной ведьмой можешь ступать к воронам. — Она сделала глубокий вдох и повысила голос: — И ты, Фиделиас, тоже!

Мгновение она испытывала неподдельное наслаждение при виде удивления в глазах Олдрика. Одиана даже ахнула от неожиданности. Амара повернулась к двери и прищурилась; лицо ее застыло суровой маской.

В дверях возник Фиделиас. Одежда его так и оставалась измятой, но «синяк» с лица он уже смыл, а к кровоточащей губе прикладывал чистую тряпицу.

— Я вижу, ты все поняла, — буркнул он.

— Ну и как, экзамен зачтется, патрицерус? — поинтересовалась Амара.

— Балл, так уж и быть, накину. — Фиделиас внимательно посмотрел на нее, и рот его скривился в невеселой гримасе. — Тебе придется рассказать нам все, что тебе известно о дворце, Амара. Это может быть неприятно и даже омерзительно, но ты расскажешь. Я же сказал: это мат. Не усложняй свое положение.

— Предатель, — бросила ему Амара.

Фиделиас дернулся как от удара. Брови его угрожающе сдвинулись.

Одиана переводила взгляд с него на Олдрика и обратно.

— Может, принести раскаленное железо? — жизнерадостно предложила она.

— Мне кажется, — повернулся к ним Фиделиас, — пока хватит. — Он пристально посмотрел на Олдрика. — Дайте мне несколько минут поговорить с ней с глазу на глаз. Может, мне удастся убедить ее внять здравому смыслу.

Олдрик встретился с ним взглядом и пожал плечами.

— Отлично, — сказал он. — А ты что скажешь, дорогая?

Одиана вышла из-за спинки его стула, буравя Фиделиаса взглядом.

— Ты хочешь помочь ей или же помешать нам выяснить то, что мы хотим знать?

Уголок рта Фиделиаса дернулся.

— Да. Нет. Небо зеленое: Мне семнадцать лет. Мое настоящее имя Гундрид. — Глаза у женщины изумленно расширились, и Фиделиас склонил голову набок. — Ты ведь не можешь определить, лгу я или нет, а, «дорогая»? Я не сопливый мальчишка. Я обманывал мастеров посильнее тебя тогда, когда тебя и на свете еще не было. — Взгляд его скользнул с Одианы на Олдрика. — Это ведь в моих интересах — сделать так, чтобы она говорила. Готов поставить овцу… да что там, гарганта.

Мечник улыбнулся, оскалив белые зубы.

— А слово чести не предлагаешь?

Курсор скривил губу.

— А если бы и предложил?

— Я бы убил тебя, сделай ты это, — сказал Олдрик. — Четверть часа. Не больше.

Он встал, взял Одиану за руку и вывел ее из палатки. Выходя, водяная ведьма испепелила Фиделиаса с Амарой взглядом, но промолчала.

Фиделиас дождался, пока они выйдут, потом повернулся к Амаре и некоторое время молча смотрел на нее.

— Почему? — спросила она его. — Патрицерус, зачем вы делаете это?

Он смотрел на нее все с тем же выражением лица.

— Я служил курсором сорок лет. У меня нет жены. Нет семьи. Нет дома. Я отдал жизнь защите Короны. Передавал ее послания. Выведывал секреты ее врагов. — Он покачал головой. — И я вижу, как все рушится. Последние пятнадцать лет двор Гая умирает. Это известно всем. Все, что я делал, только оттягивало неизбежное.

— Он ведь хороший Первый лорд. Он справедлив. И добр так, как только можно пожелать.

— Речь не о том, что справедливо, а что нет, девочка. Речь идет о реальности. А она такова, что доброта и справедливость Гая нажили ему много могущественных врагов. Южные верховные лорды недовольны налогами, которыми он обложил их, дабы содержать Защитную стену и сторожевой легион.

— Но так было всегда, — возразила Амара. — Это не меняет того, что налоги необходимы. Стена ведь и их защищает — их в первую очередь. Если с севера придут ледовики, их сметут первыми.

— Они это видят по-другому, — сказал Фиделиас. — И они хотят что-то с этим поделать. Двор Гая ослаб. У него нет наследника. Он не назвал того, кто придет ему на смену. Поэтому они и выступили.

Амара сплюнула на землю.

— Аттика. Кто же еще?

— Тебе не обязательно это знать. — Фиделиас пригнулся к ней. — Ты вот о чем подумай-ка, Амара. Все пришло в движение со времени убийства принцепса. Династия Гая умерла с Септимусом. Королевская семья никогда не отличалась плодовитостью — а смерть единственного ребенка была принята многими как знак. Его время на исходе.

— Из этого не следует, что это справедливо.

— Выкинь это из головы, детка, — рявкнул Фиделиас, перекосившись от ярости, и сплюнул на землю. — Сколько крови я пролил, служа Короне. Сколько людей убил. Это что, справедливо? Разве их смерть можно оправдать в зависимости от того, служу я тому Первому лорду или этому? Я убивал. Я и похуже вещи делал во имя защиты Короны. Гай скоро падет. Теперь уже ничто не может остановить этого.

— Поэтому вы перевоплотились… Кстати, в кого, Фиделиас? В мерзкого слайва, который добивает ядом раненого быка? В ворона, который выклевывает глаза беспомощному, но еще живому человеку?

Он посмотрел на нее и улыбнулся; в улыбке его не было ни радости, ни досады.

— Легко делить мир на добро и зло, когда ты молод. Я мог бы продолжать служить Короне. Возможно, я отложил бы неизбежное еще на некоторое время. И сколько бы еще людей погибло? Сколько бы их страдало? И это не изменило бы ничего — только срок. На мое место пришли бы дети вроде тебя — им и пришлось бы принимать те решения, которые я принимаю сейчас.

— Что ж, — выкрикнула Амара звенящим от презрения голосом, — спасибо, что вы хоть меня защищаете!

Взгляд Фиделиаса на мгновение стал очень жестким.

— Не усложняй свое положение, Амара. Скажи нам то, что мы хотим знать.

— Убирайтесь к воронам.

— Я ломал мужчин и женщин посильнее тебя, — сказал Фиделиас без злости. — Не думай, раз ты моя ученица, я не сделаю этого с тобой. — Он опустился на колени и заглянул ей в глаза. — Амара. Я тот же самый человек, какого ты знала. Мы многое пережили вместе. Прошу тебя. — Его рука накрыла ее измазанную грязью руку. Она не стала выдергивать ее. — Подумай об этом. Ты можешь добиться всего с нами. Мы можем помочь Алере снова сделаться мирной и процветающей.

Она твердо встретила его взгляд.

— Именно этим я и занимаюсь, патрицерус, — очень тихо произнесла она. — Я думала, вы тоже.

Его глаза были холодны как лед. Он встал.

Амара дернулась и схватила его за ногу.

— Фиделиас, — умоляюще сказала она. — Ну пожалуйста. Еще не поздно. Мы можем бежать прямо сейчас. Оповестить Корону об этой угрозе и покончить с ней. Вам не нужно отказываться — от Гая во всяком случае. И… — она осеклась и всхлипнула, — и от меня.

Последовала мучительная пауза.

— Что ж, — вздохнул наконец Фиделиас. — Значит, каленое железо. Жаль, что ты не одумалась.

Он повернулся, выдернул ногу из ее рук и вышел из палатки.

Мгновение Амара смотрела ему вслед, потом опустила взгляд вниз — на нож, который Фиделиас всегда носил в своем башмаке, полагая, что она не знает об этом. Она снова подняла глаза и, стоило пологу опуститься за Фиделиасом, принялась лихорадочно тыкать лезвием в удерживавшую ее землю. Снаружи доносились голоса, слишком тихие, чтобы разобрать слова, а она копала изо всех сил.

Комки земли летели во все стороны. Она рыхлила утрамбованную землю ножом, потом выкидывала ее руками, стараясь производить при этом как можно меньше шума, хотя дыхание ее невольно становилось все громче.

Наконец она смогла пошевелиться — чуть-чуть, но и это помогло расшатать остаток земли. Она вытянула руку, вонзила нож по рукоять в землю и подтянулась к нему изо всех сил. Она билась, извивалась и наконец выдернула ноги из ямы. В ушах звенело от притока крови и возбуждения.

— Олдрик! — крикнула водяная ведьма снаружи. — Девка!

Амара, пошатнувшись, встала на ноги и принялась лихорадочно оглядываться. Она рванулась к столу, на котором лежал меч — небольшой гладий, не длиннее ее локтя. Амара схватила его за рукоять и повернулась — немного неуклюже, ибо тело ее затекло от неподвижности, — как раз в тот миг, когда светлое пятно входа закрыла массивная темная фигура. Она прыгнула к ней, напрягая мышцы для удара, целя мечом Олдрику в самое сердце.

Блеснула сталь. Ее меч столкнулся с его и был отбит в сторону. Она почувствовала, как ее клинок зацепил плоть, но неглубоко. Она знала, что промахнулась.

Амара отпрянула в сторону, но недостаточно быстро: ответный удар Олдрика оцарапал ей левую руку чуть ниже локтя. Она перекатилась по полу и вскочила так, чтобы между ней и Олдриком находился стол.

Воин сделал шаг вперед от двери и остановился перед столом.

— Неплохой выпад, — заметил он. — Ты пустила мне кровь. Со времен Арариса Валериана это никому не удавалось. — Он улыбнулся, по-волчьи ощерив зубы. — Но ты не Арарис Валериан.

Она даже не увидела движения. Послышался свист, негромкий хруст, и стол распался на две половины, а он продолжал улыбаться, глядя ей в глаза.

Амара метнула в него гладий и, не дожидаясь, пока он отобьет его своим мечом, бросилась в противоположную сторону. Теперь из оружия у нее оставался только маленький нож; она полоснула им по холстине палатки, проскользнула в отверстие и, всхлипывая от страха, бросилась бежать.

Оглянувшись, она увидела, как Олдрик двумя взмахами меча крест-накрест проделывает в задней стенке палатки достаточно большое отверстие, чтобы пропустить рыцаря.

— Часовые! — рявкнул мечник. — Закрыть ворота!

Амара увидела, как створки ворот начинают закрываться, и свернула в сторону, удерживая на бегу левой рукой подол юбки и проклиная себя за то, что у нее не хватило ума нарядиться мальчишкой: в штанах бежать удобнее. Она снова оглянулась. Олдрик бежал за ней, но она опережала его, как олениха крупного ящера-слайва, и потому позволила себе свирепо ухмыльнуться ему в лицо.

Грязь, засыхая, отваливалась от нее большими кусками, и она молилась, чтобы ей хватило более или менее чистой кожи для того, чтобы призвать Цирруса. Прямо перед ней к стене был пристроен помост для лучников, на который вела лестница, и она в три прыжка, почти не чуя под собой ног, взлетела наверх.

Часовой, один из легионеров, повернулся на шум и удивленно вытаращил глаза, увидев ее. Не замедляя бега, Амара с криком ударила его ребром ладони по кадыку. Тот, захрипев, опрокинулся на спину, и она пробежала мимо, к самой ограде.

Десять футов вниз до уровня земли, еще семь или восемь футов рва. Верное увечье, если она приземлится неудачно.

— Стреляйте, — крикнул кто-то, и вокруг нее засвистели стрелы.

Амара метнулась в сторону, схватилась рукой за верх ограды и рывком перемахнула через нее.

— Циррус! — крикнула она и наконец ощутила, как вокруг нее сгустился ветер.

Ее фурия прижалась к ней, повернула ее тело под таким углом, чтобы она приземлилась не на твердое дно рва, а на облако из ветра и пыли.

Едва коснувшись земли, Амара вскочила и, не оглядываясь, бросилась прочь от стены. Она бежала на северо-восток, дальше от плаца, от ручья и места, где они оставили гарганта и все свои припасы. Деревья здесь вырубили на ограду для лагеря, и почти две сотни шагов ей пришлось бежать по наваленным в беспорядке сучьям. Стрелы падали вокруг густым дождем, и одна, пронзив подол юбки, воткнулась в землю, едва не сбив ее с ног. Она продолжала бежать; ветер ровно дул ей в спину. Циррус старался вовсю.

Амара добежала до опушки, остановилась, задыхаясь, и оглянулась на лагерь.

Ворота распахнулись настежь, и из них выплеснулось две дюжины всадников; солнце играло на остриях их копий. Отряд выстроился в колонну и повернул прямо к ней. Впереди скакал Олдрик, рядом с которым все остальные казались недомерками.

Амара повернулась и бросилась дальше. Ветви вокруг нее стонали и вздыхали, листья перешептывались, тени шевелились и угрожающе менялись. Лесные фурии были настроены к ней недружелюбно — что ж, логично, если учесть, что в лагере наверняка находился по меньшей мере один сильный заклинатель древесных духов. Ей не скрыться от них здесь, в этом лесу, где деревья сами будут выдавать ее местонахождение…

— Циррус! — выдохнула Амара. — Вверх!

Ветер сгустился вокруг нее и оторвал от земли — и сразу же ветки, двигаясь быстро, словно человеческие руки, сплелись над ее головой в сплошную завесу. Она с криком врезалась в этот живой потолок и рухнула обратно на землю; хорошо еще, Циррус смягчил падение.

Амара быстро посмотрела направо, налево, но со всех сторон деревья смыкали ветви, а лес становился темнее по мере того, как появлялась крыша из ветвей и листвы. До нее донесся приближающийся стук копыт. Амара вскочила на ноги; порезанная рука отчаянно болела. Она побежала дальше, но всадники нагоняли ее.

Амара не помнила, как долго бежала. В памяти сохранились только угрожающе тянущиеся к ней тени деревьев и обжигающий огонь в легких, унять который не мог даже Циррус своим дуновением. Страх сменился возбуждением, а оно, в свою очередь, — усталым безразличием.

Амара бежала до тех пор, пока что-то не заставило ее обернуться, — и взглянула прямо в глаза верховому легионеру, от которого ее отделяло не больше двух десятков футов. Тот с криком метнул в нее копье. Она уклонилась от него, увернулась от коня и вдруг выбежала на показавшийся ей неожиданно ярким солнечный свет. Она посмотрела вперед: в каких-то трех-четырех шагах начинался обрыв, столь крутой и глубокий, что ни подножия его, ни хотя бы земли видно не было.

Легионер выхватил меч, тронул коня пятками, и тот, словно продолжение его тела, повернул и двинулся к ней.

Амара без малейшего колебания повернулась и бросилась с обрыва. Она раскинула руки и крикнула: «Циррус! Вверх!» Ветер со свистом сгустился под ней, и ее охватил внезапно свирепый восторг, когда она устремилась вверх, в осеннее небо; несущий ее ветер швырнул пыль в лицо незадачливому легионеру, а его конь попятился и встал на дыбы от неожиданности.

Она летела все дальше и дальше от лагеря, но спустя некоторое время она остановилась, чтобы оглянуться. Обрыв казался с этой точки игрушечным — как-никак, она находилась в нескольких милях от него, да еще в миле над землей.

— Циррус, — прошептала Амара, выставив руки перед собой.

Фурия извернулась, и часть ее сгустилась в кольце ее рук, колыхаясь, как воздух над раскаленным камнем. Амара лепила этот воздух руками, будто глину, и в конце концов сквозь него увидела обрыв, словно с расстояния в сто ярдов. Преследователи выехали на него из леса, и Олдрик спешился. Легионер, первым догнавший ее, описал ее бегство, и Олдрик, прищурившись, принялся шарить взглядом по небу. Амара похолодела, когда взгляд его остановился прямо на ней. Он склонил голову к стоявшему рядом с ним рыцарю, уже знакомому Амаре заклинателю деревьев, и тот просто дотронулся до ближайшего древесного ствола.

Амара судорожно сглотнула и чуть двинула руками, нацелив воздушную линзу на лагерь легиона.

С полдюжины темных пятен вынырнуло из-за леса; ветер трепал их как развешанные для просушки вязанки трав на кухне у фермерши. Они повернули и устремились в ее сторону. Солнце блеснуло на металле — доспехах, оружии…

— Воздушные рыцари, — пробормотала Амара.

Она еще раз сглотнула и опустила руки. В обычной обстановке она не сомневалась бы в том, что запросто оторвется от их преследования. Но теперь — раненая, уставшая телом и духом — она не могла утверждать этого наверняка.

Амара повернулась и приказала Циррусу нести ее на северо-восток. Она молилась только об одном: чтобы солнце село прежде, чем враги догонят ее.

ГЛАВА 3

Тави выскользнул из комнаты, спустился по лестнице сквозь последние лепившиеся по углам клочки ночи. В большом зале царила гулкая тишина, только слабый свет пробивался в него из кухни. Старая Битте страдала бессонницей, и Тави слышал, как она шаркает ногами по кухне, готовя завтрак.

Он отпер дверь и вышел на двор Бернардгольда. Одна из стедгольдовых собак высунула морду из превращенной в конуру пустой бочки, и Тави задержался, чтобы почесать ее между ушами. Собака стукнула несколько раз хвостом по доскам и убралась обратно — досыпать. Тави запахнул плащ — ночи поздней осенью холодные — и, отворив заднюю калитку, приготовился шагнуть наружу, вон из теплого, безопасного Бернардгольда.

Глухая деревянная створка отворилась, и мальчик увидел дядю Бернарда. Тот стоял, небрежно прислонясь к забору, одетый в кожу и тяжелый зеленый плащ для работы в лесу, окружавшем поля фермы. Он поднес ко рту яблоко и с хрустом откусил половину. Бернард был крупным мужчиной с нажитыми тяжелым трудом широкими плечами и крепкими мускулами. В коротко стриженных, как у легионера, темных волосах мелькали кое-где седые пряди, но в аккуратной бороде их не было ни одной. На его боку рядом с легионерским мечом висел колчан со стрелами; в руке он держал самый легкий из своих луков со спущенной тетивой.

Тави застыл как вкопанный, потом развел руками, признавая свое поражение, и слабо улыбнулся дяде.

— Как ты узнал?

Бернард улыбнулся в ответ, хотя и немного хмуро.

— Линялый видел, что ты пил вдвое больше обычного после того, как вернулся вчера так поздно, и сказал мне. Это старый солдатский прием, чтобы встать пораньше.

— А-а, — вздохнул Тави. — Да, сэр.

— Я пересчитал стадо, — сказал Бернард. — Похоже, нескольких голов недостает.

— Да, сэр, — повторил Тави и нервно облизнул губы. — Я как раз за ними.

— У меня сложилось впечатление, будто ты уже проделывал это вчера, раз уж ты сделал засечку на учетной рейке.

Тави покраснел; хорошо еще, что было темно.

— Доджер увел своих маток и ягнят вчера вечером, когда я пытался пригнать южное стадо. Я не хотел тебя тревожить из-за этого.

Бернард покачал головой.

— Тави, ты же знаешь, какой сегодня важный день. Все окрестные фермеры собираются на Дознание, и мне не нужно лишних хлопот.

— Извини, дядя. Тогда чего ты торчишь здесь? Я и сам найду Доджера и приведу его.

— Мне не хотелось, чтобы ты ходил по долине в одиночку, Тави.

— Рано или поздно, дядя, мне все равно придется это делать. Если только ты не собираешься ходить за мной до конца моих дней.

Бернард вздохнул.

— Твоя тетка убьет меня.

Тави ухмыльнулся.

— Я справлюсь с этим сам. Я буду осторожен и вернусь до полудня.

— Дело не в этом. Тебе нужно было пригнать их вчера ночью, — сказал Бернард. — Что помешало тебе сделать это?

Тави поперхнулся.

— Э… Я обещал сделать кое-что. Ну, и не успел до темноты.

— О вороны, Тави, — вздохнул Бернард. — Мне казалось, ты достаточно повзрослел за это лето, чтобы понимать свою ответственность.

У Тави вдруг засосало под ложечкой.

— Ты не подаришь мне овец, да?

— Мне не жаль выделить тебе справедливую долю, — покачал головой Бернард. — Я был бы рад — я и сейчас хотел бы помочь тебе завести собственное стадо. Но я не желаю выбрасывать деньги на ветер. Если ты не способен доказать мне, что позаботишься о стаде как положено, я не могу дать тебе овец.

— Можно подумать, у меня было много времени доказать это.

— Возможно, и так. Тут все дело в принципе, парень. Ничто не дается даром.

— Но, дядя, — вскинулся Тави, — это же единственная возможность добиться хоть чего-то в жизни.

— Если так, — хмыкнул Бернард, — тебе вряд ли стоило выбирать… — Он нахмурился. — Скажи, Тави, что такого тебе нужно было сделать более важного, чем собрать стадо?

Тави покраснел сильнее.

— Ну…

Бернард поднял брови.

— Ясно, — сказал он.

— Что ясно?

— Девушка.

Тави опустился на колено и притворился, будто шнурует башмак, чтобы скрыть лицо.

— С чего это ты так решил?

— Тебе пятнадцать лет, Тави. Значит, девушка.

— Вовсе нет, — настаивал Тави.

Бернард помолчал, потом пожал плечами.

— Захочешь поговорить об этом — дай знать, ладно? — Он оттолкнулся плечом от стены и, согнув лук коленом, накинул тетиву на зарубку. — Подарок тебе обсудим позже. Как думаешь, где нам искать след Доджера?

Тави достал из сумки кожаную пращу, потом положил в карман несколько гладких камешков.

— А что, Брутус его не найдет?

Бернард улыбнулся.

— Кажется, кое-кто говорил, что справится сам.

Тави смерил дядю хмурым взглядом, потом задумчиво сморщил нос.

— Надвигаются холода, и они это чуют. Для крова и пищи им нужны вечнозеленые растения… но на южных склонах выпасают гаргантов, а они сами к гаргантам ни за что не подойдут. — Тави кивнул сам себе. — На север. Доджер повел их через тракт в сосновые лощины.

Бернард одобрительно кивнул.

— Хорошо. Не забывай, что заклинание фурий не заменяет собственных мозгов.

— Но и мозги фурию не заменят, — понуро буркнул Тави и пнул башмаком комок грязи, раскидав землю и сухие листья.

Бернард положил свою ручищу на плечо Тави, крепко сжал, потом повернулся и решительно зашагал на север по старому тракту.

— Все не так плохо, как тебе кажется, Тави. Фурии — это еще не все.

— Ага, у самого, небось, их две, — буркнул Тави, стараясь не отставать. — Тетя Исана говорит, ты мог бы требовать себе полного гражданства, если бы захотел.

Бернард снова пожал плечами.

— Если бы захотел… что ж, возможно. Но я не дозрел до своих фурий, пока не дорос… ну, почти до твоего возраста.

— Но ты просто медленно созревал, — заметил Тави. — Совсем не так, как я. Никто еще не дорастал до моих лет и так и оставался без фурий.

Бернард вздохнул.

— Ты не можешь знать этого, Тави. Не беспокойся, парень. Со временем все придет.

— Это ты мне с десяти лет говоришь. Будь у меня свои фурии, я бы успел удержать Доджера, и еще… — Он успел вовремя прикусить язык.

Дядя Бернард оглянулся на Тави; лицо его оставалось серьезным, но глаза смеялись.

— Пошли, парень. Нам надо спешить. Мне нужно вернуться прежде, чем соберутся гольдеры.

Тави кивнул, и они быстрым шагом двинулись по извилистой дороге. По мере того как они миновали яблоневые сады, пасеки и углублялись в сжатые северные поля, небо становилось все светлее. Потом дорога нырнула в лес, в котором росли такие старые дубы и клены, что выжить в тени их крон могли только самые стойкие кусты и травы. Ко времени, когда предрассветная синь окрасилась на востоке желтым и оранжевым, они дошагали до последней полоски леса, обозначавшей границу Бернардгольда. Этот лес был не таким старым, поэтому и подлесок здесь рос гуще и местами еще зеленел, несмотря на позднюю осень. Алые и золотые листья висели на скелетах кустов поменьше, а обнаженные деревца поскрипывали, раскачиваясь на ветру.

И тут что-то заставило Тави насторожиться. Он замер и едва слышно предостерегающе зашипел. Бернард пригнулся, и Тави инстинктивно последовал его примеру.

Бернард оглянулся на Тави, вопросительно приподняв бровь.

Тави на четвереньках подполз к дяде и зашептал ему на ухо:

— Там, впереди, в ближних к ручью деревьях. Там обычно гнездятся перепела, а сейчас они летают над дорогой.

— Думаешь, их спугнуло что-то? — таким же шепотом спросил Бернард. — Сайпрус, — позвал он и махнул рукой в направлении деревьев, подавая сигнал меньшей из двух его фурий.

Тави поднял взгляд и увидел, как с одного из деревьев к ним спускается нечто, отдаленно напоминающее человеческую фигуру, но ростом не больше годовалого ребенка. Взгляд светло-зеленых глаз обратился на мгновение на Бернарда, и фигурка опустилась на землю, свернувшись, как зверек. Листья и ветки мгновенно сплелись, прикрыв то, что находилось под ними. Сайпрус склонил голову набок, не сводя глаз с Бернарда, потом издал звук, более всего напоминавший шелест листвы, и исчез в кустах.

Тави все пытался отдышаться после долгого бега.

— Что там? — прошептал он.

Взгляд Бернарда на мгновение затуманился.

— Ты был прав, — ответил он наконец. — Молодчина, малыш. Кто-то прячется в засаде у моста. И у них там чертовски сильная Фурия.

— Разбойники? — прошептал Тави.

Бернард прищурился.

— Это Корд.

Тави нахмурился.

— Я-то думал, остальные гольдеры должны собраться сегодня, но позже. И зачем им прятаться в деревьях?

Бернард встал и отряхнул колени.

— А вот мы сейчас и узнаем.

Он решительно зашагал по дороге к мосту, словно намереваясь пройти мимо засады; Тави старался не отставать. Неожиданно Бернард повернулся влево, натянул лук и пустил стрелу с серым оперением в кусты, которые росли в нескольких шагах от негромко журчавшего ручья.

До Тави донесся вопль, и кусты заколыхались, как от сильного ветра. Мгновение спустя из них вывалился паренек примерно одного с Тави возраста, держась руками за мягкое место. Сложение он имел крепкое, был коренастым, и лицо его было бы симпатичным, если бы не капризное выражение. Биттан из Кордгольда, младший сын Корда.

— Чертовы вороны! — взвыл он. — Ты что, спятил?

— Биттан? — воскликнул Бернард с наигранным удивлением. — Надо же! А я и не знал, что это ты там сидел.

Чуть дальше от моста кусты зашевелились, и на дорогу вышел юноша постарше — второй сын Корда. Он был выше и стройнее младшего брата, волосы на затылке собирал в хвост, а на его лбу уже пролегли морщины от привычного задумчивого выражения. Он с опаской покосился на Бернарда и повернулся к брату.

— Биттан? Ты как, в порядке?

— Я в полном беспорядке! — злобно взвизгнул мальчишка. — Меня подстрелили!

— Ты и правда его подстрелил? — негромко спросил Тави дядьку.

— Чуть-чуть поцарапал.

Тави ухмыльнулся.

— Похоже, ты ему прямо в мозг попал.

Бернард улыбнулся волчьей улыбкой и промолчал.

Снова зашелестели и затрещали кусты — еще дальше от них. Спустя мгновение из зарослей появился и сам глава семейства, фермер Корд. Он был не слишком уж высок, но плечи имел не по росту широкие, да и руки его казались неестественно длинными. Одет он был в линялую, заплатанную серую куртку, которой явно не помешала бы хорошая стирка, и плотные штаны из гаргантовой кожи. На шее его красовался символ статуса: тяжелая цепь стедгольдера. Цепь была грязная и засаленная, но Тави решил, что так она даже лучше подходит к его всклокоченным седеющим волосам и пегой бороде.

Корд двигался откровенно угрожающе, а его глаза налились злостью.

— Что, вороны подери, ты себе позволяешь, Бернард?

Бернард приятельски помахал Корду, но Тави заметил, что лук и стрелу тот держит наготове.

— Маленькое недоразумение, — произнес он. — Я принял твоего мальца за разбойника, засевшего у дороги в ожидании мирных путников.

Корд злобно прищурился.

— Уж не обвиняешь ли ты меня в чем-то?

— Ну конечно нет, — улыбнулся Бернард, хотя глаза его оставались пронзительно-настороженными. — Я же сказал: это недоразумение. Хвала Великим фуриям, что никто не пострадал. — Он помолчал пару секунд, и улыбка исчезла с его лица. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-либо пострадал на моей земле.

Корд злобно зарычал — совсем как зверь — и шагнул вперед. Земля под его ногами дрогнула и заколыхалась, словно под самой ее поверхностью ползла большая змея.

Бернард продолжал в упор смотреть на Корда; лицо его не дрогнуло и не сменило выражения.

Корд снова зарычал, но уже тише, с видимым усилием подавив свою злость.

— Ох, и выведешь ты меня как-нибудь из себя, Бернард.

— Не говори так, — отозвался дядька Тави. — Мальчика напугаешь.

Взгляд Корда скользнул по Тави, и пареньку вдруг стало не по себе.

— Ну что, созрел он наконец до фурий или ты все-таки признаешь, что это бесполезный уродец?

Это нехитрое замечание больно задело Тави, и он открыл было рот, чтобы дать наглецу достойный отпор, но Бернард положил руку ему на плечо.

— О моем племяннике не беспокойся, — посоветовал он и выразительно покосился на Биттана. — В конце концов, у тебя и своих хлопот хватает. Кстати, почему бы нам не пройти ко мне в дом? Уверен, у Исаны найдется чем тебя угостить.

— Мы, пожалуй, посидим здесь еще немного, — сказал Корд. — Заодно и перекусим на свежем воздухе.

— Что ж, на здоровье, — улыбнулся Бернард и двинулся дальше по дороге. Тави не отставал от него ни на шаг. Бернард не оглядывался на Корда до тех пор, пока они не пересекли мост. — Да, кстати, — бросил Бернард через плечо, — совсем забыл сказать: Уорнер уже приехал к нам вчера вечером. Сыновей его отпустили на побывку из легионов, вот они и навестили отца.

— Мы их на куски порвем, — рявкнул Биттан.

Корд с размаху залепил Биттану оплеуху, от которой тот полетел на землю.

— Заткни хлебало!

Биттан, слегка оглушенный, замотал головой. Поднявшись, он не сказал отцу ни слова и не смотрел на него.

— Пошли потолкуем, — сказал Бернард. — Уверен, мы сможем все уладить.

Корд не ответил. Он махнул сыновьям рукой и двинулся прочь по дороге. Они потянулись за ним, только Биттан бросил на Тави полный ненависти взгляд.

— Урод, — шепнул он, проходя мимо.

Тави стиснул кулаки, но промолчал. Бернард одобрительно кивнул, и они подождали, пока Корд с сыновьями не скроются за поворотом дороги, ведущей к Бернардгольду.

— Они ведь собирались напасть на Уорнера, да, дядя?

— Возможно, — кивнул Бернард. — Потому-то твоя тетка и пригласила Уорнера приехать еще вчера, заранее. Корд способен на все.

— Но почему? Это же Биттана обвиняют, не его.

— Изнасилование бросает тень на все поместье, — ответил Бернард. — Корд — глава семьи, и он несет свою долю ответственности за то, что делают другие ее члены. Если дознание покажет, что необходим суд, и Биттана признают виновным, граф Грэм может лишить Корда прав на Кордгольд.

— Думаешь, он пойдет на убийство, чтобы защитить их? — спросил Тави.

— Я думаю, человек, снедаемый жаждой власти, пойдет почти на все. — Он покачал головой. — Для Корда власть — средство удовлетворения своих желаний, а не защиты и помощи людям, которые от него зависят. Поведение глупее некуда, и рано или поздно оно сведет его в могилу — но до тех пор это делает его опасным.

— Он меня пугает, — признался Тави.

— Он пугает всякого обладающего здравым смыслом.

Бернард отдал лук Тави и развязал поясную сумку. Он достал из нее маленькую стеклянную пуговку и бросил ее через перила в ручей.

— Рилл, — твердо произнес он, — мне нужно поговорить с Исаной. Пожалуйста.

Они прождали на мосту несколько секунд, прежде чем шум воды начал меняться. Из ручья вырос водяной столб, постепенно принимавший очертания человека, пока не превратился в жидкое изваяние Тавиной тетки, Исаны, сочетавшей фигуру юной девушки, умелой заклинательницы воды, с голосом зрелой женщины. Изваяние огляделось по сторонам и повернулось к Бернарду и Тави.

— Доброе утро, Бернард, Тави. — В голосе ее прозвучали металлические нотки, словно он доносился с другого конца длинной трубы.

— Тетя Исана. — Тави вежливо склонил голову.

— Сис, — буркнул Бернард. — Мы тут напоролись на Корда с сыновьями. Они ждали в кустах у северного моста.

Исана покачала головой.

— Вряд ли этот болван задумал что-то серьезное.

— Боюсь, ты ошибаешься, — возразил Бернард. — Мне кажется, он понимает, что натворил Биттан, и что Грэм больше не будет с ним церемониться.

Губы Исаны сложились в ехидную улыбку.

— Сомневаюсь также, чтобы ему понравилась и женщина, которую назначили дознавательницей по этому делу.

Бернард кивнул.

— Возможно, тебе захочется, чтобы в доме с тобой находился кто-нибудь из наших — так, на всякий случай. Они сейчас идут по дороге к тебе.

Водяной образ Исаны нахмурился.

— Ты скоро вернешься?

— Если повезет, до полудня. Если нет — к обеду.

— Постарайся быстрее. Я по возможности буду держать его в рамках приличий, но не уверена, чтобы кому-либо удалось утихомирить Корда, не пролив при этом крови.

— Я смогу. Ты только осторожнее.

Исана кивнула.

— Ты тоже. Старая Битте говорит, Гарадос с женой готовят нам грозу — самое позднее, нынче ночью.

Тави тревожно оглянулся на северо-запад, где высилась громада Гарадоса, глядя на обитателей долины Кальдерона сверху вниз. Верхняя часть его склонов белела ледяной шапкой, а сами вершины прятались в тучах — это злобная фурия горы сговаривалась с Лилвией, фурией холодных ветров, задувавших с Ледового моря на севере. Вот ужо они сгонят тучи, как овец в отару, напитают их ненавистью к дневному свету и погонят с закатом вниз, на жителей долины…

— Мы вернемся раньше, — заверил ее Бернард.

— Вот и хорошо. Да, Тави…

— Что, тетя Исана?

— Ты не знаешь случайно, откуда у Беритты свежий венок из бубенцов?

Тави виновато покосился на дядьку и покраснел.

— Ну, наверное, нашла где-нибудь…

— Ясно. Она еще не доросла до брачного возраста, она слишком безответственна, чтобы растить ребенка, и уж наверняка слишком молода, чтобы носить бубенцы. Как ты думаешь, найдет она их еще раз?

— Нет, мэм.

— Вот и отлично, — немного резко произнесла Исана. — Мы обсудим этот вопрос, когда ты вернешься.

Тави поежился.

Бернард сдерживал улыбку до тех пор, пока водяное изваяние не растворилось в ручье.

— Значит, не было девушек, да? А мне казалось, это Фред гуляет с Бериттой.

— Он и гуляет, — вздохнул Тави. — Возможно, для него она и носит венок. Но она попросила меня набрать ей бубенцов, и… ну, тогда казалось, что это очень важно.

Бернард кивнул.

— Совершать ошибку не стыдно, Тави, — если ты извлек из нее надлежащий урок. Мне кажется, ты достаточно умен, чтобы это стало для тебя уроком: нужно делать то, что важнее. И что?

Тави нахмурился.

— Что — «что»?

Бернард продолжал улыбаться.

— Что ты усвоил этим утром?

Тави уперся взглядом в землю.

— Что с женщинами одни неприятности, сэр.

Бернард открыл рот и вдруг оглушительно захохотал. Тави осторожно покосился на дядю и позволил себе слабо улыбнуться. Глаза Бернарда сияли весельем.

— Ох, парень! Это всего лишь половина истины.

— А другая половина?

— Другая? То, что тебя все равно к ним тянет. — Он покачал головой, и улыбка его сделалась мечтательной. — В твои годы я тоже отчебучил пару глупостей, чтобы произвести впечатление на девиц.

— А стоило?

Улыбка исчезла с лица Бернарда, но мечтательное выражение осталось. Просто улыбка ушла вглубь, словно он дарил ее тому, что существовало только в его памяти. Бернард никогда не говорил ни о своей покойной жене, ни о детях, тоже давно уже умерших.

— Да. До последнего синяка, до последней ссадины.

Тави вдруг очнулся.

— Как думаешь, Биттан виновен?

— Скорее всего, — ответил Бернард. — Но я могу ошибаться. До тех пор пока мы не выслушали все стороны, нам стоит воздержаться от окончательных суждений. Солгать твоей тетке ему не удастся.

— Мне удается.

Бернард рассмеялся.

— Ты все-таки поумнее Биттана. И потом, у тебя богатый опыт.

Тави улыбнулся в ответ.

— Сэр, я и правда могу отыскать отару. Нет, честно.

Мгновение Бернард молча смотрел на Тави. Потом кивнул.

— Вот и докажи, парень. Докажи мне.

ГЛАВА 4

Недовольно хмурясь, Исана подняла взгляд от кастрюли с водой. Когда-нибудь этот парень вляпается в неприятность, из которой выкрутится лишь благодаря хорошо подвешенному языку… Неяркое осеннее солнце светило в окна главной кухни Бернардгольда. В помещении пахло пекущимся хлебом и жареным мясом, которое шипело на вертеле над углями. Спина у Исаны уже болела от утренних хлопот, ведь они начались задолго до восхода солнца, и ни малейшего шанса отдохнуть в обозримом будущем у нее не было.

Всякий раз, как выдавалась пара свободных минут, она тратила их на то, чтобы, поглядывая на кипящий котел, с помощью Рилл следить за Кордами и Уорнерами. Уорнер с сыновьями помогали Фредерику-старшему, отвечавшему за всех гаргантов в хозяйстве, который вместе с долговязым сыном, Фредериком-младшим, чистил хлев.

Корд с младшим сыном бездельничали во дворе. Старший сын Корда, Арик, все утро колол дрова, давая выход жгущей его изнутри энергии. Напряжение сгущалось все утро, и это ощущалось всеми — даже теми, в телах у которых не было ни унции водяной магии.

Женщины забежали на кухню за своей полуденной трапезой — наскоро разогретой овощной похлебкой, вчерашним хлебом и сыром, — но есть предпочли на прохладном дворе. Усталое осеннее солнце освещало двор усадьбы, защищенный от холодного северного ветра высокими каменными стенами Бернардгольда. Исана не пошла за женщинами. От напряжения, сгущавшегося во дворе, ей становилось дурно, и она старалась по возможности дольше сохранить силы и самоконтроль на случай, если ей придется вмешаться.

Поэтому Исана, не обращая внимания на голодное бурчание в животе, сосредоточилась наделах, не забывая при этом прислушиваться к ощущениям своей фурии.

— Что, даже не перекусите, госпожа Исана? — Беритта оторвалась от чистки овощей.

Хорошенькое личико ее было чуть подрумянено, глазки — подведены. Исана уже предупреждала ее мать насчет того, что Беритта слишком молода для подобной ерунды, и нате вам: в волосах светлеют свежесорванные цветы, напоминающие колокольчики, а рубашку она надела с бесстыжым кружевным разрезом на груди и ей явно хочется смотреться на свое отражение в любой блестящей поверхности куда больше, чем помогать готовить вечернее угощение. Исана уже истощила свою изобретательность в попытках занять девку, чтобы та не шаталась по двору. Беритта часто развлекалась, глядя на то, как молодые мужчины соперничают за ее внимание, а уж в такой рубашке, да еще с бубенцами в волосах она и вовсе заставит их поубивать друг друга. Исане же и без того хватало сложностей.

Она покосилась на девицу, потом пошевелила кочергой угли в печи, где одна или две мелкие фурии огня, правившие очагом, явно ленились, исполняя свои обязанности. Она начала пихать их кочергой, и огонь сразу заплясал веселее.

— Как только найду свободную минуту, — ответила она девушке.

— А вам бы следовало… — отозвалась Беритта немного огорченно.

— Ты чисти, Беритта, чисти. — Исана повернулась к столу.

Вода в миске зарябила, поверхность ее приподнялась и выгнулась, приняв форму лица — ее собственного лица, каким оно было много лет назад. Исана улыбнулась своей фурии. Рилл всегда помнила, как выглядела Исана в день, когда они нашли друг друга, когда Исана, тогда еще совсем девчонка, младше нынешней Беритты, заглянула в тихое лесное озерко.

— Рилл, — сказала Исана и коснулась поверхности воды. Жидкость в миске взвихрилась вокруг ее пальца и чуть сдавила мягким пожатием. — Рилл, — повторила Исана. — Найди Бернарда. — Она представила брата: его уверенную, бесшумную походку, его негромкий бас, его крепкие руки — и передала этот образ через кончик пальца. — Найди Бернарда, — повторила она.

Фурия дрогнула, поверхность воды разгладилась, а потом Рилл исчезла из миски, скользнув бесшумной невидимой волной, ощутимой только по едва заметному покалыванию кожи.

Исана подняла голову и уже пристальнее посмотрела на Беритту.

— Скажи, — спросила она. — Что происходит, Беритта?

— Простите, — пробормотала девушка и покраснела, не сводя взгляда с ножа, снимавшего темную кожуру со светлой мякоти. — Я не понимаю, о чем это вы, госпожа.

Исана уперла руки в бока.

— Думается мне, понимаешь, и очень даже хорошо, — резко произнесла она. — Выбирай, Беритта: или ты мне сейчас же скажешь, где взяла цветы, или можешь подождать, пока я сама узнаю это.

Исана ощутила нотки паники в голосе девушки:

— Честное слово, госпожа, я нашла их лежащими у двери. Я не знаю, кто…

— Еще как знаешь, — сказала Исана. — Бубенцы не появляются сами собой из ниоткуда, и ты знаешь закон на их счет. Если хочешь, чтобы я сама дозналась, откуда они у тебя, клянусь великими фуриями, уж я постараюсь, чтобы ты получила по заслугам.

Беритта замотала головой, и один из цветков сорвался и упал на пол.

— Нет-нет, госпожа! — Исана буквально ощутила, как противна девушке необходимость лгать. — Я не рвала их, ни одного! Нет, правда, я…

Исана все-таки не смогла сдержать гнев.

— Ох, Беритта. Ты пока недостаточно взрослая, чтобы врать мне. Мне еще надо настряпать на целую ораву гостей и подготовиться к Дознанию, поэтому мне некогда тратить время на распущенную девчонку, считающую, будто если у нее круглые сиськи и бедра, то она умнее старших.

Беритта повернулась к Исане, опасно раскрасневшись.

— А вам завидно, госпожа?

Раздражение, охватившее Исану, сразу сменилось гневом. На какое-то мгновение она забыла про кухню, про все события последних дней, угрожавшие ферме, и сосредоточила все свое внимание на пышнотелой девке. Всего на одно мгновение она утратила контроль над своими эмоциями и позволила старому, полному горечи гневу захлестнуть ее всю.

Все котлы и чайники на кухне сразу вскипели. Пар свился в облако, устремившееся, обогнув Исану, к девушке, и к ножкам ее стула по полу хлынула кипящая вода.

Исана почувствовала, как обида сразу сменилась у Беритты ужасом; глаза девушки, прикованные к лицу Исаны, испуганно расширились. Раскинув руки, Беритта вскочила со стула; тех жалких фурий ветра, которые она успела накопить, хватило лишь на то, чтобы замедлить пар. Она перепрыгнула через почти успевшее окружить ее кольцо воды и с плачем бросилась к двери.

Исана стиснула кулаки и зажмурилась, заставив себя не думать о девице. Несколько глубоких, размеренных вдохов помогли ей вернуть контроль над своими эмоциями. Злость — неприкрытая, горькая — клокотала в ней, вскрикивая, словно живое существо, пытаясь вырваться на волю. Она ощущала, как скребут ее когти по желудку, по костям… Усилием воли она заглушила ярость, уняла взбесившийся и заполонивший всю кухню пар, от которого сразу запотели все окна. Чайники стихли. Вода перестала растекаться по полу.

Исана постояла немного в луже воды, от которой поднялось облако пара. Снова она разрешила эмоциям, которые ощущала в других, захватить ее собственные мысли и ощущения. Неуверенность, обида и злость Беритты, попав к ней в голову, пустили корни в ее собственных чувствах — и она позволила себе сорваться.

Исана подняла руку и потерла виски. Побочное свойство водной магии — способность слышать иные звуки. Звуки, которые лезут в уши, как тополиный пух в глаза, стучатся с такой силой, что череп едва не раскалывается под напором чужих эмоций.

Впрочем, она ничего не могла с этим поделать, только владеть собой и терпеть все, что выпадет ей на долю. Нельзя же, раз открыв глаза, отказаться от зрения. Она могла чуть приглушить ощущения, которые сообщала ей Рилл, но полностью погасить их было не в ее силах. Плата за водную магию, с которой ее обладателю приходится жить, — другого не дано.

Плата, но не единственная, подумала она. Исана наклонилась, шепча команды мелким фуриям в разлившейся по полу воде, созывая их до тех пор, пока отдельные струйки и лужицы не начали собираться в центре помещения в одну более или менее сформированную лужу. Исана вглядывалась в нее в ожидании последних мелких капель из дальних углов кухни.

На нее смотрело из воды отражение ее лица — гладкого, изящного, на вид почти не старше, чем у Беритты. Она поежилась, вспомнив лицо, которое показывала ей Рилл при каждом своем появлении. Возможно, то лицо не так уж и отличается от теперешнего…

Она подняла руку и провела пальцами по щеке. У нее до сих пор красивое лицо. Ей почти сорок лет, а на вид не больше двадцати. Проживи она еще лет сорок, все равно будет выглядеть как тридцатилетняя женщина, не старше. На лице ее не было ни морщинки даже в уголках глаз, хотя в каштановых волосах уже кое-где мелькала седина.

Исана встала и посмотрела на отраженную в воде женщину. Высокая. Худая. Слишком худая для женщины своего возраста — с едва намеченными округлостями груди и бедер. Ее можно спутать с долговязой девчонкой-подростком. Ну конечно, держится она увереннее, решительнее, чем держалась бы любая девица лет восемнадцати, да и седина (какая там седина — несколько волосков) говорила об ее истинном возрасте. И уж конечно, любой и каждый в долине Кальдерона знал ее по имени, ибо она слыла одной из самых могущественных заклинательниц фурий. Но все это не отменяло того простого и очевидного факта, что она казалась одетым в женское платье мальчишкой. Во всяком случае, не такой женщиной, которую хочется взять в жены.

Исана на мгновение зажмурилась от боли. Тридцать семь лет, и она одинока. Никаких ухажеров, разумеется. Никаких венков в волосах, никаких там танцев, даже о невинном флирте нечего думать. Все это обошло ее стороной — даже при всем том юном образе, который дарила ей водная магия. Той юности, которая всегда отдаляла ее от сверстниц, замужних женщин, матерей.

Она открыла глаза и рассеянно заставила разлившуюся воду принести хоть какую-то пользу и вымыть пол. Лужа послушно прокатилась по кругу, собирая пыль и мелкий хлам, и Исана пошла открыть дверь, чтобы выпустить ее наружу. В душную, полную пара кухню хлынул прохладный воздух с улицы, и она снова зажмурилась, жадно вдыхая его.

Придется признаться себе: слова Беритты задели ее так больно не только потому, что она ощутила ее слишком сильные подростковые эмоции, но и потому, что та сказала правду. У Беритты имелось в достатке сочных округлостей, способных привлечь внимание любого мужчины в долине, — и, разумеется, с полдюжины их уже плясали под ее дудку, включая Тави, пусть мальчик и пытался отрицать это. Беритта. Крепкая, зрелая, способная рожать здоровых детей.

То, чего, по всеобщему убеждению, Исане не дано.

Она сжала губы и открыла глаза. Довольно. Слишком много всего нужно сделать, чтобы позволить застарелой боли всплыть сейчас на поверхность. Над долиной прокатился гром, и Исана перешла через кухню, открыла настежь северное окно и посмотрела на далекую горную вершину. Гарадос возвышался во всем своем великолепии: снег сиял на его плечах, сползая языками к подножию, — признак надвигающейся зимы. Темные тучи собирались у вершины; на ее глазах в их клубящейся массе полыхнула темно-зеленая молния, и по долине прокатилось еще одно раскатистое предупреждение. Лилвия — жена Гарадоса, грозовая фурия, — собирала тучи для нового нападения на народ долины. Она выждет еще целый день, даст своим стадам туч напитаться как следует солнечным теплом и уж тогда пошлет их на долину, чтобы те оглушили ее раскатами грома и исхлестали плетьми ледяного дождя.

Исана сжала губы. Это невыносимо. Вот бы в долине поселился хоть один мало-мальски способный заклинатель ветров: уж он бы развеял тучи еще на подступах к дальним стедгольдам… впрочем, все мало-мальски способные заклинатели ветров служат рыцарями. Или курсорами.

Она подошла к мойке и коснулась крана, дав знать тамошним фуриям, что ей нужна свежая вода из колодца. Когда чан наполнился чистой, ледяной водой, она зачерпнула из него пару ведер и только потом позволила фуриям отдохнуть. Затем обошла кухню и долила воды в выкипевшие почти до дна котелки, вынула хлеб из печи, оставила его остывать в формах, а в печь поставила новую партию. Потом еще раз окинула взглядом кухню, все ли в порядке. Остаток воды на полу собрал последние крохи грязи, и она выпустила его на улицу, дав впитаться в землю у порога.

— Рилл? — окликнула Исана. — Ты что так долго?

Вода в котле забурлила, и три негромких всплеска объявили о возвращении Рилл. Исана подошла к миске, закинула косу за плечо, чтобы та не мешала, и пристально вгляделась в воду в ожидании, пока рябь успокоится.

Фурия показала ей мутное изображение — должно быть, она смотрела из какого-то застоявшегося пруда в Сосновых Лощинах. Долговязая фигура — наверное, Бернард — пересекла гладь воды в миске и исчезла. Исана покачала головой. Образы, которые показывала Рилл, не всегда отличались ясностью, но, похоже, Бернард с Тави все еще искали пропавшую отару.

Она пробормотала несколько слов, отпуская Рилл, отодвинула миску — и только сейчас услышала, что со двора не доносится ни звука. А мгновение спустя напряжение, царившее в Бернардгольде, сразу накалилось до такой степени, что откликнулось физической болью.

Исана усилием воли заглушила эмоции и, заставив себя дышать ровно и держаться уверенно, вышла из кухни. Обитатели усадьбы столпились в центре двора и стояли практически молча, лишь изредка встревоженно перешептываясь.

— Корд, — буркнула она.

Исана шагнула вперед, и люди расступились, давая ей пройти.

Двое мужчин стояли лицом к лицу посереди двора, и воздух между ними буквально гудел от напряжения. Корд стоял, скрестив руки на груди, и земля под его ногами колыхалась. Его засаленная борода топорщилась от улыбки, глаза горели из-под густых бровей возбужденным, задиристым огнем.

Перед ним стоял стедгольдер Уорнер — высокий, худой как жердь мужчина с лысой, если не считать редких клочков седых волос, головой и длинными руками и ногами. Узкое, изборожденное морщинами лицо Уорнера побагровело от гнева, и воздух вокруг него дрожал, как над горячим очагом.

— Я всего-то и говорю, — произнес Корд, — если эта твоя маленькая сучка не может не раздвигать ног перед любым мужиком, то это, дружище, твоя проблема. Не моя.

— Заткни хлебальник, — зарычал Уорнер.

— А то — что? — с презрительной ухмылкой поинтересовался Корд. — Что ты сделаешь? Удерешь и спрячешься за бабские юбки? Будешь хныкать и ждать, покуда Грэм придет тебе на помощь?

— Да как ты… — захлебнулся Уорнер. Он сделал шаг вперед, и воздух во дворе сделался заметно теплее.

Корд улыбнулся, сверкнув зубами.

— Ну, валяй, Уорнер. Объяви это дуэлью. Уладим это как мужчина с мужчиной. Ежели, конечно, ты не предпочитаешь унизить свою маленькую шлюшку, заставив ее рассказывать перед всеми гольдерами долины Кальдерона, как это она совратила моего парня.

Один из сыновей Уорнера, высокий, стройный юноша с короткой стрижкой, как у легионеров, шагнул к отцу и взял его за руку.

— Не надо, пап, — сказал он. — В честном бою его не одолеть.

Двое его братьев встали у Уорнера за спиной; сыновья Корда тоже встали за спиной у отца.

Хедди, дочка Уорнера, бросилась к отцу. Роскошная грива ее волос взметнулась и заколыхалась золотыми волнами в окружавшем Уорнера горячем воздухе. Она в смятении огляделась по сторонам; лицо ее раскраснелось от волнения.

— Ну папа, — твердила она. — Не надо так. Это не по-нашему.

Корд смерил девушку полным презрения взглядом.

— Биттан, — оглянулся он на младшего сына. — И ты тыкал своим отростком в эту тощую клячу? С таким же успехом ты мог проделать это с одной из овец Уорнера.

Исане пришлось сжать кулаки и напрячь всю свою волю, чтобы кипевшие во дворе эмоции не захлестнули ее с головой. Все их чувства — от панического страха и унижения, владевших Хедди, и до ярости Уорнера, до садистского наслаждения и жажды насилия Корда — волнами накатывали на нее. Они были слишком сильные, чтобы не обращать на них внимания. Она отогнала их прочь и сделала глубокий вдох. Кордова фурия земли была свирепой тварью, приученной убивать. Он использовал ее для охоты и забоя скота. Любая фурия со временем приобретает черты своего партнера-человека, но, даже не принимая в расчет характер самого Корда, земляные фурии всегда опасны. Убийцы.

Исана скользнула взглядом по двору. Дворня обступила их кругом, но не вмешивалась. Никому не хотелось оказаться вовлеченным в ссору стедгольдеров. Вороны побери ее братца! Где его носит, когда он так нужен ей здесь?

Исходящий от Уорнера поток гнева сделался резче — еще мгновение, и он поддастся на подколки Корда и согласится на официально принятую в королевстве форму дуэли. Корд убьет его, но Уорнер был слишком взбешен, чтобы понимать это. Сыновья Уорнера тоже заливали ее потоками гнева, а уж младший сын Корда просто истекал плохо скрываемой жаждой насилия.

Сердце Исаны разрывалось от всех этих эмоций, к которым добавлялся и ее собственный страх. Она отогнала и их, пытаясь направить всю эту кипящую энергию в нужное ей направление. Она шагнула вперед, остановившись между двумя стедгольдерами, и уперла руки в бока.

— Джентльмены, — произнесла она звенящим от возмущения голосом, — вы мешаете нам обедать.

Уорнер шагнул к Корду, не сводя глаз с его лица.

— Уж не ждешь ли ты, что я снесу такое?

Корд тоже придвинулся ближе.

— Дуэль, — сказал он. — Ну же, Уорнер. Объяви ее, и мы уладим все здесь и сейчас.

Исана резко повернулась к Корду и в упор посмотрела в его глаза.

— Не на моем дворе.

Стоявший за спиной у Корда Биттан надменно хохотнул и шагнул к Исане.

— Ну-ну, — произнес он. — Это еще у нас кто? Очередная шлюшка, переживающая за свою товарку Хедди?

— Биттан, — предостерегающе буркнул Корд.

Исана прищурилась. Надменность самоуверенного похотливого юноши окутывала ее клубами зловонного смрада. Он сделал еще шаг к ней — презрительно ухмыляясь, пожирая ее взглядом от босых ног до длинной косы. Этот идиот, похоже, не знал ее в лицо.

— Рано испорченная, — заметил Биттан. — Но ничего: это мы сейчас исправим.

Он протянул руку и коснулся ее лица.

Исана позволила ему прикоснуться к ней, ощутила его отчаянную жажду утвердиться в собственных глазах. Потом перехватила его за запястье и ледяным голосом произнесла:

— Рилл. Разберись с этим слизняком.

Биттан резко скорчился и опрокинулся навзничь. Он еще успел издать сдавленный крик, почти мгновенно захлебнувшийся, когда изо рта у него хлынула вода. Он бился на камнях двора; глаза его вылезли из орбит. Он попытался было закричать еще раз, но из ноздрей и рта его брызнула лишь вода.

Старший сын Корда бросился к упавшему брату, а сам Корд, злобно ощерившись, шагнул к ней.

— Сука! — рявкнул он.

Земля под его ногами вздулась, словно готовая броситься вперед.

— Ну, давай, Корд, — все тем же ледяным тоном продолжала Исана. — Но прежде я напомню тебе, что ты сейчас в Бернардгольде. И меня вызвать на дуэль ты не можешь. — Она улыбнулась ему как могла безмятежнее. — Я не стедгольдер.

— Я все равно могу убить тебя, Исана, — сказал Корд.

— Можешь, — согласилась она. — Только тогда я не смогу отозвать Рилл, чтобы она отпустила твоего парня, верно?

— И что? — пожал плечами Корд. — Одним ртом меньше, только и всего.

— Что ж, раз так, — отозвалась она, — надеюсь, ты в силах убить здесь всех до одного. Ибо за хладнокровное убийство тебе придется ответить, стедгольдер Корд. Мне все равно, как далеки мы от правосудия Первого лорда, — убей меня, и во всем королевстве тебе не найти места, чтобы укрыться от него.

Не дожидаясь ответа, она повернулась к Уорнеру.

— Убери эту ухмылку с лица, стедгольдер. Что за пример показываешь ты моим людям и их детям? — Она нахмурилась и шагнула к нему. — Я требую, чтобы ты дал слово не делать больше никаких глупостей, пока ты гостишь у меня в доме!

— Но, Исана, — возмутился Уорнер; сыновья его так и не спускали глаз с Корда и его отпрысков. — Эта скотина, которая валяется на земле, изнасиловала мою дочь!

— Папа! — всхлипнула Хедди, дергая его за рукав. — Папа, пожалуйста!

— Твое слово, Уорнер! — рявкнула Исана. — Или я объявлю твою сторону виновной здесь и сейчас!

Взгляд Уорнера переместился наконец на Исану, и она ощутила его потрясение.

— Но, Исана…

— Никаких «но». Ты не имеешь права вести себя так в моем доме, Уорнер, а моего брата здесь нет, чтобы вколотить в твою безмозглую башку хоть немного здравого смысла. Твое слово. Никакого вздора насчет дуэли. Никаких драк или поединков в моем стедгольде.

С минуту Уорнер молча смотрел на нее. Исана ощущала царившие от беспомощности в его душе смятение, гнев и досаду. Затем он слегка сощурил глаза, и они наполнились добротой и теплом.

— Ну ладно, — чуть слышно пробормотал он. — Даю слово. За нас всех. Мы ничего такого не затеем.

Исана повернулась обратно в сторону Корда и шагнула к юноше, который так и лежал на земле с сочащейся изо рта водой. Едва не задев, она обошла старшего сына Корда (его, кажется, зовут Арик, подумала она) и, наклонившись, положила руку на лоб Биттану. Парня охватил животный ужас. Она не ощущала больше ни заносчивости, ни агрессии — только страх, такой сильный, что по коже Исаны забегали мурашки.

Корд оскалился на нее сверху вниз.

— Я так думаю, ты и моего слова хочешь?

— Не помешало бы, — огрызнулась Исана и понизила голос: — Ты подонок, Корд, и нам обоим это прекрасно известно, — громко же она произнесла: — Рилл. Пусти его.

Она выпрямилась и сделала шаг назад. Биттан закашлялся, отплевываясь водой; наконец-то ему удалось сделать вдох. Она оставила его валяться на земле и повернулась, чтобы уйти.

Один из камней, которыми был вымощен двор, выгнулся и мягко, но решительно охватил ее лодыжку. Сердце ее дрогнуло от страха; спина продолжала холодеть от ярости Корда. Она закинула косу за плечо и, прищурившись, встретила его взгляд.

— Еще не все кончено, Исана, — очень тихим голосом пообещал Корд. — Я этого не забуду.

Исана смотрела в его глаза, полные холодной, расчетливой ненависти, и черпала из них энергию, чтобы ответить холодом на холод.

— На твоем месте я бы надеялась, что все кончено, Корд, — ответила она так же тихо. — Или тебе придется понять: то, что случилось с Биттаном, — еще счастье. — Она опустила взгляд на скованную камнем ногу и снова подняла его, глядя ему в лицо. — Вы можете подождать в амбаре. Я пришлю чего-нибудь перекусить. Когда придет время обеда, мы вас позовем.

Мгновение Корд не двигался с места. Потом сплюнул на землю и кивнул сыновьям. Арик подхватил глотавшего воздух Биттана, рывком поднял его на ноги, и они втроем побрели к широкой двери амбара. Только когда они скрылись внутри, земля под босой ногой Исаны дрогнула и отпустила ее.

Она зажмурилась, и страх, который она сдерживала все это время, снова накатил на нее, грозя вырваться наружу. Она задрожала, но, решительно тряхнув головой, взяла себя в руки. Не сейчас, не у всех на глазах. Она открыла глаза и обвела взглядом столпившихся вокруг людей.

— Ну? — спросила она. — До вечерней трапезы еще надо сделать уйму всего. Мне в одиночку не справиться. Марш работать.

Люди зашевелились, заговорили друг с другом. Некоторые бросали на нее взгляды, полные уважения, восхищения или страха. Их страх она ощущала как прикосновения многочисленных ледяных нитей. Ее люди — те, с кем она жила и трудилась всю свою жизнь, — боялись ее.

Глаза ее наполнились слезами — но уж с этим-то справиться было проще простого; это едва ли не первый фокус из тех, который осваивают заклинатели воды. Усилием воли она прогнала слезы обратно, и никто их не заметил. Противостояние и связанные с ним напряжение и жажда насилия потрясли ее так, как не случалось с ней уже много лет.

Исана сделала еще один глубокий вдох и пошла обратно на кухню. Хорошо хоть ноги полностью повиновались ей, ибо слабость, овладевшая ею, казалась почти невыносимой. Голова буквально раскалывалась от боли: водная магия и так отнимает уйму сил, а тут еще это напряжение…

При ее приближении из дверей кузни вышел, чуть подволакивая ногу, Линялый. Роста он был сравнительно небольшого, и левую часть его лица украшал чудовищный ожог: клеймо труса, выжженное много лет назад. Волосы, еще совсем черные, как вороново крыло, он отрастил как можно длиннее, чтобы они скрывали и клеймо, и рваный шрам на голове — возможно, след давнего ранения в битве. Идиотски ухмыляясь, раб подал ей маленькую чашку воды и полотенце, казавшееся особенно чистым по сравнению с его лохмотьями и прожженным во многих местах кожаным фартуком.

— Спасибо, Линялый, — кивнула Исана. Она взяла у него и то и другое и сделала глоток воды. — Я хочу, чтобы ты приглядел за Кордом. Мне нужно, чтобы ты дал мне знать, если он или кто-нибудь из его сыновей попытается выйти из амбара. Хорошо?

Линялый поспешно кивнул. Из полуоткрытого рта его сбежала струйка слюны.

— Приглядеть за Кордом, — повторил он. — Амбар. — Он нахмурился и некоторое время молчал, глядя прямо перед собой, потом ткнул в нее корявым указательным пальцем. — Сама смотреть.

Она мотнула головой.

— Я слишком устала, Линялый. Ты просто скажи мне, если кто-то из них выйдет. Ладно?

— Выйдет, — повторил Линялый и вытер слюну рукавом. — Сказать.

— Верно, — кивнула она с улыбкой. — Спасибо, Линялый.

Линялый довольно хмыкнул и улыбнулся.

— Пожалуйста.

— Линялый, тебе самому в амбар лучше не заходить. Там кордгольдеры, и, мне кажется, тебе они не обрадуются.

— Да уж, — буркнул раб. — Следить, сказать.

Он повернулся и, шаркая ногами, побрел в направлении амбара.

Исана перепоручила старой Битте заботы о кухне, вернулась к себе в комнату и уселась на кровати, сложив руки на коленях. В желудке стояла неприятная тяжесть, и ей пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы успокоиться. С непосредственной угрозой ей удалось справиться, а на Линялого — при всей его бесхитростности и неважных разговорных способностях — вполне можно положиться. Он предупредит, если что.

Она переживала из-за Тави сильнее, чем когда-либо. Конечно, с Бернардом он в относительной безопасности, и все же беспокойство не давало ей покоя. Сосновые Лощины считались самым опасным местом в долине, но ее усталые чувства улавливали угрозу намного более серьезную. Какие-то тяжелые предчувствия витали в воздухе долины, какие-то стихии накапливали силу — стихии, по сравнению с которыми назревавшая над Гарадосом гроза казалась безобидной мелочью.

Исана прилегла на кровать.

— Пожалуйста, — устало прошептала она. — Великие фурии, пожалуйста, сделайте так, чтобы с ним ничего не случилось…

ГЛАВА 5

Тави понадобилось не больше часа, чтобы обнаружить след Доджера, но и потом легче не стало. Он шел по следу все утро и первые дневные часы, задержавшись только раз, чтобы напиться ледяной воды из ручья и перекусить сыром и солониной, которые предусмотрительно захватил с собой его дядька. К этому времени Тави твердо решил, что Доджер сполна заслужил свою кличку — Увертливый и что тот просто забавляется, заставляя их петлять во всех направлениях по бурелому.

Хотя мрачная громада Гарадоса и сделалась больше и темнее, окутавшись грозовыми тучами, Тави старался не обращать на нее внимания, сосредоточившись на деле. Время было далеко за полдень, когда он наконец догнал вздорного барана и его отару.

Он услышал овец прежде, чем увидел их: одна из маток жалобно блеяла. Он оглянулся через плечо на дядьку, следовавшего в нескольких десятках шагов позади него, и махнул ему рукой, давая знать, что нашел их. При этом он не смог сдержать довольной улыбки, да и дядька улыбнулся ему в ответ.

Доджер завел отару почти в непролазную чащобу колючих кустов в рост Тави и глубиной в добрую сотню футов. Тави высмотрел рога Доджера и начал осторожно пробираться к нему, по обыкновению громко разговаривая с вожаком. Доджер фыркнул и принялся рыть землю копытом, угрожающе выставив рога вперед. Тави нахмурился и сбавил скорость. Доджер весил никак не меньше четверти тонны, а овцы местной, горной породы, которую жители Пограничья ценили за рост и силу, позволявшие им защитить себя, в случае угрозы становились агрессивными. Не один неосторожный пастух поплатился за это жизнью.

Резкий, сладковатый запах заставил Тави застыть на месте. Пахло забитой овцой: кровью и пометом.

Что-то было не так. Совсем не так.

Теперь Тави приближался еще медленнее, осторожно оглядываясь по сторонам. Первую убитую овцу — точнее, ягненка — он увидел, не доходя несколько ярдов до кустов. Он опустился на колени и внимательно осмотрел останки в надежде понять, что убило животное.

Это были не слайвы. Слайвы могут убить ягненка или даже взрослую овцу, напав на нее стаей. Однако ядовитые ящерицы сразу же разрывают труп на части, не оставляя ничего, кроме костей. Ягненок был мертв, но рана на теле была только одна — широкий, чистый порез, почти отделивший голову ягненка от тела. Такую рану мог бы нанести саблезуб, но эти горные хищники, убив жертву, либо пожирают ее на месте, либо уносят к себе в логово. Волки — даже гигантские волки варварских лесов к востоку от долины Кальдерона — так чисто не убивают. Ну и потом, любой хищник вряд ли оставил бы убитого ягненка целым. Звери не убивают для развлечения.

Земля вокруг ягненка была неровной, каменистой. Тави поспешно обшарил ее взглядом в поисках следов, но нашел только отпечатки овечьих копыт и еще несколько непонятных отметин — он не мог даже сказать наверняка, следы ли это. Один неясный отпечаток напоминал след человеческой пятки, но с таким же успехом его мог оставить сдвинутый с места круглый камень.

Тави озадаченно встал и почти сразу же увидел еще два трупа, лежавших между первым ягненком и кустами, в которых укрылся Доджер. Еще один ягненок и ярка, на обоих зияют такие же глубокие, чистые раны. Кто-то из сильных фурий вполне мог разить так, но фурии редко нападают на животных без приказа своего властелина-человека. И если эти убийства совершены не животным, значит, это дело человеческих рук. Правда, для этого тому понадобился бы до ужаса острый нож и, возможно, помощь фурии, удесятерявшей силу.

Однако чужаков в приграничной долине почти не бывает, а из местных никто по таким буеракам не шляется. Нависающая над этими местами громада Гарадоса пронизывает своим напряжением землю на мили вокруг, а уж рядом с самой горой даже уснуть почти невозможно.

Тави поднял взгляд и нахмурился: Доджер продолжал стоять у прохода сквозь кусты, угрожающе выставив вперед рога, и Тави вдруг стало не по себе.

— Дядя! — позвал Тави, и голос его чуть дрогнул. — Что-то не так.

Бернард подошел к нему, окинул взглядом Доджера и отару, затем лежавших на земле мертвых овец. Он нахмурился, потом глаза его расширились. Он распрямился и отстегнул от пояса короткий, тяжелый легионерский меч.

— Тави. Быстро ко мне.

— Чего?

— Живо! — В голосе Бернарда зазвучали стальные, командные нотки, каких Тави ни разу еще у него не слышал. С тревожно забившимся сердцем Тави повернулся и послушно подошел к нему.

— А как же отара?

— Забудь, — ледяным тоном отрезал Бернард. — Мы уходим.

— Но овцы… мы же их потеряем! Не можем же мы бросить их так!

Бернард сунул меч в руку Тави, медленно обшарил взглядом кусты вокруг и наложил стрелу на тетиву лука.

— Держи его острием вниз. Положи другую руку мне между лопаток у основания шеи и держи ее там.

Страх, охвативший Тави, сделался еще сильнее, но он совладал с ним и сделал все, как приказал дядька.

— Что случилось? Почему мы уходим?

— Потому, что мы хотим вернуться живыми. — Бернард двинулся прочь из зарослей; лицо его застыло от напряжения.

— Живыми? Дядя, да что…

Бернард застыл, резко повернулся и вскинул лук. Тави повернулся следом за ним и успел увидеть какое-то движение в зарослях перед ними.

— Что э…

Резкий, шипящий звук послышался с противоположной стороны. Тави повернул голову, но дядька его не смог сделать этого так же быстро, ибо ему пришлось поворачиваться всем телом — с поднятым луком и приложенной к щеке стрелой. Тави ничего не оставалось, как смотреть на приближавшегося… кого?

Нападавший напоминал птицу — если только птица может иметь восемь футов роста и бегать на длинных, мощных ногах, мощнее и больше в обхвате, чем у беговой лошади, и украшенных зловещего вида когтями. Голова ее покоилась на длинной, гибкой шее; клюв напоминал ястребиный, только во много раз больше, острый и угрожающе изогнутый. В расцветке оперения преобладали черные и коричневые тона, но глаза имели непривычный золотой оттенок.

Птица рванулась вперед, сделала два огромных шага и взвилась в воздух, вытянув когти к своим жертвам и молотя по воздуху неожиданно крошечными крылышками. Бернард оттолкнул Тави бедром, и тот полетел в сторону, а дядька остался между ним и надвигающимся кошмаром.

Бернард выстрелил не целясь. Стрела ударила в птицу по касательной и отлетела от жестких перьев. Жуткая тварь приземлилась на Бернарда и клюнула его.

Тави вскрикнул, когда капли крови его дядьки попали ему на лицо.

Зверь-птица орудовала когтями. Один из них рванул дяде Бернарду бедро, вспоров крепкие кожаные штаны, как тонкую ткань. Кровь ударила струей. Другой коготь целил в горло, но Бернарду удалось отбить его луком. Тварь попыталась достать его клювом, и снова он отбил выпад.

Огромный клюв птицы метнулся вбок и перекусил лук, словно тонкую хворостинку. Громко хлопнула оборвавшаяся тетива.

Тави поднял меч и с криком бросился на помощь дядьке. Его собственный голос показался ему чужим, таким он был высоким, срывающимся от волнения и страха. Птичья голова повернулась в его сторону, и взгляд золотых глаз уперся в него.

— Брутус! — крикнул дядя Бернард, стоило птице отвернуться к Тави. — Взять его!

Земля под ногами у птицы вздыбилась и метнулась вверх: Брутус откликнулся на зов Бернарда.

Тонкий почвенный покров раздался, обнажив каменную поверхность. Брутус вылетел из земли, как выбегающая из прибоя гончая, — огромный охотничий пес из земли и камня. Глаза фурии горели ослепительно-зелеными изумрудами. Брутус оттолкнулся каменными лапами от земли, прыгнул и сомкнул каменные челюсти на птичьей ноге.

Птица испустила звук, напоминающий пронзительный свист закипающего чайника, и ее клюв метнулся к голове фурии. Удар высек из камня искры, и одно ухо у гончей отлетело в сторону, но Брутус не обратил на это ни малейшего внимания.

Тави снова закричал и, держа дядькин меч обеими руками, нанес удар. Он попал птице в основание шеи и ощутил, как та дернулась от боли — это напоминало рывки попавшей на крючок рыбы. Он замахнулся и ударил еще раз. Из раны выплеснулась на клинок темная кровь.

Тави продолжал разить мечом, уворачиваясь при этом от когтей твари. Снова и снова ударял тяжелый клинок по птичьей шее; брызги темной крови летели Тави на руки, на одежду и на лицо.

Брутус опрокинул птицу набок и навалился на нее сверху, прижимая к земле. Тави снова взвизгнул и с размаху, как топор, опустил меч птице на голову. Он услышал хруст, и птица обмякла. Свистящий визг стих, только кровь барабанным боем стучала у юноши в ушах.

Тави била крупная дрожь. Вся его одежда, меч и рассыпанные по земле перья были в крови. Брутус продолжал удерживать птицу за ногу своими гранитными челюстями. От тела исходила омерзительная вонь. Тави поперхнулся и постарался дышать ртом. Потом опомнился и повернулся к лежавшему на земле дядьке.

— Дядя, — пробормотал Тави и опустился рядом с ним на колени. Тот был весь в крови. — Дядя Бернард.

Бернард повернул бледное, перекошенное от боли лицо к Тави. Обеими руками он зажимал рану на бедре — с такой силой, что побелели пальцы.

— Нога, — прохрипел он. — Надо перетянуть ногу жгутом, парень, или мне крышка.

Тави кивнул. Он положил меч на землю и расстегнул пояс.

— А Брутус? — спросил он.

Бернард с усилием мотнул головой.

— Не сейчас. И потом, такие дела ему не поручишь.

Тави пришлось тянуть обеими руками, чтобы подвинуть дядину ногу хотя бы настолько, чтобы он смог подсунуть под нее пояс, — и даже это небольшое перемещение заставило того охнуть от боли. Тави затянул пояс как можно сильнее и завязал концы. Бернард снова застонал и медленно отнял руки от раны. Кровь продолжала сочиться, но по крайней мере не била струей. Сама рана выглядела ужасно. Коготь вспорол мышцы, и Тави показалось, что он видит, как в глубине белеет кость. У него снова свело желудок, и он отвел взгляд в сторону.

— Вороны! — пробормотал он. — Дядя? Ты как?

— Болит изрядно. Ты говори со мной, говори — так легче.

Тави прикусил губу.

— Ладно. Что это за тварь такая?

— Овцерез. Их разводят в южных краях. По большей части в Лихорадских джунглях. Никогда не слышал, чтобы их видели в наших северных краях. Тем более таких крупных.

— Они что, пожирают овец?

— Нет. Они слишком глупы. Стоит им почуять кровь, и они рвут на части все, что движется.

Тави сглотнул и кивнул головой.

— Мы все еще в опасности?

— Возможно. Овцерезы охотятся парами. Ступай посмотри на птицу.

— Чего?

— Посмотри на эту проклятую птицу, парень! — рявкнул Бернард.

Тави встал и вернулся к овцерезу. Свободная нога его еще дергалась, когти сжимались и разжимались. От него продолжала исходить нестерпимая вонь, и Тави пришлось прикрыть нос и рот рукой.

Бернард охнул и сел. На мгновение голова его бессильно повисла, и ему пришлось опереться о землю руками.

— Ты убил его первым ударом, Тави.

Тебе бы стоило отойти и дать этой гадине сдохнуть.

— Но она еще билась, — возразил Тави.

Бернард мотнул головой.

— Ты перерубил ему шею. Его бы не хватило надолго. Но за те несколько минут, что он истекал кровью, он вполне мог бы прихватить и тебя с собой. Посмотри на его шею. У самой головы, сзади.

Тави обошел труп птицы и посмотрел туда, куда сказал дядька, — стараясь при этом держаться подальше от клюва.

Что-то заставляло перья на шее птицы странно топорщиться. Он опустился на колени и, борясь с брезгливостью, раздвинул перья.

Шею птицы туго стягивало, впиваясь в мышцы, плетеное кольцо из грубой холстины и кожи.

— Тут у него что-то вроде ошейника, — сообщил Тави.

— Из чего ошейник? — прохрипел Бернард.

— Не знаю. Вроде как холст и немного кожи, и все заплетено в косичку. Я такого еще не видел.

— Это маратский ошейник. Нам надо убираться отсюда, Тави.

Тави потрясенно посмотрел на дядю.

— Но ведь в долине Кальдерона нет маратов. Легионы прогнали их. Здесь не бывало маратов со времен той большой битвы много лет назад.

Бернард кивнул.

— Еще до твоего рождения. Но те две когорты, которые расквартированы в гарнизоне, не обязательно перехватывают их, если они только не переходят границу большими группами. Где-то здесь находится воин-марат, и он вряд ли обрадуется тому, что мы убили его птицу. И ее самец — тоже.

— Самец?

— Видишь отметины на затылке? Шрамы от спаривания. Мы убили самку.

Тави охнул.

— Тогда, пожалуй, нам лучше идти.

Бернард кивнул; движения его сделались усталыми, неуверенными.

— Иди сюда, парень.

Тави повиновался, снова опустившись на колени рядом с дядей. Одна из овец заблеяла, и Тави нахмурился: он увидел, что маленькое стадо разбрелось по кустам и Доджер забегал вокруг него, бесцеремонно сгоняя самок рогами.

— Брутус, — хрипло произнес Бернард и весь сморщился от напряжения. — Отпусти птицу. Отнеси нас обоих домой.

Каменный пес отпустил птицу, повернулся к Бернарду и снова погрузился в землю. Тави почувствовал, как дрогнула и зашевелилась земля под ногами. Потом из-под нее выросла каменная плита шириной футов в пять и вместе с ними двинулась в южном направлении — ни дать ни взять плот на неспешной реке. Медленно набирая скорость, земляной плот заскользил в сторону прогалины.

— Растолкай меня, когда мы вернемся, — пробормотал Бернард, лег на спину и закрыл глаза. Тело его мгновенно обмякло.

Тави, нахмурившись, покосился на дядю, потом оглянулся на овец. Доджер снова загнал их в буерак и выставил рога — но не в сторону Тави.

— Дядя Бернард, — произнес Тави, и голос его показался ему самому высоким и напуганным. — Дядя Бернард, мне кажется, что-то приближается.

Дядя не ответил. Тави огляделся по сторонам в поисках дядькиного меча и тут же сообразил, что оставил его рядом с трупом овцереза и теперь их разделяют две дюжины шагов. Он сжал кулаки от досады. Это все он виноват. Если бы он не забыл на время о своих обязанностях из желания произвести впечатление на Беритту, ему не нужно было бы отправляться на поиски Доджера, а его дядьке не пришлось бы идти с ним.

Тави поежился. Смерть вдруг показалась не далекой, а совсем близкой, очень даже настоящей.

В долине потемнело, и Тави увидел, как на солнце наползают тучи. Где-то вдалеке ударил гром. Деревья зашелестели, раскачиваясь под порывами ветра. Тави казалось, что каменный плот ползет медленнее черепахи. На деле они уже перемещались со скоростью быстро шагающего человека и продолжали набирать ход, но Тави отчаянно хотелось двигаться быстрее. Он боялся, что они опоздают.

Новая мысль мелькнула у него в голове, и он застыл. Если кто-нибудь нападет на них сейчас, его дядя не придет на помощь. Тави придется справляться с этим самому.

Пронзительный, свистящий вопль раздался в зарослях справа от них, выше по склону.

Тави дернулся и посмотрел в том направлении, но ничего не Увидел. Вопль повторился.

Еще один овцерез.

Другой вопль отозвался ему эхом, на этот раз слева от каменного плота, и прозвучал он неприятно близко. Третий? Шагах в пятидесяти позади них качнулись кусты. Тави показалось, что к ним что-то приближается.

— Они приближаются, — негромко произнес он.

Внутри его все сжалось. Хотя Брутус, разогнавшись, не уступал в скорости бегущему человеку, разгон требовал времени, а его у них не осталось. Шансов спастись от другого овцереза у лежавшего без сознания Бернарда не было, а от Брутуса помощи ждать не приходилось, ибо тот сосредоточился на одной-единственной задаче: доставить их домой.

Из этого следовало, что спастись дядя может только в одном случае: если овцерез погонится за кем-нибудь другим. Точнее, если этот кто-то уведет его за собой в другую сторону.

Тави сделал глубокий вдох — и скатился с каменного плота на землю. Он заполз под придорожный куст и затаился. Если овцерезы реагируют на движение, уж наверняка им будет труднее делать это в ветер, при раскачивающихся деревьях и кустах. Он полежит немного неподвижно, а потом примется шуметь и скакать, чтобы отвлечь внимание охотников от уязвимой добычи.

Снова громыхнул гром, и на щеку Тави упала ледяная капля. Он поднял глаза и увидел, что небо почти полностью затянуло черными тучами. Еще одна капля упала на него, и вдруг его охватил такой страх, что едва не стошнило. Затеянные дикими фуриями грозы смертельно опасны для любого, кого они застанут в глуши. Лишенный защиты толстых стен усадьбы, лишенный защиты собственных фурий, он почти наверняка окажется в полной власти стихий. Стараясь дышать ровнее, Тави подобрал несколько камней подходящего для броска размера. Потом повернулся лицом на восток и швырнул камень как можно дальше.

Описав беззвучную дугу, камень ударился о древесный ствол; стук вышел что надо — резкий, отчетливый. Тави вжался в землю у древесных корней и затаил дыхание.

С противоположной стороны тропы послышался свист, и что-то шевельнулось в кустах. Одновременно за спиной Тави послышался топот, и тропу, пробитую в кустах махиной Брутуса, пересек огромный темный силуэт. Еще один овцерез, крупнее и темнее первого. Он бежал неожиданно тихо для такой туши, только когти стучали по ковру из опавшей хвои и шелестели, задевая за ветви, перья. Тварь метнулась к месту, где только что упал камень, и скрылась в кустах.

Тави перевел дух. Он швырнул еще один камень, еще дальше, в направлении, противоположном тому, в котором Брутус уносил Бернарда прочь от опасности. Пригнувшись, Тави сам двинулся в направлении прогалины, через каждые несколько шагов задерживаясь, чтобы бросить камень. Ветер продолжал усиливаться, и обжигающе-ледяные капли сыпались уже почти непрерывно.

Стараясь дышать как можно тише, Тави по-кошачьи подкрался к самой прогалине. Последние несколько шагов он прополз на животе под низко нависавшими хвойными ветвями. Овец не было видно.

Зато второй овцерез был уже здесь.

И марат тоже.

Овцерез оказался по меньшей мере на голову выше первого, с более темным оперением. Глаза его, тоже золотые, имели коричневатый оттенок. Он стоял над трупом птицы, которую убил Тави, поджав одну ногу и шевеля клювом перья убитой подруги.

До сих пор Тави ни разу не доводилось видеть маратов. Этот был очень высокий — выше всех известных Тави людей. Он был очень похож на человека, только плечи его казались неимоверно широкими, а покрывавшие все тело мускулы — плоскими, стремительными. Вся его одежда состояла из набедренной повязки, да и та не столько прикрывала наготу, сколько служила поясом для ношения нескольких сумок и оружия — похожего на сделанный из темного стекла кинжал. Волосы у него были длинные и густые; в неярком предгрозовом свете они казались неестественно светлыми. В волосы было воткнуто несколько птичьих перьев, и это придавало ему свирепый вид.

Марат подошел к телу овцереза, опустился рядом с ним на колени и положил обе ручищи на мертвую птицу. Он испустил негромкий жалобный вопль, и ему вторил эхом стоявший рядом самец. Потом оба на минуту замолчали, склонив головы.

Выпрямившись, человек оскалился, блеснув белыми зубами, и повернул голову сначала в одну сторону, потом в другую. Тави увидел, что его глаза имели тот же золотистый оттенок, что и у овцереза, — почти прозрачный и пугающе нечеловеческий.

Тави не двигался с места, едва дыша. Выражение лица марата не оставляло ни малейшего сомнения: он был взбешен. Голова его медленно поворачивалась, вглядываясь в окружавшие прогалину кусты. Тави разглядел, что зубы его и руки перепачканы алой кровью.

Марат распрямился и поднес руку ко рту. Набрав в грудь побольше воздуха, он свистнул так громко и пронзительно, что Тави зажмурился. Свист повторился еще несколько раз — то выше, то ниже, то длиннее, то короче. Потом он замолчал.

Тави нахмурился и приоткрыл рот от напряжения, вслушиваясь в тишину.

Спустя несколько секунд откуда-то издалека, наполовину приглушенный ветром, послышался ответный свист. Тави не знал, что говорилось в этом ответе, но это был, несомненно, ответ, и одно это уже наводило страх. Свист означал только одно: поблизости находился по меньшей мере еще один варвар.

Мараты вернулись в долину Кальдерона.

Возможно, они просто охотились, вырвавшись на свободу из заточения в безлюдных пустошах по ту сторону Гарадоса. А может, в ужасе подумал Тави, это передовые разведчики орды. Но это… это ведь безумие! Орды в этих краях не видали больше пятнадцати лет — Тави еще не родился на свет, когда та одержала свою единственную, недолгую победу, вырезав Королевский легион и убив самого принцепса Гая. Алеранские легионы разгромили ее всего несколько недель спустя, нанеся ей такой сокрушительный удар, что ни у кого не осталось сомнений: мараты никогда больше не вернутся.

Тави судорожно сглотнул. Однако они все-таки вернулись. И если их много, значит, мараты в долине — разведчики. А если они разведчики, они ни за что не позволят тощему подростку, который их увидел, уйти живым и рассказать остальным об их появлении.

Марат снова принялся осматривать кусты. Он нагнулся, выдернул из мертвого овцереза несколько перьев и привязал их к волосам. Потом негромко свистнул второму овцерезу и сделал ему знак рукой. Птица послушно двинулась большими шагами в указанном направлении; ее взгляд тоже шарил по кустам.

Тем временем марат опустился на четвереньки. Он понюхал кровь, засыхавшую на когтях убитого овцереза; потом, к отвращению Тави, пригнулся и лизнул ее языком. Тави видел, как он прищурился, оценивая вкус, словно это было вино. Открыв глаза, марат, не вставая на ноги, принялся рыскать вокруг трупа, словно ищущий след пес. У лежавшего на земле меча он задержался, поднял его и внимательно осмотрел покрытый кровью овцереза клинок. Потом вытер его о траву и сунул за пояс-повязку.

Ветер продолжал усиливаться, то и дело меняя направление. Тави ощущал, как он холодит ему спину. Он застыл, уверенный в том, что любое, даже самое незначительное движение выдаст его. Марат свистнул еще раз, махнул рукой, и овцерез, повернув, двинулся к убежищу Тави.

«Как цыпленок на жука, — подумал Тави. — Только жук — я».

Однако, не пройдя и несколько шагов, овцерез испустил крик и повернул голову на юг. Марат тоже посмотрел в ту сторону, и в золотых глазах его вспыхнул жадный огонь. Раздувая ноздри, он припал к земле, потом вскочил и зашагал вслед за раненым дядей Тави.

— Нет! — крикнул Тави, вскакивая с земли и швыряя один из оставшихся камней в марата. Он не промахнулся: камень угодил тому в щеку, рассадив ее до крови.

Марат уставился на Тави своими золотыми, как у хищной птицы, глазами и рявкнул что-то на незнакомом Тави языке. Впрочем, сомнения в его намерениях у Тави не возникло, он все понял даже прежде, чем тот вытащил из-за пояса свой стеклянный кинжал. Глаза его полыхали яростью.

Марат свистнул, и овцерез послушно повернулся к нему. Потом он указал рукой на Тави и испустил такой же булькающий свист, как тот, что издавала мертвая птица.

Тави повернулся и побежал.

Всю жизнь ему приходилось бегать от тех, кто больше и сильнее его. Большая часть игр в усадьбе также в той или иной степени основывалась на погоне, и Тави научился использовать преимущества, которые давали ему маленький рост и быстрота. Он бежал, выбирая самые густые кусты, проскальзывая сквозь лабиринт колючек, лиан и буераков.

Ветер все крепчал, поднимая в воздух опавшую хвою и пыль. Тави бежал на восток, уводя погоню от Брутуса с Бернардом. Зловещий свист овцереза и его хозяина не отставал, но страх только подгонял мальчика.

Сердце его стучало в груди как кузнечный молот — тяжело и часто. Он понимал, что остался один и что никто не придет ему на помощь. Ему пришлось полагаться только на собственные опыт и смекалку; оступись он или хотя бы сбавь скорость, и марат с овцерезом настигнут его моментально. Надвигался вечер, клубившаяся над Гарадосом гроза начала расползаться по долине. Если марат или овцерез поймают его, безоружного, да еще вдали от дома, он может считать себя покойником.

Тави бежал так, словно от этого зависела его жизнь.

Она действительно зависела от этого.

ГЛАВА 6

С наступлением сумерек Амара все еще оставалась на свободе.

Ее тело болело все до последней косточки. Первый стремительный полет от преследователей потребовал всех ее сил, но потом стало еще труднее, и она не смогла бы лететь, если бы ветер не дул в нужном ей северо-восточном направлении. Она препоручила скольжение по воздушным потокам Циррусу, сохранив тем самым хоть часть так необходимой ей энергии.

Амара летела на небольшой высоте, у самых верхушек деревьев, и хотя те гнулись и раскачивались в вихре, который удерживал ее в полете, она не поднималась выше в надежде, что складки местности укроют ее от преследовавших воздушных рыцарей.

Последние лучи ржавого заката высветили полоску воды, извивавшуюся между лесистыми холмами: реку Гоул. Изрядная часть оставшихся у нее сил ушла на то, чтобы помочь Циррусу мягко опустить ее на землю, и еще больше — на то, чтобы не упасть после того, как напряжение полета оставило ее. Больше всего ей хотелось забиться в какое-нибудь дупло и уснуть.

Вместо этого она порылась в складках своего перепачканного платья, оторвала застежку, развернула клочок ткани и достала маленький медный кружок.

— Река Гоул, — прошептала она, вкладывая все оставшиеся у нее силы в попытку вызвать речных фурий. — Узнай эту монету и позволь мне поговорить с моим господином.

Она бросила монетку в воду, и та блеснула в кроваво-красных лучах заката сначала профилем Первого лорда, а потом изображением солнца.

Амара опустилась на колени и протянула руки, чтобы зачерпнуть воды в ладони. Самые долгие ее перелеты длились не больше часа — даже в подходящий для этого день. Ей повезло. Если бы ветер дул в другую сторону — ей не удалось бы благополучно добраться до Гоула.

Она опустила взгляд на свое отражение в воде, и на мгновение ее пробрала дрожь. Ей живо представилось, как вода струится вверх по ее рукам, заливает ноздри и рот, и сердце ее сжалось от тошнотворного страха. Амара попыталась отогнать его и не смогла, как не смогла заставить себя коснуться воды.

Водяная ведьма все еще могла убить. Смерть грозила ей прямо здесь и сейчас. Амара выжила и вырвалась на свободу — но даже теперь она пятилась прочь от воды.

На мгновение она закрыла глаза и попыталась изгнать из памяти смех той женщины. Гнавшиеся за ней мужчины пугали ее не так сильно. Попадись она им в руки, они убьют ее стальным клинком. Ну, возможно, помучают немного — но ничего такого, к чему она не была бы готова.

Она подумала об улыбке на лице Одианы в момент, когда ее водяная фурия душила Амару, топила ее прямо на суше. Ей показалось, что глаза женщины горели неподдельным детским восторгом.

Амара поежилась. К этому ее не готовили…

И тем не менее ей ничего не оставалось, как одолеть этот страх. Этого требовал от нее долг.

Она рывком опустила руки в холодную речную воду.

Амара ополоснула лицо, потом сделала не очень удачную попытку расчесать волосы пальцами. Хотя она стригла свои красивые, золотисто-каштановые волосы короче обычного, едва до плеч, несколько часов полета в воздушных вихрях спутали их, превратив ее в подобие кудлатой дворняжки.

Она еще раз посмотрела на свое отражение. Узкое лицо с резкими чертами, подумала она… хотя при умелом пользовании косметикой она могла бы смягчить их. Легкие, пышные волосы спутались сейчас и мало чем отличались от небольшого стога сена. Лицо и руки под слоем грима загорели почти под цвет волос, из-за чего ее отражение в воде казалось изваянной из чуть потемневшего дерева статуей. Одежда рабыни была измята, изорвана по краям и сплошь забрызгана грязью и темными коричневыми пятнами, сливавшимися на плече, в том месте, где зацепил ее меч, в одно большое бурое пятно.

Вода шевельнулась, однако приняла очертания не Первого лорда, а женщины. Гай Кария, жена Гая Секстуса, Первого лорда Алеры, казалась совсем юной, не старше Амары. На ней было потрясающе красивое платье с высокой талией; волосы она заплела во множество косичек, и только несколько продуманно-неряшливых локонов выбивались из них, обрамляя лицо. Да, она была прекрасна; более того, вся фигура ее была исполнена спокойствия, уверенности, достоинства — и власти.

Амара мгновенно ощутила себя неуклюжей и как можно изящнее присела в реверансе, приподняв подол изорванного платья.

— Ваша светлость…

— Ученица, — буркнула та в ответ. — Не прошло и трех недель с того дня, как мой муж дал тебе свою монету, — и ты уже мешаешь ему обедать. Полагаю, это может считаться новым рекордом. Фиделиас, как мне говорили, не осмеливался отрывать его от трапезы или от сна раньше чем через месяц.

Амара почувствовала, что щеки ее пылают.

— Да, ваша светлость. Я приношу свои извинения, но дело не терпит отлагательств.

Первая леди пристально посмотрела на нее, скользнув взглядом с головы до пят. Амара покраснела еще сильнее и прилагала все усилия, чтобы не насупиться.

— Обойдемся без извинений, — произнесла леди Кария. — Хотя в будущем постарайся лучше рассчитывать время.

— Да, госпожа. Прошу вас, ваша светлость. Мне необходимо поговорить с Первым лордом.

Леди Кария покачала головой.

— Это невозможно, — произнесла она тоном, не терпящим возражений. — Боюсь, тебе придется поговорить с ним позже. Возможно, завтра.

— Но, госпожа…

— Он занят, — отрезала Первая леди. — Если ты считаешь, что твое дело важно, ученица, можешь оставить свое сообщение мне, и я передам его при первой же возможности.

— Покорнейше прошу прощения, госпожа, но мне было сказано, что монету можно использовать для общения только с его светлостью и ни с кем другим.

— Выбирай слова, ученица. — Кария недовольно выгнула бровь дугой. — Не забывай, с кем говоришь!

— Я имею личные указания Первого лорда, ваша светлость. И я пытаюсь исполнять их в точности.

— Похвально. Однако Первый лорд — это не любимый профессор, которого можно навещать по своей прихоти, ученица. — Она сделала ударение на последнем слове. — У него и без тебя хватает дел государственной важности.

Амара сделала глубокий вдох.

— Прошу вас, ваша светлость. Я не задержу его надолго. Пусть он сам решит, злоупотребляю ли я своими привилегиями. Пожалуйста.

— Нет, — сказала Кария. Водяное изваяние оглянулось через плечо. — Ты и так отняла у меня много времени, ученица Амара. — В голосе Первой леди послышалось некоторое напряжение: — Если это все…

Амара облизнула пересохшие губы. Как знать, если она сумеет задержать ее хотя бы на минуту, может, Первый лорд и услышит их разговор.

— Ваша светлость, прежде чем вы уйдете, могу я попросить вас передать ему несколько слов?

— Только быстрее.

— Хорошо, ваша светлость. Передайте ему только, что…

Едва Амара успела произнести эти слова, как водяное изваяние Первой леди сморщилось и черты лица его сделались жестче.

Вода рядом с леди Карией всколыхнулась, и из нее поднялось еще одно сотканное фурией изваяние — высокий мужчина, с некогда широкими плечами, но теперь сутулый из-за возраста. Он держался с небрежной, горделивой уверенностью. В отличие от прозрачного изваяния леди Карий это изображение выросло из воды многоцветным, так что на мгновение Амаре показалось, будто Первый лорд сам каким-то образом оказался здесь. В темных волосах его уже проглядывала седина, а зеленые глаза, казалось, выцвели от усталости.

— Эй, — произнесла фигура негромким сочным басом. — Что здесь происходит, жена моя?

Фигура Гая повернулась к Амаре, и он нахмурился.

— А… — пробормотал он наконец. — Ясно. Приветствую, курсор.

Леди Кария покосилась на мужа, услышав титул, потом ее далекий взгляд вновь обратился на Амару.

— Она хотела поговорить с тобой, но я сообщила ей, что тебе необходимо присутствовать на официальном обеде.

— Ваше величество, — пробормотала Амара и снова присела в реверансе.

Гай вздохнул и вяло махнул рукой.

— Возвращайся к столу, жена моя. Я сейчас.

Леди Кария вздернула подбородок.

— Мой муж, если мы вернемся порознь, это может быть превратно истолковано.

— В таком случае, жена моя, если хочешь, можешь подождать меня где-нибудь еще.

Первая леди недовольно поджала губы, но все же почтительно поклонилась, и тут же ее изваяние обрушилось обратно в воду, обдав Амару брызгами по пояс. Та вскрикнула от неожиданности и инстинктивно подобрала подол.

— О, ваше величество, прошу прощения.

Гай издал цокающий звук, и его образ сделал движение рукой. Вода слетела с ее платья: капли дождем падали на землю и тут же сбегались в маленькую мутную лужицу, которая почти сразу сползла в реку. Зато платье ее, по крайней мере, стало немного чище.

— Не обижайтесь на Первую леди, — буркнул Гай. — Последние три года были для нее не самыми легкими.

«Три года с тех пор, как она вышла за вас, милорд», — подумала про себя Амара, однако вслух произнесла лишь:

— Да, ваше величество.

Первый лорд вздохнул и сразу посерьезнел. С тех пор как Амара видела его в последний раз, он сбрил бороду, поэтому в уголках рта и глаз стали заметны морщины — единственные следы возраста на его моложавом лице. На вид ему можно было дать немногим больше сорока, но Амара знала, что на деле он вдвое старше. А всего пять лет назад, когда она поступила в Академию, седины в его волосах не было и в помине.

— Твое донесение, — сказал Гай. — Давай-ка послушаем.

— Да, милорд. Следуя вашим инструкциям, мы с Фиделиасом предприняли попытку проникнуть в лагерь предполагаемых мятежников. Это нам удалось. — Во рту у нее как-то сразу пересохло, и ей пришлось сглотнуть. — Но… Но он…

Гай кивнул все с тем же непроницаемым выражением лица.

— Но он тебя предал. Он выказал больший интерес к служению заговорщикам, нежели к верности своему господину.

Амара потрясенно зажмурилась.

— Да, милорд. Но как вы…

Гай пожал плечами.

— Наверняка не знал. Но подозревал. Поживи с мое, Амара, и ты будешь видеть людей насквозь. Их намерения, их вера высвечиваются в их поступках, в их лжи. — Он покачал головой. — В Фиделиасе ростки этого я заметил давно, еще когда он был ненамного старше тебя. Правда, из всех моментов, чтобы расцвести, они выбрали наихудший.

— Вы подозревали? — переспросила Амара. — И ничего мне не сказали?

— А ты смогла бы сохранить это в тайне от него? Смогла бы играть с тем, кто тебя взрастил и обучил, до самого конца операции?

Амара стиснула зубы, чтобы не брякнуть чего-нибудь со злости. Конечно, Гай говорил правду. Она не смогла бы утаить этого знания от Фиделиаса.

— Но почему тогда вы послали меня? — осторожно спросила она.

Гай одарил ее усталой улыбкой.

— Потому, что я не знаю курсора бойчее тебя. Потому, что из всех курсантов Академии ты была самой сообразительной, изобретательной, упрямой и независимой в суждениях. Потому, что Фиделиас ценил тебя. И потому, что в твоей преданности я не сомневался.

— Приманка, — сказала Амара, и против желания в словах ее прозвучала горечь. — Вы использовали меня в качестве приманки. Вы знали, что он не устоит перед соблазном взять меня с собой. Завербовать меня.

— Совершенно верно.

— Вы бы с легкостью пожертвовали мной.

— Если бы ты не вернулась, я знал бы, что ты потерпела неудачу — возможно, из-за Фиделиаса. Или ты попалась на его удочку. В любом случае, я удостоверился бы в истинности намерений Фиделиаса.

— Что и было целью операции.

— Ну, не совсем. Данные разведки мне тоже нужны.

— И ради них вы рисковали моей жизнью?

Гай кивнул.

— Да, курсор. Ты ведь клялась не щадить жизни, служа Короне? Так?

Амара с пылающими щеками опустила взгляд; злость, досада и замешательство свились у нее в животе ледяным клубком.

— Да, милорд.

— Тогда докладывай. Мне уже пора возвращаться.

Амара набрала в грудь воздуха и, так и не поднимая глаз, рассказала о всех событиях этого дня: что успели увидеть они с Фиделиасом, что узнала она о мятежном легионе и — в особенности — сколько рыцарей входит в его состав.

Завершая свой доклад, она все-таки взглянула на него. Лицо Гая, казалось, постарело, морщины на нем стали глубже, словно слова ее отняли у него еще толику жизни, молодости, силы.

— Письмо — то, которое тебе позволили прочесть, — начал Гай.

— Отвлекающий маневр, милорд. Это наверняка. Попытка бросить ложное подозрение на кого-то еще. Я не верю, чтобы лорд Аттикус был замешан в этом деле.

— Возможно. Но не забывай, письмо было адресовано командиру второго легиона. — Гай покачал головой. — Похоже, из этого следует, что в заговор против меня вовлечен не один из верховных лордов. Вполне вероятно, это попытка одного из них переложить ответственность на плечи другого.

— Если исходить из того, что их всего двое, милорд.

Морщинки снова сбежались к уголкам глаз Гая.

— Конечно. Если исходить из того, что они не все заодно. — Улыбка осветила его лицо и тут же померкла. — И то, что они пытались выведать у тебя подробности моей личной охраны, означает: они верят в успех прямого покушения с целью захвата власти.

— Уверена, что нет, милорд. Они не могут убить вас.

Гай пожал плечами.

— Не смогут, если я буду знать об их планах. Но способность сотрясать горы мало чем поможет, если тебе в горло уже воткнули нож. — Он поморщился. — Кто-то из молодых лордов, должно быть. Тот, кто постарше, просто использовал бы в качестве убийцы время. Я стар.

— Нет, ваше величество. Вы…

— Стар. Старик, женатый на властной и полной политических амбиций женщине. — Он внимательно посмотрел на Амару. — Близится ночь. Ты в состоянии двигаться дальше?

— Полагаю, что да, милорд.

Гай кивнул.

— События начинают разворачиваться по всей Алере. Я чувствую это нутром, девочка. Топот множества ног, беспокойные перемещения диких стад. В ночи у западного побережья поют бегемоты, а дикие фурии севера готовят нам в этом году суровую зиму. Суровую зиму… — Первый лорд вздохнул и зажмурился. — И голоса звучат все громче. Напряжение нарастает, собираясь в одном месте. Повсюду фурии земли, и воздуха, и дерева шепчутся о приближении угрозы извне и о том, что мир, которым наслаждалась наша страна последние пятнадцать лет, подходит к концу. Фурии металла точат мечи и раздувают огонь в кузнечных горнах. Реки и дожди вот-вот окрасятся в красный цвет крови. И огонь в ночи горит синим цветом — не золотым и не алым. Грядут перемены.

— Возможно, это всего лишь совпадения, милорд, — выдавила из себя Амара. — Это же не…

Гай снова улыбнулся, но улыбка вышла неживой, призрачной.

— Я стар, но не настолько, Амара. Пока еще. И у меня для тебя есть работа. Слушай внимательно.

Амара кивнула и пристальнее вгляделась в изображение.

— Ты представляешь себе значение долины Кальдерона?

Амара кивнула.

— Она расположена на перемычке, связывающей Алеру и расположенные по ту сторону гор равнины. Проход через горы только один, и он ведет через долину. Если кто-то захочет проникнуть в нашу страну пешим, он должен миновать долину Кальдерона.

— «Кто-то», то есть мараты, — кивнул Гай. — Что тебе еще известно об этом месте?

— Только то, что говорили нам в Академии, милорд. Очень плодородная земля. Прибыльная. И именно там мараты убили вашего сына, милорд.

— Да. Вождь маратов. Он убил принцепса и привел в действие цепочку событий, которые еще долго будут сотрясать стены классных комнат и поражать воображение студентов. Род Гаев возглавлял Алеру почти тысячу лет, но с моей смертью всему этому придет конец. И все, что мне остается, — это проследить за тем, чтобы власть попала в ответственные руки. Хотя, похоже, кто-то пытается сделать этот выбор без моего участия.

— Вам известно, кто это, милорд?

— Только подозрения, — вздохнул Гай. — Но и их я не могу произнести вслух без боязни оговорить невинного и тем самым лишиться поддержки всех верховных лордов, как заговорщиков, так и сохранивших верность трону. Ты отправишься в долину Кальдерона, Амара. Мараты выступили в поход. Я это знаю. Я это чувствую.

— Что я должна там делать, милорд?

— Ты будешь наблюдать за любыми перемещениями маратов в округе, — ответил Гай. — И переговоришь с тамошними стедгольдерами, чтобы понять, что там происходит.

Амара склонила голову набок.

— Вы думаете, активность маратов и последние действия заговорщиков как-то связаны друг с другом, милорд?

— Мараты легко могут стать оружием в их руках, Амара. И я подозреваю, кое-кто пытается выковать из них кинжал, нацеленный мне в горло. — Взгляд его вспыхнул, и река у ног его изображения забурлила, возмущенная его эмоциями. — Я могу сам передать власть кому-нибудь, достойному ее, но пока я жив и дышу, им ее не отнять.

— Да, милорд.

Гай хмуро улыбнулся ей.

— В общем, если тебе удастся обнаружить какую-либо связь между этими двумя, Амара, принеси мне ее доказательства. Если у меня будет хотя бы крошечная улика, чтобы выложить ее перед верховными лордами, я смогу уладить это без ненужного кровопролития.

— Как прикажете, милорд. Я отправлюсь туда так быстро, как смогу.

— Сегодня же вечером, — сказал Гай.

Амара покачала головой.

— Я не уверена, что мне это удастся, милорд. Я совсем выбилась из сил.

Гай понимающе кивнул.

— Я переговорю с южным ветром. Он поможет тебе попасть туда быстрее.

Амара сглотнула.

— Что мне надлежит искать, милорд? У вас имеются какие-либо подозрения? Если бы я знала, на что мне обращать особое внимание, я…

— Нет, — перебил ее Гай. — Мне нужно, чтобы ты смотрела на все без предубеждения. Отправляйся в долину. Основные события развернутся там. Я хочу, чтобы ты представляла в них мои интересы.

— Скажите, милорд, мне там снова будет грозить почти верная смерть? — Амара не стала сдерживать горечи в голосе.

— Почти наверняка, курсор, — кивнул Гай. — Или ты хочешь, чтобы я послал вместо тебя кого-то другого?

Амара покачала головой.

— Я хочу, чтобы вы ответили на один вопрос.

Гай удивленно приподнял брови.

— Какой вопрос?

Амара посмотрела на образ Гая в упор.

— Откуда вы знали, милорд? Как вы узнали, что я останусь верна Короне?

Гай нахмурился, и морщин на его лице стало еще больше. Несколько секунд он молчал.

— Есть люди, — произнес он наконец, — которые не способны понять, что такое верность. Ну конечно, они могут объяснить, что это такое, но душой они этого так и не понимают. Им не дано вообразить мир, где это понятие реально.

— Как Фиделиас.

— Как Фиделиас, — согласился Гай. — Но ты редкий человек, Амара. Ты — полная его противоположность.

Она нахмурилась.

— Вы хотите сказать, я знаю, что такое верность?

— Больше того. Ты живешь с этим. Ты не можешь представить себе мир, где это было бы иначе. Ты не можешь предать то, что тебе дорого, как не можешь заставить свое сердце перестать биться. Я стар, Амара. И люди для меня открыты. — Он помолчал еще пару секунд. — Я никогда не сомневался в твоей преданности. Только в твоей способности выйти из этой операции живой. Похоже, на этот счет я должен перед тобой извиниться, курсор Амара. Считай, что выпускной экзамен ты успешно сдала.

Амару вдруг захлестнуло чувство гордости, абсурдной радости за доверие Гая. Она невольно выпрямилась и задрала подбородок чуть выше.

— Мои глаза и уши в вашем распоряжении, милорд.

Гай коротко кивнул, и за спиной Амары зашелестел листвой усиливающийся ветер. Деревья шумели, как негромкий прибой о песок.

— Раз так, ступай с фуриями, курсор. На благо Алеры.

— Я найду то, что вам нужно, ваше величество. На благо Алеры.

ГЛАВА 7

Фиделиас терпеть не мог летать.

Он сидел в носилках лицом вперед, так что ветер слепил ему глаза и сдувал волосы со лба. На скамье напротив сидел Олдрик Меч, массивный и расслабленный, как сытый лев. На коленях его дремала, свернувшись калачиком, Одиана; темные волосы водяной ведьмы развевались на ветру, то открывая взгляду ее красивое лицо, то снова закрывая его. Ни он, ни она не выказывали никаких признаков дискомфорта от полета — ни физических, ни каких иных.

— Ненавижу летать, — пробормотал Фиделиас.

Он поднял руку, прикрывая глаза от ветра, и откинулся на борт носилок. Ослепительная луна, висевшая на подкладке из звезд, окрашивала проплывавший под ними пейзаж черным и серебряным. Поросшие лесом холмы оставались почти непроницаемо черными, и эту темноту разрезали там и здесь светлые пятна прогалин и светящиеся извивы рек.

Четыре воздушных рыцаря из лагеря несли их по воздуху, держась за ручки носилок. Каждый был пристегнут к носилкам кожаными постромками: непросто нести дополнительный вес трех взрослых людей, пусть даже собственный вес и привычен послушным воздушным фуриям. Еще с полдюжины воздушных рыцарей окружали носилки широким кольцом, и лунный свет играл бликами на их доспехах.

— Капитан, — окликнул Фиделиас старшего рыцаря.

Тот оглянулся через плечо, пробормотал что-то и подлетел ближе к носилкам.

— Сэр?

— Долго нам еще до прибытия в Аквитейн?

— Нет, сэр. Не пройдет и часа, как мы будем на месте.

Фиделиас даже зажмурился.

— Так скоро? Мне казалось, ты говорил, нам лететь до самого рассвета.

Рыцарь мотнул головой; глаза его спокойно вглядывались в небо над головой.

— Судьба благоприятствует нам, сэр. Фурии с юга проснулись и дарят нам крепкий ветер, ускоряющий наше продвижение.

Бывший курсор нахмурился.

— Это ведь необычно для этого времени года, не так ли, капитан?

— Это сбережет нам несколько часов полета, — ответил тот и пожал плечами. — Так все гораздо проще для всех. Нам даже не приходится дополнительно заклинать тех, кто несет носилки. Не тревожьтесь, сэр. Я доставлю вас во дворец верховного лорда еще до колдовского часа.

Он прибавил скорости и вернулся на свое место во главе маленького летучего каравана.

Фиделиас нахмурился и удобнее устроился в кресле. Он бросил взгляд за борт носилок, и в животе у него снова все сжалось от бессмысленного, животного страха. Он понимал, что в этих носилках, под охраной воздушных рыцарей, он подвергается не большей опасности, чем в любом другом месте королевства, — и все же какая-то часть его рассудка отказывалась принимать как должное расстояние, отделявшее его от земли. Здесь он находился вдали от земли и леса, вдали от фурий, которых он мог призвать себе на помощь, — и это раздражало его. Ему приходилось полагаться на силу рыцарей, не рассчитывая на собственную. А все, за исключением его самого, не вызывали у него доверия.

Он сложил руки на груди и пригнул голову, отдавшись невеселым мыслям. Гай с самого начала пользовался им как орудием. Пользовался с толком, бережно — в конце концов, он был слишком ценным инструментом, чтобы потерять его по небрежности или оплошности. Случалось, драгоценный покой всего королевства зависел от его умения защитить интересы Короны.

Фиделиас почувствовал, что хмурится еще сильнее. Гай был стар — старый вожак волчьей стаи; его смерть всего лишь вопрос времени. Однако, несмотря на эту простую истину, Гай продолжал бороться с неизбежным. Он мог бы передать власть назначенному преемнику еще десять лет назад — но вместо этого продолжал цепляться за нее, затянув все на годы, заставляя верховных лордов грызться за право выдать свою дочь за Первого лорда, дабы она произвела на свет наследника. Не без помощи Фиделиаса Гай с беспощадной точностью стравливал лордов друг с другом, и так длилось до тех пор, пока в Алере не осталось ни одного верховного лорда, который хотя бы пару лет не был твердо уверен в том, что именно его кандидатка пойдет под венец с Гаем. Его окончательный выбор не порадовал никого — даже лорда Парсия, отца Карии. Даже самые тупые верховные лорды поняли наконец, что все это время их просто водили за нос.

Игра была сыграна на славу — и впустую. Род Гаев никогда не славился особой плодовитостью, и даже если бы он оказался в состоянии произвести на свет наследника, в чем Фиделиас сильно сомневался, Первая леди до сих пор не выказывала ни малейшего желания стать матерью, и придворные сплетники утверждали, что Первый лорд редко ночует в одной постели со своей супругой.

Гай был стар. Он умирал. Звезда его рода падала с небес, и всякий, кто по преданности или просто дурости цеплялся за самоцветы его мантии, не мог не пасть вместе с ним.

Как Амара.

Фиделиас поморщился: мысль о ней колола его, раздражала, жгла изнутри. Жаль, жаль, что Амара избрала эту дурацкую верность долгу, а не единственно разумное решение. Конечно, будь у него больше времени, он смог бы убедить ее глядеть на вещи более трезво. Теперь же ему придется действовать открыто против нее, если она снова попытается вмешаться.

И ему очень не хотелось этого делать.

Фиделиас тряхнул головой. Из всех его учеников эта девушка была самой многообещающей; как-то так вышло, что она значила для него больше других. В свое время, будучи курсором, он уничтожил более полусотни мужчин и женщин, и некоторые из них не уступали Амаре по части способностей или идеализма. Он не колебался, исполняя свой долг, и не позволял каким-то личным привязанностям влиять на его поступки. Его любовь принадлежала Алере.

Так оставалось и теперь. Фиделиас служил не Первому лорду, но королевству. Гай был обречен. Промедление с передачей власти от Гая кому-либо другому могло повлечь за собой раскол и кровавые распри между верховными лордами, желающими занять место Гая. Все это могло привести даже к гражданской войне — вещи, неслыханной в Алере с самого ее основания, хотя история и сохранила обрывочные слухи о подобном в глубоком прошлом. А это не только привело бы к бессмысленной смерти множества сыновей и дочерей Алеры, но и послужило бы сигналом для врагов королевства — свирепых ледовиков, звероподобных маратов, безжалостных канимов и черт его знает кого еще из неисследованных частей мира. Уже одного этого хватало, чтобы всеми силами стараться предотвратить раскол империи.

А это означало потребность в сильном правителе, причем потребность безотлагательную. Верховные лорды и так уже без особого шума оспаривали приказы Первого лорда. Еще немного — и верховные лорды со своими городами раздергают королевство на мелкие удельные княжества. И если такое случится, ничто уже не помешает врагам цивилизации без особых хлопот давить их по одному до тех пор, пока от Алеры не останется и следа.

Фиделиас снова поморщился. Жжение в желудке усилилось. С этим необходимо покончить. Ведь когда военный хирург не имеет другого выбора, он ампутирует изувеченную конечность. Как ни уговаривай себя, приятнее эта работа не станет, — все, на что можно надеяться, так это на то, что ее удастся проделать по возможности быстро и чисто.

Это и ведет их к Аквитейну — самому неразборчивому в средствах, самому деятельному и, возможно, самому сильному из верховных лордов.

У Фиделиаса свело судорогой живот.

Он предал Гая, Кодекс и курсоров. Предал свою ученицу Амару. Он отвернулся от них всех, чтобы поддержать человека, который мог стать самым беззастенчивым и кровожадным диктатором, каких только знала Алера. Видят фурии, он перепробовал все, что мог, чтобы убедить Гая избрать другой путь.

У Фиделиаса не осталось другого выхода.

Это было необходимо.

Это нужно было совершить.

Живот сжался еще сильнее, когда на горизонте показались огни Аквитейна.

— Просыпайтесь, — буркнул он. — Мы почти прилетели.

Олдрик открыл глаза и уставился на Фиделиаса. Рука его непроизвольно провела по роскошным волосам Одианы, и та блаженно пробормотала что-то во сне и пошевелилась у него на коленях, прежде чем снова застыть. Мечник смотрел на Фиделиаса, не выражая никаких эмоций.

— Задумался, старик? — поинтересовался Олдрик.

— Немного. Как отреагирует Аквитейн?

Здоровяк задумчиво сжал губы.

— Это зависит не только от нас.

— А от чего?

— От того, чем он будет занят, когда мы явимся к нему с плохими вестями.

— Неужели все так плохо?

Олдрик ухмыльнулся.

— Будем надеяться, он просто пьянствует. В такие моменты у него, как правило, хорошее настроение. Обыкновенно он забывает про гнев к тому времени, как пройдет похмелье.

— Начнем с того, что план просто идиотский.

— Конечно. Это его план. Он вообще не силен по части скрытности или уловок. Однако я не встречал еще никого, кто мог бы вести людей за собой так, как делает он. Или кого-либо по крайней мере столь же энергичного. — Олдрик продолжал задумчиво гладить волосы спящей ведьмы. — Ты встревожен?

— Нет, — солгал Фиделиас. — Я все еще представляю слишком большую ценность для него.

— Возможно… пока, — согласился Олдрик и мрачно улыбнулся. — Но денег на тебя я бы не поставил.

Фиделиас на мгновение стиснул зубы.

— Открытые действия в любом случае преждевременны. Сбежав, девчонка, возможно, оказала самую большую услугу его светлости.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Олдрик. — Но почему-то мне кажется, что он воспримет это совсем по-другому.

Фиделиас всмотрелся в лицо собеседника, но черты мечника оставались непроницаемыми. В серых глазах застыло презрительное выражение, рот скривился в усмешке, словно его забавляла неспособность Фиделиаса проникнуть в его душу. Курсор нахмурился и принялся разглядывать город, к которому они приближались.

Первыми показались огни. Похоже, заклинателей огня здесь хватало, ибо улицы были ярко освещены. Вечерний туман расцветился всеми оттенками желтого, оранжевого и розового цветов, и холм, на котором вырос город, и сам казался огромным языком яркого пламени. Только на окружавших город стенах, которые они только что миновали, огни были другого цвета — холодно-голубые, отбрасывающие длинные черные тени.

По мере того как носилки снижались, Фиделиас начал различать детали. На улицах стояли безмолвными стражами статуи. Дома соревновались друг с другом в изящности линий и богатстве освещения. Там и здесь переливались всеми цветами радуги фонтаны, часть которых была подсвечена снизу, превращая их в изумрудные или фиолетовые костры. Повсюду — вокруг домов, вдоль улиц — росли деревья, ухоженные столь же тщательно, как и все в этом городе. Деревья тоже подсвечивались, так что осенняя листва отливала бесчисленным множеством оттенков.

До носилок долетели удары колокола: пробили поздний час. Фиделиас слышал цоканье копыт по каменным мостовым и пьяное пение, доносившееся из какого-то ночного заведения. Из сада, над которым беззвучно проскользнули носилки, донеслась музыка: струнные с флейтой исполняли мягкую, завораживающую мелодию. Вечерний ветер нес ароматы древесного дыма, пряностей, поздних осенних цветов и дождя.

Назвать Аквитейн красивым — все равно что назвать океан мокрым, подумал Фиделиас. Вроде бы верно, да только не дает о нем ни малейшего представления.

Когда они оказались на расстоянии полета стрелы от резиденции верховного лорда, расположенной в венчавшей холм крепости, их окликнул громкий, лающий голос. Мужчина в алом с собольей опушкой плаще аквитанской гвардии скользнул к ним сверху. Еще с дюжину зависли где-то над ними — Фиделиас не видел их в ночном небе, но ощущал движение воздуха, вызванное поддерживающими их на лету фуриями.

Капитан сопровождавших Фиделиаса воздушных рыцарей обменялся с патрульным условным паролем; обмен носил рутинный характер. А потом вновь прибывшие скользнули дальше, на крепостной двор перед входом во дворец. Со стен за ними наблюдали глаза часовых и ухмылявшихся изваяний — горбатых, долговязых мужчин. Стоило Фиделиасу сойти с носилок и ступить на землю, как он ощутил слабую, но постоянную вибрацию земли, явно исходящую от скрытой в статуях энергии, и невольно покосился на них.

— Горгульи? — потрясенно поперхнулся он. — Это все горгульи?

Олдрик бросил взгляд на изваяния, потом на Фиделиаса и кивнул.

— Давно ли их держат здесь?

— Сколько помню, они стояли здесь всегда, — буркнул Олдрик.

— Неужели Аквитейн настолько силен?..

Фиделиас задумчиво прикусил губу. Он не одобрял тех, кто держал фурий в такой смирительной оболочке, — и еще меньше тех, кто делал это на протяжении многих поколений. Однако это лишний раз подтверждало мощь Аквитейна, в которой они сейчас так нуждались.

Воздушные рыцари, сопровождавшие носилки в полете, скрылись в доме охраны подкрепить силы едой и питьем. А капитан аквитанской гвардии, молодой человек с открытым лицом и настороженным взглядом голубых глаз, отворил дверцу носилок и помог сидевшим в них выбраться наружу. Затем повел их во дворец.

Следуя за капитаном, Фиделиас привычно оценивал расположение дверей, окон, наличие или отсутствие охраны. Это была старая привычка, и отказываться от нее было бы глупостью. Он хотел знать лучший путь выхода из того места, куда их вели. Рядом шел Олдрик; без видимого усилия, как пушинку, он нес продолжавшую спать Одиану.

Капитан распахнул широкую двустворчатую дверь, ведущую в длинный зал для пиршеств. По горному обычаю очаги здесь были вмурованы в пол; несмотря на то что погода стояла еще не холодная, в них ярко горел огонь. Собственно, зал освещался только этими багровыми отблесками, поэтому Фиделиас задержался в дверях на мгновение, давая глазам привыкнуть к полумраку.

От самого входа в глубь зала вели два ряда стройных мраморных колонн. Стены скрывались за портьерами — они сообщали помещению теплую роскошь, а также служили идеальным укрытием для подслушивающих — охраны или убийц. Столы на ночь вынесли, и всю меблировку составлял один столик с расставленными вокруг него стульями, стоящий на возвышении в дальнем конце зала. Там виднелось несколько фигур, и слуха Фиделиаса коснулся негромкий перебор струн.

Капитан вел их через зал прямо к помосту.

В тяжелом, накрытом шкурой амарантского степного льва кресле развалился мужчина — ростом он не уступал Олдрику, но был стройнее и на вид значительно моложе. Узкое лицо с высокими скулами и волевой челюстью смягчалось ореолом падавших на плечи золотых волос. Одежду его составляли простая алая рубаха, черные кожаные штаны в обтяжку и мягкие черные башмаки. В одной руке он небрежно держал золотой кубок, в другой — конец длинного отреза ткани, который медленно разматывала с себя танцевавшая перед ним хорошенькая девица. Глаза у Аквитейна были черные как смоль, и он смотрел на рабыню-танцовщицу с жаркой, нетерпеливой жадностью.

Однако Фиделиаса больше заинтересовал человек, стоявший позади и чуть сбоку от трона верховного лорда. Полумрак мешал разглядеть детали. Роста мужчина был не слишком высокого — ну, может, на пару дюймов выше Фиделиаса, — но сложения крепкого, да и осанка его выдавала физическую силу. На бедре его, насколько мог разглядеть Фиделиас, висел меч, и едва заметная выпуклость серой куртки выдавала спрятанное на теле оружие. На мгновение Фиделиас встретился с ним глазами — взгляд у того оказался прозрачный, оценивающий.

— Если твоя голова дорога тебе, капитан, — буркнул Аквитейн, не спуская глаз с девушки, — это может подождать до окончания танца. — Язык его слегка заплетался.

— Нет, ваше сиятельство, — произнес Фиделиас, делая шаг вперед и становясь рядом с капитаном. — Не может.

Спина верховного лорда напряженно застыла, и он медленно повернул голову в сторону Фиделиаса. Тяжесть его взгляда обрушилась на курсора наподобие физического удара, и он резко втянул в себя воздух, ощутив в камне под ногами медленную, раздраженную вибрацию — отражение злости верховного лорда.

Фиделиас постарался принять как можно более уверенную и небрежную позу и сделал вид, будто Аквитейн с ним согласен. Он приложил кулак к сердцу и поклонился.

Последовала долгая пауза, потом лорд протяжно, лениво рассмеялся. Эхо его хохота отозвалось от стен почти безлюдного зала. Фиделиас снова выпрямился и оказался лицом к лицу с верховным лордом, изо всех сил стараясь не выражать почтения.

— Ага, — пророкотал Аквитейн. — Значит, это и есть печально известный курсор Фиделиас Каллидус.

— С вашего позволения, ваше сиятельство, бывший курсор.

— Тебя, я вижу, мало заботят мои развлечения, — заметил Аквитейн, сделав рукой с зажатой в ней материей широкий жест. — Я нахожу это граничащим с непочтительностью.

— Я и в мыслях не имел выказывать непочтение, ваше сиятельство. Однако обстоятельства смертельной важности требуют вашего внимания.

— Требуют. Моего. Внимания, — пробормотал Аквитейн, выгнув бровь. — Надо же. Не помню, чтобы со мной разговаривали таким тоном с тех пор, как мой последний наставник имел неосторожность так неудачно упасть со стены.

— Ваше сиятельство, боюсь, вы найдете меня значительно более ловким.

— Крысы ловчее, — фыркнул Аквитейн. — Главной проблемой старого олуха было то, что он полагал, будто знает все.

— Ах, — лучезарно улыбнулся Фиделиас. — Со мной у вас такой сложности не возникнет.

Темные глаза Аквитейна вспыхнули.

— Потому, что ты действительно знаешь все?

— Нет, ваше сиятельство. Только то, что важно.

Верховный лорд прищурился. Сердце Фиделиаса успело сделать десятка два тревожных ударов, а он все молчал, однако курсор сумел скрыть свою нервозность. Дыша по возможности ровнее и медленнее, он ждал.

Аквитейн фыркнул и допил вино, потом вытянул руку в сторону, выждал мгновение и выпустил кубок из пальцев. Стоявший рядом с ним коренастый мужчина стремительным движением выбросил руку вперед и поймал его, потом подошел к столу и налил в него вина из стеклянной бутыли.

— Мои источники утверждают, Фиделиас, что за тобой водится дурная привычка — ты крайне небрежен, — буркнул Аквитейн. — Но я и не представлял себе, чтобы до такой степени.

— Если вашему сиятельству будет угодно, мы можем возобновить эту нашу дискуссию позже. Хотя время не терпит.

Верховный лорд принял из рук незнакомца свой кубок, взглянул на хорошенькую рабыню, с низко опущенной головой стоявшую перед ним на коленях, и с сожалением вздохнул.

— Пожалуй, — кивнул он. — Что ж, ладно. Докладывай.

Фиделиас покосился на незнакомца, потом на рабыню, потом на свисавшие со стен портьеры.

— Возможно, ваше сиятельство, для этого подошла бы более уединенная обстановка.

Аквитейн мотнул головой.

— Ты можешь говорить открыто и здесь. Позволь представить тебе, Фиделиас, графа Каликса с Лихорадочного пограничья, находящегося на службе у его сиятельства верховного лорда Родиса. Он показал себя проницательным и способным советником, а также преданным сторонником нашего дела.

Фиделиас перевел взгляд на коренастого мужчину у кресла верховного лорда.

— Лихорадочное пограничье? Это, часом, не там несколько лет назад имела место незаконная работорговля?

Граф Каликс удостоил бывшего курсора натянутой улыбки. Голос его, когда он заговорил, оказался высоким, сочным тенором, который плохо вязался с его мощным сложением.

— Полагаю, так. Насколько я понял, и Консорциум работорговцев, и местное духовенство одарили вас похвалами за услуги сверх тех, что требовал от вас долг.

Фиделиас пожал плечами, не спуская с него глаз.

— Всего лишь символический жест. Мне так и не удалось набрать достаточно улик, чтобы выдвинуть обвинение против главаря. — Он сделал выразительную паузу. — Кем бы он ни был, — добавил он.

— Какая жалость, — вздохнул граф. — Насколько я понимаю, вы обошлись кому-то в немалые деньги.

— Более чем вероятно, — согласился Фиделиас.

— Это могло дать тому человеку повод искать отмщения.

Фиделиас улыбнулся.

— Я слышал, такие желания вредны для здоровья.

— Не исключено, что я как-нибудь проверю эти слухи на опыте.

— При случае.

Аквитейн наблюдал за диалогом с глазами, искрившимися весельем.

— Как мне ни жаль прерывать ваш обмен уколами, господа, но нынче вечером у меня другие заботы, а нам многое надо обсудить. — Он отхлебнул вина из кубка и махнул рукой в направлении других стульев. — Садитесь. Ты тоже, Олдрик. Может, мне послать кого-нибудь отнести Одиану в ее покои, дабы она отдохнула?

— Благодарю вас, сэр, — пророкотал Олдрик. — Я бы предпочел, чтобы она оставалась со мной, а позабочусь о ней позже, если вы не против.

Все расселись по стульям лицом к Аквитейну. Верховный лорд дал знак рабыне. Та убежала куда-то, но вскоре вернулась с полотенцем и миской ароматной воды. Девушка опустилась на колени перед Фиделиасом и расшнуровала его сандалии. Она сняла с него носки и теплыми, мягкими пальцами вымыла ему ноги.

Он задумчиво нахмурился, глядя на рабыню, но по знаку верховного лорда послушно поведал о событиях в лагере мятежного легиона. По мере рассказа лицо Аквитейна темнело, и под конец он сидел мрачнее тучи.

— Позволь мне сделать выводы из твоего рассказа, Фиделиас, — буркнул он. — Ты не только не смог выведать у той девчонки необходимые нам сведения об охране покоев Гая, но в довершение всего она еще и сбежала от тебя и моих рыцарей.

Фиделиас кивнул.

— Теперь я скомпрометирован. Она почти наверняка доложила об этом Короне.

— Второй легион уже разбит на отдельные центурии, — вступил в разговор Олдрик. Рабыня передвинулась к его ногам и принялась снимать его сандалии. Обернутая вокруг ее тела длинная полоса алой ткани начала сползать, открывая взгляду все больше ее гладкой кожи. Олдрик смотрел на нее не без восхищения, но с мысли не сбился. — Как и планировалось, они соберутся в условленном месте.

— Кроме ветряных волков, — поправил его Фиделиас. — Я посоветовал Олдрику выслать их авангардом на место.

— Что?! — прорычал Аквитейн, привстав от возмущения. — Такого в плане не было!

Коренастый Каликс тоже вскочил с места; глаза его возбужденно вспыхнули.

— Я ведь предупреждал ваше сиятельство! Если наемников не увидят в Парсии до весны, их нельзя будет связать ни с кем, кроме вас. Вас предали.

Пылающий гневом взгляд Аквитейна вновь уперся в Фиделиаса.

— Ну, курсор? Верно ли то, что он говорит?

— Если вы сочтете действия, которые пришлось произвести в изменившейся обстановке предательством на поле боя, ваше сиятельство, — невозмутимо ответил Фиделиас, — вы можете, если вам угодно, назвать меня предателем.

— Он оборачивает ваши слова против вас же, — прошипел Каликс. — Он вами манипулирует. Он же курсор, а курсоры преданы Гаю. Если вы и дальше будете слушать его, он приведет вас к смерти у ног Гая. Убейте его, пока он окончательно не спутал ваши планы. Он, этот мордоворот-убийца, и его сумасшедшая шлюха — им ничего не надо, только уничтожить вас.

Фиделиас скривился в улыбке, перевел взгляд с Аквитейна на Каликса, потом на Олдрика — рабыня у его ног забыла про свое занятие и глазела на происходящее, приоткрыв рот. Одиана на коленях у Олдрика не пошевелилась и не издала ни звука, но он видел, как и ее губы складываются в улыбку.

— А… — произнес Фиделиас, и улыбка его сделалась еще шире. Он закинул ногу на ногу. — Ясно.

Аквитейн прищурился и шагнул к стулу Фиделиаса.

— Ты прервал мое наслаждение подарком моей дорогой супруги мне на день рождения. Ты, похоже, потерпел неудачу в том, что обещал для меня сделать. И в придачу к этому ты рассредоточил мои войска таким образом, что это изобличает меня перед остальными членами Совета лордов, не говоря уже о Сенате. — Он пригнулся к Фиделиасу и очень тихо добавил: — Сдается мне, что в твоих интересах в следующие несколько секунд назвать мне причину, по которой я не убью тебя.

— Отлично, — сказал Фиделиас. — Дайте мне немного времени, ваше сиятельство, и я не буду мешать вам самому решить, кому вы можете доверять.

— Нет! — взорвался Каликс. — Милорд, не дайте этому презренному рабу вертеть вами!

Аквитейн улыбнулся, но улыбка вышла холодной, жесткой. Взгляд его скользнул к родисийскому графу, и Каликс умолк.

— Мое терпение вот-вот лопнет. Так, как оборачиваются события, господа, к концу нашей беседы кто-то из вас определенно будет мертв.

Тяжелое напряжение повисло в помещении. Каликс облизнул губы, бросив на Фиделиаса исполненный ненависти взгляд. Одиана сладко мурлыкнула и пошевелилась на коленях у Олдрика, освободив, как заметил Фиделиас, его правую руку. Рабыня, похоже, тоже ощутила угрозу и отодвинулась чуть назад, чтобы ненароком не оказаться между верховным лордом и кем-либо из присутствующих в помещении.

Фиделиас снова улыбнулся. Он сцепил руки и положил их на колено.

— С вашего позволения, ваше сиятельство, мне потребуются перо и бумага.

— Перо и бумага? Это еще зачем?

— Так будет нагляднее для вас, ваше сиятельство. Впрочем, если вас не удовлетворит и это, моя жизнь в вашем распоряжении.

— Моя ненаглядная супруга, будь она здесь, сказала бы, что твоя жизнь проиграна в любом случае.

— Будь она здесь — конечно, — согласился Фиделиас. — Могу я продолжать, ваше сиятельство?

Несколько долгих секунд Аквитейн молча смотрел на Фиделиаса, потом махнул рукой рабыне — та поспешно метнулась в сторону и вернулась, держа в руках кусок пергамента и перо.

— Поторопись, — буркнул Аквитейн. — Мое терпение на исходе.

— Конечно, ваше сиятельство.

Фиделиас взял у рабыни письменные принадлежности и быстро настрочил на бумаге несколько фраз, приложив все старания к тому, чтобы никто не видел, что он пишет. Никто не произносил ни слова, и скрип пера по пергаменту казался оглушающе громким по сравнению с потрескиванием поленьев в очаге и нетерпеливым постукиванием башмака Аквитейна о каменный пол.

Фиделиас подул на написанные строчки, сложил лист пополам и протянул его Аквитейну. Не сводя с него взгляда, он произнес:

— Ваше сиятельство, я советовал бы вам ускорить осуществление ваших планов. Свяжитесь с вашими войсками и выступайте.

Каликс мгновенно вскочил и встал рядом с Аквитейном.

— Ваше сиятельство, я вынужден решительнейшим образом возразить. Главное в настоящий момент — осторожность. Если нас обнаружат, все рухнет.

Аквитейн прочитал записку, потом поднял взгляд на Каликса.

— И ты веришь, что, поступая так, ты защищаешь мои интересы?

— Равно как и моего господина, — сказал Каликс Он вздернул подбородок, но это выглядело смешно на фоне нависшей над ним громады верховного лорда. — Подумайте, кто он такой, чтобы давать вам советы?

— Ad hominem, — заметил Аквитейн. — На редкость неубедительный аргумент. Причем используемый, как правило, с целью отвлечь внимание от сути разговора — увести его от неоспоримых аргументов, а также очернить оппонента.

— Ваше сиятельство! — замотал головой Каликс. — Прошу вас, прислушайтесь к голосу разума! Выступить сейчас означало бы лишиться более чем половины всех возможных сил! Только болван может отказаться от такого преимущества!

Аквитейн удивленно поднял брови.

— Только болван… Надо же!

Каликс поперхнулся.

— Ваше сиятельство, я хотел только…

— Меня мало волнует, что ты хотел, граф Каликс. Вот что ты сказал — совсем другое дело.

— Ваше сиятельство, прошу вас! Не спешите! Вы так долго разрабатывали план… Не дайте всему рухнуть в одночасье!

Аквитейн покосился на записку.

— И что ты предлагаешь, ваша светлость?

Каликс расправил плечи.

— Проще говоря, ваше сиятельство — придерживаться прежнего плана. Послать ветряных волков на зимние квартиры в Родис. Собрать все ваши легионы воедино с наступлением весны и тогда нанести удар. Выжидать. Мудрость состоит в терпении.

— Побеждает тот, кто рискует, — возразил Аквитейн. — Не могу не поражаться, Каликс, безграничной щедрости Родиса. Как он горит желанием приютить наемников, связать с ними свое имя, когда все улажено. Как наставлял он тебя защищать мои интересы.

— Первейшей целью моего господина всегда является поддержка союзников, ваше сиятельство.

— Еще бы, — фыркнул Аквитейн. — Мы так щедры друг к другу. И полны всепрощения. Нет, Каликс. Курсор…

— Бывший курсор, ваше сиятельство, — поправил его Фиделиас.

— Бывший курсор. Да, конечно. Бывший курсор неплохо поработал, предсказав, что ты будешь говорить мне. — Аквитейн дочитал записку. — Интересно, зачем это он? — Он перевел взгляд на Фиделиаса и вопросительно приподнял бровь.

Фиделиас посмотрел на Каликса.

— Ваше сиятельство, я полагаю, что Родис послал к вам Каликса шпионить и — рано или поздно — убить.

— Да как ты… — взревел Каликс.

Фиделиас перебил его; в голосе его зазвенела сталь.

— Каликс хочет, чтобы вы выжидали, чтобы устранить вас, ваше сиятельство, на всю зиму. Так Родис получит несколько месяцев на то, чтобы подкупить наемников, тем самым лишив вас сил. В таком случае с началом кампании ключевые посты окажутся занятыми людьми Родиса. А вас он сможет убить в сумятице сражения, устранив в вашем лице главную угрозу для себя. И полагаю, роль убийцы отводится именно ему, Каликсу.

— Я не потерплю такого оскорбления, ваше сиятельство!

Аквитейн покосился на Каликса.

— Потерпишь. — Он повернулся к Фиделиасу. — И что ты посоветуешь? Что бы ты сделал на моем месте?

Фиделиас пожал плечами.

— Нынче ночью дули южные ветры, которых в это время года быть не должно. Только Первый лорд способен вызвать такое. Я предполагаю, он призвал фурий южного воздуха, чтобы помочь Амаре или какому-то другому курсору попасть на север — или в столицу, или прямо в долину.

— Это могло быть и совпадением, — заметил Аквитейн.

— Я не верю в совпадения, ваше сиятельство, — сказал Фиделиас. — Первый лорд далеко не слеп, и его мастерство заклинания настолько велико, что я только начинаю постигать его пределы. Он призвал южные ветры. Он шлет кого-то на север. В долину Кальдерона.

— Невероятно, — сказал Аквитейн. Он помолчал, потом задумчиво потер подбородок. — Впрочем, Гай всегда был невероятным человеком.

— Ваше сиятельство, — вмешался Каликс. — Вы, конечно, не воспринимаете это серьезно…

Аквитейн поднял руку.

— Очень даже воспринимаю, ваша светлость.

— Ваше сиятельство. — Голос Каликса сорвался на шипение. — Этот безродный пес обозвал меня убийцей!

С минуту Аквитейн молча смотрел на них. Потом демонстративно отступил на два-три шага и повернулся к ним спиной, как бы любуясь гобеленами.

— Ваше сиятельство, — настаивал Каликс. — Я требую, чтобы вы рассудили нас в этом деле!

— Пожалуй, я верю скорее Фиделиасу, ваша светлость. — Аквитейн вздохнул. — Разбирайтесь сами. А я, соответственно, разберусь с тем из вас, кто останется в живых.

Фиделиас лучезарно улыбнулся.

— Позвольте добавить также, ваша светлость, что от вас разит, как от барана, на губах у вас пузырятся идиотизм и отрава, а потроха у вас желты, как лютики, — не спуская взгляда с Каликса, он расцепил пальцы и медленно, раздельно произнес: — Ты. Самый. Настоящий. Трус.

Лицо Каликса вспыхнуло румянцем, взгляд сделался диким, и он сорвался с места. Меч молнией вылетел из ножен и устремился к горлу Фиделиаса.

Каким бы стремительным ни был Каликс, Олдрик двигался быстрее. Он еще сидел с Одианой на коленях, а рука его метнулась к рукояти меча, и лезвие мгновенно взметнулось в воздух, на какие-то доли дюйма миновав тело водяной ведьмы. Сталь со звоном сшиблась со сталью в паре дюймов от лица Фиделиаса. Олдрик уже стоял, а мягко приземлившаяся на пол Одиана села, подобрав под себя ноги. Стоя, Олдрик был на голову выше Каликса.

Каликс уставился на Олдрика и ощерился.

— Наемник… Уж не думаешь ли ты, что сравнишься в бою с алеранским лордом?

Не переставая удерживать клинком меч Каликса, Олдрик пожал плечами.

— До сих пор единственный, кто мог сравниться со мной в бою, был Арарис Валериан. — Зубы его блеснули в улыбке. — А ты — не Валериан.

Послышался скрежет, а потом сталь мечей потеряла четкие очертания, превратившись в полумраке зала в призрачную стальную дымку. Фиделиас наблюдал за поединком, едва веря своим глазам, с такой скоростью одна атака сменяла другую. За какие-то две-три секунды мечи встретились с дюжину раз, высекая искры.

И почти сразу же дуэль завершилась. Каликс зажмурился, потом широко открыл глаза и поднял руку к горлу, из которого хлынула кровь. Он попытался что-то сказать, но не издал ни звука.

А потом граф из Родиса упал и больше не двигался, если не считать слабых судорог.

Одиана с сонной, мечтательной улыбкой посмотрела снизу вверх на Аквитейна.

— Желаете, чтобы я его спасла, ваше сиятельство?

Аквитейн покосился на Каликса и пожал плечами.

— Полагаю, в этом нет необходимости, дорогая.

— Хорошо, господин.

Одиана обратила восхищенный взгляд на Олдрика, который, опустившись на колено, вытирал кровь с меча подолом плаща Каликса.

Тот вдруг захрипел, и пальцы его сжались в кулак. Олдрик не обратил на это внимания.

Фиделиас поднялся с места и подошел к Аквитейну.

— Вы удовлетворены, ваше сиятельство?

— Каликс был полезен, — заметил Аквитейн. Он повернулся к Фиделиасу. — Откуда ты знал?

Фиделиас склонил голову набок.

— Что он помышлял убить вас? А сами вы разве этого не ощущали?

Аквитейн кивнул.

— Как только догадался проверить. Он сломался, стоило тебе обрисовать роль, которую отвел ему Родис. Возможно, мы найдем где-нибудь у него под плащом заговоренный кинжал с моими приметами и выгравированным на клинке моим именем.

Олдрик крякнул, перевернул еще подававшее слабые признаки жизни тело Каликса на спину и обыскал его. Замеченная Фиделиасом выпуклость оказалась на поверку маленьким кинжалом. Дотронувшись до острия, Олдрик зашипел и поспешно отодвинул кинжал от себя.

— Заговоренный? — поинтересовался Фиделиас.

— Сильное заклятие, — кивнул Олдрик. — Очень сильное. Мне кажется, кинжал лучше уничтожить.

— Сделайте это, — сказал Аквитейн. — Сейчас же. Одиана, ступай с ним. Я хочу поговорить с Фиделиасом с глазу на глаз.

Оба приложили сжатые кулаки к сердцу и поклонились. Одиана прижалась боком к мечнику, и тот обнял ее своей ручищей. Они вышли, не оглянувшись.

Лежавший на полу Каликс дробно застучал ногами по полу, глаза его остекленели, а рот безжизненно открылся.

— Откуда ты знал? — повторил Олдрик.

Фиделиас оглянулся на мертвого графа и пожал плечами.

— Честно говоря, ваше сиятельство, я не знал. Только догадывался.

Аквитейн слегка улыбнулся.

— На каком основании?

— Слишком много лет проработал по этой части. И я встречался с Родисом. Он ни на дюйм не отклонится от пути, чтобы помочь кому-либо, и он готов отрезать собственный нос, чтобы суметь плюнуть себе в лицо. Каликс был…

— Слишком приятен, — пробормотал Аквитейн. — Разумеется. Возможно, мне стоило разглядеть это раньше.

— Главное, вы действовали правильно, как только увидели это, ваше сиятельство.

— Фиделиас, — сказал Аквитейн. — Ты мне не нравишься.

— Я и не должен.

— Но мне кажется, уважать тебя я могу. И уж если выбирать, от кого получить нож в спину, так, пожалуй, лучше от тебя, чем от Родиса или кого-нибудь из его лакеев.

Фиделиас чуть раздвинул уголки рта.

— Спасибо.

— Не заблуждайся на мой счет. — Аквитейн повернулся к нему лицом. — Я предпочитаю работать с людьми, подчиняя их своей воле. Но и с тобой сработаюсь. И я ведь всегда могу убить тебя, если ты начнешь создавать проблемы. Ты ведь это понимаешь, верно?

Фиделиас кивнул.

— Вот и хорошо, — сказал Аквитейн. Верховный лорд прикрыл рот рукой и зевнул. — Уже поздно. И ты прав, действовать надо быстро, не давая Короне возможности совершить ответные действия. Поспи несколько часов. А с рассветом отправишься в долину Кальдерона.

Фиделиас снова склонил голову.

— Ваше сиятельство… У меня здесь нет покоев.

Аквитейн махнул рукой рабыне.

— Эй, ты. Отведи его к себе на ночь. Дай ему все, чего он пожелает, и проследи, чтобы он проснулся к рассвету.

Рабыня молча, не поднимая глаз, поклонилась.

— Ты изучал историю, Фиделиас?

— Так, по верхам, ваше сиятельство.

— Весьма захватывает. Судьба целого столетия может решиться за каких-то несколько часов. За несколько драгоценных дней. Ключевые события, Фиделиас, и люди, которые становятся частью этих событий, — вот что определяет завтрашний день. Я тоже ощутил эхо далеких сил со стороны долины. Возможно, Гай уже будит фурий Кальдерона. История тронулась с места. Она ждет, чтобы ее повернули в ту или иную сторону.

— Я не думаю об истории, ваше сиятельство. Я просто делаю свое дело.

Аквитейн коротко кивнул.

— Что ж, делай. Я буду ждать вестей от тебя.

Верховный лорд повернулся и, не сказав больше ни слова, вышел из зала.

Фиделиас смотрел ему вслед до тех пор, пока двери за ним не захлопнулись, потом повернулся к девушке-рабыне. Он протянул ей руку, и она легонько сжала ее. Пальцы ее оказались теплыми и мягкими, а смотрела она на него чуть неуверенно.

Фиделиас приосанился, поклонился и церемонно поцеловал рабыне пальцы.

— Ваше сиятельство, — произнес он. — Леди Инвидия. Позвольте выразить вам мое неподдельное восхищение.

Лицо рабыни вспыхнуло от потрясения, потом она откинула голову назад и рассмеялась. Черты ее менялись на глазах, и очень скоро перед ним стояла женщина на несколько лет старше, с намного более мудрым взглядом. Глаза ее были пепельно-серыми, волосы — чуть припорошены сединой, хотя по виду больше тридцати ей не дал бы никто. Собственно, любой аристократический род Алеры обладает подобным мастерством заклинания и водных, и всех прочих фурий.

— Как ты догадался? — спросила она. — Даже мой муж и повелитель не заметил подлога.

— Ваши руки, — пояснил Фиделиас. — Когда вы омывали мне ноги, пальцы ваши были теплыми. Ни одна здравомыслящая рабыня не испытывала бы в этом помещении ничего, кроме беспокойства. Ее пальцы были бы ледяными. И еще: никто, кроме вас, ваше сиятельство, не обладал бы смекалкой или мастерством, чтобы отважиться на такую шутку с его сиятельством.

Глаза леди Аквитейн заискрились.

— В высшей степени проницательное наблюдение, — сказала она. — Верно, я использовала Каликса, чтобы узнать побольше о намерениях Родиса. И как раз сегодня мне показалось, что я могла бы избавиться от него. Я сделала все, чтобы мой муж набросился на этого родисийского болвана, если тот помешает ему развлекаться. Однако должна признать, ты, похоже, быстро разобрался в происходящем и провел все без сучка без задоринки и без малейшей подсказки с моей стороны. И без привлечения фурий.

— Логика тоже в своем роде фурия.

Она улыбнулась, но тут же посерьезнела.

— Операция в долине… Как думаешь, она удастся?

— Возможно, — кивнул Фиделиас. — Но если удастся, это даст нам то, чего не достигнуть ни сражениями, ни заговорами. Он сможет завоевать Алеру, не пролив алеранской крови.

— По крайней мере, напрямую, — сказала леди Аквитейн и негромко фыркнула. — У Аттиса мало предубеждений против кровопролития. Тонкости в нем не больше, чем в извергающемся вулкане, однако если силы его направить должным образом…

Фиделиас наклонил голову.

— Именно так.

Мгновение женщина молча смотрела на него. Потом взяла за руку. Черты ее дрогнули, расплылись, и она вновь обернулась девушкой-рабыней: из волос исчезла седина, глаза из серых снова сделались темно-карими.

— Да, кстати. Я же получила на ваш счет приказ касательно этой ночи.

Фиделиас замялся.

— Ваше сиятельство…

Леди Аквитейн улыбнулась и коснулась пальцами его губ.

— Не заставляй меня настаивать. Идем со мной. Я прослежу, чтобы в оставшееся время ты отдохнул как следует. — Она повернулась и двинулась дальше. — Тем более что с рассветом тебе предстоит долгий путь.

ГЛАВА 8

Когда сгустились сумерки, опасность все еще продолжала грозить Тави. Он не видел и не слышал своих преследователей с момента, когда скатился с почти отвесного утеса, цепляясь за редкие чахлые кустики, поэтому смертельное падение превратилось в более или менее упорядоченный спуск. Шаг был рискованный, но Тави пошел на него, решив, что веса взрослого марата кусты не выдержат.

План увенчался успехом, но лишь отчасти. Марат бросил взгляд на склон и бегом пустился искать более пологий спуск. Все же это дало Тави немного времени, чтобы оторваться от погони, и ему казалось, что отрыв увеличивается. Мараты не похожи на алеранцев: у них нет способностей к заклинанию фурий, зато говорят, они невероятным образом находят общий язык со всеми дикими тварями. Это означало, что у марата не было перед ним никаких особых преимуществ — как и Тави, ему приходилось полагаться только на свои сообразительность и опыт.

Гроза надвигалась на долину переливавшейся вспышками завесой, поэтому темнело быстрее обычного. Гром грохотал почти непрерывно, но ветер пока не усиливался и дождь не начинался. Гроза дожидалась ночи, чтобы обрушиться всей своей мощью, и Тави с опаской косился на небо и окружавший его бурелом. Ноги его болели, а в груди жгло, но он все-таки ушел от марата и перед самым заходом солнца вышел из чащи на дорогу в нескольких милях от поворота на Бернардгольд. Он нашел полоску глубокой тени от поваленного бурей дерева и забился туда, задыхаясь, давая своим усталым мускулам короткую передышку.

Сверкнула молния. Он не собирался забираться так далеко на запад. Для того чтобы вернуться домой, Тави придется еще не меньше часа идти только до поворота к усадьбе. Громыхнуло — на этот раз так громко, что с упавшей сосны посыпалась хвоя. Со стороны Гарадоса послышался приглушенный, протяжный рев, и с каждой минутой он делался все ближе. Дождь наконец начался. Он накатил волной пронизывающе-ледяного ливня, и Тави едва успел поднять и затянуть капюшон, как с севера налетел первый порыв свирепого, морозного ветра.

Гроза смела с неба последние остатки дневного света и заполнила долину холодной тьмой, которую не рассеивали до конца даже вспыхивавшие в грозовых тучах молнии. Хотя плащ у Тави и считался непромокаемым, никакая ткань из изготовленных в Алере не удержала бы такого напора воды и ветра дольше нескольких минут. Плащ сразу же сделался холодным, мокрым и тяжелым; он лип к телу, и ледяной ветер, казалось, проникал сквозь него сразу в кости.

Тави била крупная дрожь. Останься он на этом месте, и гроза убьет его в считанные часы — если только прежде до него не доберется этот кровожадный дикарь со своей тварью. И хотя Брутус наверняка уже донес Бернарда до стедгольда, Тави не надеялся на помощь со стороны его обитателей. Те были достаточно умны, чтобы носу не казать на улицу в такую грозу.

Дождавшись очередной вспышки молнии, Тави всмотрелся в окружавший его бурелом. Совсем рядом с ним под стволом зияло темное отверстие, устланное хвоей, — и на вид оно казалось совсем сухим.

Тави полез в него, и следующая же вспышка осветила настоящий кошмар. Здесь уже имелись обитатели: с полдюжины слайвов. Проворные, покрытые темной чешуей ящеры в длину почти достигали роста Тави, и ближайший из них находился сейчас на расстоянии вытянутой руки. Ящер беспокойно встряхнулся, выходя из забытья. Он отворил пасть и испустил противное, липкое шипение, показав при этом несколько рядов острых, как иглы, зубов.

Передние клыки слайва были покрыты густой желтой жидкостью. Тави уже доводилось видеть действие яда слайва. Если слайв укусит его сейчас, он упадет на землю и уснет. Тогда слайвы утащат его к себе в логово. И съедят живьем.

Первой реакцией Тави было отчаянное желание броситься прочь. Однако быстрое движение могло спровоцировать не оправившегося пока от потрясения слайва на бросок. Даже если хищник и промахнется, бегство Тави будет расценено слайвами как то, что он — добыча, которую нужно догнать и съесть. На открытом, ровном месте он мог бы и убежать от них, но у слайвов имеется неприятная привычка преследовать свою жертву часами и днями, дожидаясь, пока та ослабеет и ляжет передохнуть.

Он весь дрожал от страха и возбуждения, но заставил себя не шевелиться. Выждав несколько секунд, он как можно более плавно и медленно попятился из норы. Стоило ему оказаться за пределами броска слайва, как тварь снова зашипела и ринулась на него.

Тави отчаянно вскрикнул, сорвавшись на визг. Он увернулся от зубов слайва, перекатился по земле, вскочил на ноги и бросился наутек. И тут — к полнейшему своему удивлению — услышал ответный крик, почти заглушённый нарастающим ветром. Тави даже зарычал от досады. Он как-то забыл о марате и его кошмарном спутнике. Неужели они его все-таки догнали? Ветер донес до него новый крик — нет, для марата слишком высокий. И в этом голосе, несомненно, слышались страх и паника.

— Кто-нибудь, помогите! Помогите же!

Тави прикусил губу, покосившись в сторону дома и безопасности, потом повернулся в противоположную сторону, откуда донесся крик. Он сделал неуверенный, судорожный вдох и шагнул на запад, прочь от дома, с трудом заставляя свои усталые ноги снова двигаться — все быстрее, пока не сорвался на бег по каменной дороге.

Снова блеснула молния — стремительный язык огня, метнувшийся от тучи к туче, сначала зеленый, потом красный, словно это бились друг с другом небесные фурии. Свет заливал насквозь промокшую долину почти полминуты, и только потом удар грома сотряс брусчатку старой дороги, почти оглушив Тави.

У самой земли, в гуще водяных брызг, начали роиться неясные очертания; они метались и плясали по дну долины. Вместе с грозой пришли ветрогривы. Их светящиеся тела кружились и без труда порхали во все стороны, не обращая внимания на порывы ветра, — светло-зеленые облачка, призрачные, отдаленно напоминающие людей, с длинными жадными руками и похожими на черепа лицами. Они визжали, и визг их, полный голода и ненависти, заглушал даже раскаты грома.

Страх сковывал движения, но Тави стиснул зубы и заставлял себя бежать — до тех пор, пока не увидел места, куда собирались со всех сторон ветрогривы, точки, вокруг которой они водили свой безумный хоровод, протягивая внутрь круга свои бледные, с острыми когтями руки.

Там, в самом центре призрачного циклона, стояла молодая женщина; Тави никогда прежде ее не видел. Она была высокая и стройная, немного похожая на тетю Исану; впрочем, сложением сходство и ограничивалось. Кожа ее имела темный, золотисто-коричневый цвет, как у торговцев из южных городов Алеры. Ветер развевал ее густые прямые волосы; окраской они почти не отличались от кожи, из-за чего она немного напоминала золотую статую. Черты ее лица, возможно и не идеально красивого, все же не могли не обратить на себя внимание: высокие скулы и длинный, изящный нос чуть смягчались полными губами.

Сейчас на этом лице застыла гримаса отчаяния. На руке ее виднелась окровавленная повязка; похоже, она сделала ее, оторвав лоскут от собственного платья. Просочившаяся кровь перепачкала ей рубаху, промокшую насквозь и прилипшую к коже. На шее темнел плетеный рабский ошейник. На глазах у Тави один из ветрогривов, закрутившись волчком, метнулся к ней.

Девушка закричала, выбросила руку в направлении ветрогрива, и Тави увидел в воздухе бледно-голубой сгусток, не столь четкий, как ветрогривы, но все же различимый силуэт длинноногого коня, ударившего нападавшего ветрогрива копытами. Ветрогрив взвизгнул и отпрянул, а фурия незнакомки устремилась вперед, хотя в скорости и уступала ветрогривам. Три других ветрогрива навалились на фурию с боков, и женщина выпрямилась — Тави только теперь разглядел, что она стояла, опираясь на палку, — и с яростью отчаяния заковыляла вперед.

Тави действовал не размышляя. Он бросился в их сторону, на бегу сунув руку в сумку на поясе. Он едва не оступился в темноте, но в следующую же секунду тучи снова осветились: синие, зеленые и красные молнии сражались за господство над небесами.

Один из ветрогривов резко повернулся в его сторону и бросился на него сквозь ледяной дождь. Тави выудил из сумки маленький сверток и рывком разорвал его. Ветрогрив испустил леденящий душу вопль и широко растопырил свои руки-клешни.

Тави захватил пальцами щепотку соли из свертка и швырнул в нападавшего ветрогрива.

С полдюжины белых кристалликов прорвали фурию, как свинцовые грузила — марлю. Ветрогрив испустил полный боли вопль, от которого у Тави свело внутренности, и свился в клубок. Зеленый огонь вырвался из пробоин, и он начал распадаться на части. За считанные секунды призрак превратился в несколько мелких клочков, сразу же унесенных ветром.

Остальные со злобным визгом рассыпались широким кругом. Рабыня оглянулась на Тави, и в широко открытых глазах ее вспыхнула надежда. Она крепче взялась за свою палку и захромала в его сторону. Изорванные очертания ее фурии снова сделались невидимыми, стоило ветрогривам отступить от них на несколько шагов.

— Соль? — крикнула она сквозь грозу. — У тебя есть соль?

Тави удалось достаточно перевести дух, чтобы ответить.

— Совсем немного! — Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди, и он из последних сил подбежал к рабыне и стал рядом с ней, настороженно оглядываясь на окружавших их ветрогривов. — Проклятые вороны! — выругался он. — Нам нельзя здесь оставаться. Никогда еще не видел их столько в одну грозу.

Рабыня, дрожа, вглядывалась в темноту, но голос ее звучал на удивление ровно.

— Твои фурии могут нас защитить?

Тави ощутил противную пустоту в желудке. Конечно, не могут, тем более что их и нет вовсе.

— Нет.

— Тогда нам нужно укрыться где-нибудь. Эта гора. В ней наверняка есть пещеры…

— Нет! — выпалил Тави. — Не эта гора. Она не любит посторонних.

Девушка усталым жестом приложила руку ко лбу.

— У нас есть выбор?

Тави заставил свои усталые мозги шевелить извилинами, но страх, усталость и холод сделали их неуклюжими, как слайв на снегу. Было… было ведь что-то такое, что он должен вспомнить, что может помочь… если он только вспомнит, что это…

— Есть! — воскликнул он. — Есть такое место. Это недалеко отсюда, если мне удастся найти его.

— Как далеко? — спросила рабыня, не сводя глаз с круживших на безопасном расстоянии ветрогривов. Голос ее уже дрожал; возможно, от пробравшего ее наконец холода.

— Миля. Ну, может, немного больше.

— В темноте? В такой? — Она недоверчиво покосилась на него. — Нам ни за что не добраться.

— У нас нет выбора, — прохрипел Тави сквозь ветер. — Или там, или нигде.

— Ты сможешь найти его? — спросила девушка.

— Не знаю. Сможешь пройти такое расстояние?

Мгновение — на протяжении следующей вспышки молнии — она пристально смотрела на него.

— Да, — выдохнула она. — Дай мне немного соли.

Тави протянул ей половину оставшейся у него пригоршни, и рабыня крепко стиснула белые кристаллики в кулаке.

— Фурии! — сказала она. — Нам ни за что не пройти столько.

— Особенно если мы не тронемся с места, — крикнул Тави и потянул ее за руку. — Идем же! — Он повернулся, но девушка вдруг прыгнула на него и с силой толкнула плечом в сторону. Тави вскрикнул и покатился на землю.

Он поднялся на ноги, дрожа от холода и злости.

— Ты что?!

Девушка медленно выпрямилась, глядя ему в глаза. Вид у нее был теперь совсем усталый; она едва могла стоять, опираясь на свою палку. На земле у ее ног лежал мертвый слайв с размозженной головой.

Тави перевел взгляд с ящерицы на рабыню. Конец ее палки был в крови.

— Ты спасла меня, — пробормотал он.

Снова вспыхнула молния. В свете ее Тави увидел, что рабыня дерзко усмехается.

— Будем надеяться, не зря. Вытащи нас из этой грозы, и будем квиты.

Он кивнул и огляделся по сторонам. Новая молния высветила дорогу — темную прямую линию, и Тави попытался сориентироваться. Потом повернулся спиной к черной громаде Гарадоса и двинулся в темноту, отчаянно надеясь, что найдет убежище прежде, чем ветрогривы наберутся храбрости для нового нападения.

ГЛАВА 9

Исана проснулась от топота ног по лестнице, ведущей в ее комнату. Пока она спала, прошел день и сгустилась ночь; по крыше барабанил дождь. Она села, хотя от этого у нее застучало в висках.

— Госпожа Исана, — чуть слышно прошептала Беритта. Она оступилась в темноте и издала не совсем подобающее юной девушке восклицание.

— Свет, — пробормотала Исана, привычно напрягая волю.

Крошечный дух в фитиле лампы ожил, осветив комнату неярким золотистым сиянием. Она прижала ладони к вискам, пытаясь собраться с мыслями. Дождь все хлестал по крыше, и до нее доносилось злобное завывание ветра. За окном сверкнула молния, за которой последовал странный, рычащий раскат грома.

— Гроза, — выдохнула Исана. — Что-то не так.

Беритта поднялась с пола и присела в реверансе. Бубенцы в венке начали вянуть, роняя алые лепестки на пол.

— Это ужасно, госпожа, просто ужас какой-то. Все боятся. И еще стедгольдер. Стедгольдер вернулся, и он тяжело ранен. Госпожа Битте послала меня, чтоб я вас привела.

Исана вздрогнула.

— Бернард.

Она вскочила с кровати. Движение отдалось в голове острой болью, и ей пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть. Исана сделала глубокий вдох, пытаясь совладать с охватившей ее паникой, устоять перед болью. Теперь она начинала смутно ощущать страх, злость и беспокойство людей стедгольда, доносившиеся до нее из нижнего зала. Сила и власть нужны им теперь больше, чем обычно.

— Ладно, — сказала она, открывая глаза и пряча лицо под маской спокойствия. — Веди меня к нему.

Беритта выпорхнула из комнаты Исаны, и та решительным шагом поспешила следом за девушкой. Стоило ей спуститься по лестнице, как заполнивший помещение страх накатил на нее волной — словно холодная, мокрая ткань липла к ее коже, пытаясь просочиться внутрь. Она вздрогнула и задержалась на мгновение, отгоняя этот холод от своих мыслей, пока ощущение не отпустило ее. Она понимала, что страх никуда не делся, но пока хватало и этого — отогнать его чуть подальше, обрести способность действовать.

Совладав с собой, Исана шагнула в зал. Большой зал Бернардгольда имел в длину добрых сто футов, примерно половину этого в ширину. Он был сделан из цельного гранита, взращенного из земли много лет назад. Позже сверху над ним надстроили жилые помещения из кирпича и дерева, но сам зал представлял собой цельный каменный массив, изваянный долгими, утомительными часами заклинаний из костей земли. Самые свирепые бури не смогли повредить большой зал и всех, кто искал в нем убежища. Неповрежденным осталось и другое сооружение стедгольда — хлев, где содержался драгоценный скот.

Зал был полон народа. Здесь собрались все обитатели стедгольда — несколько больших семей. Большинство их теснилось у одного из дощатых столов, на которые выставили приготовленную еще с утра еду. В помещении царило тревожное напряжение — даже дети, обыкновенно встречавшие неожиданно подаренный грозой выходной день визгом и игрой в догонялки, казались непривычно притихшими и подавленными. Никто не повышал голоса громче шепота, да и тот стихал с каждым новым ударом грома.

Зал сам собой поделился на две половины. В обоих торцах его пылал в очагах огонь. У дальнего очага собрались за небольшим столом приехавшие стедгольдеры. Беритта вела ее к другому очагу, куда положили Бернарда. Между очагами расположились небольшими группами местные — с одеялами, чтобы остаться на ночлег в зале, если гроза продлится всю ночь. Разговаривали мало и неохотно — возможно, из-за дневной стычки, решила Исана, и никто не хотел находиться слишком близко к очагам.

Исана обогнала Беритту и подошла к огню. Старая Битте, местная учительница заклинаний, склонилась над тюфяком, на который уложили Бернарда. Это была дряхлая, высохшая старуха с седой косой ниже пояса. Руки ее постоянно дрожали, и она почти не выходила из усадьбы, но ремесло свое знала хорошо, и дух ее, равно как и зрение, с годами не ослабел.

Лицо Бернарда было восково-бледным как у покойника, и на мгновение горло у Исаны сдавило от панического страха. Однако грудь его поднялась и опала — он с трудом, но дышал, и она закрыла глаза, снова успокаиваясь. Его укутали мягкими шерстяными одеялами, оставив открытой только правую ногу, всю залитую кровью. Кто-то перевязал рану на бедре, но Исана видела, что пропитанную кровью повязку уже надо менять.

— Исана, — прохрипела старая Битте. — Я сделала все, что могла, детка. Не больше, чем можно добиться иголкой и нитью.

— Что случилось? — спросила Исана.

— Мы не знаем, — вздохнула Битте, присаживаясь на ближайшую скамью. — У него страшная рана на бедре. Возможно, это зверь, хотя такую можно нанести и топором, и клинком. Похоже, он сумел наложить себе жгут и перекрутить раз или два. Может, нам удастся спасти ногу — но он потерял слишком много крови. Он в забытьи, и я не знаю, очнется ли он.

— Ванна, — сказала Исана. — Нам нужно погрузить его в теплую воду.

Битте кивнула.

— Я уже послала за ней. Сейчас принесут.

— И приведите сюда Тави. Я хочу услышать, что случилось с моим братом.

Битте печально посмотрела на Исану.

— Тави с ним не вернулся домой, детка.

— Что?

Страх снова захлестнул ее — мгновенный, ледяной, ужасный. Ей пришлось сделать усилие, чтобы отогнать его, но она умело скрыла это, поправляя упавшую на лицо прядь волос. Она должна казаться спокойной, уверенной.

— Не вернулся с ним?

— Нет. Его здесь нет.

— Его нужно отыскать, — сказала Исана. — Гроза ведь. Он там совсем беззащитен.

— Только безмозглый Линялый выйдет в такую грозу, детка, — ровным голосом возразила Битте. — Он вышел проверить, крепко ли заперт хлев, там и нашел Бернарда. Говорят, фурии берегут дураков и детей. Может, они и Тави помогут… — Она подалась к самому уху Исаны. — Потому что кто-то другой ничего не в силах сделать.

— Нет, — настаивала Исана. — Нам нужно найти его.

Несколько мужчин спустились по лестнице, таща большую медную ванну. Они поставили ее на пол рядом с ними и с помощью детей принялись наполнять водой.

— Исана, — сказала Битте твердым, почти ледяным тоном. — Ты устала. Ты единственная из всех, кого я знаю, способна вернуть Бернарда, но я не уверена, что тебе удастся даже это, не говоря уж о том, чтобы найти Тави в такую погоду.

— Все равно, — не сдавалась Исана. — Я отвечаю за Тави.

Рука старой Битте, теплая и неожиданно сильная, крепко сжала ей запястье.

— Мальчик на улице в грозу. Он уже нашел убежище, Исана. Или уже мертв. Ты должна сосредоточиться на том, что можешь еще сделать, — или Бернард тоже умрет.

Страх, беспокойство снова подступили — в унисон с нараставшей в ней паникой. Тави. Она не должна была с головой уходить в приготовления, не должна была позволить Тави провести ее. Она в ответе за него. Образ Тави, застигнутого грозой, растерзанного в клочья ветрогривами, стоял у нее перед глазами, и она не удержалась от стона.

Она открыла глаза. Руки ее дрожали. Исана посмотрела на Битте.

— Мне нужна будет помощь, — сказала она.

Старая Битте кивнула, но выражение лица ее было тревожным.

— Я переговорила с нашими женщинами, и они дадут все, что могут. Но этого может не хватить. Без умелого заклинания воды у нас не будет шансов спасти его, и даже так…

— Только женщины? — вскинулась Исана. — А Отто, а Рот? Они же стедгольдеры. Они многим обязаны Бернарду. Да если на то пошло, почему они до сих пор не позаботились о нем?

Старая Битте болезненно скривилась.

— Они не помогут, Исана. Я уже просила.

Долгое мгновение Исана потрясенно смотрела на старуху.

— Они… что?

Битте опустила взгляд.

— Они не помогут. Ни один из них.

— Именем фурий, почему?

Старуха покачала головой.

— Не знаю. От грозы все дерганые, особенно стедгольдеры… Они тревожатся о своих, которые остались дома. И Корд постарался как мог.

— Корд? Он здесь? Не в хлеву?

— Ага, детка.

— Где Уорнер?

Битте поморщилась.

— Старый дурак. Уорнер только что не набросился на Корда. Сыновья Уорнера забрали его наверх. Эта их девчонка уговорила его принять горячую ванну — он ведь как приехал, так еще умыться не успел. Если бы не это, они бы вцепились друг другу в глотку еще час назад.

— Проклятые вороны, — зарычала Исана и поднялась на ноги.

Мужчины и дети, наполнявшие ванну, вздрогнули и отступили от нее на шаг. Она окинула взглядом зал и повернулась к старой Битте.

— Уложите его в ванну. Они помогут моему брату, или я затолкаю их стедгольдерские цепи в их трусливые глотки.

Она повернулась на каблуках и зашагала через весь зал к столу в дальнем его конце, у которого собралось несколько человек — соседи-стедгольдеры.

За ними у огня устроились сыновья Корда: немногословный Арик и младший, обвиняемый, — Биттан. Еще подходя, Исана заметила Линялого в насквозь промокшей одежде. Низко опустив голову, он пытался подобраться поближе к огню. Он протянул руку к половнику, торчавшему из котелка с похлебкой, подвешенному у огня, чтобы не остывал.

Сидевший ближе других к огню Биттан нахмурился. Линялый придвинулся еще чуть ближе, и его обезображенное клеймом лицо скривилось в гротескном подобии улыбки. Он опасливо кивнул Биттану, взял себе миску и потянулся за половником.

Биттан рявкнул что-то Арику, повернулся к Линялому и сказал ему какие-то явно оскорбительные слова. Раб округлил глаза и пробормотал что-то в ответ.

— Трусливый пес, — повысил голос Биттан. — Не перечь тем, кто лучше тебя. От тебя смердит, а я сидел здесь и буду сидеть. Пошел прочь от меня!

Линялый кивнул и торопливо взялся за половник.

Арик схватил раба за плечо, резким рывком развернул его к себе и, почти не замахиваясь, ударил его кулаком. Линялый вскрикнул и отшатнулся от огня. Он удержался-таки на ногах, но попятился от сыновей Корда, опасливо втянув голову в плечи.

Арик закатил глаза и хмуро посмотрел на Биттана. Потом скрестил руки на груди и прислонился к стене с противоположной стороны от каменного очага.

Биттан ухмыльнулся и повернулся вслед Линялому.

— Трус полоумный! И не вздумай вернуться! — Он опустил голову; губы его кривились в жестокой улыбке.

На улице снова ударил гром, и Исана сжалась, не давая волне страха захлестнуть и ее. Страх накатил чуть позже, чем она ожидала, и она стояла, зажмурившись, пока он не миновал.

— Чертовы помои, — буркнул один из собравшихся у стола, и ругательство повисло в звонкой тишине, наступившей после удара грома.

Исана собралась, подходя к стедгольдерам.

Говоривший, стедгольдер Олдо, в упор смотрел на Корда, упрямо выставив вперед бритый подбородок.

— Стедгольдеры долины не могут стоять в стороне, когда один из них нуждается в помощи, — продолжал он. — И мы поможем ему.

Корд склонил косматую голову набок, занимаясь нанизанным на нож куском мяса.

— Олдо, — пророкотал он. — Ты ведь недавно надел стедгольдерскую цепь?

Стоя, Олдо был всего на голову выше сидящего Корда.

— Какое это имеет отношение к делу?

— И ты у нас не женат, — продолжал Корд. У тебя нет детей. И семьи — чтобы ты представлял себе, что такое заботы.

— Мне не нужно семьи, чтобы понимать, что вы, двое, — он повернулся и ткнул пальцем в двух других мужчин с цепочками стедгольдеров на шее, — должны оторвать свои задницы с насиженных мест, чтобы помочь Бернарду. Вот ты, Рот, помнишь, как тот саблезуб повадился за твоими свиньями, а? Кто тогда выследил эту тварь? А ты, Отто, — кто нашел по следам твоего младшего, когда тот заблудился в лесу? Бернард, вот кто. Как можете вы сидеть сложа руки?

Отто, округлый мужчина с приятным лицом и редеющими волосами, опустил глаза и вздохнул.

— Ну не то чтобы я не хотел помочь ему, Олдо. Фурии свидетели, нет. Так ведь и Корд тоже дело говорит.

Рот, худощавый пожилой мужчина с гривой седых волос и значительно более темной бородой, отхлебнул из кружки и кивнул.

— Отто прав. Дождя пролилось больше, чем за всю осень. Если долину затопит, нам потребуется вся наша сила без остатка — защищать жизни родных. — Он хмуро покосился на Олдо. — И стедгольдер Корд тоже прав. Ты здесь самый младший, Олдо. Поучился бы выказывать больше почтения старшим.

— Когда они скулят как побитые собаки? Значит, мы так и не сделаем ничего из-за того, что вам может понадобиться ваша сила? — Он повернулся и обрушился на Корда. — Очень ловко с твоей стороны. Его смерть прервала бы Дознание, и ты сорвался бы с крючка графа Грэма.

— Я только об общем благе пекусь, Олдо, — буркнул Корд и ощерил желтые зубы в ухмылке. — Проси меня о чем хочешь, но жизнь одного человека, пусть даже самого хорошего, не должна ставить под угрозу всех в долине.

— Так ведь не первую же грозу переживаем.

— Но не такую, — буркнул Отто, так и не поднимая глаз. — Эта… не такая, как все. Такой свирепой мы еще не видывали. Да я сам ее боюсь.

— И я тоже, — нахмурившись, кивнул Рот.

Олдо переводил взгляд с одного на другого, бессильно стиснув кулаки.

— Отлично, — произнес он наконец, понизив голос. — И кто из вас хочет сказать Исане, что мы и пальцем не шевельнем, пока ее брат истекает кровью на полу собственного зала?

Никто не произнес ни слова.

Исана смотрела на эту группу, нахмурившись и лихорадочно размышляя. Тем временем Корд протянул свою кружку Арику — тот наполнил ее и вернул отцу. Биттан, явно оправившийся от удушья, сидел с опущенной головой, привалившись спиной к стене; рукой он прикрыл глаза так, словно у него болела голова. Исана вспомнила, как он обошелся с Линялым, и понадеялась, что она болит сильно.

Что-то странное показалось ей в кордгольдерах — в том, как они разместились, как держали себя в разгар грозы. Потребовалась долгая минута, пока до нее дошло. Все трое казались спокойнее остальных, словно буйство фурий за стенами зала их не касалось.

Очень осторожно, совсем чуть-чуть приоткрыла она барьер, защищавший ее от эмоций Корда и его сыновей.

Никто из них не боялся.

Она не ощутила ничего — только легкое напряжение в Арике.

Снова блеснула молния, и она поняла, что не успеет заслониться от эмоций. И все же она попыталась — и снова волна страха накатила на мгновение позже, чем она ожидала, дав ей возможность вынести напряжение.

Она все же пошатнулась, и тут чья-то рука схватила ее под локоть. Она подняла взгляд и увидела стоявшего рядом Линялого.

— Госпожа. — Линялый дернул головой вниз в неуклюжем поклоне. — Госпожа, стедгольдер ранен.

— Я знаю, — вздохнула Исана. — Я слышала, это ты нашел его. Спасибо, Линялый.

— Госпоже плохо? — Раб склонил голову набок.

— Все в порядке, — отрицательно мотнула головой Исана. Она оглянулась на семьи обитателей усадьбы, жмущихся друг к другу, настороженно вслушивавшихся в буйство стихий на улице. — Скажи, Линялый, ты боишься этой грозы?

Линялый с отсутствующим видом кивнул.

— Но не очень боишься?

— Тави, — сказал Линялый. — Тави.

Исана снова вздохнула.

— Если кто-то и может найти его во всем этом, так только Бернард. Брутус защитит его от ветрогривов, а Сайпрус поможет отыскать Тави. Тави нужен Бернард.

— Ранен, — сказал Линялый. — Плохо ранен.

— Да, — машинально кивнула Исана. — Не уходи пока. Мне может понадобиться твоя помощь.

Не двигаясь с места, раб буркнул что-то в ответ, хотя по лицу его Исана так и не поняла, услышал ли он ее приказ. Она вздохнула и зажмурилась, связываясь со своей фурией.

— Рилл, — прошептала Исана. Она сосредоточилась на мысленном образе Биттана, представив себе, как он сидит у стены. Водяная фурия пробежала трепетом по ее позвоночнику, по коже — усталая, но готовая выполнять ее команды. — Рилл. Покажи мне.

Линялый резко отвернулся от нее и шагнул к столу.

— Голоден, — буркнул он.

Исана с досадой посмотрела ему вслед, но не стала отвлекаться, чтобы не утратить контакт с Рилл. Опасливо косясь на кордгольдеров, Линялый снова подобрался к огню и котелку, готовый в любой момент отпрянуть от новой оплеухи. Потом он шагнул в сторону, скрывшись за чьей-то спиной.

Исана ощутила движение фурии сквозь влажный воздух зала — словно это ее, Исаны, рука тянулась через помещение к младшему кордгольдеру.

Рилл коснулась Биттана, и вибрирующий страх пронзил ее словно удар молнии. Она охнула и широко раскрыла глаза, поняв наконец, что происходит в зале.

Биттан сплетал заклинание, незаметно посылая напряжение почти каждому из присутствующих здесь, усиливая страх, заглушая тревогой все остальные мысли. Это было проделано весьма ловко — куда ловчее, чем она ожидала от юнца. Должно быть, он держал свою фурию в огне — это объясняло, почему он разместился у очага и ведет себя так, словно место это принадлежит ему.

С осознанием этого на Исану накатила волна противной, липкой слабости. Она пошатнулась и упала вперед, на колени, опершись о пол одной рукой и прижав другую к лицу.

— Исана? — Голос Олдо донесся до нее ясно и отчетливо в наступившей тишине: обитатели Бернардгольда как один повернулись к ней. — Исана, с тобой все в порядке?

Исана подняла глаза и увидела, что сыновья Корда с потрясенными, виноватыми лицами смотрят на нее в упор. Биттан прошипел что-то Арику, и лицо того окаменело.

Она повернулась сказать Олдо о заклинаниях Биттана — и вдруг поняла, что не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Исана подняла голову, и взгляд ее заметался по залу в приступе внезапной паники. Она попыталась говорить, но не смогла издать ни звука.

Люди уже столпились вокруг нее. Олдо с другими соседями тоже спешил к ней. Невысокий стедгольдер поднял ее с пола.

— Помогите. Да помогите же мне кто-нибудь!

— Что это с ней? — спросил Рот. — Клянусь фуриями, да она напугана до смерти!

Голоса стали глуше, смешавшись в неразборчивое, тревожное гудение. Она боролась, она пыталась связаться с Рилл, но водяная фурия только витала рядом, жалась к ней, сама напуганная животным страхом Исаны. Чем сильнее ощущала она свою беспомощность, тем сильнее слабела ее мысленная защита и страх находившихся в помещении наваливался на нее, сковывая по рукам и ногам. Она уже не следила за тем, кто и что говорил, и просто зажмурилась в смятении.

— Не знаю. Она просто упала. Кто-нибудь еще видел?

— Госпожа?

— Исана! Ох, великие фурии, сначала брат, а теперь и она… что же за день такой ужасный!

Исана открыла глаза и оттолкнула Отто — тот пытался открыть ей рот и посмотреть, не подавилась ли она чем-то.

— Подержите ее!

— Исана, успокойся!

— Она не дышит!

Через толпу к ней протолкался Корд, но она смотрела мимо него — туда, где сидели у огня, не обращая на себя внимания, его сыновья. Биттан тоже смотрел на нее, и теперь на красивом лице его играла недобрая, жесткая улыбка. Он сжал руку в кулак, и на Исану ударом обрушилась новая волна паники, лишившая ее на мгновение способности ясно мыслить.

Рядом с Биттаном сидел Арик. Арик, подумала Исана. Заклинатель ветра. Старший сын Корда не смотрел на нее, но сложил пальцы в характерную фигуру, и лицо его сосредоточенно застыло.

Глаза ее начинала застилать черная пелена, и она из последних сил пыталась шепнуть что-то Олдо, который так и продолжал с перепуганным видом держать ее.

— Исана, — бормотал он. — Исана, я тебя не понимаю.

Все качнулось, и Исана вдруг оказалась лежащей на столе, а мир шел кругом. Появился Корд, от которого резко пахнуло немытым телом и жареным мясом. Он глянул на нее сверху вниз.

— По мне, так она просто ударилась в панику. Успокойся, женщина. Не пытайся говорить. — Он наклонился к самому ее лицу, прищурив глаза. — Не стоит, — чуть слышно, но угрожающе прошептал он. — Не пытайся говорить. Успокойся и молчи. Может, это пройдет.

Исана попыталась оттолкнуть Корда, но он был слишком большим, слишком тяжелым, а руки ее — слабыми.

— Все, что от тебя требуется, — это кивнуть, — продолжал шептать он. — Будь паинькой и не мешай всему идти как идет. Тогда все будет хорошо.

Она смотрела на него, ощущая свою беспомощность, чувствуя, как страх окончательно лишает ее контроля над собой. Она понимала, что это Биттан усиливает страх, но даже понимание этого не помогало ей справиться с диким, животным ужасом. Она не сомневалась, если она не уступит Корду, он спокойно даст ей умереть.

Ярость вдруг охватила ее, внезапная, жаркая вспышка, сразу испарившая страх. Исана подняла руки, целясь ногтями Корду в глаза. Он успел отшатнуться, отделавшись неглубокими царапинами на щеках, и взгляд его вспыхнул злобой.

Исана нашла в себе силы сесть, хотя в глазах ее потемнело еще сильнее. Она ткнула дрожащим пальцем в сторону огня.

Все повернулись в ту сторону — и глаза Олдо расширились от внезапной догадки.

— Чертовы вороны! — зарычал он. — Этот придурок Корда убивает ее!

Все громко ахнули. Замешательство сразу охватило зал — эмоций в нем и так хватало, чтобы оно разгорелось как искра в сухой траве. Все кричали, не слыша друг друга.

— Что? — оглядывался по сторонам Рот. — Кто? Что?

Олдо повернулся и начал проталкиваться к огню, но почти сразу же вскрикнул и повалился, споткнувшись об выросшую под ногами складку пола. Камень пошел волнами, словно скомканная плотная материя. Молодой стедгольдер повернулся и выкрикнул команду тяжелой деревянной скамье у стола. Дерево выгнулось дугой и треснуло, как старая кость, «выстрелив» в Корда острыми, как кинжалы, щепками.

Рослый стедгольдер пригнулся к Исане, уклоняясь от щепок, хотя одна из них все-таки полоснула его по щеке, рассадив ее до крови. Корд отвел руку назад и с размаху опустил кулак на Исану.

Она скатилась со стола за долю мгновения до того, как удар стедгольдера раздробил тяжелую дубовую столешницу в щепки. Из последних сил, на четвереньках поползла она к огню и человеку, чья фурия медленно, но верно душила ее.

Она увидела у огня фигуру Линялого — тот смотрел на воцарившийся кавардак, разинув рот, так и не выпуская из руки половника. Потом он всхлипнул и повернулся, чтобы бежать, но споткнулся о ногу только что вставшего Биттана, опрокинув того на пол. Линялый взвизгнул и тоже упал, расплескав похлебку из миски и половника.

Горячее варево попало точнехонько в нахмуренное лицо Арика, тот громко закричал от боли и неожиданности.

Исана вдруг обрела способность дышать. Только что царившее в зале всеобщее замешательство сразу исчезло, словно его и не было. Пару секунд люди оглядывались по сторонам и жались к стенам, сбитые с толку внезапным избавлением от чар.

— Остановите их! — прохрипела Исана. — Остановите Корда!

— Проклятая сучка! — взревел Корд. — Я убью тебя!

Здоровяк повернулся, и Исана почти физически ощутила дрожь земли, когда тот, призвав на помощь силы своей фурии, оторвал от стола разбитую столешницу и как пушинку швырнул в нее. Олдо, припадая на ногу, протащился несколько шагов и бросился Корду в ноги. Тот потерял равновесие, и столешница, пролетев мимо Исаны, врезалась в стену. Корд отшвырнул Олдо как щенка в сторону и снова повернулся к Исане.

Исана пыталась отползти подальше, отчаянно призывая Рилл на помощь. Люди снова закричали в смятении, и дверь с грохотом отворилась. Воздух сгустился, и порыв ветра с визгом вылетел из дымохода, швырнув в Исану тучей раскаленных углей. Она вскрикнула и упала ничком в ожидании боли от ожогов.

Вместо этого угли пронеслись над ней, и она услышала вопль Корда.

— Эй, Корд, лживый слайв! — прохрипел с лестницы стедгольдер Уорнер.

Он стоял в чем мать родила, если не считать обернутого вокруг талии полотенца; по коже его стекала вода, а курчавые волосы были покрыты шапкой мыльной пены. За его спиной изготовились, обнажив мечи, сыновья-легионеры.

— Давно пора научить тебя вежливому обращению с женщиной. Уройте-ка их, ребята! — завопил Уорнер, вытаращив глаза.

— Отец! — крикнул, перекрывая шум, Арик.

Сыновья Уорнера скатились с лестницы.

— Отец, дверь!

— Стойте! — закричала Исана. — Эй вы, всем стоять! Никакого кровопролития в моем доме!

Кто-то навалился на нее сзади и с силой прижал к полу. Она дернулась, извернулась и увидела Линялого.

— Линялый, — прохрипела она. — Слезь с меня сейчас же!

— Линялому больно! — захныкал раб и словно ребенок-переросток спрятал лицо у нее между лопаток. — Не нужно больно!

Корд взревел, схватил первого из ринувшихся на него сыновей Уорнера одной рукой за запястье, другой — за пояс и швырнул его в стену. Не дожидаясь, пока тот сползет по ней на пол, он бросился к дверям. Арик с Биттаном следовали за ним по пятам; обитатели Бернардгольда опасливо жались к стенам, не преграждая им дорогу. Корд с разбегу врезался в дверь, сорвав одну из створок с петель, и в зал ворвались гул дождя и завывания ветра, почти мгновенно скрывших из вида и Корда, и его сыновей.

— Пусть уходят! — крикнула Исана таким звонким от волнения голосом, что остальные двое сыновей Уорнера застыли как вкопанные, глядя на нее.

— Пусть уходят, — повторила Исана.

Она наконец высвободилась из-под Линялого и огляделась по сторонам. Олдо лежал на полу, задыхаясь, а у стены виднелось неподвижное тело старшего сына Уорнера. В противоположном конце зала старая Битте склонилась над не подававшим признаки жизни Бернардом, хотя скрюченные пальцы ее крепко сжимали железную кочергу.

— Исана! — возмутился Уорнер. Придерживая одной рукой полотенце, он спускался по лестнице. — Не можем же мы отпустить их просто так! Таких зверей опасно оставлять на воле!

Тут усталость и головная боль, смешавшись с осадком от страха и напряжения, навалились на Исану, и ее начало трясти. На мгновение ей пришлось даже низко опустить голову и приказать Рилл осушить ее глаза от слез.

— Пусть уходят, — еще раз повторила она. — У нас хватает своих хлопот с ранеными. А этих убьет гроза.

— Но…

— Нет, — отрезала Исана и оглянулась на остальных стедгольдеров. Рот медленно поднимался на ноги, тряся головой. Отто поддерживал старшего соседа под локоть, и на почти лысой голове его блестел пот. — Нам нужно заняться ранеными, — напомнила им Исана.

— Что случилось? — пробормотал Отто. — Чего это они?

Рот положил руку на плечо Отто.

— Они наложили на нас чары. Огонь. Верно, Исана? Делали так, чтобы мы боялись сильнее, чем полагалось бы.

Исана кивнула. В душе она была благодарна Роту и понимала, что как заклинатель воды он почувствует это. Он коротко улыбнулся ей.

— Но как, — потрясенно спросил Отто, — как они проделали все это, а мы ничего и не заметили?

— Мне кажется, — сказала Исана, — что Биттан нагнетал все это постепенно. Ну, как подливаешь в ванну горячей воды понемногу — так, что сидящий в ней этого не замечает.

Отто зажмурился.

— Я знал, что вы умеете передавать эмоции другим, но не думал, чтобы таким образом.

— Большинство граждан, владеющих заклинанием огня, делают это в той или иной степени, — пояснила Исана. — Почти каждый сенатор может делать это, даже сам того не сознавая. Грэм — так тот все время делает это.

— Ну да, — вслух размышлял Рот. — И покуда его сынок занимался этим, Корд кормил нас всем этим вздором насчет возможного наводнения — а мы уже были достаточно встревожены, чтобы верить в разумность его речей.

— Ох, — вздохнул Отто. Он кашлянул и залился румянцем. — Ясно. Ты поздно спустилась, Исана, а то бы мы это раньше заметили. Но почему ты ничего нам не сказала?

— Потому что тот, другой, душил ее, балда ты этакая, — рявкнул Олдо, так и не поднимаясь с пола. — И ты сам видел, что пытался сделать с ней Корд.

Голос его прозвучал хрипло, потому что поврежденная нога изрядно болела.

— Говорил я вам всем, — с плохо скрываемым удовлетворением подал голос Уорнер. — Они все опасная шайка.

— Уорнер, — устало вздохнула Исана. — Ты бы пошел оделся.

Стедгольдер посмотрел на себя и, похоже, впервые заметил свою наготу. Он покраснел, промямлил что-то в свое оправдание и поспешил прочь из зала. Отто снова помотал головой.

— Все равно не верится, чтобы кто-то смог провернуть такое.

— Отто, — буркнул Олдо. — Ты бы хоть изредка пользовался головой не только для того, чтобы крутить ею перед зеркалом. Бернард ранен, и сын Уорнера тоже. Опускай их в ванну да исцели как следует.

Рот решительно кивнул, собираясь с силами.

— Конечно. Стедгольдер Олдо, — он склонил голову перед молодым соседом, — был прав с самого начала. Исана, я обещаю помочь тебе всем, чем смогу, и Отто вот тоже.

— Я? — встрепенулся Отто. — Ох, ну да, конечно. И как это мы, Исана, могли вести себя так глупо! Разумеется, мы поможем.

— Детка! — окликнула ее Битте, отвернувшись на пару секунд от неподвижного тела Бернарда. Голос ее сделался необычно резким. — Исана, времени больше нет.

Исана повернулась к Битте. Лицо у старухи побелело как полотно.

— Твой брат… Он умер.

ГЛАВА 10

Тави пошатнулся от внезапного порыва ветра. Девушка поймала его за руку, удержав на ногах, а свободной рукой швырнула назад несколько последних кристалликов соли из тех, что он дал ей пару часов назад. Послышался пронзительный визг, и слабо светившийся силуэт налетевшего на них ветрогрива распался на куски.

— Вот и все, — крикнула она, перекрывая шум ветра. — У меня соль кончилась!

— У меня тоже! — отозвался Тави.

— Далеко еще?

Он прищурился, пытаясь увидеть хоть что-то сквозь дождь и темноту, дрожа и почти ничего не соображая от холода.

— Не знаю, — признался он. — Ничего не вижу. Мы должны быть где-то совсем рядом.

Она прикрыла рукой глаза от ледяного дождя.

— «Почти» нам недостаточно. Они возвращаются.

Тави кивнул.

— Смотри внимательно, не увидишь ли света, — сказал он и крепче стиснул ее руку, прежде чем шагнуть вперед, в темноту.

Ее пальцы тоже сжались. Рабыня была сильнее, чем казалось на первый взгляд, и хотя его рука давно онемела от холода, ее пальцы причинили ему боль. Ветер и прятавшиеся в нем ветрогривы злобно ревели.

— Они приближаются, — прошептала она. — Если мы хотим выбраться, это надо делать сейчас.

— Это где-то близко. Должно быть близко. — Тави изо всех сил прищурился, вглядываясь в темноту. И тут он увидел его краем глаза: слабое золотое свечение. Должно быть, в темноте он сбился с дороги и взял чуть в сторону. Он резко развернулся в ту сторону и дернул девушку за запястье. — Вон! Огонь! Вон там! Надо бежать туда.

Из последних сил напрягая негнущиеся ноги, Тави ринулся вперед. Земля под ногами начала подниматься вверх, сменившись пологим склоном. Дождь слепил его и заслонял свет пеленой, поэтому Тави он казался не ярче горящей свечи, но и этого хватало, чтобы он не сбивался с нужного направления. Молнии то и дело озаряли небо вспышками, а ветрогривы визжали почти у них над головой.

Даже сквозь рев ветра до Тави доносилось тяжелое дыхание рабыни — ее силы тоже явно были на исходе. По мере того как они приближались к заветному огню, она оступалась все чаще. Снова завизжали ветрогривы, и Тави, оглянувшись, увидел, как один из них вырвался вперед с перекошенным от голода и злобы призрачным лицом.

Глаза у девушки расширились, увидев выражение лица Тави, и она начала поворачиваться — но медленно, слишком медленно, чтобы успеть отбить нападение.

Тави сделал шаг назад, схватил ее обеими руками за запястье и изо всех сил дернул вперед, швырнув мимо себя в направлении огня.

— Беги! — крикнул он. — Внутрь, быстро!

Ветрогрив налетел на Тави, и внезапно весь воздух куда-то делся из его легких, а в теле, казалось, не осталось ни капли тепла. Он почувствовал, как его ноги оторвались от земли и гроза легко — как листик — швырнула его вниз по склону, прочь от убежища на вершине. Он катился кувырком, расслабив руки и ноги, изо всех сил стараясь не остановиться слишком рано, пока не окажется у самого подножия холма. Перед глазами на мгновение возник освещенный вспышкой молнии большой серый камень, и он услышал собственный крик, когда отчаянным усилием увернулся от него.

Внизу мелькнул отблеск света на воде, и он направил свое падение к ней, хотя страх и лишил его уже почти всякой надежды. Он остановился посреди грязной лужи глубиной не больше пальца, но обжигающе-холодной. Руки его увязли в грязи почти по локоть. Он рывком вытащил их и повернулся как раз вовремя, чтобы заметить налетающего на него ветрогрива.

Тави перекатился вбок. Вязкая грязь затрудняла движения, и смертельный холод ветрогрива снова сгустился у его носа и рта, лишив возможности дышать. Он забился изо всех сил, но бесполезно. Он мог помешать фурии душить его не более чем, скажем, раскинуть руки и взлететь над грозой.

Тави знал, что у него остался всего один шанс — и тот сомнительный. Он с усилием поднялся на ноги, подпрыгнул в воздух и ничком бросился в жидкую грязь. Липкая жижа и ледяная вода сомкнулись над ним. Он попробовал забиться в нее еще глубже, потом перевернулся на спину.

И вдруг вновь обрел способность дышать.

Тави заморгал, пытаясь разглядеть ветрогрива, — но тот смотрел в другую сторону. Фурия извивалась у того места, где только что нападала на него, и взгляд ее голодных светящихся глаз метался во все стороны, ни разу не задержавшись на Тави. Ветрогрив завизжал, и на этот призыв ринулось с полдюжины его приятелей, закружившихся в поиске вокруг того места, куда упал Тави.

Тави поднял руку, чтобы вытереть грязь с глаз, и губы его скривились в свирепой ухмылке. Он не ошибся. Земля. Враждебная фуриям воздуха земля облепила его с головой, спрятав от них. Вот только какая же она холодная! Тави смотрел на извивавшихся ветрогривов, и холод пронизывал его до костей. Ветрогривы пока не угрожали ему. Надолго ли?

Дождь не переставал, забрызгивая глаза Тави жидкой грязью. Этот же дождь смоет защищавший его слой грязи, и очень быстро — если он, конечно, еще раньше не замерзнет до смерти. Двигаясь как можно тише и осторожнее, он протянул руку, зачерпнул пригоршню грязи и вылил себе на грудь и живот, где от старого слоя уже почти ничего не осталось.

Тави вгляделся сквозь грозу вверх, в направлении горевшего на вершине холма огня. Собственно, самого огня почти не было видно, только чуть выделявшиеся в темноте очертания входа в темную постройку. Никаких признаков рабыни он не увидел, из чего следовало, что та либо в безопасности, либо мертва. В обоих случаях он сделал для нее все, что мог. Он громко зашипел от досады.

И сразу же трое ветрогривов обратили на него свои светящиеся глаза и поплыли сквозь грозу прямо в направлении его рта.

Он сдержал зародившийся было у него в груди крик. Вместо этого он еще несколько раз перекатился по грязи в сторону и только потом вскочил на ноги. Оглянувшись, он увидел, как грозовые фурии крутятся у места, где он только что лежал. Выходит, они его не видели, но уж наверняка слышали. Даже сквозь грозу они услышали его дыхание. Теперь-то он едва осмеливался дышать… интересно, услышат ли они его, когда он будет двигаться?

А… все равно, решил он. Так или иначе, дождь выставит его на обозрение, не пройдет и пары минут. Ему необходимо убраться с открытого места под крышу. Ему придется попытаться проскользнуть мимо разъяренных ветрогривов.

Эти сто или чуть больше футов Тави запомнил на всю жизнь: должно быть, так чувствует себя голодная мышь, пробираясь в поисках крошек съестного между ног великанов.

Со всех сторон извивались и завывали ветрогривы. Неизвестно откуда из темноты выскочил и перебежал Тави дорогу обезумевший от страха бычок. К нему сразу же бросилось трое ветрогривов. На глазах у Тави фурии сшибли бычка на землю — тот пытался отбиваться, но рога его проходили через их призрачные тела, не причиняя им ни малейшего вреда. Бычок успел еще испустить полный ужаса вопль, а потом один из ветрогривов разорвал ему глотку, а два других навалились на морду, лишив того воздуха. Дальше бычок бился молча, но все слабел и слабел от потери крови. Остальные ветрогривы тоже поспешили к месту расправы, выставив когти.

Животное исчезло в клубящемся тумане. Только через несколько секунд светящаяся масса распалась на отдельные завывающие тела.

От бычка не осталось ничего, кроме бесформенной груды кровавых ошметков, изломанных костей, да еще головы с вылезшими наружу глазными яблоками.

Ноги у Тави сразу стали ватными, и на протяжении нескольких вдохов он не мог отвести взгляда от этого жуткого зрелища. Потом очередная молния ослепила его, но смерть несчастного бычка все равно стояла у него перед глазами. Он открыл рот, чтобы закричать, но не смог выдавить из себя ни звука, так сильно сковал его страх.

Молния снова расколола небо, и страх охватил его с новой силой — однако на этот раз беспомощное оцепенение сменилось внезапным приступом отчаянной силы, и он стрелой бросился вверх по склону к обещавшему спасение свету. Он услышал свое тяжелое дыхание, потом крик, и ветрогривы откликнулись на него хором своих яростных воплей. Они снова заплясали вокруг него — но ни один из них его так и не увидел. Защита земли держалась крепко, дав Тави возможность добежать до вершины.

Там вырастал из земли на высоту в три человеческих роста простой купол из полированного мрамора. Из открытого дверного проема лился мягкий золотой свет, а над ним, вырезанная золотом в мраморе, виднелась семиконечная звезда Первого лорда Алеры.

Тави почувствовал, как кусок глиняной корки размером с добрый праздничный пирог отвалился у него со спины, и услышал позади злобный рев фурий. Он громко завопил — чудовищный порыв ветра с пляшущими в нем призрачными фигурами устремился к нему. Он обхватил голову руками и с разбега бросился в дверной проем.

И упал на гладкий каменный пол во внезапной оглушительной тишине.

Тави рывком поднял голову и огляделся по сторонам. Руки и ноги его дрожали крупной дрожью; тело изо всех оставшихся сил пыталось напомнить мозгу, что он должен подняться и бежать, бежать… Вместо этого он сел и, все еще продолжая задыхаться, внимательнее всмотрелся в окружавшую обстановку.

Если бы он не задыхался от погони и борьбы за жизнь, у него наверняка захватило бы дух от красоты мавзолея принцепса.

Хотя за дверью продолжала бушевать гроза, вспыхивали молнии, барабанил по земле проливной дождь, внутри мавзолея все эти звуки казались далекими и лишенными какого-либо значения. Земля могла содрогаться, а воздух бурлить злобными фуриями, но под куполом слышались лишь негромкий шелест воды, потрескивание огня и редкое птичье чириканье.

Мавзолей был отделан не мрамором, а хрусталем. Блестящие стены возвышались на два десятка футов, откуда начинал смыкаться купол. Свет семи огней, горевших без всякого видимого топлива, пронизывал хрусталь, преломлялся в нем, повисая сотнями играющих, переливающихся радуг. Центр помещения занимал небольшой бассейн, вода которого прозрачностью и неподвижностью своей не уступала амарантскому стеклу. Пруд был окружен кольцом пышной зелени — кустов, трав, цветов и даже небольших деревьев, опрятных, словно за ними постоянно ухаживали садовники.

По периметру стены между огнями были аккуратно разложены семь комплектов оружия и доспехов: алые плащи, бронзовые щиты и мечи королевской гвардии с рукоятями из слоновой кости. За доспехами возвышались почти бесформенные фигуры из темного камня — вечно угрожающие, вечно нацелившие прорези шлемов на врага.

Посередине бассейна высился куб из черного базальта. На кубе лежала светлая фигура: изваянный из ослепительно-белого мрамора юноша. Глаза его были закрыты, словно он спал, руки сложены на груди, на рукояти лежащего на теле меча. Богато отделанный плащ был накинут на одно плечо, и из-под него виднелась солдатская кираса. В ногах стоял мраморный шлем с фамильным знаком Гаев. Волосы его, стриженные по-солдатски коротко, обрамляли красивое, с тонкими чертами лицо, хранившее мирную, сонную улыбку. Будь это не мраморное изваяние, а человек во плоти, Тави ожидал бы, что он вот-вот поднимется, наденет шлем и отправится по своим армейским делам, однако принцепс Гай умер много лет назад, еще до рождения Тави.

Краем глаза он уловил движение, но слишком устал, чтобы поворачивать голову. Рядом с ним опустилась на колени рабыня — мокрая, дрожащая. Она дотронулась до его плеча и тут же отвела руку, глядя на испачкавшую ее липкую грязь.

— Вороны и фурии! В какой-то момент мне показалось, будто сюда ввалилась горгулья.

Он подозрительно покосился на нее, но в глазах ее не было ничего, кроме усталой улыбки.

— Некогда было умыться.

— Я хотела было вернуться и искать тебя, но не видела ни зги — и ветрогривы тут же навалились. Пришлось снова спрятаться здесь.

— В этом-то и смысл, — извиняющимся тоном пояснил Тави. — Ты уж прости, но вид у тебя был такой, будто ты вот-вот упадешь.

Губы рабыни скривились в усмешке.

— Возможно, — призналась она и стерла с него еще немного грязи. — Очень умно… и очень смело. Ты не ранен?

Тави мотнул головой, пытаясь унять непроизвольную дрожь.

— Так, ерунда. Царапины. Вот устал — это да. И замерз.

Она кивнула и вытерла его перепачканный грязью лоб.

— Все равно спасибо.

Он выдавил из себя слабую улыбку.

— Меня можешь не благодарить. Я Тави из Бернардгольда.

Пальцы девушки непроизвольно коснулись ошейника; она нахмурилась и опустила взгляд.

— Амара.

— Откуда ты, Амара?

— Ниоткуда, — буркнула девушка. Она подняла глаза и осмотрелась по сторонам, явно потрясенная великолепным интерьером. — Что это за место?

— М-мавзолей п-принцепса, — дрожа, пробормотал Тави. — Это курган поля Слез. Принцепс погиб здесь в бою с маратами — еще до моего рождения.

Амара кивнула, все еще продолжая хмуриться. Она смахнула с рук большую часть глины и приложила запястье ко лбу Тави.

— У тебя жар.

Тави закрыл глаза, и веки вдруг сразу сделались слишком тяжелыми, чтобы открывать их снова. Кожу как-то странно покалывало, и ощущение это постепенно сменяло собой жгучий холод от грязи.

— Говорят, Первый лорд сам соорудил это за один день. После того, как всех тут похоронили. Целый легион. Говорят, мараты не оставили от тела принцепса почти ничего… во всяком случае, слишком мало для официальных похорон. Потому и похоронили его здесь, а не в столице.

Рабыня взяла его за руку и заставила встать, хотя и сама тряслась от холода. Он не сопротивлялся, но и стоять было нелегко из-за почти приятной немоты в членах. Он старался говорить, складывать слова, цепляясь за них, чтобы не потерять сознание.

— Здесь очень сильные фурии. Фурии Короны. Говорят, они такие сильные, что могут хранить тени всех солдат, которые погибли здесь. Их не могли отвезти домой. Слишком много тел. Сильные фурии защитят нас. Каменный курган. Земля против воздуха. Кров.

— Ты был прав, — сказала Амара.

Она позволила ему снова лечь, и он благодарно сполз по стене на пол. Сквозь покалывание во всем теле он ощущал далекое тепло, что-то замечательное, убаюкивающее. Должно быть, она отвела его к одному из огней.

— Это все я виноват, — пробормотал Тави. — Я не пригнал домой Доджера. Мой дядя… Мараты в долине.

Последовало несколько секунд потрясенного молчания.

— Что? — произнесла она наконец. — Что? Тави, о чем это ты? Какие мараты?

Он силился сказать что-то еще, ответить на вопрос рабыни, предостеречь ее. Но язык отказывался шевелиться, а мозг — складывать слова. Он сделал еще одну попытку, снова неудачную: он дрожал слишком сильно, чтобы выговорить внятно хоть слово. Амара сказала ему что-то, но он не уловил смысла сказанного — так, хаотический набор звуков. Он ощутил на себе ее руки, счищавшие с него наполовину замерзшую грязь и растиравшие его, но все это казалось почему-то далеким и ненужным.

Голова его упала на грудь. Даже сделать вдох казалось ему теперь непосильной задачей.

А потом его окутала чернота — абсолютная, безмолвная чернота.

ГЛАВА 11

Сердце Исаны болезненно дернулось в груди, а горло словно сдавила чья-то рука.

— Нет, — прошептала она. — Нет. Мой брат не… он не умер. Не может быть.

Старая Битте опустила взгляд.

— Сердце. Дыхание. Они оба остановились. Он потерял слишком много крови, детка. Он умер.

В зале воцарилось молчание.

— Нет, — сказала Исана. У нее кружилась голова, словно ее оглушили ударом палки, и ей пришлось зажмуриться. — Нет. Бернард… — Неправильность этой смерти обрушилась на нее клубком железных цепей.

Бернард остался последним и единственным членом ее семьи, и она была рядом с ним всегда, сколько себя помнила. Она не могла представить себе мир, в котором не было бы ее брата. Она наверняка могла сделать что-то. Наверняка могла. Она почти принялась за это… почти. Если бы не вмешались Корд с сыновьями, если бы их не предоставили самим себе, два опытных заклинателя воды оказали бы помощь Бернарду еще до того, как ее разбудили.

Вороны побери Корда и его проклятую семейку, с яростью подумала Исана. Какое право имел он рисковать жизнью других, защищая свое положение? Бернарда можно было спасти. Он остался бы жив.

Она не может без Бернарда. Стедгольд не может без него. Тави не может.

Тави. Если кто и мог найти сейчас Тави, если кто и мог помочь ему, так только ее брат. Ей необходима его помощь. Ей необходимо, чтобы он был рядом. Без него Тави может пропасть раз и навсегда. Он может…

— Нет, — громко произнесла Исана. Она сделала глубокий вдох и взяла себя в руки. Она не позволит подлости Кордов убить сразу и ее брата, и Тави. Она подняла голову и в упор посмотрела на старую Битте. — Нет, это еще не конец. Кладите его в ванну.

Битте потрясенно посмотрела на Исану.

— Что?

— Кладите его в ванну, — повторила Исана. Резкими, торопливыми движениями она закатала рукава. — Отто, Рот, идите сюда и приготовьте своих фурий.

— Исана, — громко прошипела Битте. — Исана, детка, ты не можешь делать этого.

— Может, — негромко возразил Отто; лысина его блестела в свете огня. — Такое делали и раньше. В мои молодые годы, когда я только-только цепь свою надел, мальчишка Гаральда Младшего провалился под лед в мельничный пруд. Он там добрых полчаса пролежал на дне, пока мы его не вытащили, — и остался жив.

— Жив… — с горечью буркнула Битте. — Не вставал из кресла и пускал слюни, пока не помер от лихорадки. Ты что, желаешь такого Бернарду?

Рот поморщился и положил худую руку на плечо Отто.

— Она права. Даже если мы вернем его тело, разум его может и не вернуться.

Исана встала перед ними.

— Он мне нужен, — сказала она. — Тави остался там, в грозу. Мне некогда спорить. Минуту назад вы хотели помочь мне — так делайте это или не мешайтесь под ногами.

— Мы поможем, — с готовностью выдохнул Отто.

Рот нерешительно вздохнул.

— Угу, — кивнул он. — Будем надеяться, эта попытка не убьет еще и тебя.

— Я тронута твоей заботой, — буркнула она и шагнула к медной ванне. Несколько мужчин под руководством Битте подняли безжизненное тело Бернарда и опустили его в ванну. Вода мгновенно порозовела от крови, сочившейся из рваной раны на бедре. — Снимите повязку, — скомандовала она. — Сейчас это уже не важно.

Она опустилась на колени рядом с ванной и прижала пальцы к вискам Бернарда.

— Рилл, — прошептала она, на мгновение опустив руку и коснувшись ею воды. — Рилл, ты мне нужна.

Вода слегка заколыхалась, когда в ванну нырнула Рилл. В вялых, неуверенных движениях Рилл ощущалось сопротивление… нет, не сопротивление, но усталость. Ее собственная усталость. При нынешнем состоянии Исаны Рилл наверняка слышала ее не слишком отчетливо, а потому и откликалась на нее не так хорошо, как обычно могут фурии. Ох, через минуту это будет уже не важно…

— Имми, — прошептал Отто.

Исана почувствовала на плече руку коренастого стедгольдера; теплые пальцы чуть сжали его, ободряя. Вода под ее пальцами забурлила сильнее — это появилась в ванне вторая фурия, и присутствие ее ощущалось сильнее, чем в случае с Рилл.

Рот положил ей руку на второе плечо.

— Алмия…

Вода забурлила в третий раз, еще сильнее, ибо фурия старшего стедгольдера несла с собой заряд текучей силы.

Исана сделала глубокий вдох, сосредоточившись на задаче, отстранив усталость, страх и злость. Отстранив тревогу за Тави, неуверенность в собственных силах. Отстранив все, кроме чувства связи с Рилл, с водой в ванне и телом, которое эта вода сейчас окружала.

Ощущение тела, погруженного в воду, было сейчас самым явным из всех ощущений — легкая вибрация, исходившая от кожи. Исана повелела Рилл окружить Бернарда, улавливая эту хрупкую оболочку энергии вокруг его тела, слабые жизненные токи. Какое-то жуткое мгновение вода оставалась неподвижной, и она не ощущала ничего.

Потом Рилл взбурлила, уловив в раненом теле слабые признаки жизни. Сердце Исаны подпрыгнуло в груди от облегчения.

— Он еще здесь, — прошептала она. — Только нам надо спешить.

— Ты бы не рисковала, Исана, — негромко посоветовал Рот. — Он уже слишком далеко.

— Он мой брат, — сказала Исана. Она вытянула ладони по сторонам бычьей шеи Бернарда. — Вы с Отто затяните рану. Остальное я сделаю сама.

Рука Отто крепко сжала ее плечо. Рот тяжело, неуверенно вздохнул.

— Если ты уйдешь в это, ты можешь не вернуться обратно. Даже если тебе и удастся оживить его.

— Знаю. — Исана закрыла глаза и чуть нагнулась, осторожно поцеловав брата в лоб. — Ладно, хорошо, — выдохнула она. — Начали.

Она сделала медленный выдох, сосредоточилась и устремила все свое внимание, всю свою волю вперед, в воду. Тупая боль в членах исчезла. Исчезло болезненное напряжение в спине — исчезли вообще все ощущения, начиная со слишком холодной кожи под ее пальцами и до гладкого камня под коленями. Она ощущала только воду, слабеющую ауру вокруг Бернарда и призрачное присутствие фурий в воде.

Сознание Рилл сделалось ближе, и в нем обозначилось нечто вроде тревоги — отклика на ее, Исаны, тревогу. Она коснулась Рилл своими мыслями, обрисовав фурии образ и задачу. В ответ на это Рилл подплыла еще ближе, в то же пространство, которое занимало сознание Исаны. Ощущение присутствия Рилл слилось с ее естеством так тесно, что она больше не различала, кто из них кто. На мгновение Исана перестала ориентироваться в пространстве. Затем Рилл, как это бывало всегда, заполнила ее потоком звуков, неясных образов и почти осязаемых эмоций.

Она видела чуть размытые очертания побелевшего тела Бернарда и еще более размытые очертания себя самой, склонившейся над ним. Фурии Рота и Отто нетерпеливо плавали рядом с ней в воде, словно слабо окрашенные облачка.

Она не произносила ни слова, но теперь могла без труда общаться с Отто и Ротом через их фурий.

— Затяните рану. Остальное я сделаю сама.

Две другие фурии послушно заметались по воде, собирая алые капельки успевшей натечь в воду крови и гоня их обратно, к рваной ране на бедре у Бернарда.

Исана не стала ждать, пока те доделают свою работу. Вместо этого она изо всех сил сосредоточилась на слабеющей ауре брата и более сильной энергии жизни в ее собственном теле.

Она знала, что очень рискует. Управлять жизненными энергиями или хотя бы касаться их всегда нелегко. Эти энергии сильны и непредсказуемы как сама жизнь — и столь же уязвимы. Однако, опасно это или нет, это необходимо было сделать. Хотя бы попытаться.

Исана вздохнула и коснулась этой слабой, угасающей вибрации жизненных сил вокруг Бернарда. И когда ее собственная оболочка коснулась его, она заставила эти две оболочки слиться воедино, наполнив их своей энергией. Реакция последовала незамедлительно.

Тело Бернарда резко дернулось в воде; казалось, все до единого мускулы его сократились сразу. Спина его выгнулась дугой, и Исана скорее почувствовала, чем увидела, как глаза его широко открылись. Сердце его отозвалось тяжелым, неровным стуком: удар… другой… третий… Исана почувствовала облегчение, а Рилл тем временем, проникнув в тело через рану на бедре, разбежалась по сотням кровеносных сосудов, разнося ее сознание по всем закоулкам тела Бернарда. Она ощущала его усталое сердце, его досаду, его страх, его эмоции, словно ножом полосовавшие ее сердце. Она ощущала, как сопротивляется его тело ранению. Сопротивление почти прекратилось. Он умирал.

То, что она делала дальше, не подчинялось логической мысли или какому-то заранее принятому методу. Слишком на много частей раздробились ее мысли, чтобы управлять ими или хотя бы разобраться в них. Все основывалось исключительно на ее инстинктах, на ее способности высвобождать осознанную волю, ощущать все части целого — и действовать, восстанавливая это целое.

Она ощущала это как увеличивающееся давление, как стальные цепи напряжения, медленно и неотвратимо стягивающиеся на множестве ее мыслей, заглушающие их. Она боролась с этой глухотой, старалась сохранить сознание, жизнь и поделиться ими с каждой частью покалеченного тела Бернарда. Она бросилась в эту борьбу вся, без остатка, напрягая все силы в этом поединке со смертью, только бы и дальше слышать робкое, неровное биение его усталого сердца.

Она держалась за его жизнь, а тем временем фурии Рота и Отто гнали кровь обратно в его тело. Она удерживала его в этом мире, а два заклинателя принялись за саму рану, закрыв ее и заживляя частица за частицей саму ткань.

Она удерживала его жизнь из последних сил — и в какое-то ужасное мгновение между двумя ударами сердца поняла, что силы ее на исходе — что она его теряет.

Через Рилл она ощутила безмолвное стремление Рота оставить ее брата и попытаться спасти хотя бы ее. Так же безмолвно она отказалась и еще решительнее направила остатки энергии своего тела в Бернарда, в его с усилием бьющееся сердце. Она бросила все, что сумела собрать, в него — и ощутила, как эта энергия покинула ее, оставив почти без сил. Она отдала брату все, что составляло ее саму: любовь к нему, любовь к Тави, страх перед его возможной смертью, досаду, боль, страх, радость светлых воспоминаний и отчаяние самых беспросветных мгновений ее жизни. Она не оставила себе ничего.

Бернард снова содрогнулся и резко вздохнул, обжигая легкие ледяным огнем. Он закашлялся, и жуткая неподвижность сразу исчезла, заставив его легкие работать — вдох, другой, третий…

Исана испытала облегчение: тело его сразу сделалось сильнее, энергия снова заструилась по его жилам, а сердцебиение начало учащаться и становиться ровнее и увереннее; пульс его отдавался в ее сознании ударами кузнечного молота. Она ощущала Рилл, но смутно — фурия двигалась по его телу в каком-то смятении. Рот еще раз попытался послать ей какой-то сигнал, но она слишком устала, чтобы разобрать его. Она уже не контролировала свое сознание, отпустив его плавать само по себе, а сама погружалась куда-то в темноту, в тепло, обещавшее ей отдых от тревог, и боли, и усталости.

И тут в ней вспыхнул и забился какой-то огонь. Она подумала, что ощущение это ей откуда-то знакомо… Откуда-то из давних-давних времен. Ее погружение в небытие на мгновение замедлилось.

Огонь вспыхнул снова. И еще раз. И еще.

«Боль. Я чувствую боль».

Какой-то далекой, словно оторванной от нее, неуверенной частью сознания она понимала, что происходит. Рот не ошибался. Она отдала слишком много себя и не могла теперь вернуться в свое тело. Слишком устала она для этого, слишком много сил потеряла. Она умрет — прямо здесь, рядом с ванной. Тело ее осядет на пол, лишенное жизни.

Огонь вспыхнул еще раз, осветив черноту.

«Мертвые не чувствуют боли, — подумала она. — Боль — это удел живых».

Она рванулась к нему, к этому огню в ночи. Приятное погружение прекратилось, хотя часть ее отчаянно протестовала. Она тянулась назад, к боли, но не двигалась с места, не начинала всплывать.

«Слишком поздно. Я не могу вернуться».

Она попыталась еще раз — безрезультатно. Она билась с безмолвием, с теплом. Она билась за жизнь.

Внезапно свет вспыхнул прямо над ней, ослепительный, как новорожденное солнце. Исана тянулась к нему, обнимала этот далекий огонь каждой частью себя, которая еще оставалась живой. Огонь потоком омывал ее, превратившись в непрерывную сияющую пытку, боль сильнее любой другой, которую она испытывала за свою жизнь. Ее словно закрутило головокружительным вихрем, на нее сразу навалились смятение, пустота в месте, где только что была Рилл, и боль — все больше и больше боли.

Она вернулась в нее и была счастлива этому. Свет и боль поглотили все: члены ее болели как от непосильной нагрузки, неровное дыхание жгло легкие, голова гудела как котел, а сознание захлебывалось от переполняющих ее ощущений.

Она услышала крики. Кто-то визжал, последовал тяжелый удар — кто-то упал. Снова визг. Линялый, подумала она.

— Эй! — крикнул кто-то. Отто? — Смотрите! Она дышит!

— Одеяло сюда! — рявкнул решительный голос Рота. — Нет, два — еще для Бернарда!

— И похлебки: им обоим нужна пища!

— Сам знаю. Да уберите же отсюда этого идиота-раба, пока он еще кого-нибудь не покалечил!

Окутывавшее ее плотное облако боли начало понемногу рассеиваться, ограничившись под конец тупой пульсацией в сведенной судорогой руке и даже странно приятным усталым покалыванием по всему телу. Она открыла глаза и, повернув голову, увидела, что Бернард, щурясь, оглядывается по сторонам. Она протянула руку и увидела, что пальцы ее распухли и странно изогнуты. Исана дотронулась до него, и боль ослепила ее.

— Осторожнее, Исана. — Рот взял ее за запястье и осторожно отвел руку назад. — Осторожнее. Тебе нужно отдохнуть.

— Тави, — произнесла Исана. Она пыталась говорить как можно внятнее, но губы плохо слушались, так что она даже себя понимала с трудом. — Найдите Тави.

— Отдыхай, — повторил Рот. Старый стедгольдер смотрел на нее с мягкой, сочувственной улыбкой. — Отдыхай. Ты и так сделала больше, чем могла.

У плеча Исаны возникла Битте.

— Мы поставим стедгольдера на ноги к утру, детка, — заверила она. — Он обо всем позаботится. А ты пока отдохни.

Исана мотнула головой. Она не могла отдыхать. Тем более пока на улице бушевала гроза. Пока Тави оставался там — беспомощный, хрупкий, одинокий. Она сделала попытку сесть и не смогла. У нее едва хватало сил на то, чтобы поднять голову. Она упала на пол, и по щеке ее скатилась слеза досады. Эта слеза, похоже, проложила дорогу другим, и скоро она просто ревела — негромко, но не видя ничего вокруг, да и дышала с трудом.

Ей стоило бы вести себя осторожнее. Ей нужно было запретить ему уходить из стедгольда сегодня утром. Ей нужно было следить за братом внимательнее, разгадать планы кордгольдеров прежде, чем дело дошло до насилия. Ей стоило приложить к этому больше сил. Она ведь старалась. Фурии свидетели, она старалась. Но все ее усилия не привели ни к чему. Время обрушилось на нее, быстрое, как голодная ворона.

Тави остался на улице в грозу. Один.

«О фурии и души ушедших! Пожалуйста, помогите ему вернуться живым».

ГЛАВА 12

Амара пыталась не обращать внимания на холод и усталость. Руки и ноги ее дрожали так сильно, что она едва могла шевелить ими, и все тело отказывалось повиноваться от усталости. Больше всего ей хотелось сейчас рухнуть на пол и уснуть — но поступи она так, это стоило бы мальчику жизни.

Она попыталась стереть грязь с его лица и шеи, но липкая гадость только размазалась по его бледной коже. Вид у него от этого стал как у пролежавшего несколько дней на открытом воздухе трупа. Амара сунула руку ему под рубаху, пытаясь услышать сердцебиение. Даже в эту осеннюю погоду одежда на нем была довольно легкая, да и плотный плащ не слишком-то согревал — свидетельство закалки нелегкой жизнью здесь, на дальней границе королевства. Она поежилась от холода и с надеждой оглянулась на ближний из погребальных огней.

Стук его сердца отозвался в ее ладони ровным, уверенным ритмом, однако, отняв руку, она увидела на ней алую кровь. Мальчик был ранен, хотя вряд ли серьезно — иначе он был бы уже мертв. Амара негромко выругалась и пощупала его руки. Они показались ей ледяными. Пытаясь заставить свою усталую голову придумать что-нибудь, она принялась растирать ему руки, сразу очищая их от грязи, согревая и восстанавливая кровообращение. Она несколько раз окликнула его по имени, но, хотя веки его и трепетали при этом, силясь подняться, глаз он не открыл и не издал ни звука.

Она еще раз торопливо осмотрела помещение. При мысли о том, что может попасть к нему в кровь из грязи поля Слез, где пало столько людей, ее пробрала дрожь. Грязь надо было смыть, и как можно быстрее.

Амара бесцеремонно раздела его. Несмотря на хрупкое сложение, он оказался очень тяжелым, а руки у нее слишком устали, чтобы проделать это осторожно. Прежде чем ей удалось стащить с него одежду, та порвалась в нескольких местах, и к концу этой операции губы у него уже начали синеть; Амара доволокла его до воды и опустила в нее, оставив голову на поверхности.

Вода показалась ей блаженно теплой. Дно бассейна круто понижалось, и вскоре вода дошла ей до бедер. Тогда она, не забывая удерживать лицо мальчика над поверхностью, сама окунулась по шею и посидела так, пока ее зубы не перестали лязгать. Потом она уложила мальчика плечами на край бассейна так, чтобы его тело осталось в воде, и принялась изо всех сил оттирать с него грязь.

На теле его обнаружился впечатляющий набор синяков, царапин и ссадин. Синяки были совсем свежими, полученными, наверное, всего несколько часов назад. Ободранная кожа на коленях объясняла соответствующие дырки на штанах. Руки, ноги и бока сплошь покрылись багровыми, темневшими прямо на глазах пятнами, словно его только что побили, и замысловатым узором тонких, длинных царапин. Должно быть, ему пришлось бежать, продираясь сквозь сучья и шипы.

Амара умыла мальчика, вытерла подолом своей изорванной юбки, после чего вытащила его из воды и волоком подтащила к одному из огней. Стоило ей вылезти из воды на воздух, как ее снова начало трясти. Она поняла, что на самом деле вода была вовсе не такой теплой, как ей показалось, — это она замерзла так сильно, что даже холодная вода согревала. Амара уложила мальчишку на пол поближе к огню и сама на мгновение прильнула к нему, обхватив руками.

Голова ее бессильно поникла, и она повалилась на бок. Ей ужасно надоело бороться с усталостью, но Амара не могла себе этого позволить. Они оба могли просто-напросто не проснуться. Она всхлипнула от безысходности, но все же заставила себя встать, хоть и дрожала слишком сильно, чтобы двигаться или хотя бы думать. Собственные пальцы показались ей налитыми свинцом, когда она принялась стаскивать с себя насквозь промокшую одежду.

Амара оставила ее лежать мокрой грудой на мраморном полу, хромая, доплелась до одного из каменных часовых, сняла с его плеч красный плащ, завернулась в него и после этого позволила себе полминуты отдыха, прислонившись к стене и наслаждаясь блаженным теплом, которое давала сухая одежда. Потом она заставила себя оторваться от стены, доковылять к следующей статуе, а потом к следующей, позаимствовав и их плащи, и вернулась с ними к пареньку. Остаток сил Амара потратила на то, чтобы закутать его в плащи, добавив их тепло к жару огня.

А потом, свернувшись калачиком под алым плащом королевской гвардии, она мгновенно провалилась в глубокий сон.

* * *

Она проснулась от тепла и боли. Гроза продолжала бушевать с прежней силой. Амара с усилием поднялась на ноги: все ее тело затекло от неудобной позы, но все же приятно согрелось под плотной тканью гвардейского плаща. Она подошла к проему и выглянула наружу. На улице все еще властвовала ночь. В небе вспыхивали и плясали молнии, но и они, и громовые раскаты казались более далекими, да и времени между вспышками и ударами грома проходило больше. Фурии воздуха продолжали биться друг с другом, но зимние ветры отгоняли их все дальше на юг, прочь из долины, хотя дождь продолжал колотить по остывавшей земле с силой падающих булыжников.

Гай наверняка предвидел это, подумала Амара. Конечно же, он не мог не понимать всех последствий, когда посылал южные ветры, чтобы те несли ее в долину. Он слишком долго занимается заклинаниями, слишком хорошо знаком с силами, которые орудуют в его королевстве, чтобы это могло быть случайным совпадением. Выходит, Первый лорд сам вызвал эту грозу. Но зачем?

Амара, хмурясь, смотрела в непроглядную ночь. Если гроза не уймется, она окажется здесь взаперти до самого ее окончания. «Как и любой другой в долине, — сообразила она. — Этим ходом Гай просто и надежно связал руки всем в долине Кальдерона — до окончания грозы».

И все равно — зачем? Если решающим фактором является время, зачем было гнать ее сюда со всей возможной скоростью, если потом она будет лишена возможности действовать? Ну, может, затем, чтобы заморозить всякую активность противника, дав ей шанс перевести дух, восстановить силы перед тем, как приняться за дело?

Амара нахмурилась еще сильнее. Неужели Первый лорд действительно устроил смертоносную грозу только для того, чтобы позволить своему агенту отдохнуть? Она поежилась и плотнее запахнула плащ. Об истинных намерениях Гая она могла только догадываться. Ему было известно больше, чем кому-либо в Алере — да что там, большинство и малой толики не знало. По большей части он действовал предельно тонко и изощренно; направлял все свои силы на решение какой-либо одной задачи. Что еще было в мыслях ее правителя? Амара поморщилась. Если бы Гай хотел, чтобы она все знала, он наверняка сказал бы ей. Если только не доверял ей настолько, что предоставил возможность действовать в его интересах по собственному усмотрению. Или если вовсе ей не доверял.

Она отвернулась от проема и тихо побрела обратно в глубь помещения. Мысли беспорядочно роились у нее в голове. Она привалилась к стене рядом с одним из каменных часовых и машинально провела рукой по волосам. Ей нужно браться за дело. Уж наверняка враги Короны не будут сидеть сложа руки, стоит погоде улучшиться. Ей нужно разработать план действий и незамедлительно приступать к его осуществлению.

Первым делом, как сказал бы Фиделиас, является сбор информации. Ей нужно установить, что же происходит в долине, прежде чем она сможет хоть немного повлиять на происходящее, и, если это необходимо, объявить о своем статусе курсора местному графу или напрямую доложить об этом Гаю. Все, что у нее было для выполнения задачи, — это нож, который она украла из башмака Фиделиаса, и рваная одежда, мало пригодная для такой погоды. Она оглянулась на мальчишку — тот лежал у огня, свернувшись калачиком на боку.

Да, и еще у нее был он. Амара подошла к пареньку и положила руку ему на лоб. Он негромко застонал. Кожа его показалась ей слишком горячей, а дыхание словно обжигало потрескавшиеся губы. Она нахмурилась, вернулась к бассейну и, набрав воды в горсть, отнесла ее мальчику. Большая часть воды просочилась у нее между пальцами, но ей удалось заставить его проглотить немного. Амара повторила эту процедуру несколько раз, и пареньку, похоже, стало лучше.

Сворачивая один из алых плащей, чтобы подложить ему под голову вместо подушки, она присмотрелась к нему. Мальчик был по-своему красив, даже изящен. Волосы у него были темными, вьющимися; ресницы — длинными, густыми, какие встречаются у мужчин, хоть те их и не ценят. Пальцы на руках казались слишком длинными по отношению ко всему телу — значит, ему еще расти и расти. Кожа — в тех местах, где ее не покрывали синяки и ссадины, — сияла чистотой юности, счастливо избежавшей побочных проявлений подросткового периода. События предыдущего вечера не дали ей возможности увидеть, какого цвета у него глаза, но голос его даже тогда звонкостью не уступал колокольчику.

Она нахмурилась еще сильнее, разглядывая паренька. Он спас ей жизнь. Но кто он? Они находились довольно далеко от всех стедгольдов. Она специально выбрала место посадки с тем, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из местных. Тогда что здесь делал этот мальчик — один в глуши, в такую грозу?

— Домой, — пробормотал паренек. Амара посмотрела на него, но тот так и не открыл глаз. — Прости, тетя Исана. Дядя Бернард должен уже попасть домой. Я только пытался помочь ему.

Амара невольно охнула. Бернардгольд считался самым большим стедгольдом в долине. Неужели стедгольдер Бернард приходится мальчику дядей? Она наклонилась ниже.

— Что случилось с твоим дядей, Тави? — спросила она. — Он что, ранен?

Тави сонно кивнул.

— Марат. Овцерез. Брутус помешал ему, но тот успел ударить дядю.

Марат? Дикари не тревожили империю со времен конфликта, который произошел на этом вот самом месте. Амара с недоверием отнеслась к словам Гая, когда тот с тревогой говорил о маратах, однако по меньшей мере один из них находится в долине Кальдерона и он напал на стедгольдера-алеранца. Но что из этого следует? Был ли это воин-одиночка, случайно повстречавшийся в глуши?

Нет. Слишком много совпадений для того, чтобы считать это случайностью. Назревает что-то серьезное.

Амара с досадой скомкала край плаща. Ей просто необходимо было больше информации.

— Тави, — произнесла она. — Что еще ты можешь рассказать про этого марата? Он из тех, которые разводят овцерезов? Он был один?

— У него второй оказался. Одного я убил, а у него второй оказался.

— Вторая тварь?

— Угу…

— Где сейчас твой дядя?

Тави тряхнул головой, и лицо его исказилось, словно от боли.

— Здесь?.. Он должен был уже вернуться. Я послал его домой с Брутусом. Брутус должен был принести его. — По щекам его потекли слезы, и Амара невольно сжалась при виде их.

Да, она нуждалась в информации. Но она не могла мучить лежавшего в бреду мальчика — даже ради информации. Ему нужно было отдохнуть. Если он действительно племянник стедгольдера и тот выжил после нападения, она может доставить его в целости и сохранности домой, и уж если это не поможет ей завоевать поддержку стедгольдера, что тогда?

— Прости, тетя, — всхлипнул мальчик, так и не прекращая почти беззвучно плакать. — Я старался. Прости.

— Ш-ш-ш, — произнесла она и вытерла слезы краем плаща. — Сейчас тебе надо отдыхать. Ляг и отдохни, Тави.

Он покорился, и она уселась рядом, хмуро глядя на него. Машинально она отвела с его вспотевшего от жара лба прядь волос. Если в долине оказался марат-одиночка, возможно, стедгольдер отправился выследить и уничтожить его. Но если так, как с ним оказался этот мальчик? Он не слишком силен в заклинаниях, решила она, иначе он использовал бы их, отбиваясь от ветрогривов. У него не было с собой оружия, ничего, кроме соли. Нет, он не мог охотиться на марата.

Амара посмотрела на эту ситуацию с другой стороны. Может, тот охотился на людей из Бернардгольда? Что ж, такое вполне возможно — особенно если он из племени овцерезов и если то, что она слышала про маратов, правда хоть отчасти. Они народ холодный, расчетливый — такой же безжалостный, как животные, принявшие их за своих.

Однако мараты редко берут с собой больше одного зверя в качестве… каким словом это правильнее назвать? Партнера? Товарища? Брата по крови? Она поежилась и тряхнула головой. Обычаи дикарей были ей совершенно не известны, о них ничего не рассказывали в Академии.

В отличие от простых воинов вожди часто берут с собой больше одной птицы — это символизирует их статус. Но что может делать вождь маратов в долине Кальдерона?

Готовить набег.

При одной мысли об этом ее пробрал озноб. Выходит, стедгольдер с племянником напоролись на разведчиков, высланных перед наступающей ордой маратов?

До Амары вдруг дошло, что враг вряд ли мог выбрать более удачное время для нападения. Дороги постепенно закрываются на зиму, прерывая сообщение между северными городами. Многим солдатам гарнизона дают зимние отпуска, позволяя вернуться к семьям, а сельские жители из последних сил стараются убрать остаток урожая до наступления непогоды.

Если мараты нападут на долину сейчас, когда гарнизон фактически нейтрализован, они могут вырезать всех ее жителей до последнего, разорив все стедгольды вплоть до самой Ривы. Если их достаточно много, они могут просто обойти город стороной и вторгнуться в глубь Алеры. Амаре сделалось не по себе при мысли о том, что может натворить орда в этом случае. Ей необходимо связаться с графом… как там его… Брэм? Или Грэм? Пусть поднимет войска по тревоге.

Но что, если мальчишка соврал ей про марата? Или ошибся? Она поморщилась. Местное дворянство она знала по крайней мере по имени: из всех предметов, которыми их мучили в Академии, этот был едва ли не самый занудный, зато накрепко вдолбили в них имена всех этих лордов и графов. А вот про стедгольдера Бернарда, да и остальных жителей долины она знала куда меньше. Конечно, народ здесь крепкий и независимый; только неясно, может ли она на них полагаться в своих делах.

Ей необходимо переговорить с этим Бернардом. Если он и правда видел вождя маратов и ранен одной из этих огромных охотничьих птиц, ей надо знать об этом и постараться добиться его поддержки. И еще — хорошо бы получить от него хоть какую-нибудь чистую одежду… С этим уже можно приниматься за дело.

Она нахмурилась. Ей ведь придется учитывать и возможность противодействия. Фиделиас заманил ее в ловушку, вырваться из которой ей удалось, можно сказать, чудом. Несколько часов ее преследовали по пятам, и от воздушных рыцарей она ушла только благодаря везению… ну и опыту, конечно. Уж не поверила же она, будто Фиделиас откажется от дальнейшей погони?

Так или иначе, дело ей предстоит делать здесь, в долине Кальдерона. Это одна из причин, по которой Гай послал ее сюда. Фиделиас ее патрицерус, наставник. Точнее, был патрицерусом, подумала она не без горечи. Она знала его — знала, возможно, лучше, чем кто-либо другой в Алере. Она сумела раскусить его тогда, в лагере мятежников, — правда, в самый последний момент.

Как поступит Фиделиас?

Будет судить о ней по ее предыдущим шагам, разумеется. Он наверняка ожидает, что, прибыв в долину, она попытается установить контакт со стедгольдерами, собрать максимум возможной информации и уже с ее помощью реагировать на происходящее: занять оборону в каком-нибудь стедгольде покрепче или попытаться поднять жителей долины и гарнизон на борьбу с надвигающейся угрозой.

И что он предпринял бы, чтобы помешать этому?

Нашел бы ее. Убил бы ее. И начал бы сеять среди стедгольдеров смятение и замешательство до тех пор, пока его план не начал осуществляться.

Ее снова пробрал озноб. Она еще раз обдумала ситуацию — все сходилось. До ужаса типично для Фиделиаса. Он предпочитал простые подходы, прямолинейные решения. Не усложняй ложь, всегда говорил он, не усложняй планов. Держи их открытыми для совершенствования и полагайся не столько на план, сколько на свои глаза, свою голову.

Слух о том, что в долине курсор, распространится среди стедгольдеров со скоростью лесного пожара в засуху. С таким же успехом она могла бы нарисовать кружок у себя над сердцем и ждать, пока в него вонзится стрела. По спине бегали мурашки. Уж теперь-то он ее убьет. Фиделиас дал ей шанс, и она заставила его пожалеть об этом. Второй такой ошибки он себе не позволит. Ее учитель убьет ее не колеблясь, если она снова окажется на его пути.

— Для чего я здесь и оказалась, — пробормотала она вслух. Ее снова начала бить дрожь.

Как ни пыталась она убедить себя, что на решения ее влияет страх, она все равно ощущала его — он сжимал желудок, липкими, холодными паучьими лапами бегал по спине. Она не может позволить себе открыто заявить о своем статусе — это подставило бы ее под удар Фиделиаса. Поступить так — все равно что пригласить собственную смерть, скорую и верную. Ей необходимо действовать скрытно и как можно дольше. Беглая рабыня возбудит здесь, в глухом пограничье, куда меньше подозрений, чем специальный эмиссар Короны, предупреждающий о возможном вторжении. Она не может позволить себе открыться до тех пор, пока не узнает, кому может доверять, кто снабдит ее информацией для дальнейших осознанных действий. Поступи она иначе — расплатой будет не только ее смерть, но и, возможно, катастрофа для всей долины.

Не прекращая своих невеселых размышлений, она снова посмотрела на мальчика. Он не обязан был помогать ей вчера вечером, но помог. Даже если у него и плохо со здравым смыслом и умением держаться подальше от опасностей, отваги ему не занимать, и ей ничего не оставалось, как радоваться этому. И еще: это много говорило и о нем, и о тех, кто его вырастил. Во сне, в бреду он говорил не с матерью или с отцом, но с теткой… кажется, ее звали Исана. Сирота?

Амара призадумалась, но тут в животе у нее забурчало. Она встала и прошлась вокруг бассейна, обследуя внутренний садик. Как и ожидала, она обнаружила здесь несколько плодовых деревьев. Гай никогда не ограничивался единственным результатом, если имел возможность получить сразу несколько. Соорудив этот мавзолей для своего убитого сына, он воздал почести памяти принцепса, наглядно продемонстрировал верховным лордам силы, находящиеся в его распоряжении, а заодно обеспечил неплохое убежище на всякий случай — себе и своим агентам.

Она сорвала с дерева плод и принялась за еду, оглядываясь по сторонам. Потом подошла к статуям. Оружие и щиты на них были самые настоящие. Мечи королевской гвардии, короткие, тяжелые, предназначенные для ближнего боя, — такие разят наповал с одного удара. Она вынула один из ножен и потрогала лезвие. Заточка была безупречной. Она осторожно задвинула его обратно в ножны. Пища, кров, оружие… Ах ты, старый лис-параноик, подумала она; впрочем, сейчас ее это только радовало.

Руку кольнуло, когда она ставила меч на место, и она покосилась на грязную повязку. Ножом она нарезала из снятой юбки новые повязки и высушила их у огня. Потом осторожно срезала старую, промыла рану чистой водой и перевязала заново. Что-то еще беспокоило ее, но она решительно отогнала это прочь: дело в первую очередь.

Теперь Амара двигалась быстро и решительно, стараясь не разбудить мирно спавшего паренька. Она собрала еще фруктов на один из щитов, использовав его в качестве подноса, и положила поближе к нему. Она выстирала их одежду в бассейне и развесила ее на ветках сушиться у огня. Она вызвала усталого Цирруса и приказала ему охранять мавзолей и предупреждать ее о чьем-либо приближении. После этого она нашла плоский камень и принялась точить о него свой нож.

Вот тут-то слезы и застали ее врасплох. Воспоминания о годах учебы, о разговорах, о жизни, проведенной рядом с человеком, который был ее учителем, сразу всплыли в ее голове, вытеснив все остальное. По-своему она любила его, любила свою опасную работу, жизнь, которой себя посвятила. Он знал, как важно для Амары звание курсора. Он понимал это и делал все, чтобы помочь ей в учебе, помочь закончить Академию.

Делал все, только правды не говорил. По щекам Амары катились слезы, и она не пыталась их сдержать. Ей было больно даже думать о том, что он вступил в заговор против королевства, что изменой своей поставил под удар все, чего она так стремилась достичь, что она клялась защищать. Он объявил свою жизнь курсора лишенной смысла — а значит, и ее тоже. Однако поступки его — не слова, но именно поступки — говорили, что все это чудовищная ложь.

Что бы ни случилось с Амарой, она не позволит ему добиться своего. Что бы он ни задумал, чем бы ни оправдывал этого, Фиделиас — предатель. Осознание этого простого факта снова и снова ранило ее в самое сердце. Нож звенел, чиркая по камню, и слезы ее капали на лезвие — что ж, для заточки так даже лучше. Предатель. Предатель. Она остановит его. Она должна остановить его.

Амара не позволила себе даже всхлипнуть. Она держалась до тех пор, пока горло не заболело от напряжения. Она смахнула слезы с глаз и продолжала точить свой маленький нож до тех пор, пока он не засиял в свете горящих вечных огней.

ГЛАВА 13

Незадолго до полудня следующего дня воздушные рыцари доставили Фиделиаса, Олдрика Меча и сумасшедшую Одиану в западный конец долины Кальдерона. Над головой зловеще нависали тяжелые серые тучи; впрочем, в то, что пойдет дождь, не верилось. Гроза, бушевавшая почти всю прошлую ночь, ушла на юг, откуда время от времени продолжали доноситься далекие раскаты грома. Памятуя о холодной, практически зимней погоде в долине, они тепло оделись, и дыхание их повисало в воздухе облачками пара.

Фиделиас, морщась, ступил затекшими ногами на землю и повернулся к капитану рыцарей.

— Вы уверены, что никто не прибыл сюда прежде нас?

Тот пробормотал что-то в пустоту, потом с отсутствующим видом склонил голову набок, прислушиваясь.

— Ливус докладывает, дозоры маратов продолжают следить за долиной. Никто из наших наблюдателей на дорогах не видел никого, направляющегося сюда.

— Я не об этом, — с неожиданной даже для самого себя резкостью произнес Фиделиас. — Меньше всего нам нужно, чтобы какой-нибудь наймит Короны поднял на ноги гарнизон или привел подкрепления из Ривы.

Капитан мотнул головой.

— Гроза нынче ночью выдалась долгой и на редкость свирепой. Никто не смог бы переждать ее под открытым небом и остаться живым. Но я допускаю, что кто-то умелый мог бы пробраться сюда под ее покровом, если только сумел достаточно быстро найти себе убежище.

— Она могла. — Фиделиас махнул рукой, словно отметая прочь возражения. — Вороны побери Гая и всех, кто с ним. Он всегда любил порисоваться. Даже создавая завесы для отвода глаз.

— Кое-кто у нас нынче утром ворчун, — промурлыкала Одиана на ухо Олдрику. Дюжий мечник выбрался из носилок, повернулся, легко, как перышко, поднял из них свою хорошенькую спутницу и поставил на землю. Водяная ведьма одарила Фиделиаса не лишенной чувственности улыбкой и прижалась к Олдрику, угнездившись у того под рукой. — Можно подумать, он неважно выспался.

— Шш. — Олдрик как бы ненароком прижал пальцы к ее губам.

Одиана зажмурилась и блаженно вздохнула. Фиделиас сделал вид, будто не заметил подкола, и повернулся к капитану.

— У нас нет времени на сантименты. Сообщите приметы девчонки нашим людям в Риве. Если она прорвется, нейтрализуйте ее. Без лишнего шума. То же в отношении других курсоров, которых я вам описал, если они появятся.

Капитан кивнул.

— А что мне сказать людям здесь?

— То же самое. Если заметите что-нибудь подозрительное, убейте их. Я ненадолго — мне только переговорить со здешним моим агентом. Потом мы двинемся дальше.

Тот снова кивнул.

— Нам повезло сегодня с попутным ветром, сэр. Нам удалось доставить больше людей, чем мы надеялись.

— Повезло, — усмехнулся Фиделиас, стараясь не обращать внимания на неприятную тяжесть в желудке. — Этот ветер принес грозу, капитан, а с ней и человека Короны. Не уверен, что это такое уж везение.

Капитан заученным движением отсалютовал и отступил на шаг. Потом пробормотал что-то и махнул рукой рыцарям, продолжавшим удерживать носилки. Те взвились в воздух и спустя мгновение затерялись в низко несущихся облаках.

Олдрик смотрел им вслед.

— Ты был с ними немного жестковат. Если уж Короне захотелось заслать кого-нибудь в долину, они были бы не в состоянии помешать этому, как бы ни старались.

— Ты не знаешь Гая, — возразил Фиделиас. — Он не всезнайка и все же уязвим. Нам надо было лететь сюда еще вчера вечером.

— Мы попали бы в самый разгар грозы, — не сдавался мечник. — Она бы нас убила.

— Да, гроза жуткая, — согласилась Одиана. — И еще, бывший курсор, тогда у тебя не было бы возможности поразвлечься с хорошенькой рабыней. — В последних словах прозвучала почти нескрываемая издевка, и Олдрик снова прикрыл ей рот рукой. Она легонько укусила его за палец, заворчала, и мечник с улыбкой отпустил ее.

Фиделиас пристально посмотрел на водяную ведьму. Она знала. Он представления не имел, что ей известно о жене Аквитейна и о разговоре после их ухода, но по ее сияющим глазам видел — довольно много.

Тяжесть в желудке усилилась, когда он прикинул вероятное развитие событий в случае, если Аквитейн узнает о его связи со своей женой. Похоже, порой Аквитейн мог не разглядеть леса за деревьями, но и терпением не отличался, особенно в отношениях с теми, кто рискнул унизить его, переспав с его женой. Несколько жалких кусочков хлеба, которые Фиделиас через силу заставил себя проглотить в полете, отчаянно просились наружу. Он постарался придать лицу безмятежное выражение и подумал, что пора что-то делать с водяной ведьмой: он не хотел зависеть от нее.

Совладав с собой, он одарил ее улыбкой.

— Мне кажется, нам стоит подумать о первоочередной задаче.

— На вид ничего сложного, — заметил Олдрик. — Сесть на лошадей. Доехать до места встречи. Поговорить с дикарем. Вернуться.

Фиделиас огляделся по сторонам и вполголоса приказал Вамме привести лошадей. Земляная фурия шевельнулась у его правой ноги и тут же исчезла.

— Я не думаю, чтобы проблемы возникли с поездкой. А с дикарем могут.

Олдрик передернул плечами.

— С ним проблем не будет.

Бывший курсор принялся натягивать перчатки для верховой езды.

— Думаешь, твой меч что-нибудь изменит?

— Он может изменить что угодно.

Фиделиас улыбнулся.

— Он марат. Он не человек. Они думают не так, как мы.

Олдрик хмуро уставился на него.

— Не пытайся его запугать. Он будет видеть в твоем мече опасный предмет — а сам ты останешься лишь мягким, слабым существом, которое держит его в руках.

Выражение лица Олдрика не изменилось ни на йоту.

Фиделиас вздохнул.

— Послушай, Олдрик. Мараты имеют совершенно иное представление о личности, нежели мы. Вся их культура основана на тотемах. Их племена созданы по принципу единства с животными-тотемами. Если у человека могущественный тотем, к нему относятся с уважением. Но если человеку приходится прятаться за своим тотемом, а не сражаться с ним рядом, это делает его несколько сомнительным. Они называют нас племенем мертвых. Они считают наше оружие и доспехи нашим тотемом — Мертвой землей. Мы прячемся за нашими мертвыми тотемами, а не идем в битву рядом с ними. Понятно?

— Нет, — признался Олдрик. Он осторожно отстранился от Одианы и достал свои перчатки. — Чушь какая-то.

— Для тебя чушь, — сказал Фиделиас. — А для маратов — очевидная вещь.

— Дикари, — заметил Олдрик. Одиана подошла к мешкам и достала его меч в ножнах. Он не глядя протянул руку; она вложила в нее меч и смотрела, как он застегивает его на поясе. — А что будет, если они откажутся нам помогать?

— Предоставь это мне, — сказал Фиделиас.

Олдрик приподнял брови.

— Я серьезно. Держи свое оружие в ножнах, если только все не пойдет прахом.

— А если пойдет?

— Убей всех, кроме себя, меня и ведьмы.

Олдрик улыбнулся.

— А мне что делать? — поинтересовалась Одиана. Исполнив долг перед Олдриком, она отступила на несколько шагов и стояла теперь, ковыряя грязь носком башмака, но не забывая при этом приподнять подол.

— Ты просто следи за маратами. Если почувствуешь, что они начинают злиться, предупреди нас.

Одиана нахмурилась и посмотрела на Фиделиаса, потом уперла руку в волнующий изгиб бедра и спросила:

— Если Олдрику придется убивать кого-нибудь, можно мне тоже? Это ведь только справедливо, а?

— Посмотрим, — буркнул Фиделиас.

— Я ведь никого не убила вчера вечером. Теперь моя очередь.

— Там видно будет.

Одиана топнула ногой и, нахмурившись, скрестила руки на груди.

— Олдрик!

Здоровяк подошел к ней, снял плащ и машинально накинул ей на плечи.

— Успокойся, милая. Ты ведь знаешь, я не откажу тебе в удовольствии.

Она торжествующе улыбнулась ему.

— Правда?

— Когда это было не так? — Он наклонился и поцеловал ее, прижав к груди. Она с готовностью отозвалась на его поцелуй и зарылась пальцами в его волосы.

Фиделиас потер переносицу — напряжение, так и не отпускавшее его, грозило вот-вот перерасти в головную боль — и отошел от сладкой парочки. Спустя минуту появились подгоняемые Ваммой лошади. Фиделиас окликнул спутников, оторвавшихся друг от друга с явной неохотой; все трое уселись в седла и молча двинулись в путь.

Как он и предсказывал, поездка прошла без происшествий. Чуть в стороне мелькал в деревьях Этан — древесная фурия приняла на этот раз форму большой белки; впрочем, на таком расстоянии ее было плохо видно. Фиделиас следовал за своей фурией, почти не задумываясь: он привык полагаться на чутье и опыт Этана, можно сказать, с детства.

Они пересекли королевский тракт и продолжали двигаться на северо-восток по безлюдной, поросшей корявыми соснами и густым колючим кустарником местности. В нескольких милях впереди них угрожающе вздымался к небу темный силуэт горы. Гора эта, вспомнил Фиделиас, да и окружавшая их сосновая чаща издавна считались враждебными людям. Стоило ли удивляться, что мараты назначили им место встречи там, где ощущали себя в безопасности?

Фиделиас подвигал правым башмаком, пытаясь надежнее опереться на стремя. Башмак без спрятанного в нем ножа сидел на ноге как-то непривычно. Он ощутил, как губы его кривятся в слабой, горькой улыбке. Девчонка оказалась толковее, чем он ожидал. Она увидела подвернувшуюся возможность и воспользовалась ею без зазрения совести — как он ее и учил. Как ее наставник, он даже испытывал гордость за нее.

Однако как профессионал, он не испытывал ничего, кроме холодной, горькой досады. Она могла стать подспорьем в его планах, а вместо этого превратилась в непредвиденный фактор игры. Если она и правда добралась до долины, он боялся даже представить себе, какой ущерб может нанести она его делу, но даже если ее здесь нет, одна необходимость учитывать такую возможность очень раздражала.

Как бы он мешал осуществлению приведенного в действие плана, будь он на ее месте?

Фиделиас задумчиво нахмурил брови. Нет. Неверный подход. Он предпочитал простые решения подобных проблем — чем проще, тем лучше. В ситуациях вроде этой слишком многое поставлено на карту, чтобы усложнять их еще сильнее.

Амара мыслила не так прямолинейно. Простейшим решением было бы добраться до ближайшего стедгольдера, открыться ему и сообщить о том, что на долину надвигается беда. В таком случае долина очень скоро будет кишмя кишеть возбужденными стедгольдерами, и уж их-то не заметить будет невозможно.

Что ж, если она поступит так, все будет проще простого. Найти ее не составит труда — она сама выдаст свое местопребывание. Быстрый удар устранит угрозу, и он сможет сделать так, что стедгольдеры не опомнятся до тех пор, пока не будет слишком поздно, чтобы помешать операции.

Разумеется, Амара не может не понимать опасность этого. Наверняка она постарается действовать окольными путями. Не так прямолинейно. Она будет импровизировать — а ему достанется роль охотника, точнее загонщика: бить палкой по кустам, выгоняя ее из укрытия… А потом действовать быстро и решительно, ликвидируя все, что она успела там предпринять.

Фиделиас улыбнулся: действительно, какая ирония. Похоже, им обоим придется действовать в полную силу. Что ж, пускай. Девочка талантлива, но неопытна. Не она первая уступит ему в ловкости и будет уничтожена. Да и не последняя…

Резкое движение Этана предупредило Фиделиаса о том, что они в этом лесу не одни. Он остановил коня и поднял руку, давая знак своим спутникам последовать его примеру. Наступила тишина, прерываемая лишь дыханием трех лошадей, стуком капель, срывавшихся с мокрых сосновых лап на землю, и едва слышным посвистом холодного северного ветра.

Жеребец Фиделиаса задрал голову вверх и пронзительно, испуганно заржал. Остальные двое вторили ему, тревожно прижав уши и выкатив глаза. Лошадь Одианы попятилась. Фиделиас мысленно связался с Ваммой, и земляная фурия постаралась успокоить животных. Он не видел, но ощущал, как эмоции Ваммы волной разбегаются по земле, передаваясь напуганным лошадям до тех пор, пока они снова не стали слушаться поводьев.

— Кто-то наблюдает за нами, — прошептала водяная ведьма и подогнала свою лошадь поближе к Олдрику. Темные глаза ее стали холодными и злобными. — Они голодны.

Олдрик прикусил губу, и рука его легла на рукоять меча. Во всем остальном фигура его оставалась такой же лениво-расслабленной, как и на протяжении всей поездки.

— Спокойно, — буркнул Фиделиас, похлопав коня по шее. — Едем вперед. Чуть дальше прогалина — нам не помешает иметь вокруг немного свободного пространства.

Они тронули лошадей вперед, и те послушно двинулись дальше, хотя и продолжали беспокойно прядать ушами и раздувать ноздри, чуя запах невидимого врага.

Фиделиас довел свой маленький отряд до середины прогалины и остановился, хотя от леса их отделяло футов тридцать, не больше. Под кронами деревьев царил зеленый, полный теней полумрак.

Он вглядывался в опушку до тех пор, пока не увидел едва заметный силуэт Этана — фигуру, похожую на огромную белку, затаившуюся на границе света и тени. Фиделиас заставил своего коня сделать шаг вперед и заговорил, глядя прямо перед собой:

— Не прячься. Выходи и поговори со мной под небом и солнцем.

С минуту ничего не происходило. Потом одна из теней превратилась в очертания марата и вышла на поляну. Высокий дикарь был совершенно невозмутим; его светлые волосы были собраны в длинную косицу с вплетенными в нее темными птичьими перьями, спускавшуюся почти до плеч. Одежда его ограничивалась поясом и набедренной повязкой из бычьей кожи. В правой руке он держал изогнутый наподобие крюка нож, блестевший как темное стекло.

Рядом с ним переступал ногами овцерез — одна из огромных степных хищных птиц. Ростом она была чуть не на голову выше марата, хотя крепкая мускулатура шеи и ног создавала обманчивое впечатление неуклюжести. Фиделиас знал, что на деле это не так. Клюв овцереза блестел почти так же ярко, как нож в руке у марата, а устрашающего вида когти на ногах оставляли в опавшей хвое и земле глубокие борозды.

— Ты не Ацурак, — произнес Фиделиас. Он старался говорить спокойно и ясно, почти нараспев. — Я ищу его.

— Ты ищешь Ацурака, шо-вина племени овцерезов, — так же нараспев, но более гортанно произнес марат. — Я стою между вами.

— Так стой где-нибудь в другом месте.

— Так я не поступлю. Ты должен вернуться.

Фиделиас покачал головой.

— Так не поступлю я.

— Будет кровь, — сказал марат. Нож его чуть дернулся, и овцерез откликнулся на это негромким, свистящим шипением.

— Осторожно, — шепнула Одиана за плечом у Фиделиаса. — Он не один.

Фиделиас прислушался к невидимому отсюда Этану.

— Слева и справа от нас, почти на одной прямой, — тихонько сказал он Олдрику.

— Так ты будешь говорить? — лениво, равнодушно спросил Олдрик.

Фиделиас поднял руку, почесал затылок и хмуро покосился на марата.

— Эти трое явно перечат своему шо-вину, вождю. Они не хотят говорить.

— Вот и славно, — выдохнула Одиана.

Бывший курсор сжал рукоять висевшего на спине у самой шеи ножа и взмахнул рукой. В воздухе блеснула сталь, и нож вонзился в голову овцереза у самого основания клюва. Птица взвизгнула, взвилась в воздух и повалилась на бок, не прекращая визжать и биться в агонии.

Слева и справа послышались воинственные вопли птиц и их хозяев. Фиделиас скорее ощутил, чем увидел, как Олдрик соскользнул с седла на землю и повернулся к одной из двух пар нападавших; лязг же выхватываемого из ножен меча нельзя было спутать ни с чем. Одиана негромко пробормотала что-то себе под нос.

Первый марат припал к поверженному овцерезу, помедлил мгновение и решительным движением полоснул изогнутым лезвием своего ножа по горлу птицы. Овцерез испустил последний, слабый свист и затих, заливая землю темной кровью. Потом марат повернул искаженное ненавистью лицо к Фиделиасу и бросился на бывшего курсора.

Фиделиас выкрикнул команду Вамме и махнул рукой в направлении нападавшего. Земля вздыбилась под ногами у марата, швырнув его в сторону. Фиделиас воспользовался этой передышкой, чтобы спешиться и выхватить висевший на поясе длинный кинжал. Марат тем временем восстановил равновесие и бросился на противника не прямо, а чуть в сторону, целясь своим жутким ножом тому в незащищенный живот.

Знакомый с подобной тактикой Фиделиас сделал шаг навстречу и резко ударил марата тяжелым башмаком по колену. Удар попал в цель: что-то хрустнуло. Марат вскрикнул и упал, успев сделать выпад ножом в направлении бедра Фиделиаса. Все тем же движением алеранец увернулся от удара — ногу его отделяло при этом от ножа не больше дюйма — и тут же развернулся лицом к противнику.

Марат сделал попытку встать и снова упал на хвою: подломилась нога. Фиделиас отвернулся и не спеша пошел к ближнему дереву, на ходу оценивая ситуацию.

Олдрик стоял на краю поляны лицом к лесу. Поза его напоминала балетное па: меч вытянут параллельно земле, свободная рука отведена в сторону. Рядом с ним валялся на земле обезглавленный овцерез, ноги которого, явно не осознав наступившей уже смерти, продолжали скрести по земле. Нападавший на Олдрика марат стоял на коленях, опустив голову, раскачиваясь из стороны в сторону и прижимая окровавленные руки к животу.

На противоположном краю прогалины продолжала мурлыкать что-то себе под нос Одиана; она даже не потрудилась слезть с лошади. Кусок земли перед ней, похоже, внезапно превратился в трясину. Ни марата, ни его овцереза не было видно, но илистая грязь слегка колыхалась, будто кто-то невидимый продолжал биться там, под ее поверхностью.

Водяная ведьма поймала его взгляд.

— Нравится мне, — сообщила она безмятежно, — как пахнет земля после дождичка.

Фиделиас не ответил. Вместо этого он выбрал на дереве сук потолще, подрезал его кинжалом и отломал. Потом, не обращая внимания на удивленные взгляды спутников, убрал кинжал в ножны, взялся за сук обеими руками и, оставаясь недосягаемым для марата с его ножом, размозжил тому голову.

— Тоже правильное решение, — кивнул Олдрик, — не надо вытирать потом кровищу.

Фиделиас отшвырнул сук в сторону.

— Чуть больше крови, чуть меньше — невелика разница, — возразил он.

Олдрик вернулся на середину поляны к лошадям. Достав из кармана носовой платок, он старательно вытер им клинок.

— Моя кровь в полном порядке. Она доставляет эстетическое наслаждение. Мог бы попросить — я бы сделал это и за тебя.

— Он мертв, — сказал Фиделиас. — Со своими делами я разбираюсь сам. — Он покосился на Одиану. — Ну что, теперь довольна?

Водяная ведьма улыбнулась ему, удобно устроившись в седле, и притворно вздохнула.

— Может, еще немного дождичка?

Фиделиас покачал головой и повернулся к лесу.

— Ацурак! — крикнул он. — Ты видел, что они задумали.

Он не без некоторого удовольствия наблюдал за тем, как напряженно застыл в полуобороте Олдрик и даже Одиана затаила дыхание. Бывший курсор улыбнулся и взялся за поводья своей лошади, похлопав ее по шее.

Откуда-то из-под деревьев донеслось довольное «ха!».

Зашуршали кусты, и на поляне появился четвертый марат. У этого глаза были того же необычного золотистого оттенка, как и у шедшей за ним по пятам птицы. Нож его висел на поясе, руки были пусты — но помимо ножа у него был меч, обернутый в кусок шкуры и повешенный на плечо. На руках и ногах его были повязки из трав, а лицо почти сплошь покрывали царапины и ссадины. Марат остановился в нескольких шагах от тройки алеранцев и поднял руки ладонями вперед и вверх.

Фиделиас откликнулся таким же жестом и сделал шаг вперед.

— Я был вынужден сделать то, что сделал.

Ацурак опустил взгляд на лежавшее в нескольких шагах от него тело его сородича — того, голову которому размозжил Фиделиас.

— Ты был вынужден поступить так, — согласился он. — Но перестарался. Встреться они со мной открыто, я убил бы только одного. — Марат хмуро смерил Одиану пронзительным ястребиным взглядом, потом точно таким же — Олдрика. — Обитатели Мертвой земли. Хорошо бьются.

— Время поджимает, — буркнул Фиделиас. — Все ли готово?

— Я шо-вин своего племени. Они пойдут за мной.

Фиделиас кивнул и повернулся к лошади.

— Раз так, мы едем.

— Погоди. — Ацурак поднял руку. — Есть одна сложность.

Фиделиас остановился и оглянулся на вождя маратов.

— Прошлым солнцем я охотился на людей совсем недалеко отсюда.

— Не может быть, — нахмурился Фиделиас. — Сюда же никто не ходит.

Марат снял с плеча меч и ловким движением освободил его от шкуры. Он сунул его вперед так, что острие вонзилось в землю в каком-то шаге от Фиделиаса.

— Я охотился на людей, — повторил Ацурак так, словно Фиделиас ничего не говорил. — Двое мужчин, взрослый и молодой. Взрослый повелевал духом земли. Моя чала, самка вот этого, — он положил руки на покрытую перьями спину овцереза, — убита. Она ранила старшего. Я преследовал их, но молодой был ловок и увел меня со следа.

Олдрик шагнул вперед и выдернул меч из земли. Тем же платком, которым только что вытирал кровь со своего меча, он стер с клинка грязь.

— Легионерский, — задумчиво сообщил он. — Судя по форме, выкован несколько лет назад. Ухоженный. Ни следа ржавчины, никаких старых царапин. — Он снял перчатку и, прикрыв глаза, коснулся пальцем острия. — Его хозяин умел им пользоваться. Полагаю, это разведчик-легионер. Или из бывших.

Фиделиас со свистом втянул в себя воздух.

— Ацурак. Те двое, за которыми ты охотился. Они мертвы?

Ацурак пожал плечами.

— У старшего кровь лилась ручьем. Его дух унес его, но вряд ли его хватило надолго. Младший хорошо бегал. Ему повезло.

Фиделиас сплюнул накопившуюся во рту слюну и стиснул зубы.

— Я понимаю.

— Я пришел посмотреть на долину. Я увидел, что обитатели Мертвой земли готовы сражаться. Что они сильны и держатся начеку.

Фиделиас покачал головой.

— Тебе просто не повезло, Ацурак, не более. Нападение принесет твоим людям победу.

— Я не уверен. Мараты пришли. Много кланов пришло. Но хотя они не любят твоих людей, меня они любят ненамного больше. Они пойдут за мной ради победы — но не ради резни.

— Все готово. Твои люди вычистят долину, принадлежавшую вашим отцам и матерям, а мой господин проследит за тем, чтобы ее вернули вам. Так он решил.

Губы Ацурака скривились в подобии презрительной ухмылки.

— Твой шо-вин. Шо-вин Аквитейна. Носишь ли ты его тотем?

Фиделиас, не задумываясь, кивнул.

— Я хочу видеть его.

Фиделиас вернулся к лошади, расстегнул одну из переметных сум и достал из нее кинжал, украшенная золотом рукоять которого заканчивалась печатью династии Аквитейнов. Он поднял кинжал повыше, чтобы дикарь мог лучше разглядеть рукоять.

— Что, доволен?

Ацурак протянул руку. Фиделиас прищурился.

— Так мы не договаривались.

Взгляд марата вдруг полыхнул яростным огнем.

— Как и о смерти моей чалы. Между твоим и моим народом и так много крови. Теперь ее еще больше. Ты отдашь мне тотем твоего шо-вина. А я выполню свою часть уговора.

Фиделиас нахмурился. Потом небрежным движением снизу вверх кинул кинжал в ножнах марату. Ацурак поймал его не глядя, кивнул, повернулся и зашагал обратно в лес. Спустя несколько мгновений и он, и его птица исчезли в кустах.

С минуту Олдрик смотрел вслед вождю дикарей, потом оглянулся на Фиделиаса.

— Именем фурий, хотелось бы мне знать, понимаешь ли ты, что делаешь?

Фиделиас посмотрел на него, принимая решение к действию, но сдержался, отвернулся и застегнул сумку.

— Ты его слышал. Что-то его напугало. Не отдай я ему кинжал, он бы не остался.

Олдрик нахмурился еще сильнее.

— Это оружие-символ. По нему легко добраться до Аквитейна. Этот тип — вождь. Ему предстоит биться во главе своей орды…

Фиделиас стиснул зубы и заставил себя успокоиться.

— Да, Олдрик, — произнес он терпеливо, словно разговаривал с малолетним. — Это возможно. Да, Олдрик, он будет биться. Поэтому нам нужно как следует, черт подери, постараться, чтобы выступление увенчалось успехом. — Он забросил переметную суму на спину лошади. — Когда мы захватим долину, нам будет все равно, какие игрушки есть у маратов. Все придет в движение, а в большой политике будет не до мелочей вроде этой.

Олдрик схватил Фиделиаса за плечо и резким движением повернул лицом к себе. Взгляд мечника стал холодным, как его оружие.

— А если нет, это улика. Если об этом пронюхает Сенат, они выдвинут против него обвинения. В измене, Фиделиас. В измене.

Бывший курсор опустил взгляд на руку Олдрика. Потом посмотрел тому прямо в лицо. Несколько секунд он молчал, глядя ему в глаза.

— Ты гениальный боец, Олдрик, — произнес он наконец. — Ты можешь убить меня прямо здесь и сейчас, и мы оба понимаем это. Но я слишком давно играю в эти игры. И мы оба знаем, ты не сможешь сделать этого прежде, чем я среагирую. И что мечник из тебя будет хуже, если ты лишишься руки. Или ноги. — Он сделал паузу, дав этим словам отпечататься в сознании, и земля между ними слегка дрогнула, когда Вамма пошевелилась. Фиделиас заговорил чуть тише — таким тоном он обращался, например, к человеку, приказывая тому выкопать себе могилу: — Решай. Танцуй или не мешайся под ногами.

Последовала минута напряженного молчания. Мечник первый отвел взгляд в сторону, приняв свою обычную, чуть расслабленную позу. Он поднял оставленный маратом меч и снова посмотрел в лес, куда ушел Ацурак. Фиделиас негромко вздохнул и подождал, пока биение пульса не замедлится до обычного. Потом повернулся и сел на коня, сложив руки на луке седла, чтобы те не дрожали.

— Это риск, но необходимый. Мы примем меры предосторожности.

Олдрик мрачно кивнул.

— Какие меры?

Фиделиас мотнул подбородком в сторону меча.

— Начнем с тех двоих, которые видели в долине марата. Если меч принадлежал отставному разведчику, тот может догадаться, что происходит.

Одиана подогнала свою лошадь к лошади Олдрика, взяла ее за поводья и повела через поляну к месту, где стоял мечник. Тот вскочил в седло и спрятал меч в переметную суму.

— Ну, найдем мы их. И что?

Фиделиас повернул лошадь и поехал обратно, огибая гору на некотором расстоянии от подножия — в направлении тракта, где у них было больше шансов найти людей, возвращающихся от горы. Да и до ближайшего стедгольда добраться проще.

— Мы выясним, много ли им известно.

— А если им известно слишком много? — допытывалась Одиана.

Фиделиас посмотрел на свои перчатки и стер с правой пятно подсыхающей крови.

— Сделаем так, чтобы они молчали.

ГЛАВА 14

— Вот так все и вышло, — вздохнул Тави. — Только раз и соврал по мелочи, а с этого все началось. Я всего-то хотел пригнать своих овец домой. Доказать дядьке, что я могу справляться без посторонней помощи. Что я могу вести себя по-взрослому, ответственно.

Он содрал с ярко-оранжевого плода кожуру и бросил ее в растущую у бассейна зелень. Судя по понурой физиономии, он пребывал в полном расстройстве.

— Выходит, у тебя вообще нет фурий? — потрясенно переспросила рабыня. — Ни одной?

Тави ссутулился еще сильнее и плотнее запахнул алый гвардейский плащ, словно ткань его могла защитить от безжалостной правды. В голосе его, когда он заговорил, послышалась горечь.

— Ну да. И что? Я и так хороший пастух. Лучший из подпасков во всей долине — с фуриями или без.

— Ох, — спохватилась Амара. — Я не хотела…

— Никто не хочет, — буркнул Тави. — Но все делают. Смотрят на меня как на… как на калеку. Как на хромого, хотя я бегаю не хуже любого другого. Как на слепого, хотя я вижу все. Что бы я ни делал, как бы хорошо ни получалось, все смотрят на меня одинаково. — Он покосился на нее. — Как ты сейчас, — добавил он.

Амара нахмурилась и встала, поправив на коленях драное платье и позаимствованный плащ.

— Извини, Тави, — сказала она. — Я понимаю, это… это необычно. Я никогда раньше не слышала о таких проблемах. Но ты ведь еще совсем молод. Может, ты просто еще не дорос до этого. Сколько тебе сейчас? Двенадцать? Тринадцать?

— Пятнадцать, — буркнул Тави и вздохнул, упершись подбородком в колени.

Амара зажмурилась.

— Ясно… И ты переживаешь из-за службы в легионах?

— Какая там служба, — огрызнулся Тави. — У меня нет фурий. На кой черт я легионам? Я не могу передавать сигналы, как делают это заклинатели воздуха. Не могу строить заграждения, как заклинатели земли, или жечь врага, как заклинатели огня. Не могу исцелять раны, как заклинатели воды. Не могу ковать или отливать меч, как заклинатели металлов. Не могу прятаться или стрелять, как заклинатели дерева. А еще я маленький. Я даже копья не могу удержать, чтобы биться в строю. Так на что я им такой сдался?

— Но уж в храбрости-то тебе не откажешь, Тави. Ты проявил ее вчера вечером.

— Храбрость… — вздохнул Тави. — Насколько я успел понять, все, чего ты добиваешься храбростью, — так это еще большей трепки, чем если бы ты просто убежал.

— Иногда это нужно, — возразила она.

— Получить трепку?

— Не убежать.

Он нахмурился и промолчал. Рабыня тоже помолчала немного, потом подсела к нему, завернувшись в плащ. Они сидели, прислушиваясь к шуму дождя. Когда Амара заговорила снова, слова застали Тави врасплох.

— А что бы ты сделал, будь у тебя выбор?

— Какой? — Тави дернул головой и посмотрел на нее.

— Если бы ты мог поменять что-то в своей жизни? Поехать куда-нибудь, — пояснила Амара. — Как бы ты поступил? Куда бы подался?

— В Академию, — ответил он, не колеблясь. — Поехал бы в Академию. Там не обязательно быть заклинателем. Там достаточно ума, а с этим у меня все в порядке. Я умею читать, и писать, и считать. Меня тетя научила.

Она удивленно подняла брови.

— В Академию?

— Знаешь, там ведь учат не только рыцарей, — сказал Тави. — Там готовят легатов, и архитекторов, и строителей. Советников, музыкантов, художников. Не обязательно ведь быть искусным заклинателем, чтобы проектировать здания или выступать в суде.

Амара кивнула.

— Ну, ты можешь еще стать курсором.

Тави сморщил нос и фыркнул.

— И провести остаток жизни, доставляя почту? Хорошенькая перспектива.

Рабыня кивнула; лицо ее оставалось серьезным.

— Что ж, тоже верно.

Тави сглотнул: горло вдруг перехватило.

— Здесь, в стедгольде, заклинания спасают тебе жизнь. Нет, правда. А в городах это не так уж и важно. Там ты не будешь считаться таким уродом. Там можно самому устроить свою жизнь. Академия — единственное место в Алере, где это можно сделать.

— Похоже, ты немало думал об этом, — негромко заметила Амара.

— Мой дядя был там раз, когда их легион попал на смотр к Первому лорду. Он мне и рассказал. А еще я говорил с солдатами, когда они приезжали к нам из гарнизона. И с торговцами. Прошлой весной дядя пообещал мне, если я докажу, что могу относиться к делу ответственно, он даст мне своих овец. Вот я и рассчитал: если я выращу их как следует и продам через год, да еще отложу деньги, заработанные в легионе, мне должно хватить на один семестр в Академии.

— Один семестр? — переспросила Амара. — А потом что?

Тави пожал плечами.

— Ну не знаю. Попробую придумать что-нибудь, чтобы остаться. Может, удастся найти патрона или… Не знаю. Что-нибудь.

Мгновение она молча смотрела на него.

— Храбрый ты человек, Тави, — сказала она наконец.

— Но не ловкий. Теперь, после всего этого, дядя ни за что не даст мне овец. Если он жив, конечно. — Ком в горле стал еще больше, он низко опустил голову, зажмурился, но предательские слезы все равно катились по щекам.

— Я уверена, с ним все в порядке, — сказала рабыня.

Тави кивнул, но не смог выдавить из себя ни слова. Тревога, которую он все это время пытался отогнать прочь, захлестнула его с головой, и слезы полились из глаз уже без всякого удержу. Дядя Бернард не может умереть. Ну не должен — и все тут. Как может Тави жить с этим?

И как посмотрит в глаза тете?

Тави поднял сжатую в кулак руку и сердито смахнул слезы со щек.

— По крайней мере, ты жив, — утешала его Амара, положив руку ему на плечо. — А это немалое достижение, если учесть, через что ты прошел вчера. Ты выжил.

— Сдается мне, когда я вернусь домой, я еще пожалею об этом, — буркнул Тави. Он выдавил из себя улыбку.

Девушка улыбнулась в ответ.

— Могу я задать тебе один вопрос?

Он пожал плечами.

— Да, пожалуйста.

— Зачем ты поставил под угрозу все, ради чего трудился? Зачем ты согласился помочь этой Беритте, если знал, что из-за этого у тебя могут быть неприятности?

— Да не думал я о неприятностях, — признался Тави. — То есть я думал, что успею и то и другое. Ну, только к вечеру уже до меня дошло, что мне придется выбирать между овцами и этими чертовыми бубенцами, которые я ей обещал.

— А… — не без сомнения в голосе протянула рабыня.

Тави почувствовал, как заливается румянцем, и опустил взгляд.

— Ладно, — вздохнул он. — Она меня поцеловала, и у меня все мозги из головы сразу вытекли.

— Вот теперь верю, — кивнула Амара. Она вытянула ногу и бездумно потрогала поверхность воды кончиками пальцев.

— А ты? — спросил Тави.

Она склонила голову набок.

— О чем это ты?

Он пожал плечами и неуверенно покосился на нее.

— Ну, пока только я рассказывал. Ты про себя ни слова не сказала. Рабы обычно не разгуливают в такой глуши. Вдали от дороги и стедгольдов. Тем более в одиночку. Ну я и подумал… гм… Ты, должно быть, сбежала.

— Да нет, — решительно заявила она. — Просто я заблудилась в грозу. Я торопилась в гарнизон — передать письмо от моего господина.

Тави хмуро уставился на нее.

— Он послал тебя вот так? Женщину? Одну?

— Я не оспариваю его приказания, Тави. Я просто повинуюсь.

Тави нахмурился еще больше, но кивнул.

— Ну… Да ладно. Но если так, может, тебе лучше дальше идти со мной? Поговорить с моим дядей? Уверен, он поможет тебе благополучно добраться до гарнизона. Ну и заодно поешь, оденешься потеплее.

К уголкам глаз рабыни сбежались морщинки.

— Очень вежливый способ, Тави, заманить кого-то под замок.

Он вспыхнул.

— Прости. Тем более ты спасла мне жизнь… и все такое. Но если ты и правда сбежала, а я с этим ничего не смогу поделать, закон может ударить по моему дяде. — Он откинул волосы с глаз. — А я и без того наворотил достаточно.

— Ясно, — кивнула она. — Хорошо, я пойду с тобой.

— Спасибо. — Он покосился на дверь. — Похоже, дождь перестал. Как думаешь, идти уже не опасно?

Рабыня задумчиво нахмурилась и выглянула наружу.

— Сомневаюсь, чтобы ждать дальше было безопаснее. Лучше вернуться к тебе в стедгольд, пока гроза не началась снова.

— А ты полагаешь, она вернется?

Амара с уверенностью кивнула.

— Похоже на то.

— Ладно. Ты как, идти сможешь? — Он покосился на ее ногу: колено вокруг ссадины заметно распухло.

Амара поморщилась.

— Ну, это всего лишь колено. Болит, конечно, но если идти осторожно, терпеть можно.

Тави вздохнул и поднялся на ноги. Все царапины и синяки протестующе взвыли, мускулы тоже отозвались на это движение болью. Ему пришлось опереться рукой о стену, чтобы не упасть.

— Вряд ли будет легче.

— Вряд ли, — согласилась Амара и тоже охнула вставая. — Хорошенькая из нас вышла парочка. Ладно, веди.

Тави вышел из мавзолея на холодный северный ветер с гор и лежавшего за ними моря Льдов. Даже в алом плаще, взятом у каменного часового, он с трудом преодолел соблазн вернуться обратно, в теплый уют мавзолея. Замерзшие травинки с хрустом ломались у него под ногами, и их тут же уносил ветер. Сомнений не оставалось: в долину Кальдерона вторглась зима и ждать первого снега осталось совсем недолго.

Он оглянулся на ковылявшую следом за ним рабыню. Лицо Амары хранило отсутствующее выражение, но шагала она решительно, несмотря на хромоту и побелевшие от холода босые ноги. Тави невольно поежился.

— Придется остановиться через некоторое время — надо же тебе согреть ноги. Я могу отдать тебе плащ: если его разорвать, может, ты сумеешь хотя бы замотать их?

— Обмотки промокнут и заледенеют, — возразила она, немного подумав. — Босиком будет теплее. Тут важно не останавливаться. Отогреемся, когда доберемся до стедгольда.

Тави нахмурился, но не потому, что ему не понравился ее ответ, а потому, что мысли ее витали где-то далеко. Он решил не оставлять ее без внимания: обмороженные ноги не шутка, а если она из городских, то может просто не понимать, насколько это опасно здесь, в пограничной глуши. Холод может запросто лишить ее ног, а может, и жизни. Он чуть замедлил шаг и пошел с ней рядом.

Они вышли на тракт и зашагали дальше по брусчатке, однако не прошло и часа, как Тави ощутил содрогание земли — такое слабое, что он на всякий случай пригнулся и приложил ладонь к камню.

— Погоди-ка, — сказал он. — Мне кажется, кто-то идет.

Лицо у Амары сразу застыло, и Тави заметил, как она плотнее запахнулась в плащ, спрятав под ним руки. Взгляд настороженно шарил по сторонам.

— Ты можешь определить, кто это?

Тави прикусил губу.

— Похоже на Брутуса. На фурию моего дяди. Должно быть, это он.

Рабыня помолчала мгновение, прикрыв глаза.

— Да, теперь и я чувствую. Земляная фурия, и она приближается.

Не прошло и минуты, как из-за поворота показался Бернард. Брусчатка перед его ногами колыхалась волной, и земля несла его вперед, как листок по океанской глади. На нем был зимний охотничий наряд — плащ из шкуры танадента, покрытый черными, похожими на шерсть перьями, не позволяющими холоду забраться внутрь даже в самую морозную ночь. В руке он держал самый тяжелый лук с наложенной на тетиву стрелой, а глаза, запавшие сильнее обычного на потемневшем лице, настороженно обшаривали взглядом окрестность.

Стедгольдер приближался к ним со скоростью бегущего человека. Только когда он подошел к двум путникам, земля под его ногами улеглась, и последние несколько шагов он проделал сам.

— Дядя! — крикнул Тави и бросился к мужчине, раскинув руки для объятия. — Благодарение фуриям! Я так боялся за тебя!

Бернард положил руку Тави на плечо, и пареньку показалось, будто дядя немного успокоился. Потом тот мягко, но решительно оттолкнул Тави от себя.

Тави уставился на него, и в животе его неприятно похолодело.

— Дядя? С тобой все в порядке?

— Нет, — негромко буркнул Бернард, не сводя взгляда с лица Тави. — Я был ранен. И еще несколько человек пострадало — все из-за того, что я гонялся с тобой за овцами.

— Но, дядя… — начал было Тави.

Бернард взмахом руки остановил его, и голос его стал жестким, почти сердитым.

— Я знаю, ты не нарочно. Однако из-за твоей оплошности пострадали мои люди. Твоя тетя чуть не умерла. Мы возвращаемся домой.

— Да, сэр, — подавленно пробормотал Тави.

— Мне жаль поступать так, но про тех овец, Тави, можешь забыть. Похоже, кое-каким вещам ты так пока и не научился.

— Но я же… — сделал еще одну попытку Тави.

— Помолчи, — угрожающе рявкнул рослый стедгольдер, и Тави ссутулился, стараясь сдержать слезы. — Все решено. — Бернард отвел наконец взгляд от Тави. — Это еще кто, вороны меня побери?

Тави услышал шелест платья — рабыня присела в почтительном реверансе.

— Меня зовут Амара, сэр. Я спешила из Ривы в гарнизон с посланием от моего господина и заблудилась в грозу. Мальчик нашел меня. Сэр, он спас мне жизнь.

Тави испытал короткий прилив благодарности к рабыне и с надеждой посмотрел на дядю.

— Ты оказалась в лесу в эту грозу? Что ж, судьба милостива к дуракам и детям, — заметил Бернард. Потом хмыкнул и посмотрел на нее внимательнее. — Ты у нас, случайно, не из беглых, нет?

— Нет, сэр.

— Ладно, там видно будет, — буркнул Бернард. — Ступай со мной, красотка. И не вздумай бежать. Я могу стать очень неприятным и раздражительным, если мне еще и тебя придется выслеживать.

— Да, сэр.

Бернард кивнул и снова повернулся к Тави. Голос его стал суровее.

— Как только вернемся домой, парень, марш к себе в комнату и сиди там, пока я не решу, что с тобой делать. Ясно?

Тави потрясенно уставился на дядю. Тот никогда еще не вел себя так. Даже когда он задавал Тави порку, в голосе его не звучало такой ярости. Бернард всегда полностью владел собой. Глядя на него снизу вверх, Тави невольно испытывал трепет перед его фигурой, перед жестким, сердитым блеском в глазах, перед силой его здоровенных лапищ. Он не осмелился говорить, но не прекращал молча молить дядю о прощении, всем своим видом показывая, как раскаивается, как хочет, чтобы все было по-прежнему. Он смутно понимал, что плачет, но теперь ему было все равно.

Лицо Бернарда оставалось жестким, словно высеченное из гранита — и таким же беспощадным.

— Ты понял, парень?

Все надежды, которые еще оставались у Тави, рухнули под этим взглядом, испарились от жара, излучаемого дядиным гневом.

— Понял, сэр, — пролепетал он.

Бернард отвернулся и зашагал по тракту обратно к дому.

— И пошевеливайся, — бросил он, не оборачиваясь. — Я и так слишком много времени потратил на всю эту чепуху.

Тави понуро двинулся за ним. Накануне, поймав пытавшегося удрать на поиски овец Тави, тот и вполовину не был так зол. Что случилось с тех пор? Что могло так разъярить дядю? Ответ пришел почти мгновенно. Кто-то, кто был ему дорог, тоже пострадал из-за этой истории. Его сестра, Исана. Неужели она и правда чуть не умерла? Ох, фурии, неужели все так ужасно?

Только тут до Тави начало доходить, что он лишился чего-то куда более важного, чем овцы или статус опытного подпаска. Он лишился дядиного уважения. Бернард никогда не обращался с ним так, как остальные: он не выказывал к нему жалости из-за отсутствия у него фурий, никогда не презирал его за неопытность. Особенно заметно это стало в последние месяцы. Их отношения превратились в своеобразную дружбу, какой у Тави не было ни с кем другим, в ненавязчивую взаимную привязанность двух почти равных людей. Это не были отношения взрослого и ребенка. Это медленно, исподволь складывалось несколько последних лет — с тех пор, как Тави стал подпаском.

И это ушло. Тави и не задумывался о том, что это у него было, — и оно ушло.

И овцы тоже.

Как и его шансы на будущее, на жизнь где-нибудь вдали от этой долины, от положения лишенного фурий урода, ублюдка, плода случайной связи с солдатом из легиона…

Слезы слепили его; ему удавалось, правда, не всхлипывать громко. Он не видел дяди, хотя услышал его нетерпеливый окрик:

— Тави!

Он не слышал, как Амара тоже двинулась за ними. Он переставлял ноги, и боль в душе терзала его куда сильнее, чем полученные накануне синяки и царапины.

Тави брел, не поднимая глаз. Ему было все равно, куда несут его ноги.

Все равно он не попадет никуда.

ГЛАВА 15

Для Амары дорога в Бернардгольд превратилась в долгое и изощренное упражнение в способности переносить боль. Что бы она там ни говорила Тави утром, колено, разбитое при безумном приземлении в ночную грозу, распухло, болело, как фурии знают что, и почти полностью отказывалось выдерживать ее вес. Да и порез на плече, полученный от Олдрика в лагере мятежников, тоже добавлял острых ощущений. При этом одна боль не заглушала другую; обе лишь складывались в едва переносимую пытку, отнимавшую почти все ее силы и внимание, — и даже так у нее еще оставались силы испытывать боль за ковылявшего перед ней паренька.

Сначала она решила, что его дядька реагировал на происшедшее еще довольно мягко. Многие на его месте начали бы с порки и лишь потом снизошли бы до объяснений, за что, — если вообще снизошли бы. Однако чем дольше они шли, тем яснее становилось ей, как глубоко ранили мальчика дядькины слова… или отсутствие слов. Он привык к мягкому обращению, даже к своего рода уважению. Выказанная стедгольдером холодная отстраненность застала Тави врасплох и причинила ему гораздо больше боли, чем любое другое наказание. К тому же это похоронило его надежды на будущее, на Академию, на жизнь без постоянных напоминаний о его неполноценности. Он снова превратился в беспомощное дитя, подумала она. В угрозу для себя и окружающих.

Как знать, может, здесь — на дальних рубежах королевства и цивилизации, где жизнь или смерть каждый день зависят от борьбы с враждебными фуриями и зверьем, — так оно и есть?

Амара тряхнула головой и снова уставилась на булыжники под ногами. Конечно, она испытывала сострадание к этому мальчику, но не могла позволить, чтобы это отвлекло ее от главной задачи: выяснить, что происходит в долине, и в зависимости от этого предпринять те или иные действия, все, что в ее силах для защиты королевства. Кое-что она уже узнала, и это кое-что нужно собрать воедино и обдумать хорошенько — вот этим ей и стоило бы заняться.

В долину Кальдерона вернулись мараты, чего не случалось почти семнадцать лет. Воин-марат, с которым столкнулись Тави и его дядя, вполне мог оказаться разведчиком надвигающейся орды.

Впрочем, при свете дня эта угроза казалась все менее вероятной. Если они и правда встретились с маратом, почему дядя мальчика не выказывает особого облегчения по поводу того, что его пропавший племянник нашелся? И если уж на то пошло, как это стедгольдер так быстро встал на ноги? Если раны его были такими серьезными, как описал мальчик, столь быстрое исцеление требовало вмешательства исключительно одаренного заклинателя воды, а Амара сомневалась, чтобы такие нашлись вдали от столицы или хотя бы крупного города. Значит, рана не была такой серьезной, как утверждал паренек, — и поэтому вся эта история с маратом может быть сильно им преувеличена.

Зато как выдуманная история вчерашние приключения Тави укладывались в картину гораздо лучше. Страдающий от неполноценности паренек мог сочинить все это, чтобы произвести впечатление более значимой фигуры. Что ж, это вполне логично объясняло все, что он ей наплел.

Амара нахмурилась. Это было куда более понятное объяснение, однако она не могла отрицать и несомненной отваги и изобретательности мальчика. Он не только выжил во вчерашнюю чудовищную грозу, но сумел спасти и ее, причем рискуя жизнью, тогда как мог бы без особого труда спастись, бросив ее на произвол стихий. Подобная отвага, убежденность и самоотверженность как-то неважно сочетались с обманом…

В конце концов Амара решила, что для серьезных выводов у нее слишком мало информации. Ей нужно было бы поговорить еще и с дядей мальчика — но тот, похоже, пребывал не в лучшем расположении духа для беседы. Вороны, ей просто необходимо знать больше… Если мараты и правда готовят нападение, оборона от них потребует всеобщей мобилизации — это в конце-то года. О том, во что это обойдется казне верховного лорда Ривы, да и всего королевства, она боялась и думать. Подобные новости наверняка встретят активное сопротивление, поэтому, если она явится к здешнему графу, имея на руках всего лишь сбивчивый рассказ пастушка, ее будут без конца кормить притчей о мальчишке, то и дело пугавшем всех волками. Ей необходимы показания вызывающего доверие землевладельца, одного из стедгольдеров, — только в таком случае она может надеяться на серьезное отношение к ее словам.

Впрочем, самое большое, на что она может рассчитывать, — это уговорить графа выслать навстречу врагу своих разведчиков. И даже если те сумеют вернуться с такого задания живыми, орда маратов может нагрянуть прямо по их следам. Мараты запросто, одним ударом захватят долину и начнут разорять окружающие Риву земли, а ее верховному лорду, запертому в городских стенах зимними снегами, останется лишь бессильно смотреть на то, как гибнет его провинция.

В идеальном случае — если показания Бернарда подтвердят ее опасения, она может добиться от центральной власти более активных действий гарнизона и посылки в Риву подкрепления. Возможно, даже опережающего удара, который рассеял бы волну наступающей орды прежде, чем та обрушится на берега королевства.

С другой стороны, если вторжение так и не состоится, если действия агента Короны впустую поднимут местные легионы и опустошат казну провинции, это вызовет резко отрицательную реакцию остальных верховных лордов и Сената. Репутация Гая может не перенести и нынешних нападок, и новое возмущение и без того беспокойных верховных лордов может иметь поистине трагические результаты.

Амара задумалась. Гай назначил ее представителем его интересов в долине. Конечно, он будет нести моральную и этическую ответственность за ее действия, и все же верховные лорды запросто могут потребовать покарать ее за злоупотребление полномочиями — и Гаю придется пойти на это. Тюрьма, ослепление, распятие — это еще самый мягкий приговор, который она могла ожидать от этого суда.

Репутация Короны, вероятная безопасность королевства и ее собственная жизнь зависели теперь от ее решений. И принимать их ей лучше как можно осторожнее.

Ей отчаянно не хватало информации.

Они добрались до Бернардгольда вскоре после того, как солнце миновало верхнюю точку небосклона.

Первое, что поразило Амару, — это основательность, с которой все здесь было выстроено. Она сама родилась и выросла в стедгольде, поэтому знала, какой должна быть крепкая усадьба, тем более в неспокойных местах. Стены центральных построек стедгольда превосходили высотой иные военные укрепления: почти в два человеческих роста, старательно выращенные из серого каменного массива каким-то искусным заклинателем земли. Ворота из окованного железом дубового бруса были чуть приоткрыты, и у входа стоял, вглядываясь в окрестности, коренастый селянин с древним мечом в руках.

Остальные постройки находились недалеко от стен: одноэтажные здания, в число которых входили, судя по всему, кузница, крытый загон для гаргантов, хлев, объединенный с конюшней, и еще несколько помещений для скота и домашней птицы. Амбар с кладовыми, как она знала, должны находиться в укрепленной части усадьбы, где-то рядом с кухней и жилыми помещениями, а также несколькими загонами поменьше, обыкновенно используемыми только в критических ситуациях. Пара гаргантов в упряжи стояла под навесом и терпеливо ждала, пока высокий, симпатичный черноволосый юноша с обветренными щеками уложит несколько мотков тяжелого каната в мешок и приторочит его к упряжи.

— Фредерик! — окликнул его Бернард, когда они подошли ближе. — Куда это ты собрался?

Юноша — уже не мальчик, но и недостаточно взрослый, чтобы вступить в легионы, подергал себя за чуб и поклонился стедгольдеру.

— Вот, гоню их на южное поле, чтобы выдернуть тот большой камень, сэр.

— Справишься с тамошней фурией?

— Вдвоем с Тампером справимся как-нибудь. — Паренек перевел взгляд на спутников Бернарда. — Привет, Тави. Рад, что ты вернулся целым.

Амара покосилась на подпаска, но Тави почти не поднял головы, вяло махнув рукой в ответ.

— Надвигается новая гроза, — буркнул Бернард. — Я хочу, чтобы вы вернулись через два часа, не позже, Фред, — выдернете вы этот камень или нет. Мне не нужны новые пострадавшие.

Фредерик кивнул и вернулся к работе. Бернард подошел к воротам, кивнул сторожу-часовому и первым вошел на двор.

— Тави, — произнес он, когда и остальные двое оказались внутри.

Не дожидаясь дальнейших распоряжений, мальчик побрел к самой большой постройке — залу, поднялся по тянувшейся вдоль стены снаружи лестнице и скрылся за дверью верхнего этажа — Амара знала, что обычно там располагаются жилые помещения.

Бернард, морщась, смотрел ему вслед. Потом тяжело вздохнул и оглянулся на нее.

— А ты иди за мной.

— Да, сэр, — пробормотала Амара и попыталась изобразить реверанс. Именно этот момент выбрала ее коленка, чтобы окончательно отказать, и Амара, негромко охнув, пошатнулась.

Рука Бернарда мгновенно метнулась вперед и схватила девушку за плечо, не давая ей упасть. При этом он задел нанесенную Олдриком рану, она охнула, и мир поплыл у нее перед глазами.

Стедгольдер шагнул вперед и легко, как ребенка, подхватил ее на руки.

— Вороны, девочка! — буркнул он. — Если ты ранена, могла бы и сказать об этом.

Амара молча кивнула: облегчение смешалось со странным чувством от внезапной близости его тела. Подобно Олдрику, он был почти великаном, но его не окружала та аура угрозы, которая окружала мечника. Сила его казалась совсем другой: теплой, успокаивающей, полной жизни. От него пахло выделанной кожей и сеном. Амара попыталась что-то сказать, но так и не нашла подходящих слов, пока он нес ее через большой зал на кухню, где блаженное тепло и аромат пекущегося хлеба окружили ее, словно обернув мягким одеялом.

Он донес ее до ближнего к очагу стола и бережно усадил на гладко оструганные доски.

— Сэр, правда же… — пробормотала она. — Со мной все в порядке.

— Черта с два, — фыркнул Бернард.

Он повернулся, придвинул к столу стул и сел сам, осторожно взяв ее ногу обеими руками. Прикосновения его были теплыми, уверенными, и снова она ощутила себя маленьким ребенком, которого утешают, словно часть его уверенности передалась через это прикосновение ей.

— Холодная, — сказал он. — Но не так плохо, как могло бы быть. Ты использовала заклинание, чтобы нога не замерзала?

Она удивленно уставилась на него и молча кивнула.

— Доброй пары вязаных чулок это все равно не заменит. — Он нахмурился, осторожно ощупывая ее ногу. — Так больно?

Она мотнула головой.

— А так?

Боль пронзила ее ногу до самого бедра, и она не удержалась, чтобы не поморщиться. Прикусив губу, она кивнула.

— Перелома нет. Растяжение. Теперь надо согреть тебе ноги.

Он встал, подошел к полке и взял с нее небольшой медный таз. Потом коснулся пальцем торчавшей из стены над умывальником трубы и не отнимал его до тех пор, пока текущая из него вода не начала пыхать паром, а палец не покраснел от жара. Только тогда он наполнил таз водой. Амара осторожно прокашлялась.

— Вы стедгольдер, сэр?

Бернард кивнул.

— Тогда вам не обязательно делать это, сэр. Я имею в виду, возиться с моими ногами.

Бернард хмыкнул.

— Все эти городские штучки, девочка, нас здесь волнуют очень мало.

— Ясно, сэр. Как вам будет угодно. Могу я еще спросить?

— Как хочешь.

— Мальчик, Тави. Он рассказал мне, что на вас напали воин-марат и одна из их птиц. Это правда?

Бернард хмыкнул, и лицо его помрачнело. Излишне резким движением он хлопнул по задвижке, и струя воды, булькнув, словно извиняясь, иссякла.

— Тави любит порассказать всякого.

Она склонила голову набок.

— Но это все-таки случилось?

Он поставил таз на стул, на котором только что сидел, и снова взял ее за ногу — на этот раз выше щиколотки. Несколько секунд Амара чувствовала только, как он держит ее ногу, как плащ и подол платья сдвинулись, обнажив ногу почти до колена. Она почувствовала, как лицо ее заливается краской, но если стедгольдер и заметил это, вида он не подал. Он сунул ее больную ногу в воду и жестом приказал поставить туда же и вторую. Замерзшие пальцы немилосердно заныли; из таза поднимался пар.

— Как ты ухитрилась повредить ногу? — поинтересовался он.

— Поскользнулась и упала, — ответила она и повторила свой рассказ насчет послания в гарнизон от ее господина, добавив при этом, мол, она упала как раз перед тем, как ее нашел Тави.

Лицо стедгольдера помрачнело еще сильнее.

— Надо сообщить ему о тебе. Ты не сможешь ходить еще день, если не два. Ладно, подождем, пока ноги не согреются. Потом вытри их и садись сюда.

Он повернулся к ларю у стены, открыл его и достал оттуда домотканый мешок с овощами. Небрежно бросив его на стол, он поставил рядом с ним большую миску и положил небольшой нож.

— У меня в доме все работают, красотка. Когда согреешься, почистишь вот это. Я вернусь, посмотрю, что у тебя с рукой.

Она невольно подняла руку и положила ее на повязку.

— Вы оставите меня здесь?

— С такой лодыжкой ты далеко не уйдешь. И потом, надвигается новая гроза. Ближайшее укрытие — это мавзолей принцепса, и сдается мне, ты это место уже обчистила. — Он кивнул в сторону алого плаща. — На твоем месте я бы уже сейчас призадумался над тем, что я скажу графу Грэму: охрана мавзолея входит в его обязанности. Я не уверен, что этот твой поступок придется ему по душе. Как, кстати, и твоему господину, кем бы он ни был. — Бернард повернулся и шагнул к двери.

— Сэр, — взмолилась Амара. — Вы ведь так и не сказали мне, правда это или нет. То, что говорил Тави про марата.

— Ты права, — бросил он, не оборачиваясь. — Не сказал.

И вышел.

Мгновение Амара смотрела ему вслед в совершеннейшей ярости. Потом опустила взгляд с захлопнувшейся за ним двери на свои ноги, на исходящий паром таз. Потом снова посмотрела на дверь. Ноги ее понемногу оттаивали, и ощущение это было не из приятных. Она тряхнула головой и принялась ждать, пока боль в ногах не станет терпимее.

С ума сойти можно, что за тип, подумала она. Уверенность, граничащая с пренебрежительностью. Так бесцеремонно с ней не обращались бы ни в одном из мало-мальски уважающих себя домов королевства.

И это абсолютно соответствовало действительности. Она ведь не в городе. Здесь, в стедгольде, его слово было законом — и это касалось почти всех аспектов жизни, включая то, что делать и как поступать с беглой рабыней. Будь она рабыней на самом деле, а не по легенде, он мог бы сделать с ней все, что угодно, — при условии, что вернет ее владельцу живой и годной к исполнению своих обязанностей, и закон был бы на его стороне. Поэтому вместо заботы, вместо теплой комнаты и горячей ножной ванны он запросто мог бы запереть ее в хлеву… или найти ей другое применение…

Щеки ее вспыхнули снова. Этот человек ей нравился, а это никуда не годилось. Она видела, как несется он на земляной волне — ну да, в конце концов, он заклинатель земли, так? А ведь известно, что некоторые из них способны воздействовать на животных, да и на самые примитивные человеческие эмоции, вызывая на поверхность то, что обыкновенно остается скрытым. Что ж, этим все объясняется…

С другой стороны, он ведь и правда был с ней очень добр и осторожен. Как он ее держал… Никто же не заставлял его делать все это для нее, буквально навязывать ей свое гостеприимство. Что бы он ей ни говорил, как бы ни угрожал, он ведь не запер ее в подполе; она вообще пока не видела от него ничего, кроме доброты и заботы.

Амара подвигала ногами в воде и нахмурилась. Стедгольдер явно пользовался у своих людей немалым уважением. Его стедгольд производил впечатление основательного и уж наверняка процветающего. Те селяне, которых она успела увидеть здесь, отличались чистотой и несомненным физическим здоровьем. То, как он обошелся с мальчиком, было по-своему жестоко, но, по меркам большей части королевства, все же очень и очень сдержанно. Если бы он желал ее, он просто взял бы ее и дело с концом, а не хлопотал бы с очаровывающими заклинаниями.

Более всего ее поражал контраст между его силой — и физической, и прочей — и проявлениями мягкости. Она совершенно не сомневалась в том, что при необходимости он может быть и жестким, и все же ощущала в его поведении доброту и неподдельную любовь к мальчику.

Амара вынула ноги из тазика, насухо вытерла их полотенцем и осторожно перебралась со стола на стул. Потом взяла нож и принялась чистить овощи, кидая срезанную аккуратной спиралькой кожуру в тазик с водой из-под ног, а сами овощи — в оставленную стедгольдером миску. Монотонная, бездумная работа успокаивала.

Слишком много всякого пришлось пережить ей за несколько последних часов. Весь мир, в котором она жила до сих пор, пошатнулся, она заглянула в глаза смерти — не раз и не два. Может, этим объяснялись захлестнувшие ее эмоции, неожиданная реакция на стедгольдера? В конце концов, он производил неплохое впечатление и был к тому же не лишен привлекательности. Наверное, она испытала бы такое же влечение к любому, оказавшемуся так близко от нее. Это часто можно наблюдать у солдат, которые ходят бок о бок со смертью, поэтому используют малейшую возможность, чтобы жить полнее. Да, это, наверное, тот самый случай, решила Амара.

Однако это ни на шаг не приближало ее к выполнению ее задания. Она с досадой вздохнула. Бернард не подтвердил и не опроверг свою стычку с маратом. Напротив, при любом упоминании о ней он переводил разговор на другую тему. Гораздо старательнее, подумала она, чем было бы естественно в подобной ситуации.

Мысль эта заставила ее нахмуриться. Стедгольдер что-то скрывал.

Что?

Зачем?

В эту минуту она, пожалуй, отдала бы все, чтобы стать заклинательницей воды и прощупать его эмоции — или хотя бы лучше читать по лицам и жестам людей.

Ей необходимо узнать, есть ли у нее внушающий доверие свидетель, с которым она могла бы предстать перед местным графом. Вороны, да прежде всего ей необходимо знать, обоснованны ли страхи Первого лорда.

Бернард вернулся через несколько минут, неся под мышкой еще одну миску. При виде Амары, сидевшей за столом с ножом в руках, брови стедгольдера удивленно полезли вверх. Потом он нахмурился, подошел к ней и остановился у стола.

— Сэр? — спросила она. — Я что-то сделала не так?

— Вороны, девочка, — хмуро отозвался Бернард. — Я думал, ты еще отогреваешься.

— Но вы хотели, чтобы я почистила это, сэр.

— Да, но… — Он недовольно хмыкнул. — Ладно, не обращай внимания. Сядь-ка обратно на стол, дай я еще посмотрю твои ноги. Да и руку, если на то пошло.

Амара уселась на стол, и стедгольдер опустился перед ней на колени, поставив миску на пол рядом. Он поднял ее ноги по очереди, буркнул что-то себе под нос и достал из ящика маленький пузырек с какой-то вонючей мазью.

— У тебя все ступни изрезаны камнями, — сообщил он. — Хотя ты сама, поди, этого и не чувствуешь — с такими-то замерзшими ногами. Это, — он кивнул в сторону снадобья, — поможет очистить раны и немного уймет боль, когда к ногам вернется чувствительность.

Неожиданно мягкими пальцами он осторожно намазал ей ступни. Потом достал кусок белой ткани и ножницы. Он осторожно перевязал ее ноги и, наконец, принес шлепанцы с мягкими кожаными подошвами и пару серых шерстяных носков. Она открыла рот, чтобы возразить, но, увидев его взгляд, промолчала, и он надел ей носки и шлепанцы.

— Для женщины у тебя ноги не маленькие, — заметил он. — Пришлось поискать свои старые. На некоторое время сойдут.

Она молча наблюдала за его действиями.

— Спасибо. Что, действительно так плохо?

Он пожал плечами.

— На мой взгляд, ничего, но я не заклинатель воды. Попрошу сестру посмотреть тебя — когда ей станет лучше.

Амара склонила голову набок.

— Она больна?

Бернард опять буркнул что-то невнятное и встал.

— Снимай плащ и закатай рукав. Дай-ка я погляжу, что у тебя с рукой.

Амара отодвинула плащ с плеча и попыталась закатать рукав рубахи, но рана была высоко, у самого плеча, и рукав от засохшей крови стал жестким, как корка. Она сделала еще одну попытку и больно дернула рану. Она удержалась и не вскрикнула, только с шумом втянула воздух сквозь зубы.

— Э, так дело не пойдет, — сказал Бернард. — Придется тебе и рубаху новую искать.

Он взял ножницы и принялся осторожно срезать рукав. При виде бурой от крови повязки он нахмурился; впрочем, он нахмурился еще сильнее, размотав повязку и увидев, что она присохла к ране. Он покачал головой, налил в таз теплой воды, взял чистую тряпку и принялся осторожно отмачивать повязку.

— И как, скажи, ты повредила руку?

Свободной рукой Амара откинула с лица волосы.

— Упала вчера. И порезала.

Бернард издал неопределенный звук и молчал до тех пор, пока не удалил последний клочок повязки, не потревожив при этом самой раны. Потом, продолжая хмуриться, взял тряпку и мыло и осторожно промыл рану. Жгло сильно, и Амаре пришлось зажмуриться, сдерживая слезы, — она боялась, что не выдержит и разревется от усталости и неунимавшейся боли. Она так и сидела с закрытыми глазами, пока он медленно, методично обрабатывал рану.

В дверь кухни постучали, и встревоженный голос парня… Фредерик, так его, кажется, звали, окликнул хозяина.

— Сэр? Там вас у ворот спрашивают.

— Пусть подождут минуту.

Фредерик осторожно кашлянул.

— Но, сэр…

— Я же сказал, Фред. — Голос стедгольдера стал чуть жестче. — Минуту.

— Хорошо, сэр, — откликнулся паренек.

Дверь снова закрылась.

Бернард еще пригляделся к ране.

— Это надо бы зашить. Или наложить хорошее заклинание. Так, говоришь, ты упала?

— Упала, — подтвердила она.

— Если так, то ты упала на острый меч, — заметил стедгольдер.

Он в последний раз промыл рану и перевязал ее — очень осторожно, но даже так рука болела ужасно. Больше всего Амаре хотелось теперь забиться в какой-нибудь темный, тихий угол и свернуться там калачиком. Вместо этого она тряхнула головой.

— Прошу вас, сэр. Правда ли то, что рассказал мальчик? На вас в самом деле напал марат?

Бернард глубоко вдохнул. Он отошел от нее к стене, вернулся и набросил ей на плечи что-то легкое, но теплое — одеяло.

— Ты задаешь очень много вопросов, девочка. Не уверен, что мне это нравится. И я не уверен, что ты говоришь мне правду.

— Чистую правду, сэр. — Она подняла на него глаза и сделала попытку улыбнуться.

Уголок его рта чуть скривился. Он посмотрел на нее, потом повернулся, чтобы снять с крючка у умывальника полотенце.

— С твоим рассказом не все просто. Никто не послал бы рабыню с раной, как у тебя, чтобы доставить послание. Это просто безумие.

Амара вспыхнула.

— Он… он не знал об этом. — По крайней мере, тут она не солгала. — Я боялась упустить такую возможность.

— Нет, — покачал головой Бернард. — Ты, девочка, не похожа на тех рабов, которых мне приходилось видеть. Особенно на хорошеньких молодых женщин, находящихся в услужении у мужчины.

Она залилась краской еще сильнее.

— О чем это вы, сэр?

Он даже не повернулся к ней.

— То, как ты держишься. То, как ты покраснела, когда я дотронулся до твоей ноги. — Он повернулся и посмотрел на нее. — Очень немногие осмеливаются выдавать себя за рабов, ибо боятся, что могут ими и остаться. Так поступают либо совсем уж дураки, либо отчаявшиеся люди.

— Вы полагаете, я вам лгу?

— Я знаю, что ты лжешь, — ровным, лишенным угрозы голосом ответил стедгольдер. — Осталось только понять, глупа ли ты, или отчаялась. Возможно, тебе нужна моя помощь, а может, тебя нужно запереть в подвале до тех пор, пока за тобой не приедут. Мне нужно заботиться о моих людях. Тебя я совсем не знаю. Я не могу доверять тебе.

— Но ведь…

— Все, — сказал он. — Кончен разговор. А теперь помолчи… а не то еще в обморок грохнешься.

Она почувствовала, что он придвинулся ближе, и взглянула на него. Он снова поднял ее на руки, прижав здоровым плечом к своей груди. Она не собиралась делать ничего такого, но голова ее сама собой легла ему на плечо и она закрыла глаза. Она слишком устала, ей было слишком больно. Она не спала… сколько? Неужели всего два дня?

— …придут сейчас готовить обед, — говорил Бернард. — Поэтому я пересажу тебя на скамью в зал — у огня. Там сегодня все соберутся — из-за грозы.

Она как бы со стороны услышала свой голос: она сказала бы что-нибудь более внятное, но от боли и усталости ей хватило сил лишь на односложное восклицание. Она сонно привалилась к нему, растворяясь в его тепле.

Она не шевелилась до тех пор, пока он не начал опускать ее на скамью. Дверь в зал отворилась за спиной у Бернарда, пропуская внутрь кого-то. Шаги приблизились, но она не видела вошедшего, да у нее и сил на это не осталось.

— Сэр, — произнес взволнованный голос Фредерика. — Сэр, тут несколько путников просят убежища от грозы.

— Все верно, стедгольдер, — подтвердил ровным, приятным голосом Фиделиас. Он говорил с ленивым риванским акцентом так, будто прожил здесь всю свою жизнь. — Надеюсь, мы трое не будем вам в тягость.

ГЛАВА 16

Исана проснулась от звуков завывающего в долине ветра и негромкого позвякивания заговоренных от грозы колокольчиков на стене за окном.

Она нахмурилась и потерла глаза, пытаясь сориентироваться. Последнее, что она помнила, — это как ее несли в постель после того, как она исцелила Бернарда. Должно быть, она проспала не один час. Жажды она не ощущала, и в этом не было ничего удивительного: Рилл частенько брала на себя эту заботу. Однако в животе бурчало от голода, и тело ныло так, будто она не шевелилась несколько дней.

Нахмурившись, Исана отогнала боль и, чтобы заглушить постоянно окружавшие ее шумы чужих эмоций, сосредоточилась на глубинных ощущениях.

Что-то было не так.

Что-то было совсем не так.

Это было негромкое, но тошнотворное ощущение где-то глубоко-глубоко в сознании; что-то, навевавшее мысли о похоронах, и о болезнях, и о запахе жженых волос. Оно показалось ей знакомым, и ей понадобилась добрая минута, чтобы вспомнить наконец, когда она испытывала такое ощущение в прошлый раз.

Сердце ее забилось в приступе внезапной паники. Она отбросила одеяла и встала, накинув на рубаху, в которой спала, халат. Распущенные волосы падали в беспорядке почти до пояса, но она не стала подбирать их. Она подпоясала халат и шагнула к двери. Голова закружилась, и ей пришлось прислониться к косяку и постоять немного, зажмурившись и приходя в себя.

Она отворила дверь и увидела брата, неслышно выходящего из своей комнаты напротив.

— Бернард! — воскликнула она и, бросившись к нему, крепко обняла. Он был теплый, крепкий и надежный, как скала. — Ох, благодарение фуриям, с тобой все в порядке. — Она внимательно посмотрела на него, и голос ее зазвенел от волнения. — Что, Тави…

— Он в порядке, — сказал Бернард. — Ободрался немного, не в самом лучшем настроении, но с ним все будет хорошо.

Исана почувствовала, как на глаза навернулись слезы, и спрятала лицо на груди у брата, обняв его еще крепче.

— Ох… О Бернард! Спасибо!

Он тоже обнял ее за плечи.

— Я здесь ни при чем, — признался он хриплым голосом. — Он сам позаботился о себе и уже шел домой.

— Что случилось?

Несколько мгновений Бернард медлил с ответом, и она ощутила его неуверенность.

— Не знаю точно, — сказал он наконец. — Я помню, как мы с ним выходили вчера, но потом… ничего. Я очнулся в постели примерно за час до рассвета.

Усилием воли Исана сдержала слезы, отступила от него на полшага и кивнула.

— Последствия заклинания. Провал в памяти. Как у Фредерика, когда тот ноги сломал.

Бернард негромко зарычал.

— Не нравится мне это. Если то, что говорит Тави, правда…

Она склонила голову набок.

— А что говорит Тави?

Он поведал ей то, что услышал от племянника, и она покачала головой.

— Ох уж этот Тави. — Она зажмурилась. — Порой я не знаю, обнимать ли его или бить смертным боем.

— Но если на нас и в самом деле напал марат, сестра, дела и правда хуже некуда. Об этом необходимо известить Грэма.

Исана прикусила губу.

— Мне кажется, с этим нельзя медлить, Бернард. У меня дурное предчувствие. Что-то не так.

Он нахмурился.

— Что ты хочешь сказать — не так?

Она покачала головой, не в силах скрывать огорчение.

— Плохо. Неправильно. Не знаю, как это объяснить. — Она глубоко вздохнула и добавила совсем тихо: — Я ощущала такое до сих пор только раз.

Лицо Бернарда побелело. Долгое мгновение он молчал.

— Я не помню никаких маратов, Сана, — произнес он наконец. — Я не могу идти с этим к Грэму. Его дознаватель сразу же почувствует фальшь.

— Тогда это должен сделать Тави, — предложила Исана.

— Он еще ребенок. Ты же знаешь Грэма. Он ни за что не отнесется к Тави серьезно.

Исана повернулась и несколько раз прошла туда-сюда по коридору.

— Ему придется это сделать. Мы заставим.

Бернард покачал головой.

— Никто не заставит Грэма делать что-то против его воли.

Он чуть подвинулся, заслоняя от Исаны свою комнату.

— Это слишком серьезно, чтобы зависеть от упрямства Грэма…

Исана нахмурилась и вытянула шею, пытаясь заглянуть ему за спину. Не меняя выражения лица, он подвинулся еще. Исана раздраженно вздохнула и оттеснила брата плечом в сторону.

— Бернард, — сказала она. — Что делает у тебя в постели эта девица?

Брат кашлянул и покраснел.

— Исана, когда ты говоришь со мной таким тоном…

Она повернулась и посмотрела на него в упор.

— Бернард. Что эта девица делает в твоей постели?

Он поморщился.

— Это Амара. Рабыня, которой помог Тави. Я хотел уложить ее на скамью у огня, но она ударилась в панику. Умоляла меня не оставлять ее там. Шептала, дескать, боится чего-то. Я ей сказал, мол, у нас куда положат, там и лежат, а она лишилась чувств. — Он оглянулся на свою кровать. — Ну, я и принес ее сюда.

— К себе в кровать.

— Исана! Куда, по-твоему, мне еще было ее относить?

— Ты еще скажи мне, будто на самом деле веришь в то, что это заблудившаяся рабыня, которую посчастливилось спасти Тави.

— Нет, — признался он. — Не верю. Не сходится что-то в ее рассказе. Сначала он показался вполне правдоподобным, но я промыл все ее порезы, а от боли ничего не дал. Она быстро устала. Почти все время в полуобмороке.

— Она ранена?

— Ну, не смертельно, если только лихорадка не начнется. Но ранена. Ноги изрезаны о камни, и на плече, похоже, рана от клинка. Она утверждает, будто упала.

— Надо же, какая неловкая, — буркнула Исана и тряхнула головой. — Похоже, она не из простых. Может, агент одного из лордов?

— Как знать. Она производит впечатление порядочной. Я допускаю, что она может быть и та, за кого себя выдает.

Тихий, но отчаянный страх окутал ее. Исана почувствовала дрожь в руках и коленях.

— И она по чистой случайности оказалась рядом с ним?

Он вздохнул и покачал головой.

— Мне это тоже не нравится. И это еще не все. Путники — там, внизу. Трое. Просят убежища на время грозы.

— И они оказались здесь как раз сегодня. — Исана поднесла руку к горлу. — Совпадение, конечно.

— Может, и так.

Она негромко выругалась.

— Фурии, Бернард. Вороны и проклятые фурии.

В голосе его звучала боль:

— Исана…

Она остановила его, подняв руку.

— Нет, Бернард. Нет. Слишком много всего нужно сделать. Как там Тави?

Он крепко сжал губы на мгновение, но все же ответил:

— Неважно. Я обошелся с ним сурово. Ты ведь можешь представить себе, как меня бесило то, что я не понимаю, что происходит. Он расстроен.

— Вот нам и надо выяснить, что происходит. Надо же нам знать, грозит ему опасность или нет?

— Конечно. Что, по-твоему, мне нужно сделать?

— Спускайся в зал, к этим путникам. Будь с ними повежливее. Предложи еды. Разуй их.

— Разуть?

— Пусть кто-нибудь омоет им ноги, — фыркнула Исана, — как это принято в городе. Давай-давай. — Она зажмурилась, лихорадочно размышляя. — Я поговорю пока с Тави. И с этой Амарой. Надо же убедиться, что они не в худшем виде, чем это тебе показалось.

— Она измождена, — возразил он. — Похоже, за ней гнались.

— Значит, у нее будет меньше возможности солгать, — вздохнула она. — И еще мне стоит спуститься, поговорить немного с этими путниками. Как там гроза?

— Ну, не такая ужасная, как вчера, но все равно сильная. Все обойдется, если не выходить из дома, но я на всякий случай созвал всех в зал — так спокойнее.

— Хорошо, — кивнула Исана. — Чем больше людей, тем лучше. Не оставляй их без присмотра, Бернард. Не спускай с них глаз. Ладно?

— Не буду, — пообещал он. — А что Тави? Он должен знать.

Она мотнула головой.

— Нет. Он не должен забивать себе этим голову.

Судя по лицу Бернарда, он не слишком обрадовался этим словам, но спорить не стал. Он повернулся было к лестнице, но задержался, оглянувшись на свою спальню и на лежавшую на кровати девушку.

— Исана… Она тоже почти ребенок. Она измождена. У нее была возможность проявить себя плохо, и она не сделала этого. Тави говорит, она спасла ему жизнь. Дай ей отдохнуть.

— Я не собираюсь причинять никому боль, — сказала Исана. — Иди.

Лицо его посуровело.

— Я серьезно.

— Хорошо.

Он кивнул и молча исчез на лестнице.

Исана вернулась в спальню и взяла гребень с костяной ручкой. Потом откинула волосы за спину и постучала в дверь к Тави. Ответа не последовало. Она постучала еще раз.

— Тави, это я. Можно войти?

Молчание. Потом ручка повернулась, и дверь чуть приоткрылась. Она отворила ее сильнее и вошла.

В комнате у Тави царила темнота — ни одного огонька. Ну да, напомнила она себе, он же не может пользоваться фуриями огня и сидит здесь с тех пор, как вернулся, когда было светло. С окнами, закрытыми ставнями, да еще в предгрозовые сумерки, комната, казалось, полна была одними тенями. Она едва разглядела его силуэт на кровати в дальнем углу.

Она начала причесываться, дав ему шанс заговорить первым. Он хранил молчание, поэтому, выждав с минуту, она сама спросила его:

— Ты как, Тави?

— Почему ты сама мне не скажешь? — тусклым голосом отозвался он. — Я не заклинатель — откуда мне знать?

Исана вздохнула.

— Тави, это несправедливо. Ты же знаешь, я не по своей воле улавливаю состояние других.

— Мало ли чего несправедливого! — огрызнулся он.

— Ты огорчен из-за того, что сказал тебе дядя?

— Я весь год работал как проклятый ради этих овец, которых он мне обещал. А теперь…

Он замолчал от досады и тряхнул головой. Его отчаяние обволакивало Исану, как жар догорающего очага.

— Ты ошибся пару раз с выбором, Тави. Но из этого не следует, что…

— С выбором… — с горечью буркнул Тави. — Можно подумать, у меня был выбор. И вообще, теперь-то мне чего гадать с выбором?

Она подергала запутавшийся в волосах гребень.

— Ты просто расстроен. И твой дядя — тоже. Здесь нет ничего, что нельзя было бы решить, Тави. Я уверена, когда все успокоится немного…

Внезапный шквал досады и боли обрушился на нее. Гребень выпал из онемевших пальцев и стукнулся об пол. Она справилась с дыханием, хотя интенсивность эмоций Тави застала ее врасплох.

— Тави… С тобой все в порядке?

— Ничего такого, что нельзя было бы решить, — прошептал он. — Только решать нечего.

— Я не понимаю: у тебя весь мир на этих овцах клином сошелся?

— Ну не понимаешь, — буркнул он, — и не надо. И вообще, оставьте все меня в покое.

Исана сжала губы и осторожно наклонилась, чтобы подобрать гребень.

— Но мне нужно поговорить с тобой о том, что случилось. Есть кое-что…

На этот раз к волне эмоций добавилась еще и злость — пронзительная, звонкая ярость.

— Не буду я больше говорить о том, что случилось, — почти выкрикнул Тави. — И оставь меня в покое. Уйди, пожалуйста.

— Тави…

Его неясный силуэт повернулся на кровати спиной к двери. Исана почувствовала, что эмоции мальчика постепенно просачиваются в ее собственные; его чувства — в ее чувства. Она сделала глубокий вдох, сдерживая их.

— Хорошо, — сказала она. — Но мы еще не договорили. Попозже, ладно?

Он не отозвался.

Пятясь, Исана вышла из комнаты. Стоило ей прикрыть за собой дверь, как она услышала щелчок задвижки. Ей пришлось отойти от двери на несколько шагов, прежде чем исходившие от мальчика эмоции не ослабли до безопасного уровня. И все равно она не понимала: почему происшедшее так расстроило Тави?

А если подумать, она ведь вообще ничего не знает о том, что произошло вчера. И связано ли это как-то с появлением в долине стольких новых людей?

Она тряхнула головой и с полминуты постояла, прислонившись к стене. Тави обладал ярко выраженной, сильной личностью, силой воли, которая только усиливала его эмоции, и ей пришлось сделать немалое усилие, чтобы отстраниться от них. По крайней мере, ее не удивляло, что его эмоции ощущаются ею сильнее остальных. Она слишком любила его, слишком хорошо знала его…

Не говоря уже обо всем остальном.

Исана решительно тряхнула головой. Какой бы слабой ни чувствовала она себя после вчерашних заклинаний, времени у нее не осталось. Чтоб их, эти эмоции! Она ведь и забыла, с какой целью шла поговорить с мальчиком: разузнать о событиях вчерашнего дня все, чего не мог вспомнить Бернард.

Она повернулась к двери в комнату брата и сделала глубокий вдох. Потом решительно отворила дверь и вошла.

Бернард оставил лампу гореть с прикрученным фитилем, поэтому комната освещалась неярким, золотистым светом. Он жил просто: со времени смерти Цессии и девочек он не заботился об уюте. Все ее вещи он убрал в два сундука, хранившихся у него под кроватью. Его собственные пожитки умещались в третьем сундуке — как в бытность его легионером. Оружие и доспехи висели на гвоздях на одной стене, напротив простого письменного стола, в ящиках которого были аккуратно разложены все счета стедгольда.

Девушка спала в постели Бернарда. Она была высокая, с точеными чертами лица, еще рельефнее выступающими в этом освещении; под глазами ее легли темные, похожие на синяки круги. Кожа ее отсвечивала золотом — почти того же оттенка, как ее волосы. Красивая. Горло ее охватывала кожаная полоска ошейника.

Исана хмуро смотрела на нее. Брат достал еще пару одеял и укрыл ее потеплее — хотя она ерзала под ними, судя по торчавшим из-под них ногам. Исана шагнула ближе и увидела, что они перевязаны и обуты в шлепанцы из мягкой телячьей кожи.

Некоторое время Исана молча смотрела на эти шлепанцы. Белого цвета, аккуратно сшитые, с бисерным узором сверху. Она узнала их сразу: она сама сшила их лет десять назад. Подарок на день рождения Цессии. Они пролежали в сундуке под кроватью больше десяти лет.

Исана отошла от кровати. Она хотела поговорить с девушкой, но брат предупредил, чтобы она ее не беспокоила. Много лет она надеялась на то, что он найдет себе кого-то еще, но он, потеряв Цессию и девочек, так и оставался одиноким. Бернард всегда держался чуть обособленно, и те, кто жил в долине и помнил его жену и дочерей, не обижаясь, оставили его в покое.

Если ее брат созрел наконец, чтобы впустить в свою жизнь кого-то еще — а судя по его словам и тому, как обращался он с девушкой, все к тому шло, — может ли она быть против?

Исана снова шагнула вперед и положила ладонь на лоб девушке. Даже не призвав еще на помощь Рилл, она ощутила небольшой жар. Она поежилась и с помощью фурии проникла в спящую рабыню своими чувствами.

Бернард не ошибался. Девушка была изранена: от болезненных порезов на ногах и сильно распухшей лодыжки до резаной раны на предплечье. Кроме того, она была измождена до предела, и даже во сне, Исана это чувствовала, ее терзали чудовищные тревога и страх. Исана прошептала команду Рилл, и фурия послушно разбежалась по телу девушки, заживляя небольшие ранки, снимая опухоли и унимая боль. От этого усилия голова у Исаны снова закружилась, поэтому ей пришлось отнять руку и сосредоточиться на том, чтобы устоять на ногах.

Когда она снова опустила взгляд, девушка уже открыла глаза и смотрела на нее.

— Вы, — прошептала она. — Вы и есть та заклинательница, которая исцелила стедгольдера?

Исана кивнула.

— Ты отдыхай, — сказала она. — Я только хочу задать тебе один вопрос.

Девушка кивнула и устало закрыла глаза.

— Ты пришла за мальчиком? — спросила Исана. — Ты охотишься за ним?

— Нет, — шепнула девушка, и Исана почувствовала, что та сказала правду, так же ясно, как если бы прозвенел серебряный колокольчик. В том, как та говорила, была чистота, ощущение искренности, и это чуть успокоило Исану, уняло, пусть и немного, сковывавшее плечи напряжение.

— Хорошо, — сказала Исана. Она поправила одеяла, снова укрыв девушке ноги. — Спи. Попозже я принесу тебе поесть.

Девушка не ответила и не пошевелилась на кровати, и Исана вышла из комнаты, остановившись на верхней ступеньке лестницы. Снизу слышались голоса: обитатели стедгольда собирались в зале. На улице раскатисто, зловеще пророкотал гром. В памяти невольно всплыли события минувшего вечера, нападение кордгольдеров, и ее пробрал озноб.

А потом она выпрямилась и начала спускаться по лестнице — разбираться с другими оказавшимися в Бернардгольде незнакомцами.

ГЛАВА 17

Фиделиас подождал, пока рослый стедгольдер не скроется на лестнице, неся на руках кого-то, завернутого в одеяло. Потом бывший курсор огляделся по сторонам. По крайней мере, на минуту-другую его со спутниками оставили одних. Он нахмурился и повернулся к Одиане и Олдрику. Мечник смотрел вслед стедгольдеру.

— Ладно, — буркнул он. — Хотелось бы мне знать, к чему это все.

— Все яснее ясного, — сказал Фиделиас и покосился на Одиану.

— Страх, — прошептала она и теснее прижалась к Олдрику. — Восхитительный страх. Страх узнавания.

— Амара, — кивнул Фиделиас. — Она здесь. Это была она.

Олдрик поднял брови.

— Но он же не оборачивался. Вы же не видели ее лица.

Фиделиас посмотрел на Олдрика в упор и подавил приступ раздражения.

— Олдрик, пожалуйста. Уж не думаешь ли ты, будто она повесит на двери объявление, что она здесь? Все сходится. Три следа на дороге: мальчишки, стедгольдера и ее. Она хромала. Потому он ее и нес на руках.

Олдрик вздохнул.

— Раз так, хорошо. Я поднимусь наверх и убью этих двоих, и мы можем двигаться дальше.

Он повернулся и положил руку на рукоять меча.

— Олдрик! — прошипел Фиделиас.

Он схватил мечника за руку выше запястья и словно врос ногами в пол, соединив свою силу с силой фурии. Здоровяк попытался вырвать руку, но не смог даже пошевелить ею. Олдрик смерил его свирепым взглядом сверху вниз, но тут же остыл.

— Так вот в чем дело, — кивнул он. — Фиделиас, но нам ведь нельзя допустить, чтобы они донесли об этом Грэму! Лишившись внезапности, весь план пойдет псу под хвост. Мы ведь и пришли сюда только затем, чтобы найти стедгольдера и мальчишку, увидевших нашего приятеля Ацурака, и убить их. Да, и еще девчонку, агента этой, вороны расклюй ее, Короны, если посчастливится ее найти — что мы и сделали.

— Милый, — остановила его Одиана. — Мы ведь до сих пор не знаем, где этот мальчишка, верно? Если ты сейчас пойдешь и убьешь эту маленькую уродку, не вступится ли за нее стедгольдер? А раз так, тебе придется убить и его. И всех остальных наверху. И внизу тоже… — Она облизнулась, и глаза ее вспыхнули. Она повернулась к Фиделиасу. — А почему бы нам не проделать это еще раз?

— Не забывайте, где вы, — буркнул Фиделиас. — Это самые опасные места во всем королевстве. Сильные фурии, опасное зверье. Это вам не старые плантации где-нибудь в Амеранте. Эти места порождают сильных заклинателей. Видели, как управлялся тот мальчишка с гаргантами? И это он успокоил наших лошадей, когда те перепугались, — не я. И он проделал это без малейшего усилия, почти не оглянувшись. Мальчишка. Подумайте об этом.

Олдрик пожал плечами.

— Они не вооружены. Это же стедгольдеры, не солдаты. Мы запросто перебьем их всех.

— Возможно, — согласился Фиделиас. — Но что, если этот стедгольдер из отставных легионеров, да еще и сильный заклинатель? Что, если кто-нибудь из его приятелей тоже силен в этом? Есть шанс, и немалый, что кто-нибудь из них сумеет уйти, — и раз мы не знаем пока, что это за мальчишка, который нам нужен, мы так и не поймем, ликвидировали мы его или нет.

— А тот мальчишка во дворе? — спросила Одиана. — Хорошенький, высокий — ну тот, с гаргантами?

— Ноги слишком велики, — возразил Фиделиас. — Вчерашние следы размыты дождем, но сегодняшние, утренние, четкие. Нам нужен парень помладше, еще безбородый — а может, и девчонка. Ацурак мог и не увидеть разницы в таком возрасте, если девчонка была в штанах. Для маратов все мы на одно лицо.

— И у него такие бо-ольшие руки, — протянула Одиана и потерлась щекой о плечо Олдрика. — Милый, можно я и его…

Олдрик задумчиво чмокнул ее в макушку.

— Если ты убьешь его, тогда от него не будет никакого проку.

— Выкиньте это из головы, — отрезал Фиделиас. — У нас есть задача. Найти мальчишку. Гроза идет за нами по пятам, и все здешние соберутся в зале. Как только мы его найдем, разбираемся с ним, со стедгольдером и курсором, и уходим.

Олдрик недоверчиво хмыкнул.

— А если нет? Что, если он уже побежал в гарнизон предупредить местного графа?

Фиделиас поморщился и огляделся по сторонам.

— Я сам вырос в стедгольде. Такие дела ни за что не сохранить в тайне. Если это и правда произошло, мы узнаем об этом, когда все соберутся.

— Но что, если…

— У нас и так достаточно неприятностей, — вздохнул Фиделиас. Он покачал головой и отпустил руку Олдрика. — Если мальчишка уже в пути, гроза опасна ему не меньше, чем любому другому. Мы все равно догоним его, результат будет тот же самый. — Глаза его блеснули. — Но послушай, Олдрик, почему бы тебе не прогуляться с Одианой, проверить лошадей? Я пока разберусь здесь, и если надо будет кого-нибудь убить, я дам вам знать, кого и где.

Олдрик хмуро уставился на него.

— Ты уверен? Не боишься остаться здесь в одиночку — что, если тебе понадобится помощь?

— Не понадобится, — заверил его Фиделиас. — Ступайте на конюшню. И пусть это выглядит так, будто вы ищете места, где бы побыть вдвоем. Уверен, они не откажут новобрачным в такой возможности.

Олдрик поднял брови.

— Новобрачным?

Взгляд водяной ведьмы затуманился. Она одарила Фиделиаса ослепительной улыбкой, потом, качнув бедрами, повернулась к Олдрику и взяла его за руку.

— Я тебе все объясню, милый. Пошли, найдем конюшню. Там наверняка есть сеновал. Тебе ведь нравится, когда у меня в волосах сено, правда?

Олдрик прищурился и негромко, довольно зарычал.

— А… — кивнул он и, не выпуская руку Одианы, двинулся к дверям. — Все-таки есть причины, по которым мне нравится работать с тобой, старина.

— Только держите ухо востро, — предупредил его Фиделиас.

Ведьма кивнула.

— Держи в руках чашку, и чтобы в ней все время что-нибудь было. Я услышу. — И они с мечником вышли.

Стоило двери за ними закрыться, как Фиделиас услышал тяжелые шаги. На лестнице, ведущей наверх, показался стедгольдер; лицо его было угрюмо. Он обвел зал взглядом и подошел к Фиделиасу.

— Извините, что бросил одних. Надо было о больном позаботиться.

— А, — понимающе кивнул Фиделиас, разглядывая собеседника. Наступая на левую ногу, тот чуть морщился, словно это причиняло ему боль. Если он и правда был ранен, как утверждал Ацурак, значит, рану исцелили заклинанием — а из этого следовало, в свою очередь, что в стедгольде есть весьма и весьма искусный заклинатель воды. — Надеюсь, ничего серьезного?

Мужчина мотнул головой.

— Ничего такого, с чем мы не справились бы. — Он махнул рукой в сторону стоявших у очага стульев. — Вы присаживайтесь, присаживайтесь. Позвольте налить вам чего-нибудь горячего.

Фиделиас пробормотал что-то в знак благодарности и уселся у огня рядом со здоровяком.

— Стедгольдер… Бернард, полагаю?

— Просто Бернард, сэр.

— Очень приятно. Просто Дель.

Стедгольдер чуть улыбнулся.

— Хорошо, Дель. Так какие дела, Дель, привели вас в гарнизон в это время года?

— Именно дела, — отозвался Фиделиас. — Я представляю группу заинтересованных людей, которые летом заплатили некоторую сумму искателям драгоценных камней. С наступлением холодов те должны вернуться, и мы посмотрим, что им удалось найти.

Бернард кивнул.

— Мне казалось, с вами были еще двое. Куда делись ваши друзья?

Фиделиас расплылся в ухмылке и подмигнул.

— Ах да. Мой телохранитель только что женился, и я позволил ему взять с собой жену. Они вышли проведать лошадей.

Стедгольдер вежливо улыбнулся Фиделиасу.

— Как в молодые годы, а?

Фиделиас кивнул.

— Дни, когда я лазил по сеновалам с краснеющими горничными, давно прошли.

— Гроза надвигается. Я хочу, чтобы все собрались здесь, в зале, — так безопаснее.

Фиделиас кивнул.

— Я уверен, они скоро вернутся.

— Проследите, чтобы так оно и было. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, находясь под моим кровом.

Фиделиас уловил в этих словах едва заметную угрозу; возможно, сам стедгольдер даже не заметил этого. Чуткие инстинкты бывшего курсора тут же подали бесшумный сигнал тревоги, однако он с улыбкой кивнул и ответил:

— Разумеется.

— Тогда, с вашего позволения, я вас снова покину. Надо обойти усадьбу, проверить, все ли подготовлено к грозе.

— Ну конечно. И еще раз спасибо за радушный прием. Дайте знать, если я смогу быть чем-то полезен.

Бернард хмыкнул и с озабоченным видом поднялся. Фиделиас внимательно вглядывался в стедгольдера, однако без особого результата. Напряжен, это да — но какой стедгольдер не будет испытывать напряжения перед лицом угрозы для своих людей? Выходя из зала, он чуть прихрамывал и уже в дверях оглянулся через плечо на лестницу в дальнем углу.

Фиделиас глядел ему вслед до тех пор, пока дверь за тем не закрылась, потом сам посмотрел на лестницу. Занятно…

Минуту спустя хорошенькая девица подала ему кружку с горячим питьем.

— Сэр. — Она присела в реверансе.

Он улыбнулся ей и взял кружку.

— Спасибо, юная леди. Прошу вас, зовите меня просто Дель.

Она обаятельно улыбнулась ему.

— Меня зовут Беритта, сэр… Дель.

— Красивое имя для красивой девушки. — Он отхлебнул из кружки… чай на каких-то смутно знакомых травах. — Мм, восхитительно. Вам, наверное, интересно здесь сейчас: гроза и все эти события…

Она кивнула, сцепив руки перед собой и вздохнув так, что блузка натянулась на груди самым соблазнительным образом.

— Ну, вчера весь день такой вышел, а уж ночь какая! Хотя, поди, это не сравнить с жизнью торговца каменьями, сэр.

Он приподнял брови и позволил губам скривиться в легкой улыбке.

— Что-то я не помню, чтобы рассказывал тебе об этом, Беритта. Мне казалось, мы со стедгольдером были здесь одни.

Ее щеки вспыхнули пунцовым румянцем.

— Ой, сэр… Мне очень жаль. Я, видите ли, немного воздух заклинаю, ну и…

— И подслушивала? — подсказал он.

— Ну, к нам в Бернардгольд так редко кто-нибудь заезжает, сэр, — ответила девушка. Она подняла взгляд и заглянула ему в глаза. — Уж так интересно поговорить с кем-то новым, таким необычным.

Особенно с богатым торговцем самоцветами, подумал Фиделиас.

— Что ж, это совершенно естественно. Хотя, честно говоря, судя по тому, что я слышал… — Он придвинулся к ней ближе и стрельнул глазами вправо-влево. — Стедгольдера правда ранили вчера?

Девушка опустилась на колени рядом со стулом и пригнулась к нему так, что, опустив глаза, он вполне мог любоваться ее грудью в вырезе блузки.

— Ага… ужасно. Он весь белый был, когда Линялый… Линялый — это наш дурачок, сэр, вот бедолага-то… ну да, когда Линялый его сюда принес. Я уж думала, помер наш стедгольдер. А потом еще Корд и сыновья его… как с ума посходили, и все стедгольдеры как примутся биться друг с другом фуриями своими. — Взгляд ее оживился. — В жизни еще ничего такого не видала. Может, позже, за обедом, вы еще услышите об этом.

Фиделиас кивнул, глядя ей в глаза.

— Очень интересно, Беритта. А мальчик? Его тоже ранили?

Мгновение девушка в замешательстве смотрела на него, открыв рот.

— Это вы про Тави, сэр? — спросила она наконец. — Про племянника стедгольдера?

— Я только слышал, что мальчика тоже ранили.

— А… Вы, наверно, про Тави спрашиваете, да только чего про него спрашивать? Пусть он стедгольдеру и племянником приходится, сэр, про него и говорить-то особенно нечего. Про него да про простака Линялого.

— Мальчик тоже идиот?

— Да нет, он, если подумать, так неглуп совсем… ну и Линялый ведь тоже с молотом кузнечным неплохо управляется. Да только и Тави недалеко от Линялого уйдет. — Она нагнулась к нему еще ближе, коснувшись грудью его руки. — У него фурии нет, сэр, — драматически прошептала она.

— Совсем нет? — Фиделиас склонил голову набок, держа кружку так, чтобы голос его отразился в жидкости. — Никогда не слышал о таком. Как ты думаешь, я мог бы познакомиться с ним?

Беритта пожала плечами.

— Ну, если вам так хочется… Он в своей комнате — ушел туда сразу, как стедгольдер его с рабыней этой домой привел. Но к обеду-то спустится.

Фиделиас кивнул в сторону лестницы, на которую оглядывался стедгольдер.

— Там, наверху? Ты не знаешь, а рабыня тоже там?

Беритта нахмурилась.

— Ну, если подумать, так наверное. Но оба спустятся к обеду-то. Нынче я стряпаю, а я, сэр, стряпуха очень даже хорошая. А вот интересно мне, что вы думаете о…

Новый голос перебил ее, спокойный, но властный.

— Беритта, довольно. Твое место на кухне — вот туда и ступай.

Девушка вспыхнула от злости и обиды, встала, торопливо присела перед Фиделиасом в реверансе и вышла из зала на кухню.

Фиделиас поднял глаза и увидел высокую девичью фигуру в длинном халате. Она держалась со спокойным достоинством; длинные темные волосы ниспадали ей до пояса. Лицо ее было совсем еще молодым, с красивым, чувственным ртом, но в волосах ее поблескивала кое-где седина. Значит, это, должно быть, заклинательница воды.

Вставая, чтобы поклониться, Фиделиас мгновенно приглушил эмоции, прикрыв их от подслушивания.

— Леди стедгольдер?

Она смерила его невозмутимым взглядом, маскируя собственные реакции так же, как, он надеялся, замаскированы его.

— Я сестра стедгольдера, Исана. Добро пожаловать в Бернардгольд, сэр.

— Счастлив такой возможности. Надеюсь, я не слишком отвлек девушку от ее прямых обязанностей?

— Я тоже надеюсь, — кивнула Исана. — У нее есть склонность говорить тогда, когда нужно слушать.

— Ну, таких в королевстве не так и мало, — заметил он.

— Могу я поинтересоваться, какие дела привели вас в Бернардгольд, сэр?

Вопрос прозвучал достаточно невинно, но Фиделиас почуял в нем подвох. Не отпуская узды со своих чувств, он постарался ответить как можно спокойнее.

— Мы искали убежища от надвигающейся грозы, леди, по пути в гарнизон.

— Понятно. — Она покосилась на появившуюся Беритту. — Надеюсь, сэр, у вас нет намерения прихватить с собой кого-нибудь из нашей молодежи?

Фиделиас негромко рассмеялся.

— Конечно нет, леди.

Взгляд ее уперся в его глаза и несколько долгих мгновений оставался неподвижным. Он отвечал на это безмятежной улыбкой.

— Ах, но где же мои хорошие манеры, — словно спохватилась женщина. — Минуточку, сэр.

Она подошла к огню, сняла с полки тазик и несколько чистых тряпок.

Из проходящей за очагом трубы она налила в таз горячей воды и вернулась к нему. Поставив таз на пол, она опустилась перед ним на колени и принялась расшнуровывать его башмаки.

Фиделиас нахмурился. Хотя в городе обычай этот был в порядке вещей, он не ожидал такого же в стедгольде, тем более расположенном в такой глуши.

— Право же, леди, в этом нет необходимости.

Она подняла на него глаза, и ему показалось, что он заметил в них торжествующий огонек.

— Нет, почему же? Я настаиваю, сэр. Для нас большая честь принимать гостей с подобающими почестями.

— Но вы и без того очень добры, — не сдавался он.

Она стащила один башмак, отставила его в сторону и принялась за второй.

— Ерунда. Мой брат придет в ужас, если я не окажу вам все почтение, как того требует обычай.

Не выпуская из рук кружку горячего питья, Фиделиас откинулся на спинку стула, ибо возразить ему было нечего. Пока она омывала его ноги, в зал по двое, по трое, а то и по пятеро начали заходить обитатели стедгольда; в основном семьи, отметил он про себя. Похоже, стедгольд процветал. Хотя места у огня оставались незанятыми, большая часть помещения очень скоро заполнилась движением, шорохом и негромкими разговорами — люди наслаждались ощущением безопасности, пока на улице грохотал гром, крепчал ветер и все сильнее звенели колокольчики.

— Я прикажу почистить их, сэр, — сказала Исана, вымыв ему ноги и взяв его башмаки в руки. — Боюсь, нынче ночью мы не можем предложить вам ничего, кроме одеял и места у огня. Сейчас мы отобедаем все вместе, а потом будем устраиваться на ночь.

Фиделиас покосился на лестницу, потом снова на заклинательницу воды. Что ж, так еще проще. Как только все, включая недоверчивую заклинательницу, уснут, перерезать в темноте три глотки и улизнуть до рассвета не составит особого труда.

— Общая трапеза, — улыбнулся он. — Что ж, звучит соблаз…

Дверь с грохотом распахнулась, и в зал ворвался, запустив в него вихрь ледяного ветра, Олдрик. Волосы и плечи его блестели от дождя. За ним с трудом поспевала, держа его за руку, Одиана. Вид оба имели растрепанный; в волосах и одежде застряла солома. Олдрик врезался в толпу селян и, расталкивая людей, направился прямо к Фиделиасу.

— Фиделиас, — выдохнул Олдрик, впрочем, не повышая голоса. — Кто-то выпустил наших лошадей. Они все знают.

Фиделиас выругался и поискал взглядом заклинательницу — та, подобрав юбки одной рукой и держа его башмаки в другой, взлетела вверх по лестнице.

— Вороны проклятые, — рявкнул он. Пол под его босыми ногами был неприятно холодным. — Я разберусь с лошадьми и стедгольдером. Мальчишка и Амара там, наверху. — Роясь в куртке в поисках спрятанного ножа, он повернулся к Олдрику. — Убей их.

ГЛАВА 18

В конце концов Тави пришел к выводу, что он просто дуется.

Осознание этого далось ему, конечно же, нелегко. Потребовалось никак не меньше десяти минут злобного глядения в стену после ухода Исаны, прежде чем до Тави дошло, что вид у тетки не совсем здоровый. Это, в свою очередь, заставило его забеспокоиться о ней, а тревога мешала злиться как следует. Злость медленно ушла, оставив после себя только усталость и голод.

Тави сел на кровать, свесил ноги, нахмурился и принялся пинать половицу, вспоминая события вчерашнего дня и то, что они для него значили.

Он пренебрег своими обязанностями и солгал. А теперь расплачивается за это — и не только он, но и люди, которые заботились о нем. Дядька, защищая его, получил тяжелое ранение, а теперь и тетя Исана выглядит так, словно усилия, затраченные на исцеление дядькиной раны, подорвали ее здоровье. Тави доводилось слышать о подобных случаях. И как ни старался Бернард скрыть это, но ходил он, чуть заметно прихрамывая. Вполне возможно, эта хромота останется навсегда — так сильно повреждена была его нога.

Тави уронил голову на руки и зажмурился, ощущая себя дураком, эгоистом, малолеткой. Так ему втемяшилось в голову вернуть овец — его овец! — домой, так хотелось сохранить дядино расположение, что он забыл про собственное достоинство. Он подверг себя и других риску — и все ради одной-единственной мечты — Академии.

А если бы он попал в Академию, но в результате собственных ошибок, стоило ли вообще стараться? Мог бы он согласиться на лучшую жизнь для себя, зная, какой ценой он ее добился?

— Ну и болван же ты, Тави, — буркнул он себе. — Другого такого болвана днем с огнем не сыщешь!

Конечно, все могло бы обернуться куда хуже — и для него, и для его родных. Он сжался при мысли о дяде, лежащем мертвым на земле, или о тете, лежащей с пустым взглядом рядом с лоханью для исцеления… тело ее продолжало бы жить, но она была бы все равно что мертвая. Да, все обернулось не так, как ему хотелось, но и не так плохо, как могло бы.

Хотя у него болели все мышцы до одной, а в голове ощущалась лихорадочная легкость, он встал и шагнул к двери. Он найдет дядю и тетю, попросит у них прощения и предложит искупить Свою вину. Он представления не имел, что ему для этого сделать, но он должен был хотя бы попытаться. Они это заслужили.

Он заслужит то уважение, которого ему так не хватало, не хитроумием или дерзким наскоком, а упорным трудом — как это сделали дядя и тетя.

Тави взялся уже за щеколду, когда в окно негромко постучали. Он оглянулся. Ветер на улице все крепчал, и окна были закрыты ставнями. Возможно, это стучала в них какая-нибудь озорная ветряная фурия.

Стук повторился. Три частых удара, два редких, три частых, два редких. Тави подошел к окну и отодвинул щеколду ставней. Они распахнулись, едва не сбив его с ног, и в комнату ворвался порыв влажного, ледяного ветра. Тави отскочил на пару шагов, и в комнату бесшумно проскользнула чья-то фигура.

Оказавшись в комнате, Амара повернулась и захлопнула ставни. Наряд ее составляли штаны Бернарда, туго затянутые на талии тяжелым кожаным поясом. Его рубаха, куртка и плащ тоже были ей слишком велики, но она затянула их такими же кожаными ремнями, поэтому передвигалась в них без особых затруднений. Обута она была в светлые кожаные шлепанцы поверх нескольких слоев теплых носков. В руке она держала старую кожаную сумку Бернарда с привязанным к ней его же охотничьим луком, десятком стрел и мечом из мавзолея принцепса.

— Тави, — выдохнула она. — Одевайся теплее. Захвати с собой несколько пар носков, одеял и еды, если у тебя здесь есть. Мы уходим.

— Уходим? — ошеломленно пробормотал Тави.

— Говори тише, — прошипела рабыня.

Тави изумленно выпучил на нее глаза.

— Прости.

— Не извиняйся. Лучше поспеши. Времени у нас в обрез.

— Но мы не можем уйти, — возразил Тави. — Гроза начинается.

— Не такая сильная, как вчера, — буркнула Амара. — И мы можем захватить побольше соли. У вас ведь здесь есть коптильня, да? Значит, вы солите мясо?

— Ну конечно, но…

Амара подошла к его сундуку, откинула крышку и принялась рыться в нем.

— Эй! — возмутился Тави.

Она швырнула ему пару теплых штанов. За ними последовали три его самые теплые рубахи. Потом она сняла с крючка у двери его куртку и второй плащ.

— Надевай это, — скомандовала Амара.

— Нет, — твердо заявил Тави. — Никуда я не пойду. Я вообще недавно вернулся. Люди ранены из-за того, что пытались искать меня, и я не собираюсь подвергать их такой же опасности еще раз. Не хочешь же ты, чтобы я подверг опасности людей моего стедгольда только ради того, чтобы помочь беглой рабыне!

Амара подошла к двери и проверила, надежно ли задвинута щеколда.

— Тави, у нас совсем нет времени. Если хочешь жить, иди со мной. Сейчас же.

От удивления Тави даже уронил одежду, которую машинально держал в руках.

— Че-чего?

— Если ты не уйдешь со мной прямо сейчас, до рассвета тебе не дожить.

— О чем это ты?

— Одевайся — сказала она.

— А вот и нет, — огрызнулся он. — Никуда не пойду, пока не узнаю, что происходит.

Она прищурилась, и в первый раз за время их знакомства Тави ощутил исходящую от нее угрозу.

— Тави, если ты не оденешься и не пойдешь со мной, мне придется оглушить тебя, завернуть в одеяло и тащить так.

Тави облизнул пересохшие губы.

— Н-ни хрена не утащишь, — заявил он. — Через зал не потащишь, а через окно — с твоей-то лодыжкой тоже не получится.

Амара стиснула зубы.

— Что ж, разумно, — буркнула она. — Ладно, слушай. И этот стедгольд, и, возможно, все жители долины в опасности. Мне кажется, мы с тобой можем помочь им. Одевайся, Тави. Ну пожалуйста. Я все объясню, пока ты это делаешь.

Тави поперхнулся. Стедгольд в опасности? Что это она такое говорит? Меньше всего ему нужно сейчас снова пускаться в бегство: ведь это только докажет тем, кого это касается, что ему нельзя доверять…

Но ведь Амара спасла ему жизнь. И если она говорит правду…

— Ладно. Рассказывай.

Он подобрал одежду и принялся натягивать рубаху. Амара кивнула и подошла ближе, забрав у него лишнюю одежду.

— Во-первых, я не рабыня. Я курсор. И попала к вам в долину по личному приказу Первого лорда.

На мгновение Тави оцепенел, потом опомнился и сунул руку в рукав.

— Что, с почтой?

Амара вздохнула.

— Нет. Это лишь одна из наших обязанностей, Тави. Я — агент Первого лорда. Он полагает, долине угрожает опасность, и послал меня сделать с этим что-нибудь.

— Но ты же девушка!

Она нахмурилась и бесцеремонно надела ему через голову вязаный свитер.

— Я курсор. И мне кажется, Первый лорд не ошибается.

— Но я-то тут при чем? И Бернардгольд?

— Ты видел эту опасность, Тави. Мне необходимо доставить тебя в гарнизон. Ты должен рассказать графу, что ты видел.

Тави похолодел и снова уставился на нее.

— Мараты, — прошептал он. — Мараты надвигаются. Ведь правда? Как тогда, когда они убили принцепса.

— Похоже на то, — кивнула Амара.

— Мой дядя их видел… вот он пускай и идет. Граф ни за что не поверит, если…

— Он не может, — вздохнула Амара. — У него провалы в памяти после исцеления. Он не помнит ничего.

— Ты-то откуда это знаешь? — вскинулся Тави.

— Подслушала. Притворилась, будто упала в обморок, а сама слушала все, что здесь говорилось. Твой дядя не помнит, а твоя тетка относится ко мне с подозрением. И объяснять им все это некогда — нам надо уходить, прямо сейчас.

Тави застегивал тяжелую куртку, но тут пальцы его снова застыли.

— Почему?

— Потому что там, внизу, сидят люди, которые пришли, чтобы убить меня, тебя и всех, кто видел маратов.

— Но зачем алеранцам хотеть этого?

— Послушай, нам и правда некогда. Это враги. Они хотят свергнуть Первого лорда, а для этого им нужно, чтобы мараты вырезали долину. Тогда они смогут убедить все королевство в том, что якобы Первый лорд слаб и не контролирует ситуацию.

Тави широко раскрыл глаза.

— Вырезать долину? Но ведь тогда…

Она смотрела на него с застывшим лицом.

— Если мы не предупредим графа, если он не приведет войска, чтобы дать им отпор, мараты убьют всех. И в этом стедгольде, и во всех остальных.

— Вороны… — прошептал Тави. — Ох, вороны и фурии…

— Ты единственный, кто их видел. Единственный, на кого я могу сослаться, чтобы убедить графа поднять войска по тревоге. — Амара вернулась к окну и снова распахнула ставни. Потом повернулась к Тави и протянула руку.

— Так ты со мной?

Они взяли простыню с кровати Тави, привязали ее одним концом к ее ножке и свесили за окно во двор. Ветер задувал с севера, неся с собой жгучий зимний мороз. Амара спустилась первой и махнула Тави; тот передал ей свою поклажу, наскоро увязанную в одеяла с его кровати, и, набравшись храбрости, сам полез по простыне вниз.

Двор они пересекли молча. Никого не было видно, хотя свет и шум из зала пробивались сквозь неплотно прикрытую дверь. Ворота в стене оказались открытыми, и они выскользнули наружу. Наступил вечер, и на земле лежали темные, размытые тени.

Тави вел их мимо конюшни, к коптильне. Она находилась стена к стене с кузницей — так дым из обоих помещений выходил в одну трубу. В коптильне царил запах дыма и мяса.

— Бери соль, — шепнула ему Амара. — Бери целый мешок, если есть, а если нет — ведерко. Я посторожу здесь. И быстрее!

Тави проскользнул внутрь и принялся шарить на полке в дальнем, темном углу. Первым делом он подобрал пару окороков и сунул их в свой узел. Соль хранилась в большом домотканом мешке. Тави попробовал поднять его, но с трудом оторвал от земли на пару дюймов. Тогда он поставил его на место, взял одно из своих одеял и оторвал от него два больших лоскута. Он насыпал на них соли, свернул в узелки и крепко завязал кожаными ремешками, на которых обычно подвешивали мясо.

Он поднял их с земли и как раз возвращался к двери, когда услышал на улице сдавленный крик. Послышалось тяжелое дыхание, потом пара глухих, тяжелых ударов. С бешено колотящимся сердцем Тави выскочил из дверей.

Амара стояла, придавив одним коленом грудь упавшего на землю мужчины и прижимая к его горлу нож.

— Прекрати, — прошипел Тави. — Слезь с него!

— Он набросился на меня, — возразила Амара.

Нож в ее руке даже не пошевелился.

— Это Линялый. Он никому не причинит вреда.

— Он мне не ответил.

— Ты его напугала, — буркнул Тави и толкнул ее в плечо.

Амара свирепо оглянулась на него, но не упала. Нож, впрочем, от горла Линялого она отняла, встала и отошла от него на шаг.

Тави нагнулся, взял Линялого за руку и потянул вверх, помогая подняться. Тот был одет в теплую одежду, включавшую в себя войлочную шапку с ушами, свисавшими ему до плеч и придававшими ему сходство с неуклюжим щенком. Он также натянул вторую, надетую поверх первой, пару перчаток с несколькими оторванными пальцами. Лицо раба исказилось от страха, и он пятился от Амары, пока не столкнулся спиной с Тави.

— Тави, — пробормотал Линялый. — Тави. Домой. Гроза.

— Я знаю, Линялый, — сказал Тави. — Но нам надо идти.

— Некогда, некогда, — оборвала его Амара, оглядываясь по сторонам. Если кто-то из них увидит нас…

— Тави дома, — настаивал Линялый.

— Не могу. Нам с Амарой нужно к графу Грэму, предупредить его о том, что мараты наступают. Она курсор, и нам нужно спешить, пока плохие люди не успели помешать нам.

Линялый медленно повернул голову и уставился на Тави. Лицо его скривилось в замешательстве.

— Тави уходит? Нынче?

— Да. Я взял соль.

— Да идем же, — прошипела Амара. — Некогда.

Линялый насупился.

— Линялый тоже.

— Нет, Линялый, — возразил Тави. — Тебе придется остаться.

— Пойду.

— Нам надо идти налегке, — напомнила Амара. — Раб остается.

Линялый запрокинул голову и завыл, как раненый пес. Тави охнул и, бросившись к нему, зажал ему рот рукой.

— Тихо! Да тише же, Линялый, они нас услышат!

Линялый перестал выть, но все еще смотрел на Тави в упор.

Тави переводил взгляд с Линялого на Амару и обратно. Амара закатила глаза и сделала ему рукой жест поторапливаться. Тави поморщился.

— Ладно. Можешь идти. Только выходить надо прямо сейчас.

Рот Линялого сложился в дурацкую ухмылку, и он захихикал. Махнув рукой, он нырнул в дверь кузницы и спустя несколько мгновений появился с потрепанным заплечным мешком на спине, приговаривая себе под нос какую-то бессмыслицу.

Амара тряхнула головой.

— Он у вас совсем идиот?

— Он хороший человек, — обиженно возразил Тави. — Он сильный, и он работает за троих. Он не будет нам мешать.

— Надеюсь, — буркнула Амара, сунула нож обратно за пояс и кинула свой узел Линялому. — Я ранена, а он здоров. Пусть несет.

Линялый поймал узел, неуклюже поклонился Амаре и перебросил его через плечо.

Амара повернулась спиной к Бернардгольду, но Тави положил руку ей на плечо.

— Эти люди… Им, наверное, легко будет догнать нас, пеших?

— Я не слишком ловко управляюсь с лошадьми. Ты тоже не заклинатель земли. Может, раб?

Тави покосился на Линялого и поморщился.

— Нет. То есть он немного заклинает металл. И подковывает лошадей. Но сомневаюсь, чтобы он заклинал еще и землю.

— Тогда нам лучше поспешить, — сказала она. — Один из наших преследователей заклинает так, что может заставить лошадей делать все, что ему захочется.

— Но верхом они догонят нас в два счета.

— Тем более надо спешить. Будем надеяться, они не спохватятся до утра.

— Подожди меня у конюшни! — буркнул Тави и бросился в темноту.

Амара прошипела что-то ему вслед, но Тави не обратил на это внимания и нырнул в дверь.

Вся живность Бернардгольда была ему хорошо знакома. Овцы сонно топтались в своем загоне, коровы — чуть дальше. По Другую сторону прохода шумно сопели во сне гарганты, а за ними слышалось беспокойное пофыркивание лошадей.

Он бесшумно крался по проходу, когда услышал какие-то звуки наверху, на сеновале. Он замер и прислушался.

— Ну вчера весь день такой вышел, — говорил странный, жестяной какой-то голос, — а уж ночь какая! Хотя, поди, это не сравнить с жизнью торговца каменьями, сэр.

Тави зажмурился. Голос был определенно Беритты, но слышался, словно через длинную трубку, издалека и немного искаженно. Только через пару мгновений до него дошло, что звучит он в точности так же, когда тетя говорит с ним с помощью Рилл.

Другой, незнакомый Тави женский голос отозвался где-то совсем рядом:

— Вот видишь, милый? Теперь ему дали пить, а мы можем слушать. Иногда полезно торопиться.

— Ох уж эта мне спешка, — проворчал в ответ также незнакомый Тави мужской голос. — Когда мы перебьем их всех и завершим все задуманное, закую тебя в кандалы и запру на неделю.

— Ты так романтичен, милый, — промурлыкала женщина.

— Тихо, я хочу слышать, что он говорит. — Оба замолчали, и до Тави доносились теперь только далекие жестяные голоса. Он набрал в грудь воздуха и медленно-медленно двинулся вперед, мимо люка на сеновал, откуда доносились голоса, к стойлам, куда поставили чужих лошадей.

Лошади стояли расседланные, но взнузданные; седла стояли у стен в стойлах: гости явно готовы были выехать в любую минуту, поэтому отказались повесить их на вешалку в конце прохода. Свернутые потники тоже лежали рядом.

Тави шагнул в первое стойло и постоял, давая лошади обнюхать себя. Потом опустился на колени рядом с седлом, достал из-за пояса нож и бесшумно перерезал подпругу. Кожаный ремень был толстый, но острый нож справился с ним за считанные секунды.

Тави проделал это еще дважды, оставляя стойла открытыми, потом вернулся, вывел лошадей под уздцы в проход и, держа в руках все три повода, повел их к дверям конюшни.

Проходя под люком сеновала, Тави снова поежился, и сердце его забилось вдвое чаще. Люди, которых он не видел, с которыми он незнаком, явились сюда, чтобы убить его — он так и не понял до конца, за что. Это казалось странным, почти нереальным — и все же страх перехватывал ему горло.

Они почти миновали лестницу на сеновал, когда одна из лошадей фыркнула и тряхнула головой. Тави застыл, с трудом подавив желание бежать куда глаза глядят.

— Страх, — вдруг прошипел женский голос. — Там, под нами, — лошади!

Тави дернул за поводья и пронзительно свистнул. Лошади захрапели и пустились неуверенной рысью. Тави отпустил поводья, метнулся вперед и распахнул двери конюшни настежь. Стоило лошадям оказаться на улице, как он испустил леденящий душу вопль и они поскакали во весь опор в темноту.

За спиной послышался злобный рев, и Тави, оглянувшись через плечо, увидел огромного, даже выше дяди, мужчину, скатившегося по лестнице с обнаженным мечом в руке. Тот стоял, бешено оглядываясь по сторонам, и Тави не стал дожидаться, пока тот его увидит.

Кто-то схватил его за руку, и он с трудом удержался, чтобы не вскрикнуть. Амара прикрыла ему рот ледяными пальцами и бегом потащила за собой в сторону тракта. Тави оглянулся и увидел Линялого, нагруженного всей их поклажей, но не отстававшего от них ни на шаг. Больше за ними, похоже, никто не увязался.

— Отлично, — прошептала Амара, и он увидел, как блеснули в темноте ее зубы. — Неплохо проделано, Тави.

Тави улыбнулся ей в ответ.

И тут до них донесся крик — отчетливо слышный, полный страха и отчаяния. Кричали из-за стены стедгольда.

— Тави! — кричала Исана. — Беги, Тави! Беги!

ГЛАВА 19

Тави побежал.

Мускулы его устали, тысячи царапин одновременно жгли кожу, но бежать он все-таки мог. Некоторое время Амара молча бежала рядом, почти не хромая, но уже через четверть мили бег ее сделался менее ровным, а каждый вздох давался ей с негромким стоном. Тави сбавил скорость и пристроился рядом с ней.

— Нет, — прохрипела она. — Беги дальше. Даже если мне не удастся попасть к графу, это должен сделать ты.

— Но твоя нога…

— Я не так важна, — рявкнула Амара. — Беги же!

— Лучше свернуть на восток, — сказал Тави. — Нам придется найти место, где можно пересечь Риллуотер, зато на том берегу густые леса. В темноте и в лесу они нас не найдут.

— Один из наших преследователей, — напомнила она, задыхаясь, — заклинатель дерева. Сильный.

— Только не здесь, — возразил Тави. — Единственный, кто может управляться со здешними фуриями, — это мой дядя, и на это у него ушел не один год. Он показал мне, как миновать их.

Амара сбавила бег и кивнула.

— Ладно. Эй ты, иди сюда. — Она махнула Линялому, и тот послушно подбежал к ней. Она взяла у него свой узел, достала из него лук и стрелы. Уперев конец лука в землю, она согнула его о колено, накинула тетиву на зарубку и достала из колчана стрелу. — Я хочу, чтобы вы двое шли дальше лесом.

Тави поперхнулся.

— Что ты задумала?

Амара достала из узла меч и сунула себе за пояс.

— Попробую задержать их здесь. Отсюда их будет видно не хуже, чем с любого другого места.

— Но ты сама здесь на виду. Они тебя просто подстрелят.

Она недобро ухмыльнулась.

— Боюсь, ветер для этого будет неблагоприятный. Оставь мне немного соли. Как только начнется гроза, нам проще будет уйти от них.

— Мы останемся помочь тебе, — заявил Тави.

Курсор мотнула головой.

— Нет. Вы двое идите дальше. На случай, если что-нибудь не так. Утром догоню.

— Но…

— Тави, — вздохнула Амара, поворачиваясь к нему. — Я не могу защищать тебя и одновременно обороняться от них. Эти люди — сильные заклинатели. И потом, ты мне все равно ничем не поможешь.

Эти слова ударили его больнее пощечины. Ответом на них стала злость, захлестнувшая его и заставившая на мгновение забыть о боли и усталости.

— Ну да… Я вообще ничего не могу!

— Неправда, — сказала Амара. — Они будут заклинать землю и дерево в поисках тебя — не меня. Я вполне могу застать их врасплох и, если повезет, избавиться от них. Ты, главное, не останавливайся — тогда все их внимание сосредоточится на тебе.

— А разве их заклинатель не почует тебя? — спросил Тави. — И если они используют и дерево, ты даже спрятаться в кроне не сможешь.

Амара бросила взгляд на север.

— Когда гроза дойдет сюда… — Она тряхнула головой. — Но пока я смогу пользоваться своими преимуществами. Циррус!

Она закрыла глаза, и вокруг нее начал закручиваться вихрь. Он раздувал и хлопал ее одеждой, хотя стоявший всего в нескольких шагах от нее Тави не ощущал ничего такого. Амара развела руки в стороны, и ветер на мгновение совсем скрыл ее из вида — а потом скрутился в маленький смерч, взметнувший с земли пыль, Щепки и крупинки льда и собравший их в облачко у ее коленей. Она повисла в нескольких дюймах над землей, открыла глаза и на пробу скользнула влево-вправо.

Тави смотрел на нее, открыв рот от изумления. Такой впечатляющей демонстрации заклинания воздуха он еще не видел.

— Ты можешь летать!

Амара улыбнулась ему, и даже в темноте он увидел, как сияет ее лицо.

— Это пустяки. Может, когда все это будет позади, я покажу тебе, как летают по-настоящему. — Она кивнула. — Эти ваши здешние грозовые фурии опасны, и они будут здесь очень скоро. Но это помешает Фиде… врагу заметить меня.

— Ладно, — неохотно согласился Тави. — Ты уверена, что найдешь нас?

Улыбка Амары заметно померкла.

— Постараюсь. Но если меня не будет часа через три-четыре, идите дальше сами. Найдешь дорогу в гарнизон?

— Конечно, — сказал Тави. — То есть, наверное, найду. И дядя наверняка найдет нас — где бы мы ни были в долине.

— Надеюсь, ты прав, — вздохнула Амара. — Он, похоже, хороший человек. — Она повернулась спиной к Тави и Линялому и наложила стрелу на тетиву. — Дойдите до гарнизона. Предупредите графа.

Тави кивнул. Потом полез в свой мешок и достал один из двух свертков с солью. Он бросил его на землю поближе к Амаре, но и не так близко, чтобы потревожить удерживавшую ее в воздухе фурию. Она оглянулась, увидела соль и улыбнулась Тави.

— Спасибо.

— Удачи тебе.

Линялый потянул Тави за рукав.

— Тави, — сказал он. — Идти.

— Угу. Пошли. — Тави повернулся и побежал вниз по пологому склону. Линялый не отставал ни на шаг; похоже, бег вовсе не утомлял его. Они оставили Амару на вершине холма, и очень скоро вечерние сумерки скрыли ее из вида. Тави без труда нашел пару огромных валунов, у которых они в свое время играли с Фредериком, и, ориентируясь по ним, через четверть часа благополучно добежал до опушки леса и нырнул в тень сосен, осин и корявых дубов.

Только тут он позволил себе умерить бег и перевести дыхание. В боку отчаянно кололо, и он невольно прижал к этому месту руку.

— Не привык столько бегать, — пояснил он Линялому. — Колики проклятые.

— В легионах бегают. Много. Все время, — сказал Линялый. Раб оглянулся назад, и клеймо труса на его обветренной щеке скрылось в тени. Глаза его блестели. — Тави в легионах — бегать много.

Тави ни разу еще не слышал от раба столько слов подряд и удивленно покосился на него.

— Линялый? Так ты служил в легионах?

Выражение лица Линялого почти не изменилось, но Тави показалось, будто на нем мелькнула затаенная, давняя боль.

— Линялый. Трус. Сбежал.

— Сбежал? От чего?

Линялый отвернулся от Тави и зашагал в глубь леса, держа путь на восток. Мгновение Тави смотрел на него, потом двинулся следом. Так они шли довольно долго, причем Тави то и дело пытался разговорить Линялого, но безуспешно: тот молчал. Пока они шли, ветер все крепчал, и деревья вокруг них раскачивались со скрежетом и треском. Тави видел в ветвях и дуплах какое-то движение: лесные фурии, как и зверье, потревоженные надвигающейся грозой, шмыгали туда-сюда или молча смотрели на них из теней. Они не пугали Тави: он привык к ним почти как к домашним животным Бернардгольда. Однако рука его на всякий случай оставалась рядом с рукоятью ножа.

Вскоре сквозь деревья до них начал доноситься плеск воды, и Тави ускорил шаг: теперь уже он, а не Линялый вел их вперед. Еще несколько минут — и они вышли на берег Риллуотера, маленькой речушки, стекавшей с восточного склона Гарадоса, пересекавшей всю долину и уходившей в горы к югу от нее.

— Хорошо, — сказал Тави. — Теперь нам нужно найти брод, помеченный дядей. Если мы войдем в лес на том берегу, я найду дорогу — иначе фурии будут водить нас по лесу, пока мы не умрем. Дядя рассказывал, когда он был молодой, двое заблудились в этом лесу и так и не вышли. Он нашел их тела, иссохшие от голода, на расстоянии полета стрелы от тракта, но они до него так и не дошли.

Линялый кивнул, внимательно глядя на Тави.

— Пожалуй, я смогу нас провести, только идти надо по тропе, которую сделал дядя. — Он задумчиво пожевал губу, посмотрев вверх и вниз по течению. — И гроза эта… Да, вот еще. — Он порылся в мешке и протянул Линялому второй узел с солью. — Держи-ка это, вдруг пригодится. Только не потеряй.

— Не терять, — повторил Линялый, кивая с серьезным видом.

Тави повернулся и двинулся по берегу вверх по течению.

— Кажется, сюда.

Пока они шли по тропе вдоль реки, ночь сгустилась окончательно. Тави едва видел тропу, а Линялый за его спиной то и дело спотыкался и бормотал что-то себе под нос.

— Ага, — сказал наконец Тави. — Вот здесь мы перейдем реку. Видишь тот белый камень? Это дядя заставил Брутуса поставить его там, чтобы его легче было найти. — Скользя по холодной голой земле, Тави спустился к воде. — Здесь и перейдем.

Линялый испустил короткий вопль.

— Линялый?

Тави повернулся и увидел темную фигуру, вынырнувшую из темноты прямо перед ним. Что-то с силой ударило его в лицо, и ноги под ним подогнулись. Он упал навзничь прямо в ледяную воду Риллуотера, так и не разглядев нападавшего. Рот наполнился кровью.

Биттан из Кордгольда наклонился, выдернул его из воды за рубаху и ударил в лицо еще раз. Тави взвыл и попробовал прикрыться от ударов, но тот был выше и сильнее и продолжал молотить его кулаком по лицу с садистским наслаждением.

— Хорош, — донесся до него голос Корда. — Вылезай из этой проклятой воды, Биттан. Да вылезай же, если не хочешь, чтоб тебя снова утопили.

Тави с трудом разлепил глаза. На берегу над ними высилась фигура Корда со всклокоченными грязными волосами. На земле перед ним темнела другая неподвижная фигура: Линялый.

Биттан выдернул Тави из воды и швырнул на берег; красивое лицо его скривилось в гадкой ухмылке.

Тави, дрожа от холода, выбрался из воды. Ветер над головой завывал вдвое громче, чем пару минут назад. Гроза, — почему-то подумал он. Гроза пришла. Шатаясь, Тави добрел до Линялого. Раб дышал, но не шевелился. На его покрытом шрамами лице виднелась кровь.

Биттан догнал его сзади и толкнул вперед, на землю.

— Кажется, ты был прав, папа.

Корд хмыкнул.

— Так я и думал, что они побегут ябедничать Грэму про ту давешнюю потасовку. Вот только не ожидал, что пошлют урода да кретина.

— Этот парень не дурак, папа, — послышался негромкий голос Арика. Тави поднял глаза и разглядел его высокую, стройную фигуру чуть поодаль от двух других. — Он умеет писать. Официальную жалобу нужно подавать письменно.

— Все равно болваны, — заявил Корд. — Может, в хорошую погоду и его можно было послать, но не в такую грозу.

— Если только Бернард не помер, — с надеждой в голосе возразил Биттан. — А может, и ведьма их тоже померла, пытаясь спасти его. У него ведь и вид-то был, что у покойника.

Корд повернулся к Тави и пнул его башмаком.

— Ну, урод?

Тави лихорадочно думал. Должен же быть способ потянуть время, пока Амара не догонит их… или дядя найдет… и вообще, о чем это Корд говорит? Давешняя потасовка? Что-то случилось, когда его дядя вернулся раненый? Должно быть, так. Может, они пытались убить Бернарда? И поэтому боятся, как бы на них не пожаловались графу Грэму?

Корд снова пнул его в бок.

— Говори, парень. Или урою тебя прямо сейчас.

Тави сглотнул слюну.

— А если я скажу, вы нас отпустите?

— Нас? — с опаской переспросил Корд.

— Он имеет в виду идиота, папа, — пояснил Арик.

— Это уж как и что ты нам скажешь, урод, — буркнул Корд. — И поверю ли я тебе.

Тави кивнул.

— Дядю ранил воин-марат, — произнес он, не поднимая глаз. — Его ранили, когда он меня защищал, и я смог уйти. И в Бернардгольд прибыл один из курсоров Первого лорда, вот мне и нужно попасть к графу Грэму, чтобы предупредить о наступлении маратов, — чтобы он поднял войска и был готов к войне.

Последовала секунда оглушенного молчания, потом Корд негромко, хрипло хохотнул. Грубая рука схватила Тави за волосы.

— Даже урод, — сказал Корд, — мог бы выдумать что-нибудь получше, чтоб обмануть меня.

— Н-но… — пробормотал, заикаясь, Тави с отчаянно забившимся от ужаса сердцем, — но это правда! Клянусь всеми фуриями, это правда!

Корд потащил его за волосы обратно к воде.

— Меня тошнит от твоей брехни, урод!

А потом он сунул Тави лицом в воду и надавил на затылок.

ГЛАВА 20

Амара пыталась унять сердцебиение, успокоить дыхание. Циррус извивался под ней, хотя воздух у нее под ногами казался почти таким же твердым, как земля. Даже так фурия ветра слегка покачивала ее из стороны в сторону, что делало стрельбу почти невозможной — если сама она не успокоится и не соберется.

Боль в лодыжке и плече, хоть и ослабленная целительством Исаны, все же напоминала о себе. Она на пробу натянула тетиву, и левое плечо сразу же заболело сильнее. Ей не удастся удерживать лук натянутым дольше пары секунд — чему, впрочем, вряд ли стоило удивляться, ведь он делался в расчете на огромные лапищи стедгольдера.

Так — дрожа, не в состоянии долго целиться — ей придется подпустить противника ближе… первым нужно снять мечника. Ей ни за что не одолеть его в поединке на мечах. Его собственный опыт в сочетании с заклинаниями превратили его в живое орудие убийства, остановить которое мог только воин, не уступающий ему в мастерстве.

Если у нее останется еще время, следующей мишенью станет Фиделиас. Циррус способен одолеть даже ее старого учителя с его усиленным заклинаниями мастерством стрельбы. Впрочем, стрельбе помогают только заклинания дерева, а вот с силой, которую давали ему заклинания земли, она справиться даже не рассчитывала, ему ничего не стоит разделаться с ней. Даже с помощью Цирруса она вряд ли справится с ним один на один.

А вот для водяной ведьмы хватит и меча… хотя Амара не возражала бы против возможности подстрелить и ее. Конечно, в открытом бою она не представляет такой опасности, как двое других, но и ее тоже не стоит сбрасывать со счетов. Даже при том, что теперь Амара была начеку и имела возможность задушить ее, вряд ли это удастся довести до конца прежде, чем та одолеет разделяющее их расстояние, — а стоит ведьме коснуться ее, и Амаре конец. Так или иначе, из всех троих эта была единственной, с кем Амара почти наверняка могла справиться с мечом в руках.

Плохой расклад, подумала она. Весь план плохой. Вряд ли ей дадут возможность выпустить вторую стрелу — даже если допустить, что первая поразит Олдрика, человека, встречавшегося в поединке с самыми опытными воинами — в том числе с самим Арарисом! — и победившего их. Или, по крайней мере, пережившего их. Но если им удастся догнать мальчика, того наверняка убьют, — а мальчик единственный, чьи показания могут убедить графа поднять войска по тревоге.

Амара стояла, вглядываясь в темноту в направлении, противоположном тому, куда скрылись мальчик с рабом, и вдруг поняла, что она, скорее всего, погибнет здесь. И смерть ее будет болезненной. Сердце забилось от страха.

Она нагнулась, чтобы подобрать с земли две стрелы. Одну она сунула за пояс, вторую наложила на тетиву. Потом проверила, легко ли выходит меч из ножен и не отхватит ли она себе при этом ногу. Впрочем, даже пояс разрезать было бы ох как некстати: хлопающая одежда с чужого плеча будет сковывать движения, сведя на нет все преимущества.

Она смотрела на север и кожей ощущала собиравшихся там, у зловеще высвеченной последними лучами пурпурного заката горной вершины, грозовых фурий. Снежная шапка горы казалась отсюда злобно горящим глазом. Тучи надвигались, обволакивая вершину, и до Амары доносилось морозное дыхание приближающейся грозы, настоящих зимних вихрей. Что ж, как только они докатятся сюда, гроза сделает дальнейшую погоню за мальчиком невозможной… если только не убьет при этом и его самого. Ей не обязательно побеждать. Ей достаточно хоть на время задержать тех, кто за ним гонится.

Поэтому, если ей удастся хотя бы это, смерть — вполне приемлемая плата.

Руки ее дрожали.

Она не ощутила прокатившуюся под ней по земле волну заклинания, но увидела ее: едва заметное колыхание поверхности, напоминающее разбегающийся по воде круг. Волна прошла и убежала дальше. Ноги ее находились на расстоянии доброго фута от земли. Он не мог заметить ее.

Она перевела дух и подышала на пальцы правой руки, которым предстояло натягивать тетиву. Потом, не обращая внимания на боль в руке, подняла лук и приказала Циррусу переместить ее чуть ниже по склону, чтобы не выделяться темным силуэтом на фоне подсвеченных пока еще далекими вспышками молний облаков.

Она увидела, как земля колыхнулась еще раз, и постаралась застыть неподвижно, скомандовав Циррусу удерживать ее со всех сил. Еще одна волна прокатилась по земле, на этот раз более сильная: источник ее приближался. Фиделиас не раз проделывал такое при ней, и она хорошо знала, как эффективно он обнаруживает любого, кому не хватит ума оторвать ноги от земли.

Темный силуэт приближался, хотя она не могла еще определить, кто это и сколько их. Она натянула тетиву как можно сильнее, нацелив стрелу вниз. Темное пятно приближалось, и она уже слышала шаги. Потом тень превратилась в очертания рослого мужчины; в темноте блеснула сталь. Мечник.

Она сделала глубокий вдох, задержала дыхание и одним движением подняла лук, прицелилась и выстрелила. Хлопнула спущенная тетива, и стрела со свистом ушла в темноту.

Силуэт застыл с поднятой в ее направлении рукой. Она услышала резкий треск ломающегося дерева. Амара потянулась было за второй, заткнутой за пояс стрелой, но мужчина в темноте негромко прошептал заклинание, и что-то с силой схватило ее за руку.

Амара опустила взгляд и увидела, что древко стрелы одним концом обмоталось вокруг ее запястья, а другим зацепилось за пояс, ее рука оказалась привязанной к талии. Она резко повернулась, замахиваясь луком, чтобы швырнуть его в нападавшего и одновременно высвободить левую руку… и как, интересно, она выхватит ею меч? Однако не успела она повернуться, как лук изогнулся у нее в руке и змеей скользнул вверх по рукаву куртки. Длины его не хватало, чтобы обвиться вокруг талии, но он затвердел в положении, никак не позволявшем руке дотянуться до меча. Амара повернула голову в попытке разглядеть нападавшего и с помощью Цирруса метнулась вверх, над его головой. Прыжок вышел что надо, и ей удалось с размаху врезать ему пятками.

Она целилась ему в шею у основания черепа, но промахнулась, и удар пришелся по плечу. Циррус затормозил падение, не дав ей коснуться земли ногами, однако не успела она восстановить равновесие, как сильная рука бесцеремонно схватила ее за лодыжку, раскрутила в воздухе и безжалостно бросила на землю.

Амара пыталась сопротивляться, но удар оглушил ее, замедлив движения. Прежде чем она успела прийти в себя, он навалился на нее сверху, намертво прижав к земле. Одна рука сомкнулась у нее на горле, вторая легко, как котенку, запрокинула голову за волосы назад, едва не ломая ей шейные позвонки.

— Где он? — рявкнул Бернард. — Убью, если мальчик пострадает из-за тебя!

Амара перестала биться, отослала Цирруса и просто лежала, не шевелясь, под придавившим ее к земле разъяренным стедгольдером. Краем глаза она видела темноволосого великана — тот был одет не по погоде легко и вооружен здоровенным топором, который он, прежде чем схватить ее, отбросил в сторону. Ей едва хватило сил вздохнуть, чтобы произнести хоть слово.

— Нет. Я не причиняла ему зла. Я осталась задержать тех, кто за ним гонится. Они с рабом ушли дальше.

Каменная хватка на ее горле чуть ослабла.

— Тех, кто за ним гонится? Кто это?

— Трое путников. Те, которые пришли, когда вы внесли меня в зал. Они охотятся за нами — я точно знаю. Прошу вас, сэр. Времени нет.

Стедгольдер зарычал. Продолжая удерживать ее одной рукой, другой он вытащил из-за ее пояса меч и отшвырнул его в сторону. Потом провел рукой по ее талии, нащупал нож — тот самый, который она украла у Фиделиаса, — и бесцеремонно залез ей под куртку, чтобы отобрать и его. Только после этого он чуть ослабил хватку на ее горле.

— Я еще не знаю, кто ты, девочка, — сказал он. — И пока не узнаю, ты останешься здесь. — При этих его словах земля у ее локтей и коленей вздыбилась, и из нее полезли ростки и корни, мгновенно привязавшие ее к земле.

— Не надо! — взмолилась Амара. — Стедгольдер, меня зовут Амара. Я королевский курсор. Первый лорд сам, лично послал меня в эту долину.

Бернард встал, отошел от нее на шаг и полез в висевшую на боку сумку. Он достал из нее что-то, потом что-то еще.

— Так ты, выходит, не рабыня, да? Мой племянник попал в какую-то заваруху, и это твоя вина.

— Он до сих пор жив только потому, что я увела его из Бернардгольда.

— Это ты так утверждаешь, — сказал Бернард. Она услышала бульканье: он наливал воду из фляжки в миску. — Где он?

Амара подергала руками, пытаясь высвободиться. Бесполезно.

— Я же сказала: они с Линялым ушли вперед. Он говорил что-то про реку и зачарованный лес.

— Линялый тоже с ним? А те, преследователи? Кто они?

— Бывший курсор-предатель, Олдрик Меч и водяная ведьма. Очень опытная. Они пытаются убить всех, кто видел проникших в долину маратов. Мне кажется, им нужно, чтобы внезапное нападение маратов увенчалось успехом.

— Вороны! — буркнул Бернард. Потом чуть повысил голос: — Исана! Ты слышала?

Ответный голос, негромкий, чуть жестяной, послышался где-то совсем близко:

— Да. Тави с Линялым где-то у брода через Риллуотер. Нам нужно быстрее туда.

— Встретимся, — выдохнул Бернард. — Как насчет девушки?

Голос Исаны откликнулся с запозданием, будто это далось ей с большим трудом:

— Она не хочет сделать Тави ничего плохого. В этом я уверена. Больше не знаю. Торопись, Бернард!

— Постараюсь, — пообещал Бернард. Он снова шагнул к Амаре и выпил то, что было в миске. — Этот человек, который преследует тебя. Тот, с мечником. Почему ты думала, будто это он, а не я?

Амара судорожно сглотнула.

— Он заклинает дерево и землю. Очень опытный заклинатель. Он может найти мальчика. — Она подняла голову и пристально поглядела на него. — Отпустите меня. Я ваш единственный шанс помочь Тави.

Он нахмурился.

— Почему ты так решила?

— Вы не знаете этих людей, — сказала Амара. — А я знаю. Я могу предугадать их следующий шаг. Я знаю их сильные и слабые стороны. И с мечником вам в одиночку не справиться.

Долгую секунду Бернард смотрел на нее, потом раздраженно покачал головой.

— Что ж, — сказал он. — Докажи это. Скажи мне, где он.

Амара закрыла глаза, припоминая географию долины.

— Он понимает, что я ожидаю погоню. Он сильнее меня. Но он не погонится за мной прямо. Он знает, куда мы направляемся, поэтому постарается опередить мальчика. Проверьте тракт — фурий брусчатки. Он движется по дороге, используя этих фурий, чтобы выиграть время и перехватить Тави.

Она открыла глаза и заглянула Бернарду в лицо.

Бернард пробормотал что-то вполголоса, и она ощутила безмолвное содрогание земли. Последовала секунда тишины — верзила-стедгольдер опустился на колени, положил ладонь на землю и закрыл глаза, склонив голову набок — будто прислушиваясь к далекой музыке.

Наконец он перевел дух.

— Ты права, — буркнул он. — Так, во всяком случае, кажется. Кто-то заклинает землю вдоль дороги, очень быстро. Кажется, верхом.

— Это он, — кивнула Амара. — Освободите меня.

Бернард открыл глаза и решительно встал. Он поднял с земли топор, сделал движение рукой, и Амара почувствовала, что свободна. Лук и стрела снова обрели свою обычную форму. Она поднялась с земли и подобрала меч и кинжал.

— Ты мне поможешь? — спросил он.

Амара повернулась к нему и вздохнула, стараясь унять дрожь.

— Клянусь, сэр: я помогу вам защитить племянника.

Зубы Бернарда блеснули в темноте неожиданно ярко.

— Хорошо, что ты не идешь на тех людей с оружием из их деревьев.

Она сунула меч за пояс.

— Надеюсь, плечо не слишком болит?

Его улыбка сделалась шире.

— Переживу.

— А твоя лодыжка?

— Мешает, — призналась она.

— Тогда заставь свою фурию снова поднять тебя, — посоветовал Бернард. Он вытащил из сумки моток веревки, продел ее за пояс сзади и завязал петлей, потом бросил ей петлю. — Держись за мной и прижимайся ближе к земле. Деревья расступятся, пропуская меня, но не крути головой — снесет веткой.

Амара едва успела пробормотать что-то в знак согласия, как земля снова дрогнула и стедгольдер пустился бежать по удваивавшей его скорость земляной волне. Она повернулась и попыталась не отставать; впрочем, и со здоровой ногой это потребовало бы всех ее сил. Ей удалось все же чуть сократить дистанцию, а потом она покрепче взялась за кожаный шнур, поднялась в воздух и позвала Цирруса.

Фурия сгустилась у нее под ногами и заскользила над землей за стедгольдером. Если он и замечал ее вес, вида не подавал и уверенно, почти бесшумно продолжал мчаться сквозь ночь. Даже трава под его ногами, казалось, старалась смягчить шаги, приглушая шум.

Она не успела еще отдышаться, когда они нырнули в лес, и Амаре пришлось то и дело пригибаться, чтобы ветви не хлестали ее по лицу. Съежившись, она старалась держаться в тени широкой спины стедгольдера, только изредка поджимая ноги, когда Циррус не успевал среагировать на ствол упавшего дерева.

— Нашел, — бросил он через плечо минуту спустя. — Они у брода. Линялый лежит на земле, Тави наполовину в воде, и… — он злобно зарычал, — и Корд тоже там.

— Корд? — не поняла Амара.

— Стедгольдер. Преступник. Он их изувечит.

— Как не вовремя!

— Обойдемся без извинений, курсор, — огрызнулся Бернард. — Я не могу найти твоих друзей. Они свернули с дороги.

— Должно быть, он маскирует их передвижения, — сказала Амара. — Внезапное нападение — его излюбленная тактика. Они очень скоро догонят мальчика.

— Значит, прежде нам надо разделаться с Кордом и его сыновьями. Я возьму на себя Корда — старшего. С остальными двумя придется разбираться тебе.

— Фурии?

— Воздух и огонь…

— Огонь? — охнула Амара.

— Но оба трусы. Тот, что выше, опаснее. Рази наверняка. За следующим бугром.

Амара кивнула.

— Постараюсь. Циррус!

Воздух под ней снова загустел, порыв ветра оторвал ее от земли и понес сквозь кроны сухих деревьев вверх.

ГЛАВА 21

Вода в реке была ледяной, течение — стремительным. Зубы Тави сразу же заломило от холода, в ушах звенело. Тави попробовал вырваться, но Корд крепко держал его за волосы. Грязная стедгольдерская цепь колотила Тави по плечам. Корд безжалостно заталкивал его голову все глубже в воду — так, что Тави оцарапал лицо о камни на дне.

И вдруг давление ослабло. Тави почувствовал, как его выдергивают за волосы из воды и отшвыривают наверх, на берег. Он плюхнулся на что-то теплое, живое — как оказалось, на оглушенного Линялого. Тави поднял голову, быстро заморгал, избавляясь от воды в глазах, и посмотрел в сторону Корда, но кто-то встал между ними, загородив поле зрения.

— Дядя! — прохрипел Тави.

— Поднимай Линялого и уводи его отсюда, Тави! — приказал Бернард.

Тави, пошатываясь, встал и с усилием оторвал Линялого от земли.

— Что нам делать? — спросил он.

— Убирайся. Здесь я сам разберусь, — сказал Бернард. Он отвернулся от Тави и стоял теперь лицом к Корду, загораживая собой племянника. — На этот раз, Корд, ты зашел слишком далеко.

— Нас трое, — буркнул Корд, и сыновья стали по обе стороны от него. — А ты один. Не считая дурачка и урода, конечно. Я бы сказал, Бернард, это ты ищешь неприятностей на свою голову.

Земля перед Кордом вздыбилась, рассыпалась, и из нее вылезла каменная тварь, каких Тави еще не видел. Длинное тело напоминало слайва, но хвост загибался вперед занесенной для удара палицей. Длинная пасть ощетинилась частоколом острых зубов. На глазах у оцепеневшего Тави тварь склонила голову набок, разинула пасть и испустила омерзительный каменный скрежет.

Стоявший рядом с Кордом Биттан снял крышку с глиняной жаровни. Вырвавшиеся из нее языки красного пламени свились в бешено извивающуюся, готовую сделать стремительный выпад змею с пылающими глазами. Стоявший с другой стороны высокий, стройный Арик сложил пальцы, и вокруг него мгновенно взметнулся вихрь, раздув полы плаща в подобие черных крыльев.

— Не делал бы ты этого, Корд, — посоветовал Бернард. Земля рядом с ним расступилась, и появился Брутус — каменная голова его касалась руки Бернарда, изумрудные глаза пристально следили за кордгольдерами. Брутус тряхнул мощными плечами, стряхивая с них землю и мелкие камешки. Тави с удовольствием увидел, как Биттан побледнел и сделал маленький шаг назад. — Не рыл бы ты себе могилу…

— Хочешь отнять мою землю, — огрызнулся Корд, — у меня и моей семьи? Да кто дал тебе такое право?

Бернард вздохнул и посмотрел куда-то вверх.

— О правах говори с кем-нибудь другим, работорговец. Гроза вот-вот начнется, Корд. Последний шанс. Уйди сейчас же — и я сохраню тебе жизнь для того, чтобы ты предстал перед судом Грэма, а не моим.

Взгляд Корда вспыхнул.

— Я гражданин, Бернард. Ты не можешь убивать гражданина.

— Это на твоей земле не могу, — возразил Бернард. — А мы на моей.

Лицо Корда побелело.

— Ублюдок, самозванец! — прошипел он и выбросил руки вперед. — Я тебя воронам скормлю! — взвизгнул он.

Каменная тварь стремительно, как ящерица, бросилась вперед. Одновременно с этим с рук Арика сорвалось нечто, напоминающее размытые очертания хищной птицы, и тоже устремилось на Бернарда. Биттан швырнул свою жаровню в ближайший куст, и тот, несмотря на сырость, сразу вспыхнул, а огненная змея за считанное мгновение увеличилась в размерах раз в двадцать.

Бернард действовал мгновенно. Он выбросил руку навстречу нападавшей фурии Арика, швырнув в нее пригоршню кристаллов соли. Ответом был пронзительный, свистящий визг. Брутус метнулся вперед и с оглушительным грохотом столкнулся с фурией Корда. Обе фурии слились в огромный камень, который погрузился в землю, и только поверхность ее словно кипела, возмущенная скрытой от взгляда схваткой двух фурий.

Корд взревел и бросился на Бернарда. Тот размахнулся топором и опустил его на противника. Корд отпрянул назад и вбок, и Бернард шагнул вперед, занося топор для нового удара.

Тави увидел, как Арик выхватил из-за пояса нож и приготовился напасть на Бернарда со спины.

— Дядя! — крикнул он. — Сзади!

И тут яростный, казавшийся твердым как камень вихрь налетел на Арика сзади, швырнув его на землю. Тот вскрикнул от боли и неожиданности и начал было подниматься, но с потемневшего неба на него обрушилась Амара в развевающихся одеждах. Арик успел вскрикнуть еще раз, а потом вихрь окутал их облаком пыли. Тави увидел, как Амара схватила Арика за шею и оба покатились по земле.

Корд тем временем сумел-таки ударить Бернарда по руке, выбив из нее топор, — тот описал в воздухе дугу и упал в воду. Впрочем, Бернард не следил за его полетом: не теряя времени, он с размаху двинул Корда кулаком по ребрам, и тот полетел на землю. Бернард бросился на него, но Корд успел вскочить, и они сцепились в схватке, а земля под ними ходила ходуном.

Что-то обдало жаром Тави сбоку; он повернулся и увидел Биттана, стоявшего у полыхающего ярким пламенем куста.

— Ну-ну, — ухмыльнулся Биттан. — Сдается, разбираться с тобой оставили меня.

Он поднял руки, испустил дикий вопль и опустил их. Огонь свился в клубящуюся колонну, которая обрушилась на Тави и Линялого.

Тави вскрикнул и дернул Линялого в сторону. Огонь расплескался по земле как вода, взметнув дым, искры и волну нестерпимого жара. В нос Тави ударила вонь паленых волос, и он, вскочив, потащил Линялого к воде.

— Линялый, — взмолился он. — Пошли, ну пошли же!

Сквозь треск горящих кустов до него донесся злобный смех Биттана. Упавший на землю огненный столб, извиваясь как змея, отрезал Тави дорогу к воде и спасению. За спиной Биттана огонь по кустам добрался до ближайшего дерева и охватил его. Треск пожара сменился пульсирующим ревом.

— Биттан! — крикнул Тави. — Он же не слушается тебя! Ты нас всех поубиваешь!

— Не тебе меня учить, урод! — отозвался Биттан.

Он повернулся к горящему кусту, набрал в горсть огня и швырнул его в Тави. Тот успел заслониться плащом, по которому тут же побежали маленькие язычки пламени. Тави отчаянно захлопал по плащу руками.

— Вот не решу никак, — кривляясь, вопил Биттан. — Поджарить тебя или просто испепелить?

Линялый, лицо которого заплыло от удара, начал наконец переставлять ноги самостоятельно, оглядываясь в замешательстве по сторонам. С негромкими мяукающими всхлипами он вцепился в плащ Тави.

— Ну ты и придумал! — торжествующе взвыл Биттан. — А как насчет того, чтобы изжарить сначала недоумка? А потом и за тебя приняться, уродец.

Он взмахнул рукой, и из огня снова вынырнула та самая огненная змея. На мгновение она зависла на месте, свиваясь в кольцо, а потом солнечным лучом устремилась прямо в грудь Линялому.

Линялый взвыл и со скоростью, какой Тави от него никак не ожидал, отпрыгнул в сторону, врезавшись в Тави. Удар швырнул их обоих прямо на отделявший их от воды огненный барьер. Они кубарем прокатились по горящей земле, раб взвизгнул от боли и крепко вцепился в Тави. Тот забился, пытаясь освободиться, и так, спутанным клубком, они скатились в Риллуотер.

— Нет! — заорал Биттан.

Проскочив через огонь, не причинивший ему ни малейшего вреда, он остановился у кромки воды, снова вскинул руки и метнул в них еще один огненный язык. Тави отпрянул, сбив с ног Линялого, и оба с головой погрузились в воду. Огонь с ревом и шипением прошелся по воде над ними.

Тави оставался под водой, пока ему хватало воздуха, — не дольше нескольких секунд. Ныряя, он не успел вздохнуть как следует, да и вода оказалась слишком холодной. Он попятился от берега, подальше от разъяренной фурии Биттана, и только потом вынырнул, кашляя и отплевываясь. Ему пришлось выдернуть из воды и Линялого: он боялся, что раб может удариться в панику и утонуть, даже не поняв, что они на мелководье.

Биттан стоял у кромки воды, визжа от досады. Огонь за его спиной буйствовал вовсю.

— Урод трусливый! Вот сожгу тебя и дурака твоего безмозглого — углей не останется!

Тави оступился, упал и нашарил на дне камень размером с кулак.

— Не тронь его! — крикнул он и швырнул камень в Биттана.

Тот угодил Биттану прямо в рот. Биттан дернулся, взвыл и опрокинулся навзничь.

— Дядя! — крикнул Тави. — Дядя, мы здесь, в воде!

Сквозь пелену дыма Тави увидел, как его дядька замахнулся и двинул Корда кулаком в кадык. Стедгольдер испустил сдавленный вопль, но куртки Бернарда так и не отпустил, утащив его куда-то прочь из вида.

Чуть в стороне Амара поднялась от неподвижного тела Арика. Она морщилась и придерживала руку с потемневшим от крови рукавом. Похоже, Арик все-таки сумел достать ее ножом, хоть это и не помешало ей задушить его. Она огляделась по сторонам и застыла, увидев мальчика в воде.

— Тави! — крикнула она сквозь дым. — Прочь из воды! Да не стой же ты там, выходи!

— Что? — не понял Тави. — Почему?

Ответа он не услышал. Мокрые сильные руки обвились вокруг его шеи, и к уху прижались чьи-то губы.

— Потому, что всякое может случиться с хорошенькими мальчиками, если они падают в реку.

Тави попытался повернуть голову, но не успел: руки сдавили его горло сильнее и утащили под воду. Он сделал еще попытку упереться ногами в дно, но куда бы ни ставил их, под ними оказывался скользкий ил.

— Вот бедняжка, — продолжал шептать ему на ухо чуть гортанный женский голос. Сильное, но чувственное женское тело прижалось к его спине. — Не твоя вина в том, что ты видел то, чего не надо. Жалко убивать такого хорошенького, но если ты не будешь трепыхаться, расслабишься и сделаешь глубокий вдох, все кончится очень быстро и ты останешься таким же хорошеньким, когда тебя будут укладывать в ящик. Обещаю.

Тави бился и извивался, но мягкие руки продолжали удерживать его мертвой хваткой. Он понимал, что мог бы бороться хоть до вечера, но так и не одолеть врага: он имел дело с заклинательницей воды — вроде его тети — и находился в ее родной стихии.

Тави затих, и ведьма откликнулась на это одобрительным шепотом. Холодные губы вновь прижались к его уху. Голова начинала кружиться, в ушах звенело, но он не прекращал лихорадочно думать. Если она заклинательница воды вроде его тети, значит, и сложности у нее те же. За все преимущества, которые дарит заклинателям воды обладание водными фуриями, они расплачиваются тем, что не могут не ощущать эмоций других людей.

На мгновение Тави сосредоточился на своем беспомощном, всепоглощающем страхе, который учащал сердцебиение, еще быстрее лишал его остатков воздуха в легких, топил его так же верно, как ведьмины объятия. Он отдался этому страху, дал ему разгореться вовсю, добавив его к огорчениям этого дня, к отчаянию, злости и безнадежности, которые чувствовал, вернувшись в Бернардгольд. Эмоции наслаивались одна на другую, а он все подогревал их, пока не забыл даже, в чем заключается его план.

— Что ты делаешь? — прошипела женщина, и в голосе ее зазвучали панические нотки. — Прекрати. Прекрати же! Нельзя так громко! Не могу, когда так громко!

Теперь Тави бился уже изо всех сил: паника овладела им без остатка, заглушив все остальные эмоции. Женщина взвизгнула и отпрянула от него, обхватив голову руками.

Задыхаясь, Тави устремился к поверхности. Ему удалось сделать только один вдох, а потом вода вокруг него забурлила и сама потащила его вниз.

— Умный мальчик, — прошипела женщина. Теперь Тави уже мог разглядеть ее в отсветах полыхавшего на берегу огня: красивую женщину с темными волосами, темными глазами и волнующим, манящим телом. — Очень умный. Такой страстный. Теперь я не смогу обнимать тебя, пока ты будешь умирать. Я-то хотела, чтобы тебе было приятно… Бывают же люди: никакой благодарности.

Вода стиснула его со всех сторон, сделавшись прочнее кожаных пут. Все, что он мог сделать, обмирая от ужаса, — это как можно дольше задерживать дыхание.

Женщина подплыла и, злобно прищурив глаза, остановилась прямо перед ним.

— Ну и дурак. Так бы я помучила тебя немножко, а теперь просто сломаю твою хорошенькую шею.

Она чуть шевельнула кистью руки, и вода вокруг головы Тави вдруг сгустилась еще сильнее и потянула его подбородок в сторону. Тави сопротивлялся, но вода, похоже, была сильнее. Давление на шею усиливалось и очень скоро начало причинять боль. Ведьма подобралась ближе и возбужденно наблюдала за ним.

Женщина не заметила внезапного движения в воде за своей спиной, а Тави увидел, как из полумрака воды вынырнула рука тети Исаны. Она схватила женщину за волосы, и тут же другая рука метнулась к ее глазам. Вода окрасилась розовым, и ведьма пронзительно взвизгнула. Теперь Тави видел тетю Исану целиком: она выбросила руки ладонями вперед в сторону женщины, и та вдруг вылетела из воды, словно от сильного удара.

Давление на шею Тави сразу же уменьшилось, и он вновь обрел способность шевелиться. Исана подплыла к нему и помогла вынырнуть на поверхность.

— Это моя река! — бросила Исана вслед исчезнувшей ведьме, потом позвала Линялого.

Раб послушно бросился в реку, подхватил Тави под мышки и вытащил из воды.

Тави потрясенно смотрел на руки своей тетки: ногти на них отросли вдвое длиннее обычного и напоминали теперь хищную клешню. Исана заметила его взгляд и тряхнула рукой, словно снимая напряжение мышц. Раз, два — и ногти снова сделались нормального размера, аккуратно, довольно коротко остриженные, только со следами крови. Тави поежился.

— Тащи его на дальний берег, — приказала Исана. — Здесь их еще двое, и Корд с Бернардом пока не уладили своих дел. Тави, пробирайся лесом. Когда начнется гроза, некоторое время ты будешь в безопасности.

На берегу появился Биттан с окровавленным ртом.

— Ты, ведьма бесплодная! — заорал он, увидев Исану.

Он взмахнул рукой, и пламя с ревом устремилось на них.

Исана устало закатила глаза и тоже махнула рукой. Взметнувшаяся волна столкнулась с огнем, задавила его и сшибла Биттана с ног. Тот с воплем упал и на четвереньках пополз от берега.

— Иди лесом, — продолжала Исана. — Иди к озеру, в Олдогольд. К тому времени я перемолвлюсь с ним словечком, и он отвезет тебя к Грэму… или Грэма к тебе. До тех пор он тебя защитит. Ты понял, Тави?

— Да, мэм, — прохрипел Тави. — Но…

Она прижалась к нему и поцеловала в лоб.

— Мне очень жаль, Тави. Не время для вопросов. Ты просто поверь мне. Я люблю тебя.

— Я тоже, — выдохнул Тави.

Исана повернула голову, и бесчинствующий на берегу огонь отразился в ее глазах.

— Пожар разгорается. И гроза почти уже здесь. Придется мне вызвать Нерея, иначе Лилвия будет подхлестывать этот огонь, пока он не поглотит всю долину. — Она оглянулась. — Тави, уходи от реки. Как можно дальше. Поднимись повыше. Захвати с собой Линялого и присмотри за ним, я ведь не знаю, зачем ты взял его с собой.

Она взглянула через плечо Тави на Линялого, и тот отозвался ей дурацкой улыбкой и закивал головой. Она кивнула в ответ, еще раз поцеловала Тави в голову и подтолкнула его к дальнему берегу.

— Ступай быстрее, — шепнула она, повернулась и снова исчезла в воде.

Тави сглотнул и, помогая Линялому, поспешил пересечь брод. Только выбравшись на берег, он оглянулся.

Корд лежал на земле, съежившись и делая вялые попытки подняться на ноги. Бернард с окровавленным лицом, в изорванной куртке, стоял с Амарой на белом камне у брода, повернувшись к Тави спиной, и смотрел в лес на том берегу.

Из дыма и тени вышел, прихрамывая, мужчина — босой, среднего возраста, среднего роста. Он скользнул взглядом по освещенной пожаром воде и задержал его на паре, которая стояла на камне. Потом его взгляд скользнул дальше и уперся в Тави. Мальчик почувствовал, будто два холодных, гладких камня ощупали его, оценивая. Мужчина поднял руку, и ближайшее к Тави дерево с треском вырвалось из земли с корнями и начало валиться на него.

Бернард сжал руку в кулак и сделал им резкое движение. Так же стремительно, как и первое, второе дерево взмыло вверх и столкнулось с первым. Оба тяжело ударились в землю корнями и застыли, не давая друг другу упасть. Тави и Линялый стояли, дрожа, под образованным ими сводом.

— Впечатляюще, — произнес незнакомец.

Он повернулся к Бернарду, и к нему устремилась земляная волна. Оскалившись от напряжения, Бернард расставил ноги пошире, и вторая волна, набирая скорость, вырвалась из-под него и понеслась навстречу вражеской. Должно быть, силой Бернард все-таки уступал незнакомцу, ибо встречная волна достигла камня и они с Амарой полетели вниз.

Тави вскрикнул от страха, ибо одновременно с этим незнакомец вытащил из-под плаща короткий, сильно изогнутый лук. Он наложил стрелу и хладнокровно прицелился. Хлопнула тетива, и стрела устремилась через реку, прямо в Тави.

Лежавшая на земле Амара крикнула что-то и взмахнула рукой. Стрела вильнула и ушла куда-то в лес.

Незнакомец раздраженно фыркнул и оглянулся.

— Бессмысленно. Убей их.

Из леса вышел человек, которого Тави уже видел, — с мечом в руке, с холодным, спокойным взглядом убийцы. Мечник двинулся вперед, к Амаре и его дядьке; огни пожара окрасили клинок в багровый цвет.

Корд наконец обрел способность двигаться и отполз в сторону. Несколькими пинками он привел в сознание Арика, и оба поползли в лес. В горящих кустах что-то зашевелилось, и из огня спиной вперед выбрался, зажмурившись и кашляя от дыма, Биттан. Он помахал рукой перед лицом, открыл глаза и оказался прямо между мечником и Бернардом.

Тави даже не заметил движения. Послышался свистящий звук, Биттан потрясенно вскрикнул и упал на колени. Мечник, не оглядываясь, шагнул мимо него. Тави увидел, как у колен Биттана возникла и начала расползаться алая лужица и тот мешком повалился на бок.

Тави ощутил в животе ледяную пустоту. Линялый со свистом выдохнул и схватил Тави за руку.

— Биттан! — прохрипел Арик. — Нет!

На мгновение сцена словно застыла: лежащий на земле в луже собственной крови юноша, пылающие по всему берегу кусты, мечник с отставленным в сторону клинком и двое людей, стоящих между ним и Тави.

Потом все произошло одновременно.

Корд испустив полный ярости рык. Земля вокруг него всколыхнулась волной и метнулась в сторону мечника.

Амара вскочила с мечом в руке. Она сделала выпад и успела отбить нацеленный на Бернарда удар. Земля вздыбилась и швырнула их обоих куда-то в сторону.

Безобидно выглядевший мужчина протянул руки к противоположному берегу, и деревья заскрипели, наполнив воздух треском и скрежетом сплетающихся веток.

И тут разразилась гроза.

Только что воздух казался почти неподвижным — и в следующую секунду шквал фурий, грохота и воды обрушился на них, ослепив Тави, заглушив все его чувства, взбив поверхность реки в пену… Огонь, выпущенный на свободу Биттаном, дрогнул было под напором дождя и тут же расцвел с новой силой, будто гроза добавила огненным фуриям новых сил. Пожар разбегался вдоль берега с огромной скоростью, одновременно устрашающей и завораживающей. Тави даже показалось, будто в воздухе вокруг огня мелькают и визжат, поощряя и раздувая его, лица.

Линялый взвыл, съежившись под ударами ветра, и Тави вдруг вспомнил, что наказывала ему тетя. Страх за тех, кто остался у брода, не отпускал его, но он схватил раба за руку и потащил его в продолжавший гнуться и стонать лес, по знакомым тропам — прочь от реки.

Они продвигались в темноте, поддерживая друг друга, чтобы ветер не сбил их с ног. Тави был несказанно благодарен за то, что в этом буйстве стихий рядом была хоть одна живая душа. Он потерял чувство времени; извилистая тропа вела их в глубь леса, потом начала полого подниматься — и тут он услышал рев воды.

Они бросились бегом под скрип тысяч деревьев, отчаянно цеплявшихся корнями за землю. У вершины холма Тави позволил себе оглянуться и увидел сквозь дождь и беспорядочно мотающиеся верхушки деревьев, как вспухла Риллуотер. Маленькая речушка превратилась в широкий поток, и ледяная вода принялась поглощать огонь Биттана так же быстро, как тот разбегался по берегу. Вода все прибывала, и Тави начал сомневаться, что кто-то, даже его тетя, сможет уцелеть в этом безумном катаклизме. Страх все крепче сжимал его сердце.

По мере того как вода вышедшей из берегов реки расправлялась с пожаром, становилось все темнее, и очень скоро только зловеще-зеленые вспышки молний освещали Тави дорогу. Он снова схватил Линялого за руку и потащил дальше. Дважды ветрогривы бросались на них, но соль, пусть и подтаявшая в реке, отгоняла их прочь.

Казалось, прошло много часов, пока они добрались до опушки обезумевшего леса. Линялый вдруг испуганно вскрикнул и отпрянул, сбив Тави с ног и упав на него сверху. Тави извивался и лягался, пытаясь выбраться из-под тяжелого раба, но все, что ему удалось, — это выставить голову, чтобы посмотреть, что же так напугало Линялого.

Над ними полукругом стояли воины-мараты с заплетенными в косы светлыми волосами. Несмотря на непогоду, они были одеты лишь в узкие набедренные повязки. Каждый казался великаном с неправдоподобно широкими плечами, и спокойные глаза их были того же цвета, что каменные наконечники их копий.

Один из маратов, не меняя выражения лица, шагнул к ним, поставил свою ногу на плечо Тави и наставил острие копья ему под кадык.

ГЛАВА 22

Фиделиас рывком выдернул себя из ледяной воды и повыше перехватил ветку, за которую держался с самого начала. Он начинал коченеть, да и сердце едва выдерживало эту обжигающе-ледяную воду. Холод обволакивал его медленными, томительными ласками, искушая перестать сопротивляться и погрузиться в черноту, утопив в ней все свои проблемы.

Вместо этого он схватился за следующую ветку и окончательно выбрался из воды. Несколько минут он просто лежал на развилке дерева, свернувшись калачиком, приходя в себя, пока вокруг продолжала буйствовать гроза, а ветер хлопал его насквозь промокшей одеждой.

Что ж, подумал он, по крайней мере у этого потопа есть одно несомненное достоинство: он может забыть на время про изрезанные ноги, ибо все равно их не чувствует. Он старался не обращать на них внимания, пока они собирали лошадей, но камни и колючки его не жалели. Та баба, заклинательница воды, с самого начала их заподозрила, решил он. Как ловко она оставила его без башмаков! Значит, это она подготовила побег мальчишки и заранее позаботилась о погоне.

Фиделиас прислонился спиной к стволу дерева и принялся ждать, пока вода спадет. Она убывала быстро, что служило лучшим подтверждением тому, что половодье явилось следствием умелого заклинания, а не естественных причин. Он покачал головой. Одиана могла бы предупредить их… впрочем, возможно, та ведьма просто оказалась сильнее. Местные знали толк в заклинаниях — в конце концов, они давным-давно жили вместе с фуриями. Они свыклись с ними, они умеют использовать их куда эффективнее, чем самый искушенный, но пришлый заклинатель вроде Фиделиаса. Ну, например, сам стедгольдер — его мастерство внушало уважение. Фиделиас даже не был уверен в том, что сумеет одолеть его в открытом, честном поединке. Значит, честного поединка с этим парнем необходимо избегать.

Впрочем, это и так было одним из основных принципов Фиделиаса.

Стоило реке вернуться в свое обычное русло, как Фиделиас спустился с дерева и, морщась от боли, ступил на землю. Вой ветра и раскаты грома стали еще громче, поэтому первоочередной задачей было простое выживание. Он опустился на колени у ствола, положил руку ладонью вниз на мокрую землю и вызвал Вамму.

Фурия отозвалась почти сразу же, потом нырнула в землю и вернулась через десяток секунд. Фиделиас протянул сложенные лодочкой руки, и Вамма высыпала то, за чем он ее посылал, — горсть кристалликов соли и кремень.

Фиделиас убрал кремень в карман, а соль пересыпал в поясную сумку, оставив в руке самую малость. Потом встал, отметив про себя, как медленно откликается его тело на команды, и тряхнул головой. Холод убьет его, если он не согреется, и быстро. Распрямившись, он отправил Этана на поиски спутников, а Вамму — искать в земле признаки хоть какого-то движения. Если местные — или Бернардгольдеры, или те, с кем они дрались, окажутся поблизости, они вряд ли будут колебаться, довершив то, что начала их заклинательница воды.

В ожидании, пока посланные фурии вернутся, Фиделиасу пришлось швырнуть соль в голодного ветрогрива. Впрочем, ждать ему пришлось недолго. Первым появился Этан — он повел его вперед сквозь слепящую грозу вниз по берегу.

В нескольких сотнях ярдов ниже по течению Фиделиас обнаружил Олдрика. Мечник неподвижно лежал на земле, не отпуская рукояти меча, вонзенного в ствол дерева почти по самую гарду. Судя по всему, он не дал потоку унести его прочь, но и опасности, которую несли с собой другие стихии, не учел. Фиделиас пощупал пульс у него на горле — сердце билось ровно, хотя и медленно. Губы посинели. Холод. Если его не согреть как можно быстрее, он умрет.

С минуту Фиделиас обдумывал, не оставить ли все как есть. Женщина оставалась в игре неизвестной величиной, и пока она удерживает при себе Олдрика, выступать против нее сложно, если не сказать опасно. Без мечника Фиделиас избавился бы от нее легко и с удовольствием — и, если ему повезет, смерть Олдрика обезоружит ее окончательно и бесповоротно.

Фиделиас поморщился и покачал головой. Возможно, Олдрик заносчив и непокорен, но его преданность Аквитейну не подлежала сомнению, да и пользу он приносил немалую. И кроме того, Фиделиасу нравилось работать с ним. Олдрик был профессионалом, хорошо владеющим навыками практической работы. Как его непосредственному начальнику Фиделиасу полагалось отвечать ему такой же верностью и беречь его. Каковы бы ни были другие соображения, он не мог просто взять и дать мечнику умереть.

Фиделиас чуть расставил ноги, набираясь сил из земли, потом выдернул меч из ствола и разжал пальцы Олдрика, сжимавшие рукоять мертвой хваткой. Потом поднял мечника с земли и вскинул его себе на плечо. Он едва не потерял равновесия, удержался, постоял, переводя дух, потом подобрал обнаженный меч и двинулся по раскисшей земле прочь от реки.

Вамма соорудила в каменистом склоне укрытие, и Фиделиас забрался в него, спрятавшись от грозы. Этан позаботился о дровах и растопке, и Фиделиасу удалось, пользуясь мечом Олдрика и кремнем, высечь несколько искр и раздуть из них огонь. Он подбрасывал ветки в костер до тех пор, пока в сооруженном фурией убежище не стало тепло, почти уютно.

Он прислонился спиной к стене, закрыл глаза и отдал Вамме и Этану новые распоряжения. Как бы он ни устал, дел оставалось еще много. Несколько минут Фиделиас просто отдыхал в ожидании, пока фурии соберут для него информацию о тех, кто еще передвигался в бушевавшей снаружи грозе.

Когда он снова открыл глаза, Олдрик очнулся и посмотрел на него.

— Ты меня нашел, — произнес мечник.

— Да.

— Меч — не лучшее оружие против реки.

— Гм.

Олдрик сел, потер загривок рукой, поморщился и собрался с силами — с помощью своей фурии и, подумал Фиделиас, благодаря своей молодости. Его-то самого молодым уже не назовешь…

— Где Одиана?

— Пока не знаю, — признался Фиделиас. — Трудно искать во время грозы. Я обнаружил две группы людей и еще по меньшей мере одну, определить которую мне пока не удалось.

— В которой из них Одиана?

Фиделиас пожал плечами.

— Одна движется на северо-восток, другая — на юго-восток. Мне кажется, я ощущаю еще кого-то на востоке, но я не уверен.

— На северо-востоке почти ничего нет, — сказал Олдрик. — Разве что один из стедгольдов. На юго-востоке и того меньше. Долина сменяется Восковым лесом и теми долинами, которые находятся дальше.

— А на востоке — гарнизон, — заметил Фиделиас. — Географию я и сам знаю.

— Ее захватили, иначе она осталась бы со мной.

— Да.

Олдрик встал.

— Нам нужно выяснить, в какой из групп она находится.

Фиделиас покачал головой.

— Нет, не нужно.

Мечник недобро прищурился.

— Тогда как мы ее найдем?

— Никак, — ответил Фиделиас. — Никак, пока не завершим свое дело.

Несколько секунд Олдрик молчал. Огонь трещал и шипел.

— Будем считать, старик, — сказал он наконец, — что я не слышал этих слов.

Фиделиас взглянул на него.

— Аквитейн ведь назначил тебя ответственным за это дело, верно?

Олдрик неохотно кивнул.

— Ты был его правой рукой почти во всем. Ты знаешь все детали. Именно ты распределял деньги, отвечал за связь. Так?

— К чему ты клонишь?

— Как ты думаешь, что случится, если мы провалим дело, а? Если Аквитейну будет угрожать раскрытие его роли в заговоре? Как ты думаешь, он просто подмигнет тебе и попросит не упоминать об этом при посторонних? Или прикажет сделать так, чтобы никто и никогда не нашел твоего тела, не говоря уже о том, что ты знал о заговоре?

Олдрик, набычившись, смотрел на Фиделиаса. Потом стиснул зубы и отвернулся. Фиделиас кивнул.

— Мы завершим то, что задумали. Мы уберем всех, кто направляется к местному графу, пустим в бой летучих волков и натравим на них маратов. А потом найдем девушку.

— Вороны побери этот заговор, — огрызнулся Олдрик. — Я буду искать ее.

— Да? — удивился Фиделиас. — И как, интересно, ты собираешься это делать? У тебя много талантов, Олдрик, но ты не следопыт. Ты на чужих землях, населенных странными фуриями и враждебными жителями. В лучшем случае ты будешь вслепую шататься по всей округе. В худшем — тебя убьют или местные, или мараты при нападении. И кто, скажи, тогда найдет девушку?

Олдрик злобно оскалился, расхаживая взад и вперед по тесной пещере.

— Вороны тебя подери, — прорычал он. — Вас всех.

— Если, конечно, девушка еще жива, — заметил Фиделиас. — Впрочем, она у нас способная. Если ее взяли в плен, не сомневаюсь, она без труда выживет в одиночку. Не недооценивай ее. Самое большее через два дня мы отправимся ее искать.

— Два дня, — буркнул Олдрик и набычился еще сильнее. — Тогда давай действовать. Сейчас же. Уберем посланных к графу и заберем Одиану.

— Сядь. Отдохни. Наводнение лишило нас лошадей. Нам лучше подождать, по крайней мере пока пройдет гроза.

Олдрик одним шагом одолел разделявшее их пространство и рывком поднял Фиделиаса на ноги.

— Нет, старик. Мы выходим сейчас. Ты найдешь нам соль, и мы пойдем через грозу и покончим с этим делом. А потом ты отведешь меня к Одиане.

Фиделиас сглотнул, стараясь сохранять спокойное выражение лица.

— А что потом?

— Потом я убью всех, кто будет стоять между нами.

— Для нас было бы гораздо безопаснее, если бы мы…

— Плевать я хотел на безопасность, — сказал Олдрик. — Не будем терять время.

Фиделиас выглянул из пещеры. Все суставы его ныли от того, что им уже досталось. Изрезанные ноги нещадно саднили. Он перевел взгляд на Олдрика. Глаза мечника блестели как сталь.

— Ладно, — сказал Фиделиас. — Пошли найдем их.

ГЛАВА 23

Амаре никогда еще не было так холодно.

Она плавала в холоде, тонула в нем — в безмолвной, как небытие, ледяной черноте. Образы, воспоминания роились вокруг нее. Она видела себя, бьющуюся с мечником. Она видела, как Бернард поднимается и идет к ним. А потом холод — внезапный, черный, жуткий.

«Река, — подумала она. — Должно быть, это Исана заставила реку выйти из берегов».

Руку ее жгла какая-то огненная лента, но она почти не обращала на это внимания. Так, досадная мелочь. Другое дело тьма и холод — жгучий, ужасающе чистый холод, впитывающийся в ее кожу…

Ощущения расплывались, мешались одно с другим, и она осязала плеск воды и чувствовала пронизывающий, пробирающий до костей ветер. Она слышала чей-то голос, обращавшийся вроде бы к ней, но слова не говорили ей ничего, да и вообще сливались, были совершенно неразборчивыми. Она пыталась спросить что-то у того, кто говорил с ней, но губы отказывались ее слушаться. Какие-то звуки, конечно, вырывались, но слишком отрывистые и неразборчивые, чтобы передать то, что она хотела сказать.

Звуки слабели, а вместе с ними и холод. Неужели ветер стих? Она ощутила под собой какую-то жесткую поверхность, но слишком устала, чтобы даже просто пошевелиться на ней. Она закрыла глаза и попробовала уснуть, но кто-то продолжал трясти ее, не давая провалиться в сон. Забрезжил свет, а вместе с ним кожу начало щипать, колоть. Это было больно, и на глаза у нее навернулись слезы. Разве не достаточно с нее мучений? Разве не достаточно она уже сделала? Она уже отдала свою жизнь — так неужели этого мало?

Сознание вернулось к ней сразу, а вместе с ним — боль, такая резкая, что она задохнулась, охнув от неожиданности. Тело ее, свернутое калачиком, свело жестокой, мучительной судорогой, словно оно пыталось выдавить из себя переполнявший ее холод. Она услышала собственный голос: всхлипы, беспомощные стоны, но ничего не могла с этим поделать — как не могла распрямить тело.

Она понимала, что лежит на камне в одежде, украденной ею в Бернардгольде, — только теперь она насквозь промокла и снаружи на нее наросла корка льда. Ее окружали сводчатые стены из грубого камня — судя по всему, они и защищали ее от продолжавшего завывать ветра. Значит, пещера. И костер, освещавший ее и даривший тепло, от которого по всему телу разбегалась эта колющая боль.

Она понимала, что замерзает и что ей необходимо двигаться, снять с себя мокрую одежду и подобраться ближе к огню, пока она еще не провалилась обратно в темноту, из которой нет возврата.

Она попыталась.

И не смогла.

Страх захлестнул ее. Не возбужденный, не внезапный, как молния, но медленный, холодный, полный неумолимой логики страх. Чтобы выжить, ей надо двигаться. Но она не может двигаться. Значит, ей не выжить.

Ужаснее всего — беспомощность перед происходящим. Она хочет лишь пошевелиться, распрямить сведенное судорогой тело, подползти ближе к огню — простейших вещей, которые она обыкновенно делала автоматически. Но и этого она не может, а значит, умрет. Слезы заволокли пеленой ее глаза — но и слезы были какие-то вялые, безжизненные.

Что-то заслонило от нее огонь. Человеческая фигура. Рука — тяжелая, теплая — восхитительно теплая — легла ей на лоб.

— Надо нам снять с тебя эту одежду, — пророкотал Бернард неожиданно мягко. Он шагнул к ней, и она почувствовала, что он поднимает ее — легко, как ребенка. Она попыталась сказать ему что-нибудь, но смогла только съежиться еще сильнее и беспомощно всхлипнуть.

— Знаю, знаю, — пророкотал он. — Ты отдыхай. — Стащить с нее обледеневшие штаны оказалось делом сложным, но не слишком: они были ей велики. За штанами последовало все остальное, пока она не осталась в одном белье. Руки и ноги, казалось, уменьшились в размерах, так они сморщились. Пальцы распухли.

Бернард снова опустил ее, на этот раз ближе к огню, и тепло окутало ее, снимая напряжение в сведенных мышцах и связанную с этим боль. Наконец-то она хоть отчасти смогла совладать со своим дыханием, хотя дрожь все не проходила.

— Вот, — сказал Бернард. — Эти тоже промокли, но я подсушил их немного перед костром.

Он снова приподнял ее, накинул рубаху — немного сырую, но теплую от огня. Он не стал продевать ей руки в рукава — просто завернул ее в рубаху как в одеяло, и она блаженно свернулась в ней. Потом открыла глаза и посмотрела на него.

Она лежала, свернувшись на боку. Бернард сидел, подобрав под себя ноги, протянув руки к огню, раздетый до пояса. Огонь играл на его поросшей темными волосами груди, на его мускулистом торсе, высветил несколько старых шрамов. Кровь запеклась на его разбитых губах, а на щеке темнел огромный синяк; впрочем, такие же украшали его грудь и живот.

— Т-ты нашел меня, — произнесла Амара, помолчав минуту. — Ты вытащил меня из воды.

Бернард посмотрел на нее, потом снова повернулся к огню и кивнул.

— Я не мог не сделать этого. Ты остановила этого человека.

— Только на пару секунд, — возразила она. — Я не смогла бы удерживать его долго. Он мечник. Хороший. Если бы река не вышла из берегов…

Бернард махнул рукой.

— Не этого. Того, который пустил стрелу в Тави. Ты спасла жизнь моему племяннику. — Он посмотрел на нее сверху вниз. — Спасибо.

Она почувствовала, что краснеет, и отвела взгляд.

— О… Всегда пожалуйста. — И после недолгой паузы спросила: — Ты не замерз?

— Немного, — признался он и махнул рукой в сторону одежды, разложенной на камнях у огня. — Брутус пытается перевести часть тепла в камни под одеждой, но, боюсь, в этом он не слишком силен. Ничего, высохнет.

— Брутус? — переспросила Амара.

— Моя фурия. Пес, которого ты видела.

— А, — кивнула она. — Ясно. Дай-ка я. — Она закрыла глаза и прошептала команду Циррусу. Воздух у огня дрогнул, и дым, а вместе с ним и волны тепла потянулись к сохнущей одежде. Амара открыла глаза, полюбовалась работой Цирруса и кивнула. — Так она высохнет быстрее.

— Спасибо, — сказал Бернард. Он обхватил себя руками за плечи, справляясь с дрожью. — Ты знаешь тех двоих, которые гонятся за Тави?

— С ними еще одна. Водяная ведьма. Твоя сестра вышвырнула ее из реки.

Бернард фыркнул, и лицо его осветилось улыбкой.

— С нее станется. А я эту и не заметил.

— Я их знаю, — сказала Амара и вкратце поведала ему все, что знала про Фиделиаса, наемников и опасность, нависшую над долиной.

— Политика. — Бернард сплюнул в огонь. — Я завел стедгольд здесь только потому, что не хотел иметь дел с верховными лордами. Да и с Первым лордом тоже.

— Извини, — сказала Амара. — Все в порядке?

Бернард покачал головой.

— Не знаю. Такая вышла драка — я не могу теперь перетруждать Брутуса. Он в основном занят тем, что мешает тому заклинателю земли обнаружить нас. Я пытался поискать сам, но не смог засечь никого.

— Я уверена, что с Тави все в порядке, — попробовала утешить его Амара. — Он умеет постоять за себя.

Бернард кивнул.

— Он умен. Ловок. Но в такую грозу этого может быть недостаточно.

— У него есть соль, — напомнила Амара. — Он взял ее с собой перед выходом.

— Что ж, приятно знать хотя бы это.

— И он не один. С ним этот раб.

Бернард поморщился.

— Линялый… Не знаю, зачем моя сестра цацкается с ним.

— У тебя много рабов?

Бернард мотнул головой.

— Я покупал их несколько раз — давал им шанс заработать себе свободу. Большинство семей, которые живут сейчас в стедгольде, попали сюда так.

— Но Линялому ты такого шанса не давал?

Он нахмурился.

— Конечно давал. Он первый раб, которого я купил, когда поднимал Бернардгольд. Но он вечно спускает все деньги прежде, чем накопит свою цену. Или учудит какую-нибудь глупость, и ему приходится платить за починку. У меня терпение иссякло давным-давно. С ним общается только Исана. Вся одежда его — сплошной хлам, и он так и не снял этого своего старого ошейника. Но парень он, пожалуй, ничего, и кузнец, и жестянщик из него тоже неплохие. Но мозги его — что твой кирпич.

Амара кивнула. Потом села. Это простое движение заставило ее охнуть, и у нее закружилась голова. Рука Бернарда поддержала ее.

— Спокойно. Тебе нужно отдохнуть. Выйти в грозу в таком виде — почти верная смерть.

— Не могу, — сказала Амара. — Мне надо действовать. Найти Тави или по крайней мере попытаться предупредить графа в гарнизоне.

— Никуда ты сегодня не пойдешь, — возразил Бернард. Он кивнул в сторону темноты в дальнем от костра конце пещеры, откуда доносилось далекое завывание ветра. — Гроза разгулялась вовсю, и она сильнее, чем я полагал. Нынче все сидят в укрытии.

Она посмотрела на него и нахмурилась.

— Ляг, — произнес он. — Отдохни. Нет смысла утомлять себя еще сильнее.

— А ты?

Он пожал плечами.

— Со мной все будет в порядке. — Он легонько толкнул ее в плечо. — Отдохни. Мы двинемся, как только гроза пойдет на убыль.

Амара вздохнула и перестала сопротивляться обволакивавшему ее теплу, позволив ему уложить себя. Пальцы его чуть напряглись на ее коже. Она вздрогнула: прикосновение его одновременно успокаивало и будило неожиданную животную страсть, желание, которое угнездилось у нее где-то в животе, учащало сердцебиение и дыхание.

Она взглянула на Бернарда и увидела, что реакция ее не осталась незамеченной. Она почувствовала, что снова заливается краской, но глаз не отвела.

— Ты дрожишь, — негромко заметил он.

Рука его не двинулась с места.

— Мне холодно, — сказала она. Ее вдруг начали смущать голые ноги, выставленные на обозрение, и она подобрала их под рубаху — его рубаху.

Он наконец пошевелился: рука его соскользнула с ее плеча. Он лег на бок, грудью к ее плечам, так что она оказалась между ним и огнем.

— Прижмись ко мне, — все так же негромко сказал он. — Пока не согреешься.

Она вздрогнула еще раз и послушалась, ощущая кожей его силу, его тепло. Ей отчаянно хотелось перевернуться на другой бок, уткнуться лицом во впадину между его плечом и шеей, ощущать его кожу своей кожей, наслаждаться этой близостью, этим теплом. При мысли об этом ее снова пробрала дрожь. Она облизнула пересохшие губы.

— Ты как, в порядке? — спросил он.

— Я… — Она снова сглотнула. — Все еще холодно.

Он пошевелился. Его рука — осторожная, сильная — поднялась и легла на нее, прижав к себе чуть крепче.

— Так лучше?

— Лучше, — прошептала Амара и повернулась, чтобы видеть его лицо. Губы их разделяла какая-то пара дюймов. — Спасибо, что спас меня.

Губы его шевельнулись, будто он хотел сказать что-то, но промолчал, глядя ей в глаза. Потом он опустил взгляд.

— Ты бы поспала.

Она покачала головой, глядя на него. Потом прижалась к нему, и губы их встретились. Его губы оказались чуть обветрены, но все равно мягкие, теплые. От него пахло свежевыделанной кожей и свежим ветром, и она поцеловала его крепче. Он отозвался на ее поцелуй — осторожно, но она все же почувствовала сдерживаемый жар в том, с какой жадностью его губы припали к ее, и сердце ее забилось еще быстрее.

Он оборвал поцелуй, отняв свои губы от ее, так и не открывая глаз. Потом с усилием сглотнул, и она почувствовала, как руки его на мгновение сжались крепче. Он открыл глаза.

— Тебе нужно поспать.

— Но…

— Ты замерзла и напугана, — мягко произнес он. — Я не хочу злоупотреблять этим.

Лицо ее вспыхнуло, и она отвернулась.

— Нет, я имела в виду…

Он положил руку ей на голову и мягко придавил. Вторую руку он подвинул ладонью под ее щеку.

— Просто отдохни, — тихо сказал он. — Поспи.

— Ты уверен? — спросила она.

Глаза ее против воли закрылись и никак не хотели открываться.

— Я уверен, Амара, — сказал он; низкий голос эхом отдавался у него в груди, и она ощущала его почти так же ясно, как слышала. — Спи. Я посторожу.

— Извини, — сказала она. — Я не хотела…

Она ощутила, как он придвинулся к ней и прижался губами к ее влажным волосам.

— Тсс. Мы можем поговорить об этом позже, если захочешь. А пока спи.

Покраснев, Амара прижалась к его теплому телу и вздохнула. Она провалилась в сон прежде, чем успела вздохнуть еще раз.

* * *

Ее разбудил свет. Она так и лежала у огня, но одежда, которая сохла прежде на камнях, теперь лежала на ней, согревая все, кроме спины, которую уже начинал холодить утренний воздух. Бернарда не было, и костер почти прогорел. Серый утренний свет падал на стену небольшой пещеры.

Амара встала, закуталась в плащ и шагнула к выходу из пещеры. Бернард сидел там — все еще голый по пояс, — глядя на сиявший в предрассветных сумерках пейзаж. Все — землю, траву, каждую ветку каждого дерева — покрывал лед. Замерзший ил вперемешку со снегом укутывал землю, окрашивая все в белый цвет, отчего звуки казались ближе, а сама земля словно светилась по-зимнему. Амара замерла на мгновение, глядя на эту неожиданную картину, потом перевела взгляд на Бернарда. Лицо его встревоженно застыло.

— Стедгольдер? — спросила она.

Он приложил палец к губам; взгляд его был устремлен куда-то вдаль, голова чуть склонилась набок, будто он прислушивался. Потом он вдруг резко повернулся лицом на юг — в сторону деревьев, черневших в окружавшей их ледяной тишине.

— Вон, — произнес он.

Амара нахмурилась, но все же запахнула плотнее плащ и шагнула к нему. С грозой в долину пришла зима. Она покосилась на Бернарда, потом внимательнее всмотрелась в деревья, на которые глядел он.

Она услышала это прежде, чем увидела: негромкий, нараставший, приближающийся звук. Ей потребовалось десяток-другой секунд, чтобы узнать этот звук, понять, что он означает.

Вороны. Воронье карканье. Карканье тысяч ворон.

При виде их ее пробрала дрожь: черная туча скользила по предрассветному небу со стороны, куда смотрел Бернард. Они летели низко, над самыми верхушками деревьев. Их были сотни, тысячи — все небо потемнело от этой живой тени, уверенно двигавшейся в одном направлении.

— Вороны! — прошептала она.

— Они знают, — сказал Бернард. — Ох, фурии… Они всегда знают.

— Что знают? — выдохнула Амара.

— Где найти мертвечину. — Он со свистом втянул в себя воздух. — Чуют битву.

Амара невольно округлила глаза.

— Они летят в гарнизон?

— Мне нужно найти Тави и Исану. Вернуться в стедгольд, — сказал Бернард.

Она повернулась к нему и взяла за руку.

— Нет, — возразила она. — Мне нужна твоя помощь.

Он покачал головой.

— Я в ответе за моих людей. Мне нужно вернуться к ним.

— Бернард, послушай меня. Мне нужна твоя помощь. Я не знаю этой долины. Не знаю, что и чем здесь грозит. Я боюсь подниматься в воздух в светлое время суток, и даже если я доберусь до вашего графа в одиночку, он может мне не поверить. Мне нужно попасть туда с кем-нибудь, кого он знает. Мне нужно заставить его действовать как можно решительнее, если только еще есть шанс спасти долину.

Бернард покачал головой.

— Все это не имеет никакого отношения ко мне.

— А когда орда маратов подступит к Бернардгольду, тоже не будет иметь? — взорвалась Амара. — Или ты думаешь, ты со своими людьми сможешь выстоять?

Он неуверенно посмотрел на нее.

— Бернард, — настаивала она. — Стедгольдер Бернард. Ты в ответе за своих людей. И единственный способ защитить их — это предупредить гарнизон, поднять легионы. Ты можешь помочь мне сделать это.

— Не знаю… — неуверенно произнес Бернард. — Грэм — старый упрямый козел. Я не могу сказать ему, что видел в долине маратов. Я же не помню этого. Его дознаватель сразу поймет это и скажет ему.

— Но ты можешь сказать ему, что ты видел своими глазами, — сказала Амара. — Ты можешь сказать ему, что помогаешь мне. С твоей поддержкой он отнесется ко мне серьезнее. Ведь только в его власти поднять войска по тревоге и усилить охрану долины.

Бернард все еще колебался.

— Но Тави… Тогда ведь некому будет помочь ему. И моя сестра. Я даже не уверен, пережила ли она минувшую ночь.

— Как, по-твоему, смогут они пережить нападение маратов?

Бернард отвел взгляд, покосившись на пролетающие над головой черные стаи.

— Как ты думаешь, кто-нибудь наблюдает за воздухом?

— В гарнизоне расквартирована целая центурия рыцарей. Если придать им в поддержку две пехотных когорты, они сумеют сдержать не то что орду, а хоть дюжину. Я думаю, тот, кто составлял этот заговор, планирует уничтожить их еще до прихода маратов.

— Наемники, — сказал Бернард.

— Да.

— Если так, нам наверняка будут мешать попасть в гарнизон профессиональные убийцы.

Амара молча кивнула, всматриваясь в его лицо. Бернард зажмурился.

— Тави. — Он помолчал, потом открыл глаза. — Исана. Я бросаю их во всей этой заварухе.

— Я понимаю, — тихо сказала она. — То, о чем я тебя прошу, ужасно.

— Нет, — так же тихо ответил он. — Нет. Это мой долг. Я помогу тебе.

Она сжала его руку.

— Спасибо.

Он посмотрел на нее.

— Не благодари меня. Я делаю это не для тебя. — Но все же ответил на ее пожатие.

— Бернард. — Она неловко кашлянула. — Вчера. Когда ты сказал… Ты был прав. Я была напугана.

— Я тоже, — кивнул он, отпустил ее руку и повернулся, чтобы вернуться в пещеру. — Давай-ка одеваться и выступать. Нам еще идти и идти.

ГЛАВА 24

— Очнись… Да очнись же! — Женский голос доносился до нее словно издали.

Кто-то хлестнул ее по щеке — неожиданно, резко. Исана вскрикнула от неожиданности и подняла руки, закрывая лицо. Голос все продолжал повторять «очнись», пощечины тоже продолжались с равными интервалами, и Исана откатилась в сторону, прочь от ударов, и встала на четвереньки.

Исане было жарко. Удушающе жарко. Она вспотела, и мокрая одежда липла к телу. В глаза бил свет, и у нее ушла целая минута на то, чтобы понять, что она лежит на грязном полу, а со всех сторон вокруг нее горит огонь — кольцо из горящих углей и поленьев футов двенадцати в поперечнике. Горло и легкие ее горели от жажды, от дыма, и она закашлялась так сильно, что ее едва не вырвало.

Она прикрыла рот дрожащей рукой, пытаясь отсеять хотя бы часть дыма и пыли, которыми был наполнен воздух. Чьи-то сильные руки помогли ей сесть.

— Спасибо, — прохрипела она и, подняв взгляд, увидела женщину, с которой столкнулась в Риллуотере, когда та пыталась утопить Тави.

Красивая женщина: темные волосы и глаза, да и тело из тех, о каких мужчины обычно могут только мечтать. Правда, теперь волосы ее висели влажными, спутанными космами, а лицо было перепачкано сажей. Кожа у глаз была ярко-розовой. Полные губы кривились в легкой улыбке.

Исана потрясенно охнула и попятилась от женщины, оглядываясь по сторонам в поисках спасения. Кроме огненного кольца она разглядела теперь еще низкий потолок и гладкие каменные стены почти сразу же за кольцом горящих углей. В стене виднелась дверь, и Исана попробовала встать и броситься к ней, но обнаружила, что ноги плохо слушаются ее. Она пошатнулась и тяжело упала на бок так близко к горящим поленьям, что едва не обожглась. Она отпрянула от огня.

Женщина помогла ей, невозмутимо оттащив в самый центр круга.

— Тише, тише, — произнесла женщина. — Осторожнее, а то сгоришь. — Она уселась перед Исаной, склонив голову набок и глядя на нее. — Меня зовут Одиана, — сказала она наконец. — И мы с тобой обе пленницы.

— Пленницы? — прошептала Исана. Голос ее звучал как хриплое карканье, и она снова закашлялась. — Где? И что случилось с моими ногами?

— В Кордгольде — так, кажется, называется это место, — ответила Одиана. — У тебя дурнота после исцеления. Корд нашел тебя после потопа на берегу с пробитой головой. Они заставили меня заживить ее.

— Тебя? — удивилась Исана. — Но разве не ты пыталась покалечить Тави?

— Этого, хорошенького? — спросила Одиана. — Я его не калечила. Я его убивала. Это не одно и то же. — Она фыркнула. — Ничего личного.

— Тави. — Исана снова закашлялась. — С Тави все в порядке?

— Откуда мне знать? — раздраженно отозвалась Одиана. — Ты же вырвала мне глаза, подруга. Первое, что я увидела после этого, — уродливого придурка Корда.

— Значит, ты не… — Исана тряхнула головой. — Корд держит тебя в плену?

Та кивнула.

— Он нашел меня, когда паводок сошел. Я только-только успела привести глаза в порядок. — Одиана улыбнулась. — У меня никогда еще не было таких ногтей. Ты должна показать мне, как это делается.

Некоторое время Исана молча смотрела на женщину.

— Нам надо выбраться отсюда, — сказала она наконец.

— Да, — согласилась Одиана, косясь на дверь. — Но пока это представляется маловероятным. Он ведь работорговец, этот Корд, — так ведь?

— Так.

Темные глаза женщины вспыхнули.

— Вот и мне так показалось.

Жжение в горле сделалось вдруг совсем уже невыносимым.

— Рилл, — пробормотала она. — Мне нужна вода.

Одиана раздраженно вздохнула.

— Нет, — сказала она. — Не будь дурой. Он окружил нас огнем. Высушил нас. Твоя фурия тебя не слышит — а если бы и слышала, ты бы и тряпочки не намочила.

Исана вздрогнула, и в первый раз с тех пор, как повстречала Рилл, она не ощутила никакого отклика на призыв, никакой реакции от водяной фурии. В состоянии, близком к панике, она лихорадочно оглядывалась по сторонам. На крюках по стенам висело мясо, воздух пропах дымом. Значит, это коптильня стедгольда Корда.

Она пленница в Кордгольде.

При мысли об этом ее бросило в холод.

Одиана молча смотрела на нее, потом медленно кивнула.

— Ты же понимаешь, он не собирается отпускать нас отсюда. Никогда — это я в его глазах увидела еще прежде, чем он притащил нас сюда.

— Я хочу пить, — сказала Исана. — Этот жар может нас убить. Мне нужно напиться.

— Они оставили здесь две маленькие чашки воды, — сообщила Одиана, кивнув в дальнюю сторону круга.

Исана глянула туда, увидела пару деревянных чашек и с усилием доползла до них. Первая, до которой она дотянулась, оказалась легкой, пустой. Она уронила ее — жжение в горле все усиливалось — и потянулась за второй.

Та тоже была пуста.

— Ты лежала в беспамятстве, — невозмутимо пояснила Одиана. — Вот я ее и выпила.

Исана смотрела на нее, не веря своим глазам.

— Но этот жар может нас убить, — повторила она, стараясь не сорваться.

Женщина ответила ей ленивой, томной улыбкой.

— Ну меня он вряд ли убьет. Я выпила достаточно — за двоих.

Исана стиснула зубы.

— Что ж, это тоже хорошо. Так воспользуйся этим. Позови свою фурию и пошли ее за помощью.

— Не будет нам помощи, маленькая гольдерша.

Исана сжала губы, размышляя.

— Тогда дождемся, пока кто-нибудь из них не войдет, и…

Одиана покачала головой.

— Ты что, — произнесла она спокойным, бесстрастным, рассудительным тоном, — думаешь, они никогда прежде не проделывали этого? Так поступают все работорговцы. Они оставляют нам ровно столько воздуха и воды, чтобы мы не умерли прежде времени. Но меньше, чем нужно, чтобы хотя бы одна из нас смогла использовать свою фурию. Если я попробую, это ничего не даст, а накажут нас обеих.

— Так значит, — спросила Исана, — даже не попытаемся?

На мгновение Одиана закрыла глаза и опустила голову. Потом произнесла очень тихо:

— У нас есть только один шанс, маленькая гольдерша.

— Я не де…

— Ты дитя, — прошипела Одиана. — Знаешь ли ты, сколько рабынь насилуется в первый же день неволи?

При одной мысли об этом Исане снова сделалось зябко.

— Нет.

— А знаешь, что бывает с теми, кто сопротивляется?

Исана покачала головой.

Одиана улыбнулась.

— Так я тебя просвещу. Тебе достаточно упереться всего раз. А после этого они уж сделают так, чтобы это не повторялось.

Долгую минуту Исана молча смотрела на нее.

— Ты долго пробыла рабыней? — спросила она наконец.

Одиана небрежно отбросила волосы с лица.

— Когда мне было одиннадцать, наш стедгольдер продал долг моего отца работорговцам. Они забрали нас всех. Отца, старшего брата и маленького братика они убили сразу. А мать, сестер и меня увели с собой. И третьего брата. Он был красивый. — Взгляд ее блуждал где-то вдалеке, потом она уставилась в противоположную стену. В глазах ее трепетали отражения огня. — Я была совсем еще маленькая. У меня ни менструаций еще не было, ни фурии своей. Но появилась — той же ночью. Когда они меня взяли. Когда передавали по кругу как фляжку вина. Она проснулась, и я слышала все их ощущения, слышишь, маленькая гольдерша? Всю их похоть, и всю их ненависть, и весь их страх, и весь их голод. Это окатывало меня с головой. Вливалось в меня. — Она принялась медленно раскачиваться взад-вперед, стоя на коленях. — Я не знаю, как ты обрела свою фурию, заклинательница воды. Как ты впервые начала слышать других людей. Но скажи спасибо всем фуриям Карны, что это было не как у меня. — На губах ее снова заиграла улыбка. — Ибо этого достаточно, чтобы свести человека с ума.

— Мне очень жаль, — сказала Исана. — Но, Одиана, если бы мы попробовали действовать заодно…

— Нас бы убили обеих, — перебила ее Одиана, и в голосе ее снова зазвучало раздражение. — Слушай меня, маленькая гольдерша, и я скажу тебе, что будет. Я уже проделывала это.

— Хорошо, — тихо произнесла Исана.

— Работорговцы бывают двух видов, — сказала Одиана. — Одни занимаются этим для прибыли, а другие просто по складу характера. Профессионалы работают на Консорциум. Они не позволяют никому портить или использовать свой товар, если только это не требуется в воспитательных целях. Если ты им понравилась, они позовут тебя в свой шатер, и дадут тебе всяких вкусностей, и будут говорить с тобой, и всячески очаровывать. Это тоже изнасилование, только времени занимает больше, и тебя накормят и положат спать на мягком.

— Корд не из этих.

— Нет, не из этих. Он совсем другой. Вроде тех, кто забрал мою семью. Для него главное — это знать, что он сильнее кого-то. Знать, что он сломал кого-то. Ему не нужно получать высококачественный продукт, готовый работать или доставлять удовольствие. Ему нужно превращать нас в обломки. Ему нужно превращать нас в животных. — Она снова улыбнулась. — Когда он берет нас, это только часть процесса, которая нравится ему чуть больше других.

Желудок Исаны болезненно сжался.

— Берет нас… — прошептала она. — Он же…

Ее собеседница кивнула.

— Если бы он хотел убить тебя, ты была бы уже мертва. На тебя у него совсем другие планы. — Она ощерилась. — И я видела кое-кого из здешних женщин. Крольчихи. Овцы. Ему нравится их беспомощность. Безответность.

Она поежилась, потом потянулась, выгнув спину и на мгновение зажмурившись. Рука ее потянулась к горлу, и она расстегнула несколько пуговиц пропотевшей, прилипшей к телу рубахи.

— С тобой все в порядке? — спросила Исана.

— Времени у меня мало, — сказала Одиана, облизнув губы. — Слушай. Для него вся игра заключается в том, чтобы сломать тебя, а чтобы добиться этого, ему нужно тебя запугать. Пока ты не запугана, у него нет власти над тобой. Если ты тиха и владеешь собой, ты не та, какой он тебя хочет. Ты понимаешь?

— Д-да, — пробормотала Исана. — Но не можем же мы просто оставаться здесь…

— До тех пор пока ты не сломаешься, мы живы, — перебила ее Одиана. — Я для него всего лишь хорошенькая шлюха, с которой можно позабавиться. Это тебя он хочет сломать. Пока ты владеешь собой, он не получит то, чего хочет от тебя.

— А что будет, если я сломаюсь?

— Он убьет тебя. И меня убьет, потому что я видела тебя, и спрячет тела. Но все это не важно.

— Почему не важно?

— Это не важно, — повторила Одиана. — Не все ли равно почему. Продержись день. Только и всего. Уверяю тебя: ни тебя, ни меня не будет в живых, не пройдет и получаса после того, как ты сломаешься. Потому я и выпила обе чашки.

Исана с трудом вздохнула, и голова ее закружилась от усилия.

— Почему обе чашки?

— Ты когда-нибудь пробовала приворотное зелье, маленькая гольдерша?

Она уставилась на Одиану.

— Нет, — сказала она. — Никогда.

Одиана с улыбкой облизнулась.

— Тогда это застало бы тебя врасплох. Желание, когда ты знаешь, что не желаешь этого. По крайней мере, я знаю, на что это похоже. — Она снова потянулась, расстегнув еще пару пуговиц так, что стало видно ее грудь. Потом поддернула подол юбки, выставив на обозрение сильную, гладкую ногу, и провела по ней пальцем. — Давай-ка повторим нашу стратегию. Я буду доставлять им удовольствие. А ты не будешь из-за этого переживать. Только и всего, проще не бывает.

Исане сделалось дурно.

— Ты собираешься… — Она даже не смогла договорить. Все это было слишком чудовищно.

Губы Одианы снова изогнулись в улыбке.

— Видишь ли, само по себе это вовсе не так неприятно. Скорее даже приятно. И ведь я не буду думать о них. — Она улыбнулась еще шире, блеснув зубами. — Я буду думать о кусках их плоти. О том, что останется от них, когда придет мой господин. Он выполнит свой долг и вернется за мной. И оставит от них одни куски. — Она поежилась и негромко охнула. — Подумать только, как мне уже хорошо.

Исана смотрела на нее со страхом и отвращением. Этого просто не могло происходить. Она, ее брат — все они всю свою сознательную жизнь трудились для того, чтобы превратить долину Кальдерона в безопасное место для людей, для их семей. Для Тави, когда он вырастет. То, что происходило сейчас, не вписывалось в тот мир, который она строила.

Слезы навернулись у нее на глаза, и она попыталась сдержать их — удержать в теле бесценную влагу, не тратить ее впустую. Не подумав, она попросила о помощи Рилл — и не получила ответа. Слезы так и текли по ее щекам.

Ей было больно. Боль жгла ее изнутри. Она чувствовала себя ужасно одиноко — единственная живая душа рядом была сумасшедшей. Исана еще раз попробовала докричаться до Рилл — отчаянно, из последних сил. И снова не ощутила отклика. Снова и снова пыталась она, отказываясь признать то, что не может связаться со своей фурией.

Она не слышала шагов, пока те не загрохотали у самого входа в коптильню. Кто-то пинком распахнул дверь. В дверях возникла дюжая фигура Корда, за которой маячило еще с десяток мужчин. Алые отсветы горящих углей играли на его уродливом лице.

ГЛАВА 25

Плен, решил Тави, плох по двум причинам сразу. Это неудобно и, главное, скучно.

Мараты не разговаривали — ни с алеранцами, ни друг с другом. Четверо молча приставили наконечники своих копий к горлу Тави и Линялого; тем временем двое других связали им руки и ноги жесткими плетеными веревками. Они отобрали у Тави нож и сумку, потом обыскали и отобрали старый солдатский мешок Линялого. Вслед за этим те двое, которые связывали их, просто-напросто вскинули их на плечи и побежали куда-то в грозу.

Поболтавшись с полчаса на плече у воина-марата, Тави ощущал себя так, будто нырял вниз с самого высокого дерева в Риллуотер. Марат, который тащил его, бежал с легкостью хищного зверя, покрывая милю за милей. Будто не замечая веса своего пленника, он перепрыгнул лесной ручей и понесся через низкорослый кустарник.

Тави пытался понять, куда они направляются, но ночь, гроза и неудобное положение делали это практически невозможным. Дождь сменился мокрым снегом, слепившим ему глаза. Ветер все усиливался и делался холоднее; то и дело Тави видел пляшущих под грозой ветрогривов, хотя никто из них не делал попыток приблизиться к маленькому отряду маратов.

Тави попробовал определиться хотя бы по земле, которая мелькала у него перед носом, однако и тут потерпел неудачу; гроза начала укутывать ее ровным белым полотном. Еще с час он пытался сориентироваться по камням, по звездам — и в конце концов сдался.

Теперь из всех переживаний у него остался только страх.

Они с Линялым попали в руки к маратам. Хотя внешне те мало отличались от алеранцев, они были не настоящими людьми и никогда не пытались ими стать, а, напротив, оставались примитивными дикарями, которые пожирали врагов и спаривались со зверями. Сами они не умели заклинать фурий, но это возмещалось физической силой, сочетавшейся с безумной храбростью, и численностью их племен, обитавших в глуши к востоку от последнего форпоста империи, гарнизона.

Когда орды маратов обрушились на долину, убив принцепса и вырезав до последнего человека его легион, вытеснить их удалось, только перебросив подкрепление из остальных районов Алеры, да и то ценой ожесточенных боев. Теперь они вернулись, явно готовясь к тайному нападению, — и Тави ухитрился увидеть их и узнать об их планах.

И что теперь с ним сделают?

Он сглотнул и попытался уверить себя в том, что сердце его колотится как бешеное из-за толчков и сотрясений при беге, а не от тихого ужаса, который все сильнее овладевал им.

Спустя время, показавшееся Тави бесконечным, марат побежал медленнее и остановился. Он буркнул что-то на гортанном наречии, снял Тави с плеча, опустил его на землю и наступил ему на волосы босой, измазанной глиной ногой. Потом приложил руки ко рту и издал негромкий, ворчливый звук, какого Тави никак не ожидал от человеческих горловых связок.

Из-за деревьев послышался ответный звук, и земля содрогнулась от шагов огромных темных туш, двинувшихся им навстречу. Запах Тави узнал еще прежде, чем различил очертания: гарганты.

Марат, который нес Тави, — судя по всему, предводитель отряда — шлепнул ближнего к ним гарганта по спине, и огромная скотина неожиданно осторожно улеглась перед ним, не переставая жевать жвачку. Марат снова сказал что-то остальным и поднял Тави с земли. Тави огляделся по сторонам и увидел, как другой марат поднимает Линялого.

Держа Тави под мышкой, марат наступил на подогнутую ногу гарганта, легко запрыгнул на покатую спину огромного животного и уселся на чем-то вроде седла — замысловатой конструкции, сплетенной из таких же грубо свитых веревок из волос гарганта.

Тави он уложил на седло лицом вниз и привязал его несколькими веревками — деловито, как погонщик мулов, увязывающий поклажу. Тави впервые смог рассмотреть своего похитителя получше. Широколицый, некрасивый, с темно-карими глазами. Ростом он, пожалуй, уступал дядьке Тави, но по сравнению с его широкими плечами и грудной клеткой Бернард казался бы худосочным, да и мускулатура у марата была не в пример мощнее. Бесцветные волосы тот носил, собрав в косицу. Он встретился взглядом с Тави, уселся в седле поудобнее, и здоровенная скотина начала подниматься на ноги без видимой команды седока. Марат улыбнулся, блеснув широкими белыми зубами, буркнул что-то на своем гортанном языке, и остальные мараты, садившиеся на своих гаргантов, отозвались грубым, хриплым смехом.

Огромные твари поднялись и пустились в ночь; Тави и бегом не угнался бы за их неутомимой рысью. На спине другого гарганта Тави различил силуэт связанного Линялого. Он поморщился и пожалел, что не может быть рядом с рабом: Линялый наверняка напуган до смерти. Он вообще был робкий.

Неизвестно, как долго они ехали, — Тави потерял счет времени, тем более что в связанном состоянии не видел почти ничего, кроме ноги гарганта и мелькавшей внизу заснеженной земли. Так продолжалось до тех пор, пока однообразие это не было нарушено внезапным негромким свистом. Тави приподнял голову и покосился сначала в направлении, откуда донесся свист, потом на своего похитителя. Марат откинулся назад в седле, и гаргант постепенно сбавил скорость, пока не остановился совсем.

Марат не стал заставлять гарганта опуститься на колени — он просто выскользнул из седла на землю, цепляясь за плетеную веревку с завязанными на ней на расстоянии примерно фута один от другого узлами. Оказавшись на земле, он негромко свистнул в ответ.

Из темноты выступил другой марат, такой же широкоплечий и мускулистый, задыхавшийся, словно от долгого бега. Выражение лица его показалось Тави потрясенным, даже испуганным. Он произнес что-то на гортанном языке маратов, и похититель Тави положил руку ему на плечо, заставив повторить фразу еще раз, с самого начала.

Выслушав доклад, похититель Тави коротко свистнул, и еще один марат спрыгнул с гарганта, захватив с собой несколько предметов: Тави узнал в них факел и огниво, явно алеранского изготовления. Марат опустился на колени, зажав факел между ног и со второго или третьего удара кремнем зажег его. Горящий факел он протянул похитителю Тави — тот еще раз положил руку ему на плечо и кивнул.

На глазах у Тави молодой марат подвел его похитителя к какому-то припорошенному снегом бугру. Тави не мог разглядеть, что это, — только то, что сквозь снег проступают какие-то красные пятна. Марат сделал еще несколько шагов. И еще несколько. Теперь Тави видел, что бугор не один. Только тут до него дошло, что это за бугры, и желудок у него болезненно сжался. Люди. Мараты смотрели на лежавших в снегу людей — людей, убитых совсем недавно: пятна крови на свежем снегу продолжали расползаться. Тави посмотрел вдаль и увидел, как свет факела отражается в воде совсем недалеко от них. Значит, озеро.

Олдогольд.

На глазах у Тави мараты двинулись по кругу; в одном месте факел высветил изогнутую стену стедгольда. Цепочка тел вела от ворот усадьбы, словно обитатели стедгольда пытались в последний момент спастись бегством, но их догоняли по одному и убивали.

Тави охнул. Сомнений не оставалось: все жители стедгольда мертвы. Люди, с которыми он был знаком, с которыми смеялся, проказничал, перед которыми извинялся, — люди, которых он знал… В кровавых лохмотьях валялись растерзанные на куски тела. Желудок его стиснуло словно чьей-то рукой, и его стошнило — он успел только вытянуть шею, чтобы тошнило его не на седло гарганта, а на землю.

Старший марат вернулся, отдав факел младшему спутнику. В руках он держал два больших округлых предмета, которые Тави узнал, только когда тот подошел вплотную к гарганту.

Марат поднес предметы ближе к факелу, осветив их, и снова негромко свистнул своим людям. В свете факела Тави разглядел отрубленные головы волка и овцереза с выпученными, остекленевшими глазами. Похоже, жители стедгольда погибли не одни, и Тави испытал вдруг приступ мстительной радости. Он сплюнул, целясь в старшего марата.

Тот посмотрел на него, склонив голову набок. Потом повернулся к младшему спутнику и сделал движение рукой поперек шеи. Младший ткнул факел в снег, погасив его. Старший марат отбросил головы в сторону и, ловко цепляясь за веревку, забрался обратно в седло. Оказавшись наверху, он повернулся к Тави и несколько секунд молча смотрел на него. Потом нагнулся и коснулся пальцами седла в том месте, где Тави, несмотря на все свои старания, все же испачкал его.

Марат поднес кончики пальцев к носу, наморщил его и перевел взгляд с Тави на неподвижные окровавленные сугробы. Лицо его посуровело, и он кивнул. Потом отвязал от седла кожаную флягу, повернулся к Тави и бесцеремонно сунул горлышко ему в рот.

Тави захлебнулся и закашлялся. Марат кивнул, убрал флягу, привязал ее на место и еще раз свистнул. Цепочка гаргантов двинулась дальше в ночь, а молодой разведчик забрался в седло за спину одного из ездоков.

Тави оглянулся и увидел, что его похититель, хмурясь, смотрит на него. Потом взгляд того скользнул дальше, в сторону опустевшего стедгольда. На широком, некрасивом лице его не было радости — напротив, оно казалось озабоченным или даже огорченным. Он угрюмо кивнул и снова посмотрел на Тави.

Тави сдул упавшие на лицо волосы и собрался с духом.

— На что ты смотришь? — спросил он чуть дрогнувшим голосом.

Брови марата поползли вверх, и на лице снова заиграла широкая улыбка. На этот раз голос его прозвучал низким басом:

— Смотрю на тебя, мальчик из долины.

Заговаривая с маратом, Тави на самом деле не очень-то ожидал услышать ответ, поэтому удивленно зажмурился.

— Ты говоришь по-алерански?

— Немного, — отозвался марат. — Мы зовем ваш язык торговым. Торгуем иногда с вашим народом. Торгуем друг с другом. У каждого клана свой язык. Между собой мы говорим на торговом. По-алерански.

— Куда вы нас везете? — спросил Тави.

— На хорто, — ответил марат.

— Что такое «хорто»?

— У ваших людей нет слова для этого.

Тави мотнул головой.

— Не понимаю.

— Твой народ никогда не понимал этого, — сказал тот спокойно, без обиды или угрозы. — И никогда не пытался понять.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал.

Марат повернулся обратно, лицом по ходу движения, — как раз вовремя, чтобы поднырнуть под низко нависшую над тропой ветку. Повинуясь движению седока, гаргант чуть вильнул вбок, и ветка прошла мимо на расстоянии какого-то пальца от его головы.

— Я Тави, — сообщил юноша марату.

— Нет, — возразил тот. — Ты алеранец, мальчик из долины.

— Да нет, я хотел сказать, меня зовут Тави. Так меня называют.

— Название еще не превращает тебя в то, чьим именем тебя назвали, мальчик из долины. Меня зовут Дорога.

— Дорога… — повторил Тави, нахмурившись. — И что вы собираетесь с нами делать?

— С вами? — Марат нахмурился еще сильнее. — Лучше об этом сейчас не думать.

— Но…

— Мальчик из долины, помолчи. — Дорога угрожающе покосился на Тави, и тот осекся, зябко поежившись под этим взглядом. Дорога хмыкнул и кивнул. — Завтра будет завтра, — буркнул он, отвернувшись. — Сегодня вы под моей опекой. Сегодня вы никуда не денетесь. Отдыхай.

После этих слов он замолчал и не возобновлял разговора. Некоторое время Тави молча смотрел на него, потом довольно долго пытался растянуть узлы, чтобы освободить руки. Он лишь затянул веревки еще сильнее, и они больно врезались ему в запястья. После этого ему ничего не оставалось, как только лежать в мрачных раздумьях.

Дождь, как он заметил, окончательно сменился мокрым снегом. Смотреть стало чуть легче, и он приподнял голову. Где они находятся, он так и не определил; во всяком случае, то, что он смог углядеть сквозь снегопад, не показалось ему совсем уже незнакомым. Где-то за озером и Олдогольдом, решил он. Значит, единственным местом, куда они могли направляться, оставался гарнизон — другого выхода из долины в этом ее конце просто не было.

Так ли?

Руки и ноги его промокли и замерзли, но почти сразу же, как он сам заметил это, Дорога оглянулся, вытащил из седельного мешка одеяло и набросил его на Тави, укрыв его с головой.

Тави прижался щекой к седлу и сонно отметил про себя, что оно сплетено все из тех же волос гарганта. Мягкая поверхность хорошо держала тепло, и Тави начал согреваться.

Тепло, а также плавная поступь гарганта окончательно сморили и без того утомленного Тави, и он задремал.

Проснулся он, завернутый в одеяла. С трудом разлепив веки, он сел и огляделся по сторонам.

Он находился в некотором подобии палатки, каркасом которой служили длинные, изогнутые и сходящиеся наверху шесты, поверх которых были натянуты шкуры. Сквозь отверстие в потолке до него доносилось завывание ветра; оттуда же пробивался по-зимнему блеклый дневной свет. Он вытер лицо рукавом и увидел Линялого — тот сидел, скрестив ноги, держа руки на коленях. Лицо его было мрачнее некуда.

— Линялый, — обрадовался Тави. — Ты как?

Раб поднял на Тави отсутствующий взгляд, потом кивнул.

— Беда, — очень серьезно произнес Линялый. — Беда, Тави.

— Я знаю, — сказал Тави. — Ты не беспокойся: мы придумаем, как из этого выбраться.

Линялый кивнул, с надеждой глядя на Тави.

— Ну… не прямо сейчас, — поспешно поправился Тави. — Ты, кстати, тоже мог бы помочь мне придумать что-нибудь.

Взгляд Линялого снова сделался отсутствующим, потом тот нахмурился.

— Мараты едят алеранцев.

Тави кивнул.

— Знаю, знаю. Но если бы они собирались съесть нас, они не дали бы нам ни одеял, ни места, чтобы спать. Верно ведь?

— Может, они любят еду парной, — мрачно возразил Линялый. — И сырой.

Несколько секунд Тави молча смотрел на него. Потом вздохнул.

— Ладно, Линялый, хватит. Помог. Вставай-ка. Может, никто не смотрит и нам удастся сбежать.

Они встали, и Тави как раз собирался приподнять полог палатки, чтобы выглянуть наружу, когда тот откинулся, и в проем хлынул поток по-зимнему неяркого солнечного света. В палатку шагнул стройный юноша-марат в длинной кожаной куртке. Заплетенными в косицу волосами он напоминал Дорогу, но сложение имел намного более хрупкое, да и черты лица точеные, изящные. Глаза его в отличие от карих глаз Дороги словно переливались оттенками янтаря. Завидев их, юноша на мгновение застыл от изумления, и тут же в лицо Тави устремился зазубренный кинжал из какого-то темного камня.

Тави отпрянул назад. Похоже, это спасло ему глаза, но щеку обожгло острой, резкой болью. Тави вскрикнул, а Линялый, всхлипнув от страха, дернул его за рубаху и опрокинул на пол за собой.

Марат удивленно пялился на них, потом спросил что-то на своем гортанном маратском языке — высоким и, как показалось Тави, немного встревоженным голосом.

— Э… Простите, — пробормотал Тави. — Я не понимаю. — Не поднимаясь с пола, он продемонстрировал марату пустые ладони и сделал попытку улыбнуться — скорее всего, как показалось ему, не совсем удачную. — Линялый, сойди с моего рукава.

Юный марат насупился, но нож опустил. Он спросил что-то еще, на этот раз на каком-то другом языке. Взгляд его переместился с Тави на Линялого, и он брезгливо поморщился при виде шрамов у того на лице.

Тави мотнул головой и покосился на Линялого. Тот убрал свой башмак с его рукава и помог ему подняться на ноги, не прекращая с опаской коситься на марата.

Полог палатки снова откинулся, и вошел Дорога. На мгновение он застыл, глядя на окровавленную щеку Тави. Потом повернулся к младшему марату и прорычал что-то тоном, очень хорошо знакомым Тави, — только он слышал его, как правило, от дяди, когда что-то случалось по его вине.

Юнец резко повернулся к Дороге, спрятав нож за спиной. Дорога нахмурился и проворчал что-то, от чего щеки юнца заметно покраснели. Тот огрызнулся в ответ, на что Дорога ответил выразительным взмахом руки, сопровождавшимся словом «нна».

Юнец упрямо вздернул подбородок, буркнул что-то неразборчивое и, обогнув Дорогу, со скоростью перепуганной белки вылетел из палатки.

Дорога поднял руку и задумчиво почесал подбородок. Потом повернулся к ним и смерил их внимательным взглядом своих темных глаз.

— Извиняюсь за поведение моего щенка, Китаи. Меня зовут Дорога. Я вождь клана. Вы алеранцы, и вы у меня в плену. Вы враги маратов, и мы напитаемся вашей силой.

Линялый сдавленно всхлипнул и так стиснул руку Тави, что та онемела.

— Вы хотите сказать, — спросил Тави, помолчав пару секунд, — что собираетесь съесть нас?

— Я бы не хотел, — буркнул Дорога, — но таково повеление вождя Ацурака. — Он помолчал, пристально глядя на Тави. — Если, — добавил он, — это решение не будет оспорено согласно нашим законам, ты отдашь свою силу нашему народу. Ты понял?

Тави не понял. Он мотнул головой. Дорога кивнул.

— Слушай меня, мальчик из долины. Мы, мараты, готовимся напасть на алеранцев, которые живут в связующей долине. Наш закон гласит, что они враги. Никто не оспаривал этого. Поэтому, пока вы враги маратов, вы будете и нашими врагами и мы будем охотиться на вас и питаться вашей силой. — Он пригнулся к нему и медленно, внятно проговорил: — Пока никто не оспорит этого.

Тави медленно зажмурился.

— Погоди-ка, — пробормотал он. — А что, если кто-нибудь скажет, что мы не враги?

Дорога улыбнулся, блеснув зубами.

— Тогда, — сказал он, — нам придется держать Испытание перед Единственным — он ответит, кто прав.

— А если это я скажу, что мы не враги вам?

Дорога кивнул и попятился из палатки.

— Ты понял достаточно. Выходи, мальчик из долины. Выходи на встречу с Единственным.

ГЛАВА 26

Тави оглянулся на Линялого и следом за Дорогой вышел из палатки в показавшийся ему ослепительно ярким первый зимний день. Солнечный свет струился с хрустальных небес на укутавший землю почти безукоризненно чистый снег. Глазам Тави потребовалось несколько долгих секунд, чтобы привыкнуть к свету. Линялый так и цеплялся за его руку.

Они стояли в окружении сотен маратов.

Мужчины-мараты, почти все сложением не уступавшие Дороге, сидели у костров или стояли, сжимая в руках древки копий, каменные ножи или выкованные фуриями алеранские клинки. Как и у Дороги, одежду их составляли, несмотря на холодную погоду, короткие набедренные повязки из кожи. Похоже, никто из них не мерз, хотя некоторые щеголяли сшитыми из шкур плащами — впрочем, скорее для обозначения статуса, чем из желания согреться. Там и здесь шныряли дети в таких же кожаных куртках, как у «щенка» Дороги. И все глазели на алеранских пленников с неподдельным интересом.

К удивлению Тави, женщины-мараты одевались точно так же, как мужчины, выставляя напоказ крепкие ноги, руки, плечи и другие места, которые порядочному алеранскому подростку видеть не полагалось. Тави почувствовал, что краснеет, и прикрыл глаза рукой, притворяясь, будто от солнца.

Один из стоявших неподалеку молодых воинов вполголоса заметил что-то, и окружающие откликнулись на это все тем же похожим на кашель смехом. Тави почувствовал, что краснеет еще сильнее, и покосился на Линялого. Раб стоял рядом с ним, и лицо его не выражало ровным счетом ничего, а взгляд блуждал где-то вдалеке, но он положил руку Тави на плечо и сжал, словно успокаивая себя тем, что его спутник рядом.

Дорога терпеливо ждал, пока они придут в себя, потом кивнул в сторону вершины холма, на пологом склоне которого расположился лагерь маратов. Он двинулся первым, явно ожидая, что они последуют за ним. Тави покосился на молодых воинов — те смотрели на него с подчеркнутым безразличием, пробуя кончиком пальца острия своих клинков. Тави перевел взгляд на пару пожилых женщин; оживленно болтая, они разводили костер под длинным вертелом. Одна из них посмотрела на Тави, прищурившись, подняла к глазу большой палец, словно измеряла его рост, потом сравнила его с длиной вертела.

Тави вздрогнул и поспешил за Дорогой вверх по склону. Линялый не отставал от него ни на шаг. На вершине холма стояло кругом с дюжину здоровенных камней — каждый размером с небольшой дом. Некоторые покосились, прислонившись к соседям. Ветры и дожди сгладили углы, но все же камни выстояли в борьбе со стихиями, ибо на поверхности их не было видно ни единой трещинки.

В центре круга находился небольшой бассейн, вокруг которого лежало семь белых камней. На двух из них сидело по марату. Разница в их внешности поразила Тави. Дорога — крупный, мощный — обошел бассейн, чтобы занять место на третьем камне. При этом ему пришлось обогнуть высокую женщину с бритой по бокам головой, так что из волос у нее осталась только длинная, шелковистая грива на макушке. Одежду ее тоже составляла одна набедренная повязка, однако Тави глазел не столько на ее наготу, сколько на алеранскую кавалерийскую саблю, висевшую на украшенном тремя потемневшими серебряными соколами легионерском ремне. По сравнению с другими маратами кожа ее была темнее и казалась обветренной и грубой; невозмутимые темные глаза смотрели на него оценивающе. Когда Дорога проходил мимо, она подняла руку, и вождь клана Гарганта легонько стукнулся с ней костяшками пальцев.

Дорога уселся на камне, сложил руки и хмуро покосился на третьего марата.

Тави отвел взгляд от женщины и посмотрел на него. Роста тот был высокого, но не слишком, довольно худощавый. Волосы его, светлые, как и у большинства маратов, падали ему на плечи всклокоченной гривой, и лицо его отчасти было закрыто бородой и баками. Глаза его имели странный оттенок: светло-серый, почти серебряный. В позе его ощущалось скрытое, беспокойное напряжение. Марат встретился взглядом с Тави и прищурился, оскалившись. Тави даже зажмурился при виде здоровенных, волчьих клыков у того во рту. Тот издал хриплый, гортанный рык и привстал с места.

Дорога тоже встал.

— Неужели вождь Драга-га нарушит мир хорто?

Клыкастый марат злобно переводил взгляд с Тави на Дорогу и обратно. Когда он заговорил, голос его тоже напоминал рык — басовитый, хриплый, едва разборчивый. Если бы волк умел говорить, подумал Тави, это звучало бы именно так.

— Вождь Сабот-га уже осквернил святость хорто этими чужаками.

Дорога улыбнулся.

— Хорто рад принять всех, кто приходит с миром. — Улыбка его стала чуть шире. — Но, может, я не прав? Ты полагаешь, что это именно так, Скагара?

— Я полагаю, — вмешалась женщина, не вставая, — он считает, что ты не прав, Дорога.

Скагара оскалился на женщину, и взгляд его с опаской заметался между ней и Дорогой.

— Не лезь в это, Хашат. Я не хочу, чтобы ты или Кеврас-га объясняли мне, как я считаю.

Дорога сделал шаг к Скагаре и, угрожающе хрустнув суставами, сжал кулаки.

— Это только между нами, волк. Ты считаешь, что я не прав?

Скагара снова оскалился, и на мгновение между ними повисла напряженная тишина. В конце концов, он громко зарычал и отвел взгляд.

— Нет нужды выносить это на суд Единственного.

— Раз так, довольно, — сказал Дорога.

Не сводя взгляда с соперника, он медленно уселся обратно на камень. Скагара последовал его примеру.

— Мы пришли к Единственному на этот хорто. — Он запрокинул лицо, зажмурился на солнечные лучи и пробормотал что-то на своем языке.

Остальные двое маратов повторили это за ним, только слова у каждого звучали по-своему. На пару секунд на вершине холма воцарилась тишина, потом все трое сразу опустили взгляды.

— Меня зовут Дорога, вождь Сабот-га, клана Гарганта.

— Меня зовут Хашат, вождь Кеврас-га, клана Лошади.

— Меня зовут Скагара, вождь Драга-га, клана Волка. — Скага-ра нетерпеливо вскочил. — У меня нет нужды в этом хорто. С нами пленные враги. Давайте же напитаемся их силой и ринемся в бой.

Дорога рассудительно кивнул.

— Да. Они наши враги. Так говорил Ацурак, вождь Шишкрак-га. — Он повернулся к Тави. — И никто не возразил ему.

Тави судорожно сглотнул и сделал шаг вперед. Голос его дрожал, но он собрался с силами, слова его громко прозвучали среди древних камней.

— Меня зовут Тави из Бернардгольда, из связующей долины. И я говорю, мы не враги маратам.

Снова воцарилась тишина, на этот раз потрясенная. Затем Скагара вскочил, взвыв от злости. Снизу до них донеслись злобные выкрики десятков глоток — мужских и женских, — которым вторил, заглушив их, пронзительный волчий вой.

Дорога тоже вскочил, сверкая глазами. Хотя сам он молчал, внезапное басовитое мычание нескольких дюжин гаргантов прогремело под зимним небом раскатами грома, отозвавшись эхом далекого конского ржания.

Со всех сторон к камням на вершине сбегались мараты, и хотя ни один из них не ступил внутрь каменного круга, глаза их возбужденно блестели и они крепче сжимали оружие, вытягивая шеи, чтобы видеть происходящее. Даже так они продолжали держаться тремя группами: плечистые, крепко сложенные мараты клана Гарганта; молчаливые, клыкастые волки с голодными взглядами и высокие, поджарые мараты клана Лошади с причудливыми конскими гривами на головах. Пустынная вершина сразу превратилась в центр кипящей толпы, полной ропота, оружия и угрожающих взглядов. Напряжение и насилие повисли в воздухе грозовой тучей, готовой в любое мгновение разрядиться разрушительной молнией.

Дорога вспрыгнул на камень и поднял руки высоко над головой.

— Молчать! — проревел он так, что голос его прокатился эхом по всему склону. — Молчать на хорто! Молчать, ибо вопрос этот выносится на суд Единственного!

Тави смотрел на него, на реакцию, вызванную его словами, и вдруг обнаружил, что давно уже повернулся и стоит, прижимаясь спиной к Линялому. Руки его тряслись от напряжения. Оглянувшись через плечо, он увидел, что лицо Линялого так и хранит отсутствующее выражение, а взгляд блуждает где-то вдалеке, хотя рука его крепко сжала Тави за плечо.

— Линялый, — шепнул Тави. — Ты в порядке?

— Тихо, Тави, — прошептал тот в ответ. — Не шевелись.

На холме воцарилась тишина, нарушаемая только завыванием ветра. Краем глаза Тави видел Скагару, пригнувшегося рядом со своим камнем; тот смотрел на Тави с почти нескрываемой ненавистью. Какой-то инстинкт подсказал Тави избегать встречаться с ним взглядом — это лишь разъярило бы марата еще сильнее, и тогда весь клан Волка ринулся бы вслед за своим вождем, превратив священный круг в кровавую бойню.

Тави не шевелился. Он и дышал-то едва-едва.

— Мы — мараты, — произнес Дорога, медленно поворачиваясь по кругу. — Мы — народ, живущий по законам Единственного. Мы готовимся выступить против алеранцев. Мы идем на войну, по словам Ацурака из Шишкрак-га. Ацурака Кровавого. — В голосе Дороги Тави послышалось презрение. — Ацурака — убийцу щенков.

Рык вырвался из глоток десятков собравшихся на холме маратов-волков, и снова им вторил вой державшихся поодаль, вне поля зрения волков.

Дорога повернулся к ним лицом.

— Наш закон дает ему такое право, если никто не выступит и не скажет, что он не прав, и не вызовет его на Испытание крови. — Палец его уставился в Тави. — Этот алеранец говорит, что Ацурак не прав. Этот алеранец говорит, что его народ не враг нашим кланам.

— Он не из кланов, — прорычал Скагара. — У него нет права голоса здесь.

— Он обвиняемый — вместе с его народом, — возразил Дорога. — А обвиняемый имеет право голоса на хорто.

— Только если так решили вожди кланов, — буркнул Скагара. — Я говорю, не имеет. Ты говоришь, имеет. — Он прищурился и повернулся к Хашат. — А что говорит клан Лошади?

Только теперь Хашат сменила свою небрежную позу. Она поднялась с камня и с полминуты молча смотрела на Скагару. Ветер трепал ее гриву как знамя. Потом она повернулась, шагнула к Дороге и скрестила руки на груди.

— Пусть мальчик говорит.

Мараты на склоне оживленно загалдели.

— Линялый, — шепнул Тави. — Что происходит?

Линялый покачал головой.

— Не знаю. Осторожнее.

Дорога повернулся к Тави.

— Говори, что думаешь, мальчик из долины. Изложи это Единственному.

Тави сглотнул, оглянулся на Линялого, потом шагнул в сторону от раба и выпрямился. Он огляделся по сторонам: все мараты смотрели сейчас на него — кто с любопытством, кто с презрением, кто с ненавистью, а кто и с надеждой.

— М-мой народ, — начал было он и закашлялся; желудок его свело такой судорогой, что он испугался, как бы его не стошнило снова.

— Ха! — воскликнул Скагара. — Смотрите на него. Так струсил, что говорить даже не может. Боится высказать, что думает, пред Единственным.

Дорога смерил вождя волков суровым взглядом, потом повернулся к Тави.

— Мальчик из долины. Если хочешь говорить, пора.

Тави кивнул, стараясь не обращать внимания на кислый вкус во рту, и снова выпрямился.

— Я не враг вам, — произнес он. Голос его сорвался, и он прокашлялся. На этот раз вышло лучше — увереннее, звонче. — Я не враг вам. Мои люди не искали ссоры с маратами со времени еще до моего рождения. Я не знаю, кто такой этот ваш Ацурак, но если он говорит, что мы желаем зла вашему народу, значит, он лжец.

Эхо его слов отзвенело в камнях, и наступила странная, потрясенная тишина. Тави покосился на Дорогу и увидел, что вождь гаргантов смотрит на него, склонив голову набок.

— Лжец? — Дорога нахмурился и понизил голос до конфиденциального шепота. — Не верю, чтобы Ацурак спаривался с кем-то из ваших. Если ты это хочешь сказать. Он не лежал с алеранцами.

— Да нет, — сказал Тави, пытаясь совладать со своим желудком. — Лжец. Тот, кто говорит ложь.

Дорога снова зажмурился. Потом кивнул, словно до него наконец дошло.

— Ты полагаешь, — снова возвысил он голос, — что он ошибается?

— Да, — сказал Тави. — То есть нет, погодите! Ложь не то же самое, что ошибка…

Однако слов его никто не услышал — такой крик поднялся на холме.

Скагара вскочил на свой камень и вскинул руки вверх, требуя тишины.

— Пусть пройдет Испытание! Пусть этот алеранский щенок проверит свои утверждения пред Единственным! Пусть пройдет Испытание крови с Ацураком, и покончим с этим! — Скагара кровожадно оскалился на Тави. — Ацурак вспорет ему живот прежде, чем он успеет взвизгнуть!

— Ацурака здесь нет, — произнес Дорога и вздернул подбородок. — Я старший из присутствующих здесь вождей. Значит, это мой долг защищать убеждения Ацурака вместо него самого.

Глаза Скагары расширились.

— Ацурак, — сказал он. — Он этого не одобрит.

Дорога оскалил белые зубы.

— Ацурака, — повторил он, — здесь нет. Я буду защищать его убеждения, как это положено законом.

— Отлично, — прорычал Скагара. — Сила Дороги известна всем. Он побьет алеранца в Испытании твоего клана, как это сделал бы Ацурак в Испытании крови.

— Так оно и было бы, — согласился Дорога, — если бы я прошел Испытание сам. Этого не случится.

— Лишь ты, я или Хашат могут выступить за Ацурака, — вскинулся Скагара.

— Если только, — спокойно возразил Дорога, — я не воспользуюсь своим правом выставить на любое Испытание перед Единственным своего наследника.

Скагара уставился на вождя гаргантов, не находя слов от потрясения.

— Китаи, — рявкнул Дорога. — Вступи в хорто.

Парень, порезавший щеку Тави, неуверенно выступил из толпы — стоял он, как заметил Тави, в окружении клана Лошади. Это не укрылось и от Дороги, и тот нахмурился.

— Иди сюда, щенок.

Китаи помедлил на границе круга и шагнул внутрь, остановившись у камня, на котором сидел Дорога. Тот положил руку ему на плечо.

— В этом деле я прошу тебя выступить от моего имени. Ты выступишь?

Китаи молча кивнул.

— Раз так, — прорычал Скагара, — очерти круг. Раздень соперников. Пусть отпрыск Дороги покажет силу наследника. Алеранец не ровня в Испытании силы даже твоему щенку, Дорога.

— Люди клана Гарганта проходят Испытание силы, — кивнул Дорога. — Но Китаи не повязан еще с нашим кланом. А люди клана Лисы, клана матери моего щенка, проходят Испытание смекалки. Китаи может держать любое из двух Испытаний. И я объявляю, что Испытание клана Лисы более отвечает интересам народа маратов.

Хашат нахмурилась, словно не до конца поняла замысел Дороги, но все же кивнула.

— Я поддерживаю мнение Дороги. Вынесем этот вопрос пред Единственным.

— Нет, — бросил Скагара. — Клана Лисы больше нет.

Дорога снова повернулся к Скагаре и сделал шаг в его сторону. Руки его с хрустом сжались в кулаки, а на скулах заиграли желваки, с такой силой он стиснул зубы. От вождя волков его отделял лишь маленький бассейн, когда он остановился, дрожа от напряжения.

— Я думаю, — негромко произнесла Хашат, — Дорога считает, что ты не прав, Скагара. Я думаю, он хочет решить этот вопрос перед Единственным в Испытании крови, как это заведено у клана Волка.

Скагара только раз покосился на Хашат и попятился.

— Я тебе этого не забуду, Дорога, — пообещал он напряженным, высоким голосом. — Ацурак узнает, как ты извращаешь наши законы в собственных целях.

— Убирался бы ты прочь с глаз моих, — произнес Дорога негромко, но от этого еще более угрожающе.

И Скагара отступил, скрывшись в гуще неловко молчащих воинов клана Волка. Все вместе они поползли вниз с холма.

Остальные зрители встревоженно переговаривались, но Дорога обратился к ним:

— Возвращайтесь в лагерь. Хашат и я приготовим все для Испытания. Мы сделаем все, чтобы Единственный подсказал нам, каким путем следовать.

Мараты начали расходиться, явно успокоенные, хотя и продолжая оживленно обсуждать увиденное. Волки с опаской держались поодаль, злобно скалясь и рыча на всех, кто подходил к ним слишком близко.

Не прошло и несколько минут, как Тави и Линялый остались на вершине с тремя маратами. Дорога передернул плечами и протяжно вздохнул.

— Что ж, Хашат, — произнес он. — Какое Испытание, по-твоему, подойдет лучше?

Вождь лошадей пожала плечами.

— Обычное для этого хорто.

Китаи со свистом втянул в себя воздух. Дорога поморщился.

— Ты знаешь, что я пытаюсь сделать.

— Волк прав в одном. Этим ты бросаешь вызов обычаям, если не законам. Если ты перегнешь палку, ты лишишься поддержки и своего клана, и моего. Мне кажется, тебе лучше следовать как можно ближе традициям.

Дорога посмотрел на Тави, потом на Китаи.

— Они достаточно взрослые?

Тут Тави не выдержал и шагнул вперед.

— Подождите-ка. Я сказал все, как вы хотели. Во что вы меня втягиваете?

— Алеранец, — повернулась к нему Хашат. — Ты еще жив и пока не стал едой. Тебе стоит благодарить за это Дорогу и молчать.

— Не уверен, — возмутился Тави. — Тут у вас все едва не перегрызлись. Меня используют. Мне кажется, приличия ради вы могли бы хоть объяснить мне, что происходит и зачем.

Хашат недобро прищурилась и положила руку на эфес своей сабли, но Дорога покачал головой.

— Нет. Он прав. — Дорога вернулся к своему камню и тяжело опустился на него. — Мальчик из долины, ты согласился на Испытание — померяться смекалкой с Китаи. Победить в Испытании означает получить подтверждение Единственного в своей правоте.

Тави нахмурился.

— Вы хотите сказать, если победу одержу я, значит, я прав и мой народ не враг маратам?

Дорога согласно хмыкнул.

— И мой клан, и клан Хашат откажутся признавать вождем Ацурака, который ведет нас на ваш народ.

Глаза Тави удивленно расширились.

— Вы надо мной смеетесь. То есть половина маратов просто возьмут и уйдут? Прямо так? — С бешено бьющимся сердцем он повернулся к Линялому. — Линялый, ты слышал?

— Ты еще не победил в Испытании, — презрительно бросил Китаи. — И не победишь.

Дорога хмуро поглядел на своего отпрыска и сказал Тави:

— Мое желание видеть победителем тебя. Тогда я смогу увести своих людей с этой войны. Но это не значит, что это и желание Единственного.

— Уж не мое точно, — заявил Китаи.

Юный марат кивнул отцу и повернулся к Хашат.

— Твое предложение еще в силе?

Вождь лошадей покосилась на Дорогу, потом кивнула Китаи.

— Конечно.

Китаи кивнул в ответ и шагнул к Тави, прищурив свои разноцветные глаза.

— Сила, смекалка — мне все равно. Я побью тебя, алеранец.

Он злобно покосился на Дорогу и зашагал вниз с холма. Тави зажмурился.

— Но… Я-то думал, он должен хотеть помочь вам. — Он осторожно поднял взгляд на Дорогу.

Марат пожал плечами.

— Мой щенок будет стараться победить тебя. Как и положено. Это хорошее Испытание перед Единственным.

— Но… Испытание смекалки? Что это значит?

— Проследи, чтобы они были подготовлены как надо, — буркнул Дорога Хашат, повернулся и пошел за своим щенком.

Хашат скрестила руки на груди и пристально посмотрела на Тави.

— Ну? — спросил Тави. — Что мне нужно делать?

— Ты отправишься нынче же вечером, чтобы вернуть Благословение Ночи из долины Деревьев, — невозмутимо ответила Хашат. — Тот, кто вернется с ним первым, станет победителем Испытания. Иди за мной. — Она встала и лёгкими, широкими шагами пошла вниз.

— Благословение Ночи, долина Деревьев… Что ж, ладно.

Тави собрался было идти за ней, но Линялый схватил его за рубаху. Тави нахмурился и оглянулся на него.

— Что еще?

— Тави, — сказал Линялый. — Ты не должен делать этого. Лучше я.

Тави зажмурился.

— Э… Линялый, это же Испытание смекалки, ты не забыл?

Линялый кивнул.

— Долина Деревьев. Подумай, Тави.

Тави нахмурился еще сильнее.

— Что думать?

— Так мараты зовут Восковой лес, — Линялый смотрел мимо Тави, вслед удаляющейся Хашат, и на изуродованном шрамами лице его проступил страх. — Одному из вас не вернуться оттуда живым.

ГЛАВА 27

Выйдя с Олдриком из леса на тракт, который вел прямиком к гарнизону, Фиделиас остановился, задыхаясь. Хотя он обернул ноги обрывками плаща, а его фурии сглаживали ему дорогу, ноги болели еще сильнее. Одной боли хватало, чтобы остановить его, — даже без усталости от слишком долгих поисков хитрого стедгольдера.

Фиделиас плюхнулся на камень у обочины тракта. Мечник как заведенный расхаживал взад-вперед по дороге.

— Не понимаю, — буркнул тот. — Почему ты не ускорил нас, как делал прежде?

— Потому, что мы шли не по дороге, — отозвался Фиделиас, почти не разжимая губ. — Ехать на земляной волне по дороге просто. Использовать ее на пересеченной местности, не зная местных фурий, — почти верное самоубийство.

— Выходит, он может использовать это, а ты нет?

Фиделиас удержался от резкого ответа.

— Да, Олдрик.

— Мне все равно.

Фиделиас покачал головой.

— Так нам его не догнать. Он оставил за собой с полдюжины ложных следов, дождался, пока мы не купимся на один из них, и только потом поднял свою волну и уехал на ней.

— Будь у нас лошади…

— У нас их нет, — ровным голосом возразил Фиделиас. Он поднял ногу и немного размотал повязку.

Олдрик подошел к нему, уставился на его ногу и выругался.

— Вороны, старина. Ты хоть чувствуешь ее еще?

— Да.

Олдрик опустился на одно колено и совсем размотал повязку, обнажив изрезанную ступню.

— Стало еще хуже. Опухло сильнее. Если ты их запустишь, останешься без ног.

— Есть еще время, — буркнул Фиделиас. — Нам нужно… — Он поднял взгляд, заметив отчаянно извивавшегося в ветвях ближнего к ним дерева Этана. Потом посмотрел вдоль дороги на запад. — Олдрик, — произнес он, понизив голос. — Двое на дороге, направляются в нашу сторону. Легионерские стрижки, и оба вооружены.

Олдрик со свистом втянул в себя воздух и на мгновение зажмурился.

— Ладно, легионеры?

— Не в форме.

— Возраст?

— Молодые. — Фиделиас коснулся ногой дорожных камней, вызывая Вамму. — Движутся быстро, по дороге. Явно имеют военную выучку.

— Что будем делать?

— Подожди, пока я не поговорю с ними, — вздохнул Фиделиас. — Сначала выведаем все, что можно. — Он посмотрел на приближавшихся к ним бегом двух молодых мужчин и изобразил на лице болезненную улыбку. Поравнявшись с ними, те сбавили скорость. — Утро доброе, парни, — окликнул Фиделиас. — Не уделите минуту, чтобы помочь одиноким путникам?

Молодые люди остановились, и Фиделиас получил возможность приглядеться к ним получше. Оба молодые, младше двадцати. Оба стройные, хотя один чуть выше и волосы у него более редкие. Похожи друг на друга — скорее всего, братья. Оба чуть задыхались от бега, но не слишком сильно. Фиделиас снова попробовал улыбнуться и протянул им флягу с водой.

— Сэр, — выдохнул тот, который повыше, принимая у него флягу. — Премного благодарен.

— Вы ранены? — спросил младший и шагнул ближе, глядя на ноги Фиделиаса. — Вороны! Да вы их почти в клочки изорвали.

— Гроза вынудила нас сойти с дороги, — пояснил Фиделиас. — А потом случилось наводнение, и мне пришлось скинуть башмаки, чтобы плыть. Вот, шел босиком все утро, но пришлось остановиться.

Юноша кивнул.

— Еще бы. — Он принял флягу у брата, сделал большой глоток и вернул ее Фиделиасу. — Сэр, — произнес он. — Может, вам лучше вернуться, откуда вышли. Я не уверен, что здесь безопасно.

Фиделиас покосился на Олдрика; тот кивнул и принялся деловито перевязывать израненную ногу Фиделиаса.

— С чего это ты взял, сынок?

— В долине беспокойно, сэр, — отвечал тот, который постарше. — Вчера местные фурии словно взбесились. И мой младший брат клянется, будто видел разведчика маратов прямо у нашего стедгольда, Уорнергольда.

— Марата? — Фиделиас одарил молодого человека скептической улыбкой. — Да ваш брат над вами потешался.

Тот покачал головой.

— Как бы то ни было, в долине неспокойно, сэр. Мы с братьями приехали домой помочь отцу разобраться в одном деле, а тут такая свара началась. Драка, хорошо хоть до убийства дело не дошло. И еще нынче утром мы видели дым на востоке, где-то возле Олдогольда. Учитывая, что творилось ночью, и то, что сказал брат, мы решили известить кого надо.

Фиделиас зажмурился.

— Надо же. Значит, вы собрались сообщить в гарнизон о тревоге?

Юноша хмуро кивнул.

— А вы лучше пройдите немного по дороге, откуда мы прибежали, а потом сверните на юг — на первым же повороте. Попадете в Бернардгольд. А мы, с вашего позволения, сэр, не будем задерживаться. Простите, если не помогли ничем.

— Ничего-ничего, — заверил его Фиделиас. — Нам тоже нужно заняться своими делами, сынок.

Он вдруг пристально уставился на младшего.

— Сэр? — удивился тот.

— Ты ведь примерно одного со мной роста, не так ли?

— Мог бы хоть подождать, пока он испустит дух, — буркнул Олдрик, вытирая кровь с клинка.

Фиделиас стянул с ноги младшего из братьев башмаки и, кряхтя, сел на камень, чтобы натянуть их на свои израненные ноги.

— Некогда.

— Не уверен, что в этом была такая уж необходимость, Фиделиас, — заметил Олдрик. — Если весть просочилась, ее уже не остановить. Не вижу особого смысла их убивать.

— Я полагал, ты не против.

— Я хорошо умею убивать. Это не значит, что мне это нравится.

— Каждому нравится то, что он умеет делать хорошо. — Морщась от боли, Фиделиас посильнее затянул шнурки. — Это было необходимо. Нам нельзя допустить, чтобы кто-нибудь известил гарнизон, — и нельзя выпускать никого из долины с другого ее конца.

— Но этот стедгольдер уже прорвался.

— Только один человек, только один голос. Местный граф не будет действовать на основании этого. Это даст нам немного времени. Если мы не пропустим туда больше никого, мы наверняка застанем гарнизон врасплох. Он мертв?

Олдрик постоял над телом разутого юноши.

— Да, готов. Хочешь, чтобы я дал сигнал нашим?

— Да. — Фиделиас встал и постоял немного. Ноги болели, болели сильно, но башмаки были ему впору. Ничего, продержаться можно. — И нам снова нужно связаться с Ацураком. Все идет наперекосяк. Мы больше не можем позволить себе ждать.

Фиделиас перешагнул через тела молодых людей из Уорнергольда и оглянулся через плечо на мечника.

— Я объявляю о наступлении.

ГЛАВА 28

Корд заставил Исану смотреть на то, что они делали с Одианой. Он принес стул и сидел за спиной у Исаны, в круге горящих углей. Он заставил ее сесть на пол перед собой, чтобы оба видели хорошо — словно это было какое-то театральное представление.

— Крепкая, — заметил Корд после тошнотворно долгого молчания. — Знает, что делать. Умеет выживать.

Исана подавила позывы желудка ровно настолько, чтобы успеть спросить:

— Для чего ты мне это говоришь? — Она сказала это просто так, лишь бы отвлечь свой рассудок от того, что происходит.

— Она расчетлива. Вон, смотри, видишь, как она сопротивляется? Только чтобы мужчина выдохся. А потом, стоит ему навалиться, сразу становится податливой и беспомощной. Она понимает, каждому мужчине приятно обладать такой властью над женщиной. Она заставляет их думать так, как нужно ей, — и ведь обошлось почти без грубостей.

Исана поежилась и промолчала.

— Сломать такую трудно. Закаленная.

— Она женщина, Корд. Личность. Она не животное, чтобы ее ломать.

— Ей приходилось бывать раньше в рабынях? — В голосе его слышалась какая-то гадкая ухмылка.

— Не знаю, — сказала Исана. — Мы с ней почти незнакомы.

— Она ведь спасла тебе жизнь, знаешь? — ухмыльнулся Корд. — Когда мы нашли тебя у реки. Я заставил ее сделать это.

Исана оглянулась на него, прилагая все усилия, чтобы голос ее звучал ровно.

— Зачем, Корд?

— Пойми меня правильно, Исана. Мне ведь и смерть твоя была бы приятна. Что там, я бы радовался. — Взгляд его не отрывался от того, что творилось перед ними, — темный, злобный, дикий взгляд. — Но из-за тебя погиб мой сын. Поэтому ты заслуживаешь чего-то посущественнее.

— Погиб? — Исана зажмурилась. — Ты не понимаешь, Корд. Это не имеет отношения к тебе. И к дочери Уорнера тоже…

— Вороны свидетели, еще как имеет, — рявкнул Корд. — Это из-за тебя нам пришлось переться в Бернардгольд. Из-за тебя пришлось бежать в грозу. Из-за тебя пришлось сторожить, чтоб никто не побежал к Грэму с жалобой, — и конечно же, этот твой маленький уродец побежал. Из-за тебя Биттан мертв. — Он посмотрел на нее сверху вниз, ощерив желтые зубы. — Что ж, теперь я сильнее. Теперь я устанавливаю правила. Вот я и покажу тебе, Исана, до какой степени можно унизить женщину. Прежде чем доделаю то, что начала река.

Исана повернулась к нему.

— Да пойми же ты, Корд. Нам всем угрожает опасность. Бернард видел…

Он ударил ее кулаком в лицо. Удар сшиб ее на пол, оглушив на пару мгновений. Боль пришла чуть позже. Рот наполнился кровью из разбитой губы.

Корд пригнулся и приподнял ее голову за волосы.

— Не смей говорить со мной так, будто ты человек. Все, не человек ты больше. Ты теперь просто мясо. — Он злобно встряхнул ее голову. — Ты поняла?

— Я поняла, — выдохнула Исана. — Поняла, что ты, Корд, — ничтожество. — Она помедлила, переводя дух. — Ты не видишь дальше собственного носа. Не видишь даже того, что надвигается и сокрушит тебя. Ты мелок. Что бы ты ни сделал со мной, ты все равно мелок. Трус, который делает больно рабам, потому что боится связаться с тем, кто сильнее. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты схватил меня только потому, что застал меня беспомощной. Иначе ты ни за что не смог бы сделать со мной хоть что-нибудь. Потому что ты — ничтожество.

Корда вспыхнул. Он зарычал как зверь и ударил ее еще раз, на этот раз сильнее. Перед ее глазами поплыли звезды, а потом грязный пол стремительно надвинулся на нее, и свет померк.

Она не знала, как долго пролежала так, ослепленная болью и жаждой, не в состоянии думать ни о чем другом. Когда она пришла в себя и села, в коптильне остались только Корд и его сын, Арик. Безжизненное тело Одианы лежало на полу в паре ярдов от нее — ноги раскинуты, волосы скрывали лицо.

Корд поставил на пол рядом с Исаной флягу, булькнувшую так, словно воды в ней было всего чуть-чуть.

— Пей, — сказал он. — Сюда ничего не подмешано. Я хочу, чтобы ты видела, что будет.

Исана взяла флягу; горло ее горело. Она не верила ни единому слову Корда, но сил у нее совсем не осталось, а в горле словно запеклась соляная корка. Она вынула пробку и выпила воду прежде, чем осознала, что делает. Вода — теплая, но без примесей — сама лилась в рот. Полчашки — не больше. Она закончилась, не успев утолить жажду, но по крайней мере уняв немного огонь в горле. Она опустила флягу и посмотрела на Корда.

— Арик, — произнес тот. — Принеси шкатулку.

Арик нерешительно повернулся к двери.

— Слышь, па, может, она правду говорит? Ну, о том, что Тави сказал там, у реки, и…

— Парень, — зарычал Корд. — Неси сюда шкатулку. А рот закрой — слышишь?

Арик побледнел и судорожно сглотнул.

— Да, па. — Он повернулся и вышел из коптильни.

Корд снова посмотрел на нее.

— Тут такое, понимаешь, дело, Исана: ты так мало знаешь, что не боишься, как должна бы. Вот я тебе с этим и помогу. Я хочу, чтобы ты понимала, что произойдет.

— Это бесполезно, Корд, — покачала головой Исана. — Можешь просто меня убить, и дело с концом.

— Всему свое время.

Корд подошел к Одиане, нагнулся и небрежно схватил ее за волосы. Женщина всхлипнула и выгнулась, пытаясь отодвинуться от него. Корд не спеша, оборот за оборотом намотал ее волосы на кулак, пока голова ее не прижалась к его руке.

— Видишь ее? Крепкий орешек. Знает, что делает. Знает правила игры. И как выжить в ней. — Он встряхнул голову, и женщина снова всхлипнула. — Знает, какие звуки издавать. Так, девка?

Голова Одианы болталась под самым кулаком Корда так, что Исана видела ее лицо. Взгляд ее был тверд, выражение — спокойное, отрешенное. Но голос та изобразила слабый, дрожащий:

— П-пожалуйста, — пролепетала Одиана. — Господин, не делайте мне больно. Пожалуйста! Я все сделаю, как вы хотите!

— Вот это верно, — хохотнул Корд, глядя на нее сверху вниз. — Еще как сделаешь.

Арик отворил дверь и вошел, держа в руках длинную, плоскую шкатулку из полированного дерева.

— Открой ее, — приказал Корд. — Пусть посмотрит.

Арик судорожно сглотнул, обошел отца так, чтобы стоять перед лицом Одианы, и открыл шкатулку. Исана увидела ее содержимое: полоска металла шириной не больше дюйма лежала на матерчатой подкладке, тускло поблескивая в свете горящих углей.

Выражение лица Одианы сразу изменилось. Вся твердость исчезла из ее взгляда, а рот приоткрылся, словно от неодолимого ужаса. Она отпрянула от шкатулки, но Корд не отпускал ее волос. Исана услышала, как она всхлипнула от боли и страха — неподдельного, панического страха.

— Нет, — произнесла она изменившимся, высоким, полным отчаяния голосом. — Нет, не нужно этого. Вам этого не нужно. Нет, не надо, я обещаю, этого не понадобится, вы только скажите, чего хотите от меня…

— Это называется «ошейник послушания», — пояснил Корд Исане. — Заговоренный фуриями. Здесь, на севере, их редко встретишь. Хотя порой такая вещица очень полезна. Мне кажется, она знает, что это такое.

— Не надо, — отчаянно взмолилась Одиана. — Пожалуйста, фуриями клянусь, не надо этого. Не надо, нет-нет-нет…

— Арик, надень его на нее. — Корд рывком поднял Одиану за волосы с пола, заставив вздернуть подбородок.

Одиана все не сводила взгляда с ошейника; глаза ее испуганно расширились. Она завизжала. Жуткий вышел звук: звериный, горловой, лишенный любых эмоций, кроме страха. Она извернулась и забилась, не переставая визжать, стремительно выбросив руки в лицо Корду. Ногти ее оставили у него на щеке кровавые борозды, и сразу за этим она, едва подобрав под себя ноги, лягнула его босой пяткой под колено.

Так и не отпуская ее волосы, Корд дернул ее вбок, снова сбив с ног, а другой схватил ее за горло. Затем с силой, к которой, вне всякого сомнения, добавилась сила его фурии, оторвал ее от земли, вынудив беспомощно молотить ногами по воздуху.

Даже так она продолжала сопротивляться ему. До лица его она дотянуться не могла, поэтому впилась ногтями ему в руку; он продолжал удерживать ее. Она лягала его в бедро, по ребрам, однако, лишенная точки опоры, не могла причинить рослому стедгольдеру хотя бы мало-мальски серьезной боли. И все же она продолжала биться, задыхаясь, издавая сдавленные, животные, полные ужаса звуки.

А потом глаза ее закатились, и она обмякла.

Корд подержал ее на весу еще пару мгновений, опустил на пол и снова приподнял за волосы, оголив ее шею.

— Арик.

Юноша вздрогнул. Он покосился на Исану; взгляд его был полон напряжения, и она не смогла прочитать его. Потом он шагнул вперед и застегнул ошейник на шее Одианы. Замок негромко, но резко щелкнул.

Одиана прерывисто вздохнула, потом негромко застонала, когда Корд, презрительно встряхнув, отпустил ее волосы. Она упала на бок и, не открывая глаз, коснулась ошейника пальцами. Она тянула его с шеи, дергала, но движения ее были вялыми, лишенными силы.

Корд вытащил из-за пояса нож и наколол им большой палец. Потом сжал в своей лапище руку Одианы и проделал то же с ее пальцем. Глаза ее открылись и увидели его. И снова она словно обезумела, с визгом сопротивляясь ему из последних сил.

Корд ухмыльнулся. Почти без усилия прижал он ее окровавленный палец к ошейнику — а потом приложил рядом свой, оставив на серебристом металле алый отпечаток.

— Нет! — в последний раз отчаянно всхлипнула Одиана.

Глаза ее блестели от слез. Потом по телу ее прошла дрожь. Губы ее шевелились, но с них не срывалось ни одного разборчивого слова. Она снова вздрогнула, и взгляд ее сделался блуждающим. Тело ее расслабилось, прекратив сопротивляться рукам Корда. По телу ее прокатилась третья волна дрожи, и на этот раз она негромко охнула.

— Все, повязана, — сообщил Корд, посмотрев на Исану. Глаза его блестели. Руки его оглаживали тело лежавшей на земле женщины — небрежно, по-хозяйски. — Ну, еще несколько минут, пока все усвоится.

Одиана охнула, выгнулась от прикосновения Корда. Взгляд ее оставался пустым, губы чуть раскрылись, тело начало медленно, ритмично раскачиваться. Металлический ошейник ярко блестел на коже. Корд уселся на нее, поглаживая как возбужденное животное. Секунды через три-четыре она начала издавать негромкие, полные животного наслаждения вздохи и выгнулась, ластясь к нему котенком.

— Вот так. — Он встал. — Хорошая девочка.

Глаза Одианы вдруг открылись широко-широко, потом снова медленно закрылись. Она охнула — на этот раз громко, прижимая руки к груди, словно в попытке удержать что-то. Примерно полминуты она извивалась так, издавая довольные звуки.

Корд ухмыльнулся. Он посмотрел на Исану и небрежно бросил:

— Глупая мелкая шлюха.

Тело Одианы содрогнулось, снова выгнувшись дугой. Она взвизгнула — громко, до боли пронзительно — и опрокинулась на бок. Ее начало рвать, словно в желудке что-то еще оставалось. Руки и ноги ее сводило судорогой, глаза — полные боли, мольбы и отчаяния — уставились на Исану. Она потянулась к ошейнику, и снова жестокая судорога опрокинула ее на пол, и она покатилась прямо в горящие угли.

Мгновение Исана смотрела на нее в ужасе, потом опомнилась и бросилась вперед, перехватив ее у самого огня.

— Прекрати! — крикнула она Корду. Она оглянулась на него, понимая, что вид у нее сейчас перепуганный, — и увидела на лице его довольную ухмылку. — Прекрати! Ты же убьешь ее!

— Могла бы вести себя нежней, — сказал Корд. — Ее уже ломали прежде. — Он повернулся к Одиане. — Ладно, хорошая девочка. Оставайся здесь и веди себя хорошо. Делай все как скажут.

Судороги медленно отпустили ее. Исана отодвинулась от углей, продолжая обнимать Одиану и заслонять ее собой от Корда. Взгляд у той снова сделался осмысленным, и по телу ее продолжала пробегать волнами дрожь.

— Что ты с ней сделал? — тихо спросила Исана.

Корд повернулся и пошел к двери.

— Тебе нужно усвоить, что рабы — простая скотина. Как учат скотину? Наказаниями, подачками. Поощрять за хорошую работу. Наказывать за плохую. Вот так дикая лошадь превращается в послушную домашнюю. Или волк — в охотничьего пса. — Он открыл дверь и оглянулся. — То же и с рабами. Вы такой же скот. Для работы, для развлечений — мало ли для чего еще. Вас просто выучить надо. — Корд шагнул за порог, но голос его еще продолжал доноситься до нее: — Арик, принеси еще огня. Исана, наденешь такой же завтра. Подумай об этом.

Исана не ответила, потрясенная тем, что увидела, — тем, как реагировала Одиана, увидев ошейник, тем, во что она превратилась сейчас. Исана посмотрела на нее и отвела прядь темных волос с глаз.

— Ты в порядке?

Женщина подняла на нее тяжелый взгляд и вздрогнула.

— Сейчас хорошо. Все хорошо. Теперь я в порядке.

Исана вздохнула.

— Он сделал тебе больно перед этим. Когда назвал тебя… — Она не стала произносить этих слов.

— Больно, — прошептала Одиана. — Да. О вороны и фурии, как больно… Я и забыла. Забыла, как это больно. — Она снова вздрогнула. — К-как это хорошо. — Она открыла глаза, и в них снова стояли слезы. — Они могут тебя изменить. Ты можешь сопротивляться им, но они тебя меняют. Заставляют радоваться тому, что ты такая, как им хочется. Заставляют мучиться, когда ты пытаешься сопротивляться. Ты изменишься, маленькая гольдерша. Он может проделать это с тобой. Он может сделать так, чтобы ты молила его взять тебя. Коснуться тебя. — Она отвернулась, но по телу ее продолжала пробегать дрожь наслаждения. — Пожалуйста. Прошу тебя, убей меня прежде, чем он вернется. Я не могу быть такой еще раз. Я не могу вернуться.

— Ш-ш-ш, — шепнула Исана, покачивая ее голову у себя на коленях. — Ш-ш-ш. Успокойся. Тебе нужно поспать.

— Пожалуйста, — настаивала та, но глаза ее уже слипались, а напряжение в теле слабело. — Пожалуйста.

Она вздрогнула еще раз и окончательно обмякла, бессильно уронив голову набок.

Как можно осторожнее Исана положила ее на пол. Потом опустилась рядом с ней на колени, положив одну руку ей на лоб, а другой щупая пульс. Сердце у Одианы продолжало биться слишком часто, а кожа была горячей, сухой.

Исана подняла глаза: у входа стоял, глядя на нее, Арик с жаровней в руках. Поймав на себе ее взгляд, он опустил голову и принялся насыпать угли из жаровни в стоявшее рядом ведерко.

— Ей нужно воды, — негромко сказала Исана. — После всего этого ей нужно воды, иначе она умрет от жара.

Арик снова посмотрел на нее. Потом, не говоря ни слова, взял ведерко, обошел круг и принялся подсыпать угли в огонь.

Исана стиснула зубы от досады. Если бы она могла слышать, это наверняка помогло бы ей. Юноша выполнял команды отца с явной неохотой. Может, его и удалось бы уговорить помочь им — вот только найти бы правильные слова. Она ощущала себя ослепшей, оглохшей калекой.

— Арик, послушай, — попыталась еще раз Исана. — Ты же не думаешь, будто он сумеет выйти сухим из воды после всего этого? Что он сумеет избежать правосудия после всего этого?

Он опорожнил ведерко и вернулся к жаровне за новой порцией угля.

— Он избегает его уже много лет. — Голос его был совершенно лишен выражения. — Как ты думаешь, что случилось со всеми рабами, которые прошли через его руки?

Мгновение Исана молча, борясь с тошнотой, смотрела на него.

— Вороны… — прошептала она наконец. — Арик, прошу тебя. Помоги хотя бы снять с нее этот ошейник.

Она протянула руку к шее Одианы и принялась прокручивать ошейник в поисках застежки.

— Не надо, — торопливо, хрипло произнес Арик. — Не надо, ты убьешь ее.

Исана отдернула пальцы и взглянула на него. Арик прикусил губу.

— Па оставил на нем свою кровь, — буркнул он наконец. — Теперь никто, кроме него, не может снять с нее эту штуку.

— Как же мне помочь ей?

— Никак, — с горечью бросил он, повернулся и отшвырнул ведерко в угол коптильни. Оно лязгнуло о стену и покатилось по полу. Он уперся руками в стену и низко опустил голову. — Ты ей ничем не поможешь. После того что он с ней проделал, любой может приказать ей что хочет, и она будет чувствовать себя хорошо, пока будет послушна. Попробуй она ослушаться — и она… и ей будет больно.

— Но это же не по-людски, — возмутилась Исана. — Великие фурии, Арик. Как ты позволил, чтобы такое случилось?

— Заткнись, — огрызнулся он. — Просто заткнись, и все.

Он резко, злобно оттолкнулся от стены, подобрал ведро и принялся наполнять его углем.

— А знаешь, ты был прав, — понизила голос Исана. — Я говорила правду. И Тави — если он сказал тебе, что долина в опасности. Мараты снова надвигаются. Это может случиться с минуты на минуту. А может, уже началось. Арик, пожалуйста, послушай меня.

Он высыпал уголь в огонь и вернулся за новой порцией.

— Ты должен дать знать об этом. Если не ради нашего, так хотя бы ради собственного спасения. Если мараты нападут, они и в Кордгольде убьют всех.

— Все ты врешь, — буркнул он, не глядя на нее. — Врешь, и все тут. Пытаешься спасти свою шкуру.

— Да не пытаюсь я, — возразила Исана. — Арик, ты же меня всю жизнь знаешь. Разве не я помогла тебе, когда прошлой зимой на тебя дерево упало? Я всем в долине помогала, кто нуждался в помощи, и никогда ничего не просила взамен.

Арик подсыпал угля в огонь.

— Как ты можешь участвовать в этом? — спросила она. — Ты же неглуп, Арик. Как можешь ты поступать так с такими же алеранцами, как ты?

— А что, у меня выбор есть? — холодно бросил Арик. — Это все, что у меня осталось. Я ведь живу не в счастливом стедгольде, где все друг о друге заботятся. Я живу здесь. С мужчинами, которых ни на один порог не пустят. С женщинами, которым никто не позавидует. Он ведь одной со мной крови. Биттан… — Он осекся и судорожно вздохнул. — Он ведь тоже был одной со мной крови. Тупица, подлец — а все равно брат.

— Мне очень жаль, — сказала Исана и вдруг поняла, что ей и правда жаль. — Я не хотела, чтобы кто-то пострадал. Надеюсь, ты-то это понимаешь.

— Понимаю, — кивнул Арик. — Ты услышала, что случилось с Хедди, и хотела справедливости. Чтобы ей и таким девушкам, как она, ничего не угрожало. Вороны свидетели, так и должно быть, а не так, когда па рыщет вокруг как…

Он осекся и тряхнул головой.

Долгую минуту Исана молча смотрела на Арика — только теперь в голове ее забрезжила догадка.

— Так это не Биттан был тогда с Хедди, — тихо произнесла она. — Это был ты, Арик.

Он не смотрел на нее. Он молчал.

— Это был ты. Вот почему она пыталась не допустить дуэли между ее отцом и твоим. Ее не насиловали.

Арик потер рукой загривок.

— Мы… мы нравились друг другу. Нам удалось остаться вдвоем на последнем празднике. Ее младший брат отыскал нас. Он слишком мал, чтобы понять, что он видел. Я убрался прежде, чем он успел узнать меня. Но он побежал к отцу, и тот заставил ее признаться в том, что она провела время с одним из сыновей Корда, — последние слова он произнес с омерзением. — Думаю, она немного ему сказала — вот ее старик по-своему и представил себе то, что случилось.

— Ох, фурии, — охнула Исана. — Арик, что ж ты не сказал ничего?

— А что бы я сказал? — с горечью выпалил Арик, подняв на нее тяжелый взгляд. — Сказал бы папаше, что люблю девушку и хочу жениться на ней? Чтоб привести ее сюда? — Он сделал широкий жест рукой. — Ну, или сделал бы все честь по чести, пошел бы к ее папаше. Как думаешь, стал бы он меня слушать? Или ты хоть на секунду поверишь, будто старик Уорнер не придушил бы меня на месте?

Исана провела дрожащей рукой по глазам.

— Мне жаль, Арик, очень жаль. Мы все… все знали, что твой отец… что он зашел слишком далеко. Но мы ведь ничего не делали. Мы даже не подозревали, что у вас в стедгольде так все плохо.

— Слишком поздно сейчас об этом говорить. — Арик бросил ведро и пошел к двери.

— Нет, не поздно, — сказала Исана. — Погоди. Послушай меня, Арик. Пожалуйста.

Он остановился, не поворачиваясь к ней.

— Ты его знаешь, — сказала она. — Он нас убьет. Но если ты поможешь нам выбраться отсюда, клянусь всеми фуриями, я помогу тебе. Я помогу тебе уйти, если ты хочешь. Я помогу тебе уладить дела с Уорнером. Если ты любишь девушку, ты сможешь быть с ней — если поступишь правильно.

— Помочь вам обеим? Прошлой ночью эта женщина пыталась убить тебя. — Он наконец посмотрел на нее. — Почему ты ей помогаешь?

— Я не оставлю эту женщину здесь, Арик, — тихим, спокойным голосом произнесла Исана. — Я никого ему не оставлю. Ни за что. Я не позволю ему проделывать эти штуки.

— Тебе его не остановить, — устало буркнул Арик. — Не тебе. И не здесь. Он ведь гражданин.

— Верно. И мой брат тоже. Бернард вызовет его на поединок. И выиграет. И ты, и я понимаем это. — Она встала, в упор глядя на Арика. — Разорви круг. Принеси мне воды. Помоги нам бежать.

Долгую минуту он молчал.

— Он меня убьет, — чуть слышно произнес Арик. — Он говорил, что убьет. И я ему верю. Биттан был его любимчиком. Он убьет меня и узнает все, а тогда доберется и до Хедди.

— Не доберется, если мы помешаем ему. Арик, все не обязательно будет так. Помоги мне, чтобы я могла помочь тебе.

— Не могу, — тихо произнес он и снова посмотрел на нее. — Прости, Исана, не могу. Мне жаль тебя и эту девушку. Но он единственная моя родня. Он чудовище. Но никого другого у меня нет.

Он повернулся и вышел, закрыв за собой дверь. Исана услышала, как лязгнули несколько тяжелых засовов. Где-то вдалеке прогрохотал гром — ленивый отголосок ночной бури.

В коптильне шипели и переливались багровым мерцанием угли.

Негромко, медленно дышала Одиана.

Исана опустила голову, глядя на молодую женщину, на блестевший у нее на шее ошейник. Ей вспомнились отчаянные мольбы Одианы убить ее. Исана подняла руку к горлу, и ее пробрала дрожь. Потом она опустилась на пол и склонила голову.

ГЛАВА 29

Лодыжку Амары жгло нестерпимой болью, и она с трудом удерживалась, чтобы не охнуть. Бежавший перед ней сквозь обледенелые деревья Бернард взмыл на небольшой бугор и исчез с другой стороны. Она поспешила за ним, оступилась и, хрустя снегом и замерзшими листьями, слетела вниз.

Бернард успел удержать ее, подставив руку ей под спину, и тут же другая рука его осторожно накрыла ей рот. Взгляд его устремился куда-то вдаль; она поняла, что он накрыл их завесой. На коже ее сплетались и расплетались узоры теней от вздыхавших и шелестящих на ветру листвой деревьев. Замерзшие кусты почти не шевельнулись, но встали вокруг них почти непроглядной ширмой, а внезапный запах земли и изломанной зелени окутал их, окончательно скрыв от стороннего наблюдателя следы их присутствия.

Прошло всего несколько секунд, и они услышали в лесу за спиной стук копыт. Амара пошевелилась, чтобы посмотреть в направлении, откуда они пришли.

— Они не увидят наших следов? — шепнула она чуть слышно.

Бернард покачал головой; лицо его осунулось от усталости.

— Нет, — прошептал он в ответ. — Где-то обронили листву деревья. Где-то пошевелилась, стряхнув снег, трава. Ну и все покрыто льдом. Да и тени прячут то, что осталось.

Амара сползла обратно вниз, посмотрела на него и нахмурилась.

— Ты в порядке?

— Устал, — признался он и закрыл глаза. — Это рыцари. Их фурии попали в незнакомые места, но все равно они сильны. Мне уже трудно сбивать их со следа.

— Фиделиас задействовал все свои резервы, если устроил такую охоту на нас. А это значит, он ускоряет подготовку к нападению. Далеко нам еще до гарнизона?

— Несколько сотен ярдов до опушки леса, — ответил Бернард. — Потом с полмили по чистому полю. Нас будет видно издалека.

— А ты не можешь пронести нас на земляной волне?

Бернард покачал головой.

— Устал.

— Может, успеем пробежать?

— С твоей ногой не получится, — вздохнул Бернард. — Тем более они верхом. Догонят и наденут на пику прежде, чем мы успеем оглянуться.

Амара кивнула и подождала, пока стук копыт не отдалится.

— Полмили. Если уж на то пошло, я, возможно, смогла бы донести нас обоих. Эти верховые — они ведь используют земляных фурий, так?

Бернард кивнул.

— Некоторые — еще и древесных.

— В воздухе мы будем для них недосягаемы.

— А если с ними еще и воздушные рыцари?

— Значит, придется быть быстрее их, — сказала Амара и нахмурилась, глядя в небо. — Я пока никого не видела. Трудно удерживаться на одном месте при таком слабом ветре, если только они не держатся на такой высоте, что их прикрывают облака, — а в этом случае им нас не увидеть.

Бернард поежился и приложил руку к земле.

— Осторожно, — шепнул он, и на этот раз шепот его прозвучал совсем уже напряженно, а в выдохе послышался сдавленный стон. — Они близко. Нам нельзя больше здесь оставаться. Земля слишком тверда — трудно прятаться.

— Я готова, — кивнула Амара.

Бернард кивнул и открыл глаза; на лице его застыла суровая, Усталая решимость. Они вскочили и бросились к опушке.

Всего несколько минут потребовалось им, чтобы добежать до последних деревьев, за которыми открывалось открытое пространство, отделявшее их от гарнизона.

Гарнизон представлял собой крепость. Два горных склона сходились, образуя огромную «V». У основания буквы долина заканчивалась, и там, преграждая доступ в нее, высились угрюмые серые стены. Двадцати футов высоты и почти столько же — ширины, выполненные из гладкого серого камня, увенчанные сторожевыми галереями и башенками, они отгораживали земли империи от населенной маратами глуши. С равными промежутками на ней стояли, сияя доспехами, часовые-легионеры в алых с золотом цветах верховного лорда Ривы.

За стенами раскинулся собственно гарнизон — военный лагерь, только выстроенный не из земли и дерева, а из камня. Здесь на стенах тоже дежурили часовые, хотя и не в таком количестве. Разумеется, вокруг лагеря вырос пояс разнообразных построек — недолговечных, сколоченных на скорую руку, и все же сообщавших этому месту основательность пусть и небольшого, но города. Ворота со стороны долины были открыты, и пересекавший долину тракт упирался прямо в них. В городке кипела жизнь: люди сновали по улицам, входили и выходили в ворота. Дети резвились в снегу. Амара разглядела собак, лошадей, а также дым от десятков костров.

— Вон они, ворота, — сказала она.

— Ладно, — сказал Бернард. — Попробуем добежать до них. Люди, которые охраняют их, мне по большей части знакомы. К Грэму мы попадем без особого труда. Ты только помни: будь почтительной и вежливой.

— Ладно, — нетерпеливо буркнула Амара.

— Я говорю серьезно, — настаивал Бернард. — Характер у Грэма вспыльчивый, и он запросто упрячет нас за решетку, пока не остынет. Не испытывай его.

— Не буду, — пообещала Амара. — Ты можешь определить, приближаются ли они к нам?

Бернард, скривившись, мотнул головой.

— Тогда делаем так: держи ухо востро, и как только увидишь кого-нибудь из них, взлетаем.

Амара в последний раз обшарила взглядом долину и небо, поморщилась, перенеся вес на больную ногу, и, прихрамывая, побежала к воротам. Бернард тяжело топал в нескольких шагах за ней. Бегу, казалось, не будет конца, и несколько раз Амара едва не подвернула ногу еще сильнее, поскольку то и дело крутила головой в ожидании погони.

Но — странное дело — они беспрепятственно добежали сначала до окружавших лагерь построек, а потом и до самих ворот. Ворота охранялись парой молодых легионеров в теплых плащах из-за наступившей зимы, и вид у них был скучающий. Один из двоих был небрит, что, насколько было известно Амаре, являлось строжайшим нарушением Кодекса, а плащ второго — судя по более дорогой ткани и несколько игривой расцветке — явно шился не в армейских мастерских.

— Стой, — равнодушно бросил им небритый часовой. — Имя и цели визита?

Амара оглянулась на Бернарда. Тот нахмурился.

— Где центурион Джиральди?

Тот, который был в ярком плаще, поднял взгляд на Бернарда.

— Эй, — буркнул он. — Деревенщина. Может, ты еще не заметил — мы солдаты…

— И граждане, — добавил второй.

— И граждане, — согласился часовой в плаще. — Так что тут мы задаем вопросы, а ты отвечаешь. Назови свое имя и цели визита.

Бернард прищурился.

— Вы, ребята, поди, новички в наших краях. Я стедгольдер Бернард, и мне нужно поговорить с графом Грэмом.

Оба солдата оскорбительно захихикали.

— Ну да, — хохотнул небритый. — Граф у нас человек занятой. Ему некогда выслушивать всякую небритую деревенщину, которая является к нему со всякой ерундой.

Бернард сделал глубокий вдох.

— Да, я понимаю, — сказал он. — И тем не менее я имею право требовать немедленной встречи с ним по вопросу, жизненно важному для его владений.

Небритый часовой пожал плечами.

— Какой ты гражданин, деревенщина. Я вообще не знаю, есть ли у тебя какие-нибудь права.

Тут терпение Амары наконец лопнуло.

— У нас нет времени на такую ерунду, — рявкнула она, поворачиваясь к часовому в плаще. — Гарнизону угрожает нападение. Нам необходимо предупредить Грэма об этом, а там уж пускай он сам решает, как на это реагировать.

Часовые переглянулись, потом уставились на Амару.

— Смотри-ка, — хохотнул небритый. — Девка. А я-то думал, это малец такой ледащий.

Его приятель оскалился в ухмылке.

— Что ж, мы всегда можем проверить, спустив ей штаны.

Бернард прищурился. Кулак его метнулся вперед и вверх, и молодой легионер в цветастом плаще повалился на снег и остался лежать, не подавая признаков жизни.

Его небритый приятель выпучил глаза сначала на неподвижное тело, потом на Бернарда. Он поднял было копье, но Бернард произнес пару слов, и древко копья изогнулось, потом выпрямилось, вырвавшись из рук часового и отлетев в сторону. Часовой взвизгнул и потянулся к кинжалу.

Бернард шагнул к нему и перехватил его за запястье, так что рука у того так и осталась прижатой к поясу.

— Не валяй дурака, сынок. Ступай лучше приведи своего офицера.

— Вы не можете, — пролепетал легионер. — Я вас в кандалы…

— Уже смог, — сказал Бернард. — И если ты не хочешь, чтобы я проделал это еще раз, пойди и приведи своего центуриона.

Он несильно толкнул легионера; тот попятился, шлепнулся в снег, вскочил и опрометью бросился в ворота.

Амара посмотрела на валявшегося в снегу часового, потом на Бернарда.

— Почтительной и вежливой, говоришь?

Бернард покраснел.

— Они, конечно, распущенные городские недоумки, но, фурии свидетели, это ведь легион все-таки! Им положено относиться к женщинам с уважением. — Он почесал затылок. — Да и к стедгольдеру тоже.

Амара улыбнулась, но промолчала. Бернард покраснел еще сильнее, отвернулся и смущенно кашлянул. Небритый часовой вынырнул из домика охраны в сопровождении полуодетого центуриона — молодого мужчины, ненамного старше его самого. Несколько мгновений центурион, моргая, тупо смотрел на Бернарда, потом бросил часовому короткий приказ и попятился обратно в дом — чтобы почти сразу же показаться оттуда, все в том же полуодетом состоянии.

У ворот собралось несколько легионеров, и, к своему облегчению, Бернард узнал несколько человек, знакомых ему по предыдущим посещениям гарнизона. Еще несколько секунд спустя из ворот вышел морщинистый, почти полностью облысевший пожилой мужчина в гражданском платье, но с выправкой, выдававшей в нем военного.

— Стедгольдер Бернард, — произнес он, окидывая стедгольдера критическим взглядом. — Что-то неважно ты выглядишь. — О состоянии валявшегося в снегу часового он умолчал, только присел возле того на корточки, коснувшись кончиками пальцев его висков.

— Целитель Харгер, — отозвался Бернард. — Я его не слишком сильно?

— Этой пустой башке ничего не сделается, — буркнул Харгер и ухмыльнулся. — Ну поболит немного, когда он очнется. Я давно ждал чего-нибудь такого.

— Новые рекруты?

Харгер встал и отвернулся от так и не подававшего признаков жизни часового.

— Добрая половина двух когорт, которые пришли недавно из самой Ривы. По большей части маменькины сыночки, из штатских. Не хватает ума даже солью в грозу запастись.

Бернард поморщился.

— Мне нужно попасть к Грэму. Срочно, Харгер.

Харгер нахмурился, склонив голову набок и вглядываясь в Бернарда.

— Что случилось?

— Проводи меня к Грэму.

Харгер покачал головой.

— Грэм… не в форме.

Амара зажмурилась.

— Он что, болен?

— Угу… скорее всего, его тошнит от богатеньких мальчиков, которые ждут, что с ними будут цацкаться, как с инвалидами, а не легионерами. — Он покачал головой. — Тебе бы поговорить с его дознавальщицей, Бернард.

— С Оливией? Так веди ее сюда.

— Увы. — Харгер поморщился. — У Ливи младшенькая на сносях, вот она и вернулась в Риву помочь при родах. А пока у нас…

— Центурион, — протянул высокий, гнусавый голос. — Что у вас тут за бардак творится? Кто вообще охраняет эти ворота? Какой болван?..

Харгер закатил глаза к небу.

— А пока у нас за нее Плювус Пентиус. Удачи тебе, Бернард.

Харгер нагнулся, оторвал неподвижное тело легионера от земли, крякнув, взвалил его себе на плечо и понес в крепость.

Плювус Пентиус оказался молодым человеком невысокого роста с водянисто-голубыми глазами и решительной челюстью. На нем была алая с золотом офицерская форма, несколько свободная в плечах, зато тесноватая в талии. Он шел к ним, оскальзываясь на снегу и неодобрительно хмурясь.

— А теперь послушайте, — изрек Плювус, остановившись. — Знать не знаю, кто вы такие, но нападение на солдата при исполнении им служебных обязанностей расценивается как оскорбление Короны. — Он извлек из кармана стопку бумажных листков и порылся в них, выискивая нужный. — Ага, вот, так и есть: оскорбление Короны. Центурион! Арестуйте обоих и заприте в камеры до…

— Прошу прощения, — перебил его Бернард. — Имеются гораздо более важные вопросы, сэр, не терпящие отлагательств. Меня зовут стедгольдер Бернард, и мне совершенно необходимо немедленно поговорить с графом Грэмом.

Плювус изумленно выпучил глаза.

— Прошу прощения?

Бернард повторил все еще раз. Плювус нахмурился.

— В высшей степени не вовремя. — Он снова справился со своими бумажками. — Нет, не думаю, чтобы граф принимал сегодня прошения. Собственно, приемный день у него раз в неделю, и все подобные дела решаются только тогда и при условии подачи заявления не позже чем за три дня.

— У нас нет времени на эту ерунду, — взорвался Бернард. — Ради безопасности долины нам необходимо поговорить с ним, и немедленно. Вы ведь его дознаватель, так? Значит, вы наверняка должны знать, что мы с вами совершенно искренни.

Плювус застыл, глядя поверх своих бумажек на Амару. Потом перевел взгляд с нее на Бернарда и обратно.

— Уж не оспариваешь ли ты мою власть, а, гольдер? Заверяю тебя, я обладаю необходимой квалификацией и могу…

Амара предостерегающе покосилась на Бернарда.

— Прошу вас, сэр. Нам просто необходимо встретиться с Грэмом.

Плювус напыщенно выпрямился и сжал губы.

— Невозможно, — отрезал он. — До аудиенции осталось два дня, но мы не имеем вашего письменного прошения. А посему вам надлежит подать мне оное прошение в письменном виде, в срок, дайте подумать, не более как шесть дней до означенной даты, дабы граф смог принять вас во время аудиенции, которая состоится на следующей неделе, — и, заметьте, я ведь ни слова не сказал еще о нападении на легионера и, если уж на то пошло, гражданина! Центурион! Отведите их в место заключения!

Пожилой солдат в сопровождении полудюжины молодых легионеров шагнул к Бернарду.

— Сэр, данной мне Кодексом властью, а также на основании приказа моего командира объявляю вас арестованными. Будьте добры сдать имеющееся у вас оружие, воздержаться от любых мешающих аресту заклинаний и пройти за мной к месту заключения, где вы будете находиться до рассмотрения вашего дела графом.

Бернард зарычал и выпятил подбородок.

— Что ж, — произнес он, сжав и разжав кулаки. — Будь по-вашему. Может, еще несколько разбитых голов помогут мне увидеть Грэма быстрее.

Легионеры сделали шаг к Бернарду, но центурион явно колебался.

— Стедгольдер, — осторожно произнес он. — Не ухудшайте своего положения.

Плювус закатил глаза.

— Центурион, да арестуйте же этого типа и его спутницу. Вы и представления не имеете, сколько мне еще возни с бумагами, тогда как время мое на вес золота.

— Бернард. — Амара положила руку на его плечо. — Погоди.

Бернард, хмурясь, смотрел на приближающихся солдат; земля под их ногами чуть дрогнула. Те застыли как вкопанные, тревожно переглядываясь.

— Ну же, — рявкнул рослый стедгольдер. — Мне тоже некогда ждать.

— Прочь с дороги! — прогрохотал со стороны дороги новый, зычный голос.

Амара вздрогнула и повернулась.

Мужчина в жеваной, залитой вином рубахе пробивался сквозь толпу к месту конфликта. Роста он был не то чтобы большого, но грудь его объемом не уступала хорошей бочке, а квадратной, поросшей огненно-рыжей бородой челюстью, казалось, можно сокрушать камни. В рыжей же, коротко стриженной шевелюре мелькали кое-где седые пряди, из-за чего голова его напоминала поле битвы, на котором войско в рыжих мундирах отчаянно сопротивлялось наступлению противника в сером. Прятавшиеся под кустистыми бровями сердитые глаза налились кровью. Он шагал по снегу босиком, и над отпечатками его ног клубился пар.

— Именем фурий, что здесь происходит? — взревел он громовым голосом. — Бернард! Гром и молния, приятель, что ты делаешь с моим гарнизоном?

— О, — пролепетал Плювус, и бумажки у него в руках затрепетали, как осиновый лист. — Сэр… Я не знал, что вы уже встали. То есть, сэр, я не думал, что вы сегодня встанете. Я как раз хотел уладить это дело, чтобы вас не беспокоить.

Мужчина остановился, покачнувшись, и упер руки в бока. Он смерил свирепым взглядом Плювуса, потом Бернарда.

— Харгер меня из такого бодуна вытащил ради этого, — рявкнул он. — Так что уж постарайтесь, чтобы новости были хорошими.

— Да, сэр. То есть уверен, так и будет. — Плювус махнул рукой центуриону. — Арестуйте их. Немедленно. Слышали, что сказал граф?

— Я не приказывал никого арестовывать, — прорычал Грэм, наливаясь кровью. Нахмурившись, он уставился на Бернарда, потом на Амару — и взгляд его, несмотря на очевидную нетвердость в ногах, оказался острый, пронзительный. — Ба, Бернард, ты что, наконец-то бабу себе новую нашел? Вороны свидетели, давно пора. Я всегда говорил, с тобой ничего такого не случилось, что нельзя было бы исправить добрым перетрахом… или двумя.

Амара почувствовала, что щеки ее начинают пылать.

— Нет, сэр, — сказала она. — Все не так. Стедгольдер помог мне благополучно добраться до вас, чтобы предупредить.

— В нарушение всех правил… — вмешался Плювус, шелестя бумагами.

Грэм раздраженно выхватил бумажки из руки Плювуса.

— Да перестань размахивать этим у меня перед носом, — рявкнул он. Блеснула яркая вспышка, полыхнуло огнем, и свежий зимний ветер подхватил ворох легких черных хлопьев. Плювус негромко взвизгнул.

— Ладно, — продолжал Грэм, отряхивая руки. — Предупредить, говоришь? О чем?

— Мараты, — сказал Бернард. — Они в долине, сэр. Я думаю, они идут сюда.

Грэм хмыкнул и, выпятив подбородок, повернулся к Амаре.

— А ты кто такая?

— Курсор Амара, сэр. — Амара невольно задрала подбородок повыше и встретила налитый кровью взгляд Грэма, не дрогнув.

— Курсор, — буркнул Грэм и испепелил Плювуса взглядом. — Значит, ты хотел арестовать одного из курсоров Первого лорда?

Плювус силился сказать что-то в ответ.

— И одного из моих стедгольдеров?

Плювус, казалось, сделался меньше ростом.

— Тьфу, — рявкнул Грэм. — Болван. Поднять гарнизон по тревоге, отозвать всех солдат из отпусков и увольнительных, всем находиться в боевых доспехах и при оружии — немедленно!

Плювус выпучил глаза, но Грэм уже переключил внимание на Бернарда.

— Как думаешь, насколько скверно обстоит дело?

— Пошлите весть в Риву, сэр, — негромко сказал Бернард.

Грэм выпятил челюсть еще сильнее.

— Ты хочешь, чтобы я объявил всеобщую мобилизацию? Я не ослышался?

— Нет.

— Ты знаешь, что со мной сделают, если ты ошибаешься?

Бернард кивнул.

— Дозоры, — прорычал Грэм. — Разошлите дозорных и следопытов и немедленно свяжитесь с нашими сторожевыми башнями.

— Д-да, сэр, — наконец выдавил из себя Плювус.

Мгновение Грэм молча смотрел на него. Потом побагровел еще сильнее и рявкнул:

— Ну!

Плювус подпрыгнул, как испуганная мышь, повернулся к ближайшему солдату и принялся повторять ему распоряжения Грэма.

Грэм тем временем переключился на Бернарда.

— Так, ладно. А теперь объясни-ка, на кой черт ты дурака валяешь. Зачем ты оглушил моих солдат?

Легкое, скользящее движение холодного воздуха коснулось затылка Амары, заставив ее вздрогнуть — Циррус предупреждал ее. Она оглянулась и едва не зажмурилась от белизны снега и отраженных от него солнечных лучей. Она прикрыла глаза рукой, но так ничего не увидела.

Циррус снова коснулся ее: новое предостережение.

Амара медленно вздохнула, вглядываясь в пространство перед воротами.

Завеса была так хороша, что она почти ничего сквозь нее не видела.

Там, в каких-то десяти футах от них, в воздухе возникло какое-то возмущение: едва заметный танец света, что-то вроде дрожащего над раскаленным на солнце камнем марева. У нее перехватило дух, но она шепотом послала Цирруса вперед. Фурия обнаружила там шар сгустившегося воздуха — она сама использовала такие, чтобы яснее наблюдать удаленные от нее предметы.

Амара вздохнула и послала Цирруса прямо на этот шар. Послышался легкий хлопок, и на месте шара возникли три парившие в воздухе человеческих фигуры в доспехах, с обнаженными мечами в руках. Амара закричала, и те от неожиданности замешкались, вместо того чтобы действовать немедленно.

Опомнившись, один из них устремился, подняв меч, на нее. Амара отпрянула в сторону, выбросив руки в его направлении — посылая на него Цирруса. Порыв ветра, взревев, ударил его в бок, отшвырнув на несколько футов — прямехонько в каменную стену гарнизона. Тот пытался смягчить столкновение, но оно все равно вышло более чем ощутимым, и он выронил меч.

Второй — со спокойным, застывшим лицом — выбросил руки вперед, и встречный вихрь взметнул в воздух снег и ледяную крошку, сбивая с ног легионеров и заставляя их искать укрытия за воротами.

Третий перехватил меч и бросился на Бернарда со спины.

Амара закричала, предупреждая стедгольдера о нападении, но, возможно, усталость сковала его движения. Он повернулся и попытался уклониться, но поскользнулся и упал.

И тут дорогу нападавшему заступил Грэм. Рыжеволосый граф выдернул меч из-за пояса оцепеневшего от неожиданности Плювуса и встретил рыцаря лицом к лицу. Сталь лязгнула о сталь, и нападавший проскользнул мимо.

— Вставай! — прорычал Грэм, отмахиваясь от застилавшего глаза облака взметнувшегося снега. — Убери девушку! Укройтесь за стеной!

Грэм чуть повернулся, закрываясь от ветра и снега, и прижал сложенную лодочкой ладонь к боку. Амара увидела затрепетавший в ладони огонек, а потом Грэм повернулся лицом ко второму нападавшему и швырнул навстречу снежному вихрю стену ревущего огня. Нападавший жутко, истошно вскрикнул, и ветер сразу стих.

Что-то черное, дымящееся тяжело упало в снег перед воротами, и в воздухе запахло горелой плотью. Амара бросилась к Бернарду и помогла ему встать. Она не видела до самого последнего мгновения, что нападавший на нее рыцарь пришел в себя. Тот встал и, не спуская с нее глаз, выхватил из-за пояса нож. Взмах руки и порыв ветра метнули нож в нее.

Бернард тоже увидел это и с силой дернул ее вниз, прочь с пути ножа. Тот просвистел мимо и ударил Грэма в спину ниже лопатки. Такова была сила наведенного фурией удара, что Грэма отшвырнуло вперед на несколько шагов. Он рухнул в снег, не успев даже охнуть, и лежал, не шевелясь.

Кто-то на стене выкрикнул команду, и двое легионеров-лучников пустили стрелы в находившегося почти прямо под ними рыцаря. Одна стрела ударила его в бедро, вторая попала чуть ниже затылка, и окровавленный наконечник ее торчал из его горла. Он тоже упал на снег, и из-под него начала расползаться алая лужа.

— Где еще один? — спросила Амара, поднимаясь и шаря взглядом по небосклону.

Краем глаза она успела увидеть мерцание преломленного в воздухе света, но, прежде чем Амара успела внимательнее вглядеться в том направлении, оно исчезло. Она упрямо послала туда Цирруса, но фурия там ничего не обнаружила, и после еще двух-трех бесплодных попыток Амара сдалась.

— Плохо дело, — прошептала она. — Ушел.

Бернард крякнул и осторожно, стараясь не наступать на левую ногу, встал. Лицо его скривилось от боли.

— Грэм!

Они повернулись и увидели Плювуса и нескольких легионеров, склонившихся над лежавшим в снегу телом Грэма. Лицо дознавателя было белым как мел.

— Целитель! — взвизгнул он. — Кто-нибудь, приведите целителя! Граф ранен, приведите целителя!

Потрясенные легионеры стояли, не трогаясь с места. Амара зашипела от досады и схватила ближнего к ней солдата за плечо.

— Ты, — скомандовала она, — беги и приведи целителя, живо! — Тот кивнул и бегом бросился в крепость.

— Эй, — заявил Плювус с лицом, перекошенным от злости и страха. — Не знаю, кто были эти люди и что вообще тут происходит, но вы наверняка во всем этом замешаны. Вы явились сюда, чтобы напасть на графа. Это все вы виноваты.

— Вы спятили? — возмутилась Амара. — Эти люди — враги! Вы должны немедленно поднять гарнизон по тревоге и приготовиться к бою!

— Молчать, девка! — взвизгнул Плювус. — Ты не имеешь права приказывать мне как какому-нибудь рабу! Центурион! — Глаза его еще слезились, но в голосе появился этакий начальственный тон. — Вы все видели, что произошло. Арестуйте этих двоих и заприте в одиночках по обвинению в убийстве и заговоре против Короны!

ГЛАВА 30

Несмотря на усталость, Исана не могла заснуть.

Ночь она провела, баюкая голову Одианы на коленях, то и дело щупая ее горячий лоб, — все равно ничего больше она сделать для нее не могла. С рассветом сквозь щели в кое-как сбитых стенах коптильни начал пробиваться слабый свет. Из хлева доносился рев домашнего скота, послышались людские голоса, грубый смех.

Несмотря на сочившийся сквозь стены холод с улицы, в коптильне — во всяком случае, внутри круга горящих углей — все еще стояла невыносимая жара. Жжение в горле сменилось острой болью, и порой Исане казалось, будто она не может даже вздохнуть, поэтому даже в сидячем положении удерживалась с трудом.

Раз, когда Одиана беспокойно заворочалась, Исана встала и подошла к кольцу горящих углей. Голова кружилась от жара и жажды, но она подобрала юбки и занесла ногу, чтобы перешагнуть через угли, — хоть и понимала, что дверь заперта снаружи. Как знать, может, ей удастся отыскать в стене плохо приколоченную доску или что-нибудь еще, что можно было бы использовать как оружие при попытке побега…

Однако стоило ей приподнять ногу, как земля за углями шевельнулась и из нее выросла массивная, уродливая фигура фурии Корда. Исана затаила дыхание и опустила ногу.

Каменное чудище медленно погрузилось обратно в землю.

Исана с досадой стиснула кулаки. Потом вернулась к Одиане и снова положила ее голову себе на колени. Та всхлипывала и ерзала во сне; веки ее то и дело вздрагивали. Раз она жалобно вскрикнула, и руки ее дернулись к ошейнику. Похоже, даже во сне ошейник продолжал душить ее чувства, ее волю. Исану пробрала дрожь.

Светало, тени медленно ползли по полу. Исана уронила голову, закрыв глаза. Желудок судорогой сжимала тревога. Тави, Бернард, Линялый… Где они? Если они живы, почему Бернард еще не пришел за ней сюда? Или нападавших оказалось слишком много, чтобы он смог совладать с ними? Бернард ни за что не допустил бы, чтобы она осталась у Корда в руках, — если он только жив…

Может, он погиб? Может, мальчика тоже нет в живых? Но уж от наводнения он точно спасся, как спасся от тех, кто гнался за ним до того. Наверняка спасся. Исана вздрогнула и сдержала рыдания, рвавшиеся из горла. Ни одной слезинки не упало на пол. Тело ее само не отдавало те жалкие крупицы влаги, которые еще оставались в нем. Ей даже поплакать было нельзя. Так она и сидела, склонив голову, изнемогая от жары, думая о Бернарде и Тави.

День клонился к вечеру, когда засов лязгнул и вошел Арик. В руках он держал поднос; он шел, низко опустив голову, не глядя на Исану. Перешагнув через угли, он ступил в круг и поставил поднос на землю. На подносе стояли две чашки. Ничего больше.

Исана пристально смотрела на Арика. Он встал и постоял с минуту, переминаясь с ноги на ногу, так и не поднимая глаз.

— Снова снег идет, — произнес он наконец. — Сильнее вчерашнего.

Исана молча смотрела на него.

Он сглотнул и вышел из круга. Потом подошел к жаровне и принялся снова наполнять ведра.

— Как она? — спросил он.

— Умирает, — ответила Исана. — Жар убивает ее.

Арик снова сглотнул. Он кое-как, кучкой, вывалил ведро в огонь и пошел за новой порцией.

— Вода по крайней мере чистая. На этот раз.

Долгое мгновение Исана смотрела на него, потом взяла одну из чашек. Она поднесла ее ко рту и осторожно, кончиком языка, попробовала. Ей потребовался едва ли не весь остаток сил, чтобы не опорожнить ее одним глотком. Вода была чистая, холодная. Она заставила себя сделать глубокий вдох, держа чашку обеими дрожащими руками. Потом принялась пить — медленно, давая каждому глотку усвоиться до последней капли.

Она позволила себе выпить не больше половины чашки. Остальное она отдала Одиане, приподняв ее и заставив пить медленно и аккуратно, что та и сделала с бездумной покорностью. Она подняла глаза и увидела, что Арик, побледнев, смотрит на нее. Исана опустила женщину на пол и смахнула прядь волос с ее горла, с ошейника.

— Что случилось, Арик?

— Они придут нынче вечером, — сказал он. — Отец. Они собираются покончить с… с Одианой, а потом наденут ошейник на тебя.

Исана ахнула и не смогла отделаться от холодка, пробежавшего по спине.

— После ужина, — сказал Арик, высыпая в огонь еще угля. — Он вроде как праздник устроил. Всех вином поит.

— Арик, — окликнула его Исана. — Еще не поздно сделать что-нибудь.

Арик крепко сжал губы.

— Поздно, — буркнул он. — Одно только осталось. — Он замолчал и, не глядя, высыпал в огонь остаток угля.

Появлению Корда предшествовала дрожь земляного пола коптильни. Стедгольдер распахнул дверь ударом кулака и шагнул внутрь. Не говоря ни слова, он с размаху отвесил Арику оплеуху, отшвырнувшую юношу к стене.

— Ну и где смола, парень?

Арик низко опустил голову, съежившись, словно в ожидании нового удара.

— Не сделал еще, па.

Корд оскалился на него, уперев руки в бока. Исана заметила, что его покачивает — стедгольдер был пьян.

— Раз так, можешь заняться этим, пока мы будем есть. И если свалишься с этой воронами проклятой крыши в темноте, это твое дело. Не хнычь потом, что ногу сломал.

— Хорошо, па.

Корд буркнул еще что-то себе в бороду и повернулся к Исане.

— Ты бы выпила вторую чашку, пока моя новая шлюха не заметила ее.

Одиана негромко вздохнула и свернулась калачиком. Корд смотрел на нее с ухмылкой. Исана заметила в его глазах нехороший блеск и заговорила с ним прежде, чем он успел продолжить:

— Корд, она ведь и так уже почти мертва. Оставь ее в покое.

Корд прищурился, оскалив зубы, и шагнул к ней.

— Все еще командуешь, — буркнул он. — Ладно, посмотрим. Нынче же вечером, когда я покончу с этой, поглядим, как оно тебе покажется. Увидим, кто командует, а кто слушает.

Исана встретила его взгляд твердо, хотя слова его отозвались в ее сердце тупой, усталой болью.

— Ты дурак, Корд, — только и сказала она.

— А тебе-то что, а? Ты же никто. Ничто. Что ты теперь поделаешь?

— Ничего, — сказала Исана. — Мне и не надо. Ты и так уже уничтожил себя. Теперь это только вопрос времени.

Корд вспыхнул и шагнул к ней, сжав кулаки.

— Па, — вмешался Арик. — Па, она же так, языком трепет. Пытается вывести тебя из себя. Это ж ничего не значит.

Корд резко повернулся и с размаху ударил сына кулаком. Арик не пытался увернуться; удар пришелся ему в плечо, и он упал на пол.

— Ты, — проревел Корд. — Еще ты мне будешь говорить, что делать. Ты вообще молчи. Если у тебя что и есть, — так только потому, что я тебе дал. Лучше не дерзи мне, парень.

— Не буду, сэр, — тихо отозвался Арик.

Корд совладал с собой и бросил на Исану еще один злобный взгляд.

— Нынче же вечером, — буркнул он. — Вот и посмотрим.

Земля дрогнула, когда он повернулся и вышел.

Несколько минут в коптильне стояла тишина, только шипели и потрескивали горящие угли. Потом Исана повернулась к Арику.

— Спасибо.

Арик вздрогнул от этого слова — сильнее, чем от отцовских ударов.

— Не благодари меня, — выдохнул он. — Не говори со мной. Пожалуйста. — Он поднялся и подобрал ведро. — Мне еще крышу смолить. Лед пока не пристал к крыше, но мне нужно просмолить ее нынче же, а то он меня воронам скормит.

— Арик… — начала было Исана.

— Помолчи, — прошипел Арик, косясь на дверь. — Снег снова пошел, — произнес он медленно, внятно, глядя на нее в упор.

И вышел, заперев за собой дверь.

Исана нахмурилась, пытаясь понять смысл его слов. Потом взяла вторую чашку. На этот раз она выпила чуть больше половины, отдав остаток находившейся в полубессознательном состоянии Одиане.

Ветер на улице крепчал. Она слышала, как по стедгольду ходят люди. Один из них подошел к коптильне, постучал по стене и выкрикнул какую-то грубость. Одиана дернулась и всхлипнула. Где-то совсем близко послышались возбужденные голоса и грубый смех — наверное, из большого зала Кордгольда. Началось что-то похожее на драку, завершившееся хохотом и подначками. Темнело, и скоро единственным источником света в коптильне остались багрово мерцающие угли.

Что-то стукнуло в стену — деревом по дереву. Шаги. Скрипнули ступени. Кто-то поставил на крышу что-то тяжелое, потом залез туда сам.

— Арик? — негромко окликнула Исана.

— Ш-ш-ш, — отозвался тот. — А теперь то, о чем я говорил.

Исана нахмурилась, глядя вверх. Она слышала его шаги по пологой крыше — он шел от ее обреза к коньку. Как раз к кругу углей. Внезапно сквозь обрешетку кровли просунулось лезвие ножа, крутнулось вправо-влево, расширяя отверстие, и убралось обратно. В образовавшуюся дыру упало несколько заляпанных смолой щепок и капель воды.

Арик медленно перемещался по крыше, и Исана слышала, как он размазывает по крыше смолу из ведерка, которое он, должно быть, затащил на крышу. Но раз в минуту или около того нож снова протыкал кровлю, проделывая в ней небольшое отверстие. Он проделал это несколько раз, а потом, так и не говоря ни слова, спустился с крыши. Шаги его прохрустели по снегу и стихли в ночи.

Потребовалось несколько минут, чтобы до Исаны дошло наконец, что сделал Арик.

В коптильне стояла удушающая жара — тепло поднималось от углей к самой крыше, нагревая ее. Вчера ночью лед на крыше не намерз, говорил Арик, но стоило бы воде просочиться сквозь нее хоть немного, и доски неминуемо повело бы от жара и влаги. Чтобы избежать этого, их приходилось постоянно смолить — особенно с учетом небрежности постройки. Кровля чуть не каждый день требовала свежей порции смолы, чтобы противостоять стихии.

Противостоять воде.

Из отверстий, которые проделал Арик своим ножом, закапало. Сначала капли падали редко, потом сделались все чаще и сменились тоненькими струйками.

Вода.

Сердце Исаны забилось чаще от возбуждения, от внезапно вспыхнувшей надежды. Она протянула руку через кольцо тлеющих углей и поймала ближнюю от нее струйку воды в чашку. Та наполнилась примерно через минуту; Исана поднесла ее ко рту и выпила залпом — с непривычным, каким-то животным наслаждением. Она наполнила еще чашку и выпила ее, и еще раз, а потом дала напиться и Одиане.

Женщина пошевелилась, а после второй чашки открыла глаза.

— Что случилось? — смогла прошептать она наконец.

— Шанс, — ответила Исана. — Нам подарили шанс.

Исана подставила сразу обе чашки: вода текла все увереннее.

Она облизнула губы и прошлась взглядом по кругу углей. Так оно и оказалось: в том месте, где Арик сыпал уголь совсем небрежно, остались только серые, прогоревшие уголья. Дрожа от возбуждения, Исана вытянула руку и вылила воду на угли. Послышалось шипение. Она наполнила чашки и повторила это еще раз. И в третий. И в четвертый.

Жалобно зашипев, последний уголек мигнул и погас. Дрожа как в лихорадке, Исана наполнила чашку еще раз и позвала Рилл.

Вода в чашке дрогнула, и Исана ощутила присутствие Рилл — живую вибрацию воды. На глаза ее навернулись слезы — и тут же Рилл осторожно, привычно спрятала их; фурия тоже явно испытывала облегчение, воссоединившись с ней.

Исана оглянулась на Одиану — та тоже перегнулась через огонь, набрав воды в ладони, и на лице ее играла отрешенная, мечтательная улыбка.

— Они говорят о нас, — пробормотала Одиана. — Столько питья… Собираются развлекаться со мной, пока жар не убьет меня. Потом возьмутся за тебя, Исана. Мне кажется… — Она вдруг умолкла, и спина ее выгнулась дугой. Она негромко охнула и вскинула руки к ушам, расплескав воду из ладоней. — Его голос. Нет. Не хочу слышать его. Не хочу слышать.

Исана схватила ее за запястье.

— Одиана! — прошипела она. — Нам надо убираться отсюда.

Та посмотрела на нее широко открытыми глазами и кивнула.

— Я… я не знаю. Не знаю, смогу ли.

— Ошейник?

Та снова кивнула.

— Трудно думать о том, что ему не п-понравится. Не знаю, смогу ли я поступить так. А если он заговорит со мной…

Исана зажмурилась. Потом осторожно отвела руки Одианы от ушей, а на их место мягко положила свои.

— Не скажет, — тихо произнесла она. — Дай-ка…

Одиана побледнела, но согласно кивнула.

Исана снова позвала Рилл и послала свою фурию в тело Одианы. Рилл поколебалась и повиновалась с явной неохотой — да и то лишь после того, как Исана напрягла свою волю, одолевая ее сопротивление.

Эмоции Одианы едва не оглушили ее.

Напряжение. Чудовищный страх. Ярость — бешеная, почти слепая. И все это обволакивалось медленным, томным наслаждением, исходящим от ошейника, — наслаждением, которое в любое мгновение могло смениться нестерпимой мукой. Она как бы оказалась в самом сердце бури — со всех сторон вокруг нее клубились страсти и эмоции. Вздрогнув, Исана поняла, что Рилл позволила ей коснуться только самой поверхности эмоций водяной ведьмы, чтобы бешеный вихрь их не захлестнул и ее мыслей, ее души.

Исана поспешно оттолкнула от себя этот ураган страстей, целиком сосредоточившись на своей задаче. С помощью своей фурии она нащупала уши Одианы, ее барабанные перепонки. Резким, почти отчаянным усилием она собрала все напряжение, царившее в теле Одианы, и сконцентрировала его у той в ушах. Словно издали до нее донесся болезненный вскрик Одианы — а потом перепонки лопнули, и на Исану обрушилась волна новых эмоций: злорадства, отвращения и нетерпеливого предвкушения.

Исана быстро вышла из водяной ведьмы, отдернув руки от ее висков, отвернувшись в сторону. Даже разорвав контакт, она продолжала ощущать воздействие диких эмоций Одианы, переполнявших ее, мешавших думать, сосредоточиться на неотложных заботах.

До нее донесся голос Одианы — тихий, вкрадчивый.

— Видишь ли, с этим невозможно бороться, — почти шепотом говорила та. — С этим придется мириться. Рано или поздно, они все равно придут, маленькая гольдерша. Тебе придется отдаться ему. Поступать иначе — это… это безумие.

Исана подняла глаза и увидела, что водяная ведьма улыбается, хоть улыбка ее и смахивает на гримасу боли. Исана тряхнула головой и решительно отогнала от себя эмоции, собираясь с мыслями. Тави. Бернард. Ей необходимо вырваться отсюда, вернуться к семье. Им нужна ее помощь, им необходимо хотя бы знать, все ли у нее в порядке. Она собрала волю в кулак, и постепенно мысли ее начали проясняться.

— Нам надо убираться отсюда, — повторила Исана. — Я не знаю, много ли у нас осталось времени.

Одиана хмуро покосилась на нее.

— Ты же лишила меня слуха, маленькая гольдерша. Я ведь тебя не слышу, вот оно как. Но если ты сейчас говоришь, что нам пора уходить, я согласна.

Исана мотнула головой в сторону пола вне кольца углей.

— Фурия Корда. Она охраняет пол там.

Она сделала движение рукой.

Одиана упрямо тряхнула головой. Взгляд ее на мгновение затуманился, а пальцы потянулись к ошейнику.

— Я… я готова на все, лишь бы уйти. Но толку от меня тебе… — Она низко наклонила голову. — Возьми меня за руку. Я иду с тобой.

Исана огорченно зажмурилась, услышав стук распахнувшейся двери.

— Пора, леди! — Голос у Корда был совсем пьяный; ему вторили хриплые возгласы нескольких глоток.

Исана испуганно вскочила и схватила Одиану за руку. Связавшись с Рилл, она послала ее на крышу коптильни собрать всю воду, всю влагу, которую могла найти там фурия. Исана ощутила ее, всю эту воду — ту, которая висела взвесью в воздухе, которая получалась от таяния снега на крыше, которая лежала на земле вокруг коптильни…

Она ощутила ее всю, собрала воедино и, негромко вскрикнув, высвободила.

Вода бурлящим потоком низверглась с крыши и захлестнула круг горящих углей. Те злобно зашипели, и за секунду-другую воздух в помещении заполнился горячим паром.

Снаружи послышался крик, и шаги Корда загрохотали, приближаясь. Лязгнул тяжелый засов на двери, и она распахнулась.

Еще одним взмахом руки Исана послала пар в лицо Корду и тех, кто шел за ним. Воздух огласили вопли и ругательства, и те отпрянули от двери.

Исана сосредоточилась на земле перед ними. Там, за границей почерневшего, погасшего круга пар вновь сгустился в воду — в сияющую полоску жидкости не шире половицы. Ничего подобного ей не приходилось проделывать еще ни разу в жизни. Крепко держа в голове то, что она хотела от Рилл, Исана сделала глубокий вдох и ступила на эту узкую полосу. Поверхность воды чуть дрогнула, но выдержала ее вес, не давая ее ногам коснуться пола.

Исана не удержалась от негромкого, но полного торжества возгласа и сделала шаг по полосе, потянув за собой за руку Одиану. Так, по воде, протащила она ее до двери и выпрыгнула на землю за порогом. Одиану шатало, но она не отставала.

— Стой! — взревел Корд в облаке пара. — Приказываю тебе, стой! Сойди на землю, сука! На землю, кому сказано!

Исана оглянулась на Одиану, но лицо ее оставалось отрешенным, взгляд — блуждающим, и она упорно не отставала от Исаны. Если ошейник и откликался как-то на слова Корда, она, во всяком случае, вида не подавала.

— Рилл! — прошипела Исана. — К ближайшему ручью!

И сразу же внутреннему взгляду ее отчетливо представилась картина окружающей Кордгольд местности — все источники, большие и малые ручьи, питавшие реку, которая несла свои воды через гарнизон и дальше, к Ледовому морю.

Исана повернулась и побежала по замерзшей земле. Теперь Рилл лишь помогала ей найти дорогу к ближайшей воде, да еще согревала кровь в ногах, чтобы те не замерзли. Исана надеялась только, что у Одианы хватит ума поступить так же.

Позади них Корд выкрикнул команду своей фурии, и земля справа от них вздыбилась. Лед и комья замерзшей земли полетели во все стороны. Исана взяла чуть левее, стараясь бежать там, где снег глубже, а лед толще, молясь, чтобы не поскользнуться, не сломать ногу. Только этот тонкий слой замерзшей воды и отделял ее от разгневанной фурии Корда.

— Убью! — ревел Корд в темноте за спиной. — Убью, сука! Найдите их, найдите обеих и убейте как собак! Гончих, гончих приведите!

С отчаянно колотившимся от страха сердцем, дрожа от ужаса и возбуждения, так и не выпуская руки Одианы, Исана бежала все дальше в ночь, прочь от шума погони.

ГЛАВА 31

— Что значит — промахнулись? — рявкнул Фиделиас.

Злобно оскалившись и скрестив руки на груди, он откинулся на спинку сиденья носилок. Воздушные рыцари несли их сквозь низкие облака и заряды снега; холод был такой, что уши, казалось, вот-вот замерзнут и отвалятся.

— Ты ведь терпеть не можешь летать? — заметил Олдрик.

— Отвечай на вопрос.

— Маркус докладывает, наземной группе не удалось помешать курсору попасть к графу Грэму. Воздушная группа получила возможность нанести удар и воспользовалась этим, однако их обнаружили прежде, чем они успели атаковать. Снова курсор. Двое из группы Маркуса убиты в завязавшемся бою, однако, согласно его донесению, граф Грэм ранен — возможно, смертельно.

— Вы профукали атаку с самого начала. Если они еще не были предупреждены, теперь на это можно не надеяться.

Олдрик пожал плечами.

— Может, и нет. Маркус сообщает, курсор и стедгольдер арестованы на месте и уведены в цепях.

Фиделиас вскинул взгляд на Олдрика и нахмурился. Потом — очень медленно — расплылся в улыбке.

— Что ж. Это заметно повышает настроение. Грэм не стал бы арестовывать одного из своих стедгольдеров, не выспросив все с начала до конца. Должно быть, теперь командование там осуществляет его дознаватель.

Олдрик кивнул.

— Именно так и докладывает Маркус. И по имеющейся у нас информации, его нынешний дознаватель отличается большим гонором, но туп как пробка. Из рода Плювусов. Молод, абсолютно неопытен — его мастерства не хватает даже на штабную работу, а в бою от него и вовсе не будет толка.

Фиделиас неопределенно хмыкнул и кивнул.

— Похоже, это счастливая случайность. К ним должны были послать опытного ветерана в сопровождении почти двух когорт терциев, но в штабе кто-то напутал, и вместо них туда послали зеленых новичков.

— Вороны меня побери, если это случайность, — буркнул Фиделиас. — Я потратил целую неделю, чтобы подстроить это.

Мгновение Олдрик молча смотрел на него.

— Что ж, это впечатляет.

Фиделиас пожал плечами.

— Я делал это только для того, чтобы ослабить боеготовность гарнизона. Я не ожидал, что это сработает настолько удачно. — Он раздраженно смахнул со щеки снежинку. — Везет, как праведнику.

— Не радуйся раньше времени, — посоветовал мечник. — Если мараты утратят порыв, все пойдет прахом.

— Затем и летим, — отозвался Фиделиас. — Ты только без самодеятельности, ладно? — Он наклонился вперед и окликнул одного из рыцарей: — Далеко еще?

Тот, прищурившись, вгляделся вперед и обернулся к нему.

— Сейчас выйдем из облаков, сэр. Должны быть видны костры… вон они.

Носилки вынырнули из слоя облаков, и желудок Фиделиаса снова неприятно сжался, стоило ему увидеть, как далеко земля.

И там, внизу, раскинувшись у подножия огораживавших долину Кальдерона гор, полыхали бивачные костры. Миля за милей горящих костров.

— Гм, — хмыкнул Олдрик. Он смотрел на костры, на окружавшие их фигуры. Потом повернулся к Фиделиасу. — Не уверен, что смогу справиться с таким количеством.

Уголок рта Фиделиаса чуть дернулся.

— В таком случае драку отложим на крайний случай, идет? Носилки коснулись земли у подножия холма, на вершине которого несколько исполинских, размером с дом, камней окружали небольшой пруд, почему-то свободный ото льда. Между камнями горели воткнутые в землю факелы, от зеленоватого пламени которых шел странный, какой-то тяжелый дым. Это придавало месту немного театральный вид. Снег на вершине тоже добавлял свечения; отблески факелов играли на коже почти обнаженных маратов, с любопытством смотревших на носилки.

Разминая ноги, Фиделиас выбрался из носилок и заговорил со знакомым ему уже рыцарем:

— Где Ацурак?

Рыцарь мотнул головой в сторону вершины.

— Там, наверху. Они называют это «хорто»… в общем, там.

Фиделиас покрутил лодыжкой и поморщился от боли.

— Тогда почему мы не приземлились прямо на вершине?

Рыцарь пожал плечами.

— Они сказали нам не делать этого, сэр, — извиняющимся тоном ответил он.

— Отлично, — буркнул Фиделиас.

Он оглянулся на Олдрика и начал подниматься по склону. Мечник пристроился справа и на шаг сзади от него. Ноги на подъеме болели еще сильнее, и ему пришлось сделать остановку, чтобы перевести дух.

Олдрик покосился на него и нахмурился.

— Ноги?

— Да.

— Как только провернем все завтра, отправлюсь на поиски Одианы. Она хорошо справляется с такими штуками.

Фиделиас поморщился. Он не доверял водяной ведьме. Олдрик, похоже, держал ее под контролем, но, на его взгляд, она была слишком умна.

— Хорошо, — коротко ответил он и помолчал несколько секунд. — Почему, Олдрик?

Мечник равнодушно оглядывался по сторонам.

— Что — «почему»?

— Как давно уже ты в бегах? Двадцать лет?

— Восемнадцать.

— И все это время ты числишься в бунтарях. То с одними, то с другими — но всегда с бунтовщиками.

— Борцами за свободу, — поправил его Олдрик.

— Какая разница, — возразил Фиделиас. — Для Гая ты едва ли не с детских лет просто как заноза в заднице.

Олдрик пожал плечами. Фиделиас пристально смотрел на него.

— Почему?

— Зачем тебе знать?

— Затем, что я предпочитаю знать побуждения людей, с которыми работаю. Ведьма привязана к тебе. До такой степени, что я не сомневаюсь: она убьет любого, стоит тебе попросить.

Олдрик снова пожал плечами.

— Но я так и не знаю, почему ты идешь на все это. Почему Аквитейн доверяет тебе. Так почему?

— Неужели ты еще сам не догадался? Ты же считаешься величайшим шпионом нашей Короны. И не догадался? Не изучил моих шрамов, не рылся в моих дневниках? Ничего такого?

Фиделиас чуть улыбнулся.

— Ты честен. Ты убийца, наемный меч — и все же кристально честен. Мне показалось, стоит спросить.

Мгновение Олдрик молча смотрел на него.

— У меня была семья, — бесцветным голосом произнес он. — Мать, отец. Старший брат, две младшие сестры. Гай Секстус уничтожил их всех. — Олдрик побарабанил пальцем по эфесу меча. — Я убью его. Чтобы сделать это, мне необходимо свергнуть его с трона. Поэтому я с Аквитейном.

— Только это? — спросил Фиделиас.

— Нет, — отрезал Олдрик и помолчал немного. — Как твои ноги? — поинтересовался он.

— Пошли, — кивнул Фиделиас и двинулся дальше, морщась на каждом шагу.

За ярдов десять до вершины из тени у подножия стоячих камней выступили два воина-марата, мужчина и женщина. Легко шагая по снегу, они подошли к ним. Мужчина держал в руках топор явно алеранского изготовления; женщина — зазубренный каменный кинжал.

Фиделиас остановился в паре шагов от них и поднял руки ладонями вверх.

— Мир. Я пришел говорить с Ацураком.

Мужчина, прищурившись, шагнул вплотную к нему. В светлых волосах его торчало несколько темных, тяжелых перьев овцереза.

— Я не пущу тебя говорить с Ацураком, чужак, пока он на хорто. Ты подождешь, пока…

Фиделиас покрепче уперся ногами в землю, набираясь сил от Ваммы, и нанес воину с топором удар, от которого тот полетел без чувств на снег.

Даже не посмотрев на поверженного марата, Фиделиас перешагнул через него и, хромая, подошел к женщине.

— Мир, — повторил он все тем же ровным голосом. — Я пришел говорить с Ацураком.

Взгляд янтарных глаз женщины-марат оценивающе скользнул по Фиделиасу вверх-вниз. Потом губы ее чуть раздвинулись, показав хищные волчьи клыки.

— Я отведу вас к Ацураку, — произнесла она.

Следом за ней Фиделиас поднялся на самую вершину, к стоящему на ней каменному кругу. Темный дым факелов тяжело стелился по земле; запах от него был немного странный, и Фиделиас почувствовал, как у него слегка закружилась голова, когда он шагнул внутрь круга. Он оглянулся на Олдрика, и мечник кивнул, раздувая ноздри.

Семь камней — гладких, округлых — торчали из пелены зеленоватого дыма, обступая почему-то остававшийся чистым ото льда прудик. Казалось, дым тонет в воде и клубится под ее гладью.

В кругу камней стояло еще с сотню маратов — часть с перьями овцерезов в волосах, другие ссутулившись, что выдавало их принадлежность к клану Волка. Мужчины и женщины ели, пили из ярко раскрашенных бурдюков или спаривались с животным бесстыдством в этом душном, дурманящем дыму. В полумраке виднелись высокие, безмолвные силуэты овцерезов и припавшие к земле фигуры волков.

У одного из камней разместился Ацурак. Синяки его уже исчезли; порезы были перевязаны полосками шкуры с подложкой из целебных трав. Кинжал Аквитейна висел на поясе в ножнах из сыромятной кожи — висел так, чтобы его было хорошо видно. По обе стороны от Ацурака примостились две женщины с густыми бровями и хорошо заметными клыками — молодые, обнаженные, гибкие.

Рты у всех троих были перепачканы свежей, алой кровью. А рядом с ними стояла, дрожа, привязанная к камню молодая алеранская женщина, на теле которой все еще виднелись обрывки обычной сельской одежды.

Олдрик брезгливо скривил рот.

— Дикари, — пробормотал он.

— Да, — согласился Фиделиас. — Они нам потому и нужны, что дикари.

Мечник негромко зарычал.

— Они выступили слишком рано. С этой стороны долины нет ни одного алеранского поселения.

— Это очевидно. — Фиделиас сделал шаг вперед и повысил голос. — Ацурак из клана Овцереза. Насколько я понимаю, наша атака должна была состояться спустя два утра, считая с сегодняшнего. Или я ошибался?

Ацурак поднял взгляд на Фиделиаса. Женщина постарше, судя по виду из клана Волка, встала со своего места у подножия забрызганного кровью камня и подошла к нему, кося янтарными глазами на Фиделиаса. Не глядя на женщину, Ацурак поднял руку, чтобы коснуться ее.

— Мы празднуем нашу победу, алеранец. — Он улыбнулся, и зубы его тоже оказались перепачканы алым. — Ты желаешь разделить ее с нами?

— Ты празднуешь победу, которой еще не одержал.

Ацурак равнодушно отмахнулся.

— Позже для многих моих воинов не будет возможности отпраздновать ее.

— Значит, ты нарушил наше соглашение? — спросил Фиделиас. — Нанес удар до срока?

Марат нахмурил тяжелые брови.

— Передовой дозор ударил первым — таков наш обычай. Нам, алеранец, ведомы многие входы и выходы из долины. Армия там не пройдет, а дозор — легко. — Он махнул рукой в сторону связанной девушки. — Ее люди хорошо бились с нами. Хорошо умирали. Теперь мы напитаемся их силой.

— Вы пожираете их заживо? — спросил Олдрик.

— Чистыми, — поправил его Ацурак. — Не тронутыми ни огнем, ни водой, ни клинком. Такими, какими предстают они пред Единственным.

При этих его словах двое воинов-овцерезов встали и подошли к пленнице. С небрежной, почти равнодушной уверенностью они отвязали ее, сорвали с нее остатки одежды и привязали ее обратно с широко разведенными руками и ногами.

Ацурак покосился на пленницу и раздвинул окровавленные губы.

— Так мы берем больше силы. Я и не ожидал, что ты поймешь это, алеранец.

Девушка затравленно озиралась по сторонам. Глаза ее покраснели от слез, тело дрожало от холода, губы посинели.

— Пожалуйста, — взмолилась она, увидев Фиделиаса. — Прошу вас, сэр. Помогите, пожалуйста!

Фиделиас встретился с ней взглядом и медленно двинулся к камню, к которому она была привязана.

— Обстоятельства изменились. Нам придется поменять планы, чтобы не отстать от событий.

Ацурак, хмурясь все сильнее, следил за ним взглядом.

— Как поменять, алеранец?

— Сэр! — не унималась девушка, сморщившись от слез и страха. — Прошу вас, сэр…

— Ш-ш-ш, — произнес Фиделиас. Он положил руку ей на волосы, и она замолчала, сдавленно всхлипывая. — Нам нужно ускорить выступление. Войска в гарнизоне могут подготовиться к нашей атаке.

— Пусть готовятся, — лениво бросил Ацурак, прижимаясь к одной из женщин. — Мы и так вырвем зубами их слабые животы.

— Ты ошибаешься, — возразил Фиделиас достаточно громко, чтобы его слышали все собравшиеся у пруда мараты. — Ты ошибаешься, Ацурак. Мы должны атаковать одновременно. На рассвете.

На вершине холма воцарилась такая тишина, словно мараты боялись даже вздохнуть.

Все переводили взгляд с Фиделиаса на Ацурака и обратно.

— Ты сказал, что я ошибаюсь, — медленно произнес Ацурак.

— У твоего народа младшие слушают старших — так, вождь клана Овцереза?

— Так.

— Значит, ты, молодой вождь, послушаешь меня. Я был здесь, когда алеранцы в последний раз бились с твоим народом. И не было тогда никакой славы. Никакой доблести. Даже битвы толком никакой не было. Скалы опрокидывались на ваших людей, а трава спутывала им ноги. Огонь бежал по земле, огонь захлестнул их и уничтожил всех. Не было ни схватки, ни поединка, ни Испытания крови. Они умерли, как безмозглые животные в капкане, ибо стали слишком самоуверенными. — Он скривил губы в усмешке. — Они нажрались до отвращения.

— Ты оскорбляешь память отважных воинов…

— Которые умерли потому, что не использовали всех своих преимуществ, — рявкнул Фиделиас. — Веди своих людей на смерть, Ацурак, если таково твое желание, но я не буду в этом участвовать. Я не желаю тратить жизни моих воинов в попытке одолеть рыцарей готового к нападению гарнизона.

Еще один марат — тоже из овцерезов — встал и шагнул к ним.

— Он говорит как алеранец. Как трус.

— Я говорю правду, — возразил Фиделиас. — Если ты мудр, молодой воин, ты прислушаешься к словам старшего.

Несколько секунд Ацурак молча смотрел на него. Потом резко выдохнул.

— Алеранцы бьются, как трусы. Заставим же их помериться с нами в Испытании крови прежде, чем они смогут подготовить своих духов, чтобы спрятаться за ними. Мы нападем на рассвете.

Фиделиас кивнул.

— Значит, праздник завершен?

Ацурак покосился на дрожавшую под рукой Фиделиаса пленницу.

— Почти.

— Пожалуйста, сэр, — прошептала девушка. — Пожалуйста, помогите.

Фиделиас внимательно посмотрел на нее и кивнул, взяв другой рукой за подбородок.

А потом резким движением сломал ей шею. В наступившей на вершине холма тишине хруст показался особенно громким. Еще пару секунд глаза ее потрясенно смотрели на него. Потом взгляд ее медленно угас.

Он отпустил голову мертвой девушки, и она упала, с глухим стуком ударившись о камень.

— Теперь кончился, — сказал он Ацураку. — Будь на месте с восходом солнца. — Он побрел через круг обратно к Олдрику, стараясь не выказывать хромоты.

— Алеранец, — прорычал Ацурак с плохо скрываемым бешенством.

Фиделиас задержался, не оборачиваясь.

— Я запомню это оскорбление.

— Ты только будь на месте в срок, — сказал Фиделиас.

Не оглянувшись, он зашагал вместе с Олдриком дальше, вниз по склону, к носилкам. Олдрик, насупившись, держался рядом. Где-то на полпути вниз желудок у Фиделиаса свело судорогой, и ему пришлось остановиться, низко опустив голову и покачиваясь на больных ногах.

— Ты что? — негромко спросил Олдрик.

— Ноги разболелись, — солгал Фиделиас.

— Ноги у него разболелись, — все так же тихо буркнул Олдрик. — Фурии, да ты ведь убил эту девочку.

Фиделиас все еще боролся со своим желудком.

— Да.

— И тебя это ни капельки не трогает?

— Ни капельки, — снова солгал тот.

Олдрик покачал головой.

Фиделиас сделал вдох. Потом еще один. Приступ тошноты вроде бы прошел.

— Она была уже мертва, Олдрик, — устало произнес он. — Скорее всего, ее родных и друзей сожрали заживо у нее на глазах. Она просто была последняя в очереди. Даже если бы нам удалось вытащить ее отсюда целой, она видела слишком много. Нам все равно пришлось бы самим убрать ее.

— Но это ты убил ее.

— Это самое милосердное, что я мог для нее сделать. — Фиделиас выпрямился. В голове постепенно прояснилось.

Некоторое время Олдрик молчал.

— Великие фурии, — произнес он наконец. — На такое вот убийство у меня бы духу не хватило.

Фиделиас кивнул.

— Главное, чтобы это не мешало тебе исполнять свой долг.

Олдрик хмыкнул.

— Ты как, готов?

— Готов, — сказал Фиделиас. Они двинулись дальше по склону. — По крайней мере, мы заставили маратов шевелиться. — Ноги болели отчаянно, но спускаться с холма было все же легче, чем подниматься на него. — Готовь своих людей. Рыцарей гарнизона будем атаковать так, как планировали по дороге сюда.

— Значит, без боя все-таки не обойтись, — буркнул Олдрик.

Фиделиас кивнул.

— Не думаю, чтобы операции что-либо помешало.

ГЛАВА 32

Тави отчаянно лязгал зубами, кутаясь в плащ, когда их с Линялым вытолкали из шатра, в котором они провели ночь. Сам он, впрочем, не знал точно, от холода он дрожит или от переполнявшего его возбуждения, не дававшего ему усидеть на месте и гнавшего прочь холод вступающей в свои права зимы.

— С-снег еще в-выпал, — пробормотал Тави, шагая за неразговорчивым Дорогой.

Большие белые хлопья, кружась, завесили небо белой пеленой. За день снежный покров превратился из тонкой обледеневшей корки в мягкий, толстый ковер, в котором Тави утопал по щиколотки. Правда, даже так он ухитрился поскользнуться в месте, где лед оказался едва припорошенным, но Линялый бросился вперед и успел подхватить его.

— Здорово.

Не убавляя шага, Дорога обернулся к нему.

— Это и правда хорошо, — сказал он. — Снег и темнота — возможно, большая часть Хранителей будут спать.

Тави нахмурился.

— Каких еще Хранителей?

— Хранителей Тишины, — объяснил Дорога.

— Кто это?

— Увидишь, — сказал Дорога.

Он продолжал шагать по снегу, направляясь к огромному старому гарганту, тупо жевавшему свою жвачку. Дорога подошел к скотине и вроде бы не подал ей никакого видимого сигнала, однако та опустилась на колени. Использовав согнутую ногу животного в качестве ступени, Дорога ухватился за свисавшую с седла плетеную веревку и легко забрался на него, а потом помог сделать это Тави и Линялому.

Когда все трое отказались в седле, гаргант неспешно поднялся на ноги, повернулся и зашагал по снегу. Некоторое время они ехали молча, и хотя от спины гарганта исходило тепло, а с обеих сторон Тави прикрывали от ветра соседи, он все же продолжал дрожать. Значит, все-таки от возбуждения, решил он, и рот его невольно растянулся в улыбке.

— Так что за штуку мы должны принести? — поинтересовался он.

— Благословение Ночи, — отозвался Дорога.

— А что это такое?

— Растение. Гриб. Растет в самом сердце долины Тишины. В большом дереве.

— Угу… — сказал Тави. — А для чего он нужен?

Дорога даже зажмурился от подобного невежества.

— Для чего он нужен, мальчик из долины? Для всего нужен.

— Ценный, значит?

Дорога тряхнул головой.

— Одним словом этого не передать. Лихорадка. Отрава. Раны. Боль. Даже возраст. Он властен над всем этим. Для нашего народа нет ничего более ценного.

Тави присвистнул.

— А сейчас у вас есть такой?

Дорога поколебался. Потом мотнул головой.

— Почему?

— Он растет только здесь, мальчик из долины. И очень медленно. Если повезет, один человек в год возвращается, принося с собой немного Благословения.

— Тогда почему вы не посылаете больше людей?

Мгновение Дорога молча смотрел на него.

— Посылаем, — сказал он наконец.

Тави зажмурился.

— Значит… гм… значит, я правильно понимаю: с теми, кто не вернулся, что-то случилось?

— Хранители, — кивнул Дорога. — Их укус смертельно ядовит. Но есть и у них слабое место.

— Какое же?

— Когда падает один, Хранители набрасываются на него. Все до единого. И не преследуют никого другого до тех пор, пока не сожрут без остатка первого.

Тави ахнул.

— Таково Испытание моего народа пред Единственным, мальчик из долины. Ночь только начинается. Ты пойдешь в долину Тишины и вернешься до рассвета.

— А что, если мы не вернемся до рассвета?

— Значит, вы не вернетесь.

— Хранители?

Дорога кивнул.

— Ночью они медлительны. Бесшумны. Никто из них не покидает пределов долины Тишины, когда Единственный заполняет небо своим светом.

— Здорово, — повторил Тави и глубоко вздохнул. — А где твой сын?

Дорога посмотрел куда-то в небо, потом снова на Тави.

— Мой… что?

— Китаи. Твой сын.

— А… Мой щенок, — кивнул Дорога и опустил взгляд на землю перед ними. — Хашат приведет Китаи.

— Так он едет не с тобой?

Дорога промолчал.

— Что? — спросил Тави. — Он в ссоре с тобой? Шатается с кланом Лошади?

Дорога прорычал что-то, и гаргант под ними взревел так, что у Тави лязгнули зубы.

— Ладно, ничего, — поспешно произнес Тави. — Далеко еще до этого твоего большого дерева?

Дорога направил гарганта вниз по длинному, пологому склону и ткнул пальцем вперед.

— Сам посмотри.

Тави вытянул шею, пытаясь заглянуть поверх широких плеч Дороги, потом осмелел настолько, чтобы привстать на спине у гарганта; Линялый, правда, придерживал его за пояс.

Там, далеко впереди, склон, изборожденный длинными полосами теней на снегу, резко обрывался вниз, словно чья-то исполинская рука выдернула из земли перевернутый купол. По всей окружности провала возвышался частоколом хребет; так велика была окружность, что Тави не видел дальнего ее края. Неяркий, зеленоватый свет струился из провала, и когда гаргант подошел поближе, Тави увидел, откуда тот исходит.

Дно провала — огромной, утопленной в землю чаши — сплошь поросло деревьями. Ничего подобного Тави еще не видел. Искривленные, скрученные стволы тянули к небу множество ветвей, напоминавших отчаянно выброшенные руки утопающего.

Свет сочился откуда-то из крон деревьев. Тави хмурился и щурился, пытаясь разобраться в том, что же он видит. Деревья сплошь покрывала какая-то странная поросль, и это от нее исходило слабое, зловещее свечение. Она напоминала лишай или мох, но вместо того, чтобы лепиться к деревьям пятнами или тонким слоем, как это обычно бывает, она покрывала их всех толстой желеобразной массой. Когда гаргант подошел еще ближе к краю обрыва, Тави увидел, что в ее толще имеются протоки и места, под которыми, похоже, остались воздушные пузыри. Казалось, какой-то великан слой за слоем лил на лес, на протянутые в мольбе ветви расплавленный воск, пока все это не начало походить на какую-то причудливую картину.

И в самом центре этого безумного леса стояло древнее дерево — высокий, корявый ствол, большую часть ветвей которого обломало время. Расстояние мешало определить его истинные размеры, но Тави решил, что высота его, должно быть, изрядна.

— Восковой лес, — прошептал Тави. — Ух ты. А я и не знал, что он такой красивый.

— Опасный, — тихо пробормотал Линялый. — Он опасный, Тави. Линялый пойдет туда.

— Нет, — возмутился Тави. — Я сам вызвался. Мне и проходить Испытание. — Он покосился на Дорогу. — Так ведь?

Дорога посмотрел на Тави, потом перевел взгляд на Линялого.

— Слишком тяжелый, — сказал он.

— Что? — не понял Тави.

— Слишком тяжелый, — повторил Дорога. — Поверхность покрова не выдержит такого веса. Воск. Это разбудит Хранителей, стоит ему ступить на нее. Только щенки или маленькие женщины могут войти в долину Тишины и остаться живыми.

Тави сглотнул.

— Ну, — хрипло сказал он, — значит, тем более это должен быть я.

Линялый насупился, но промолчал.

Медлительная на первый взгляд поступь гарганта не мешала ему быстро одолевать расстояние, так что они очень скоро оказались на самом краю обрыва. Здесь стояла рядом с крупным светло-серым жеребцом Хашат; ветер сбивал белые гривы обоих на одну сторону, и длинноногая маратка казалась своего рода отражением коня. Лунный свет играл на украшавших ее трофейный пояс бляхах с имперским орлом.

Чуть в стороне, рядом с двумя сугробами сидел, свесив ноги с края обрыва, Китаи все в той же куртке. Ветер сдувал волосы с его узкого, резко очерченного лица, и он щурился от бьющего в глаза снега.

При виде соперника Тави нахмурился, и на мгновение его порезанную щеку снова защипало.

Дорога молча кивнул Хашат и гаркнул что-то своему гарганту. Тот фыркнул, плавно остановился и с довольным видом улегся. Дорога скинул с седла веревку и первым, держась за нее одной рукой, соскользнул на землю. За ним последовал Тави, последним на землю спустился Линялый.

— Дорога, — Хашат, хмурясь, подошла к ним. — Вы готовы?

Дорога коротко кивнул.

— Уже известно, — сказала Хашат. — Волки выступали, когда я уезжала сюда с Китаи. Они нападают на рассвете.

Тави с трудом удержался, чтобы не охнуть, и покосился на Линялого. Вид у раба был встревоженный, хотя взгляд продолжал блуждать в пространстве поверх Воскового леса.

— Что ж, — хмыкнул Дорога. — Значит, тут все и решится. Если одолеет алеранец, мы избежим сражения.

— Ацурак будет недоволен тобой, Дорога.

Марат пожал плечами.

— Он может не дожить до завтрашнего вечера. А доживет — увидим.

Хашат кивнула.

— Тогда давайте начинать.

— Китаи, — пророкотал Дорога.

Фигура на краю обрыва не шевельнулась. Дорога нахмурился.

— Щенок!

Тот так и продолжал болтать ногами в воздухе, не оборачиваясь.

Дорога свирепо покосился на Хашат. Женщина с конской гривой отвернулась на долю секунды позже, чем стоило бы, чтобы скрыть улыбку.

— Твой щенок взрослеет, Дорога. Они всегда своенравны в этом возрасте. Ты ведь сам знаешь.

— Ты просто хочешь, — буркнул Дорога, — чтобы Китаи стал частью клана Лошади.

Хашат пожала плечами.

— Ловкость, смекалка. Кто бы не хотел этого? — Она задрала подбородок и позвала: — Китаи! Мы готовы начинать.

Китаи встал, машинально отряхнул снег с куртки и с невозмутимым видом двинулся к ним. Он остановился в паре шагов от Тави, глядя на алеранского сверстника.

Тави вдруг сделалось страшно. Давешний порез снова защипало, но он упрямо выпятил подбородок. Он никогда и никому не позволял запугать себя. Он шагнул навстречу Китаи и прищурился, твердо встретив взгляд соперника. Глаза их оказались на одном уровне, да и сложением тот ненамного превосходил Тави. Тави скрестил руки на груди и спокойно смотрел на подростка-марата.

Теперь уже Китаи не знал, как реагировать на позу соперника. Он нерешительно оглянулся на Хашат.

— Вы оба знаете правила Испытания, — раздраженно буркнул Дорога. — Первый, кто найдет Благословение Ночи и принесет его мне, будет победителем. — Он повернулся к Тави. — Алеранец, Благословение имеет форму гриба. У него плоская шляпка, довольно тонкая ножка, а цвет его подобен ночи. Он растет у подножия большого дерева, у него в стволе.

— Черный гриб, — повторил Тави. — Большое дерево. Ладно, ясно.

— Китаи, ты знаешь правила Испытания.

Тот кивнул.

— Да.

Дорога повернулся к нему и положил ручищи ему на плечи, без труда развернув лицом к себе.

— Тогда будь осторожнее. Твоя мать хотела бы этого.

Китаи задрал подбородок, и глаза его сверкнули.

— Моя мать, — заявил он, — уже забрала бы Благословение и вернулась прежде, чем ты договорил.

Дорога неожиданно блеснул зубами.

— Да, — согласился он, стиснул лапищей плечо Китаи, отпустил его и повернулся к Тави. — Мы опустим вас обоих. Там, внизу, нет никаких правил. Важен только результат. Ты еще можешь отказаться от Испытания, если хочешь, мальчик из долины.

— И вернуться в лагерь, чтобы меня там съели?

Дорога кивнул.

— Да. Мне жаль.

Тави невольно усмехнулся.

— Нет уж. Я, пожалуй, лучше попытаю счастья с Хранителями.

— Тогда начнем. — Дорога повернулся к одному из сугробов и, порывшись в нем своими ручищами, достал из-под снега большой моток плетеной веревки — Тави еще не приходилось видеть таких. Хашат тем временем откопала из-под второго сугроба другой такой же моток.

Краем глаза Тави увидел, что Китаи подошел и стал у него за спиной. Юный марат наблюдал за действиями взрослых, проверявших длину и прочность веревок.

— Эти веревки сделаны Гадрим-га. Вы называете их ледовиками. Сплетены из волос их женщин. Они не замерзают и не ломаются.

Тави кивнул.

— Приходилось делать это раньше?

Китаи кивнул.

— Дважды. Только тогда это было не для Испытания. Но мне дважды удалось побывать там и вернуться с Благословением. Никто другой не вернулся.

Тави кашлянул.

— Боишься, алеранец?

— А ты?

— Да, — признался Китаи. — Боюсь проиграть. От этой ночи для меня зависит все.

— Не понимаю.

Китаи фыркнул.

— Когда я вернусь с Благословением раньше тебя, это будет значить, что честь моего родителя защищена в Испытании перед Единственным. Я буду наравне со взрослыми и смогу выбирать, где мне жить.

— И ты хочешь жить с Хашат, — кивнул Тави.

Китаи зажмурился, потом поднял взгляд на Тави.

— Да.

Тави внимательно посмотрел на юного марата.

— Ты… э… она тебе… ну, нравится?

Китаи нахмурился, сдвинув светлые брови.

— Нет. Но я хочу быть частью ее клана. С ее кланом живешь свободно. Не таскаешься с Дорогой и его дурацкими гаргантами. — Он оглянулся, не слышит ли его кто из старших, и придвинулся ближе к Тави, — От них воняет, — прошептал он.

Тави приподнял брови, но кивнул.

— Да. Это точно.

— Алеранец, — сказал Китаи. — Мой родитель прав в одном. Ты не трус. Встретиться с тобой в Испытании — честь. Но я побью тебя. Даже не надейся, что это может кончиться как-то по-другому, каких бы духов ты ни призывал себе на помощь.

Тави почувствовал, что хмурится. Китаи недобро прищурился и отступил на шаг, положив руку на рукоять ножа.

— Нет у меня духов, — буркнул Тави. — И у нас в стедгольде принято говорить, что цыплят по осени считают.

— Мы не ждем цыплят, — сказал Китаи и шагнул к веревкам. — Мы съедаем яйца. Я думал, алеранец, ты сможешь вернуться живым благодаря твоим духам. Значит, на рассвете понадобится только одна веревка.

Тави открыл рот, чтобы ответить не менее едко, но Линялый крепко сжал его плечо рукой, и Тави повернулся к рабу.

Линялый хмуро смотрел на него необычно серьезным взглядом.

— Осторожнее, Тави, — с этими словами он снял мешок со своего плеча и перевесил на плечо Тави.

Паренек невольно охнул от неожиданного веса.

— Э… Линялый. Может, мне лучше идти туда налегке? Так я буду двигаться быстрее.

— Марат сильнее Тави, — сказал Линялый. — И быстрее.

— Спасибо, — язвительно буркнул Тави. — Вот как раз такого ободрения мне не хватало.

В глазах Линялого мелькнуло что-то, похожее на усмешку, и он взъерошил Тави волосы.

— Тави хитрый. Вот. Мешок полезных штук. Будь хитрее, Тави. Это важно.

Тави склонил голову набок и внимательно посмотрел на раба.

— Линялый? — переспросил он.

Взгляд Линялого потух, и он снова ухмылялся своей обычной, глупой ухмылкой.

— Мальчик из долины, — окликнул Дорога. — Не теряй времени.

— Линялый, — торопливо зашептал Тави, — если я не вернусь, передай тете Исане, что я люблю ее. И дядю тоже.

— Тави, — кивнул Линялый. — Возвращайся.

Паренек вздохнул. Какое бы предостережение ни мелькнуло в глазах его спутника, оно уже исчезло.

— Ладно, — сказал он и пошел к Дороге, подгоняя на ходу лямки мешка, чтобы тот не болтался на спине.

Дорога нагнулся, взял конец веревки и с ловкостью моряка сделал на нем петлю. Потом выпрямился, держа веревку так, чтобы петля покачивалась в паре дюймов над землей. Тави кивнул, шагнул веред, поставил ногу в петлю и потянул веревку вверх, затягивая ее.

Дорога одобрительно кивнул. Справа от Тави Китаи сам завязал петлю и стоял на краю обрыва, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Тави осторожно подошел к краю, заглянул вниз и увидел землю в нескольких сотнях футов внизу. Голова его чуть закружилась, а желудок свело предательской судорогой.

— Что, боишься, алеранец? — спросил Китаи и негромко засмеялся.

Тави испепелил его взглядом и повернулся к Дороге, который привязал конец веревки к вбитому в землю колышку и обмотал ее вокруг второго колышка, чтобы легче было стравливать ее вниз.

— Пошли, — сказал Тави и шагнул с обрыва, повиснув на веревке.

Дорога держал ее крепко, и после первого, полного страха мгновения Тави стукнулся боком о почти отвесный склон и закачался над бездной. Дорога начал понемногу стравливать веревку, но Тави крикнул ему, чтобы тот опускал его быстрее.

Веревка на мгновение застыла, а потом ускорила движение, и Тави заскользил вдоль склона с почти угрожающей скоростью.

Сверху послышался крик, и Китаи, шагнув через край, тоже закачался на веревке. Он почти кувырком пролетел несколько ярдов, и когда веревка наконец натянулась и остановила его падение, Тави показалось, что Хашат едва удалось сделать это. Китаи злобно покосился на Тави и крикнул что-то вверх на своем языке. Мгновение спустя его спуск тоже ускорился.

Держась за веревку одной рукой, Тави отталкивался от склона другой и свободной ногой. Это оказалось труднее, чем он ожидал. Вскоре он взмок и задыхался, однако быстрый взгляд вверх, на Китаи, показал, что он рассчитал верно: крепкие руки Дороги стравливали веревку вниз быстрее, чем это удавалось сделать Хашат, поэтому по мере спуска отрыв Тави от соперника заметно увеличивался.

Когда до зловещего зеленого свечения покрова оставалось сравнительно немного, он снова задрал голову и торжествующе ухмыльнулся Китаи.

Китаи пронзительно свистнул, и веревка его вдруг остановилась.

Тави смотрел на него в замешательстве до тех пор, пока тот не достал нож, дотянулся до веревки, удерживавшей Тави в трех десятках футов над зловещим лесом, и, ухмыльнувшись ему в ответ, принялся перерезать ее.

ГЛАВА 33

Тави бросил взгляд вниз — до земли оставалось добрых три десятка футов — и свободной рукой полез за спину, в мешок Линялого. Рывком он развязал клапан, беспорядочно раскачиваясь на веревке, вытащил первое, на что наткнулись его пальцы, и швырнул это в марата.

Китаи взвизгнул от неожиданности и отпрянул. Головка сыра шмякнулась о камень в нескольких дюймах от его головы, повисла пару мгновений, прилипнув, и свалилась наконец куда-то вниз, на покрытую слоем воска землю.

Китаи изумленно уставился на сыр, потом на Тави и нахмурился. Дорога продолжал стравливать веревку, так что надрез, который тот успел сделать, ушел вниз. Китаи перехватил свою веревку удобнее, уперся ногами в склон и снова принялся резать веревку.

— Ну и глупо. Тебе же лучше, алеранец, если ты упадешь и сломаешь ногу. Тебе придется вернуться, зато тебя не съедят Хранители.

Тави порылся в мешке и нашарил несколько завернутых в тряпицу коврижек. Он принялся швыряться ими в Китаи по одной.

— Ну да, чтобы меня могли съесть ваши.

Китаи нахмурился сильнее, не отрываясь от работы. Коврижка угодила ему в локоть, но, похоже, не помешала ни капельки.

— По крайней мере, мы тебя съедим не заживо.

— А ну прекрати!

Тави швырнул следующую коврижку — с тем же самым результатом. Толстая прядь, из которых была свита веревка, лопнула и принялась раскручиваться. С замиранием сердца Тави покосился вниз. До земли оставалось еще футов двадцать. Упасть с такой высоты, не повредив себе ничего, казалось маловероятным.

Еще одна жила лопнула, громко хлопнув, и Тави закачался, гадая, надолго ли хватит прочности оставшихся.

Дрожа от возбуждения, Тави бросил еще один взгляд вниз. Тридцать футов. Он выдернул ногу из петли, как можно быстрее соскользнул по серой веревке вниз, зацепившись руками за узел, и повис, болтая ногами в воздухе.

Веревка лопнула. Тави полетел вниз.

С учетом скорости, с которой стравливал веревку Дорога, и тех нескольких футов, которые он выиграл, соскользнув вниз, падать ему осталось немногим больше десяти футов. Ненамного выше, чем крыша хлева, а ведь он сколько раз прыгал с нее… ну, конечно, не на землю, а в сено — и все же прыгал, и не боялся ни капельки. Он только свел чуть согнутые ноги вместе, чтобы не пытаться устоять при касании с землей. Хорошо бы еще перекатиться…

Падение показалось ему бесконечным. Приземление все равно было жестким, болезненным, выбив из него дух. Он упал на бок и секунду лежал не шевелясь, так и продолжая сжимать в руках конец веревки.

Дыхание вернулось к нему несколько секунд спустя, и только тогда он смог наконец обратить внимание на несколько странных обстоятельств. Во-первых, снега здесь, на дне провала, не было совсем. То есть он, конечно, не видел снега и сверху, но как-то не придал тогда этому значения. Здесь было тепло. Влажно. Почти душно. Медленно, опираясь на руки, он сел.

Земля, на которой он сидел, — точнее, зеленоватый светящийся мох — показалась ему на ощупь приятно теплой, и он позволил себе минутную передышку, дав замерзшим за время спуска пальцам чуть-чуть отогреться. В ногах кололо, будто в них воткнули тысячу крошечных иголок, но через секунду-другую ощущение это прошло, оставив за собой только легкое жжение.

Тави поднялся на ноги, поправил сползший на сторону мешок и огляделся по сторонам.

То, что сверху казалось таким красивым, вблизи сбивало с толку и настораживало. Восковая плесень — то, что мараты называли «покровом», — покрывала все дно впадины и обрывалась у каменных стен. Только в одном месте она карабкалась вверх по откосу, чтобы поглотить чахлое, корявое деревце, пытавшееся вырасти из трещины в камне. Зловещее зеленое свечение придавало теням призрачный вид. В толще покрова тоже виднелись деревья, напомнившие Тави кости покойника.

Сверху послышался шорох. Тави повернулся и увидел Китаи — тот спрыгнул с веревки, пролетел несколько последних футов, отделявших его от земли, и приземлился бесшумно, застыв на мгновение на корточках, опираясь о землю руками и озираясь, как хищник. Глаза и волосы его отливали в свете покрова зеленым. Настороженный взгляд его метнулся вправо, влево, и он склонил голову набок, прислушиваясь к раскинувшемуся перед ним мерцающему лесу.

Страх и боль сразу сменились у Тави вспышкой гнева. Бесшумно ступая по пружинящей поверхности покрова, он подошел к Китаи. Тави хлопнул марата по плечу и, когда Китаи, вздрогнув, обернулся, с размаху врезал тому под дых.

Китаи дернулся, но увернуться от удара не сумел. Тави тем временем размахнулся и изо всех сил повторил удар. Китаи потянулся было к ножу, но Тави с силой оттолкнул его от себя, швырнув на светящуюся поверхность покрова.

Свирепо глядя на Тави, Китаи вскочил.

— Ну, алеранец! — выкрикнул он. — Зря мой родитель был снисходителен к тебе! Хочешь Испытания крови — так…

Китаи вдруг осекся, потрясенно глядя на него.

Занявший уже оборонительную стойку Тави никак не ожидал такой смены поведения марата. По спине его побежали мурашки. Он проследил направление взгляда марата — тот смотрел, не отрываясь, на его ноги.

Казалось, несколько брызг этого призрачного зеленого света попало Тави на башмаки. Он нахмурился и пригляделся внимательнее. Нет. Должно быть, при падении он пробил одной ногой плотную корку покрова, и капли светящейся слизи, чем бы она ни была, попали на кожу башмаков. Капли светились бледно-зеленым сиянием.

Тави нахмурился сильнее и стряхнул их. Потом посмотрел на Китаи. Тот все еще смотрел на него, широко открыв глаза и рот.

— Что? — не понял Тави. — В чем дело?

— Алеранец… дурак, — прошипел Китаи. — Ты повредил покров. Сейчас Хранители придут.

Тави похолодел, но все же возмутился.

— Ну, я бы не упал, если бы кое-кто не перерезал мою веревку.

— Не говори глупости, — огрызнулся Китаи. Взгляд его метнулся мимо Тави в гущу деревьев. — Покров в этом месте толстый. Потому мы и входим здесь. На моих глазах человек раз упал с высоты в шесть ростов, а его не пробил.

Тави облизнул пересохшие губы.

— Ох, — сказал он и покосился на светящуюся землю под деревьями.

Китаи бросил на него уничтожающий взгляд, подошел к месту, где приземлился Тави, наклонился над ним и потрогал пальцами светящуюся жижу.

— А здесь почему-то тоньше… Не понимаю. Так никогда не было.

— Похоже, они ожидали гостей, — заметил Тави.

Китаи повернулся к нему: глаза широко раскрыты, тело напряжено…

— Они знали, что мы придем. И теперь они знают, что мы здесь. — Взгляд юного марата метнулся направо, налево, и он бочком, держась спиной к каменной стене, подобрался на несколько шагов к Тави.

Тави тоже попятился к стене, опередив Китаи, и едва не споткнулся о бугорок на гладкой поверхности покрова. Тави взглянул под ноги, потом наклонился посмотреть внимательнее.

Бугорок оказался невелик, размером с курицу. Он выдавался из ровной в остальных местах поверхности полушарием зеленоватого света, и в глубине его что-то темнело. Тави наклонился пониже, вглядываясь в его толщу.

Там что-то шевельнулось. Тави отпрыгнул от бугорка, на мгновение лишившись дара речи.

— Это… — прохрипел он наконец. — Это же ворон. Там ворон. И он живой.

— Да, алеранец, — кивнул Китаи с плохо скрываемым нетерпением. — Порой вороны ведут себя глупо. Слетают вниз и клюют покров, и тогда приходят Хранители и погребают их в покрове. — Китаи скосил глаза в сторону, где виднелось несколько бугорков побольше — всего в дюжине шагов от свисавшей у подножия стены веревки. — Они могут прожить так много дней. Пока покров поедает их.

Тави поежился, будто за шиворот ему стекла талая вода.

— Ты хочешь сказать… Если эти Хранители поймают одного из нас…

— Погребенный в покрове марат может прожить еще несколько недель, алеранец.

Тави сделалось дурно.

— И вы их не спасаете?

Китаи смерил его холодным взглядом. Потом в несколько шагов оказался у ворона. Он достал нож, нагнулся и полоснул им по поверхности бугра. Резким движением он схватил птицу за шею и выдернул из липкой слизи покрова.

Куски птицы отваливались от тушки, как переваренное мясо. Ворон захрипел, и клюв его так и остался открытым. Глаза мигнули и остекленели.

— Видел, как быстро? — буркнул Китаи и отшвырнул останки птицы обратно на светящийся воск. — Видел, алеранец?

Тави уставился в землю, борясь с тошнотой.

— Я… Я видел.

Китаи посмотрел на него и поморщился. Потом повернулся и опять прижался спиной к стене.

— Нам надо шевелиться. Хранители придут осмотреть отверстие, которое ты проделал, и забрать останки ворона. Нам лучше быть подальше отсюда, когда они появятся.

— Нет, — пробормотал Тави. — Мне кажется, нам лучше…

Краем глаза Тави заметил какое-то движение в деревьях. Сначала он не разобрал, что это. Просто комок светящегося воска на стволе дерева. Но он шевелился. Мгновение Тави казалось, что это кусок покрова оторвался от покрывавшего дерево слоя воска и вот-вот упадет на землю. И тут по бокам комка словно выросли ноги. Из-под панциря покрова показалось нечто, напоминающее голову с большими, круглыми светящимися глазами. Существо расправило восемь суставчатых ног и бесшумно, с наводящей ужас ловкостью скользнуло по стволу дерева на землю, направившись к отверстию в поверхности покрова, где бурлила, как кровь в открытой ране, зеленая светящаяся жижа.

Восковой паук. Хранитель Тишины. Бесшумный, причудливый. Размером с крупного пса. Широко раскрытыми глазами, с отчаянно бьющимся сердцем смотрел Тави на это чудище.

Он покосился на Китаи — тот тоже застыл на месте и смотрел на Хранителя. Тварь тем временем припала к земле, и у основания ее головы развернулась бахрома из множества блестящих жвал. Паук подобрал останки ворона и, помогая себе передними ногами, затолкал их обратно в открытую рану покрова. Потом, ловко шевеля ногами, заделал отверстие свежим слоем воска.

Тави снова покосился на Китаи — тот махнул ему рукой, а другой прикрыл рот, недвусмысленно приказывая молчать. Тави кивнул и повернулся к Китаи. Глаза марата тревожно расширились, и он поднял руки ладонями вперед, останавливая Тави.

Тави застыл на месте.

За спиной его почти неслышное шуршание ног Хранителя о воск тоже стихло. Краем глаза Тави увидел, что тот снова подобрал ноги под себя и возбужденно покачивается из стороны в сторону. Паук пронзительно заверещал; звук этот напоминал слегка птичье чириканье, но только отдаленно — ничего подобного Тави слышать еще не приходилось. От этого звука по всему телу его пробежал неприятный холодок.

Впрочем, поверещав еще секунду-другую, Хранитель, похоже, вернулся к своей работе. Медленно, осторожно Китаи повернулся к Тави. Все так же осторожно, преувеличенно плавно он сделал Тави знак рукой, повернулся и бесшумной, скользящей, как в танце, походкой двинулся прочь.

Тави сглотнул и, стараясь подражать движениям марата, пошел за ним. Китаи держался каменной стены провала, и Тави крался за ним до тех пор, пока они не оказались в нескольких десятках ярдов от Хранителя. Тави ощущал его присутствие за спиной; странное, зловеще-чужое, оно беспокоило, словно прикосновение лапок мухи. Оказавшись вне пределов его зрения, он испытал изрядное облегчение и невольно шагнул ближе к Китаи, который оглянулся через плечо — сначала на Тави, потом мимо него — и глаза его расширились. Что-то мелькнуло в них — с трудом сдерживаемый страх, решил Тави. Ему показалось, Китаи тоже испытал облегчение от того, что Тави стоит так близко к нему. Они молча кивнули друг другу; Тави почувствовал, что это молчаливое взаимопонимание, установившееся между ними, означало перемирие.

Китаи медленно перевел дух.

— Будь как можно тише, — шепотом посоветовал он. — И двигайся плавно. Они видят резкие движения.

— Значит, если мы неподвижны, мы в безопасности? — таким же чуть слышным шепотом спросил Тави.

Лицо Китаи заметно побледнело. Он мотнул головой, стараясь даже это делать как можно более плавно.

— Они находят даже тех, кто не шевелится. На моих глазах находили.

— Должно быть, они ощущают присутствие людей каким-то другим способом, — нахмурился Тави. — По запаху, на слух или еще как-нибудь.

Китаи снова отрицательно мотнул головой.

— Не знаю. Мы держимся от них подальше — откуда нам знать. — Он огляделся по сторонам и поежился. — Мы должны быть осторожны. Он позвал. Остальные придут искать. Они пока не спешат. Но придут.

Тави кивнул, заставив себя сделать это как можно медленнее.

— И что нам делать?

Китаи мотнул головой в сторону торчавшего посередине леса древнего дерева.

— Продолжим Испытание, алеранец.

— Э… Может, не стоит?

— Ты как хочешь, алеранец, а я продолжу. Можешь оставаться, если боишься. — Губы его скривились в оскорбительной ухмылке. — Чего еще ждать от ребенка.

— Никакой я не ребенок! — злобно прошипел Тави. — Уж постарше тебя. Сколько тебе? Двенадцать? Тринадцать?

Китаи возмущенно прищурился.

— Пятнадцать, — прошипел он в ответ.

Мгновение Тави молча смотрел на своего соперника. Потом расплылся в улыбке. Ему стоило немалых усилий удержаться от смеха.

Китаи нахмурился еще сильнее.

— Что еще?

Тави медленно мотнул головой.

— Ничего, — прошептал он. — Ничего.

— Сумасшедший, — буркнул Китаи. — Вы, алеранцы, все сумасшедшие.

Он повернулся и, крадучись, двинулся в глубь светящегося леса.

Тави, хмурясь, последовал за ним, но и теперь ему приходилось сдерживать этот дурацкий смех. Когда от Хранителя их отделяло не меньше нескольких десятков ярдов, он снял со спины мешок, который чуть не силой навязал ему Линялый, и сунул в него руку.

В мешке обнаружились две маленькие баклажки хорошего лампадного масла, кремни в специальной черной коробочке, маленькая лампада, связка лучин для разжигания огня, заплетенные в причудливую косичку полоски вяленого мяса, два добротных теплых одеяла, несколько тонких деревянных прутьев, которые можно было соединить в удилище, лески и несколько хороших железных крючков.

А на самом дне мешка лежал зловещего вида нож с изогнутым лезвием длиной в две ладони Тави и шипастой гардой на рукояти. Боевой нож. Откуда у Линялого все это? Зачем раб держал это под рукой, словно готовый выступить в любую минуту? Он ведь, вспомнил Тави, вернулся почти сразу же — значит, мешок был уже уложен. Почему?

Тави тряхнул головой и почти врезался в Китаи, внезапно застывшего на месте. Он тоже остановился — так близко от марата, что кожей ощущал лихорадочный жар его тела.

— Что там? — шепнул он.

Китаи вздрогнул и чуть заметно мотнул головой.

На торчавшей из земли в каких-нибудь десяти футах от них покрытой слоем светящегося покрова коряге сидел Хранитель. Тави пошарил взглядом по земле в поисках пути к отступлению.

Вторая паукообразная тварь сидела на низко нависшей ветви — примерно на уровне головы Тави. Она пронзительно заверещала, раскачиваясь на своих узловатых лапах.

Первый Хранитель отозвался таким же верещанием, хотя в другой тональности. Он тоже принялся раскачиваться. Все новые голоса откликались со всех сторон. Много голосов. Слишком много.

Тави вздрогнул.

— Что нам делать? — спросил он чуть слышным шепотом.

— Я… — Китаи снова вздрогнул, и Тави увидел в его глазах уже ничем не скрываемый ужас. — Я не знаю.

Взгляд Тави метнулся к ближайшему из двух Хранителей. Тот мотал головой, и светлые глаза его бегали в разные стороны, двигаясь каждый сам по себе, как у хамелеона. Темная точка в центре глаза напоминала зрачок. И тут произошла странная вещь. Глаза Хранителя сменили цвет с белого на ярко-оранжевый, как огонь свечи.

И сразу же Хранитель замер. Оба глаза его уставились на подростков, и он испустил пронзительный свист, напоминающий крик какой-то безумной птицы.

Китаи затаил дыхание и бросился вперед.

Тави взглянул направо, налево — и во всех подробностях увидел, что делали Хранители. Глаза сидевшего дальше от них Хранителя тоже вспыхнули оранжевым светом и сразу же уставились на Китаи. Он тоже засвистел и следом за первым с бесшумной смертоносной ловкостью устремился за юным маратом.

В это мгновение Тави понял, как именно Хранители заметили их и как можно ускользнуть от их внимания.

— Китаи! — крикнул он. — Постой!

Свист Хранителей слышался уже со всех сторон, когда Тави бросился вслед за Китаи. Дело это было почти безнадежное: в отличие от него юный марат бежал налегке, да и скоростью не уступал перепуганному оленю. Тави едва удавалось не упускать того из вида — а вокруг тем временем на фоне зеленого свечения покрова загорались все новые оранжевые глаза восковых пауков.

Возможно, Тави так и не удалось бы догнать марата, если бы тот не попал ногой в ямку; наверное, в месте, где выбрался из покрова один из восковых пауков. В несколько прыжков Тави оказался рядом и подхватил паренька за волосы, не дав тому упасть.

— Уй! — выдохнул Китаи, выпучив глаза.

— Заткнись! — рявкнул Тави тоном, не терпящим возражений. — Давай за мной!

Китаи продолжал потрясенно моргать, но Тави не дал ему времени спорить. Он бросил короткий взгляд влево и помчался в направлении скальной стены провала. Несколько шагов он тащил марата за собой, пока тот не опомнился и не побежал сам. На пути у них внезапно вырос Хранитель; Тави отогнал страх и продолжал бежать прямо на него.

Паук попятился на двух парах задних ног, изготовившись к защите, однако, не добежав до того нескольких шагов, Тави замахнулся мешком и, едва не потеряв равновесия, изо всей силы врезал им по чудовищной твари. Хранитель оказался легче, чем казался на вид. Удар отшвырнул его в сторону, он с силой шмякнулся об облепленный воском древесный ствол и повис на нем, обхватив его всеми восемью ногами.

Тави уже бежал дальше, а свист и щебетание Хранителей делались все громче, пронзительнее, наполняясь тем, что казалось Тави ледяной, неземной злобой.

Задыхаясь, добежали они до скальной стены. Тави бросил мешок, оставив его болтаться на лямках. Это высвободило ему обе руки, и он приложил ладони к камню, глядя вдоль стены сначала вверх, а потом в стороны, вглядываясь в темный камень в слабом свечении покрова.

— Веревки далеко отсюда, — прошипел Китаи. — Нам не убежать.

— Нам не надо бежать, — возразил Тави. Он прижался к камню губами, лизнул его языком и сплюнул известковую кислятину. — Сюда, — бросил он, поднял мешок и побежал вдоль стены вправо, на бегу роясь в его содержимом.

— Они нас окружают, — спокойным, лишенным надежды голосом сообщил Китаи. — Прижимают к стене.

— Нам не нужно бежать далеко, — заверил Тави. Он достал одну из баклаг с маслом и бросил ее Китаи. — Подержи-ка.

Марат с опаской поймал баклагу и хмуро покосился на Тави.

— Что это?

— Подержи это чуть-чуть. Есть одна мысль.

Справа от него мерцали оранжевые глаза, и Тави не заметил бросившегося на него Хранителя до тех пор, пока тот не оказался на расстоянии прыжка. Китаи вовремя поставил ему подножку, и он покатился по земле. Хранитель пролетел над ним, промахнувшись на долю дюйма. Он приземлился на стену, зацепился за нее ногами и почти сразу же повернулся для нового прыжка, злобно щелкая жвалами о панцирь.

Китаи выхватил свой каменный нож и швырнул его. Тяжелое лезвие врезалось твари в голову, и из нее выплеснулся фонтан светящейся зеленоватой жижи, смешанной с чем-то темным, едко пахнущим. Хранитель все-таки прыгнул, но лишенное управления тело просто описало в воздухе дугу и упало на землю, где и осталось лежать, дергая ногами.

Китаи рывком поднял Тави на ноги.

— Надеюсь, алеранец, ты придумал что-то стоящее.

— Угу, — буркнул Тави, не в силах сдержать дрожи от страха и напряжения. — Угу, я тоже надеюсь.

Он побежал дальше; Китаи не отставал.

Журчание воды донеслось до Тави парой секунд спустя, и он ускорил бег, перепрыгивая через валявшиеся на земле сучья. Скальную стену перед ними рассекала длинная, узкая трещина, из которой струился ручеек. У основания расселины он впадал в длинный, узкий прудик; земля на противоположном берегу его оставалась чистой от покрова. Вода в пруду была зловеще темной, и Тави не мог разглядеть, насколько он глубок.

— Нам здесь не подняться, алеранец, — выдохнул Китаи.

Еще один пронзительный свист послышался совсем рядом, и Китаи резко крутанулся в ту сторону, напряженно пригнувшись в ожидании нападения.

— Заткнись, — отрезал Тави. — Дай мне масло!

Он выхватил флягу из рук у Китаи и выдернул пробку из горлышка. Потом вернулся на несколько шагов назад и, с силой ударив подошвой в нескольких местах по восковой поверхности покрова, проломил ее, так что оттуда начала сочиться светящаяся слизь.

Весь лес, казалось, был полон теперь разъяренным визгом и свистом.

— Что ты делаешь? — прошипел Китаи. — Ты же показываешь им, где мы!

— Да, — согласился Тави. — Именно так.

Он плеснул масла на покров, в проделанные его башмаками пробоины, занялся коробкой с кремнями, выбрал два и опустился на колени рядом с разлитым маслом. Подняв взгляд, он увидел несколько дюжин приближавшихся к нему оранжевых глаз.

— Что ты задумал? — почти выкрикнул Китаи. — Быстрее!

Тави выждал, пока глаза подобрались совсем близко. А потом поднес руки к масляной луже и с силой ударил кремнем о кремень. Сноп ярких искр упал в пролитое масло. Одна попала в место, где слой масла был тоньше, и вся лужица сразу вспыхнула ослепительно-ярким огнем. Пламя выплеснулось из пробоины в покрове столбом высотой Тави по грудь.

Тави отпрянул от огня, ухватил юношу-марата за отворот куртки и потащил к пруду. Они скатились в холодную воду, и Тави потащил Китаи дальше от берега. Пруд оказался мелким: вода едва доходила им до бедер, но была обжигающе холодной. Тави с Китаи хором охнули от холода, потом Тави опомнился и оглянулся на Хранителей.

При виде огня восковые пауки совершенно обезумели. Те, которые находились ближе к нему, пятились или бегали вправо-влево, издавая пронзительный визг. Другие, которых отделяло от огня большее расстояние, принялись подпрыгивать в замешательстве или страхе, не переставая при этом возбужденно щебетать. Ни те ни другие подростков в пруду, похоже, не видели.

— Получилось! — прошептал Тави. — Давай, быстро! — Он полез в мешок и достал из него оба одеяла. Сунув одно из них Китаи, он окунул второе в воду. Потом вынул и, сжавшись от холода, накинул его на плечи и голову. — Живо! — скомандовал он. — Накройся!

Китаи уставился на него.

— Что ты делаешь? — прошипел он. — Нам нужно бежать, пока есть возможность.

— Да накройся же! Быстро!

— Зачем?

— Глаза, — пояснил Тави. — Когда они были близко от нас, цвет их глаз менялся. Они видели тебя, а не меня.

— Что ты хочешь сказать?

— Они видят жар твоего тела, — пробормотал Тави, с трудом шевеля окоченевшими губами. — Вы, мараты… мне всегда кажется, будто у вас температура. Вы горячее. Пауки видят вас. Когда я поджег воск…

— Ты их ослепил, — догадался Китаи.

— Ну да. Намочи одеяло в воде и накройся им.

— Умно! — произнес Китаи.

На этот раз в его голосе звучало неподдельное восхищение. Резким движением он поддернул вверх куртку, чтобы она не намокала сильнее, и наклонился, чтобы окунуть в воду одеяло. Тави потрясенно уставился на марата. Китаи покосился на него.

— Ты что?

— Глазам своим не верю, — выдохнул Тави. Он почувствовал, что краснеет, и поспешно отвел взгляд, для верности прикрыв лицо одеялом. — Вороны… глазам своим не верю!

— Чему не веришь, алеранец? — шепотом переспросил Китаи.

— Ты… ты же девчонка!

ГЛАВА 34

Китаи нахмурилась, сдвинув светлые брови.

— Я? Что?

— Ты девчонка, — возмущенно повторил Тави.

— Нет, — свирепым шепотом возразила Китаи. — Я щенок. У нас, маратов, все дети до посвящения щенки. Вот когда я пройду посвящение тотему — тогда я стану молодой женщиной. До тех пор я щенок, такой же, как все. У нас не так, как у вас, алеранец.

Тави не выдержал и покосился на нее.

— Но ты же девчонка.

Китаи закатила глаза.

— Хватит уже, мальчик из долины.

Она выпрямилась и медленно двинулась из воды.

— Стой! — зашипел Тави и вытянул руку, останавливая ее.

— Чего еще?

— Подожди, пока они уйдут. Если ты пойдешь прямо сейчас, они тебя увидят.

— Но я же под холодным одеялом.

— Ну да, и когда ты пойдешь перед огнем, ты будешь здесь единственным холодным предметом, — сказал Тави. — Когда огонь прогорит, они снова разбегутся искать нас — вот тогда у нас будет шанс.

Китаи нахмурилась, но все же попятилась обратно в воду.

— А что надо сделать?

Тави даже поперхнулся.

— Вернуться в лес. К тому большому дереву.

— Не говори глупости, — сказала Китаи, хотя и без особой уверенности в голосе. — Хранители начеку. Никому еще не удавалось дойти до дерева и вернуться, когда Хранители разбужены. Мы просто погибнем.

— Ты забыл… забыла. Я-то и так должен умереть. — Он нахмурился. — Впрочем, может, оно и к лучшему. Не хочу тащить девчонку на такое опасное дело.

Китаи обиженно насупилась.

— Можно подумать, теперь у меня меньше возможности побить тебя, чем пару минут назад.

Тави мотнул головой.

— Да нет, не в этом дело.

— Тогда в чем?

Он пожал закутанными в мокрое одеяло плечами.

— Не знаю, как объяснить. Мы, ну… Мы обращаемся с нашими женщинами не так, как с мужчинами.

— Ну и глупо, — буркнула Китаи. — Так же глупо, как продолжать сейчас Испытание. Если мы оба вернемся без Благословения, Испытание будет считаться отложенным. Они дождутся следующего новолуния и повторят его. А до тех пор ты будешь считаться гостем Дороги и жить под его защитой.

Тави нахмурился, лихорадочно размышляя. Часть его разве что не кричала от облегчения. Он может выбраться из этого дурацкого провала с его жуткими обитателями и вернуться в тот, нормальный мир. Ну не совсем нормальный — среди маратов-то, — но все-таки такой, в каком можно жить, и ему ничего не будет угрожать до самого следующего Испытания. Он еще может выжить.

Да, но следующего новолуния придется ждать несколько недель. Мараты нанесут удар задолго до этого срока — нападут на гарнизон, а потом на все оставшиеся без защиты стедгольды долины, включая его родной. На мгновение Тави представил себе, как возвращается в Бернардгольд лишь для того, чтобы застать его в руинах, с повисшей в воздухе вонью горелого мяса и паленых волос; чтобы отворить тяжелую створку ворот и спугнуть тучу воронья, пировавшего на обезображенных телах знакомых ему с детства людей. Его тети. Его дядьки. Фредерика, Беритты, старой Битте и многих, многих других.

Его снова затрясло — не от холода, а от внезапного осознания того, что он не может отвернуться от всех этих людей. Если он вернется с этим дурацким грибом и тем самым подарит своей семье больше шансов выжить, значит, он должен сделать все, что в его силах, чтобы принести его. Он не может вернуться прямо сейчас, он не может повернуть назад, пусть это и означает для него самого смертельную опасность.

Он может окончить свою жизнь, как тот ворон, — погребенным в покрове, поедаемым заживо. Какое-то мгновение он не мог думать ни о чем, кроме светящихся глаз Хранителей. Их было слишком много. Они оставались здесь, поблизости, они сгрудились у догоравшего уже огня, копошась беспорядочной кучей, переползая друг через друга. Кожистые панцири их издавали при трении друг о друга противные, скрежещущие звуки. И запах… От них пахло чем-то зловонным, едким, неземным. Стоило Тави понять, что он чувствует их запах, как ему сделалось еще больше не по себе.

— Я должен идти, — сказал Тави.

— Ты умрешь, — просто сказала Китаи. — Это невозможно.

— Я иду.

Она пожала плечами.

— Что ж, это твоя жизнь. Погляди на себя. Ты же дрожишь так, что зубы стучат.

Ее странные светлые глаза всматривались в его лицо. Она не задала вопроса вслух, но он понял ее и без слов: «Зачем?» Он прерывисто вздохнул.

— Это не важно. Не важно, что мне страшно. Я должен достать этот проклятый гриб и вернуться. Это единственное, чем я могу помочь своей семье.

Долгую минуту Китаи молча смотрела на него. Потом понимающе кивнула.

— Теперь я понимаю, мальчик из долины, — кивнула она и огляделась по сторонам. — Я не хочу умирать. Но моя семья не зависит от этого. Нет смысла в свободе от родителя, если я мертва.

Тави задумчиво прикусил губу.

— Скажи, Китаи, а может быть так, что мы оба принесем Благословение? Что случится, если мы вернемся с ним одновременно?

Китаи нахмурилась.

— Тогда будет считаться, что Единственный согласен с доводами обоих, — ответила она. — Вождь будет волен решать сам.

— Погоди-ка. — Сердце у Тави забилось быстрее. — Ты хочешь сказать, что сможешь уйти от отца, а он при этом сможет увести ваших от битвы с нашими?

Китаи удивленно уставилась на Тави, потом медленно улыбнулась.

— Клянусь Единственным, да. И он с самого начала задумал именно это. — Глаза ее подозрительно заблестели, и она несколько раз моргнула. — Все дело в том, что на вид Дорога не так умен. Потому, наверное, мать его и любила.

— Значит, действуем заодно, — сказал Тави и протянул ей руку.

Она покосилась на нее, нахмурилась, но повторила его жест. Рука ее была горячей, сильной. Тави сжал ее.

— Это значит, — пояснил он, — что мы согласны действовала вместе.

— Очень хорошо, — сказала Китаи. — И что, по-твоему, нам сейчас делать?

Тави покосился на Хранителей, которые начали наконец понемногу расползаться в разные стороны.

— Есть одна мысль.

* * *

Спустя час Тави, укутанный с ног до головы в мокрое, холодное одеяло, молча шагал по гладкой поверхности покрова, считая про себя шаги. Он досчитал уже почти до пятисот. Футах в десяти перед ним скользил над землей, направляясь в сторону большого дерева, Хранитель. Тави шел за ним следом уже несколько минут, но тот ни разу не обернулся и вообще не выказывал никаких признаков того, что замечает его присутствие. Это еще больше убедило Тави в том, что он верно разгадал принцип, по которому эти твари видят его. Так что до тех пор, пока он не производит шума и не делает резких движений, он может считать себя невидимкой.

Огромное дерево становилось все ближе и ближе, хотя чем больше смотрел на него Тави, тем меньше оставалось у него уверенности в том, что слово «дерево» подходит для описания этого.

Хотя остальная часть леса сплошь была покрыта слоем светящегося покрова, это дерево — с гладким, прямым, почти лишенным ветвей стволом — единственное покрывалось им на высоту не больше десяти или пятнадцати футов. Ствол его был поистине огромен, не уступая в обхвате стенам Бернардгольда. Казалось, он вовсе лишен коры — просто гладкая древесина, массив которой вздымался на высоту больше сотни футов и завершался там чуть скругленными, неправильными краями, словно чья-то исполинская рука оторвала верхушку, а время сгладило излом.

У основания ствола зияло похожее на пещеру дупло — искривленный темный треугольник выше человеческого роста. Тави остановился, продолжая наблюдать за бежавшим перед ним Хранителем. Тот не спеша забежал в дупло, и почти сразу же с противоположной стороны проема показался другой Хранитель, словно там имелся сквозной туннель.

Тави постоял еще немного. Вскоре Хранитель, за которым он шел сюда, а может, и другой, но очень на него похожий, выбежал из дерева в том же самом месте. Еще один прибежал к дуплу с другой стороны, зашел в дерево в том же месте, где и предыдущий, и появился с другой стороны дупла через несколько секунд.

Должно быть, Хранители носили что-то в дерево. Что-то небольшое — как муравьи в свой муравейник. Пищу? Воду? Что, интересно? Тави тряхнул головой и пощупал одеяло. Оно оставалось холодным, но не таким ледяным, как несколько минут назад. Слишком теплым был воздух здесь, в центре провала. Ясное дело, ему надо спешить: с каждой впустую потраченной секундой его маскировка слабеет.

Тави постарался унять сердцебиение. А вдруг эти букашки хитрее, чем он думал? Может, они позволили ему добраться сюда только потому, что им так выгоднее? Если они специально заманивают его в место, откуда нет спасения, — тут-то они навалятся на него всем скопом и слопают…

И что, думал он, может находиться внутри этого дерева? Почему хранители то и дело тащат сюда что-то? Если они и правда вроде муравьев, наверное, у них и разделение обязанностей есть: одни добывают пищу, другие бьются… Значит, у них и матка должна быть? А если так, не она ли сидит там, в дереве, в самом центре их царства?

Еще с дюжину подобных вопросов сменили друг друга в голове у Тави, пока до него не дошло, что он стоит без движения. Ответов на эти вопросы он так и не получил, да и не получит, стоя на месте и с каждой секундой теряя спасительный холод. Теряя защиту.

Правда, считать в уме он не переставал. Досчитав до пятисот, Тави затаил дыхание, приготовившись бежать без оглядки, если что-то пойдет не так, и прекрасно понимая: шансы на спасение из центра провала на редкость призрачны. Он стоял и ждал. Ничего не происходило.

Сердце его снова забилось быстрее по мере того, как паника захлестывала его. Может, Китаи сбежала, отказавшись от своей части общего плана? Может, все уже давно идет наперекосяк? Может, ее обнаружили и убили прежде, чем она начала действовать? Да она вообще-то умеет считать до пятисот? Что случилось?

Тави оставался на месте и продолжал считать, решив дойти до шестисот и лишь тогда бежать.

И тут тишина Воскового леса взорвалась пронзительными визгом и свистом. Если бы Тави не видел это своими глазами, он ни за что не поверил бы, что так много Хранителей находилось совсем рядом с ним, оставаясь незамеченными. Они выбегали отовсюду — из любого места, покрытого светящимся покровом, выбираясь из-под воскового слоя на земле, сваливаясь со светящихся сучьев корявых деревьев, спеша толпой из дупла в большом дереве. Их были сотни, если не тысячи, и воздух дрожал от их свиста, визга и скрежета панциря о панцирь.

Тави застыл в ужасе. Это было все, что он мог сделать, чтобы не броситься куда глаза глядят. Один из Хранителей прошмыгнул так близко от него, что едва не задел его мокрого плаща.

И все они спешили в одном направлении: противоположном тому, где находились веревки и путь в мир наверху. Китаи все сделала как надо, решил Тави. Она использовала половину оставшегося масла и подожгла его кремнями, отвлекая внимания Хранителей. Если с ней все в порядке, если она делает все, как договорились, она пробирается сейчас, укутавшись в мокрое одеяло, к веревкам.

Последний из Хранителей скрылся между светящимися деревьями. Тави оставалось только исполнить свою часть плана.

В горле его застрял ком, а ноги сразу лишились всех мускулов и связок. Ему показалось даже, что они в любое мгновение подломятся под ним и уронят его на корку покрова, так ему было страшно. Он сделал над собой усилие, замедляя дыхание и стараясь, чтобы дрожь его оставалась в пределах, невидимых для Хранителей, и шагнул внутрь, в дупло.

Внутри покров лежал уже не тем ровным слоем, как снаружи, в лесу, — он громоздился в нем горами, как зерно в амбаре. Здоровенные комки светящегося воска лепились к стенам или закручивались вокруг друг друга, напоминая внутренности какого-то огромного, светящегося животного. Мгновение Тави в замешательстве смотрел на это нагромождение. По-своему оно было красиво — какой-то извращенной, завораживающей неземной красотой.

Он с усилием оторвал взгляд от самого замысловатого завитка и придвинулся ближе к стене — ему показалось, что здесь меньше шансов на то, что в него врежется какой-нибудь припозднившийся Хранитель.

Оглядываясь по сторонам, пытаясь сориентироваться по описанию Китаи, он двинулся в глубь дупла. Он обогнул напоминающую муравейник груду скрученных в тугой узел пластов покрова и шагнул на поверхность, сплошь покрытую небольшими бугорками — не иначе, под ними прятались до срока еще тысячи Хранителей.

Он нашел грибы там, где говорила Китаи: в центре небольшого круга посереди этой бугристой поляны. Они росли у подножия светящейся насыпи высотой в два человеческих роста — почти с небольшой дом. Исходящий из насыпи свет слегка пульсировал, и Тави показалось, будто он видит в глубине зеленой массы что-то темное, узкое.

Он подобрался ближе. Страх накатывал на него ледяными волнами — еще холоднее, чем липнущее к телу мокрое одеяло. В коленях снова появилась противная слабость, и дыхание против воли снова участилось.

«А Китаи, пожалуй, даже хорошенькая, — заключил он. — Ну, дикарка, конечно, но и лицо, и глаза у нее такие… привлекательные, что ли. Будь она одета не в эту дрань, она была бы куда более похоже на девушку. Ну конечно, я ведь уже чуть было не увидел ее без куртки. Вели я ей зайти в воду поглубже, она сняла бы ее совсем…»

При мысли об этом щеки его запылали, но отделаться от нее как-то тоже не получалось.

Тави резко тряхнул головой. Что это такое с ним? Ему надо держаться осторожнее, достать Благословение Ночи. Китаи говорила, у этих темных грибов нижняя поверхность шляпки покрыта шипами — она раз укололась, так у нее рука нарывала потом несколько месяцев.

Он огляделся по сторонам, но ни одного Хранителя не увидел. Он понимал, что это, может быть, лишь видимость — вполне возможно, ему достаточно было протянуть руку и наткнуться на добрую дюжину Хранителей. Однако, как бы страшно ему ни было, он не мог не довести дело до конца.

Такова, в конце концов, история его народа. Алеранцы никогда не позволяли страху или вероятности неудачи удержать их от действия. Их древнейшие деяния, говорил ему как-то дядя, уходят в глубь веков так далеко, что пергаменты, на которых записаны предания о них, истлели, а письмена на камнях стерлись непогодой. Они пришли в Карну из какого-то другого места, и число их не превышало нескольких тысяч, и весь мир ополчился на них. Они одолели ледовиков, и Детей Солнца с их цитаделью в Лихорадковых Джунглях, они рассеяли маратов и канимов и объявили земли Алеры своими. Они овладели морями, которые окружали их дом, они оттеснили ледовиков далеко на север, а маратов одолели в кровопролитных битвах. Алеранцы с их заклинаниями и фуриями владели миром, и никакой другой народ не мог оспорить их владычества.

Тави вздрогнул и несколько раз моргнул. Должно быть, он целую минуту так и стоял на месте, не шевелясь, протянув руку к ближнему грибу. Он встрепенулся и, задыхаясь от волнения, сорвал один гриб, потом другой и аккуратно положил их в поясную сумку.

И тут ему показалось, будто в толще насыпи перед ним что-то шевельнулось.

Вздрогнув, Тави перевел взгляд в ту сторону и сразу же чуть не вскрикнул от боли, уколовшись о шипы следующего гриба. Он отдернул руку, и несколько капель крови упало на светящуюся поверхность насыпи.

В оцепенении смотрел Тави на насыпь и забрызгавшие ее красные точки. Поверхность покрова резко дернулась, вспухла, а потом сморщилась в том месте, где на нее попала кровь. Она вдруг напомнила Тави шкуру какого-то огромного, отвратительного зверя, отчего по коже его забегали мурашки, На его глазах капли крови исчезли в насыпи, растворившись в ней словно упавшие на поверхность воды снежинки.

А потом неясная темная тень в насыпи вдруг вздрогнула. И пошевелилась. Медленно, словно пробуждаясь от долгого, векового сна, она расправила члены, и Тави вдруг ощутил на себе ее жуткий взгляд.

Страх захлестнул его с головой — не тот леденящий страх, который сковывал его движения прежде, но обжигающий страх, оставивший в голове одну-единственную мысль: «Беги!»

Тави повернулся и, не думая о том, что может открыть себя, бросился со всех ног прочь.

Позже он почти ничего не вспомнил из этого бегства. Два-три раза вслед ему раздался из деревьев возмущенный визг Хранителей, но их было немного, и он бежал все быстрее — он даже не знал, что может бегать так быстро.

Только раз он оглянулся на бегу и увидел у подножия исполинского дерева, у входа в дупло-пещеру что-то такое высокое, блестящее, жуткое. Это «что-то» стояло в проеме, и Тави не мог разглядеть его как следует, но каким-то образом ощущал, что это и отвратительно, и притягательно одновременно.

Протяжный, басовитый свист, раздавшийся среди деревьев, показался Тави кошмарным издевательским смехом. Тави ускорил бег, не рискуя больше оглядываться. Он мчался по пружинящей корке покрова, не обращая внимания на боль в ногах и на то, что легкие его вот-вот могут разорваться от непосильной нагрузки. Он едва не пропустил лоскута от одеяла, который он оторвал и повязал на ветку, обозначив этой вешкой обратный путь. От этой вешки была видна следующая, и так, от лоскута к лоскуту, добрался он до веревок у подножия скалы.

— Эй, алеранец! — услышал он голос за спиной. Китаи спрыгнула с ближнего дерева. — Принес?

— Две штуки! — крикнул в ответ Тави. — Больше не получилось.

Китаи протянула руку, и он сунул в нее один из двух грибов.

— Бежим! Ну, живо, живо!

Китаи кивнула, но вместо того, чтобы бежать, пригнулась к земле. Тави стоял рядом, приплясывая от нетерпения и то и дело поглядывая назад.

— Да быстрее же! — выдохнул он. — Ну!

Спокойными, уверенными движениями Китаи достала кремни и ударила их друг о друга. Искры упали на разостланное на земле пропитанное маслом одеяло. Китаи подождала, пока оно разгорится как следует, и схватилась за конец рыболовной лесы — уходя к дереву, Тави намочил ее в пруду. Леска тянулась вверх, перекидывалась через одну из верхних, живых ветвей дерева и спускалась обратно; другой конец ее был привязан к горящему одеялу. Перебирая руками, Китаи вздернула одеяло вверх, пока оно не застряло в листве.

Ветка занялась сразу, осветив все вокруг с высоты, и снова ответом на это стал хор устрашающих воплей — но на этот раз тот басовитый свист перекрыл их и продолжался, когда те уже стихли.

Китаи посмотрела на Тави неожиданно широко открывшимися глазами.

— Что это?

— Не знаю, — ответил Тави. — Кажется, это я… гм… разбудил эту тварь.

Они переглянулись и, не сговариваясь, бросились к веревкам. До них, до безопасности оставались считанные ярды. Краем глаза Тави видел спешивших на огонь со всех сторон Хранителей; они подступали сплошным копошащимся ковром светящихся глаз, суставчатых лап и кожистых панцирей.

Тави добежал уже до веревок, а Китаи оставалось до них каких-то несколько шагов, когда что-то метнулось к ним с одного из покрытых покровом деревьев — что-то длинное, узкое и до ужаса стремительное. Чем бы это ни было, только не Хранителем, ибо оно выбросило вперед длинную конечность, поймало тонкими, хитиновыми пальцами Китаи за лодыжку, и та полетела на землю. Девушка взвизгнула от неожиданности и забилась, однако пальцы держали ее стальной хваткой.

То, что случилось потом, Тави видел урывками. В памяти его сохранилось, как он повернулся и увидел нечто вроде чудовищного размера осы, на полупрозрачных крыльях которой переливались отсветы покрова. Она склонилась над Китаи, резко опустила голову и впилась жвалами в бедро Китаи. Та истошно закричала и принялась молотить кулаками по голове осоподобной твари — раз, два… Потом глаза ее закатились, а тело задергалось в жестоких судорогах. Она продолжала кричать, но и крик выходил рваный и быстро слабел.

Осоподобная тварь, покрытая светящейся слизью покрова, подняла голову и оглушительно засвистела. Со жвал ее капала кровь, и Тави разглядел фасетчатые глаза, а еще какую-то желтоватую жидкость, сочившуюся из ран Китаи.

— Мальчик из долины! — донесся до него далекий голос. Тави задрал голову и увидел Дорогу, свесившегося, держась одной рукой за веревку, над обрывом. Даже на таком расстоянии Тави видел, что лицо его искажено страданием.

— Алеранец! — кричал Дорога. — Тебе ее не спасти! Поднимайся!

Тави переводил взгляд с Дороги на девушку и обратно. Жуткая тварь так и нависала над продолжавшим дергаться телом Китаи. Тошнотворный страх захлестнул его с головой, и он невольно отвернулся, не в силах смотреть на этот ужас. Рука его сама собой вцепилась в спасительную веревку.

Китаи спасла ему жизнь.

Она поверила в его план, поверила в то, что он выведет их обоих отсюда живыми.

И никто, кроме него, не мог помочь ей.

Тави отпустил веревку.

Он повернулся и побежал — не к нависшей над Китаи гадине, но мимо, к светящимся деревьям, к тому из них, которое они только что подожгли. Лес вокруг кишмя кишел Хранителями. Он слышал, как они приближаются, слышал их свист и визг.

Тави подпрыгнул, зацепился за нижний сук дерева, подтянулся и полез по дереву вверх, в направлении огня. На полпути к вершине, подтянувшись к очередной ветке, он оказался нос к носу с Хранителем. От неожиданности тот отпрянул, щелкая жвалами о панцирь.

Времени на размышления у Тави не было. Почти машинально выхватил он из-за пояса зловеще изогнутый нож Линялого и полоснул тварь по глазам. Паук попятился; Тави преследовал его, целя ножом в жуткую морду.

Хранитель взвизгнул и, опрокинувшись навзничь, полетел с дерева вниз, с высоты футов в двенадцать. Снизу донесся хруст, и Тави, увидел, что тварь лежит на спине, слабо размахивая лапами в воздухе, а из разбитого панциря сочится все та же светящаяся жижа.

Впрочем, судя по визгу, щебету и свисту приближались и новые Хранители. Тави полез по дереву дальше, пока не добрался до ветви, свободной от налета покрова и недостаточно толстой, чтобы выдержать его вес. Почти на самом конце ее висело горящее одеяло, и пламя с него уже ползло по ветке к стволу.

Тави несколько раз полоснул ножом по ветви у самого ствола; острая сталь легко вгрызалась в мягкую древесину. Потом он зажал нож зубами и обеими руками потянул ветку на себя.

Она с треском сломалась, и он принялся спускаться, держа одной рукой продолжавшую гореть ветку с пропитанным маслом одеялом. Оказавшись на земле, он повернулся и побежал к Китаи.

Навалившаяся на нее тварь заметила его приближение и с шипением повернулась к нему, растопырив жвала и передние ноги. Хотя огонь отражался уже в тысячах ячеек ее фасетчатых глаз, покрытое мерзкой слизью тело ее казалось каким-то недоделанным, словно она не завершила еще цикл превращения непонятно во что. Полуродившаяся, полуживая, похожая на огромную осу тварь с жужжанием затрепетала крыльями и засвистела окружавшим ее Хранителям.

Тави заорал во все горло и замахнулся своим горящим суком. Тварь зашипела и, трепеща крыльями, отпрянула от огня. Тави продолжал наступать, отгоняя это чудище от неподвижного тела Китаи. Девушка лежала на земле, белая как полотно; глаза ее оставались открытыми, но не моргали, грудь вздымалась от редких вздохов. Тави просунул под нее руку и рывком закинул ее на плечо. Он пошатнулся под ее весом, но страх придал ему силы — он подхватил свою горящую ветку и описал ею круг в воздухе, отгоняя чудище дальше от себя.

Тварь с неожиданной легкостью отпрыгнула и повисла на стене в нескольких ярдах от веревок, не сводя с него своих жутких глаз. Ох, вороны, подумал Тави. Она знает. Она знает, что я иду к веревкам. Если он останется на месте, ему конец. Даже если на него не прыгнет эта тварь, его очень скоро одолеют Хранители — просто числом. Да и силы его — как ни подстегивал их страх — начинали иссякать. Ему нужно дотащить Китаи хотя бы до веревок… там он сможет привязать ее, чтобы Дорога поднял ее наверх.

Дорога… Тави задрал голову и увидел его светлую на фоне темного неба фигуру далеко вверху — тот смотрел на них.

— Держись, мальчик из долины! — крикнул вождь гаргантов и скрылся за краем обрыва.

Что ж, у него был еще шанс. Выставив перед собой горящую ветку, он бросился вперед, прямо на чудище, которое бочком, по-крабьи, карабкалось вверх по стенке. Тави посмотрел на скалу над тварью — никуда не годится: скала выступала вперед, скрывая тварь от взгляда сверху. Он должен выманить эту гадину ближе к веревкам.

— Ох, фурии, Китаи, — надеюсь, это сработает.

Он бесцеремонно опустил девушку обратно на землю, бросился вперед, схватился за ближнюю к нему веревку и полез вверх.

Тварь испустила свист и поспешила к нему. Он понимал, что у него практически нет никаких шансов увернуться от нее или хотя бы защищаться, вися на откосе, и все же он вынул нож из зубов и замахнулся им на чудище. Оно помедлило, оставаясь вне пределов его досягаемости. Его жуткая голова склонилась набок, словно оценивая новую угрозу.

— Дорога! — завопил Тави. — Здесь, оно здесь!

Сверху до него донесся сдавленный, словно от натуги, крик. Тави ни за что не поверил бы, что человек способен поднять такой здоровенный валун. Однако Дорога снова показался на краю обрыва, держа над головой камень размером с гроб. Все мускулы его вздулись от усилия; он сделал движение плечами, и огромный камень, вращаясь, полетел прямо на тварь.

Голова ее на тонкой шее резко повернулась назад. Взмахнув крыльями, чудище попыталось увернуться, но недостаточно быстро. Камень просвистел на расстоянии каких-то нескольких дюймов от Тави и врезался в отпрыгнувшую от стены тварь, отшвырнув ее на землю в десятке с лишним ярдов от веревок. Врезавшись в землю, камень разбился на множество осколков, разлетевшихся во все стороны вперемешку с брызгами светящейся слизи из покрова.

Острая боль пронзила ногу Тави, и, опустив взгляд, он увидел, что каменный обломок вспорол ему штанину и до крови рассадил икру. Сверху послышался торжествующий рев Дороги, от которого, казалось, содрогнулись стены провала.

Чудище снова засвистело, на этот раз более пронзительно — злобно и, как показалось Тави, испуганно. Оно билось, но подняться на ноги не смогло и начало отползать к деревьям, под которыми снова стали появляться светящиеся глаза Хранителей. Тави выпустил из руки нож, соскользнул по веревке вниз и бросился к Китаи. Схватив ее под мышки, он рывками, задыхаясь и кряхтя от натуги, поволок ее к веревкам.

— Алеранец, — прошептала она, открыв глаза. Лицо ее побелело отболи. — Алеранец… Поздно… Яд… Отец… Скажи ему, мне жаль.

Тави уставился на нее.

— Нет, — выпалил он. — Нет, Китаи. Мы почти выбрались.

— Ты все хорошо придумал, — пробормотала она. Голова ее бессильно свесилась набок; глаза снова закатились.

— Нет, — прошипел Тави с неожиданной даже для него самого злостью. — Нет, вороны тебя побери! Ты не можешь! — Он сунул руку в сумку и принялся рыться в ней, почти ничего не видя от слез. Должно же быть что-то. Она не может, не имеет права умереть. Нельзя же так. Они ведь почти спаслись.

Что-то больно кольнуло его в палец. Проклятый гриб… он снова укололся об его шипы, вороны их побери. Благословение Ночи.

«Лихорадка. Отрава. Рана. Боль. Даже возраст. Он побеждает их всех. Для нашего народа нет ничего более ценного»…

Всхлипывая, Тави схватил гриб и принялся, не обращая внимания на боль, обрывать шипы. Со всех сторон слышался визг Хранителей; они подступали все ближе, хотя продолжавшая гореть ветка сбивала их с толку, замедляя продвижение.

Тави наклонился и приподнял голову Китаи, подсунув под нее руку, потом протянул другую руку к ране на ее бедре и изо всех сил сдавил гриб.

Прозрачная, пахучая жидкость сочилась у него между пальцев и капала в рану, смешиваясь с кровью и желтым ядом. Нога Китаи дернулась, и девушка вдруг резко вздохнула.

Остаток гриба Тави поднес к ее губам и сунул в рот.

— Ешь, — приказал он. — Ты должна съесть это.

Губы Китаи дернулись, а потом она механически начала жевать. Прожевав и проглотив гриб, она медленно открыла глаза и уставилась на Тави.

Время как будто остановилось. Тави неожиданно понял, что не отрываясь смотрит на девушку — так, как не смотрел еще ни на кого. Он вдруг ощутил ее кожу под своей рукой и испытал внезапное, острое искушение коснуться пальцами ее груди, вновь ощутить ее усиливающееся сердцебиение. Он почувствовал ток крови в ее жилах, страх, и досаду на себя, и смятение, царившие в ее мыслях. Однако и страх, и досада, и смятение уходили, а взгляд ее, направленный на него, прояснялся. Глаза ее расширились, и Тави понял, что и она ощущает его близость точно так же.

Не отрывая взгляда, Китаи подняла руку и коснулась его груди, крепко прижав пальцы, чтобы услышать его сердце. Несколько бесконечных, застывших секунд понадобилось Тави, чтобы отличить биение своего сердца, гул крови в своих ушах, от ее. Их сердца бились вместе, абсолютно в унисон. И стоило ему понять это, как его сердцебиение участилось и ее тоже, а кровь бросилась ему в лицо, да и она покраснела в ответ на это. Он смотрел в ее удивленные глаза и понимал, что это отражение его собственного взгляда.

Запах ее — свежий, дикий — обволакивал его, настойчиво лез в ноздри, словно живое существо. И ее глаза, ее щеки, ее рот…

В это мгновение он увидел в ней обещание будущей красоты, силы, которой предстоит еще вызреть, отваги и безудержной изобретательности, по части которых она не уступала ему.

Столь силен был этот шквал эмоций, что взгляд его затуманился, и он заморгал, отгоняя слезы, и сразу же увидел, что и она моргает ресницами с глазами, полными слез. И когда взгляд Тави прояснился окончательно, то же случилось и с ней, и глаза их снова встретились — и он увидел в них не прежний вихрь сменяющих друг друга оттенков; нет, теперь они превратились в два бездонных изумрудно-зеленых озера.

Таких же зеленых, как его собственные.

— О нет, — прошептала Китаи слабым от потрясения голосом. — О нет.

Она открыла рот, попыталась сесть — и без сил рухнула обратно ему на руки.

Застывшее мгновение миновало.

Тави, очнувшись, поднял голову и увидел, что первый Хранитель миновал уже горящие одеяло и ветку. Тави вскочил, поднял Китаи и, шатаясь, вернулся к веревкам. Он продел ступню в петлю на конце одной веревки, дотянулся до другой и привязал ею Китаи к себе. Дорога начал тянуть веревку наверх, не дожидаясь, пока он закончит вязать узел. Вторая веревка тоже дернулась вверх — должно быть, ее тянула по команде Дороги Хашат.

Тави изо всех сил держался за веревку и — едва ли не крепче — за Китаи. Он обессиленно закрыл глаза и не открывал их до тех пор, пока они с Китаи не оказались на ровной земле, на холодном, свежем, чистом снегу. Когда он наконец открыл их, он сидел, привалившись спиной к камню, а рядом с ним темнело пятно земли в месте, откуда Дорога вырвал камень.

В следующую секунду до него дошло, что Китаи лежит рядом с ним, под его рукой, — теплая, живая, хоть и почти без чувств. Смутившись, он осторожно убрал руку — впрочем, ему хотелось, чтобы она оставалась там, где лежит.

Тави заметил, что над ними стоит и смотрит на них, широко открыв глаза, Хашат. Медленно-медленно ее удивленный взгляд сменился негодующим.

— И что ты собираешься делать с этим? — спросила она, повернувшись к Дороге.

Вождь, вены на руках которого вздулись от усилия, запрокинул голову и расхохотался.

— Ты знаешь это не хуже меня, Хашат. Дело сделано.

Вождь клана Лошади нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Никогда не слышала ни о чем подобном, — заявила она. — Это невозможно.

— Вовсе нет, — пророкотал Дорога. — Нам теперь предстоят другие дела.

Хашат раздраженно мотнула головой, отбрасывая упавшую ей на глаза гриву.

— Не нравится мне это, — буркнула она. — Это подвох. Ты меня провел.

Глаза Дороги озорно блеснули, а на губах мелькнула улыбка, но голос его звучал серьезно, даже резко.

— Не забывай, зачем мы здесь, Хашат.

— Ради Испытания, — кивнула та и повернулась обратно к Тави. — Ну, алеранец? Ты принес Благословение?

Тави вздрогнул и вдруг ощутил себя дурак дураком. Он ведь и забыл. Со всеми этими страстями он совсем забыл про Испытание. Он забыл, что использовал тот гриб, который был нужен ему, чтобы одержать победу над Китаи. И хоть он и спас девушке жизнь, Испытание он проиграл. Жизни его теперь цена — ломаный грош. И мараты — все их племена — навалятся теперь на его народ.

— Я… — начал Тави.

Он машинально сунул руку в сумку — и наткнулся там на теплые пальцы. Тави увидел, что Китаи осторожно убирает руку из его сумки. Взгляды их на мгновение снова встретились, и он скорее ощутил, чем увидел, в ее глазах безмолвную признательность, восхищение его смелостью.

— Глупо все-таки, — шепнула она и снова закрыла глаза.

Не в силах вымолвить ни слова, Тави снова полез в сумку и нащупал там подсунутое Китаи второе Благословение Ночи. Разумеется, он снова укололся о шипы. Окровавленными пальцами достал он его из сумки и протянул Дороге.

Дорога опустился на колени и с торжественным видом взял у Тави Благословение. Он посмотрел на гриб, потом перевел взгляд на бедро Китаи, на подсыхающую на нем корку желтого яда. Глаза его вдруг расширились: он понял. Он повернулся к Тави и, склонив голову, внимательно посмотрел на него. Почему-то Тави не сомневался, что вождю гаргантов известно все, что произошло внизу. Дорога протянул руку и положил свою огромную ладонь Тави на голову.

— Я очень любил ее мать. Китаи — все, что осталось у меня от нее. Ты смелый, алеранец. Ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти ее. И сделав это, ты спас не одну, а двух моих любимых. Всю мою семью.

Марат поднялся с колен и протянул Тави руку.

— Ты защитил мою семью, мой дом. И Единственному угодно, чтобы я вернул тебе этот долг, алеранец.

Тави глубоко вздохнул и покосился на Хашат. Глаза воительницы возбужденно вспыхнули, и она положила руку на эфес своей сабли.

— Идем, юноша, — негромко произнес Дорога. — Моей дочери нужно отдохнуть. И если ты хочешь, чтобы я вернул тебе долг, мне нужно многое сделать. Ты пойдешь со мной?

Тави набрал воздуха в грудь, и собственный голос показался ему сочнее, увереннее, чем прежде. По крайней мере, он не дрогнул и не сорвался.

— Я иду с тобой.

Он принял руку Дороги. Массивный марат блеснул зубами в свирепой улыбке и рывком поднял Тави на ноги.

ГЛАВА 35

В досаде Амара сняла ремень и заколотила пряжкой о прутья решетки, которой было забрано крошечное окошко их камеры.

— Часовой! — крикнула она, надеясь, что голос ее звучит достаточно властно. — Часовой, а ну, немедленно иди сюда!

— Зря стараешься, — заметил Бернард, растянувшись на матрасе у дальней стены. — Они все равно ничего отсюда не услышат.

— Так ведь несколько часов прошло! — возмутилась Амара, беспокойно расхаживая взад-вперед перед дверью. — Чего ждет этот идиот Плювус?

Бернард потеребил бороду.

— Это зависит от того, насколько он трус.

Она остановилась и посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

Бернард пожал плечами.

— Если он честолюбив, он пошлет своих доверенных людей узнать, что происходит. Он попытается использовать ситуацию себе на пользу.

— Но ты в этом сомневаешься?

— Ну, не похоже, чтобы он действовал таким образом. Гораздо вероятнее, он приказал уложить Грэма в постель, а сам послал курьера в Риву сообщить им о сложившейся ситуации и испросить инструкций.

Амара выругалась.

— Но ведь для этого нет времени. Он наверняка предусмотрел это. Он расставил дозоры воздушных рыцарей по всему периметру долины, чтобы перехватить любого летающего посыльного.

— Он? Тот, у брода? Который стрелял в Тави? — Голос Бернарда почти не изменился, но в нем проскользнула жесткая нотка.

Амара сложила руки на груди и устало прислонилась к двери. Если бы это могло помочь, она бы расплакалась.

— Да. Фиделиас. — Горечь, прозвучавшая в ее голосе, удивила даже ее саму, и она повторила это имя, на этот раз тише. — Фиделиас.

Бернард повернул голову и долго внимательно смотрел на нее.

— Ты знаешь его.

Она кивнула.

— Ты не хочешь об этом говорить?

Амара кашлянула.

— Он мой… был моим учителем. Моим патрицерусом.

Бернард сел, нахмурившись.

— Он курсор?

— Был курсором, — сказала Амара. — Он спутался с заговорщиками. — Она покраснела. — Возможно, мне не стоит говорить об этом, стедгольдер?

— Не хочешь, не надо, — успокоил он ее. — И называй меня просто Бернард. Пока мы заперты в этой коморке, мне кажется, мы можем обойтись без формальностей. Для них здесь тесновато.

Она слабо улыбнулась ему.

— Что ж, пусть будет Бернард.

— Он был твоим другом, этот Фиделиас?

Она молча кивнула, пряча от него глаза.

— Больше, чем другом?

Амара вспыхнула.

— Если бы он сам захотел этого. Когда я начала учиться у него, мне было всего тринадцать и он был для меня всем. Но он не воспользовался. Он не… — Голос ее оборвался.

— Он не воспользовался своим преимуществом, — предположил Бернард. Амара промолчала. — Что ж, я уважаю это в мужчине.

— Он хорош, — сказала она. — Я хочу сказать, он опытен. Один из лучших. Послужной список у него больше, чем у любого другого из курсоров, и говорят, что многое в этом списке опущено. Некоторые из его операций вошли в учебники. Он спас жизни тысячам людей, которые даже не подозревают о его существовании. — Она помолчала. — И если бы ты спросил меня об этом неделю назад, я бы даже не сомневалась в том, что в империи невозможно найти человека, более преданного Короне. — Она снова услышала в своем голосе горечь. — Большего патриота.

— Может, в этом все дело, — неохотно заметил Бернард.

Амара нахмурилась и посмотрела на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, в мире есть две разновидности плохих людей. То есть быть плохим можно по-разному, но если разобраться, тех, кто причиняет другим зло умышленно, можно разделить на две группы. Тех, кто считает, будто в мире нет никого и ничего важнее их самих. И тех, кто считает, будто в мире имеется что-то важнее, чем человеческая жизнь. Не исключая, кстати, их собственную. — Он покачал головой. — Первых, конечно, больше. Мелочь, которой везде хватает. Они и дохлой вороной не поделятся ни с кем. Но по большей части и зла от них не так много. Другие вроде этого твоего патрицеруса. Те, кто ценит нечто выше своей и любой другой жизни. Ради этого они готовы биться, готовы убивать, и каждый раз они будут убеждать себя в том, что якобы это необходимо. Что это единственный верный путь. — Бернард покосился на нее. — Вот эти опасны. Очень опасны.

Амара кивнула.

— Да. Он опасен.

— Кто сказал, — буркнул Бернард, — что я говорил про Фиделиаса?

Амара пристально посмотрела на него.

— В конечном счете все сводится к простым людям. Невозможно построить идеальную империю без людей, которые верили бы в нее. Поддерживали бы ее. Мне кажется порочным жертвовать людьми ради того, чтобы ее защитить.

— Не так все просто, стедгольдер.

— Правда? Вспомни, кто тебя этому учил. — Бернард говорил мягко, но уверенно. — Как раз сейчас он находится где-то здесь, недалеко, и, возможно, считает, будто поступает правильно. Вороны, да он, возможно, уверен в том, что прав. Якобы он знает то, чего не знают другие, и поэтому право выбора принадлежит ему, а не кому-то еще.

Она откинула волосы с лица.

— А как мне узнать, прав он или нет?

Бернард встал и подошел к ней. Он положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.

— Здоровое дерево не растет из гнилых корней, Амара. Великое предприятие невозможно начать с предательства. С обмана тех, кто верит тебе.

На этот раз слезы все же обожгли ей глаза, и ей пришлось зажмуриться на мгновение. Он легонько привлек ее к себе, и она прижалась к нему, набираясь его тепла, его сил.

— Не знаю, что еще можно сделать, — призналась она. — Я перепробовала все возможное, чтобы остановить надвигающуюся беду. И всего оказалось мало, а ведь Гай положился на меня. Он доверил мне судьбу операции…

— Порой, — заметил Бернард, — самое умное — это ничего не делать. Иногда приходится просто ждать, пока события не начнут разворачиваться, — и лишь потом действовать. Наберись терпения.

Она тряхнула головой.

— Но некогда же, — возразила она. — Нам нужно вытащить сюда хоть кого-то. Ты должен заставить их выслушать меня или…

Бернард положил свои ручищи ей на плечи, легонько обнял и прислонил ее плечами к тяжелой деревянной двери. Потом навалился на нее и, пригнув голову, прижался своими губами к ее; Поцелуй вышел недолгим, но страстным.

Амара открыла глаза. Рот его оказался мягким, горячим, и она вдруг разозлилась. Он что, принимает ее за бездумную болтушку, за неопытную школьницу, которую можно сбить с толку поцелуем?

Но… но его тепло, его близость утешали, успокаивали. И мягкая сила его рук, его тела ободряла и пугала одновременно. И запах его — запах кожи, и свежего ветра, и чего-то еще… такого… непонятно чего, но наверняка мужского — ей вдруг захотелось сорвать с себя одежду и голышом купаться в этом запахе.

Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но вдруг поняла, что ладони ее на его мускулистой груди, словно оценивая силу, жар, а ее губы сами собой ищут его губы. Он издал негромкий, голодный звук, прижимаясь к ней еще сильнее, и сердце ее забилось быстрее. Она злилась на него. Ну конечно же. Ей нужно заниматься делом. И как бы замечательно от него ни пахло, как бы тело ее ни откликалось на его…

Раздраженно зарычав, она оборвала поцелуй. Он чуть отодвинулся от нее, снова заглянув ей в глаза.

— И что, по-твоему, ты делаешь? — спросила она, хотя и не так громко и возмущенно, как ей хотелось бы.

— По-моему, меня заперли в крошечную коморку с красивой женщиной, — невозмутимо отозвался Бернард. — И я ее целую.

— Мне некогда целоваться, — заявила Амара, но взгляд ее против воли скользнул к его рту, а губы ощущали себя так, будто их обманули.

— Но ты сама хочешь целовать меня, — возразил Бернард.

— Нет, — сказала Амара. — То есть да, но теперь не время.

— Не время? И куда ты сейчас пойдешь?

Он снова наклонил голову и осторожно поцеловал ее в шею. Его язык пощекотал ее кожу, и тело ее словно пронзило молнией, наполнив неведомым доселе желанием. Она ощутила, как против воли прижимается к нему.

Схватив его за волосы, она снова привлекла его губы к своим губам и жадно припала к ним. Забыв про все, она прижималась к нему, а руки ее скользили по его груди, рукам, плечам. Потом оттолкнулась спиной от двери и, продолжая прижиматься к нему всем телом, двинулась через камеру, пока он не споткнулся о лежанку и не опустился на нее.

Так и не отрываясь от его губ, она уселась ему на колени. Руки его — большие, сильные — сжали ее талию, и страсть вспыхнула в ней с новой силой. Ей вдруг захотелось ощущать эти руки на своих бедрах, на спине, на горле — везде.

— Это всего лишь поцелуй, — прошептала она почти невнятно, ибо ее губам не хотелось отрываться от его губ ради такой мелочи, как слова. — Только и всего… Всего поцелуй…

Она перестала сопротивляться своей страсти, целуя его в подбородок, в шею, в ключицу, чуть прикусывая его кожу.

— Только и всего, — согласился он, но в голосе его слышалось страстное рычание.

Руки его сжали ее талию, потом скользнули ниже, на бедра.

На мгновение Амара оторвалась от его губ, вглядываясь в его лицо, пытаясь собраться с мыслями. Однако это оказалось нелегко — гораздо проще было бы сорвать одежду с себя, с него, коснуться своей кожей его кожи. Ей хотелось ощущать на себе его вес, ощущать его силу в себе, сопротивляться ему и сдаться в этой борьбе. В ней горел жаркий огонь примитивной, животной страсти, противостоять которой было почти невозможно. Издав негромкое, страстное рычание, она принялась возиться с пряжкой его пояса.

— Погоди, — пробормотал Бернард. — Ох… о вороны. Брутус, идиот ты этакий.

Он вдруг повернулся под ней, поднял ее на руки и бесцеремонно посадил на лежанку.

Бернард отошел от нее на пару шагов и поднял руку, останавливая ее. Потом нахмурился, сосредоточиваясь.

— Нет. Уймись, Брутус.

И Амара, опомнившись, вдруг обнаружила, что сидит на лежанке, замерзшая, голодная, что тело ее болит от давешних испытаний и от начинавшей отпускать ее страсти, что одежда ее измялась еще сильнее, волосы растрепаны, а губы распухли от поцелуев.

Она подняла руку и коснулась виска.

— Т-ты… ты меня околдовал.

— Знаю, — вздохнул красный как рак Бернард. — Я не хотел. Извини.

— Ты натравил на меня свою земляную фурию.

— Извини, — быстро повторил Бернард. — Брутус… моя фурия из сильных, и порой считает, будто лучше меня знает, что мне нужно. — Он тяжело опустился на пол. — Прости. Я сам не понимал, что он это делает, иначе я бы никогда не допустил такого. То есть я… — Он тряхнул головой, потом помолчал немного. — Я очень давно не занимался этим. А Брутус просто… просто хотел, чтобы у меня все было хорошо.

Долгую минуту она молча смотрела на него, сидя на лежанке, постепенно успокаивая дыхание и чувства. Потом поджала колени под подбородок и обхватила их руками. Взгляд ее упал на башмаки, в которые обула ее Исана еще там, в Бернардгольде.

— Ты был женат, — негромко сказала она.

— Десять лет назад, — так же тихо отозвался Бернард. Казалось, он боится, что, произнеси он эти слова хоть немного громче, они вырвутся из его рта жестокой отрыжкой. — Она умерла. И дочь.

— И ты не… — Она не договорила.

Он мотнул головой.

— Слишком много дел. Да я и не хотел ничьей близости до тех пор, пока… — Он перевел дыхание. — Пока ты не поцеловала меня вчера ночью. Должно быть, это задело что-то там, внутри.

Амара не удержалась от некоторой язвительности в голосе.

— Наверное, задело.

Бернард покраснел еще сильнее и опустил глаза. Она устало усмехнулась.

— Да полно, Бернард. Все в порядке. Ты ведь не сделал мне больно. — И ведь она получала от этого удовольствие. Хотела этого. Она сама едва не покраснела. Одного воспоминания о том, как хотелось ей этого поцелуя, хватило для того, чтобы ее пробрала дрожь.

— Все как-то неправильно. — Он посмотрел наконец на нее. Взгляд его был тревожен и, как ей показалось, удивительно беззащитен. Было видно, он переживает за то, что она о нем подумает. — Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Она кивнула.

— Конечно. Ну, не считая того, что мы так и сидим взаперти.

— Мне кажется, нам недолго осталось переживать на этот счет. Собственно, потому я и хотел поцеловать тебя. Я не хотел доводить этого до всего остального, но поцеловать хотел — как знать, может, другого шанса не представится, пока все не началось.

— Что не началось?

Бернард склонил голову набок.

— Слушай.

Откуда-то издалека донесся полуночный бой колокола.

— Смена караула, — пояснил Бернард. — Если Плювус живет по правилам, он отправится спать, сдав дежурство одному из старших офицеров.

— Отлично, — буркнула Амара. — А к нам-то это какое имеет отношение?

— Это даст нам шанс переговорить с кем-нибудь из моих знакомых, — ответил Бернард. Он встал, продолжая прислушиваться, и не прошло и минуты, как тяжелая дверь наверху со скрипом отворилась.

Сердце у Амары снова забилось сильнее.

— Они нас выпустят?

— Вот и посмотрим, — сказал он, подходя к двери. Амара поднялась и стала рядом с ним.

— Хочешь поцеловать меня?

Он закашлялся.

— Да.

— Почему?

— Ты мне нравишься, — ответил он.

— Я тебе нравлюсь?

Щеки его снова порозовели.

— Ты красива, и ты храбрее всех, кого я знаю. И ты мне нравишься.

Она почувствовала, что рот ее невольно кривится в улыбке, и попыталась сдержать ее. Потом сдалась, заглянула ему в лицо и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала в щеку. Он посмотрел на нее сверху вниз, и на мгновение она увидела в его взгляде ту же страсть, что в его поцелуях.

— Знаешь, я вот затащу тебя куда-нибудь одну… только чтобы при этом нам не мешала никакая угрожающая ситуация.

Во рту у Амары сразу пересохло. Она попыталась собраться с мыслями, чтобы ответить, но тут по лестнице загрохотали шаги, а секунду спустя в двери лязгнул ключ. Дверь отворилась, и на них уставился совершенно отсутствующим взглядом Плювус Пентиус.

Так, во всяком случае, сначала показалось Амаре. Голова дознавателя, качнувшись, упала на грудь, и он довольно громко всхрапнул. Дверь открылась шире, и Амара увидела, что по обе стороны от храпящего дознавателя стоят и держат его под руки еще двое. Одного она узнала — морщинистого пожилого целителя. Второй, среднего возраста, щеголял центурионскими кирасой и шлемом, из-под которого смотрела пара темных, проницательных глаз.

— Бернард, — весело произнес Харгер. — Я вот тут спрашивал Плювуса, не выпустить ли нам вас, и он не возражал. — Харгер взял Плювуса за волосы и энергично покачал его головой вверх-вниз. — Видишь? Боюсь только, парень перебрал лишнего.

— Стедгольдер, — произнес центурион без тени усмешки. — Это может стоить мне шлема.

— Джиральди! — Бернард шагнул вперед и стиснул его плечо. — Рад видеть тебя. Как Розалия?

— Переживает, — ответил Джиральди, переводя взгляд с Бернарда на Амару. — Бернард, что происходит?

— Мараты идут. Сюда. И нам кажется, их поддерживают рыцари-наемники.

Джиральди уставился на Бернарда, разинув рот.

— Но, Бернард… Это же безумие какое-то. Такого просто не может быть. Алеранцы, помогающие маратам?

— Два дня назад меня почти прикончил воин-марат у Гарадоса, — сказал Бернард. — Вчера ночью несколько заклинателей сильнее меня пытались убить моего племянника. Он тоже видел маратов.

— Тави? Великие фурии, Бернард!

— Слушай, времени совсем нет. Я рассказал Грэму, и он мне поверил. Он отдал приказ привести гарнизон в полную боевую готовность, выслать разведчиков, послать гонцов в Риву за подкреплением — и тут на нас напали с воздуха, прямо у ворот гарнизона. Его приказы выполнены?

— Я выставил на дежурство полную центурию и выслал гонцов к сторожевым башням. Чтобы те зажгли сигнальные огни, как только заметят чего-нибудь подозрительное, но это все, что я могу сделать в рамках моей компетенции.

— Так сделай это именем Грэма, — посоветовал Бернард. — Держи рыцарей наготове, да и остальных легионеров тоже. Укрой всех местных за стенами и дай знать в Риву. Без помощи Риванского легиона наша решимость биться может оказаться бессмысленной.

Раздраженно зарычав, Джиральди спихнул не подававшую признаков жизни тушу Плювуса на руки Харгеру. Тот крякнул, но дознавателя удержал.

— Бернард, — вздохнул Джиральди. — Боюсь, ты не понимаешь.

Плювус выдвигает против тебя обвинения. В измене, Бернард. Он говорит, ты часть заговора, имеющего целью убийство Грэма.

— Это куча дерьма, и ты сам это знаешь.

— Но я не гражданин, — вздохнул Джиральди. — И вне пределов твоего стедгольда — ты тоже. Пока Грэм недееспособен…

— Как он?

— Неважно, Бернард, — буркнул Харгер. — Без сознания. Нож угодил ему ниже сердца. Он не так молод, как прежде, и последние недели изрядно пил. Я сделал для него все, что в моих силах, но мы послали одного из наших воздушных рыцарей с просьбой прислать целителя поискуснее меня. Я коновал, а это дело тонкое. Мне не по зубам.

— Ну ты хоть это сделал. Он слышал о нападении?

Джиральди снова раздраженно фыркнул.

— Бернард. Не было никакого нападения. Никаких признаков нападения.

— Оно грядет, — рявкнул Бернард. — Падаль и вороны, ты же знаешь, что сделал бы Грэм. Так сделай это.

— Да не могу я, — огрызнулся Джиральди. — Плювус отдал специальный приказ насчет потворства необоснованным слухам. Если только Грэм сам, лично, прикажет мне, я не могу сделать более того, что уже сделал. Думаешь, мне это нравится, Бернард? У меня здесь жена и детей трое душ. Но прав не имею.

— Тогда я…

Джиральди мотнул головой.

— И ты не имеешь. Здесь есть люди, которых ты знаешь, но много и новых. Например, те болваны, которые встретили тебя у ворот.

Харгер ядовито хихикнул. Джиральди неодобрительно покосился на него.

— Ты унизил сына риванского лорда, Бернард. Они оскорблены, поэтому слушать твоих приказов не будут. Да и полномочий таких у тебя нет.

— У меня есть, — заявила Амара, делая шаг вперед.

Трое мужчин сразу замолчали. Джиральди почтительно коснулся пальцем шлема.

— Прошу прощения, леди. Я вас не видел. Я понимаю, мисс, ваше стремление помочь, но…

— Но это мужская работа? — договорила за него Амара. — У нас нет времени на подобную ерунду, центурион. Меня зовут Амара, я курсор его величества Первого лорда. Его величество пожаловал мне почетный титул графини, и это, полагаю, дает мне такие же полномочия, как и у графа Грэма.

— Ну, леди, теоретически я не спорю…

Амара сделала шаг к центуриону.

— Вы зря тратите мое время, центурион. Вы ведь верите в то, что угроза реальна, иначе вы не вооружили бы своих людей. Так не мешайтесь же у меня под ногами. Лучше скажите, кого мне нужно взгреть, чтобы дело пошло.

Джиральди потрясенно уставился на нее. Потом оглянулся на Бернарда.

— Она говорит правду?

Бернард скрестил руки на груди и улыбнулся Джиральди. Центурион провел рукой по коротко стриженым волосам.

— Хорошо, ваше превосходительство. Я полагаю, первый, с кого стоит начать, это Плювус.

— Плювус ведь согласится со всем, что говорит эта красотка, — хохотнул Харгер. — Верно, сэр? — Он снова взял Плювуса за волосы и качнул его голову вверх-вниз. — Так, разрешение у вас есть. Я врач, и по моему авторитетному мнению этот человек мыслит вполне здраво. Куда как более здраво, чем когда он бодрствует.

Джиральди беспокойно кашлянул.

— Да, ваше превосходительство, и еще вам надо переговорить с Пиреллусом. Это командир расквартированных здесь рыцарей. Если он пойдет за вами, остальные центурионы тоже пойдут со своими людьми.

— Пиреллус? Черный Клинок Пиреллус?

— Так точно, ваше превосходительство. Сильный заклинатель металла. Фехтовальщик, каких я не видел. Старая закалка, древний род — вот он каков. Он не церемонится с теми щенками, которых нам прислали, но он вряд ли обрадуется тому, что им будет командовать женщина, ваше превосходительство. Он доставлял дознавательнице Оливии столько хлопот… уму непостижимо.

— Замечательно, — буркнула Амара, лихорадочно размышляя. Потом повернулась к Бернарду. — Я хочу, чтобы мне вернули меч.

Бернард удивленно уставился на нее.

— Тебе не кажется, что убивать его было бы немного слишком? Особенно после того, как он разрубит тебя пополам?

— До этого не дойдет. Предоставь это мне. — Она повернулась к Джиральди. — Отведите меня к нему.

— Ваше превосходительство, — нерешительно сказал Джиральди. — Я не уверен, что вы поняли. Он и остальные рыцари уже легли почивать.

— То есть вы хотите сказать, пьянствуют и развратничают, — кивнула Амара. — Что ж, ничего такого, чего бы я не видала, центурион. Так вы отведете меня к нему?

— Я достану меч, графиня, — прорычал Бернард.

Она оглянулась и одарила его короткой улыбкой.

— Благодарю вас, стедгольдер. Целитель, вам не кажется, что дознавателю необходимо выспаться?

— Вы совершенно правы, — весело согласился Харгер. Он толкнул Плювуса в камеру и бесцеремонно бросил на лежанку. — Вот как раз и кровать подходящая… искать не надо.

Амара прикусила губу, чтобы не хихикнуть, и ухитрилась-таки сохранить серьезное выражение лица.

— Что ж, центурион, ведите.

— Идем, Бернард, — сказал Харгер. — Я знаю, куда положили ваше барахло.

Следом за Джиральди Амара поднялась по лестнице — как оказалось, их заперли в подвале провиантского склада. Шагая по гарнизону — капитальному, увеличенному подобию обычного армейского лагеря, Джиральди бормотал что-то себе под нос. Амара прислушалась.

— Мятеж… — бормотал тот. — Нападение на вышестоящего офицера… Незаконный арест вышестоящего офицера… Неподчинение приказам вышестоящего офицера…

— О чем это вы, центурион?

— Считаю, сколько раз меня повесят, ваше превосходительство.

— Смотрите на это с другой стороны, — посоветовала ему Амара. — Считайте себя счастливчиком, если вы останетесь живы, чтобы вас повесили. — Она кивнула в сторону казармы, в какой в обычном лагере располагались бы рыцари. — Здесь?

— Да, леди, — подтвердил центурион.

— Отлично. Ступайте к своим людям. Потребуйте, чтобы они как следует следили за сигнальными башнями. И сделайте все приготовления, какие в ваших силах, для обороны стен.

Центурион сделал глубокий вдох и кивнул.

— Так точно. Вы думаете, что сможете убедить его, леди?

— Вопрос только в том, останется ли он после этого в живых, — сказала Амара и сама удивилась тому, как спокойно и уверенно звучит ее голос. — Так или иначе, клянусь Короной, эти рыцари будут готовы к бою. — Из темноты вынырнул, тяжело дыша, Харгер. В руке он держал меч, позаимствованный Амарой из мавзолея. Он протянул его Амаре рукоятью вперед.

— Удачи, девочка, — вздохнул целитель. — Надеюсь, ты управишься быстро.

Одному из часовых показалось, будто он видел на дальней башне огонь, но тот погас. Бернард взял коня и отправился посмотреть, что там.

Сердце Амары тревожно сжалось. Бернард — один, в этой глуши. Надвигающиеся мараты…

— Как далеко до этой башни отсюда?

— Семь, может, восемь миль, — ответил Харгер.

— Скажите, центурион, как быстро одолеет войско это расстояние?

— Без помощи заклинаний? Ночью? Местность здесь пересеченная, леди. Часа за три могут подойти. Или чуть больше, если не растянутся. Легкое войско — быстрее.

— Вороны! — выдохнула Амара. — Ладно. Поднимайте остальных, центурион. Соберите их, постройте и скажите, что командир рыцарей выступит перед ними через несколько минут.

— Гм, леди… А если он не выйдет?

— Предоставьте это мне.

Она сунула ножны с мечом за пояс и, придерживая их левой рукой, зашагала к рыцарской казарме. Сердце ее билось вдвое чаще обыкновенного. Перед дверью она задержалась, чтобы собраться с духом и с мыслями. Потом взялась за ручку и с силой толкнула — так, чтобы дверь громыхнула о косяк.

Внутри казармы царил запах дыма и вина. Горели алым и золотым светом заговоренные лампы. За одним углом играли в кости, и перед игроками громоздились столбики золотых монет. Женщины среднего возраста ластились к мужчинам, разносили вино или просто возлежали на кушетках или в креслах. Молоденькая девчушка, всю одежду которой составлял ошейник рабыни, извивалась в танце у огня под звуки флейты, и тени от нее колыхались на стенах в подобии причудливого орнамента.

Амара сделала глубокий вдох и шагнула к ближайшему столу.

— Прошу прощения, — произнесла она, стараясь придать своему голосу холодно-деловой тон. — Я ищу коммандера Пиреллуса.

Один из сидевших за столом мужчин взглянул на нее и осклабился.

— Он уже нашел, с кем ему скоротать эту ночь, красотка. Но я буду рад помочь тебе провести это время… — он оценивающе смерил ее взглядом, — приятно.

Амара холодно повернулась к нему.

— Будем считать, я этого не слышала. Где коммандер Пиреллус?

Лицо мужчины потемнело от пьяной злобы, и он выпрямился, сжимая в руке нож.

— Чего? Хочешь сказать, я для тебя недостаточно хорош? Или ты продаешься только тем, кто побогаче?

С помощью Цирруса, ускорившего движения ее руки, она выхватила короткий гвардейский меч из ножен, и мгновение спустя острие его уперлось потрясенному солдату в кадык. В помещении воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь треском огня.

— Я курсор Первого лорда. Я здесь по делу. И мне некогда возиться с пьяными идиотами. Брось нож.

Солдат просипел что-то неразборчивое, выставил одну руку ладонью к ней, а другой осторожно положил нож на стол. Амара ощущала на себе злобные взгляды остальных мужчин.

Они словно кололи ее остриями дюжин копий. Горло ее перехватило от страха, но она не позволила ему проявиться на лице, которое оставалось спокойным, холодным и беспощадным, как Ледовое море.

— Спасибо, — произнесла Амара. — А теперь, где Пиреллус?

За спиной ее отворилась дверь, и чей-то голос лениво произнес с заметным парсианским акцентом:

— Он принимает ванну. Впрочем, он всегда к услугам леди.

Амара отняла острие меча от горла солдата и, смерив его напоследок полным презрения взглядом, повернулась к говорившему.

Роста он был выше среднего; кожа имела такой же коричнево-золотистый оттенок, как и ее. Не по уставу длинные, черные как вороново крыло волосы падали мокрыми прядями на плечи. В руке он держал чуть изогнутый меч из черного, чернее траурного бархата, металла. Он смотрел на Амару со спокойным, уверенным любопытством.

Еще он был мокр и гол как младенец.

Амара почувствовала, что начинает краснеть, и с трудом сдержала досаду.

— Вы и есть Пиреллус, командующий рыцарями этого гарнизона?

— Парсианская девушка, — произнес Пиреллус, и зубы его блеснули в ослепительной улыбке. — Давненько я не развлекал парсианских девушек. — Он склонил голову в поклоне, хотя меч в руке не шелохнулся, оставаясь наготове. — Да, я Пиреллус.

Амара выгнула бровь, скользнув по нему взглядом.

— Много о вас слышала.

Пиреллус самодовольно улыбнулся.

— Правда, я думала, вы окажетесь, — она деликатно кашлянула, — немного выше.

Улыбка исчезла, а вместе с ней, как надеялась Амара, и часть надменности.

— Оденьте что-нибудь, коммандер, — сказала Амара. — Гарнизон вот-вот подвергнется нападению. Вам надлежит вооружить и подготовить к бою своих людей, а еще обратиться к легионерам — они уже строятся для этого.

— Нападение? — переспросил Пиреллус. — Осмелюсь спросить, с чьей стороны?

— Мараты. Мы полагаем, их поддерживает некоторое количество рыцарей. Возможно, даже немалое.

— Ясно, — все тем же беззаботным тоном произнес он. — Постойте-ка. Я вас где-то видел. Не могу только припомнить где.

— В столице, — кивнула Амара. — Два года назад я ходила на несколько ваших поединков. И вы преподавали у нас в Академии.

— Верно, — улыбнулся Пиреллус. — Только тогда вы одевались более по-женски. Ну да, теперь вспоминаю: вы та девица — заклинательница ветра, которая спасла детей во время пожара в восточной части города. Смело проделано.

— Спасибо, — сказала Амара.

— Глупо. Но отважно. И что ты здесь делаешь, школьница?

— Я теперь курсор, Пиреллус. Я пришла предупредить о нападении, пока вас всех не погребла орда.

— Очень мило с вашей стороны. — Он снова перешел на «вы». — И с какой стати вы явились с этим ко мне, а не к командиру гарнизона?

— Я говорю с вами, поскольку вы сейчас старший по званию из офицеров. Граф лежит без сознания, Плювус — полный идиот, а начальник караула — центурион, не обладающий полномочиями поднять весь гарнизон по тревоге. Вот вы и сделаете это, а также пошлете в Риву за подкреплениями.

Брови Пиреллуса удивленно поползли вверх.

— По чьему приказу, позвольте узнать?

— По моему, — заявила Амара. — По приказу графини Амары, курсора его величества, Первого лорда Алеры, Гая.

Наконец-то выражение лица Пиреллуса изменилось: он насупился.

— Вы получили титул за одну отчаянную выходку и считаете, будто можете заходить, куда вам заблагорассудится, и командовать всеми направо и налево?

Амара перехватила рукоять меча и положила на стол перед собой. Потом повернулась лицом к нему и пошла на него, остановившись на расстоянии вытянутой руки.

— Пиреллус, — произнесла она негромко, но так, чтобы он слышал. — Я предпочла бы не быть здесь. И предпочла бы не командовать вами. Не заставляйте меня прибегать к более решительным мерам, чем мне хотелось бы.

Он встретился с ней взглядом — твердым, упрямым.

— Не грози мне, девчонка. Этим ты ничего не добьешься.

Вместо ответа Амара снова призвала Цирруса и наотмашь ударила Пиреллуса по щеке. Голова его дернулась вбок от оглушительно звонкой оплеухи. Он сделал шаг назад и рефлекторно нацелил меч в ее сердце.

— Не старайтесь, — бросила ему Амара. — Если вы не сделаете того, что должно быть сделано, я вызову вас на поединок здесь и сейчас — за преступное небрежение долгом, угрожающее безопасности империи. — Она отвернулась от него, подошла обратно к столу и забрала с него свой меч. — На клинках. Я готова начать, как только вы будете готовы.

Коммандер застыл, пристально глядя на нее.

— Нет, вы шутите, — произнес он. — Вы определенно шутите. Вам никогда не побить меня.

— Верно, — согласилась Амара. — Но я достаточно неплохо фехтую, чтобы вам пришлось убить меня для победы. То есть, коммандер, вы убьете курсора при исполнении служебных обязанностей. И там уже все равно, мужчина я или женщина, права я или нет насчет готовящегося нападения — в любом случае вас обвинят в измене. И нам обоим известно, что с вами тогда произойдет. — Она подняла меч и отсалютовала ему клинком. — Итак, если вам угодно расстаться с жизнью, прошу. Принимайте вызов, и приступим к делу. Или же одевайтесь и приготовьтесь оборонять гарнизон. Только в любом случае поторопитесь, коммандер, ибо мне некогда тешить ваше самолюбие.

Она смотрела на него в упор, не опуская клинка. Сердце ее колотилось как безумное, и она почувствовала, как по подбородку ее стекает на шею капля пота. Пиреллус славился как мастер-заклинатель, один из лучших на земле мечников. Если он пойдет на дуэль, он наверняка убьет ее и она ничего не сможет этому противопоставить. И все же у нее не было другого выхода. Как иначе могла она убедить его в правдивости ее слов, в готовности умереть, но заставить его действовать, исполнить свой долг перед Алерой, перед Гаем? Она смотрела ему в глаза, отогнав от себя страх, не позволяя мечу даже слегка дрогнуть в ее руке.

Долгое мгновение Пиреллус мрачно, упрямо смотрел на нее.

Амара затаила дыхание.

Медленно, словно нехотя, рыцарь выпрямился, положил клинок меча на плечо, придерживая его рукой, и сердито, с подчеркнутой четкостью поклонился.

— Графиня, — произнес он. — В интересах безопасности этого гарнизона я выполню то, что вы мне приказали. Однако в рапорте своем я заявлю, что сделал это по принуждению.

— Как угодно, только выполните, — вздохнула Амара. Голова ее закружилась от облегчения, и она едва не села прямо на пол. — Так вы проследите за приготовлениями?

— Да, ваше превосходительство, — подчеркнуто вежливо отозвался Пиреллус. — Полагаю, я смогу позаботиться о деле. Отто, дай ребятам что-либо помимо чая. Разбуди всех. Кэмдон, принеси мне одежду и доспехи.

Один из игроков в кости и девица в ошейнике побежали исполнять приказ. Амара вышла в город, на ходу убирая меч в ножны и глубоко дыша. Не прошло и пары минут, как она услышала свист взвихренного воздуха и, задрав голову, увидела двоих полуодетых воздушных рыцарей — взмыв в воздух, они разделились, чтобы лететь в Риву, — в этом она не сомневалась — но разными путями.

Что ж, ей это удалось. Наконец-то гарнизон начал готовиться к бою. На центральной городской площади начали строиться легионеры. Горели заговоренные лампы. Центурионы выкрикивали слова команд, послышался барабанный бой. На него откликнулся оживленный собачий лай; из некоторых домов показались легионерские жены и дети. Солдаты побежали за стены будить окрестных жителей и уводить их под защиту городских стен.

Что ж, теперь все в руках военных, подумала Амара. Она свое дело сделала. Она послужила глазами Короны, ее руками, предупредив защитников Алеры об опасности. Уж наверное, этого более чем достаточно. Она нашла укромное местечко у подножия городской стены и села, привалившись спиной к камню и откинув голову назад. Все тело ныло от внезапно навалившейся усталости, а облегчение от сознания исполненного долга ударило в голову сильнее крепкого спиртного. Она так устала…

Она посмотрела на звезды, мерцавшие там и тут сквозь разрывы в бледных облаках, и даже сама удивилась тому, что не плачет. Для того, чтобы плакать, она слишком устала.

Грохотали барабаны, гремели сигнальные трубы, отдавая распоряжения подразделениям легиона. Люди выстраивались на стенах, другие разносили воду, готовясь тушить пожары. Заклинатели воды — и военные целители, и самоучки, жены и дочери легионеров, — расходились по местам под стенами, где уже грелись чаны с водой и раскладывались отрезы тканей для перевязки. Заклинатели огня готовили мощные заговоренные светильники на стенах, а воздушные рыцари взмыли в ночное небо, чтобы охранять крепость с воздуха. Заклинатели земли дежурили на стенах и у ворот; оружие их лежало под рукой, но ладони их пока покоились на камне, набираясь сил от их фурий.

Ветер начал задувать с севера, донося до Амары запахи далекого Ледового моря, людей и стали. Некоторое время все было тихо. Все внутри стен замерло в напряженном ожидании. В одной из казарм, в которую в отсутствие солдат поместили детей из окрестных домов, детские голоса запели колыбельную.

Амара оттолкнулась от стены, встала и пошла к восточным воротам крепости. Часовые у подножия стены остановили ее, но тут ее увидел центурион Джиральди и взмахом руки приказал пропустить. По деревянной лестнице она поднялась на укрепленную площадку над воротами, где толпились готовые обрушить смерть на головы штурмующих лучники и заклинатели огня.

Рядом с Джиральди стоял Пиреллус — теперь уже одетый в сияющие доспехи. Парсианский мечник оглянулся на нее и снова уставился в темноту.

— Никаких знаков, — буркнул он. — На башнях ничего не горит.

— Один из моих людей видел что-то с полчаса назад, — негромко возразил Джиральди. — Туда поскакал разведчик.

Амара забеспокоилась.

— Он вернулся?

— Нет еще, леди, — с встревоженным видом ответил Джиральди. — Пока не вернулся.

— Тихо! — резко бросил один из легионеров, долговязый юнец с большими ушами. Он подался вперед, приложив руку к уху, и Циррус осторожно прижался к Амаре, чтобы не мешать тому с его заклинаниями воздуха.

— Конь, — произнес тот наконец. — Всадник.

— Свет! — скомандовал Пиреллус.

Приказ этот эхом прошелестел по стенам, передаваясь от часового часовому. Одна за другой загорались ослепительно-голубым светом заговоренные лампы, вырвав из предрассветных сумерек освещенную полосу перед стенами.

Долгое мгновение на белой поверхности снега не было видно никакого движения. А потом это услышали уже все: стук тяжелых копыт. А еще через пару секунд в полосу света ворвался Бернард на загнанном до полусмерти, взмыленном сером жеребце с исколотыми шпорами боками и рваной раной на ляжке. Проскакав по свету с десяток ярдов, конь заржал и встал на дыбы; Амара так и не поняла, каким образом Бернард удержался в седле и послал коня дальше, к воротам.

— Открывайте! — крикнул Бернард. — Впустите меня!

Джиральди выжидал до самого последнего момента, и только тогда рявкнул команду. Тяжелые створки отворились, пропуская всадника в крепость, и мгновенно захлопнулись, едва не прищемив коня. К нему тотчас же подбежал конюх, но несчастная скотина с испуганным ржанием попятилась от него.

Бернард спрыгнул с коня, поспешно отошел на несколько шагов, и почти сразу же тот поскользнулся на обледеневшей брусчатке двора и, истекая кровью, упал на бок. Амара увидела на его ляжке длинные, рваные следы, словно по ней прошлась чья-то когтистая лапа.

— Готовьтесь, — выдохнул Бернард, поворачиваясь, чтобы подняться на площадку над воротами. Лицо его заметно побледнело. — Курсор говорила правду. Там орда. И тысяч десять их идут сейчас по моим следам.

ГЛАВА 36

Амара скользнула взглядом по залитому голубым светом заговоренных ламп пустому снежному пространству и снова повернулась к Бернарду.

— Ты как, в порядке?

Стедгольдер сжал рукой ее плечо, отдышался и оглянулся на Джиральди с Пиреллусом.

— Я не смог подобраться к ним совсем близко и видел немного. Легко вооружены, поэтому идут быстро. У многих луки, и мне показалось, у них с собой штурмовые шесты.

Джиральди поморщился и кивнул.

— Какие кланы?

— Волки, овцерезы, — ответил Бернард и привалился плечом к каменному зубцу.

Амара нашла поблизости ведерко с водой и, зачерпнув деревянным черпаком, подала его Бернарду. Тот благодарно кивнул и выпил воду залпом.

— Джиральди, мне нужны меч, кольчуга, стрелы, если найдутся.

— Нет, — заявил Пиреллус, делая шаг вперед. — Джиральди, тебе не следовало давать этому гражданскому коня, тем более допускать его на стены в преддверии нападения.

Бернард хмуро покосился на коммандера.

— Молодой человек, вы давно в легионах?

Пиреллус невозмутимо встретил его взгляд.

— Важно то, что я в них сейчас, сэр. А вы нет. Цель легионов — защищать мирных жителей империи. А теперь уйдите со стен и не мешайте нам делать свое дело.

— Он остается, — твердо заявила Амара. — Центурион, если найдется кольчуга подходящего для меня размера, пусть принесут и мне.

Джиральди повернулся и ткнул пальцем в одного из легионеров. Тот послушно сбежал по лестнице и нырнул в один из складов. Бернард и Пиреллус сразу повернулись и уставились на Амару.

— Нет, — произнес Бернард.

— Вот и я говорю — нет.

Оба хмуро переглянулись. Амара раздраженно вздохнула.

— Коммандер, вы послали своих воздушных рыцарей за подкреплением, а те, которые остались, все до одного дежурят в небе. На них падает изрядная нагрузка, и любая возможная помощь может оказаться им очень кстати. Стедгольдер — весьма сильный заклинатель, обладающий к тому же военным опытом. И потом, его право как гражданина — защищать свой стедгольд.

Бернард продолжал буравить Амару хмурым взглядом.

— Мне это не нравится.

Пиреллус согласно кивнул.

— Я должен согласиться, графиня. Насколько я понимаю, у вас военного опыта нет, если не считать самообороны. Мне это тоже не нравится.

— К счастью, мне не нужно, чтобы кому-то из вас это нравилось. — Амара, наморщив лоб, посмотрела на Бернарда. Тут вернулся запыхавшийся легионер с кольчугами на плечах и охапкой оружия в руках. Она взяла у него кольчугу — длинный жилет из стальных колец. Сняв плащ, она надела сначала войлочный подбой, потом саму кольчугу. Она принялась возиться с застежками, но Бернард осторожно отвел ее пальцы в сторону и ловкими, умелыми движениями быстро застегнул их.

— Тебе правда не стоит находиться здесь, — заметил он.

— Потому что я женщина?

Амара снова накинула поверх кольчуги плащ и, застегнув пояс, сунула за него ножны с мечом.

— Просто ты неопытна. Не нюхала крови. То, что ты женщина, здесь ни при чем.

Она покосилась на него, нахмурившись.

Бернард пожал плечами, застегнув последнюю пряжку.

— Ну, почти ни при чем. Вот, подвигай руками — пусть ляжет удобнее.

К тому времени, когда она освоилась с доспехами, Бернард уже сменил свой плащ на такую же кольчужную рубаху, а в придачу к ней надел стальной шлем, крылья которого защищали его шею от боковых ударов, а узкая металлическая полоса спереди прикрывала нос. Не переставая шарить взглядом по освещенной полосе земли под стенами, он застегнул пояс с мечом и взял в руки лук.

— Тихо! — снова буркнул большеухий легионер, стоявший чуть дальше по стене.

На мгновение он наклонил голову набок, потом посмотрел на Пиреллуса и кивнул.

— Сэр? Вот они идут.

Пиреллус кивнул ему в ответ и повернулся к Амаре с Бернардом.

— Ладно, хотите помогать — помогайте. Ваша кровь, не моя. Только не мешайтесь у меня под ногами. — Он бросил взгляд в одну сторону вдоль стены, потом в другую. — Лучники, — дач он команду.

Амара смотрела, как центурионы передают команду вдоль по стене и легионеры занимают свои места в бойницах и между зубцами стены, наложив стрелы на тетиву и вглядываясь в дальний край полосы, высвеченной заговоренными фонарями на стенах. Резкий свет оставлял лица в тени, превращая их в зловещие призраки. Солдат недалеко от Амары сделал глубокий вдох и резко выдохнул, словно ему не терпелось, чтобы все быстрее закончилось.

Сердце ее забилось быстрее, и ей пришлось сделать усилие, чтобы справиться с дыханием. Вес кольчуги на плечах успокаивал, но запах металла будоражил нервы, гоняя по спине мурашки. Она положила руку на рукоять меча и почувствовала, что пальцы ее дрожат. Ей пришлось крепче сжать оружие, чтобы никто не заметил этого.

Бернард задумчиво смотрел в темноту; стрелу на тетиву своего лука он пока не накладывал. Он подергал плечом, словно пытался поудобнее устроиться в кольчуге. Потом сделал шаг к ней.

— Страшно? — негромко спросил он.

Она нахмурилась и мотнула головой. Даже движение это вышло каким-то дерганым.

— Где они?

— Там. Не спешат выходить на свет. Они покажутся, как только подтянутся все силы для атаки.

— Десять тысяч. — Она крепко сжала губы. — Десять тысяч.

— Не бери в голову количество, — сказал он все так же тихо. — Это простая, надежная оборона. У нас стены, свет, мы расположены выше. Гарнизон и построили здесь потому, что это лучшая оборонительная точка во всей долине. Это дает нам огромное преимущество.

Амара снова посмотрела на него, потом на стены. Ей так и не удалось скрыть дрожь в голосе.

— Но легионеров так мало.

— Спокойнее, — улыбнулся Бернард. — Все в порядке. Пиреллус поставил на стены самых опытных бойцов. Кадровых военных, у большинства которых за спиной семьи. Срочников он держит во дворе, в резерве. В такой позиции они могут биться с десятикратно превосходящим их по численности противником — с неплохими шансами на победу даже без поддержки рыцарей. Пиреллус и его люди — вот кто должен одержать победу в этой битве. Легионеры должны сдерживать орду до тех пор, пока рыцари не смогут пустить в бой своих фурий. Мы крепко врежем маратам по носу, и как только определим, кто их возглавляет, рыцари уберут его.

— То есть убьют их вождя, да?

— Ну, на его место придут новые, но это их здорово обескуражит, — кивнул Бернард. — Так, во всяком случае, задумано. Как только большая часть маратов поляжет, так и не прорвав нашу оборону, а их вождя убьют, они лишатся наступательного порыва.

Она кивнула, сжав губы.

— Ладно. Чем я могу помочь?

— Смотри, не увидишь ли их вождя. По части одежды он не должен отличаться от обычных воинов, поэтому высматривай того, кто будет отдавать приказы.

— А если я увижу его?

Бернард достал из колчана стрелу и наконец натянул тетиву.

— Покажешь его мне. Так, теперь их можно ожидать в любое мгновение. Удачи, курсор.

— И тебе, стедгольдер.

С другой стороны от нее Пиреллус облокотился о парапет и подался вперед.

— Ну, — прошептал он. — Ну же. Идите. Мы готовы.

Они появились без предупреждения. Мараты ринулись вперед, и крик тысяч глоток слился в один рев. Словно живой прибой хлынул под холодный свет заговоренных фонарей — волна из плоти и костей. Их боевой клич захлестнул Амару с головой, оглушив, перепугав до смерти. Она даже не представляла, что можно кричать так громко. Прежде чем она поняла, что делает, она тоже завизжала, закричала от страха и злости, размахивая мечом, — она даже не помнила, как выхватила его, а рядом с ней делал то же самое Пиреллус.

— Лучники! — выкрикнул он. — Стреляй!

Со всех сторон от них захлопали луки, посылая смерть в ряды атакующих маратов.

Первый ряд маратов был сметен залпом со стен — и на глазах у Амары следующие ряды атакующих мгновенно затоптали его. Дважды еще Пиреллус выкрикивал команду лучникам, и дважды туча стрел устремлялась навстречу маратам, и те с криками падали, пронзенные насквозь. Но это не смогло остановить сокрушительной волны тел, которая накатывала на стены гарнизона.

— Копья! — рявкнул Пиреллус, и по всей стене лучники отступили назад, а на их место встали легионеры с тяжелыми щитами и длинными копьями.

Стрелы, пущенные из коротких, тяжелых луков маратов, полетели на стены, и Амара отпрянула, когда прямо у нее перед лицом просвистел снаряд с тяжелым каменным наконечником. Сердце ее сжалось от страха, и она пригнулась, чтобы голова ее не служила мишенью. Пиреллус в своем шлеме продолжал смотреть на наступающих маратов, не обращая внимания на свистевшие вокруг него стрелы.

Земля содрогнулась, когда мараты достигли стены, — это сотрясение передалось через камень ногам Амары. Она видела их — море диких, нечеловеческих глаз, зубов, острых, как звериные клыки. Да и настоящие волки тоже бежали в их рядах огромными, хищными тенями. Мараты достигли стены, и ворота содрогнулись от удара толстого ствола дерева, когда несколько десятков рук с размаху врезались в них этим тараном. Множество длинных, тонких шестов, усеянных заостренными перекладинами, взвились в воздух, и стоило их верхним концам коснуться стен, как по ним ловко полезли вверх мараты, а лучники прикрывали их, посылая тучу стрел в защитников гарнизона.

Оглушительно громкие крики делали почти невозможными какое-либо общение. Стрелы летели гуще дождя, и темные каменные наконечники их блестели в свете заговоренных фонарей. Большая часть их разбивалась о камни или о добрую алеранскую сталь — но на глазах у Амары изборожденный морщинами ветеран упал со стены с темным древком, пронзившим ему горло, и тут же другой боец рухнул ничком, когда стрела на шесть дюймов вошла ему в глазницу.

— Держись! — ревел Пиреллус. — Держись!

И легионеры держались. Как бы ловко ни карабкались мараты по штурмовым шестам, наверху их ждали смертоносные копья защитников крепости. Варвары летели со стен в толпу, встречавшую это яростными воплями. Снова и снова отбивали легионеры попытки захватить хоть один участок стены, опрокидывая шесты и перерубая веревки. Легионеры бились слаженно, действуя парами: один прикрывал щитом от вражеских стрел, второй орудовал копьем, стараясь поразить неприятеля в живот или ногу. Кровь обагрила копья алеранцев, забрызгала их щиты и доспехи, да и саму крепостную стену, но натиск нападающих не слабел.

Почти прямо под ногами у Амары раздавались ритмичные удары тарана в ворота. Она опустила голову, прислушиваясь, — и вдруг едва успела увернуться от удара палицей, когда рослый марат с безумным взглядом бросился на нее со штурмового шеста.

Амара поднырнула под удар, увернулась от другого, нацеленного ей в плечо, и, развернувшись, ударила мечом по бедру марата. Меч легко рассек светлую кожу дикаря, и из раны струей хлынула алая кровь. Марат вскрикнул, но снова бросился на нее, занося палицу. Амара легко увернулась, отступила в сторону и, пропуская марата мимо себя, вогнала клинок ему под ребра. Смертный крик марата, казалось, передался по металлу ей в руку; она сама вскрикнула от возбуждения и выдернула клинок, отпрыгивая от мертвого тела. Убитый дикарь перевалился через парапет и полетел вниз, во двор.

Задыхаясь, она оглянулась на Пиреллуса. Тот одобрительно кивнул.

— Только в следующий раз постарайтесь сбрасывать их со стены наружу, — заметил он. — А то нашим внутри негде будет развернуться. — Он отвернулся и принялся вглядываться в толпу атакующих, чуть поморщившись, когда тяжелая стрела с каменным наконечником разбилась о его шлем.

Амара рискнула выглянуть за стену, в царивший внизу хаос, — и в воздухе сразу же засвистели нацеленные в нее стрелы. Она отпрянула, вжав голову в плечи, и едва не наткнулась на пригнувшегося рядом Бернарда. Стедгольдер тоже высунулся на мгновение из укрытия, поднял лук, чуть задержал дыхание, целясь, и пустил стрелу — не вниз, но между двоими легионерами. Стрела угодило точно в ребра марату со стальным топором, только что забравшемуся на стену и стоявшему над оглушенным третьим легионером, который лежал с пробитым шлемом. Стрела отшвырнула марата назад, и он свалился вниз.

— Что, нашла их главного? — окликнул ее Бернард.

— Не очень-то тут найдешь! — крикнула Амара в ответ. — Они стреляют, стоит мне выглянуть!

— Без шлема-то, — кивнул Бернард. — Я бы тоже стрелял.

— Спасибо, утешил, — криво усмехнулась Амара, и стедгольдер довольно блеснул зубами, прежде чем пустить очередную стрелу в маратов.

Амара встала было, чтобы попытаться выглянуть еще раз, но Бернард удержал ее за запястье.

— Не надо, — посоветовал он. — Вон там готовятся. Не высовывай голову.

— Что?

Вместо ответа тот кивнул в сторону Пиреллуса. Амара удивленно посмотрела на него и увидела, что Бернард тычет пальцем в двоих мужчин, стоявших рядом с тяжелыми глиняными горшками. Там же ждали чего-то трое рыцарей в доспехах, но без оружия в руках.

— Огонь? — догадалась Амара, и Бернард кивнул.

Пиреллус тем временем поднял меч и резко опустил его, подавая сигнал.

Двое мужчин с горшками — наверняка заклинатели земли, ибо никто другой не ворочал бы тяжелых, в человеческий рост, полных горящих углей горшков с такой легкостью, — подняли их и опрокинули на маратов по обе стороны ворот.

Пиреллус дал еще один знак рыцарям, и те сразу подняли руки и запрокинули лица к небу. Крик их едва не заглушил шум сражения.

Ответный рев огня оглушил Амару, и она до боли стиснула зубы. Жар взметнулся над стенами, а потом все осветилось алым заревом, особенно зловещим по контрасту с холодно-голубым светом заговоренных фонарей. Горячий ветер разметал Амаре волосы. Столб огня свился в подобие огромной крылатой змеи, взмыл вверх, завис над стеной и обрушился вниз, на маратов.

Парапет милосердно скрыл от ее глаз то, что произошло с застигнутыми врасплох маратами, но когда рев огня начал стихать, до нее донеслись крики и стоны людей и волков, полные страха и боли. В криках этих слышались безумие, жалость к себе, ужас, равного которому она еще не слышала, — и что-то еще. Твердая убежденность в смерти, которая избавит их от этих мук, жарких, как причинившее их пламя.

А еще через несколько мгновений до нее донесся запах. Вонь паленого мяса. Амара поежилась, и ей стало дурно. Наступила относительная тишина, прерываемая стонами снизу. Амара встала и посмотрела вниз. Огненная змея, выпущенная на маратов, отшвырнула их и их волков прочь от стен гарнизона. По команде Пиреллуса лучники вновь открыли стрельбу по отступающим варварам, и новые тела продолжали падать на землю.

Полосы земли под самой стеной она не видела — возможно, и к лучшему. Запах горелых волос и плоти бил ей в ноздри, мешая думать о чем-либо, пока она не заставила Цирруса отогнать его от ее ноздрей и рта. Она облокотилась на парапет и посмотрела на залитую кровью, опаленную, устланную ковром из окровавленных тел землю.

— Фурии! — прошептала она. — Они же почти дети!

Бернард подошел и остановился рядом с ней. Лицо его побледнело, глаз не было видно в тени под шлемом.

— Молодые воины, — сказал он. — Это их первая возможность показать себя в бою. Эти были из клана Волка. Только одного из кланов.

Амара оглянулась на него.

— Они посылают в бой своих младших?

— В разведку боем. Потом, если они останутся в живых, они смогут присоединиться к взрослым воинам в основной битве.

Она бросила еще взгляд на поле боя и поежилась.

— Ты хочешь сказать, это только прелюдия? Еще не все кончено?

— И не кончится, пока мы не уберем их вождя, — кивнул Бернард. — Тебе нужно напиться. Ты даже сама не знаешь, как тебе это нужно. Как знать, когда потом предоставится такая возможность.

И правда, на стену поднялся легионер с ведерком воды и кружками, нанизанными ручками на проволоку. Пока он разносил воду защитникам стен, молодые легионеры, остававшиеся на время боя в резерве, спускали вниз раненых и относили их к заклинателям воды, хлопотавшим у больших чанов во дворе. Как обычно, первыми помощь получали те, у кого были легкие ранения или травмы. Им наскоро останавливали кровь, исцеляли простые переломы, словом, возвращали в строй тех, кто мог и дальше участвовать в обороне крепости. Тяжелораненые передавались на попечение более квалифицированных целителей — задачей тех было в первую очередь сохранить им жизнь до тех пор, пока ими не смогут заняться заклинатели воды.

— Все примерно так, как мы ожидали, — говорил Пиреллус кому-то, стоящему рядом. Амара прислушалась к разговору. — Впрочем, тараном они раньше не пользовались. Они быстро учатся.

— Дети, — буркнул Джиральди. — Вороны, не по душе мне такое кровопролитие.

— Как люди?

— Ничего. Если не считать бессонной ночи. На северной части стены жертв мало. На южной только раненые.

— Хорошо, — кивнул Пиреллус. — Напоите людей, раздайте стрелы лучникам. Проследите, чтобы новые горшки с огнем были наготове, и накормите чем-нибудь моих заклинателей огня. Они хуже справляются на пустой желудок.

— Вам-то самому помощь не нужна? — спросил Джиральди.

— Какая помощь?

— У вас кровь идет.

— Ерунда, — отмахнулся Пиреллус. — Поцарапало краем шлема, когда в него стрела попала. На вид страшнее, чем на деле.

— Кровь, стекающая на глаза, может оказаться очень некстати. Давайте-ка я сюда целителя приведу.

— Пусть целители занимаются серьезными ранеными, — отмахнулся Пиреллус. — Ты сам-то напейся, центурион.

— Слушаюсь, сэр.

Амара нахмурилась и, встав, прошла немного дальше по стене. Там сидел Бернард, привалившись спиной к парапету и хмуро глядя на свои руки.

— Я тут подумала, — сказала Амара. — Как-то это все бессмысленно.

Бернард посмотрел на нее, прищурившись.

— В первом бою всегда так.

Она раздраженно мотнула головой.

— Нет, я не об этом. Бессмысленно поведение маратов. Послать на нас только часть своих сил — и к тому же наименее опытную. Зачем им было терять столько своих, когда они могли навалиться на нас всем скопом?

— Мараты рассуждают не так, как мы, — сказал Бернард. — Они всегда ставят вперед зеленых новичков. Иногда — чтобы прикрыть маневр основных сил, иногда — для разведки боем, но всегда вперед. Это просто очередной пример.

— Но они же не глупы, — не сдавалась Амара. — Сколько их молодых воинов погибло сейчас? Несколько сотен? Тысяча? И для чего? Они убили с полдюжины легионеров и ранили чуть больше, да и те через час уже снова будут на стенах.

Перед Амарой вдруг вырос Пиреллус, уперший руки в бока.

— А вам что, хотелось бы, чтобы они убили больше?

— Не говорите ерунды, — огрызнулась Амара. — Я просто полагаю, тому, что они делают, есть еще какое-то объяснение. — Она оглянулась на Бернарда. — И где те рыцари, которых мы видели вчера?

Стедгольдер хмуро покосился на нее, но Пиреллус заговорил первым:

— Да, правда, графиня? Где они? Мне сказали, будто на нас идет орда, но пока мы видели только один клан, и никакого вождя поблизости. Могу себе представить, каким посмешищем вы станете, если Рива приведет сюда свои легионы и не обнаружит противника.

Амара гневно повернулась к Пиреллусу, твердо намереваясь поставить его на место. Бернард вскочил, готовый встать между ними…

…и совсем рядом с ними на стене медный рог протрубил сигнал к бою. В залитом холодным призрачным светом заговоренных фонарей воздухе еще не стихла последняя нота, а закаленные в боях легионеры на стенах уже вскочили на ноги, изготовив щиты и оружие.

— Сэр, — рявкнул с наблюдательной площадки над воротами Джиральди. — Они возвращаются!

Забыв про Амару, Пиреллус повернулся и бегом бросился на наблюдательную площадку.

Там, за стенами, мараты снова вступили в освещенную полосу, и снова это казалось сверху темным, завывающим приливом — только на этот раз боевой клич воинов прерывался не воем огромных черных волков, а пронзительным, металлическим визгом исполинских хищных птиц.

— Лучники! — снова выкрикнул Пиреллус, и снова трижды падали первые ряды атакующих под ноги следующим. — Копья! — И снова стены ощетинились смертоносным частоколом.

И на этом сходство с атакой клана Волка закончилось. Не было на этот раз ни штурмовых шестов, ни тарана. Вместо этого первый ряд прорвавшихся к стене маратов с яростным визгом просто бросился на почти отвесную каменную поверхность и с разбегу взмыл по ней наверх.

Если бы Амара не видела этого своими глазами, она бы не поверила, что такое возможно, — и все же мараты, не пользуясь никакими приспособлениями, взбегали по пятнадцатифутовой стене вверх, перемахивали через парапет и с отчаянной, почти безумной храбростью бросались в схватку. Их огромные птицы прыгали еще выше, отчаянно хлопая в воздухе своими куцыми крылышками; летать они, конечно, не могли, но зато угрожали защитникам стен своими страшными когтями и клювами.

В ужасе смотрела Амара, как воин-марат взлетел на стену в каких-то десяти футах от нее. Рядом с ним с визгом приземлилась его птица, с размаху ударив клювом по выставленному перед ней легионерскому щиту. Марат поднял нож и с криком бросился на нее, а на его место уже взбегал по стене следующий дикарь.

Амара отпрянула в сторону и тут же поняла, что под ногами у нее нет ничего, кроме воздуха. Она в отчаянии дала команду Циррусу, сделала по воздуху пару шагов и снова спрыгнула на каменную площадку за спиной у марата. Мгновение он потрясенно смотрел на нее, потом опомнился, повернулся и снова ринулся в атаку. Она наотмашь ударила его мечом по ребрам.

Что-то взвизгнуло сзади, и спину обожгло горячей болью. Она бросилась вперед и вниз, на тело упавшего марата, и, оглянувшись, увидела налетевшего на нее овцереза. Он целился клювом ей в лицо, в остекленевших темных глазах его не было даже намека на страх.

Она выбросила руки навстречу огромной птице, и Циррус, ринувшись вперед, опрокинул овцереза и швырнул его спиной о каменный зубец. Оглушенная птица вскочила, увидела Амару и снова кинулась было к ней, но тут дюжий легионер — судя по легкости, с какой он орудовал тяжелым мечом, заклинатель земли — одним ударом снес ей голову. Легионер ободряюще улыбнулся Амаре, блеснув зубами, и тут же бросился навстречу следующему лезшему на стену дикарю.

Амара поднялась на ноги. Бой кипел уже по всей стене и перешел во двор. Оставленные в резерве легионеры после минутного замешательства выдвинулись вперед и вступили в бой с теми маратами и их птицами, которым удалось спрыгнуть со стены во двор.

Со всех сторон слышались крики — отчаянные, панические, яростные. С противоположной стороны ворот маратам удалось захватить участок стены, и они удерживали его, пропуская во двор своих воинов, до тех пор, пока туда не ринулся сам Пиреллус.

Золотокожий парсианин выхватил свой черный меч и кинулся по стене в гущу схватки, созывая по дороге легионеров. Первому встречному марату он нанес удар столь быстрый, что Амара даже не успела заметить его. Она увидела только, как фонтаном брызнула кровь, а сам марат безжизненной грудой рухнул на землю. Одна из птиц бросилась на Пиреллуса и поплатилась за это когтем, а мгновение спустя — и головой.

Все новые мараты — по одному, по двое, по трое, люди и птицы — бросались на коммандера, но мечник оказался им не по зубам. Все его движения свелись к уклонению от вражеских ударов и собственным выпадам — каждый из которых неизменно оказывался смертельным для соперника. С выверенной точностью Пиреллус очищал от маратов захваченный теми участок стены, а за его спиной снова закреплялись, отбиваясь от лезущих на стену варваров, легионеры.

Пиреллус невозмутимо стряхнул кровь с меча и ткнул пальцем в сторону людей с углями. Заклинатели земли сняли с горшков крышки и приготовились опрокинуть их содержимое вниз, на маратов. Заклинатели огня стояли рядом с отрешенным видом, безмолвно шевеля губами, призывая своих фурий, чтобы обрушить на врага новый огненный шквал.

И тут Амара ощутила это. В темном ночном воздухе сгустилось напряжение, и она почувствовала его, сама точно не зная как. Она повернулась, запрокинув лицо к небу, но не увидела ничего из-за слепящих лучей заговоренных фонарей. Однако ветер над стенами усилился и заметался, меняя направление. Амаре показалось, что она слышит в небе, где дежурили воздушные рыцари Пиреллуса, крики. Что-то капнуло на нее сверху, и на мгновение ей показалось, что пошел дождь. Однако капля на щеке была теплой, а не ледяной, и когда Амара вытерла щеку рукой, она увидела на пальцах кровь.

— Бернард! — крикнула она. — Они здесь!

Ей некогда было смотреть, услышал ли он ее. Вместо этого она окликнула Цирруса и взвилась в воздух над стенами осажденной крепости.

Небо кишело воздушными рыцарями. Рыцари и фурии схватились в поединке один на один, их целью было либо нарушить поддерживающий человека поток воздуха, либо ранить его достаточно серьезно, чтобы тот лишился необходимой для этого концентрации. На глазах у Амары мужчина в риванском мундире увернулся от блеснувшего клинка, но тут же с отчаянным воплем полетел камнем вниз. Он пролетел мимо Амары и рухнул у самой стены гарнизона, но стук падения потонул в шуме кипевшего на земле боя.

Амара с помощью Цирруса выискивала в небе силуэты воздушных рыцарей и насчитала их не меньше трех десятков — втрое больше, чем защищало крепость. Бой вокруг нее продолжал кипеть, но исход его был уже ясен: защищавшие гарнизон рыцари падали по одному, и господство в воздухе перешло к противнику.

И наконец, выше места схватки Амара разглядела то, чего опасалась больше всего: носилки. У нее на глазах несколько рыцарей пристроились к трем головным носилкам наподобие эскорта и весь летучий конвой нырнул вниз, к крепости.

Точнее, к воротам, у которых кипел бой.

У Амары не было времени обдумать план. Инстинктивно она дала команду Циррусу и молнией устремилась навстречу снижающемуся противнику. Не ожидавший нападения рыцарь успел повернуть к ней лицо, но она пронеслась мимо, налету распоров его от бедра до плеча. Тот вскрикнул и, вращаясь, как сорванный лист, полетел к земле.

Продолжая нестись по инерции навстречу врагу, Амара раскинула руки и послала Цирруса на рыцарей, державших носилки.

Ей бы не хватило сил лишить поддержки фурий всех четырех рыцарей, державшихся за шесты. Она не стала даже пытаться делать это. Вместо этого она сосредоточилась на двух передних рыцарях, да и их рассчитывала сбить с пути лишь на несколько секунд. Это ей удалось. Оба завопили от неожиданности и провалились вниз вместе с опиравшимися на них носилками.

Носилки перевернулись, выбросив в воздух с полдюжины сидевших в них людей. Только двое были пристегнуты к сиденьям кожаными лямками и повисли на них вниз головой, пока оглушенные рыцари пытались выровнять свой полет. Остальные, судя по всему, готовились к скорой высадке на стены и просто полетели вниз. Несколько сопровождавших носилки рыцарей устремилось за ними, но Амара знала, что тем ни за что не догнать падающих камнем людей: слишком маленькое расстояние отделяло их от земли.

На нее сразу обратились взгляды нескольких десятков глаз. Исчерпав инерцию, она начала падать, повернулась лицом вниз и подобрала под себя руки и ноги, чтобы не замедлять падения, пока не давая команду Циррусу поддерживать ее.

С полдюжины воздушных потоков устремилось к ней с разных сторон, и она на мгновение испуганно зажмурилась от стремительно надвигавшихся снизу заговоренных фонарей на стенах. Однако ей повезло: столько врагов сразу пытались помешать ей удержаться в воздухе, что она сумела направить их усилия друг против друга, одновременно выровняв свой полет. Циррус замедлил ее падение, и тут один из рыцарей — наверное, ретивее других — метнулся к ней, и свет блеснул на его занесенном для удара мече.

Амара дернулась в сторону, но он ожидал этого ее движения и сделал выпад. Она перехватила его удар своим клинком и схватилась с ним, пытаясь овладеть воздушным потоком вокруг них, чтобы использовать его себе на пользу. Противник удерживал ее за запястье, и они завертелись в воздухе, продолжая падать. Амара успела глянуть вниз, потом посмотреть в глаза противнику. Через мгновение они оттолкнулись друг от друга, и воздух под ними взревел, замедляя их падение.

Амара бросила еще один отчаянный взгляд на крепость и успела подправить свое падение, чтобы оно пришлось в стог сена у конюшни. Слежавшееся сено мало смягчило падение, но тут успел прийти на помощь Циррус. Разметав верхушку стога, Амара кубарем скатилась на землю с его дальней стороны. Должно быть, соперник ее оказался ловчее, а может, он просто не так устал: он мягко приземлился в нескольких ярдах от нее и замахнулся мечом, целясь ей в горло. Она едва успела отбить удар и, выхватив другой рукой короткий кинжал, который украла у Фиделиаса, воткнула его в ногу рыцаря.

Тот с криком отскочил, но удержался на ногах и гневно взмахнул рукой. Взревел ветер, и Амара почувствовала, как ее прижимает к земле давлением воздуха. Она пыталась пошевелиться или хотя бы поднять меч, но фурия рыцаря не позволила ей и этого. Она кликнула Цирруса, хотя уже понимала, что тот не успеет и что ей ничего не остается, как смотреть на поднимающийся для последнего удара клинок.

Что-то прожужжало в воздухе, и в узкую щель в кольчуге рыцаря — там, где она застегивается у горла, — вонзилась стрела. Сила удара отшвырнула его назад — он сделал два заплетающихся шага и повалился навзничь на камни. Давление сразу отпустило Амару, и она снова смогла дышать, шевелиться. Она попыталась встать, но голова еще кружилась от падения, поэтому она была вынуждена сесть, и тут к ней подошел, так и не выпуская лука из руки, Бернард.

— Вороны и фурии, ты в порядке? Где они?

— Ворота, — прохрипела Амара. — Огненные горшки. Уберите их от ворот. Быстро!

Лицо Бернарда побелело, и он бегом бросился через двор обратно к воротам. Спрыгнувший со стены марат занес над ним подобие кистеня с привязанным к деревянной рукоятке камнем, но Бернард на бегу взмахнул рукой, деревянная рукоять извернулась в руке у нападавшего, и камень угодил тому прямо в висок. Марат упал на камни и больше не шевелился.

Тупая боль в плече и спине мешала Амаре встать, но она, не отрываясь, следила, как Бернард вбежал по одной из лестниц на стену. Схватив лук обеими руками, он оглушил двух схватившихся с легионерами маратов, поднырнул под ногу лежавшего на боку раненого овцереза и оказался рядом с Пиреллусом. Он схватил коммандера за плечо и крикнул ему что-то.

Пиреллус недоуменно нахмурился, но Бернард ткнул пальцем вверх и тот повернулся — как раз вовремя, чтобы увидеть снижающиеся носилки и окружавших их воздушных рыцарей в темных доспехах. Глаза его расширились, он крикнул что-то стоявшим на стене людям — и тут же порыв ветра опрокинул его и других, сбросив вниз, а заодно и забиравшихся на стены маратов.

Бернард остался без лука, но на ногах устоял — с помощью своей фурии, догадалась Амара. Он схватил Пиреллуса и стоявшего рядом с ним легионера и вместе с ними полетел со стены во двор.

Взгляд Амары снова обратился к носилкам. Стоявший в одних Фиделиас ткнул пальцем вниз и крикнул что-то в соседние носилки высокому, худому мужчине. Тот выпрямился, закрыл глаза и вытянул руку в сторону ворот. В ответ на это горшки с углями, стоявшие рядом с опрокинутыми ветром заклинателями огня, взорвались ослепительно яркими огненными шарами.

Огненный смерч прошелся по стене над воротами, застав гарнизонных рыцарей врасплох. Хотя свирепая фурия ветра и раздробила пламя, большая часть его прокатилась по стенам, сея хаос в равной степени среди легионеров, маратов и их хищных птиц. Люди с криком бросались со стен на землю, пытались убежать от огня или катались по камням в попытке погасить свои пылающие тела. Кто-то даже бросался со стен в гущу стоявшей внизу орды.

В ужасе смотрела Амара на то, как носилки приземляются во дворе, где с полдюжины лишившихся управления легионеров пытаются дать отпор атакующим. Олдрик Меч выбрался из носилок и при поддержке воздушных рыцарей отогнал их обратно.

Следующим из носилок вышел Фиделиас и зашагал к воротам. Он настороженно огляделся по сторонам, потом вытянул руки перед собой и прижался ладонями к тяжелому дереву. С полминуты он стоял так, закрыв глаза, потом отошел, бросил короткую команду своим людям и, хромая, вернулся в носилки. Олдрик с остальными тоже расселись по местам, воздушные рыцари взялись за ручки, носилки взмыли вверх и быстро пропали из виду.

Амаре наконец удалось встать и подобрать свой меч. Потом она запрокинула голову, чтобы посмотреть, что такого сделал Фиделиас с воротами. На глазах у нее ворота содрогнулись, и она заметила сыплющуюся из щелей пыль. И сразу же огромный, острый коготь овцереза продрался сквозь тяжелые деревянные брусья с такой легкостью, словно они были бумажными. Ей ничего не оставалось, как только в страхе смотреть, как мараты, завывая словно безумные, крошат ворота в труху. Голова ее еще кружилась, а рука, державшая меч, дрожала, но она выпрямилась и сделала шаг им навстречу.

ГЛАВА 37

Подходя к воротам, уже почти павшим под напором маратов, Амара бросила короткий взгляд налево, потом направо. По одну сторону от нее застыли как оглушенные несколько молодых легионеров, потрясенно глядя на готовых ворваться в крепость маратов. По другую сторону лежали в беспорядке попадавшие со стены обугленные тела и просто обожженные люди, а среди них крутили головами, приходя в себя, упавшие первыми Бернард и Пиреллус.

— Становись! — крикнула Амара легионерам — без особой, правда, уверенности в том, что они ее услышали. Она высмотрела среди них юношу в центурионском шлеме и рявкнула, обращаясь уже только к нему: — Центурион! Держите ворота!

Молодой воин в щегольском шлеме перевел взгляд с нее на разбитые ворота; губы у него заметно дрожали.

— Н-назад! — выпалил он, хотя никто его, похоже, не слушал. — Н-назад, к б-бою!

Амара в отчаянии посмотрела в другую сторону.

— Пиреллус! — крикнула она. — Вставайте же! Командуйте легионерами!

Оглушенный Пиреллус — без шлема, с сожженными с одной стороны головы почти до кожи волосами — смотрел на нее, словно ничего не понимая.

Мараты проделали в воротах достаточно большую пробоину, и первый, дюжий молодой воин с каменным топором, шагнул во двор.

Времени больше не оставалось. Стоило маратам полностью овладеть воротами, и ничто уже не помешало бы им раздавить оборону алеранцев одним только числом. Хотя голова ее продолжала кружиться, а рана на спине причиняла боль, Амара бросилась к зияющему проему ворот.

Словно со стороны она услышала свой пронзительный вопль. Воин-марат обернулся на него и занес топор для удара. Не меняя направления, она с помощью Цирруса перелетела через оружие противника и полоснула того мечом по лицу на уровне глаз. Тот почти без крика повалился навзничь, и тут же во двор ворвалась одна из боевых птиц.

Амара попыталась отскочить в сторону, но та резко выбросила клюв вперед и с неожиданной силой схватила ее за левую руку. Боль пронзила все ее тело; если бы не кольчуга, клюв наверняка оторвал бы ей руку до самого локтя. Птица мотала клювом из стороны в сторону, тряся Амару, как куклу, до тех пор, пока та не извернулась и не ударила птицу мечом у основания ее толстой шеи. Птица взвизгнула и, выпустив ее, отшвырнула далеко в сторону.

Еще один марат прорвался во двор, но раненый овцерез метнулся к нему, угрожающе щелкая клювом, и ему пришлось отступить обратно. Амара с криком рванулась вперед, ударила мечом в живот птице и выдернула его, чуть повернув в ране. Птица упала, продолжая размахивать во все стороны клювом и когтями.

Амара перевела дух, дожидаясь очередного марата. Ворвавшись в пролом, тот сразу же метнулся в сторону, освобождая дорогу следующему — стройной молодой женщине со старой алеранской саблей. Та замахнулась ею, целясь Амаре в лицо, и курсор отбила выпад — тут же получив удар в бок от первого нападавшего. Схватив ее за кольчугу, он повалил ее на землю.

Она кричала, она пыталась отбиваться, но он прижал ее правую руку к земле, занес кулак и с силой ударил в лицо, разбив ей губы и оглушив на мгновение. Потом он произнес что-то на своем гортанном языке, бесцеремонно схватил ее за волосы и повернул лицом к женщине, заносившей древнюю саблю для удара. «Они меня скальпируют, — подумала Амара. — Им нужны мои волосы…»

Послышался визг, в котором было больше страха, чем воинственности. Мужчина-марат отпустил ее волосы и отпрыгнул в сторону, а женщина, не опуская сабли, повернулась и вступила в схватку с наседавшим на нее молодым легионером. Тот яростно рубил и колол своим легионерским мечом — натиск его был исполнен скорее ярости и отчаяния, нежели фехтовального мастерства, но, во всяком случае, отвлек внимание маратов от Амары. Он повернулся, и Амара по багровому синяку на челюсти узнала в нем часового, не пускавшего их накануне в крепость.

— Вперед! — кричал он своим товарищам. — Или вы будете стоять, пока женщина сражается? — и с криком: «Рива за Алеру!» снова бросился на маратов.

Сначала один, потом второй, потом еще несколько легионеров с воинственным кличем бросились вперед, тесня маратов за ворота. И все же, даже действуя слаженно, молодым легионерам очень скоро пришлось отступать шаг за шагом.

Амара почувствовала, что ее тащат по земле за здоровый локоть, и едва успела подхватить свой меч. Она с трудом повернула голову и увидела целителя Харгера. Тот положил ее на камни подальше от неприятеля и, склонившись над ней, осторожно коснулся кончиками пальцев ее висков.

— Рука сломана, — произнес он хриплым голосом, помолчав пару секунд. — Возможно, еще пара зубов выбита. Кольчуга на спине порвана в одном месте и царапает тебе кожу. Где-то еще связки растянуты. Но жить будешь. — Он оглянулся на кипевшую у ворот схватку, потом одарил ее короткой улыбкой. — Лихо проделано, девочка. Наконец-то устыдила этих маменькиных сыночков.

— Пиреллус, — удалось наконец выдавить из себя Амаре. — С той стороны ворот. Оглушен.

Глаза Харгера расширились.

— Великие фурии, он еще жив после всего этого?

— Бернард стащил его со стены.

Харгер кивнул и поставил ее на ноги.

— Покажи где. Если кто-то и сможет с этим что-то поделать, так только Пиреллус.

Амара охнула от боли и увидела, что целитель тоже поморщился и со свистом втянул воздух сквозь зубы. Он удержал ее, не дав упасть, и она, обходя схватку, натиск тел и взмахи оружия, повела его к воротам, к месту, где только что видела Бернарда и Пиреллуса.

Там она их и нашла. Бернард уже пытался, пошатываясь, встать на ноги; Пиреллус стоял на четвереньках. Харгер сразу направился к рыцарю, приложил пальцы к его вискам, хмыкнул и бесцеремонно встряхнул его. Он даже замахнулся было, чтобы ударить коммандера ладонью по щеке, но Пиреллус, похоже, уже начал приходить в себя, поскольку перехватил его руку в воздухе. Он тряхнул головой, несколько раз закрыл и открыл глаза и посмотрел вверх, на стену, на ворота. Потом встал, пошатнулся и снова посмотрел наверх.

Постояв так пару секунд, он повернулся, взглянул на двор и кивнул Амаре.

— Графиня, — произнес он. — Сейчас камни еще раскалены от взрыва, но очень скоро остынут, и мараты снова полезут через стену, даже если мы удержим ворота.

Амара поежилась.

— И что нам делать?

— Ведите легионеров на стены, — сказал Пиреллус.

— Но кто тогда будет удерживать ворота?

Его подбородок задрался немного вверх.

— Я.

Амара удивленно уставилась на него.

— В одиночку? А кто тогда будет командовать легионерами?

— Им сейчас не нужно никакого особого командования, — пояснил Пиреллус. — Они будут держать стены, я буду держать ворота, иначе не пройдет и нескольких минут, как мы все будем покойниками.

— Но как им удержать стены?

— Долго им это и не удастся, — хмыкнул он. — Придется вам что-нибудь придумать.

— Что? — возмутилась Амара. — Что за дурацкий план?

— Другого у меня нет, — признался Пиреллус. — Графиня, фурии свидетели, я надеюсь, что вы так же умны, как отважны. Если вы не изыщете способа отогнать их подальше, мы все, можно считать, уже мертвецы. — С этими словами он кивнул Амаре и шагнул в сторону кучи-малы у ворот. На полпути он задержался, подобрал длинный деревянный шест — обломок оглобли от разбитой падающими камнями телеги — и сунул его в руки едва сумевшему встать Бернарду.

— И что мне с этим делать? — спросил еще слегка оглушенный стедгольдер.

— Идите за мной, — буркнул Пиреллус. — Прикрывайте меня сзади. Только под ногами не мешайтесь.

Он повернулся и двинулся дальше к воротам. Бросив на ходу несколько резких команд, он шагнул в гущу молодых легионеров и обнажил меч. Еще несколько секунд спустя на земле лежали, истекая кровью, трое воинов-маратов, и их натиск заметно ослаб.

Пиреллус рявкнул легионерам еще что-то, и те, помедлив мгновение, разбились на два отряда и разбежались к ведущим на стены каменным лестницам, прихватив с собой ведерки с водой для охлаждения горячих камней.

Пиреллус остался в воротах один. Амара увидела на его губах угрюмую усмешку. Он кивнул стоявшему по ту сторону ворот марату и поманил его пальцем. Бернард перехватил тяжелую деревянную жердь обеими руками и оглянулся на Амару. Его зрачки были еще слегка расширены, а дыхание неровным, но он повернулся лицом к воротам, занял место футах в десяти позади Пиреллуса и принялся ждать.

Амаре захотелось визжать от досады, когда мараты по одному, по двое снова полезли во двор сквозь пролом в воротах. Однако парсианин был наготове, и сначала один, потом другой, потом третий марат пал под его черным мечом. Но уязвимое место нашлось и у Пиреллуса. В пролом проскользнули, чтобы схватиться с ним, сразу двое маратов. Пиреллус уверенно отбил удар копья, повернулся, занося меч, к другому воину — и вдруг застыл, оказавшись лицом к лицу с полуобнаженной молодой дикаркой.

Он колебался не дольше доли секунды; опомнившись, он сделал выпад, и черный клинок вонзился женщине между грудей, но и это промедление дорого ему обошлось. Оказавшийся сбоку от него марат с размаху ударил тупым концом копья ему в колено, и если бы Бернард не шагнул вперед и не опустил обломок оглобли тому на голову, это могло бы стоить Пиреллусу жизни.

Однако коммандер только поморщился и, едва заметно прихрамывая, продолжал отважную, но, как понимала уже Амара, безнадежную оборону ворот. Осунувшийся, с ввалившимися глазами, к ней подошел Харгер. Вместе они поднялись на стену, где уже снова завязалась схватка и снова слышались крики маратов и визг их боевых птиц.

— Леди, — устало произнес Харгер. — Что нам делать?

Еще сильнее, чем прежде, ей захотелось завизжать от досады и страха. На ее глазах рухнул со стены, закрыв руками окровавленное лицо, молодой легионер. Бернард с трудом отбил новый удар копья, отгоняя от Пиреллуса заходившего сбоку марата. Откуда ей знать, что делать? Она ведь не военный командир. Внезапная и почти полная потеря гарнизонных рыцарей сильно подорвала их оборону — это она понимала. Откуда ей знать, как справиться с этой потерей.

Амара со свистом втянула в себя воздух. Она этого не знала, но…

— Целитель. Отведите меня к графу Грэму.

Он повиновался беспрекословно и повел ее в центр крепости, к тяжелой, прочной кирпичной постройке, у двери которой дежурили двое легионеров-ветеранов. Амара миновала их, вошла в здание, поднялась по лестнице и оказалась в спальне Грэма. Он лежал в постели с закрытыми глазами, склонив голову набок. На губах его проступили крупинки какого-то белого снадобья; его большие, сильные руки неподвижно лежали на простыне и казались хрупкими, а кожа — тонкой, как пергамент.

Амара смотрела на него, и все внутри ее сжалось. Она понимала: то, что она задумала, может убить его. И все же она решилась.

— Разбудите его, Харгер.

Харгер прерывисто вздохнул.

— Леди… Я могу, но…

— Я знаю, это может его убить, Харгер, — кивнула Амара. — Но если стены крепости падут, он все равно погибнет. Он нам нужен. Нужен гарнизону. Не думаю, что ему хотелось бы, чтобы мы позволили им пасть, когда он, возможно, способен помочь.

Долгое мгновение Харгер молча смотрел на нее, потом покачал головой. Лицо старого целителя заметно осунулось.

— Нет. Я думаю, он не хотел бы этого.

— Поднимите его, — негромко сказала Амара. — Я пойду прикажу часовым, чтобы они помогли нести его.

Она спустилась к дверям, где продолжали дежурить двое легионеров, и вернулась с ними в спальню. Харгер стоял над старым графом, и лицо у того розовело каким-то неестественным румянцем. Грэм резко, задыхаясь, втянул в себя воздух и открыл глаза, хмуро глядя на нее.

— Харгер говорит, мы потеряли наших рыцарей. Остались только зеленые новички.

— Да, — хриплым от волнения голосом ответила Амара. — И все на стенах. Пиреллус жив, но ранен и в одиночку удерживает ворота. Нам нужно, чтобы вы вышли туда…

— Нет, — буркнул Грэм. — Не стоит и стараться. Ничего не выйдет.

— Но, сэр…

— А огонь? — прохрипел Грэм.

— Противник использовал заговоренные угли наших рыцарей против них. Сделал так, что они взорвались на стенах.

Грэм закрыл глаза.

— Они все у ворот?

— Нет, — сказала Амара. — Они уже снова на стенах. По всей длине.

— Не получится, — вздохнул Грэм. — Даже если бы я не был ранен. Даже если бы у нас было больше заговоренных углей. На такую ширину меня не хватит.

— Но ведь должно быть что-то, что вы могли бы сделать, — не сдавалась Амара, взяв его за руку.

— Ничего, — чуть слышно прошептал Грэм. — Такой фронт мне не одолеть. Сил не хватит.

Амара прикусила губу.

— А может, какое-нибудь другое заклинание?

Грэм снова открыл глаза.

— Что?

— Ну, что-нибудь еще с огнем, — предположила Амара. — Маратам нечего этому противопоставить.

Грэм перевел взгляд с Амары на Харгера и обратно.

— Боятся, — произнес он. — Огня.

— Я не знаю, боятся ли они огня…

— Нет, — чуть раздраженно буркнул Грэм. — Достань огня. Факел. Ты.

Амара удивленно зажмурилась.

— Я? Но я не заклинаю огонь.

Грэм нетерпеливо махнул рукой, оборвав ее, и смерил ее взглядом воспаленных глаз.

— Не могу идти. Кому-то другому придется нести. Ты боишься, девочка?

Она с усилием кивнула. Он хрипло усмехнулся.

— Честная. Умница. Достань факел. И приготовься быть храброй. Храбрее, чем тебе приходилось в жизни. Может, у нас что-нибудь и получится.

Он осекся, закашлявшись, и лицо его перекосилось от боли.

Амара переглянулась с Харгером, потом кивнула одному из легионеров. Тот вышел из комнаты и минуту спустя вернулся с факелом.

— Сюда, девочка, — прошептал Грэм, вяло махнув ей рукой. — Поднеси его ближе.

Амара повиновалась, опустившись на колени у кровати и протянув факел раненому графу.

Грэм закрыл глаза и сунул в огонь кисть руки. Амара вздрогнула, борясь с желанием отодвинуть огонь, но Грэм не поморщился и не моргнул, да и плоти его это, похоже, вреда не причинило.

Сначала Амара ощутила это в себе: крошечный холодок ужаса, возникший где-то в животе и быстро разбегавшийся по всему телу, отчего ноги сразу сделались ватными, неверными. Рука ее начала дрожать, и ей пришлось взяться за факел обеими, чтобы он не шевелился. Грэм издал негромкий стон, и ощущение это в ней сразу удвоилось; ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не броситься бегом из помещения. Сердце билось как безумное, боль в ранах усилилась, и она вдруг не нашла в себе сил даже вздохнуть.

— Девочка, — прохрипел Грэм, снова открыв глаза. — Слушай, девочка. Отнесешь это вперед. Так, чтобы все мараты видели. — Он хрипло вздохнул и закрыл глаза. — Не урони. И не позволяй страху захлестнуть тебя. Быстро.

Амара кивнула, поднимаясь. Дрожь пробирала ее всю, ноги слабели от страха.

— Спокойнее, — сказал Харгер. — Пошли. Быстрее. Я не знаю, сколько он продержится.

Амара дважды открывала рот и не могла выдавить из себя ни звука. Только с третьей попытки ей удалось произнести: «Хорошо». Она повернулась и пошла из покоев, стараясь контролировать свое дыхание, шагать ровнее. Страх леденил ее зимним морозом, холодные ледышки его разбегались с кровью по всему телу, больно кололи сердце с каждым его ударом. Ей с трудом удавалось сосредоточиться на воротах, на факеле — донести, не уронить… Она думала лишь о том, что урони она этот факел, поддайся страху — и все усилия Грэма пойдут прахом.

Она услышала чьи-то всхлипывания и поняла, что это всхлипывает она сама. Тело начало слабеть от всепроникающего страха. Больше всего на свете ей хотелось уйти от ворот, бежать, взвиться в воздух и лететь, лететь как можно дальше от этих варваров.

Вместо этого она шла вперед, к воротам, слабея с каждым шагом. На полпути к воротам она поскользнулась и упала, ослепнув от слез. И все же она двинулась дальше, сначала на коленях, опираясь на раненую руку, держа факел здоровой, чтобы он не коснулся земли.

Неожиданно кто-то вскрикнул прямо перед ней, а потом она почувствовала, что ее поднимают и ставят на ноги. Перед ней стоял великан с пылающим взглядом, сжимавший в ручище палицу размером с небольшое дерево. Она все-таки справилась со страхом, с душившими ее всхлипываниями.

— Бернард, — сказала она. — Бернард. Факел. Отведи меня на стену. На стену!

Великан нахмурился и рявкнул на нее, и это сразу заглушило начинавшуюся было истерику. А потом он просто взял ее под мышки и понес к лестнице и наверх, на стены, в самую царившую на них неразбериху. Она почувствовала, что ее снова ставят на ноги, и, шатаясь, шагнула вперед, к площадке над воротами.

Последние несколько футов она уже не думала ни о чем. Она просто ковыляла вперед, плача, визжа, держа факел высоко над головой, не сомневаясь в том, что смерть уже ждет ее, растопырив черные крылья, как те вороны, которые ждут где-то в предрассветной темноте своего часа, чтобы выклевать глаза мертвым.

Каким-то образом, сама не зная как, она добралась до площадки над воротами и встала там, высоко держа факел, — идеальная мишень для вражеских лучников. И вдруг все заглушила волна жара и грохота, бурная река ревущего света, взмывшего к небу и осветившего землю во все стороны на добрую милю. И весь ее страх расцвел в этом ослепительном огне, выплеснулся из нее тысячекратно усиленными языками пламени, обрушившимися на землю под стенами.

На мгновение все стихло, а потом волна заговоренного огня обрушилась на маратов. И сразу же воздух огласил вопль тысяч глоток. Атака маратов захлебнулась еще быстрее, чем началась. Море бледнокожих варваров отхлынуло от стен гарнизона, и к их полным ужаса крикам добавился визг спасающихся бегством птиц. Оборонявшие стены легионеры встретили это бегство восторженными криками.

Амара смотрела вслед бегущему противнику, и страх уходил из нее — уходил вместе с остатками сил. Она пошатнулась и упала бы со стены, если бы ее не подхватил Бернард — он, оказывается, все это время стоял за ее спиной. Она откинулась, прислонившись к нему, не в силах даже держать глаза открытыми, а со всех сторон радостно что-то вопили вслед бегущему противнику алеранские воины.

Она закрыла глаза, а когда открыла их, небо посветлело. Она сидела на стене, завернутая в плащ Бернарда. Онемевшая, избитая, она с трудом поднялась на ноги и заглянула вниз, во двор.

Раненые, умирающие и мертвые лежали повсюду. Целители и фельдшеры хлопотали над людьми, обожженными так сильно, что и на людей-то были непохожи. На глазах у Амары один из них захлебнулся криком и застыл, стиснув почерневший кулак. Возившийся с ним легионер, сам перевязанный пропитанной кровью тряпкой, закрыл его лицо плащом и с помощью другого легионера потащил тело на другую сторону двора, где все росло число выложенных рядами погибших.

Она повернулась и посмотрела на стену. С дюжину легионеров из резерва — молоденьких, еще не побывавших в бою — стояли там, напряженно сжимая копья. На поле за стенами начало опускаться воронье. Оно укрыло его черным каркающим ковром: хлопающие крылья, горящие голодом глаза. Они перепрыгивали от тела к телу, выклевывая языки, глаза. Амара видела, как одно из тел пошевелилось, и его тут же захлестнула масса крылатых тварей. В животе у нее все сжалось, и она поспешно отвернулась. Минуту спустя рядом появился Бернард с ковшом холодной воды. Она напилась.

— Плохо, — тихо сказала она.

— Плохо, — согласился он. — Даже если нам удастся поставить на ноги легкораненых, гарнизон лишился двух третей защитников. Рыцарей в живых так вообще только трое осталось — считая Пиреллуса. Ворота разбиты, и заменить их нечем. Да и потом, враг в любом случае может запрыгивать на стены.

— Как Грэм?

— Харгер говорит, он вряд ли проснется до смерти. Последнее заклинание отняло у него слишком много сил.

— Вороны! — негромко выругалась Амара. — Храбрый он человек.

— Да.

— Значит, мараты вернутся, — сказала Амара.

— Скоро.

Она устало закрыла глаза.

— Что мы еще можем сделать?

— Не знаю, — признался Бернард.

— Надо вывезти женщин и детей. Семьи военных. Посадить их в фургоны, и пусть как можно быстрее едут в Риву.

— Не получится. Эти проклятые рыцари не просто ворота разрушили. Кто-то из них пробрался на конюшни и напугал лошадей. Это привлекло внимание дюжины овцерезов. В общем, лошадей почти не осталось.

Амара подняла на него взгляд.

— А пешком они бежать не могут?

— Я говорил об этом с Пиреллусом и Джиральди. Даже по тракту женщины и дети не смогут передвигаться быстрее маратов. Вряд ли мы сумеем удержать гарнизон достаточно долго. Людей у нас мало — и большинство их семей не хочет бежать. Говорят, они лучше останутся и будут биться, чем их перебьют бегущими. Пиреллус поднимает им дух. Говорит, что из Ривы уже вышло подкрепление.

— Нет, — устало вздохнула Амара. — Я не думала, что у них столько воздушных рыцарей, они перекроют все выходы из долины. Сомневаюсь, что кому-нибудь удалось прорваться.

Бернард кивнул.

— Мы выслали пеших вестовых, чтобы они предупредили стедгольды. Это их может спасти, если они сразу снимутся и выступят в Риву, возможно, они и успеют вырваться из долины… — Он устало опустил голову.

Амара прижалась к нему, и он положил руку ей на плечо. Так они постояли несколько минут в предрассветной тишине.

— Ты бы шла, — сказал Бернард. — Ты можешь улететь отсюда. Ты должна рассказать об этом Первому лорду.

— Даже если бы я еще могла летать, — сказала Амара, — мой долг — сделать все, что в моих силах, чтобы помешать происходящему. Выяснить, кто все это затеял. Сделать так, чтобы виновные предстали перед правосудием. Я не могу просто так уйти.

— Вам нет смысла погибать здесь… графиня.

— Тут и спорить не о чем… стедгольдер. Я все равно не могу летать. Не сейчас. Я слишком устала.

Она прижалась щекой к его плечу. От него исходили сила и тепло, и она черпала их из него.

Чуть позже она почувствовала, что он обнял ее и второй рукой, и прижалась к нему сильнее.

— Мне жаль, Бернард, — сказала она. — Жаль, что я действовала недостаточно быстро. Я могла бы, наверное, сделать все по-другому. Жаль, что так вышло с твоей сестрой, с племянником.

Он вздрогнул. Когда он заговорил, голос его был ровным, чуть глуховатым.

— Тебе не в чем себя упрекнуть. Видят фурии, я надеюсь, что с ними все в порядке.

Она взяла его за руку, и они постояли еще немного, молча, под карканье воронья в поле и стоны умирающих.

Небо посветлело еще немного, и она услышала, как Бернард едва не задохнулся.

— Милосердные фурии!

Она открыла глаза и оглянулась назад, на расстилающуюся за стенами гарнизона равнину. Солнце уже окрасило горизонт светлой полосой, осветив море светлых тел.

Мараты.

Тысячи, тысячи маратов. Они тянулись от края до края горизонта, сколько хватало глаз. Двадцать тысяч. Тридцать. Пятьдесят. Она даже приблизительно не могла оценить их число, а орда все продолжала накатываться. Более чем достаточно, чтобы смять защитников маленькой крепости. Достаточно, чтобы захлестнуть долину. Достаточно, чтобы хлынуть на не ожидающие вторжения мирные земли, чтобы уничтожить тысячи беззащитных алеранских селений.

Она оглянулась на Бернарда и шагнула вперед, положив руку на каменный парапет и глядя на приближающегося противника.

— Ты бы позвал Пиреллуса, — тихо сказала она. — Скажи ему, пусть готовится.

ГЛАВА 38

Ноги Исаны не замерзли, но изрядно поранились за время, пока она тащила полуживую Одиану через лес к тракту. Едва она успела перевести дух, как в предрассветной тишине послышался стук копыт.

Она схватила Одиану за запястье и потащила ее прочь с дороги, но было уже поздно. Всадники, несшиеся по тракту со скоростью, сообщить которую могли только хорошо вышколенные фурии, поравнялись с ними и затоптали бы их, не встань передние лошади на дыбы.

— Госпожа Исана? — послышался из темноты полный удивления юношеский голос. — Вы-то здесь что делаете?

Исана потрясенно вгляделась во всадников.

— Фредерик?

— Я, мэм, — отозвался паренек. Он вполголоса сказал что-то лошади и соскользнул на землю, не выпуская поводьев из рук. — Клянусь фуриями, мэм, мы уж и не ожидали увидеть вас никогда. Вы целы?

Еще один всадник спрыгнул на землю, и по венчику белых волос Исана узнала в нем стедгольдера Рота. Он подошел и обнял ее.

— Хвала фуриям, Исана. Мы боялись самого худшего.

Она привалилась к пожилому стедгольдеру, вдруг сразу ощутив ужасную слабость в руках и ногах; ей пришлось прибегнуть к помощи Рилл, чтобы сдержать слезы.

— Я в порядке. Едва спаслась, но в порядке.

— А это кто? — поинтересовался Рот, глядя поверх Исаны на обочину, где сидела, уставившись в никуда, Одиана.

— Долго рассказывать. Я о ней позабочусь. Но что делаете здесь вы?

— Спешим, — сказал Рот и, повернувшись, махнул кому-то на дороге.

В темноте снова зацокали копыта и заскрипели колеса. Исана ошеломленно смотрела, как по дороге к ней приближается длинная кавалькада телег и всадников. Фредерик пронзительно свистнул, махнул рукой, и телеги снова замедлили ход.

— Так все-таки, что вы делаете? — настаивала Исана.

Лицо Рота сразу стало усталым.

— Исана… Мараты вчера вошли в долину. Вчера вечером, судя по всему. Напали на Олдогольд и сожгли дотла. Насколько можно судить, никто не спасся.

Исана задохнулась от ужаса, и ноги ее снова сделались ватными.

— Все погибли?

Рот кивнул.

— Мы увидели пожар только на заре, и Уорнер с сыновьями отправились посмотреть, что там. Он послал своих мальчиков предупредить гарнизон и Риву. Двое из тех, кто спешил в гарнизон, убиты. Мы нашли их зарубленными милях в двух отсюда. Про остальных мы не знаем.

— Ох, нет, — выдохнула Исана. — Фурии, бедняга Уорнер.

— Так вот, дальше. Нынче вечером Фредерик работал в поле.

Фредерик кивнул.

— Ну, у того большого камня. Я не выкорчевал его до грозы, и мне не спалось, вот я и вернулся туда, госпожа Исана. И тут эти двое с неба свалились.

— С неба? Воздушные рыцари?

— Ага, мэм, они самые. Один был весь в черном, а другой в цветах Ривы и весь израненный. Вот я и двинул того черного по голове лопатой. — Голос его звучал неуверенно, словно он не знал точно, правильно ли он поступил. — Ведь так надо было, да?

— Ну конечно, парень, — фыркнул Рот. — Это был гонец из гарнизона в Риву, посланный за подкреплением. Он сказал, что орда маратов наступает на долину. И кто-то очень хотел убить его. Он был пронзен стрелой, но для верности один из рыцарей пустился за ним в погоню. Ну, Фредерик продырявил ему тыкву маленько, теперь тот проваляется без сознания еще некоторое время, а то бы мы спросили у него, кто его послал.

Фредерик низко опустил голову.

Телеги остановились, и мгновение спустя Отто и Уорнер подбежали к ним и обняли Исану — Отто с неподдельным облегчением, Уорнер сдержанно, словно уйдя в себя.

— Значит, вы направляетесь в гарнизон? — спросила Исана.

Уорнер кивнул.

— Мы послали гонцов в Риву — лесами, где их трудно заметить с воздуха. Но такой путь займет у них больше времени, чем по воздуху или по дороге, вот мы и спешим сами заполнить брешь.

Исана покосилась на полные народа повозки.

— Великие фурии, Уорнер. Да вы половину своих гольдеров везете.

— Больше, — потирая руки, отозвался Отто. — Всех, кто способен держать оружие или силен в заклинаниях.

— Но эти люди не солдаты, — возразила Исана.

— Нет, — кивнул Уорнер. — Но все эти люди прошли службу в легионах. Пойми, Исана, если гарнизон падет, ничто уже не помешает орде проделать то же, что они проделали уже с Ольдогольдом, с любым из стедгольдов отсюда и до самой Ривы. Уж лучше мы предложим помощь, а она не понадобится, чем наоборот.

— А дети?

— Старики увели их в глубь долины. В Бродяжью Пещеру и в другие такие места. Там безопаснее, чем в стедгольдах, — по крайней мере, на время, пока все не утихнет.

Исана набралась духу.

— А что с Тави? С моим братом? Кто-нибудь их видел?

Ответом было неловкое молчание. В конце концов, Фредерик почесал в затылке и решился.

— Мне очень жаль, госпожа. Никто не видел и не слышал ничего о тех, кто ушел тогда в грозу. Мы решили, что вы все погибли или…

— Ладно, Фредерик, довольно, — резко перебил его Рот. — Не видишь — женщина измождена. Исана, забирайся-ка ты с этой девицей в переднюю телегу. Отто, слышь, найди им чего согревающего внутрь и укутаться, да поедем дальше.

— Тоже верно, — согласился Отто и взял Исану за руку. Другую руку он протянул было Одиане, но та отшатнулась от него, негромко взвизгнув.

— Я сама, — сказала Исана и, пригнувшись к Одиане, коснулась ее подбородка. Целый вихрь эмоций едва не захлестнул ее при этом прикосновении, и Исане пришлось сделать усилие, чтобы отогнать их. Она подняла лицо Одианы так, чтобы та смотрела ей в глаза.

— Лезь в телегу, — бесшумно шевеля губами, произнесла она.

Одиана посмотрела на нее пустым взглядом, но встала, когда Исана потянула ее за руку, и довольно охотно забралась в фургон, забившись там в угол и настороженно шаря взглядом из-под спутанных волос по остальным гольдерам. Исана забралась следом за ней, а секунду спустя тяжелые колеса снова загрохотали по брусчатке.

Кто-то передал ей теплое одеяло, в которое она завернулась вместе с Одианой, а через минуту ей в руку сунули флягу с чем-то горячим. Она пригубила питье — вино с пряностями обожгло ей желудок, но согрело ее члены и немного сняло усталость. Она передала флягу Одиане, которая некоторое время просто держала ее в руках, словно набираясь храбрости сделать глоток, а хлебнув, почти мгновенно свернулась под одеялом калачиком и провалилась в сон.

— Вид у тебя изможденный, — сочувственно заметил сидевший спереди Отто. — Постарайся отдохнуть немного. До гарнизона уже недалеко, но ты все же попробуй.

Исана передала ему флягу и мотнула головой.

— Я не устала, Отто, честно. Просто слишком много всего в голове.

И все же она привалилась к борту фургона… и не просыпалась до тех пор, пока возница не окликнул Отто:

— Гольдер! Гляньте-ка!

Исана тряхнула головой, просыпаясь, и выпрямилась, чтобы заглянуть вперед. Утро холодило ей лицо и шею, а на земле поблескивала в рассветных лучах ледяная корка.

Над гарнизоном погребальным саваном висел дым.

Сердце у Исаны тревожно защемило. Неужели они опоздали? Неужели на крепость уже напали? Она перебралась на скамью рядом с возницей — одним из гольдеров Отто, который как раз начал придерживать лошадей, тормозя фургон после ускоренной фуриями гонки. Лошади фыркали, оставляя в холодном утреннем воздухе клубы пара.

Они подъехали к западным воротам гарнизона, и Исана увидела на стене у них одного-единственного часового. Голова его была перевязана, причем, судя по пятнам свежей крови на закрывавшей лоб и левый глаз повязке, совсем недавно. Щека его потемнела от ссадины, полученной сутки, если не больше, назад. Часовой, совсем еще молодой легионер, перегнулся через парапет, глядя на неожиданных гостей.

Уорнер махнул ему рукой.

— Эй, там, на стене! Впустите нас!

— Сэр, — в замешательстве отвечал юнец. — Сэр, вам сюда нельзя. Мараты, сэр, мараты напали. Зря вы сюда гольдеров своих понавезли.

— Сам знаю, что мараты, — рявкнул Уорнер. — Мы к вам на подмогу, так что пусти по-хорошему.

Молодой легионер нерешительно топтался на месте, но тут рядом с ним на стене появился мужчина в помятом центурионском шлеме.

— Стедгольдер Уорнер?

— Джиральди, — с облегчением вздохнул Уорнер и кивнул центуриону. — Мы слышали, у вас тут гости, вот и надумали заявиться без приглашения — помочь их развлекать.

С минуту Джиральди смотрел на них, потом кивнул.

— Знаешь, Уорнер, — сказал он. — Тебе бы лучше развернуться и двинуть в Риву, пока дорога еще открыта.

При этих словах все гольдеры внизу притихли. Исана поднялась со скамейки фургона.

— Доброе утро, центурион. Вы не видели моего брата?

Джиральди прищурился, вглядываясь, потом глаза его расширились.

— Исана? Благодарение фуриям! А брат твой здесь. У восточных ворот. Исана, граф тяжело ранен, а Ливия уехала в Риву к дочери. Харгер и легионерские целители делают что могут, но говорят, что без помощи кого-нибудь более опытного ему не выжить.

Исана кивнула, осторожно прощупывая при этом чувства Джиральди. Злость, усталость, а более всего отчаяние обволакивали его словно глиняной коркой, и Исана невольно поежилась.

— Я так понимаю, мараты уже напали?

— Пока только авангард, — буркнул Джиральди. — Орда подойдет примерно через час.

— Тогда мы зря теряем время на болтовню, Джиральди. Отворяй ворота.

— Я не уверен, что граф…

— Граф сейчас ничего не скажет, — заявила Исана. — И если мараты захватят гарнизон, они смогут уничтожить все, что у нас есть. Мы тоже имеем право защищать свои дома и семьи, Джиральди, и все, кто сюда приехал, — ветераны легионов. Отпирай.

Джиральди насупился, но кивнул молодому легионеру.

— Фурии свидетели, нам нужна помощь. Давай.

Гольдеры быстро, но организованно втянулись в ворота, и Исана обратила внимание на то, что всеми повозками правят закаленные ветераны легионов. Они и держались так, словно до сих пор оставались на военной службе: расставив телеги и фургоны аккуратными рядами на западном дворе, они занялись уходом за лошадьми. Все военные лагеря легионов устроены одинаково, и это дает возможность и ветеранам, и вновь прибывшим частям без труда ориентироваться на новом месте. Пока одни распрягали лошадей, поили их и вели под навесы, другие строили своих людей перед оружейными складами, где Джиральди и молодые легионеры начали выдавать им щиты, мечи, копья, кирасы и шлемы.

Исана выбралась из фургона, держа Одиану за руку, — та, как сонный ребенок, продолжала кутаться в одеяло.

— Харгер! — окликнула Исана старшего целителя, который присматривал за несколькими щипавшими корпию молодыми женщинами, почти совсем еще девочками.

Старый целитель повернулся, заслышав ее голос, и лицо его осветилось усталой улыбкой.

— Подмога, — произнес он. — Что ж, может, мы все-таки повоюем еще.

Она подошла к нему, и они обнялись.

— Ты как?

— Устал, — признался он и огляделся по сторонам. — Дрянь дело, Исана. Стены наши недостаточно высоки, и наши рыцари вышли из строя после первой же атаки.

В горле у Исаны все сжалось.

— А мой брат?

— Чуть контужен, но так в порядке, — сказал Харгер. — Исана, у нас меньше часа. Стоит солнцу подняться выше, и ты запросто пройдешь отсюда до сторожевых башен по плечам маратов.

Она кивнула.

— Вон, видишь стедгольдера Отто? Он силен в заклинаниях. Не то чтобы очень изощрен — он врачует по большей части скот, не людей, — но я не знаю никого, кто сращивал бы кости лучше, чем он, и он способен делать это с утра до вечера. И еще с нами один-два гольдера, по части исцеления не уступающие по меньшей мере легионерским целителям, а многие из женщин еще сильнее. Раненые есть?

— Полно, — отозвался Харгер, явно прикидывая что-то в уме. — Правда? Женщины сильнее легионерских заклинателей?

— Поговори с Отто. Он направит наших целителей в помощь вашим. Вы на восточном дворе?

Харгер кивнул, вдруг заморгав. Потом крепко сжал плечо Исаны.

— Спасибо. Не знаю, долго ли мы продержимся, но пока у нас люди умирают, а этого не должно быть.

Исана мягко коснулась его руки.

— Где мне найти Бернарда?

— Над воротами, — сказал Харгер.

Исана кивнула и пошла в восточную часть крепости. Она миновала штабные постройки, офицерские казармы в центре крепости. Дальше путь ее лежал между солдатскими казармами. Первые тела начали попадаться еще на подходе к восточному Двору, на конюшнях. Там валялись убитые лошади; вороны тучей летели в распахнутые двери конюшни, и оттуда доносилось их оживленное карканье. Дальше тела уже лежали на улице: мараты и их огромные хищные птицы. Их трупы были свалены в груду в углу двора, чтобы они не мешали перемещениям легионеров. Убитых легионеров сложили аккуратными рядами в противоположном углу, прикрыв лица, чтобы защитить их глаза от воронья.

Все остальное пространство двора было занято умирающими и ранеными. Редкая — слишком редкая! — цепь легионеров дежурила на стене.

Исана брела через двор, совершенно оглушенная этой жуткой картиной. Ничего подобного она никогда еще не видела. Боль, которую испытывали раненые, накатывала на нее со всех сторон словно волнами нестерпимого жара. Она сжалась и обхватила себя руками. Одиана, которая тащилась за ней, так и не отпуская ее руки, испуганно всхлипнула и опустила голову еще ниже.

— Исана!

Она резко повернулась, увидела брата, бегущего к ней, и на этот раз не пыталась сдержать ни слез, навернувшихся ей на глаза, ни улыбки. Он крепко-крепко обнял ее, оторвав от земли.

— Благодарение фуриям, — выдохнул он. — Я так боялся за тебя!

Она обняла его в ответ.

— А Тави?

Он застыл на мгновение, и она похолодела в ожидании худшего. Она чуть отстранилась от него, взяв его лицо в ладони.

— Что случилось?

— Я потерял его след после потопа. Мне удалось спасти из воды девушку-курсора, и мы вдвоем пришли сюда.

— Он был один? — спросила Исана.

— Не совсем, если считать, что Линялый оставался с ним. Я думал, ты нашла его после потопа.

Она покачала головой.

— Нет. У меня не было возможности. Бернард, из реки меня вытащил Корд.

Бернард прикусил губу и зажмурился.

— Все в порядке, — заверила она его, хотя внутри ее все сжалось при одном только воспоминании о коптильне Корда. — Его сын, Арик, помог нам бежать. Я успела вовремя улизнуть от него.

— И пришла сюда?

— Не одна, — сказала Исана. — Я только-только добралась до тракта, как меня догнали Уорнер с остальными. С ними я и доехала.

— Уорнер? — переспросил Бернард.

— Уорнер, Отто, Рот. И они привели с собой всех своих гольдеров. И твоих, кстати, тоже. Привели на помощь вам.

— Вот балбесы, — буркнул Бернард, но глаза его блеснули, и он оглянулся на стену, на разбитые ворота крепости. На их месте поспешно воздвигалась баррикада: два перевернутых фургона, бочки, какие-то ящики и прочий хлам. — Сколько человек он привел?

— Всех, — сказала Исана. — Почти пять сотен.

— И женщин?

Исана кивнула. Бернард поморщился.

— Сдается мне, все решится в следующую атаку, — взгляд его скользнул мимо нее, на Одиану. — А это кто?

Исана прикусила губу.

— Одна из рабынь Корда, — солгала она. — Она спасла мне жизнь. На ней ошейник послушания, Бернард. Я не могла оставить ее там.

Он кивнул и снова оглянулся на стены.

— Еще неизвестно, что было бы милосерднее. Здесь тоже будет несладко.

Исана нахмурилась, разглядывая стены.

— Бернард… Помнишь, как мы возводили наш стедгольд?

— Еще бы, — отозвался он.

— Все в долине помогали нам с этим. И весь стедгольд, все стены возвели всего за один день.

Он зажмурился и повернулся к ней.

— Ты хочешь сказать, — голос его вдруг охрип от возбуждения, — что мы можем сделать эти стены выше?

Она кивнула.

— Если в этом есть смысл, конечно. Джиральди сказал, стены недостаточно высоки.

— Как знать… — пробормотал Бернард. — Как знать… — Он огляделся по сторонам. — Вот видишь вон того центуриона? Это инженер — видишь у него на форме прядь? Нам понадобится его помощь. Ты пока поговори с ним, а я схожу за нашими заклинателями.

Бернард поспешил на западный двор. Исана подошла к центуриону — тот оглянулся на нее, выпучил глаза, потом нахмурился, встопорщив пышные седые усы. Впрочем, он выслушал ее, не перебивая.

— Невозможно, — буркнул он, когда она изложила свой план. — Ничего не выйдет, девочка.

— Мне сорок лет, центурион, — огрызнулась Исана. — Это необходимо сделать. Мой брат уже ведет сюда наших заклинателей.

Центурион пригляделся к ней внимательнее, и лицо, а заодно и шея его заметно покраснели.

— Деревенские заклинатели, значит? — буркнул он. — Это вам не амбар возвести. Это крепостная стена.

— Не вижу, как это меняет дело.

Ее собеседник снисходительно фыркнул.

— Эти стены, девочка, выполнены из перевязанных друг с другом слоев скального массива. Они прочны, упруги, массивны и способны противостоять почти любым ударам. Вот только поднять их выше, если они уже стоят, не получится — это не изгородь какая-нибудь. Попробуешь побаловаться с этой стеной — и обрушишь ее всю, нарушив фундамент. И тогда у нас не то что высокой стены — ничего вообще не останется.

— Если я правильно поняла, — заметила Исана, — нет никакой разницы в том, есть ли у вас стена, такая, как сейчас, или ее нет вовсе.

Пару мгновений центурион смотрел на нее молча, будто лишился дара речи. Потом насупился и низко опустил голову, возмущенно фыркая в усы.

— Я понимаю, что это, должно быть, очень сложно, — продолжала Исана. — Но если это получится, мы сможем устоять. А если нет… — Исана невольно поежилась. — А если нет, все так или иначе кончится довольно быстро.

— Нет, — отрезал инженер. — Был бы хоть малейший шанс, стоило бы рискнуть. Но они ведь не инженеры. Они гольдеры. У них на это просто сил не хватит.

— Вы ведь никогда раньше не жили у нас в долине, верно? — сдерживаясь, поинтересовалась Исана. — Далеко не все обладатели сильных фурий мечтают стать рыцарями. У меня в стедгольде совсем еще мальчишки способны вырвать из земли валун в человеческий рост. И насколько я понимаю — терять нам все равно нечего.

Инженер поднял на нее глаза.

— Не получится, — вздохнул он. — Это невозможно. Будь у меня целый корпус армейских инженеров, на то, чтобы сделать эту стену выше, все равно ушло бы не меньше половины дня.

— В таком случае, — сухо заметила Исана, — хорошо, что мы не корпус армейских инженеров. Так вы попробуете?

— Он попробует, — вмешался в разговор новый голос. Исана обернулась и увидела стоявшую рядом женщину-курсора в одежде Бернарда, которая была ей явно велика, и кольчужной рубахе — тоже с чужого плеча. На поясе ее красовался меч, левая рука висела на перевязи. Вид Амара имела усталый, вся она была исцарапана, а на шее лиловел синяк, но все это не мешало ей обращаться к инженеру как к младшему.

— Покажите стедгольдерам, что делать. Сделайте попытку.

Инженер пожал плечами и склонил голову в поклоне.

— Как вам угодно, графиня.

Он по-военному четко развернулся и поспешил прочь.

Амара повернулась к Исане; лицо ее оставалось спокойным, непроницаемым. Потом взгляд ее переместился дальше, на завернутую в одеяло водяную ведьму, и, прошипев проклятие, она потянулась к мечу.

— Погоди, — вмешалась Исана, делая шаг вперед и перехватывая ее руку. — Не надо.

— Но она…

— Я знаю, кто она, — сказала Исана. — Сейчас она никому не навредит. Она спасла мне жизнь — а работорговец надел на нее ошейник послушания.

— Но ей нельзя доверять, — не сдавалась Амара. — Ее надо по крайней мере держать взаперти.

— Но…

— Она из рыцарей. Наемница. Убийца. — Голос курсора звенел от злости. — По правилам мне полагалось бы убить ее на месте.

— Я этого не допущу, — заявила Исана, упрямо выпятив подбородок.

Амара спокойно смотрела на нее.

— Я не уверена, что решение в данном случае принимаешь ты. Тут в их разговор вмешался высокий смуглый мужчина, по внешности парсианин, в дорогих, хоть и перепачканных кровью и копотью доспехах.

— Графиня, — негромко произнес он. — Орда почти у стен. Мне хотелось бы, чтобы вы пошли со мной. Вдруг вам удастся высмотреть их вождя.

Амара испепелила Исану взглядом и повернулась к парсианину.

— Думаете, Пиреллус, если мы его подстрелим, это нам поможет?

Он улыбнулся, блеснув неожиданно белыми зубами.

— Насколько я могу судить, хуже от этого не будет. И потом, как бы то ни было, мне не хотелось бы, чтобы скотина, ответственная за это, — он вяло махнул рукой в сторону тел, — вернулась домой и похвалялась этим.

Исана отступила от них на пару шагов, потом как можно спокойнее повернулась и повела Одиану прочь.

— Идем, — сказала она женщине в ошейнике, хоть и знала, что Одиана ее не слышит. — Они напуганы и поэтому злятся. Они к тебе несправедливы. Давай-ка найдем тебе какое-нибудь место подальше от посторонних глаз — пока это все не пройдет.

Подходящим для этого местом ей показалась одна из больших складских построек на противоположной стороне двора. Она уже открывала дверь, чтобы завести Одиану внутрь, когда большая группа гольдеров в крестьянских зимних плащах, но с легионерскими мечами на поясах строем прошли мимо нее, направляясь к воротам. За ними проследовал еще отряд, возглавляемый Бернардом и инженером, — эти двое спорили о чем-то полушепотом.

Внутри было темно, и откуда-то из дальнего угла доносился крысиный шорох. Здоровенный серый кот прошмыгнул в помещение следом за ней и скрылся в темноте. Весь пол был уставлен правильными рядами ящиков и мешков с аккуратными бирками. Темнота не давала разглядеть помещение, и Исана оглядывалась до тех пор, пока не нашла заговоренную лампу и не заставила фурий засветить ее. Потом, подняв светящийся стеклянный шар в руке, повернулась к Одиане.

— Вот, — сказала она, потянув женщину вперед. Она надеялась, что оглохшая ведьма будет чувствовать себя чуть спокойнее, если она будет разговаривать с ней. — Мешки с провиантом. На них тебе будет мягче, чем на полу, и если ты укроешься одеялом, то сможешь поспать. И здесь тебя никто не найдет.

Она не успела пройти и дюжины шагов, когда дверь за ее спиной захлопнулась.

Исана резко обернулась, высоко подняв лампу, отчего все помещение наполнилось пляшущими тенями.

Корд в грязном плаще заложил дверь тяжелым железным засовом, повернулся к Исане и ухмыльнулся, ощерив зубы, грязные, как стедгольдерская цепь у него на шее.

— Ну вот, — произнес он тихо, почти ласково. — На чем это мы остановились?

ГЛАВА 39

— Как думаете, смогут они поднять стену? — спросила Амара у Пиреллуса.

Тот пожал плечами.

— Ну, хуже не будет. В нынешнем своем виде стена вряд ли сдержит маратов.

Рядом с ними Бернард с инженером расставляли по местам почти сотню мужчин и женщин, возраст которых варьировал от юнцов допризывного возраста и до морщинистой старухи, шествовавшей, опираясь на трость, а также худощавого, серьезного вида паренька, запомнившегося Амаре еще по Бернардгольду.

— Но вы уверены, что это не слишком рискованно? Мы же удержали стену в первый раз, — напомнила Амара.

— От маратов, не нюхавших настоящего боя, — сказал Пиреллус. — От обученных кое-как зеленых новичков. И даже так нас всех едва не перебили. Не обманывайтесь. Нам просто повезло. Сейчас на нас идет впятеро больше маратов. Опытных и действующих заодно, а не отдельными кланами. — Он побарабанил пальцами по эфесу темного меча. — И не забывайте: те рыцари ведь тоже никуда не делись.

Амара поежилась и обернулась назад.

— Вот именно. И поэтому, госпожа Исана, нам придется… — Она умолкла. — Куда она делась?

Пиреллус тоже огляделся по сторонам и пожал плечами.

— Не беспокойтесь. Вот уж от женщин неприятностей сейчас будет меньше всего. Вот вам преимущества верной смерти, курсор: никакой новый риск не производит особого впечатления.

Амара, сдвинув брови, посмотрела на него.

— Но если это поможет…

— Мы обречены, — спокойно констатировал Пиреллус. — Чтобы устоять, курсор, нам нужно втрое больше людей. То, что делают эти гольдеры, достойно восхищения, но если хотя бы один из их гонцов не добрался до Ривы… — Он тряхнул головой. — Без подкрепления, без помощи рыцарей, мы протянем в лучшем случае до рассвета. Посмотрим, удастся ли вам вычислить вождя, а я попробую помочь рассортировать раненых — может, удастся вернуть кого-нибудь в строй.

Она хотела сказать ему что-то еще, но Пиреллус повернулся и зашагал на другой двор. Разбитое колено его распухло, но хромать он себе не позволял. Что ж, это одно из побочных свойств заклинания металла. Амара поморщилась и пожалела, что не может с такой же легкостью отогнать боль в руке.

Или страх, от которого до сих пор дрожали колени.

Она вздрогнула, повернулась и решительно зашагала к воротам. Только что возведенную баррикаду поспешно разобрали, и заклинатели разошлись по местам, чтобы попытаться нарастить стену. Отряд из двух десятков легионеров занял позицию перед разбитыми воротами на случай, если мараты воспользуются этим моментом и попытаются просочиться в крепость. Амара, правда, сомневалась в вероятности такой попытки. Когда она вышла за стену к легионерам — угрюмо молчавшим молодым бойцам, — орда маратов уже показалась из темноты. Словно огромное поле ожившего снега медленно, неспешно надвигалось на них.

Амара отошла от стен еще на десяток ярдов, надеясь, что ее походка хотя бы кажется легкой. На землю она старалась не смотреть. Под ногами валялись обугленные, зловонные останки маратов, сметенных первым огненным шквалом. Вороны покрывали их почти сплошным ковром. Амара понимала, если она опустит взгляд, то увидит зияющие провалы выклеванных глазниц, обезображенные клювами лица, а этого ей сейчас хотелось меньше всего. В воздухе пахло снегом и кровью, паленым мясом и — немного — мертвечиной. Даже сквозь барьер, установленный для нее Циррусом, она все равно чувствовала этот запах.

Дрожь в коленях усилилась, а дышать стало труднее. Ей пришлось остановиться и зажмуриться на мгновение, прежде чем она снова вгляделась в приближающуюся орду. Она подняла здоровую руку и заставила Цирруса усилить ей зрение.

Фурия сгустила воздух перед ней в линзу, и она сразу же увидела орду так отчетливо, словно стояла от нее в паре десятков ярдов, — казалось, она вот-вот услышит хруст их шагов по снегу.

И почти сразу же она увидела то, о чем говорил Пиреллус. Хотя части маратов, принимавших участие в первом нападении, удалось уйти и теперь они наступали со всей ордой, разница между ними и теми, кто приближался сейчас к гарнизону, бросалась в глаза. Не надо было дожидаться столкновения с ними, чтобы понять опасения Пиреллуса. Эти были старше, мощнее и шагали с уверенностью закаленных воинов.

Она поежилась.

В одном ряду с мужчинами шли женщины, имевшие такой же воинственный вид; впрочем, Амара и не сомневалась, что они хорошие бойцы. Из того малого, что алеранская разведка знала о маратах, следовало, что племена и кланы их почти непрерывно воюют друг с другом — конфликты эти, не отличаясь размахом и продолжительностью, носили почти ритуальный характер. Убивали в них, правда, по-настоящему. Мертвые тела во дворе гарнизона служили этому подтверждением.

Глядя на их приближение, Амара вдруг испытала странное ощущение, какого не испытывала уже много лет — с самого детства, когда ей впервые разрешили выйти с отцом на рыбацкой лодке в море. Ощущение того, что она находится вне мира, на краю чего-то совершенно чужого. Она оглянулась на стены за спиной, для чего ей пришлось заново фокусировать взгляд. Да, вот они, границы могущественной Алеранской империи — земли, успешно отражавшей посягательства любых врагов. Страны, завладевшей враждебными мирами, чтобы построить процветающее государство.

И она стояла за ее пределами. Стояла, можно сказать, нагишом: что там ее тонкая броня против такой орды? Одни просторы холмистых земель, лежавших за этим последним бастионом алеранской мощи, уже заставляли ее чувствовать себя маленькой и беззащитной.

Голос, который донесся до нее, прилетел с ветром — она могла бы и не услышать его, так тихо он звучал.

— Никогда не позволяй себе оценивать степень угрозы по одному только размеру. Уж этому-то я тебя мог научить.

Амара застыла. Потом, забыв про подготовку к наблюдению, огляделась по сторонам.

— Фиделиас?

— Амара, когда тебе страшно, ты всегда ступаешь так, будто ноги у тебя каменные. Ты так и не научилась скрывать этого. Да, кстати, я тебя слышу, — сообщил голос. — Один из моих людей заклинает мой голос для тебя и слышит твои ответы.

— Нам не о чем с тобой говорить, — прошептала Амара, покраснев до кончиков ушей. Она покосилась на легионеров — сейчас ей показалось, будто они стоят слишком близко, — и отошла вперед, дальше от стен, чтобы те не могли подслушать их разговор. Потом снова подняла руку, вглядываясь в накатывающуюся орду, высматривая среди них того, кто мог бы походить на их вождя.

— Бесполезно, — заметил Фиделиас. — Стен вам не удержать. А если и удержите, мы снова сокрушим ворота.

— По-моему, я ясно сказала: нам не о чем говорить. — Она помедлила секунду и как можно брезгливее добавила: — Предатель.

— Тогда послушай, — сказал Фиделиас. — Я знаю, ты со мной не согласишься, но я хочу, чтобы ты все-таки подумала над этим. Гай падет. Ты сама это понимаешь. Если он будет сопротивляться, он загубит при этом тысячи душ. Это даже может настолько ослабить империю, что ее сумеют уничтожить.

— И это ты осмеливаешься говорить мне о сохранности империи? Это по твоей вине сыны ее и дочери лежат мертвые за этой стеной!

— Мы убиваем людей, — согласился Фиделиас. — Работа такая. Мне тоже есть кого хоронить — благодаря тебе. Хочешь, я расскажу тебе о семьях тех, причиной смерти которых стала ты. Те, кто лежат мертвыми в крепости, по крайней мере имели шанс постоять за свою жизнь. Те, кого убила ты, не могли и этого. Так что будь поосторожнее с упреками, ученица.

Амаре сразу же вспомнились падающие с криками люди. Она вспомнила ужас на их лицах — тогда она как-то не обратила на это особого внимания.

Она зажмурилась. Внутри ее все сжалось.

— Если тебе есть сказать что-то еще, говори. У меня дел по горло.

— Ну да… если считать гибель «делом», — заметил голос Фиделиаса. — Я хотел предложить тебе кое-что.

— Нет, — сказала Амара. — Не трать зря времени. Я не приму твоего предложения.

— Еще как примешь, — усмехнулся Фиделиас. — Ибо если ты не сделаешь этого, женщины и дети в этой крепости будут перебиты вместе с вами.

Амара окаменела. Ей вдруг стало ужасно холодно.

— Уходи, — произнес Фиделиас. — Ты. И уводи с собой женщин и детей. Я дам моим рыцарям команду задержать маратов на время, достаточное, чтобы вы ушли на безопасное расстояние.

— Нет, — прошептала она. — Ты лжешь. Вы не можете управлять маратами.

— Ну не скажи, — возразил Фиделиас. — Амара, мне самому не нравится то, что придется сделать. Но ты можешь хоть немного изменить это. Ты еще можешь спасти жизни невинных подданных империи. Ты уведешь их. И только ты, лично, — иначе сделка недействительна. — Он помолчал немного, а когда заговорил снова, голос его звучал устало. — Ты не понимаешь, что творишь, девочка. Я не хочу видеть, как ты гибнешь за это. И если я могу спасти жизнь мирных людей, защитив при этом тебя, я буду рад.

Амара зажмурилась; голова ее шла кругом. Вонь обгоревших трупов, мертвечины снова накатила на нее. Она курсор — умелая фехтовальщица, агент Короны, кавалер имперской награды за отвагу. Но умирать ей не хотелось. Смерть страшила ее. Она видела тела тех, кого убили мараты, и ни одному из них смерть не далась легко. Раньше она шутила, что, доведись ей выбирать, она бы предпочла самую кровавую смерть, но в жизни все оказалось иначе. Не было в этой смерти никакой одухотворенности, никакой философии — только животный страх да невыразимая мука в глазах.

Что ж, это не лишено смысла, подумала она. Фиделиас ведь не чудовище. Он человек — как любой другой. И он заботился о ней, когда они работали вместе. Заботился едва ли не больше, чем ее родной отец. Поэтому вполне логично ожидать от него, что ему не хочется ее смерти, особенно если ее можно избежать.

А если она и правда может спасти хоть часть людей, которые наверняка погибнут в готовом начаться бою… Это ведь стоит того, правда? Ей нечего будет стыдиться перед Короной…

И перед… Бернардом? Нет, все правильно, Фиделиас предлагает ей реальный выход. Спасение.

— Амара, — мягко прошелестел голос Фиделиаса. — Времени мало. Если хочешь спасти этих людей, ты должна спешить.

И тут она увидела западню. Хотя она еще не поняла, в чем она заключается, не сообразила даже, где она, она поняла одно: Фиделиас пытается ослепить ее, используя для этого ее самые примитивные эмоции: собственный страх, стремление защищать других, желание спасти лицо. Он играл на них — так же мастерски, как тогда, когда предал ее в прошлый раз.

— Мне надо спешить, — негромко повторила она. — Мне нужно уходить. Иначе сделка не состоится. — Она сделала глубокий вдох. — Почему ты так стараешься, чтобы я не участвовала в этой битве, — а, Фиделиас? И почему сейчас, а не час назад? Почему ты сделал это предложение только после того, как увидел, что я наблюдаю за врагом?

— Не делай с собой этого, Амара, — сказал он. — Не пытайся найти обоснование всему, что тебя окружает. Не дай этому убить этих детей.

Она вздохнула. Конечно, он прав. Возможно, ею манипулируют. Возможно, приняв его предложение, она пожертвует каким-то неизвестным ей самой преимуществом. Но может ли она по-настоящему поспорить с его аргументами? Может ли она попытаться перехитрить его — здесь и сейчас, когда ей грозит практически неминуемая смерть? Тем более если цена этому — детские жизни.

Уходи. Спасай их. А потом скорби вместе со всей империей о потере долины…

— Твой долг как курсора — спасать жизни, Амара. Так исполняй свой долг. И не мешай мне следовать моему выбору.

Со всех сторон доносилось воронье карканье. Она открыла рот, чтобы согласиться…

…И внезапный рокот остановил ее. Земля вдруг начала содрогаться — медленно, ритмично, сильнее и сильнее. Она пошатнулась и расставила ноги, чтобы не упасть. Потом оглянулась на стены гарнизона. Легионеры с криками подались вперед, подальше от стен; строй их нарушился, ибо вздыбившаяся земля толкала их то вправо, то влево. Только поравнявшись с ней, они остановились и вместе с ней принялись смотреть на то, что происходило со стенами.

Стены гарнизона, словно просыпаясь от долгого сна, пришли в движение. Медленная волна прошла по серой каменной поверхности. А потом под скрежет разрываемой земли стены начали расти. Амара смотрела на это, оцепенев от потрясения. Никогда прежде не приходилось ей видеть действия заклинаний такой силы. Стены лезли вверх, вздымаясь, как накатывающая на берег волна. Они сдвигались также вперед, навстречу неприятелю, и Амара чуть запоздало сообразила, что это они становятся и толще, раздаваясь у основания, чтобы то выдержало возросший вес. Стены росли, и по мере их роста серый камень начал расцвечиваться полосами алого и лазурного — цветов Алеранского флага, а потом еще и алого с золотом — цветов Ривы. Стены вздымались все выше, и с пронзительным каменным скрежетом из верхней их части начали прорезаться острые шипы из черного камня, угрожающе выставленные навстречу противнику. Их становилось все больше, словно они прорастали побегами из толщи стены, они лезли и из земли перед стенами, и свет играл на их блестящих остриях.

Потревоженное воронье с криком взлетело в небо, сразу потемневшее от тысяч черных крыльев. Казалось, будто весь небосвод заволокло тревожно клубящимся черным дымом.

Грохот и скрежет начали стихать. Стены гарнизона возвышались теперь на добрых тридцать футов над землей, угрюмо ощетинившись острыми, как ножи, шипами — теперь Амара разглядела, что они из того же самого материала, из которого изготовлено оружие маратов. Да и сама земля перед стенами крепости приготовилась отразить любую атаку.

Наступила тишина, и в этой тишине Амара расслышала шепот Фиделиаса:

— Вороны проклятые…

Легионеры вокруг нее разразились восторженными воплями, да и сама она едва сдерживалась, чтобы не завизжать от восторга. Вместо этого она рявкнула команду легионерам, посылая их к воротам, и они поспешили обратно, осторожно пробираясь между торчавшими из земли каменными остриями. Один из них поскользнулся и порезал ногу, однако вместо раздражения это вызвало лишь дискуссию на тему, насколько острые эти замечательные каменные шипы. Громче всех, конечно, восхищался пострадавший. Еще более громкие торжествующие крики послышались из крепости, когда на глазах у Амары на нее снова взошли легионеры и кто-то поднял над воротами знамена легиона и Ривы. Сигнальщик протрубил тревогу, и защитники крепости — и легионеры, и пришедшие им на помощь гольдеры — откликнулись на сигнал торжествующим ревом, от которого, казалось, содрогнулись стены и само скальное основание крепости.

Амара резко повернулась обратно, лицом к наползающей орде.

— Сражайся за что хочешь, Фиделиас, — прошипела она. — Но даром тебе это не получить. Будущее этих мужчин и женщин, солдат и детей не высечено в камне, оно открыто и в наших руках. Хочешь получить крепость — иди и попробуй взять!

Последовало долгое, пугающее молчание. Когда же Фиделиас наконец ответил, голос его, как всегда, звучал ровно.

— Прощай, Амара.

И стих вместе с ветром.

Амара отвернулась и позвала Цирруса. Потом шагнула и легко перелетела через поле торчавших из земли шипов, приземлившись у ворот перед возвращавшимися в крепость легионерами. Сердце ее билось учащенно, но сомнения остались позади: теперь ею владела упрямая решимость.

На боль в сломанной руке она старалась не обращать внимания.

Амара вернулась во двор. Тень от выросшей стены заметно изменила облик места. Ей потребовалось с полминуты, чтобы заново сориентироваться, но она все же высмотрела Бернарда — тот сидел у основания новой стены в окружении торжествующих гольдеров; щиты, оружие и кирасы лежали у каждого под рукой; одна из женщин принесла им воды. Одни жадно пили, другие поливали разгоряченные головы, но на всех лицах играли усталые, счастливые улыбки. Пиреллус стоял рядом с Бернардом; заметив ее, он кивнул.

— Занятно, — мотнул он головой в направлении стены. — Это заставит их штурмовать стены с шестов и пытаться взять ворота. По крайней мере, подраться как следует мы сможем.

— Невероятно, — призналась Амара, улыбнувшись сначала Пиреллусу, а потом Бернарду. — В жизни никогда ничего подобного не видела.

Бернард отозвался ей усталой улыбкой.

— Удивительное дело, на что бывают способны люди, когда отступать некуда.

— Вам удалось высмотреть что-нибудь? — спросил Пиреллус.

— Нет, — сказала Амара. — Но мне кажется, наши неприятели боятся, что мне удалось. — И она коротко передала им содержание своего разговора с Фиделиасом.

Бернард нахмурился.

— Знаешь… Может, нам и правда стоит посадить в фургоны людей, сколько влезет, и отправить их из крепости? Мы продержимся достаточно, чтобы они успели уйти?

Пиреллус оглянулся на стену, потом на противоположный край двора.

— Что ж, стоит рискнуть. Пойду распоряжусь. Все, конечно, не поместятся, но детей, по крайней мере, отправим.

— Спасибо, — кивнула ему Амара.

— Вы были правы вчера вечером, — кивнул в ответ Пиреллус. — А я ошибался.

Он повернулся и зашагал через двор, почти не припадая на раненую ногу.

Бернард присвистнул.

— Это непросто ему далось, — заметил он.

— Ничего, переживет, — сухо отозвалась Амара. — Бернард, те рыцари все еще здесь и готовятся к новому нападению.

— Знаю, — буркнул Бернард. — Но наших рыцарей слишком мало, чтобы контролировать небо. Мы не знаем, где и когда ждать их удара.

— Все так, — кивнула Амара. — Но, мне кажется, у меня есть неплохая идея. Вот, слушай.

Она кратко проинструктировала его — он кивнул и, захватив с собой несколько гольдеров, ушел приводить в исполнение ее замысел. Амара посоветовалась с Харгером и поднялась на стену. Здесь собрался почти весь гарнизон крепости, но Джиральди она нашла почти сразу: тот стоял прямо над воротами.

— Центурион, — окликнула она его.

— Да, графиня.

— Как обстоят дела?

Он кивнул в сторону маратов, до которых оставалось немногим больше мили.

— Они остановились, — доложил он. — Вне досягаемости наших лучших лучников, даже гольдеров. Ждут.

— Чего ждут?

Он пожал плечами.

— Возможно, рассвета. Некоторое время после восхода солнца оно будет бить нам в глаза.

— Это нам сильно помешает?

Он снова пожал плечами.

— Да уж не поможет.

Она кивнула.

— Как долго сможем мы их сдерживать?

— Так сразу не ответишь. Если мы не подпустим их к стенам, к воротам, довольно долго.

— Достаточно, чтобы обоз успел отойти на безопасное расстояние?

Он внимательно посмотрел на нее.

— Гольдерские фургоны?

Амара кивнула.

— Мы сейчас грузим в них женщин и детей.

Несколько секунд Джиральди продолжал молча смотреть на нее, потом тоже кивнул.

— Что ж, хорошо. Мы удержим их подольше. Прошу прощения.

Он повернулся и шагнул навстречу задыхавшемуся легионеру.

— Ну и где эти фляги, а? — нахмурившись, спросил Джиральди.

Легионер отдал честь.

— Прошу прощения, сэр. Они в восточном складе, и уже под охраной.

— Уже под охраной? — прорычал Джиральди. — Откуда ты знаешь?

— Дверь заперта.

Джиральди испепелил незадачливого легионера взглядом.

— Ладно. Отыщи Харгера и отведи его… что это у тебя на башмаках?

— Сено, сэр.

— Где это ты нацеплял сена на башмаки, а, легионер?

— Один из гольдеров накидал, сэр. Они весь двор, сэр, сеном закидывают.

— Зачем?

— Это я приказала, центурион, — вмешалась Амара.

— Э… — опешил Джиральди. Он снял шлем и задумчиво почесал коротко стриженый затылок. — При всем моем уважении, графиня, более идиотского приказа я не могу представить. Сено, раскиданное по двору, — идеальная возможность пожара, который нам же поджарит пятки. Ибо они наверняка будут пускать горящие стрелы через стену.

— Это риск, центурион, но рассчитанный. Я не могу объяснить этого здесь.

— Но, леди… — пытался протестовать Джиральди.

— Сэр! — донесся до них оклик со смотровой площадки на стене.

Амара и Джиральди сразу повернулись в ту сторону.

Белый как полотно молоденький легионер мотнул подбородком в сторону неприятеля.

— Идут.

ГЛАВА 40

Амара с Джиральди бегом бросились на стену. Под завывание боевых рогов орда медленно, неотвратимо двинулась к стенам; волки и овцерезы стаями тянулись за наступающей армией.

— Вороны! — прошептал один из стоявших рядом с Амарой легионеров. Он пошарил рукой в поисках своего копья, поднял его и тут же выронил. Амара взмахнула рукой и отбросила копье в сторону прежде, чем наконечник успел поранить ей ногу.

Джиральди перехватил его своей покрытой шрамами рукой.

— Спокойно, — буркнул он, глядя на Амару, и вернул копье легионеру. — Спокойно, ребята.

Орда приближалась. Топот тысяч ног слышался со стены раскатами далекого грома.

— Спокойно, — повторил Джиральди.

Он посмотрел вниз, вправо, влево и снова выпрямился.

— Лучники! — выкрикнул он. — Щиты!

Между зубцами стены стояли легионеры с тяжелыми стеновыми щитами. За ними взяли луки наизготовку и ждали команду открыть огонь лучники — по большей части гольдеры из долины.

Мараты приближались. Жуткое завывание их рогов делалось громче, назойливее. По цепочке легионеров со щитами пробежал тревожный ропот.

— Спокойно, — еще раз повторил Джиральди и покосился на стоявшего рядом молодого гольдера в доспехах с чужого плеча. — Уверен, что ваши сумеют стрелять так далеко?

Гольдер привстал на цыпочки, выглядывая через край щита, который держал перед ним дюжий легионер.

— Ага. Добьем.

Джиральди кивнул.

— Лучники! — рявкнул он. — Беглая стрельба!

По всей обращенной к противнику стене стрелки наложили стрелы на тетивы своих луков, нацелив их вверх, и сделали шаг вперед, вплотную к прикрывавшим их легионерам. На глазах у Амары юноша, стоявший от нее ближе остальных, натянул тетиву и толкнул легионера бедром. Легионер, припав на колено, опустил щит; стрелок опустил лук, быстро прицелился и пустил стрелу в наступающих маратов. Легионер немедленно вскочил, снова подняв щит.

По всей стене лучники открыли стрельбу. Каждый пускал стрелу раз в пять-шесть секунд, а то и чаще. Амара с Джиральди стояли в не занятой стрелками бойнице и смотрели, как летят стрелы в ряды наступавших маратов. Пущенные твердой рукой Кальдеронских гольдеров снаряды косили людей и животных, усеяв землю свежими трупами. Вороны, почуяв новую поживу, снялись с земли и темной тучей кружились над ордой.

И все же орда наступала.

Лучники начали стрелять с почти невероятного расстояния в шесть сотен ярдов. Должно быть, в мастерстве заклинаний они мало уступали рыцарям. Примерно с минуту на стенах слышались только кряхтенье припадавших на колено и снова вскакивавших легионеров, хлопки тетивы, оглушительный рев боевых рогов и шум тысяч шагов орды.

Однако, подойдя к стенам на расстояние броска, орда — все мараты до одного — испустила вопль, обрушившийся на Амару, словно стена ледяной воды: пронзительный, устрашающий уже одной громкостью. Одновременно с этим пронзительно завизжали боевые птицы; визг этот наводит ужас, даже когда кричит одна птица, но когда их тысячи, звук этот сам кажется почти живым существом. И в это же мгновение из-за горизонта выглянуло солнце. Первые лучи его осветили верх стены, заставив лучников жмуриться и моргать перед тем, как пустить очередную стрелу.

— Спокойно, — в очередной раз взревел Джиральди, хотя голос его едва не потонул в криках и визге снизу. — Копья!

Легионеры перехватили щиты в левую руку, взяв в правую копья на изготовку.

Тем временем волна маратов докатилась до острых шипов, которые заклинатели-гольдеры вырастили из земли перед стенами. Амара, затаив дыхание, смотрела на наступающую орду. Первые ряды маратов, не сбавляя хода, начали прыжками пробираться между шипами — сверху это напоминало детскую игру в классики. За ними повторяли их движения животные. На глазах у Амары несколько маратов, вооруженных тяжелыми, узловатыми палицами, принялись крушить шипы с боков.

— Эй, — дернула Амара Джиральди за руку. — Вон те, с палицами! Прикажите лучникам стрелять по ним. Чем дольше простоят шипы, тем труднее им будет штурмовать ворота.

Джеральди одобрительно фыркнул, передал по стене приказ, и лучники, прекратив беглую стрельбу, принялись выбирать себе цели.

Первые ряды нападавших подошли уже к стене вплотную, и в воздух взметнулись штурмовые шесты и веревки с костяными крюками на конце. Легионеры отталкивали шесты кроссгардами своих пик; некоторые, выхватив мечи, рубили ими веревки. Лучники продолжали стрелять по врагу. Снизу тоже полетели стрелы — короткие, тяжелые стрелы, пущенные из причудливой формы луков. Неподалеку от Амары один из лучников замешкался, прицеливаясь, и вражеская стрела пронзила ему щеку. Гольдер сдавленно вскрикнул и опрокинулся навзничь.

— Лекарь! — крикнула Амара.

Двое дежуривших на стене мужчин подбежали к упавшему и потащили вниз, не пытаясь выдернуть стрелу.

Амара вернулась на свой наблюдательный пост. Впрочем, наблюдение дало ей немного: столько маратов и их животных толпилось внизу, что они слились в единую массу, в которой почти невозможно было разглядеть отдельных людей.

Джиральди схватил ее за плечо и рывком отодвинул от края стены.

— Не лезьте без шлема, — рявкнул он.

— Ничего не разберу! — вздохнула Амара. Ей пришлось кричать, чтобы он ее услышал. — Их слишком много.

Джиральди вытянул шею огляделся, прищурившись.

— Здесь примерно половина их сил. Остальных они держат в резерве. Выжидают, пока в нашей обороне наметится брешь.

— Мы их сдерживаем?

— Стены стоят как надо, — крикнул в ответ Джиральди. — Ворота — вот наше слабое место. Они атакуют стены только для того, чтобы отвлечь на них большинство наших. Слишком мало людей у ворот. Рано или поздно они пойдут на штурм баррикады.

— А почему не запереть ворота заговором?

— Не получится, — буркнул Джиральди. — Так наш инженер объяснил. Там не заложен новый фундамент, а изнутри они обшиты металлом.

Снизу донесся громкий треск, за которым последовал нестройный хор голосов: «Рива за Алеру!» и «Кальдерон за Алеру!» Джиральди снова выглянул наружу.

— Должно быть, обрушили часть баррикады. Резерв нападающих получил приказ от вождя и тронулся с места. Сейчас навалятся всей массой на ворота и будут ломить, пока оборона не затрещит. — Джиральди поморщился. — Если мы не отобьем первый натиск, нам конец.

— Хорошо, — кивнула Амара. — Значит, почти время. Постараюсь вернуться быстрее.

Она перегнулась через парапет, заглядывая во двор. Все, что ей удалось увидеть, — это силуэты двух легионеров, застывших с выставленными вперед пиками в проеме ворот. Снизу донеслись крики, и взгляд Амары успел уловить мелькнувший на мгновение черный клинок. Пиреллус снова удерживал ворота.

Амара поспешила к ближайшей лестнице и стремительно спустилась вниз. Оказавшись на дворе, она огляделась по сторонам. Сено из стога, в который она упала нынче ночью, было раскидано по всему двору. Почти всех раненых перенесли на западный двор, да и последних уже укладывали на носилки. Она сделала было шаг в направлении конюшни, и тут ей на глаза попался появившийся из казармы Плювус Пентиус — побелевший, осунувшийся. Он вел за руку мальчугана, за другую руку которого цеплялся другой малец — и так далее, до тех пор, пока дознаватель не вывел из казармы вереницу в полдюжины детей.

— Плювус! — поспешила к нему Амара. — Что здесь делают эти дети?

— П-прячутся, — заикаясь, пробормотал Плювус. — Я нашел их под отцовскими кроватями в казарме.

— Вороны! — с чувством произнесла Амара. — Отведи их на западный двор к раненым. Там для них укрепляют одну из казарм. И быстрее!

— Д-да, сейчас, — Плювус немного приободрился и расправил плечи. — П-пошли, детки. Ну-ка, взяться за руки и не отставать!

Амара добежала наконец до конюшни и нашла там Бернарда — тот сидел с закрытыми глазами, привалившись к стене у двери.

— Бернард, — окликнула она. — Они штурмуют ворота. Вот-вот будут здесь.

— Мы готовы, — вздохнул Бернард. — Ты только скажи когда.

Амара кивнула и отвернулась, сосредоточив все внимание на Циррусе. Повинуясь ее команде, он взмыл в небо в поисках заклинателей воздуха — Амара не сомневалась, что те несут сейчас к крепости мятежных рыцарей Фиделиаса.

Она почувствовала это через минуту: напряжение в воздухе, предшествующее порыву ветра. Амара отозвала Цирруса обратно и снова заставила его сгустить воздушную линзу, тщательно рассматривая через нее небосклон. Она увидела их примерно в полумиле от крепости — темные силуэты на фоне утреннего неба.

— Вон они! — крикнула она. — Заходят с запада. Будут здесь самое большее через минуту.

— Отлично, — пробормотал Бернард.

Амара вышла на открытое пространство двора как раз тогда, когда воздушные рыцари со своими носилками пикировали на крепость, нацелившись на ворота. Перед носилками летел передовой отряд рыцарей с оружием наготове, и солнце играло на их доспехах.

— Приготовились! — крикнула Амара, выхватывая меч. — Приготовились!

Она выждала еще пару секунд, пока враги не поравнялись с западной стеной и не пересекли дальний двор, потом здание гарнизонного командира… Она сделала глубокий вдох, унимая дрожь в руках.

— Стреляй!

Разбросанные по всему двору копны сена зашевелились, рассыпались, и из-под них показались неясные очертания — магическая завеса, поставленная Бернардом, продолжала еще действовать — полсотни лучников-гольдеров. Они все как один вскинули свои тяжелые луки и в упор пустили стрелы в приближавшихся рыцарей.

Чего-чего, а меткости гольдерам было не занимать, их залп застал наемников врасплох. Даже доспехи не спасали воздушных рыцарей от стрел; с неба послышались полные боли крики, и на землю градом посыпались люди. Лучники, однако, продолжали стрельбу, стараясь не дать неприятелю опомниться. Один из рыцарей, счастливо избежавший попаданий, устроил вихрь над двором, и стрелы начали лететь мимо. Амара дала команду Циррусу. Тот взмыл вверх — рыцарь вскрикнул от неожиданности и камнем полетел на землю.

Вторые и третьи носилки, беспомощно вращаясь, начали снижаться: их раненные или просто оглушенные носильщики из последних сил пытались удержать их от падения. Первым же носилкам, несмотря на то что один из носильщиков получил стрелу в бедро, удалось прорваться сквозь завесу из смертоносных стрел и, кренясь на бок, более или менее мягко приземлиться на крышу одной из казарм с противоположной стороны двора.

Воздушные рыцари перестроились и устремились на защитников двора. Пока рыцари не ожидали засады, стрельба гольдеров была более чем успешной, однако теперь воздух наполнился визгом фурий, сбивавших гольдерские стрелы с цели.

— Уходим! — крикнула Амара, и гольдеры, не прекращая отстреливаться, начали отходить к конюшне.

Рыцари снова устремились в атаку. Амара, насколько могла, сдерживала их натиск, послав на их фурий Цирруса, и хотя все, что ей удалось, — это слегка нарушить их строй, они отвернули и взмыли обратно в небо, дав лучникам возможность благополучно ретироваться в провонявшую мертвечиной конюшню.

Амара повернулась и бросилась к маленькому отряду легионеров, оборонявших ворота. У вновь возведенной на скорую руку деревянной баррикады металась фигура коммандера. Судя по всему, маратам удалось нащупать две или три лазейки через баррикаду, и Пиреллус прыжками перемещался от одной к другой, с помощью двух копейщиков сдерживая маратов.

— Пиреллус! — крикнула Амара. — Пиреллус!

— Минуточку, леди, — отозвался он и сделал молниеносный выпад мечом.

Марат, которому он предназначался, умер мгновенно, рухнув в щель между деревянными обломками. Пиреллус отступил на пару шагов и кивнул копейщикам и еще нескольким стоявшим рядом легионерам. Те выдвинулись вперед, прикрыв угрожающие места, и Пиреллус наконец повернулся к Амаре.

— Я слышал, вы кричали. Атака наемников?

— Несколько их носилок упали за стенами. — Она махнула рукой, показывая. — Но одни приземлились на крышу казармы.

Пиреллус коротко кивнул.

— Очень хорошо. Оставайтесь здесь и… ап!

Клинок свистнул в воздухе, звонко лязгнув обо что-то. По щеке Амары, начавшей было поворачиваться, больно ударила деревянная щепка, и две половинки разрубленной стрелы отлетели от ее кольчуги. Она подняла глаза и увидела на крыше казармы Фиделиаса, деловито накладывавшего на тетиву своего короткого лука новую стрелу. Несколько рыцарей, прилетевших с ним, спускались с крыши на двор. Холодный ветер трепал седеющие волосы бывшего курсора, и хотя стоял он в тени выросшей стены, Амара видела его нацеленный на нее взгляд — холодный, спокойный. Он натянул тетиву, прицелился и выстрелил.

Небрежным движением меча Пиреллус перехватил и эту стрелу и дал команду своим людям у ворот. Тем временем на помощь солдатам Фиделиаса уже спешило подкрепление в лице воздушных рыцарей, тоже устремившихся к воротам.

Пиреллус толкнул Амару обратно к дверям конюшни.

— Сидите здесь, — рявкнул он.

Легионеры выстроились в нестройную шеренгу, встретившую наступавших солдат Фиделиаса с упорством обреченных. Фиделиас тоже уже спустился с крыши казармы на землю, шаря взглядом по разбросанному сену. Он опустился на колени, воздух вокруг него дрогнул, и он вдруг исчез, скрытый заклинанием.

— Вон! — крикнула Амара, схватив Пиреллуса за руку. — Тот, кто в меня стрелял! Он прикрылся завесой и пробирается к воротам! — Она ткнула пальцем в едва заметное мерцание у стены казармы.

— Вижу! — отозвался Пиреллус и оглянулся на Амару. — Стедгольдера-то это заклинание изрядно вымотало. Что ж, удачи. — Он встал и вышел во двор, в шум и сумятицу кипевшего там боя.

Амара оглянулась. Бернард так и сидел там, где она его оставила; глаза его были открыты, но смотрели в пространство невидящим взором, да и дышал он тяжело, словно каждый вдох давался ему с трудом. Она подошла к нему и сняла с пояса флягу.

— Вот, Бернард. Попей.

Он машинально повиновался. Она осталась сидеть с ним, только повернулась, чтобы следить за ходом боя. Легионерам приходилось туго. На глазах у нее Олдрик Меч врезался в стену выставленных ему навстречу мечей, отбил один клинок, поднырнул под другой и убил легионера, стоявшего в самом центре строя. Такой силы был удар его меча, что рассеченный шлем развалился надвое и несчастный упал навзничь. Не делая паузы, Олдрик схватился сразу с двумя легионерами, стоявшими по обе стороны от первого. Один двигался проворно и отделался только глубоким порезом на руке. Другой попытался было прикрыться щитом, но при этом задрал его слишком высоко; Олдрик припал на колено и ударил его мечом по ноге ниже колена. Тот вскрикнул и упал, а наемники ринулись вперед.

Среди легионеров появился Пиреллус. Один из воздушных рыцарей спустился слишком низко, вскрикнул, схватился за живот и покатился по камням двора. Пеший наемник взмахнул сорокафунтовой палицей так, словно это был ивовый прутик, и нацелил удар в Пиреллуса. Небрежным, почти ленивым движением коммандер отодвинулся в сторону, и тут же его меч рубанул наемника по запястью. Палица с грохотом полетела на землю. Третий наемник метнул в Пиреллуса кинжал, который тот все так же небрежно отбил в сторону; кинжал лязгнул о стену конюшни совсем недалеко от Амары.

— Отходи! — послышался рев Олдрика. — Отходи!

Наемники поспешно ретировались, унося своих раненых; впрочем, такая же команда Пиреллуса удержала легионеров от преследования. Ни Олдрик, ни Пиреллус не отступили, и друг от друга их отделяло теперь каких-то два больших шага.

Пиреллус вытянул меч в сторону Олдрика и отсалютовал ему. Тот повторил движение в ответном салюте, и оба встали наизготовку.

— Олдрик по прозвищу Меч, — произнес Пиреллус. — Я слышал о тебе. Корона назначила за твою голову кругленькую сумму.

— Обязательно почитаю объявление, как только буду в следующий раз в городе, — отозвался Олдрик. — Как, хочешь: уладить это здесь и сейчас или мне пробиваться к тебе по трупам твоих легионеров?

— Мое имя Пиреллус Черный Клинок, — сказал Пиреллус. — И я тот, кто оборвет твою карьеру.

Олдрик пожал плечами.

— Ни разу не слышал о тебе, детка. Ты уж точно не Арарис.

Пиреллус насупился и ринулся вперед внезапным вихрем стали и мышц. Олдрик парировал первый удар. Меч высек о меч сноп искр, Олдрик сделал ложный выпад и сразу же повернулся на месте, нанося плоский рубящий удар. Пиреллус поднырнул под него, хотя меч зацепил-таки его за шлем, снеся гребень; он, кувыркаясь, полетел на усыпанные сеном камни.

Соперники уже снова стояли друг против друга. Пиреллус усмехнулся.

— Быстро для старика, — заметил он. — Но ты промахнулся.

Олдрик промолчал. Мгновение спустя из-под шлема Пиреллуса стекла тонкая струйка крови — прямо на глаз. Должно быть, догадалась Амара, край шлема задел при ударе порез, который Пиреллус получил раньше, и тот снова открылся.

Теперь улыбнулся уже Олдрик. Даже несмотря на смуглую кожу видно было, как побледнело лицо Пиреллуса. Он злобно оскалился и ринулся вперед, обрушив на Олдрика град ударов — сверху, снизу, снова сверху… Олдрик парировал их все, высекая мечом серебряные искры сноп за снопом. От обороны он снова перешел к наступлению, нанося уступающему ему ростом сопернику короткие, резкие удары. Черный клинок Пиреллуса отразил их все, только искры из него летели темно-алые, едва видные в воздухе. Все же парсианину пришлось отступить на несколько шагов под этими ударами, а Олдрик все продолжал теснить его.

Амара, не отрываясь, следила за поединком. В какой-то момент Пиреллус едва не одолел Олдрика. Он поднырнул под руку мечника, отбил удар и нацелил клинок Олдрику в живот. Отчаянным рывком Олдрик увернулся, но клинок парсианина все-таки успел ударить по его доспехам, взрезав их, как бумагу. Удар не достиг цели, хотя в бреши в доспехах блеснула кровь. Олдрик сохранил равновесие и парировал следующий удар и еще один, а Пиреллус старался развить успех.

Амаре показалось, что мечник чего-то ждет. Чего именно — стало ясно, не прошло и нескольких секунд. Кровь, сочившаяся на глаз Пиреллусу, заставила его сморгнуть, и он мотнул головой, пытаясь стряхнуть ее.

И в это мгновение Олдрик сделал свой ход. Теперь уже он поднырнул под лишенную силы и скорости руку парсианина и резко выбросил ногу вперед — таким ударом загоняют в плохо поддающуюся землю лопату. С той только разницей, что нога его ударила не по лопате. Сапог Олдрика ударил по раненому колену Пиреллуса. Послышался омерзительный, отчетливый хруст ломающейся кости, и тут же Олдрик врезался плечом под дых Пиреллусу, отшвырнув того в сторону.

На лице коммандера не отразилось ничего, кроме угрюмой решимости, но он пошатнулся, перенес вес на больную ногу — и та не выдержала. Он упал на землю, даже в падении пытаясь достать Олдрика мечом.

Олдрик без труда отбил удар, вновь рассыпав клинком гроздь ослепительно-голубых искр. А потом сделал шаг в сторону и быстрым ударом снес голову Пиреллуса с плеч. Кровь фонтаном ударила из обрубка шеи, и тело коммандера рухнуло на камни. Голова его откатилась на несколько ярдов в сторону. Тело еще дергалось; правая рука продолжала размахивать мечом влево-вправо.

Амара в ужасе смотрела на павшего рыцаря, пока вдруг не опомнилась, сообразив, что Фиделиас так и продолжает беспрепятственно свое движение. Еще не зная, что ей делать, она поднялась на ноги. Олдрик тем временем повернулся и, не оглядываясь, двинулся на охранявших ворота легионеров.

Ему оставалось пройти всего с десяток шагов, когда деревянный хлам, из которого была сооружена баррикада, отчаянно заскрежетал и дрогнул. Во все стороны полетели щепки; легионеры в ужасе отпрянули от ворот. Затем начали шевелиться уже сами деревянные части баррикады: ножки столов извивались как живые, доски выгибались и лопались, опрокинутый набок фургон испустил полный смертной муки визг и рассыпался.

Судя по всему, мараты с той стороны тоже усилили давление на баррикаду и она, лишившись прочности, начала поддаваться.

Фиделиас появился неподалеку от Олдрика и дал знак одному из паривших над полем боя рыцарей. Тот скользнул вниз и, подхватив Фиделиаса под руки, поднял его обратно на крышу казармы. Олдрик перешагнул через затихшее уже тело Пиреллуса и тоже повел своих наемников обратно.

Легионеры у ворот перестроились, чтобы встретить рвущихся в ворота маратов, но, лишенные прикрытия баррикады, отступали шаг за шагом под их натиском.

Амара метнулась обратно на конюшню.

— Берите мечи и щиты! — крикнула она лучникам. — Держите ворота.

Гольдеры похватали оружие и бегом бросились на помощь защитникам ворот.

Когда Амара вернулась к Бернарду, тот уже сумел подняться на ноги.

— Что происходит?

— Их рыцари прорвались. Мы ослабили их, но им удалось разрушить баррикаду. Пиреллус мертв. — Она посмотрела на него. — Я не солдат. Что делать?

— Джиральди, — выдохнул Бернард. — Пробейся к Джиральди. Он пошлет еще людей укрепить ворота. Ступай. Я еще не могу бежать.

Амара кивнула и кинулась через двор, а с него по лестнице на стену. Здесь тоже кипел бой, и в одном месте ей пришлось перешагнуть через тело марата — свидетельство того, что те по меньшей мере раз прорывались уже на стену.

— Джиральди! — крикнула она, добравшись до смотровой площадки над воротами. — Джиральди! Вы где?

Легионер со щитом, лицо которого было настолько забрызгано кровью, что превратилось в красную маску, обернулся на ее крик. Это оказался Джиральди, и взгляд его был все так же спокоен, несмотря на окровавленный меч в руке.

— Графиня, вы говорили, что искали предводителя всей этой орды. Так вот он наконец, — буркнул Джиральди. — Вон, смотрите.

— В этом уже нет нужды, — устало вздохнула Амара. — Пиреллус мертв.

— Вороны! — произнес Джиральди, но голос его звучал слишком устало, чтобы это вышло проклятием. — Что ж, похоже, кому-то предстоит поплатиться за это.

Амара подняла голову. Что-то горячее, жестокое и ужасное пульсировало в ее животе. До нее вдруг дошло, что страх ее куда-то делся. Она слишком устала, чтобы бояться, была слишком напугана, чтобы бояться. Неизбежность приносит с собой облегчение, поняла она.

— И где он?

— Вон, — ткнул пальцем Джиральди. Стрела разбилась о его щит, но он даже глазом не моргнул, словно тоже слишком устал, чтобы обращать внимание на такие мелочи. — Видите, тот, окруженный птицами, с алеранским копьем?

Амара посмотрела в ту сторону и в первый раз с начала боя увидела предводителя орды. Он уверенно шагал сквозь ряды штурмовавших стены маратов. На лице его с горделиво выпяченным подбородком играла надменная ухмылка. В темных волосах виднелись черные перья, а за ним, подобно почетному караулу, вышагивало несколько овцерезов.

Орда начала расступаться перед ним, крича нараспев: «Ацурак! Ацурак! Ацурак!»

Амара приказала Циррусу сгустить ей воздух: ей хотелось получше разглядеть вождя, чтобы потом легче было отыскать его и любой ценой убить за все, что он и его орда натворили в этот день. Она хорошенько запомнила форму его носа, жесткий рот, ширину его плеч…

У Амары перехватило дыхание, и она приказала Циррусу еще немного приблизить изображение. На бедре у вождя, на плетеной веревке, которая служила ему поясом, висел именной кинжал одного из верховных лордов Алеры, и его отделанная золотом и серебром рукоять сияла на солнце. Циррус добавил увеличения, и Амара разглядела и герб на рукояти: сокол. Аквитейн.

— Фурии! — выдохнула она.

Аквитейн. Сам Аквитейн. Самый могущественный человек империи, не считая Первого лорда. Значит, это его двор штурмовали рыцари, это Аквитейн, перевербовал Фиделиаса и пытался выведать у нее расположение внутренних покоев дворца, чтобы…

Чтобы убить Гая. Он хочет сам завладеть троном.

Амара охнула. Ей необходимо любой ценой завладеть этим кинжалом. Такая улика, предъявленная Сенату, уничтожит Аквитейна и устрашит всех его пособников, вернув их лояльность Короне. Она сможет доказать, что этот урод стоит за всеми нынешними жертвами, и хотя ее ненависти к предводителю орды не убавилось, приступ еще более жгучей ненависти она испытала к тому, чьи амбиции послужили причиной всех событий последних дней.

Но сможет ли она сделать это? Сможет ли завладеть кинжалом? Она должна попытаться. Теперь она поняла, почему Фиделиас так хотел выманить ее из крепости. Он хотел скрыть от нее вот этот предмет, ибо прекрасно понимал, что только она — ну, может, еще два или три человека в крепости — способна понять, что означает этот кинжал. Она тряхнула головой, пытаясь сосредоточиться. Что-то еще… Ах да!

— Джиральди, — пробормотала она. — Нам нужно подкрепление. Ворота вот-вот падут.

Джиральди поморщился, и вдруг лицо его осунулось, словно он за какое-то мгновение постарел на много лет.

— Это уже не важно, — прохрипел он и кивнул в сторону орды. — Взгляните.

Амара посмотрела в указанном направлении, и ноги ее сделались ватными. Она тяжело привалилась к каменному зубцу; голова ее закружилась, а сердце билось то быстро, то неожиданно вяло.

— Нет, — прошептала она. — Нет. Это несправедливо.

Там, вдалеке, позади штурмующей крепость орды, надвигалась еще одна орда, никак не меньше первой. В эту входила и кавалерия, хотя других подробностей она пока разглядеть не могла. Кавалерия, совершенно бесполезная при штурме крепостей, зато идеальное орудие для совершения набегов на чужие земли. Стремительная, смертоносная, разрушительная. Одной численности подходящего противника хватало, чтобы битва из отчаянной сразу превратилась в совершенно безнадежную. Она подняла взгляд на Джиральди и прочитала в его глазах те же мысли.

— Нам не победить, — сказала она. — Нам не выстоять.

— Против этого-то? — Он покачал головой. Потом снял шлем и вытер вспотевший лоб. Рядом засвистели стрелы, и он снова надел его.

Она низко опустила голову; плечи ее тряслись. Слезы показались ей особенно горькими. Стрела с каменным наконечником разбилась о зубец совсем рядом с ее головой, но она не обратила на это внимания.

Потом она еще раз посмотрела на маратов, на готового ворваться в ворота Ацурака, на море свежих, не измотанных еще боем дикарей, быстро приближающихся к крепости.

— Держитесь, — сказала она Джиральди. — Держитесь как можно дольше. Пошлите кого-нибудь удостовериться, что женщины с детьми успели отъехать. Скажите раненым — пусть берут оружие и дерутся как могут. Скажите им… — Во рту у нее пересохло. — Скажите им, дело плохо.

— Слушаюсь, графиня, — устало кивнул Джиральди. — Ха… А я-то думал, последним приказом мне будет: «Подай-ка еще кусок жаркого».

Он хмуро улыбнулся, почти машинально повернулся, чтобы полоснуть мечом по почти уже вскарабкавшемуся на стену марату, и пошел передавать ее распоряжения.

Амара спустилась обратно во двор и скорее по привычке огляделась по сторонам. Фиделиаса и его людей не было видно — должно быть, их благополучно унесли воздушные рыцари. У ворот мараты одолели-таки баррикаду, и хотя продвижение их замедлялось обилием валявшихся на земле тел, они продолжали теснить немногих оставшихся в живых защитников.

Она выхватила меч — меч павшего гвардейца из мавзолея принцепса — и пару мгновений любовалась украшавшим его орнаментом. Потом подняла глаза на рвущихся в ворота маратов.

Она не сомневалась, что рано или поздно увидит их вождя, вступающего в крепость победителем.

Бернард подошел к ней сзади. Вид у него был утомленный, но в руках он сжимал здоровенный топор из тех, какими пользуются лесорубы.

— У нас есть план?

— Предводитель орды. Я его видела. Хочу убрать его. — Она рассказала ему про кинжал у того на поясе и про вторую орду на подходе.

Бернард кивнул.

— Если нам удастся пробиться к нему, — сказал он, — я попытаюсь прикрыть тебя завесой. Хватай кинжал и беги. Доставь его Первому лорду, если сможешь.

— Ты изможден. Если ты попробуешь заклинание еще раз, это может уби… — Она замолчала и сделала глубокий вдох, успокаиваясь.

— Пиреллус говорил правду, — заметил Бернард. — В обреченности есть и свои положительные стороны. Например, тебе нечего терять.

Он повернулся к ней, обнял рукой за талию и поцеловал в губы. Не было в этом поцелуе ни сомнений, ни сдержанности — только здоровая мужская страсть, облагороженная врожденной мягкостью. Амара негромко застонала и вся отдалась этому поцелую, хотя на глаза ее снова навернулись слезы.

Она оборвала поцелуй слишком быстро, заглянув ему в глаза. Бернард улыбнулся ей.

— Не хотелось оставлять недоделанным это дело.

Она отозвалась ему усталой улыбкой и повернулась к воротам.

Из-за стены донесся рев рогов — более звучный, более разрушительный, более злобный, чем прежде. Земля снова начала содрогаться, и рокот с криками, казалось, захлестывали ее с головой, лишая воздуха. Ей показалось, она чувствует, как дрожат ее щеки от одной силы этого шума.

Последние защитники ворот таяли на глазах. Во двор начали просачиваться мараты с дикими взглядами, окровавленным оружием, с головы до ног забрызганные кровью. Одного гольдера опрокинули на землю два волка и марат, единственным оружием которому служили собственные зубы. Алеранец еще пытался отползти в сторону, но тут его прижал к земле ногой овцерез и коротким взмахом головы сломал бедолаге шею. Мараты все прибывали, и во дворе воцарился полный хаос. Бой за ворота распался на множество местных стычек.

— Вон, — выдохнула Амара, выставив вперед палец. — Как раз входит в ворота.

Ацурак в сопровождении своих тварей и правда появился в воротах. Небрежным движением руки он пронзил трофейным копьем спину бившегося у обломков баррикады легионера и, не проверяя, мертв ли тот уже, выдернул копье и проверил острие пальцем. На него бросилось несколько алеранцев. Одного разорвала в клочья одна из птиц. Другой рухнул на землю, не успев подобраться к Ацураку на расстояние удара; из обеих глазниц его торчали черные маратские стрелы. Та же судьба постигла и остальных смельчаков.

— Я иду первым, — буркнул Бернард. — Отвлеку их внимание. Ты давай прямо за мной.

— Ладно, — согласилась Амара и положила руку ему на плечо.

Бернард сжал в руках топор и изготовился к броску. Воздух внезапно содрогнулся от грохота… нет, звук этот более всего напоминал громовое урчание голодного живота. Новые вопли послышались из-за стены, и сама она, казалось, пошатнулась у самых ворот. Она дрогнула еще раз — трудно представить себе, какой силы был удар, способный пошевелить этакую махину, — и по поверхности ее побежала паутина трещин. Оглушительный рев послышался снова, и стена с грохотом обвалилась. Алеранцы разбегались по ней в обе стороны. Каменные глыбы, большие и малые, выпадали из нее и летели вниз, а потом все заволокло облаком пыли, золотым в лучах утреннего солнца.

Из пролома в стене еще раз послышался громоподобный рев, и сквозь пыль начали проступать очертания исполинского гарганта — такого огромного Амара еще не видела ни разу в жизни. Забрызганный кровью, раскрашенный пестрыми варварскими узорами, он казался чудищем из кошмарного сна. Он задрал морду и взревел снова, обрушив когтистой ногой еще кусок стены в добрых десять футов длиной. Потом, испустив еще один оглушительный рев, он вошел через пролом на двор.

На спине у гарганта восседал воин-марат, светловолосый, темноглазый, с такими мощными плечами и торсом, что на них не налезла бы и самая большая кираса из имперских арсеналов. В руке он держал длинную палицу, которая почти без замаха опустилась на голову марата из клана Волка, душившего упавшего на землю алеранца. Не успев и вскрикнуть, тот рухнул с размозженным черепом.

— Ацурак! — взревел сидевший на спине разъяренного гарганта марат. Голос его — сочный, полный ярости бас — мало уступал в зычности гарганту; каменное мощение двора, во всяком случае, содрогнулось от него почти так же заметно. — Ацурак из клана Овцереза! Дорога из клана Гарганта объявляет перед лицом всех маратов, что ты не прав! Выходи, поганый пес, чтобы встретиться со мной в поединке перед лицом Единственного!

Извернувшись с неожиданной для такой туши ловкостью, гаргант повернулся на месте и опустил огромную ножищу на подвернувшегося воина из клана овцереза, расплющив того о камни. После этого, хотя за стенами шум продолжал усиливаться, во дворе воцарилась внезапная тишина.

Когда огромный зверь, оглушительно взревев, повернулся, Амара вдруг увидела в льющемся сквозь пролом в стене солнечном свете знакомую фигурку. Тот самый мальчуган, Тави, цеплялся за спину сидевшего верхом на гарганте марата, а за ним притулился покрытый шрамами раб. Тави лихорадочно оглядывался по сторонам. При виде их с Бернардом лицо его осветилось улыбкой.

— Дядя Бернард! — крикнул он. — Дядя Бернард! Он, — Тави ткнул пальцем в сидевшего перед ним марата, — везет меня домой! Мы его примем?

ГЛАВА 41

Исана сделала два торопливых шага, заслонив собой Одиану, и воинственно задрала подбородок.

— Я всегда считала тебя свиньей, Корд, но не идиотом. Неужели ты надеешься, что тебе удастся уйти от ответа за убийство здесь, в гарнизоне?

Корд вызывающе усмехнулся.

— Может, ты и не заметила, так я тебе скажу. У них тут найдется и пожирнее рыбка. Я просто приехал сюда — чем я хуже всех этих болванов, которые пришли сдохнуть здесь?

— Из этого не следует, что тебе удастся бежать, Корд. Особенно если учесть, что одна из нас не дастся тебе, когда ты попытаешься сделать это.

Корд снова хохотнул.

— Одна из вас. И которая, интересно? Иди ко мне, сука.

Исана невозмутимо смотрела на него, не двигаясь с места. Лицо Корда приобрело угрожающе-красный оттенок.

— Я сказал, подойди ко мне!

— Она тебя не слышит, Корд. Я уж проследила за этим.

— Да ну? — Взгляд его метнулся от Исаны к съежившейся за ее спиной женщине. Одиана дернулась от этого взгляда, и в расширившихся глазах ее появилось затравленное выражение.

— Нет, — выдохнула Исана, хоть и понимала, что слова бесполезны. — Не смотри!

Но Одиана продолжала смотреть на Корда. Убийственного выражения его лица, пальца, которым он выразительно ткнул в пол у своих ног, явно хватило, чтобы привести ошейник в действие. Одиана испустила короткий, захлебнувшийся вопль и рухнула на пол, судорожно хватаясь руками за ошейник. Даже сейчас она пыталась сопротивляться порывам собственного тела ползти к Корду, подчиниться его приказу. Исана попыталась тянуть ее обратно за руку, но вал ужаса и невыносимой муки, нахлынувший на нее при этом прикосновении, едва не оглушил ее, и она отшатнулась от Одианы.

Корд гадко хохотнул, сделал шаг вперед и приподнял подбородок Одианы обеими руками.

— Вот так-то лучше, — сказал он. — Хорошая девочка. Вот сейчас сломаем твою красивую шейку, а ошейник наденем на Исану. Не дергайся.

Одиана всхлипнула. Тело ее продолжало содрогаться, но она не сопротивлялась.

— Корд, не надо! — крикнула Исана.

Дверь склада вдруг дернулась. Последовало мгновение тишины, потом она лязгнула еще раз, словно тот, кто тянул за ручку снаружи, не ожидал найти ее запертой. Корд резко повернулся к двери. В отчаянии Исана швырнула заговоренную лампу в Корда. Стеклянный шар угодил тому в голову чуть ниже затылка и разбился; заключенная в нем крошечная фурия огня на мгновение вспыхнула ослепительным светом и погасла. Помещение склада погрузилось в кромешную темноту, и Корд яростно выругался.

Исана собралась с духом и рванулась вперед. Мгновение она с замиранием сердца шарила наугад в темноте, прислушиваясь к всхлипываниям Одианы и тяжелому, хриплому дыханию Корда. Потом пальцы ее нащупали волосы Одианы, и она рванула ее к себе. Она подняла женщину на ноги и потащила ее назад, в глубь склада, — надеясь, что движется в нужную сторону. Одиана захныкала, и Исана крепко зажала ей рот рукой.

— Не делай этого, Исана, — прорычал откуда-то из темноты со стороны двери голос Корда. — Ты только оттягиваешь конец. Мы оба знаем, чем все это закончится.

Исана ощутила, как дрогнула земля под ногами, но понимала, что фурии Корда нелегко будет отыскать их сквозь слой дерева — как не удалось это сквозь лед. Она продолжала тащить Одиану в глубь склада до тех пор, пока не уперлась спиной в стену. Она снова пошарила рукой в темноте: хотя сквозь щели в стене просачивался уже ранний утренний свет, но его было недостаточно, чтобы видеть окружающее. Она сунула Одиану в щель между двумя большими ящиками, подняла руки Одианы и прижала их к ее губам. Рабыню трясло как в лихорадке, но она все же сумела кивнуть. Исана отняла свои руки и повернулась лицом к темноте.

— Ну же, Исана, — произнес Корд; голос его звучал теперь дальше. — Ошейник не так уж и плох. Стоит тебе надеть его, и все сомнения останутся позади. Ты увидишь, как это приятно. Уж я постараюсь, чтоб тебе было приятно.

Исану передернуло. Она сделала вдох, успокаиваясь, и прикинула возможные действия. Проще всего было бы, конечно, позвать на помощь. В гарнизоне сотни людей — кто-нибудь да услышит ее. Конечно, услышит. Но одновременно она выдаст свое местоположение Корду. Она смутно представляла себе, сколько времени потребуется, чтобы взломать запертую изнутри дверь склада… уж наверняка не меньше, чем нужно Корду, чтобы сломать ей шею. Хотя зубы у нее свело от досады, ей ничего не оставалось, как хранить молчание и пытаться найти способ выбраться со склада или разделаться с Кордом. Она съежилась в темноте и попробовала придумать что-нибудь еще.

Земля заколыхалась сильнее. Так продолжалось с минуту, потом на дворе торжествующе закричали и затрубили. Она не знала, что там происходило, но в таком гвалте ее просто не услышат. Ей придется понять, где находится Корд, а потом или обойти его кругом, чтобы оказаться у двери, или напасть на него — а это будет уже совершенное безумие. Даже если ей удастся найти его в темноте, он несравненно сильнее ее. Конечно, она может напустить на него Рилл, но что, если будет действовать недостаточно быстро? Нет, подобная схватка возможна только в самом крайнем случае.

Что ж, тогда придется идти на риск. Она сделала вдох и постаралась придать голосу убаюкивающую монотонность, чтобы Корду было труднее определить направление.

— Думаешь, ты сможешь доставить мне удовольствие, Корд?

Ответ его прозвучал гораздо ближе к ней, чем она ожидала; возможно, из-за того же ряда ящиков.

— Стоит мне надеть на тебя эту штуку, и тебе доставит удовольствие все, что я делаю.

— Ну да, мужчине вроде тебя, наверное, без таких вот штуковин никак, — заметила она, скользнув назад в попытке обойти его вдоль другого ряда ящиков.

— Давай-давай, говори больше. Только приятнее будет добраться до тебя. — Судя по его голосу, он тоже перемещался.

Снаружи снова послышались крики, и земля дрогнула, словно от топота тысяч ног. Рога протрубили сигнал к бою, и Исана поняла, что мараты пошли на приступ.

Корд опять заговорил; голос его звучал из темноты в каком-то десятке футов от нее — так близко, что она ощущала облако злобы и похоти, окружавшее его подобием зловонного тумана.

— Видишь? Что я говорил? Рыбка побольше. Нам с тобой никто не помешает.

Исана не рискнула ответить. Вместо этого, двигаясь как можно более бесшумно, она пересекла проход, прижавшись спиной к противоположному штабелю. Напрягая слух, она могла уловить движения Корда — тот медленно двигался вдоль ящиков на расстоянии вытянутой руки от нее. Однако еще отчетливее она улавливала исходившие от него зловонные эмоции. Корд поравнялся с ней, и Исана затаила дыхание. Облако этой дряни скользнуло чем-то теплым, влажным по ее левой щеке, по губам, по правой щеке… Корд миновал ее.

Однако сразу же застыл на месте. Исана тоже не шевелилась. Может, он как-то почуял ее? Знает ли он, что она здесь?

— Слышу твой запах, — пробормотал Корд совсем рядом. — Слышу. Сла-адкий запах. Аппетит разыгрывается.

Исана затаила дыхание.

Он вдруг рванулся в сторону двери, снова мазнув своими эмоциями по ее лицу. На мгновение она потеряла его: он переместился за пределы расстояния, на котором она его чувствовала…

…И до нее вдруг дошло, что у нее есть оружие, которого он лишен. Его фурия может дать ему нечеловеческую силу, но он не может заставить ее видеть. Вся его сила ограничивается кончиками его пальцев. А она могла бы обнаружить его с помощью своей фурии… если бы только можно было ощущать его на чуть большем расстоянии. Но как?

Раздразнив его, поняла она. Заставив его излучать эмоции с еще большей силой, чтобы его легче было ощущать. Конечно же, это опасно. Но, поняв, где он находится, она могла бы проскользнуть мимо него к двери и побежать за помощью.

Она тронулась с места. Сначала в сторону, противоположную выходу, затем обратно к двери — через несколько рядов ящиков от Корда. Только там она осмелилась подать голос.

— Да, кстати, Корд: знаешь, как мы бежали?

Корд испустил негромкий рык — теперь он находился в нескольких ярдах от нее.

— Какой-то болван плохо просмолил крышу.

— Или ты был слишком пьян, чтобы помнить? — вкрадчиво предположила Исана. — Ты послал Арика смолить крышу.

— Нет, — зарычал Корд. — С чего это?

— Послал, послал. Ударил его по лицу у меня на глазах и послал.

На этот раз голос Корда прозвучал ближе, более хрипло, задыхаясь:

— Ну… бывает. Мало ли. Я вроде как обезумел. Он понимает.

— Да нет, Корд, — еще тише произнесла Исана. — Он помог нам бежать. Он продырявил крышу так, чтобы вода просочилась внутрь, вернув нам наших фурий.

— Сука лживая! — взревел Корд.

Кулак его с размаху ударил по ближнему от него ящику, и толстые доски разлетелись в щепки. И в это же мгновение звуки боя послышались совсем рядом, на крепостном дворе.

— Он ненавидит тебя, Корд. Разве он пошел с тобой? Он помогает тебе здесь? У тебя больше нет сыновей, Корд. Никто за тобой не пойдет. Биттан мертв, а Арик тебя презирает.

И вспышка его ярости — безумной, ослепительной ярости — озарила помещение. Исана безмолвно попросила Рилл приоткрыть ее для эмоций чуть сильнее обычного. Она ощутила его. Она ощутила источник этой ярости. В десяти футах от нее, у следующего ряда ящиков, и он быстро шел к ней. Исана бесшумно переместилась, рассчитывая проскользнуть мимо него к двери, однако стоило ей поравняться с ним, как он замер и попятился.

— Ох, нет, — прорычал он. — Нет, это подвох. Чтоб я обезумел и гонялся за тобой вслепую. Выждешь, когда я найду эту сучку, рабыню, и пока я буду ей шею ломать, удерешь, так? Нет, не выйдет. Ты не хитрее меня.

Исана молча следовала за ним. Она плохо представляла себе, как близко она должна держаться от него, чтобы ощущать его эмоции. Она двигалась параллельно ему, оставляя между ними ряд ящиков. И тут ящики закончились.

Корд остановился, и она ощутила охватившие его надежду и похоть. Он повел носом.

— Я слышу твой запах, Исана. Запах твоего пота. Ты боишься.

Она услышала, как он хрустнул пальцами. Он стоял прямо напротив нее, и она пригнулась. Потом протянула руку и осторожно ощупала разделявший их штабель ящиков. Один… два… три — не меньше четырех в высоту.

— Слышу твой запах, — повторил Корд. — Ты близко. Где ты?

Исана мгновенно приняла решение. Она налегла на верхний ящик и толкнула его изо всех сил. Казалось, прошла вечность, пока штабель покачнулся и начал валиться, но на самом деле все наверняка заняло меньше секунды. Ящики обрушились, Корд коротко, пронзительно вскрикнул, а потом не было ничего, кроме треска и грохота.

Спотыкаясь в темноте, Исана бросилась к двери. Она нащупала засов, отодвинула его, и распахнула дверь, впустив в помещение неяркий утренний свет, хотя большая часть склада осталась в тени. Потом она повернулась и посмотрела назад. Корд лежал на полу животом вниз под ящиками. Один из них угодил ему углом между лопатками, да так и остался лежать. Другой, должно быть, ударил его по голове, ибо на лице виднелась кровь. Этот ящик лежал на боку рядом.

Последний упал ему на поясницу. Крышка его слетела, открыв содержимое — тяжелые черепичные плиты, которыми крылись постройки гарнизона. Черепица из обожженной глины весила немало; должно быть, каждый ящик тянул фунтов на триста. Она стояла и смотрела, как Корд, напрягая силы, пытается сдвинуться с места. Он зарычал, пробормотал что-то, и земля под ним слабо шевельнулась. Он попытался еще, но выбраться из-под ящиков не смог. Он рухнул обратно на пол, задыхаясь и всхлипывая.

Исана подошла к нему и остановилась, не доходя пары шагов. Потом шагнула ближе, опустилась на колени и дотронулась концом пальца до его виска, чтобы Рилл могла оценить его состояние.

— У тебя сломаны обе ноги, — ровным голосом сообщила она ему. — И таз. И спина. — Она помолчала, прислушиваясь к Рилл. — И ты изможден. Должно быть, преследуя нас, ты загнал свою фурию до полусмерти. — Она отняла руку. — Тебе никуда отсюда не деться, Корд.

— Сука, — прорычал он слабым голосом. — Ну что ж, кончай. Не тяни.

— На моем месте ты раскроил бы мне голову. — Она подняла с пола тяжелую черепичную пластину и провела пальцем по ее неровному краю. Отпусти она ее сейчас, и веса ее хватит, чтобы размозжить ему череп. — Возможно, одной из этих самых плит ты раскроил бы мне голову. Убил бы.

— А я ведь тебя держал, — прорычал он. — Помирая, будет что вспомнить. Не выпускал тебя из того круга, напуганную до смерти. Не забывай.

Она встала и отбросила плиту в сторону. Потом пошла в глубь склада.

— Что ты делаешь? — прохрипел он. — Когда я выберусь отсюда…

Исана подошла к Одиане и взяла ее за руку. Она подняла ее на ноги и выразительно прикрыла глаза руками. Одиана кивнула и повторила ее движение. Исана повела ее к выходу; ей пришлось обогнуть Корда, который сделал слабую попытку схватить ее за ногу, но промахнулся.

— Ты никуда отсюда не выйдешь, — сообщила Исана. — Я знаю только одного человека, способного исцелить твои раны прежде, чем ты умрешь, Корд. Так вот, у нее нет такого желания.

У выхода Исана задержалась и оглянулась на Корда. Потом вернулась и склонилась над ним. Он схватил ее за лодыжку, и она презрительно отшвырнула его руку. Взяв его стедгольдерскую цепь, она сорвала ее и с размаху хлестнула его по лицу.

Корд смотрел на нее, онемев от боли и ярости. Она снова заговорила с ним — отстраненно, как целитель с больным.

— Ты не ощущаешь своих увечий, Корд, но никогда не сможешь больше ходить. Тебя будут подтирать как младенца. Я даже не уверена, что ты сможешь сидеть без посторонней помощи.

Она повернулась и двинулась дальше к выходу и ожидавшей ее там с закрытыми глазами Одиане.

— Но предстать перед судом ты, Корд, сможешь, — бросила она. — Вот такой. Беспомощный. Обделавшийся, как младенец. Ты предстанешь перед судом графа, и все в долине увидят, что ты собой представляешь. Я добьюсь этого. И вот тогда расплатой за все, что ты сделал, будет смерть.

На улице затрубили сигнальные рога, почти заглушив жалкие, отчаянные всхлипывания Корда:

— Исана! Сучка глупая, ты же не сделаешь этого! Ты не можешь!

Она захлопнула дверь и повернулась к ней спиной.

— Я тебя не слышу, Корд.

А потом ее захлестнула битва — сплав отчаяния, боли, животного возбуждения. Она напрягла все свои силы только для того, чтобы устоять на ногах, и Одиана прильнула к ней, помогая сохранить равновесие. Двум заклинательницам едва удалось доковылять от склада до укромного места между казармами. Обостренное чутье Исаны, которое так помогло ей в темноте, сейчас оглушало ее, и она упала на колени, зажав голову руками в попытке унять поток нахлынувших на нее эмоций. Откуда-то издалека до нее доносились содрогание земли, рев какого-то огромного зверя, почти такой же громкий человеческий голос, вызывавший кого-то на поединок…

Когда она смогла наконец снова поднять голову, Одианы рядом с ней уже не было. Оглядевшись по сторонам, она увидела только босую пятку, скрывающуюся за обрезом крыши казармы. Она тряхнула головой и подвинулась вперед так, чтобы видеть двор и царивший в нем хаос, а также гарганта с разъяренным всадником на спине. Развернувшись, гаргант вдруг припечатал ножищей к земле воина-марата; смерть того, похоже, наступила мгновенно.

— О нет, — потрясенно прошептала она при виде тех, кто сидел верхом на гарганте за спиной у его погонщика. — О нет, детка… Мой Тави!

ГЛАВА 42

Тави крепко сжимал руками пояс Дороги. Гаргант под ними беспокойно переступал с ноги на ногу, но если не считать этого, во дворе воцарилась тишина.

Повсюду лежали тела. Тави старался не смотреть на них, но, казалось, куда бы ни упал его взгляд, в этом месте кто-то умер. Это было ужасно. Тела даже вид имели не такой, как полагалось бы людям. Словно какой-то взбалмошный ребенок играл в солдатики, изломал их, а потом раскидал во все стороны. Конечно, все было залито кровью, при виде которой к горлу подступала тошнота, но еще более гнетущее впечатление оставалось от вида истерзанных, изломанных тел — маратов и алеранцев, людей и животных.

Сколько людей загублено зря!

В воротах и рядом с ними замерли полукругом Ацурак и его мараты. У конюшни редкой цепью стояли алеранские защитники крепости, и среди них Амара и его дядя.

Ацурак смотрел на Дорогу полным ненависти взглядом. Лицо Дороги оставалось невозмутимым.

— Ну, убийца? — спросил Дорога. — Встретишься со мной в Испытании крови или повернешь и уведешь свой клан домой?

Ацурак упрямо вздернул подбородок:

— Что ж, подходи и умри.

Дорога блеснул зубами в свирепой улыбке. Потом повернулся к Тави.

— Слезай, юный воин. Не забудь передать своему народу то, что я сказал.

Тави посмотрел ему в лицо и кивнул.

— До сих пор не верится, что ты это делаешь.

Дорога прищурился.

— Я же сказал, что помогу тебе защитить твою семью. — Он пожал плечами. — На пути к этому стоит орда. Я только делаю то, что необходимо, чтобы довершить начатое. Слезай.

Тави кивнул, и Дорога сбросил вниз привязанную одним концом к седлу веревку. Первым спустился по ней на землю Линялый, подхвативший скользнувшего вниз Тави. Дорога почти не держался за нее, спрыгивая на землю. Оказавшись внизу, он потянулся, хрустнув суставами. Потом легко, одними пальцами крутанул палицу и шагнул навстречу Ацураку.

Держа Линялого за руку, Тави обошел гарганта, сделав большой крюк вокруг его передних ног и растекшегося под ними зловещего багрового пятна. При виде того, что осталось от незадачливого марата, в животе у Тави все сжалось; он сглотнул и поспешил навстречу дяде.

— Тави, — пробормотал Бернард и стиснул его с такой силой, что ребра затрещали. — Фурии свидетели, как я за тебя боялся. И Линялый, дружище! С вами все в порядке?

Линялый оживленно закивал головой. За спиной Тави послышались торопливые шаги, и тут же руки тети Исаны — это он понял сразу, даже не видя ее, — обняли его сзади.

— Тави! — сказала она. — Ох, Тави! Ты как?

Мгновение Тави прижимался к тете с дядей, пытаясь сдержать слезы.

— Я в порядке, — услышал он собственный голос. — Все в порядке. Со мной все хорошо.

Исана смеялась, плакала и целовала его в щеки, в волосы.

— Линялый, — произнесла она. — Благодарение фуриям, с тобой тоже все в порядке.

Семейную сцену, терпеливо выждав еще несколько секунд, нарушила Амара.

— Бернард, они на нас не смотрят. Если мы нападем на вождя прямо сейчас, нам удастся, возможно, заполучить нож.

— Нет! — поспешно возразил Тави. Он высвободился из объятий, глядя на курсора. — Нет, тебе нельзя. Дорога объяснил мне все. Это дуэль. Тебе придется подождать, пока он с ним не разделается.

Амара пристально посмотрела на него.

— Какая еще дуэль?

— Какой еще нож?

Амара нахмурилась.

— Нож — это доказательство того, кто из верховных лордов стоит за этим нападением. Завладев этим ножом, мы сможем схватить его за руку — во всяком случае, у него не будет больше возможности повторить такое. Так что это за дуэль?

— Дорога и Ацурак — оба вожди своих кланов, — попробовал объяснить Тави. — Они равны. Ацурак не может приказать другому клану слушаться его, если вождь тех, других, состязается с ним в Испытании крови. Это такая дуэль, только раньше никто не осмеливался бросать ему вызов. Дорога оспорил решение Ацурака напасть на нас и сделал это на глазах у всех маратов. Если он победит в Испытании, это лишит Ацурака власти и мараты уйдут.

— Просто уйдут, и все? — не поверила Амара.

— Ну да, — обиженно заявил Тави. — Если победит Дорога, это будет означать, что Единственный на его стороне, а не на стороне Ацурака.

— Единственный? — не поняла Амара.

— Единственный, — подтвердил Тави. — Я так понял, они считают, что это такая фурия, живущая на солнце. Если им нужно принять какое-то важное решение, они устраивают Испытание перед ликом Единственного. И верят этому безоговорочно.

Он почувствовал на плече руку Исаны и, повернувшись, увидел, что она, склонив голову набок, пристально смотрит на него.

— Что с тобой было?

— Ой, много всего, тетя.

Она улыбнулась, хотя улыбка вышла усталая.

— Оно и видно. Ты уверен, что понимаешь, о чем говоришь?

— Да, мэм, — кивнул Тави. — Понимаю.

Исана посмотрела на Бернарда, тот посмотрел на Амару. Курсор сделала глубокий вдох и в свою очередь посмотрела на Тави.

— Тави, — произнесла она медленно и тихо. — Почему Дорога выбрал именно это время, чтобы бросить вызов этому Ацураку?

Тави кашлянул.

— Гм… Ну, долго рассказывать. И к тому же я не уверен, что сам все до конца понимаю. Да и какая разница, если он здесь?

Из-за стены послышались пронзительные свистки, и завывание маратов и их зверей стало немного тише.

— Джиральди! — крикнула Амара вверх, на стену. — Что там происходит?

— Вороны меня побери! — отозвался задыхающийся голос с площадки над воротами. — Мараты дрались друг с другом, но вдруг начали свистеть и расходиться. Похоже, они разбиваются по кланам.

— Спасибо, центурион.

— Что прикажете, графиня?

— Держите стены, — ответила Амара, но взгляд ее вернулся к Тави. — И не нападайте, пока на вас не нападают.

Тави кивнул Амаре.

— Дорога так и говорил. Племена маратов все время воюют. Они к этому привычные. Свист — это команда прекратить бой, чтобы их вожди разобрались между собой.

Бернард вздохнул и посмотрел на Амару.

— Ну, что ты об этом думаешь?

Курсор подняла руку и, продолжая смотреть на Тави, убрала упавшую на глаза прядь волос.

— Мне кажется, стедгольдер, твоему племяннику удалось узнать о маратах больше, чем всей имперской разведке вместе взятой.

Тави кивнул.

— Они, гм, поедают своих врагов. А врагами у них считаются все, кто является к ним без спросу. — Он хмыкнул. — Возможно, из-за этого узнать о них что-нибудь трудно.

Амара тряхнула головой.

— Если мы выберемся отсюда живыми, мне будет интересно послушать, как это тебе удалось выкрутиться да в придачу явиться сюда с собственной ордой, чтобы спасти долину.

Линялый вдруг предостерегающе промычал что-то. Тави покосился на раба и увидел, что тот напряженно смотрит на стены. В иззубренном проломе, в котором не осела еще пыль, замаячили чьи-то фигуры. Во двор въехало несколько всадников — высоких стройных маратов из клана Лошади. Тави сразу узнал Хашат с развевающейся светлой гривой, хотя и волосы, и тело, и правая рука ее с зажатой в ней саблей были забрызганы свежей кровью. Тави пояснил Амаре и дяде, кто она такая.

— Вождь? — слегка даже обиделся Бернард. — Это же женщина.

И на ней даже кольчуги нет.

Амара негромко присвистнула.

— Этот пояс с орлами снят с королевского гвардейца. Если он настоящий, она, возможно, участвовала в том набеге, когда убили принцепса Септимуса.

— Да нет, она ничего, — сказал Тави. — Сама она не выступит против Ацурака, но за Дорогой пойдет. Мне кажется, они дружны.

Толпившиеся у ворот мараты расступились, пропуская вождя волков. Тот шел в сопровождении двух крупных зверей. На его бледной коже груди багровел длинный, чистый порез. Вождь окинул двор взглядом и оскалил длинные, острые клыки.

— Скагара, — пояснил Тави. — Вождь клана Волка. Опасный тип.

Хашат спешилась и не торопясь, с недоброй улыбкой на лице двинулась через двор к Скагаре. Скагара сделал шаг назад. Она улыбнулась, блеснув зубами, и принялась преувеличенно внимательно разглядывать рану у него на груди. Потом повернулась лицом к Ацураку и Дороге, скрестив руки, — правая, правда, оставалась вблизи от рукояти окровавленной сабли. Скагара исподлобья покосился на нее, но последовал ее примеру.

Дорога оперся на свою палицу и ждал, глядя в землю. Ацурак тоже стоял не двигаясь, если не считать небрежного помахивания копьем. Несколько минут во дворе царила напряженная тишина. Единственным нарушавшим ее звуком было воронье карканье из-за стены.

— Чего они ждут? — спросила Амара у Тави.

— Солнца, — пояснил тот. — Дорога сказал, они всегда ждут солнца, чтобы оно видело результаты Испытания. — Он покосился на стены, оценивая их высоту и угол теней. — Мне кажется, оба уверены, что поединок не продлится долго.

Все больше утреннего света проникало во двор. Тень от оставшегося неповрежденным участка стены быстро сокращалась в размере, и граница ее подползала к двум вождям маратов. В конце концов, Дорога поднял глаза, выждал момент, когда солнечный луч коснулся его палицы, крякнув, поднял ее и ринулся на Ацурака. Вождь овцерезов перехватил копье, описав им круг в воздухе, и пружинящей, кошачьей походкой двинулся навстречу Дороге. Наконечник его копья метнулся было к вождю гаргантов, но Дорога отбил копье палицей и тут же ударил другим ее концом по голове Ацурака.

Ацурак увернулся от удара и сделал выпад копьем, целясь Дороге в ногу. Тот отпрянул, но недостаточно быстро, и на бедре его вспухла каплями крови алая полоса. По рядам собравшихся на дворе маратов пробежал негромкий ропот. Кто-то из воинов-овцерезов бросил гортанную фразу, и его соседи отозвались на нее грубым хохотом. Волки тоже заметно оживились.

— Они что, делают ставки на исход поединка? — недоверчиво спросила Амара.

— Угу, бывает, — кивнул Тави. — Дорога, например, выиграл дочь, поставив на меня.

— Что?

— Тсс!

Дорога, морщась, отступил от Ацурака и покосился на свою ногу. Он попробовал наступить на нее, но пошатнулся, и ему пришлось опереться на палицу, чтобы сохранить равновесие. При виде этого Ацурак улыбнулся и снова занес копье. Медленно, почти крадучись двинулся он в обход Дороги, заставляя того поворачиваться вслед за ним, каждый раз перенося вес на больную ногу. Лицо Дороги исказилось от боли.

— Тави, — выдохнула Амара. — Что будет, если Дорога проиграет?

Тави сглотнул; видно было, что и он нервничает.

— Тогда будет считаться, что Единственный считает неправым Дорогу. И все кланы пойдут за Ацураком, как сделали до этого поединка.

— О… — прошептала Амара. — А он может проиграть?

— Пять серебряных на Дорогу, — откликнулся Тави.

— Ну, если ты так уверен…

Без предупреждения Ацурак кинулся на Дорогу. Вождь гаргантов взмахнул палицей и отбил копье, но ответный выпад его вышел неловким и только лишил его равновесия. Ацурак легко увернулся и сразу же снова бросился в атаку. И снова Дорога с трудом отразил нацеленный на него удар. На этот раз это стоило ему равновесия, и он упал.

Ацурак устремился вперед, чтобы добить его, но Дорога взмахнул палицей параллельно земле, угрожая перебить ему ноги, и Ацураку пришлось отпрыгнуть назад. Он нахмурился и сказал что-то неразборчивое, но явно оскорбительное. Потом поднял копье и, забежав сбоку, ринулся в решающую атаку.

Вождь гаргантов ждал ее. Легко, словно играючи, он отбил копье в сторону, так что наконечник вонзился в щель между камнями. Потом он схватился лапищей за древко и толкнул его назад. Древко ударило Ацурака тупым концом в живот, и тот на мгновение застыл.

Почти без усилия Дорога выдернул копье из руки соперника. Ацурак опасливо попятился назад, силясь вздохнуть. Дорога легко встал, поднял раненую ногу и, как тростинку сломав об нее копье, отшвырнул обломки.

— Как он его провел! — восторженно прошептал Тави.

— Тсс! — прошипела на этот раз Амара.

— Вот теперь ему конец, — заметил Бернард.

Дорога отшвырнул в сторону палицу. Она с глухим стуком грохнулась о камни.

— Я не забыл лис, — негромко произнес он, раскинул руки и все с той же убийственной улыбкой двинулся на овцереза.

Ацурак побледнел, но тоже раскинул руки и двинулся по кругу, обходя Дорогу. Потом прыгнул — точь-в-точь как хищные птицы его клана, — лягнув Дорогу пяткой в грудь. Дорога не стал парировать удар, хотя тот и заставил его попятиться на шаг. Вместо этого он перехватил ногу Ацурака за лодыжку, и тот начал заваливаться назад. Что-то в ноге у Ацурака сломалось с отвратительным хрустом. Вождь овцерезов охнул и повалился на спину, но все-таки успел извернуться и сделать Дороге подсечку здоровой ногой. Вождь гаргантов тоже упал, сцепившись со своим противником.

Тави видел, что как ни старается Ацурак, противник его обладает слишком явным преимуществом. В физической силе Ацурак уступал Дороге, а теперь, когда он лишился возможности выйти из боя, поражение его сделалось просто вопросом времени. Ручищи Дороги сомкнулись у Ацурака на горле. Ацурак тоже пытался душить соперника, но Тави видел, что это безнадежное занятие.

Тави смотрел на поединок, не в силах отвести глаз. Но что-то, какое-то едва заметное движение на заднем плане привлекло его внимание. Он пригляделся: все мараты возбужденно, горящими глазами следили за поединком. Хашат едва не задыхалась от волнения, широко раскрыв глаза. Но стоявший рядом с Хашат Скагара, вождь волков, отступил на шаг и отвел руку назад. На глазах у Тави один из воинов-волков окунул стрелу каменным наконечником в маленький глиняный сосуд и передал ее Скагаре вместе с коротким маратским луком. Быстрым движением вождь волков наложил отравленную стрелу на тетиву и вскинул лук.

— Дорога! — крикнул Тави. — Берегись!

Дорога оглянулся; взгляд его метнулся к Тави, потом к Скагаре. Он перекатился по земле, выставив Ацурака между собой и вождем волков. Из последних сил Ацурак выхватил из-за пояса алеранский кинжал с золотой рукоятью и отчаянно полоснул им по руке Дороги. Вождь гаргантов вскрикнул, отпрянул, и Ацурак, высвободившись из его хватки, откатился в сторону.

— Убейте их! — крикнул он. — Убейте их, как перебили лис! Всех до одного!

Дорога взревел и, вскочив на ноги, двинулся на Ацурака. И тут Скагара выпустил отравленную стрелу. Тави увидел, как она мелькнула в воздухе и с омерзительным, влажным звуком вонзилась в руку Дороге. Вождь гаргантов упал. Хашат резко повернулась, сабля ее блеснула на солнце и одним взмахом перерубила и лук Скагары, и его горло. Заливаясь кровью, тот опрокинулся навзничь.

Во дворе снова воцарился хаос. Огромный овцерез с визгом бросился вслед за Ацураком на упавшего Дорогу. Одновременно с этим гаргант Дороги взревел и поспешил на помощь хозяину. За стенами тоже раздался оглушительный шум. Клан Хашат ринулся вперед, к Дороге, а навстречу им устремились воины Ацурака.

Линялый взвыл и крепко схватил Тави за рубаху.

— Нож! — донесся до него крик Амары. — Отнимите кинжал!

Курсор рванулась было вперед, но наткнулась на непроходимую, ощетинившуюся копьями и клювами овцерезов стену маратов. Алеранцы вновь сомкнули боевые ряды, но Бернард успел еще схватить за руки сестру и Амару и оттащить их назад, под защиту легионерских щитов.

Линялый испуганно взвизгнул и ринулся вслед за Бернардом, потащив Тави за собой.

— Линялый! — возмутился Тави.

— Нож! — не успокаивалась Амара. — Без кинжала все будет впустую!

Тави больше не раздумывал. Вскинув руки вверх, он резко нырнул вниз, выскользнув из не по росту большой куртки, перекатился по камням, вскочил, лихорадочно огляделся по сторонам и бросился к лежавшему Ацураку. Воины его кто сдерживал алеранцев, кто повернулся к разъяренному гарганту — во всяком случае, все они были слишком заняты, чтобы обратить внимание на одного-единственного бегущего мальчишку.

Ацурак тоже следил за катавасией вокруг гарганта Дороги. Тот прорвался к своему хозяину и встал над ним, бодая, кусая и лягая всех, кто пытался подойти к нему. Тави облизнул пересохшие губы и тут увидел валявшуюся на камнях палицу Дороги. Он подобрал ее, хоть это и потребовало от него изрядного усилия, и приготовился врезать ею Ацураку по башке, схватить нож и бежать обратно к дяде.

Вместо этого внезапный порыв ветра взметнул в воздух сено, пыль запорошила ему глаза, и ветер едва не опрокинул его. Тави прикрыл глаза рукой, а открыв их, увидел нескольких мужчин в черных плащах и доспехах, паривших с обнаженными мечами в воздухе над двором. Один из них вытянул руки в сторону Ацурака — должно быть, он и управлял ветром, который дул по двору.

Другой воздушный рыцарь спикировал вниз и опустил на камни того же ничем не примечательного лысеющего мужчину, которого Тави уже видел раз на переправе. Мужчина шагнул к ослепленному ветром Ацураку, приподнял ему за волосы голову и небрежным взмахом ножа перерезал горло. Вождь дернулся, кинжал вылетел из его руки и, звякнув о камни, упал совсем недалеко от Тави.

— Кинжал! — рявкнул мужчина с окровавленным ножом. — Кинжал держите!

Тави уставился на него. Тот еще стоял над дергавшимся в конвульсиях телом Ацурака, и Тави не сомневался, что тот и его убьет с такой же легкостью. Но он знал также, что этот человек изменил Короне, преследовал Амару и Тави и пытался убить его тетю и дядю.

Всего два дня назад, подумал Тави, он мог бы и не помешать этому человеку заполучить кинжал обратно. Он мог бы повернуться и бежать, найти место, где отсидеться, пока все это не закончится.

— Два дня назад, — пробормотал Тави себе под нос, — я был куда умнее.

Он бросился вперед, схватил кинжал и побежал обратно.

— Вон! — услышал он крик за спиной. — Кинжал у него! Убейте мальчишку!

ГЛАВА 43

Тави снова бежал, спасая свою жизнь.

Во дворе продолжали царить хаос и смятение, но он знал только одно направление: подальше от человека, который убил Ацурака. Тави вильнул, огибая двух схватившихся воинов-маратов, и понесся в противоположный конец крепости. Он услышал за спиной внезапный рев ветра, а потом его швырнуло вперед, и он кубарем покатился по земле. Тави вскрикнул и постарался держать кинжал так, чтобы не порезаться об него самому.

Когда он наконец остановился, он увидел несущегося на него с неба воздушного рыцаря в полных боевых доспехах, с нацеленным на него копьем. Тави порылся в кармане. Стоило рыцарю приблизиться, как он швырнул ему навстречу горсть соли из коптильни Бернарда и тут же перекатился в сторону.

Рыцарь пронзительно вскрикнул, пытаясь замедлить падение, но скорость была слишком высока. Он приземлился на ноги, сделал пару быстрых, заплетающихся шагов, упал и покатился по камням. Тави услышал, как хрустнули кости.

Тави вскочил и огляделся. Все больше воздушных рыцарей кружило над двором, высматривая его. За цепочкой бившихся с врагом легионеров дюжий мечник, которого Тави видел еще на конюшне в Бернардгольде, тоже увидел его и двинулся в его сторону, поднимая меч, чтобы расчистить себе путь. Мужчины, который убил Ацурака, больше не было видно.

Тави побежал прочь от мечника — вдоль конюшни, через центр крепости, к дальним воротам. Наверняка ведь там найдется кто-нибудь, кто еще не вступил врукопашную с маратами, или крепкий дом, где он сможет спрятаться…

Тави как раз добежал до дальнего угла конюшни, когда из дверей ее с криком: «Иду! Да иду же!» — выпрыгнула фигура в полурасстегнутой кирасе и съехавшем на глаза шлеме. Тави с разбега врезался в нее, и оба полетели на землю. Щит незнакомца с грохотом упал на камни, но лопату с вытертым до блеска от долгого пользования черенком тот каким-то образом ухитрился не выронить. Он сдвинул шлем назад и, перехватив лопату обеими руками, занес ее для удара.

Тави машинально прикрыл голову руками.

— Фредерик! — крикнул он. — Фред, это же я!

Фредерик опустил лопату и уставился на него.

— Тави? Ты жив?

— Не уверен, что надолго, — выдохнул Тави, поднимаясь на ноги. — Фред, меня хотят убить!

Фредерик заморгал. Шлем снова сполз ему на глаза. Тави поднял было руку, чтобы снять его совсем, и тут заметил стремительно спускавшегося к нему воздушного рыцаря. Рука его снова дернулась к карману — и тут он обнаружил, что в прошлый раз в спешке вывернул его наизнанку. Остаток соли высыпался на бегу.

— Тави, — пробормотал Фред. — Стедгольдер сказал, чтоб я не снимал его…

— Берегись! — крикнул Тави и с силой толкнул его.

Оба снова упали. Рыцарь просвистел мимо, взмахнув мечом, и Тави вдруг обожгло руку чуть выше локтя.

Фредерик оцепенело уставился на Тави. Рыцарь разворачивался в небе для новой атаки.

— Тави, — пробормотал Фредерик, потрясенно глядя на его руку. — Да он… он же тебя порезал. — Он поднял взгляд, и глаза его расширились. — Они хотят убить тебя!

— Даже сказать не могу, как я рад, что ты понял это, — буркнул Тави, морщась от жгучей боли в руке. Кровь испачкала рубаху, но шевелить рукой он мог. — Не так и страшно. Помоги мне встать.

Фредерик послушно поставил его на ноги, хотя, судя по выражению лица, продолжал пребывать в полнейшем смятении.

— Кто это?

— Не знаю, — сказал Тави. — Но он возвращается.

Тави повернулся, чтобы нырнуть в конюшню, — и увидел в дверях темный силуэт знакомого мечника с клинком в руке.

— Туда нельзя, — прохрипел Тави. Он оглянулся. К воздушному рыцарю присоединился один из его товарищей, и они шли в атаку уже вдвоем. — Фред, нам нужен Тампер.

— Чего? Но Тампер не умеет драться!

— Соль, Фред. Нам нужна соль, чтобы бросить в этих летунов, много соли!

— Но…

— Живо, Фред!

Воздушные рыцари уже неслись к ним в завывающем вихре. Тави стиснул в руке кинжал и лихорадочно оглядывался по сторонам, но бежать было некуда. Сжав лопату обеими руками, Фредерик шагнул вперед, закрыв Тави от рыцарей. Он громко завопил, и крик его перерос в гортанный рык. Он отвел лопату назад и, описав полукруг в воздухе, ударил ею первого рыцаря прежде, чем тот успел дотянуться до него мечом. Удар смел рыцаря с такой легкостью, будто тот был сделан из соломы. Тави даже не поверил своим глазам.

Фредерик тем временем снова поднял лопату и замахнулся ею на следующего рыцаря. Тот отвернул в сторону, и Фредерик промахнулся. Однако Тави увидел, как с клинка лопаты срываются белые кристаллики соли. Соль пронзила воздушный поток, поддерживавший рыцаря, и тот с криком полетел к земле, с силой врезался в стену одной из казарм и остался лежать там безжизненной грудой доспехов. Фред, задыхаясь, широко раскрытыми глазами смотрел на два лежавших перед ним тела. Потом повернулся к Тави.

— Знаешь, — пробормотал он. — Я уже посолил свою лопату. После того как сшиб… ну, когда возился с тем валуном. — Он покосился на лопату и снова посмотрел на Тави. — Ты в порядке?

Тави сглотнул, потом заглянул через плечо внутрь конюшни. Там кто-то бросился на мечника из тени. На мгновение силуэты смешались, послышался короткий вскрик, и мечник продолжил свой путь к ним.

Фредерик неуверенно переступил с ноги на ногу и покрепче сжал свою лопату.

— Тави, что нам делать?

— Дай мне пару секунд, — буркнул Тави. — Не видишь — я думаю…

Неожиданно откуда-то сбоку появился воин-марат и с разбега схватил Тави, явно намереваясь треснуть его головой о стену конюшни. Тави испустил крик, больше похожий на хриплое карканье, и попытался ударить марата ножом, но только чуть оцарапал тому плечо. Марат рванул его клыками и все-таки ударил о стену, хоть и не головой, а боком. Впрочем, и этого хватило, чтобы Тави задохнулся и перед глазами его поплыли разноцветные звездочки.

За спиной у марата возник Фред — он обхватил дикаря рукой за шею и, рванув назад, оттащил от Тави. Ноги марата задергались в воздухе, и он сдавленно взвизгнул.

— Тави! — крикнул Фред. — Беги!

Тави приземлился на четвереньки и тряхнул головой, приходя в себя. Мечник все приближался. Не выпуская из руки кинжала с золотой рукоятью, Тави повернулся и бросился обратно, в царившую на дворе неразбериху. Тави поднырнул под легионерское копье, поскользнулся на какой-то темной луже, вглядываться в которую у него не было ни времени, ни охоты, и почти на четвереньках побежал дальше. Окровавленный гольдер, которого Тави помнил по Ротгольду, повернулся к нему, занося меч, но успел узнать Тави и крикнул ему что-то, потонувшее в шуме боя.

Ветер снова взревел, и Тави, оглянувшись, увидел еще одного воздушного рыцаря, который парил над двором, шаря по нему взглядом. Глаза его задержались на Тави, он удивленно нахмурился и нырнул вниз, к нему. Где-то совсем рядом пронзительно заржала лошадь, и Тави повернулся на этот звук. Он обогнул пожилого жилистого гольдера, тащившего из боя раненого легионера, и бросился навстречу небольшой группе всадников, клинками и копьями прокладывавших себе путь через двор.

— Хашат! — крикнул Тави.

Голова с развевающейся белой гривой повернулась к нему, и вождь лошадей одарила Тави свирепой улыбкой.

— Алеранец! — весело крикнула она, скользнула взглядом куда-то поверх его головы и, злобно зашипев, сжала бока своего коня босыми пятками. Тот рванулся вперед, едва не затоптав Тави, и тут же сдал назад. Тави задрал голову и увидел воздушного рыцаря — вместо того, чтобы пронзить его, тот повернул на Хашат и получил удар саблей в лицо. Рыцарь вскрикнул и, зажав глаза руками, взмыл вверх. Виляя в воздухе как пьяный, он полетел прочь; один из сопровождавших Хашат маратов вскинул короткий, тяжелый лук и добил его стрелой.

— Ба! — крикнула Хашат стрелявшему. Тот расплылся в довольной ухмылке и потянул из колчана новую стрелу. Она поднесла окровавленную саблю к губам и протянула Тави руку. — Садись, алеранец!

Тави с опаской взялся за ее руку, и она с легкостью — он не ожидал от нее такой силы! — подняла его на легкую подушку, используемую маратами вместо седла, бесцеремонно обвила его руку вокруг своей талии и крикнула своим всадникам что-то на незнакомом ему языке. Лошади как одна повернулись и, разбрасывая визжащих людей и зверей, понеслись к стене.

— Что происходит? — крикнул Тави на ухо Хашат.

— Ваших людей теснят к стене! — крикнула в ответ Хашат. Она дернула плечом, и Тави увидел на нем связку черных шарфов — тех, что носили вражеские рыцари. — Волки и овцерезы окружили их. Наши пробиваются сквозь кольцо, но это требует времени. Мы помогаем вашим подняться обратно на стену или прорваться на другой двор!

Удар копья сбросил одного из всадников Хашат с седла в самую гущу овцерезов. Один из них взмахом стеклянного ножа перерезал ему горло, схватил рукой за белую гриву и отсек ее от головы вместе со скальпом. При виде этого Хашат пронзительно, яростно завизжала, и конь ее ударил копытами в грудь окровавленному воину-овцерезу. Тот с криком упал. Один из маратов-лошадей занес было копье, но Хашат подняла руку и бросила короткую команду. Тот кивнул, и копье его, вместо того чтобы пронзить грудь врага, дважды полоснуло острым наконечником по его ребрам, начертав на них багровый крест.

— Зачем это? — спросил Тави, когда кони их рванули дальше.

— Он забрал скальп Ишавы, — прорычала Хашат. — Пытался забрать его силу. Это не просто убийство, алеранец.

— Но почему вы не убили его?

— Мы не хотим потерять силу Ишавы. Мы пометили его. После битвы, алеранец, мы найдем этого овцереза, и душа Ишавы упокоится.

Тави изумленно вытаращился на Хашат. Глаза предводительницы лошадей сияли дикарской жестокостью; она лишь ухмыльнулась, когда кто-то метнул в нее копье, и она, привстав на стременах, отбила его саблей.

Они пробились к стене, но круговерть боя оттеснила их в северо-западный угол двора, к пролому, проделанному гаргантом Дороги.

— Дорога! — вдруг спохватился Тави. — Где Дорога?

— Там! — Хашат махнула рукой в сторону пролома. — Мы положили его на гарганта и отправили к своим. — Она огляделась по сторонам и покачала головой. — Нам здесь нельзя долго задерживаться, алеранец. Наши не дают волкам и овцерезам выбраться на простор, и здесь их слишком много.

— А мой друг! — спохватился Тави. — Фред… ну тот, с лопатой! Он остался на конюшне! Ему надо помочь!

Хашат мрачно оглянулась на него и вдруг ослепительно улыбнулась.

— Я ему помогу. Давай, алеранец. Вставай. Держись за мои плечи.

Хашат подъехала к обрушившейся части стены и задрала голову, щурясь на свет. Там, на стене, двигались какие-то фигуры. Одна из них бросила вниз канат. Держась одной рукой за плечо Хашат, стараясь не обращать внимания на ноющий порез, Тави осторожно встал ногами на подушку-седло и, сунув кинжал с золотой рукояткой за пояс, схватился свободной рукой за канат. Хашат оглянулась на него, пришпорила коня пятками и унеслась, оставив Тави болтаться в воздухе, медленно поднимаясь вверх.

— Линялый! — закричал Тави, разглядев, кто поднимает его на стену.

Линялый радостно заухал в ответ, и изувеченное шрамами лицо его скривилось в гротескной улыбке.

На стене пригнулись у бойниц, выставив щиты в сторону двора, несколько легионеров. Бернард тоже стоял пригнувшись, но при виде Тави распрямился, шагнул к нему и крепко-крепко стиснул его руку.

— Тави!

— Дядя! А где тетя Исана?

Бернард покачал головой, и лицо его побледнело еще сильнее.

— Нас разнесло в разные стороны.

Он взял паренька за плечи и подтолкнул ближе к каменному зубцу, заставив пригнуться и прикрыв его своим телом от продолжавшего кипеть на крепостном дворе боя. Тави осторожно выглянул через бойницу наружу. То, что он увидел, привело его в ужас. Ему никогда еще не доводилось видеть столько людей сразу — тем более столько людей, пытающихся убить друг друга. На поле боя за крепостными стенами царила еще большая неразбериха, чем на дворе внутри. Вдалеке ревели гарганты, медленно, но верно пробивавшие себе путь к стенам; небольшие отряды верховых из клана Лошади появлялись то там, то здесь, молниеносно вырезая стаи воинов-волков или сея хаос среди овцерезов и их вышедших из-под контроля птиц.

— Великие фурии! — выдохнул Тави.

— Не высовывайся, — буркнул Бернард. Он поднял тяжелый легионерский щит и, прикрывшись им, выглянул во двор. — Кто-нибудь то и дело постреливает в эту сторону.

— Так где тетя Исана?

Бернард крякнул: что-то с глухим, тяжелым стуком ударило в щит.

— Мы делаем все, что в наших силах, сынок. Не высовывайся!

Линялый испустил тревожный крик из-за своего щита, и Тави, подняв взгляд, увидел, как кто-то с разбегу перепрыгивает через пролом в стене. Взметнув ветром облако пыли, Амара приземлилась рядом с Линялым и, тяжело дыша, укрылась за его щитом.

— Тави? — удивилась она. — Если честно, не думала, что ты выберешься из этого.

— Мне помогали.

— Он у тебя?

— Да, — сказал Тави. Он протянул ей кинжал рукоятью вперед. Амара, побледнев, взяла его и кивнула.

— Я должна доставить это Первому лорду.

Бернард поморщился.

— Что говорит Джиральди?

— Мы отрезаны, — сказала Амара. Она вытерла вспотевший лоб, и Тави заметил, что рука ее дрожит. — Лошади и гарганты теснят остальных маратов к стенам. Западный двор находится в их руках, за исключением стен. В восточном людям пришлось укрыться для обороны в зданиях. Джиральди считает, что примерно через час людям Дороги удастся вбить клин между волками и овцерезами и тем придется отступить от крепости.

Бернард хрипло вздохнул.

— Час. — Что-то снова стукнуло в его щит, и он ударился плечом о Тави. — Нам не продержаться столько. Где сестра?

— Она в одной из казарм восточного двора с Грэмом. Джиральди говорит, что видел, как они заходили туда.

— Это хорошо, — кивнул Бернард. — Хорошо.

Чуть дальше на стене неожиданно вскрикнул легионер. Тави посмотрел в ту сторону и увидел стрелу, торчавшую из его предплечья. Рана не производила впечатления смертельной, но не прошло и несколько секунд, как голова его бессильно свесилась на грудь и он упал набок.

Бернард схватил Тави за руку и, прикрываясь щитом, вместе с ним перебежал к упавшему. Он пощупал тому шею и поморщился.

— Должно быть, артерия перебита. Все, мертв. — Тут он нахмурился и пригляделся внимательнее. — Это не маратская стрела.

И тут же резко дернулся еще один легионер. Голова его запрокинулась назад, и по виску сбежала из-под шлема струйка крови. Взгляд его потух, он упал, и только тут стало видно торчащую из его шлема стрелу.

Амара потащила Линялого за руку, отойдя подальше, она осторожно выглянула из-за его щита.

Третий съежился за своим щитом, почти вжимаясь в него, — как выяснилось, напрасно. Следующая стрела ударила в самую середину щита, пронзила его и вошла ему в грудь. Он испустил короткий крик и тут же закашлялся кровью.

Тави в ужасе смотрел на умиравших на стене рядом с ним легионеров. Слишком все быстро произошло. Невидимому лучнику потребовалось каких-то полминуты, чтобы убить троих человек.

— Убираться надо отсюда, вот что, — пробормотал последний оставшийся в живых легионер, поднимаясь с места. — Нельзя здесь оставаться.

— Оставайся на месте, болван! — крикнул Бернард.

Но легионер бросился по стене к мотку каната, лежавшему у пролома. Стоило ему выпрямиться, как в ногу его вонзилась толстая черная стрела. Он с криком упал ничком поверх своего щита.

Следующая стрела попала ему чуть ниже уха. Он закрыл глаза и больше не шевелился.

— Будь ты проклят, Фиделиас! — хрипло выкрикнула Амара.

Тави посмотрел в одну сторону вдоль стены, потом в другую.

За его спиной стена обрывалась проломом, проделанным в стене Дорогой — точнее его гаргантом. Прямо перед ним стена тянулась до тех пор, пока не упиралась в почти отвесную скалу. Строители крепости использовали в качестве северной и южной стен гранитный остов частично срытых холмов.

— Мы можем подняться туда? Может, попробовать уйти через гору?

— Со всеми их воздушными рыцарями? — покачала головой Амара. — Ни малейшего шанса.

Во дворе не стихали вопли и визг маратов и их зверей — редкое конское ржание, волчий рык, пронзительный, свистящий визг овцерезов. Даже если бы им и удалось спуститься по канату, они попали бы из огня да в полымя…

— Мы в западне, — вздохнул Тави.

Еще одна стрела ударила в щит Бернарда, и ее стальной наконечник, пробив железную обшивку и дерево в несколько пальцев толщиной, застыл в каком-то дюйме от виска дяди Тави. Бернард побелел, но выражение лица его не изменилось, и он продолжал прикрывать себя и Тави щитом. В проломе стены взвыл ветер, и Тави, оглянувшись, увидел того самого мужчину, который командовал воздушными рыцарями, — один из них как раз опустил его на стену в десятке ярдов от них. Еще через пару секунд рядом с ним высадили дюжего мечника.

Амара побелела как полотно. Она произнесла:

— Убирайся отсюда, Фиделиас.

Невысокий, безобидного вида человек смерил ее безразличным взглядом.

— Отдай мне кинжал.

— Он не твой.

— Отдай мне кинжал, Амара.

Вместо ответа Амара выпрямилась и вытащила меч из ножен. Потом достала из-за пояса кинжал и бросила его на камни за своей спиной.

— Иди и возьми, если сможешь. Мне даже странно, что ты не убил всех, пока у тебя была такая возможность.

— У меня кончились стрелы, — сказал мужчина. — Олдрик. Убей их.

Здоровяк выхватил меч и не спеша двинулся к ним.

Амара облизнула пересохшие губы и выставила гвардейский меч вперед, параллельно земле на уровне пояса. Тави видел, как дрожит ее рука.

Бернард зарычал, расстегнул лямки щита и высвободил из них руку. Со словами: «Подержи это» он сунул щит Тави, взял в руки двуручный топор и, сделав пару шагов вперед, стал рядом с Амарой.

Тави затаил дыхание.

Олдрик остановился в нескольких футах от них, застыв как изваяние.

Бернард повел затекшим плечом и с криком ринулся вперед; топор описал над его головой дугу и начал опускаться на мечника. Олдрик поднырнул под удар, и топор, с размаху врезавшись в камень, высек сноп искр и расшвырял каменную крошку. Бернард по инерции повернулся и снова опустил топор с силой, достаточной, чтобы рассечь мечника надвое.

Олдрик не двигался до самого последнего мгновения, да и потом едва пошевелился. Он чуть повернул бедра, уводя тело из-под удара, так что лезвие топора просвистело мимо его груди в каких-то долях дюйма.

И тут же меч его дернулся вверх. Острие его ударило Бернарда в бок чуть выше пояса. Бернард застыл; зрачки его расширились. Он издал короткий хриплый стон, и пальцы его разжались, выпустив топорище. Топор упал, лязгнув о камни.

Тави от ужаса не мог отвести от него взгляд. Чуть повернув клинок, Олдрик выдернул его из раны, и Бернард повалился вниз, в царивший во дворе хаос.

— Дядя! — завизжал Тави.

Амара дернула рукой, словно в надежде поймать его на лету.

— Бернард!

Линялый взвизгнул, уронил щит и, бормоча что-то нечленораздельное, подбежал и прижался к Тави.

Олдрик взмахнул мечом в воздухе, стряхивая кровь — кровь его дяди! — на камни.

Лицо Амары застыло в маске холодной ненависти.

— Вороны тебя побери, Фиделиас, — произнесла она ровным, тихим голосом. — Вороны побери вас всех.

Тави даже не увидел ее атаки — только смазанное пятно цветов курсорского плаща, да еще услышал, как свистнуло, рассекая воздух, лезвие гвардейского меча. Мечник сделал два быстрых шага назад, но на лице его не отразилось никаких эмоций. Он поднял меч и перехватил им удар. За ним последовали еще три выпада — так быстро, что лязг мечей почти слился в один звук, — и мечник легко, скупыми, короткими движениями отбил их все, несмотря на скорость.

Тави, всхлипывая, волоча за собой тяжелый щит и скулящего Линялого, прополз немного вперед, подобрал кинжал и сунул его себе за пояс. А потом ему оставалось только беспомощно следить за боем. Амара крутилась волчком, припадала к земле и снова крутилась, и клинок ее целил Олдрику в горло, в колени, снова в горло. Мечник парировал каждый ее удар, а потом с неожиданной жестокой улыбкой выбросил клинок вперед. Амара зашипела, и меч, вылетев из ее руки, лязгнул о камни рядом с Тави.

Олдрик сделал мечом еще один, горизонтальный взмах, и Амара, вскрикнув, отступила назад, упершись спиной в крепостной зубец. Волосы упали ей налицо, и Тави не видел его выражения, зато видел кровь, просочившуюся сквозь кольчугу у нее на животе. Шатаясь, она повернулась к Олдрику и замахнулась на него — он без труда отвел ее руку в сторону и ударил ногой по колену. Амара охнула и упала, хотя даже теперь делала попытки подняться.

Олдрик недовольно тряхнул головой и снова ударил ее ногой — на этот раз по сломанной руке. Она дернулась и закричала. Глаза ее смотрели на Тави, но, похоже, не видели его; лицо побелело еще сильнее. Олдрик не стал тянуть время. Перехватив меч двумя руками, он занес его над головой и нацелил его в обездвиженного курсора.

Не раздумывая, Тави схватил упавший меч левой рукой и, привстав на коленях, наотмашь ударил им рыцаря по ноге — как раз в зазор между верхом кожаного сапога и низом кольчуги. Удар вышел слабым, едва поцарапав тому кожу, но и этого хватило, чтобы Олдрик, отвернувшись от Амары, опустил меч, парируя неуклюжий удар Тави. Олдрик зарычал, и лицо его вдруг покраснело от злости, отчего старый шрам на щеке показался еще белее. Меч его схлестнулся с гвардейским мечом Тави — тот почувствовал резкую боль в плече и груди, а рука онемела по локоть. Меч отлетел куда-то за спину. Он перекатился назад и попытался прикрыться щитом, но мечник сделал движение ногой, и щит, вырвавшись из рук Тави, полетел со стены вниз.

— Глупый мальчишка, — холодно произнес Олдрик. — Отдай мне кинжал.

Тави стиснул рукой рукоять кинжала и начал отползать назад по стене.

— Ты его убил! — хриплым от волнения голосом выкрикнул Тави. — Ты убил моего дядю.

— А то, что случилось с моей Одианой, произошло по твоей вине, — прорычал Олдрик. — Мне стоило бы убить тебя прямо здесь и сейчас. Сдавайся. Все равно тебе не победить.

— Ступай к воронам! Не я, так кто-то другой побьет тебя!

— Ну как хочешь, — произнес мечник, словно успокоившись. Он крутанул меч пальцами и шагнул к Тави. Глаза его были холодны как лед. — Будь здесь сам Арарис Валериан, он не побил бы меня. А ты не Арарис.

Мечник перехватил меч двумя руками, замахнулся и опустил его. Тави видел надвигающийся на него стальной клинок и понимал, что это смерть. Он взвизгнул и поднял руку, прекрасно понимая, что это не спасет его, — просто в голову не пришло больше ничего.

Меч падал на него, ускоряясь. И напоролся на сталь. Послышался чистый, похожий на колокол звон, и облачко серебристых искр вспыхнуло в том месте, где клинок Олдрика столкнулся с гвардейским мечом.

Линялый стоял над Тави, держа короткий меч двумя руками, широко расставив чуть согнутые в коленях ноги. Поза его казалась расслабленной. Мечник изо всех сил давил вниз, но Линялый, казалось, без особого усилия сдерживал напор, отводя его клинок от Тави. Только две-три секунды спустя Линялый чуть двинул плечами, меч Олдрика скользнул в сторону и метнулся парировать удар — но недостаточно быстро. Короткий меч Линялого свистнул в воздухе, и старый шрам на лице Олдрика вспух алыми каплями. Он отступил и занял оборонительную позицию, глядя на Линялого широко открытыми глазами; раскрасневшееся было лицо его вдруг побледнело.

— Нет, — произнес он. — Нет. Ты не Арарис Валериан!

Линялый сделал шаг вперед и стал между ним и Тави.

— Держись за моей спиной, Тави, — произнес он негромко, спокойно — словно чужим голосом.

Тави потрясенно смотрел на него. Потом опомнился, крепче сжал кинжал и отодвинулся от них на несколько шагов.

— Это не ты, — прорычал Олдрик. — Этого не может быть. Ты мертв.

— Ты слишком много говоришь, — сказал Линялый.

И тут же бросился вперед, перепрыгнув через неподвижное тело Амары, и меч его метнулся к Олдрику. Вспыхнул сноп искр — это мечник отбил в сторону нацеленный в его живот удар и замахнулся, целя рабу в голову. Линялый пригнулся. Меч просвистел у него над головой и рассек добрых два фута заговоренного камня крепостной стены. Каменный обломок размером с ванну отвалился от стены и полетел вниз, в гущу сражения.

Линялый выпрямился и погнал мечника назад по стене. Всклокоченные волосы его разметались на ветру, изборожденное шрамами лицо застыло в спокойной решимости. Когда его меч сталкивался с мечом Олдрика, тот высекал из него снопы алых искр, а при ударах Олдрика искры становились бело-серебряными.

Тави видел, что Олдрик начинает нервничать: движения его становились все более дергаными, торопливыми, все менее изящными. Он отступал шаг за шагом, а Линялый продолжал теснить его. Только один раз он нанес удар со всей силы — правда, промахнулся, и меч его, взметнув еще один фонтан искр, вонзился в камень у ног Олдрика. Однако тот не успел воспользоваться этим промахом; раб мгновенно восстановил равновесие и продолжал теснить Олдрика дальше по стене. Хотя из них двоих Олдрик был крупнее и мощнее, Линялый, похоже, превосходил его в ловкости, снова и снова парируя удары, которые наверняка убили бы его, ошибись он хоть на долю дюйма. Он отбил один выпад, поднырнул под другой и снова едва не достал мечом живот Олдрика. Мечник сумел парировать этот удар, извернувшись так, что поменялся местами с Линялым и стоял теперь спиной к Тави.

Теперь уже Олдрик нанес два быстрых, сильных удара. Линялый легко увернулся от одного и отбил другой. Ответом Линялого стала целая серия колющих и рубящих выпадов, слишком быстрых, чтобы Тави уследил за ними. Олдрик снова начал отступать, отбиваясь.

Клинок Линялого нацелился было в ногу Олдрику, но промахнулся, рубанув по камню. Олдрик пнул раба в лицо тяжелым сапогом, и голова Линялого дернулась от удара. Он взмахнул мечом снизу вверх — и снова промахнулся, наискось полоснув по массивному крепостному зубцу.

Меч Олдрика метнулся к запястью Линялого, одним движением порезав тому руку и выбив из нее оружие, — вращаясь, гвардейский меч полетел вниз, во двор. Раб вскрикнул и рухнул на колени, прижимая раненую руку к груди. Олдрик стоял над Линялым, задыхаясь, побелев, медленно отводя меч назад для последнего удара.

— Вот и все, — сказал он. — Наконец-то ты проиграл.

— Посмотри, на чем ты стоишь, — посоветовал Линялый.

Тави взглянул на ноги Олдрика, на следы, оставленные в камне мечом Линялого. Крепостной зубец за его спиной начал как-то величественно, но все быстрее и быстрее сползать вдоль сделанного Линялым разреза вниз, на изрезанный мечом каменный пол галереи. Он врезался в него, и два следа от гвардейского меча вдруг превратились в сетку стремительно разбегающихся трещин. Олдрик попытался шагнуть назад, но камень под ногами его вдруг посыпался, словно насквозь прогнившая доска, и Олдрик Меч с воплем полетел вниз, во двор, а вместе с ним тысяча фунтов камней.

На мгновение Линялый, тяжело дыша, закрыл глаза, потом посмотрел на Тави. Тот не верил своим глазам.

— Но как?..

Линялый пожал плечами.

— Олдрик всегда мыслил прямолинейно. Вот я и старался действовать позамысловатее.

Тави заметил за спиной Линялого какое-то движение.

— Линялый! — крикнул он. — Берегись!

Раб обернулся, но недостаточно быстро — Фиделиас набросил ему на шею веревочную петлю, затянул ее и, расставив ноги, дернул изо всех сил. Линялый упирался, но ему не за что было зацепиться. Веревка — тот самый, привязанный одним концом к зубцу канат, по которому Тави поднялся на стену, сдернула его вниз, и Фиделиас выпустил ее из рук, прежде чем она резким рывком натянулась.

— Нет, — прошептал Тави.

Фиделиас повернулся к нему.

— Нет! — Тави вскочил и бросился на него, замахиваясь кинжалом.

Фиделиас поймал Тави за куртку, легко, без видимого усилия раскрутил как пращу и швырнул спиной о зубец. Удар вышиб из Тави дух, а раненую руку пронзило ослепительной, раскаленной болью.

Он негромко вскрикнул от боли и попытался отползти от Фиделиаса, но не одолел и нескольких дюймов, как нога его провалилась в пустоту — на том самом месте, откуда сорвался Олдрик. Тави оглянулся и увидел почти под собой продолжающуюся беспощадную схватку маратов и их зверей. Сжимая в руке кинжал, он повернулся к Фиделиасу.

— Отдай кинжал, — произнес Фиделиас негромким голосом; в глазах его застыла смерть. — Отдай кинжал, или я убью тебя.

— Нет, — прохрипел Тави.

— Тебе не обязательно умирать, парень.

Тави облизнул пересохшие губы. Он отполз еще чуть дальше назад и услышал, как камни под ним начинают скрипеть и потрескивать.

— Не подходи ко мне.

Лицо Фиделиаса злобно дернулось; он взмахнул рукой, и камень под Тави, колыхнувшись, как встряхиваемая простыня, швырнул Тави на несколько футов к Фиделиасу. Тот потянулся за ножом. Тави сделал отчаянную попытку ударить его кинжалом, но тот сжал его горло, лишив возможности дышать.

— Что ж, так даже лучше, — заметил Фиделиас. — Никаких свидетелей.

У Тави начало темнеть в глазах, и он почувствовал, как слабеют сжимающие кинжал пальцы. Фиделиас тряхнул головой и сжал его горло еще сильнее.

— Лучше бы ты отдал мне нож.

Тави продолжал безуспешно дергаться до тех пор, пока руки и ноги не отказались двигаться. Он смотрел в глаза Фиделиасу и чувствовал, как слабеет его тело. И в это мгновение он заметил, что Амара чуть пошевелилась, приподняла голову. Он увидел, как она подобрала под себя ногу и, потянувшись рукой вниз, достала из башмака маленький, короткий нож. Стиснув зубы, она оперлась на локоть сломанной руки и приподнялась на нем.

А потом коротким, резким движением взмахнула ножом и метнула его в спину Фиделиасу. Внезапный порыв ветра ускорил его полет. Тави видел, как Фиделиас дернулся и ледяное выражение лица его сменилось удивлением. Руки его отпустили шею Тави и потянулись назад, к спине. Лицо вдруг перекосилось от боли.

— Ты хотел нож, — прошипела Амара. — Получи тот, что я взяла у тебя.

Фиделиас с застывшим лицом повернулся к Тави и сжал его руку, державшую кинжал. Секунду они боролись. Фиделиас испустил захлебывающийся, полный боли крик, а потом рука его вдруг стиснула запястье Тави с такой силой, что кости захрустели и боль пронзила его до самого плеча. Рука повисла плетью.

Фиделиас отпустил запястье и схватил кинжал за рукоять. Тави уцепился за его пояс и дернул изо всех сил. Фиделиас пошатнулся, хрипло вскрикнул и полетел со стены вниз, на ощетинившуюся острыми краями груду каменных обломков. Посмотрев ему вслед, Тави увидел, как тот ногами вперед упал на камни. Даже со стены слышно было, как хрустнули кости.

Фиделиас скатился на землю, и волна маратов сразу же захлестнула его.

Задыхаясь, не в силах пошевелиться от усталости и боли — он даже не подозревал, что может быть так больно, — Тави продолжал смотреть вниз. Дядя Бернард. Линялый. Слезы катились из глаз, и он не мог остановить их, не мог остановить всхлипываний — противного, жалкого плача. Он лежал, прижавшись щекой к камню, и плакал.

Чуть позже к нему подползла Амара. Она легла рядом с Тави и укрыла их обоих щитом, который притащила с собой. Тави все плакал. Она гладила его по спине, она прижалась щекой к его волосам.

— Все хорошо, Тави. Ш-ш-ш. Все с тобой будет хорошо. Все прошло.

Все прошло. Тави так и продолжал тихо плакать, пока его не поглотила темнота.

ГЛАВА 44

Исана с замиранием сердца наблюдала за ходом боя на полуразрушенной стене со второго этажа казарменного здания на восточном дворе. Она видела все, но не могла повлиять на его исход.

Она видела, как упал со стены ее брат, а потом, сквозь пелену слез, — как упала на камни курсор. Она вскрикнула, когда Тави подобрал упавший меч и остался один на один с этим ужасным мечником, и вскрикнула еще раз, когда меч подобрал Линялый и принялся гонять мечника по стене. Она смотрела, не обращая внимания на свист случайных стрел, как Линялый повис, раскачиваясь, в петле, как Тави дрался за кинжал и как упал, скрывшись из вида, предатель-курсор.

Она смотрела, как упал без сил Тави, как раненая Амара накрыла их обоих щитом, а потом на стене все стихло.

— Тави, — услышала она свой голос. — Тави, нет. Ох, фурии…

Она повернулась и бросилась из комнаты, сбежав вниз по лестнице на первый этаж, в солдатскую казарму. Окна до сих пор закрывались тяжелыми, окованными железом ставнями, но стальные засовы, которым полагалось бы надежно запирать дверь, только что вырвали вместе с дверью, и теперь вход защищался лишь парой тяжелых столов, оставлявших верхнюю часть проема открытой.

В дверях возвышался Фредерик со щитом, пристегнутым к левой руке, и помятой лопатой в правой. Рядом с ним стояла одна из легионерских жен — крепкая, угрожающего вида матрона с босыми ногами и окровавленным копьем в руке. Мокрые от пота волосы паренька прилипли к лицу, от челюсти до уха протянулся порез, обещавший оставить глубокий шрам, но взгляд оставался твердым, решительным.

Исана спускалась по лестнице, когда на баррикаду ринулся еще один марат, державший в обеих руках по каменной палице. Сначала он замахнулся на Фредерика, но тот поднял щит — и палица разбилась о железо. Женщина замахнулась на марата копьем, и ему пришлось отмахнуться от него второй палицей.

Фредерик завопил и с размаху двинул марата острием лопаты в грудь. Потом, не дожидаясь, пока тот откинется назад, дернул лопату на себя и тут же нанес второй удар — в живот. Удар явно направлялся не без участия фурии — дикарь отлетел назад, упал на камни двора и больше не шевелился.

Исана бросилась к дверям.

— Фредерик, я видела Тави и Бернарда. Они ранены, и мне надо помочь им.

Фредерик, задыхаясь, повернулся к ней; его совсем еще детское лицо было забрызгано кровью.

— Но… госпожа Исана! Там же повсюду мараты бегают!

— А они лежат там среди всего этого раненые. Мне нужно, чтобы ты помог мне вынести их из боя.

Женщина с копьем кивнула Исане.

— Ступайте. А здесь мы уж как-нибудь управимся.

Фредерик кивнул, но брови его хмурились.

— Вы уверены?

— Спасибо, — сказала Исана и сжала руку женщины. Потом схватила за рукав Фредерика. — Они около ворот, на разбитом участке стены.

Фредерик поежился, но кивнул.

— Значит, нам надо на тот двор, так?

— Да.

Фредерик крепче взялся за лопату и кивнул.

— Ну ладно.

Исана продолжала крепко держаться за локоть Фредерика, когда тот, чуть пригнувшись, высунулся из дверей, окинул двор взглядом и быстро зашагал в противоположный конец гарнизона, держась ближе к стене. Повсюду кишели мараты — штурмовали здания, бились друг с другом и с алеранцами.

Пронзительный визг перекрыл царивший во дворе шум. Из дверей казармы с противоположной стороны двора показались два овцереза. Они тащили за собой раненого легионера. Шлем свалился с его головы, и Исана увидела под ним лысину.

— Уорнер! — крикнула Исана.

Уорнер повернул к ней побелевшее лицо и попытался ударить мечом по ближней к нему птице, но замах вышел слабым, будто он совсем лишился сил. Жуткие птицы с визгом принялись рвать его на части. Двое маратов с черными перьями овцерезов в волосах смотрели, как разделываются с несчастным Уорнером. Когда тот перестал подавать признаки жизни, один из них шагнул вперед с ножом в руке и, подумав, отрезал уши мертвого стедгольдера. Он сказал своему спутнику что-то, на что тот откликнулся грубым хохотом, а потом, оставив птиц терзать труп, оба повернулись и пошли в казарму, которую защищал Уорнер.

К крикам, раздававшимся в гарнизоне, добавились новые — перепуганные детские.

— Должен же кто-то помочь им! — выдохнул Фредерик. — Верно, госпожа Исана? Надо же им помочь?

Исана переводила взгляд с казармы на дальний двор и обратно. Дети продолжали визжать. Она решилась. Возможно, Тави и ранен, но у него по крайней мере был шанс спастись. У этих детей, если она ничего не предпримет, — не было.

— Только мы, — сказала она. — Пошли.

Фредерик облизнул губы и кивнул. Потом стряхнул ее руку с плеча и шагнул вперед, нервно покачивая поднятой перед собой лопатой. Исана шла следом.

Продолжавшие возню перед входом овцерезы не замечали их до тех пор, пока Фредерик не замахнулся лопатой и не ударил ею по шее той птицы, которая была крупнее, с хрустом перебив ей позвоночник. Птица рухнула на землю, а вторая повернулась к Фредерику и выбросила вперед клюв, целясь ему в лицо. Фредерик отпрянул назад, и птица устремилась за ним.

Дети в казарме продолжали визжать. Исана выждала, пока оставшийся в живых овцерез не отойдет от дверей на несколько шагов, и нырнула внутрь.

— Госпожа Исана! — окликнул ее Фредерик. — Погодите!

Внутри казармы двое маратов стояли, глядя на дюжину ребятишек, спрятавшихся за подобием баррикады из сундуков и кушеток. Несколько ребят постарше держали в руках легионерские копья, которыми замахивались на маратов, стоило тем подойти ближе. Мараты не спешили, переговариваясь вполголоса и явно решая, как бы сподручнее выковырять детей из их укрытия.

Исана бесшумно подошла к одному из маратов и, позвав на помощь Рилл, дотронулась до его шеи.

Марат дернулся, испустил хриплый вопль, быстро сменившийся захлебывающимся бульканьем, и изо рта и носа его хлынула вода. Второй марат обернулся, выбросив вперед кулак. Удар пришелся Исане по скуле и опрокинул ее на пол.

Она попыталась отползти, но марат схватил ее за лодыжку и дернул обратно. Она лягнула его свободной ногой, но тот полоснул ее по ноге ножом и навалился на нее сверху, схватив за волосы и запрокинув ей голову назад. Краем глаза она видела блеск каменного ножа, тянущегося к ее горлу.

Задыхаясь, она подняла руку и попыталась сдержать нож, зависший в каком-то дюйме от ее шеи. Марат зарычал и усилил давление; рука ее начала поддаваться под его силой.

Исана извернулась и снова позвала Рилл, надеясь только, что второй марат не очнется, как только фурия отпустит его. Ногтями свободной руки она глубоко, до крови впилась в локоть марату и послала Рилл в его тело сквозь эти царапины.

Марат охнул, вздрогнул, и руки его начали слабеть. Потом он задергался, сразу отпустив Исану и свой нож. Прогнув спину, хватаясь руками за грудь, он опрокинулся на пол.

Исана вздрогнула и попыталась заслониться от эмоций марата — внезапного ужаса, паники. Но хватки Рилл она не ослабляла. Марат пытался глотать воздух как выброшенная на берег рыба, но это ему не помогало. Фурия остановила ток крови в его жилах, а потом остановила и сердце.

Все закончилось, не прошло и минуты. Исана вдруг поняла, что смотрит на дюжину перепуганных детишек поверх трупов убитых ею маратов.

Еще через несколько секунд в дверях появился запыхавшийся Фредерик. Юный гольдер куда-то дел свой щит, зато вместо него держал на руках хрупкую, полуодетую девушку в рабском ошейнике. Нога у девушки была в крови, и она прижималась к Фредерику, зарывшись лицом ему в плечо и плача.

— Госпожа Исана! — прохрипел Фредерик. — Вы в порядке?

— Пока да, — кивнула Исана. Она подошла к Фредерику и помогла ему перетащить девушку через маленькую баррикаду. — Фредерик, тебе надо остаться и охранять детей. Никого не пускай, ладно?

Он с сомнением на лице повернулся к ней.

— А вы-то как?

— Справлюсь, — сказала Исана. На мгновение страх и боль тех, кто ее окружал, казалось, захлестнут ее с головой. Трупы маратов, причудливо скривившись, с выражениями муки на лицах, лежали на полу. Она словно со стороны услышала свой негромкий, неуверенный смех. — Ничего, справлюсь. Мне надо попасть к нему.

Фредерик кашлянул и кивнул.

— Хорошо, госпожа.

Она с усилием вздохнула, чтобы совладать с пронизывающими ее насквозь эмоциями.

— Держи дверь, Фредерик, — сказала она. — Никого не пускай, — и с этими словами вышла из казармы и быстро пошла на дальний двор.

Битва, похоже, подходила к концу. Повсюду валялись трупы и раненые. Из-за угла вынырнул марат-овцерез, и тут же его нагнали двое верховых маратов, вонзивших ему копья в спину. На одну из лошадей бросился и сомкнул челюсти у нее на задней ноге обезумевший от обилия крови волк. Лошадь упала, а успевший спрыгнуть с нее всадник замахнулся на волка копьем.

Исана шла дальше, мимо штабного здания. Охранявший его угрюмый морщинистый легионер окликнул ее, предложив укрыться внутри. Оставив это предложение без внимания, она добралась наконец до восточного двора.

Бой здесь был самый ожесточенный, потому и разгром царил намного больший. К выложенным после утреннего боя телам добавились сотни новых трупов — в основном маратов, хотя там и здесь среди бледных тел убитых варваров виднелись алые с золотом одежды риванских легионеров. При желании она могла бы пересечь двор, ни разу не ступив на камень.

По дороге ей дважды пришлось отпрыгивать в сторону, пропуская маратов, рвавшихся в страхе к разбитым воротам. Еще раз мимо проскакало, топча всех без разбора, несколько маратских лошадей. Там и здесь еще шевелились раненые — кто пытался ползти, кто тихо ждал смерти. В воздухе стояли густой запах крови, вонь вспоротых животов, и ко времени, когда Исана добралась до пролома в стене, где в последний раз видела Тави, голова ее шла кругом и ее мутило.

На последнем отрезке пути, через груду битого камня, перегораживавшую ей дорогу, ей пришлось ползти на четвереньках, готовя себя к тому, что увидит самое страшное: лежащего мертвым на камнях брата, висящего в петле Линялого, истекшего кровью Тави…

Вместо этого она увидела, что Бернард аккуратно лежит у подножия стены. Его кольчуга была расстегнута и закатана в месте, куда ударил его меч рыцаря-наемника, и кожа там была розовая, гладкая — кто-то только что исцелил рану заговором. Спотыкаясь о каменные обломки, она бросилась к брату и пощупала ему пульс. Сердце билось медленно, но ровно и сильно.

Слезы заволокли ей глаза. Она услышала рядом какое-то движение, подняла взгляд и увидела Линялого, поднимавшегося с камней на ноги. На горле его сохранился еще розовый след, рукав его куртки потемнел от крови, но порез на руке тоже затянулся.

— Линялый, — выдохнула Исана. — Как?

Раб запрокинул лицо вверх, к галерее.

— Тави, — произнес он севшим от тревоги голосом. — Они сейчас с ним там, наверху.

Со стены посыпались мелкие камешки, и Исана тоже посмотрела вверх.

На стене стояла, глядя вниз с отрешенным выражением лица, Одиана. Она чуть шевельнула босой ногой, сталкивая вниз кольцо каната, и конец его стукнулся о стену рядом с головой Исаны.

— Поднимайся, — сказала Одиана.

— Что ты с ним сделала? — спросила Исана.

— Ты же знаешь, я тебя не слышу, — отозвалась водяная ведьма. — Лезь наверх. — И скрылась за краем стены.

Исана покосилась на Линялого и взялась за канат. Раб подошел ближе и, хмуря брови, подсадил ее повыше.

Когда Исана поднялась на стену, Одиана стояла над неподвижными телами Тави и Амары. Оба лежали бледные, но дышали ровно. Исана сразу же бросилась к Тави, чтобы коснуться его лица, откинуть с его глаз капризную прядь волос. Она плакала и не сдерживала слез — ужас и напряжение последних дней оставили в ее душе пустоту, зарастить которую не могло, оказалось, ничего, кроме слез.

— Счастливого воссоединения, — усмехнулась Одиана. — Получай.

Она повернулась и шагнула к канату, явно собираясь спускаться со стены.

— Но почему? — спросила Исана срывающимся голосом. — Ты спасла их. Почему?

Одиана склонила голову набок; взгляд ее оставался пустым, отрешенным.

— Почему? И в самом деле, почему? — Она тряхнула головой. — Ты ведь могла убить меня там, в Кордгольде. Или просто бросить. Ты не сделала ни того ни другого. Ты могла отдать меня этой девчонке, курсору. Ты этого не сделала. Это заслуживает благодарности. Вот она.

— Я не понимаю.

— Спасти твою жизнь, сдается мне, было бы слишком малой благодарностью. Спасти жизнь твоих родных — уже другое дело. Ты любишь мальчишку как родного сына. У меня глаза щиплет, глядя на это. Стедгольдер. Даже раб. Они важны для тебя. Вот я и дарю тебе их жизни. Теперь мы в расчете. Не жди от меня этого еще раз.

Исана кивнула.

— А девушка?

Одиана вздохнула.

— Мне бы хотелось, чтобы она умерла, но она будет жить. Я не помогала ей, но и не вредила. С ней уж разбирайся сама.

— Спасибо.

Водяная ведьма пожала плечами.

— Надеюсь, — буркнула она, и в голосе ее прозвучало что-то, похожее на искреннюю теплоту, — мы с тобой больше никогда не увидимся, Исана.

С этими словами она соскользнула вниз по канату и, оказавшись внизу, пошла, настороженно глядя по сторонам, куда-то в глубь крепости.

Исана отвернулась от уходящей наемницы и, опустившись на колени, коснулась рукой лба Тави, проверяя с помощью Рилл его состояние. Она сразу поняла, что ему больно, что его еще предстоит лечить и лечить, но что водяная ведьма сделала все, чтобы он выжил и дотянул до этого лечения.

За ее спиной скрипнула о камень кожа, и на стену забрался Линялый.

— Тави?

— С ним все в порядке, — прошептала Исана. — С ним все будет в порядке.

Линялый положил руку на плечо Исане.

— Он храбрый. Как его отец.

Исана подняла взгляд на Линялого и устало улыбнулась.

— Что битва? Окончилась?

Линялый кивнул, посмотрев в сторону ворот.

— Окончилась.

— Тогда помоги мне, — сказала Исана. — Их нужно как можно быстрее уложить в постель.

— А потом что? — спросил Линялый.

— А потом… — Исана закрыла глаза. — Потом мы вернемся домой.

ГЛАВА 45

Фиделиас очнулся в каком-то темном, холодном месте. Болело все тело. Он открыл глаза.

— Отлично, — произнесла Одиана вкрадчивым голосом. — Ты очнулся. — Она склонилась над ним и нежно потерла ему виски кончиками пальцев. На ее шее тускло блестел жесткий ошейник. — Кровь уже не течет.

— Что произошло? — спросил Фиделиас.

Она внимательно наблюдала за движениями его губ.

— Я нашла моего Олдрика, а потом нашла тебя. Пока мы не можем считать себя свободными и нуждаемся в твоей помощи.

— Где мы?

— В каком-то пакгаузе в Гаррисоне. Мой любимый сейчас выполняет одно задание, потом мы сможем уйти.

— Кинжал?

— В твоей руке. Ты не захотел выпускать его из рук.

Фиделиас поднял руку и посмотрел на кинжал.

— Где люди?

— Уже ушли.

Дверь в пакгауз со скрипом отворилась, и вошел Олдрик в тунике риванского легионера.

— Времени мало, — сказал он сдавленным голосом и, прихрамывая, подошел к Одиане и бросил к ее ногам несколько лоскутов кожи с длинными прядями тонких седых волос. Скальпы. — Мараты прочесывают здания в поисках отставших.

— Мы должны завершить еще один круг, — улыбаясь, сказала Одиана, поднимая с земли скальпы.

Она принялась что-то напевать про себя, потом направилась к горе ящиков и мусора в глубине пакгауза.

Фиделиас поднялся на ноги, закачался, судорожно ловя ртом воздух. Опустив взгляд, он увидел, что тоже облачен в риванскую тунику.

Олдрик подхватил его под руки, хотя и сам с трудом стоял на ногах.

— Спокойно. Рана серьезная. Одиана сделала все, что могла, чтобы состояние стало стабильным, но ты нуждаешься в серьезном уходе.

Фиделиас кивнул, убрал аквитанский кинжал в сумку и надежно завязал ее.

— Хорошо, — сказал он. — Как будем выбираться отсюда?

— Беспорядки не прекратились, — сообщил Олдрик. — Алеранцы находятся в замешательстве, много раненых, некоторые здания горят. Волки сбежали, оставив гербанцев гнить. Многие из них стояли насмерть, а некоторых до сих не удалось выкурить из подвалов и чердаков.

Фиделиас кивнул.

— Люди?

— Сильно потрепаны. Нам придется позаботиться о похоронах. Если выберемся из Гаррисона, сможем договориться о встрече с ними. Стоять можешь?

— Да.

Фиделиас, прищурившись, посмотрел на Одиану и заковылял к ней.

Она сидела на корточках рядом с казавшимся бездыханным телом землевладельца. Вокруг него валялись разбитые ящики и кровельные плитки. Раненый явно был без сознания. Одиана нежно гладила его по волосам, увидев Олдрика и Фиделиаса, она улыбнулась. Потом наклонилась и коснулась пальцами лба человека.

— Очнитесь, господин Корд.

Корд вздрогнул, его веки затрепетали. Через мгновение его взгляд остановился на них, и лицо исказилось от страха.

Одиана, не переставая улыбаться, наклонилась и поцеловала его в лоб.

Олдрик легонько коснулся острием меча щеки Корда.

— Сними с нее ошейник, — приказал он. — Немедленно.

Корд облизал губы.

— А если откажусь? — прошептал он.

Олдрик надавил на меч чуть сильнее. Человек сжался от страха.

— Хорошо-хорошо.

Он поднял руку и расстегнул ошейник. Одиана вздрогнула, освободившись от него, потом взяла в руки и долго рассматривала.

— Нам пора, — сказал Фиделиас.

— Это — еще не все, господин, — пробормотала она. — У меня есть для тебя подарок.

— Подожди, — заикаясь, произнес Корд. — Я сделал, что вы просили. Снял ошейник.

Одиана наклонилась, чтобы посмотреть Корду прямо в глаза, и пробормотала:

— Исана была слишком добра и не смогла убить тебя. И я не могу, несчастный. — Она снова поцеловала его в лоб.

Она взяла принесенные Олдриком скальпы и обмотала одним из них руку Корда. Второй она заправила ему за пояс, а третьим перевязала запястье.

— Это — скальпы членов клана Лошади, — сказала она. — А этот клан очень серьезно относится к скальпированию. Сейчас они осматривают дом за домом в поисках врагов. Могут появиться здесь в любой момент, мой бедный господин. Они вырвут сердце из твоей груди и сожрут, пока оно еще бьется. Ты увидишь это. — Она вздохнула и повернулась к Олдрику. — А мы нет?

Он покачал головой.

— Утро тем не менее чудесное. Нам пора, любимая.

Она, посмотрев на него, недовольно выпятила нижнюю губу, но подошла к Олдрику и положила руку ему на плечо.

Фиделиас поморщился, посмотрев на увешанного скальпами. Потом быстро повернулся, чтобы уйти, но Корд схватил его за лодыжку.

— Подожди. Умоляю, не оставляй меня здесь. Не оставляй на растерзание этим тварям.

Фиделиас остановился, но только для того, чтобы наступить человеку на пальцы, а потом устало зашагал прочь, призвав все навыки, которые позволили бы ему, Олдрику, и Одиане ускользнуть из полуразрушенной крепости незамеченными.

Они выбрались из пакгауза, и почти сразу же в него ворвалось с полдюжины вооруженных членов клана Лошади. Меньше чем через минуту они услышали крик Корда. Протяжный, полный ужаса, мучительный крик. Одиана опустила голову на плечо Олдрика и прошептала.

— Ты прав, мой повелитель. Утро действительно чудесное.

ГЛАВА 46

Тави проснулся в кровати в комнате Бернардгольда, которую использовали в случаях, когда в доме гостило много народа. Он ощущал себя усталым, ему хотелось пить, но если не считать легкого нытья в запястье, ничего не болело. Он пошевелил ногами и обнаружил, что лежит одетым.

— Не знаю почему, — услышал он голос дяди с соседней кровати. — Она склонилась надо мной, и я подумал, что она перережет мне горло. А она вместо этого заживила мою рану. Сказала, мол, не хочет, чтобы я истек кровью до смерти.

Судя по голосу, Амара хмурилась.

— Она хоть сказала что-нибудь еще?

— Да. Передать Исане, что они в расчете.

Тави сел и обнаружил, что находится в чистенькой, хотя и скромно обставленной комнате. Дядя сидел на соседней кровати; белые повязки закрывали его тело от верха живота и до подмышек. Он был бледен, плечи и половину лица украшали синяки, но, увидев Тави, он улыбнулся.

— Ну наконец-то. А то мы уж боялись, ты будешь спать до бесконечности.

Тави радостно вскрикнул и бросился обнимать своего дядю.

— Осторожнее, осторожнее, — усмехнулся тот. — Я нынче хрупкий. — Это не помешало ему самому крепко обнять Тави. — Рад видеть тебя, сынок.

Амара, на этот раз в женской одежде — рубахе и темно-коричневой юбке, тоже улыбнулась ему.

— Привет, Тави.

Он улыбнулся ей в ответ и снова повернулся к Бернарду.

— Но как? — спросил он. — Как ты остался жив?

— Одиана, — ответил Бернард. — Та самая водяная ведьма, которая напала на тебя тогда, в реке. Твоя тетка спасла ее от смерти у Корда. Она пряталась среди трупов под стеной. Она меня и спасла. И Линялого тоже.

Тави тряхнул головой.

— А мне все равно, кто сделал это, главное — с тобой все в порядке.

Бернард снова рассмеялся.

— В порядке, — согласился он. — Только я проголодался как волк. А ты?

В животе у Тави была какая-то тяжесть.

— Нет пока, дядя.

Амара повернулась к стоявшему на столике графину, налила чашку воды и поднесла ее Тави.

— Выпей-ка. Твое тело сильно обезвожено. Напьешься — и захочешь есть. Еще как захочешь.

Тави поблагодарил ее кивком и выпил. Рука его — та, которую сломал Фиделиас, — слушалась его неважно, и ему пришлось взять чашку другой.

— А ты как, тоже в порядке?

Она отозвалась усталой улыбкой.

— Жива. Так, несколько царапин. Заживет.

— Ты извини, — сказал Тави. — Потерял я тот кинжал.

Амара мотнула головой.

— Тебе не за что извиняться, Тави. Ты сразился с двумя мерзавцами, которые на двоих убили больше людей, чем любой другой из всех, кого я знаю. Ты просто храбрец. Так что нечего переживать из-за какого-то там кинжала.

— Но ведь без него Аквитейн выйдет сухим из воды. Ты ведь не докажешь теперь его вину, ведь так?

Амара нахмурилась.

— На твоем месте, Тави, я бы осторожнее выбирала слова. Если тебя услышит кто-нибудь не тот, тебя могут притянуть к суду за клевету.

— Но это же правда!

Она слабо улыбнулась.

— Без кинжала — нет. Без улик это только подозрения.

Тави нахмурился.

— Но это же глупо.

Амара рассмеялась неожиданно весело.

— Да, — согласилась она. — Но ты посмотри на это с другой стороны. Ты спас долину и массу расположенных на ней стедгольдов. Ты теперь герой.

Тави зажмурился.

— Э… Что, я?

Амара кивнула с совершенно серьезным лицом.

— Я вчера отослала свой отчет о событиях. Сам Первый лорд приезжает завтра, чтобы наградить несколько человек за отвагу.

Тави замотал головой.

— Не такой уж я и храбрый. И никаким героем я себя не ощущаю.

В глазах Амары заиграли веселые искорки.

— Ну, может, позже ощутишь.

В комнату ворвалась Исана в чистой одежде и белоснежном переднике.

— Тави, — строго произнесла она. — А ну в постель сейчас же!

Тави нырнул под одеяло.

Исана нахмурилась на Бернарда.

— И ты тоже. Бернард, уж ты-то знаешь: я строго-настрого приказала, чтобы мальчик не вставал с постели!

Тот виновато улыбнулся.

— Ладно-ладно.

Исана шагнула к брату и коснулась его висков.

— Гм. Ну, по крайней мере, здесь ты больше беспорядков устраивать не будешь. Вытаскивай свою ленивую задницу из постели и марш обедать.

Бернард ухмыльнулся и чмокнул сестру в лоб.

— Как прикажет целительница.

— Ха! Амара, ты себя нормально чувствуешь? Жара нет? А тошноты?

Амара с улыбкой мотнула головой и вежливо отвернулась, пока Бернард вставал, натягивал штаны и свободную рубаху. Двигался он еще немного скованно.

— Хорошо, госпожа Исана. Вы потрудились на славу.

— Отлично. А теперь уходите все. Мальчику необходим отдых.

Бернард улыбнулся и взъерошил Тави волосы. Потом подошел к Амаре и взял ее за руку. Курсор вздрогнула, взглянула на его руку и посмотрела ему в лицо. Она улыбнулась, и щеки ее порозовели.

— Ох, да идите же, — сказала Исана и шлепнула Бернарда по плечу.

Тот снова расплылся в улыбке, и они с Амарой вышли. Тави обратил внимание на то, что они не слишком спешили. И шли, почти прижавшись друг к другу.

Исана вернулась к Тави и положила пальцы ему на виски. Потом улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь?

— Пить хочется, мэм.

Она снова улыбнулась и наполнила его чашку.

— Я так боялась за тебя, Тави. И так горжусь тем, что ты сделал. Все в долине считают тебя настоящим героем.

Тави вытаращил на нее глаза и закашлялся, поперхнувшись водой.

— А я… мне… ну, понимаешь. Надо мне что-нибудь теперь делать? Ну там, научиться ездить верхом или чего такого?

Она рассмеялась и поцеловала его в лоб.

— Пока отдыхай. Ты храбрый, Тави, и в трудную минуту думаешь больше о других, чем о себе. Ты только не забывай, кто ты. — Она встала. — Тут к тебе еще гости, но я не хочу, чтобы ты с ними говорил слишком долго. Допей свою воду, а потом поспи еще. Вечером я принесу тебе поесть, если захочешь.

— Хорошо, мэм, — послушно кивнул Тави.

Он смотрел ей вслед, пока она шла к двери, потом вдруг вспомнил.

— Тетя, а кто такой Арарис Валериан?

Исана остановилась в дверях и нахмурилась.

— Он… Это был один из королевских гвардейцев. Один из личных телохранителей принцепса Септимуса, Знаменитый мечник.

— И он погиб вместе с принцепсом?

Она повернулась к нему лицом.

— Да, Тави, — произнесла она негромко, но твердо. — Он погиб. Пятнадцать лет назад. Ты понял?

— Но…

— Тави, — вздохнула Исана. — Мне нужно, чтобы ты мне верил. Пожалуйста. Хоть ненадолго.

Он закрыл глаза, потом кивнул.

— Хорошо, мэм.

Исана устало улыбнулась ему.

— Вот они, твои гости. И не забывай: не говори слишком долго.

Она вышла. Секунду спустя в дверь, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел Дорога. Дюжий вождь был одет в набедренную повязку, украшенный перьями танадента плащ и яркую рубаху. На поясе у него болтались алеранские башмаки, хотя шел он босиком; на каждом пальце красовалось по перстню. Левая рука висела на перевязи и сильно распухла, но он явно пребывал в хорошем настроении и улыбнулся Тави, подойдя к его кровати и стиснув ему руку в костедробительном пожатии.

Следом за ним шла хмурая, как туча, Китаи, одетая в алеранскую рубаху, бесцеремонно заляпанную едой и грязью. Длинные светлые волосы ее были собраны в аккуратную косу, открывавшую изящные скулы и шею.

— Ну, юный воин, — прогрохотал Дорога. — Я расплатился с тобой за спасение моего щенка…

— Дочери, — перебила его Китаи. — Я больше не щенок, отец.

— Дочери, — поправился Дорога, расплывшись в своей белозубой улыбке. — Ты спас мою дочь, и я расплатился с тобой за это. Но потом ты спас и меня. Я считаю себя все еще твоим должником.

— Но я ничего не сделал, — возразил Тави.

— Ты крикнул и предупредил меня, — сказал Дорога. — Если бы не это, я был бы сейчас мертв. — Он стиснул плечи мальчика, и на мгновение Тави испугался, что там сейчас что-нибудь снова сломается. — Спасибо.

— Но то, что я сделал, это ведь мелочь. Это вы сделали главное. Вы привели свою орду и одолели ту орду.

— Я еще верну свой долг тебе, — пообещал Дорога. — А ты доверши то, что намеревался сделать. Это наше мужское дело. — Дорога улыбнулся ему и поднялся. — Китаи.

Китаи нахмурилась.

Дорога строго посмотрел на нее.

Китаи закатила глаза и повернулась к Тави.

— Спасибо, — буркнула она. — За то, что спас мне жизнь.

Тави зажмурился.

— Э… Не за что.

Она прищурила глаза, глядя на него.

— Не думай, что я это забуду.

Тави показалось, что это звучит скорее как угроза, а не обещание.

— Э… Нет. Я так не думаю.

Китаи насупилась еще сильнее, хотя что-то в ее глазах чуть оттаяло при этих его словах.

— А я собираюсь научиться ездить верхом, — заявила она. — Если ты не против.

— Э… Да нет, конечно не против. Это просто здорово, Китаи.

Тави с надеждой посмотрел на Дорогу. Тот закатил глаза и вздохнул.

— Нам пора, — сказал он. — Ваш вождь хочет благодарить меня завтра, и Китаи нужно еще постирать свою рубаху.

— Только щенки носят рубахи, — огрызнулась Китаи. — Какой дурак надел ее на меня? Мне она не нравится, я не хочу ее носить. Почему я не могу одеться так, как одеваются нормальные женщины у маратов?

— Ты что, хочешь разгуливать здесь нагишом, как они? — возмутился Тави. — Ты с ума сошла! Пока ты здесь, будь добра одеваться как положено, слышишь?

Дорога расплылся в широченной улыбке.

— Вот это правильно. Отлично.

Китаи скрестила руки на груди и одарила Тави взглядом, способным обратить в прах даже камни. Тави натянул одеяло чуть выше. Китаи возмущенно фыркнула и вылетела из комнаты.

Дорога громогласно расхохотался и взъерошил Тави волосы — в точности так же, как делал это дядя Бернард.

— Ты обречен, юный воин. Обречен. Но мы с ее матерью начинали точно так же.

Тави снова зажмурился.

— Что?

— Мы еще увидимся. — Дорога повернулся к двери.

— Что? — повторил Тави. — Что там с ее матерью? Дорога, да погоди же!

Дорога даже не задержался в дверях, продолжая посмеиваться.

— Помни, что я сказал, Тави. Мы еще поговорим.

Тави, хмурясь, откинулся на подушку. У него создалось впечатление, будто он увяз по самые по уши… только не совсем понятно в чем.

— Довершить? — хмуро буркнул он себе под нос. — То, что я начал?

В дверь осторожно постучали, и Тави увидел изборожденное шрамами и морщинами, улыбающееся лицо Линялого.

— Тави, — радостно произнес Линялый.

Тави улыбнулся в ответ.

— Привет, Линялый. Зайдешь?

Линялый проскользнул в комнату, держа под мышкой что-то длинное, завернутое в красную тряпку.

— Что это у тебя? — спросил Тави.

— Подарок, — сказал Линялый, протягивая ему сверток. — Подарок, Тави.

Тави взял его в руку; сверток оказался тяжелее, чем он ожидал. Он опустил его на колени и размотал тряпку. Собственно, это оказалась не тряпка, а алый гвардейский плащ из мавзолея, а в нем, в старых, потертых ножнах, лежал старый, иззубренный меч — тот самый, который Амара позаимствовала в мавзолее и которым бился на стене Линялый.

Тави поднял взгляд на Линялого — тот улыбнулся в ответ своей обычной глупой улыбкой.

— Тебе.

Тави нахмурился.

— Линялый, тебе не обязательно больше притворяться, — тихо сказал он.

На мгновение в глазах Линялого, под которыми были выжжены на щеках клейма, характеризовавшие его как труса, что-то мелькнуло. Еще секунду он молча смотрел на Тави, потом хитро подмигнул ему.

— Тебе, — повторил он тем же самым голосом и повернулся к двери.

В дверях кто-то стоял. Высокий, плечистый, с длинными руками. Лицо его казалось ненамного моложе дядиного, но что-то в его зеленых глазах говорило о том, что он старше, чем кажется. В волосах его блестела седина; тяжелый плащ из простой серой шерсти оставлял открытым лишь часть лица.

Линялый как-то странно вздохнул.

— Недешевый подарок, — заметил незнакомец. — Ты уверен, что это твое и ты можешь дарить это, а, раб?

Линялый упрямо выпятил подбородок, и даже сутулые плечи его чуть расправились.

— Для Тави.

Мужчина в дверях сдвинул брови. Потом пожал плечами.

— Оставь нас. Я хочу поговорить с ним наедине.

Линялый опасливо оглянулся на Тави, потом неожиданно почтительно поклонился незнакомцу. Он одарил Тави еще одной глупой ухмылкой и исчез за дверью.

Незнакомец тихо прикрыл дверь и уселся на соседнюю кровать. Взгляд его зеленых глаз ни на мгновение не отпускал юношу.

— Знаешь, кто я?

Тави мотнул головой. Незнакомец улыбнулся.

— Меня зовут Гай Секстус.

Тави невольно открыл рот. Потом сел.

— Ох, сэр… сир, — пробормотал он. — Я вас не узнал. Извините…

Гай поднял руку в бархатной перчатке, останавливая его.

— Нет, оставайся в постели. Тебе нужен отдых.

— Я думал, вы будете завтра, сир.

— Верно. Но сегодня я прибыл сюда инкогнито.

— Зачем?

— Я хотел поговорить с тобой, Тави. Похоже, я перед тобой в долгу.

Тави покраснел.

— Я просто хотел пригнать моих овец домой, сир. И ничего больше, правда. А потом все как-то…

— Усложнилось? — предположил Гай.

Тави покраснел еще сильнее и кивнул.

— Именно так.

— Так обычно все и происходит. Я не хочу утомлять тебя долгим разговором, поэтому перейду к делу. Я перед тобой в долгу. Назови награду, какую ты хочешь, и ты ее получишь.

Тави, моргая, смотрел на Первого лорда; рот его снова открылся сам собой.

— Все, что угодно? — спросил он.

— В разумных пределах.

— Тогда я хочу, чтобы вы помогли раненым гольдерам и семьям тех, кто погиб. Зима наступает, и нам всем придется несладко.

Брови Гая поползли вверх, и он склонил голову набок.

— Правда? Имея возможность любого выбора, ты выбираешь именно такую награду?

Тави почувствовал, как подбородок его упрямо выпячивается вперед. Он встретил взгляд Гая и кивнул.

— Потрясающе, — пробормотал Гай и покачал головой. — Очень хорошо. Я прикажу, чтобы помощь Короны распределялась среди пострадавших на основании докладов местного графа. Это достаточно справедливо?

— Конечно, сир. Спасибо.

— Позволь мне добавить к этому еще одно, Тави. Моя курсор доложила мне, что ты хочешь поступить в Академию.

Сердце едва не выпрыгнуло у Тави из груди.

— Да, сир. Больше всего на свете.

— Но это может быть довольно трудно для человека с твоими… скажем так, сложностями. Ты окажешься в окружении сынов и дочерей самых знатных и богатых семей Алеры. Многие из них сильные заклинатели. Это может потребовать от тебя новых испытаний.

— Мне все равно, — выпалил Тави. — Я за себя как-нибудь постою.

Гай внимательно посмотрел на него, потом кивнул.

— Я верю, что постоишь. Ладно, если ты принимаешь это, так и будет. Я дарю тебе свое покровительство на время учебы в Академии и помогу тебе выбрать специальность по вкусу. Ты будешь зваться курсантом Тави, воспитанником Гая. Ступай в столицу. В Академию. Посмотрим, что ты сделаешь со своей жизнью, получив шанс, а?

Голова у Тави шла кругом, на глаза навернулись слезы. Он заморгал, пытаясь скрыть их.

— Сир… Вы даже не знаете, сир, что это для меня значит. Спасибо, сир.

Гай улыбнулся, и к уголкам его глаз сбежались морщинки.

— Что ж, тогда отдыхай. Завтра все будет официально, напоказ. Но прошу тебя, помни, что я признателен тебе, молодой человек. И благодарен.

— Спасибо, сир.

Гай встал и склонил голову.

— Спасибо, курсант. Увидимся завтра.

Он вышел из комнаты, оставив Тави в состоянии легкого головокружения. Тави лежал на подушке, глядя в потолок, а сердце его билось часто-часто. Столица. Академия. Все, о чем он мечтал. Он плакал и смеялся одновременно, обхватив себя руками, ибо всерьез опасался лопнуть от распиравших его чувств.

Первый лорд Алеры говорил ему «спасибо». И «увидимся завтра».

На мгновение он прикусил губу, припоминая, что еще говорили ему за этот день.

— Нет, — пробормотал он. — Прежде я кое-что должен сделать. Должен же я довершить то, что начал.

ГЛАВА 47

Фиделиас с облегчением погрузился в горячую ванну и зажмурился. Леди Аквитейн, всю одежду которой составлял халат из светлого шелка, убрала кинжал с печатью Аквитейна в шкатулку у себя на туалетном столике и заперла ее.

— Что мои люди? — спросил Фиделиас.

— О них позаботились, — заверила она его. — Я восстановила слух твоей водяной ведьме, и им с ее мужчиной отведены отдельные покои. — Она чуть улыбнулась. — Полагаю, они заслужили возможность побыть вдвоем.

— Я потерпел поражение, — сказал Фиделиас.

— Ну, не совсем, — мурлыкнула леди Аквитейн. Она проверила, не остыла ли вода, и положила пальцы Фиделиасу на виски. — Без кинжала у Гая нет ничего, кроме подозрений.

— Но он знает, — сказал Фиделиас. Он ощутил легкое головокружение, когда медленная волна тепла прокатилась по его телу. — Он знает. Действия Аквитейна больше не тайна.

Леди Аквитейн улыбнулась. Потом обошла ванну, и шелковый халат соскользнул с ее плеч. Она опустилась в воду рядом с Фиделиасом и обвила руками его плечи.

— Ты слишком переживаешь.

Фиделиас поежился.

— Леди… Возможно, мне лучше уйти. Ваш муж…

— Занят, — мурлыкнула леди Аквитейн.

Она сделала движение рукой, и из воды выросли две фигурки — словно марионетки на крошечной сцене. Две фигуры лежали на огромной постели в роскошно убранных палатах. Некоторое время они извивались в объятиях друг друга, потом затихли, обмениваясь медленными поцелуями.

— Вот так, прекрасная леди, — послышался далекий, отдающий жестью голос Аквитейна. — Теперь вам лучше?

— Аттис, — лениво протянул молодой женский голос. — Ты такой сильный. — Она поежилась и сделала попытку сесть. — Мне нужно идти.

— Вздор, — возразил лорд Аквитейн. — Он будет занят награждением еще не один час. У нас с тобой полно времени.

— Нет, — пробормотала она. — Я не должна… — Однако Фиделиас слышал возбуждение в ее голосе.

— Должна, должна, — усмехнулся Аквитейн. — Вот так-то лучше.

— Какой любовник! — вздохнула женщина. — А скоро мы сможем быть вместе всегда, когда ты этого захочешь.

— Это верно, — согласился Аквитейн.

— А леди Аквитейн? — спросила женщина.

Леди Аквитейн холодно улыбнулась.

— С ней проблем не будет, — сказал лорд Аквитейн. — Не будем тратить время на разговоры.

Фиделиас смотрел, как Гай Кария, Первая леди Алеры, обвила руками лорда Аквитейна и притянула его к себе.

— Видишь? — мурлыкнула леди Аквитейн, позволив фигуркам погрузиться обратно в воду. — Мы держим не один нож приставленным к его спине. — Она повернулась к Фиделиасу, прижалась к его уху губами, и в нем проснулась жаркая страсть. — История еще не завершилась.

* * *

Гай Секстус, Первый лорд Алеры, спустился в долину Кальдерона на крылатом жеребце из алого огня. Вокруг него летел целый легион: пять тысяч воздушных рыцарей, а с ними королевские гвардейцы в своих алых плащах, рыцари металла и огня, рыцари воды и земли и рыцари дерева — все до одного древних дворянских кровей. Фанфары возвестили об их прибытии, и, несмотря на такое обилие людей в небе, воздух почти не шевельнулся. Первый лорд спустился в долину с эскортом из целого легиона, и люди Кальдерона вышли встретить их.

Амара стояла перед толпой собравшихся жителей, и стоило Гаю спешиться, как огненный жеребец его исчез, превратившись в облачко дыма. Амара преклонила колени при его приближении, но он взял ее за руку и поднял на ноги, а потом обнял. Он был одет в алый и лазурный цвета Алеры, на поясе его сиял клинок, и держался он с достоинством. Вот только тревожных морщин у его глаз, похоже, прибавилось.

Он стоял и, улыбаясь, смотрел ей в глаза.

— Отличная работа, Амара.

Амара почувствовала, как на глаза ей наворачиваются слезы — гордости, наверное — и расправила плечи.

— Спасибо, сир.

Вокруг них приземлялся легион, сверкающий сотнями сияющих доспехами стрекоз, и Амара, в платье с чужого плеча, постаралась выглядеть достойно.

— Сир, вы хотели, чтобы я представляла их вам в том порядке, в каком перечисляла в своем рапорте?

Гай кивнул.

— Да. Начинай. Мне не терпится познакомиться с ними.

— Пусть Фредерик из Бернардгольда подойдет к государю.

Толпа потрясенно ахнула, и кто-то под смех окружающих вытолкнул из нее долговязого юнца. Нервно сцепив пальцы, Фредерик огляделся по сторонам, потом вздохнул и шагнул вперед, к Амаре и Первому лорду. Он начал было поклон, потом смешался, преклонил колени, но передумал и снова поклонился.

Гай рассмеялся, взял паренька за руку и крепко пожал ее.

— Насколько мне дали понять, молодой человек, ты одолел не одного, но двоих рыцарей-наемников в открытом поединке, вооруженный всего лишь заступом.

— Лопатой, сэр, — поправил его Фредерик и сразу же залился краской. — То есть, э… Да, я их огрел… то есть, я хотел сказать, сир.

— И еще мне сказали, что во время битвы ты оборонял дверь в здание на восточном дворе, защищая от маратов укрывшихся в нем детей.

— А… ага. Лопатой, сэр. Сир. Извините.

— На колени, молодой человек.

Фредерик сглотнул и повиновался. Гай достал меч из ножен, и клинок засиял на солнце.

— За отвагу, преданность и изобретательность перед лицом врагов империи, Фредерик из Бернардгольда, объявляю тебя рыцарем империи со всеми вытекающими из этого обязанностями и привилегиями. Отныне ты являешься гражданином империи, и никто не может оспорить этих твоих прав. Встань, сэр Фредерик.

Потрясенный Фредерик встал, пошатываясь.

— Но… но все, что я умею, — это пасти гаргантов, сэр. Я ведь не разбираюсь в войне и всяком таком. То есть, извините, сир.

— Сэр Фредерик, — назидательно произнес Гай. — Хотелось бы мне, чтобы все мои рыцари обладали столь полезными навыками. — Он улыбнулся. — В свое время мы еще обсудим твои обязанности здесь.

Фредерик отвесил неуклюжий поклон.

— Хорошо, сэр. Спасибо, сэр. То есть сир.

Гай махнул рукой, и Фредерик, спотыкаясь, отошел на несколько шагов и занял место рядом с ними.

— Пусть подойдет сюда Бернард из Бернардгольда, — объявила Амара.

Бернард в своем лучшем платье коричневого и зеленого сукна выступил из толпы и преклонил колено перед Гаем, низко склонив голову.

Гай взял Бернарда за руку и поднял.

— Насколько я понимаю, это ты помог справиться с ситуацией, когда Грэма ранили.

— Я всего лишь помогал, сир, — ответил Бернард. — Я делал то, что сделал бы на моем месте всякий.

— Ты делал то, что полагалось бы сделать всякому, — поправил его Гай. — А это не совсем одно и то же. Даже совсем не одно и то же. Стедгольдер, твоя отвага перед лицом столь серьезной опасности не осталась незамеченной. Прошу тебя, встань на колени.

Бернард повиновался, и Гай снова обнажил меч, чтобы коснуться им сначала одного плеча Бернарда, потом другого.

— По праву, дарованному мне Короной, провозглашаю тебя Бернардом, графом Кальдеронским.

Голова Бернарда дернулась как от удара.

— Со всеми вытекающими из этого обязанностями и привилегиями и так далее. Встань, славный граф.

Бернард встал, глядя в глаза Гаю.

— Но ведь у нас есть граф — Грэм.

— Боюсь, ваша светлость, Грэм теперь лорд. — Гай понизил голос, чтобы его слышал только Бернард. — Он получил назначение в Амарант Вейл, где оправляется сейчас от полученной раны. Мне же необходим человек, пользующийся уважением местных жителей и которому я могу доверить ведение всех здешних дел. И которого будут уважать мараты. Ты как раз такой человек.

На лице Бернарда заиграла улыбка.

— Благодарю вас, сир. Я… я сделаю все, что в моих силах, чтобы не разочаровать вас.

— Не разочаруешь, — сказал Гай. — Конечно, для начала нам нужно организовать надежную связь. — Первый лорд покосился на Амару. — С этой целью я намерен назначить специального курьера. Посмотрим, не удастся ли найти кого-нибудь, кто согласится частенько наезжать сюда.

Бернард покраснел, и Амара ощутила, что щеки ее тоже начинают гореть.

— Благодарю вас, сир, — еще тише произнес Бернард.

Гай подмигнул. Он сделал знак рукой, и граф Бернард стал по левую руку от него, рядом с сэром Фредериком. Амара улыбнулась и продолжала:

— Дорога из клана Гарганта. Выйди вперед.

Толпа расступилась, пропуская вперед великана, и Дорога в пышных одеждах и безделушках, пожалованных ему гольдерами и легионерами, подошел к Гаю. Остановившись перед Первым лордом, он упер руки в бока и склонил голову набок.

— Что-то ты молод для того, чтобы быть вождем, — громогласно заметил он.

Гай расхохотался.

— Я старше, чем кажусь.

Дорога серьезно кивнул.

— А… Ну, может, и так.

— Я здесь для того, чтобы поблагодарить тебя, вождь Дорога, за то, что ты сделал для моей империи.

— Я сделал это не для твоей империи, — заявил Дорога. — Я сделал это ради юного воина. И если нужно, сделаю это снова. — Дорога поднял палец и легонько ткнул им в грудь Гаю. — Поласковее с ним. А то мы с тобой еще поговорим.

Амара ахнула и уставилась на гиганта-варвара, но Гай только склонил голову набок, и губы его дрогнули в титанической попытке сдержать смех. А потом он сделал шаг назад и под потрясенный ропот легиона и гольдеров поклонился Дороге.

— Обещаю. Назови мне награду, и, если это в моей власти, ты ее получишь.

— Я и так уже перед многими в долгу, — вздохнул Дорога. — Мы в расчете?

— Полагаю, да.

— Хорошо.

Дорога повернулся, пронзительно свистнул, и из-за холма вышел исполинский черный гаргант с насупившейся девушкой на спине. Дорога подошел к ней, взмыл на спину огромной скотины и, кивнув напоследок Гаю, погнал ее прочь.

— Колоритен, — заметил Гай.

— Прошу прощения, сир. Я не ожидала, что он…

— О нет, курсор. Все в порядке. Кто у нас следующий?

Они отметили наградами и титулами ряд легионеров и гольдеров, отличившихся во время инцидента, — включая заикавшегося Плювуса Пентиуса, который спас десяток детей от овцереза, забив его до смерти своей толстенной учетной книгой.

— Исана из Бернардгольда, — объявила наконец Амара. — Будь добра, подойди сюда.

Исана в темно-сером платье, с волосами, заплетенными в аккуратную косу, гордо вскинув подбородок, выступила вперед. Остановившись перед Гаем, она долгое мгновение внимательно смотрела ему в лицо и только затем присела в глубоком реверансе. Амара увидела в ее взгляде какой-то холод, непонятное ей упрямство.

Гай тоже некоторое время молча разглядывал Исану.

— Насколько я понимаю, — произнес он наконец очень тихо, — твоя отвага спасла множество жизней.

— По-настоящему я тревожилась только об одной, сир.

Гай глубоко вздохнул и кивнул.

— О мальчике. О твоем…

— …племяннике, сир.

— Ну да, племяннике. Разумеется. — Гай покосился на Амару. — И еще мне говорили о том, что ты владеешь рабом, который, похоже, проявил себя так, как никто от него не ожидал.

Исана снова склонила голову.

— Я покупаю у тебя этого раба.

Исана, напряженно нахмурившись, подняла взгляд на Гая.

— Я уверена, он не тот, за кого вы его принимаете, сир.

— Позволь мне самому судить об этом. А пока, Исана, прошу тебя, встань на колени.

Удивленная Исана опустилась на колени, и Гай в очередной раз вытянул вперед свой меч.

— Объявляю тебя стедгольдером Исаной со всеми вытекающими из этого обязанностями и привилегиями.

Последовала секунда потрясенного молчания, потом по толпе гольдеров, равно как по рядам стоявших за спиной Гая легионеров, пробежал шепот.

— Первый назначенный стедгольдер-женщина, — негромко заметил Гай. — Исанагольд. Красиво звучит, не правда ли?

Исана покраснела.

— Красиво, сир.

— А твоему брату хватит новых обязанностей. Должен же кто-то вести хозяйство и поддерживать порядок. Не вижу причины, по которой тебе не будут повиноваться. Встань, стедгольдер.

Амара улыбнулась, и Исана заняла свое место рядом с братом.

— Тави из Бернардгольда. Прошу, выйди вперед.

Толпа возбужденно загудела.

Однако никто из нее не вышел. Амара нахмурилась.

— Тави из Бернардгольда. Пожалуйста, выйди вперед.

Никто опять не вышел, Гай поднял брови, а Амара бросила беспомощный взгляд на Исану. Исана закрыла глаза и вздохнула.

— Ох уж этот мальчишка.

— Ты уверена, — спросил Гай, — что он желает этой награды, курсор?

— Да, сир, — отвечала Амара. — Он сказал мне, что пытался отыскать своих овец, что это помогло бы ему сэкономить денег на семестр в Академии. Собственно, из-за этого он и оказался вовлеченным во все эти события.

— Я предлагаю ему не один семестр. Я предлагаю ему покровительство. Ему стоило бы находиться здесь.

Исана изумленно посмотрела на Гая.

— Покровительство? В Академии? Моему Тави?

— В лучшем учебном заведении во всей Карне, — кивнул Гай. — Он может учиться там. Расти. Учиться всему, что необходимо ему для успешной жизни.

— Но, — осторожно заметила Исана, — для этого не обязательно учиться в Академии.

— И все же таково его желание, стедгольдер Исана. И такова его награда. Он будет находиться под моим патронажем и учиться в Академии.

— Да, сир, — кивнула Исана, но выражение ее лица оставалось обеспокоенным.

Бернард нахмурился и некоторое время оглядывался. Потом ткнул пальцем куда-то на север.

— Сир! Вот он.

Все как один повернулись в ту сторону. Еще с полминуты все молчали.

— Это ведь и есть тот самый Линялый? — спросил Гай. — Там, рядом с ним?

Амара кивнула.

— Да, сир.

Гай нахмурился.

— Ясно. Курсор, почему мальчишка не здесь?

— Он… гм… Похоже, у него независимый характер, сир.

— Ясно. И почему же он занят этим вместо того, чтобы принимать свою награду?

Амара изо всех сил старалась скрыть улыбку.

— Сир, он подпасок. Я полагаю, он делает это потому, что решил делать именно это.

Вот так Первый лорд Алеры, окруженный подданными, гражданами и рыцарями, в молчании смотрел на то, как Тави гонит домой Доджера с его матками и ягнятами, а всклокоченный Линялый ковыляет за ним следом.

Битва за Кальдерон

Посвящаю всем старым членам банды на «AmberMUSH» и «Too». Мы славно проводили вместе время, и я бы никогда не променял те славные деньки ни на что другое

Я мог бы поблагодарить очень многих, кто помогал мне в таком крупном проекте, как работа над книгой, но на этот раз я хотел бы поблагодарить только одного человека, который сделал для меня очень многое, не пытаясь получить что-либо взамен.

Спасибо тебе, Шеннон. За все, что ты сделала, хотя многого я просто и не упомню.

Я не понимаю, как тебе удается сладить с таким человеком, как я, мой ангел, но надеюсь, ты не прекратишь этого делать.

ПРОЛОГ

Если начало мудрости лежит в осознании того, что мы ничего не знаем, тогда начало понимания заключено в постижении того факта, что все в мире существует, подчиняясь одной-единственной правде: большое состоит из малого.

Капли чернил превращаются в буквы, буквы — в слова, слова образуют предложения, а те, в свою очередь, служат выражению мыслей. Точно так же из семян весной рождаются растения, а стены состоят из отдельных камней. То же самое можно сказать и про человечество — традиции и обычаи наших предков, соединяясь вместе, дают начало нашим городам, истории и образу жизни.

Этому закону подчиняются мертвый камень, и живые существа, и бушующее море; времена покоя и бурь, нарушающих привычное течение жизни, ярмарочные дни и отчаянные сражения. Большое состоит из малого.

Значение этого закона огромно, хотя и не всегда очевидно.

Из записок Гая Секундуса, Первого лорда Алеры

Ветер завывал над холмами, заросшими редкими деревьями, в землях, принадлежащих Маратам, единому народу. Он гнал перед собой крупные жесткие снежинки, и, хотя Единственный сидел на своем троне высоко в небе, тучи скрывали его лицо.

Китаи впервые с тех пор, как наступила весна, замерзла. Она повернулась и, прищурившись, посмотрела назад, прикрыв глаза рукой от мокрого снега. Она была в короткой набедренной повязке и поясе, на котором висели нож и охотничья сумка, — и все. Ветер швырял ей в лицо пряди густых белых волос, и их цвет сливался с цветом падающего снега.

— Поторопись! — крикнула она.

В ответ раздалось глухое ворчание, а в следующее мгновение появился гаргант. Он был громаден по сравнению со своими сородичами, его лопатки возвышались над землей на высоту двух взрослых мужчин. Его косматая зимняя шкура, густая и черная, защищала его от холода, и он не обращал внимания на снег. Когти, каждый больше алеранской сабли, легко вгрызались в замерзшую землю.

Отец Китаи, Дорога, в набедренной повязке и выцветшей алеранской рубашке красного цвета, сидел на спине гарганта, спокойно покачиваясь на вязаном чепраке. Грудь, руки и плечи Дороги были такими мощными, что ему пришлось оторвать рукава от рубашки. Но поскольку он получил ее в подарок, выбросить ее было бы невежливо, поэтому он сплел из рукавов веревку и надел ее на лоб, чтобы в глаза не лезли волосы, такие же белые, как у дочери.

— Мы должны спешить, потому что долина может от нас убежать. Наверно, нам следовало остаться с подветренной стороны.

— Если ты думаешь, что это смешно, так ты ошибаешься, — заявила Китаи, наградив сердитым взглядом отца, который решил пошутить.

Дорога улыбнулся, и морщины на его широком, квадратном лице стали заметнее. Ухватившись за седельную веревку гарганта, он с ловкостью, неожиданной для его могучего тела, спрыгнул на землю. Затем он хлопнул рукой по передней ноге гарганта, и тот миролюбиво улегся, не переставая жевать траву.

Китаи повернулась и прошла вперед, навстречу ветру, и, хотя ее отец не издал ни звука, она знала, что он идет за ней.

Через пару мгновений они подошли к краю обрыва. Внизу под ними лежало открытое пространство. Снег мешал ей как следует разглядеть долину, и лишь между порывами ветра удавалось увидеть тропинку, ведущую к основанию скалы.

— Смотри, — сказала она.

Дорога встал рядом и рассеянно обнял дочь за плечи здоровенной ручищей. Китаи ни за что на свете не позволила бы отцу увидеть, что она дрожит, по крайней мере, не во время самого обычного снегопада, но она все равно к нему прижалась, безмолвно поблагодарив за тепло. Она наблюдала за ним, пока он вглядывался вниз, дожидаясь, когда ветер на время стихнет, и он сможет рассмотреть место, которое алеранцы называли Восковым лесом.

Китаи закрыла глаза, вспоминая это место. Мертвые деревья в несколько слоев покрывал кроуч, густое, вязкое вещество, словно Единственный залил их воском множества свечей. Кроуч был в долине везде, включая землю и большую часть склонов. Тут и там птицы и животные прилипали к нему и лежали, не шевелясь, пока не становились мягкими и не распадались на части, точно мясо, сваренное на небольшом огне. Бледные существа размером с собаку, прозрачные, похожие на пауков, со множеством ног, практически невидимые, прятались в кроуче, в то время как другие бродили по лесу, безмолвные, быстрые и совершенно чуждые.

Китаи вздрогнула от этого воспоминания, но тут же прикусила губу, заставив себя снова замереть на месте. Она подняла голову и взглянула на отца, но он смотрел вниз и сделал вид, будто ничего не заметил.

Долину под ними никогда — сколько помнил ее народ — не покрывал снег. Там всегда, даже зимой, было тепло, словно кроуч, подобно громадному диковинному зверю, согревал воздух жаром своего тела.

Теперь же в Восковом лесу царили лед и гниение. Старые мертвые деревья были покрыты чем-то коричневым и мерзким, похожим на смолу. Земля замерзла, хотя тут и там виднелись участки сгнившего кроуча. Несколько деревьев лежали на земле, а в центре леса упал и развалился курган. Его окутывала такая сильная вонь разложения, что ее почувствовали даже Китаи и ее отец.

Дорога еще некоторое время не шевелился, а затем сказал:

— Нам нужно спуститься и выяснить, что произошло.

— Я уже выяснила, — сказала Китаи.

— Делать это в одиночку было глупо, — нахмурившись, сказал ее отец.

— Из нас троих, находящихся здесь, кто чаще остальных спускался вниз и возвращался оттуда живым?

Дорога фыркнул, и его темные глаза потеплели.

— Может, ты и права. — Улыбка погасла, когда ветер и мокрый снег снова скрыли долину от их глаз. — И что ты обнаружила?

— Мертвых хранителей, — ответила она. — Мертвый кроуч. Тепла нет. Ничто не двигается. Хранители превратились в пустые оболочки. Кроуч рассыпался в пыль, когда я к нему прикасалась. — Она облизнула губы. — И кое-что еще.

— Что?

— Следы, — тихо ответила она. — В дальнем конце, из долины. На запад.

— Какие следы? — проворчал Дорога.

Китаи покачала головой:

— Старые. Может, Мараты или алеранцы. Рядом с ними я нашла много мертвых хранителей. Словно они маршировали и умирали один за другим.

— Чудовище направляется в сторону алеранцев, — прорычал Дорога.

Китаи кивнула, и на ее лице появилось беспокойство.

Дорога посмотрел на нее и спросил:

— Что еще?

— Его сумка. Рюкзак, который мальчишка с равнины потерял в Восковом лесу во время нашего состязания. Я нашла его на тропе рядом с последними мертвыми пауками, на нем еще оставался его запах. Начался дождь. И я потеряла след.

Лицо Дороги потемнело.

— Мы расскажем хозяину долины Кальдерон. Это может ничего не значить.

— А может значить. Я пойду, — сказала Китаи.

— Нет, — заявил Дорога.

— Но, отец…

— Нет, — повторил он жестче.

— А что, если оно его ищет?

Ее отец помолчал немного, а потом ответил:

— Твой алеранец умный. Быстрый. И в состоянии о себе позаботиться.

— Он маленький. И глупый. И ужасно меня раздражает, — с хмурым видом возразила Китаи.

— Храбрый. Бескорыстный.

— Слабый. В нем даже нет волшебства его народа.

— Он спас тебе жизнь, — напомнил ей Дорога.

Китаи нахмурилась еще сильнее.

— Да. Он меня раздражает.

— Даже лев сначала бывает детенышем, — улыбнувшись, сказал Дорога.

— Я могла бы сломать его пополам, — прорычала Китаи.

— Сейчас — возможно.

— Я его презираю.

— Сейчас — возможно.

— Он не имел права.

— Это не ему было решать, — покачав головой, сказал Дорога.

Китаи сложила на груди руки и заявила:

— Я его ненавижу.

— И поэтому хочешь предупредить его об опасности.

Китаи покраснела так сильно, что краска залила ее щеки и шею. Ее отец сделал вид, будто ничего не заметил.

— Сделанного не воротишь, — сказал он, повернулся к дочери и положил свою громадную руку на ее щеку, затем наклонил голову, разглядывая ее. — Мне нравятся его глаза, когда он на тебя смотрит. Они точно изумруды. Или молодая трава.

Китаи почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы. Она закрыла их и поцеловала руку отца.

— Я хотела лошадь.

Дорога громко, раскатисто расхохотался.

— Твоя мать хотела льва, а получила лиса. Она никогда об этом не жалела.

— Я хочу, чтобы это ушло.

Дорога, продолжая обнимать Китаи, зашагал к гарганту.

— Это не уйдет. Ты должна встать на стражу и наблюдать.

— Я не хочу.

— Так принято у нашего народа, — напомнил ей Дорога.

— Я не хочу.

— Упрямое отродье. Ты останешься здесь до тех пор, пока в голове у тебя не прояснится.

— Я не отродье, отец.

— А ведешь себя именно так. Ты останешься с Сабот-га.

Они подошли к гарганту, и Дорога без видимого усилия подбросил дочь вверх по седельной веревке.

Китаи забралась на широкую спину гарганта.

— Но, отец…

— Нет, Китаи. — Он устроился позади нее и щелкнул языком. Гаргант спокойно поднялся и начал пятиться по тропе, по которой они сюда пришли. — Тебе запрещено туда идти. Это решено.

Китаи молча ехала, сидя за спиной отца, повернув голову на запад и подставив взволнованное лицо ветру.

* * *

Старая рана беспокоила Майлса, когда он тяжело спускался по винтовой лестнице в самое сердце земли, расположенное под дворцом Первого лорда, но он не обращал на нее внимания. Не стихающая пульсирующая боль в левом колене занимала его не больше, чем уставшие нога или натруженные за целый день тяжелых занятий мышцы плеч и рук. Он о них не думал, и его лицо оставалось холодным и неумолимым, напоминая видавший виды меч на поясе.

Все это беспокоило его гораздо меньше, чем предстоящий разговор с самым могущественным человеком мира.

Майлс добрался до комнатки у основания лестницы и взглянул на свое искаженное изображение в тщательно отполированном щите, висящем на стене. Он поправил свою красно-голубую куртку — это были цвета Королевской гвардии — и попытался пригладить всклокоченные волосы.

Рядом с закрытой дверью на скамейке сидел юноша, нескладный и долговязый, совсем недавно повзрослевший, в слишком коротких брюках и куртке, из которых торчали лодыжки и запястья. Темные волосы падали на лицо, на коленях лежала раскрытая книга. И хотя палец юноши уткнулся в строку, он явно спал.

Майлс остановился и пробормотал:

— Академ.

Юноша подскочил со сна, и книга упала на пол. Мальчик выпрямился, заморгал и, заикаясь, пробормотал:

— Да, сир… что… ах да. Сэр?

Майлс положил руку юноше на плечо, прежде чем тот успел вскочить.

— Полегче, приятель. Итоговые экзамены на носу, да?

Юноша покраснел и, опустив голову, наклонился, чтобы поднять учебник.

— Да, сэр Майлс. А мне в последнее время не удается выспаться.

— Я знаю, — ответил Майлс. — Он все еще там?

Юноша снова кивнул:

— Насколько мне известно, сэр. Мне сообщить о вас?

— Пожалуйста.

Юноша встал, расправил серую форму академа и поклонился. Затем тихонько постучал в дверь и открыл ее.

— Сир, — сказал он. — К вам пришел сэр Майлс.

Наступило долгое молчание, затем мягкий голос ответил:

— Спасибо, академ. Пусть войдет.

Майлс вошел в покои для медитаций Первого лорда, а мальчик закрыл за ним звуконепроницаемую дверь. Майлс опустился на одно колено и склонил голову, дожидаясь, когда Первый лорд обратит на него внимание.

Гай Секстус, Первый лорд Алеры, высокий мужчина с суровым лицом и усталыми глазами, стоял посреди выложенного плиткой пола. Хотя владение магией воды позволяло Гаю выглядеть так, будто ему около пятидесяти лет, Майлс знал, что ему почти в два раза больше. Его волосы, когда-то темные и роскошные, за последний год заметно поседели.

На плитках под ногами Гая переливались разные цвета, возникали и пропадали постоянно меняющиеся картины. Майлс узнал часть южного побережья Алеры, возле Парции, которое замерло на мгновение, и тут же его на его месте появились горные пустоши, находившиеся на дальнем севере, у Защитной стены.

Гай покачал головой и, помахав рукой в воздухе перед собой, пробормотал:

— Хватит.

Цвета погасли, и плитки превратились в самые обычные серые плитки пола. Гай повернулся и, тяжело вздохнув, опустился в кресло, стоящее у стены.

— Что-то ты сегодня поздно не спишь, капитан.

Майлс встал.

— Я был в цитадели и решил с вами поздороваться, сир.

— Ты спустился на пятьсот ступенек, чтобы со мной поздороваться? — удивленно спросил Гай.

— Я их не считал, сир.

— И если я не ошибаюсь, тебе предстоит на рассвете провести инспекцию нового отряда легионов. У тебя почти не осталось времени на сон.

— Да уж. Почти столько же, сколько у вас, милорд.

— Ха, — только и сказал Гай, затем потянулся и взял со стола, стоящего возле кресла, бокал вина. — Майлс, ты солдат, а не дипломат. Говори, что тебя привело.

Майлс вздохнул и кивнул.

— Спасибо. Вы мало спите, Секстус. На церемонии открытия Зимнего фестиваля вы будете выглядеть так, будто вас пожевал гаргант. Вам пора в постель.

Первый лорд отмахнулся от него.

— Может, скоро я туда отправлюсь.

— Нет, Секстус, вам не удастся от меня отмахнуться. Вы проводите здесь каждую ночь вот уже три недели, и это становится заметно. Вам необходимы мягкая постель, теплая женщина и отдых.

— К сожалению, я вряд ли получу что-нибудь из твоего списка.

— Проклятье, — заявил Майлс, сложил на груди руки и расставил ноги. — Вы — Первый лорд Алеры и можете получить все, что пожелаете.

В глазах Гая появилось удивление, приправленное гневом.

— Моя постель вряд ли будет теплой, пока в ней находится Кария, Майлс. Ты же знаешь, какие у нас отношения.

— А чего вы ожидали? Вы женились на глупом ребенке, Секстус. Она думала, будто ей предстоит эпический роман, а обнаружила, что получила вместо прекрасного принца высушенного старого паука, интересующегося только политикой.

Гай поджал губы, и теперь гнев в его глазах было уже ни с чем не спутать. Каменный пол у него под ногами заволновался, и стол рядом с креслом покачнулся.

— Как ты смеешь так со мной разговаривать, капитан?

— По вашему приказу, милорд. Но прежде чем вы меня прогоните, подумайте хорошенько. Если бы я не был прав, разве мои слова вызвали бы у вас такой гнев? Если бы вы так не устали, показали бы вы мне, что они вас разозлили? Вы сумели бы это скрыть.

Пол успокоился, и взгляд Гая стал еще более усталым и менее сердитым. Майлс почувствовал, как его охватывает разочарование. В прежние времена Первый лорд так легко не поддался бы усталости.

Гай сделал еще глоток вина и сказал:

— А что, по-твоему, я должен сделать, Майлс? Скажи мне.

— Постель, — ответил Майлс. — Женщина. Сон. Фестиваль начинается через четыре дня.

— Кария запирает дверь и не впускает меня.

— В таком случае заведите любовницу, — сказал Майлс. — Проклятье, Секстус, вам нужно расслабиться, а королевству требуется наследник.

— Нет, — поморщившись, сказал Первый лорд. — Возможно, я себя плохо вел с Карией, но я не стану унижать ее и заводить любовницу.

— Тогда добавьте в ее вино афродин и хорошенько ее отделайте, вы же мужчина.

— Я и не знал, что ты такой романтик, Майлс.

Солдат фыркнул.

— Вы так напряжены, что воздух вокруг вас трещит, когда вы начинаете двигаться. А стоит вам пройти по комнате, как огонь в камине разгорается в два раза сильнее. Даже фурия столицы чувствует это, а вам совсем не нужно, чтобы верховные лорды, которые приедут на фестиваль, догадались, что вас что-то беспокоит.

Гай несколько мгновений хмуро разглядывал свое вино, а потом сказал:

— Ко мне снова вернулись те сны, Майлс.

Беспокойство пронзило Майлса, точно физическая боль, но он постарался скрыть его и не показать своих чувств Первому лорду.

— Сны. Вы же не ребенок, чтобы бояться снов, Секстус.

— Это больше, чем обычные кошмары, Майлс. Рок посетит Зимний фестиваль.

Майлс заставил себя заговорить так, чтобы в его голосе прозвучало презрение.

— Вы стали предсказателем, сир, вы предвидите смерть?

— Не обязательно смерть, — ответил Гай. — Я употребил старое слово. Рок. Судьба. Фатум. Вместе с приближением Зимнего фестиваля к нам приближается Рок, и я не могу разглядеть, что прячется за его спиной.

— Нет никакой судьбы, — заявил Майлс. — Ваши сны появились два года назад, но королевство продолжает существовать, и никакие силы его не уничтожили.

— Благодаря одному упрямому подпаску и отваге гольдеров. Мы чудом спаслись. Но если тебе не подходит слово «судьба», можешь назвать это часом отчаяния, — сказал Гай. — История полна такими мгновениями. Моментами, когда судьба тысяч людей находится в равновесии, которое легко нарушить в ту или иную сторону руками и волей тех, кто готов это сделать. Трагический час приближается. Нынешний Зимний фестиваль изменит путь королевства, и будь я проклят если я знаю как. Но он приближается, Майлс, приближается.

— В таком случае мы с этим справимся, — сказал Майлс. — Но будем разбираться с проблемами по очереди.

— Именно, — сказал Гай, встал со своего кресла и вернулся на мозаичные плитки, позвав за собой Майлса. — Давай я тебе покажу.

Майлс нахмурился, глядя, как Первый лорд снова провел рукой над плитками. Он уловил тихий шепот могущества, наполнивший плитки, фурии со всех концов страны ответили на призыв Первого лорда. На полу появилась созданная фуриями разноцветная карта, и вскоре у Майлса возникло ощущение, будто он превратился в великана, стоящего над призрачным образом цитадели Алеры-империи, столицы Алеры. У него закружилась голова, когда картинка затуманилась и умчалась на запад, в сторону великолепной холмистой долины Амарант, перебралась через черные горы и остановилась на побережье. Она набрала цвет, стала четче, превратившись в живое изображение моря, где бушевал яростный шторм.

— Вот, смотри, — сказал Гай. — Восьмой ураган за эту весну.

Майлс в благоговении помолчал несколько мгновений, а потом вздохнул.

— Какой ужасный.

— Да. Но не самый худший. Они делают их все страшнее и страшнее.

Майлс резко вскинул голову и посмотрел на Первого лорда.

— Кто-то напускает на нас эти шторма?

Гай кивнул.

— Думаю, шаманы канимов. Прежде они никогда не демонстрировали такой силы на море. Посол Варг, естественно, все отрицает.

— Лживый пес, — возмутился Майлс. — А почему бы вам не попросить помощи у верховных лордов с побережья? Если объединить усилия нескольких магов ветра, можно остановить шторма.

— Они уже нам помогают, — тихо ответил Гай. — Хотя и не знают этого. Я постарался сломать шторму хребет и предоставил верховным лордам защищать свои территории, когда с бурями стало можно справиться.

— Тогда попросите дополнительной помощи, — предложил Майлс. — Не сомневаюсь, что Рива и Плацида смогут отправить в прибрежные города магов воздуха.

Гай взмахнул рукой, и карта затуманилась, а на полу появилось изображение северных земель королевства и надежная гладкая каменная Защитная стена. Майлс нахмурился и наклонился вперед, вглядываясь в картинку. На расстоянии нескольких лиг от стены он увидел движущиеся фигурки, окутанные покрывалом тонкого снега. Он попытался их сосчитать, но быстро сообразил, что их там слишком много.

— Ледовики. Но они же много лет вели себя тихо!

— Теперь это не так, — сказал Гай. — Они собираются в огромных количествах. Антиллус и Фригия уже отразили два нападения на Защитную стену, но ситуация с каждым днем ухудшается. Весенняя оттепель задержалась, и нас ждет плохой урожай. Значит, южане будут рассчитывать, что города, расположенные вдоль Стены, помогут им с продовольствием, а учитывая нынешнее напряженное положение, из-за этого могут возникнуть новые проблемы.

Майлс нахмурился еще сильнее.

— Если шторма будут продолжаться, урожая в южных землях не видать.

— Совершенно верно, — подтвердил Гай. — Северные города будут голодать, а южане не готовы к наступлению ледовиков, которые обязательно попытаются перебраться через Стену.

— А может так быть, что канимы и ледовики действуют заодно? — спросил Майлс.

— Только не это! — вскричал Гай. — Будем надеяться, это всего лишь совпадение.

Майлс заскрипел зубами.

— А тем временем Аквитейн изо всех сил старается внушить всем, будто причина несчастий в вашей неспособности управлять страной.

Гай криво улыбнулся.

— В некотором смысле Аквитейн приятный, хотя и опасный противник. Он действует напрямик. Меня гораздо больше беспокоят Родес, Калар и Форция. Они перестали отправлять жалобы в Сенат. И это вызывает у меня подозрения.

Солдат кивнул. Он несколько мгновений молчал, чувствуя, как беспокойство, с которым он справился чуть раньше, набирает силу.

— Я этого не знал.

— Никто не обратил на это внимания. Я вообще сомневаюсь, что кто-то владеет полной информацией, чтобы понимать серьезность наших проблем, — сказал Гай, снова провел рукой над мозаичными плитками, и призрачная карта исчезла. — И так должно быть и дальше. В королевстве сложилась взрывоопасная ситуация, Майлс. Паника или один-единственный неверный шаг могут привести к вражде между городами, и тогда Алера останется незащищенной и может пасть от рук канимов или ледовиков.

— Или Маратов, — добавил Майлс, уже не пытаясь скрыть горечь, прозвучавшую в голосе.

— На этот счет я не беспокоюсь. Новый граф Кальдерона сумел установить дружеские отношения с несколькими самыми крупными племенами Маратов.

Майлс кивнул, но больше не стал ничего говорить про Маратов.

— У вас очень много забот.

— Да, все, о чем я тебе сказал, и кое-что еще, — подтвердил Гай. — Обычное давление со стороны Сената, Лиги Дианы, Союза работорговцев и Торгового консорциума. Многие считают принятый мной закон о возрождении Королевского легиона признаком слабости или даже слабоумия. — Он вздохнул. — Тем временем королевство рассуждает о том, что это моя последняя зима, а я так и не назначил наследника, который займет мое место. В то же время верховные лорды, вроде Аквитейна, судя по всему, готовы захватить трон и, если понадобится, пролить реки крови.

Майлс молча обдумывал его слова.

— Проклятье.

— Ммм, — протянул Гай. — Да уж, будем решать проблемы по очереди, по мере поступления.

На мгновение он показался Майлсу очень старым и измученным. Майлс смотрел, как старик закрыл глаза, придал лицу спокойное выражение, расправил уставшие плечи и заговорил ровным, уверенным голосом:

— Мне нужно последить за штормом еще пару часов. Я посплю, сколько смогу, Майлс. Но у меня мало времени.

— Я плохо подумал, когда говорил те слова, сир, — склонив голову, сказал солдат.

— Но зато был честен. Мне не следовало на тебя сердиться. И я приношу тебе свои извинения, Майлс.

— Не стоит, сир.

Гай тяжело вздохнул и кивнул.

— Ты можешь кое-что для меня сделать, капитан?

— Разумеется.

— Удвой на время фестиваля стражу, охраняющую цитадель. У меня нет никаких точных сведений, но вполне возможно, кто-нибудь попытается прибегнуть к дипломатии кинжала во время праздника. В особенности теперь, когда с нами нет Фиделиаса. — На лицо Первого лорда набежала тень, когда он произнес эти слова, и Майлс испытал к нему сострадание. — Он знает почти все проходы в цитадель и дворец.

Майлс посмотрел ему в глаза и кивнул.

— Я об этом позабочусь, сир.

Гай опустил руку. Майлс посчитал его жест за разрешение уйти и направился к двери. Но остановился на пороге и оглянулся через плечо.

— Отдохните. И подумайте о том, что я сказал вам о прямом наследнике, Секстус, прошу вас. Это решило бы многие ваши проблемы.

— Я об этом думаю, больше я тебе ничего не могу сказать.

Майлс низко поклонился, повернулся и открыл дверь. В комнату тут же ворвался громкий, раскатистый звук, и Майлс заметил:

— Ваш паж очень громко хранит.

— Не будь к нему слишком строг, — сказал Гай. — Его растили, чтобы он стал пастухом.

ГЛАВА 1

Тави заглянул за угол спален для мальчиков, расположенных в центральном дворе Академии, и сказал юноше, стоявшему рядом с ним:

— У тебя опять такое же выражение лица.

Эррен Патронус Вилиус, молодой человек всего пяти футов роста, тощий, бледный и темноглазый, принялся теребить край своего развевающегося форменного плаща серого цвета.

— Какое выражение?

Тави отошел от угла и тоже принялся теребить свою форму. Складывалось впечатление, что, как бы старательно портниха ни перешивала его форму, тело Тави опережало ее на пару шагов. Она плотно обтягивала его плечи и грудь, а рукава не доходили до запястий.

— Знаешь, Эррен, такое выражение появляется на твоем лице всякий раз, когда ты собираешься дать кому-то совет.

— На самом деле такое выражение появляется у меня, когда я собираюсь дать совет, хотя точно знаю, что его проигнорируют. — Эррен тоже выглянул из-за угла и добавил: — Тави, они там все собрались. Лучше нам уйти. К столовой другой дороги нет, и они нас обязательно увидят.

— Там не все, — настаивал на своем Тави. — Близнецов нет.

— Нет. Только Бренсис, Ренцо и Вариен. И любой из них без труда спустит с нас обоих шкуру.

— Мы можем оказаться сильнее, чем они думают, — возразил Тави.

Его товарищ вздохнул.

— Тави, это всего лишь дело времени, они обязательно кого-нибудь обидят. Возможно, очень сильно.

— Они не посмеют, — сказал Тави.

— Они — граждане, Тави. А мы с тобой — нет. Все очень просто.

— Все совсем не так просто.

— Ты что, не слушаешь на уроках истории? — поинтересовался Эррен. — Конечно, все именно так просто. Они скажут, что произошел несчастный случай, и они ужасно сожалеют. Это если дело вообще дойдет до суда. Магистрат заставит их заплатить штраф твоим родным. А ты тем временем лишишься глаз или ног.

Тави сжал зубы и собрался выйти из-за угла.

— Я не желаю пропускать завтрак. Я просидел в цитадели всю ночь, он дюжину раз заставил меня бегать по этой проклятой лестнице, и если я не поем, то сойду с ума.

Эррен схватил его за руку. Шнурок на его форме с тремя бусинами — белой, голубой и зеленой — заскользил по тощей груди. Три бусины означали, что преподаватели Академии пришли к выводу, что Эррен практически не обладает даром мага фурий.

Разумеется, у него было на три бусины больше, чем у Тави.

Эррен встретился глазами с Тави и тихо сказал:

— Если ты пойдешь туда один, это будет настоящим безумием. Прошу тебя, давай подождем еще немного.

Именно в этот момент прозвучал третий колокол, три долгих глухих удара. Тави поморщился, глядя на колокольню.

— Последний колокол. Если мы не пойдем сейчас, у нас не останется времени, чтобы поесть. Нужно правильно рассчитать, и тогда нам удастся пройти мимо них, когда кто-нибудь будет выходить из столовой. Может, они нас не заметят.

— Я не понимаю, куда подевался Макс, — сказал Эррен.

Тави снова огляделся по сторонам.

— Понятия не имею. Я ушел во дворец перед комендантским часом, а утром я обратил внимание на то, что он не ложился спать.

— Значит, снова болтался где-то всю ночь, — пробормотал Эррен. — Не знаю, как он собирается сдавать экзамены, если будет продолжать в том же духе. Даже я не смогу ему помочь.

— Ты же знаешь Макса, — заметил Тави. — Он не думает о будущем. — Желудок Тави сжался от голода и принялся бурно протестовать. — Так, все, — сказал он. — Пора. Ты идешь со мной или нет?

Эррен закусил губу и покачал головой.

— Я не настолько хочу есть. Увидимся на занятиях?

Тави почувствовал разочарование, но хлопнул Эррена по руке. Он понимал его нежелание ввязываться в драку. Эррен вырос в тихом доме своих родителей, среди книг и таблиц, и его выдающиеся способности к математике и память значительно превосходили слабый дар магии. До Академии Эррену не приходилось сталкиваться с холодной, мелочной жестокостью, с которой сильные молодые маги, имевшие собственных фурий, обращались с теми, кого считали ниже себя.

Тави же, в отличие от него, приходилось сталкиваться с этой проблемой всю свою жизнь.

— Увидимся на занятиях, — сказал он Эррену.

Тот принялся теребить шнур на форме перепачканными в чернилах пальцами.

— Уверен?

— Не волнуйся. Со мной все будет хорошо.

С этими словами Тави завернул за угол и зашагал через двор в сторону столовой.

Через пару секунд он услышал торопливые шаги у себя за спиной, и вскоре его догнал запыхавшийся Эррен, на лице которого застыло испуганное и одновременно решительное выражение.

— Мне следует больше есть, — заявил он. — Тогда я вырасту.

Тави ухмыльнулся, и они пошли дальше вместе.

Весеннее солнце, более теплое, чем горный воздух, окружавший столицу Алеры, заливало двор Академии, который представлял собой роскошный сад с дорожками, выложенными гладким белым камнем. Ранние цветы на фоне зеленой травы радовали глаз после зимних холодов, их яркие красные и синие головки расцвечивали двор. Студенты в серой форме, устроившиеся на скамейках, разговаривали, читали, ели завтраки. Птички резвились в лучах солнца, сидели на скатах крыш, словно диковинные украшения, потом бросались вниз, увидев какое-нибудь насекомое, выбравшееся из своего укрытия, чтобы полакомиться крошками, просыпанными не слишком аккуратными академами.

Мирная, простая картина, необыкновенно красивая, несмотря на все, что происходило за пределами могущественной столицы Алеры.

Тави ее ненавидел.

Калар Бренсис-младший и его дружки стояли на своем обычном месте у фонтана, у самого входа в столовую. Тави хватило одного взгляда, чтобы у него испортилось настроение. Бренсис был высоким красивым молодым человеком, с узким лицом и царственными манерами. Длинные волосы — по последней моде, принятой в южных городах, а особенно в его родном Каларе, — ниспадали роскошными локонами на плечи. Форма из великолепной ткани была сшита специально для него и украшена вышивкой из золотой нити. Шнур сверкал полудрагоценными камнями — Бренсис не опускался до бусин из простого стекла, — по одной на каждую область магии: красная, голубая, зеленая, коричневая, белая и серебряная.

Когда Тави и Эррен подошли к фонтану, группа студентов из Парции, чья золотисто-коричневая кожа блестела в лучах утреннего солнца, оказалась между ними и бандой головорезов. Тави пошел быстрее. Им нужно было остаться незамеченными еще несколько шагов.

Им не повезло. Бренсис встал со скамейки, стоявшей у фонтана, и его губы искривились в широкой радостной ухмылке.

— Так-так, — сказал он. — Маленький писец и его приятель урод вышли прогуляться. Не уверен, что урода пустят в столовую, если ты не наденешь на него ошейник с поводком, писаришка.

Тави даже не посмотрел в сторону Бренсиса, продолжая идти вперед и не замедляя шага. Существовала вероятность того, что, если он притворится, будто не видит Бренсиса, тот оставит его в покое.

Однако Эррен остановился и с хмурым видом посмотрел на Бренсиса. Облизнув губы, он заявил ледяным тоном:

— Он не урод.

Улыбка Бренсиса стала еще шире, и он подошел поближе.

— Конечно, урод, писаришка. Любимая обезьянка Первого лорда. Он его повеселил своими трюками, и теперь Гай желает демонстрировать его всем, точно дрессированное животное.

— Эррен, пойдем, — позвал приятеля Тави.

Неожиданно глаза Эррена заблестели, а нижняя губа начала дрожать. Но он поднял подбородок и не отвел от Бренсиса взгляда.

— О-он не урод, — повторил мальчик.

— Значит, по-твоему, получается, что я вру? — спросил Бренсис, его улыбка стала злобной, и он принялся сжимать и разжимать кулаки.

Тави сжал зубы, пытаясь успокоиться. Его возмущало, что идиоты вроде Бренсиса с такой легкостью и безнаказанностью демонстрируют всем свою силу, в то время как приличные люди, такие как Эррен, постоянно страдают от их выходок. Судя по всему, Бренсис не собирался пропускать их в столовую.

Тави посмотрел на Эррена и покачал головой. Мальчик никогда бы здесь не оказался, если бы не решил последовать за ним. И Тави чувствовал свою ответственность за то, что с ним могло произойти. Он повернулся к Бренсису и сказал:

— Бренсис, пожалуйста, оставь нас в покое. Мы всего лишь хотим позавтракать.

Бренсис приложил руку к уху, и на его лице появилось притворное удивление.

— Вы что-нибудь слышали, ребята? Вариен, ты слышал?

Один из прихвостней Бренсиса, стоявший у него за спиной, встал и двинулся в их сторону. Вариен был среднего роста, приземистый и плотный. Его форма была сшита не из такой великолепной ткани, как у Бренсиса, но все равно более дорогой, чем форма Тави. Из-за лишнего жира лицо Вариена казалось слишком злым и испорченным, а тонкие, словно у ребенка, светлые волосы, в отличие от волос Бренсиса, свисали безжизненными прядями. Шнур на его форме украшало несколько бусин белого и зеленого цвета, которые каким-то непостижимым образом отвратительно сочетались с его карими глазами грязного оттенка.

— Кажется, я слышал, как пищала крыса.

— Может, и крыса, — с серьезным видом заявил Бренсис. — Ну хорошо, писаришка, что ты предпочитаешь — землю или воду?

Эррен с трудом сглотнул и сделал шаг назад.

— Послушайте, мне проблемы ни к чему.

Бренсис прищурился и принялся на него наступать. Схватив его за форму, он повторил:

— Земля или вода, ты, жалкий поросенок?

— Земля, милорд, — вмешался Вариен, и в его глазах загорелись злобные искры. — Закопай его по самую шею в землю, и пусть его умные мозги немного прожарятся на солнышке.

— Отпусти меня! — крикнул Эррен, и в его голосе появились панические нотки.

— Значит, земля, — заявил Бренсис, указал рукой вниз, и земля у него под ногами зашевелилась, задрожала, ожила.

Несколько мгновений ничего не происходило, затем земля зашевелилась сильнее, стала мягче, появился пузырь, рожденный смешением магии воды и земли, раздался влажный булькающий звук.

Тави огляделся по сторонам в надежде на помощь, но вокруг никого не оказалось. Мимо не проходил ни один наставник, а никто из других студентов, за исключением Макса, не решался выступить против Бренсиса, когда тот развлекался за чужой счет.

— Подожди! — выкрикнул Эррен. — Прошу тебя, у меня нет других ботинок!

— В таком случае, — заявил Бренсис, — твоей семейке придется еще одно поколение копить деньги, чтобы прислать кого-нибудь сюда на обучение.

Тави понял, что должен отвлечь внимание Бренсиса от Эррена, но не смог придумать ничего лучше, как наклониться, взять горсть земли и швырнуть тому в глаза.

Молодой каларанин удивленно вскрикнул, когда земля попала ему в лицо. Бренсис стер ее и с изумлением уставился на свои грязные пальцы. Студенты, наблюдавшие за этой сценкой, принялись тихонько хихикать, но, когда Бренсис повернулся к ним, опустили глаза и спрятали ухмылки, закрыв лица руками. Бренсис окинул Тави хмурым взглядом, и в его глазах загорелась лютая злоба.

— Идем, Эррен, — позвал Тави и толкнул мальчика себе за спину, направляясь в сторону столовой.

Эррен споткнулся, но в следующее мгновение бросился к двери. Тави собрался последовать за ним, стараясь не поворачиваться к Бренсису спиной.

— Ты, — прорычал Бренсис, — как ты посмел?

— Успокойся, Бренсис, — сказал Тави. — Эррен не сделал тебе ничего плохого.

— Тави, — прошипел Эррен, и Тави услышал в его тоне предупреждение.

Тави почувствовал, что у него за спиной кто-то стоит, и отскочил в сторону, успев увернуться от кулака второго дружка Бренсиса, Ренцо.

Ренцо был огромным. Везде. Вверху, внизу, посередине. Словно его строили, как сарай или склад — большой, просторный и без прикрас. У него были темные волосы и намек на бороду, крошечные глазки терялись на квадратном лице. Форма Ренцо из самой обычной ткани была такого размера, что на нее пошло больше материала, чем на любую другую. Шнур на ней украшали только коричневые бусины, зато в огромном количестве. Он сделал еще один шаг в сторону Тави и выбросил вперед громадный кулак.

Тави удалось увернуться и от этого удара, и он крикнул:

— Эррен, найди маэстро Галлуса!

Эррен вскрикнул, и Тави, обернувшись через плечо, увидел, что Вариен схватил мальчика за плечи и больно их сжал.

Тави отвлекся на них и не сумел избежать следующего выпада Ренцо, который схватил его и без всяких церемоний швырнул в фонтан.

Тави плюхнулся в воду и задохнулся от холода. Пару мгновений он размахивал руками, пытаясь определить, где верх, а где низ, и вскоре, отплевываясь, сел на дно — вода в фонтане не достигала и двух футов.

Бренсис стоял около фонтана, и земля сыпалась с его щеки, пачкая роскошную форму. На красивом лице появилось сердитое выражение, он поднял руку и лениво пошевелил кистью.

Вода вокруг Тави заволновалась, словно по собственной воле. Пар и обжигающий жар поднимались над ее поверхностью, и Тави задохнулся, потом поднял одну руку, чтобы защитить глаза, а другой опирался о дно. Пар и жар исчезли так же внезапно, как и возникли.

Неожиданно Тави понял, что не может пошевелиться. Он огляделся по сторонам и увидел, что облако пара рассеялось, а вода в фонтане превратилась в крепкий лед. Тут же его тело сковал жуткий холод, и он попытался сделать вдох.

— К-как, — пробормотал он, глядя на Бренсиса, — как ты это сделал?

— Использовал магию, урод, — ответил Бренсис. — Разве ты не знал, что магия огня нужна для того, чтобы создавать жар. А я только что убрал из воды все тепло, которое в ней было. Разумеется, это новый, продвинутый метод. Впрочем, я не надеюсь, что ты поймешь, как он работает.

Тави оглядел двор. Вариен продолжал крепко держать Эррена, и тот делал короткие, мучительные вдохи. Большинство студентов, наблюдавших за происходящим, ушли. Из полудюжины оставшихся никто не смотрел на фонтан, всех вдруг страшно заинтересовали их книги, завтраки и устройство крыш, расположенных на территории кампуса зданий.

В тело Тави начал вгрызаться холод, словно у него отросли острые клыки. В руках и ногах пульсировала боль, ему было тяжело дышать. Сердце отчаянно колотилось в груди, ему стало страшно.

— Бренсис, — начал Тави, — не делай этого. Маэстро…

— Им на тебя плевать, урод. — Бренсис спокойно разглядывал Тави. — Я старший сын верховного лорда Алеры. Ты — никто. И ничто. Неужели ты до сих пор этого не понял?

Тави знал, что Бренсис пытается его оскорбить и разозлить и сознательно выбрал именно такие слова. Он понимал, что тот им манипулирует, но это не имело значения, его слова причинили ему боль. Большую часть своей жизни Тави мечтал о том, как он уедет из стедгольда тети и дяди, отправится в Академию и, несмотря на полное отсутствие способностей к магии, сумеет сделать карьеру.

Ему было так холодно, что слова давались с трудом, но он все равно сказал:

— Бренсис, мы оба получим взыскание за это, если нас увидит кто-нибудь из наставников. Выпусти меня. Извини, что я бросил в тебя землю.

— Извинить тебя? Можно подумать, мне до этого есть дело, — заявил Бренсис. — Ренцо.

Ренцо размахнулся и ударил Тави по лицу. Его пронзила острая боль, он почувствовал, что Ренцо разбил ему губы и во рту появился привкус крови. Гнев победил страх, и он крикнул:

— Вороны тебя забери, Бренсис! Оставь нас в покое!

— У него еще остались зубы, Ренцо, — заметил Бренсис.

Ренцо молча ударил Тави, на этот раз еще сильнее. Тави попытался отвернуть голову, чтобы избежать кулака, но лед его крепко держал, и у него ничего не получилось. От боли на глаза навернулись слезы, которые он в отчаянии старался сдержать.

— Отпусти его! — задыхаясь, выкрикнул Эррен, но никто не обратил на него внимания.

У Тави отчаянно болели руки и ноги, и он почувствовал, что у него онемели губы. Он попытался позвать на помощь, но лишь что-то пролепетал, и никто не пришел к нему на выручку.

— Ладно, урод, — заявил Бренсис, — ты хотел, чтобы я оставил тебя в покое. Думаю, я так и поступлю. Я навещу тебя после ужина, посмотрим, что ты мне тогда скажешь.

Тави поднял голову и увидел надежду на спасение, но ему требовалось отвлечь внимание Бренсиса. Он уставился на него и что-то тихонько прорычал.

Бренсис склонил голову набок и сделал шаг вперед.

— Что ты сказал?

— Я сказал, — прохрипел Тави, — что ты жалок. Ты испорченный маменькин сынок, который боится тех, кто сильнее. Ты вяжешься к таким, как мы с Эрреном, ибо ты слабак. Ты ничтожество.

Бренсис прищурился и наклонился вперед.

— Знаешь что, урод, мне нет никакой необходимости оставлять тебя в покое. — Он положил одну руку на лед, и тот сразу же начал с глухим стоном ломаться и сдвигаться с места.

Тави почувствовал острую боль в плече, сильнее прежней.

— Если хочешь, — продолжал Бренсис, — я могу с тобой остаться.

— Бренсис! — завопил Вариен.

Тави вытянулся вперед и сказал:

— Валяй, маменькин сынок. Давай, сделай это. Чего ты боишься?

В глазах Бренсиса вспыхнула ярость, и лед еще немного сдвинулся.

— Ты сам напросился, дрянь.

Тави сжал зубы, чтобы не закричать от боли.

— Доброе утро! — раздался громкий веселый голос.

Крупный, мускулистый парень с короткой легионерской стрижкой остановился за спиной Бренсиса и схватил его за ворот куртки и длинные волосы. Недолго думая, он засунул его голову в лед, с силой ударив лбом о твердую поверхность рядом с Тави. Затем юноша так же легко вытащил Бренсиса и отшвырнул от фонтана; молодой лорд, словно безвольная марионетка, растянулся на траве.

— Макс! — крикнул Эррен.

Ренцо размахнулся, собираясь ударить Макса по шее, но тот нырнул под его руку и ударил его в живот. Ренцо выдохнул и покачнулся, а Макс схватил его за руку и отбросил к Бренсису, рядом с которым он и улегся на землю.

Макс посмотрел на Вариена и прищурился.

Вариен побледнел, выпустил Эррена и, выставив перед собой руки, начал медленно пятиться назад. Они с Ренцо подняли оглушенного Бренсиса на ноги, и все трое ретировались с поля боя. Когда они отправились восвояси, собравшиеся академы принялись возбужденно перешептываться.

— Фурии, Кальдерон, — крикнул Макс достаточно громко, чтобы его услышали все, кто не был глухим. — Я такой неуклюжий сегодня утром. Посмотрите, что случилось! Я нечаянно налетел на эту парочку.

Затем, не говоря больше ни слова, он подошел к фонтану, изучая положение, в котором оказался Тави. Макс кивнул головой, сделал глубокий вдох и сосредоточенно прищурился. Затем он размахнулся и ударил кулаком в лед рядом с Тави. По всей поверхности побежала паутина трещин, и осколки ужалили Тави в немеющее тело. Макс нанес еще несколько ударов кулаком, и его усиленная магией рука смогла разбить лед, державший Тави. Через полминуты Тави почувствовал, что лед расступился, и Эррен с Максом вытащили его из фонтана на землю.

Тави полежал пару мгновений, пытаясь отдышаться. У него продолжали стучать зубы, холод сковал конечности, говорить он не мог.

— Проклятье, — лениво выругался Макс и принялся растирать руки и ноги Тави. — Он чуть не замерз насмерть.

Тави почувствовал, что он уже может пошевелить руками и ногами, когда огненные иголки боли начали вонзаться ему в тело. Как только он смог говорить, он с трудом выдавил из себя:

— Макс, остановись, забудь про это. Отведи меня в столовую, на завтрак.

— Завтрак? — удивленно переспросил Макс. — Ты шутишь, Кальдерон?

— Даже если после этого я умру, я хочу нормально позавтракать.

— Ну, в таком случае с тобой все будет в порядке, — заметил Макс и начал поднимать Тави с земли. — Кстати, спасибо, что отвлек его, чтобы я смог ему как следует врезать. А что случилось?

— Б-Бренсис, — выдавил из себя Тави. — Снова.

Эррен с мрачным видом кивнул.

— Он опять собрался закопать меня в землю по самую шею, а Тави швырнул ему в лицо пригоршню земли.

— Ха! — вскричал Макс. — Жаль, я этого не видел.

Эррен прикусил губу, затем, прищурившись, посмотрел на Макса и сказал:

— Если бы ты не болтался где-то всю ночь, может, ты бы и увидел.

Старший академ покраснел. Тави подумал, что Антиллара Максимуса нельзя назвать красивым ни но каким стандартам, но черты его лица были четкими, немного грубыми и сильными. Серые волчьи глаза и соединение могучего телосложения с кошачьей грацией выдавали в нем представителя одного из северных Высоких домов. Хотя он старательно брился каждый день, похоже, сегодня он не успел этого сделать, и темная щетина придавала его чертам некоторую бесшабашность, что прекрасно сочеталось с дважды сломанным носом. Форма Макса из простого материала, мятая и не слишком чистая, плотно обтягивала грудь и плечи. Шнур, завязанный узлами в тех местах, где он порвался, украшало огромное количество разноцветных бусин.

— Мне очень жаль, — пробормотал Макс, помогая Тави, который, спотыкаясь, направился в сторону столовой. — Так получилось. Есть некоторые вещи, которые мужчина не должен пропускать.

— Антиллар, — промурлыкал женский голосок, низкий и гортанный, с аттиканским акцентом.

Тави открыл глаза и увидел потрясающую молодую женщину, чьи темные волосы были заплетены в длинную косу, переброшенную через левое плечо. Она была невероятно хорошенькой, а в темных глазах плескалась чувственность, которая уже давно покорила всех молодых людей Академии. Ее форма академа не скрывала роскошных очертаний груди, а южный шелк, из которого она была сшита, обнимал бедра, когда она проходила по двору.

Макс повернулся к ней и галантно поклонился.

— Доброе утро, Селина.

Селина улыбнулась, в ее глазах появилось ленивое обещание, она позволила Максу взять себя за руку и поцеловать ее. Не убирая руки, она вздохнула.

— О Антиллар, я знаю, тебе нравится избивать до потери сознания моего жениха, но ты настолько… больше его. Мне кажется, это нечестно.

— Жизнь вообще штука несправедливая, — произнес другой женский голос.

Вторая красавица, как две капли воды похожая на Селину, если не считать того, что ее коса была переброшена через правое плечо, подошла к ним. Она положила руку Максу на плечо с другой стороны и добавила:

— Моя сестра бывает такой романтичной.

— Леди Селеста, — пробормотал Макс. — Я всего лишь пытался преподать Бренсису урок хороших манер. Ему это только на пользу.

Селеста наградила Макса суровым взглядом и заявила:

— Ты такой грубый и злой.

Макс убрал руку за спину и отвесил девушкам низкий поклон.

— Селеста, — сказал он. — Селина, надеюсь, вы хорошо спали ночью? Вы почти опоздали на завтрак.

Девушки улыбнулись одинаковыми улыбками.

— Чудовище, — сказала Селина.

— Невежа, — добавила ее сестра.

— Дамы. — Макс отвесил им еще один поклон и долго смотрел вслед, стоя рядом с Эрреном и Тави.

— Меня т-тошнит от тебя, Макс, — сказал Тави.

Эррен оглянулся через плечо на близнецов, посмотрел на Макса, и на его лице появилось озадаченное выражение. Потом он заморгал и сказал:

— Так вот где ты провел всю ночь? С обеими?

— Они ведь и правда живут в одной комнате. Вряд ли было бы вежливо поиметь одну и оставить другую страдать от тоски и одиночества, — благочестивым голосом ответил Макс. — Я сделал всего лишь то, что сделал бы любой настоящий, хорошо воспитанный мужчина.

Тави оглянулся через плечо и не смог оторвать глаз от медленного покачивания округлых бедер обеих сестер.

— Тошнит, Макс. Меня от тебя тошнит.

— Ну и ладно, — рассмеялся Макс.

Они втроем вошли в столовую и успели получить последние порции еды, приготовленной на это утро, но в тот момент, когда друзья нашли место за одним из круглых столов, они услышали топот бегущих ног. Девочка — не старше Тави, невысокая, плотная, с самой обычной внешностью — остановилась около их стола, и ее зеленые и голубые бусины сверкнули в лучах солнца на фоне серого платья. Тонкие, мышиного цвета волосы, выбившиеся из косы, ореолом окружили голову.

— Некогда, — задыхаясь, сказала она. — Идите за мной.

Тави поднял голову от тарелки, на которой лежали куски ветчины и свежий хлеб, и хмуро посмотрел на девочку.

— Ты даже представить себе не можешь, через что мне пришлось пройти, чтобы это получить, Гаэль, — сказал он. — Я ни на дюйм не сдвинусь, пока моя тарелка не опустеет.

Гаэль Патронус Сабинус быстро огляделась по сторонам, наклонилась к столу и прошептала:

— Маэстро Киллиан говорит, что наше экзаменационное испытание начинается прямо сейчас.

— Сейчас? — заикаясь, спросил Эррен.

Макс бросил тоскливый взгляд на свою полную тарелку и спросил:

— До завтрака?

Тави вздохнул и отодвинул стул от стола.

— Проклятые вороны и кровавая падаль! — Он встал и поморщился, почувствовав, как пульсирует боль в ногах и руках. — Ладно, ребята. Пошли.

ГЛАВА 2

Тави первым вошел в комнату, отделанную серым камнем, в одноэтажном здании площадью примерно в двадцать шагов. Оно пристроилось в пустом западном углу двора. В комнате не было ни одного окна. Мох вел безмолвную войну с ползучими растениями, постепенно захватывая крышу и стены. Это здание почти ничем не отличалось от складского помещения, разве что табличка на двери скромно сообщала:

МАЭСТРО КИЛЛИАН.

МАГИЯ ИСЦЕЛЕНИЯ

Несколько видавших виды, но достаточно мягких скамеек стояло вокруг подиума перед большой доской.

Трое друзей вошли следом за Тави, Макс замыкал шествие. Он закрыл дверь и оглядел комнату.

— Все готовы? — спросил Макс.

Тави промолчал, но Эррен и Гаэль дружно ответили, что они готовы. Макс приложил руку к двери и на мгновение закрыл глаза.

— Хорошо, — доложил он. — Все чисто.

Тави уверенно прижал ладонь к определенному месту на доске, и тут же появилась прямая и ровная трещина. Он надавил на доску плечом и с усилием открыл потайную дверь. На него налетел порыв холодного воздуха, и он посмотрел вниз, на узкую каменную лестницу, которая, извиваясь, уходила в глубь земли.

Гаэль передала ему лампу, и все остальные тоже взяли себе по лампе. Затем Тави начал спускаться вниз, а его друзья последовали за ним.

— Я вам говорил, что нашел путь в Риверсайд через подземелья? — пробормотал Макс.

Тави фыркнул, звук отразился от каменных стен и превратился в шипение.

— Прямо к кабакам. Да?

— По этой дороге легче из них выбираться, — сказал Макс. — Иначе приходится приложить столько сил, что игра почти не стоит свеч.

— Не шути про такие вещи, Макс, — сказала Гаэль, и ее голос прозвучал приглушенно. — Подземелья тянутся на многие мили, и только великим фуриям известно, на что ты можешь там наткнуться. Тебе следует ходить по дорогам, проложенным для нас.

Тави добрался до конца лестницы и повернул налево, в широкий коридор. Он начал считать открытые двери, расположенные по правую руку.

— Все совсем не так плохо. Я тоже немного там побродил.

— Тави, — с отчаянием в голосе сказал Эррен. — Именно по этой причине маэстро Киллиан так загружает тебя работой. Чтобы ты не вляпался в какие-нибудь неприятности.

— А я веду себя осторожно, — улыбнувшись, ответил Тави.

Они повернули и оказались в другом коридоре, который слегка уходил вниз.

— А вдруг ты совершишь ошибку? — спросил Эррен. — Что, если свалишься в какую-нибудь расщелину? Или в старую шахту, заполненную водой? Или наткнешься на фурию, которая решила порезвиться?

— Опасности и без того подстерегают нас на каждом шагу, — пожав плечами, заявил Тави.

Гаэль подняла одну бровь и сказала:

— Однако никто не слышал о том, чтобы какой-нибудь болван утонул, умер от голода или разбился насмерть в библиотеке или в булочной.

Тави наградил ее мрачным взглядом, когда они добрались до конца уходящего вниз коридора, где его пересекал другой коридор. Он успел заметить что-то краем глаза и, повернувшись направо, принялся вглядываться в темноту.

— Тави? — спросил Макс. — В чем дело?

— Не знаю, — ответил Тави. — Мне показалось, я видел там свет.

Гаэль уже шагнула в левый коридор, идущий в противоположном направлении, и Эррен последовал за ней.

— Идем, — позвала она. — Ты же знаешь, как он не любит ждать.

— А он знает, как мы не любим пропускать завтрак, — пробормотал Макс.

Тави мимолетно ему улыбнулся. Коридор вел к двум проржавевшим железным дверям. Тави открыл их, и академы вошли в классную комнату.

Она была огромной, гораздо больше столовой Академии, и потолок терялся где-то в тени наверху. Двойной ряд серых каменных колонн поддерживал крышу, а магические лампы, установленные на них, озаряли помещение резким зеленовато-белым светом. В дальнем конце на полу лежало несколько слоев тростниковых матов, которые образовывали громадный круг. Рядом с ним стояла бронзовая жаровня, и ее ярко-красные угли являлись единственным источником тепла в комнате. По одну сторону ряда колонн на полу была размечена вытянутая в длину площадка для обучения владению оружием. Противоположный угол занимали мотки веревок, деревянные шесты, бревна и сооружения разнообразной высоты — полоса препятствий.

Маэстро Киллиан сидел на коленях рядом с жаровней. Он был морщинистым пожилым человеком с тонкими седыми волосами, окружавшими белым ореолом голову. Худой, невысокий и обманчиво хрупкий, он был в таком потрепанном и старом одеянии, что его черный цвет давно превратился в серый. На ногах несколько пар шерстяных носков, на полу рядом палочка. Когда ученики подошли поближе, Киллиан поднял голову, и его слепые, затянутые пленкой глаза повернулись к ним.

— А быстрее не могли? — спросил он раздраженным скрипучим голосом. — В мое время провинившегося ученика курсора за то, что он не умеет быстро передвигаться, сначала выпороли бы, а потом положили в соляную постель.

Четверка медленно подошла к тростниковым матам и уселась в ряд лицом к старику.

— Извините, маэстро, — сказал Тави. — Это моя вина. Снова Бренсис.

Киллиан ощупью нашел свою палку и поднялся на ноги.

— Никаких оправданий. Тебе придется найти способ не привлекать его внимание.

— Но, маэстро, — запротестовал Тави, — я всего лишь хотел позавтракать.

Киллиан тихонько ткнул Тави палкой в грудь.

— Тебе не повредило бы поголодать до ужина. Очень помогает укрепить самодисциплину. А еще лучше, мог бы проявить сообразительность и оставить что-нибудь со вчерашнего обеда, чтобы поесть утром.

— Да, маэстро, — поморщившись, сказал Тави.

— Вас видели, когда вы сюда входили?

— Нет, маэстро, — дружно ответили все четверо.

— В таком случае, — сказал Киллиан, — если вы не возражаете, не пора ли нам приступить к экзамену? Ты первый, Тави.

Они встали, Киллиан поковылял к матам, и Тави последовал за ним. Он тут же почувствовал, как сгустился вокруг него воздух, когда старый наставник призвал фурий ветра, чтобы они помогли ему чувствовать и улавливать движения его противника. Киллиан повернулся к Тави и, кивнув, сказал:

— Защищайся и атакуй.

С этими словами старик замахнулся своей палкой, собираясь нанести удар Тави в голову. Тот едва успел увернуться и в самый последний момент заметил, как его наставник поднял ногу в шерстяном носке, нацелившись ему в колено. Тави отскочил в сторону и, воспользовавшись инерцией, приготовился сделать ответный выпад в живот Киллиана.

Старый маэстро отбросил палку, схватил Тави за лодыжку, легонько дернул, и Тави рухнул на мат. Он так сильно ударился, что даже задохнулся и лежал, хватая воздух ртом.

— Нет, нет, нет! — принялся ругать его Киллиан. — Сколько раз тебе нужно говорить? Одновременно с ногами необходимо двигать и головой, идиот. Не стоит рассчитывать, будто ненаправленная атака принесет тебе успех. Ты должен повернуть лицо, чтобы видеть цель. — Он поднял свою палку и стукнул Тави по голове. — Кроме того, время выбрано не идеально. Если когда-нибудь тебе поручат выполнение миссии и на тебя нападут враги, а ты будешь так сражаться, можешь сразу приготовиться к смерти.

Тави потер голову и поморщился. Старику совсем не нужно было так сильно его бить.

— Да, маэстро.

— Иди и сядь, мальчик. Сюда, Антиллар. Давай посмотрим, сможешь ли ты справиться лучше.

Макс вышел на мат и проделал то же самое упражнение с маэстро Киллианом. Он выполнил его безупречно, серые глаза сверкнули, когда он повернул голову, чтобы лучше видеть врага. Потом пришла очередь Гаэли и Эррена, и оба сражались лучше Тави.

— Ну, кое-как, — сердито заявил Киллиан. — Эррен, принеси шесты.

Эррен взял пару шестифутовых шестов из стойки у стены и отнес их маэстро. Киллиан отложил свою палку в сторону и взял у него шесты.

— Так, Тави. Посмотрим, удалось ли тебе хоть чему-нибудь научиться.

Тави взял у маэстро шест, они отсалютовали друг другу, вертикально подняв шесты, затем оба заняли боевую стойку.

— Защищайся, — рявкнул Киллиан и провел серию движений шестом. Он вращал им, размахивал и делал резкие выпады, целясь в живот Тави. Тот отступил, блокируя и отбивая удары. Затем Тави пошел в контратаку, но он был сильно напряжен, что замедляло его реакцию.

Киллиан тут же отбил оружие Тави, нанес ему сильный удар по пальцам и неуловимым движением послал шест Тави к одному из каменных столбов, где он с громким стуком упал и остался лежать.

Киллиан с силой ударил концом своего шеста в пол, и на его лице появилось недовольное выражение.

— Сколько раз я тебе говорил, мальчик? Твое тело должно быть расслаблено до того момента, пока ты не нанесешь удар. Напряжение замедляет реакцию. В сражении жизнь и смерть иногда висят на волоске друг от друга.

Тави сжал в кулак руку, по которой Киллиан его ударил, и с трудом выговорил:

— Да, маэстро.

Киллиан кивком головы показал на шест, лежавший у столба, и Тави отправился его поднимать. Старик покачал головой.

— Гаэль, попробуй показать Тави, что я имел в виду.

Остальные выполнили упражнение, с которым справились лучше Тави. Даже Эррен.

Киллиан передал шесты Тави и взял свою палку.

— На площадку, дети.

Они отправились за ним на тренировочную площадку. Киллиан вышел на середину и стукнул по полу своей палкой.

— И снова Тави. Чего уж откладывать?

Тави вздохнул и встал перед Киллианом. Маэстро поднял палку так, словно это был меч.

— Я вооружен клинком, — сказал он. — Разоружи меня, не выходя за пределы площадки.

Конец палки метнулся к горлу Тави, тот легко отбил атаку одной рукой и отступил. Старик последовал за ним, нацелившись в голову Тави. Тави увернулся, откатился назад, чтобы избежать горизонтального удара, и, вскочив на ноги, отразил новую атаку. Затем он начал наступать, собираясь схватить старика за запястья.

Он проделал это слишком медленно, и в одно короткое мгновение задержки маэстро сумел избежать его атаки. Он замахнулся слева, затем справа, и Тави вдруг почувствовал острую боль, расчертившую его грудь в форме буквы X. Старик нанес ему удар основанием ладони, заставив отступить, затем уверенно ткнул в него концом палки, причем с такой силой, что Тави растянулся на полу.

— Что с тобой происходит? — сердито спросил Киллиан. — Даже овца действовала бы решительнее. Как только ты собрался приблизиться к врагу, отступать и думать нельзя. Атакуй с максимальной скоростью и силой. Или умри. Все очень просто, и другого не дано.

Тави кивнул, не глядя на своих товарищей, и очень тихо ответил:

— Да, маэстро.

— Хорошая новость, Тави, — ледяным тоном заявил Киллиан, — заключается в том, что тебе можно не беспокоиться о собственных внутренностях, вывалившихся на колени. Фонтан крови из твоего сердца убьет тебя гораздо быстрее.

Тави, морщась, поднялся на ноги.

— Плохая новость, — продолжал Киллиан, — состоит в том, что я не вижу возможности назвать твое выступление хотя бы отдаленно приемлемым. Ты провалил экзамен.

Тави ничего не сказал. Он подошел к одному из столбов и принялся тереть грудь.

Маэстро снова ударил палкой в пол.

— Эррен. Надеюсь, ради всех великих фурий, что у тебя больше решительности, чем у него.

Экзамен закончился, когда Гаэль аккуратно отбросила в сторону руку маэстро и палка отлетела в сторону. Тави наблюдал за тем, как трое его товарищей добились успеха там, где он потерпел поражение. Он потер глаза и попытался не обращать внимания на то, что ему отчаянно хочется спать. В животе у него урчало, то и дело все внутри сжималось от голодных болей, когда он вместе с остальными учениками опустился на колени перед маэстро.

— Очень слабо, — заявил Киллиан, когда Гаэль закончила. — Вам всем нужно больше времени проводить на тренировках. Одно дело — показать хороший результат на экзамене в зале, и совсем другое — настоящий бой. Я надеюсь, вы будете готовы к тесту на проникновение в тыл противника, который состоится в конце Зимнего фестиваля.

— Да, маэстро, — ответили они более-менее одновременно.

— Тогда ладно, — сказал Киллиан. — Прочь с моих глаз, щенки. Вы еще вполне можете стать курсорами. — Он замолчал и наградил Тави мрачным взглядом. — По крайней мере, большинство из вас. Сегодня утром я договорился на кухне, чтобы там подогрели для вас завтрак.

Все дружно встали, но Киллиан положил свою палку на плечо Тави и сказал:

— Для всех, кроме тебя. Нам с тобой нужно поговорить о том, как ты сдавал сегодня экзамен. Остальные свободны.

Эррен и Гаэль взглянули на Тави и поморщились, затем смущенно улыбнулись и ушли.

Макс хлопнул его по плечу громадной ручищей, когда проходил мимо, и тихонько сказал:

— Не поддавайся ему.

И они ушли, закрыв за собой мощные железные двери.

Киллиан вернулся к жаровне и сел, протянув к ней руки, чтобы немного согреться. Тави подошел к нему и опустился на колени. Киллиан на мгновение прикрыл глаза, и на его лице появилось страдание, когда он принялся сжимать и разжимать кулаки, вытянув перед собой руки. Тави знал, что маэстро мучает артрит.

— Я справился?

Лицо старика смягчилось, и на нем мелькнула улыбка.

— Ты прекрасно изобразил их слабости. Антиллар не забыл посмотреть на меня перед тем, как нанести удар. Гаэль постаралась расслабиться. Эррен действовал без колебаний.

— Это, наверное, здорово.

Киллиан склонил голову набок.

— Ты огорчен тем, что в глазах друзей выглядел настоящим неумехой?

— Думаю, да. Но… — Тави задумчиво нахмурился. — Мне трудно их обманывать. И мне это не нравится.

— Тебе и не должно это нравиться. Но мне кажется, тут что-то еще.

— Да, — сказал Тави. — Понимаете… они единственные знают, что я прохожу подготовку, чтобы стать курсором. Единственные, с кем я могу поговорить почти обо всем, что люблю и что меня беспокоит. И я знаю, они так себя ведут из самых добрых побуждений, но еще мне известно то, что они не договаривают. Я вижу, как осторожно они пытаются мне помогать, стараясь сделать это так, чтобы я ничего не заметил. Сегодня Эррен решил, будто должен защитить меня от Бренсиса. Эррен.

— Он верный друг, — улыбнувшись, сказал Киллиан.

Тави поморщился.

— Но ему не следовало это делать. Я и без того совершенно беспомощен.

— Это в каком же смысле? — нахмурившись, спросил Маэстро.

— А в том смысле, что я могу выучить все приемы борьбы, какие только есть на свете, но это не поможет мне против сильного мага, имеющего нескольких фурий. Кого-то вроде Бренсиса. Даже если у меня будет в руках оружие.

— Ты несправедлив к себе.

— Я вас не понимаю, — сказал Тави.

— Ты гораздо способнее, чем тебе кажется, — ответил Киллиан. — Возможно, ты никогда не станешь таким умелым мечником, каким может быть могущественный маг металла, или не будешь обладать быстротой мага ветра или силой мага земли. Но магия фурий — это еще не все. Мало кто из магов наделен дисциплиной и оттачивает свои умения. Ты это сделал. Сейчас ты готов противостоять им даже в гораздо большей степени, чем многие из тех, кто обладает незначительным талантом к магии. Тебе есть чем гордиться.

— Как скажете. — Тави вздохнул. — Но мне трудно в это поверить. Почему-то у меня нет ощущения, будто мне есть чем гордиться.

Киллиан рассмеялся, и его смех был на удивление ласковым и теплым.

— Это говорит юноша, который помешал орде Маратов напасть на Алеру и завоевал покровительство самого Первого лорда. Твоя неуверенность происходит из-за того, что тебе семнадцать, а вовсе не из-за отсутствия фурий.

Тави почувствовал, что улыбается в ответ.

— Хотите, чтобы я сдал экзамен сейчас?

Киллиан махнул рукой.

— Нет нужды. У меня на уме кое-что другое.

Тави удивленно заморгал.

— Правда?

— Ммм. В легионе проблемы с преступностью. В течение последних нескольких месяцев совершен ряд краж у купцов и в домах горожан, причем некоторые из них были защищены фуриями. Легион до сих пор не смог поймать вора.

Тави задумчиво поджал губы.

— Мне казалось, они пользуются поддержкой городских фурий. Разве они не могут определить, кто ввел в заблуждение фурий, стоящих на страже имущества горожан?

— Они пользуются поддержкой фурий. И могут это определить. Но пока не добились успеха.

— Как такое возможно?

— Я не знаю наверняка, — ответил Киллиан. — Но у меня есть теория. А что, если вор совершает свои преступления, не прибегая к помощи фурий? Если это так, то пользы от городских фурий нет никакой.

— Но если вор не использует фурий, как ему удается пробираться в охраняемые фуриями дома?

— Именно, — сказал Киллиан. — Твой экзамен будет состоять в том, чтобы понять, как действует вор, Черный Кот, и сделать так, чтобы его поймали.

Тави почувствовал, как у него от удивления поползли вверх брови.

— Почему я?

— Ты находишься в уникальном положении, Тави, и я уверен, что ты лучше других подходишь для этого задания.

— Я должен поймать вора, которого не смогли вычислить в легионе?

Улыбка Киллиана стала еще шире.

— Простая задача для славного героя из долины Кальдерон. Постарайся справиться, причем так, чтобы никто об этом не знал — до того, как закончится Зимний фестиваль.

— Что? — вскричал Тави. — Маэстро, а как же мои занятия, да еще ночные дежурства в цитадели? Я не знаю, на что вы рассчитываете. Как я смогу справиться?

— И не ныть, — заявил Киллиан. — Ты наделен настоящим, мощным потенциалом, молодой человек. Но если у тебя возникли проблемы с организацией своих дел и занятий, возможно, тебе следует поговорить с его величеством о возвращении домой.

— Нет, — сглотнув, ответил Тави, — я все сделаю.

Маэстро с трудом поднялся на ноги.

— В таком случае я советую тебе приступить немедленно, у тебя мало времени.

ГЛАВА 3

Амара развела руки в стороны и выгнула спину, когда наконец выбралась в благословенное тепло восхода из густых облаков, затянувших небо над побережьем Ледяного моря, и холодной слепящей дымки. В течение нескольких секунд края облаков волновались, когда ее фурия ветра Циррус вырвал ее из них, и она смогла разглядеть саму фурию среди них — призрачные очертания изящного длинноногого коня, быстрого, грациозного и невероятно красивого.

Глазам Амары предстала облачная страна с горными пиками и вершинами, огромное королевство, пронизанное медленным, изысканным движением облаков и их захватывающей дух красотой. Золотое сияние весеннего солнца окрасило их в огненные тона, а они, в свою очередь, принялись разбрасывать разноцветные ленты света, исполнявшие диковинный танец вокруг нее.

Амара рассмеялась от переполнявшей ее радости. Сколько бы она ни летала, красота неба не переставала восхищать ее, а чувство свободы и силы становилось более глубоким. Амара призвала Цирруса, и он понес ее вверх с такой скоростью, что ветер ударил ей в лицо, а часть облаков размером с цитадель в Алере мгновенно осталась за спиной. Амара расставила руки так, чтобы ветер завертел ее в своем водовороте, и вскоре у нее закружилась голова, а воздух стал холодным и разреженным.

Присутствие Цирруса позволило ей дышать без проблем, по крайней мере некоторое время, но голубое небо у нее над головой начало темнеть, а через пару мгновений она увидела звезды.

Стало еще холоднее, и Циррус начал уставать. Он призвал на помощь больше воздуха, чтобы удержать ее и не уронить на землю.

С бьющимся от возбуждения сердцем она подала Циррусу знак, чтобы он ее отпустил.

Амара почувствовала, как ее подъем замедлился, и на одну восхитительную секунду повисла между звездами и землей. А потом она развернула тело, словно ныряльщица, и начала падать. Сердце отчаянно билось в груди, замирало от страха, но она сдвинула ноги и прижала руки к бокам, повернув лицо в сторону земли. Через несколько мгновений она падала уже быстрее, чем поднималась, от ветра на глаза навернулись слезы, но Циррус прикрыл ее собой, чтобы защитить.

Когда воздух стал плотнее, она снова призвала Цирруса на помощь, ее скорость удвоилась, потом еще, и вскоре ее окружил едва различимый ореол света. Она увидела зеленые холмы долины Кальдерон, уже бросившие вызов зиме. Долина увеличивалась в размерах с обманчивой медлительностью.

Амара увеличила скорость, сосредоточив всю свою волю на том, чтобы управлять фурией, и выбрала дорогу, которая шла через всю долину к укрепленному поселению в восточной части. А вскоре она увидела и сам гарнизон.

Амара издала победный клич и напрягла все свои силы до предела. Неожиданно раздался оглушительный гром. Она вскрикнула и расставила руки и ноги, чтобы замедлить падение, поскольку находилась всего в тысяче футов от земли. Циррус тут же бросился на выручку, чтобы помочь, они вместе изменили направление движения, и она промчалась вдоль дороги, словно ревущий от восторга циклон. Уставшая и задыхающаяся от бешеной скорости, Амара быстрее стрелы, пущенной из лука, направилась к воротам гарнизона. Окутанная ветрами, точно плащом, она приблизилась к воротам, и стражник помахал ей рукой, не поднимаясь со своего табурета.

Амара улыбнулась и изменила направление движения, чтобы опуститься на бастион над воротами. Сопровождавший ее ветер разбросал во все стороны пыль и мелкие предметы, окутал ими стражника — седого центуриона по имени Джиральди. Коренастый старый солдат снимал кинжалом кожуру со сморщенного зимнего яблока, которое накрыл алым с голубой отделкой плащом, чтобы на него не попала пыль. Когда она осела, он вернулся к прерванному занятию.

— Графиня, — небрежно сказал он, — рад тебя видеть.

— Джиральди, большинство солдат встают и отдают честь, когда видят аристократов, — сказала Амара, расстегнула ремни курьерского рюкзака, который висел у нее на спине, и сбросила его на землю.

— У большинства солдат не такая натруженная старая задница, как у меня, — весело ответил он.

«А также они не носят на форменных брюках алой полосы ордена Льва, личной награды Первого лорда за доблесть», — подумала Амара и постаралась скрыть улыбку.

— А что ты здесь делаешь? Почему стоишь на часах? Мне казалось, я в прошлом месяце доставила в гарнизон бумаги о твоем повышении.

— Доставила, — не стал спорить Джиральди и съел кусочек яблока. — Я его отклонил.

— Твое повышение?

— Вороны, девочка! — выругался он, игнорируя правила, требующие деликатного обращения с представительницами слабого пола. — Я потешался над офицерами всю свою жизнь. Неужели ты думаешь, я такой дурак, что хочу стать офицером?

Амара больше не могла сдерживаться и расхохоталась.

— Ты не мог бы послать кого-нибудь сообщить графу, что я привезла почту?

— Ты уже сама ему об этом сообщила, — фыркнув, сказал Джиральди. — Не так много людей прибывают сюда с таким шумом и грохотом, что содрогаются все котелки и кастрюли в долине. Только глухие еще не знают, что ты здесь.

— В таком случае я благодарю тебя за любезность, центурион, — насмешливо сказала она, надела рюкзак на одно плечо и направилась к лестнице.

Ее кожаный костюм, предназначенный специально для подобных случаев, слегка поскрипывал на ходу.

— Возмутительно, — пожаловался Джиральди. — Такая хорошенькая девушка и так безобразно одета. Мужской костюм. Да к тому же обтягивающий все части тела. Надень платье.

— В этой одежде мне удобнее, — бросила Амара через плечо.

— Я заметил, как практично ты одеваешься всякий раз, когда являешься, чтобы навестить Бернарда, — протянул Джиральди.

Амара почувствовала, как вспыхнули ее щеки, хотя сомневалась, что это очень заметно, учитывая холод и ветер, сопровождавшие ее прибытие сюда. Она направилась в западный двор лагеря. Когда Бернард стал командиром гарнизона, сменив на этом посту графа Грэма, он приказал убрать все следы сражения, произошедшего два года назад. Но Амаре постоянно казалось, будто она видит на земле пятна крови, хотя она знала, что пролитую здесь кровь давно смыли и от нее ничего не осталось.

Кроме следа в ее мыслях и памяти.

Она немного погрустнела, впрочем, это нисколько не испортило ее радостного настроения. Жизнь здесь, на восточной границе Алеры, напомнила она себе, бывает трудной и жестокой. Тысячи алеранцев встретили смерть в долине Кальдерон, а вместе с ними десятки тысяч Маратов. Это место пропитано опасностями, предательством и насилием.

Однако теперь положение начало меняться, в основном благодаря усилиям и храбрости человека, охранявшего эти места от имени Короны, человека, ради встречи с которым она оседлала опасные высокие ветры.

Бернард, улыбаясь, вышел из дома командира, расположенного в центре лагеря. Хотя его костюм был немного более модным и из лучшей ткани, чем раньше, он продолжал носить солидные зеленые и коричневые цвета свободного стедгольдера, которым был прежде, а не яркие цвета, сообщавшие о его теперешнем положении и происхождении. Он был высоким, с темными волосами, коротко стриженными по правилам легиона, и бородой, которую припорошила ранняя седина. Бернард остановился, чтобы придержать дверь для служанки, выходившей с полными руками грязного белья, а затем направился к Амаре уверенными, широкими шагами. Бернард был сложен как медведь, но двигался с грацией кошки, и Амара считала его самым красивым из всех мужчин, каких ей довелось встречать. Однако больше всего ей нравились его глаза. Серо-зеленые, они отражали его сущность. Они были ясные, открытые, честные и все замечающие.

— Граф, — пробормотала она, когда он подошел поближе, и протянула ему руку.

— Графиня, — ответил он.

В его глазах вспыхнул огонь, когда он взял ее руку своими мягкими пальцами и склонился над ней. У Амары сильнее забилось сердце. Ей показалось, что его глубокий голос пророкотал у нее в желудке, когда он добавил:

— Добро пожаловать в гарнизон, леди курсор. Путешествие прошло без происшествий?

— Да, наконец-то погода установилась, и все прошло хорошо, — сказала она и не отняла руки, когда они направились в его кабинет.

— Как дела в столице?

— Гораздо веселее, чем обычно, — ответила она. — Консорциум работорговцев и Лига Дианы разве что на улицах не устраивают дуэлей, а стоит сенаторам высунуть нос из своих домов, как на них начинает наскакивать то одна партия, то другая. Южные города делают все, что в их силах, чтобы взвинтить цены на урожай этого года, вопят о жадности и взятках лордов Стены, а города Стены требуют увеличения налогов, которые платит скупой юг.

— А его величество? — ворчливо поинтересовался Бернард.

— В прекрасной форме, — ответила Амара и медленно втянула носом воздух. От Бернарда пахло сосновыми иголками, кожей и древесным дымом, и она любила его запах. — Но в этом году он меньше появлялся на людях, чем в прошлом, и ходят слухи, будто у него пошатнулось здоровье.

— А когда таких слухов не ходило?

— Именно. По всем докладам, твой племянник прекрасно справляется в Академии.

— Правда? А он наконец…

Амара покачала головой.

— Нет. К нему призывали дюжину разных магов, чтобы те его проверили и поработали с ним. Ничего.

Бернард вздохнул.

— Но в остальном у него блестящие результаты. Наставники, все до единого, в полном восторге от его способностей.

— Хорошо, — сказал Бернард. — Я им горжусь. Я всегда говорил ему, что его проблема не должна помешать ему в жизни, ум и мастерство помогут ему достигнуть большего, чем простое обладание какой-нибудь магией. И тем не менее я надеялся… — Он вздохнул и почтительно поклонился проходившим мимо каллидусам легиона, которые возвращались из столовой со своими женами, официально не существовавшими в природе. — Итак, что прислал нам Первый лорд?

— Обычные сообщения, а также приглашения тебе и другим стедгольдерам на Зимний фестиваль.

— Он и моей сестре послал такое приглашение? — удивленно спросил Бернард.

— В особенности твоей сестре, — сказала Амара и нахмурилась, когда они вошли в дом командира и начали подниматься по лестнице в личный кабинет Бернарда. — Есть пара вещей, которые тебе следует знать, Бернард. Его величество просил меня поставить тебя в известность о ситуации, сложившейся в связи с ее визитом. Лично.

Бернард кивнул и открыл дверь.

— Я так и подумал. Она уже собралась и готова отправиться в путь. Я пошлю за ней, и она будет здесь уже вечером.

Амара вошла и, склонив голову набок, оглянулась на него через плечо.

— Уже вечером?

— Ммм. Ну, может, завтра утром. — Он закрыл за собой дверь и как бы случайно задвинул засов, а потом прислонился к двери спиной. — Знаешь, Джиральди прав, Амара. Женщина не должна одеваться в такие обтягивающие кожаные костюмы.

Амара с невинным видом заморгала и взглянула на него.

— Правда? А почему?

— У мужчин возникают самые разные мысли.

Она двигалась очень медленно. В глубине души Бернард был охотником и, когда требовалось, мог продемонстрировать поразительную выдержку. Амара уже давно обнаружила, что она получает удовольствие, проверяя эту самую выдержку.

И еще большее, когда ей удается сделать так, что она ему отказывает.

Она начала расплетать свою золотисто-каштановую косу.

— Какие мысли, ваша светлость?

— Что тебе следует быть в платье, — сказал он, и в его голосе появилось едва заметное гортанное рычание.

Его глаза сияли, когда он наблюдал за тем, как она распускает волосы.

Она делала это очень медленно, аккуратно разделяя пряди, а потом принялась расчесывать их пальцами. В прошлом она не любила длинные волосы, но отрастила их, когда поняла, как сильно они нравятся Бернарду.

— Если бы я была в платье, — сказала она, — ветер разорвал бы его в клочья. И когда я опустилась бы на землю, чтобы встретиться с вами, милорд, Джиральди и его парни стали бы пялиться на то, что не смогли бы скрыть обрывки.

Амара снова заморгала и тряхнула головой, чтобы волосы окутали мягкой волной лицо и плечи. Она заметила, как у него от удовольствия сузились глаза.

— Пожалуй, — продолжала она, — мне не стоит разгуливать в таком неподобающем виде перед толпой легионеров. Я так и сказала милому центуриону. Мой костюм гораздо удобнее.

Бернард отошел от двери и начал приближаться к ней, медленно, шаг за шагом, затем наклонился и забрал у нее курьерский рюкзак. Кончики его пальцев мимолетно коснулись ее плеча, и ей показалось, что она почувствовала их сквозь кожу своего костюма. Бернард был магом земли невероятной силы, а таких людей постоянно, точно аромат духов, окутывает волна чистого, инстинктивного, бездумного физического желания. Амара ощутила его, когда впервые встретила Бернарда, и с тех пор оно стало еще сильнее.

А стоило ему захотеть, он мог легко заставить ее первой забыть о выдержке. Это было нечестно, но Амаре приходилось признать, что ей не стоит жаловаться на результат.

Бернард отставил в сторону рюкзак с почтой, продолжая наступать, прижал ее бедрами к своему столу, а затем вынудил ее немного отклониться назад.

— Да, тебе не стоит разгуливать в таком виде, — сказал он очень тихо, и она почувствовала, как его близость медленно пробуждает в ней сильное желание.

Он поднял руку и провел по ее щеке кончиками пальцев. Затем медленно опустил руку ей на плечо, ниже, еще ниже, до самого бедра. Его прикосновение околдовало ее, и Амара начала задыхаться от почти непереносимого желания. Бернард задержал руку у нее на бедре и сказал:

— Если бы он был удобным, я сумел бы вытащить тебя из него одним движением. Могли бы время сэкономить. Ммм. Получить тебя всю и сразу. Вот это было бы удобно.

Он наклонился и мимолетно коснулся губами ее щеки, а затем зарылся носом и губами в волосы.

Амара попыталась взять себя в руки, но она не видела Бернарда несколько недель и почти против воли почувствовала, как ее тело поддается удовольствию, сливается с его телом, она согнула ногу и прижалась щиколоткой к внутренней стороне его ноги. Он наклонился и поцеловал ее, и нарастающий жар и чувственное наслаждение, которое она испытала от прикосновения его губ, прогнали все посторонние мысли.

— Так нечестно, — прошептала она мгновение спустя, просовывая руки под его рубашку, чтобы прикоснуться к могучим, горячим мышцам его спины.

— Ничего не могу с собой поделать, — сказал он и расстегнул ее кожаную куртку, а она выгнула спину, чувствуя прикосновение холодного воздуха к тонкой льняной нижней рубашке. — Я хочу тебя. Мы слишком долго не виделись.

— Не останавливайся, — прошептала она и тихонько застонала. — Слишком долго.

И тут на лестнице послышались громкие шаги, которые направлялись в сторону кабинета Бернарда. Очень громкие. Бернард, не открывая глаз, раздраженно вздохнул.

— Кхе-кхе, — кашлянул Джиральди из-за двери. — Апчхи! Ну и простудился же я. Да, сэр, простудился. Придется сходить к лекарю.

Бернард выпрямился, и Амара с трудом заставила себя убрать руки с его спины. Она покачнулась и, чтобы не потерять равновесия, села на край стола. У нее пылали щеки, и она принялась быстро застегивать куртку, приводя себя в порядок.

Бернард не слишком аккуратно заправил рубашку в штаны, в его глазах пылала с трудом сдерживаемая ярость. Он подошел к двери, и Амара вдруг подумала, какой он огромный, когда он остановился на пороге, глядя на солдата, стоявшего за дверью.

— Извини, Бернард, — сказал Джиральди. — Но…

Он зашептал ему что-то на ухо, но Амара не сумела разобрать ни слова.

— Вороны! — яростно выругался Бернард.

Амара подняла голову, удивленная его тоном.

— Как давно? — спросил граф.

— Меньше часа. Общая тревога? — спросил Джиральди.

Бернард сжал зубы.

— Нет. Пусть твоя центурия соберется у стены. В парадной форме.

Джиральди нахмурился и склонил голову набок.

— Мы не будем готовиться к сражению. Мы предоставим им почетную стражу. Ты меня понял?

— Прекрасно понял, ваша светлость, — мрачно ответил Джиральди. — Вы хотите, чтобы у стены собралась наша лучшая центурия в полном боевом снаряжении, чтобы мы могли разбить Маратов, если они решили устроить драку, а если нет, ваш самый красивый и обаятельный центурион поприветствует их у ворот крепости, чтобы они почувствовали, что мы им рады.

— Молодец.

Улыбка Джиральди погасла, и он заговорил тише, но не выказывая испуга:

— Вы думаете, нас ждет сражение?

Бернард хлопнул старого солдата по плечу.

— Нет. Но я хочу, чтобы ты лично сказал капитану Грегору и другим центурионам, что им стоит проверить состояние оружия в их отрядах на случай, если я ошибаюсь.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил Джиральди, стукнул себя кулаком в грудь, салютуя, как это было принято у легионеров, кивнул Амаре и вышел.

Бернард повернулся к большому деревянному шкафу и открыл его. Он достал оттуда потрепанную военную куртку и уверенным, привычным движением надел ее.

— Что происходит? — спросила Амара.

Он протянул ей короткий надежный клинок в ножнах на поясе.

— Возможно, у нас проблемы.

Гладий являлся третьей рукой любого легионера и самым распространенным оружием в королевстве. Амара прекрасно умела с ним обращаться и не глядя надела пояс и застегнула его.

— В каком смысле?

— На равнине появился военный отряд Маратов, — ответил Бернард. — Они направляются в нашу сторону.

ГЛАВА 4

Амара почувствовала, как напряжение начинает медленно сковывать ей плечи.

— Сколько?

Бернард надел кольчугу, застегнул и поправил ремень.

— Двести, может, больше, — ответил он.

— Это слишком маленький отряд для враждебных намерений.

— Возможно.

Она нахмурилась.

— Неужели ты думаешь, Дорога на нас нападет, да еще с таким маленьким отрядом?

Бернард пожал плечами, достал из шкафа тяжелый боевой топор и повесил на плечо.

— Может, это не Дорога. Вдруг кто-то сместил его, как он сместил Ацурака, тогда не следует исключать того, что они решили на нас напасть, а я не собираюсь рисковать жизнью своих людей и стедгольдеров. Мы должны быть готовы к худшему. Передай мне мой лук.

Амара повернулась к камину и сняла со стены лук, вырезанный из темного дерева, толщиной с ее щиколотку. Она протянула его Бернарду, и тот достал из шкафа колчан, наполненный стрелами. Затем, придерживая лук одной ногой, он соединил его концы, на что потребовались бы усилия двух мужчин, и натянул на него тетиву.

— Спасибо.

Амара, подняв брови, показала на согнутый лук.

— Думаешь, он понадобится?

— Нет, но, если случится беда, я хочу, чтобы ты немедленно сообщила об этом в Риву.

Амара нахмурилась. Ей не хотелось бросать Бернарда в такой момент, но ее долг посланника Первого лорда не оставлял ей выбора.

— Разумеется.

— Собрать тебе почту? — спросил он.

Она покачала головой.

— Я устала. Если придется лететь, не хочу брать с собой лишнего веса.

Бернард кивнул и вышел из кабинета, Амара не отставала. Вместе они миновали восточный двор и направились к высокой, мощной стене, выходящей на равнину и земли, принадлежащие Маратам. Стена достигала тридцати футов в высоту и толщину, была выстроена из черного базальта и казалась монолитной. Вдоль бастионов шел ровный ряд зубцов. Ворота, достаточно высокие и широкие, чтобы пропустить внутрь самых крупных гаргантов, были сделаны из единого куска темного металла, какого Амара никогда прежде не видела, добытого из глубин земли самим Первым лордом после сражения, которое состоялось два года назад.

Они поднялись по ступеням на бастион, где выстроились восемьдесят немало повидавших на своем веку ветеранов Джиральди, тех, которые остались в живых после Второго кальдеронского сражения. На их форменных брюках красовалась алая лента ордена Льва, и, хотя они были в парадной форме, каждый из них держал в руках проверенное в бою оружие.

Издалека к крепости приближались двигающиеся тени, похожие на темные, едва различимые пятна.

Амара наклонилась между двумя каменными зубцами и подняла руки. Она призвала Цирруса, и тот заметался между ее ладонями, превратив воздух в изогнутую световую линзу, которая увеличила далеких путников.

— Это Дорога, — доложила она Бернарду. — Если я не ошибаюсь, с ним вместе Хашат.

— Хашат? — нахмурившись, переспросил Бернард. — Она патрулирует восточные болота и удерживает волков. Они подвергаются опасности, путешествуя таким маленьким отрядом.

Амара принялась разглядывать гостей.

— Бернард, Хашат идет пешком. Ее лошадь хромает. Кроме того, многие из его клана идут пешком. А еще у них носилки. Лошади и гарганты без всадников. Раненые животные.

Бернард снова нахмурился и быстро кивнул.

— Ты был прав, центурион, — сказал он. — Это военный отряд.

Джиральди кивнул.

— Только они не собираются с нами сражаться. Возможно, их кто-то преследует.

— Нет. Для этого они идут слишком медленно, — возразил ему Бернард. — Если бы за ними кто-то гнался, они бы их уже догнали. Спустись вниз и позови лекарей.

— Слушаюсь, сэр.

Центурион знаком показал своим людям, чтобы они убрали оружие, и принялся выкрикивать приказы. Он распорядился наполнить ванны и призвать гарнизонных магов воды, чтобы те сразу же занялись ранеными.

Обессилевшему отряду Дороги потребовался час, чтобы добраться до крепости. К этому времени в воздухе уже плыли ароматы жарящегося мяса и свежего хлеба, были накрыты столы, для гаргантов приготовлены горы соломы, а около конюшен выставлены поилки с водой и еда для лошадей. Легионеры Джиральди расчистили один из складов, где разложили тюфяки и одеяла для раненых.

Бернард открыл ворота и вышел навстречу отряду маратов. Амара шагала рядом с ним. Они остановились в двадцати футах от громадного, в боевых шрамах черного гарганта Дороги, и она почувствовала сильный земляной запах животного.

Сам марат был крупным мужчиной, высоким, могучего телосложения, слишком крупным даже для представителя своего народа, и под его рубашкой перекатывались мощные мышцы. Жесткие волосы, заплетенные в боевую косу, были откинуты назад, а на груди виднелась резаная рана с засохшей кровью. Несмотря на грубые черты лица, в глазах, смотревших на Бернарда из-под нависших бровей, светился ум. Он был в рубашке, подаренной ему гольдерами Кальдерона после сражения, хотя он расстегнул ее на груди и оторвал рукава, чтобы могли поместиться руки и плечи. Казалось, холодный ветер его совершенно не беспокоит.

— Дорога, — крикнул Бернард.

Марат кивнул.

— Бернард. — Он показал большим пальцем себе за спину. — Раненые.

— Мы готовы помочь. Заносите их.

Губы Дороги искривились в улыбке, и стали видны его короткие крупные зубы. Он кивнул Бернарду в знак благодарности и отвязал большой мешок с перевязью от седла гарганта. Затем он ухватился за плетеную кожаную веревку и соскользнул со спины животного. Подойдя к Бернарду, он обменялся с ним приветствием, как это было принято у Маратов, ухватившись рукой за его предплечье.

— Я буду очень вам признателен. Мы не в силах справиться с некоторыми ранами. Я подумал, может, вы захотите нам помочь.

— Это честь для нас, — Бернард знаком показал Джиральди, чтобы тот позаботился о раненых Маратах, а конюхи занялись лошадьми, гаргантами и парой покрытых кровью волков.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал Бернард.

— Как твой племянник? — пророкотал Дорога.

— Уехал учиться, — ответил Бернард. — Китаи?

— Уехала учиться, — сказал Дорога и посмотрел на Амару. — А, девушка, которая летает. Тебе нужно больше есть, девочка.

Амара рассмеялась.

— Я пытаюсь, но Первый лорд постоянно меня посылает с разными поручениями.

— Да, когда слишком много бегаешь, можно легко похудеть, — согласился Дорога. — Заведи себе мужчину. Роди парочку детишек. Это всегда помогает.

Внутри у Амары все сжалось от отвратительной, тошнотворной боли, но она постаралась улыбнуться.

— Я подумаю.

— Ха, — не унимался Дорога. — Бернард, может, у тебя в штанах кое-что испортилось?

Бернард стал пунцовым.

— Хм. Нет.

Дорога увидел замешательство графа и громко расхохотался.

— Да, алеранцы. Все совокупляются, — заявил Дорога. — Всем нравится. Но только твой народ делает вид, якобы это не про вас.

Амара с удовольствием смотрела на пунцового Бернарда, хотя боль, которую ей причинили слова Марата, не позволила ей самой покраснеть. Бернард, наверное, подумает, что она слишком искушена, чтобы так легко смущаться.

— Дорога, как ты получил свою рану? — спросила она, чтобы сменить тему разговора и спасти Бернарда. — И что случилось с твоими людьми?

Улыбка вождя Маратов погасла, и он с мрачным видом оглянулся на равнину.

— Я получил свою рану из-за собственной глупости, — ответил он. — Остальное предназначено только для твоих ушей. Давай куда-нибудь отойдем.

Бернард нахмурился, кивнул Дороге и позвал его за собой. Они вместе вошли на территорию гарнизона и направились в кабинет Бернарда.

— Хочешь чего-нибудь поесть? — спросил Бернард.

— После того как поедят мои люди, — ответил Дорога. — И их чала. Животные.

— Я понимаю. Садись, если хочешь.

Дорога тряхнул головой и принялся молча расхаживать по кабинету, взял несколько книг с маленькой полки и внимательно посмотрел на страницы.

— Ваш народ, — сказал он. — Он так сильно отличается от нашего.

— Кое в чем отличается, — не стал спорить Бернард. — Но во многом мы похожи.

— Да. — Дорога пролистал «Хроники Гая», помедлил, разглядывая иллюстрацию в одной из них. — Мой народ почти ничего не знает из того, что известно твоему народу, Бернард. У нас нет этих… как вы их называете?

— Книги.

— Книги, — повторил Дорога. — И рисунков-слов, которые ваш народ использует в них. Но мы старый народ, и у нас тоже есть знание. — Он показал на свою рану. — Порошок из черного корня и песчаной травы снял боль, высушил кровь и закрыл рану. А вам бы пришлось ее зашивать или воспользоваться колдовством.

— Я не сомневаюсь в знаниях и умениях твоего народа, Дорога, — сказал Бернард. — Вы другие. Но это не делает вас хуже нас.

— Не все алеранцы так думают, — улыбнувшись, сказал Дорога.

— Не все.

— У нас есть собственная мудрость, — сказал он, — которая передается из поколения в поколение со времен первого рассвета. Мы поем нашим детям, а они своим, и так мы помним то, что было.

Он подошел к камину и поворошил угли кочергой. Оранжевый свет отбрасывал на его могучее тело тени, казавшиеся живыми, и придавал лицу мрачное выражение.

— Я совершил великую глупость. Наша мудрость меня предупреждала, но мне не хватило ума правильно оценить опасность.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Амара.

Дорога сделал глубокий вдох.

— Восковой лес. Ты о нем слышал, Бернард?

— Да, — ответил тот. — Даже бывал около него пару раз. Но никогда не заходил вглубь.

— Ты поступил мудро, — похвалил его Дорога. — Он был смертельно опасным местом.

— Был?

Марат кивнул.

— Теперь это не так. Существа, которые там жили, ушли.

Бернард удивленно заморгал.

— Ушли? Куда? Дорога покачал головой.

— Я не уверен. Пока. Но наша мудрость говорит нам о них и предупреждает о том, что они сделают.

— Ты хочешь сказать, что твой народ уже видел такое раньше?

Дорога кивнул.

— В далеком прошлом наш народ жил не там, где мы живем сейчас. Мы пришли сюда из другого места.

— Из-за моря? — спросила Амара.

— Из-за моря. Из-за неба, — пожав плечами, ответил Дорога. — Мы были в другом месте, а потом пришли сюда. Наш народ жил в самых разных землях. Мы часто перебираемся на новое место. Устанавливаем связи с теми, кто его населяет. Мы учимся. Мы растем. Мы поем песни мудрости нашим детям.

Амара нахмурилась.

— Ты хочешь сказать… именно по этой причине у вас разные племена?

Он удивленно посмотрел на нее, как смотрели бы ее наставники в Академии на слишком тупого студента, и кивнул.

— Чала. Тотемы. Наша мудрость говорит нам, что много лет назад в другом месте мы встретились с чудовищем, которое украло сердца и разум наших людей. Что оно и его выводок расплодились и дюжины превратились в миллионы. Они нас поглотили. Уничтожили земли и дома. Это чудовище уводило наших детей, а женщины производили на свет его детенышей.

Бернард опустился на стул, стоящий у камина, и нахмурился.

— Это демон, который может принимать самые разные обличья, — продолжал марат. — Ему достаточно испробовать чьей-нибудь крови, и он обретает внешний вид своей жертвы. Он производит на свет потомство. Он превращает своих врагов… в существа, которые сражаются за него. Он забирает к себе людей. Убивает. Плодится. Пока не останется ничего, что могло бы ему противостоять.

Бернард прищурился и внимательно посмотрел на Дорогу. Амара подошла к нему и встала у него за спиной, положив руку на плечо.

— Это не сказочка, которую вечером после трудного дня рассказывают солдаты, сидя вокруг костра, алеранец, — тихо сказал Дорога. — И я не ошибаюсь. Чудовище, о котором я рассказал тебе, настоящее. — Могучий марат с трудом сглотнул, и его лицо приобрело пепельный оттенок. — Оно может принимать самые разные обличья, и наша мудрость предупреждает нас, что мы не должны полагаться только на то, что мы видим, чтобы узнать о его присутствии. В этом и заключалась моя ошибка. Я не распознал демона, пока не было слишком поздно.

— Восковой лес, — сказал Бернард.

Дорога кивнул.

— Когда твой племянник и Китаи вернулись после Испытания, кое-кто за ними последовал.

— Ты имеешь в виду восковых пауков? — спросил Бернард.

Дорога покачал головой.

— Кое-что побольше. Нечто другое.

— Подожди, — вмешалась Амара. — Ты говоришь об одном существе или о нескольких?

— Именно, — сказал Дорога. — Это и делает его скверной в глазах Единственного.

Амара с трудом сдержала раздражение. Марат использовал язык не так, как это делали алеранцы, даже когда говорил на их наречии.

— Не думаю, что я когда-нибудь слышала о таком существе, живущем здесь, Дорога.

Марат пожал плечами.

— Ты не слышала. Именно поэтому я и пришел. Чтобы вас предупредить. — Он сделал шаг в их сторону, наклонился и прошептал. — Сюда пришла скверна. Мудрость назвала нам имена его слуг. Их зовут ворду-ха. — Его передернуло, словно даже от одного слова ему стало не по себе. — А еще она назвала нам имя самого существа. Ворд.

На мгновение в комнате повисло напряженное молчание, а затем Бернард спросил:

— Откуда ты знаешь, что он пришел?

Дорога кивком показал на двор.

— Вчера, на рассвете, я сразился с гнездом ворда. У меня было две тысячи воинов.

— И где они сейчас? — спросила Амара.

Марат не сводил взгляда с огня в камине.

— Здесь.

Амара от удивления открыла рот.

— Но у тебя всего двести…

— На лице Дороги застыло мрачное, каменное выражение, когда она не договорила.

— Мы заплатили своей кровью, чтобы уничтожить ворда в его гнезде. Но мудрость говорит нам, что, когда ворд покидает гнездо, он разделяется на три группы и создает новые гнезда. Чтобы размножаться. Мы выследили и уничтожили одну такую группу. Осталось еще две. Я думаю, одна из них находится здесь, в вашей долине, прячется на склонах горы, которая называется Гарадос.

— А где другая? — хмуро спросил Бернард.

В ответ Дорога засунул руку в свою сумку и достал оттуда потрепанный кожаный рюкзак, который бросил на колени Бернарду.

Амара почувствовала, как он напрягся, увидев рюкзак.

— Великие фурии, — прошептал Бернард. — Тави.

ГЛАВА 5

Тучи пыли наполнили конюшни Исаны, и лучи солнца пробились сквозь крышу мягкими золотыми полосами света. Исана смотрела на огромную упавшую балку. Она сломалась и рухнула вниз, в конюшню, без всякого предупреждения в тот момент, когда она вошла сюда, чтобы задать корм животным. Если бы она смотрела в другую сторону или немного помедлила, она лежала бы под ней мертвая вместе с окровавленными телами нескольких несчастных куриц, а не дрожала бы от удивления и ужаса.

Ее первая мысль была о гольдерах. Находился ли кто-нибудь из них в сарае или на сеновале? И, великие фурии, не играл ли здесь кто-нибудь из детей? Исана позвала свою фурию Рилл и с ее помощью создала заклинание, чтобы проверить сарай. В нем было пусто.

Так, скорее всего, и было задумано, решила она. Исана выпрямилась, продолжая дрожать, и подошла к упавшей балке, чтобы ее рассмотреть.

Один конец был сломан, его края были неровными и острыми, другой оказался гладким и чистым. Здесь явно поработали топором или еще чем-то в таком же роде. Дерево, пыльное и рассыпающееся от прикосновения, выглядело так, будто его атаковала огромная стая термитов. Магия, подумала Исана. Причем целенаправленная.

Не случайность. Ни в коей мере.

Кто-то пытался ее убить.

Неожиданно Исана остро ощутила, что она здесь одна. Большинство гольдеров уже в поле — осталось всего несколько дней, чтобы вспахать и засеять землю, а гольдерам хватало забот со спариванием животных, кроме того, они присматривали за появлением на свет телят, ягнят, детей и парочки детенышей гаргантов. Сейчас даже кухня, ближайшее строение к сараю, пустовала, поскольку работающие там женщины отправились перекусить и отдохнуть в центральный зал.

Короче говоря, вряд ли кто-нибудь слышал, как рухнула балка, и, уж конечно, никто бы не пришел, если бы она позвала на помощь. На миг Исана пожалела, что ее брат больше не живет в стедгольде. Но его тут нет, и ей придется самой о себе позаботиться.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и подошла к стене, где на крюке, вбитом в балку, висели вилы. Она сняла их, стараясь не шуметь, и поручила Рилл еще раз проверить, есть ли кто-нибудь внутри. На магию в данном случае особенно надеяться не следовало — даже если где-то неподалеку прячется убийца, он может держать свои чувства под контролем и тогда Рилл не уловит его присутствия. Но это все же лучше, чем ничего.

Маги дерева могли в случае необходимости пользоваться помощью своих фурий, чтобы скрыть от других людей свое присутствие, если поблизости достаточно растительности. По просьбе такого мага деревья могут спрятать его в тени, трава скроет его, а едва различимая игра света и тени сделает его незаметным даже для очень внимательных глаз. А пол в сарае был почти по колено выложен тростником, чтобы сберечь тепло зимой.

Исана замерла на месте на несколько мгновений, пытаясь уловить хоть какой-то звук, который выдал бы присутствие врага. Терпение и выдержка должны были стать ее помощниками — скоро здесь начнут собираться на обед гольдеры, возвращающиеся с полей. Если тот, кто собирался ее убить, здесь, он уже напал бы на нее, считая, что она бессильна ему помешать. Худшее, что она сейчас может сделать, — это потерять голову и броситься бежать, тогда она обязательно угодит в какую-нибудь ловушку.

Снаружи донесся стук копыт, который приближался к стедгольду, кто-то въехал в ворота. Животное фыркнуло и остановилось, и Исана услышала молодой мужской голос:

— Эй, стедгольдер! Гольдер Исана!

Исана на мгновение затаила дыхание, затем медленно выдохнула и немного расслабилась. Она опустила вилы и сделала шаг в сторону двери, через которую вошла сюда.

Сзади раздался короткий стук, круглый камешек подскочил и упал в солому. Рилл неожиданно предупредила Исану о волне паники прямо у нее за спиной.

Исана повернулась, инстинктивно схватив вилы, и лишь мимолетом заметила смутные очертания человека в полутени сарая. На стальном клинке вспыхнуло солнце, она почувствовала обжигающую боль в бедре. Она подавила крик ужаса, бросилась вперед и, вложив всю силу в удар, выбросила в сторону своего врага вилы. Она прижала его к двери в стойло и ощутила в мельчайших, восхитительных подробностях вспышку боли, удивления и неприкрытого страха.

Вилы с силой воткнулись в деревянную дверь, и магия ее врага рассыпалась в прах — теперь она его прекрасно видела.

Он был не настолько молодым, чтобы считаться юношей, но и не старым, чтобы называться мужчиной. Казалось, он находился в таком опасном возрасте, когда сила, опыт и уверенность сталкиваются с наивностью и идеализмом, когда молодого человека, обладающего магией насилия, можно обманом заставить ее использовать без лишних вопросов.

Убийца смотрел на нее пару мгновений широко раскрытыми глазами. Он уже начал бледнеть, рука, держащая меч, задрожала. Это было необычное, слегка закругленное оружие, а не привычный для алеранца гладий. Он попытался оттолкнуть от себя вилы, но в его руках уже не осталось силы. Один из зубцов разорвал сосуд в животе, с холодным спокойствием подумала Исана. Только это и могло вывести его из строя так быстро. В противном случае, даже несмотря на свою рану, он бы нанес ей еще один удар своим мечом.

Но остальная часть ее существа была переполнена чистой и всепоглощающей болью. Ее связь с Рилл была такой сильной, что она не могла не обращать на нее внимания. Все, что чувствовал враг, проникало в ее мысли, не оставляя места для сомнений и раздумий. Исана ощущала его ужасную боль от раны, дикий страх и отчаяние, когда он понял, что произошло и что его ждет.

Она почувствовала, когда его страх и боль превратились в тусклое, озадаченное удивление, безмолвное сожаление и жуткую, навалившуюся на него усталость. Исана в ужасе попыталась отделить свои ощущения от ощущений молодого человека, мысленно приказав Рилл разорвать связь с юным убийцей. Она чуть не расплакалась от облегчения, когда перестала его чувствовать и смогла взглянуть ему в лицо.

Молодой человек поднял голову и посмотрел на нее. У него были карие глаза и маленький шрам над левой бровью.

Его тело безвольно повалилось на пол, выдернув вилы из деревянной двери. Потом у него опустилась и чуть склонилась набок голова. Глаза стали безжизненными. Исана дрожала, наблюдая за тем, как он умирает. Когда все было кончено, она потянула на себя вилы, но они не желали выходить, и ей пришлось упереться одной ногой в грудь молодого убийцы, чтобы их вытащить. Когда ей это удалось, из отверстий в животе на пол медленно потекла кровь, тело завалилось на бок и мертвые, остекленевшие глаза уставились на Исану.

Она убила молодого человека. Она его убила. Он был не старше Тави.

Это было уже слишком. Исана упала на колени, и ее вырвало. Она обнаружила, что смотрит на пол сарая и дрожит, а все ее существо охвачено отвращением, ненавистью и страхом.

В конюшне раздались шаги, но она не обратила на них никакого внимания. Когда ее желудок немного успокоился, она легла на бок и лежала с закрытыми глазами. Она была уверена только в одном: если бы она не убила молодого человека, он бы убил ее.

Кто-то, имеющий возможность нанять профессионального убийцу, желает ей смерти.

Она закрыла глаза, слишком измученная, чтобы сделать что-то другое, и, не обращая внимания на суматоху вокруг, позволила забытью унести ее боль и страх.

ГЛАВА 6

— Сколько времени она так лежит? — прозвучал густой мужской голос.

«Брат Бернард приехал», — подумала Исана. Другой голос был старым и немного дрожал. Исана узнала спокойную уверенность своей верной компаньонки Битте.

— Почти с полудня.

— Что-то она бледная, — сказал другой голос, более высокий и чистый. — Вы уверены, что с ней все в порядке?

— Абсолютно уверен, Арик, — ответил Бернард и вздохнул. — Похоже, она потеряла сознание оттого, что использовала слишком много магии. Я уже видел, как она доводила себя до изнеможения.

— Возможно, это реакция на то, что ей пришлось сражаться за свою жизнь, — предположила Амара. — Шок.

— Да, с зелеными легионерами такое случается после их первого сражения, — ворчливо согласился с ней Бернард. — Одни только великие фурии знают, как это ужасно — убить человека.

Исана почувствовала, что брат положил свою большую теплую руку ей на волосы. От него пахло лошадиным потом, кожей и дорожной пылью, а в голосе звучала тихая боль и беспокойство.

— Бедняжка Сана. Мы можем еще что-нибудь для нее сделать?

Исана сделала глубокий вдох и заставила себя заговорить, хотя голос ее не очень слушался и ей удалось лишь прошептать:

— Начни с того, что вымой руки, братишка. От них воняет.

Бернард радостно вскрикнул и сжал ее в своих медвежьих объятиях.

— Я бы хотела сохранить свой позвоночник в целости и сохранности, Бернард, — прохрипела Исана, но в следующее мгновение поняла, что улыбается.

Он тут же, взяв себя в руки, осторожно опустил ее на кровать.

— Извини, Исана.

Она положила руку на его локоть и улыбнулась.

— Со мной все в порядке, честно.

— Хорошо. Прочь, все. Уходите. Вам нужно поесть, а я не сомневаюсь, что Исана хотела бы немного побыть одна, — сказала деловым тоном Битте, крошечная немолодая женщина, седая и сгорбленная, но умнее большинства собравшихся в комнате.

Она пользовалась уважением в долине задолго до Первого кальдеронского сражения, не говоря уже о последних событиях. Она встала и принялась махать руками, словно загоняла кур.

Исана благодарно ей улыбнулась и сказала Бернарду:

— Я спущусь через пару минут.

— А ты уверена, что тебе следует… — начал он.

Она подняла руку и более твердым голосом сказала:

— Я прекрасно себя чувствую. И умираю от голода.

— Ладно, — не стал спорить Бернард и вышел из комнаты, шагая впереди Битте, словно послушный бык перед пастушьей собакой. — Только давай поедим в кабинете, — сказал он. — Нам нужно кое-что обсудить.

Исана нахмурилась.

— Как скажешь. Я приду туда.

Они ушли, а Исана встала, пытаясь привести мысли в порядок. Внутри у нее все сжалось от отвращения, когда она увидела кровь на юбке и рубашке, она постаралась как можно быстрее сбросить грязную одежду и тут же швырнула ее в огонь камина. Не слишком разумное поведение, но она знала, что никогда не сможет снова это надеть. Ей будет постоянно мерещиться, как мрак медленно застилает глаза молодого человека.

Исана заставила себя не думать о случившемся и сняла нижнее белье, поменяв его на чистое. Затем она расплела длинные темные волосы и рассеянно заметила, что в них появились новые седые пряди. На комоде стояло маленькое зеркало, и она принялась задумчиво себя рассматривать, одновременно расчесывая волосы. Седины много, но, глядя на нее, определить, сколько ей лет, невозможно. Исана была стройной по современным стандартам, а черты лица как у двадцатилетней девушки — меньше половины того, что есть на самом деле. Если она доживет до возраста Битте, она будет выглядеть как женщина лет тридцати пяти, если забыть о седых волосах, которые она категорически отказывалась красить. Возможно, потому, что на фоне стройного тела и юности, дарованной магией воды, только седые волосы говорили о том, что она женщина, а не девушка. Довольно сомнительное достоинство, учитывая, сколько ей пришлось выстрадать и потерять за свою жизнь, но другого у нее не было.

Она распустила волосы, решив не заплетать их в косу, и нахмурилась, разглядывая свое отражение в зеркале. Обед в кабинете вместо большого зала? Это может означать, что Бернарда — точнее, Амару — беспокоит то, что их могут подслушать. Следовательно, она привезла какое-то послание от Короны.

Внутри у Исаны снова все сжалось, на этот раз от беспокойства. Убийца в сарае все поразительно точно рассчитал. Как могло такое произойти за несколько часов до появления посланника короля в долине? Вряд ли эти события не связаны между собой.

Отсюда возникает вопрос — кто подослал к ней убийцу? Враги Короны?

Или сам Гай?

Не такая уж глупая мысль, как можно подумать, учитывая, что ей известно. Исана встречалась с Гаем и чувствовала его присутствие. Она знала, что у него жесткий характер, достаточно силы воли, чтобы править страной, обманывать, если возникнет такая необходимость, и убивать, чтобы защитить свое положение и народ. Он без колебаний отдаст приказ с ней расправиться, если она будет представлять для него опасность. А насколько ей было известно, она такую опасность представляла.

Исану передернуло, но она заставила себя прогнать все страхи, заменив их чувством уверенности и силой. Она в течение двадцати лет хранила самые разные секреты и не хуже любого другого подданного короля знала, как следует играть в подобные игры. Ей нравилась Амара, и нравилось то, что та делает ее брата счастливым, но Амара была курсором и хранила верность Короне.

Исана считала, что ей нельзя доверять.

В каменных залах и коридорах стедгольда становится холодно, когда вечер спускается в долину, поэтому Исана накинула на плечи поверх голубого платья толстую темно-красную шаль, надела туфли и, стараясь не шуметь, направилась по коридорам в кабинет Бернардгольда — нет, кабинет Исанагольда. В свой кабинет.

Он был совсем небольшим и расположен в самой глубине стедгольда, поэтому окон здесь не было. Столы заполняли почти все пространство, на стенах висели полки и школьная доска. Зимой, когда у всех было меньше работы и больше свободного времени, дети стедгольда изучали здесь основы арифметики и книги по магии, чтобы лучше использовать своих фурий, и постигали, по крайней мере, основы чтения. Теперь же Бернард, Амара и Арик, самый молодой стедгольдер долины, сидели за одним из столов, накрытым для вечерней трапезы.

Исана неслышно вошла и закрыла за собой дверь.

— Добрый вечер. Прошу меня простить, что не смогла достойным образом вас приветствовать, ваши сиятельства, стедгольдер.

— Чушь, — заявил Арик, встал и улыбнулся ей. — Добрый вечер, Исана.

Бернард тоже встал, они дождались, когда Исана сядет, и лишь после этого сели сами.

Они ели и разговаривали о пустяках, пока ужин не подошел к концу.

— Ты почти все время молчишь, Арик, — сказала Исана, когда они отодвинули тарелки и приступили к горячему чаю. — Как ты и твои родные пережили зиму?

Арик нахмурился.

— Боюсь, именно по этой причине я здесь. Я… — Он слегка покраснел. — Ну, если честно, у меня возникла проблема, и я хотел посоветоваться с тобой, прежде чем беспокоить графа Бернарда.

— Слушай, Арик, — возмутился Бернард, — я тот же самый человек, что и два года назад, и мой титул ничего не меняет. Тебе не следует бояться побеспокоить меня, когда речь идет о деле.

— Да, сэр, — ответил Арик. — Я и не буду, ваша светлость.

— Хорошо.

Молодой человек тут же повернулся к Исане и сказал:

— У меня возникли кое-какие проблемы, и мне кажется, я должен обратиться к графу за помощью.

Амара прикрыла рот рукой, чтобы спрятать улыбку, и поднесла к губам чашку. Бернард откинулся на спинку стула и ободряюще улыбнулся, но Исана почувствовала, что он обеспокоен.

Арик налил себе еще вина и отодвинулся от стола. Он был худым — одни сплошные конечности. Слишком молод, чтобы иметь мышцы и телосложение взрослого мужчины. Несмотря на все это, его считали исключительно умным, а за прошедшие два года он положил немало сил на приведение в порядок двух вверенных ему стедгольдов, делая все возможное, чтобы полностью изменить способ ведения дел своего покойного отца, Корда, который натворил много бед.

— Кто-то охотится в восточном стедгольде, — сказал он мрачно. — Мы потеряли примерно треть скота, который отпустили на зимние выпасы. Мы думали, что их утащили танаденты или овцерезы. После этого мы привели скот в загоны, но потеряли еще двух коров.

— Ты хочешь сказать, их убили? — нахмурившись, спросила Исана.

— Я хочу сказать, что они пропали, — ответил Арик. — Ночью они были на пастбище. Утром мы обнаружили, что они исчезли. Никаких следов. Крови нет. Тел нет. Ничего.

— Это… странно, — удивленно приподняв брови, сказала Исана. — Кто-то ворует скот?

— Я так думал, — сказал Арик. — Я взял двоих магов леса, и мы отправились на холмы, чтобы выследить того, кто это делает. Мы искали лагерь — и нашли его. — Арик сделал большой глоток вина. — У нас сложилось впечатление, будто там было человек двадцать, но они ушли. Костры затоптаны, над одним мы обнаружили вертел, на котором остался кусок сгоревшего мяса. Повсюду лежали одежда, оружие, постели и инструменты, словно они встали и ушли, ничего не взяв с собой.

Бернард нахмурился еще сильнее, и Арик повернул к нему свое серьезное лицо.

— Это было… неправильно, сэр. И страшно. Не знаю, как еще описать то, что мы увидели, но волосы у нас встали дыбом. Становилось темно, я собрал своих людей, и мы постарались как можно быстрее вернуться в стедгольд. — Он немного побледнел. — Один из них, Гримард… помните его, сэр, у него еще шрам через весь нос?

— Да, кажется, легионер из Аттики, ушел в отставку вместе со своим кузеном. Я видел, как он прикончил пару воинов из клана Волка около второго гарнизона.

— Это он, — подтвердил Арик. — Он не добрался до стедгольда.

— Почему? — спросила Исана. — Что случилось?

Арик покачал головой.

— Мы растянулись в линию, и я шел посередине. Он находился в пяти ярдах от меня. Я его видел, потом на мгновение отвернулся, а он исчез. Просто… исчез, сэр. Без единого звука. Никаких следов. Так, словно его и не было вовсе. — Арик опустил голову. — Я испугался и побежал. Мне не следовало этого делать.

— Вороны, мальчик, — пробормотал Бернард, продолжавший хмуриться. — Разумеется, тебе именно это и следовало сделать. Я бы от такого до смерти перепугался.

Арик взглянул на него и снова опустил голову, не в силах справиться со стыдом.

— Не знаю, что я скажу жене Гримарда. Мы надеемся, что он еще жив, сэр, но… — Арик покачал головой. — Только я не думаю, что это так. Мы имеем дело не с бандитами или маратами. Не знаю, почему мне так кажется. Просто…

— Интуиция, — подсказал Бернард. — Никогда не отмахивайся от ее подсказок. Когда это произошло?

— Прошлой ночью. Я приказал не выпускать детей за стены стедгольда и велел покидать его только группами не меньше четырех человек. Сегодня утром я сразу же отправился к Исане, чтобы с ней поговорить.

Бернард вздохнул и взглянул на Амару. Та кивнула, встала и подошла к двери. Исана услышала, как она что-то прошептала, прикоснувшись к двери, на мгновение у нее заболели уши, а потом все прошло.

— Теперь мы можем говорить свободно, — сказала Амара.

— О чем говорить? — спросил Арик.

— О том, что мы сегодня утром узнали от Дороги, — ответил Бернард. — Он говорит, у нас появилось какое-то чудовище, которое называется ворд. Оно жило в Восковом лесу, но произошло что-то, заставившее его покинуть свой дом. — Исана с мрачным видом выслушала Бернарда, рассказавшего о том, что им поведал Дорога о необычном существе.

— Ну, не знаю, сэр, — с сомнением сказал Арик. — Я ни о чем таком не слышал. Чудовище, пьющее кровь и меняющее свое обличье? Мы бы непременно о таком знали, разве нет?

— Если верить Дороге, к тому времени, когда ты о нем узнаешь, возможно, будет уже слишком поздно, — сказал Бернард. — Если он не ошибся относительно гнезда на Гарадосе, это может объяснить потери твоего стедгольда, Арик.

— А вы уверены, что он это не выдумал? — спросил Арик.

— Нашим лекарям пришлось потратить немало сил, чтобы хоть как-то помочь двумстам Маратам и по меньшей мере такому же количеству животных. Такое в шутку не делается. Если Дорога говорит, что он потерял почти две тысячи человек, я ему верю. — И он рассказал конец истории Дороги.

Исана сложила на груди руки, и ее передернуло.

— А как насчет третьего гнезда?

Бернард и Амара переглянулись, и Исане не понадобилось прибегать к помощи своей фурии, чтобы понять, что ее брат врет.

— Дорога отправил за ним своих людей. Как только мы его найдем, мы нанесем по нему удар. Но я хочу сосредоточить все наше внимание на гнезде, о котором нам известно.

— Две тысячи человек, — пробормотал Арик. — Как мы можем напасть на их гнездо? У нас во всей долине нет такого количества людей, Бернард.

— У Маратов не было рыцарей. У нас они есть. Думаю, мы сможем, по крайней мере, удерживать на месте этого ворда, пока не прибудет подкрепление из Ривы.

— Если помощь из Ривы прибудет, — сказала Исана.

Бернард резко вскинул голову и посмотрел на нее.

— В каком смысле?

— Ты видел, как Арик отреагировал, когда ты сказал ему, от кого узнал про необычное существо, а он с Дорогой знаком. Пусть тебя не удивит, если верховный лорд Ривы не пожелает серьезно отнестись к словам варвара.

Амара прищурилась и принялась жевать губу.

— Возможно, она права. Рива ненавидит маратов по целому ряду причин.

— Но алеранцы умирают, Амара, — напомнил ей Бернард.

— Твои слова звучат разумно, — сказала Амара, — но это не значит, что Рива поведет себя, как мы рассчитываем. У него и без того весьма ограниченные средства после перестройки гарнизона и помощи в восстановлении стедгольдов. И у него совсем опустеют карманы, если ему придется мобилизовать легион. Он постарается этого избежать, если не будет абсолютной необходимости, и он, вне всякого сомнения, сделает все, что в его силах, чтобы не тратить деньги на страшилки, рассказанные каким-то варваром, не имеющим в своем распоряжении фурий. Кроме того, вполне возможно, он уже уехал в столицу, чтобы присутствовать на Зимнем фестивале.

— А возможно, и нет.

Амара подняла руку в успокаивающем жесте.

— Я только хочу сказать, что нам будет трудно получить помощь на основании наблюдений вождя маратов. Рива презирает Дорогу.

— Я предпочитаю делать что-нибудь, а не сидеть сложа руки. Да и в любом случае я уже отправил туда гонца. Мы не можем позволить себе терять время.

— Почему? — спросил Арик.

— Дорога говорит, что гнездо будет размножаться и через неделю разделится на три. Если мы не разберемся с тем гнездом, которое находится в долине, ворд размножится быстро и нам не удастся его поймать и уничтожить. В этом случае, если Рива не ответит немедленно, нам придется рассчитывать только на свои силы.

Арик кивнул, хотя вид у него был совсем не счастливый.

— Чем я могу помочь?

— Возвращайся в свой стедгольд, — сказала Амара. — Начни наполнять емкости питьевой водой, готовь ванны для целителей, бинты и все такое. Используй Арикгольд в качестве своей базы, пока мы не найдем гнездо.

— Хорошо, — ответил Арик, вставая из-за стола. — В таком случае я должен немедленно вернуться домой.

— Путешествовать после наступления темноты может быть опасно, — предупредила его Амара.

— Я обойду гору по большому кругу, — ответил Арик. — Мое место с моими гольдерами.

Бернард несколько мгновений смотрел на него, затем кивнул.

— Будь осторожен, стедгольдер.

Они попрощались, и Арик вышел из кабинета. Когда дверь за ним закрылась, Амара повернулась к Исане и протянула ей конверт.

— Что это? — спросила Исана.

— Приглашение на Зимний фестиваль, от Короны.

Исана удивленно подняла брови.

— Но он состоится через несколько дней.

— Мне дали понять, что его величество уже отправил несколько воздушных рыцарей, чтобы они доставили тебя в столицу.

Исана покачала головой.

— Боюсь, это невозможно, — сказала она. — В особенности до того, как будет решена проблема с вордом. Здесь потребуются целители.

— Это не просьба, стедгольдер Исана, — нахмурившись, сказала Амара, взглянув на нее. — Ты нужна в столице. Ты стала настоящим яблоком раздора.

Исана удивленно заморгала.

— Правда?

— Правда. Сделав тебя стедгольдером, Гай довольно недвусмысленно установил своего рода равенство между мужчинами и женщинами. В результате многие посчитали это разрешением предоставить женщинам кое-какие права, в которых прежде им было отказано. А другие воспользовались новой ситуацией самым бесстыдным образом. В различных городах за рабынь стали назначать такую же цену, как и за мужчин-рабов. Консорциум работорговцев в ярости и требует от короля закона, восстанавливающего прежнее положение, а Лига Дианы выступает против них.

— Я не вижу, какое это все имеет отношение к моему присутствию на фестивале.

— В Сенате равновесие власти начало нарушаться. Гаю требуется поддержка Лиги Дианы, если он хочет, чтобы Сенат не вышел из-под контроля. Поэтому ты нужна ему в столице, на фестивале, чтобы все в королевстве видели тебя и то, как сильно ты его поддерживаешь.

— Нет, — холодно сказала Исана. — Здесь у меня более важные обязанности.

— Важнее стабильности королевства? — спросила Амара мягко. — Да уж, ты, наверное, очень занятой человек.

Исана резко поднялась на ноги, прищурилась и сердито сказала:

— Я не желаю, чтобы девчонка вроде тебя рассказывала мне, каков мой долг.

Потрясенный Бернард встал и посмотрел на сестру.

— Сана, прошу тебя.

— Нет, Бернард, — сказала она. — Я не дрессированная собачка Гая и не собираюсь сидеть у его ног или прыгать через кольцо, когда он щелкнет пальцами.

— Ясное дело, — вмешалась Амара. — Но ты единственный человек, который может дать столь необходимое ему преимущество, чтобы предотвратить гражданскую войну в стране. Вот почему кто-то приказал тебя убить — или такая мысль не приходила тебе в голову?

Бернард положил теплую руку на плечо Исане, чтобы успокоить ее, но слова Амары отрезвили ее, точно ведро ледяной воды.

— Гражданская война? Неужели дошло до этого?

Амара сердитым движением отбросила с лица волосы.

— И с каждым днем ее вероятность становится все сильнее. Консорциум работорговцев поддерживает несколько южных городов, а северные и города у Защитной стены выступают на стороне Лиги Дианы. Сейчас просто необходимо, чтобы Гай сумел удержать в руках большинство в Сенате, а Лига Дианы — тот рычаг, в котором он нуждается. Мне приказано сообщить тебе это, а затем сопроводить тебя и твоего брата в столицу.

Исана снова медленно села.

— Но ситуация изменилась.

— Если Дорога прав насчет ворда, — кивнув, сказала Амара, — тот может оказаться страшным врагом и представлять для нас серьезную опасность. С ним нужно покончить безотлагательно, поэтому мы с Бернардом останемся здесь и присоединимся к тебе, как только сможем.

— А еще нам кажется, мы знаем, куда направляется третья группа ворда, — глухо сказал Бернард.

Исана подняла брови.

Бернард потянулся за мешком, который привез с собой и вытащил из него старый, потрепанный рюкзак из кожи.

— Разведчики Дороги нашли его около дороги, ведущей в столицу.

Исана удивленно посмотрела на рюкзак.

— Разве это не старый рюкзак Линялого?

— Именно, — ответил Бернард. — Но Линялый отдал его Тави перед тем, как он вошел в Восковой лес. Тави потерял его там во время сражения. Его запах пропитал весь рюкзак.

— Кровь и вороны! — выругалась Исана. — Ты хочешь сказать, что чудовище преследует его?

— Судя по всему, — подтвердила Амара. — Воздушные рыцари прибудут утром. Исана, ты должна добраться до столицы и получить аудиенцию у Гая как можно раньше. Расскажи ему про ворда и сделай так, чтобы он тебе поверил. Необходимо найти гнездо и остановить чудовище.

— А почему ты не можешь отправить к нему гонца вместо меня?

— Слишком рискованно, — ответил Бернард. — Гонец может по какой-то причине задержаться, или Гай будет слишком занят подготовкой к празднику, а нам здесь совсем не помешала бы помощь.

— Он тебя обязательно примет, гольдер Исана, — добавила Амара. — Возможно, ты единственная, кто сможет нарушить протокол и пробиться к нему сразу по прибытии в столицу.

— Хорошо. Я все сделаю. Я с ним поговорю, — сказала Исана. — Но лишь после того, как буду уверена, что Тави ничего не угрожает.

Амара поморщилась, но кивнула.

— Спасибо. В мои намерения не входило отправлять тебя в это осиное гнездо в одиночестве и без поддержки. Там будет много людей, которые станут проявлять к тебе интерес. Некоторые из них могут быть очень фальшивыми и опасными. Я обеспечу тебя сопровождением — человеком, которому я доверяю. Его зовут Недус. Он встретит тебя в цитадели и сумеет помочь.

Исана молча кивнула и встала.

— Спасибо, Амара. Я справлюсь.

Она сделала шаг к двери и, покачнувшись, чуть не упала, но Бернард успел ее подхватить.

— Эй, с тобой все в порядке?

Исана закрыла глаза и покачала головой.

— Просто мне нужно отдохнуть. Завтра придется рано встать. — Она открыла глаза и с мрачным видом посмотрела на брата. — Ты будешь осторожен?

— Я буду осторожен, — пообещал он. — Если ты мне пообещаешь то же самое.

Она слабо улыбнулась в ответ.

— Договорились.

— Не волнуйся, Сана, — пророкотал он. — Мы позаботимся о том, чтобы никому ничто не угрожало. В особенности Тави.

Исана кивнула и направилась к двери, на сей раз увереннее.

— Непременно.

Если, конечно, они еще не опоздали.

ГЛАВА 7

Между тем моментом, когда он увидел, как люди стедгольдера Исаны нашли ее, и заходом солнца Фиделиас успел пробежать более ста миль и покинуть долину Кальдерона. Фурии мощенной камнем дороги отдали свою силу его фурии земли, а через нее самому Фиделиасу. Хотя ему было уже под шестьдесят, он почти не устал после своего продолжительного бега. Он побежал медленнее, когда показался постоялый двор, и последние несколько сотен ярдов прошел, тяжело дыша и чувствуя, как слегка ноют от усталости руки и ноги. Серые тучи тут и там закрывали огненный закат, и вскоре пошел дождь.

Фиделиас набросил на голову капюшон плаща. За последние годы у него осталось совсем мало волос, и, если он не прикрывал голову, дождь мог доставить ему неприятные ощущения, да и навредить здоровью. Ни один уважающий себя шпион не позволит себе простудиться. Он представил себе, какие опасные последствия могли бы возникнуть, начни он чихать или кашлять, находясь в сарае вместе с Исаной и потенциальным убийцей.

Он не имел ничего против того, чтобы погибнуть, выполняя задание, но добровольно отдал бы себя на растерзание воронам, если бы причиной неудачи стала такая ерунда, как простуда.

Постоялый двор был самым обычным для северных районов королевства — стена высотой в десять футов, окружающая общий зал, конюшня, пара низких жилых домов и скромная кузница. Фиделиас прошел мимо зала, где путники сидели за столами, поглощая горячую еду. В животе у него заурчало. Музыка, танцы и выпивка появятся позднее, а до тех пор он не станет рисковать, чтобы его случайно не узнал кто-нибудь из скучающих посетителей, которым ничего не остается, как глазеть по сторонам да болтать со своими товарищами.

Фиделиас вошел во второй дом, тихо поднялся по лестнице, открыл дверь комнаты, расположенной дальше всего от входа, и задвинул за собой засов. Пару мгновений он рассматривал кровать, поскольку у него отчаянно болели все мышцы, но решил, что долг превыше всего. Он вздохнул, развел огонь в камине, отбросил в сторону плащ и налил в широкую миску воду из графина. Затем он достал из своей сумки маленький флакончик, открыл его и вылил в нее немного воды из глубоких источников под цитаделью в Аквитейне.

Вода в миске почти сразу же заволновалась, по ней пошли круги, на поверхности появился удлиненный пузырь, который начал раскачиваться из стороны в сторону, превращаясь в миниатюрную фигурку женщины лет тридцати в вечернем платье. Она была не столько красивой, сколько эффектной.

— Фиделиас, — сказала женщина, и ее мягкий голос прозвучал едва слышно, словно издалека. — Ты поздно.

— Миледи Инвидия, — ответил Фиделиас и поклонился. — Боюсь, наши противники не слишком считаются с нашим временем.

Она улыбнулась.

— Агент убит. Тебе удалось узнать о нем что-нибудь определенное?

— Ничего конкретного, но у него был каларанский разделочный нож, и он знал свое дело, — ответил Фиделиас.

— Каларанский мясник, — сказала женщина. — Значит, слухи подтверждаются. У Калара имеются собственные курсоры.

— Очевидно.

Она рассмеялась.

— Только человек, наделенный прямотой и целостностью, сможет удержаться и не сказать: «Я же вам говорил».

— Спасибо, миледи.

— Что произошло?

— Ему почти удалось добиться успеха, — доложил Фиделиас. — Когда его первый план провалился, он запаниковал и напал на нее со своим разделочным ножом.

— Стедгольдер убита?

— Нет. Она почувствовала его присутствие за мгновение до того, как он ее атаковал, и убила его вилами.

Брови женщины удивленно поползли вверх.

— Впечатляюще.

— Она потрясающая женщина, миледи, даже если забыть на время о том, что она владеет магией воды. Могу ли я спросить, миледи, каковы результаты собрания Лиги?

Женщина склонила голову набок и задумчиво на него посмотрела.

— Они приняли решение поддерживать и поощрять новый статус стедгольдера Исаны.

— Понятно, — кивнув, сказал Фиделиас.

— Тебе понятно? — переспросила женщина. — Ты правда понимаешь, что это может означать? И как повлияет на нашу историю?

Фиделиас поджал губы.

— Полагаю, со временем это будет означать установление легального и политического равенства полов. Я пытаюсь не думать с точки зрения истории. Меня интересует лишь практическая сторона вопроса, и какие она будет иметь последствия.

— В каком смысле?

— А в том смысле, что первым делом это скажется на экономике, а затем на политике. Признание женщины в качестве полноправного гражданина мгновенно повлияет на торговлю рабами. Если женщины-рабыни будут стоить столько же, сколько и рабы-мужчины, это нанесет огромный ущерб экономике южных городов. Вот почему, судя по всему, Калар отправил человека с приказом убить Исану из Кальдерона.

— Лорд Калар развратная свинья, — сказала Инвидия спокойно. — Я уверена, у него сделался припадок, когда он услышал новости про стедгольдера Исану.

Фиделиас прищурился.

— А Первый лорд совершенно точно знал, как отреагирует верховный лорд Калар.

Ее губы искривились в насмешливой улыбке.

— Именно. Гай очень умело разделил своих врагов при помощи данного назначения. Интересы и союзники моего мужа находятся на севере, а интересы Калара — на юге. Если стедгольдер будет поддерживать Первого лорда, он может сделать так, что Лига Дианы перестанет выступать на стороне моего мужа.

— А разве они не пойдут за вами, миледи?

Инвидия помахала рукой.

— Ты мне льстишь, но я не до такой степени контролирую Лигу. Никому это не под силу. Просто мой муж понимает, какие преимущества ему дает поддержка Лиги, а они видят, что могут получить в ответ. Наши отношения строятся на взаимной выгоде.

— Насколько я понимаю, ваши союзники и соратники сознают, что происходит.

— Разумеется, — ответила Инвидия. — Судьба женщины будет демонстрацией компетентности моего мужа. — Она устало покачала головой. — Разрешение этой ситуации имеет огромное значение. Наш успех укрепит союзы моего мужа и одновременно ослабит веру тех, кто пошел за Каларом. Неудача самым фатальным образом может повлиять на будущее.

— Мне кажется, время для конфронтации с Каларом еще не пришло.

Она кивнула.

— Вне всякого сомнения, я бы не стала выбирать это время и место, но, даровав гражданство женщине, Гай вынудил Калара действовать. — Она помахала рукой, показывая, что разговор закончен. — Однако конфронтация с фракцией Калара была неизбежна.

Фиделиас кивнул.

— Что я должен делать, миледи?

— Отправиться в столицу на Зимний фестиваль.

Фиделиас несколько мгновений не сводил с нее глаз.

— Вы шутите.

— Нисколько, — сказала она. — Исана будет официально представлена королевству и Сенату во время завершения фестиваля в качестве акции публичной поддержки Гая. Мы должны этому помешать.

Фиделиас мгновение смотрел на ее изображение, и его охватило такое бессилие и раздражение, что он не смог скрыть его и оно прозвучало в его голосе.

— На меня объявлена охота. Если кто-нибудь узнает меня в столице, где многим известно мое лицо, меня обязательно схватят, подвергнут допросу и убьют. Не говоря уже о том, что эта женщина тоже меня видела.

— И что? — удивленно посмотрела на него Инвидия.

Он постарался изгнать все эмоции из своего голоса.

— Это может помешать мне передвигаться по городу.

— Фиделиас, ты один из самых опасных людей из всех, кого я знаю, — мягко сказала Инвидия. — И вне всякого сомнения, самый изобретательный. — Она наградила его очень откровенным, почти страстным взглядом. — Именно это делает тебя таким привлекательным. Ты справишься. Таков приказ моего мужа — и мой.

Фиделиас сжал зубы и кивнул.

— Слушаюсь, миледи. Я… постараюсь что-нибудь придумать.

— Замечательно, — ответила женщина. — Если Исана поддержит Гая, это может стоить моему мужу союза с Лигой Дианы. Ты должен помешать этому любой ценой. Наше будущее — и твое — зависит от твоих действий.

Изображение скользнуло на дно миски и исчезло. Фиделиас некоторое время мрачно смотрел на воду, затем выругался и швырнул миску в противоположный угол комнаты. Керамическая миска разбилась на мелкие осколки, ударившись о камни камина.

Фиделиас потер мокрыми руками лицо. Невозможно. То, о чем его просили лорд и леди Аквитейн, было невозможно сделать. Это его убьет.

Фиделиас поморщился. Пытаться заснуть бессмысленно, от напряжения, охватившего его после разговора с леди Инвидией, у него даже аппетит пропал. Он переоделся в сухую одежду, схватил плащ и свои вещи и вышел в темную ночь.

ГЛАВА 8

У Тави отчаянно болели ноги из-за того, что он сидел, скорчившись, на крыше здания, выходящего на Домус Маллеус, в котором раньше находилась огромная кузница, превращенная в одну из самых популярных таверн в купеческом квартале города Алеры. День отступал под натиском сумерек, и по улицам поползли тени. Лавки и мелкие торговцы закрывали на ночь окна и двери и убирали свои товары до утра, когда рынок откроется снова. Аромат свежего хлеба и жарящегося мяса наполнял воздух.

У Тави свело ногу, и он понял, что она затекла. Неподвижность и терпение — необходимые качества любого охотника, а дядя научил Тави всему, что знал сам про выслеживание и охоту. На скалистых тропинках Тави умел разыскать огромных овец, которых выращивал его дядя, находил заблудившихся лошадей и телят, умел идти по следу и изучил повадки диких котов и танадентов, нападавших на скот его дяди.

А в качестве заключительного урока дядя научил его выслеживать оленей, бесшумных, пугливых и таких быстрых, что только очень умелый и настойчивый охотник мог рассчитывать на удачу. Вор не был горным оленем, но Тави пришел к выводу, что коварный преступник, которого не смогли поймать даже опытные гражданские легионеры, наделен многими его качествами. Он исключительно осторожен, обладает быстротой и ловкостью. Поймать такого человека можно, только поняв, чего он хочет и куда направится, чтобы это получить.

Поэтому Тави полдня разговаривал с офицерами легиона, расспрашивая их о том, где побывал вор и что он там взял. У преступника были весьма эклектичные вкусы. Ювелир лишился ценной серебряной булавки для плаща и набора гребней из черного дерева — но вор не тронул более дорогие украшения, имеющиеся в лавке. У портного он украл три очень дорогих плаща. У сапожника — пару сапог из кожи гарима. Однако главным образом пострадали таверны, продуктовые магазинчики и пекарни, куда вор регулярно наведывался по ночам.

Кем бы он ни был, деньги его не интересовали. На самом деле, если проанализировать список того, что он украл, создавалось впечатление, будто он делал это только ради удовольствия, исключительно повинуясь порыву. Однако постоянные набеги на кухни и склады указывали на то, что у него было нечто общее с горными оленями из родных мест Тави.

Вор был голоден.

Как только Тави это понял, остальное было уже не так трудно. Он просто дождался момента, когда в тавернах начнут готовить ужин, а затем отправился, следуя за указаниями своего носа, туда, где пахло соблазнительнее всего. Он отыскал удобное место для наблюдения за входом на кухню и устроился там, дожидаясь момента, когда олень явится за добычей.

Тави не слышал и не заметил, как пришел вор, но на шее у него зашевелились волоски, а по спине пробежал диковинный холодок. Он замер на месте, не решаясь даже дышать, а через мгновение увидел осторожную, безмолвную тень, закутанную в темный плащ, которая скользнула через конек крыши Домус Маллеус и легко спрыгнула на землю рядом с дверью на кухню.

Тави спустился на улицу и бросился в переулок, расположенный позади таверны. Он прошел несколько шагов и спрятался в глубокой тени, дожидаясь, когда появится вор.

Он вышел из кухни всего через пару мгновений, пряча что-то под плащ. Тави задержал дыхание, когда вор бесшумно зашагал по переулку в его сторону и прошел совсем рядом с ним. Тави дождался, когда тот окажется чуть впереди, затем выскочил из тени, ухватился за плащ вора и резко потянул на себя.

Вор отреагировал с быстротой дикой кошки. Он развернулся, когда Тави схватился за его плащ, и швырнул ему в голову горшок с обжигающе горячим супом. Тави метнулся в сторону, и тогда вор бросил в него тарелку с жареным мясом, которая угодила Тави в грудь. Он покачнулся и сделал шаг назад, потеряв равновесие. Вор же мгновенно развернулся и помчался прочь.

Тави быстро восстановил равновесие и устремился в погоню. Вор летел вперед с безумной скоростью, и Тави едва за ним поспевал. Они молча бежали по темным улицам и аллеям, тут и там освещенным теплым сиянием разноцветных магических огней. Вор отшвырнул в сторону бочонок, когда они пробегали мимо лавки бондаря, и Тави пришлось через него перепрыгнуть. Почувствовав под ногами твердую почву, он бросился на спину вору, промахнулся, но сумел схватить его за ногу, потянул на себя, и тот, покачнувшись, упал на землю.

Безмолвная и отчаянная схватка продолжалась всего несколько секунд. Тави хотел прижать к земле одну руку вора, но его противник оказался слишком изворотливым и попытался стукнуть Тави локтем в лоб. Тави увернулся, но вор сумел с силой ударить ему ребром ладони в подбородок. У Тави искры посыпались из глаз, он выпустил вора, тот вскочил на ноги и исчез в темноте прежде, чем Тави успел прийти в себя.

Он бросился за ним, но вор сумел сбежать. Тави громко выругался, выскочил из темного переулка и помчался в сторону Домус Маллеус. По крайней мере, решил он, за свои старания он заслужил хороший ужин.

Он свернул на освещенную улицу и тут же налетел на высокого прохожего.

— Тави? — удивленно спросил Макс. — Что ты здесь делаешь?

— А ты что здесь делаешь? — удивленно моргая, поинтересовался Тави.

— На меня напал хмурый академ из Кальдерона, — ответил Макс, ухмыляясь и поправляя плащ.

Вокруг них собирался густой холодный туман. Тави почувствовал, что дрожит, когда вечерний воздух коснулся его разгоряченной кожи.

— Извини. Похоже, я слишком рассеян сегодня, — сказал он, качая головой. — Правда, что ты здесь делаешь?

— Неподалеку отсюда живет симпатичная вдовушка, — улыбнувшись, сказал Макс. — Когда на город опускается туман, она очень сильно страдает от одиночества.

— В это время года туман опускается на город каждую ночь, — сказал Тави.

— Я тоже это заметил, — широко ухмыляясь, заявил Макс.

— Да, не зря тебя многие не переносят.

— Зависть часто встречается среди мелких людишек, — с важным видом сказал Макс. — Ладно, теперь моя очередь. А ты что здесь делаешь? Золотому мальчику Гая не годится расхаживать по улицам после наступления комендантского часа.

— Я тут кое с кем встречаюсь, — ответил Тави.

— Ясное дело, — добродушно заявил Макс. — С кем?

— Не ты один потихоньку выбираешься из Академии после наступления темноты.

Макс громко расхохотался.

— Что тут смешного? — с мрачным видом поинтересовался Тави.

— Нет сомнений, что ты встречаешься не с девушкой.

— Откуда ты знаешь? — спросил Тави.

— Потому что даже девственник вроде тебя постарается выглядеть поприличнее, чем ты выглядишь сейчас. Ванна, чистая одежда, расчесанные волосы и все такое. А у тебя такой вид, будто ты валялся на земле.

Тави смущенно покраснел.

— Заткнись, Макс, и иди к своей вдовушке.

Но Макс прислонился к стене таверны и сложил на груди руки.

— Я ведь мог хорошенько треснуть тебя по голове. Тогда ты не только не налетел бы на меня, но даже не понял бы, что произошло, — сказал Макс. — Это на тебя не похоже. С тобой все в порядке?

— Просто я очень занят, — ответил Тави. — Я весь день делал домашнее задание по математике после сегодняшнего теста у Киллиана…

— Мне очень жаль, что у тебя не слишком хорошо получилось, Тави, — поморщившись, сказал Макс. — Киллиан, конечно, пользуется помощью фурий, чтобы слепота не мешала ему передвигаться в пространстве, но вот твоих достоинств он разглядеть не сумел.

Тави пожал плечами.

— Я ничего другого и не ожидал. А сегодня ночью мне нужно идти к Гаю.

— Опять? — удивленно спросил Макс.

— Угу.

— В таком случае почему же ты не пытаешься хотя бы немного поспать?

Тави уже собрался отмахнуться от него, но в следующее мгновение прищурился и улыбнулся.

— Ага. А чего же ты не бежишь к своей нетерпеливой вдовушке, Макс?

— Еще рано. Она подождет, — ответил Макс.

— Подождет, пока ты не покончишь с тестом для Киллиана? — спросил Тави.

Плечи Макса напряглись.

— Ты это о чем?

— О твоем личном тесте, — ответил Тави. — Киллиан дал тебе персональное задание. Отправил тебя узнать, чем я занимаюсь.

Макс не смог скрыть своего удивления, затем закатил глаза.

— Киллиан, судя по всему, велел тебе хранить свои дела в тайне, уж не знаю, что это такое.

— Разумеется. И я тебе ничего не скажу.

— Вороны, Кальдерон! Ты такой умный, что мне иногда хочется как следует тебе врезать.

— Зависть часто встречается среди мелких людишек, — заявил Тави и улыбнулся. Макс сделал вид, будто собирается его ударить, и Тави слегка сдвинулся в сторону. — И как давно ты за мной следишь?

— Пару часов. Потерял тебя, когда ты слез с крыши.

— Если бы Киллиан узнал, что я тебя видел, он бы тут же поставил тебе неуд.

Макс приподнял одно плечо.

— Это всего лишь тест. Мне приходится иметь дело с самыми разными испытаниями с тех пор, как я научился ходить.

— Верховный лорд Антиллус был бы недоволен твоей неудачей.

— Ну, теперь меня замучает бессонница, — протянул Макс.

— А вдова и в самом деле имеется? — снова улыбнувшись, спросил Тави.

— Даже если бы таковой не было, я могу легко найти подходящую кандидатуру, — ухмыльнувшись, заявил Макс. — Или в случае необходимости сделать кого-нибудь вдовой, — добавил он.

Тави фыркнул.

— И какие у тебя планы на сегодняшнюю ночь?

— Я могу еще немного походить за тобой, — поджав губы, ответил Макс, — но мне кажется, это будет нечестно. — Он быстро изобразил букву X на своем животе. — Клянусь, я оставлю тебя в покое вместо того, чтобы отнимать час сна, когда ты будешь пытаться от меня оторваться.

Тави кивнул и благодарно улыбнулся другу. Макс поклялся, что говорит правду, прибегнув к древнему северному обычаю.

— Спасибо, — сказал Тави.

— Но я непременно узнаю, чем ты тут занимался, — заявил Макс. — Не ради Киллиана, а потому что кто-нибудь должен тебе показать, что ты не такой умный, как тебе кажется.

— В таком случае тебе лучше отправиться спать, Макс. Такое может случиться только в твоих снах.

В темноте блеснули белые зубы Макса, когда Тави принял его вызов. Он тихонько стукнул себя кулаком по груди, изображая легионерский салют, и исчез в окутанной туманом ночи.

Как только Макс ушел, Тави потер грудь, которая еще болела в том месте, куда в нее угодила тарелка, и решил, что синяка ему не избежать. Большого синяка. Но, по крайней мере, он получит приличный ужин за свои мучения. И он шагнул на порог таверны.

Громадные часы на башне цитадели начали отбивать время, и каждый удар наполнял воздух низким, вибрирующим грохотом, от которого вода в котелках, наверно, принялась волноваться, а следом за ним раздался перелив высоких пронзительных звуков, прекрасных и одновременно печальных.

Часы пробили девять раз, и Тави выругался. Времени на ужин не осталось. Если он поторопится, у него уйдет еще примерно час на то, чтобы добраться по улицам Алеры до цитадели Первого лорда, а затем спуститься в подвал под ней. Он придет туда грязный и потный, да еще опоздает почти на час к исполнению обязанностей, назначенных ему Первым лордом.

А утром у него контрольная по истории.

А еще ему не удалось поймать вора, о котором рассказал Киллиан.

Тави покачал головой и помчался по улицам столицы. Не успел он пробежать и двести ярдов, как в небе загрохотал гром и начался проливной дождь.

— Да, ты настоящий герой королевства, — пробормотал Тави и отправился к Первому лорду.

* * *

Запыхавшийся, грязный, опоздавший на свой пост, он остановился у двери в комнату Первого лорда. Он решил было привести в порядок плащ и тунику, но тут же оставил все попытки, понимая, что от них нет никакой пользы. Только отряд опытных чистильщиков и прачек мог привести его одежду в приличный вид. Он пожевал губу, убрал с лица мокрые пряди волос и вошел внутрь.

Гай снова стоял на мозаичных плитках, окутанных переплетающимися разноцветными лентами. Он сгорбился, словно от невероятной усталости или боли. Его лицо приобрело пепельный цвет, а щетина на небритом лице была совершенно седой. Но страшнее всего были его глаза. Они ввалились, превратившись в темные ямы, белки покраснели, а зрачки потускнели и словно выцвели. В них горел свирепый, нездоровый огонь — не решимость, гордость и сила, к которым Тави привык, а нечто более хрупкое и пугающее.

Гай хмуро на него посмотрел и сердито рявкнул:

— Ты опоздал.

Тави низко склонил голову и, не поднимая ее, сказал:

— Да, сир. У меня нет оправданий.

Гай молчал несколько мгновений, а потом снова закашлялся. Он раздраженно махнул рукой в сторону плиток на полу, разрушив цветной рисунок, и сел у маленького бюро, стоящего у стены, дожидаясь, когда приступ кашля пройдет. Первый лорд сидел с закрытыми глазами и делал короткие быстрые вдохи.

— Принеси мне из шкафа мое вино со специями, мальчик.

Тави тут же выпрямился и подошел к шкафу, стоявшему около скамейки в прихожей. Тави налил вино и протянул Гаю. Тот выпил его и поморщился. После этого он уставился на Тави с мрачным выражением лица.

— Почему ты опоздал?

— Зачетные испытания, — ответил Тави. — Они отняли у меня больше времени, чем я планировал.

— Понятно, — сказал Гай. — Когда я учился, со мной такое тоже случалось. Но это не может служить оправданием опозданию на службу, мальчик.

— Да, сэр.

Гай снова закашлялся, поморщился и протянул Тави бокал, чтобы тот его снова наполнил.

— Сир? С вами все в порядке?

Горечь и гнев снова вспыхнули в глазах Гая.

— Вполне.

Тави нервно облизнул губы.

— Но, сир, мне кажется… вы обеспокоены.

На лице Первого лорда появилось отвращение.

— Что ты можешь об этом знать? Мне кажется, Первому лорду лучше уродского подпаска известно, хорошо он себя чувствует или нет.

Слова Гая ранили Тави больнее, чем если бы он ударил его кулаком. Он отошел на шаг назад и отвернулся.

— Прошу меня простить, сир. Я не хотел вас обидеть.

— Конечно, не хотел, — ответил Гай и с такой силой поставил свой бокал на стол, что у него отбилась ножка. — Никто никогда не обижает того, кто наделен властью. Но твои слова указывают на полное отсутствие у тебя уважения к моему положению, моей способности принимать решения и ко мне.

— Нет, сир, я не имел в виду…

Голос Гая переполнял гнев.

— Помолчи, мальчик! Я больше не намерен спокойно переносить то, что ты меня перебиваешь. Ты понятия не имеешь о том, что я должен сделать. Сколько я должен принести жертв, чтобы защитить королевство, в котором верховные лорды кружат около меня, точно стая шакалов! Или воронов! Без малейшей благодарности! Без жалости! Без уважения!

Тави молчал, но Первый лорд так кричал, что он с трудом разбирал слова. Еще никогда Тави не видел, чтобы он до такой степени лишился выдержки.

— Вот, — сказал Гай, схватил Тави за воротник с неожиданной и пугающей силой и потащил его за собой в центр комнаты, где переплетающиеся цвета мозаики метались и пульсировали, создавая облака света и тени, которые тут же сформировали карту королевства.

В самом центре мозаики Гай резко взмахнул свободной рукой, и цвета на карте потускнели, превратившись в изображение жуткого урагана, налетевшего на какую-то несчастную деревушку.

— Видишь? — спросил Гай.

Тави был так зачарован этой картиной, что страх немного отступил. Изображение деревушки стало четче, словно они к ней приблизились. Он увидел людей, убегающих в глубь суши, но черная вода дотягивалась до них своими длинными руками. Море поглотило деревню и ее жителей, и вскоре все исчезло.

— Вороны, — прошептал Тави, и внутри у него все сжалось, он даже порадовался, что не успел поесть. — А вы можете им помочь? — едва слышно спросил он.

Гай закричал, и его голос был похож на рев дикого зверя. Магические лампы ярко вспыхнули, и воздух в комнате заволновался, превратившись в маленький циклон. Каменное сердце горы содрогнулось и задрожало, отвечая на ярость Первого лорда, пол вспучился, и Тави упал.

— Как ты думаешь, что я делаю? — взревел Гай. — День и ночь! И все равно этого недостаточно!

Он резко развернулся и что-то выкрикнул диким голосом. Стул и стол, стоявшие в одном из углов комнаты, не просто охватило пламя — раздался оглушительный взрыв, потом возникла вспышка света, волна обжигающего жара, и обуглившиеся обломки деревянной мебели заметались по комнате, отскакивая от стен и оставляя в воздухе пепельный след.

— Все пропало! Я пожертвовал всем, но этого все равно мало!

Голос Первого лорда сорвался, и он упал на одно колено. Ветер, пламя и камень снова успокоились, и он вдруг превратился в пожилого человека — слишком быстро и сильно постаревшего в этом жестоком мире. Глаза еще больше запали, он задрожал и, схватившись обеими руками за грудь, принялся кашлять.

— Милорд, — с трудом выдавил из себя Тави и подошел к нему. — Сир, прошу вас, позвольте мне позвать кого-нибудь, чтобы они вам помогли.

Кашель прекратился, но Тави решил, что это произошло из-за того, что у Гая отказали легкие, а не потому, что ему стало лучше. Старик затуманенными глазами посмотрел на изображение прибрежной деревни, а потом сказал:

— Я не могу. Я попытался их защитить. Помочь им. Я пытался изо всех сил. Но я слишком много потерял. И потерпел неудачу.

Тави почувствовал, как на глаза ему навернулись слезы.

— Сир.

— Потерпел неудачу, — прошептал Гай. — Я проиграл.

У него закатились глаза, из груди вырывалось неровное, тяжелое дыхание. Губы казались сухими, потрескавшимися, жесткими.

— Сир? — позвал его Тави. — Сир?

В наступившей тишине Тави пытался привести в чувство Первого лорда, звал его по имени и титулу. Но Гай ему не отвечал.

ГЛАВА 9

И в это мгновение Тави осознал жуткий пугающий факт — судьба Первого лорда и, таким образом, всей Алеры оказалась полностью в его руках.

То, что он сделает в следующее мгновение, будет иметь последствия, которые повлияют на все королевство, — и он это знал. Его первым побуждением было выскочить из комнаты с криками о помощи, но он заставил себя сдержаться. Следуя урокам маэстро Киллиана, он успокоился, закрыл все чувства и попытался решить проблему при помощи холодной логики.

Он не мог позвать стражу. Они, вне всякого сомнения, тут же примчатся на помощь и приведут с собой лекарей, которые позаботятся о Первом лорде, но тогда все узнают, что случилось. А если всем станет известно, что здоровье подвело Первого лорда, это может обернуться катастрофой во многих отношениях.

Тави не присутствовал на закрытых советах Первого лорда, но прекрасно умел слушать и совсем неплохо соображал. Из обрывков разговоров, подслушанных им во время несения службы, он примерно знал, что происходит в королевстве. Гай находился в сложном положении, учитывая амбиции нескольких верховных лордов. Он был пожилым человеком, не имеющим наследника, и, если они станут относиться к нему как к слабому старику без наследника, могут начаться восстания, все, что угодно, — от официальных процессов в Сенате до полномасштабной военной борьбы. В конце концов, именно по этой причине Гай провел реформу в Королевском легионе — чтобы обеспечить безопасность своему правлению и снизить возможность гражданской войны.

А еще это означало, что тот, кто решит отнять у Гая власть, будет вынужден за нее сражаться. Сама мысль о том, что легионы и лорды Алеры могут вступить друг с другом в войну, была для Тави невозможной до событий Второго кальдеронского сражения. Однако Тави видел, что бывает, когда фурии выступают против солдат и граждан Алеры, и эти картины до сих пор являлись ему в ночных кошмарах.

Тави вздрогнул. Вороны и фурии, только не это!

Тави проверил состояние Первого лорда. Его сердце билось, хотя и не слишком уверенно, дыхание было поверхностным. Тави ничего не мог для него сделать, а это означало, что ему потребуется чья-то помощь. Но кому он мог довериться в такой ситуации? Кому доверяет Гай?

— Сэр Майлс, идиот, — услышал он собственный ответ. — Майлс, капитан Королевского легиона. Первый лорд ему доверяет, иначе не поручил бы командование пятью тысячами вооруженных людей, находящихся в стенах цитадели.

У Тави не было иного выбора, как оставить лежащего без сознания старика и помчаться за опытным капитаном. Он скатал свой плащ и положил его под голову Гаю, затем схватил подушку с кресла и подсунул ему под ноги. Потом он развернулся и помчался по лестнице во вторую комнату стражи.

Но когда он к ней подошел, он услышал громкие голоса. Тави остановился, чувствуя, как громко колотится в груди сердце. Неужели кому-то уже стало известно, что случилось? Он осторожно прокрался вперед и вскоре смог разглядеть спины стражников на втором посту: легионеры, все до единого, стояли, положив руки на свое оружие. В следующее мгновение Тави услышал дружный топот ног, и стражники, которые отдыхали в соседней комнате, выскочили из нее, на ходу надевая кольчуги.

— Мне очень жаль, сэр, — говорил Бартос, командир поста, — но его величество никого не принимает, когда находится в своих личных покоях.

Голос, ответивший ему, не принадлежал человеку. Он был слишком глубоким и глухим, а слова диковинным образом растянуты и переплетены, словно они с трудом вырывались изо рта с клыками.

Один из канимов начал спускаться по лестнице и навис над легионерами, собравшимися в комнате.

Тави видел одного из самых опасных врагов королевства всего раз за два года, и то издалека. Разумеется, он слышал самые разные истории о канимах, но они не подготовили его к впечатлению, которое тот на него произвел. Ни в малейшей степени.

Каним выпрямился во весь свой рост, почти доставая головой до потолка в десять футов высотой. Покрытое темным мехом существо стояло на двух ногах, но обладало массой трех могучих легионеров. Плечи казались слишком узкими для такого роста, а руки длиннее человеческих. Длинные толстые пальцы заканчивались черными когтями. Голова канима вызвала у Тави неприятные ассоциации с дикими волками, сопровождавшими клан Волка Маратов, хотя она оказалась шире, а нос короче. Тави обратил внимание на массивные мышцы челюстей, он знал, что их острые, сверкающие желто-белые зубы могут легко перекусить человеку руку или ногу. Глаза канима сверкали желтым огнем на алом фоне, поэтому создавалось впечатление, будто он смотрит на мир сквозь пелену крови.

Тави принялся внимательно разглядывать диковинное существо. Каним был одет в костюм, похожий на те, какие носили алеранцы, хотя на него пошло гораздо больше ткани. Он предпочел серый и черный цвета, а поверх надел необычный круглый плащ, закрывавший спину и половину груди. Там, где проглядывал мех, белые полосы и пятна указывали на боевые шрамы. В одном треугольном ухе с рваными краями от старой раны висело блестящее золотое кольцо с черепом, вырезанным из какого-то камня цвета крови. Такое же кольцо сверкало в шерсти, покрывавшей левую руку, а на боку канима висел громадный кривой меч — с такими канимы идут в сражение.

Тави прикусил губу, узнав канима по одежде, манере держаться и внешности. Это был посол Варг, местный вождь канимов, выступавший здесь от имени своего народа.

— Возможно, ты меня не слышал, легионер, — прорычал каним и оскалился, показав всем свои зубы. — Мне нужно встретиться с Первым лордом и поговорить с ним. И ты немедленно проведешь меня к нему.

— Со всем моим уважением, посол, — ответил Бартос, сжав зубы. — Его величество не предупредил меня о вашем визите, а я получил приказ позаботиться о том, чтобы его никто не беспокоил во время медитации.

Варг зарычал. Все до одного легионеры, находившиеся в комнате, слегка от него отодвинулись — а они были лучшими солдатами королевства. Тави сглотнул. Если боевые ветераны, сражавшиеся с канимами, боятся посла Варга, значит, на это есть причины.

— Естественно, Гай не знал о моем визите, поскольку он не запланирован, — с презрением и яростью заявил Варг. — Вопрос, который я собираюсь с ним обсудить, имеет огромную важность для вашего и моего народа. — Он сделал глубокий вдох и снова показал всем свой арсенал зубов. Одна рука с когтями с грохотом опустилась на стол. — Командир первого поста был исключительно вежлив. С твоей стороны также будет проявлением вежливости отойти в сторону и пропустить меня.

Бартос оглядел комнату, словно пытался найти выход из создавшегося положения.

— Это совершенно невозможно, — сказал он.

— Маленький человечек, — заявил Варг, и его голос опустился до едва различимого рычания. — Не испытывай мое терпение.

Бартос ответил не сразу, и Тави интуитивно понял, что это была ошибка. Его колебания говорили о слабости, а вести себя так перед лицом агрессивного хищника равнялось приглашению к нападению. Если до этого дойдет, ситуация станет только хуже.

Тави понял, что должен действовать. Сердце отчаянно билось у него в груди от страха, но он заставил себя надеть холодную маску уверенности и быстро вошел в комнату стражи.

— Легионер Бартос, — сказал он звенящим голосом, — Первый лорд требует к себе капитана Майлса, немедленно.

В комнате мгновенно повисла напряженная тишина. Бартос повернул голову и, удивленно моргая, уставился на Тави. Тави никогда не разговаривал таким тоном с легионерами. Он решил, что извинится перед Бартосом позже.

— В чем дело, легионер? — сурово поинтересовался Тави. — Что ты тянешь? Немедленно отправь кого-нибудь за Майлсом.

— Хм, — проворчал Бартос. — Тут посол желает срочно встретиться с Первым лордом.

— Прекрасно, — заявил Тави. — Я сообщу ему об этом, когда приведут Майлса.

Варг издал глухое рычание, которое ударило Тави в грудь.

— Неприемлемо. Ты проводишь меня в комнату Гая и скажешь ему, что я хочу его видеть.

Тави довольно долго молча смотрел на Варга, а затем чуть приподнял одну бровь.

— А вы кто?

Это было рассчитанное оскорбление, учитывая тот факт, что в цитадели все знали посла канимов, и Варг, естественно, все понял. В его янтарных глазах вспыхнула ярость, и он прорычал в ответ:

— Посол Варг из Канима.

— Понятно, — сказал Тави. — Боюсь, я не видел вашего имени в списке тех, кому на сегодня назначена встреча.

— Хмм, — протянул Бартос.

Тави закатил глаза и сердито на него посмотрел.

— Первый лорд желает немедленно видеть Майлса, легионер.

— О да, конечно, — пробормотал Бартос. — Нильс.

Один из его людей стороной обошел разъяренного канима и не спеша начал подниматься по лестнице. Тави знал, ему совсем не просто это делать в доспехах, следовательно, пройдет некоторое время, прежде чем появится Майлс.

— Пусть капитан пройдет к Первому лорду сразу, как только он появится, — сказал Тави и развернулся, собираясь уйти.

Варг зарычал, и Тави повернулся, успев увидеть, как тот отбросил Бартоса в сторону, точно тряпичную куклу. Каним двигался с невероятной скоростью, в один прыжок оказался рядом с Тави и схватил его рукой с длинными пальцами и когтями. Варг приблизил свой рот к лицу Тави так, что тот видел только его громадные клыки. Дыхание канима было горячим, влажным, с запахом сырого мяса. От самого канима пахло очень непривычно, чем-то едва различимым и горьким, ничего подобного Тави до сих пор встречать не приходилось.

— Отведи меня к нему немедленно, мальчишка, а не то я разорву тебе глотку. Я устал от…

Тави одним ловким уверенным движением вытащил кинжал из-за пояса, который прикрывал плащ, и с силой прижал его острие к горлу посла Варга.

Каним на мгновение удивленно замолчал, и его янтарные глаза превратились в кровавые щелочки.

— Я могу разорвать тебя на куски.

— Можете, — ответил Тави тем же жестким, уверенным, холодным и вежливым голосом. — После этого вы сразу же умрете, лорд посол. — Тави говорил это и смотрел в глаза Варгу. Он был напуган до полусмерти, но знал, что ни в коем случае не должен показывать свой страх. — Вряд ли вы достойно послужите своему правителю, если умрете таким позорным образом. От руки человеческого детеныша.

— Отведи меня к Гаю, — настаивал на своем Варг. — Немедленно.

— Здесь Гай король, — ответил Тави. — А не вы, посол.

— Но не его когти находятся около твоего сердца, человеческий детеныш.

Тави почувствовал, что Варг надавил на его грудь сильнее. Тави сердито оскалился и нажал на кинжал под челюстью канима.

— Я, как и легионеры его величества, повинуюсь приказам Гая, и нас не очень интересует, нравится вам это или нет. Сейчас вы меня отпустите, лорд посол. Я передам вашу просьбу его величеству, как только представится подходящая возможность, и принесу вам лично его ответ, когда он позволит мне это сделать. Или, если хотите, я перережу вам горло, вы разорвете меня на куски — и мы оба умрем без всякой уважительной причины. Выбирать вам.

— Ты думаешь, я боюсь смерти? — спросил каним.

Его темные ноздри раздувались, и он, оскалив зубы, продолжал внимательно изучать лицо Тави.

Тави не отводил глаз, моля всех святых, чтобы у него не дрожали руки, и продолжая давить на кинжал.

— Думаю, если вы умрете здесь, да еще вот так, это вряд ли принесет пользу вашему народу.

— Что ты знаешь про мой народ? — прорычал Варг.

— Что у них изо рта плохо пахнет, если судить по вашему дыханию.

Варг сжал кулаки, и Тави увидел, как у него зашевелились когти.

Ему захотелось завопить, выругать себя за глупость, но он продолжал сохранять холодное, спокойное выражение лица и не опустил кинжал.

Варг вскинул голову и издал лающий звук. А потом выпустил Тави, который отступил на шаг.

— Зато от тебя пахнет страхом, мальчишка, — заявил Варг. — А еще ты карлик, даже с точки зрения твоего народа. И дурак. Но, по крайней мере, ты знаешь, что такое долг.

Каним склонил голову набок, обнажив часть своего горла. Жест выглядел невероятно странным, но Тави решил, что это что-то вроде уважительного кивка.

Он слегка склонил голову в ответ, не опуская глаз, и убрал кинжал в ножны на поясе. Каним с презрением оглядел легионеров.

— Вы об этом пожалеете. И очень скоро.

С этими словами Варг закутался в плащ и вышел из комнаты, направившись к винтовой лестнице, ведущей наверх. Он издал тот же лающий звук, но не оглянулся.

У Тави отчаянно дрожали ноги, и он, с трудом добравшись до деревянной скамьи, рухнул на нее.

— Что, вороны тебя забери, это было? — через секунду, заикаясь, спросил Бартос. — Тави, ты в какие игры решил поиграть?

Тави помахал рукой, стараясь, чтобы она не дрожала.

— Бартос, сэр, прошу меня простить. Мне не следовало так с вами разговаривать. Я приношу вам свои извинения, но я почувствовал, что должен сделать вид, будто я ваш начальник.

Легионер переглянулся со своими товарищами, а потом спросил:

— Зачем?

— Вы колебались. Он обязательно на вас напал бы.

— С чего ты взял? — нахмурившись, спросил Бартос.

— Я многому научился в своем стедгольде, — с трудом подбирая слова, ответил Тави. — И среди прочего — как следует вести себя с хищниками. Им нельзя показывать страх или колебания, иначе они обязательно нападают.

— И ты считаешь, что я показал ему свой страх? — сурово поинтересовался Бартос. — Так? Что я вел себя как трус?

Тави покачал головой, стараясь не смотреть легионеру в глаза.

— Просто я думаю, что каним именно так трактовал ваше поведение. Язык тела, манера держаться, поза, зрительный контакт — это для них очень важно. Не только слова.

Бартос покраснел, но тут вмешался один из легионеров:

— Мальчик прав, Барт. Ты всегда пытаешься притормозить, когда чувствуешь, что может возникнуть бессмысленная потасовка. Стараешься найти обходной путь. Возможно, сегодня этого делать не следовало.

Легионер мрачно посмотрел на своего товарища, вздохнул и подошел к бочонку с элем, наполнил пару кружек и поставил одну перед Тави. Юноша с благодарностью кивнул, надеясь, что эль поможет ему успокоиться.

— А что он имел в виду? — спросил Тави. — Когда сказал, что мы об этом пожалеем?

— Ну, тут все просто, — ответил Бартос. — Некоторое время мне придется соблюдать осторожность, если я окажусь один на улице.

— Мне нужно возвращаться к Первому лорду, — сказал Тави. — Мне показалось, что он чем-то обеспокоен. Будьте любезны, попросите Майлса поторопиться.

— Конечно, малыш, — сказал Бартос и глухо рассмеялся. — Вороны и фурии, а ты крепкий парень! Ножик вытащил!

— Плохо пахнет изо рта, — добавил другой легионер, и комната наполнилась дружным хохотом.

Тави улыбнулся, стерпел, когда полдюжины легионеров по очереди взъерошили ему волосы, выбрался из комнаты и помчался вниз по лестнице к Первому лорду.

Он не успел добраться до его покоев, когда услышал громкий топот у себя над головой. Он пошел медленнее и вскоре увидел сэра Майлса, который спешил изо всех сил, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Тави с трудом сглотнул. Такая скорость наверняка причиняла Майлсу страшную боль в раненой ноге, но он был сильным магом, владевшим секретами металлов, а способность не обращать внимания на боль была присуща самым могущественным из них.

Тави тоже поспешил вниз и все же умудрился оказаться в комнате Первого лорда на мгновение позже Майлса, который потрясенно замер на месте, глядя на неподвижное тело Гая на полу. Он бросился к нему, нащупал пульс на шее, затем приподнял веко и посмотрел в глаз. Гай даже не пошевелился.

— Кровавые вороны! — выдохнул Майлс. — Что произошло?

— Он упал, — задыхаясь, доложил Тави. — Сказал, что старался изо всех сил, но этого оказалось недостаточно. Он показал мне городок на берегу океана, который буквально разорвал на части страшный ураган. Он был… Я никогда его таким не видел, сэр Майлс. Он кричал. Словно был не…

— Словно не мог себя контролировать, — тихо сказал Майлс.

— Да, сэр. А еще он кашлял. И пил вино со специями.

Майлс поморщился.

— Это не вино со специями.

— А что?

— Он принимает укрепляющий тоник. Снадобье, которое притупляет боль и заставляет не чувствовать усталости. Он переступил границу своих возможностей и знал это.

— А он поправится?

Майлс поднял голову и покачал головой.

— Я не знаю. Возможно, с ним все будет в порядке после того, как он немного отдохнет. Или он не переживет эту ночь. Но даже если он и останется в живых, он может не проснуться.

— Вороны, — пробормотал Тави, и внутри у него все сжалось. — Я все сделал неправильно. Мне следовало сразу же послать за целителем.

Майлс приподнял брови.

— Что? Нет, парень, ты все правильно сделал. — Опытный солдат провел рукой по волосам. — Никто не должен знать о том, что здесь произошло, Тави.

— Но…

— Я не шучу — никто, — повторил Майлс. — Ты меня понял?

— Да, сэр.

— Киллиан, — пробормотал Майлс. — И… вороны забери, я не знаю, кто еще может помочь.

— Помочь, сэр?

— Нам нужен целитель. Киллиан не владеет магией воды, но обладает опытом врача, и ему можно доверять. Но мне нужно подготовить легион к Зимнему фестивалю. Мое отсутствие вызовет слишком много вопросов. А Киллиан не сможет помочь Гаю в одиночку.

— Я помогу, — вызвался Тави.

Майлс мимолетно ему улыбнулся.

— Я знал, что ты захочешь помочь. Но ты не можешь неожиданно исчезнуть из Академии во время зачетных испытаний. Отсутствие любимого пажа Первого лорда не останется незамеченным.

— В таком случае нам понадобится кто-то еще, — сказал Тави.

— Я понимаю, — нахмурившись, сказал Майлс. — Только вот не знаю, кому мы можем безоговорочно доверять.

— Неужели никого нет? — спросил Тави.

— Они все умерли двадцать лет назад, — с горечью в голосе ответил Майлс.

— А как насчет курсоров? — предложил Тави. — Им же наверняка можно доверять.

— Например, Фиделиасу? — сердито спросил Майлс. — Только одному человеку я мог бы рискнуть довериться — графине Амаре, но ее сейчас нет в городе.

Тави посмотрел на Первого лорда, который по-прежнему был без сознания.

— А мне вы доверяете?

Майлс удивленно на него посмотрел.

— Скажите мне, что вам нужно, возможно, я знаю кого-то, кто сможет оказаться полезным.

Майлс медленно выдохнул.

— Нет, Тави. Ты умен, и Гай тебе доверяет, но ты слишком молод, чтобы понимать, как это опасно.

— А какие опасности нам грозят, если мы не найдем никого, кто сумел бы нам помочь? Мы что, оставим его здесь лежать и будем надеяться на лучшее? Разве это менее опасно, чем рискнуть и довериться моему мнению?

Майлс открыл рот, затем закрыл его и сжал зубы.

— Вороны. Ты прав. Мне это совсем не нравится, но ты действительно прав.

— Итак, что вам нужно?

— Сиделка. Человек, который будет находиться рядом, кормить его и присматривать за ним. А еще двойник, если мы сможем такого найти.

— Двойник?

— Человек, который мог бы появляться на разных мероприятиях, на которых присутствует Гай. Чтобы все видели его. Чтобы он завтракал, изображая Первого лорда, и все такое. Чтобы все думали, будто дела идут своим чередом и у нас полный порядок.

— Значит, вам нужен сильный маг воды. Кто-то, кто умеет изменять внешность.

— Да. Но совсем немногие владеют такой сильной магией воды. Даже если у них есть способности. Это… считается не мужским делом.

Тави сел на корточки лицом к Майлсу.

— Я знаю двоих, кто мог бы помочь.

Майлс удивленно приподнял брови.

— Первый — это раб. Его зовут Линялый. Он работает на кухне и в садах Академии, — сказал Тави. — Я знаю его с самого рождения. Он не производит впечатления очень сообразительного человека, но почти никогда не разговаривает и отлично умеет оставаться незаметным. Гай привез его сюда вместе со мной, когда я приехал в Академию.

Майлс поджал губы.

— Правда? Очень хорошо. Я заберу его к себе, будто бы для мелкой работы. Никто не обратит на это внимания, учитывая, что идет подготовка к фестивалю. А кто второй?

— Антиллар Максимус, — сказал Тави. — У него на форме водяных бусин не меньше, чем у кого бы то ни было в Академии, а он еще часть из них потерял.

— Бастард верховного лорда Антиллуса?

— Да, сэр, — кивнул Тави.

— Ты и в самом деле считаешь, что мы можем ему доверять, Тави?

Тави сделал глубокий вдох.

— Готов поставить на это свою жизнь, сэр.

Майлс хрипло рассмеялся.

— Да. Именно об этом и идет речь. А ему хватит умения, чтобы изменить внешний вид?

Тави поморщился.

— Вы обращаетесь не к тому человеку с вопросом касательно магии. Но он почти не использует на занятиях свои умения и при этом получает самые высокие оценки. Вы также могли бы обдумать мое предложение встретиться с…

— Нет, — прервал его Майлс. — И без того слишком много народу будет знать о том, что происходит. Этого достаточно, Тави.

— Вы уверены?

— Уверен. Ты не должен никому ничего рассказывать. И позаботься о том, чтобы никто не сумел подобраться к нему настолько близко, чтобы понять, что произошло. А также в случае необходимости будь готов пойти на самые крайние меры. — Он повернулся к Тави, и его холодный взгляд словно пронзил Тави. — Я сделаю то же самое. Ты меня понял?

Тави вздрогнул и опустил голову. Майлс не положил руку на рукоять меча, чтобы подчеркнуть свои слова. В этом не было никакой нужды.

— Я все понял, сэр.

— Ты уверен, что хочешь втянуть в это своих друзей?

— Нет, — едва слышно ответил Тави. — Но королевство в них нуждается.

— Да, приятель. Это правда. — Майлс вздохнул. — Хотя кто знает, может, нам повезет и все благополучно разрешится само.

— Да, сэр.

— Итак, я останусь здесь. А ты приведи Киллиана и остальных. — Он снова опустился рядом с Первым лордом на колени. — Возможно, судьба всего королевства сейчас зависит от нас, дружище. Постарайся никого к нему не подпускать. И никому ничего не говори.

— Я постараюсь никого к нему не подпускать, — пообещал Тави. — И никому ничего не скажу.

ГЛАВА 10

— Перестань волноваться, — сказал Бернард. — Если ты сразу же поговоришь с Гаем, с нами все будет в порядке.

— Ты уверен? — спросила Исана. — Уверен, что до сражения дело не дойдет?

— Абсолютно, — заверил сестру Бернард, который стоял на пороге ее спальни. Утреннее солнце, проникавшее сквозь узкое окно, разрисовало пол желтыми полосами. — Я совсем не стремлюсь к тому, чтобы снова пострадали хорошие люди. Я хочу только одного: чтобы ворд оставался там, где он сейчас находится, пока не прибудут легионеры.

Исана закончила заплетать волосы в тугую косу и посмотрела на себя в зеркало. И хотя она надела свое лучшее платье, ей было ясно, что оно покажется до смешного простым и совсем не модным, когда она прибудет в столицу Алеры. Она решила, что выглядит стройной, неуверенной в себе и обеспокоенной.

— Ты думаешь, они не нападут на вас первыми?

— Мне показалось, Дорога довольно уверенно говорил о том, что у нас есть немного времени до того, как они будут готовы на нас напасть, — ответил Бернард. — Он послал за новым отрядом своих соплеменников, но они находятся в южных предгорьях и появятся здесь только недели через две или три.

— А если Первый лорд не пошлет к нам на помощь легионеров?

— Пошлет, — уверенно заявила Амара, которая вошла в комнату. — Твой эскорт прибыл, Исана.

— Спасибо. Ну, как я выгляжу?

Амара поправила рукав платья Исаны и смахнула пушинку.

— Очень славное платье. Гай уважает Дорогу, а также твоего брата. Он серьезно отнесется к их словам.

— Я сразу же постараюсь с ним встретиться, — ответила Исана, хотя ей совсем не хотелось разговаривать с Гаем. Глаза старика слишком много видели и понимали, чтобы она чувствовала себя уверенно и уютно в его присутствии. — Но мне известно, что существует множество протокольных правил для того, чтобы получить у него аудиенцию. Он ведь Первый лорд. А я всего лишь стедгольдер. Ты уверена, что мне удастся к нему попасть?

— Если у тебя возникнут проблемы, поговори с Тави, — сказала Амара. — Никто не может лишить тебя права повидаться со своим племянником, а он является пажом его величества. Он знает слуг и стражу Первого лорда. Он сумеет тебе помочь.

Исана искоса посмотрела на Амару и кивнула.

— Понятно, — сказала она. — Два года. Я смогу его узнать?

Амара улыбнулась.

— Тебе придется встать на две ступеньки выше его, чтобы оказаться одного с ним роста. Он вырос и стал крепче.

— Мальчики растут, — сказала Исана.

Амара взглянула на нее, а потом сказала:

— Иногда Академия меняет человека в худшую сторону. Но с Тави этого не произошло. Он остался таким же, каким был. Очень хорошим человеком, Исана. Думаю, у тебя есть все основание им гордиться.

Исана почувствовала, как ее охватывает благодарность к Амаре. И хотя она никогда не говорила этого и не делилась своими ощущениями прежде, Исана чувствовала ее искренность так же ясно, как видела улыбку на лице. Пусть она и курсор, но Исана не сомневалась, что ее слова означают ровно то, что означают, — честную похвалу и желание ее успокоить.

— Спасибо, графиня.

Исана наклонила голову, и этот жест подчеркнул чувство уважения, которая она испытывала к Амаре.

— Бернард, — сказала Амара. — Ты не возражаешь, если я поговорю со стедгольдером?

— Нисколько, — дружелюбно заявил Бернард.

Исана с трудом сдержала смех, рвущийся наружу.

Через мгновение Амара добавила:

— Наедине.

Бернард тут же встал.

— О да, конечно. Разумеется. — Он с подозрением посмотрел на одну, потом перевел взгляд на другую. — Ну, я буду в сарае. Нам нужно двинуться в путь через час. Мне необходимо проследить, чтобы Фредерик… прошу прощения, сэр Фредерик не отправился куда-нибудь, забыв обо всем на свете.

— Спасибо, — поблагодарила его Амара.

Бернард подмигнул ей и вышел из комнаты.

Амара закрыла за ним дверь и приложила к ней пальцы. Затем она на мгновение прикрыла глаза, и Исана снова почувствовала то самое диковинное ощущение, которое охватило ее в кабинете. У нее заболели уши, впрочем, боль тут же прошла.

— Ну, вот, — сказала Амара. — Прошу меня простить, но я должна быть уверена, что нас никто не подслушает.

— Ты думаешь, в моем доме появились шпионы? — удивленно спросила Исана.

— Нет, нет, стедгольдер. Но я хочу поговорить с тобой кое о чем личном.

Исана встала и слегка склонила голову набок.

— Я тебя слушаю.

Амара кивнула. Тени у нее под глазами стали темнее, чем были раньше, и Исана нахмурилась, разглядывая молодую женщину. Амара сама всего лишь пару лет назад закончила Академию, хотя Исана не сомневалась, что, став курсором, она вела гораздо более трудную и напряженную жизнь, чем многие другие. Амара повзрослела быстрее, чем следовало женщине ее лет, и Исана почувствовала к ней жалость. За всем, что происходило, она иногда забывала, как молода еще графиня.

— Стедгольдер, — начала Амара, — я не знаю, как задать этот вопрос, знаю только, что должна.

Она поколебалась пару мгновений.

— Продолжай, — сказала Исана.

Амара сложила руки на груди и, не поднимая головы, спросила:

— Чем я тебя обидела, Исана?

Ощущение почти невыносимой боли и отчаяния, охватившее девушку, окутало Исану, точно облако из сверкающих углей. Она отвернулась и отошла в дальний угол комнаты. Ей потребовалось приложить усилия, чтобы контролировать выражение своего лица и успокоить мысли.

— Ты о чем?

Амара пожала одним плечом, и Исана почувствовала ее смущение.

— О том, что я тебе не нравлюсь. Ты никогда плохо со мной не обращалась. И ничего не сказала. Но я знаю, ты не рада видеть меня в своем доме.

Исана вдохнула.

— Я не понимаю тебя, Амара. Естественно, я всегда рада тебя здесь видеть.

Амара покачала головой.

— Спасибо за то, что попыталась меня переубедить. Но я побывала у тебя несколько раз за прошедшие два года. И ты ни разу не повернулась ко мне спиной. Ты никогда не садишься за один стол со мной — вместо этого ты всех обслуживаешь. Ты не встречаешься со мной взглядом, когда мы разговариваем. И до настоящего момента никогда не оставалась со мной наедине в одной комнате.

Слова девушки заставили Исану нахмуриться. Она собралась ей ответить, но промолчала. Может быть, курсор права? Она попыталась вспомнить их встречи за последние два года.

— Фурии! — Она вздохнула. — Неужели я действительно так себя вела?

Амара кивнула.

— Я подумала, может… я сделала что-то такое, чтобы заслужить твою неприязнь. Надеялась, время все сгладит, но этого не произошло.

— Два года маловато для того, чтобы некоторые раны затянулись, — мимолетно улыбнувшись, сказала Исана. — Иногда для этого требуется гораздо больше времени. Например, целая жизнь.

— Я не хотела тебя обидеть, Исана. Поверь мне, прошу тебя. Бернард тебя обожает, и я никогда сознательно не причиню тебе вред и не оскорблю тебя. Если я что-то сказала или сделала, пожалуйста, не скрывай от меня правду.

Исана сложила на коленях руки и нахмурилась, глядя в пол.

— Ты ничего такого не сделала, Амара. Дело не в тебе.

В голосе Амары прозвучало удивление.

— Тогда в чем?

Исана сжала губы, а потом ответила:

— Ты очень преданный человек, Амара. Ты служишь Гаю. Ты поклялась ему в верности.

— А почему это тебя оскорбляет?

— Это само по себе меня не оскорбляет. Но вот с Гаем дело обстоит иначе.

Амара поджала губы.

— А что ты видела от него, кроме великодушия и благодарности?

Горькая, горячая ненависть вспыхнула в сердце Исаны, и она не смогла прогнать ее из своих слов.

— Я чуть не погибла из-за его великодушия и благодарности. Я всего лишь деревенская девушка, Амара, но я не дура. Гай использует меня в качестве оружия, чтобы разделить своих врагов. Назначение Бернарда графом Кальдерона через головы аристократических домов Ривы является прямым напоминанием им, что Алерой правит Гай, а не Рива. Мы всего лишь инструменты в его руках.

— Это несправедливо, Исана, — сказала Амара, но ее голос прозвучал очень тихо.

— Ты говоришь о справедливости? — возмутилась Исана. — Разве он повел себя справедливо? Положение и признание, которое он подарил нам два года назад, вовсе не являлось наградой. Он создал маленькую армию врагов для меня и моего брата, затем забрал Тави в Академию и взял его под свое крыло — и я уверена, что мой племянник уже понял, что в его окружении полно людей, которые его не любят и готовы причинить ему зло.

— Тави получает самое лучшее образование в Алере, — напомнила ей Амара. — Неужели ты против этого? Он здоров, у него все хорошо. Какой ему от всего этого вред?

— Я уверена, что он здоров. И все у него хорошо. И он получает образование. Великолепный, очень тактичный способ удерживать Тави в заложниках, — ответила Исана и сама почувствовала горечь своих слов. — Гай знает, как сильно Тави хотел учиться в Академии. И знает, что он будет буквально раздавлен, если его отошлют из Академии назад. Гай нами манипулирует. Он не оставил нам выбора. Мы вынуждены поддерживать его изо всех сил, если хотим выжить.

— Нет, — возразила Амара. — Нет, я не верю, что он именно так все рассчитал.

— Конечно, не веришь. Ты же ему предана и верна.

— Но не бездумно, — сказала Амара. — И не без причины. Я его видела. Я его знаю. Он хороший человек, а ты трактуешь его действия в самом худшем свете.

— У меня есть на то причина, — заявила Исана, и какая-то отстраненная часть ее существа пришла в ужас от собственного ледяного тона и яда, прозвучавшего в голосе. — Есть причина.

Амару охватила тревога, и это отразилось у нее на лице, но голос продолжал звучать мягко и ласково.

— Ты его ненавидишь.

— Ненависть слишком слабое слово.

Амара удивленно заморгала.

— Почему?

— Потому что Гай убил мою… младшую сестру.

Амара покачала головой.

— Нет, он совсем не такой. Он могущественный лорд, но он не убийца.

— Он не сам это сделал, — сказала Исана. — Но вина лежит на нем.

Амара прикусила нижнюю губу.

— Ты винишь его за то, что с ней случилось.

— Да, это полностью его вина. Если бы не он, у Тави сейчас была бы мать. И отец.

— Я не понимаю. Что с ними произошло?

Исана пожала плечами.

— Моя семья была бедной, и сестра не вышла замуж к двадцати годам. Ее отправили в лагерь Королевского легиона, чтобы она отслужила срок в отряде, занимавшемся готовкой, стиркой и все такое. Там она познакомилась с солдатом, полюбила его и родила ему ребенка — Тави.

Амара медленно кивнула.

— Как они погибли?

— Политика, — ответила Исана. — Гай приказал Королевскому легиону отправиться в долину Кальдерон. Таким образом он хотел напомнить Риве, кто в доме хозяин, во время возникших беспорядков и одновременно пытался успокоить Сенат, поскольку легион должен был остановить и остановил орды маратов, собравшихся захватить страну. Одновременно он показал лорду Ривусу, что его солдаты находятся рядом и могут начать действовать в любой момент.

Амара вздохнула.

— Первое кальдеронское сражение.

— Да, — спокойно подтвердила Исана. — Родители Тави были там. Оба погибли.

— Но, Исана, — сказала Амара, — Первый лорд не отдавал приказа об их смерти. Он отправил легион в место, где возникло сложное положение. Именно для этого и существуют легионы. Конечно, их гибель настоящая трагедия, но ты не можешь винить Гая за то, что он не предвидел, каких размеров будет армия маратов, которая удивила своей численностью даже собственных командиров Гая.

— Они были там, выполняя его приказ. И он виноват в их смерти.

Амара расправила плечи и выставила вперед подбородок.

— Великие фурии, стедгольдер. Его собственный сын там тоже погиб.

— Я знаю, — сердито сказала Исана. Она собралась еще что-то добавить, но тряхнула головой и промолчала. Ей пришлось сражаться с рвущимися наружу словами, так сильна была ненависть, затопившая ее сердце. — Это не все, в чем я его виню. — Она закрыла глаза. — Есть и другие причины.

— Какие? — спросила Амара.

— Личные.

Амара помолчала несколько мгновений, а потом кивнула.

— В таком случае… нам придется согласиться с тем, что мы не достигли взаимопонимания в данном вопросе, стедгольдер.

— Я и раньше знала, что так будет, Амара, — сказала Исана. Неожиданно ненависть отступила, оставив ей лишь боль и усталость.

— Я знаю его как дисциплинированного и способного правителя. А также честного и прямого человека. Он многим пожертвовал ради блага королевства — даже своим собственным сыном. И я горжусь, что служу ему, насколько это в моих силах.

— А я никогда его не прощу, — сказала Исана. — Никогда.

Амара сдержанно кивнула, и Исана почувствовала ее огорчение, которое пряталось за вежливым выражением ее лица.

— Мне очень жаль, стедгольдер. После того что тебе пришлось пережить вчера… Извини меня. Мне не следовало затевать этот разговор.

Исана покачала головой.

— Все в порядке, графиня. Хорошо, что мы откровенно об этом поговорили.

— Наверное, — не стала спорить Амара, прикоснулась к двери, и напряжение исчезло из воздуха. — Я прослежу, чтобы твой паланкин был готов, а рыцарей, которые будут тебя сопровождать, покормили.

— Подожди, — сказала Исана. Амара остановилась, положив руку на дверь. — Благодаря тебе Бернард очень счастлив, — тихо сказала Исана. — Я не видела его таким вот уже много лет. И не хочу вставать между вами, Амара. Нам вовсе не нужно иметь общее мнение по поводу Первого лорда, чтобы ты оставалась с ним.

Амара кивнула, молча улыбнулась и вышла.

Исана несколько мгновений рассматривала себя в зеркале, а потом встала и подошла к сундуку, стоящему в изножье кровати, и открыла его. Она достала постельное белье, запасную пару туфель и маленькую деревянную шкатулку с серебряными украшениями, собранными ею за прошедшие годы. Затем сильно надавила на дно в одном углу, приказав Рилл убрать воду из дощечек, они тут же стали меньше и поддались под ее рукой. Исана вынула их, открыв небольшой тайник.

Она достала маленький мешочек для украшений, сшитый из шелка. Развязав, она раскрыла его и перевернула, вытряхнув содержимое себе на ладонь.

Изящное кольцо из сияющего серебра на тонкой серебряной цепочке, тяжелое и холодное, легло ей на ладонь. Камень менял свой цвет от сверкающего голубого алмаза до кроваво-красного рубина. Его держали на плечах два серебряных орла, один чуть больше другого, летящих навстречу друг другу.

Исану наполнила давняя боль и чувство потери, но она не стала просить Рилл, чтобы та остановила ее слезы.

Она надела цепочку на шею и спрятала ее под платьем, затем посмотрела на себя в зеркало, пытаясь прогнать красноту из глаз. У нее не было времени для того, чтобы оглядываться назад.

Исана подняла голову, заставила себя успокоиться и вышла из комнаты, чтобы помочь семье, которую любила, и человеку, которого ненавидела всей душой.

ГЛАВА 11

Амара ждала, когда воздушные рыцари, посланные сюда Короной, спустятся с неба, затянутого тяжелыми серыми тучами. Весна здесь, так далеко к северу от столицы, могла быть неприятно сырой и холодной, но дождь, о приближении которого говорили раздававшиеся время от времени раскаты грома, еще не начался. Амара узнала человека, возглавлявшего отряд, и ей вдруг захотелось, чтобы наполненные водой тучи пролились дождем чуть раньше. На его проклятую голову.

Сэр Горацио мчался впереди закрытых носилок, и его роскошные доспехи сверкали, озаряя черные тучи, красный бархатный плащ развевался за спиной. По одному рыцарю в дорожном костюме летело у каждого из четырех углов паланкина, поддерживая его, и еще четыре окружали его в качестве эскорта. Отряд опустился гораздо стремительнее, чем требовалось, и их фурии устроили миниатюрный циклон, который разметал волосы Амары и заставил овец в соседнем загоне в страхе столпиться в дальнем углу. Слуги, готовившие припасы и все необходимое для отряда Бернарда, быстро прикрывали глаза от поднятой в воздух пыли и клочьев соломы.

— Идиот, — вздохнув, проворчала Амара и приказала Циррусу, чтобы он заслонил ее от мечущегося в воздухе мусора.

Горацио легко опустился на землю. Будучи трибуном и рыцарем Королевского легиона, он имел право украсить свои доспехи золотой с серебром филигранью, а шлем и рукоять меча драгоценными камнями, но золотая вышивка на плаще — это уже было слишком. Сэр Горацио нажил себе состояние благодаря своим многочисленным победам на Гонках ветра, ежегодных состязаниях магов воздуха, которые устраивались во время Зимнего фестиваля, и ему хотелось, чтобы все это знали.

Разумеется, в его планы совсем не входило, чтобы все узнали, что он получил львиную долю своих выигрышей в первый год, когда Амара начала принимать участие в соревнованиях. Он не позволял ей об этом забыть, хотя она не видела никакой необходимости соблюдать правила вежливости с человеком, стоившим ей такой суммы денег. Она дождалась, когда рыцари опустятся во двор стедгольда, а затем подошла к ним.

— Добрый день, сэр! — пророкотал могучий баритон сэра Горацио. — О, секунду. Вы не сэр вовсе. Это же вы, графиня Амара. Прошу меня простить, но сверху вы очень похожи на юношу.

Пару лет назад оскорбление по поводу ее телосложения причинило бы ей боль. Но это было до того, как она стала курсором. И до Бернарда.

— Все в порядке, сэр Горацио. Неудивительно, что мужчина вашего возраста испытывает определенные трудности в данном вопросе.

Она отвесила ему вежливый поклон, отметив про себя сдавленные смешки остальных рыцарей.

Горацио со сдержанной улыбкой поклонился в ответ, бросив сердитый взгляд на своих подчиненных. Все восемь рыцарей, напустив на себя скучающий вид, изучали двор.

— Разумеется. Полагаю, наша пассажирка готова отправиться в путь?

— Скоро будет готова, — ответила Амара. — Не сомневаюсь, что на кухне найдется горячая еда, чтобы ваши рыцари могли подкрепиться, пока вы ее ждете.

— В этом нет необходимости, графиня, — сказал Горацио. — Прошу вас, сообщите стедгольдеру Исане, что мы ее ждем, чтобы немедленно отправиться в путь.

— Вы подождете до тех пор, пока стедгольдер Исана не будет готова, — сказала она так, чтобы ее услышали все во дворе. — А поскольку вы являетесь гостем в ее стедгольде, трибун, я рассчитываю, что вы будете вести себя, как подобает рыцарю и солдату Королевского легиона по отношению к гражданину королевства.

Горацио прищурился, он явно с трудом сдерживал ярость, но едва заметно кивнул в ответ.

— Далее, — продолжала Амара, — я настойчиво советую вам позволить вашим людям отдохнуть и поесть, когда у них есть такая возможность. Если погода ухудшится, им потребуются все их силы.

— Я не обязан повиноваться вашим приказам относительно того, как мне следует командовать моими людьми, графиня, — рявкнул Горацио.

— Ну и ну! — послышался женский голос из закрытого паланкина. — Может, стоит дать каждому из вас по дубинке, тогда вы сможете забить друг друга до смерти. Не вижу другого способа прекратить эту безобразную сцену. Рольф, прошу тебя!

Один из рыцарей немедленно подошел к дальнему краю паланкина, открыл дверцу и предложил руку крошечной женщине, которая выбралась наружу. Она могла бы быть пяти футов ростом, но все равно выглядела бы хрупкой и изящной, стройной, точно парцианская ласточка. Кожа у нее была цвета темного меда, а роскошные блестящие волосы — чернее влажного угля. Платье из великолепного шелка приглушенных тонов коричневого и серого цветов было гораздо более открытым, чем считалось приличным для женщины любого положения. Ее красота казалась пугающей, а черные глаза слишком большими для лица. Две нитки жемчуга цвета закатного солнца, добытого где-то в море на ее родине, украшали волосы и еще две — обвивали шею.

Жемчужное ожерелье было прекрасным и очень дорогим — но не скрывало, что под ним находился ошейник рабыни.

— Амара, — проворковала женщина и широко улыбнулась. — Ты всего пару лет назад покинула цивилизованный юг, а уже превратилась в дикарку. — Она протянула Амаре обе руки. — Ты, наверное, меня совсем забыла.

Амара улыбнулась.

— Серай, — сказала она и, шагнув вперед, взяла обе протянутые руки.

Как и всегда, стоя рядом с Серай, наделенной изысканной красотой, она почувствовала себя неуклюжей и слишком высокой, но ее это ничуть не беспокоило.

— А что ты здесь делаешь?

В глазах Серай зажегся веселый огонек, и она слегка покачнулась.

— Знаешь, милая, я просто с ног валюсь от усталости. Я думала, что справлюсь, но в последнее время стала заметно слабее. — Она оперлась о руку Амары и посмотрела на Горацио таким взглядом, от которого растаяло бы даже сердце амарантского купца. — Трибун, я прошу вас простить меня за слабость. Но, надеюсь, вы не возражаете, если я немного посижу и, возможно, подкреплюсь чем-нибудь, прежде чем мы снова отправимся в путь?

Горацио не сумел справиться с раздражением, он наградил Амару мрачным взглядом, а затем сказал:

— Разумеется, леди Серай.

Серай смущенно улыбнулась ему.

— Благодарю вас, милорд. Мне совсем не хочется доставлять вам и вашим людям неудобства. Вы не присоединитесь ко мне за столом?

Горацио закатил глаза и вздохнул.

— Думаю, это долг настоящего джентльмена.

— Естественно, — сказала Серай и похлопала его по руке своей крошечной ручкой, затем коснулась жемчуга, украшавшего ее шею. — Временами наше положение накладывает на нас суровые обязательства. — Повернувшись к Амаре, она спросила: — Я могу где-нибудь привести себя в порядок, милочка?

— Конечно, — ответила Амара. — Следуйте за мной, леди Серай.

— О, я так тебе признательна, — сказала Серай. — Трибун, я присоединюсь к вам и вашим людям в столовой через пару минут.

Она вышла, продолжая держать Амару за руку и успев наградить всех рыцарей ослепительной улыбкой. Они улыбались в ответ, провожая рабыню задумчивыми взглядами.

— Ты порочная женщина, — пробормотала Амара, когда они отошли на достаточное расстояние, чтобы их никто не услышал. — Горацио никогда не простит тебе то, что ты сейчас устроила, да еще при свидетелях.

— Горацио продолжает командовать своим отрядом только потому, что у него исключительно способные подчиненные, — ответила Серай со смехом, и в ее глазах загорелся озорной огонек. — Взять, например, Рольфа, он очень талантлив.

Амара почувствовала, что краснеет.

— Серай!

— Но, милая, чего ты ожидала? Нельзя быть куртизанкой и прилично себя вести. — Она провела языком по губам. — В случае с Рольфом я веду себя не совсем прилично. Достаточно сказать, что я не боюсь Горацио, и ему это прекрасно известно. — Улыбка Серай погасла. — Мне иногда хочется, чтобы он что-нибудь такое выкинул. Это было бы приятным разнообразием.

— В каком смысле?

Серай задумчиво посмотрела на нее и сказала:

— Не здесь, милочка.

Амара нахмурилась, замолчала и провела Серай в комнату для гостей, расположенную над главным залом. Она ненадолго оставила Серай, затем скользнула внутрь и попросила Цирруса закрыть комнату от желающих подслушать их разговор. Как только воздух вокруг них сгустился, Серай опустилась на табуретку и сказала:

— Я рада снова видеть тебя, Амара.

— А я тебя, — ответила Амара и опустилась на колени рядом с Серай, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Что ты здесь делаешь? Я думала, легат-курсор отправит сюда Миру или Кассандру.

— Миру убили около Калара три дня назад, — сказала Серай и сложила на груди руки, но Амара успела заметить, что у нее дрожат пальцы. — Кассандра пропала из Парции несколько дней назад. Все считают, что она мертва или ей грозит смерть.

У Амары возникло такое чувство, будто кто-то нанес ей сильный удар в живот.

— Великие фурии! — выдохнула она. — Что происходит?

— Война, — ответила Серай. — Тайная война, которая идет в темных переулках и коридорах замка. За нами, курсорами, охотятся, нас убивают.

— Кто? — еле слышно спросила Амара.

Серай пожала плечами.

— Кто? Мы думаем, Калар, — сказала она.

— Но как он узнает, где нанести удар?

— Предательство, разумеется. Наших убивают в постелях и даже в ванных. Кем бы ни были эти люди, тот, кто хорошо нас знает, говорит им, где следует нанести удар.

— Фиделиас, — с горечью сказала Амара.

— Возможно, — не стала спорить Серай. — Но не следует исключать того, что предатель находится среди курсоров, а это означает, что мы не можем никому доверять — ни курсорам, ни кому бы то ни было еще.

— Великие фурии, — пробормотала Амара. — А что Первый лорд?

— Связь с ним нарушена во всех южных городах. Наши каналы, ведущие к Первому лорду, перекрыты.

— Что?!

— Я знаю, — сказала Серай и вздрогнула. — Сначала я получила приказ легата отправить в твое распоряжение агента, чтобы он сопровождал стедгольдера Исану на фестиваль. Но как только начали происходить эти события, попытки связаться с другими курсорами стали опасными. Я должна была поговорить с тем, кому полностью доверяю. Поэтому я прилетела сюда.

Амара взяла руки Серай в свои и сильно их сжала.

— Спасибо тебе.

Серай едва заметно улыбнулась.

— Будем надеяться, новость о том, что происходит, еще не дошла до Первого лорда.

— Ты собираешься с помощью Исаны получить прямой доступ к Первому лорду, — сказала Амара.

— Именно. Другого, более безопасного пути я не вижу.

— Возможно, это не такой уж безопасный путь, — сказала Амара. — Наемный убийца напал на Исану утром. У него был каларанский нож.

Глаза Серай широко раскрылись.

— Великие фурии!

Амара поморщилась и кивнула.

— А она всю свою жизнь прожила в провинции. Она не может появиться в столице без охраны и сопровождения. Тебе придется представить ее в политических кругах. — Она вздохнула. — А еще тебе следует соблюдать осторожность, Серай. Они попытаются убрать ее до церемонии представления.

Серай пожевала нижнюю губу.

— Я никогда не страдала от трусости, Амара, но и телохранителем не являюсь. Я не смогу защитить ее от наемных убийц. Если ситуация настолько серьезна, тебе нужно лететь с нами.

Амара покачала головой.

— Я не могу. Здесь возникли большие проблемы. — Она рассказала Серай о том, что поведал им Дорога про ворда. — Мы не можем допустить, чтобы он размножился и захватил долину. Местному гарнизону потребуются все маги, которых им только удастся заполучить, чтобы помешать этому существу снова сбежать.

— Милочка, а ты уверена, что все так и есть? — спросила Серай. — Я знаю, ты входила в контакт с этими варварами, но ты не думаешь, будто они слегка преувеличивают опасность?

— Нет, — тихо сказала Амара. — Насколько я их знаю, они не умеют преувеличивать. Дорога пришел сюда с отрядом, который насчитывал чуть меньше двухсот человек. Столько их осталось от двухтысячной армии.

— Послушай, — настаивала на своем Серай, — это может быть чистой воды вранье. Такие выдумки могут поколебать моральный дух даже легионеров.

— Мараты не легионеры, — возразила Амара. — Они совсем на нас не похожи. Но подумай вот о чем — они сражаются, мужчины, женщины и дети, все вместе, рядом со своими семьями и друзьями. Они никогда их не бросят, даже если это будет означать для них смерть. Они считают ворда угрозой — не только для своих земель, но для семей и самой жизни.

— И все равно, — не соглашалась Серай. — Ты не владеешь боевой магией, Амара. Ты курсор. Пусть этим занимаются те, чей долг делать солдатскую работу. А ты должна служить своему призванию. Давай вернемся вместе в столицу.

— Нет, — сказала Амара.

Она подошла к окну и несколько мгновений смотрела во двор. Бернард и Фредерик поднимали пару громадных бочек с продуктами на специальные подставки, приделанные к упряжи гарганта, который зевнул, явно не замечая груза весом в полтонны, поднятого двумя магами земли при помощи своих фурий ему на спину.

— Местный гарнизон потерял своих воздушных рыцарей во время Второго кальдеронского сражения, и заменить их достаточно трудно. Возможно, я понадоблюсь Бернарду, чтобы доставлять сообщения или делать разведку с воздуха.

Серай тихонько вскрикнула.

Амара повернулась и нахмурилась, обнаружив, что куртизанка смотрит на нее, раскрыв от удивления рот.

— Амара, — обвиняющим тоном заявила она. — Ты его любовница.

— Что? — удивленно спросила Амара. — Дело вовсе не в…

— Даже не пытайся ничего отрицать, — сказала Серай. — Ты сейчас смотрела на него, так ведь?

— А какое это имеет отношение к делу? — спросила Амара.

— Я видела твои глаза, — сказала Серай. — Когда ты назвала его Бернардом. Он там занимается какой-то мужской работой, верно?

Амара почувствовала, что снова краснеет.

— Как ты…

— Я в таких вещах разбираюсь, милочка, — ответила она. — Я же сама этим занимаюсь. — Она прошла по комнате, выглянула из окна на двор, а затем спросила: — Ну и который из них?

— В зеленой тунике, — ответила Амара, отходя от окна. — Около гарганта. Темные волосы, борода с сединой.

— О! — выдохнула Серай. — Он не старый. Просто слишком рано поседел, я бы сказала. Это делает мужчину привлекательным и означает, что он наделен силой, а также обладает чувством ответственности и совестью. И… — Она помолчала и прикрыла на мгновение глаза. — Он довольно сильный, так?

— Сильный, — не стала спорить Амара. — И потрясающе стреляет из лука.

Серай искоса на нее посмотрела.

— Знаю, это прозвучит банально, но сильные мужчины обладают невероятной примитивной привлекательностью. Ты со мной не согласна?

Лицо Амары горело от смущения.

— Ну да. Это про него. — Она сделала глубокий вдох. — А еще он умеет быть таким нежным.

Серай с отвращением на нее посмотрела.

— Ой-ой, это даже хуже, чем я думала. Ты не просто его любовница, ты его любишь.

— Ничего подобного, — возразила Амара. — Ну, понимаешь, я его довольно часто вижу. Ведь я являюсь посланником Первого лорда в этом районе со времен Второго кальдеронского сражения и… — Она замолчала. — Не знаю. Не думаю, что я когда-нибудь была влюблена.

Серай повернулась спиной к окну. Через ее плечо Амара видела, как Бернард дает указания паре работников, которые запрягали в фургон с припасами двух тяжеловесов, а сам проверяет их подковы.

— Ты его часто видишь? — спросила Серай.

— Я… я бы не возражала, если бы мне удавалось видеть его чаще.

— Ммм, — протянула она. — А что тебе нравится в нем больше всего?

— Его руки, — мгновенно, не успев подумать, ответила Амара и снова покраснела. — Они у него сильные. Кожа немного грубая. Но теплые и нежные.

— Ага, — сказала Серай.

— И еще губы, — выпалила Амара. — Ну, понимаешь, у него, конечно, красивые глаза, но губы… я хочу сказать, он может…

— Он умеет целоваться, — помогла ей Серай.

Амара замолчала и просто кивнула.

— Так-так, — сказала Серай. — Думаю, можно сказать, ты знаешь, что такое любовь.

— Ты и в самом деле так считаешь? — прикусив губу, спросила Амара.

Куртизанка улыбнулась, и в ее улыбке проскользнула грусть.

— Разумеется, милочка.

Амара посмотрела во двор, где пара мальчишек лет шести или семи выскочила из своих укрытий в фургоне, за спиной Бернарда. Он притворно на них зарычал, быстро развернулся, словно собираясь их схватить, они потеряли равновесие и с громким смехом попадали на землю. Бернард улыбнулся, взъерошил им волосы и взмахом руки показал, чтобы они отправлялись по своим делам. Амара вдруг обнаружила, что улыбается.

Голос Серай прозвучал тише и мягче.

— Разумеется, ты должна его оставить.

Амара почувствовала, как у нее напряглась спина, и она посмотрела мимо своей собеседницы в окно.

— Ты курсор, — продолжала Серай. — Тебе отдано доверие Первого лорда. И ты поклялась служить ему до конца своих дней.

— Мне это известно, — сказала Амара, — но…

Серай покачала головой.

— Амара, ты не можешь так с ним поступить, если ты действительно его любишь. Теперь Бернард является лордом королевства. У него есть собственные обязательства и долг. Один из них взять себе жену, для которой его интересы будут превыше всего.

Амара посмотрела на Бернарда и двоих мальчишек и почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

— У него есть и другие обязательства, — сказала с сочувствием, но твердо Серай. — Среди прочего он должен произвести на свет детей, чтобы магия, живущая в его крови, укрепила могущество нашего королевства.

— А я бесплодна, — прошептала Амара, прижала руку к низу своего живота, и ей показалось, что она ощущает почти невидимые шрамы, оставшиеся после тяжелой болезни. Она почувствовала горечь во рту. — Я не смогу дать ему детей.

Серай покачала головой и выглянула в окно. Фредерик вывел вторую пару громадных гаргантов и вместе с Бернардом начал надевать на них упряжь, в то время как остальные гольдеры сновали между домом и двором почти непрерывным потоком, складывая мешки и ящики на землю, чтобы их затем погрузили на спины животных. Серай поднялась на цыпочки и медленно задернула штору.

— Мне очень жаль, милая.

— Я никогда об этом не думала, — сказала Амара, по щекам которой катились слезы. — Понимаешь, я была так счастлива, и я никогда…

— Любовь — это огонь, Амара. Подойдешь к нему слишком близко и сгоришь. — Серай подошла к Амаре и прикоснулась к ее щеке тыльной стороной ладони. — Ты знаешь, что должна сделать.

— Знаю.

— Тогда сделай это быстро. И чисто. — Серай вздохнула. — Я знаю, о чем говорю. Мне правда очень жаль, дорогая.

Амара закрыла глаза и с несчастным видом прижалась щекой к руке Серай. Она не могла остановить слезы. Да и не пыталась.

— Столько всего происходит, и сразу, — через некоторое время сказала Серай. — Это не может быть совпадением, верно?

— Не думаю, — покачав головой, ответила Амара.

— Фурии! — вздохнула Серай, и в ее выразительных глазах появилась тоска.

— Серай, — тихо сказала Амара. — Я действительно думаю, что именно отсюда королевству грозит серьезная опасность. Я собираюсь остаться.

— Милая, разумеется, ты останешься, — удивленно сказала Серай. — Мне не нужна телохранительница, которая чахнет по мужчине, — ты для меня совершенно бесполезна.

Амара с трудом сдержала смех и крепко обняла куртизанку.

— С тобой все будет в порядке?

— Конечно, милочка, — ответила Серай, но, хотя ее голос был теплым и веселым, Амара почувствовала, как она дрожит.

Скорее всего, та тоже ощутила, что Амару бьет дрожь. Амара отодвинулась от нее, не убирая рук с ее плеч, и посмотрела Серай в глаза.

— Долг. Возможно, ворд находится в столице. Новые убийцы могут прямо сейчас искать стедгольдера Исану. Курсоров убивают. А если Корона не пришлет местному гарнизону подкрепление, погибнут новые гольдеры и легионеры. И скорее всего, я вместе с ними.

Серай на мгновение закрыла глаза, а потом едва заметно кивнула.

— Я знаю. Но… Амара, я боюсь… боюсь, что не гожусь для подобной ситуации. Я работаю в роскошных залах и спальнях, с вином и духами. А не в темных переулках, с черными плащами и кинжалами. Я ненавижу кинжалы. У меня его и нет. А мои плащи слишком дорого стоят, чтобы пачкать их кровью.

Амара мягко сжала ее плечи и улыбнулась.

— Ну, возможно, до этого дело не дойдет.

Серай неуверенно улыбнулась в ответ.

— Надеюсь. Это было бы очень неприятно. — Она тряхнула головой и прогнала беспокойство с лица. — Ты посмотри на себя, Амара. Ты такая высокая и сильная. Ничего общего с деревенской девчонкой, которая у меня на глазах летала над морем.

— Мне кажется, это было так давно, — заметила Амара.

Серай кивнула, прикоснулась к выбившейся пряди волос на щеке Амары и деловым тоном сказала:

— Идем?

Амара подняла руку, и давление защиты Цирруса исчезло.

— Исана скоро будет готова отправиться в путь. Будь осторожна и поторопись. Мы уже и так потеряли много времени.

ГЛАВА 12

Тави потребовалось три часа, чтобы найти Макса, который и в самом деле оказался в доме молодой вдовы. Он потратил еще час, отыскивая дорогу к ее дому, и еще полчаса на то, чтобы привести друга в чувство, заставить его одеться и доставить по освещенным магическими огнями улицам столицы в цитадель. К тому времени, когда впереди показались освещенные строения Академии, ночь уже давно вступила в свои права, был тот безмолвный, безжизненный час, когда в мире царит холод перед наступлением рассвета.

Они вошли через один из потайных входов, предназначенных для курсоров, проходящих обучение в Академии. Тави сразу же потащил друга в помещение бань и без особых церемоний засунул в большой бассейн с холодной водой.

Макс, разумеется, обладал феноменальной способностью приходить в себя, присущей тем, кто был наделен такой сильной магией, как он, но ему удалось развить в себе невероятную склонность к пьянству — в качестве компенсации. Тави не впервые приходилось приводить его в чувство после ночей, проведенных им в городе. Оказавшись в холодной воде, Макс дико завопил и принялся размахивать руками, но, когда он выбрался из бассейна и бросился к лестнице, Тави его поймал и снова столкнул в воду.

Через дюжину погружений в ледяную воду Макс со стоном прижал руки к голове.

— Великие фурии, Кальдерон, я пришел в себя. Выпусти меня из этой поганой ледяной воды.

— Только после того, как ты откроешь глаза, — твердо сказал Тави.

— Ладно, — проворчал Макс и посмотрел налившимися кровью глазами на Тави. — Доволен?

— Счастлив, — ответил Тави.

Макс заворчал, выбрался из ледяной воды и принялся стягивать одежду, затем нырнул в теплую, освещенную магическими огнями воду соседнего бассейна. Как всегда, Тави не мог оторвать глаз от шрамов, пересекавших спину друга, — отметин, оставленных хлыстом или когтями дикой кошки, которые он мог получить только до того, как обрел свою магию. Тави с сочувствием поморщился. Сколько бы раз он ни смотрел на шрамы, они оставались для него чем-то удивительным и ужасным.

Он огляделся по сторонам. Комната была громадной, с несколькими бассейнами и водопадами, с белыми мраморными стенами, полами, колоннами и потолком. Кадки с растениями и даже деревья смягчали суровый, холодный мрамор, тут и там имелись уголки для отдыха, где посетители могли посидеть и поболтать с друзьями, дожидаясь своей очереди. Мягкий свет магических ламп, голубой, зеленый и золотистый, окрашивал воду в бассейнах, указывая на ее температуру. Шум падающей воды отражался от равнодушного камня, наполняя воздух звуками, заглушавшими голоса. Одно из немногих мест в столице, где можно было поговорить так, чтобы вас не подслушали.

В этот час здесь было пусто — рабы, служившие в бане, должны прийти только через час. Тави и Макс оказались в полном одиночестве.

Тави разделся, смущаясь гораздо больше, чем его друг. Когда он жил в стедгольде, мытье являлось делом частным и необходимым. Тави пришлось привыкать к обычаям большого города, но ему так и не удалось избавиться от неловкости, когда он раздевался в присутствии других людей.

— Не смущайся, дружок, — сказал Макс, не открывая глаз. — Это мужская баня. Здесь никого нет, а у меня закрыты глаза. — Он наградил Тави очередным мрачным взглядом, хотя уже не таким сердитым. — Если бы ты оставил меня там, где нашел, мог бы наслаждаться тут в полном одиночестве.

Тави забрался в бассейн, где плескался Макс, и заговорил очень тихо, так, что шум воды почти заглушал его голос.

— Возникла проблема, Макс.

Макс перестал хмуриться, и в его покрасневших глазах загорелся интерес.

— Какая проблема?

И Тави ему все рассказал.

— Кровавые вороны! — взревел Макс. — Ты хочешь, чтобы меня прикончили?

— Да. По правде говоря, мне от тебя никогда не было особой пользы, Макс.

Тави наблюдал за тем, как его друг удивленно заморгал, а потом нахмурился.

— Ха-ха! Очень смешно! — заявил Макс.

— Ты и сам прекрасно понимаешь, если бы я знал кого-нибудь, кто сможет с этим справиться, я не стал бы втягивать тебя, — ответил Тави.

— Не стал бы? — обиженным тоном спросил Макс. — Это еще почему?

— Ибо ты знаешь о том, что происходит, всего десять секунд, а уже начал жаловаться и стонать.

— Я люблю жаловаться. Это священное право каждого солдата, — проворчал Макс.

Тави почувствовал, что против воли улыбается.

— Ты больше не легионер, Макс. Ты курсор. Точнее, будущий курсор.

— И все равно я оскорблен, — объявил Макс и через мгновение добавил: — Тави, ты мой друг. Если тебе нужна помощь, ты должен понимать, я всегда буду рядом, хочешь ты этого или нет.

Тави пожевал губу, разглядывая Макса.

— Правда?

— Так будет проще, — протянул Макс. — Итак, я должен стать двойником Гая, верно?

— А ты сможешь? — спросил Тави.

Макс вытянулся в горячей воде и, улыбнувшись, ответил:

— Понятия не имею.

Тави фыркнул, подошел к водопаду, взял мочалку и принялся тереть тело, стараясь смыть пот и усталость прошедшего дня. Потом он ополоснулся в прохладной воде, дрожа от холода, выбрался из бассейна и принялся вытираться полотенцем. Макс присоединился к нему через пару мгновений, тоже вытерся, и они переоделись в чистую одежду, которую в прошлый раз оставили слуге, а грязную положили на соответствующие полки.

— Что я должен делать? — спросил Макс.

— Отправиться в цитадель, пройти по южной галерее в западный зал и спуститься вниз по лестнице.

— Там караулка, — заметил Макс.

— Верно. На первом посту попроси позвать сэра Майлса. Он тебя ждет. Скорее всего, Киллиан уже там.

Макс удивленно приподнял брови.

— Майлс захотел призвать на помощь курсоров? Я думал, он на это не пойдет.

— Думаю, Майлсу неизвестно, что Киллиан продолжает оставаться на службе, — сказал Тави. — И уж конечно, он вряд ли знает, что Киллиан в настоящий момент является легатом.

Макс возмущенно хлопнул себя по голове, и во все стороны полетели брызги.

— Я сойду с ума, пытаясь запомнить, кому и что позволено знать.

— Ты же сам согласился пройти обучение и стать курсором, — напомнил ему Тави.

— Прекрати попирать мои священные права, Кальдерон.

Тави ухмыльнулся.

— А ты делай то, что делаю я. Никому ничего не говори.

— Да уж, это надежнее всего, — кивнув, согласился с ним Макс.

— Пошли. Я должен привести еще кое-кого. Встретимся в цитадели.

Макс поднялся, собираясь последовать за ним, но в последнюю минуту остановился.

— Тави, — сказал он. — Я не жалуюсь, но это вовсе не означает, что дело не опасное. Очень опасное.

— Я знаю.

— Я только хотел быть уверен, что ты это понимаешь, — сказал Макс. — Если у тебя появятся проблемы… ну, если тебе понадобится моя помощь… Надеюсь, твоя гордость не помешает тебе обратиться ко мне. Если возникнет ситуация, когда кто-нибудь прибегнет к боевой магии, я тебя прикрою.

— Спасибо, — спокойно ответил Тави. — Но если возникнут такие проблемы, это будет означать, что мы потерпели такое сокрушительное поражение, что меня не спасет даже собственный легион.

Макс грустно рассмеялся, соглашаясь с ним, расправил плечи и, не оглядываясь, вышел из бани.

— Следи за своей спиной.

— Ты тоже.

Тави подождал пару минут и, быстро выбежав из бани, поспешил к комнатам слуг. К тому времени как он туда добрался, небо на восточном горизонте приобрело голубой оттенок, сообщая о приближении рассвета, и Академия начала просыпаться. Тави осторожно шагал по коридорам и узким лестницам для слуг, стараясь никому не попадаться на глаза. Он бесшумно шел по темным коридорам, решив не брать с собой фонарь и положиться на редкие слабые огни, которые их освещали. Он пробрался по последнему крошечному коридору и остановился около маленькой двери, ведущей в нору в стене — комнатку Линялого.

Тави внимательно прислушался, не идет ли еще кто-нибудь, и, убедившись, что его никто не видит, открыл дверь и скользнул внутрь.

В комнате раба пахло плесенью, было холодно и сыро. Она была даже не настоящей комнатой, а ошибкой, случившейся во время строительства: две оштукатуренные стены, потолок всего пять футов высотой, видавший виды сундук без крышки, спальный тюфяк.

Тави, стараясь не шуметь, подошел к тюфяку и протянул руку, собираясь разбудить того, кто на нем спал.

Лишь в следующее мгновение он сообразил, что под одеялом лежит постельное белье, свернутое так, чтобы казалось, будто это человек. Тави повернулся и принял боевую стойку, а его рука метнулась к кинжалу, но кто-то быстро и бесшумно подскочил к нему в темноте, ловко вытащил кинжал у него из-за пояса, сильно ударил Тави плечом, и тот, потеряв равновесие, упал на землю. Его противник тут же поставил колено ему на грудь, а затем прижал острие своего собственного оружия к его шее.

— Свет, — тихо сказал он, и древняя, тусклая магическая лампа на стене вспыхнула пурпурным сиянием.

Человек, напавший на Тави, был небольшого роста и среднего телосложения. Каштановые волосы с множеством седых прядей спадали на плечи и закрывали почти все лицо, и Тави едва удалось разглядеть за их завесой карие глаза. Зато он отлично видел отвратительный шрам, клеймо, которым легион отмечал тех, кого обвинял в трусости. Его руки были длинными, жилистыми и жесткими, совсем как старый кожаный ошейник раба на шее, а еще их покрывало множество белых шрамов. Некоторые из них, крошечные, от ожогов у кузнечного горна, другие были ровными и тонкими, такие Тави видел на руках старого Джиральди в гарнизоне и у сэра Майлса.

— Линялый, — выдохнул Тави, в груди у которого все сжалось от неожиданного и такого стремительного нападения. — Линялый, это я.

Линялый на мгновение приподнял его подбородок, чтобы хорошенько его рассмотреть, затем расслабился и отодвинулся.

— Тави, — пробормотал он сонным голосом. — Обидел тебя?

— Со мной все хорошо, — заверил его Тави.

— Пробрался, — хмуро проворчал Линялый. — В мою комнату.

Тави сел.

— Да. Извини, если я тебя напугал.

Линялый ловким движением перевернул кинжал, взял его за клинок и протянул Тави. Тот забрал свое оружие и убрал его на место.

— Спал, — сказал Линялый и зевнул, тихонько фыркнув в конце.

— Линялый, — сказал Тави, — я помню бастионы Кальдерона. Я знаю, что ты притворяешься. Ты совсем не умственно отсталый, не идиот.

Линялый одарил Тави широкой бессмысленной улыбкой.

— Линялый, — заявил он весело.

Тави мрачно посмотрел на него и сказал:

— Не делай этого. Никто не посягает на твои тайны. Можешь оберегать их, сколько пожелаешь. Но не оскорбляй меня дурацкими розыгрышами. Мне нужна твоя помощь.

Линялый замер и долго сидел неподвижно. Затем склонил голову набок и заговорил тихим, мягким голосом:

— В каком смысле?

— Не здесь, — покачав головой, ответил Тави. — Идем со мной. Я тебе все объясню.

Линялый вздохнул.

— Гай.

— Да.

Раб на мгновение закрыл глаза, затем подошел к сундуку и достал оттуда несколько предметов и запасное одеяло. Затем он с силой надавил на дно, и послышался глухой треск. Линялый вынул из сундука ножны и короткий прямой меч, гладий легионера. Он несколько секунд рассматривал его в тусклом свете, убрал в ножны, набросил на плечи просторную тунику из старой мешковины и спрятал оружие под ней.

— Я готов.

Тави провел его по коридорам Академии, направляясь к ближайшему потайному маршруту, который вел в верхнюю часть подземелий, и вскоре они вышли на улицу около цитадели. Вход в подземелья, строго говоря, не был потайным, спрятанным от посторонних глаз, но он скрывался в глубокой тени очень узкого, извивающегося переулка, и, если не знать, куда смотреть, низкая щель, ведущая на лестницу, была незаметной.

Тави провел Линялого по сырым холодным коридорам, где редко кто бывал. Вскоре они оказались на одном из первых уровней подземелий, а затем прошли под стенами цитадели. Подойдя к лестнице, ведущей в комнату для медитаций Первого лорда, они спустились вниз, и на каждом уровне их останавливали стоящие на посту легионеры. В ногах у Тави отчаянно пульсировала боль, отзываясь на каждый удар сердца, но он заставил себя не обращать внимания на жалобы уставшего тела и продолжал идти вперед.

Тави заметил, что Линялый изучает и запоминает дорогу, хотя он ни разу не поднял головы. Волосы падали ему на лицо, смешиваясь с грубой тканью туники. Он вел себя как старый человек — шел осторожно, время от времени останавливаясь, словно страдал от артрита. По крайней мере, когда они проходили через караульные помещения. Как только они оказывались за очередным витком винтовой лестницы, он двигался уверенно, с кошачьей фацией и совершенно бесшумно.

У подножия лестницы Тави обнаружил, что черная стальная дверь в покои Первого лорда заперта. Тави вытащил кинжал и постучал по ней рукоятью в определенном ритме. Через некоторое время дверь распахнулась и на пороге появился сердитый Майлс.

— Где, вороны тебя забери, ты болтался, мальчишка? — поинтересовался он.

— Хм. Ходил за человеком, о котором я вам говорил, сэр Майлс. Это Линялый.

— Долго же ты за ним ходил, — прорычал Майлс и холодно посмотрел на раба. — Через четыре часа Гай должен появиться в своей ложе на предварительных состязаниях Гонок ветра. У Антиллара пока плохо получается изображать Первого лорда, а Киллиан не может ему помочь, пока не убедится в том, что за Гаем присматривают. Тебе следовало привести сначала раба.

— Да, сэр, — сказал Тави. — Я постараюсь это запомнить — на следующий раз.

Майлс еще сильнее помрачнел.

— Входите, — сказал он. — Значит, Линялый? Я приказал принести сюда постель и кровать. Ты должен помочь мне все приготовить и уложить Гая.

Линялый замер на месте, и Тави увидел в его глазах, прячущихся за длинными прядями волос, потрясение.

— Гай?

— Судя по всему, он использовал слишком много магии, — пояснил Тави. — Возможно, подорвал здоровье. Он потерял сознание несколько часов назад.

— Жив? — спросил Линялый.

— Пока жив, — ответил Тави.

— Но будет лучше, если мы положим его в нормальную постель и займемся им по-настоящему, — прорычал Майлс. — Тави, тебе нужно доставить парочку распоряжений. Самых обычных. Но сделай так, чтобы все им поверили. Ты понял?

«Ну вот, прощай, надежда на отдых», — подумал Тави. Судя по тому, с какой скоростью развиваются события, вполне может случиться так, что он вообще пропустит заключительные экзамены. Он вздохнул.

Линялый, с трудом передвигая ноги, прошаркал в комнату и отправился к постели, на которую показал Майлс. Кровать оказалась совсем простой, такой, на которых спали легионеры, и Линялый быстро ее собрал.

Майлс подошел к рабочему столу Гая, стоящему около одной из стен, и взял маленькую стопку конвертов. Он молча отдал их Тави, и тот уже собрался спросить, который из них следует доставить первым, но тут Майлс неожиданно прищурился и на лбу у него появились морщины.

— Эй, ты, — сказал он. — Линялый. Повернись ко мне.

Тави заметил, как Линялый облизнул губы и поднялся, а затем повернулся к Майлсу, не поднимая головы.

Капитан подошел к нему.

— Покажи мне лицо.

Линялый жалобно захныкал и принялся испуганно кланяться.

Майлс протянул руку и отбросил волосы, закрывавшие одну сторону лица Линялого, открыв уродливое клеймо труса. Майлс смотрел на него и хмурился.

— Сэр Майлс? — спросил его Тави. — С вами все в порядке?

Майлс провел рукой по своим коротко остриженным волосам.

— Устал, — ответил он. — Мерещится всякое. Мне показалось, будто я его где-то видел.

— Может, видели, как он работал во дворе Академии, капитан, — предположил Тави, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

— Скорее всего, — не стал спорить Майлс, сделал глубокий вдох и расправил плечи. — Мне еще нужно заняться новым легионом. Я ухожу на утренние учения.

— Обычные дела, — сказал Тави.

— Именно. Киллиан здесь за всем присмотрит до моего возвращения. Повинуйся ему беспрекословно. Ты понял?

Майлс повернулся и вышел, не дожидаясь ответа.

Тави вздохнул и подошел к Линялому, чтобы помочь ему застелить постель. В другом конце комнаты Гай лежал на спине, его кожа приобрела серый оттенок. Киллиан стоял около него на коленях, готовя чай, в жаровне пылали угли, от которых в воздух поднимался пар с отвратительным запахом.

— Тави, — тихо сказал Линялый. — Я не могу это сделать. Не могу находиться рядом с Майлсом. Он меня узнает.

— А это плохо? — шепотом спросил Тави.

— Тогда мне придется с ним подраться. — Слова были совсем простыми, он произнес их мягко, с грустью и сожалением. — Я должен уйти.

— Нам нужна твоя помощь, Линялый, — сказал Тави. — Гай в ней нуждается. Ты не можешь его бросить.

Линялый покачал головой.

— Что Майлс обо мне знает?

— Твое имя. Что я тебе доверяю. Что Гай приказал, чтобы ты отправился в Академию вместе со мной.

— Проклятые фурии, — вздохнув, сказал Линялый. — Тави, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Пожалуйста.

— Все, что угодно, — мгновенно ответил Тави.

— Ничего больше не говори Майлсу про меня. Даже если он спросит. Наври, придумай что-нибудь — все, что угодно. Мы не можем допустить, чтобы он сейчас впал в ярость.

— Что? — спросил Тави. — Почему он должен впасть в ярость?

— Потому что он мой брат, — ответил Линялый.

ГЛАВА 13

Хотя Исана пролежала без сознания большую часть дня, к тому времени, когда она собрала вещи и устроилась в закрытом паланкине, она чувствовала себя измученной.

Исана никогда еще не летала в паланкине, ни в открытом всем стихиям, ни в закрытом, и предстоящий полет приводил ее в ужас. Сам паланкин почти не отличался от обычного дивана, но крайней мере внутри, и от этого ей становилось особенно не по себе, когда она видела в окно проносившихся мимо птиц или пушистые облака, окрашенные в темно-золотой цвет близившегося заката. Она некоторое время смотрела в сгущающиеся сумерки и на землю далеко внизу и чувствовала, как отчаянно бьется в груди сердце.

— Как долго темнеет, — пробормотала Исана, не отдавая себе отчета, что заговорила вслух.

Серай подняла голову от вышивки, лежавшей у нее на коленях, и выглянула в окно. Закатное солнце окрасило жемчужины у нее на шее в розовые и золотые тона.

— Мы летим в сторону заката, стедгольдер, очень высоко и очень быстро. Солнце через некоторое время нас обгонит. Хотя лично я люблю вечер и всегда получаю удовольствие от этого времени суток.

Исана взглянула на нее, изучая ее профиль. Эмоционального присутствия Серай почти не ощущалось — всего лишь нечто туманное и легкое, точно перышко. Когда рабыня заговорила, Исана не уловила в ее интонациях чувств и переживаний, к которым привыкла, когда имела дело с другими людьми. Она могла по пальцам одной руки сосчитать тех, кому удавалось скрывать от нее свои эмоции.

Исана подняла руку к вороту своего платья и прикоснулась к спрятанной под ним цепочке. Судя по всему, Серай совсем не так проста, как можно подумать.

— Вы часто летаете? — спросила ее Исана.

— Время от времени, — ответила Серай. — Наше путешествие может продлиться до вечера завтрашнего дня или даже дольше. Мы остановимся только на время, когда люди Рольфа должны будут поменяться местами в упряжи, стедгольдер, а это может произойти глубокой ночью. Вам следует отдохнуть.

— Я выгляжу больной? — спросила Исана.

— Амара рассказала мне, что с вами произошло сегодня утром, — ответила Серай. Выражение ее лица не изменилось, а иголка продолжала так же уверенно делать стежки на ткани, но Исана уловила едва заметную тревогу в ее словах. — Такое у кого хочешь отнимет силы. Но сейчас вы в безопасности.

Исана пару мгновений молча смотрела на Серай, а затем спросила:

— Правда?

— Как в вашем собственном доме, — заверила ее Серай, но в ее словах, произнесенных совершенно спокойно, чувствовалась сдержанность. — Я покараулю и разбужу вас, если что-нибудь случится.

Голос Серай, ее наружность и манера держаться словно бы излучали правдивость — мало кто из честных людей умел успешно это скрывать, — и Исана немного расслабилась, по крайней мере на время. Эта женщина собиралась ее защищать — здесь у нее не было никаких сомнений. И Серай была права. Страх и потрясение на лице юноши, которого Исана убила, все еще преследовали ее, не давая окончательно успокоиться. Она откинула голову на подушку и закрыла глаза.

Исана не ожидала, что сможет уснуть, но, когда она снова открыла глаза, из противоположного окна в паланкин вливался бледный свет, а шея и плечи у нее затекли от неудобного положения, в котором она спала. Ей даже пришлось открыть и закрыть глаза несколько раз, чтобы прогнать сон.

— О, доброе утро, стедгольдер, — сказала Серай.

— Утро? — удивленно переспросила Исана и с трудом сдержала зевок. Под головой у нее лежал свернутый плащ, и она была накрыта мягким одеялом. — Я заснула?

— Крепко-прекрепко, — заверила ее Серай. — Вы даже не пошевелились, когда мы остановились ночью, а Рольф оказался таким милым, что одолжил вам свой плащ, когда мы снова тронулись в путь.

— Извините, — сказала Исана. — Надеюсь, вы тоже отдохнули?

— Пока нет, — ответила куртизанка. — Я сидела тут, как и обещала, — если не считать нескольких моментов, когда мне требовалось ненадолго отлучиться, и тогда вас охранял Рольф.

— Извините, — повторила Исана смущенно и протянула плащ Серай. — Вот, возьмите, пожалуйста. Вам необходимо отдохнуть.

— И оставить вас без собеседницы? — спросила Серай. — Если я так поступлю, получится, что я плохая спутница. — Она мимолетно улыбнулась Исане. — В моей семье есть маги металла. Я могу несколько дней обходиться без отдыха.

— Но это для вас не слишком полезно, — заметила Исана.

— Должна признаться, что, как правило, вещи, которые для меня не слишком полезны, оказываются наиболее привлекательными, — ответила Серай. — К тому же мы прибудем в столицу в течение часа.

— Но вы говорили, будто путь туда займет еще целый день.

Серай нахмурилась и выглянула в окно. Бело-голубое пламя рассвета, чистое и ясное, пролилось на ее кожу, и она засияла собственным мягким светом, от этого темные глаза стали еще темнее и глубже.

— Так должно было быть. Рольф сказал, что нам повезло, ибо нам в спину дул невероятно сильный и быстрый ветер. Но я никогда ничего подобного не видела, даже между двумя городами, не говоря уже о дальних провинциях.

Исана попыталась собраться с мыслями. Новый поворот дела все менял. У нее осталось меньше часа, чтобы подготовиться к появлению в столице, и, скорее всего, другой возможности поговорить с Серай наедине не представится. Совсем мало времени, чтобы узнать как можно больше из разговора с ней, а следовательно, не было никакого смысла ходить вокруг да около.

Исана вздохнула и обратилась к куртизанке:

— Вы часто летаете этой дорогой?

— По нескольку раз в сезон. Мой хозяин находит множество причин отправлять меня с визитами в другие города.

— Хозяин? Вы имеете в виду Гая? — спросила Исана.

Серай задумчиво поджала губы.

— Я верная подданная Короны, разумеется, — сказала она. — Но мой хозяин лорд Форциус Руфус. Он кузен верховного лорда Форции, и его владения находятся в северной части долины.

— Вы живете в долине Амарант?

— В настоящий момент да, — ответила Серай. — К сожалению, мне придется пропустить момент, когда начнут цвести сады. В это время в долине пахнет, как в раю. Вы там бывали?

Исана покачала головой.

— Там действительно так красиво, как все говорят?

Серай кивнула и вздохнула.

— И даже красивее. Я люблю бывать в разных местах, но скучаю по своему дому в долине. Однако я рада, что могу путешествовать, и еще счастливее я себя чувствую, когда возвращаюсь. Наверное, мне повезло вдвойне.

— Похоже, там очень хорошо, — сказала Исана и сложила на коленях руки. — А еще это прекрасная тема для легкого разговора.

Серай улыбнулась и взглянула на Исану.

— Правда?

— Значит, вы курсор?

— Дорогуша, я всего лишь красивая рабыня, доставляющая удовольствие своему хозяину и оказывающая услугу Гаю от его имени. Но даже если бы я была свободна, не думаю, что у меня подходящий характер для того, чтобы быть курсором. Героизм и долг и все такое… Это очень выматывает.

— Полагаю, Короне вряд ли была бы польза от шпионки, которая повсюду сообщала бы, кто она такая, — заявила Исана.

— Звучит разумно, дорогуша, — улыбаясь, сказала Серай.

Исана кивнула, по-прежнему не улавливая чувств Серай. Ей это ощущение совсем не нравилось. Ее спутница была верной подданной Первого лорда — в этом она ни секунды не сомневалась. Иначе зачем бы курсоры выбрали Серай, чтобы она сопровождала Исану в столицу? А это означало, что она не могла позволить себе расслабиться и чувствовать себя в полной безопасности. Долг Серай защищать интересы Гая, а не Исаны.

Но, с другой стороны, Исана была не настолько глупа, чтобы не понимать — в столице ей потребуется человек, который будет ее сопровождать. Она никогда не бывала в больших городах, являвшихся средоточием высшего общества Алеры. Кроме того, она прекрасно знала, что Зимний фестиваль — это время, когда создаются самые разные политические и экономические фракции. Она слышала рассказы о шантаже, вымогательстве, убийствах и вещах похуже, и ее жизнь в провинции не подготовила ее к ним.

Исана понимала: она подвергается в столице смертельной опасности. Враги Гая готовы с ней расправиться не потому, что она что-то совершила, а из-за того, что она собой представляла. Исана являлась символом поддержки Первого лорда. Его враги уже попытались уничтожить этот символ. Вне всякого сомнения, они не оставят своих попыток.

Внутри у Исаны все сжалось от неприятного, тошнотворного чувства.

Ибо Тави тоже был символом.

Исане потребуется знающий человек, который будет ее сопровождать и поможет справиться с подводными течениями в столице, Серай была таким человеком и ее главным союзником. Если она собирается защитить Тави от козней, которые строят враги Гая, ей нужна помощь и поддержка куртизанки, и она сделает все, чтобы ее получить. И одной искренности будет мало.

— Серай, у вас есть семья? — спросила Исана.

Лицо и манеры куртизанки мгновенно стали непроницаемыми.

— Нет, дорогуша.

Исана ничего не почувствовала от Рилл, но неожиданно ее посетило прозрение, и она удивленно раскрыла глаза.

— Вы хотите сказать, у вас больше никого нет?

Серай удивленно вздернула подбородок, но не отвернулась.

— Больше никого нет.

— А что произошло? — мягко спросила Исана.

Серай помолчала немного, а потом ответила:

— Однажды наш стедгольд захлестнула болезнь. Страшная болезнь. Она унесла жизнь моего мужа и дочери. Ей было всего три недели. Мой брат и родители тоже умерли. И другие гольдеры. Из всех осталась я одна, но у меня больше никогда не будет семьи.

Серай отвернулась и выглянула в окно. Она положила одну руку себе на живот, и Исану, точно ведром холодной воды, окатила неприкрытая, почти невыносимая боль.

— Мне очень жаль, — сказала она куртизанке и покачала головой. — Я даже представить себе не могла, что вы были гольдером.

Серай улыбнулась, не глядя на Исану.

— Я добровольно стала рабыней после того, как поправилась. Чтобы пристойно их похоронить. Именно там я стала… — она сделала короткую, но исполненную значения паузу, — куртизанкой. Многих находят так же, как нашли меня.

— Мне правда жаль, — повторила Исана, — что я заставила вас вспомнить о вашей боли.

— Не стоит сожалеть, милочка. Это было очень давно.

— Глядя на вас, этого не скажешь.

— Моя семья обладала… она владела магией воды, немного, — сказала Серай, и в ее голосе появились радостные интонации, но Исана знала, что это все напускное. — Конечно, я не так сильна, как вы, стедгольдер, но с парой морщин справиться могу.

Паланкин наклонился, и у Исаны слегка закружилась голова. Она в ужасе выглянула в окно, но увидела только густой белый туман. Одна нога у нее слегка заскользила по полу, и она задохнулась от страха.

— Все в порядке, — заверила ее Серай и положила руку ей на колено. Ее пальцы показались Исане слишком горячими, а собственная рука ледяной.

— У нас мало времени.

— Что вы имеете в виду?

Исана заставила себя оторваться от головокружительного вида и посмотрела на свою спутницу.

— Серай, — сказала она, и голос у нее дрогнул. — Если бы вы могли их вернуть, вы бы сделали это?

Глаза Серай широко раскрылись от изумления, которое тут же превратилось в холодный, цвета агата гнев.

— Ну и вопрос вы мне задали, милочка, — ответила она ровным голосом. — Разумеется, я бы это сделала.

Исана взяла обе ее руки в свою и наклонилась вперед, глядя ей в глаза.

— Именно ради этого я и согласилась лететь на фестиваль. Мне плевать на Гая. Мне все равно, кто будет сидеть на троне. Меня не интересует политика или заговоры. Меня беспокоит только то, что ребенку, которого я вырастила, угрожает опасность, а мой брат может погибнуть, если я не сделаю все, чтобы ему послали помощь. Они все, что есть у меня в мире.

Серай склонила голову набок в безмолвном вопросе.

У Исаны дрогнул голос, когда она произнесла два слова:

— Помогите мне.

Серай медленно выпрямилась, и в ее глазах появилось понимание.

Исана сильнее сжала ее руки.

— Помогите мне.

Она почувствовала боль Серай, но ее лицо и глаза оставались совершенно спокойными.

— Помочь вам? Ценой долга перед моим хозяином?

— Если потребуется, — сказала Исана. — Я готова сделать все, чтобы им помочь. Но я не знаю, смогу ли справиться в одиночку. Прошу вас, Серай. Они моя семья.

— Мне очень жаль, стедгольдер, что ваши родные в опасности. Но слуги Короны — это единственная семья, которая у меня есть. Я выполню свой долг.

— Как вы можете такое говорить? — спросила Исана. — Как можете быть такой равнодушной?

— Меня нельзя обвинить в равнодушии, — сказала Серай. — Я знаю, что стоит на кону, лучше многих других. Будь моя воля, я забыла бы о более важных проблемах королевства, чтобы спасти вашу семью.

В ее словах прозвучала чистая, серебряная правда, а еще твердость и решимость. Новый укол страха за своих родных пронзил грудь Исаны. Она опустила голову и закрыла глаза, пытаясь разобраться в сложном переплетении чувств куртизанки, которые она так старательно скрывала.

— Я не понимаю.

— Если бы решения принимала я, я бы вам помогла. Но это не так, — ответила Серай, и ее голос был полон сострадания и одновременно твердости. — Я поклялась в верности королевству. Мир Карны — холодное, жестокое место, леди. Он наполнен опасностями и врагами нашего народа. Именно королевство его защищает.

Неожиданно пропитанное горечью презрение опалило Исану, она вздохнула или сдавленно рассмеялась.

— Какая ирония! Человек, которого королевство не смогло защитить, готов пожертвовать другими семьями, служа ему.

Серай отняла у Исаны свои руки, и в ее голосе появился холодный, с трудом сдерживаемый гнев:

— Без королевства не было бы никаких семей.

— Без семей, — резко сказала Исана, — королевству будет нечего защищать. Как вы можете такое говорить, когда, вероятно, способны им помочь?

Голос и манеры Серай оставались холодными и непроницаемыми.

— Вы воспользовались своими собственными возможностями, чтобы вытащить на свет самый тяжелый момент моей жизни и с его помощью заставить меня действовать так, как вам этого хочется, Исана. Не думаю, что вы имеете право меня осуждать.

Исана в отчаянии сжала руки.

— Я всего лишь прошу вас помочь мне защитить мою семью.

— Ценой моей клятвы в верности, — ровным голосом сказала Серай. — Дело не в том, что я не хочу вам помочь, стедгольдер. Или вашим родным. Но в королевстве живет много женщин, у которых есть семьи. И если я смогу спасти десять тысяч из них, пожертвовав вашей, я это сделаю. Это будет плохо, но необходимо. Таков мой долг. Я никогда не предам свою клятву.

Исана выглянула в окно.

— Достаточно, я поняла, — сказала она и через некоторое время добавила: — Вы правы. И я приношу вам свои извинения, леди. Мне не следовало пытаться использовать вашу боль от потери родных как средство, чтобы убедить вас мне помочь.

— Возможно, — сказала Серай спокойно. — А может, и нет. Я похоронила свою семью, стедгольдер. Это больнее, чем я могла себе представить. Наверное, я тоже пошла бы на все, чтобы их защитить.

— На самом деле я в ужасе. А вдруг я не смогу сделать все, что нужно, в одиночку?

Неожиданно Серай улыбнулась.

— Этого можешь не бояться, милочка. — Она наклонилась вперед, и в ее глазах появилось напряженное выражение. — Я исполню свой долг перед хозяином. Но я лучше умру, чем допущу, чтобы твои родные пострадали. Я тебе клянусь.

В ее словах Исана услышала искренность, чистую, серебристую интонацию правды, которую Серай не смогла скрыть.

— Тебе не нужно приносить мне такую клятву, — сказала Исана.

— Тут ты права, не нужно, — не стала спорить с ней Серай, — но в любом случае это ничего не меняет. Я бы все равно не смогла жить дальше, если бы допустила, чтобы беда случилась с другой семьей. Да и не захотела бы. — Она покачала головой. — Я знаю, это не совсем то, что ты хотела от меня услышать, но больше я ничего пообещать не могу. Прошу тебя, поверь мне, я сделаю все, что будет в моих силах.

— Я тебе верю, — тихо сказала Исана. — И спасибо.

Серай с серьезным видом кивнула, и Исана снова перестала улавливать ее чувства, она излучала только сдержанность и спокойствие.

— Дамы, — послышался голос снаружи, и в окне появился один из рыцарей, сопровождавших их, — молодой человек с резкими чертами лица и темными внимательными глазами. Он был небрит и выглядел измученным. — Воздушные потоки могут быть непредсказуемы, когда мы будем спускаться. Пристегнитесь ремнями, так будет безопаснее.

Серай подняла голову и улыбнулась.

— Хорошо, Рольф. Мне кажется, я уже слышала это пару раз — раньше. А где трибун?

Рыцарь ухмыльнулся и кивнул. Затем наклонился поближе и прошептал:

— Спит на крыше. Он очень устал ночью. Чуть не свалился на землю.

— Появиться в столице в таком виде и таким манером было бы чрезвычайно унизительно для великого чемпиона. А разве он не велел вам разбудить его перед тем, как мы прибудем на место? — спросила Серай.

— Это довольно странно, — ответил Рольф. — Я ничего такого не помню. Я ужасно устал. — Он бросил мимолетный презрительный взгляд в сторону крыши паланкина и сказал: — Прошу вас, дамы, пристегните ремни. Осталось совсем немного.

Серай показала Исане, как пристегнуть толстые плетеные ремни, а через пару мгновений паланкин начало подбрасывать, он раскачивался и метался из стороны в сторону, ощущение было ужасным, но Исана закрыла глаза и обеими руками вцепилась в ремни. Потом раздался грохот, и Исана поняла, что они снова на земле.

Серай удовлетворенно вздохнула и убрала свою вышивку в маленькую полотняную сумочку. Они расстегнули ремни и выбрались из паланкина на ослепительно золотой солнечный свет.

Исана с изумлением принялась рассматривать Алеру-Империю — столицу королевства.

Они стояли на платформе из белого мрамора, превышавшей своими размерами Исанагольд. Ветер был таким яростным, что Исане пришлось прикрыть глаза руками. Вокруг нее на платформу опускались другие паланкины, самые большие из них несли дюжины магов ветра. Воздушные рыцари были в роскошных ливреях верховных лордов всех городов королевства, из паланкинов выходили мужчины и женщины в потрясающе богатых одеждах, украшенных роскошными драгоценностями и вышитых золотыми и серебряными нитями. Казалось, бушующий ветер не в силах причинить вред их прическам и костюмам.

Мужчины в коричневых туниках метались между паланкинами, когда те опускались на платформу, с помощью магии поднимали их и поспешно тащили к широкой лестнице, ведущей вниз с платформы, чтобы освободить место для новых. Следом за ними появлялись другие мужчины в коричневых туниках, которые разносили еду и напитки для вновь прибывших рыцарей, многие из которых, включая Рольфа и тех, кто доставил сюда Исану и Серай, сидели прямо на платформе, так сильно они устали.

— Исана, — позвала Серай, стараясь перекричать рев ветра.

Она поднялась на цыпочки и что-то прошептала на ухо мужчине в коричневой тунике, который кивнул и, вежливо поклонившись, взял из рук куртизанки несколько блестящих монет. Серай помахала Исане рукой.

— Исана, идем со мной. Сюда.

— А моя сумка? — крикнула в ответ Исана.

Серай подошла к ней поближе и, наклонившись, прокричала:

— Ее принесут в дом. Нам нужно уйти отсюда, пока кто-нибудь еще не приземлился… Исана!

Неожиданно Серай сильно толкнула Исану в бок, и та, захваченная врасплох, упала — и увидела короткий, тяжелый кинжал, промчавшийся мимо того места, где мгновение назад находилась ее голова.

Раздался громкий треск, перекрывший даже рев ветра, и в их сторону начали поворачиваться головы. Рукоять кинжала ударила в бок паланкина с такой силой, что во все стороны полетели обломки лакированного дерева.

Серай принялась оглядываться по сторонам, потом указала на удаляющуюся спину мужчины в коричневой тунике, который начал спускаться по лестнице.

— Рольф!

Сидевший на полу рыцарь поднял голову, он был так измучен, что не сразу понял, чего она от него хочет, затем, покачиваясь, поднялся на ноги.

— Вороны и кровавые фурии! — послышался громкий рев с крыши паланкина.

Горацио сел на крыше, но заскользил и свалился на землю, громко выкрикивая проклятия.

Рольф побежал по лестнице и начал задыхаться уже через несколько ступенек. Он остановился, пару мгновений вглядывался вдаль, затем повернулся к Серай и с расстроенным видом покачал головой.

— Я лишу вас звания за это безобразие! — вопил Горацио, пытаясь подняться на ноги.

Граждане королевства показывали пальцами на сонного трибуна, улыбаясь или весело хохоча. Мало кто, если вообще кто-то, понял, что была совершена попытка убийства.

Серай побледнела, и Исана видела и одновременно чувствовала ее ужас. Она протянула Исане руку.

— Ты в порядке?

— Да, — ответила Исана. Она споткнулась, потеряла равновесие в налетевшем порыве ветра и чуть не сбила с ног высокую женщину в красном платье и черном плаще. — Извините. Серай, кто это был?

— Я не знаю, — сказала Серай, у которой дрожали руки, а глаза были широко раскрыты. — Я видела пятна на его тунике. Только в последний момент я поняла, что это кровь.

— Что?

— Потом объясню. Держись поближе ко мне.

— Что мы будем делать?

Куртизанка прищурилась, и страх в ее глазах сменился яростным вызовом.

— Мы спешим, стедгольдер, — ответила она. — Будь повнимательнее и иди за мной.

ГЛАВА 14

— Так, хорошо, — рявкнул маэстро Галлус своим брюзгливым голосом. — Время вышло.

Тави резко поднял голову со стола и принялся сонно моргать, оглядывая классную комнату. Почти двести других студентов сидели на полу перед низкими столами и что-то быстро писали на длинных листах бумаги.

— Время, — снова выкрикнул Галлус, и в его голосе появились сердитые нотки. — Прекратите писать. Если вы еще не закончили, пара минут вас не спасет. Положите свои работы слева.

Тави потер губы, вытирая слюну рукавом серой туники. Последние несколько дюймов его листка оставались совершенно пустыми. Он дождался, когда стопка работ доберется до него, положил свою и передал ее Эррену.

— Сколько я проспал? — тихо спросил он.

— Последние два вопроса, — ответил Эррен, ловко поправляя стопку, прежде чем передать ее дальше.

— Как ты думаешь, я нормально написал? — спросил Тави, чувствуя во рту неприятный резиновый привкус, все тело у него ломило от усталости.

— Я думаю, идиот, тебе следовало выспаться ночью, — без обиняков заявил Эррен. — Ты что, хочешь провалиться?

— Это не моя вина, — пробормотал Тави. Они с Эрреном встали и начали выбираться из душного класса вместе с другими студентами. — Поверь мне, я говорю правду. Ну, как ты думаешь, я сдал экзамен?

Эррен вздохнул и потер глаза.

— Возможно. Никто, кроме меня и, может, тебя, все равно не смог бы написать ответы на последние два вопроса.

— Хорошо, — сказал Тави. — Наверное.

— Изучение математики имеет огромное значение, — сказал Эррен. — В определенном смысле — первостепенное значение для выживания королевства. Правильно производить расчеты необходимо для разных вещей.

— Может, я слишком устал, — с иронией ответил Тави, — но в данный момент мне совсем не интересно рассчитывать продолжительность плавания торгового судна или оценивать размеры налогов, которые выплачивают дальние провинции.

Потрясенный Эррен несколько мгновений смотрел на Тави так, словно он только что сказал, будто они должны жарить младенцев и класть их вместо начинки в пироги.

— Ты шутишь, — сказал он. — Ты ведь шутишь, правда, Тави?

Тави вздохнул.

Оказавшись за пределами классной комнаты, студенты принялись громко разговаривать, жаловаться, смеяться, кое-кто пел, и ближайшая дорожка, ведущая в главный двор, превратилась в живую реку из серых туник и усталых умов. Тави потянулся, едва они вышли на свежий воздух.

— В классе слишком жарко после долгого теста, — сказал он Эррену. — А воздух становится каким-то вязким.

— Это называется «влажность», Тави, — сообщил ему Эррен.

— Я не спал почти два дня. Он вязкий.

Гаэль ждала у арки, ведущей во двор, встав на цыпочки и пытаясь разглядеть через головы других студентов Тави и Эррена. Ее лицо озарила улыбка, когда она их увидела, и она бросилась им навстречу, время от времени извиняясь, когда она на кого-то наталкивалась.

— Эррен, Тави. Ну что, трудно было?

Тави изобразил нечто среднее между стоном и ворчанием.

Эррен закатил глаза и сказал Гаэль:

— Как я и предполагал. Ты справишься. — Он нахмурился и принялся оглядываться по сторонам. — А где Макс?

— Понятия не имею, — ответила Гаэль и тоже принялась с беспокойством искать Макса глазами. — Я его не видела. А ты, Тави?

Тави мгновение поколебался, ибо ему совсем не хотелось врать друзьям, но на кону стояло слишком многое. Он понимал: ему не просто придется соврать, но еще и сделать это безупречно.

— Что? — с тупым видом спросил он, дабы заполнить паузу.

— Ты Макса видел? — повторила Гаэль, и в ее голосе появились отчаянные нотки.

— А, вчера вечером он мне что-то говорил про молодую вдовушку, — помахав рукой, ответил Тави.

— Накануне экзамена? — заикаясь, спросил Эррен. — Это… это так ужасно… кажется, мне нужно ненадолго прилечь.

— И тебе тоже, Тави, — сказала Гаэль. — У тебя такой вид, будто ты сейчас уснешь прямо на ходу.

— Он так и сделал во время теста, — сообщил ей Эррен.

— Тави, иди в постель, — заявила Гаэль.

Тави потер глаза.

— Я бы хотел, но не могу. Я разнес не все письма до начала экзамена. Еще одно, и я смогу немного поспать.

— Ты не спал всю ночь, потом отвечал на вопросы теста, а теперь еще должен бегать разносить письма, — возмутилась Гаэль. — Это жестоко.

— Что жестоко? — поинтересовался Эррен.

Тави собрался ему ответить, но налетел на спину другого студента. Он отскочил назад, а тот упал, но тут же с громкими проклятиями поднялся на ноги и повернулся к Тави.

Это был Бренсис. Темные волосы высокомерного юного лорда были спутаны после долгого экзамена. Могучий Ренцо маячил у него за спиной и чуть сбоку, слева замер Вариен, в глазах которого горели злоба и предвкушение развлечения.

— Урод, — заявил Бренсис ровным голосом. — И писаришка. О, и их свиноматка. Мне следовало оставить тебя по шею в выгребной яме.

— Я с удовольствием тебе помогу, милорд, — тут же вызвался Вариен.

Тави напрягся. Бренсис никогда не забудет того, что Макс унизил его накануне утром. А поскольку отомстить Максу ему было не под силу, он вполне мог выбрать себе другую жертву. Например, Тави.

Бренсис наклонился к Тави и прорычал:

— Считай, тебе повезло, урод, у меня сегодня более важные дела.

Он развернулся и не оглядываясь зашагал прочь. Вариен заморгал, но тут же последовал за ним. Замыкал шествие Ренцо, выражение лица которого так и не изменилось.

— Ха, — выдохнул Тави.

— Интересно, — пробормотала Гаэль.

— Ну, такого я не ожидал, — сказал Эррен. — Как вы думаете, что случилось с Бренсисом?

— Может, он наконец начал умнеть, — предположила Гаэль.

Тави и Эррен обменялись скептическими взглядами.

— Ну да, конечно, — вздохнув, сказала Гаэль. — Такое может произойти. Когда-нибудь.

— Пока мы все еще не пришли в себя от изумления, — сказал Тави, — пожалуй, я доставлю последнее письмо, а потом посплю немного.

— Хорошо, — кивнула Гаэль. — А кому ты должен его доставить?

— Хм. — Тави принялся рыться в карманах, нашел конверт и взглянул на него. — О проклятые вороны, — со вздохом выругался он. — Увидимся.

Он помахал рукой и устало потрусил в сторону апартаментов посла Варга.

До цитадели было совсем недалеко, но уставшие ноги Тави отчаянно болели, и ему показалось, что у него ушла целая вечность, чтобы добраться до Черного коридора — длинного прохода из темного, грубо отесанного камня, не имевшего ничего общего с отделанными мрамором покоями Первого лорда. Вход туда преграждали настоящие ворота с такими толстыми и надежными прутьями, какие принято устанавливать на крепостных воротах. Перед ними стояла пара солдат Королевской гвардии в сине-красной форме — совсем молодые парни, в полном боевом облачении и с оружием в руках. Они замерли, стоя лицом к воротам.

По другую сторону от них единственная свеча отбрасывала ровно столько света, сколько потребовалось Тави, чтобы разглядеть двух канимов, сидевших на задних лапах. Они закутались в свои плащи, и Тави видел лишь очертания оружия на плечах и у локтей, блеск металла на рукоятях мечей и наконечниках копий. Головы практически скрывали капюшоны, из которых торчали лишь волчьи носы и зубы, а также сверкали красные, совсем не человечьи глаза. Хотя они сидели на полу, их позы каким-то непостижимым образом казались напряженными, они были настороже и готовы в любой момент действовать, так же как и алеранские гвардейцы, стоявшие к ним лицом.

Тави приблизился к воротам, и его окутал запах канимов — мускусный, резкий и густой, напомнивший ему кузницу в его родном стедгольде и одновременно волчью нору.

— Гвардеец, — сказал Тави. — Я принес письмо его превосходительству, послу Варгу.

Один из алеранских солдат оглянулся через плечо и помахал ему рукой, чтобы он проходил. По другую сторону ворот на своем обычном месте на неровном полу, примерно на расстоянии вытянутой руки от решеток, стояла кожаная корзина. Тави наклонился, чтобы положить туда письмо, мысленно радуясь, что он выполнил поручение, и предвкушая возможность отправиться спать.

Он практически не заметил, как ближайший к нему каним пошевелился.

Страж канимов с нечеловеческой грацией скользнул вперед и длинной рукой схватил Тави за запястье. Сердце Тави сжалось от страха, но он слишком устал, чтобы испытать настоящий ужас. Он мог повернуть руку по кругу и вырваться, но так он подставил бы ее когтям канима. Иными словами, при помощи силы ему было с ним не справиться.

Эти мысли пронеслись у него в голове за долю секунды, он услышал у себя за спиной громкий вздох, когда оба алеранца дружно вытащили свое оружие из ножен.

Тави поднял свободную руку и помахал ею стражам.

— Подождите, — спокойно сказал он и поднял голову очень высоко, чтобы посмотреть каниму в глаза. — Чего ты хочешь, страж? — спросил Тави нетерпеливо и властно.

Каним посмотрел на него непроницаемыми мрачными глазами, потом медленно выпустил его запястье, успев провести по нему когтями, но не причинив Тави никакого вреда.

— Его превосходительство желает, — прорычал каним, — чтобы посыльный доставил ему письмо лично в руки.

— Отойди от него, пес, — рявкнул алеранский страж.

Каним поднял голову и обнажил желтые клыки в безмолвной угрозе.

— Все в порядке, легионер, — спокойно сказал Тави. — Это резонное требование. Посол имеет полное право напрямую получать послания Первого лорда, если таково его желание.

Оба канима издали низкое, прерывистое рычание. Тот, который схватил Тави за руку, открыл ворота, и Тави поразило, с какой легкостью он справился с тяжелой металлической дверью. Затем он сглотнул, взял единственную свечу, покрепче сжал в руке конверт и вошел в Черный коридор.

Страж каним шагал у него за спиной. Тави пошел помедленнее, чтобы видеть его краем глаза. Страж крался за ним, каждый его шаг был уверенным и расслабленным, он разглядывал Тави с нескрываемым любопытством, пока они не добрались до конца Черного коридора. Они миновали несколько открытых дверей, но комнаты заполняла такая густая темнота, что Тави не удалось разглядеть, что находится в них.

В конце коридора находилась единственная дверь, сделанная из толстого, тяжелого дерева какого-то темного цвета, блестевшего в свете свечи красными и пурпурными оттенками.

Страж прошел мимо Тави уверенными, бесшумными шагами взрослого канима и провел когтями по темному дереву. Оно оказалось очень твердым, и его когти не оставили на нем никакого следа.

Из комнаты за дверью раздалось рычание, и от этого звука внутри у Тави все похолодело. Страж издал такой же звук, только немного более высокий. Наступило короткое молчание, затем насмешливое рычание, и голос Варга прогрохотал:

— Пусть войдет.

Страж открыл дверь и так же бесшумно зашагал прочь, не оглядываясь на Тави. Юноша сглотнул, сделал глубокий вдох и вошел в комнату.

Когда он переступил через порог, сквозняк задул его свечу.

Тави оказался в полнейшей темноте. На сей раз по обе стороны от него раздалось низкое рычание, и Тави вдруг понял, насколько он уязвим, и как сильно здесь пахнет мускусом и мясом — хищниками.

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к темноте, и он начал различать детали глубокого алого света и темных теней. В центре пола, в небольшом углублении, тускло светились угли, а вокруг лежали тяжелые подушки из неизвестного ему материала. Комната формой напоминала перевернутую миску, стены сходились у потолка, до которого Тави мог дотянуться рукой. В нескольких футах от него в тени Тави разглядел еще двух стражей, но в следующий момент понял, что это манекены для оружия — хотя выше и шире, чем те, на которые легионеры надевали свое оружие, когда отдыхали. На одном из них были канимские доспехи, другой оказался пустым.

Со стороны дальней стены доносился тихий плеск воды, и Тави разглядел тусклое мерцание света, отражавшегося от поверхности маленького пруда, по которому бежали равномерные волны.

Тави инстинктивно повернулся и посмотрел в пространство прямо у себя за спиной.

— Посол, — сказал он почтительно, — у меня для вас письмо, сэр.

По комнате снова пронеслось низкое рычание, диковинным образом отразившееся от необычных стен, отчего возникало ощущение, будто оно раздается сразу с нескольких сторон. Примерно в двух футах над головой Тави блеснули два красных глаза, и Варг скользнул из темноты в кровавый свет.

— Хорошо, — сказал каним, который продолжал оставаться в своих доспехах и плаще. — Умелое использование инстинктов и интуиции. Твои соплеменники слишком часто либо становятся их жертвой, либо вовсе не обращают на них внимания.

Тави не имел ни малейшего понятия, как следует реагировать на его слова, поэтому протянул конверт.

— Спасибо, ваше превосходительство.

Варг взял конверт и открыл его одним движением когтя, разрезавшего бумагу с тихим шорохом. Он развернул письмо, прочитал его и снова зарычал.

— Итак. Значит, меня собираются игнорировать.

Тави смотрел на него с бесстрастным выражением лица.

— Я всего лишь посыльный, сэр.

— Правда? — спросил Варг. — Ну что же, в таком случае пусть это падет на их головы.

— Видите, милорд, — прошипел другой, более высокий голос от двери. — Они не уважают ни вас, ни наш народ. Нам следует оставить это место и вернуться в Земли Крови.

Тави и Варг одновременно повернулись к двери, где скорчился каним, которого Тави никогда не видел прежде. Он был без доспехов, но в длинном одеянии глубокого пурпурного цвета. Его похожие на лапы руки показались Тави тоньше и более худыми, чем у Варга, а шерсть — жидкой и нездоровой. Нос тоже был слишком узким и острым, а язык болтался из стороны в сторону.

— Сарл, — прорычал Варг, — я за тобой не посылал.

Второй каним откинул капюшон и склонил голову на одну сторону, изобразив почтительный жест, значение которого Тави неожиданно понял. Каним обнажил горло перед Варгом — очевидно, показывая ему свое уважение.

— Прошу меня простить, могущественный господин, — сказал Сарл, — но я пришел доложить вам, что мы получили известие. Новая стража прибудет через два дня.

Тави поджал губы, он никогда не слышал, чтобы канимы говорили на алеранском языке, по крайней мере, никто, кроме Варга, этого не делал. И он не сомневался, что Сарл обратился к послу на языке, который Тави понимал, не случайно.

— Очень хорошо, Сарл, — прорычал Варг. — Уходи.

— Как пожелаете, лорд, — ответил Сарл и снова, низко склонившись, обнажил шею.

Затем он попятился назад, скребя ногами по полу, и поспешил выскочить в коридор.

— Мой секретарь, — сказал Варг. Тави мог только гадать, но ему показалось, будто в тоне посла появилась какая-то озадаченность. — Он занимается вопросами, которые, по его представлениям, не заслуживают моего внимания.

— Я знаком с понятием «секретарь», — сказал Тави.

Варг раскрыл пасть и показал зубы.

— Да. Наверное, ты знаком. Все, детеныш.

Тави уже собрался поклониться, но тут ему в голову пришла новая мысль. Жест мог получиться у него не совсем правильным с точки зрения канима, но демонстрация уважения, принятая у алеранцев, может выглядеть иначе в обществе, члены которого, точно волки, сражаются друг с другом, разрывая друг другу глотки зубами. Волк, который опускает плечи, а подбородок прижимает к груди, ближе к телу, делает это перед тем, как броситься на врага. Вне всякого сомнения, Варгу известна разница в поведении алеранцев и канимов, и он не принимает поклон за вызов или приглашение к бою, но Тави все равно считал, что невежливо делать жест, оскорбляющий инстинкты посла.

Поэтому он склонил голову набок, повторяя жест, который сам Варг сделал чуть раньше, и сказал:

— В таком случае я ухожу, ваше превосходительство.

Он уже проходил мимо канима, когда тот выбросил перед ним тяжелую руку и преградил Тави путь.

Тави сглотнул и посмотрел на него, на мгновение встретившись с ним взглядом.

Варг смотрел на него, выставив клыки, а затем сказал:

— Прежде чем уйти, зажги у моего очага свечу. Твои глаза плохо видят в темноте. Я не хочу, чтобы ты споткнулся в моем коридоре и визжал, точно щенок.

Тави вздохнул и снова наклонил голову набок.

— Хорошо, сэр.

Варг пошевелил плечами — это движение показалось Тави необычным — и вернулся к пруду.

А Тави подошел к углям и зажег от них свечу, прикрывая пламя рукой. Он видел, как каним наклонился, легко опустившись на все четыре конечности, и напился прямо из пруда. Впрочем, Тави не осмелился стоять и смотреть, хотя это зрелище его завораживало, поэтому он повернулся и поспешил к двери.

Но прежде чем он переступил порог, Варг прорычал:

— Алеранец.

Тави остановился.

— У меня завелись крысы.

— Сэр! — только и смог выдавить из себя Тави.

— Крысы, — прорычал Варг, повернул голову и посмотрел через плечо на Тави, но тот видел лишь блеск его зубов и красные глаза. — Я слышу их по ночам. В моих стенах завелись крысы.

Тави нахмурился.

— О!

— Убирайся, — сказал Варг.

Тави поспешно выскочил в коридор и зашагал назад, в сторону цитадели. Он шел медленно, раздумывая над словами посла. Вне всякого сомнения, сама по себе проблема крыс его не волновала, он говорил о чем-то другом. Грызуны, конечно, могут быть очень докучливыми, но справиться с ними каниму ничего не стоит. Еще больше его озадачило упоминание о стенах. Стены помещений, отведенных для канимов в Черном коридоре, сделаны из камня. Известно, что крысы могут прогрызть все, что угодно, и пробраться куда угодно, но каменные глыбы, из которых выстроены стены, им не по зубам.

Варг, как показалось Тави, принадлежал к категории тех, кто не тратит слов попусту. Тави уже понял, что посол из числа воинов, которые сражаются с простой, но смертоносной эффективностью. Таким образом, можно предположить: если бы у него был выбор, он не стал бы тратить силы на слова, а выбрал бы кровопролитие.

Тави посмотрел на пламя своей свечи. Потом на стены. Затем сделал два быстрых шага, встал около ближайшей стены и опустил руку.

В застоявшемся неподвижном воздухе коридора огонь свечи заморгал и слегка сдвинулся в сторону.

Сердце сильнее забилось в груди Тави, и он последовал в ту сторону, куда наклонилось пламя, медленно двигаясь вдоль стены. Всего через мгновение он обнаружил источник легкого сквозняка — крошечное углубление в стене, которого не видел раньше. Он положил на него ладонь и надавил.

Почти сразу же бесшумно сдвинулась часть каменной кладки, и он заметил прежде невидимые швы в стене. Тави поднял повыше свечу. За потайным входом начиналась лестница, уходившая вниз.

Значит, у канимов есть выход в подземелья.

Тави находился все еще достаточно далеко от входа в Черный коридор и не мог отчетливо видеть стражу, и ему оставалось надеяться, что они тоже его не заметили. Снова прикрыв свечу от ветра, он скользнул на ступени и, стараясь не шуметь, начал спускаться вниз.

Раздавшиеся впереди голоса заставили его остановиться и прислушаться.

Первый голос принадлежал каниму Сарлу — в этом Тави не сомневался, он узнал подобострастные интонации в его рычании.

— А я говорю, что все уже готово. Нам нечего бояться.

— Разговоры ничего не стоят, каним, — сказал человеческий голос так тихо, что Тави едва его расслышал. — Покажи мне.

— Это не входило в наше соглашение, — сказал каним, послышался хлюпающий, громкий звук, словно собака получила кость и принялась ее грызть. — Вам придется поверить мне на слово.

— А если я не поверю? — спросил человек.

— Менять решения уже слишком поздно, — заявил Сарл словно с набитым ртом. — Давайте не будем обсуждать то, что невозможно…

Неожиданно он замолчал.

— Что такое? — спросил его собеседник.

— Запах, — сказал Сарл, и в его голосе появились голодные интонации. — Кто-то рядом.

Сердце отчаянно забилось в груди Тави, и он бесшумно, насколько позволяли уставшие ноги, помчался вверх по лестнице. Оказавшись в коридоре, он чуть ли не бегом бросился к выходу. При его приближении стражи канимы встали и уставились на него своими внимательными глазами.

— Его превосходительство меня отпустил, — задыхаясь, сообщил им Тави.

Стражи переглянулись, затем один из них открыл ворота. Как только Тави выскочил наружу и услышал, как за ним закрылась решетка, в Черном коридоре зашевелились тени и там появился Сарл, который спешил в сторону выхода. Увидев Тави, он прижал заостренные уши к голове, сгорбился и, приподняв губу, показал острые зубы с одной стороны морды.

Тави посмотрел на канима. Ему не потребовалось долго размышлять, чтобы распознать дикую, страшную ненависть, которую он увидел в глазах секретаря посла.

Сарл резко развернулся и скрылся в темноте, двигаясь демонстративно медленно. Тави же бросился бежать, от страха у него дрожали ноги, но он хотел только одного — как можно скорее оказаться подальше от обитателей Черного коридора.

ГЛАВА 15

Амара пришпорила свою лошадь, догнала Бернарда и, несмотря на сияющее утреннее солнце, пробормотала:

— Что-то не так.

Бернард нахмурился и посмотрел на нее. Они возглавляли колонну легионеров из гарнизона. Две дюжины местных гольдеров, ветеранов легиона, ехали в полном боевом облачении, с оружием в руках, в качестве запасного кавалерийского отряда, и еще две дюжины с огромными охотничьими луками, которыми предпочитали пользоваться здешние гольдеры, шагали строем за легионерами. За ними грохотали две тяжелых телеги, запряженные гаргантами, дальше ехал Дорога на своем могучем гарганте, замыкали шествие суровые верховые рыцари, почти все, кто находился под командованием Бернарда.

Сам Бернард надел шлем в дополнение к кольчуге и держал одной рукой лук со стрелой на седле перед собой.

— Значит, заметила.

Амара сглотнула и сказала:

— Оленей нет.

Бернард едва заметно кивнул.

— В это время года наш отряд должен был бы выгонять их из укрытий каждые сто ярдов, — тихо сказал он.

— И что это означает?

Бернард пожал плечами.

— При обычных обстоятельствах я бы подумал, что их уже разогнал другой отряд, который планирует внезапное нападение.

— А сейчас? — спросила Амара.

— Полагаю, эти существа уже выгнали оленей и готовятся к нападению на нас, — ухмыльнувшись, сказал он.

Амара облизнула губы и оглянулась на густой лес, окружавший их со всех сторон.

— И что мы будем делать?

— Расслабимся. Доверимся разведчикам, — ответил Бернард. — Постараемся держать глаза открытыми. Может существовать несколько причин, по которым пропали олени.

— Например?

— Гольдеры Арика убили всех, кого смогли быстро прикончить, готовясь к нашему прибытию, чтобы помочь нам накормить нашу армию. После сражения мне пришлось уничтожить овцерезов, оставшихся в долине. Возможно, один спасся, он мог зимой убить всех оленят, только что появившихся на свет. Иногда они так делают.

— А если ничего этого не произошло? — спросила Амара.

— Тогда будь готова подняться в воздух, — сказал Бернард.

— Я к этому готова с того самого момента, как мы покинули стедгольд, — криво улыбнувшись, сказала она. — Я не очень люблю, когда на меня ведется охота.

Бернард тепло улыбнулся ей, глядя в глаза.

— Я никому не позволю охотиться на меня в моем собственном доме, дорогая графиня. И не допущу, чтобы кто-то устроил травлю моих гостей. — Он кивком показал на колонну воинов, следовавших за ними. — Терпение. Вера. Легионы защищали Алеру на протяжении тысяч лет в мире, где самые разные враги пытались ее уничтожить. Они справятся и с этим испытанием.

— Извини, Бернард, но я видела ситуации, когда Алера подвергалась опасности, а легионы ничем не могли ей помочь, — вздохнув, сказала Амара. — Сколько еще до Арикгольда?

— Мы будем там до полудня, — сказал Бернард.

— Полагаю, ты захочешь взглянуть на лагерь, о котором нам рассказал Арик?

— Естественно, — сказал Бернард. — До наступления ночи.

— А почему ты не хочешь поручить это своим воздушным рыцарям?

— Я знаю по собственному опыту, воздушные рыцари мало что видят под ветками и кустами, поскольку они летают в дюжинах ярдов над ними. — Он снова улыбнулся. — Кроме того, мне хочется немного развлечься.

Амара подняла брови.

— Тебе все это нравится? — возмущенно заявила она.

Бернард пожал плечами и снова принялся внимательно оглядывать окружавший их лес.

— Зима выдалась долгой. А с тех пор как я стал графом Кальдерона, мне не удавалось провести на свежем воздухе, да еще за пределами гарнизона, больше пары часов. Я и не представлял, как сильно мне этого не хватало.

— Сумасшедший, — сказала Амара.

— Да ладно тебе, — сказал Бернард. — Ну согласись, это же настоящее приключение. Загадочное, опасное, незнакомое нам существо, которое представляет угрозу для королевства. Возможность сразиться с ним и одержать над ним верх — что может быть лучше?

— О фурии, ты хуже маленького мальчишки, — вздохнув, сказала Амара.

Бернард рассмеялся, и она услышала в его смехе радость и что-то еще, совсем не такое приятное. Могучие мышцы у него на шее напрягались и расслаблялись в такт движениям лошади, а сильные руки уверенно держали громадный лук. Амара в очередной раз восхитилась его мощным телом и вспомнила, каким он может быть опасным и каким ловким и умелым. В его манере держаться было что-то от волка, а спокойная улыбка — это всего лишь маска, под которой скрывалось нечто гораздо более жестокое, готовое испробовать крови.

— Амара, — сказал он. — Нечто угрожает моему дому. После того, что случилось в прошлом, я знаю, что поставлено на кон. И я не допущу, чтобы кто-то другой покончил с этим врагом. — Его темно-зеленые глаза были похожи на кору деревьев и весенние листья, они сияли, и одновременно в них таилась угроза. — Я охотник. Я непременно выслежу это существо и буду его удерживать. А когда Первый лорд пришлет нам помощь, я его прикончу.

Его слова прозвучали совершенно спокойно и уверенно, в них угадывался лишь намек на прячущуюся за ними ярость, и, удивляясь собственной иррациональности, Амара вдруг поняла, что ей стало не так страшно. Она почувствовала, как отпускает напряжение, плечи расслабляются, а руки больше не дрожат.

— Кроме того, — протянул Бернард, — сегодня прекрасное утро для прогулки по окрестностям в компании с хорошенькой девушкой. Почему бы не получить от этого удовольствие?

Амара закатила глаза и собралась улыбнуться, но вдруг вспомнила слова Серай: «Разумеется, ты должна его оставить».

Она сделала глубокий вдох, надела на лицо маску сдержанного спокойствия и сказала:

— Я думаю, для всех нас будет лучше, если я перестану служить для вас отвлекающим фактором, ваша светлость. Ваши мысли должны быть заняты только исполнением вашего долга.

Бернард заморгал и, не скрывая изумления, посмотрел на нее.

— Амара?

— Прошу меня простить, граф, — вежливо сказала она и покинула строй, предоставив своей лошади возможность пощипать травы и дожидаясь, когда колонна пройдет.

Амара несколько мгновений чувствовала на себе взгляд Бернарда, но сделала вид, будто это ее не касается.

Она дождалась, когда проедут телеги, затем догнала огромного гарганта Дороги. Лошадь отказывалась находиться ближе двадцати футов от огромного животного, несмотря на все уговоры Амары.

— Дорога, — позвала она вождя Маратов.

— Тут я, — крикнул он в ответ и с интересом принялся наблюдать, как она сражается с испуганной лошадью. — Ты чего-то хочешь?

— Поговорить с тобой, — ответила она. — Я хотела… — Она не договорила: нависшая ветка ударила ее в лицо. — Хотела задать тебе парочку вопросов.

Дорога оглушительно расхохотался.

— Гляди но сторонам, а то тебе голову снесет и твой вождь Гай снимет с меня шкуру. — Он едва заметно шевельнул рукой и бросил ей веревку из плетеной кожи, которая повисла в пяти футах от земли. — Иди сюда, наверх.

Амара кивнула и передала поводья своей лошади ближайшему гольдеру. Затем она спрыгнула на землю и побежала, чтобы догнать гарганта Дороги. Схватившись за седельную веревку, она осторожно забралась на спину громадного животного, Дорога взял ее за руку своей громадной ручищей и усадил поудобнее.

— Итак, — пророкотал марат, снова поворачиваясь лицом к дороге. — Я вижу, Бернард съел не тот суп.

— Что? — удивленно моргая, спросила его Амара.

Дорога улыбнулся.

— Когда я был молодым и только взял себе женщину в качестве супруги, я проснулся на следующее утро, подошел к своему костру и поел супа, который там был. Затем я объявил, что это самый лучший суп, какой когда-либо готовила женщина для мужчины. Так, чтобы слышали все в лагере.

— Его сварила не твоя жена? — спросила Амара.

— Точно, — подтвердил Дорога. — Его сварила Хашат. И после нашей брачной ночи следующие семь дней я спал на земле около палатки, чтобы показать жене, что я сожалею.

Амара рассмеялась.

— Представить не могу, чтобы ты такое сделал.

— Я был очень молод, — сказал Дорога. — И очень хотел, чтобы она была со мной счастлива. — Он оглянулся через плечо. — Совсем как Бернард, который желает, чтобы ты была счастлива с ним.

— У нас все иначе, — покачав головой, сказала Амара.

— Иначе. Бернард не знает, что он съел не тот суп?

Она вздохнула.

— Нет, потому что мы не женаты.

— Вы супруги, — фыркнув, заявил Дорога.

— Нет, совсем нет.

— Вы спаривались, — сказал он терпеливо, точно разговаривал с маленьким ребенком. — Значит, вы супруги.

Амара почувствовала, что у нее пылают щеки.

— Мы… ну, да. Это было. Но мы не женаты.

Дорога оглянулся на нее и нахмурился.

— Твой народ ужасно любит все усложнять. Скажи ему, что он съел не тот суп, и покончи с этим.

— Бернард не сделал ничего плохого.

— Это ты съела суп? — спросил Дорога.

— Нет, — в отчаянии сказала Амара. — Никакого супа не было. Понимаешь, Дорога, Бернард и я… мы не можем быть вместе.

— А… — протянул Дорога, с озадаченным видом покачал головой и приложил руку к глазам, изображая повязку. — Я понимаю.

— У меня есть обязательства перед Гаем, — сказала Амара. — И у него тоже.

— А мне этот ваш Гай показался умным человеком, — сказал Дорога.

— Он и в самом деле умный.

— В таком случае он должен знать, что даже вождь не может управлять человеческим сердцем, не может ему приказывать, — заявил Дорога. — Если он в это вмешается, он узнает, что любовь всегда останется любовью, а он может только всех прикончить или отойти в сторонку. Тебе тоже следует это уяснить.

— Что уяснить? — спросила Амара.

Дорога приложил палец к голове.

— Голова ничего не может сделать с сердцем. Твое сердце хочет того, чего оно хочет. Голова должна понять, что она может только убить сердце или уйти с дороги и не мешать.

— Ты хочешь сказать, если я отвернусь от Бернарда, это убьет мое сердце? — спросила Амара.

— Твое сердце. И его тоже. — Дорога приподнял могучее плечо. — Тебе придется сделать выбор.

— Разбитые сердца со временем заживают, — заметила Амара.

Какая-то тень пронеслась по лицу Дороги, и его черты стали казаться крупнее и почему-то печальнее. Он поднял руку и прикоснулся к одной из своих косичек, вместе со своими белыми волосами он вплел в нее тонкие рыжие пряди. Наверно, крашеные, решила Амара.

— Иногда они заживают. А иногда — нет. — Он повернулся к ней лицом и сказал: — Амара, ты получила то, что дано найти не каждому. Те, кто это теряет, с радостью умрут, чтобы снова завладеть этим сокровищем. Не отбрасывай его так легко и бездумно.

Амара ехала молча, раскачиваясь в такт большим, медлительным шагам гарганта.

Ей было трудно понять слова Дороги, ибо еще никто не говорил с ней так о любви. Она, разумеется, в нее верила. Ее собственные родители очень любили друг друга, или так ей казалось, когда она была маленькой. Но с тех пор как ее забрали, чтобы сделать курсором, любовь превратилась в средство для достижения той или иной цели. Единственная любовь, которую мог позволить себе курсор, была любовь к лорду и королевству. Амара знала это с тех самых пор, как закончила обучение. Более того, свято верила в это.

Однако за прошедшие два года многое изменилось. Она изменилась. Бернард стал для нее не столько человеком, имеющим огромное значение, сколько частью ее существа, частью мыслей, как дыхание. Еда и сон. Он одновременно был с ней и не был, она остро ощущала, когда его не оказывалось вблизи, и испытывала чувство, будто становится целой, когда он находился рядом.

Для такого сильного человека он был очень нежным. Когда его руки, его губы касались ее, он вел себя так, словно боялся, что она разобьется на крошечные осколки, если он прижмет ее чуть сильнее. Их ночи были и оставались наполненными ослепительной страстью, ибо он был невероятно терпеливым любовником, получавшим настоящее удовольствие от того, как она отвечала на его ласки. Но лучшими были тихие часы после занятий любовью, когда он прижимал ее к себе и они, уставшие и довольные, засыпали вместе. Она лежала в его объятиях и забывала обо всех заботах, печалях и бедах. Она лишь чувствовала себя прекрасной, желанной и в полной безопасности.

В полной безопасности. Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы взять себя в руки и прогнать слезы. Она прекрасно знала, как на самом деле этого мало в мире. Знала, сколько самых разных опасностей угрожает королевству — и одна-единственная ошибка может стать роковой. Она не могла допустить, чтобы чувства помешали ей принимать правильные решения.

Даже если ей этого очень хочется.

Она курсор. Она поклялась в верности Короне, она служит Алере, ей доверены ее самые страшные тайны, которые она должна охранять от вероломных врагов королевства. Долг требует от нее жертв, чтобы другие могли чувствовать себя свободными и в безопасности. Она уже давно отказалась от спокойной жизни. А теперь долг требует, чтобы она отказалась и от любви.

А требует ли он этого?

— Я подумаю над твоими словами, — тихо сказала она Дороге.

— Хорошо, — ответил он.

— Но сейчас не время для подобных вещей, — сказала Амара. Ее чувства уже отвлекли ее от дела. Ей требовалось больше знать про врага, с которым им предстояло встретиться, и Дорога был единственным источником сведений о нем. — У нас имеются более важные проблемы.

— Да, имеются, — не стал спорить с ней Дорога. — Древний враг. Скверна в глазах Единственного.

Амара перевела взгляд с Марата на солнце и, нахмурившись, снова посмотрела на вождя.

— В глазах Единственного? Ты имеешь в виду солнце?

Дорога удивленно на нее посмотрел.

— Солнце, — повторила Амара и показала на небо. — Ты ведь его называешь Единственным, верно?

— Нет, — сказал Дорога, и в его голосе прозвучал смех. — Солнце — это не Единственный. Ты не понимаешь.

— Тогда объясни мне, — в отчаянии попросила Амара.

— Зачем? — спросил Дорога.

Вопрос был совсем простым, но за его словами она уловила нечто такое, что заставило ее хорошенько подумать, прежде чем ответить.

— Я хочу понимать вас, — сказала она. — И больше знать про тебя и твой народ. Что делает вас такими, какие вы есть? Что у нас общего и какие между нами различия?

Дорога поджал губы, потом кивнул, словно отвечая самому себе, и повернулся, оказавшись лицом к лицу с Амарой и скрестив ноги. Он сложил руки на коленях и через пару мгновений заговорил голосом, напомнившим ей ее лучших наставников в Академии.

— Единственный — это все вещи. Да, он является солнцем. И лучами, освещающими деревья. И землей, и небом. Он дождь весной, лед зимой. Он огонь и ночные звезды. Он гром и тучи, ветер и море. Он олень, волк, гаргант. — Дорога положил свою громадную ручищу себе на грудь. — Он — это я. — Затем он потянулся к Амаре и прикоснулся пальцем к ее лбу. — И он — это ты.

— Но я видела, как представители твоего народа говорили о Единственном и показывали на солнце.

Дорога помахал рукой.

— Ты Гай?

— Нет, разумеется, — ответила Амара.

— Но ты ему служишь, ты поклялась ему в верности, так? Ты его посланница? Его помощница? А временами ты действуешь от его имени?

— Да, — подтвердила Амара.

— Так же и с Единственным, — пояснил Дорога. — Солнце дарит жизнь, так же как это делает Единственный. Солнце не Единственный, но таким способом мы показываем ему свое уважение.

Амара тряхнула головой.

— Я никогда не слышала ничего такого про твой народ.

Дорога кивнул.

— Мало кому из алеранцев это известно про нас. Единственный — это все, что есть, все, что было, и все, что будет. Миры, небеса — это все часть Единственного. Каждый из нас — часть Единственного. Каждый из нас, имеющий цель и обязательства.

— Какую цель? — спросила она.

— Гаргант должен копать, — улыбнувшись, ответил Дорога. — Волк — охотиться. Олень — убегать. Орел — летать. Мы все рождены ради определенной цели, алеранка.

— И какова твоя цель? — спросила она.

— Как и у всего моего народа, — сказал Дорога. — Учиться. — Он, почти не отдавая себе отчета, положил руку на спину уверенно шагающего вперед гарганта. — Каждый из нас чувствует зов других частей Единственного. Мы растем рядом с ними. Начинаем чувствовать то, что чувствуют они, узнаем то, что они знают. Гаргант считает, что ржавое железо, которым вы обвешены, омерзительно воняет, алеранка. Но он улавливает запах зимних яблок в фургоне и думает, что должен получить целый бочонок. Он радуется тому, что приближается весна, ибо ему надоело сено. Он хочет раскопать землю и отыскать корни молодых растений, которыми сможет полакомиться, но он знает, что для меня важно, чтобы мы продолжали идти вперед. И он идет.

— Тебе все известно про твоего гарганта? — удивленно спросила Амара.

— Мы оба части Единственного, и оба благодаря этому сильнее и мудрее, — сказал Дорога и улыбнулся. — Кроме того, гаргант не моя собственность. Мы с ним товарищи.

Гаргант издал громоподобный рев и потряс клыками, отчего седельная подушка заходила из стороны в сторону. Дорога громко расхохотался.

— Что он говорит? — с благоговением спросила Амара.

— Ну, не то чтобы он говорит, — ответил Дорога. — Но… он дает мне понять, что он чувствует. Гаргант считает нас товарищами только до тех пор, пока он не проголодается слишком сильно. Тогда я либо должен дать ему еды, либо держаться подальше от тех яблок.

Амара увидела, что улыбается.

— А другие племена. Они…

— Связаны, — помог ей Дорога.

— Со своими собственными тотемами?

— Лошади с лошадью. Волки с волком. Овцерезы с овцерезами, да, — подтвердил он. — И со многими другими. Именно так наш народ учится. Он познает не только мудрость ума. — Он положил кулак себе на грудь. — Но и мудрость сердца. Они имеют одинаковое значение. И все являются частью Единственного.

Амара покачала головой. Верования варваров оказались гораздо более сложными, чем ей казалось раньше. И если Дорога сказал ей истинную правду про связь маратов с их животными, это могло означать, что они намного сильнее, чем считали алеранцы.

Например, Хашат, вождь клана Лошади, носила на своем ремне для сабли три заколки для плащей королевских гвардейцев. Амара думала, что она забрала их с поля боя после первого дня Первого кальдеронского сражения, но теперь она уже не была так в этом уверена. Если женщина из племени маратов, в те времена молодая воительница, атаковала кого-то из личной гвардии принцепса верхом на лошади, ее связь с животным давала ей значительное преимущество даже перед алеранским магом металла. Во время Второго кальдеронского сражения гаргант Дороги пробился сквозь стены, построенные, чтобы противостоять любым атакам, начиная от сильных магов земли и кончая магическими огненными взрывами и ураганными ветрами.

— Дорога, а почему твой народ так редко нападает на алеранцев? — спросила она.

Дорога пожал плечами.

— В этом нет необходимости, — сказал он. — Мы часто сражаемся друг с другом. Это состязание, которое дал нам Единственный, чтобы понять, где сосредоточена самая большая сила. Кроме того, между нами существуют различия, как и у вашего народа. Однако нашей целью не является смерть одного из противников. Как только кто-то показывает свою силу, поединку конец.

— Но ты убил Ацурака два года назад, — напомнила ему Амара.

Лицо Дороги потемнело, и на нем появилась грусть.

— Ацурак стал слишком диким. Он погряз в крови. Он предал свою собственную цель в глазах Единственного. Перестал учиться и начал забывать, кто и что он такое. Его отец умер на поле Дураков — так мое племя называет Первое кальдеронское сражение, — и он взрослел, мечтая о мести. Ему удалось заразить своим безумием многих других. Он и его сторонники убили целое племя моего народа. — Дорога снова прикоснулся к косе и покачал головой. — Когда он повзрослел, я надеялся, что он забыл о своей ненависти. Этого не произошло. Одно время я боялся, что буду ненавидеть его за то, что он со мной сделал. Но сейчас все кончено. Я не горжусь тем, что совершил. Но я не мог поступить иначе и продолжать служить Единственному.

— Он убил твою жену, — тихо сказала Амара.

Дорога закрыл глаза и кивнул.

— Она терпеть не могла проводить зимы с моим племенем в наших южных землях, в дюнах у моря. Мы слишком много спим, говорила она. В тот год она осталась со своими родными.

Амара тряхнула головой.

— Я не хочу оскорблять твои верования, но я должна задать тебе один вопрос.

Дорога кивнул.

— Почему ты готов сразиться и уничтожить древнего врага, если мы все являемся частью Единственного? Разве он не есть такая же часть его, как и твой народ? Или мой?

Дорога довольно долго молчал, а потом сказал:

— Единственный создал нас всех, чтобы мы были свободными. Чтобы учились. Нашли единую цель с другими, стали сильнее и мудрее. Но древний враг извращает союз разных сил. Он лишает нас свободы и выбора. Он забирает. Заставляет всех объединяться, и вскоре ничего не остается.

Амара вздрогнула.

— Ты имеешь в виду — объединиться с ним так же, как вы объединены со своими тотемами?

Дорога поморщился от отвращения — и Амара с неприятным чувством впервые увидела страх на лице марата.

— Это глубже. Острее. Соединиться с врагом — значит перестать существовать. Живая смерть. Я не хочу больше об этом говорить.

— Хорошо, — сказала Амара. — Спасибо тебе.

Дорога кивнул и повернулся, чтобы снова смотреть вперед.

Амара развязала седельную веревку, сбросила ее на бок гарганта, собираясь спуститься вниз, когда по колонне пронесся приказ остановиться. Она подняла голову и увидела, что Бернард сидит на своей занервничавшей лошади, с поднятой вверх рукой.

На дороге появился один из разведчиков, и его лошадь на безумной скорости мчалась в сторону колонны. Когда он подлетел к Бернарду и замедлил скорость, командир коротко его приветствовал, и они вместе поехали вдоль колонны, пока не оказались неподалеку от гарганта Дороги.

— Хорошо, — сказал Бернард и махнул рукой разведчику, чтобы тот рассказал новости при Амаре и Дороге.

— Давай выкладывай.

— Арикгольд, сэр, — сказал тот, тяжело дыша. — Я только что был там.

Амара увидела, как сжались челюсти Бернарда.

— Что случилось?

— Он пустой, сэр, — ответил разведчик. — Просто… пустой. Там никого нет. Нет костров. Нет скота.

— Сражение? — спросила Амара.

Разведчик покачал головой.

— Нет, леди. Ничего не сломано, и нигде не видно крови. Такое ощущение, будто они все ушли.

Бернард нахмурился и посмотрел на Амару. На его лице ничего не отразилось, но она видела в его глазах беспокойство. Такое же беспокойство и страх, которые испытывала она. Пропали? Целый стедгольд? Там жило больше ста мужчин, женщин и детей, называвших Арикгольд своим домом.

— Уже слишком поздно, нам их не спасти, — пророкотал Дорога. — Так все начинается.

ГЛАВА 16

— Я не понимаю, — сказала Исана. — Он студент. И учится в Академии. Она не такая большая. Что ты имеешь в виду, когда говоришь, будто не можешь найти моего племянника?

Посыльный, которого наняла Серай, поморщился. Он был слишком маленьким, чтобы трудиться в доках, но достаточно большим, чтобы его освободили от необходимости работать, и его песочного цвета волосы намокли от бесконечной беготни между цитаделью и частным особняком в квартале, где жили граждане Алеры.

— Прошу меня простить, миледи гражданка, — задыхаясь, сказал мальчик. — Я сделал все, как вы просили, и спрашивал о нем всюду в Академии, куда допускают посетителей.

— Ты уверен, что посмотрел в его спальне?

— Да, миледи, — извиняющимся голосом ответил мальчик. — Мне никто не ответил. Я засунул вашу записку под дверь. Может быть, он на экзамене.

— С самого рассвета? — возмущенно спросила Исана. — Это смешно.

— В предположении Антонина есть здравый смысл, стедгольдер, — пробормотала Серай, сидевшая неподалеку. — Итоговые экзамены могут отнимать очень много времени.

Исана опустилась на невысокую стену из плитняка, окружавшую центральный фонтан в саду, она очень прямо держала спину.

— Понятно.

Где-то вдалеке громко и весело чирикали птички, радуясь теплому дню, возвещавшему приближение весны. Особняк, в который Серай привезла Исану, был совсем маленьким по меркам столицы, но таким элегантным и изысканным, что более роскошные и огромные дома, расположенные рядом с ним, казались уродливыми.

Исана открыла глаза. Хотя ночи еще были холодными, сад начал просыпаться, готовясь к весне. На ранних растениях и трех старательно подстриженных деревьях появились почки. Как и дом, сад был скромным и очень красивым. Со всех сторон его окружал трехэтажный особняк, увитый ползучими растениями, которые почти полностью скрывали мраморные стены, и сад казался поляной в густом лесу, а не жилищем в большом городе. Пчелы еще не проснулись после зимней спячки, да и большинство птиц не вернулись из теплых краев, но пройдет совсем немного времени, и сад наполнится движением, шорохом и шумом новой жизни.

Исана больше всего любила весну, и ее радость была заразительна. Она очень хорошо чувствовала эмоции своей семьи вне зависимости от времени года, но весной все были особенно счастливы.

Эта мысль заставила ее подумать о Бернарде. Ее брат отправился навстречу опасности и повел за собой гольдеров, которых она знала почти всю свою жизнь. Сегодня он придет в Арикгольд — возможно, они уже там. Вполне может быть, что его люди столкнутся с опасностью, которую представляет собой ворд, уже завтра утром.

А она не могла ничего сделать, только сидеть у изысканного мраморного фонтана и слушать плеск воды.

Она встала и начала расхаживать по саду, а Серай заплатила Антонину пять блестящих медных рама. Мальчик мгновенно спрятал монеты в карман, поклонился Исане и Серай и тихонько вышел из сада. Серай смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду, затем снова уселась у фонтана со своим шитьем.

— Ты протопчешь тропинку в траве, дорогая.

— Как долго, — тихо сказала Исана. — Мы должны что-то делать.

— А мы делаем, — мирно ответила Серай. — Наш хозяин, сэр Недус, отправил по соответствующим каналам твою просьбу об аудиенции.

— С тех пор прошло несколько часов, — заявила Исана. — Что тут сложного? Сколько нужно времени, чтобы дать ответ?

— Во время Зимнего фестиваля проходит множество церемоний, стедгольдер. В столицу приезжают тысячи граждан, и сотни из них по той или иной причине желают получить аудиенцию у Первого Лорда. Это очень почетно — встретиться с Гаем во время фестиваля.

— Но у нас совсем другое дело, — возразила Исана. — Он за мной послал. А ты его доверенное лицо.

Серай подняла глаза, и Исана увидела в них предупреждение, когда та многозначительно показала ими на дом. Исане стало ужасно не по себе, но она упрямо повторила:

— У нас другое дело.

— Верно, другое, — сказала Серай. — К несчастью, Первый советник и его люди незнакомы с подробностями. Нам придется использовать обычные каналы.

— Но может так получиться, что нам не удастся до него добраться, — сказала Исана, — а мы должны лично представить ему нашу просьбу.

— Исана, только сегодня утром профессиональный убийца пытался отнять у тебя жизнь. Если ты покинешь этот дом, твои шансы добраться до цитадели и не стать жертвой очередного покушения весьма сомнительны — и это в лучшем случае.

— Я готова рискнуть, — ответила Исана.

— А я нет, — совершенно спокойно заявила Серай. — В любом случае, так тебе встретиться с Первым лордом Алеры не удастся, стедгольдер. Если мы поступим так, как ты предлагаешь, на нас, скорее всего, просто никто не обратит внимания.

— Тогда я буду настаивать на своем, — возразила Исана.

Пальцы Серай двигались легко, уверенно и быстро.

— В таком случае нас арестуют и будут держать в тюрьме до суда, который состоится после окончания фестиваля. Нам нужно набраться терпения.

Исана поджала губы и несколько мгновений смотрела на Серай, затем заставила себя вернуться к фонтану.

— А ты уверена, что это самый быстрый путь?

— Это не самый быстрый путь, а единственный, — сказала Серай.

— И сколько нам еще ждать?

— У Недуса в цитадели есть друзья и союзники. Скоро мы получим ответ. — Она положила свое шитье и улыбнулась Исане. — Хочешь вина?

— Нет, спасибо, — ответила Исана.

Серай грациозно подошла к маленькому столику в уголке сада, на котором стояли бокалы и хрустальный графин с вином. Она налила в бокал розового вина и сделала несколько глотков.

Исана наблюдала за ней и только с огромным трудом сумела уловить ее беспокойство. Серай вернулась с бокалом к фонтану и устроилась рядом с Исаной.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — сказала Исана.

— Конечно.

— Там, на посадочной площадке, как ты догадалась, что тот человек убийца?

— Кровь на его куртке, — ответила Серай.

— Я не понимаю.

Миниатюрная куртизанка подняла руку и слегка прикоснулась к своему боку, под рукой.

— Здесь были пятна крови. — Она посмотрела на Исану. — Скорее всего, они появились, когда в сердце вонзили кинжал, между ребрами, минуя легкие. Это самый надежный способ убить человека.

Исана пару мгновений смотрела на Серай, а потом выдохнула:

— О!

— Если сделать все не идеально, будет много крови, — продолжала Серай спокойно, так, словно они разговаривали о самых обычных вещах. — Видимо, убийце пришлось нанести еще один удар, чтобы добить докера, чью куртку он забрал. По всей длине шло большое пятно, и это заставило меня еще раз на него посмотреть. Нам повезло.

— Человек умер, чтобы кто-то смог меня убить, — сказала Исана. — О каком везении ты говоришь?

Серай пожала одним плечом.

— Не ты ведь его убила, милочка. Нам повезло, что убийца был не слишком опытен и к тому же спешил.

— Что ты имеешь в виду?

— Ему пришлось довольно далеко забраться, чтобы заполучить куртку. Если бы у него было время все спланировать, он никогда не стал бы рисковать своей миссией, совершая ненужное убийство, да и не появился бы рядом с нами в куртке, перепачканной кровью. Такое поведение резко ограничивало его шансы остаться незамеченным. Более опытный и не такой молодой убийца никогда бы так не сделал. К тому же нам повезло, что он был ранен.

— Откуда ты знаешь?

— Убийца был правшой. А кинжал бросил левой рукой.

Исана нахмурилась и сказала:

— Пятна крови были на правой стороне куртки.

— Точно. Убийца подошел к докеру сзади и ударил его кинжалом, который держал в правой руке. Мы знаем, что с первого раза ему не удалось добиться успеха. Докер, видимо, был магом земли. Разумно предположить, что он нанес ответный удар, прибегнув к своей магической силе, — скорее всего, это оказался скользящий удар правой рукой или локтем — по предплечью убийцы.

Исана посмотрела на Серай. То, как она спокойно, деловым тоном обсуждала обдуманное насилие и убийство, ее пугало. Ей стало невероятно страшно, и она снова села рядом с фонтаном. Исключительно умелые и упрямые люди намерены отнять у нее жизнь, а ее единственной защитницей является хрупкая женщина в шелковом платье с глубоким вырезом.

Серай сделала еще глоток вина.

— Если бы ему удалось подобраться поближе к нам, прежде чем я его увидела, или если бы он бросил кинжал правой рукой, ты была бы уже мертва, стедгольдер.

— Да сберегут нас великие фурии, — прошептала Исана. — Мой племянник. Как ты думаешь, ему угрожает опасность?

— Ничто не указывает на то, что это так, а внутри цитадели он в такой же безопасности, как и в любом другом месте королевства. — Серай прикоснулась к руке Исаны. — Терпение. Как только нам удастся связаться с Гаем, он защитит твою семью. У него для этого имеются все основания.

Исана вдруг почувствовала старую, горькую боль, а кольцо на Цепочке у нее на шее показалось невероятно тяжелым.

— Я уверена, у него самые лучшие намерения.

Серай слегка выпрямила спину, и Исана вдруг почувствовала, что от нее исходит волна подозрительности и понимания.

— Исана, ты ведь знаешь Гая, не так ли? — сказала она тихо.

Исана почувствовала, как внутри у нее все похолодело от страха, но она не выпустила его наружу, встала и отошла в сторону.

— Только по слухам.

Серай встала и последовала за ней, но прежде чем она успела что-то сказать, у входной двери в дом зазвонил звонок, с улицы послышались голоса, а через пару мгновений в сад, хромая, вошел пожилой, но крепкий на вид мужчина в роскошном костюме.

— Сэр Недус, — сказала Серай и сделала изящный реверанс.

— Дамы, — ответил Недус.

Высокий и стройный, Недус прослужил капитаном рыцарей в течение тридцати лет, прежде чем уйти на покой, и его уверенные и точные движения без слов указывали на карьеру военного. Он поклонился обеим женщинам, поморщился, нахмурив свои кустистые брови, и произнес:

— Ты снова выпила все мое вино, Серай?

— Может, на донышке кое-что осталось, — сказала она и подошла к маленькому столику. — Прошу вас, милорд, садитесь.

— Стедгольдер? — спросил Недус.

— Разумеется, — ответила Исана.

Недус благодарно кивнул и уселся на каменную скамью у фонтана, потирая одной рукой бедро.

— Надеюсь, вы не посчитаете меня невоспитанным грубияном.

— Ни в коем случае, — заверила его Исана. — У вас что-то болит?

— Ничего такого, что не происходит со мной всякий раз, когда мне приходится провести на ногах несколько часов, имея дело с дураками, — ответил Недус. — Мне кажется, я говорил много часов подряд.

Серай протянула ему бокал вина, и старый рыцарь опустошил его одним глотком.

— Да благословят тебя фурии, Серай. Будь милашкой и…

Серай улыбнулась, вытащила из-за спины графин и снова наполнила бокал Недуса.

— Замечательная женщина, — заявил Недус. — Если бы ты еще могла готовить, я бы выкупил твое соглашение.

— Я для вас слишком дорогое удовольствие, милый, — продолжая улыбаться, сказала Серай и нежно прикоснулась к его щеке.

Исана с трудом сдержалась, чтобы не выругаться вслух, но вместо этого спросила:

— Что произошло, сэр?

— Бюрократия, — сердито сказал Недус. — Кабинет Первого советника был забит под завязку. Если бы кто-нибудь поджег здание, половина придурков королевства сгорела бы дотла, освободив нас от своего присутствия. А нам бы от этого стало только лучше.

— Так много? — удивленно спросила Серай.

— Такого я еще никогда не видел, — подтвердил Недус. — Они потребовали, чтобы каждый запрос был подан в письменном виде, но не дали ни бумаги, ни чернил. Академия тоже отказалась снабдить нас всем необходимым, ибо у них сейчас экзамены, в лавках в цитадели все распродано, а мальчишки-посыльные требуют целое состояние за то, чтобы сбегать в Купеческий квартал, да будут благословенны их жадные сердца.

— И сколько это вам стоило? — спросила Серай.

— Ни гроша, — ответил Недус. — Там происходит что-то очень странное. Требования Первого советника — это всего лишь отговорка.

— Откуда вы знаете? — спросила Исана.

— Я заплатил писарю двенадцать золотых орлов, и он мне все рассказал, — ответил Недус.

Исана удивленно на него уставилась. Двенадцать золотых монет хватило бы, чтобы купить все необходимое для существования стедгольда в течение года или даже больше. Это было целое состояние.

Недус допил второй бокал вина и отставил его в сторону.

— Им поступило распоряжение, в котором говорится, что аудиенций с Первым лордом не будет, — сказал он. — Но Первому советнику приказано не раскрывать данного факта. Этот идиот пытался придумать, как помешать желающим увидеть Первого лорда и одновременно не сообщать им причину, почему это невозможно. А судя по тому, в каком состоянии находились посетители в его канцелярии, он сомневался, что дотянет до конца дня в целости и сохранности.

Серай нахмурилась и обменялась с Исаной взглядами.

— И что все это значит? — спросила Исана.

— Что таким путем нам до него не добраться, — ответила Серай. — Больше я пока не знаю. Недус, вам не удалось узнать, почему Первый лорд так себя ведет?

Недус покачал головой.

— Среди служащих канцелярии Первого советника ходят разговоры, якобы здоровье Первого лорда находится в плачевном состоянии, но никто не знает ничего определенного. — Он взял графин из рук Серай и осушил его одним глотком. — Я попытался найти сэра Майлса и поговорить с ним, но его нигде нет.

— Сэра Майлса? — спросила Исана.

— Капитана Королевской гвардии и Королевского легиона, — пояснила Серай.

— В мое время он был водоносом у рыцарей Гая, — добавил Недус. — Он и его брат Арарис. Майлс был безнадежным землевладельцем, но в конце концов из него вышел прок. Он меня помнит. Мог бы нам помочь, но мне не удалось его найти. Мне очень жаль, дитя, что я тебя подвел.

— Конечно же, не подвели, дорогой, — пробормотала Серай. — Гай прячется, а его капитана невозможно найти. Не сомневаюсь, что-то тут не так.

— Ну, я бы не сказал, будто он так уж прячется, — возразил Недус. — Сегодня утром он, как всегда, открыл квалификационные соревнования Гонок ветра.

— Возможно, — сказала Серай и задумчиво нахмурилась. Затем посмотрела на Исану и сказала: — Нам придется рассмотреть более опасный способ до него добраться. — Она открыла маленькую сумочку, прикрепленную к поясу, и достала сложенный листок бумаги, который протянула Исане.

— Что это? — спросила та.

— Приглашение, — ответила Серай. — Леди Калар сегодня вечером устраивает прием в саду.

Кустистые брови Недуса поползли вверх.

— Вороны, женщина. Как тебе удалось получить приглашение?

— Я его сама написала, — с самым серьезным видом ответила Серай. — Почерк леди Калар очень легко скопировать.

Недус громко расхохотался, но тут же сказал:

— Опасно. Очень опасно.

— Я не хочу идти на прием, — заявила Исана. — Я хочу встретиться с Первым лордом.

— Поскольку нам не удалось записаться на аудиенцию и найти твоего племянника, мы вынуждены прибегнуть к менее прямолинейным путям. Каждый из верховных лордов получает аудиенцию у Первого лорда каждый год, а также сенатор Примус, глава Торгового консорциума и глава Лиги Дианы. Большинство из них, если не все, будут присутствовать на приеме.

Исана нахмурилась.

— Ты хочешь уговорить кого-то из них позволить нам сопровождать его на аудиенцию?

— Такие вещи случаются, — сказала Серай. — В обычных обстоятельствах ты бы не получила права говорить с Первым лордом, но в нашем случае, как только мы окажемся с ним рядом, мы изменим порядок.

— Очень опасно, — сказал Недус.

— Почему? — спросила Исана.

— Там будут присутствовать враги Гая, стедгольдер, — пояснил Недус.

Исана глубоко вздохнула.

— Понятно. Вы думаете, кто-то может воспользоваться этой возможностью и убить меня?

— Такое может случиться, — подтвердила Серай. — Лорд и леди Калар будут присутствовать на приеме. Калар выступает против Гая и Лиги Дианы, и, возможно, именно он стоит за покушениями на твою жизнь. Думаю, тебе уже известны политические предпочтения лорда и леди Аквитейн.

Исана почувствовала, как ее руки сжались в кулаки.

— Уж это точно. А они тоже там будут?

— Почти наверняка, — сказала Серай. — Самые верные Гаю верховные лорды управляют городами, охраняющими наши границы на севере. Редко больше одного может присутствовать на фестивале, а эта зима выдалась для них особенно трудной.

— Вы хотите сказать, возможно, тех, кто поддерживает Гая, не будет там, чтобы меня защитить.

— Такая возможность существует, — ответила Серай.

— А существует ли шанс добраться до Гая, если мы пойдем на этот прием?

— Очень небольшой, — сказала Серай честно. — Но он определенно существует. Кроме того, не следует забывать о том, как к тебе относится Лига Дианы. Они долго ждали, когда женщина получит права гражданина — не по праву заключенного брака или в легионе. В их интересах оберегать тебя и поддерживать.

— Члены Лиги пройдут вместе с ней по улицам города и проследят за тем, чтобы ваш убийца не прикончил ее по дороге? — прорычал Недус.

Исана почувствовала, как у нее дрожат руки. Она прижала их ко лбу и сказала:

— Ты уверена, что мы не можем добраться до Гая каким-нибудь другим способом?

— Быстро — нет, — сказала Серай. — До окончания Зимнего фестиваля наши возможности весьма ограничены.

Исана заставила себя не обращать внимания на свой страх и беспокойство. Она не хотела умирать, но не могла допустить, чтобы обстоятельства помешали ей доставить сообщение Гаю, вне зависимости от того, угрожает ей опасность или нет. До окончания Зимнего фестиваля еще много дней. Возможно, Тави прямо сейчас грозит смерть, а ее брат окажется в беде еще до окончания завтрашнего дня. Она не могла ждать. У нее не было на это времени.

ГЛАВА 17

К тому времени, когда Фиделиас вернулся из бедных кварталов Алеры-Империи, где собирал информацию у своих агентов, уже близился вечер. Он вышел из лабиринта переходов подземелий прямо в винный погреб особняка Аквитейна и испытал облегчение: он твердо знал, что здесь ему не грозит попасться на глаза кому-нибудь, кто его знает. Он сразу поднялся по лестнице для слуг на верхний этаж особняка и оказался в роскошных апартаментах верховного лорда и леди Аквитейн.

Фиделиас вошел в гостиную, направился к шкафу, где стояли спиртные напитки, и взял старинную бутылку из голубого стекла. Он налил себе прозрачной жидкости в широкий низкий бокал и, прихватив его с собой, направился к креслу с огромной мягкой подушкой, стоящему у большого окна.

Он сел и закрыл глаза, медленно потягивая напиток, который казался ледяным, когда касался губ.

У него за спиной открылась дверь, и в комнате послышались легкие шаги.

— Ледяное вино, — пробормотала леди Аквитейн. — Не думала, что вы из тех, кто его любит.

— Я давным-давно договорился со своими агентами об условных сигналах — в данном случае я должен был заказать вино. В те времена я был настолько глуп, что мог выпить пять или шесть бокалов огненного вина за ночь.

— Понятно, — сказала леди Аквитейн и села в кресло напротив него.

Ее присутствие имело какую-то магнетическую силу. Она обладала тем типом красоты, которому большинство женщин не станут завидовать, — вовсе не красотой мимолетной молодости, хотя ее владение магией воды, разумеется, позволяло ей выглядеть на столько лет, на сколько она пожелает. Но красота леди Инвидии Аквитейн становилась все отточеннее и изысканнее с проходящими годами. В ее основе лежала жесткая, неколебимая сила, которая читалась в линии скул и челюсти и наполняла глаза цвета темного гранита. Манера держаться и внешность леди Инвидии говорили о ее моральной силе, а когда она села в кресло в своем алом шелковом платье лицом к Фиделиасу, он почувствовал эту силу и уловил в ее голосе холодный гнев, напоминающий о первых осенних заморозках.

— И что же тебе удалось узнать?

Фиделиас сделал еще один глоток ледяного вина, показывая, что не собирается торопиться.

— Исана здесь. Она вместе с Серай.

Леди Аквитейн нахмурилась.

— С куртизанкой?

— С курсором, — сказал Фиделиас. — Точнее, я думаю, что она курсор.

— Один из тайных агентов Гая?

Фиделиас кивнул.

— Вполне возможно, хотя, как и личность легата-курсора, их имена никогда не называются открыто. Она остановилась с Исаной в доме сэра Недуса, на Садовой улице.

— Не в цитадели? — удивленно спросила леди Аквитейн.

— Нет, миледи. И мне до сих пор не удалось понять почему.

— Интересно, — пробормотала леди Инвидия. — Что еще?

— Я уверен, убийца в порту был человеком Калара.

— С чего такая уверенность?

— Он не местный, — ответил Фиделиас. — Мои агенты в городе наверняка бы что-нибудь знали — не обязательно то, кто это сделал, но что-нибудь. А они ничего не знали. Значит, он не отсюда. Учитывая это и все, что мне удалось узнать от убийцы в Исанагольде, я уверен, что не ошибся.

— Насколько я понимаю, ты не узнал ничего такого, что можно доказать в суде, — сказала Инвидия.

— Я не знал, что вы собираетесь предъявить обвинения.

Она одарила его улыбкой, похожей на острый клинок.

— Калар продолжает пытаться убрать Исану, — сказал Фиделиас. — Я думаю, его люди воспользовались подземельями, чтобы быстрее добиться своей цели.

— Пещеры под городом? — нахмурившись, спросила Инвидия.

— Да. Все мои агенты, с которыми я разговаривал, сообщили мне, будто в подземельях начали пропадать люди. Я полагаю, они уничтожают свидетелей, чтобы те не могли о них рассказать.

Инвидия кивнула.

— А это означает, что в банде Калара не один человек.

— Именно.

— Но это бессмысленно, — сказала Инвидия. — Сегодняшнее покушение на жизнь Исаны было каким-то поспешным — я бы даже сказала, плохо подготовленным. Зачем использовать одного раненого агента, если есть другие?

Фиделиас поднял брови — на него произвел впечатление вопрос Инвидии.

— А мне даже не пришлось вас подводить к правильному вопросу.

— Я не мой муж, дорогой шпион, — сказала она, и ее губы искривила улыбка. — Ну так?

Он вздохнул.

— Вам не понравится ответ, леди. Дело в том, что я не знаю. Тут задействовано множество других факторов. Например, эти исчезновения… я не могу их объяснить. И…

Она немного наклонилась вперед и подняла бровь.

— И что?

— Я не уверен, — сказал Фиделиас и сделал еще глоток обжигающе холодного вина. — Но мне кажется, среди курсоров что-то происходит.

— Почему ты так думаешь?

Он покачал головой.

— Впрямую я не мог поговорить ни с кем, кто с ними связан. Но те, с кем я побеседовал, должны были знать об их передвижениях и действиях в последнее время, однако они ничего не смогли мне рассказать. Кроме того, Серай рискует раскрыть свою принадлежность к ордену курсоров, столь открыто участвуя в том, что происходит.

— Я не понимаю, — сказала Инвидия.

— Я тоже не понимаю, — признался Фиделиас. — Но в воздухе что-то витает. — Он посмотрел Инвидии в глаза. — Мне кажется, кто-то объявил войну самим курсорам.

Инвидия удивленно подняла брови.

— Это… нанесет сокрушительный удар по Гаю.

— Да.

— Но кто обладает достаточным знанием, чтобы сделать такое?

— Я, — сказал он.

— Это приходило мне в голову, — сказала Инвидия. — Твоих рук дело?

Фиделиас покачал головой, радуясь тому, что ему не нужно прятать свои чувства, чтобы противостоять водной магии Инвидии.

— Нет. Я вышел из ордена курсоров, поскольку считаю, что королевству требуется более сильный правитель, а Гай больше не может исполнять свои обязанности Первого лорда. Но я ничего не имею против курсоров, которые ему верно служат. Никаких обид или злости.

— Вроде той девушки? Кстати, как ее зовут?

— Амара, — ответил Фиделиас.

— Значит, никаких обид, мой шпион? И никакой злости?

— Она глупа, — сказал он. — И молода. В свое время я был таким же.

— Ммм, — протянула Инвидия. — Как старательно ты закрываешь от меня свои чувства, когда говоришь о ней.

Фиделиас поболтал остатками ледяного вина в своем бокале.

— Правда?

— Да.

Он покачал головой и допил вино.

— Я постараюсь узнать как можно больше и покончу с Исаной сегодня ночью.

— В этой истории слишком много тайн, чтобы я чувствовала себя спокойно, — сказала леди Аквитейн. — Но ты должен помнить, мой шпион, моя главная цель — это стедгольдер. Я не допущу, чтобы все королевство узнало, что ее прикончил Калар. Я распоряжаюсь ее судьбой.

Фиделиас кивнул.

— Я расставил людей вокруг особняка сэра Недуса. Когда она покинет его, я сразу узнаю и буду там.

— Но почему она не в цитадели? — пробормотала леди Аквитейн. — Вне всякого сомнения, Гай понимает, насколько она важна для сохранения его власти.

— Разумеется, знает, ваша светлость.

— Да еще Серай. — Инвидия едва заметно улыбнулась и покачала головой. — Я бы никогда не догадалась, что она является инструментом в руках Гая. Я множество раз с ней разговаривала. И ничего такого в ней не почувствовала.

— Она обладает исключительным мастерством в том, что касается обмана, миледи, и является очень ценным агентом Короны. Она отправляла посыльных в цитадель от имени Исаны целый день.

Исана нахмурилась.

— К Гаю?

— К мальчику в Академии.

Инвидия фыркнула.

— Они родственники. Обычные чувства, полагаю.

— Говорят, он один из личных пажей Гая. Возможно, они пытались добраться до Гая через него.

Леди Аквитейн поджала губы.

— Если дворцовая стража находится в состоянии повышенной боевой готовности и если в ордене курсоров действительно возникли проблемы, в таком случае каналы связи с Гаем могут быть полностью нарушены. — Между ее бровями появилась едва заметная морщинка, и она улыбнулась. — Он напуган. И пытается организовать собственную защиту.

Фиделиас поставил пустой бокал и, кивнув, встал.

— Вполне возможно.

— Прекрасно, — сказала Инвидия и поднялась на ноги вместе с ним. — Итак, мне предстоит подготовиться еще к одной скучной встрече, Фиделиас, — представляешь, не больше и не меньше, как в особняке Калара. Возможно, мне удастся раздобыть какую-нибудь информацию. А тебе предоставляю право заняться стедгольдером.

Фиделиас поклонился леди Аквитейн и отошел к окну.

— Фиделиас, — сказала она, подойдя к двери.

Он остановился и оглянулся через плечо.

— Стедгольдер Исана представляет собой серьезную политическую угрозу нашим планам. Ты должен разобраться с ней сегодня ночью, — сказала она. — Поражение неприемлемо.

Ее последнее слово было приправлено ледяным холодом.

— Я понимаю, миледи, — сказал он ей и направился к прячущемуся в тени входу в подземелья.

ГЛАВА 18

Тави спал мертвым сном и проснулся только тогда, когда кто-то сильно потряс его за плечо. Он неохотно пошевелился — все тело у него затекло, ибо он спал в одном положении, — и вытер рот.

— Что? — пробормотал он.

Спальня, которую он делил с Максом, была тускло освещена, значит, были сумерки. Он проспал несколько часов.

— Я сказал, — ответил суровый, глубокий голос, — что ты должен немедленно подняться.

Тави заморгал и посмотрел на того, кто его разбудил. Гай наградил его строгим взглядом.

— Я не могу тратить время на мальчишку-пастуха, который крепко спит и не исполняет своих обязанностей, наложенных на него Первым лордом королевства.

— Сир, — пролепетал Тави и резко сел. Он убрал волосы с лица и принялся моргать, пытаясь проснуться. — Прошу меня простить.

— Я ожидал от тебя большего, — продолжал Гай с суровым выражением лица. — Рассчитывал, что ты будешь себя вести, как… например, как бастард Антиллуса. Прекрасный молодой человек. Великолепная репутация верного подданного. Честь. Долг. К тому же он ослепительно красив.

Тави закатил глаза и врезал «Гаю» в живот кулаком.

— Ой, — выдохнул фальшивый Гай, и его голос снова стал голосом Макса. Черты лица Первого лорда начали меняться, и Тави увидел красавчика со сломанным носом. Он широко улыбался. — Неплохо, верно? Ты мне поверил.

Тави потер шею там, где у него затекли мышцы.

— Всего на мгновение.

— Ха, — сказал Макс. — Но ты знаешь, где он на самом деле находится и в каком состоянии. А остальным это неизвестно — по крайней мере, таков наш план. — Он вытянул ноги и посмотрел на пальцы. — Кроме того, я уже присутствовал на церемонии открытия Гонок ветра и еще исполнил полдюжины мелких функций. Стоит мне только напустить на себя важный вид и произнести короткие слова, и все начинают из кожи вон лезть, чтобы меня не рассердить. — Макс поднял брови. — Быть Первым лордом совсем неплохо.

— Тише, — предупредил друга Тави, оглядываясь по сторонам. — Здесь небезопасно обсуждать подобные темы.

— Не думаю, что сюда шпионы решат заглянуть в первую очередь, — заявил Макс и легкомысленно поболтал ногой в воздухе. — Тебе удалось хоть немного отдохнуть?

— Похоже, удалось, — поморщившись, ответил Тави.

— В таком случае пора возвращаться на работу, — сказал Макс. — Переоденься — и идем со мной.

Тави тут же встал с кровати.

— И что мы будем делать?

— Я продолжу свое блестящее представление, — сказал Макс. — Во всяком случае, когда мы, два пажа Первого лорда, посетим его в его покоях. А ты будешь со мной заниматься.

— Заниматься с тобой?

— Да. Ведь именно ты в первый год обучения написал великолепную работу касательно теории магии фурий, а я должен выступать перед… Советом или чем-то в этом роде.

— Перед Советом спикеров Общества магии? — спросил Тави.

Макс кивнул.

— Да, перед ними. Они встречаются с Первым лордом, чтобы получить у него согласие на проведение каких-то исследований… — Макс прищурился. — Мне постоянно лезут в голову слова «пиво» и «артрит», но они неправильные.

Тави заморгал.

— Антропоморфная теорема?

Макс снова кивнул с равнодушным видом.

— Точно. Мне нужно все про это узнать к тому моменту, как мы дойдем до дворца, — и ты меня научишь.

Тави хмуро посмотрел на своего товарища и принялся стягивать с себя одежду, чтобы переодеться в чистую. Он даже не стал раздеваться, когда повалился на кровать после того, как сбежал из Черного коридора утром. Он уже почти проснулся, когда закончил одеваться, и, взяв расческу, принялся причесывать волосы.

— Я спешу.

— О, — сказал Макс, наклонился и поднял конверт, лежащий на полу. — Кто-то подсунул его под дверь.

Тави взял конверт и сразу узнал почерк.

— От моей тети Исаны.

На улице зазвонили вечерние колокола, возвещавшие наступление сумерек.

— Вороны, — выругался Макс, встал и направился к двери. — Идем. Я должен быть там через четверть часа.

Тави сложил конверт и засунул его в сумочку на поясе.

— Ладно, пошли.

Они вышли из комнаты и направились через территорию Академии в сторону одного из потайных входов в подземелья.

— Что тебе нужно знать?

— Ну… хмм… все, — ответил Макс через несколько шагов.

Тави с возмущением на него посмотрел.

— Макс, это обязательное знание. Основы магии фурий. Ты же ходил на занятия.

— Ну, ходил.

— Больше того, мы вместе их посещали.

Макс с мрачным видом кивнул.

— И ты там был почти все время, — сказал Тави.

— Конечно, — не стал спорить Макс. — Занятия были днем. Я ничего не имею против образования, если оно не мешает моему сну.

— А ты слушал? — поинтересовался Тави.

— Ну… — сказал Макс. — Ты не забыл, что перед нами сидела Ривус Мара. Ты же ее помнишь. Та, у которой рыжие волосы и великолепные… — он закашлялся, — глаза. Большую часть лекций мы потратили на то, чтобы выяснить, кто кого победит в магии земли.

Это объясняло, почему Макс появлялся на занятиях почти каждый день, а после них куда-то пропадал, мрачно подумал Тави.

— Большую часть — это сколько?

— Все, — ответил Макс. — Кроме того дня, когда я страдал от похмелья.

— Что? Как же тебе удалось написать зачетный тест?

— Ну… помнишь Иджению? Блондинку из Плациды? Она оказалась настолько благородной, что…

— Слушай, заткнись, Макс, — проворчал Тави. — Это был трехмесячный курс. Как, по-твоему, я смогу его тебе пересказать за пятнадцать минут?

— Весело и без глупых жалоб, — ухмыляясь, ответил Макс. — Как верный и изобретательный подданный королевства и слуга Короны.

Тави вздохнул, убедился, что за ними никто не следит, скользнул в незапертый сарай для инструментов и через потайной люк в полу выбрался на лестницу, ведущую в подземелья. Макс зажег магическую лампу и протянул ее Тави, после чего взял себе другую.

— Готов слушать? — спросил у него Тави.

— Ясное дело, готов.

— Антропоморфная теорема, — сказал Тави. — Ты знаешь, что фурии являются существами, населяющими стихии.

— Да, Тави, — сухо ответил Макс. — Благодарю тебя за подробные разъяснения, но это я и без тебя знаю.

Тави проигнорировал его заявление.

— С самого начала алеранской истории между магами, связанными с фуриями, идут дебаты относительно природы этих созданий, и на сей счет существует несколько теорий. Кроме того, известно некоторое количество идей касательно того, сколько фурий в реальности обладают теми свойствами, которые мы используем, и до какой степени мы вынуждаем их быть тем, что они есть.

— Не понял? — сказал Макс.

— Мы общаемся с фуриями мысленно, — пожав плечами, сказал Тави, употребив множественное число — «мы». Хотя он был единственным ныне живущим алеранцем, который мог сказать «вы». — Именно об этом и говорит теория навязанной антропоморфности. Возможно, часть наших мыслей формирует образ фурий, когда они появляются перед нами. Может быть, фурия ветра вообще ни на что не похожа. Но когда маг встречается с ней и использует ее, возможно, он где-то в глубине своего сознания представляет себе, что она должна быть похожа на лошадь, или орла, или еще что-нибудь такое же. Поэтому, когда эта фурия приобретает видимый образ, она так и выглядит.

— Так, понятно, — сказал Макс. — Мы можем бессознательно придавать им какую-то определенную форму, верно?

— Верно, — подтвердил Тави. — Это самое распространенное мнение в городах и среди большинства граждан. Но некоторые ученые поддерживают теорию естественной антропоморфности. Они утверждают, что, поскольку каждая из фурий связана с определенной частью своей стихии — горой, ручьем, лесом и все такое, — они имеют присущие только им уникальные способности, особенности и индивидуальность.

— И по этой причине многие из тех, кто живет за пределами городов, дают своим фуриям имена? — догадался Макс.

— Правильно. И по этой же причине те, кто живет в городах, над ними потешаются, считая такие идеи варварскими предрассудками. Однако в долине Кальдерон принято давать фуриям имена. Все они выглядят по-разному. И сильны каждая по-своему. А еще они намного могущественнее большинства городских фурий. Получается, что алеранцы, населяющие самые малоразвитые районы королевства, управляют фуриями, чьи возможности значительно превосходят возможности остальных фурий.

— В таком случае как можно считать теорию навязанной антропоморфности правильной?

Тави пожал плечами.

— Они утверждают, что, поскольку маг представляет себе определенное существо, наделенное формой, индивидуальностью и набором каких-нибудь способностей, даже если он не признается в этом самому себе, он может сделать больше, ибо очень мало зависит только от его мыслей.

— Получается, маг, который дал имя своей фурии, способен сделать больше, ибо он слишком глуп, чтобы понимать, что он этого не может? — спросил Макс.

— Так считают те, кто поддерживает теорию навязанной антропоморфности.

— Это же глупо, — сказал Макс.

— Возможно, — не стал спорить с ним Тави. — Но существует вероятность того, что они правы.

— Хорошо, в таком случае как теоретики естественности объясняют тот факт, что очень у многих людей имеются фурии без определенной индивидуальности?

Тави кивнул, признавая правомерность его вопроса. Более того, это был очень хороший вопрос. Макс, конечно, не знал, что такое дисциплина, но с мозгами у него все было в полном порядке.

— Теоретики естественности говорят, якобы фурии, живущие в землях, где быстро развиваются города и все такое, имеют тенденцию слабеть. Они теряют свою отличительную индивидуальность по мере того, как переходят от одного поколения к другому, и по мере того, как все более обширные участки дикой природы заселяются и подчиняются людям. Они продолжают присутствовать, но вместо своей естественной формы фурии распадаются на бесчисленное количество крошечных частичек, которые маг собирает вместе, когда хочет что-то сделать. Они не такие сильные, зато более надежные, ибо у них нет капризов, причуд и слабостей.

— Возможно, это до некоторой степени разумно, — сказал он. — Мой старик много чего мне сказал, когда я дал имя одной из своих фурий. — В голосе Макса появились едва уловимая горечь и жесткие интонации. — Твердил, мол, это детская игра и чепуха. Мол, ему нужно излечить меня от таких пагубных привычек, пока они меня не прикончили. Мне было трудно поступать так, как требовал он, но он не желал ничего слушать.

Тави увидел боль в глазах друга и вспомнил шрамы у него на спине. Возможно, у Макса имелись собственные причины не слушать объяснений наставника в классе, которые не имели ничего общего с его легкомысленным поведением. Тави казалось, что он оказался в полном одиночестве, и испытывал от этого боль, когда слушал основную теорию и историю магии фурий. Но, может быть, этот курс вызвал у Макса не меньше тяжелых воспоминаний и мыслей, чем у него самого.

— Итак… — вздохнув, сказал Макс. — Что же на самом деле?

— Представления не имею, — сказал Тави. — Никто не знает наверняка.

— Так-так, — нетерпеливо сказал Макс. — Но какую теорию поддерживает Гай? На Совете спикеров обязательно возникнут споры и обсуждения.

— Так бывает каждый год, — сказал Тави. — Я был там в прошлом году. Гай не принимает ничьей стороны. Они собираются, чтобы попытаться убедить его в своей правоте, приводят факты, которые им удалось узнать, а он слушает и кивает, старается никого не обидеть, но и никого не поддерживает. У меня такое впечатление, будто Совету требуется лишь повод, чтобы накачаться прекрасным вином из погребов Первого лорда, а еще выставить перед ним своих противников и соперников дураками.

Макс поморщился.

— Вороны, как же я рад, что я не Первый лорд. От такой жизни я бы через полтора дня спятил. — Он покачал головой. — А что мне делать, если кто-нибудь попытается заставить меня дать какой-нибудь ответ?

— Выкручивайся, не говори ничего определенного, — ответил Тави, который вдруг понял, что такой невнятный ответ доставил ему удовольствие.

— А если они начнут обсуждать какую-нибудь теорию, о которой я не имею ни малейшего представления?

— Делай то, что ты обычно делаешь, когда маэстро задает тебе во время занятий вопрос, на который ты не знаешь ответа.

— Рыгать? — удивленно спросил Макс.

Тави вздохнул.

— Нет, конечно, Макс. Отвлеки их внимание на что-нибудь другое. Тяни время. Только не пытайся использовать для этого какие-нибудь функции своего тела.

— Дипломатия оказалась сложнее, чем я себе представлял, — грустно сказал Макс.

— Это всего лишь официальный обед, — напомнил ему Тави. — Ты справишься.

— Я всегда справляюсь, — ответил Макс, но в его голосе не было слышно его обычной самонадеянности.

— Как он? — спросил Тави.

— Даже не пошевелился ни разу, — ответил Макс. — Не приходил в себя. Но Киллиан говорит, что сердцебиение стало увереннее и сильнее.

— Это хорошо, — сказал Тави. — А что будет, если…

— Если он так и не придет в себя? — мрачно договорил за него Макс.

— Угу.

— Легионы начнут сражение за корону. Много людей погибнет, — вздохнув, сказал Макс.

Тави покачал головой.

— Но ведь есть закон и прецеденты касательно смерти короля, у которого нет наследника. Совет лордов и Сенат назовут кандидатов и определят, кто из них лучше подходит для того, чтобы занять трон. Разве не так?

— Официально — так. Но какое бы решение они ни приняли, толку от этого не будет никакого. Верховные лорды, желающие заполучить трон, могут некоторое время прилично себя вести, но рано или поздно один из них потерпит поражение в политической игре и перейдет к военным действиям.

— Гражданская война?

— Точно, — подтвердил Макс и поморщился. — А пока мы тут будем заниматься своими делами, южные города с радостью отобьют у нас города Защитной стены. А без их поддержки… — Макс покачал головой. — Я отслужил два срока на Стене. Мы охраняем ее от ледовиков, но мы не настолько неприступны, насколько принято считать. Я несколько раз видел собственными глазами, как они чуть не прорвали нашу оборону. Без поддержки Короны она падет за три года. Может, за четыре.

Они некоторое время молча шагали по туннелю. Тави постоянно забывал, что знания Макса относительно военной мощи верховных лордов и их легионов могут поспорить с его собственным пониманием алеранского общества, политики и истории или тем, как Гаэль разбиралась в торговых операциях или движении денег, а Эррен — в математике и статистике. Каждый из них был силен в какой-то определенной области — в зависимости от наклонностей, что стало одной из причин, по которой их выбрали для обучения в качестве курсоров.

— Макс, — тихо сказал Тави, — ты с этим справишься. Я там буду и помогу, если у тебя возникнут проблемы.

Макс сделал глубокий вдох и посмотрел на него сверху вниз. Его губы искривил намек на улыбку.

— Просто дело в том, что многое зависит от того, как я буду себя вести. Если я совершу ошибку, может погибнуть огромное количество людей. — Он вздохнул. — Кажется, я уже жалею, что плохо слушал на занятиях.

Тави удивленно поднял брови.

— Я сказал «кажется», — подмигнул ему Макс.

* * *

В конечном итоге все могло быть и хуже.

«Гай» принял Совет спикеров в своей личной приемной, размером не уступавшей лекционному залу Академии. Там собрались члены Совета, их жены, помощники и их жены — всего пятьдесят или шестьдесят человек. Плюс дюжина членов Королевской гвардии. Макс прекрасно сыграл свою роль, расхаживал между гостями, беседовал с ними, а Тави слушал и наблюдал за ним со своего незаметного места в завешенном занавеской алькове. У Макса лишь один раз возникла проблема, когда один особенно настойчивый молодой лорд поднял какой-то весьма путаный технический вопрос магии, но Тави тут же вмешался, поспешно вручив Первому лорду сложенный листок бумаги, на котором он нацарапал ему записку. Макс развернул его, прочитал, вежливо извинился и отвел Тави в сторону, якобы для того, чтобы дать новые указания.

— Спасибо, — сказал Макс. — Проклятье, а что такое обратно пропорциональное предрасположение?

— Честное слово, я не имею ни малейшего понятия, — сказал Тави, кивая, чтобы показать, что он понял приказ.

— Ну, по крайней мере, я не чувствую себя полным дураком. Ну, как у меня получается?

— Прекрати пялиться на вырез леди Эразмус, — сказал Тави.

Макс удивленно приподнял бровь.

— Я не пялился.

— Очень даже пялился. Прекрати.

— Тави, я молодой мужчина, — вздохнув, сказал Макс. — Я просто не в состоянии контролировать некоторые вещи.

— А ты учись, — заявил Тави, склонил голову, сделал два шага назад и отправился в свой альков.

В остальном все шло вполне нормально, а через некоторое время раздался сигнал ночного колокола, сообщая гостям, что им пора уходить. Гости, слуги, затем стража покинули приемную, где воцарились приятная тишина и покой.

Макс громко вздохнул, взял бутылку вина с одного из столов и плюхнулся в кресло. Он сделал большой глоток, поморщился и потянулся, расправив уставшую спину.

Тави вышел из-за занавески.

— Что ты делаешь?

— Потягиваюсь, — проворчал Макс, и его собственная интонация прозвучала неожиданно странно из уст Первого лорда. — Гай примерно одного со мной роста и веса, но у него более узкие плечи. Через некоторое время у меня все начинает дико болеть. — Он сделал еще глоток вина. — Вороны, как же я хочу хорошенько отмокнуть в горячей воде.

— По крайней мере, надень свою одежду и все такое, прежде чем так себя вести. Кто-нибудь может увидеть.

Макс издал непристойный звук губами и языком.

— Это личные покои Первого лорда, Тави. Никто не явится сюда без приглашения.

Как только он это сказал, Тави услышал шаги и тихий щелчок поворачивающейся ручки незаметной двери в дальнем конце комнаты. Он отреагировал мгновенно, нырнул в занавешенный альков и принялся смотреть сквозь щелочку на то, что происходило в комнате.

Дверь открылась, и в комнату спокойно вошла Первая леди.

Кария Гай, жена Первого лорда, была на десять лет старше Тави и Макса. Все знали, что ее брак с Гаем был политическим, а не по любви и Гай использовал его с целью разрушить союз верховных лордов Калара и Форции, который угрожал Короне.

Сама Кария была женщиной безупречного происхождения, обладала магией исключительной силы и элегантной красотой. Ее прямые длинные волосы, заплетенные в косу, усеянную сияющими огненными жемчужинами, были переброшены через плечо. Платье из тончайшего шелка приятного кремового цвета, отделанное голубым и алым кантом, указывало на принадлежность к дому Гая. Драгоценности сверкали на пальцах левой руки, на обоих запястьях, на шее и в ушах — сапфиры и кроваво-красные рубины, под цвет отделки на платье. Белая кожа, темные глаза и губы, сжатые в жесткую, не сулящую ничего хорошего линию.

— Милорд супруг, — сказала она и присела перед фальшивым Гаем в реверансе. Все ее существо пронизывала едва сдерживаемая ярость.

У Тави замерло сердце. Глупо, как глупо. Естественно, жена Первого лорда допущена в его покои. Их апартаменты соединены между собой серией проходов и дверей, как это принято в доме Гая вот уже несколько веков.

И, забери всех вороны, за всеми этими событиями Тави не пришло в голову, что Максу придется обманывать жену Гая. Вот сейчас все откроется! Тави уже собрался выйти из своего укрытия и рассказать все Первой леди, прежде чем она узнает правду сама.

Но он колебался. Его интуиция громко вопила, предупреждая об опасности, и, хотя у него не было на это никаких причин, он не сомневался: если они признаются Первой леди в обмане, произойдет катастрофа.

Поэтому он стоял за занавеской и не шевелился, боясь даже дышать.

Макс успел сесть в более правдоподобную позу, прежде чем Первая леди вошла в комнату. На его лице появилось сдержанное, очень серьезное выражение, когда он поднялся и отвесил ей вежливый поклон, который идеально походил на манеру Гая.

— Миледи супруга, — ответил он.

Она перевела глаза с его лица на бутылку и снова на его лицо.

— Я вас как-то огорчила, милорд?

«Гай» нахмурился и задумчиво поджал губы.

— Почему вы так решили?

— Я ждала вашего приглашения на прием, милорд. Мы договорились об этом несколько недель назад. Но оно так и не пришло.

Макс поднял брови, хотя в этом жесте было больше усталости, чем удивления.

— Ах да. Я забыл.

— Вы забыли, — сказала Кария, и в ее голосе прозвучало презрение. — Вы забыли.

— Я Первый лорд Алеры, миледи, — напомнил ей Макс, — а не календарь, где записаны предстоящие встречи.

Она улыбнулась и склонила голову, хотя на ее лице появилось обиженное выражение.

— Разумеется, милорд. Я уверена, все поймут, почему вы решили оскорбить свою собственную жену перед лицом всего королевства.

Тави поморщился. Никто не задал ни одного вопроса касательно отсутствия на приеме Первой леди. На самом деле, если Первый лорд запретил ей находиться рядом с ним на таком сравнительно малозначительном приеме, известие об этом быстро распространится.

— В мои намерения не входило унизить вас, Кария, — сказал Макс, встал и подошел к ней.

— Вы никогда и ничего не делаете без причины, — резко сказала она. — Если это не входило в ваши намерения, зачем же вы тогда так со мной поступили?

Макс склонил голову набок и с восхищением на нее посмотрел.

— А если я хотел один насладиться вашей красотой? Платье просто великолепно. И какие изысканные украшения. Хотя они не идут ни в какое сравнение с женщиной, которая их надела.

Кария замерла на месте, а потом удивленно раскрыла рот.

— Я… благодарю вас, милорд.

Макс улыбнулся ей, подошел поближе и приподнял одним пальцем ее подбородок.

— Возможно, я хотел, чтобы вы были здесь, когда ваше внимание будет принадлежать только мне.

— Ми… милорд, я не понимаю, — заикаясь, пролепетала Кария.

— Если бы сейчас нас окружала громадная скучная толпа, — сказал Макс, глядя ей в глаза, — я не смог бы сделать ничего подобного.

И он наклонился и поцеловал Первую леди Алеры, жену самого могущественного человека в мире, прямо в губы.

Тави смотрел на него и не мог отвести взгляда. «Идиот», — подумал он.

Поцелуй продолжался неприлично долго, а рука Макса легла на затылок Карий и удерживала ее во время поцелуя с совершенно хозяйской уверенностью в собственном праве. Когда он отодвинулся, щеки Первой леди покраснели, она задыхалась.

Макс встретился с ней взглядом и сказал:

— Приношу свои извинения. Я совершил ошибку, миледи. И постараюсь загладить перед вами свою вину.

Говоря это, он медленно опустил взгляд вдоль ее шелкового платья, а затем снова поднял глаза на Карию, теплые и наполненные страстью.

Кария облизнула губы и, казалось, несколько мгновений не могла подыскать нужных слов.

— Хорошо, милорд.

— В любой момент может появиться мой паж, — сказал он и ласково провел пальцем по ее щеке. — У меня есть еще дела, но, если повезет, когда я с ними покончу, у меня останется часть ночи. — Он приподнял брови в безмолвном вопросе.

Кария еще сильнее покраснела.

— Если позволит долг, милорд. Это доставит мне радость.

Макс улыбнулся.

— Я надеялся, что вы это скажете. — Он опустил руку и едва заметно ей поклонился. — Миледи.

— Милорд, — ответила она, снова присела в реверансе и вышла в ту же дверь, через которую вошла.

Тави подождал немного, прежде чем выйти из своего алькова, и уставился на Макса. Его друг без сил повалился в ближайшее кресло, поднес дрожащей рукой бутылку к губам и осушил ее одним огромным глотком.

— Ты спятил, — тихо сказал Тави.

— Я не мог придумать, что еще следует сделать, — ответил Макс, и тембр его голоса изменился, вернувшись к его собственному. — Кровавые вороны, Тави, она поверила?

Тави нахмурился и посмотрел на дверь.

— Знаешь, думаю, могла и поверить. Она была совершенно потрясена.

— Надеюсь, — проворчал Макс и закрыл глаза. Его лицо начало меняться, но так медленно, что было трудно проследить за изменениями. — Я напустил на нее столько магии земли, что даже кастрированный гаргант и тот спятил бы и бросился искать себе подругу.

Тави покачал головой.

— Вороны, Макс. Это его жена!

Макс тряхнул головой и через несколько секунд снова стал похож на себя самого.

— А что еще мне оставалось делать? — сердито спросил он. — Если бы я стал с ней ругаться, она начала бы вспоминать прежние разговоры и обиды, а я бы не знал, что отвечать. Это выдало бы меня через пять минут. Единственным шансом было перехватить инициативу.

— Понятно, значит, ты перехватил инициативу? — сухо поинтересовался Тави.

Макса передернуло, он подошел к алькову, сорвал с себя одежду Первого лорда и надел свою.

— Мне пришлось. Я должен был позаботиться о том, чтобы она не стала слишком много думать, иначе она обязательно что-нибудь заметила бы. — Он просунул голову в свою тунику. — И клянусь фуриями, Тави, если я и могу что-то делать как верховный лорд, так это поцеловать красивую женщину.

— Наверное, это правда, — не стал спорить Тави. — Но… она же должна знать, как целуется ее собственный муж.

— Конечно, должна, — фыркнув, сказал Макс.

Тави нахмурился и вопросительно посмотрел на Макса. Тот пожал плечами.

— Все же очевидно, разве нет? Они практически чужие люди.

— Правда? А ты откуда знаешь?

— Люди, наделенные властью, вроде Гая, имеют в своей жизни женщин двух разных типов. Политических жен и тех, кого они действительно хотят.

— С чего ты взял? — спросил Тави.

Выражение на лице Макса стало каким-то бесцветным, словно он отправился в прошлое.

— Опыт. — Он тряхнул головой и провел рукой по волосам. — Поверь мне. Политические жены не имеют ни малейшего представления о страсти своих мужей. Вполне возможно, Гай не целовал ее со дня свадьбы.

— Правда?

— Да. И разумеется, в королевстве не найдется смельчака, который рискнул бы стать ее любовником и таким образом нажить себе врага в лице Гая. В подобной ситуации бедная женщина чувствует… ну, скажем, огорчение. Вот я им и воспользовался.

Тави покачал головой.

— Это… как-то неправильно. Понимаешь, я могу понять политические причины, по которым заключаются браки между лордами, но… наверное, я всегда думал, что любовь между ними тоже существует.

— Аристократы не женятся по любви, Тави. Эта роскошь дана гольдерам и свободным членам общества. — Его губы скривились в горькой гримасе. — В любом случае я все равно не знал, что еще можно сделать. И все получилось.

Тави кивнул другу.

— Похоже на то.

Макс закончил одеваться и облизнул губы.

— Хм, Тави. Думаю, нам не стоит никому про это рассказывать, верно? — Он смущенно посмотрел на друга. — Пожалуйста.

— Про что рассказывать? — с невинной улыбкой поинтересовался он.

Макс с облегчением выдохнул и улыбнулся ему в ответ.

— Ты отличный парень, Кальдерон.

— А откуда ты знаешь, что я не стану тебя шантажировать позже?

— Нет, это не в твоем характере.

Они поспешили к двери, которая вела к маленькой лестнице, уходившей в ближайшее из подземелий.

— Кстати, — сказал Макс. — А что в твоем письме от тети?

Тави прищелкнул пальцами и помрачнел.

— Я знал, что о чем-то забыл.

Он засунул руку в карман и достал письмо от тети Исаны. Открыв, он прочитал его в свете лампы, висевшей на верхней площадке лестницы.

Тави смотрел на написанное и чувствовал, как у него дрожат руки.

Макс это заметил, и в его голосе прозвучала тревога.

— Что такое?

— Мне нужно идти, — сказал Тави едва слышным шепотом. С трудом сглотнув, он объяснил: — Что-то случилось. Мне нужно ее повидать. Прямо сейчас.

ГЛАВА 19

Амара добралась до Арикгольда к полудню. Колонна остановилась в полумиле от стен стедгольда, на холме, нависшем над долиной, в зеленой чаше которой расположились строения стедгольда. Бернард отмел все возражения капитана-рыцаря и первого копейщика и осторожно спустился в опустевший стедгольд, чтобы поискать там потенциального врага. Вскоре он вернулся, задумчиво хмурясь, и колонна двинулась в сторону ворот, ведущих в Арикгольд.

С тех пор как Амара видела его в первый раз, это место сильно изменилось в лучшую сторону. Прежде, когда стедгольд находился во владении Корда, работорговца и убийцы, здесь стояли обветшалые строения, окружавшие одинокое каменное убежище от непогоды, предназначенное для жителей стедгольда и животных. Арик убедил новых гольдеров перебраться в эти богатые и невероятно красивые места. Один из них нашел на земле Арика серебряную жилу, и Арику не только удалось расплатиться с огромными долгами отца, у него осталось достаточно, чтобы хватило до конца жизни.

Однако он не стал копить деньги, он тратил их на своих гольдеров и собственный дом. Новая стена, толстая и надежная, как в Исанагольде, теперь окружала строения стедгольда, возведенные из хорошего камня, включая большой сарай для скота — здесь помещались даже четыре гарганта, которых Арик купил для тяжелой работы, необходимой для процветания его стедгольда. За прошедшие годы он превратился из полуразрушенного, заросшего сорняками скопления жалких хижин, в которых жили никчемные людишки и несчастные рабы, в богатый и прекрасный дом больше чем для сотни людей.

Тем более странным и пугающим он выглядел сейчас. За стенами и на ближайших полях не кипела жизнь, над трубами не поднимался дым, животные не бродили в загонах и на пастбищах неподалеку от стедгольда, дети не бегали и не играли во дворах. Даже птицы не пели. Вдалеке, к западу от поселения, высилась, словно угрожая всем, кто на нее смотрел, величественная гора Гарадос.

Повсюду царила тишина, неподвижная и глубокая, точно в подземном море.

Почти все двери были распахнуты и раскачивались на ветру. Ворота в загон для скота и двери в каменный сарай тоже были открыты.

— Капитан, — тихо позвал Бернард.

Капитан Янус, седой ветеран легионов и невероятно могущественный рыцарь земли, выехал из колонны рыцарей, сопровождавших их в Арикгольд. Янус, старший офицер отряда рыцарей под командованием графа Кальдерона, был среднего роста, но с такой толстой шеей, что она могла бы сравниться с талией Амары, а его мускулы и без помощи магии поражали своей силой. Он был одет в черную матовую кольчугу легионера, суровое лицо пересекал длинный шрам, который шел через всю щеку и приподнимал уголок рта в постоянной мрачной ухмылке.

— Сэр, — сказал Янус, у него оказался на удивление звонкий тенор с четкими и одновременно мягкими интонациями, присущими человеку, получившему великолепное образование.

— Доложите обстановку, пожалуйста.

Янус кивнул.

— Слушаюсь, милорд. Мои воздушные рыцари облетели всю долину и не нашли там никого — ни гольдеров, ни вообще каких-либо живых существ. Я приказал им построиться в форме прямоугольника и занять наблюдательный пост в миле от стедгольда на случай, если кто-нибудь еще захочет приблизиться к стедгольду. И соблюдать максимальную осторожность.

— Спасибо. Джиральди?

— Милорд, — отозвался первый копейщик, вышел вперед из строя пехотинцев и с силой стукнул кулаком по нагрудной пластине, салютуя своему командиру.

— Установи стражу на стенах и договорись с капитаном Янусом о том, как организовать оборону этого места. Мне нужно, чтобы двадцать человек разбились на отряды по четыре и обыскали все комнаты во всех строениях стедгольда, чтобы убедиться, что они пусты. После этого соберите все продукты, которые сможете отыскать, и составьте их перечень.

— Все понял, милорд.

Джиральди кивнул и снова отсалютовал Бернарду, затем развернулся, вытащил из-за пояса дубинку и принялся выкрикивать приказы своим людям.

Янус повернулся к своим подчиненным, его голос звучал тише, чем голос Джиральди, но в нем была такая же уверенность и решимость.

Амара стояла в стороне, задумчиво наблюдая за Бернардом. Когда она с ним познакомилась, он был стедгольдером — даже не полным гражданином. Но и тогда он обладал внутренней силой, требовавшей от остальных послушания и верности. Он всегда отличался решительностью, был справедливым и сильным человеком. Но она никогда не видела его в собственной стихии, в новой роли графа Кальдерона, командующего офицерами и солдатами легионов Алеры со спокойной уверенностью, опытом и знанием своего дела. Ей было известно, что он, естественно, служил в легионах, поскольку все мужчины Алеры должны отслужить по крайней мере один срок — от двух до четырех лет.

Сейчас Амара смотрела на Бернарда и удивлялась. Она считала решение Гая назначить Бернарда новым графом Кальдерона политическим шагом, направленным на то, чтобы показать всем власть Первого лорда. Судя по всему, Гай сумел разглядеть возможности Бернарда гораздо лучше, чем она. Бернард чувствовал себя уверенно в своей новой роли и действовал с целеустремленностью человека, твердо решившего сделать все, что в его силах, чтобы исполнить свой долг.

Она видела, как реагируют на это его люди: Джиральди, седой, старый ветеран-легионер, глубоко уважал Бернарда, как, впрочем, и все солдаты в его центурии. Завоевать уважение опытных, профессиональных солдат, прослуживших не один год, всегда нелегко, но ему это удалось. И что поразительно, он пользовался таким же расположением капитана Януса, который относился к Бернарду как к человеку, знающему свое дело и готовому трудиться так же упорно и делать все то же самое, что он требовал от своих людей.

А самое главное, подумала Амара, все, кто знал Бернарда, ни на секунду не усомнились в том, что он достойный человек.

Амара почувствовала, как ее окатила теплая волна гордости. В редкие свободные минуты, когда ей удавалось подумать о себе, она не переставала удивляться своему везению, приведшему в ее жизнь человека одновременно доброго и сильного и с радостью проводившего с ней время.

«Разумеется, ты должна его оставить».

Мягкие и одновременно непреклонные слова Серай превратили теплую волну в ледяное ощущение внизу живота. Она была совершенно права. Долг Бернарда перед Алерой не вызывает ни малейших сомнений. Королевство нуждается в сильных магах, чтобы выжить во враждебном мире, а его граждане и аристократы представляют собой его главную надежду. Традиции требуют, чтобы они выбирали в супруги женщин, обладающих серьезной магией. А долг и закон обязывают их произвести на свет одаренных детей. Возможности Бернарда как мага поражают воображение, к тому же он имеет власть над несколькими фуриями. Сильный маг и хороший человек. Из него получится прекрасный муж. И великолепный отец. Он сделает какую-нибудь женщину очень, очень счастливой, когда женится на ней.

Но Амара не может быть этой женщиной.

Она тряхнула головой, заставив себя прогнать грустные мысли. Она здесь, чтобы остановить ворда. Ее долг перед солдатами в отряде Бернарда — сосредоточить все свои силы на том, что им предстоит сделать. Что бы ни случилось, она не позволит своим личным тревогам и переживаниям помешать ей сделать все возможное, чтобы защитить жизнь легионеров, которыми командует Бернард, и уничтожить врага, представляющего страшную опасность для королевства.

Земля около нее задрожала, пошла волнами и разорвалась, словно неподвижная поверхность воды, когда в нее бросят камень. Из разрыва появилась громадная гончая, больше некоторых пони, из камня и земли, и уткнулась своей огромной головой в вытянутую руку Бернарда. Он улыбнулся и тихонько стукнул пса по уху. Брутус сел, внимательно глядя на Бернарда своими зелеными глазами — настоящими изумрудами.

Граф что-то еще пробормотал, и Брутус открыл пасть, словно собирался залаять, но звук, который издала фурия земли, больше походил на грохот камнепада. Затем фурия погрузилась в землю, а Бернард присел на корточки и приложил руку к ее поверхности.

Амара тихо подошла к нему и остановилась в нескольких шагах.

— Графиня? — через некоторое время сказал Бернард, как показалось Амаре, немного рассеянно.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Земля снова содрогнулась, но на этот раз быстро успокоилась. Амара лишь почувствовала небольшое движение у себя под ногами.

— Пытаюсь узнать, есть ли кто-нибудь неподалеку отсюда. В хороший день я могу уловить движение на расстоянии трех или даже четырех миль.

— Правда? Так далеко?

— Я здесь достаточно долго прожил, — ответил Бернард. — И хорошо знаю долину. Поэтому такое возможно. — Он что-то проворчал и нахмурился, потом сказал вслух: — Это неправильно.

— Что неправильно?

— Тут что-то… — Бернард неожиданно побледнел, вскочил на ноги и громко закричал: — Капитан! Фредерик!

Через несколько секунд по выложенному камнем двору застучали сапоги, и к ним подскочил Фредерик, находившийся за стенами вместе с гаргантами, за которыми присматривал Дорога, Дожидаясь, когда они обыщут стедгольд на случай, если их там поджидает какая-то опасность. Через пару мгновений капитан Янус спрыгнул со стены прямо во двор, смягчив удар о землю с помощью магии, и тут же спокойно, без лишней суеты подбежал к ним.

— Капитан, — сказал Бернард. — В фундаменте стедгольда вырубили комнату, а потом закрыли ее.

Глаза Януса округлились.

— Закрытое убежище?

— Судя по всему, — сказал Бернард. — Фурии стедгольда пытаются удержать его запертым, а там слишком много камня, чтобы я смог сдвинуть его в одиночку, учитывая, что мне придется воевать с ними.

Янус кивнул и начал снимать перчатки. Затем он опустился на колени прямо на землю, прижал руки к камням двора и закрыл глаза.

— Фредерик, — сказал Бернард, и его голос прозвучал уверенно и сдержанно, — когда я кивну, я хочу, чтобы ты открыл проход, достаточно большой, чтобы сквозь него мог пройти человек. Мы с капитаном будем удерживать фурий стедгольда, чтобы они тебе не мешали.

Фредерик смущенно сглотнул.

— Там много камня. Я не уверен, что справлюсь.

— Ты теперь рыцарь королевства, Фредерик, — сказал Бернард суровым голосом. — Не сомневайся и не думай, просто делай, что говорят.

Фредерик сглотнул и кивнул, и на его верхней губе выступили капельки пота.

Бернард повернулся к Амаре.

— Графиня, я хочу, чтобы вы были готовы, — сказал он.

— К чему готова? — нахмурившись, спросила Амара. — Я понятия не имею, что такое закрытое убежище.

— Такое раньше уже случалось в стедгольдах, которые подвергались нападению, — пояснил Бернард. — Кто-то создал комнату в фундаменте дома, а затем окружил ее камнем.

— Зачем кому-то… — Амара нахмурилась. — Они закрыли там своих детей, — выдохнула она, неожиданно все поняв. — Чтобы защитить их от того, кто напал на стедгольд.

Бернард с мрачным видом кивнул.

— Комната недостаточно большая, чтобы там было много воздуха. Мы втроем откроем вход и будем его удерживать, но не сумеем делать это долго. Возьми несколько человек, спустись туда и постарайтесь вынести всех, кого сможете, причем как можно быстрее.

— Хорошо.

Он прикоснулся к ее руке.

— Амара, — сказал он. — Я не знаю, сколько времени они там закрыты. Может быть, час. Или день. Но я не чувствую там никакого движения.

Внутри у нее все сжалось, и ей стало нехорошо.

— Возможно, мы опоздали.

Бернард поморщился и сжал ее руку, затем подошел к Янусу и опустился на колени, положив руки на землю рядом с руками капитана.

— Центурион! — крикнула Амара. — Мне нужно десять человек, которые помогут тем, кто, возможно, остался в живых в стедгольде!

— Есть, миледи, — ответил Джиральди, и вскоре десять человек окружили Амару — рядом с ними еще десять с оружием наготове. — На случай, если там не гольдеры, миледи, — задыхаясь, сказал Джиральди. — Осторожность еще никому не повредила.

Амара поморщилась и кивнула.

— Хорошо. Ты и правда думаешь, что там мог затаиться враг?

Джиральди покачал головой и сказал:

— В запечатанной камнем комнате? К тому же одним только фуриям известно, сколько времени она закрыта. Сомневаюсь, чтобы даже ворд мог там выжить. — Он сделал глубокий вдох и добавил: — Когда они ее откроют, вам нет нужды туда спускаться, графиня.

— Нет, есть, — заявила Амара.

Джиральди нахмурился, но возражать не стал.

Бернард и Янус о чем-то тихонько посовещались, затем Бернард сказал напряженным голосом:

— Мы почти добрались. Приготовьтесь. Мы не сможем долго держать проход открытым.

— Мы готовы, — сказала Амара.

Бернард кивнул и сказал:

— Давай, Фредерик.

Земля снова содрогнулась, затем раздался скрежещущий стон, и прямо у ног Фредерика камни неожиданно сдвинулись со своих мест, задрожали и посыпались вниз, словно земля под ними обратилась в жидкую грязь. Амара подошла к открывшемуся отверстию, и ее глазам предстала пугающая картина — камни текли вниз, точно вода, превращаясь в крутой скат, ведущий в самое сердце земли.

— Готово, — прохрипел Бернард. — Поторопитесь.

— Сэр, — взволнованно сказал Фредерик. — Я не смогу долго удерживать его открытым.

— Держи столько, сколько сможешь! — проревел Бернард, у него самого лицо, по которому катился пот, стало пунцовым.

— Центурион! — рявкнула Амара и начала спускаться вниз по скату.

Джиральди выкрикнул несколько приказов, и Амара услышала у себя за спиной тяжелый топот его ног.

Скат уходил вниз примерно на двадцать футов и заканчивался небольшой дырой, ведущей в крошечную комнатку в форме яйца. Воздух был застоявшимся, спертым и слишком влажным. В темной комнате Амара сумела рассмотреть какие-то очертания — бесформенные кучи одежды. Она подошла к ближайшей и наклонилась — ребенок, такой маленький, что он еще, наверное, не умел ходить.

— Здесь дети! — крикнула она Джиральди.

— Пошевеливайтесь! — выкрикнул Джиральди. — Давайте, ребята, вы слышали графиню.

Легионеры врывались в комнатку, хватали неподвижные тела и спешили наружу. Амара покинула комнату последней, и как раз в этот момент гладкий пол неожиданно вспучился, а потолок пополз вниз. Амара оглянулась через плечо и подумала, что все это похоже на голодную пасть дикого волка, когда камень зашевелился, точно живое существо. Вход в комнату неожиданно стал совсем маленьким, а стены по обеим сторонам ската начали сужаться.

— Поторопитесь, — крикнула она солдатам, бежавшим впереди нее.

— Я не могу! — простонал Фредерик.

Легионеры помчались верх по скату, но камень начал падать внутрь слишком быстро. Почти не обращая внимания на тяжесть безжизненного тела, которое она держала на руках, Амара позвала Цирруса, и ее фурия, точно ураган, с воем ворвалась в небольшую щель в камне. Сердитые, опасные ветры метнулись вниз но скату, минуя ноги солдат, а в следующее мгновение рванулись вверх, словно обезумевшие гарганты. Они толкнули Амару в спину легионера, идущего впереди нее, подхватили его вместе с ребенком, которого он держал на руках, и швырнули в следующего легионера. В единую долю секунды полдюжины крепких мужчин пролетели над скатом и выскочили в сужающееся отверстие в камне.

Земля снова застонала, издав пронзительный, жуткий звук, и камень принял свою прежнюю форму, так что даже следа щели не было видно, успев прихватить конец косы Амары. Коса держала ее, точно крепкая веревка, а толкающий вперед ветер сбил с ног и подбросил вверх. Она ударилась спиной о камень и задохнулась от боли.

— Маг воды! — завопил Джиральди. — Целители!

Кто-то забрал ребенка из рук Амары, и она, словно издалека, увидела, как к ним бросились маг воды, служивший в отряде, и несколько седых солдат с сумками целителей.

— Тише, тише, успокойся, — сказал рядом с ней Бернард измученным голосом, а в следующее мгновение Амара почувствовала на плече его руку.

— Они в порядке? — задыхаясь, спросила она. — Дети?

— Их осматривают, — ласково ответил Бернард, легко прикоснулся к ее голове, потом провел пальцами по затылку, мягко его ощупывая. — Ты ударилась головой?

— Нет. Коса застряла в камне.

Она услышала, как он облегченно вздохнул, потом почувствовала, как он ощупывает ее косу. Добравшись до самого конца, он сказал:

— Всего дюйм или два. Около ленты.

— Прекрасно, — сказала Амара.

Послышался шорох кинжала, который Бернард достал из-за пояса, затем он отрезал кончик ее косы, застрявшей в камне. Амара вздохнула с облегчением, оказавшись на свободе.

— Помоги мне сесть, — попросила она.

Бернард протянул ей руку и усадил на камень во дворе. Амара попыталась отдышаться и привести распустившуюся косу в порядок, пока она окончательно не запуталась.

— Сэр, — позвал Бернарда Янус, — похоже, мы успели вовремя.

Бернард закрыл глаза.

— Благодарение великим фуриям. И что у нас здесь?

— Дети, — доложил Янус. — Не старше восьми или девяти лет и двое младенцев. Четыре мальчика, пять девочек — и молодая леди. Они без сознания, но дышат, пульс ровный.

— Молодая леди? — спросила Амара. — Управляющая стедгольдом?

Бернард прищурился на солнце и кивнул.

— Вполне разумно.

Он встал и подошел к лежащим на земле детям и молодой женщине. Амара тоже поднялась, покачнулась, подождала, когда восстановится равновесие, и последовала за ним.

— Это Хедди, жена Арика, — сказал Бернард.

Амара взглянула на хрупкую молодую женщину со светлыми волосами и бледной кожей, лишь слегка тронутой солнцем и ветром.

— Их там запечатали, — пробормотала она. — И заставили фурий следить за тем, чтобы они остались под землей. Почему они так поступили?

— Чтобы до них могли добраться только те, кто их там закрыл, и чтобы враг не сумел этого сделать, — проворчал Бернард.

— Даже если они умрут?

— Есть вещи похуже смерти, — сказал Дорога, и его громкий бас заставил Амару вздрогнуть и напрячься. Громадный марат подошел к ним бесшумно, точно амарантский травяной лев. — Некоторые из них намного хуже.

Один из младенцев принялся жалобно пищать, и тут же к нему присоединился другой ребенок, который тихонько всхлипывал. Амара подняла голову и увидела, что дети начали шевелиться.

Маг воды из отряда Джиральди, Харгер, отошел от ребенка, лежащего рядом с Хедди, и занялся молодой женщиной. Он, едва касаясь, положил пальцы ей на виски и на мгновение закрыл глаза. Затем поднял голову и посмотрел на Бернарда.

— Ее тело очень сильно пострадало. Не знаю, в каком состоянии сейчас находится ее разум. Возможно, лучше дать ей возможность поспать.

Бернард нахмурился и взглянул на Амару, вопросительно подняв одну бровь. Она поморщилась.

— Нам нужно с ней поговорить. Узнать, что произошло.

— Может, кто-нибудь из детей сможет нам рассказать, — предположил Бернард.

— Ты думаешь, они могли это понять?

Бернард посмотрел на детей, еще сильнее нахмурился и покачал головой.

— Нет, наверное. Не настолько, чтобы рисковать новыми жизнями, полагаясь на воспоминания маленького ребенка.

Амара согласно кивнула.

— Приведи ее в чувство, Харгер, — мягко попросил Бернард. — Как можно осторожнее.

Старый маг кивнул, но в глазах его появилось сомнение. Затем он снова повернулся к Хедди, прикоснулся к ее вискам и сосредоточенно нахмурился.

Хедди пришла в себя мгновенно и тут же дико, отчаянно закричала. Ее светло-голубые глаза широко раскрылись — слишком широко: наполненные страхом глаза животного, уверенного в том, что на него сейчас набросится голодный преследователь. Она размахивала руками и отбивалась ногами, и по двору пронесся резкий порыв бесконтрольного ветра. Он заметался, поднимая в воздух и разбрасывая клочья соломы, пыль и маленькие камешки.

— Нет! — визжала Хедди. — Нет, нет, нет!

Она продолжала кричать, отбиваться, лягаться и укусила за руку легионера, который опустился на колени рядом с Харгером и Бернардом, чтобы помочь им ее удержать. Она сражалась с ними с силой, рожденной таким отчаянным страхом, что он был своего рода безумием.

— Вороны забери! — рявкнул Харгер. — Нам придется дать ей успокоительное.

— Подожди, — сказала Амара и опустилась на колени рядом с мечущейся женщиной. — Хедди, — сказала она самым ласковым голосом, на какой только была способна, чтобы перекричать ее вопли. — Хедди, все хорошо. Хедди, дети в полном порядке. Здесь граф с отрядом из гарнизона. Они в безопасности. Детям ничто больше не угрожает.

Испуганные глаза Хедди остановились на Амаре, сосредоточившись на ком-то впервые с того момента, как она пришла в себя. Она уже не так отчаянно кричала, но на ее лице застыла мука. Амара не могла смотреть на ее страдания, но она продолжала говорить, мягко, ласково утешая Хедди, убеждая ее, что все хорошо. Когда Хедди немного успокоилась, Амара положила руку ей на голову и, продолжая говорить, убрала волосы с ее лба.

Потребовалось полчаса, чтобы вопли Хедди превратились в крики, потом в стоны и, наконец, в жалобное всхлипывание. Она не сводила глаз с лица Амары, словно ей отчаянно требовалась точка опоры. Вздрогнув в последний раз, она замолчала и закрыла глаза, по ее щекам текли слезы.

Амара посмотрела на Бернарда и Харгера.

— Думаю, с ней все будет в порядке. Пожалуй, вам, господа, стоит оставить меня с ней наедине на некоторое время. Я о ней позабочусь.

Харгер тут же встал. Бернард явно сомневался, но кивнул Амаре и подошел к капитану Янусу и центуриону Джиральди, которые о чем-то тихо разговаривали.

— Ты меня слышишь, Хедди? — ласково спросила Амара.

Молодая женщина кивнула.

— А ты можешь на меня посмотреть? Пожалуйста.

Хедди всхлипнула и начала дрожать.

— Ладно, — не стала настаивать Амара. — Все хорошо. В этом нет необходимости. Ты можешь разговаривать со мной с закрытыми глазами.

Хедди едва заметно кивнула, но продолжала безмолвно плакать. Слезы текли по ее щеками и падали на землю.

— Анна, — сказала она через некоторое время, подняла голову и посмотрела в сторону детей. — Анна плачет.

— Ш-ш-ш, успокойся, — сказала Амара. — С детьми все хорошо. Мы о них позаботимся.

Хедди снова безвольно опустилась на землю, дрожа от усилия, которое потребовалось ей, чтобы попытаться сесть.

— Хорошо.

— Хедди, — продолжала Амара ласковым, успокаивающим голосом. — Я должна знать, что с вами произошло. Ты можешь мне рассказать?

— Б-Бардос, — пролепетала Хедди. — Наш новый кузнец. Громадный мужчина. С рыжей бородой.

— Я его не знаю, — сказала Амара.

— Хороший человек. Лучший друг Арика. Он отправил нас в ту комнату. Сказал, что позаботится, чтобы мы не… — Лицо Хедди исказила уродливая гримаса боли. — Чтобы нас не забрали. Как остальных.

— Забрали? — тихо переспросила Амара. — Что ты имеешь в виду?

Голос женщины, казалось, застрял у нее в горле, таким он стал хриплым, исполненным боли.

— Забрали. Изменили. Они и не они. Не Арик. Не Арик. — Она свернулась в тугой клубок. — О, мой Арик. Помогите нам. Помогите. Помогите нам.

Громадная рука мягко опустилась ей на плечо, и Амара, подняв голову, увидела хмурое лицо Дороги.

— Оставь ее, — сказал он.

— Нам нужно знать, что произошло.

— Я тебе расскажу, — сказал он. — Пусть она отдохнет.

Амара посмотрела в лицо огромного марата.

— А ты откуда знаешь?

Он поднялся и, прищурившись, окинул взглядом стедгольд.

— Следы, — ответил он. — Уходящие отсюда. В обуви и без обуви, женские и мужские. Скот, овцы, лошади, гарганты. — Он обвел стедгольд рукой. — Ворд побывал здесь два, может, три дня назад. Взял первых. Не всех сразу. Сначала они забирают нескольких.

Амара покачала головой, продолжая держать руку на плече плачущей женщины.

— Забирают. Что ты имеешь в виду?

— Ворд, — сказал Дорога. — Они пробираются в тебя. Через рот, нос, уши. Проникают внутрь. И тогда ты умираешь. А у них остается твое тело. Они выглядят как ты. Могут вести себя как ты.

Амара не сводила с Дороги потрясенного взгляда.

— Что?

— Я не знаю, как они на самом деле выглядят, — сказал Дорога. — Ворд имеет много обличий. Некоторые похожи на хранителей молчания. На пауков. Но они могут быть маленькими. Помещаться в рот. — Он покачал головой. — Захватчики бывают совсем крошечными, чтобы иметь возможность проникнуть в твое тело.

— Вроде… каких-нибудь червяков? Паразитов?

Дорога склонил голову набок, и одна белая коса скользнула через его массивное плечо.

— Паразит. Я не знаю этого слова.

— Это существо, которое прицепляется к другому существу, — пояснила Амара. — Вроде пиявки или блохи. И чтобы выжить, они питаются за счет того, к кому прицепились.

— Ворды не такие, — сказал Дорога. — Существо, которое они захватывают, гибнет. Оно только внешне остается прежним.

— В каком смысле?

— Скажем, ворд проник ко мне в голову. Дорога умирает. Точнее, тот Дорога, который там находится. — Он ткнул пальцем в свою голову. — То, что Дорога чувствует. Все исчезает. Но этот Дорога… — он хлопнул себя по груди, — этот остается. Ты ничего не поймешь, потому что ты знаешь настоящего Дорогу… — он прикоснулся к голове, — через того Дорогу, которого видишь и с которым разговариваешь. — Он дотронулся до груди.

Амара содрогнулась.

— В таком случае, что произошло здесь?

— То же, что и с моим народом, — ответил Дорога. — Пришли захватчики. Сначала забрали нескольких. Огляделись, может, решали, кого взять следующим. И стали их забирать. Пока тех, кого они захватили, не стало больше, чем их самих. Они увели семьсот представителей клана Волка, одну стаю за другой.

— Ты с ними сражался? — спросила Амара. — С маратами, захваченными вордом?

Дорога кивнул, и в его глазах появилось мрачное выражение.

— Сначала с ними. Потом мы нашли гнездо. Сразились с хранителями молчания. Они как огромные пауки. И их воинами. Те еще больше. И быстрее. Они убили много моих людей. — Он медленно вдохнул. — А потом мы захватили королеву ворда в гнезде. Существо, которое… — Он покачал головой, и Амара увидела то, чего, как ей казалось, она никогда не увидит в глазах Дороги, — тень страха. — Королева была хуже всех. От нее рождаются все остальные. Хранители. Захватчики. Воины. Мы должны были продолжать наступать. Иначе королева сумела бы сбежать. Создать новое гнездо. Начать все сначала.

Амара поджала губы и кивнула.

— Вот почему вы так отчаянно сражались. До самого конца.

— И почему необходимо найти и уничтожить королеву, которая находится где-то неподалеку от этого места, — кивнув, сказал Дорога. — Прежде чем она успеет произвести на свет молодых королев.

— А что, по-твоему, случилось здесь? — спросила Амара.

— Пришли захватчики, — ответил Дорога. — Именно это она имела в виду, когда сказала «они и не они». Арик, о котором она говорит, среди тех, кого они забрали. Тот, другой человек, который закрыл их в камне, наверное, был свободен. Может, он единственный из ваших людей оставался еще свободным.

— В таком случае где он сейчас? — спросила Амара.

— Его забрали. Или он мертв.

Амара тряхнула головой.

— Это не… Слишком невероятно. Я никогда ничего такого не слышала. Никто не знает про вордов. Никто их не видел.

— Мы видели, — пророкотал Дорога. — Уже давно. Так давно, что осталось совсем мало историй о них. Но мы их видели.

— Но такого просто не может быть, — прошептала Амара. — Такого не может быть.

— Почему?

— Арика не могли захватить. Именно он приходил к Бернарду, чтобы его предупредить. Если бы он подчинялся ворду, тогда они бы знали…

Амара почувствовала, как холодный, злой ужас сжимает все у нее внутри.

Дорога прищурился, и его глаза стали похожи на щелочки. Затем он развернулся и схватил громадную дубинку, которую оставил у стены.

— Кальдерон! — заорал он, и его гаргант, стоящий за стеной стедгольда, ответил ему громким трубным зовом. — Кальдерон! К оружию!

Амара с трудом поднялась на ноги и принялась озираться в поисках Бернарда.

И тут она услышала, как начали кричать легионеры.

ГЛАВА 20

Амара приказала ближайшему целителю присмотреть за Хедди и призвала Цирруса. Он тут же примчался на зов, и ветер поднял облако пыли, имевшее смутные очертания длинноногой лошади, гарцующей в самом сердце ветра. Амара позволила Циррусу поднять ее над землей, в чистое небо над Арикгольдом.

Она сделала круг, внимательно оглядывая землю внизу и небо над собой, пытаясь понять, что происходит.

Она увидела, как легионеры начали выскакивать из огромного каменного сарая, последний из них громко закричал и тут же упал на жесткую каменистую землю. Что-то уцепилось за его лодыжку и потащило назад, в сарай. Он завопил, и его товарищи тут же повернули назад, чтобы ему помочь.

Амара вытянула перед собой руки на уровне глаз так, что ладони смотрели друг на друга, и призвала Цирруса, чтобы он сконцентрировал воздух перед ее лицом, создав своеобразную линзу. Эта линза изменила свет и усилила ее зрение, и она могла видеть то, что происходит в нескольких ярдах от каменного сарая.

Меч легионера опустился на блестящую, черную, жесткую на вид конечность, каких Амаре еще не доводилось видеть, если не считать клешней омара. Оружие вонзилось в клешню ворда — но совсем чуть-чуть. Легионер наносил все новые и новые удары, но ему удалось лишь слегка повредить клешню, отрубить ее он не смог.

Остальные оттащили своего раненого товарища от сарая, и Амара заметила, что его сапог вывернулся под невероятным, страшным углом.

Воин ворд выбрался за ними на солнечный свет.

Амара смотрела сверху вниз на чудовищное существо, и внутри у нее все сжималось от ужаса. Воин ворд был размером с маленькую лошадку и весил примерно четыреста или пятьсот фунтов. Его тело покрывали блестящие, гладкие пластины, похожие на темную шкуру. Из горбатого туловища, похожего на круглый торс блохи, торчали четыре конечности. Голова болталась на короткой шее, состоящей из нескольких сегментов. Ее окружали хитиновые колючки, глубоко утопленные маленькие глазки горели злобным огнем. Мощные, как у жуков, жвала заканчивались острыми когтями, которые и ранили несчастного легионера.

Ворд выскочил из двери, преследуя свою добычу, его движения были какими-то чуждыми, уродливыми и очень быстрыми. Два легионера повернулись к нему, держа в руках свое оружие, а третий потащил раненого в сторону. Ворд неожиданно подпрыгнул и метнулся вперед, набросившись на одного из легионеров. Тот отскочил, но недостаточно быстро, и ворду удалось швырнуть его на землю. Он тут же навалился на него, схватил за пояс своими жвалами и сжал их. Легионер закричал.

Его товарищ атаковал спину ворда, с диким криком орудуя своим коротким, острым гладием. Один из ударов угодил в круглый выступ на спине ворда, и из него брызнул фонтан какой-то зеленоватой мерзкой жидкости.

Ворд издал серию щелчков, выпустил первого легионера и, повернувшись ко второму, снова подпрыгнул в воздух. Солдат метнулся в сторону, а когда ворд приземлился, нанес сильный удар по толстой шее. Удар оказался точным, хотя на жесткой шкуре появилась всего лишь небольшая рана. Впрочем, ее оказалось достаточно, чтобы причинить ему боль.

Из раны брызнула вонючая зеленовато-коричневая жидкость, и чудовище снова издало несколько щелкающих звуков. Оно покачнулось, наклонилось набок, не в силах удержать равновесие, несмотря на свои четыре ноги. Легионер тут же схватил своего пострадавшего товарища и потащил его подальше от раненого и нетвердо стоящего на ногах ворда. Он спешил изо всех сил.

Но этого оказалось недостаточно.

Еще около полудюжины таких же существ выскочили из сарая, словно злобные пчелы из улья, и громкие щелчки раненого ворда превратились в безумный чуждый хор. Вибрирующий рев нарастал, потом горбатые спины чудовищ превратились в черные крылья, они поднялись в воздух и бросились в погоню за легионерами.

На глазах у Амары ворды разорвали их в клочья.

Это произошло быстро — всего за пару секунд, и никто ничего не мог сделать, чтобы спасти обреченных легионеров.

Из других зданий стедгольда появились новые ворды, и Амара заметила, как трое выскочили прямо из колодца. Она услышала вопль Джиральди, перекрывший их злобное щелканье, и в воздухе расцвел столб пламени, когда один из командиров рыцарей Януса напустил на врага фурию огня.

Послышался еще один душераздирающий вопль, на сей раз рядом с Амарой, и она, подняв глаза, увидела, как один из воздушных рыцарей сражается с парой крылатых воинов вордов. Он вскинул руку в воздух, и порыв сильного ветра оттолкнул одного ворда в сторону, он дико завертелся и полетел к земле. Но другой успел в последний момент расправить крылья и нанести рыцарю сначала удар в живот, затем он обхватил его конечностями и принялся рвать на части своими челюстями и когтями. Рыцарь закричал, и оба стремительно понеслись к земле.

Внизу ветераны центурии Джиральди сомкнули ряды, встав спиной к одной из стен стедгольда так, что соседнее здание защищало их с фланга. К ним тут же бросилось восемь или девять вордов, но они наткнулись на стену из высоких тяжелых щитов легионеров, а также на клинки тех, кто стоял в первом ряду. В это время те, кто занял позицию за ними, одновременно выбросили вперед свои копья, присоединяясь к смертоносной атаке. Поддерживая друг друга, ветераны Джиральди сумели остановить наступление вордов. Сверкала сталь, мужчины громко кричали, пытаясь отпугнуть врага. Кровь и тошнотворная жидкость, вытекавшая из тел вордов, залили камни двора.

У другого отряда возникли проблемы. Только половине воинов удалось сомкнуть ряды, и около полудюжины легионеров и несколько вооруженных гольдеров рассредоточились, оказавшись на стенах и внутри двора. Ворды уже оставили за собой дюжину трупов, лишившихся конечностей, кровь заливала камни двора. Оказавшись одна и не в силах ничего предпринять, Амара понимала, что сейчас жертвой чудовища станут изолированные группы алеранцев.

Неожиданно раздался еще один крик, прямо под ней, громкий детский вопль, и Амара, опустив глаза, увидела, как три ворда одновременно бросились к целителям и детям, спасенным из подземной комнаты. Рядом не было никого, кто мог бы им помочь.

Амара закричала от ярости и ужаса, вытащила меч и метнулась вниз с такой скоростью, что легко могла бы обогнать голодного сокола. В самый последний момент она полетела горизонтально земле и оказалась перед первым атакующим вордом. Пролетая мимо него, она нанесла удар мечом, и, хотя она не отличалась особой силой, скорость, с какой она летела, придала ее удару такую мощь, что она могла бы сравниться с мощью бросившегося в атаку быка. Отдача оказалась такой сильной, что у нее заболело плечо, и частично онемели пальцы.

Амара промчалась мимо врага и тут же бросилась на защиту детей и целителей, которым грозила опасность. Ворд потерял равновесие из-за удара Амары, отсекшего половину его жвала, из которого брызнула мерзкая коричнево-зеленая слизь.

Ворд подскочил в воздух, собираясь приземлиться прямо на спину Амаре, но она уже видела, как они это делают. Когда ворд подпрыгнул, она выбросила вперед одну руку и призвала на помощь Цирруса. Неожиданный порыв разъяренного ветра налетел на ворда в воздухе и швырнул его на внешнюю стену стедгольда. С пронзительным криком Амара снова взмахнула рукой, и ветер бросил чудовище спиной на жесткие камни. Раздался громкий треск. Ворд извернулся и сумел перекатиться на четыре лапы, но блестящая зеленая жидкость стекала из-под пластин, покрывавших его тело, на землю. Через пару мгновений он застыл на земле, точно парус, лишившийся поддержки ветра.

Вопль за спиной Амары заставил ее повернуться, и она увидела, как один из вордов схватил Харгера за ногу своими челюстями-когтями и сломал ее, с силой тряхнув уродливой головой. Амара слышала треск ломающейся кости.

Другой ворд схватил жвалами другого целителя за пояс и принялся размахивать головой из стороны в сторону, пока у несчастного не сломалась шея. Затем он отбросил его и метнулся к Хедди и детям.

Амаре хотелось завыть от отчаяния, но она взглянула на ворда, которого прикончила, а потом на того, который умер около сарая, и неожиданно кое-что поняла.

Если она не ошиблась, ей удалось обнаружить их слабое место.

Амара снова призвала Цирруса и промчалась над двором, приближаясь ко второму ворду и одновременно готовясь нанести удар. Она обнаружила шарообразный выступ у основания круглого панциря и, пролетая мимо врага, пронзила его своим коротким клинком.

Меч вошел в шкуру ворда, и во все стороны брызнула зеленая слизь, которая залила камни двора. Ворд издал тот же щелкающий звук, который Амара уже слышала раньше, начал метаться из стороны в сторону, и дети успели отбежать на безопасное расстояние. Амара сделала в воздухе сальто, изменила направление полета, пронеслась мимо второго ворда, который выпустил ногу Харгера и попытался схватить его за пояс.

Амара нанесла новый удар, и ее меч попал точно в цель. Из раны потекла блестящая жидкость. И Харгер, побледневший от боли, выкатился из-под чудовища, которое дико размахивало конечностями. Ворд, спотыкаясь, прошел последние несколько футов, словно не видел, что его жертва сбежала, и упал на землю.

Амара опустилась рядом с детьми. Хедди и последний невредимый целитель пытались их собрать и увести, и Амара бросилась к Харгеру.

— Нет! — завопил он, и Амара увидела, как из его ноги потоком льет кровь. — Миледи, уводите детей, а меня оставьте.

— Вставай, целитель, — рявкнула Амара, наклонилась, чтобы схватить его за правую руку и подставила плечо, помогая подняться. — Идите к Джиральди, — крикнула она двоим взрослым.

И тут на нее упала тень.

Амара подняла голову и увидела, что новые ворды опускаются с неба, и их жесткие крылья издают сердитые, скрежещущие звуки. Прямо на нее летела по меньшей мере дюжина вордов, так быстро, что спасаться бегством не имело смысла, даже если бы она была одна. Она смотрела на опускающихся вордов, и это короткое мгновение растянулось во времени, наполненное страхом и осознанием того, что сейчас она умрет.

Но тут раздался взрыв, и в воздухе, в самом центре строя вордов, расцвело пламя. Они завертелись и начали падать, а их возмущенные щелчки и вопли заглушили треск крыльев. Двое сразу вспыхнули и рухнули на землю, выписывая безумные спирали, окутанные клубами дыма и тучами сгоревшей и превратившейся в пепел плоти.

Еще более сильные взрывы пламени прикончили нескольких вордов, но одному удалось приземлиться рядом с Амарой и раненым Харгером. Он повернулся, собираясь наброситься на нее, и, когда Амара метнулась в сторону, ее неожиданно прижало к земле огромным весом Харгера.

В следующее мгновение раздалось громкое гудение могучего лука лесного мага, и стрела вонзилась в утопленный глаз ворда так глубоко, что видно было только ее коричнево-зеленое оперение.

Ворд застрекотал, защелкал от боли, содрогнулся, а в следующее мгновение в его другой глаз вонзилась вторая стрела.

Капитан Янус бросился к ослепленному ворду, подняв над головой зажатый в одной руке громадный двуручный меч. Он издал боевой клич, с нечеловеческой силой размахнулся и отсек голову ворда от тела. Тут же на землю полилась вонючая слизь.

— Сюда! — крикнул Бернард, и Амара увидела, что он бежит к ней, держа в руках свой меч, на боку у него висел колчан со стрелами с коричнево-зеленым оперением.

Он схватил Харгера, взвалил на плечо, а потом подтолкнул его в сторону двери, ведущей в большой зал стедгольда.

Амара поднялась, чтобы последовать за ним, и, подняв голову, увидела двух рыцарей огня, стоящих на пороге открытой двери. Один из них смотрел на летящих вордов, затем вдруг сжал кулак, тут же вспыхнул новый огненный шар, превратив чудовище в кусок почерневшей горелой плоти.

Амара проверила, все ли дети на месте, и догнала Бернарда. У них за спиной Янус выкрикнул приказ, она оглянулась через плечо и увидела, что капитан-рыцарь бежит за ними, пятясь, держа в руке свой меч и готовый прикрыть их спины. В небе возникли еще две огненные вспышки, когда Амара влетела в зал. В следующее мгновение чуть дальше послышались новые взрывы, добавляя грохот к оглушительному хаосу сражения.

Едва они оказались в безопасности, Амара упала на колени, чувствуя, что тело больше не желает ее слушаться. Она полежала пару секунд, пытаясь отдышаться, и услышала, как к ней подошел Бернард и прикоснулся к ее спине своей сильной рукой.

— Амара, ты ранена? — спросил он.

Она молча покачала головой, а потом едва слышно прошептала:

— Устала. Слишком много магии пришлось использовать. — У нее так отчаянно кружилась голова и ее так сильно тошнило, что она даже не могла подумать о том, чтобы встать. — Что происходит?

— Хорошего мало, — мрачно сказал Бернард. — Они захватили нас врасплох.

Рядом раздались чьи-то громкие шаги, Амара подняла голову и увидела Януса.

— Ваша светлость, мои рыцари сумели спасти всех, кто оказался отрезанным от центурии Феликса, но он потерял половину своих людей. Джиральди и его солдаты пока держатся.

— Дополнительные силы? — напряженным голосом спросил Бернард.

Янус покачал головой, и Бернард побледнел.

— Дорога?

— Марат и его гаргант присоединились к остаткам центурии Феликса вместе с моими воинами. Их положение немного укрепилось.

Бернард кивнул.

— Рыцари?

— Погибло десять человек, — ответил Янус ровным, спокойным голосом. — Пали все наши воздушные рыцари в попытке остановить вторую волну врага. Гармонус тоже мертв.

Внутри у Амары все сжалось — треть рыцарей гарнизона погибла, а Гармонус был самым сильным магом воды в гарнизоне. Рыцари и легионеры полагались на способности магов воды, рассчитывая, что те вернут раненых в строй, и смерть Гармонуса станет сокрушительным ударом для морального духа и возможностей их армии.

— Пока нам удается их удерживать, — продолжал Янус. — Ветераны Джиральди не потеряли ни одного человека, а вонючий гаргант Марата топчет этих тварей, как жуков. Но маги огня уже начинают уставать. Долго им не продержаться.

Бернард кивнул.

— Нам нужно сконцентрировать наши силы. Подай Джиральди сигнал, чтобы он объединился с центурией Феликса. И пусть пробираются сюда. Лучшего места для обороны не найти.

Янус кивнул, приложил к груди кулак, отдав честь, и, повернувшись, направился в сторону ревущего хаоса сражения.

В этот момент Амара услышала одинокий высокий, пронзительный звук, похожий на крик ястреба. И прежде чем он смолк, над стедгольдом прогремело громоподобное жужжание. Амара повернула голову, а Бернард, не говоря ни слова, взял ее за руку и помог подняться на ноги. Они вместе подошли к двери.

Когда они остановились на пороге, гром начал затихать, и Амара, подняв голову, увидела, что дюжины чудовищ поднимаются в воздух и направляются в сторону Гарадоса.

— Они убегают, — тихо сказала она.

Бернард покачал головой и спокойно ответил:

— Они отводят свои силы. Посмотри на двор.

Амара нахмурилась, а потом взглянула на двор. Кровь заполнила трещины между камнями, окружив каждый из них алым ореолом, оставляя тут и там ярко-красные лужицы. В воздухе пахло кровью и смертью и мерзким, зловонным запахом сгоревших вордов.

Разорванные на куски, изуродованные трупы рыцарей и легионеров лежали повсюду. Куда бы Амара ни посмотрела, она видела останки солдат, которые были живы еще сегодня утром. Теперь же тела представляли собой горы мертвой плоти, и похоронить кого-нибудь пристойно не было никакой возможности — оставалась лишь общая могила.

Им удалось убить меньше тридцати вордов. Большинство из них были сбиты с неба рыцарями огня, да еще солдаты Джиральди прикончили двоих, четверо валялись в дальнем конце двора, растоптанные могучими ногами гарганта — гарганта вождя Маратов.

Амара насчитала двадцать шесть дохлых вордов. Примерно в два раза больше поднялось в небо, когда они отступили. За стенами стедгольда наверняка валялись и другие мертвые враги, но их было немного.

Амаре уже доводилось видеть кровь и смерть. Но то, что произошло здесь, было так страшно, так дико и неожиданно, что у нее возникло ощущение, будто виденное ею вошло в ее сознание, прежде чем она смогла защититься от жутких картин. Внутри у нее все сжалось от отвращения, и ей с трудом удавалось держать себя в руках. Но силы воли остановить слезы, которые текли по щекам, у нее не осталось, и они застилали глаза влажной пеленой.

Рука Бернарда сжала ее плечо.

— Амара, тебе нужно лечь. Я пришлю целителя.

— Нет, — тихо ответила она. — У нас полно раненых. Ими следует заняться в первую очередь.

— Разумеется, — пробасил Бернард. — Фредерик, займись кроватями. Принесите их сюда и расставьте. Мы положим раненых здесь.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Фредерик откуда-то из-за их спин.

В следующий момент Амара вдруг сообразила, что лежит на кровати и Бернард накрывает ее одеялом. Она слишком устала, чтобы протестовать.

— Бернард? — позвала она.

— Да?

— Займись ранеными. Распорядись, чтобы им принесли еды. Потом нам нужно будет собраться и решить, что делать дальше.

— Что делать дальше? — удивленно спросил он.

— Именно, — сказала она. — Ворд причинил нам серьезный урон. Еще одна атака может нас прикончить. Мы должны подумать об отступлении, пока не придет помощь.

Бернард помолчал немного, а потом сказал:

— Ворд убил гаргантов и лошадей, графиня. На самом деле я думаю, что целью их атаки было именно это — убить лошадей, наших целителей и искалечить как можно больше легионеров.

— Зачем? — спросила Амара.

— Чтобы у нас на руках было много раненых.

— И чтобы мы оказались в ловушке, — догадалась Амара.

— Мы могли бы бежать отсюда, — сказал Бернард. — Но тогда нам пришлось бы оставить раненых.

— Ни за что, — тут же заявила Амара.

— Тогда отдохни, пока есть такая возможность, графиня, — сказал он. — Мы никуда отсюда не уйдем.

ГЛАВА 21

— Я чувствую себя ужасно глупо, — сказала Исана. Она смотрела в большое зеркало и хмурилась, разглядывая платье, которое принесла для нее Серай. — Я выгляжу глупо.

Платье было из темно-синего шелка и отделано по моде городов северных областей королевства — украшенный бисером лиф так плотно облегал грудь Исаны, что даже ее худое тело приобрело женственные очертания. Ей пришлось снять цепочку с кольцом, и она убрала ее в кошелечек из ткани, спрятанный во внутреннем кармане платья.

Серай достала простые, но очень красивые серебряные украшения — кольца, браслет и ожерелье с темным ониксом. Бросив на Исану оценивающий взгляд, она расплела ее косу, и волосы окутали плечи и спину до самой талии темными, блестящими волнами с редкими серебряными прядями. После этого Серай потребовала, чтобы Исана воспользовалась косметикой, хотя и совсем чуть-чуть. Когда Исана посмотрела в зеркало, она едва узнала женщину, которую там увидела. Она выглядела… какой-то нереальной, словно кто-то другой прикидывался Исаной.

— Ты очень хорошенькая, — сказала Серай.

— Ничего подобного, — ответила Исана. — Это не… не… это не я. Мне не нравится.

— Ты стала очень хорошенькой, милочка. Ты выглядишь потрясающе, и я настаиваю на признании моих усилий. — Серай надела шелковое платье глубокого янтарного цвета, прикоснулась гребешком к волосам Исаны, поправляя выбившиеся пряли, и в ее глазах заплясали веселые искорки. — Мне говорили, что лорд Родес обожает женщин с фигурами юных девушек и темными волосами. У его жены сделается припадок, когда она увидит, как он будет на тебя пялиться.

Исана покачала головой.

— Я совсем не хочу, чтобы кто-то на меня пялился. В особенности на приеме, который устраивает человек, нанявший убийцу, чтобы тот меня прикончил.

— Нет никаких доказательств, что за попытками тебя убить стоит лорд Калар, милочка. Пока. — Куртизанка отвернулась от Исаны и, довольно улыбаясь, принялась разглядывать свое безупречное отражение в зеркале. — Мы ослепительны — так и должно быть, если мы хотим произвести впечатление и добиться своей цели. Это мелкое, глупое тщеславие, но все равно правда.

Исана снова тряхнула головой.

— Все так глупо. Жизни многих людей угрожает опасность, а наша главная надежда заставить кого-то действовать заключена в необходимости подчиниться моде, чтобы к нам благосклонно отнеслись на садовом приеме. Сейчас неподходящее время для такой ерунды.

— Мы живем внутри общества, созданного тысячами лет тяжелого труда, усилий и войны. По необходимости мы являемся жертвами его истории и законов.

Серай на мгновение склонила голову набок, задумчиво разглядывая свое отражение, затем ловко вытащила несколько локонов из заколок, которые удерживали волосы, и они упали, легким облаком обрамляя лицо. Куртизанка улыбнулась, и Исана почувствовала, как она сжала ее теплые пальцы.

— Признайся, платье сидит на тебе великолепно.

Исана просияла, несмотря на все свои заботы, и принялась вертеться перед зеркалом.

— Думаю, вреда не будет, если я надену красивое платье.

— Вот именно, — подтвердила Серай. — Ну что, пошли? Карета приедет через пару минут, а я еще хочу насладиться выражением лица сэра Недуса, когда он тебя увидит.

— Серай, — мягко запротестовала Исана. — Ты же знаешь, меня эти вещи не интересуют, я не стремлюсь к подобному вниманию.

— А ты бы попробовала. Тебе может понравиться. — Она остановилась, посмотрела на Исану и спросила: — Ты бы хотела встретиться сегодня вечером с каким-нибудь определенным мужчиной?

Исана слегка коснулась пальцами кольца, спрятанного в кармане.

— Когда-то такой мужчина был.

— Он не стал частью твоей жизни? — спросила Серай.

— Он умер. — Исана не хотела, чтобы ее голос прозвучал холодно и жестко, но так получилось, и она об этом не жалела. — Я о нем не хочу говорить.

— Разумеется, — задумчиво ответила Серай. — Прости меня за столь личный вопрос.

Затем она улыбнулась, словно этих слов не было, взяла Исану под руку и повела ее к выходу из особняка сэра Недуса.

Она обогнала ее в самый последний момент перед тем, как они подошли к лестнице, ведущей вниз, в главный вестибюль, чтобы привлечь внимание хозяина и устроить показательное выступление смущенной Исаны.

Морщинистое лицо седовласого пожилого рыцаря тут же расплылось в широкой улыбке.

— Фурии, барышня! Я даже представить себе не мог, что из тебя может такое получиться.

— Недус! — возмутилась Серай и погрозила ему пальцем. — Как вы смеете недооценивать мое умение пользоваться косметикой.

Исана снова улыбнулась и начала спускаться по лестнице следом за Серай.

— Серай сказала мне, что я должна поблагодарить за платье вас, сэр Недус. Я признательна вам за вашу щедрость и с нетерпением жду возможности за нее отплатить.

Старый рыцарь помахал в воздухе рукой.

— Тут не о чем говорить, стедгольдер. Глупые старики склонны тратить свои денежки на симпатичных девушек. — Он бросил взгляд на Серай. — По крайней мере, мне так говорили. Дамы, позвольте проводить вас к вашей карете.

— Полагаю, выбора у нас все равно нет, — фыркнула Серай.

Она грациозно взяла протянутую руку сэра Недуса, а Исана вышла за ними через переднюю дверь особняка. Серебристо-белая карета, запряженная четырьмя серыми лошадьми, ждала их перед домом, возница в серой ливрее держал в руках вожжи, а другой спустился вниз со ступеньки позади кареты, откинул складные ступени и открыл перед женщинами дверь.

— Очень мило, — пробормотала Серай, обращаясь к сэру Недусу, потом посмотрела на него и добавила: — Я заметила, что вы сегодня решили прихватить с собой свой меч, сэр.

У Недуса был изумленный вид.

— Правда? Фурии забери!

— Правда. А еще я заметила, что ваш костюм очень похож на ливрею конюха.

— Поразительно, — улыбаясь, сказал Недус. — Какое потрясающее совпадение.

Она остановилась и, сурово нахмурившись, посмотрела на пожилого рыцаря.

— А место рядом с возницей почему-то пустует. Что вы задумали?

— Что? Я тебя не понимаю.

Серай вздохнула.

— Недус, милый, я вас об этом не просила. Вы уже достаточно сделали для нашего королевства. Вы в отставке. И у меня нет ни малейшего желания втягивать вас в опасные игры. Оставайтесь здесь.

— Не думаю, что понимаю, о чем вы говорите, леди Серай, — ответил Недус дружелюбно. — Я всего лишь провожаю вас до кареты.

— Ничего подобного, — сердито заявила Серай.

Старый рыцарь посмотрел на Исану и подмигнул ей.

— Ну, может, и нет. Но мне тут подумалось, если бы я и в самом деле собирался прокатиться рядом с кучером, вы бы ничего не смогли с этим сделать, леди. Как только вы усядетесь, я заберусь наверх и обеспечу вам дополнительную защиту, вне зависимости от того, желаете вы принять ее от меня или нет.

Серай поджала губы.

— Значит, мне не удастся вас отговорить, верно?

Недус простодушно улыбнулся.

Серай сердито вздохнула и прикоснулась к его руке.

— По крайней мере, обещайте мне, что будете осторожны.

— Есть старые воины, и есть храбрые воины, — заявил Недус, повторяя старую поговорку легионеров. — Но очень мало старых храбрых воинов. — Он пошире распахнул дверь кареты и сказал: — Прошу вас, дамы.

Серай и Исана устроились в роскошно убранной карете. Недус закрыл дверь, и через секунду карета тронулась с места. Исана наблюдала за лицом Серай, ощущая беспокойство курсора, несмотря на ее попытки скрыть свои чувства.

— Ты за него боишься, — пробормотала Исана.

Серай вымученно улыбнулась.

— В свое время он был одним из самых опасных людей в королевстве. Очень давно.

— Он обожает тебя, — тихо сказала Исана. — Как дочь.

Улыбка Серай стала немного грустной.

— Я знаю.

Миниатюрная куртизанка сложила на коленях руки и демонстративно повернулась к окну. Остаток пути они проехали молча.

Городской дом лорда Калара был больше Исанагольда и поднимался на семь этажей вверх. Стены здания украшали балконы и лестницы, уставленные растениями в кадках, с толстыми листьями и цветами и низкорослыми деревьями, превращенными в прекрасные крошечные сады, в которых даже имелись великолепно освещенные фонтаны. Кучер мог проехать в главные ворота, не опуская головы и не опасаясь за колеса кареты. Флаги и вымпелы в серо-зеленых цветах города Калар украшали все балконы, ограды, окна и колонны, а также два ряда статуй, стоящих вдоль дорожки, ведущей к передней двери.

Уверенно держа фальшивое приглашение в руке, Серай провела Исану по освещенной дорожке к двери.

— Думаю, дом сам говорит о своем хозяине, — заявила Серай. — Богатый. Большой. Кричащий. Я бы еще что-нибудь сказала, но, боюсь, это прозвучит слишком недобро.

— Насколько я понимаю, тебе лорд Калар не нравится? — сказала Исана.

— Никогда не нравился, — весело ответила Серай. — Даже если на время забыть о его нынешней деятельности, я всегда считала его бесхарактерным, злобным хамом и надеялась, что он подцепит какую-нибудь ужасную болезнь, которая выставит его в жутко унизительном свете.

Исана рассмеялась.

— Ну и ну! И тем не менее ты явилась на его прием.

— А почему бы и нет? — сказала Серай. — Он меня обожает.

— Правда?

— Конечно, милочка. Меня все обожают. Мне здесь будут рады.

— Если он тебя обожает, тогда почему тебя не пригласили на прием?

— Потому что список приглашенных составляла леди Калар, — пояснила Серай. — Она на дух не выносит привлекательных женщин, которых, как правило, обожает ее муж. — Куртизанка фыркнула. — Иногда она ведет себя просто ужасно.

— И почему мне кажется, будто ты с удовольствием отвечаешь на ее неприязнь?

Серай помахала в воздухе рукой.

— Ерунда, милочка. Злорадство не пристало приличной даме.

Она подошла к швейцару, который стоял на пороге, и протянула ему приглашение. Он мельком взглянул на него, улыбнулся Серай, поклонился и вежливо пропустил внутрь. Серай провела Исану в огромный вестибюль, украшенный статуями. Они прошли по нему, и их туфельки тихонько постукивали по каменному полу. Они миновали островки света, которые создавали разноцветные магические лампы, развешенные между статуями. В вестибюле царила удивительная тишина.

Вне всякого сомнения, полумрак и тишина поддерживались здесь не просто так, ибо, когда Исана добралась до конца вестибюля, оказалось, что он выходит в громадный сад, являвшийся сердцем дома. Сад был сказочным, тут и там на глаза попадались кусты, подстриженные в форме лошадей и гаргантов, густые пурпурно-зеленые листья экзотических деревьев из Феверторнских джунглей и множество фонтанов. Магические лампы всех цветов освещали сад, а между ними метались огненные фигурки, исполнявшие невероятно сложный танец, повторявшийся струями воды, грациозно взлетавшими в воздух в ритмичном контрапункте.

Освещение в саду меняло цвет в долю мгновения, и Исана почувствовала, что у нее кружится голова. Музыка наполняла сад. Звучали дудочки, струнные инструменты, медленный ритм выбивал барабан, весело пела деревянная флейта.

И люди. Исане редко доводилось видеть такое количество людей в одном месте, и на каждом были костюмы, стоимость которых могла бы по меньшей мере покрыть месячные налоги ее стедгольда. По саду разгуливали гости с золотистой кожей жителей солнечного южного побережья, люди с тонкими, суровыми чертами лица, прибывшие из горных областей, расположенных к западу от столицы, и темнокожие моряки с западного побережья. Украшавшие одежду драгоценности, кольца, амулеты и ожерелья поражали воображение, а их цвета смешивались, вспыхивая в постоянно меняющемся свете.

Восхитительный аромат пирожных, печенья и жарящегося мяса наполнял воздух, смешиваясь с запахами цветов, свежескошенной травы и экзотических духов гостей, проходивших мимо них. В одном углу сада жонглер развлекал около полудюжины детей разного возраста, в другом — барабаны отбивали быстрый, напряженный ритм, под который три рабыни танцевали сложный традиционный каларанский танец.

Исана, раскрыв рот, смотрела по сторонам.

— Фурии! — выдохнула она.

Серай похлопала ее по руке.

— Ты должна помнить: несмотря на их роскошь и могущество, они всего лишь люди. А этот дом и сад куплены за обычные деньги, — прошептала она. — Калар старается показать всем свое богатство, похвастаться своим состоянием. Вне всякого сомнения, он намеревается превзойти великолепием приемы, которые собираются устроить Аквитейн и Родес.

— Я в жизни не видела ничего подобного, — сказала Исана.

Серай улыбнулась и огляделась по сторонам, и Исана вдруг увидела грусть в ее глазах.

— Да. Наверное, это действительно красиво. — Она продолжала улыбаться, но Исана почувствовала примесь горечи в ее словах. — Но я видела, что происходит в подобных местах, стедгольдер. И больше не могу получать удовольствие от фасада.

— Неужели и правда все так ужасно? — тихо спросила Исана.

— Бывает, — сказала Серай. — Но, в конце концов, именно в таких местах я делаю свое дело. Возможно, я слишком устала. Послушай, милочка, давай ненадолго отойдем в сторонку, чтобы те, кто идет за нами, не наступили на подол твоего платья.

Серай оттащила Исану в сторону и некоторое время внимательно изучала сад, озадаченно хмурясь.

— Что такое? — тихо спросила Исана.

— Сегодня здесь собралась гораздо более странная компания, чем я ожидала, — пробормотала Серай.

— В каком смысле?

— Очень многие лорды отсутствуют и тем самым привлекают к себе внимание, — ответила Серай. — Нет Антиллуса и Фригия, к тому же они не прислали своих представителей. Парция и Аттика тоже не пришли — но зато я вижу здесь их старших сенаторов. Калар будет в ярости, ибо это рассчитанное оскорбление. — Куртизанка продолжала оглядывать сад. — Так, лорд и леди Рива явились на прием, а также леди — но не лорд — Плацида. Вон там, около живой изгороди, стоят лорд и леди Родес. И, кто бы мог подумать, лорд Аквитейн почтил это сборище своим присутствием.

— Аквитейн? — ровным голосом переспросила Исана.

Серай наградила ее строгим взглядом, на ее лице застыла жесткая, непроницаемая маска.

— Дорогуша, ты должна сдерживать свои чувства. Здесь почти все обладают таким же даром магии воды, как и ты. И хотя некоторые чувства полезно разделять с другими людьми, ярость к их числу не относится — в особенности если учесть, что почти все присутствующие умело владеют магией огня.

Исана поджала губы и сказала:

— Его амбиции стали причиной смерти некоторых моих друзей, гольдеров и соседей. Если бы нам не повезло, они погубили бы и мою семью.

Глаза Серай широко раскрылись от страха.

— Дорогуша, — испуганно сказала она, — держи себя в руках. В этом саду находится около дюжины магов ветра, которые прислушиваются к разговорам, стараясь услышать как можно больше. Тебе не следует говорить подобные вещи на людях. Последствия могут быть чрезвычайно серьезными.

— Но это же правда, — возразила Исана.

— Только никто не может этого доказать, — ответила Серай и сжала руку Исаны. — Ты присутствуешь здесь в качестве стедгольдера. Следовательно, являешься гражданином королевства. И таким образом, если ты принародно оскорбишь Аквитейна, ему придется вызвать тебя на журис макто.

Исана удивленно посмотрела на Серай.

— На дуэль? Меня?

— Если тебе придется вступить с ним в поединок, он тебя убьет. А единственный способ избежать дуэли — публично забрать свое заявление. Это защитит его от подобных обвинений в дальнейшем. — Глаза куртизанки стали холодными и жесткими, точно камень. — Ты будешь контролировать себя, стедгольдер, или ради твоего же блага я хорошенько тебе врежу, а потом, когда ты потеряешь сознание, оттащу обратно в дом Недуса.

Исана, раскрыв от изумления рот, уставилась на Серай.

— Время расплаты для тех, кто пытался расшатать основы власти Короны, еще придет, — продолжала она ледяным тоном. — Но все должно быть сделано правильно, если мы хотим, чтобы они понесли наказание.

Почувствовав уверенность в голосе Серай, Исана заставила себя прогнать гнев. Всю свою жизнь она сражалась с влиянием чужих эмоций, и это позволило ей научиться сдерживать свои чувства.

— Ты права. Не знаю, что на меня нашло.

Куртизанка кивнула, и ее глаза смягчились, когда она улыбнулась.

— Фурии, посмотри, что ты наделала. Вынудила меня угрожать тебе физическим насилием, милочка, чего никогда не сделает истинная леди. Я чувствую себя такой грубой.

— Прости, — сказала Исана.

Серай похлопала ее по руке и заявила:

— К счастью, я самая великодушная и терпимая женщина в королевстве. Я тебя прощу. — Она фыркнула. — Рано или поздно.

— И с кем нам следует поговорить? — спросила Исана.

Серай задумчиво поджала губы и ответила:

— Давай начнем с леди Плациды. Она историограф Лиги Дианы, а ее муж делает все, чтобы держаться как можно дальше от Калара и Аквитейна.

— Значит, он поддерживает Корону? — спросила Исана.

— Не совсем. Но он платит налоги и не жалуется, а еще он и его сыновья отслужили полагающийся срок в легионах Антиллуса у Защитной стены. Он будет сражаться за королевство, но его главным образом интересует возможность управлять своими землями без постороннего вмешательства. Пока его не трогают, ему все равно, кто будет Первым лордом.

— Я никогда не пойму всех этих политических сложностей. В таком случае зачем ему нам помогать?

— Сам он, скорее всего, не станет этого делать, — ответила Серай. — Но существует вероятность того, что его жена может нам помочь. Я думаю, что Лига Дианы будет очень заинтересована в том, чтобы завязать с тобой отношения.

— Ты хочешь сказать, они постараются как можно быстрее сделать так, чтобы я оказалась у них в долгу? — сухо спросила Исана.

— Твое понимание политики кажется мне не таким уж безнадежным, — ответила Серай, в глазах которой загорелись веселые искорки, и подвела Исану к леди Плациде, чтобы их познакомить.

Жена лорда Плацида оказалась невероятно высокой женщиной с тонким суровым лицом и карими глазами с нависшими веками, говорившими об ее остром уме. Ее платье было цвета правящего дома Плацида — густого изумрудно-зеленого, краску для которого получали из растения, которое встречается только на высокогорьях неподалеку от Плациды. Золотые украшения с изумрудами и аметистами поражали своей изысканной простотой. Она выглядела не старше двадцати пяти, хотя ее каштановые волосы, как и у Исаны, были кое-где тронуты сединой. Она убрала их в простую сеточку, и они закрывали ее шею. Пахло от нее розовым маслом.

— Серай, — сказала она и улыбнулась куртизанке, когда они подошли к ней. Ее голос оказался на удивление приятным и мягким. Она пошла им навстречу, протягивая руки, и Серай взяла их с улыбкой. — Ты так давно нас не навещала.

Серай наклонила голову, признавая ее высокое положение.

— Спасибо, ваша светлость. Могу ли я спросить, как ваш муж?

Леди Плацида слегка закатила глаза и сухо пробормотала:

— Он не совсем здоров и не смог присутствовать на сегодняшнем приеме. Что-то не то в воздухе, полагаю.

— Скорее всего, — с самым серьезным видом сказала Серай. — Могу ли я взять на себя смелость и попросить вас передать ему самые искренние пожелания скорейшего выздоровления?

— Я с удовольствием ему это передам, — сказала леди Плацида, затем повернулась к Исане и вежливо ей улыбнулась. — А вы, леди, случайно не Исана из Кальдерона?

Исана в ответ кивнула.

— Прошу вас, миледи, просто Исана.

Леди Плацида изумленно подняла брови и посмотрела на Исану напряженным, изучающим взглядом.

— Нет, стедгольдер, боюсь, мне придется с вами не согласиться. Вне всякого сомнения, из всех женщин королевства вы единственная, кто заслуживает почтительного обращения. Вы сделали то, чего не удалось ни одной женщине за всю историю Алеры. Вы получили свой титул и положение, не прибегая к замужеству или убийству.

Исана покачала головой.

— Если уж кто и заслуживает такой чести, так это Первый лорд. Моего мнения в данном вопросе не спросили.

Леди Плацида улыбнулась.

— История редко обращает внимание на прозорливость правителей, когда фиксирует события. И судя по тому, что я слышала, вы заслуженно получили свой титул.

— Многие женщины заслуживают почетных титулов и званий, ваша светлость. Проблема в том, что они их не получают.

Леди Плацида рассмеялась.

— Это правда. Но, возможно, ситуация начала меняться. — Она протянула Исане руку. — Для меня огромное удовольствие познакомиться с вами, стедгольдер.

Исана улыбнулась и пожала ее руку.

— Для меня тоже.

— Прошу вас, скажите мне, что Серай не является вашей проводницей здесь, в столице, — пробормотала леди Плацида.

— И почему все так плохо обо мне думают? — вздохнув, сказала Серай.

— Ну, милочка, — спокойно ответила леди Плацида, у которой в глазах вспыхнуло веселье. — Я не думаю о тебе плохо. Так случилось, что я это знаю. И мне страшно подумать, какие шокирующие впечатления ждут нашу милую гостью.

Серай надула губки.

— Почти никакие. Я остановилась в особняке сэра Недуса. Мне приходится прилично себя вести.

Леди Плацида понимающе кивнула.

— Исана, а кто-нибудь из представителей Совета Лиги Дианы с вами уже связался?

— Пока нет, ваша светлость, — ответила Исана.

— Понятно, — сказала леди Плацида. — Ну, я не стану утомлять вас официальными речами здесь, на приеме, но с удовольствием встречусь с вами до окончания Зимнего фестиваля, чтобы обсудить некоторые вопросы. Я не сомневаюсь, мы сможем многое предложить друг другу — вы и Лига.

— Не знаю, что я могу предложить Лиге, — сказала Исана.

— Ну, во-первых, свой личный пример, — ответила леди Плацида. — Новость о вашем назначении распространилась по королевству, точно лесной пожар. Тысячи женщин поняли, что теперь перед ними могут открыться двери, которые до сих пор были закрыты.

— Ваша светлость, — уверенно соврала Серай, — боюсь, время стедгольдера расписано почти по часам, ведь она является гостьей Первого лорда, но я случайно знакома с потрясающе красивой рабыней, которая отвечает за ее распорядок дня, и буду рада переговорить с ней от вашего имени, чтобы найти для стедгольдера возможность с вами встретиться.

Леди Плацида рассмеялась.

— Знаешь, мое время тоже расписано.

— Я в этом ни секунды не сомневаюсь, — сказала Серай. — Но, возможно, мы сумеем что-нибудь придумать. Что вы делаете по утрам?

— По большей части первая половина дня у меня занята разными приемами, если не считать аудиенции милорда, моего мужа, у Первого лорда.

Серай задумчиво на нее посмотрела.

— Обычно во время аудиенций приходится много ходить. Может, вы позволите стедгольдеру Исане сопровождать вас? Вы бы смогли там поговорить.

— Отличная идея, — сказала леди Плацида, — только, боюсь, вы опоздали на два дня. Мой муж в этом году был первым в списке. — Ее слова прозвучали мягко и легко, но Исана успела заметить, как в глазах леди Плациды промелькнуло расчетливое, проницательное выражение. — Я попрошу кого-нибудь из моих слуг связаться с вами, чтобы выбрать время, когда мы со стедгольдером могли бы выпить чаю, если вы, конечно, не возражаете, Исана.

— О, разумеется, нет, — ответила Исана.

— Великолепно, — улыбаясь, сказала леди Плацида. — В таком случае до встречи.

Она отвернулась и заговорила с двумя седобородыми мужчинами в темно-пурпурных поясах сенаторов.

Внутри у Исаны все сжалось от разочарования и беспокойства. Она посмотрела на Серай и сказала:

— Должен же быть кто-нибудь еще.

Серай несколько мгновений хмуро смотрела в спину леди Плациды, а потом прошептала, обращаясь к Исане:

— Конечно, дорогая. Если не удается добиться успеха с первой попытки, придется предпринять следующую. — Она оглядела сад. — Ммм. Боюсь, лорд и леди Рива, скорее всего, не захотят тебе помочь. Они возмущены тем, что Первый лорд назначил твоего брата новым графом Кальдерона, не посоветовавшись с ними.

— И кто же остается? — спросила Исана.

Серай тряхнула головой.

— Будем пытаться, пока не выяснится, что все сказали нам «нет». Позволь мне поговорить с лордом Родесом.

— Мне пойти с тобой?

— Нет, — твердо ответила Серай. — Помнишь, что я сказала? Я думаю, ты должна ему очень понравиться. И я хочу преподнести ему сюрприз. Может, его порадует мысль о возможности взять тебя с собой к Первому лорду. Просто наблюдай за мной, а когда я помашу рукой, подойди.

— Хорошо, — сказала Исана.

Серай грациозно заскользила между гостями, на ходу обмениваясь с ними любезностями. Исана наблюдала за ней, неожиданно почувствовав себя невероятно уязвимой, оказавшись без нее и ее советов. Она огляделась по сторонам в поисках места, где она могла бы подождать, не подпрыгивая от ужаса, словно испуганная кошка, всякий раз, когда кто-то проходил у нее за спиной. Рядом с ближайшим фонтаном она заметила длинную каменную скамью и тут же на нее опустилась, убедившись прежде, что видит Серай.

Через пару мгновений женщина в красном платье уселась на другой конец скамьи и улыбнулась Исане. Она была высокой, с темными с проседью волосами, ясными серыми глазами и приятными чертами лица.

Исана с улыбкой кивнула ей в ответ и тут же задумчиво нахмурилась. Женщина показалась ей знакомой, а уже в следующую секунду она узнала в ней незнакомку, на которую налетела, когда на нее было совершено покушение в ветряном порту.

— Миледи, боюсь, у меня не было возможности извиниться за то, что произошло сегодня утром в порту, — сказала Исана.

Женщина удивленно подняла брови, на ее лице появилось вопросительное выражение, но она тут же улыбнулась:

— А, на платформе. Кости остались целы — значит, и извиняться нет никакой необходимости.

— И тем не менее. Я ушла оттуда, не успев извиниться.

Женщина снова улыбнулась:

— Вы в первый раз оказались в ветряном порту столицы?

— Да, — ответила Исана.

— Это может произвести угнетающее впечатление, — сказала женщина. — Столько магов ветра, носильщиков и паланкинов. Вокруг тучи пыли — и, разумеется, никто ничего не в состоянии разглядеть. А во время Зимнего фестиваля творится настоящее безумие. Не стоит переживать, стедгольдер.

Исана удивленно заморгала, глядя на женщину.

— Вы меня знаете?

— Как и многие другие, — сказала незнакомка. — В этом году вы одна из самых знаменитых женщин королевства. Не сомневаюсь, что Лига Дианы превзойдет себя, чтобы оказать вам теплый прием.

Исана заставила себя вежливо улыбнуться, одновременно стараясь держать свои чувства в жесткой узде.

— Это очень лестно. Я уже переговорила с леди Плацидой.

Женщина в красном рассмеялась:

— Про Арию можно много сказать, но льстивой ее никак не назовешь. Надеюсь, она вела себя с вами вежливо.

— Исключительно, — ответила Исана. — Я не ожидала такой… — Она заколебалась, пытаясь подобрать слова, которые не обидели бы аристократку.

— Такой любезности? — предположила незнакомка. — Обычная вежливость вещь необычная, когда речь идет об аристократах?

— Я бы не стала описывать ситуацию такими словами, — ответила Исана, но не смогла сдержать насмешку, которая прозвучала в ее голосе.

Женщина расхохоталась:

— Я думаю, это потому, что у вас есть совесть, в то время как поведение многих из здесь присутствующих определяется политическими амбициями. Амбиции и совесть вещи несовместимые. Они мгновенно уничтожают друг друга, да еще оставляют за собой жуткий беспорядок.

— А вы, леди, наделены совестью или амбициями? — рассмеявшись, спросила Исана.

— Здесь, при дворе, такой вопрос редко задают, — улыбаясь, ответила незнакомка.

— И почему же?

— Потому что женщина, имеющая совесть, скажет вам, что она у нее есть. А та, которой двигают амбиции, ответит, что ее жизнью, конечно же, управляет совесть, — только гораздо убедительнее.

Исана с улыбкой сказала:

— Понятно. Получается, я должна более осторожно задавать свои вопросы, не так ли?

— Ни в коем случае. Так приятно встретить нового человека с новыми вопросами. Добро пожаловать в Алеру-Империю, стедгольдер.

Исана кивнула и с искренней благодарностью в голосе сказала:

— Спасибо.

— Разумеется, это самое меньшее, что я могу для вас сделать.

Исана подняла голову и увидела, что Серай разговаривает с мужчиной с ввалившимися щеками, одетым в черно-золотой костюм, в цвета дома Родеса. Куртизанка рассмеялась над чем-то, что сказал верховный лорд, и посмотрела в сторону Исаны.

И улыбка тут же застыла у нее на лице.

Она снова повернулась к Родесу, что-то сказала, быстро отошла от него и через мгновение оказалась около Исаны и женщины в красном платье.

— Стедгольдер, — улыбаясь, сказала Серай, затем присела в низком реверансе перед незнакомкой. — Леди Аквитейн.

Исана перевела взгляд с Серай на женщину в красном, и горячий гнев, который она изо всех сил сдерживала, чуть не вырвался наружу.

— Вы… — Она задохнулась, и ей пришлось сделать вдох, чтобы начать снова. — Вы леди Аквитейн?

Леди Аквитейн холодно на нее посмотрела и сухо сказала:

— Разве я не назвала вам своего имени? Какая я рассеянная. — Она кивнула Исане и сказала: — Я Инвидия, жена Аквитануса Аттиса, верховного лорда Аквитейна. Мне бы очень хотелось поговорить с вами о будущем, стедгольдер.

Исана встала и, вздернув подбородок, наградила леди Аквитейн сердитым взглядом.

— Не вижу необходимости в таком разговоре, ваша светлость, — сказала она.

— Почему?

Исана почувствовала, что Серай встала рядом с ней, пальцы куртизанки сжали ее запястье, без слов требуя сохранять спокойствие.

— Потому что во всех вариантах будущего, которое я могу себе представить, у нас с вами нет ничего общего.

Леди Аквитейн улыбнулась спокойно и сдержанно:

— Будущее представляет собой извилистую дорогу. Предвидеть все ее повороты невозможно.

— Может быть, — ответила Исана. — Зато человек может выбирать своих спутников. И я никогда не отправлюсь в путь вместе с пре…

Ногти Серай впились в руку Исаны, и та с трудом удержалась от слова «предатель». Она сделала глубокий вдох и заставила себя успокоиться, прежде чем продолжить.

— Я никогда не отправлюсь в путь с тем, к кому у меня нет причин хорошо относиться — и уж тем более доверять.

Леди Аквитейн спокойно посмотрела на Исану, потом перевела глаза на Серай.

— Да. Я вижу, ваш выбор спутников отличается от моего. Но советую вам помнить, стедгольдер, что дорога может быть очень опасной. На ней можно повстречать много невидимых и самых неожиданных препятствий. С вашей стороны было бы разумно идти по ней с тем, кто сумеет вас от них защитить.

— И еще разумнее не выбирать спутников, которые станут твоими врагами при первой возможности, — ответила Исана и добавила едва слышным шепотом: — Я видела кинжал вашего мужа, ваша светлость. Я хоронила мужчин, женщин и детей, которые из-за этого умерли. И никогда добровольно не пойду одной дорогой с такими, как вы.

Леди Аквитейн прищурилась, и на ее лице появилось непроницаемое выражение. Затем она кивнула и посмотрела на Серай:

— Насколько я понимаю, Серай, ты являешься проводницей стедгольдера в столице?

— Его величество попросил моего хозяина передать меня ему на время — для этой цели, — улыбаясь, ответила Серай. — А если, выполняя свои новые обязанности, я сумею познакомиться с новой модой, что же, это достаточно уважительная причина, чтобы выполнить свои обязанности с достоинством.

Леди Аквитейн улыбнулась в ответ:

— Ну, это, конечно, не имеет ничего общего с нашим балом но случаю летнего солнцестояния, но тоже неплохо.

— Ничто не может сравниться с праздником летнего солнцестояния в Аквитейне, — заявила Серай. — У вас совершенно потрясающее платье.

Леди Аквитейн с довольным видом улыбнулась.

— Это старье? — бесхитростно спросила она и помахала рукой.

Алый шелк ее платья окутала разноцветная дымка, и оно стало такого же янтарного цвета, как и у Серай, но с глубоким малиновым оттенком.

— Ой-ой, — вздохнула Серай. — Это трудно?

— Не труднее, чем иметь дело с печью, — ответила леди Аквитейн. — Это новый образец шелка, над которым много лет работал мой мастер-ткач. — Еще один взмах руки, и платье приобрело своей первоначальный цвет, только алый оттенок стал почти черным на манжетах и подоле. — Милорд, мой муж, предложил сделать так, чтобы ткань отражала настроение того, кто ее носит. Но разве у нас не достаточно проблем с мужчинами? Не хватало еще, чтобы они умели читать наши настроения! Это было бы настоящей катастрофой. Вот почему я потребовала, чтобы он сделал модную ткань — и все.

Серай с грустным видом посмотрела на платье.

— Насколько я понимаю, этот новый шелк очень дорогой?

Леди Аквитейн пожала плечами:

— Да, но не смертельно. Возможно, я смогу тебе в этом помочь, дорогая, если ты приедешь к нам на праздник летнего солнцестояния.

Серай снова нацепила улыбку на лицо.

— Это очень великодушно, ваша светлость. И невероятно соблазнительно. Но, боюсь, я должна сначала спросить разрешение у своего хозяина, прежде чем принимать подобные решения.

— Разумеется. Я знаю, как высоко ты ценишь свои обязательства. И того, кто является твоим хозяином. — Она замолчала и улыбнулась, словно затем, чтобы подчеркнуть свои слова. — Ты уверена, что не хочешь к нам приехать? Этот шелк будет невероятно популярен в следующем сезоне. Я бы мечтала увидеть тебя в нем — в конце концов, ты ведь бесценный специалист в данных вопросах. Будет настоящим позором, если ты перестанешь быть законодательницей мод.

Исана почувствовала, как пальцы куртизанки снова сжались на ее запястье.

— Вы очень щедры, ваша светлость, — ответила Серай и добавила после такой короткой паузы, что Исана едва ее уловила: — Но, боюсь, я еще не окончательно пришла в себя после тяжелого путешествия. Позвольте мне немного отдохнуть и обдумать ваше предложение.

— Конечно, милая. А пока окажи милость своему хозяину и стедгольдеру Исане, Серай. Столица может стать очень опасным местом для тех, кто приезжает сюда впервые. Для Лиги будет большим разочарованием и потерей, если с ней что-нибудь случится.

— Уверяю вас, ваша светлость, Исана находится под защитой гораздо большего количества людей, чем кажется на первый взгляд.

— Я в этом ни капли не сомневаюсь, — сказала леди Аквитейн, поднялась и кивнула Серай и Исане. Однако ее спокойные глаза смотрели в глаза Исане. — Дамы, я уверена, мы с вами еще побеседуем.

Она давала им понять, что разговор окончен. Исана прищурилась и приготовилась отстаивать свои позиции, но Серай молча потянула ее за руку прочь от леди Аквитейн, в другую часть сада.

— Она знала, — тихо сказала Исана. — Знала, как я отреагирую, когда она назовет свое имя.

— Очевидно, — ответила Серай, и Исана услышала, что у нее дрогнул голос.

Исана почувствовала, что куртизанку охватывает волна страха, с которым она не могла справиться.

— С тобой все в порядке?

Серай огляделась по сторонам и сказала:

— Не здесь. Позже.

— Хорошо, — сказала Исана. — Ты поговорила с лордом Родесом?

— Да.

— И где же он?

Серай покачала головой.

— Он и все остальные верховные лорды отправились в дальний сад, чтобы стать свидетелями официальной дуэли Калара с его сыном Бренсисом за гражданство. Его аудиенция с Первым лордом назначена на завтра, но его и без нас будет сопровождать слишком много народу. Думаю, нам следует уйти, стедгольдер. Причем как можно быстрее.

Исана снова напряглась.

— Нам угрожает опасность?

Серай посмотрела через сад на леди Аквитейн, и Исана почувствовала, как она задрожала.

— Да, угрожает.

— Что нам делать? — спросила Исана, ощущая, как ей передается страх Серай.

— Я… я не знаю… — Куртизанка сделала глубокий вдох и на мгновение закрыла глаза. Затем открыла их, и Исана почувствовала, что она заставила себя говорить спокойнее. — Мы должны уехать, как только появится возможность. Я представлю тебя разным людям, чтобы соблюсти приличия, затем мы вернемся в дом Недуса.

Исана почувствовала, как у нее сжалось горло.

— Мы потерпели неудачу.

Серай вскинула голову и похлопала Исану по руке.

— Мы пока не добились успеха. Это разные вещи. Мы найдем выход.

К куртизанке вернулась уверенность, но Исане показалось, что у нее слегка дрожит рука. А кроме того, она заметила, как Серай бросила еще один нервный взгляд в сторону леди Аквитейн.

Исана оглянулась и посмотрела в холодные серые глаза леди Аквитейн.

Стедгольдер вздрогнула и отвернулась.

ГЛАВА 22

В течение получаса Серай представила Исану более чем дюжине аристократов и известных граждан столицы, делала комплименты и старалась очаровать каждого из них и каким-то непостижимым образом умудрялась быстро заканчивать разговоры с ними. Вскоре Исана поняла, что миниатюрная куртизанка является настоящим мастером в искусстве ведения беседы, к тому же наделена острым умом.

Один дружелюбный пожилой сенатор завел разговор, который грозил растянуться на несколько часов, но Серай ловко вставила какую-то шутку, он захлебнулся вином, которое пил, и ему пришлось спешно ретироваться, чтобы привести в порядок костюм. Молодой лорд из Аттики произносил, обращаясь к Серай, красочно-вежливые и невероятно длинные фразы, которые совершенно не вязались с хищным блеском в его глазах, но Серай встала на цыпочки, что-то прошептала ему на ухо, уголок его рта искривился в мимолетной улыбке, и он ушел, заявив, что они еще увидятся.

Подобных ситуаций возникло около полудюжины, и куртизанка вела себя в каждой по-разному, демонстрируя остроумие, выдержку и быстрый ум. Исана не сомневалась, что с помощью Серай она поставила рекорд скорости знакомств, причем ей удалось произвести хорошее впечатление на некоторых представителей высшего общества Алеры. Она изо всех сил улыбалась, произносила вежливые фразы и старалась не налетать на гостей, а также не наступать на подол своего платья.

Серай попросила слугу сказать их кучеру, чтобы он забрал их у главного входа в дом, и они с Исаной повернулись, собираясь уйти из сада, когда мужчина в тунике цвета серого гранита, расшитой полудрагоценными камнями, вежливо улыбаясь, преградил им дорогу. Он был ниже Исаны ростом, да и атлетическим телосложением не отличался. Его подбородок был скрыт бородкой, кольца украшали все пальцы, на лбу красовался стальной обруч.

— Дамы, — сказал он и едва заметно поклонился. — Я должен перед вами обеими извиниться за то, что плохо исполняю свои обязанности хозяина. Видимо, я не заметил ваших имен в списке гостей, иначе я бы непременно нашел время, чтобы с вами поговорить.

— Ваша светлость, — сказала Серай и присела в низком реверансе. — Я рада снова видеть вас.

— А я тебя, Серай. Ты, как всегда, прекрасна. — Прищуренные глаза мужчины выражали подозрительность — но Исана решила, что это скорее по привычке, чем от беспокойства. — Должен признаться, я удивлен, что моя жена решила пригласить тебя на прием.

Серай ослепительно ему улыбнулась:

— Полагаю, в нашей жизни есть место счастливым случайностям, милорд. Верховный лорд Калар, позвольте представить вам стедгольдера Исану из долины Кальдерон.

Калар прищурился еще сильнее и принялся разглядывать Исану. Она не смогла уловить никаких чувств с его стороны. Он смотрел на нее так, как другой мужчина стал бы смотреть на колонку цифр.

— О, какая приятная неожиданность. — Он улыбнулся, но и в его улыбке не было никаких эмоций. — Я столько всего о вас слышал, — сказал он.

— А я о вас, ваша светлость, — ответила Исана.

— Правда? Хорошего, надеюсь?

— Разного, — сказала Исана.

Улыбка Калара тут же погасла.

— Милорд, — вмешалась Серай, нарушив молчание, прежде чем оно стало слишком напряженным. — Боюсь, последнее путешествие сильно подорвало мое здоровье. Мы уже собрались уходить, иначе я упаду прямо тут и засну, выставив себя полной дурой.

— Полной дурой, — пробормотал Калар. Он несколько мгновений смотрел на Серай, а затем сказал: — Я подумывал о том, чтобы купить тебя у твоего нынешнего хозяина, Серай.

Она улыбнулась ему, умудрившись показаться уязвимой и безыскусной от усталости.

— Вы мне льстите, милорд.

— В мои планы не входило делать тебе комплименты, рабыня, — холодно заявил Калар.

Серай опустила глаза и снова присела в реверансе.

— Разумеется, нет, ваша светлость. Прошу вас, простите мое высокомерие. Но я не думаю, что мой хозяин собрался меня продать и назначил за меня цену.

— Цена всегда есть, рабыня. — У него задергался уголок рта. — Я не люблю, когда меня выставляют дураком. И не забываю своих врагов.

— Милорд? — переспросила Серай, и голос ее прозвучал озадаченно.

Калар с горечью рассмеялся:

— Думаю, ты прекрасно служишь своему хозяину, Серай. Но рано или поздно тебе придется сменить его ошейник на ошейник другого господина. Тебе следует хорошенько подумать, кому следующему ты будешь служить. — Он перевел взгляд на Исану и заявил: — А еще — с кем ты водишь компанию. Мир — очень опасное место.

— Я обязательно это сделаю, милорд, — не поднимая глаз, ответила Серай.

Калар посмотрел на Исану и сказал:

— Я был счастлив с вами познакомиться, стедгольдер. Позвольте пожелать вам счастливого возвращения домой.

Исана взглянула на него и, не улыбаясь, ответила:

— Благодарю вас, милорд. Поверьте, я искренне желаю, чтобы ваша дорога была такой же.

Глаза Калара превратились в щелочки, но, прежде чем он успел что-то сказать, появился слуга в серо-зеленой ливрее дома Калара, который нес куртку для поединков и деревянный учебный меч.

— Милорд, — кланяясь, сказал он, — ваш сын готов встретиться с вами в поединке, а лорд Аквитейн, лорд Родес и лорд Форция заняли места свидетелей.

Калар перевел взгляд на слугу, тот немного побледнел и снова поклонился.

Серай облизнула губы, посмотрела на слугу, а потом на Калара и сказала:

— Милорд, неужели Бренсис уже готов сражаться за право стать гражданином? В прошлый раз, когда я его видела, он был ниже меня ростом.

Не глядя на нее, Калар ударил ее по щеке раскрытой ладонью. Исана понимала, что, если бы он вложил в свой удар силу магии, он бы убил Серай, — но это была всего лишь тяжелая, презрительная пощечина, от которой куртизанка покачнулась и сделала шаг назад.

— Лживая сучка. Не смей разговаривать со мной так, будто мы ровня, — сказал Калар. — Ты в моем доме. Твоего хозяина тут нет, чтобы тебя защитить. Не забывай свое место, а не то я прикажу сорвать твое роскошное платье и спустить с тебя шкуру розгами. Ты меня поняла?

Серай начала немного приходить в себя, ее щека покраснела в том месте, где ее ударил Калар, но в глазах застыло изумление.

Удивленное молчание воцарилось в саду, и Исана почувствовала, что глаза всех присутствующих обращены в их сторону.

— Отвечай, рабыня, — сказал Калар ровным, тихим голосом, потом сделал шаг в сторону Серай и снова поднял руку.

Неожиданно Исана почувствовала, что ее тело наполняет холодная ярость. Она мгновенно встала между ними, чтобы перехватить руку Калара.

— Ты что о себе возомнила, женщина? — оскалившись, прорычал Калар. — Ты думаешь, кто ты такая?

Исана стояла перед ним, и холодный гнев превратил ее спокойный, тихий голос в разящий клинок.

— Я думаю, что я гражданка королевства, милорд. Я думаю, если вы ударите меня, вы совершите преступление в глазах закона королевства. Я думаю, что нахожусь здесь по приглашению моего покровителя, Гая Секстуса, Первого лорда Алеры. — Она посмотрела Калару в глаза и сделала еще шаг вперед, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от него. — А еще я думаю, милорд, что вы не настолько глупы или высокомерны, чтобы хоть на мгновение поверить, будто вы сможете ударить меня при свидетелях и остаться безнаказанным.

Единственным звуком, нарушавшим тишину в саду, было мелодичное журчание фонтанов.

Калар переступил с ноги на ногу, и его прищуренные глазки стали скорее сонными, чем подозрительными.

— Наверное, — сказал он наконец. — Но не надейся, что я это забуду.

— Я тоже, ваша светлость, — сказала Исана.

У Калара заходили желваки, и он заявил сквозь стиснутые зубы:

— Убирайтесь из моего дома.

Исана едва заметно наклонила голову, отошла от Калара, взяла Серай за руку, и они покинули сад.

Вместо того чтобы сразу направиться к главному входу в особняк, Серай огляделась по сторонам и решительно потянула Исану в боковой коридор.

— Куда мы идем? — спросила Исана.

— На кухню, к задней двери, — ответила Серай.

— Но ты же сказала, чтобы Недус и его люди встретили нас у главного входа.

— Я сказала это слуге для тех, кто подслушивал наш разговор, милочка, — ответила Серай. — Я не хочу, чтобы за нами кто-нибудь последовал, когда мы будем возвращаться домой. В конце концов, это действительно дом Калара, и его слуги обязательно сообщат ему о твоих планах. Недус знает, где нас нужно встретить.

— Понятно, — сказала Исана, и куртизанка провела ее через кухню, где суетились слуги, к черному входу, выходящему на темную тихую улицу, где их ждал Недус с каретой.

Они, не говоря ни слова, быстро забрались внутрь, и Недус закрыл за ними дверцу. Кучер тут же прищелкнул языком, и карета помчалась вперед.

— Леди Аквитейн оказалась совсем не такой, как я ожидала, — тихо сказала Исана.

— Она из тех людей, кто улыбается, вонзая тебе нож в грудь, стедгольдер. Не обманывайся на ее счет. Она очень опасная женщина.

— Ты думаешь, она организовала нападения на меня?

Серай посмотрела на занавески на окнах кареты и пожала плечами:

— Я не сомневаюсь, что она на такое способна. А еще ей известны вещи, которые ей знать не следует.

— Что ты курсор? — спросила Исана.

Серай сделала глубокий вдох и кивнула:

— Да. Похоже, меня раскрыли. Она все знает, а по тому, как вел себя Калар, мне стало ясно, что ему это тоже известно.

— Но каким образом?

— Вспомни, кто-то убивает курсоров направо и налево, милая. Вполне возможно, кого-то из них заставили говорить.

«Или один из них стал предателем», — подумала Исана.

— И чем это грозит тебе? — тихо спросила она Серай.

— Любой из врагов Короны с радостью меня прикончит, — сказала она спокойно, как о само собой разумеющемся факте. — Это лишь дело времени. И враги Гая, скорей всего, не понесут никакого наказания за убийство рабыни. Калар, например, сделал бы это исключительно назло Первому лорду. Тайна была моей главной защитой.

— Но неужели Гай тебя не защитит?

— Если сможет, — ответила Серай и покачала головой. — Он постепенно теряет влияние среди верховных лордов, да и моложе он не становится. Он не вечно будет Первым лордом, а как только он лишится трона… — Куртизанка пожала плечами.

Исана почувствовала, что внутри у нее все сжимается.

— Так вот в чем было дело, когда вы вели разговор о платье. Леди Аквитейн предложила тебе место при себе, так ведь?

— Гораздо больше. Полагаю, она предлагала мне свободу, титул и, возможно, положение в ордене, который будет создан вместо курсоров, когда ее муж получит власть.

— Серьезное предложение, — помолчав немного, сказала Исана.

Серай молча кивнула.

Исана сложила руки на коленях.

— И почему ты его не приняла?

— Цена была слишком высока.

— Цена? — хмурясь, переспросила Исана. — Какая цена?

— Разве это не очевидно, милочка? Она знает, что я твой страж. Она предложила мне все это в обмен на тебя. А еще постаралась объяснить мне: если я откажусь, результат может быть очень неприятным.

— Ты считаешь, она хочет моей смерти? — с трудом сглотнув, спросила Исана.

— Возможно, — ответила Серай. — А может быть, она хочет тебя контролировать. А это еще хуже, учитывая ситуацию. Судя по тому, что она сказала, ее муж практически готов выступить против Короны.

Они несколько мгновений ехали молча, а затем Исана сказала:

— А возможно, это была не угроза.

— В каком смысле? — удивленно спросила Серай.

— Ну, — медленно начала Исана, — если стало известно, кому ты на самом деле служишь, а ты еще не знаешь, что тебя раскрыли… может, ее слова были предупреждением?

Серай чуть приподняла брови:

— Да, да, думаю, могло быть и так.

— Только вот зачем ей тебя предупреждать?

Серай покачала головой:

— Трудно сказать. Зная, что Калар и Аквитейн действуют не заодно, стараясь сместить Гая, вполне возможно, она предупредила меня, чтобы лишить Калара шанса меня убить. Или захватить, чтобы выведать мои тайны.

— В таком случае получается, что мы с тобой в одной ловушке. Тот, кто убивает курсоров, только обрадуется, если мы с тобой умрем.

— Точно, — сказала Серай и посмотрела на свои руки. Исана проследила за ее взглядом и увидела, что они дрожат еще сильнее. — В любом случае, учитывая, как мало мы знаем о том, что тут происходит, мне показалось, что нам необходимо как можно быстрее оттуда уехать. Пока не случилось никаких неприятностей. — Она помолчала и добавила: — Мне очень жаль, что нам не удалось добраться до Первого лорда.

— Но мы должны это сделать, — тихо сказала Исана.

— Да, но не забывай, стедгольдер, главная моя обязанность — защищать тебя, а не пытаться решать проблемы Кальдеронской долины.

— Но у нас нет времени.

— Ты не сможешь заручиться поддержкой и помощью Первого лорда из могилы, — серьезно и искренне сказала Серай. — Мертвая ты будешь совершенно бесполезна своей семье. И, скажу тебе честно, если я умру прежде, чем мне представится возможность надеть платье из шелка леди Аквитейн, я тебе этого никогда не прощу.

Исана попыталась улыбнуться ее шутке, но слова Серай были пронизаны таким сильным беспокойством, что у нее ничего не вышло.

— Наверное. И что мы будем делать дальше?

— Постараемся добраться до дома в целости и сохранности, — ответила Серай. — Потом, думаю, бокал хорошего вина поможет мне немного успокоиться. Ну и горячая ванна, разумеется.

— А затем? — спокойно глядя на нее, спросила Исана.

— После вина и горячей ванны? Меня удивит, если я не смогу уснуть.

Исана поджала губы:

— Нет никакой необходимости отвлекать меня подобными разговорами, Серай. Я хочу знать, как мы доберемся до Гая.

— Ах это, — сказала Серай и задумчиво поджала губы. — Выходить из дома сэра Недуса рискованно, стедгольдер. Теперь уже для нас обеих. Как ты думаешь, каким должен быть наш следующий шаг?

— Мой племянник, — твердо сказала Исана. — Утром мы отправимся в Академию и найдем его, а потом попросим отнести нашу записку Первому лорду.

Серай нахмурилась:

— Улицы небезопасны для тебя…

— Пусть вороны заберут улицы, — заявила Исана, и в ее голосе послышалась ярость.

— Это очень опасно, — вздохнув, повторила Серай.

— Но нам придется рискнуть, — настаивала на своем Исана. — У нас нет времени ни на что другое.

Серай нахмурилась и отвернулась.

— А кроме того, — продолжала Исана, — я беспокоюсь за Тави. Он уже должен был получить мою записку — ведь ее оставили в его комнате. Но он так и не пришел, чтобы со мной встретиться.

— Вполне возможно, — возразила Серай, — он ждет нас у дома сэра Недуса.

— В любом случае я хочу его найти и убедиться, что с ним все в порядке.

— Конечно хочешь, — вздохнув, сказала Серай, подняла руку и, закрыв глаза, прикоснулась пальцами к своей покрасневшей щеке. — Надеюсь, ты меня простишь, стедгольдер. Я немного… взволнована. И у меня путаются мысли. — Она взглянула на Исану и честно сказала: — Я боюсь.

Исана встретилась с ней взглядом и мягко сказала:

— Все в порядке. Нет ничего ужасного в том, чтобы испытывать страх.

Серай огорченно помахала руками:

— Я к такому не привыкла. А что, если я начну грызть ногти? Ты можешь себе представить, как это будет ужасно? Просто кошмар.

Исана едва не рассмеялась. Куртизанка была напугана, но, несмотря на то что она действовала на совершенно незнакомой ей территории против смертельно опасных врагов, словно мышь среди голодных котов, она обладала такой силой характера, который не позволял ей падать духом. Ее показное, безвкусное манерничанье и разговоры были ее способом посмеяться над собственными страхами.

— Думаю, мы всегда сможем надеть тебе на руки перчатки, — пробормотала Исана. — Если для безопасности королевства необходимо сохранить твои ногти в их первозданном виде.

Серай с серьезным видом кивнула.

— Абсолютно, милочка. Совершенно необходимо.

Через пару мгновений карета остановилась, и Исана услышала, что швейцар подошел к дверце. Недус что-то тихо прошептал кучеру, дверца открылась, и Серай ступила на первую ступеньку складной лестницы.

— Какая это гадость — политика. Ненавижу, когда приходится слишком рано уезжать с приемов.

Убийцы атаковали их без предупреждения и совершенно беззвучно.

Исана услышала неожиданно пронзительный крик кучера, Серай замерла на ступеньке, и Исану окатила волна ледяного страха. Недус что-то крикнул, затем в тишине ночи возник шорох меча, покидающего ножны, шаркающие шаги и звон стали.

— Сиди там! — крикнула Серай.

Исана увидела темную фигуру человека с мечом в руках, который подошел к карете и сделал выпад в сторону Серай. Она отбросила его в сторону левой рукой, клинок разрезал плоть, и на землю полилась кровь. Другая рука куртизанки метнулась к волосам, которые удерживала великолепная, украшенная драгоценными камнями заколка, оказавшая тонким, острым, как игла, кинжалом. Серай вонзила его в глаз убийцы. Он взвыл и отступил назад.

Серай наклонилась, пытаясь ухватиться за ручку дверцы, и начала ее закрывать.

В этот момент послышалось шипение, глухой звук удара, и из спины Серай показался окровавленный зазубренный наконечник стрелы. Кровь начала заливать разорванный шелк платья.

— О! — удивленно задохнувшись, сказала Серай.

— Серай! — закричала Исана.

Куртизанка начала медленно падать вперед и вывалилась из кареты.

Исана бросилась наружу, чтобы ей помочь, схватила Серай за руку и потянула, пытаясь затащить ее назад, в карету. Но поскользнулась в луже ее крови и споткнулась. Вторая стрела промчалась мимо ее плеча и вонзилась по самое оперение в деревянную стенку кареты.

Она услышала еще один крик справа и увидела, что Недус стоит спиной к карете, лицом к двум вооруженным убийцам, жуткого вида головорезам в потрепанной одежде. Третий истекал кровью на мостовой. На глазах у Исаны старый маг металла вскинул вверх руку с мечом и нанес ответный удар, перерезав горло одному из своих врагов.

Но он открылся, когда наносил удар. Другой убийца бросился вперед и вонзил короткий тяжелый клинок в живот сэру Недусу.

Тот развернулся к нему, словно не чувствовал боли, схватил его за руку с мечом и, вместо того чтобы оттолкнуть его от себя, посильнее сжал рукоять своего оружия и с силой вонзил его прямо в рот врага.

Убийца и рыцарь упали на землю, кровь вытекала из их тел, точно вода из разбитой чашки.

Охваченная ужасом Исана тянула на себя Серай, пытаясь затащить ее назад, в карету, и тут…

Она почувствовала удар, внутри у нее все сжалось, а когда она опустила голову, то увидела еще одну стрелу, угодившую в изгиб ее талии над подвздошной костью. Исана секунду в ужасе смотрела на нее, потом заметила шесть дюймов окровавленного древка, торчащего у нее из спины.

Следом пришла боль. Ужасная, невыносимая боль. Перед глазами у нее появилась алая пелена, и она почувствовала, как оглушительно стучит в груди сердце. Она на мгновение закрыла глаза, потом посмотрела на Серай и снова потянулась к ней, не очень понимая, что следует сделать, но твердо решив затащить ее в карету, подальше от скрывающегося где-то лучника.

Серай безвольно перекатилась на бок. На Исану смотрели ее широко раскрытые, безжизненные глаза. Она подняла голову, от страшной боли ей казалось, что перед глазами все плывет, и увидела, как из темноты появился мужчина с луком в руках.

Она его узнала. Ниже среднего роста, немолодой, лысеющий, приземистый и очень уверенный в себе. У него были правильные, но непримечательные черты лица, не уродливые, но и не привлекательные. Она уже видела его один раз — на стене во время Чуткого сражения у гарнизона. Она видела, как он убивал людей своими стрелами, сбросил Линялого со стены, накинув ему на шею веревку, и пытался расправиться с ее племянником.

Фиделиас, бывший курсор Каллидус, а теперь предатель Короны.

Он оглядывался по сторонам, осторожный, готовый ко всему. Он достал еще одну стрелу из колчана, вставил ее в лук, спокойно посмотрел на трупы, а в следующее мгновение его холодные, безжалостные глаза остановились на Исане.

И тут она потеряла сознание от боли.

ГЛАВА 23

— Помедленнее, — взмолился Макс. — Фурии, Кальдерон, куда мы так несемся, вороны тебя забери?

Тави оглянулся через плечо, быстро шагая по улице, ведущей из цитадели. Разноцветные магические фонарики разбрасывали повсюду мягкий свет, розовый, желтый, небесно-голубой, и, несмотря на поздний час, на улицах было полно народу.

— Сам не знаю. Только я уверен, что-то не так.

Макс вздохнул и прибавил шагу, чтобы догнать Тави.

— С чего ты взял? Что было в письме? Тави покачал головой:

— Ничего особенного. Как дела, мелкие новости из дома, сообщение, что она остановилась в особняке человека по имени Недус. На Садовой улице.

— О! — сказал Макс. — Неудивительно, что ты запаниковал. Это ужасное, пугающее письмо. И оно действительно стоит того, чтобы сбежать от Киллиана и, возможно, поставить под угрозу благополучие всего королевства.

Тави взглянул на Макса:

— Она написала разные неправильные вещи. Назвала моего Дядю Бернхардом, а его зовут Бернард. Еще она пишет, что моя младшая сестра делает огромные успехи в чтении, но у меня нет сестры. Что-то не так — но она не хотела сообщать это на бумаге.

Макс нахмурился:

— Ты уверен, что письмо настоящее? Мне в голову приходят имена парочки человек, которые с радостью подстерегли бы тебя в темном переулке поздним вечером.

— Это ее почерк, — ответил Тави. — Я уверен.

Макс некоторое время молча шагал с ним рядом.

— Знаешь, думаю, тебе нужно отправиться к ней и выяснить, что происходит.

— Ты так считаешь?

Макс с серьезным видом кивнул:

— Угу. А еще тебе стоит прихватить с собой кого-нибудь большого и устрашающего, ну, просто, чтобы зря не рисковать.

— Тоже неплохая идея, — сказал Тави, и они вышли на Садовую улицу. — А как мы узнаем, какой дом принадлежит Недусу?

— Я уже в нем бывал, — сказал Макс.

— Там живет молодая вдова? — поинтересовался Тави.

Макс фыркнул:

— Нет. Но сэр Недус был лучшим фехтовальщиком своего поколения. Он тренировал многих великих людей. Принцепса Септимуса, Арариса Валериана, капитана Майлса из Королевского легиона, Олдрика Меча, Лартоса и Мартоса из Парции и дюжины других.

— И ты у него учился? — спросил Тави.

— Да, весь первый год в Академии, — кивнул Макс. — Прекрасный человек. И потрясающе владеет мечом, хотя ему, наверное, уже лет восемьдесят. Лучший наставник из всех, которые у меня были, включая моего отца.

— А сейчас ты у него тренируешься?

— Нет, — ответил Макс.

— Почему?

Макс пожал плечами:

— Он сказал, что больше ничему не может меня научить на тренировочной площадке. Все остальное я узнаю сам на поле боя.

Тави кивнул и задумчиво пожевал нижнюю губу.

— А как он относится к Короне?

— Он истинный приверженец дома Гая и власти Первого лорда. Но мне кажется, самого Гая он презирает.

— И почему же?

Макс пожал плечами, но ответил с полной уверенностью:

— Что-то между ними произошло. Я не знаю подробностей. Но с предателями Короны сэр Недус никаких дел не имеет. Он очень порядочный и надежный человек. — Макс кивком показал на большой, красивый дом, который, однако, казался совсем маленьким по сравнению со своими соседями. — Это здесь.

Но когда они постучали, им сообщили, что сэра Недуса и его гостей нет дома. Тави показал привратнику письмо от своей тети, тот кивнул и вернулся с другим письмом, которое протянул Тави.

Тави взял его и прочитал, когда они пошли назад по улице.

— Она… о великие фурии, Макс. Она на садовом приеме, который устраивает лорд Калар.

Макс удивленно приподнял брови:

— Правда? Из того, что ты про нее говорил, я сделал вывод, что она не любительница подобных развлечений.

— Не любительница, — хмурясь, подтвердил Тави.

— Могу побиться об заклад, что Лига Дианы накинется на нее, точно стая злобных щук. — Макс взял письмо, прочитал его и тоже нахмурился. — Она пишет, что надеется получить возможность посмотреть дворец в компании с одним из верховных лордов. — Макс прищурился. — Но верховных лордов пускают во дворец во время Зимнего фестиваля только тогда, когда им назначена аудиенция у Первого лорда.

— Она пытается попасть к Гаю, — тихо сказал Тави. — Она не может сказать это прямо из опасений, что письмо попадет не в те руки. Но именно по этой причине она меня искала. Чтобы попасть к Гаю.

— Но это невозможно, — тихо сказал Макс.

— Я знаю, — так же тихо ответил Тави. — В этом-то и проблема.

— Что?

— Моя тетя… понимаешь, у меня такое впечатление, будто моя тетя и сэр Недус одинаково относятся к Гаю. Она никогда не хотела даже на милю к нему приближаться.

— В таком случае почему она пытается встретиться с ним сейчас? — спросил Макс.

Тави пожал плечами:

— Ей отчаянно нужно его повидать, иначе она не стала бы этого делать. Зашифрованные письма. Она остановилась в доме человека, верного Короне, а не в крепости — и отправилась на светский прием.

— Да еще в дом Калара. Это опасно.

Тави задумчиво нахмурился:

— Калар и Аквитейн являются самыми могущественными верховными лордами — и соперниками. Оба одинаково ненавидят Гая. А моя тетя пользуется его расположением.

— Да, вряд ли ее там ждет теплый прием, — сказал Макс.

— Она должна это понимать. Зачем она туда отправилась? — Он сделал глубокий вдох. — Никак не могу понять, но это меня ужасно беспокоит. Я… похоже на Второе кальдеронское сражение. Интуиция вопит не своим голосом, что речь идет об очень важных вещах.

Макс целую минуту разглядывал Тави, затем кивнул:

— Может, ты и прав. Со мной такое бывало на Стене пару раз. Жуткие были ночи. Но твоя тетя не попадет к Гаю, Тави. Ее даже ко мне не пропустят. Киллиан и слышать об этом не захочет.

— А ей и не нужно, — ответил Тави. — Идем.

— Куда? — весело поинтересовался Макс.

— В дом Калара, — сказал Тави. — Я с ней поговорю. Я смогу передать от нее сообщение Первому лорду. Мы не откроем ей тайну, Киллиан будет счастлив, а если у нее что-то серьезное, тогда…

— Что тогда? — спросил Макс. — Ты собираешься отдать королевский приказ, чтобы решить ее проблему? — Макс встретился глазами с Тави. — Если честно, я ужасно боюсь, Тави. Что бы я ни делал, когда изображаю из себя Гая, с последствиями придется разбираться ему. Я же не Первый лорд. Я не обладаю властью, чтобы приказать легионам действовать или отправить помощь от имени Короны.

Тави нахмурился:

— Киллиан скажет, что легионы и легат-казначей этого не знают.

— Достаточно того, что мне это известно, — фыркнув, заявил Макс.

Тави покачал головой:

— Неужели ты думаешь, Гай предпочел бы, чтобы мы стояли в сторонке и ничего не делали, в то время как его землям и подданным угрожает опасность?

Макс наградил Тави кислым взглядом.

— У тебя по риторике оценки лучше, чем у меня. Я не собираюсь в это ввязываться вместе с тобой. Что бы ты ни сказал, я не намерен заниматься политической игрой и отдавать приказы от имени Гая. Нарушать правила Академии, чтобы защитить семьи студентов от неприятностей, — это одно, а посылать людей на смерть — совсем другое.

— Отлично. Пойдем поговорим с моей тетей, — сказал Тави. — Узнаем, что происходит. Если это что-то серьезное, сообщим Киллиану, и пусть они с Майлсом решают, что делать дальше. Согласен?

Макс кивнул:

— Согласен. Но, надеюсь, Бренсис не заметит тебя на приеме своего отца.

— Я совсем о нем забыл, — раздраженно буркнул Тави.

— И зря, — сказал Макс. — Тави, я давно хотел с тобой о нем поговорить. Мне кажется, Бренсис не совсем нормальный. Ты это знал?

— На голову? — нахмурившись, спросил Тави.

— Да, — ответил Макс. — Он опасен. Вот почему я всегда стараюсь хорошенько ему врезать, когда мне представляется такая возможность. Чтобы он понял, что должен меня опасаться и держаться подальше. По сути своей он трус, но тебя он не боится. Ему нравится думать о том, как он причиняет тебе боль, — а ты собираешься войти в его дом.

— Я его не боюсь, Макс.

— Я знаю, — ответил Макс. — Идиот.

Тави вздохнул:

— Если тебе будет легче, мы войдем и сразу же выйдем. Чем быстрее мы вернемся в цитадель, тем меньше шансов, что Киллиан нас прикончит.

— Хорошая мысль, — сказал Макс. — Так он прикончит нас только чуть-чуть.

ГЛАВА 24

Тави остановился около особняка лорда Калара и, хмурясь, довольно долго его разглядывал. Если бы он не провел так много времени во дворце Первого лорда в цитадели, особняк Калара произвел бы на него огромное впечатление. Тави подумал, что он слишком большой. Весь Бернардгольд — теперь Исанагольд, напомнил он себе — мог бы поместиться внутри него, и еще осталось бы место для пастбищ для овец. Особняк был роскошно отделан, освещен и украшен, с великолепным садом и прочими прелестями, и Тави невольно вспомнил шлюх с ярко накрашенными лицами, в безвкусной одежде, с фальшивыми улыбками и холодными глазами, которых он видел у реки.

Он глубоко вздохнул и направился к дому по дорожке, украшенной двойным рядом статуй. Четыре человека в простой одежде прошли мимо него. У них были жесткие лица, настороженные глаза, и Тави заметил рукоять меча под плащом третьего мужчины. Он поглядывал на них по дороге к особняку и увидел, как к ним навстречу выбежал испуганный слуга, который подвел четырех оседланных лошадей.

— Видел? — прошептал Макс.

Тави кивнул:

— Не очень они похожи на гостей аристократов, верно?

— Они похожи на наемных убийц, — сказал Макс.

— Но лакей привел им лошадей, — прошептал Тави. — Думаешь, убийцы?

— Возможно.

Четверо мужчин вскочили в седла, один из них что-то тихо сказал, и они тут же пришпорили своих коней.

— Спешат, — заметил Макс.

— Наверное, спешат пожелать кому-то веселого Зимнего фестиваля, — сказал Тави.

Макс только фыркнул в ответ.

Швейцар, высоко подняв голову, вышел вперед, чтобы их встретить.

— Прошу меня простить, юные господа. Это частный прием.

Тави кивнул и сказал:

— Разумеется, сэр. — Он показал на почтовую сумку из тонкой голубой с алой отделкой кожи с золотым изображением королевского орла, в которой обычно носил документы. — Я доставляю сообщения от его величества.

У швейцара немножко поубавилось спеси, и он сказал:

— Конечно, сэр. Я с удовольствием передам письма вместо вас.

Тави улыбнулся ему и пожал плечами.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но мне приказано передать их в руки получателя. — Он махнул рукой, показывая на Макса. — Тут, наверное, что-то очень важное, ибо капитан Майлс даже приставил ко мне стражника.

Швейцар нахмурился, глядя то на одного, то на другого, а затем сказал:

— Хорошо, юный сэр. Прошу вас, следуйте за мной, я провожу вас в сад, а ваш спутник подождет здесь.

— Я пойду с ним. Приказ, — заявил Макс ровным, уверенным голосом.

Швейцар облизнул губы и кивнул:

— А, да. Сюда, пожалуйста, господа.

Он провел их по таким же роскошным, как и вход в дом, коридорам в сад. Тави шагал за ним, напустив на себя скучающий вид. Сапоги Макса стучали по полу, выбивая равномерный, уверенный ритм марширующего легионера.

Швейцар — или, точнее, мажордом, решил Тави — остановился у входа и повернулся к Тави. У него за спиной мерцали разноцветные огни, постоянно менявшие свои оттенки, в саду слышались разговоры, звучала музыка. Запахи еды, вина и духов долетали даже сюда, ко входу в сад.

— Если вы назовете имя того, кому адресовано письмо, я попрошу нашего гостя подойти сюда и получить его.

— Разумеется, — ответил Тави. — Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы пригласили стедгольдера Исану.

Мажордом поколебался немного, и Тави заметил неуверенность в его глазах.

— Стедгольдера здесь нет, юный господин, — сказал он. — Она уехала четверть часа назад.

Тави нахмурился и переглянулся с Максом.

— Правда? По какой причине?

— Я не знаю, юный господин, — ответил мажордом.

Макс едва заметно кивнул Тави и заявил:

— Второе послание адресовано верховной леди Плациде. Приведи ее сюда.

Мажордом окинул Макса подозрительным взглядом и посмотрел на Тави.

— Прошу вас, пригласите ее, пожалуйста, сэр.

Тот задумчиво поджал губы и кивнул:

— Как пожелаете, юный господин. Минуту, — и исчез в саду.

— Леди Плацида? — прошептал Тави Максу.

— Я ее знаю, — ответил Макс. — Ей наверняка известно, что происходит.

— Нам нужно поговорить с ней наедине, — сказал Тави.

Макс кивнул, сосредоточился и едва заметно махнул рукой.

Тави почувствовал неожиданно возникшее давление на уши, сначала сильное и неприятное, но постепенно оно отступило.

— Готово, — доложил Макс.

— Спасибо, — сказал Тави, а через секунду появилась высокая женщина с суровым, холодным лицом, в простых, но изящных украшениях и роскошном платье густого, приятного зеленого цвета.

Рядом с ней вышагивал мажордом. Она остановилась, изучая их, и Тави почувствовал ее взгляд, точно прикосновение руки. Она нахмурилась, потом еще сильнее, когда увидела Макса. Леди Плацида что-то сказала мажордому и едва заметно пошевелила рукой, отпуская его, а затем подошла к ним.

Она ступила в круг, защищенный Максом от подслушивания с помощью фурий ветра, и удивленно подняла брови. Затем сделала шаг вперед, остановилась перед Тави и сказала:

— Никакого послания от Первого лорда нет, не так ли?

Тави открыл свою сумку и протянул ей сложенный листок бумаги. На нем ничего не было написано, но Тави не хотел вызывать подозрения у тех, кто за ними наблюдал.

— Нет, ваша светлость, боюсь, что нет.

Она взяла листок бумаги, развернула его и посмотрела, сделав вид, будто читает.

— О, как я люблю Зимний фестиваль в столице! Добрый вечер Максимус.

— Добрый вечер, миледи. У вас очень красивое платье.

Уголок ее рта дрогнул в мимолетной улыбке.

— Я рада, что ты воспользовался моим советом и научился делать дамам комплименты.

— Я понял, это самая эффективная тактика, миледи, — ответил Макс.

Леди Плацида изогнула бровь и сказала:

— Я собственными руками создала чудовище.

— Дамы иногда кричат, — важно сказал Макс. — Но если не считать этого, я не готов признать себя чудовищем.

В глазах леди Плациды появилось жесткое выражение.

— Что само по себе чудо. Я знаю, твой отец на Стене, но я рассчитывала увидеть здесь твою мачеху.

— Ей запретили, — ответил Макс. — Точнее, мне так одна птичка нашептала.

— Они не пишут, — сказала леди Плацида. — Впрочем, думаю, от них нечего этого ждать. — Она сложила «письмо» и улыбнулась Максу. — Я рада тебя видеть, Максимус. Но не мог бы ты мне объяснить, что заставило тебя публично объявить, что я связана с Первым лордом, да еще в присутствии половины лордов Совета и членов Сената?

— Ваша светлость, — вмешался Тави. — Я пришел сюда, чтобы поговорить со своей тетей Исаной. Мне кажется, у нее серьезные проблемы, и я хочу ей помочь.

— Так это ты, — пробормотала леди Плацида и задумчиво прищурилась.

— Тави из Кальдеронской долины, ваша светлость, — представил Тави Макс.

— Прошу вас, миледи, — сказал Тави, — не могли бы вы нам рассказать, что вам о ней известно?

— Вы окажете мне услугу, леди, — сказал Макс и положил руку на плечо Тави.

Брови леди Плациды удивленно изогнулись, когда она увидела этот жест, затем она внимательно взглянула на Тави.

— Она была здесь вместе с куртизанкой из Амаранта, Серай. Они разговаривали с несколькими людьми.

— С кем? — спросил Тави.

— Со мной, с леди Аквитейн, с некоторыми аристократами и влиятельными людьми. И с лордом Каларом.

— С Каларом? — спросил Тави и нахмурился.

В саду раздался резкий мужской голос, за которым последовали вежливые поздравления и аплодисменты.

— Ну, похоже, Бренсис выиграл дуэль на право называться гражданином, — сказала леди Плацида. — Какая неожиданность!

— Бренсис не в состоянии даже стадо овец победить на дуэли, — фыркнул Макс. — Терпеть не могу показные дуэли.

— Миледи, прошу вас, — взмолился Тави. — Вы знаете, почему они так рано ушли с приема?

Леди Плацида покачала головой:

— Точно не знаю. Но перед самым уходом у них состоялся весьма неприятный разговор с лордом Каларом.

Тави повернул голову и посмотрел в боковой коридор, словно почувствовал, что привлек чье-то внимание. Примерно в десяти футах от него стояли два молодых человека, которых Тави сразу же узнал. Они были в своих лучших костюмах, но светловолосого, с водянистыми глазами Вариена и мрачного Ренцо ни с кем нельзя было спутать.

Вариен мгновение тупо смотрел на Тави, потом перевел взгляд на Макса. После этого он что-то прошептал Ренцо, и они поспешно умчались в сад. Сердце отчаянно забилось в груди Тави. Он понял, что их ждет.

— Насколько неприятным был разговор? — спросил Макс.

— Он при всех ударил Серай. — Леди Плацида поджала губы, и они превратились в тонкую линию. — Терпеть не могу мужчин, которые бьют женщин только потому, что считают, будто им это позволено.

— Я знаю, что с такими можно сделать, — прорычал Макс.

— Будь осторожен, Максимус, — тут же предупредила его леди Плацида. — Следи за тем, что говоришь.

— Вороны! — вздохнул Тави.

Оба замолчали и удивленно уставились на него.

— Вы сказали, они поспешно покинули прием, миледи? — спросил Тави.

— Да, они очень спешили, — ответила леди Плацида.

— Макс, — сказал Тави, чувствуя, как отчаянно бьется сердце у него в груди, — те головорезы, которых мы видели, когда сюда пришли. Они отправились за моей тетей.

— Кровавые вороны! — сказал Макс. — Ария, прошу вас, извините нас, но мы должны идти.

Леди Плацида кивнула и сказала:

— Будь осторожен, Максимус. Я обязана тебе жизнью моего сына и буду очень огорчена, если мне не удастся отдать долг.

— Вы меня знаете, ваша светлость.

— Знаю, — не стала спорить леди Плацида.

Она кивнула Тави, снова улыбнулась Максу и отвернулась, махнув им рукой так же, как некоторое время назад мажордому.

— Идем, — напряженным голосом позвал Тави и помчался к выходу из дома. — Нам нужно спешить. Ты можешь нас туда доставить побыстрее?

Макс поколебался всего мгновение, потом ответил:

— Не на такое близкое расстояние. Если я использую магию ветра, мы наверняка врежемся прямо в дом. — Он покраснел и добавил: — Это не самое мое сильное место.

— Вороны! — вздохнув, сказал Тави. — А себя ты мог бы туда отнести?

— Да.

— Иди. Предупреди их. Я догоню тебя, как смогу.

— Тави, мы не знаем наверняка, что те люди охотятся на нее, — заметил Макс.

— Но и обратного мы не знаем. Она моя семья. Если я ошибся и с ней все в порядке, сможешь потешаться надо мной целый год.

Макс кивнул, когда они вышли из двери.

— Как она выглядит?

— Длинные волосы, темные, с седыми прядями, очень худая, выглядит лет на двадцать.

Макс остановился.

— Хорошенькая?

— Макс, — прорычал Тави.

— Ладно, ладно, — сказал Макс. — Увидимся.

Он сделал пару больших шагов, подпрыгнул и поднялся в воздух, когда неожиданный порыв ветра подхватил его и унес в ночное небо. Все это время Макс держал руку на рукояти своего меча.

Тави с грустью посмотрел ему вслед, чувствуя, как его охватывают страх, беспокойство и страшная зависть, которую он постоянно от себя гнал. Из всех жителей королевства, сравнительно немногие владели таким могуществом, что могли заставить фурий ветра отправить их в полет. Многие молодые люди погибали во время несчастных случаев, связанных с магией ветра, это происходило чаще, чем с остальными видами магии, когда они пытались повторить «подвиги» тех, кто мог подняться в небо. Так что не один Тави им завидовал. Но возможная опасность, угрожавшая тете Исане, заставила его особенно горько пожалеть о том, что он лишен магических способностей.

Однако переживания не помешали ему тут же сорваться с места и поспешить к дому сэра Недуса. Он, конечно, не мог состязаться в скорости с Максом, но и медлить не имел права. Ведь опасность угрожала тете Исане. Он всегда был хорошим бегуном, а за время, проведенное в столице, стал выше на несколько дюймов и сильнее, учитывая его напряженную жизнь и необходимость постоянно выполнять поручения Первого лорда. В городе всего несколько человек могли бы посоревноваться с ним в беге, не прибегая к помощи фурий, но их было мало. Юноша, казалось, летел по ярко освещенной и празднично украшенной Садовой улице.

Если это действительно убийцы, они почти наверняка умелые мечники и маги металла, которым под силу одержать верх над самыми сильными и талантливыми фехтовальщиками, не обладающими магией металла. Судя по их виду, они явно обладают немалым опытом и хорошо действуют вместе. Если бы там был всего один такой человек, Тави мог бы незаметно к нему подобраться или придумать какой-нибудь маневр, чтобы застать его врасплох. Но с четырьмя об этом даже мечтать нечего — а простое нападение на них, даже если бы он был вооружен не только кинжалом, означало самоубийство.

По личному опыту, приобретенному на тренировках, Тави знал, что Макс из тех воинов, кто может войти в легенды и баллады — или погибнуть из-за глупой самоуверенности, прежде чем до этого дойдет. Макс мастерски владел клинком, но тренировочный зал не имеет ничего общего с улицей, а партнеры во время учебных поединков ведут себя совсем не так, как наемные убийцы. Даже опыт, приобретенный Максом на службе в легионах, мог не подготовить его к грязным методам ведения боя, принятым на улицах столицы. Макс обладал уверенностью, какую Тави редко встречал у других людей, разве что у Первого лорда, но он боялся за своего друга.

Но еще больше он боялся за тетю. Тави знал, что Исана всю жизнь провела в стедгольде и не имеет ни малейшего представления о том, какие опасности могут поджидать ее в столице. Ему казалось невозможным, что она стала бы водить компанию с куртизанкой, если бы знала, чем та занимается. А еще он понимал, что она не могла появиться здесь без сопровождения или стража, в особенности если учесть, что она прибыла по приглашению Гая. Вне всякого сомнения, с ней должен был приехать ее младший брат Бернард — по меньшей мере. И почему Первый лорд не приказал Амаре или кому-нибудь из курсоров находиться с ней рядом, пока она гостит во дворце? Гай не мог вызвать ее в столицу, а потом допустить, чтобы с ней что-нибудь случилось. Она слишком важный символ его власти.

Значит, где-то по пути связь нарушилась, Исана подвергается опасности, она уязвима, осталась без охраны, возможно, рядом с человеком, который причинит ей вред. Как только Тави ее найдет, он немедленно доставит ее во дворец, где ей ничто не будет угрожать. Даже несмотря на то, что он не может рассказать ей, что произошло, в интересах Гая защищать ее, и Тави не сомневался, что сумеет уговорить Киллиана поселить ее в гостевых апартаментах, где Королевская гвардия сможет уберечь ее от смертельной опасности.

Если, конечно, с ней все в порядке.

Тави окатила волна холодного страха, заставив бежать еще быстрее, забыв об усталости, думая только о благополучии женщины, вырастившей его как родного сына.

Когда Ренцо вышел из-за стоявшей без кучера кареты, Тави заметил его лишь в последний момент перед тем, как тот размахнулся своей могучей рукой. Тави выставил обе руки, но удар его противника, усиленный фуриями, оказался слишком мощным, и Тави отлетел к каменной стене громадного особняка.

Ему удалось не удариться головой и не сломать плечо, но он все равно рухнул на землю. Он почувствовал во рту привкус крови и увидел, что Ренцо стоит над ним в своей коричневой тунике, свинячьи глазки прищурены, обе руки размером с окорока сжаты в кулаки.

Кто-то захихикал, и Тави, повернув голову, увидел, что из того же укрытия к нему направляется Вариен.

— Отличный удар, — заявил он. — Ты только посмотри на него. Думаю, он сейчас заплачет.

Тави проверил, как действуют руки и ноги, затем, опираясь о землю, встал. Его страх, беспокойство и унижение превратились в нечто, составленное из острых краев и зазубренных клинков. Его тете угрожала опасность. Вполне возможно, королевство в опасности, а два высокомерных болвана выбрали этот момент из всех возможных, чтобы помешать ему исполнить свой долг.

— Вариен, у меня нет времени на глупости, — спокойно сказал Тави.

— Тебе не придется долго ждать, — насмешливо сказал Вариен. — Я перенес нас двоих сюда, но скоро здесь будет Бренсис, который хочет поговорить с тобой о твоем возмутительном поведении, когда ты заявился без приглашения в его дом.

Тави выпрямился и повернулся лицом к Вариену и Ренцо. Когда он заговорил, он услышал чужой голос, жесткий, холодный и властный.

— Убирайтесь с моей дороги. Оба.

Ухмылка сползла с лица Вариена, и он, удивленно моргая, уставился своими маленькими голубыми глазками на Тави. Помолчав немного, он собрался что-то сказать.

— Еще раз откроешь рот, — предупредил его Тави тем же ледяным тоном, — и я сломаю тебе челюсть. Отойди в сторону.

На лице Вариена появился страх, который тут же сменил гнев.

— Ты не имеешь права так со мной разговаривать, мал…

Тави выбросил вперед ногу в сапоге и с силой врезал ему в живот. Вариен сложился пополам, прижимая к животу руки. В следующее мгновение Тави схватил его за волосы и, воспользовавшись всем весом своего тела, прижал к камням мостовой, так что их общий вес обрушился на подбородок Вариена. Раздался противный треск, и Вариен завопил от боли.

Тави снова вскочил на ноги, и его наполнили дикий восторг и радость победы. Ренцо бросился вперед и попытался нанести Тави удар, но тот нырнул под его руку и нанес ему вертикальный удар кулаком, одновременно выбросив вперед ногу. Вся сила его тела сосредоточилась на челюсти Ренцо, голова которого дернулась назад и вверх, но он не упал. Покачиваясь и удивленно моргая, Ренцо замахнулся громадным кулаком, собираясь нанести Тави ответный удар.

Тави сжал зубы, сделал шаг в сторону и врезал ему ногой по колену. Послышался громкий треск, Ренцо взвыл и упал, с проклятиями прижимая руки к поврежденному колену.

Тави выпрямился и посмотрел на пару задир, которые мучили его, а теперь катались по земле и выли от боли. Их крики уже начали привлекать внимание жителей близлежащего особняка и прохожих. Кто-то уже наверняка вызвал гражданских легионеров, и Тави знал, что они скоро будут здесь.

Вопли Вариена превратились в стоны боли. Состояние Ренцо было не лучше, но он сжал зубы, пытаясь сдержать крики, и они вырывались, словно жалобы раненого животного. Тави посмотрел на них. Он видел ужасные вещи во время Второго кальдеронского сражения. Видел, как Дорога ехал на своем громадном гарганте по морю сгоревших или истекающих кровью трупов маратов, когда раненые кричали от боли, глядя в бесстрастное небо. Он видел тучи воронов Алеры, которые спускались на поле боя, чтобы попировать на телах мертвых и умирающих солдат, маратов и алеранцев, не обращая внимания на то, что некоторые из их жертв еще были живы. Тави видел красные от крови стены гарнизона. Видел растоптанных, задушенных, проткнутых пиками мужчин и женщин, сражавшихся за свою жизнь, и ему довелось бежать по теплым лужам крови, залившим поле сражения.

Некоторое время его преследовали кошмары. Сейчас они приходили реже, но он ничего не забыл. Слишком часто он ловил себя на том, что вспоминает ужасы того сражения, охваченный отвращением и одновременно зачарованный жуткими картинами. Тави видел страшные вещи. Он смотрел им в лицо. Он их ненавидел, и они продолжали приводить его в ужас. Но он принял факт существования жутких разрушительных сил, не позволив им управлять его жизнью. Но здесь все было иначе.

Во время Второго кальдеронского сражения Тави никому не принес вреда, но боль, которую сейчас испытали Ренцо и Вариен, он причинил им собственными руками, по собственной воле, и это было его решение.

В том, что он с ними сделал, не было ничего достойного, и ему нечем было гордиться. Ослепительная радость, охватившая его во время короткой, жестокой драки с ними, исчезла. Он в каком-то смысле ждал этого момента — ждал мгновения, когда сможет использовать свои умения против тех, кто заставлял его чувствовать себя беспомощным и ничтожным. Тави ожидал, что испытает удовлетворение, будет гордиться своей победой. Но вместо этого ощутил лишь пустоту, заполненную тошнотворным отвращением. Он еще никого так сильно не бил, и каким-то непостижимым образом ему казалось, что он испачкался в грязи, словно лишился чего-то очень важного, о существовании чего до сих пор не знал.

Ему приходилось драться с другими мальчишками, иногда сильно. Лишь так он мог одержать над ними верх. Только отчаянно сражаясь, мог лишить их возможности использовать против него своих фурий, но он поступал так исключительно в тех случаях, когда другого выхода не было. Поэтому он их бил. Иногда жестоко. За несколько секунд он вспомнил боль и страдания, которые ему пришлось перенести за прошедшие годы.

Это было необходимо.

Но совсем не правильно.

— Извините, — тихо сказал Тави, хотя его тон все еще оставался ледяным. — Мне очень жаль, что пришлось это сделать.

Он собрался еще что-то сказать, но тряхнул головой, отвернулся и помчался в сторону особняка сэра Недуса. Он разберется с обвинениями Гражданского легиона, когда убедится, что с его тетей все в порядке.

Но не успел он пробежать нескольких шагов, как камни у него под ногами вздыбились, и его с силой отбросило на ближайшую стену. Это произошло стремительно и без предупреждения, и Тави ударился головой о камень, ослепнув от посыпавшихся из глаз искр. Он почувствовал, что надает, попытался встать, но чья-то рука грубо схватила его и легко швырнула на землю. Он пролетел несколько футов и рухнул на камни, а через некоторое время у него прояснилось перед глазами, он поднял голову и понял, что оказался в темном тупике между дорогой винной лавкой и магазином ювелира.

Каким-то необъяснимым образом вокруг него начал сгущаться туман, Тави заморгал, но туман становился все гуще и вскоре окутал его лицо. Тави встал на колени и тут увидел, что над ним стоит Калар Бренсис-младший в великолепном камзоле серо-зеленого цвета, с металлической диадемой на голове, украшенной зеленым камнем, и парадных драгоценностях на руках и шее. Волосы Бренсиса были заплетены в косу, какие носят воины в южных городах, на поясе висели меч и кинжал. В сузившихся злых глазах горел опасный огонь и нечто необъяснимое, чему Тави не мог найти имени.

— Итак, — тихо сказал Бренсис, в то время как туман продолжал сгущаться. — Ты решил посмеяться надо мной и пробраться на прием моего отца? Решил, будто это будет весело, да? Может, Даже вина выпил? И стащил что-нибудь ценное?

— Я доставил письмо от Первого лорда, — с трудом сказал Тави.

Впрочем, он мог и не утруждаться.

— А теперь выясняется, что ты напал и ранил моих друзей и любимых спутников. Хотя, думаю, ты заявишь, мол, тебя научил это сделать Первый лорд, так, трус?

— Бренсис, ты тут ни при чем, — сквозь стиснутые зубы сказал Тави.

— Очень даже при чем, — прорычал Бренсис. Туман уже превратился в густое одеяло и окутал их так плотно, что Тави видел лишь на пару шагов перед собой. — Мне твоя наглость надоела. — Бренсис вытащил меч, затем взял кинжал в левую руку. — С меня хватит.

Тави посмотрел в глаза Бренсиса, в которых пылал огонь, и поднялся на ноги.

— Не делай этого, Бренсис. Не будь дураком.

— Я не позволю, чтобы со мной в таком тоне разговаривал урод, у которого нет ни одной фурии! — взревел Бренсис и бросился на Тави, намереваясь вонзить меч ему в живот.

Тави вытащил свой кинжал, сумел отбить им атаку Бренсиса и оттолкнул острие его клинка в сторону. Но он знал, что ему просто повезло. Как только Бренсис начнет отчаянно размахивать своим оружием, его маленький кинжал окажется совершенно бесполезен. Поэтому Тави отскочил назад, отчаянно пытаясь найти выход из тупика. Его не было.

— Глупый урод, — улыбаясь, заявил Бренсис. — Я всегда знал, что ты трусливая, вонючая свинья.

— Сюда уже идут гражданские легионеры, — ответил Тави дрожащим голосом.

— Мне хватит времени, — сказал Бренсис. — В этом тумане никто ничего не увидит. — Его глаза горели безумной радостью. — Какое удивительное совпадение, что все произойдет именно сейчас.

Он снова бросился в атаку, направив сверкающий клинок на Тави. Тави поднырнул под него, но Бренсис поднял ногу, намереваясь ударить его в голову. Тави удалось принять удар на плечо, но он был усилен фуриями, и Тави покачнулся. Только стена лавки ювелира остановила его падение, мир вокруг начал отчаянно вращаться, а Бренсис поднял меч, готовясь нанести ему сильный, смертоносный удар.

Сработал инстинкт, и Тави сумел увернуться от опускающегося меча, но почувствовал обжигающую боль в левой руке. Он замахнулся кинжалом, целясь в правую руку Бренсиса, но тот легко, с презрительной ухмылкой избежал удара. Затем он поднял руку, шевельнул запястьем, и сильный порыв ветра швырнул Тави на землю и отбросил его вдоль переулка к стене тупика. Он попытался подняться на ноги, но ветер прижал его спиной к стене, из камня появились уродливые, бесформенные руки и схватили его запястья и ноги железной хваткой.

Бренсис спокойно подошел к Тави и с хитрым видом уставился на него. Он убрал кинжал и спокойно влепил Тави пощечину, затем тыльной стороной ладони ударил его по другой щеке. Его удары, нанесенные ладонью, были сильными, словно он бил Тави кулаками, и весь мир сузился до туннеля, заполненного высоким, надменным Каларом Бренсисом-младшим.

— Поверить не могу, насколько ты глуп. Неужели ты решил, будто можешь оскорблять и бросать мне вызов снова и снова? Неужели ты и в самом деле рассчитывал, что тебе это сойдет с рук? Ты ничто. И никто. Ты не маг. Даже не гражданин. Всего лишь любимая собачка выжившего из ума старика.

Бренсис прижал кончик своего меча к щеке Тави, и тот снова почувствовал сильную боль, кровь потекла по лицу. Бренсис не сводил глаз с Тави. Его глаза показались Тави… странными. Зрачки были слишком большими, а лицо блестело от пота. Изо рта несло вином.

Тави сглотнул и заставил себя думать.

— Бренсис, ты выпил, — сказал он. — Ты пьян. Ты принимал наркотики. И не понимаешь, что делаешь.

Бренсис снова влепил ему две унизительные пощечины.

— Позволю себе с тобой не согласиться.

У Тави кружилась голова, внутри все сжималось.

— Бренсис, остановись и подумай. Если ты…

На сей раз Бренсис ударил Тави кулаком в живот, и, хотя он успел напрячь мышцы и выдохнуть одновременно с ударом, чтобы смягчить его, он оказался таким сильным, какого Тави еще испытывать не доводилось.

— Не смей говорить мне, что я должен делать! — завизжал Бренсис, побледнев от ярости. — Ты будешь делать то, что я тебе скажу. И умрешь тогда, когда я пожелаю. — Он облизнул губы и сильнее сжал меч. — Ты даже представить себе не можешь, как долго я этого ждал.

В тумане за спиной Бренсиса послышался звон стали, покидающей ножны.

— Забавно, но я тоже этого ждал, — сказал Макс и вышел из тумана, держа в руке легионерский меч.

Бренсис замер и, не убирая меча от щеки Тави, оглянулся через плечо.

— Отойди от него, Бренсис, — сказал Макс.

Губы Бренсиса искривила насмешливая ухмылка.

— Ублюдок. Нет, Антиллар. Это ты отойди. Уходи, иначе я прикончу твоего дружка-уродца.

— Ты сказал, что в любом случае собираешься его прикончить, — заявил Макс. — Неужели ты считаешь меня полным идиотом?

— Отойди назад! — завопил Бренсис. — Я его убью! Прямо сейчас!

— Не сомневаюсь, что убьешь, — совершенно спокойно сказал Макс. — А потом я убью тебя. И ты это знаешь. Поэтому будь умницей. Уходи.

Тави увидел, что Бренсис начал дрожать, его глаза метались между ним и Максом, широко раскрытые, красные, горящие отчаянным, диким огнем, а в следующее мгновение он вдруг прищурился.

— Макс! — крикнул Тави, пытаясь предупредить друга.

В тот же момент Бренсис отвернулся от Тави, вытянул вперед руку, узкий переулок наполнился огнем, и разразился жуткий, смертоносный ураган, возникший из ниоткуда и набросившийся на Макса.

Целое мгновение Тави ничего не видел, потом внутри пламени появилась тень, темная, скорчившаяся, с поднятой рукой, чтобы защитить глаза. Огонь мгновенно погас, и Тави обнаружил, что Макс стоит на одном колене, прикрывая левой рукой глаза и сжимая в правой меч. Его кончик раскалился докрасна, одежда Макса кое-где почернела и сгорела, но он явно не пострадал и, снова вскочив на ноги, направился к Бренсису.

— Мог бы придумать что-нибудь получше, — спокойно сказал он.

Бренсис повернулся спиной к Тави и с рычанием уставился на Макса. Затем он махнул рукой, камни мостовой начали вырываться из земли и полетели в Макса тяжелым, смертельно опасным облаком.

Макс поднял левую руку и с мрачным выражением на лице сжал ее в кулак. Одна из каменных стен переулка тут же превратилась в воду и встала перед Максом, защищая его от камней. Они ударялись в землю, не долетев до него, и рассыпались на мелкие осколки. Через секунду стена вернулась в свое обычное состояние. Макс опустил руку, продолжая идти вперед.

Бренсис снова зарычал, и из земли начали вырываться новые камни. На сей раз их было намного больше, но Макс сделал резкий жест и небольшой штабель дров, аккуратно сложенный у одной из стен, и дюжина поленьев, каждое толщиной с бедро Тави, неожиданно ожили, изогнулись и помчались в сторону Бренсиса.

Бренсис выпустил камни, которые начал поднимать, и его меч превратился в сверкающую паутину. Каждое из поленьев он разрубил пополам, во все стороны полетели куски дерева. Макс бросился вперед, держа в руке меч, и Бренсис с отчаянным криком ярости и страха пошел ему навстречу. В переулке раздался звон стали, искры расцветали в облаках огненного дождя там, где клинок встречался с клинком. Они сталкивались, затем противники скользили мимо друг друга, поворачивались, снова поднимали оружие, и их движения были изящны и отточены, точно движения искусных танцоров.

Тави заметил, как после третьего выпада на лице Макса мелькнуло изумление. Он был умелым фехтовальщиком, но, видимо, недооценил Калара Бренсиса, который оказался равным ему по силе противником; они сделали еще несколько выпадов, звенела сталь, но крови так и не было.

А потом Бренсис, стоя лицом к Тави, мерзко улыбнулся, поднял руку и выбросил ее в сторону Тави. С кончиков его пальцев соскользнул огонь и помчался к беспомощному парню.

— Нет! — закричал Макс, повернулся, взмахнул рукой, и перед Тави возникла стена ветра, которая остановила пламя, прикрыв Тави, точно щитом, хотя воздух стал таким горячим, что он обжигал легкие.

— Макс! — завопил Тави.

Бренсис вонзил свой сверкающий меч Максу в спину, и его кончик вышел у него из живота.

Макс побледнел, и его глаза широко раскрылись от удивления.

Бренсис повернул меч раз, потом еще и вытащил его из тела Макса.

Макс выдохнул и упал на четвереньки. Неожиданная тишина воцарилась в переулке.

— Да, — сказал Бренсис, который тяжело дышал, глаза его сияли. — Наконец-то.

Он махнул рукой, и резкий порыв ветра набросился на спину Макса, разорвал рубашку и оставил у него на спине длинную, окровавленную рану.

— Мерзавец. Задавака. Такой уверенный в себе. — Бренсис снова пошевелил запястьем, открывая зажившие шрамы на спине Макса, заставляя его снова страдать от жуткой боли.

Макс застонал, каждый новый удар заставлял его опускаться все ниже и ниже. Но когда он поднял голову и посмотрел на Тави, на его лице застыли демонстративная решимость и одновременно страх и боль. Тави неожиданно почувствовал, что его запястья и ноги освобождаются от пут, и его собственный беспомощный страх и ярость взмыли на новые высоты, когда он понял, что Макс задумал.

Бренсис не обращал никакого внимания на Тави, сосредоточившись на Максе, одновременно выкрикивая в его адрес злобные оскорбления. Макс издал хриплый стон и почти полностью опустился на землю, а Тави вдруг понял, что он свободен и камень его больше не держит.

Он расставил ноги, перевернул кинжал, зажал клинок между пальцами и уверенным движением швырнул его в горло Бренсиса. Кинжал начал вращаться в воздухе, и Бренсис лишь в последний момент его увидел. Он отшатнулся, но клинок скользнул по его щеке, полилась кровь, а в следующее мгновение кинжал вонзился Бренсису в ухо.

Тави знал, что у него всего несколько секунд до того, как Бренсис придет в себя и прикончит их обоих. Он бросился вперед, перепрыгнул через Макса, врезался плечом в грудь Бренсиса, и оба рухнули на землю. Бренсис потянулся за своим кинжалом, но Тави с силой, рожденной отчаянием, вдавил палец ему в глаз, и Бренсис завопил.

Думать было некогда, времени на сложные тактические приемы не осталось. Драка была отвратительной, неукротимой, жестокой. Бренсис схватил Тави за горло свободной рукой и собрался сломать ему адамово яблоко, прибегнув к силе, рожденной магией фурий, но Тави вцепился зубами ему в предплечье и почувствовал, как кровь наполнила его рот. Бренсис снова закричал. Тави принялся наносить ему удары кулаками, превратившимися в мощные молоты, в то время как Бренсис пытался вытащить свой меч, но у него ничего не получалось на таком близком расстоянии от Тави.

Тави, продолжая наносить удары, издал боевой клич, ужас и страх придали ему новые силы. Бренсис попытался отползти в сторону, но Тави схватил его за косу и принялся колотить лицом о камни улицы, снова и снова прижимая его к мостовой, пока наконец тело под ним не обмякло и Бренсис не перестал сопротивляться.

В этот момент на голову Тави обрушился сильный удар, и он отлетел от Бренсиса.

Тави рухнул на землю, ничего не видя перед собой. Но он все-таки заставил себя поднять голову, в которой отчаянно пульсировала боль, и увидел, как из тумана появился мужчина, одетый в зелено-серый костюм. Тави с трудом узнал в нем лорда Калара.

Тот презрительно посмотрел на Тави, подошел к Бренсису и пнул сына носком сапога.

— Вставай, — сказал Калар, в голосе которого звенела ярость.

У него за спиной Тави разглядел жалкие, скорчившиеся фигуры Вариена и Ренцо, которые поддерживали друг друга, чтобы не упасть.

Бренсис пошевелился и медленно поднял голову. Потом он сел, и Тави увидел, что его лицо превратилось в маску из синяков, порезов и крови. Он открыл окровавленный рот, и Тави заметил сломанные зубы.

— Ты жалок, — заявил Калар, и в его голосе не прозвучало ни сострадания, ни беспокойства за сына. — У тебя была эта парочка. А ты позволил этому… маленькому ничтожеству, этому уроду себя победить.

Бренсис попытался что-то сказать, но с его губ сорвались лишь нечленораздельные звуки и стоны.

— Тебе нет оправданий, — сказал Калар. — Никаких. — Он посмотрел на двух юношей в дальнем конце переулка. — Никто не должен знать, что тебя, моего сына, победил жалкий урод. Никогда. Мы не можем допустить, чтобы известие о твоем унижении покинуло эту улицу.

У Тави сердце замерло в груди. Макс не шевелился, лежа в луже собственной крови, хотя и продолжал дышать. Тави попытался встать на ноги, но его затошнило, и он с трудом сдержал порыв рвоты. Он знал, что лорд Калар собирается их убить, и беспомощно смотрел, как он поднял руку и земля вокруг него начала дрожать.

Именно в этот момент переулок залил ослепительный золотой свет, который разогнал туман так стремительно, словно над столицей встало солнце. От яркого света у Тави заболели глаза, и он поднял руку, чтобы их прикрыть.

Плацида Ария, верховная леди Плацида, стояла в конце переулка, а у нее за спиной замерла половина центурии Гражданского легиона. Она подняла изящную руку параллельно земле, и Тави увидел у нее на запястье охотничьего сокола, сотканного из чистого золотого огня. Его сияние озаряло переулок и всех, кто в нем находился.

— Ваша светлость, — сказала леди Плацида, и ее голос прозвучал мелодично, точно серебряная труба, спокойно и уверенно. — Что здесь происходит?

Земля тут же перестала дрожать. Калар мгновение смотрел на Тави ничего не выражающими глазами, затем повернулся к леди Плациде и легионерам.

— Нападение, ваша светлость. Антиллар Максимус напал и сильно ранил моего сына и его товарищей по Академии.

Леди Плацида прищурилась.

— Правда? — Она перевела глаза с Калара на мальчиков, лежащих на земле, потом на Бренсиса, Ренцо и Вариена. — И вы это видели?

— Самый конец, — сказал Калар. — Я видел, что они сражались на мечах. Антиллар пытался убить моего сына после того, как он жестоко избил его товарищей. Мой сын и его друзья могут все это подтвердить.

— Не… нет, — заикаясь, сказал Тави. — Все было не так.

— Мальчишка, — рявкнул Калар, не скрывая ярости. — Это дело, касающееся граждан королевства. Попридержи язык.

— Нет! Вы не… — Неожиданно воздух будто сжал горло Тави, заставив его замолчать.

Он поднял голову и увидел, что Калар нахмурился.

— Юноша, — холодно сказала леди Плацида. — Ты будешь молчать. Верховный лорд прав. Это дело касается граждан королевства. — Она секунду смотрела на Тави, и он увидел, как по ее лицу промелькнуло новое выражение, извинение, как ему показалось. Следующие слова прозвучали сдержаннее, и тон был не таким ледяным. — Ты должен хранить молчание. Ты меня понял?

Давление в горле отступило, и Тави снова смог дышать. Он мгновение смотрел на леди Планиду, а затем кивнул.

Она кивнула ему в ответ, затем повернулась к мужчине, стоявшему рядом.

— Капитан, если позволите, я займусь ранениями участников столкновения, а затем вы отведете обвиняемого в тюрьму.

— Разумеется, миледи, — ответил легионер, — мы признательны вам за помощь.

— Спасибо, — сказала она ему и направилась к Тави и Максу.

В этот момент Калар повернулся к ней, загородив ей дорогу. Плацида была на несколько дюймов выше, и она посмотрела на него сверху вниз со спокойным, непроницаемым выражением лица. Огненный сокол у нее на запястье беспокойно расправил крылья, и на землю посыпались ослепительные искры.

— Да, ваша светлость?

— Ты не хочешь, чтобы я стал твоим врагом, женщина, — тихо сказал Калар.

— Учитывая все, что мне о вас известно, ваша светлость, мне трудно себе представить, кем еще вы можете быть.

— Уходи, — сказал он, и в его голосе зазвучали повелительные нотки.

Леди Плацида рассмеялась ему в лицо весело и одновременно презрительно.

— Довольно странно, что Антиллар Максимус смог нанести все эти раны голыми руками. Да будет вам известно, что он наделен значительной магической силой.

— Он ублюдок вонючего варвара. От него еще и не такого можно ожидать, — ответил Калар.

— А также разбитые костяшки пальцев после столь варварской драки. Но его руки остались целыми и невредимыми. А все раны Антиллара почему-то у него на спине.

Калар в безмолвной ярости смотрел на нее.

— Странно, что руки другого юноши находятся в ужасающем состоянии, ваша светлость. На обеих разбиты костяшки пальцев. Необычно, верно? Можно подумать, будто юноша из Кальдерона сумел справиться не только с вашим сыном, но и с двумя его друзьями. — Она с притворно задумчивым видом поджала губы. — Если я не ошибаюсь, юноша из Кальдерона не наделен никаким магическим даром, так ведь?

Глаза Калара горели злобным огнем.

— Ах ты, наглая сука. Я…

Серые глаза леди Плациды оставались спокойными и жесткими, словно далекие горы.

— И что вы сделаете, ваша светлость? Бросите мне вызов и предложите сразиться на дуэли?

— Ты спрячешься за спину своего мужа, — насмешливо заявил Калар.

— Ничего подобного, — ответила леди Плацида. — Я готова сразиться с вами на дуэли здесь и сейчас, если таково желание милорда. Я не новичок в подобных вещах. Надеюсь, вы помните мою дуэль на право стать гражданкой королевства.

Щека Калара начала подергиваться.

— Да, вы помните, — заметила леди Плацида и взглянула на Бренсиса и его дружков. — Займитесь сыном, ваша светлость. Этот бой закончен. А посему не будете ли вы так любезны отойти в сторону и позволить мне оказать помощь раненым… — Это прозвучало как вежливый вопрос, но она не отвела глаз от Калара.

— Я этого не забуду, — пробормотал Калар и сделал шаг в сторону. — Обещаю.

— Вы не поверите, как мало это для меня значит, — ответила леди Плацида и, не глядя на него, прошла мимо, только огненный сокол оставлял за собой сияющий след.

Она подошла к Тави и Максу и с деловым видом посадила сокола на землю рядом с собой. Тави наблюдал за тем, как Калар помог своему сыну подняться на ноги и увел его вместе с дружками из переулка.

Тави медленно выдохнул и сказал:

— Они ушли, ваша светлость.

Леди Плацида кивнула. На мгновение ее глаза стали ледяными, когда она увидела открытые шрамы на спине Макса, затем она обнаружила рану от меча и поморщилась.

— Он будет жить? — спросил Тави.

— Думаю, да, — ответила она. — Он сумел закрыть самые худшие раны сам. Но ему все еще угрожает опасность. Хорошо, что я последовала за Каларом, когда он покинул свой дом.

Она положила руку на рану, затем подсунула другую руку под Макса, на место, откуда вышел меч, закрыла глаза на пару безмолвных мгновений, потом осторожно убрала руки. Рана от меча пропала, а на ее месте появилась розовая кожа и шрам.

Тави удивленно заморгал и сказал:

— Вы даже не воспользовались ванной с водой.

Леди Плацида едва заметно улыбнулась:

— У меня ее не было под рукой. — Она взглянула на легионеров и спросила: — Что на самом деле здесь произошло?

Тави рассказал ей о драке, постаравшись сделать это спокойно и точно.

— Ваша светлость, — добавил он, — очень важно, чтобы Макс вернулся в цитадель вместе со мной. Прошу вас, нельзя, чтобы его сегодня арестовали.

Она покачала головой:

— Боюсь, это невозможно, молодой человек. Максимуса обвинили в преступлении верховный лорд и три гражданина. Я уверена, любой здравомыслящий судья его отпустит, но избежать следствия и суда невозможно.

— Но он не может. Только не сейчас.

— Почему же? — спросила леди Плацида.

Тави в отчаянии молча на нее смотрел.

— Тебе ничего не грозит, по крайней мере в том, что касается обвинений по закону, — сказала леди Плацида. — Калар ни за что не позволит своему сыну обвинить тебя в том, что ты избил его до полусмерти.

— Меня совсем не это беспокоит, — сказал Тави.

— Тогда что?

Тави почувствовал, что краснеет, и отвернулся от леди Планиды.

Она вздохнула.

— Думаю, вы оба должны быть благодарны, что остались живы, — сказала она. — Это настоящее чудо.

— Тави! — позвал Макс слабым, едва слышным голосом.

Тави тут же повернулся к другу.

— Я здесь. Ты как?

— Бывало и хуже, — пробормотала Макс.

— Максимус, — твердо заявила леди Плацида, — ты должен молчать, пока мы не уложим тебя в нормальную постель. Даже если она окажется в камере. Ты серьезно ранен.

Макс едва заметно покачал головой:

— Нужно сказать ему, ваша светлость. Пожалуйста. Наедине.

Леди Плацида удивленно подняла бровь, потом кивнула и встала. По ее знаку сокол взлетел с земли и вдруг исчез. Она спокойно вернулась к легионерам и заговорила с ними.

— Тави, — сказал Макс. — Я был у сэра Недуса.

— И что? — Тави наклонился поближе, в голове его в такт биениям сердца пульсировала боль.

— Напали перед его домом. Сэр Недус мертв. Кучер тоже. Куртизанка. И убийцы.

Внутри у Тави все похолодело.

— Тетя Исана?

— Я не видел ее, Тави. Она пропала. Там был кровавый след. Возможно, ее куда-то забрали.

Он собрался сказать еще что-то, но у него закрылись глаза.

Тави молча смотрел на друга, когда вокруг него собрались легионеры и понесли его в тюрьму. После этого он отправился к дому сэра Недуса и обнаружил, что там уже появился Гражданский легион. Все тела сложили в один ряд. Среди них его тети не было.

Она пропала. Возможно, ее куда-то увезли. Она могла уже быть мертва.

Макс, единственный человек, который мог изображать Гая, в тюрьме. Без него в качестве двойника Гая королевство, возможно, ждет гражданская война, грозящая страшными бедами им всем. А привело к этому решение, принятое Тави.

Он повернулся и зашагал, медленно, страдая от боли, в сторону цитадели. Он должен был рассказать Киллиану о том, что произошло.

Потому что больше он ничего не мог сделать для своей семьи, своего друга и своего короля.

ГЛАВА 25

Амару разбудило чье-то прикосновение к щиколотке. Она ударила ногой и услышала тихий шорох — какое-то существо убегало прочь. Мышь или крыса. На ферме их всегда было полно, сколько бы кошек или фурий ни использовали в борьбе с ними. Она села и потерла лицо руками.

Большой зал дома был полон ранеными. Кто-то успел развести огонь в очагах, расположенных в противоположных сторонах зала, у входных дверей замерли стражи. Амара встала и потянулась, глядя по сторонам, пока не обнаружила Бернарда, стоявшего возле дверей. Он о чем-то негромко беседовал с Джиральди. Она направилась к ним, обходя лежащих прямо на полу раненых.

— Графиня, — приветствовал ее Бернард, вежливо склонив голову. — Вам бы следовало отдыхать.

— Я в порядке, — ответила она. — Сколько я спала?

— Около двух часов, — ответил Джиральди, почтительно коснувшись пальцем края шлема. — Видел вас во дворе. Совсем неплохая работа для…

— Для женщины? — лукаво спросила Амара.

Джиральди фыркнул.

— Для гражданского лица, — с важным видом ответил он.

Бернард расхохотался.

— Многих удалось спасти? — спросила Амара.

Бернард кивнул в сторону более темного участка посреди зала, где находилась большая часть соломенных матрасов с ранеными.

— Они спят.

— А мужчины?

Бернард кивнул в сторону тяжелых лоханей, стоящих вдоль стены.

— Целители поставили многих раненых на ноги, чтобы они могли сражаться, но без Гармонуса мы не сумели вылечить тех, кто пострадал серьезно. Слишком много костей нужно срастить, а у нас осталось мало магов воды. Некоторые из серьезных ранений… — Бернард покачал головой.

— Мы потеряли еще людей?

Он кивнул:

— Четверо умерли. Мы ничего не могли для них сделать — и двое из трех целителей сами получили ранения. Вот почему их возможности ограниченны. Слишком много работы, рук не хватает.

— Наши рыцари?

— Отдыхают, — ответил Бернард, указывая на матрасы. — Я хочу, чтобы они как можно скорее пришли в себя после событий сегодняшнего утра.

Джиральди фыркнул:

— Скажи правду, Бернард. Тебе просто нравится заставлять пехоту сражаться без отдыха.

— Верно, — мрачно ответил Бернард. — Но на сей раз это просто удачное совпадение.

Амара обнаружила, что не может сдержать улыбки.

— Центурион, — сказала она. — Вы не найдете мне чего-нибудь поесть?

— Конечно, ваше превосходительство. — Джиральди ударил кулаком в центр своих нагрудных доспехов и направился к ближайшему очагу, где стоял стол с провизией.

Бернард посмотрел вслед уходящему центуриону. Амара сложила руки на груди, оперлась спиной о дверной проем и выглянула на жуткий двор, залитый лучами полуденного солнца. Она ощутила, как в ее груди закипают гнев и страх, смешанные с чувством вины, и ей пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы справиться с собой.

— Что будем делать, Бернард?

Тот хмуро выглянул во двор, а Амара немного пришла в себя и посмотрела в лицо лорду. На нем застыло усталое, подавленное выражение.

— Я пока не знаю, — после некоторой паузы ответил он. — Мы только что занесли внутрь раненых и подготовились к обороне.

Амара вновь посмотрела во двор. Легионеры собрали тела погибших возле внешней стены, и они лежали, накрытые собственными плащами. Над ними кружили вороны, некоторые осмеливались опуститься, но большинство довольствовалось растерзанными телами снаружи.

Амара положила руку на плечо Бернарда.

— Они знали, чем рисковали, — сказала она.

— И они рассчитывали, что ими будут руководить разумно, — ответил Бернард.

— Никто не мог предвидеть такого развития событий. Ты не должен винить себя за то, что случилось.

— Должен, — негромко возразил Бернард. — Как и лорд Рива и его величество. Мне следовало проявить большую осторожность. Подождать подкрепления.

— У нас не было времени, — возразила Амара, сжав его запястье. — Бернард, у нас все еще нет времени, если Дорога прав. Мы должны решить, как действовать дальше.

— Даже если мы совершим ошибку? — спросил Бернард. — Даже если погибнут другие люди?

Амара глубоко вздохнула и тихим усталым голосом ответила:

— Да, даже если погибнут все. Даже если умрешь ты. Если умру я. Мы здесь для того, чтобы защищать страну. Десятки тысяч фермеров живут между этими местами и Ривой. Если ворд способен перемещаться так быстро, как считает Дорога, их жизнь в наших руках. То, что мы сделаем в течение нескольких следующих часов, может их спасти.

— Или убить, — добавил Бернард.

— Ты считаешь, нам ничего не следует делать? — спросила Амара. — С тем же успехом мы могли бы сами перерезать им глотки.

Бернард посмотрел на Амару, а потом закрыл глаза.

— Конечно, ты права, — сказал он. — Мы их атакуем. Мы будем сражаться.

Амара кивнула:

— Хорошо.

— Но я не могу сражаться с врагом, пока его не найду, — заметил Бернард. — Мы не знаем, где они. Однажды эти существа заманили нас в ловушку. Мы будем глупцами, если вновь атакуем их вслепую. Люди погибнут зря.

Амара нахмурилась:

— Я согласна.

Бернард кивнул:

— Тогда все предельно просто. Нам нужно их найти и нанести удар. Каким будет следующий шаг?

— Ответ для меня очевиден, — сказала Амара. — Мы постараемся побольше о них узнать. — Она огляделась по сторонам. — Где Дорога?

— Снаружи, — ответил Бернард. — Он отказался оставить гарганта одного.

Амара нахмурилась:

— Дорога единственный, кто имеет опыт борьбы с вордом. Мы не можем им рисковать.

На губах Бернарда промелькнула улыбка.

— Я не уверен, что там ему грозит большая опасность, чем нам — здесь. Похоже, ворд не произвел особого впечатления на гарганта.

Амара кивнула:

— Ладно. Давай поговорим с ним.

Бернард подозвал к себе Джиральди. Центурион подошел к ним с большой жестяной кружкой в руке. Он занял позицию возле дверей и протянул дымящуюся кружку Амаре. В кружке была густая мясная похлебка, которую часто называли «кровь легионера». Амара поблагодарила его кивком, взяла кружку с собой, и они вышли во двор, чтобы поговорить с Дорогой.

Вождь маратов находился в том самом углу, который защищал во время сражения. Кровь и пот запеклись на его бледной коже, отчего он выглядел еще более агрессивным, чем обычно.

Гаргант стоял спокойно, приподняв левую переднюю ногу, а Дорога ее осматривал.

— Дорога, — позвала Амара.

Марат прорычал приветствие, не поднимая глаз.

— Что ты делаешь? — спросил Бернард.

— Ноги, — прогрохотал марат. — Я должен заботиться о его ногах. Когда ты такой большой, как гаргант, ноги очень важны. — Он прищурился — солнце било Дороге в глаза. — Когда мы направимся за ними?

На лице Бернарда появилась белозубая улыбка.

— А кто сказал, что мы будем их преследовать?

Дорога фыркнул.

— Сначала нам необходимо узнать побольше о ворде, а потом мы примем решение, — сказала Амара. — Что еще ты можешь о нем рассказать?

Дорога закончил осматривать передние лапы гарганта. Посмотрев на Амару, он перешел к задней лапе и хлопнул по ней ладонью. Гаргант послушно поднял ее, и Дорога принялся ее изучать.

— Они берут всех, кого могут. И уничтожают остальных. И распространяются очень быстро. Нужно уничтожить их сразу или погибнуть.

— Это мы уже знаем, — сказала Амара.

— Хорошо, тогда вперед, — ответил Дорога.

— Нам есть о чем поговорить, — заметила Амара.

Дорога непонимающе посмотрел на нее.

— К примеру, — продолжала Амара, — я нашла их слабое место — горбы у них на спинах. Если по ним ударить, оттуда начинает течь зеленоватая жидкость, они теряют ориентировку и умирают.

Дорога кивнул:

— Видел это. Думал об этом. Думаю, они тонут.

Амара изумленно изогнула бровь:

— Что-что?

— Тонут, — повторил Дорога. Он нахмурился, словно искал подходящее слово. — Задыхаются. Их душит. Начинают панически дергаться, а потом умирают. Как рыба без воды.

— Они рыбы? — с сомнением спросил Бернард.

— Нет, — покачал головой Дорога. — Может быть, они дышат не воздухом, как рыбы. Нужно иметь чем дышать, иначе они умрут. Это зеленая дрянь в их горбах.

Амара склонила голову набок.

— Почему ты так сказал?

— Потому что от них пахнет кроучем. Может быть, они берут эту жидкость там.

— Тави рассказывал мне про кроуч, — задумчиво сказал Бернард. — Тот материал, из-за которого Восковой лес получил свое название. Они разносят эту дрянь по всей долине.

Дорога крякнул и кивнул:

— И ее было полно в том гнезде, которое уничтожили мои люди.

Амара нахмурилась.

— Вполне возможно, что кроуч совсем не похож на пчелиный воск, — сказала она. — Это не просто материал, который они используют для строительства, Дорога. Тави рассказывал мне, что восковые пауки защищают кроуч, когда его разрывают. Это правда?

Дорога кивнул:

— Мы называем их хранителями молчания. Только самые легкие из нашего народа могут пройти по кроучу и не повредить его.

— Звучит вполне разумно, — сказала Амара. — Если кроуч содержит то, что им необходимо для выживания… — Она тряхнула головой. — Как давно появился Восковой лес в долине?

Бернард пожал плечами:

— Он здесь очень давно — так мне сказали, когда я пришел в Кальдерон.

Дорога согласно кивнул.

— Мой дед его видел, когда был мальчиком.

— Но эти пауки, или хранители, — они никогда не появлялись в других местах?

— Никогда, — уверенно ответил Дорога. — Только в долине.

Амара посмотрела на мертвого воина ворда.

— Значит, они не могут его покинуть. Эти существа быстры и агрессивны. Нечто удерживало их в одном месте. Они должны были оставаться там, где есть источник кроуча, чтобы не умереть.

— Если это так, — заметил Бернард, — то почему они начали распространяться сейчас? Они долгие годы оставались на одном месте.

Дорога поставил ногу гарганта на землю и тихо сказал:

— Что-то изменилось.

— Но что? — спросила Амара.

— Что-то пробудилось, — сказал Дорога. — Тави и моя… и Китаи разбудили что-то, живущее в центре кроуча. Оно преследовало их, когда они убегали. Я швырнул в него камень.

— Если верить тому, что рассказывал Тави, камень был величиной с пони, — заметил Бернард.

Дорога пожал плечами:

— Я швырнул его в существо, которое их преследовало. Камень в него попал. Ранил. Существо убежало. Вместе с ним ушли хранители. Они его защищали.

— А раньше ты его видел? — спросила Амара.

— Никогда, — ответил Дорога.

— Ты можешь его описать?

Дорога задумался. Потом кивнул в сторону одного из убитых воинов ворда.

— Вроде этих. Но не такой. Длиннее. Тоньше. И странного вида. Словно он еще не успел стать таким, как должен.

— Дорога, твой народ сражался с чудовищем много лет, — сказал Бернард. — Как могли Тави и Китаи разбудить эту тварь?

Дорога невозмутимо сказал:

— Может быть, вы не заметили. Тави способен на большие дела.

Бернард приподнял бровь:

— Что ты имеешь в виду?

— Он заметил, как хранители реагируют на жар тела. Заметил, как они реагируют на повреждения, которые получает кроуч. И тогда он зажег огонь.

Бернард заморгал.

— Тави… поджог Восковой лес?

— Про это не говорил, да, — ответил Дорога.

— Не говорил, — проворчал Бернард.

— Существо укусило Китаи. Отравило ее. Тави уже вылезал. Но он вернулся за ней, хотя мог ее оставить. Их послали достать гриб, который рос только там. Сильное средство против болезней и яда. Они каждый добыли по грибу. Тави отдал свой гриб Китаи, чтобы спасти ее от яда. Хотя он знал, что это будет стоить ему гонки. И жизни. — Дорога потряс головой. — Он ее спас. Именно по этой причине, Бернард, я убил Ацурака в сражении. Потому что мальчик спас Китаи. Это был храбрый поступок.

— Тави это сделал? — тихо спросил Бернард.

— Про это не говорил, да, — сказал Дорога.

— Он… он имеет обыкновение приукрашивать, когда рассказывает, — сказал Бернард. — Но о своей роли он умолчал.

— Дорога, но если Тави отказался от победы, чтобы спасти твою дочь, как он мог выиграть испытание? — спросила Амара.

Дорога пожал плечами:

— Китаи отдала ему свой гриб в знак уважения перед его смелостью. И его жертвой. В результате она лишилась того, чего очень хотела.

— Про это не говорил, да, — с улыбкой сказал Бернард.

Амара нахмурилась и закрыла глаза. Немного подумав, она сказала:

— Мне кажется, я знаю, что происходит. — Она открыла глаза и увидела, что оба мужчины на нее смотрят. — Я думаю, Тави и Китаи разбудили королеву ворда. Наверное, она находилась в долгой спячке. И то, что они сделали, почему-то ее разбудило.

Дорога задумчиво кивнул:

— Может быть. Сначала королева пробуждается. Рожает двух новых, меньших королев. Они разделяются и отправляются на поиски новых гнезд.

— Из чего следует, что им потребуется покрыть новое место кроучем, — сказала Амара. — Если они хотят выжить.

— Мы сможем их найти, — возбужденно сказал Бернард. — Брутус чувствует Восковой лес. Он поможет найти нам нечто похожее.

— Как и гаргант, — проворчал Дорога. — У него лучше нос, чем у меня. Мы найдем их и дадим им бой.

— Нам совсем не обязательно с ними сражаться, — возразила Амара. — Достаточно лишь уничтожить кроуч. Если наша догадка верна, они рано или поздно задохнутся.

— Но если ты права, — покачал головой Бернард, — они будут отчаянно сражаться, чтобы защитить кроуч.

Амара кивнула:

— Тогда лучше заранее знать, с чем нам придется столкнуться. Это восковые пауки. Какую опасность они несут?

— Ядовитый укус, — ответил Дорога. — Они размером с маленького волка. Паршивые твари, но им далеко до этих. — Он наступил сапогом на кусок хитина одного из воинов ворда.

— Как ты думаешь, легионер в броне способен сразиться с такой тварью один на один? — спросила Амара.

Дорога кивнул:

— Металлическая кожа остановит клыки хранителя. Ну а если они не смогут укусить, то не так страшны.

— Значит, остаются воины, — сказала Амара, оглядывая двор. — Они куда опаснее.

— Но не в том случае, когда инициатива будет на нашей стороне, — возразил Бернард. — Центурия Джиральди противостояла им довольно успешно, когда они успели подготовиться.

— Да, — кивнул Дорога. — Впечатляет. Твои люди, должно быть, долго тренировались вместе.

Бернард усмехнулся:

— Да, но оно того стоило.

— Я вижу, — сказал Дорога. — Нам следует подумать о ночном сражении. Хранители ночью двигаются медленнее. Может быть, у другого ворда все устроено так же.

— Ночные атаки дело опасное, — заметил Бернард. — Многое может пойти не так.

— А как насчет королевы? — спросила Амара. — Дорога, ты сражался с королевой в том гнезде, которое тебе удалось уничтожить?

Дорога кивнул:

— Королева спряталась под несколькими большими поваленными деревьями вместе с двумя королевами-детенышами. Ее охраняло слишком много воинов, чтобы мы могли до них добраться. Поэтому Хашат подожгла деревья и мы убивали всех, кто выходил наружу. С королевами-детенышами мы управились легко. Последней вышла сама королева, окруженная вордом. Ее было трудно разглядеть. Меньше обычного воина, но двигается быстрее. Она сумела убить двоих моих людей и их гаргантов. Кругом было полно огня и дыма, ничего не видно. Однако Хашат бросилась вперед, она говорила мне, куда наносить удары. Гаргант растоптал королеву. Мало что осталось.

— Он сможет сделать это еще раз? — спросила Амара.

Дорога пожал плечами.

— Ноги у него в порядке.

— Может быть, у нас есть план. Мы сумеем сдержать пауков, воинов ворда и королеву, — сказала Амара. — Мы нападем на них, легионеры защитят наших рыцарей огня. Они подожгут кроуч. А потом мы можем просто отступить и дождаться, пока ворд задохнется.

Дорога покачал головой:

— Ты кое-что забыла.

— Что именно?

— Взятые, — ответил Дорога. Марат прислонился к стене, стараясь оказаться в тени, и грустно посмотрел на небо. — Взятые. Теперь они принадлежат ворду. Нам придется их убить.

— Ты несколько раз говорил о своих людях, которых захватил ворд, — сказала Амара. — Что это значит?

— Взятые, — повторил Дорога. Он несколько мгновений молчал, подбирая нужные слова. — Тело остается здесь. Но человека уже нет. Ты смотришь в их глаза, но человека не видишь. Они мертвы. Но ворд взял их силу.

— Они находятся под контролем ворда? — спросила Амара.

— Но это невозможно, — нахмурившись, сказал Бернард.

— Вовсе нет, — возразила Амара. — Ты видел, что могут сделать с рабами ошейники? Рабы становятся очень послушными.

— Тут нечто большее, — сказал Дорога. — Внутри ничего не остается. Только оболочка. Но эта оболочка становится быстрой и сильной. И не чувствует боли. Не имеет страха. Не говорит. Только снаружи кажется прежней.

Все внутри Амары сжалось от ужаса.

— Значит… исчезнувшие фермеры. Все, кого мы не нашли здесь…

Дорога кивнул:

— Не только мужчины. Женщины. Старики. Взятые дети. Они будут убивать. Пока мы не убьем их. — Он прикрыл глаза. — Именно поэтому наши потери были настолько большими. Трудно сражаться с таким противником. Видел, как многие хорошие воины колебались. Всего мгновение. И умирали.

Все трое немного помолчали.

— Дорога, — наконец спросила Амара, — почему прежде ты называл их меняющими форму?

— Потому что они меняются, — ответил Дорога. — В наших легендах мой народ встречал ворда трижды. И всякий раз они выглядели иначе. У них было другое оружие. Но действовали они всегда одинаково. Пытались взять всех.

— И как это происходило? — продолжала расспрашивать Амара. — Это какая-то магия?

Дорога потряс головой и ответил:

— Не знаю, что это такое. Рассказывают, иногда ворду достаточно просто на тебя посмотреть. И ты попадаешь под контроль, как тупой зверь.

Гаргант глухо затрубил, а потом легонько стукнул Дорогу толстой мохнатой ногой.

— Заткнись, зверь, — рассеянно сказал Дорога, восстанавливая равновесие и опираясь на гарганта. — Еще рассказывают, что они отравляют воду. Иногда посылают нечто, заползающее в тебя. — Он пожал плечами. — Не видел, как это происходит. Только что бывает потом. Целые племена уходят. Скорее всего, они так и не понимают, что с ними происходит.

Теперь они молчали дольше.

— Мне не хочется говорить, — тихо начал Бернард, — но если ворд захочет использовать фурий взятых фермеров?

По спине Амары пробежал холодок.

— Дорога? — спросила она.

Марат покачал головой:

— Не знаю. Фурии не принадлежат к моему миру.

— Это может изменить все, — сказал Бернард. — Рыцари — вот наше преимущество. Некоторые из целителей очень сильны. Иначе и быть не может, ведь до других поселений далеко.

Амара задумчиво кивнула:

— Но даже если предположить, что ворд получил доступ к магии, мы все равно обязаны выполнить свой долг.

— Верно, — согласился Бернард.

— Тогда мы должны быть готовы к худшему, — сказала Амара. — Рыцарей следует держать в резерве, чтобы они могли защитить нас от магии врага. И если мы увидим, что враг не применяет магию, рыцари огня уничтожат кроуч. Мы можем поступить именно так?

Бернард нахмурился, а потом задумчиво кивнул:

— Если наши предположения верны. А что думаешь ты, Дорога?

— Я думаю, у нас слишком много «если» и «может быть», — проворчал Дорога. — Мне это не нравится.

— Мне тоже. Но выбирать не приходится, — сказала Амара.

Бернард кивнул:

— Тогда мы выступаем. Возьмем рыцарей и центурию Джиральди. Феликса оставим здесь для защиты раненых.

Амара кивнула и почувствовала, как недовольно заурчал желудок. Она подняла к губам забытую кружку с похлебкой. Еда показалась ей слишком соленой, но ощущение сытости было приятным.

— Ладно. Нам нужно договориться о паролях, Бернард. Если взятые алеранцы лишаются дара речи, по этому признаку мы сможем отличить друга от врага. Мы должны признать, что сами можем стать жертвами ворда, как и обитавшие здесь фермеры.

— Хорошая мысль, — ответил Бернард и мрачно оглядел двор. — Великие фурии, как это отвратительно. Все живые существа разбежались, остались только вороны. Я не вижу ни одного животного. Даже птицы улетели прочь. Даже проклятые крысы исчезли.

Амара покончила с похлебкой и пристально посмотрела на Бернарда:

— И что?

— Это меня пугает, вот и все, — ответил Бернард.

— Ты хочешь сказать, здесь не осталось крыс? — пробормотала Амара, чувствуя, как дрожит ее голос.

— Извини, просто думаю вслух, — сказал Бернард.

От ужаса у Амары онемели пальцы, и жестяная кружка упала на землю. Она вспомнила, как что-то маленькое скользнуло по ее ноге, и она проснулась, охваченная жутким страхом.

«Иногда они посылают нечто, вползающее в тебя».

— О нет, — выдохнула Амара, бросаясь обратно в дом, где отдыхали уставшие легионеры и раненые. — Нет, нет, нет.

ГЛАВА 26

Она услышала, как выругался Бернард у нее за спиной и поспешил за ней в большой зал, где у входа стоял на посту Джиральди. Старый центурион нахмурился, когда увидел бегущую Амару.

— Ваша светлость! Что-то случилось? — спросил он.

— Поднимай всех, — резко сказала Амара. — И пусть все выйдут во двор. Немедленно.

Джиральди заморгал:

— Все?..

— Выполняй! — рявкнула Амара, и Джиральди тут же вытянулся в струнку, услышав сталь в ее голосе, и ударил себя кулаком по доспехам.

Потом он повернулся и начал громко отдавать приказы.

— Амара, в чем дело? — спросил Бернард.

— Я проснулась из-за того, что крыса или мышь коснулась моей ноги, — ответила Амара. Ее руки сжались в кулаки. — Но ты сказал, что здесь не осталось крыс.

Бернард нахмурился:

— Может быть, тебе это только приснилось?

— Великие фурии, — выдохнула Амара. — Я очень на это надеюсь. Если ворд послал существ, способных вползти в человека, когда он спит, у нас проблемы. Большинство рыцарей спало неподалеку от меня, где свет был очень тусклым.

— Вороны и проклятая падаль, — выругался Бернард. — Ты хочешь сказать, по залу могли ползать… эти существа?

— Полагаю, это часть их атакующей тактики, только все происходит бесшумно, — сказала Амара.

— Теперь понятно, почему ворд так быстро отступил, — вмешался Дорога. — Нам пришлось ухаживать за ранеными. Они знали, что вы внесете их внутрь. И тогда они послали тех, кто берет.

Между тем Джиральди продолжал выкрикивать приказы. Все светильники были зажжены, в зале стало так светло, что у Амары заболели глаза. Она отошла в сторону от двери, чтобы взявшие оружие легионеры смогли выйти во двор и построиться. Некоторые заметно хромали. Раненых пришлось выносить.

Амара с трудом подавила желание закричать, чтобы люди побыстрее выходили во двор. Джиральди вполне справлялся с этим и сам. Амара отчаянно надеялась, что ее предположение окажется неверным, и покидать зал было совсем не обязательно. Но что-то подсказывало ей: нет, она не ошиблась и тщательно выстроенная ловушка захлопнулась.

Двое мужчин выносили носилки с раненым во двор, и Амара смотрела на них, закусив губу. Несколько рыцарей вышли следующими, их руки были заняты доспехами, которые они не успели надеть. Солдаты собирались в группки и о чем-то неуверенно переговаривалась. Джиральди собрался на них заорать, но с видимым усилием сдержал себя, продолжая подгонять молодых легионеров из центурии Феликса.

Амара внимательно посмотрела на тех, кому Джиральди не стал отдавать приказов. Все они были рыцарями. Почему они не выходят?

— Господа, — обратилась к ним Амара. — Выходите вместе со всеми.

Рыцари посмотрели на нее, и некоторые из них ударили себя кулаком по груди. Потом все направились к двери вслед за теми, кто нес носилки. «Они просто ждали приказа, — подумала Амара. — Однако капитан Янус должен был сообразить, что приказ относится ко всем».

Мимо пронесли еще одни носилки, и Амара лишь в самый последний момент заметила, что в роли одного из носильщиков выступает капитан Янус. Рот капитана как-то странно подрагивал, и он смотрел по сторонам, пока его взгляд не натолкнулся на взгляд Амары.

Она с ужасом смотрела на него. У него были… неправильные глаза. Не такие. Янус был прекрасным, умным офицером, он постоянно думал о том, как лучше всего вести своих людей, как их защищать. Он всегда выполнял свой долг и оставался верным государству. И чем бы он ни занимался — ел, тренировался, сердился или радовался, — в его глазах отражался ум, постоянно искавший лучшее решение какой-то проблемы.

Сейчас эти глаза стали пустыми.

Время остановилось. Веки Януса были слегка прикрыты и в них застыло равнодушие. Он смотрел на Амару, и она сразу поняла, что это существо не имеет никакого отношения к капитану.

«Великие фурии, — подумала Амара, — он взят».

Нечто чуждое и безумное было в этих глазах. Он перехватил ручки носилок, а потом рванул их на себя, вырвав из рук своего напарника. Раненый закричал и упал на каменный пол.

Янус двумя руками рванул тяжелые носилки, которые задели плечо Амары и сбили ее с ног. Затем он развернулся и следующим ударом носилок проломил череп человеку, который нес следующие носилки. Тот беззвучно рухнул на пол. Янус швырнул носилки в следующего, и он тоже упал, увлекая за собой нескольких других.

Затем Янус резко развернулся и бросился к двери, но когда он пробегал мимо Амары, она ловко сделала ему подсечку, тот упал и вылетел в дверь головой вперед.

— Бернард! — закричала Амара, вскакивая на ноги, чтобы последовать за ним. — Джиральди! Янус взят! — Она выскочила наружу и увидела, что Янус спокойно направляется к Харгеру. — Остановите его! — закричала она. — Остановите этого человека!

Двое легионеров, оказавшихся рядом с Янусом, удивленно заморгали, но потом встали у него на пути. Один из них протянул руку и сказал:

— Прошу прощения, сэр, но графиня сказала…

Янус схватил легионера за протянутую руку и одним движением раздавил ее, послышался треск ломающихся костей. Легионер закричал и отступил на шаг, когда Янус его отпустил. Рука второго легионера после коротких колебаний метнулась к мечу.

Янус с такой силой ударил его кулаком по голове, что Амара услышала, как ломаются кости шеи. Легионер рухнул на землю.

— Он хочет добраться до Харгера! — закричала Амара. — Защищайте целителя! Уведите его отсюда! — Она обнажила меч и призвала Цирруса, чтобы он ускорил ее движения, и бросилась на Януса сзади.

Но прежде чем Амара приблизилась к нему на расстояние удара, Янус развернулся и нанес ей разящий удар кулаком в голову. Однако Амара видела его как ленивый, медленный взмах, хотя прекрасно знала, что удар столь же быстр, как язык слайва. Она перенесла вес с одной ноги на другую, ее движения показались Амаре замедленными, словно во сне, и кулак пролетел мимо, а ее короткий тяжелый гладий глубоко вошел в правое бедро Януса.

Однако капитан отреагировал так, словно она ткнула в него перышком. Он тут же снова ударил ее в голову.

Амара нырнула вправо, рассчитывая, что рана в бедре замедлит движения Януса, перекатилась по земле и вскочила на ноги в нескольких футах от противника.

Янус смотрел на нее в течение секунды, а потом повернулся и вновь зашагал в сторону Харгера. Измученный целитель продолжал спать, лежа на носилках. На застывшем лице выделялась тронутая сединой борода. Двое легионеров оттащили носилки с целителем назад и встали перед ним, держа перед собой щиты и мечи.

Янус ударил ногой в центр щита одного из легионеров. Того отбросило назад, и он тяжело рухнул на камни. Второй легионер рассек руку Януса от плеча до локтя, но бывший капитан не обратил на рану ни малейшего внимания и со страшной силой отбросил его на следующего легионера, спешащего на помощь.

Но тут появился Бернард, вставший перед Янусом с голыми руками. Сердце Амары сжалось от страха за любимого. Бернард прорычал проклятие и ударил Януса кулаком, усиленным Брутусом. Его сила была так велика, что Янус рухнул на камни. Бернард указал на него и позвал:

— Брутус!

Камни изогнулись, и челюсти земляного пса схватили упавшего за ногу прежде, чем тот успел встать.

Глаза Януса широко раскрылись, а голова повернулась, чтобы посмотреть, кто же так ловко его схватил. Голова двигалась как-то странно, словно шея была резиновой. Потом он посмотрел на Бернарда и резко взмахнул ладонью в его сторону.

Земля поднялась на два фута. Каменная волна понеслась на Бернарда с невероятной скоростью, ударила по ноге, и граф упал.

Сердце Амары едва не выпрыгнуло из груди. Взятые могли использовать магию.

Она бросилась вперед, направив острие меча в горло Януса. Однако тот успел повернуться и поднять руку. Клинок гладия прошел сквозь ладонь Януса, но застрял между костями и плотью. Затем Янус резко развернул руку и рванул ее в сторону, и Амаре пришлось выпустить рукоять меча.

Амара отпрыгнула в сторону, а Янус попытался схватить ее другой рукой.

— Амара! — закричал Дорога.

Она обернулась и увидела, как вождь маратов бросает свою дубину через толпу застывших легионеров. Тяжелый конец дубины ударился о землю, Амара схватила рукоять, понимая, что ей нужно воспользоваться силой броска Дороги — поднять дубину сама она не сумеет. Ей удалось удержать рукоять двумя руками, и она с размаху опустила ее на голову капитана Януса.

Амара почувствовала, как легко ломаются кости черепа от удара смертельного оружия, и ей с трудом удалось удержаться на ногах. Тело Януса несколько раз дернулось и застыло в неподвижности.

Амара услышала вопли ужаса и крики. На пороге лежал легионер, из его широко раскрытого рта вырывался крик ужаса и боли. Его левая рука была вырвана из сустава, рядом виднелась огромная лужа крови. Через несколько мгновений он затих. Амара услышала звон ударов стали о сталь и уверенный голос Джиральди, отдающий короткие приказы.

Тяжело дыша, Амара оглядела двор. Схватка с Янусом продолжалась несколько секунд, но она чувствовала себя измученной. Харгер, со всех сторон окруженный легионерами, не пострадал. Амара поспешила к Бернарду и опустилась рядом с ним на колени.

— Ты не ранен?

— Только сбил дыхание, — тихо ответил Бернард, с трудом сел и потер лоб. — Посмотри, что с людьми.

Амара кивнула и поднялась на ноги.

Дорога подошел к ней и хмуро посмотрел на Бернарда:

— Ты умираешь?

Бернард поморщился, потирая ладонью затылок.

— Почти жалею, что уцелел.

Дорога фыркнул, поднял свою дубину, посмотрел на ее тяжелый конец и показал его Бернарду.

— Твоя голова оказалась крепче.

Половина дубины была покрыта алой кровью и черными волосами. К горлу Амары подкатила тошнота. Янус. Она была знакома с ним два года. Он ей нравился. Она уважала капитана. Он всегда был учтивым и внимательным, Амара знала, как ценил Бернард своего офицера.

И она его убила. Проломила ему череп.

Дорога внимательно посмотрел на нее и сказал:

— Он был взят. Ты ничего не могла сделать.

— Я знаю.

— Он бы убил всех, до кого сумел бы добраться.

— Я знаю, но от этого не легче, — ответила Амара.

Дорога тряхнул головой:

— Не ты убила его, а ворд. Как и тех людей, которые погибли во время боя.

Амара ничего не ответила.

Вскоре к ним подошел Джиральди и ударил кулаком по грудному доспеху.

— Графиня. Граф Бернард.

— Что произошло? — тихо спросил Бернард. — Я слышал шум схватки.

Джиральди кивнул:

— Трое раненых вдруг поднялись с носилок… и стали убивать людей. Они были почти так же сильны, как те, кто владеет магией земли. Нам пришлось их убить — что потребовало некоторых усилий. — Он вздохнул и несколько мгновений смотрел на труп Януса. — И сэр Тирус также сошел с ума. Напал на сэра Кернса. Убил его. Потом он напал на сэра Джагера, и тот получил серьезное ранение в ногу. Мне пришлось убить сэра Тируса.

Бернард посмотрел на Джиральди и пробормотал:

— Вороны!

Джиральди мрачно кивнул, с отвращением глядя на кружащих над двором воронов:

— Да.

Дорога с недоумением перевел взгляд с одного на другого:

— И что все это значит?

— Трое наших рыцарей владели огненной магией, — тихо ответил Бернард. — Это наше самое сильное средство атаки. А теперь двое из них мертвы, а третий ранен. Насколько он подвижен, Джиральди?

Джиральди покачал головой:

— Нам еще повезло, что он остался в живых. У нас нет целителя, владеющего водяной магией, который мог бы справиться с таким ранением. Мои лучшие врачи зашивают его рану. Однако сейчас он не сможет передвигаться.

— Вороны, — сказал Бернард.

— Что произошло? — спросил Джиральди.

Амара слушала, как Бернард рассказывает ему, что им стало известно о ворде и о том, как он проникает в людей.

— Вероятно, эти маленькие существа прятались в большом зале и ждали, пока наши люди заснут.

К ним подбежал молодой рыцарь, сэр Фредерик с жестяной чашкой в руках.

— Сэр! — сказал Фредерик.

— Подожди, Фред, — сказал Бернард, снова поворачиваясь к Джиральди. — Как Тирус убил Кернса?

— Гладием, — ответил Джиральди. — Он нанес удар ему в спину.

Амара нахмурилась:

— И он не применял огненной магии?

— Благодарение фуриям, нет, — ответил Джиральди. — В противном случае он бы убил всех.

— А как дрались другие взятые? — продолжала расспрашивать Амара.

— Голыми руками, — ответил Джиральди.

Амара посмотрела на центуриона, а потом озадаченно переглянулась с Бернардом.

— Но Янус применил земляную магию. Почему же те взятые, которые находились в зале, не стали применять магию?

Бернард недоуменно покачал головой:

— Ты полагаешь, на то есть причина?

— Сэр, — вмешался Фредерик, на лице которого читалось нетерпение, а рука продолжала сжимать жестяную кружку.

— Не сейчас, пожалуйста, — сказала Амара Фредерику. — Нам необходимо понять причину, — сказала она Бернарду. — Здесь случилось нечто важное, чего не происходило в зале. Мы должны понять.

— Джиральди, что еще ты можешь рассказать мне о событиях внутри зала? — хмуро спросил Бернард.

Джиральди пожал плечами:

— Немногое, сэр. Все произошло быстро, пролилось немало крови. Мечи и кинжалы. Один из легионеров сломал шею взятому при помощи древка копья.

— То есть легионеры пользовались оружием, — подвела итог Амара. — Центурион, а применял ли кто-нибудь магию?

Джиральди нахмурился:

— Ничего очевидного, миледи. Я владею магией металла, но обычно я ее почти не использую, если вы понимаете, о чем я. Возможно, один из моих людей использовал магию земли, когда швырнул носилки в одного из взятых, чтобы остановить его, когда тот бросился на ребенка.

Амара нахмурилась:

— Но использование фурий для увеличения силы и есть внутреннее использование магии — таким образом многие усиливают свою способность к фехтованию. А Бернард — стрельбу из лука. — Она посмотрела на Бернарда. — Но для борьбы с Янусом ты призвал Брутуса. И сразу же после этого он… — Она прищурилась. — Казалось, он удивился, когда это произошло, словно каким-то образом что-то почувствовал. И тут же применил магию против тебя, Бернард.

— И что из этого следует? — осведомился Бернард.

— Не думаю, что Янус мог применять магию, когда оказался во дворе, — продолжала рассуждать Амара. — В противном случае он бы сразу использовал ее против Харгера.

Бернард задумчиво кивнул:

— Ты считаешь, он не мог ее использовать до тех пор, пока… Пока ему не показали, как это делать? Пока кто-то не применил магию?

Амара покачала головой:

— Может быть. Я не знаю.

— Янус пытался убить нашего последнего целителя, — прорычал Джиральди. — Вороны!

Бернард кивнул:

— Наши целители. Наши творцы огненной магии. Ворд весьма неглуп. Они заманили нас в ловушку, чтобы вывести из строя самых сильных магов. Они сумели предвидеть ряд наших действий. Из чего следует, что они нас знают. Им известно о нас гораздо больше, чем нам о них. — Бернард крякнул и поднялся на ноги. — Это плохая новость.

— Сэр, — сказал Фредерик.

— Подожди, — проворчал Бернард, махнув рукой Фредерику. — Амара, ты сказала, что твою ногу задело какое-то существо, когда ты еще спала?

— Да, — ответила она. Бернард кивнул:

— Ладно, значит, мы можем предположить, что эти существа невелики — скажем, размером с мышь или маленькую крысу. Рано или поздно нам придется снова лечь спать. Мы по-прежнему уязвимы. Необходимо найти какой-то способ защиты от них.

— Может быть, мы просто убедимся, что в большом зале их не осталось? — спросила Амара.

— У нас не может быть полной уверенности, — возразил Бернард. — К тому же мы не знаем, как они выглядят. Я уж не говорю о том, что существо размером с мышь способно проникнуть в щели между камнями или дыры в стенах. И они могут где-то спрятаться. Как это делают крысы.

— И едва ли нам поможет, если мы разобьем лагерь под открытым небом, — заметила Амара.

— Конечно нет.

— Нам необходимо побольше узнать об этих существах, — заявила Амара. — Если бы мы могли посмотреть на одно из них, то сумели бы придумать какой-то план.

Фредерик громко вздохнул, шагнул вперед и с громким стуком поставил на каменный пол жестяную кружку донышком вверх. Амара удивленно заморгала. Молодой рыцарь посмотрел на них и сказал:

— Они выглядят вот так. И он поднял кружку.

Амара посмотрела на существо, способное отнять у человека разум. Оно было длиной с ее палец и довольно тонким. Его плоть имела нездоровый бледный цвет, оно было забрызгано алой кровью и покрыто прозрачными хитиновыми чешуйками. Из нижней части туловища виднелись дюжины ножек, а усики длиной с тело торчали с другой стороны. На маленькой головке выделялись челюсти с острыми зубами.

Когда луч света коснулся существа, оно тут же свернулось в шар, словно не могло его переносить. Ноги и хитиновая чешуя заскребли по камням.

— Посмотрите на его спину, — пробормотала Амара.

Там выделялась два горба, похожие на те, которые они видели у воинов. Амара протянула руку, чтобы коснуться одного из них, но тело существа стремительно развернулось, и тяжелые челюсти вцепились в палец Амары. Она зашипела и резко взмахнула кистью. Однако ей удалось избавиться от него только после нескольких безуспешных попыток.

Бернард развернулся и наступил на него сапогом. Раздался хруст.

— Вороны, — выдохнул Джиральди.

Все повернулись к Фредерику.

— Я переносил одно из тел, — тихо заговорил Фредерик. — Тируса. Ему отрубили голову. И это существо вылезло из… — Фредерик сглотнул и заметно побледнел, — из его рта, сэр.

Неприятный жар начал распространяться по пальцу Амары, очень скоро он захватил всю руку и запястье. Она попыталась сжать пальцы в кулак, но у нее ничего не получилось.

— Это ядовитый укус, — сказала она.

Фредерик кивнул и показал на свою слегка подергивающуюся руку.

— Да, мадам. Оно укусило меня несколько раз, когда я его ловил, но сейчас у меня уже ничего не болит.

Амара состроила гримасу и кивнула:

— Да, яд не должен быть смертельным. Нам нужно надеяться на лучшее. Эти существа нападают на людей, когда они спят, и заползают внутрь через рот. — Она ощутила тошноту. — А потом овладевают сознанием человека.

Джиральди нахмурился:

— Но ты же должен что-то почувствовать. Эти штуки достаточно большие, ведь человек мог задохнуться.

— Вот зачем они тебя кусают, — сказала Амара. — Твое тело немеет, и ты ничего не чувствуешь. В особенности если ты в это время спишь.

— Великие фурии, — прошептал Бернард.

Амара продолжала рассуждать:

— И они выбирают свои жертвы совсем не случайным образом. Янус. Наши рыцари. — Она вздохнула. — И я.

— Да, так оно и есть, — вмешался Фредерик. — Мы пересчитали людей. Не хватает четырех человек.

Бернард приподнял бровь.

— Их здесь нет?

— Они взяты, — пробормотала Амара. — Иначе быть не может. Они вышли с другой стороны, чтобы их не заметил кто-то из нас или Дорога. — Она сделала глубокий вдох. — Бернард, чем дольше мы будем оставаться здесь, тем выше вероятность новых потерь. Нам необходимо немедленно уничтожить гнездо.

— Согласен, — ответил Бернард. — Но сумеем ли мы это сделать? У нас нет магов огня, и я не знаю, насколько эффективными будут наши атаки без них.

— А разве у нас есть выбор? — спокойно спросила Амара.

Бернард сложил руки на груди и прищурился, глядя на солнце.

— Похоже, нет, — сказал он. — Однако мы должны использовать все преимущества, которые у нас есть. — Он быстро кивнул и повернулся к Джиральди. — Я хочу, чтобы твоя центурия была готова выступить через десять минут. Расскажи Феликсу об этих существах, пусть он предупредит всех своих людей. И пусть запишет все, что нам удалось о них узнать, и оставит записи там, где их смогут найти войска, которые придут нам на помощь… если мы сами не сможем обо всем рассказать. Им придется спать по очереди, чтобы не допустить новых жертв.

Джиральди ударил кулаком в грудь и отправился отдавать приказы.

Бернард повернулся к Амаре:

— Графиня, я назначаю тебя командиром рыцарей. Нам потребуется вся их сила. Я хочу, чтобы ты об этом позаботилась.

Амара облизнула губы и кивнула:

— Хорошо.

— Фредерик, пусть оставшиеся у нас рыцари земли тебя прикрывают, пока ты будешь обходить постройки. Я хочу, чтобы вы собрали все магические светильники. Выполняй.

Фредерик кивнул и убежал выполнять приказ.

— Магические светильники? — пробормотала Амара.

Бернард переглянулся с Дорогой, и большой марат широко улыбнулся.

— Да, именно, — сказал Бернард. — Мы атакуем ворд после наступления ночи.

ГЛАВА 27

Фиделиас распахнул дверь и вошел в комнату, впустив внутрь запахи дыма и благовоний, звуки тростниковых дудочек и гул людских голосов, плывущий по коридорам борделя, словно аромат дешевых духов. Следом в комнату проскользнул еще один человек в плаще с опущенным капюшоном, который он тут же откинул на спину. Инвидия Аквитейн оглядела комнату с отсутствующим выражением лица, стараясь понять, нет ли в ней чужой магии. А Фиделиас быстро закрыл и запер двери.

Леди Инвидия удовлетворенно кивнула, и Фиделиас почувствовал, как ее фурии делают все, что необходимо, чтобы их разговор никто не мог подслушать.

— Что произошло? — напряженно спросила она. — Улицы полны диких слухов.

— Люди Калара проследили за ними до особняка сэра Недуса, — доложил Фиделиас. — Трое мечников и один лучник. Они атаковали, когда Исана выходила из кареты.

Инвидия посмотрела на неподвижную фигуру, лежавшую на постели.

— И?

— Сэр Недус убит вместе с Серай и кучером. Сама Исана ранена стрелой.

Инвидия обратила холодный взгляд на Фиделиаса.

— Убийцы?

— Мертвы. Сэр Недус прикончил мечников, но лучник был надежно укрыт. Мне пришлось потратить некоторое время, чтобы найти его и ликвидировать.

— В результате Исана ранена стрелой. — Инвидия пересекла комнату и остановилась у кровати, глядя на бледное лицо Исаны Кальдерон. — Насколько серьезно ее ранение?

— Если не будет воспаления, она выживет даже без применения магии. Ей очень повезло. Я вытащил стрелу, промыл и перевязал рану. — Он пожал плечами. — Однако она будет чувствовать себя не лучшим образом, когда придет в себя.

Инвидия кивнула:

— Нам нужно как можно быстрее перенести ее в ванну. Люди Калара так легко не успокоятся. Будет гораздо лучше, если она поправится. — Она нахмурилась. — Возможно, она будет испытывать благодарность.

Фиделиас удивленно изогнул бровь:

— За то, что способна сделать сама, как только придет в себя?

Инвидия передернула плечами:

— За то, чего ей не смог предложить Гай, — за безопасность. Она прибыла сюда по его просьбе, я уверена. В любом случае то, что он не сумел ее защитить, будет работать против него.

— Против Гая, но вовсе не обязательно за вас, ваша милость, — заметил Фиделиас. — Если Исана похожа на других фермеров, то она не захочет иметь дело с представителями знати — и еще меньше с женой человека, который организовал нападение и едва не уничтожил ее дом и семью.

— В этом не было ничего личного, — возразила Инвидия.

— Только не для Исаны, — сказал Фиделиас.

Инвидия махнула рукой и вздохнула:

— Я знаю, знаю. Когда я встретилась с ней на приеме у Калара, мне показалась, она готова на меня наброситься. Я попыталась предупредить Исану, что ей грозит опасность и что Серай раскрыта. Я думала, они ко мне прислушаются. Они покинули прием почти сразу же после нашего разговора.

— Возможно, в тот момент было уже слишком поздно что-то изменить, — сказал Фиделиас. — В любом случае Калар отправит своих людей на поиски Исаны, когда выяснится, что ее тела нет.

Инвидия кивнула:

— Насколько безопасно это место?

— Не настолько, как мне бы хотелось, — ответил Фиделиас. — Однако меня заранее предупредят, если придет время уносить ноги. На большее рассчитывать не приходится, если не перейти в подземелья или в ваш особняк.

— Нет, только не это, — решительно сказала Инвидия. — Приспешники Калара рыщут и в подземельях — если твои подозрения верны, — а если тебя найдут в особняке моего мужа, это приведет к ненужным осложнениям. К тому же я уверена, за тобой охотятся многие. Если курсоры уже пришли в себя, то они сразу же сообразят, что тебя следует искать в моем особняке.

Фиделиас кивнул:

— Тогда, ваша милость, я предлагаю перенести в ваш особняк хотя бы Исану.

— Она плохо ко мне относится, мой дорогой шпион.

На губах Фиделиаса мелькнула улыбка:

— Могу вас заверить, ко мне она относится еще хуже.

— Не сомневаюсь, ты справишься с этой проблемой, — ответила Инвидия. — Я хочу, чтобы ты лично за ней ухаживал до тех пор, пока она не придет в себя. Сделай все необходимое — но позаботься о том, чтобы она понимала свою уязвимость, перед тем как снова связаться со мной. — Леди Аквитейн немного помолчала. — Послания, которые она отправляла, люди, которые ее окружали. Исана вела себя как женщина, попавшая в отчаянное положение. Выясни, в чем дело.

— Едва ли она станет мне доверять, — сухо заметил Фиделиас.

— Если я права, то это не будет иметь значения, — сказала Инвидия и опустила капюшон, закрывая лицо. — Ею руководят сильные чувства. Думаю, ее семья в опасности. И чтобы защитить свою семью, она будет готова меня поддержать.

— Вполне возможно, — согласился Фиделиас. — Но вряд ли ее память окажется столь же короткой, как у других игроков в эту игру, ваша милость. Мы с вами понимаем необходимость сегодняшнего союза с теми, с кем мы были политическими противниками вчера. Но для таких людей, как Исана, вы всегда будете оставаться женой и помощницей человека, который пытался уничтожить ее дом и семью. Таковы люди, живущие в провинции.

— Она больше не живет в провинции, Фиделиас. И ей необходимо это понять. Попытайся произвести на нее впечатление и объяснить ей новые реалии. И свяжись со мной, когда она будет готова сотрудничать.

— Я все понял.

— Она очень важна для нас, мой дорогой шпион. Если она умрет, лорды поймут, что Калар выиграл этот раунд. Если же она появится в Сенате как сторонник Гая, Первый лорд возьмет ситуацию под контроль. А нам нужно, чтобы она появилась в Сенате как сторонница моего мужа. Тогда мы сумеем обыграть не только Калара, но и Гая.

— Я понимаю, ваша милость, — сказал Фиделиас. — Но я не уверен, что такая победа возможна.

— Не говори так, Фиделиас. Конечно, это возможно, если действовать умно и старательно. — Она подошла к двери и осторожно ее открыла. — И постарайся не тянуть, мой шпион, — предупредила она. — Время уходит.

— А когда было иначе? — ответил он.

Из-под капюшона сверкнула белозубая улыбка Инвидии. Потом она выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь.

Фиделиас запер дверь и уселся на единственный стул. Все тело у него болело, он устал, но не мог позволить себе расслабиться. За его поимку предлагалась немалая сумма, которую многие хотели бы получить. Но сейчас это заботило его меньше всего. Подручные Калара гораздо опаснее, среди них есть опытные следопыты. Уже один тот факт, что им удалось стать влиятельными игроками в подземельях, где всегда господствовали курсоры и преступный мир столицы, говорил очень о многом.

А теперь Фиделиасу придется беспокоиться не только из-за охотников за наградой и убийц Калара, но и из-за Исаны, которая успела показать себя способной на решительные и опасные действия. И если он заснет, пока она без сознания, а Исана придет в себя, пока он спит, ему совсем не хотелось оказаться в ее власти. Что ж, он не раз бывал в подобных переделках и сумеет дождаться, пока она очнется.

А что будет дальше, Фиделиас не знал. Не исключено, что Инвидия требует от него невозможного. Но она не из тех, кто спокойно относится к неудачам. Отказ Исаны от сотрудничества может стоить ему жизни.

Фиделиас попытался об этом не думать. Если бы он поступал иначе, то не сумел бы так долго оставаться в живых, занимаясь столь опасной работой.

Поэтому он сидел на своем стуле, прислушиваясь к звукам музыки и голосам тех, кто наслаждался прелестями борделя, и ждал, пока Исана придет в себя, чтобы убедить ее выступить на стороне лорда и леди Аквитейн против Первого лорда Алеры.

ГЛАВА 28

Киллиан поднес дрожащую руку к лицу и прикоснулся ладонью ко лбу. Он молчал совсем недолго, но Тави показалось, будто это продолжалось несколько дней. Или даже дольше.

Тави облизнул губы и посмотрел на Линялого — казалось, тот спал возле койки Гая. На самом деле Линялый не спал. Тави и сам не знал, откуда у него такая уверенность, но он не сомневался, что тот проснулся и внимательно слушает. Первый лорд почти не изменился с тех пор, как Тави ушел. Лицо Гая оставалось бледным и изможденным.

Сэр Майлс, который внимательно прочитывал послания Первому лорду, сидя за письменным столом в углу, выглядел как человек, получивший сильнейший удар в живот.

— Я не хотел, чтобы все случилось именно так, — нарушил молчание Тави. — Не хотел этого и Макс.

— Я очень на это надеюсь, — кротко сказал Киллиан.

— Вы… — Майлс сделал глубокий вдох, стараясь сдержать гнев. Потом он оскалил зубы, явно проигрывая борьбу. — Вы идиоты! — заорал он. — Вы безмозглые дураки, проклятые воронами! Как вы могли устроить такое? Какой предатель похитил мозги из ваших бездарных черепов? — Он несколько раз сжал руки в кулаки, словно душил утят. — Ты хотя бы понимаешь, что вы наделали?

Тави почувствовал, как горит его лицо.

— Это произошло случайно.

Майлс зарычал и взмахнул рукой.

— Вы оба случайно покинули цитадель, хотя знали, что должны находиться рядом? Знали, что поставлено на карту!

— Все дело в моей тете, — сказал Тави. — Я хотел ей помочь. Я думал, она попала в беду. — Тави почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и сердито стер их рукавом. — И я оказался прав.

— Твоя тетя, — прорычал Майлс, — это один человек, Тави. А то, что сделал ты, ставит под удар всю Алеру.

— Я не родственник всей Алере, — парировал Тави. — Тетя едва ли не единственная оставшаяся у меня родня. Она — это моя семья. Вы понимаете, что это значит? У вас есть семья, сэр Майлс?

Наступило долгое молчание. Гнев покинул капитана.

— Теперь уже нет, — наконец ответил Майлс.

Глаза Тави вернулись к Линялому, который за все это время не шевельнулся. Тави решил, что тот напрягся, когда Майлс упомянул о своей семье.

— Клянусь фуриями, мальчик, — со вздохом сказал Майлс. — Твои действия всех нас поставили под удар. Все держится на волоске. Если станет известно о состоянии Гая, то может начаться гражданская война. Нас атакуют враги. Погибнут тысячи людей.

Тави вздрогнул.

— Я знаю, знаю, — пробормотал он.

— Господа, — вмешался Киллиан, убирая руку от лица, — все мы знаем, каковы ставки. Сейчас бессмысленно тратить время на взаимные упреки. Наш долг в том, чтобы оценить нанесенный урон и сделать все возможное, чтобы смягчить его последствия. — Его слепые глаза обратились к Тави, а в голосе появился холодок. — После того как кризис закончится, мы решим, какие выводы следует сделать.

— Да, сэр, — сглотнул Тави.

— Урон, — прорычал Майлс. — Красивое слово. У нас нет Первого лорда, который должен исполнять представительские обязанности главы государства. Как только он не появится на очередном собрании, верховные лорды начнут задавать вопросы и предлагать деньги за ответы. Рано или поздно выяснится, что никому не известно, где находится Гай.

— И тогда они предпримут шаги, чтобы выяснить, владеет ли Первый лорд ситуацией. И если со стороны Гая никакого ответа не последует, будет сделана попытка захвата короны.

— Мы можем найти другого двойника? — спросил Майлс.

Киллиан покачал головой:

— То, что Антиллар сумел его изобразить, было настоящим чудом. Я не знаю ни одного достаточно сильного мага, которому мы могли бы доверять. Вероятно, нам следует сообщить, что Первый лорд в ближайшее время будет оставаться недоступным, а самим сосредоточиться на том, чтобы дать достойный ответ верховным лордам.

— Ты думаешь, мы сумеем их напугать? — спросил Майлс.

— Я полагаю, им потребуется время, чтобы понять, что у них появился шанс, — ответил Киллиан. — А наш ответ должен дать время Первому лорду прийти в себя.

— Если Первый лорд не появится на празднествах — или на представлении новых граждан во время заседания Сената и Совета лордов, — его репутации будет нанесен удар, от которого он уже не сумеет оправиться.

— Мне кажется, других вариантов у нас просто нет, — ответил Киллиан.

— Ну а как насчет Макса? — вмешался Тави.

Киллиан поднял брови.

— Макс?

— Если он так сильно нам нужен, почему бы не освободить его? — Тави тряхнул головой. — Я хочу сказать, у нас есть печать Первого лорда. Мы можем издать приказ.

— Невозможно, — коротко бросил Майлс. — Антиллар обвинен в нападении на гражданина — сына верховного лорда, не говоря уже о двух молодых людях, которые готовятся стать рыцарями в легионе Калара. Антиллар должен находиться под стражей до начала суда. Даже Гай не способен отменить действие закона.

Тави пожевал губу.

— Хорошо. А что, если мы… сделаем это неофициально?

Майлс нахмурился.

— Организуем побег из тюрьмы. — Он задумчиво почесал нос. — Киллиан, как ты считаешь?

— Лорд Антиллус никогда не делал тайны из происхождения Максимуса, — ответил Киллиан. — Он находится в Серой башне.

Майлс помрачнел.

— А что такое Серая башня? — спросил Тави. — Никогда о ней не слышал.

— Это такое место, о котором не принято упоминать в приличной компании, — устало ответил Киллиан. — Башня предназначена для того, чтобы удерживать в ней любого мага — и Первого лорда, если потребуется, — чтобы даже верховный лорд был в ответе перед законом. Сам Совет лордов обеспечивает неприкосновенность пленников Серой башни.

— О каких мерах идет речь? — спросил Тави.

— Такие же меры применяются во дворце, или у крупных ювелиров, или в сокровищнице лордов — только в Серой башне они эффективнее. Лишь несколько верховных лордов, объединив усилия, способны освободить узников. Не говоря уже об охране, которая всегда остается бдительной.

— А кто стоит на страже? — спросил Тави.

— Лучшие маги металла и мечники государства, — ответил Майлс. — Чтобы войти внутрь, не применяя магии, и освободить Антиллара, мы будем вынуждены убить нескольких замечательных воинов. И если мы устроим такую попытку сейчас, во время Зимнего фестиваля, половина граждан бросится за нами в погоню. И тогда Макс нам не поможет.

Тави нахмурился:

— А взятки?

Майлс покачал головой:

— Серая стража отбирается самым тщательным образом, они не возьмут денег. Более того, существует закон, по которому выплачивается вознаграждение, в два раза большее предлагаемой взятки, если страж сообщает о соответствующей попытке. За последние пятьсот лет ни один страж не согласился взять деньги, и нашлась лишь горстка идиотов, пытавшихся дать взятку.

— Значит, должен существовать другой путь, — сказал Тави.

— Да, — кивнул Киллиан. — Можно преодолеть могучую магическую защиту или сразиться с воинами Серой стражи. Других способов вытащить из башни узника не существует.

Тави вновь покраснел:

— Я лишь хотел сказать, что должен существовать какой-то выход. Макс лишь спасал мою жизнь. Бренсис собирался меня убить.

— Максимус поступил благородно.

— Да.

Голос Киллиана стал суровым.

— Должен напомнить тебе одну неприятную истину: курсор не может позволить себе благородства. От нас требуется предвидение, осторожность и разум.

— Иными словами, вы утверждаете, что Макс должен был позволить мне умереть, — сказал Тави.

Майлс нахмурился, но ничего не сказал, продолжая смотреть на Киллиана.

— Вам обоим следовало сначала обо всем сообщить мне. И вы не должны были покидать цитадель, не переговорив со мной.

— Но мы не можем оставить его там. Макс даже не… — начал Тави.

Киллиан тряхнул головой и сказал:

— Антиллар выведен из игры, Тави. Мы ничего не можем для него сделать.

Тави нахмурился, посмотрел в пол и скрестил руки на груди.

— А как насчет моей тети Исаны? Теперь вы скажете, что и для нее мы ничего не можем сделать?

Киллиан наморщил лоб:

— А существуют ли серьезные причины, по которым нам следует использовать наши ограниченные силы для помощи Исане?

— Да, — сказал Тави. — Вам не хуже меня известно, что Первый лорд использовал Исану, чтобы предотвратить готовящийся союз между верховными лордами. Именно для этих целей он и назначил Исану правительницей стедгольда, не посоветовавшись с лордом Рива. Исана стала символом его власти. Если он пригласил ее на Зимний фестиваль и с ней что-то случилось, это будет серьезным ударом по репутации Первого лорда. — Тави сглотнул. — Если, конечно, она еще жива.

Киллиан ответил не сразу:

— При обычных обстоятельствах твои доводы были бы разумными. Но сейчас мы должны выбрать, какими активами Гая мы должны пожертвовать.

— Она не актив, — возразил Тави, и в его голосе вдруг прозвучали сила и уверенность.

Майлс удивленно заморгал, и даже Киллиан склонил голову набок.

— Она моя тетя, — продолжал Тави. — Моя кровь. Она заботилась обо мне после смерти моей матери, и я всем в жизни обязан ей. Более того, она гражданка Алеры, и ее пригласили сюда поддержать Первого лорда. Он должен предоставить ей защиту в час нужды.

По губам Киллиана промелькнула улыбка.

— Даже за счет нужд всего государства?

Тави втянул в себя воздух через нос и ответил:

— Маэстро, если Первый лорд и его вассалы более не способны защищать свой народ, то нам здесь вообще нечего делать.

— Тави, это предательство, — прорычал Майлс.

Тави поднял подбородок и посмотрел в глаза Майлсу.

— Это не предательство, сэр Майлс. Это правда. Не слишком приятная и удобная. Но она такова. — Он продолжал смотреть в глаза Майлсу. — Я с Первым лордом, сэр Майлс. Он мой патрон, и я намерен его поддерживать, что бы ни случилось. Но если мы сами не способны выполнять обязательства Первого лорда, то мы не имеем права действовать от его имени.

Наступила тишина. Киллиан не двигался.

— Тави, с точки зрения морали ты совершенно прав, — наконец заговорил он. — Нам необходимо сделать трудный, но правильный выбор, каким бы ужасным он ни казался. — Киллиан подождал, пока Тави до конца осмыслит произнесенные им слова, а потом повернул голову к Майлсу. — Капитан?

Майлс молча стоял у стены, внимательно глядя на Тави. Его большой палец постукивал по рукояти меча.

Тави встретил взгляд старого солдата и не отвел глаз. Майлс глубоко вздохнул и сказал:

— Киллиан, мальчик прав. В этот час наш долг состоит в том, чтобы сделать то, чего хотел бы Первый лорд, — и речь не идет о его политических интересах. Гай никогда бы не бросил Исану, после того как сам призвал ее в столицу. И сейчас мы должны ее защитить.

Губы Киллиана слегка дрогнули.

— Майлс, — умоляюще сказал он.

— Гай наверняка принял бы такое же решение, — твердо сказал Майлс. — Есть важные вещи, Киллиан. Есть вещи, о которых нельзя забывать, если мы не хотим разрушить все, что построили наши предки.

— Мы не можем принимать решения, основываясь на страсти, — с отчаянием произнес Киллиан. — Слишком многое сейчас зависит от нас.

Тави вдруг кое-что вспомнил и посмотрел на Киллиана.

— Вы были его другом. Вы дружили с сэром Недусом.

Когда Киллиан снова заговорил, его голос был ровным, уверенным и спокойным.

— Мы вместе служили в легионе. Потом перешли в дворцовую стражу. Он был моим другом в течение шестидесяти четырех лет. — Голос Киллиана не менялся, хотя слезы потекли из его невидящих глаз. — Я знал, что она едет в столицу и что при нынешних обстоятельствах Исана не будет в безопасности во дворце. Недус защищал твою тетю, поскольку я ему доверял. Я попросил его об этом. Он умер из-за того, что я рискнул его жизнью. Но все это не меняет дела.

Тави смотрел на него.

— Вы знали, что моя тетя здесь? Что ей может грозить опасность?

— Именно по этой причине я позаботился о том, чтобы она остановилась у сэра Недуса. — Теперь голос Киллиана стал резким. — Она должна была оставаться в его особняке до тех пор, пока положение не прояснится. Там она была в безопасности. Я не представляю себе, почему она решила покинуть особняк и почему Недус ей не помешал. Вероятно, он пытался связаться со мной, но… — Он тряхнул головой. — Я не понял, что происходит, не предвидел, как могут развиваться события.

— А вдруг у нее были серьезные причины рискнуть? — тихо спросил Тави. — Возможно, она решила, что ждать больше нельзя?

Киллиан покачал головой, но ничего не ответил.

— Мальчик прав, — сказал Майлс. — Недус был дворцовым стражем, и он всегда был неглуп. И еще он учил меня и Рари владеть мечом. Он прекрасно понимал, какому риску подвергается Исана, покидая его особняк. И если он так поступил, значит, на то имелись причины.

— Неужели ты думаешь, я этого и сам не понимаю? — спокойно спросил Киллиан. — Если я позволю нам отвлечься, мы можем потерять всю Алеру. И если я проигнорирую жертву Недуса, это может означать, что мы не узнаем о неизвестной опасности, о которой он так хотел меня предупредить. Я обязан сделать выбор. И мои чувства, какими бы сильными они ни были, не должны на него повлиять. Слишком многое поставлено на карту.

Тави посмотрел на Киллиана и вдруг почувствовал не острый, как бритва, ум легата-курсора, а глубокую горечь старика, пытающегося сохранить спокойствие перед лицом надвигающегося шторма и сгибающегося под гнетом неуверенности и жестоких потерь. Киллиан был немолод. Будущее всего государства сейчас покоилось на его хрупких плечах, и бремя вдруг стало невыносимо тяжелым. И сейчас его стремление руководствоваться логикой, а не чувствами при принятии решений лишило его способности двигаться дальше.

И Тави вдруг понял, что может изменить ситуацию. Он ненавидел себя за то, что сумел найти эти слова. Он ненавидел себя уже за одно то, что собирался их произнести. Он ненавидел себя, что у него есть силы, чтобы еще раз ранить кровоточащую душу старика.

Но только так он мог помочь своей тете Исане.

— Тогда остается только один вопрос. Доверяете вы или нет решению, принятому сэром Недусом. Если нет, то нам следует предоставить Исану ее судьбе, — тихо сказал Тави. — И тогда смерть сэра Недуса будет напрасной.

Киллиан склонил голову, словно получил удар кинжалом в живот.

Тави заставил себя не отвести от него глаз. Он должен видеть боль, которую причинил Киллиану в момент его слабости. Эта боль — тут Тави не сомневался — заставит Киллиана действовать. И долгие мгновения тишины Тави тошнило от гнева, направленного на себя самого.

Он увидел, как Майлс смотрит на него, и уловил, как что-то изменилось в глазах капитана. Однако Тави замер в полнейшей неподвижности, позволив тишине довершить начатое.

— Я не знаю, как мы можем ей помочь, — наконец хрипло сказал Киллиан. — Ведь нас всего лишь трое.

— Дайте мне Эррена и Гаэль, — сразу же сказал Тави. — Освободите их от последнего экзамена. Пусть они проведут расследование. Им совсем не обязательно знать о состоянии Гая. В конце концов, Исана моя тетя. Теперь это известно всем. И будет вполне естественным, если я обращусь к ним за помощью. И… я могу обратиться к леди Плациде. Она один из лидеров Лиги Дианы. Лига заинтересована в сохранении жизни моей тети. Возможно, они будут готовы оказать помощь в ее поисках.

Седые брови Киллиана сошлись у него на переносице.

— Ты ведь понимаешь, возможно, Исана уже мертва.

Тави вздохнул. Его тактика, выбор темы и чудовищные образы, мелькавшие в сознании, ужасали. Однако он старался дышать ровно и излагать кошмарные варианты развития событий спокойным, уверенным голосом, словно речь шла о теоретических проблемах, которые разбирались на занятиях в классе.

— Логично предположить, что Исана все еще жива. Если бы убийцы, расправившиеся с сэром Недусом и Серай, хотели ее смерти, они оставили бы ее тело рядом с ними. Однако ее увезли с места покушения. Я полагаю, кто-то намерен ее использовать в дальнейшем, не убирая полностью со сцены.

— И кто же это может быть? — спросил Киллиан.

— Тот, кому выгоден союз с ней, кто нуждается в ее поддержке, — ответил Тави. — Речь может идти о верховном лорде, который хочет найти в ее лице поддержку, а не фигуру, сброшенную с доски.

— И как, по-твоему, она поступит? — спросил Майлс.

Тави облизнул губы, тщательно обдумывая ответ.

— Она не слишком любит Гая, — ответил он. — Но еще хуже она относится к тем, кто организовал нападение маратов на долину Кальдерон. Она скорее выдавит себе глаза, чем встанет рядом с такими людьми.

Киллиан вздохнул:

— Хорошо, Тави. Попроси Эррена и Гаэль помочь тебе, но не говори, что за этим стою я. Кроме того, тебе не следует им ничего рассказывать о Гае. Свяжись с леди Плацидой и попроси ее о помощи — впрочем, я не думаю, что она проявит особый энтузиазм. Как только ты на публике доставишь ей послание от Гая, ты всем дашь понять, что она поддерживает Первого лорда.

— А на самом деле это не так? — спросил Тави.

— Им невыгодно кого-то поддерживать, — ответил Киллиан. — Но ты можешь их вынудить. Я думаю, им это не понравится. Будь осторожен, когда встретишься с ними.

— Маэстро, у меня есть свои контакты в городе. В основном ушедшие в отставку легионеры, — проворчал Майлс. — Среди них имеется два или три человека, которых я могу попросить поискать Исану. Я бы хотел немедленно войти с ними в контакт.

Киллиан кивнул, и Майлс направился к двери. Он немного помедлил возле Тави, пристально посмотрев на юношу.

— Тави, сказанное мной прежде…

— У вас были все основания, сэр, — спокойно сказал Тави.

Майлс перевел взгляд на встревоженного Киллиана.

— Возможно, этого будет недостаточно.

Капитан отвесил Тави короткий формальный поклон и вышел из комнаты, из коридора донесся быстрый сердитый перестук его шагов.

Внутри остались Киллиан, Линялый и Гай, так и не пришедший в сознание.

Некоторое время они сидели молча. Тави показалось, что дыхание Гая стало более глубоким и ритмичным, но он мог ошибаться. Линялый зашевелился и сел, заморгал и посмотрел на Тави.

— Теперь, когда капитан ушел, — сказал Киллиан, — я вынужден заняться почтой Первого лорда. Я знаю, ты хочешь уйти немедленно, Тави, но я прошу тебя прочитать то, что скопилось на столе.

— Хорошо, — ответил Тави, подходя к столу. Он сел, взял стопку из дюжины конвертов разных размеров и одну длинную кожаную трубку. Подавив вздох, он вскрыл первое письмо и просмотрел его. — От сенатора Пармуса, он пишет о состоянии дорог в…

— Сейчас его можно отложить, — сказал Киллиан.

Тави перешел к следующему.

— Приглашение от леди Ривы участвовать в ежегодной прощальной встрече в…

— Пропусти.

Он вскрыл следующее письмо.

— От лорда Фригия, желающего Первому лорду веселых праздников. Он сообщает о своем вынужденном отсутствии, вызванном соображениями военного порядка.

— Какие-то подробности? — спросил Киллиан. — Донесения шпионов?

— Ничего конкретного, сэр.

— Пропусти.

Тави прочитал еще несколько обычных писем, пока не добрался до последнего, в кожаной трубке для свитков. Он взял его, и у него возникли странные ощущения, по спине пробежал холодок. Через мгновение он понял, в чем тут дело. Футляр был сделан из человеческой кожи.

Тави сглотнул и открыл футляр, кожа неприятно заскрипела. Тави осторожно вытащил лист пергамента, стараясь поменьше прикасаться к футляру.

Пергамент, исписанный крупными буквами, был также сделан из человеческой кожи. Тави с трудом сглотнул.

— От посла Варга, — прочитал он. — Тут сказано, что письмо написано его собственной рукой.

Густые седые брови Киллиана приподнялись.

— Да?

— Он сообщает Первому лорду, что прибыл корабль канимов со сменой почетной стражи и что он отплывет в аул в течение ближайших двух дней.

Киллиан провел указательным пальцем по подбородку.

— Любопытно.

— В самом деле? — удивился Тави. — Почему?

Киллиан поскреб подбородок.

— Потому что в этом нет ничего любопытного. Самое обычное уведомление.

Тави начал понимать, что имеет в виду маэстро.

— Но если это обычное уведомление, почему посол написал его сам?

— Вот именно, — сказал Киллиан. — Корабли канимов приплывают каждые два месяца. Послу разрешено иметь шестерых стражей в любое время, кроме того, на каждом прибывающем корабле четверо стражей на замену, чтобы никакие два стража не проводили здесь более четырех месяцев. Говорят, что это самое обычное дело. — Он провел рукой перед своими слепыми глазами. Тави нахмурился и сказал:

— Маэстро, когда я получил эту депешу у посла, он сказал, что у него возникли проблемы с крысами. Он… незаметно обратил мое внимание на скрытый проход, и я нашел вход в подземелья из Черного коридора.

Киллиан помрачнел.

— Значит, они его обнаружили.

— А он был там всегда? — спросил Тави.

— Разумеется, — ответил Киллиан. — Гай Тертиус, если я не ошибаюсь, позаботился о том, чтобы он был доступен для нас на случай, если нам потребуется туда попасть. Но я считал, что о нем никто не знает.

— Зачем Варг решил сообщить нам об этом? — спросил Тави.

Киллиан немного подумал и ответил:

— Если честно, я не знаю. Мне приходит в голову только одно объяснение: он сделал это назло, чтобы показать нам, что его невозможно обмануть. Однако наше знание о его знании лишает Варга преимущества, которое он получил, узнав о двери, — а Варг совсем не из тех, кто отказывается от козырей просто так.

— Я сделал несколько шагов по проходу, — сказал Тави. — И услышал, как заместитель Варга, Сарл, говорит с алеранцем.

Киллиан склонил голову набок:

— Вот как? И о чем же шел разговор?

Тави немного подумал, а потом повторил все, что услышал.

— Ничего определенного, — пробормотал Киллиан.

— Я знаю, — сказал Тави. — Сожалею, что не рассказал об этом сразу, сэр. Я был напуган, когда уходил оттуда, и я так долго не спал…

— Успокойся, Тави. Никто не может обходиться без отдыха. А юношам вроде тебя такой отдых совершенно необходим. — Старый курсор вздохнул. — Наверное, это распространяется на всех нас. В результате мы многое откладываем на потом, рассчитывая, что дел будет меньше. Почта еще осталась?

— Нет, сэр. Это все.

— Очень хорошо, в таком случае ты можешь идти по своим делам.

Тави встал.

— Да, сэр. — Он сделал несколько шагов. Но у двери остановился. — Маэстро…

— Ммм?

— Сэр… вы знаете, что имел в виду капитан, когда сказал, что Недус также тренировал Рари?

Тави краем глаза заметил, что Линялый повернул голову в его сторону.

— Речь шла об Арарисе Валериане, его старшем брате, — ответил Киллиан.

— Они поссорились? — спросил Тави.

По лицу Киллиана промелькнуло раздражение, но голос оставался терпеливым.

— Они поссорились. И они так и не помирились к тому времени, когда Арарис был убит вместе с принцепсом во время Первого кальдеронского сражения.

— А из-за чего они поссорились? — спросил Тави.

— Из-за знаменитой дуэли между Арарисом Валерианом и Олдриком Мечом, — ответил Киллиан. — Сначала на дуэли с Олдриком должен был драться Майлс. Причина дуэли… — Он махнул рукой. — Я уже забыл причину. Кажется, из-за женщины. Но Майлс поскользнулся на улице возле кареты, в которой собирался ехать к месту дуэли, и так сильно разбил колено, что даже водяные маги не смогли его полностью исцелить. И Арарис, как секундант Майлса, сражался на дуэли вместе него.

— И из-за этого они поссорились? — спросил Тави. — Но почему?

— Майлс обвинил Арариса в том, что тот толкнул его перед каретой, — сказал Киллиан. — Майлс был уверен, что Арарис хотел его защитить.

Тави продолжал краем глаза наблюдать за Линялым, но раб застыл в неподвижности.

— Так и было?

— Если бы дуэль состоялась, Олдрик бы убил Майлса, — заявил Киллиан. В его голосе не было ни малейших сомнений. — Тогда Майлс был очень молод, он даже еще не успел вырасти, а Олдрик превосходно владел клинком.

— И Арарис действительно толкнул капитана Майлса? — спросил Тави.

— Сомневаюсь, что кому-то суждено узнать правду. Однако Майлс так сильно повредил колено, что не смог отправиться вместе с принцепсом и своим легионом и не участвовал в сражении на Семи холмах. Он уже находился на пути в долину Кальдерон, чтобы присоединиться к принцепсу, когда напали мараты и началось Первое кальдеронское сражение. Арарис умер рядом с принцепсом. Майлс и его брат больше никогда друг друга не видели. И у них не было шанса помириться. Я советую тебе избегать этой темы.

Тави повернулся и посмотрел на Линялого. Раб отвел глаза, и Тави не сумел ничего прочитать на его застывшем лице.

— Понятно. Спасибо вам, маэстро.

Киллиан поднял руку, прерывая Тави.

— Хватит, — пробормотал старик. — Тебе пора приступать к выполнению своих обязанностей.

— Да, сэр, — сказал Тави и отправился на поиски Эррена и Гаэль.

ГЛАВА 29

— Ты понимаешь, сколько сейчас времени? — пробормотал Эррен. — А нам после третьего колокола предстоит экзамен по истории. — Он повернулся на спину, устроился поудобнее на подушке и добавил: — Приходи после экзамена.

Тави посмотрел на Гаэль, и они вместе стащили Эррена с постели. Тощий юноша издал протестующий вопль, когда они поволокли его к двери. По пути Тави ловко подхватил штаны, башмаки и чулки, оставленные Эрреном возле кровати.

— Тихо, — сказал он Эррену. — Помолчи, мы не хотим, чтобы сюда явилась ночная стража.

Эррен смолк, а когда его поставили на ноги, неловко засеменил за друзьями, стараясь не отставать.

— Что происходит? — пробормотал он, понемногу просыпаясь.

— Сейчас я тебе объясню, — ответил Тави.

Они с Гаэль развернули его в сторону класса, где проводил занятия Киллиан. Как только они оказались возле его двери, Тави вытащил ключ из-под ближайшего камня, отпер замок, и все трое вошли в класс.

Оказавшись внутри, Тави убедился, что все шторы опущены, и кивнул Гаэль, которая зажгла светильник.

Эррен смущенно посмотрел на Гаэль, потянулся к своей одежде и принялся поспешно одеваться, хотя ночная рубашка доходила ему до колен.

— У нас будут неприятности, — заявил он. — Тави, что ты делаешь?

— Мне нужна твоя помощь, — спокойно сказал Тави.

— А нельзя подождать до утра? — осведомился Эррен.

Тави покачал головой, а Гаэль нахмурилась.

— Тави, что случилось? Ты ужасно выглядишь, — сказала она.

Тут только Эррен более внимательно посмотрел на Тави.

— Тави? Ты в порядке? — спросил он.

— Да, — ответил Тави и вздохнул. — А вот моя тетя — нет. Она приехала в столицу, чтобы участвовать в Зимнем фестивале. На нее и сопровождавших ее людей напали. Все ее спутники убиты. Мою тетю захватили.

— О фурии! Тави, это ужасно, — прошептала Гаэль.

Эррен провел рукой по спутанным волосам.

— Вороны!

— Ей грозит опасность, — продолжал Тави. — Я должен ее найти. Мне нужна ваша помощь.

Эррен фыркнул:

— Наша помощь? Тави, веди себя разумно. Я уверен, Гражданский легион уже ищет твою тетю. Корона позаботится о том, чтобы ее побыстрее нашли. Гай не может допустить, чтобы с ней что-то случилось.

Гаэль нахмурилась:

— Эррен прав, Тави. Да, конечно, я твой друг и готова тебе помогать, но сейчас ее поисками наверняка занимаются люди, в чьи обязанности это входит.

— Нет, ты ошибаешься. Во всяком случае, у меня нет особых надежд, что ее найдут.

На лице Эррена появилось неуверенное выражение.

— Тави? Что ты хочешь нам сказать?

Тави опустил голову.

— Послушайте, я не должен вам ничего рассказывать, но сейчас Корона крайне ограничена в своих возможностях.

— И что это означает? — спросила Гаэль.

— Больше я ничего не могу вам сказать, — ответил Тави. — Кроме того, что Корона не намерена искать мою тетю.

Гаэль удивленно заморгала:

— А как же курсоры? Они наверняка могут помочь?

Тави покачал головой.

— Нет. Я… не могу вам больше ничего рассказать. Извините. Но моей тете могу помочь только я.

Эррен нахмурился:

— Тави, ты нам не веришь?

— Дело не в этом, я вам верю, — заявил Тави.

Гаэль посмотрела на него и задумчиво сказала:

— Из чего следует, что ты получил приказ, запрещающий тебе об этом говорить. Эррен задумчиво кивнул: — А такой приказ мог отдать только маэстро Киллиан.

— Или Первый лорд, — пробормотала Гаэль. — Из чего следует… — Ее лицо слегка побледнело.

Эррен сглотнул.

— Получается, происходит нечто серьезное. Настолько серьезное, что все курсоры заняты чем-то другим. И тот, кто дал приказ Тави, боится предательства внутри цитадели, скрывая даже от нас всю картину.

Гаэль задумчиво кивнула:

— И это при том, что нам объясняли важность разведки и мы не должны являться источником утечки секретных сведений. — Она насупилась и спросила у Тави: — С Первым лордом что-то случилось?

У Тави уже был опыт общения с очень могущественными водяными магами, поэтому он постарался говорить спокойно и нейтрально:

— Я ничего больше не могу вам сказать.

— Но если мы будем в этом участвовать, нам грозит опасность, — заметила Гаэль.

— Весьма возможно, — не стал возражать Тави.

Эррен содрогнулся.

— А я полагал, ты сначала обратишься к Максу, — сказал он. — Кстати, а где он?

— Я точно не знаю, — ответил Тави. — Но как только я его найду, то обращусь за помощью и к нему.

Эррен мрачно посмотрел в пол:

— Тави, нам предстоит сдавать экзамены в течение двух следующих дней — и нам нужно закончить занятия с Киллианом. Я не могу одновременно участвовать в поисках и сдавать экзамены.

— Конечно, — сказал Тави. — Я прекрасно понимаю, что прошу вас обоих о многом. Пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что нахожусь в отчаянном положении. Мы должны найти мою тетю — ради нее самой и ради блага Короны.

— Но… — Эррен вздохнул. — История.

— Я полагаю, мы сможем просить Академию отдельно рассмотреть нашу ситуацию, — сказал Тави. — Но я ничего не могу тебе обещать, Эррен. Извини.

— Меня взяли в Академию на определенных условиях. Если я провалю хотя бы один экзамен, меня сразу отправят домой, — заявил Эррен.

Тави покачал головой:

— Ты проходишь обучение на курсора, Эррен. Корона не позволит, чтобы тебя отослали, если тебе пришлось пропустить занятия, выполняя свой долг.

Гаэль приподняла бровь:

— Значит, речь идет о выполнении долга?

— Да, — сказал Тави.

— И как мы об этом узнаем? — спросила Гаэль.

— Вы просто должны мне верить. — Тави посмотрел ей в глаза.

Гаэль и Эррен переглянулись, после чего Гаэль сказала:

— Ну конечно, мы тебе поможем, Тави. — Она потерла ладонью лицо. — Ты наш друг. И ты прав, когда говоришь о важности твоей тети для Короны. — Она состроила гримасу. — К тому же мне не очень нравится выполнять задания Киллиана.

— О да, конечно, мы тебе поможем, — вздохнул Эррен.

— Благодарю вас, — сказал Тави и улыбнулся. — Если хотите, я даже могу помочь вам выполнить задания маэстро. Пусть это будет нашим маленьким секретом.

Эррен сухо рассмеялся.

— Не могу даже представить, куда это нас заведет, — пробормотал он. Только теперь Эррен закончил завязывать башмаки. — А теперь расскажи нам все, что тебе известно о нападении на твою тетю.

Тави поведал им о визите на вечеринку лорда Калара и о том, что они узнали, но не стал упоминать о встрече с Бренсисом и его приспешниками.

— Создается впечатление, будто именно Калар нанял мерзавцев, которые убили спутников твоей тети, — заметил Эррен.

— Да, этот вывод напрашивается сам собой, — согласилась Гаэль. — Однако нельзя исключать, что все было специально подстроено для того, чтобы у Тави возникли именно такие подозрения.

— Едва ли это имеет значение, — заметил Тави. — Люди, которые захватили тетю, в любом случае не станут отвозить ее во владения Калара. Они постараются сделать все возможное, чтобы никто не мог связать их с убийцами и похитителями.

— Верно, — сказал Эррен и посмотрел на Гаэль. — Слуги в поместье Калара могли что-то заметить. Кроме того, можно с уверенностью утверждать, что управляющий дополнительно привлек слуг для вечеринки. Они могли увидеть нечто необычное, сами того не понимая.

Гаэль кивнула:

— Кроме того, на соседних улицах было полно прохожих. Мы можем заходить в дома и задавать вопросы. Наверняка возникли какие-то слухи. Никогда не знаешь, когда они могут пригодиться. Что ты предпочитаешь?

— Улицы, — ответил Эррен.

Гаэль кивнула:

— Тогда я попробую побеседовать со слугами Калара и поставщиками еды для приемов.

— Если мою тетю похитили, — сказал Тави, — они должны были быть готовы ее увезти. Я пройду вдоль берега реки и поговорю с теми, кто работает на причалах. — Он улыбнулся. — Если нас послушать, то можно подумать, будто это говорят настоящие курсоры.

— Очень забавно, — сказала Гаэль и улыбнулась.

Трое друзей переглянулись, и Тави показалось, что его тревога отразилась в глазах Эррена и Гаэль.

— Будьте осторожны, — попросил он. — Не рискуйте и сразу убегайте, если почувствуете опасность.

Эррен кивнул. Гаэль коснулась руки Тави.

— Хорошо, — сказал Тави. — Выходить будем по одному.

Гаэль кивнула и погасила светильник. Они подождали, когда глаза привыкнут к сумраку, а потом Гаэль выскользнула из класса. Через несколько мгновений Эррен тихонько сказал:

— Удачи, Тави. — И исчез в темноте вслед за Гаэль.

Тави сидел на корточках с закрытыми глазами, он вдруг почувствовал себя маленьким и несчастным. Ему стало страшно. Он только что попросил друзей о помощи. Если они пострадают, это будет его вина. Макс томится в Серой башне, он стал узником, пытаясь ему помочь. Снова по его вине. И еще Тави чувствовал, что он является причиной несчастий, свалившихся на его тетю Исану. Если бы он не оказался вовлеченным в события, которые привели ко Второму кальдеронскому сражению, Первый лорд не стал бы использовать Исану в политических целях.

Конечно, если бы он тогда остался в стороне, его тетя могла погибнуть — вместе со всеми обитателями долины Кальдерон. И все равно вина тяжелым грузом давила Тави на плечи.

Если бы только Макса не посадили в Серую башню. Прямые приказы Первого лорда могли привести в действие Гражданский легион, да и Королевский легион мог бы присоединиться к поискам, потом Первый лорд обратился бы к лояльным верховным лордам и сенаторам, и тогда многое бы изменилось.

Но Гай не мог прийти на помощь. Макс заточен в Серую башню, попасть в которую практически невозможно, его охраняет могущественная магия…

Но ведь есть же люди, способные ее преодолеть!

Тави вскинул голову, у него возникла неожиданная идея. А ведь правда, существуют люди, способные преодолеть магическую защиту Серой башни. Они сами могут и не творить магию, но умеют ее каким-то образом обходить и добираться не только до пекарен и кузниц, но и до хранилищ ювелиров.

И если они способны преодолеть магическую защиту, возможно, они сумеют войти в Серую башню. Если кому-то удастся пробраться туда и вытащить Макса так, чтобы стража ничего не заметила, Макс вернется в цитадель и начнет изображать Гая Секстуса. И тогда вновь появится Первый лорд, способный перевернуть город в поисках тети Исаны.

Тави понял, что должен сделать.

Поймать Черного Кота.

Теперь речь шла не о выпускном экзамене. Тави должен убедить вора помочь ему войти в Серую башню и освободить его друга Макса. И очень скоро. Каждое потерянное мгновение может стоить его тете жизни.

Тави вышел из класса, запер за собой дверь, положил ключ на место и быстрыми бесшумными шагами направился в ночь.

ГЛАВА 30

Тави и сам не знал, почему он решил направиться на улицу Ремесленников, расположенную у подножия горы, на вершине которой находилась цитадель. Здесь не бывало роскошных вечеринок в ухоженных садах, как на других улицах города, и не найдешь ювелирных лавок. На улице Ремесленников жили те, кто добывал пропитание своими руками, — кузнецы, ветеринары, извозчики, ткачи, пекари, каменщики, мясники, торговцы, плотники и сапожники. По деревенским стандартам их дома казались роскошными, однако по сравнению с особняками граждан столицы они выглядели скромно.

Но если улице Ремесленников не хватало роскоши, она с легкостью компенсировалась страстью. Для людей, которым приходилось напряженно работать каждый день, Зимний фестиваль был самым любимым временем в году, и люди прикладывали огромные усилия, планируя свой отдых. В результате не было такого часа в течение дня или ночи, когда на улице Ремесленников не происходило бы какого-нибудь веселого сборища: люди ели и пили, звучала музыка, танцевали парочки, играли в разные игры. Отсюда постоянно доносился веселый гвалт.

Тави выбрал темную одежду, а сверху накинул плащ с капюшоном, скрывавшим лицо. Добравшись до улицы Ремесленников, он с некоторой растерянностью огляделся по сторонам. Праздники были в полном разгаре, свет магических фонарей превращал ночь в день. Играло никак не меньше трех различных групп музыкантов, а на мостовых мелом были очерчены места для кружащихся в танце парочек.

Тави шагал по улице, лишь изредка поднимая голову. Он полностью сосредоточился на информации, которую ему давали слух и обоняние. На перекрестке с Южной улицей он остановился.

Его внимание привлекла изменившаяся музыка. Несколько певцов выводили веселую мелодию, которая наполнила улицу безудержной энергией. Одновременно он уловил сладкий аромат свежего хлеба, от которого его рот наполнился слюной. Он не ел уже много часов, и его жадный взгляд обратился к лавке булочника, которая в такой поздний час должна была быть закрыта, но сейчас здесь продавали сласти и пирожки.

Тави огляделся и быстро нырнул в переулок между двумя лавками, нашел какой-то ящик и встал на него. Теперь его руки доставали до подоконника, Тави подтянулся и через мгновение уже стоял на подоконнике, а его пальцы ощупывали навес крыши. Еще одно усилие, и Тави оказался на крыше. Теперь он мог продолжать свое путешествие, перепрыгнув на соседнюю крышу, хотя этот дом был этажом выше. Так он и перемещался по улице Ремесленников, перепрыгивая с одной крыши на другую, внимательно поглядывая по сторонам.

Неожиданно, без всякой видимой причины, Тави охватило возбуждение, и он понял, что инстинкты вновь его не подвели. Он нашел укромное местечко рядом с печной трубой и устроился там.

Ему не пришлось долго ждать. Он заметил движение в дальнем конце улицы Ремесленников; там появилась фигура в плаще с капюшоном, скользившая по крышам с такой же легкостью, как это только что делал сам Тави. Он узнал серый плащ и изящество движений. Он вновь нашел Черного Кота.

Фигура замерла на одной из крыш, глядя на певцов. Потом Кот опустился на четвереньки, слегка наклонил голову и застыл, с очевидным удовольствием слушая певцов. А Тави наблюдал за Котом, охваченный странным чувством узнавания. Затем Кот поднялся на ноги и, словно призрак, перелетел на следующую крышу, теперь его скрытое капюшоном лицо обратилось в сторону пекарни, где прилавки ломились от сластей и пирожков, и краснощекая женщина деловито торговала лакомствами. Кот напрягся, и Тави понял, что он испытывает голод. Через мгновение Кот спрыгнул на землю.

Тави подождал, когда Кот скроется из виду, и перепрыгнул на крышу пекарни. Там он нашел еще одно подходящее место и успел спрятаться как раз в тот момент, когда Кот проскользнул между двумя домами и спокойно зашагал по заполненной людьми улице. Он даже сделал несколько движений в такт музыке, когда проходил мимо певцов. Оказавшись возле прилавков пекарни, Кот слегка замедлил шаг, как раз в то мгновение, когда краснощекая женщина отвернулась, чтобы бросить серебряные монеты в специальный ящичек. Плащ Кота слегка шевельнулся, и если бы Тави так пристально не наблюдал за ним, он бы не заметил, как сдобная булка исчезает под серым плащом вора.

Кот даже не сбился с шага, тут же свернул в узкий проход между домами и спокойно зашагал по переулку.

Тави встал, тихонько подошел к краю крыши и снял с пояса тяжелый моток прочной гибкой веревки. Он быстрыми уверенными движениями завязал петлю аркана — долгие тренировки со стадом овец его дяди не прошли даром. Ему предстояло сделать непростой бросок, поэтому он присел на корточки, примерился, а потом бросил аркан.

Петля аккуратно опустилась на скрытую капюшоном голову Кота. Вор рванулся в сторону и успел подсунуть под веревку два пальца, прежде чем Тави затянул петлю, уперся двумя ногами в крышу и сильно потянул за веревку. Рывок сбил Кота с ног, и он упал на бок. Тави дважды обернул веревку вокруг трубы пекарни, завязал ее пастушьим узлом, после чего, не теряя ни мгновения, спрыгнул вниз, удачно приземлился и уже следующим прыжком оказался на спине Черного Кота. Используя инерцию, он ударил Кота о стену пекарни.

Однако Кот ударил ногой по стопе Тави, и если бы не тяжелые башмаки, ему удалось бы сломать ему пальцы.

— Стой смирно, — прошипел Тави, дергая за веревку, чтобы не дать своему противнику восстановить равновесие.

Послышался тихий шорох покидающего ножны ножа, лезвие которого тут же ударило по руке Тави, сжимавшей веревку. Тави успел убрать пальцы в сторону, и лезвие вошло в натянутую веревку. Однако веревка была слишком толстой, чтобы перерезать ее с одного удара, Кот протянул свободную руку, чтобы зафиксировать веревку и повторным ударом ее разрезать.

Петля слегка ослабела. Тави вновь швырнул Кота на стену, схватил за запястье руку с ножом и ударил ее о камень. Нож со звоном выпал на землю. Тави нанес сильный удар ребром ладони по шее Кота. Оглушенный Кот пошатнулся. Тави развернулся и бросил вора на землю лицом вниз, а сам уселся ему на спину, ловко заломив назад тонкую руку.

— Не двигайся, — прорычал Тави. — Я не имею никакого отношения к Гражданскому легиону. Я всего лишь хочу с тобой поговорить.

Черный Кот неожиданно перестал сопротивляться, но Тави почувствовал, что ему готовят сюрприз. Между тем напряженные мышцы Кота расслабились.

Тави заморгал и сорвал капюшон с головы своего пленника.

Грива роскошных серебристо-белых локонов обрамляла изящное женское личико с полными губами. Изумрудно-зеленые глаза, слегка скошенные к уголкам, были ужасно похожи на глаза Тави, и в них застыло выражение бесконечного удивления.

— Алеранец? — задыхаясь, прошептала она.

— Китаи, — выдохнул Тави. — Так ты и есть Черный Кот?

Она повернула голову так, чтобы иметь возможность видеть Тави, и ее глаза заблестели в темноте переулка. Тави долго не спускал с нее глаз, чувствуя, как затрепетали мышцы его живота. Он ощутил стройное сильное тело молодой девушки из племени маратов, которая лежала под ним. От ее кожи исходил жар, и ее дыхание не успокоилось, хотя она и перестала сопротивляться. Он осторожно выпустил ее запястье, и она столь же осторожно вытащила руку.

Тави задрожал и наклонился ниже, вдыхая воздух. Пряди тонких волос коснулись его губ. От Китаи пахло самыми разными ароматами: дорогие духи, похищенные в лавках, свежий запах украденной булки, а еще кожи и свежего зимнего ветра. Почти одновременно она повернула к нему голову, и ее висок задел подбородок Тави, а теплое дыхание коснулось горла. Теперь она прикрыла глаза.

— Ну, — пробормотала она после короткой паузы, — ты меня поймал, алеранец. Или делай что-нибудь со мной, или дай мне встать.

Тави почувствовал, что отчаянно краснеет, торопливо перенес вес своего тела на руки и вскочил на ноги. Еще несколько мгновений девушка-марат молча смотрела на него, а потом на ее губах появилась усмешка, и она одним уверенным гибким движением поднялась на ноги. Она огляделась и увидела, что украденная булка валяется на земле. Они ее раздавили.

— Ну посмотри, что ты наделал, — пожаловалась она. — Ты испортил мой обед, алеранец. — Она с недовольным видом оглядела Тави, а потом положила руки на пояс. Тави заморгал, разглядывая Китаи. — Ты вырос, — с укором сказала она. — Ты стал выше.

— Прошло два года, — заметил Тави.

Китаи презрительно фыркнула. Под плащом на ней была дорогая мужская туника из темного шелка, украшенная ручной вышивкой, плотные штаны легионера и превосходные кожаные туфли, которые наверняка стоили целое состояние. Девушка-марат также сильно изменилась, хотя она почти не выросла, но некоторые части ее тела стали заметно более привлекательными, и Тави старался не смотреть на бледную полоску гладкой кожи, видневшуюся из-под туники. На ее щеке пылал красный след от удара о стену, такое же красное пятно осталось у нее горле от аркана, брошенного Тави.

Если Китаи и испытывала боль, виду она не подала. Продолжая смотреть на Тави умными дерзкими глазами, она сказала:

— Дорога сказал, что ты так со мной и поступишь.

— Как поступлю? — недоуменно спросил Тави.

— Вырастешь, — ответила Китаи. Она вновь оглядела его с ног до головы. Казалось, она не испытывает ни малейшего смущения. — Станешь сильнее.

— Хмм, — ответил Тави. — Я провинился?

Она бросила на него свирепый взгляд, а потом нашла на земле свой нож и подняла его. Тави успел заметить, что клинок инкрустирован золотом и серебром, а рукоять украшена янтарем и аметистами. Такое оружие обошлось бы ему в годовой доход, полученный на службе у Гая. Впрочем, Гай платил ему совсем немного. Теперь Тави разглядел на ее шее и запястьях ювелирные украшения, а в ухе висела серьга. Если все это украдено, то городские власти ее казнят, если Китаи попадется.

— Китаи, что ты здесь делаешь? — спросил он.

— Голодаю, — прорычала она, ткнув носком туфли в испорченную булку. — И все из-за тебя, алеранец.

Тави покачал головой:

— А что ты делала до этого?

— Не голодала, — фыркнув, ответила она.

— Вороны, Китаи. Как ты оказалась здесь?

Перед тем как ответить, она поджала губы.

— Я на страже.

— Что?

— Я стою на страже, — проворчала она. — Неужели ты ничего не знаешь?

— Я начинаю думать, что так оно и есть, — ответил Тави. — На страже чего ты стоишь?

Китаи закатила глаза, показывая раздражение и презрение.

— Ты глупец. — Она прищурилась. — А что делал ты на этой крыше? Почему ты на меня напал?

— Я не знал, что это ты, — ответил Тави. — Я пытался поймать вора по имени Черный Кот. Похоже, мне это удалось.

Глаза Китаи сузились.

— Единственный иногда благословляет удачей даже идиотов, алеранец. — Она сложила руки на груди. — Ты меня нашел. Чего ты хочешь?

Тави задумался. Для Китаи пребывание в Алере было очень опасным, в особенности в столице. Люди здесь враждебно относились к Маратам. Когда они разбили легион принцепса Гая Септимуса в Первом кальдеронском сражении, в Алере появилось множество вдов и сирот. А поскольку Королевский легион набирался в Алере-Империи, десятки тысяч людей, населявших этот город, ненавидели Маратов.

Из-за атлетического сложения, бледной кожи и волос — а в особенности из-за миндалевидной формы глаз — в Китаи сразу признают варвара с востока. А если учесть, сколько она всего украла (подвергнув горькому унижению весь Гражданский легион), она бы не дожила до тюрьмы или суда. Разъяренная толпа расправилась бы с ней на месте, а Гражданский легион сделал бы вид, будто ничего не видит.

Желудок Тави заурчал от голода, и он вздохнул.

— Первым делом я намерен достать еды для нас обоих. Ты меня здесь подождешь?

Китаи подняла брови:

— Неужели ты думаешь, я не в силах украсть еды для себя?

— Я не собираюсь красть, — сказал Тави. — Считай, что я приношу извинения за испорченную булку.

Китаи нахмурилась, а потом осторожно кивнула и сказала:

— Хорошо.

У него едва хватило денег, чтобы купить пару солидных куриных ножек, буханку свежего хлеба и кувшин яблочного сидра. Он принес угощение в темный переулок, где его терпеливо дожидалась Китаи. Тави протянул ей куриную ножку, разломил хлеб и предложил девушке. Потом он прислонился к стене и всерьез принялся за еду.

Очевидно, Китаи была не менее голодна, чем Тави, и они очень быстро покончили с мясом и хлебом. Тави сделал несколько больших глотков сидра, а потом передал кувшин Китаи.

Девушка выпила сидра, повернулась к Тави, и ее экзотические глаза заблестели. Она бросила пустой кувшин и уставилась на Тави, облизывая пальцы. Тави и сам смотрел на нее и не мог оторваться.

Наконец на губах Китаи заиграла улыбка.

— Ну, алеранец? — спросила она. — Чего же ты хочешь?

Тави заморгал, раскашлялся и отвернулся прежде, чем снова начал краснеть. Он сурово напомнил себе о том, что поставлено на карту. Сейчас он не может позволить себе отвлекаться, слишком многим людям это может стоить жизни. И это помогло Тави не думать о пальцах Китаи и ее губах. Тави вновь охватила тревога.

— Честно говоря, мне нужна твоя помощь, — сказал он.

Игривая улыбка Китаи исчезла, и в ее взгляде появилось любопытство, смешанное с некоторым беспокойством.

— И о чем речь?

— Нужно забраться в одно здание, — сказал Тави. — Я должен понять, как ты умудряешься обходить защиту, когда совершаешь свои ограбления.

Китаи мрачно посмотрела на него.

— И по какой причине?

— Один человек заперт в тюремной башне. Мне нужно вызволить его из Серой башни так, чтобы нам не помешала магическая защита и нас никто не увидел. Да, и нужно все проделать так, чтобы никто не догадался, что он сбежал, хотя бы в течение четверти часа.

Китаи лишь спросила:

— Это будет опасно?

— Очень, — ответил Тави. — Если нас поймают, то посадят в тюрьму или убьют на месте.

Китаи с задумчивым видом кивнула:

— Значит, нас не должны поймать.

— И мы не можем потерпеть неудачу. Китаи, это может оказаться очень важным. И не только для меня, но и для всей Алеры.

— Почему? — спросила она.

Тави нахмурил лоб:

— У нас нет времени на долгие объяснения. Что тебе известно об алеранской политике?

— Я знаю, что все вы безумны, — ответила Китаи.

Тави не смог удержаться от смеха.

— Я понимаю, почему ты так думаешь, — сказал Тави. — Тебе нужна другая причина?

— Хотелось бы, — ответила Китаи. Тави немного подумал, а потом сказал:

— Тот, кого заточили в башню, мой друг. Он попал туда из-за того, что защищал меня.

Китаи немного подумала и кивнула.

— Причина вполне достаточная, — сказала она.

— Так ты мне поможешь?

— Да, алеранец, — ответила она, внимательно глядя на Тави. — Я тебе помогу.

Он серьезно кивнул:

— Спасибо тебе.

Ее белые зубы сверкнули в сумраке переулка.

— Не нужно меня благодарить. Подожди, пока не узнаешь, что нам потребуется сделать, чтобы войти в башню.

ГЛАВА 31

Тави смотрел на огромные воздушные пространства, окружавшие Серую башню, и его сердце сжималось от ужаса.

Он довольно быстро узнал, как найти Серую башню. Он задал вопрос гражданскому легионеру с красным носом и таким пропитанным алкоголем дыханием, что оно могло вспыхнуть от малейшей искры, и тот тут же принялся объяснять Тави, как туда добраться. Речь его была не слишком внятной, но Тави его понял. Они с Китаи поспешно направились к башне, стараясь избегать больших сборищ людей, как на улице Ремесленников.

Теперь они стояли возле акведука, где собиралась вода горных ключей, — столицу окружали горы и зеленые чаши полей фермерских хозяйств. Из акведука выходила дюжина ответвлений, несущих чистую воду к резервуарам, расположенным по всему городу. С того места, где они стояли, Тави мог видеть почти незаметный скос акведука, проходящий через все окрестности, величественные арки поддерживали каменные желоба, по которым непрерывно с тихим журчанием текла вода. В нескольких сотнях ярдов впереди акведук проходил мимо штаба и казарм Гражданского легиона с одной стороны и Серой башни — с другой.

Китаи посмотрела на Тави через плечо и замедлила шаг. Однако она с удивительной уверенностью шла по узкой и скользкой от воды каменной дорожке, окаймлявшей акведук.

— Хочешь, чтобы я шла медленнее? — спросила она.

— Нет, — раздраженно ответил Тави. Он полностью сосредоточился на ходьбе, стараясь не думать, как легко можно соскользнуть вниз, навстречу унизительной смерти. — Продолжай идти вперед.

Китаи пожала плечами, на ее губах заиграла самодовольная улыбка, и она отвернулась от Тави.

Они приближались к башне, и Тави внимательно ее рассматривал. Строение казалось на удивление простым. Тави представлял себе нечто изящное и мрачное, наводящее тоску на узников, для которых было бы недостижимым счастьем выброситься из башни на камни. А на самом деле башня не слишком отличалась от казарм, хотя была выше и с более узкими окнами, да и дверей Тави заметил гораздо меньше. Башню окружала широкая лужайка, огороженная палисадом. У ворот стояли на посту стражники. Кроме того, у входа в башню тоже замерли часовые. Небольшой патруль расхаживал вдоль палисада.

— Выглядит довольно… симпатично, — пробормотал Тави. — Просто чудесное место.

— Не бывает симпатичных тюрем, — ответила Китаи.

Она неожиданно остановилась, и Тави едва не натолкнулся на нее, что могло бы привести к трагическим последствиям. Он с трудом восстановил равновесие и мрачно посмотрел на Китаи. В это время по улице, под акведуком, проходила группа странствующих певцов. У каждого из них была в руках зажженная свеча, как и предписывали традиции праздника.

Китаи внимательно наблюдала за ними, пока они проходили внизу.

— Тебе нравится музыка? — спросил Тави.

— Вы все поете неправильно, — ответила Китаи, с нескрываемым любопытством глядя вниз. — Нужно петь совсем не так.

— Что ты хочешь этим сказать?

Она нетерпеливо взмахнула рукой.

— Мой народ поет те песни, которые возникают у него на губах. Иногда сразу несколько песен. И всякий, кто поет, сплетает свою песню с теми, что уже поются. По меньшей мере сразу три песни — если их меньше, то и силы тратить не стоит. Но вы, алеранцы, поете только одну. И вы все поете одинаково. — Она недоуменно потрясла головой. — Наверное, во время тренировок можно умереть от скуки.

Тави усмехнулся:

— Но сами песни тебе нравятся?

Китаи посмотрела вслед удаляющейся группе странствующих певцов, и в ее голосе появилась грусть.

— Вы поете неправильно.

Она снова зашагала вперед, и Тави следовал за ней, пока они не поравнялись с Серой башней. Тави выглянул из-за края каменного акведука. До утоптанной земли, где располагалась тренировочная площадка Гражданского легиона, оставалось никак не меньше пятидесяти футов. Рядом высилась стена палисада. С гор дул свежий весенний ветер, холодный и быстрый, и Тави пришлось наклониться назад, чтобы сохранить равновесие. Он заставил себя смотреть на крышу башни, не опуская взгляд вниз.

— Здесь около пятидесяти футов, — тихо сказал он Китаи. — Даже ты не сумеешь туда спрыгнуть.

— Верно, — согласилась Китаи.

Она отвела в стороны полы своего плаща и открыла тяжелый мешок из кожи, обработанной маратами. Из него она вытащила связку серой, с металлическим отливом веревки.

— Это та самая веревка, которая делается из волос ледовиков? — спросил Тави.

— Да, — ответила она.

Китаи вновь засунула руку в мешок и достала три простых металлических крюка. Она ловко соединила их вместе благодаря канавкам на обратной стороне, а затем обвязала куском кожаного шнура, так что крюки образовали круг.

— Эти крюки делали не мараты, — заметил Тави.

— Верно. Ими владел вор-алеранец. Я видела, как он однажды ночью ограбил дом.

— И ты их у него украла?

Китаи улыбнулась, пока ее пальцы ловко завязывали узел.

— Единственный учит нас: то, что дается другим, можно получить и нам. — Она широко ухмыльнулась и добавила: — Будем спускаться, алеранец.

Тави опустился на одно колено, а Китаи подняла крюк и стала вращать его у себя над головой, все быстрее и быстрее вытравливая веревку. Все произошло стремительно. Четыре круга, пять, а потом она швырнула крюк и прикрепленную к нему веревку на крышу. Металл негромко зазвенел, ударившись о камень.

Китаи начала медленно тянуть на себя веревку. Когда веревка натянулась, она сильно отклонилась назад, проверяя, насколько надежно зацепился крюк.

— Вот здесь, в мешке, — сказала она. — Металлический зуб и молоток.

Тави засунул руку в мешок и нашел оба предмета. Он снял свой плащ, сложил его несколько раз, а затем забил металлический зуб в камень акведука; материал плаща заглушал удары молотка. Тави забил его так, чтобы он был наклонен в сторону, противоположную той, куда уходила веревка. Китаи посмотрела на зуб и одобрительно кивнула.

Она передала ему конец веревки, и Тави пропустил его сквозь отверстие в зубе. Затем он натянул веревку, Китаи его страховала.

Коротко кивнув, Китаи быстро завязала еще один узел — Тави раньше таких узлов не видел. Затем она вытравила веревку так, что она натянулась, и кивнула Тави.

Он отпустил веревку, и с легким шорохом она натянулась между акведуком и башней, блестя, точно шелковая паутина, в далеком сиянии тысяч волшебных светильников.

— Значит, мы доберемся туда на веревке, чтобы избежать охранной магии земли и дерева на лужайке. Верно? — спросил он.

— Да, — сказала Китаи.

— Остаются еще фурии ветра, следящие за крышей, — заметил Тави. — К тому же с каждой стороны там может оказаться по горгулье. Видишь те выступы?

Китаи нахмурилась:

— А что такое горгулья?

— Фурия земли, — объяснил Тави. — Статуя, способная воспринимать окружающий мир и двигаться. Они не слишком быстры, но обладают немалой силой.

— Они попытаются причинить нам вред?

— Весьма возможно, — ответил Тави. — Они будут реагировать на любое движение на крыше.

— Значит, мы не должны ступать на крышу?

Тави кивнул:

— Это может сработать. Но я не представляю себе, как еще мы сможем попасть внутрь башни. Туда ведет лишь одна дверь на крыше. Ну а возле нижних дверей стоят стражники.

— Дай мне твой плащ, — сказала Китаи.

Тави передал ей плащ и спросил:

— Что ты собираешься сделать?

— Позаботиться о фуриях ветра, — ответила Китаи.

Она сняла свой плащ и опустила его вместе с плащом Тави в воду, бегущую по желобу акведука. Потом Китаи из другого мешка вытащила тяжелый деревянный сосуд, полный соли. Она принялась щедро сыпать соль на влажные плащи.

Тави, нахмурившись, наблюдал за ее работой.

— Я знаю, что фурии ветра не любят соль, — заметил он. — Но неужели это действительно сработает?

Китаи быстро посмотрела на него, потом перевела взгляд на свои украшения и вновь взглянула на Тави. Он поднял руки, сдаваясь.

— Ладно, ладно, если ты так говоришь…

Через мгновение Китаи поднялась на ноги и бросила ему плащ. Тави поймал его и надел влажную холодную ткань на себя. Китаи поступила так же.

— Ты готов, алеранец?

— К чему? — спросил Тави. — Я все еще не совсем понимаю, как мы это сделаем, не ступив на крышу.

Китаи кивнула в сторону узких окон верхнего этажа:

— Я пролезу сквозь них. Тебе нужно подождать до тех пор, пока я не окажусь внутри. Веревка не выдержит двоих сразу.

— Тогда будет лучше, если первым полезу я, — возразил Тави. — Я тяжелее, и если веревка не выдержит, пусть упаду я.

Китаи нахмурилась, но потом кивнула. Она указала на веревку и сказала:

— Давай. И оставь мне немного места, чтобы я могла работать, когда окажусь рядом.

Тави кивнул, а потом посмотрел на тонкую веревку, которая тянулась к Серой башне. Он сглотнул, чувствуя, как дрожат пальцы. Однако он заставил себя двигаться и взял веревку в руки. Потом он заскользил головой вперед к Серой башне, перебирая руками веревку и цепляясь за нее скрещенными в лодыжках ногами. Дул ветер, веревка подрагивала, и Тави молился, чтобы крюк удержался на месте. Затем он начал подтягивать себя к Серой башне, стараясь не совершать резких движений. Однажды он бросил взгляд в сторону Китаи, которая наблюдала за ним. Ее глаза блестели, и она даже не пыталась скрыть, как ей весело.

Тави заставил себя сосредоточиться на своей задаче, ритмично перемещая руки и ноги. Он не торопился и двигался с подчеркнутой осторожностью, пока не добрался до башни. Он даже успел вовремя заметить карниз возле окна и поставил на него ноги, чтобы убедиться, что он выдержит его вес. Наконец он перенес свой вес на карниз и посмотрел в сторону Китаи, придерживая веревку рукой.

Девушка не стала поступать так, как осторожный Тави, — она просто пошла по веревке, словно это была широкая деревянная балка. Разведя руки в стороны, она двигалась легко и уверенно и вскоре оказалась рядом с Тави, затратив на весь путь в три раза меньше времени, чем он. В самом конце она легко спрыгнула на карниз.

Некоторое время Тави на нее смотрел. Она подняла брови:

— Да?

Он покачал головой:

— Где ты этому научилась?

— Ходить по веревке? — уточнила Китаи.

— Да. Это… производит впечатление.

— Детская игра. Мы играем в нее, когда еще не выросли. — Она ухмыльнулась. — У меня получалось гораздо лучше, когда я была меньше. — Она повернулась к окну и заглянула внутрь сквозь стекло. — Коридор. Я никого не вижу.

Тави посмотрел туда же.

— И я тоже, — сказал он. Вытащив из-за пояса нож, он попытался поддеть край стекла. Стекло было заделано в камень. — Нам придется его разбить.

Китаи кивнула и быстро вытащила кусок плотной ткани из другого мешка. Она развернула его — внутри оказалась маленькая бутылочка. Китаи откупорила ее, вылила немного густой маслянистой субстанции на ладонь и размазала жидкость по стеклу. Тави уловил резкий запах. Потом Китаи быстро стерла жидкость с ладони и нахмурилась; ее губы зашевелились.

— Что ты делаешь? — спросил Тави.

— Считаю, — ответила она. — Не мешай.

Так прошла примерно минута, а потом Китаи приложила ткань к стеклу и постаралась аккуратно ее разгладить, хотя ткань сразу же прилипала. Подождав еще немного, Китаи вытащила свой нож и рукоятью один раз ударила по стеклу.

Стекло сразу треснуло. Китаи нанесла еще несколько ударов в других местах, а потом медленно потянула на себя ткань, вытаскивая куски стекла. Тави видел, что ткань плотно к нему приклеилась. Затем Китаи взяла тряпицу, которой вытирала ладонь, и приложила ее к стене. Тряпица тут же приклеилась.

Бросив взгляд на Тави, она отломила несколько кусков стекла, которые еще оставались в окне, бросила их вниз, после чего легко проскользнула через окно внутрь Серой башни.

Тави покачал головой и осторожно перебрался к следующему окну, не выпуская из рук веревки. Он чувствовал себя неловким и медлительным по сравнению с девушкой, и это его раздражало. Одновременно он испытывал удовольствие, наблюдая за ее уверенными изящными движениями. Как и Тави, Китаи не владела магией, но он не сомневался, что девушка не считает себя неполноценной. И у нее были на то все основания — ведь в последние несколько месяцев она много раз обходила магические ловушки при помощи ума и ловкости.

Тави постарался запомнить фокус с липучей тканью и стеклом на будущее и последовал внутрь башни вслед за Китаи.

Они оказались в коридоре, с одной стороны была стена с окнами, по другую шли тяжелые деревянные двери. Тави подошел к ближайшей и подергал ручку.

— Закрыто, — прошептал он и засунул руку в собственный мешочек, висевший у него на поясе.

Оттуда он вытащил кусок кожи, на котором были укреплены несколько инструментов.

— Что ты делаешь? — прошептала Китаи.

— Отпираю, — ответил Тави.

Он засунул свой инструмент в замочную скважину, закрыл глаза и принялся изучать механизм замка. Через мгновение он слегка нажал и повернул свой инструмент. Замок щелкнул, и дверь открылась.

За дверью оказалась маленькая пустая комнатка. Там была кровать, стул, ночной горшок и гладкие каменные стены.

— Камера, — пробормотал он и закрыл дверь.

Китаи взяла инструмент из его руки и принялась его разглядывать.

— Но как? — спросила она у Тави.

— Я этому учился, — ответил Тави. — Потом я могу научить и тебя. Но как ты умудрялась воровать, если не знала, как вскрыть замок?

— Естественно, я сначала воровала ключи, — сказала она, пожав плечами.

— Естественно, — пробормотал Тави. — Пойдем.

Они двинулись по коридору, и Тави проверял каждую дверь. Все камеры были одинаковыми — скучными и пустыми.

— Наверное, он не на этом этаже, — прошептал Тави, когда они добрались до конца коридора.

Здесь оказалась еще одна запертая дверь, Тави ее открыл, и они увидели ведущую вниз лестницу, освещенную оранжевыми магическими светильниками. Здесь звук разносился особенно далеко, и Тави жестом показал Китаи, чтобы она молчала. Только после этого он шагнул на лестницу. Тави успел сделать всего несколько шагов, когда снизу донеслись звуки веселого пения: здесь также праздновали, только участники успели сильно перебрать спиртного.

Тави усмехнулся и двинулся дальше немного быстрее. Если стража внизу будет все время так шуметь, их задача заметно упростится.

Они спустились на один этаж, и здесь Тави пришлось немного повозиться со следующим замком. На этом этаже камеры также шли одна за другой вдоль стены. Они решили сразу спуститься еще на один этаж, когда Китаи сжала плечо Тави, предупреждая об опасности.

Под ними раздался скрип открываемой двери, и мужские голоса о чем-то заговорили между собой. Тави замер. Их шаги далеко разносились по лестнице.

Тави дождался, когда снова наступит тишина, и вскоре шум шагов удалился туда, откуда раздавалось веселое пение.

Только после этого, стараясь сохранять спокойствие, Тави быстро сбежал вниз по ступенькам. Он вскрыл очередную дверь на лестничной площадке, и они оказались внутри совсем другого помещения.

Хотя все тут было обставлено с прежней простотой, на этаже находилась всего одна камера. Здесь имелась огромная ванна, несколько книжных полок, простой диван и стулья, где можно было сидеть и читать, а также стол, за которым могли поесть четверо, и большая постель — все это за дверью с массивной решеткой. Окна были также снабжены решетками.

— Я же говорил тебе, со мной все в порядке, — послышался усталый голос из-под одеяла. — Просто мне нужно было отдохнуть.

— Макс, — зашипел Тави.

Короткие волосы Макса все еще оставались влажными. Он быстро сел на своей постели и широко разинул рот.

— Тави, какие вороны тебя сюда привели? Что, вороны тебя побери, ты здесь делаешь?

— Вытаскиваю тебя отсюда, — ответил Тави.

Он подошел к запертой двери, в то время как Китаи осторожно выглядывала на лестницу. Тави посмотрел на замок.

— Не беспокойся, — сказал Макс. — Ключи на столе, который стоит у северной стены.

Тави огляделся, нашел ключи и вернулся с ними к двери.

— Они не слишком обеспокоены безопасностью, — проворчал он.

— Все, кто оказывается в этой камере, обычно как-то связаны с политикой, — сказал Макс. — Прутья здесь только для виду. — Он состроил гримасу. — Я уже не говорю о том, что магия тут не работает.

— Бедняжка, никакой ему магии, — сказал Тави, поднося ключ к замку. — Ну, давай одевайся быстрее, мы уходим.

— Ты ведь шутишь, правда?

— Нет. Ты нам нужен, Макс.

— Тави, не сходи с ума, я не знаю, как ты сюда попал, но…

— Алеранец, — зашипела Китаи. — До рассвета остается совсем немного времени. — Она повернулась к Тави, и капюшон упал ей на спину, открыв лицо. — Мы должны уходить. С ним или без него.

— Кто это? — удивленно заморгал Макс. — Она марат.

— Ее зовут Китаи. Китаи, это Макс.

— Она марат, — выдохнул Макс.

Китаи удивленно спросила Тави:

— Он что, слаб на голову?

— Бывают дни, когда у меня возникают такие мысли, — ответил Тави, открыл дверь и подошел к Максу. — Давай. Послушай, мы не можем позволить идиоту Бренсису устроить хаос в нашем государстве. Мы вытащим тебя отсюда. Потом спустимся в подземелья, доберемся до дворца и доставим тебя к Киллиану — никто ничего не узнает. Тебе пора приниматься за работу, чтобы помочь моей тете.

— Побег из тюрьмы серьезное преступление, — заявил Макс. — За это меня могут повесить. Более того, они могут повесить тебя за оказанную мне помощь. Великие фурии, Тави, и ты это делаешь в паре с маратом!

— Ничего не говори о Китаи Киллиану или Майлсу. Все остальное мы устроим.

— Как?

— Не знаю. Пока не знаю. Но мы все сделаем, Макс. Очень многие люди могут пострадать, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Это невозможно, — заявил Макс. — Тави, ты каким-то образом сюда попал, но магия, мешающая выбраться отсюда, в два раза сильнее. Они сразу почувствуют, если я попытаюсь что-то сделать и…

Тави взял пару льняных штанов и бросил их Максу на голову.

— Одевайся. Мы выберемся отсюда, не прибегая к магии. Тем же путем, которым пришли.

Макс мгновение с сомнением смотрел на Тави.

— И как?

Китаи презрительно фыркнула:

— Здесь все полагают, якобы без волшебства невозможно обойтись, алеранец. Повторю еще раз. Вы безумны.

Тави повернулся к Максу и сказал:

— Макс, сегодня ты уже один раз спас мою жизнь. Но мне снова нужна твоя помощь. И я клянусь тебе, как только моей семье не будет грозить опасность, я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя не наказали за побег.

— Все, что в твоих силах, да? — проворчал Макс.

— Да, я знаю. Это совсем немного.

Макс некоторое время смотрел на Тави, потом спустил ноги с постели и надел льняные штаны.

— Для меня этого вполне достаточно. — Он недовольно зашипел, с трудом поднимаясь на ноги. — Извини. Раны они исцелили, но я все еще плохо двигаюсь.

Тави сложил подушки под одеялом так, чтобы создавалось впечатление, будто в кровати кто-то спит, а потом поддержал друга за плечо. Если им повезет, стража позволит «Максу» спать еще много часов, прежде чем они заметят, что узник сбежал. Они вышли, и Тави закрыл камеру на ключ, который оставил на том же столе.

— Тави, — пробормотал Макс, когда они поднимались по лестнице, а Китаи шагала за ними, — у меня никогда не было друга, способного совершить такой поступок ради меня. Спасибо тебе.

— Ха, — усмехнулся Тави. — Не благодари меня до тех пор, пока не увидишь, как мы будем выбираться отсюда.

ГЛАВА 32

— А потом мы ушли тем же путем, маэстро, и теперь мы здесь. Никто не видел, как мы спускались в подземелья или как шли сюда, если не считать часовых на лестнице. — Тави смотрел на Киллиана, стараясь говорить неторопливо и спокойно.

Киллиан сидел на стуле рядом с постелью Гая и неторопливо постукивал пальцами по своей трости.

— Позволь уточнить, правильно ли я тебя понял, — заговорил старый наставник. — Ты выяснил, где находится Серая башня. Потом вошел в нее через окно седьмого этажа, набросив с акведука крюк с веревкой. От фурий воздуха ты защитился солью, которую высыпал на мокрый плащ, а фурии земли тебя не тронули, поскольку твои ноги ни разу не коснулись земли. Потом ты проверил один этаж за другим, пока не нашел Антиллара, освободил его, и вы выбрались из башни так, что вас никто не заметил.

— Да, маэстро, — сказал Тави, пихнув Макса локтем.

— Так все и было, — сказал Макс. — На самом деле я находился в очень приятной комнате, она была даже лучше, чем та, в которой я живу в Академии.

— Ммм, — заговорил Киллиан, в голосе которого появилось неудовольствие, — Гай Секундус создал эту камеру, когда арестовал жену лорда Родеса, восемьсот лет назад. Ей предъявили обвинение в предательстве, но до суда и вынесения приговора дело так и не дошло. Первый лорд ограничивался тремя допросами в неделю в течение пятнадцати лет.

Макс рассмеялся.

— Довольно странный способ завести любовницу, — сказал он.

— Это позволило избежать гражданской войны, — ответил Киллиан. — Кстати, в архивах записано, что она действительно совершила предательство. Из чего следует, что история становится более запутанной или, наоборот, понятной. Я и сам не знаю, какой следует сделать вывод.

Тави облегченно вздохнул. Киллиан был доволен — можно даже сказать, очень доволен. Маэстро начинал обращаться к историческим примерам только в тех случаях, когда находился в превосходном настроении.

— Тави, мне любопытно, что навело тебя на мысль воспользоваться такими методами.

Тави искоса посмотрел на Макса.

— Хмм. Последнее испытание, которое вы мне предложили, сэр. Я провел кое-какие изыскания.

— И эти изыскания оказались настолько удачными, что ты рискнул судьбами всей страны? — кротко спросил Киллиан. — Ты понимаешь, какими были бы последствия, если бы тебя поймали или убили?

— Если бы я добился успеха, то все пошло бы хорошо. Если бы меня арестовали, а Гай не пришел бы мне на помощь, стало бы очевидно, что с ним не все в порядке. Если бы меня убили, то мне не пришлось бы сдавать маэстро Ларусу заключительный экзамен по истории. — Он пожал плечами. — Два позитивных результата из трех — по-моему, неплохая ставка, сэр.

Киллиан мрачно рассмеялся:

— Да, пока ты выигрываешь. — Он потряс головой. — Не могу поверить, что ты пошел на такой риск. Но тебе удалось выйти сухим из воды. В дальнейшем ты узнаешь, что успех и победы обычно заставляют уйти в тень риск, на который ты идешь для их достижения, в то время как неудача лишь подчеркивает глупость.

— Да, сэр, — почтительно сказал Тави.

Неожиданно трость Киллиана описала дугу и ударила Тави по бедру. Он на несколько мгновений перестал чувствовать ногу, а потом ощутил жуткую боль.

— Если ты когда-нибудь ослушаешься моих приказов, — очень спокойно сказал Киллиан, — я тебя убью. — Слепой маэстро смотрел на Тави. — Ты меня понял?

Тави невнятно пробормотал, что он все понял, прижимая ладонь к горевшей от боли ноге.

— Мы не играем в игры, мальчик, — продолжал Киллиан. — Поэтому я хочу, чтобы ты очень хорошо меня понял. Есть ли у тебя какие-то вопросы или сомнения?

— Я все понял, маэстро, — ответил Тави.

— Очень хорошо. — Слепые глаза обратились на Макса. — Антиллар, ты идиот. Но я рад, что ты вернулся.

— Вы и меня намерены ударить? — устало спросил Макс.

— Нет, конечно, — ответил Киллиан. — Ты же был ранен сегодня. Поэтому я ударю тебя потом, когда минует кризис, если так тебе будет легче.

— Вовсе нет, — заявил Макс.

Киллиан кивнул:

— Ты по-прежнему способен играть роль Первого лорда?

— Да, сэр, — сказал Макс, и Тави подумал, что его голос звучит уверенно, хотя выглядел его друг не лучшим образом. — Дайте мне несколько часов отдохнуть, и я буду готов.

— Вот и прекрасно, — сказал Киллиан. — Ложись в постель. Никто не должен видеть, как ты идешь в свою комнату.

— Маэстро, — сказал Тави. — Теперь, когда Макс здесь…

Киллиан вздохнул:

— Да, Тави. Я напишу приказ об организации срочных поисков твоей тети Исаны. Тебя это удовлетворит?

— Несомненно, сэр.

— Превосходно. Я хочу, чтобы ты доставил несколько посланий. Доложишь о своем возвращении после завершения экзамена по истории. Свободен.

— Да, сэр, — ответил Тави.

Он взял пачку писем и повернулся к двери, стараясь беречь пульсирующую от боли ногу.

— Кстати, Тави, — сказал Киллиан, когда тот собрался выйти.

— Сэр?

— Кто еще входил с тобой в Серую башню?

Тави с Максом с трудом скрыли свое удивление.

— Никто, сэр. Почему вы спрашиваете?

Киллиан кивнул:

— Ты сказал, что «мы» вошли туда. Из чего следует, что с тобой был кто-то еще.

— Ах вот вы о чем! Я оговорился, маэстро. Я хотел сказать, что был один.

— Да, я в этом не сомневаюсь, — пробормотал Киллиан. Тави ничего не ответил, а маэстро целую минуту молча смотрел на него слепыми глазами.

Потом Киллиан негромко рассмеялся, поднял руку и спокойно сказал:

— Как пожелаешь. Мы можем вернуться к этому позднее. — И он небрежно махнул рукой, отпуская Тави.

Тави поспешил отнести послания. Еще до второго утреннего колокола он успел доставить все письма, кроме последнего, адресованного послу Варгу в Черный коридор.

Тави встретили те же два легионера. Что-то показалось Тави странным в выражении их лиц, и только присмотревшись ко входу в посольство канимов, он понял, в чем дело.

Стражники-канимы отсутствовали. Алеранцы стояли на прежних местах, но канимы исчезли. Тави кивнул алеранцам и вошел.

— А где стража канимов? — спросил он.

— Понятия не имеем, — ответил один из легионеров. — Их нет с самого утра.

— Странно, — заметил Тави.

— Да уж, сказал так сказал, — усмехнулся легионер. — Это место всегда было странным.

Тави кивнул и поспешил обратно во дворец, в комнату, которую он делил с Максом.

Он вдруг почувствовал, что дрожит, а дыхание с хрипом вырывается из его груди, хотя он шел обычным шагом.

Тетя Исана исчезла. Если бы он действовал быстрее, или вел себя умнее, или спал более чутко, то ее почти наверняка не похитили бы. Если, конечно, ее похитили. Если Исана еще жива.

На глаза Тави навернулись слезы, он споткнулся. Его разум вдруг стал совершенно пустым. Пока он охотился на Китаи, пробирался в Серую башню, спасал Макса и лгал маэстро Киллиану, он старался изо всех сил. А теперь, когда он получил небольшую передышку, чувство тревоги охватило его с новой силой.

Тави распахнул дверь в свою комнату, с силой ее захлопнул и прислонился к ней спиной, устремив взгляд в потолок. Слезы текли по его щекам, не останавливаясь. Ему следовало взять свои чувства под контроль, но Тави не мог. Может быть, он сильно устал, слишком многое произошло за последние часы.

В следующий миг Тави уловил движение в темной комнате, и тут же Китаи тихо спросила:

— Алеранец, тебе нехорошо?

Тави стер слезы рукавом и посмотрел на Китаи, которая стояла перед ним, на ее лице застыло недоумение.

— Я… я встревожен.

— Из-за чего?

Он сложил руки на животе.

— Я не могу тебе рассказать.

Китаи удивленно вскинула светлые брови:

— Почему нет?

— Безопасность, — ответил он.

Китаи непонимающе посмотрела на него.

— Опасные тайны, — уточнил Тави. — Если враги Гая их узнают, многие люди могут пострадать или даже погибнуть.

— Ага, — сказала Китаи. — Но я же не враг Гая. Так что мне ты можешь рассказать.

— Нет, Китаи, — начал Тави. — Ты не поняла. Это… — Он заморгал и задумался.

Китаи действительно не являлась угрозой для Гая. На самом деле во всей Алере-Империи она была единственным человеком (за исключением самого Тави), который наверняка не был врагом Короны. Очевидно, Китаи не имела ни малейшего представления о политике, у нее не могло возникнуть никакого конфликта интересов. Она была чужой здесь, а потому на нее не могла оказать влияния ни одна из политических фракций.

А Тави ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими проблемами. Хотя бы для того, чтобы хоть немного успокоить клубок змей, поселившихся в его животе.

— Если я тебе все расскажу, ты обещаешь ни с кем об этом не говорить, кроме как со мной?

Она нахмурилась, не спуская глаз с его лица, а потом кивнула:

— Хорошо.

Тави вздохнул. Потом сполз по двери и сел на пол. Китаи уселась напротив, скрестив ноги. На ее лице смешались любопытство, тревога и недоумение.

И Тави рассказал ей обо всем, что произошло с ним за последние дни. Она терпеливо слушала, лишь иногда останавливая Тави, чтобы уточнить смысл непонятных слов или расспросить о незнакомых ей людях.

— А теперь, — сказал в заключение Тави, — тете Исане грозит опасность. Возможно, уже слишком поздно и ей не помочь. А хуже всего то, что я почти уверен: Исана хотела связаться с Первым лордом из-за того, что в Кальдероне что-то случилось.

— Там у тебя друзья, — тихо сказала Китаи. — И семья.

Тави кивнул:

— Но я не знаю, что делать, и это меня тревожит.

Китаи оперлась подбородком на ладонь и задумчиво посмотрела на него, слегка нахмурившись.

— Почему?

— Меня тревожит, что я мог упустить какую-то важную деталь, — признался он. — Что мог как-то помочь. Что существует способ решить все проблемы разом, а мне не хватает ума его отыскать.

— А что, если с неба упадет камень и убьет тебя, алеранец? — осведомилась Китаи.

Тави заморгал:

— И что это значит?

— Ты не можешь контролировать все сразу. И твое беспокойство ничего не изменит.

Тави нахмурился и посмотрел в пол.

— Может быть, — пробормотал он. — Может быть.

— Алеранец…

— Да?

Китаи задумчиво пожевала нижнюю губу.

— Ты сказал, что это существо, Варг, вело себя странно?

— Очень на то похоже, — отозвался Тави.

— Быть может, это связано с тем, что происходит с твоим вождем?

Тави нахмурился:

— Что ты имеешь в виду?

Китаи пожала плечами:

— Из того, что ты рассказал, Варг — это тот, чей живот не соответствует рукам.

Тави заморгал:

— Что?

Она наморщила нос.

— Есть такая поговорка у клана Лошади. Ее трудно перевести. Она означает, что у Варга не было причин так себя вести. Поэтому ты должен задать себе вопрос: почему он так поступил?

Тави погрузился в напряженные размышления.

— Возможно, у него были причины. Не исключено, что мы просто чего-то не знаем.

— Ну и какими могут быть его мотивы? — спросила Китаи.

— Понятия не имею, — ответил Тави. — А ты?

— И я, — спокойно ответила Китаи. — Возможно, следует спросить самого Варга.

— Он не из тех, кого можно вовлечь в дружескую беседу, — заметил Тави.

— Тогда за ним следует понаблюдать. Его действия все объяснят.

Тави вздохнул:

— Я должен поговорить об этом с маэстро Киллианом. Не думаю, что он позволит мне тратить время на слежку за Варгом. В любом случае это не так уж и важно для меня.

— Но твоя тетя важна, — сказала Китаи.

Тетя Исана. Вдруг все тело Тави заболело, им вновь овладела тоска. Он почувствовал себя совершенно беспомощным. Он всегда ненавидел это чувство. У него перехватило горло, и Тави закрыл глаза.

— Я лишь хочу, чтобы ей не грозила опасность. Я хочу ей помочь. Вот и все. — Он склонил голову.

Китаи двигалась бесшумно. Она оказалась рядом с ним и села спиной к двери. Потом она молча прижалась к нему плечом, и Тави ощутил ее тепло и ее поддержку.

— Я потеряла свою мать, — сказала Китаи после долгого молчания. — Я не хочу, чтобы кто-то испытал такую же боль, алеранец. Я знаю, что Исана была для тебя матерью.

— Да. Она и есть мать.

— Ты спас жизнь моего отца. Я все еще у тебя в долгу. Я помогу тебе, если сумею.

Тави слегка прижался к ней, он был не в силах высказать словами свою благодарность. Через мгновение он ощутил, как кончики пальцев Китаи коснулись его лица, Тави открыл глаза и увидел, что Китаи совсем рядом. Он замер, не осмеливаясь пошевелиться.

Девушка погладила пальцами его щеку, провела линию по челюсти и убрала выбившуюся прядь волос за ухо.

— Я поняла, что мне не нравится, когда тебе плохо, — негромко сказала Китаи, глядя ему в глаза. — Ты устал, алеранец. У тебя и без того достаточно врагов, чтобы растравлять собственные раны из-за вещей, которые ты не в силах изменить. Тебе нужно отдохнуть, пока у тебя есть такая возможность.

— Я слишком устал, чтобы спать, — сказал Тави.

Китаи посмотрела на него и вздохнула:

— Безумны. Вы все безумны.

Тави попытался улыбнуться:

— Даже я?

— В особенности ты, алеранец. — Она улыбнулась ему в ответ, ее сияющие глаза находились совсем рядом.

Тави почувствовал, что он начинает понемногу расслабляться, и наклонился к Китаи, наслаждаясь ее теплом и ее присутствием.

— Китаи, почему ты здесь?

Она немного помолчала, а потом ответила:

— Я пришла, чтобы предупредить тебя.

— Предупредить?

Она кивнула.

— Существо из долины Воскового леса. То, что пробудилось во время Испытания. Ты помнишь?

Тави содрогнулся.

— Да.

— Оно выжило, — сказала она. — Кроуч умер. Хранители умерли. Но оно покинуло долину. У него осталась твоя сумка. Оно помнит твой запах.

Тави вновь содрогнулся.

— Оно здесь, — тихо продолжала Китаи. — Я потеряла его след во время бури, за два дня до того, как пришла в столицу. А оно бежало за тобой всю дорогу. Я искала его месяцы, но оно так и не появилось.

— Оно не могло оставаться незамеченным в столице, — после некоторых раздумий сказал Тави. — Огромный чудовищный паук сразу привлек бы к себе внимание.

— Возможно, оно умерло, как хранители, — предположила Китаи.

Тави поскреб подбородок.

— Но Черный Кот воровал в течение нескольких месяцев, — сказал он. — Ты провела здесь довольно много времени. Если бы ты пришла в столицу только для того, чтобы меня предупредить, то могла бы давно это сделать и вернуться обратно. Значит, есть и другая причина.

Что-то промелькнуло в ее глубоких зеленых глазах.

— Я уже говорила тебе. Я здесь, чтобы стоять на страже. — Она выделила последнее слово. — Чтобы побольше узнать о тебе и о твоем народе.

— Зачем?

— Таков обычай нашего народа, — ответила Китаи. — После того как стало известно, что… — Она смолкла и отвернулась.

Тави нахмурился. Что-то подсказывало, что ему не следует настаивать, к тому же он боялся, что Китаи отодвинется от него. Сейчас ему хотелось только одного: сидеть рядом с ней и разговаривать.

— И что же ты узнала? — спросил он.

Она вновь посмотрела на него, и, когда их глаза встретились, Тави вздрогнул.

— Многие вещи, — спокойно ответила Китаи. — Что это место, где учатся, но где лишь немногие узнают нечто полезное. Что тебя, обладающего умом и мужеством, презирает большинство твоих собратьев из-за того, что ты не владеешь волшебством.

— Это не совсем волшебство, — начал Тави.

Китаи, не меняя выражения лица, приложила пальцы к губам Тави и продолжала, словно он ничего не говорил:

— Я видела, как ты защищал других, хотя они считали тебя слабее. Я видела совсем немного достойных людей вроде того юноши, которого мы вытащили из башни. — Она немного помолчала. — Я видела, как женщины торгуют удовольствием за монеты, чтобы накормить своих детей, а другие поступают так же, чтобы забыть о детях, пить вино и принимать всякие порошки. Я видела мужчин, которые работают от восхода до заката, а их жены относятся к ним с полнейшим пренебрежением. Я видела, как мужчины бьют и используют тех, кого они должны защищать, даже собственных детей. Я видела, как некоторые из вас превращают своих собратьев в рабов. Я видела, как они сражаются за свою свободу. Я видела, как люди закона его предают, и людей, которые ненавидят закон за мягкость. Я видела благородных защитников и садистов-целителей, а еще создателей прекрасного, над которыми смеются, восхищаясь теми, кто порождает уродство и разрушение.

Китаи потрясла головой.

— Твой народ, алеранец, самый злобный и добрый, самый дикий и благородный, предательский и верный, вы самые удивительные и завораживающие существа из всех, кого мне доводилось видеть. — Ее пальцы вновь коснулись его щеки. — А ты самый удивительный из всех.

Тави долго молчал.

— Что ж, теперь я понимаю, почему ты считаешь всех нас безумными, — наконец сказал он.

— Я думаю, твой народ может быть великим, — продолжала Китаи. — Действительно достойным. Единственный будет вами гордиться, глядя на вас сверху. В вас все это есть. Но еще в вас сидит жажда власти. Предательство. Фальшивые маски. И сознательные ошибки.

Тави слегка нахмурился:

— Сознательные ошибки?

Китаи кивнула:

— Когда кто-то из вас говорит то, чего нет. Говорящий ошибается, но создается впечатление, будто он это делает специально.

Тави подумал секунду и понял:

— Ты говоришь о лжи?

Китаи недоуменно заморгала:

— Что лежит? Где лежит?

— Нет, нет, — поправил ее Тави. — Это такое слово. Когда ты сознательно говоришь неправду, чтобы заставить другого думать, будто это правда.

— Лежать — значит… отдыхать. Спать. Иногда имеется в виду спаривание.

— И еще ложь означает, что человек говорит то, чего нет, — сказал Тави.

— Но почему вы используете одно и то же слово для разных вещей? Это смешно.

— У нас есть много таких слов, — сказал Тави. — Они могут значить больше, чем что-то одно.

— Но это глупо, — заявила Китаи. — Людям и так непросто понять друг друга, а вы еще все усложняете словами, которые означают разные вещи.

— Ты права, — согласился Тави. — Называй это обманом. Любой алеранец это поймет.

— Ты хочешь сказать, что так поступают все алеранцы? — спросила Китаи. — Говорят то, чего нет? Говорят обманами.

— Большинство из нас.

Китаи едва слышно презрительно вздохнула:

— Слезы Единственного, зачем? Разве мир не достаточно опасен и без этого?

— А твой народ никогда не лж… не говорит обманами? — спросил Тави.

— А зачем?

— Ну, иногда алеранцы говорят обманами, чтобы защитить чьи-то чувства.

Китаи покачала головой:

— Если сказать то, чего нет, оно не появится, — заявила она.

Тави едва заметно улыбнулся:

— Конечно. Наверное, мы надеемся, что до этого не дойдет.

Глаза Китаи сузились.

— Значит, ваши люди говорят обманами даже с собой. — Она тряхнула головой. — Безумие. — Китаи провела теплыми пальцами по краю его уха.

— Китаи, ты помнишь, как мы взбирались по веревке в долине Воскового леса? — едва слышно спросил Тави.

Она содрогнулась, но не отвела глаз и кивнула.

— Между нами кое-что произошло. Ведь так? — Тави и сам не заметил, как поднес свою руку к лицу Китаи, пока не ощутил гладкую кожу ее щеки под своими пальцами. — Твои глаза изменились. Это что-то для тебя значит.

Она долго молчала, а потом, к удивлению Тави, на ее глаза навернулись слезы. Ее рот дрогнул, но она так и не заговорила, а лишь едва заметно кивнула.

— Что произошло? — нежно спросил Тави.

Она сглотнула и покачала головой. Повинуясь импульсу, Тави сказал:

— Так вот что ты имела в виду, когда сказала, что ты стоишь на страже, — сказал он. — Если бы это был гаргант, ты бы стояла на страже гаргантов. А если бы лошадь, ты бы стояла на страже лошадей.

Из ее зеленых глаз капали слезы, но дыхание Китаи оставалась ровным, и она не отводила глаз.

Тави провел пальцами по ее светлым волосам. Они оказались необыкновенно тонкими и мягкими.

— Кланы твоего народа. Волки, лошади, гарганты. Они… каким-то образом объединяются с…

— Да, алеранец, — тихо ответила она. — Наши чала. Наши тотемы.

— Значит… я твой чала.

Она сильно задрожала и издала какой-то тихий звук. А потом ее голова расслабленно опустилась ему на грудь.

Тави, уже ни о чем не думая, обнял ее за плечи и прижал к себе. Его удивило новое ощущение. Никогда еще к нему так не прижималась девушка. Она была теплой и нежной, а аромат ее волос и кожи ошеломлял. Он чувствовал, как быстрее забилось сердце и ускорилось дыхание, его тело реагировало на близость Китаи. Но на другом уровне его охватили совсем другие ощущения. Все происходящее вдруг показалось ему необъяснимо правильным, он должен чувствовать ее тело рядом под своей рукой. Его рука слегка напряглась, одновременно Китаи прижалась к нему немного сильнее и стряхнула безмолвные слезы.

Тави хотел заговорить, но что-то заставило его остановиться. Поэтому он лишь молча обнимал Китаи.

— Я хотела лошадь, алеранец, — едва слышно прошептала она. — Я все спланировала. Я собиралась поехать с сестрой моей матери Хашат. Уйти за горизонт без всякой на то причины — только для того, чтобы посмотреть, что находится дальше. Я бы бегала наперегонки с ветром и бросала бы вызов грому летних бурь, посылая над равнинами клич моего клана.

Тави ждал. Потом он нашел ее левую руку, и их пальцы переплелись, и его вновь охватило ощущение правильности происходящего.

— А потом пришел ты, — тихо сказала она. — Вызвал Скагару перед моим народом у хорто. Осмелился войти в долину Воскового леса. Победил меня на Испытании. Вернулся за мной, рискнул своей жизнью, хотя мог оставить меня умирать. И у тебя такие красивые глаза. — Она подняла свое залитое слезами лицо, и ее глаза вновь нашли глаза Тави. — Я не хотела, чтобы все случилось именно так. Я не выбирала.

Тави не отвел глаз. Пульс на ее шее бился в одном ритме с его сердцем. Они вдыхали и выдыхали одновременно.

— А теперь, — тихо сказал он, — ты здесь. Пытаешься узнать обо мне побольше. И все кажется тебе таким странным.

Она кивнула.

— Никогда прежде ничего подобного не случалось с моим народом, — прошептала она. — Никогда.

И тогда Тави понял ее боль, сомнения ее сердца и страх.

— Здесь нет людей твоего клана, — тихо сказал он. — Среди моего народа нет твоих соплеменников.

И вновь ее глаза наполнились слезами, но голос оставался тихим и ровным.

— Я одна.

Тави смотрел ей в глаза и ощущал страдание под завесой спокойствия. Девушка продолжала дрожать, а его мысли и эмоции сменялись так быстро, что он ничего не успевал обдумать. Но он знал, что Китаи смела, красива и умна и что в основе своей она хорошая. И Тави понял, что ее страдание вызывает у него боль.

Он наклонился вперед, прикоснувшись к ее лицу одной рукой. Они оба дрожали, и он не осмеливался пошевелиться, опасаясь разрушить очарование момента. И на какое-то время исчезло все, остались лишь они двое, бездонная глубина ее зеленых глаз, тепло ее гладкой кожи и его дрожащие в лихорадке пальцы, скользящие по лицу, шее и волосам Китаи.

Прошло время. Ему было все равно сколько. Глаза Китаи превратили время в нечто незначительное, подчиняющееся их нуждам. И момент длился до тех пор, пока не иссяк, и время не смогло возобновить свой ход.

Он посмотрел в глаза Китаи, их лица почти касались друг друга, а потом сказал негромко, но уверенно и твердо:

— Больше ты не одна.

ГЛАВА 33

Амара смотрела на пещеру отверженных сквозь увеличивающую линзу плотного воздуха, созданную Циррусом между ее вытянутыми руками.

— Ты был прав, — пробормотала она, обращаясь к Бернарду. Она поманила его и протянула руки, чтобы он мог наклониться и посмотреть через ее плечо. — Вон там, видишь, у входа в пещеру. Это кроуч?

Земля на протяжении двухсот ярдов в обе стороны от входа в пещеру была покрыта густой вязкой субстанцией, поблескивающей в свете заходящего солнца. Этим же веществом был облеплен кустарник, закрывавший вход в пещеру и превратившийся в полупрозрачный шар размером с маленький домик. Росшие возле пещеры вечнозеленые деревья также покрывало вязкое вещество, нетронутыми оставались лишь самые верхние ветви. В целом казалось, будто весь склон холма усеян гнойниками, в особенности на фоне древних гор Гарадос, вздымающихся за пещерой.

— Да, такое же вещество было в Восковом лесу, — спокойно ответил Бернард. — От этой пещеры всегда были одни неприятности. Здесь прятались беглые преступники, власти не хотели посылать своих людей так близко к Гарадосу.

— Горы представляют опасность? — спросила Амара.

— Они не любят людей, — ответил Бернард. — Брутус смягчал наши шаги, чтобы старая скала нас не заметила. Если мы не будем подходить близко, горы нас не тронут.

Амара кивнула и воскликнула:

— Вон там, ты видел? Движение.

Бернард вгляделся сквозь поднятые ею руки.

— Восковые пауки, — сообщил он. — Много. Они ползают по краю кроуча.

Они услышали тяжелые шаги. К ним подошел Дорога.

— Они размазывают кроуч, — прорычал он. — Как масло. Он растет и сам по себе, но боюсь, они стараются ускорить его рост.

— Зачем они это делают? — пробормотала Амара.

Дорога пожал плечами:

— Они всегда так поступают. И если им не помешать, кроуч будет повсюду.

Амара почувствовала, как по спине пробежал холодок.

— У них не получится, — сказал Бернард. — Однако я не вижу наших взятых людей. Нет и их воинов.

— Они здесь, — уверенно заявил Дорога своим рокочущим голосом. — Они прячутся в кроуче, их трудно увидеть.

Бернард положил руку на плечо Амары.

— Пожалуй, нам нужно следовать плацу, — сказал он ей. — Подождем темноты, а потом ударим изо всех сил. Подойдем поближе, чтобы убедиться, что ворд здесь, и покончим с ними. Графиня?

Амара отпустила Цирруса, и ее руки повисли вдоль тела.

— Мы не можем ждать, когда они нападут на нас, — ответила она. Потом оглянулась на Бернарда. — Здесь твои земли, граф. Я поддержу любое твое решение.

— А что здесь решать? — вмешался Дорога. — Все просто. Убить их. Или умереть.

Бернард мрачно улыбнулся:

— Я предпочитаю быть охотником. Дорога, я хочу обойти пещеру по большой дуге. Проверить, не приготовили ли они для нас какие-то сюрпризы. Хочешь со мной?

— Почему бы и нет, — ответил Дорога. — Гаргант кормится. Мне надоело смотреть, как он вырывает с корнем растения из земли.

— Графиня, — продолжал Бернард, — если ты не против, я бы хотел, чтобы ты посмотрела на пещеру сверху, пока солнце не зашло.

— Конечно, — ответила она.

— Три часа, — сказал Бернард. — Я предупредил Джиральди, чтобы он был готов ударить через три часа, сразу после наступления полной темноты. Если мы не найдем никаких сюрпризов, то ждать больше ни к чему.

Амара сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться, и призвала Цирруса, чтобы он поднял ее в воздух. Она все еще не пришла в себя после использования магии ветра, но знала, что у нее хватит сил для небольшого полета над будущим полем боя. Он займет совсем немного времени.

А когда она вернется, оставшиеся до сражения часы будут тянуться бесконечно медленно.

Как только Амара вернулась после своего короткого и безрезультатного полета над гнездом ворда, она присела отдохнуть возле дерева, прислонившись спиной к стволу. Когда Амара проснулась, оказалось, что она лежит на боку, а свернутый плащ Бернарда служит ей подушкой. Она узнала его запах, еще не открыв глаза, и полежала несколько мгновений, не шевелясь. Но рядом уже расхаживали ветераны Джиральди, звенело оружие, они готовились к сражению. Легионеры обменивались короткими восклицаниями, помогая друг другу надевать доспехи.

Амара не торопясь поднялась на ноги, потянулась и поморщилась. Кольчуга не была подогнана по ее фигуре, хотя размер подходил, но ее мышцы, не привыкшие к тяжести доспехов, дали о себе знать неожиданной болью. Она поискала воинов, которые находились ближе всего к гнезду ворда, и подошла к ним.

— Графиня, — приветствовал ее Бернард.

На небе появилась бледная половинка луны, изредка на нее набегали тучи, и в сумраке ночи Амара с трудом разглядела профиль Бернарда. Из глубокой тени блестели его немигающие глаза.

Ночью гнездо ворда казалось жутким и красивым. Кроуч испускал зеленый свет, тусклое призрачное сияние, вокруг двигались неясные тени, накатывавшие неровными волнами.

— Красиво, — тихо сказала Амара.

— Да, — кивнул Бернард. — Пока не вспомнишь, что все это означает. Я хочу его уничтожить.

— Несомненно, — согласилась Амара, встала рядом с ним и некоторое время смотрела на гнездо, а потом повернулась к Бернарду. — Спасибо тебе. — Она протянула ему плащ.

Бернард повернулся к ней, чтобы забрать плащ, и она услышала улыбку в его голосе.

— В любое время. — Он накинул плащ на плечи и застегнул застежку, оставив левую руку свободной для стрельбы из лука. — Или нет, — задумчиво продолжал он. — Ты теперь думаешь иначе. О нас.

Амара застыла, сейчас она была рада, что темнота скрывает выражение ее лица. А голосом она владела хорошо. Она могла солгать ему в темноте. А вот повторить те же слова, глядя ему в лицо, Амара не сумела бы.

— У нас обоих есть долг перед страной, — спокойно сказала она. — Когда я была ребенком, со мной произошло несчастье.

Бернард довольно долго молчал. Потом он сказал:

— Я не знал.

— Теперь ты понимаешь, почему мы должны расстаться? — спросила Амара.

Он молчал.

— Я не смогу дать тебе детей, Бернард, — сказала она. — Уже одно это заставит тебя искать другую жену — таков закон. Или ты потеряешь право на гражданство.

— Я его никогда не искал, — ответил Бернард. — И вполне могу без него обойтись.

— Бернард, — сказала она с нескрываемой тоской, — у нас так мало достойных людей среди граждан. А особенно среди аристократии. Страна нуждается в таких, как ты.

— Пусть вороны забирают страну, — заявил Бернард. — Я и прежде жил как независимый человек. И прекрасно проживу теперь.

Амара вздохнула и продолжала совсем тихо:

— Но и я давала клятвы, Бернард. И я до сих пор в них верю. И не намерена их нарушать. Я останусь верна Короне и до конца выполню свой долг. Я не стану брать на себя дополнительные обязательства, которые могут войти в конфликт с долгом.

— Ты полагаешь, я в конфликте с Короной? — осведомился Бернард.

— Я считаю, ты заслужил достойную жену, которая станет матерью твоих детей. Такую женщину, которая останется рядом с тобой при любых обстоятельствах. — Она сглотнула. — Я не смогу быть такой до тех пор, пока сохраняю верность Гаю.

Некоторое время они стояли молча. Потом Бернард потряс головой:

— Графиня, я намерен с тобой сражаться по этому вопросу. Сражаться до самого конца. Более того, я намерен жениться на тебе еще до конца этого года. Но сейчас у нас обоих есть более важные дела, пришло время сосредоточиться на них.

— Но…

— Я хочу, чтобы ты проверила, у всех ли людей Джиральди есть фонари, — сказал Бернард. — А после этого займи позицию рядом с Дорогой.

— Бернард, — сказала Амара.

— Графиня, — прервал он ее, — это мои земли. Эти люди находятся под моим началом. Если ты не готова сражаться рядом с ними, можешь покинуть нас. Но если ты остаешься, я рассчитываю на то, что ты будешь подчиняться приказам. Все понятно?

— Совершенно, ваша светлость, — ответила Амара.

Она и сама не знала, рассердили или позабавили ее слова Бернарда, но эмоции не помешали ей отреагировать профессионально. Она склонила голову и зашагала к легионерам Джиральди. Убедившись, что каждый воин имеет по два магических светильника, она вернулась в конец колонны и сразу уловила едкий запах гарганта, гарганта Дороги, который помог ей найти путь в почти полной темноте.

— Амара, — позвал ее Дорога, который стоял, опираясь спиной о бок гарганта.

— Ты готов? — спросила Амара.

— Ммм. Нагрузить его нетрудно. Ты уверена?

— Нет, но в чем можно быть уверенным в этой жизни? — спросила она в ответ.

Дорога улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

— В смерти, — сказал он.

— Это вдохновляет, — сухо отозвалась Амара. — Благодарю.

— Рад служить. Ты боишься умереть?

— А ты нет? — спросила она.

Вождь маратов задумчиво склонил голову.

— Однажды я испытывал страх. Теперь… я не уверен. Никто не знает, что будет потом. Но мы верим, что смерть еще не конец. И куда бы ни вела эта тропа, я знаю, что буду не первым, прошедшим по ней. Они составят мне компанию. — Он сложил свои массивные руки на груди. — Моя подруга, мать Китаи. И после битвы прошлой ночью многие из моих людей. Друзья. Семья. Иногда я думаю, что будет приятно встретить их снова. — Он посмотрел вверх, на бледную луну. — Но Китаи здесь. Поэтому я постараюсь задержаться подольше. Ей может потребоваться отец, и с моей стороны безответственно оставить ее одну.

— Я также постараюсь остаться в живых, — сказала ему Амара. — Хотя… моя семья уже меня ждет.

— Тогда хорошо, что ты поедешь сегодня со мной, — сказал Дорога, повернулся, взял в руки поводья и легко вскочил на гарганта. Наклонившись вниз, он протянул руку Амаре и с улыбкой помог ей взобраться на спину гарганта. — В любом случае нам есть чего ждать.

Амара рассмеялась и устроилась за спиной Дороги на шерстяном седле, расстеленном на широкой спине гарганта. Гаргант беспокойно переступал с одной ноги на другую. В деревянных бочках, прикрепленных к его бокам, плескалась жидкость.

Дорога направил гарганта вперед, и могучий зверь зашагал неспешной походкой, приближаясь к построившимся в шеренги легионерам. Амара наблюдала, как Джиральди прохаживается вдоль рядов с дубинкой в руке, в последний раз проверяя своих людей. На сей раз центурион не шумел и не ругался. Он внимательно оглядел легионеров и указал двум из них на недостатки в экипировке. Да и сами легионеры помалкивали, никто не ворчал и не закатывал глаз. На напряженных лицах застыло ожидание. Они испытывали страх — естественно, только глупцы ничего не боятся, а легионеры-ветераны не были глупцами. Они являлись профессиональными солдатами, алеранскими легионерами, за их плечами стояли тысячелетние традиции, и страх был единственным врагом, перед которым они ни разу не терпели поражения.

Джиральди бросил взгляд на Амару, когда гаргант медленно проходил мимо, и поднес дубинку к груди, отдавая честь. Амара кивнула в ответ, а гаргант остановился рядом с Бернардом и его оставшимися в строю рыцарями — полдюжины рыцарей земли и полдюжины рыцарей дерева. Ни один из них не обладал такими же способностями, как Бернард или Янус, но каждый был опытным солдатом, давно служившим в легионе. Они полностью отказались от щитов, рыцари дерева были вооружены тяжелыми луками, рыцари земли мощными кувалдами и молотами — за исключением юного сэра Фредерика, взявшего в сражение лопату.

Бернард посмотрел на Амару и Дорогу:

— Готовы?

Дорога кивнул.

— Центурион? — спросил Бернард, обращаясь в темноту у себя за спиной.

— Готовы, милорд, — послышался спокойный ответ Джиральди.

— Тогда вперед, — сказал Бернард и поднял руку, указывая на гнездо.

Спина гарганта начала раскачиваться — он двинулся вперед без видимого знака со стороны Дороги. Амара услышала, как поскрипывает кожа сапог и позвякивает оружие, но в остальном легионеры и рыцари двигались почти бесшумно. Оглядевшись по сторонам, Амара с трудом различала переднюю шеренгу легионеров у них за спиной, хотя они отставали не более чем на дюжину шагов. За ними сливались тени, результат работы магии дерева.

Сердце Амары забилось сильнее, когда они приблизились к призрачному зеленому сиянию кроуча.

— Именно так поступал твой народ? — шепотом спросила Амара у Дороги.

— Больше криков, — ответил Дорога.

— А если они нападут раньше? — прошептала Амара.

— Нет, — сказал Дорога. — Сначала хранители их предупредят.

— Но если они…

— Тогда мы заставим их дорого заплатить за нашу смерть.

Во рту у Амары пересохло. Она попыталась сглотнуть, но у нее перехватило горло. Поэтому она молчала, пока они медленно, но неуклонно продвигались вперед.

Бернард и его рыцари добрались до границы кроуча. Здесь он остановился, давая возможность легионерам завершить атакующее построение, а потом сделал глубокий вдох, опустился на одно колено, поднимая лук, стрела с широким охотничьим наконечником уже лежала на натянутой тетиве. Он направил стрелу вдоль поверхности кроуча и спустил тетиву. Стрела помчалась вперед, рассекая поверхность кроуча. Восковая субстанция разделялась, лопалась и бурлила в месте длинной раны.

Гнездо ворда зашевелилось, послышался странный вой, поднявшийся к ночному небу. Восковые пауки, существа величиной со среднюю собаку, выскочили из кроуча. Их тела, состоящие из бледного, частично прозрачного вещества, сливались с кроучем. Кроме того, их покрывали защитные пластины, находящие одна на другую, а многосуставчатые хитиновые ноги позволяли делать прыжки длиной в двадцать ярдов. Пауки пронзительно визжали, устремившись к длинной ране в кроуче. Амара вздрогнула. Она не могла поверить, что такое количество чудовищ могло находиться так близко, а она даже не подозревала об этом. Их были дюжины, и прямо у нее на глазах дюжины превращались в сотни.

Луки Бернарда и его рыцарей заработали. Стрелы безошибочно находили восковых пауков, когда те поднимались над поверхностью кроуча. Острые наконечники стрел легко пробивали шкуру пауков. Стрелы, выпущенные из луков, которые могли согнуть лишь те, кто владел магией дерева, наносили страшный урон врагу. Они рассекали тела пауков, снова и снова попадая в цель, и прошло больше минуты, прежде чем пауки поняли, что их атакуют.

Часть пауков развернулась к войскам алеранцев, разглядывая их своими светящимися глазами, испуская пронзительные крики и продолжая прыгать вверх и вниз. Довольно скоро остальные услышали призыв, отвернулись от нанесенных кроучу повреждений и устремились на лучников.

— Пора! — рявкнул Бернард.

Все лучники тут же отступили, продолжая вести стрельбу, сбив шестерых пауков в воздухе, пока те летели к алеранам. Половина пехоты Джиральди ступила на поверхность кроуча, они вонзили свои щиты в воскообразное вещество, моментально образовав стену, о которую ударялись пауки.

Легионеры работали дружно. Они отказались от обычных длинных копий ради коротких тяжелых клинков, которые рассекали тела пауков без колебаний и сожалений. Один из легионеров пошатнулся, когда его атаковали сразу трое пауков. Ядовитые клыки вонзились ему в шею, и он сделал шаг назад, образовав опасную брешь между щитами. Джиральди дал приказ, и другие легионеры оттащили раненого товарища назад, тут же заняв его место в строю. Бойня продолжалась не больше минуты, а потом наступление пауков стало не таким решительным.

— Второй ряд! — взревел Джиральди.

Как один человек, легионеры, стоявшие в первом ряду, развернулись, позволив второму ряду свежих солдат занять их место, укрепить тяжелые щиты и с новым усердием пустить в дело мечи. Прошло еще несколько бесконечных секунд, а когда враг слегка ослабил напор, Джиральди приказал вступить в бой третьей шеренге, а потом и четвертой. В результате паукам приходилось сражаться со свежими легионерами.

Тяжелые сапоги солдат пробивали поверхность кроуча, вязкая жидкость плескалась при каждом шаге, затрудняя перемещение легионеров — однако они проходили обучение и умели сражаться в грязи. Ветераны Джиральди держали ряды и продолжали наступать к пещере, пока лучники Бернарда охраняли их с фланга, когда пауки пытались атаковать с боков.

— Мы прошли половину пути, — пророкотал Дорога. — Скоро они выйдут. И тогда мы…

Из входа в пещеру послышался пронзительный крик, однако он больше походил на какой-то приказ. На секунду наступила тишина, а потом все пришло в движение. Пауки бросились прочь от алеранцев, а воины ворда выбрались из пещеры.

Они устремились на шеренгу людей, угрожающе щелкая тяжелыми челюстями.

— Дорога! — рявкнул Бернард. — Джиральди, отступаем!

Вождь маратов что-то крикнул гарганту, гаргант развернулся и начал отступать, следуя по каналу, протоптанному в кроуче. Одновременно Амара наклонилась над бочками, прикрепленными к седлу гарганта, и выбила деревянные заглушки в днищах. Ламповое масло, смешанное с самым крепким спиртным, которое сумели найти ветераны Джиральди, потекло по протоптанным каналам, по следам отступающего гарганта, оставляя два широких потока в кроуче. Ветераны Джиральди перешли на бег, стремясь как можно быстрее добраться до конца кроуча, ворд их преследовал.

Когда первые легионеры подошли к концу кроуча, Джиральди отдал новый приказ. Солдаты развернулись, вновь становясь в шеренги, но теперь они образовали две стены щитов вдоль канала, загоняя воинов ворда между ними. Ворд, не обращая внимания на маневры врага, продолжал нестись на алеранцев — теперь две стены щитов направляли воинов ворда прямо на Дорогу, гарганта и могучих рыцарей земли.

Гаргант издал боевой клич, поднялся на задние ноги, чтобы поразить поднявшегося в воздух воина ворда, и мощь гарганта позволила ему легко раздавить хитиновую броню. Изуродованный воин рухнул на землю, и Амара отчаянно вцепилась в Дорогу, чтобы удержаться в седле.

Рыцари земли защищали фланги гарганта, и, когда вражеские воины приближались, по земле прокатывались волны, сбивая их с ритма, что позволяло ударам мощных молотов крошить броню ворда, как скорлупу яиц.

Однако все это было лишь прелюдией перед настоящей атакой.

— Джиральди! — крикнул Бернард.

— Огонь, — взревел центурион. — Огонь, огонь, огонь!

И вдоль всей стены щитов легионеров ослепительно засверкали магические светильники.

А затем все как один легионеры швырнули светильники в вязкую жидкость, смешавшуюся с ламповым маслом и алкоголем.

Пламя распространялось с ошеломляющей быстротой, сотни вспыхнувших огней соединились воедино, поддерживая друг друга. В течение нескольких секунд пламя поднялось в воздух и начало поглощать оказавшихся в ловушке воинов ворда.

Теперь легионерам пришлось сражаться изо всех сил, поскольку ворд отчаянно пытался вырваться из ловушки. Закричали люди. Воздух наполнился черным дымом и отвратительной вонью. Джиральди выкрикивал приказы, которые теперь были едва слышны из-за чудовищного скрежета и шума сражения.

И стена щитов выдержала. Воины ворда, оказавшиеся в конце ловушки, сумели развернуться и побежали обратно к пещере.

— Графиня! — закричал Бернард.

Амара потянулась к Циррусу и ощутила нетерпеливое присутствие фурии ветра. Она сделала глубокий вдох, сосредоточилась и закричала:

— Готова!

— Всем вниз, вниз, вниз! — рявкнул Джиральди.

Все вокруг Амары двигалось очень, очень медленно. Легионеры сделали шаг назад и опустились на одно колено, а потом легли и накрылись щитами, словно крышками от гробов. Воины ворда бросились вперед, навстречу собственной смерти, часть из них продолжала бежать к пещере.

Амара вобрала Цирруса в себя и бросила его вперед, в сторону ворда, напрягая всю свою волю.

Ураганный ветер ударил в пылающую жидкость и понесся вперед в ослепляющей волне ревущего пламени. Огонь охватил воздух, ветер давал ему все новую пищу, и жар выжигал кроуч всюду, где его касался, растапливая, словно воск. Покрытые кроучем деревья запылали, превратившись в факелы, а ветер Амары нес все дальше ревущую стену огня.

Огонь поглотил последнюю группу воинов ворда в пятидесяти футах от входа в пещеру — и продолжал двигаться дальше, сжигая на своем пути кроуч.

Наконец Амара дрогнула, на нее навалилась усталость, и она без сил опустилась на спину гарганта Дороги. Как только стих могучий ветер, стена огня стала распадаться на отдельные костры. И нигде не осталось следов кроуча — только почерневшая земля и горящие деревья.

Они это сделали.

Амара закрыла глаза. Она так устала, что даже не почувствовала, что начала сползать вниз, но Дорога успел ее подхватить, прежде чем она упадет со спины гарганта на землю.

Несколько мгновений она ничего не понимала, но потом услышала приказы Бернарда. Она заставила себя поднять голову и поискала его взглядом.

— Бернард, — позвала она слабым голосом. Граф поднял голову — он поддерживал раненого солдата, пока целитель извлекал кусок челюсти воина ворда из его ноги. — Королева. Мы убили королеву?

— Пока не знаю, — ответил Бернард. — Сначала нужно проверить пещеру, там получилась смертельная ловушка. В пещере высокий потолок, но она не слишком глубокая. Меня бы не удивило, если бы огненная буря уничтожила всех, кто находился внутри.

— Нам следует поторопиться, — сказала Амара, пока Дорога медленно разворачивал гарганта. — Нужно с ней покончить, пока она не успела прийти в себя. Нам необходимо убить королеву, иначе все окажется напрасным.

— Я понимаю. Но у нас умирают люди, а магов воды среди нас нет. Нужно прежде всего помочь раненым.

— Эй, послушайте, вы двое, — прорычал Дорога. — Королевы не было в пещере.

— Что? — Амара устало подняла голову. — Что ты хочешь сказать?

Дорога мрачно кивнул в сторону вершины холма у них за спиной, туда, где остался Арикгольд.

Там стояла группа взятых фермеров, толпа людей всех возрастов и обоих полов. Они замерли и в тусклом лунном свете смотрели пустыми глазами на силы алеранцев.

Рядом с ними расположилась центурия Феликса. Создавалось впечатление, что здесь были все легионеры, которые остались в Арикгольде.

И все они стали взятыми.

Во главе отряда находилось существо, припавшее к земле, но Амара понимала, на кого оно смотрит. Существо было размером с человека и напоминало тень странной формы. Если бы не светящиеся в темноте глаза, Амара подумала бы, что королева ворда лишь иллюзия игры света и тени.

Однако она была вполне реальной. Королева сделала шаг вперед по склону холма, она двигалась как-то необычно, словно шла на четырех ногах, и в тот же миг все взятые сделали шаг вперед.

— Фурии! — выдохнула Амара.

Она так устала, что почти не ощущала ужаса. В то время как они заманили в ловушку и уничтожили ворд, королева нанесла удар по центурии Феликса. Они уже видели в Арикгольде, что даже несколько взятых представляют страшную опасность, а теперь их было даже больше, чем легионеров Джиральди.

— Бернард, сколько у нас раненых? — тихо спросила она.

— Две дюжины, — устало ответил он.

Взятые спускались с холма, они не слишком торопились, их вела тень с огненными глазами. Нечто похожее на свистящий стонущий смех эхом прокатилось сквозь ночь, танцуя среди тлеющих деревьев.

— Их слишком много, — тихо сказала Амара. — Мы можем бежать?

— С таким количеством раненых — нет. Да и куда нам бежать? За нашими спинами Гарадос. Нам придется отступать по его склонам, никто не в силах скрыть движение такого количества людей.

Амара кивнула:

— Тогда нам придется сражаться.

— Да, — подтвердил Бернард. — Джиральди?

Центурион подошел к ним. На его ноге виднелась кровь, а на доспехах осталась здоровенная вмятина, однако он уверенно ударил кулаком себе в грудь.

— Да, милорд.

— Мы будем отступать к пещере, — сказал Бернард. — Там мы сможем сражаться, сменяя друг друга. Может быть, так мы сумеем продержаться некоторое время.

Джиральди молча посмотрел на Бернарда. В глазах центуриона застыла тревога. Потом он кивнул и принялся отдавать приказы.

Амара устало прикрыла глаза. Какая-то часть ее сознания предлагала ей немного поспать — пусть события идут своим чередом. Она так устала. Амара попыталась найти какую-то причину, которая могла бы заставить ее продолжать бороться, забыть об отчаянии.

Долг, подумала она. Она должна защищать легионеров и фермеров, всех жителей страны. Долг не позволял ей принять смерть. Но сейчас мысли о долге показались Амаре какими-то пустыми. Больше всего на свете ей хотелось оказаться в безопасном теплом месте — а долг был холодным и голым убежищем для раненого духа.

Она взглянула на Бернарда, поднявшего раненого легионера на ноги и похлопавшего его по спине, и тот побрел к пещере, опираясь на древко копья. Между тем Бернард повернулся к следующему солдату, который нуждался в помощи. Необходимо организовать отступление к пещере — там у них будет больше шансов продержаться.

Дорога неожиданно начал смеяться.

— Что тебя так позабавило? — удивленно спросила Амара.

— Как хорошо, что мы с тобой успели поговорить до начала сражения, — ответил Дорога, в глазах которого плясали искорки смеха. — В противном случае я мог бы забыть, что нам обоим есть на что рассчитывать при любом исходе. — Он продолжал смеяться, поворачивая гарганта, чтобы пристроиться в хвост колонны отступающего легиона.

Амара повернула голову и молча наблюдала, как королева ворда ведет взятых вслед за ними.

ГЛАВА 34

Тави хмуро посмотрел на Эррена и прошептал:

— Что значит «ничего»?

— Извини, — шепотом ответил Эррен. — Я сделал все, что мог, за то время, которое у меня было. Когда на них напали, кто-то погасил уличные фонари. Несколько человек слышали шум схватки, двое даже видели начало нападения, но тут все фонари вокруг погасли, и после этого — ничего.

Тави вздохнул и прислонился затылком к стене. В классе, где они сдавали экзамен, было душно. Письменная часть экзамена по истории началась сразу после дневной трапезы и закончилась через четыре часа — за ней следовала устная часть. Закат запустил свои оранжевые пальцы сквозь верхние окна, и среди сотни с лишним учеников не было ни одного, кто не мечтал бы побыстрее убраться отсюда.

Маэстро Ларус с роскошной гривой серебристых волос, безупречно ухоженной бородой и сутулыми плечами кивнул студенту, стоящему рядом с его стулом, отпуская его. Потом Ларус сделал какую-то отметку на лежащем перед ним листе пергамента и бросил свирепый взгляд на Тави и Эррена.

— Господа, — раздраженно сказал он звучным голосом. — Я надеюсь, вы окажете уважение своим товарищам и будете вежливо молчать, пока они отвечают. А они, в свою очередь, поступят так же по отношению к вам. — Он прищурился, продолжая смотреть на Тави. — В противном случае я буду вынужден поговорить об элементарных правилах приличия, а это займет немалое время. Надеюсь, до этого дело не дойдет?

Все остальные студенты стали оборачиваться на них. Сотня раздраженных, угрожающих взглядов остановилась на Тави и Эррене, молчаливо обещая страшные кары.

— Да, маэстро, — ответил Тави, стараясь, чтобы в его голосе прозвучало сожаление.

— Простите, маэстро, — сказал Эррен, у которого раскаяние выглядело куда более искренним.

— Замечательно, — продолжал Ларус. — Ну а теперь я попрошу подойти Деметриус Анию. Ты будешь следующей. Пожалуйста, перечисли экономические достижения правления Гая Тертиуса и последствия, к которым они привели для долины Амарант…

Молодая девушка начала неуверенно отвечать, ежась под пристальным взглядом Ларуса.

Тави наклонился к Эррену и прошептал:

— Это бессмысленно. Зачем лучнику гасить фонари? Ведь в темноте он не мог стрелять.

Эррен умоляюще посмотрел на Тави, а потом кивнул в сторону Ларуса.

Тави нахмурился:

— Просто говори потише. Он ничего не услышит — у всех урчит в животе.

Эррен вздохнул:

— Я не знаю, зачем они так поступили, Тави.

Гаэль, которой пришлось нагнуться к Тави, поскольку Эррен стоял между ними, прошептала:

— Мне тоже удалось узнать совсем немного. Никто из слуг не запомнил тех, кто приходил помогать во время вечеринки. Однако я перебрала мусор и нашла несколько комплектов вполне приличной одежды, простыни, чашки, словно кто-то выбросил все, что находилось в одной или двух комнатах. Сверху валялись остатки завтрака, значит, все произошло минувшей ночью.

— Вороны, — пробормотал Тави.

Он стоял, опираясь спиной о стену, и его переполняла тревога. Экзамен продолжался слишком долго. Китаи согласилась тихонько посидеть в комнате Тави до наступления ночи, чтобы в темноте незаметно покинуть территорию Академии, но он обещал ей вернуться гораздо раньше. С каждым мгновением увеличивалась вероятность того, что она может уйти.

— Тави, а что удалось выяснить Гражданскому легиону? — спросил Эррен.

Тави разочарованно потряс головой.

— Ничего, когда я приходил туда двести лет назад, — пробормотал он и бросил угрюмый взгляд на студентку, которая не могла толком ответить на простой вопрос. — Вороны, политика Тертиуса привела к остановке инфляции, что сделало выгодным приручение летучих мышей, делающих шелк, и положило начало производству шелка. Яблоневые сады, вороны их побери, не имели к этому ни малейшего отношения.

— Будь к ней добрее, Тави, — прошептала Гаэль. — Она из Ривы, а я слышала, тамошние люди не отличаются особым умом.

— Никогда об этом не слышал, — нахмурился Эррен. — Ведь Тави жил рядом с Ривой, и… — Он заморгал, а потом закатил глаза.

Тави бросил свирепый взгляд на Гаэль, но та лишь улыбнулась, слушая, как Ания наконец заговорила о шелковых фермах. Маэстро Ларус отпустил ее небрежным движением руки, проводив ее ядовитым взглядом, и вновь записал что-то в свой пергамент.

— Ну что ж, — пробормотал Ларус. — У нас остается всего один студент. Тави Патронус Гай, пожалуйста, подойди сюда. — Он бросил на Тави строгий взгляд и добавил: — Если, конечно, ты можешь оторваться от своих разговоров.

Тави почувствовал, как краснеет, но ничего не ответил, молча оттолкнулся о стены и зашагал к столу Ларуса.

— Очень хорошо, — протянул маэстро Ларус. — Если тебя не затруднит, не мог бы ты просветить нас относительно так называемой романской культуры и ее роли в истории Алеры.

По залу пробежал ропот. Вопрос с подтекстом, и все это прекрасно знали. За два года Тави четырежды спорил по этому поводу с Ларусом — а теперь маэстро решил вернуться к скользкому вопросу во время экзамена. Очевидно, он намеревался заставить Тави принять его точку зрения — в противном случае он мог провалить экзамен. Издевательская тактика, которая показалась Тави особенно мелкой сейчас, когда ему пришлось столкнуться с куда более серьезными проблемами.

Однако Тави почувствовал, как его нижняя челюсть выдается вперед, и логическая часть его разума с некоторой тревогой отметила, что упрямый подпасок не желает сдаваться.

— С какой точки зрения, сэр?

Маэстро Ларус удивленно заморгал:

— С какой? С точки зрения истории, естественно.

Тави стиснул зубы.

— Но чьей истории, сэр? Как вам известно, существует несколько точек зрения на романскую культуру.

— Я этого не знал, — кротко ответил Ларус. — Почему бы нам не начать с определения романской культуры?

Тави кивнул:

— В целом речь идет о наборе умений и навыков, охватывающих самый ранний период истории Алеры.

— Однако источники информации не являются проверенными, так, вероятно, ты хотел выразиться, — тут же уточнил Ларус. — Мы все знаем, что подлинных документов той эпохи не сохранилось.

— Совершенно верно, — сказал Тави. — Это военная тактика, стратегические доктрины, философия, политическая механика и инженерное дело без применения магии.

— Верно, — сказал Ларус, в звучном голосе которого появилось самодовольство. — Инженерное дело без магии. Сюда также можно включить чтение будущего по внутренностям животных, почитание существ, которых называли богами, а также смехотворные утверждения вроде тех, что солдатам платили не монетами, а солью.

По залу прокатился негромкий смех.

— Сэр, в руинах города Аппии, находящегося в южной части долины Амарант, а также на старой каменной дороге протяженностью десять миль до самой реки найдены доказательства того, что они построены без применения магии.

— В самом деле? — ехидно спросил Ларус. — И кто же автор подобных высказываний?

— В недавнее время их делал маэстро Магнус, ваш предшественник, в своей книге «Древние времена».

— Это так. Бедняга Магнус. В свое время он был хорошим оратором. Однако его уволили из Академии, чтобы он не оказывал отрицательного влияния на молодежь Алеры. — Ларус немного помолчал, а потом добавил с оскорбительно терпеливой улыбкой: — Он всегда был немного не в себе.

— Возможно, это и так, — не стал спорить Тави. — Однако его книги, исследования и выводы вполне логичны, и их совсем непросто опровергнуть. Руины Аппии показывают, что архитектура города была весьма впечатляющей, а здания строились из камней, обработанных вручную, что являлось…

Маэстро Ларус махнул рукой, отбрасывая доводы Тави:

— Да, да, сейчас ты попытаешься убедить нас всех, что люди, не владеющие магией, были способны высекать мраморные блоки голыми руками. После чего, не обладая силой фурий, они поднимали эти огромные блоки — масса некоторых из них достигает шести или семи тонн — при помощи рук и спин!

— Как маэстро Магнус…

Ларус презрительно фыркнул.

— …и многие до него, — продолжал Тави, — я верю, что возможности объединившихся людей, использующих инструменты и тяжелые приспособления, сильно недооцениваются.

— Твои рассуждения напоминают труды Магнуса, написанные им в самом конце, — ответил Ларус. — Если такие методы действительно применялись, как ты утверждаешь, так почему же люди полностью от них отказались?

Тави вздохнул и спокойно ответил:

— Развитие магии сделало подобные методы слишком дорогостоящими и опасными.

— Или этих бесполезных методов и вовсе не существовало.

— Они не бесполезны, — возразил Тави. — Просто они другие. Современные здания ничем не превосходят дома, построенные в Аппии.

— Хватит разглагольствовать, Кальдерон! — закричал кто-то из находившихся в центре зала. — Они ничего не могли построить без магии! Они были столь же бесполезными, как ты! А нормальные люди, собравшиеся здесь, хотят есть!

По залу пробежал нервный смех. Тави ощутил, как его охватывает ярость, но на его лице ничего не отразилось. Он продолжал спокойно смотреть на маэстро Ларуса.

— Студенты, — сказал Ларус. — Такая точка зрения представляет интерес — ее можно даже назвать романтической. Но нельзя отрицать тот факт, что маленькое примитивное сообщество ранних алеранцев было неспособно к целенаправленным коллективным усилиям, которые потребовались бы для постройки столь значительных сооружений. У них просто не было никакой возможности создать их, не прибегая к помощи магии. Из этого следует, что алеранцы всегда обладали магией, пусть и не слишком развитой, но позволяющей возводить конструкции из отдельных частей, в то время как современные методы дают возможность сразу же формировать нужные сооружения из камня. Это единственно разумная точка зрения, которая может все объяснить.

— Это ваша точка зрения, маэстро, — ответил Тави. — Однако существует немало ученых кроме Магнуса, которые с вами не согласятся.

— В таком случае им бы следовало находиться в Академии, где они могли бы поделиться с другими своими убеждениями, — сказал Ларус, и его глаза поскучнели. — Ну что ж, полагаю, мне следует сделать скидки… на твою уникальную точку зрения.

Лицо Тави вновь загорелось от гнева и унижения, теперь он уже с трудом сохранял спокойствие.

— И хотя твои представления остались ложными, студент, я должен признать, что ты читал материал. Пожалуй, это больше, чем сделали многие. — Ларус посмотрел в свой пергамент и поставил Тави самую низкую отметку, но все же она была положительной. — Достаточно.

Тави стиснул зубы и вернулся на свое место у стены, пока маэстро Ларус просматривал свои записи.

— Я никого не пропустил? — наконец спросил Ларус. — Если вы не сдали устную часть экзамена, то получите неудовлетворительную оценку. — Он оглядел зал, где студенты уже зашевелились и заговорили. — Ну что ж, прекрасно. Все свободны.

Студенты тут же устремились к выходу.

— Мелочный тиран, — сказала Гаэль Тави на ходу. — Фурии, это не человек, а высокомерный осел.

— Он идиот, — отозвался Тави. — Он никогда не был в Аппии, никогда ее не изучал. Возможно, Магнус сошел с ума, но из этого не следует, что он ошибается.

— Однако речь шла совсем о другом, — вмешался Эррен. — Тави, тебе нельзя спорить с маэстро Академии. Он хотел поставить тебя на место.

Тави зарычал и несколько раз ударил кулаком себя по ладони. Потом он поморщился. Синяки на разбитых костяшках пальцев сразу же заболели и начали кровоточить в нескольких местах.

— Фурии, Тави, — с тревогой сказала Гаэль. — Где ты так разбил руки?

— Я не хочу об этом говорить, — ответил Тави.

— Тогда давайте чего-нибудь поедим, — предложил Эррен.

— Идите ешьте, — ответил Тави. — А я должен немедленно идти к Гаю. Он будет в ярости, когда узнает, что экзамен продолжался так долго.

— Может быть, они уже нашли твою тетю, — предположил Эррен. — Не исключено, что она тебя ждет.

— Конечно, — сказал Тави. — Постарайтесь еще что-нибудь узнать, ладно? Я поговорю с вами, как только смогу.

Он повернулся и зашагал в сторону своей комнаты, не обращая внимания на тревожные взгляды, которыми обменялись его друзья. Тави показалось, будто он услышал смех, когда проходил мимо других студентов, возможно, ему лишь показалось. В любом случае он не собирался ни с кем выяснять отношения. Уже почти стемнело, а ему было необходимо вывести Китаи из Академии, прежде чем Киллиан попытается выяснить, кто побывал в Серой башне вместе с ним. Он не боялся, что Киллиан может представлять опасность для Китаи — во всяком случае, после того, как он объяснит ему, что произошло, — но будет лучше, если сначала Китаи покинет цитадель.

Он шагал к своей комнате, желудок обиженно урчал, и Тави очень надеялся, что Китаи выполнила свое обещание и все еще его ждет.

Тави свернул за угол, — теперь он был уже почти дома, — и замер на месте. Он нахмурился, глядя на глубокие тени, которые легли возле дверей в комнаты студентов. Двери шли вдоль внешней стены цитадели. Между темной каменной стеной и рядом дверей темнота была полной.

Тави не видел, что делается впереди, но инстинкт подсказал ему, что торопиться не следует. Он облизнул губы. У него с собой не было даже ножа, поскольку в классы запрещалось приносить подобные вещи, и сейчас ему ужасно не хватало даже этого простейшего оружия.

Тави быстро отступил от прохода и прижался к внешней стене, где превратился в тень, теперь свет озарял его фигуру сзади. На мгновение закрыв глаза, Тави напряг все свои чувства, чтобы понять, что вызвало у него тревогу.

Он услышал широкие и очень тихие шаги, кто-то отступал в темноте. И почти сразу же почувствовал едкий запах заключенных в клетке животных, знакомый аромат Черного коридора.

Сердце затрепетало у него в горле. Один из канимов поджидал возле двери в его комнату. Ему сразу же пришла в голову мысль о бегстве, но он тут же ее отбросил. Ведь в его комнате Китаи, не подозревающая об опасности. К тому же для канима подобное бегство послужило бы приглашением к нападению. На самом деле, даже если бы у Тави была с собой дюжина ножей, это не слишком бы ему помогло. Схватка с канимом равносильна самоубийству. У него был лишь один шанс выжить после встречи с канимом — дерзость и уверенность в себе.

— Послушай! — крикнул Тави в темноту, и в его голосе появились властные нотки. — Что тебе здесь нужно? Почему ты оказался так далеко от Черного коридора?

Из темноты послышалось низкое рычание — так канимы смеются. Затем рычание перешло в рык, и Тави услышал глухой удар — дверь его комнаты распахнулась внутрь. Луч света, вырвавшийся из открывшейся двери, осветил проход, и Тави увидел, как нечто огромное и мохнатое рванулось сквозь распахнутую дверь в комнату.

Оттуда раздался крик, и в ушах Тави запел призывный рог сражения. Он бросился вперед, услышал шорох клинка, покидающего ножны, стук падающей мебели, а затем звериный рев удивления и боли. Китаи издала боевой клич, полный презрительного смеха, но очень скоро его заглушило рычание, а потом Тави оказался на пороге.

Посол Варг заполнял все пространство маленькой комнаты, он стоял в такой низкой стойке, что мог бы вызвать смех, если бы в следующий момент с удивительной быстротой не бросился на Китаи.

Девушка успела забраться на шкаф, ее глаза горели, губы искривила яростная усмешка. В одной руке она держала свой нож, клинок которого потемнел от крови, а в другой — нож Тави. Варг потянулся к ней, и она нанесла удар сразу двумя клинками — кровь брызнула на потолок.

От рыка Варга затряслась комната, и он небрежным ударом перевернул шкаф. Девушка вскрикнула и упала, но приземлилась сразу на четыре конечности, как кошка. Несмотря на быстроту своей реакции, она не сумела избежать лап канима, и тот поднял ее в воздух и встряхнул, как терьер мог бы встряхнуть крысу. Ножи выпали из ее рук, и Варг развернулся лицом к двери.

Все это время Тави продолжал двигаться. Когда Варг повернулся к нему, он уже успел схватить тяжелый глиняный кувшин с водой, стоявший на столе возле двери, и швырнул его двумя руками, вложив в бросок всю свою силу. Кувшин разбился о морду Варга, заставив того отступить на шаг. Налитые кровью глаза широко раскрылись от удивления, боли и гнева, темные губы обнажили бело-желтые клыки.

— Отпусти ее! — прорычал Тави, одновременно швыряя поднос, на котором стоял кувшин, но Варг небрежным движением руки отбросил Китаи в сторону и прыгнул на Тави — тот увидел лишь темный мех, налитые кровью глаза и клыки.

Каним ударил его, и Тави поразила сила удара. Казалось, он весил не больше перышка — он отлетел футов на десять и оказался на спине.

— Алеранец! — выдохнула Китаи.

Варг зарычал, склонившись над Тави, его белые зубы светились в темноте.

— Следуй за мной, или она умрет.

Варг развернулся и побежал вдоль ряда дверей, а затем выскочил на открытое пространство двора к решетке, откуда можно было спуститься в подземелье.

Тави бросил взгляд в сторону Варга, и с его губ слетело проклятие. Он вскочил на ноги и схватил оба ножа. Потом взял свечу, вставил ее в маленький жестяной светильник и побежал вслед за послом Варгом.

Тави понимал, что это безумие. Он не мог драться с Варгом и одержать победу. Более того, в схватке с канимом у него не было никаких шансов. Но он не мог позволить каниму забрать Китаи, как не мог предоставить девушку ее судьбе, ведь она прибегла к его гостеприимству.

Тави знал, что каним слишком быстр и он сумеет догнать его только в том случае, если сам Варг этого захочет, но выбора у Тави не было.

Он обещал Китаи, что она не будет одна, — и пусть он лишится жизни, но выполнит свое обещание.

ГЛАВА 35

Амара выглянула из пещеры и пробормотала:

— Чего они ждут?

Она наблюдала, как безмолвная толпа взятых спускается по склону холма к почерневшему слою земли, где начиналась граница сгоревшего кроуча. Некоторые взятые были хорошо видны в свете тлеющих деревьев, но постепенно пламя затухало, деревья одно за другим падали на землю, и темнота поглотила фигуры взятых. Луна исчезла, сумрак ночи стал почти непроницаемым.

Пещера напоминала огромный очаг, который давно следовало почистить. Везде лежала сажа, огонь уничтожил все, что находилось внутри. Когда алеранцы вошли, они увидели лишь уродливые почерневшие куски хитиновых панцирей ворда. Тошнотворно-сладкий запах наполнял пещеру ядовитым облаком испарений, и, хотя они провели внутри несколько часов, Амара так и не сумела к нему привыкнуть.

— Возможно, они ждут рассвета, — пророкотал Дорога.

— Почему? — спросила Амара, глядя на безмолвного врага.

— Чтобы они могли видеть, — ответил Дорога. — Ворд способен видеть в темноте. Как и мараты. Чего нельзя сказать о людях. Поэтому взятые не могут хорошо сражаться ночью.

— Очень может быть, — пробормотала Амара. — Но в таком случае они должны были атаковать нас сразу, пока еще не погас огонь, и не зашла луна.

— Они должны знать, что у нас мало воды, — пророкотал вождь Маратов. — Или пищи. Может быть, они рассчитывают, что смогут выманить нас наружу.

— Нет, — покачала головой Амара. — До сих пор они действовали весьма разумно. Они хорошо знали наши сильные и слабые стороны. Они должны понимать, что мы лишь малая часть большого народа. Им наверняка известно, что в течение нескольких дней к нам придет помощь. У них нет времени на осаду.

— Возможно, они попытаются взять еще часть людей, — предположил Дорога.

— Мы бы их заметили, — ответила Амара. — Ты и гаргант стережете вход в пещеру. Рядом с каждым спящим человеком стоит на страже легионер. И никто не видел новых ползучих гадов.

Дорога крякнул, сложил руки на груди и оперся о плечо гарганта. Огромный гаргант улегся на живот и неторопливо жевал зерно, которое было припасено для него в седельных сумках. Гаргант занимал большую часть входа в пещеру и наблюдал за безмолвным врагом без малейших признаков страха. Амара завидовала гарганту. Обычный алеранец не мог сравниться с впавшим в боевое безумие взятым, но для существа размеров гарганта это не имело значения. Казалось, Дорога разделяет спокойствие гарганта.

Бернард подошел к ним из дальнего конца пещеры. Хотя они поставили несколько магических светильников на землю перед входом, чтобы враг не мог подойти незамеченным, внутри пещера была освещена очень слабо, чтобы королева ворда не видела, что там происходит. Амара не сразу ощутила усталость и тревогу Бернарда.

— Как он? — тихо спросила она.

— Джиральди крепкий старый воин, — ответил Бернард. — Он выживет. Если мы все выберемся отсюда живыми. — Он взглянул на безмолвные фигуры врагов и добавил: — Еще трое умерли. Если бы у нас остался водяной маг, они бы выжили. Однако остальные должны дожить до утра.

Амара кивнула, и все трое продолжили наблюдать за врагом.

— Чего они ждут? — со вздохом спросил Бернард. — Сейчас меня это устраивает, но я бы хотел понять причину.

Амара вздохнула и сказала:

— Ну конечно.

— Да? — спросил Бернард.

— Они боятся, — пробормотала Амара.

— Боятся? — удивился Бернард. — А чего им сейчас бояться? Они взяли нас за горло. Если они разом атакуют пещеру, то почти наверняка с нами покончат. Они не могут не знать, как сильно мы пострадали после схватки с вордом.

— Бернард, ну как ты не понимаешь? — сказала Амара. — Они заранее позаботились о том, чтобы прикончить наших рыцарей — сначала магов воды, потом магов огня. Они очень хорошо понимали, какую угрозу те для них представляют, а потому постарались нанести упреждающий удар.

— Да, и что из этого? — спросил Бернард.

— Однако мы сожгли гнездо ворда, — сказала Амара. — Несмотря на то, что они прикончили всех наших рыцарей огня. Мы сделали то, чего они не ожидали, и это их потрясло.

Бернард бросил быстрый взгляд в сторону врага и прошептал:

— Но у нас нет магов огня.

— Они этого не знают, — спокойно ответила Амара. — Они опасаются, что мы можем еще раз применить огонь. И сейчас они выжидают, поскольку им кажется, что это самая правильная стратегия.

— И чего же они ждут? — спросил Бернард.

Амара покачала головой:

— Лучшего освещения? Они рассчитывают, что мы ослабеем или еще больше устанем? Или что наши раненые умрут? Я недостаточно хорошо их знаю, чтобы сделать более определенные выводы.

Бернард нахмурился:

— Если они полагают, что у нас есть рыцари огня, тогда они будут считать, что войти в пещеру равносильно самоубийству. Мы сожжем их на входе еще до того, как ими овладеет ярость боя. И они ждут, когда мы выйдем, чтобы попытаться их сжечь, — тогда они смогут использовать свое численное преимущество. — Он негромко рассмеялся. — Ворд полагает, что это у него проблемы, а не у нас.

— Тогда нам нужно просто ждать, — сказала Амара. — Наверняка к нам скоро подоспеет помощь.

Бернард покачал головой:

— Мы должны учитывать, что они это понимают не хуже нас. Рано или поздно, когда они сообразят, что мы не намерены выходить из пещеры, им станет ясно — мы слабы. И тогда они нас атакуют.

Амара сглотнула.

— Как ты думаешь, сколько у нас времени?

Бернард потряс головой:

— Трудно сказать. Но до сих пор они уже не раз демонстрировали свой ум.

— На рассвете, — лениво и уверенно заявил Дорога.

Амара взглянула на Бернарда, и тот кивнул:

— По всей вероятности, его догадка верна.

Несколько мгновений Амара смотрела в пустоту.

— Рассвет, — задумчиво сказала она. — Если бы Первый лорд прислал к нам воздушных рыцарей, они бы уже были здесь.

Бернард ничего не ответил.

— И сколько у нас есть времени? — спросила Амара.

— Восемь часов, — ответил Бернард.

— Без помощи магов воды этого времени раненым не хватит, чтобы прийти в себя.

— Но можно успеть отдохнуть, — заметил Бернард. — Наши рыцари нуждаются в отдыхе, как и ты, графиня.

Амара продолжала смотреть в темноту, и в этот момент королева ворда вышла на свет магических светильников.

Королева шла на двух ногах, но что-то в ее движениях подсказывало, что для нее это не является естественным. Сильно поношенный старый плащ прикрывал часть ее тела. Ступни были длинными, расставленные в стороны пальцы ног цеплялись за землю при каждом шаге. Ее лицо, в тех местах, где его не скрывал капюшон, имело странную форму — почти человеческие черты казались высеченными из какого-то твердого зеленого материала, не способного менять выражение. Глаза испускали слабое бело-зеленое сияние, выделялось круглое глазное яблоко, зрачки и веки отсутствовали.

Правую руку королева подняла над головой. Руки были слишком длинными, с необычными суставами, но кисть, сжимавшая широкую полосу белой ткани, выглядела вполне человеческой.

Амара уставилась на королеву, не зная, что делать. Королева заговорила, у нее был неприятный визгливый голос, и Амара с трудом ее понимала.

— Алеранцы, — сказало диковинное существо.

Амара содрогнулась, услышав чуждые интонации.

— Вождь алеранцев. Выйди вперед. Белый разговор перемирия.

— Вороны, — выдохнул Бернард. — Вы только послушайте. Кровь стынет у меня в жилах.

Дорога холодно посмотрел на королеву, а гаргант недовольно затрубил.

— Не верьте словам королевы, — сказал он. — Она делает ошибку и знает это.

Амара повернулась к Дороге и удивленно спросила:

— Делает ошибку?

— Она лжет, — уточнил Бернард и спросил у Дороги: — Ты уверен?

— Они убивают, — сказал марат. — Они берут наших людей. Они размножаются. Ничего другого они не делают.

Бернард пристально смотрел на королеву, которая застыла в полнейшей неестественной неподвижности.

— Я намерен говорить с ней, — заявил он.

Дорога нахмурился еще сильнее. Он не сводил глаз с королевы.

— Глупо.

— Пока она беседует со мной, она не поведет своих в атаку, — сказал Бернард. — Если мне удастся выиграть время, у нас могут появиться дополнительные шансы на спасение.

— Дорога, королева очень опасна, не так ли? — спросила Амара.

— Гораздо опаснее воина, — сказал Дорога. — Она быстрее, сильнее, умнее и может применять магию, если подойти к ней слишком близко.

— Какую магию? — спросила Амара.

Дорога продолжал смотреть на ворд — казалось, в его глазах застыло ленивое равнодушие.

— Она отдает приказы без помощи речи. Умеет создавать фантомы, не имеющие телесной оболочки, которые отвлекают и ослепляют. Не верьте своим глазам, если королева находится рядом.

— Тогда ты не можешь рисковать, Бернард, — сказала Амара.

— Почему?

— Потому что Джиральди ранен. Если с тобой что-нибудь случится, командование перейдет ко мне, а я не солдат. Ты необходим нам, мы не можем рисковать тобой. — Она качнула головой. — Я пойду на переговоры.

— Вороны, нет, — прорычал Бернард.

— Если Дорога прав и это ловушка…

— Тогда у меня гораздо больше шансов спастись, — заметила Амара.

— Дорога, скажи ей, что она говорит глупости, — взмолился Бернард.

— Она права, — ответил Дорога. — Она достаточно быстра, чтобы спастись из ловушки.

Бернард угрюмо посмотрел на Дорогу и сказал:

— Большое тебе спасибо.

Дорога улыбнулся:

— Вы, алеранцы, ведете себя очень глупо, когда пытаетесь защищать своих женщин. Амара не ребенок. Она воин.

— Спасибо тебе, Дорога, — сказала Амара.

— Глупый воин пойдет к ней, — сказал Дорога. — Но воин. Кроме того, если пойдет Амара, ты сможешь остаться здесь со своим луком. Если королева что-то начнет делать, пристрели ее.

— Хватит, — сказала Амара.

Она отбросила плащ в сторону, чтобы освободить правую руку, проверила, легко ли выходит меч из ножен, и шагнула из пещеры на яркий свет магических светильников. Она остановилась в десяти футах от королевы ворда, чуть в стороне, чтобы у Бернарда была возможность сделать выстрел. Мгновение Амара молча смотрела на королеву. И хотя необычное существо оставалось в полнейшей неподвижности, его светящиеся глаза следили за Амарой.

— Ты хотела говорить, — сказала Амара. — Так говори.

Внутри капюшона голова королевы ворда как-то странно повернулась, теперь она смотрела на Амару искоса.

— Твои воины в ловушке. Вам нет спасения. Сдайтесь и тогда вы избавите себя от боли.

— Мы не сдадимся, — сказала Амара. — Атакуйте нас, и вас ждет гибель. Когда сражение начнется, не ждите пощады.

Голова королевы ворда заняла новое положение.

— Ты веришь, что твой Первый лорд пришлет вам помощь и вы спасетесь. Этого не будет.

В словах королевы была удивительная уверенность, которая поколебала Амару. Однако она ответила спокойно и уверенно:

— Ты ошибаешься.

— Нет. Мы правы. — Королева ворда слегка повернулась, и складки плаща сложились каким-то противоестественным образом. — Ваш Первый лорд при смерти. Ваши посланцы мертвы. Очень скоро ваш народ будет разделен войной. И помощь к вам не придет.

Амара посмотрела на королеву ворда, чувствуя, как ее охватывает страх. Вновь существо вело себя так, словно все знало. Если она говорила правду, значит, ворд находился в нескольких местах одновременно. Из чего следовало, что ворд, о котором тревожился Дорога, добрался до столицы.

Новые кусочки головоломки вставали на свои места, а Амару все сильнее охватывал ужас. Зимний фестиваль посещает большая часть всей аристократии страны. И победы, одержанные в этот период, имели особую ценность, а поражения могли привести к катастрофе. Теперь стало очевидным, что атаки на курсоров не были случайными. Если Гай действительно сейчас недееспособен, а его разведке нанесены тяжелые удары, то будет до смешного просто обнаружить его слабость, после чего гражданская война станет реальностью.

Амара, охваченная отчаянием, смотрела на королеву. О да, ворд сражался весьма разумно. Они успели собрать немало сведений о врагах. Амара имела лишь смутное представление о возможностях ворда, но если ворд действительно оказывает негативное влияние на политические силы в столице, то они и впрямь обречены.

Амара продолжала смотреть на королеву, пока все эти мысли проносились у нее в голове.

— Умная, — сказала королева ворда. — Интуитивная. Быстрый анализ перед лицом открывшихся трудностей. Логика твоих рассуждений верна. Сдавайся, алеранец. Ты станешь превосходной добавкой к Цели.

Охвативший Амару ужас заставил ее сделать два шага назад, ее сердце мучительно забилось. Существо читало мысли Амары.

— Ты достойно сражалась, — сказала королева ворда, и Амаре вдруг показалось, что с каждым произнесенным словом речь королевы становится все более четкой. — Но теперь все кончено. Этот мир стал частью Цели. Ты погибнешь. Я предлагаю тебе возможность уйти безболезненно. Это самое большее, на что ты можешь рассчитывать. Сдавайся.

— Мы не сдаемся, — оскалилась Амара, пораженная тем, каким высоким и жалким стал ее голос. — Наша страна тебе не принадлежит. Не сегодня. — Она вздернула подбородок и добавила: — Мы решили сражаться.

Глаза королевы ворда сузились и запульсировали, переходя от бело-зеленого к пурпурно-желтому.

— Так тому и быть, — прохрипела она, разжимая руку.

Белая ткань упала на землю. Королева повернулась и с нечеловеческой грацией и быстротой исчезла в темноте. Амара поспешила обратно в пещеру, ее так сильно трясло, что она с трудом добралась до Бернарда.

Бернард, не выпускавший из рук лука, продолжал наблюдать за освещенным пространством перед пещерой.

— Что произошло? — спросил он.

— Она… — Амара опустилась на землю, она дрожала. — Она… заглянула в мои мысли. Видела, что творится в моем разуме.

Бернард пожевал губу.

— Значит… теперь она знает, что у нас нет рыцарей огня.

— Говорил вам, — заметил Дорога. — Глупо.

Амара повернулась к нему.

— Что? — Она некоторое время смотрела на Дорогу, а потом покачала головой. — О нет. Нет, я об этом не думала. Что ж, хоть это хорошо. — Она стала растирать себе плечи. — Но она заявила, будто Гай сейчас недееспособен. И что наши посланцы убиты. И, дескать, к нам не придет никакой помощи, поэтому лучше нам сдаться. Бернард, она заявила, будто связана с другими вордами, которые находятся в нашей стране — возможно, даже в столице.

Бернард вздохнул:

— Дорога, не мог бы ты рассказать Джиральди обо всем, что произошло? И еще попроси его подготовить отряд для патрулирования входа в пещеру. Я хочу, чтобы мы были готовы к атаке в любое время.

Дорога с сомнением посмотрел на Бернарда и Амару, но молча кивнул, встал, похлопал гарганта по спине и направился к Джиральди.

Как только он ушел, Амара неожиданно прижалась к Бернарду и разрыдалась. Она чувствовала себя униженной и никак не могла остановиться. Ее трясло, дыхание с хрипом срывалось с губ.

Бернард обнял ее и прижал к груди, но она еще некоторое время продолжала дрожать.

— Оно… оно было таким чуждым. Таким уверенным, Бернард. Мы все умрем. Мы обязательно погибнем.

Он молча обнимал Амару сильными теплыми руками. Амара никак не могла успокоиться.

— Если она говорит правду, для нас все кончено, Бернард. И для всех. Ворд распространится повсюду.

— Успокойся, успокойся. Мы ничего не можем знать наверняка.

— Мы знаем, знаем, — продолжала Амара. — Они нас уничтожат. Мы сражались с ними, не жалея себя, но они становились сильнее. И как только они начнут распространяться, ничто не сможет их остановить. — Она вновь содрогнулась, словно что-то рвало ее изнутри. — Они нас убьют. Они придут за нами, и мы погибнем.

— Если дело дойдет до этого, — спокойно сказал Бернард, — я хочу, чтобы ты улетела. Ты можешь предупредить Риву и Первого лорда.

Она подняла голову и посмотрела на него сквозь пелену слез.

— Я не хочу тебя оставлять. — Она вдруг застыла, ее охватила паника. Она старалась оттолкнуть Бернарда — ведь так будет лучше для всех. Но сейчас соображения долга и верности показались ей незначительными в свете последних часов и мгновений. Она посмотрела ему в глаза и заговорила шепотом: — Я не хочу жить без тебя.

Он улыбнулся одними глазами:

— Правда?

У Амары перехватило дыхание, и она не смогла ему ответить.

— И не нужно, — спокойно сказал он и стер слезу с ее щеки. — Выходи за меня.

Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Что?

— Прямо здесь и прямо сейчас.

— Ты сошел с ума? — сказала Амара. — Нам очень повезет, если мы переживем эту ночь.

— Ну а если мы погибнем, то сможем провести хотя бы часть этой ночи вместе, — заявил Бернард.

— Но… но ты же должен… ты приносил клятву…

Он тряхнул головой:

— Графиня. Нам повезет, если мы переживем эту ночь, ты не забыла? Не думаю, что Первый лорд поставит в вину своим верным вассалам несколько часов, прожитых в браке, пусть даже и таком, который он не одобрит.

Она с трудом подавила смех, который рвался наружу вместе со слезами.

— Ты безумец. Мне следовало бы убить тебя за предложение, высказанное в такой момент. Ты бессердечен.

Он сжал ее ладонь двумя руками. У него были сильные, теплые и мозолистые пальцы, но они всегда оставались такими нежными.

— Я такой бессердечный из-за того, что отдал свое сердце красивой молодой женщине.

Она уже не могла отвести взгляд от его глаз.

— Но… ты же не хочешь… не хочешь меня. Я… мы никогда не говорили об этом, но я знаю, что ты мечтаешь о детях.

— Я не знаю, что будет завтра, — ответил Бернард. — Но я хочу его увидеть вместе с тобой, Амара.

— Ты безумец, — тихо сказала она. — Сегодня?

— Прямо сейчас, — сказал он. — Я уточню закон. Дорогу можно считать гостящим у нас главой государства. Он может провозгласить нас мужем и женой.

— Но мы… мы… — Она указала наружу.

— И мы не должны стоять на страже, — спокойно сказал Бернард. — А когда придет время, мы вернемся к службе. У тебя нет других планов до утра?

— Ну, нет. Наверное, нет.

— Так ты согласна, Амара? Согласна стать моей женой?

Она прикусила нижнюю губу, ее сердце трепетало, а руки теперь дрожали совсем по другой причине.

— Ну, в конечном счете это не будет иметь большого значения, — прошептала она.

— Может быть. Однако я не собираюсь ложиться и умирать, Амара. Но если это моя последняя ночь, то я хочу прожить ее твоим мужем.

Она подняла руку и коснулась его щеки.

— Я никогда не думала, что кто-то захочет на мне жениться, Бернард. Тем более такой человек, как ты. Я горжусь, что стану твоей женой.

Он улыбнулся и губами, и глазами, и радость в глазах Бернарда бросала вызов отчаянному положению, в котором они оказались. Амара улыбнулась в ответ, она очень рассчитывала, что он увидит отражение своей силы в ее глазах. Она поцеловала его медленно и нежно.

Никто из них не заметил, что Дорога вернулся, пока вождь маратов не фыркнул.

— Ну, вполне достаточно, — заявил он. — Я объявляю вас мужем и женой.

Амара вздрогнула и посмотрела на Дорогу, а потом перевела взгляд на Бернарда.

— Что?

— Ты слышала, что он сказал, — ответил Бернард, подхватив Амару на руки.

Она начала говорить, но он закрыл ей рот поцелуем. Она смутно ощутила, как он несет ее в альков, который кто-то высек в дальнем конце пещеры. Альков закрывали плащи легионеров, свисавшие с копий. Однако теперь она видела только Бернарда, ощущала только его тепло и силу, нежную мощь его рук и сердца. Он целовал Амару, раздевая, а она изо всех сил прижималась к нему, стараясь вобрать в себя его тепло, а потом разделить его с ним в темноте пещеры.

И на какое-то время смертельное противостояние исчезло. Они уже больше не ждали нападения врага. И смерть не таилась в ночи где-то у входа в пещеру. Остались лишь их тела, губы и руки и произнесенные шепотом слова. И хотя ее жизнь очень скоро должна была подойти к концу, у нее были эти мгновения, тепло, утешение и удовольствие.

Это было ужасно и чудесно одновременно.

И этого было достаточно.

ГЛАВА 36

Исана проснулась от боли и духоты. Рядом горел тусклый свет. Она зашевелилась, и после нескольких секунд борьбы ей удалось избавиться от чего-то удушающего. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем она поняла, что лежит в постели на комковатом матрасе в темной комнате.

— Свет, — пробормотал мужской голос, и загорелся розоватый огонек магического светильника, стоящего на старом карточном столике, приставленном к стене.

Исана попыталась сесть, но боль пронзила ее с такой силой, что она лишь с трудом повернула голову. Исана увидела убийцу, сидящего на стуле возле двери. Некоторое время она молча смотрела на мужчину средних лет, а он не отводил глаз, и это окончательно вывело Исану из равновесия. Она далеко не сразу сообразила, в чем тут причина — Исана не ощущала в мужчине никаких эмоций. Мастерство водяного мага одарило ее способностью к эмпатии — но мужчина был редким исключением. Наконец она сообразила, что он просто прячет от нее свои чувства и у него это получается даже лучше, чем у Тави.

Исана смотрела на мужчину, изучала выражение его лица и глаз, пытаясь понять, каковы его намерения. Но ей ничего не удалось обнаружить. С тем же успехом он мог быть высечен из холодного равнодушного камня.

— Ну, — резко сказала Исана, — почему бы вам не закончить начатое дело?

— О каком деле идет речь? — отозвался он.

Он говорил равнодушно, голос вполне соответствовал внешности.

— Вы их убили, — тихо сказала она. — Кучера. Недуса. Вы убили Серай.

В его глазах что-то сверкнуло, и Исане показалось, будто он о чем-то сожалеет.

— Нет, — все так же спокойно ответил он. — Однако я убил лучника, который выпустил стрелу в Серай. И в вас, если уж на то пошло.

Исана опустила глаза и обнаружила, что одета лишь в шелковую рубашку, которая была на ней под платьем. Рубашка была запачкана кровью, на боку кто-то ее разрезал, чтобы промыть и перевязать раны. Исана закрыла глаза и прикоснулась к Рилл, чтобы нащупать путь к ране. Все могло быть гораздо хуже. Стрела рассекла плоть и повредила мускулы, но не задела жизненно важные органы. Мужчина грамотно извлек стрелу, промыл рану и остановил кровотечение.

Исана открыла глаза и спросила:

— А почему я должна вам верить?

— Потому что это правда, — ответил он. — Когда я нашел лучника, Серай было уже невозможно помочь. Я сожалею.

— Неужели? — холодно сказала Исана.

Фиделиас кивнул:

— Да, сожалею. Я уважал Серай, ее смерть никому не была нужна. Я попал в лучника, когда он выстрелил в вас, Исана.

— И это спасло мне жизнь? — спросила Исана. — И теперь я должна испытывать благодарность?

— Я полагаю, вы с удовольствием отправили бы меня вслед за ним, — сказал Фиделиас. — В особенности если вспомнить, что произошло два года назад в Кальдероне.

— Иными словами, когда вы пытались уничтожить мою семью и моих соседей.

— Я делал свою работу, — сказал Фиделиас. — Делал то, что должен был. И не испытывал от этого ни малейшей радости.

Исана чувствовала, что мужчина говорит искренне, но это лишь усилило ее гнев.

— Однако вам это доставило больше радости, чем народу Альдгольда. Чем Уорнеру и его сыновьям. И чем всем мужчинам и женщинам, погибшим в гарнизоне.

— Тут я возражать не стану, — ответил Фиделиас.

— Зачем? — резко спросила Исана. — Зачем вы это сделали?

Он сложил руки на груди и ненадолго задумался.

— Я пришел к выводу, что политика и решения Гая в последние десять лет ведут страну к катастрофе. Если он останется Первым лордом или умрет без наследника, то кто-то из самых сильных верховных лордов попытается захватить власть. Гражданская война приведет к распаду страны.

— Понятно: чтобы спасти людей Алеры, нужно их убить, — сказала Исана.

Он холодно улыбнулся:

— Можно и так сказать. Я поддерживаю верховного лорда, который, на мой взгляд, окажется лучшим правителем нашей страны. Я не всегда согласен с его планами и методами. Тем не менее я считаю, что в конечном счете для Алеры так будет лучше.

— Как это замечательно — обладать такой мудростью и уверенностью.

Фиделиас пожал плечами:

— Каждый из нас может делать лишь то, что ему кажется лучшим и правильным. И мы вновь возвращаемся к вам, Исана.

Исана молча вздернула подбородок.

— Мой наниматель хочет, чтобы вы публично высказались в пользу его дома.

— Надеюсь, вы шутите, — с трудом рассмеялась Исана.

— Напротив. Вам следует обдумать преимущества, которые может принести такой союз.

— Никогда. Я никогда не предам страну, как это делаете вы.

Фиделиас ухмыльнулся.

— И какая же часть страны заслуживает вашей верности? — спросил он. — Вы имеете в виду Гая? Человека, который превратил вас и вашего брата в символы своей власти и потенциальные жертвы своих врагов? Человека, который держит рядом с собой вашего племянника в качестве заложника для гарантии вашей лояльности?

Она посмотрела на него, но ничего не ответила.

— Я знаю, вы приехали сюда, чтобы просить его о помощи. Но вам не удалось войти с ним в контакт — а он не предпринял ни малейших попыток, чтобы защитить вас, хотя сам подставил под удар, пригласив в столицу. Если бы не вмешательство моего нанимателя, вы уже были бы рядом с Недусом и Серай.

— Но это ничего не меняет, — спокойно ответила Исана.

— В самом деле? Что он такого совершил, Исана? Каким образом Гай заслужил ваше уважение и верность?

Она вновь промолчала.

— Мой наниматель хочет, чтобы вы встретились с его помощником, — продолжал Фиделиас, не дождавшись никакой реакции от Исаны.

— А у меня есть выбор? — резко спросила Исана.

— Конечно, — ответил Фиделиас. — Вы не пленница. Вы можете уйти отсюда в любое время. — Он пожал плечами. — Да и с моим нанимателем вам не обязательно встречаться. За комнату заплачено до рассвета, после чего вы сможете либо ее покинуть, либо договориться с хозяйкой дома.

Исана кивнула:

— Я… поняла.

— Я предположил, что вы захотите вылечить свое ранение, поэтому позволил себе подготовить ванну. — Он кивнул в сторону большой медной ванны, стоявшей возле камина. Тяжелый котел кипел на огне. — Исана, вы можете поступать так, как пожелаете. Но я прошу, чтобы вы обдумали мое предложение. У вас могут появиться возможности, которых вы прежде не имели.

Исана перевела взгляд с ванны на Фиделиаса.

— Вам помочь добраться до ванны? — спросил он.

— Вашей помощи мне не требуется, сэр.

Он улыбнулся, встал и слегка поклонился.

— Возле постели чистая одежда. Я буду ждать в коридоре. Здесь вы в безопасности, но если появится кто-то посторонний, сразу же позовите меня.

Исана вздохнула.

— Не сомневайтесь, сэр, — сказала она, — если мне будет грозить опасность, я постараюсь тщательно взвесить возможность вашей помощи.

Слабая улыбка на его губах получилась почти искренней. Затем он поклонился и вышел из комнаты.

Исана поморщилась, глядя на свой раненый бок, и с трудом села на постели. Она закрыла глаза, когда накатила волна боли, дожидаясь, пока станет полегче. Затем осторожно встала и, двигаясь медленно и осторожно, направилась к двери. Она закрыла ее на задвижку и только после этого подошла к медной ванне. К счастью, котел, висевший над камином, был устроен так, что Исана без особого труда сумела наклонить его, не снимая с крюка, и вылить горячую воду в ванну. Вскоре вода в ванне стала теплой. Она сняла рубашку, ослабила повязку и осторожно забралась в ванну.

Исана сразу же ощутила присутствие Рилл, окутавшей ее теплым тревожным облаком любви. Исана сняла повязку и направила Рилл на свой бок, фурия тут же начала исцеление ее раны. Сначала она ощутила обжигающую боль, затем на смену боли пришло онемение — и еще через несколько мгновений Исана погрузилась в воду и расслабилась. Боль практически исчезла, хотя неприятные ощущения остались. Вода покраснела от крови, но покрывавшая рану кожа стала розовой и гладкой, как у ребенка. Она приподнялась, добавила немного горячей воды в ванну и улеглась.

Недус мертв. Серай мертва.

Они погибли, пытаясь ее защитить.

Она осталась одна, вдалеке от друзей и семьи, рядом больше нет людей, которым она могла бы доверять.

Нет, не так. Тави где-то неподалеку. Но до него, как и до всех остальных, она не могла добраться с момента своего появления в столице. Даже если он получил ее послание, если он ее ждал, когда рядом были убийцы…

И Бернард. Интуиция подсказывала ей, что ему грозит страшная опасность, а она так и не сумела добраться до Первого лорда и попросить о помощи. Если бы она умерла после первого покушения в амбаре, для ее брата и племянника ничего бы не изменилось.

Исана закрыла глаза и прижала к ним ладони. Страх, тревога, беспомощность, безнадежность всех ее попыток — Исана не выдержала и расплакалась.

Когда Исана подняла голову, вода в ванне была уже прохладной. Ее глаза распухли от слез.

Однако главная цель Исаны не изменилась с момента прибытия в столицу. Она должна обеспечить помощь тем, кого она любит. С использованием тех средств, которые имелись в ее распоряжении.

Как только Исана оделась, она сразу же отперла дверь и распахнула ее. Фиделиас — убийца, предатель и слуга безжалостного лорда — продолжал ждать в коридоре. Он повернулся к ней с вопросительным выражением лица.

Она вздернула подбородок и сказала:

— Доставьте меня на встречу. Немедленно.

ГЛАВА 37

Посол Варг бежал по туннелям подземелий, а Тави следовал за ним.

Первые сто шагов Тави переполнял страх. Без серьезного оружия, удобной позиции, без каких-то преимуществ Тави не мог оказать Варгу никакого сопротивления. Бежать за ним с намерением вступить в схватку было самоубийством. Однако Варг продолжал нести Китаи. Как мог Тави поступить иначе?

Но тут ему в голову пришла новая мысль. Даже с пленницей на руках Варг мог легко оторваться от Тави. Боевые отряды канимов часто опережали легионеров даже в тех случаях, когда алеранцы пользовались хорошими дорогами и рассчитывали на выносливость своих войск. И все же, хотя Варг бежал очень быстро, Тави ни разу не потерял его из виду. И когда юноша замедлил свой бег, расстояние между ними не увеличилось.

У Тави возникли кой-какие подозрения, и он стал осмысливать все известные ему факты. Он начал на бегу оставлять ножом метки на каменных стенах на каждом перекрестке, чтобы потом найти обратный путь. Он хорошо знал туннели рядом с цитаделью, но очень скоро Варг спустился в галерею, где Тави прежде не бывал, и все сильнее углублялся в те места, которые были Тави совсем незнакомы. Чем ниже они спускались, тем больше влаги появлялось на каменных стенах.

Тави свернул за очередной угол — туннель вывел его в длинное помещение. Он остановился, держа лампу в руке, и тут же ее вырвали у него и моментально погасили свечу.

Тави прижался спиной к ближайшей стене и вцепился в рукоять ножа, стараясь успокоить дыхание, мешавшее слушать. Он уловил звуки капающей воды, стекавшей под землю, минуя городские цистерны. После полной темноты он стал различать тусклое красное сияние, похожее на свечение ламп в покоях Варга. Когда его глаза окончательно привыкли к темноте, Тави увидел огромную фигуру посла Варга, присевшего в дюжине футов от него, одной рукой он прижимал Китаи к груди, а черные когти другой замерли возле ее горла.

Девушка выглядела скорее разгневанной, чем напуганной, ее лицо выражало гордость и самообладание. Однако она не пыталась вырваться из лап могучего канима.

Варг посмотрел на Тави. Глаза канима скрывали тени и густой мех. Черные губы Варга приподнялись, обнажив клыки.

— Я здесь, — спокойно сказал Тави. — Что ты хотел мне показать?

Язык Варга вывалился наружу, скрыв клыки. Казалось, он довольно ухмыляется.

— Почему ты так подумал, щенок?

— Ты не стал бы так все усложнять, если бы просто хотел меня убить. Я бы давно уже был мертв, и тебе не пришлось бы так долго бегать. Вот почему я сделал вывод, что ты хочешь мне что-то показать. Именно по этой причине ты и схватил Китаи.

— А если ты прав? — прорычал Варг.

— Ты напрасно потратил время. Тебе было незачем так поступать, чтобы заставить меня прийти сюда.

— В самом деле? — спросил Варг. — Сам подумай, щенок, неужели ты бы последовал за мной так глубоко в эти туннели, если бы я просто тебя попросил? — Он вновь показал свои белые зубы. — И ты бы ушел так далеко от своих собратьев, если бы у тебя был выбор?

— Серьезный довод, — не стал возражать Тави. — Но теперь я здесь. Отпусти ее.

Из груди Варга вырвалось низкое рычание.

— Отпусти ее, посол, — повторил Тави, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Пожалуйста.

Варг подождал еще несколько мгновений, кивнул, небрежно поставил Китаи на землю и слегка подтолкнул к Тави. Она тут же оказалась рядом с ним.

— Ты в порядке? — спросил Тави.

Она вытащила свой нож у него из-за пояса и повернулась к Варгу, яростно глядя на него.

— Подожди, — попросил ее Тави, положив руку ей на плечо. — Подожди еще немного.

Варг глухо рассмеялся:

— У тебя свирепая самка.

Тави заморгал и сказал:

— Она не моя самка.

Одновременно Китаи сказала:

— Он не мой самец.

Тави посмотрел на Китаи, и его щеки начали краснеть, а Китаи ответила ему ядовитым взглядом. Варг вновь рассмеялся:

— В вас обоих много силы. Я могу это только уважать.

Тави нахмурился:

— Я полагаю, ты разбил мою лампу?

Варг утвердительно фыркнул.

— Зачем?

— Свет, — ответил Варг. — Слишком яркий. Они его увидят.

— Кто увидит? — поинтересовался Тави.

— Сейчас мы все уберем свои клыки, — сказал Варг, сверкая клыками. — Перемирие. И тогда я тебе покажу.

Тави кивнул без колебаний. Он убрал свой нож в ножны и сказал:

— Китаи, пожалуйста, убери на время нож.

Китаи с сомнением посмотрела на Тави, после чего спрятала нож в ножны. Варг слегка расслабился, и его губы скрыли клыки.

— Сюда, — сказал он.

Варг наклонился, чтобы поднять лампу канимов, маленькую стеклянную бутылочку, полную слабого, жидкого пламени: казалось, еще немного — и пламя погаснет. Только сейчас Тави разглядел, что Варг надел доспехи, которые он видел на манекене в Черном коридоре, а на поясе у него висит огромный меч. Варг поставил бутылочку на пол рядом с небольшой брешью в стене и прорычал:

— Дальше мы свет не понесем. Будем ползти. Держитесь левой стены. Смотрите вниз и вправо.

Затем он опустился на четвереньки, и его длинное гибкое тело исчезло в бреши.

Тави и Китаи переглянулись.

— Что это за существо? — спросила Китаи.

— Каним, — ответил Тави. — Они живут через море к западу от Алеры.

— Друг или враг?

— Их народ наш враг.

Китаи покачала головой:

— И этот враг живет в самом сердце вашей крепости. Неужели глупость ваших людей безгранична?

— Возможно, его народ враждебно относится к нам, — прошептал Тави, — но относительно Варга у меня возникли сомнения. Подожди здесь. Я буду чувствовать себя лучше, зная, что кто-то прикрывает мне спину, пока я буду рядом с ним.

Китаи хмуро посмотрела на Тави:

— Ты уверен, что тебе стоит идти за ним?

Из бреши в стене донеслось рычание Варга.

— Да. Пожалуй. Наверно, — пробормотал Тави.

Он опустился на четвереньки перед дырой в стене и пополз вперед, не вполне отдавая себе отчет в том, что делает. При желании он мог бы перемещаться на коленях, но тогда его спина задевала бы шершавый потолок.

Очень скоро стало совсем темно, и Тави пришлось заставлять себя двигаться дальше, стараясь не отрывать левое плечо от стены. Варг вновь едва слышно прорычал, Тави попытался ползти быстрее и сразу же ощутил резкий запах Варга. Так они довольно долго продвигались по узкому туннелю, и Тави начал считать «шаги» всякий раз, когда перемещал правую руку. Постепенно шум льющейся воды усиливался. Через семьдесят четыре шага Тави начал различать очертания фигуры Варга. Еще через десять шагов он увидел впереди бледный бело-зеленый свет.

И почти сразу же стена, находившаяся справа, исчезла и узкий туннель, по которому они ползли, превратился в опасный карниз из влажного камня. Каним присел, словно готовился к прыжку, посмотрел на Тави и кивнул в сторону пещеры внизу. Тави подполз к Варгу, инстинктивно стараясь двигаться бесшумно.

Пещера была огромной. С потолка свисали сотни сталактитов, с которых непрерывно капала вода. Длина некоторых из них превышала высоту стен цитадели. С пола пещеры поднимались сталагмиты, имевшие форму неровных конусов, некоторые были даже длиннее тех, которые свисали с потолка. У дальней стены пещеры находился бурлящий водоем — над ним поднималась водяная пыль, — а далее вода стремительно неслась по узкому короткому каналу к реке Гоул. Тави смотрел на жуткую картину, озаренную бело-зеленым светом, и его рот перекосился от отвращения и ужаса.

Все поверхности в пещере были покрыты кроучем.

Два года назад в Восковом лесу он видел такую же картину. Здесь кроуч не казался таким густым, как воск, покрывавший чашу долины, и он испускал пульсирующее бело-зеленое сияние. Тави заметил дюжину восковых пауков, изящно скользивших по поверхности кроуча; изредка они останавливались, и их светящиеся глаза испускали зелено-оранжево-голубое сияние.

Некоторое время Тави смотрел на них. Он был так ошеломлен, что не мог даже пошевелиться. Потом его взгляд привлек огромный пузырь, покрывавший несколько наиболее крупных сталагмитов. Поверхность пузыря пульсировала мерцающим зеленым светом, однако была почти прозрачной, что позволяло увидеть снующие под ней тени.

А возле пузыря находились канимы. Они расположились вокруг пузыря, между ними оставалось расстояние в четыре или пять футов, все они были в доспехах и вооружены, головы покрывали темно-красные капюшоны плащей. Все они сидели совершенно неподвижно. С такого большого расстояния Тави не мог видеть, дышат ли они, и ему казалось, что они больше похожи на статуи, сделанные в натуральную величину, чем на живых существ. Восковой паук соскользнул через кроуч и взобрался на одного из канимов, словно он был сталагмитом.

Снизу послышалось рычание, и почти сразу под ними появилось несколько канимов. Тави увидел, как три канима тащат в пещеру связанного четвертого. Связанный каним был ранен и оставлял на полу пещеры следы крови. Его руки были связаны у запястий, но прежде его заставили переплести пальцы, кроме того, ему связали челюсти. В кроваво-красных глазах светилось безумие, он продолжал отчаянно сопротивляться, но ничего не мог поделать с тремя стражами.

А вот канимы, которые вели своего пленника, были совершенно спокойны, они не рычали и не скалились, на свирепых лицах застыло спокойствие. Они ступили на кроуч, продолжая тащить за собой пленника. Каждый их шаг повреждал поверхность кроуча. Восковые пауки, двигаясь с ленивой грацией, тут же занялись исправлением причиненного вреда, их многочисленные ноги приглаживали кроуч, приводя его в порядок.

Из груди Варга вырвалось тихое, но яростное рычание.

Они подтащили пленника к отверстию в пузыре и втолкнули его внутрь. Через секунду тишину пещеры нарушил злобный рев, который почти сразу же стих.

Тави услышал, как заскрежетали когти Варга, вцепившиеся в камень. Уши канима были прижаты к голове, зубы оскалены.

Некоторое время ничего не происходило. Затем четверо канимов вышли из пузыря. Они прошагали вдоль застывших в неподвижности собратьев и заняли места вокруг пузыря. Последний каним был тем самым пленником, только теперь с него сняли все путы. Появилась пара восковых пауков, которые тут же принялись втирать мягкий кроуч в раны канима.

— Рарм, — едва слышно прорычал посол Варг. — Я спою твою песню крови.

Через мгновение внутри пузыря зашевелились новые тени, и наружу вышел еще один каним. Это был Сарл. Он выглядел худым, хитрым и опасным. Он окинул своими красными глазами пещеру, а когда один из восковых пауков наткнулся на него, Сарл оскалил зубы и отбросил его в сторону. Паук с глухим стуком ударился о сталагмит и упал в кроуч, беспомощно шевеля разбитыми ногами.

Тут же появились еще два паука, которые принялись покрывать своего умирающего собрата кроучем. Тави знал, что пройдет совсем немного времени и его тело растворится, чтобы пойти в пищу его собратьям.

Затем из пузыря появилась другая фигура, размером с человека. На ней был темно-серый плащ, капюшон полностью скрывал голову — однако двигалось существо с нечеловеческой быстротой и грацией.

— А где последний? — спросила фигура в сером плаще. Его голос и интонации были совершенно чуждые, оставалось только догадываться, что может скрываться под капюшоном.

— Он будет найден, — прорычал Сарл.

— Его необходимо найти, — сказала фигура. — Он может рассказать о нас вождю алеранцев.

— Варга ненавидят, — сказал Сарл. — Он даже не сумел добиться аудиенции у вождя алеранцев. Но если он и получит шанс поговорить с ним, никто ему не поверит.

— Возможно, — сказало существо в плаще. — Но сейчас нам лучше исключить любой риск.

Сарл повел плечами, но ничего не ответил.

— Нет, я их не боюсь, — продолжало диковинное существо. — Но зачем ставить под сомнение наши шансы на успех?

Сарл бросил на существо в плаще мрачный взгляд и отступил на шаг назад.

— Твои союзники готовы? — спросило существо.

— Да. Сегодня ночью на всем западном побережье начнется шторм. Он будет вынужден оставаться в своих покоях, чтобы смягчить его силу. А туда ведет один путь. Ему не спастись.

— Очень хорошо, — сказало существо в плаще. — Найди своего вожака. Если его не удастся отыскать до того, как зайдет луна, мы нанесем удар без него.

— Он опасен, — возразил Сарл. — До тех пор пока он жив, мы не можем быть спокойны.

— Он не является угрозой для меня, — заявило существо. — Он опасен лишь для тебя. Мы нанесем удар, как только зайдет луна. А потом…

Существо в плаще вдруг смолкло и неожиданно повернулось, глядя на карниз, — Тави показалось, что его заметили.

Он замер, чувствуя, как пересохло во рту.

Прошло несколько мгновений, и существо в плаще вновь повернулось к Сарлу. Одновременно из пузыря вышли два канима и замерли рядом с ним.

— Возьми их с собой. И отыщи его.

Сарл злобно щелкнул зубами, развернулся и вышел из пещеры. Немного помедлив, существо в плаще скрылось внутри пузыря.

Варг прижался к Тави и кивнул в сторону туннеля. Тави развернулся и пополз туда, где его поджидала Китаи, державшая наготове свой нож и светильник Варга. Тави быстро поднялся на ноги, его тревожило присутствие Варга за спиной, а потому он сразу же отступил к стене и встал рядом с Китаи.

— Что ты видел? — прошептала она.

— Хранители молчания, — ответил он. — Кроуч. Огромное гнездо, очень похожее на то, которое было в Восковом лесу.

— Значит, они добрались сюда, — вздохнула Китаи.

— Да, — ответил Тави.

Каним выбрался из туннеля и выпрямился во весь свой немалый рост. И хотя он не показывал зубы, его уши были плотно прижаты к черепу, и ярость клубилась вокруг него невидимым облаком.

Тави посмотрел на Варга и спросил:

— Что с ними случилось?

Варг потряс головой:

— Их каким-то образом околдовали.

— Но кто они такие?

— Члены моей стаи, — ответил Варг. — Моя стража.

Тави нахмурился:

— Но тебе позволено иметь только шестерых. А здесь было двадцать.

— Двадцать один, — поправил его Варг. — Гарл получил ранение в живот, когда остальные пришли за нами. Я отослал его в кровавые земли, прежде чем они успели забрать его, как Рарма.

— Ты знал, что они придут за тобой? — спросил Тави. Варг кивнул:

— Я начал понимать, что происходит, когда двое моих стражей готовились к уходу. Они упомянули о крысах в своих покоях. Раньше их никогда не было. Но месяц назад Морл и Халар говорили то же самое. А на следующий день, перед уходом, они вели себя странно.

— В каком смысле? — уточнил Тави.

Посол покачал головой:

— Молчали. Стали какими-то чужими. — Его глаза сузились. — И их уши выглядели неправильно.

— Значит… те стражи, которые должны были вернуться на родину, остались здесь и ушли в подземелье, — сказал Тави.

— И за всем этим стоял Сарл, — проворчал Варг. — Он вместе с тем, в плаще, околдовал моих волков.

— Но почему он так поступает? — спросил Тави.

— У моего народа есть несколько… каст, так у вас говорят. Самая сильная — каста воинов. Но есть еще одна сильная каста — илрарум. Кровавые пророки. Волшебники. Обманщики и предатели. Сарл — илрарум, хотя он делал вид, будто принадлежит к низшей касте и работает на меня. Словно у меня нет собственных мозгов. Кровавые пророки ненавидят ваш народ, они намерены уничтожить вас любыми средствами.

— Значит, Сарл заодно с этим существом в плаще, — сказал Тави.

— Они собираются убить Гая, — продолжал Варг. — Они хотят лишить вас вождя. Сделать уязвимыми. — Варг положил руку на рукоять своего меча и обнажил зубы в усмешке. — Я пытался предупредить твоего Первого лорда. Однако один щенок с ножом, у которого больше мужества, чем мозгов, меня остановил.

— И ты пытался меня предупредить, — сказал Тави. — Ты надеялся, что я и сам все соображу. Вот почему ты прислал письмо Гаю — чтобы он проверил корабль и увидел, что стражников на борту нет.

Варг утвердительно зарычал:

— Не получилось. И тогда я привел тебя сюда.

Тави склонил голову набок и внимательно посмотрел на Варга:

— Зачем?

— Не понял?

— Зачем ты мне это показал? Ведь ты враг нашего народа.

Некоторое время Варг смотрел на Тави, а потом ответил:

— Да. И однажды наступит день, когда мой народ придет за вами, щенок. Но если я разорву горло твоему Первому лорду, то это произойдет на поле битвы, после того как я сожгу ваши земли, уничтожу дома и воинов — и тебя. И не будет никаких тайн. Волшебства. И предательства. Настанет день, когда я покончу со всем вашим народом, алеранец. И ты увидишь мое приближение.

Тави сглотнул, его охватил страх.

— Но меня тошнит от методов Сарла, — продолжал Варг. — Он принес в жертву жизни членов моей стаи, рассчитывая, что предательство подарит нам ваши земли. Он презрел мои полномочия. Он заключает союзы с неизвестными силами, пользуется чужим колдовством. Он лишит нашу победу страсти и чести. — Варг поднял когти правой руки и некоторое время смотрел на них. — Я этого не потерплю.

— Теперь он хочет и твоей смерти, — заметил Тави.

Варг снова обнажил клыки:

— Я слишком поздно узнал о его предательстве. Все, кроме двух моих стражей, околдованы. Но теперь никого не осталось. Меня будут выслеживать. Возможно, убьют. Но я не позволю Сарлу сказать, что он сумел победить. Так что следующий ход за тобой, щенок.

— За мной? — спросил Тави.

Варг кивнул и прорычал:

— У тебя совсем немного времени. И мы оба знаем: даже если я поговорю с Гаем, он далеко не сразу мне поверит. — Варг натянул на голову капюшон и повернулся к выходу из туннеля. — Очень скоро Сарл нападет на мой след. Я уведу его прочь. Теперь только ты способен их остановить, щенок.

Варг исчез в темноте, оставив свою тусклую лампу Тави.

— Вороны, — пробормотал Тави. — Ну почему я постоянно попадаю в такие истории?

ГЛАВА 38

Фиделиас не мог не отдать должное стедгольдеру Исане: эта женщина обладала мужеством. Всего несколько часов назад она была ранена во время нападения, в результате которого погибли все ее друзья в столице. Она сама чудом избежала смерти — если бы Фиделиас выпустил свою стрелу на мгновение позже, то выстрел лучника получился бы более точным. А сейчас ее окружали убийцы и предатели.

Тем не менее она держалась с удивительным достоинством, когда они покинули относительно безопасную комнату в борделе. Исана не стала спорить и надела слишком большой для нее плащ и лишь слегка покраснела, когда увидела, что происходит в салоне.

— Пользуется ли помощник вашего нанимателя, — заговорила Исана, когда они вышли на улицу, — его поддержкой?

Фиделиас задумался над словами, которые выбрала Исана. Она могла бы сказать «леди Аквитейн» и «лорд Аквитейн», но не сделала этого. Она поняла, что Фиделиас избегает произносить их имена там, где их могут услышать, и постаралась не ставить его в неприятное положение. У него даже появилась надежда, что у Исаны хватит гибкости, чтобы действовать с ними заодно.

— Целиком и полностью, — ответил он.

— У меня есть условия, — предупредила Исана.

Фиделиас кивнул.

— Вам придется подождать до встречи, стедгольдер, — сказал он. — Я лишь посланец и ваш эскорт. Но мне кажется, вы сумеете договориться.

Исана кивнула:

— Очень хорошо. Как далеко нам идти?

— Мы уже почти на месте, стедгольдер.

Исана недовольно вздохнула:

— У меня есть имя. И мне надоело, что все называют меня стедгольдером.

— Считайте это комплиментом, — посоветовал Фиделиас.

В этот момент волосы у него на затылке зашевелились, и он заставил себя не оборачиваться, как напуганная кошка. Кто-то за ними следил. Он давно играл в эти игры, чтобы допустить ошибку. Сейчас его не интересовали детали. Вчера он слишком часто показывался на улице, а в столице множество людей, которые готовы сдать его властям и получить награду.

— Ни одна женщина в нашей стране не имеет такого титула.

— Ни одна женщина в стране не знает моего рецепта хлеба с пряностями, — заметила Исана. — Но никто не склонен об этом говорить.

Фиделиас посмотрел на Исану и улыбнулся. Одновременно он воспользовался моментом, чтобы посмотреть на тех, кто за ними следил. Двое крупных парней — почти наверняка речные крысы с одной из множества лодок, приплывших в столицу на Зимний фестиваль. Они были плохо одеты, а походка одного из них выдавала легкое опьянение.

— Вы не против, если я задам вам вопрос?

— Против, но вы можете попытаться.

— Мне известно, что вы не замужем, стедгольдер. И у вас нет детей. Это… необычно для женщины нашей страны и ее законов. Насколько я понимаю, вы провели время в лагерях, когда были молоды?

— Да, — холодно ответила она. — Как того требует закон.

— Но у вас нет детей, — сказал он.

— Детей нет, — повторила Исана.

— Но у вас был мужчина? — спросил Фиделиас.

— Да. Солдат. Мы некоторое время были вместе.

— И вы подарили ему ребенка?

— Да, я пыталась. Но роды были преждевременными. Вскоре он от меня ушел. Ну а местный командир отослал меня домой. — Она отвела глаза. — Я исполнила свой долг перед законом, сэр. А почему вы спрашиваете?

— Ну, нужно же как-то провести время, — ответил Фиделиас, стараясь доброжелательно улыбнуться.

— Провести время, пока вы не найдете подходящее место, чтобы разобраться с двумя парнями, которые следуют за нами, — заметила она.

Фиделиас улыбнулся ей, но теперь его улыбка была искренней.

— Вы весьма внимательны для гражданского человека, — сказал он.

— Дело не в моих глазах, — сказала она. — От этих людей несет жадностью и страхом, так воняет от овцы.

— И вы чувствуете это на таком расстоянии? — Фиделиас понял, что эта женщина производит на него все более сильное впечатление. — До них никак не меньше пятидесяти футов. У вас настоящий дар к водяной магии.

— Иногда мне бы хотелось его не иметь, — ответила Исана. — Или чтобы он не был таким сильным. — Она прижала пальцы к вискам. — В будущем я постараюсь не посещать города. Здесь так шумно даже тогда, когда большинство жителей спит.

— Ну, до некоторой степени я вам сочувствую, — сказал Фиделиас и свернул на боковую улочку, петляющую между домами и особенно темную. — Я видел магов воды, не способных контролировать свой дар, который был столь же сильным, как и у вас.

— Одиана, — заметила Исана.

Фиделиас ощутил тревогу при упоминании имени безумной водяной ведьмы. Ему не нравилась Одиана. На его вкус, она была слишком непредсказуема.

— Да.

— Она рассказывала мне, как впервые почувствовала контакт с фуриями, — сказала Исана. — Честно говоря, я удивлена, что она не сошла с ума окончательно.

— Любопытно, — заметил Фиделиас, который нашел укромное местечко между двумя зданиями. — Она никогда мне об этом не говорила.

— А вы у нее спрашивали? — поинтересовалась Исана.

— А зачем?

— Потому что человеческие существа заботятся друг о друге, сэр. — Она пожала плечами. — Впрочем, зачем это вам?

Фиделиас ощутил легкое раздражение, слова стедгольдера попали в цель. Но еще больше его удивила собственная реакция, и он подумал, что женщина права даже в большей степени, чем он готов признать. Прошло уже немало времени с тех пор, как он действовал в соответствии с внутренними мотивами, а не по необходимости и из самосохранения.

На самом деле так происходило с тех пор, как он предал Амару.

Фиделиас нахмурился. Он уже довольно давно о ней не думал. Сейчас ему это показалось странным. Быть может, он старался выбросить мысли об Амаре из головы. Вот только почему?

Он закрыл глаза и прошел пару шагов, думая о потрясении, которое отразилось на лице Амары, когда она оказалась закопанной в землю до самого подбородка, пойманная одним из самых ловких приспешников Аквитейна. Как истинный курсор, она почувствовала предательство Фиделиаса, но не сумела скрыть своих эмоций. Когда Амара обвинила его, а он признался в предательстве, в ее глазах появилось выражение, которое он до сих пор не мог забыть. Они наполнились болью, гневом и печалью.

Что-то в его груди дрогнуло, но он безжалостно задушил это чувство.

Он не был уверен, что сожалеет о том, что полностью отказался от любых чувств, и его тревожило лишь отсутствие сожалений. Возможно, стедгольдер права. Может быть, он утерял нечто жизненно важное, какую-то искру, тепло и умение сопереживать, исчезнувшие после его предательства и последовавшими вслед за этим событиями в долине Кальдерон. Неужели сердце человека и его душа погибли, сохранив тело, которое могло ходить и разговаривать, словно он все еще жив?

И вновь он отбросил эти мысли. У него не было времени для сентиментальных воспоминаний. Охотники за наградой уже приближались.

Фиделиас вытащил из-под плаща свой короткий тяжелый лук и наложил на тетиву толстую уродливую стрелу. С быстротой и уверенностью мастера-лучника и мага дерева он повернулся и выпустил стрелу в горло охотника за наградой, который шел вторым.

Его напарник закричал и бросился вперед, очевидно, он еще не понял, что остался один. «Любители», — подумал Фиделиас. Это был старый трюк лучника — стрелять в самого дальнего врага, чтобы его спутники продолжали наступать, не замечая опасности, вместо того чтобы рассредоточиться и найти укрытие. Фиделиас вытащил вторую стрелу и выстрелил — острие попало в левый глаз оставшемуся охотнику за наградой с расстояния в пять футов.

Тот рухнул на землю — смерть наступила мгновенно. Лишь его нога несколько мгновений еще дергалась, а кровь текла по мостовой. Потом наступила тишина.

Фиделиас с минуту наблюдал за ними, а потом вытащил нож и проверил у каждого пульс на шее, чтобы удостовериться, что оба мертвы. Он в этом не сомневался, но Фиделиас привык доводить свою работу до конца, и только после того, как он окончательно убедился, что оба их преследователя уже больше не доставят им неприятностей, он взял в руки лук.

Да, Исана не ошиблась.

Похоже, он окончательно потерял способность что-то чувствовать.

Впрочем, значения это не имело.

— Стедгольдер, — сказал он, поворачиваясь к Исане. — Нам не стоит здесь задерживаться.

Побледневшая Исана молча смотрела на Фиделиаса. Маску уверенности на ее лице сменил ужас.

— Стедгольдер, — повторил Фиделиас, — нам необходимо уйти с улиц.

Она взяла себя в руки и отвела взгляд в сторону. Через мгновение ее лицо вновь превратилось в маску.

— Конечно, — ответила она дрогнувшим голосом. — Показывайте дорогу.

ГЛАВА 39

— Ладно, пора уходить отсюда, — сказал Тави.

— Подожди, — ответила Китаи, повернулась и нырнула в брешь в стене.

— Вороны, — пробормотал Тави, поставил светильник Варга на пол и скользнул внутрь вслед за Китаи. — Справа обрыв, держись левой стены.

Он последовал за Китаи до самого карниза, а потом устроился рядом, пока она смотрела на кроуч, на медленно перемещающихся по его поверхности пауков и застывших в неподвижности канимов.

— Клянусь Единственным, — прошептала она, широко раскрыв глаза. — Алеранец, нам нужно уходить.

Тави кивнул и повернулся, собираясь идти обратно.

Восковой паук появился у края карниза, между ними и лазом. Он с ленивой грацией двигался в сторону Тави.

Тави застыл. Восковые пауки были ядовитыми, но самым ужасным было то, что они действовали заодно с остальными. Если этот призовет своих соплеменников, они все нападут на Тави — и если он и сумеет сбежать от не слишком проворных пауков, то ему никогда не уйти от канимов. Конечно, он мог убить этого паука, но тот почти наверняка успеет предупредить остальных.

Он оглянулся через плечо на Китаи. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами.

Затем передняя нога паука коснулась руки Тави, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать.

Паук остановился, его светящиеся глаза обратились на Тави. Затем он провел другими двумя ногами по плечу Тави. Тому ничего не оставалось, как сохранять неподвижность. Паук провел несколько раз по шее Тави, после чего двинулся вперед, наступил на руку, потом на локоть, плечо и перебрался через Тави, не нападая на него и не поднимая тревогу. Казалось, он его не заметил.

Тави медленно повернул голову, и увидел, что паук проделал то же самое с Китаи, а затем сполз с нее и принялся покрывать бледно-зеленым кроучем край карниза.

Тави обменялся недоуменными взглядами с Китаи, после чего оба поспешно вернулись в основной туннель, подальше от заполненной кроучем пещеры.

— Почему он так поступил? — выпалил Тави, как только они вновь оказались в туннеле. — Китаи, он должен был поднять тревогу и атаковать нас. Почему он прошел мимо?

Даже в тусклом свете лампы канимов было видно, как сильно дрожит Китаи.

Тави немного подождал и окликнул ее:

— Китаи?

Она обхватила себя руками, словно ей стало холодно, но ее глаза все еще бессмысленно смотрели в пространство.

— Этого не должно быть, — пробормотала она. — Не должно.

Тави положил руку ей на плечо:

— Чего не должно быть?

Она посмотрела на него с ужасом в глазах:

— Алеранец, если древние легенды… если древние легенды нашего народа верны, то это ворд.

— Что? Как ты сказала?

— Ворд, — с содроганием прошептала Китаи. — Пожиратели. Пожиратели миров, алеранец.

— Я никогда о них не слышал.

— Конечно. В противном случае ваши города превратились бы в покрытые пеплом руины. И твой народ обратился бы в бегство. И за ним охотились бы. Как охотились за нами.

— О чем ты говоришь?

— Не здесь, алеранец. Нам необходимо вернуться. — В ее голосе появились истерические нотки. — Мы не можем оставаться здесь.

— Хорошо, — ответил Тави, стараясь говорить спокойно. — Пойдем. — Он взял светильник Варга и зашагал по туннелю, отыскивая метки, оставленные на перекрестках.

Прошло некоторое время, прежде чем Китаи удалось выровнять дыхание.

— Много, много лет назад мой народ жил в другом месте. Не в тех землях, где мы поселились теперь. Когда-то мы жили так же, как твой народ. В поселениях. В городах.

Тави удивленно взглянул на нее:

— Я никогда об этом не слышал. Неужели у твоего народа были города?

— Теперь их больше нет, — вздохнула Китаи.

— А что с ними случилось?

— Пришел ворд, — ответила Китаи. — Они взяли многих из нашего народа. Как тех, похожих на волков существ, которых мы видели в пещере. Они также взяты вордом.

— Взятые, — задумчиво сказал Тави. — Ты хочешь сказать, что их контролируют? Их как-то поработили?

— Нет, не просто поработили, — сказала Китаи. — Канимов поглотили. Они перестали быть прежними существами. Их дух уничтожен, алеранец. И остался лишь дух ворда — взятые не ощущают боли, страха или слабости. Дух ворда дает им огромную силу.

Тави нахмурился:

— Но почему ворд так поступает?

— Они так устроены. Они размножаются. Их становится все больше. Они берут, уничтожая всю жизнь, пока не остается ничего, кроме них самих. Они переходят в новые формы. — Китаи содрогнулась. — Наш народ сохранил множество легенд о ворде. Дюжины ужасных историй, алеранец, которые передаются из поколения в поколение. Даже мараты предпочитают оставаться поближе к своим кострам и прятаться под одеялами, когда их слышат.

— Но зачем же рассказывать такие истории? — спросил Тави.

— Чтобы мы не забыли, — ответила Китаи. — Дважды ворд едва не уничтожил весь наш народ, остались лишь небольшие отряды, которым пришлось убегать. И хотя это случилось много, много лет назад, мы сохранили легенды, чтобы быть готовыми к встрече с вордом. — Она прикусила губу. — И вот они пришли.

— Но откуда ты знаешь, Китаи? Если мараты так старались их не забыть, почему же ты не показала на них два года назад и не сказала: «Ой, смотри, это ворд»?

Она нетерпеливо зашипела.

— Но ты меня совсем не слушаешь! — резко сказала она. — Я же говорила тебе, алеранец. Они изменяют свою форму. Они оборотни. Всякий раз, когда они уничтожали мой народ, ворд появлялся в другом обличье.

— Тогда откуда ты знаешь, что это они?

— По знакам, — ответила Китаи. — Начинают пропадать люди. Они становятся взятыми. Ворд всегда начинает свою работу тайно, чтобы их не обнаружили до тех пор, пока они не успели размножиться и распространиться. Они стараются внести раздор в лагерь своих врагов, чтобы их ослабить. — Она вновь вздрогнула. — И их ведут королевы, алеранец. Я поняла это только сейчас: то существо, которое мы видели в долине Молчания, — тебе удалось его сжечь — было королевой ворда.

У следующей отметки на перекрестке Тави остановился.

— Мне кажется, я видел такое же существо здесь.

— В пещере?

— Да. На нем был плащ, и оно отдавало приказы каниму, который не был… не был… — Он сделал неопределенный жест.

— Взят, — подсказала Китаи.

— Да, взят. — И Тави рассказал ей о разговоре между существом в плаще и Сарлом.

Китаи кивнула:

— Да, ты видел королеву. Ворд планирует убить вашего вождя. Они хотят устроить в столице хаос, чтобы успеть размножиться, не привлекая к себе внимания. А потом будет уже слишком поздно.

Тави обнаружил, что ускорил шаг.

— Вороны. А они на это способны?

— Когда ворд во второй раз напал на мой народ, мы не сумели их остановить, хотя имели опыт борьбы с ними. Ваш народ ничего о них не знает. А сейчас они хотят ослабить вас, натравить друг на друга.

— Королева ворда использует Сарла, — пробормотал Тави. — Разделяй и властвуй. Он обеспечил ее солдатами, чтобы помочь ей, а его каста насылает бури на побережье, чтобы ослабить Гая и заставить проводить ночи в медитациях, чтобы им было легче застать Первого лорда врасплох и убить. К тому же королева знает, что канимы нападут на нас, как только Алера останется без надежного правителя, — в результате обе стороны будут ослаблены войной. А ворд сумеет уничтожить и тех и других.

Китаи кивнула:

— В наших легендах они стравливали наши народы между собой.

— Вороны, — тихо выругался Тави.

Он вспомнил о длинной лестнице, ведущей вниз, к покоям, где Первый лорд предавался медитациям. После первого поста стражи вниз вела единственная лестница, другого пути в покои Первого лорда не существовало.

Смертельная ловушка.

Тави еще больше ускорил шаг.

— Они знают, где находится Гай. Двадцать канимов сумеют к нему пробиться. Мы должны их остановить.

Китаи не отставала.

— Мы предупредим твоих воинов, приведем их сюда и уничтожим ворд.

— Сэр Майлс, — сказал Тави.

Китаи недоуменно посмотрела на него.

— Он командует нашими войсками, — пояснил Тави. — Но я не уверен, что он будет атаковать.

— Почему?

Тави стиснул зубы, ему хотелось перейти на бег, но он понимал, что сейчас ему нельзя заблудиться в лабиринтах подземелий.

— Он не слишком хорошо ко мне относится. Возможно, он мне не поверит. А если я скажу, что получил эти сведения от марата, то можно ожидать всего, что угодно.

— Он ненавидит нас, — сказала Китаи.

— Да.

— Безумие, — сказала Китаи. — Ворд угрожает всем.

— Сэр Майлс это поймет, — сказал Тави. — Со временем. Вот только я не уверен, что у нас есть время для его упрямства. — Тави потряс головой. — Нужно убедить маэстро Киллиана. Если я сумею это сделать, он отдаст приказ Майлсу.

Они добрались до последней отметки, сделанной Тави, теперь он знал дорогу в цитадель. Тави сразу же перешел на легкий бег, чтобы побыстрее переговорить с Киллианом.

Он уловил какое-то неожиданное движение впереди и рванулся в сторону, когда из-за облака защитной магии его атаковал кто-то в капюшоне. Дубинка скользнула по левой руке Тави, и он почувствовал, что рука онемела. Китаи зарычала у него за спиной. Тави ударился о стену, споткнулся и с трудом удержался на ногах. Он вытащил нож и повернулся, чтобы встретить противника, но увидел движущуюся дубинку в нескольких дюймах от своего лица.

Вспыхнул яркий свет, а потом все погрузилось в темноту.

ГЛАВА 40

Рассвет еще не наступил, когда Амара и Бернард проснулись. Они обменялись нежным поцелуем, а потом молча встали и начали надевать доспехи и оружие. Как только они закончили, рядом с альковом послышались шаги, и Дорога сдвинул плащи в сторону. На уродливом широком лице марата застыло мрачное выражение.

— Бернард, — пророкотал он. — Рассвет близок. Они пришли.

ГЛАВА 41

Исана вместе с убийцей зашла в винный клуб, расположенный в тихой части улицы Ремесленников, где лучшие мастера Алеры вели переговоры со своими клиентами. Сам клуб находился между двумя крупными магазинами — в одном продавали скульптуры, а в другом магические светильники. Вывеска над дверью отсутствовала, и ничто не указывало на то, что здесь принимают гостей.

Несмотря на поздний час, дверь тут же открылась, как только убийца в нее постучал, и слуга в ливрее повел их по коридору, не задавая никаких вопросов. Они оказались в небольшой комнате.

Здесь было уютно, обстановка отличалась роскошью — небольшие диванчики стояли полукругом, обеспечивая интимную обстановку для спокойной беседы с бокалом вина. Один из диванчиков был занят.

Инвидия Аквитейн удобно расположилась на нем, все в том же красном платье, в котором она была на приеме у Калара. Хрустальный бокал в ее руке был наполовину наполнен светлым вином. Кроме того, ее лицо прикрывала прозрачная ткань — вуаль, решила Исана, — обеспечивающая анонимность на случай, если в дальнейшем у кого-то возникнут лишние вопросы.

Леди Аквитейн подняла голову, когда они вошли, и вежливо кивнула.

— Добро пожаловать, стедгольдер. Насколько я понимаю, мой партнер уговорил вас согласиться на встречу.

— Он был весьма убедителен — учитывая все обстоятельства.

Леди Аквитейн указала на расположенный напротив диванчик.

— Пожалуйста, садитесь. Быть может, выпьете вина? Оно здесь превосходное.

Исана подошла к диванчику, но не стала располагаться на нем со всеми удобствами, а лишь присела на самый край. Ее спина оставалась безупречно прямой, а на лице словно застыла маска.

— Благодарю вас, я не пью вина, — ответила она.

Улыбка леди Аквитейн погасла.

— Вам будет проще, если мы будем вести себя доброжелательно, стедгольдер. В любом случае вреда это не принесет.

— Но и пользы я не вижу — одна лишь потеря времени. Я пришла сюда, чтобы поговорить о деле.

— Как пожелаете, — ответила леди Аквитейн. — С чего вы желаете начать?

— Что вы от меня хотите? — спросила Исана.

Леди Аквитейн сделала глоток вина.

— Во-первых, публичной поддержки Аквитейна, моего мужа, — ответила она. — Он станет вашим политическим патроном. Иными словами, вы будете появляться на людях в цветах Аквитейна — прежде всего на заключительных церемониях Зимнего фестиваля. Вас могут пригласить на обеды и вечеринки, а мой муж будет обеспечивать ваше сопровождение и все расходы.

— Я сама зарабатываю себе на жизнь, — ответила Исана. — И отвечаю за тридцать семейств моего стедгольда. Едва ли я сумею сослужить им хорошую службу, если буду занята на подобных встречах.

— Верно. В таком случае вы не против, если мы обсудим количество дней в году, которые вы могли бы этому посвятить?

Исана поджала губы и молча кивнула, заставляя себя сдерживать эмоции.

— Прекрасно. Эту проблему мы решим. Во-вторых, мне необходима ваша поддержка как члена Лиги Дианы, для чего вам потребуется присутствовать на собраниях Лиги раз в году, где будет определяться ее курс на следующий год.

— И вы хотите, чтобы и там я вас поддерживала.

— Естественно, — сказала леди Аквитейн. — Наконец, мы можем попросить вас поддержать некоторых кандидатов на сенаторских выборах в Риве. Поскольку вы там живете, у вас есть возможность в них участвовать, и ваше мнение будет иметь немалый вес для других сограждан.

— Я бы хотела кое-что прояснить, ваша светлость, — спокойно сказала Исана.

— Что вы имеете в виду?

— Мне хорошо известны политические амбиции вашей супружеской пары, и я не намерена нарушать законы нашей страны, чтобы вам помочь. Моя поддержка и участие будут продолжаться только до тех пор, пока вы не начнете нарушать закон, и ни на дюйм далее.

Леди Аквитейн кивнула:

— Конечно. Мне бы и в голову не пришло просить о чем-то ином.

— Не сомневаюсь, — сказала Исана. — Я лишь хочу, чтобы мы с самого начала понимали друг друга.

— Разумеется, — кивнула леди Аквитейн. — А что вы намерены попросить в обмен на свою поддержку?

Исана сделала глубокий вдох.

— Моя семья в опасности, ваша светлость. Я приехала сюда, чтобы связаться с Первым лордом и просить его о помощи для Кальдерона, а также предупредить моего племянника о том, что его жизни грозит опасность. Однако я не сумела встретиться ни с одним из них. Если вы рассчитываете на мою поддержку, то должны помочь защитить моих близких. Такова моя цена.

Леди Аквитейн сделала новый глоток вина.

— Мне нужно знать подробности, стедгольдер, прежде чем я смогу вам что-то обещать. Пожалуйста, объясните мне, что происходит.

Исана кивнула и начала рассказывать все, что Дорога поведал им о ворде, о том, как ворд распространяется, и об угрозе, которую он представляет для всей страны. Закончив, Исана сложила руки на коленях и вопросительно посмотрела наледи Аквитейн.

— Это… необычная история, — пробормотала леди Аквитейн. — Насколько вы уверены в том, что он сказал правду?

— Совершенно уверена, — ответила Исана.

— Даже несмотря на то, что источником сведений является вождь варваров?

— Его зовут Дорога, — спокойно уточнила Исана. — Он умный и достойный человек. И его раны были вполне реальными.

— Фиделиас, какими силами мы располагаем вблизи Кальдерона? — спросила леди Аквитейн, повернувшись к убийце.

Оставшийся у двери Фиделиас ответил:

— Волки ветра проводят маневры в Красных холмах, ваша милость.

— Это… двадцать рыцарей?

— Шестьдесят, ваша милость, — поправил Фиделиас.

— О, это хорошо, — небрежно бросила она, хотя Исана не сомневалась, что леди Аквитейн прекрасно помнила, где располагаются ее воины и сколько их. — Мы их используем. Сколько времени им потребуется, чтобы добраться до Кальдерона?

— От трех до семи часов, ваша милость, в зависимости от направления ветра.

Леди Аквитейн кивнула:

— Тогда информируй его светлость, пожалуйста, когда будешь ему докладывать, что я отправила их на помощь гарнизону в Кальдероне по просьбе нашего нового союзника.

Фиделиас посмотрел на нее, а потом заметил:

— Лорду Риве может не понравиться, что мы посылаем наши войска в его владения.

— Если бы лорд Рива исполнял свой долг, то его войска уже пришли бы на помощь гарнизону, — сказала леди Аквитейн. — Я практически уверена, что он пренебрежительно отнесется к просьбе нового графа Кальдерона и не начнет быструю и дорогостоящую мобилизацию, и я с радостью унижу лорда Риву на глазах у всей страны. Однако вы можете заверить моего мужа, что я попрошу наших людей вести себя скромно, поэтому лорд Рива будет унижен лишь перед лицом аристократии.

Убийца усмехнулся:

— Очень хорошо, ваша милость.

Она кивнула.

— Кроме того, необходимо найти племянника стедгольдера и позаботиться о том, чтобы ему не грозила опасность, как со стороны ворда, так и со стороны убийц Калара.

— Предполагаемых убийц, ваша милость, — уточнил Фиделиас. — В конце концов, мы не имеем доказательств, что убийц послал лорд Калар.

Леди Аквитейн хитро посмотрела на Фиделиаса:

— О да. Я была неосмотрительна. Я полагаю, ты ведешь наблюдение за владениями Калара в столице?

Фиделиас бросил укоризненный взгляд на леди Аквитейн.

— Конечно, ведешь. Выясни, что твои агенты видели в последнее время, и направь всех свободных людей на выполнение поставленной задачи. Мальчика следует найти и доставить в безопасное место.

Фиделиас почтительно поклонился:

— Да, ваша милость. Могу ли я высказать свою мысль перед уходом?

Леди Аквитейн кивнула.

— После возвращения я обнаружил необычную активность в подземельях. В течение зимы бесследно пропадали люди, и, по моему мнению, их исчезновение не имеет отношения к разборкам между криминальными группировками. Вполне возможно, что за этим стоят существа, о которых упоминал марат.

Леди Аквитейн спросила:

— Ты действительно так думаешь?

Фиделиас пожал плечами:

— Такой вариант вполне возможен. Однако подземелья занимают обширные пространства, а у нас не так уж много людей, и нам потребуется немалое время для проведения серьезного расследования.

Леди Аквитейн отрицательно покачала головой:

— Нет, мы с этим возиться не станем. Безопасностью подземелий должны заниматься Королевская стража и Королевский легион. Мы сообщим им о потенциальной опасности при первой же возможности. А сейчас сосредоточь все внимание на мальчике. В данный момент нас интересует только он.

— Да, миледи. — Убийца склонил голову, потом кивнул Исане и вышел.

Исана молчала, она чувствовала, как быстро стучит ее сердце. Она переплела пальцы, чтобы скрыть, что у нее трясутся руки. По лбу и щекам заструился пот.

Леди Аквитейн посмотрела на Исану и нахмурилась:

— Стедгольдер? Вам нехорошо?

— Со мной все в порядке, — пробормотала она, сглотнула горечь и добавила: — Миледи.

Леди Аквитейн кивнула:

— Мне нужно уйти, чтобы через воду связаться с нашим полевым командиром в Кальдероне.

Пораженная Исана ничего не ответила. Она сама могла послать Рилл через большинство рек долины Кальдерон — но только благодаря тому, что жила там очень давно и хорошо знала местных фурий. Исана могла бы с большим напряжением при помощи Рилл войти в контакт с гарнизоном, но леди Аквитейн с полнейшим спокойствием говорила о том, чтобы послать своих фурий на расстояние, превышающее в сотни раз возможности самой Исаны.

Леди Аквитейн некоторое время изучающе смотрела на Исану, а потом спросила:

— Так вы действительно полагаете, что им грозит смертельная опасность? Вашей семье?

— Да, — коротко ответила Исана.

Леди Аквитейн задумчиво кивнула:

— В противном случае вы бы никогда не перешли на мою сторону.

— Да, не перешла бы, — ответила Исана.

— Вы меня ненавидите? — спросила леди Аквитейн. Исана сделала глубокий вдох перед тем, как дать ответ.

— Я ненавижу то, что вы представляете.

— Что вы имеете в виду?

— Власть без убежденности, — ответила Исана голосом, лишенным всякого выражения. — Честолюбие без совести. Из-за таких, как вы, страдают невинные люди.

— А Гай? — спросила леди Аквитейн. — Вы ненавидите Первого лорда?

— Всеми фибрами моей души, — ответила Исана. — Но совсем по другой причине.

Леди Аквитейн кивнула, всем своим видом показывая, что внимательно слушает, но Исана молчала. Затем леди Аквитейн еще раз кивнула и сказала:

— Я вижу, вы предпочитаете прямоту во всем. Что ж, я постараюсь вам соответствовать. Я сожалею о том, что произошло в Кальдероне два года назад, — продолжала она. — Люди тогда погибли напрасно. Я возражала мужу, но иногда повлиять на его решения я не в силах.

— И вы возражали из-за того, что у вас доброе сердце?

— Я возражала потому, что такое решение не было эффективным и могло обернуться против нас, — ответила леди Аквитейн. — Я бы предпочла укреплять наше влияние при помощи союзов и взаимных одолжений, не прибегая к насилию.

Исана нахмурилась:

— А почему я должна вам верить?

— Потому что я говорю правду, — ответила леди Аквитейн. — Гай уже стар, стедгольдер. Чтобы убрать его с трона, не требуется насилие. Время сыграет роль его убийцы, а наследника у него нет. И тот, кто будет самым сильным в момент его смерти, сможет занять трон. — Она протянула Исане руку. — Вот почему я была совершенно серьезна, когда говорила, что, доверившись мне, вы заставляете меня заботиться о вашей семье так, как если бы она была моей. И я буду это делать всеми средствами, которые есть в моем распоряжении. — Она кивнула на свою руку. — Сожмите мою ладонь, я не стану скрывать свои чувства.

Несколько мгновений Исана смотрела наледи Аквитейн. Потом взяла ее руку. Секунду Исана ничего не ощущала, а потом оказалась погруженной в ее эмоции.

— Вы говорите мне правду? — тихо спросила Исана. — Вы действительно намерены помочь моей семье?

— Да, — ответила леди Аквитейн.

Через ладонь леди Аквитейн Исана ощущала ее присутствие в легкой вибрации воздуха, а в словах чувствовались правда и уверенность. И Исана не улавливала магии. Правду невозможно фальсифицировать, во всяком случае перед магом уровня Исаны. Леди Аквитейн могла спрятать ложь за облаком равнодушия и спокойствия, но ее слова наполняла ничем не завуалированная искренность.

Да, леди Аквитейн была амбициозной, расчетливой, неумолимой и беспощадной — но Инвидия Аквитейн говорила правду. Она собиралась сделать все, что было в ее власти, чтобы помочь Бернарду и защитить Тави.

Исана вздрогнула и не сумела сдержать вздох облегчения. Последние дни были непрекращающимся кровавым кошмаром, когда она безуспешно пыталась добраться до человека, способного защитить ее семью. И на ее пути оказалась леди Аквитейн.

Теперь Исана поняла: если Инвидия сумеет выполнить свои обещания, если она обеспечит безопасность Бернарда и Тави, то Исане ничего не останется, как сохранять верность Аквитейнам. И она станет частью сил, намеренных уничтожить власть Первого лорда, — такова цена за помощь ее близким. Решение принято.

Не имеет значения. До тех пор пока Тави и ее брат живы, оно того стоило.

Леди Аквитейн молчала, но не убирала руку до тех пор, пока Исана сама не отпустила ее. Инвидия встала, посмотрела на свое платье и нахмурилась — платье тут же потемнело, оно стало темно-красным, почти черным, теперь оно не будет привлекать внимания в темноте. Потом ее темные глаза, в которых промелькнуло сочувствие, вновь обратились на Исану.

— Я должна связаться со своими людьми, стедгольдер. Сейчас вас под охраной доставят в мое поместье, где для вас уже приготовлены покои. И как только я что-нибудь узнаю о вашем брате или племяннике, я сразу же вам сообщу.

Исана встала. Головная боль утихла, и ей сразу же захотелось спать. Сейчас она мечтала только об одном: побыстрее добраться до постели.

— Конечно, миледи, — тихо ответила Исана.

— Тогда идемте со мной, — сказала леди Аквитейн. — Я провожу вас до кареты.

Исана вместе с леди Аквитейн вышла из здания — их уже ждала карета. Снаружи разместилось полдюжины слуг, и все они были вооружены. Леди Аквитейн твердой рукой поддержала Исану, когда она садилась в карету, а слуга закрыл за ней дверцу.

— Отдыхайте, пока у вас есть такая возможность, — сказала леди Аквитейн, сделав короткий жест в темноту. Тут же появился серый жеребец и ткнулся головой в ее плечо. Она нежно, но с некоторым раздражением отвела его морду подальше от своего платья. — Я немедленно начну действовать, а кроме того, постараюсь сообщить Первому лорду об опасности, угрожающей столице и Кальдерону. Я дала вам слово.

— Благодарю вас, — сказала Исана.

— Не нужно меня благодарить, стедгольдер, — сказала леди Аквитейн. — Это вовсе не дар патрона союзнику. Мы заключили договор равных — и я надеюсь, что в ближайшие годы он принесет выгоду обеим сторонам.

— Как скажете, миледи.

Леди Аквитейн изящно села в седло, вежливо поклонилась Исане и сказала вознице:

— Мартус, будь осторожен. Однажды ночью наемные убийцы уже совершили покушение на нашу гостью.

— Да, ваша светлость, — ответил возница. — Мы позаботимся о ее безопасности.

— Прекрасно.

Леди Аквитейн развернула свою лошадь и пустила ее рысью, вуаль и плащ развевались, скрывая очертания ее фигуры. Один из слуг опустил тяжелые кожаные шторы на окнах кареты. Внутри стало темно, но теперь никто не мог увидеть сидящего там пассажира. Возница щелкнул кнутом, и карета покатила по мостовой.

Исана откинулась на мягкую спинку, на нее навалилась усталость. Она сумела добиться своего. Ей пришлось заплатить немалую цену, она знала, что еще не раз об этом пожалеет, но что сделано, то сделано. Бернарду и Тави помогут. Все остальное значения не имело.

Она заснула прежде, чем карета успела отъехать от винного клуба.

ГЛАВА 42

Тави разбудила головная боль, но инстинкты подсказали ему, что он не должен менять ритма дыхания. Если он до сих пор жив, значит, он зачем-то нужен своим похитителям. И он ничего не выиграет, если сообщит им, что пришел в себя. Вот почему он постарался сделать вид, будто продолжает спать.

Тави сидел на стуле с подлокотниками. Он ощущал под собой жесткое дерево, его ноги были привязаны к ножкам. Локти лежали на подлокотниках, но рук Тави не чувствовал. Он решил, что кисти слишком сильно стянуты и веревки мешают циркуляции крови.

До него со всех сторон доносилось потрескивание дерева. Большинство зданий в городе было построено из камня. Деревянные строения можно было встретить лишь за стенами столицы. Или это склады возле причалов? Он втянул в себя воздух носом и уловил запах воды и рыбы. Значит, он находится на берегу реки, а не за стенами столицы. Его привезли на склад или в док — или на корабль. Река Гоул была довольно широкой и глубокой, самая большая река Алеры, по ней могли плавать даже морские суда.

— Ты сумела его перевязать? — прорычал мужской голос.

Судя по всему, говоривший находился в соседней комнате или по другую сторону тонкой двери. Очевидно, это один из его похитителей.

— Я остановила кровотечение, — послышался женский голос.

У нее был необычный акцент — пожалуй, южный, подумал Тави. Возможно, она из Форции.

— Однако ему придется обратиться к настоящему целителю, если он хочет вернуть на место свой нос. Мужчина рассмеялся, но в его смехе не было веселья.

— Замечательно. Что ж, он того заслужил, если позволил маленькой девчонке до него добраться.

Наступило мрачное молчание.

— Она не такая уж маленькая, Ладья, — проворчал мужчина.

— Имей в виду, — продолжала Ладья, — эта девушка — марат. Они физически сильнее, чем большинство алеранцев.

— Должно быть, спать с такими животными — полезное упражнение, — заметил он.

— Спасибо тебе, Громила, за разъяснение. Теперь я знаю, почему некоторые из нас берутся за работу, требующую ума, а остальные орудуют дубинками и ножами.

Громила фыркнул:

— Я свою работу сделал.

— Тогда почему стедгольдер все еще жива?

— Кто-то вмешался, — ответил Громила. — И никто нас не предупредил, что старик так хорошо владеет мечом.

— Совершенно верно, — сказала Ладья. — Человек, защищавший карету, оказался умелым бойцом. Теперь я понимаю, почему это оказалось для вас неожиданностью.

Громила злобно выругался и добавил:

— Но я поймал мальчишку, верно?

— Верно. Может быть, старый ворон не поставит тебе в вину, что тебя не было с нашими людьми возле особняка Недуса.

— Не сомневайся. Я до нее доберусь, — угрюмо сказал Громила.

— Очень надеюсь, что так и будет, — заметила Ладья. — Ради твоего же блага.

— Ты не останешься? Я думал, ты уже закончила.

— Старайся поменьше думать, — сказала она. — Все равно от этого нет никакого проку. А мне нужно завершить кое-какие дела.

— А что нам делать с этой парочкой?

— Пусть останутся здесь, пока старый ворон не придет их допросить. И еще до того, как ты спросил, я тебе отвечу: нет. Ты не тронешь никого из них. А он тебе потом скажет, что делать с ними дальше.

— Настанет день, — злобно прошипел Громила, — когда кто-нибудь заткнет твой паршивый рот.

— Возможно. Но не сегодня. И только не ты.

Дверь открылась и вновь закрылась, и Тави рискнул приоткрыть глаза, поскольку волосы закрывали его лицо. Он находился на складе. Вокруг стояли какие-то ящики. Мускулистый мрачный мужчина, одетый в грязную тунику, злобно смотрел в закрывшуюся дверь. Справа от Тави стоял еще один стул, к которому точно таким же способом была привязана Китаи — вот только ее голову скрывал кожаный мешок.

Тави успел опустить голову, а через мгновение Громила направился к нему. Тави не пошевелился, когда тот приложил пальцы к его шее, что-то проворчал себе под нос и отошел к Китаи. Тави приоткрыл один глаз, увидел, как Громила прикоснулся к ее запястью, после чего направился к выходу. Он захлопнул за собой дверь, и Тави услышал, как Громила задвигает тяжелый засов.

Некоторое время Тави пытался сообразить, что делать дальше. Возможно, они следят за ним при помощи магии — с другой стороны, присутствие магии привлечет внимание Гражданского легиона, который регулярно проверяет склады в порту. Из чего следовало, что фурии лишь поднимут тревогу, но он может не опасаться их атаки.

Тави проверил веревки, но все они были затянуты как следует. Если бы он был в сознании, пока его связывали, он мог бы напрячь мышцы, что позволило бы потом сбросить путы, но сейчас он ничего не мог с ними поделать.

И что толку, если он сумеет избавиться от веревок? В помещении была лишь одна дверь — именно в нее вышел Громила. Тави попробовал пошевелить кресло. Оно не было закреплено, и его ножки негромко застучали по полу, когда Тави попытался его сдвинуть.

Голова Китаи поднялась.

— Алеранец? — глухо прозвучал ее голос из-под мешка.

— Я здесь, — ответил Тави.

— Ты в порядке?

— Боюсь, моя голова не скоро перестанет болеть, — ответил он. — А ты?

Она презрительно фыркнула:

— Во рту остался неприятный вкус. Кто эти люди?

— Они говорили, что пытались убить мою тетю Исану, — ответил Тави. — Наверное, они работают на лорда Калара.

— Почему они нас схватили?

— Я точно не знаю, — ответил он. — Может быть, они намерены избавиться от меня, чтобы Гай выглядел слабым. Или хотят меня использовать, чтобы заманить тетю Исану в ловушку. В любом случае они нас не отпустят, когда все будет закончено.

— Они нас убьют, — сказала Китаи.

— Да.

— Тогда нам нужно сбежать.

— Вывод очевиден, — проворчал Тави, еще раз напряг мышцы, но веревки и не думали поддаваться. — Пройдут часы, прежде чем мне удастся освободиться. А ты сумеешь сбросить путы?

Она начала переносить вес из стороны в сторону, стул заскрипел от напряжения.

— Может быть, — ответила Китаи через некоторое время. — Но шума будет много. Нас охраняют?

— Страж вышел из здания, но за нами, возможно, наблюдают фурии. К тому же люди, которые нас захватили, вряд ли ушли далеко.

Мешок слегка сдвинулся, и Китаи сказала:

— Алеранец, кто-то идет.

Тави вновь опустил голову на грудь, а через секунду засов со скрежетом отодвинулся в сторону и дверь распахнулась. Тави успел заметить Громилу и другого, более высокого мужчину.

— …Не сомневайтесь, мы найдем ее еще до рассвета, милорд, — вкрадчиво обещал Громила. — Вам не следует слушать все, что говорит Ладья.

Когда другой мужчина заговорил, Тави с трудом заставил себя не шевелиться.

— В самом деле? — спросил лорд Калар. — Громила, Громила, Громила. Если бы Ладья не попросила меня дать тебе еще один шанс, я бы прикончил тебя, как только ты вошел.

— Да, милорд, — пробормотал Громила.

— Где он? — спросил Калар. Очевидно, Громила молча указал в сторону Тави, поскольку послышались приближающиеся шаги. Калар остановился в нескольких футах от Тави и сказал: — Он без сознания.

— Ладья хорошо ему врезала, — ответил Громила. — Но он не должен был получить слишком сильных повреждений, милорд. Утром он придет в себя.

— А это кто?

— Варвар, — ответил Громила. — Она с ним.

— Почему она в мешке? — проворчал Калар.

— Пока не надели на нее мешок, она сопротивлялась. Откусила нос Кардису.

— Откусила? — удивился Калар.

— Да, милорд.

Калар рассмеялся:

— Забавно. Те, кто обладает силой духа, всегда забавны.

— Ладья сказала, чтобы я спросил у вас, что с ними делать, милорд. Их следует отослать?

— Громила, — с довольным видом ответил Калар. — Ты употребил эвфемизм. Еще немного, и начнешь проявлять проницательность.

Громила немного помолчал, а потом неуверенно сказал:

— Благодарю вас.

Калар вздохнул.

— Пока ничего не делай, — сказал он. — Живая приманка всегда лучше, чем труп.

— А варвар?

— И она тоже. Не исключено, что она имеет какое-то отношение к графу Кальдерону, а потому, пока мы все не узнаем, не стоит становиться кровным врагом маратам. Во всяком случае, до тех пор, пока в этом не будет для меня выгоды.

Неожиданно сильные пальцы схватили Тави за волосы и подняли его голову вверх. Тави умудрился сохранить полную неподвижность.

— Маленький звереныш, — сказал Калар. — Если бы женщина не представляла для нас еще большей угрозы, я бы с удовольствием высек его, а потом бросил в яму к голодным слайвам. Этот мерзавец посмел поднять руку на моего наследника. — Голос Калара дрожал от гнева и презрения.

Он напоследок рванул голову Тави в сторону и отпустил его. Острая боль резанула шею Тави.

— Приготовить транспорт для его перевозки, милорд?

Калар вздохнул.

— Нет, — решил он. — Нет, зачем давать ему шанс выжить, если учесть, что я планирую для его семьи. Даже такое ничтожество со временем может представлять угрозу. Мы бросим их всех в одну яму.

И Тави услышал, как шаги удаляются в сторону двери. За Каларом последовал Громила, дверь распахнулась и захлопнулась, заскрипел засов.

Тави осторожно приоткрыл глаза и убедился, что они снова остались одни.

— Ты откусила ему нос? — спросил он у Китаи.

— До глаз мне было не достать, — глухо прозвучал ее голос из-под мешка.

— Спасибо за предупреждение.

— Нет, — возразила она, — я не имела в виду дверь.

— А что же тогда?

— Пол. Я ощутила вибрацию. Вот, снова, — пробормотала Китаи.

Тави едва чувствовал ноги, но теперь он услышал слабый шум откуда-то из-за спины. Он повернул голову и увидел, как задергалась половица в нескольких футах от него, а затем выгнулась, словно была сделана из гибкой ивы, а не сушеного дуба. Потом кто-то сумел стащить освобожденную половицу вниз. За ней последовали еще две половицы, а потом появились спутанные пыльные волосы и голова с часто мигающими глазами.

— Эррен, — сказал Тави, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. — Что ты делаешь?

— Полагаю, пытаюсь тебя спасти, — ответил Эррен.

— Здесь охрана, — сказал другу Тави. — Они почувствуют, что ты сюда пробрался.

— Не думаю, — ответил Эррен и устало улыбнулся Тави. — Это тот редкий случай, когда слабость моих фурий идет на пользу. Они действуют очень тихо. — Он поморщился и принялся влезать в дыру.

— Как ты сумел нас найти?

На лице у Эррена появилось обиженное выражение.

— Тави, кажется, ты забыл, что я учусь на курсора столько же, сколько и ты.

Тави ухмыльнулся, а Эррен попытался ухмыльнуться в ответ, стараясь вынуть еще одну половицу.

— Я задавал вопросы, а потом заметил, что за мной следит один тип. И мне показалось логичным, что те, кто захватил твою тетю, могли начать слежку за мной. Тогда я вернулся в цитадель, оторвался от него…

— А потом сам сел ему на хвост, — сказал Тави.

Эррену удалось еще сильнее согнуть половицу.

— Я спрятался под причалом и подслушал, как двое разговаривали о пленниках. Я предположил, что это может быть твоя тетя, и решил взглянуть.

— Хорошая работа, Эррен, — сказал Тави.

Эррен улыбнулся:

— На самом деле мне просто повезло. Ну вот, почти готово.

Половица затрещала и начала двигаться, когда Китаи зашипела:

— Дверь.

Заскрипел засов, и дверь распахнулась.

Эррен метнулся вниз, сверху остались лишь его побелевшие от напряжения пальцы, удерживающие половицу.

Тави облизнул губы, отчаянно пытаясь найти решение. Если он сохранит неподвижность, стражи обязательно заметят исчезнувшие половицы.

Он поднял голову и посмотрел на Громилу. На поясе широкоплечего убийцы висел кривой каларанский нож для свежевания туш, в глазах кипел гнев. За ним на склад вошел стройный худой мужчина в одежде моряка. За поясом у него висел такой же кривой нож. Спутник Громилы был совершенно лысым, казалось, он сотворен из кусков шкуры — и у него отсутствовал нос. Магия исцеления покрыла рану розовой кожицей, ноздри превратились в два отверстия. Вообще, голова больше походила на череп. Значит, это Кардис.

— Ну ты гляди, — сказал Громила. — Мальчик проснулся.

— И что с того, — прорычал Кардис, подходя к Китаи. Он сдернул с нее кожаный мешок, схватил прядь волос и вырвал их с корнем. — На парня мне плевать.

В глазах Китаи вспыхнул изумрудный огонь, запылала дикая первобытная ярость. На ее щеке виднелся синяк, на подбородке запеклась кровь.

— Не трогай ее! — прорычал Тави.

Кардис небрежно ударил ладонью по лицу Тави и повернулся к девушке.

Китаи молча и неотрывно смотрела на Кардиса, а потом слизнула языком кровь с верхней губы, и на ее лице появилась дерзкая улыбка.

В глазах Кардиса с новой силой вспыхнула ярость.

— Кардис, — резко сказал Громила. — Нам не следует причинять им вред.

Кардис даже не посмотрел в его сторону и вырвал еще одну прядь волос Китаи.

— Что ж, мы не оставим на них следов. Кто об этом узнает?

— Я получил приказ от самого старого ворона. Если я позволю тебе его нарушить, ты умрешь. А потом он убьет меня за то, что я тебя не остановил.

Кардис указал на свое лицо и пронзительно закричал:

— Неужели ты не видишь, что эта маленькая сучка со мной сделала? И ты думаешь, я такое стерплю?

— Ты должен выполнять приказы, — угрюмо бросил Громила.

— А если нет?

— Ты и сам знаешь.

Кардис оскалил зубы и вытащил нож.

— Я уже сыт по горло всем этим дерьмом.

Громила вытащил свой нож, и его глаза сузились. Он бросил взгляд в сторону Тави и заметил вынутые половицы.

— Проклятые вороны, — пробормотал он. — Ты только посмотри.

Он шагнул поближе, чтобы рассмотреть дыру.

— Что такое? — спросил Кардис, но теперь в его голосе уже не чувствовалось прежней злобы.

— Похоже, кто-то пытается…

Из дыры выскочили голова и плечи Эррена, который вонзил свой нож в тяжелый сапог Громилы, пригвоздив его ногу к полу. Громила сдавленно крикнул и попытался отскочить, но нога осталась на месте, и он упал.

Китаи издала пронзительный боевой клич. Ее тело отчаянно напряглось — и в следующий миг стул, к которому она была привязана, разлетелся на куски, оставшись привязанным к ее конечностям. Она взмахнула рукой, и тяжелый подлокотник стула описал дугу, ударив по руке Кардиса. Кардис выронил нож.

Эррен напрягся и сумел выбить еще одну половицу. Он выскочил наружу и ударил ногой по голове Громилы. Тот сумел нанести неловкий удар кривым ножом по ноге Эррена. Эррен отшатнулся и упал за спиной у Тави. Однако он успел схватить кривой нож Кардиса и принялся торопливо резать веревки Тави.

Тави увидел, как Громила вырвал из раны нож Эррена, перехватил его за лезвие и метнул в спину Эррена.

— Ложись! — крикнул Тави.

Эррен не обладал большой физической силой, но всегда отличался быстротой. Он упал на пол, и нож ударился в сиденье стула Тави.

Затем Громила бросился на Тави, но тот уже успел высвободить руки и вместе со стулом начал падать на бок. Однако Громила был уже совсем рядом с кривым каларанским ножом в руке.

Китаи издала боевой клич и нанесла удар обломком стула. Она промахнулась, но заставила Громилу отступить, что позволило Тави выиграть пару драгоценных секунд. Он успел подхватить с пола нож Эррена и повернулся как раз в тот момент, когда Громила схватил его за волосы. Кривой клинок устремился вниз. Тави левой рукой перехватил запястье врага, а правой вонзил нож в бедро. Брызнула кровь.

В этот момент Китаи схватила Громилу сзади за шею. Она закричала, ее руки и тело напряглись — резкое движение и раздался треск костей. Шея Громилы была сломана. Он рухнул на пол, как мешок с овсом. Китаи тут же схватила его нож одной рукой, а другой разорвала рубашку. С застывшими глазами она ударила его ножом в грудь.

— Китаи, — задыхаясь, позвал Тави, разрезая веревки на ногах. — Китаи!

Она повернулась к нему, ее лицо превратилось в ужасающую яростную маску. Кровь капала с лезвия кривого ножа, пальцы левой руки уже нащупывали края глубокой раны, готовясь вырвать сердце.

— Китаи, — повторил Тави, уже немного спокойнее. — Послушай меня, пожалуйста. Ты не можешь это сделать. У нас нет времени.

Она замерла, и безумный свет в ее глазах слегка потускнел.

— Мои ноги, — сказал Тави, — я их не чувствую. Мне нужна твоя помощь, чтобы выбраться на свободу, прежде чем сюда придут другие.

Ее глаза сузились, казалось, она с радостью ждет появления новых врагов.

— Другие. Пусть приходят.

— Нет. Мы должны уходить. Китаи, нужно освободить тебя от веревок. Дай мне твой нож. — Он протянул руку.

Она посмотрела на него, возбуждение схлынуло, и Китаи почувствовала боль от многочисленных порезов, которые оставили веревки на ее теле. После коротких колебаний она протянула нож Тави, опустившись рядом с ним на колени.

— Великие фурии, — прошептал Эррен. — Это… это марат?

— Ее зовут Китаи, — ответил Тави. — Она мой друг. — Он начал осторожно разрезать веревки, стягивающие ее руки и ноги.

Она молча сидела и ждала, прикрыв глаза, энергия потоками покидала ее тело.

— Эррен, ты можешь идти? — спросил Тави.

Эррен заморгал, потом кивнул и отрезал ножом край своей туники. Затем он быстро перевязал икру.

— К счастью, у них нет фурий.

— Может быть, и есть, — возразил Тави. — Обычно такие головорезы обладают магией земли, а склад стоит на пирсе. Они не касались земли. Нам нужно выбираться отсюда, пока не появился кто-то еще. — Он встал и потянул Китаи за руку. — Пойдем.

Она встала. Казалось, Китаи перестала замечать окружающий мир.

— Слева ты найдешь веревку с узлами. Спускайтесь по ней и не шумите, а потом направляйтесь к берегу. Я вас догоню.

— А что ты собираешься делать?

Эррен улыбнулся:

— Поставлю половицы на место, пусть они ломают голову и пытаются понять, что здесь произошло.

— Хорошая мысль и отличная работа, — сказал Тави. Он пролез в дыру и нашел веревку. — Эррен?

— Да?

— Сколько сейчас времени?

— Точно не знаю, — ответил Эррен. — Луна уже заходит.

Тави стало холодно. Он бросил взгляд на веревку, убедился в том, что Китаи следует за ним, и начал спускаться. Он понимал, что им нельзя шуметь и привлекать внимание убийц Калара. Луна заходила.

Значит, канимы скоро атакуют Первого лорда.

ГЛАВА 43

Амара выглянула из пещеры, когда лучи рассветного солнца разогнали сумерки.

— Почему они не торопятся? Такое впечатление, будто они хотят, чтобы мы их атаковали и уничтожили до того, как они займут позиции.

— Нам бы давно так и следовало поступить, — послышался рокочущий голос из-за спины Амары.

— Джиральди, — проворчал Бернард. — Тебе нечего тут делать. Вернись к раненым.

Амара посмотрела на центуриона, который, прихрамывая, подошел к Бернарду и Дороге.

— Да, сэр. Так я и сделаю, сэр. — Однако он прислонился к стене пещеры и явно не собирался никуда уходить.

Джиральди смотрел на необычную переднюю линию, которую образовал враг.

— Джиральди, — сердито повторил Бернард.

— Если мы будем продолжать в том же духе, вы сможете разжаловать меня за невыполнение приказа, сэр, если так вам будет легче.

— Ладно, — проворчал Бернард и вновь повернулся к врагу.

Взятые в течение нескольких минут строились в колонну шириной со вход в пещеру. Однако они еще не завершили построение, а их передние ряды находились вне досягаемости стрел Бернарда и его рыцарей. Бернард видел, что первый ряд состоял из самых крупных фермеров и легионеров, попавших под контроль ворда. Королева присела на корточки во главе колонны. Темный плащ скрывал ее тело, складки застыли в неподвижности.

— Похоже, они выбрали простейшую тактику, — сказал Джиральди. — Хотят нас смять.

— Взятые очень сильны, — напомнил Дорога. — Даже взятые алеранцы. К тому же их значительно больше.

— Мы встретим их внутри туннеля, ведущего в пещеру, — сказал Бернард. — Таким образом, у них не будет преимущества в численности. — Он провел сапогом по земляному полу пещеры. — Здесь мы построим заслон из щитов, а другую сторону займут гаргант и Дорога.

— Здесь встанут три щита, сэр, — проворчал Джиральди.

Бернард кивнул:

— Мечи в первый ряд. Следующие два — копья. — Он указал на углубление в стене, где лежали матрасы. — Я расположусь там вместе с лучниками. Мы станем стрелять до тех пор, пока будет оставаться такая возможность. Запас стрел невелик, поэтому нужно их беречь. Рыцари земли расположатся перед нами, они придут на помощь либо Дороге, либо легионерам, если те не будут выдерживать натиск врага.

Джиральди кивнул:

— Девять человек смогут отбивать их атаки одновременно. Я предлагаю разбить легионеров на шесть отрядов, граф. И каждый будет сражаться десять минут из часа. Люди смогут отдыхать, и мы сумеем продержаться дольше.

— Дорога, — спросил Бернард, — ты уверен, что гарганту не потребуется отдых?

— Гаргант не может зайти далеко в пещеру, — ответил Дорога. — Нам хватит пары минут, чтобы перевести дух. Больше не потребуется.

Бернард кивнул:

— И еще нам нужно обдумать, какую магию мы можем использовать, Джиральди. Брутус все еще прячет нас от Гарадоса. Что еще умеют твои люди?

— Все они немного владеют магией металла, — ответил центурион. — Один неплохо управляется с магией огня. Раньше он был учеником гончара. Не стану утверждать, что он способен вызвать огненную бурю, но если мы сделаем ров и разожжем в нем небольшой костер, он сумеет поддерживать некоторое время огненную стену. Еще двое владеют магией воздуха, они способны направить на врага дым и пыль. Возможно, они смогут помочь графине, если она попытается направить на врага ветер. Еще один легионер немного владеет магией воды — он обещает вывести на поверхность источник, если мы начнем страдать от жажды. И еще у нас есть один любитель поговорить. Первые три года службы он постоянно копал траншеи для отхожих мест.

— Ну а теперь он не болтает лишнего? — с усмешкой спросил Бернард.

— Продолжает в том же духе. Однако он настолько овладел магией земли, что для него такое наказание уже не проблема. С вашего разрешения я попрошу его подготовить запасную позицию в глубине пещеры. Ров, земляные валы — ничего особенного. Если до этого дойдет, нас уже ничего не спасет, но врагу придется дорого заплатить, чтобы добраться до нас.

— Хорошо, можешь начинать…

— Нет, — вмешалась Амара. Все с удивлением посмотрели на нее, и она ощутила неуверенность, когда попыталась выразить свои мысли словами. — Нельзя открыто применять магию. Это слишком опасно.

— Но почему?

— Мне кажется, они именно этого и ждут, — ответила Амара. — Взятые могут применять магию только после того, как мы начинаем ее использовать.

— Верно, — согласился Бернард. — И каков же вывод?

— А что, если они ждут, поскольку сами не могут применять магию? — сказала Амара. — Мы все знаем, какое огромное значение имеет уверенность в себе, когда ты только начинаешь заниматься магией. Да, взятые обладают телами алеранцев, но они уже не алеранцы. Возможно, они способны применять магию только в том случае, когда кто-то другой соберет достаточное количество фурий?

Бернард нахмурился.

— Джиральди?

— Звучит не слишком убедительно, — ответил центурион. — Без обид, графиня. Я бы хотел вам верить, но у нас нет никаких оснований считать, будто ваше предположение верно.

— Нет, есть, — возразила Амара. — Если они способны применять магию, почему они до сих пор этого не сделали? Ветер в сочетании с огнем сжег бы весь воздух в пещере — и мы бы задохнулись. Тот, кто владеет магией дерева, мог бы заставить деревья над пещерой удлинить корни, и мы бы начали страдать от туч пыли, магия земли позволила бы еще больше усложнить наше положение. А маг воды мог бы затопить пещеру, использовав воду источника, который обнаружил твой легионер, Джиральди. Мы знаем, ворд должен уничтожить нас как можно быстрее, пока сюда не прибыл легион. Так почему же они до сих пор не прибегли к такому могущественному средству, как магия?

— Ответ очевиден: им что-то мешает, — кивнул Бернард. — Теперь понятно, почему они не напали на нас прошлой ночью. Они надеялись, что сумеют выманить нас наружу и заставить применять боевую магию. В особенности если ворд думает, будто у нас есть сильные маги огня. Тогда они смогли бы расправиться с нами за считаные минуты — ведь среди них наверняка есть фермеры, владеющие магией огня, или даже пара рыцарей.

— Вот почему они так медленно строятся прямо у нас на глазах. Вороны, если бы командиром был я и у нас был рыцарь огня, я бы нанес удар прямо сейчас, пока они не успели выровнять ряды, чтобы сразу их смять.

— Совершенно верно, — согласилась Амара. — Ворд умный противник, господа. И если мы будем вести себя предсказуемо, они нас быстро уничтожат.

Небо замерцало серебристым светом, прогрохотал гром. Все подняли головы вверх, Амара на несколько шагов вышла из пещеры, чтобы послать на разведку Циррус.

— Это магическая буря, — доложила она через мгновение. — Должно произойти нечто серьезное.

— Гарадос и Тана, — сказал Бернард. — Им никогда не нравилось, если кто-то появлялся в их долине.

— Но пещера может послужить защитой против ветра, не так ли? — спросила Амара.

— Да, — ответил Бернард. — Если мы сумеем так долго продержаться. Даже Тана не может устроить бурю мгновенно.

— А будет магия ветра атаковать ворд?

— Моих людей она никогда не трогала, — заметил Дорога. — Возможно, у нее хороший вкус.

— Джиральди, разбей людей на отряды, и пусть первые два займут позиции. И прикажи своим легионерам построить траншею и вывести наружу источник.

— Но… — начала Амара.

— Нет, графиня. Нашим людям будет необходима вода, когда начнется сражение. Поэтому лучше это сделать сейчас, пока взятые еще далеко. Давай, центурион.

— Есть, милорд, — ответил Джиральди и тяжело захромал в глубину пещеры.

— Амара, — сказал Бернард, — поставь наших рыцарей в альков и приготовь оставшуюся воду, чтобы сражающиеся могли напиться.

— Да, ваша светло… — Амара замолчала, затем склонила голову и улыбнулась Бернарду. — Да, лорд, муж мой.

Лицо Бернарда озарила улыбка, и он повернулся к марату.

— Дорога, — позвал Бернард.

Вождь Маратов устроился на земле между передними ногами гарганта.

— Я подожду, пока твои люди займут позиции.

— Приглядывай за королевой, — сказал Бернард. — Проследи, чтобы она не передала свой плащ одному из взятых для создания фальшивой цели. И позови меня, если она окажется достаточно близко для точного выстрела из лука.

— Может быть, у меня получится, — согласился Дорога. — Бернард, для единственного из нас человека, имевшего прошлой ночью женщину, ты выглядишь слишком напряженным.

Амара нервно рассмеялась, а ее щеки вспыхнули. Она подошла к Бернарду и поцеловала его. Он ответил на поцелуй, одной рукой прижав ее к себе.

Потом Амара отстранилась и посмотрела ему в глаза:

— Как ты думаешь, мы сумеем сдержать их натиск?

Бернард хотел что-то ответить, но потом заговорил шепотом:

— Некоторое время. Однако их больше, и они не боятся смерти. Наши люди будут получать ранения и уставать. Копья и мечи будут ломаться. Довольно скоро у нас закончатся стрелы. И я не вполне уверен, что Джиральди сумеет добыть воду. С магией мы могли бы продержаться несколько часов. Без нее…

Он пожал плечами.

Амара прикусила губу.

— Так ты считаешь, что нам следует ее использовать?

— Нет, ты дала мудрый совет, Амара. Мне кажется, ты сумела увидеть то, что не заметили мы. Ты необыкновенно умная женщина — и это одна из причин того, что я тебя люблю. — Он улыбнулся ей и сказал: — Я хочу кое-что тебе дать.

— Что? — спросила Амара.

— Это древний обычай легионеров, — тихо ответил он, снимая с правой руки толстое серебряное кольцо с зеленым камнем. — Ты знаешь, легионерам запрещено жениться.

— И мне известно, что у большинства из них есть жены, — улыбнулась Амара.

Бернард кивнул:

— Это мое кольцо легионера. Оно осталось у меня после службы в Четвертом легионе Ривана. Когда у легионера появляется жена, которую ему не положено иметь, он отдает ей свое кольцо на хранение.

— Я не смогу его носить, — с улыбкой ответила Амара. — Оно мне слишком велико.

Бернард кивнул и вытащил из кармана тонкую серебряную цепочку. Он продел ее сквозь кольцо, надел цепочку на шею Амары и застегнул замочек, проявив удивительную ловкость пальцев.

— Вот почему солдаты надевают кольца на цепочку, — продолжал он. — Это не обручальное кольцо. Но легионер знает, что означает этот подарок. И она знает.

Амара сглотнула комок в горле и смахнула набежавшие слезы.

— Я буду носить его с гордостью.

— А я горжусь, что ты его носишь, — тихо сказал он, сжал ее руки и посмотрел наружу — начался мелкий дождь. — Может быть, он испортит им жизнь.

Амара улыбнулась:

— Как жаль, что у нас нет хотя бы тридцати воздушных рыцарей. Тогда мы могли бы использовать эту бурю.

— А я бы не отказался от тридцати или сорока магов земли и металла, а также от половины легиона для поддержки. — Потом его улыбка исчезла. — Пора занимать позиции. Скоро они будут здесь.

Амара сжала его ладонь, а потом вернулась в пещеру, чтобы собрать своих рыцарей. Между тем ветераны-легионеры уже строились в ряды. Их мрачные лица были полны решимости. Рядом ковылял Джиральди, использовавший щит в качестве костыля. Центурион отдавал быстрые четкие приказы. Он разбил центурию на «копья», образовав шесть небольших отрядов. Первый из них занял позицию у входа в пещеру, остальные построились сзади, готовые в любой момент прийти на смену своим товарищам. Амара построила рыцарей, лучники расположились на небольшом карнизе, а перед ними встали четыре оставшихся рыцаря земли. Огромные мужчины были закованы в мощную броню и имели тяжелое вооружение — только магия позволяла свободно владеть им в бою. Когда эта четверка встретится с не имеющими доспехов взятыми, начнется настоящая бойня.

Вновь прогремел гром, от которого дрогнули стены пещеры, и тут же утренний воздух наполнился жутким воем, и Амара ощутила, как ее сердце сжимает холодный страх. Во рту у нее пересохло, и она перешла на более высокое место, чтобы лучше видеть происходящее.

Между тем взятые уже маршировали к пещере. Это было жуткое зрелище. Мужчины, женщины, даже дети, одетые в одежду алеранцев или форму легионов. Все они были грязными, одежда истрепалась, глаза смотрели в пустоту, но двигались они с нечеловеческой синхронностью, и каждый держал в руках оружие, пусть даже тяжелую палку.

— Фурии, — выдохнул один из легионеров. — Вы только посмотрите.

— Женщины, — ответил другой. — Дети.

— А вы загляните им в глаза, — повысив голос, сказала Амара, чтобы все ее расслышали, — Они уже больше не люди. Если вы дадите им шанс, они вас убьют. Не совершайте ошибки, господа, вы сражаетесь за свою жизнь.

Королева перемещалась вдоль передней шеренги, пока они не оказались на расстоянии выстрела из лука, тогда королева тут ясе отошла назад и скрылась за телами взятых. И вновь послышался жуткий вопль. Гаргант поднялся на ноги и затрубил в ответ.

Бернард вернулся из задней части пещеры и встал рядом со стрелками, держа наготове свой огромный лук.

— Легионеры, рад вам сообщить, что у нас не будет недостатка в воде благодаря усилиям Руфуса Маркуса. У нее лишь едва заметный привкус.

По пещере прокатился смех легионеров, многие закричали:

— Хорошая работа, Руфус!

Между тем колонна взятых приближалась под усиливающимся дождем.

— А теперь будьте внимательны, — сказал Бернард. — Первый ряд, держать щиты ровно, работать клинками и не увлекаться копьями. Второй ряд, если кто-то упадет, не пытайтесь оттащить его назад — это дело третьего ряда. Держать щиты!

Топот сотен ног становился все громче, и Амара почувствовала, как ее сердце забилось быстрее.

— Не давайте им приблизиться! — закричал Бернард, перекрывая шум. — Клянусь великими фуриями, они гораздо сильнее, чем кажутся! И постарайтесь не задеть союзные вспомогательные силы!

— Это мы с тобой, — пророкотал Дорога гарганту. — Они называют нас союзными вспомогательными силами.

Гаргант оглушительно фыркнул. По рядам легионеров вновь прокатился смех. Топот ног стал громче. Из-за холма вылетели сотни, если не тысячи, воронов, образовав черную тучу.

— Вороны, — пронесся по рядам шепот.

Темные птицы всегда знали, когда у них появится возможность поживиться. До них донеслось пронзительное карканье воронов. Грянул гром. От топота ног содрогалась земля. Дорога и гаргант испустили боевой клич. К ним присоединились алеранцы.

А потом первый ряд взятых поднял оружие, вошел в пещеру и натолкнулся на стену щитов и холодных клинков.

ГЛАВА 44

Тави успел сделать столько глупостей за этот вечер, что кража трех лошадей уже не могла усугубить его положения, если власти обратят на него внимание. На постоялом дворе было полно лошадей, владельцы которых прибыли в столицу из окрестных городов и сел, а некоторые добирались сюда даже из Плациды и Аквитейна.

Один шаг на территорию постоялого двора сразу же выявил присутствие недружелюбных фурий земли, а Эррен предупредил, что возле конюшни стоит на страже фурия ветра. Тави и Китаи не без удовольствия применили методы, показанные ранее девушкой, забравшись в конюшни тем же способом, что и в Серую башню. Очень скоро замки были вскрыты и лошади оседланы. Тави и Китаи выехали наружу, ведя в поводу третью лошадь для Эррена, который тут же вскочил в седло. Они успели проехать полквартала, когда загорелись магические светильники вокруг ограбленных конюшен, и, хотя владелец попытался поднять тревогу, никто не обратил внимания на его крики — праздничное веселье захватило всех.

— Ты меня понял, Эррен? — резко спросил Тави. Они мчались галопом, лишь изредка переходя на рысь, стараясь поскорее добраться до цитадели. — Очень важно, чтобы ты сказал ей именно то, о чем я тебя прошу.

— Да понял я, понял, — проворчал Эррен. — Но почему? Почему ты обратился именно к ней?

— Потому что враг моего врага — мой друг, — ответил Тави.

— Очень надеюсь, что ты не ошибся, — ответил Эррен.

Он оставался в седле, хотя Тави видел, что его мучает боль от раны в ноге. Галоп он переносил лучше, но стоило им перейти на рысь, как на его лице появлялась страдальческая гримаса.

— Я справлюсь, — сказал Эррен. — Я вас задерживаю, поезжайте вперед.

Тави склонил голову набок.

— Ты не хочешь знать, что мы будем делать?

— Очевидно, ты выполняешь поручение Первого лорда. Возможно, я слишком усердный ученик, Тави, но я не слепец. Он постоянно тебя использует с того самого момента, как начались праздники. — Эррен побледнел и ухватился за луку седла. — Поезжайте дальше без меня. А потом ты мне все расскажешь. — Он устало улыбнулся. — Если тебе позволят.

Тави придержал лошадь и протянул Эррену руку. Они обменялись крепкими рукопожатиями, и Тави понял, что рука у Эррена столь же сильна, как и его собственная, хотя им обоим было далеко до могучего рукопожатия Макса. Похоже, не он один сдерживал себя рядом с другими курсорами.

Эррен свернул на Садовую аллею, а Тави и Китаи подстегнули своих лошадей и помчались вперед. Тави стиснул зубы — оставалось надеяться, что никто из празднующих горожан не бросится сдуру под копыта их лошадей.

С тех пор как они добыли лошадей, Китаи общалась с ним при помощи жестов или односложных слов. Она выглядела достаточно бодрой, но молча следовала за Тави, а однажды Тави заметил, что она потускневшими глазами смотрит на свои руки.

Они придержали коней, когда приблизились к воротам, ведущим в цитадель. С двух сторон высились каменные стены, откуда можно было поливать кипящей смолой наступающую армию — если бы враг сумел подойти так близко к столице. Через каждые несколько шагов по обе стороны дороги стояли тяжелые каменные статуи. Они изображали странных существ, которых в старых свитках называли горгульями, хотя никто никогда не видел их в Алере и историки считали их вымершими много лет назад, а то и просто вымышленными. Однако каждая такая статуя представляла серьезную опасность для врагов страны, поскольку с ними были связаны легионы фурий земли, находившихся под прямым командованием Первого лорда. Считалось, что одна горгулья способна уничтожить центурию алеранской пехоты, а Цитадель охраняли сотни горгулий.

Конечно, они не могли никого атаковать до тех пор, пока Первый лорд не отдаст им соответствующего приказа. Тави стиснул зубы и перевел свою лошадь на шаг, Китаи последовала его примеру.

— Почему мы едем так медленно? — прошептала она.

— Мы приближаемся к воротам, — ответил Тави. — Если мы поскачем во весь опор, стража и фурии могут нас остановить. Тебе лучше надеть капюшон. Я знаю пароль, позволяющий войти в цитадель, но если они увидят тебя, нас не впустят.

— А почему бы нам не воспользоваться туннелями? — спросила Китаи.

— Потому что там уже бродит ворд, — сказал Тави. — Кроме того, нас могут разыскивать люди Калара. Они будут поджидать нас на ключевых перекрестках, нам придется их обходить, и мы потеряем много времени.

Китаи надела капюшон.

— А ты не можешь просто рассказать страже о том, что происходит?

— Это слишком опасно, — ответил Тави. — Мы должны думать, что враг наблюдает за дворцом. Если я попытаюсь поднять тревогу здесь, то на переговоры уйдет время. Можно не сомневаться, что меня не пропустят к Первому лорду до тех пор, пока все не разъяснится. Как только поднимут тревогу, враг постарается ударить побыстрее, а Первый лорд до сих пор не предупрежден.

— Они могут тебе не поверить, — неодобрительно сказала Китаи. — Склонность вашего народа к обману все так усложняет.

— Да, так оно и есть, — ответил Тави.

От разгоряченных лошадей поднимался пар, копыта цокали по мостовой. Наконец они оказались возле ворот цитадели.

— Кто идет? — спросил стоявший на страже центурион.

— Тави Патронус Гай из Кальдерона со спутником, — ответил Тави. — Нам нельзя терять времени.

— Сожалею, юноша, но вам придется подождать до утра, как и всем остальным, — ответил центурион. — Ворота закрыты.

— Зима закончилась, — сказал Тави. — Отзыв.

Секунду Тави никто не отвечал.

— Зима закончилась, — повторил Тави. — Отзыв.

— Даже лето умирает, — наконец ответил центурион. — Проклятые вороны, юноша. — И он крикнул: — Открыть ворота! Шевелитесь, шевелитесь, шевелитесь! Осу с, шевели своей ленивой задницей и предупреди остальных!

С тихим стоном огромные железные ворота отворились, и Тави сразу поскакал вперед. Они оказались в городе, расположенном внутри города. Здесь находились казармы Гражданского и Королевского легионов, жило огромное количество слуг, обслуживающих дворец, находились Зал Сената и Зал лордов. Дорога шла по прямой, пока не упиралась в следующий ярус, на новом уровне; зигзагом поднималась вверх, а потом вновь становилась прямой, выводя на следующий уровень, к Сенату, Залу лордов и Академии.

Они миновали два уровня, пока не оказались перед последним, укрепленным пандусом. Стража пропустила их, не задавая лишних вопросов, и Тави сразу направил лошадь к дворцовым воротам, которые открылись, как только он спешился. Китаи последовала за ним.

Двое стражников забрали лошадей, а центурион кивнул Тави, однако в его глазах появилось подозрение.

— Добрый вечер. Мне только что доложили от ворот цитадели, что во дворец возвращается курсор с дурными известиями.

— Зима закончилась, — ответил Тави. — Отзыв.

Центурион нахмурился:

— Да, я знаю. Ты пользуешься личным паролем Первого лорда. Но, вороны, что ты делаешь, Тави? И кто это? — Он посмотрел на Китаи и слегка махнул рукой.

Легкий ветерок откинул капюшон с лица Китаи, открыв ее миндалевидные глаза и светлые волосы.

— Вороны! — прорычал один из стражников, и полдюжины мечей со скрежетом вырвались из ножен.

В мгновение ока Тави оказался в кольце блистающих клинков. Еще немного, и стража пустит их в дело. Он почувствовал, как напряглась Китаи, как ее рука потянулась к ножу.

— Опустить мечи! — приказал центурион.

Стражники были готовы броситься вперед, и Тави понимал, что у него есть всего несколько мгновений, чтобы их остановить.

— Прекратите немедленно! — рявкнул Тави. — Или вам придется объяснять Первому лорду, почему его стража убила посла маратов.

Наступила тишина. Центурион поднял левую руку и широко развел пальцы, стражники слегка расслабились, но никто из них не убрал мечи в ножны.

— Что все это значит? — спросил центурион.

Тави глубоко вздохнул и постарался говорить спокойно.

— Господа, это посол Китаи Патронус Кальдерон, дочь Дороги, главы Сабот-га, вождя маратов. Она только что прибыла в столицу, и я получил приказ немедленно доставить ее во дворец.

— Я ничего об этом не слышал, — сказал центурион. — Женщина-посол?

— Центурион, я сообщил вам пароль и дал более полные объяснения, чем следовало. Пропустите нас.

— Почему вы торопитесь? — спросил центурион.

— Послушайте меня, — заговорил Тави, понизив голос. — Советник посла Варга последние шесть месяцев переправлял воинов канимов в подземелье. Пока мы с вами говорим, по меньшей мере два десятка канимов направляются к покоям Первого лорда, чтобы его убить.

Центурион разинул рот:

— Что?

— Не исключено, что во дворце есть шпион, поэтому я хочу, чтобы вы, не поднимая шума, собрали всех своих людей у входа в покои для медитаций Первого лорда.

Центурион покачал головой:

— Тави, ты всего лишь паж. Я не думаю…

— Не нужно думать, — резко перебил его Тави. — Не нужно спрашивать. У нас нет на это времени. Если вы хотите, чтобы Первый лорд остался в живых, действуйте.

Центурион смотрел на Тави, пораженный появившейся в его голосе властностью. Тави больше не мог терять время на центуриона. Следовало немедленно предупредить остальных стражников, а они находились внутри горы — и использовать магию для этой цели было нельзя. Тави повернулся и побежал в сторону дворца, бросив через плечо:

— Выполняйте приказ! И поторопитесь!

Он бежал по длинной пологой мраморной лестнице, ведущей во дворец, проскочил в вестибюль с ротондой величиной с небольшой холм, свернул направо и помчался по тускло освещенным коридорам. Казалось, прошла вечность, прежде чем он добрался до лестницы, здесь Тави охватил ужас — вдруг он уже опоздал. Он распахнул дверь и оказался перед первым постом. Тави задыхался.

Четверо стражников выскочили из-за стола, где они играли в карты. Они перевернули стол, карты посыпались на пол, и они выхватили оружие. Двое других, занятых чисткой оружия и починкой туники, также вскочили, вытаскивая оружие.

Центурион Бартос выскочил из сортира с мечом в одной руке, другой ему пришлось придерживать штаны. Он заморгал, глядя на Тави, а потом его лицо потемнело от накатившего гнева.

— Тави, — прорычал Бартос. — Что все это значит? — Он перевел взгляд с Тави на Китаи. — Марат? Здесь? Ты спятил?

— Зима закончилась, — сказал Тави. — Отзыв. Нет, не надо. У нас нет времени. Центурион, сюда приближаются двадцать канимов. Они намерены убить Гая.

Не успел Тави произнести эти слова, как из коридора донесся крик ужаса и боли. Он резко развернулся, в его руке оказался нож — Тави и сам не заметил, когда успел его вытащить.

— Кажется, это был Джорис, — пробормотал один из стражей. — Очень похоже на Джориса.

Послышался новый крик, ближе и громче, он эхом разнесся по коридорам. Потом они услышали хрип, и наступила тишина. Затем со стороны Черного коридора появилась высокая стройная фигура, которая двигалась с волчьей грацией, она опустилась на корточки, и морда канима оказалась скрытой под капюшоном. С носа и клыков капала кровь. Каним был с головы до пят забрызган алой кровью, а его клинок был влажным. Он постоял в неподвижности несколько мгновений, а потом у него за спиной появился следующий каним. И еще один. И еще. Они двинулись вперед, через мгновение весь коридор был заполнен молчаливыми воинами канимами.

Тишину цитадели нарушил колокол тревоги Королевской гвардии.

Бартос немного помедлил, стоя рядом с Тави, глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Да помилуют нас великие фурии, — прошептал он. Потом он повернулся к своим людям и закричал: — Щиты! Приготовиться к битве!

Тави захлопнул железную дверь и задвинул три тяжелых засова. Стражники надели шлемы, схватили щиты и расчистили место, чтобы ничего не валялось у них под ногами во время схватки. Тави и Китаи отступили в заднюю часть помещения, где начиналась лестница вниз.

— Тави, — крикнул Бартос, — спускайся вниз и пришли нам подкрепление. А сам отправляйся к Первому лорду. Дверь позволит нам продержаться некоторое время, и тогда мы…

Раздался оглушительный грохот, подобный удару грома, натужно заскрежетал металл, и тяжелая железная дверь рухнула на каменный пол.

Под ней остался лежать центурион Бартос.

Во все стороны, словно горячий дождь, брызнула кровь. Болты и петли, на которых висели двери, раскалились докрасна.

Каним с окровавленной мордой разбил себе руку — видимо, именно его страшный удар сорвал железную дверь с петель. С грацией хищника он наступил на нее и ударил ближайшего стражника. Тот помедлил лишь мгновение, но этого оказалось достаточно, чтобы в дверном проеме показался второй каним. Однако стражники уже выстроились в шеренгу, выставив перед собой щиты, к сожалению, они были меньше обычных щитов легионеров. Строй ощетинился блестящими клинками.

Один из стражников нанес удар — фурии придали его движениям быстроту. Клинок вошел в живот канима; однако взятый каним не обратил на рану ни малейшего внимания, и его ответный удар буквально снес голову легионеру — тот даже не успел выдернуть клинок или поднять щит. Второй стражник сумел принять удар на поднятый щит, и только сила фурий помогла ему выстоять, а затем его гладий описал сверкающую дугу и отсек кисть канима вместе с зажатым в ней мечом.

Каним даже глазом не моргнул. Он просто ударил обрубком руки в щит стражника. Тот не устоял на ногах, и каним прыгнул на него, щелкнув челюстями. Падая, стражник попытался закрыться щитом от страшных зубов. Китаи одним движением выхватила нож и метнула его. Клинок вошел в левый глаз канима. Тот содрогнулся, и в тот же миг другой стражник одним ударом отсек ему голову.

Но в дверной проем уже продирались другие канимы, заставляя стражников отступать шаг за шагом. И каждый следующий шаг позволял пробраться внутрь следующему каниму, и теперь уже трое сражались там, где только что стояли двое. Тави понял, что долго стражники не продержатся.

— Беги! — закричал один из стражников. — Предупреди Первого лорда!

Тави кивнул, его сердце отчаянно колотилось от страха, и они вместе с Китаи со всех ног помчались вниз по лестнице.

ГЛАВА 45

Их преследовали отчаянные крики. Дерзкие боевые кличи мешались со стонами и воплями, звенела сталь. Перед вторым постом Тави едва не столкнулся со стражником, который со встревоженным лицом поднимался по лестнице.

— Тави, что там происходит? — спросил стражник.

— Канимы, — задыхаясь, ответил Тави. — Они хотят убить Первого лорда.

— Вороны, — пробормотал стражник. — Бартос их удержит?

— Он мертв, — с горечью ответил Тави. — Им приходится очень тяжело, но им удалось поднять тревогу. Может быть, они смогут удержать канимов до прихода подкрепления, но если те сумеют вырваться на лестницу…

Стражник кивнул, а потом его взгляд обратился к Китаи.

— Она со мной, — торопливо сказал Тави.

Секунду поколебавшись, стражник кивнул, вернулся во второе караульное помещение и начал быстро отдавать приказы, а потом повел свой небольшой отряд вверх по лестнице. Тави помчался по ступенькам. Когда они оказались в самом низу, все звуки сражения, которое шло наверху, стихли. Наконец Тави вбежал в покои Первого лорда.

Гай лежал все так же неподвижно, рядом с ним сидел Линялый. Макс лежал на соседней койке — Тави показалось, что его друг не изменил позы с момента его ухода. То ли Макс спал, то ли потерял сознание. Когда Тави влетел в комнату, маэстро вскочил на ноги, крепко сжимая в руках свою трость. Сэр Майлс стоял за письменным столом, обнажив меч.

— Марат! — прорычал Майлс и прыгнул вперед, подняв меч.

— Нет! — закричал Тави.

Китаи увернулась от удара, сорвала с плеч плащ и швырнула его, как сеть, на сэра Майлса. Он смахнул его в сторону, но этого мгновения хватило Китаи, чтобы выскочить обратно за дверь. На нижних ступеньках она присела, готовая к прыжку, в ее горящих глазах не было и тени страха.

Тави встал между сэром Майлсом и дверью.

— Она не вооружена! — закричал он. — Сэр Майлс, она нам не враг.

— Майлс! — Голос Киллиана прозвучал, как удар хлыста. — Остановись.

Сэр Майлс, в глазах которого горела ненависть, застыл на месте, но его глаза продолжали неотступно следить за Китаи.

— Тави, — сказал Киллиан, — насколько я понимаю, это твой партнер, который помог тебе вытащить из Серой башни Макса.

— Да, маэстро, — ответил Тави. — Это Китаи, дочь вождя маратов Дороги. И мой друг. Без ее помощи Макс оставался бы в башне, я был бы мертв, и нам сейчас было бы нечего обсуждать.

Лицо Киллиана затуманил гнев, но Тави видел, что маэстро заставил себя сохранять спокойствие.

— Так в чем же дело? — спросил Киллиан.

— Двадцать канимов идут сюда, чтобы убить Первого лорда, — ответил Тави, стараясь, чтобы в его голосе не было мстительного удовлетворения. — Тревогу уже подняли, но они сражаются с легионерами первого поста. Центурион Бартос мертв, и я не знаю, как долго они смогут удерживать лестницу.

Майлс злобно выругался и шагнул к двери.

— Нет, Майлс, — остановил его Киллиан.

— Люди в опасности, — прорычал капитан.

— Как и Первый лорд, — напомнил Киллиан. — Мы уйдем вместе. Майлс, ты первый. Тави, разбуди Макса. Он пойдет следующим. Вы с Линялым положите Гая на койку Макса и несите его.

Тави подошел к другу, когда Киллиан еще продолжал говорить. Приподняв койку, он просто вывалил Макса на пол. Тот тут же проснулся и посмотрел на Тави.

— А, это ты, — проворчал он.

— Макс, вставай, — спокойно сказал Тави. — Бери меч. По лестнице спускаются канимы.

Затем Тави взял легкую койку и перетащил ее к кровати Гая. Линялый без видимых усилий поднял Гая, положил его на койку и накрыл одеялом. Тави заметил, что на бедре Линялого висит меч, хотя его частично скрывала длинная туника. Макс поднялся на ноги и пробормотал:

— Где меч?

— Снаружи, — ответил Киллиан. — В нижнем ящике шкафа со спиртным. Меч принадлежит Гаю.

Макс немного помолчал, а потом предложил:

— Если вы дадите мне минуту, я могу вновь принять вид… Может быть… если они пришли за Гаем, то могут принять меня за него… — Он замолчал.

На лице Киллиана не отразилось никаких чувств. Он кивнул и сказал:

— Так и сделай.

— Хорошо, — ответил Макс и вышел в коридор, переглянувшись с Тави.

Тави видел, что Макс с трудом скрывает страх. Тави схватил простыню с постели Первого лорда и постарался понадежнее привязать его к койке.

— Мы готовы, — тихо сказал Тави.

— Очень хорошо, — отозвался Киллиан. — Максимус?

Тави и Линялый подняли койку и вынесли ее из покоев. Послышался негромкий стон и появился Макс, принявший вид Гая. В руке он держал длинный тяжелый клинок Первого лорда.

— Готов, — сказал он голосом Максимуса. Потом Макс кашлянул, коснулся рукой горла и сказал голосом Гая: — Готов. Уж не знаю, сумею ли я воспользоваться магией, маэстро.

— Ты уж постарайся, — тихо сказал Киллиан.

Стоявшая на лестнице Китаи зашипела, глядя вверх на ступеньки. Тави, не думая, вытащил из-за пояса нож и кинул его девушке. Она небрежно поймала его за рукоять и слегка присела, готовая атаковать того, кто будет спускаться по лестнице.

Киллиан слегка наклонил голову, и его слепые глаза сузились.

— У девушки хорошие уши, — пробормотал он. — Майлс.

Капитан сделал несколько шагов и встал перед Китаи, держа наготове меч. Кто-то свернул за угол, и Майлс поднял меч. Мелькнул клинок, но Майлс легко отразил удар.

— Прайос, успокойся, это я, — проворчал Майлс.

Майлс спустился на пару ступенек, поддерживая раненого легионера. Прайос был стройным и не слишком сильным, но он хорошо владел мечом. Однако сейчас его правая рука была в крови и бессильно свисала вдоль тела. Он был бледен, но продолжал сжимать в левой руке меч.

Тави небрежно подтянул простыню так, чтобы она скрыла лицо Гая. Несколько мгновений все молчали, а потом Киллиан незаметно ткнул Макса в бок.

Макс кашлянул и сказал:

— Докладывай, стражник. Что происходит?

— Они безумны, — задыхаясь, сказал Прайос. — Безумны, сэр. Они даже не пытаются защищаться. Не обращают внимания на раны, от которых должны были свалиться без чувств. Такое впечатление, что они не хотят жить.

Макс положил руку на плечо легионера и сказал:

— Прайос, я хочу знать тактическую ситуацию.

— Д-да, милорд, — все еще задыхаясь, продолжал легионер. — Канимы оттеснили нас с первого поста, часть из них осталась там, они сдерживают подоспевшее подкрепление. Однако не меньше дюжины спускается вниз. Моя правая рука повреждена, и Рыжий Карл, оставшийся у нас за старшего, приказал мне закрыть дверь у них за спиной, а мне спуститься сюда и доложить обстановку.

Из этого следовало, сразу сообразил Тави, что охрана поняла, что они все равно погибнут, но решила любой ценой задержать канимов.

Макс вздохнул и посмотрел на Киллиана:

— Значит, они терпят поражение. И понимают это.

— Милорд, — сказал Майлс, — если мы успеем первыми добраться до второй комнаты стражи, то сможем защищать дверь на более выгодной позиции.

— Согласен, — сказал Макс. — Вперед.

Майлс кивнул и быстро зашагал вверх по лестнице. Прайос и Макс последовали за ним, следом двинулся Киллиан. Маэстро начал подниматься по лестнице, но потом остановился и сказал:

— Девушка-марат пойдет последней.

Линялый взглянул на Тави, а потом шагнул на лестницу вслед за Киллианом. Он нес койку без особых усилий. Тави крякнул, но удержал свой конец и ступил на лестницу.

Китаи пошла рядом с ним.

— А почему ваши волшебники их не сожгут? — шепотом спросила она.

Задыхающийся Тави пробормотал:

— Это опасно в таком замкнутом пространстве. Можно сжечь весь воздух и повредить собственные легкие. И мы слишком глубоко, чтобы применять магию земли, — потолок может рухнуть. Ну а магия воздуха здесь слаба. Нам придется драться.

— Тихо, — прорычал Майлс.

Тави стиснул зубы, он с трудом удерживал вес койки с Гаем. Еще через сотню ступенек он почувствовал, как дрожат его плечи и руки. Китаи тут же подошла к нему и предложила:

— Давай я тебе помогу.

У Тави не хватило дыхания, чтобы возразить, и он молча отодвинулся, давая возможность Китаи взяться за левый край. Они продолжали подниматься.

— Стойте, — последовал приказ сверху. — Мы уже совсем близко. Подождите.

Тави услышал шаги Майлса, потом стало тихо. Вскоре Майлс позвал:

— Двери пока держатся. Поторопитесь.

Они поднялись еще на несколько ступенек и оказались во второй комнате стражи.

— Не стойте под дверью, — предупредил Майлса Тави. — Они выбили дверь в первой комнате. Именно так погиб центурион Бартос.

Майлс посмотрел на Тави, а потом встал сбоку от железной двери, положил на нее руку и закрыл глаза. Послышалось низкое гудение. Майлс нахмурился и, не открывая глаз, сказал:

— Сир, нам имеет смысл попробовать укрепить сталь дверей, прежде чем здесь окажутся канимы.

— Конечно, — ответил Макс.

Он подошел к двери и встал с другой стороны, зеркально повторив позу Майлса. Гудение стало громче.

— Линялый, встань в этот угол, — сказал Тави.

Он, Линялый и Китаи перенесли Первого лорда в дальний угол караульного помещения и осторожно поставили койку на пол. Затем Тави притащил туда же тяжелый стол и перевернул его на бок, создав заградительный барьер. Линялый тут же присел на корточки за барьером, его тусклые глаза равнодушно смотрели в пол.

— Хорошо, — одобрил Киллиан, а затем указал концом своей трости на стену, где было развешано оружие. — Вооружайтесь.

Китаи выбрала для себя пару коротких тяжелых клинков и копье с коротким древком. Копье она кинула Тави, тот легко его поймал и проверил баланс. Киллиан также взял меч, переложив трость в левую руку.

Они не дождались предупреждения. Раздался оглушительный удар в дверь, и металл немного подался назад, образовалась выпуклость. Затем последовало еще два мощных удара, каждый раз появлялись заметные вмятины, но на сей раз петли и болты выдержали.

— Мы не сможем долго удерживать дверь, — прохрипел Майлс. — Металл постепенно нагревается.

На двери возникали все новые вмятины. Тави отложил копье в сторону, взял кувшин с водой и выплеснул его содержимое на дверь. Над металлом с шипением поднялся пар.

— Хорошая работа, мальчик, — сказал Майлс. — Мы сможем выиграть еще немного времени.

Тави подбежал к бочке, вернулся с полным кувшином воды и вновь выплеснул ее на дверь. Между тем сталь продолжала поддаваться под ударами, наконец рама заскрежетала и дверь начала прогибаться внутрь. Тави увидел в щель канима и вновь выплеснул воду на раскаленный металл.

Воздух наполнился запахом гари, и Майлс заскрипел зубами.

— Больше не могу держать. Осталось полминуты. Все будьте наготове.

Сердце Тави застучало в груди, и он вновь взял в руки копье. Линялый скорчился за столом. Прайос стоял в нескольких футах от двери. Он перевязал раненую руку, а гладий неловко держал в левой руке. Сохранявшая полнейшее спокойствие Китаи покрутила мечом в правой руке, потом в левой и встала рядом с Тави, перед перевернутым столом.

— Ты знаешь, как пользоваться таким оружием? — тихонько спросил Тави.

— А ты думаешь, это сложно? — отозвалась Китаи. Тави удивленно взглянул на нее. — Хашат однажды показывала мне, — пояснила Китаи.

— Ну хорошо. Когда начнется бой, держись поближе ко мне, я за тобой присмотрю.

Китаи закинула голову назад и звонко рассмеялась. Все, кроме Майлса и Макса, с удивлением посмотрели на нее.

— Ты меня защитишь. Это смешно, — сказала Китаи и тряхнула головой. — Это очень смешно, алеранец.

Щеки Тави покраснели.

— Ладно, — сквозь зубы сказал Майлс Максу. — После следующего удара мы отступим, дадим двери упасть и врежем первому, кто войдет.

— У меня есть идея получше, — сказал Макс.

Дверь содрогнулась под новым ударом, и Майлс закричал:

— Сейчас! — и убрал руку от двери.

Однако Макс поступил иначе. Подняв правую руку, он стиснул зубы, и камень возле него завибрировал от напряжения. Макс громко закричал, и его кулак двинулся вперед.

Дверь, которую больше не поддерживали фурии Майлса и Макса, с оглушительным скрежетом слетела с петель. Однако на сей раз она упала наружу, и стоявший перед ней каним оказался под ней. Наступило мгновение тишины, а потом Майлс прыгнул в дверной проем через лежащую дверь, и его меч устремился вперед.

Сэр Майлс владел мечом гораздо лучше обычного легионера — так гаргант гораздо опаснее своего дальнего родственника бурробаджера. Клинок Майлса пробивал доспехи, плоть и кости с такой же легкостью, как нож входит в масло. Через мгновение мечи двух канимов были сломаны, а стены и ступеньки забрызганы их кровью. Прежде чем канимы успели прийти в себя, Майлс вернулся обратно через дверной проем. Один каним бросился вслед за ним, но Макс уже его ждал, и меч Первого лорда рассек торс канима почти надвое. Умирающий каним начал падать, кровь хлестала из раны. Но он успел повернуться, чтобы взглянуть на своего убийцу. И тут глаза канима широко раскрылись и он зарычал. В следующий миг смертельно раненый каним прыгнул на Макса и ударил юношу, изображавшего Первого лорда, о каменную стену. Затем он вцепился в него своими жуткими зубами.

Майлс шагнул к Максу, но в этот момент в дверной проем проскочил следующий каним, и капитану пришлось вступить с ним в схватку, не давая продвинуться дальше.

Прайос прыгнул вперед и нанес новый удар получившему страшное ранение каниму. Клинок глубоко вошел ему в бедро, вновь брызнула кровь.

Казалось, каним ничего не заметил. Он уже должен был умереть, но воля ворда отказывалась отступить перед смертью, и каним продолжал терзать Макса, который закричал от боли.

— Макс! — воскликнул Тави и бросился вперед.

Он подскочил к каниму сбоку и вонзил копье между ребер канима. Удар получился таким сильным, что канима отбросило в сторону. Каним пытался вытащить древко копья, но силы его покидали. Он щелкнул несколько раз челюстями и затих.

Тави вытащил копье из тела канима и повернулся к Максу, который все еще сохранял облик Гая, но его тело было покрыто кровью. У него была серьезная рана на левом предплечье, голова тоже была в крови. Одну ногу он так неловко подвернул, что стопа смотрела совсем не в ту сторону. Тави схватил Макса за ворот и оттащил к перевернутому столу. Только при помощи Линялого Тави сумел перетащить Макса за барьер.

К ним подошел маэстро Киллиан, провел рукой по телу Макса. Вытащив нож, Киллиан отрезал рукав рубашки Макса и крепко перевязал рану на предплечье.

— Тави, помоги Майлсу и Прайосу. Дверь нужно удержать любой ценой.

Тави кивнул и бросился обратно к двери. Ему не хватало дыхания, страх не проходил. Майлс успел нанести несколько ранений каниму, который пытался войти в караульное помещение.

Казалось, красноглазый воин-волк не чувствует боли и страха, он продолжал сражаться с молчаливой яростью. Конечно, каниму было далеко до мастерства Майлса, но его тяжелые удары заставляли капитана понемногу отступать. Когда Тави приблизился, Майлс сказал: — Тави, отвлеки его. Тави отреагировал мгновенно. Когда каним нанес очередной удар, Тави поймал его меч на крестовину копья и отвел в сторону, прижав клинок к дверному проему.

— Отлично! — рявкнул Майлс.

Он сделал шаг вперед и нанес мощный удар, который рассек канима от горла до паха. На порог фонтаном брызнула кровь и внутренности вражеского воина, и мертвый каним рухнул на пол. Следующий каним прыгнул вперед, но попал под серию страшных ударов Майлса. Через мгновение он уже корчился на полу, рассеченный на три отдельных куска.

Но тут вихрь пролетел по лестнице, вихрь в сером плаще. Тави успел лишь подумать, что живое существо не может двигаться с такой быстротой. Новый враг прыгнул в сторону, оттолкнулся от стены и перелетел через голову Майлса. Меч капитана взметнулся для нового удара. Но на мгновение запоздал.

Существо сделало сальто, оттолкнулось ногами от потолка и упало сверху на раненого Прайоса.

Стражник даже не успел закричать, когда узкая рука, покрытая глянцевитой зелено-черной кожей, разорвала ему горло блестящими когтями.

Тави нанес удар копьем, но существо двигалось слишком быстро, и конец копья высек искры из каменного пола, а враг снова подпрыгнул, вновь оттолкнулся ногой от стены, чтобы напасть на сэра Майлса. Меч Майлса нанес удар и высек искры из тела необычного врага. Тот пронзительно закричал — этот металлический вопль будет еще долго мучить Тави в ночных кошмарах.

— Алеранец! — крикнула Китаи. — Осторожно! Это королева ворда!

Когти метнулись к Майлсу, но капитан королевского легиона обладал огромным опытом, и его меч встретил королеву ворда, ноги Майлса быстро переступали, чтобы сохранять столь необходимое фехтовальщику равновесие, и тут Тави понял, что Майлс оттесняет королеву так, чтобы ее бок и спина оказались повернутыми к нему.

Майлс сделал еще два танцующих шага в сторону, и Тави вонзил конец своего копья в спину королевы — и вновь диковинное существо поразило его своей быстротой: оно развернулось, перехватило древко копья и одним движением отшвырнуло Тави прочь.

Перед глазами у Тави все поплыло, он успел заметить широко раскрытые застывшие глаза Прайоса, потом он ударился обо что-то твердое и упал на камень.

Голова у Тави закружилась, он попытался осмотреться. Оказалось, он лежит на горячей стальной двери, которую выбил Макс.

Он был окружен канимами.

Двое уже сумели войти в караульное помещение. Еще один стоял возле двери, и его пустые глаза смотрели на Тави. И сразу же появился еще один взятый каним с застывшими пурпурными глазами. А за ним другой.

Все они скалили окровавленные клыки и сжимали залитые кровью мечи.

Любой из них мог моментально разорвать Тави на мелкие кусочки.

И все они повернулись к Тави.

ГЛАВА 46

Когда взятые атаковали пещеру, Амара так сильно сжала рукоять меча, что побелели костяшки пальцев. Схватка сразу стала стихийной и жестокой. Фермеры атаковали скрытых за щитами легионеров лопатами и мотыгами, кулаками, топорами и молотами. И как только в их руках оказывалось более тяжелое оружие, они наносили удары с невероятной силой, сминая щиты, оставляя вмятины на шлемах и ломая кости даже сквозь тяжелые доспехи легионеров.

Двое солдат первого отряда были убиты во время первой атаки взятых, и после этого Бернард разрешил своим лучникам стрелять в них. Только попадание в глаз или в рот приводило к быстрой смерти врага. Сам Бернард был лучником невероятного мастерства, и он требовал от своих соратников, чтобы они от него не отставали. И если кто-то из лучников выпускал стрелу, взятый тут же валился на землю.

Хотя Амара еще ни разу не поднимала меч, она тяжело дышала, сопереживая сражающимся легионерам. Когда Амара увидела, что первый отряд начал уставать, она стала бросать нетерпеливые взгляды на Бернарда. Ей показалось, что прошла вечность, пока Бернард приказал:

— Графиня, оттесни их назад.

Амара кивнула и быстро повела за собой рыцарей земли — и легионеры расступились, пропуская своих товарищей. Меч Амары перехватил дубинку, которая уже была готова обрушиться на ее шлем. А затем в бой вступили рыцари, их мощное оружие, усиленное магией фурий, начало косить взятых с чудовищной эффективностью, Амаре оставалось лишь следить, чтобы их не обошли с флангов. Через минуту взятых оттеснили ко входу в пещеру, и Амара приказала рыцарям отступить, чтобы те не смогли их окружить.

Отступление заняло куда больше времени. Они не могли сделать это быстро — ведь тогда у противника появился бы шанс ударить с разбега, и сдержать его было бы намного труднее. Они отходили постепенно, держа шеренгу. Между тем второй отряд сменил первый, который получил возможность передохнуть и выпить воды.

После относительно короткой схватки Амара уже задыхалась. Одна из важнейших истин любого сражения состоит в том, что ничто так не отнимает силы, как возбуждение и ужас рукопашной схватки. Амара позаботилась о том, чтобы все принимавшие участие в сражении имели возможность напиться воды, и только после этого сама поднесла кружку к губам. Второй отряд потерял легионера, когда случайный удар топора раздробил ему ногу, как полено, и его тут же пришлось оттащить в глубину пещеры к раненым. Второй легионер на мгновение заколебался, когда к нему приблизилась женщина средних лет, и это стоило ему жизни — она швырнула его в кучу других взятых. Еще через несколько мгновений один из солдат потерял сознание от удара по шлему, и, прежде чем его товарищи сумели отвести его назад, один из взятых схватил его за руку и со страшной силой дернул — несчастный тут же лишился руки.

По плану второй отряд должен был продержаться еще четыре или пять минут, но Амара видела, что это невозможно без новых потерь. Взятые не заботились о собственной жизни, они хотели только одного — ранить, изувечить или убить легионера, и они в три или четыре раза превосходили их числом. Потери не имели ни малейшего значения для взятых, а у Бернарда каждый человек был на счету.

Солнце успело уже взойти, но алеранские легионы так и не пришли к ним на помощь. «Вероятно, ждать их больше нечего», — подумала Амара. Дождь усилился, завывал ветер, от огромных стай воронов потемнели ветви деревьев вокруг пещеры. Они ждали, когда противники обессилеют.

Сражение становилось все более безнадежным. Если их потери не уменьшатся — а иначе и быть не могло, ведь легионеры уставали и получали ранения, а у лучников Бернарда стрелы подходили к концу, — то к середине утра половина легионеров погибнет. А потом им быстро придет конец: как только солдаты перестанут поддерживать дисциплину, взятые их быстро сомнут. Едва ли они доживут до полудня.

Амара постаралась отвлечься от мрачных мыслей и только надеяться на лучшее. Самой несгибаемой частью их обороны был Дорога и его спутник. Гаргант оказался страшным противником в ограниченном пространстве туннеля — ворду было нечего ему противопоставить. Гаргант действовал по предельно простым правилам: он оставался у стены пещеры, но как только на расстоянии удара появлялся враг, его могучие лапы и страшные когти тут же начинали крушить все вокруг. Дорога стоял между передними лапами гарганта и своей боевой дубиной приканчивал тех, кого сбивал с ног гаргант. Взятые не ослабляли натиска, но теперь они стали проявлять некоторую осторожность. Приближаясь к гарганту, они рассчитывая выманить гарганта из пещеры, но у них ничего не получалось.

Амара с благоговением смотрела, как могучий гаргант ногой отшвырнул взятого легионера в доспехах на тридцать футов к выходу из пещеры. Она подумала, раз уж магия не в силах уменьшить вход в пещеру, чтобы его стало легче защищать, то гаргант, занимавший половину прохода, оказался даже лучше, чем стена. Ведь каменная стена могла лишь остановить взятых. А гаргант и Дорога уничтожали врага примерно с такой же эффективностью, как все алеранцы, вместе взятые. Амаре и в голову не приходило, что в узком проходе сила и мощь гарганта так возрастет. В открытом поле гаргантов почти невозможно остановить, но довольно часто удавалось от них ускользнуть или обойти с фланга. Однако здесь все было по-другому. Бежать взятым было некуда, они не могли окружить гарганта, а мощные ноги делали гарганта страшным противником.

Амара едва успела напиться, как Бернард вновь приказал ей вступить в сражение — значительно раньше, чем истекли десять минут, которые должен был продержаться второй отряд. Она и рыцари земли вновь дали возможность занять позицию свежему отряду.

Третий отряд сражался лучше, чем первый и второй, но четвертому отряду ужасно не повезло, и в течение нескольких секунд он потерял всю переднюю шеренгу. Это привело к тому, что пятому отряду пришлось вступить в бой гораздо раньше, чем планировалось, как и Амаре вместе с рыцарями, которые толком даже не успели отдышаться. Дорога сразу же оценил ситуацию и направил гарганта вперед вместе с рыцарями земли. От могучего боевого клича гарганта с потолка пещеры посыпалась пыль.

Только с помощью гарганта им вновь удалось оттеснить врага к выходу из пещеры, и это дало возможность легионерам смениться. Амара заметила, что в движениях ее рыцарей уже нет прежней быстроты и силы. Они устали, им приходилось переступать через тела погибших врагов и легионеров. И всякий раз, когда они отбрасывали врага к выходу из пещеры, рыцари видели, как много живой силы остается у королевы ворда. Несмотря на отчаянные усилия алеранцев, оставшихся в живых взятых было все еще несчетное количество. Сама королева ворда пряталась где-то позади своего войска.

Они приблизились к выходу из пещеры, и Амара приказала остановиться. Затем они начали медленный отход к прежней позиции.

Неожиданно серый плащ промелькнул под потолком, казалось, это ползет огромный и невероятно быстрый паук. Королева ворда.

Амара сразу заметила ее появление, но даже не успела выкрикнуть предупреждение, как королева прыгнула на рыцаря, который занимал левую позицию в шеренге. Это был крупный добродушный молодой воин с рыжими волосами, выцветшими от долгого пребывания на солнце. Он только что нанес удар взятому легионеру и даже не заметил приближения королевы. Она атаковала его всеми конечностями. Послышался треск, напоминающий серию ударов хлыста, и королева метнулась к другой стене, которая находилась по другую сторону от гарганта, но тут же отскочила от нее, как разжавшаяся пружина, и тем же способом атаковала правого рыцаря, в то время как из рыжеволосого рыцаря хлынула кровь.

Второй рыцарь был ветераном, и опыт помог ему увернуться и нанести сильный удар своей тяжелой булавой.

Однако королева перехватила булаву одной рукой и остановила ее. Кожа королевы ворда имела зеленовато-черный отлив. Она резко развернула тело и коротким, но мощным толчком отправила рыцаря в сторону толпы взятых. И прежде чем он успел восстановить равновесие, они набросились на него, как стая волков на раненого оленя, а королева прыгнула на противоположную стену, в последний момент избежав могучего удара левой задней ноги гарганта. И тут же новые взятые с отчаянной энергией бросились в пещеру.

Королева ворда была невероятно быстрой, Амара запаниковала и призвала на помощь Цирруса, чтобы позаимствовать у него стремительность фурий.

Время не замедлилось — во всяком случае, не совсем. Однако Амара вдруг ощутила все, что происходило вокруг. Она различала блики света и капли крови на когтях королевы, видела фонтан крови, бьющий из раны на шее рыжего рыцаря, рассеченной до кости, и чувствовала ее запах. Она даже разглядела отдельные дождевые капли, залетающие внутрь пещеры, и влагу на ткани серого плаща королевы.

Голова Амары повернулась в сторону королевы, и она закричала:

— Бернард!

Королева оттолкнулась от стены и полетела к Амаре — грациозный и стремительный кошмар, полный ярости и силы.

Амара скользнула в сторону, когда ноги, покрытые зеленовато-черным хитином, вытянулись вперед, чтобы нанести удар одновременно с когтями рук. Меч Амары описал дугу, и ударил по ближайшей ноге, вгрызаясь в хитин, королева потеряла равновесие и покатилась по земле. Тем не менее она нанесла удар одним из когтей, лишь чудом не задев глаза Амары, и она ощутила, как загорелась огнем ее щека.

Королева приземлились на все четыре конечности, мгновенно восстановила равновесие, и даже Циррус не сумел помочь Амаре защититься от атаки с противоположной стороны. Она начала поворачиваться, но королева уже устремилась к ней, вытянув страшные когти.

И тут последний из рыцарей земли, сэр Фредерик, опустил свою лопату прямо на спину королевы. Страшный удар заставил ее упасть на землю. Королева извернулась, как змея, ее когти ударили по ноге сэра Фредерика, молодой рыцарь закричал от боли и упал на колени. Королева попыталась подкатиться поближе, но Фредерик дал Амаре время — она успела повернуться и нанесла удар в спину лежащей королевы.

Это был страшный удар, усиленный быстротой фурий, и он бы разрубил пополам человека в кольчуге. Однако королева ворда была существом из другого мира. Клинок Амары вошел в спину всего на ширину лезвия. Королева ворда изменила направление движения, одной ногой швырнула песок в глаза сэру Фредерику и оттолкнулась тремя остальными, собираясь атаковать Амару.

— Вниз! — закричал Бернард.

Амара мгновенно упала на землю. Стрела пролетела так близко над ней, что она ощутила холодный ветерок, и широкий наконечник стрелы вошел в горло королевы ворда.

Королева пронзительно закричала и покатилась по земле. Амара нанесла еще один удар мечом, но вреда причинила не больше, чем в первый раз. А затем королева, шея которой была пробита насквозь стрелой Бернарда, промчалась мимо рядов взятых и выскочила из пещеры. На бегу королева испускала пронзительные вопли, и взятые с новой силой бросились в атаку.

Амара услышала, как Бернард приказал идти в наступление и легионеры издали боевой клич. Из раны на ноге Фредерика текла кровь, и он не мог подняться. Однако он не вставая нанес удар своей лопатой и разбил колено ближайшего взятого — тот рухнул на пол. Другой враг ударил Амару по бедру и сбил с ног, она видела, что еще трое взятых устремились к ней. Рядом другие враги атаковали Фредерика.

Легионеры все еще находились в дюжине шагов от них. Она попыталась нанести удар мечом, но взятые были слишком сильны. Через мгновение ее рука с мечом была прижата к полу пещеры, и что-то ударило ее по голове. Вспышка боли на миг ослепила Амару. Теперь она могла лишь кричать и бессильно отбиваться, когда существо, когда-то носившее имя Арик, оскалило зубы и потянулось к ее горлу.

А потом Арика отбросило в сторону, и он с хрустом ударился о стену. Раздался оглушительный рев, и нога гарганта припечатала другого взятого к каменному полу пещеры. Амара увидела тяжелую боевую дубину, которая сломала спину последнему взятому, напавшему на нее, Дорога ногой отшвырнул его в сторону и ударом по голове прикончил.

Могучий марат развернулся и успел ударить другого взятого, собравшегося перерезать горло Фредерику, а гаргант с удивительной быстротой и ловкостью развернул свое огромное тело ко входу в пещеру. Амара и представить не могла, что гаргант может двигаться так проворно. Гаргант вновь победно затрубил и с яростью атаковал взятых, сметая их со своего пути. Однако те наступали с бессмысленным упорством, нанося удары огромному зверю клинками, дубинками, камнями или даже вцепляясь в него руками.

Наконец подоспели легионеры, однако множество трупов мешало им держать ряд, и взятые, успевшие пробраться мимо гарганта, набросились на них с безумной яростью.

Сильная рука схватила Амару сзади за кольчугу, и Джиральди потащил ее по полу пещеры, другой рукой увлекая за собой Фредерика и не обращая внимания на раненую ногу.

— Они прорвались! — закричал кто-то за спиной Амары, она оглянулась и увидела, как упал один из легионеров и полдюжины взятых побежали внутрь пещеры, а снаружи взятые атаковали вход с прежним остервенением.

— Стреляйте, не жалейте стрел! — крикнул Бернард, и воздух пещеры загудел от выпущенных магами дерева стрел.

Полдюжины прорвавшихся взятых были тут же уничтожены. Затем лучники начали стрелять из-за спин легионеров — стоило одному из них поднять руку для удара, как меткая стрела разила очередного врага. Когда кто-то из легионеров уклонялся и приседал, новая стрела тут же находила цель.

Рыцари потратили много стрел, и только это позволило остальным легионерам прийти на помощь своим собратьям и окончательно отбросить врага назад.

И вновь откуда-то снаружи послышался пронзительный крик королевы ворда, больно ударивший в уши Амары. И тут же взятые побежали к выходу из пещеры, а легионеры с криком устремились за ними, стараясь нанести врагу максимальный урон.

— Стойте! — рявкнул Бернард. — Оставайтесь в пещере! Назад, Дорога, назад!

Дорога мгновенно оказался перед разъяренным гаргантом и толкнул его в грудь, чтобы остановить. Гаргант взревел от гнева, но остановился, а потом подчинился Дороге и вернулся в пещеру.

В пещере неожиданно стало тихо, лишь стонали раненые и тяжело дышали уставшие солдаты. Амара оглядела пещеру. Они потеряли еще дюжину бойцов, а большая часть участвовавших в схватке получила ранения.

— Воды, — рявкнул Бернард. — Первое копье, соберите фляжки и наполните их. Второе копье, отнесите раненых в конец пещеры. Третье и четвертое копья, я хочу, чтобы вы очистили пол пещеры от тел. — Он повернулся к рыцарям-лучникам и приказал: — Помогите им и соберите все стрелы. Вперед.

Легионеры отправились выполнять приказ, и Амара с ужасом поняла, как мало людей осталось в строю. Собранные в конце пещеры раненые теперь превосходили числом тех, кто мог сражаться. Она закрыла глаза.

— Как она? — услышала Амара встревоженный голос Бернарда.

Она почувствовала, что у нее отчаянно болит голова.

— На голове шишка, — проворчал Джиральди. — Видишь? Ей сильно досталось. Она не отвечает на мои вопросы.

— Ее лицо, — тихо сказал Бернард. Амара услышала скрытую боль. Щека продолжала мучительно гореть.

— На самом деле ничего страшного, — ответил Джиральди. — Чистая рана. У этого существа когти гораздо острее, чем наши мечи. Ей повезло, что она не потеряла глаз.

Кто-то коснулся ее руки, Амара подняла голову и посмотрела на Бернарда.

— Ты меня слышишь? — негромко спросил он.

— Да, — ответила она, но собственный голос прозвучал едва слышно. — Я… понемногу прихожу в себя. Помоги мне встать.

— У вас ранение головы, — сказал Джиральди. — Вам не стоит вставать.

— Джиральди, у нас слишком много раненых. Бернард, помоги мне, — повторила она.

Бернард молча помог ей подняться на ноги.

— Джиральди, — сказал он. — Выясни, кто способен сражаться, и переформируй отряды, чтобы они снова могли вести бой, сменяя друг друга. И позаботься о еде.

Центурион кивнул и вновь отошел в заднюю часть пещеры. Вскоре легионеры очистили вход от трупов и присоединились к своим товарищам в задней части пещеры, а у входа остались Бернард, Дорога и Амара.

Гаргант улегся на землю, он тяжело дышал. Его густой мех во многих местах намок от крови. В дыхании слышались хрипы. Кровь стекала с груди на землю. Дорога присел на корточки рядом с гаргантом, держа в руках кувшинчик, от которого шел резкий запах. Он осматривал раны гарганта и смазывал их мазью.

— Как он? — спросила Амара.

— Устал, — ответил Дорога. — Голоден. Ему больно.

— Он получил серьезные ранения?

Дорога поджал губы и кивнул:

— Только однажды он пострадал сильнее.

Гаргант застонал, звук получился низким и печальным. Широкое лицо Дороги исказилось от боли, и Амара заметила, что марат даже не пытался перевязать собственные раны.

— Спасибо вам за то, что вы с нами, — тихо сказала она. — Вам было вовсе не обязательно здесь сражаться. Если бы не вы, мы бы все были мертвы.

Дорога слабо улыбнулся, склонил голову, а потом вновь принялся ухаживать за гаргантом.

Амара подошла к выходу из пещеры и выглянула наружу. Бернард присоединился к ней. Они молча наблюдали за движением взятых, собравшихся на вершине одного из ближайших холмов.

— Что они делают? — спросил Бернард.

Амара призвала Цирруса и некоторое время наблюдала за взятыми.

— Они рубят деревья, — ответила она. — И потом что-то с ними делают. Дождь мешает разобрать, я не совсем понимаю, каковы их намерения.

— Они делают длинные копья, — уверенно сказал Бернард.

— Но зачем?

— Гаргант слишком опасен для них. Они рассчитывают убить его при помощи копий — тогда их потери будут значительно меньше.

Амара посмотрела на Дорогу и гарганта.

— Но… они не сумеют сделать настоящие копья. Какой от них будет толк?

Бернард покачал головой:

— Им лишь нужно, чтобы у копий были острые концы. Взятые достаточно сильны, чтобы добиться успеха, если гаргант не успеет с ними сблизиться. И тогда гарганту конец.

Они молча стояли и смотрели на дождь. Наконец Бернард сказал:

— Никто не придет к нам на помощь.

— Наверное, нет, — ответила Амара.

— Почему? — спросил Бернард, сжав руки в кулаки. — Первый лорд не может не понимать, насколько опасен ворд.

— На то может быть множество причин, — ответила Амара. — Могли возникнуть серьезные неприятности в других местах. Наконец, по каким-то причинам легионы не могут выступить сразу. — Она нахмурилась. — Или Исана не сумела добраться до Первого лорда.

— Да, помощь не пришла, — сказал Бернард. — Из чего следует, что Гай ничего не знает. Значит, моя сестра мертва. Ничто другое не могло ее остановить.

— Это лишь одна из возможностей, Бернард, — возразила Амара. — Исана знает свое дело. Да и Серай очень опытный курсор. Мы ничего не можем знать наверняка.

К ним подошел Дорога. Он прищурился, глядя на взятых.

— Они делают копья, — сказал он. Бернард угрюмо кивнул.

В глазах Дороги запылал гнев.

— Тогда дело подходит к концу. Гаргант не станет прятаться в пещере и ждать, когда его заколют, а я не оставлю его в одиночестве.

— Они тебя убьют, — спокойно сказала Амара.

Дорога пожал плечами:

— Враги имеют обыкновение так поступать. Мы их атакуем. И посмотрим, скольких сумеем забрать с собой. — Он посмотрел на небо. — Жаль, что идет дождь.

— Почему? — спросила Амара.

— Когда мне придет конец, я бы хотел, чтобы Единственный это видел. — Он тряхнул головой. — Бернард, мне нужен щит. Чтобы дать гарганту напиться.

— Конечно, — ответил Бернард. — Попроси у Джиральди.

— Спасибо. — И Дорога отошел.

Прогремел гром. В пещеру долетал неустанный шепот дождя.

— У нас едва наберется людей на три отряда, — сказала Амара.

— Я знаю.

— Теперь они будут уставать быстрее. И у них будет меньше времени на отдых.

— Да, — сказал Бернард.

— Сколько стрел сумели подобрать рыцари Флоры?

— По две на каждого, — ответил он.

Амара кивнула:

— Без гарганта и Дороги мы не сможем их удерживать.

— Верно. Вот почему я принял решение.

— Какое решение?

— Я отвечаю за людей, которых привел сюда, Амара. — Он еще раз выглянул наружу. — И если мы умрем… я не хочу, чтобы все эти смерти были напрасными. Я слишком многим обязан Дороге, чтобы отпустить его одного.

Амара отступила на шаг и посмотрела на Бернарда:

— Ты намерен…

— Королева, — сказал Бернард. — Если королева ворда выживет, то не будет иметь значения, скольких взятых мы сумели убить. Она создаст новое гнездо. Мы должны ей помешать. Любой ценой.

Амара закрыла глаза:

— Ты собираешься перейти в наступление.

— Да. Дорога и гаргант в любом случае атакуют взятых. Я отправлюсь вместе с ними и со всеми, кто выразит такое желание и способен двигаться и держать в руках оружие. Мы нападем на них и постараемся убить королеву.

— Вне стен пещеры вам долго не продержаться.

Бернард слабо улыбнулся:

— Возможно, так будет даже лучше.

Она нахмурилась и отвернулась.

— Будет очень непросто прорваться сквозь толпу взятых без рыцарей земли.

— На это способен только гаргант, — ответил Бернард.

— А сможем ли мы добраться до нее прежде, чем нас перебьют?

— Нет, наверное, — признал Бернард. — Моя стрела пробила ей шею, но это лишь ее напугало. И я видел, какие удары ты ей нанесла. — Он покачал головой. — Она двигается очень быстро. А когда вокруг такое количество взятых, едва ли у нас будет время для смертельного удара. Но у нас нет выбора. Если мы не убьем королеву, все наши жертвы окажутся напрасными.

Амара кивнула:

— Я… я думаю, ты прав. Когда?

— Я дам людям еще немного отдохнуть, — ответил Бернард. — Потом соберу добровольцев. — Он сжал ее руку. — Ты не должна идти вместе со мной.

Она ответила на его пожатие изо всех сил и почувствовала, как перед глазами у нее все расплывается.

— Конечно, я пойду, — сказала она. — Я не оставлю тебя, лорд, муж мой.

— Я могу тебе приказать, — тихо сказал он.

— Я не оставлю тебя. Каким бы идиотом ты ни был.

Он улыбнулся и прижал Амару к груди. Мгновение она оставалась в кольце его рук, закрыв глаза и вдыхая его запах. Так прошло несколько секунд, наконец Бернард сказал:

— Пора. Я сейчас вернусь.

Снаружи гремел гром и шумел дождь, голова и щека Амары ужасно болели. Но на нее навалились такая усталость и страх, что это уже не имело особого значения. Бернард о чем-то негромко говорил с легионерами.

Амара стояла и смотрела на холм, где расположился неумолимый враг, готовый уничтожить оставшихся в пещере людей.

ГЛАВА 47

Ближайший каним протянул руку, схватил Тави за тунику и легко поднял его вверх. Он принюхался, с его клыков капали кровь и слюна.

Потом каним равнодушно отбросил Тави в сторону. Не обращая на него внимания, он двинулся в караульное помещение.

Его спутники последовали за ним.

В полном недоумении Тави смотрел на канимов, которые совсем потеряли к нему интерес. Однако он тут же вскочил на ноги и проскользнул между парой огромных воинов-волков обратно к Майлсу, продолжавшему поединок с королевой ворда. С его левого локтя капала кровь, но лицо оставалось совершенно спокойным и сосредоточенным. Его схватка с королевой была поразительным противостоянием изящества и мастерства фехтовальщика, силы и скорости.

Рядом, напротив Китаи, стоял каним, чуть сзади топтался на месте Линялый. Очевидно, они оба попытались броситься на выручку Тави, когда королева вышвырнула его наружу, но каним преградил им путь. На глазах у Тави каним нанес сокрушительный удар мечом, который должен был рассечь Китаи надвое. Девушка скрестила свои мечи и приняла на них удар, а затем скользнула в сторону с изяществом танцовщицы и нанесла удар одним из мечей — из брюха канима потекла кровь. Каним не упал, но Тави видел, что на теле вражеского воина есть уже несколько похожих ран.

Линялый увидел Тави и издал победный клич. Раб схватил второе копье и швырнул его Тави. Тот сделал шаг в сторону, легко поймал копье, перехватил его поудобнее и тут же нанес удар в спину королевы ворда.

Наконечник лишь слегка повредил зеленовато-черную шкуру, на большее Тави и не рассчитывал. Однако удар на мгновение вывел королеву из равновесия.

Ничего другого сэру Майлсу и не требовалось.

Капитан усмехнулся и мгновенно изменил направление движения. Он нанес два мощных удара, после каждого из них во все стороны полетели капли диковинной темной крови, и королева ворда пронзительно закричала от боли. Майлс продолжал наносить удары, и королева оказалась в паутине, сотканной из холодной стали. Он нанес еще два удачных удара, загоняя королеву в угол.

И тут она издала странный свистящий звук, ее голова дернулась в сторону Майлса, а глаза засияли пурпуром из-под серого капюшона.

Глаза Майлса широко раскрылись, он споткнулся, голова задергалась в разные стороны, меч бессильно заметался, парируя невидимую атаку. Один из канимов бросился на него сзади, но Майлс уже ничего не замечал.

Капитан успел повернуться и отбить удар меча канима, но прежде чем он вновь повернулся к королеве, она перешла в атаку. Темные когти нанесли удар одновременно с клинком капитана.

С жутким шипением королева отпрыгнула от Майлса — и оказалась на стене, над дверью. Ее голова повернулась к Тави, который увидел два пурпурных глаза под капюшоном, и тут же два ближайших к нему канима подняли мечи, готовясь его прикончить. Королева вновь издала крик, и в дверь вбежали оставшиеся канимы, устремившись к перевернутому столу в дальнем конце помещения.

— К лестнице! — закричал маэстро Киллиан. — Несите раненых вниз по лестнице!

Тави нырнул под кривое лезвие и перехватил копьем удар другого канима. Через мгновение он уже стоял плечом к плечу с Майлсом. Канимы продолжали вбегать в караульное помещение и наступать на Майлса и Тави. Теперь в комнате находилось полдюжины огромных воинов. Королева ворда спряталась за их спинами.

— Капитан? — спросил Тави. — Вы в порядке?

— Я могу сражаться.

Майлс презрительно посмотрел на приближающихся канимов. Ближняя к Тави сторона его лица превратилась в кровавую маску, глаз исчез. Однако Майлс сохранял спокойствие, магия металла позволяла ему не обращать внимание на такие мелочи, как боль и усталость.

Один из канимов нанес удар, но Майлс небрежно его парировал, а Тави сделал выпад копьем и попал в руку канима, сжимающую меч. Королева вновь заверещала откуда-то снаружи, и канимы перешли в атаку. В таком ограниченном пространстве — во всяком случае, для огромных канимов — им было трудно наносить точные удары, и Тави без особых усилий уклонялся от их атак или парировал удары копьем. Клинок Майлса постоянно оставался в движении, он успевал перехватывать каждый вражеский выпад, тут же отвечая безошибочной атакой. Сердце Тави отчаянно колотилось от страха, но он оставался рядом с Майлсом, прикрывая его с той стороны, которую капитан уже не мог контролировать.

— Китаи, Линялый! — закричал Тави. — Помогите Киллиану. Спускайтесь вниз по лестнице!

Майлс нанес удачный удар еще одному противнику, но второй каним сумел достать своим клинком до груди капитана. Майлс повернулся и поймал удар на край доспеха, но удар был таким сильным, что капитан вздрогнул. Тави закричал и принялся наносить быстрые удары копьем, рассчитывая, что это даст возможность Майлсу восстановить равновесие. Однако каним и не думал отступать. Его меч просвистел так близко от головы Тави, что срезал прядь его волос. Следующий удар Тави пришлось принять на древко копья. Оно выдержало, но окровавленная сталь клинка канима почти полностью рассекла дубовое древко. Каним вырвал клинок и занес его для нового удара, а древко копья согнулось. Киллиан вступил в схватку совершенно бесшумно. Его трость ударила по руке канима, в которой был зажат меч, — этого оказалось достаточно, чтобы следующий удар не задел Тави. Затем меч маэстро скользнул вниз и рассек сухожилия на ноге канима, воин-волк пошатнулся и опустился на колено.

— Они ушли! — крикнул Киллиан, протягивая рукоять меча Тави. — Отходим!

Тави схватил меч и повиновался, помогая сэру Майлсу, который едва держался на ногах, отступить к лестнице. Киллиан увернулся от очередного удара и выбросил вперед свою трость, угодив ее кончиком прямо в чувствительный нос воина канима, одновременно вытащив из кармана мешочек с песком и металлическими опилками. В следующее мгновение песок и опилки оказались распыленными в воздухе, Киллиан сжал руку в кулак, и легкий порыв ветра понес облако вперед, в глаза и носы канимов. Эффект едва ли будет длительным, да и настоящего вреда врагу не причинит, но он помог им выиграть время и выскочить на лестницу. Линялый захлопнул дверь, успел задвинуть засовы и отскочил в сторону.

— Это не удержит их надолго, — задыхаясь, сказал Тави.

Он оглянулся и увидел, как Китаи осторожно опускает на ступени Макса. Гай все еще оставался привязанным к койке, которую также поставили на ступени. Макс и Гай лежали неподвижно.

— Не имеет значения, — ответил Майлс, который также не успел восстановить дыхание. — Теперь нужно воспользоваться преимуществами, которые дает нам лестница. Они будут вынуждены спускаться по одному. Так нам удастся удерживать их дольше всего.

— Мы будем сражаться по очереди, — сказал Киллиан. — Майлс, потом я, потом ты, Тави. Но сначала я хочу, чтобы ты отнес Гая обратно в покои.

— И Макса? — спросил Тави.

— Нет, — ответил Киллиан. Его голос прозвучал глухо. — Оставь его здесь.

Тави посмотрел на слепого маэстро:

— Если эти существа решат, будто они убили Гая, то можно надеяться, что они не станут спускаться до самого низа, — ответил Киллиан.

— Вы… сэр, но Макс… Он же без сознания. Он не может защищаться.

— Он знал, на что идет, когда согласился принять личину Гая, — тихо ответил Киллиан.

— Тогда разрешите мне хотя бы отнести его на нижнюю площадку лестницы, — сказал Тави. — Если ваш замысел оправдается, то результат будет тем же.

После коротких колебаний Киллиан кивнул:

— Пусть марат и раб тебе помогут, а потом побыстрее возвращайтесь обратно. Раб способен сражаться?

Тави сглотнул.

— Не думаю, что ему это понравится, сэр. Но если такая необходимость возникнет, скажите ему. — Он оглянулся через плечо и посмотрел в глаза Линялому. — Он верный человек, сэр.

— Ладно, Майлс, — сказал Киллиан, — расскажи мне, что произошло, когда ты сражался с этим существом? Мне показалось, ты его уже побеждаешь.

— И мне так казалось, — ответил Майлс. — Должно быть, оно применило какую-то магию. На мгновение у меня возникло ощущение, будто появилось еще два таких же чудовища, и я потерял ориентацию.

— Какие ранения ты получил? — спросил Киллиан.

— Она выбила мне глаз, — спокойно ответил Майлс. — Теперь я не смогу атаковать с такой же быстротой.

— Тебе удалось прикончить эту тварь?

Майлс покачал головой и сказал:

— Сомневаюсь. Мне удалось нанести удар в область шеи, но крови было совсем мало. Пожалуй, королева пострадала меньше, чем я.

Стальная дверь над ними содрогнулась от тяжелого удара.

— Тави, — нетерпеливо сказал Киллиан, — спускайся вниз. Майлс, не пытайся их убивать. Старайся защищаться и, если потребуется, отступай. Постарайся выиграть время, стража скоро должна прийти к нам на помощь.

— Понятно, — угрюмо ответил Майлс. — Тави, дай мне, пожалуйста, твой меч.

Тави протянул ему свой меч, и Майлс занял боевую стойку с двумя мечами в руках. Он проверил баланс нового меча, удовлетворенно кивнул и повернулся к двери.

— Иди, Тави, нельзя терять время, — сказал Киллиан.

ГЛАВА 48

Фиделиас дважды постучал в дверь покоев леди Аквитейн, подождал мгновение, а потом открыл ее и вошел.

— Миледи, — начал он.

Обнаженная леди Аквитейн стояла в профиль к двери перед огромным камином, прижимая к груди рубашку из тонкого шелка. Ее темные волосы были распущены и свободно свисали до самых бедер. Фиделиас увидел изящные руки и ноги, безупречную светлую кожу и легкую улыбку, таившуюся в уголке рта.

У нее за спиной стоял, положив руки на бедра, обнаженный до пояса лорд Аквитейн. Благородная осанка, сила и изящество, золотые волосы спадают до плеч, в темных глазах сверкает ум — и раздражение.

— Интересно, — заговорил лорд Аквитейн мягким и ровным голосом. — Почему мой шпион позволяет себе входить в покои моей жены, постучав лишь однажды и не дождавшись разрешения.

Фиделиас немного помедлил и склонил голову, не поднимая глаз.

— Хочу обратить ваше внимание, милорд, что я постучал дважды.

— Ну, тогда это все меняет, — сухо сказал лорд Аквитейн. — Полагаю, у тебя имеется очень серьезная причина для вторжения, которая позволит мне не убить тебя прямо сейчас.

Однако голос лорда Аквитейна звучал кротко, а еще Фиделиас уловил в нем иронию, что уменьшало вероятность того, что он исполнит свою угрозу.

Однако Фиделиас знал, что опасность остается.

— Аттис, — укоризненно сказала леди Аквитейн, и Фиделиас услышал, как зашелестел, скользя по коже, шелк: она надела халат. — Я совершенно уверена, что только срочное дело могло заставить Фиделиаса войти таким образом. Ты можешь повернуться ко мне, Фиделиас, у меня вполне приличный вид.

Фиделиас поднял голову и поклонился леди Аквитейн.

— Да, миледи. Мне стало кое-что известно, и я решил немедленно доложить вам.

— И что же ты узнал?

— Если вы пройдете вместе со мной в библиотеку, миледи, вам расскажут обо всем непосредственно и вы сможете задать вопросы.

Леди Аквитейн удивленно изогнула бровь:

— О ком идет речь, Фиделиас?

— Молодой человек, с которым я незнаком, и леди Плацида Ария.

— Плацида? — задумчиво сказал лорд Аквитейн. — Я никак не ожидал, что лорд Плацида или его жена занимаются политикой. Зачем она пришла сюда?

— Быть может, нам следует спросить у нее? — предложила леди Аквитейн.

Лорд Аквитейн надел через голову свободную белую рубашку. Леди Аквитейн подняла руки и поправила непокорные пряди волос, а потом они вместе вышли из спальни. Фиделиас придержал перед ними дверь и последовал за ними в библиотеку.

По сравнению с остальными помещениями в доме библиотека была совсем небольшой, но хозяева проводили здесь много времени. Естественно, мебель была превосходной, в комнате было тепло и удобно. В камине пылал огонь. Как только лорд и леди Аквитейн вошли, люди, дожидавшиеся их в креслах, встали.

Первой заговорила высокая женщина с ярко-рыжими волосами, одетая в изумрудно-зеленое платье.

— Инвидия, Аттис, — сказала она, когда хозяева вошли, и смущенно добавила: — О, прошу прощения, я, кажется, пришла не совсем вовремя.

Она обменялась вежливыми объятиями с леди Аквитейн и протянула руку лорду Аквитейну, который с усмешкой ее поцеловал.

— Вы лишили нас удовольствия предвкушения, — ответил он и жестом предложил гостям садиться. И только после того, как уселись гости и жена, он сел сам. — Что привело вас сюда?

Фиделиас остался стоять у стены.

— Он привел, — ответила леди Плацида, указывая на мальчика, который остался стоять, смущенно переминаясь с ноги на ноги. На нем была простая, но хорошая одежда, на шее висело ожерелье академии с тремя маленькими бусинами, показывающими его способность к магии. — Это Эррен Патронус Вилиус, студент Академии, который пришел ко мне с неожиданным поручением. — Она улыбнулась Эррену и добавила: — Пожалуйста, расскажите им то, что вы поведали мне, молодой человек.

— Да, ваша милость, — ответил Эррен и нервно облизнул губы. — Тави Патронус Гай из Кальдерона поручил передать леди Плациде, что он посылает ей почтительное приветствие и приносит искренние извинения за уловку, которой он воспользовался, чтобы поговорить с ней во время вечеринки у лорда Калара. И он просил меня передать, что час назад он и его спутник были силой доставлены на склад на седьмом пирсе, на берегу реки, где его держали люди, называющие себя Кровавыми Воронами, которые служат лорду Калару или кому-то из его приспешников.

Лицо лорда Аквитейна потемнело от гнева.

— Тави Патронус Кальдерон. Тот самый мальчик из Кальдерона?

— Да, дорогой, — сказала леди Аквитейн, погладив его по руке. Она склонила голову набок. — Но как же он сумел отправить такое послание, если его захватили?

— Он сумел сбежать, ваша милость, — ответил Эррен.

Аквитейн бросил быстрый взгляд на жену:

— Он сбежал от Кровавых Воронов?

— Я же говорила тебе, он отличается изобретательностью, — напомнила леди Аквитейн, повернулась к леди Плациде и спросила: — Ария, это поразительно, но я не совсем понимаю, почему вы пришли с этой новостью к нам?

— Насколько я знаю, вам известно о недавнем нападении на стедгольдера Исану и ее свиту, — сказала леди Плацида. — И я подумала, что это очень странно — ведь нападение на нее и ее племянника произошло в один и тот же день. Очевидно, кто-то пытается поставить Гая в неудобное положение перед Советом лордов и Сенатом, убив их здесь, прямо у него под носом.

— Очевидно, — с невозмутимым выражением лица ответила леди Аквитейн.

— А я знаю, что вы и ваш муж всегда были верны Первому лорду и что вы заботитесь о благополучии нашей страны, — продолжала леди Плацида, и в ее голосе не было и тени насмешки или сарказма. — И я подумала, что у вас вызовет тревогу подобное выступление против Гая.

В течение нескольких секунд в библиотеке царила полнейшая тишина, а потом леди Плацида поднялась и вежливо и изящно поклонилась.

— Эррен, я полагаю, мы и так слишком долго навязывали свое общество хозяевам. Я благодарю вас за то, что вы нас приняли.

— Конечно, ваша милость, — сказал юноша.

— Пойдем, я попрошу своего возницу доставить тебя в Академию.

Леди и лорд Аквитейн обменялись вежливыми словами прощания с леди Плацидой, и она вместе с юношей ушла.

— Сегодня днем, — заговорил Фиделиас, как только дверь библиотеки закрылась, — мои люди установили, что канимы таинственным образом исчезли из Черного коридора. За пятнадцать минут до прихода леди Плациды мне доставили сообщение о странной активности в подземельях. Один из моих людей видел, как два воина-канима дрались в переулке за Черным Хартом и один из них был убит. Каним, одержавший победу, вне всякого сомнения, был послом Варгом. Если верить моему человеку, убитый каним дрался молча, сохраняя полнейшее равнодушие даже тогда, когда потерпел поражение. Казалось, он лишился своего неукротимого духа.

— Взятый, — выдохнула леди Аквитейн. — Это ворд, о котором говорила стедгольдер?

Фиделиас мрачно кивнул:

— Очень может быть. Пять минут назад мне стало известно о сражении в верхних туннелях подземелий, рядом с цитаделью, а также о том, что во дворце бьет тревожный колокол.

— Глупец Калар, — прошипел лорд Аквитейн. — Он напал на Первого лорда сейчас?

— Слишком дерзко, — ответила леди Аквитейн. — Он никогда бы не стал действовать столь открыто. Я полагаю, все началось с канимов.

— Тогда зачем один из их лидеров станет убивать своего стража в темном переулке? — осведомился лорд Аквитейн.

Она тряхнула головой.

— Возможно, они перестали сохранять верность Варгу. — Она нахмурилась. — Но сейчас, когда поднята тревога и началась паника, Калар может нанести удар. Он настоящий мерзавец.

Лорд Аквитейн кивнул и довел мысль жены до конца:

— Он не упустит возможности нанести удар ослабленному врагу. Мы должны позаботиться о том, чтобы Калар не сумел извлечь выгоды из создавшейся ситуации. — Аквитейн нахмурился. — Мы должны сохранить власть Гая. Вороны, мне это совсем не нравится.

— Политикам приходится выбирать необычных союзников, — заметила леди Аквитейн. — Если Гай будет убит сейчас, пока мы не разобрались с Каларом, ты знаешь, что произойдет. На самом деле меня не удивит, если канимы намерены прикончить Гая, чтобы начать открытую войну между Каларом и Аквитейном…

— …и ослабить страну в целом. — Аквитейн кивнул. — Пришло время освободить Калара от его Кровавых Воронов. Кажется, мальчик упомянул седьмой пирс, Фиделиас?

— Да, милорд, — ответил Фиделиас. — Я отправил туда наблюдателей, которые сообщают об усилении активности. По моим оценкам, Калар собирает там своих агентов и готовится выступить.

Аквитейн переглянулся с женой и мрачно улыбнулся:

— Туннель или река?

Она наморщила нос:

— Ты же знаешь, как я ненавижу запах мертвой рыбы.

— Тогда я займусь складом, — сказал Аквитейн.

— Если сумеешь, возьми одного из них живым, Аттис, — сказала леди Аквитейн.

Лорд Аквитейн бросил на нее недовольный взгляд.

— Если бы я тебя не предупредила, — спокойно сказала она, — и ты бы всех прикончил, то потом пожаловался бы, что я тебе не напомнила, дорогой. Я лишь забочусь о твоих интересах.

— Хватит, — проворчал он и наклонился, чтобы поцеловать леди Аквитейн в щеку. — Будь осторожней в туннелях. Не рискуй.

— Я буду послушной, — обещала она, вставая. — Фиделиас там прекрасно ориентируется.

Аквитейн удивленно посмотрел на Фиделиаса.

— Да, я не сомневаюсь. — Он поцеловал жену в губы и сказал: — Я надеюсь, мы закончим наш разговор позднее.

Она ответила на его поцелуй и со скромной улыбкой сказала:

— Встретимся в ванной.

Аквитейн улыбнулся в ответ и вышел из комнаты, энергия бурлила в нем, точно невидимый огонь.

Леди Аквитейн встала, ее глаза заблестели, и она подошла к большому шкафу, расположенному рядом с буфетом, где стояли напитки. Она распахнула шкаф и вытащила меч в ножнах с изящным кожаным ремнем. Проверив, легко ли выходит из ножен тонкий клинок, она надела пояс.

— Замечательно, мой дорогой шпион, — прошептала она. — Похоже, нам придется спуститься в подземелья.

— Чтобы спасти Гая, — сказал Фиделиас, позволив себе немного иронии.

— Мы ведь не можем позволить Калару разделаться с ним сейчас, так? — Она вытащила плащ из темной кожи и надела его, а потом засунула за пояс пару фехтовальных перчаток.

— Я не слишком разбираюсь в моде, — заметил Фиделиас, — но всегда считал, что сталь подходит гораздо больше, чем шелк, когда в дело вступают мечи.

— Мы направляемся во дворец, мой дорогой шпион, где находятся сотни разгневанных и подозрительных королевских гвардейцев. Лучше выглядеть как сознательные граждане, пришедшие на помощь в трудную минуту, чем как вооруженные солдаты, прокравшиеся в темноте к цитадели. — Она ловко собрала длинные волосы в хвост и завязала его темно-алой лентой. — Как быстро мы сможем добраться до дворца?

— Пешком двадцать минут, — ответил Фиделиас. — Однако существует шахта, ведущая почти к самому дворцу. По ней невозможно забраться, но если вы сумеете нас поднять, то дорога займет пять минут.

— Превосходно, — сказала леди Аквитейн. — Веди нас. Нам предстоит работа.

ГЛАВА 49

Тави заскрипел зубами, содрогнувшись под новым ударом канима. Он повернулся к Линялому и Китаи.

— Возьмите койку, — сказал Тави. — Но сначала я отнесу Макса, чтобы не уронить его на Гая.

Китаи нахмурилась.

— А у тебя хватит сил?

— Да, — вздохнул Тави. — Я постоянно доставляю его домой, когда он теряет способность соображать. — Он подошел к лежащему без сознания другу и закинул его руку себе на плечо. — Ну давай, Макс, шагай. Нужно добраться до кровати.

Макс открыл один глаз, безуспешно пытаясь понять, что происходит. Второй глаз был закрыт из-за запекшейся крови. Кровь сочилась из раны на руке, но повязка остановила сильное кровотечение. Тави двинулся вниз, и ноги Макса зашевелились. Едва ли он понимал, что идет по лестнице, но все же удерживал часть своего веса. Они постепенно спускались вниз.

Вновь протестующе заскрежетало железо, и звук тяжелого удара эхом прокатился по лестнице. Затем они услышали, как зазвенела сталь. По мере того как они спускались вниз, шум схватки затихал, но Тави не сомневался, что раненый капитан продолжает удерживать врага.

Впервые с того момента, как он сбежал со склада, Тави получил возможность немного подумать. Тащить Макса было привычным делом, и, хотя ему приходилось нелегко, Тави мог размышлять на посторонние темы. Он попытался осмыслить происходящее и представить себе, что будет дальше.

Неожиданно у него перехватило дыхание. И дело было вовсе не в тяжести или духоте. Воздух вдруг перестал проходить в его легкие, а охваченное ужасом сердце стучало так быстро, что он уже не различал отдельных ударов.

Они в ловушке.

И хотя королевские гвардейцы наверняка пытаются прорваться на помощь Первому лорду, часть канимов удерживает их. Воины-волки смертельно опасны в таких замкнутых пространствах, где трудно уворачиваться от их ударов и зайти с фланга, а их рост и сила давали канимам преимущество даже перед самыми опытными легионерами. Конечно, рыцари Королевской гвардии будут использовать магию, но их возможности очень ограниченны, как Тави уже объяснял Китаи. Более того, Тави не сомневался, что большинство рыцарей еще не добрались до лестницы. Атака началась поздней ночью, когда они спали, и им потребовалось некоторое время, чтобы проснуться и прибыть к месту боя.

А у Первого лорда совсем не осталось времени. Конечно, рано или поздно стража дворца сомнет канимов. Но им нужно удерживать стражу совсем недолго, ведь канимы могут наброситься на сэра Майлса, принося свои жизни в жертву, и тогда капитан не выдержит их натиска. Даже если он успеет прикончить парочку врагов, их останется достаточно, чтобы разорвать на части оставшихся защитников Первого лорда.

Отсюда был только один выход — вверх по лестнице. Им некуда бежать. Канимы продолжали наступать, а сэр Майлс не сумел убить королеву. Только Майлс может долго противостоять канимам, а он уже потерял глаз и истекает кровью от других ран. Малейшая ошибка будет стоить капитану жизни, и, хотя Тави не сомневался, что при других обстоятельствах Майлс справился бы даже с таким врагом, сейчас потеря глаза может оказаться решающей.

Как только Майлс будет сражен, канимы убьют маэстро. А потом Тави и Китаи. Конечно же, они прикончат Макса. И если они не полные идиоты, они убьют Гая, несмотря на пожертвовавшего собой Макса.

Гай все еще не приходил в сознание. Макс не понимал, что происходит вокруг. Маэстро — превосходный учитель боевых искусств, но он уже старый человек и не воин. Китаи может сражаться лишь немногим хуже, чем Тави, но она не сумеет оказать сопротивление каниму, не говоря уже о дюжине воинов-волков. Да и сам Тави, несмотря на все свои тренировки, не имеет шансов на победу в схватке даже с одним канимом. Слишком велико преимущество канимов в длине рук и силе, тут не поможет никакая подготовка.

Если Первый лорд умрет, начнется гражданская война — война, которую канимы с радостью используют в своих целях. Смерть Гая может привести к полному уничтожению народа Алеры.

Мысли начали путаться, и Тави стиснул зубы, пытаясь привести их в порядок.

В конце концов ему удалось сделать вывод: Гая необходимо спасти любой ценой.

Тави не хотел умирать, не хотел видеть, как гибнут его друзья и союзники.

Среди защитников Первого лорда был только один человек, который мог внести перелом в сражение.

Когда они добрались до нижней площадки лестницы, Тави осторожно опустил Макса на пол у входа в покои Первого лорда. Едва Макс оказался в горизонтальном положении, его глаз тут же закрылся и он вновь потерял сознание. Тави положил руку на плечо друга, а как только появились Китаи и Линялый, он встал. Они двинулись к лестнице, но Тави остановил Линялого и посмотрел ему в лицо.

— Линялый, — жестко спросил Тави, — почему ты не сражаешься?

Раб взглянул на него, а потом отвернулся и затряс головой:

— Не могу.

— Но почему? — резко спросил Тави. — Ты нам нужен. Макса могут убить.

— Я не могу, — повторил Линялый, и Тави увидел в его глазах настоящий страх. — Майлс дрался с этим существом, с вордом. Оно такое быстрое. Если бы я обнажил свой клинок, Майлс сразу бы меня узнал. — Линялый вздохнул. — Он бы отвлекся — и это привело бы к его гибели. Да и сейчас ничего не изменилось.

— Майлс ранен, — сказал Тави. — Мы не знаем, сколько еще он сможет удерживать канимов.

Линялый кивнул, его лицо исказила давняя боль.

— Я… Тави, я не знаю, справлюсь ли я. Не знаю, вынесу ли, если… — Он затряс головой. — Я думал, что смогу, но, снова оказавшись здесь… Многое изменится, а я этого не хочу.

— Смерть тоже изменение, — сказала Китаи. — Но ты ведь не хочешь умереть.

Линялый сжался.

Тави знаком показал Китаи, чтобы она не вмешивалась.

— Линялый, Первый лорд нуждается в твоей помощи.

— Пусть этот заносчивый, напыщенный, эгоистичный старый мерзавец, — презрительно бросил Линялый, голос которого наполнился холодной ненавистью, — отправляется прямо к проклятым воронам.

Кулак Тави ударил в подбородок раба, и Линялый оказался на гладком каменном полу. Линялый поднял руку к лицу и с недоумением посмотрел на Тави.

— Поскольку сам ты думать не способен, — холодно сказал Тави, — позволь объяснить тебе кое-что. Твои чувства к Гаю не имеют ни малейшего значения. Он является законным Первым лордом Алеры. И если он сегодня умрет, в стране начнется гражданская война, которая послужит сигналом для нападения наших врагов. А ворд еще опаснее, чем канимы, мараты и ледовики, вместе взятые, и если мы хотим уцелеть, нам необходимо иметь сильное центральное командование, в противном случае Алере придет конец.

Линялый продолжал ошеломленно смотреть на Тави.

— Ты понимаешь, что здесь происходит? Миллионы жизней зависят от исхода этой схватки, сейчас не время вспоминать старые обиды. Чтобы спасти Алеру, мы должны спасти Гая.

Тави наклонился вперед, схватился за потертую рукоять старого меча Линялого и вытащил его из ножен. Потом опустился на одно колено и протянул его рабу.

— Из этого следует, что Алера нуждается в Арарисе Валериане.

Глаза Линялого наполнились слезами, и Тави почти почувствовал давнюю боль и страх, наполнившие широко раскрытые глаза раба. Он поднял руку и коснулся пальцами клейма труса на изувеченной щеке.

— Я… не знаю, смогу ли снова им стать.

— Ты был им в Кальдероне, — сказал Тави. — Ты спас мою жизнь. Мы что-нибудь придумаем с твоим братом, Линялый. Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам обоим. Мне неизвестны подробности вашей ссоры. Но ты ему брат. Его кровь.

— Он будет разгневан, — прошептал Линялый. — Он может… я не в силах причинить ему боль, Тави. Даже если он захочет меня убить.

Тави покачал головой:

— Я ему не позволю. Каким бы разгневанным он ни был, Майлс тебя любит. Гнев проходит. Любовь — нет.

Линялый сложил руки на груди и тряхнул головой:

— Ты не понимаешь. Я н-не могу. Не могу. Прошло слишком много времени.

— Ты должен, — сказал Тави. — И ты сможешь. Ты отдал мне свой меч. И ты не рассчитывал, будто этот меч будет просто висеть на стене. Ты имел в виду нечто большее. Не так ли? Вот почему Гай был недоволен, когда его увидел.

Лицо Линялого исказила новая боль, и он кивнул.

— С тобой или без тебя, — продолжал Тави, — но я поднимаюсь вверх по лестнице. И я намерен сражаться с этими животными до тех пор, пока не погибну или пока Первый лорд не окажется в безопасности. Возьми свой меч, Линялый. Пойдем со мной. Мне нужна твоя помощь.

Линялый вздохнул и опустил голову. Потом сделал глубокий вдох, поднял правую руку и взял протянутый Тави меч. Посмотрев Тави в глаза, Линялый тихо сказал:

— Я делаю это потому, что ты меня попросил.

Тави кивнул, сжал плечо Линялого, и они вместе зашагали вверх по ступенькам.

ГЛАВА 50

— Они строятся, — доложила Амара, глядя на взятых. Два десятка их вооружились длинными копьями, которые были выструганы из деревьев при помощи ножей, серпов и мечей. — Похоже, теперь они используют еще и щиты легионеров. Бернард подошел к выходу из пещеры.

— Они воспользуются щитами, чтобы защитить копейщиков от наших лучников. Однако наш залп может быть гораздо опаснее, чем они предполагают.

Тяжелые капли продолжали падать на землю. Зеленоватые молнии вспыхивали над вершинами Гарадоса, воздух стал густым и полным угрозы, ощущалось присутствие страшного древнего зла.

— Вот-вот должна разразиться магическая буря. Через полчаса нас может атаковать магический ветер.

— Через полчаса, — задумчиво сказала Амара. — И ты полагаешь, это будет иметь для нас хоть какое-то значение?

— Может быть, и нет, — ответил Бернард. — Кто знает? Наша судьба не высечена на камне.

Амара улыбнулась:

— Мы можем одолеть ворд, но погибнуть от магического ветра. Ты хочешь меня утешить и подбодрить?

Бернард усмехнулся и с вызовом посмотрел на врага.

— Если нам повезет, даже если мы не сумеем с ними покончить, магическая буря завершит начатое нами дело.

— Такой вариант тоже звучит не слишком привлекательно, — заметила Амара и положила руку ему на плечо. — Может быть, нам стоит подождать здесь? И предоставить магической буре покончить с ними?

Бернард покачал головой:

— У меня такое впечатление, будто они знают о приближении бури и успеют занять пещеру до ее начала.

Амара кивнула:

— Тогда время пришло.

Бернард посмотрел назад.

— Приготовиться к атаке, — сказал он.

У него за спиной уже выстроились ряды легионеров, способных сражаться. Сорок мечей с шипением вышли из ножен в ожидании свежей крови.

— Дорога, дай нам сделать двадцать шагов, а потом выступай и ты.

Вождь Маратов лежал на широкой спине гарганта, почти касаясь потолка пещеры. Он кивнул Бернарду и что-то негромко сказал гарганту. Могучие лапы гарганта заскребли по полу пещеры, и он издал угрожающий рев.

Бернард кивнул и посмотрел на лучников. Каждый из рыцарей держал наготове лук и стрелу.

— Стреляйте только наверняка, — сказал им Бернард. — Постарайтесь уничтожить побольше тех, кто несет копья и встает на пути гарганта. — Он сам наложил стрелу на тетиву и кивнул Амаре. — Ты готова, любовь моя?

Она почувствовала страх, но он оказался не таким сильным, как Амара думала. Возможно, она слишком боялась в предыдущие несколько часов. Она твердой рукой вытащила меч из ножен. Пожалуй, она больше испытывала печаль, чем страх. Столько достойных мужчин и женщин погибло. Она сожалела, что не сумела сделать больше для Бернарда и его солдат. Сожалела, что у нее больше не будет ночей с недавно обретенным мужем, не будет мгновений тепла и страсти.

Теперь все это осталось позади. Сталь клинка холодно сверкала в ее руке.

— Я готова, — сказала она.

Бернард кивнул, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Открыв глаза, он поднял над головой свой огромный лук со стрелой на тетиве. Правой рукой он обнажил меч и закричал:

— Легионеры! Вперед, марш!

Бернард неторопливо побежал вперед, и легионеры устремились за ним, ритмично стуча по земле сапогами. Амара следовала за Бернардом, стараясь не отставать больше чем на шаг. Как только легионеры вышли из пещеры, Бернард махнул рукой налево.

Амара и рыцари-лучники тут же свернули влево и стали подниматься по пологому склону холма. Вскоре они смогут стрелять через головы легионеров, когда колонна встретится с взятыми.

Как только Бернард увидел, что лучники и Амара отошли достаточно далеко, он поднял руку и закричал:

— Легионеры! В атаку!

И тут же из всех глоток вырвался клич:

— Кальдерон за Алеру!

И волна стали устремилась вперед, сапоги глухо стучали по влажной после дождя земле, легионеры бежали за графом Кальдероном на врага. Одновременно гаргант вышел из пещеры, и могучий рев гарганта присоединился к кличу легионеров. Он побежал своей немного неловкой походкой, цепляясь когтями заземлю. Вскоре он уже начал нагонять легионеров, а Дорога вращал над головой своей огромной палицей — в воздухе раздался боевой крик маратов.

Со стороны деревьев послышался ответный вой, и взятые зашагали навстречу легионерам. Они двигались удивительно слаженно, выстроившись полукругом, щиты загораживали передние ряды, ощетинившиеся примитивными копьями.

Амара на бегу призвала Цирруса, чтобы фурии помогли ей разглядеть врага. В этом сражении у нее была всего одна задача — найти королеву ворда и показать ее Бернарду.

Рядом с ней подняли луки рыцари-лучники. Стрелы понеслись сквозь дождь, безошибочно находя глаза и шеи взятых. В течение следующих десяти секунд полдюжины копейщиков уже валялись на земле, несмотря на щиты легионеров. Взятые тут же попытались сомкнуть ряды и поднять упавшие копья — но небольшой заминки оказалось достаточно, чтобы легионеры успели миновать копья.

С металлическим скрежетом щиты врезались в щиты, и легионеры ударили по древкам копий своими тяжелыми клинками, расширяя брешь в строю взятых.

— Уходим левее! Левее! — закричал Бернард. — Левее!

Легионеры тут же выполнили его команду, стремительно переместившись в сторону на двадцать футов. Через мгновение в образовавшуюся брешь врезались Дорога и гаргант.

Амара с ужасом смотрела на атаку гарганта. Она никогда не видела, чтобы зверь ревел так громко, перемещался так быстро и излучал такую силу. Грудь гарганта ударила в стену щитов, раздавив несколько взятых. Огромная голова гарганта поворачивалась то влево, то вправо, сметая все новых взятых, словно обиженный ребенок, ломающий свои игрушки, а Дорога крушил палицей черепа врагов. Гаргант прошел сквозь ряды обороны, не замедляя бега, лишь оставляя за собой коридор смерти.

Легионеры воспользовались моментом и бросились в отчаянную атаку. Взятые оказались зажатыми между легионерами и разъяренным гаргантом.

Амара прикусила губу, внимательно оглядывая поле битвы, пытаясь найти королеву, сделать хоть что-нибудь, чтобы помочь Бернарду и его людям. Сейчас она могла лишь наблюдать за сражением, отдельные эпизоды которого возникали перед ней с ужасающей ясностью, пока она искала королеву ворда.

Взятые довольно быстро оправились от нападения гарганта и перешли в контратаку. Через минуту уже несколько копий оказались совсем рядом с боками гарганта, и Дорога отчаянными ударами своей палицы старался отбросить их в стороны. Остальные взятые бросились на легионеров, и, хотя люди Бернарда сражались мужественно, проявляя все свое умение, численное превосходство взятых было слишком большим, и напор легионеров стал слабеть.

Амара видела, как Бернард увернулся от удара топором, который нанес седой старик; находившийся рядом легионер тут же его прикончил. Через мгновение ребенок, девочка, которой едва ли было больше двенадцати лет, с удивительной силой рванула легионера за ногу. Нога подломилась под ним, и он с криком упал, а в это время другой взятый набросился на него. Древняя старуха вонзила деревянное копье в плечо гарганта, и гаргант с отчаянным ревом повернулся, ломая древко копья.

И тут Амара заметила движение за спиной Дороги и гарганта, что-то промелькнуло в тени деревьев. Амара различила складки серого плаща с капюшоном.

— Там! — закричала она лучникам, показывая им нужное направление. — Там!

Два рыцаря тут же достали свои последние стрелы с прикрепленной к ним промасленной тканью и подожгли их. Через мгновение две стрелы уже помчались к королеве. Одна попала в нее, но отскочила, не причинив никакого вреда. Другая застряла в складках серого плаща королевы ворда.

Это послужило сигналом. Бернард проследил полет огненных стрел, отдал приказ легионерам — те тут же развернулись и с отчаянной решимостью устремились в сторону королевы ворда. Дорога успел повернуть голову, когда королева прыгнула на него. Он тут же скатился со спины гарганта и приземлился, согнув ноги. Королева бросилась на него, а когда между ней и Дорогой возник гаргант, резко изменила направление движения.

— Мечники! — крикнула Амара. — За мной!

Мечники обнажили клинки и бросились к королеве, обходя по дуге сражающихся. Амара бежала впереди рыцарей, легко увернулась от неловкой атаки взятого и нанесла ему рубящий удар, не замедляя бега. Амара увидела, что королева совершила еще один прыжок, пытаясь добраться до глаз гарганта. Однако гаргант мотнул могучей головой, задел королеву клыками и отбросил ее на землю — королева оказалась всего в десяти футах от Амары.

Курсор издала боевой клич, подняла меч и призвала на помощь Цирруса, чтобы не уступать королеве в быстроте. Королева развернулась лицом к Амаре, широко расставила когти и пронзительно закричала. Полдюжины взятых бросились к Амаре, но рыцари сумели их остановить.

Амара сделала обманное движение клинком, а затем направила острие меча в глаз королевы ворда. Королева отбила клинок, но сталь задела ее лицо и сорвало с головы капюшон. Амара смогла разглядеть черты лица королевы ворда.

Они были очень похожи на человеческие. Лицо даже показалось Амаре знакомым. И хотя кожа была зеленовато-черной, блестящей и твердой, черты лица были почти алеранскими, лишь миндалевидные глаза наводили на мысль о маратах. Вьющиеся черные волосы покрывали голову. Из-под полных женских губ выглядывали клыки. Если бы не клыки, цвет кожи и сияние глаз, королева ворда походила бы на юную и красивую алеранскую девушку.

Королева отпрянула назад, из раны на ее щеке потекла зеленоватая жидкость. Она коснулась пальцами щеки, посмотрела на оставшуюся на них кровь, и на ее лице появилось почти детское удивление.

— Ты меня ранила.

— Теперь мы квиты, — мрачно ответила Амара.

С новым боевым криком она пошла в атаку, нанося мечом разящие удары.

Королева увернулась и нанесла ответный удар с невероятной быстротой — лишь помощь Цирруса помогла Амаре его избежать. Королева вновь пронзительно заверещала, и Амара ощутила у себя за спиной новых взятых, которые бросились на помощь королеве. Амара решительно подавила отчаянное желание призвать Цирруса и перейти к классическим атакам с воздуха, продолжая контролировать все движения противника. Они обменялись серией ударов, но Амара чувствовала, что расстояние между ней и взятыми, бегущими на помощь королеве, сокращается с каждой секундой.

— Графиня! — закричал кто-то из рыцарей, она повернулась и увидела, как один из них падает под ударом топора дровосека. Через мгновение кулак другого взятого ударил в шею второго рыцаря, и тот рухнул на землю.

Третий рыцарь запаниковал. Полдюжины взятых приближались к нему. Он в отчаянии огляделся — и увидел стоящее рядом дерево. Рыцарь сделал короткий жест, дерево протянуло к нему ветку, он схватился за нее, и дерево унесло его от протянутых рук взятых.

Это было роковой ошибкой. Дюжина взятых повернулись в сторону запаниковавшего рыцаря. Амара ощутила чуждое присутствие — магия деревьев вступила в действие. Деревья, среди которых оказался несчастный рыцарь, яростно атаковали его.

Через несколько секунд рыцарь превратился в изуродованное мертвое тело.

Королева ворда улыбнулась Амаре, и еще две дюжины взятых устремились к ней на помощь. А Амара улыбнулась в ответ, когда палица Дороги описала полный круг и обрушилась на королеву.

В последнюю секунду королева обернулась, и хотя ей не удалось полностью избежать страшного удара, он пришелся ей в плечо и отбросил королеву футов на двадцать в сторону по влажной земле. Королева скорчилась, опираясь на левую руку, правая бессильно висела вдоль тела. Зашипев, королева развернулась, чтобы бежать, но там ее поджидал гаргант, легко пробивавший себе дорогу через ряды взятых. Справа к ней приближался разъяренный Дорога, держа наготове палицу. А слева стояла Амара с мечом, по клинку которого стекала кровь королевы. Когда же королева повернулась еще раз, то увидела, что легионеры наконец сумели пробить в шеренге взятых брешь, освободив путь своему командиру. Граф Кальдерон вонзил меч в мягкую землю и достал из-за спины огромный черный лук. Легионеры защищали его с двух сторон.

Королева повернулась к ближайшему из врагов — Амаре. И Амара вдруг ощутила ее присутствие в своих мыслях, словно рука слепого ощупывала ее лицо. Время замедлилось, и Амара поняла, что происходит, — королева однажды уже проникла в ее мысли. И вновь она пыталась пробиться в сознание Амары, но теперь королева уже не могла скрыть собственных мыслей.

И Амара поняла, что королева ворда ошеломлена. Да, алеранцы сумели заманить королеву в ловушку, но сами были обречены на гибель. У них не было никаких шансов избежать мести взятых, ни один из них не уйдет живым — а королева не могла себе представить, что противник способен так поступить.

Жертва.

Мысли королевы ворда нашли это слово в сознании Амары.

Жертва.

Королева не понимала. И хотя королева знала, что окружившие ее существа готовы отказаться от собственной жизни, чтобы уничтожить врага, она была не в силах осознать, каковы мотивы людей. Как они могли считать собственную смерть победой, если уничтожение врага приведет их к гибели? Это было неразумным. Такие мысли не ведут к выживанию. Такие смерти не служат Цели. Это безумие.

Амара вдруг поняла, что теперь связана с королевой, что способна предугадывать ее намерения. Королева ворда напряглась, сверкнули клыки и когти — и Амара почувствовала: королева сделала выбор, нашла наиболее простой путь к спасению. Когти королевы уже тянулись к горлу Амары.

Послышалось гудение и глухой звук удара — первая стрела Бернарда ударила королеву ворда под руку и вошла в ее тело. Сила удара была так велика, что королева упала и ее мысленная связь с Амарой разорвалась.

Однако королева вновь поднялась на ноги, и последняя стрела Бернарда ударила ее в горло, окровавленный наконечник пробил бронированную плоть. Королева снова упала. И вновь вскочила, из ее ран текла кровь. Она покачнулась, но потом ее сияющие глаза остановились на Амаре, и королева прыгнула на нее.

— Амара! — закричал Бернард.

Амара подняла меч, и, когда королева налетела на нее, она лишь пошире расставила ноги. Амара не обращала внимания на несущие смерть когти и клыки, хотя понимала, что королева намерена ее убить, и все свое внимание сосредоточила на сверкании клыков ее разинутого рта.

А затем сама Амара метнулась вперед, бросив на алтарь победы все силы своих мышц и нервов, отвечающих за движение ее руки с клинком. Острие клинка вошло в раскрытый рот королевы ворда, рассекая ткани и кость. Она почувствовала удар, острую боль в руке и ноге. Потом она упала на землю.

Несколько мгновений Амара лежала неподвижно, не понимая, почему вдруг лишилась способности видеть и почему кто-то льет воду ей в лицо. Потом кто-то снял тяжесть с ее груди, и она вспомнила, что идет дождь. Бернард помог ей сесть, и Амара несколько мгновений смотрела на застывший труп королевы. Меч легионера вошел ей в рот по рукоять.

— Ты это сделала, любовь моя, — сказал Бернард. — Ты это сделала.

Она устало прислонилась к нему. Вокруг них сражались, приставив щит к щиту, около двадцати легионеров. Покрытый многочисленными ранами Дорога стоял рядом с гаргантом. Хотя зверь продолжал скалить клыки, он уже едва держался на ногах, а когда гаргант попытался ударить одного из взятых, тот легко увернулся.

Амара стерла с лица капли дождя и посмотрела на десятки и десятки взятых, продолжавших атаковать выбившихся из сил легионеров.

— Мы это сделали, — сказала она, с трудом двигая губами. — Мы это сделали вместе.

Вновь прогремел гром, полыхнула молния, и озаренные огнем тучи магической бури устремились вниз к полю битвы.

— Обнимешь меня? — тихо спросила Амара.

— Хорошо, — ответил Бернард.

А потом из-за туч вырвалась стена огня, прогремел оглушительный гром, и через мгновение две дюжины взятых превратились в пепел и почерневшие кости.

Амара ахнула, прижимаясь к Бернарду.

— Сомкнуть ряды! — приказал Бернард. — Сомкнуть ряды и не высовываться!

Амара видела, что легионеры поспешно выполняют его приказ, а Дорога уговаривает гарганта уйти на языке Маратов.

Однако ее вниманием завладела новая вспышка в небесах, там возникла восьмиконечная звезда из молний, а потом огонь устремился вниз, превратив в пепел еще одну группу взятых, еще больше первой.

Наверное, ей это только кажется. Из-за туч появились дюжины воздушных рыцарей, многие из них несли открытые носилки. И вновь молнии обрушились на ряды взятых, а потом восемь воздушных рыцарей опустились еще ниже, образовав новую восьмиконечную звезду огня, которая через мгновение обрушилась на взятых.

«Воины в доспехах, наверное, наемники», — подумала Амара. Они соскакивали с носилок и вступали в бой с оставшимися взятыми. А еще через мгновение легионеры закричали от радости — к ним вернулась надежда.

Амара попыталась встать, Бернард ее поддержал, сжимая в свободной руке меч, а наемники и легионеры быстро добили оставшихся взятых. Большинство наемников обращались с клинком с изяществом и мастерством магов металла.

— Рыцари, — прошептала Амара. — Они все рыцари. Все до единого.

Один из них тремя ударами прикончил троих взятых, небрежно повернулся к ним спиной и подошел к Бернарду еще до того, как последний взятый рухнул на землю. Это был огромный воин в тяжелых доспехах, на ходу снявший с головы шлем. У него были темные волосы и борода, старый шрам пересекал щеку, в холодных глазах читалось ледяное спокойствие.

— Вы… — сказал Бернард.

— Олдрик Меч, — продолжила Амара. — Из Волков ветра. На службе верховного лорда Аквитейна. Я думала, вы мертвы.

Капитан наемников слегка поклонился.

— Да, так считалось, — сказал он и указал на наемников, которые добивали последних врагов и искали раненых легионеров, которым требовалась помощь. — Вам привет от стедгольдера Исаны, лорд граф, графиня Амара.

Бернард поджал губы:

— Неужели? Значит, в конце концов она нашла помощь в столице.

Олдрик коротко кивнул:

— Нас прислали сюда, чтобы оказать помощь гарнизону. Приношу свои извинения за то, что не сумели прибыть раньше, нас задержала плохая погода. В результате мы смогли воспользоваться энергией бури. — Он посмотрел на небо и задумчиво добавил: — Все прошло слишком просто, но было бы непрофессионально не воспользоваться таким подарком.

— Не могу сказать, что сожалею, — ваша помощь пришла очень кстати, — заметил Бернард. — Но и ликования от встречи с вами я не испытываю. В прошлый раз вы едва не прикончили меня на стенах гарнизона.

Олдрик склонил голову набок и сказал:

— Вы были солдатом. В этом не было ничего личного, ваша светлость. Я не намерен приносить свои извинения. Могу лишь сказать, что я не испытывал удовольствия, когда делал свою работу. Однако сейчас нам следует договориться.

Бернард нахмурился, но потом кивнул:

— Да, вы правы. Я бы хотел услышать новости о стедгольдере Исане.

Олдрик кивнул:

— Конечно, хотя я могу рассказать совсем немного. Но прежде, ваша светлость…

Бернард поднял руку.

— Бернард. Вы спасли жизнь моим людям. Вам нет необходимости использовать титул.

Выражение лица Олдрика едва заметно изменилось. Он склонил голову, демонстрируя уважение, и продолжал:

— Тогда я предлагаю укрыться в пещере. Мои воздушные рыцари забрали много энергии ветра у могущественных фурий, и они постараются нам отомстить. С вашего разрешения, граф, мы перейдем в пещеру, чтобы переждать там бурю. Мои маги воды могут оказать помощь вашим раненым.

Амара хмуро смотрела на Олдрика, но, когда Бернард повернулся к ней, слабо кивнула.

— Мы решим все спорные вопросы после того, как пройдет буря.

— Прекрасно, — сказал Олдрик и отправился к своим людям.

Он сделал несколько быстрых жестов, и один из наемников тут же передал его приказ остальным. Бернард попросил собрать раненых алеранцев, и все двинулись в сторону пещеры.

— Я могу идти, — сказала Амара.

Она сделала шаг, чтобы это доказать, и едва не упала. Бернард поймал ее и поднял на руки.

— Осторожно, любовь моя. Разреши мне отнести тебя. Ты ведь получила сильный удар по голове.

— Ну да, — пробормотала она. — Ой, как же так?

Она подняла руку и коснулась шеи, где на цепочке все еще висело кольцо Бернарда.

— Ой, мы остались живы. И… мы женаты.

Бернард несколько раз моргнул и задумчиво сказал:

— Ну да. Пожалуй, ты права. Мы уцелели. И мы женаты. Полагаю, теперь мы должны оставаться вместе. Не исключено, что мы даже будем влюблены друг в друга.

— Вот именно, — сказала Амара, устало закрывая глаза и прижимаясь к его груди. — И это все портит.

Он сделал несколько шагов, продолжая без видимых усилий нести Амару, а потом спросил:

— Значит, ты готова быть моей?

Она подняла голову, поцеловала его в шею и прошептала:

— Навсегда, милорд, если вы согласны.

— Да, миледи. И это большая честь для меня, — ответил Бернард севшим голосом.

ГЛАВА 51

Тави первым бежал вверх по узкой лестнице. Скрежет стали предупредил его о том, что Майлсу пришлось отступить, на нескольких ступеньках были видны следы крови. Тави посмотрел вверх и увидел, что капитан Майлс продолжает сдерживать канимов. Один из них неподвижно лежал на каменных ступеньках, и его кровь стекала вниз. Товарищи мертвого канима равнодушно переступили через труп, цепляясь когтями за ставший скользким камень.

Майлс был вынужден медленно отступать под натиском более сильного врага, он успел получить еще одно ранение — по левой ноге капитана текла кровь. Теперь Майлс с трудом сохранял равновесие, ему приходилось тянуть за собой ногу, а каним обрушивал на него один удар за другим.

За Майлсом, опираясь о стену, стоял маэстро Киллиан. Его меч лежал несколькими ступеньками ниже, но он продолжал сжимать в руке свою трость. Грудь и плечо Киллиана были покрыты кровью, он также пропустил удар.

— Тави? — прошептал Киллиан. — Поторопись. Поторопись, мальчик!

— Линялый, — резко сказал Тави, прижимаясь к стене, чтобы пропустить вперед покрытого шрамами раба. Линялый посмотрел на Тави, а потом поднял взгляд на Майлса.

Линялый увидел, как замедлились движения получившего новые раны капитана. Глаза Линялого сузились, и он устремился вперед, проскользнул мимо Тави и бросился к сэру Майлсу.

— Майлс! — рявкнул Линялый. — Шаг и вниз!

Капитан Майлс отреагировал мгновенно — сказались годы долгих тренировок. Он сделал ложное движение мечом вверх, а в тот самый момент, когда Линялый оказался рядом с ним, опустился на корточки и откатился влево вниз по ступеням.

Линялый не обнажал меча до того момента, пока Майлс не оказался ниже, а в следующий миг его клинок вышел из ножен с яростным свистом. Меч Линялого ударил в самое слабое место клинка канима — рядом с рукоятью, и сталь не выдержала, каним оказался безоружным. Второй удар пришелся по колену канима, а когда тот начал падать, третий удар отсек ему голову, и фонтан крови ослепил идущего следом врага.

Линялый перешагнул через труп и легко поразил ослепленного канима в живот, кровь вновь полилась на ступени. Умирающий каним упал вперед, щелкая челюстями и размахивая мечом, но Линялый с презрительной небрежностью защитился от его атак, добив врага коротким ударом в горло, одновременно делая шаг наверх и нанося удар следующему каниму.

Тави подбежал к маэстро, чтобы проверить его раны. Киллиан получил неприятный удар в плечо, но, к счастью, клинок вошел неглубоко. Тави отрезал ножом кусок своей туники, сложил его и прижал к ране Киллиана.

— Вот так, — сказал он. — Придерживайте ткань рукой.

Киллиан молча подчинился, его лицо побледнело от боли.

— Тави, я их не вижу, — напряженно сказал он. — Я не могу… расскажи мне, что происходит.

— Линялый сражается, — ответил Тави. — Майлс ранен, но жив. Три канима убиты.

Киллиан тихо простонал.

— Там еще десяток, — сказал он. — Я почувствовал их раньше. Один из них ранил Майлса. Перед смертью он успел вцепиться капитану в ногу, и Майлс упал. Мне пришлось вступить в бой, пока он не поднялся. Глупо. Я слишком стар, чтобы заниматься этой чепухой.

— Десять, — выдохнул Тави.

Неожиданность от появления Линялого прошла, и теперь он уже не мог продвигаться вверх и с невероятной быстротой обменивался ударами со следующим канимом.

Вдруг раздался оглушительный удар, камень у них под ногами задрожал.

— Проклятые вороны, — выругался Тави. — Что это было?

Киллиан склонил голову и сосредоточился.

— Магия огня, — сказал он. — Они взялись за дело всерьез. Может быть, в зале перед лестницей.

— Гвардия, — сказал Тави, у него вновь появилась надежда. — Они скоро придут.

— Н-нужно держаться… — сказал Киллиан. — Нужно… — И маэстро начал оседать на пол.

Тави успел его подхватить.

— Китаи! — позвал он.

Она тут же оказалась рядом с мечом в руке, но ее взгляд был устремлен на сражающегося Линялого.

— Он умер? — спросила она, кивнув на Киллиана.

— Пока нет, — ответил Тави. — Возьми его и положи на нижней площадке рядом с Максом.

Китаи кивнула и засунула меч за пояс. Потом с легкостью подняла маэстро.

— Подожди, — торопливо сказал он, отрезая еще один кусок от своего плаща, чтобы перевязать плечо Киллиана. — Вот так, а теперь спускайся.

Китаи кивнула и с тревогой посмотрела на Тави:

— Будь осторожен, алеранец.

— Не задерживайся, — ответил Тави, она кивнула и стала спускаться.

Затем Тави подошел к Майлсу. Капитан сидел, прислонившись спиной к стене, он тяжело дышал, его глаза были закрыты. Страшная рана зияла на залитом кровью лице, грудь тяжело вздымалась. Тави видел, какую сильную боль испытывает капитан, даже магия перестала помогать. Но стоило Тави опуститься рядом с Майлсом на колени, как острие его клинка уперлось в горло юноши.

Тави застыл и сказал:

— Сэр Майлс, это я, Тави.

Капитан приоткрыл глаз и посмотрел на Тави. Клинок опустился на ступеньку. Тави быстро осмотрел Майлса. Раны на лице не были смертельными, хотя и выглядели ужасно. Кровь на них успела свернуться. А вот с ногой дело обстояло значительно хуже. Зубы канима глубоко вошли в бедро капитана. Тави сорвал с плеч плащ и постарался потуже затянуть бедро сэра Майлса.

— Гвардия… — едва слышно прошептал Майлс. — Гвардия уже здесь?

— Пока нет, — ответил Тави.

— Но тогда к-кто это? Это старый боевой прием легионеров. Шаг и вниз. Я не видел его уже много лет. — Он заморгал и с трудом повернул голову, чтобы посмотреть на Линялого, сражающегося несколькими ступеньками выше.

Майлс замер. Его глаз широко раскрылся, с губ слетел тихий стон. Затем Майлс так сильно задрожал, что Тави с трудом сумел закончить перевязку.

— Но это же… — На его лице застыла гримаса удивления. — Нет. Не может быть. Он мертв. Он умер вместе с Септимусом. Они все погибли вместе с Септимусом.

Линялый ушел от удара меча канима — клинок прошел совсем рядом с его головой, нанес два быстрых удара по руке врага, держащей меч, а потом рубанул его по носу. Каним упал вперед, пытаясь ударить здоровой рукой, но Линялый отступил на три шага и прикончил упавшего врага. Он едва успел поднять меч, чтобы блокировать удар следующего канима. Некоторое время Линялый только защищался. Он отступил еще на шаг.

— А теперь вымани его на себя, — слабым голосом посоветовал Майлс. — Пусть он тянется, а ты атакуй его руку с мечом и ногу.

Меч канима промахнулся на волос, а потом едва не достал Линялого обратным ударом, в результате Линялый оказался балансирующим на ступеньке, и каним рванулся вперед. Но за мгновение до его выпада Линялый быстро восстановил равновесие, и Тави стало ясно, что все это с самого начала было уловкой. Линялый нырнул под клинок канима, нанес удар по его руке с мечом, а затем продолжил движение и подсек опорную ногу. Каним упал, но прежде меч Линялого успел описать дугу и отсек голову рухнувшему на ступеньки воину-волку.

— Безупречная работа, — тихо сказал Майлс. — Безупречная. Он всегда был таким. — Майлс заморгал единственным глазом, и Тави увидел, как по залитому кровью лицу капитана сбежала слеза. — Фурии, с тех пор он стал еще лучше! Но этого не может быть. Не может быть.

— Майлс, — тихо сказал Тави. — Вам это не кажется. Это ваш брат.

— Арарис мертв! — рявкнул Майлс.

— А по мне, так он выглядит очень даже живым, — заметил Тави.

Майлс затряс головой, он продолжал плакать, а меч Линялого ткал непреодолимую стальную защиту между ним и следующим воином канимом.

— Вот, смотри, — пробормотал Майлс. — Это была любимая защита Септимуса. Он научился ей у пиратов, которым приходилось сражаться во время шторма на скользкой палубе. Принцепс учил всех нас. Точнее, пытался. Но только Олдрик и Арарис полностью овладели этим приемом. Как я мог его не узнать? — Он повернулся к Тави. — Как такое может быть? Как он оказался здесь?

— Он пришел со мной, — спокойно ответил Тави. — Из Кальдерона. Он был рабом в стедгольде моего дяди с тех самых пор, как я был ребенком. Гай призвал его сюда вместе со мной.

— Гай. Но зачем Гай… — Он вдруг смолк, и его глаз вновь широко раскрылся. Залитое кровью лицо Майлса побледнело, и он посмотрел на Тави. — Великие фурии, — прошептал капитан. — Великие проклятые фурии.

Тави нахмурился.

— О чем вы?

Майлс открыл рот, чтобы ответить, но потом капитана охватило сомнение, а на его лице еще четче проявились усталость и боль.

— Тави! — неожиданно крикнул Линялый, и Тави поднял глаза вверх.

Линялый продолжал яростно сражаться, его простой старый клинок высекал искры из кровавой стали мечей канимов, но внимание Тави привлекло движение на потолке — по камню быстро ползли многоногие существа.

Восковые пауки. Хранители.

Майлс схватил меч, но восковые пауки не стали нападать на них. Они продолжали ползти по потолку — их там было не меньше дюжины — и вскоре скрылись за поворотом лестницы.

Первый лорд. Макс. Маэстро. Все они были совершенно беспомощны. Смертельный яд восковых пауков их убьет. Только Китаи способна защищаться, но она не знает о приближении пауков. И она не сможет защитить всех остальных, если пауки нападут внезапно. Хорошо, если она сумеет отбиться от них сама.

— Гай, — прошипел Майлс. — Они спускаются за Гаем.

Он попытался встать — тут только Тави сообразил, что каним повредил здоровую ногу Майлса. А больная нога капитана не могла выдерживать его вес. В любом случае Майлс потерял слишком много крови и больше не мог сражаться. Тави видел, что капитан с трудом сохраняет сознание.

Тави слегка подтолкнул Майлса к стене и сказал:

— Оставайтесь здесь. Я пойду.

— Нет, — возразил Майлс. — Я с тобой.

Он вновь попытался подняться, но Тави положил ему руку на плечо.

— Капитан! — Он посмотрел в глаза Майлса и спокойно сказал: — Сейчас от вас нет ни малейшей пользы. Вы лишь задержите меня.

Майлс вздохнул и молча протянул свой окровавленный меч Тави.

Тави взял меч и попытался улыбнуться, а Майлс сжал его плечо и сказал:

— Иди, мальчик.

Сердце Тави отчаянно колотилось от страха — он боялся не за себя. Его ужасала мысль, что он может не справиться. Но сейчас только он мог предупредить Китаи и защитить раненых от восковых пауков.

Последствия неудачи будут ужасными, он не мог терять ни секунды.

Тем не менее Тави прижал клинок к руке, чтобы не поранить себя, если он поскользнется на ступеньках, и помчался вниз.

ГЛАВА 52

Фиделиас ненавидел полеты.

Конечно, взлет вверх по шахте из подземелий имел мало общего с обычным полетом над землей, но, в конечном счете разница состояла только в том, что во время обычного полета он видел все, что происходит внизу. А в остальном он перемещался с такой же ужасающей скоростью и не мог контролировать даже направление движения — но самым ужасным было то, что его жизнь полностью зависела от других.

Леди Аквитейн могла убить его в любой момент — и для этого ей ничего не нужно было делать. Он упадет на землю и разобьется, и едва ли люди, которые обнаружат тело, сумеют его опознать или найти убийцу. И он не сможет помешать леди Аквитейн, а Фиделиас прекрасно знал, что она вполне способна на заранее продуманное убийство. И если он встанет на пути осуществления ее планов, она без колебаний с ним покончит.

Конечно, размышлял он, леди Аквитейн может покончить с ним в любой момент, по любой причине или просто так, и едва ли он сможет ей помешать. Он пошел против Короны и теперь вынужден выполнять приказы ее мужа, и только в том случае, если его деятельность будет полностью устраивать леди и лорда Аквитейн, они не станут передавать его властям или убивать сами. Его реакция на полет вдоль длинной шахты была иррациональной. Сейчас его положение ничуть не хуже, чем обычно.

И все же Фиделиас ненавидел летать.

Он искоса посмотрел на леди Аквитейн, когда они поднимались по колоннаде ветра. Темная волна ее волос трепетала на ветру, точно знамя, как и ее шелковое платье, изредка открывавшее бледные изящные ноги. Фиделиас уже давно научился не воспринимать магов воды как своих сверстников, несмотря на их внешнюю молодость. Он слишком много общался с, казалось бы, юными мужчинами и женщинами, чей опыт и мудрость не соответствовали их внешности. Леди Аквитейн была немного моложе Фиделиаса, но ее лицо и фигура могли бы принадлежать женщине в расцвете сил.

К тому же Фиделиас не в первый раз видел ее ноги, да и другие части тела.

Она заметила, что он на нее смотрит, и улыбнулась, сверкнув глазами. Затем она взглядом указала вверх — тонкий луч света показывал, что шахта заканчивается, и Фиделиас увидел железные прутья, закрывающие выход.

Они остановились прямо под решеткой, Фиделиас отсчитал третий прут справа, повернул его и потянул на себя. Прут вышел из пазов, и Фиделиас забрался в образовавшийся проход, а потом помог леди Аквитейн.

Они оказались в коридоре дворца, который шел от кухни к банкетному залу и королевским покоям. Звонил колокол общей тревоги, и Фиделиас знал, что он слышен во всех уголках дворца. Он не сомневался, что в ночное время здесь пусто, но всегда существовала возможность, что у них на пути случайно окажется стражник. Или кто-то из первых слуг, решивших отправиться на кухню, чтобы заняться завтраком. Им следовало побыстрее отсюда уйти.

— Я по-прежнему считаю это неразумным, — прошептал Фиделиас, натянул тетиву своего короткого тяжелого лука и быстро проверил остальное оружие. — Вы глупо рискуете — вас могут увидеть вместе со мной.

Леди Аквитейн отмахнулась от него.

— Доведи меня до места схватки, а потом можешь исчезнуть, — сказала она и поморщилась, коснувшись пальцами лба.

— Вам нехорошо? — спросил Фиделиас.

— Иногда у меня болит голова после применения магии, — ответила она. — Мне пришлось взять слишком много воздуха, чтобы поднять нас сюда. Очень трудная задача.

— Воздух? — удивился Фиделиас. — Вам было трудно?

— Когда его много, это совсем не просто, уж поверь мне, мой дорогой шпион. — Она опустила руку и огляделась. — Мы в служебном коридоре?

— Верно, — кивнул Фиделиас. — Но королевские покои совсем рядом. Тут же находится лестница, ведущая в покои для медитации. Существует несколько способов попасть отсюда в подземелья.

Леди Аквитейн кивнула и зашагала вслед за Фиделиасом. Он провел ее по коридору к перекрестку, который позволял обойти часовых, — и, хотя Фиделиас подозревал, что стражники могли покинуть свои посты, он не хотел рисковать. Он вошел через служебный коридор в прекрасно обставленную гостиную, где двадцать лет назад умерла первая жена Гая, теперь это помещение открывали только для уборки. Внутри комнаты находилась дубовая панель, за которой начинался узкий проход.

— Мне это нравится, — прошептала леди Аквитейн. — И куда он ведет?

— В прежние покои леди Аннализы, — тихо ответил Фиделиас. — В этой комнате был кабинет Гая Пентиуса.

— С тайным проходом в покои его любовницы? — Леди Аквитейн улыбнулась и покачала головой. — Все так ничтожно — даже во дворце.

— Вы правы. — Они закрыли за собой потайную панель и перешли в большую спальню, посреди которой на помосте стояла огромная кровать. И здесь царило запустение. Фиделиас направился к двери, осторожно ее приоткрыл и выглянул в коридор.

И сразу же услышал шум схватки. В тридцати футах от них королевские гвардейцы толпились возле двери, выходящей к лестнице, ведущей в покои для медитации Первого лорда. Фиделиас только вздохнул. Металлическая дверь была сорвана с петель в результате невероятно сильного удара. У него на глазах гвардеец вошел внутрь, держа наготове оружие, но тут же вывалился обратно, сжимая двумя руками рану в животе. Его оттащили в сторону, к другим раненым, возле которых суетился целитель, стараясь сохранить жизнь пострадавшим гвардейцам до прибытия более сильных магов воды. Остальные солдаты пытались прорваться в дверь, но было видно, что тревога застала их врасплох, им явно не хватало организации.

— Подожди меня здесь, — сказала леди Аквитейн, выходя в коридор. Она решительно подошла к ближайшему гвардейцу и спросила: — Кто ваш командир?

Солдат обернулся и удивленно уставился на леди Аквитейн.

— Сюда, ваша светлость. — Он подвел ее к целителю и крикнул: — Дженс! Дженс! Леди Аквитейн!

Целитель поднял голову, посмотрел на леди Аквитейн, кивнул и вернулся к прерванной работе.

— Ваша светлость.

— Вы старший офицер? — спросила она.

Из караульного помещения вылетело копье — казалось, оно было выпущено из огромного лука — и поразило одного из гвардейцев. Он начал отчаянно кричать.

— Принесите его сюда! — рявкнул целитель, бросил еще один взгляд наледи Аквитейн и сказал: — Капитана найти не удалось. Все центурионы убиты, технически я имею чин центуриона. — Гвардейцы принесли пронзенного копьем товарища, и целитель вытащил пилу для костей. — Прошу меня простить, ваша светлость, но если я не займусь этими людьми, они умрут.

— Если ими никто не будет руководить, у вас будет еще больше работы, — сказала леди Аквитейн и нахмурилась. — Целитель, я беру командование на себя, пока не появится кто-то из центурионов или капитан.

— Да, хорошо, — кивнул целитель, посмотрел на стражника и сказал: — Леди Аквитейн вас организует, Виктус.

— Есть, сэр, — ответил гвардеец. — Ваша светлость, какие будут указания?

— Доложи, — резко сказала она. — Что здесь происходит?

— Четверо или пятеро канимов защищают караульное помещение, — принялся докладывать гвардеец. — Они убили всех стражей в караулке и около дюжины других, которые попытались прорваться внутрь, в том числе и центуриона Хайруса. Скоро к нам должна прибыть помощь, но рыцари сегодня отдыхают, и мы не можем их найти.

— Кто внизу?

— Мы точно не знаем, — ответил гвардеец. — Но паж Первого лорда предупредил нас о нападении, а в это время Гай обычно находится в покоях для медитации. Стража в первом караульном помещении погибла с оружием в руках, значит, он успел их предупредить.

— Канимы остались здесь, чтобы прикрывать дверь, пока остальные пытаются убить Первого лорда, — сказала леди Аквитейн. — Как давно начал звенеть тревожный колокол?

— Около десяти минут назад, ваша светлость. Нужно подождать еще десять минут, и здесь появятся рыцари.

— У Первого лорда нет этого времени, — сказала она и повернулась к дверному проему. Она говорила, не повышая голоса, но в нем слышалась спокойная уверенность, и он легко перекрывал шум схватки. — Гвардейцы, немедленно отойдите от дверного проема.

— Ваша светлость! — запротестовал гвардеец. — Магия огня может быть опасна для тех, кто находится внизу.

— Да, если это будет большой огонь, — ответила леди Аквитейн, метнув огненную сферу в дверной проем.

С того места, где находился Фиделиас, он не мог видеть, что произошло потом, однако раздался оглушительный грохот, и из караульного помещения полился ослепительный свет. Он увидел, как сфера стремительно влетела внутрь, последовательно отражаясь от всех поверхностей. Леди Аквитейн постояла с минуту, а потом решительно кивнула.

— Путь свободен. Господа, на помощь Первому лорду!

Инстинкты Фиделиаса предупредили его об опасности, он распахнул дверь пошире и посмотрел в другую сторону, пока королевские гвардейцы вбегали в караульное помещение. И тут он впервые увидел ворд.

Пара сгорбленных темных фигур двигалась по коридору — каждая размером с небольшую лошадь. Их тела покрывали черные хитиновые пластины. У них были ноги насекомых, и двигались они неловкой странной походкой, но достаточно быстро. Рядом с ними по полу, стенам и даже потолку ползли дюжины и дюжины бледных существ размером с дикую собаку. Они также были покрыты хитиновой броней. Фиделиас успел заметить, что у них тонкие ноги насекомых.

Он смотрел на приближающийся ворд несколько мгновений и собрался предупредить гвардейцев. Их было никак не меньше тридцати или сорока человек, кроме того, со всех сторон прибывала помощь. Если его заметит кто-то из них, ему не выбраться из дворца живым. Он должен помалкивать.

Существа приближались, и Фиделиас увидел тяжелые челюсти более крупных особей и клыки тех, что поменьше. Как ни странно, никто из гвардейцев не замечал нового врага. Все старались как можно быстрее проскочить в дверной проем на помощь Первому лорду. Леди Аквитейн стояла спиной к приближающемуся ворду, слушая просьбы возбужденного целителя.

Ворд приближался.

Фиделиас посмотрел на них и вдруг кое-что понял. Он боялся за людей в коридоре. Он боялся за раненых, беспомощно лежащих на мраморном полу, и за отчаявшегося целителя, пытавшегося им помочь, и за леди Аквитейн, которая действовала так решительно и точно, взяв под контроль царивший здесь хаос.

Один из бледных пауков сделал длинный двадцатифутовый прыжок, опередив своих соплеменников, и приземлился совсем недалеко от леди Аквитейн.

Показать себя сейчас было настоящим самоубийством.

Фиделиас поднял лук, натянул тетиву и сбил паука в воздухе, когда он находился всего в трех футах от спины леди Аквитейн. Стрела пронзила паука, и он оказался пришпиленным к деревянной панели стены.

— Ваша светлость! — рявкнул Фиделиас. — Сзади!

Леди Аквитейн повернулась, ее глаза сверкнули одновременно с клинком, который она обнажила, увидев новую угрозу. Предупрежденные гвардейцы отреагировали моментально, оружие появилось в руках, словно по волшебству, но туча бледных пауков уже атаковала людей.

Раздались крики боли, которые мешались с пронзительным свистящим визгом пауков. Клыки находили обнаженную плоть на шее, икрах и во всех местах, не защищенных доспехами.

Фиделиас видел множество сражений. На его глазах применялась самая разная боевая магия. Он сражался рядом с рыцарями, мерился силами с боевыми магами разных уровней могущества и очень хорошо знал, как велики возможности магии.

Однако ему еще не доводилось видеть, как верховная леди Алеры ведет сражение.

За несколько мгновений Фиделиас понял, какая пропасть разделяет силу рыцарей или его собственные возможности и тех, кто владеет высоким искусством так, как леди Аквитейн.

Когда пауки устремились в атаку, коридор превратился в настоящий хаос, если не считать пространства вокруг леди Аквитейн. Ее меч двигался, точно луч света, с удивительной точностью перехватывая их в воздухе и рассекая на части. На ее лице застыло безмятежное выражение, столь характерное для нее в обычной жизни. Как только у нее появилось несколько свободных мгновений, леди Аквитейн подняла левую руку и, сверкнув глазами, выкрикнула несколько слов.

Сразу половина коридора была охвачена пламенем, поглощающим чудовищ ворда. Жаркое пламя вспыхнуло, но магия лишь на короткое время остановила ворд. Уцелевшие пауки продолжали движение вперед, перепрыгивая через сожженные тела своих собратьев.

А потом появились их более крупные сородичи.

Один из воинов ворда схватил гвардейца, его броня легко отразила удары тяжелого меча. Встряхнув солдата несколько раз, как собака пойманную крысу, воин ворда отбросил его в сторону. Фиделиас видел, что шея несчастного сломана. Воин ворда устремился на следующего противника — леди Аквитейн.

Верховная леди бросила меч, когда к ней приблизился воин ворда, и схватила челюсти руками в перчатках, когда тот попытался сомкнуть их у нее на шее.

На губах леди Аквитейн появилась улыбка, и земля задрожала, когда она взяла из нее силу, постепенно разводя все шире челюсти чудовища. Оно отчаянно сопротивлялось, но верховная леди Аквитейн продолжала раздвигать челюсти все дальше, пока не послышался неприятный хруст и ворд не начал отчаянно дергать конечностями. Леди Аквитейн тут же перехватила челюсти поудобнее и швырнула воина ворда вдоль коридора — тот ударился в высокую мраморную колонну, хитиновая броня треснула, и воин упал, точно сломанная игрушка, истекая зеленоватой жидкостью. Через несколько секунд он умер.

Второй воин бросился прямо на леди Аквитейн. Она заметила его приближение и все с той же неизменной улыбкой изящно взлетела в воздух, так что воин ворда не смог ее достать.

И все же, несмотря на все свое могущество, она не имела глаз на затылке. Пауки, которых она не видела, падали на нее с потолка. Фиделиас не стал тратить время на размышления. Он дважды быстро выстрелил, и его тяжелые стрелы сбили сначала одного, а потом второго паука, которые находились совсем близко от головы леди Аквитейн.

Она быстро обернулась, увидела результаты его стрельбы и благодарно улыбнулась ему. Гвардейцы уже сомкнули ряды и эффективно сражались с вордом, к ним постоянно прибывало подкрепление. Два рыцаря-лучника и полдюжины рыцарей металла вступили в бой, и их стрелы и мечи позволили довольно быстро расправиться со вторым воином ворда.

Леди Аквитейн парила над раненым гвардейцем и небрежными ударами ветра и огня уничтожала приближающихся пауков. Когда появилось свежее подкрепление, леди Аквитейн подлетела к двери, за которой спрятался Фиделиас.

— Хорошая работа, Фиделиас, — тихо сказала она. — Твои стрелы разили без промаха. Спасибо тебе.

— Неужели вы думали, что я оставлю вас без поддержки, когда началась схватка, миледи?

Она склонила голову набок и сказала:

— Ты сильно рисковал, чтобы предупредить меня, Фиделиас. И чтобы предупредить гвардейцев. Эти люди могли тебя узнать и убить.

Фиделиас кивнул:

— Да.

— Так почему же ты рискнул ради них?

— Причина проста, миледи, — тихо ответил он. — Я пошел против Гая, но не против Алеры.

Она прищурилась и кивнула:

— Понятно. Я не ожидала, что ты так поступишь, Фиделиас.

Он склонил голову:

— Часть пауков пробралась внутрь, миледи. Они уже спускаются вниз.

— С этим мы ничего поделать не можем, — ответила леди Аквитейн. — А сейчас тебе лучше уйти, ведь сражение довольно скоро закончится и кто-нибудь вспомнит, что видел тебя. Гвардейцы уже спускаются вниз по лестнице. Нам повезло, что ты нас предупредил. В противном случае их неожиданное нападение могло принести им успех.

— Не думаю, что они рассчитывали на успех, — нахмурившись, ответил Фиделиас. — Они лишь хотели нас задержать.

— В таком случае мы потеряли всего несколько минут, — сказала леди Аквитейн.

Фиделиас кивнул и шагнул к потайному ходу.

— В такие отчаянные часы все решают именно минуты, миледи, — ответил он. — И пусть великие фурии помогут нам не опоздать.

ГЛАВА 53

Когда Тави стремглав мчался вниз по лестнице, он подумал, что Гай поступал правильно, заставляя его бегать по ступенькам из-за всяких мелочей. Однако если ему придется бежать вниз еще раз, это будет уж слишком.

Ему осталось несколько дюжин ярдов, когда Тави увидел восковых пауков.

— Китаи! — отчаянно закричал он. — Китаи, хранители! Посмотри!

Он услышал звук бьющегося стекла и вбежал в покои Гая.

Очевидно, Китаи вовремя услышала предупреждение Тави, поскольку она подбежала к шкафу, где хранилось спиртное Первого лорда, и начала хватать бутылки столетнего вина и швырять их с удивительной точностью в приближающихся восковых пауков. К тому моменту, когда ноги Тави коснулись пола, три паука валялись на спине, получив точные удары бутылкой. Но уже в следующий миг двое пауков упали на неподвижное тело Макса, а еще три устремились к маэстро Киллиану.

Китаи издала боевой клич и, вытаскивая из-за пояса оба меча, прыгнула вперед, чтобы защитить Киллиана. Тави бросился к Максу и схватил лежащий рядом с ним меч — клинок Гая, которым пользовался Макс. Один из пауков уже собрался укусить Макса. Тави взмахнул мечом, еще не успев удобно схватить рукоять, и потому удар пришелся плоской частью клинка. Однако паука отшвырнуло в сторону, а второго Тави отбросил ударом ноги.

— Что происходит? — слабым голосом спросил Киллиан. — Тави?

— Восковые пауки! — закричал Тави. — Вам нужно перейти в покои для медитации!

Китаи вонзила один из своих клинков в паука. Тот рванулся в сторону, и Китаи не удержала рукоять. Второго Китаи ударила ногой, но третий успел укусить маэстро за окровавленное плечо.

Киллиан закричал.

Китаи схватила паука и попыталась оторвать его от маэстро. Однако тот вцепился крепко, и всякий раз, когда Китаи дергала его, Киллиан кричал от боли.

Тави сделал два быстрых шага к Киллиану и криком предупредил Китаи. Она тут же бросила паука и откатилась в сторону. Тави ударил острым, как бритва, клинком Гая, и рассек паука пополам.

— Бросай бутылки! — крикнул Тави и опустился на колени, чтобы помочь старику.

Киллиан отшвырнул тело рассеченного паука, и Тави увидел следы укуса на плече Киллиана. Оно уже начало распухать. Желто-зеленая жидкость сочилась из ранок. Яд.

Тави прикусил губу и распахнул дверь во внутренние покои. Схватив маэстро за ворот, он потащил его внутрь. Старик закричал от боли, разом потеряв всякое достоинство, и Тави стиснул зубы. Когда они оказались внутри, Тави услышал, как в приемной бьется стекло, и выскочил обратно.

Прижавшись спиной к шкафу со спиртным, Китаи метнула тяжелую бутылку в одного из пауков, оказавшихся рядом с Максом, отбросив его далеко в сторону. Другой прыгнул на Китаи, она схватила очередную бутылку и как дубинкой прикончила его в воздухе.

— Сдерживай их возле двери! — закричал Тави, схватил Макса за ворот и потянул.

Его друг весил в два раза больше, чем Киллиан, однако Тави сумел сдвинуть его с места. Ему пришлось напрячь все силы, но ему помогли тренировки с маэстро, да и жар битвы заставлял кровь быстрее бежать по жилам.

Паук прыгнул на Макса, и Тави неловко ударил его мечом Первого лорда. К ужасу Тави, паук схватил челюстями лезвие и ловко взбежал по клинку к его руке.

Однако паук не стал кусать Тави. Перескочив на другое плечо, он устремился к Максу. Тави успел перехватить его в воздухе и подбросить — и тут же темно-зеленая бутылка врезалась в паука.

— Быстрее! — закричала Китаи. — У меня кончаются бутылки!

Тави подхватил Макса и потащил его внутрь с криком:

— Перед дверью, быстрее!

Стекло обрушилось на пол, а Тави уже затаскивал Макса за дверь внутренних покоев.

— Алеранец! — закричала Китаи.

— Давай сюда! — рявкнул Тави и побежал к двери.

Китаи метнулась через прихожую, на бегу подхватив свой брошенный меч. Еще два паука сбежали по лестнице и вместе с полудюжиной оставшихся устремились к Китаи.

— Осторожно! — закричал Тави.

И вновь Китаи начала двигаться прежде, чем он смолк, — она метнулась в сторону, но поскользнулась на разлитом вине и упала на одно колено.

Два паука упали на нее и начали кусать. Она взвыла от ужаса и ярости и начала отрывать их, но у нее ничего не получилось. Китаи попыталась встать и вновь поскользнулась.

На нее упал третий паук.

И четвертый.

Они ее убивали.

Облако ярости окутало Тави — никогда прежде он не испытывал ничего подобного. Все вокруг приобрело алый оттенок, ярость, подобно молнии, пронзила все его тело. Тави прыгнул вперед, меч Первого лорда уже не казался ему слишком тяжелым. Первый же его удар рассек пополам одного паука и отбросил в сторону второго.

Затем он пронзил третьего насквозь и ударом ноги сбил его с лезвия меча. Последнего паука он убил таким же способом, схватил девушку за талию и швырнул ее внутрь.

Оставшиеся пауки, издавая пронзительный свист, устремились за ними. Тави схватил со стены светильник и швырнул его на политый вином пол перед дверью. С тихим шипением вспыхнуло пламя, поглощая оставшихся пауков. Они продолжали свистеть, бессмысленно петляя по прихожей. Один из них, видимо случайно, перепрыгнул через порог. Тави сбил его на пол и прикончил ударом меча. Во все стороны полетели зеленые брызги. И дверь сама захлопнулась под своим весом.

Тави подбежал к ней и задвинул засов, а потом бросился к Китаи.

Она лежала на полу и дрожала. Тави увидел несколько небольших ран, часть из них была покрыта ядом, как у Киллиана. Другие Китаи получила от осколков стекла, когда упала на пол.

— Китаи, ты меня слышишь? — спросил Тави.

Она открыла глаза и едва заметно кивнула.

— Я-яд, — простонала она.

Тави кивнул, и на мгновение его ослепили слезы.

— Да, я вижу. Я не знаю, что делать.

— Сражайся, — едва слышно прошептала она. — Живи. — Казалось, она хотела сказать что-то еще, но ее глаза закатились, и она обмякла.

Однако ее тело продолжало подергиваться.

Между тем Киллиан умудрился сесть, опираясь о пол локтем.

— Тави?

— Мы в покоях для медитации, маэстро, — сказал Тави. — Вас укусил ядовитый паук. Китаи тоже. — Тави принялся отчаянно оглядываться по сторонам, словно что-то могло им помочь. — Я не знаю, что теперь делать.

— Первый лорд? — спросил Киллиан.

Тави проверил койку.

— Он в порядке. Дышит. Паукам не удалось до него добраться.

Киллиан содрогнулся и кивнул.

— Я очень хочу пить. Может быть, это действует яд. Здесь есть вода, Тави?

— Нет, маэстро. Вам лучше прилечь. Расслабьтесь. Постарайтесь беречь силы. Скоро здесь будут гвардейцы.

Старик покачал головой. Тави видел, как пульсирует кровь у него на висках и на лбу.

— Уже поздно, мальчик. Я слишком стар.

— Не говорите так, — возразил Тави. — С вами все будет хорошо.

— Нет. Подойди поближе. Трудно говорить. — Он рукой поманил к себе Тави.

Тави наклонился поближе к маэстро.

— Ты должен знать, — сказал Киллиан, — что я был связан с Каларом. Работал с его агентами.

Тави удивленно уставился на старика:

— Что?

— Это была уловка. Я хотел знать, чего от них ждать. Обманывал их, сообщая ложные сведения. — Он содрогнулся, и из слепых глаз потекли слезы. — Но мне пришлось заплатить цену. Ужасную цену. Чтобы они мне поверили. — Из его горла вырвалось рыдание. — Я допустил ошибку. Мне не следовало так поступать, Тави.

— Я не понимаю, — сказал Тави.

— Ты должен, — прошептал Киллиан. — Шпион. Калара… — Неожиданно Киллиан упал на пол, и его дыхание стало с хрипом вырываться из груди, словно он куда-то бежал. — З-здесь, — выдохнул Киллиан. — Калар. Его главный убийца. Ты дол…

Неожиданно слепые глаза Киллиана широко раскрылись, а тело выгнулось, как лук. Он разинул рот, словно пытался закричать, но не смог произнести ни звука. Его лицо покраснело, а руки пытались ухватиться за пол.

— Маэстро, — позвал Тави.

Его голос дрогнул, и он схватил руку Киллиана, а маэстро с ужасающей силой сжал его ладонь в ответ. Потом его выгнутое тело расслабилось, казалось, жизнь вытекает из него, точно вода из пробитой фляги. Тави положил ему руку на грудь и почувствовал, как затихает быстро бившееся сердце.

Очень скоро оно остановилось.

Тави осторожно положил руку Киллиана на пол, чувствуя, как что-то сжимает ему грудь. Он ощутил полную беспомощность. Старик умер у него на глазах, а он ничем не сумел ему помочь.

Он отвернулся и подошел к Китаи. Она лежала на боку, поджав под себя ноги. Ее глаза были закрыты, дыхание с хрипом вырывалось из груди. Он коснулся ее спины и ощутил, как отчаянно колотится ее сердце. Тави прикусил губу. Ее укусили много раз — гораздо больше, чем маэстро. Она была молодой и сильной, у нее не было серьезных ран, но Тави не знал, повлияет ли это на конечный исход.

Он взял Китаи за руку и заплакал. Слезы капали на мозаичный пол. Каждый удар собственного сердца причинял ему боль. И еще в нем кипела ярость. Если бы он владел магией воды, как тетя Исана. Даже если бы не был столь же сильным магом, как она, он мог бы помочь Китаи. И она бы продержалась до того момента, когда прибудет помощь. Если бы у него были хоть какие-то способности к водяной магии, он мог бы добыть воды для Киллиана.

Но он ничего не умел.

Никогда Тави не чувствовал себя таким бесполезным. Он держал Китаи за руку и сидел рядом. Он обещал ей, что она больше не будет одна. И он останется с ней до конца, чего бы это ему ни стоило, как бы ему ни было больно смотреть, как она умирает. Он способен хотя бы на это.

А потом дверь в покои для медитации сорвалась с петель и рухнула на каменный пол.

Тави поднял голову. Неужели пришли гвардейцы?

Взятый каним переступил через упавшую дверь и обвел налитыми кровью глазами комнату. Каним был ранен, кровь покрывала мех на его груди и бедре. Одно ухо было отрублено, на лице остался след от удара меча, рассекший челюсть до кости и выбивший глаз.

Однако двигался каним так, словно вовсе не ощущал боли. Его взгляд остановился на Максе. А потом на Гае. После коротких колебаний он двинулся к Максу.

Сердце Тави затрепетало от ужаса, и ему вдруг показалось, что он сейчас упадет в обморок. Каним сумел пройти мимо Линялого и Майлса. Из этого следовало, что они почти наверняка мертвы. А стража еще где-то далеко.

Тави остался один.

ГЛАВА 54

Тави посмотрел на Китаи. На Макса. На Гая.

Каним перемещался с изящной грацией смертельно опасного хищника. Он был намного сильнее и быстрее Тави. Тави знал, что у него очень мало шансов выжить в схватке с ним.

Но если его не остановить, каним убьет беспомощных людей. Тави вдруг представил себе, как будут выглядеть разрубленные тела. Рассеченное горло Макса, посеревшая кожа. Внутренности Гая на мраморном полу. Отсеченная кривым мечом канима голова Китаи, лежащая в нескольких футах от тела.

Страх мгновенно исчез.

Осталась кровавая пелена ярости.

Он отпустил руку Китаи, и его пальцы сомкнулись на рукояти меча Первого лорда. Он вскочил на ноги, и на губах застыла холодная усмешка. Тави поднял меч, держа его двумя руками. Здоровый воин покончил бы с ним за несколько секунд. Но этот каним получил серьезные ранения. И хотя Тави был много слабее канима, он сжимал в руках острый клинок, умел быстро двигаться, а соображал еще быстрее. Он мог победить врага не столько силой, сколько хитростью. Тави оглядел комнату. И его улыбка стала еще более дерзкой.

Испустив боевой клич, Тави бросился в атаку.

Каним оскалил зубы и обрушил свой кривой меч на Тави, высокий рост давал ему преимущество. Тави принял удар на свой клинок, изо всех сил сжимая рукоять двумя руками. Алый клинок канима скользнул по алеранской стали. Тави ощутил силу удара обоими плечами, но ему удалось остановить тяжелый меч канима и отвести его в сторону, а самому нанести быстрый рубящий удар по горизонтали. Клинок высек искры из кольчуги канима и выбил несколько звеньев, которые со звоном покатились по каменному полу.

Тави решил, что ему больше не следует обмениваться такими ударами, поскольку его пальцы едва не онемели уже после первого раза. Еще пара подобных ударов, и Тави не сможет удерживать меч — но первая атака была необходима.

Тави показал каниму, что представляет для него угрозу, и каним повернулся к нему, готовясь к схватке.

Контратака канима была быстрой, но Тави продолжал обходить воина-волка так, чтобы тот был вынужден опираться на раненую ногу. Это замедляло движения канима, Тави успел нагнуться, и кривой клинок просвистел у него над головой, а меч Тави полоснул по голени здоровой ноги канима. Тави попытался продолжить успешную атаку, рассчитывая рассечь канима от груди до паха. Но тот блокировал удар Тави и бросился вперед, щелкая зубами.

Каним двигался удивительно быстро для существа такого размера; однако теперь, когда обе его ноги были повреждены, он с трудом сохранял равновесие, Тави успел сдвинуться в сторону, и челюсти канима щелкнули впустую. Тави ощутил жар возле левого глаза, упал на спину, перекатился и тут же вскочил на ноги. Его меч уже был поднят для защиты еще до того, как он выпрямился, что позволило ему отбить удар канима, направленный ему в голову.

Каним вновь попытался достать его зубами, но Тави опять ускользнул — теперь он оказался с той стороны от своего противника, где отсутствовал глаз. Каним вслепую нанес удар, и его клинок ушел далеко в сторону, и тогда воин-волк снова попытался достать Тави зубами — он двигался очень быстро, но не видел врага. Тави перехватил меч и с громким криком ударил рукоятью меча в челюсть канима. Во все стороны полетели осколки зубов.

Взятый каним замотал головой и взвизгнул, видимо, даже ворд не мог полностью нейтрализовать такую сильную боль. Тави воспользовался моментом и нанес короткий и не слишком сильный удар, но он угодил прямо в плоский нос канима, и тот вновь взвыл. Как Тави и рассчитывал, воин-волк отступил и поскользнулся в крови возле тела Киллиана. Ноги канима начали разъезжаться, он яростно зарычал и вскинул свой кривой меч.

У Тави появилось несколько мгновений, и он вновь переместился в невидимую канимом зону, теперь он стоял на мозаике с картой Алеры. Клинок Тави описал короткую дугу, ударил в горло канима и рассек кожаный ворот. Фонтаном брызнула кровь. Каним нанес удар своим мечом, но теперь он уже потерял прежнюю быстроту, и Тави легко от него уклонился, а потом с яростным криком вогнал острие меча Первого лорда в грудь канима.

Кольца кольчуги лопнули, и клинок вошел глубоко в тело. Каним попытался ударить противника мечом, но Тави оказался так близко к нему, что каним вновь промахнулся. Однако Тави ощутил боль в икре и с пронзительным криком перенес вес всего тела на рукоять меча, стараясь вогнать его поглубже и заставляя воина-волка сделать шаг назад.

Каним окончательно потерял равновесие и с оглушительным грохотом рухнул на спину. Тави, не выпуская рукояти меча, упал сверху. Каним вновь попытался вцепиться в Тави зубами, но силы уже оставляли воина-волка, кровь все быстрее текла из рассеченного горла.

Продолжая кричать, Тави навалился на меч, чтобы вогнать его еще глубже и пригвоздить канима к каменному полу. Если он позволит врагу подняться, тот может убить Гая, Макса или Китаи, а Тави решил, что он этого не допустит.

Он не знал, как долго не давал каниму подняться, но в какой-то момент обнаружил, что лежит на неподвижном враге и дыхание с хрипом вырывается из его груди. Губы умершего канима раздвинулись в стороны, обнажив клыки, единственный глаз остекленел. Тави с трудом поднялся на ноги, все тело мучительно ныло. Лихорадочная энергия боя исчезла, лоб и нога кровоточили. Впрочем, оба ранения не были серьезными, но Тави трясло от страшной усталости.

Он это сделал. Один. Если бы каним не получил ранений, а Тави этим не воспользовался, он бы не одержал победу в поединке. Однако он, Тави, один, без помощи фурий, сумел убить одного из самых опасных воинов.

Он услышал приближающиеся со стороны лестницы шаги.

Тави глубоко вздохнул, наклонился, взялся за рукоять меча и с огромным трудом вытащил его из груди мертвого канима. Раненая нога подогнулась, но Тави поднял меч и встал так, чтобы большая честь его веса приходилась на здоровую ногу, а вторую ногу он поставил на грудь поверженного канима, дожидаясь, кто окажется следующим.

Шаги стали громче, и в комнату с клинком в руке вбежал перепачканный кровью Линялый. С боевым криком он ворвался внутрь и остановился как вкопанный, увидев комнату. За ним появились королевские гвардейцы, один из них поддерживал сэра Майлса. Он, хромая, вошел в покои Первого лорда, отодвигая в сторону гвардейцев. И застыл на месте, разинув рот, глядя на Тави.

Тави секунду смотрел на них, продолжая сжимать в руке меч, — постепенно до него дошло, что все кончилось. Сражение завершилось, и он остался в живых. Он глубоко вздохнул, и меч выпал из его разжавшихся пальцев. Он пошатнулся, словно забыл, как стоять ровно.

Меч Линялого со звоном упал на пол, и он успел подхватить начавшего падать Тави.

— Я тебя держу, — тихо сказал Линялый и осторожно опустил Тави на пол. — Ты ранен.

— Китаи, — прошептал Тави. — Ей необходима помощь. Макс ранен. Киллиан… — Тави закрыл глаза, чтобы не видеть тела маэстро. — Маэстро мертв, Линялый. Отравлен. Но пауки остались снаружи. Ни один из них не добрался до Гая.

— Все хорошо, — сказал Линялый. Потом он пробормотал что-то себе под нос и поднес флягу к губам Тави. Тави стал жадно пить тепловатую воду. — Только не так быстро, Тави. Благодарение великим фуриям, Тави. Я сожалею. Один из канимов бросился на мой меч, что позволило другому проскочить мимо меня. Я пришел так быстро, как только смог.

— Не беспокойся, — ответил Тави. — Я с ним разобрался.

На лице Линялого появилась радостная улыбка.

— Да. Ты это сделал. Водяные маги и целители скоро будут здесь, Тави. С тобой все будет в порядке.

Тави устало кивнул.

— Если ты не против, я просто посижу. Пусть мои глаза немного отдохнут до их прихода. — Он прислонился к стене, чувствуя ужасную усталость.

Тави так и не услышал ответа Линялого. Он уже спал.

ГЛАВА 55

— Не понимаю, как девушка смогла выжить, — услышал Тави звучный мужской голос. — Эти существа отравили две дюжины легионеров, но даже водяные маги сумели сохранить жизнь только девяти из них.

— Она из варваров, — ответил знакомый Тави голос. — Возможно, ее народ имеет иммунитет против яда.

— Скорее всего, она уже подвергалась его воздействию, — возразил первый голос. — И теперь яд для нее не так опасен. Когда мы начали ее лечить, она пришла в себя, наша помощь ей была не так уж и нужна. Уверен, она бы и сама выжила.

Тави открыл глаза и увидел, что сэр Майлс тихо беседует с мужчиной в дорогом шелковом одеянии, надетом поверх обычных штанов и рубашки. Мужчина посмотрел на Тави и улыбнулся.

— А вот и ты пришел в себя, мальчик. Доброе утро. Ты в дворцовой больнице.

Тави огляделся. Он находился в длинном помещении, вдоль стен которого стояли кровати. Большинство из них были заняты. Из распахнутых окон доносился аромат цветов и недавнего дождя, пахло весной.

— Д-доброе утро. Как долго я спал?

— Почти весь день, — ответил целитель. — Твои ранения не были серьезными, но сказалась усталость. Кроме того, в твою кровь попало немного яда пауков, хотя я не думаю, что кто-то из них сумел тебя укусить. Сэр Майлс приказал, чтобы я не мешал тебе спать.

Тави потер лицо и сел.

— Сэр Майлс, — сказал он, склонив голову. — А как Китаи… Первый лорд… Сэр, все живы?

Майлс кивнул целителю, тот похлопал Тави по плечу и отошел к другим пациентам.

— Тави, это ты убил канима, на груди которого стояла твоя нога, когда мы вошли? — спросил Майлс.

— Да, сэр, — ответил Тави. — Я воспользовался мечом Первого лорда. Майлс кивнул и улыбнулся: — Хорошая работа, молодой человек. Я ожидал, что мы найдем лишь трупы у подножия лестницы. Я недооценил тебя.

— Каним уже был ранен, сэр Майлс. Не думаю, что… Он был уже полумертвым, когда добрался сюда. Мне пришлось лишь слегка его ткнуть.

Майлс склонил голову набок и расхохотался.

— Да, понятно. Тем не менее тебе будет приятно услышать, что твои друзья и Первый лорд в порядке.

Спина Тави выпрямилась.

— Гай… он?..

— Пришел в себя и ужасно раздражен. Его ругани не выдержала бы и шкура гарганта, — с довольным видом сообщил Майлс. — Он хотел поговорить с тобой, как только ты придешь в себя.

Тави тут же спустил ноги с постели и собрался встать. Только тут он посмотрел на себя.

— Может быть, следовало бы сначала одеться, если мне предстоит встреча с Первым лордом.

— И в самом деле, — с улыбкой сказал Майлс, указывая на стоящий рядом с постелью стул.

Тави нашел на нем свою уже выстиранную одежду и начал одеваться. Потом он посмотрел на сэра Майлса и спросил:

— Сэр Майлс. Не знаю… могу ли я спросить. Ваш брат…

Майлс прервал его, подняв руку.

— Мой брат, — тихо, но твердо сказал он, — умер около двадцати лет назад. — Он покачал головой. — Могу добавить, Тави, что твой друг Линялый, раб, в полном порядке. Он покрыл себя славой, помогая мне защищать лестницу.

— Помогая вам?

Майлс кивнул, стараясь сохранять нейтральное выражение лица:

— Да. Какой-то идиот уже сочиняет об этом песню. Сэр Майлс и его знаменитая оборона винтовой лестницы. Песню поют в винных заведениях и пивных. Это унизительно.

Тави нахмурился.

— Но такая песня гораздо лучше песни об изувеченном рабе, — добавил Майлс.

Тави понизил голос до шепота:

— Но он ваш брат.

Майлс поджал губы, бросил быстрый взгляд на Тави и ответил:

— Он знает, что делает. Едва ли у него это получилось бы, если бы болтуны трепали языками о его возвращении из могилы. — Он ногой подвинул сапоги Тави поближе к постели и едва слышно добавил: — И у него есть на то причины.

— Он вас любит, — продолжал Тави. — Мысль о том, что вы плохо о нем подумаете, приводила его в ужас.

— И он был прав, — сказал Майлс. — Если бы наша встреча состоялась при других обстоятельствах… — Он покачал головой. — Даже не знаю, что я мог бы сделать. — В его глазах появилось отсутствующее выражение. — Я очень долго его ненавидел, мальчик. За то, что он умер вместе с Септимусом, а я из-за своей ноги не был рядом с ними. И я не мог его простить за то, что он умер, оставив меня одного. Я должен был быть рядом с ними.

— А теперь? — спросил Тави.

— Теперь… — Майлс вздохнул. — Я не знаю, мальчик. Теперь у меня есть свое место в жизни. У меня есть долг. Теперь мне нет смысла его ненавидеть. — Его глаза сверкнули. — Клянусь великими фуриями. Ты его видел? Величайший фехтовальщик всех времен, исключая разве что Септимуса. Впрочем, Рари и тогда мог себя сдерживать, чтобы не разочаровать принцепса.

В глазах Майлса появилось отрешенное выражение, и он улыбнулся Тави.

— Долг? — спросил Тави.

— Да, долг. Как и твои обязательства перед Первым лордом. Вставай, акад… — Тут Майлс смолк, склонил голову набок и закончил, глядя на Тави: — Вставай, мужчина.

Тави натянул сапоги и встал. На его губах играла улыбка.

— Сэр Майлс, вам что-нибудь известно о моей тете? — спросил Тави.

Лицо Майлса стало задумчивым, и он направился вперед. Теперь его хромота стала еще более заметной.

— Мне сообщили, что она здорова и ей не угрожает опасность. Больше мне ничего не известно.

Тави нахмурился.

— Ничего?

Майлс пожал плечами.

— А как Макс, Китаи?

— Я уверен, Гай ответит на все твои вопросы, Тави. — Майлс устало улыбнулся. — Сожалею, что вынужден так с тобой разговаривать. У меня приказ.

Тави кивнул и нахмурился еще сильнее. Они вместе с Майлсом направились в личные покои Первого лорда, и Тави заметил, что количество стражников на всех постах утроено. Когда они подошли к гостиной Первого лорда, где он принимал посетителей, их впустил страж, а затем скрылся за занавеской в дальнем конце комнаты, где тихо с кем-то заговорил.

Затем страж вернулся, вышел из гостиной и закрыл за собой дверь. Тави оглядел гостиную, обставленную довольно скромно для Первого лорда. Вся мебель была сделана из твердых пород дерева, доставленного из форцианских лесов на западном побережье. На стене висели картины — одна из них незаконченная. Тави принялся их рассматривать. Простые идиллические пейзажи. Семья устроила пикник посреди поля. Лодка подняла паруса, чтобы устремиться в океанские дали, за ее кормой скрытый туманом город. И последняя — портрет молодого человека. Лицо было закончено, но художник успел изобразить лишь треть торса. Ниже оставался белый холст.

Тави присмотрелся внимательнее. Молодой человек на портрете показался ему знакомым. Может быть, это Гай? Если добавить ему несколько десятков лет, то он вполне мог бы оказаться Первым лордом.

— Септимус, — послышался низкий голос Гая из-за спины Тави.

Тави обернулся и увидел Первого лорда, выходящего из-за занавеси. Он был одет в свободную белую рубашку и черные облегающие штаны. Пугающая бледность исчезла, серо-голубые глаза были ясными и блестящими.

Однако его волосы стали совершенно белыми. Тави склонил голову:

— Прошу прощения, сир?

— Портрет, — сказал Гай. — Это мой сын.

— Я вижу, — осторожно ответил Тави. Он не знал, что следует говорить в таких ситуациях. — Он… не закончен.

Гай тряхнул головой:

— Верно. Ты видишь черную отметку на шее человека на портрете? Черная полоска на белой коже?

— Да. Я подумал, что это родинка.

— Кисть его матери касалась холста именно в этом месте, когда пришло известие о его смерти, — сказал Гай и обвел рукой комнату. — Она нарисовала все эти картины. Но после известия о смерти Септимуса больше не брала в руки кисть. — Он внимательно посмотрел на портрет. — Вскоре она заболела. Она попросила повесить портрет так, чтобы она могла его видеть. И взяла с меня слово, что я навсегда оставлю портрет у себя.

— Сожалею о вашей потере, сир.

— Многие сожалеют о Септимусе. И по самым разным причинам. — Он оглянулся через плечо. — Майлс?

Майлс поклонился и направился к двери.

— Конечно. Приказать, чтобы вам принесли поесть?

Тави хотел с энтузиазмом согласиться, но сначала посмотрел на Гая. Первый лорд рассмеялся и сказал:

— Ты когда-нибудь видел, чтобы молодой человек не был голоден? Да и мне следует побольше есть. И еще, пожалуйста, пришли тех, о ком я упоминал.

Майлс с улыбкой кивнул и вышел из гостиной.

— Я не видел, чтобы сэр Майлс столько улыбался за последние два года, сколько за сегодняшний день, — заметил Тави.

Первый лорд кивнул:

— Очень странно, не правда ли? — Он уселся на одном из двух стульев, которые имелись в гостиной, и предложил Тави занять второй. — Ты хочешь, чтобы я рассказал о твоей тете.

Тави улыбнулся:

— Неужели я настолько предсказуем, сэр?

— Семья всегда была очень важна для тебя, — серьезно ответил Гай. — Твоя тетя не пострадала, она провела всю ночь у твоей постели. Я попросил ей передать, что ты проснулся. Вскоре она появится в цитадели, чтобы тебя навестить.

— В цитадели? — спросил Тави. — Сир, я полагал, она остановилась в гостевых покоях.

Гай кивнул:

— Она приняла приглашение лорда и леди Аквитейн и остановилась в их особняке на время Зимнего фестиваля.

Тави пораженно посмотрел на Первого лорда.

— Она там? — Он потряс головой. — Заговор Аквитейна едва не привел к уничтожению всех стедгольдов в долине Кальдерон. Она его презирает.

— Могу себе представить, — сказал Гай.

— Клянусь фуриями, почему она так поступила?

Гай слегка приподнял одно плечо:

— Она не стала давать мне объяснений, поэтому я могу лишь предполагать. Я пригласил ее остаться здесь, рядом с тобой, но она вежливо отклонила мое предложение.

Тави задумчиво пожевал нижнюю губу.

— Вороны. Значит, за этим что-то кроется? — В животе у него похолодело. — Получается, она заключила с ними союз.

— Да, — совершенно спокойно отозвался Гай.

— Но она… Сир, быть может, ее каким-то образом принудили? При помощи магии, например?

Гай покачал головой:

— Нет, я ничего подобного не заметил, хотя очень внимательно за ней наблюдал. Такие вещи невозможно скрыть.

Тави отчаянно пытался найти объяснение.

— Но если ей угрожали, то должен существовать способ ей помочь?

— Нет, все произошло иначе, — сказал Гай. — Ты можешь себе представить, чтобы твою тетю могли запугать? Она ничего не боится. Мне кажется, она просто заключила сделку.

— Какого рода сделку?

В дверь гостиной вежливо постучали, и слуга вкатил тележку. Он поставил ее рядом со стульями, закрепил боковины и получился небольшой столик, на котором моментально появились тарелки и подносы с едой, кувшин с молоком и бутылка смешанного с водой вина. Гай молчал, пока слуга не закончил свою работу и не вышел из гостиной.

— Тави, — сказал Гай, — прежде чем я расскажу тебе все, ты должен поведать мне о событиях, которые произошли, пока я был без сознания. Я не хочу, чтобы мои слова повлияли на твои воспоминания.

Тави кивнул, хотя испытывал некоторое разочарование:

— Хорошо, сир.

Гай встал, и Тави последовал его примеру.

— Наверное, ты еще сильнее хочешь есть, чем я. Может быть, сначала поедим?

Они положили себе в тарелку еды и вновь уселись на стульях. Покончив с первой порцией, Тави взял добавки, после чего начал свой рассказ с того места, как его атаковали Калар Бренсис-младший и его приспешники. Рассказ занял почти час. Несколько раз Гай прерывал Тави и задавал ему вопросы, а в конце откинулся на спинку стула, держа в руке бокал с вином.

— Что ж, это объясняет поведение Карии сегодня утром, — заметил Гай.

Щеки Тави ужасно покраснели.

— Сир, Макс лишь…

Гай бросил на Тави строгий взгляд, но не сумел скрыть улыбки.

— В большинстве случаев я не стал бы возражать, если бы моя прелестная жена присоединилась ко мне, когда я находился в ванне. Но сегодня утром… Я был не в лучшем состоянии. Мне уже почти восемьдесят… — Он мрачно покачал головой. — Конечно, я должен соответствовать требованиям моего положения, но когда ты будешь говорить с Максимусом, передай ему, чтобы в будущем, если такая ситуация возникнет вновь, он не оказывал знаков внимания моей жене.

— Я скажу ему, сир, — серьезно ответил Тави.

Гай рассмеялся.

— Что ж, ты показал себя с лучшей стороны, — заметил Гай. — Не идеально, но многие на твоем месте не сумели бы сделать и половины.

Тави состроил гримасу и отвернулся.

Гай вздохнул.

— Тави, ты не виноват в смерти Киллиана. Тебе не следует корить себя за это, — сказал Первый лорд.

— Но кого-то следует наказать, — сказал Тави.

— Ты сделал все, что было в твоих силах.

— Я знаю, — ответил Тави, и его поразили горечь и гнев в собственном голосе. — Если бы я не был уродом, если хотя бы немного владел магией…

— Тогда почти наверняка ты бы рассчитывал на магию, а не на свои силы и был бы убит. — Гай покачал головой. — Взрослые мужчины, хорошие солдаты и маги погибали, сражаясь с таким врагом. Магия лишь инструмент, Тави. Без умения и быстрого разума она подобна молотку, брошенному на землю.

Тави отвернулся и стал смотреть в пол.

— Тави, — продолжал Гай, — я обязан тебе жизнью, как и твои друзья, которых ты защитил. Киллиан умер из-за того, что сам выбрал такой образ жизни — он сам поставил себя между опасностью и нашей страной. Он знал, на что идет, когда вступил в схватку, понимал, как сильно рискует. — Голос Гая немного смягчился. — И ты по-детски самонадеян, когда умаляешь его выбор, его жертву, пытаясь взвалить на свои плечи вину за его гибель.

Тави нахмурился:

— Я… не смотрел на это с такой точки зрения.

— Вполне естественно, — сказал Гай.

— И все же у меня такое чувство, будто я его предал, — продолжал Тави. — Его последние слова, обращенные ко мне, были очень важными. Он старался донести их до меня, но… — Тави вспомнил последние мгновения жизни Киллиана и замолчал.

— Да, очень жаль, что он не сумел назвать имя убийцы — но я подозреваю, что теперь, когда Киллиан мертв, агент Калара уйдет сам.

— А нет ли возможности установить, кто он — или она — до тех пор, пока он еще с нами?

Первый лорд покачал головой:

— Мне предстоит очень много потрудиться, чтобы исправить нанесенный вред. И воспользоваться некоторыми преимуществами, которые мы получили. Поэтому, молодой человек, я поручаю это дело тебе. Ты сможешь найти убийцу? Ведь нападение отбито благодаря тому, что ты неплохо использовал свою голову. Думаю, Киллиан был бы доволен.

— Я попытаюсь, — ответил Тави. — Если бы я был чуть-чуть быстрее и пришел к нему на помощь раньше…

— Возможно. Но можно сказать и по-другому: если бы ты задержался еще немного, то все были бы сейчас мертвы. — Гай махнул рукой. — Хватит, мальчик. Дело сделано. Всегда помни своего наставника. Помни Киллиана, а не его смерть. Он тобой гордился.

Тави заморгал, сдерживая слезы, и кивнул:

— Хорошо, сир.

— Теперь вернемся к разговору о твоей тете, — продолжал Гай. — Ты должен знать две вещи. Первое: эти существа напали на стедгольд в долине Кальдерон. Твой дядя и графиня Амара выступили против них, а твоя тетя отправилась ко мне, чтобы просить о подкреплении.

— Нападение? — сказал Тави. — Но… что же произошло? Мой дядя в порядке?

— Я отправил две когорты рыцарей огня и воздуха к ним на помощь двенадцать часов назад, а также послание лорду Рива и настоятельно порекомендовал провести расследование, но пока мне не известно, что происходит в долине Кальдерон.

— Великие фурии, — пробормотал Тави, качая головой. — А когда вы что-нибудь узнаете?

— Возможно, к завтрашнему утру, — сказал Гай. — И уж наверняка завтра к вечеру. Но я думаю, они уже получили помощь.

— Но как? — нахмурился Тави.

— Аквитейны, — ответил Гай. — Под их началом имеется большой отряд воздушных рыцарей и другие наемники, среди которых немало рыцарей. Я полагаю, твоя тетя заключила союз с Аквитейнами в обмен на их помощь. И не только.

— Что вы имеете в виду?

— Когда ворд и взятые канимы пытались прорваться в мои покои, время стало критическим фактором. Королевские гвардейцы обязательно пришли бы к нам на помощь, но, боюсь, они бы не успели вовремя. Пока не появилась Инвидия Аквитейн, гвардейцы не могли смять канимов, однако с ее помощью они быстро с ними расправились, после чего гвардейцы прорвались к лестнице.

Тави удивился:

— Она пришла к вам на помощь?

Уголок рта Гая дрогнул.

— Думаю, она помогла мне для того, чтобы помешать Калару взять власть и опередить ее с мужем. Не исключено, что леди Аквитейн не хотела, чтобы началась война за престол, это неизбежно ослабило бы Алеру. — Он улыбнулся. — Или она просто защищала тебя, выполняя свою часть договора с твоей тетей. В любом случае эта тактика принесла успех. Клянусь воронами, я буду вынужден наградить ее медалью на глазах у всего двора — Первого лорда спасла женщина. Лига Дианы будет вне себя от счастья.

— И они будут использовать тетю Исану, чтобы сплотить вокруг себя Лигу. — Тави покачал головой. — Не могу в это поверить. Тетя Исана…

— Ее совсем не трудно понять, мальчик. Она пришла ко мне за помощью и защитой. А я не смог ей помочь.

— Но вы были без сознания, — возразил Тави.

— А какое это имеет значение? — спросил Гай. — Ее дом был в опасности. Ее семье грозила гибель. И она не смогла получить помощь от меня, а потому обратилась к тем, кто был готов ее оказать. — Он нахмурился. — И она эту помощь получила.

— Сир, а вам известно, кто убил королеву ворда? — спросил Тави. — После первой атаки я ее больше не видел.

Гай мрачно покачал головой:

— Нет. Насколько мне известно, она сумела ускользнуть, как и советник канимов. Майлс уже отправил королевский легион прочесывать подземелья, что существенно помешает контрабандистам, но едва ли принесет пользу. Все корабли, которые выходят в море в последние дни, тщательно обыскиваются, но нам не удалось получить никакого результата.

— Я полагаю, Сарл использует дипломатические корабли и работает заодно с вордом.

Гай склонил голову набок.

— В самом деле?

— Да, сир, — ответил Тави. — Стража канимов сменялась каждый месяц. И все это время пара канимов прибывала, а пара уплывала — и все они были одеты в плащи с капюшонами. Я думаю, Сарл и ворд находили двоих самых высоких людей, надевали на них доспехи канимов, плащ с капюшоном, потом они отправлялись на корабль, а двое оставшихся канимов, которые должны были вернуться домой, становились добычей ворда и оставались в гнезде, которое находилось в подземельях. Именно так им удалось собрать большой отряд.

Гай задумчиво кивнул:

— Звучит правдоподобно. Меня радует, что у канимов идет борьба между разными фракциями. Приятно слышать, что и наших врагов раздирают такие же противоречия, как и нас.

— Сир, а что стало с послом Варгом?

— Он вернулся во дворец вчера ночью и отдал свой меч, приняв на себя ответственность за деяния своего советника. Он находится под домашним арестом.

— Но он же помог нам, сир, хотя у него не было в этом никакой необходимости. Мы у него в долгу.

Гай кивнул:

— Я знаю. Однако он является одним из вождей народа, чьи воины открыто пытались убить Первого лорда Алеры. Я могу сохранить ему жизнь, во всяком случае на данный момент. Но не в силах обещать ничего другого.

Тави помрачнел.

— Понятно.

— И еще. — Гай взял конверт и передал его Тави. — Я полагаю, ты уже перерос должность моего пажа, Тави, но это последнее послание, которое ты должен доставить новому послу в северном зале.

— Конечно, сир.

— Благодарю тебя, — сказал Первый лорд. — Я назначил обед с твоей тетей и друзьями на сегодняшний вечер. На нем также будет присутствовать новый посол. И я бы хотел видеть там тебя.

— Конечно, сир.

Гай кивнул, отпуская Тави.

Тави направился к двери, но в последний момент остановился возле двери.

— Сир, могу ли я спросить о Линялом?

Гай нахмурился, поднял руку и потер двумя пальцами переносицу.

— Тави, — устало заговорил он, — в жизни есть вопросы, на которые ты должен находить ответы самостоятельно. У тебя есть голова на плечах. Воспользуйся ею. — Он неопределенно махнул рукой. — И делай это где-нибудь в другом месте, понятно? Я теперь быстро устаю, и мои целители говорят, что я должен сохранять осторожность, если не хочу, чтобы моя болезнь вернулась.

Тави нахмурился. Ему не показалось, будто Гай стал выглядеть хуже за время их беседы, и он заподозрил, что Первый лорд воспользовался этим предлогом, чтобы не отвечать на вопросы Тави. Но что Тави мог поделать? Никому не под силу заставить Первого лорда Алеры продолжать разговор.

— Конечно, сир. — Тави низко поклонился и вышел.

Тави не торопясь направился в северный зал. Он остановил проходившую мимо служанку и спросил, где расположены покои нового посла, и она направила его к двойным дверям, которые находились в дальнем конце коридора. Тави подошел к ним и негромко постучал.

Дверь распахнулась, и перед глазами Тави предстала Китаи. Никогда прежде он не видел ее в таком наряде. На ней было платье из темно-изумрудного шелка, доходящее до колен, со свободным поясом. Белые распущенные волосы были тщательно расчесаны и спадали до самых бедер. На обнаженных ногах поблескивали серебряные браслеты, такие же браслеты украшали руки, а на шее висело серебряное ожерелье с зеленым камнем. Все это прекрасно сочеталось с цветом ее огромных миндалевидных глаз.

Сердце Тави вдруг забилось очень быстро. Китаи изучающе посмотрела на Тави, и на ее лице появилась довольная улыбка.

— Привет, алеранец.

— Хмм, — сказал Тави. — У меня письмо для посла.

— Значит, оно для меня, — сказала она и протянула руку. Тави передал ей конверт. Она вскрыла его и, слегка нахмурившись, взглянула на Тави. — Я не умею читать.

Тави взял письмо и прочитал:

— «Посол Китаи, я был рад узнать от одного из гвардейцев, которого вы встретили, когда входили во дворец вчера утром, что Дорога отправил посланника в Алеру, который будет связывать наши народы. И хотя я не ожидал вашего появления, мы рады вашему прибытию. Надеюсь, вас устраивают отведенные вам покои и вы получаете все, в чем нуждаетесь. Если вам потребуется что-нибудь еще, вам достаточно обратиться к любому из слуг».

Китаи улыбнулась и сказала:

— У меня есть собственный бассейн, прямо в полу. Его можно наполнять горячей водой или холодной, алеранец, и еще тут есть духи, мыло и разные притирания. Они приносят мне еду, и у меня кровать, на которой могла бы разместиться самка гарганта во время родов. — Она приподняла подбородок и указала на ожерелье. — Видишь?

Прежде всего Тави видел нежную белую кожу — но и ожерелье было красивым.

— Если бы я знала об этом, — продолжала Китаи, — то стала бы послом раньше.

Тави раскашлялся:

— Ну да. Я хотел сказать, ты и есть посол, раз Первый лорд так говорит, но, Китаи…

— Оставь свое мнение при себе, мальчик-посланник, — презрительно сказала она. — Продолжай читать.

Тави внимательно посмотрел на нее и дочитал послание Первого лорда до конца.

— «Чтобы помочь вам понять ваши новые обязанности, я предлагаю начать с того, чтобы научиться читать и писать. Такое умение очень пригодится вам в будущем, позволит записывать ваши впечатления и новые знания, чтобы потом передавать их вашему народу. Для этих целей я передаю в ваше распоряжение посланца, который доставит вам это письмо, чья задача в ближайшие несколько недель будет состоять в том, чтобы научить вас чтению и письму. Добро пожаловать в Алеру-Империю, посол, я с нетерпением жду момента, когда мы сможем поговорить с вами. Гай Секстус, Первый лорд Алеры».

— В мое распоряжение, — сказала Китаи. — Ха. Пожалуй, мне это нравится. Я могу заставить тебя делать все, что угодно. Так сказал твой вождь.

— Я не думаю, что он имел в виду именно…

— Молчать, посыльный! — сказала она, и в ее зеленых глазах засверкали озорные искорки. — Здесь есть лошади?

— Ну да. Но…

— Тогда ты меня отведешь к ним — и мы поедем кататься, — сказала она, продолжая улыбаться.

Тави вздохнул:

— Китаи… может быть, завтра? Я должен проведать Макса. И моя тетя. И сегодня вечером у нас обед.

— Конечно, — сразу же согласилась Китаи. — Прежде всего — важные вещи.

— Благодарю тебя, — сказал он и слегка поклонился.

— Слушай, алеранец. Я видела, как ты сражался с канимом. Ты все делал правильно. Хорошая работа.

Она подошла к нему, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы.

Тави удивленно заморгал и секунду не мог пошевелиться. Потом Китаи подняла руки, обняла его за шею и притянула к себе. Весь мир превратился вдруг в ее губы, ее руки и ее запах. И только позже, когда поцелуй закончился, и у Тави слегка закружилась голова, Китаи посмотрела на него томным довольным взглядом и сказала:

— Неплохо. Для алеранца.

— Б-благодарю, — пробормотал Тави.

— В мое распоряжение, — удовлетворенно повторила она. — Это обещает приятную весну.

— Ч-что? — спросил Тави.

Она нетерпеливо фыркнула.

— И когда ты только перестанешь болтать, алеранец? — сказала она низким голосом и вновь поцеловала Тави, увлекая его от двери. Он успел дотянуться до нее ногой и захлопнуть.

ГЛАВА 56

Амара стояла рядом с Бернардом, пока выжившие в сражении легионеры строились в шеренги перед курганом, который они воздвигли на поле боя.

Наемники и их командир улетели, как только их целители завершили работу. Еще до наступления ночи по команде Первого лорда прибыли двести рыцарей, а на следующее утро появился отряд из Второго легиона, отправленный лордом Ривой, чтобы обеспечить безопасность в гарнизоне и долине. И они рассказали о небольшом чуде. Целитель Харгер сумел сохранить самообладание во время неожиданной атаки ворда на раненых, оставшихся в Арикгольде, и, несмотря на свои ранения, сумел вывести детей, уцелевших после первых атак, из стедгольда. Маленький лучик света во мраке смерти и потерь, но Амара была благодарна и за него.

Бернард не отдавал такого приказа, но никто из уцелевших легионеров не упоминал о появлении Волков ветра и их командира, объявленных вне закона. Они были обязаны жизнью наемникам и прекрасно это понимали.

Умерших было гораздо больше, чем оставшихся в живых, способных выкопать могилы, поэтому они решили, что нужно отнести всех погибших в пещеру и сделать ее местом их упокоения.

Как только тела павших были отнесены в пещеру, легионеры попрощались с друзьями и товарищами по оружию. После часа безмолвного бдения, Бернард подошел к шеренге воинов и сказал:

— Мы здесь для того, чтобы оказать последние почести тем, кто отдал жизнь, защищая долину и Алеру. Рядом сражались не только легионеры, но и простые фермеры. Многие стали жертвами нашего врага и выступили против нас. — Он помолчал. — Все они заслужили лучшей участи. Однако они погибли, чтобы не дать распространиться страшной угрозе, которая могла бы уничтожить Алеру, и лишь по чистой случайности мы стоим сейчас возле их могил, а не они у наших.

Он вновь надолго замолчал.

— Благодарю вас. Благодарю всех. Вы сражались мужественно и достойно, даже раненые не покидали поля боя, когда наше положение казалось безнадежным. Вы душа и сердце алеранских легионеров, и я горд, что командовал вами. — Он повернулся ко входу в пещеру. — А вам я могу лишь принести свои извинения за то, что не сумел защитить вас, и сейчас даю вам обещание, что ваша смерть заставит меня быть более бдительным в будущем. Я прошу те силы, которые управляют миром, присмотреть за нашими погибшими друзьями и отнестись к ним с милосердием и добротой, которую не проявили их убийцы.

Потом Бернард, сэр Фредерик и дюжина рыцарей земли, прибывших к ним на помощь, опустились на колени и призвали своих фурий. По земле, в сторону пещеры, прошла медленная волна, и с низким рокотом склон холма изменился. Это было медленное постепенное движение, но Амара чувствовала, как дрожит под ее ногами земля. Вход в пещеру начал опускаться и постепенно уменьшаться, и через некоторое время на его месте осталась лишь застывшая скала.

В долине наступила тишина, и маги земли одновременно поднялись на ноги. Бернард повернулся к пятидесяти с лишним уцелевшим ветеранам центурии Джиральди.

— Легионеры, разойдитесь. Соберите свои вещи, вскоре мы выступаем в гарнизон.

Джиральди отдал несколько негромких приказов, и усталые люди зашагали к Арикгольду. Бернард стоял и смотрел им вслед. Амара осталась рядом с ним. Вскоре колонна скрылась за поворотом дороги.

Из рощи к ним медленно подошли гаргант и Дорога с палицей на плече.

— Ты хорошо сражался, Кальдерон. Люди, которые шли в бой под твоим началом, не трусы.

Бернард скупо улыбнулся и ответил:

— Спасибо за помощь, Дорога. Еще раз. — Он повернулся к гарганту и добавил: — И тебе спасибо, гаргант.

На уродливом лице Дороги появилась широкая улыбка.

— Может быть, ваши люди способны учиться, — сказал он.

Гаргант оглушительно фыркнул, а Дорога рассмеялся.

— Что он сказал? — спросил Бернард.

— Он сказал нечто вроде… э-э… нечто вроде того, что подгнившие фрукты имеют одинаковый вкус. Он имел в виду, что ваш и наш народы имеют общего врага. И он говорит, что вы приличная замена Сабот-га, моему клану, если речь идет о сражениях.

— Именно благодаря гарганту мы сумели устоять в пещере, — сказал Бернард. — Я этого не забуду.

Огромный марат пожал могучими плечами и улыбнулся:

— Пришли ему яблок. И пусть они не будут гнилыми.

— Даю слово. — Он протянул руку Дороге.

Тот без колебаний пожал руку Бернарда.

— И ты, Оседлавшая Ветер, — сказал Дорога, поворачиваясь к Амаре. — Боюсь, из тебя не получится хорошей алеранской жены.

Она улыбнулась:

— Не получится?

Он мрачно покачал головой:

— Могу поспорить, ты не станешь заниматься уборкой. Или готовить. Или шить одеяла и другие вещи. Думаю, ты повсюду будешь искать неприятности на свою голову.

— Вполне возможно, — согласилась она, продолжая улыбаться.

— Но ты хороша в постели, если судить на слух.

Амара так сильно покраснела, что ей пришлось отвернуться.

— Дорога! — воскликнула она.

— Женщина с неприятностями, — продолжал Дорога. — Но такую женщину хорошо обнимать. Моя подруга была такой же. Мы были счастливы. — Он легонько стукнул кулаком по сердцу, в стиле алеранских легионеров, и поклонился им обоим. — Может быть, у вас будет так же. И пусть снизойдет мир на ваших павших.

— Благодарю тебя, — сказала Амара.

Бернард склонил голову. Дорога и гаргант развернулись и медленно пошли прочь, не оборачиваясь.

Амара смотрела им вслед, стоя рядом с Бернардом. Она не заметила, когда ее пальцы переплелись с пальцами Бернарда, но это показалось ей совершенно естественным. Бернард вздохнул. Она ощущала в нем боль, даже не глядя ему в лицо, даже не обменявшись ни единым словом.

— Ты сделал все, что было в твоих силах, — сказала она.

— Я знаю, — ответил он.

— Ты не должен винить себя в их смерти.

— Да, я и это знаю, — вздохнул Бернард.

— Любой достойный командир испытывал бы такие же чувства, — сказала Амара. — И был бы неправ. Но лучшие всегда винят себя.

— Я потерял людей целого стедгольда, который находился под моей защитой, — тихо заговорил Бернард. — И почти три четверти своих легионеров. Едва ли меня можно назвать одним из лучших.

— Пройдет время, — сказала Амара, — и твоя боль перестанет быть такой острой.

Он мягко сжал ее пальцы, но ничего не ответил. Бернард стоял на склоне холма возле того места, где раньше находилась пещера, а потом отвернулся и зашагал прочь. Амара не отставала. Они прошли половину пути до Арикгольда, когда она сказала:

— Нам нужно поговорить.

Он кивнул:

— Хорошо.

— Бернард. — Она немного помолчала, подыскивая нужные слова. У нее ничего не получалось, и тогда она просто сказала: — Я тебя люблю.

— А я тебя, — тут же ответил он.

— Но… я давала клятву Короне, да и ты… эти клятвы должны определять нашу жизнь. Наши клятвы…

— Ты хочешь сделать вид, будто ничего не произошло? — спокойно спросил он.

— Нет, — сразу же ответила Амара. — Нет, не так. Но… имели ли мы право приносить новые клятвы?

— Кто знает? Если у тебя будут дети…

— У меня не может быть детей, — сказала она с горечью.

— Откуда ты знаешь? — все так же спокойно спросил Бернард.

Она покраснела.

— Потому что… мы с тобой… проклятые вороны, Бернард. Если бы у меня могли быть дети, они бы уже появились.

— Возможно, — ответил он. — Или ты ошибаешься. Мы видимся с тобой в лучшем случае одну или две ночи за одну луну. Не самый надежный способ зачать ребенка.

— Но я была больна, — тихо сказала она. — Ты не замечал шрамов.

— Да, — отозвался Бернард. — Однако были женщины, которые перенесли болезнь, а потом рожали детей. Немногие, но такие случаи известны.

Она грустно вздохнула:

— Но я не из их числа.

— Откуда тебе знать? — спросил Бернард. — Почему ты так уверена?

Она некоторое время смотрела на него и качала головой.

— На что ты намекаешь?

— У нас нет уверенности, что ты бесплодна. А раз так, нет никаких причин не быть вместе.

Она с сомнением посмотрела на него:

— Я знаю, что гласят законы. У тебя есть обязательства перед Алерой, Бернард, ты должен передать детям свою силу в магии.

— И я намерен выполнить свои обязательства, — сказал он. — С тобой.

Некоторое время они шагали молча, а потом она спросила:

— Ты действительно считаешь, что это возможно?

Он кивнул:

— Да, считаю. И хочу, чтобы так и случилось. И есть только один способ этого добиться — нужно стараться и ждать.

Амара ответила:

— Хорошо. — Она сглотнула. — Но… я не хочу, чтобы Гай об этом знал. Во всяком случае… — Она смолкла, а потом начала снова: — Если только у нас не появится ребенок. А до тех пор он может приказать нам расстаться. Но если у нас родится ребенок, у него не будет оснований для возражений.

Бернард некоторое время молча смотрел на Амару. Потом остановился, приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы.

— Согласен, — прошептал он. — Пусть сейчас будет так. Но наступит день, когда мы не сможем скрывать от других наши брачные узы. И в этот день я хочу, чтобы ты была рядом со мной. И тогда мы восстанем против воли Первого лорда и закона вместе.

— Вместе, — повторила она, целуя Бернарда.

Он улыбнулся:

— Что может произойти в самом худшем случае? Нас уволят со службы? Отнимут гражданство? И тогда у нас не будет никаких обязательств.

— Мы будем разорены, но останемся вместе, — с улыбкой на губах сказала Амара. — Ты это имеешь в виду?

— До тех пор пока ты будешь рядом со мной, я не буду разорен, — сказал он.

Амара обняла мужа за шею и крепко прижала к себе. Он ответил на ее объятия.

Быть может, Бернард прав. Быть может, все будет хорошо.

ГЛАВА 57

Фиделиас закончил чистить свои сапоги и поставил их возле кровати. Рядом стояла собранная чуть раньше сумка. Он задумчиво оглядел комнату. В подвале особняка Аквитейнов он занимал помещение для слуг точно таких же размеров, как комната, где он прежде жил в цитадели. Возможно, постель здесь была помягче, простыни и одеяла более высокого качества, да и светильники тоже. Но в остальном все было таким же.

Фиделиас покачал головой и вытянулся на постели, он слишком устал, чтобы раздеваться и залезать под одеяло. Фиделиас смотрел в потолок, прислушиваясь к шуму и разговорам в соседних комнатах и коридорах.

Неожиданно дверь без стука распахнулась, Фиделиасу не требовалось поворачивать голову, чтобы выяснить, кто вошел.

Леди Аквитейн немного помолчала, а потом сказала:

— Я вижу, ты уже собрал вещи.

— Да, — ответил он. — Я уйду перед рассветом.

— И не останешься на церемонию представления?

— Я вам не нужен, — сказал Фиделиас. — И я уже видел платье, которое вы купили для стедгольдера Исаны. Уверен, оно произведет нужное впечатление. А у меня есть другие важные дела.

— Неужели? — удивилась леди Аквитейн. — А я даже не успела дать тебе новое поручение.

— Вы отправите меня во владения Калара, чтобы я вошел там в контакт со своими людьми, — сказал Фиделиас. — Вы захотите узнать, какие связи у Калара с южными верховными лордами и как их разрушить.

Она негромко рассмеялась.

— Должна ли я чувствовать себя довольной из-за того, что сумела найти такого превосходного шпиона?

— Не стоит, — отозвался Фиделиас. — Я сам выбрал вас и вашего мужа. А вовсе не наоборот.

— Как цинично, — прошептала она. — Джентльмен не стал бы говорить об этом прямо.

— Но вы наняли меня не для танцев, — спокойно возразил Фиделиас.

— Верно. — Она немного подумала и сказала: — Ты возьмешь воду из нашего источника?

— Да. Южное лето бывает жарким.

— Будь осторожен, Фиделиас, — сказала леди Аквитейн. — Ты ценное вложение наших средств. Но я не стану долго терпеть твое неповиновение.

— На вашем месте, ваша светлость, — заметил Фиделиас, — я бы старался беречь источники информации.

— Ты имеешь в виду самого себя? — спросила она.

— Именно.

— И почему же? — осведомилась она, и в ее голосе появился холод.

В первый раз за весь разговор Фиделиас перестал смотреть в потолок. Леди Аквитейн стояла в дверях, высокая, изящная и прелестная, одетая в элегантную серую накидку и легкие туфельки. Ее темные волосы были заколоты несколькими гребнями из слоновой кости. Некоторое время он наслаждался ее красотой, чувствуя, как в нем возникают желание и гнев. Ни один мужчина не мог взглянуть на такую женщину и не испытать желания. Но Фиделиас не понимал причины своего гнева. Он постарался скрыть его от леди Аквитейн.

Фиделиас ничего не ответил и кивнул на стоящий у двери шкаф.

Она нахмурилась и посмотрела на него. Леди Аквитейн склонила голову набок и протянула руку, чтобы снять потертый плащ с крючка.

— Это плащ, — сказала она, показывая, что ее терпение подходит к концу. — И какую угрозу он может для меня представлять?

— Это не плащ, — спокойно возразил Фиделиас. — Это морская накидка. Их делают в Каларе, Форции и Парции. Из крупных ящериц, которых кормят луковицами и корнями, а потом сдирают шкуру. Затем шкуру смачивают водой, и она становится водонепроницаемой. Всякий, кто отправляется в те края, нуждается в такой накидке. Их надевают во время путешествия на корабле или в сезон дождей. Без такой накидки очень легко заболеть.

Леди Аквитейн еще раз терпеливо кивнула:

— Я все еще не понимаю, почему она может представлять для нас опасность, мой дорогой шпион.

— Это моя накидка, — сказал Фиделиас.

Она продолжала молча на него смотреть.

— Я оставил ее в своей комнате в цитадели в тот день, когда отправился на юг с Амарой, чтобы она могла сдать выпускной экзамен. В тот день я ушел от Гая. — Он покачал головой. — Я нашел эту накидку здесь сегодня вечером.

Между бровями леди Аквитейн появилась складка.

— Но… из этого следует…

— Из этого следует, что Гай побывал в вашем особняке, а вы не имели об этом ни малейшего представления. Теперь мы знаем, что ему известно, где я нахожусь. И кому служу. И еще становится очевидным, что он понимает: вы посылаете меня на юг, чтобы я устроил неприятности Калару, — и он меня на это благословляет. — Фиделиас скрестил руки на груди и снова стал смотреть в потолок. — Будьте осторожнее, миледи. Возможно, лев, на которого вы охотитесь, стар, но он еще не выжил из ума, и его нельзя назвать слабым. Один неверный шаг, и из охотницы вы превратитесь в жертву.

Леди Аквитейн молча смотрела на него несколько мгновений, а потом вышла, закрыв за собой дверь. Он услышал, что она идет немного быстрее, чем обычно. Леди Аквитейн была напугана.

Почему-то это порадовало Фиделиаса, похожие ощущения он испытал, когда предупредил гвардейцев о нападении ворда. Он прекрасно понимал, что это опасные мысли и чувства, и ему совсем не хотелось изучать их более тщательно, поскольку это могло привести к печальным последствиям. Поэтому он просто принял их к сведению. Ему это приятно.

Конечно, чувства были не слишком сильными — но это лучше, чем ничего.

В эту ночь он заснул без особых усилий — впервые за последние три года.

ГЛАВА 58

Исана сложила руки на коленях, чтобы скрыть, что они дрожат. Она была одна в карете, но не хотела, чтобы во дворце ее увидели в таком состоянии.

Даже если она стала предателем Короны — во всяком случае, по духу.

Она закрыла глаза, стараясь дышать медленно и ровно. Ей предстоял всего лишь обед, и она не сомневалась, что Первый лорд не станет задерживать ее после того, как трапеза подойдет к концу. И еще она увидит Тави, целого и невредимого. Ей казалось, что у нее по-настоящему заболит грудь, так сильно она рыдала, когда нашла его в дворцовой больнице, раненого, изможденного, но живого. Она с раздражением заставила всех дворцовых целителей удалиться и сама вылечила все раны Тави, используя влажную ткань — самый медленный и изнурительный процесс.

Она оставалась рядом с Тави до тех пор, пока сама не начала засыпать, и тут появился Гай. Первый лорд двигался очень медленно, как уставший от жизни старик, — хотя он и не выглядел стариком, но его волосы совершенно поседели с тех нор, как они виделись в последний раз. Он предложил ей поселиться во дворце, но она отказалась, сославшись на то, что уже остановилась у леди Аквитейн.

Он пристально посмотрел на нее, и Исана сообразила, что он прекрасно понимает, что за ее простыми словами стоит нечто большее. Он не стал возражать — более того, пригласил ее на обед вместе с племянником.

Конечно, он не сомневался, что Исана придет, хотя бы для того, чтобы повидать Тави. Леди Аквитейн нельзя верить, но в ее рассуждениях о том, что Гай держит во дворце Тави в качестве заложника, была толика правды. Ну а в данном случае он использовал мальчика для того, чтобы заставить ее еще раз прийти во дворец.

Так или иначе, но ей удалось получить то, что она хотела. Наемники Аквитейна рассказали ей, что ее брат не пострадал, но люди целого стедгольда убиты вместе со многими солдатами ее брата. Им удалось уничтожить гнездо ворда.

Карета остановилась, возница спустил лесенку и распахнул дверцу. Исана закрыла глаза, глубоко вздохнула, стараясь создать хотя бы видимость спокойствия. Потом она вышла из кареты на глазах у суровых охранников Аквитейна и зашагала во дворец в сопровождении центуриона Королевской гвардии — очень молодого для своей должности. Он привел ее в симпатичную столовую.

Она была больше, чем зал в Исанагольде, пожалуй, размерами она могла бы состязаться с амбаром в ее стедгольде. Огромный стол был уже накрыт, тарелки стояли на расстоянии выстрела из лука, но кто-то явно решил, что такое расположение его не устраивает. Все стулья были собраны в одном конце стола, тарелки переставили на новые места, до Исаны донеслись веселые голоса и смех.

Она немного помедлила у двери, изучая комнату. Крупный молодой человек, сидевший у края стола, — это Антиллар Максимус, о ком Тави много писал в письмах домой. Сейчас его приятная внешность наводила на мысли о шалостях и проказах, но Исана знала, что со временем он станет более серьезным, но не менее привлекательным мужчиной. Сейчас он веселил всех присутствующих какой-то забавной историей, демонстрируя мастерство опытного рассказчика. Рядом с ним сидел хрупкий юноша с умными глазами и широкой улыбкой, хотя он чем-то и напоминал мышку, словно рассчитывал, что на него никто не станет обращать внимания. Эррен, судя по письмам Тави. Девушка, простая, но приятной наружности, напротив Макса и Эррена, рядом с Тави, ее щеки порозовели от смеха.

С другой стороны от Тави сидела экзотическая красавица, и Исана не сразу узнала в ней Китаи, дочь вождя Маратов. Она была одета в дорогую шелковую рубашку и обтягивающие штаны, а ее белые ноги оставались босыми. Длинные светлые волосы Китаи заплела в косу, спадающую на спину, шею и запястья украшали серебряные ожерелье и браслеты. В ее глазах — такого же цвета, как и глаза Тави, — поблескивали искорки озорства.

Тави слушал Макса. Исана сразу отметила, что он вырос, и дело было не только в том, что он стал выше. Он сидел молча, но в нем ощущалось спокойствие. Он слушал Макса, а на его губах бродила улыбка, отражавшаяся и в глазах, в нем появилась уверенность, которой не было раньше. Когда Макс замолкал, чтобы перевести дыхание, Тави вставлял какие-то замечания, и все снова принимались смеяться.

Неожиданно Исана ощутила рядом присутствие другого человека, и Гай Секстус прошептал:

— Приятные звуки. Так смеяться могут только молодые люди. Прошло много времени с тех пор, как эти стены слышали смех.

Исана ощутила, как напряглась ее спина, и она повернулась к Первому лорду.

— Ваше величество, — сказала она, делая неглубокий реверанс, как ее научила Серай. «В тот день, когда она умерла», — подумала Исана.

— Стедгольдер, — сказал он, оглядывая ее с головы до ног. — Какое у вас чудесное платье.

Леди Аквитейн подарила ей платье, сшитое из того же экзотического и дорогого шелка, в котором она сама появилась на приеме в саду у Калара, хотя крой у платья был гораздо более скромным. Темный пурпур шелка переходил в черное на манжетах и по краю подола. Пурпур и чернь, цвета Аквитейнов.

Естественно, туника Гая была красно-синей — цвета королевского дома Первого лорда.

— Благодарю вас, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Это платье предложила мне хозяйка дома, где я остановилась. Было бы невежливо его не надеть.

— Я понимаю, как это могло произойти, — сказал Гай. Его голос был одновременно сдержанным и сочувствующим. И вновь у Исаны возникло ощущение, что он понимает гораздо больше, чем произнесено вслух, и что она сама, в свою очередь, осознает двойной смысл его слов. — Возможно, вам интересно знать, что я освободил Максимуса от всех обвинений, которые ему предъявлены. Я предложил Калару провести тщательное расследование событий той ночи, и он сразу же отказался от своих слов. Ну а в отсутствие обвинителя я получил возможность закрыть дело.

— А какое это имеет отношение ко мне? — спросила Исана.

— Возможно, и не к вам, но один из тех, с кем вы знакомы, может найти эти сведения интересными.

Естественно, он имел в виду Аквитейнов.

— Быть может, нам следует присоединиться к ним? — спросила Исана.

Гай посмотрел на группу молодых людей, продолжавших смеяться. Он наблюдал за ними, и его лицо сохраняло невозмутимость, и, хотя ее мастерства водяного мага не хватало, чтобы уловить его истинные чувства, Исане вдруг пришло в голову, что жизнь Первого лорда должна быть ужасно одинокой.

— Давайте подождем еще немного, — предложил он. — После нашего появления они уже не будут так веселиться.

Она посмотрела на Гая и кивнула. Напряжение между ними не исчезло, но немного ослабело.

Когда они наконец вошли в зал, Исана очень долго прижимала Тави к груди. Он действительно сильно вырос — если раньше она была на полголовы выше, то теперь Тави перерос ее по меньшей мере на полфута. Да и плечи его стали заметно шире, а голос теперь больше походил на баритон, чем на тенор.

Но Амара была права: Тави не изменился. Она ощущала его тепло и любовь, когда он ее обнимал. Искорки в глазах, чувство юмора, улыбка — хотя теперь она стала более серьезной и осмысленной — были прежними. За годы, проведенные в Академии, он ничего не потерял. Пожалуй, лишь развил свои лучшие качества — ум, умение быстро оценивать ситуацию, сохранив при этом доброту.

Трапеза была превосходной, а беседа приятной, пока Первый лорд не попросил Тави рассказать обо всем, что произошло за последние несколько дней. Тут только Исана поняла, почему на обеде присутствовало так мало гостей. Пока Тави говорил, в зал не входили даже слуги.

Она с трудом могла поверить своим ушам, но понимала, что Тави говорит правду. Она это чувствовала. Исана была ошеломлена, Тави обладал огромной властью. А ведь он еще совсем молод, все еще учится в Академии, но судьба всей Алеры зависела от решений, которые он принимал. Конечно, не только от его решений, но, великие фурии, он вновь повел себя как герой.

Она сидела, ошеломленная рассказом Тави, теперь ее уже не удивляло, что Тави готовился стать курсором. Она ожидала чего-то в таком роде, когда ее племянник уезжал в столицу. Она внимательно слушала Тави, но также постаралась оценить выражения лиц и эмоции всех, кто собрался за столом. Кроме того, Исана подозревала, что Тави рассказывает далеко не все, хотя и не совсем понимала, зачем ему скрывать часть маскарада Макса или смерть маэстро Киллиана.

Было уже довольно поздно, когда Первый лорд посчитал, что трапезу пора заканчивать. Вскоре в зале остались лишь Тави, Первый лорд и сама Исана.

— Я рассчитывала, что смогу поговорить с Тави наедине, — сказала она Гаю.

Гай удивленно поднял бровь и некоторое время разглядывал ее платье. Исане пришлось прибегнуть к помощи Рилл, чтобы не покраснеть, но она не отвела взгляда.

— Стедгольдер, — мягко сказал он, — это мой дом. Я должен слышать все, что вы скажете одному из моих курсоров.

Исана поджала губы, но склонила голову. Она не хотела говорить об этом в присутствии Гая, но такова была цена за помощь Аквитейнов. Что ж, так тому и быть.

— Тави, меня беспокоит твой друг. Гаэль — кажется, ее зовут именно так. Я не могу утверждать ничего определенного, но в ней есть нечто… неправильное.

Тави посмотрел на Гая, что вызвало внутреннее раздражение Исаны. Первый лорд ему кивнул.

— Я знаю, тетя Исана, — заговорил он тихо и очень серьезно. — Она не Гаэль. Во всяком случае, не настоящая Гаэль.

Исана нахмурилась:

— Откуда ты знаешь?

— Потому что люди Калара, захватившие меня и Китаи в туннелях подземелья, ждали нас там. Перед смертью маэстро Киллиан сказал мне, что главный убийца Калара все еще рядом и что ему пришлось заплатить страшную цену за то, чтобы ввести убийцу во дворец. Он делал вид, что перешел на сторону Калара, рассчитывая, что сумеет больше узнать о намерениях врага, контактируя с его главным убийцей — женщиной по имени Ладья. Так или иначе, эта женщина, которая могла общаться с Киллианом, не вызывая ни у кого подозрений, а также человек, знавший, что той ночью я спустился в подземелье и делал отметки на стенах, чтобы найти обратную дорогу, должен был быть кем-то из моих товарищей по обучению.

— И это была цена, о которой говорил Киллиан, — прошептал Гай. — Девушку, выбранную для обучения, заменили на Ладью, применив водяную магию. Вероятно, настоящую Гаэль убили через несколько дней после того, как она начала обучение.

Исана покачала головой:

— Это… ваше величество, вы не хуже меня знаете, что всякий обладающий таким даром к водяной магии способен влиять на эмоции тех, кто находится рядом с ним.

— Ей было совсем не трудно убедить всех вокруг, будто она всего лишь безобидная молодая девушка, — пробормотал Гай.

— Да. И если человек убивает достаточно часто, это может легко свести его с ума.

— Весьма возможно, — кивнул Гай.

— И вы позволили убить несчастную девушку, чтобы получить какие-то преимущества? — спросила Исана.

— Киллиан никогда мне об этом не говорил, — сказал Гай. — Он принял решение самостоятельно.

Исана покачала головой:

— Все равно это отвратительно.

— Верно, — без малейшего стыда согласился Гай. — Так оно и есть. Однако Киллиан посчитал это необходимым.

Исана вздохнула:

— Эта убийца, Ладья… Когда вы намерены ее арестовать?

— Мы не станем этого делать, — сказал Тави. — Во всяком случае, сразу. Ладья не знает, что мы ее раскрыли. И мы можем это использовать против нее и Калара.

— Она убийца, — тихо сказала Исана. — И весьма вероятно, безумна. И вы позволите ей разгуливать на свободе?

— Если Первый лорд ее уберет, — сказал Тави, — если Ладью арестуют или вышлют, Калар найдет кого-то другого и попытается внедрить его во дворец — не исключено, что нам больше не будет сопутствовать удача и мы не узнаем, кто это. Оставить ее на прежнем месте менее опасно, чем убрать. Во всяком случае, на данный момент.

— Чудовищно, — сказала Исана.

На ее глазах выступили слезы, но она даже не попыталась их скрыть.

Тави это заметил, покраснел и отвернулся. Потом посмотрел на Исану и сказал:

— Я надеюсь, ты не разочаровалась во мне, тетя Исана.

По ее губам пробежала слабая улыбка.

— Я надеюсь, ты не разочаровался во мне, Тави.

— Никогда. Я понимаю, почему ты… — Он неопределенно махнул рукой. — Ты сделала то, что было необходимо для защиты людей, которых ты любишь.

— Да, — ответила Исана. — Думаю, не я первая должна бросить камень. — Она подошла к Тави, взяла двумя руками его лицо и поцеловала в лоб. — Обещай мне, что будешь осторожен.

— Обещаю, — сказал он.

Она вновь обняла Тави, и они некоторое время постояли молча. Гай скрылся в одном из коридоров, а Тави проводил Исану до выхода из дворца, где стояла карета Аквитейнов. Исана шла, опираясь на руку Тави, и он помог ей подняться в карету.

— Тави, — сказала она, прежде чем дверца закрылась.

— Да, тетя Исана?

— Я очень тебя люблю.

Он улыбнулся:

— И я тебя люблю.

Она кивнула:

— И я горжусь тобой. Никогда не думай иначе. Я тревожусь о тебе. Вот и все. Но ты стал таким высоким.

Он ухмыльнулся.

— Первому лорду недешево обходится мое содержание, — ответил он.

Исана рассмеялась, и он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Она взъерошила ему волосы и сказала:

— Пиши почаще. Где бы мы с тобой ни оказались, мое отношение к тебе никогда не изменится.

— И мое тоже, — заверил ее Тави, отошел от кареты и кивнул вознице, который стал закрывать дверцу. — Пиши мне почаще. И береги себя.

Она кивнула и улыбнулась, а потом дверца захлопнулась, возница уселся на свое место — и карета покатила прочь. Исана откинулась на спинку и закрыла глаза. Она чувствовала себя ужасно одинокой в карете Аквитейнов.

Она и была одинока.

— Береги себя, — прошептала она, не открывая глаз и стараясь удержать перед мысленным взором его улыбку. Ее рука скользнула к кольцу, которое все еще висело на цепочке у нее на шее. — Береги себя, мой сын.

Эпилог

Майлс спустился по последним ступенькам лестницы и пересек помещение перед покоями для медитации Первого лорда. На плитках пола еще оставались черные отметки в тех местах, где устроили пожар Тави и Китаи, но следы крови всех оттенков успели убрать. Дверь в покои для медитации была приоткрыта, но Майлс остановился и негромко постучал.

— Заходи, Майлс, — послышался голос Гая.

Майлс распахнул дверь и вошел. Гай сидел в кресле за небольшим письменным столом и что-то писал на листе бумаги, покусывая губы. Наконец он закончил, сложил листок, запечатал его воском и печатью на рукояти кинжала.

— Что привело тебя ко мне, Майлс?

— Обычные проблемы, — ответил Майлс. — Мы ничего не нашли в подземельях, в той пещере, где ворд устроил свое гнездо. Их следов нет нигде, но я отправил послания во все легионы, расквартированные в разных городах, чтобы они сохраняли бдительность и сразу же сообщали нам, если заметят нечто подозрительное, указывающее на присутствие ворда.

— Хорошо, — сказал Гай и вдруг спросил: — Тебе известно, что ворд трижды игнорировал присутствие Тави?

Майлс нахмурился:

— Я видел, как он сбежал от ворда. Тогда я просто решил, что он сумел от них оторваться. А потом они на него напали.

— Но так продолжалось до тех пор, пока он не ударил королеву ворда копьем, — задумчиво сказал Гай.

— Но вы же не хотите сказать, что мальчик в союзе с ними? — спросил Майлс.

Гай поднял брови:

— Конечно нет. Но я не понимаю, почему ворд так себя вел. Возможно, это случайность — и Тави просто повезло. Но что, если дело не в этом? Тогда мы можем узнать о них нечто важное.

— Вы полагаете, они все еще где-то здесь?

— У меня нет полной уверенности. Это странно, — ответил Гай. — Я пытался их найти, но не ощущаю присутствия ворда.

— Граф Кальдерон утверждает, что присутствие ворда очень трудно уловить при помощи магии, сир.

Гай кивнул и махнул рукой:

— Ладно, нам много о них известно. Мы будем настороже. Сейчас ничего другого сделать нельзя.

— Да, сир. — Майлс оглядел комнату. — Здесь удалось все убрать.

Гай вздохнул:

— Не могу поверить, что эта парочка уничтожила все запасы моего спиртного, сражаясь с вордом.

Майлс поджал губы и нахмурился:

— Сир, могу я…

— Говорить откровенно. Да, да. — Гай раздраженно махнул рукой. — Сколько раз я должен повторить, что тебе не следует каждый раз спрашивать?

— По меньшей мере еще один раз, Секстус, — сказал Майлс. — Я совершенно не переживаю из-за ваших запасов спиртного. Это настоящее благословение. Вы слишком много пили.

Первый лорд меланхолично посмотрел в пол, но возражать не стал.

— Вы это сделали сознательно? — спросил Майлс.

— О чем ты?

— Привезли сюда Линялого. И организовали так, чтобы Тави оказался в одной комнате с Антилларом Максимусом. Вы хотели, чтобы они подружились.

Гай слабо улыбнулся, но ничего не ответил.

— Он тот, за кого я его принимаю? — спросил Майлс.

— Он курсор, Майлс. Он бывший подпасок.

— Вороны, Секстус, — раздраженно проворчал Майлс. — Вы понимаете, что я имею в виду.

Первый лорд посмотрел Майлсу в глаза:

— У него нет магии, Майлс. И до тех пор пока это так, он будет оставаться тем, кто он есть.

Майлс нахмурился и отвернулся.

— Майлс, — укоризненно сказал Гай, — разве он так плох сейчас?

— Конечно нет, — со вздохом ответил Майлс. — Просто…

— Терпение, Майлс. Терпение. — Гай взял письмо и встал. Они вместе подошли к двери. — Кстати, тебе не нужно восстанавливать запасы спиртного. И ты даже можешь вынести шкаф, где они хранились.

Майлс застыл на месте.

— Вы хотите сказать… — Он сделал неопределенный жест.

Гай покачал головой:

— Мне необходимо отдыхать.

Майлс с недоумением посмотрел на Первого лорда:

— Я не понимаю.

— Я должен продержаться еще некоторое время, Майлс. А для этого мне потребуется здоровье. — Он посмотрел на мозаику, и на его лице появилась печаль. — Я был ужасно самонадеян, когда вел себя так, словно мои силы беспредельны. Если я буду продолжать в таком же духе… — Он пожал плечами. — В следующий раз я могу не проснуться.

— Продержаться еще некоторое время? — спросил Майлс.

Гай кивнул:

— Да, продержаться. Помешать Аквитейну и Калару начать войну за престол — а она начнется, Майлс, как только меня не станет. Но я могу выиграть время.

— Для чего?

— До того момента, когда в мальчике произойдут изменения.

Майлс нахмурил брови:

— А если он не изменится?

Гай тряхнул головой:

— Значит, так тому и быть. Если ничего не изменится, то никто ни о чем не узнает. Даже малейшие слухи могут ему повредить. Мы должны его защитить, сделать все, что в наших силах.

— Да, сир, — ответил Майлс.

Гай кивнул и зашагал к лестнице.

Майлс последовал за Первым лордом, и будущее вдруг показалось ему пугающим.

Оглавление

Фурии Кальдерона

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

Битва за Кальдерон

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

  ГЛАВА 52

  ГЛАВА 53

  ГЛАВА 54

  ГЛАВА 55

  ГЛАВА 56

  ГЛАВА 57

  ГЛАВА 58

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg