«Ксенотанское зерно»

Ксенотанское зерно (fb2) - Ксенотанское зерно [litres] 1273K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Константин Константинович Костин

Константин Костинов Ксенотанское зерно

Глава 1

В деревне Черный Холм, что раскинулась на берегу Козьей речки у города Штайнц, который находится в королевстве Нассберг, названного в честь низкой горной цепи, со склонов которой сбегает множество речек и ручьев, на чьих берегах копают знаменитую нассбергскую глину, из которой местные умельцы-гончары лепят не менее знаменитую нассбергскую посуду, в особенности кубки, из которых так хорошо пьется красное вино из виноградников Диводура, который располагается к западу от Нассберга, но не по соседству, так как между ними лежат такие государства, как королевство Фоллердрахен, славное своей сталью, маленькое баронство Кнебель, известное своими плотниками, прославленное своими медными рудниками маркграфство Штиппе, а также герцогство Цвек, в котором делают знаменитые двери из не менее знаменитого дуба, который…

Постойте, о чем это я? Ах да…

Так вот, в деревушке Черный Холм жил старик-крестьянин по имени Ганс. Жил не сказать, чтобы плохо, для труженика нет ничего невозможного. Пахал землю, продавал зерно на ярмарках. Отремонтировал и запустил старую мельницу, которая вот уже несколько десятков лет стояла заброшенная. Высадил чудесный яблоневый сад. Построил дом — высокий, трехэтажный, где стены и потолок были исчерчены темными балками. Благо, есть кому жить в этом доме.

Было у старика Ганса три сына. Все три как на подбор, каждым крестьянин гордился. Каждому есть что оставить в наследство.

Да вот только не всем удается дожить до девяноста лет. Вот и Гансу не удалось: всего шестьдесят восемь, а смерть уже на пороге.

Старый Ганс приоткрыл глаза — в последний раз взглянуть на небо. Его кровать стояла во дворе: два старших сына только что вынесли ее, чтобы отец отходил в мир иной не в темной и душной комнате, а на свету и свежем воздухе.

— Иоганн… Ты здесь… — проскрипел старик.

— Здесь, отец, здесь. — Старший сын крепко держал за руку беременную жену.

— Фриц…

— И я здесь. — Средний стряхивал мучную пыль: пшеницу деревенские жители уже сжали, обмолотили и теперь возили зерно на мельницу.

— Якоб… Якоб…

— Якоб в поле, отец. За ним уже послали.

Да, конечно, тяжелобольной в доме — очень плохо. Однако работа в деревне продолжается, и коров в поле гнать кому-то надо. Да и сидеть днями у постели отца, ожидая, когда же тот наконец испустит дух, оно как-то…

Младший сын Якоб лежал в тени прибрежной ракиты и смотрел, как облачка плывут по небу, медленно-медленно. День был тихий.

В полдень уже жарко, и коровы потянулись к реке, чтобы напиться. Пастух повесил кнут на торчащий сучок и прилег отдохнуть.

Было Якобу всего-то семнадцать лет, и отец уже давно мучил его вопросом, когда же наконец его младший женится. Когда да когда… Ну куда торопиться? Отец хотел наследников? Так вон у Иоганна жена уже вторым беременна, Фриц всего месяц как женился, того и гляди, скоро и у него сыночек появится. А Якобу торопиться некуда. Тем более что он еще… как бы… не очень точно знает, что делать с молодой женой, когда она наконец заведется.

Нет, общее направление Якобу было известно, все-таки в деревне живет, но вот опыта было мало. Очень мало. Да что там, вообще не было. Обходили Якоба девушки. И чего им, спрашивается, надо? Вроде не урод. Можно даже сказать, красавец.

Парень прополз на животе по толстому стволу, склонившемуся над рекой, и посмотрел на свое отражение.

Из воды на него глядело круглое, как лепешка, лицо, с большими глазами, чуть прикрытыми набухшими веками. Нос-картофелина, уши-лопухи, толстые губы, низкий лоб, к которому прилипли колечки волос… И все это бледно-зеленого цвета.

— А ну, кыш! — Якоб махнул кулаком. Русалка обиженно булькнула и ушла в глубину.

Жил здесь речной народ, вон там, в омуте под старой корягой. Две взрослые русалки и три молодые, совсем девчонки. Местные их не трогали: что в русалках опасного? Ну, утащит на дно, ну, утопит. Ну, сделают они из тебя рагу под жабьей икрой, ну и все. Тут главное — осторожность соблюдать: ночью к реке не подходить, пьяным да голым не купаться, если ты рыжий — всегда на шее козье копытце носи, когда к воде приближаешься, а если сапожник, то дубовый желудь. Все просто.

— Ах ты… — Якоб вскочил и начал отплевываться: мстительная русалка подкралась к задумавшемуся парню и ловко плюнула тому в рот струей пахнущей болотом и тиной воды.

— Якоб! Яко-об!

На склоне холма мелькало белое платье: к парню бежала Хильда, соседская девчонка. Вот хоть ее возьми: сколько Якоб с ней разговаривал, пряниками угощал, а она только смеется да уворачивается. Говорит, муж мой будет только солидным да богатым, а не молодым парнишкой, у которого всего и имущества, что папенька подарил.

— Якоб, ты что тут делаешь? — Девчонка с подозрением взглянула на мокрую рубаху.

— Да я… это… с русалкой…

— Некогда веселиться. Отец твой умирает, к себе зовет. Наследство будет делить.

Умирает? Якоб сорвался с места.

— Яко-об! — крикнула ему вслед Хильда. — Ты смотри, если наследство будет хорошее, я за тебя пойду-у!

Нашла время.

— Дети мои… — Отец осмотрел запыхавшегося Якоба и удовлетворенно закрыл глаза. — В наследство вам оставляю я… А где священник?

Якоб посмотрел на Фрица, Фриц — на Иоганна, тот оглядел двор. Священника не было.

— Вы что, не позвали священника? Иди… — Ганс закашлялся. — Идите за ним, бегом…

Через пять минут во дворе были и отец Вальтер и еще два крестьянина-соседа как свидетели.

— Все здесь?

— Все, все…

Три брата стояли в ряд, все молодые, крепкие, широкоплечие. Может, ростом их бог и обделил, невысоки были сыновья, ну так и сам Ганс рослым не был. Зато сразу видно — его сыновья, одинаковы, как будто близнецы. Светлые волосы пострижены коротко, как стерня в поле, круглые головы, и у всех троих одинаковые ярко-синие глаза. И упрямые лбы. Если им чего в голову взбредет, пока не сделают, не отступятся.

«Моя порода», — подумал старик.

— Иоганн, ты здесь?

— Здесь, здесь…

— Фриц, ты здесь?

— Здесь.

— Якоб?

— Здесь.

— Марта?

— Здесь, батюшка.

— А маленький Адик с тобой?

— Да.

Ганс открыл левый глаз:

— А кто на мельнице?

— На мельнице Карл, — успокоил старика Иоганн.

— Хорошо… — Ганс закрыл глаз. — Карл — хороший батрак, Иоганн, умный… Это плохо, когда батрак умный, за ним глаз да глаз нужен. Понял, Иоганн? Потому что мельницу я оставляю тебе. Ты у меня парень умный, ты справишься… Еще я тебе оставляю первые два этажа дома — у тебя семья, тебе нужно где-то жить. Поля… тоже тебе. И еще деньги… Они закопаны в горшке на мельнице. Помнишь, там старый жернов разбитый лежит? Под ним… — Старик помолчал.

— Фриц… Тебе я оставляю третий этаж дома, скотину и сад. И деньги. Они в саду закопаны…

— Отец, — Фриц потупился, — те деньги, что в саду закопаны, мы уже нашли.

Ганс открыл правый глаз:

— Под грушей?

— Нет, под яблоней.

— А, это не те… — Ганс закрыл глаз. — Твои — под грушей. Якоб…

— Да, отец.

— Тебе в наследство остается…

Дрожащая рука Ганса указала в сторону. Все посмотрели туда. На телеге, запряженной двумя жующими траву волами, сидел толстый серый кот.

— Кота? — нарушил длинную паузу священник.

Ганс открыл оба глаза и посмотрел туда же:

— Какого еще кота? Вы что, синее на зеленом, красной чернотой по желтому! Голубое с розовым и серо-бело-алое…

Все почтительно молчали. Старый Ганс был известным по всему Черному Холму мастером складывать цвета. Но сейчас он быстро выдохся, даже до бирюзового не дошел. Жаль, а то всем было интересно, что ж это за цвет-то такой. Никто не знал, а у Ганса скоро уже не спросишь.

— Не кота, — успокоился старик, — повозку с волами. Ты на земле работать не любишь, тебе дороги больше по нраву. И деньги… Под камнем у дороги закопаны. Помнишь, под тем самым, на котором мы отдыхали, я еще кувшин с молоком разбил?

— Помню, помню…

Еще бы не помнить: Ганс тогда ушел далеко за бирюзовый. Таких цветов и на свете-то нет, какие он тогда вспомнил.

— Эй, эй. — До Якоба внезапно дошло, что он остался без доли в доме. — А где я жить-то буду?

Но Ганс уже ушел в те края, в которых вопрос обеспечения жильем не заботит никого.

Якоб сидел на телеге и печально качал босыми ногами. Старого Ганса уже похоронили.

— Ты, Якоб, не думай, — хлопнул его по плечу Иоганн, — мы тебя из дома выгонять не будем. Братья мы или кто? И прибыль с мельницы и с сада мы с Фрицем уже договорились на всех делить.

— Да нет, Иоганн, отец прав. Не нравится мне на земле работать…

— Да кому нравится-то? Просто горшок, который сам кашу варит, только в сказках и видели. А раз нет такого горшка — нужно работать.

— Прав отец, — покачал головой Якоб, — мне бы на телеге да на ярмарку…

— А продавать ты что будешь? Лунный свет и комариный звон? Сначала поработать нужно, потом продавать.

— А я не продавать, я купить хочу. — Якоб мечтательно зажмурился и упал на спину.

— Что же ты хочешь купить? — Иоганн лег рядом. Братья лежали на спине и смотрели в синее небо.

— Помнишь, к нам приезжали торговцы?

— Ну помню.

— Они рассказывали о том, что в дальних странах и городах происходит…

— Что-то кажется мне, даже в самых дальних городах сдобные ватрушки на деревьях не растут и жареные куры по полям не бегают. Там тоже люди работают.

— Они рассказывали, — Якоб смотрел на облако, большое и белое, похожее на трехногую собаку с одним крылом и без хвоста, — про город Ксенотан…

— А там что, в неделе семь выходных и один рабочий?

— Нет. — Якоб повернулся на бок. — Там на полях растет волшебная пшеница. У нашей колос сам знаешь какой, сверху чуть-чуть, а потом пустая соломина.

— А там? — Вдохновенное лицо Якоба заразило даже Иоганна.

— А у ксенотанской пшеницы колос до самой земли. Представляешь, насколько больше зерна можно собрать с одного поля?

— Представляю. Как сложно будет такую пшеницу жать.

— Как жать — придумаем. Я хочу до Ксенотана доехать, купить там хоть мешок зерна этой пшеницы. Привезу, посеем… Заживем!

— Что-то кажется мне, что все это сказки. Если б такая пшеница была, ее уже давно бы повсюду сажали.

— А я думаю, не сказки. Вот привезу мешок с зерном, тогда посмотрим.

— Ну привози. Посмотрим.

Деревня Черный Холм была деревней свободных крестьян. Они не были ни крепостными, у которых ни свободы ни земли, ни арендаторами, у которых свободы — хоть ложкой ешь, а земли — хоть в сундук прячь. Плати ренту и живи как хочешь.

— Добрый день, господин староста.

Деревенский староста Беккер вышел на крыльцо:

— Добрый день, Якоб. Слышал, вы с братьями сегодня отца схоронили. Я-то в городе был с утра, только что приехал.

— Да, господин староста.

— А как наследство поделили?

— Отец перед смертью успел всем распорядиться. Иоганну — мельницу и землю, Фрицу — скот и сад, а мне — вот… — Якоб махнул рукой в сторону телеги.

— Кота?! — удивился староста.

— Какого?..

На телеге сидел и облизывался тот же кот.

— А ну брысь, красное с зеленым!

Кот задрал хвост и вальяжно двинулся по телеге.

— Телегу с волами. И вот решил я поехать в город Ксенотан…

— Это где ж такой?

— Да не знаю. В Штайнце людей поспрашиваю, там расскажут. В Штайнце все знают.

— Так тебе подорожную?

— Ну да.

Через четверть часа за пазухой у парня лежала свернутая в трубку и обернутая в пергамент бумага, в которой было написано, что он, Якоб Миллер, вольный крестьянин деревни Черный Холм, что в окрестностях города Штайнц, который в земле Унтеретюмпель, едет по торговым делами в город Ксенотан. Печать, подпись.

Через час телега с волами выехала из деревни Черный Холм. В ней сидел Якоб, одетый в лучшую одежду — черные штаны, белую рубаху, подпоясанную красным кушаком, черную жилетку с золотистой вышивкой. Сидел и покачивал босыми ногами. Сапоги, перевязанные веревкой, лежали рядом, на соломе.

Глава 2

Копыта волов (левого звали Направо, а правого — Налево) мерно ступали по дороге. Поскрипывали колеса телеги. Якоб лежал на соломе и смотрел в небо. Скоро вечер.

Парень нашарил флягу с водой. Ее подарила ему перед самым отъездом Хильда, улыбнувшись и потеребив косу. Хорошая фляга, кожаная, с медными накладками. Может, после возвращения с ксенотанским зерном взять Хильду в жены?

Якоб поднес горлышко фляги к губам. Замер. Осторожно принюхался.

Вода пахла родником и совсем немного — малиной.

«Спасибо тебе, заботливая Хильда. Вернусь — обязательно отплачу тебе добром за добро…»

Малиной пахла вода из источника Химбеере, достаточно было отпить несколько глотков — и полдня в кустах тебе обеспечено. Другой воды у Якоба не было.

Спасибо тебе, добрая Хильда.

Вот и камень, о котором говорил отец. Осталось достать деньги.

Вчера вечером Якоб еле дождался общинного поля, на котором можно было оставить на ночь волов и переночевать. Пришлось, конечно, отдать пару медяков.

Нет, можно, конечно, переночевать и в лесу. Бесплатно. Вот только здешние леса принадлежат местному властителю, барону Кройццугталу. А если он обнаружит в своих лесах непрошеных ночевщиков, то вытряхнет не только последние деньги, но и последние штаны. Дорогой выйдет бесплатная ночевка. Ничейных лесов в округе уже давно не осталось. Дальше, правда, начнется Чернолесье, но ночевать там… Лучше уж сразу на кладбище.

Рано утром Якоб выехал, и вот он уже около заветного камня. Вот только камень-то немаленький, в три обхвата. А старый Ганс позабыл уточнить, где именно около камня спрятаны деньги. Придется искать наугад…

Лопата воткнулась в землю.

— Доброе утро, парень, — окликнул Якоба проезжавший мимо крестьянин. Его волы остановились и завистливо посмотрели на пощипывающих на обочине травку волов Якоба.

— Доброе утро, уважаемый.

— Это зачем же ты камень-то обкапываешь? Думаешь, лучше расти будет?

— Да нет. — Якоб взглянул на глубокую канавку, окружившую валун уже на половину окружности. — Хочу выкопать да домой отвезти.

— Ишь ты. Это зачем же?

— Так на расплод. У меня, видишь ты, только самки, а тут смотри, — парень хлопнул по теплому боку, — настоящий самец.

— Ты уверен? — прищурился крестьянин.

— Уверен, уверен. Точно самец.

— Ну, смотри. Куда хоть за расплодом приезжать?

— В Черный Холм.

— А, знаю, знаю. Дальше по дороге. Ты кто будешь?

— Якоб. Сын старого Ганса.

— Мельника, что ли? Знаю, знаю. Как он там?

— Вчера схоронили.

— Жаль, жаль… Хороший был человек, хороший… Ну, давай копай. Бог тебе в помощь.

— Спасибо, уважаемый.

Якоб повернулся к камню…

— Кар! — сказал огромный черный ворон, нахально усевшийся прямо на «самца».

— А ну кыш, красное с зеленым!

Птица улетела. Якоб бросил ей вслед комок земли и продолжал копать.

— Уф…

Канавка вокруг валуна замкнулась. Денег не было. Или отец что-то напутал. Или деньги кто-то нашел. Или…

— Черное по желтому с лиловым…

Увидеть ворона было очень плохой приметой. Конечно, если бросить в его сторону землю, то примета не сработает. Он же бросил… Может, что-то не то? Вроде и день сегодня не постный, когда в ворона положено бросать не землей, а камнем… Или постный?

Якоб принялся было высчитывать дни — хотя когда это крестьянин путал их? — как вдруг ему вспомнились точные слова: «…Под камнем у дороги закопаны…» Не у камня, а под камнем.

Вот болван!

Якоб поудобнее обхватил камень, крякнул, чуть приподнял…

— Эй ты, зелень красная!

Парень опустил камень на место и медленно повернулся. Неужели топот копыт за спиной не почудился?

Конь — скотина дорогая, и по карману только дворянам. А крестьянину с дворянином встречаться совсем ни к чему. Правда, если ворон не был плохой приметой, то это мог оказаться и обеспеченный горожанин…

Не оказался. Ворон, чернота синяя с красным… Подгадил все-таки.

Рядом с повозкой Якоба на лохматой соловой лошади восседал дворянин. Пусть одеждой он не очень отличался от самого Якоба, видно, бедный был, а сапоги, уверенно упиравшиеся в стремена, были и вовсе точной копией Якобовых — если отвернуть голенище, там можно найти маленького черного гномика, клеймо мастера Шумахера из Штайнца. Одежда не главное…

Дворянин может быть беден как церковная мышь, может носить хоть обноски — если у него на боку шпага, ему должны подчиняться все простолюдины, даже если они детям на сладости зараз дарят больше, чем у дворянина когда-то было в кошельке.

У кого оружие, тот и властитель.

Как там в городах, Якоб не знал, но крестьянам было запрещено носить любое оружие. Даже нож. Даже топор. Дома, в сарае — держи, из дома — не выноси. Хочешь дров в лесу — ломай хворост голыми руками.

У крестьян оружия нет.

У дворянина на коне — было.

— Ты что здесь делаешь?

— Камень окапываю, господин.

— Ты что, дурак, зелень красная? Зачем он тебе?

— Хочу отнести в деревню, чтобы посмотреть, не родятся ли от него детки у моих камней, господин.

— Кто тебе сказал, что у камней бывают дети, зелень красная?

— Отец, господин.

Удар плети ожег плечо Якоба.

— Ты такой же дурак, как и твой отец, — беззлобно произнес дворянин.

— Да, господин.

— Убери своих волов, зелень красная, с моей дороги!

Якоб подбежал к повозке и потянул волов в сторону.

Еще один удар:

— Поживее!

Волы сошли с дороги, Якоб низко поклонился, копыта дворянского коня застучали по дороге.

Многие дворяне думают, что спина у крестьян только для одного — как можно ниже сгибаться.

Парень выпрямился, подошел к камню и отбросил его в сторону. Во вмятине виднелись следы копки. Пара взмахов лопатой — и вот он, горшок. Якоб вытряхнул маленький кулек, развернул…

Двенадцать серебряных монет. Вот это да!

— Спасибо, отец! — Якоб сжал монеты в кулаке. — Ведь этого хватит, чтобы доехать до Ксенотана. Да еще и на зерно останется. Спасибо!

Двенадцать серебряных талеров — огромные деньги.

Якоб опустил деньги в сапог. Поморщился от боли в плече. Если первый удар только разорвал жилет и рубаху, то второй рассек кожу. Нужно зашить одежду. И кровь отмыть…

Что может сделать простой крестьянин с дворянином? Впрочем, Якоб, как вольный, мог обратиться в суд. Есть в королевстве особый суд для разбирательств тяжб крестьян с дворянами. Вот только, когда волки судят спор волка с зайцем, ушастому правым не бывать.

Наверное, слишком давно не горели дворянские замки. Восстание — иногда очень хороший способ доказать дворянам, как они неправы. Правда, поднять восстание в одиночку еще никому не удавалось.

Можно, конечно, уйти в леса и стать благородным разбойником. Как Зеленый Айк, который со своими ребятами, говорят, шалит в здешних лесах. Говорят еще, что он грабит только богатых, а бедных, наоборот, оделяет деньгами.

Тут Якоб задумался. Совпадает ли его понимание слова «богатый» с пониманием Айка? Что, если благородный разбойник решит, что Якоб выглядит как раз как богатый?

Парень мысленно расцветил свое решение непременно добраться сегодня до Штайнца и заночевать не в поле в телеге под пологом, а в трактире. Деньги-то есть, можно первый раз в жизни… Теперь последнюю перед городом деревню он уже проехал, сейчас мимо телеги ползет лес. Тот самый, в котором, по слухам, и промышляет Зеленый Айк. Как-то не хотелось драться с ним и его ребятами… Вдруг он все-таки благородный?

Тут затрещали кусты, и на дорогу вывалился человек со шпагой в руках. Якоб вздрогнул…

Нет, не Айк. Он со своими молодцами ходил всегда в зеленом — оно в лесу-то и правильно, — а пришелец был одет в черное.

Черные высокие сапоги. Для поездок верхом. Мягкая кожа, тонкая подошва. Городской…

Черные штаны. Черная просторная куртка, под которой наверняка прятались разные убийственные штуки вроде ножей или маленьких арбалетов.

Якоб насторожился.

Широкополая шляпа.

Конечно, до Чернолесья далеко, да и кто их, городских, знает, может, они в таких и ходят… И все-таки уже сумерки и других примет не видно.

Черный незнакомец запрыгнул в телегу:

— Поехали!

— Да, господин. — Якоб тронул повозку.

Судя по тяжелому дыханию, кое-где порванной одежде и пропитавшимся кровью бинтам на левой руке, незнакомец выдержал тяжелый бой. Или он…

Тут рука пришельца наткнулась на флягу, так и валявшуюся в соломе: Якоб не нашел времени, чтобы вылить подсунутую Хильдой воду и набрать свежей и чистой. Парень впился глазами: пальцы черного незнакомца скользнули по медным накладкам…

Ничего не произошло.

Якоб выдохнул так шумно, что незнакомец дернулся, сжимая шпагу, но тут же расслабился и опустился на дно повозки:

— Поезжай давай. Заплачу.

Когда повозка уже приближалась к первым домам Штайнца — почти стемнело, — незнакомец спрыгнул с телеги.

— Господин заплатит? — В ответе незваного попутчика Якоб не сомневался.

— Скажи спасибо, что не заплатил сталью, — буркнул тот.

— Спасибо, господин. — Якоб потянулся к фляге, увидев неподалеку колодец.

— Стой, — остановился незнакомец. — Дай!

Он требовательно протянул руку. Якоб отдал ему флягу, незнакомец жадными глотками высосал воду до дна:

— Тьфу, и вода у вас горькая…

Бросил флягу в повозку и исчез в темноте переулка.

Якоб сполоснул флягу у колодца, набрал свежей воды и направил неторопливых волов к трактиру «Зеленый филин», названному так потому, что лет сто назад у владельца трактира жил филин. Ручной. Потом он подох, и хозяин нарисовал на вывеске филина, переименовав трактир в «Филин». А потом от дождей и солнца краски филина позеленели.

О том, кем был и куда направлялся странный попутчик, Якоб не задумывался. Что там думать: по всем ухваткам видно, что дворянин. А чем там дворяне занимаются, в какие игры играют — простому крестьянину дела нет. Тем более что, куда бы незнакомец ни направлялся, его действия на ближайшие пару дней Якоб теперь мог предугадать.

В трактире парень завел волов в сарай, вручил мелкую монетку парнишке, чтобы дал сена, и прошел в зал.

Полутемное помещение, освещаемое только висящим под потолком тележным колесом со свечками. Тяжелые столы с такими же неподъемными лавками. Народа немного — кто ночью будет засиживаться в трактире? Разве что такие, как Якоб, задержавшиеся гости, да бессонные постояльцы. Крестьяне, приехавшие продать что-нибудь на местном рынке, погонщики скота, бродячие мастеровые. Народ спокойный. Кому здесь еще быть, в тихом трактире спокойного городка: пьяницам, задирам да распутным девкам, что ли? Не на проезжей дороге стоит.

Якоб договорился о ночлеге с хозяйкой трактира, крупной пухлой женщиной в белом чепце и фартуке. Комнату выбрал совсем маленькую, как узкий ящик, только и места, что кровать встала да табурет. И полка, чтобы свечу поставить. Якоб почти положил монету в ладонь хозяйки, как тут увидел…

— Погодите, уважаемая…

Да нет, откуда…

Он наклонился пониже, приблизил свечу…

Точно.

В углу комнаты возле табурета на стене чернело пятно плесени, совсем маленькое.

— Извините, уважаемая, я здесь ночевать не буду.

Глава 3

Рука сама нашарила за пазухой висящий на нашейном шнурке медный ключик.

— Ох-хо-хо, сыночек… — Расстроенная хозяйка разглядывала черное пятно. — Надо же… И откуда? Ладно бы сыро в комнате было, но ведь сухо…

Если она хотела этими словами успокоить Якоба, то своей цели не добилась, тот занервничал еще больше. Плесень в сыром месте еще может быть случайностью, плесень в сухом — однозначно след Грибного Короля.

Хозяйка вздохнула еще раз. Штайнц расположен слишком близко к Чернолесью, чтобы она могла надеяться уговорить постояльца все-таки переночевать в комнате.

— Ладно, сыночек, пойдем, поищу другую комнатку для тебя…

Если бы Якоб выдвинул какие-нибудь другие претензии, она, конечно, устроила бы скандал и прогнала докучливого и привередливого юношу. Но не при таких обстоятельствах. Тут вообще бы без постояльцев не остаться, если кто-нибудь узнает, почему она прогоняет Якоба.

Они вышли из комнаты.

Кто-то, сидящий в зале трактира, удовлетворенно кивнул и щелкнул пальцами. Плесень исчезла.

Новая комната оказалась еще меньше предыдущей, хотя казалось, меньше некуда. Она была такой же по ширине, но короче в длину, видимо, рассчитанная на карликов с боязнью больших помещений. Но для Якоба подошла: на кровати он помещался, а длина его устраивала — сыновья старика Ганса высокими не были.

Якоб придирчиво осмотрел комнату, но плесени не нашел. Поблагодарил хозяйку, бросил котомку с вещами и решил пойти в зал, перекусить перед сном.

В зале было по-прежнему полутемно, народу немного. Три погонщика скота, тихо цедившие свое пиво, несколько крестьян и бродячих подмастерьев неопределенной профессиональной принадлежности. Еще кто-то незаметный сидел в самом углу.

— Что будет уважаемый? — к Якобу подскочила разносчица, видимо дочка хозяйки. Молоденькая, пухленькая, как раз во вкусе Якоба. Правда, неприятно напоминает проказливую Хильду, но что ж теперь, и на девушек не смотреть? Они все на Хильду похожи.

— Пиво… И мясо.

В очаге в углу зала потрескивал огонь, приятно пахло мясом и пивом, тихо разговаривали и стучали кружками посетители, сновала туда-сюда разносчицы, протирала стойку полотенцем хозяйка. Якоб оторвал зубами кусок сочного прожаренного мяса с шампура…

— Что за вонь!

В распахнутой двери стоял… стояло… стояла…

Девушка.

Или нет?

Вошедшая не походила ни на Хильду, вообще ни на одну знакомую Якобу женщину. И вообще на женщину не очень.

Девушка была худа, как будто ее не кормили последний месяц: узкие бедра, тонкие ноги, талия толщиной чуть ли не в руку. И при этом — большие груди.

И ярчайше-рыжие волосы, не пристойно спрятанные под чепчик, а огненной гривой разметавшиеся по плечам.

В зале наступила мертвая тишина.

Ладно внешность, болезни и не так обгладывают людей. Одежда.

Черная кожаная куртка, плотно обхватывающая те самые груди. Высокие сапоги на каблуках. И главное, штаны.

Ноги девушки были бесстыже одеты в черные кожаные штаны, так плотно облегавшие, что она казалась голой.

Народ замер. В таком виде на люди могла показаться только сумасшедшая.

Или дворянка.

Тут главное — не ошибиться.

Девушка зашагала к стойке, стуча каблуками сапог по доскам пола. И каблуки не широкие, устойчивые, а высокие, тонкие, как гвозди, блестящие сталью.

«Как она на них ходит? — озадачился Якоб. — Это ж все равно как акробат на ходулях на сельской ярмарке…»

Наверное, он слишком задумался и не успел отвести взгляд от сапог. Девушка, проходя мимо, резко повернулась:

— Ты чего на меня уставился? Ноги понравились?

По залу прошелестел облегченный вздох.

Не дворянка.

Если дворянина узнать легко — у него на бедре всегда висит шпага, то с дворянками сложнее. Попробуй отличи, высокородная обедневшая баронесса перед тобой или просто хамоватая крестьянка. Хотя на самом деле очень даже просто.

Дворянка никогда не обращает внимание на простолюдинов.

И уж тем более не станет обращать внимания на какие-то взгляды.

Для настоящей дворянки простолюдины все равно что животные. Многие из них преспокойно переодевались перед слугами, рассуждая: «Вы же не будете стесняться своей собаки или коня? Почему же к слугам нужно относиться, как к людям?»

— Ну? — рявкнула девушка, наклоняясь к Якобу. — Отвечай!

И еще одно. Дворянка не станет кричать, чтобы доказать свой статус. Он ей и так известен и доказательств не требует. Кричит только тот, кто не уверен.

— Понравились ноги? — издевательски спросила девушка, глядя прямо в глаза парню.

Странные глаза. Светло-сиреневые, прозрачные, ясные…

У людей таких не бывает.

— Нет, госпожа. — Якоб наклонил голову.

— Что? Тебе не понравились ноги? Хочешь сказать, у меня они некрасивые?!

— Нет, госпожа.

Остальные крестьяне оживленно шевелились, наблюдая округлые ягодицы девушки. Кто-то из тех, что помоложе, даже, судя по всему, намеревался подойти и познакомиться, чтобы лично убедиться в приятности и упругости выставленных напоказ округлостей. Насиловать, конечно, никто не станет, все-таки трактир и разбойничий притон — не одно и то же, но пригласить за стол, угостить кружкой-другой, невзначай потискать… Она же сама выставляет все напоказ — значит, не против. Не так ли?

Якоб смотрел в стол.

Если что-то выглядит слишком доступным — значит, ты чего-то не знаешь.

Если в незнакомом городе ты обнаружил возле колодца на центральной площади ничем не прикованный и никем не охраняемый ковшик из чистого золота — не торопись с радостными возгласами прятать его за пазуху. Люди здесь не глупее тебя, и раз до сих пор ковшик никто не унес, значит, и тебе не стоит этого делать.

Рыжая бестия выглядит доступной и беззащитной. Но она ведь не появилась на свет в дверях трактира. Раз она смогла добраться сюда, значит, может за себя постоять.

Следовательно, лучше с ней не связываться.

— Понравились?

— Да, госпожа.

— Уже небось слюни потекли?

— Нет, госпожа.

— Что ты заладил «да», «нет». Ты что, тупой?

— Да, госпожа.

— Тупой. — Довольная маленькой победой над крестьянином, рыжая девушка выпрямилась и двинулась к стойке. За ее спиной Якоб одним глотком допил пиво из кружки и вместе с мясом скрылся в дверях коридора, ведущего к его комнате.

От мест, где появились непонятные девушки, чем дальше, тем целее.

— Ух ты… — Якоб осмотрел зал трактира, к утру немного изменившийся.

Вчера он в комнате доел мясо, прислушался к происходящему в зале — было тихо, — помолился и лег спать.

Спал Якоб, как все крестьяне, крепко, поэтому изменения в зале его крайне удивили.

Из всей мебели целой осталась только стойка. Да и та покрылась глубокими царапинами. Все лавки, тяжеленные, из толстых досок, были разломаны, обломки лежали большой грудой у очага. Столы пошли трещинами, от некоторых были оторваны доски столешниц, а где и столешницы целиком. Бледная как полотно служанка подметала осколки посуды, густо усеивавшие пол.

В зале было безлюдно.

— Уважаемая, что случилось? — обратился Якоб к хозяйке.

— Что случилось, что случилось… Ты, сыночек, единственный вчера умный мужчина оказался. Остальные, как задницу этой бесстыжей девки увидали, черное с золотым вместе с красным поперек голубого, так последний разум потеряли, что еще пивом не был залит…

Якоб оказался прав. Рыжая девушка очень даже могла за себя постоять.

Нет, никто не стал бы домогаться ее силой. Но обзывать всех находящихся в зале нехорошими словами только за то, что молодой парнишка ей предложил выпить пива вместе… Вот этого делать не стоило.

Цветастые ругательства в Нассберге были придуманы вовсе не просто так. Стерпеть оскорбления нассбергцы могли бы разве что из уст дворян. И то вовсе не истина, были случаи, когда слишком разоряющемуся дворянину влетали в бок вилы или сапожный нож. Вот и ругались с давних пор нассбергцы цветами: чтобы и свои чувства высказать, и чужих не задеть.

Первым, кто решил наказать рыжую за тот грязный поток, который вылетал из ее ротика, оказался тот самый парень, с которого все и началось. Он протянул руку, чтобы бросить наглую девчонку на колени да отшлепать…

Неуловимое движение — и рука была сломана в двух местах. Завывающий парень упал на колени. Крестьяне вскочили с мест.

В зале завертелась карусель драки.

Не обычной кабацкой драки, которые случаются там, где собирается много пьяных и злых мужчин. Там все просто — все дерутся со всеми. Здесь же все нападали на одну девушку. Пытались нападать.

В центре зала как будто крутился рыжий огонь: девчонка махала руками и ногами с такой скоростью и так ловко, что нападавшие даже не успевали заметить, откуда был нанесен удар. Кулаки, пальцы, острые носки и каблуки сапог — все шло в ход, нанося урон.

Первая волна откатилась, крестьяне тяжело дышали, глядя на неуязвимую девчонку. Та выпрямилась, невозмутимо откинула назад упавшую на глаза прядь:

— Скажите спасибо! Я бы убила вас всех, если бы захотела.

Не увидев на лицах оппонентов ожидаемой благодарности, она зло оскалилась:

— Я вижу, хорошего отношения вы не цените. Ну что ж…

Тут хозяйка остановила рассказ.

— А дальше-то что было? — Якобу уже стало интересно. — Кто столы поломал?

— Дальше она сделала вот так… — Хозяйка попыталась изобразить, как именно рыжая девчонка выставила руки и стала похожа на кошку. Толстую такую, упитанную. — Вот так, значит, сделала… А потом…

Пауза.

— Потом?

— Потом заклятие выкрикнула. — Хозяйка с торжеством взглянула на Якоба. Она-то все это видела. Про убытки хозяйка уже слегка подзабыла. Что такое убытки по сравнению с такой интересной историей?

— Заклятие?! Это же значит…

Хозяйка кивнула:

— Ведьма.

Это все объясняло. И странную внешность, и одежду, и наглое поведение — ведьмы они вообще злые, и неуязвимость в драке. Вот только…

— А как же она смогла колдовать? — Якоб кивнул на стоящую на полке за стойкой деревянную статуэтку святого Аманда, худого, иссохшего, грозящего кому-то своим посохом. Кто, интересно, выбрал покровителем трактиров именно этого святого, совершенно на чревоугодника не похожего? Почему не святого Олафа?

— А никак. Перед святым ликом ни одна ведьма колдовать не может. Вот и эта пальцы погнула, покричала, а ничего. Пшик!

Хозяйка благодарно погладила святого Аманда, как будто тот ожил и лично прогнал ведьму, колотя посохом по худым ягодицам.

Якоб кивнул. Верно. Какой бы ни была сильной ведьма или колдун, там, где находится святой образ, никакое колдовство не получится.

Колдовство — оскорбление Бога. А он терпелив, но оскорблений не любит.

— Отчего она тогда колдовала? Не знала, что ли?

— Молодая еще, глупая. Мужчины решили, что теперь они с ней справятся…

Нассбергские крестьяне не испугались бы даже дракона, появись тот и начни дышать огнем. Что уж говорить о ведьме?

— Справились?

— Да где там… Тут-то мебель в ход и пошла.

Летали лавки, трещали столы под тяжестью падающих тел. Наконец крестьяне признали поражение и скрылись за дверью. Девчонка-ведьма взмахнула последней уцелевшей лавкой, разнесла ближайший стол, после чего заявила, что здесь ей разонравилось, и отправилась куда-то в другое место.

Наверное, этой ночью в городе пострадал не один трактир.

Якоб доел мясо, посочувствовал хозяйке и отправился проведать свою повозку с волами. Повезло, что сегодня выходной день, базар шумит вовсю. В большой толпе продавцов, покупателей и праздношатающихся легче будет найти человека, который знает, где находится Ксенотан и как туда добраться.

Повозка медленно катилась по булыжной мостовой, Якоб натягивал сапоги, вспоминая цвета — сапоги слегка ссохлись, и не обратил никакого внимания на сидящего на низком суку ворона.

— Кар! — сказал тот.

— Ты был прав, Берендей, — произнес кто-то, глядя в спину Якоба, — этот парень нам подойдет. Тем более что он, пусть и случайно, ввязался в нашу битву.

— Кар!

— Не думаю. Он не только силен. Он также смел и неглуп. Справится. Пойдем, нам ведь нужно направить его в нужную сторону…

— Кар! — Ворон сорвался с сука и полетел, тяжело взмахивая крыльями.

В сторону рынка.

Глава 4

Молодая девушка с тоской смотрела в маленькое зарешеченное окно. За окном была свобода.

Если честно, за ним была только высокая каменная стена, окружавшая дом. Даже если и сумеешь протиснуться в узкий проем, нужно еще выбраться за пределы двора…

Девушка с трудом представляла, что будет делать на свободе, — дворянские девушки привыкли, что о них постоянно заботятся либо родители, либо муж, — но она совершенно точно знала, что здесь ей быть не хочется.

Многие девушки мечтают о муже. Чтобы он был красивым, богатым и знатным. В идеале — принцем. Хотя, конечно, мужа для знатной девушки выбирает отец. Казалось бы, на кого может рассчитывать дочь пусть и знатного, но совсем небогатого дворянина, управляющего Штайнца? Далеко не принцесса. Совсем даже не принцесса. Появившийся жених — красавец, богач, граф казался волшебным подарком и девушке, и отцу.

Кто же знал, что в доме мужа она превратится в заложницу?

Принцы для бедной дворянки появляются только в сказках.

Тонкие пальцы ожесточенно затрясли решетку.

Что такое городской рынок для деревенского парня? Некая помесь ада и рая. Здесь толпы народа, все суетятся, кричат, суют тебе в лицо разнообразные товары, тем настойчивее, чем меньше тебе их барахло нужно. Стоят запахи, возле кузниц и мастерских и вовсе напоминающие адские, надрываются нищие, как будто они требуют не подаяние, а положенную им по закону мзду, снуют туда-сюда пронырливые людишки с острыми глазами карманников. Как топор через кисель, проходят городские стражники, изредка мелькают блестящие стволы ружей солдат, снуют служанки с корзинами, полными зелени, шествуют одетые в строгие черные костюмы священники, и можно заметить даже высокого мрачного человека, перебирающего пучки петрушки в поисках самых свежих. Якоб прошел бы мимо, но в уши ему влетел шепоток почтительно обходящих человека покупателей: «Господин городской палач…»

Услышав о палаче, Якоб решил пройти на соседнюю площадь, где народа было не меньше. А вдруг именно сегодня кого-нибудь вешают?

Виселица на самом деле не пустовала, но зрелище Якобу, в отличие от довольной толпы, не понравилось. Сегодня вешали крестьянина, который ударил дворянина.

Помощники палача — не заниматься же самому такой пустяковой работой? — сноровисто накидывали петлю на шею казнимого. Крупный крестьянин с мощными руками, связанными за спиной, стоял, ожидая смерти. Наверняка очень сильный человек, и пострадавшего дворянина не видно вовсе не потому, что он не хотел бы посмотреть на казнь своего обидчика.

Кровать очень неудобно проносить через толпу.

Сильный человек. Вот только сила одного человека ничего не значит там, где сталкивается с законом.

Якобу вспомнились слова старого Ганса. Любил тот по вечерам рассказывать сыновьям разное…

Закон — это то, что скрепляет общество для защиты от врагов, внутренних и внешних. Народ с законом — как камень. Народ без закона — песок.

Красивые и правильные слова, говорил Ганс, вот только законы пишут не всем народом. Есть люди, которые взялись эти законы писать. Писать-то обещали для всех, да только где ж таких честных найти, чтоб при этом о себе не думали. Так и получилось, что законы пишутся только на пользу тем, кто их пишет. Не всему народу закон служит, а только тем, кто власть имеет. Те, кто законы пишет, законом в камень объединены, как жернов, а остальной народ — как зерна в мешке, без всякой сцепки. Даже самое крепкое зерно жернов всегда разотрет в муку.

Ганс, понятное дело, говорил о дворянах и крестьянах.

Якоб вернулся на рынок в подавленном настроении, но торговая суматоха быстро развеяла уныние. Парень вообще не умел долго грустить.

Тем более что на рынке было все!

Скот, одежда, обувь, посуда, овощи, фрукты, сласти, инструменты, игрушки, украшения, телеги…

Якоб ходил от рядов к рядам, от прилавков к прилавкам, от мастерской к мастерской и понимал, что оторваться от этой россыпи товаров не может.

Рынок гудел, передавая от человека к человеку свежие городские новости, сплетни и слухи. Самой главной новостью было появление рыжей ведьмы.

Кроме несчастного «Зеленого филина» ведьма разнесла еще один трактир, потом сцепилась на улице с отрядом городской стражи, который раскидала колдовством — бросила в стражников огненный шар. После этого она то ли утихомирила свою злость, то ли поняла, что если и дальше будет бросаться на всех как бешеная собака, то останется без ночлега. По крайней мере в третьем, самом дорогом трактире он вела себя уже относительно спокойно, в драку не ввязывалась, сняла комнату и заказала ужин. Рано утром ведьма проехала через городские ворота по направлению к столице. Наверное, узнала или почувствовала, что долго ей здесь не задержаться. Либо горожане изловят и оттащат к господину городскому палачу, а уж тот сообразит, как с ней справиться, либо…

В городе ожидается прибытие монахов из Шварцвайсского монастыря.

Что только не рассказывали про таинственный монастырь в Шварцвайсе. Говорили, что нет не только в стране, но и во всем мире более рьяных борцов с колдунами и ведьмами, чем монахи из Шварцвайса. Что там, где появляется братия в черных рясах и тяжелых сапогах, подкованных белой сталью, там колдунам и ведьмам никакого пути нет. Что монахи выискивают любую нечисть не хуже, чем натасканная собака идет по следу лисы. Говорили, что нынешний король страны, генерал Вальтер Нец, настолько ненавидит колдовство, что договорился с церковью о том, что Шварцвайсский монастырь будет подчиняться лично ему и будет заниматься только охотой на ведьм.

Говорили и другое.

Что монахи из Шварцвайса — сами колдуны, все до одного. Что за высокими стенами их монастыря никто и никогда не слышал колокольного звона, что пойманных колдунов монахи пытают не для того, чтобы те признались в черном чародействе, а для того, чтобы вызнать все их тайны. Что пойманных ведьм… Ну, что пойманные ведьмы тоже идут у монахов в дело.

Говорили даже, но совсем тихо и только на ухо, что король генерал Вальтер Нец и сам колдун и именно колдовством он сумел получить корону десять лет назад.

Многое говорили. Разное.

Всего через два часа парень понял, что если он купит все, на что у него разгорелись глаза, то ему понадобится не двенадцать талеров, а те самые два мешка, только не с зерном, а с серебром. И не один воз с двумя волами, а целый караван.

Якоб вздохнул, выгнал из головы мечты о красивом кожаном ремне… и фляге с чеканкой… и звонкой косе… и новенькой белой рубашке… и ярко-алом поясе… и даже о медовых коврижках.

Он решил купить только одну вещь, которая совершенно точно понадобится ему в поездке.

Большой медный черпак.

Приглянулся Якобу даже не сам черпак, а его рукоять — тоже медная, длинная, почти в руку широкая, прочная, с узким переходом в чашку, обмотанная сверху узким кожаным ремешком.

Очень полезная вещь. Ведь парню еще через Чернолесье ехать.

— Что смотришь, сынок? — обратился к Якобу медник, кряжистый мужчина в рабочей одежде и кожаном фартуке. — Покупай, мать варенья наварит!

— Сколько?

— Два талера.

Сколько? Только что такой же черпак купили за дюжину грошей. Всякий продавец задирает цену, но не в четыре же раза!

— Нет, уважаемый, этот замечательный черпак больше десяти грошей не стоит. А то и восемь.

— Это где же ты, сынок, такие цены видел? — Медник выпрямился. И плечами и ростом он превосходил невысокого Якоба.

Парень вспомнил, как в таких случаях торговался его отец, до того как болезнь скрутила его. Якоб подошел к большой наковальне — зачем она меднику? — и хлопнул по ней:

— Эта цена, уважаемый, написана на нижней части вот этой самой наковальни.

— Да ну… — Медник начал было ухмыляться.

Якоб взял наковальню за рог, поднял и поднес к лицу медника:

— Вот, посмотрите, уважаемый. — Якоб провел пальцем левой руки по подошве наковальни, стряхивая прилипшую землю. — Видите?

— Э… Ты не из Черного ли Холма?

— Оттуда.

— Сын мельника Ганса, что ли?

— Его.

— Ладно. Давай свои гроши. А наковальню на место поставь!

Якоб в прекрасном расположении духа шел по рынку, размахивая черпаком.

— Эй, сынок, ты что это творишь?

— Простите, уважаемая, моя вина.

— Конечно, твоя! Чуть не зашиб, желтая с пурпурной! Взять бы этот черпак да тебе по котелку!

— Не ругайтесь, уважаемая! Хотите, я вас поцелую в знак примирения?

— Уйди, негодник! Ты мне во внуки годишься!

— Какие внуки, уважаемая? Разве что в старшие сестры.

Женщина расхохоталась и замахала на Якоба руками.

Парень раскланялся, подхватил черпак под мышку и отправился к выходу, где его уже заждалась пара волов Направо и Налево.

У самого выхода продавали скот. Шум стоял…

Гоготали упитанные гуси, заполошно кудахтали куры. Блеяли на разные голоса овцы и бараны. Жалобно мычали коровы и густо, солидно — быки.

Один из продавцов чем-то заинтересовал людей: вокруг него столпились покупатели, что-то шумно обсуждая и перегораживая проход. Якоб ужом ввернулся в толпу, чтобы протиснуться поближе. Интересно же!

Да, товар того стоил. Огромный крутолобый бык, с заросшей кудрявой шерстью башкой величиной с пивной котел. Шерсть на боках прямо-таки лоснилась, отблескивая каждый раз, когда бык пошевеливался, и под шкурой играла волна мышц.

Вот это бык… Якоб бы купил такого, но с его деньгами соваться сюда нечего было и думать: возле быка уже стояли несколько зажиточных крестьян, в кожаных жилетах с медными — Якоб тоскливо вздохнул — начищенными пуговицами. Торг шел уже даже не с продавцом, а друг с другом, кто даст за быка больше.

Хозяин, невысокий старик с длинными седыми волосами, спадающими на глаза, только поворачивал голову от одного спорщика к другому.

Наконец один из крестьян порылся в кармане жилета, извлек крупную монету и хлопнул ее на ладонь. Монета блеснула желтым. Золото!

Все так и подвинулись поближе. Похоже, не только Якоб видел золото первый раз в жизни.

Два других покупателя завистливо вздохнули и развели руками — мол, твой товар, нам выше не потянуть.

Старик-продавец зажал в морщинистых пальцах монету:

— Забирай, уважаемый, твой он отныне…

В голосе старика чувствовалась жалость. Наверное, бык, которого он кормил, поил, выпасал, стал для старика как родной ребенок.

Довольный покупатель протянул руку за веревкой, привязанной к рогам. Старик потеребил в руках конец веревки, вздохнул:

— Знаешь, уважаемый, мне ведь этот бычок как родной сын был. Не позволишь хоть память о нем оставить? Вот эту веревку забрать? А я тебе… Да хоть вот эту опояску дам.

Якоб вздрогнул. Забрать хоть кусок от проданной вещи или позволить забрать что-то от купленной — примета очень плохая.

Народ в толпе не обратил внимания, а вот покупатель вздрогнул не хуже Якоба:

— Веревку забрать? Веревочку?

Он пристально взглянул в глаза старика. Попытался: глаза старика плотно завешаны волосами.

— Веревочку?! — внезапно взревел крестьянин-покупатель — Да ты же колдун!

Толпа ахнула.

— Думаешь, двадцать лет прошло, так никто ваших колдовских штучек не помнит? Когда на рынке продают быка или лошадь, а потом на память просят веревку или уздечку?

Старичок продолжал молчать, теребя веревку. Покупатель разорялся:

— Пожалеешь, отдашь. А потом ведешь купленное домой, а конь — порск! И в ворона превращается! Ни денег, ни коня!

— В ворона, говоришь? — неожиданно скрипучим голосом — так говорила бы ожившая деревяшка — промолвил старик.

Толпа закричала и шарахнулась.

Только что, вот только что на утоптанной площадке стоял огромный спокойный бык и маленький старик. И — раз! Бык и старик рассыпались тучей отчаянно каркающих ворон.

Только на землю упала золотая монета.

Хлопающие крыльями вороны взлетели вверх двумя стаями, соединились в одну и полетели, скрываясь за острыми крышами домов.

Если бы нашелся человек, проследивший за полетом стаи, то он увидел бы, как вороны слились воедино, превратившись в крупного черного ворона.

Ворон сделал круг над городом и вернулся обратно к рыночной площади. Уселся на коньке одного из домов и принялся наблюдать.

Сердце Якоба билось, колотясь о ребра. Ладно вчерашняя рыжая ведьма, в конце концов, он не видел, как она колдовала. Но здесь только что на его глазах совершилось самое настоящее колдовство!

Другие люди в толпе молчали, чувствуя то же самое.

— Эй, — сказал кто-то в толпе, — а ведь этот парень с ними заодно!

Все повернулись к Якобу:

— К стражникам его!

Глава 5

— Ты колдун?

— Нет, господин.

— Ты колдовал на рынке?

— Нет, господин.

— Ты знаком с колдуном?

— Нет, господин.

— Ты другие слова знаешь, кроме «нет, господин»?

— Да, господин.

— Ты издеваешься надо мной?!

— Нет, господин.

Вольфганг Шнайдер понял, что хочет убить этого невозмутимого мальчишку, сидящего на табурете в каморке городской стражи и односложно отвечающего на вопросы.

Труд дознавателя городской стражи на первый взгляд прост и понятен: допросить задержанного, решить, к чьей юрисдикции относится преступление: городской стражи, если это, скажем, нарушение общественного порядка, королевского суда, если это фальшивомонетничество или оскорбление величия, церковной епархии, если это колдовство или связь с демонами.

А что делать сейчас? Вот этот мальчишка? Он колдун? Извините, а есть свидетели? Свидетели-то есть, но все рассказывают про быка, превратившегося в ворон, а мальчишку никто не видел. Не удалось даже найти того, кто закричал, что парень заодно с колдуном. Кричавший растворился в толпе, словно ложка меда в кипятке.

— Ты не колдун?

— Нет, гос… Я не колдун, господин.

Якоб понял, что его смерть находится слишком близко и лучше ее не звать.

— Тогда что это?

На стол перед парнем с грохотом упал шнурок, сорванный с его шеи при задержании.

— Что это?

Толстый палец дознавателя уткнулся в предметы, висящие на шнурке. Сросшиеся орехи, девять сухих горошин из одного стручка, серебряный грош королевы Хельги, деревянный образок святой Карины, волчий зуб, обугленный сучок…

Якоб поднял взгляд:

— Это мои талисманы, господин.

— Талисманы? И еще говоришь, что ты не колдун, зелень красная?!

— Нет, господин.

— Что «нет»?

— Такие талисманы есть у каждого крестьянина в Нассберге, господин. Я не колдун, господин.

— У каждого… Откуда ты только такой взялся?

— Из Черного Холма, господин.

— Это где ж такое?

— Здесь неподалеку, господин.

— Церковников на ваш холм нет… Вот это для чего? — Шнайдер указал на обугленный сучок.

— Сучок от громового дерева, господин, — пояснил Якоб. — Прогоняет ночные страхи.

— Страхи… Вот это?

Якоб взглянул на медный ключ:

— Это — от Грибного Короля и его слуг…

— Что?! — неожиданно громко вскрикнул ошеломленный дознаватель. — Медь помогает от Грибного Короля?!

Такой вопрос ошеломил уже Якоба.

— А вы что, не знаете, господин?

Дознаватель сел:

— Откуда?

— Как это откуда, господин? — Якоб был поражен, как человек, встретивший того, кто не знает, что под водой нельзя дышать. — Все крестьяне, живущие около Чернолесья, знают это. Грибной Король и его слуги боятся меди, поэтому нужно всегда носить с собой что-нибудь медное. А лучше держать в руке.

Шнайдер помолчал:

— У меня товарищ… пропал в Чернолесье. Никто же не предупредил, что достаточно кусочка меди…

— Ну, тут не так просто, господин. — Якоб проникся искренним сочувствием к немолодому человеку. Терять друзей всегда тяжело, а уж в таком возрасте, когда новые заводятся очень трудно… — Для полной уверенности нужно знать приметы слуг Грибного Короля и его отродья, а еще…

Дверь в каморку распахнулась.

— Вольфганг! Черное с красным, желтое по синему через голубое с зелено-алым! Ты что здесь делаешь?

Судя по желто-зеленому мундиру, вбежавший тоже относился к городской страже, судя по роскошному плетению на груди из галунного шнура — был не менее чем начальником стражи.

— Допрашиваю подозреваемого в колдовстве, господин начальник!

В повисшей тишине можно было услышать тихие шаги смерти, приближавшейся к Вольфгангу.

— Подозреваемого?! Да в городе переполох, колдунов не видели разве что в соборе, а он тут терзает крестьянского мальчишку! Выгнать его и бегом в город — ловить колдунов!

«Когда ловишь медведя, — со скрытой усмешкой подумал Якоб, — главное, чтобы он не поймал тебя».

Да, переполох был знатный. Колдуны после происшествия на рынке как будто с цепи сорвались. За те полдня, что Якоб провел в городской страже, уже произошло следующее.

Загорелся дом одного из городских торговцев. Внезапно и мгновенно. Ослепительно яркое пламя охватило дом от фундамента до конька на крыше. Когда же соседи подбежали к пожару с ведрами и баграми, пламя исчезло, не оставив на беленых стенах даже следа.

Из городского колодца на площади послышался страшный рев. Заглянувшие внутрь смельчаки никого, кроме собственного отражения в воде, не увидели.

К телу повешенного крестьянина слетелось огромное множество воронья, превратившегося в гигантского мертвеца. Тот высунул синий язык, прорычал что-то невразумительное, и опять рассыпался воронами.

Рыбы на лотках торговок на рынке вдруг все как одна раскрыли рты и слаженным хором запели непристойные песенки.

На конек одного из домов вспорхнул огненно-алый петух величиной с вола и задорно прокукарекал громовым басом. После нескольких выстрелов стражников петух рассмеялся по-человечески и исчез.

Да, если одной рыжей ведьмы не хватило, чтобы раскачать шварцвайсских монахов, то теперь их прибытие — только вопрос времени. Того времени, которое им понадобится, чтобы прискакать в Штайнц.

У окна, выходящего на площадь с колодцем, стоял высокий пожилой человек лет пятидесяти. Узкое изможденное лицо, усталый взгляд покрасневших глаз, но пальцы твердо сжимают эфес шпаги, а спина по-прежнему пряма.

Альберт цу Вальдштайн, управляющий городом, прислонился лбом к холодным квадратикам оконных стекол. Когда же кончится этот день…

Последнюю неделю цу Вальдштайн хотел быть мертвым. Человеком, от которого ничего не зависит.

Управляющий был верным слугой короля генерала Вальтера Неца. Кроме того, он был умным и много повидавшим человеком, поэтому не растерялся, когда среди городских дворян и окрестных землевладельцев начались тихие шепотки о том, что нынешний король власть получил незаконно и нужно убрать его и надеть корону на того, кто имеет на нее право. Правда, определенности в точной кандидатуре не было. То ли вернуть корону Новой династии, то ли Старой. Или вовсе выбрать всенародным — то есть вседворянским — собранием настоящего, совершенно законного короля.

Цу Вальдштайн был настоящим управляющим. Поэтому Штайнц и окрестности остались верными королю генералу Нецу. Несогласных управляющих задавил, сомневающихся — запугал, и только от сильных пришлось откупаться.

«Ирма… — с грустной улыбкой подумал управляющий. — Казалось бы, ей уже восемнадцать, и все равно я никогда, даже мысленно, не называл ее дочкой…»

Единственную дочь цу Вальдштайну пришлось отдать. Вон там, сразу за высоким зданием городской стражи — особняк, где сейчас сидит Ирма. Управляющий знал, что больше никогда ее не увидит. И если она сбежит от своего нового мужа, придется вернуть ее обратно.

Договор есть договор.

«Мой долг — навести здесь порядок. И я это сделал. Даже такой ценой».

Смертельно усталый человек у окна мог сказать, что порядок здесь наведен. Он видел только один недостаток: лояльность Штайнца и окрестностей сильно зависела от него.

Тут цу Вальдштайн ошибался. Лояльность держалась исключительно на нем одном.

Якоб вышел из дверей городской стражи, невольно прищурился. Вечерний свет после полумрака каморки резал глаза.

Он вскинул на плечо котомку. Где же упряжка?

Волы стояли рядом со стражей, в узком переулке, зажатом между двумя каменными стенами. Никогда в жизни они бы здесь не оказались, если бы Якоба не задержали.

Парень бросил котомку в пышную кучу сена, окинул взглядом свои вещи. Полог, мешки, черпак, котелок… Все на месте. Даже фляга, подарок вредной Хильды, и та лежит себе, поблескивая накладками.

Надо воду сменить.

Якоб тронул упряжку и медленно двинулся к городскому колодцу.

На площади толпился народ. К счастью, не возле колодца, там как раз было пусто. Люди слушали взгромоздившегося на бочку оратора: мужчину с развевающимися волосами, в лохмотьях, при жизни бывших монашеской рясой.

Якоб отвинтил пробку, машинально нюхнул горлышко фляги… Замер.

Вода должна была пахнуть колодцем, он же набрал новую при въезде в город. Сейчас вода во фляге пахла иначе. Запах родника и совсем чуть-чуть — трав.

Парень недоуменно потряс флягу. Кто-то заменил воду. Кто? И зачем?

Якоб медленно перевернул флягу, наблюдая, как вода тонкой струей вытекает на булыжники мостовой.

В неизвестных доброжелателей он не верил и пить эту воду не собирался.

Пока о булыжники разбивалась водяная струя, Якоб невольно прислушался к речам бочечного оратора.

— Нашли, — возглашал тот, — нашли в старом монастыре древнее пророчество. Пророчество! И сказано в нем было… Было сказано в нем…

«Пророк» то ли забыл, о чем шла речь, то ли нагнетал напряжение в слушателях.

— Сказано было в том пророчестве, — оратор откинул от левого уха узкую белую прядь волос: — «Придут времена темные и ужасные. Слезы будут литься в Нассберге, течь рекой будут они. Но пройдет время, и восхвалит народ время слез, ибо придет ему на смену время кровавых рек! Темный Властитель, слуга зла, порождение ада, раскинет свою сеть над несчастной страной. Черная белизна будет рыскать по стране, карая виновных, а пуще того невинных. Но придет спасение! Придет! Выйдут из сени листвы два человека: юноша и девушка. И будет юноша тот неизвестным сыном старого короля, а девушка — неизвестной дочерью нового. И вместе, взявшись за руки, свергнут они Темного Властителя, и воссияет солнце добра и справедливости над землей Нассберга! Но будет это, только если два героя будут опираться не на песок, но на камни. Если все люди Нассберга вместе поддержат их. Тогда и только тогда зло падет!» Так говорит пророчество. Так и будет!

Народ зашумел, обсуждая слова пророчества.

— Все, все видели, что сегодня творилось в городе! Вот они, первые ласточки кровавого времени! Вот они — следы Темного Властителя! Верьте мне!

Буль-буль-буль… Фляга наполнилась, Якоб заткнул ее пробкой и направил повозку к городским воротам.

Чего только не придумают досужие любители поговорить перед толпой. Все это слушать, что ли?

— Кар!

— Ну, Берендей, я же не могу никогда не ошибаться. С водой не получилось, но, может быть, все получится само собой? Как думаешь?

— Кар!

— Конечно, присмотрим.

— Кар!

— Не обманывай. Тебе же тоже понравилась та шумиха, что мы устроили в городе. Правда, мерзавцы и ее обернули в свою пользу, но нам это не повредит. Зато теперь монахи точно будут здесь…

— Кар!

— Нам-то, конечно, здесь будет уже нечего делать.

Два ворона сорвались с места и превратились в черные точки в синем небе.

Якоб выехал из города. Повозка медленно покатилась по пыльной дороге. Солнце уже почти село, темнело.

Мимо расстилались сжатые поля пшеницы, тянулись вдаль до самого горизонта, у которого мрачной каемкой темнело Чернолесье.

Волы взошли на холм и так же не торопясь начали спускаться. Когда спуск закончился и повозка оказалась между двумя холмами, Якоб остановился.

Он с удовольствием отпил большой глоток из фляги — в горле давно пересохло, — повернулся и наклонился к куче сена:

— Вылезай. Я тебя видел.

Глава 6

Под свернутым пологом зашуршало сено, показались большие испуганные глаза… Из своего укрытия выбралась и села на повозке молодая девушка, ровесница Якоба.

Ирма цу Вальдштайн посмотрела на Якоба.

Перед ней стоял молодой парень в праздничной крестьянской одежде: блестящие новенькой кожей сапоги, черные штаны и черная вышитая жилетка, белая рубаха. На голове короткий ежик светлых волос прикрывает маленькая крестьянская шапочка-ермолка.

Ирма успокоилась. Ни слуг жениха, ни людей отца, — вокруг не было никого из тех, кого она боялась. Только крестьянин.

Всего лишь крестьянин. Бояться нечего.

Якоб посмотрел на Ирму.

На его повозке сидела молодая девушка в обычной дворянской одежде: красные туфельки, выглядывающие из-под длинного подола черно-зеленого платья, узкие рукава, большой квадратный вырез на груди, так что видны торчащие ключицы. Пшенично-светлые волосы убраны под светло-изумрудный берет, только три длинные пряди спадают на спину. Золотые перстеньки, цепочка на шее.

Якоб напрягся. Дворянка…

Крестьянину не следовало находиться рядом с дворянкой. Не в том смысле, что кто-то подумает, будто они состоят в неких непристойных отношениях. Кому же в голову придет, что дворянская девушка может опуститься до крестьянина? Да и репутация девушки Якоба нисколько не заботила.

Дворянин — это всегда требования.

Нет, как вольный крестьянин Якоб мог ничего не делать, даже если эта девчонка раскричится. Мог. А если его попытаются заставить, обратиться в суд. Вот только дворяне давно выработали противодействие для слишком сообразительных крестьян. Откажись исполнить распоряжение незнакомого дворянина — и уже сам окажешься в суде по обвинению в оскорблении достоинства.

Ирма спрыгнула с повозки, быстро одернула задравшиеся юбки и выпрямилась:

— Крестьянин! Ты отвезешь меня в столицу.

Якоб незаметно вздохнул. Что и следовало ожидать.

— Да, госпожа.

Крестьянин имеет только одно право — беспрекословно исполнять повеления дворянина. Своих чувств, планов, пожеланий у крестьянина быть не может. Любые проявления непокорности жестко пресекаются.

Правда, если бы Якобу не нужно было в столицу, девушка приехала бы куда угодно, только не туда, куда собиралась.

«Повезло, — думала Ирма, — как повезло… И с повозкой, и с крестьянином. Хорошо, что он вольный. А то мы могли наткнуться на его хозяина».

Еще сегодня утром девушка считала, что она навсегда останется в доме постылого «мужа». Она думала, что ей повезло, ровно до того самого момента, когда после бракосочетания взяла новоиспеченного мужа за руку и, опустив ресницы, спросила, когда они взойдут на «ложе любви». Вот тут все воздушные замки рухнули и рассыпались с печальным звоном.

Ирма узнала, что муж — вовсе не муж и ни на какое «ложе любви» вступать не собирается, потому что молодые глупые и тощие девчонки его не привлекают. Что она, Ирма, отныне всего лишь предмет. Залог хороших отношений «мужа» и отца. Ирма все поняла и в первую же ночь сбежала к отцу. Домой. Откуда назавтра приехала связанная, с горящими от пощечин щеками. Отец отказался ее защищать. Отныне она принадлежала мужу.

Принадлежала! Как будто Ирма — вещь! Как будто у нее нет своих чувств, планов, пожеланий…

На вторую ночь она сбежала опять. Уже не к отцу. В никуда. В неизвестность.

Ее поймали на следующий день — куда в городе может спрятаться наивная девушка, воспитанная в доме, не имеющая даже денег?

На всякий случай Ирму заперли в камеру домашней тюрьмы. Здесь держали знатных заложников, поэтому комната очень походила на обычную спальню. Только с замками на дверях и решетками на окнах.

Ирма отчаянно трясла решетку. Нет, пока у нее есть надежда, она будет пытаться! Пусть не получается, пусть! Она будет пытаться! Рано или поздно она что-нибудь придумает!

Множество прочитанных рыцарских романов подсказали, что если невинная девушка заперта жестокосердным отцом или мужем в башне — камера, правда, была на первом этаже, — то когда-нибудь обязательно появится верный рыцарь, который спасет, утешит, полюбит и отвезет в свой прекрасный замок.

Ирма вздохнула. Все ее знакомые рыцари наперечет были старыми, покрытыми шрамами, а их замки — холодными старыми развалинами. Да и в книгах рыцарь появлялся после того, как девушка проведет взаперти полжизни. Ирма вздрогнула. Полжизни! Это же… девять лет! Какой принц взглянет на пожилую двадцатисемилетнюю женщину?

Она отчаянно тряхнула решетку. Где-то в саду каркнул ворон, и как будто по сигналу стена хрустнула, и решетка вместе с камнями, в которые была вмурована, вывалилась наружу.

Девушка замерла. Неужели…

Свобода!

Ирма задумалась. Если она полезет в отверстие вперед головой, то ей придется лететь головой вниз. А если вперед ногами — у нее задерутся юбки… Хватит думать! Вперед!

Она вскочила на табурет у бывшего окна, уцепилась за карниз и просунула ноги в проем. Смотреть некому.

Раз! Взметнувшийся подол укутал голову, раздался треск, и одна из нижних юбок повисла в окне, зацепившись за выступ. Ирма поправила одежду, прическу, берет. Вперед!

Она пробежала по саду между старыми яблонями, подбежала к той самой стене, которую целую неделю видела из окна. Еще тогда она обратила внимание, что стена пострадала от времени и многие камни в ней выщерблены. Можно упереться ногами…

Ирма подпрыгнула, уцепилась за край стены, подтянулась… Туфли скользили… Есть! Ирма выглянула из-за стены. За ней был узкий переулок, ограниченный двумя каменными стенами: стеной сада, на которой она висела и стеной каменного здания.

Это было здание городской стражи, но Ирма этого не знала.

Если бы она перелезла стену и пошла по переулку вправо, то вышла бы к парадному входу особняка, из которого только что убежала. Ее бы непременно увидели и схватили слуги «мужа». Если же она пошла бы направо, ее поймала бы городская стража, подчинявшаяся отцу.

Однако Ирме повезло. В переулке стояла крестьянская повозка, запряженная парой огромных серых, как валуны, волов. Повезло.

Она перебралась через стену и залезла в повозку. Закопалась в сено, запахом напоминавшее лето в загородном отцовском доме, и накрылась непонятной серой тряпкой.

Раз телега крестьянская — значит, она скоро уедет из города. Вместе с ней. Там, за городом, она подождет, пока телега остановится, и вылезет. Потом пойдет в столицу.

Ирма знала, к кому обратиться в столице. Конечно же, к королю Вальтеру.

Она видела короля один раз, еще девочкой, когда вместе с отцом ездила в столицу. Ирма запомнила тот добрый взгляд, которым король смотрел на нее. Неужели же он откажет несчастной девушке, преданной отцом и отданной постылому мужу? Разумеется, нет. Наверняка король даст ей место… Может быть, даже…

Впрочем, нет. Король и свою-то прежнюю жену отправил в монастырь, навряд ли захочет новую.

Тут планы Ирмы были прерваны. Вернулся хозяин телеги, и они вместе выехали из города.

— Дай мне воды.

— Возьмите, госпожа.

— Дай мне поесть.

— У меня нет еды, госпожа.

— Пойди и купи.

— У меня нет денег, госпожа.

Ирма уже засомневалась, что ей так уж повезло с крестьянином.

Парень оказался на редкость тупым. Кто же выезжает в дальнюю поездку без денег? Не мог взять из дома, что ли? Да и вообще…

Девушка уже давно терпела. Она кашляла, хмыкала, шуршала сеном, на котором сидела, но тупой крестьянин преспокойно ехал себе дальше и даже не думал останавливаться, чтобы она могла…

— Останови, — наконец произнесла она. Хоть бы он не стал спрашивать, зачем…

— Да, госпожа.

Спасибо всем святым! Ирма убежала за кусты.

Стемнело. Повозка с волами остановилась у придорожного трактира. Ирма задумалась.

Может ли приличная дворянская девушка ночевать там, где останавливаются крестьяне? И может ли считаться приличной дворянская девушка, которая сбежала от отца, от мужа и едет в столицу без полагающегося сопровождения и компаньонки, вместе с незнакомым крестьянином?

— Пойдем! — Она махнула рукой крестьянину и отважно двинулась к дверям.

В книгах придорожные трактиры были исключительно гнездовьями разбойников. Там постоянно происходило что-то преступное. Если же герои книг заходили в таверну, то в лучшем случае на них все оглядывались, но чаще сразу набрасывались с оскорблениями и кулаками. Если герой книги заходил в трактир, там тут же начиналась драка.

Ирма остановилась на пороге и огляделась.

Никого она не заинтересовала. В трактирах видали всякое. Драк тоже не было, видимо, ни один герой книг сегодня сюда не заходил.

Посетители сидели за столами, ели, разговаривали, то есть делали то, зачем люди, собственно, и приходят в трактир.

Ирма прошла к стоящему за стойкой хозяину. Хоть кто-то здесь соответствовал книжным представлениям, наверное случайно. Хозяин был крупным мужчиной с красным лицом, большими волосатыми руками, которые он вытирал о замызганный фартук. То есть типичный хозяин трактира.

— Мне нужна комната и ужин.

— Хорошо, госпожа. Деньги.

— Какие деньги?

— Такие, знаете, круглые. Медные или серебряные.

Ирма собралась было возмутиться, но потом подумала, что даже дворяне должны платить. Нет, можно, конечно, попытаться отобрать у простолюдина то, что тебе нужно, если он не отдает. Вот только девушка сомневалась в своей способности отнять у хозяина трактира комнату.

Дворяне, конечно, могли просто потребовать у любого простолюдина отдать то, что им нужно. Только покушение на имущество считалось преступлением. Даже если это имущество простолюдина. И обвинением в оскорблении не прикроешься: давний указа короля говорил, что требование денег за товар или услугу оскорблением для дворянина не считается.

Девушка задумалась. Во-первых, где взять деньги? Во-вторых, что она будет делать, если крестьянин потребует с нее плату за провоз в столицу?

— Вот, — решилась она, стянула с пальца обручальное кольцо и положила на стойку. — Я хочу продать это.

Хозяин трактира прищурился. Он сразу понял, что перед ним сбежавшая от родителей дворянская девушка. Наверняка едет к жениху, бедному как церковная мышь, с которым собирается тайком обвенчаться. И сопровождающий под стать.

Парень выглядел в точности как молодой крестьянин, но наметанный глаз трактирщика отметил и ширину плеч, и размеры кистей, и то непробиваемое спокойствие, с которым парень вошел в трактир. Оружия нет, да судя по движениям, и не обучен, но такому парню оружие не очень-то и нужно. Ему достаточно дотянуться. До врага или до ближайшего бревна. Хотя будь у жениха девушки чуть побольше денег, нанял хотя бы посредственного бойца. И невесте своей дал бы денег. Итак, что делать с кольцом?

«…Похоже на обручальное. Может, девчонка сбежала не от родителей, а от мужа? Какого-нибудь старика, за которого ее отдали силой… Купить-то можно, вот только не опасно ли это кольцо держать у себя? Найдут, обвинят в воровстве… Хотя можно переплавить. Значит, купить по цене золота. Можно попытаться скинуть цену, но не нравится мне этот паренек. Чего он такой спокойный? Как будто девчонка ему посторонняя… Значит, в том, что я ее не обману, уверен. Почему? Слишком силен, справится с любым. И знает цену золота… Или нет? Откуда крестьянину… Или знает? Обмануть? Или не стоит?..»

— Сейчас принесу деньги. — Хозяин трактира потянулся за кольцом, но Ирма тут же накрыла его ладонью.

— Хорошо. Деньги.

Через несколько минут Ирма рассталась с кольцом, но приобрела солидный позвякивающий мешочек. Хозяин трактира обманул всего на четверть. Практически честно купил.

Жена трактирщика увела Ирму в комнату — от всех переживаний есть девушке не хотелось. Якоб дождался, пока они скроются, и положил на стойку медную монету:

— Тушеную репу. И пиво.

Якоб сел за свободный стол, отпил пиво, зачерпнул было репу…

— Привет, парень.

За стол к нему сели несколько человек. Примерно одного возраста, в прочной дорожной одежде, кожаных куртках. Левый крутит в пальцах деревянный стаканчик, в котором постукивают игральные кости. Правый с усмешкой смотрит на Якоба, склонив голову.

— Понравился ты нам, — произнес средний, самый старший, видимо вожак, — решили мы тебя угостить. Выпей с нами.

Вожак толкнул к Якобу большую пивную кружку. Парень медленно взял кружку, поднес к глазам…

Дно прекрасно видно, никаких монеток там нет. Не вербовщики. Постой-ка…

Якоб втянул запах. Неудивительно, что дно видно. Пены-то нет. Это не пиво.

Шнапс.

В пивной кружке. Налитой до краев.

— Что остановился, парень? — Вожак улыбался. Так жизнерадостно, что заподозрить его в нечистых намерениях мог бы только самый черный человеконенавистник.

Ну, или Якоб.

Смысл игры понятен: парень выпивает кружку, валится опьяневший — после такой порции и быка можно выносить, — после чего выносится на воздух и очищается от лишних денег.

Могли бы подлить и снотворного, а то и вовсе отравы. Только тогда подсовывали бы пиво. Его любой выпьет. А такую кружку шнапса — только редкий дурак. Если же выпьет, снотворное уже не понадобится.

— Или мы в тебе, парень, ошиблись? Никак ты трус?

Теперь понятно. Какой же молодой парень допустит, чтобы его заподозрили в трусости?

Якоб поднял кружку. До сего дня он не пил шнапса.

Сыновья старого Ганса вообще не любили шнапс. Ладно пиво, оно хоть жажду утоляет. А от шнапса что?

Якоб медленно осушил кружку. До дна.

Поставил на стол и принялся неторопливо поедать репу. И так уже остывает.

Лица мошенников медленно вытягивались. Парень, выпивший полную кружку, не только не валился пьяным. Он вообще не опьянел.

Что толку для сыновей Ганса пить шнапс, если ни в одном трактире ни разу не было достаточного количества, чтобы они хотя бы охмелели?

Глава 7

Рано утром Якоб, проспавший всю ночь под пологом телеги, зашел в трактир, чтобы поесть перед дорогой.

Девчонка-дворянка не показывалась, наверное, еще спала. Оно и к лучшему: Якоб не собирался на самом деле везти ее в столицу. Пусть дворяне сами решают свои проблемы. А он поест и, когда девчонка проснется, будет уже далеко…

Стукнула дверь, раздался молодецкий хохот. Якоб поднял глаза на вошедших и помрачнел.

Черные треуголки, у командира отороченная снежно-белым галуном, длинные небесно-голубые мундиры, залихватски повязанные красно-синие шарфы, белые чулки, ботинки с блестящими пряжками… Да и сами солдаты как на подбор: высокие, красивые, настоящие вояки.

Солдаты, весело шумя, усаживались за стол. Якоб отпил пиво, бросив поверх кружки косой взгляд.

С чего бы веселиться солдату? В особенности когда рядом сержант? Почему же они так смеются? Уж не затем ли, чтобы показать, как здорово быть в армии?

Такие молодцы-красавцы встречаются в армии только в двух местах. Либо в королевской гвардии, а что гвардейцам делать в такой глуши, в отдалении от столицы? Либо это…

Вербовщики.

Как сглазил вчера, когда о них подумал. Якоб отставил пиво. Один из излюбленных приемов армейских вербовщиков: угостить кружкой подходящего парня, а когда тот допьет, обнаружит на дне медную монету. И все: пиво от армии взял, деньги взял, значит, ты согласился быть солдатом. Или еще так делают…

Якоб достал из-за пояса несколько медных монет и провертел подходящим гвоздиком в каждой небольшое отверстие. Зажал монеты в кулаке.

Уйти бы, да солдаты умело перекрыли выход: решишь уйти — непременно затащат за свой стол. Лучше уж тихо-мирно посидеть за своим. Авось…

Не получилось. Один из солдат незаметно, как ему казалось, толкнул в бок сержанта, кивнул на Якоба. Несколько быстрых взглядов, и солдаты с сержантом, прихватив кружки, двинулись к столу Якоба. Понятно… Единственный подходящий тип в зале трактира: парень молодой, крепкий, крестьянин. В армии такие нужны. А что ростом невелик — не беда, в егери, скажем, пойдет.

— Доброе утро, парень! — Сержант улыбался так жизнерадостно, что Якоб волей-неволей улыбнулся в ответ. И тут же почувствовал, как быстрый взгляд сержанта пересчитал его зубы. Все на месте.

— Доброе утро, господин.

— Чего такой задумчивый? — Один из солдат придвинулся поближе у Якобу. Между пальцев мелькнула грошовая монетка…

— Думаю, господин.

— О чем же?

— Да вот, — громко произнес Якоб, так что оглянулись немногочисленные утренние посетители. Даже старик-монах, дремавший в углу, поднял голову и нашарил свою клюку. — Нашел я несколько монет, а на каждой — дырка, господин. Не знаю, что делать, господин.

Якоб показал зажатые в кулак монеты. Солдаты раскрыли рты. Тот, что сел рядом, бросил косой взгляд на сержанта.

Один из приемов вербовщиков, еще старый Ганс рассказывал: взять грошовую монету, провертеть в ней отверстие, а затем незаметно подкинуть ее жертве. После чего заявить, что тот уже согласился завербоваться в армию и даже деньги взял. Не верите, люди добрые, посмотрите, у него монета должна быть приметная, с дыркой. А тут еще подкинуть не успели, а у парня уже есть горсть монет. И все с дырками. Да при этом все посетители слышали, что парень деньги нашел такими. Ну и как потом докажешь, что это та монета, которую парень якобы взял от армии, а не та, что он нашел?

Была, конечно, опасность, что вербовщики признают монеты своими, мол, это они потеряли. Но тут уж лучше потерять несколько грошей, чем надеть ранец и ружье.

— Значит, говоришь, нашел монеты? — прищурился сержант.

— Да, господин, — кивнул Якоб.

— Так прямо на дороге и валялись?

— Нет, господин.

— А где?

— На дороге, господин.

— Ты же сказал, что не на дороге?

— Да, господин.

— А теперь говоришь, что на дороге?

— Нет, господин.

— Так где ты их нашел?

— На дороге, господин.

— На дороге?

— Да, господин.

— На дороге?

— Нет, господин.

Сержант запнулся. Кто-то из солдат тихо хихикнул и прошептал: «Вот дурачок…»

— Парень, ты, я вижу, крестьянин?

— Да, господин.

— Землю пашешь?

— Нет, господин.

— А чем тогда занимаешься?

— Землю пашу, господин.

— Ты что, издеваешься, зелень красная?!

Терпение сержанта лопнуло.

— Да, господин.

— Или ты недоумок?!

— Нет, господин.

Сержант замолчал.

— Ты крестьянин? — спросил он снова.

— Да, господин.

— А может быть, ты крестьянин?

— Нет, господин.

— Или все-таки крестьянин?

— Да, господин.

Якоб отвечал, глядя прямо в глаза сержанту, с доброй улыбкой и совершенно ясными глазами полного кретина.

— Ты любишь деньги?

— Нет, господин.

— А хочешь пойти служить в армию?

— Да, господин.

— Пойдем, ребята. — Сержант поднялся. — Если человек признается, что хочет служить в армии, значит, он точно недоумок. Нам такие не нужны.

Солдаты вышли из трактира. Якоб перевел дыхание. Пронесло… Он поднялся было, чтобы уйти, но тут к столику Якоба подсел давешний монах, взявшийся рассказывать о том, как он в молодости служил в пикинерах, о лихих боях и славных традициях своего полка, о сержанте Копперкопфе, которого сам король произвел в сержанты за долгую беспорочную службу…

Якоб улучил момент и, быстро попрощавшись со стариком, встал из-за стола, чтобы уйти…

По лестнице спускалась его непрошеная попутчица.

— Крестьянин, ты уже проснулся? Отлично, мы выезжаем. Я только позавтракаю.

— Да, госпожа.

Ирма двинулась было к стойке, но тут приостановилась. Взглянула на стоящую перед Якобом пустую тарелку и кружку:

— Ты же сказал, что у тебя нет денег.

В глазах Якоба мелькнула незаметная смешинка.

— Нет, госпожа.

Повозка с волами плыла по пыльной дороге. Девушке, выспавшейся и позавтракавшей, было весело и интересно смотреть на окружающий мир, который она ранее видела разве что из окна кареты. А тут все рядом, только руку протяни…

Ярко-зеленые поля, уставленные желтыми стожками. Ветер, который прилетает с полей и приносит запахи скошенной травы. Орел, раскинувший крылья и кружащийся в голубом небе. Оглушительно стрекочущие кузнечики. Солнце, которое светит прямо в лицо, лучи как будто ласкают тебя. Такие же повозки с волами, которые проезжают мимо. Крестьяне, которые кивают ее парню… интересно, как его зовут? Скачущие иногда всадники. Группа крестьян, идущая пешком… А куда они идут?

— Крестьянин, — Ирма села поудобнее, — а куда идут вон те крестьяне?

Якоб присмотрелся. Серебряные цепочки, на многих — осколки каменного стекла, в руках — короткие дубинки, наверняка освященные в церкви…

— Они идут убивать оборотня, госпожа.

— Оборотня?! — Ирма всмотрелась в толпу. Да нет, вполне обычные крестьяне…

С оборотнями Ирма сталкивалась, к счастью, лишь на страницах книг. Там с ними сражались только рыцари и герои, в крайнем случае, особые охотники на нечисть. Роль крестьян при этом заключалась только в разбегании с криками, когда оборотень появлялся в своем зверином обличье, и пугливом ожидании спасения — в остальных случаях.

Крестьяне не сражаются с оборотнями!

— А как они думают справиться?

Якоб пожал плечами:

— Как обычно, госпожа.

— Ты так говоришь, как будто для крестьян убивать оборотней — самое распространенное занятие!

— Как скажете, госпожа.

Якоб замолчал. Ирма посидела немного в молчании, потом не выдержала:

— Это правда?

— Что правда, госпожа?

— То, что обычные крестьяне могут убить оборотня?

— Да, госпожа.

— А почему?

Хороший вопрос. Почему крестьяне убивают того, кто нападает на них, их жен, детей? Или они должны покорно ждать, пока их не съедят всех?

— Потому что больше некому, госпожа.

— Но есть же дворяне, власти…

— Дворяне и власти считают жалобы на оборотней сказками, которые крестьяне придумывают, чтобы не работать, госпожа.

— Есть и охотники на нечисть.

— Есть, госпожа. Но они слишком редко появляются в деревнях, госпожа. Поэтому для крестьян их все равно что и нет, госпожа.

— А почему?

— Потому что крестьяне могут слишком мало заплатить, госпожа. Поэтому охотники на нечисть работают только в городах или с дворянами, госпожа.

Ирма задумалась. Крестьяне могут самостоятельно убить оборотня. И даже не считают это подвигом, обычное дело… Надо же… Они ведь даже не боятся его!

А этот парень, похоже, вовсе не такой тупой, как она подумала сначала…

Какой же он тупой! Нет, ну какой же он тупой!

Полчаса назад они проезжали мимо небольшого городка в миле от дороги. Ирма посмотрела на стены города, вздохнула, и тут ей пришла в голову мысль. Если ее будут искать — а ее будут искать, — то ей нужно переодеться. Девушка в дворянском платье, едущая в крестьянской повозке, слишком бросается в глаза.

Сначала она собиралась по примеру многочисленных героинь романов одеться в крестьянское платье, но потом все-таки решила этого не делать. Дворяне, вздыхающие от умиления при виде очаровательных крестьянок, встречаются, видимо, только на страницах тех самых романов. В жизни симпатичная крестьянская девушка при встрече с дворянином в лучшем случае останется незамеченной, в худшем же наткнется на сластолюбца, который просто воспользуется ее.

Ирма даже на секунду задумалась о том, что жизнь крестьян вовсе не так проста и легка, как ей казалось. Только на секунду.

— Крестьянин, поворачивай к городу!

— Да, госпожа.

Они остановились у городских ворот. Ирме в город было не попасть. Подорожной у нее не было, а дать стражникам денег ей не пришло в голову.

— Крестьянин, — сказала она, — пойдешь в город и купишь мне платье.

— Да, госпожа.

Парень кивнул и ушел в город. Глядя, как он проходит мимо стражников, Ирма вспомнила, что не дала ему денег. Ну, ничего. Пусть что-нибудь придумает. Не самой же ей голову ломать.

Парень пришел через полчаса и принес платье.

— Что это?! — охнула Ирма.

— Платье, госпожа.

Это на самом деле было платье. Обычное крестьянское платье. Да еще и маленькое.

— Это не платье!

Якоб осмотрел принесенное:

— Это платье, госпожа.

— Пойди и принеси мне другое платье! Такое, какое носят… городские девушки.

Парень спокойно удалился.

Через полчаса перед Ирмой лежало другое платье.

— Что это?!

— Платье, госпожа. Какое носят горожанки, госпожа.

Да, возможно, когда-то это платье носили горожанки. Лет десять подряд. Сейчас оно было старым, вытертым и чуть ли не просвечивало насквозь.

— Пойди и принеси мне новое платье, которое носят горожанки!

В этот раз парня не было почти час. Ирма уже хотела и есть, и пить, а его все не было. Наконец парень явился. Свежий и бодрый, как будто этот час он не платье искал, а в трактире сидел.

— Что это? — вздохнула Ирма.

— Платье, госпожа. Какое носят горожанки, госпожа. Новое, госпожа.

Платье на самом деле было новым. Подвенечные платья вообще редко занашиваются.

— Пойди и принеси мне новое платье, которое горожанки носят каждый день. Ты меня понял?

— Да, госпожа.

Очередное платье устроило бы Ирму полностью. Оно было обычным городским платьем, новым и неприметным. И просторным. В это платье могло бы поместиться три Ирмы, а вырез, который должен только слегка приоткрывать ключицы, опустился бы до самых… Девушка покраснела.

— Принести другое платье, госпожа?

Ирма слишком сильно хотела есть и пить.

По дороге ехала повозка, запряженная двумя меланхоличными волами. В ней сидел улыбающийся крестьянский парень в праздничной одежде и мрачная девушка, кутающаяся в огромное платье горожанки, в вырезе которого виднелась дорогая зеленая ткань дворянского платья.

Глава 8

— Как продвигаются наши дела?

— Есть отдельные недочеты и упущения, но мы справляемся. Ваше вмешательство пока не требуется, господин.

— Недочеты? Какой из отдельных провалов самый крупный?

— Пожалуй, в Штайнце, господин.

— Что-то с Ирмой?

— Да. Она сбежала.

Пауза.

— Ее поймали?

— В этот раз — нет.

Пауза.

— Куда могла исчезнуть молодая глупая девчонка?

— Мы предполагаем, в этот раз ей удалось ускользнуть из города. Скорее всего, она бежит либо в родовой замок, где надеется спрятаться у матери…

Смешок.

— …либо к одному из своих друзей-дворян. Везде стоят посты, ни тот, ни другой выбор для нас не опасен.

— Какой выбор для нас был бы опасен?

— Ну… если бы она добралась до короля…

— Путь в столицу лежит через Чернолесье?

— Да. Но…

— Направьте туда людей. Если она двинулась именно туда, боюсь, все закончится плачевно. Она может наткнуться на моих… подданных и не выбраться из леса. Тогда наше пророчество волкам под хвост. Либо же она выберется, и тогда она не так глупа, как вы о ней думаете, и сможет рассказать Вальтеру Нецу кое-что интересное. По Штайнцу все?

— Мм… нет. Управляющий все еще жив.

Долгая пауза.

— Почему? Чем занимается ваш хваленый наемник?

— Наемник отравился и вот уже несколько дней живет по пути в туалет и обратно.

— Верните туда Фукс.

— Невозможно. После недавних представлений там днюют и ночуют шварцвайсские монахи. С ее представлениями о приличиях и дисциплине…

— Где вы берете таких наемников?

— К сожалению, других специалистов такого уровня у нас найти невозможно.

— После представлений, говорите… Монахи нашли того, кто это устроил?

— Нет. Судя по всему, это был очень мощный колдун.

— Может…

— Нет. Он не выезжал из столицы и не оставлял двойника. Это мы сразу проверили.

— Мощный колдун, но не он… Против нас взялся играть кто-то третий…

— Итак, чем вы можете меня порадовать?

— Нам не удалось выяснить, что объединяет заговорщиков.

— Кроме ненависти ко мне, понятное дело?

— Разумеется, ваше величество. У них слишком разные цели, иногда просто противоположные. Тем не менее во многих случаях заговорщики действуют вместе.

— Старая династия, Новая династия, проворовавшиеся министры, крупные землевладельцы, карточные шулера, бывшие крестьянские вожди… Что их может объединять?

— За ними кто-то стоит.

— Ценная мысль. Как же я сам не догадался? Кто? Соседи?

— Нет.

— Вы уверены?

— Моя голова тому порукой. Вы взяли меня на службу не для того, чтобы я ошибался в таких вопросах.

— Кто-то стоит, кто-то стоит… Что по происшествию в Штайнце?

— Шварцвайсский аббат утверждает, что все это устроил один человек.

— Один человек? Запустить иллюзии такого уровня — и только один? Мой отец бы мог, но он давно мертв. У наших противников есть такие колдуны?

— Колдуны есть, но не такой силы. Они берут количеством…

— Или вы чего-то не знаете.

— Происшествие в Штайнце во многом помешало планам наших противников. Из достоверных источников стало известно, что управляющего города хотели убить. Если бы не происшествие и не прибытие монахов, цу Вальдштайн, скорее всего, уже был бы мертв.

— Нам оно тоже не принесло пользы, послужив лишним подтверждением Пророчества. Удалось узнать, что оно означает?

— Тоже нет.

— Значит, нет… Против нас взялся играть кто-то третий.

— А ведь славно мы повеселились в Штайнце, Берендей?

— Кар!

— Но сейчас не время веселиться. Еще работать и работать…

— Кар!

— Не могу. Если они узнают, кто играет против них, меня смогут победить. Ты сам видишь, моя армия слишком мала…

— Кар!

— Небольшое подспорье. Хорошо, летим, посмотрим, чем там занимаются девочка с мальчиком.

— Да… да… да… Давай, мой мальчик, давай… Еще… ну же, ну! Давай, давай, давай… Быстрее, быстрее, быстрее… Еще, еще, еще… Да, да, да… Да! Да! Да! Ты смог!!!

Раскрасневшаяся Ирма порывисто обняла Якоба.

Парень был гораздо более спокоен:

— Госпожа никогда не была на тараканьих бегах?

Ирма, чей таракан только что прибежал первым, завоевав ей десяток талеров, не обратила никакого внимания на отсутствие энтузиазма у Якоба:

— Смотри, сейчас они побегут еще раз. Я поставлю еще несколько монет…

— Госпожа, вы не боитесь проиграть?

Ирма немного остыла. На мгновение.

— Но ты же сам сказал, что новичкам в первый раз всегда везет?

— Да, госпожа. Но вы собираетесь играть во второй раз, госпожа.

Якоб уже жалел о том моменте, когда решил показать госпоже — как там ее зовут? — «городские развлечения». По здравом размышлении, он решил остаться с ней и не пытаться сбежать. Крестьянин вместе с дворянкой, пусть и переодетой, лучше, чем одинокий крестьянин. По крайней мере попытается защитить его от вербовщиков, если он опять на них наткнется.

Вырвавшись из-под присмотра родителей и мужа, Ирма, похоже, решила пуститься во все тяжкие. Для начала она потребовала у Якоба показать ей место «городских развлечений». Якоб, который знал, что так называют публичные дома, слегка смутился, но потом, решив, что ей все равно, что увидеть, лишь бы было необычно, отвел девушку в трактир, где устраивали тараканьи бега. Это дворянкам позволено перемещаться только под присмотром, а горожанки — народ вольный. Так как на ней к тому моменту уже было городское платье, никто не сказал бы девушке и слова.

Прошло уже два дня их совместного путешествия. Они ехали и ехали, ночевали в трактирах. Ирма нашла портниху, которая превратила мешок, который ей купил Якоб, в более-менее приличное платье.

Девушка поняла, что парень над ней просто издевался. К сожалению, она не могла выказать ему все свое недовольство, так как он строго выполнял ее распоряжения. Наконец, когда они подъехали к небольшому городку, Ирма узнала, что это последний населенный пункт перед Чернолесьем, и осознала, что либо она купит нормальное платье здесь, либо будет ехать в том убожестве, что на ней, еще неизвестное количество времени. Ирма решила отомстить Якобу за мелкое издевательство с платьями и послать его за одеждой опять, на этот раз подробно оговорив, что ей нужно:

— Крестьянин, пойди и купи мне платье. Такое, какое носят горожанки. Талия вот здесь, не меньше двадцати трех дюймов и не больше двадцати четырех. Декольте высокое, с отделкой бисером, лиф узкий, мыс треугольный. Мм… вот здесь — не меньше тридцати пяти дюймов и не больше тридцати шести. Корсаж темный, но не черный, модест — зеленая, лучше изумрудная, сатиновая, фрипон — двойная, батистовая. Рукава узкие, но не слишком, я к таким не привыкла, шлейф… хотя горожанки шлейф не носят. Без шлейфа. Все понял? Пойди и купи!

Якоб раскрыл рот. Ему не нужно было притворяться дураком, он на самом деле понял не больше половины.

— Я не смогу это купить…

— А где «госпожа»? Не забывай, крестьянин, я для тебя госпожа Ирма цу Вальдштайн…

Ирма уловила быстрый взгляд Якоба на палец, на котором еще недавно красовалось обручальное кольцо.

— Ну и что? Мой муж оказался мерзавцем, на брачное ложе он со мной не взошел, так что перед Богом и людьми я — незамужняя.

Тут Ирма поняла, что оправдывается перед каким-то крестьянином.

— Ты понял мой приказ?

— Да, госпожа Ирма цу Вальдштайн.

— Пойди и купи мне… то, что я тебе сказала.

— Я не смогу, госпожа Ирма цу Вальдштайн. Я не смог запомнить, госпожа Ирма цу Вальдштайн.

— Хорошо, я пойду в город и куплю все сама. Ты будешь меня сопровождать.

— Да, господа Ирма цу…

— И перестань называть меня по имени.

Ирма сообразила, что если все встречные будут слышать обращение к ней крестьянина, то ее схватят уже через полчаса. И вернут мужу.

— Да, госпожа.

В городке Ирмой было приобретено миленькое платье, разве что не зеленое, а голубое — она передумала, — и ярко-алый чепец на голову. Теперь она выглядела в точности как горожанка. Ну, если не присматриваться.

Якоб приобрел себе кожаную куртку, вроде тех, в которые были одеты мошенники в трактире. Потертую, но вполне еще годную. Ирма покосилась на покупку, но промолчала. Она сообразила, что деньги у крестьянина все же есть, но у нее были деньги от продажи кольца, да еще от выигрыша на тараканьих бегах… Пусть прячет свои жалкие гроши. Жизнь и так прекрасна!

— Почему мы остановились?

— Чернолесье, госпожа.

Якоб указал на вставшую в миле от них полосу леса. Места сосредоточения самых страшных сказок и легенд. Он не мог так сразу войти туда. Нужно было время подготовиться.

— Всадники, — прервала его размышления Ирма.

Группа в дюжину конников подскакала к повозке. Дворянские одежды, треуголки, шпаги. Якоб слез на дорогу.

— Госпожа Ирма цу Вальдштайн! — Предводитель группы, молодой дворянин с узкими усиками, в расшитом красно-синем камзоле подъехал ближе к повозке.

— А вы кто?

— Я, — предводитель спрыгнул с коня и поклонился, скинув треуголку, — Рупрехт цу Альтниколас. Мы увидели вас от леса, — он кивнул на подзорную трубу в чехле, — и подъехали встретить.

— Очень приятно, господин Рупрехт. Но я хотела бы узнать, зачем вы меня встречали.

— Как это зачем? Чтобы препроводить в столицу, разумеется. Его величество очень хотел вас видеть.

— Но откуда он про меня узнал?

— Его величество, — Рупрехт сделал серьезное лицо, — знает все! К сожалению, повозки для вас у нас нет. Возможно, первое время вы согласитесь проехать верхом?

— Соглашусь!

Радостная Ирма спрыгнула с повозки. Женщина в охотничьем костюме, которая ехала с дворянами, тронулась к ней, подводя лошадь с дамским седлом.

— А это что за крестьянин? Он помогал вам?

— Это простолюдин. Я потребовала, чтобы он помог мне. Заплатите ему.

Якоб поймал серебряную монету.

«Вот и расстаемся мы, госпожа Ирма цу Вальдштайн. Оно и правильно: дворянами нечего делать вместе с крестьянами…»

Якоб поклонился и повернулся к повозке…

— Нет!!!

Отчаянный девичий крик. Парень оглянулся. Ну чем там еще недовольна госпожа Ирма? Цу ее Вальдштайн?

— Нет! Вы не люди короля! Я тебя помню! — Ирма указывала на неприятно улыбающуюся женщину, ту, что вела лошадь. — Я тебя помню! Ты была в доме у моего мужа! Ты — вместе с ним! Вы меня обманули!

— Ну что ж, — обаятельная улыбка цу Альтниколаса исчезла, — мы хотели по-хорошему. Но раз у вас такая хорошая память, вам придется ехать связанной.

Ирма затравленно озиралась. Помощи ждать неоткуда. Вокруг — никого. Ни одного человека.

В отчаянии она закричала:

— Нет! Нет! Помогите! Помогите мне, кто-нибудь!

Один из дворян подходил к ней с веревкой в руках.

— Нет! Помогите! Помогите!

Кто может помочь в пустом поле?

Ирма от безнадежности обратилась к тому, кто помочь не мог:

— Крестьянин! Что ты стоишь?! Помоги мне! Освободи меня! Помоги-и-и!!!

Цу Альтниколас бросил Якобу еще одну монету:

— Запомни: ты нас не видел.

— Да, господин.

«Это ваши дворянские игры, госпожа Ирма цу Вальдштайн. Дворяне все время что-то придумывают, находят себе противников, устраивают заговоры, войны, восстания. Нам, крестьянам, от этого ни холодно ни жарко. Кто бы из вас ни победил — ничего не изменится. Понятно, что вы встряли в какие-то политические разборки. Но меня они не касаются».

— И убери телегу с дороги, мешает проехать.

— Да, госпо…

Якоб застыл как пораженный молнией. Молодой дворянин цу Альтниколас быстрым движением поправил прядь волос за левым ухом.

Длинную белую прядь.

Не может быть…

Якоб взглянул на другого дворянина. Белая прядь. Третий… Белая прядь. Четвертый, пятый, шестой…

Пряди были у всех.

— Она у нас! — громко произнес цу Альтниколас, ни к кому конкретно не обращаясь, и двинул коня. С недовольством заметил, что крестьянин не поторопился убрать повозку. — Убери телегу!

— Нет, господин.

Дворянин даже не понял в первый момент, что сказал Якоб.

— Что ты…

— Отпустите девушку, господин. Или я вас всех убью… — Якоб растянул губы в улыбке: — Господин.

Глава 9

— Трус! Слабак! — вырывалась из рук дворян Ирма. — Быдло! Скот! Тупая скотина! А-ах, красно-черно-зелено-белая!

— Убить? — криво ухмыльнулся цу Альтниколас и медленно, картинно потащил из ножен шпагу.

Перед ним стоял всего лишь крестьянин: в кожаной куртке, черных потертых штанах… Босиком.

Якоб пошевелил пальцами ног в пыли и протянул руку к повозке…

Девушка закрыла глаза. Зачем? Ну зачем она кричала? Зачем просила помощи у крестьянина? Теперь бедного парня просто убьют.

Послышался дикий вопль.

Ирма приоткрыла один глаз и замерла. Такого она не видела никогда, о таком если и писали в книгах, то только в самых сказочных сказках.

Якоб достал из повозки медный черпак, одним движением оторвал ложку от рукояти и бросил ее в лицо противнику. Альтниколас отчаянно взревел, хватаясь за лицо, как будто Якоб плеснул в него кипятком.

Парень бросился вперед, держа медную рукоять, как короткий меч.

Дружный свист выхватываемых шпаг: дворяне бросили Ирму и повернулись в сторону крестьянина.

Цу Альтниколас упал с коня и сейчас медленно поднимался, слепо нашаривая на боку шпагу. Подбежавший Якоб ударом медной рукояти в висок уложил дворянина и подхватил его лошадь.

Глаза Ирмы округлились: парень, обычный крестьянский парень, чье имя она не удосужилась узнать, с легкостью поднял коня в воздух под брюхо — бедная животина жалобно заржала — и бросил его в надвигающихся дворян.

Молотящий копытами конь пролетел шагов двадцать и снес половину нападавших, смешав их в ржущую и кричащую кучу. Якоб подскочил к одному из упавших дворян, схватил его за ногу и, взмахнув им как битой для игры в городки, метнул, выбил из седел еще двоих.

Оставшаяся четверка растерялась. Они были опытными бойцами и не замедлили бы напасть на целый отряд, вооруженный чем угодно — хоть шпагами, хоть копьями, хоть ружьями. Но как справиться с тем, кто бросает в тебя лошадей?!

Дворянам очень помогло бы огнестрельное оружие — даже самая большая сила не спасает от самой маленькой пули, — но ни у одного из них не было самого завалящего пистолета.

Якоб же не терял времени. В дворян полетело еще несколько их же товарищей, после чего парень отскочил обратно к повозке.

На дороге осталась на ногах только одна лошадь — та, возле которой стояла Ирма. Все остальные смешались с наездниками в огромную кричащую кучу.

Неподалеку от повозки лежал мертвый цу Альтниколас. Еще два дворянина сломали шеи после столкновения с летающим конем.

Осталось еще девять. И они уже поднимались на ноги.

Якоб оторвал от борта повозки толстую жердь и, размахивая ею, как гигантской дубинкой, напал на конско-людскую массу.

Жердь колотила по всему, что пыталось подняться: по людям, по лошадям… Ирме казалось, что тихий и послушный крестьянин, с которым она почти неделю ехала вместе и которого все это время совершенно не боялась, вот этот самый тихоня превратился в обезумевшее чудовище.

Якоб метался вокруг шевелящейся массы, молотя жердью по головам, телам, рукам… Ржали лошади, кричали люди. Брызгала кровь. Ирма присела, зажмурила глаза и закрыла ладонями уши, молясь всем святым, чтобы этот кошмар прекратился.

Крики затихли. Жуткая тишина нарушалась только несколькими шлепками. Девушка открыла глаза.

Вся дорога была завалена мертвыми телами. Кони, люди… И Якоб. Со сломанной, расщепленной, окровавленной жердью в руках. Удивительно, но на нем самом крови не было. Хотя почему она на нем должна быть? Видимо, Ирме вспомнились книги, в которых человек, совершивший такое убийство, непременно должен быть залит кровью.

Якоб опустил жердь на землю и поклонился:

— Я выполнил ваше приказание, госпожа.

Ирма упала в обморок.

Холодные брызги полетели в лицо. Ирма задохнулась и вскочила. Она лежала в повозке, глядя в безмятежное небо, по которому плыли облака. Ветер пах травой, в вышине пели птицы. Улыбался крестьянин. Казалось, что жуткое побоище ей просто приснилось.

Ирма бледно улыбнулась, села и взглянула на дорогу.

Мертвые люди. Мертвые кони. Кровь. Кровь. Кровь.

Девушка перегнулась через борт повозки. Ее стошнило.

— Вот, выпейте воды, госпожа.

Ирма вцепилась во флягу, как утопающий в протянутый канат. Захлебываясь, она пила воду и ее тут же тошнило опять.

— Зачем? — плакала Ирма. — Зачем ты их убил? Это же были люди, просто люди. Ты мог бы не послушаться меня, мог отдать меня им…

— Не мог, госпожа, — отрезал Якоб. — Будь это люди, отдал бы. Но это не люди.

— А кто же это тогда?!

— Это слуги Грибного Короля. А отдавать нечисти живого человека, пусть даже дворянку… Нехорошо.

— Грибной Король — это сказка!

— Грибной Король — это быль, госпожа. А это — его слуги.

— Не верю… Я тебе не верю! Ты просто ненавидишь дворян!

Якоб покрутил в пальцах медную рукоять черпака:

— Хорошо, госпожа. Давайте подождем, госпожа.

Они сидели рядом на повозке. Пели птицы, пахло летом, и если не смотреть на груду мертвецов неподалеку, то все было прекрасно.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес Якоб, — смотрите, госпожа.

Ирма медленно повернула голову в сторону лежащих людей. И завизжала.

Мертвый дворянин, лежавший с краю, поднимался.

Не так, как это делал бы живой человек. Даже не как любое живое существо. Казалось, что он пустой внутри и теперь некая сила накачивает в него воздух. Распрямлялись руки, выпрямлялась спина. Сломанная шея становилась на место.

— Просто люди, госпожа?

Якоб спокойно подошел к дворянину, который поворачивал в его сторону мертвые тусклые глаза, и ударил в висок медной рукоятью. Дворянин упал и затих.

Зашевелились другие.

Ирма с испугом смотрела, не могла оторвать взгляд, как крестьянин обходит встающих на ноги, поднимающихся, шевелящихся мертвецов. Удары медной рукоятью, казалось, обрывали нити, управлявшие людьми: в висок, в затылок, в сердце, в горло. Якоб походил на крестьянина, выполнявшего привычную работу — на жнеца, косаря, пахаря. Спокойно, буднично, деловито.

В висок, в сердце, в горло.

Попутно он осмотрел головы нескольких лошадей, удовлетворенно кивнул:

— Кажется, все, госпожа.

— А-а-а!!!

Одна из лошадей, та, на которой ехала женщина, чье горло парень только что проткнул своей рукоятью… Лошадь поднялась на ноги и шагнула в сторону Якоба. Парень обернулся…

Гигантским прыжком лошадь, оскалив зубы — волчьи клыки! — метнулась к парню, целясь в шею.

Чудом, только чудом Якоб успел увернуться и схватить чудовищную лошадь за уздечку. Резко крутанул — мелькнули в воздухе сбитые подковы — и воткнул в горло животного рукоять. Два раза провернул.

Ударила кровь.

Ирму стошнило. Хотя, казалось, уже нечем.

— Надо же, — спокойно произнес Якоб, — а шарука пропустил.

Он подошел к всхлипывающей девушке, аккуратно взял из ее рук флягу и отпил небольшой глоток. Пальцы Якоба чуть дрожали.

— Что это?

— Шарук. Нечисть в виде коня с волчьими зубами. Питается исключительно мясом.

— Кто будет ездить на такой твари?

Ирма вспомнила, что стояла рядом с этим чудовищем.

— Как правило, колдуны и нечисть.

— Тогда кто все эти люди?! Колдуны? Нечисть? Оборотни? Вампиры?

— Вурдалаки, — буркнул Якоб.

— Правда?!

— Госпожа, ну нельзя же настолько не знать опасностей! Вурдалаки — это живые мертвецы, они выглядят как полусгнившие трупы, не разговаривают и пожирают живых людей…

Ирму стошнило.

— …причем исключительно по ночам. Оборотни появляются только ночью, вампиры, вурдалаки. Ночь — время нечисти, не день.

— Крестьянин, — спокойно произнесла Ирма, вытирая рот.

— Да, госпожа?

— Как тебя зовут?

— Якоб, госпожа.

— Якоб, красно-черно-зелено-фиолетовая белизна! Кто эти твари?!

Парень поднял брови:

— Это слуги Грибного Короля, госпожа.

Якоб подошел к лежащему неподалеку цу Альтниколасу, единственному, кто не встал после смерти, повернул ему голову и указал на длинную белую прядь за левым ухом:

— Видите? Это знак Грибного Короля. Если увидите где-нибудь человека с такой прядью — опасайтесь его. Это уже не человек.

Якоб потянул за прядь. Она растянулась, волоски начали отрываться один за другим. Ирма с отвращением поняла, что это не волосы, а нечто вроде грибницы.

Проросшей в живого человека.

Желудок опять забился в судорогах, но уже без всякого толка. Девушка с трудом взяла себя в руки и сипло спросила:

— Что это?

Якоб бросил белую дрянь на землю и вытер пальцы. Потом потер их о рукоять черпака:

— Это грибные нити. Через них Грибной Король управляет своими слугами. Когда-то это были просто люди. А сейчас у них внутри головы все затянуто плесенью…

— Но они вели себя как люди.

— Конечно. Слуги Короля ведут себя так, как обычно. Они могут быть хорошими, добрыми, умными людьми. Но если что-то войдет в противоречие с тем, что внушил им Грибной Король… Если вы видите человека, который на черное говорит белое, если вы не можете ему ничего доказать, потому что он не хочет даже задумываться, а бездумно считает правым только себя, если он делает что-то неправильно, до хрипоты доказывая, что прав он, а все остальные — глупцы… То на всякий случай проверьте у него левое ухо. Скорее всего, это уже слуга Грибного Короля.

Ирма молчала, ей было не до особенностей поведения слуг нечистой силы. Девушку колотило. Якоб накрыл ее курткой.

— Ложитесь, госпожа, — голос парня был непривычно мягким, — вам нужно согреться и успокоиться.

Девушка сжалась в комочек и закрыла глаза. Битва и смерть врагов оказались совсем не такими красивыми, как в книге.

Она зажала уши ладонями: шорох, доносящийся с дороги, заставлял ее трястись.

Якоб закончил стаскивать тела на обочину и выпрямился. Хорошо еще, что никто не проезжал мимо. Люди редко едут через Чернолесье.

Ирма почувствовала, как качнулась повозка. Заскрипели колеса. Они поехали дальше.

Все дальше и дальше от страшного места.

Якоб остановил волов. Вот и лес…

Чернолесье.

Они стояли на границе — здесь обрывались поля и поднималась стена деревьев. Дорога четко указывала на пределы леса: утоптанная земля заканчивалась и начиналось мощеное покрытие из тесаных каменных плит.

Дорога через лес была широкой, достаточной, чтобы разъехаться и четырем таким повозкам, как у Якоба. Вправо, вдоль леса, уходила еще одна.

Обе дороги вели в столицу, только одна в обход, а вторая, мощеная, напрямик через лес. Можно было бы поехать в обход и не соваться в опасные места. Вот только преследователи — а Якоб уже понял, что за его попутчицей идет охота — тоже умные люди. И искать их будут именно на безопасном пути.

Как ни странно, самая опасная дорога для них — самая безопасная.

Парень молча смотрел на лес. Все-таки это Чернолесье: место сосредоточения самых страшных сказок и не менее страшных былей.

— Почему мы остановились? — Из-под полога выглянуло покрасневшее лицо Ирмы с красными, опухшими от слез глазами.

— Все в порядке, госпожа. Сейчас поедем.

Копыта волов застучали по плитам дороги.

— Это Чернолесье, кре… Якоб?

— Да, госпожа.

— Ты не думаешь, что те, кто меня ловит, будут искать нас здесь?

— Нет, госпожа.

Ирма зашевелилась и села:

— А эти… слуги Грибного Короля… Их здесь не будет?

Якоб помолчал:

— Как вам сказать, госпожа… Чернолесье — владения Грибного Короля.

Глава 10

— Что?! — Ирма чуть не выпрыгнула из повозки. — Эти твари хотели меня похитить, а ты привез меня прямо к ним в логово?!

— Да, госпожа.

— Поворачивай! Поворачивай!

— Послушайте меня, госпожа…

Ирма вцепилась Якобу в плечи:

— Поворачивай! Поворачивай! Пово…

Хлесткий звон пощечины. Ирма ошеломленно взялась за горящую щеку:

— Ты… Ты ударил меня…

— Успокойтесь и выслушайте меня, — жестко произнес Якоб.

Ирма затихла, глядя на парня испуганными глазами.

— Давайте рассуждать. Нас с вами встретили слуги Грибного Короля. Так?

— Т-так… — Ирма опять задрожала.

— Они хотели вас отвезти. Так? Куда?

— В столицу.

— Нет, про столицу они соврали. Значит, куда они хотели вас отвезти?

— В логово Короля?

Якоб подумал. Потом вздохнул:

— Может, и так, но мне кажется, они везли вас к вашему мужу.

— К Нордхарту?! Но зачем?

— Госпожа, вы никогда не присматривались к левому уху мужа?

Ирма подумала и перепугалась:

— Нет. Никогда. Это значит, мой бывший муж — тоже?.. Почему ты так решил?

— Не знаю, слуга ли он Грибного Короля или нет, но если бы вы понадобились Королю, то ваш муж вас бы просто отдал. Или вас похитили бы из дома. Сколько вы провели у мужа? Неделю? Успели бы.

— Так, может, они за мной ехали? К мужу?

— Нет. Они стояли на перекрестке. Потом взглянули на нас в подзорную трубу и, похоже, узнали вас.

— Эта та ведьма. Которая на клыкастом коне ехала. Она была у мужа и знала меня в лицо.

— Значит, они знали, что вы сбежали, и ждали именно вас. Значит, хотели вернуть вас мужу. Значит, ваш муж связан с Грибным Королем.

Ирма огляделась. Они ехали по мощеной дороге. А вокруг лежал лес. Логово Грибного Короля.

Хотя ничего страшного в лесу не было. Ясный день, солнечные лучи просвечивают сквозь ветки и листву, сияет изумрудная зелень травы и деревьев. Никакого ощущения, что сейчас из-за угла выскочит некое чудовище.

— А если сейчас из леса кто-нибудь выйдет? Или… выползет?

Девушка представила нечто вроде дракона, который в ее воображении, видимо, под влиянием слова «грибной» превратился в огромного серо-белого слизня, без ног, без глаз. Слизнедракон выкатывался на дорогу и, разинув огромную беззубую пасть, полз на их повозку…

— Да нет, госпожа. Дорога епископа Альбрехта — самое безопасное место для того, кого ищут слуги Грибного Короля.

Слизнедракон запищал и сдулся.

— Почему?

— Когда сто лет назад построили эту дорогу, на нее из леса слишком часто начали выползать грибные твари. Народ начал ездить в обход, но это неудобно, и теряется больше недели времени. Тогда еще не было Шварцвайсского монастыря, поэтому люди обратились к епископу Друденскому Альбрехту. Потому что Грибной Король и его отродье — нечисть очень необычная и просто молитв и святых символов не боится. А епископа Альбрехта тогда считали почти святым. Наверное, поэтому его молитвы возымели силу. Он прошел пешком всю дорогу через Чернолесье — а это сорок миль, — непрерывно читая молитвы. И теперь Грибной Король, его твари и его слуги не могут приблизиться к дороге ближе чем на десять шагов.

— Значит, мы в безопасности? Если не пойдем в лес?

— Да, госпожа.

Якоб не стал говорить о том, что слуги Грибного Короля могли нанять обычных наемников, которые просто расстреляют его с безопасного расстояния и увезут девушку. Не надо ее пугать еще больше.

Ирма поежилась и плотнее закуталась в куртку Якоба:

— Кре… Якоб. Расскажи мне, кто такой Грибной Король?

— Грибной Король, госпожа, появился в Чернолесье… да уже лет четыреста как. Сначала просто как дух леса, забавный старик с длинной бородой из грибных нитей, в широкополой шляпе…

— Я помню! — обрадовалась Ирма, почувствовав, что она все же не настолько необразованна. — Я сказки о нем слышала. Но в сказках он добрый…

— Не добрый он в сказках. Смешной, забавный, но не добрый. Сказки про Грибного Короля в основном о чем? Как он в лесу проказничает, как над людьми шутит… Ну или про то, как Грибной Король какую-нибудь глупость совершает. Но такие истории про любого короля рассказывают… — Якоб кашлянул и сбился. — В общем, нигде в сказках Грибной Король людям не помогает. Недобрый он, с самого начала недобрый. Ну а пока над ним посмеивались, Грибной Король все больше и больше сил начал набирать. Лет двести пятьдесят, как занял Чернолесье, и с тех пор люди туда ходить опасались.

— Да разве в Чернолесье люди не ходят? — не поверила Ирма.

— Ходят. И в реках купаются, несмотря на русалок. И в морях плавают, хотя там опасности пострашнее даже Грибного Короля. Если правила соблюдать, то все можно.

— Какие правила?

— От Грибного Короля две опасности: наткнуться на его тварей и стать его слугой. Лет сто как в Чернолесье незнакомые твари завелись. Тут-то люди и вспомнили, что Грибной Король хоть и необычная, да все-таки нечисть. А нечисть всегда к людям враждебна. Для оборотней и вампиров люди даже не просто пища — смертельные враги. Никогда человек с вампиром не подружится.

Ирма покраснела. Совсем недавно она читала книгу о юной девушке, влюбившейся в таинственного и мрачного незнакомца. И даже мечтала…

— Тварей у Грибного Короля много расплодилось, у каждой своя особенность и свои приметы, про всех рассказывать — ночь не спать. Нужно главное помнить…

Девушке было жутко интересно. Жутко и интересно. Захватывает дух от того, что вещи, про которые ты читала только в книгах, оказались совсем рядом с тобой. Более того, ты погружена в те самые приключения, о которых втайне мечтала. И одновременно страшно.

Страшно, потому что Ирма была все-таки умной девушкой. И понимала, что приключения бывают забавными только в книгах. А в жизни — кровавое побоище на дороге, человек, проросший грибницей, непонятные твари, таящиеся в мирном солнечном лесу.

— Твари Грибного Короля боятся меди. Если при тебе есть кусочек меди, тебя могут и не тронуть, в особенности если тварь слабая. Убить их, и слуг, и самого Короля, можно только медью, больше ничем. Еще они не любят запаха сгоревшего пороха, наверное, потому, что он пахнет серой… Грибной Король — очень необычная нечисть. — Якоб поерзал, устраиваясь поудобнее: — Правда, не со всеми тварями можно справиться, даже если ты обмотаешься медью. Главное, чтобы они на тебя не обратили внимания. Поэтому, если в лес входишь, а в Чернолесье в особенности, нельзя, чтобы на тебе было хоть что-то лесное. Ничего деревянного, ничего из кожи лесных зверей, из бересты, из оленьего рога. Еще нельзя есть перед походом в лес хлеб, квашеную капусту, пить пиво или вино. Хотя можно взять корочку хлеба с собой в лес. Положишь под куст — и тебя не тронут. Может быть.

— А как же грибы собирать? Ягоды? Дрова, наконец? Нельзя?

— Почему нельзя, можно. Твари Грибного Короля, как правило, слепые, только по запаху ориентируются. Если ничего запрещенного не чуют, то безопасно.

— И в Чернолесье грибы можно собирать?

— Можно. Но не нужно. Можно слугой Короля стать.

— А как слугами становятся?

— Слуг Король недавно начал из людей делать. Лет сто назад. Тогда начали появляться люди с белой прядью за левым ухом. Сначала никто не понимал, что это значит. Потом, когда поняли, начали на них с подозрением посматривать, мол, с чего это Грибной Король на них свою метку поставил. Но вроде люди были как люди, на них и перестали обращать внимание. А потом спохватились. Когда начали вещи странные происходить. То дети в лесу пропадут, то соседи поссорятся на ровном месте, то колодец отравленным окажется, то деревня заполыхает. Присмотрелись люди, а за каждым случаем белая прядь видна. Дети пропали — так либо слуга Короля сам их в лес отвел, либо сказал, мол, идите туда, там ягода вкусная, сладкая. Соседи поссорились, так непременно слуга что-то нашептал. Поняли тогда, что не безобидные это люди — слуги Грибного Короля. Присмотрелись — ахнули. Уже несколько деревень возле Чернолесья полностью из слуг Грибного Короля состояли. Мужчины, женщины, дети — все с белой прядью ходили. И именно из этих деревень смута пошла, крестьянские восстания тех лет, без всякого смысла, просто для того, чтобы жечь, грабить, убивать…

— Да зачем это Королю?

— Нечисть, она и есть нечисть. Лишь бы напакостить… Ну, народ тогда долго не думал. Подняли еще одно восстание, свое, да и выжгли те деревни, вместе со всеми жителями…

— И детьми?

Якоб помолчал. Долго.

— Детьми… Это слуги Короля. И никто не знает, как это исправить. Стать-то слугой просто…

— Как? — нарушила паузу Ирма.

— Заснуть в лесу. Съесть сырой гриб. Заснуть в помещении, где есть плесень. Съесть хлеб или что-то с плесенью. Съесть особый гриб, тут уже неважно, сырой или сушеный. Выпить вино, в котором размешан «чертов порошок»… Способов много, главное — ни один на тебя не подействует, если при тебе есть медный талисман, лучше всего ключ… — Якоб показал свою связку талисманов. — Ключа у меня нет, поэтому — держи. Он протянул Ирме шнурок, на котором висел просверленный медный грош. — Повесь на шею и не снимай никогда. То, что слуги Грибного Короля уже появились среди дворян, — плохой признак. На них теперь можно натолкнуться и в городе.

— А разве…

— Нет, раньше слугами становились только крестьяне. За несколько миль от Чернолесья никто не селится, кроме совсем уж отчаянных смельчаков.

— А барон Шварцвальд? Его замок почти рядом с лесом.

— Этот барон или очень смелый, или очень глупый.

— Не смей так говорить о дворянине!

— Да, госпожа, — наклонил голову Якоб.

Некоторое расстояние они проехали молча.

— Ты обижаешься? — спросила Ирма.

— Нет, госпожа. Крестьянин не может обижаться на дворянина, госпожа.

— Прекрати!

— Да, госпожа.

Ирма поняла, что нарушила то доверительное отношение, которое возникло после того, как крестьянин — Якоб — ее спас. Он смелый… умный…

Девушка вспомнила летящего коня.

Сильный…

— Якоб, почему ты такой сильный?

— От рождения, госпожа.

— А твой отец?

— Такой же, госпожа. Был, пока не умер, госпожа.

— А почему вы такие сильные?

Якоб ответил, не поворачиваясь:

— Крестьянам запрещено иметь оружие, госпожа. Поэтому нам приходится валить деревья голыми руками. Так мы становимся сильными, госпожа.

— Ты надо мной издеваешься?

— Нет, госпожа.

Ирма подумала, достала монетку из-за пазухи, посмотрела на нее. Хитро улыбнулась:

— А как же ты просверлил монету?

— Ножом, госпожа.

— А откуда у тебя нож?

Ирма вздрогнула: в борт повозки перед ней воткнулся кинжал.

— Забрал, госпожа.

Ирма проглотила слюну:

— У кого?

— Я не помню, как его звали, госпожа. Слуга Грибного Короля, который хотел вас похитить, госпожа.

— Ты… — Ирма задохнулась. — Ты ограбил тела? Может, еще и деньги собрал?

Перед ней тяжело брякнулся крупный, набитый битком мешок.

— Они ваши, госпожа.

— Забери их себе! — Девушка не находила себе места от возмущения.

Якоб спокойно убрал мешок с деньгами обратно. Чем сильнее обозлил девушку.

«Он еще и деньги забрал!»

Она отвернулась и закуталась в куртку. Потом задергалась, яростно выпутываясь из нее. Она, дворянка, сидит в куртке, которую носил какой-то крестьянин!

Дальше ехали молча.

— Есть новости о Рупрехте.

— Он сообщал мне, что девчонку нашли. Привез?

— Нет. Рупрехта и его людей нашли мертвыми неподалеку от границы Чернолесья.

— Всех?!

— Включая лошадей. Их просто измолотили…

— Кто? Кто?!

— Не знаю. Свидетелей не было.

— Постой, а Лени? А шарук? Тоже мертвы?

Молчание.

— Да с кем же они столкнулись? Двенадцать человек…

— Господин, в тех краях видели шварцвайсских монахов…

— Монахи? Могли. Они — могли. Или же кто-то третий…

— Удалось узнать, кто стоит за происшествием в Штайнце?

— Нет, ваше величество.

— Что говорит аббат?

— Он не может сказать точно, но в окрестностях города произошло еще нечто странное.

— Слушаю.

— У начала дороги епископа Альбрехта нашли убитыми дюжину дворян и лошадей. Убитых зверски, просто измолоченных.

— Кто это сделал?

— Неизвестно.

Пауза.

— Двенадцать человек? Сколько было против них?

— Неизвестно. Может быть, это наш противник?

— Противник? Мог. Он — мог. Или же кто-то третий…

— Все идет как должно, Берендей.

— Кар! Кар!

— Все идет как должно.

Глава 11

«Нет, ну какая наглость! Обычный крестьянин, а ведет себя, как… как свободный человек! Хам! Быдло! Землекоп!»

Ирма сидела в повозке, закутавшись в куртку — к вечеру стало холодно, — и кипела от возмущения. Молча, потому что выказывать свое недовольство вслух для этого… этого… крестьянина слишком много чести!

«А я-то, я! Разговаривала с ним, как… как с ровней. И он еще смел мне отвечать. Да крестьянин при дворянине должен смотреть только в землю и отвечать молча! А он… А он… Да он же ударил меня! Мерзавец! Крестьянин поднял руку на дворянку! Да это же виселица!»

Перед мысленным взором Ирмы появилась черная виселица, на которой мерно со скрипом покачивался Якоб. Нет, какое-то кровожадное направление приняли ее мысли…

Девушка уставилась в спину Якоба злобным взглядом. Тот на мгновение обернулся, наверное, почувствовал все ее недовольство. Ирма даже немного устыдилась.

«А он не похож на обычного крестьянина. Другие только и могут, что стоять да бубнить «да, госпожа», «нет, госпожа». А он… Он умен. Смел. Силен. Нет, это не обычный крестьянин…»

Ирма взглянула на Якоба, мысленно примерила ему длинные дворянские кудри, треуголку, камзол…

«Похож. Похож на дворянина. Наверное, незаконнорожденный сын. Интересно, он сам знает?»

Тут почерпнутые из книг идеи столкнулись со знакомой действительностью. В книгах незаконнорожденный сын, как правило, либо оставался единственным наследником, после чего принимал звание и титул и правил подданными долго и мудро, либо горел желанием вернуть свое положение, для чего сражался с законными наследниками, как один некрасивыми и трусливыми. В жизни же плоды дворянских утех так и оставались крестьянами, чаще всего не зная, кто их отец. В лучшем случае отец устраивал их в свой замок слугами или там конюхами. Признавать их не горел желанием ни один.

«Нет, наверное, все же простой крестьянин. У дворянина, даже незаконнорожденного, должны быть прирожденная грация, изящные черты лица, наследственное благородство во взгляде…»

Ирма отбросила всплывшую в памяти вереницу чистокровных дворян, не обладавших ни первым, ни вторым, ни третьим.

«Нет, не дворянин… Руки истинно крестьянские, большие кисти, мозоли, толстые пальцы… Ноги босые… Да ни один дворянин, даже незаконнорожденный, не станет ходить босиком! Нос… Нос, кстати, вполне правильной формы. Если сравнить его с клубнем, который называет носом барон цу Ротенгрюн… Может, все же дворянин?»

Якоб тем временем не обращал внимания на терзания бедной девушки. Он занимался делом.

Парень высмотрел у дороги, на безопасном расстоянии, подходящую лесину и с помощью трофейного кинжала выстрогал корявую, но замену сломанному в памятной схватке у въезда в лес борту телеги. Пробежался вдоль дороги, подбирая засохшие сучья. У дороги были оборудованы места, где можно безопасно переночевать, но там наверняка все дрова собраны, а мерзнуть всю ночь не хочется.

Якоб спокойно работал и одновременно думал. Работа руками не мешает голове.

«Дворянка, зелень красная! Вся ее сила — только в звании, а корчит из себя… Как же, обидел ее знакомого, как я посмел… А я еще разговаривал с ней, как с человеком. Надо было оставить ее слугам Короля. Сейчас бы ехал себе спокойно».

Подумав, Якоб пришел к выводу, что не оставил бы. Все существо было против того, чтобы отдать на съедение нечисти живого человека.

«Значит, когда выедем из леса, тут же оставлю ее. В ближайшем же трактире. Можно подумать, она меня к себе цепью приковала. Проснусь пораньше — только меня и видели. Посмотрим, как она без меня до столицы доберется, черно-сине-красная… Что она без меня вообще сможет сделать? Дворяне без крестьян вообще ничего не смогут. Умрут с голода. Откуда у дворян еда? От крестьян. Откуда деньги? От крестьян. Откуда солдаты в войске? Крестьяне. Крестьяне без дворян проживут, а вот дворяне без крестьян — нет. Так кто из нас важнее?»

Якоб бросил быстрый взгляд за спину. Девчонка куталась в куртку и бросала в него жалобные взгляды. Парню даже стало ее жалко.

«Ладно, помогу добраться до столицы, так уж и быть. Помеха небольшая, вроде мухи надоедливой: только жужжит, но вреда никакого. Правда, за ней охотятся слуги Грибного Короля, и можно нарваться на большие неприятности. Ну и что?»

У Якоба было еще одно соображение: слуги Короля соврали, что хотят отвезти девчонку в столицу. Значит, в столице у них могущественный враг и они предположили, что Ирма едет к нему. Так? А кто у нас в столице достаточно могуществен, чтобы быть врагом Грибного Короля? А пожалуй что и наш король, генерал Нец. Значит, если отвезти девчонку к королю — а она, похоже, к нему и собирается, — то этим будут подбиты сразу три утки.

Во-первых, Грибной Король останется без добычи.

Во-вторых, будет устроена изрядная пакость дворянам, как слугам Короля, так и тем, кто хочет вернуть Ирму мужу. А какой же крестьянин откажется втихую сделать гадость?

В-третьих, и в-главных, будет оказана помощь королю.

Насколько крестьяне терпеть не могли дворян, настолько любили короля.

Генерал Вальтер Нец стал королем десять лет назад, в тот момент, когда прервалась Новая династия королей. Самые влиятельные семьи королевства увлеченно спорили, у кого больше заслуг и древнее род, чтобы доказать свое право на трон, а корону подобрал полководец, получивший дворянское звание и титул герцога после череды побед. Поговаривали даже, что он был чуть ли не крестьянином, что только добавляло ему любви простолюдинов. Они даже называли короля вместе с его воинским званием — король генерал Нец, говоря, что королей было много, а генерал Нец — один.

Дворяне же нового короля терпеть не могли. И за то, что он был выскочкой, и за то, что те, кто выступал против него открыто, как правило, страдали от разнообразных случайностей. То засуха на полях в родовом владении, то река разольется не так и не там и смоет пару деревень, то дочки рожают неизвестно от кого. В худшем варианте противники короля гибли от несчастных случаев. За это дворяне славили короля колдуном, крестьяне же считали, что эти слухи от зависти, а королю просто везет. Почему бы и нет?

Любовь крестьян к королю служила для дворян лишним доказательством тупости простолюдинов, а также ясным свидетельством того, что самим Богом крестьянам уготована судьба беспрекословных рабов. Что это вообще за глупость: любить власть? Ни один настоящий свободный человек, коими дворяне считали исключительно себя, не будет не то что любить, просто уважать власть над собой. Истинная свобода, по мнению дворян, как раз в том и заключалась, чтобы делать все, что тебе хочется. Поэтому дворяне — свободные люди, а крестьяне — рабы.

Правда, когда крестьяне начинали вести себя так, как им хочется, — например, поднимали восстание, требуя той самой священной свободы, дворяне почему-то отказывались со слезами на глазах признать крестьян равными себе. В таких случаях дворяне жестоко подавляли волнения, заявляя, что рабы должны знать свое место, а не пытаться подняться до уровня свободных людей.

На самом деле король генерал Нец тоже не был таким уж поборником справедливости. Налоги и поборы с крестьян не снизились, а даже увеличились. И разбойники по-прежнему орудовали в лесах. Нечисть никуда не исчезла. В реках не потекло молоко, и берега не стали кисельными.

Жить не стало лучше, но жить стало легче. Больше порядка стало.

Поэтому-то крестьяне, помнившие лихую разбойничью вольницу Новой династии, когда налеты банд на городки было обычным делом, и вздохнули свободнее, когда железная рука генерала Неца разогнала все это счастье.

Негодовали только дворяне, узнавшие, что в стране есть законы и их — вот наглость! — нужно исполнять. Когда с позолоченной плахи скатились головы тех, кто думал, что титул и богатство сделают их неприкасаемыми, тогда крикуны поутихли.

Легко ли жить при жесткой власти? Смотря с чем сравнивать.

Когда начало темнеть, повозка с волами свернула к ближайшей стоянке. На всем протяжении пути Ирма видела этакие квадратные площадки, выступавшие в стороны от дороги. Оказывается, они делались специально для того, чтобы путешественники могли переночевать, не углубляясь в опасный лес. Хотя сейчас Ирме было не до особенностей дорожного строительства. Она уже час прислушивалась к урчанию в желудке и размышляла, как бы заставить крестьянина, чернота зеленой синевы, приготовить для нее что-нибудь поесть. Можно, конечно, прямо приказать, но Ирма уже приноровилась к странностям своего попутчика и подозревала, что после приказа получит на ужин нечто полусырое-полуобгорелое, а потом увидит честный-пречестный взгляд и уверение в том, что ничего другого он готовить не умеет.

Желудок взвыл, и Ирма поняла, что согласна съесть хоть живого ужа.

— Якоб, приготовь мне поесть.

— Да, госпожа.

И что, все? Никаких ехидных замечаний.

Якоб спрыгнул с телеги, крутанул в пальцах кинжал, шагнул в сторону леса и обернулся:

— Грибы будете, госпожа?

Ирма мгновенно вспомнила все рассказы о Грибном Короле и его слугах. Есть тут же расхотелось.

— Я передумала.

— Да, госпожа.

Парень вскочил обратно в телегу, сел на свое привычное место впереди повозки и, не оборачиваясь, сказал:

— Скоро будет стоянка, госпожа. Там я разведу костер и пожарю мясо, госпожа.

Ирма проглотила слюну.

Солонина выглядела серой и подозрительной, но она так аппетитно пахла, шкворча над огнем…

На стоянке остались ночевать две повозки: Якоб с Ирмой и большая телега, груженная мешками. На телеге, запряженной такой же меланхоличной парой волов, ехала крестьянская семья. Отец, мать и две дочки лет десяти.

Когда Якоб и Ирма подъехали к стоянке, крестьяне там уже обосновались, разожгли небольшой костерок, и на непрошеных пришельцев смотрели подозрительно. Впрочем, Якоб тоже не спешил радоваться встрече. Он и пожилой крестьянин, стоя шагах в пяти, внимательно осмотрели друг друга, пристально поглядели на левые уши. Ирма сама повернулась в профиль, якобы просто случайно. Еще не хватало, чтобы ее принимали за лесную нечисть или, хуже того, за служанку, пусть и Грибного Короля.

После того как принадлежность к роду человеческому была подтверждена, крестьяне расслабились. Якоб принес дров в общий костер, молчаливым жестом пригласив Ирму погреться. Та вспыхнула было, но потом поняла, что не стоит демонстрировать сейчас свое дворянское достоинство. Поэтому, ничего не говоря, подошла к костру. Правда, лицо у нее было при этом настолько недружелюбное, что жена крестьянина так и не заговорила с ней. А дочки и вовсе откровенно боялись.

Ирма ожесточенно оторвала от деревянного шампура, на скорую руку выструганного из ветки, прожаренный кусочек мяса. Якоб и Дитрих — так звали их невольного соседа — негромко разговаривали о чем-то своем, Ирма даже не прислушивалась. О чем могут разговаривать два крестьянина, что в их жизни вообще интересного? Пьянки да пляски. То ли дело дворяне, поговорить всегда есть о чем. О недавнем бале, устроенном у герцога, или о роскошном пире, который затеял веселый барон. Совсем другое дело.

— Нет, про ксенотанское зерно я только слышал, — рассказывал крестьянин. — Вообще, я думал, что это только сказки. Ты точно знаешь, что оно есть?

— Нет, уважаемый, — спокойно ответил Якоб. — Но это не значит, что оно — сказки.

«Вон для дворянки Грибной Король — тоже сказка. Однако он есть».

— Ты или лихой парень, — покачал головой Дитрих, — или круглый дурак. Но не мне тебя судить. Я ведь и сам…

Крестьянин рассказал Якобу о заморском овоще, который решил развести у себя в деревне. Мешки с клубнями как раз и ехали в повозке.

— …Один клубень сажаешь — потом с него ведро клубней вырастает. А еда хорошая, сытная. Вкус, правда, не очень, сырыми, как репу или морковку, не съешь. Но если сварить, да с маслом, да с мяском…

— Дай мне мясо, я его и так съем, без всяких хитрых овощей, — хмыкнул Якоб.

— Не перебивай старших. Где таких нахальных только растят?

— В Черном Холме.

— Это где такое?

— Да тут неподалеку. Дня два езды.

— Ага… О чем это я? Ах да, так есть овощ можно и без мяса. С огурцами, скажем, или… — Дитрих понизил голос и оглянулся, — с грибами солеными.

— Не боитесь?

— Всю жизнь бояться, так и жить некогда будет. А Король… А что Король? Главное, приметы знать, как хороший гриб от заколдованного отличить. А не знаючи, и белым грибом отравишься. С ядовитым боровиком, к примеру, спутаешь. У них же только и отличия, что ядовитый на изломе краснеет, а потом синеет, и ножка у него слишком толстая и красная. А так — белый и белый. Еще горький боровик есть, того и вовсе от белого гриба не отличишь, а и тут примета есть. Если мякоть на изломе краснеет, а шляпка снизу розовая, значит, горький, его есть нельзя. Или вот…

Судя по всему, Дитрих был отчаянным грибником. Вроде тех рыбаков, что ловят рыбу в русалочьих озерах, не боясь гнева водяных обитателей.

— Постой, а как ты, уважаемый, оброк со своего овоща платить будешь? Или у вас дворянин разными несуразностями берет?

А что, был дворянин, который со своих крестьян разные редкости требовал на оброк. Чего только ему не носили. Даже, говорят, обрывок бороды Морского Короля приносили.

— …А на рынке ты тоже по хорошей цене не продашь. Пока еще народ распробует, что его сырым грызть не надо…

— А у нас, — Дитрих хихикнул, — богатый дворянин. У него столько деревень, что у нас, к примеру, он еще ни разу не был. А управляющий… ему главное, чтобы положенный оброк собирали. А то, что мы болота давно уже осушили и распахали, ему и невдомек.

«Да, — подумал Якоб, — я за сказочным зерном еду, а Дитрих сказочный овощ на сухих болотах сажает. Чего только не придумаешь, только бы побольше себе оставить, а дворянам поменьше. А то не сеют, не жнут, а едят в три горла…»

Он глянул на Ирму, которая жевала мясо. Стараясь при этом не торопиться.

«Ну, извини, девочка, раньше никак нельзя было. Если бы мы остановились, то могли не успеть доехать до стоянки. А ночевать в Чернолесье в других местах опасно».

После ужина Якоб установил палатку. Прямо на повозке. Ирма, отчаянно зевающая, пробралась внутрь и, похоже, сразу уснула. Парень хмыкнул. Интересно, где, по ее мнению, будет спать он?

Якоб осторожно заглянул под полог. Ирма уже спала, завернувшись в куртку и накрывшись одеялом.

«Извините, ваше дворянское благородие, но на камнях спать — верный способ сойти в могилу, а спать в лесу — еще более верный».

Парень забрался внутрь и тихонько накрылся одеялом. Девушка тут же перевернулась во сне и прижалась к нему, что-то бормоча.

«Замерзла, бедняжка… Вот напасть на девчонку: и отец — мерзавец бездушный, и муж — скотина, и слуги Грибного Короля за ней охотятся. Да еще и крестьянин Якоб постоянно обижает…»

Он укрыл девушку поплотнее.

«Главное — завтра проснуться раньше ее. А то остаток дороги будет себя терзать: что ночью было и было ли что…»

Глава 12

Ирма проснулась рано утром. Оттого, что замерзла. Почему под утро всегда так холодно?

Под пологом палатки, разумеется, никого не было. Из-за полотняной стенки доносился неразборчивый голос Якоба, который, похоже, встал уже давно.

Видимо, «рано утром» для дворян и для крестьян — это два разных времени.

Ирма потянулась, всласть зевнула. Села и задумалась.

Ночью она спала крепко, даже не задумываясь, что находится посреди населенного нечистью леса. И ночью было тепло…

Память подсказывала, что во сне она, чтобы согреться, обнимала кого-то большого и теплого. Неужели…

Ирма затрясла головой. Нет, не может быть. Крестьяне, конечно, наглые, но не могла же она обнимать его?

Якоб бросил взгляд на закачавшуюся повозку. Проснулась наконец. Сколько вообще спать можно? Дитрих уже готов к отъезду, а она все еще спит.

Хорошо еще, подумал Якоб, что она такая соня. А то страшно представить, что бы было, если бы она проснулась и увидела, что рядом с ней лежит крестьянин.

Нет, конечно, утром они лежали спина к спине, что сложно признать попыткой домогательства, но…

Якоб задумался. Память подсказывала, что во сне он обнимал кого-то теплого и маленького.

Якоб затряс головой. Нет, не может быть. Дворянки, конечно, бесстыжие, но не мог же он обнимать ее?

Девушка выпрыгнула из повозки, потянулась. Огляделась.

На стоянке было пусто. Вчерашний крестьянин со своей женой уже уехал. Хорошо.

Ирма забежала за повозку по утренним делам. С опаской ступила на мягкий мох…

Нет, никакое чудовище не выскочило из-за сосен.

Довольная девушка вышла на площадку:

— Якоб, еда…

Ирма замерла.

Совсем недалеко от края стоянки, шагах в десяти, из зеленого мягкого мха торчали грибы.

Много грибов.

Короткие толстые ножки оливкового цвета, небольшие шляпки с сетчатым узором. Толпа грибов занимала полукруг длиной шагов в двадцать. Толпа?

Ирма поняла, что думает о грибах как о живых существах, собравшихся возле стоянки…

Зачем?

Вчера никаких грибов не было.

Она оцепенело смотрела на плотный ковер шляпок. Грибы, казалось, шевелились, иногда казалось, что из-под шляпок поблескивают черные злобные глазки.

— Едем, госпожа.

Ирма вздрогнула:

— Якоб, что это?

— Грибы, госпожа. — Парень пожал плечами. — Поющие грибы.

— Поющие? А почему они не поют?

— Они поют, мы просто не слышим, госпожа.

— Почему?

— Потому что мы — на дороге епископа Альбрехта, и твари Грибного Короля не могут причинить нам вреда, госпожа.

Ирма взглянула еще раз. Грибы показались ей еще более отвратными.

— А что они поют? Ну, когда поют?

— Не знаю, госпожа.

Ирма подняла брови. За время путешествия она привыкла, что Якоб знает все. По крайней мере о лесной нечисти.

— Почему не знаешь?

— Потому что те, кто слышал пение этих грибов, уже никогда не сможет рассказать, что они поют, госпожа. Они усыпляют, госпожа.

— Усыпляют? А потом?

— А потом съедают, госпожа.

Ирма быстро посмотрела на него, но Якоб не шутил.

— Это Чернолесье, госпожа. Нас спасает только дорога.

Ирма поежилась:

— Поехали быстрее отсюда.

Они начали собираться, не заметив, что позади массы поющих грибов торчит другой гриб.

Боровик.

— Господин, мы не можем найти девчонку.

— Не можете…

— Наши люди проехали всю дорогу вокруг Чернолесья, отряд наемников проскакал по дороге епископа Альбрехта. Девчонку не видели нигде.

— Наемникам уже заплатили?

— Нет.

— И не платите. Девчонка едет через Чернолесье. В компании какого-то крестьянина. Раз они ее не нашли, значит, своих денег не заработали. Если вообще искали.

— Как вы узнали?

— Мои дети оказались внимательнее и обнаружили ее.

— Но ведь они…

— А мы подождем, пока она съедет с дороги.

— А крестьянин? Вы не думаете, что это — третий?

Молчание.

— Убить.

Колеса повозки скрипели, постукивали на стыках каменных плит. Волы спокойно тащили повозку, совершенно не переживая по поводу того, что находятся в Чернолесье, где происходят странные вещи и грибы по ночам подходят к стоянкам путешественников.

Якоб следовал примеру волов. Разве что иногда еле заметно морщился, когда несмазанное колесо взвизгивало особенно противно.

У Ирмы, напротив, по спине пробегали мурашки. Яркий солнечный свет, в котором сияли стволы сосен, не успокаивал, а теплый ветерок, посвистывающий в хвойных кронах, просто пугал — девушке казалось, что это перешептываются невидимые преследователи. Не отпускало чувство, что кто-то очень злой смотрит ей в спину, прячась, как только она повернется.

Девушка ошибалась. На них не смотрели.

Их слушали.

В десяти шагах от дороги, почти у самой невидимой границы, отделяющей владения людей и владения Грибного Короля, зашевелился мох. Он вспучился зеленым бугорком, лопнул. Выросла и развернулась воронка гриба. Небольшого, с детскую ладошку. Если бы он был оранжевым — назывался бы рыжиком, розовым — волнушкой…

Гриб был ярко-лиловым.

Воронка шевельнулась, наклонилась в сторону дороги. Еле заметная волна пробежала по краям шляпки.

Гриб вслушивался.

Как и десятки ему подобных, выраставших вдоль дороги.

Скрип… Скрип… Скрип… Скрип…

Колесо… Колесо… Колесо… Колесо…

Стук… Стук… Стук… Стук… Стук…

Копыта… Копыта… Копыта…

Повозка… Повозка… Повозка…

Свист… Свист…

Дыхание… Дыхание… Дыхание… Дыхание…

Спокойное… Спокойное… Спокойное…

Второе… Второе… Второе…

Испуганное… Испуганное…

Девушка… Девушка… Девушка… Де…

Усмешка.

— Она в лесу. Едет в повозке по дороге.

— Будете вызывать отряд слуг?

Пауза.

— Подождем. Может быть, их успеют перехватить мои дети.

— Но дорога…

— Дорога не помешает. Хотя… Мои дети могут и не успеть. Попробую вызвать Подземника, но он не высунется за переделы леса. Если они уйдут, поднимем слуг.

Повозка остановилась так резко, что Ирма чуть не ткнулась в спину Якоба.

— Что случилось?

— Дорога кончилась, госпожа.

Ну так почему мы стоим? Кончилась дорога, значит, мы выбрались из этого жуткого леса. Ирма выглянула через плечо парня и все поняла.

Дорога кончилась. А лес — нет.

От последней каменной плиты до места, где заканчивались деревья и начиналось поле, огромное открытое пространство которого вызывало облегчение одним своим видом, было совсем недалеко: шагов тридцать — сорок. Но Ирма поняла, в чем трудность: эти тридцать — сорок шагов придется сделать по земле, которую не защитили молитвы святого епископа.

— Почему? Ведь ты же говорил, что епископ прошел по дороге до самого конца.

— Лес, госпожа. Он вырос, госпожа.

Помолчали.

— Что будем делать?

Якоб думал. «Мы не ели хлеб, пива не было, капусты… Телега деревянная… Почувствуют… Почувствуют…»

Он оглянулся. Глаза сузились.

— Едем, госпожа.

— Но…

— Едем. Налево-Направо!

Волы дернулись и прибавили ход. Чуть-чуть.

Телега качнулась, съезжая с каменных плит на наезженную колею. Ирма сжалась, молясь святой покровительнице. Якоб быстро глянул по сторонам.

Тишина, даже ветер затих. Солнце, деревья, трава… Боровик.

Парень отвел взгляд, а затем быстро глянул обратно. Гриб переместился на два шага в их сторону.

Это не простой гриб. Соглядатай Грибного Короля.

— Налево-Направо!

Двадцать шагов… Пятнадцать… Еще чуть-чуть.

Ирма шевельнулась и подняла взгляд, Якоб обернулся…

По его расширившимся глазам девушка поняла, что сзади что-то происходит, попыталась обернуться…

Твердая жесткая ладонь зажала ей глаза и рот.

— Шшш… Шт… Что ты… тьфу… делаешь?!

— Спокойно, госпожа, спокойно, мы скоро приедем.

Ирма задергалась, требуя, чтобы ее освободили, и ладонь неожиданно отпустила ее.

— Ты что себе позволяешь, чернота сине-бурая?!

— Простите, госпожа. Вам лучше было не видеть того, что там происходило, госпожа.

Ирма оглянулась. Тихий, спокойный, солнечный лес. Ничего.

— Что там было?

— Вам лучше было не видеть, госпожа, — твердо заявил Якоб.

Зачем девушке, и без того испуганной, нужно такое зрелище? Обернувшись, Якоб видел, как из земли медленно и беззвучно, как в ночном кошмаре, вываливается серая масса огромного толстого языка.

Язык протянулся вслед телеге, лизнул дорогу почти рядом с задними колесами, успевшими выехать из леса. Потом упустившее добычу чудовище так же медленно втянулось под землю.

Зачем девушке это видеть?

В придорожном трактире в паре миль от границы Чернолесья сидела компания. Шесть мужчин и одна женщина. Посетители, да и сам хозяин трактира не обращали на них никакого внимания, хотя компания сидела за столом, ничего не заказывая, вот уже два часа.

Мужчины были обычными на вид: кожаные дорожные куртки, треуголки, шпаги. А вот женщина…

В Нассберге редко встречаются молодые девушки в черных кожаных брюках и короткой рубашке без рукавов, открывающей и руки, и плечи, и верх груди, и живот с пупком.

Мужчины иногда посматривали на нее, хотя и опасались, все-таки колдунья. Сейчас к вожделению и опасению примешивалась и доля любопытства. Женщина только что показала им, что у нее в кармане спрятана шпага. Вот всем и было интересно, как она ее там прячет.

— Тихо, — прервал застольную болтовню командир отряда. — Хозяин.

Все замолчали, командир просидел несколько секунд неподвижно.

— Крестьянская повозка с волами, — наконец заговорил он. — Едет в нашу сторону. В повозке молодой крестьянин и девушка. Крестьянина — убить, девушку — схватить и отвезти в лес. С крестьянином осторожно, может быть опасен.

Подчиненные дружно заулыбались. Сочетание слов «опасный крестьянин» для них звучало как «хищный заяц».

— Он может быть опасен, — с нажимом повторил командир, — прихватите арбалеты. Едем. Зельма, спрячь нас. И сама закройся: тут шастают шварцвайсские монахи, совсем не нужно, чтобы они рассмотрели тебя.

Компания поднялась. Женщина качнула головой — гладкие черные волосы стянуты на затылке — и щелкнула пальцами.

Белые пряди за левыми ушами каждого из мужчин внезапно исчезли. Для взгляда любого человека.

Компания уже запрыгнула в седла.

— А ну кыш! — Зельма прогнала со своего седла крупного ворона, который ковырял кожу седла клювом с таким видом, как будто купил всю лошадь.

Глава 13

— Ну и где он?

Вопрос был задан без всякого недовольства. Шварцвайсские монахи редко показывали свои чувства.

Пять братьев в черных рясах стояли на перекрестке двух дорог. Их лошади паслись неподалеку.

Полчаса назад в гостиницу к братьям вбежал мальчишка и передал записку. В ней говорилось, что этой ночью на перекрестке в нескольких милях от городка Враненберг продавали зажаренного живьем гуся. Монахам приходило немало таких доносов, чаще всего от людей, пытающихся оклеветать своих соседей. Однако в этой записке приводились подробности, которые мог назвать человек, либо точно знающий ритуал, либо видевший его собственными глазами. Кроме того, автор записки никого не обвинял. Он просил монахов немедленно прибыть на перекресток, где он укажет на виновного и предъявит доказательства.

Братья прибыли. И что? На перекрестке — никого. Ни одного человека.

— Брат Канис?

— Ничего.

И никаких следов колдовства. Это что, шутка была?

Никто не шутит со шварцвайсскими монахами.

Или их пытались выманить их города? Ну так вторая часть группы осталась в городке.

Что это значит?

Послышался отдаленный топот копыт. Вдалеке показались всадники. Люди куда-то торопятся… Или это едут те самые люди, которые и написали записку? Что-то их многовато…

— Братья, приготовиться.

Монахи рассредоточились вдоль дороги, лязгая железом. Руководитель группы, брат Урсус, встал на перекрестке и требовательно поднял руку:

— Остановитесь!

Всадники начали замедлять ход, вот они уже совсем близко… Шестеро мужчин в дорожной одежде, возможно, наемники и неприметная женщина…

— Колдунья! — выкрикнул кто-то за спиной брата Урсуса.

Всадники резко затормозили, поднимая лошадей на дыбы.

— Черно-белые! Бей их! — хрипло донеслось с их стороны.

Свистнули шпаги…

Где-то в отдалении закаркал, как будто рассмеялся, ворон.

Братья вскинули пистолеты. Грянул залп, дорогу заволокло дымом.

Монахи выхватили шпаги и бросились в атаку. Наемники — те из них, кто не был убит выстрелами и не придавлен упавшей лошадью — ощетинились клинками. Только женщина на коне…

Она переменила облик, из серой неприметной стала вызывающе красивой и бросающейся в глаза. Кожаные штаны, рубашка, оставляющая обнаженным почти все тело…

Зазвенела сталь, монахи столкнулись с противником в короткой схватке.

Женщина — колдунья, без всякого сомнения — мгновенно оценила шансы на выигрыш, смахнула приставшую к голому плечу крупную картечь и развернула коня.

Вслед удаляющейся спине повел стволом длинного ружья брат Ассипитрис…

Выстрел!

Женщина взмахнула руками и слетела на землю. Конь проскакал еще несколько шагов и остановился. Колдунья лежала на пыльной дороге, на спине расплывалось огромное кровавое пятно… Мертва.

Брат Урсус с досадой махнул рукой. Колдунья застрелена, да теперь еще и все наемники перебиты. Как теперь узнать, кто они такие, куда ехали и за кем охотились?

Руководитель медленно прошел вдоль выложенных на обочине убитых наемников. Застрелен, зарублен, зарублен, зарублен, загрызен…

— Брат Мустелинус?

Один из монахов с улыбкой развел руками, мол, так получилось.

Отлично. Нападавшие мертвы. Что теперь с ними делать?

— Брат Канис?

— Да, брат Урсус?

— Как ты понял, что с ними едет колдунья?

— Я?! — Изумление на лице монаха было неподдельным. — Я думал, это кто-то из братьев… Еще удивился, почему кто-то почувствовал то, что не почувствовал даже я…

— Гордыня ваша, брат Канис… Десять молитв «К Отцу».

— Да, брат Урсус.

— Итак, братья, кто почувствовал колдунью?

Через несколько минут выяснилось, что никто ее не почувствовал и никто не кричал. Всем показалось, что голос принадлежал брату Канису, тот же грешил на брата Вульпеса.

— Колдовское наваждение, — подытожил брат Урсус. — Только зачем его на нас навели? Неужели для того, чтобы мы прикончили колдунью? И еще… — Руководитель обвел взглядом свою притихшую группу: — Если это наваждение смогли навести на нас, то кто же тогда смог это сделать?

Братья молчали.

Со стороны Чернолесья в их сторону медленно ползла запряженная волами повозка.

— Ой, смотри, шварцвайсские монахи! — Ирма тут же устыдилась не приличествующей дворянской девушке непосредственности и села на повозке, выпрямив спину.

Якоб хмуро промолчал. Монахов из монастыря, где никогда не раздавался колокольный звон, в народе не любили и боялись. Даже то, что создал Шварцвайсский монастырь сам король генерал Нец, не прибавляло монахам любви. Слишком часто люди оказывались в застенках по обвинению в колдовстве. Слишком часто это обвинение было вызвано всего лишь необычным амулетом, неосторожно произнесенным отрывком старого заклятия или…

Или необычными способностями.

У Якоба были причины не любить монахов из Шварцвайса.

Повозка подъезжала все ближе к перекрестку. Уже можно было рассмотреть черные рясы, запыленные снизу, тяжелые сапоги, подкованные сталью, длинные волосы, собранные в хвосты на затылке…

Монахи были похожи, как бывают похожи солдаты: одного роста, все одинаково крепкие, подвижные, темно-русые волосы одинаково стянуты на затылке. У каждого в руках или на поясе шпага, у некоторых — пистолеты, один из братьев опирается на длинное ружье…

— Ой! — Ирма резко отвернулась и закрыла глаза ладонями.

Она за всю жизнь не видела столько убитых, сколько за последние несколько дней.

Девушка не выдержала и посмотрела сквозь раздвинутые пальцы.

На обочине лежали в ряд полдюжины тел.

Неужели их убили монахи? Интересно, за что?

— Остановитесь, — поднял руку один из братьев, похоже главный. Он был постарше и погрузнее остальных.

Якоб послушно придержал волов.

— Кто такие? Куда едете?

— Якоб Миллер, вольный крестьянин, из деревни Черный Холм, что близь Штайнца, господин. Еду в Друден по торговым делам, господин.

— Что продавать собираешься?

— Покупать, господин. Зерно, господин.

Монах обошел повозку.

— Черный Холм? Что это за название?

— Не знаю, господин. Когда деревню называли, меня еще на свете не было, господин.

Издевается? Или просто не думает, что говорит?

Брат Урсус указал на сжавшуюся в комочек девчонку:

— Что за девушка?

— Моя двоюродная сестра по отцу, господин. Ирма Миллер, вышла замуж за Конрада Вестермюллера, пекаря из Штайнца, господин. Хочет повидать столицу, господин.

Брат Урсус покачал рукой борт повозки, явно недавно выструганный на скорую руку. И молодой крестьянин вел себя именно так, как и должен вести крестьянин, и девушка боялась покойников больше, чем монахов, то есть была самой обычной девушкой. И все равно брата Урсуса глодал червячок сомнения. Что-то не так было, что-то не так…

— Ладно, поезжайте.

Парень спокойно кивнул и тронул волов. Повозка проехала мимо. Левое заднее колесо поскрипывало.

Когда повозка уже давно скрылась из виду и тела наемников были погружены на прибывшие из города повозки, к брату Урсусу подошел брат Канис.

— Странная пара, — произнес он.

— Ты о крестьянине с сестрой?

— Ну да. Во-первых, она ему вовсе не сестра.

— Думаешь, живут грешным образом?

— Во-вторых, одета она в городскую одежду, а сама при этом больше похожа на дворянку…

— На дворянку? Что же ты молчал?!

— А что?

— А что если это Ирма цу Вальдштайн?

— Да ну, откуда ей взяться здесь, да еще в компании с крестьянином…

— Ты слышал, откуда они?

— Нет. Откуда?

— Из Штайнца, красная синева на белой желтизне!

— Из Штайнца? — Брат Канис задумался. — Ну, вероятность есть…

— Вероятность есть всегда. В-третьих было?

— Что? Ах да… было и в-третьих. От парня шел след колдовства, давнего…

— Злого?

— Да нет, не проклятие и не сглаз. Что-то знакомое, но что — не помню.

— Не будем ломать голову. Брат Вульпес!

— Да, брат Урсус.

— Найди крестьянина с девчонкой и узнай, кто они такие. Они ехали в столицу, нагонишь их по дороге.

Брат Вульпес кивнул и, сложив ладони лодочкой перед грудью, бросился на землю, как ныряльщик бросается в воду. Но не нырнул.

От земли оттолкнулись человеческие ноги, но приземлились звериные лапы.

Крупный черно-бурый лис помчался вдоль дороги в ту сторону, куда скрылась повозка.

— Кляйнелам, — прочитала на придорожном указателе Ирма.

— Что?! — Якоб остановил повозку и резко повернулся: — Что вы сейчас сказали, госпожа?

— Не твое…

Ирма вздохнула. Крестьяне, конечно, тупы и необразованны, поэтому заслуживают грубого обращения. Но ведь среди них есть и более-менее разумные экземпляры… Да, эк-зем-пля-ры. Ирма обрадовалась, вспомнив такое красивое, научное слово. Такие, как Якоб. И грубить ему вовсе не обязательно.

— Я прочитала надпись на дорожном указателе. Кляйнелам. Так называется деревня, вон там, справа…

— Направо, направо! — выкрикнул Якоб. Вол, который шел слева, прибавил ходу, и повозка повернула на дорогу к деревне.

— Что ты делаешь?! — Ирма не удержалась и повалилась на пол повозки. — Куда мы едем? Нам нужно в столицу!

— Мы и едем в столицу, госпожа. Просто для того, чтобы попасть в столицу, нам нужно проехать через эту деревню.

— Понятно…

Ирма не знала дороги в Друден, иначе не преминула бы сказать, почему для того, чтобы доехать до столицы, нужно делать крюк в целые сутки.

Якоб обманул Ирму. Просто он не мог проехать мимо деревеньки с таким названием.

Кляйнелам… А раньше он думал, что рассказы об этой деревне — просто сказки дедушки. Оказывается, нет, она действительно существует. Интересно, неужели колодец тоже на месте?

Повозка прокатилась по улицам деревни — местные жители любопытно оглядывались на незнакомых людей — и выехала на деревенскую площадь.

Посреди находился колодец.

Каменные стены, широкий навес. Лавочки для ведер сбоку.

Не может быть…

Дед не обманул.

Ирма взглянула в ту сторону, в которую завороженно уставился Якоб. Ну колодец. Вполне обычный. Что в нем такого чудесного?

— Якоб…

Парень даже ухом не повел.

— Якоб!

— Да, госпожа.

— Что ты так смотришь на колодец? В нем что, живут русалки?

Якоб с трудом отвел взгляд от чудесного зрелища:

— Почти, госпожа. Это Колодец желаний. Бросьте туда монетку, и ваше желание сбудется.

Ирма недоверчиво посмотрела еще раз. Обычный колодец. Вон женщина достает из него ведро с водой, наверняка чтобы свиней поить.

Дед не обманул… Якоб продолжал смотреть на колодец.

Когда-то, лет уже семьдесят назад, еще молодой крестьянин Миллер проезжал через эту деревню. Услышав от местных, что их Колодец исполняет желания, он бросил туда монетку и пожелал, чтобы его потомки были самыми сильными.

Глава 14

— Что, все так просто? — Ирма недоверчиво смотрела на колодец. — Просто брось монетку, и желание сбудется? Любое?

— Да, госпожа.

— Без всяких условий?

— Нет, условия есть, госпожа. Три условия.

— Какие же?

— Во-первых, каждый человек может загадать в этом колодце только одно желание за всю жизнь. Неважно, сбудется оно или нет. Только одно.

— Ага, значит, желание может и не сбыться?

— Да, госпожа. Если не будут соблюдены два других условия. Во-вторых, человек должен верить в то, что колодец исполнит его желание. И в-третьих, он должен представлять то, что желает, госпожа.

— И все?

— Все, госпожа.

Ирма осмотрела площадь, взглянула на окружавшие ее двухэтажные дома с высокими острыми крышами:

— А где толпа?

— Какая толпа, госпожа?

— Толпа желающих загадать желание? Главное желание своей жизни? Раз уж он выполняет только одно, значит, желание должно быть большим?

— Верно, госпожа.

— Так почему никто не хочет загадывать?

— Очень просто, госпожа. Люди бывают разные. Те, кто мог бы поверить колодцу, чаще всего добиваются исполнения своих желаний самостоятельно. Те же, кто склонен скорее ждать чуда, чем действовать самому, не верят в то, что колодец исполнит их желания. Они всегда подозревают подвох, госпожа.

— Значит, любое желание?

— Любое, госпожа.

— А если я загадаю счастья для всех обиженных и буду верить в то, что оно исполнится, оно исполнится?

— Да, госпожа. Если вы сумеете представить, как выглядит счастье для всех обиженных.

Ирма задумалась. Да, такое проще пожелать или пообещать, чем представить.

— А если я, скажем, захочу мученической смерти для своего врага?

— Оно исполнится. Только вы такого не пожелаете. Вы слишком добры для этого. А злые люди не верят в волшебные колодцы.

— Якоб, — серьезно сказала девушка, — я хочу загадать желание.

— Как пожелаете, госпожа.

Ирма слезла с повозки и подошла к колодцу.

Что загадать, что загадать? Девушка достала серебряный талер. Интересно, зависит ли как-то размер загаданного желания от достоинства монеты? Можно ли приобрести что-то большое за медный грош? Или нет?

Ирма перегнулась через бортик колодца и посмотрела вниз. Далеко внизу, в воде отражался светлый кружок неба. Девушка разжала пальцы и монета полетела вниз.

«Жениха. Высокого, умного, сильного, красивого. Такого, как…»

В памяти всплыл молодой племянник одного из знакомых дяди Хайнца — жившего в столице брата матери. Племянник был очень молод и очень красив. А его ярко-синие глаза…

«Да, вот такого жениха. Можно даже принца».

Монетка булькнула в воду.

«Нет, — подумала Ирма, — насчет принца я погорячилась. Не сможет колодец найти мне подходящего. Принцы — они народ разборчивый…»

К колодцу подошел Якоб.

— Тоже решил загадать желание?

— Да, госпожа.

Якоб, не подходя, бросил в колодец медный грош.

«Не надо мне желаний, Колодец. Спасибо тебе за отца, и за меня с братьями. Если бы не сила, которую ты нам подарил, меня бы уже несколько дней как убили… Хотя, скорее всего, меня и на свете бы не было. Потому что отец не смог бы отбиться от разбойников. Тем зимним вечером, во времена еще Новой династии… Хотя, если хочешь, можешь исполнить одно. Ксенотанское зерно. Два мешка».

— Едем дальше, госпожа?

Четверка шварцвайсских монахов уже почти подъехала к Враненбургу, когда к лошади руководителя выскочил из кустов крупный черно-бурый лис.

— Брат Вульпес? Ты нашел девушку?

Лис поднялся и превратился в молодого монаха.

— Нет, брат Урсус. Неподалеку гнали по дороге овец в деревню. Запах такой, что след потерялся.

— Плохо, брат Вульпес. Очень плохо. Три дня поста.

— Да, брат Урсус.

— Значит, девушку ты не нашел… Тогда что же тогда тебя так задержало?

— В трактире неподалеку шарук загрыз конюха. Пришлось усмирять тварь.

Шварцвайсский монах не мог отказать в просьбе усмирить нечисть. В конце концов, это их долг.

— Шарук? Кто же ухитрился бросить это чудовище без присмотра?

— Я думаю, его оставила колдунья, которую мы убили на перекрестке. Похожую компанию видели в трактире.

— Интересно… Почему она бросила его?

— Теперь уже не узнаем. Спасибо тебе, брат Ассипитрис.

Брат Вульпес вскочил в седло своего коня:

— Как ты думаешь, брат Урсус, почему колдуньи предпочитают ездить на шаруках? И кормить их сложно, и в глаза бросаются…

Брат Урсус пожал плечами:

— Дуры.

— Как вы думаете, господин, когда привезут Ирму?

— Уже не знаю, — раздраженный голос. — Группа слуг, которая должна была перехватить ее и ее таинственного защитника, нарвалась на шварцвайсских монахов. Все уничтожены.

— И Зельма?!

— И Зельма. Даже самая лучшая колдунья против монахов — ничто.

— Но, господин…

— Да, ничто! Ваши хваленые колдуньи не знают ничего о здешнем мире и при этом считают, что их сила позволяет им быть безрассудными.

— Но, господин…

— Объясните им! Растолкуйте! Что на каждую силу давно придумано средство!

— Да, господин.

— Одна у вас колдунья подходящая — Фукс. И та сумасбродка. Где она сейчас?

— В столице.

— Из столицы мы ее отзывать не будем. Там она нужнее. Но и доверять колдуньям я больше не могу.

— Но…

— Нет, не вообще, до сих пор они неплохо справлялись. Только в вопросе поимки Ирмы. Ее защищает кто-то слишком сильный… Кто?

— Может быть, увеличить группу в следующий раз?

— Следующий раз… За два предыдущих раза я потерял семнадцать слуг и двух колдуний. Не стоит посылать людей делать работу, с которой смогут справиться только мои дети…

— Ваше величество! Ваше величество!

— В чем дело, герцог? Вы врываетесь так, как будто взбунтовавшийся народ уже стоит под дверью моего кабинета.

— К счастью, нет. Мы нашли ее!

— Кого вы нашли?.. Что?! В самом деле нашли?!

— Да, ваше…

— Отставить! Где, как, кто она?

— Ирма цу Вальдштайн, дочь управляющего городком Штайнц.

— Цу Вальдштайн… цу Вальдштайн… Кажется, я вспоминаю ее. Высокая, светловолосая… Восемнадцать лет прошло… Это хорошо.

— Нет, ваше величество.

— Что значит «нет»?

— Наши противники нашли ее раньше. Ирма цу Вальдштайн выдана замуж за цу Нордхарта, одного из знатных людей округа Штайнц.

— Проклятие! Чтобы вытащить ее, понадобится много сил. Это плохо.

— Нет, ваше величество. Вскоре после замужества Ирма сбежала от мужа.

— Сбежала? Хорошо!

— Нет, ваше величество. Ее ищут подручные наших противников, вместе с колдуньями.

— Зелень красная… Плохо.

— Нет, ваше величество. Они ее еще не нашли, недавно девушку, похожую на Ирму цу Вальдштайн, видела группа шварцвайсских монахов во главе с братом Урсусом.

— Хорошо…

— Нет, ваше величество. Монахи потеряли ее след.

— Плохо.

— Нет, ваше ве…

— А ну, прекрати! Наш разговор напоминает мне старую сказку. Что с моей… с Ирмой?

— Судя по всему, она едет в столицу. Переодетая в горожанку, вместе с неизвестным, одетым как крестьянин.

— Крестьянин? Может быть, это настоящий крестьянин и есть?

— Не думаю, ваше величество. Помните двенадцать погибших дворян? По некоторым данным, их убил именно спутник Ирмы. В одиночку. Так что…

— Поверьте мне… Поверьте мне, герцог, никогда не стоит недооценивать возможности крестьян.

— Э-э… простите, ваше величество… Я не имел в виду…

— Пошлите сообщение аббату Шварцвайсского монастыря, отцу Тестудосу. Пусть его братья обыщут все дороги, ведущие в столицу. Найдите Ирму!

— Якоб, как ты думаешь, сколько осталось до столицы?

— Двадцать три мили с половиной мили, госпожа.

— Откуда ты знаешь?!

— Это было написано на дорожном столбе полмили назад, госпожа.

Ирма замолчала. На минуту.

— Якоб, а как ты думаешь, почему рожь на этом поле такая низкая?

— Потому что это ячмень, госпожа.

Якобу было не до разговоров. Он искренне жалел, что связался с девчонкой. Ладно, когда она отдает приказы. Ладно, что за ней охотится половина нечисти королевства. Все это можно вытерпеть. Но не ее бесконечные вопросы! Парню казалось, что у него голова переполнена и, стоит ее немного наклонить, из ушей польются вопросы Ирмы. Но хамить не хотелось. Даже не потому, что это чревато. Все-таки она хорошая, хоть и дворянка.

Ирме казалось, что Якоб загрустил отчего-то. Может, не хочет расставаться с ней? В конце концов, она была не такой уж требовательной госпожой, разве нет? Вот, чтобы подбодрить парня, она и пыталась его разговорить. Все-таки он хороший, хоть и крестьянин.

— Якоб, а как ты думаешь, кто лучше: Роттенблюм или Апфельмаус?

— Я ем все, госпожа. Лишь бы было хорошо прожарено.

Ирма подавилась:

— Ты шутишь! Признайся, ты шутишь, ведь нельзя же не знать тех, кто хочет навести в стране порядок. Герцог цу Роттенблюм — наследник Старой династии, герцог цу Апфельмаус — Новой. Или тебе все равно, кто носит корону?

— Все равно, — кивнул Якоб, — пока это — генерал Нец, госпожа.

— Якоб, — Ирма придвинулась поближе, — скажи, разве крестьянам нравится правление короля Вальтера? Ведь он не снизил налоги…

— Не снизил, госпожа.

— …продает зерно за границу.

— Продает, госпожа.

— …карает недовольных.

— Карает, госпожа.

— …взял власть силой.

— Взял, госпожа.

— …низкого происхождения.

— Низкого, госпожа.

— Так кто самый худший правитель?

— Герцог цу Роттенблюм. Или цу Апфельмаус, госпожа.

— Да почему?!

Ирма не понимала Якоба. Дома отец никогда не поднимал вопросов политики, по крайней мере при ней, но ее подруги говорили о том, что весь народ ненавидит жестокого тирана короля Вальтера. И вот сидит представитель этого народа и ничего против Вальтера не имеет. Ну как это возможно?!

— Почему, госпожа? — Якоб по своему обыкновению был спокоен. — Ну, например, потому, что во времена Новой династии, когда налоги были высоки и неподъемны, когда зерно точно так же продавали за границу, когда по стране шастали не просто шайки разбойников, а целые армии, когда крестьяне поднимали одно восстание за другим, чтобы не умирать с голоду, когда иностранцы чувствовали себя здесь как дома, а наша доблестная армия сидела, притаившись, и занималась исключительно насильной вербовкой, потому что даже жалкий бунт в Доннерберге не могла подавить, и пришлось приглашать наемников…

Якоб перевел дыхание:

— …так вот, тогда почему-то ни тот, ни другой герцог не рвался наводить порядок, сидели, притаившись в своих родовых владениях. А вот когда пришел генерал Нец, когда он смог приструнить разбойничью вольницу и выгнать непрошеных гостей-соседей, вот тогда господа герцоги подняли голову и заголосили о наведении порядка и о том, что корону нужно отдать более достойному. Конечно, гораздо легче наводить порядок там, где он уже наведен… Госпожа.

Ирма яростно выдохнула. Конечно, можно было бы прикрикнуть на Якоба, и он послушно замолчит. Замолчит, но это не сделает ее правой.

Но это же не значит, зелень красная, что прав крестьянин!

— Это не значит, госпожа, — тихо сказал Якоб, — что мне нравится генерал Нец. Мне не нравятся все остальные.

— Якоб! — Ирма обрадовалась, вдруг увидев возможность сменить неожиданно горячую тему. — Давай подвезем ее.

С придорожного камня поднялась девушка: высокая, стройная, в широкополой шляпе, симпатичная. Она замахала руками, прося остановиться.

— Добрый день, уважаемые, — девушка прикрыла белоснежной рукой глаза от солнца, — не подвезете ли меня до ближайшего городка?

Она подошла к Якобу и улыбнулась ему.

— Конечно, уважаемая, — серьезно ответил парень. — Почему нет?

Медная рукоять черпака с хрустом ударила попутчицу в шею.

Глава 15

— Ах! — вскрикнула Ирма. — А-а-а!!! — закричала она через мгновение.

От удара девушка-попутчица сломалась. От шеи по телу, по платью побежали трещины, раздался хруст — вроде того, какой бывает, когда рубят капусту, и девушка развалилась на несколько кусков.

Самым страшным было то, что отвалившаяся голова продолжала улыбаться.

— Якоб! — Ирма прижалась к парню, не думая, что он низкого происхождения, что он крестьянин, что это неприлично, в конце концов. Ей была нужна защита. Слишком много свалилось на девушку в последние дни. — Якоб, что это?!

— Правильный вопрос, госпожа.

Упавшие на дорогу куски бывшей девушки — голова, ноги, рука, туловище с другой рукой — начали темнеть и съеживаться. Через несколько мгновений остались только несколько пятен черной слизи с отвратительным запахом.

Якоб вытер пучком травы медную рукоять:

— Это именно «что», госпожа. Одно из отродий Грибного Короля.

Он тронул волов, объезжая пятна.

— Но… — Ирма старалась не смотреть в ту сторону. — Но ведь мы уже проехали Чернолесье.

— Проехали. Но некоторые твари, как оказалось, могут оттуда выходить.

— Якоб, эта… девушка. Что это было?

— Это Поганка, госпожа. Ядовитый гриб, превратившийся в человека. Отравляет прикосновением, поцелуем, дыханием…

— Оно хотело нас отравить?

— Меня — точно. Насчет вас — не уверен. Госпожа…

— Что ты хочешь сказать?

— Госпожа. — Якоб остановил волов и повернулся к Ирме: — Я хочу сказать то, что хочу сказать. Вас хотели поймать слуги Грибного Короля. Случайность? Ночью к стоянке вышли поющие грибы. Совпадение? При выезде из Чернолесья нас чуть было не схватил Подземник. Повезло?

— Кто схватил?

— Неважно.

— Что?!

— Я сказал — неважно! Не перебивайте и слушайте!

Ирма заморгала. С ней никто никогда так…

— И вот теперь, госпожа Ирма, нас пытается отравить Поганка. Не слишком ли много тут случайностей? Отвечайте! Что от вас нужно Грибному Королю? Я никогда не слышал, чтобы он охотился за одним человеком, ему все равно. Так что в вас такого особенного?

Девушка почувствовала, что на ее глаза наворачиваются слезы. Отец предал, муж обманул, а теперь еще и крестьянин на нее кричит…

Она плакала, уткнувшись носом в кожу куртки Якоба, он гладил ее по спине и приговаривал:

— Ну-ну, госпожа Ирма… Ну, успокойтесь… Перестаньте… Вы плачете на глазах какого-то крестьянина…

— Я не зна-аю! — провыла Ирма, вытирая нос. Неблагородно, ладонью. — Я не знаю, зачем за мной охотятся! Я просто девушка, из небогатой невлиятельной семьи. Я не знаю, зачем мне все это!

Якоб протянул девушке фляжку:

— Вот, выпейте.

Ирма потянулась за посудиной:

— А что здесь?

— Шнапс.

Девушка чуть не поперхнулась:

— Шнапс?! Ты меня обманул! Здесь простая вода!

— Да, обманул, — улыбнулся Якоб. — Зато вы развеселились, госпожа.

Ирме на самом деле стало легче.

— Госпожа. — Якоб стал серьезным и церемонным, но Ирма уже знала его достаточно хорошо, чтобы разглядеть искорки смеха в глазах. — Я приношу вам свои извинения за то, что вел себя с вами грубо. Готов понести любое наказание, госпожа.

— В качестве наказания повелеваю тебе рассказать мне, как ты понял, что та девушка — не человек. — Ирма отпила еще глоток и совсем пришла в себя.

— Да очень просто. Никто не ходит в широкополых шляпах, кроме тварей Грибного Короля. Одета она была в крестьянскую одежду, но кожа — слишком белая и гладкая. Девушка просит подвезти, значит, идет издалека, но у нее с собой — ни котомки, ни узелка. И самое главное — запах. Запах плесени.

— А если бы это была все же настоящая девушка? Ну вот так совпало?

— Настоящая девушка получила бы синяк на шее. Я ударил не настолько сильно, чтобы пострадал человек. А для тварей Грибного Короля медь смертельна.

— А почему…

— А скажите-ка мне, госпожа, к кому вы едете в столицу?

— Ну…

— То есть вы не знаете? Вы едете в столицу, не зная к кому? А если тот, к кому вы обратитесь, слуга Грибного?!

— Я думала… Я надеялась…

Она спрятала лицо в ладонях. Якоб задумался, машинально поглаживая волосы девушки.

— Знаете что, госпожа… Сдается мне, для вас самым лучшим выходом будет обратиться к королю.

— Почему? — Ирма подняла мокрое лицо.

— Все просто, госпожа. Вас хотят украсть. Не убить. Украсть. Вспомните, те слуги Грибного Короля, они ведь хотели вас увезти куда-то. Куда?

— Я… я не знаю.

— Скорее всего, назад к вашему мужу. Значит, что? Значит, ваш муж или подпал под влияние Грибного Короля, или же действует вместе с тем, кто под это влияние подпал. Иначе почему слуги Грибного ловят его сбежавшую жену? А ваш муж — противник короля.

— Откуда ты это знаешь?

— Я, кажется, объяснял, госпожа, что раз вас хотели обмануть, говоря, что повезут к королю, значит, король — их враг. Поэтому вы должны пойти к королю. Он точно не связан с Грибным, раз эта нечисть против него. Пойдете к королю, расскажете ему о делишках вашего мужа, король прикажет вашего мужа схватить. Даже если не казнит, то наверняка позволит вам снять узы брака. Будете опять свободной девушкой…

Ирма шмыгнула носом:

— Я не могу.

Якоб замолчал, встряхнул головой.

— Простите, госпожа, я не понял. Вы не хотите уйти от мужа?

— Хочу-у! — Девушка опять начала заливать слезами куртку Якоба.

— Он враг короля и преступник?

— Да-а!

— Значит, если вы сообщите о нем королю, вы сделаете хорошее дело?

— Не-эт!

— Почему нет-то?

— Потому что это доно-о-с!

Якоб задумался:

— Ну да, донос. И что?

— Донос — это плохо-о!

Парень вздохнул:

— Вы давали слово никому не рассказывать?

— Не-эт!

— Ваш муж — хороший человек?

— Не-эт!

— Вы собираетесь его оклеветать?

— Не-эт!

— Тогда почему донос — это плохо?

— Потому что пло-охо-о!

Якоб осмотрел левое ухо девушки. Потом осторожно поднял ей голову и посмотрел в лицо:

— Госпожа Ирма, объясните мне, глупому крестьянину, почему сообщить королю о готовящемся преступлении — плохо?

— Потому что доносить — неблагородно, — всхлипнула девушка. — Доносят только низкородные: горожане, к… кхм…

Понятно. Крестьяне там всякие…

Якоб провел ладонью по лицу:

— Ладно, попробуем иначе. Госпожа, у вас есть в столице знатные знакомые господа, сторонники короля, вхожие во дворец?

«Раз уж вы, госпожа Ирма, так щепетильны, расскажите лучше знакомым о сношениях вашего мужа с нечистью. Они, раз уж вхожи во дворец, должны быть разумными взрослыми мужчинами, а значит, не говоря вам, расскажут все королю. И все будет хорошо».

— Есть. — Ирма вытерла слезы и села прямо, глядя вдоль дороги поверх воловьих рогов. — Есть. Мой двоюродный дядя по матери, граф Вольфганг цу Юстус, бывший глава Королевского Совета, родовые цвета — желтый и красный…

— Погодите, погодите… Вы знаете, где его можно найти?

— Знаю. — Слезы исчезли, как высохшие. — Если я не ошибаюсь, то вон там скачет он вместе со своей свитой.

И в самом деле, кавалькада всадников приближалась к повозке в клубах пыли.

— Налево-Налево! — прикрикнул Якоб, поворачивая повозку к краю дороги.

— Куда ты?

— Знатные господа не любят, когда им перегораживают дорогу.

Ирма встала на повозке и начала прыгать и размахивать руками:

— Дя-дя Вольф-ганг! Дя-дя Вольф-ганг!

Скакавший впереди мужчина в желто-красном камзоле и треуголке с золотой бахромой внезапно поднял своего коня на дыбы рядом с повозкой.

— Ирма?! Ирма, племянница моя? Что ты тут делаешь? Я тебя чуть было…

Дядя Вольфганг смущенно крякнул и убрал плетку.

— Дядя-а-а! — Ирма спрыгнула с повозки и бросилась к мужчине. Свита, человек десять, остановилась, окружив повозку полукольцом. Якоб быстро пробежал глазами по всадникам. Левые уши… Белых прядей нет. Меди не видно, но дворяне ее носят редко. А вот пистолеты есть.

Грибная нечисть, не выносящая запаха сгоревшего пороха, не могла пользоваться огнестрельным оружием.

— Ирма, доченька, что ты здесь делаешь? Одна? В таком виде? — Дядя спрыгнул с коня и обнимал новообретенную племянницу. — Ты же должна была… Твой отец писал, ты вышла замуж.

— Понимаешь, дядя…

— Сбежала?! Сбежала от мужа?! Ах-ха-ха! Узнаю, узнаю кровь сестренки! А отец?

— Отец хотел вернуть меня мужу…

— И его узнаю, старика Альберта! Пусть сгорит мир, но свершится правосудие! Ну, я не такой строгий, но ты должна мне все рассказать. Обещаешь?

— Да, дядя.

— Так чего время терять? У меня тут были дела неподалеку, но раз такая неожиданная встреча — побоку дела. Едем!

На его взмах рукой подвели свободного коня с дамским седлом. Ирма подошла к коню, остановилась…

Неловко взглянула на Якоба.

— Да, а это кто такой? — проследил за ее взглядом дядя Вольфганг.

— Это…

А хочет ли дядя знать, кто такой Якоб? Нужно ли ему даже его имя? Дворяне не интересуются крестьянами. А она — дворянка. Да, за время путешествия она с этим крестьянином несколько сблизилась, но путешествие закончено. Пора вспоминать о дворянском достоинстве.

— Это… крестьянин. Он подвез меня.

— Держи! — Граф щелчком бросил Якобу серебряную монету. — Заслужил!

Ирма попыталась поймать взгляд Якоба, но не успела.

— Спасибо, господин, — поклонился он.

А когда выпрямился, его глаза были спокойны и холодны.

— Но… — Ирма на мгновение замялась.

— Что такое? Или он осмеливался вести себя с тобой грубо?

«…Этот барон — или очень смелый, или очень глупый…» Звон пощечины… «…Не перебивайте и слушайте!..»

Граф понял замешательство Ирмы по-своему:

— Эй, ребята!

— Нет, нет, дядя, что ты! Наоборот, он выручал меня…

Разваливающаяся на куски ядовитая тварь… Шевелящиеся поющие грибы… Клыкастый конь, бросающийся в их сторону… Поднимающийся мертвец с проросшими в мозг нитями грибницы…

— Ну что ж, — сказал граф. — Раз выручал…

Он отстегнул от пояса и бросил Якобу кошелек:

— Доволен?

— Да, господин, — склонился Якоб в поклоне. — Благодарю вас, господин.

— Благодари госпожу, дурень!

— Спасибо вам, госпожа. — Якоб поклонился Ирме. — Вы поступили очень благородно, госпожа.

Кавалькада развернулась в сторону столицы. Ехавшая последней женщина в мужском костюме уколола парня острым взглядом, но он не обратил на это внимания.

«Разве я неправа? — думала Ирма, покачиваясь в седле. — Разве я поступила неправильно?»

«Он — крестьянин. Я — дворянка. Между нами не может быть других отношений, кроме приказов и подчинений. Да, он спасал меня. Но ведь я приказала ему это сделать. Разве смысл жизни крестьян не в том, чтобы исполнять приказы господ?

Чего он от меня ждал? Что я приглашу его в гости? К дяде Вольфгангу? Что я поцелую его, как благородного рыцаря? Что я выйду за него замуж?

Разве я неправа?

Разве я поступила неблагородно?»

«Вы правы, госпожа Ирма, — думал Якоб, под скрип колеса медленно приближающийся к столице. — Вы поступили вполне благородно.

Крестьяне нужны только для того, чтобы господа могли им приказывать, и не должны требовать ничего в ответ. Мы же не благодарим коня, который вспахал нам поле, не так ли, госпожа Ирма?

Благодарность — она для равных. Для таких же господ, как и вы. А для крестьян в лучшем случае монета. Чаще — «Пошел вон!». Именно так поступают благородные господа с низкородными.

Так что вы правы, госпожа.

Вы поступили очень благородно…»

Якоб выпрямился, сморгнул — заходящее солнце резало глаза — и вздохнул.

Скоро столица, но сегодня он до нее доехать уже не успеет. Темнеет. Нужно ехать до ближайшего придорожного трактира. А то на ночлег ночью никто не пустит. Кто знает, вдруг это ночная нечисть стучится в дверь?

Знакомому бы открыли, но кто знает его здесь, в десятках миль от дома?..

— Здравствуй, Якоб.

На дороге стоял немолодой человек в потертой крестьянской одежде. Улыбка блестела из-под полей закрывавшей глаза шляпы. Широкополой войлочной шляпы, какой не носил ни один человек уже лет сто.

Глава 16

Якоб незаметно сжал медную рукоять:

— Кто ты? И откуда меня знаешь?

Незнакомец улыбнулся еще шире и подкинул на ладони монету:

— Так что? Подвезешь меня? За медный грош?

Якоб проследил глазами за монеткой. Вверх-вниз. Медная. Не слуга Грибного Короля и не его отродье. Тем более что кожа у человекоподобных отродий обычно гладкая и белая. Есть и темнокожие, но их кожа всегда морщинистая, а сами они — толстые.

Да и никто из грибной нечисти не сможет дотронуться до меди. Разве что в перчатках. Но перчатки — привилегия дворян. Откуда они у человека, одетого как крестьянин?

— Что молчишь, Якоб, сын старика Ганса?

— Откуда ты меня знаешь? — спокойно спросил Якоб. Незнакомцы, пусть и полноценные люди, всегда дают повод насторожиться.

Хотя этого Якоб уже где-то видел…

— Как же мне тебя не знать? — снова улыбнулся прохожий. — Мы с тобой неделю проработали бок о бок на мельнице твоего отца.

— Подожди-ка, уважаемый…

— Я нанимался подмастерьем этой весной. Помнишь?

Точно! Вот откуда он кажется знакомым! И шляпа уже тогда была на голове. Вот только имя…

— Подвезешь? — Незнакомец, как будто не сомневаясь в ответе, уже запрыгнул в повозку.

— Как же не подвезти давнего знакомого? Вот только, уж прости меня, уважаемый, не припомню, как тебя зовут.

— Меня зовут…

— Кар!

Якоб вздрогнул и на секунду отвлекся: на ярме волов сидел крупный черный ворон.

— …а тебя зовут Якоб. Твое имя я помню.

Из-за прозвучавшей в голосе Подмастерья легкой укоризны Якоб постеснялся переспрашивать. Он нагнулся и бросил в ворона кусочком земли.

— Да, — проследил попутчик за полетом комка, — эти вороны такие надоедливые… Что делаешь так далеко от дома? Зачем в столицу?

Якоб не был расположен к разговорам, однако Подмастерье улыбался настолько дружелюбно, и в его голосе звучало такое искренне любопытство, что мало-помалу парень рассказал о цели своей поездки и о мечте раздобыть волшебного ксенотанского зерна.

— Ксенотанское, говоришь… — задумался Подмастерье. — Слышал, слышал, как же…

— Уважаемый, — Якоб старался оставаться спокойным, но внутренне он уже загорелся, — расскажи, где его можно купить.

— Да купить-то его можно везде… В Друден, значит, едешь?

— В Друден, в Друден, уважаемый. Так что там про покупку зерна?

— Продадут его тебе везде, да не везде его стоит покупать, — загадочно пояснил попутчик. — А вот в столице… Там тебе сможет помочь только один человек. Уж не знаю, как ты его найдешь, но запомни, парень: помочь сыну старого мельника найти настоящее ксенотанское зерно сможет только сын старого мельника.

— Я сам себе должен помочь?

— Нет, сам себе тут ты не поможешь… Это другой человек.

— Уважаемый, можно без загадок?

— Нельзя, Якоб. Если я просто скажу тебе, где взять зерно, ты мне не поверишь. Вот когда придет время и ты встретишь нужного человека…

«Я тебе и сейчас не очень верю, уважаемый», — подумал Якоб, но вслух не сказал. Вслух он произнес другое:

— Откуда же ты знаешь про это зерно?

— Как откуда? Кому же знать про зерно, как не мельничному подмастерью? Пока ходишь от мельницы к мельнице, такого насмотришься, такого наслушаешься…

Подмастерье вспомнил забавный случай, произошедший на мельнице старика Ганса.

Новый работник, огромный парень, решил, что сила дает ему право быть нахальным, и начал приставать к жене Иоганна. Провисев на верхушке яблони полчаса, парень понял, как был неправ, и начал жалобно просить о помощи. Все уже насмеялись вволю и просили Иоганна сжалиться, но тот, добрый и спокойный, мгновенно вскипал, как только касались его жены, и успокаивался долго. Поэтому он просто стряхнул нахала, как огромный фрукт.

Якоб с Подмастерьем посмеялись, вспоминая тот случай. Правда, потом Якоб помрачнел, припомнив, чем закончилась смешная история. Тот парень оказался не только нахалом, но и подлецом, и сообщил шварцвайсским монахам, что в Черном Холме живут колдуны. После того, как закончилось следствие, Ганс и слег…

Подмастерье, узнав продолжение, помрачнел, но долго он тосковать не умел, судя по всему, и уже через несколько минут опять рассказывал что-то настолько веселое, что Якоб сам не смог удержаться от улыбки.

— Пожалуй, я вздремну, парень. — Подмастерье улегся на повозку и прикрыл лицо своей роскошной шляпой. — Толкни меня, когда подъедем к стоянке.

— Что. Значит. Потеряли?!

— Ваше величество…

— Я. Хочу. Услышать. Не. Оправдания.

— Ваше величество, когда мы точно узнали, где искать Ирму цу Вальдштайн, было уже поздно. Ее видели в компании с графом цу Юстусом, въезжающей в столицу. Но в его особняк она не приезжала.

— Цу Юстус-с… Старый интриган. Он-то что хочет поймать?

— Выясняем.

— Почему не захватили Ирму?

— Не было указаний.

Пауза. Скрип кожи перчаток.

— Правильно. Сейчас я не могу ссориться с аристократией… Черно-зеленая белизна! Я, король, не могу сделать то, что хочу, без того, чтобы не прикинуть, не заденет ли это кого-нибудь! И меня еще называют тираном!

— Ваше величество, может быть…

— Хорошая идея. Просто отличная! Вы, отец Катудос и отец Тестикулус…

— Тестудос и Каникулус.

— Хотелось бы надеяться. Вы, похоже, твердо решили добиться, чтобы вашего короля сожгли на центральной площади Друдена. Или вы думаете, что наши добрые горожане откажутся от запеченного кролика?!

Молчание.

— Никакого использования возможностей вашей братии. Никакого! Следить, узнавать, вынюхивать. Более ничего!

— Ваше величество, есть одна мысль…

— Давайте.

— Крестьянин. Тот, что вез Ирму. Есть вероятность, что он знает, куда ее повезли и с какой целью.

— С какой целью… Цель нам прекрасно известна. Поймайте его мне. Только осторожно! Помните, он сумел справиться с двенадцатью дворянами. Вот по нему разрешаю работать в полную силу.

— Ваше величество, есть еще одна неприятная новость.

— Давайте, добейте меня.

— Мы обследовали погибших дворян. Тех, что найдены убитыми возле дороги епископа Альбрехта, и тех, что были перебиты нашими братьями на перекрестке возле Враненбурга.

Пауза.

— Они все были заражены грибницей Грибного Короля.

Удар кулака по подлокотнику:

— Черная чернота! Только этой нечисти не хватало! Он что, тоже охотится за Ирмой?

— Получается, что так.

— Грибной Король… Ирму пыталась заполучить себе старая аристократия, коей это в итоге удалось… Вообще эта история с якобы покушением больше похожа на фальшивку. Видимо, аристократия решила, что рано или поздно я узнаю, где находится… где она находится, и решили спрятать ее в столице. Добровольно она не хотела ехать, так как «муж» повел себя неправильно, чем настроил против себя, поэтому был подставлен «крестьянин», который и сдал ее с рук на руки цу Юстусу. По дороге же ее пытался украсть Грибной Король руками своих слуг. Нечисть вылезает из Чернолесья… Похоже, таинственный третий — как раз Грибной Король.

— Дядя Вольфганг… — Ирма недоуменно оглядела полутемный зал. — Но это же не твой особняк.

— Как не мой? Мой.

— Но… — Ирма увидела лучистые морщинки скрытой улыбки. — Ты меня обманываешь!

— Ну почему обманываю. — Дядя не выдержал и рассмеялся. — Это мой особняк. Просто я купил его совсем недавно.

— А почему…

— Ирма, доченька… Я, конечно, влиятелен и к моему мнению прислушивается сам король Вальтер, но если кто-то узнает, что в моем особняке находишься ты… — Цу Юстус положил ладонь на плечо девушки: — Вспомни, что в глазах закона ты беглая жена. Твой муж наверняка имеет друзей в столице. Любой из них, увидев тебя, сможет сообщить ему, и я, увы, буду вынужден тебя вернуть.

Ирма почувствовала, что ее глаза щиплет:

— Дядя… А что делать?

— Главное — не плакать. — Дядя Вольфганг подмигнул. — Насколько я понял, твой муж не исполнил свой супружеский долг… Не отвечай, я это вижу и так по твоему девичьему румянцу. Выждем немного, может быть с неделю, и напишем прошение епископу Друденскому с просьбой аннулировать твой брак. Поживешь пока здесь… — Дяд Вольфганг подмигнул еще раз: — Спрячешься. Ведь за тобой охотились еще какие-то неизвестные люди. Попытаюсь разузнать, кто это были такие и чего от тебя хотели.

— Дядя Вольфганг! — Ирма округлила глаза. — А ведь меня преследовала еще и нечисть. Грибной Король!

Цу Юстус быстро оглянулся:

— А почему это мы до сих пор стоим посреди зала? Пойдем в кабинет.

В кабинете дядя опустился в кресло и принял из рук бесшумного слуги бокал вина.

— Доченька, а ты уверена, что тебя преследовала именно нечисть? Твой спутник мог тебе соврать, чтобы в конце путешествия выманить побольше денег за услугу. Как же, герой, спасший девушку от лап гнусной нечисти…

— Но, дядя, я сама видела…

— Видела что, Ирма? Как я понял из твоего рассказа, все, что ты видела, можно объяснить, не вспоминая о сказках темного простонародья.

— Но, дядя…

— Ирма, давай посмотрим. Что ты видела?

— Слуг Грибного Короля…

— Это твой крестьянин так сказал. Как ты поняла, что это именно слуги нечисти, а не обычные дворяне?

Ирма заерзала в кресле, заволновалась:

— Но как же… Их можно было убить медью.

— Поверь мне, девочка, хороший удар медным прутом может убить кого угодно. Если человеку вбили в сердце осиновый кол и он умер, это не значит, что при жизни он был вампиром.

— Я же видела… Они оживали.

— Твой крестьянин просто не сумел убить их с первого раза. Даже при всей своей неимоверной силе.

— А белые пряди? Белые нити грибницы за левым ухом?

— Девочка, белые пряди сейчас очень модны в столице. Ты увидишь их у половины молодежи.

— А лошадь?! Лошадь с волчьими клыками? Она набросилась на Яко… крестьянина!

— Обычный натренированный боевой конь. Клыки тебе показались от испуга. Боевой конь, защищающий хозяина, очень опасен и без клыков, ему хватит своих зубов.

Ирма заколебалась:

— Грибы, которые вышли к стоянке?

— Ты просто не заметила их с вечера.

— Напавший на нас при выезде из леса… Подземник, кажется…

— Ты его видела?

— Нет.

— Ну вот видишь. Он просто обманул тебя.

— Постой, а Поганка? Девушка, которая подошла к нам незадолго до встречи с тобой? Она не просто умерла, она распалась на части и исчезла.

Дядя отпил глоток. Вздохнул:

— Я же не утверждаю, что нечисти нет совсем. Видимо, на какую-то из них вы и наткнулись. Но утверждать, что она преследовала тебя специально, я бы не стал.

Ирма опустила голову. Сказки все, что она слышала от Якоба, всего лишь сказки. Чтобы получить больше денег. И он получил свое: кошелек дяди Вольфганга. Ирма вспомнила, что парень довольно улыбался, получив деньги. Да, точно-точно, улыбался, и еще так мерзко на нее смотрел. Подлец!

— Не расстраивайся, Ирма. — Дядя Вольфганг упруго поднялся. — Посиди здесь немного, успокойся. Вот, выпей вина.

Дядя погладил девушку по голове, неловко кашлянул и вышел.

Ирма не отрываясь смотрела на полупустой бокал.

«А я ему верила… наивная дура!»

Ирма выпрямилась в кресле, губы сжались в тонкую линию.

«Никогда никто больше меня не обманет!»

«Я больше никогда не буду верить крестьянам!»

— У-а-ы-а-гр-а-ах!

Якоб закончил зевок.

События дня несколько вымотали его, и стоянке он обрадовался, как родному дому. Наконец-то можно будет вздремнуть.

Вздремнуть! Ха!

Один из крестьян, долго бывший в отлучке, встретил по дороге односельчанина, от которого узнал о рождении внука. Обрадованный донельзя новоиспеченный дедушка на радостях устроил на первой же стоянке праздник для всех.

К несчастью, Якоб решил остановиться именно здесь.

Нет, ночь прошла весело, с пивом, танцами и песнями. Но, зелень красная, парню не удалось поспать ни минуты!

Якоб твердо решил, что вздремнет хотя бы часок, когда крестьяне успокоятся. Вот только успокоились они, когда уже начало светать. Якоба бы не остановило солнце, но Подмастерье начал его торопить, заверяя, что если они не выедут сейчас, то к Друдену подъедут уже в сумерках, и в город могут не попасть. Пришлось выезжать сонному…

— Ух ты! — Подмастерье указал на обочину. — Вот это заяц!

Якоб лениво повернулся в ту сторону. Что за зрелище — заяц. Есть чему дивиться. Розовый он, что ли…

— Красно-буро-желто-лилово-сиреневая!

Заяц был розовый.

Глава 17

Якоб протер глаза. Цвет зайца не изменился. Ярко-розовый, как цветок шиповника.

Парень осторожно начал привставать с телеги… Заяц недоверчиво покосился на него, шевельнул ушами, пожевал и неторопливо, можно даже сказать, вальяжно двинулся в сторону телеги.

— Ап! — Якоб промахнулся совсем чуть-чуть, пальцы почти задели уши необычной зверюги, но заяц скрылся под телегой. Якоб перегнулся через борт, посмотреть, куда он делся. Зайца не было.

Парень свесил голову вниз и осмотрел подтележное пространство…

— Кха!

Пронесшиеся мимо всадники подняли пыль, попавшую в глаза и рот. Якоб протер запорошенные глаза, склонился еще раз.

Зайца не было.

— Куда же он делся? — Якоб забрал флягу у бесцеремонно ухватившего ее Подмастерья и промочил горло.

— Кто? — Подмастерье улыбнулся.

— Да заяц.

— Да и пусть бежит, зелень красная, по своим делам. Подумаешь, заяц…

— Да вот что-то до сих пор розовые зайцы мне не встречались.

— Розовые? — Подмастерье взглянул на Якоба, как заботливая мать на внезапно заболевшего ребенка.

— Розовые. Заяц-то розовый был.

— Розовый?

— Ну да. Ты же сам видел…

— Да это отблеск такой был от солнца, вот и показалось.

Теперь уже Якоб посмотрел на попутчика с подозрением:

— Знаешь что, уважаемый. Может, тут где и были отблески от солнца… Но заяц был розовый. По-настоящему.

— Слушай, парень, розовых зайцев не бывает.

— Не бывает. Но этот был розовый.

— Да тебе показалось, парень. — Подмастерье был сама заботливость. — Ну сам посуди, если розовых зайцев не бывает, значит, их увидеть нельзя. А если ты видел розового зайца, значит…

— Значит, они все-таки бывают. Я видел его своими собственными глазами.

— Парень, — Подмастерье больше не улыбался, — запомни на будущее одну вещь: не все, что ты видел, есть на самом деле.

— Но…

— Запомни. То, что я сказал. — Подмастерье неожиданно улыбнулся: — А заяц и правда был. Я просто решил проверить тебя. Можно ли тебя убедить.

— Ну и как, можно?

— Да проще убедить зайца.

Копыта коней стучали по утоптанной дороге. От славного города Друдена, столицы королевства Нассберг, скакала по дороге к Враненбургу четверка монахов. Черные рясы, тяжелые сапоги, подкованные белой сталью.

Шварцвайсские монахи.

Задача перед ними была поставлена необычная.

Разоблачить колдуна, изловить ведьму, поймать особо хитрого вампира, проследить за дворянином, внедриться в монастырь, допросить священника — простые и понятные вещи. Но найти на дороге повозку, в которой едет крестьянин, о котором неизвестно ничего, кроме того, что он крестьянин? Ну, есть еще расплывчатое словесное описание, известен возраст и то, что едет он один. Так можно хватать каждого второго. Был бы он еще колдуном… Найти его было бы гораздо проще.

Монахи были настроены на поиск молодого парня, поэтому мимо случайно попавшейся им по дороге повозки проскочили не останавливаясь.

Во-первых, в ней ехали двое, и один был явно немолод. Во-вторых, судя по тому, что первый отпивал из фляги — и явно не воду, а второй перегнулся через борт — видимо, тошнило, ехала эта пара с какой-то гулянки. Навряд ли тот, кого они ищут, стал бы напиваться.

Монахи скакали по дороге.

Станут они останавливаться ради каждого встречного.

Впереди — стоянка для проезжающих, вот там они опросят каждого, кто им подвернется.

— Доброе утро, ваше величество!

— Прекрати ухмыляться.

— Я не ухмыляюсь, ваше величество.

— Если я стою к тебе спиной, это не значит, что я не вижу твою физиономию!

— Как скажете, ваше величество.

— Сядь и прекрати это солдафонство.

— Как прикажете…

— Сядь.

Пауза, молчание, скрип кресел.

— Ты знаешь об одной моей личной проблеме.

— Как сказать, ваше величество.

— Не знаешь?

— Не уверен, что она — ваша личная. Знаете, если вы потеряете корону, многим придется несладко. Мне совсем не улыбается опять ночевать под лесным кустом.

— Хорошо, что ты понимаешь всю серьезность… прекрати ухмыляться!

— Да, ваше величество.

— Вот так-то лучше. Итак, мне стало известно, что моя личная проблема попала в руки аристократии.

— Ого… Пойду-ка я посмотрю, не заржавел ли мой старый кистень.

— Не все так просто. У нас есть по крайней мере месяц.

— Уф… Как-то даже дышать легче стало. Всего-то и делов — обыскать три сотни родовых замков и без счета особняков, усадеб, охотничьих домиков… За месяц.

— Ирма — в столице.

— Ирма?

— Ты не знаешь. Я узнал, кто она такая. Ирма цу Вальдштайн, росла в семье управляющего Штайнцем и окрестностями.

— Так… Значит, она — в столице. Разумеется, эта неважная информация ко мне не поступала. А зачем? Если есть наши славные монахи, которые разнюхают, разведают, поймают, приведут. А тебе, цу Гроссабгрунд, и твоим ребятам — гонять по улицам лигистов и вагантов…

— Монахи тут не помогут. Есть сведения, что меня хотят обвинить в колдовстве, поэтому лишний раз задействовать их не нужно. Твоим ребятам есть шанс поработать не только шпагами.

— У какой из ветвей аристократии девушка? Новая династия? Старая? Может, Лига?

— Последнее время между ними нет различий. Такое чувство, что даже давние враги, которые, будь их воля, перестали бы носить штаны только потому, что их носит оппонент, даже они объединились против меня.

— Так кто?

— Цу Юстус.

— Цу Юстус?! Так он же…

— Да, даже старые верные люди могут оказаться недостаточно верными.

— Прикажете…

— Даже не думайте. Арестовать старого сподвижника, даже если он давно перестал быть таковым, — значит, лишиться и тех немногих, кто еще стоит за мной.

— Так что от нас требуется?

— Найти девушку. Ее нет в особняке, он ее спрятал. Найдите девушку. Найди ее, Август.

— Да, ваше величество.

Накануне вечером, в одном из темных переулков Друдена.

— Откуда только в нашем городе берутся такие красивые девушки?

— Господа, пропустите…

— И как же зовут таких красивых девушек?

— Господа, позвольте…

Молоденькая горожанка с мольбой посмотрела в сторону проходящего мимо патруля городской стражи. Четверка молодых дворян окружила девушку, прижала ее к стене и не давала прохода. Пока они просто веселились и зубоскалили, но девушке было понятно, что еще немного, и ей предложат то, что она позволяла только мужу. А все знали, как быстро у пьяной дворянской молодежи веселое безобидное заигрывание превращается в жестокое насилие, когда им отказывают.

Дворяне не привыкли к отказам.

— Патруль! — отчаянно вскрикнула жертва. По сути, именно городская стража должна примирять дворян и горожан в случае разногласий.

Должна.

— Проваливай! — Заводила компании, высокий, стройный юноша, красивый и, наверное, даже добрый, если общается с равными, не глядя бросил в сторону патруля золотой.

— Спасибо, господин! — Командир патруля, старый опытный стражник, наступил на монету и, отвесив затрещину потянувшемуся за ней молодому, спрятал в пояс. — Доброго вечера.

— Ай-я-яй, как нехорошо! — Заводила наклонился к лицу испуганной девушки. — Как нехорошо звать патрульных, когда с вами хотят пообщаться четверо вполне пристойных и богатых юношей. Мы ведь всего лишь хотим узнать твое имя, юная прелестница.

Конечно. Только имя. Для начала.

— Так как же тебя зовут?

— Отпустите девушку, — произнес позади дворян скучный голос.

— Мне кажется, или кто-то осмелился указывать мне, потомку славного рода Гольденхиршей, что я должен делать?

В голосе заводилы начала просыпаться та самая агрессивность, которая появляется у тех, кто не привык к отказам.

— Совершенно верно, — согласился тот же голос.

На улице стоял невысокий немолодой, лет тридцати пяти, мужчина. Треуголка, шпага, черный, без украшений и вышивки костюм.

Нет, не костюм.

Мундир.

— В нашем городе просто ступить некуда, чтобы не наткнуться на отбросы из личной гвардии короля!

Не самая лучшая фраза для начала знакомства, но численный перевес, вино и привычка к безнаказанности не позволили молодому цу Гольденхиршу правильно оценить ситуацию.

— Возможно, — не стал спорить гвардеец, — но я хотел бы, чтобы вы выполнили мое требование…

Девушка попыталась вырваться, но один из друзей Гольденхирша ухватил ее за руку.

— …Кроме того, — продолжал гвардеец, — ваши слова могут привести вас в суд.

— В суд?! Ха! В суд обращаются лишь те, у кого нет ни силы, ни мужества решить свои затруднения по-мужски!

— Что же вы полагаете «мужским» способом?

— Дуэль!

Гольденхирш выхватил шпагу и сделал несколько красивых выпадов в сторону гвардейца.

— Или ты не умеешь драться?

— Не умею, — хладнокровно заметил тот.

Четверка дворян весело расхохоталась.

Гольденхирш еще раз махнул шпагой…

— Нападение на гвардейца, — монотонно произнес его спокойный противник.

Свистнула сталь, черный платок отер клинок, шпага гвардейца исчезла в ножнах.

Замерший на мгновение Гольденхирш медленно упал на колени. Завалился на бок. Его шпага со звоном покатилась по булыжникам. Кровь из разрубленного горла потекла черной лужей.

Солдаты личной гвардии короля действительно не умели драться. Только убивать.

Бывшая четверка, ставшая троицей, спрятала шпаги:

— Да тебя засудят!

Утренние лучи осветили нос спящей Ирмы. Девушки сморщилась, чихнула… Открыла глаза.

Надо же, она проспала всю ночь в кабинете. И ведь выпила совсем немного вина…

Ирма с недоверием рассмотрела пустой бокал. Да нет, это не она… Слуги выпили. Точно, слуги. Пока она спала.

Девушка вспомнила предыдущий день. Вернее, вечер. Своего разумного рассудительного дядю, который убедительно доказал ей, что Якоб — просто обманщик. Охотник за деньгами.

Правда, крестьянин тоже был очень убедителен… Но не дядя же ей соврал, в самом деле! Ему-то зачем?

Значит, все — вранье.

Ирма вспомнила маленькую булыжную площадь деревни с забавным названием… Кляйнелам. Бело-черные дома с острыми крышами… Колодец на площади…

Колодец желаний.

Жаль, что сказок не бывает. Так хотелось бы, чтобы ее желание исполнилось…

Ирма зажмурилась и вспомнила загаданное.

Принца. Высокого, красивого. С золотыми волосами и синими глазами.

В комнате что-то прошуршало. Девушка открыла глаза.

В дверях кабинета стоял принц.

Высокий, красивый. С золотыми волосами и синими глазами.

Глава 18

— Доброе утро! — вбитый с детства этикет подсказал, что нужно делать, пока сознание еще пыталось понять, что вообще происходит. Ирма церемонно склонила голову, не вставая. — Позвольте узнать…

— Доброе утро. — «Принц» улыбнулся, заставив сердце девушки обмереть. — Прошу прощения за мою бестактность. Я полагал, что кабинет дядюшки в такое время еще пуст, и не ожидал увидеть здесь гостью.

— Дядюшки?

Что-то не помнила Ирма таких… таких… в общем, таких юношей среди своих родственников.

— О, я не представился. Дитрих цу Шварцвальд, приемный сын барона цу Шварцвальда, давнего друга хозяина этого дома.

Дитрих… Какое славное имя.

— Ирма цу Вальдштайн, племянница хозяина этого дома. Что же вы стоите, присаживайтесь.

«Принц» Дитрих опустился в кресло у стола.

— Вальдштайн? Кажется, это фамилия управляющего Штайнцем?

— Совершенно верно. Он мой отец.

— Ваш отец тоже здесь?

— О нет, он остался дома. Я прибыла в столицу вместе… Вместе со своим двоюродным дядей графом цу Юстусом, хозяином особняка.

Дитрих мило улыбнулся:

— Боюсь, вы ошибаетесь. Особняк принадлежит барону Хайнцу цу Акутзану.

— Дяде Хайнцу?

— Вы его знаете?

— Конечно! Он — мой родной дядя по матери. Так это его дом?

— Ну… — Золотоволосый мальчик замялся. — Боюсь, я проговорился. Никто не должен знать, что этот особняк принадлежит господину цу Акутзану. Это… — он наклонился и понизил голос, — тайное убежище. Я здесь прячусь.

— Как здорово! — Ситуация так напоминала истории из книг, что Ирма пришла в неописуемое восхищение. — Вас хотят убить?

— Совершенно верно, — серьезно кивнул Дитрих. — Я мешаю очень влиятельному человеку. Он послал бы своих головорезов убить меня, если бы знал, где я нахожусь. Поэтому я вынужден скрываться и скрывать свое настоящее имя.

В точности как в романах!

— А как ваше настоящее имя? — Ирма замерла от ощущения прикосновения к тайне.

— Боюсь, я не могу вам этого сказать. Понимаете, тайна — это то, что скрывают от всех.

— О, я понимаю.

Наверняка тут замешаны тайны короны. Не может быть, чтобы все было банально и просто. Это вам не глупые тайны крестьян, боящихся каждой пустяковой нечисти. Наверное, Дитрих — тайный сын короля Вальтера, который прячется от родного отца, потому что… потому что тот хотел убить его во младенчестве, а убить он хотел потому… потому что так было предсказано. Например, так: «И родится у кровавого короля благородный сын, который вырастет, ужаснется отцовым преступлениям и убьет его, чтобы самому принять корону и править долго и счастливо». Вот примерно так. А король Вальтер наверняка узнал об этом и приказал… приказал отнести своего сына в лес и оставить его на съедение волкам. Но благородный барон цу Шварцвальд нашел плачущее дитя, отнес в замок, воспитал как родного и вот только недавно открыл ему тайну его происхождения…

В этом месте Ирма задумалась. Как же барон узнал, что перед ним именно юный принц, а не сын дровосека? А, неважно… Скажем, у младенца на теле был тайный знак принадлежности к королевскому роду, родинка в виде двух переплетенных лилий на… где-нибудь.

И вот благородный барон открывает тайну происхождения своему названому сыну. Но подлый слуга, подслушав разговор, немедленно бежит к королю и доносит о том, что его сын жив. Король приказывает своим кровавым и жестоким миньонам найти и убить свою родную кровь, предварительно удушив доносчика-слугу… ну, потому что даже жестокие тираны не любят доносчиков. И вот черные миньоны рыскали по всей стране в поисках малютки… выросшего в высокого и красивого юношу, которого скрывали у надежных друзей. А юноша, узнав о своем происхождении, собрал команду верных друзей и поднял восстание против узурпатора-отца. Из-за предателя — у принцев в изгнании в друзьях почему-то всегда много предателей — юноша был схвачен, но перед казнью он признался своей давней подруге…

Стоп-стоп-стоп. Роман «Черные крылья над Нассбургом», конечно, вещь интересная, но навряд ли его сюжет будет полностью воплощен в жизнь. Тем более что кандидат в принцы, сиречь Дитрих, еще никем не предан и не на эшафоте.

— Прошу прощения, — обратился к ней Дитрих. — Я вижу, вы о чем-то задумались. Мое общество вам наскучило?

— Прошу прощения, господин Дитрих, я действительно отвлеклась. Я вспомнила одну книгу…

— Вы тоже любите книги?

— А вы их любите?

— Разумеется. В замке моего названого отца не так много развлечений для того, кто не очень-то любит охоту и фехтование.

— А какие книги вы предпочитаете?

Дитрих мило порозовел:

— Романы. Понимаю, что это чтение не для…

— О нет, я тоже очень люблю романы. Какой вы читали последним?

— «Принц и белая тень».

— Не слышала. А кто автор?

Началась интересная и познавательная беседа двух любителей книг, из которой ничего не поймет тот, кто не читал тех же романов.

— Это ты подстроил?

— Нет, получилось само собой.

— Ну что ж, тоже неплохо.

— Предсказание начинает сбываться.

Веселый смех.

— Якоб, что ты думаешь о короле Вальтере?

— Я не думаю о короле Вальтере. Если уж мне приходит в голову желание подумать, я думаю о молоденьких девушках.

Подмастерье начал настораживать Якоба. Сначала он рассказывал веселые байки, не требуя того же от Якоба. Тогда с ним было проще. Но чем ближе к столице, тем чаще разговор съезжал на политику, причем Подмастерье задавал Якобу различные вопросы. Уж не провокатор ли он? Выведет разговор на критику короля и сдаст в личную гвардию, за маленькую денежку.

О личной гвардии короля слышали даже в отдаленных деревнях. Мрачные убийцы в черных мундирах наводили ужас на любого противника короля. Если в обычную королевскую гвардию испокон веков набирали дворян по принципу чем родовитее, тем лучше, то в личной гвардии — ввел ее, кстати, генерал Нец — служили не известные никому дворяне, со странными фамилиями. Ходили неясные слухи, что гвардейцы получали дворянство только после поступления в гвардию, а до этого были обычными горожанами, а то и вовсе крестьянами. Правда, не находилось еще смельчака, который бы задал гвардейцу такой вопрос.

Никто не знал, откуда их таких брали или где обучали, но, чтобы связаться с гвардейцем, нужно было быть или беспробудно пьяным, или просто сойти с ума от вседозволенности.

Так, может, Подмастерье — просто переодетый гвардеец? Правда, непонятно, зачем ему может понадобиться обычный крестьянин, но, может быть, у них что-то вроде оброка, как у крестьян? Скажем, найти и посадить в тюрьму двух заговорщиков и четырех болтунов. Вот и приходится крутиться.

Да и та история с розовым зайцем… Зачем Подмастерью понадобилось убеждать Якоба, что тот ошибается? Проверял? Зачем?

Якоб отгонял мысль, которая лежала на поверхности. Что все дело в Ирме, что он, Якоб, выручив ее, ввязался в дворянские игры, от которых всегда бежал.

«Ничего, вот доедем до столицы, только ты меня и видел, господин Подмастерье».

— Август…

— Да, ваше величество.

— Что за история произошла вчера вечером на улице… кхм… Старого Кладбища?

— А что за история?

— Август!

— Группа молодых дворян, пьяных, со знаками Лиги Освобождения, напали на сержанта вашей личной гвардии, Рудольфа цу Токенблатта.

— Опять? Господин цу Гроссабгрунд, мне кажется, или каждый, кто задирал сержанта Токенблатта за последние недели, оказывался лигистом? Что это означает?

— Лигисты — большие задиры. Или их слишком много развелось в столице.

— А мне кажется…

— Нет. Лигисты. Во всем виноваты лигисты.

— И что мне предлагаете делать? Семья Гольденхирш требует возмездия.

— Может, казнить его?

— Сколько можно? Это и так третий раз за месяц. Ладно, объявите им, что обидчик казнен, покажите отрубленную голову… запас еще есть?

— Есть.

— А сержант Токенблатт пусть сменит фамилию и… прекрати ухмыляться! И передай своему защитнику чести невинных девушек, что если в течение этой недели он не найдет Ирму, то у нас пополнится запас отрубленных голов. Твои люди могут работать только под угрозой смерти. И еще… Что это за рыжая дрянь носится по столице?

— Вот так, Рудольф. Ты же меня знаешь… Но ты знаешь и нашего доброго короля. Если он пообещал отрубить голову — он отрубит.

— Да, господин генерал.

— Поверь, я все понимаю.

— Да, господин генерал.

— Я знаю, что ты искал бы девушку и без угроз, но… Ты же знаешь нашего доброго короля.

— Да, господин генерал.

— Рудольф, не обижайся.

— Да, господин генерал.

— Рудольф… И меня не обижай.

— Да… Август.

— Ты найдешь девчонку?

— Да.

Друден. Столица Нассберга.

Якоб задрал голову, пытаясь рассмотреть верх крепостной стены. Высоко…

Стена из крупных серых камней уходила ввысь футов на тридцать. Друденских футов, конечно.

У ворот в квадратной въездной башне толпились люди, прибывающие в город. Да что там толпились — въезд в город был плотно забит. Ворота закрыты, стражников на посту нет.

— В столице всегда так? — повернулся Якоб к безмятежно дремавшему Подмастерью.

— Ага, — беззаботно откликнулся тот из-под шляпы. — На час точно. Яблоко хочешь?

Ушлый попутчик успел поблуждать между узких кривых улочек пригорода и принес полмешка яблок. Красных и кислых.

— Нет, благодарю.

— Якоб, так что ты думаешь о короле Вальтере?

Вот, опять.

— Дай бог ему долгих лет жизни и здоровья.

— А если правда?

— Послушай, уважаемый, что ты хочешь услышать от меня? — Якоб резко повернулся и наткнулся на твердый взгляд светлых глаз, блестевших в полутьме под шляпой.

— Что хочу? Хочу узнать одну вещь: если в стране начнется борьба короля Неца и его противников, что ты будешь делать?

— Коров пасти пойду. Это все дворянские игры, и крестьянину там делать нечего. От него все равно ничего не зависит.

Подмастерье пробормотал что-то неразборчивое.

— Ты можешь хотеть играть в эту игру, Якоб, можешь не хотеть. Но она уже играет в тебя.

— Уважаемый, ты хочешь сказать, что они не одинаковы? Что есть разница между королем генералом Нецем и аристократией?

— Есть, — уверенно заявил Подмастерье. — Ты и сам это знаешь. Как, впрочем, и любой крестьянин. Ведь вы любите короля, хотя и не признаетесь в этом. Ведь так?

— Ну так. От аристократии крестьяне ничего хорошего не видели… От генерала Неца тоже немного, но немного — чуть больше, чем ничего. Да и генерал Нец всего добился сам, поднялся из низов. Аристократы же дали себе труд только появиться на свет.

— Понятно… А как насчет Микаеля цу Гольденберга? Вам он должен нравиться больше генерала, ведь он бывший крестьянин, поднявшийся на вершину самостоятельно.

Якоб задумался. А правда, почему цу Гольденберг, о котором не слышал только ленивый и глухой, не пользуется такой любовью в народе, как генерал Нец? Вроде бы одинаковая судьба, один — разбогатевший крестьянин, сумевший купить себе титул герцога, второй — солдат, дослужившийся до генерала и получивший корону. Один уже получил власть, другой — хочет получить. Почему Неца любят, а Гольденберга — нет?

— И почему?

— А ты подумай… Наша очередь.

Стражник у ворот привычно поймал медную монету, лениво оглядел повозку, глянул на Подмастерье, на Якоба… Взгляд мгновенно заострился и похолодел.

— Господин сержант! — заорал он, направляя на Якоба ствол мушкета.

От ворот, утирая лоб, бежал крупный стражник в обшитой галуном треуголке.

— Что такое, зелень красная?! Ты же видел, с кем я…

В воротах мелькнула и исчезла спина в черном мундире.

— Мало того, что гвардеец из меня, сине-красная голубизна, все соки выпил, так еще и ты! Что случилось?

— Вот! — Стражник ткнул мушкетом в побледневшего Якоба.

— Так… — Сержант сдвинул треуголку на затылок. — Интересно…

— Что случилось, господа? — Якоб осторожно отодвинул от лица ствол.

— Что случилось, что случилось… Вылезай, парень. Ты арестован.

Глава 19

— За что? — спокойно спросил Якоб. А чего беспокоиться? С двумя вооруженными стражниками не справишься.

Любая, самая неимоверная сила разбивается о того, кто вооружен ружьем.

Положим, стражника Якоб успел бы… А вот сержант успел бы выстрелить. И наоборот.

— Вылезай, вылезай!

— Прошу прощения, уважаемый…

Сержант и стражник синхронно вздрогнули: они оба ухитрились не заметить в повозке Подмастерье. Тот упруго соскочил на землю, лениво потянулся:

— Может быть, вы мне скажете, за что хотите арестовать этого, ручаюсь, законопослушного юношу?

Стражники затоптались на месте, невольно вытягиваясь во фрунт. Казалось, они разговаривают не с обычным крестьянином, а с собственным начальством.

— Да понимаете ли, уважаемый, мы тут ни при чем. — Сержант глазами указал и привлек в качестве поручителя икону святого Христофора над воротами. — Это шварцвайсские монахи. Они к каждым воротам доставили описание крестьянина, которого нужно задержать. Вот в точности ваш спутник. И повозка такая же…

— Сколько хочет уважаемый за то, чтобы признать, что ошибся и мой спутник не похож на описание?

Между пальцами Подмастерья замелькали ловко перебираемые монетки. Грош, два гроша, полталера, зильбергрош…

— Талер! — решился сержант.

Серебряная монета блеснула в его руке. Такая же перекочевала к молодому стражнику.

— Мы с моим спутником можем въехать в столицу?

— Да! — Сержант махнул рукой в сторону открытых створок.

— Я отниму еще немного вашего драгоценного времени. Уважаемый, — Подмастерье приблизил свое лицо к лицу сержанта, — вы ведь не станете никому говорить о том, что ошибочно приняли моего спутника за преступника? Вы просто не видели никого похожего. Ведь так?

Стражник дернулся было, но сержант коротким зверским взглядом остановил его:

— Да, уважаемый. Мы просто никого не видели.

В руке сержанта оказался еще один талер. Подмастерье шагнул к стражнику, быстро глянул на святого Христофора, улыбнулся уголком рта:

— Разумеется, вы тоже не видели никого похожего.

Парень тоже получил монету, которую не глядя опустил в кошелек.

Подмастерье вспрыгнул в повозку:

— Поехали!

Якоб, который все это время разговора просидел не шевелясь, заговорил, только когда повозка проехала башню:

— Зачем?

— Ты мне нравишься, Якоб, — сказал Подмастерье. — Совсем не хочется, чтобы ты угодил в подземелья монастыря. Поверь, нет там ничего хорошего. — И задумчиво добавил: — И никого…

Якоб молча протянул Подмастерью четыре талера. Тот хмыкнул и взял только два:

— Поверь, парень, я потратился чуть меньше, чем ты думаешь.

— Хорошо еще, что стражники взяли деньги, — сказал Якоб.

— Хорошо, — качнул шляпой Подмастерье и неожиданно добавил: — Мздоимство погубит эту страну.

— Почему?

— Потому что сегодня они отпустили за деньги невиновного, а завтра отпустят преступника. Хотя человек, конечно, хороший…

Повозка въехала в столицу и остановилась ненадолго.

— Ну что, парень, вот ты и в славном городе Друдене, столице нашего не менее славного королевства. Что чувствуешь?

Якоб повел носом:

— Пахнет тут. Чем-то.

— Господин сержант. — Молодой стражник отряхнул крошки с голубого сукна мундира. — Вы и правда не скажете никому о том, что этот парень проезжал через наши ворота?

— Не я, — сержант забросил в рот сало и хрустнул луковицей, — а мы. Чуешь разницу?

— Но почему?

— Потому что брать взятки и без того грешно, а брать их и не делать того, за что заплатили, — грех вдвойне.

Он отпил из кружки, вытер усы:

— Ну что, сколько мы с тобой взяли за смену?

Молодой подумал, что сержант как хочет, а он врать монахам не станет, ведь те обязательно приедут и спросят. Вздохнул, полез за кошельком:

— Ну, два талера с… Чернота зеленая!

Из кошелька на дно бочонка, за которым оба стражника присели перекусить после дежурства, посыпались глиняные черепки. Ни одной монеты.

— Колдовство… — выдохнул сержант и судорожно дернул завязки своего.

Все деньги были на месте. И два серебряных талера.

Монахи обязательно спросили бы…

— Зелень!..

Брат Лепус еле успел убрать голову после выстрела: огненный шар ударил в стену около щели.

— Давай!

Брат Люпус не глядя выстрелил и мгновенно спрятался. Ответного выстрела не последовало.

Тишина.

Два тяжело дышащих монаха осторожно выглянули из щели.

— Устала?

— Не знаю…

На площадке разгромленного постоялого двора, издевательски залитого солнечным светом, не шевелился никто. Особо и некому было.

Обугленные трупы крестьян. Вон тот, кажется, хозяин двора…

Мертвые лошади.

Мертвый шарук.

И брат Тарандрус. Мертвый.

Демоническая тварь успела разрубить ему копытом горло, прежде чем братья Люпус и Лепус застрелили ее.

Где же ведьма?

Ворота двора были не просто раскрыты — взорваны, дымящиеся обломки валялись вокруг. Неужели ведьма успела убежать?

А как все просто казалось…

Два часа назад монахи подъехали к стоянке, где предположительно провел ночь тот самый таинственный крестьянин, что привез в столицу Ирму цу Вальдштайн. Здесь его уже не было, но хозяин двора поклялся, что молодой парень, в точности соответствующий описанию, буквально полчаса назад уехал вместе с торговым обозом, который ехал из столицы.

Монахи бросились вслед.

Хозяин стоянки не соврал, он сам, своими глазами видел, что искомый парень находился в обозе. А вместе с мельничным подмастерьем, тем, что в странной шляпе, уехал вовсе не молодой крестьянин лет сорока.

Иногда все же стоит держать изображения святых…

Четверка монахов вошла во двор. Квадрат утоптанной площадки, слева — склады и конюшня, справа — кухня и навес над столами, где сидела компания, прямо — двухэтажное здание с комнатами для постояльцев.

— Вон они, — шепнул брат Тарандрус.

Под навесом с кружками пива сидели крестьяне из торгового обоза. Бессонная ночь подсказала им, что следует остановиться и выпить пива.

Монахи двинулись было к крестьянам…

— Стоп, — поднял ладонь брат Люпус. Братья замерли.

Брат Люпус медленно-медленно обвел двор глазами… А пуще того — носом…

Где-то здесь… Где-то здесь…

Притихшая при виде братьев компания… Хозяин, выглянувший из кухни и теперь шагавший к ним… Девушка, седлавшая вороного коня… Распахнутые ворота конюшни… Запах сена…

Девушка!

— Колдунья! — ткнул в ее сторону брат Люпус.

Может быть, стоило сделать это чуть менее заметно. Может быть. А может, колдунья, увидев братьев, уже приготовилась к обороне. Кто знает?

Сразу же за выкриком нетерпеливого брата раздался взрыв.

Колдунья тоже была молодая, глупая, хотела решить проблему одним ударом.

Громыхнул гром; по всему живому, что находилось во дворе, ударила ветвистая цепная молния. Мгновенно были убиты все. Кроме колдуньи, ее лошади…

И монахов.

Не с силами молодой глупой ведьмы прикончить братьев Шварцвайсского монастыря.

Уж у них-то силы побольше…

Вот только вся она ушла на отражение удара.

Впрочем, у колдуньи ее тоже осталось немного.

Но осталась.

В ответ на дружный залп пистолетов братьев — пули бессильно упали в траву у ног девчонки — в их сторону полетел огромный огненный шар.

Шар разнес ворота, но колдунья, начавшая было самодовольно улыбаться, увидела, что успевшие откатиться в стороны монахи деловито перезаряжают пистолеты.

— Эй, попы! — звонко крикнула она. — Вам меня не взять!

Брат Тарандрус выстрелил. «Особая пуля» ударила колдунью в плечо. Брызнула кровь.

Девчонка завизжала, как ребенок, которому обещали, что все будет понарошку, а ударили по-настоящему. Так и казалось, что она выкрикнет: «Так нечестно! Это я вас должна убивать!» Ранение сбросило с нее заклятие маскировки, и девчонка показалась в своем истинном облике. Ничего демонического, кроме разве что гривы необычных фиолетовых волос. Большие, расширившиеся от боли глаза, белая рубашка с короткими рукавами, синие штаны, странные туфли с высоким тонким каблуком, чудом держащиеся на тоненьких ленточках…

Девчонка взмахнула рукой, но силы оставили ее. Вместо убийственного шара с пальцев сорвался только сноп искр. Надо признать, очень ярких.

Братья кинулись к ней, стремясь захватить раньше, чем она восстановит силу…

Брат Тарандрус оказался ближе всех.

С ужасающим визгом, оскалив клыки, вороной конь — да не конь, шарук! — ударил брата острым, как топор, копытом в горло.

Загрохотали выстрелы.

Две «особые пули» разнесли череп сатанинской твари, третья свистнула над ухом и впилась в стену конюшни.

Девчонка с криком выбросила из ладоней шар, взорвавшийся у ног братьев и разбросавший их в стороны. Ее саму, впрочем, тоже отшвырнуло к дверям кухни.

Братья Люпус и Лепус успели запрыгнуть в конюшню и теперь стреляли в сторону залегшей за трупом шарука ведьмы, в надежде, что у той рано или поздно иссякнут силы.

«Особые пули» у них уже закончились. А сил ведьмы хватало только на небольшие шары, смертельно опасные при прямом попадании, но бессильные даже поджечь здание.

— Вон она, вон! — зашептал брат Лепус.

Колдунья, выставив перед собой скрюченные пальцы, готовые выбросить шар, пятилась к раскрытым дверям кухни. Достаточно ей заскочить в них, а там она спасена…

За спиной девчонки с крыши бесшумно прыгнул на землю крупный серый кот. Приземлился, превращаясь в брата Фелиса.

Мелькнули бритвенно-острые когти, брызнула кровь.

Колдунья так и не узнала, что же ее убило.

— Ну что, парень, — они проезжали по узким улочкам столицы, когда Подмастерье попросил остановиться, — подождешь меня здесь, а я принесу тебе пива.

— Хорошо, уважаемый, — кивнул Якоб.

Широкополая шляпа скрылась в дверях кабачка, и парень немедленно тронул повозку. От таких странных людей, как Подмастерье, чем дальше, тем лучше. Нехорошо, конечно, не отблагодарить его за помощь со стражниками — интересно, с кем они его спутали? — но лучше скрыться.

Якоб повернул повозку в ближайший переулок, проехал на соседнюю улицу, сделал несколько поворотов на перекрестках, удалился от кабака, где бросил Подмастерье, на верных полмили, заблудился в лабиринте окончательно, за мелкую монетку узнал у мальчишек, как проехать к ближайшему недорогому трактиру, оставил повозку, наказал дать волам сена, вошел в зал…

Первый, кого он увидел, был Подмастерье.

— Иди сюда, Якоб, — махнул он рукой, приглашая к себе за стол. — Я тебе пива взял.

Глава 20

Ирма спала. Спала безмятежным сном.

День прошел просто замечательно: заботливый дядя, пообещавший не сообщать ничего ни отцу, ни мужу, особняк, почти в ее полном распоряжении, огромная библиотека с ее любимыми романами, тихие вышколенные слуги, приходящие портнихи, готовые сшить любой наряд… Что еще нужно девушке для полного счастья?

Ах да…

Дитрих…

Девушка сладко засопела и перевернулась на живот, сбросив одеяло. Ей снился сон, в котором она со своим принцем занималась очаровательными непристойностями. В ее понимании, конечно.

Ирма жадно прильнула губами к губам Дитриха, который почему-то начал превращаться в Якоба, а в это время наяву…

В комнате не было окон, поэтому если бы кто-то присутствовал здесь, то не увидел бы ничего, кроме абсолютной темноты. Вот если бы он обладал способностью видеть во тьме…

Ну, для начала он, конечно, насладился бы зрелищем обнаженной девушки. Ирме показалось, что в комнате слишком жарко, и, когда служанки ушли, она поступила крайне распутно — легла спать голышом, сбросив ночную рубашку.

Наш воображаемый наблюдатель увидел бы тело девушки во всей красе и, может быть, улыбнулся бы. А вот тут он бы нахмурился…

Из-под кровати, невидимые во мраке, потянулись тонкие белые нити. Они быстро ползли по полу, удлиняясь и вытягиваясь. Вот они подняли свои кончики вверх, полезли по простыне на кровать…

Тончайшая паутина нитей приблизилась к спящей девушке.

Всегда проверяйте, нет ли в комнате, где вы спите, следов плесени.

Особняк герцога цу Юстуса — не фамильный, всем известный, а тайный, купленный через третьи руки — находился на улице Хризантем. И сейчас по этой улице, такой же узкой и извилистой, как десятки других улочек столицы, прогуливался человек.

На нем была обычная одежда горожанина, шляпа с пряжкой и башмаки. По отдельным приметам, таким как дорогие башмаки и следы от споротых гербов на камзоле, можно было предположить, что он слуга, потерявший место и ищущий работу.

На самом деле все было сложнее: этого человека, невысокого, немолодого, со скучными серыми глазами и невыразительным лицом, в общем, обычного и неинтересного…

Его недавно казнили.

И где-то глубоко в голове, небольшой частью разума, не занятой делом, он придумывал себе новую фамилию.

— Добрый вечер, уважаемая! — Человек подхватил накренившуюся корзину с бельем, которую чуть не выронила молоденькая девушка в платье служанки.

— Ой! — Девушка подскочила и мгновение колебалась, не позвать ли ей на помощь. Но дом, где она служила, был совсем рядом, незнакомец дружелюбно улыбался, не делая попыток вырвать корзину и сбежать.

Служанка быстрым взглядом окинула незнакомца и поняла, кто он такой:

— Ищете место?

— Да. — Улыбка стала немного смущенной. — Вот думаю, не поможете ли мне? Где служите?

— В этом доме. — Девушка указала на один из особняков, плотно прилепившихся друг к другу. — Дом герцога цу Зандкюсте…

— Да вы что? А мне казалось, что его особняк совсем в другом месте.

— А вы никому не говорите. — Служанка тихо хихикнула. — Он купил здесь особняк, чтобы тайком от жены встречаться с любовницами.

— С любовницами? То есть у него их несколько?

— Не то слово! Он меняет их каждую неделю.

Вы можете думать, что ни один человек не знает ваших тайн. Просто не забывайте, что горничная, которая убирает вашу постель, на которой вы развлекались, извозчик, который подвез вас к дому любовницы, официант, который прислуживал вам за столом — они тоже люди. И у них есть глаза и есть память. И есть язык, который расскажет все то, что вы считаете страшным секретом.

— Небось и сейчас одна из них здесь гостит?

— Нет, — вздохнула служанка. — Сейчас герцог в отъезде и никаких гостей нет. Ни девушек, ни юношей… Ни даже старушек. Жалко. Иногда гостьи герцога дарят что-нибудь хорошенькое…

— Ну если хочешь, — глаза незнакомца прищурились, — я могу тебе что-нибудь подарить.

— Да-а? — Взгляд служанки стал оценивающим, тем самым взглядом, который мужчины считают призывным. — А как тебя зовут?

Она остановилась у маленькой двери, ведущей в особняк, и опустила корзину на землю.

— Руди, — улыбнулся незнакомец.

— Ну так как же ты относишься к генералу Нецу, Якоб? — Подмастерье, похоже, твердо решил вызнать политические взгляды парня и не отставал.

— Уважаемый, я же обещал подумать.

— Не-а, — улыбнулся тот из-под полей шляпы, которую не снял даже в трактире. — Ты обещал подумать, почему крестьяне не любят Гольденберга, а генерала — любят. Кстати, почему?

Якоб вздохнул:

— Это просто, уважаемый. Если коротко, генерала Неца любят за то, что он из простого народа и за то, что он навел порядок после Новой династии. И при этом не гнушается своего происхождения. А Гольденберг… Что он сделал, разбогатев? Купил титул, серебряные рудники в Рудных горах, корабли, конюшни, земли, деревни… Он гребет все, до чего может дотянуться, как горный гном…

— Неужели другой крестьянин на его месте поступил бы по-другому?

— Да дело не в этом. Гольденберг изо всех сил пытается доказать дворянам, в чей круг он вошел, что он не крестьянин. На его серебряных рудниках работники умирают в шахтах от непосильного труда. Крестьяне в его владениях работают на своих полях ночью, чтобы суметь собрать свой собственный урожай, потому что весь день уходит на барщину… — Якоб понял, что волнуется. — Генерал Нец не перестал считать крестьян людьми. Гольденберг — перестал.

— Нет! Нет, нет, нет!

— Фукс, прекрати.

— Нет!

— Я же не заставляю тебя с ним спать…

— Спать?! Да я даже приближаться к этому вонючему крестьянину не хочу!

Пауза. Тяжелый вздох.

— Фукс…

Пауза.

— Что?

— Просто найди его. Посмотри, не колдун ли он. Это он стоит за всеми происшествиями или же случайный человек…

— Да где я буду его искать?!

— Фукс…

— Ладно, ладно. Когда вы найдете еще одну магичку с возможностью поиска?

— Сама знаешь, возможности раздаем не мы.

Смешок.

— Как воевать, так все. А как тяжелая неинтересная работа — так Фукс.

Белые нити грибницы приблизились к телу Ирмы, почти коснулись кончиками кожи…

Почти коснулись.

В последний момент нити отпрянули, как будто коснулись открытого огня. Медленно потянулись, будто принюхиваясь…

Отпрянули.

Нити осторожно исследовали каждый участок кожи девушки, но нигде не дотронулись до нее.

Облако грибницы, окутавшее девушку, начало постепенно редеть, уменьшаться, исчезать. Нити одна за другой исчезали под кроватью. Не добившись своего.

На шее девушки висел шнурок с грубо просверленной медной монетой.

«Значит, не здесь. Продолжим поиски».

Рудольф-без-фамилии посмотрел на захлопнувшуюся дверь, в которой скрылась служанка. Осталось еще около десятка домов.

Бывший цу Токенблатт предпочитал свободный поиск. Кто-то лучше работает в команде, кто-то — в одиночку. Его командир цу Гроссабгрунд был достаточно умен, чтобы позволить каждому работать так, как тот посчитает нужным.

Хороший командир не указывает подчиненным путь. Только ставит задачу.

Рудольф-без-фамилии в поисках девушки Ирмы пошел от последнего места, где ее видели — от въездной башни. Там он замучил расспросами стражников, в особенности усатого сержанта, но они вспомнили, куда именно свернула карета. После этого Рудольф переоделся и начал методичные поиски. Опросив уличных торговцев, нищих, прохожих, он проследил путь кареты и установил, что она свернула на улицу Хризантем, где, по всей вероятности и оставила девушку. Осталось только узнать, какой из особняков принадлежит цу Юстусу или в каком находится девушка.

В этом доме ее не было.

Рудольф неторопливо зашагал к следующему.

До тайного особняка цу Юстуса оставалось еще три дома.

— Значит, крестьяне генерала Неца любят. А ты?

Нет, нужно сегодня же ночью, когда не в меру любопытный Подмастерье заснет, уезжать на другой постоялый двор. Или он замучает своими вопросами.

Якоб за всю жизнь не разговаривал о политике столько, сколько за последнюю неделю.

— Я, уважаемый, не люблю генерала Неца. Он не девушка, чтобы его любить. По моему мнению, правителя можно или ненавидеть, или относиться к нему безразлично. Народ, он как река. Если правитель мешает течению, народ начинает бурлить. Если не мешает — не замечает его.

— Тебя послушать, так правители и вовсе не нужны.

— А может, и не нужны.

— Ты же сын мельника, Якоб. Неужели не видишь ошибки?

— Скажи-ка, уважаемый, а ты-то почему любишь генерала Неца?

— Я? — Подмастерье заулыбался, как будто услышал то, что хотел услышать. — Я не люблю генерала.

По ночным улицам столицы, цокая каблуками по булыжникам мостовой, мимо запертых ворот особняков, мимо темных окон домов, мимо не обращавшей на нее внимания стражи, шагала девушка.

Размашистые шаги, размахивающие руки, невнятный шепот — то ли брань, то ли мысли вслух.

Худая, болезненно-тощая, большегрудая. Черный, облегающий кожаный костюм.

Огненно-рыжие волосы.

Она искала.

Глава 21

Якоб открыл глаза.

Ночь. Темно.

Он осторожно покосился на соседнюю кровать: там, накрывшись шляпой, безмятежно спал Подмастерье.

Отлично.

Якоб бесшумно поднялся, оделся и подошел к двери. Оглянулся — Подмастерье спал, — и, чуть приподняв дверь, чтобы не скрипнули петли, вышел в коридор.

Растолкал сонного хозяина, шепотом объяснил ему, что хочет съехать, заплатил и вышел во двор. За спиной тихо лязгнули засовы.

Якоб пошел к повозке, осторожно ступая. Хотя надобности в этом не было, не услышит же Подмастерье его шаги из комнаты.

Ну его, странного человека, вместе с его странностями. Якоб уже всерьез сомневался, человек ли его попутчик.

Парень подошел к своей повозке с волами. На ней, болтая босыми ногами, сидел Подмастерье.

— Куда едем? — бодро спросил он.

— Да я… — Якоб по-настоящему растерялся. Ведь даже если попутчик не спал и сразу же спрыгнул с кровати и побежал вслед за Якобом, то никак не успел бы оказаться здесь раньше.

— Нет, если нужно, готов помочь собраться.

— Да нет… Просто решил проверить, не украли ли повозку.

— А-а… Ну, пойдем спать дальше?

— Ага…

Якоб сорвался с места и побежал к дверям трактира. Заколотил в них, пока не открыли, наплел что-то невразумительное недоумевающему хозяину, оглянулся — Подмастерье помахал рукой от повозки, — и кинулся бегом в комнату.

Подбежал, открыл дверь…

Подмастерье поднял голову, сдвигая шляпу:

— Чего тебе не спится?

Долгое напряженное молчание.

— Что?

— Убит один из монахов, ваше величество.

— Я не глухой и не идиот. Как это могло произойти?

— Шарук…

— Я не спрашивал, кто убил монаха. Я спрашиваю, как это могло произойти!

— Ваше величество…

— Для чего? Для чего я бодался с епископами, открывая ваш монастырь? Рыскал, как волк, по всей стране, в поисках подходящих людей, тратил силы, деньги на их обучение? Для чего? Чтобы моих, моих монахов убивала первая попавшаяся девчонка, нахватавшаяся основ колдовства?!

— Ваше…

— Да, отец Тестудос! Да! Мое! И именно мое величество спрашивает вас, как это могло произойти?

— В свое оправдание могу сказать, ваше величество, что свидетелей битвы, кроме наших братьев, не осталось. Значит, репутация монастыря не пострадала.

— Репутация! Подождите… Репутация…

— Ваше…

— Подожди, Август. Репутация… Наших монахов считают чрезвычайно сильными охотниками за колдунами, ведьмами и нечистью. Так?

— Так.

— Значит, если кто-то узнает, что в схватке с колдуньей погиб шварцвайсский монах, то в первую очередь подумает, что колдунья была крайне сильна… Сколько у наших противников колдуний?

— В последнее время мы нашли трех, к сожалению, уже убитых. Среди наших противников особой паники по этому поводу нет, так что колдуний у них хватает. Можно предположить, что остался по крайней мере десяток, а то и больше.

— Откуда они их берут, выяснили?

— Нет.

— Плохо. Откуда они берутся — неизвестно, сколько их — неизвестно, каковы их возможности — неизвестно…

— Ну, то, что они подчиняются всем законам колдовства — установили.

Смешок.

— Не отвлекайте мое величество от рассуждений!

Смешок.

— Август!

— Молчу, молчу…

— И прекрати ухмыляться! Значит, действуем так…

— Не подействовало?

— Похоже, у нее есть при себе что-то медное.

— Не ожидал от девушки из благородной семьи веры в крестьянские сказки.

— Я думаю, нам опять подгадил тот крестьянин.

— Его ищут?

— Фукс.

— Фукс…

— Она старательная.

— Да, я знаю. Вот только своенравная, наглая и непослушная.

— Да они все такие.

— Сколько у нас осталось ведьм?

— После того, как монахи убили Лени, — двенадцать.

— Мало.

— Нам осталось подождать месяц. Ирма — у нас, большинство дворян — за нас, грибница ползет по столице. Что нам может противопоставить король? Личную гвардию да шварцвайсских монахов. Монахов выбьют девчонки, а гвардия… Ничего она нам не сделает.

— Я знаю, что гвардейцы ищут девчонку. Что, если…

— Нет. Они ищут по городу мои тайные особняки… два уже нашли. Но к тому, в котором спрятана Ирма, я не имею никакого отношения. Пусть ищут.

— Остаются только два затруднения. Добровольное согласие и третья сила.

— Добровольное… Да, жаль, что с грибницей не получилось. Ничего, я попробую поговорить с ней сам. А третий… На него выведет крестьянин, когда Фукс его поймает.

— Хорошо.

Столичный рынок — это вам не рынок маленького городка вроде Штайнца. Если тот походил на помесь ада и рая, то этот — на сам ад.

Здесь только ряды, в которых продавалась глиняная посуда, занимали больше места, чем вся деревня Черный Холм. А ведь здесь торговали не одной посудой.

Одежда, обувь, часы, посуда, стекло, кони, птица, железо, медь, серебро, камень, корзины, телеги, травы, овощи, яблоки, бутылки, пиво, рыба, мясо, молоко…

И ведь никто же не стоит молча.

Орут продавцы, расхваливая товар, орут покупатели, яростно торгуясь, орут нищие, требуя подачку, орут обнаружившие, что нищие подачку могут взять и без спроса…

Якоб, уже оглушенный, без единой мысли в голове, плелся за ведущим его Подмастерьем, стараясь запомнить дорогу, чтобы суметь добраться до повозки.

— Так, вот здесь у нас ряды с зерном. Можешь посмотреть, только я тебя умоляю: не покупай ксенотанского зерна, пока я не скажу, что оно настоящее. Договорились?

Якоб заторможенно кивнул.

— Ну и отлично. Походи пока, а я загляну к знакомому.

С этими словами Подмастерье скрылся в узком закутке между рядами.

Парень постоял немного… Нет, возвращаться не собирается.

Тупое, замученное выражение мгновенно исчезло с лица Якоба. Он развернулся и ловко ввинтился в толпу, возвращаясь к повозке.

После ночной беготни Якоб твердо уверился, что Подмастерье — колдун. А от них ждать ничего хорошего не приходится. Вспомнить хотя бы, сколько натерпелись крестьяне Черного Холма от старого мельника. Нет, бежать, бежать, бежать…

Из-за штабеля мешков с зерном за спиной Якоба выглянула знакомая шляпа. Блеснула улыбка.

Якоб почти подбежал к своей повозке. На ней, болтая босыми ногами, сидел Подмастерье.

Парень замер.

Ничего не говоря, развернулся и пошел обратно. Уже понимая, что, придя к зерновым рядам, обнаружит Подмастерье там.

Парнишка, охранявший стоянку с повозками, неожиданно шарахнулся. Покажется же такое…

Вроде бы только что на одной повозке, запряженной двумя спокойными, как валуны, волами, сидел человек в странной шляпе. И уже нет никого. Только крупный ворон взлетел в небо и захлопал крыльями.

Спустя два часа — посреди рынка торчала высокая башня с четырьмя циферблатами — Якоб и Подмастерье присели, чтобы отдохнуть.

Якоб за всю жизнь не видел столько разного зерна, сколько рассмотрел, понюхал, перещупал сегодня.

Пшеница, рожь, ячмень, овес… Маленькие красные шарики — просо. Черные пирамидки — гречиха. Крупные, просто огромные зерна, похожие на вырванные зубы…

— Как? Куку… Кукуруза? Надо же…

Нет, такое Якобу не нужно.

Пшеница, темно-красная, с пленками, как у ячменя, — полба. Ячмень без пленок, как пшеница…

Ксенотанского зерна не было. Любое другое: диводурское, фоллердрахенское, кнебельское, штиппское, цвексское…

Ксенотанского не было.

Нет, пару раз некие личности, услышав о том, что Якоб хотел бы купить ксенотанского зерна, предлагали пойти с ними, обещая продать не то что два мешка, а хоть два обоза. Но их лица были настолько продувными, а ужимки настолько мошенническими, что Якобу не нужно было советоваться с Подмастерьем, чтобы понять, что связываться с ними не стоит.

Бом! Бом!

Якоб вздрогнул: часы на башне уже били два раза, но он еще не привык к этому.

— Смотри-ка! — Подмастерье дернул парня за рукав и указал на башню.

На балконе, опоясывавшем башню под циферблатами, показался человек. Ух ты! А часы-то очень даже не маленькие, почти в рост человека!

— Чего смотреть-то?

— Глашатай. Скорее всего, королевский указ объявят.

— Ну и что?

— Якоб, ты первый раз в столице. Неужели тебе не интересно?

— Нет.

— Все равно послушай.

Глашатай, в черно-желтых цветах королевства, поднял к небу длинную трубу и вострубил. Потом, не глядя, обратили ли на него внимание, или продолжают заниматься своими делами, развернул свиток и заговорил.

Ого! Если бы с Якобом кто-то поспорил, может ли человеческий голос перекрыть рыночный шум, то наш парень разорился бы.

— СЕГОДНЯ! В ТРИ ЧАСА ПОПОЛУДНИ! НА ДВОРЦОВОЙ ПЛОЩАДИ! КОРОЛЕМ ВАЛЬТЕРОМ ПЕРВЫМ! БУДЕТ ОГЛАШЕН КОРОЛЕВСКИЙ УКАЗ! ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ! ПРИБЫТЬ НА КОРОЛЕВСКУЮ ПЛОЩАДЬ! КТО НЕ УСЛЫШИТ УКАЗ! ТОТ ПУСТЬ НЕ ЖАЛУЕТСЯ!

Глашатай свернул свиток, взял трубу под мышку и ушел.

— Королевский указ, объявленный лично… — задумчиво произнес Подмастерье. — Значит, случилось что-то очень важное… Якоб, нам нужно на Дворцовую площадь.

— Мне — не нужно.

Серьезные, очень серьезные серые глаза смотрели на Якоба из-под полей шляпы.

— Якоб, поверь мне. Тебе нужно на Дворцовую площадь.

Ирма отложила книгу, роман «Очень опасная колдунья», хотя истории о ведьмах с некоторых пор не казались Ирме такими уж забавными. Потянулась, зевнула и, осторожно приоткрыв штору, выглянула в окно. Осторожно, потому что окно выходило на улицу, а дядя Вольфганг предупредил: ее могут искать. Сейчас дяди не было, он ушел, пообещав узнать, кто стоит за попытками ее похищения, но Ирма была уже достаточно напугана, чтобы прятаться от людей.

На улице ничего интересного. Только Марта, служанка особняка, болтает с каким-то мужчиной. Наверняка о каких-то глупостях.

А вот на крыше дома напротив удовлетворенно каркнул ворон.

— Хотя особняк этот и купил барон цу Айхенвальд, но… — служанка оглянулась и хихикнула, — бывает он здесь гораздо реже, чем герцог цу Юстус. Так что слуги уже давно решили, что настоящий хозяин особняка — именно что герцог.

— Неужели как цу Зандкюсте — девушек водит?

— Нет, раньше не было. Мы уже думали, что он заговорщик какой против доброго короля Вальтера. А тут вчера успокоились — привез девчонку. Значит, просто долго искал подходящую. Поселил, сидит, книжки читает…

— Красивая?

— Да не то чтобы очень…

Служанка быстро описала предполагаемую любовницу герцога.

Рудольф-без-фамилии внутренне улыбнулся: Ирма найдена.

Глава 22

Ирма вздрогнула и отложила очередной роман: в кабинет вошел дядя Вольфганг. И он был встревожен.

— Что случилось, дядюшка?

Герцог прошел туда-сюда по комнате. Подошел к Ирме:

— Ирма, девочка, выслушай меня. Только спокойно, умоляю тебя.

Он сел за стол.

— Дядя, что случилось? — Девушка была по-настоящему встревожена.

— Даже не знаю, как сказать… Скажи, Ирма, как ты относишься к королю Вальтеру?

Ирма задумалась. Раньше она никогда не размышляла над тем, как она относится к королю. Поэтому ее мнение о нем по большей части зависело от мнения собеседника. Отец считал Вальтера сильным и справедливым королем — она соглашалась. Старые романы говорили о том, что король просто обязан быть добрым и великодушным — она соглашалась. Среди ее подружек бытовало мнение, явно пришедшее из их семей, что король Вальтер узурпатор — она соглашалась. В современных книгах писали рассказы о жутких преступлениях короля — она соглашалась.

Что же она сама думает о короле?

— Дядя, не знаю… А почему ты спрашиваешь?

Герцог вздохнул, покрутил в руках подсвечник:

— Почему ты читаешь при одной свече?

— Дядя! На улице — белый день! Что с королем?

Герцог помолчал немного:

— Ты помнишь, я обещал выяснить, кто пытался тебя похитить?

— Ну да…

— Это были люди короля.

Короля?!

— Короля?!

— Да. Как это ни тяжело признавать, но Вальтер уже совсем не тот, что был десять лет назад, он готов пойти на любое преступление…

— Но, дядя, зачем королю меня похищать? Я ведь и так ехала к нему.

— Он-то не знал, куда ты едешь. Его люди получили приказ доставить тебя, еще когда пришли сведения, что ты вышла замуж. Вспомни, ведь они сами сказали, что повезут тебя к королю.

— А женщина? Та, которую я видела в доме у мужа?

— Она, скорее всего, была шпионкой.

— Но почему они не объяснили мне…

— К сожалению, людям короля, как и ему самому, свойственна жестокость. Зачем объяснять, если можно просто скрутить?

Ирма посидела немного в молчании. Дядя Вольфганг печально смотрел на нее.

— Неужели король стал таким… таким нехорошим? Мой отец уважает его.

— Твой отец, при всем моем уважении к нему, слишком редко встречается с королем. Я тоже считал Вальтера достойным звания короля, я был его верным соратником, главой Королевского Совета, правой рукой… Как он отплатил мне? Теперь я в отставке… — Голос герцога дрогнул. — Возможно, не сегодня завтра я буду арестован по вымышленному обвинению. Король Вальтер избавляется от своих старых соратников. Зачем ему нужны мы? Теперь, когда благодаря нашему труду в королевстве наведен порядок, он одного за другим вышвыривает в отставку, а то и под арест своих сподвижников. На наши места приходят дворяне из бедных семей, заслужившие личное дворянство горожане, а то и крестьяне. Теперь мы больше не нужны Вальтеру, ему нужны верные люди… — Герцог кашлянул: — А еще ему не нужны свидетели того, как он получил корону.

Ирма слушала как завороженная. Тайны большой политики, то, о чем она только читала в книгах, — перед ней.

— Об этом не говорят вслух, а сам король это отрицает, но корону он получил благодаря… — Дядя Вольфганг понизил голос: — Колдовству.

Ирма закрыла рот ладонью:

— Король — колдун?

Герцог печально покачал головой:

— Не знаю. А повторять досужие сплетни не хочу. Может быть, он и знается с колдовством; скорее всего, король, как он любит делать, доверил все дело специалистам. Я думаю, ему помогли те, кого сейчас называют монахами Шварцвайса. Ни для кого не секрет, что они все колдуны поголовно.

— Значит, — Ирма задумалась, — король Вальтер на самом деле узурпатор, как о нем говорят?

— Не хочу говорить о том, чего не знаю точно. Просто подумай сама: зачем королю основывать этот монастырь, как не для того, чтобы отблагодарить тех колдунов, кто помог ему? Ведь монахи ничего полезного не делают.

— Но ведь они охотятся на ведьм и колдунов…

— Говорят, что охотятся. Ведь ты сама этого не видела?

— Н-нет.

— Ну вот. Король Вальтер знается с колдовством — это факт. Вот ты не задумывалась, зачем он хотел тебя похитить?

— Н-нет… То есть да, задумывалась. А зачем?

— Ирма, я говорю это тебе, потому что верю, что секрет не уйдет от тебя к другим людям. Помни: эта тайна может стоить твоему дяде свободы, а то и жизни.

— Да… Да, дядя! Клянусь!

— Люди, которые приближены к королю, рассказали мне следующее: король теряет власть. Его любит простонародье, но дворяне уже начинают его ненавидеть. Возможно, все дело в том, что старое колдовство, которое он использовал, чтобы прийти к власти, теряет силу. Ему нужно новое. А для этого нового колдовства ему нужна жертва. Молоденькая девушка.

— Я?!

— Ты, Ирма. Король Вальтер вычислил по звездам, какая девушка нужна ему для обряда. Это — ты. Теперь понимаешь, почему ты ни в коем случае не должна показываться на глаза людям короля? Ни личной гвардии, ни в особенности шварцвайсским монахам.

— Понимаю. Но что мне теперь делать?

— Я продолжаю искать. Обычно то, что приносит силу колдуну, является и его слабостью. Возможно, есть особый обряд, который позволит тебе лишить короля Вальтера его силы.

— Мне?

— Да, Ирма. Ты сможешь спасти всю страну от тирании колдуна. Нужно только найти способ. Ты сможешь справиться?

Ирма задохнулась от огромной ответственности:

— Я, дядя… Да, дядя… Да! Я смогу! Но ведь это тоже колдовство…

— Что поделать… — вздохнул дядя Вольфганг. — Чтобы справиться с тираном, мы вынуждены использовать все способы, даже такие неприятные, как колдовство. В конце концов, мы всего лишь отвечаем королю тем же.

— Что мне нужно делать, дядя, чтобы справиться с королем?

— Пока не знаю. Но мы ищем. Ищем. Появились даже слухи — только слухи, смутные и невнятные, — что король Вальтер связался с такой нечистью, как Грибной Король.

— Да, дядя! Я же тебе говорила! Меня преследовали слуги Грибного Короля! А ты мне не верил!

— Знаешь, — герцог потер подбородок, — теперь я склонен тебе поверить. Вот что, девочка. Теперь ты знаешь все. Всю правду, всю горькую правду. Посиди, подумай. Я прикажу принести тебе вина.

Герцог поднялся из кресла, шагнул к двери. Оглянулся на племянницу, чьи глаза горели осознанием будущего подвига во имя королевства.

«Ну вот… А то — грибница, грибница…»

На Дворцовую площадь не пускали с волами. Туда крестьян-то вообще не пускали, кроме случаев объявления королевских указов лично его величеством. Поэтому сейчас Якоб и Подмастерье шли пешком.

По широким, вымощенным булыжником улицам, мимо роскошных особняков, мимо мрачных монастырей, мимо высоких башен, мимо…

Стоп!

Якоб задрал голову. Высокие, острые, казавшиеся зазубренными, шпили… Стрельчатые окна… Покрытые резьбой каменные стены… Высокие, как городские ворота, двери… Широкая лестница, ведущая в Друденский собор.

Друденский собор.

Самый высокий, самый красивый, самый знаменитый не только в Нассберге, но и во всех окрестных землях.

По легенде, строить собор помогал сам сатана в надежде, что это здание отдадут ему. Но первую службу в соборе отслужил сам святой Гериберт, и сатане пришлось отступиться. С тех пор службу в нем ведут только святые, чтобы сатана не смог войти в здание.

Неужели же колдун сможет?

— Уважаемый, — Якоб резко остановился у ступеней собора, — мне нужно сюда.

— Как хочешь, — равнодушно пожал плечами Подмастерье. — Я здесь, внизу тебя подожду.

Якоб взбежал по ступеням, оглянулся — далеко внизу виднелась шляпа Подмастерья, — взялся за ручку малой двери…

— Хотя нет, — сказал Подмастерье и открыл дверь. — Пожалуй, тоже зайду.

Якоб немного растерялся, глядя, как тот, кого он считал сородичем сатаны, заходит в Друденский собор.

Подмастерье зашагал по проходу мимо длинных рядов ступеней, остановился возле священника, что-то спросил у него…

Но колдовать-то не сможет!

Якоб развернулся, чтобы сбежать от навязчивого попутчика…

Внизу, у подножия ступеней, стоял Подмастерье.

Якоб дернул дверь в собор…

Подмастерье разговаривает со священником.

Обернулся.

Подмастерье стоит внизу.

Посмотрел в дверь.

Подмастерье разговаривает со священником.

Обернулся.

Подмастерье…

Якоб вздохнул, чувствуя, как по спине пробежали неприятные мурашки. Если уж сила собора не может справиться с колдуном, то простому крестьянину нечего и пытаться.

Дворцовая площадь была окружена кованой решеткой и закрывалась на такие же кованые ворота, у которых стояли гвардейцы с ружьями. Сегодня ворота были открыты, в них валил народ.

— Эй, вы что, крестьяне? — спросил Подмастерье и Якоба молодой дворянин в роскошном камзоле, восседающий на коне.

— Да, господин, — поклонились они ему.

— Вот видишь, — повернулся дворянин к своему товарищу, такому же молодому и такому же роскошному, — до чего король Вальтер довел страну. Уже и крестьяне хотят быть в курсе изменений политики. Того и гляди, захотят подсказывать нам, дворянам, как управлять страной.

— Ну ты и скажешь! — рассмеялся второй. — Одно дело — мы — благородные, образованные люди, и совсем другое — какие-то крестьяне. Думаешь, они поймут хоть слово из указа?

Дворяне даже не хотели оскорбить Якоба и Подмастерье, они просто говорили о своем, не заботясь о том, услышат ли их крестьяне или нет. Когда это дворян интересовало мнение «каких-то крестьян»?

— Ничего, — произнес вполголоса первый дворянин, — королю недолго уже осталось. Уж мы-то сможем найти ему на смену достойного…

— Да уж, не быдлу…

Подпруга лопнула, седло съехало, и молодой дворянин, еле успевший выдернуть носок сапога из стремени, упал на землю. Поднялся, ругаясь и отряхиваясь, и, сопровождаемый хохотом своего товарища, повел коня под уздцы в сторону.

— Якоб, — тихо сказал Подмастерье.

— Что? — Якоб все еще был под впечатлением после посещения собора.

— Смотри.

Там, где упал дворянин, лежало что-то блестящее.

Пуговица. Золотая.

— Ну и…

— Подбери, пригодится.

— Зачем…

Подмастерье приподнял поля шляпы:

— Подбери. Пригодится.

— Ну, что видишь?

— Много-много голов.

— Якоб, ты в двух шагах от королевского дворца. Что ты чувствуешь?

— Изжогу.

— Темный ты крестьянин…

Якоб невольно улыбнулся. Ну да, Подмастерье — колдун. Ну и что? Ну, привязался он к Якобу. Ну и что? Рано или поздно скажет, что ему нужно, и отвяжется.

Наверное.

— Вон, смотри! — Подмастерье рассказывал так уверенно, как будто неоднократно бывал при дворце. — Видишь два полукруглых балкона? На верхний выходит король, чтобы прочитать указ, вместе с приближенными, придворными и министрами. Те, кто не поместился, стоят на втором балконе, нижнем.

— А есть какая-то разница, кто на первом, кто на втором?

— Обычно нет. Хотя…

Подмастерье поднес ладонь к глазам:

— Забавно. Именно сегодня разница есть. На верхнем стоят сторонники короля, на нижнем — противники.

Глава 23

— Если верхний балкон упадет, — мрачно предположил Якоб, — у короля сразу станет меньше проблем.

Подмастерье замер. Он долго, внимательно смотрел на балкон, вернее даже, на его опоры.

— Нет, — покачал он головой, — не получится. Во-первых, барона цу Шварцвальда не видно. Во-вторых… — Подмастерье вздохнул: — Придавим этих, придут другие. Тут тоньше надо действовать.

Якоб промолчал, даже не пытаясь уточнить, каким образом его загадочный спутник собирался обрушить балкон. Судя по всему — мог.

— А где король? — спросил парень. На верхнем балконе народу было немного, гораздо меньше, чем на нижнем, но никого в короне не наблюдалось. Хотя, с другой стороны, король генерал Нец вполне мог быть и без короны…

— Король выходит последним, — уверенно пояснил Подмастерье. — Ты лучше смотри внимательнее, я тебе нескольких важных персон покажу.

— Зачем? — устало спросил Якоб, чувствуя, каким будет ответ.

— Смотри. Пригодится.

— Сначала нижний. Врагов нужно знать по именам. Так… Герцог Генрих цу Роттенблюм.

Высокий, огромный мужчина, с ярко-красным лицом, как бы оправдывающим фамилию и напоминающим о любимом времяпрепровождении королей Старой династии.

— Наследник Старой династии, имеющий права на престол. Причина нелюбви к королю Вальтеру понятна: на трон хочется. За ним стоят старые дворянские фамилии, обедневшие при Новой династии и короле Вальтере. — Герцог Гельмут цу Апфельмаус…

Тоже высокий, но, в отличие от Роттенблюма, худой, как щука, с лицом старого язвенника.

— Наследник Новой династии…

Якобу всегда было интересно, почему династия называлась Новой, если на трон взошел племянник последнего короля Старой, но с ним при этом не советовались, и разъяснить причины такого именования не торопились.

— …тоже имеющий права на престол. Впрочем, права правами, а на трон его шансы ничтожны: все слишком хорошо помнят, что устроила Новая династия. Так что поддерживают цу Апфельмауса разве что книжники-философы, хоть и имеющие известное влияние. Граф Вальтер цу Блауфальке…

Невысокий, худой граф, с острым крючковатым носом, размахивал руками, что-то кому-то доказывая и чуть не задевая лица соседей…

— …самый, пожалуй, правильный враг. У Блауфальке много сторонников в армии и гвардии, большое желание получить корону, но он не хочет действовать грязно. Определенная честь у него есть, хотя человек своеобразный, с репутацией безумца. Короля не то чтобы не любит… Считает соперником, но не врагом. Для него борьба за корону — нечто вроде увлекательной и опасной игры. Герцог Микаель цу Гольденберг, ага, тот самый…

В облике Гольденберга осталось что-то неисправимо крестьянское. Широкие плечи потомственного работника, толстая, коренастая шея, лицо с въевшимся загаром…

— Разбогатевший крестьянин. Первый купец среди дворян и первый дворянин среди купцов. Его сила — в его друзьях, крупных землевладельцах и дворянах, желающих торговать. Сейчас-то это запрещено указами короля. Причина его выступления против — сейчас еще не все можно купить за деньги. Граф Генрих цу Гольденсаат…

Граф сверкал ослепительной лысиной и слегка выпученными глазами. Его бы в зеленый цвет покрасить — вылитая жаба.

— Бывший генерал. Его бы воля — наша страна воевала бы безостановочно, доказывая всем прочим, что мы лучше всех. Вернее, что все остальные хуже. Граф Герхард цу Бальтазар…

Граф был красавцем: стройный, утонченный, черноволосый. Ослепительная дружелюбная улыбка.

— Граф зарабатывает на жизнь карточным шулерством, поэтому искренне считает, что наши законы слишком суровы. Требует, чтобы король снял все ограничения, подразумевая, что все будет можно ему и ничего — против него. Пользуется популярностью среди столичной молодежи.

— Все? — Якоб думал, что у короля генерала Неца и так слишком много врагов набралось.

— Нет. Вон там, на верхнем балконе последний. Герцог Вольфганг цу Юстус, бывший глава Королевского Совета. Пожилой мужчина с короткой бородой и внушающим доверие лицом. Считается верным сторонником короля, хотя после того, как был пойман на казнокрадстве, затаил злобу. У него много сторонников среди чиновников, во-первых, благодаря многочисленным личным знакомствам, во-вторых, среди чиновников не много честных, поэтому каждый из них просто из самозащиты поддержит цу Юстуса.

— Ну, этого я знаю.

Да, тот самый. Двоюродный дядя Ирмы. Получается, он, Якоб, сдал девчонку врагу короля. Зелень красная…

— Теперь-то все?

— Ну, есть еще несколько мелких, но о них — по ходу дела. Основные враги — эта семерка.

— Давайте-ка подытожим. Против короля — старинные знатные роды, книжники, армия, гвардия, ветераны, купцы, землевладельцы, молодежь и чиновники. То есть получается, что против него — Традиции, Мудрость, Храбрость, Деньги, Молодость, Сила и Власть. Может, они все правы?

— Можно сказать и так. А можно сказать, что против Вальтера — Косность, Оторванность от жизни, Агрессивность, Беспринципность, Вседозволенность, Злоба и Продажность. У каждой монеты — две стороны.

— Уважаемый, а кто же тогда за короля?

— А вон, смотри, верхний балкон. Граф Август цу Гроссабгрунд.

Светловолосый граф в угольно-черном мундире был возмутительно молод и неприлично улыбчив.

— Глава личной королевской гвардии. Ее гвардейцы набраны королем по принципу личной преданности, и изменников среди них нет. Все, даже те, кто дворянином не был, получили дворянское звание. Сам граф, по слухам, бывший лесной разбойник.

— А не по слухам?

— А не по слухам — тоже. Дальше — аббат Шварцвайсского монастыря, отец Тестудос…

Невысокий округлый монах в черной рясе осматривал площадь, полную народу, совсем не благостным взглядом.

— Официально монахи борются с колдунами и ведьмами, а неофициально — с любым врагом короля. По слухам, все монахи монастыря — колдуны.

— А не по слухам?

— А не по слухам — тоже, — отмахнулся Подмастерье. — И герцог Бернард цу Вайсберг, владелец многочисленных мастерских.

Если цу Роттенблюм был огромен, то цу Вайсберг — колоссален. Пальцы — толщиной с запястье обычного человека, огромная голова с белой гривой волос, спадающих на плечи, могучий торс.

— А как же запрет?

— А как же близкая дружба с королем?

Подмастерье замолчал, поэтому Якоб напомнил:

— А другие сторонники?

— А все.

— Все?! Там еще много народа толпится.

— Только что толпится. Большая часть придворных и министров ждут, кто победит, чтобы примкнуть к выигравшей стороне. Не помешают, но и не помогут.

— М-да… Похоже, что короля нет потому, что он осознал невозможность победить и повесился.

— Ты плохо знаешь короля Вальтера. Он… Кстати, вот и он.

Якоб впился глазами в человека, вышедшего, почти выбежавшего на балкон.

Король Вальтер. Генерал Нец.

Высокий, вровень с цу Вайсбергом, подтянутый, в темной одежде и длинном черном плаще, развевающемся за плечами. Круглая, совершенно лысая голова, которой король не стеснялся, потому что не прикрыл ни шляпой, ни париком. Только корона с высокими острыми зубцами залихватски торчала набекрень. Длинные пальцы сжали перила балкона, острый взгляд колючих глаз обвел притихшую площадь.

— Слушайте все! — Король отбросил подсунутый свиток с указом. — Вчера произошло ужасное злодеяние! В голосе короля не было ни капли сожаления или беспокойства. Только ледяная, плохо скрываемая ненависть. — Неподалеку от столицы был убит монах Шварцвайсского монастыря!

Толпа тихо охнула. Не то чтобы шварцвайсских братьев любили, но убийство любого монаха — несомненное кощунство. Если конечно, это не произошло случайно…

— И брат Тарандрус был не просто убит. Его убила ведьма!

Площадь вскрикнула.

— Да, ведьма! — Теперь король злости и не скрывал. — Нечисть до того обнаглела, что уже спокойно гуляет по стране! Убивает моих верных людей! Она думает, что я спокойно буду смотреть на это! Черно-зеленой синевы! Слушайте меня! — Король перевел дыхание и чуть успокоился: — С этой минуты столица будет закрыта для въезда и выезда. Ни один, повторяю, ни один человек не сможет приехать в нее или же покинуть ее без разрешения, подписанного отцом Тестудосом… Повторяю!

Крик короля легко перекрыл гул толпы, внезапно осознавшей, что находится в огромной и удобной, но тюрьме.

— Никто! Или с бумагой от святого отца, или с монетами на глазах! — Король взмахнул рукой, как мечом:

— Мне стало известно, что колдуны и ведьмы собираются в столицу, чтобы напасть на мой дворец. Так вот! Никаких подкреплений им не будет! А тех, что уже в столице, выловят и уничтожат шварцвайсские братья! И как я сказал, так и будет!

Король Вальтер резко повернулся, полы плаща взметнулись, как огромные черные крылья. За уходящим королем шагнули гвардеец и аббат.

— Не зря… — покачал головой Подмастерье, — не зря его называют Темным Властителем…

— И что мне теперь делать, уважаемый?

Якоб и Подмастерье сидели в укромной пивной, находящейся достаточно далеко от дворца, чтобы посетители не гудели ульем, обсуждая последние королевские новшества.

— А что ты расстраиваешься? Деньги у тебя есть. Живи спокойно, пока король не откроет город.

— Пока не откроет?! А если он своих ведьм выловит только через год?

— А никаких ведьм король ловить не собирается. Он закрыл город, чтобы не дать своим врагам подтянуть подкрепления…

— И убить всех врагов?

— Убить он никого не может. Я же тебе сказал, что каждый противник — не сам по себе. Убьешь Роттенблюма — поднимутся старинные роды. Убьешь Блауфальке — армия. Не так все просто. Король пока не знает, что делать. Но думает, усиленно думает…

— Уважаемый, — Якоб устало взглянул на Подмастерье, — откуда ты-то знаешь, что думает и знает король? Подслушать ты не мог, потому что всегда был рядом со мной… — Якоб осекся, вспомнив возможности Подмастерья. Тот подмигнул:

— А мне не надо быть рядом с королем. Достаточно слышать его.

Подмастерье провел рукой под полями шляпы и вытянул вперед раскрытую ладонь.

На ней лежало ухо.

Подмастерье снял с себя ухо.

Якоб вздрогнул, в этот же миг ухо рассыпалось множеством маленьких черных тараканов. Они потоком стекли на стол, где выстроились шеренгами в ровный квадрат.

— Вот так.

Якоб моргнул. На столе не было ни ушей, ни тараканов.

Колдун.

— Уважаемый, это все замечательно, но мне-то что делать?

— Тебе? Тебе, чтобы убраться из столицы пораньше, нужно помочь королю справиться с его врагами.

Вот так. Ни много ни мало.

— Уважаемый, ты колдун? — прямо спросил Якоб.

— Да, — спокойно подтвердил Подмастерье его подозрения.

— Вот ты колдун, ты можешь помочь королю, хотя я не знаю, зачем тебе это. Но при чем тут я, простой крестьянин, которого никогда не заботило, кто носит корону? Да, я не имею ничего против генерала Неца, но новый король может быть не хуже…

— А может быть и хуже, — спокойно прервал Якоба Подмастерье. — Вспомни времена Новой династии. Ты просто слегка испугался ответственности.

— Слегка?!

— Разумеется, я не требую, чтобы ты вышел биться с врагами короля, блистая доспехами. Просто получилось так, что я хочу помочь королю. Мне это нужно.

— А я тут при чем?

— А тебе просто не повезло. Так получилось, что помочь мне помочь королю… — Подмастерье слегка поморщился: — Можешь только ты.

— Уважаемый, я обычный крестьянин.

— Напомни-ка мне, на какое расстояние обычный крестьянин может метнуть лошадь? Что-то по дороге в столицу ты не был таким растерянным.

— Потому что там я знал, что делать… Постой-ка, уважаемый колдун, а ты откуда знаешь, что происходило по дороге в столицу?

— Потому что, — улыбка блеснула из-под шляпы, — я давно за тобой наблюдаю.

— Давно?

Якоб моргнул.

Вместо колдуна на лавке напротив парня сидел очень знакомый толстый серый кот.

— Мяу! — сказал он и превратился в Подмастерье. — Вообще-то, я предпочел бы одного из твоих братьев. Они постарше, поумнее и посильнее будут.

— Тогда почему я?

Подмастерье не улыбался:

— А если не ты, то кто?

Неожиданно Подмастерье оказался не на лавке напротив, а рядом с Якобом.

— Рассказывай все, — быстро зашептал он в левое ухо парня. — Всю свою историю, ничего не скрывай. Кроме одного… — Не говори, что я колдун. — Шепот раздался справа.

Якоб резко повернулся…

Справа Подмастерья не было.

— Что…

И слева. И напротив. Колдун исчез.

Якоб вздохнул и попытался успокоиться. Слишком много свалилось зараз: тут тебе и король со своими врагами, и колдун в попутчиках, и то, что он заперт в столице, и неожиданная вербовка его в ряды борцов за короля генерала Неца…

— Привет, парень, — раздался знакомый голос. — Долго же я тебя искала.

На скамью напротив быстрым движением опустилась девушка.

Худая, болезненно-тощая, большегрудая. В черном, непристойно облегающем кожаном костюме.

Огненно-рыжая.

Глава 24

— Добрый вечер, госпожа, — наклонил голову Якоб, вставая.

— Да сядь ты! До чего ж вы тупые! Чуть что: «да, госпожа», «нет, госпожа»… — Ведьма, та самая ведьма, что устроила погром в Штайнце, неожиданно осеклась: — Эй, парень, а я ведь тебя знаю! Я тебя видела в том городке. Тоже все твердил: «да, госпожа», «нет, госпожа»…

— Да, госпожа. — Якоб опять привстал.

— Сядь, я сказала! А барон еще говорит, что ты агент короля. Разве таких тупых и забитых в агенты берут?

— Нет, госпожа, — послушно согласился парень.

— Ладно, посмотрим. — Ведьма глубоко вздохнула и, расширив глаза, уставилась на Якоба. — Вдруг ты хитрый агент…

Появилось неприятное ощущение, что из глаз рыжеволосой выдвинулись невидимые палки, которые уткнулись в тело Якоба и начали двигаться по нему. Настолько ощутимым был взгляд ведьмы.

«И ведь не боится, — подумал Якоб. — Король пообещал, что всех колдунов в городе изведет. Очень сильная? Или очень глупая?»

Рыжая моргнула, давящий взгляд исчез.

— Ну что я и говорила, — удовлетворенно констатировала она. — Никакой не маг, даже следов колдовства никаких… Хотя… — Она прищурилась:

— Отвечай-ка, парень, что за врожденная магия на тебе?

— Не знаю, госпожа.

— Не ври мне!

— Я не обманываю, госпожа.

— В глаза мне смотри!

«Чего она все время кричит? Уже народ оглядывается».

Мелькнула мысль, что Подмастерье, несмотря на все его трюки вроде превращения в кота никогда не привлекал внимания.

Якоб поднял взгляд.

Сиреневые глаза… Чуть прищуренные…

— Ну?

— Я думаю, госпожа, все дело в волшебном Колодце.

— Что за колодец? Что он делает?

— Исполняет желания, госпожа. Если бросить туда монету…

— Чушь! Сказки!

«Вот поэтому ваши желания он не исполнит…»

— Если позволите рассказать, госпожа…

— Валяй!

— Мой дед бросил монетку в Колодец желаний и загадал, чтобы его потомки были сильными, госпожа. Мой отец, и мои братья, и я — мы сильные, госпожа.

— Ха, сильные! — Ведьма расхохоталась. — Ну давай, покажи свою силу!

Она опустила локоть на стол и протянула Якобу ладонь. На руках собирается бороться?!

— Госпожа…

— Давай-давай, не трусь!

Парень осторожно взял тонкие теплые пальцы…

Бах! Одним движением ведьма припечатала его руку к столешнице. Слишком быстро.

Слишком сильно.

Парень понял, что ведьма вовсе не так хрупка, как кажется из-за худобы. И ее приглашение померяться силой не бахвальство.

— Давай! Не поддавайся больше!

Парень опять сжал ее пальцы. Раз!

Ведьма попыталась повторить трюк с резким рывком, но рука Якоба в этот раз осталась неподвижна. Хотя сила ведьмы была неимоверной.

— Ух ты… — Рыжая нажала сильнее.

Очень сильно.

Ужасно сильно.

Этой силы хватило бы, чтобы остановить десяток лошадей.

Но не хватило, чтобы победить Якоба.

— А ты силен, парень… — Ведьма встряхнула пальцами. — Давай рассказывай!

— Что рассказывать, госпожа?

— Это не ты ли перебил у Черного леса двенадцать человек, вместе с Ланой?

«Рассказывай все» — вспомнился шепот Подмастерья.

Якоб вздохнул, надеясь, что не пожалеет об этом.

— Да, госпожа.

— Что «да»?

— Это был я, госпожа.

Ведьма откинулась, рассматривая парня.

— Да… если не врешь, ты очень силен. Даже интересно…

— Да, госпожа.

— Что «да»?!

— Нет, госпожа.

— Так, стоп. — Ведьма отвернулась и выставила вперед ладонь: — Начнем сначала…

— Да, госпожа.

— И перестань называть меня госпожой! Чувствую себя… — Ведьма осеклась, оглядела свой костюм и сменила тему: — Обращаться ко мне будешь по имени, ясно?

— Да, гос…

— Без госпож! Меня зовут Райвен Даркхантер, но ты будешь называть меня сокращенно — Фукс. Понятно?

— Да, Фукс.

На самом деле Якоб так и не понял, каким образом длинное и хитрое имя можно было так сократить.

— Рассказывай!

— Что, Фукс?

— С самого начала.

Якоб задумался:

— От моего рождения или от сотворения мира… Фукс?

— Ты мне еще поостри… — Ведьма со странным именем осеклась. — Что ты сказал?

— Я спросил, с какого именно начала мне начинать рассказ, Фукс.

Ведьма несколько раз выдохнула:

— Парень… как тебя зовут?

— Якоб, Фукс.

— Во-первых, перестань прибавлять мое имя к каждой фразе. Понял?

— Да.

— Во-вторых, прекрати прикидываться идиотом. Понял?

— Нет.

— Чего ты не понял?!

— Что такое «идиот»?

— Идиот — это человек, который на все вопросы бубнит «да, госпожа», «нет, госпожа»!

— Тогда все крестьяне — идиоты, потому что по-другому отвечать знатному человеку они не могут.

— Знатному?

— Да.

— Тогда представь, что я — тоже… кхм… крестьянка и расскажи мне, как ты ввязался в историю с девчонкой Ирмой. Ты ведь прекрасно понял, что значит «с самого начала».

— Да. — Якоб кивнул и допил пиво. — Я крестьянин, сын мельника Миллера. Неделю назад мой отец умер, и я решил поехать в столицу, чтобы купить волшебного ксенотанского зерна. В городке Штайнц, где вы видели меня в прошлый раз, меня посадили под арест по обвинению в колдовстве. Но потом разобрались и отпустили. Пока я был в городской страже, в мою повозку забралась сбежавшая из дома мужа молодая дворянка по имени Ирма цу Вальдштайн…

— Оригинально… — протянула Фукс, когда Якоб закончил рассказ на вчерашнем указе короля. Принадлежность Подмастерья к колдунам и свои попытки сбежать от него парень опустил. — Никогда бы не подумала… Всегда считала, что крестьяне… Они нечто вроде роботов.

— Кого?

— Неважно. Этакие тупые, послушные создания, без собственных мыслей и желаний. Вся роль — пахать землю и слушаться господ.

— Если бы они были такими, госпожа, то не было бы крестьянских восстаний.

— А тут ты… — Фукс, казалось, размышляла вслух. — Молодой, симпатичный… если тебя помыть…

— Я неделю был в дороге.

— …сильный, как бульдозер, да еще, как оказалось, сообразительный и даже, можно сказать, умный. Умный крестьянин… Никогда бы не подумала. Может, тебя мама нагуляла от какого-нибудь дворянина?

— Моя мама была верной женой. — Якоб понял, что обижаться на странную ведьму не стоит, все равно она не поймет, за что. — И я, как и мои братья, похож на своего отца. Который тоже был умным, гораздо умнее меня.

В голове Фукс, казалось, шла борьба. Она долго, оценивающе посмотрела на Якоба и неожиданно забормотала что-то непонятное.

— …ар! — Закончив резким выкриком, она ткнула в парня пальцем.

Ух!!!

За одно мгновение Якоб испытал ощущение того, что на него вылилось несколько бочек с водой, тут же высохшей.

Парня качнуло. Он оглядел себя. Ничего не изменилось.

На первый взгляд.

Вся грязь, пыль, пот, запачкавшие Якоба, исчезли без следа. Он был чист, как будто после долгой бани. Одежда тоже стала ослепительно-чистой. Штаны, жилет, шапочка-ермолка налились густой чернотой, рубашка — снежной белизной.

— Слушай, а ты красивый… — Фукс задумчиво осмотрела Якоба. — Наверное, не одну девчонку на сеновал затащил, а? Проказник!

— Нет.

— Что «нет»?

— Ни одну.

— Так ты еще… — Фукс медленно заулыбалась, как кошка при виде сметаны. — Ну, парень…

— Что?

В следующий миг Фукс вскочила на ноги, резко обернулась вокруг себя…

Парня качнуло… Пивная исчезла. Они с рыжей ведьмой стояли в небольшой комнате у огромной кровати, застеленной белыми простынями.

— Где мы? — Якоб с трудом удержал спокойное лицо.

— Не бойся, это моя комната в здешней гостинице.

— Зачем мы здесь? — Парень подошел к кровати, уже догадываясь…

— Ты же умный, — хихикнула Фукс. — Догадайся.

Она облизнула губы язычком и, покачивая худыми бедрами, шагнула к Якобу…

Пошатнулась.

— Фукс… — Якоб успел поймать ее за плечи.

Неожиданно ему стало жалко Фукс. Ведьма… злая, грубая, жестокая.

Очень усталая. И несчастная.

Одинокая.

Ни друзей, ни родственников, только ненависть к людям.

— Ты еще пожалей меня! — Фукс отбросила руки Якоба. — Сейчас я приду в себя… — Она несколько раз вдохнула-выдохнула. — Слишком много магии за сутки…

— Тогда, может, ты поспишь?

— Посплю. — Рыжая бестия уже пришла в себя. — Потом.

Она толкнула Якоба в грудь ладонью.

Видимо, ожидая, что он упадет на кровать.

Парень не шелохнулся.

Фукс хотела что-то сказать, но совершенно по-девчоночьи только взвизгнула от неожиданности, когда Якоб, перехватив за тонкую талию, бросил ее на кровать.

— Кар! Кар!

— Да, неожиданно… Хотя, зная Фукс, можно было ожидать чего-нибудь внезапного.

— Кар!

— Да, нельзя было. Крестьян она просто не замечала, разве что как средство сорвать злобу. Что ей в голову стукнуло? Может, она решила его съесть? Шучу, конечно… Тогда зачем он ей?

— Кар! Кар!

— Ну кто кого высушит, еще вопрос. Я ставлю на Якоба.

Рудольф-без-фамилии медленно, огромной тенью полз по крыше дома, стоявшего напротив тайного особняка герцога цу Юстуса.

Узнав о местонахождении Ирмы, он должен был бы сообщить командиру. Но Рудольф был одиночкой по своей природе и собирался извлечь девушку без посторонней помощи. Благо до ритуала еще почти месяц.

Собираться легко, а вот исполнить…

Способа тайно проникнуть в особняк на первый взгляд просто не было: двери запираются, у каждой — охрана, на окнах — решетки. Даже на каминных трубах, и там решетки.

Ворваться силой? В доме находился отряд преданных герцогу людей, которые остановят даже королевского гвардейца. Особенно одного.

Ну и как один человек может выкрасть девушку?

Рудольф улыбнулся.

Он нашел способ.

Через двое суток Ирма будет уже у короля.

Глава 25

— Что с поисками третьего? Нам совсем не нужны неожиданные помехи.

— Фукс нашла крестьянина.

— И…

— И сообщила, что все произошедшее — случайность.

— «Все» — это что?

— То, что происходило с Ирмой в пути. Ей просто повезло с сопровождающим: очень сильный крестьянин, который сумел справиться с нашими людьми.

— На колдовство она его проверяла?

— Да. Сказала, что он не колдун, а значит, на роль третьего не подходит.

— Скажи ей, чтобы пришла и рассказала подробности.

Пауза.

— Дело в том, господин, что она не придет.

Поднятая бровь.

— Почему?

— Она заперлась в своей комнате в гостинице с каким-то мужчиной. Только кратко сообщила мне результаты и через дверь потребовала принести ей в комнату вина и еды.

Понимающие ухмылки.

— Бедный парень!

— Может, она там с крестьянином?

Дружный хохот.

— Фукс?! С крестьянином?!

Утро. Раннее утро.

На одной из узких улочек столицы, на широких каменных перилах горбатого мостика, выгнувшегося через узкую речушку, скорее даже ручеек, сидит, покачивая босыми ногами, человек. В крестьянской одежде, странной широкополой шляпе. Рядом с ним — крупный черный ворон. Оба смотрят на текущую воду, изредка проплывающих крыс.

Несмотря ни на что, прохожие не обращают на парочку никакого внимания.

— Кар! Кар!

— Да, сомневаюсь. Никогда не сомневаются только дураки и слуги Грибного Короля, Берендей. Ту ли дорогу мы выбрали? Того ли решили поддержать?

— Кар!

— Хорошо. Никогда не сомневаются только дураки, слуги Грибного Короля и ты. А вот во мне Якоб зародил некоторые сомнения. Стоит ли помогать генералу Нецу? Может, остановимся на том, что уберем Грибного? Дальше посмотрим?

— Кар! Кар!

— Ты же знаешь, я не за короля и не против него. Ты прекрасно знаешь, за что я. Не пришлось бы нам чуть позже выступать уже против короля… А будущих союзников мы устраним. Лучше проверить…

С перил маленького мостика сорвались два ворона.

Потрескивают поленья в камине. Зачем он нужен среди лета, никто из присутствующих не задумывается. Традиция…

Высокий мужчина в расшитом золотом мундире генералиссимуса времен Старой династии — мундир сидит криво и, похоже, чужой — тяжело поднимается, сжимая в руках кубок. Судя по виду жидкости, в бокале вино. Судя по тяжелому запаху в комнате, бокал далеко не первый. Судя по ярко-красному лицу, такая ситуация для человека привычна.

— Вот что я вам скажу, господа…

Сидящие за столом согласно кивают. Все они разного возраста, но схожи между собой. Все одеты в мундиры Старой династии. Генеральские, полковничьи, маршальские…

— Разве плохо мы жили при Старой династии? Разве плохо? Всем жилось хорошо. Даже этим… как их… крестьянам. Если и голодали, то нечасто. И недолго… И вообще — сами были виноваты. Зато жили хорошо! У нас все было!

Вот и различия. Если у пожилых на лицах сожаления о потерянной власти, то у молодых — легкая скука.

— Вы знаете, что нам обещают вернуть меня на законное место.

Кто-то хмыкнул, но очень тихо.

— Потому что если кто и достоин занять трон, то это я! Я! Верните мне трон, и вы не узнаете эту страну! — Цу Роттенблюм залпом осушает бокал и наливает следующий. — Наша страна опять станет сильной, богатой и уважаемой! Но! — Герцог воздел палец к потолку: — Ничто не дается просто так. Чтобы вернуть себе корону, которую отняли у меня подонки Новой династии…

Глаза всех присутствующих дружно опускаются вниз. Никто не стал напоминать герцогу, что он сам, вполне добровольно, подписал отречение от престола, считая, что прекрасно проживет в своем имении. Которое, кстати, в последнее время почти разорено. Хотя герцога винить в этом не стоит. Он совершенно не прилагал никаких усилий к разорению, делами поместья не занимаясь. Все как-то само собой случилось.

— …Нам нужно помочь нашим помощникам!

Герцог цу Роттенблюм оратором не был. Король генерал Нец, впрочем, тоже.

— Мы все, — герцог размашисто обвел присутствующих рукой с кубком, задев некоторых, — мы все — землевладельцы. На наших землях живут эти… как их… крестьяне. Они любят короля Вальтера… Мерзавцы! Как будто это не Старая династия защищала их!

Поднявшиеся было глаза вновь опустились обратно. Основатель Старой династии на самом деле был защитником крестьянства, вернее, обедневшим рыцарем, который возглавил восстание крестьян и на этой волне взошел на престол. Король Зебель не забывал о крестьянах… А вот уже его дети решили, что ничем им не обязаны, и все для земледельцев вернулось, как и было.

— Так вот. Когда наши друзья, — герцог понизил голос, — освободят для меня трон, эти… как их… крестьяне могут взбунтоваться. Будьте готовы. Поднимите дружины, договоритесь с разбойниками, обещайте им что хотите, но чтобы никаких волнений! Мне совсем не хочется сидеть на троне в бунтующей стране. Хочу, чтобы все было тихо.

— А что обещать?

— Что хотите. Вы же не собираетесь и в самом деле, — герцог гулко расхохотался, — и в самом деле выполнять обещания, данные каким-то… как их… крестьянам?

— Значит, — спросил не знакомый никому человек в мундире драгунского капитана и широкополой крестьянской шляпе, — вы собираетесь вернуть времена Зебеля? Но как? Ведь с тех пор прошла сотня лет. Да и вы, при всем к вам уважении, не Зебель.

— А что тут сложного? — удивился Роттенблюм. — Просто вернуть все, как было, и все станет, как было. Что сложного-то?

— Спасибо, герцог.

«Косность…»

Никакого вина, только чернила. Никаких мундиров — мантии ученых.

Герцог цу Апфельмаус вместе с философами различных университетов, в том числе и зарубежных, составляет план. Вернее, План. Нет-нет, ПЛАН.

— Значит, вчерне все закончено, господа. Недостатки есть, но они будут доработаны в ходе воплощения. Давайте подытожим…

Апфельмаус выпрямляется, улыбаясь. На огромном столе лежат бумаги, по которым Нассберг будет преобразован в страну Всеобщего Счастья.

— Так, во-первых, нужно продать все земли, которые король Вальтер захватил в собственность короны. Прибыль от них идет небольшая, перекрывает не более четверти бюджета, а вот если мы их все продадим, то сразу получим пять годовых бюджетов. Пять! Представляете? Да еще новые владельцы станут, конечно, платить налоги. Вот вам и еще прибыль…

— А крестьяне? — тихо спросил кто-то неизвестный в мантии неизвестного университета и широкополой крестьянской шляпе.

— Что крестьяне? — поморщился герцог.

— На коронных землях сейчас живут крестьяне, которые платят фиксированный налог. Что с ними будет, если вы продадите земли, на которых они работают?

— Они сами и купят земли, на которых работают, — снисходительно пояснил Апфельмаус.

— У них нет таких денег.

— Значит, они сами и виноваты. Нужно лучше работать, тогда и деньги будут. Поймите, господа, мы не можем заботиться о каждом грязном нищем. Мы должны думать о всех сразу! Во времена Новой династии не получилось, мы попробуем еще раз!

«Оторванность от жизни…»

Опять вино…

Впрочем, нет. Когда это доблестные военные пили вино?

— Да! — Блауфальке кричит. Он всегда кричит. — Да! Я ненавижу короля Вальтера! Да, я его ненавижу! Выскочка! Хвастун! Подонок! Но…

Голос отчаянного графа снижается до низкого рыка. Взгляд, которым он обводит командиров полков, собранных им в собственном особняке, трезв и холоден.

Не все, не все здесь…

— Но если кто-то, хоть кто-то предложит мне, мне, устроить переворот или, красно-черное, отравить короля, то я… — Граф неожиданно ревет: — Я такого советчика сам, вот этими вот руками, задушу!

— Граф, а как же ваше желание пройти вместе с армией до моря? — Молоденький лейтенант в широкополой крестьянской шляпе, неизвестно как затесавшийся в благородное общество, смотрит спокойными серыми глазами. — Король не позволит, он же не хочет воевать.

— Правильно! — неожиданно соглашается граф. — Потому что он знает, когда можно воевать, а когда — нет. Вот я — не знаю. Дайте мне корону, я тут же на всех нападу, я такой. Сдохнем, но победим! Но пока король не я, никто из военных на короля не пойдет! Я сказал!

«Храбрость… Странно, но только храбрость».

У Гольденберга все чинно. Никакого вина, никаких чернил. Все серьезно и деловито.

— Не будем мечтателями, господа. — Мощные руки бывшего крестьянина сцеплены в замок. — Старые роды никогда не позволят мне стать королем. Я — не генерал Нец.

Купцы согласно кивают.

— Но если мы поможем нашим друзьям, они нам отплатят. Я лично прослежу, чтобы таможенные тарифы и ставки налогов были снижены. Цены на товары, закупаемые казной, завышены.

— А откуда в казне появятся деньги? — спросил незнакомый купец в широкополой крестьянской шляпе. — Если налоги снизятся…

— А это, — Гольденберг вежливо улыбнулся, — причина, по которой я не хочу становиться королем. Сейчас деньги из казны требую я, а так будут требовать с меня. Зачем мне ломать голову? Пусть новый король ломает.

«Жадность. И беспринципность».

И снова выпивка, снова мундиры полков. Не все, не все слушали графа цу Блауфальке…

— Генералу Нецу — конец! — Цу Гольденсаат захохотал. — Конец, черно-буро-серая! Сначала я даже хотел поднять вас, ребята, и скинуть его в ту канаву, из которой он выполз. Но наши друзья все сделают за нас. Нам — и вам — нужно только не дать подняться тем выродкам нашей армии, которые остаются ему верны. И все! Чистите ружья, ребята. Скоро война!

Военные восторженно зашумели. Это для солдата война — кровь, грязь и смерть. Для офицера — ордена и звания.

— Хватит! Нец долго держал нас на поводке! Нас перестали уважать иностранцы! Но ничего, мы еще всем покажем!

Голденсаат грохнул по столу тем, что подвернулось под руку, — кукурузным початком. Только зерна брызнули.

— Часы короля отсчитывают последние часы! Если все дворяне против него, то кто — за него? Кто?!

— Народ, — испуганно предположил молоденький лейтенант в широкополой крестьянской шляпе.

— Народ? Да кого интересует мнение народа, если мы, дворяне, против?

«Злоба…»

Студенческая пивная. Чем она отличается от обычной? Тем, что обычная горит случайно, а студенческая — регулярно.

Перед восхищенно внимающими юношами выступает граф цу Бальтазар. Тонкие изящные пальцы, с равным успехом могущие выхватить шпагу из ножен и туза из рукава, поправляют белую прядь за левым ухом.

— Вы согласны со мной? У нас слишком мало свободы!

— Да!

— Поэтому мы потребуем у короля вернуть ее!

— Да!

— Снять все эти глупые ограничения!

— Да!

— А у горожан, которые нас не любят, стало слишком много свободы!

— Да!

— Пусть нам будет позволено все, а тем, кто против нас — ничего!

— Да!

— Это и есть настоящая свобода для всех!

— Да!!! Да!!! Да!!!

В темном углу сидит мышь. Без шляпы.

«Вседозволенность…»

Черные бусинки мышиных глаз смотрят на ликующих студентов.

«И глупость…»

В комнате своего особняка — своего настоящего особняка — сидит герцог цу Юстус. Здесь только он и его собеседник. Больше никого.

С крыши здания напротив, склонив голову набок, смотрит ворон.

Не стоит приближаться к герцогу сейчас.

Его собеседник — Грибной Король.

Вечер. Темно. День, длинный день подошел к концу.

На одной из узких улочек столицы, на широких каменных перилах горбатого мостика, выгнувшегося через узкую речушку, скорее даже ручеек, сидит, покачивая босыми ногами, человек. В крестьянской одежде, странной широкополой шляпе. Рядом с ним — крупный черный ворон.

— Ты был прав, Берендей. Мы были правы. Нужно только сказать Якобу, что пора действовать. Кстати, где он?

— Кар! Кар!

— До сих пор у нее?! Сколько уже прошло времени?

Глава 26

Измотанная Фукс, блестя мокрой от пота спиной, доползла до края постели и с третьей попытки нашла среди одежды свой золотой браслет. Посмотрела на него:

— Ух ты… Мы с тобой кувыркались почти сутки. Ну ты силен…

Якоб, следивший за ее перемещениями, уронил голову на подушку. То же самое он мог сказать про саму Фукс.

— Я-то что, — парень облизнул сухие губы, — вот мои братья… Они да, сильные.

— Хорошо еще, — проворчала Фукс, — что я не попала в лапы твоих братьев.

Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Якоб тоже.

— О чем ты думаешь? — спросила ведьма через некоторое время.

Якоб не знал, что это традиционный вопрос женщин в подобной ситуации, но интуитивно угадал традиционный мужской ответ:

— Ни о чем.

Не говорить же ей, что он думает о том, почему ее груди такие упругие. И не отвисают…

— Якоб… — Фукс накрылась простыней. Зачем? Если прикрытым оказался только живот. — Якоб!

— Да?

— Дай мне вина.

Парень протянул руку и, не глядя, достал бутылку.

— В этой пусто, — язвительно сказала Фукс. — И в этой… И в этой… Дай я сама.

Девушка перебралась через Якоба, случайно угодив острой коленкой в самое уязвимое место. Закинула бутыль, выхлебала остатки вина и поставила ее на стол. Там уже стояли в два ряда семь пустых бутылок.

Улеглась на бок и посмотрела на Якоба. Тот скосил правый глаз.

— Якоб, у тебя есть мечта?

— Есть, — не задумываясь, ответил он.

— Какая?

— Ксенотанское зерно.

— Это что такое?

Кажется, Фукс на самом деле стало интересно.

— Это волшебное зерно. У пшеницы, которая из него вырастает, колос не на макушке соломины, а по всей длине до самой земли.

Рыжеволосая ведьма подумала:

— И что? В чем польза?

— Больше зерна с одного и того же поля.

— Какая-то… крестьянская мечта.

— Я крестьянин.

Фукс опрокинулась на спину. Груди слегка качнулись. Якоб честно попытался представить, как они продолжают то, что делали всю ночь… и все утро… и весь день… О многих вещах, которые происходили на этой постели, Якоб до сегодняшнего дня не имел представления. Взять, например… хотя Фукс — ведьма, может, у них все так делается? Своеобразно?

— А что будет, когда твоя мечта исполнится? — В голосе Фукс звучала тоска.

— Как исполнится?

— Ну, найдешь ты свое зерно, посадишь. Соберешь огромный урожай. Дальше что?

— Дальше? Придумаю другую мечту.

— Как у тебя все просто. — Ведьма заскрипела зубами. — Как все просто…

— А бывает сложно?

— Бывает… Еще как бывает. — Фукс закрыла глаза. — Бывает, живет в одном городе девчонка. Обычная девчонка. Такая обычная, что повеситься хочется. А еще хочется чего-то этакого, волшебного… Чтобы красота и волосы до плеч. Чтоб глаза такие, что все ахнут. Чтобы силы — как у десятерых, и магия, и колдовство. Чтобы все боялись, а я могла делать все, что захочу. Чтоб победа над Темным Властителем, слава и уважение, подруги для восхищения и он… Красивый, сильный, умный и влюбленный в меня принц. Как тебе мечта?

— Не очень.

— Не очень… Вот представь: сбылась мечта идиотки. Красивая, сильная ведьма. И что?

— Что?

— И все. Уважение… Да, они меня боятся, а за спиной рассказывают анекдоты. Подружки, с-с-сучки… Только завидуют, да еще такой паскудной завистью. И принц… красивый, умный. Околдованный дебил. Только и осталось, что вашего короля помочь убрать. А потом пойти и повеситься. Потому что кажется мне, что даже победа над вашим Темным Властителем-королем меня не порадует. Мне постоянно кажется, что я делаю что-то не то. Якоб…

— Да? — Парню было жаль ведьму. Очень жаль. Но чем он может помочь?

— Давай к нам в команду.

— Что за команда?

— Наша. По организации переворота в вашем добром королевстве.

— Нет, не хочу.

«Спасибо за доверие. То Подмастерье вербует меня на помощь королю генералу Нецу, то Фукс — против короля. А мне только и нужно, что два мешка зерна».

— Жаль… Ты единственный здесь, с кем можно еще и поговорить.

Фукс перегнулась через Якоба и, не глядя в его сторону, начала рыться в корзине в поисках чего-нибудь съедобного.

— Но ты еще подумай. Вдруг захочешь. Если что — я здесь живу.

— Хорошо. Я подумаю.

Как выкрасть девушку из запертого особняка, охраняемого дюжиной головорезов?

Ворваться с обнаженной саблей и перебить их всех? Рудольф-без-фамилии здраво оценивал свои возможности и понимал, что сможет справиться разве что с половиной этих молодчиков. И то если нападет внезапно.

Прокрасться тихо и вырезать охранников одного за другим? В романах — возможно. В жизни же охранники по одному не ходят, и при внезапном исчезновении одного второй не отправится на поиски, а немедленно поднимет тревогу.

Прокрасться тихо и, не связываясь с охраной, выкрасть девчонку? Во-первых, охрана для того и существует, чтобы не давать проникать в особняк всем желающим. Во-вторых, нужно еще убедить девчонку, что он не враг. А она может не поверить и поднять шум, после чего задача сведется к первой.

Вариант «пойти к командиру и рассказать, где находится девушка, пусть он ломает голову» Рудольф даже не рассматривал. Если на особняк нападет личная гвардия, то девчонку, скорее всего, уведут тайными ходами. И все.

Остается действовать быстро и внезапно.

Так, как собирался действовать Рудольф.

Хорошо еще, что в особняке нет ни одной ведьмы. Рудольф был в этом уверен: он долго следил за домом как раз для того, чтобы убедиться, что девчонки-колдуньи в нем не живут.

Это серьезно нарушило бы его планы…

Рудольф натянул сапоги и осмотрел себя.

Широкополая шляпа, вышедшая из моды лет сто назад.

Черная маска с прорезями для глаз.

Мешковатая черная куртка.

Темно-зеленые штаны.

Мягкие сапоги.

Гвардеец улыбнулся.

Все вместе — костюм знаменитого разбойника Зеленого Айка, прозванного так именно за любовь к зеленым штанам.

«Командир будет в бешенстве…»

Якоб вышел из дверей комнаты Фукс. Замер на несколько мгновений…

Лязг засова, еле слышное шлепанье босых ног… Скрип кровати под рухнувшим телом.

Парень выдохнул и прислонился спиной к двери.

Это были тяжелые сутки…

Якоб стоял, тяжело дыша. И думая.

Нет, приходить в команду врагов генерала Неца он не собирался. Это точно.

Вернуться к Подмастерью? А стоит ли? Король явно не дурак и сможет за себя постоять. Нужна ли ему помощь странного колдуна и обычного крестьянина? Может, забрать повозку и поехать в Ксенотан?

Якоб отлепился от двери и побрел к выходу из гостиницы. Знать бы еще, где он сейчас находится, в какой части города. И как отсюда добраться до повозки. И сможет ли Подмастерье по своему обыкновению его найти. И как быстро…

— Добрый вечер, Якоб.

Подмастерье не терял времени даром: Якоб успел отойти от гостиницы, где жила Фукс, разве что на сотню шагов, как перед ним выросла знакомая фигура в широкополой шляпе.

— Добрый вечер, уважаемый, — безрадостно ответил парень и прошел мимо.

— Я смотрю, ты какой-то недостаточно веселый для того, кто стал мужчиной.

— Мне это тяжело далось…

— Ну что ж, понимаю. Пойдем в трактир, тебе нужно отоспаться.

— Очень нужно.

— Завтра у тебя тяжелый день.

Якоб резко остановился:

— Что значит «тяжелый день»?

— Ты забыл? Мы вместе с тобой должны помочь королю.

— Скажи-ка мне, уважаемый…

Якоб осмотрел Подмастерье. Широкополая шляпа, скрывающая глаза, белая крестьянская рубашка, черный жилет, черные штаны… Босые ноги.

— Скажи-ка мне, уважаемый, почему ты все время босиком? На тебя же все внимание обращают. У тебя нет сапог?

— Ну почему нет. — Судя по голосу, Подмастерье усмехнулся. — Как тебе вот такие?

Якоб недоуменно взглянул на Подмастерье, потом на его ноги.

Вместо босых пальцев парень увидел толстую подошву черных высоких ботфортов. С серебряными шпорами. А может, и не серебряными, но блестящими.

Внизу, у каблуков, покачивался край черного плаща.

Якоб медленно поднимал взгляд.

Отвороты сапог…

Блестящая пряжка широкого ремня…

Рукоять шпаги…

Расшитый серебром и золотом черный камзол…

Фибула плаща в виде сжавшего клешни краба…

Лицо… Знакомое лицо…

На улице стоял и смотрел, улыбаясь, на Якоба король Вальтер. Генерал Нец.

В короне.

И никто из прохожих не обращал внимания.

— Ну что? — голосом Подмастерья спросил «король». — Как тебе сапоги?

Король опять превратился в мельничного подмастерья.

— А босиком я хожу потому, что я крестьянин. И хочу остаться крестьянином.

Якоб проглотил комок:

— Уважаемый, а зачем тебе при таких возможностях я? Ты же можешь все…

— Все, уважаемый, может только Бог. А я не он. И мне нужна помощь. Твоя помощь.

— Ивар!

— Да, ваша светлость.

— Сколько человек охраняют особняк с девчонкой?

— Двенадцать, господин.

— Ведьмы там есть?

— Нет, господин.

— Скажи хозяину, пусть одна из них прибудет сегодня для того, чтобы помочь охране.

— Помочь…

— Убери эту ухмылку! И предупреди своих, чтоб даже не думали приставать к ней! Мне в особняке ни к чему ни обожженные дыры в стенах, ни толпа зайцев с выпученными глазами!

— Да, господин…

— Здесь хорошее пиво.

— Да, уважаемый. Или нет, уважаемый. Какое дело мне до пива? Зачем я тебе нужен?

Подмастерье спокойно допил пиво и оглянулся. Как будто кто-то мог подслушать разговор или просто обратить на них внимание. На них никто не посмотрел бы, даже если Подмастерье начнет разделывать на этом столе живую девушку. После явления короля Вальтера Якоб понял это.

— Король справился бы со своими врагами и без твоей помощи, — начал Подмастерье, — и без моей. Но есть одна вещь, в которой мы можем ему помочь.

— Кратко, — оценил Якоб после того, как понял, что Подмастерье продолжать не собирается. — А подробности можно?

— Можно. Есть один колдовской ритуал, с помощью которого короля можно лишить трона. Вернее, его можно с помощью ритуала просто убить. Но такое убийство, как и любое колдовство, оставит след, и убийцу найдут. Поэтому королю собираются угрожать этим ритуалом. С тем чтобы он добровольно оставил трон.

— Колдовской, говоришь? Так ведь у короля есть шварцвайсские монахи, которые сами колдуны. Неужели они не могут защитить его?

— Во-первых, монахи — не совсем колдуны, хотя и могут многое. Во-вторых, сила ритуала в том, что от него нет защиты. Никакой.

Якоб подумал. Что-то тут не сходилось…

— Если от него нет защиты, то как мы сможем защитить короля?

— Просто. Для проведения ритуала нужна одна вещь, без которой ничего не получится. Мы ее выкрадем у врагов короля. И все.

— Я не вор. Я крестьянин. Каждое дело должен делать тот, кто это умеет. Я не умею воровать.

Подмастерье наклонился к Якобу и приподнял поля своей шляпы. Из тени блеснули глаза.

— Якоб… Если я сказал, что ты сможешь, значит, я знаю, что говорю. — Он отстранился: — Чтобы убить человека на расстоянии, нужен его ребенок. Сын или дочь.

Якоб резко выдохнул. Он все понял.

— Дай-ка я угадаю. Дочь короля — это Ирма.

— Подмастерье усмехнулся:

— Верно.

Глава 27

Подмастерье отпил пива. Из пустой кружки. Отер пену с губ:

— Король Вальтер тоже человек и тоже любил в молодости красивых женщин. Даже если они были чужими женами.

— Значит, Ирма не знает?

— Нет.

— А ее отец?

— Я думаю, знает. Вернее, он знает, что Ирма — не его дочь, но чья она и зачем она заговорщикам, не знает. Еще в Штайнце я подготовил все, чтобы ты с ней встретился и доставил в столицу.

— Погоди-ка, уважаемый… — Якоб кое-что вспомнил. — Если бы моя телега не стояла в том переулке, то мы бы не познакомились. А если бы меня не схватили на рынке… Так это ты подстроил мой арест?!

— Я. — Подмастерье не улыбался. — И побег Ирмы — тоже я. И розовый заяц, который не позволил монахам схватить тебя — тоже я. И это я столкнул слуг Грибного Короля и шварцвайсских монахов, чтобы вы смогли проехать свободно…

— А почему тогда ты не вмешался, когда Ирму забрал ее дядя-герцог?

— Я не всемогущ, — развел руками Подмастерье. — И больше всего мне не хочется, чтобы заговорщики узнали, что это я им мешаю. У меня больше сил, чем у любой ведьмы, но врагов слишком много. Толпой и бараны волков едят. Если они поймут, кто я такой, они быстро меня найдут и уничтожат. Поэтому я не могу вмешиваться напрямую. Поэтому Ирму из особняка герцога цу Юстуса будешь освобождать ты.

Якоб забрал у Подмастерья кружку — полную доверху, — выпил ее в несколько жадных глотков, поставил на стол — полную — и выдохнул:

— Уважаемый, расскажи мне, что здесь, красно-буро-сиреневая чернота, происходит.

— Добрый день, уважаемая.

Служанка цу Юстуса не ответила на приветливую улыбку незнакомого приказчика в мясной лавке. Она деловито перебрала несколько кусков мяса, отобрала окорок, самый, на ее взгляд, свежий.

— С тебя талер, уважаемая.

Приказчик продолжал белозубо улыбаться. Родственник хозяина, что ли? Слишком в возрасте для ученика…

Мысль мелькнула в голове служанки и исчезла. Нужно было торопиться. Дюжина головорезов в особняке каждый день требовала еды и вина, не так уж и далеко время ужина, а он еще не готов, чтобы им всем, зелень красная, объесться и лопнуть…

Рудольф-без-фамилии проследил взглядом за женщиной и убрал улыбку только тогда, когда подол платья исчез за углом.

— Держи, уважаемый! — Он бросил мешочек с монетами мяснику. — Остальное мясо выброси. Или собакам скорми.

Пожилой торговец замялся. Не то чтобы он не верил этому странноватому человеку, который заплатил хорошие деньги за то, чтобы все мясо в лавке было пропитано неизвестной жидкостью, но…

— А это точно не отрава, уважаемый? — не выдержал мясник. — Знаете, с отравителями последнее время не церемонятся.

Рудольф улыбнулся — глаза остались холодными — и резко выхватил кинжал…

Мясник охнул.

Странный мужчина — теперь уже ясно, что безумный — отхватил от ближайшего окорока, точно так же пропитанного жидкостью, приличный кусок мяса, искромсал его на ломтики и проглотил один за другим. Так ловко, как будто показывал фокус на ярмарке.

— Не переживай, уважаемый. Никто не умрет. Мясо выброси.

Чтобы нейтрализовать охрану, ее, конечно, можно отравить. Тем более что лавку, где покупают мясо для жителей особняка, ты знаешь. Но что, если мясо съест девушка? Командир не похвалит, если он принесет мертвое тело. А король может казнить. Рудольфа, конечно, уже три раза казнили, но опыта настоящей казни у него еще не было.

Да и зачем яд? Что нужно? Чтобы охрана не мешалась под ногами. Когда охрана не мешает? Когда она мертва или…

Когда спит.

Мясо в лавке было пропитано бесцветным и безвкусным снотворным. Обладающим одной очень полезной для целей Рудольфа особенностью: оно совершенно не действовало на трезвых и надежно усыпляло любого, кто выпьет хоть глоток вина.

Так что, даже если Ирма съест мясо, она останется в сознании. Тащить спящую девушку очень неудобно. Хотя и забавно.

Когда ужин в особняке, Рудольф знал. Через час там все заснут…

— Госпожа…

Служанка с боязнью заглянула в комнату. Зачем, ну зачем хозяин связался с колдовством? Теперь в гостевой комнате сидит самая настоящая ведьма.

— Чего тебе, дура?

Страшной ведьме было на вид лет четырнадцать. И не такая уж и страшная, можно даже сказать, симпатичная. Вот только одежда…

Точно, ведьминская.

Колдунья сидела в кресле, опершись спиной на один подлокотник и закинув ноги на второй. На ногах — длинные, почти до самой… до середины бедра красные сапоги на высоком тонком каблуке. Короткая синяя юбка в складку. А может, и не юбка, уж слишком короткая. Служанка слышала, что есть дикари, которые носят набедренные повязки, вот эта «юбка» очень на них походила.

Может, ведьма тоже из дикарей?

Выше пояса на ней была белая мужская рубаха, расстегнутая сверху донизу и завязанная на животе узлом. Длинные золотистые волосы на лбу перехвачены тонким золотым обручем.

— Ну, что стоишь?

На девушке остановился взгляд огромных синих глаз. Красивых, но очень злых.

— Г-госпожа… Какое вино вы будете на ужин?

Ведьма неожиданно спрыгнула с кресла и подошла к обомлевшей служаночке:

— Я не пью вина.

— Что пьет г-госпожа?

— Сделай мне чая.

— Х-хорошо…

Служанка с радостью ушла бы, да что там — убежала, но ведьма прижала ее к стене:

— Куда это ты пялишься, красавица?

— Никуда, г-госпожа…

Взгляд служанки против ее воли опустился в глубочайший вырез ведьминой рубашки.

Девчонка-колдунья придвинулась ближе:

— А ты мне нравишься… Хочешь дружить?

— Зачем менять короля? Все просто. Власть. Всем им нужна только власть, а любые красивые, благородные слова — только слова.

Подмастерье говорил спокойно, но в голосе чувствовалась еле различимая нотка ненависти.

— План заговорщиков прост: с помощью угрозы смерти заставить короля отдать трон. Потом корону надевает Роттенблюм или Апфельмаус. Скорее первый — времена Новой династии еще памятны. Но кто бы это ни был, ничего хорошего не будет. И тот, и другой слабы, и управлять страной будут из-за их спин те, кто все это устроил. Герцог цу Юстус и Грибной Король. А может ли быть счастлива страна, управляемая нечистью? Мы еще с сожалением вспомним Новую династию.

Смещение короля Вальтера с радостью поддержат крупные землевладельцы. Им хочется свободы — в их понимании.

Рады будут и чиновники-взяточники, и молодые дворяне, для которых идти против власти — освященная веками забава. Рады будут ученые и философы, до тех пор пока не поймут, что никто к ним не собирается прислушиваться. Рады будут купцы и банкиры, которые тоже хотят свободы, в своем понимании. Рады будут все.

Кроме крестьян и горожан.

Для них свободы не будет.

Выступить против смены короля могут гвардейские и армейские полки. Но этого не будет. Армия и гвардия расколоты на две группы: одна — за короля, ее возглавляет Блауфальке, вторая — против короля, люди Гольденсаата. В день переворота никто из них не выйдет из казарм. Потому что, если в городе появится армия — начнется бойня. Поэтому люди Блауфальке будут следить за людьми Гольденсаата, и наоборот. Первым не выступит никто. Ни против короля, ни в его защиту…

Подмастерье тяжело вздохнул:

— Якоб, хочешь добрый совет? Если тебе предстоит сделать выбор из двух человек, внимательно послушай и выбери того, кто «за» что-то. И никогда не выбирай того, кто «против». Потому что тот, кто против, может только разрушать и не умеет строить.

Ладно, это я отвлекся…

Слушай дальше.

Значит, армия не поможет, землевладельцы не помогут, купцы не помогут. Могли бы помочь крестьяне, но они разобщены, и хозяева не дадут им объединиться. Могут выйти на улицы горожане…

Но тут появился Грибной Король.

Представь, Якоб… В столице живет много народа, против короля — от силы каждый сотый. Как сделать так, чтобы всем казалось, что против короля — вся столица?

Очень просто.

Произошел переворот. Те, кто за короля, сидят дома. Они пока не знают, как реагировать. Для них переворот — неожиданность. И тут на улицу одновременно выходят толпы тех, кто радуется перевороту. Та самая сотая часть. Но они вышли одновременно. Всем кажется, что на улицах — весь город. И тут другие горожане задумываются. А что, если они неправы, поддерживая короля? Ведь тех, кто против, больше. Может, они правы?

Хотя на самом деле весь фокус в одновременности.

Как заставить людей одновременно выйти на улицы и радоваться? Очень просто.

Грибница.

Грибной Король не может охватить весь город, не в его силах, но вот ту сотую часть — сможет. И в день переворота он выведет ее на улицу. И все будут радоваться. И никто не посмотрит им на левые уши.

— Уважаемый… — Якоб на мгновение прикрыл глаза, отгоняя жутковатое зрелище затянутой грибными нитями столицы. — Почему у короля так мало верных людей? Он не мог выгнать всех своих недругов? Если уж не хотел казнить.

— Выгнать легко. Вот только верные люди на деревьях не растут. Приходится работать с теми, кто есть.

— Что будет с Ирмой? — Якоб понял, что отвертеться не удастся.

— Ну… Для ритуала ее смерть не требуется, да и потом ее не убьют, чтобы держать короля Вальтера на поводке. Я слышал, что ее собираются выдать замуж за нового короля.

Якоб представил Ирму с краснорожим Роттенблюмом, потом — с длинноносым Апфельмаусом. Ни то, ни другое ему не понравилось.

— А они не боятся, что народ не поймет? Новый король женится на бедной дворянке…

— Они собираются объявить, что она дочь короля Вальтера. Как я понимаю, чтобы заткнуть тех, кто будет недоволен смещением.

— Как-то странно это будет выглядеть… Убрать короля, чтобы сделать королевой его дочь.

— Никто и не задумается. — Подмастерье улыбнулся. — Пророчество. Может, слышал? Слуги Грибного Короля уже давно выкрикивают его на площадях. Мол, Темного Властителя — а ведь короля Вальтера тихонько называют именно так — свергнет кто-то из Старой династии и девушка из Новой…

— Уважаемый, — тихо спросил Якоб, — а ты не боишься, что это пророчество окажется правдой?

— Не боюсь. Это пророчество сами заговорщики и придумали, чтоб людей запутать… Люди верят в такую ерунду.

— Не все.

— Но ты же поверил.

— Ладно, что собираются делать заговорщики, мне ясно. Что собираемся делать мы?

— Ты отправишься в особняк и похитишь Ирму. Как — объясню по ходу. Потом доставляем ее королю.

— И все? Так просто?

— Дальше король справится и без нас. Хотя, чтобы поломать планы заговорщикам, я кое-что придумал насчет Роттенблюма и Апфельмауса…

— Убьешь?

— Не могу, к сожалению. Даже если кто-то из них подавится сливовой косточкой при десятке свидетелей, все равно найдутся три десятка тех, кто своими глазами видел, как король генерал Нец лично заталкивал ему эту косточку в глотку. Тут нужно действовать тоньше…

— А ты не можешь сам украсть Ирму из особняка? Раз уж это такое плевое дело.

— Не могу. Оно плевое именно для тебя. Меня быстро узнают, и тогда нагрянет толпа ведьм.

— А ты тихонечко…

— Якоб, а ты не пробовал тихонечко стрелять из пушки? Каждый колдун в глазах другого колдуна просто светится. Меня заметят, как только я войду в дом. И выйти уже не смогу.

— Значит, я?

— Значит, ты. Только…

— Что «только»?

— Тебе нужно сменить одежду.

Якоб скинул с головы широкополую шляпу и лихорадочно стянул маску.

— Мог и предупредить… уважаемый.

Парень осмотрел себя. Вместо крестьянской одежды…

Мешковатая черная куртка.

Темно-зеленые штаны.

Мягкие сапоги.

— Эй, это же костюм Зеленого Айка!

Ирма допила вино и поставила бокал на стол.

Приятная компания, хорошее вино, легкий ужин, горящий камин…

Что еще нужно, чтобы настроение было хорошим?

Та самая приятная компания.

Сегодня вечером она пригласила в кабинет Дитриха. Золотоволосый юноша с внешностью прекрасного принца нравился девушке. И сегодня она собиралась позволить ему…

Ирма на мгновение прикрыла глаза. Ее ведь до сих пор никто не целовал…

Она открыла глаза и вздохнула. И сегодня не поцелует.

Зачем она завела разговор о политике?

Дитрих, такой умный, интересный, превратился просто в какого-то упертого барана!

— Дитрих, вот почему тебе не нравится король Вальтер?

— Как он может нравиться? Он же бывший простолюдин!

Девушка вздохнула. Вот так и разговаривали.

— Дитрих, но ведь простолюдином он был давно. А я спрашиваю, как тебе нравится его правление.

— Простолюдин — всегда простолюдин. Умных среди них нет!

В мыслях Ирмы проехала повозка с двумя серыми волами.

— А я знала… нескольких.

— Ерунда! Простолюдины — глупцы. Все до одного.

— Ты хочешь сказать, что я вру?!

— Нет, ну что ты… Просто эти глупцы так коварны, что иногда от умного не отличишь.

Ирма сменила тему. Потому что не поняла, что сказал Дитрих.

— Скажи мне, что именно тебе не нравится в правлении короля Якоба? То есть Вальтера?

«Ну скажи, ну пожалуйста! Так, как это делает дядя Вольфганг: когда прекрасно понимаешь, что ты была неправа. Он приводит доводы и доказательства…»

— Да все не нравится.

— Все — это что?

— Все — это все.

— Дитрих… Ну что именно?

— Ну, например, при нем чиновники берут взятки.

— Дитрих, да их всегда брали. И при Старой династии и при Новой…

— А при Вальтере стали брать больше!

— Да кто это подсчитал?

— Это все знают.

— Кто все?

— Все — это все.

— Ну хоть что-то же стало при нем хорошо?

— Ничего.

— Совсем-совсем ничего?

— Совсем-совсем.

Ирма задумалась. Но как всегда, в голову не приходило ничего.

— Ну вот, например, в армии новые ружья… эти… штуцеры. Говорят, они лучше, чем старые.

— Ирма, — снисходительно пояснил Дитрих, уже не казавшийся таким уж прекрасным принцем. — Во-первых, штуцеры дороги, во-вторых, они сложнее, в-третьих, наши солдаты не умеют из них стрелять, в-пятых, штуцера, которые делают в нассбергских мастерских — плохие и стреляют плохо и неточно, в-шестых, их все равно мало сделали.

— Дитрих, откуда ты все это знаешь?

— Да это все знают.

— Понятно. А все откуда знают?

— Ты что — за короля?!

— Я не за короля. — Ирма содрогнулась, вспомнив, что король натравил на нее слуг Грибного Короля. — Но нужно же как-то иначе доказать то, что он плохой…

— Зачем? Если и так понятно, что он плохой.

Ну как этого принца, зелень красная, называть?! Когда говоришь с ним о книгах, о блюдах, о чем угодно — он умный собеседник, который знает, что такое аргументы и доказательства. Как только говоришь о короле — как баран в стенку упирается.

Как ему доказать, если он даже не хочет задумываться? Если…

Ирма побледнела.

Но ведь… Не может быть. Дядя говорил, это же король… Дядя не стал бы врать. Не стал бы…

— Дитрих, — безжизненно сказала Ирма, — покажи левое ухо.

Глава 28

— Что? — непонимающе улыбнулся «принц».

— Покажи. Мне. Свое. Левое. Ухо.

— Ирма, я не понимаю…

— Ухо.

— Да зачем…

— Ухо.

— Да не буду я тебе ничего показывать! — Дитрих взорвался. Но даже его возмущение показалось Ирме наигранным.

Все, теперь все в этом доме, в этой жизни казалось Ирме фальшивым.

Все обман. Все лгут.

— Хорошо, — принужденно улыбнулась она. — Я просто пошутила. Смотри, что у меня есть…

Она запустила руку в вырез платья. Дитрих улыбнулся неожиданно сальной улыбкой:

— О, интересно!

— Возьми. — Ирма протянула ему сжатую ладонь.

Дитрих, улыбаясь, принял небольшой предмет…

— Зелень! Черно-красная зелень! Что там у тебя, уголь?!

Юноша затряс рукой, которую укусила неожиданная острая боль.

— Нет. — Ирма не улыбалась. — Всего лишь…

Она показала зажатую между пальцев медную монету.

— Медь… — Лицо Дитриха исказилось, превратившись в нечто зверское. — Медь…

Он шагнул к двери — Ирма на мгновение испугалась, подумав, что не стоило показывать свое знание о том, что он такое, — покачнулся…

Дитрих плашмя рухнул на пол. Неужели его отравило прикосновение? Ирма осторожно подошла поближе…

Нет. Как ни странно, «принц» просто спал.

«Мужчины… — подумала Ирма. — Хвалятся своей силой, а стоит им выпить лишний бокал вина — и они уже спят. Даже я чувствую себя вполне бодрой, а ведь я тоже пила вино, да еще и не ужинала».

Девушка тихо, стараясь идти на цыпочках, подошла к спящему Дитриху. Осторожно взглянула на его волосы за левым ухом…

Среди прекрасных золотистых волос была искусно замаскирована белая прядь.

Грибница.

Ирму передернуло от омерзения, и тут же она зажала рот ладонью, стараясь не вскрикнуть.

Тело Дитриха зашевелилось. Не так, как поднимается пробудившийся человек. Казалось, его руки и ноги дергаются под управлением невидимых нитей, как у марионетки.

Дитрихом управляли.

В одно мгновение непостижимым чутьем, присущим женщинам, Ирма догадалась, что нужно сделать. Она упала на колени и молниеносно прижала монету к белой пряди.

Дитрих рухнул обратно на пол и замер. Прядь грибницы отпала от его головы и начала корчиться. Ирма отпрыгнула.

Бежать. Бежать. Бежать.

Бежать из этой комнаты, где симпатичный молодой человек превратился в слугу мерзкой твари. Бежать из дома, где тебе в глаза лжет твой собственный дядя. Бежать из города, которым управляет король, околдовавший всех вокруг… Бежать неизвестно куда, но бежать.

Ирма выпрямилась.

Бежать, но сначала переодеться.

В темном переулке неподалеку от особняка герцога цу Юстуса, стояли две тени. Обе в широкополых шляпах. Одна — босиком, другая — в сапогах.

— План прост, поступим, как наши восточные соседи. Ты забираешься по крыше вот здесь. — Палец Подмастерья указал на невысокое строение неподалеку от особняка, где держали Ирму. — Залезаешь на козырек входа, оттуда — на балкон, с балкона — на крышу, с нее проходишь до стены второго этажа особняка, там входишь и оказываешься в коридоре, рядом с дверью в спальню Ирмы. Забираешь ее; если там ее не окажется — она в кабинете через три двери на той же стороне, заберешь ее там. Выходишь так же, спускаешься вниз, сворачиваешь в переулок. Главное — сделать все быстро, тогда охрана не успеет прибежать. В переулке вас будет ждать упряжка. Запрыгиваете в нее и едете к королевскому дворцу. Там, на входе, говорите гвардейцу, что вы к королю Вальтеру. С ним я договорился, он пропустит и проведет. Когда король увидит Ирму, он сам все поймет. Он обязательно спросит у тебя, потом, что бы ты хотел получить за помощь. Тут и проси своего зерна. Король поможет. А я тем временем займусь устранением двух претендентов на престол. Без Ирмы, без претендентов заговорщикам придется или отказаться от своих планов, или серьезно их поменять. Но тут их уже накроет король. Вопросы?

Вопросов было много. Вопросы просто роились, как пчелы по весне, но больше всего Якоба, кроме костюма Зеленого Айка, смущала одна вещь.

— Уважаемый… — Зелень красная, как бы узнать имя Подмастерья? — Ты сказал, что я должен буду войти в особняк вон там?

— Да.

— Там нет двери.

Там, где Якоб должен был войти, была глухая каменная стена.

Подмастерье посмотрел на парня с укоризной:

— Якоб.

— Понял.

— Кто… ой!

Отчаянно перебиравшая цвета пожилая служанка открыла дверь черного входа на громкий стук. Запоздавший кучер сейчас получил бы цветной залп, если бы…

Если бы это был он. И если бы в лицо служанки не смотрело черное дуло пистолета.

— Разрешите мне войти, уважаемая.

Не выслушав ответа, человек в костюме Зеленого Айка вошел в особняк и закрыл за собой дверь. Через минуту служанка оказалась в комнате охраны, связанная по рукам и ногам, с собственным фартуком во рту. Вошедшему пришлось бы иметь дело с охранниками, однако те спали глубоким непробудным сном, уронив головы на стол. Даже не храпели.

Рудольф спокойно — план действует — вышел в коридор и двинулся к лестнице. Больше никто не помешал бы ему увести отсюда Ирму. Вся охрана должна спать. Те, кто не спит, ему не страшны. С ним шпага, кинжал и пистолет. Кто может ему помешать?

— Ты еще кто такой? — раздался за спиной мелодичный девичий голос.

Рудольф обернулся. Позади стояла ведьма.

Якоб на дрожащих ногах добрался по крыше до нужной каменной стены. Сердце бешено колотилось. Ползти ночью по крыше, когда ноги скользят по черепице и без того нелегкое дело, да тут еще…

Парень неожиданно узнал, что боится высоты. Очень боится.

Якоб прижал ладони к стене и понял, что тот участок стены, через который нужно войти, слишком близко к краю. И он, Якоб, умрет от разрыва сердца, но не приблизится туда, где до пустоты, оканчивающейся булыжниками мостовой, расстояние в две ступни.

Он передвинул за спину огромный пистолет, который вручил ему Подмастерье на случай столкновения с охраной, уперся ладонями в стену. Два шага вправо, два шага влево — какая разница…

Якоб резко, изо всех сил, толкнул стену ладонями…

Ирма повернулась, осмотрев себя в зеркале. Она сменила уже три платья и два костюма, но пока не решила, на чем остановиться. Она повернулась еще раз…

Зеленые штаны, короткие сапоги, черная куртка.

Карнавальный костюм Зеленого Айка.

Конечно, непристойно для девушки ходить в штанах. Тем более таких… облегающих. Но ведьмы ходят! Почему ей нельзя?

Чего стоят приличия в мире, где все лгут?

Или все же надеть платье?

Сильнейший удар сотряс здание. Ирма подпрыгнула. За стеной ее комнаты, в помещении, где жила охрана — дюжина головорезов с неприятными лицами и неприятными взглядами, — что-то рухнуло.

Якоб выхватил пистолет.

Ну как выхватил… Огромная пушка, длиной больше локтя, зацепилась за пояс. Пока парень ее доставал, охрана — а он оказался именно в помещении охраны — уже давно не только застрелила бы его, но и забила бы ногами.

Вот только вся охрана спала. На кроватях валялись мужчины, одетые, со шпагами, кинжалами. Некоторые держали в руках бутылки с вином, другие — пистолеты…

Якоб вздрогнул. После грохота, который он устроил, не проснулся бы только покойник. Но охранники продолжали спать.

«Подмастерье, — со злостью подумал Якоб. — Это точно он все подстроил. А сам говорил, что ему нельзя колдовать здесь, мол, поймут, найдут… Черно-желтая голубизна!»

Тут Якоб сообразил, что если проблема с охраной отпала, то теперь во весь рост встал другой вопрос: как в особняке найти Ирму, если он не знает, где она находится?

Ирма поняла, что в особняке происходит что-то странное, и выскочила из комнаты, в чем была. Некогда выбирать, нужно бежать. Удачно, что охрана сегодня напилась и уснула.

Он пробежала по коридору и почти успела взяться за ручку двери…

— Куда бежим? — послышалось сзади.

Ирма медленно обернулась. За ее спиной стояла девушка, почти девочка, в длинных красных сапогах и короткой то ли юбке, то ли рубашке, непристойно обнажавшей ноги.

«Ведьма!» — только ведьмы, преследующие ее, так одевались.

— Что сегодня за беготня по дому? — Ведьма говорила лениво, в ее голосе слышалось скрытое презрение. — В комнату не успеваешь вернуться, как что-то новое происходит… А тебе вообще нельзя выходить.

Ирма распахнула дверь и побежала по следующему коридору.

Ведьма неторопливо двинулась за ней. Спокойная, как кошка, играющая с мышкой.

Якоб, мягко ступая по ковру, прошел по длинному коридору, открыл дверь, оказался еще в одном, также оканчивающемся дверью… И зачем? Зачем вообще строить такие огромные дома? И зачем вдоль стен стоят длинные, обитые зеленой материей лавки? Присаживаться тем, кто устал здесь бродить?

Где искать Ирму? Даже спросить не у кого… Не в комнаты же заглядывать.

Парень прошагал второй коридор и вышел в небольшое квадратное помещение. Две двери в одной стене — через одну он прошел, и двустворчатая резная дверь напротив.

Еще в помещении имелся ковер на полу, между двумя дверями — высокая ваза, в которой стояли розы, и плачущая девушка в платье служанки, эти самые розы перебиравшая.

— Извините, уважаемая, а где госпожа Ирма? — подошел сзади Якоб.

— Т-там, — всхлипнула девушка. — Она т-там… — Служанка не глядя указала на соседнюю дверь. — А еще там… там… ве-э-эдьма-а-а…

Ведьма? Якоб насторожился.

— Она меня… — девушка заревела и вовсе в три ручья, — она меня поцелова-а-ала-а-а… С языко-о-ом…

Тут девушка, держа в руках несколько роз, повернулась и увидела своего собеседника. В широкополой шляпе, в маске, закрывающей лицо… И главное — с огромным пистолетом, который Якоб так и держал в левой руке.

Служанка побледнела. Вручила Якобу розы, которые он перехватил рукой с пистолетом, и упала в обморок.

— Извини, уважаемая, — обратился к девушке Якоб, сдвигая на лоб дурацкую маску, — но мне некогда. Мне нужно госпожу Ирму спасать.

Он шагнул к соседней двери и открыл ее.

Ирма пробежала по коридору к двери, которая, как она знала, вела на лестницу…

Позади хлопнула дверь. Ведьма.

Еще немного, еще пара шагов…

Спасительная дверь открылась, и в нее вошел…

В черной куртке. В зеленых штанах. С букетом роз.

Якоб.

Подлый предатель! Он хочет остановить ее!

Ирма попыталась затормозить и шлепнулась на зад, неприлично раскинув ноги.

Якоб увидел в дальнем конце коридора ведьму. Бросил колючие розы на пол, одна из них хрустнула под сапогом. Парень направил на ведьму пистолет, надеясь отвлечь ее. Другая рука метнулась за пазуху…

Колдунья зло ухмыльнулась.

Она резко вскинула вверх руки, вытянувшись в струнку, выкрикнула что-то неразборчивое, а затем так же резко направила руки в сторону Якоба. И…

Ничего.

Ведьма выглядела, как человек, который изо всех сил размахнулся топором и в последний момент обнаружил, что тот исчез.

Она пару раз механически выбросила руки перед собой, с каждым разом все неувереннее и неувереннее.

Якоб покачал висящим на шнурке образком святого Элигия, который ему вручил Подмастерье.

— И еще… Возьми вот это.

Якоб принял медную пластинку.

— Святой Элигий? Зачем…

— Он покровитель слесарей, так что воры и взломщики тоже считают его своим неофициальным патроном. А ты сейчас будешь немного взломщиком, так что… Бери.

— А если вправду?

— А если вправду, то в доме может оказаться ведьма. Навряд ли, конечно, но нужно быть готовым ко всему. Если наткнешься на нее — доставай образок. Перед ликом святого ведьма не сможет колдовать.

— Уважаемый…

— Что?

— Ты ведь тоже… колдун. Почему святые не мешают колдовать тебе?

— Нашел время выяснять… Потом расскажу. Иди.

Якоб перехватил пистолет за ствол и решительно подошел к ведьме мимо ошалевшей от такого пренебрежения Ирмы.

Девчонка-колдунья толкнула его в грудь ладонями, совсем не сильно…

Якоб аккуратно ткнул ее в лоб бронзовым навершием рукояти пистолета. Ведьма всхлипнула и упала на пол. Парень замер над ней, размышляя…

Хорошо бы связать девчонку, чтобы не напакостила, если вдруг очнется. И рот заткнуть, чтоб не смогла колдовать. Вот только…

Связать нечем. А если воспользоваться ее собственной одеждой, то она останется голой. А это как-то… неприлично.

— Интересно… — раздался от двери незнакомый голос.

Ирма, так и сидевшая на полу, обернулась. Якоб тоже. Только ведьма не пошевелилась.

В дверях стоял…

— Зеленый Айк?! — хором воскликнули Якоб и пришелец.

Незнакомец в маске осмотрел Якоба, Ирму, свой костюм…

— Здесь что, — спокойно спросил он, — прошел ливень из зеленых штанов?

Глава 29

Якоб шевельнулся…

— Э, нет, — в руках незнакомца появился пистолет. — Уважаемый брат, медленно положи свое оружие… вон на лавку.

Да, у Якоба тоже был пистолет. Вот только оружие, ствол которого направлен на тебя, и оружие, ствол которого зажат у тебя в руке, немного неравноправны.

Парень осторожно, не отводя взгляда от незнакомца, положил пистолет на скамью.

— Отойди на три шага назад.

На третьем шаге спина Якоба уперлась в дверь.

— Госпожа цу Вальдштайн, я пришел за вами.

— Кто ты такой?

Голос Ирмы был холоден, взгляд напряжен. Как у обиженного звереныша, который не верит никому.

— Мое имя вам ничего не скажет. Я хочу доставить вас туда, где вы будете в безопасности.

— Это куда?

Сидящая на полу Ирма даже не попыталась подняться. Незнакомец проигнорировал вопрос. Он подошел к лежащей без сознания ведьме:

— Спасибо тебе, уважаемый брат, за то, что справился с этой очаровательной девушкой. Стоять живой статуей на лестнице было очень неприятно.

Двойник Якоба опустился на колено и достал небольшой нож. Пистолет он положил рядом, но сразу чувствовалось: дернись Якоб, и незнакомец не замедлит выстрелить.

Однако излишней стеснительностью ловкий господин не страдал: спустя пару минут бесчувственная ведьма была связана по рукам и ногам лоскутами собственной одежды. Теперь одета она была только в собственные красные сапоги.

— Ну вот. — Незнакомец заткнул рот ведьмы какой-то розовой тряпочкой. — Теперь, господин Айк…

В несколько длинных прыжков Айк-2 подлетел к дверям, к которым как раз подкралась Ирма.

— Прошу прощения, госпожа цу Вальдштайн, но вы выйдете отсюда только со мной!

— Нет! Нет! — Визг Ирмы поднял бы мертвых, но в особняке были только спящие. — Не хочу! Не пойду!

Ошарашенный незнакомец уточнил:

— Я отведу вас к королю.

— Не-э-эт! — Ирма не слушала. Она не верила никому и поняла только одно: ее опять хотят обмануть, куда-то увести, и в каких-то гнусных целях использовать.

Она колотилась в дверь, забыв, в какую сторону та открывается. Незнакомец вздохнул и, ухватив за пояс, пронес девушку к середине коридора, ближе к Якобу. Тот, может быть, и успел бы подбежать к ней на помощь, но…

Пистолет незнакомца был направлен на Якоба. Даже пытаясь успокоить девушку, он не терял возможного противника из вида.

— Нет! Уйдите! Отпустите меня!

— Прошу прощения, госпожа… — Двойник Айка отпустил Ирму.

Свободная рука незнакомца обхватила шейку девушки. Мгновение — и Ирма опустилась на пол, потеряв сознание.

Якоб кашлянул:

— Позвольте, я присяду, господин?

Его рука ухватилась за край скамьи.

Когда Рудольф понял, что парень в костюме Айка не опирается на лавку, а именно ухватил ее, было поздно.

Длинная скамья взлетела в воздух, стукнул о пол упавший пистолет…

Рудольф резко отпрыгнул назад. Достаточно быстро, но недостаточно далеко.

Скамья ударила его и отбросила к стене, вышибив дух.

Якоб опустил скамью на место, чтобы не задеть лежавшую на полу троицу. На мгновение замер, обдумывая ситуацию.

Долго думать было некогда: в любой момент могла проснуться охрана или появиться та, которая не спала. Якоб принял решение уходить.

Быстро.

Пробежав по коридору, он подхватил свой пистолет, пистолет незнакомца, вскинул на плечо Ирму, забросил на второе бесчувственного «Айка» и побежал к выходу из коридора.

Он знал только один выход из дома. Искать другие было некогда.

Вылетев в квадратную комнату, Якоб перепрыгнул через лежащую на полу служанку и свернул во второй коридор. Как он будет пробираться по скользким крышам с двумя телами на плечах, он старался не думать.

Пронесшись по коридору, парень пинком распахнул дверь в комнату стражи — та продолжала спать — и нырнул в пролом.

Якоб пробежал по коньку, как акробат на ярмарке по канату, спрыгнул на крышу, вторую, третью, на мостовую… и побежал в переулок, как вор с двумя мешками.

Упряжка с дремлющим возничим была на месте, в темном переулке. Якоб забросил на заднее сиденье оба тела и прыгнул следом:

— Гони!

Теперь бы только добраться до дворца…

— Господин…

— Что?

— Ирма похищена.

— Что?!

Острые каблуки черных сапог цокали по коридорам особняка цу Юстуса. И плевать, что здесь ковры! Каблуки цокали!

Фукс была зла.

Нет, не зла. Она была в ярости!

Пусть проклятая девчонка-принцесса похищена! Пусть ее заклятая подружка Монд облажалась! Пусть весь этот проклятый мир вместе со всеми другими мирами обрушится в тартарары!

Это все не повод вытаскивать ее среди ночи из постели!

Фукс считала, что здесь могли бы обойтись и без нее. Девушку все равно уже украли, а искать кого бы то ни было спросонок она, Фукс, не способна. Почему нельзя потерпеть до утра?

— Ну что? — Она ворвалась в комнату Монд. — Что произошло?

Дрожащая Монд, закутанная в серое одеяло, всхлипывала и стучала зубами о кружку с горячим чаем. Чай принесла молоденькая служанка, и не нужно было быть ведьмой, чтобы увидеть, как она довольна и счастлива.

— Фукс, — цу Юстус поднялся из кресла, — помоги разобраться, что тут произошло. Я ничего не понимаю, а госпожа Монд только плачет…

Фукс испытала мрачное удовлетворение. Проклятая девчонка уже давно достала ее своими понтами и похвальбой своей «непредставимой» силой. Ведьме уже самой стало интересно, кто смог так элегантно макнуть ее в навоз.

— Что вам удалось узнать?

Она села на стол. Цу Юстус потер глаза. Для него в ситуации не было ничего забавного. План рухнул. По крайней мере самый простой.

— Вечером в доме уснули все охранники и большая часть прислуги. Как удалось их усыпить — непонятно.

— Погодите…

Фукс отмахнулась ладонью от рассказчика и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором предстал особняк…

Прозрачные стены, прозрачная мебель, прозрачные полы и перекрытия… Светящиеся облачка людей… Красные — бодрствующие, розовые — спящие… Ага, вот эта розовая кучка — охрана. Оболтусы!

— Прекрати реветь!

Монд испуганно заткнулась.

Фукс сосредоточилась. Стены, предметы — все истаяло, став невидимым. Люди превратились в полупрозрачные пятна… Засветились неярким светом немногочисленные следы колдовства…

Фукс осмотрела внутренним взором весь особняк, уделив внимание спящим охранникам и… ого!.. внушительному пролому в стене. Потом плюнула и открыла глаза:

— Здесь никто не колдовал.

— Никто?!

— Ну, кроме разве что этой дуры.

— А кто тогда усыпил охрану?!

— Мне трудно судить, но я думаю, им подсыпали снотворное.

— В особняке не было посторонних!

— Рекомендую проверить ваших слуг. Возможно, у кого-то из них были денежные затруднения.

— У моих слуг нет затруднений!

— Они есть у всех, вопрос только в том, насколько далеко человек решит зайти, чтобы их разрешить.

— Хорошо. То есть ничего хорошего, но давайте продолжим.

— Давайте. Продолжайте.

— Что?!

— Что вам удалось узнать?

— Ах да… Уснула вся охрана. После чего в дверь черного входа постучали. Служанка решила, что это запоздавший кучер, и открыла дверь. Человек в костюме Зеленого Айка…

— Айк — это кто?

— Знаменитый разбойник, несколько лет назад изрядно попортивший кровь по ту сторону Чернолесья. Сейчас куда-то пропал. Обычно одевался так: зеленые штаны, черная куртка, широкополая шляпа и маска…

— И черный плащ?

— Нет, плащ он не носил. И на сегодняшнем госте плаща не было. А что? Это что-то значит?

— Да нет… Просто будь у него плащ и черные штаны, он бы походил на моего тезку. Прошу прощения, продолжайте.

Фукс все-таки вспомнила, кто здесь главный. Что, честно говоря, случалось нечасто.

— Незнакомец, назовем его «Айк», связал служанку и прошел в дом. На лестнице его встретила госпожа Монд…

— Что ты сделала? — Фукс сменила тон на резкий и обратилась к закутанной ведьме.

— Я… Я…

— Не плачь! Говори!

— Я… — Монд утерла нос ладонью. — Я обездвижила его и оставила на лестнице, чтобы подождать до прихода господина герцога.

— Потом?

— Потом я пошла в комнату… к себе.

— Потом? Или мне тебе мозг отсканировать?!

Герцог, сидевший в кресле, удовлетворенно вздохнул. Ведьмы при всей их полезности изрядно надоедали ему своей верой в собственную исключительность. Только Фукс могла поставить их на место.

— Нет! Я скажу, скажу… — забормотала Монд. — Я все расскажу! Я сидела в комнате… Услышала, кто-то идет по коридору, выглянула… Это была Ирма, она собиралась сбежать.

— Как ты это поняла?

— Она переоделась в костюм этого… Зеленого Айка.

— Что, тоже в маске и шляпе?

— Нет, только куртка и штаны. Волосы она стянула в хвост. Ей не идет…

— Дальше!

— Она увидела меня и побежала. Я пошла следом. Потом… потом…

— Не реветь! Дальше!

— Она подбежала к двери и оттуда выше такой… такой… Я… а он…

Монд все-таки заревела. Фукс, нависавшая над ней черным коршуном, раздраженно выпрямилась:

— Господин герцог, а нельзя было взять кого-то другого? Я уже устала от этих истеричных малолеток.

Цу Юстус молча развел руками.

— Не реветь! — После окрика Фукс Монд сжалась в комочек. — Кто пришел?

— Такой… такой…

— Не реветь! Опиши его.

— Такой… огромный… мускулы… волосы…

— А я-то думала, что вошел лысый скелет! Подробнее! Что за мускулы, что за волосы?

— Высокий, широкоплечий, огромный, — зачастила Монд, определившая, кого она боится больше. Громила уже ушел, а Фукс — здесь. — Волосы короткие, серые, куртка черная кожаная, штаны черные, сапоги черные, на толстой подошве. Очки, черные очки. В руках — букет роз. Он достал из него ружье…

— Ружье? — удивился цу Юстус, с трудом представлявший букет роз, способный спрятать ружье.

— Ружье? — удивилась Фукс, но по другой причине.

— Да, настоящее ружье. Я хотела его… околдовать, а он… а у меня… ничего не получилось! Моя сила вдруг исчезла! Это так страшно! Он подошел и ударил меня, а я больше ничего не помню! Почему меня не предупредили, что здесь есть такие… такое…

— М-да… — выпрямилась Фукс, — прямо-таки сборище киногероев. И самое интересное, ни грамма колдовства. Даже стену проломили грубой силой… — Она осеклась.

— Фукс… — медленно проговорил цу Юстус. — Твой крестьянин…

— Он не мой!

— Ну тот, которого ты… в смысле, проверяла. Это не мог быть он? Ты упоминала о его большой силе.

— Нет. — Фукс покачала головой. — Нет, точно не он. Якоб… тот крестьянин — он сильный, но невысокий, да и не такой уж большой.

— Этот был большой! — завыла Монд. — Огромный! Страшный!

— Третий, — заключил цу Юстус и залпом допил остывший чай. — Нам напакостил третий. Теперь Ирме достаточно попасть к королю, и все планы придется менять.

Повозка подлетела к одной из калиток в дворцовой ограде. Как известно, к дворцу можно подъехать и подойти не только через центральные ворота. Но возле каждого входа стоит охрана. Эта калитка не была исключением.

Якоб еще на ходу выскочил на булыжники мостовой и побежал к запертой калитке, высокой с полукруглым верхом. Вцепился в завитки кованого узора — опять розы — и затряс дверь. Осторожно, чтобы случайно не вырвать вместе с калиткой еще и два-три пролета забора.

— Охрана! Охрана!

На тропинке по ту сторону показался солдат-гвардеец. В синем мундире, с ружьем за плечами. За плечами — это хорошо, значит, он знает, кто должен приехать.

— Господин… Айк? — Гвардеец всмотрелся в костюм Якоба. — Меня предупреждал о вашем прибытии господин…

— И-го-го! — неожиданно заржала лошадь в упряжке, и Якоб опять не узнал, как же зовут Подмастерье.

— Нам срочно нужно к королю Вальтеру!

— Я знаю. — Гвардеец почему-то не спешил открывать калитку. — Вот только…

— Что? Что только?

— Короля нет во дворце.

Глава 30

Над славным городом Друденом вставало солнце. Наступало утро.

Под утренними лучами краснели острые черепичные крыши домов. Темные мрачные утесы превращались в уютные дома, в которых открывались окна и пробуждались добрые люди. Светлели и серели булыжники мостовой. Весело звонили высокие колокольни. Блестели ручьи и речушки. Мрачный, как будто притаившийся город наполнялся звуками, разговорами, жизнью…

В этот мирный спокойный день в столице произошло несколько незначительных происшествий.

Герцог цу Апфельмаус с утра был в отличном настроении. Его план — План! — который несомненно приведет эту страну к успеху и процветанию, был закончен. Осталось только отнести бумаги к «друзьям». Разумеется, они прочитают его и выберут именно Апфельмауса на смену узурпатору.

Не то чтобы Апфельмаус сомневался в том, что выберут именно его, но все-таки ведь был и другой кандидат…

Роттенблюм… Проклятая Старая династия опять рвется к власти, как будто ей мало тех полутора сотен лет, что они издевались над народом. И что самое обидное, именно народ — тупое быдло! — с тоской вспоминает их правление и проклинает Новую династию, которая и была-то у власти всего лишь десять лет. Ну да, тогда процветания не получилось… Но ведь можно попробовать еще раз!

Апфельмаус раскрыл двери своего кабинета и замер.

На столе, его рабочем столе из резного дуба, прямо на стопке бумаг с Планом, сидела мышь.

Обычная серая мышь.

Не то чтобы зрелище было чем-то необычным, мыши развелись в особняке герцога в таком количестве, как будто их изготавливали на мануфактурах. Апфельмаус не любил котов. Почему-то.

Нет, но какая наглость!

— А ну кыш! — рявкнул он.

Мышь преспокойно пискнула и неторопливо прошествовала по столу. Проползла по кожаной папке с герцогским вензелем, заглянула в чернильницу, в общем, вела себя как королевский ревизор.

— Кыш!

Мышь спрыгнула на пол и скрылась из виду.

Герцог схватил бумаги. Нет, мерзкий грызун их не попортил. Слава всем святым…

Апфельмаус сложил бумаги в папку и вышел из кабинета. Некогда ему охотиться на всякий зверей…

В десять утра «друзья» ждали его в здании старого аббатства Цауберадлер.

Герцог цу Роттенблюм тоже собирался сегодня наведаться к «друзьям». Нет, никаких дурацких бумаг он не составлял. И о возможном конкуренте не думал. Ха, да кто, в самом деле, будет всерьез воспринимать этого шута, потомка шутовской династии!..

В одиннадцать часов… Кстати, а сколько сейчас?

Как бы в ответ раздался бой огромных башенных часов работы знаменитого мастера… как там его…

Часам было уже около сотни лет, но они все еще верно служили семье Роттенблюмов. Вот как хорошо работали мастера Старой династии! А сейчас что?

Часы продолжали бить.

Бом! Восемь… Бом! Девять… Бом! Десять!

Что? Уже десять?! Так и опоздать можно!

— Мерзавцы! — взвыл Роттенблюм — Карету, быстро!

На огромном маятнике старых часов качалась мышь. Обычная серая мышь.

По каменным плитам площадки перед дверями Цауберадлерского аббатства бежала, держа перед собой корзинку с фруктами, служанка. Обычная девушка — белый чепчик, белый фартук, скромное длинное платье с корсажем, дешевые бусы из синих стеклянных шариков…

— Кар!

— Ой! — Девушка вздрогнула, нитка бус лопнула, и шарики, звонко цокая, поскакали по плитам.

Она дернулась, чтобы подобрать их, но лишь приостановилась на мгновение и со вздохом побежала дальше. Хозяева не любили, когда слуги опаздывают, а ей и так пришлось задержаться по дороге с рынка… И все из-за глупой собаки! Она стояла, перегораживая переулок, и так страшно рычала…

Маленькие такие, незначительные происшествия…

— Ну что? — Герцога цу Юстуса слегка настораживали крики, доносившиеся из комнаты его домашней ведьмы.

— Что, что… — проворчала вышедшая Фукс, брезгливо отряхивая ладони. — Ничего. Она напугана так, что даже не хочет попробовать колдовать. Уверена, дура безмозглая, что ночной гость навсегда лишил ее магической силы.

— Фукс, думаешь, это на самом деле был этот ваш железный человек?

— Да ну, бред. Откуда ему тут взяться? Просто кто-то очень здоровый…

— Что?

— Очень большой. Ну и умный, взял с собой святой образ. А эти девчонки так искренне верят, что с помощью магии можно решить все проблемы, что никогда даже не задумывались, что будут делать, если вдруг лишатся силы…

— Фукс, а ты задумывалась?

— Поверьте, господин герцог, я не растеряюсь. В отличие от всяких дур… Ревела, кричала, что она так не договаривалась, что ей не говорили, что здесь будет кто-то, с кем она не сможет справиться. Господи, эти девчонки! Они так свято уверены, что сильнее их только они сами, но постарше, что, столкнувшись с минимальной неудачей, ломаются, как сухое печенье. Требовала ее назад отправить… Как будто не знает, что назад пути нет. Короче, я решила, что для дальнейшей работы она бесполезна.

— И что теперь с ней делать?

Фукс криво улыбнулась:

— Закопайте ее… кхм… тушку где-нибудь. И поищите кого-нибудь постарше.

Карета с шестеркой серых, мышастых коней проехала вдоль высокого — футов десять будет — каменного забора, окружавшего аббатство, и остановилась у кованых ворот. Если ворота дворянских особняков чаще всего были выполнены из сложного узора — листва, цветы, ветви, то решетка ворот аббатства была прямой и суровой, как жизнь братии. Единственным украшением был намертво укрепленный на каменной арке над воротами бронзовый орел.

На голове орла сидел ворон.

Герцог цу Апфельбаум выпрыгнул из кареты, поморщившись от боли в спине.

— Подождите меня здесь, — не глядя, отмахнулся он от дружинников.

«Друзья» ждали его одного.

Герцог поправил треуголку, шпагу, перевязь… зажал под мышкой папку с Планом и шагнул в раскрытые ворота.

Сегодня — день его триумфа.

Шпоры на сапогах мерно лязгали по каменным плитам поступью армии Вечности.

Неуверенно лязгнули еще пару раз и остановились.

Посреди дорожки играл с маленькой бусинкой крупный черный кот.

Герцог цу Апфельмаус не любил котов.

— А ну, кыш! — Герцог взялся за рукоять шпаги, будто собрался вызвать зверюгу на дуэль.

Кот лениво, чем-то напоминая утреннюю мышь, прошел пару шагов в сторону замершего герцога и сел.

— Гав! — сказал он.

Папка упала на плиты. Служившая верой и правдой застежка именно сейчас решила, что послужила достаточно и лопнула. Бумаги рассыпались.

Перед оцепеневшим герцогом кот вполголоса помянул цвета и откашлялся:

— Мяу!

«Так, а этот шут что здесь делает?!»

Герцог цу Роттенблюм и так был слишком зол. Чуть было не опоздал на встречу, важнейшую встречу! Уже перед самым аббатством кони вдруг заартачились и наотрез отказались ехать дальше, как их ни хлестал кнутом кучер. Кони храпели, мотали головами, пытались подняться на дыбы. Можно подумать, впереди не собака спала, а настоящий волк! Хм… ну похожа, конечно, но откуда волку взяться посреди столицы? Слава всем святым, собаку прогнали, и кони проехали дальше.

И вот теперь он, цу Роттенблюм, приезжает в аббатство, и что он видит?

Посреди площадки перед входом стоит этот, черная белизна красного цвета, цу Апфельмаус! Стоп, а что это за бумаги?

На мгновение Роттенблюму показалось, что на одном из листов проставлен его родовой герб. Герцог нагнулся и, пока Апфельмаус смотрел на что-то, видимое только ему, поднял бумаги.

Нет, герб ему показался… Что?!

Этот… Этот… Этот…

Он хочет стать королем?!

— Что это?! — рявкнул Роттенблюм.

Ошеломленный превращением говорящего кота в улетучившееся черное облачко, Апфельмаус медленно повернулся…

— Как вы посмели?! — Он увидел свой План в грязных руках этого ничтожества Роттенблюма.

— Как я посмел?! Ты, желто-розовая синева, хочешь стать королем? Думаешь, мои друзья позволят тебе им стать?

— А кому же? Или у них есть выбор?

— Есть! Я — этот выбор!

— Вы? Не смешите меня! Старая династия давным-давно потеряла всяческое уважение.

— А Новая никогда им не пользовалась! Все дворяне мечтают о возращении Старой.

— Они просто думают, что один краснолицый глупец сможет подняться до уровня короля Зебеля!

— Ах так?!

Одним рывком Роттенблюм разорвал листы, которые держал в руках. Задохнувшийся Апфельмаус выхватил шпагу:

— Защищайтесь, герцог!

Дружинники и того и другого, стоявшие у ворот, дружно застонали. Апфельмаус вызывал герцога цу Роттенблюма на поединок уже три раза. Если бы он владел шпагой хотя бы на уровне Роттенблюма…

Зазвенела сталь. Так неожиданно начавшийся поединок сразу же пошел по натоптанной дорожке: разъяренный Апфельмаус прыгает со шпагой, пытаясь достать Роттенблюма, тот полулениво отмахивается, подогревая пыл противника ядовитыми замечаниями:

— Ну что же вы, герцог? Неужели некому было преподать вам урок фехтования? С нашей последней встречи ваше умение вовсе не улучшилось!

— Но… и… не… ухудшилось…

— Сдавайтесь, герцог! Вы уже выдохлись! Шпага — не перо, к которому вы привычны!

— Апфель… маусы… никогда… не отступали…

— Да неужели?

Несколькими рассчитанными выпадами Роттенблюм заставляет Апфельмауса отступить на несколько шагов… Еще… Еще…

Сапог Апфельмауса наступает на одну из бусин. Пытаясь удержать равновесие герцог машет руками, шпага описывает невозможный зигзаг…

— Кар! — Ворон, наблюдавший за поединком, как будто хотел сказать: «Так тоже неплохо».

Шпага Апфельмауса вонзилась в грудь Роттенблюма на пару ладоней. Умирающий герцог нанес последний в своей жизни удар… Роттенблюм был грубым, самоуверенным и невежественным, но если он хотел убить — он убивал.

Апфельмаус умер мгновенно. Роттенблюм — через несколько мгновений.

Подбежавшие дружинники остановились полукругом.

На каменных плитах площади аббатства лежали проткнувшие друг друга шпагами герцог Генрих цу Роттенблюм и герцог Гельмут цу Апфельмаус.

Старая и Новая династии закончились.

В небольшой комнатке маленькой гостиницы, затерянной в кривых переулках столицы, одной из тех гостиниц, где гостям не задают вопросов, расхаживал туда-сюда молодой парень в зеленых штанах и белой рубашке с закатанными рукавами.

Перед ним, привязанные к двум стульям, сидели девушка и немолодой мужчина. Они казались отцом и дочерью, так как были одинаково одеты: в черных куртках и зеленых штанах, точно таких же, как и на единственном свободном человеке.

«Может, это секта? — подумал бы человек, случайно сюда заглянувший и не знающий в лицо Якоба, Ирму и Рудольфа. — Или солдаты неизвестного полка?»

— Что делать? — Якоб остановился и посмотрел на своих пленников.

Рудольф промолчал. В данный момент он тихонько пытался выкрутить запястья из спутавших их кожаных ремней, и ему было не до разговоров.

Ирма тоже промолчала. Потому что этот подонок-мерзавец-быдло-подлец-предатель-крестьянин завязал ей рот!

— Короля нет в городе, — продолжал Якоб. — С ним уехали личная гвардия и монахи. Что делать? Что мне с вами теперь делать?

Подмастерье тоже исчез.

Глава 31

Цауберадлерское аббатство… Ничего мрачного или страшного не было в этих стенах. Не больше, чем в любом монастыре. В конце концов, монахи строили его для себя.

Теперь в заброшенном монастыре находилось гнездо заговорщиков, планирующих свергнуть законного короля. Здесь же свила гнездо могущественная нечисть. Сегодня утром на каменных плитах площадки у ворот погибли два человека, сломав этим множество планов.

Монастырь не стал мрачнее.

Ну, разве что для заговорщиков.

— Ирма похищена. — Герцог цу Юстус сидел во главе длинного неподъемно-тяжелого стола в бывшей монастырской трапезной. — Ирма похищена. Погибли оба наших кандидата на престол. Оба…

За столом, где раньше помещалась вся братия, сидело не так уж много человек. Цу Юстус, цу Гольденберг, цу Гольденсаат, цу Бальтазар… Ведьма Фукс, забросившая ноги на скамью. Она и на стол бы их положила, но боялась. Да, Фукс боялась.

За столом сидел еще один человек.

Полно, да человек ли?

Широкополая шляпа, закрывающая вместе с глазами пол-лица, не позволяла это понять, но заговорщики знали, кто сидит вместе с ними.

Грибной Король.

В помещении находились также и слуги, и стражники, и несколько студентов. Но людьми их можно не считать. Достаточно взглянуть на их левое ухо.

Нет, людьми здесь были только трое.

— Колдовство! — заявил Гольденсаат. — С чего бы этим двум дуракам убивать друг друга? Ясное дело, их околдовали!

— Фукс, ты проверила? — Герцог цу Юстус понял, что никто больше говорить не хочет.

— Да. — Ведьма скинула ноги со скамьи и села ровно. — Никакого колдовства. Их никто не околдовывал. Они сами — сами, генерал! — ввязались в бой и сами убили друг друга.

— Апфельмаус? — фыркнул Гольденсаат. — Да этот трус не знал, как шпагу в руках держать! И он убил Роттенблюма? Не верю! Ты потеряла нюх, ведьма!

— Предлагаю, — мгновенно окрысилась Фукс, — понюхать самому! Может, сможешь унюхать что-нибудь, кроме собственного…

— Фукс! Ты отвечаешь за свои слова?

— Отвечаю. Там не было колдовства. Случайность. Апфельмаус наступил на рассыпанные бусины и, пытаясь удержать равновесие, совершил неожиданный для Роттенблюма выпад.

— Бусины рассыпали специально! — Гольденсаат не унимался. — Их специально разбросал кто-то…

— Кто знал, что эти два петуха сцепятся у монастырских дверей? У вас есть знакомые пророки?

— Кстати, — вмешался в разговор Гольденберг, — почему они оба оказались у нас одновременно? Мы собирались разговаривать с ними раздельно.

Да, сидящие за столом и были теми самыми «друзьями», обещавшими корону обоим и не собиравшимися отдавать ее никому. Никому, кто не находился под влиянием Грибного Короля.

— Я разговаривал с дружинниками. — Цу Юстус потер лоб. — Роттенблюм ошибся и выехал на час раньше. Случайность…

Он сжал голову руками. Бессонная ночь, пропажа Ирмы, а теперь еще и двойная смерть.

— Драка началась из-за того, что Роттенблюм порвал бумаги Апфельмауса.

— Как они оказались у него в руках? — Гольденберг бил точно в темные места.

— Апфельмаус случайно уронил их.

— Опять случайно?! — не успокаивался Гольденсаат. — Слишком много случайностей! Это точно колдовство! Это тот же колдун, что напал на Юстуса! Его лап дело!

— На меня напал не колдун!

— Хочешь сказать, твои люди просто напились?!

— Напоминаю, — цу Юстус повысил голос, — там, кроме моих людей, находилась и ведьма. Которая ничего не смогла сделать, потому что нападавший держал при себе образ святого, а значит, колдуном не был.

— Значит, это была слабая ведьма!

Все посмотрели на Фукс, а та — на Юстуса. Именно он был поставщиком ведьм для отрядов заговорщиков.

— А может, к нам приходил сам святой? — со смешком встрял цу Бальтазар. — Спустился с неба…

Никто не шевельнулся, но бывший шулер внезапно замолчал и уставился в окно.

— Третий, — прозвучал глуховатый голос. — Заговорил Грибной Король. — Все подстроил третий. Он думает, что без Ирмы мы не сможем действовать, а без двух претендентов — не имеем силы. Он ошибается. — Губы Короля раздвинулись в безжизненной улыбке. — Третий не знает о третьем плане.

Якоб резко остановился посреди комнаты. Так резко, что Ирма, следившая за ним взглядом, машинально провела головой туда-сюда, хотя парень стоял.

— Госпожа Ирма, может быть, вы знаете, что делать?

Та закивала и замычала головой. Парень подошел и развязал рот девушки.

— Оранжевая-красная-апельсиновая-бирюзовая-розовая-аметистовая-табачная… — затараторила Ирма, отрываясь за долгое вынужденное молчание.

— Бирюзовая? — услышал знакомое слово Якоб. — Госпожа Ирма, не подскажете, что это за цвет такой?

Ирма остановилась:

— Смесь зеленого и голубого.

— Спасибо, госпожа. — Якоб завязал ей рот обратно.

— Перейдем к тебе, — повернулся он к пленнику.

— Давай, — сговорчиво кивнул Рудольф. Ремни пока не поддались, отчего же не поговорить.

— Кто ты такой?

— А ты кто такой?

— Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы.

— А я не в том настроении, чтобы отвечать на них.

— Слушай, Айк…

— Я не Айк.

— А одет, как он.

— Ты тоже.

— Я — не он.

— И я — не он.

— Тогда кто ты?

— А ты?

— Парень… — Якоб наклонился и посмотрел на Рудольфа сверху вниз. — Ты жив только потому, что собирался отвести Ирму к королю.

— Хочешь сказать, что убил бы меня? Крестьянин, ты пробовал убивать кого-то, кроме кур в папенькином дворе?

— Да, — серьезно кивнул Якоб, ухватывая ближайший табурет за ножку.

— И как… — Рудольф замолчал.

Крестьянин, не напрягаясь, сжал кулак и передавил толстую деревяшку, как сухарь. Ножка переломилась, табурет с грохотом упал на пол.

— Вот так.

— Не испугал, — серьезно сказал Рудольф.

— Я не пугаю. Я просто хочу знать: кто ты такой?

— Может, все-таки представишься первым? Я ведь тоже не знаю, кто ты такой. И в отличие от тебя, я даже не знаю, для кого ты похищал девушку.

Парень помедлил:

— Якоб Миллер, крестьянин из Черного Холма. Это деревня. Приехал в столицу, чтобы купить зерна. Случайно, — перебил он открывшего было рот Рудольфа, — случайно ввязался в историю с Ирмой — она влезла в мою повозку и потребовала, чтобы я отвез ее в столицу. По дороге на нас несколько раз нападали слуги Грибного Короля, а потом я передал ее с рук на руки ее родному дяде.

— Цу Юстусу?

— Да.

— А потом? Ты решил, что в твоей жизни мало приключений, и вломился в особняк одного из самых влиятельных людей Нассберга?

— А потом один добрый человек… ммм… нанял меня для того, чтобы я отвез ее к королю.

— Зачем?

— А ты зачем?

— А ты?

— Стоп. Я рассказал, кто я такой. Кто ты такой?

Рудольф вздохнул. Он уже убедился, что рассказать придется. Его убедила табуретка.

— Меня зовут Рудольф.

— Хорошо. А фамилия?

— У меня нет фамилии. Вернее, у меня была фамилия, но под ней меня казнили на днях.

Ирма взвыла и, даже привязанная к стулу, ухитрилась отпрыгнуть от своего соседа. Вместе со стулом. На целый фут.

— Что-то не похож на вурдалака.

— Откуда ты… — начал было улыбаться Рудольф.

Якоб провел по его лицу серебряной монетой.

— Не похож, — заключил он. — Так что там с казнью?

— Я — из личной гвардии короля Вальтера. Если кто-то из гвардейцев ссорится с кем-то из знатных родов, король объявляет, что казнил виновного и заставляет сменить фамилию. Я новую еще не придумал.

— Чем докажешь?

— Ты отобрал у меня кинжал. Посмотри на клинок.

Якоб отошел к столу, на котором лежало оружие — кинжал и два ножа, и выдвинул клинок из ножен.

— Бегущий волк, — рассмотрел он клеймо. — И что?

— Это герб личной гвардии.

— Может, ты украл его?

— Пряжка.

— Что пряжка?

— Сними пряжку с моего ремня.

Якоб дернул крупную серебряную пряжку, она отделилась с громким щелчком.

— Нажми на язычок.

Пряжка раскрылась, как книга. Внутри лежала небольшая серебряная пластинка с выгравированным волком.

— Это — знак гвардейца.

— Может, ты украл и ремень.

— Если я вор, то зачем мне понадобилась дочь короля?!

— Мм?! — Ирма решила, что ее с кем-то спутали.

— Ты знаешь, что Ирма — дочь короля Вальтера… — задумчиво проговорил Якоб.

— Мм?!

— Да, госпожа Ирма, — Якоб повернулся к ней, — вы дочь короля Вальтера. Того самого, которого так презираете. И вы были нужны своему дяде, чтобы с вашей помощью свергнуть вашего настоящего отца.

— Мм! Мм!

Якоб подошел к Ирме и развязал ей рот.

— Ты лжешь! Все лгут!

Завязал обратно.

— Я-то знаю, — проговорил Рудольф. — Мне было приказано найти Ирму и доставить к королю. А вот ты откуда это знаешь?

— Я же сказал — меня наняли. Наняли, чтобы похитить госпожу Ирму и привести ее к королю…

— А что тебе за это пообещали?

— Под… наниматель пообещал, что король поможет достать ксенотанское зерно.

— Что за зерно?

Якоб рассказал. Рудольф внимательно выслушал и неожиданно расхохотался:

— Нет, это положительно смешно! Заговорщики строят интриги, откуда-то разузнали ритуал Кровной Связи, подбивают дворян на бунт… И тут приходит крестьянин и ломает им все планы свержения короля, как пучок соломы! За два мешка зерна!

— Если не я, то кто? — серьезно спросил Якоб.

— Если бы тебя не было в особняке…

— То один гордый гвардеец стоял бы украшением лестницы до прихода хозяина.

— Твои планы тоже рухнули, — не остался в долгу Рудольф. — Иначе ты не метался бы здесь, причитая: «Король уехал, король уехал!»

— Мне нужно было только отдать Ирму королю. И все. Что мне теперь с ней делать?

— А король правда уехал?

— Правда. Я уточнял. Рано утром, вместе с гвардией и монахами. Кому мне теперь отдать Ирму?

— Умно, — задумчиво сказал Рудольф. — Наверно, стоило появляться в казарме хоть иногда за последние дни…

— Что умно-то?

— Король поступил умно. Если тебя хотят свергнуть, сделай так, чтобы заговорщики тебя не нашли. Вальтер наверняка взял с собой все регалии — и скипетр, и корону. Может, даже трон прихватил. А без него дворец — просто большое здание, захватывать которое нет никакого смысла.

— А не скажут, что он сбежал?

— Сбежал куда? У короля не один дворец, есть и куча загородных. И он никому не обязан отчитываться, куда поехал. Король все-таки.

Якоб представил королевскую карету — всю позолоченную, — ранним утром проезжавшую через городские ворота…

— Придумал! — обрадовался он. — Король сказал, что город закрыт. А всех ведьм будут ловить шварцвайсские монахи. Нужно найти одного из них и отдать Ирму, чтобы он отвез ее к королю…

— Ничего не получится, — сломал ему радость Рудольф. — Вчера ночью вокруг столицы прошел с молитвой священник Друденского собора. Теперь ни одна тварь и так не сможет ни войти, ни выехать. В Друдене нет черно-белых.

— И п… наниматель пропал! Нужно придумать что-то самому…

— Мы можем попытаться выехать из города ночью, — внес предложение Рудольф. — Если ты все еще хочешь получить свои два мешка.

— Да я и без мешков помог бы… Ты уверен, что слуги Грибного Короля не следят за воротами? Что ведьмы уже не рыщут по городу в поисках Ирмы?

— Нам бы очень пригодился сильный колдун, — хмыкнул Рудольф.

— Пригодился бы. Да куда он пропал…

— Что?

— Неужели его схватили? Тогда… Приходит в голову только одна вещь…

Лицо Якоба посерьезнело. Как у человека, принявшего тяжелое и неприятное решение. Решение, идущее вразрез с его желаниями.

Тяжелая дверь. Дверь в комнату одной хорошей гостиницы. Хорошая дверь.

Якоб вздохнул и постучал.

— Ну? — раздалось из-за двери. — Не заперто!

Парень толкнул дверь. Вошел.

Обитательница комнаты удивленно подняла брови:

— Привет, парень.

Якоб помедлил:

— Привет, Фукс.

Глава 32

Трон королей Нассберга велик и славен. На нем сидели великие полководцы и не менее великие миротворцы, гении и глупцы, красавцы и уроды, старики, умершие на нем, и юноши, умершие на нем же…

Сейчас на троне сидел петух. Большой такой, важный, с огненно-красным хвостом и рубиновым гребешком.

— Ко! — сказал петух и надулся, всем видом показывая, что вошедшие в комнату сядут на трон только через его труп.

— Мой трон захвачен! — патетически воскликнул король Вальтер, указывая на птицу сопровождающим. — О, нет, я этого не переживу! Мне придется отправиться в изгнание!

— Ваше величество… — Отец Тестудос невежливо обошел своего короля и, ловко ухватив петуха, зажал его под мышкой. — Я спас ваш трон.

— Благодарю вас, о храбрый монах, я бы наградил тебя орденом святого Дитриха, — король сел на трон, быстро взглянув, не оставил ли петух своих меток на сиденье, — если бы в том, что эта птица оккупировала мое законное место, не было вашей вины. Ладно, при вашем монастыре есть ферма, это я понимаю, братии нужно есть, а на репе они долго не протянут. Но почему, голубая краснота, будущий обед разгуливает по помещениям монастыря?

— Ко!!! — возмутился петух, тут же слегка придушенный настоятелем.

— Это не обед… не завтрак и не ужин… Это, если мне будет позволено такое сравнение, король нашего птичьего двора.

— Вот и отправьте этого короля в его владения. Август, какие новости из столицы?

— Апфельмаус и Роттенблюм убиты.

Король Вальтер в молчании снял корону и вытер голову:

— Зелень красная… Слухи о том, что в этом виноват я, разумеется, уже ползут по столице?

— Нет.

— Нет? Мои противники нерасторопны.

— Думаю, что слухи и не появятся. — Граф цу Гроссабгрунд ногой подвинул табурет ближе к трону и сел рядом с королем. — Оба претендента на престол убили друг друга на дуэли на глазах многочисленных свидетелей. Все знают, что они недолюбливали друг друга, все видели, из-за чего произошел поединок, так что навряд ли кто-то поверит, что их околдовали вы.

— Вы недооцениваете людскую глупость, граф. И тем не менее это хорошо. Очень хорошо. Реакция наших противников?

— Вы знаете, ваше величество… Они не расстроены. Мои люди не заметили особых изменений в поведении ключевых фигур. Такое чувство, что у них где-то в кармане спрятан еще один наследник.

— Еще один… Нашли Ирму?

Командир личной гвардии неожиданно расхохотался:

— Нашли?! Весь трюк в том, что наши противники тоже ее ищут со вчерашнего дня!

— Так она сумела от них сбежать?

— Все еще забавнее. Мои люди наконец-то смогли найти тайный особняк цу Юстуса и поговорить с тамошними слугами. Вчера ночью на особняк был совершен налет. Два человека ворвались с двух сторон, причем один из них — через пролом в стене, захватили Ирму и увели ее с собой. Охрана была таинственным образом усыплена, ведьма, также охранявшая особняк, сошла с ума.

— Ну и кто это может быть? Описание налетчиков удалось получить? Прекрати ухмыляться!

— Не могу, ваше величество… Описание и есть самое забавное в этой истории. Вот, прочтите. Боюсь, если я сделаю это сам, вы все равно не поверите…

Король взглянул на листок на вытянутой руке. Затем взял со стола очки, надел и углубился в описание налетчиков…

— В костюме Зеленого Айка?! Август?

— Клянусь, это не я, ваше величество! Вы же знаете, что я перестал им быть, как только стал графом и гвардейцем. Я заподозрил бы Рудольфа, он мог бы так одеться, чтобы позлить меня. Но он не стал бы работать вместе с кем-то, яростный одиночка…

— С розами и ружьем?! — Король добрался до описания второго. Снял очки и посмотрел на Августа: — Огромный и страшный? Кто это?

— Мое мнение, ваше величество, — это Третий. По рассказам слуг, это он проломил стену, чтобы войти в дом, и он же свел с ума ведьму. Судя по всему, это сильный колдун.

Король еще раз взглянул на листок.

— Кто же ты такой, Третий… Хотя на самом деле это не главный вопрос. Важнее знать, что ему нужно и что он будет делать с Ирмой.

— Привет, Якоб, — в голосе Фукс не было ни дружелюбия, ни радости. Но и яда со злобой тоже не было. Так что, можно сказать, она тепло встретила гостя. — Ты зачем пришел?

Якоб прошел внутрь комнаты и сел на кровать, с которой было связано много воспоминаний… Бросил быстрый взгляд.

Фукс, в своем черном костюме — Якоб уже немного привык к нему, — сидела за столом. Хотя… Когда ноги лежат на столе, можно ли сказать, что человек сидит за ним?

У ног ведьмы стояла глиняная бутылка, в каких продают шнапс, и серебряный стаканчик. Судя по запаху, Фукс пила уже давно, хотя держалась трезвой.

— Ты приглашала.

— Пить будешь?

Не дожидаясь ответа, она наполнила стаканчик и толкнула Якобу. Тот спокойно выпил. Да, шнапс.

— Ты приглашала меня.

— Я? Приглашала? Да, приглашала… Слушай, Якоб, посиди со мной. Мне так плохо…

Она заметила взгляд парня, брошенный на бутылку:

— Нет, не от выпивки. Я не знаю, что делать.

— У тебя какие-то… трудности? — Якоб не знал, как нужно утешать расстроенных девушек. Тем более ведьм. Поэтому слова подбирал с трудом.

— Трудности… Мои трудности называются жизнь. Жизнь, в которой ничего не меняется, даже если поменять все. Подруг как не было, так и нет, друзей как не было, так и нет. А быть одинокой стервой, поверь мне, совсем не так интересно, как кажется. Вот и ты… Ты ведь пришел вовсе не для того, чтобы пожалеть усталую колдунью? Наверное… — Она кивнула на кровать.

— Нет-нет, — замотал головой Якоб. — Я… хотел спросить…

Нет, парень совершенно не умел жалеть девушек…

— Ты ведь спрашивала меня о том, как я привез девушку Ирму?

Фукс закрыла глаза:

— Разумеется… тебе я не нужна. Ты ищешь свою подружку? Могу тебя огорчить: теперь даже я не знаю, где она. — Голос ведьмы становился все более и более неразборчивым. — Твою подружку похитил один мерзавец…

— Вы нашли его?! — Якоб не сдержался.

Фукс поняла его горячность по-своему:

— Переживаешь… За меня не переживает никто. Фукс то, Фукс се… Фукс туда, Фукс оттуда… Не нашли мы ни ее, ни похитителя. Кому же искать, как не мне. А я не каменная…

Не нашли. Значит, Подмастерье не пойман.

Честно говоря, Якоб пришел к Фукс в надежде узнать что-нибудь о судьбе своего таинственного напарника. Но если он не пойман, то куда он пропал? И как ему помочь, если он все-таки влип куда-то?

— Может, это ты ее украл? — неожиданно пробормотала Фукс.

Она внезапно открыла глаза. Сиреневые, ясные и холодные.

— Жаль, что я и вправду не умею сканировать мозг, — непонятно сказала она. — Сейчас бы точно знала, ты или не ты. — Она быстро оглядела замершего Якоба. — Не ты… — опять закрыла глаза. — Совершенно не похож на… — Ее голос стал совсем уж неразборчивым.

— На кого? — не понял Якоб. — На Черного Пахаря? Кто это?

Про Черного Мельника он слышал, как раз на отцовской мельнице жил такой колдун, лет двадцать назад. А вот про Черного Пахаря…

— Неважно… Все неважно…

— Фукс… — Якоб подсел поближе. — Если тебе так надоело работать со своими друзьями… Так бросай их.

— И что? — Глаза опять распахнулись. — И что потом? Даже если те, кто пригласил меня…

Якоб отметил это слово, но ничего не сказал.

— …даже если они не станут мстить, то что мне делать? Подыхать, на этот раз от скуки? Стать женой тупого толстого горожанина? Или крестьянкой? Не-эт, парень, у меня судьба — бороться с Темными Властителями…

— Фукс, но ведь король генерал Нец — совсем не злодей. Ну… не больше, чем другие короли. Зачем тебе помогать свергнуть его?

— Злодей, не злодей… Какая разница? Я ведь уже и сама вижу, что не такой уж он монстр. Так я хоть задумалась… А другие девчонки пищат от восторга, что их пригласили бороться с настоящим злодеем. И я ведь такой была, дура. Хотела сказки… Эльфов… Драконов…

— Так бросай это дело!

— Не могу… Злодей, не злодей — он должен уйти. Слишком много людей против него.

— Фукс, — Якоб дотронулся до ее плеча, — а что ты будешь делать потом? Ну, после свержения?

— Застрелюсь… После того как убьешь Темного Властителя, всегда должен найтись принц, который на тебе женится. Закон сказки. Но у меня принца нет. А сказка кончится…

— Фукс…

— Уйди, Якоб, не трави душу.

— Фукс, — Якоб встал и наклонился к ней, — ты все-таки подумай, чем хочешь заняться. И прежде чем убивать себя, приди ко мне. Вместе придумаем, чем тебе помочь.

— Спасибо, парень. Не много… Но от других не было и того…

Якоб поднял девушку и положил на кровать. Завернул в одеяло и тихо вышел.

— Приключения… — пробормотала Фукс. — По морям и джунглям вместе… вдвоем… И никаких принцев…

Якоб шел по улочкам столицы обратно в гостиницу, где оставил Ирму и Рудольфа. И думал о Фукс…

Ну как так можно? Свергать короля только потому, что тебе сказали, что он — Темный Властитель. Бред же, бред…

Да, король — не сама доброта, да, он может быть жесток, да, при нем коровы не стали доиться сливками. Но где взять лучшего? Вот свергнешь ты короля Вальтера, Фукс, кто придет ему на смену? А если и он окажется плохим? Опять свергать? А если следующий для тебя будет хорошим, а для кого-то — плохим? Тогда что? Тому можно будет его свергать? Ведь ты же скинула одного короля, почему тогда другому нельзя скинуть твоего?

Якоб встряхнул головой и остановился.

Получается, что королей вообще нельзя свергать? Это плохо? Но что делать, если король на самом деле Темный Властитель? И кто должен это определять?

Может, ты, Якоб, неправ? И короля Вальтера на самом деле нужно свергать?

Вопросы, вопросы…

Парень решительно зашагал дальше.

Так уж получилось, что ему не удалось постоять в стороне и выбирать сторону.

Он выбрал короля.

До того, как пойти к Фукс.

Якоб прошел туда-сюда по комнате мимо своих пленников. Что делать-то?

Будь здесь отец… Но отец мертв.

Будь здесь Подмастерье… Но он пропал, возможно, тоже мертв.

Якоб остановился. Он взрослый человек, и он должен сам решить, что делать. А не надеяться на кого-то умного и доброго.

Сам. Сам принять решение.

Первым делом пойти к Фукс, единственной известной ему представительнице врагов Подмастерья. Если тот пойман, она должна знать… Нет, конечно, Якоб знал еще герцога — дядю Ирмы, тоже заговорщика. Но тот навряд ли ответит на вопросы…

Парень, не обращая внимания на возмущенное мычание Ирмы — не до церемоний, — скинул куртку и зеленые штаны и переоделся в свою одежду. Если Фукс увидит его в костюме Зеленого Айка, может и догадаться…

Теперь второй вопрос. Что делать с Ирмой и Рудольфом?

Дворянин и дворянка. Представители самого нелюбимого Якобом сословия. И теперь он должен им помочь.

Или не должен?

Якоб подошел к столу, достал из ножен кинжал и подошел к Рудольфу. Тот был спокоен, как валун на дороге.

Якоб аккуратно перерезал кожаные ремни, спутавшие руки гвардейца.

— Если сможешь найти путь, как выбраться из столицы, отвези Ирму к королю. Только не рискуй.

Рудольф потер запястья:

— А я думал, ты мне не поверил.

— Придется поверить. Если ее не увезти как можно быстрее, ее найдут.

Маленькая, весело журчащая речушка, извивающаяся мимо крестьянских полей…

Пение птиц, плеск воды, стрекот кузнечиков…

Круглый пригорок на берегу реки, покрытый мягкой зеленой травой…

Трава залита кровью.

На траве лежит человек. Рядом валяется широкополая крестьянская шляпа.

Серые глаза человека неподвижно смотрят в небо.

Глава 33

— Вы что здесь делаете?!

Якоб был не просто недоволен. Его буквально затрясло от злости. Это его-то, спокойного и флегматичного!

Этот д… дворянин и эта… Ирма! Вместо того чтобы быть уже в паре миль от столицы, они преспокойно ожидают в той самой комнате, где он их оставил. Сидят за столом и премило беседуют!

— А если бы вместо меня сюда пришли колдуньи? Или слуги Грибного Короля?!

Парень еле удержался от того, чтобы не схватить гвардейца за грудки и потрясти.

— К сожалению, уважаемый друг, — спокойно заметил Рудольф, не обращая внимания на гнев Якоба, — по зрелом размышлении, мы решили дождаться тебя. Так как в нашем нынешнем облике мы привлекли бы слишком много внимания.

Якоб вздохнул. Он всего лишь крестьянин и не имеет опыта в таких делах. Хотя даже крестьянин мог бы сообразить, что мужчина и девушка в костюмах Зеленого Айка — а откуда им взять другие? — соберут целую толпу любопытных. Да и внешность гвардейца…

После столкновения с лавкой в особняке цу Юстуса Рудольф приобрел огромный синяк на пол-лица, вздувшуюся бровь, слегка заплывший глаз, а также больное колено, распухший локоть и синяков и ссадин по мелочи. Больше было похоже на то, что его долго и с удовольствием пинали сапогами…

— И вообще, — гордо выпрямилась Ирма, — мы не обязаны прислушиваться к мнению какого-то крестьянина!

Помимо всего прочего Ирма в отсутствие Якоба решала сложную нравственную задачу.

Кто из двоих «спасителей» ей друг, а кто — враг?

Быть совсем без друзей интересно только в мечтах над прочитанными романами. А в жизни, тем более в такой неожиданно напряженной, какая началась у Ирмы, хочется, чтобы рядом был кто-то, кто поможет, защитит, накормит и обогреет… в смысле, разведет костер. Только в этом смысле.

Без врагов — хорошо. Но скучно… Поэтому вместе с другом нужен и враг.

Вот только кто из двух «спасителей» кто?

Якоб. С одной стороны, она его знает, он не раз уже спасал ее от похитителей, а то и от смерти, помогал, утешал, кормил. С другой стороны, он крестьянин. И вообще, во время путешествия вел себя с ней совершенно по-хамски!

Рудольф. С одной стороны, он дворянин, хотел спасти ее. И спас бы, если бы не вмешался Якоб. С другой стороны, Рудольф стар, покалечен и к тому же из личной гвардии короля Вальтера, захватившего власть подлым колдовством. Да еще зачем-то врет, что она дочь этого самого короля…

В конечном итоге Ирма выбрала в друзья Рудольфа. Во-первых, он пострадал, а подлец Якоб — нет, во-вторых, Рудольф вел себя исключительно вежливо.

А что, вполне логичный выбор.

Логика, она ведь разная бывает.

— Да, госпожа. — Якоб поклонился чуть ли не со скрежетом.

«Ага! — обрадовалась Ирма, — значит, этот крестьянин все же помнит, кто здесь выше по положению!»

— И сейчас ты… — начала она.

— И сейчас мы, — перебил ее Рудольф, — мы втроем, вместе подумаем, как нам доставить госпожу цу Вальдштайн к ее отцу, то бишь королю Вальтеру.

— Он мне не отец! — возмутилась Ирма.

— Да, госпожа, — поклонился еще раз Якоб.

— Сейчас мы — в одной лодке, — подошел к девушке Рудольф. — И если слуги Грибного Короля найдут любого из нас, они не станут разбираться, кто дворянин, а кто крестьянин.

— Я не буду слушаться какого-то…

— Вы будете слушаться меня, — жестко отрезал Рудольф, — а я, если это будет нужно, прислушаюсь к словам Якоба.

— Он же крестьянин!

— Знаете, — гвардеец неожиданно улыбнулся, как ни жутко это выглядело с его лицом, — я тоже не всегда был дворянином.

— Но…

Улыбка исчезла.

— Но сейчас я дворянин, и вы будете слушаться меня, до тех пор пока рядом не окажется ваш отец или король Вальтер.

Ирма быстро пересмотрела свое мнение о друзьях и врагах и надулась на обоих, завернувшись, как говорят в романах, в плащ гордого молчания.

— Фукс.

— Да.

— Фукс!

— Да.

— Фукс!!!

— Ну что, что?

— Ты должна была найти похитителей!

— Я ищу.

— Где? В царстве грез?!

Фукс открыла глаза и оторвала лицо от подушки. Она лежала в своей постели в позе морской звезды, над ней стоял очень — очень! — недовольный цу Юстус.

— Фукс, — он сел на кровать, — буро-розово-серая белизна, что происходит?!

— У меня, — колдунья уронила голову обратно на подушку, — депрессия и меланхолия.

— Фукс, — голос герцога стал неприятным, — вспомни как следует, кто привел тебя в этот мир и сделал той, кто ты есть сейчас.

— Я не просила тащить меня сюда.

— Что-то я не помню, чтобы ты отказывалась от моего предложения. Вспомни, кем ты была и кто ты есть сейчас.

— Я помню об этом ежечасно.

— Тогда оторви свою… тело от кровати и отправляйся на поиски!

Дверь хлопнула, отдавшись в голове взрывом. Фукс поморщилась и села.

Пить плохо. Много пить — очень плохо. Особенно если ты твердо решила напиться и отключила магическую сопротивляемость алкоголю. Слава богу, ее никто не видел… Хотя нет. Приходил этот забавный крестьянин Якоб. Крестьянин, но так похож на настоящего человека. Больше чем все эти герцоги, графы, принцы. Особенно принц…

Даже посочувствовал… Хороший он все-таки парень, этот Якоб…

Фукс попыталась одновременно сделать две вещи: потянулась за бутылкой, в крошечной надежде, что в ней осталась хоть капля спиртного, и начала вспоминать «запах ауры» похитителей. Один запах вспомнился быстро, а вот вместо второго почему-то постоянно приходил запах крестьянина, все еще висевший в комнате после вчерашнего…

— Твою мать!

Бутылка — абсолютно пустая — разлетелась на осколки, врезавшись в стену.

Якоб и был вторым!

По узким улочкам славного города Друдена к Свиным воротам, самым, пожалуй, запущенным и заброшенным из всех городских ворот, двигалась повозка, запряженная двумя меланхоличными серыми волами.

На кратком совете было принято предложение Якоба: не придумывать ничего сверхъестественного, а выехать из города как можно быстрее, раньше, чем противник успеет сообразить, где их искать.

Простые решения — самые лучшие.

Якоб, которому не нужно было прятаться, ехал в своем обычном костюме. Рядом с ним сидел крестьянин в возрасте — одежда для Рудольфа была куплена на рынке, — скорее всего, для постороннего наблюдателя, отец парня. Судя по побитому лицу и запаху вина, вылитого на рубаху, крестьянин был пьяницей и драчуном, то есть именно таким, какими представляют крестьян большинство городских дворян.

Вот девушка, третья в повозке, была несколько необычной для крестьянки. Хотя одежда была самая что ни на есть крестьянская, но осанка, взгляд и выражение лица были настолько некрестьянскими, что некоторые внимательные прохожие оглядывались, пытаясь понять, что не так с этой девушкой.

Надутая и сердитая Ирма, которую уговорами и угрозами заставили переодеться крестьянкой — нет, это конечно забавно, но почему одежда такая… не такая? — не разговаривала ни с подлецом Якобом, ни с подлецом Рудольфом, которые совершенно не прислушались к ее мнению и даже не спросили, хочет ли она ехать к королю. Может быть, у нее другие планы? Нет, их на самом деле нет, но ведь они могли быть! Вот девушка и дулась.

Два подлеца тихо разговаривали между собой.

— Рудольф, ты на самом деле не родился дворянином?

— Зачем мне врать?

— Крестьянин?

— Хуже. Бездомный сирота. Детство — в семье нищих, подобравших меня где-то на дороге. С десяти лет — в шайке. Крал, грабил, убивал…

— Насиловал?

— Всякое бывало…

— Как же такой человек оказался дворянином и личным гвардейцем короля?

— Видимо, я все же не такой человек. И когда мне предложили поработать на короля, сменив вольницу на порядок, согласился не раздумывая. Хотя свободу люблю, но что-то разбойничья свобода какая-то… не свободная, что ли, не знаю…

— И много в гвардии таких молодцов? — искоса глянул на Рудольфа Якоб.

— Немного, — хмыкнул тот, — всего-то половина. Да еще наш командир.

— Это тот красавчик? Цу Гроссабгрунд?

— Это сейчас он цу Гроссабгрунд, граф и все такое… А несколько лет назад был лесным разбойником.

— Известным?

— Ну как сказать… Еще сегодня мы все втроем ходили в его костюмах.

— Командир личной гвардии короля — Зеленый Айк, — медленно произнес Якоб, останавливая повозку.

— Приехали? — спросила заскучавшая Ирма у Рудольфа, решив вернуться к первой версии «друзей-врагов».

— Ага… — ответил Якоб. — Приехали.

Он и Рудольф смотрели на Свиные ворота. На ленивых стражников, на желающих выехать из города — личные знакомства и некоторая сумма наличных с успехом заменяли разрешение от шварцвайсских монахов…

На десяток молодых студентов, гарцующих неподалеку.

У каждого за левым ухом виднелась белая прядь.

— Слуги Грибного Короля?! — тихо ахнула Ирма.

— Я думал, их не так много, — проговорил Рудольф, — чтобы перекрыть все выезды из города.

— Теперь мне понятно, — не отрывая взгляда от слуг нечисти, сказал Якоб, — чем пахнет у вас в столице. Плесенью.

Простой план рухнул.

Или нет?

— Медленно и не торопясь подъезжаем к воротам, — решил Рудольф. — Ирма, спрячьте лицо… да не так! Просто наклонитесь. Они могут пропустить нас, если не узнают…

— Вон она! — выкрикнул один дворянин, и десяток развернули коней в сторону повозки. Якоб сжал медную рукоять…

И отпустил. В их сторону нацелились стрелы арбалетов.

До слуг Грибного Короля — шагов тридцать. До поворота за угол — полсотни. Дверей поблизости нет, на окнах — решетки, дома — в три этажа.

Ни убежать, ни спрятаться, ни победить…

— В кабаке «Синий пес»! — Якоб быстро ухватил Рудольфа и Ирму за пояса…

На глазах удивленных дворян — никто из них не считал себя ничьим слугой — произошло чудо: девушка, которую они должны привести к хозяину — хотя никто не называл его хозяином, — и один из сопровождавших ее мужчин подпрыгнули высоко вверх и оказались на крыше трехэтажного дома. Девушка взвизгнула, но мужчина, придержав ее за талию, разбил ногой чердачное окно и оба исчезли в проеме.

Дворяне замерли. Ситуация была настолько необычной, что никто в первый момент не понял, что делать.

Летать никто из них не умел.

— На соседнюю улицу! — сообразил один из них. — Нужно найти вход и обыскать дом!

Кавалькада с топотом копыт пронеслась мимо повозки с замершим крестьянином. Разумеется, будь дворяне профессиональными воинами, гвардейцами или стражниками, они догадались бы схватить и допросить крестьянина, но у них не было опыта, а была только свойственная молодости кипящая в крови уверенность в абсолютной непогрешимости своих решений.

Никто из молодых дворян не обращает внимания на крестьян.

Топот стих за углом. Якоб медленно выдохнул. Снял шапочку-ермолку и вытер пот.

Повезло…

— Что, если Ирму уже вывезли из города? — Цу Юстус мерил шагами бывшую трапезную Цауберадлерского монастыря. — Что, если…

— Нет, — мертвый голос Грибного Короля. — Они еще в городе.

— Ты в этом твердо уверен… хозяин?

— Да. Несколько минут назад они пытались выехать через одни из ворот, но мои слуги остановили их, потеряв их след…

— Так если след потерян, они могут перебраться через стену в другом месте, кроме ворот! Пошли своих слуг за город.

— Невозможно. Никто из моих слуг не может ни выйти из города, ни войти в него.

— Почему? — Цу Юстус остановился.

— Город окружен молитвой.

— Они могли выбраться!

— Нет. Я тоже окружил город.

К неподвижно лежащему на берегу тихой речушки Подмастерью подлетел крупный черный ворон.

— Кар!

Взгляд оторвался от неба и медленно — очень медленно — обратился к ворону:

— Что… Берендей…

— Кар!

— Да… почти поймали…

Взгляд переместился в сторону, туда, где окровавленными куклами лежали мертвые тела трех девочек-колдуний. Обитатели тайного особняка герцога цу Юстуса несомненно признали бы в них сестер-близняшек колдуньи Монд. Разве что юбки были зеленого, красного и оранжевого цвета.

— Почти поймали…

Да, ведьмы были очень сильны. А образ святого не всегда поможет колдуну.

— Что с Ирмой… Она… у короля?..

— Кар!

— Что?!

— Кар! Кар!

— То есть как «все еще в городе»?!

Глава 34

В кабаке «Синий пес», что в славном городе Нассберге, не так далеко от Свиных ворот, в темном углу сидели крестьянин с крестьянкой. Здесь было много крестьян, из тех, что приезжали в город по делам и жили в трактирах неподалеку, но нас интересуют только эти двое.

Другие посетители кабака не обращали внимания на эту парочку, а если бы и обратили, то, скорее всего, подумали бы, что это муж и жена или отец и дочь. Никто бы не догадался, что эти двое и друзьями-то не были.

За столом ждали Якоба, все больше и больше нервничая, Ирма и Рудольф.

Восемь дворян, гонявшихся за девушкой и ее сопровождающим по темным лестницам домов, собрались возле Свиных ворот. Никто из них не нашел беглецов. Их нашли те двое, что лежали сейчас в переулке с перерезанными глотками.

— Ирма, — тихо шептал Рудольф, — ты одета как крестьянка, и вести себя должна как крестьянка. Понятно?

— Понятно. — Ирме уже надоели нотации.

— Тогда ведите себя как должно! На всех, кто выше вас по положению, прямо не смотреть. Отвечать, добавляя «господин» и «госпожа». Не противоречить, не огрызаться, не… не сверкать вот так глазами!

— Да он…

— «Он» был дворянином и имел полное право обойтись с приглянувшейся ему крестьянкой так, как ему заблагорассудится. Не изнасиловать же он вас хотел, только потискать. Больше так не делайте, а то нас найдут, просто пройдя по следу из зарезанных дворян. И так их уже трое.

— Я не собираюсь терпеть, когда ко мне относятся, как…

— Как к крестьянке? — Рудольф внимательно посмотрел на запнувшуюся Ирму. — А вы можете доказать, что это не так? Например, громко и во весь голос объявив, кто вы такая?

— Нет…

— Тогда терпите.

— Я не выдержу!

— Крестьяне, — холодно заявил Рудольф, — живут так всю жизнь.

— Но я же не крестьянка, почему я должна…

— А почему они должны? — Гвардеец указал рукой на тихо сидевших неподалеку крестьянок, в длинных юбках и круглых белых чепцах. Крестьянки жевали яблоки и переговаривались о чем-то.

— Ну… они же крестьянки…

Рудольф наклонился, глаза сверкнули:

— Ирма, ответь, ты что, правда считаешь, что крестьяне хуже дворян и поэтому должны покорно работать и терпеть прихоти господ?

— Ну… они же крестьяне…

— И что?

— Так положено…

— А вы не думали, что у крестьян может оказаться свое мнение? Что они не глупее, не трусливее и не слабее дворян?

Ирма молчала. Она хотела возразить, но вспомнила Якоба.

— Знаете, в чем разница между дворянином и крестьянином? В том, что одному повезло при рождении, а другому — нет.

— Ты сам стал дворянином совсем недавно, — раздраженно отозвалась Ирма, — и еще не успел понять…

— Понять что?

— Ну… что дворянин выше крестьянина. По рождению, говоришь? А как же все те дворяне, которые честно служат королю? А? Что скажешь? Согласись, что тот, кто ведет полки в бой, заслуживает больше уважения, чем какой-то крестьянин, который всю жизнь выращивает свиней. А?

— Соглашусь, — неожиданно кивнул Рудольф. — Только ответь мне, заслуживает ли уважения молодой сынок герцога, который, не зная, как занять себя, носится по столице на конях галопом, устраивает гонки по крестьянским полям и проводит все вечера в трактирах? Заслуживает?

Ирма молчала.

— Если он случайно затопчет старика-крестьянина, всю жизнь кормившего таких, как он, вырастившего сыновей и внуков, что будет такому дворянину?

— Но он же случайно!

— А если тот же крестьянин ударит дворянина, что ему грозит?

— Виселица… Ты не любишь дворян!

— Да нет. Просто я давно понял одну вещь: дворянин, который на самом деле достоин своего звания, почему-то никогда не старается принизить тех, кто ниже его. А тот, кто дал себе труд только родиться в дворянской семье, изо всех сил старается всем показать, что он тоже дворянин. Поэтому, встретив крестьянина… или крестьянку… которые претендуют на уважение, такой дворянин, разумеется, попытается им указать их истинное место. А нам нужно не привлекать внимания. К нам его проявляют, — он потрогал синяк на лице, — и так слишком много.

Ирма молчала.

— В романах, — не поднимая глаз, наконец проговорила она, — когда дворянки переодеваются крестьянками, все дворяне бывают поражены их красотой и никогда не позволяют себе непочтительных действий…

Рудольф широко обвел рукой, показывая сразу на все: на низкий закопченный потолок, грубые деревянные столы, веселых подвыпивших крестьян, среди которых не было ни одного благородного дворянина, восхищающегося красотой крестьянок:

— Как вы, наверное, успели заметить, мы не в романе.

— Добрый вечер, уважаемые, — за стол к парочке подсел Якоб. — Позвольте мне присесть к вам.

Рудольф кивнул, парень сел за стол, поставил кружку пива.

— Почему госпожа Ирма такая злая?

— Я не госпожа, — буркнула Ирма. — Я крестьянка.

— Прошу прощения, уважаемая, я сразу не рассмотрел…

— Хватит! — Рудольф хлопнул ладонью по столу. — Нам нужно придумать, как вывезти Ирму из города и доставить к королю.

— Скажите… мм…

Якоб и Рудольф переглянулись.

— Да говорите просто «ребята», — подмигнул Рудольф.

Ирма вспыхнула:

— Вы, ребята, вообще уверены, что я — дочь короля Вальтера? Может быть, над вами подшутили?

«Ребята» переглянулись еще раз.

— Мне, — сказал Рудольф, — об этом рассказал мой командир. И врать ему смысла не было, потому что от этого ничего бы не изменилось. Приказ есть приказ.

— А мне сказал человек, — Якоб немного помрачнел, — который всегда знал, что говорит.

Ирма попыталась уложить новость в голове, но опять ничего не получилось. Она дочь короля? Она? Дочь короля?

— Значит, простой прорыв не удался. — Рудольф вернулся к размышлениям о выходе из города. — Что можно придумать еще?

— Сложный прорыв? — хмыкнул Якоб.

— Это как?

— Не знаю.

— Тогда не будем шутить.

— А может, — выдвинула свое предложение Ирма, — перелезем через стену?

— Это как? — хором спросили парни.

— Ну, — Ирма засмущалась, — в романах так делают.

— В романах… — повторил Якоб.

— Не все, что пишут в романах, — пустая болтовня, — качнул головой Рудольф. — Вот только никто из нас по стенам лазать не умеет. Или я чего-то о вас не знаю? — Он осмотрел сотоварищей. — Понятно. Однако могу вас успокоить: сквозь стену есть тайные ходы, которые проложены местными ворами и грабителями. У меня есть среди этой братии знакомые, так что, раз через городскую стену нам не перелезть… — Рудольф замолчал. Улыбнулся. — Впрочем, не будем связываться с преступниками. Вспомнил тут я один ход…

Мимо кабака «Синий пес» проехала группа молодых дворян. С белыми прядями волос за левым ухом.

Мазнули безразличными взглядами по вывеске и проехали дальше.

Видимо, они тоже читали романы. А там дворянин, скрывающийся от преследователей, никогда не будет прятаться в кабаке или трактире для крестьян. Он всегда поселится в самом дорогом и лучшем трактире или же в крайнем случае в самом лучшем номере. Дворяне в романах считают, что именно там их никогда не найдут.

Парни вышли из кабака. Ирма чуть замешкалась, наверное, поэтому подвыпивший дворянин, спрыгнувший с лошади, принял ее за служанку:

— Эй, девка!

Якоб и Рудольф замерли.

— Вот и четвертый… — пробормотал гвардеец.

— Да, господин, — таким голосом могла бы говорить лошадь, грызущая удила.

— Дай моему коню воды.

Дворянин бросил поводья «крестьянке» и, пошатываясь, скрылся в дверях.

— И что? — Ирма повернулась к парням. — Мне поить его животину?

Лошадь выглядела такой взмыленной, что хотелось налить ей вина.

— Уважаемая Ирма, — попытался не улыбаться Якоб. — Крестьянин всегда с уважением выслушает приказ дворянина, после чего сам решит, исполнять его или, если не поймают, можно этого и не делать.

Ирма неожиданно хихикнула. Якоб и Рудольф недоуменно посмотрели на нее.

— Знаете, — сказала она, — я только сейчас подумала. Ведь если разобраться, то сейчас я дворянка, которая притворяется крестьянкой, хотя на самом деле она принцесса.

Парни тоже рассмеялись. Скорее, от чувства, что Ирма правильно воспринимает ситуацию.

— Ну и зачем?

Якоб спокойно развел руками. Вместо того чтобы, как договорились, продать своих волов вместе с повозкой — меньше забот и больше денег, — он нашел человека, который пообещал позаботиться о них, да еще и заплатил ему.

— Ладно, — махнул рукой Рудольф. — Идем.

Троица подошла к маленькой дверце в углу подвала. Ирма поежилась: ей не внушал доверия сам подвал заброшенного дома, темный и сырой, с каменных сводов которого постоянно капало, а под ногами шуршал и разбегался мусор. А что ждет за дверцей, она не хотела даже представлять.

— Этот ход, — Рудольф протянул руку к замку, — проходит под стеной и выходит… Вернее, он выходит сюда, потому что проложен для того, чтобы проникать в столицу, а начинается он под камнем на берегу реки. Значит, именно там мы и выйдем…

Рудольф дернул заржавленный замок и крутанул его вместе с петлями два раза. Невидимый засов скрежетнул и щелкнул. Дверь с противным скрипом открылась.

— Надо же… — сказал Рудольф. — Десять лет, а все еще работает…

— То есть мог и не работать?

— А мы ничего не теряли. Зажигайте факелы и пойдем.

Якоб выдернул два факела из связки за поясом и поджег от факела Рудольфа, тут же проникшего в темный проем.

— Идемте, госпожа Ирма. — Он взял за руку девушку и потянул в темноту. Ирма стиснула большую твердую ладонь Якоба. А ведь он мог бросить ее. И не бросил… Он хороший. Только крестьянин…

Размышления отвлекали Ирму от окружающих ее неприятных вещей: полусгнивших бревенчатых стен, низкого потолка, с которого свисали клоки паутины — чем, интересно, здесь питаются пауки? — ползающих и иногда хрустящих под ногами мокриц, бесшумно исчезающих из желтого пятна света крыс… И запах…

— Якоб, — прошептала девушка, — а чем это здесь пахнет?

Якоб принюхался и остановился.

— Плесенью… — пробормотал он.

— Не стойте, — зашипел Рудольф. — Того и гляди, стены рухнут.

— Правда?! — взвизгнула Ирма.

— Неправда. Но стоять не стоит. Мне здесь не нравится.

— Мне тоже. — Якоб продолжал стоять, огонь факела облизывал черные бревна потолка и потрескивал. — Здесь пахнет плесенью.

— Не вся плесень — Грибного Короля. Идем.

— Идем. — Якоб переложил факел в левую руку и достал из-за пояса медную рукоять черпака.

Троица зашагала по деревянному полу, не присматриваясь к нему. Да даже если бы и присматривались…

Увидеть протянувшуюся поперек прохода тонкую белую нить грибницы в свете факела очень сложно.

— Тихо! — Ладонь Грибного Короля со шлепком ударила по столу, прервав разговор цу Юстуса и Гольденберга.

— Что случилось? — уточнил герцог, увидев остановившийся взгляд Короля.

— Наша птичка… — Казалось, Король видит что-то находящееся не здесь, настолько отсутствующий был у него взгляд. — Она вышла из города…

— Сбежала?

— От меня не убежит. Она идет под землей…

— Под землей? — не выдержал Гольденберг.

— Подземник… — проигнорировал его вопрос Король. — У меня выращен Подземник возле этого города… Он поймает ее.

Король слегка покривил душой. У него было здесь два Подземника.

Глава 35

Стражник ворот святого Варфоломея зевнул, широко раскрыв рот. После того как король закрыл город, работы изрядно поуменьшилось. Тем более ночью, когда и так никто в город не въезжал…

Снаружи в створку ворот два раза тяжело ударили. Ну вот, только подумал о спокойной ночи…

Стражник одернул мундир, потер лицо, разглаживая складки от подушки. Взял ружье и подошел к окошку.

— Кто… — приоткрыл он ставню.

Бросился к засовам, загрохотал, открывая ворота.

Два черных всадника проскакали в город.

— Ты кого впустил? — выскочил командир стражи. — Ночью?! У них разрешение…

Командир замолчал, вглядевшись в удалявшихся всадников.

Ну да. Глупо спрашивать разрешение от шварцвайсских монахов у шварцвайсских монахов.

Чувство страха у Ирмы уже немного притупилось. Ну коридор, ну подземный, ну темный… Ну и что? Бояться уже надоело, а ничего нового не происходит.

Мысли Ирмы перешли к Якобу. Он, конечно, крестьянин, грубый и… Но он очень походит на героев книг, которые она читала. Смелый… Сильный… Умный… Если бы он еще не был крестьянином…

Тут Ирма испугалась собственных мыслей и поэтому даже не насторожилась, когда налетела на неожиданно остановившегося Рудольфа.

— Что такое? — прошептал сзади Якоб.

— Шорох, — поднял ладонь гвардеец. — Впереди что-то есть…

Тут отчего-то Ирме подумалось, что Рудольф — дворянин. И тоже смелый и сильный. И тоже спасает ее… Да что за глупости лезут в голову?!

— Запах. — Якоб шагнул чуть вперед. — Запах грибов.

— Здесь постоянно пахнет плесенью, — прошипел Рудольф, который не очень-то верил в возможности грибной нечисти.

— Плесенью — постоянно. А сейчас запахло грибами.

Теперь даже Ирма услышала шорох. Легкий, совсем не страшный.

Если бы он еще не приближался…

Так быстро.

— Позвольте, госпожа… — Якоб протиснулся вперед, на мгновение взяв Ирму за талию. — Если это отродье Грибного Короля, то мне лучше…

Впереди в свете факелов показалось что-то светлое.

Огромное!

Светлая масса, заполнявшая весь проем коридора, остановилась…

— Подземник! — Якоб шагнул вперед.

…и бросилась на людей.

Ирма завизжала — отчаянно, безнадежно. Казалось, время остановилось и она видит все со стороны.

Себя, сжавшуюся в комочек, прижавшую ладони к щекам и беззвучно вопящую. Рудольфа, застывшего у стены, — огонь его факела, казалось, был сделан из прозрачного оранжевого стекла. Якоба, в отчаянном выпаде выбросившего вперед медную рукоять, как шпагу.

И белую массу, медленно-медленно вытягивающуюся куполом, чтобы охватить их, поглотить, сожрать и переварить…

Ирма взвизгнула последний раз и замолчала. Масса протянулась еще немного вперед по стенам, полу, потолку, но в центре не приблизилась ни на палец. Там, где в нее почти упирался медный стержень. Масса чмокнула и отодвинулась назад, перегородив проход упругой стеной. Волны слегка колыхали живую преграду.

— Что это? — ровным голосом спросил Рудольф. По его лицу ручейками стекал пот, блестевший в свете факела.

Ирма захрипела, но ничего не смогла сказать, горло пересохло.

— Это… — Якоб был бледен, как… как вот эта самая дрянь перед ними. — Это Подземник.

Парень медленно отступил от живой стены.

— Отродье Грибного Короля. Подземное чудовище Чернолесья. Огромный безглазый слизень белого цвета, ползает только под землей, иногда показываясь наружу.

— Что он делает здесь? — Ирма смогла проглотить горькую слюну.

— Не знаю. Но нам здесь не пройти.

— Почему он не нападает? — Рудольф шагнул было поближе, но от тела Подземника тут же отделился высокий белый бугор, чуть не коснувшийся гвардейца.

— Боится меди.

— Его можно отпугнуть?

— Не думаю. Не знаю. Не хочу пробовать. Подземники — огромные и тупые твари, никогда не догадаешься, что они сделают.

Якоб на пробу попытался ткнуть в тело Подземника. Тот втянулся внутрь, но не отступил по краям. Напротив, немного приблизился.

— Возвращаемся, — отступил Якоб. — Или он наберется смелости и нападет.

Троица начала медленное отступление.

— Быстрее, — поторопил Якоб. — Быстрее! Он собирается нападать!

Подземник качнулся вперед, почти дотронувшись до ненавистной меди.

Они побежали.

— Молодцы, — прошептал Грибной Короля, глядя на что-то видимое только ему. — Молодцы… Та-ак… А ты сюда…

Впереди в темноте подземного коридора послышался легкий треск.

— Не хватало, — пробормотал Рудольф, — чтобы стены рухнули. Якоб, как можно убить эту тварь?

— Никак, — пропыхтел бегущий позади Якоб, которого почти хватала за пятки белая масса Подземника. — Или я этого не знаю…

— Пло…

Перед лицами бегущих из заранее проделанного пролома выметнулось, перегородив проход, тело второго Подземника. Рудольф и Ирма с размаху впечатались в него.

Руки, лицо девушки дотронулись до мерзкого на ощупь, хотя и не склизкого тела подземной твари. В нос ударил приятный запах свежих грибов…

Подземник замер на мгновение, собираясь поглотить жертв, чтобы потом, внутри самого себя, доставить к хозяину. Если бы сейчас он был на свободной охоте, то, конечно, сожрал бы…

И тут в тело Подземника влетел Якоб. Он тоже не успел остановиться, и все, что смог сделать, — ткнул в него медной рукоятью.

Грибной Король взревел. Жутким цепенящим ревом раненого чудовища. Он с размаху ударил ладонями по столешнице, выгнулся дугой, чуть не касаясь затылком спины…

Цу Юстус и другие находящиеся в комнате бросились к нему и замерли, не зная, что делать.

Не прекращая реветь, Король взвился над лавкой, изогнулся вовсе уж немыслимой дугой и изо всех сил ударился лицом о стол.

Рухнул в кучу обломков.

Перевернулся на спину и посмотрел на склонившихся над ним дворян:

— Не получилось…

Медная рукоять погрузилась в мягкое тело Подземника, и события начали разворачиваться с немыслимой скоростью.

Полупогрузившиеся тела Рудольфа и Ирмы вылетели наружу и врезались спинами во второго Подземника.

Отброшенный метнувшейся массой, на них упал Якоб.

Раненый Подземник беззвучно — только шуршали бока о стены норы — исчез в темноте.

Второй выплюнул трех человек и скрылся в коридоре.

Из трех факелов погасли два.

Ирма села на пол, машинально погладила пробегавшую мимо крысу, и поняла, что не боится. Страх кончился.

Рудольф подобрал факел:

— Что это было?

— Подземник. — Якоб сел рядом с Ирмой. — Еще один. Повезло…

— Мы сможем пройти обратно?

— Если они опомнятся, мы не сможем даже вернуться в подвал. — Якоб показал пустую руку.

Медная рукоять, верно послужившая, осталась в теле Подземника.

— Быстрее уходим отсюда!

Действительно повезло. Будь Подземники не такими молодыми, они бы смогли не только справиться со страхом перед медью, но и вытерпеть боль, выполняя приказы хозяина. Но они были молодыми.

Сейчас оба подземных чудовища, не обращая внимания на приказы хозяина, носились под землей. Особенно тот, в котором застряла болезненная медная заноза.

Рассвет. Из дома на улице Хризантем вышли два монаха. В черных рясах и тяжелых сапогах, подбитых белой сталью.

В окна на их выход смотрели всполошенные, поднятые среди ночи обитатели особняка.

— Невероятно… — сказал один из монахов.

— Что именно тебе показалось невероятным, брат Канис? То, что герцог стакнулся с ведьмами? Причем довольно сильными?

Оба монаха одновременно и самодовольно улыбнулись.

— Нет, брат Канис, — ответил второй монах. — То, что при наличии сильной ведьмы в доме, нападавшие справились с ней без колдовства.

— Сила святого образа такова, брат Канис, — покачал головой первый, — что сдержит любую колдунью. А вот то, что этот пролом в стене сделан без колдовства…

— Невероятно! — дружно сказали монахи.

Рассвет. К Свиным воротам подходит девушка. Невзрачная, неприметная, в скромной городской одежде… Или нет?

Нет. Если бы кто-то был поблизости в такую рань, то увидел бы, как сползает образ скромной девушки, меняется одежда и цвет волос на ярко-рыжий…

— Будь ты проклят, святой Незнаюкто! — выругалась Фукс, взглянув на образ святого на воротами.

Ее сила здесь пропадала. След потерян. Нужно начинать сначала…

Рассвет. В уже привычном кабаке «Синий пес» за уже привычным столом в дальнем углу сидят два крестьянина и крестьянка.

Якоб, Рудольф и Ирма.

— Что будем делать? — устало спросил гвардеец.

Якоб и Ирма промолчали. Бессонная ночь да встреча с Подземниками… Тут не то что мысли разбегутся — волосы побелеют.

— Город перекрыт. У ворот — патрули. Под землей…

Все трое вздрогнули.

— Нет, — покачал головой Рудольф. — Под землю я больше не сунусь. Я не герой рыцарского романа, чтобы с драконами сражаться. Есть у кого-нибудь третий способ выбраться?

— Нет. — Якоб, казалось, вообще не слушал.

— Если бы мы были в романе… — вздохнула Ирма, жалеющая, что не может ничего придумать. — В романе именно третий способ оказался бы правильным. Но мы не в романе…

Ей пришла в голову мысль. Неожиданная. Ирма сама удивилась, но тут Якоб встал:

— Позвольте, уважаемые, я отойду ненадолго.

— Куда это ты?

— Там, — Якоб махнул рукой в сторону, где за сдвинутыми столами гудела компания крестьян, — торговцы зерном сидят. Схожу у них спрошу, может быть, они знают, где можно купить ксенотанского зерна.

Нет, что за наглость!

— Крестьянин, — процедила Ирма. — Все мысли только…

— Только о своей цели, — перебил Рудольф. — Похвальное качество. Не забывайте, госпожа, что это для меня вы — цель. А для него — помеха на пути к его цели. И то, что он еще с нами, делает ему честь.

Ирма фыркнула.

— Слишком часто люди бросают тех, кому нужна их помощь, чтобы дотянуться до своей звезды, — добавил Рудольф.

— Доброе утро, уважаемые! — поклонился Якоб. — Доброе утро, уважаемый! — теперь он обращался к тому, кто сидел во главе стола, крупному крестьянину в расшитой золотыми нитями черной бархатной жилетке. — Меня зовут Якоб Миллер, из Черного Холма…

— Где это? — Встрявший в разговор парень получил подзатыльник.

— …что неподалеку от Штайнца. Прибыл в столицу по торговым делам. Будет ли мне позволено вмешаться в вашу, несомненно, не имеющую ко мне никакого отношения беседу, или же мне…

— Ладно, парень, — махнул мозолистой рукой главный крестьянин. — Я уже понял, что ты вежливый. Меня зовут Вильгельм Миллер, хоть мы с тобой и не родственники, потому что я — из Каменного Леса, что возле Калка. А это моя родня, вместе торгуем. Присаживайся. О чем хотел бы поговорить, уважаемый?

— Вы, уважаемый Миллер, зерном торгуете, — присел Якоб на освобожденное место. — Судя по вашему возрасту и положению — торговец опытный. Не слышали ли вы о ксенотанском зерне?

Парень опять засмеялся и снова получил подзатыльник.

— А ты, уважаемый, — прищурился Вильгельм, — уже купил или мне продать хочешь?

— Купить хочу.

Парень откровенно давился от смеха, но Вильгельм был серьезен:

— Хочешь, значит, купить волшебного зерна, парень… А ты знаешь, что это за зерно?

— Знаю.

— Нет, парень. Я спрашиваю, знаешь ли ты, что такое ксенотанское зерно на самом деле?

— Ну что? — спросил Рудольф, глядя, как хмурый Якоб возвращается к их столу.

— Ничего. Пустяки. — Якоб улыбнулся, хотя и несколько натянуто. — Мне верный человек сказал… Да ладно.

— Тут Ирма предложила, — заторопился Рудольф, чувствуя, что от Якоба нужно какие-то дурные мысли отгонять, — как можно из города выбраться.

— Правда? — поднял брови Якоб.

Ирма вспыхнула было, но вовремя поняла, что Якоб не сомневался в ее уме, а обрадован найденным выходом из тупика.

— Можно я скажу? — обратилась она к Рудольфу.

— Конечно, госпожа. Ваша идея — ваша слава.

— Знаешь, Якоб, что я подумала, — начала Ирма. — В романах всегда после того, как один путь к цели оказывается неудачным, придумывают другой. Потом — третий…

— Ну?

— Но мы же не в романе. Почему бы нам не попытаться еще раз выехать через ворота? Наши враги знают, что мы этот путь пробовали и нас там не ждут. Давайте попробуем еще раз проехать через Свиные ворота.

— Рудольф?

— Еще раз… Это даже не по-восточному, это — откровенная наглость. Но может сработать. Правда, хорошо бы, если бы мы проехали как можно быстрее. Чтобы слуги Грибного не успели нас рассмотреть и остановить.

— Можно проскакать на лошадях. — Ирме хотелось, чтобы ее идея сработала.

— Лошадей я могу одолжить в гвардейских конюшнях. Но крестьяне на лошадях… Нас стража остановит. А тут и слуги Грибного подскочат. Стража вообще-то любого остановит. Да, не получается…

Ирма чуть не плакала:

— Но ведь есть кто-то, кого они пропустят без сомнения?

— Ну, короля, например, — хмыкнул Рудольф. — Или…

Он замолчал.

— А ведь получится… — Он обвел веселым взглядом Ирму и Якоба. — Правда, если нас поймают… Но если не поймают — все получится. Есть у меня один знакомый портной…

Троица обговорила возникший план и уже поднялась, чтобы уходить, но тут их внимание обратил на себя выступавший за одним из столов человек.

Он не был волосат и был одет не в лохмотья рясы, а в обычную одежду крестьянина, но его слова Якобу были известны…

— Придут времена темные и ужасные. Слезы будут литься в Нассберге, течь рекой будут они. Но пройдет время, и восхвалит народ время слез, ибо придет ему на смену время кровавых рек. Темный Властитель, слуга зла, порождение ада, раскинет свою сеть над несчастной страной. Черная белизна будет рыскать по стране, карая виновных, а пуще того невинных. Но придет спасение. Выйдут из сени листвы два человека: юноша и девушка. И будет юноша тот неизвестным сыном старого короля, а девушка — неизвестной дочерью нового. И вместе, взявшись за руки, свергнут они Темного Властителя, и воссияет солнце добра и справедливости над землей Нассберга. Но будет это, только если два героя будут опираться не на песок, но на камни. Если все люди Нассберга вместе поддержат их! Тогда и только тогда зло падет. Так говорит пророчество…

— А ведь он говорит о короле Вальтере, — задумчиво произнесла Ирма. — Это он — Темный Властитель. Слуга зла. Ребята, вы уверены, что мы выбрали правильную сторону? Все-таки пророчество…

Якоб и Рудольф молчали.

Глава 36

— Нет, ты только посмотри на это! — Король Вальтер плюхнулся на трон, привычно согнав с него монастырского петуха. В руках король держал свиток с письмом.

— Ты посмотри! — Печать на письме хлестнула по столу у трона, как плетка.

— Ты посмотри, что они мне пишут! — Бумага метнулась туда-сюда у лица герцога цу Вайсберга. Тот проследил глазами, не пошевелившись. Это цу Гроссабгрунд не преминул бы попытаться выхватить бумагу, герцог же был слишком воспитан. И недостаточно подвижен.

— Ты посмотри!..

— Ваше величество, — не выдержал гигант, — если вы покажете мне то, что вызвало ваше недовольство, я его, несомненно, разделю. В настоящий же момент я выступаю в роли…

— Вот, посмотри. — Король Вальтер, он же генерал Нец, спокойно развернул письмо. — Так… Вот эта половина — заверения в нижайшем почтении, несомненной верноподданности и глубоком уважении ко мне лично… Ага! Вот, смотри!

Свернутый свиток опять замелькал перед лицом герцога.

— Ваше величество…

— Если вкратце… — Король швырнул злополучное письмо на стол. — Дворянство Друдена и окрестностей «нижайше и верноподданнейше» просит меня — просит! По тону это наглое требование! — сменить всех моих министров, генералов и чиновников, как погрязших в казнокрадстве, гордыне и блудодействе.

— Ну, насчет блудодейства — ложь, ваше величество.

— Как будто я не знаю, в чем там именно погрязли мои министры! Вот только где мне других взять? А? Вы знаете?

— Нет, ваше величество. — Герцог только позавчера подписал прошение о казни двух своих подчиненных, проворовавшихся не по чину.

— И я не знаю. Более того, могу поклясться, что и эти писаки тоже этого не знают. Знать бы, где тот рынок, на котором продают неподкупных чиновников, прикупил бы себе пару сотен. Эх… Работать-то приходится с тем, что есть… Или они считали, что я возьму их? Интересно, у них что, у каждого свидетельство совета епископов Нассберга о том, что неправедно нажитые деньги жгут их руки?

— Нет, ваше величество.

— Конечно, нет. — Король откинулся на спинку трона. — Представляю, сколько бы стоило такое свидетельство… Цу Вайсберг, мне нужно выехать из монастыря в Гельбштайн, встретиться с министрами. Вы поедете со мной, вернемся через пару дней. Наша страна, как норовистая лошадь: на мгновение выпустил поводья, и вот ты уже упал вниз. — Король Вальтер брезгливо взглянул на письмо: — Добрый я… Мне вот такие письма пишут, похабные песни по всей стране поют, а я все терплю. И меня за мое долготерпение еще тираном называют. Э-эх, взять, что ли, да показать всем, как выглядит настоящая тирания?

— Не надо, ваше величество. — Герцог не знал, что подразумевал король под настоящей тиранией, и не хотел этого узнавать.

— Да не буду, конечно. Хотя…

Король все время своего правления возвращался к теме тирании, когда его доставали, но с некоторых пор, по мнению цу Вайсберга, слишком уж часто.

С недавнего времени ворота святого Варфоломея начали пользоваться слишком большой популярностью. По мнению стражников.

Ночью в город въехали два шварцвайсских монаха, и вот тебе пожалуйста — днем еще трое. Хотят выехать из города.

— А разрешение у вас есть, святые братья? — пошутил стражник, отодвигая засовы.

Тот, что стоял ближе к нему, видимо, старший, медленно повернул к шутнику лицо. Стражника даже холод охватил: лицо святого брата было основательно избито. Не хотелось даже думать, кто бы это мог сделать с «черно-белым», а также как теперь лучится любовью к веселым стражникам этот монах.

— П-проезжайте…

Монахи чинно проехали в ворота. Дворяне, непонятно для какой надобности уже второй день отирающиеся поблизости, отъехали чуть дальше, чтобы не попасться монахам на глаза, и развлекали себя разговорами.

Зачем слугам Грибного Короля лишнее внимание борцов с колдовством?

До уезжавших всадников донесся только обрывок разговора:

— …кого интересует мнение крестьян? Король Вальтер нравится быдлу, значит, тот, кто за него — быдло и есть. Или я неправ…

— А-ах!

Стол разлетелся в щепки. Посетители кабака «Синий пес» шарахнулись в стороны, судорожно сжимая образы святых.

Рыжая тощая девка в бесстыже-облегающем черном костюме пнула ногой остатки ни в чем не повиннного стола и повернулась к людям.

— Опоздала… — прошипела она. — Опять опоздала.

— Уважаемая… — холодно начал хозяин кабака.

Ведьма — никто в этом не сомневался — с яростным клекотом выбросила в сторону мужчины руку со скрюченными пальцами. Тот отшатнулся, но ничего не произошло.

— С-с-святые… — зарычала ведьма и длинным прыжком отскочила к выходу.

Дверь постигла участь стола.

— Ушли! — даже с некоторым восхищением произнес Грибной Король. — Ушли из города.

В помещении никого не было, поэтому ему никто не ответил.

— Цу Бальтазар, — произнес Грибной Король. — Отправляйся к цу Юстусу. Пусть найдет свою ведьму-ищейку и пришлет ко мне. Я скажу ей, что делать.

Три шварцвайсских монаха, недавно выехавшие из города, скакали по дороге. Они уже давно пересекли протянувшуюся вокруг столицы тонкую нить грибницы, оставалось совсем немного…

— Здесь! — прокричал тот, кого стражник посчитал главным, с изуродованным лицом.

Всадники остановились у каменного столба на обочине. На каждой из четырех граней верхушки столба стояла цифра «один».

— Священник обходил столицу кругом не более одной мили от стены. Значит, мы уже за пределами круга и нечисть нам не страшна.

— Спасибо всем святым, — хмуро проговорил второй монах, чье лицо было настолько похоже на лицо крестьянина Якоба, что, скорее всего, это он и был.

— Что вас так раздражает, брат Таурус? — Рудольфа радовал сам факт успешного бегства из столицы, где стало слишком уж пахнуть грибами.

— Спасибо тем бездельникам, что стерегли нас у ворот, — невпопад ответил Якоб. — Теперь я точно знаю, что мне наплевать на все пророчества. Я на стороне короля.

— Почему? — Рудольф продолжал улыбаться.

— Потому что вариантов немного: или у власти он, или люди, которые считают меня рабочим скотом.

— А что думает по этому поводу наша сестра Кокцинелла?

«Сестра» ничего не думала. Она оцепенело сидела на лошади, глядя в пространство пустым взглядом.

— Госпожа Ирма?

Ирма съехала с лошади и упала на землю.

Бессонная ночь…

— Я тебе не ищейка!

— Хорошо, — качнул широкополой шляпой Грибной Король, — вы не ищейка. Можете придумать себе любое другое имя, после чего отправьтесь за пределы города, так как наша цель убыла.

— А почему бы вам, барон, не отправить своих слуг за ней следом?

— Потому, уважаемая Даркхантер, что мои дети и мои слуги не могут пересечь линию, по которой прошел с молитвой священник Друденского собора. А вы — можете.

— И как же?

Грибной Король медленно улыбнулся.

Ехали шагом. Якоб шел у стремени Ирмы.

— Куда мы едем?

Парня беспокоило состояние девушки. После холодной воды в лицо она очнулась, но все равно ехала с видом великомученицы.

— Здесь неподалеку…

Ирма опять рухнула с лошади, но в этот раз Якоб успел подхватить ее на руки.

— Якоб… — прошептала девушка, — ты не скотина…

И уснула.

Дальше пошли пешком. Якоб нес Ирму, Рудольф вел коней.

— Здесь неподалеку, — говорил он, — школа личной гвардии. Вернее, один из корпусов. Уже был выпуск последней партии кадетов, но с десяток преподавателей найдется.

— И что? — Для Якоба Ирма не была ношей. С его силой он мог спокойно нести ее даже вместе с лошадью.

— Они должны знать, где сейчас командир. Или где находится тот, кто знает, где командир. А командир расскажет нам, где находится король.

— Найти школу, чтобы найти гвардейцев, чтобы найти командира, чтобы найти короля…

— Ну вот, ты понял весь расклад.

Ирма пошевелилась, сворачиваясь в уютный комочек. Так удобно находиться в теплых и сильных объятиях… Как она могла считать Якоба грубым и тупым?

— Ага! — Рудольф остановился. — Вон она, школа, видите?

От дороги сворачивала вторая, петлявшая по ровному, как стол, полю. Где-то в миле от путешественников дорога упиралась в светло-серое здание, фруктовыми деревьями и зелеными шарами подстриженных кустов походившее на загородный особняк.

Небольшой холмик у реки возле столицы. Большой бурый камень, намертво вросший в землю…

Хотя…

Камень зашевелился, приподнялся из земли и откинулся в сторону, как крышка люка.

Из открывшегося темного проема выкарабкалась злая, как тысяча чертей, перепачканная глиной и облепленная паутиной Фукс, с кожаной сумкой на боку.

Грибной Король пообещал, что его твари ее не тронут. Вот только насчет паутины, крыс и мокриц он ничего не говорил.

— Агрхргр! — Она вскинула руки вверх и быстро встряхнула ими.

Грязь, пыль, паутина исчезли, костюм заблестел новенькой кожей. Ведьма стянула рыжие перепутанные волосы в рыжий хвост — укладывать магией прическу она не умела — и принюхалась.

— Значит, туда…

Фукс грязно выругалась — коня не было и ей предстояло пешее путешествие. Ну что ж, пешком, так пешком.

Зубы ведьмы оскалились в недоброй усмешке. Святые образа последнее время портили ей жизнь, и Фукс распотрошила свою коллекцию волшебных предметов. Осталось кое-что проверить.

Ведьма достала из сумки статуэтку святого Бернарда, небольшую, высотой в ладонь, и установила на верхушке камня-люка.

Посмотрела на широкое лицо святого, пару раз щелкнула пальцами:

— Не работает… А так?

Она достала из той же сумки ржавую подкову и бросила через плечо. Железяка упала, покатилась…

Из нее мгновенно вырос и забил копытами конь. Почти как настоящий, если не обращать внимания на черно-рыжий окрас и сбрую из блестящих стальных цепочек. Ну и на глубокие черные дыры вместо глаз.

Образ святого не действовал на волшебные предметы.

— Вот так-то, бородатый! — Фукс подмигнула святому, вскочила на коня и понеслась по полям к дороге.

Пусть теперь этот крестьянин попробует подловить ее, как дуру Монд…

Святой Бернард смотрел ей вслед и, казалось, улыбался.

— Рудольф!

— Ричард!

Вызванный охранником глава учебного корпуса в Грюнбауме радостно обнялся с гвардейцем. Странно они смотрелись со стороны: высокий гвардеец со щегольскими усиками, в строгом черном мундире, и непонятный человек с избитым лицом в черной рясе шварцвайсского монаха.

— А это кто с тобой?

— Это мое задание.

Задание уже слезло с рук Якоба и отчаянно зевало.

— Госпожа Ирма цу Вальдштайн. Очень, очень важная персона. Я должен немедленно доставить ее королю.

— А это что за молодец?

— Это, — Рудольф и глазом не моргнул, — крестьянин Якоб Миллер, который помогает мне.

— Крестьянин… — с непонятной интонацией протянул Ричард.

Ирма выпрямилась. Да как он смеет!

— Да, господин, — поклонился Якоб.

Ирма выдохнула. Пусть Якоб смел, силен и умен, пусть он во сто раз лучше этого Ричарда, которого девушка сразу возненавидела, но Якоб — крестьянин. И вынужден кланяться любому дворянину, который назовет его, если захочет, тупой скотиной и пошлет куда захочет. А Якоб поклонится и скажет «да, господин»…

Неправильно это как-то все.

— А я тоже крестьянин, — вдруг широко улыбнулся Ричард. — Бывший. Из Сухого Болота.

— А я из Черного Холма, господин.

— Это где такое?

— Возле Штайнца.

— Ты смотри, Якоб Миллер, если захочешь — приходи к нам. Дворянское звание, деньги и покровительство короля.

— Нет, господин. Я крестьянин.

— Ну, как знаешь. Все равно — наш гость.

Рыжая ведьма спрыгнула с исчезнувшего коня и бросила в сумку ржавую подкову. Прищурилась, разглядывая серое здание вдалеке.

— Там…

Нюх подсказывал, что именно там находились девчонка и проклятый крестьянин.

И еще люди, но они Фукс не волновали. Десять или сто — ее не остановят.

Ирму отнесли в гостевую комнату, где две разбитные служанки уложили ее в постель.

Для мужчин Ричард распорядился накрыть стол в беседке, где глава корпуса с гостями пил чай. По крайней мере чайник на столе стоял.

Рудольф, одетый в костюм гвардейца, и Якоб, в штанах и мундире без знаков различия и босиком, наслаждались минутами спокойствия и безопасности.

Учебный корпус готовил бойцов для личной королевской гвардии. Таких фехтовальщиков, как его выпускники, не было больше нигде. Что уж говорить об учителях: сбитые фитили свечей в любом порядке и количестве — детские игрушки. Восемь на одного — легкая разминка.

Кто нападет на такую школу?

— Эй, вы!!! — прогрохотало над полями, как гром с неба.

Гвардейцы вскочили. Якоб огляделся, продолжая спокойно сидеть.

— Отдайте девчонку, и я не трону вас!

— Похоже, нас догнали…

— Что это? — недоуменно спросил Ричард.

— Вон там… — Якоб указал на видневшуюся в поле тоненькую черную фигурку, в полумиле от школы.

— Я не буду ждать долго!

Ричард вскинул к глазу принесенную ординарцем подзорную трубу:

— Девушка?

— Рыжая? — тихо спросил Якоб.

— Рыжая… Одна из ваших ведьм?

— Самая опасная.

Глава 37

Выстрел! Один из гвардейцев опустил дымящееся ружье.

— Не попал, — констатировал Ричард, опустив подзорную трубу. — Она еще стоит.

— Слишком далеко.

— У вас осталась минута! — прогрохотало над полями.

— Интересно, — усмехнулся глава корпуса, — что она сделает через минуту? Обидится и заплачет?

— Знаешь, Ричард, — Рудольфу было не так весело, — я в последнее время видел столько странных вещей. Я не удивлюсь, если она не только придет за Ирмой, но и сможет забрать ее.

— Смеешься?!

— Время вышло! Ваш ответ?

— Нет! — прокричал в сторону ведьмы Ричард.

— Ну что ж! Приготовьтесь к смерти!

Холодок пробежал по всем присутствующим.

— Гвардейцы! — Ричард повернулся к своим людям, стоящим неподалеку. — Я не знаю, что нас ждет, но нам нужно быть готовыми ко всему.

Гвардейцы вскинули ружья и отсалютовали командиру. Десять человек. Всего десять.

Одиннадцатым был Рудольф. Якобу дали пистолет, кавалерийскую лядунку с зарядами и попросили не мешать. Стрелять он все равно не умел.

— …К смерти!

Фукс отключила «громовой глас», все равно разговаривать больше не о чем. Понятно, что девчонку ей просто так не отдадут. Эти мужчины… Они всегда считают, что одинокая женщина не сможет им ничего сделать. Ну что ж…

Фукс достала из мешка то ли бусы, то ли четки. Полупрозрачные золотисто-розовые шарики слегка светились в лучах солнца. Ведьма глянула вперед.

Ярко-голубое небо, зеленый ковер поля, ослепительное солнце… Пение птиц, запах теплой земли… Девушка на мгновение прикрыла глаза. Сейчас бы позагорать…

Глаза распахнулись. Не время.

Резким рывком Фукс разорвала веревку, на которой висели бусины, и ссыпала их в ладонь. Прошептала что-то и бросила бусины полукругом перед собой:

— Вперед, девочки…

Фукс улыбнулась. Сюрприз, мальчики. Надеюсь, вам понравится.

— Что там? — Подзорная труба имелась только у Ричарда, поэтому остальным было непонятно, что происходило на поле.

Одинокая фигурка торчала черным гвоздиком в зеленом полотне поля, и вдруг перед ней появились люди. Как будто из-под земли. Одетые во что-то светлое, местами поблескивающее… доспехи?

— Что там?

Ричард опустил трубу. В другой ситуации он бы посмеялся, но сейчас…

Непонятное пугает.

— Там девушки. Голые…

Рудольф не выдержал, выхватил трубу из пальцев приятеля и вгляделся в происходящее на поле.

Перед черной ведьмой выстраивались в ряд высокие рослые девушки. Нет, не голые, но одежды на них было немного.

Гривы белокурых волос охватывали стальные обручи с драгоценными камнями надо лбом. Груди — надо признать, высокие — закрывали блестящие стальные полусферы. Ниже — загорелый плоский живот, набедренная повязка из обрывка кольчуги. На длинных ногах — высокие кожаные сапоги. В руках — длинные мечи с вычурными рукоятями…

— Мечи? — Рудольф опустил трубу. — На что они рассчитывают?

Девушки-меченосицы выстроились в ровную шеренгу и шагнули вперед.

Гвардейцы зарядили ружья.

— Пусть подойдут поближе… — прошептал Ричард, глядя в трубу.

Мерное движение шеренги пугало. Казалось, что к спрятавшемуся за зелеными деревьями особняку неумолимо приближается огромный клинок.

Гвардейцы выстроились в ряд.

Четыреста шагов…

— Приготовиться!

Среди стрелков послышались смешки: ребята разглядели противника. Кто-то шепотом предложил подождать, пока девчонки подойдут поближе, и тогда…

Триста пятьдесят шагов…

— Целься!

Ружья встали на упоры. Стволы зашевелились в поисках цели. Кто-то продолжал шутить.

Триста шагов…

— Огонь!

Загрохотали выстрелы, поле заволокло белым дымом, постепенно разгоняемым ветром.

— Ну, что там?

Ричард напряженно вглядывался в редкие просветы в мутной пелене дыма. Ну же, рассеивайся! У гвардейца было нехорошее ощущение… Вот они!

Ричард, не веря своим глазам, покачал головой:

— Они невредимы.

— Мы промахнулись? Все?!

— Боюсь, что нет… Заряжай! Целься! Огонь!

Дружный залп. Гвардеец опустил трубу:

— Они неуязвимы.

— Что значит неуязвимы? — не выдержал кто-то из шеренги.

— Вы не мазали, — размеренно произнес глава корпуса. — Я сам видел, как пули попадали в них…

— И?

— Они отскакивали. — Ричард помедлил. — От клинков. От доспехов. От животов. Они неуязвимы.

— А я говорил, — Рудольф не укорял, он напоминал, — что против нас опасная ведьма.

Девушки приближались. Никто уже не смеялся. Двуручные мечи — это не смешно. Все здесь были достаточно опытны, чтобы это понимать.

— Ведьмы! — выкрикнул один из гвардейцев. — Командир! Ведьмы!

— Что? — Ричард почувствовал надежду.

— Ведьму или колдуна можно убить только золотой пулей!

— Как жаль, что нам уже давно не привозили таких пуль… — печально пошутил Ричард.

Девушки приближались.

— Вот! Командир, вот! — еще один гвардеец, известный щеголь, срывал с мундира золотые пуговицы. — Попробуем вот это!

— Заряжай! Целься! Огонь!

Дым медленно развеялся. Развеялись надежды.

Девушки приближались.

Все тридцать.

Неуязвимые.

Никто из стрелявших не знал, но вызванные Фукс девушки не были ведьмами. Порождения волшебных четок и людьми-то не были.

— Хорошо… — Ричард медленно вытащил шпагу из ножен. — Значит, будем надеяться, что хорошая сталь их убьет вернее, чем свинец и золото.

— Никогда не думал, — пробормотал один из гвардейцев, — что умру, убитый девчонкой.

— Эй, парень! Ты куда?

К медленно приближавшимся воительницам так же медленно шел Якоб. Забытая лядунка и пистолет качались на поясе.

— Фукс!

Якоб приставил ладони рупором:

— Фукс! Фу-укс!

— Что тебе нужно, крестьянин? — прогремело над полем.

— Остановись! Я хочу поговорить!

— Мне не о чем говорить!

Гвардейцы напряженно следили за странным разговором.

— Я хочу договориться!

Небольшая пауза.

— Хорошо! Иди ко мне!

— Якоб, не глупи! — не выдержал Рудольф. — Она тебя убьет!

— Останови своих воинов!

Девушки остановились в ста шагах от неровной шеренги гвардейцев.

— Иди! Если принесешь святой образ, девочки тебя убьют!

Якоб тяжело вздохнул, наклонился и положил на землю образок святого Элигия. Парень очень на него рассчитывал…

Ничего не поделаешь.

Якоб зашагал к виднеющейся вдалеке ведьме.

Прошел мимо застывших воительниц. Их обнаженность не казалась ни призывной, ни возбуждающей, ни даже смешной. В глаза бросались мелкие детали.

Золотые пряжки на высоких сапогах…

Выгравированные узоры на блистающих клинках…

Веревки мускулов на загорелых предплечьях…

Кожаные ремни с золотыми накладками, поддерживающие стальные нагрудники…

Пустые глаза, казалось, сделанные из синего потертого стекла…

Якоб подошел к Фукс.

— Ну, — покосилась она на парня, — что ты хотел мне сказать?

— Фукс… Прекрати это.

— С какой стати? — Ведьма повернулась к Якобу.

Они стояли друг напротив друга — крестьянский парень и рыжая ведьма.

— Фукс… Ты же сама говорила, что не хочешь вредить королю.

— Смеешься?! Я такого не говорила.

— Ты же сказала, что не знаешь, зачем тебе свергать короля Вальтера.

— Я и сейчас этого не знаю. Но девчонку вы мне отдадите.

— Фукс, ну зачем?! Зачем тебе помогать врагам короля? Что тебе до него?

Ведьма пожала плечами:

— Да ничего. Просто я так хочу.

— Фукс, хочешь чего?

Рыжая колдунья отвернулась от парня:

— Чего, чего… Я не знаю, чего хочу. Но вы, вы все меня запомните! Я сделаю то, что хочу! И меня будут помнить, как Фукс, которая свергла Темного Властителя. Меня а не этого карамельного мальчонку!

Якоб ухватился за голову. Ребенок… Она ведет себя как ребенок, капризный, жестокий.

— У тебя все? — Фукс не смотрела на парня. — Если не хочешь смертей — скажи своим друзьям, чтобы отдали девчонку. Иначе мои девочки изрубят их на куски.

Она махнула рукой, и воительницы продолжили смертельное приближение к ощетинившимся шпагами гвардейцам.

— Фукс! — Якоб бросился к ведьме и отлетел в сторону. Казалось, между ним и Фукс находится стена из прозрачного стекла.

— Фукс! — Якоб еще раз ударился о невидимую стену. Еще раз бросился на нее и замолотил кулаками: — Не смей!

Ну как можно быть такой дурой! Убивать людей, свергать короля, вмешиваться в жизнь целой страны — просто потому, что тебе захотелось славы!

— Фукс, прекрати!

Девушки шли и шли. Мечи блестели на солнце.

Якоб замер. Убить ведьму можно только золотой пулей. Пуговица…

Золотая пуговица, которую Подмастерье заставил его подобрать. Она до сих пор лежала в поясе.

— Фукс. — Якоб стал серьезен. — Отзови своих воинов!

— А то что? — Ведьма не обернулась.

— Я тебя убью!

— Три ха-ха.

Якоб упал на колени и выхватил пистолет. Парень всего лишь раз видел, как заряжают оружие и боялся, что не сможет сделать этого правильно.

Мерка пороха…

— Фукс!

— Отстань!

Девушки шли.

Пыж…

— Фукс!

— Отвали!

Девушки шли.

Золотая пуговица…

— Фукс!

— Замолчи!

Ввернуть кремень…

— Фукс! Я не хочу!

— Ты не сможешь ничего мне сделать!

Девушки шли.

Открыть полку, насыпать порох…

— Фукс! — Якоб чуть не плакал.

— Как ты мне надоел!

Девушки шли. До гвардейцев оставалось совсем немного.

Закрыть полку, взвести курок…

— Фукс!

— Какой ты… — Ведьма наконец-то повернулась.

На нее смотрело черное дуло пистолета.

— Я не хочу тебя убивать.

Да, на душе у Якоба уже были людские жизни. И дворяне-слуги Грибного Короля… И те пьяные вербовщики два года назад… Но это не то.

Одно дело — незнакомые тебе люди, которые убили бы тебя, если бы смогли, и неприятны сами по себе. И совсем другое — глядящая тебе в глаза девушка, пусть ведьма, пусть злая, но девушка, которую тебе просто жалко.

Очень трудно убить глупую девчонку с исковерканной судьбой.

— Якоб, — Фукс наклонила голову, — ты не сможешь причинить мне вреда.

Парень поднял пистолет:

— Отзови девушек.

Ведьма покачала головой:

— Меня нельзя убить обычной пулей.

— У меня — золотая.

— Даже так? Но я не верю в такие глупости.

— Фукс, я тебя убью.

— Меня нельзя убить! — захохотала Фукс. — Нельзя!

Якоб выстрелил.

Фукс вздрогнула, посмотрела на развороченную дыру в груди…

— Не больно… — прошептала она и упала навзничь.

Парень отбросил пистолет и бросился к девушке. Схватил ее за плечи, затряс:

— Ну зачем?! Зачем?!

Ведьма болталась большой куклой, мертвые глаза смотрели в небо. Тонкая струйка крови выбежала из уголка рта.

Пуля убивает независимо от того, веришь ты в нее или нет.

Гвардейцы недоуменно оглядывались. Только что в паре десятков шагов от них находились полуобнаженные воительницы — и вот только ровное зеленое поле.

Маленькие золотистые бусины навсегда затерялись в траве.

Глава 38

Плюх!

Камешек не запрыгал по воде, а сразу утонул.

Плюх!

И второй тоже. Наверное…

Плюх!

…Якоб их неправильно кидал. Или…

Плюх!

…камни были слишком круглые.

Якоб сидел на берегу реки, неподалеку от особняка личной гвардии, на большом сером камне.

Он не грустил, он не тосковал. Он просто пытался понять одну вещь.

Правильно ли он поступил?

— Фукс! Глупая девчонка!

Якоб стиснул плечи мертвой ведьмы и открыл глаза, почувствовал, как твердые плечи размягчаются под его пальцами, хотя сжимал он не со всей своей силой.

Фукс таяла.

Тело становилось полупрозрачным, все более и более светлея. Вот уже сквозь лицо девушки просвечивает трава, вот Фукс превратилась в бесплотный силуэт…

Черный кожаный костюм повис в руках застывшего Якоба. Пустой.

Из горловины ворота взлетело вверх туманное белое облачко. Оно поднялось ввысь и, медленно рассеиваясь, полетело над полями. Парень смотрел вслед. Вот облачко превратилось в клочок тумана, в видимый с трудом белый завиток… Исчезло.

Якоб поднялся на ноги и двинулся в сторону особняка, машинально складывая оставшийся у него в руках костюм с разорванной дырой на груди.

— Эй, парень. — Один из гвардейцев, вышедших навстречу Якобу, увидел костюм Фукс и решил пошутить: — Ты что, оставил бедную ведьмочку голенькой? Эй…

Якоб молча взял гвардейца за грудки…

— Парень…

Неудачно пошутивший офицер почувствовал, как его раскручивают, затем взвился в воздух и с грохотом приземлился на крышу особняка. Покатился, но уцепился за черепицы и, ловко перебирая руками, пополз к чердачному окну.

— Стоять! — На Якоба тут же нацелились десяток стволов.

— Отставить! — Ричард подошел к молчаливо стоящему парню и заглянул ему в глаза. — Убил?

— Да.

— Иди.

Все посмотрели в спину уходящему Якобу.

— Забыли уже? — глянул на своих подчиненных Ричард. — Первый раз убивать всегда тяжело. А уж знакомых… А тем более девушку… Пусть придет в себя. Рудольф, — он нашел взглядом приятеля, — присмотри за парнем, чтобы глупостей не наделал. Я еще надеюсь уговорить его на гвардию…

— Привет!

Якоб оглянулся на незнакомый голос. Рядом с его камнем стояла, заложив руки за спину, молоденькая девушка лет шестнадцати. В крестьянском платье, белом чепчике. Босиком.

— Добрый день, уважаемая, — улыбнулся он. Его переживания — не повод быть грубым и невежливым.

— Почему вы грустите, уважаемый? — Девчонка присела на камень рядом. Якоб взглянул на нее.

Слегка толстенькая, пухлые ножки, небольшая грудь. Маленький носик, круглое личико, серые мышастые волосы. Обычная девчонка, каких множество. Разве что глаза — серые, ясные и удивительно умные.

— Я убил девушку, — отвернулся Якоб. Может, уйдет…

Девчонка помолчала.

— Ты любил ее? — неожиданно спросила она.

— Почему ты так решила?

— Ну как же… Из-за чего еще можно убить девушку, только из-за любви. Так любил?

— Нет. Наверное… Нет. Мне было ее жалко. А сейчас жалко в сто раз больше.

— Жалко? — Девчонка удивилась. — За что же ты ее жалел?

— Понимаешь… Как тебя зовут, кстати?

— Лотта. — Девчонка спрыгнула с камня и сделала книксен.

— Обычное имя.

— Другого у меня нет. Приходится жить с этим. Лотта Шмидт, дочка кузнеца из во-он той деревни. — Девчонка указала на видневшиеся на другом берегу крыши.

— Я — Якоб Миллер из Черного Холма. Это деревня рядом со Штайнцем.

— Так за что ты жалел ту девушку?

— Понимаешь, Лотта, она была ведьма…

Он замолчал, но девчонка слушала внимательно.

— Ведьма — злая, жестокая. Она хотела убить моих друзей, меня, короля Вальтера. Но понимаешь… Она не виновата. Знаешь, что я думаю?

Девчонка промолчала, но Якобу не нужен был собеседник, ему хотелось высказаться.

— Она явно не наша, иностранка, которая когда-то пришла к нам в страну. Она не знала о нас ничего, подумала, что нами управляет злобный колдун, Темный Властитель, и решила помочь нам освободиться. Наверное, она хотела нам добра… Но потом, когда оказалось, что наш король — не злой тиран, она не захотела признавать свою ошибку и продолжала строить против короля генерала Неца козни. Она была сильная… — Якоб улыбнулся неожиданному воспоминанию. — …Умная, смелая. Она могла бы стать хорошей… Если бы не я. Если бы я смог ей объяснить, рассказать, чтобы она поняла… Но я не умею говорить. А ждать было нельзя. Могли погибнуть люди. Мне пришлось ее застрелить. Она могла стать хорошей. Но не стала. Из-за меня. — Он замолчал.

— Знаешь, что я думаю, — проговорила Лотта, — про эту твою девушку. Она жила слишком скучной жизнью. А ей захотелось получить все и сразу: красивую внешность, колдовскую силу, славу и сказочного принца. Чтобы подруги завидовали, а все восхищались. А потом оказалось, что быть ведьмой — совсем не так весело, как она думала…

— Ты-то откуда знаешь? — усмехнулся Якоб.

— А я хотела стать ведьмой, — лукаво глянула на парня девчонка.

— Зачем?!

— Как зачем? Чтобы быть красивой, сильной, чтобы меня все боялись, а подруги завидовали.

— Да зачем?! Что, нельзя просто жить?

— Ты на меня посмотри, — слегка погрустнела Лотта. — Разве на такую, как я, посмотрит кто-нибудь…

— Ну… у тебя глаза красивые.

— Спасибо. Когда девушке говорят, что у нее красивые глаза, значит, все остальное похвалить нельзя.

— Нет, они у тебя на самом деле красивые.

— А я хотела, чтобы у меня все было красивое. Да и семья у меня… Отец мой, кузнец Шмидт, умер, мама притащила домой отчима, родила от него двух сыновей. До меня дела нет… Хожу в обносках…

Девчонка погрустнела и подозрительно засопела. Якоб погладил ее по голове. Эх, девушки, девушки… Сколько вас, грустных и печальных, всех не пережалеешь…

— И что? — спросил он чуть погодя.

— Что, что… — шмыгнула Лотта носом. — Головой я подумала, вот что. Подумала, что совсем не так здорово, когда тебе завидуют и боятся. Всегда одна, ни друзей, ни подруг. Я так без всякой ведьминой силы живу. А внешность… Найдется и тот, кому понравится.

— Я тоже так думаю, Лотта, — кивнул, задумавшись, Якоб. — Ты девчонка умная, добрая, вон, незнакомого парня утешаешь… Найдешь ты свое счастье. А глаза твои мне и вправду понравились.

— Знаешь, что я про твою ведьму подумала? Слишком сильная она была и гордая. Поняла, что ошиблась, а гордость мешала признаться в этом. Вот она и злилась на весь свет, вот и ненавидела всех. Она, может, и хотела, чтобы ее кто-нибудь убил. Такую…

— Если бы она мне это сама сказала, — вздохнул Якоб. — Если бы сама…

На камне у реки сидели и молчали парень, только что убивший ведьму, и девушка, когда-то мечтавшая быть ведьмой.

— Якоб Миллер, — нарушила молчание Лотта. — Ты ведь поедешь куда-нибудь дальше?

— Поеду… — Якоб еще больше ушел в себя.

— Возьми меня с собой.

— Что?!

— А то. Я из дома сбежала. — Девчонка указала на небольшой узелок, лежавший у камня. — Возьми меня, я тебе пригожусь.

— Как в сказке?

— Ну да.

— А родители?

— А родители, — Лотта ожесточилась, — меня замуж хотят отдать. За любого косого и кривого, лишь бы с рук сбыть. Мать так и сказала: «Чтоб с рук дармоедку сбыть»…

Лотта опять зашмыгала, косо поглядывая на парня.

— Лентяйка, что ли? — хмыкнул Якоб, чувствуя, как сомнения в своей правоте если и не исчезают, то уходят вглубь. С этой девчонкой нельзя долго тосковать.

— Кто лентяйка?! Да я… да я… Да я все по дому делала, и за скотиной ходила, и в поле, и в лес, и по дрова!

Якоб опять усмехнулся. Хорошая девчонка, веселая… Такую бы, да вправду в жены. Только куда? Из всего имущества — одна повозка.

— Не возьму. Хорошая ты, умная, смелая, работящая. Да только некуда мне тебя брать. Возвращайся домой, может, мать тебе жениха не такого плохого найдет. Все же мать…

— Как некуда? У тебя что, дома нет?

— Нет. Езжу в повозке по стране.

— Тем более! Будем вместе ездить. Возьми меня с собой!

— Нет. — Якоб встал. К особняку подъезжали несколько карет, нужно посмотреть, не нужна ли его помощь.

— Господин цу Апфельгартен!

— Отец Тестудос! Не ожидал вас лично!

Глава учебного корпуса и аббат Шварцвайсского монастыря обнялись. Непозволительная фамильярность, но эти двое давно и хорошо знали друг друга.

— Как дела у вас в монастыре?

— Молимся. Как у вас в школе?

— Учимся. С чем пожаловал?

Монах в черной рясе и гвардеец в черном мундире зашагали по дорожке к особняку. Остальные монахи и встречавшие гвардейцы шли следом.

— Не с чем, а за кем. Стало мне известно из достоверных источников, что у вас в школе девушка одна есть.

— Ну почему одна? У нас — не монастырь, иногда их и до десятка доходит…

— Ричард, — аббат не принял шутливого тона, — я про одну конкретную девушку. Ирму цу Вальдштайн. Она у вас.

— Ничего себе! Она только полдня у нас, а ты успел приехать за ней из самого Шварцвайса.

— Не успел. Я выехал из монастыря еще вчера, но тут мне сообщили, что искомая Ирма находится у вас.

— Кто сообщил?

— А как мы находим крамолу, тебе не рассказать?

— Ну уж нет. Меньше знаешь — меньше придется врать.

— Я — за Ирмой. Она мне нужна.

— Свен, что она натворила?

— Ничего. — Отец Тестудос недоуменно посмотрел на Ричарда.

— Знаешь, тех, кто ничего не натворил, ваша братия не ищет. Что-то серьезное? Мой товарищ должен отвезти ее к королю.

— Что за товарищ?

— Из личной гвардии. Рудольф, последняя фамилия — Токенблатт.

— А, тот самый… Его мы тоже берем с собой.

— Свен!

— Ричард! Мы не кровожадные людоеды. И если мы приглашаем к себе кого-то…

— То, отделавшись вырванными ногтями, тот счастливчик может сказать «повезло…».

— Ричард, эта девушка очень нужна королю Вальтеру. Вопрос даже не жизни и смерти — существования государства. Тот, кто ее нашел, будет награжден.

— Повезло Рудольфу… А крестьянин?

— Какой крестьянин?

— Якоб Миллер, он с ними приехал. На него у вас видов нет? А то я бы попросил у короля за него…

— В гвардию? Что, так хорош?

— Умный, а главное — силы, как у десятка быков. Конрада с места бросил так, что тот на крышу улетел.

— Да, сильный…

Аббат остановился и дернул Ричарда за руку:

— Постой-ка… Крестьянин? Он действительно такой сильный? Откуда сила? Колдовство?

— Да нет, — опешил Ричард. — От рождения, говорит, такой.

— Огромная сила и ни грана колдовства… Где он?

— Да…

— Капитан Апфельгартен! Где находится крестьянин Якоб Миллер?

— Свен…

— Где?!

— На реку уходил… Да вон он, по тропинке идет.

Аббат сорвался с места:

— Брат Канис, брат Риноцерус — за мной!

Два монаха метнулись за своим аббатом.

Якоб остановился. По тропинке в его сторону шагали, почти бежали, три монаха.

Шварцвайсцы.

Он остановился. Может быть, конечно, что братья решили искупаться с дороги, но скорее всего, они к нему.

— Крестьянин Якоб Миллер? — Невысокий округлый монах притормозил у парня. Никак сам аббат…

— Да, господин. — Якоб поклонился.

— Брат Канис?

— Он.

— Якоб Миллер, — в голосе аббата прозвучало нескрываемое облегчение, — ты арестован.

Якоб выпрямился, аббат взглянул ему в глаза:

— Ну, здравствуй… Третий.

Глава 39

Якоб дернулся, не собираясь ничего делать, просто от неожиданности. Один из братьев, тот, что не Канис, подскочил к парню и цепко ухватил Якоба за запястья. Парень дернулся уже, чтобы вырваться…

Не удалось.

Всей силы Якоба не хватило.

Казалось, не такой уж огромный брат весит, как целая гора, а его руки откованы из закаленной стали. Якоб рванулся изо всех сил…

Ничего не получилось.

Ноги монаха как вросли в землю, руки даже не дрогнули.

— Силен, — констатировал брат Неканис. — Очень силен.

— Третий… — удовлетворенно кивнул аббат.

— Прошу прощения, господа, — начал Якоб, — но не могли бы вы объяснить, в чем меня обвиняете?

— Якоб Миллер, это ты проник в дом герцога цу Юстуса и похитил оттуда его племянницу Ирму цу Вальдштайн?

— Да, господин…

— Нам стало известно, что тот, кто это сделал, — опасный колдун.

— Но я не колдун, господин!

— Все так говорят. Идем.

Они пошли по тропинке к особняку. Руки Якобу не связывали, не сковывали. Зачем? Если позади шел брат Риноцерус.

На каждую силу найдется другая, еще большая.

— Якоб едет с нами? — расцвела Ирма, когда увидела его вместе с монахами. Она уже проснулась, пообедала и сейчас, вместе с Рудольфом в парадном мундире, стояла у кареты, ожидая отъезда. Для девушки все приключения закончились. Скоро она окажется под надежной защитой короля. Своего настоящего отца.

— Нет, госпожа цу Вальдштайн, — наклонил голову отец Тестудос. — Якоб Миллер отправится в наш монастырь для допроса.

— Допроса? — Ирма округлила глаза. — Но…

— Он опасный враг короля, уважаемая.

— Якоб не враг! — возмутилась Ирма, приближаясь к аббату. — Он спас меня от… от герцога цу Юстуса и Грибного Короля. Он не враг! Якоб!

— Я не враг, — развел руками парень. Что он еще мог сказать?

— Он против врагов короля, но это не значит, что он за короля, — хладнокровно констатировал отец Тестудос.

«Это не значит, госпожа, что мне нравится генерал Нец. Мне не нравятся все остальные», — всплыло в памяти у Ирмы.

«Я? Я не люблю генерала», — вспомнил Якоб слова Подмастерья.

Они с Ирмой растерянно посмотрели друг на друга.

«Может быть, он и вправду против короля?» — подумала Ирма.

«Может быть, Подмастерье — враг короля?» — подумал Якоб.

— Едем, госпожа Ирма. — Аббат решил, что молчание уж слишком затянулось. Он и так дал время арестованному поговорить.

— Я никуда не поеду! — Ирма разъярилась, — Не поеду, пока вы мне не объясните, в чем обвиняется мой спутник!

— Госпожа Ирма, — увещевающим тоном начал аббат.

— Я. Никуда. Не. Поеду, — тихим голосом проговорила девушка, глядя в глаза монаха. — Это. Мое. Последнее. Слово. — Вы меня прекрасно слышали, отец Тестудос. — Ирма повернулась и пошла по тропинке к особняку. — Я останусь здесь.

У аббата появилось большое желание схватить девчонку, связать и доставить к королю в виде диводурской колбасы. Он уже давно отвык от неповиновения. Однако аббату было неизвестно, как король отнесется к такой доставке своей единственной на данный момент дочери.

— Госпожа Ирма, — произнес он вслед, — здесь уже появлялась ведьма, от которой вам с трудом удалось избавиться. Что вы будете делать, если сюда явится десяток колдуний? Вы нужны государству. Живой.

— Раз я нужна живой, — холодно произнесла девушка, не оборачиваясь, — значит, обеспечьте мою безопасность.

К счастью для нее, отец Тестудос не видел лица Ирмы. Она побледнела, покраснела, но сдержалась. Судьба государства — слишком большая ответственность для юной девушки, которая еще не привыкла жертвовать друзьями во имя высшей цели.

— Хорошо, уважаемая, — сдался аббат. — Мы останемся здесь, и мой помощник лично проследит за вашей безопасностью. Вместе с моими братьями. Однако, — голос налился сталью, — я увезу этого человека в наш монастырь. Его присутствие рядом с вами может быть опасным. Его допросят, и, если мы ошиблись, я лично принесу этому крестьянину свои извинения в вашем присутствии.

— Хорошо. — Ирма обернулась и кивнула.

Она добилась своего и посчитала, что аббат имеет право на маленькую уступку.

Все-таки девушка была еще слишком наивна.

Отец Тестудос улыбнулся, представляя своего помощника:

— Отец Каникулус.

Монах — в возрасте, но привлекательный такой мужской красотой, которая только сильнее проявляется с годами, дружелюбно кивнул Ирме и тоже улыбнулся. От этой улыбки странные мурашки бежали по коже и сосредотачивались в… разных местах…

— Нам нужно что-то делать. Нам нужно что-то делать. Мы не можем просто так сидеть и смотреть.

Грибной Король водил шляпой туда-сюда, следя взглядом за вышагивающим по трапезной Цауберадлерского монастыря герцогом цу Юстусом. Наконец не выдержал:

— Почему? Почему мы не можем просто сидеть?

— То есть как? — взвился герцог. — Мы что, по-твоему, можем просто ничего не делать?!

— Неудивительно, — поморщился Грибной Король, — что твои ведьмы такие истерички… Зачем нам что-то делать?

— То есть как?

— Да вот так. Мне, моим детям и моим слугам не выйти из города. Это факт. Значит, нам нужно ждать, пока король вернется.

— А если он не вернется?

— Думаешь, король решит перенести столицу? — хмыкнул Грибной Король. — Навряд ли. Рано или поздно он приедет сюда. А мы будем его поджидать.

— А если он не приедет еще месяц? Два? Год?

— Ну и что?

Герцог моргнул:

— И правда, что это я? Ирмы нет, первый план провалился, и нам теперь неинтересна Ночь Зеленых Огней. Значит, пойдем по-другому?

— Ну да. — Грибной Король качнул шляпой. — Чем дольше здесь не будет короля, тем лучше для нас. Мои слуги так разогреют жителей, что, когда король все же появится, столица взорвется, как котел, который слишком долго держали с закрытой крышкой.

— Ты можешь взять себе еще слуг?

— Могу, только зачем? Я и тех, что есть, с трудом удерживаю. Лишние два-три десятка особой роли не сыграют.

— Мало… Один из ста столичных жителей в лучшем случае.

— Зато когда они выйдут на улицы, всем покажется, что их очень даже много. И люди решат, что против короля — вся столица. А не один из ста.

Герцог и Король расхохотались.

Путь до монастыря Якобу не запомнился. Его везли в карете — как дворянина, можно загордиться — с плотно занавешенными шторами, в темноте. Напротив всегда сидел чрезмерно сильный брат Риноцерус или же хитроглазый брат Вульпес. Якоб от тоски несколько раз представлял, как сворачивает одному из них шею, но здравый смысл подсказывал, что ничего у него не получится. Братья — не дураки.

Он дремал, поэтому даже не смог бы сказать, сколько они ехали. Сутки, двое? Его выводили оправиться в каких-то придорожных кустах, давали хлеб с мясом, воду. Якоб ел, пил, засыпал. Он уже почти созрел для побега, как поездка закончилась.

— Выходи, парень! — Дверца кареты открылась, брат Риноцерус выскочил наружу. Якоб вылез, щурясь на неяркий утренний свет.

Высокие крепостные стены. Вымощенный булыжником двор, спускавшийся от ворот длинным языком и разливавшийся в круглую площадь. Разбросанные здания, построенные из огромных темных камней. Мрачный собор с высокой колокольней.

Шварцвайсский монастырь.

— Ну, как тебе у нас? — усмехнулся брат Вульпес.

— Пахнет здесь у вас. Чем-то.

— Ладаном?

— Лисятником.

— Иди, — помрачнел святой брат. — Шутник.

То тут, то там по двору проходили монахи в черных рясах, подкованные белой сталью сапоги тяжело звенели о булыжники.

— Брат Лепус, погоди, — пробежал мимо один из монахов, молодой, безусый.

— Иди, иди. — Брат Риноцерус, наоборот, заулыбался.

Якоба толкнули в спину, он зашагал вниз к одному из зданий, прижавшихся к стене монастыря.

Колокольня? Якоб завертел головой.

В узких проемах под острой крышей были хорошо видны темные бронзовые колокола. Вот только…

Из-за стены незаметно, но у колоколов не было языков.

Допрос живо напоминал городскую стражу города Штайнца.

— Ты колдун?

— Нет, господин.

— Ты когда-нибудь колдовал?

— Нет, господин.

— Ты знаком с колдунами?

— Нет, господин.

— Врешь.

— Нет, господин.

Отец Тестудос наклонился к парню. Здесь все-таки не Штайнц.

— Ты не понял меня, Якоб Миллер. Когда я сказал, что ты врешь, я имел в виду не то, что я не верю тебе. Ты именно врешь. А я чувствую ложь. Всегда. Ты знаком с колдуном.

— Нет, господин.

Аббат вздохнул:

— Слушай, парень, я ведь не желаю тебе зла. Пойми, это моя работа, ловить и уничтожать колдунов. Ты не колдун, это сразу понятно. Но ты работал на колдуна. И ты скажешь, как мне его найти.

— Нет, господин.

— Черная белизна… Парень! Кого ты покрываешь? Колдуна? Мерзкого злодея? Он тебе что, брат? Отец? Сын?

— Нет, господин.

— Тогда зачем? Ты что, не понимаешь, что такое колдуны? Они используют людей для своих целей, а потом бросают. Ведь тебя бросили? Он тебя бросил? Ведь так? Ну, сам подумай…

Якоб молчал, опустив голову.

— Или ты думаешь, что он тебя спасет? Зачем ты ему теперь? Твоя роль сыграна, все, ты ему больше не нужен.

Якоб молчал.

— Хочешь, я угадаю, что ты думаешь? — Аббат прищурился. — Ты думаешь, что твой дружок просто не успел тебя спасти. Или, может быть, даже думаешь, что он придет за тобой? Сюда? Парень, запомни, все колдуны боятся шварцвайсских братьев. Никто не выступит против нас. Никто.

Парень поднял голову.

— Почему? — хрипло спросил он.

— Что почему?

— Почему колдуны вас боятся? Кто вы такие, шварцвайсские братья?

Аббат широко улыбнулся:

— Ты вспомнил о тех слухах? Мол, наши монахи сами все колдуны, поэтому и могут поймать других? Так? А ты не думал, что волков травят не другими волками, а волкодавами?

— Значит, вы не волки? — тихо спросил Якоб. — Волкодавы…

— Да… — Аббат улыбнулся было.

— Волкодавы… Не люди.

Он почувствовал, как на его плечах напряглись пальцы двух монахов.

— Что ты сказал, парень? — Отец Тестудос сощурил глаза.

— Сила брата Риноцеруса. Чутье брата Каниса — он ведь узнал меня, не видя, не так ли? По запаху? Ваше умение чуять ложь…

Монахи переглянулись.

— …запах в вашем монастыре. Так пахнет там, где живет много зверей, хищников. Но у вас нет зверинца, нет даже скотника. Откуда запах? Ваши имена, наконец… — Якоб улыбнулся: — Наш деревенский священник учил нас, детей, нескольким словам на древнем языке. Брат Заяц, брат Лис, брат Пес… Вы оборотни, господа?

Отец Тестудос наклонился к Якобу. Парень слегка испугался.

Лицо аббата приближалось к парню, хотя тело не двигалось. Из воротника вытягивалась длинная, нечеловеческая шея. Кожа на лице, казалось, стягивалась к затылку, рот превращался в узкую безгубую щель, глаза становились черными провалами.

— Догадливый… — прошептала жуткая рожа и рывком вернулась обратно, превратившись во вполне человеческое лицо аббата.

— Только мы никакие не оборотни.

Отец Тестудос принял решение. Как отреагирует король, если узнает, что спутник его дочери случайно потерялся, — большой вопрос. А вот что он сделает, если посторонний человек, узнавший тайну Шварцвайсского монастыря, останется в живых — вариантов нет.

Глава 40

— Мы не оборотни, Якоб Миллер, — откинулся в кресле отец Тестудос (или некая непонятная тварь?). — Мы — люди. Такие же, как и ты. Но! — Аббат пресек попытку Якоба возразить. — Но мы получили особые возможности — для того, чтобы бороться с колдунами и ведьмами на равных. Существует способ получить такие возможности. Наши братья сильнее обычных людей, обладают чутьем на колдовство, да и обычное чутье, подобное собачьему или волчьему, у нас также имеется. Особые слух, зрение… Колдуны не могут отвести нам глаза своими иллюзиями. Да, мы можем превращаться в животных…

Якоб скосил глаза вправо: брат Канис, видимо для иллюстрации слов отца Тестудоса, превратился в крупного чепрачного пса.

— Но, — продолжал аббат, — мы такие же люди, как и все остальные.

— Чем же вы отличаетесь от колдунов? — мрачно поинтересовался Якоб.

— Тем, — отец Тестудос решил быть терпимым, — что наши способности направлены только на нас самих. При всем желании наши братья не могут навести порчу или отвести глаза другому человеку. Но с колдунами, как ты, возможно, заметил, мы боремся вполне успешно, причем только во славу короля Вальтера. А наши имена… После обряда, — обряд Золотой Луны, если тебе интересно…

Якоб покачал головой.

— После обряда каждый из нас получил связь с неким животным, а также определенные качества, присущие этому животному. В честь его мы имена после пострига и меняем. Возможно, это не очень благочестиво, но это не значит, что мы отошли от Бога. Что скажешь, Якоб Миллер?

— А что я должен сказать?

— Ну, например, рассказать нам, кто был тот колдун, с которым ты связался. Я был с тобой честен и откровенен. А ты? Продолжаешь запираться? Нехорошо… Запомни, Якоб Миллер, к нам в монастырь попадают только две категории людей: добрые жители королевства, случайно попавшие под подозрение в колдовстве или невинно оклеветанные, и упорствующие в своей злобе к роду человеческому колдуны и их пособники. Если первых, после проведенного расследования, установившего их невиновность, мы отпускаем с миром, то вторые… — Глаза аббата сощурились: — Вторые из стен монастыря не выходят. Решай сам, кем ты хочешь быть.

Якоб молчал. Выйти отсюда очень хотелось, также хотелось рассказать все, что он знает о Подмастерье, но…

Слова аббата о двух категориях.

О попавших в Шварцвайсский монастырь людях рассказывали множество страшных историй, а вот о вышедших из него Якоб не слышал ни одной. Или монахи ловили только колдунов и их пособников, или же они не любили признавать свои ошибки и отпускать тех, кто мог рассказать о них, на свободу.

Да и не стал бы Якоб на их месте отпускать человека, узнавшего, кто они такие, на волю, рассказывать эту интересную историю. Умный колдун, заранее узнавший, кто такие черно-белые монахи, мог придумать и способ, как справиться с ними.

Неожиданность тоже оружие.

— Ну что, Якоб Миллер, молчишь? Ты ведь должен понять, что мы не враги тебе.

— Значит, ваша сила — от Бога? — неожиданно спросил Якоб.

— Я же тебе сказал…

— Тогда почему у вас не звонят колокола?

Отец Тестудос встал, обошел стол и наклонился к Якобу:

— Парень… Какое твое дело, откуда у нас наша сила? Твое дело — отвечать на вопросы.

— Я могу подумать?

— Да. Пять минут.

— Тогда я не буду вам ничего говорить.

— Хорошо. — Отец Тестудос прошелся туда-сюда. — Отведите его в камеру. Послезавтра приедет король, он и решит, что делать.

Все же аббат не стал брать на себя ответственность в принятии решения об убийстве парня. Как-никак, он спас дочь короля. Вдруг король все же решит помиловать его? Случайно?

Якоб сел на солому. К чести монахов, можно сказать, что солома была свежей и ее было много.

Камера была подземной, только под самым потолком виднелось маленькое окошко, через которое пролезла бы разве что кошка. И то при условии, что в окне спилят железные прутья и кошка будет некрупной. Судя по изредка появлявшимся в окне сапогам, снаружи оно было на уровне земли.

В камере были сводчатый потолок, каменные стены и обитая железом дверь. Еще в одном из углов была вонючая дыра в полу, но приближаться к ней не хотелось. По крайней мере пока.

Якоб с удовольствием приблизился бы к двери, но такого удовольствия ему не доставили.

Руки парня были закованы в цепи. Зная о его силе, цепи были подобраны… Даже не понятно, где такие можно найти и зачем они монахам: каждое звено величиной с калач и толщиной такое же. Запястья Якоба сковали толстенными железными кольцами, от которых и шла цепь куда-то в отверстие в стене. Якоб попробовал выдернуть цепь, но быстро понял, что проще протащить по земле дом. Дом он, наверное, смог бы сдвинуть…

Сидящий парень обхватил голову руками. Судя по всему, жить ему осталось пару дней. Мыслей о добром короле Вальтере, который не допустит беззакония, даже не появилось. Если королю служат колдуны-оборотни — сами себя они пусть называют как хотят, — значит, права была Фукс. Он — Темный Властитель.

Вспомнив о Фукс, Якоб тихо застонал. Это получается, он убил человека — девушку! — которая на самом деле хотела помочь королевству. «Мне хотелось сказки… Эльфов и драконов…» — вспомнились ему ее бормотания. Несчастная девчонка.

Да еще пророчество…

Там точно было сказано «Темный Властитель», который, если его не остановить, зальет страну кровью. А что сделал он, Якоб? Остановил короля? Нет, напротив, встал на сторону тех, кто помогал ему. То есть когда король покажет свою кровавую сущность, именно он, Якоб, и будет во всем виноват?

Или нет?

Якоб вспомнил, что монахи, может быть, и не совсем полноценные колдуны, но невинноубиенная Фукс была ведьмой без всяких там «если» и «может быть». И она без всяких сомнений убила бы всех гвардейцев в том особняке. Да и ритуал, для которого была нужна Ирма, вполне мог закончиться смертью девчонки. Так что определить, кто тут более кровав, король или его противники, будет затруднительно.

От ритуала убийства короля мысли перешли к Подмастерью. Кто он такой? Колдун? Несомненно. Враг короля? Друг короля? Непонятно. У Подмастерья были какие-то свои туманные цели, для которых ему понадобился король у власти, а значит, живая Ирма. Вот он, чтобы спасти девушку, и нашел одного сильного и глупого крестьянина. Девушка спасена, зачем ему теперь Якоб? Нужно ли выручать Якоба? И вообще: кто такой Якоб? Чего стоит услуга, которая уже оказана?

Якоб все глубже и глубже погружался в черные мысли. Глупый мальчишка, отправился из дома за волшебным зерном. А что нашел? Связался с колдуном, который обманул его, привел его к монахам-оборотням, которые служат жестокому королю. Ждет его в лучшем случае виселица. А то и костер… И теперь благодаря ему, Якобу, во главе королевства останется Темный Властитель.

Съездил за зерном…

Ксенотанским.

Дурак.

Ведь никакого ксенотанского зерна на свете не было.

Зерноторговец Вильгельм Миллер рассказал Якобу, что такое «ксенотанское зерно». Если, конечно, не соврал, но зачем ему врать?

Ксенотан — морской порт на маленьком островке. Земель там не пашут и ничего не сеют. Выражение «ксенотанское зерно» давным-давно означает то же самое, что «птичье молоко» или «кнебельские рудники». А его волшебные качества… Никто не знает, кто их придумал, может, кто-то хотел пошутить, может, искренне мечтал о такой пшенице, только продавали ксенотанское зерно исключительно мошенники глупым парням из дальних деревень…

Якоб закрыл глаза. Зерна нет, в деревню не вернуться — засмеют, сторону в противоборстве короля и дворян он выбрал неправильную, связался с колдуном, да еще и угодил в Шварцвайсский монастырь.

Жизнь окончена. И прожита зря.

В семнадцать лет многие так думают…

Якоб погремел цепями, устраиваясь поудобнее, привалился спиной к стене и задремал.

Разбудило его утреннее солнце, заглянувшее в оконце, и непонятный скрежет.

Парень оглянулся. С уличной стороны окна в камеру заглядывал большой черный ворон, очень похожий на того, что был у Подмастерья.

— Ну? — недружелюбно спросил Якоб. — Ты Берендей? Или сам Подмастерье? Пришел позлорадствовать?

— Кар! — буркнул ворон и продолжил свое занятие — точить клюв о решетку.

— Слушай, если ты не тот и не другой, сделай одолжение — уйди. И без тебя тошно.

— Кар! — Ворон ушел. К другому пруту.

— Нет, я имел в виду, уйди совсем.

— Кар! — Мол, и не подумаю.

— От тебя все равно никакой пользы. — Якоб усмехнулся: он в камере всего одну ночь и уже разговаривает с воронами. По слухам, это обычно происходит с мышами и где-то год на пятый. На шестой, кажется, мыши начинают отвечать…

Ворон отвечать не думал, разглядывая Якоба черными бусинками глаз. Наклонил голову, посмотрел одним глазом, другим…

— Если ты Берендей… и если я правильно запомнил твое имя… слетай к Подмастерью. Вдруг он все же не такая сволочь и поможет мне. Ну, например, возьмет монастырь штурмом…

Ну да, колдун. Один. Штурмом. Монастырь. Полный охотников за колдунами. Один. Ха. Ха.

— Кар! — Ворон, видимо, тоже решил высказать свое возмущение такой идеей.

— Ну, или слетай тогда за моими братьями, Иоганном и Фрицем. Вдруг они смогут помочь.

Еще более безнадежная мысль. Даже если братья все бросят и побегут, до завтра, то есть до приезда короля, не успеют…

— Кар! — Ворон взмахнул крыльями и улетел.

«Ну вот, один был собеседник, и того спугнули…» За окном протопали подбитые белой сталью сапоги.

Через некоторое время залязгали замки, и в открытую дверь вошел брат Риноцерус:

— Доброе утро. Как дела?

— Да вот с воронами общаюсь.

— С братом Корвусом, что ли? Так он же на севере.

— Да нет, с настоящим, черным. Сидел тут у окна…

— А, этот… Держи.

В руки Якобу брат Риноцерус сунул глиняную миску с похлебкой и ложку.

— Не морщись, — хотя Якоб морщиться и не думал, — мы с братией едим то же самое. Нет у нас отдельных поваров для заключенных… Что сидишь? Ешь.

День проходил медленно. Брат Риноцерус — что это за зверь такой, интересно? — приходил еще два раза, приносил еду и питье. Разговорить заключенного он не пытался, а самому Якобу беседовать не хотелось. Ближе к вечеру заглянул отец Тестудос, спросил, не желает ли Якоб все-таки рассказать о колдуне, но парню было уже все равно, и он отказался из чистого упрямства. Было чувство, что расскажешь не расскажешь — конец один. Так хоть попортить им настроение напоследок…

Наступил вечер, за ним ночь. Кажется, в ночь перед казнью положено мучиться размышлениями, страхами или еще чем-то таким, но Якоб спокойно лег на солому и уснул. Если бы его часто казнили, так он хотя бы знал, насколько это страшно, и, может быть, боялся бы. А так, зачем бояться неизвестно чего? Смерти же как таковой Якоб не страшился. Было только обидно за глупо прожитую и короткую жизнь.

Ночью его разбудил шум.

Необычный.

Очень необычный.

— Отец Тестудос!

Шварцвайсские монахи не теряют самообладания. Однако монах, встретивший отца Тестудоса в коридорах, — аббат вышел посмотреть, что там происходит во дворе, — был несколько растерян:

— Отец Тестудос!

— Да, брат Мустелинус. Что случилось? Можно подумать, наш монастырь берут штурмом!

— Да! На нас напали!

— Кто?!

Кто может напасть на Шварцвайсский монастырь?! Королевские войска? Король не станет нападать на своих верных слуг. Противники короля? Грибной Король? Мстительные колдуны?

Монах помедлил:

— Вы мне не поверите…

— Кто?!

— Эльфы. И дракон.

Глава 41

Якоб дернулся и проснулся. Что там за шум на улице? С его места — а ближе подойти не позволяли цепи — из маленького окошка был виден только кусочек ночного темного неба… Темного?

Небо озарилось отблесками огня, как будто монахи решили на ночь глядя развести огромный костер. Или как будто в монастыре запустили фейерверк, который Якоб один раз видел на ярмарке в детстве.

Подтверждая его догадку, раздался треск… Это не фейерверк, это выстрелы!

Пожар? Якоб дернулся, цепи загремели. Совсем не хотелось, чтобы здесь нашли его обугленный скелет. Стоп, а почему выстрелы?

— Эльфы! — послышался командирский крик. — Эльфы справа!

А, все понятно. Ему просто снится. Не могут же на монастырь напасть сказочные герои. Тогда огонь, наверное…

— Дракон! Стреляйте в дракона!

Ну вот, подтверждение. Это сон. Якоб сел на солому, зевнул и улыбнулся. Эльфы и дракон, как раз из мечтаний Фукс… Фукс!

Парень вскочил. Это не сон. И на монастырь наяву напали эльфы вместе с драконом. Неужели…

Неужели ведьма жива? Ведь то, что хотела рыжая бестия — эльфы и дракон, то и получилось. Тогда…

Тогда они пришли за ним. И вовсе не для того, чтобы помочь. Фукс решила отомстить. И сейчас…

Загрохотали замки и засовы. Дверь распахнулась, на пороге…

Не может быть!

Этого просто не может быть!!!

Если Якоб видел ситуацию исключительно в своем воображении, то перед глазами отца Тестудоса весь этот бред предстал в полных и ярких красках.

За стеной монастыря стоял дракон.

Огромный — высокая стена была ему ниже пояса, а рогатая голова на длинной змеиной шее взметнулась ввысь футов на сто. Желтое змеиное брюхо, распахнутые перепончатые крылья и странно маленькие на их фоне передние лапки.

Чешуйчатая кожа дракона светилась красным светом, чудовище было прекрасно видно даже в темноте.

Монахи дружно выстрелили ему в брюхо, но пули не оказали эффекта.

— Аххрр! — Дракон распахнул пасть и исторг ввысь столб огня.

При его свете стали четко видны маленькие фигурки, ловко перепрыгивающие через стену.

Зрение монахов было под стать звериному, поэтому все четко видели длинные лошадиные уши, торчавшие из светлых волос пришельцев.

Эльфы.

Из сказок — а эльфы встречались только в них — отец Тестудос помнил, что Дети Сумерек одевались в зеленые одежды, а также любили и умели пользоваться луками. Нападавшие словно задались целью опровергнуть расхожие стереотипы: красные мундиры, длинные волосы, заплетенные в косы, и самое главное…

Эльфы были вооружены ружьями.

После первых же выстрелов в их сторону они рассыпались по монастырскому двору и открыли ответный огонь. Монахи залегли, и завязалась перестрелка.

Обиженный невниманием дракон, который, к счастью, не собирался лезть на освященную землю, дунул огнем. Ближайшая настенная башня мгновенно почернела и задымилась. Правда, не загорелась.

В темноте мелькали вспышки выстрелов, медленно затягивающих двор пороховыми клубами.

Отец Тестудос лихорадочно пытался понять, что происходит. Эльфы и дракон… В сказках — всегда враги. Но теперь эти сказочные персонажи вместе штурмуют его монастырь. Как? Почему? Зачем?

Аббат ухватил последнюю мысль. Зачем… Отбросить всю шелуху, весь волшебный антураж и понять, чего хочет добиться противник.

Перебить монахов? Нет. Если он набрался наглости и сил напасть на Шварцвайсский монастырь, то для уничтожения братии можно было сделать все тихо, то есть вырезать всех в темноте… Понятно, что не получилось бы, но можно было попытаться. Или же самое простое — натравить дракона. Значит, цель иная…

— Зелень красная! — Отец Тестудос кулаком выбил из стены камень.

Значит, нападающие пришли за чем-то важным. Или за кем-то. А кто в монастыре может оказаться важным для колдуна, сумевшего призвать несуществующих тварей?

Крестьянин!

И тюрьму никто не охраняет, все схватились с эльфами, фиолетовое через золотистое с красно-бурым и лилово-желтым!

Якоб ожидал увидеть кого угодно: мертвую Фукс, Подмастерье, монахов, гвардейцев, эльфов… Даже король генерал Нец не был бы таким уж неожиданным гостем.

В дверь камеры вошли его братья Иоганн и Фриц.

— Привет, братишка, — улыбнулся старший. — Ты чего это здесь сидишь? А нам приходится тебя выручать.

— Иоганн… — Якоб почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы.

— Про меня, конечно, все забыли, — хмыкнул средний брат.

— Фриц… Что вы здесь делаете?

— Ты посмотри, он еще спрашивает! Сам просит всяких воронов о помощи, а потом удивляется.

— Так вы… Вас…

— Якоб, тебе нужно осторожнее выбирать друзей, — перебил его Иоганн, рассматривая цепи. — Но об этом потом, сейчас нужно побыстрее выбираться.

Старший брат разломил звенья цепи на правой и на левой руке. Как калачи. Да, братья Якоба были посильнее его самого.

— Быстрее! — Иоганн махнул рукой. — Кольца снимем по дороге.

Братья вышли из камеры.

— Брат Риноцерус! — Отец Тестудос, пригибаясь, подбежал монаху, выглядывающему из-за угла монастырской пекарни. — Скорее за мной! Пока эльфы…

— Отец Тестудос… — Брат выглядел… удивленным?

— Что такое?

— Эльфы. Они… исчезают.

Аббат выглянул. Действительно…

Вон рослый эльф с коротким ружьем вскочил, краснея мундиром, из-за колодца, и исчез. Словно лопнул, подобно мыльному пузырю — вот только что был, и вот уже нет ни следа.

— Этот был последний… — пробормотал озирающийся брат Риноцерус.

То тут, то там поднимались монахи, сжимающие ружья, пистолеты. Эльфов не было.

— Аххрр! — проревел дракон и лопнул с еле слышным хлопком.

— Что это… Куда… — Монахи пытались понять, что же произошло.

— Их даже золотые пули не брали! И серебряные тоже. И медные…

— Что значит не брали? — Аббат понял, что сейчас он сообразит, в чем дело.

— Я несколько раз попадал в них, — если брат Ассипитрис сказал, что попадал, значит, так оно и было, — они не реагировали, как будто это были не пули, а…

— Пули были правильные. — Отец Тестудос вышел на середину двора и оглядел стены… Так он и знал. — Неправильный противник. Посмотрите на стены.

Монахи посмотрели на выщербленные их выстрелами стены, у которых находились эльфы. А потом — на девственно чистые стены, за которыми прятались они.

— Они что, холостыми стреляли? — недоуменно произнес кто-то.

— Иллюзия, — первым понял брат Вульпес. — Эльфы и дракон были наведенной на нас иллюзией.

Он указал на башенку, обугленную дыханием дракона. Сейчас башенка была такой же чистой, как и до налета.

— Все это было иллюзией. Но зачем?.. Крестьянин!

Несколько монахов сорвались с места и побежали к тюрьме. Отец Тестудос вздохнул. Тот, кто смог навести иллюзии на них, был сильным колдуном. А значит, в тюрьме уже никого нет. Такие люди не ошибаются…

— Дай руку! — Братья, прислушиваясь к отдаленной пальбе и косясь на торчавшего над стеной дракона, подбежали к небольшому пролому в монастырской стене.

Якоб протянул руку, Иоганн поддел толстенное железное кольцо и разорвал его со скрипом. Искореженная железяка покатилась по земле. За ней вторая.

— Так как вы здесь оказались? Да еще так быстро.

— Их пригласил я. — Из-за деревьев, что росли в сотне шагов от монастыря, вышел улыбающийся Подмастерье.

— Кар! — на плечо Фрица приземлился ворон. Ворон? Ночью? Хотя…

— Знаешь что, братишка, — хлопнул Якоба по плечу Иоганн, — в следующий раз сообщи нам о том, что тебе нужна помощь, хотя бы за пару дней. Или скажи своим друзьям, чтобы придумали другой способ добраться побыстрее. Знаешь, летать мне совершенно не понравилось.

— Кар!

В небо вспорхнули три ворона.

Якоб проводил глазами улетающих братьев и повернулся к Подмастерью:

— Зачем?

— А как? — развел руками тот.

— Если у тебя в подручных настоящий дракон и…

— Если бы у меня был настоящий дракон, — Подмастерье торопливо шагал к стоящей за деревьями карете, запряженной шестеркой лошадей, — у меня бы все равно ничего не получилось. Ведьмы, колдуны, нечисть и волшебные создания не могут войти на территорию монастыря. Даже Шварцвайсского. Ведь я угадал, и монахи тебя надежно приковали?

Они залезли в карету, Якоб качнулся на мягких подушках сиденья. Бархат.

— Поэтому, — Подмастерье раскинул руки и заложил ногу за ногу, — мне понадобились сильные, но обычные люди, которые вытащат тебя, пока мои иллюзии отвлекали монахов. Сам я на территории монастыря теряю все способности и становлюсь обычным человеком, способным, конечно, разорвать цепи, но только с помощью напильника и недели времени.

Тени от ветвей деревьев внезапно замелькали на стекле, появилось ощущение движения, хотя не чувствовалось движения колес, как будто карета летела. Якоб выглянул в окно.

Карета летела.

Копыта коней беззвучно били по туману, как по ровной дороге. Упряжка пронеслась низко над землей, сделала крутой вираж и взмыла над деревьями, на мгновение мелькнув на фоне розовеющего утреннего неба.

— Улетели, п… пташки! — Отец Тестудос со щелчком сложил подзорную трубу. — Зелень красная!

— Я всего лишь колдун, Якоб. Да, сильный, да, очень сильный. Но только колдун. Сила любого колдуна заканчивается там, где начинается влияние святого слова или образа. На монастырских землях, пропитанных молитвами, моя сила ничего не значит. Хотя тут все зависит от человека… Молитвы, которые помогут святому подвижнику, окажутся пустыми словами в устах вояки и дуэлянта, привыкшего больше полагаться на добрую сталь.

— Отчего-то мне кажется, что ты меня обманываешь, уважаемый. — Якобу вовсе не хотелось разговаривать с Подмастерьем. — Я точно помню, что ты колдовал в церкви, и не просто в церкви, а в самом Друденском соборе.

— Колдовал, — качнул шляпой собеседник, — но… Тут есть одна тонкость. Любой колдун прежде всего слуга зла… Не перебивай. И отказаться от своей участи он не может, иначе мгновенно лишится не только сил, но и жизни. Однако если колдун встретит на своем пути святого и попросит того освободить от колдовских сил, то тогда колдун станет обычным человеком. Или же колдун может сохранить всю свою силу, если он объяснит святому, для чего она ему нужна, а тот сочтет причину уважительной.

— Ты встретил святого, который освободил тебя от служения злу и позволил пользоваться силой?

— Да. Самого святого Аркадиуса.

— Ага… Святого Аркадиуса. И ничего, что тот умер полторы сотни лет назад.

— Епископ Аркадиус оставил мне силу, но колдовать при святом образе я могу только при условии, что не причиню никому вреда. Даже для самозащиты. Из-за этого меня чуть не убили три молодые ведьмы, поэтому я не смог прийти вам на помощь. Правда, если не считать твое заключение в монастырь, вы и без меня хорошо справились…

Якоб вспомнились мертвые глаза рыжей ведьмы.

— Ну да, справились… А зачем я тебе сейчас понадобился? Все уже закончилось, Ирма у короля.

— Ты? Я должен был оставить тебя у шварцвайсцев? Они хорошие ребята, но могли переломать тебе все кости, а их у человека больше двух сотен, выпытывая сведения обо мне. Даже те, которых ты не знал. Я не мог тебя бросить.

— Тогда куда ты меня тащишь? Если я не нужен.

— К королю, куда же еще? Я ведь обещал тебе плату. Нехорошо обманывать честного крестьянина.

— Ксенотанского зерна не существует.

— Правда? — Подмастерье улыбался. — Тогда смотри.

На его ладони лежал маленький кусочек глины. Пальцы замелькали, сминая, растягивая и лепя комочек…

— Видишь?

В руке Подмастерья была глиняная птичка-свистулька. Он поднес ее к губам и свистнул.

— И что? — хмыкнул Якоб.

— А то, что минуту назад этой птички тоже не существовало.

— Я понял… — медленно проговорил парень. — Думаю, что понял…

— Мы уже приехали? — Ирма выглянула в окно кареты.

— Нет, просто мы встретили его по дороге, — улыбнулся монах.

Девушка была полна твердой решимости оставаться в учебном корпусе личной гвардии до тех пор, пока не будет решена судьба Якоба. Однако сладкие речи отца Куникулуса были такими… Такими убедительными…

Он обещал, что с парнем ничего не случится, что нет смысла ждать его здесь, потому что добрые братья из Шварцвайса привезут его туда, где будет находиться госпожа Ирма, что наверняка с ним хорошо обращаются, кормят и поят вдосталь… Слушая чарующий голос и глядя в завораживающие черные глаза, Ирма чувствовала, что при желании святой отец мог бы уговорить ее на что угодно…

Она и сама не поняла, как согласилась уехать в столицу, к королю, взяв с собой только Рудольфа и неожиданную спутницу. Вернее, о Рудольфе она и не вспомнила бы, но на того не действовало обаяние святого отца, и гвардеец нахально набился в сопровождающие.

Ирма опять выглянула в окно:

— Это… он?

— Да, — подтвердил монах, — это король Вальтер. Ваш отец.

Девушка еще раз взглянула на темную фигуру, стоящую у черной кареты, и медленно открыла дверцу. Не так она представляла встречу с королем…

— Здравствуй… те, ваше величество.

Король Вальтер был высок и худ, одет в черную одежду, с его плеч свисал черный плащ. Одеждой, лысой головой и крючковатым носом его величество больше напоминал злобного чернокнижника, чем доброго правителя.

— Здравствуй… — Король, судя по всему, тоже не знал, как себя вести. — Здравствуй, Ирма. Оставим пока «отца» и «дочь» до тех пор, пока не узнаем друг друга получше… А это, как я понимаю, твои спутники?

Король посмотрел через плечо Ирмы.

— Ну отца Куникулуса я знаю… очень хорошо знаю, — с нажимом произнес он.

— Нет, нет, ваше величество, — монах опустил взгляд, — ни в коем случае, это же ваша дочь…

— Знаю я также и храброго Рудольфа… По-прежнему без фамилии?

— Не было времени, ваше величество. — Гвардеец поклонился.

— Так… А вот это прелестное создание мне незнакомо. Ты кто?

Спутница Ирмы, молоденькая девушка, попыталась упасть на колени, но ее удержал под локоть Рудольф.

— Меня зовут Лотта Шмидт, — тихо произнесла она, не поднимая глаз. — Госпожа Ирма была так добра, что позволила отправиться в путь вместе с ней.

— Ну что ж… — Король хлопнул в ладоши. — Раз мы вместе — то кто против нас? В столицу!

Глава 42

— Уважаемый… — Якоб не смотрел на Подмастерье, он глядел на пролетавшие под колесами кареты верхушки деревьев. — Ты сказал, что еще не все закончено.

— Конечно. Грибной Король по-прежнему в столице, ведьмы цу Юстуса, хотя и изрядно прореженные, там же; сам герцог, слуги Грибного… У короля еще очень много врагов.

— Скажи-ка, пожалуйста, уважаемый, — Якоб все же повернулся к собеседнику, — а ты уверен, что помогать нужно королю?

— Неужели Грибному Королю? — улыбнулся Подмастерье.

— Может, — гнул свое Якоб, — не нужно помогать никому? По-моему, что простой король, что Грибной — разница невелика.

— Невелика, но она есть. Король Вальтер — не нечисть.

— Нет? Может, правду говорят, и он на самом деле пришел к власти колдовством? Ему служат монахи-оборотни, пророчество называет его Темным Властителем…

Якоб замолчал. Подмастерье неожиданно рассмеялся:

— Эх, парень, ты же умный человек, а до сих пор веришь сказкам о страшных пророчествах!

— Оно же есть…

— Якоб, Якоб… Да нет никакого пророчества.

— Король едет в столицу. — Цу Юстус не радовался, просто констатировал факт.

— Едет. — Грибной Король по своему обыкновению был спокоен.

Герцог помолчал. Когда слишком долго готовишься к некоему событию, его приход уже не вызывает особых эмоций. Приедет король, на улицы выйдет народ, и все — корона окажется у того, кто во всем будет слушаться Грибного Короля. А значит, у герцога цу Юстуса.

— У нас все готово для встречи, — качнул широкополой шляпой Грибной Король. — Когда будет нужно, мои слуги выйдут на улицы, народ за ними увяжется, твои ведьмочки проследят, чтобы не выполз Третий. Потому что армия парализована, личная гвардия слишком малочисленна, а монахи-шварцвайсцы… Им будет нечего делать — колдовства-то никакого. А если они начнут хватать людей из толпы, обвиняя их в такой глупости, как служение мне… — Король хихикнул: — Монахов не любят и поверят не им.

— На словах все просто… — Цу Юстуса одолевали дурные предчувствия. — Что, если народ не пойдет против короля?

— Против короля? Против колдуна, который захватил трон, используя чародейство?

— Но ведь мы не нашли этому доказательств?

— Какая разница? То, что повторяет толпа, и есть истина, без всяких доказательств. По крайней мере для самой толпы. Так что, герцог… — Грибной Король улыбнулся: — Готовьте нашего принца.

Эту карету стража у ворот даже не подумала останавливать. Створки ворот как будто сами разлетелись, пропуская кортеж. Дело было даже не в том, что карету сопровождали одновременно личная гвардия и шварцвайсские монахи.

Королевский экипаж знали все.

Рассветало. Ирма дремала, привалившись к стенке, к ней прижалась спящая Лотта, изредка что-то бормоча.

Король и начальник личной гвардии тихо разговаривали:

— Ваше величество… Вы не боитесь, что наши противники, узнав о том, что вы привезли дочку, опять решат ее похитить?

— Я верю в ум своих врагов. — Король улыбался, что при его внешности выглядело жутковато. — Они наверняка уже придумали следующий план. Думаю, он у них уже был на всякий случай… и в этом плане для Ирмы места нет. Я думаю, как только узнают, что я в столице, тут же начнется восстание. Они не станут опять откладывать его на месяц. Побоятся, что я успею среагировать. Так что готовьтесь, граф, нас ждут веселые дни.

— Что ты знаешь об этом предсказании, Якоб? То, что есть некий Темный Властитель, который зальет страну кровью, если его не свергнут, и то, что нашли это неописуемо древнее предсказание совсем недавно. Так?

— Ну… так.

— Якоб, почему ты сразу поверил ему? Впрочем, я могу и сам ответить на этот вопрос. Потому что оно названо старинным, а нам хочется верить, что в старину люди были мудрее и знали что-то, неизвестное нам сейчас. А также потому, что ты видишь в нем то, что происходит сейчас, поэтому считаешь, что будущие события из этого предсказания не менее реальны. Якоб, это пророчество фальшиво, как штиппское золото. Оно придумано совсем недавно. Только для того, чтобы оправдать свержение короля.

— Почему я должен верить тебе?

— Почему ты должен верить кому-то другому? Здесь не вопрос веры, здесь думать надо.

Якоб честно задумался. Король Вальтер — Темный Властитель… Какие у него, Якоба, доказательства этому?

Проклятый Подмастерье заронил в нем зерна сомнения в любых словах любого человека. Действительно, откуда ты знаешь, что правда, а что ложь, если ты знаешь о чем-то только со слов других людей? Как судить об этом?

Хороший правитель генерал Нец или плохой? Одни говорят — плохой, и приводят кучу доказательств, другие говорят, что он хорош, и несут свою кучу. Как разобраться во всем этом бедному простому крестьянину? Как не стать бараном, которого поведет за собой тот козел, что громче блеет?

Хороший правитель не станет держать монахов-колдунов. Но плохой не станет охотиться на ведьм, причиняющих вред людям. Плохой не станет наводить порядок и разгонять разбойников. Но хороший не станет делать разбойника командиром личной гвардии. Хороший не будет… Но плохой не станет…

Так все сложно… И таким простым казалось до того, как задумаешься.

Якоб с надеждой взглянул на Подмастерье. Может, он все-таки подскажет если не правильный ответ, то хотя бы в какую сторону нужно думать, чтобы додуматься.

Подмастерье покачал головой. Он не собирался указывать путь, он хотел, чтобы Якоб сам нашел его.

Парень закрыл глаза. Слова, слова, слова… Мы знаем о короле только то, что говорят другие люди, те, кто короля и не виделив глаза. Слова… Много слов, самых разных, очень убедительных…

Что это значит?

Якоб понял, что сейчас до чего-то додумается. Если слова не помогают понять истину…

Посмотри на тех, кто говорит.

Парень вспомнил старого деревенского садовника Йозефа, который всегда говорил, что яблоки в соседней деревне несладкие, невкусные и совсем не хрустят. Стоило ли верить его словам? Или взять, например, парня из Черного Холма, Людвига. Как он расхваливал булочки старика-пекаря! Если не знать, что дочка пекаря — невеста Людвига, можно и поверить.

Нужно задуматься над укорами обиженного и похвалой облагодетельствованного. Правду ли они говорят? Или просто высказывают свои чувства?

Кто называет короля Темным Властителем?

Фукс… Злая и жестокая ведьма, служившая Грибному Королю. Дворяне, чью вольницу прижал генерал Нец, мечтающие вернуть времена Новой династии. Ведьмы. Дворяне — слуги Грибного Короля. Герцог цу Юстус, пособник Грибного…

Пособник нечисти.

Против короля Вальтера — нечисть.

Кто же за него? Монахи — скрытые колдуны, гвардейцы — бывшие разбойники и Подмастерье — непонятный колдун. Ирма и Рудольф.

Якоб уже понял, что такие люди, как бывший сирота и бродяга Рудольф, не станут служить плохому правителю. Хорошие люди не станут служить Темному Властителю. Ему будет служить нечисть…

Значит, раз нечисть — против короля, то он, Якоб, — не на ее стороне.

— Знаешь что, уважаемый. — Якоб взглянул в окошко, на приближающиеся шпили столицы. — Подожди с оплатой. Я с тобой.

— Парень, — Подмастерье улыбался, — ведь твоя помощь может уже и не понадобиться.

— Тогда я тихонечко постою в сторонке. Будет хуже, если она понадобится, а я уйду.

— Значит, — а вот сейчас колдун был серьезен, — ты выбрал сторону?

— Да. Будь против него хорошие люди, я бы засомневался. Но выбирать сторону нечисти…

— А если ты все же ошибся?

Якоб нахмурился.

— Если я ошибся, — в его глазах, казалось, блеснул огонь крестьянских восстаний, — я эту ошибку и исправлю. — Он помедлил, но все же спросил: — Уважаемый, а почему ты на стороне короля?

— Я не на стороне короля, — покачал головой колдун. — Просто сейчас он на моей стороне. А твой подход к ошибкам…

В темном помещении кареты сверкнуло что-то алое.

— …мне нравится.

Глава 43

— Грибной Король. — Король Вальтер был серьезен, как надпись на надгробии. — Вот наш самый серьезный противник.

— Грибной Король? Лесная нечисть? Что он делает в столице, ваше величество?

Никто, даже если за королевской каретой следили, не обратил внимания на двух гвардейцев, неподалеку от дворца свернувших в переулки. В карете приехали во дворец Ирма, ее спутница и отец Куникулус, тут же откланявшийся и скрывшийся. Короля в карете не было. Сейчас он вместе с командиром личной гвардии цу Гроссабгрундом сидел в уютном кресле с бокалом вина. Кресло находилось в комнате, а та — в доме на улице, ведущей к дворцу. У комнаты, кроме кресла и камина, было еще одно неоспоримое преимущество — окно, из которого было видно ворота во дворец.

— Ты не обращал внимания, Август, что в нашей столице поселился неприметный запах плесени? Не задумывался, почему твоим ребятам не удалось найти тех, кто вербует молодежь в сторонники моего свержения? Откуда взялась странная мода — носить белую прядь волос за левым ухом?

— Ваше величество, Грибной Король — нечисть лесная. Уж поверьте мне, старому разбойнику. Что бы ему делать в городе?

— Что он делает? Он приобщает дворян к сонму своих слуг. Ты даже не представляешь, сколько человек с затянутыми плесенью мозгами уже ходят по столице, кричат в пивных, распевают песенки обо мне. И сколько из них придет к моему дворцу, чтобы потребовать моего ухода. Я же, — король устало улыбнулся, — злобный колдун… Это, видимо, я затянул грибницей мозги всех тех, кто десять лет назад согласился с моим восхождением на трон. Это я стою за спиной каждого чиновника, заставляя его брать взятки, это я заливаю вино в глотки спивающихся аристократов, плачущих о временах Старой династии, это я угрозами выгоняю студентов на улицы орать похабные песенки. Булыжники из мостовой по ночам, наверное, тоже я выковыриваю. Мне ведь нечем заняться ночью! Ах да, я же по ночам ставлю в неприличные позы своих придворных дам, как я мог забыть. Всех так интересует, с какой из них я сплю… Никого не интересует, сплю ли я вообще! — Король залпом допил вино и с силой швырнул бокал о стену: — Черно-золотистой красноты! Все! Выгоним всех желающих почесать зад о мой трон, и тогда я покажу всем, что такое тирания!

— Ваше величество, — осторожно заметил гвардеец, стряхнув с плеча осколки стекла и побелку. — Сначала нам нужно победить. Никто не слышал о тиранах с отрубленной головой.

— Все просто, мой друг, все просто… Моя дочь в безопасности, поэтому пригрозить мне не смогут. Значит, у противника остается только одна возможность — собрать толпу у моего дворца, с тем чтобы, подчинившись их требованиям, я отказался от короны. — Король Вальтер крутанул на пальце вышеупомянутый предмет и сбросил корону на столик. — Все думают, что быть королем — и интересно. Конечно, всем видно только то, как я в короне сижу на этой расписной табуретке, пышно именованной, но жесткой и неудобной. Никто не видит весь тот адский труд, который и означает быть королем. Нет, бывают, конечно, правители, которые искренне считают, что всю работу должен делать кто-то другой, а им остается только развлекаться. Только они не выдерживают и пары лет…

— Ваше величество, не отвлекайтесь. — Август с беспокойством подумал, что не помнит, сколько король уже выпил. — Что делать потом? Пушки?

— Какие пушки? — Король улыбнулся, спокойно и трезво. — Во дворце не должно остаться ни одного человека. Толпа придет — вернее, ее приведут слуги Грибного, — постоит, покричит…

— Думаете, после этого она разойдется?

— Я думаю, что тот, кто соберет толпу со своими сподвижниками, — я имею в виду Грибного Короля и цу Юстуса с цу Гольденбергом, — в толпу не пойдут, опасаясь как раз тех самых пушек. Зачем рисковать самим, если есть верные слуги вроде глупца цу Бальтазара? С помощью белых прядей грибницы Король может в любой момент отдать своим слугам приказ, сообщить что-то важное, получить ответ… Но видеть весь спектакль они захотят своими собственными глазами, значит, будут находиться где-то поблизости, в такой же удобной комнате. Вот туда-то мы и отправимся, чтобы накрыть всю верхушку одним ударом. Теперь-то мы точно знаем, кто против нас. Прикончим Грибного — его слуги потеряют связь, растеряются, не смогут держать толпу. Спаянная масса превратится в растерявшееся стадо.

— Всегда найдутся заводилы, которые призовут захватить и разграбить дворец. А потом — пойдут по городу…

— Дворец пусть грабят, приказа стрелять я не отдам. Лучше потерять дворец, чем репутацию. А вот чтобы не рванулись в город, после уничтожения верхушки окружим дворцовую ограду пушками и солдатами. Объявим, что если кто-то захочет ринуться в город, будет иметь дело с солдатами. Запертые на Дворцовой площади, под дулами пушек, горячие головы быстро остынут.

— Так может, вызвать войска сразу?

— Сразу? Половина армии — под влиянием цу Гольденсаата, верного сторонника мятежников, другая слушает цу Блауфальке, который и сам не знает, что сделает. Знаю одно: против меня, пока я у власти, он не пойдет. Узнав, что заговорщики убиты, войска окончательно подчинятся мне. До этого — не уверен.

— Давно нужно было чистить армию, давно…

— А я всегда говорил: только безжалостная тирания приведет Нассберг к порядку! Добром здесь ничего не сделаешь!

Король потянулся ко второму бокалу, но гвардеец перехватил его:

— Ваше величество, а все-таки, зачем Грибному Королю власть?

— Поймаем — у него и спросишь. Я что, по-твоему, ясновидящий? Я даже не знаю, кого они хотят посадить на трон. После смерти Роттенблюма и Апфельмауса других наследников-то не осталось…

На стене шевелил усами крупный черный таракан.

— Грибной Король? — переспросил Подмастерье. — Поверь, Якоб, он далеко не самый страшный. Есть людишки и похуже…

— Ведьмы? Уважаемый, а откуда Грибной Король взял столько ведьм?

— А это и не он. Призывать людей из другого мира он не умеет.

— Из… Другого Мира?! — Якоб похолодел. — Это что же получается, все эти ведьмы — демоны?

Подмастерье отпил пива по своему обыкновению из пустой кружки:

— Я же не сказал, что они из потустороннего мира. Я сказал из другого.

Якоб знал два мира: наш, населенный людьми, и Другой Мир — мир демонов и чертей, владения Сатаны.

— Это как?

— Вот смотри.

Подмастерье кинул на стол кошелек и достал медную монетку:

— Видишь? Вот эта монетка — наш мир. Вот эта сторона, — он провел пальцами по лицу короля Вальтера, — наша, где живем мы. Вот эта, — палец указал на обратную сторону, где жучками рассыпались буквы, — Другой Мир.

— А ведьмы откуда?

— Якоб… У меня в кошельке не одна монетка. Почему ты думаешь, что у Бога только один мир?

— Значит, ведьмы — с другой монетки… то есть мира. Они — люди?

— Люди. У всех монеток две стороны. Они — со стороны людей.

— А как же они у нас оказались? И почему против короля?

— Есть один способ, как человеку попасть из одного мира в другой. Из их мира — в наш. Самое лучшее в этом способе — то, что обычный человек, обычная девушка, при переходе получает колдовские способности. Становится ведьмой.

— Почему?

— Ну, — Подмастерье развел руками, — я не всеведущий Бог, я не знаю, почему так устроено.

— Значит, — Якоб вспомнил некоторые слова Фукс, — обычные девушки… Так почему здесь они сразу же идут свергать короля?

— Девушки, Якоб, они ведь мечтают о приключениях, эльфах и драконах. А тут такой шанс — приглашают в другой мир, где ты станешь всесильной ведьмой, сможешь победить Темного Властителя и навсегда останешься в памяти благодарного народа…

— Да почему Темного-то?

— Девушки… Что им сказал тот, кто пригласил, в это и поверили. Их просто используют, как… ну, как глупых девочек, скажем.

— Уважаемый, а куда они попадают после смерти? В свой мир возвращаются?

— Нет. В своем мире они уже умерли, это условие ритуала, поэтому попадают туда же, куда и все умершие. К святым, которые решают, куда им идти.

— Значит, за них можно молиться в церкви? Ну, чтобы им достался рай, а не…

— Ты все думаешь о своей рыжей знакомой? Не торопись молиться. Нам с тобой сейчас нужно помочь королю. Он, конечно, справится и без нас, сейчас он со своим гвардейцем как раз спорит насчет того, кто пойдет против Грибного Короля… — Подмастерье потер край уха, как будто обрезанного ножом: — Король хочет пойти лично, вместе с монахами. Гвардеец требует, чтобы король остался в безопасном месте, а вместе со шварцвайсцами пойдут гвардейцы. План у них хорош, план сработает… Вот только про ведьм они не знают.

— Король проиграет?

— Нет. Если ему поможем мы. Мы должны справиться с ведьмами и не дать им прийти на помощь заговорщикам.

— Мы? С ведьмами?

— Да.

— С теми самыми, которые чуть не прикончили тебя?

— С теми самыми.

— И как?

— Этого я еще не придумал. Хотя их там немного…

— И сколько же?

— Дай-ка посчитаю. Оставалось их тринадцать. Потом Фукс убила рехнувшуюся ведьмочку из особняка герцога. Двенадцать. Потом я убил еще двоих, по одной. Десять. Потом еще три чуть не убили меня, но я оказался чуть сильнее. Или чуть везучее. Семь. Ну, и на твоем счету — рыжая Фукс. Шесть.

— Всего шесть? — Якобу было неприятно упоминание о Фукс. Особенно о его роли в ее смерти.

— Всего.

— То есть ровно в два раза больше того количества, которое тебя чуть-чуть не прикончило.

— Ага.

— И как?

— Я думаю. Если мериться с ними колдовскими силами… Вшестером они меня раскатают. Если воспользоваться святым образом… Они потеряют силу, но ее же потеряю и я. Один против шести… Убьют. Если взять, к примеру, святой образ и тебя…

— Я сильный, — кивнул Якоб, не горевший особым желанием биться с кучей девчонок.

— Сильный-то сильный. Да ведь и они тоже сильны. Ты справился с той девчонкой в особняке только потому, что она слишком рассчитывала на свое колдовство. Хотя нет, поодиночке ты бы с ними справился. Вот только сидят они сейчас вшестером… Опять не получится.

— Может, справлюсь?

— Нет. Они умеют драться и делают это очень ловко. Не справишься. Даже не думай.

Подмастерье задумчиво выпил пива из пустой кружки.

Грибной Король молчал. Он стоял в большом пустом зале у окна, которое выходило на улицу почти напротив королевских ворот. Сейчас на этой улице не было никого, но иногда туда-сюда проходили небольшие кучки о чем-то разговаривающих людей. Люди были разными, но в каждой группе был кто-то с белой прядью.

— Ну что? — За плечами Короля, как два ангела-хранителя, стояли цу Юстус и цу Гольденберг. — Начнем?

В помещении повисла тишина. Толстые пальцы Грибного Короля беззвучно пробарабанили по подоконнику.

— Где ведьмы? — спросил он неожиданно.

— В трактире за углом.

— Пошлите кого-нибудь к ним, пусть будут готовы. Король так просто не сдастся.

Герцог махнул рукой. Неприметный человек в серой одежде бесшумно вышел.

В зале остались трое.

— Начнем, — неожиданно сказал Король. — Чего ждать?

Он прикрыл глаза.

— Пошли, — шепнули губы.

Якоб и Подмастерье вошли в трактир. Одетые в праздничную крестьянскую одежду, они не выделялись на фоне посетителей, никто и внимания не обратил.

— Ну что, уважаемый, — Якоб посторонился, выпуская из трактира неприметного человека в серой одежде, — вот мы и на месте.

— На месте… — Подмастерье проследил, как неприметный скрылся за углом.

— А где же ведьмы?

— Да вон они.

Неожиданно в полутемном углу, на который Якоб даже не обратил внимания, как будто зажегся свет. Парень увидел ведьм.

За столом, уставленным кружками и бутылками, сидели, громко разговаривая и смеясь, шесть подвыпивших девушек. Распущенные волосы самых разных, но непременно ярких цветов, из них три рыжих. Большие глаза, у одной даже золотистые, красные пухлые губы, загорелая кожа… Белые полупрозрачные рубашки, распахнутые почти до пупка, короткие повязки на груди, открывающие загорелые животы, черные куртки в блестящих заклепках на голое тело… У той, что сидела с краю, — длинные стройные ноги, торчавшие из короткой кожаной повязки на бедрах.

Сразу видно — ведьмы.

— Значит, уважаемый, — Якоб и Подмастерье сели за столик, — вот их мы и должны остановить?

— Ну да.

Якоб присмотрелся к девчонкам еще раз. Вроде взрослые, лет восемнадцати — двадцати, а ведут себя, как десятилетние девочки. Как маленькие избалованные девочки.

Мысль…

Девочки, получившие бесплатно огромную силу… Глядящие на других людей, как на слизней и постоянно соперничающие друг с другом… До сих пор не верящие в глубине души, что у них есть сила, им постоянно нужно доказывать это, даже не другим. Себе.

Значит…

— Знаешь что, уважаемый, — Якоб медленно поднялся, — пожалуй, я знаю, как остановить их.

Глава 44

Ирма первый раз была в королевском дворце, по крайней мере с детства. Тогда дворец ей запомнился шумом, блеском, многолюдством, толпами слуг, яркими красками… Сейчас здесь было тихо, безлюдно и как-то тускло. Может быть, такое впечатление сложилось, потому что отец Куникулус провел ее с заднего хода, и они шли узкими темными коридорами.

Монах сдал ее с рук на руки бесцветным служанкам и скрылся. Те, в свою очередь, показали Ирме и Лотте, которая не отходила от девушки, ее комнату.

Комната была гостевая, но, судя по всему, для важных гостей. По сути, это была не одна комната, а несколько: огромная гостиная, с диванами и столиками, на которые служанки притащили вазы с фруктами, спальня с роскошной кроватью под балдахином, кабинет с массивным письменным столом и книжными полками, ванная комната, и даже комната для слуг, в которую немедленно заселилась Лотта, заявившая, что не привыкла к большим посещениям. Если бы не девушка, Ирма, скорее всего, упала бы от усталости: поездка далась ей на удивление тяжело.

Лотта уговорами затащила Ирму в ванну — широкую, бронзовую, принесла два ведра с горячей водой, проворчав, что все слуги куда-то исчезли, не найти. Ловко раздела и помыла Ирму, после чего завернула в огромное, как поле, полотенце и довела до кровати. Ирма почувствовала щекой приятную прохладу пахнущей лавандой подушки…

И поняла, что спать ей совершенно не хочется.

— Лотта! — позвала она.

— Да, госпожа? — в дверях показалось личико девушки.

Ирму почему-то царапнуло самое обычное обращение. Вспомнился Якоб…

— Ты ведь встречалась с Якобом? — Ирма перевернулась на бок и посмотрела на Лотту. Та присела на пуфик:

— Да, госпожа. Я разговаривала с ним возле реки.

— И что ты о нем думаешь?

Лотта подумала…

— Он хороший человек, госпожа.

Теперь задумалась Ирма. Она уже несколько дней находила в себе признаки несомненной влюбленности в Якоба. С одной стороны, ее это смущало — все-таки первый раз, да еще и в крестьянина. Но с другой стороны — сильный, умный, смелый. Настоящий герой романов. Но крестьянин… Но герой… Ирма попыталась представить их вместе, но что-то ничего не получалось, какие-то смутные картинки, в основном множественные поцелуи.

— Лотта, ты тоже умная девушка. Как ты думаешь, подходим ли мы с Якобом друг другу?

— Нет. — Лотта ответила слишком быстро, но Ирма этого не заметила. — Поверьте, госпожа, он вам не подходит.

— Почему? — из чистого чувства противоречия поинтересовалась Ирма.

— Понимаете, госпожа… Вы все-таки слишком разные.

— Ну, раз я дочь короля, то могу попросить его дать Якобу дворянство. Будем равными.

— Нет, нет, госпожа, я не об этом. Вы слишком разные по характеру. Он спокойный, рассудительный. У вас же на первом месте чувства… Нет, это не плохо. Ни плохо, ни хорошо. Просто вы другая. Вам будет тяжело вместе. К тому же, вы девушка домашняя, домоседка. А Якоб, насколько я могла его узнать, человек дороги. Он сам этого в себе не замечает, но его тянет к приключениям. Даже это его зерно… Когда он найдет его, то не станет сажать. Он придумает себе другую мечту, за которой нужно будет отправиться за тридевять земель. А вам в дороге будет тяжело. И долго ждать вы не сможете… Нет, он вам не подходит.

— «Характер», «рассудок»… — повторила уязвленная Ирма. — Слишком умные слова для простой деревенской девочки.

— Я же, — Лотта прищурилась, — девочка непростая. Я же рассказывала вам, госпожа, что хотела стать ведьмой. Книги читала, с людьми разговаривала…

— И почему же передумала? — Ирма опустила голову на подушку и прикрыла глаза.

— Меня остановил святой Бернард. Я поняла, что быть ведьмой мне не хочется.

— И ты решила, — Ирма зевнула, — отправиться в путешествие в поисках приключений?..

— Ну… да. Я не люблю сидеть на одном месте.

— Как Якоб?

— Как Якоб… А вам, госпожа, знаете, кто подойдет?

— Кто?

— Господин Рудольф. Не смотрите, что старый и лицо побито. Я вижу, он будет любить вас…

Лотта начала что-то рассказывать про характер Рудольфа, потом стены комнаты внезапно растаяли, и девушки поплыли на кровати по широкой спокойной реке. Солнце ласкало обнаженное тело Ирмы, но она совершенно не смущалась своей наготы.

Во сне и не такое происходит.

— Здравствуйте, девочки.

Ведьмы вздрогнули. Потом быстро проверили заклинание отвода глаз. Нет, оно действовало. И тем не менее у их столика стоял, слегка покачиваясь, молодой парень в одежде крестьянина с объемистым бочонком под мышкой.

Девушки быстро просветили парня взглядом. Ну да, в желудке почти пол-литра шнапса. Наверное, на пьяных заклинание не действует.

— Парень, иди отсюда, — отмахнулась Лиина, которая всем представлялась именно так. Когда не забывалась и не называла себя Леной.

— Почему? — Наглый парень присел на ближайшее свободное место. — Я вот вам хочу выпить предложить. — Он брякнул свой бочонок на стол. — Чистый шнапс!

— Действительно, — пробормотала Акира, — что еще можно предложить даме?

— Мы пьем вино, — отрезала Мария-Сюзанна, та, что в кожаной мини-юбке.

— Вино-о… — протянул парень. — Зачем я сюда пришел? Да вы после первого же бокала шнапса упадете под стол. Девушки… — презрительно добавил он и начал подниматься.

— Что ты сказал?! — хором возмутились ведьмы. — Хочешь сказать, что мы слабаки? В смысле, слабачки?

— Конечно, — уверенно заявил нахальный незнакомец. — Да я выпью больше, чем любая из вас, а потом еще и пойду поищу компанию посильнее.

— Ну-ка сядь! Наливай свой компот!

Девушки подставили кубки, парень сговорчиво разлил шнапс из бочонка:

— Ну что? Кто проиграет — тот слабак. И платит за выпивку.

— Готовь деньги, парень.

Компания подняла бокалы.

— Ну… — Ориоль произнесла тост. Короткий как заклятие фаербола: — За знакомство! Кстати, как тебя зовут?

— Якоб, — улыбнулся парень. — Якоб Миллер.

— Началось… — Король Вальтер глядел в окно.

Улица перед воротами на Дворцовую площадь постепенно начала заполняться народом. Горожане, дворяне, мужчины, женщины, молодые, пожилые… Кое-где появлялись маленькие скопления, как правило, вокруг одного человека, постепенно скопления росли, срастались, превращаясь в небольшую толпу.

Казалось, улицу затягивает разрастающаяся плесень.

— Они не на площади, — констатировал Август цу Гроссабгрунд.

— Ворота закрыты. Взлом ворот — нападение на дворец. Нужен кто-то, кто достаточно заведет толпу и бросит клич. Ага…

На улице появилась телега, на которую вскарабкался человек, немедленно начавший беззвучно — для наблюдавших его через стекло — кричать и размахивать руками, указывая на дворец. Его поддерживали молодые дворяне с повадками студентов-неучей.

— Кто это? — прищурился Август. — Где-то была труба…

— Цу Бальтазар, — уверенно произнес король. — Он.

— Добрый день, ваше величество, — в комнату вошел отец Куникулус, следом встал у двери гвардеец Рудольф. — Монахи готовы.

— Гвардейцы тоже, — вставил командир гвардейцев.

— Отлично. Нам понадобятся все люди. Навряд ли Грибной Король с прихвостнями будет без охраны… Ирма в безопасности?

— Да. Во дворце.

В комнате повисла тишина. Король отвернулся от окна. Медленно-медленно.

— Где? — Тон вопроса был холодным и колючим, как снега севера.

— Во дворце… Мы же будет его оборонять? — Отец Куникулус понял, что напутал что-то, но пока еще не понял что.

— Во дворце?!

Рудольф бросился вниз по лестнице, он первый сообразил, что случилось.

— Мы сдаем дворец! — рявкнул король. — А вы оставили в нем мою дочь!

— Но…

— Быстро!

С улицы донесся рев.

— Поздно! — Август метнулся к окну. — Толпа пошла на штурм.

Ворота уже раскачивались под напором людской массы.

— Кто выиграл, девочки? — Якоб наклонился к лежащей лицом на столе ведьмочке. Она приподняла голову, пискнула и уснула опять.

— Я так и думал.

Возле стола стояли колонной три бочонка; девчонки оказались на самом деле сильными. Сильными, но глупыми.

Сейчас вся шестерка лежала лицами на столе, ни одна не могла воспользоваться отрезвляющим заклинанием, потому что другие тут же обвиняли ее в жульничестве и снимали заклятие. Якоб временами чувствовал на себе щекочущие мурашки: то одна, то другая пыталась найти в нем колдовскую силу, чтобы понять, как ему удается столько выпить, будучи почти пьяным. Ничего не находилось: колдовской силы у Якоба не было, а понять, в чем дело, неопытные колдуньи не могли.

Сила, даже очень большая, вовсе не заменяет умения и соображения.

— Ловко, — хмыкнул подошедший Подмастерье. — Часа три есть. Уважаемый, — кликнул он хозяина кабака, — распорядись, чтобы девушек отнесли в комнаты. Пусть поспят спокойно.

— Куда мы теперь? — деловито поинтересовался Якоб, сбрасывая притворное опьянение.

— Ты в порядке?

— В полном. Опять не удалось напиться.

— Тогда… — Подмастерье потер подбородок. — Нет, ты мне не поможешь. Я буду возле короля, чтобы помочь в случае чего, а ты… Побудь около дворца, вдруг пригодишься. Постой тихонечко в сторонке. — Колдун белозубо улыбнулся из-под широкополой шляпы. — Только в толпу не суйся. На всякий случай.

— Госпожа Ирма. — К лицу девушки наклонилась круглая морда лилового сома. — Госпожа Ирма, — пощекотал он ее усами.

Ирма нехотя открыла глаза.

— Госпожа Ирма! — Встревоженная Лотта трясла ее за плечо. — Там, снаружи, что-то происходит!

— Где снаружи? — Девушка потянулась. Так сладко спалось…

— На площади. Там шум толпы.

— Ох… Может, сегодня народные гулянья… Или ярмарка…

— На Дворцовой площади?

— Хорошо, пойдем посмотрим.

Ирма, не торопясь, оделась. Не идти же по коридорам, замотанной в простыню? Античный стиль сейчас не в моде. Они с Лоттой, которая иногда даже пыталась подталкивать Ирму в спину, прошли по коридорам в поисках окна, выходящего на Дворцовую площадь.

— Вот это да… — Ирма была вынуждена признать, что происходит что-то необычное.

Вся площадь была заполнена людьми. Плотная человеческая каша человеческих голов. Хотя нет, не вся, вокруг дворца было пустое пространство, люди все же не осмеливались подойти слишком близко. Все-таки король…

— Зачем они здесь?

Лотта бросила быстрый взгляд в окно:

— Они чем-то околдованы, госпожа! Нужно уходить из дворца.

— Почему? Зачем они…

— Боюсь, госпожа, они хотят захватить дворец и повесить всех тех, кто не успел уйти. То есть и нас, если не поспешим.

— Но…

— Быстрее, госпожа!

Лотта потянула Ирму за руку. Девушки побежали по коридорам, стуча каблуками и шлепая босыми ногами. Они были уже почти у самого выхода с задней стороны дворца…

— Куда торопимся, красавицы?

Коридор загораживали молодые дворяне. Веселые, улыбающиеся, в роскошных камзолах и треуголках.

— Помогите! — Ирма бросилась к спасителям, не обратив внимания на остановившуюся Лотту.

— Разумеется, уважаемая Ирма. — Один из дворян нагло обхватил опешившую девушку за талию. — Мы поможем вам добраться к нашему господину. Герцог цу Юстус очень расстроился, когда вы покинули его жилище…

— Помогите! — Ирма закричала в полный голос.

— Никто вам не поможет, госпожа, — из-за спин дворян выглянула та самая бесцветная служанка. — Во дворце почти никого не осталось.

— Лови!

Двое дворян догнали попытавшуюся убежать Лотту и прижали к стене.

— Какой бутончик… — Один из них провел по шее дрожащей девушки. — Леонард, ты не будешь против, если мы немного повеселимся?

— Все бы вам девок лапать… Потом догоните.

Барахтающуюся Лотту затащили в ближайшую комнату. Ирма яростно вырывалась, но силы были неравны.

Это — люди заговорщиков, тех самых, кто связан с проклятым дядюшкой, с ведьмами, с Грибным…

Ирму потащили к выходу, она быстро оглядела похитителей.

Белая прядь, белая прядь, белая прядь…

Слуги Грибного Короля.

Она завращала глазами, но где в королевском дворце можно найти хоть кусочек меди? Ирма дернула за шнурок на шее и хлестнула одного из дворян по лицу.

— Аааа! — Тот отчаянно завыл, падая на пол, но Леонард — вожак похитителей — быстро выхватил шнурок и отбросил в угол. — Не надо, уважаемая. Не балуйтесь с такими вещами.

Скоро уже выход… Ирма задергалась, пытаясь вырваться…

Выстрел.

Выстрел!

Два дворянина упали на пол, остальные шарахнулись от затянувшего коридор порохового дыма.

— Отпустите девушку, — прозвучал тусклый голос.

Рудольф бросил на пол два разряженных пистолета и вынул шпагу.

Глава 45

Толпа раскрыла ворота и разлилась по Дворцовой площади. Яркое солнце освещало людскую кашу, цветную, нарядную, совсем не воинственную. Казалось, люди пришли не свергать короля, а праздновать.

Все стояли и ждали. По слухам, на балконе должен был появиться наследник Старой династии и объявить о смене власти. Старая династия нравилась многим. Особенно тем, кто по возрасту ее не застал. Сейчас о ней, о временах старых королей, вспоминали только хорошее.

Улица, протянувшаяся вдоль дворцовой ограды, была тиха и по сравнению с площадью малолюдна. Почти все желавшие в этот день оказаться у королевского дворца уже вошли на площадь.

Другая улица, протянувшаяся параллельно дворцовой, тоже была безлюдна. До сего момента.

Посреди улицы шел король Вальтер. Высокий, с бледным лицом, с темными кругами вокруг запавших глаз, в черной одежде, с острыми шипами короны на круглой лысой голове, он как никогда напоминал Темного Властителя. В руке — меч, направленный к земле, за плечами — развевающийся темный плащ.

За королем шла его свита, черная, как будто плащ Властителя расплескался по всей улице.

Черные монахи, в сапогах, подбитых белой сталью. Черные гвардейцы, блестящие сталью клинков. Молчаливые, хмурые, грохочущие сапогами.

Казалось, что за королем идет сама Тьма.

— Туда! — Король указал мечом на здание старой фехтовальной школы. — Там — Грибной Король.

— Ух ты… — Грибной Король смотрел в окно на кишащую народом площадь.

— Что? — Цу Юстус метнулся к нему. — Что случилось?

— А король-то, оказывается, вовсе и не во дворце, — меланхолично заметил Король, сосредоточенно о чем-то думая.

— А где?

— Если быть точным, то сейчас он направляется в нашу сторону по улице… хм… Зеленого Мха. Вместе с монахами и гвардейцами.

— Что?! — Цу Юстус дернулся туда-сюда, покосился на спокойно пьющего вино цу Гольденберга. — Где эти ведьмы?! Нас некому защищать!

— Ну почему же. — Грибной Король был спокоен. — Мои слуги в доме прекрасно справятся с тем, чтобы изрядно проредить слуг короля Вальтера.

— Слуги… — Герцог взял себя в руки. Не все идет по плану, но это не повод терять лицо. — Вызывай всех с площади.

— Не могу. Они держат и подогревают толпу. Если я всех отзову, люди могут просто-напросто разойтись.

— Зелень красная, да у нас есть шанс уничтожить короля! Навалимся толпой и сможем раздавить всех его гвардейцев и монахов и прикончить его самого.

— А если нет? — подал голос цу Гольденберг. — Вальтер — не дурак и не станет сражаться до последнего. Увидев, что проигрывает, он просто улизнет. Нам нужно, чтобы он остался жив и обвинил нас в мятеже? Уверен, что нет.

— Часть слуг я уже призвал сюда. — Грибной Король улыбнулся. — Войти к нам ему будет совсем непросто…

На залитом кровью полу дворцового коридора лежали четыре заколотых дворянина. И Рудольф.

Всем был хорош гвардеец: смел, опытен, силен. Вот только не знал, что Грибной Король может управлять своим слугой даже после смерти. Ирма отчаянно барахталась, но ее рот был зажат ладонью Леонарда, и она не смогла предупредить Рудольфа. Только что убитый им дворянин за спиной медленно поднялся с пола и ударом подсвечника оглушил гвардейца. Хорошо еще, что под руку живому мертвецу не подвернулась шпага.

Совершив свою последнюю пакость, мертвец рухнул обратно, рядом со своими товарищами: все силы Короля сейчас уходили на контроль толпы и мертвецам не досталось почти ничего.

Последний оставшийся в живых слуга Грибного Короля, громко поминая цвета, пинал бесчувственного гвардейца.

— Хватит! — прикрикнул Леонард. — Лучше помоги удержать девчонку. Она и так мне прокусила ладонь.

Безымянный слуга нечисти еще раз пнул Рудольфа, обозвал его «салатовой оранжевостью» и связал руки за спиной шарфом.

— Идемте, госпожа Ирма! — Два дворянина подхватили девушку за руки, больно прищемив кожу на плече, и повели по коридору.

— Вам предстоит незабываемый день, — издевательски произнес Леонард.

— Нет!!! — Ирма забилась изо всех сил.

— О, ну что вы, вовсе не в том смысле, в котором вы подумали, — гнусно улыбался мерзкий тип. — Вам предстоит стать героиней старинного пророчества. Вы же у нас — дочь короля Вальтера, то есть «неизвестная дочь нового короля». Вам предстоит рука об руку с «неизвестным сыном старого короля» свергнуть своего, так сказать, отца. Вы сейчас выйдете на балкон и познакомитесь с нашим принцем. После чего подтвердите, что отрекаетесь от короля Вальтера и просите отдать корону своему избраннику…

— Я не буду! — Ирма вспомнила, как пожелала себе принца. — Не буду!

— Будете, — прошипел Леонард. — Будете. Вы будете улыбаться и говорить то, что вам скажут. Иначе ваш дружок-гвардеец и шлюха-подружка умрут. И поверьте мне, их смерть будет совсем нелегкой…

Ирма забилась молча, молясь всем святым о том, чтобы вырваться и убежать. Пусть ее убьют, только не делать такой выбор! Только не это!

— Ну зачем же вы так рветесь?

Слабая девушка не могла справиться с двумя сильными молодыми мужчинами, они продолжали тащить ее по коридорам. К балкону?

— Зачем вы сопротивляетесь? — насмехался безымянный. — Можно подумать, принц вам незнаком. Вы его, между тем, прекрасно знаете…

«Якоб?! — мелькнула в голове девушки безумная мысль. — Не может быть… Или все-таки он? Его сила, уверенность в себе, чувство собственного достоинства… когда он не говорит «да, госпожа», конечно. Неужели Якоб — принц? Незаконнорожденный принц Старой династии? Не может быть! Или… может?»

Король Вальтер взмахнул мечом и разрубил летевшую в него арбалетную стрелу.

— Вперед! — взревел король голосом генерала Неца.

Распахнулись широкие двери, из старой фехтовальной школы на улицы высыпали вооруженные люди. Молодые дворяне, студенты, дети богатых купцов… У каждого за левым ухом белела прядь волос.

На мгновение две армии замерли: черная, мрачная река людей короля Вальтера и разноцветная, веселая, вольная волна слуг Грибного Короля.

Толпа на площади радостно завопила: на балконе появились люди. Никому не известные, но какая разница? Ведь раньше сюда выходил только король или кто-то по его приказу. А сейчас — наши!

Каждый в толпе чувствовал приятное чувство причастности к великим историческим событиям — смене династии. И самое главное, абсолютно никакой опасности.

Раз!

Меч короля разрубил улыбающееся лицо молодого дворянина, и тут же два черных крыла — монахи и гвардейцы — ударили в цветную мишуру слуг Грибного Короля.

Зазвенели шпаги, кровь брызнула на камни мостовой.

Может, это и не по-королевски — бросаться на клинки врага. Может быть, план короля и не был продуман как следует, достаточно вспомнить о дочке, оставшейся в захваченном дворце, о забытых ведьмах, об отсутствии медных пуль…

У хорошо продуманных планов есть только один недостаток: как правило, на их составление нужно времени в два раза больше того, что у тебя есть.

— Жители славного Друдена!

Толпа завопила: на балкон вышел цу Бальтазар, известный всем и каждому.

— Приветствую вас в этот день, когда мы можем сказать, что иго жестокого тирана наконец-то сброшено с наших плеч!

— Ура! — закричали в толпе.

— Ура! — подхватили все остальные. А почему бы не покричать, если все кричат, если солнце светит, настроение хорошее?

— Все знают, — продолжал бывший карточный шулер, о чем многие уже забыли, — что король Вальтер пришел к власти с помощью колдовства. Будем ли мы терпеть над собой колдуна?

— Не-ет! — закричали те, кто не задумывался об этом десять лет.

Раз!

Клинок монаха пронзил юношу в роскошном камзоле.

Раз!

Упал зарубленный гвардеец.

Раз!

Захлебнулась кровью стройная девушка в штанах и со шпагой.

Раз!

Раз!

Раз!..

— Мы счастливы, — кричал цу Бальтазар, — что свержение гнусного колдуна произошло так мирно и тихо! Без боев! Без слез! Без крови! Однако я вижу, вас всех гнетет вопрос: кто придет на смену Вальтеру? Да, да, именно Вальтеру, ибо, узнав о его многочисленных преступлениях, я не могу добавить к этому имени высокий титул «король»! Кто? Кто достоин носить корону? Кто?

Бойцы короля Вальтера черным клином врезались в слуг Грибного Короля и завязли в них, как топор в сыром дереве. Околдованные дворяне сражались хуже закаленных гвардейцев и яростных монахов, но их было больше. Пронзенные, заколотые, зарубленные, они поднимались, сжимая оружие в мертвых руках, и нападали вновь и вновь. Давно были разряжены пистолеты людей короля, давно рассеялись клубы дыма, отгонявшие нечисть. Королевским гвардейцам очень пригодилось бы медное оружие — шпаги, ножи, копья, но у них его не было.

Время! Время! Никогда не успеваешь приготовить все то, что тебе нужно. Лучше с плохим оружием, но вовремя, чем с самым замечательным, но безнадежно опоздав.

Единственное, что выручало, — медные прутья в руках монахов, спешно собранные королем по мастерским медников. Их удары убивали оживающих мертвецов верно, как коса смерти.

Прутьями можно убивать слуг Грибного Короля. Но не сражаться с ними.

Мягкий медный стержень, когда против тебя — шпага.

Стальная шпага, когда тебе нужен кусочек меди.

И все равно — медленно, постепенно, острие черного клина приближалось к дверям старой фехтовальной школы.

Вот под ударами клинков упали последние защитники дверей, гвардейцы распахнули створки, выстрелили внутрь — один из них упал, пронзенный арбалетной стрелой, — и король бросился туда… За ним ринулись Август цу Гроссабгрунд, командир личной королевской гвардии и отец Тестудос, аббат Шварцвайсского монастыря.

Король Вальтер шагнул в двери. И отшатнулся: выскочившая откуда-то сверху девушка ударила его кинжалом в лицо.

— Король… — подавился собственным криком Август… Выкрик «Король убит!» совсем не то, что поддержит боевой дух.

— Вы все слышали старинное пророчество!

Да, сегодня цу Бальтазар был в ударе.

— Где сказано о страшной опасности, которая грозит нам, если корона останется у Вальтера. Но там был и путь к спасению! Неизвестный сын старого короля примет корону и спасет нашу многострадальную страну. Кто же он, спросите вы?

— Да!!!

— В этот благословенный день, — цу Бальтазар поднял руки к голубому небу, — я привел к вам юношу, который долгие годы скрывался от ищеек злобного Вальтера. И вот он пришел к нам! Встречайте будущего короля! Вашего спасителя!

Двери за спиной цу Бальтазара раскрылись.

— А-а-а!!! — Толпа ревела.

На балкон вышел принц.

Блеснул меч, голова девушки упала на мостовую.

— Я цел! — Король стер кровь со щеки. Целой, не пострадавшей. — За мной!

Гвардеец метнулся за королем, перепрыгнув через упавшее тело.

В спину отцу Тестудосу ударила шпага. Ударила и сломалась. Не зря, не зря носил свое имя святой отец…

Двери захлопнулись за аббатом, и перед ним тут же вскипела ожесточенная схватка.

Черный плащ короля взлетал по ступеням, за ним грохотали сапогами монах и гвардеец.

Удар сапога распахнул двери в большой зал. Король выдохнул и вошел в помещение, где находились три человека.

— Здравствуйте, господа. — Король Вальтер вложил меч в ножны и остановил двинувшихся было вперед помощников.

— Здравствуй, Вальтер. — Герцог цу Юстус неожиданно успокоился.

— Вальтер? А как же ваше величество?

— Твоей короне, — герцог быстро глянул на зубцы короны, — недолго осталось красоваться на твоей голове. Народ — против.

— Народ? Это ты — народ, Вольфганг? Или твой товарищ, разбогатевший потому, что удачно бросил монету в Колодец желаний?

Цу Гольденберг развел руками, не вставая с кресла.

— Или же, — продолжал король, — народ у вас — барон цу Шварцвальд?

Невысокий толстячок в широкополой шляпе, стоявший у окна, не обернулся.

— Ну почему же не народ? — спросил он. — Слова, которые кричат на Дворцовой площади, вложил им в уста именно я.

— Да, вы, царственный брат, — кивнул король Вальтер.

— Брат?

— Ты ведь тоже король. Грибной.

— Совершенно верно…

Грибной Король обернулся. Вздрогнул даже герцог. Лицо Короля распухало, раздувалось, белело. Глаза превращались в узкие щелочки, рот — в широкую пасть.

— Ты смелый человек, Вальтер. — Голос нечисти уже не походил на человеческий. — Пришел ко мне без солдат, без колдунов, с одним мечом. Даже не медным…

Грибной Король рывком увеличился в объеме. Лопнула и разлетелась одежда. Белая плотная масса, так похожая на тело Подземника, выросла у окна. На верхушке этого конуса странно смотрелась почти человеческая голова и как будто приросшая широкополая шляпа.

— Ну почему. — Король Вальтер был странно спокоен. — У меня есть вот это…

Отец Тестудос протянул ему из-за спины огромный двуствольный пистолет.

— Медные пули? — Грибной Король вырос почти до потолка и теперь медленно сокращался, уменьшаясь в размерах. Ни король Вальтер, ни его помощники не замечали, что одновременно с этим за их спинами из пола вырастали две огромные белые ладони. Сильно пахло грибами.

— Не просто медные. — Король Вальтер взвел курки. — Эти пули отлиты из медного креста Друденского собора и освящены его настоятелем. — Он поднял пистолет и навел его на Грибного Короля. — Когда молния разбила старый крест, я как чувствовал, что обломки мне пригодятся.

— Да, — серьезно кивнул Грибной, — эти пули могли бы меня убить…

Гигантские ладони резко схлопнулись, три человека скрылись внутри огромного белесого кокона, похожего на гриб-дождевик. Стенки кокона дернулись.

— Они не выберутся? — хладнокровно поинтересовался из кресла цу Гольденберг.

— Нет. Обычные люди не могут противостоять моему телу. Если у них нет меди, конечно. А у них нет ничего, кроме пуль.

— И что с ними будет? — Герцогу цу Юстусу хотелось знать точно, чего ожидать.

Грибной Король жутко ухмыльнулся:

— Переварю.

Ирма замерла перед распахнутыми дверями на балкон. С площади доносился шум и крики толпы.

— Не останавливайтесь, госпожа Ирма, — шепнул ей на ухо Леонард. — Вы становитесь героиней пророчества. Разве это не весело?

Ирма перешагнула через порог и оказалась на балконе. Перед ее глазами кипела многоцветная людская масса.

На балконе уже стояли люди. Несколько человек. Незнакомые… Хотя…

Один человек был хорошо знаком.

— Здравствуй, Ирма, — сказал принц.

Глава 46

«Задняя калитка дворцовой ограды… Незапертая, неохраняемая… Странно…»

Шлепанье босых ног по вымощенной дорожке. Все ближе и ближе вход во дворец…

Якоб почти бежал. Зачем — он не сумел бы объяснить, задай кто-нибудь ему этот вопрос.

Надо.

Как и посоветовал Подмастерье, Якоб пошел к дворцу, посмотреть на залившую площадь толпу. В людское скопление он соваться не стал, смотрел из-за ограды.

Пока толпа шумела, Якоб не волновался. Зачем волноваться, когда еще ничего не происходит. Когда на балконе стали появляться разнообразные личности, парень насторожился. Может, другим не очень заметно, но личности толпу заводили. Прямо-таки чувствовалось, как люди на площади, по отдельности наверняка вполне вменяемые, превращаются в частицы огромного животного под название толпа. Животного, которое рванется туда, куда прикажут погонщики.

«Принца» Якоб не знал, поэтому его выход не вызвал у него того ажиотажа, как у толпы. Ну парень, ну симпатичный, ну против короля. Ну и что? Если человек против кого-то, это не значит, что он сможет занять место своего противника и делать его работу лучше. Чаще бывает наоборот.

А вот когда на балконе появилась Ирма…

Якоб сорвался с места. Он понял, что стоять и молча смотреть на происходящее не может.

Да, ему было страшно. Пойти против толпы, против тех, кто считает тебя в лучшем случае глупцом, в худшем — врагом… Это всегда страшно.

Можно было надеяться, что придет король генерал Нец и разгонит всех в розово-синюю белизну. Можно было ожидать, что придет Подмастерье и уговорит всех разойтись. Можно.

Но если ждать, можно и не дождаться.

Если выступать перед людьми может принц, почему не может крестьянин? Только потому, что его мнение не понравится большинству? Это не значит, что он неправ.

— Эй, парень!

Вот и первый охранник. Молодой слуга Грибного Короля сам не понял, кому принадлежал кулак, лишивший его сознания.

Якоб бежал по коридорам.

Слуг Грибного Короля во дворце было немного. Никто не ожидал, что дворец удастся захватить, что король Вальтер его оставит без боя. Поэтому по плану все слуги Гибного должны были быть на площади, а принц — выступать с импровизированной трибуны. Захват дворца стал неожиданностью, поэтому, в восторге от собственной удачи, мятежники не подумали о том, что дворец надо еще и охранять.

— Дитрих?!

Да, на балконе, перед ревущей толпой выступал старый знакомый Ирмы, красавчик Дитрих.

Гость подлого дяди Вольфганга.

Слуга Грибного Короля.

И тот, кто подчиняется лесной нечисти, объявляет себя спасителем народа от короля Вальтера?

— Вперед, — шепнули сзади.

Ирма шагнула на балкон. Ноги подкашивались.

— Вот она! — Дитрих обращался к толпе. — Моя избранница! Та, о которой говорило пророчество! Ирма — дочь короля Вальтера!

Повисло недоуменное молчание. Ненадолго.

— Она отрекается от своего отца-колдуна и вместе со мной поведет нашу страну к счастью! Ведь так, милая?

Дитрих наклонился к Ирме. С площади, наверное, казалось, что молодой красавчик нежно целует свою невесту. На самом деле, он даже не дотронулся до девушки, и выражение лица у него было такое… Как будто сама мысль о поцелуе с девушкой для него мерзка и отвратительна.

Хотя задумай он поцеловать ее, Ирму бы стошнило. Уж лучше — живую жабу.

К какому счастью приведет он страну?

— Так, милая?

Каблук приторного красавчика вонзился в ступню девушки.

— А!.. — вскрикнула она.

— Да! — подхватил принц.

— ДА!!! — поддержала толпа.

— Даже дочь отреклась от Вальтера! Будем ли мы по-прежнему подчиняться ему?

— Нет!!!

Ирму утащили с балкона.

— Молодец. Хорошая девушка. — Паскудный Леонард хлопнул ее по попке. — Можешь пока посидеть со своим приятелем.

Девушку протащили по коридорам и втолкнули в какую-то комнатку. Пустую. Если не считать связанного и избитого Рудольфа.

— Если бы я знал, — герцог цу Юстус отвернулся от белесого кокона, — что короля Вальтера так легко будет убить, я бы сделал это давно.

— Не все, что выглядит легким, легко дается… — напряженно проговорил-пробулькал Грибной Король.

— Ну хорошо, хорошо… Скоро ты его переваришь?

— Еще даже не начал. — Грибной Король пошел волнами. — Что-то не так… Что-то не так…

Цу Юстус и цу Гольденберг пристально смотрели на корчащегося Короля, пытаясь понять, что с ним происходит. Они не подумали, что тело Короля находится в нескольких местах.

Кокон, поглотивший короля Вальтера с подручными, заколебался и лопнул.

Видимо, внутри него было сухо, потому что никто из трех человек не намок. Разве что Август цу Гроссабгрунд задыхался, жадно хватая воздух.

На его сиплое дыхание начали оборачиваться заговорщики…

Король Вальтер не стал ждать и произносить высокопарных речей.

Негромко, для такого монстра, хлопнул пистолет короля. Раз и другой.

Две пули с чмоканьем вошли в тело Грибного Короля, оставив рваные дыры.

Все напряженно уставились на него.

Он постоял неподвижно… Покачался… Сдулся, превратившись почти в человека, рыхлого, белого, голого. Разве что вокруг бедер была намотана рваная тряпка.

Грибной Король наклонил голову и посмотрел на раны:

— Интересно, как вы хотели убить того, у кого нет ни сердца, ни вообще уязвимых органов?

Короля Вальтер зло улыбнулся:

— Как и любую плесень. Сдавайтесь, герцог. Ваш хозяин уже мертв. Скоро его слуги станут нормальными людьми. Вы проиграли.

— То есть как — мертв? — Резкое крушение планов после уже упавшего в руки выигрыша ввело герцога в ступор. Он цеплялся за последнюю надежду: Грибного Короля на самом деле нельзя было убить пулей.

Нельзя. И тем не менее Грибной Король умирал.

Он раздулся в белый шар, лицо человека полностью исчезло. Потом медленно вернулся обратно в человеческое тело… Осел в невысокую кучу и замер. Белая кожа, начиная от ран, пошла серыми пятнами.

— Все, — констатировал король Вальтер.

— Медные пули? — мертвым голосом проговорил герцог.

— Медные пули с медным купоросом внутри. Вы проиграли, герцог.

Цу Юстус неожиданно улыбнулся-оскалился:

— Но и вы не выиграли, ваше величество. Я остался. И вы не учли две вещи.

— Вы остались ненадолго. — Король кивнул, и гвардеец поднял пистолет, целясь в герцога.

Ирму оставили в запертой комнате, для надежности привязав к креслу. Она подергалась, но витой шнур, похоже, срезанный со штор, держал надежно.

— Что, госпожа Ирма, — раздался свистящий шепот. — Мне опять не удалось вас спасти?

Рудольф был перевязан, как колбаса и сильно избит. Рассеченная губа, заплывший глаз, синяки на лице, в добавление к старым, уже пожелтевшим.

— Рудольф… — Ирма почувствовала неожиданную жалость. Этот немолодой уже гвардеец примчался ей на выручку, вышел один против всех… Все ради нее. Пусть он и проиграл.

Какая женщина не оценит?

— Я не могу вам помочь… — всхлипнула она.

— Не надо мне помогать, — криво улыбнулся Рудольф. — Гвардеец я или нет?

За спиной Якоба остались длинные коридоры, шесть бесчувственных заговорщиков и один мертвый. Сам виноват: слишком быстрый, успел отпрыгнуть от кулака. А вот от летящей статуи — не успел.

Оставалось совсем недалеко до балкона, как впереди распахнулась дверь.

Якоб еле успел сдержать удар. Девчонка крутанулась в его сторону, вытянув вперед руку со скрюченными пальцами.

— Лотта?

Глава 47

— Лотта, ты что здесь делаешь?

Девушка неожиданно поклонилась:

— Госпожа Ирма была так добра, что взяла меня с собой.

Якоб тряхнул головой, пытаясь сообразить, что делать дальше.

— Так… Что ты здесь делаешь?

— Госпожа Ирма была так добра…

— Это я уже слышал.

— Не перебивай! — задорно отозвалась Лотта. — Госпожа Ирма была так добра, что взяла меня с собой. Сюда, во дворец. Здесь на нас напали.

— Кто?

— Люди.

— Какие еще люди?! Слуги Грибного Короля?

— Ну да.

Якоб привел мысли в порядок. Помощник — это хорошо, пусть и девчонка.

— Ты случайно не знаешь, сколько слуг Грибного во дворце?

Лотта задумалась ненадолго:

— Тринадцать. Не считая госпожи Ирмы, господина Рудольфа, тех двоих, что на балконе, и восьми покойников.

— Откуда покойники? Хотя… Рудольф здесь?

— Да.

— Тогда ясно. Где он?

— Он был захвачен в плен вместе с госпожой. Сейчас они заперты в комнате…

— А тебя почему не заперли?

— Сначала хотели. Но потом, наверное, решили, что я безобидна и бросили просто так. — Лотта хитро прищурилась: — Что будем делать, Якоб?

Что тут думать?

— Показывай, где Ирма. Если мы объединимся с Рудольфом, тринадцать человек нас не остановят.

— Рудольф, как ты…

Ирма не успела спросить, как Рудольф собирается избавиться от опутавших его веревок, как ответ пришел сам собой.

Гвардеец шевельнулся и сбросил с себя кольца разрезанных пут. Показал Ирме блестящее лезвие маленького ножика:

— Глупцы. Ни связать правильно, ни обыскать…

Рудольф спрятал ножик обратно за обшлаг и принялся развязывать веревки на запястьях Ирмы.

— Как скрутили… Руки онемели?

— Да.

— Я и говорю: глупцы.

— Как же эти глупцы справились с вами? — Ирма с облегчением растирала запястья, чувствуя покалывание крови.

— Глупцы, когда их много, — страшная сила. Идем.

— Как мы справимся с теми, кто захватил дворец?

— Никак. Я должен вывести вас, а с остальными справятся гвардейцы.

— Тебя послали спасти меня?

Рудольф остановился у двери и осторожно выглянул в щель.

— Нет. Я сам пришел.

— Из-за меня?

— Да.

— И в чем же мои ошибки?

Король Вальтер задал свой вопрос скорее из вежливости — он уже решил для себя все. Жить герцогу осталось несколько секунд.

— Первая… — Герцог был спокоен, только пальцы сплетались и расплетались. — Смерть гриба, даже такого, как Король, не убивает грибницу. Заплесневевшие мозги слуг Короля никуда не делись. Толпа по-прежнему стоит на площади и чествует нового короля. Вторая: вы не можете меня убить.

— С толпой мы разберемся, — пообещал Вальтер. — После вас. Август!

Гвардеец выстрелил.

Пуля с визгом отскочила. От воздуха. Не долетев шага до герцога. Тот торжествующе улыбнулся:

— Я же сказал.

— Якоб!

— Ирма!

— Рудольф!

— Лотта!

Две пары встретились в коридоре дворца. Якоб с бегущей позади Лоттой и Рудольф, который бежать не мог и хромал, опираясь на плечо девушки.

— Да, — сразу же сказал Якоб, гладя по спине повисшую на нем Ирму, — Рудольфа можно исключить. Он сейчас и от кошки не отобьется.

— Кто не отобьется?

— Ты неправ, Якоб, — серьезно сказала Ирма. — Рудольф ранен, но сила его духа по-прежнему велика. Он настоящий дворянин.

— А Якоб, значит, так, — вступилась за парня Лотта, — быдло крестьянское?!

— Стоп! — Якоб развел девушек руками. — Нашли время. Уходим из дворца.

Четверка двинулась к выходу.

— Лотта, — тихо спросила на бегу Ирма, — ты в порядке? Они с тобой… они тебя…

— Нет, госпожа, — шепнула Лотта, — они ничего мне не сделали. Их отвлекли.

— Это хорошо… А почему это ты заступаешься за Якоба? Он не твой.

— Но ведь и не ваш, госпожа?

— Почему это не мой?

Ответить Лотта не успела: девушки с разбега наткнулись на спины остановившихся парней.

— Что?..

Беглецы остановились у входа на балкон большого зала. Под потолком, почти на их уровне, висела огромная хрустальная люстра, а вниз спускались две широкие лестницы. Лестницы спускались в зал. Туда, где стояли слуги Грибного Короля. Десять человек.

— У меня даже шпаги нет… — пробормотал Рудольф.

— Будем драться или убегать?

— Драться, — вздохнул гвардеец.

— Почему? — начала было возмущаться Ирма.

— Потому что нас заметили.

Несколько быстрых пассов, громко выкрикнутое заклинание — и мир вокруг короля Вальтера разительно изменился.

Стены, окна, двери, пол, потолок — все, казалось, залил слой толстого мутно-серого стекла. Люди в комнате — гвардеец, монах, цу Гольденберг — превратились в застывшие статуи, покрытые тем же «стеклом». Все предметы посерели и поблекли.

Обычными и подвижными остались только герцог цу Юстус и король Вальтер.

— Почему моя магия на вас всегда дает сбой? — поморщился герцог. — На вас что, какой-то амулет?

— Да… — протянул король. — От отца остался. Так ты колдун, Вольфганг?

— Колдун… Колдуны — это ваши деревенские шуты. Я — маг. И это не Грибной Король мой хозяин. Я — его хозяин.

— То есть вы обвиняли меня в колдовстве, — король усмехнулся, — сами будучи колдуном?

— Магом! Я маг, понятно вам?

— Что синее с зеленым, что зеленое с синим…

— Лотта, ты ведьма?

— Нет! Нашел время интересоваться!

— Тогда не высовывайся!

Рудольф и Якоб вытолкали девчонок за дверь и повернулись к противнику.

Слуги Грибного Короля — мертвого, но на них это никак не сказалось — бросились вверх по лестнице, выхватывая шпаги.

Тррах!

Якоб ударом кулака расколотил мраморные перила.

Обломки полетели в слуг.

Выдернута одна из каменных балясин, толстая, с узкой верхушкой, похожая на вытянутую бутылку.

Якоб взмахнул ею как дубинкой.

Слуги отшатнулись.

— Держи! — Рудольф еле успел увернуться от второй балясины, брошенной ему.

— Сдурел?!

— Извини! Забыл!

Брошенная каменная бита снесла несколько не успевших увернуться слуг, остальные откатились вниз.

— Бежим?

— Нет!

Слуги Короля перегруппировались — двое остались лежать, окровавленные, — и метнулись по второй лестнице. Якоб бросил в них еще одну балясину, но не попал. За его спиной Рудольф скатился вниз и подобрал шпагу убитого:

— Живем!

Несколько слуг бросились к гвардейцу, посчитав его легкой добычей. Один рухнул, с кинжалом в горле, зазвенели шпаги в схватке.

— Рудольф?

— Нет!

Выщербив лестницу до середины, Якоб двинулся на пятерку слуг, держа в каждой руке по каменной дубине. Дубинки вращались, гудя.

Слуги попятились. Им бы очень пригодились пистолеты, на худой конец арбалеты… Но — увы.

Противник Рудольфа упал, заливаясь кровью. Сам гвардеец упал на колено.

Треск!

Второй, бросившийся было на противника, отлетел, сбитый дубиной Якоба. Рудольф уперся кулаками в пол, тяжело дыша. Потянулся к шпаге…

Якоб метнул последнюю балясину, пришибив еще одного слугу, и бросился вниз, к Рудольфу. Четверка слуг ринулась за ним и превратилась в тройку: гвардеец бросил шпагу, как дротик, и сумел убить одного врага.

Слуги глупцами все же не были: оценив потери, они отступили и рванули за подмогой, скрывшись за дверью балкона. К счастью, не той, за которой были девушки.

— Сколько их еще в здании?

— Шестеро, — быстро подсчитал Якоб.

— Откуда ты знаешь?

— Лотта сказала.

— А она…

— Ребята… Ой!

Ирма, выглянувшая было, захлопнула дверь: из второй двери выскочили слуги Короля во главе с Леонардом.

Принц Дитрих продолжал в это время выступать с балкона дворца перед толпой. Если бы был жив Грибной Король, который мог связаться с любым из своих слуг посредством белой пряди грибницы… Тогда принц бы понял, что за его спиной — враг. Но Король был мертв. И принц был спокоен.

Якоб с Рудольфом быстро отступали к стене рядом с окном.

— Вот это да, — оценил Леонард масштабы побоища. — Прикончим их, ребята!

Они бросились на наших героев. Вернее, трое бросились, а трое, которые уже видели, на что способен босоногий крестьянин и избитый гвардеец, чуть задержались.

— Зелень красная, бирюзовая! — Якоб понял, что под рукой ничего такого метательного не было. Хотя…

— Куда?!

Якоб прыгнул вперед, чуть ли не под клинки шпаг, и дернул за край ковровую дорожку на лестнице. Зелень!

Вместо того чтобы сбить с ног противников, дорожка порвалась.

Думать было некогда.

Якоб отмахнулся от слуг дорожкой, запорошив глаза пылью и им и себе. Несколько раз отпрыгнул в сторону, кашляя и протирая глаза.

Рудольф, успевший подскочить, несколькими точными ударами прикончил двоих. Трое других слуг, которые спускались вниз по дальней лестнице, бросились вверх, увидев приближающегося Якоба. Поздно — тот успел добраться до балясин. Каменная бита сбила с ног всех троих, а вторая прошлась по головам, проламывая черепа.

Неожиданно оставшись один, Леонард отступил на балкон.

— Хозяин! — крикнул он. — Хозяин!

Ответа не было. По одной лестнице к Леонарду приближался хромающий и покрытый кровью Рудольф, по второй — Якоб, с окровавленной каменной дубиной в руках, похожий на горное чудовище.

— Вы все, — Леонард взмахнул шпагой, — вы все заплатите за это! Король Дитрих прикажет и вас повесят! Вас…

Он захрипел и упал вниз лицом. Из спины торчала рукоять кинжала. Позади зажимала рот руками бледная Ирма.

Парни подбежали к ней:

— Это ты его?

— А где ты взяла кинжал?

— Лотта нашла… — Ирма дрожала крупной дрожью.

— Молодец, — покачал головой Якоб.

— Но это неправильно…

— Правильно. Он мог вбежать в дверь, и тогда кинжалом вы бы от него не отбились.

— Но в спину — неправильно…

— Неправильно, — вздохнул Якоб, — нечестно. Но очень часто, пока правильные люди размышляют, честно или нечестно бить в спину, неправильные бьют не раздумывая.

— Смотрите-ка, — герцог указал за спину короля, — ваши прихвостни пытаются вас спасти.

За слоем «стекла» было видно, что гвардейцы и монахи, видимо, сумевшие разогнать слуг Короля, бьются, пытаясь пробить преграду и спасти своего короля.

— Пусть стараются.

Гвардейцы отчаянно лупили в «стекло» кулаками, рубили шпагами, что-то пытались сделать монахи.

Безуспешно.

— Да, сегодня один из нас умрет, ваше бывшее величество. Но это буду не я. Амулет вас не спасет.

Герцог поднял руки.

Глава 48

— Медь! — выкрикнул Якоб.

— Что медь? — хором спросил все.

— Медь! — Якоб закрутил головой. — Если мы не ударим их медью, они поднимутся.

Рудольф посмотрел на покойников. Те лежали неподвижно.

— Ты уверен? — Гвардеец толкнул ближайшего ногой.

— Ну да.

— Да, — подтвердила Ирма, вцепившись в рукав спокойной Лотты. — Я сама видела.

— Что-то они не торопятся подниматься…

Якоб сел на ступени разгромленной лестницы:

— Ну давайте подождем.

— Так, — возмутилась Ирма, — хватит дурака валять! Быстрее уходим, пока и вправду не ожили.

— Что-то не так. — Якоб даже не пошевелился. — Должны уже ожить. Похоже…

— Похоже, — Ирма топнула ногой, — что кто-то решил провести научный опыт, чтобы узнать время оживления мертвых слуг Грибного Короля.

— Они не сами оживают, — проговорил сидящий Якоб. — Их поднимает сила Короля. Значит…

— Король их не поднимает, — пожал плечами Рудольф. — Значит…

— Король мертв.

Ирма и Рудольф сели по бокам Якоба. Лотта фыркнула и пошла осматривать тела, перепрыгивая через обломки мрамора.

— Мертв? — тихо сказала Ирма. — Значит, все кончилось? Его слуги стали нормальными людьми?

— Наверное, — пожал плечами Якоб. Он чувствовал себя очень усталым. Как будто ему не семнадцать, а по крайней мере двадцать. Может, даже двадцать пять.

— И народ на площади… Он расходится? А Дитрих?

— Это кто такой?

Ирма с неудовольствием отметила, что в голосе Якоба было только вялое любопытство. Ни капли ревности!

— Это принц, который выступал с балкона.

— Судя по крикам, — подошла Лотта, — он продолжает выступать.

— Ничего не кончилось?

— Знаете что? — поднялась и отряхнула платье Ирма. — Пойдемте, посмотрим.

— Посмотрим! — Король принял некую бойцовскую стойку.

— Прошу прощения, господа, что вмешиваюсь в вашу благородную беседу…

И король, и его противник вздрогнули: кто это сказал?

Через мгновение ситуация стала еще менее понятной: сквозь непроницаемое темное «стекло», в которое продолжали отчаянно биться гвардейцы, прямо сквозь кирпичную стену в зал бывшей фехтовальной школы вошел человек.

Немолодой, худой, босой. В обычной крестьянской одежде, войлочной широкополой шляпе, каких крестьяне не носили уже лет сто.

— Ты… кто?! — взвизгнул герцог.

Король Вальтер с неудовольствием отметил, что сам был близок к подобному позорному звуку.

— Я? — Незнакомец улыбнулся.

Из-под полей шляпы сверкнули серые спокойные глаза. Языком пламени качнулось огненно-алое петушиное перо на шляпе, тонким солнечным лучиком блеснула золотая серьга в левом ухе, которую почему-то никто никогда не замечал.

— Ты? — выдохнул герцог. — Старый колдун…

— Я, — перебил его незнакомец, — всего лишь скромный мельничный Подмастерье.

Король неожиданно успокоился:

— Вот и Третий.

— Что же вы, ваше величество, так неосторожны? — укоризненно обратился к королю узнанный незнакомец-Подмастерье. — Не взяли с собой ни одного образа святых? Что, если бы я не смог устранить ведьм уважаемого Вольфганга?

— У меня были на то свои причины, — развел руками король.

— Знаю я ваши причины. И все равно — неосторожно и самонадеянно.

— Я мог бы его победить.

— «Мог бы» и «победил» — разные вещи.

— Так это ты?! — До герцога дошло. — Из-за тебя мои ведьмы не пришли на зов?

— Я, я, — повернулся к нему Подмастерье. — Скажу больше, это я помог Ирме сбежать от тебя и твоих прихвостней, это я убил остальных твоих колдуний, это я всячески мешал и вредил тебе. И это я, — Подмастерье улыбнулся, — сделал так, что два претендента на престол убили друг друга.

— Но почему?! Насколько я помню сказки о тебе, ты должен был пойти против короля!

— Против короля? Почему?

— Ты же за свободу! Как и я!

— Я — за свободу, — прищурился Подмастерье. — Вот только я не уверен, что за свободу ты. Это ведь ты устроил развал и разруху времен Новой династии. Только тем, что привел ее на трон.

— У меня не получилось! Дай мне попробовать еще раз! Убей короля!

Герцог попытался было что-то наколдовать, судя по яростным пассам, но замер, увидев покачивающийся в пальцах Подмастерья образок святого.

— Я хотел бы уточнить, — кротко поинтересовался король Вальтер. — Вы, уважаемый, на моей стороне? Или я понял неправильно?

— Неправильно, — отрезал Подмастерье. — Я на стороне народа, а вы, ваше величество, народ угнетаете.

— Тогда вы на его стороне?

Подмастерье вздохнул:

— Кто не с нами, тот против нас… Сделай выбор… Добро и зло… Закон и хаос… Когда вы все уже поймете, что в этом мире есть и другие цвета, кроме черного и белого?

— Я, значит, черный. — Король Вальтер оглядел себя. — Герцог — белый. А ваш цвет, уважаемый?

Герцог попытался броситься на Подмастерье, но тот взмахнул рукой, и не ожидавший нападения Вольфганг упал в кресло. Которого мгновение назад в зале не было.

— Мой цвет? — Подмастерье провел пальцами по петушиному перу. — Цвет свободы.

— Но…

Король неожиданно обнаружил, что сидит в кресле, как и его неожиданный собеседник. Подмастерье взмахнул рукой, и кресло с герцогом подъехало к ним. Из пола вырос круглый столик, на котором появились три большие оловянные кружки.

— Не желаете пива, господа?

— Нет! — рявкнул герцог.

— Ну, как хотите. — Подмастерье закинул ногу на ногу, пошевелил босыми пальцами и отхлебнул из кружки. — Я хотел бы прояснить некоторое непонимание своих целей и желаний.

Он посмотрел на короля и герцога:

— Генерал Нец… Герцог цу Юстус… Два противника. Две стороны. Вы никогда не задумывались, что в самом деле олицетворяете две вечно противоборствующие стороны?

— Добро и зло? — усмехнулся король.

Ситуация была абсурдна до смешного: в непроницаемом зале сидят король и его противник и слушают философские сентенции из уст босоногого крестьянина.

— Нет. — Подмастерье качнул шляпой, напомнив покойного Грибного Короля. — Я бы назвал вас Порядок и Беспорядок.

— И на чьей ты стороне? — Король быстро определил, кем он является в этой паре.

— Я, — с нажимом произнес Подмастерье, — на стороне свободы. Каковая, на мой взгляд, является абсолютно необходимой для народа и при этом нуждается в обоих понятиях, упомянутых мною ранее.

— Я хочу свободы! — Герцог сообразил, как двусмысленно это прозвучало и уточнил: — Свободы для всех!

— Неважно, чего вы хотите. Важно, что у вас получается. А получается у вас Беспорядок. Вещь нужная, но в определенных долях. Как и Порядок.

— Не могли бы вы пояснить свою мысль? — Король с видимым удовольствием выпил пива.

— Извольте. Что такое Порядок без Беспорядка? Все на своих местах, все регламентировано, каждый на своем месте, каждому указано, что делать, что говорить, что думать… Свободы нет. Не хватает толики хаоса, свободного веселья, необходимого безумия… Что такое Беспорядок без Порядка? Все разбросано, никаких правил, никаких законов, никакой уверенности ни в чем, постоянная борьба каждого с каждым, постоянное выживание. На первый взгляд истинная свобода. На самом деле свободы нет и здесь.

— Да почему же? — не выдержал герцог.

— Потому что простому человеку все равно, не может он выйти на улицу потому, что это запрещено законом, или потому, что его там ограбят. Он несвободен в любом случае. Свобода — это не тогда, когда волки и овцы сидят каждый в своем загоне, и не тогда, когда они все вольно бегают на природе. Свобода — когда волки отдельно, а овцы отдельно.

— Бараний рай! — презрительно бросил герцог. — Кому такое понравится?

— Всем, кроме волков. Но они обычно не интересуются мнением других, почему мы должны обеспокоиться их мнением?

— Я что-то потерял мысль разговора, — пожаловался король.

— Подытожим. — Подмастерье поднялся. — Порядок и Беспорядок равно необходимы для подлинной свободы. Однако в последнее время я увидел, что в нашем счастливом королевстве появились тенденции к увеличению Беспорядка. И решил вмешаться на стороне Порядка. Чтобы соблюсти необходимый баланс.

— Стоп! — Герцог внезапно понял, что перед ним не многословный сторонний наблюдатель, а серьезный и опасный противник. — Хватит слов! Для чего ты здесь?

— Как это для чего? Остановить вас, герцог, разумеется. А так как остановить вас может только смерть, мне придется вас убить.

— Убери святого!

— Разумеется. — Подмастерье убрал образок со стола и бросил его королю. — Не доставайте ни в коем случае. Испортите все. Ну что, устроим поединок колдунов?

Медальон не успел исчезнуть за пазухой королевского камзола, как герцог ударил первым.

Огненный шар ударил Подмастерье в грудь.

И зашипел, угасая в луже воды, в которую превратился Подмастерье. Вернувшийся в свой облик, как только шар угас.

— Да это невозможно! — заорал герцог. — Температура шара… масса… Да этого количества воды не хватило бы, чтобы остудить его! Ты должен был испариться!

— Вторая причина, по которой я против вас, герцог. Вы чужак.

— То есть? — Глаза герцога забегали.

— В прямом смысле слова. Чужак в нашем мире. Вы такой же пришелец, как и ваши ведьмы.

— Да? — заинтересовался король.

— Да, — кивнул Подмастерье. — И вы, герцог, лезете указывать, как нам лучше жить, хотя нашего мира вы не знаете. Вы не подумали, что мы можем разобраться сами, как нам лучше жить, без помощи непрошеных советчиков? А?

Герцог метнул шар, который пролетел мимо исчезнувшего Подмастерья и ударился в стену.

— Вы глупец, герцог, — сказало кресло.

Молния превратила его в обломки.

— Вы живете у нас столько лет и до сих пор думаете, что к колдовству нужно подходить, как к науке, — произнесло окно.

Шар погас, разбившись о «стекло».

— Вы глупец, — шепнула кружка.

— Глупец! — ухнул камин.

Герцог завертелся, пытаясь понять, где находится его неуловимый противник. Про короля он уже забыл.

— Вы пытаетесь вычислять результат, исходя из научных знаний, — заговорила вся комната разом. — Кто вам сказал, что в колдовстве необходим расчет? Это не наука. Здесь солнце можно погасить стаканом воды, человек может выпить море, вода превратиться в пиво, снег пойдет летом. Без всяких вычислений. Главное — верить в свои силы. А вы сами загоняете себя в рамки физических законов. Поэтому вы слабее даже собственных девчонок-ведьмочек, которые по молодости не задумываются о необходимости вычислений. Слабее… Слабее меня, отнюдь не всемогущего, всего лишь старого мудрого колдуна…

Герцог зарычал и метнул ветвистую молнию в короля. Жест отчаяния. Глупый и безвредный.

Молния на полпути изогнулась и влетела в кружку, которую выпил появившийся в абсолютно целом кресле Подмастерье.

— Вы проиграли, герцог, признайте это.

— Нет! Ты не сможешь убить меня!

— Я? — поднял бровь Подмастерье. — Я и не собираюсь вас убивать.

Герцог замер. Он что-то чувствовал…

— Вы не задумывались, что у всего на этом свете есть свой хозяин? У колдовской силы, которой вы так щедро пользовались — тоже есть… Хозяин.

— Что происходит?!

В зале темнело. «Стекло» уже стало полностью непрозрачным.

— Вы думали, что в нашем мире все будет так же, как и в вашем? Что черпать силу можно, не платя за нее? У нас все иначе.

Герцог обнаружил, что стоит, вернее, висит в воздухе над круглым провалом в полу, уходящим на невообразимую глубину.

— Проигравший в колдовском поединке, — наставительно произнес Подмастерье, — отправляется к Хозяину.

— Святые!

— Раньше надо было…

Герцог ухнул в дыру и понесся вниз, вниз, вниз…

— Запомните, ваше величество, — Подмастерье повернулся к бледному королю, — сегодня я был на вашей стороне. Но если… — Он наклонился к королю: — Если в нашей стране вдруг станет слишком много Порядка, если у нас вдруг появится еще один тиран… Я стану врагом. — Подмастерье выпрямился и улыбнулся: — А сейчас нам лучше попрощаться, ваше величество.

Он ушел в стену, и «стекло» лопнуло и исчезло.

В дверной проем ввалились и попадали на пол гвардейцы. Зашевелились, недоуменно озираясь, Август и отец Тестудос. Уронил на пол бокал цу Гольденберг.

— Ну что, — обратился к нему король, — ваши сторонники погибли. Хотите сохранить свои деньги? Переходите на мою сторону.

— Деньги… — Цу Гольденберг уже пришел в себя и оценил ситуацию. — Деньги — это хорошо. Но у меня есть свои причины ненавидеть тебя…

Гольденберг выстрелил в короля из пистолета. Маленького, ранее спрятанного в одежде.

На мгновение зал превратился в застывшую картинку: цу Гольденберг, вытянувший руку с пистолетом, гвардейцы, бросившиеся к королю, дернувшийся отец Тестудос…

Король взмахнул рукой и поймал пулю. Поднес к глазам зажатый между двух пальцев свинцовый шарик…

— Не золотая. Не сработало.

Глава 49

— Я рад! Я очень рад, что вы все собрались здесь! Мы! Мы собрались!

Принц Дитрих и в самом деле был счастлив. Еще бы: прожить всю жизнь в лесу, в замке барона цу Шварцвальда, который даже не пытался сделать вид, что он его настоящий отец. И вот сейчас, не на склоне лет, на заре юности, он, Дитрих цу Роттенблюм, свергнет проклятого короля Вальтера и сам станет королем! И будет править, долго и мудро.

Как и полагается восторженным юнцам, Дитрих хотел, что доброе правление зависит исключительно от личных качеств короля, забота которого заключается только в том, чтобы сидеть на троне и отдавать приказы. Естественно, мудрые. Где вы видели юношей, которые не считают, что с легкостью справились бы с любым порученным им делом? Вы им только дайте возможность, а уж они науправляют, уж они порулят…

Даже сейчас Дитрих успел убедить не только толпу, но и самого себя, что король Вальтер уже благополучно свергнут.

— Долго, — выкрикивал принц, — слишком долго мы все стенали под пятой кровавого тирана!

Спроси кто-нибудь принца, в чем именно заключалось «стенание», он бы не ответил. Ему просто не нравился король Вальтер. Разве это не повод для свержения?

— Но вот, вот наступил счастливый день! Короля больше нет!

— Да!!! — завопила толпа.

— Все! Все довольны, что злодея и колдуна больше нет на троне!

— Не все, — пронесся над площадью зычный голос.

Человеческая масса замерла, люди завертели головами, пытаясь увидеть, кто пошел против воли самого страшного и деспотичного властителя.

Против толпы.

— Не все, — продолжал голос. — Я недоволен.

Над каменными перилами балкона появился человек. Нет, не сам король, как втайне испугались некоторые, не шварцвайсский монах, не королевский гвардеец. Вообще не дворянин.

Молодой крестьянин, в обычной крестьянской одежде: штаны, черная жилетка, белая рубаха; светлые волосы под шапочкой-ермолкой.

В большом зале бывшей фехтовальной школы гвардейцы наводили порядок.

Вынесли изрешеченное пулями тело цу Гольденберга, человека, когда-то загадавшего у Колодца желаний огромную гору золота. Золото у него было, но счастья оно не принесло.

Несколько человек лопатами загружали на носилки черную пыльную труху, оставшуюся от Грибного Короля. Пыль поднималась в воздух, пахло гнилью.

— Никогда больше не буду есть грибы, — скривился Август цу Гроссабгрунд.

— А я буду, — хищно ухмыльнулся отец Тестудос. — Еще как буду.

Король Вальтер стоял у окна. Он глядел на беснующуюся толпу, задумчиво покручивая в пальцах свинцовую пулю.

— Ваше величество… — тихо подошел аббат.

— Да вот, думаю, — невпопад произнес король, — что мне с этими героями делать? Плесень из их голов, как оказалось, никуда не делась. Не расстреливать же их, в самом деле… Кстати, что с герцогскими ведьмами?

— Отец Куникулус…

— Надеюсь, он справится?

— Конечно, — аббат позволил себе улыбку, — они же девушки. Вот только зачем они нам?

— Как это зачем? Мужской монастырь у меня есть, а женского нет.

— Ты кто такой? — прошептал Дитрих.

— Меня зовут Якоб Миллер. — Голос крестьянина был громок. Он не собирался скрывать свое имя. — Я из Черного Холма, и я — за короля Вальтера.

— Ты за короля?! — В представлении Дитриха быть союзником Вальтера мог только дурак или умалишенный.

Якоб, не обращая внимания на принца, обратился к толпе:

— Раньше я думал, что не нахожусь ни на стороне короля, ни на стороне его противников. Я думал, что могу остаться в стороне. Но я вижу, что здесь и сейчас — только две стороны. И я — за короля.

— Да он купленный! — выкрикнул из толпы молодой дворянин.

— Купленный кем? — Голос Якоба покрыл поднявшийся было гул. — Королем? Зачем ему покупать крестьянина? Или вы думаете, это он привел меня сюда? Так нет, я сам пришел.

— Правильно! — завопила, срываясь на истеричные нотки, дворянка в роскошном платье, совсем не подходящем для уличных выступлений. — Это же крестьянин! Быдло всегда любит кнут, потому что привыкло повиноваться! Только мы, настоящие свободные люди…

Поднялся недовольный шум. Девушку заставили замолчать, хотя она вырывалась и кричала. На площади было слишком много горожан — купцов, ремесленников, слуг, то есть всех тех, кого дворяне привыкли называть «быдлом». Сегодня горожане пришли сюда вместе с дворянами, в едином порыве, и было лишним напоминать им, что для дворян они люди второго сорта.

— Посмотри на эту площадь, крестьянин! — Дитрих опомнился от первого шока. Его просто колотило от ненависти. Что эти крестьяне вообще возомнили? Что к ним прислушаются? — Посмотри на всех этих людей. Их здесь — две тысячи. Ты — один. Почему мы должны послушаться тебя?

— А почему, господин, вас должны послушаться остальные жители Друдена? Их в городе поболее, чем две тысячи. Почему вас должны послушаться остальные жители Нассберга? Кто дал вам право решать судьбы всех остальных?

— Да потому что остальные, — заголосила все та же неугомонная девушка, — молча терпят королевскую тиранию! И только мы…

— Может, они вовсе не терпят? — Якоб перебил дворянку, хотя крестьянское воспитание протестовало в голос. — Может быть, король генерал Нец всех устраивает?

— Вальтер, — Дитрих побелел от злости, — колдун, тиран, деспот, насильник и грабитель! Он украл мою корону!

— Колдун… — задумчиво проговорил Якоб, глядя на людское море.

Его слушали.

— Король Вальтер — колдун…

— Да! Да, да, да!

— А вы, господин?

— Что? — опешил Дитрих.

— Вы не колдун?

— Да как ты смеешь!

Принц осекся: перед его лицом на простой веревке качался простой предмет.

Маленький медный ключ.

— Дотроньтесь до него, господин. Докажите всем, что вы — человек.

— Эй, парень, ты о чем? — крикнул из толпы высокий, сгорбленный портной.

— У принца Дитриха, — голос Якоба загремел, — за левым ухом белая прядь. Знак Грибного Короля. Ваш принц — слуга лесной нечисти!

— Что?! — в один голос взревели Дитрих и толпа. — Как ты смеешь?!

— Смею, господа. Все, кто еще человек, — закричал Якоб, — посмотрите на своих вожаков, на тех, кто привел вас сюда, на тех, кто обещает вам счастливую жизнь! Посмотрите на них, и у каждого вы увидите белую прядь!

Принц прыгнул на Якоба, забыв о собственной шпаге, попытавшись вцепиться ему в лицо ногтями. Прыгнул и повис в руках Якоба, как пойманный кот.

— И что эта прядь значит? — крикнул портной, ухвативший за рукав крикливую девушку-дворянку.

— Прядь означает, что те, кто привел вас сюда, не люди.

— Это просто мода такая, дурак! — завопила девушка. — Просто мода! Вы не смеете трогать меня!

Толпа забурлила, вскипела. То тут, то там на глаза горожанам попадались белые пряди.

— Серебром их, серебром! — крикнул кто-то.

— Нет! — с балкона прокричал Якоб. — Серебро, золото… Этим дворян не проймешь, они слишком часто держат их в руках. Медь, простая медь — то, чем они брезгуют, то и разоблачит их.

— Отпусти меня, отпусти! — Принц дергался и извивался ужом.

— А-а-а!!!

Дружный крик пронесся над площадью. Где-то дворяне выхватили шпаги, где-то пролилась кровь, но слишком многие попали в руки горожанам, которые ткнули в них обжигающей медью.

— Нечисть! — завопила толпа. — Бей их!

Если уж хочешь обмануть кого-то, постарайся хотя бы, чтобы тебя было не так легко разоблачить.

«Хорошо, — подумал Якоб, не обращая внимания на рывки висящего принца, уже полузадушенного. — Хорошо, что слуг Грибного Короля так легко отличить от обычных людей. Будет хуже, если придут чьи-то слуги, в точности похожие на людей. Их так легко не разоблачишь. Они, пожалуй, и победить могут…»

— Аххх!

Не стоит забывать о том, что у тебя в руке: принц Дитрих выхватил церемониальный кинжал, серебряный, короткий, почти не заточенный… Но этого хватило, чтобы проткнуть Якобу предплечье.

Растрепанный принц бросился к перилам. Он не знал, что будет делать, — свергающие тиранов вообще редко задумываются над тем, что они будут делать потом. Не знал, но быть рядом с проклятым крестьянином не собирался.

Дитрих вцепился в перила, собираясь спрыгнуть на площадь. И замер. Поздно.

У ворот грянул дружный залп.

Ведьмочка Ориоль подняла голову. Странно, но голова при этом не оторвалась от подушки. Неудивительно… Такое количество шнапса… Ориоль дала себе слово, что проклянет некстати явившегося парня. Потом. Когда сможет открыть глаза. Хотя бы один…

Вокруг слышалось сонное сопение подружек. Как они, интересно, добрались до комнаты? Ориоль не помнила ничего. Проклятый шнапс… Хотя бы голыми на столе не танцевали?

— Вы уже проснулись, уважаемая? — раздался незнакомый голос. Незнакомый и мужской.

Глаза Ориоль распахнулись. Кто здесь?

Увидев окружающее пусть слегка расплывчатым, она чуть не завизжала, позорно, по-девчоночьи.

Легко быть отважной колдуньей, не боящейся здешних инквизиторов. А вот попробуй их не бояться, когда они в твоей комнате. Да еще и в таком количестве. Человек двадцать. Ориоль прикрыла один глаз. Нет, десять…

— Вы кто? — прошептала она.

Монах — высокий, симпатичный — наклонился к ней. Черные глаза, казалось, заполнили всю вселенную.

— Меня зовут отец Куникулус. У меня есть для вас одно предложение…

— Якоб, бело-серо-черно-коричневое! — На балкон вымахнул Рудольф. — Ты с ума сошел!

Парень взглянул на свой набухающий кровью рукав и медленно перевел взгляд на площадь. На молчащую толпу.

В воротах стоял король Вальтер. Тот самый, которого сегодня уже посчитали свергнутым.

Сейчас он таким не казался. Высокий, в черной одежде, с развевающимся плащом, король пугал.

— Расступитесь. — Голос короля был негромок, но его услышали все.

Толпа зашевелилась и расступилась, образовав проход к дворцу. Короля Вальтера, генерала Неца послушались бы, даже приди он один.

За его спиной стояли монахи и гвардейцы, перезарядившие ружья.

Принц Дитрих отошел в угол балкона. Он бы с удовольствием убежал, но выход перекрывал незнакомый избитый гвардеец, перевязывающий руку кошмарно сильному крестьянину. Не убежишь…

До Дитриха дошло, что он, кажется, сегодня не станет королем.

— Ну, здравствуй, парень…

Перебинтованный, отмытый и даже немного причесанный Якоб стоял перед сидящим на табурете королем Вальтером. Королю, конечно, место на троне, но трон до сих пор оставался в монастыре.

— Здравствуйте, ваше величество! — Якоб поклонился. Низко, от души.

В комнате также находился Рудольф, измазанный лекарскими снадобьями, отчего его лицо напоминало затейливое ругательство: там были и желтый, и синий, и зеленый, и красный цвета.

Рядом со своим отцом на таком же табурете сидела Ирма, грустная и расстроенная. В углу сидела, пытаясь прикинуться затейливой статуей, Лотта, впрочем, нисколько не напуганная.

— Как тебя зовут?

— Якоб Миллер, ваше величество.

— Крестьянин?

— Да, ваше…

— Прекрати меня титуловать. Я сам — бывший крестьянин.

Якоб поднял глаза.

— Да. Что ты так на меня смотришь? Я этого никогда не скрывал. Откуда ты?

— Из Черного Холма.

Король немного помедлил:

— Из Черного Холма? Ну и как, мельница моего отца еще стоит?

У Ирмы были причины для расстройства. Она поговорила с Якобом перед тем, как его привели к королю.

— Якоб… — Ирма присела на кресло рядом с парнем, лежащим на кровати. — Не вставай.

— Последний час я только это и слышу, — проворчал Якоб. — Что привело вас, госпожа?

— Якоб… — Ирма скомкала носовой платок и бросила его на столик. — Не называй меня госпожой.

— Почему?

— Якоб… — Девушка помедлила, вздохнула, наконец закрыла глаза и медленно произнесла, как будто нырнула в прорубь: — Я люблю тебя.

Наступило молчание. Ирма не выдержала и приоткрыла глаз. Левый.

Якоб смотрел на нее. Внимательно и сочувственно.

— Вы не любите меня, госпожа Ирма, — подчеркивая каждое слово, ответил он. — Вам кажется.

— Мне, — обиделась Ирма, — не кажется.

Она подумала, что тут нужно было бы заплакать, но плакать ей не хотелось.

— Кажется. Вы просто раньше не влюблялись, поэтому приняли за любовь какое-то другое чувство.

— Какое другое?! Мы вместе были в дороге, вместе сражались с монстрами и нечистью, мы делили трудности и тяготы, вместе рисковали жизнью. Разве после этого не возникает любовь?

Якоб подумал, что солдаты, сражающиеся бок о бок, с Ирмой бы не согласились.

— Нет, госпожа. Это другое чувство.

— Какое же?

— Дружба. Просто дружба.

Ирма задумалась.

— Пытаетесь представить дружбу с крестьянином? Любовь представлялась легче? — спросил с улыбкой Якоб.

— Дурак… — Ирма почувствовала облегчение. Она рассмеялась и обняла Якоба. — Ты самый лучший друг на свете!

И все равно было грустно…

— Вы сын Черного Мельника? — медленно произнес Якоб. — Значит…

— Да, я колдун, — с некоторым вызовом сказал король. — А если ты хочешь спросить, правду ли говорят, что корону я получил колдовством… Мне уже надоело оправдываться, поэтому я скажу только одно: это неправда. А верить мне или нет — решай сам.

Якоб помолчал.

— Спасибо тебе от меня за то, что спас мою дочь, и от всех тех людей на площади, — внезапно поблагодарил король.

— А от них-то за что?

— За что? За то, что мне не пришлось приводить их в чувство самому. У меня было только одно средство, а оно не способствует народной любви, да и кровь с булыжников плохо отмывается… Так что спасибо за все, что ты сделал: за Ирму, за выживших на площади, за помощь против заговорщиков… В общем, за все это я хочу тебя вознаградить.

— Чем? — Якоб не чувствовал ни радости, ни желания требовать чего-то особенного.

— Проси что хочешь. Любое желание для спасителя короны.

Что просить? Деньги? Дворянство? Руку принцессы? Так Ирма еще не принцесса… Да и что ей делать в крестьянском доме, которого у Якоба, кстати, еще и нет.

Якоб поднял глаза:

— Ксенотанское зерно. Два мешка.

Король молча снял корону, достал платок, вытер лоб и надел корону обратно.

— Послушай, Якоб… А тебе известно, что такого зерна нет?

— Известно. Вот только один знающий человек сказал, что найти это зерно мне поможет сын старого мельника. Вы сможете.

Король уставился на Якоба остановившимся взглядом.

— Тысячи колдунов, — сказал он, — тысячи колдунов придумывали, как убить врага на расстоянии, как остановить реку, как стереть в песок гору, как превратить свинец в золото, как достичь бессмертия… И никому даже в голову не приходило вырастить для крестьян волшебное зерно. Слишком просто… Слишком мелко… Слишком неинтересно… Якоб!

Король хлопнул парня по плечу:

— У меня целый монастырь колдунов! У тебя будет твое зерно! Два мешка!

Глава 50

Король Вальтер наклонился с трона и повел носом:

— Отец Тестудос, мне кажется или от вас пахнет горелыми грибами?

— Кажется, ваше величество, — поклонился аббат. — Я переоделся.

Монах только что вернулся из Чернолесья, где монахи взяли штурмом замок барона цу Шварцвальда и выжгли гнездо Грибного Короля до основания. Полностью Чернолесье не очистилось, грибница — вещь практически бессмертная, но по крайней мере новый Грибной Король вырастет разве что лет через сто.

— Хорошо. А то в Друдене и так слишком пахнет грибами.

— Откуда бы? — Монах присел на табурет, повинуясь взмаху королевской руки. — Ведь все слуги Грибного пойманы.

— Пойманы… Пойманы-то они пойманы, но что мне с ними теперь делать?

— Так, ваше величество, вы же давно хотели стать тираном. Вот вам шанс. Казните всех, да и проблема решена.

— Лекарство пуще болезни. Перебив всех тех, кто явно против меня, я получу кучу скрытых врагов, тайных мстителей и борцов за попранное что-нибудь. Родители, дети, братья, сестры, друзья казненных… Они все объединятся против меня. Никому же и в голову не придет, что фактически я казнил своих врагов, выступивших против меня. В глазах дворян казненные королем — всегда невинные овечки. Они же не преступники, всего-навсего хотели свергнуть законного короля, что такого? Казнив бедных, заблуждающихся детишек, я превращу в своих врагов половину столицы. И опознать их будет совсем не так просто, как слуг Грибного Короля. Так, глядишь, Друден обезлюдеет…

— Не думаю, что их будет так уж много.

— Открою вам страшную тайну, отец Тестудос. Меня не очень-то любят в столице. И до Грибного Короля у меня было много противников. Взять хотя бы цу Гольденберга… Вот, казалось бы, чего еще надо человеку? Богатый, титул герцога, владения… Твори что хочешь, ан нет. Ты знаешь, он оказался вовсе не крестьянином, он сын дворянина, разорившегося во времена Новой династии.

— Э-э-э… Ваше величество, что-то я не очень понял. А вы-то тут при чем?

— Как это при чем? Я, придя к власти, не основал царство счастья на земле, не накормил голодных, не утешил обиженных. Думаете, это не повод? К тому же, когда родители цу Гольденберга обратились ко мне за помощью, я, мерзавец, не выделил им средств, достаточных, по их мнению, для достойной жизни. Вернее, выделил, но мало. Короче, я мерзавец, и все тут.

— Но…

— Оставим дискуссию. Что с ведьмами?

Отец Тестудос улыбнулся. Ехидно так.

— Наши ведьмочки ропщут, но вынуждены подчиняться требованиям монастырского устава.

— Все шесть?

— Все пять. Одна отказалась. Остальные после этого согласились. Хотя яда, который звучит в их вечерних разговорах, хватит на то, чтобы даже не отравить, а просто утопить половину королевства. Они видели себя красивыми, сильными колдуньями, плюющими на условности, колдуньями, перед которыми все склоняются и наперегонки бросаются исполнять все их капризы… А получили монастырское житье, грубую одежду, скромную еду и требования дисциплины. Жизнь им скрашивает разве что отец Куникулус…

— Всем пятерым?

— Вы же его знаете…

— Знаю… Бедные девочки… Мало им монастырского быта. Что с поисками мельничного подмастерья?

— Ваше величество, это легенда, которая ходит среди крестьян. Легенда о мельничном подмастерье, самом старом и самом сильном колдуне Нассберга. Колдуне, чей возраст никто не помнит, колдуне, который не хочет становиться мастером, хотя при желании легко мог бы стать и королем. Колдуне, который превыше всех ценностей ценит свободу и не допустит, чтобы дворяне и богачи обижали простых людей… Всего лишь легенда.

— Я разговаривал с этой легендой. Он мне нужен. Найдите его.

— Ваше величество, но ведь его никто не видел…

— Его видел я! Ищите! Где бы он ни спрятался — найдите мне эту легенду! Я хочу разговаривать с ним на равных!

— Рудольф, ты дурак!

Август цу Гроссабгрунд прошел туда-сюда. В казарменной комнате особо не разбежишься.

— Знаю, — бесцветным голосом произнес Рудольф цу Фламменден. Да, теперь у него была фамилия. Выбранная самим королем. Будь воля Рудольфа, он подобрал бы что-нибудь менее торжественное, но с королями не спорят.

— Нет, я понимаю, ты дворянин, гвардеец, личная гвардия… Спаситель королевской дочери и все такое. Но как тебе в голову пришло просить у короля ее руки? Да она младше тебя в два раза!

— Ну и что?

— В конце концов, она дочь короля!

— Я люблю ее.

— Рудольф… — Август присел на кровать, на которой лежал гвардеец. Вопиющее нарушение устава. — Рудольф, скажи мне, зачем тебе это? Я всегда считал тебя самым хладнокровным из всех моих ребят. Как тебя угораздило влюбиться?

— Не знаю. — Рудольф пожал плечами и взял гитару. Сыграл несколько аккордов.

— Ты хотя бы у нее спросил, хочет ли она замуж за немолодого, битого, колотого и рубленого гвардейца?

— Спросил.

— И?..

Рудольф промолчал.

— Разрешите проехать?

— Что ты… о, простите, ваше высочество!

Молодой дворянин, только что готовый ринуться в схватку с неосторожной девушкой, толкнувшей его коня, тут же рассыпался в извинениях.

Ирма вздохнула. Идея покататься по городу верхом, чтобы привести мысли в порядок, уже не казалось ей хорошей. Тесно, толчея, дамское седло, назойливые сопровождающие… Хорошо еще, что она смогла заставить их ехать позади. Придворные сразу подчинились, а вот гвардейцы…

Гвардейцы…

Ирма вспомнила утренний разговор с Рудольфом. Неожиданно… Неожиданно, но приятно. Какой девушке не понравится, когда в нее влюбляются, в особенности такие героические мужчины, как Рудольф. Да, немолодой, ну и что? Да, не очень красивый… Дитрих был красавчиком, и что?

Рудольф — хороший человек… Вот только что ему ответить?

— Эй ты! — Дворянин быстро нашел на ком сорвать злость. — Убирайся с дороги! Не видишь, из-за тебя я толкнул госпожу!

— Да, господин.

Немолодой крестьянин привычно поклонился и потянул в сторону своих волов, запряженных в повозку, груженную мешками.

— Поживее!

— Да, господин.

Ирму неожиданно царапнуло по сердцу. Казалось, обычное зрелище — дворянин приказывает, крестьянин повинуется. Раньше она и не обратила бы внимания. Но после знакомства с Якобом…

Теперь она знает, что крестьяне бывают умными, честными, верными и добрыми. Что они такие же люди. Да, им можно приказывать. Но нельзя считать их безответными скотами.

Это… неправильно.

— Да пошевеливайся ты! — Дворянин замахнулся плеткой.

— Да, господин.

Ирма не успела остановить дворянина — тот нанес удар…

Промахнулся по не вовремя поклонившемуся крестьянину, подпруга лопнула, и дворянин рухнул на землю, сопровождаемый смехом своих товарищей.

Вот так… подумала Ирма. Дворяне и крестьяне. Одни — наглые и считающие, что им все позволено (она помнила свой опыт переодевания в крестьянку), другие — тихие и безответные, ничего не желающие видеть, кроме своего зерна, как… некоторые.

Крестьяне и дворяне. И Рудольф.

Что же ему ответить?

Ирма проехала мимо поднимающегося с земли дворянина, глубоко задумавшись, поэтому даже не улыбнулась.

Крестьянин низко поклонился ей. Может быть, он улыбался, но понять этого было нельзя.

Лицо крестьянина скрывала большая широкополая шляпа.

По пыльной дороге, мимо сжатых полей и скошенных лугов, ехала повозка, запряженная двумя серыми волами. Правого звали Налево, а левого — Направо.

Якоб лежал на повозке, смотрел в небо и думал. Под его головой лежали два мешка с волшебным ксенотанским зерном, колос которого занимает всю соломину сверху донизу.

Король не обманул.

Хотя, конечно, нужно еще посадить зерно, дождаться, пока оно вырастет, и тогда только можно будет точно сказать, соврал король или нет. Вот только заниматься этим Якобу не хотелось.

Прав, трижды прав был старый Ганс, когда оставил младшему сыну в наследство только повозку с волами.

Проехав через полкоролевства, побывав в столице, сразившись с нечистью, встретившись с самим королем, Якоб понял, что спокойная и размеренная крестьянская жизнь не по нему.

Не то чтобы ему нравились приключения — для них Якоб был слишком спокойным и флегматичным, — ему нравилась дорога.

Кто-то растит ксенотанское зерно, а кто-то его ищет.

Якобу понравилось странствовать.

Он отвезет зерно братьям — вот обрадуются! — и отправится дальше, за новой мечтой. Может быть, потом он остепенится и осядет, заведет семью, детей. А пока — дорога.

Ведь столько всего на свете интересного…

Нет, Ирма не смогла бы быть с ним, а он — с ней. Они слишком разные.

Якоб лежал на повозке и смотрел на облака, проплывающие над ним. Вот это похоже на огромную гору, это — на дворец… Это — собака, это — кувшин…

А это — перевернутое лицо Лотты.

— Спишь?

— Нет. Просто лежу.

Девчонка увязалась за ним. Чем-то ей, наверное, приглянулся спокойный парень, которого Лотта и видела-то пару раз. Как Якоб ни объяснял, что у него нет ни дома, ни земли, что он собирается отправиться в путешествие, Лотта не отставала. Она была готова жить в палатке, ночевать у костра, лишь бы вместе с ним. В конце концов Якоб согласился.

Лотта своей бесшабашностью напоминала Фукс, разве что без злобы и грубости, без ненависти к людям. Может, и правильно, что она поехала с ним. Вдвоем веселее. Тем более Якоб чувствовал, что Лотта не станет жаловаться на тяготы пути.

Живость и активность девчонки будут хорошим дополнением к спокойствию и неторопливости Якоба. Они разные, но они похожи.

Вместе они составят отличную пару.

Якоб улыбнулся про себя. Пару? Пока они еще просто друзья, но судя по взглядам Лотты…

Девушке надоело смотреть на Якоба сверху вниз. Она ловко перепрыгнула через него, прижалась горячим боком к парню, обняла…

— Лотта! Что ты там затеяла?

— Ничего, — промурлыкала девчонка, — здесь слишком светло. Я подожду ночи…

Показалось ли Якобу, или волосы Лотты на самом деле сверкнули огненной рыжиной, а глаза на мгновение стали сиреневыми?

— А ту золотую пуговицу, — прошептала она, — я тебе когда-нибудь припомню!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg