«Тушь новой луны»

Альфред Анджело Аттанасио ТУШЬ НОВОЙ ЛУНЫ

Прости мне мое долгое молчание, жена. Я бы написал тебе раньше, если бы путешествие по Предрассветным Сандаловым Землям не оказалось бы для меня испытанием чернее, чем тушь. Быть так далеко от Родины, так далеко от тебя — все это гасит во мне огонь жизни. Меня окутывает мрак. Но все же, беспросветная тьма в самой себе несет странное знание и мудрость — Змея, стерегущая сокровище: целительный яд.

Я поражен, любимая, но, несмотря на змеиные кольца великой скорби, сжимающие меня, мне вдруг открылась такая ясность, какой не бывало с тех пор, как мои неудачи разлучили нас с тобой.

Здесь, в самой удаленной точке моего путешествия, на островах, расположенных у восточных берегов Сандаловых Земель, где огромные протяжения неба и земли разделяют нас — здесь в конце концов я нашел в себе силы, чтобы написать тебе все это. Месяцы составлений официальных отчетов, вычерчивания транспортных магистралей, фабрик, тюрем и сельских школ иссушили во мне те слова, с которыми мужчина должен обращаться к своей жене; но наконец я чувствую, что вновь нашел место, где слова рождаются внутри меня.

Ты, конечно, будешь помнить меня таким, каким я был при расставании — маленький угрюмый человек, для которого служить Третьим Помощником Секретарского Писца в Императорской Библиотеке было скорее наказанием, чем честью; муж, сточенный стыдом и завистью, с которым ты была вынуждена проститься, когда он отправлялся в эту жалкую экспедицию, посланный с инспекцией в Предрассветные Сандаловые Земли (или «Объединенные Сандаловые Автократии», название, на котором настаивали туземцы после отделения от Королевства два века назад). Да, сознаюсь, мне было стыдно, особенно перед тобой. Только ты, Крыло Сердца, знаешь меня таким, каков я на самом деле — писатель, помешанный на словах, впадающий в безумие при свете настольной лампы. И еще мои книги, те несчастные беззащитные книги, написанные лирическим стилем ушедших времен! Но, как ты слишком хорошо знаешь, эти страницы не смогли принести нам средств к существованию. Моя единственная победа как писателя заключалась в том, что своими рассказами я завоевал тебя. После нашей безуспешной попытки стать фермерами в западных провинциях и вести жизнь поэтов-отшельников среди полей и ручьев, чей вызов судьбе стоил здоровья тебе и жизни нашему ребенку, вся моя гордость превратилась в цинизм и самоуничижение. Я чувствовал, что должен поступить на службу, поскольку это оставалось единственным нашим спасением.

С того дня вот уже на протяжении восемнадцати месяцев тень ночи покрывает меня. Меня не было рядом, чтобы утешить в беде, когда наш второй ребенок вышел из твоего чрева еще слишком слабым, чтобы дышать самостоятельно. В то время огромный корабль уже нес меня к Островам Клятвы Пальмовой Рощи в центре Мирового моря. Там я сидел в окружении скучных томов Имперской хроники Сандаловых Земель, пока ты страдала в одиночестве.

Как и тебя, меня никогда не восторгали сухая официальная проза дипломатии и горькие описания исторических военных действий. Какое мне было дело до того, что пять столетий назад, в начале нашей эпохи, во времена династии Санг, буддисты, преследуемые за их преданность чужеземной религии, уплыли из Срединного Государства и, вместо того чтобы быть проглоченными семьюстами драконами или потонуть в Водовороте Великой бездны, проплыли по океану девять тысяч ли и открыли цепь малонаселенных тропических островов? Какое для меня имело значение, что эти острова, богатые пальмовым листом, каменным деревом и ароматным сандалом, так излюбленным мебельщиками, вскоре стали привлекать купцов и императорских солдат? И опять буддисты были вынуждены бежать, принеся свою знаменитую Клятву Пальмовой Рощи — плыть на восток до тех пор, пока они все вместе не встретят смерть или не найдут свою собственную землю. И наконец, пройдя еще семь тысяч ли океана, они прибыли на обширную Предрассветную землю, с самой восточной точки которой я и пишу тебе.

Уверен, ты уже нетерпеливо покусываешь губы, недоумевая, почему я обременяю тебя скучными историческими описаниями, тебя, дочь музыканта, которая всегда предпочитала красоту песни сухости фактов. Однако, еще немного терпения, Крыло Сердца. Мое открытие, эта с трудом обретенная ясность, добытая из целебного яда, будут значить для тебя меньше, если ты не будешь знать кое-что об истории этих земель.

Еще со школы мы знаем, что купцы постепенно со временем за буддистами и в Предрассветные земли, где монахи уже успели обратить в свою веру многие местные племена. Типично для буддистов — они не воевали с купцами, но передвинулись дальше на восток, распространяя свое учение среди местного населения, оставляя место для новых поселенцев. Спустя некоторое время, когда империалисты построили большие города и проложили торговые пути, монахи стали указывать на неразумие подчинения Государству, которое находилось далеко за Мировым Морем. «Здесь и сейчас!», пели монахи, страна наших предков слишком далеко и слишком плотно закрыта вуалью иллюзии, чтобы стоило принимать ее всерьез. Хотя сами буддисты никогда не поднимали оружия против Императора, купцы и земледельцы с готовностью сражались вместо них, восставая против имперских налогов. И вместо Предрассветных Сандаловых Земель поселенцы образовали собственное государство: Объединенные Сандаловые Автократии.

Здесь, в ОСА, существует бессчетное множество княжеств, каждое из которых управляется властителем, выбираемым помещиками. Все эти княжества по очереди управляются верховным правителем, которого помещики и властители выбирают из своего числа на срок не более пятидесяти лун. Это чужеземная система, которую местные называют «Властью Народа», и она переполнена конфликтами, поскольку консервативные конфуцианцы, либеральные буддисты и радикальные даосы-аборигены постоянно ведут борьбу за превосходство. Здесь Небесный Мандат не так часто даруется Небесами, как захватывается обманом, богатством или силой.

Я не буду утомлять тебя политическими парадоксами этой нации: презрение к монархам и преклонение перед лидерами; стремление разделить религию и государство и фанатическая приверженность клятвам, молитвам и нравоучениям; страстным патриотизм и восхваление личной деловой активности. Здесь нет рабов, как у нас, и поэтому нет никакого уважения к вышестоящему классу, впрочем, как и к нижестоящему, поскольку все здесь — рабы денег. Самый обычный подметальщик улиц может вложить свои скудные сбережения и основать свою собственную компанию по ремонту дорог, и после десятилетнего рабского труда на эту же компанию стать богатым, как аристократ. В свою очередь, богач может растратить свои деньги, и, лишенный защиты слуг и классовых привилегий, превратиться в уличного нищего. Амитаба! Эта страна утратила путь следования божественному закону, который регулирует жизнь нашей благословенной Родины. И хотя есть те, кто извлекают выгоду из этой социальной и экономической неразберихи, эта страна явно сходит с ума и будет погребена своими собственными бесчисленными амбициями. По многим признакам, я считаю, это — Срединное Государство, перевернутое с ног на голову.

Скалистое западное побережье, изобилующее большими городами — промышленный костяк этой страны, как у нас — восточное побережье. На побережье, как и в нашей стране, расположены многочисленные кирпичные заводики, бумажные и текстильные фабрики, а также судостроительные верфи. Далее в глубь страны идут богатые сельскохозяйственные угодья — потом горы, и за ними пустыня — точно как у нас. Подобно тому, как у нас на севере Великая Стена тянется через горы на тысячи ли, здесь такая же колоссальная стена тянется через южную пустыню, защищая страну от набегов жестоких племен Азтекатль.

Крыло Сердца, здесь, в восточной степи, за горами и красноватыми песчаными барханами пустыни, есть даже деревня, очень похожая на ту, на Желтой Реке, где было наше жалкое поместье. Тут, во фруктовом саду с мириадами пчел, точно таком же, как та вишневая роща, где мы похоронили нашу дочь, на меня нахлынули воспоминания о том, как я нес ее невесомое тельце в последний раз. Я рыдал. Я хотел написать тебе тогда, но нужно было описывать сети ирригационных каналов и наносить на карту дороги длиной в сотни ли, тянущиеся через поля янтарной пшеницы и проса, на которых повозки с наполненными ветром парусами летят быстрее, чем лошади.

За полями начинается Злой Восток, который поселенцы считают расположенным за границей своего государства, потому что говорят, что те земли заняты дикими лесами, которых не касался топор. Местные легенды гласят, что голодные души несчастных мертвецов населяют те дикие леса. А также воинственные племена, которые бежали от государственности Запада и не приняли ни доктрину Будды, ни этику Конфуция, владычествуют там по законам полной дикости, которую под силу представить разве что даосам.

Когда начальник нашей экспедиции стал искать добровольцев, чтобы отправиться в эту дикую местность, я был среди тех, кто вызвался идти. Прости, Крыло Сердца, что моя любовь к тебе была недостаточно сильна, чтобы я мог преодолеть свой стыд за неудачи, которые привели к смерти нашей дочери и разлучили нас с тобой. Будучи безумным в своем горе, я видел нечто схожее в этом первобытном лесу. Я надеялся, что он убьет меня и положит конец моим страданиям.

Но этого не случилось. Я представлял себе и надеялся, что на Злом Востоке могут быть духи или, на худой конец, племена дикарей-людоедов, чьей добычей я стану, но там ничего подобного не было. Так я выжил помимо своей воли, с грустью думая о том, что все наши возможности утекают от нас, как кровь из неизлечимых ран.

Обширный лес был красив дикой красотой, даже в покрытых мраком ущельях и туманных болотах, опасный лишь своими естественными обитателями, такими как змеи, медведи и волки. Что касается племен, то когда они поняли, что мы пришли лишь наблюдать, а не рубить их деревья и не занимать их землю, то отнеслись к нам довольно дружелюбно для варваров. За их гостеприимство мы подарили им игрушки — бамбуковых дракончиков, воздушных змеев и хлопушки. Я испытал с ними примитивную радость, на какое-то время забыв об ускользнувших от меня возможностях после моей неудачной попытки уйти из этого мира.

На восточном побережье находятся буддийские монастыри и фактории, возвышающиеся над морем. К тому времени, как мы выбрались из диких лесов по речному маршруту, который используют торговцы пушниной, на одну из факторий, мне пришло послание с запада. Я узнал почерк твоего отца, и еще до того, как начал читать, я уже знал — что ты оставила нас и отправилась в страну предков.

Когда пришла эта весть, я пытался броситься в море с монастырских стен, но товарищи удержали меня. Я не мог слышать ничего кроме боли в своем сердце. Мы, которые жили как одно целое, снова стали тайной друг для друга. Я не встречался еще с более чудовищной загадкой.

В течение многих дней я был в отчаянии. Мои неудачи уничтожили все, на что я надеялся, все, чем я хотел стать — писателем, крестьянином, отцом, и наконец — твоим супругом. После этого письма я стал стар и вял, как медленно текущая река.

Я бы, наверное, остался в монастыре и принял монашество, если бы не пришедшее однажды известие о появлении чужеземцев из-за Моря штормов. Оцепенелый и безразличный ко всему, я вместе с другими добровольцами нашей делегации поплыл на юг. В лес пришла осень. На берегу виднелись взлохмаченные дубы и клены. Но через несколько дней появилась изморось, и на горизонте мы увидели огромные шатры облаков. Над дюнами склонялись многочисленные кипарисы и пальмы.

Как бродячая ничейная собака, плелся я за своими спутниками от одной миссии к другой среди чудесных, зеленеющих островов. Я забыл, что такое голод, и ел только тогда, когда в меня запихивали пищу, совершенно не ощущая ее вкуса. Во тьме ночи, сидя у костра, пока мои товарищи спали, я часто грезил, и моя жизнь казалась мне бесконечной паутиной лжи, которую я сам сплел, а ты — крохотной птичкой, запутавшейся в этой паутине и сгинувшей в ней. Как горько я раскаивался тогда, что оставил тебя!

В то утро, когда мы обнаружили корабли чужеземцев, приплывших из-за Моря штормов, я довольно угрюмо поприветствовал их. Это были крепкие люди с румяными лицами, густыми бородами и крупными носами. Корабли их были неуклюжими, с изъеденными червями остовами без водонепроницаемых отсеков и со смешными парусами из холстины, подвешенными так, что оставляли мореплавателей на волю ветров. Сначала они пытались произвести на нас впечатление своими дешевыми товарами, большей частью разрисованной оловянной посудой и глиняными горшками, наполненными кислым вином. Но я не виню их, поскольку, чтобы выразить уважение местным жителям, мы отправились на встречу на грубом плоту вместе с вождями островного племени.

Но вскоре, по сигналу голубой дымовой ракеты, наше судно вышло из-за мыса. Вид его гладкого корпуса и оранжевых парусов на реях, отшлифованных для лучшего хода, произвел на чужеземцев такое впечатление, что у них поотвисали челюсти, поскольку, оснащенный специальными продольно подвижными мачтами, наш корабль шел против ветра. Большим Носам еще никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Под предлогом отдания чести, хотя, я уверен, с целью продемонстрировать нам свою мощь, Большие Носы дали залп из своих громоздких пушек. Три неуклюжих корабля, слегка заваливаясь на борт, медленно килевали. С нашего судна ответили залпом ракет Пчелиное Гнездо, которые рассыпались красочным фейерверком над нашими головами, пока оно выписывало изящные восьмерки между тяжелыми посудинами чужеземцев.

Тогда Большие Носы стали чрезвычайно почтительны. Капитан, высокий безбородый человек, с кожей, бледной, как у духа, снял свою шляпу, поклонился и преподнес нам одно из своих сокровищ, трогательно аляповатую книгу, напечатанную на грубой бумаге, с золотым крестом, оттиснутом на переплете из кожи животных.

К счастью, среди Больших Носов был один человек, говорящий на халдейском и немного на арабском, поэтому двое наших лингвистов кое-как могли понимать его. Он сказал нам, что капитана зовут Крестоносец Колонизатор и что они ищут Императора Срединного Государства, чтобы завязать с ним торговлю. Они в самом деле считали, что находятся в двадцати пяти тысячах ли к западу от своей страны, на прибрежных островах у южных берегов Срединного Государства. Их неведение поразило нас.

Узнав их точное местонахождение, капитан впал в уныние и вернулся в свою каюту. Со временем от его второго помощника мы узнали, что Колонизатор ожидал почестей и богатства за проявленные смелость и инициативу. И того и другого он теперь будет удостоен в значительно меньшей степени, когда стало очевидно, что он не открыл ни пути к богатейшей стране мира, ни нового мира, который мог бы быть колонизирован Большими Носами.

В нашей делегации много дебатов вызвало первое имя Колонизатора — Крестоносец. На протяжении нескольких веков крестоносцы иногда попадали на территорию Срединного Государства, но им всегда предписывалось ограничиваться районами приморских городов. Их ужасная религия, законы которой заставляли символически потреблять плоть и кровь их искалеченного и замученного бога, вызвала отвращение у нашего Императора, и их проповедническое рвение вполне справедливо вызывало у него тревогу. Но каковы будут последствия, если крестоносцы откроют свои миссии здесь, в ОСА, где повсеместно преобладает терпимость к разным взглядам и вероисповеданиям?

Меня все это не волновало. Пускай толстокожие люди составляют интриги и заговоры в отдаленных дворцах и царствах. Крыло Сердца! Я больше никогда не увижу драгоценный овал твоего лица. Эта мысль, эта правда лежит передо мной, как дикая пустыня, по которой мне суждено брести всю оставшуюся жизнь. Но в тот день, когда мы впервые встретили Больших Носов, я еще не осознавал этой правды. Я все еще верил, что смерть — это врата. Я думал, что твой дух будет возвращаться и поддерживать меня по утрам. Я видел твое отражение в зеркале моря — обезумевшая от горя девушка, исполненная любви и иссушенная ею. Я видел это, и думал, что смогу переступить порог этой жизни и снова найти тебя, снова соединиться с тобой в мире наших предков. Так мне казалось — думал.

Следующие несколько дней я бродил совершенно потерянный, разыскивая твой дух и обдумывая свой уход из этого мира. Я даже заготовил прочную петлю из шелкового пояса и, одним лунным вечером, отправился в лес, чтобы повеситься. Спотыкаясь, я шел по кипарисовой лощине, ища подходящий сук, как вдруг услышал невдалеке возбужденный шепот Больших Носов. Я осмелился подползти поближе и увидел, как они быстро пробирались среди деревьев, с саблями и ружьями в руках, неуклюже волоча за собой длинную лодку.

Зло, которое я замыслил над собой, привело меня к еще большему злу, и я без колебаний последовал за Большими Носами. Они быстро продвигались по направлению к бухточке, где стоял на якоре императорский корабль. Их план был очевиден. Вся наша делегация и большая часть экипажа были на берегу, в миссии, беседуя с аборигенами, которые первыми натолкнулись на чужеземцев, и составляя доклад Императору о прибытии Крестоносца в ОСА. Большие Носы не встретили бы серьезного сопротивления, напав на наш корабль.

Луна неожиданно вышла из-за облаков, и в ее свете я увидел змеевидные колонны и изогнутую крышу миссии высоко на утесе — слишком далекую, чтобы я успел добежать туда или чтобы до нее донеслись мои крики. Вместо этого, продираясь через заросли, я бросился к воде, в то время как Большие Носы уже спустили свою лодку на воду и быстро залезали в нее. Несколько сильных гребков — и они уже подплыли к императорскому кораблю и начали карабкаться на него, невидимые вахтенным, который, видимо, пил рисовую водку в кубрике.

Я стоял и смотрел на корабль, возвышающийся над лунным отражением, зная, что должен сделать, но не веря, что у меня хватит на это сил. Я, у которого было достаточно стали в крови, чтобы добровольно лишить себя жизни, колебался при мысли о том, что мне придется бросить вызов кому-то другому, пусть даже примитивным Большим Носам. О, какой же я трус! Я бы так и стоял, как сосна, наблюдая, как наш корабль уходит во тьму, захваченный пиратами, как облако, проплывающее под луной — но вдруг всплеск и крики вывели меня из оцепенения.

Большие Носы выбросили вахтенного за борт. Я наблюдал, как он с трудом плывет к берегу, и мне показалось, что я прочел страх на его лице. Это лицо, искаженное от ужаса, разъярило меня! Этот вахтенный, судорожно цепляющийся за свою жалкую жизнь, не сделал ничего, чтобы помешать варварам украсть жизни многих людей нашего народа! Поскольку я знал, что именно такой будет цена потери этого судна, если варвары уведут его к себе и научатся строить корабли, могущие бросить вызов ОСА и даже Срединному Государству.

Я бросился в воду и изо всех сил поплыл к кораблю. Ты знаешь, я неважный пловец, но расстояние было небольшим, а шум от судорожных гребков вахтенного заглушил мое приближение. Швартовы были обрублены, и корабль слегка кренился под бризом, дующим с берега. Большие Носы, привыкшие карабкаться по нок-реям для установки парусов на своих судах, были непривычны к обращению с брашпилями и фалами, с помощью которых все это можно было контролировать с палубы, и поэтому у меня было время взобраться на корабль до того, как были подняты паруса.

Оказавшись на фальшборте, я поскользнулся и упал на палубу, прямо под ноги капитану с лицом призрака. При свете луны мы несколько страшных мгновений смотрели в лицо друг другу, и, клянусь, я увидел выражение демонической алчности на его лице. Я замер и вытянулся, как будто он закричал на меня. К счастью, вся команда была занята попытками овладеть управлением нового незнакомого судна, и я, увернувшись от Колонизатора, бросился к трапу.

Первым моим намерением было умереть. Когда я обрушился в трюм и растянулся на мотках пеньковых тросов, мной владела единственная мысль: добраться до оружейного бункера и поджечь порох. Пробираясь ощупью в темноте, я налетел на переборку, споткнулся о мешки с сорго и, наконец, задыхаясь, добрался до оружейного отделения. С трапа послышались крики и я увидел неуклюжие фигуры Больших Носов, заполняющих узкий проход.

Я судорожно пытался нащупать кремень и огниво, которые должны были быть где-то рядом, как мне казалось. Но может это не так? Наверное, было слишком опасно хранить их так близко от пороха. Большие Носы приближались, и я в отчаянии стал карабкаться на пороховой ящик, цепляясь за какие-то полки. Лунный свет проник в трюм и я увидел ужасные лица варваров, бросившихся ко мне. И тут я нащупал связку спичек.

Я схватил спички и потряс ими перед Большими Носами, но это не произвело на них никакого впечатления. Дураки не имели ни малейшего понятия о том, что это было такое! С яростными воплями они стащили меня вниз. Я в отчаянии озирался по сторонам и тут, в лунном свете я заметил огниво, свисающее с переборки. Отбиваясь, как сумасшедший, я освободился ровно настолько, чтобы успеть схватить его. Но этим я привел их в бешенство и свалился на пол под их жестокими ударами.

Оглушенный, я еле сжимал огниво. Мое слабое усилие чиркнуть спичкой вызвало лишь ничтожную искру, но этого было достаточно. Яркая вспышка испугала моих противников, и они отпрянули. Тут же я обернулся и, держа горящую спичку в высоко поднятой руке, указал им на ящик с порохом. Большие Носы бросились бежать.

Свободной рукой я схватил бамбуковую трубку, в которой опознал ракету Борода Луны. Я поджег фитиль и направил ее в открытый люк. С громким ревом фонтан брызг и огня выплеснулся в ночь. Крики Больших Носов донеслись с палубы, и я услышал, как люди пытавшиеся меня схватить, в панике разбегаются. Меня охватил приступ неудержимого смеха, когда я запустил еще две ракеты. Я собирался умереть, но теперь смерть казалась мне смехотворным уделом.

Вероятно, длительное общение с буддистами и даосами повлияло на меня, поскольку у меня не было желания убивать Больших Носов. Я ждал достаточно долго, чтобы они успели побросаться в море, прежде чем поджег фитили нескольких Громобойных бомб, потрясающих небеса. Моя последняя мысль в ожидании взрыва, который швырнет меня в Великое Ничто, была о тебе, Крыло Сердца. Когда я решил покончить с собой и войти во врата, видно, твой дух вернулся, чтобы провести меня к предкам тем путем, который послужил бы Государству. Я поблагодарил тебя, и тут Громобойные бомбы взорвались.

И все же я не погиб. Позже, когда я вновь обрел способность соображать, я понял, что тогда твой дух еще не оставил меня. Иначе кому кроме тебя было разместить мое тело таким образом, что оно было выброшено взрывом вверх прямо через открытый люк в сияющую ночь? Я не помню ничего из этого, но вахтенный, который к тому времени уже добрался до берега и был привлечен взрывами ракет, утверждает, что когда корабль был превращен взрывом в огненный шар, он заметил мой силуэт, мчащийся вверх на фоне луны.

Он нашел меня на отмели, целым и невредимым, за исключением того что мои брови и борода были опалены, а одежда изорвана. Я был без сознания. Подобно метеору, я упал обратно на Землю, обратно к жизни. Я упал, как падают звезды, из далекой темноты, где они дрожат от холода, в близкую, теплую темноту земной жизни. В ту ночь я упал из мрака моего одинокого горя во мрак земного существования, где все мы страдаем в нашем неведении. Приведенный в чувство вахтенным, я сидел на залитой лунным светом отмели, и перед моим внутренним взором все мои сорок лет падали в пустоту. Корабль ушел — так, как ушла ты, Крыло Сердца, и как ушла наша дочь — в ту пустоту, которую буддисты называют «саньята», которая в действительности есть пустота нашего незнания, тайна, окутывающая все, что живет и умирает.

Как глупо с моей стороны говорить это все тебе, которая сейчас покоится в сердце этой пустоты. Но я — я был слеп, я спал. Мне нужно было напоминание о том, что время и вещи в своем падении попадают не в темноту, а в новую свободу, которую мы не можем выразить и потому называем пустотой. Вся реальность существует в этой пустоте как светила существуют в пустоте космоса, а слова — в пустоте страницы. Слова пытаются захватить реальность в плен, но на самом деле захватывают лишь еще больше слов и сомнений. Тайна есть главнейшее условие человеческого существования — и в то же время наша свобода быть такими, какие мы есть на самом деле, свобода выбирать слова, которых требуют наши сомнения.

Никто из делегации не понимал, о чем я толкую, когда меня привели в миссию, чтобы рассказать о случившемся. Они были очень благодарны мне за срыв похищения императорского судна, но, вместе с тем, были уверены, что от взрыва я повредился рассудком. Я думаю, что монахи поняли, что я имел в виду, но они были из такой же «помешанной» секты дзен-буддизма, так что были последними, кто выдал бы эту тайну.

На протяжении нескольких дней после этого я был совершенно ошеломлен открывшимся мне знанием — что свобода быть тем, кто я есть, означает, прежде всего, что я один — без тебя. Теперь это было именно так. По причинам, которых мне никогда не понять, смерть отказалась от меня. Так что же мне суждено делать с этой жизнью и этим одиночеством? Свобода существовать, Свобода, чьи возможности вечно ускользали от нас, выдвигала новые требования. На месте моего падения и стыда ждет зияющая пустота, ожидающая быть заполненной тем, чем я еще мог стать.

Пока я медитировал над этим, делегация отправила из миссии официальное письмо Большим Носам с выражением протеста против их попытки сознательного воровства и угрозой доложить о случившемся Императору. Большие Носы, никто из которых при взрыве не пострадал, ответили коротким письмом с вялыми извинениями. Поскольку вблизи не было другого императорского корабля или войск Автократий, настоятель монастыря склонил нас к тому, чтобы принять извинения.

Пытаясь одновременно умиротворить Колонизатора и ускорить его отплытие, делегация одарила его всеми фарфоровыми изделиями, которые были в миссии, несколькими прекрасными холстами с изображением пейзажей, нефритовой статуей Гуань-Инь, богини безмятежности, а также тюками сельскохозяйственных культур, незнакомых ему — табаком, арахисом и картофелем. К тому времени, вдохновляемый тем, что у меня больше нет ни семьи, ни карьеры, я принял решение принять целебный яд, которого требовало мое горе, и отказался от возвращения в Срединное Государство, чтобы плыть с Колонизатором через Море штормов на его родину.

Осуждаешь ли ты меня за глупость? На самом деле, решение было не простым, поскольку я надеялся вернуться и самому совершить все обряды над твоей могилой. Но, если то, что я узнал о пустоте — правда, то тебя больше нет там. Следование Пути никуда не ведет, если нет начала и конца. И я решил, Крыло Сердца, пройти по нему, собрав воедино разрозненные части моей жизни — для будущего, и для того чтобы постичь Неведомое.

Делегация тщетно пыталась отговорить меня. Они боялись, что я окончательно сошел с ума. Но мне уже все равно. Я знаю, что ты поняла бы меня, Крыло Сердца, ты, которую я завоевал своими рассказами, написанные при свете вспышек озарения. Поэтому, каким бы абсурдом это не казалось, сейчас я сижу здесь и пишу тебе на шканцах протекающего судна под названием «Санта Мария».

Судя по тому, как смотрит на меня капитан, он еще зол на меня за срыв его замыслов, и я знаю, что он взял меня на борт лишь в надежде получить больше информации. Но сейчас незнание языков друг друга дает мне шанс заслужить уважение Больших Носов своими поступками — и больше наблюдать и узнавать об этих варварах.

Спустя какое-то время я научусь понимать их язык. Я поведаю их императору о чудесах Срединного Государства, о достижениях Объединенных Сандаловых Автократий, о талантах нашего народа. И я буду писать снова с дальнего конца света, с такого далекого востока, что он превращается в запад, где встречаются Солнце и Луна. И оттуда я буду посылать в Срединное Государство и в ОСА рассказы, которые будут читать все, рассказы о другом мире, написанные тушью новой луны.

Оглавление