«Год багульника. Осенняя луна»

Год багульника. Осенняя луна (fb2) - Год багульника. Осенняя луна (Хранители Риана - 4) 829K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джен Коруна

Джен Коруна Год багульника Осенняя луна

Глава 1. Лицо в дыму сикоморы, или День откровений

В храме Луны было тихо и пусто, как и всегда в полуденное время — жрецы собирались только после заката. Солнечные лучи лениво скользили по белым мраморным стенам, изукрашенным резьбой, бликами оживляли гладкую поверхность воды в небольшом круглом бассейне. Окаймленный бортами из полированного камня, он стоял по центру главного зала, над ним высилась высеченная из мрамора фигура прекрасной женщины с длинными прямыми волосами. Тонкое скуластое лицо женщины было слегка опущено — казалось, она любуется своим отражением в тихой воде источника. Правда, тихой эта вода бывала только днем: вечером, под светом луны, она оживала, вспыхивала, освещая все вокруг. Именно здесь, вокруг целебного колодца, происходили основные таинства Эллар; одетые в белое веллары становились в столб лунного света, и действо начиналось…

Само же здание храма имело форму восьмигранника, увенчанного круглым куполом. Центральная часть потолка открывалась по вечерам с помощью специального механизма — через него лунные лучи попадали внутрь. Днем же купол был закрыт, свет поступал только сквозь небольшие вытянутые окошки в стенах. Немного в стороне от источника, в полумраке, виднелся длинный каменный стол: это был алтарь Эллар. На нем лежали привядшие за день цветы — их приносили те, кто обращался к богине с просьбами. Однако сейчас никого из молящихся не было. Единственным, кто находился в это неурочное время в храме, был одинокий юноша среднего роста с белым волосами до плеч, одетый в темно-синий костюм — знак принадлежности к дому Сильвана. У него было нежное утонченное лицо с чуть выпирающими скулами и большие синие глаза. Богатый легкий костюм окутывал гибкую стройную фигуру. Даже по эльфийским меркам он был еще очень молод — если бы не серьезный взгляд широко расставленных глаз, он бы казался почти ребенком. Таких, как он, называли внуками богини — пойдет еще несколько зим, прежде чем он сможет присоединиться к сыновьям Эллар.

Ну а пока он занимался тем, что с не в меру серьезным выражением лица водружал на мраморный стол тяжеловесную конструкцию. Она представляла собой вогнутый медный поддон на чугунной треноге — такую посуду обычно использовали для воскурения благовоний. Юноша почти установил его на столе, как вдруг послышался легкий стук в дверь. Эллари легко подбежал к двери и открыл ее. Точно обрадовавшись такому случаю, солнечный свет снопом ворвался в прохладу святилища, вслед за ним в зал шагнул высокий эльф в скромной коричневой одежде.

— Кравой, ну наконец-то! — воскликнул одинокий обитатель храма. — Я уж думал, ты никогда не придешь!

Жрец солнца прищурился, напрягая зрение после резкого перехода от яркого солнца к полумраку.

— Ан эйоли,?Иштан, — проговорил он. — Ты так срочно хотел меня видеть, что даже страшно представить, что ты собираешься мне продемонстрировать.

По юному лицу эллари скользнула хитрая улыбка, отчего оно стало еще симпатичнее — не зря белокурые жрицы Луны давно уже бросали в сторону пригожего веллара мечтательные взгляды…

— Сейчас, сейчас! — затараторил он. — Ты просто в обморок упадешь, когда узнаешь! Кстати, я ведь еще не поздравил тебя — вы с Моав такие молодцы, что нашли свитки. Мы с отцом сегодня отнесли их сокровищницу — там они будут в безопасности. Вот только третий бы добыть, и все!

При упоминании о свитках у Кравоя дрогнуло в груди — он вспомнил свое прощание с Моав. Только бы с ней все было хорошо! Однако сейчас его переживания были неуместны — сделав усилие, он снова улыбнулся.

— Два из трех — это уже успех; думаю, скоро они все будут в сборе. Ну а теперь, давай рассказывай, что за тайну ты намерен сегодня мне открыть.

Юноша торжественно подвел его к столу с громоздящимся на нем приспособлением и гордо заявил:

— Вот!

Солнечный эльф недоуменно заглянул внутрь поддона, но ничего там не увидел, кроме нескольких белых палочек.

— Это и есть то, от чего я должен упасть с обморок?

— Ты что, не видишь! Это — смола сикоморы! — с видом оскорбленного знатока своего дела отозвался тот, кого называли Иштаном.

Кравой на всякий случай еще раз взглянул на палочки — они выглядели не слишком убедительно.

— Ну и что с того, что это смола? — все еще не понимая, спросил он.

Иштан весь встрепенулся.

— А то, что с ее помощью можно узнать все, что угодно! Ты понимаешь, ВСЕ! Даже то, чего не должен знать никто на свете.

Кравой потер смуглый лоб.

— Это что же, например?..

В синих глазах эллари мелькнул хитрый огонек.

— А, например, то, кому досталась половина твоей души!

— Да ну?! — удивленно воскликнул Кравой — он вмиг оживился, и теперь выглядел куда более заинтересованным. — Что, правда?

Иштан горделиво выпрямился — изумление краантль было ему приятно.

— А то! Я сам придумал этот метод — с его помощью можно задавать вопросы и получать ответы. Вот сейчас разожжем, и все узнаем… — сказал он и тут же с важностью добавил: — Учти, ты мне будешь должен — такое знание не каждый день открывается!

Кравой широко улыбнулся — как же прекрасна пора на границе молодости и детства! Как жаль, что она так быстро проходит…

— Ладно, — ответил он, складывая руки на груди. — И чего же ты хочешь?

Иштан взбодрился.

— Пообещай, что выберешь меня, чтобы поливать вас водой в храме Луны, когда ты возьмешь Моав на сердце. Хорошо?

Кравой тут же помрачнел — точно набежавшая туча закрыла солнце. Значит, Лагд никому не сказал о решении Моав…

— Этого я тебе обещать не могу, — глухо ответил он.

Юноша вскинул тонкие брови.

— Это почему же? Ты ведь скоро станешь ее кейнаром, правда? Об этом уже все знают!

— Не имей привычки лезть не в свое дело! — резко, почти грубо, оборвал его краантль.

Иштан в недоумении уставился на друга — он еще никогда не слышал, чтобы тот так разговаривал. Детская обида поднялась в его душе.

— Ну и не надо! — надулся он. — Не больно-то и хотелось! Хочешь пригласить кого-то из своих друзей вместо меня, так и скажи.

Укор совести больно кольнул Кравоя — и чего он взъелся на мечтательного юношу, он же здесь совсем ни при чем. Пытаясь загладить свою вину, он подошел к Иштану и тепло положил ладонь ему на плечо.

— Слушай… Ты прости, что я тебя обидел. Просто я не привык говорить так открыто о некоторых вещах…

Лунный эльф с робкой улыбкой поднял на него взгляд. Кравой вздрогнул — эти глаза, такие синие и глубокие, точь-в-точь, как у сестры! И эта доверчивая улыбка… Воспоминание о Моав заставило сердце сжаться, но он тут же взял себя в руки. Он дружески потрепал веллара по плечу.

— Ну что, забыли?

— Забыли, — смущенно усмехнулся Иштан.

— Ну если забыли, тогда продолжаем разговор. Кстати, а ты сам-то видел своего авлахара?

Юный эллари потупился.

— Эээ… Нет… Я решил, что я еще не готов, что надо сначала набраться сил, и вообще…

— Да уж, а то вдруг он как замяучит, да как выпрыгнет! — рассмеялся Кравой. — Ладно, надеюсь, я со своим справлюсь. Так когда же мы узнаем страшную тайну авлахии?

Веллар снова деловито засуетился вокруг поддона. Он достал спички, чиркнул ими и осторожно поднес огонек к одной из палочек. Кравой внимательно следил за его действиями.

— А что мне надо делать?

— Сейчас расскажу, — не отрывая взгляда от огонька, ответил Иштан — его глаза азартно сияли.

Наконец, смола занялась. Иштан подождал, пока пламя станет чуть-чуть больше, затем задул его. По храму струйками поплыл сизый дым. Лунный эльф развернулся к Кравою.

— Значит, так — ты вдыхаешь дым, пока тебе не начнет казаться, будто это вовсе и не ты, понял?

Кравой нахмурился.

— Примерно. А как я узнаю, что это уже не я?

— Не переживай, ты не ошибешься, — улыбнулся Иштан. — Если тебе начнет что-то казаться, значит, процесс пошел.

— Ну, и что дальше?

— А дальше ты должен думать о воде.

— О чем?!

— О воде, — терпеливо повторил веллар. — Думай о том, как она выпадает дождем, как он впитывается в землю и проходит по ней до самых корней растений. Представь себе, как вода поднимается по стволу дерева, как напитывает его.

— И все? — подозрительно спросил Кравой.

— Нет, не все, — передразнил его Иштан. — Потом представь себе дождь над Синв-Ирилем, как его прозрачные капли смешиваются с черными водами озера. Ну а затем тебе останется самая малость — соединить в своем воображении эти два пути воды, понять, что это — одна и та же нить, соединяющая все на земле.

Карие глаза Кравоя просияли.

— Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь! — радостно произнес он.

Иштан бросил на него внимательный взгляд и посторонился, освобождая место у дымящегося поддона.

— Ну, тогда подходи.

Солнечный эльф осторожно приблизился и наклонил вперед голову; белесый дым тут же обвил ее, точно пылью припорошив золотистые волосы.

— Вдыхай не больше пяти раз, — поспешно предупредил Иштан.

Кравой кивнул и, помедлив мгновение, сделал глубокий вдох. Он не успел и выдохнуть, как земля качнулась у него под ногами. Он быстро вдохнул еще раз — качание остановилось; вместо этого появилось какое-то странное ощущение — его тело как будто сделалось вдруг неподвижным, словно чужое. Казалось, пожелай он сейчас пошевелить рукой или ногой, у него ничего не получится! У Кравоя появилось ощущение, будто он находится не в своем теле, а где-то рядом, и это находящееся рядом сознание обладает собственной волей и собственной жизнью — жизнью куда более гибкой и тонкой, нежели та, к которой он привык… Вспомнив слова Иштана, он попытался представить себе, как течет вода. Он и сам удивился, насколько легко это ему удалось! Вот она уже журчит совсем рядом, обтекает его со всех сторон. Он погружается в ее прохладные объятья… В следующее мгновение образ меняется, он слышит шум дождя, густой, настойчивый: он проникает в каждую трещинку в земле, делая ее черной и маслянистой, растекается по камням, подмывает их у самого основания. Навстречу ему сквозь почву тянутся белые нити корней, они жадно пьют живительную влагу, поднимают ее по древесным жилам. Вода тихо струится внутри растений, и так же тихо шелестит дождь… Серой пеленой застилает он кроны деревьев, серые камни, его капли растворяются в реках и озерах, исчезая в их водах, чтобы продолжить свой долгий-долгий путь. Светлыми слезами падают они в черные воды Синв-Ириля, точно оплакивая кого-то, а мертвое озеро все поглощает и поглощает их, жадно, ненасытно… Капля за каплей исчезает в его глубинах, алмазами падают осколки дождя на его дно, страшное и темное. Но сила жизни, заложенная в них, слишком сильна! Раздвигая собой холодный камень, просачиваются капельки прочь из этого царства смерти, бегут навстречу полным жизни корням, круг замыкается.

Вслед за каплями путешествует душа Кравоя: с ними он выпадает дождем, струится ручьями между гладких камней, маленькой капелькой крадется в пахучей темноте земли, скользит сквозь маслянистые воды Синв-Ириля… Перед ним мелькают чьи-то лица, множество лиц, самых разных и в то же время таких похожих друг на друга. Среди них есть и мужчины, и женщины, они улыбаются, злятся, некоторые из них задумчивы, другие — веселы и легкомысленны, третьи — суровы. Одно из них появляется чаще остальных — бледное жестокое лицо в рамке темных струящихся волос. Кравой всматривается в него внимательнее и внимательнее, и холодный ужас охватывает его. Он скорее чувствует, нежели знает, кто это! Бег воды ускоряется, капли дождя сливаются в сплошные нити, реки выходят из берегов, не в силах вместить в себя потоки дождя, земля намокает, превращаясь в черную жижу. Все быстрее и быстрее течет вода…

* * *

Жрец солнца очнутся оттого, что кто-то усиленно тряс его за плечи. Взволнованный голос снова и снова называл его имя. Он открыл глаза. Он лежал на полу храма, рядом с ним, склонившись, сидел Иштан. Синие глаза юноши были полны испуга.

— Ты в порядке? — встревожено спросил он.

Ничего не ответив, Кравой с трудом сел, затем поднялся на ноги. На его лице было написано крайнее смятение.

— Ну, что там было? Расскажи! — требовал веллар. — Ты видел его?

Кравой кивнул — как-то странно и судорожно. Глаза Иштана округлились.

— И ты знаешь, кто это?!

— Знаю… — выговорил он — его голос был неожиданно хриплым.

— И кто же это?

Солнечный эльф медленно перевел на него взгляд. Побелевшие губы шевельнулись, точно силясь сказать что-то, но голос не слушался. Кравой сделал судорожный вдох.

— Я видел Гастара, князя Сиэлл-Ахэль. Он мой авлахар…

Скуластое лицо веллара вытянулось.

— Кто?! Не может быть!

— Может.

— Сам новый Иннарис! — с равным выражением ужаса и восхищения воскликнул Иштан. — У тебя душа того, кто спасет Риан! Все ведь только и говорят о том, что это Гастар — тот…

Он осекся и в следующий миг воскликнул — на этот раз испуганно:

— Подожди, это что же получается?!.. Значит, если он действительно тот, за кого себя выдает, тебе придется отдать ему свою душу, так что ли?! Отец недавно говорил на совете, что Моррога можно сразить лишь с соединенной душой!

Кравой снова кивнул и с усилием поднялся с пола. Весь мир вокруг него плыл, как в тумане, мысли путались. Отдать душу?! Умереть в жадном цвете молодости?! Отказаться от всех мечтаний и планов, от всего, что он так любит, от вечной жизни на Островах-без-Времени! Кравой похолодел, однако в следующее мгновение им овладела неожиданная решимость. Что ж, если это необходимо для победы в Великой битве, он отдаст свою жизнь! Отдаст ради тысячи других жизней, ради будущего своего народа, будущего Моав, ради детей, которых она родит уже не от него. Сердце Кравоя сжалось: она ведь еще ничего не знает! И не узнает никогда, вплоть до самой его смерти — он не станет ей ничего говорить, не станет тревожить ее… Кравой гордо распрямил плечи, его лицо приобрело упрямое выражение. Он быстро подошел к Иштану, на этот раз его голос звучал четко и ясно:

— Значит так, — начал он, — Лагду ни слова, обещаешь?

— Но…

— Никаких но! Поклянись, что не проговоришься!

Юноша испуганно взглянул на него — еще никогда жрец Солнца не выглядел таким серьезным. Иштан едва смог выдавить из себя слова:

— Хорошо, клянусь.

— Ну, вот и славно, — с облегчением выдохнул Кравой.

Он через силу улыбнулся.

— А пока — я же еще не умираю. Пусть Иннарис еще погуляет — отдать душу я всегда успею. К тому же… — он своенравно вскинул голову. — К тому же, даже пророчества порой ошибаются.

Иштан улыбнулся ему в ответ. Солнечный эльф потрепал его за локоть и уже почти весело заметил:

— Кстати, здесь не мешало бы проветрить, а то Лагд еще подумает, что мы устроили в храме пожар.

Он бодро подошел к двери и распахнул ее. Яркий свет хлынул в проем, солнечные лучи забегали по белому мрамору — что им за дело до чьей-то души?.. Улыбнувшись на прощанье Иштану, Кравой вышел из храма.

* * *

Легкой походкой шагал старший жрец солнца через ивовую рощу, темные глаза жадно ловили каждое шевеление листьев, в ушах звенел щебет птиц. Еще никогда в жизни мир не казался Кравою таким прекрасным, как теперь, когда он знал, что скоро покинет его. Всем своим существом он впитывал цвета, звуки и запахи, точно пытаясь запомнить их навсегда. Раствориться, рассеяться как дым… Интересно, как это? Может быть, он станет листком или крошечкой пыльцы? Или ветром, и будет носиться, играя палой листвой?.. А однажды ему повезет, и та, которую он так любит, выйдет погулять, и он коснется дыханием ее нежной щеки, погладит душистые белые волосы, возьмет их запах и умчится вместе с ним далеко-далеко. А она еще долго будет смотреть вслед улетевшему ветру и, возможно, даже вспомнит о краантль, который когда-то так сильно ее любил…

Такие странные мысли бродили в голове Кравоя, когда он возвращался в замок. Погруженный в них, он и не заметил, как чуть не налетел на идущего навстречу Лагда.

— Кравой, ан синтари Эллар! — удивленно поздоровался князь Рас-Сильвана. — А я как раз тебя искал.

Синие глаза смерили солнечного эльфа с ног до головы.

— С тобой все в порядке?

— Все просто чудесно! — встрепенувшись, ответил краантль. — Ан синтари Эллар!

— Тогда, может, ты согласишься составить мне компанию в небольшой прогулке?

На лице Кравоя отразилось удивление — в последнее время Лагд редко приглашал его прогуляться. Склонив голову, он поспешил ответить:

— С удовольствием.

Старший веллар испытывающее посмотрел на него.

— Ты уверен, что ничего не хочешь мне рассказать?.. — спросил он.

Кравой опустил глаза — ему показалось, что Лагд каким-то образом читает его мысли. Он поспешно помотал головой.

— Нет…

— Ну, нет — значит, нет, — улыбнулся веллар. — Идем?

Солнечный эльф с готовностью кивнул. Он ожидал, что они пойдут в дворцовый парк, но князь направился ко входу в замок. Удивленный, Кравой следовал за ним — а как же прогулка? — но задавать лишних вопросов не стал.

Вскоре они дошли до замка, ступили в его прохладный холл. Жрец солнца развернулся было к лестнице — кабинет Лагда находился на верхнем этаже в западном крыле, но веллар с чуть заметной улыбкой остановил его.

— Нам не туда — мы ведь идем на прогулку.

И, к вящему удивлению Кравоя, он повернул направо, к двери, ведущей в зал Лунного света. Дойдя, он распахнул ее.

— Ну, чего ты стоишь? Иди сюда, — поманил он солнечного эльфа.

Со смешанным чувством благоговения и любопытства Кравой подошел. Краантль никогда не допускали в этот зал — сюда были вхожи лишь эллари, да и то не все, а только те, кто обладал виденьем. Сейчас же избранный сын луны лично приглашал его в святая святых замка! Вслед за Лагдом Кравой вступил в зал. Сердце его трепетало, полным восхищения взглядом он рассматривал белоснежные мраморные стены, сплошь украшенные резными узорами, повторяющими рисунок ночного неба. Вдоль них горделиво выстроились статуи; холодно и мудро смотрели на Кравоя старшие веллары дома Сильвана, много веков назад отошедшие в Мир-без-Времени. От их спокойных взглядов ему стало тоскливо: он почувствовал себя таким ничтожным на фоне их величия! Груз великой ответственности наложил печать строгости на их тонкие скуластые лица; Кравой обратил внимание на то, насколько они похожи друг на друга. Он вздрогнул — их слегка неправильные черты имели удивительное сходство с чертами Моав! Голос Лагда вернул его к реальности:

— Если ты будешь замирать перед каждой статуей, мы никуда не успеем, — рассмеявшись тихим смехом, сказал веллар.

— Прости, князь! Я уже иду…

Вместе они дошли до самого конца зала, туда, где обычно восседали старшие веллары. Шаги двух пар ног гулко отзывались в непривычной тишине. В дни Лунного совета здесь царило оживление, звенели голоса велларов, шуршали драгоценные одежды; сейчас же под украшенным звездами потолком царило безмолвие. Лагд подвел молодого краантль к тронам, вместе с ним обошел их и остановился перед затканной серебром занавесью, закрывавшей стену. Кравой недоуменно посмотрел на Лагда. Не обращая внимания на его удивление, тот снял с шеи какой-то предмет, напоминающий лезвие ножа, прикрепленное к цепочке, и, показывая его Кравою, пояснил:

— Это — ключ от храма Эллар.

Жрец солнца с замиранием сердца взглянул на предмет, лежащий на ладони веллара. То, что он принял за нож, было серебряным совиным пером. Его полированная поверхность была сплошь украшена вырезанными рунами, неизвестными Кравою.

— Священный язык Луны — он известен лишь старшим велларам, — пояснил Лагд. — На нем написано большинство самых сильных заклинаний. Каждое слово, произнесенное на этом языке, имеет огромные последствия, поэтому обращаться с ним надо крайне осторожно.

Кравой с благоговением кивнул. Князь Рас-Сильвана продолжал:

— Так вот, этот ключ открывает не только храм Луны — это единственный способ попасть в сокровищницу… Вход в нее находится в этом зале.

У Кравоя аж голова кругом пошла. О сокровищах Рас-Сильвана столетиями слагали легенды — неужели он сможет увидеть их?!

Точно отвечая на его немой вопрос, веллар отодвинул рукой занавесь; Кравой ловил глазами каждое его движение. За занавесью оказалась небольшая, обитая шелком дверь, посреди двери виднелась выемка в форме пера. Лагд вложил ключ в нее, внутри что-то тихо щелкнуло, и дверь открылась сама собой.

— Идем, — кивнул он опешившему краантль и первым вошел в дверь.

Пригнувшись, чтобы не зацепиться головой, Кравой последовал за ним.

Короткий коридор вел в просторный зал. То, что открылось в нем, заставило Кравоя ахнуть. На тянущихся вдоль стен мраморных столах лежали сокровища, равных которым он не мог вообразить! Усыпанные алмазами короны, мечи в невероятной красоты ножнах, серебряные чаши с жемчугами — все это громоздилось на белом мраморе, до самого пола свисали затканные серебром одежды, похожие на огромные драгоценности, сияние камней бросало блики на белый потолок, столы уходили вглубь зала, так что им не видно было конца. У Кравоя перехватило дух. Он чувствовал себя как ребенок, которого завели в кондитерскую и оставили там. Лагд взглянул на него, и его бледные губы тронула улыбка.

— Ну что, идем гулять? — шутливо спросил он.

На негнущихся ногах Кравой послушно последовал за ним. Старший веллар прошел между столами, остановился возле одного из них. В отличие от всех остальных, на нем лежала только одна вещь — невзрачный венец из полированного серебра. Он представлял собой цельный обруч, передняя часть которого была украшена небольшим полумесяцем, развернутым рожками кверху. Лишь три прозрачных камня оживляли гладкую поверхность полумесяца, других украшений в венце не было. Кравой взглянул на это скромное украшение, затем непонимающе поднял взгляд на веллара.

— Корона Сильвана, — не отрывая глаз от венца, объявил Лагд. — Тот, кто правит городом, может продать все драгоценности, что находятся в этом зале, но эта не должна покинуть Рас-Сильван никогда! Ибо в ней заключена сила самой Эллар и тех, кто служил ей многие тысячи лет…

Потрясенный до глубины души, Кравой с трудом понимал, что с ним происходит. Его рука невольно протянулась к тихо поблескивающему венцу. Лагд не останавливал его. Еще миг и смуглые пальцы коснулись металла — в этот же миг жрец солнца вскрикнул и отдернул руку. Князь Рас-Сильвана рассмеялся.

— А ты, как я погляжу, плохо читал древние свитки — реликвии Луны может взять лишь тот, кто допущен в ее свет.

Он перевел взгляд на корону, затем поднял руку. Белые пальцы осторожно коснулись серебряного полумесяца.

— Можно ли подумать, что эту скромную вещь исполнил силой сам сын великой Эллар?.. — задумчиво произнес он.

Несколько мгновений оба эльфа стояли молча. Величие давних времен оживало перед воображением Кравоя. Он почти видел прекрасное лицо светлого азарлара, сияние его доспехов, слышал звон мечей, каждый удар которых был подобен молнии. Его сердце исполнилось такой радости, что хотелось помчаться навстречу ветру, распевая величественные песни, сложенные певцами, чьи имена появились раньше самых первых легенд! Лагд пошевелился первым. Он убрал руку от короны и отступил на шаг назад.

— Ну что, думаю, на сегодня прогулку можно считать законченной, — сказал он, обращаясь к Кравою. — Иди за мной, а то еще не найдешь дороги обратно и станешь еще одной драгоценностью Луны.

Солнечный эльф вздрогнул и поспешно последовал за ним. Опять проплыли мимо несметные богатства, тихо захлопнулась дверь, зашуршала ткань. Князь Рас-Сильвана и жрец солнца снова стояли в зале Лунного света. Лагд сочувственно похлопал Кравоя по плечу.

— По-моему, тебе надо проветриться, — заметил он. — Подземелья на тебя плохо влияют.

— Да, да… — пробормотал краантль. — Я пойду в парк…

Потрясенный увиденным, он вышел на улицу. Все произошедшее казалось ему каким-то невероятным сном! Сияние мечей и драгоценностей все еще мелькало у него перед глазами, над всем этим плыл тихий блеск священной короны и спокойный голос Лагда. Совершенно ошеломленный, Кравой побрел в сторону парка. Для чего князь водил его в сокровищницу, так и осталось для него загадкой.

Глава 2. Когда враги становятся друзьями

Сигарт лежал на каменном полу камеры, обхватив колени руками и прижавшись к ним головой — так было легче переносить боль. Он старался как можно меньше шевелиться — малейшее движение причиняло невыносимые страдания, даже дышать было трудно — каждый вдох отдавался резкой болью в груди и спине. Гарвы постарались от души. Сигарт не помнил, чтобы его когда-нибудь так били! Да и саму драку он вспоминал с трудом. Помнил лишь сплошную стену из черных одежд, сыплющиеся со всех сторон удары и злые, налитые кровью глаза гарвов. Вероятно, они бы так и забили его до смерти, если б не появление того странного человека в сером: кем бы он ни был, он явился как раз вовремя — еще несколько минут, и хэур был бы мертв. Одетый в невзрачный мышасто-серый костюм и плащ, он, судя по всему, был наделен большой властью, ибо, едва завидев его, гарвы вмиг отступили, давая проход. Он, не спеша, приблизился к хэуру — сбитый с ног жестокими ударами, тот уже почти не сопротивлялся, лишь хрипло дышал, точно загнанная лошадь.

— Ну что же вы с ним так, в самом деле!.. — с преувеличенным сочувствием проговорил пришедший. — Зверю… ему ведь тоже больно.

В гробовой тишине он обошел вокруг поверженного пленника. Избитый и измазанный кровью, тот лежал, накрыв голову обеими руками.

— Я бы очень расстроился, если бы вы его убили — кто бы нам тогда рассказал, где нам искать тех двоих, что унесли наше добро?

Лежащий на полу Сигарт весь напрягся, кровь бешено застучала у него в ушах — значит, Моав и Ифли все-таки удалось ускользнуть! В одно мгновение ему стало совершенно безразлично, что с ним будет — главное, что Моав на свободе! Это же самое безразличие не покидало его и потом — когда человек в сером принялся изводить его мучительными заклятиями, требуя указать местонахождение эльфы и сильфа, и когда его, почти бесчувственного, приволокли в камеру и бросили на холодный пол. Раненый, умирающий зверь в клетке, Сигарт ясно понимал всю безнадежность положения, понимал и то, что его смерть — лишь вопрос времени. И тем не менее, каждый новый допрос вызывал у него чувство какого-то жгучего торжества, ибо его пытки обозначали, что свитки все еще не найдены…

Вот и теперь, заслышав вдалеке шаги, он вздохнул с облегчением — вероятно, это за ним снова пришел конвой, чтобы вести на допрос. Точнее, не вести, а тащить — из-за ран и побоев он едва мог передвигаться. Шаги замерли у самых прутьев решетки. Хэур не пошевелился.

— Эй ты, животное, вставай! — раздался резкий голос.

— Иди ты… — не меняя позы, выругался Сигарт; отвечать вежливо смысла не было — едва ли гарвы смогут сделать его мучения более сильными, чем сейчас.

Неожиданно совсем рядом с ним раздался звон, что-то металлическое ударилось о каменный пол. Стиснув зубы от боли, хэур отнял руки от головы. Правая бровь его была рассечена, место удара отекло, отчего лицо выглядело зловещим; запекшаяся кровь покрывала веко и щеку потрескавшейся коркой. Сигарт осмотрелся, затуманенный взгляд уловил что-то длинное и блестящее — оно лежало совсем близко. Чуть дальше, за решеткой темнели сапоги и подол черного плаща. Сигарт со стоном приподнялся и замер, не веря своим глазам. Прямо перед ним на каменных плитах лежал меч — ЕГО меч-восьмиручка, отобранный гарвами в бою! Кривясь от боли и напрягая последние силы, хэур инстинктивно рванулся к оружию, сжал его в руке.

— Что, веселее стало? — поинтересовался все тот же голос.

Сигарт медленно поднял глаза. В коридоре, вплотную к прутьям, стоял гарвийский воин. Он был один. Хотя его лицо было почти полностью скрыто платком, оно показалось Сигарту знакомым. Он со стоном поднялся на ноги и, шатаясь, подошел к решетке.

— Кто ты? — хрипло спросил он, с трудом шевеля потрескавшимися губами. — Что тебе от меня нужно?!

— Мне? — рассмеялся гарв. — Да ты посмотри на себя! Что с тебя можно взять!

Он на мгновение умолк, рассматривая хэура, затем с неожиданным сочувствием отметил:

— Здорово же они тебя отделали!

Глаза Сигарта встретились с глазами охранника. Хэур вздрогнул, сердце его забилось, точно птица в клетке.

— Рогдвэн! — выдохнул он. — Что ты здесь делаешь?!

— Да вот, на пленного хэура пришел полюбоваться, — озираясь по сторонам, проговорил стоящий по тут сторону решетки. — Такое ведь не каждый день увидишь.

Теперь Сигарт был совершенно уверен, что не обознался: те же самые гордые блестящие глаза, тот же твердый, с металлическими нотками голос… Это действительно был Рогдвэн — король Лоргана, отпущенный эльфой! Удостоверившись, что их никто не слышит, он приблизил лицо к решетке и быстро заговорил:

— Значит так, я сейчас позову охрану, и ты скажешь, что готов поведать, где можно найти Моав, ясно?

— Но…

— Никаких «но», если, конечно, хочешь выбраться из этой ямы, — отрезал Рогдвэн.

Он снова осмотрелся — вокруг было спокойно. Удостоверившись, что их никто не слышит, он опять обернулся к хэуру.

— После этого я поведу тебя на допрос. Учитывая твой вид, не думаю, что к тебе приставят больше трех гарвов. Когда я скажу «Чтоб мне провалиться!», бросайся на ближайшего охранника. Ну а дальше — как повезет. И да — меч под одежду спрячь.

Сигарт быстро расстегнул куртку и сунул меч под руку, заткнув острие за пояс — у небольшого клинка все же есть свои преимущества… Король Лоргана развернулся, когда хэур вдруг просунул руку между решеткой и схватил его за плащ.

— Ты знаешь, что с Моав?! — быстро спросил он.

— С ней все в порядке.

— Ты видел ее?!

— Нет, не видел.

Сигарт подозрительно нахмурился, рассеченная бровь треснула и окрасилась алым.

— Послушай, — глухо проговорил хэур, — если ты пришел сюда, чтобы отомстить мне, позабавившись за мой счет, то лучше уходи сейчас!

Орлиные глаза Рогдвэна сверкнули.

— Самым лучшим способом позабавиться было бы оставить тебя гнить здесь.

С этими словами он отступил назад и громко крикнул куда-то в сторону:

— Эй, эта скотина желает говорить — надо свести его к начальству!

В ответ послышалась возня, звон металла, следом за ним — тяжелые шаги. Двое гарвов вразвалку подошли к камере хэура.

— Ну, наконец-то! — проворчал один из них. — А то уже надоело его выгуливать, точно барского пса…

Он не спеша достал увесистую связку ключей и, найдя нужный, стал открывать дверь. Рогдвэн вошел внутрь первым. Подойдя к хэуру, он схватил его за плечо и с силой дернул вверх, заставив встать.

— Погоди, сейчас наши подойдут — тогда поведем, — остановил его второй гарв.

— Да ты глянь на него! С ним ведь даже ребенок справится! Втроем и поведем — чего остальных зря дергать.

Гарвы переглянулись между собой — подобное отступление от правил туго давалось их мозгам. Наконец, оба кивнули.

— Только руки ему надо связать, — как будто все еще сомневаясь, сказал один из них.

Он сходил за веревкой и, принеся ее, крепко стянул руки пленника. Переодетый Рогдвэн толкнул хэура в спину. Тот стиснул зубы от боли.

— Иди давай, — прикрикнул на него Рогдвэн. — Да поживее. Глядишь, назад и не придется тебя вести…

Сопровождаемый тремя конвоирами, Сигарт двинулся вперед по коридору.

* * *

Все произошло именно так, как предполагал Рогдвэн. По условному знаку хэур резко размахнулся и что есть сил ударил одного из гарвов по затылку связанными руками. Тот рухнул, точно куль с мукой.

— Ах ты, тварь… — заорал второй, бросаясь на взбунтовавшегося пленника, но тут же упал рядом с товарищем — подскочивший король Лоргана всадил ему нож в бок по самую рукоятку.

Сигарт, пошатываясь, смотрел на два лежащих перед ним тела. Рогдвэн выдернул кинжал из своей жертвы и быстро перерезал веревку, связывающую хэура.

— Ну, чего стоишь! Быстро снимай с него одежду и шлем! — прошипел он. — Костюм рыси здесь не в моде.

Сбросив оцепенение, хэур тут же присел рядом с оглушенным им гарвом и принялся стягивать с него одежду. Через несколько минут в коридоре стояли двое одинаковых воинов. Их фигуры были почти полностью скрыты черным плащами, от лиц остались лишь глаза, сверкающие между платками и шлемами.

— Теперь — самое сложное, — проговорил один из них. — Хоть мы и похожи на двух ворон, мне бы не хотелось идти через центральные ворота: там слишком много гарвов. Однако боюсь, иного пути у нас нет.

— Думаю, я знаю один, — ответила вторая фигура. — Тот, по которому Ифли привел нас сюда.

До водостока добрались без проблем — встречные караульные и не взглянули на двух спешащих куда-то гарвов. Железная калитка до сих пор была открыта. Под плеск воды хэур и человек вышли в густые кусты, растущие у стены форта. Добравшись до сухого места, Сигарт без сил повалился на землю, держась одной рукой за бок. Из его горла донесся сдавленный стон.

— Слушай, давай передохнем чуток — не могу я больше!

Рогдвэн подошел к нему.

— Что, совсем плохо?

Сигарт скривился.

— Да, похоже, хорошо поломали меня…

— Мы не можем здесь рассиживаться, — твердо сказал Рогдвэн. — Рано или поздно они найдут тела — к этому времени нам надо быть уже за скалами. Обопрешься на меня — думаю, я смогу тебя дотащить хотя бы до леса. Идем!

Задыхаясь от боли, Сигарт медленно поднялся на ноги и обхватил рукой плечи человека…

Он не помнил, как они добрались до скал. Время от времени он почти терял сознание от боли, но Рогдвэн упорно тащил его вперед. Перед караульной будкой им пришлось остановиться. Часовой подозрительно взглянул на руку Сигарта, судорожно сжатую на плече его друга.

— Что это с ним?

Хэур весь напрягся. Пульс бешено застучал у него в ушах.

— Нарезался вином с дружками по смене, — бросил Рогдвэн. — Не хочу сдавать его начальству — схлопочет ведь, дурья башка! Вот взял его с собой.

— А что, правду говорят, что тот, пленный, раскололся? — поинтересовался гарв. — И что теперь эту мелюзгу, что сбежала со свитками, поймают?

— А с чего бы нас тогда послали в лес? — грубо ответил Рогдвэн. — Аж два десятка наших послали — остальные скоро подойдут. А с тебя еще спросят, почему ты задерживаешь тех, кто идет на задание — дело-то ведь срочное!

Не на шутку напуганный такой перспективой, часовой тут же открыл ворота. Вскоре человек и хэур уже были за пределами владений форта.

Остаток дня слился для Сигарта в одну непрерывную пытку. Усиленная движением, боль в боку стала невыносимой; спину жгло, точно огнем. Но Рогдвэн не давал ему ни мгновения передышки: они продирались сквозь кусты, карабкались по каким-то склонам, скатывались в балки и снова взбирались вверх. Казалось, Рогдвэн нарочно ведет их самыми окольными, глухими путями! Однако выбора у Сигарта не было — ему не оставалось ничего иного, кроме как полностью отдался на милость своего странного спасителя.

Прошло немало времени, прежде чем они, наконец, остановились. Сигарт тяжело поднял голову. Они стояли перед небольшим домом. Старенький, но, тем не менее, ухоженный, он был почти не виден за окружавшими его деревьями, по стенам вился дикий виноград вперемежку с плющом.

— «Зеленый дом», — отдышавшись, объяснил Рогдвэн. — Лесной приют — место для тех, кто знает… Здесь и будем тебя лечить. Хозяйка — лесная эльфа, у нее всегда есть в запасе что-нибудь от ран.

Сигарт удивился — он был уверен, что знает наперечет все трактиры в Риане! Да, видать, не все — в этом ему еще никогда не доводилось бывать. Уж кого-кого, а хозяйку-эльфу он бы запомнил…

Место и впрямь стояло на отшибе — в зале не было ни души, муха пролети — и ту услышишь. Рогдвэн быстро осмотрелся по сторонам и вскоре нашел глазами хозяйку. Это была миловидная стройная женщина — тонкое красивое лицо и остроконечные ушки ясно свидетельствовали о ее принадлежности к детям Эллар. На ней было простое светло-зеленое платье, каштановые волосы были гладко зачесаны и перехвачены лентой, а большие, как у косули, темные глаза смотрели внимательно и цепко. Завидев двоих мужчин, она быстро подошла к ним.

— Моего друга ранили, нам срочно нужна комната, — не дожидаясь приветствий, заговорил Рогдвэн. — И еще таз с горячей водой и чистая простынь.

Не говоря ни слова, эльфа показала белой рукой в сторону одной из дверей и пошла греть воду. С огромными усилиями Рогдвэн затащил раненого в комнату.

— Все, пришли, — задыхаясь, произнес он, опуская хэура на кровать.

Хозяйка принесла простынь и таз с водой и снова исчезла, точно по волшебству. Хэур с трудом стянул одежду через голову. Он был настолько ослаблен, что даже это простое действие обессилило его. Он выдохнул, резкая боль в боку заставила застонать — казалось, будто кто-то вспарывает его тело изнутри! Измученный, он без сил опустился на подушки. Стоящий рядом с ним Рогдвэн окинул его внимательным взглядом, лицо его посерьезнело: весь правый бок хэура представлял собой сплошной посиневший кровоподтек, со стороны спины к нему тянулась длинная резаная рана, похожая на след от ножа. Вокруг нее зияли несколько колотых ран, покрытых коркой запекшейся крови. Рогдвэн покачал головой.

— Здорово же они тебя отделали! Так болит?

Он надавил пальцем на бок раненого, тот взвыл от боли, подскочив на кровати. Король Лоргана предусмотрительно отступил на шаг назад.

— Похоже, пару ребер тебе все-таки сломали, — спокойно заявил он тяжело дышащему хэуру. — Ну, это ничего — недельку-две полежишь, само срастется. Главное, не дергаться.

Со все еще перекошенным от боли лицом Сигарт откинулся на кровати. Рогдвэн подождал, затем снова приблизился к нему.

— Теперь показывай, что со спиной. Тебя что, пытались выпотрошить? — спросил он, рассматривая длинный глубокий разрез, протянувшийся от поясницы до самой лопатки.

— Это от меча, — морщась от боли, объяснил Сигарт, — и те, что поменьше, наверное, от копий…

Рогдвэн нахмурился.

— Что ж, мелкие затянутся и так, а большую придется зашить — сама не заживет.

Он развернул принесенную простынь, резким движением оторвал от нее лоскут и, обмакнув его в воду, стал промывать рану, заставляя хэура вздрагивать от каждого прикосновения. Закончив, он поднялся и вышел из комнаты, а через некоторое время снова появился — в одной руке он держал иголку с вдетой в нее ниткой, в другой — стеклянный пузырек с бурой жидкостью. Задумчиво глядя на склянку, он проговорил:

— Хозяйка сказала, это какой-то новый рецепт… Она, правда, еще не успела испытать его действие, но, говорит, что хуже стать не должно. Ну и игла, у нее, к счастью, оказалась нужного размера.

С этими словами он подошел к лежащему на боку Сигарту, сел рядом с ним на кровать и склонился над раной. В следующий миг хэур дернулся и, застонав, вцепился зубами в подушку. Экзекуция продолжалась довольно долго. Наконец, Рогдвэн делал последний стежок, перерезал нитку и осмотрел свою работу — со спины к боку хэура тянулся длинный ровный шов. Весь в поту, Сигарт со стоном вытянулся на постели.

— Когда меня били, и то не так больно было!

— Вот и оставался бы там, в форте, — устало бросил Рогдвэн, вытирая руки.

— Будь моя воля, я бы к нему и на лиронг не подошел!

Устроившись так, чтобы раненый бок не касался постели, Сигарт остановил взгляд на молодом короле.

— А вот ты… Может, все-таки расскажешь, как ты оказался в Горелом вместо того чтобы скакать к своим покосившимся хижинам? Судя по тому, как ты шустро сбежал, ты явно не собирался идти с нами в форт.

Рогдвэн скрестил руки на груди.

— Ты совершенно прав. Мое дело — заботиться о своем городе, а ваши проблемы меня не обходят. И я бы давно уже был в Лоргане, если бы не узнал о том, что кое-кого сцапали гарвы.

Серые глаза Сигарта вмиг потемнели.

— Но ты сказал, что не видел Моав! Как же ты мог об этом узнать?!

— Да, я не видел Моав, — спокойно ответил Рогдвэн. — Мне рассказал обо всем этот зеленый человечек — не помню, как его зовут. Я встретил его по дороге в Лорган. От него я и узнал, что Моав удалось ускользнуть от гарвов, а ты остался в форте. Правда, Моав и зеленый думают, что тебя убили — они нашли твои вещи — но мне показалось странным, чтобы гарвы убили того, кто мог бы дать им хоть какую-то зацепку в погоне за свитками. Я решил сам все проверить и вернулся в форт.

Гарвы знали меня, а потому сразу пропустили. Мои подозрения оказались верны: я подслушал разговор двух гарвов в форте, они говорили о каком-то пленнике. Я сразу понял, что речь о тебе, особенно, когда один из них притащил твой меч и стал им хвастаться. Второй попытался отобрать у дружка игрушку, так слово за слово и подрались. Они даже и не заметили, как я унес меч прямо у них из-под носа! Дальше все просто — подстеречь одинокого часового, оглушить его, нарядиться в его одежду — ну а что было потом, ты уже знаешь.

Сигарт покачал головой. На его лице отражалось удивление, смешанное с недоверием.

— Вот уж никогда не думал, что буду обязан жизнью человеку.

— Вот уж никогда не думал, что стану вытаскивать из тюрьмы хэура, — в тон ему ответил Рогдвэн.

Сигарт подозрительно сощурился. Некоторое время он молча наблюдал, как его спаситель разрывает простынь на бинты.

— Слушай, а зачем ты это сделал? — спросил он. — Ну, зачем полез меня спасать?

Человек бросил на него быстрый взгляд — Сигарту показалось, что в этом взгляде мелькнуло что-то странное. Мелькнуло, и тут же исчезло, точно вспышка молнии.

— Ну уж не ради тебя так точно, — насмешливо ответил Рогдвэн, с силой отрывая длинную полоску ткани и осторожно прикладывая ее к ране хэура, предварительно смазав ее жидкостью из флакона.

Сигарт с шипением втянул воздух сквозь зубы.

— А ради кого же тогда?

Король Лоргана обмотал самодельный бинт несколько раз вокруг груди Сигарта и связал концы между собой.

— Какая тебе разница… — усмехнулся он.

Хэур окинул его подозрительным взглядом. Рогдвэн вскинул голову.

— Надо ж поскорее сообщить Моав, что ты жив, — спохватился он. — Она, наверное…

Он не успел договорить: с неожиданной для раненого силой взметнувшись с постели, Сигарт мертвой хваткой схватил его за куртку, так что он едва смог удержать равновесие.

— Нет! — хрипло выкрикнул он. — Она ничего не должна знать! Понял, ничего!

Изумленный король вырвался из руки хэура и отшатнулся назад. Несколько мгновений он молча смотрел на Сигарта. Поняв его намерение, он изменился в лице.

— Но ведь она любит тебя, — тихо проговорил он. — Поступив так, ты заставишь ее страдать.

Сигарт резко отвернулся, спутанные серые волосы качнулись, упав на лицо.

— Ничего! Пострадает и перестанет! — каким-то чужим, охрипшим голосом произнес он. — Нечего ей с таким как я путаться. Ее место дома, рядом с ей подобными — там она будет счастлива.

— Если бы она хотела остаться с ними, она бы сделала это, — сказал Рогдвэн, внимательно следя за ним своими темными глазами. — Но она выбрала тебя, и не нам спорить с ее выбором!

Хэур снова метнулся к нему, но немедля рухнул на кровать, пронзенный дикой болью в боку.

— Я сказал «нет»! — кривясь от боли, прорычал он. — Пусть думает, что мне проломили голову в Горелом!

Он развернулся и выразительно впился взглядом в глаза Рогдвэна.

— И если ты хоть словом обмолвишься о том, что видел меня, клянусь, я не пожалею на тебя ножа.

На худом лице Рогдвэна проступило странное болезненное выражение.

— Ты не понимаешь, какое это счастье, когда ты можешь быть рядом с любимой женщиной! — вырвалось у него с внезапной злобой.

Сигарт вздрогнул и холодно предупредил:

— Не лезь в то, о чем ты ничего не знаешь. Надеюсь, ты все понял! И не думай, будто то, что ты спас мне жизнь, остановит меня. Одно только слово Моав, и ты больше не король и не жилец.

— Дело твое, — сникнув, ответил Рогдвэн. — Я ничего ей не скажу. Хотя мы с ней, наверное, вряд ли еще когда-нибудь увидимся…

— Это был бы лучший вариант для всех нас, — успокоенно заключил Сигарт, ясно давая понять, что разговор окончен.

Рогдвэн больше не спорил. Он молча осмотрел наложенную повязку и, решив, что он сделал все возможное, стал сворачивать остатки простыни.

— Завтра надо будет еще раз перевязать, — сказал он, стоя в дверях. — А пока постарайся не делать резких движений, чтобы швы не разошлись. Я прикажу, чтобы тебе принесли чего-то поесть.

Хэур мрачно кивнул в ответ.

* * *

Утром Сигарт чувствовал себя куда бодрее, нежели накануне. Возможно, этому способствовал плотный ужин: как-никак, а он уже много дней нормально не ел — гарвы не слишком хорошо потчевали своих пленников. Сразу после завтрака к нему зашел Рогдвэн.

— Ну что, как прошла ночь?

— Бывало и веселее — все время проспал… Вот только на спине лежать больно.

Король Лоргана подошел к кровати и, сев на край, стал осторожно снимать повязку со спины хэура. Осмотрев рану, он со смешанным чувством облегчения и удивления отметил:

— Правду говорят, что вы живучие! На другом бы еще неделю кровило, а на тебе вон — уже начало затягиваться. Думаю, еще неделька и будешь, как новенький.

— Вот и хорошо, — отозвался Сигарт, — а то мне уже давно пора быть в Цитадели.

Рогдвэн смазал швы настоем, подаренным хозяйкой трактира, и, оторвав от простыни новую полоску, наложил ее на рану.

— Завтра еще перевяжем, и будет с тебя.

Сигарт перевернулся на спину.

— Да ладно, иди уже в свой несчастный город — уж как-нибудь без тебя проживу, — усмехнулся он. — Я тоже тут долго не пробуду — еще несколько дней полежу, да и пойду в Цитадель. И так уже задержался!

По серьезному лицу Рогдвэна скользнула улыбка.

— Ну, если так, то прощай, воин Серой цитадели, — сказал он, протягивая хэуру крепкую худую руку. — Если что-то понадобиться — зови хозяйку: у тебя ведь уже есть опыт в общении с эльфами… И не попадайся больше на гарвийские копья!

Сигарт пожал его руку с неожиданным чувством симпатии. Ему вдруг стало даже жаль, что он так скупо и недружелюбно общался все это время с королем Лоргана.

— Эй! — крикнул он ему вдогонку. — Тут в дне ходьбы есть хороший трактир — «Башня» называется! До перекрестка от него лиронгов тридцать, не больше. Как будешь идти, забирай все время влево и выйдешь прямо на него.

— Я приму это к сведению, — ответил Рогдвэн, обернувшись в дверях, и в следующий миг скрылся из виду.

Глава 3. Встреча, которой не должно было быть

Расставшись с Ифли, эльфа некоторое время пребывала в растерянности. Прошло уже почти пол-луны с того момента, как их пути с сильфом разошлись, а она все бесцельно бродила между Мермином и безлесными холмами, начинающимися сразу за Серебристым лесом, точно всеми силами оттягивая поездку в Сиэлл-Ахэль. Вдобавок к этому, ее продолжали преследовать приступы жестокой боли, начавшиеся с ней после бегства из форта — порой ей приходилось проводить по нескольку часов, лежа, свернувшись клубком; даже лунные источники, встречавшиеся на пути, не сильно облегчали страдания. Несколько раз она выходила на дорогу, соединяющую город сильфов и Рас-Сильван, но каждый раз сворачивала с нее… Наконец, боль стала постепенно отступать. Приступы случались все реже и реже и были не столь мучительными. Все еще слабая, но уже более спокойная, Моав добралась до тропы, которая шла с Милданаса, и двинулась на север, в сторону Цитадели.

По мере того как она продвигалась на север, пейзаж менялся. Лес становился все более редким, покуда не исчез вовсе. Теперь до самых Бурых гор тянулись бесконечные холмы с разбросанными по ним темными пятнами можжевельника и камней. Ветер разгонялся над бескрайними просторами, особенно яростный в преддверии перемены погоды. Со свистом проносясь над землей, он налетал на путницу, точно зверь из засады, напоминая о том, что горы совсем близко. С севера тащились сизые тучи — даже летом погода здесь не баловала теплом.

За три дня пути эльфе не встретилось ни единого существа. Казалось, все живое просто вымерло от ветра и холода. Лишь на третий день показались признаки жизни. Сначала навстречу Моав попались трое закутанных в жилеты хэуров — они еще долго провожали худенькую эллари недружелюбно-удивленными взглядами — а вскоре из-за холмов показалась коричневая крыша трактира, стоящего на перекрестке дорог. Один путь вел в Сиэлл-Ахэль, второй — к Милданасу, а по третьему можно было добраться до Рас-Сильвана. Уставшая от постоянной борьбы с пронизывающим ветром, веллара зашагала бодрее.

Как и следовало ожидать, основную часть посетителей заведения составляли хэуры, отправляющиеся на задания или уже возвращающиеся с назначений. Они сидели группами за столами, заставленными едой и кувшинами, и с довольным рычанием обгладывали жареные бараньи ножки, подрумяненных цыплят и свиные ребрышки. Рядом, на лавках, громоздились мечи, перевязи с ножами, дорожные сумки; в воздухе стоял равномерный гул грубых голосов и звон посуды. Протискиваясь между столами и то и дело прикрикивая на распускающих руки хэуров, служанки торопливо разносили кушанья.

Моав быстро окинула взглядом зал и, стараясь не привлекать внимание, двинулась к кухне, откуда доносились перебивающие друг друга голоса поваров и служанок. Тем не менее, ее появление не осталось незамеченным — завидев закутанную в плащ фигурку, ближайшие к двери рыси тут же прекратили обед и с хищным любопытством уставились на нее.

— Эй, курочка, ты кого-то ищешь? — хрипло крикнул один из них. — Уж не меня ли?

Остальные закатились громким хохотом, Моав же даже не повернула головы в сторону говорившего и лишь ускорила шаг. Не успела она добраться до распахнутой двери в кухню, как перед ней, точно из-под земли, вырос сам хозяин трактира — маленький пухлый человечек в замызганном переднике.

— Не обращайте внимания, красавица, — галантно проговорил он, склоняясь в поклоне. — Эти цитадельные — что дворняги; лают много, а в драку лезть лень. Чем могу быть вам полезен?

Он вдруг запнулся и уставился на эльфу, точно увидев приведение.

— Гур меня загрызи! Это вы?!

Она вздрогнула. Человечек довольно хлопнул себя по бокам толстыми розовыми ладошками.

— Ну конечно, вы! Такую красоту ни с чем не спутаешь! Вы еще пирожные у меня покупали, помните?

— Возможно, — уклончиво ответила Моав.

— Ну и что же, нашли вы своего Окуня? — игриво поинтересовался хозяин, явно обрадованный возможностью поговорить с настоящей эльфой.

Моав опустила глаза.

— Нет, не нашла…

— Очень, очень жаль! Видать, окочурился где-то или пошел сулунгу на обед, — предположил хозяин тоном, призванным выражать сочувствие.

Лицо эльфы вмиг стало непроницаемым.

— Я очень голодна, не могли бы вы подать мне горячего молока и чего-нибудь поесть? — ровным, твердым голосом попросила она.

— Конечно, конечно! — засуетился человечек, с неожиданным проворством разворачиваясь к кухне. — Мирана! Кружку горячего молока и пирожков с яблоками, быстро! — крикнул он в этот шипящий, полный голосов и клубов пара храм супов и закусок.

Из душистых облаков, точно по волшебству, вынырнули руки, держащие большой поднос с дымящейся кружкой и тарелочкой с пирожками. Хозяин проворно подхватил его, руки исчезли так же загадочно, как и появились.

— А вот и ваш обед! — торжественно провозгласил он, вручая поднос Моав. — Если пожелаете пирожных, только скажите!

И, еще раз поклонившись, он исчез в затуманенных недрах кухни. Моав развернулась и с подносом в руках начала пробираться к единственному свободному столику. Однако это оказалось отнюдь не так просто — сидящие за столами хэуры с радостным хохотом норовили ухватить ее за одежду или как минимум шлепнуть самым непристойным образом. Стиснув зубы от злости и не имея возможности дать отпор рысьим притязаниям — ее руки были заняты подносом — Моав продолжала лавировать между столами, однако чем дальше она продвигалась, тем яснее становилось, что спокойно насладиться обедом ей не дадут. Поняв это, она поменяла тактику и двинулась к выходу. Она уже была прямо перед дверью, когда та широко распахнулась, и Моав столкнулась нос к носу с высоким человеком. Балансируя подносом, она попыталась обойти его, но он схватил ее за плечо.

— Что ты здесь делаешь, Моав?!

Веллара подняла глаза и застыла в удивлении. Блестящие каштановые волосы, худое лицо с орлиным профилем — перед ней стоял король Лоргана собственной персоной. Судя по выражению лица, он был удивлен встречей не меньше нее.

— Это ты что здесь делаешь, Рогдвэн?! Ты ведь должен давно уже быть в Лоргане!

В этот момент с улицы раздался недовольный голос:

— Эй вы там! Чего на проходе встали, как бараны! Места, что ли, мало?..

— Давай-ка выйдем отсюда, — придя в себя, предложила Моав, — а то мы и впрямь загородили всем дорогу…

Кивнув, Рогдвэн предусмотрительно взял из ее рук поднос и вышел на улицу. Эльфа шагнула за ним. Холодный ветер зло хлестнул в лицо. Осмотревшись по сторонам, она села на край перевернутой телеги, король Лоргана присел рядом. Обычно столь уверенный в себе, он выглядел непривычно смущенным, будто в его появлении здесь было что-то зазорное.

— И что же ты все-таки здесь делаешь? — поинтересовалась Моав. — Ты ведь говорил, что намерен сразу вернуться в Лорган…

— Так оно и было, — уклончиво ответил Рогдвэн. — Но мне пришлось немного задержаться, чтобы помочь кое-кому.

— Кое-кому? Это кому же?

— Одному моему другу, ты его не знаешь… Ну а как же лунная княжна могла оказаться в этой глуши? — нарочито веселым тоном поинтересовался он. — Я думал, ты при первой же возможности отправишься домой, в Рас-Сильван.

— Если бы была моя воля, я бы так и сделала, — ответила Моав, и тут же печально опустила глаза. — Особенно теперь…

Рогдвэн бросил на нее внимательный взгляд.

— А что теперь?

— Ах, да… Ты же ничего не знаешь…

— И все-таки…

Эльфа резко поставила кружку на поднос.

— Забудь! Теперь это все уже не имеет значения! Ничто уже не имеет значения…

В ее голосе послышалось неподдельное отчаянье. Король Лоргана подозрительно сощурил темные глаза.

— Почему? — осторожно спросил он.

Моав уронила руки на колени и несколько мгновений молчала..

— Потому… потому что Сигарт погиб, — наконец, чуть слышно ответила она. — Гарвы убили его!

Рогдвэн вздрогнул. Некоторое время оба опять сидели молча. Моав рассеяно поглаживала пальцами кружку с молоком. Рогдвэн тихо проговорил:

— Мне очень жаль. Он был храбрым воином…

Эльфа тряхнула головой, словно отгоняя печаль.

— Но, как бы там ни было, мое задание еще не выполнено — один из свитков попал к Гастару, и мне придется совершить путешествие в Сиэлл-Ахэль.

При этих словах Рогдвэн изменился в лице, однако Моав была слишком занята мыслями, чтобы заметить.

— Не думаю, что тебе стоит идти в Цитадель, — решительно заявил он. — Это слишком опасно для эльфы!

Моав опустила глаза и отхлебнула молока — ее лицо в одно мгновение стало усталым и измученным.

— Не надо меня отговаривать, пожалуйста… Я все равно туда пойду.

— Что ж, воля твоя, — сдался Рогдвэн. — Но ведь я могу, по крайней мере, предложить тебе свою комнату на эту ночь — мне удалось занять последний свободный угол в этом свинарнике. Для меня будет большой честью, если старшая веллара Рас-Сильвана примет эту скромную жертву.

Эльфа улыбнулась — впервые за все время их разговора.

— Считай, что она принята.

Король Лоргана улыбнулся ей в ответ — его строгое лицо сразу помолодело, а глаза засияли теплым блеском. Закончив нехитрый обед, эльфа поднялась и в сопровождении Рогдвэна вернулась в трактир.

Номер оказался довольно просторным — это была даже не комната, а целых две комнаты. Молодой король поспешно подобрал плащ и оружие и подошел к эльфе.

— Надеюсь, ты сможешь здесь хорошо отдохнуть и набраться сил перед походом в Цитадель…

— А где же ты будешь ночевать?

— За меня не переживай — я давно привык к походной жизни.

— Нет, нет! — запротестовала веллара. — Так не пойдет! Здесь ведь две комнаты — как раз по одной на каждого. И не вздумай со мной спорить!

Рогдвэн нахмурился — было видно, что он собирается возразить — но тон эльфы был столь непреклонным, что ему не оставалось ничего, кроме как почтительно поклониться в знак благодарности.

Моав устроилась быстро. Очень скоро она, умывшись и переодевшись в то самое серое платье, в котором когда-то была на пиршестве в палаточном лагере, показалась на пороге соседней комнаты. Рогдвэн как раз разжигал огонь в камине. За окном быстро опускались сумерки, в трубе монотонно завывал ветер.

— Ты не против, если я составлю тебе компанию?.. — робко спросила эльфа.

— Сочту это за честь! — с улыбкой ответил Рогдвэн. — Присаживайся к камину — сейчас станет тепло…

Он усадил ее в кресло у очага и заботливо накрыл ноги клетчатым пледом. Польщенная вниманием, Моав смущенно наблюдала за его действиями. Вскоре огонь разгорелся, и от него пошло приятное тепло. Рогдвэн сел на пол рядом с креслом. Некоторое время оба молчали, глядя в огонь. Рогдвэн вскинул голову — до него донесся тихий всхлип. Он взглянул на эльфу — та сидела неподвижно, вперив взгляд в языки пламени; на ее щеке виднелась мокрая блестящая полосочка, особо заметная в свете огня. Рогдвэн спокойно и мягко взял ее за руку.

— Моав… — тихо сказал он. — Я знаю, тебе сейчас кажется, что ты уже никогда не будешь счастлива… Но любая рана когда-нибудь заживает. Поверь мне!

Не в силах больше сдерживаться, эльфа быстро закрыла лицо второй рукой и зарыдала — тихо и устало… Движимый внезапным порывом, Рогдвэн прижался губами к ее пальчиками, все еще зажатым в его руке. Еще год назад подобная дерзость непременно вызвала бы у Моав праведный гнев, теперь же она лишь молча пожимала горячую руку Рогдвэна, точно ища у него защиты… Так они сидели, пока на улице совсем не стемнело. Молодой король тихо целовал бледную руку эллари, а она все всхлипывала и вздыхала, оплакивая свою потерю. Наконец, дрова прогорели, и в комнате стало темно.

— Я, наверное, пойду… — слабым голосом отозвалась Моав. — Спасибо тебе за все.

— Но я ведь ничего не сделал для тебя, — прозвучал такой же тихий ответ.

Моав неслышно поднялась с кресла. Ее волосы и кожа казались особенно яркими в темноте комнаты.

— Самые ценные вещи на свете делаются именно с такими мыслями… Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Она легкими шагами направилась к двери. Рогдвэн вдруг окликнул ее:

— Моав!..

— Что?

— Я должен тебе кое-что сказать!

Эльфа обернулась в темноте.

— Я слушаю тебя.

Он быстро поднялся с пола, подошел к ней. Она подняла лицо, но король уже не мог разобрать чувства, отраженные на нем — тусклый свет умирающего огня стер черты обоих, превратив лица в размытые силуэты.

— Ты хотел сказать мне что-то… — проговорила Моав.

Рогдвэн резко выдохнул и отступил, точно его толкнули в грудь.

— Нет… прости, я не могу!

Он схватился обеими руками за голову — на лице отразилось отчаянье.

— Дай мне хотя бы пару дней, прошу тебя! Всего пару дней!

— Они у тебя есть, король Лоргана, — спокойно ответила эльфа и в следующее мгновение тенью исчезла за дверью.

Некоторое время Рогдвэн стоял, глядя ей вслед, затем встрепенулся, быстро подошел к столу и принялся что-то писать.

* * *

Моав проснулась от стука в дверь. Было уже утро — и не самое раннее.

— Иду! — крикнула она, поспешно накидывая плащ.

Она открыла дверь — на пороге стоял Рогдвэн. Он был полностью собран. На его плечи был накинут плащ с лисьей опушкой, из-под него выглядывала рукоять меча.

— Ты уже уезжаешь? — расстроено спросила эльфа.

— Прости, но тут кое-что изменилось, и мне надо срочно отправляться в Лорган, — ответил Рогдвэн — он выглядел не менее расстроенным, чем эльфа.

— Ну что ж, надо — значит, надо… — вздохнула Моав, зябко переступив босыми ножками.

Она взглянула ему в лицо.

— Я рада, что мы встретились.

— Я тоже очень этому рад, — ответил он. — Кто знает, может, это не последняя наша встреча. А пока я бы просил принять тебя этот скромный подарок…

Он запустил руку в карман куртки и достал оттуда серебряный медальон в виде двух скрещенных мечей.

— Это знак нашего ордена — я хочу, чтобы ты взяла его.

Моав потянула руку и взяла медальон. Посмотрев на него, она тихо сказала:

— Я буду хранить его в память о тебе…

Правитель Лоргана поклонился и вышел из комнаты. До эльфы донесся звук хлопнувшей двери. Вздохнув, она направилась обратно в постель, как вдруг ее взгляд упал на маленький свернутый в трубочку листок бумаги, белеющий на полу: обычно так сворачивали письма для голубиной почты — самого распространенного способа общения в этом пустынном краю — или же просто для того, чтобы передать незаметно для чужих глаз. Моав подняла записку — вероятно, Рогдвэн обронил ее, когда доставал медальон — и развернула ее.

«Завтра в полдень. Трактир «Башня». Есть важный разговор. Р.».

Несколько мгновений Моав стояла в задумчивости, затем ринулась вдогонку за человеком. Босая, она пробежала через обеденный зал и выскочила на улицу. Холодный порыв ветра подхватил край ее плаща и заиграл им, полоща, точно флаг. Увы, Рогдвэна нигде не было видно — дорога во все три стороны была свободной и гладкой до самого горизонта. Эльфа поежилась и, одернув плащ, побрела обратно в свою комнату.

Захлопнув дверь, она снова разделась, залезла с ногами на кровать и натянула одеяло до самого подбородка. Ее лицо было задумчивым, найденная записка все еще была зажата у нее в руке. Ей и вправду было над чем подумать — например, над тем, что могло обозначать это послание. Было ли оно адресовано ей или же Рогдвэн выронил его случайно… Если письмо действительно предназначалось для нее, то вопросов становилось еще больше. И первый из них — почему он вызывал ее для «важного разговора» в никому не известный трактир, вместо того, чтобы выяснить все здесь же, на месте? Хотя кто знает, что за причины могут побудить людского короля назначить свидание молодой женщине в приглянувшемся ему месте…

За завтраком Моав разузнала у хозяина о «Башне». Оказалось, что до этого заведения не меньше тридцати лиронгов на север — полтора дня пешего перехода. Сообщая это, услужливый толстячок с крайне серьезным видом посоветовал эльфе обходить трактир стороной, а на вопрос почему, ответил:

— Не хочу пугать вас, но «Башня» — не самое безопасное место для столь хрупкой особы. Говорят, его с недавнего времени гарвы облюбовали — чуть не каждый день наведываются. Рыси, конечно, бьют их нещадно, но знаете ли… Рысь за порог — гарв на порог!

Он опасливо оглянулся по сторонам.

— Хозяин тамошний — гном — все пытается их отвадить, а то уж больно накладно выходит — посуду бьют, людей пугают, с рысями опять-таки дерутся, а платят через раз… Так-то!

Остаток завтрака эльфа доедала молча и задумчиво. Расплатившись, она собрала пожитки и, провожаемая обеспокоенным взглядом хозяина, вышла на дорогу. Постояв недолго, она направилась в сторону Цитадели.

* * *

Она шла почти целый день без отдыха — тридцать лиронгов не прогулка. Заночевать пришлось на берегу реки — похоже, «Башня» была единственным постоялым двором от перекрестка и до самой Сиэлл-Ахэль. К счастью, очарованный эльфой хозяин трактира снабдил ее столь внушительным сухим пайком, что на нем можно было бы дотянуть не то, что до следующего трактира, а до самого берега Ин-Ириля. С аппетитом поужинав пирожками и запив их молоком из фляги, Моав завернулась в плащ, улеглась в ложбине между двумя валунами и еще долго лежала без сна, глядя в тусклое черно-серое небо.

На следующий день она была на ногах ни свет ни заря. До полудня оставалось не так уж и много, а «Башня», казалось, все отступала и отступала куда-то на север. К тому же, погода портилась с каждым часом — ветер уже не заигрывал с эллари, а зло трепал ее волосы и одежду, точно пытаясь разорвать ее по кусочкам. Не встречая преграды в бескрайних пологих холмах, он проносился над землей с диким торжеством и неистовством, однако ему не удалось остановить маленькую веллару — в серый беспросветный полдень из-за очередного холма выплыло весьма странное сооружение, прилепившееся у склона. Высокое, сложенное из грубо обтесанных камней, оно было похоже одновременно на покосившийся четырехэтажный курятник и на сторожевую башню какого-то не в меру воинственного племени. На уровне второго этажа во всю стену красовалась сколоченная из дощечек надпись «Башня». Подобные необычные заведения встречались по всему Риану. Их держали гномы, как правило, пожилые, на старости лет оставившие работу в шахтах и кузницах ради более спокойного заработка. Что же касается данного злачного места, то оно представляло собой классический образец гномьей архитектуры: каждый новый ярус здания был едва ли не шире предыдущего, а сама конструкция неумолимо тянулась в небо — выросший под землей, этот народ питал особую слабость к высоким зданиям.

Сойдя с набитой дороги, Моав двинулась к дому. Ее лицо становилось все более сосредоточенным — для чего Рогдвэну понадобилось вызывать ее сюда?.. Вместо ответа из широко распахнутой двери здания донесся жуткий грохот, кто-то целенаправленно крушил мебель. Испуганная, Моав остановилась посреди двора. В дверном проеме показался хозяин: коренастый гном с иссиня-черными всклоченными волосами без намека на седину деловито катил в сарай большую бочку, будто не слыша, какие бесчинства творятся в его заведении. Заинтригованная происходящим, эльфа подошла поближе и осторожно спросила:

— Что это у вас там?

Отвлекшись от своего занятия, гном вскинул на нее маленькие блестящие глазки.

— Вино — и надо сказать, хорошее! Не то, что у этого мошенника — Раслайна! — гордо заявил он, похлопывая ладонью по бочке.

— Да нет, не там, а там… — эльфа кивнула на дверь.

— А… Да ничего особенного, деточка — проклятые гарвы потасовку затеяли… Всех посетителей мне распугали!

Моав поежилась.

— И с кем же они дерутся?

— Да с какими-то двумя сумасшедшими, — хмыкнул гном.

— Почему же сумасшедшими?!

— Будь они в здравом уме, стали бы к этим черным лезть! Сначала один приполз — побитый весь, как собака. Ну, как водится, напился, и пошло слово за слово… Они б его на месте шлепнули, как тут товарищ его явился — с тех пор они и громят там все.

Точно в подтверждение слов гнома, из открытой двери снова послышался треск и звон металла.

— Скорее б они уже поубивали друг друга!.. — проворчал хозяин.

Моав судорожно сглотнула, двинулась в сторону трактира, но увидеть драку не успела — ее скрутил один из тех приступов, что случались с ней в первое время после того, как погиб ее кейнар. Под удивленно-недовольным взглядом гнома она прижала обе руки к груди и резко втянула воздух сквозь зубы.

— Эй, ты это чего? — поинтересовался хозяин двора. — Помирать, что ль, надумала? Так поищи себе другое место!

Кривясь от боли, Моав подняла голову.

— Все в порядке, сейчас все пройдет…

И действительно, странный приступ прошел, затем повторился снова, на этот раз сильнее. Гном покачал головой и, решив не вмешиваться, продолжил спасать драгоценное вино. Отдышавшись, Моав с трудом добралась до двери и, держась рукой за косяк, вошла в комнату.

Судя по количеству разбитой посуды на полу, здесь еще недавно пировала большая компания; сейчас же в полумраке можно было различить лишь три фигуры, мечущиеся среди разбросанных столов, точно огромные летучие мыши. Вне всякого сомнения, они принадлежали слугам Моррога: черные одежды, окутывающие их с головы до ног, тускло отблескивали на свету, звук сшибающегося оружия перемежался глухими ударами и гневными выкриками. Гарвы настойчиво кружили вокруг одного из углов зала — похоже, именно туда они и загнали тех сумасшедших, о которых говорил хозяин. Обстановка становилась все более напряженной: это уже не походило на обычную пьяную потасовку — кем бы ни были двое несчастных, зажатых в углу, гарвы определенно хотели их убить!

Стараясь не привлекать внимание, Моав тихо протиснулась между столами и едва не вскрикнула от ужаса и удивления. В углу, обороняясь из последних сил, стояли двое. Один из них был ранен — упершись спиной в стену, он с трудом успевал уворачиваться от длинных копий. Что же касается второго, то Моав узнала в нем Рогдвэна: с мечом в одной руке и длинным кинжалом в другой, молодой король стоял, весь подобравшись для отражения атаки. Пылающий гневом, он был похож на разъяренного медведя, поднятого охотниками: благородное лицо перекошено от ярости, темные глаза дико сверкают из-под спутавшихся волос… Стоя между гарвами и напарником, он отчаянно прикрывал последнего от ударов, однако силы были явно неравными; гарвы наступали все яростнее, тесня обоих к стене.

Эльфа не могла больше оставаться в стороне; издав пронзительный крик, она бросилась на одного из черных воинов. Он не успел даже обернуться, как длинный эльфийский нож вонзился прямо в горло, прикрытое темным платком. Хрипя и истекая кровью, гарв медленно опустился на пол. Второй прожил не намного дольше — воспользовавшись его замешательством, Рогдвэн подскочил к нему и, наотмашь ударив мечем, грубо рассек его поперек живота, после чего так же расправился с третьим. Моав в ужасе отступила от упавшего гарва; король Лоргана, тяжело дыша, подошел к ней. На его лице отразилось крайнее удивление — казалось, он вовсе не ожидал увидеть ее!

— Как ты здесь оказалась?!

Теперь настала очередь эльфы удивляться.

— Ты ведь сам назначил мне встречу! Ты указал это место в записке!

В это мгновение из-за спины Рогдвэна донесся хриплый голос. Раненый, до сих пор хранивший молчание, отделился от стены и, пошатываясь, двинулся к месту, где стояли эльфа и человек.

— Рогдвэн, что это все значит?!..

Заслышав эти слова, Моав дернулась, ее губы задрожали. Этот характерный рычащий голос не мог принадлежать никому иному! Король Лоргана порывисто схватил ее за руку, пытаясь удержать, но было поздно. Высокая фигура выступила из-за его спины. Синие глаза эльфы расширились от изумления, с ее губ сорвался изумленный вскрик:

— Ты?! Ты жив! — воскликнула она, не веря своим глазам — перед ней стоял Сигарт! Слегка потрепанный, но, несомненно, живой!

Не помня себя от радости, она рванулась к кейнару, но тот словно не замечал ее. Его лицо было мрачным и холодным.

— Я спрашиваю, что это значит? Мы ведь, кажется, договорились, — сквозь зубы процедил он, по-прежнему обращаясь к Рогдвэну и игнорируя эльфу.

Молодой король развернулся к хэуру.

— Клянусь, я не приглашал ее сюда!.. Эта записка предназначалась тебе — я обронил ее случайно! Мне нужно было с тобой поговорить, — он умолк. — Но это уже не имеет значения…

— И зачем ты только явился! — прошипел Сигарт. — Лучше б я сгнил там!

Не взглянув на эльфу, он круто развернулся и направился к лестнице, ведущей на верхние этажи. Судя по нетвердой походке, он был пьян и, похоже, довольно сильно… Моав растеряно переводила взгляд то на него, то на короля. Рогдвэн сокрушенно опустил голову.

— Думаю, мне здесь больше нечего делать, — упавшим голосом произнес он. — Прости меня…

С этими словами он поклонился и поспешно вышел на улицу. Моав дернулась и, едва не плача, побежала вслед за хэуром.

— Сигарт!.. — растеряно крикнула она, спеша вслед за ним по ступенькам. Он не обернулся.

Они поднялись на самый верхний этаж, в комнату под крышей. Даже не глянув на Моав, хэур тяжело сел на смятую постель. Эльфа осторожно обошла кровать и присела рядом с ним.

— Где ты был?! — растерянно проговорила она, тронув Сигарта за руку. — Мы думали, тебя убили!

— Как видишь, не убили.

— Но… но как тебе удалось выбраться?!

Сигарт ухмыльнулся вымученной злой ухмылкой.

— Скажи спасибо Рогдвэну — это он меня вытащил оттуда… Хотя теперь мне кажется, что лучше б он этого не делал!

Моав изумленно посмотрела на него, затем спохватилась, поспешно открыла сумку. Из нее тут же появилась серая накидка и походный мешок.

— Я сохранила твои вещи — вот, возьми…

Она протянула жилет хэуру, но тот резко рванул его из ее рук и зашвырнул в угол.

— Сигарт, что с тобой?! — ужаснулась Моав.

Подвинувшись ближе, она попыталась заглянуть ему в лицо, но он лишь отводил взгляд. Его глаза были непроницаемы. На скуластом лице веллары отразилось отчаяние. Пораженная, она прошептала:

— Ты хотел, чтобы я думала, что ты погиб!.. Ты хотел избавиться от меня!

Хэур продолжал смотреть в сторону, свалявшиеся волосы свисали на лицо. Он выглядел больным и изжеванным.

— Ты очень догадлива… — холодно проронил он.

На время в комнате повисла тишина. Но выдержка изменила Сигарту: резко развернувшись к эльфе, он по-звериному огрызнулся, заставив ее отшатнуться. Его голос звучал еще более хрипло, чем обычно, взгляд серых глаз блуждал, нависшие на глаза сухие пряди вздрагивали — в таком виде он был как никогда похож на зверя.

— Как ты не понимаешь! — зло закричал он. — Так было бы лучше для нас обоих! Ты была бы в безопасности, а у меня бы, наконец, выветрился из головы этот угар! Ушла б в свой Рас-Сильван, там бы сняли кейну, и все! И зачем ты только явилась сюда?!

Моав не сказала ни слова. Она неподвижно смотрела перед собой широко раскрытыми глазами, ее губы дергались, по лицу то и дело пробегала судорога, точно от физического страдания, все черты отражали внутреннюю борьбу. Тяжело, со свистом, вдохнув, она резко отвернулась. В этом движении было столько отчаянья — острого, непомерно сильного — что Сигарт вмиг протрезвел. С угрюмой ласковостью он коснулся рукой ее волос, Моав дернулась от прикосновения и в следующий же миг резко отступила. Взгляд ее все еще блуждал, но в нем была решимость.

— Забудь, что я приходила! Я больше ничего не могу поделать — да простит меня Эллар!.. — твердо сказала она опешившему хэуру и, не дожидаясь ответа, почти бегом направилась к выходу.

Она уже открыла дверь, чтобы уйти, когда Сигарт сорвался с места и одним прыжком преградил ей дорогу — мощная фигура хэура заслонила собой весь дверной проем. Он стоял, слегка ссутулившись, низко нагнув голову, точно бык, ожидающий удара мясника.

— Постой!..

Он попытался схватить ее за локоть, но промахнулся и вместо этого вцепился всей пятерней в курточку на плече. Эльфа невольно отпрянула — от него сильно пахло вином, глаза лихорадочно блестели.

— Не уходи! Мне все равно уже конец — я ведь теперь не могу без тебя… — он криво усмехнулся. — Видишь, во что я превратился.

Моав испуганно взглянула в его лицо. Голос хэура дрогнул:

— Останься, прошу тебя…

Эльфа не пошевелилась, только устало опустила глаза и чуть слышно выдохнула. Почувствовав ее покорность, Сигарт быстро обхватил ее руками, протащил через комнату и повалил на жесткую кровать.

Глава 4. Необычное путешествие

На следующий день они никуда не пошли. Погода не обманула — дувший всю ночь ветер под утро надул серые облака, небо стало низким, как потолок. Мелкий, почти осенний дождь моросил как из сита — казалось, ему не будет конца. Все вокруг стало серым и словно размытым.

На этом же постоялом дворе Моав и Сигарт пробыли еще несколько дней. Если честно, хэура такая погода даже радовала: во-первых, он чувствовал, что еще не совсем оправился от ран, а во-вторых, сейчас он как никогда хотел побыть рядом с Моав — и только с ней одной. Уже не сдерживая своих чувств, он бесконечно обнимал ее, целовал маленькие сухие руки, гладил бело-лунные волосы. За это недолгое время он сказал столько нежных слов, сколько не мог бы сказать и за год — и откуда они только взялись в некогда холодном рысьем сердце?! Он говорил их отчаянно и горячо, словно перед смертью, путая день с ночью и утро с вечером. Моав же ходила как во сне — ее словно пугал новый блеск его глаз, непривычный ласковый голос… К вечеру второго дня она погрустнела — забралась на подоконник у открытого окна и принялась молча наблюдать, как идет дождь. Заметив перемену в настроении, Сигарт ласково подсел к ней, взял за руку и поцеловал в ладонь.

— Чего ты загрустила? Болото это наскучило?

Эльфа помотала головой.

— А что?

Она осторожно высвободила руку.

— Мне кажется, я скоро умру…

— Не говори глупостей — тебе вечно что-то кажется! — сердито оборвал Сигарт, но она словно не слышала его.

Моав вздохнула, как расстроенный ребенок. Хэур невольно удивился тому спокойствию, с которым она говорила о столь ужасных вещах.

— Я всегда думала, что смерть будет грубой и страшной…

— А какая же она на самом деле?

Эльфа снова вздохнула и ничего не ответила. Маленькой рукой она осторожно погладила Сигарта по плечу — раны хэура уже почти затянулись, синяк на месте переломов побледнел, став желто-зеленым. Сигарт решил больше ни о чем не допытываться — этот дождь на кого угодно хандру нагонит. И правда, наутро Моав снова была весела, как обычно, от былой тоски не осталось и следа… Погода, наконец, установилась, став даже похожей на лето. Эльфа активно засобирались в дорогу. Сигарт тоже начал паковать вещи.

— Ну и куда мы теперь? — поинтересовался он, запихивая меч в сумку.

— В Сиэлл-Ахэль, — к великому его удивлению, ответила эльфа. — Надо договориться с Гастаром — он ведь у нас теперь новый Хэур-Тал.

Сигарт медленно развернулся к ней. Ему показалось, в синих глазах веллары мелькнула насмешка.

— Это может быть опасно, — осторожно предупредил он. — Эльфе не место в Серой цитадели…

Моав в сердцах бросила чистую сорочку в сумку. Сигарт вздохнул — он начинал вспоминать эти перемены настроения.

— У меня нет другого выхода, — вспылила она, — кто-то же должен сделать первый шаг! Эллари и хэурам нужно объединить силы для Великой битвы. Если ваш князь этого не понимает, я постараюсь его убедить!

Серые брови Сигарта сдвинулись — ему по-прежнему не нравилась эта идея.

— Подумай еще раз, может быть, есть другой способ договориться? Тебе не стоит появляться в Цитадели — ты не была там и не знаешь, на что способны соскучившиеся воины… Не суди обо всех рысях по мне!

— Мне все равно, на что они способны! Я обещала отцу уговорить Гастара, и я сделаю это! — был твердый ответ.

Сигарт подобрал со стола перевязь с ножами, внимательно осмотрел клинки.

— Хорошо, тогда я буду там рядом с тобой, — произнес, наконец, он. — Я сделаю все, что смогу, чтобы защитить тебя, но не больше…

Моав улыбнулась.

— Думаю, этого вполне хватит.

Промолчав, хэур надел перевязь, закрепил нож на бедре. Эльфа продолжила складывать свое нехитрое добро в сумку, в который раз проверяя, не забыла ли чего. Наконец, все полки были осмотрены, кровать перерыта — все было готово к выходу. Еще раз окинув взглядом комнатку, где они были так счастливы, Сигарт потянулся за своим мешком, как вдруг из-за двери донесся громкий топот ног в тяжелых сапогах. Кто-то быстро поднимался по лестнице, и он был не один! Вслед за шагами слышался выкрикивающий проклятия громкий голос хозяина-гнома.

Сигарт переглянулся с Моав — ее лицо было испуганно-растерянным. Мрачное предчувствие шевельнулось в сердце хэура. Он рванулся к двери, выбежал из комнаты и глянул вниз. В шуршании черных плащей по ступеням поднимались гарвы — не меньше десятка! Холодные глаза зло сверкали над черными платками, прикрывающими лица. Судя по уверенности, с которой двигались подданные Моррога, они точно знали, зачем пришли. Сигарт похолодел: о том, чтобы сражаться с десятком гарвов, не могло быть и речи — лучше сразу перерезать себе горло. Миновав несколько пролетов, черный отряд ступил на лестницу, ведущую на четвертый этаж. Хэур опрометью бросился обратно в комнату. Даже заточение в форте не казалось ему столь безнадежным.

— Кажется, за нами пришли, — понизив голос, сказал он застывшей на месте Моав. — Гарвы! Наверное, следили за Рогдвэном!

Эльфа побледнела.

— Сколько их?!

— Больше, чем мы можем себе позволить…

Моав размышляла не больше мгновения — на глазах у оторопевшего хэура она схватила со стола свою и его сумки, подбежала к окну и быстро распахнула его. Сигарт удивленно воззрился на нее — большего безумия, чем прыгать с четвертого этажа, нельзя было и придумать. Шаги послышались совсем близко.

— Что ты делаешь?! — только и успел крикнуть хэур — дверь распахнулась, в ее проеме появились высокие темные фигуры. На мгновение они застыли, оценивая ситуацию.

— Прыгай! Быстро! — закричала Моав, протягивая ему руку.

— Ты что, с ума сошла?!

Несколько стоящих впереди гарвов ринулись в комнату; под низким потолком они казались особенно зловещими. Услышав звук вынимаемых из ножен мечей, Сигарт невольно попятился к окну.

— Делай, как я говорю! Доверься мне! — снова закричала эльфа, подцепляясь рукой за оконную раму.

Времени на раздумья не было — увидев, что добыча уходит, пусть и таким странным способом, гарвы бросились к Сигарту, стоящему ближе. Он ловко увернулся от удара, подскочил к окну и поймал маленькую ручку Моав — она уже во весь рост стояла в оконном проеме. Упруго вспрыгнув на подоконник, Сигарт взглянул вниз — где-то далеко чернел размокший от дождя темный двор трактира… Легкая дурнота подступила к горлу. Ближайший к ним гарв выбросил вперед руку в черной перчатке, одновременно с этим Моав потянула Сигарта за собой… Он почувствовал, как его ноги отрываются от пола, в груди екнуло, и в следующее мгновение он неловко сорвался с карниза. Рука гарва сомкнулась в пустоте.

* * *

Падая, Сигарт инстинктивно зажмурил глаза и сжал пальцы Моав. «Ну и глупость!..» — мелькнуло у него в голове, и в этот же миг совсем рядом раздался звук, похожий на хлопанье огромных крыльев. Не долетев до земли, хэур упруго приземлился на что-то.

Несколько мгновений он не шевелился, затем осторожно открыл глаза. Удивлению не было предела — он лежал навзничь, почти не чувствуя под собой опоры, лишь тонкий холодок пробегал по спине и шее. Вплотную к нему, все еще держа его руку в своей, спокойно лежала Моав. Хэур осторожно повернул голову и удивился еще больше — под ними качались странные полупрозрачные стебли, похожие на водоросли, каждый длиной с ладонь. Он попытался было коснуться их, но его пальцы свободно прошли сквозь их толщу, как если бы это была лишь иллюзия. Неожиданная догадка осенила Сигарта: это было не что иное, как перья — серебристые, невесомые, на длинных гибких стержнях! Он понял — они с эльфой лежали на спине огромной птицы! Но почему он не чувствует рукой ее перьев — лишь идущий от них холод?

Он вопросительно глянул на Моав. Та с улыбкой пояснила:

— Это Инсэллар, Лунная Птица — она создана из света Богини. Должны же у старшей веллары быть хоть какие-то привилегии…

Решив на этот раз не вникать в тайны эльфийской магии, Сигарт откинулся на этой странной постели, погрузив голову в прохладные перья. Он был почти уверен, что птица отнесет их к Сиэлл-Ахэль, ведь до встречи на постоялом дворе они оба направлялись туда. Однако, вопреки его ожиданиям, место, где они оказались, было вовсе не похоже на окрестности Цитадели.

Мерно взмахивая крыльями, птица приземлилась на ровной круглой поляне посреди густого леса. Эльфа и хэур спрыгнули с ее бесплотной спины и осмотрелись. Прямо в центре поляны возвышалось высокое сухое дерево, похожее на застывшее чудовище с растопыренными руками. Сигарт невольно поежился — ему показалось, что они здесь не одни… Он еще раз быстро оглянулся по сторонам. Вековые дубы плотным кольцом окружили это странное место; их кроны были настолько густыми, что под ними почти не было травы — ей не хватало света. Тихо шелестевшие листья отблескивали знакомым серебристым цветом. Неужели они вернулись в Мермин? Когда он снова обернулся к Моав, птицы уже не было.

— Мы что, решили снова навестить сильфов?

— Скорее уж эльфов…

Она осторожно прошлась по поляне, внимательным взглядом осматривая деревья, словно человек, ступивший в родной дом после долгого отсутствия.

— Отсюда всего пару дней ходу до Рас-Сильвана, а если верхом, то и дня не будет.

Глаза Сигарта расширились от удивления.

— Рас-Сильван?! Но мы же собирались в Сиэлл-Ахэль!

— У Инсэллар, похоже, на этот счет свое мнение — она принесла нас туда, куда сочла нужным, — с чуть заметной иронией сказала эльфа.

— А нельзя было попросить ее привезти нас куда-нибудь в более подходящее место?

Моав недовольно фыркнула.

— Это же не лошадь — куда скажешь, туда и идет. У Инсэллар своя воля. В любом случае, думаю, нам стоит благодарить ее за помощь — или ты предпочел бы общение с гарвами?

— Даже не знаю, что лучше, — проворчал хэур.

Крайне недовольный, он отошел к краю поляны, в тень ближайшего дерева. Настроение у него резко испортилось — мало того, что до Сиэлл-Ахэль отсюда было дальше, чем откуда бы то ни было, так ему все меньше нравилось это место. Чувство, что за ним постоянно следят, не покидало его. Чтобы хоть чем-то занять себя, он быстро собрал сухие ветки вокруг себя, сложил костер и чиркнул спичкой.

— Не зажигай огня! — закричала эльфа, в испуге подбегая к нему. — Здесь этого нельзя!

Сигарт бросил на нее красноречивый взгляд и с досадой загасил спичку. От чая и горячего ужина пришлось отказаться. Он поймал и съел сырого зайца, Моав молча пожевала яблоко. Она вообще вела себя на удивление тихо, все время прислушивалась к чему-то, потом отошла к краю поляны и встала там, точно статуя, задумчиво глядя на лес. Казалось, она пытается проникнуть взглядом через него, просмотреть до самого Рас-Сильвана… Сигарт тихо подошел к ней и тронул за плечо. Она обернулась и задумчиво сказала:

— Мне кажется, Инсэллар не случайно принесла нас именно сюда. Богиня хочет сказать нам что-то очень важное — она хочет, чтобы мы сделали что-то…

— И что же?

— Пока не знаю — воля Эллар не всегда бывает ясной. Веллары тратят десятилетия, чтобы научиться ее понимать.

— Надеюсь, ты справишься быстрее, — проворчал Сигарт, по-звериному зыркая по сторонам. — Мне тут не очень-то нравится.

— Дай мне хотя бы пару часов, — попросила Моав.

Эта идея пришлась хэуру не по вкусу.

— Зачем?! Чтобы дождаться, пока сюда нагрянут вооруженные эллари? Думаешь, тебе удастся втолковать им, что я не враг?

— Никто сюда не нагрянет, — с удивительно твердой уверенностью сказала эльфа и добавила: — Эллари стараются обходить стороной это место.

— Это почему же?

— Говорят, здесь происходят странные вещи. Тут неподалеку есть лунный источник, самый сильный из всех в Риане…

— Ну и что, это повод для эльфов сюда не ходить?

— Сила луны порой может быть губительна даже для них. Когда свет Эллар сгущается слишком сильно, граница между мирами начинает исчезать и можно по неосторожности остаться в ином мире…

— Отличное местечко выбрала твоя птица! — воскликнул Сигарт, с язвительной торжественностью хлопая себя по бедрам. — Каждая лиса в свою нору бежит!

— Не переживай. Думаю, Эллар нет дела до хэуров — вы ведь отвергли ее свет, — холодно ответила Моав.

— Вот и хорошо! По крайней мере, я буду уверен, что проснусь в этом мире, а не непонятно где.

Как бы ни хотелось Сигарту покинуть неприятное место, он решил не спорить — уж если Моав что-то вобьет себе в голову, то бороться бесполезно… Он умостился на ночь на противоположной стороне поляны, но крепко заснуть так и не смог — мерзкое ощущение опасности не проходило. Моав спать не ложилась, вместо этого она села под одиноким сухим деревом и замерла. Просыпаясь ночью, Сигарт все время видел на фоне темной коры ее силуэт. Заметив, что ему не спится, эльфа в какой-момент встала со своего места и подошла к нему.

— Не спишь?

— Нет.

— Боишься, что проснешься непонятно где?

— Нет, просто не хочу спать.

— Ясно…

Оба на некоторое время замолчали.

— Слушай, я вот хотела тебя спросить, — неожиданно начала Моав, — а что бы ты стал делать, если бы и впрямь проснулся в другом мире?

— В каком еще другом? — буркнул хэур.

— Ну, совсем другом! Где все выглядит не так, как ты привык, где действуют совсем другие силы. Ты бы не хотел остаться там навсегда?

— Все зависит от того, насколько бы он мне понравился. Может, и захотел бы…

— И ты бы отказался от своей прошлой жизни? От самого себя?

Сигарт поднялся на локте, с подозрением зыркнул на эльфу из-под серых бровей.

— Не знаю. А почему ты спрашиваешь?

— Просто так.

— Нет, просто так ты никогда ничего не спрашиваешь! Говори, что ты надумала!

— Да ничего я не надумала! Уже и спросить нельзя!

— Ну смотри мне, чтоб никаких эльфийских шалостей. Ясно?

— Ясно, ясно, спи давай… — рассмеялась Моав. — Обещаю вести себя хорошо.

Все еще недовольный очередным странным допросом, Сигарт снова лег и вскоре заснул. Когда же он проснулся в очередной раз, эльфа уже куда-то исчезла. Ее не было ни рядом с ним, ни под деревом. «Наверное, пошла к своему источнику», — решил хэур, и, как оказалось позже, был совершенно прав.

Вскоре она вернулась. Сигарт узнал характерную плывущую походку — после посещения лунных источников Моав всегда была несколько странной. Она медленно пересекла поляну и направилась в сторону хэура. Увидев, что она идет к нему, Сигарт заблаговременно поднялся с земли. Предательский озноб пробежал по коже. Моав приближалась мягкими шагами, будто боясь что-то разлить; когда она подошла, Сигарт увидел, что в ее руках и впрямь была зажата неглубокая серебряная чаша, в ней поблескивала вода. Хэур обратил внимание на ее странный цвет — она переливалась тысячью мелких искр, совсем как в источнике, что некогда излечил его от ран. Остановившись прямо перед ним, эльфа протянула ему питье. Синие глаза светились мягким призрачным светом.

— Выпей, — произнесла она ясным голосом.

— Что это?

— Вода из лунного источника. Скоро полнолуние — она теперь особенно сильна. Я набрала ее для тебя.

Сигарт нахмурился и решительным жестом отвел ее руки.

— Вряд ли она пойдет мне на пользу — я ведь не эльф…

Моав улыбнулась — похоже, она ожидала этих слов.

— Она придает силу и мудрость тем, кто сумеет вместить их в свое сердце, и неважно, эльф это, человек или хэур… Пей, не бойся!

Еще раз глянув на нее, Сигарт осторожно взял чашу и пригубил. Вода оказалась приятно освежающей, с отдающим мятой вкусом. Хэур почувствовал, как глоток холодком пролился в горло. Он взглянул на Моав — та ободряюще кивнула. Выдохнув, он осушил чашу до дна. В следующий миг она со звоном выпала у него из рук. Сигарт схватился за грудь, резкий холод пронзил его изнутри: казалось, будто чья-то жесткая рука вцепилась в его внутренности и рвет их на части! Он бросился было к Моав, но не смог сделать и пары шагов. Эльфа отступила. Кривясь и хрипя, хэур в изумлении поднял взгляд на нее — она даже не пыталась спасти его. Просто стояла и молча смотрела на его мучения.

— Ты?!. — только и смог прохрипеть он.

Она ничего не отвечала. Хэур осел на землю, мысли его подернулись туманом. Последним, что он запомнил, было бесстрастное лицо Моав, маленькой лунной эльфы, что так странно с ним поступила…

* * *

Сигарт был уверен, что это конец, однако, этот день явно не был предназначен для его смерти. Сознание постепенно возвращалось к нему. Он явственно чувствовал, что лежит на чем-то холодном. Не открывая глаз, он с опаской пошевелил пальцами рук, затем согнул ногу в колене — тело слушалось. Когда же он поднял веки, то потерял дар речи. Вместо летнего леса вокруг были лишь голые скалы, но какие! Они переливались, точно слитки серебра, а их поверхность была сплошь утыкана острыми игольчатыми выростами. Несмотря на то, что сейчас была ночь, вокруг было довольно светло, как в полнолуние. «Что за бред!» — подумал Сигарт, поднимаясь с земли. Во всем теле чувствовалась легкость и странный, всеохватывающий холод. Хэур поежился, потер ладони — вообще-то он редко мерз — и осмотрелся. Похоже, он тут был один… Но как он сюда попал, а главное, как вернуться обратно?.. В его памяти всплыл образ Моав с чашей в руках, ее слова о грани между мирами, и смешанное с ужасом удивление заполонило его существо. Неужели эльфа столько времени крутилась возле него только для того, чтобы потом отравить?! Если бы она хотела забрать его душу, она могла уже давно сделать это! Страшная мысль огнем обожгла Сигарта — что если маленькая эльфа УЖЕ забрала ее себе, и теперь он обречен до скончания века бродить в этой каменной пустыне?! Его разум отказывался верить в такое предательство, но все свидетельствовало против Моав. Это ведь от ее питья он оказался здесь!.. Он с досадой ухватился пальцами за ближайший каменный шип, тот с треском обломился, точно сосулька. Сигарт вдруг понял — это и впрямь был лед! Все вокруг него было изо льда: и земля, и скалы, и вырастающие из них иглы. Сигарт никогда и не думал, что застывшая вода бывает таких разных оттенков. Молочно-белая, синяя, серая, точно чешуя, прозрачная, как хрусталь…

Взгляд хэура упал на его собственную тень — она черным пятном расплывалась по земле. Стало быть, источник света все-таки был… Он осмотрелся еще раз. Вокруг него молчаливыми стражами стояли скалы, некоторые совсем небольшие, другие гигантские, размером с дом; все они отбрасывали такие же угольные тени. Сигарту показалось, что из-за одной из скал пробивается белое сияние; он инстинктивно двинулся на свет, дошел до камня, обошел его и застыл на месте: прямо перед ним в воздухе висела огромная птица! Чудесным образом она парила над землей, не делая ни единого движения крыльями. От ее оперения шел яркий холодный свет. Сигарт сразу же вспомнил ее — это была Инсэллар. Он стоял, не смея пошевелиться. Неожиданно в ночной тишине раздался голос — нежный и до боли знакомый. Он звал его по имени… Сигарт вздрогнул, былая подозрительность мигом взвилась в нем. Он быстро отскочил в сторону, но вокруг никого не было. Лишь огромная птица продолжала тихо висеть над ним. Сердце его бешено заколотилось.

— Моав?..

— Наконец-то мы с тобой встретились, — тихо, с особенным выражением ласки произнес голос.

Хэур покрутил головой по сторонам, однако по-прежнему никого не увидел.

— Что значит, встретились?.. А до этого мы что, были незнакомы?

— Были, но лишь сейчас наши сердца смогли встретиться в свете Эллар.

— И где же он, этот свет?

— А ты разве не чувствуешь? Вокруг тебя и в тебе…

Движимый какой-то неясной силой, Сигарт сделал несколько шагов вперед и снова поднял глаза на Инсэллар. Ее холодное величие поразило его до глубины души. Могучий воин, закаленный в сотнях поединков, он почувствовал себя таким маленьким и слабым рядом с ней — огромной, ослепительной!.. В мозгу хэура мелькнула мысль — пожелай он представить в своем воображении саму Эллар, вероятно, она выглядела бы именно так… Другая мысль, не менее неожиданная, осенила его.

— Неужели это ты?! — изумленно прошептал он.

— Да, так выглядит моя душа в Мире-без-Времени — в нем все выглядит немного иначе.

Хэур замер — пораженный, от волнения не знающий, что сказать и что сделать. Мысли и чувства теснились в нем, ему показалось, что происходящее сейчас — это нечто чрезвычайно важное… Но долго думать не пришлось: Лунная Птица резко взмахнула крыльями, отчего они сложились, как полы плаща. В следующий миг перед ним стояла Моав — такая, какой он привык ее видеть; разве что кожа ее была еще более белой и будто светилась изнутри. Тонкую фигуру облекала темно-синяя мантия, затканная перьями. Она шагнула к хэуру, бледные губы улыбнулись.

— Дай мне свою руку, — мягко сказала она, вытягивая вперед левую ладонь.

Сигарт послушно коснулся ее руки — она была такой же холодной, как и все вокруг. Он почувствовал сильное жжение в ладони, к которой прикоснулась ручка эльфы. Будто ледяной резец проходил по его коже! Он дернулся было, но тонкие пальцы держали его крепко — он и не предполагал в них такой силы. Их руки точно срослись… К счастью, это длилось недолго: через несколько мгновений веллара отпустила его. Разозленный очередной пыткой, Сигарт взглянул на ладонь и застыл в изумлении — на ней ярко-синим контуром горел силуэт птицы с распахнутыми крыльями…

— Это — печать Эллар, — спокойно произнесла эльфа, — ее дает старший маг луны в знак готовности поделиться силой. Таким образом он поручается перед богиней за чистоту твоих помыслов и поступков, и она принимает тебя в свой круг. Имеющий такой знак будет принят среди эльфов как брат, кем бы он ни был. Я, старшая веллара Лунного круга, даю его тебе, воин севера.

Сигарт хотел что-то спросить, но фигура Моав стала расплываться, точно в тумане. Он обернулся — все вокруг него тоже начало таять. Свет померк и очень скоро исчез совсем.

Когда хэур пришел в себя, было утро. Он лежал на земле под толстым дубом, рядом с ним, приклонив голову к его груди, спала Моав. Ночного путешествия словно и не было. Сигарт лежал с открытыми глазами, раздумывая — может, ему приснилось? Он вспомнил кое о чем. Осторожно вытянув руку из-под спящей эльфы, он нерешительно разжал ладонь и вздрогнул. На загрубевшей коже явственно проступал синий знак! Его контур потемнел и перестал светиться, но был виден совершенно отчетливо. Хэур тряхнул Моав за плечо. Та вскочила, удивленно хлопая заспанными глазами.

— Что это значит?! — вскричал Сигарт. — Что ты со мной сделала?

Эльфа примирительно положила ладонь ему на грудь.

— Все в порядке, ничего ужасного не случилось. Великая богиня приняла тебя в свой круг — ты должен радоваться. Такова была ее воля…

— Приняла в свой круг?! Но я же хэур!

— Ну и что? Ты был готов — вот, что важно, и печать Эллар — лучшее тому подтверждение.

Немного остыв, Сигарт еще раз взглянул на ладонь.

— А если бы я не был готов?..

— Ты бы умер, едва отпив лунной воды, — просто ответила Моав.

Серые глаза хэура расширились от удивления, он набросился на эльфу.

— И ты так спокойно об этом говоришь?!

— Но ведь не умер же! — закричала она, пытаясь высвободиться из его рук. — Поверь, я бы никогда не решилась дать тебе знак Эллар, если бы не была уверена, что ты готов принять ее свет!

Сигарт отпустил ее, но она вместо того, чтобы отскочить, наоборот, ласкаясь, прислонилась к его груди. Он почувствовал, как быстро-быстро бьется ее сердечко.

— Ты… Ты ведь сильно изменился за последнее время, — неожиданно тихим голосом проговорила она.

Хэур вздохнул и обнял ее — возможно, в ее словах была доля правды. В любом случае, сердиться у него не было сил.

— Ладно… Это я вроде как должен тебя благодарить?

Моав ничего не ответила.

— Ну, спасибо что ли…

— Это тебе спасибо.

— За что? — удивился хэур.

— За то, что не оттолкнул меня.

— Можно подумать, это бы помогло!

Эльфа попыталась было сделать обиженное лицо, но хэур со смехом поцеловал ее в лоб и она снова заулыбалась.

* * *

Ночное приключение пошло Моав на пользу. Теперь она выглядела куда более спокойной и решительной, чем накануне. После холодного завтрака она подошла к хэуру и села рядом с ним на землю. Слегка виновато она заговорила.

— Сигарт, мы должны на некоторое время расстаться…

Тот с мрачным видом заложил руки за голову.

— Это тебе твоя богиня сказала? Поздно же она спохватилась.

— Дело не в тебе, — печально произнесла она, — просто мне нужно кое-что сделать, и ты мне не сможешь в этом помочь.

Сигарт взглянул в ее лицо — синие глаза смотрели грустно-грустно. Ему очень захотелось помочь ей. Он ласково взял ее за руку.

— А может, все-таки смогу?..

Она покачала головой.

— Ну хорошо, тогда я буду ждать тебя в Сиэлл-Ахэль. Ты ведь тоже собиралась туда.

— Нет, дождись меня здесь, пожалуйста! — неожиданно попросила эльфа. — Вдруг я не смогу приехать в Цитадель! Мало ли что…

Сигарт сел.

— Ты хочешь, чтобы я сидел в этом лесу, где непонятно что происходит?! Я и так чуть не свихнулся этой ночью! Ты сама говорила, что сюда эльфы — и те не суются!..

На это Моав, похоже, нечего было ответить. Она растерянно потупилась.

— Но это очень-очень важно…

Сигарт закатил глаза — этот жалобный голос мог растрогать кого угодно!

— Ладно, я столько раз слушался тебя — было бы странно, если бы я сейчас отказался. С тобой проще согласиться, чем спорить! Надеюсь, несмотря на эту гадость, — он указал глазами на руку, — Эллар по-прежнему не будет обращать на меня внимание. Когда ты вернешься?

— Не знаю — может, через четверть луны, возможно, через половину… А может, вообще через два дня — если ничего не получится.

— Ладно, — вздохнул Сигарт. — Но больше трех четвертей ждать не буду — мне еще надо выбраться из этой дыры и дойти до Цитадели, ясно? И, надеюсь, по дороге меня не подберет снова твоя сова, иначе я вообще никогда не попаду домой.

— Не переживай, она будет со мной.

— Это хорошо! — обрадовался хэур. — Должен же хоть кто-то следить, чтобы ты не наделала глупостей!

Маска равнодушия исчезла с его лица, уступив место самой искренней заботливости. Остаток времени он давал советы собирающейся Моав, просил беречь себя и закончил тем, что пообещал прочесать весь Риан, если она не вернется в назначенный срок. Собрав вещи, она еще долго обнимала хэура, обещая вернуться, какие бы препятствия ни встретились на ее пути.

Глава 5. Вслед за полетом стрелы

Добравшись до ближайшего постоялого двора, эльфа купила небольшую, но резвую лошадку соловой масти; вместе они двинулись в сторону Рас-Сильвана. Скоро они выехали на набитую грунтовую дорогу, что тянулась с перевала до самого города Эллар. Лошадка бодро зарысила по утоптанной земле, то и дело помахивая желто-белым хвостом, однако радость ее была недолгой. На полпути к городу всадница съехала с дороги — судя по всему, ее путь лежал не в столицу лунных эльфов.

Объехав по проселочным дорогам Рас-Сильван, маленькая эльфа стала постепенно забирать на восток, в сторону моря. Вскоре лес остался позади, дальше простиралась степь, занимавшая огромное пространство между Ин-Ирилем и Синим городом. Так же, как и холмы на подходах к Сиэлл-Ахэль, она просматривалась на многие лиронги, однако в отличие от холодных северных земель, здешние просторы дышали жаром. Ветер лениво развевал ковыль, летнее солнце нещадно палило эти бескрайние луга, издавна бывшие домом для бесчисленных копытных.

Моав уверенно двигалась по травяному морю на восток, пока утром второго дня копыта ее лошади не зацокали по гладкому камню. Когда-то эту дорогу назвали «Полет стрелы». Прочерченной через луга прямой линией она тянулась между городом Эллар и столицей краантль — Рас-Кайлалом. Никто не помнил, когда был проложен этот путь. Однако за все годы, прошедшие с его закладки, ни один камешек не выпал из мостовой, достаточно широкой, чтобы на ней могли разминуться две повозки, запряженные парой. Много лет назад это был самый оживленный тракт во всем Риане: днем и ночью по полированным желтым плитам тянулись вереницы всадников, груженые товарами обозы, пышные посольства домов Луны и Солнца, но все переменилось — не было больше Рас-Кайлала, и лишь ровная как стрела дорога указывала туда, где некогда возвышался Золотой город. Между ее камнями проросла трава, и только случайные путники изредка ступали по ним. Да и те старались поскорее убраться отсюда, напуганные неестественной тишиной уходящего за горизонт пути. Однако эльфу и ее соловую подругу она, похоже, не смущала. Словно заслышав давно смолкший шум большого тракта, лошадка подняла уши и затрусила резвее. Ее вид стал почти гордым, она грациозно перебирала ногами, точно на нее смотрело не меньше сотни глаз.

— Стой, стой, — засмеялась Моав, легко набирая поводья. — Куда ты собралась? Боюсь, в Рас-Кайлале тебе не насыплют овса.

Она остановила лошадь прямо посреди мостовой и спешилась. Черный блестящий глаз удивленно следил за тем, как она неспешно расстилает плащ прямо на гладких плитах и усаживается на него, скрестив ноги. Кобылка тихо заржала.

— Подождем немного здесь, а потом разобьем лагерь, — точно отвечая белогривой подруге, сказала Моав.

Прошло довольно много времени. Легкие тучки то затеняли, то открывали солнце, но жары не облегчали. Ни одна травинка не шевелилась в бескрайней степи, лишь толстые сурки иногда поднимались столбиками у нор. Поведение эльфы начинало тревожить лошадку. За все это время Моав почти не пошевелилась; прикрыв глаза тонкой рукой, она пристально смотрела в небо. Лошадь тоже подняла голову, но ничего необычного там не увидела. Наконец, эльфа издала радостный возглас. Высоко на фоне тучи показалась темная точка, она быстро приближалась. Через несколько мгновений она растянулась крестом, приняв форму летящей птицы. Огромный орел кругами парил над степью, точно высматривая добычу.

Моав только того и ждала. Встав с земли, она хлопнула ладонями над головой, и в небо взметнулась полупрозрачная крылатая тень. Бесшумно взмахивая густо опушенными крыльями, ночная птица стремительно сокращала расстояние, отделяющее ее от кружащего в небе орла. Завидев друг друга, они описали в воздухе несколько плавных кругов, словно приглашая друг друга на танец; затем, разорвав окружность, орел глубоко взмахнул крыльями и удаляющимся пятнышком полетел в сторону Рас-Сильвана. Белая птица тихо растаяла в воздухе.

Эльфа облегченно вздохнула. Разобрав поводья под головой лошади, она сошла вместе с ней с дороги. Там она неспешно расседлала ее и похлопала по мокрой спине.

— Можешь погулять — до завтра мы никуда не пойдем.

Кобылка радостно заржала и рысцой побежала по степи; эльфа тем временем аккуратно сложила сбрую на траву и устроилась на отдых в тени большого камня.

Солнце уже садилось, но юная веллара упорно не двигалась с места. Наконец, ее ожидание было вознаграждено — вдалеке, со стороны Рас-Сильвана, показался всадник. Спешным галопом он мчался через степь, приближаясь к месту, где она сидела. Казалось, он не скачет, а летит, точно пущенная стрела. Услышав топот копыт, Моав вскочила, выбежала из укрытия и замахала руками.

— Эй, эй! Сюда!

Всадник развернул коня, направив его прямо к маленькой фигурке. Вскоре он приблизился настолько, что можно было рассмотреть его одежду и лицо. Развевающийся за его плечами плащ был алым, как солнце на закате — такой мог принадлежать лишь одному эльфу во всем Риане.

— Ан эйоли Краан! — закричал Кравой, на ходу спрыгивая с седла.

Его загорелое лицо светилось радостью, веселые карие глаза блестели. Он по привычке подбежал было к Моав, чтобы подхватить ее и поднять над землей, но в последний момент резко остановился и потупил взор — теперь ведь все по-другому… Сама же Моав, похоже, вовсе не смутилась — она быстро прошла разделяющие их несколько шагов и искренне обняла краантль. Темная и полупрозрачная тени столкнулась краями и слились, как две растекшиеся капли.

— Вот уж не думал, что мы так скоро встретимся! — счастливо улыбаясь, проговорил Кравой.

— А ты как будто не рад этому?..

Он все-таки поднял Моав в воздух — так, что ее ноги повисли над землей — и с шутливым гневом воскликнул:

— Ну, до чего же противная! Знаешь ведь, что я очень рад тебя видеть! Если бы ты знала, сколько раз я проклинал себя за то, что оставил тебя там, с этими гарвами…

Эльфа засмеялась и обняла его за шею.

— Но ведь я жива, а значит, все в порядке. Вот, даже улыбаюсь.

Он, наконец, опустил ее на землю.

— Я была уверена, что ты отзовешься и на этот раз, — благодарно сказала Моав. — Спасибо тебе!

— А что, у меня был выбор? — парировал Кравой. — Твоя иволга мне чуть окно не выбила!

— Выбор есть всегда.

— Терпеть не могу выбирать! Вечно думаешь, правильно ли ты поступил…

Оба рассмеялись — былая легкость вернулась в их сердца.

— Ну, думаю, я-то уж точно правильно сделала, что позвала тебя… — принимая серьезный вид, сказала веллара. — Есть одно дело!

Кравой притворно вздохнул.

— Этого я и боялся! Может, сначала дашь мне хоть немного отдохнуть с дороги, а потом поведаешь свой гениальный план?

— Конечно! — спохватилась Моав. — Правда, здесь нет ни леска, ни ручья, но я видела колодец возле дороги — это совсем недалеко. Так что мы можем переночевать прямо здесь.

— Вот и отлично! Не люблю ни лески, ни ручейки — как по мне, нет ничего лучше степных просторов!

Он принялся расседлывать коня, Моав отправилась за водой. Одной Эллар известно, где солнечный эльф умудрился достать дрова, но когда она вернулась в лагерь, там уже горел костер.

— Я думала, мы не будем делать чай, — удивилась она. — Такая жара…

— Не будем — это просто так, чтобы посмотреть. Мне нравится, когда горит огонь… — ответил Кравой.

Из-за камня раздалось тонкое ржание. Эльфы повернули головы — открывшуюся картину нельзя было назвать иначе, как трогательной. Рыжий как огонь жеребец Кравоя с видом смущенного кавалера обнюхивал ушко соловой лошадки. Она успела вернуться с прогулки и теперь кокетливо отворачивала голову, выражая благосклонность ласковым ржанием.

— Это твоя заколдованная сестра? — с веселой улыбкой спросил краантль, подходя к лошадке — маленькая, с белой гривой и хвостом, она была и впрямь до смешного похожа на саму Моав…

— Ее зовут Мышка, — объявила лунная эльфа.

— Как?!

Насмешливое удивление Кравоя разозлило кобылку — злобно заржав, она закачала головой, отгоняя его.

— Ну-ну, красавица! — мягко сказал он, кладя теплую руку ей на лоб. — Я не хотел тебя обидеть, не сердись! Мышка…

Он огладил второй рукой светло-золотистую шею, строптивая кобылка вмиг притихла. Моав улыбнулась — Кравой всегда умел обращаться с лошадьми, чудесным образом завоевывая их доверие. Наладив отношения с четвероногой красоткой, он снова повернулся к эльфе.

— Кстати, вам удалось тогда спасти своего друга?

— Да, все обошлось. Все живы и здоровы, — опустив глаза, ответила она.

— Ну вот и хорошо. Так что там у тебя за дело? Теперь можешь рассказывать, я весь — внимание!

Моав вернулась к костру — похоже, разговор был серьезным. Кравой подошел и встал рядом с ней.

— Я хочу, чтобы ты мне помог добыть одну вещь, — сказала, наконец, она.

— Только одну?

— Только одну. Но это будет непросто.

Краска бросилась в лицо Кравою, но он силой воли заставил себя ответить как можно ровнее:

— Если ты об оставшемся свитке, то я с удовольствием составлю тебе компанию в поездке в Сиэлл-Ахэль…

К его удивлению, Моав покачала головой.

— Нет, свитки здесь не причем. Речь идет о Полночной Молнии.

Кравой почувствовал огромное облегчение. Его внимание радостно переключилось на новую тему, как это часто бывает, когда опасность проходит мимо. Он задумчиво покачал головой, вполголоса произнес:

— Значит, Нар-Исталь все-таки не уничтожен… Я так и думал.

— Я совершенно случайно узнала, что его прячут навы Ин-Ириля, — многозначительно проговорила эльфа. — Мы должны узнать, где он и как его достать!

— Навы?! И зачем он им понадобился?

— Не знаю! Единственный способ узнать это — прийти и спросить у них самих.

Карие глаза краантль подозрительно прищурились.

— А тебе он зачем? Ты мало похожа на нового Иннариса…

Он бросил на Моав пристальный взгляд, но она ожидала этого вопроса.

— Знаю, знаю — у нас один Иннарис — тот, что сидит в Сиэлл-Ахэль! — поспешно ответила она. — Вот ему я и отдам меч, как только настанет время.

Кравой недоверчиво посмотрел на нее.

— Думаешь, Гастар сам не сможет прийти и взять Нар-Исталь?

— Может, и сможет, но лучше не рисковать. Я сама добуду его, а потом встречусь с новым Иннарисом и вручу ему то, что положено. В конце концов, я — старшая веллара луны, а Нар-Исталь — реликвия Эллар!

Она замолчала. Жрец солнца продолжал внимательно смотреть на нее, точно пытаясь прочесть ее мысли: он сам не знал почему, но речи Моав показались ему неубедительными.

— Пойми, я только хочу, чтобы Нар-Исталь не попал в руки Моррога, понимаешь! — горячо произнесла она, видя его нерешительность. — Я уверена, что он тоже ищет его!

— А ему-то он зачем? Он уж точно не сможет им воспользоваться.

— Да, не сможет — но он сможет помешать воспользоваться им кому-нибудь другому. Ведь без меча пророчество не сможет сбыться, и тогда, возможно, Моррогу удастся свершить задуманное. А это значит, что мы должны добраться до Молнии раньше!

Кравой медленно отвел взгляд. Некоторое время он ничего не говорил. Отступившее страшное чувство снова змеей шевельнулось в сердце. Искать меч для того, кто должен отобрать его душу, душу самого огня!.. Тот самый меч, который, возможно, оборвет его жизнь! Однако Кравой заставил умолкнуть леденящую мысль — он уже решил. И не изменит своему решению! В голове у него стало легко и ясно. Он быстро развернулся к Моав.

— Я не знаю, что ты затеваешь, Йонсаволь, но я помогу тебе — не отпускать же тебя одну! Можешь на меня положиться.

Благодарный взгляд синих глаз стал наградой за его покладистость.

— Только никому ни слова обо всем этом! — взволновалась вдруг веллара. — Никогда! Независимо от того, найдем мы Нар-Исталь или нет. Обещаешь?

— Обещаю, обещаю…

Она успокоено вздохнула. Кравой сел у костра и стал тыкать в него палочкой. Помолчав немного, он опять заговорил:

— Ну и где же раздают Полночные Молнии? Ты знаешь, куда нам идти?

— К морю.

— Это я уже понял. А куда именно? Море ведь большое…

— Думаю, стоит обратиться прямо к Седне — она точно сможет ответить на все наши вопросы.

Кравой оторвался от созерцания огня и состроил недовольное лицо.

— К этой с хвостом?! Я слышал, она немного странная…

— Седна — хозяйка Ин-Ириля; если кто и знает, где Полночная Молния, то только она!

— Ладно, но говорить с ней будешь ты.

— Хорошо, ты будешь только улыбаться — думаю, этого окажется достаточно, чтобы она согласилась отдать нам все, что угодно, — лукаво произнесла Моав.

Солнечный эльф моментально покраснел — и зачем она дразнит его!

— Сколько нам ехать до нее? — спросил он, только бы сменить тему разговора.

— Если небыстро, то, думаю, дней пять.

— Не так уж и далеко…

— А ты что, куда-то торопишься? Или хочешь поскорее от меня избавиться? — с тем же хитрым выражением лица спросила эльфа.

— Нет, — язвительно ответил он. — Просто думаю, хватит ли моему Шороху времени, чтобы обаять твою Мышку. А теперь предлагаю всем спать!

В стороне раздалось тихое ржание.

— Тебя, Шорох, это, между прочим, тоже касается! Завтра продолжишь свои ухаживания…

Глава 6. К морю!

Кравой проснулся, как обычно, с первым лучом. Ни сонливости, ни утренней вялости — крепкий молодой сон будто выбросил его из своих объятий. Он встал с земли, потянулся, поднявшись на цыпочки, оглянулся по сторонам. К его удивлению, место, где спала Моав, было пустым. Он прошелся туда-сюда, свистнул — послышался топот копыт и к нему подбежал верный Шорох. Жрец солнца погладил его, вспрыгнул на рыжую спину и так, прямо на неоседланном, поехал к колодцу. Как и следовало ожидать, Моав была там — раздевшись до пояса, она шумно умывалась, плеская водой во все стороны. Кравой ужасно смутился: он не знал, куда ему деться — то ли разворачиваться и уезжать, то ли спешиться… Но в следующий миг у него отлегло от сердца: завидев его, эльфа радостно помахала рукой и стала одеваться. Со все еще алыми как маков цвет щеками он подъехал к ней.

— Доброе утро, ан синтари Эллар! — произнесла она.

Солнечный эльф спрыгнул с коня.

— Ан синтари. Я так и знал, что найду тебя здесь!..

— Почему же тогда так испугался, когда меня увидел?

Едва успев принять свой нормальный цвет, Кравой снова залился румянцем.

— Я не испугался…

— А что же тогда? — весело спросила эллари, запрокидывая голову и отбрасывая назад мокрые волосы. Ее взгляд обжег краантль огнем.

— Просто так… — пробормотал он.

Она рассмеялась.

— Ясно. Просто так испугался.

Кравой потупил глаза и, взяв деревянное ведро, принялся опускать его на веревке в колодец.

— Давай полью, — заботливо предложила Моав.

Он кивнул с застенчивой улыбкой и нагнулся, выставив ладони лодочкой. Моав взяла ведерко, наклонила его, словно для того, чтобы слить на руки краантль, как вдруг, размахнувшись, ни с того ни с сего окатила его водой с ног до головы. Тот аж подскочил от неожиданности.

— Ты что делаешь! Ты же сказала, что польешь!

Моав раскатилась звонким смехом. Она просто складывалась пополам от хохота, глядя на несуразно-мокрую фигуру Кравоя.

— Ну вот я и полила!

Он злобно зыркнул на нее, но злоба эта была притворной. Выхватив у нее ведро, он в гордом молчании снова принялся набирать воду. Моав все еще никак не могла успокоиться — стоило ей взглянуть на мокрого друга, как она тут же прыскала со смеху. Наконец, тяжелое ведро было успешно поднято. Неспешно взяв его двумя руками — одной за дно, другой за край — Кравой развернулся к Моав: она не успела даже пикнуть, как целый поток ледяной воды обрушился ей на голову. Несколько мгновений они стояли, замерев, затем посмотрели друг на друга и громко расхохотались — хороши же они были оба, мокрые, как после потопа!

— Будем считать, что мы умылись… — прерывающимся от смеха голосом произнес Кравой.

Подойдя к мокрой до нитки Моав, он взял ее обеими руками за талию, поднял в воздух, словно она весила не больше котенка, и усадил на широкую спину коня.

— Теперь можно и позавтракать! А ты сиди тихо, а не то упадешь! — весело сказал он, и сам вскочил следом за ней.

* * *

Три дня в степи промелькнули, как один час. Пейзаж почти не менялся, трава да трава кругом. Единственными попутчиками эльфов за это время были птицы, коих здесь было несметное множество. Перепелки стайками вспархивали из-под копыт коней, маленькие пичужки взглядами провожали путников, качаясь на высоких колосках. Иногда в небе мелькал изогнутый, точно серп, силуэт сокола, и с высоты доносился его пронзительный отрывистый крик — «кьяк-кьяк-кьяк!» Ему вторил клекот Ктора — верный своему хозяину, он незаметно следовал за ним.

Заслышав зов Друга, Кравой поднимал к небу темные глаза — что-то тревожное слышалось ему в этом крике. Орел словно предостерегал его о чем-то. Однако в следующий миг он уже сам сердился на собственную мнительность — бредни это все, да и только!.. Пустые фантазии распаленного воображения! И тем не менее, у него на душе было неспокойно. Вроде все разумно — добраться до меча прежде, чем это сделает Моррог, но видимая ясность этой идеи почему-то не удовлетворяла Кравоя: ему казалось, что Моав не договаривает. Сначала он поглядывал на нее, надеясь, что она хоть словом обмолвится об истинной цели их путешествия, но веллара вела себя так, будто не было ничего, кроме того, что она ему уже сказала. Солнечный эльф решил лишний раз не расспрашивать ее.

До моря оставалось немного. Кравою казалось, теплый ветер уже доносит горьковатый запах водорослей и соленой воды; даже жара немного спала — сказывалась близость морских просторов. По мере того, как берег приближался, Моав становилась все более и более оживленной. Она все больше смеялась, подначивала краантль, предлагая то устроить скачки наперегонки, то на время поменяться лошадьми. Кравой был счастлив видеть ее такой и во всем подыгрывал ей. Хотя подыгрывать даже не приходилось — он и сам был рад случаю развеяться после долгого бездействия в Рас-Сильване. Наконец, показалось море. Оно выплыло из-за горизонта размытой бледно-голубой полоской, почти слитой с небом. Ободренные, всадники пришпорили коней, на подставленных ветру лицах заиграли улыбки. Вскоре до них донесся характерный глухой рокот — волны бились о скалы. Он становился все ближе и ближе, пока не заглушил почти все остальные звуки. Вот оно, великое море!

Вскоре сын солнца и маленькая веллара стояли на высоком скалистом берегу, далеко внизу плескалась вода, а в обе стороны от них бесконечной грядой тянулись скалы. Бело-серые, они казались выгоревшими на солнце; на краю обрыва, следя за эльфами бусинками глаз, сидели крупные чайки. Молодой краантль зажмурился и глубоко вдохнул свежий соленый ветер. Эх, до чего же хорошо! Ощущение невероятной свободы наполнило его всего — свободы, которую может дать лишь морской простор. Мысль о скорой смерти липкой тенью скользнула в голове Кравоя, но он тут же отогнал ее — такой день не для похоронных дум.

Налюбовавшись морем, Моав, не спеша, слезла с коня, Кравой сделал то же самое. Эльфа приставила ладошку к глазам.

— Дальше будем идти по скалам, — сказала она и кивнула на убегающую вдаль скалистую кромку.

— А что там?

— Надо дойти до одинокой скалы в форме зуба — там мы сможем встретиться с Седной. Коней лучше оставить здесь, не стоит их тащить на скалы. На обратном пути заберем.

— Значит, ты точно знаешь, что мы вернемся — и вернемся именно этой дорогой Мне нравится твоя уверенность, — заметил Кравой.

Эльфа бросила на него колкий взгляд.

— Нет, я ни в чем не уверена, просто так они смогут найти себе пропитание независимо от того, вернемся мы или нет.

С разумностью довода трудно было не согласиться. Кравой молча принялся снимать с коня седло, Моав занялась тем же. Отпустив коней, они спрятали сбрую между двумя большими валунами и налегке пошли вдоль берега.

В течение последующего дня солнечный эльф успел не один раз подумать о том, насколько все-таки права оказалась маленькая эльфа. До самого вечера они шли по скалистому берегу, перебираясь по камням — даже выносливый Кравой и тот притомился! Что бы случилось с лошадьми, реши они затащить их сюда, страшно было представить.

День выдался жарким, лишь изредка со стороны воды вдруг доносился свежий ветерок — он был настоящим спасением. Однако для Моав жара была не помехой. Она легко перепрыгивала с камня на камень, не останавливаясь, чтобы передохнуть. Жрец солнца только диву давался — перед ним снова была маленькая озорная подруга его детства: смешливая, дерзкая, неутомимая — та, с которой прошли лучшие годы его жизни! Она будто вновь ожила под соленым морским ветром и теперь была еще более пленительной, чем раньше. Она то и дело подзадоривала отстающего краантль, называя то неповоротливым медведем, то солнечной черепахой. Он ускорял шаг, делая вид, что пытается догнать ее и поймать, а Моав заливалась звонким смехом и убегала еще дальше.

Счастливая улыбка сияла на загорелом лице Кравоя, сердце его быстро стучало от движения и нахлынувшего волнения. Он не мог сказать, радуется он или страдает — одно присутствие Моав наполняло его таким ощущением счастья, от которого голова шла кругом! Не смея дать волю чувствам, он мечтал только о том, чтобы вот так идти за ней бесконечно и чтобы она смеялась и так тепло и ласково смотрела на него… Знает ли она, что он ощущает сейчас? Иногда он ловил синий взгляд Моав, и ему казалось, что она все знает, и тогда лунная эльфа опускала прекрасные глаза, и смех ее обрывался, точно песня на полуслове.

Глядя на столь явные знаки внимания, Кравой все больше и больше мучился одним и тем же вопросом, который никак не решался задать Моав. Почему она путешествует одна — где ее таинственный кейнар? Где тот, ради которого она оставила дом и презрела давнюю дружбу?! И хотя молодому краантль было безмерно лестно, что она позвала на помощь именно его, иная, более смелая мечта волновала его. А что, если ее любовь к неведомому сопернику уже прошла?.. Что, если это была лишь мимолетная страсть, от которой ее сердцу остались лишь разочарование и кейна? При мысли об этом у Кравоя аж мурашки пробегали по коже — с чем с чем, а с кейной он сможет справиться, ведь он уже достаточно силен. Роковой вопрос так и вертелся у него на языке, но каждый раз, когда он собирался задать его, страх поссориться с эльфой останавливал его. Наконец, он собрал волю в кулак — надо же когда-нибудь положить конец неизвестности. Напустив на себя равнодушный вид, он как бы невзначай догнал Моав.

— Послушай, я тут давно хотел спросить у тебя кое-что — ты только не обижайся… — нарочито веселым голосом заговорил он. — Где же твой загадочный кейнар? Почему ты его постоянно прячешь от друзей?

Моав посмотрела на него долгим взглядом.

— Не переживай — думаю, вам еще доведется встретиться.

— Да я не переживаю, — смутился он. — Просто немного странно — я думал, он путешествует вместе с тобой…

— А тебе это было бы приятнее? — холодно спросила Моав.

Сердце Кравоя ухнуло. Он было достаточно проницателен, чтобы по ее тону совершенно ясно понять — в вопросах он зашел туда, куда заходить не следовало… Тайна осталась нераскрытой; тот, кого он не знал, продолжал стоять незримой тенью между ним и лунной эльфой, а ему оставалось лишь смириться с этим странным условием.

Больше Кравой этой темы не касался. Поняв его расстроенные чувства, Моав остаток дня обращалась с ним особенно тепло и ласково, точно отогревая каждым словом.

Они шли до самого вечера — закат был так прекрасен, в ярких малиновых сполохах облаков, в бликах червонного золота на волнах, что было просто жалко пропустить такую красоту. К тому же, ближе к концу дня стало прохладнее, останавливаться не хотелось, хотелось идти и идти.

Остановились лишь когда совсем стемнело. Жаркая ночь черным бархатом окутала взморье. Кравою казалось, он еще никогда не видел столько звезд. Они густо-густо усыпали небосклон, как бывает только в августе; то одна, то вторая из них срывалась, яркой искрой проносясь по небу. Говорят, это великая Эллар посылает на землю души новых эльфов — упадет звездочка, и появится в мире еще одна маленькая жизнь… Умиротворенный этой мыслью, Кравой заснул.

Глава 7. О том, как готовить рыбу, спасаться при кораблекрушении и говорить с орлами

Летняя ночь пробежала быстро. Утром, пока Моав спала, Кравой приготовил чай, предварительно порывшись в ее сумке в поисках чайника, и наловил мидий: они были поджарены прямо в костре. Проснувшаяся веллара пришла в восторг от такой обходительности, она с аппетитом вылущивала из ракушек нежное мясо, даже не вспоминая о запрете на поедание живых существ.

После такого завтрака дорога показалась легкой прогулкой. Еще до полудня они дошли до одинокой скалы — той, о которой говорила Моав. Ее можно было заметить издалека. Она торчала из воды на некотором расстоянии от берега, точно гигантский острый зуб или указующий перст. Кравой удивился ее странной форме: он никогда в жизни не видел таких камней — гладких, симметричных, точно специально выточенных трудолюбивым скульптором. Да и цветом каменный зуб резко выделялся на фоне окружающих скал — он был черным, как уголь, и блестящим, точно полированный агат. Маленькая эльфа и жрец солнца молча остановились на берегу, глядя на странное, почти зловещее сооружение. Кравой невольно подумал, что оно едва ли могло быть творением природы. Он с недоумением взглянул на Моав.

— Мы должны доложить Седне о своем приходе, так, чтобы она нас услышала, а это можно сделать только здесь, — ответила она на его немой вопрос. — Эта скала поднимается с самого дна моря, по ней мой зов сможет дойти до его глубин.

Она снова перевела взгляд на одиноко возвышающийся шпиль.

— Начнем завтра на рассвете, когда уже будет светло, но луна еще не сойдет с неба. Даже мне не хочется идти под воду в темноте…

Кравой содрогнулся и энергично закивал в ответ — уж кто-кто, а он точно не любил темноты.

В ожидании назначенного часа они расположились на некотором расстоянии от берега — морской бриз не доставал сюда, поэтому здесь было жарко, как в печке. Солнце припекало, замедляя мысли почти до полного их отсутствия. Так как до вечера было еще долго, друзья решили прогуляться к берегу.

Возле воды было не так жарко. Резкие порывы ветра приносили свежий, охлажденный над бескрайними просторами воздух — даже в разгар лета воды Ин-Ириля оставались холодными. Но если это кого-то и смущало, то точно не Кравоя.

— Ты как хочешь, а я пошел купаться! — заявил он стоящей рядом с ним эльфе и решительно начал стягивать с себя котту и сорочку.

Ловко прыгая по камням и на ходу раздеваясь, он стал спускаться к воде. Моав проводила его взглядом, на ее лице отразилась улыбка — глядя на жизнерадостного краантль и впрямь нельзя было не улыбнуться, он весь был полон свежей, неустающей силы молодости, упругие мышцы играли под атласной кожей, кудри бились на ветру. Через считанные мгновения он был в воде. Он нырял, словно дельфин, показывая длинную гибкую спину, то исчезая под волнами, то снова появляясь.

Моав подошла к краю обрыва, Кравой весело помахал рукой, приглашая ее разделить с ним купание, но она лишь покачала головой. Давно ли было то время, когда они купались в озерах, окружающих Рас-Сильван — целыми днями, до одурения прыгая вниз головой с нависших над водой деревьев… Многое могла бы вспомнить Моав — как солнечный эльф собирал для нее букеты желтых кувшинок, как ловил для нее перламутровые речные ракушки и как однажды она едва не утонула, нахлебавшись воды — вытащивший ее на берег Кравой чуть не плакал от отчаянья, глядя, как она кашляет. И как еще долго после этого обнимал ее, то и дело спрашивая, все ли в порядке, а потом тихо поцеловал мокрые белые волосы, думая, что она ничего не замечает…

Вдоволь наплескавшись, Кравой вылез на горячие камни, хитро обернул сорочку вокруг бедер, так что она стала похожа на юбку, и улегся греться на солнышке, словно ящерица. Услышав шаги Моав, он лениво открыл один глаз.

— Ты зря не пошла купаться — там, в воде, так хорошо! Сразу становится нежарко…

— Мне и здесь нежарко — никак не могу согреться, — со слабой улыбкой ответила она.

Кравой приподнялся на локте — Моав, похоже, действительно мерзла. Она куталась в свою короткую курточку, запахивая ее поплотнее, а ведь было совсем не холодно — разве что ветер с моря свежий… Тревожные мысли снова вернулись к Кравою. Еще в Рас-Сильване он заметил, что с Моав творится что-то странное… Он сел на камне.

— Ты не заболела? — заботливо спросил он. — Здесь ведь жарко, а ты мерзнешь!

Моав засмеялась — ее лицо снова повеселело.

— Нет, скорее уж проголодалась — я же не могу быть сытой от солнечных лучей, как некоторые.

— Да я вроде тоже недостаточно зеленый, чтобы впитывать солнце, — улыбнулся в ответ Кравой. — А это значит… это значит, что нам обоим пора пообедать!

— Какой же ты все-таки милый! — с неожиданной искренностью воскликнула Моав, заставив краантль залиться краской.

— Что значит «все-таки»?

— Ну, я же еще не знаю, что ты приготовишь…

Она лукаво взглянула на него, хотя ее слова были ничем иным, как кокетством — о кулинарных талантах солнечного эльфа в Рас-Сильване ходили легенды! Приняв столь дерзкий вызов, Кравой ловким прыжком поднялся на ноги, задиристо помотал растрепавшимися волосами. Солнце всегда придавало ему бодрости; покрепче завязав самодельную юбку, он без промедления занялся костром. Разломав, к ужасу Моав, несколько и без того хилых деревьев, он сложил из них конструкцию, на которой вполне можно было принести в жертву небольшого барана. Затем опустился на колени, выставив назад сухие крепкие щиколотки, набрал полные легкие воздуха и, пригнувшись к дровам, стал выдувать его тонкой струйкой. Через несколько мгновений дерево задымилось, вспыхнули маленькие язычки пламени. Кравой подул еще раз, точно вдыхая жизнь в огонь, и дрова весело затрещали. Вскоре подошла и Моав. Услышав шаги, Кравой обернулся — на бровях и ресницах у него белели крупинки соли, потемневшие волосы завились от морской воды, делая его похожим на мальчишку; на смуглой груди, чуть ниже ямки у основания шеи, в своем вечном беге крутилось солнечное колесо.

— Кухня почти готова, моя королева!

— А что мы будем на ней жарить?

— Я уже бегу ловить рыбу, моя королева! — с шутливой расторопностью воскликнул он, все еще стоя на коленях.

Моав снова рассмеялась и, неожиданно нагнувшись, положила обе ладони ему на волосы и поцеловала в лоб, словно благословляя… Сердце Кравоя так и зашлось! Ее губы были такими мягкими и прохладными… Моав резко отпустила его, словно смутившись собственной смелости, однако ее растерянность длилась всего миг — опять рассыпался ясный смех, синие глаза снова глядели смело и слегка насмешливо.

— Если она будет на тебя нападать, кричи! Я попробую помочь.

— Так и сделаю… — изменившимся голосом ответил краантль и, поднявшись, быстро зашагал к морю.

Вскоре он вернулся с уловом — тремя большими жирными рыбинами. Моав в лагере не было. Сев у костра, Кравой стал с довольным видом ворошить угли. Когда жаровня была готова, он осторожно уложил в нее рыб и присыпал сверху пеплом. Он любил, а главное, умел готовить на огне, утверждая, что пламя делает пищу живой. Было ли это действительно так, сказать сложно, но от его стряпни и впрямь трудно было отказаться. Даже Моав порой не могла удержаться, чтобы не съесть кусочек приготовленной им оленины или крольчатины. Конечно, когда никто не видел…

Вскоре появилась и она.

— Все готово, моя королева! — объявил Кравой, выкапывая обед из углей и сдувая с него пепел.

Рыба выглядела чрезвычайно аппетитно, тонкая кожица легко отставала, под ней белело нежное сочное мясо. Моав взяла одну рыбку и стала отщипывать от нее горячие кусочки, дуя на них. Глядя, как она пытается удержать пальчиками горячую еду, Кравой аж рассмеялся.

— Ты что забыла: пирожки с пылу с жару и чужую кейнару едят глазами! — смеясь, сказал он и тут же потупился — непонятно, для кого из них эта поговорка была более актуальна…

К счастью, веллара была слишком поглощена едой, чтобы заметить его смущение. Кравой взял второю рыбину и стал не спеша разделывать.

— Это жестоко — убивать бедных животных ради пищи! — заявила Моав, отделяя от косточек белое мясо.

— Ну не всем же питаться кочерыжками. Если я не поем мяса хотя бы раз в день, я хожу голодный.

— А как же обет, который вы дали солнцу? — хитро спросила эльфа. — Или старшего жреца он не касается?

— Касается. Но ведь убивать можно по-разному…

— Ах вот оно что! Выкрутились все-таки! Я всегда говорила, что краантль хитрые, как лисицы! И такие же рыжие!

Кравой положил свою долю и упер руки в бедра.

— Так, а ну положи рыбу на место! Она ведь приготовлена не с благословения богов! Ешь свои кочерыжки!

Он кинулся к Моав, но та вскочила, смеясь и держа драгоценную еду на отлете. Кравой рассмеялся вместе с ней и снова принялся за еду. Поделив поровну третью рыбину, они с аппетитом съели и ее.

После сытного обеда обоих начало клонить в сон. Первой сдалась Моав — зевнув несколько раз, она свернулась клубочком прямо на теплых камнях и уснула. Солнечный эльф некоторое время сидел, глядя, как набегают сине-зеленые волны, однако вскоре монотонное зрелище убаюкало его. Раскинувшись на солнцепеке, он тоже задремал.

Он спал пару часов, вернее, не спал, а скорее грезил наяву. Яркое солнце разморило его, мысли сделались ленивыми и тягучими. Проснувшись, Кравой некоторое время продолжал предаваться мечтам, мягкий и разнеженный, будто впитавший в себя тепло камней, на которых лежал, затем перевернулся на живот, взглянул в сторону Моав. Но ее не оказалось на месте. Он оглянулся по сторонам, сел — наверное, пошла гулять…

И действительно, вскоре из-за камней показалась маленькая фигурка. Эллари шла задумчиво, ветер тихо перебирал ее тонкие волосы, заставляя то и дело отводить их с лица белыми пальчиками, в свете солнца она казалась почти прозрачной. В руках у нее был букет высоких лиловых цветов, похожих на душицу. Уперев подбородок в ладони, Кравой мечтательно наблюдал, как она подходит все ближе.

— Проснулся, соня? — ласково спросила она, приблизившись к нему.

— Нет, еще сплю и вижу чудесный сон, — с улыбкой ответил он, вглядываясь в ее свежее лицо, чуть прикрытое растрепавшимися волосами.

— И что же тебе снится?

— Прекрасная лунная эльфа, которая идет по берегу моря и несет такие замечательные цветы…

Моав присела рядом с ним, по-дружески пригладила кудрявые волосы.

— Ты всегда был фантазером! Вот теперь еще и эльфы с цветами мерещиться стали. Спустись с облаков на землю!

— А если я не хочу? Если мне и так хорошо?

Она вдруг неожиданно стала серьезной.

— Тогда считай, что тебе повезло…

Поднявшись, она отбросила цветы в неожиданной злобе. Растерявшийся Кравой вскочил вслед за ней.

— Ты чего?! Ну, прости меня, я сказал глупость!..

Моав подняла лицо, заставив солнечного эльфа снова удивиться — ее взгляд был нежным и немного грустным.

— Скоро закат — давай посидим, посмотрим на море, — предложила она. — Помнишь, как мы в детстве любили смотреть на закат из моей башни?..

— Я до сих пор люблю на него смотреть, — чуть слышно проговорил Кравой.

* * *

Солнце действительно начинало клониться к горизонту. Ветер постепенно усиливался. Эльфы сели на высоком скалистом берегу, наблюдая, как море катит волны, дробя их о блестящие камни далеко внизу. Громады воды с ревом обрушивались на берег, и в следующий миг ветер доносил соленые брызги. Над волнами кружились чайки, оглашая воздух резкими криками; то одна, то другая из них вдруг камнем бросалась в сине-зеленую толщу, выныривая с бьющейся в клюве рыбешкой.

Кравой, не щурясь, смотрел, как на поверхности воды играют лучи. Удивительным, необъяснимым образом они были чем-то похожи друг на друга — яркие золотистые блики и солнечный эльф. За лето его волосы выгорели на солнце, обретя цвет зреющей пшеницы, и этот светлый цвет подчеркивал карюю темноту его глаз и смуглость кожи, обласканной летним загаром. Казалось, между ним и солнцем существует связь — тонкая и крепкая одновременно, сообщающая молодому краантль все возможные цвета солнечных лучей…

Моав немного посидела рядом с ним, потом тихо поднялась и отошла на скалистый выступ, что навис над водой. Сидя на горячем камне, Кравой украдкой наблюдал за ней. Непривычно тихая, она неподвижно стояла на краю обрыва, всматриваясь в далекий горизонт. Соленый ветер развевал ее волосы, как белый парус, обдувал щеки, сушил бледные губы, а жрец солнца все смотрел на нее, и не смел пошевелиться, боясь спугнуть прекрасное видение.

Неожиданно Моав запела — громко и протяжно, стоя лицом к ветру. Запела песню о молодом солнечном воине, что затерялся на морских просторах вдали от дома, но это был совсем не тот удалой напев, что звучал некогда под сенью могучего дуба, — еще никогда в жизни Кравой не слышал, чтобы эту историю рассказывали столь горькими словами. Он и не догадывался о существовании этих слов: та песня, которую он знал, была совсем иной, хоть и герои ее были те же — и конец у нее был совсем другим… Песня же, которую пела Моав, была отчаянной, словно плач по умершему, и страстной, как летящая вдаль молитва — она пела о море и затерявшемся в нем корабле, о страннике, всей душой стремящемся к дому, к той, что ждет его на берегу, у цветущего куста багульника; о ветрах, что встают на его пути, о ведущей его надежде, о том, как сменяет ее горькое отчаяние… Слово за словом лилась песня, и влюбленному краантль казалось, будто слышится в ней зловещий шум волн и беспощадный вой ветра. И жутко становилось ему и сладостно от этой песни, и каждое слово падало на дно его сердца, впечатываясь в него, точно горячий металл.

Уходят в море корабли, Плывут в неведомые страны, Их паруса, как птичий крик, Летят навстречу океану. Волна гнала куда-то вдаль И тот отчаянный корабль, Где Хелем погружен в печаль, Ждет встречи с берегом отрадным. Там навсегда покинул он Свою любовь, свои мечтанья, И куст багульника, что цвел, Когда сливались два дыханья… —

пела старшая веллара Рас-Сильвана, стоя на холодном ветру. С щемящей тоской слушал солнечный эльф ее голос, не смея ни вдохнуть, не выдохнуть. Слушал и страшился — ему казалось, оборвись песня, и случится что-то ужасное. Но она не обрывалась — наоборот, она натягивалась тугой струной, не на миг не отпуская сердце Кравоя, плотно вплетая слова в ветер, и ветер проникал в его душу.

…Прошло все, словно долгий сон, Его нелепые скитанья… Остался только ветра стон, И криков чаячьих рыданье. Он плыл домой, когда с небес, Под голос грома пала темень — Корабль мгле наперевес Вступил со штормом в бой смертельный. Смешалось все в соленой пене, И витязи, как якоря, По воле злого провиденья Спускались в темные моря. Но луч надежды на спасенье, Как меч, вонзил сын солнца в плот. И, удержав любви дыханье, Волной был выброшен на борт. К утру унялось вод кипенье, Тоскливый день сменился мгле И Хелем словно был виденьем Один на битом корабле. Затерянный в холодном море, Без весел, паруса, руля, Он знал, что не увидеть боле Ему любимые края. И там, меж морем, мглой и твердью Он проклял злых богов глумленье, Что обернуло долгой смертью Его чудесное спасенье.

Песня оборвалась, растворившись в воздухе, а вместе с ней угасла и надежда на спасенье… И понял солнечный эльф, что с этого дня не будет ему больше покоя, что вечно будет звучать внутри него этот голос, куда бы он ни пошел, где бы ни спрятался. В одно мгновение ему стало так легко и грустно одновременно, как будто кто-то произнес над ним смертный приговор, строго отсчитав оставшиеся дни жизни, и эти последние, самые последние дни стали так сладки и ценны, как не были ценны все предыдущие годы его существования.

Он потихоньку поднялся с камней, подобрал лежащий неподалеку алый плащ и, подойдя к эльфе, накинул его на тонкие плечи. Она, не оборачиваясь, прижалась щекой к его руке. Так они стояли, то ли обнявшись, то ли приклонившись друг к другу — они и сами не знали точно… Осторожно поправив ткань на плечах Моав, Кравой тихо отошел. Она осталась стоять. До самой темноты она смотрела вдаль, лишь когда небо стало совсем не отличить от моря, вернулась к костру. Кравой попытался заговорить с ней, но беседа не клеилась. Эльфа посидела некоторое время, потом пожелала ему спокойной ночи и устало побрела спать. Кравой слышал, как она устраивается на своем плаще — в ночной тишине каждый звук казался таким четким и ясным: он даже мог различить тихое дыхание Моав.

Подождав, пока в костре потухнут последние огоньки, Кравой разгреб палкой оставшиеся угли, чтобы они быстрее прогорели, и тоже поднялся. Его взгляд упал на спящую эллари — она лежала на боку, спиной к нему, съежившись, точно от холода. Худенькие плечи тихо поднимались и опускались в такт дыханию. Она показалась Кравою особенно беззащитной — кто угодно может сейчас прийти и обидеть ее, такую маленькую и хрупкую. Осторожно, чтобы не разбудить, он подошел и лег на землю рядом с ней, повторяя изгиб ее тела. Детьми они часто спали так, чтобы согреться… Моав пошевелилась — видимо, еще не успела заснуть.

— Ты чего не спишь? — шепотом спросил он.

— Не знаю, не спится…

Движимый нахлынувшей нежностью, солнечный эльф обнял ее за плечо. Не поворачивая головы, она вдруг потянулась, схватила его руку и прижала к своей груди. Кравой замер, ему почудилось, что в этом движении скользнула скрытая ласка.

— Расскажи мне что-нибудь! — быстро проговорила она.

— Что же тебе рассказать?

— Что угодно, только не молчи!

— Ну, хорошо… — удивленно произнес Кравой, — я могу рассказать тебе историю о том, как отец всех краантль, азарлар Кайлал встретился с Ктором. Хочешь?

Не отпуская его руки, она поспешно закивала. Кравой начал рассказ, и голос его звучал тихо и таинственно, точно отзвук давно умолкших сказаний:

— Много тысяч лет назад, когда ни Рас-Сильвана, ни Рас-Кайлала еще не было, Сын Неба, азарлар Кайлал приплыл из-за моря вместе с красавицей-дочерью. Лицо Кайлала было прекрасно, его волосы сверкали, как солнце, а от одного его взгляда вспыхивало пламя, но еще прекраснее была его единственная дочь. Даже самый сильный ветер останавливался, чтобы полюбоваться ее красотой, а когда она распускала свои огненные волосы, солнце забывало заходить за горизонт — так они были великолепны!

Долго путешествовали отец и дочь по земле. Они шли вдоль моря, то углубляясь в леса, то снова подходя к берегу. Много прекрасных земель видели они, но ни одна из них не понравилась Кайлалу. Наконец, они пришли в удивительный лес — деревья в них были высокими и стройными, а их кора сияла чистым золотом. На берегу ручья дочь попросила сделать привал — она очень устала за день. Тогда Кайлал оставил ее и один отправился в лес.

Он шел целый день, и лес все больше и больше нравился ему. Неожиданно до его слуха донесся странный звук, словно кто-то звал на помощь. Кайлал пошел туда, откуда слышался крик, и вскоре вышел на поляну, на которой стояли два огромных дерева. Они были настолько высокими, что Кайлал смог видеть лишь стволы — верхушки деревьев терялись в облаках. Он понял, откуда доносился вопль — высоко-высоко, на развилке одного из деревьев находилось большое гнездо, в нем были видны птенцы, каждый из которых был размером с лебедя. Кайлал сразу понял, что они в опасности — обвиваясь вокруг ствола, прямо к гнезду подбиралась гигантская змея! Не раздумывая, азарлар бросился к дереву, обхватил его руками и ногами и начал карабкаться вверх, пока не добрался до хвоста змеи. Это заняло у него целый день. К концу второго дня он достиг середины змеи, а к вечеру третьего — головы. Заметив, что кто-то пытается помешать ей съесть добычу, змея зашипела на Кайлала, но азарлар не испугался — он схватился руками за челюсти змеи и разорвал их. Змея начала извиваться и упала, мертвая, на землю.

Удостоверившись, что птенцам ничего не угрожает, Кайлал стал спускаться. Стоило ему ступить на землю, как послышался страшный шум — как будто гром прогремел среди ясного неба! Подул сильный ветер, деревья пригнулись к земле. Кайлал едва успел спрятаться за ствол дерева, а в небе показался огромный орел. Его крылья хлопали так, что казалось, будто в небе гремит гром, глаза сияли, как молнии, перья были рыжими, точно пламя — когда они терлись друг о друга, летели искры.

Взмахивая могучими крыльями, он опустился на гнездо, птенцы снова запищали, но на этот раз радостно. Кайлал не удержался и выглянул из укрытия — ему хотелось еще раз взглянуть на орла. К его ужасу, птица легко снялась с края гнезда и, описав круг, приземлилась рядом с ним.

— Я — повелитель дневного неба. Ты спас моих детей, и я благодарен тебе! — проговорил орел, немало удивив Кайлала. — Я перед тобой в неоплатном долгу, отныне я буду служить тебе, как друг и слуга. Подумай, нужна ли тебе такая дружба — я жду твоего ответа чрез пять дней.

С этими словами он снова взвился в небо и исчез.

Весь последующий день Кайлал бродил по лесу, раздумывая над словами орла. Он и не заметил, как вновь вышел на ту же самую поляну. Его внимание привлек знакомый писк. Он поднял голову, но на этот раз звук доносился не из орлиного гнезда — на соседнем дереве темнело гнездо ворона, в нем были видны черные птенцы. Змея, еще более страшная, чем та, которую недавно убил Кайлал, подкрадывалась к воронятам. Азарлар думал было пройти мимо, но крик птенцов был таким жалостным, что он снова полез на дерево.

Четыре дня лез он, чтобы добраться до головы змеи, такая она была огромная! Добравшись до нее, он расправился с ней так же, как и с ее сестрой. Через некоторое время прилетел ворон, его крылья гремели, словно камнепад, а перья были черными, как ночь. Это был Кильв — повелитель сумеречного неба. Подобно орлу, он предложил азарлару свою службу, назначив срок для ответа — один день. Охваченный сомнениями, Кайлал в растерянности вернулся к дочке — она сидела на берегу ручья и шила себе платье.

— Отец, ты не принес мне перьев? — спросила девушка. — Мне надо украсить подол платья.

Кайлал взглянул на ее роботу и удивился ее красоте.

— Каких перьев тебе надо?

— Рыжих, как огонь, чтобы они играли в лучах солнца! Какие же еще надлежит носить тем, кто поклоняется дневному светилу?

— Ты, как всегда, права, моя красавица! — просияв, сказал Кайлал.

Этим же вечером он снова явился на поляну к двум деревьям. Орел и ворон уже ждали его. Подойдя к дереву, на котором было гнездо орла, Кайлал низко поклонился.

— Прошу, будь другом мне и моим потомкам. Я буду называть тебя Ктор.

Ворон с шумом поднялся в воздух и улетел, а орел слетел с дерева и поклонился в ответ Кайлалу. Слушаясь советов Ктора, азарлар построил вокруг этой поляны свой город, а сам орел с тех пор верно служил краантль…

Кравой замолчал, осторожно погладил Моав по плечу — не спит ли?

— А его дочь, что с ней сталось?.. — тихо отозвалась она.

— Дочь? А она взяла на сердце одного из сыновей орла, у них родилось много детей — от них повели свой род солнечные эльфы, а их старший сын стал первым жрецом солнца.

Моав задумалась.

— А ей не страшно было? Он, наверное, был такой грозный.

— Как можно бояться того, кого любишь?! — удивился Кравой.

Маленькая эльфа вздрогнула.

— Да, ты прав…

Она вздохнула и, покрепче прижав к себе руку Кравоя, уснула.

Глава 8. Последнее слово Седны

Когда они проснулись, небо только начинало бледнеть. Они быстро позавтракали и двинулись в сторону моря. Утро выдалось свежим и чистым, настроение Кравоя было как нельзя более бодрым. Моав, наоборот, выглядела почти несчастной. Жрец солнца то и дело поглядывал на нее — утренняя прохлада заставляла бедняжку кутаться в свой плащ, маленькие руки казались особенно белыми и тонкими.

Они добрались до берега. Одинокая скала все так же возвышалась над поверхностью моря, точно зуб огромного чудовища, над ней белым пятнышком висела луна. Морская гладь была почти неподвижной, в ней сталью отражалось серое, еще не тронутое солнцем небо.

Моав сложила свои вещи на берегу и, не спеша, подошла к кромке воды. Кравой остановился на некотором расстоянии. Веллара постояла немного, глядя на воду, затем подняла руки и протянула их по направлению к луне. Вскоре вокруг ее ладоней стал появляться белесый туман. Он покрутился рядом, затем вытянулся в нить и поплыл прочь от берега в сторону каменного зуба. Кравой, не шевелясь, следил за его полетом. Скоро туман закручивался светлым шарфом вокруг острия скалы. Словно змея, он сползал все ниже и ниже по спирали, пока не уперся в воду и не исчез в ней. Моав опустила руки.

— Теперь будем ждать, пока Седна соизволит принять нас, — сказала она и, отойдя, села на песок.

Солнечный эльф с трепетом глянул на воду — она была все такой же спокойной, лишь легкий ветерок время от времени пробегал по ней рябью.

— Раздеваться надо? — недовольным тоном спросил он, стягивая плащ.

— Не обязательно, — улыбнулась Моав, — хотя, если ты разденешься, возможно, наши шансы уговорить Седну возрастут.

— Прекрати болтать глупости! — в сердцах бросил Кравой, но одеваться обратно не стал.

Он хотел еще что-то добавить, но вместо этого замер с плащом в руке: вода возле одинокой скалы взволновалась, пошла кругами. Всего через несколько мгновений на месте спокойной глади яростно плескались волны — они налетали на скалу, дробясь о камни. Моав поспешно поднялась с земли и встала рядом с краантль; синие глаза внимательно наблюдали за тем, как разрозненные всплески постепенно распадаются на две большие волны, одна на некотором расстоянии от другой — такие валы образуются за кормой быстро идущего корабля.

Плеснув последний раз, волны направились к берегу. Кравой невольно отступил на несколько шагов от края воды. Тем временем волны добрались до прибрежных скал и с силой ударились в них. Вода расступилась, образовав проход не больше шести шагов шириной. На дне открывшегося коридора белел песок — он был еще влажным от соленой воды, конец дороги терялся вдалеке. Немного помедлив, Моав выдохнула и сделала решительный шаг туда, где только что была вода. Кравой шагнул за ней…

Они отходили все дальше и дальше от берега. Справа и слева от них возвышались стены из воды — гладкие и ровные, как изнанка крутой волны; по мере хода стены становились все выше и выше. Эльфы прошли уже несколько лиронгов. Под ногами был все такой же песок вперемешку с поломанными ракушками и опавшими водорослями, зелеными лентами лежащими на дне: на свету они казались жалкими и безжизненными. Жрец солнца задрал голову — отвесные стены уходили вверх на невообразимую высоту, далеко-далеко узенькой лентой виднелось небо. Кравою стало не по себе — он представил, что случится, спади заклятие, удеживающее этот коридор в океане! Тонны воды обрушатся на маленькие фигурки, смяв их в лепешку. Его прошиб холодный пот. Он бросил быстрый взгляд на Моав — не в пример ему, она казалась спокойной. Более того, похоже, ей даже нравилось путешествие — она то и дело подходила к прозрачной водной толще и любопытно вглядывалась в нее.

— Кравой, иди сюда, посмотри, какая красота! — поманила она краантль.

Тот нехотя подошел — что может быть красивого в мире, где нет солнца! Однако, взглянув туда, куда указывала Моав, он мигом забыл о недовольстве. За стеной, совсем близко от их лиц, покачивались на волнах самые невероятные существа — они словно нарочно собрались здесь, чтобы рассмотреть гостей. Огромные медузы величественно вздыхали тончайшими телами-колоколами, их щупальца развевались по воде прозрачным кружевом; между щупалец, сверкая чешуей, сновали стайки рыб. Разноцветные кораллы тянулись со дна, точно диковинные растения, на них яркими цветами распускались звезды актиний. Одна из актиний сорвалась с места и поплыла. Следя за ней, Кравой невольно прильнул лицом к водяной стене — она была упругой и плотной. Оживший цветок оказался вовсе не актинией, а яркой рыбкой. В следующее мгновение все кораллы запестрели рыбами всевозможных форм и расцветок. На них охотились рыбы побольше — при их приближении мелюзга пряталась среди своих подводных садов, актинии сворачивались, точно по команде.

Не отвлеки его Моав, Кравой простоял бы так целый день.

— Ну что скажешь, есть жизнь под водой? — насмешливо спросила она.

— Уж что есть, то есть! — восхищенно признал он. — Я такого и представить себе не мог!

— Ладно, идем, успеешь еще насмотреться по дороге.

С явной неохотой он отошел от стены, и они снова продолжили погружаться в самое сердце подводного царства. Время от времени Кравой замечал, что то справа, то слева мелькают огромные темные туши — киты и касатки. Ему стоило огромных усилий вновь не прилипнуть к поверхности воды. Один раз они увидели остов затонувшего корабля — он лежал на дне, на боку, точно скелет огромного животного. Моав с трудом оттащила друга от этого зрелища.

Они продолжали опускаться все глубже и глубже. Вокруг постепенно становилось мрачнее — на эту огромную глубину почти не проникал солнечный свет. Вода теперь была темной и практически непрозрачной, от нее шел ледяной холод. Яркие кораллы пропали, вместо веселых рыбок из-за стены глядели чудовища с огромными остановившимися глазами — в них едва ли можно было признать рыб. Несколько раз Кравою показалось, что в воде мелькнули силуэты, отдаленно похожие на эльфийские, но рассмотреть их он не успел — лишь на мгновение приблизившись к коридору, они вновь исчезали в темной дали. Мрачные мысли, на время отступившие при виде подводных красот, вновь охватили краантль. Неожиданно впереди показалось нечто, похожее на каменную арку. Переглянувшись, эльфы ускорили шаг. Теперь дно Ин-Ириля выглядело совсем иначе — оно было холодным и бесцветным. Вместо песка под ногами зловеще хрустели кости рыб и мертвые оболочки моллюсков, все вокруг поросло кораллами, но не маленькими и пестрыми, а огромными, точно колонны, и белыми, как алебастр. Они переплетались, образовывая своды и стены, направо и налево уходили коралловые галереи.

Через некоторое время эльфы подошли к арке. Белая как мел, она была образована сросшимися коралловыми столбами. Жрец солнца с замиранием прошел под белым сводом.

— Это вход в замок Седны, — понижая голос, произнесла Моав. — Теперь мы в полной ее власти.

Кравой вздрогнул — ему уже совершенно не хотелось смотреть по сторонам! — и молча поспешил следом за Моав. Коридор закончился — они дошли до места, где вода смыкалась, образовывая такую же стену, которая стояла между ними и морскими обитателями. Теперь эльфы были окружены водой с трех сторон — единственный свободный путь вел обратно к берегу.

Кравой подошел вплотную к стоящей перед ними холодной поверхности и заглянул внутрь. В голубой темноте он смог рассмотреть нечто, похожее на ложе из сросшихся белых кораллов. Оно возвышалось на высокой ножке, густо покрытой ракушками. Жрец солнца присмотрелся внимательнее и обомлел — на подводном ложе сидела нава. Он сразу понял — это была Седна, владычица Ин-Ириля. Дыхание замерло в горле краантль, он, не мигая, воззрился на невиданное чудо. Он мог бы сказать, что нава была обнаженной, однако это, придуманное двуногими существами слово едва ли подходило к хозяйке Северного моря. Ее тело и лицо сплошь покрывала едва заметная голубоватая чешуя. Составляя естественную одежду, она образовывала на коже навы тонкий узор, отчего та казалась полупрозрачной. На уровне талии тело Седны плавно переходило в длинный бледно-голубой хвост, похожий на китовый; из-за него она выглядела длинной, однако, присмотревшись повнимательнее, Кравой понял, что верхняя ее часть такая же по размеру, как у наземных женщин. Он смутился — нава казалась ему голой и одетой одновременно — но отвести глаз уже не мог. Как завороженный, рассматривал он плавные изгибы ее наполовину рыбьего тела, перебирал глазами каждую чешуйку и не мог оторваться. Он почему-то представлял ее себе старой и отвратительной, а она оказалась такой прекрасной!

Заметив восхищенный взгляд краантль, Седна чуть заметно улыбнулась ему. Ее улыбка холодной дрожью пробежала по всему телу Кравоя. Бледные губы зашевелились в тишине:

— Я рада приветствовать вас, дети земли, — произнесла нава, продолжая смотреть на Кравоя. Ее слова донеслись до гостей с небольшим опозданием. — Что привело вас в глубины моря?

Кравой похолодел — он был уверен, что она обращается лично к нему. Стоящая сбоку от него Моав быстро, но с достоинством выступила вперед.

— Привет тебе, владычица Северного моря, — ясным голосом ответила она.

Кравою показалось, что в ее тоне скользнула злость. Седна неспешно отвела прозрачные глаза от него и остановила взгляд на велларе.

— Я — Моав Синтарэль, старшая веллара Рас-Сильвана, рядом со мной старший жрец солнца. Мы пришли с просьбой и надеемся, ты не откажешь нам, — продолжала Моав. — Тем более что речь идет о покое всего Риана.

Нава чуть заметно кивнула головой в знак согласия слушать. Кравой обратил внимание на ее волосы — они были почти прозрачными. В следующий миг он понял — это были не волосы, а длинные плавники. Они вуалью расплывались вокруг лица Седны, покачиваясь в морском течении. Ни короны, ни диадемы, ни другого привычного для земных владык украшения на них не было. Резкий, с едва различимой льдинкой, голос Моав снова резанул слух Кравоя:

— Нам стало известно, что в водах Ин-Ириля уже много лет хранится Полночная Молния, меч Лагха. Известно нам и то, что скоро взойдет Кровавая луна. Заботясь о благе всего живого и победе сил света, мы сочли своим долгом обезопасить Нар-Исталь от того, кто может использовать его во вред Риану, а также позаботиться о том, чтобы меч попал в руки новому Иннарису.

— А что, он уже явил свое имя? — спокойно спросила нава.

— Да, оно известно.

Кравой вздрогнул — голос эльфы звучал так твердо и властно, как никогда прежде! Ни тени сомнения! Нава чуть подалась вперед.

— Значит, вы хотите забрать Жгучий металл и отдать его тому, кто называет себя новым Хэур-Талом, — уточнила она, в ее словах слышалась легкая насмешка.

— Да, владычица моря, все именно так, — ответила Моав. — Благодарю за то, что поняла нашу просьбу.

Седна плавно спустилась с трона, подплыла вплотную к границе воды и замерла. Ее бесстрастное лицо оказалось совсем близко от лица Кравоя — он мог рассмотреть на нем каждую чешуйку. Солнечный эльф замер, не смея пошевелиться. Это было похоже на наваждение. В какое-то мгновение ему показалось, что лицо навы постоянно меняется — он пытался уловить взглядом ее черты, но они ускользали от глаз, точно изменчивый узор на поверхности волн. Слова навы выдернули Кравоя из ступора.

— Если это ваша единственная просьба, то вы пришли зря. Вы не получите то, что хотите, — спокойно ответила она, отплывая прочь от стены. — Я разрешаю вам вернуться обратно на землю и надеюсь, вы воспользуетесь этой милостью.

Моав сделала шаг вперед.

— Но почему ты не хочешь отдать Нар-Исталь?!

Седна усмехнулась.

— Я отдам его, но только законному владельцу.

— Это кому же? — удивилась веллара.

— Моррогу!

Глаза эльфов расширились от удивления. Седна же, наоборот, улыбнулась странной, почти жуткой улыбкой.

— Моррог — единственный, кто сможет избавить нас от НЕГО. Наш народ жил в радости, пока в океане не появился ОН. С тех пор нам нет покоя.

— Да кто ОН?! — вскричала Моав.

Прозрачные глаза навы гневно сверкнули.

— Катхан! Уже много сотен он мутит воды Ин-Ириля, не успокаиваясь ни днем, ни ночью, пугая наших детей, не давая нам ни минуты покоя!

Она снова подплыла к самой грани воды, заставив Кравоя отпрянуть.

— Вы там, на земле, ничего не знаете об этом, вы радуетесь, что Катхан вас больше не тревожит, а мы считаем дни до того момента, как он выйдет на волю и вернется на сушу! Все это время мы верили, что когда-нибудь появится герой, который освободит Ин-Ириль от этого чудовища, и вот совсем скоро он придет! И мы торжественно отдадим ему Нар-Исталь как знак нашего преклонения и покорности.

— Но если Моррог выпустит монстра, Риан погибнет! — вскричала Моав — на ее скуластом лице застыло выражение ужаса.

— Мы много лет терпели его, теперь пришла ваша очередь, — отрезала Седна. — Вы увидите Нар-Исталь лишь в руках Моррога. Это мое последнее слово!

Кравой не успел удержать маленькую веллару — она в ярости подскочила ближе. Еще миг, и бледная кожа коснется воды.

— Но это же безумие! — в отчаянии закричала она, меча глазами молнии. — Должен быть какой-то другой выход!

— Выход? Очень часто он бывает только один, — холодно проговорила нава, — вот как сейчас, например… Вы теперь в ловушке здесь, под водой — для вас отсюда нет иного пути на берег, кроме того, по которому вы пришли.

Она немного помолчала, наслаждаясь ужасом гостей.

— Я бы не советовала вам продолжать этот спор, заклятие может неожиданно спасть, и что тогда?.. Только представьте себе, вся эта вода мигом поглотит вас, и никто даже не узнает, как вы погибли.

Пораженные ее словами, эльфы отступили. Кравой обернулся — берега было не видно. Досада охватила его — значит, они зря проделали весь этот путь. Пару мгновений они стояли, Моав взвешивала слова Седны, после чего с едва сдерживаемым раздражением проговорила:

— Я в последний раз прошу тебя внять нашей просьбе, ибо своими действиями ты обрекаешь Риан на гибель!

— Пусть будет так! Вы не получите меч, никогда!

Битва была проиграна. Они развернулись и, уже не глядя на красоту за гранью воды, поспешили в сторону берега. Несколько раз Кравой оборачивался — ему мерещилось, что прозрачные глаза все еще смотрят ему в спину.

Глава 9. Давние дела и странные решения

Моав находилась в ужасном расположении духа. После возвращения из моря она словно взбесилась — ходила, не находя себе места, бормотала злобно себе под нос, а на все увещевания Кравоя лишь огрызалась.

— Ее тоже можно понять, Йонсаволь, — терпеливо рассуждал тот. — Представь, что в твоем доме живет чудовище, которое не дает тебе спать — ты бы, наверняка, сделала все, чтобы избавиться от него.

— Да, но не такой же ценой!

— Цена, цена… В последнее время я только и слышу, что о цене! Стоит ли оно того, не стоит! Надоело! — вспылил Кравой. — Что было бы, начни солнце думать, стоит ли тратить на нас свой свет или нет!

— Боюсь, нам бы довелось жить в полной темноте, — вдруг рассмеялась Моав.

Кравой вздохнул с облегчением — приступ гнева, охвативший маленькую эллари, прошел. Он поспешил подыскать другую тему для разговора.

— А вообще странная она, эта Седна — я как глянул на нее, так меня будто обухом по голове огрели!

— Ты бы себя видел со стороны! Я никогда не думала, что ты умеешь так смотреть на женщин! — улыбаясь озорной улыбкой, воскликнула Моав.

Кравой покраснел до самых ушей.

— Опять ты глупости говоришь! Хорош бы я был с этой хвостатой в Круге песен.

— И все-таки признайся, она тебе понравилась.

Он поднял умоляющий взгляд на Моав и засмущался окончательно — ее глаза смотрели непривычно игриво.

— Она очень красивая, это правда…

— Да, правда, — просто признала веллара, — очень красивая. Такая вся неземная…

— Конечно, неземная — она ведь в море живет! — резонно заметил Кравой.

Они переглянулись и весело рассмеялись.

— Ладно, давай спать, — предложила Моав. — Может, тебе приснится, что у тебя вырос хвост и ты отправился жить в Ин-Ириль! По-моему, ты был бы не против.

— Да, если в Ин-Ириле не действуют законы Эллар, — тихо проговорил Кравой, глядя ей прямо в глаза.

Моав опустила взгляд и не ответила. Расстелив плащ, она легла на него так, чтобы было видно огонь. Кравой устроился неподалеку. Моав молча смотрела на угли и изредка вздыхала, точно сокрушаясь о чем-то, Кравой тоже ничего не говорил — глядя, как догорают дрова, он вспоминал, но на сей раз совсем не морскую красавицу…

Он вспоминал подобную ночь много лет назад, когда они с Моав так же лежали возле догорающего костра. Такая же тихая ночь окружала их, так же потрескивали угли, вот только мысли их той далекой весной были куда более легкими и радостными. Лунная княжна тогда едва перешагнула порог детства, вступив в прекрасную юность, сравнимую разве что с первым нежным лучом утренней зари. И сейчас воспоминание о ее невыразимой хрупкости в ту пору заставляло учащенно биться сердце Кравоя. Молодой воин, едва прошедший посвящение в храме Солнца, стал завороженным свидетелем этого чудесного превращения. Терзаемый смутными желаниями, он удивленно наблюдал, как детское тело Моав изо дня в день наливается женственной красотой, как становятся более плавными ее обычно порывистые движения, как нежные нотки закрадываются в звонкий голос. Глядя, как смущенно опускаются синие глаза веллары, стоит лишь им встретиться взглядами, он чувствовал — что-то переменилось в их отношениях закадычных друзей. Что-то, что исподволь зрело в их сердцах вплоть до той самой ночи…

* * *

Это было на исходе весны. Они второй день пробирались по лесу — лучники Лагда совсем недавно видели здесь забредшего виверна с детенышем. Моав захотела посмотреть на дракона, и безотказный Кравой, как всегда, вызвался ее сопровождать.

Несмотря на то что они продвигались почти бесшумно, осторожный зверь, похоже, чуял их и отступал все глубже в лес, оберегая малыша. Весь день солнечный эльф и маленькая веллара безуспешно прочесывали заросли в надежде найти хоть какие-то следы пребывания этой пары, но все тщетно. К вечеру они смертельно устали; разведя костер и наспех поужинав, они улеглись у догорающего костра на теплый плащ Кравоя, не в силах пошевелиться от усталости, и тут же заснули.

К утру похолодало — майская ночь еще не совсем сбросила стылое дыхание зимы. Дрожа от предрассветной прохлады, юная эльфа во сне зябко куталась в свой край плаща. В попытке согреться она прижалась к теплому боку Кравоя; тот вздрогнул и открыл глаза… Он с сонным удивлением смотрел на лежащую рядом Моав — разбуженная резким движением, она тоже не спала. Взгляды их встретились, окатив друг друга волной изумления. Сколько раз во время таких вылазок они спали под одним плащом, согревая друг друга — теперь же молодой краантль словно впервые смотрел в прозрачные синие глаза эллари, и сердце его все еще бешено колотилось от ее прикосновения. Новый, неведомый ему взгляд женщины, неожиданно проснувшейся в маленькой эльфе, бесконечно смущал Кравоя, очаровывал, манил, пробуждая чувства, которым он даже не мог придумать названия.

«Любишь ли?» — спрашивал этот синий взгляд, «Люблю, люблю!» — страстно отвечали темные глаза солнечного эльфа. Сколько лет потом преследовал Кравоя этот говорящий взор, сколько раз готовы были сорваться с уст несказанные слова! Но тогда… Повернувшись к Моав, он коснулся пальцами еще по-детски пухлых губ, нерешительно пощупал упавшую на лицо белую прядь, затем положил руку на затылок эльфы, погрузив концы пальцев в мягкие волосы — и как он раньше не замечал этого сладкого пьянящего запаха! Тонкое девичье тело доверчиво потянулось к нему, мягкие губы раскрылись для поцелуя. Горячая рука Кравоя скользнула под холодный шелк сорочки, осторожно легла на тонкую спину, он привстал на локте и прижался к маленькой велларе, готовый разрушить последнюю преграду, разделяющую их. Навеки привязать ее к себе, только к себе, заточить в свою любовь, как в крепость…

Их лица были совсем близко — всего один вздох, один удар сердца еще разделял их губы. Но сердце Кравоя замерло в нерешительности — чистота юной эльфы, закованной в свою невинность, как в стальную броню, останавливала его, подобно невидимой стене. Его рука застыла на спине Моав — затаив дыхание, он не смел более коснуться ее тела, ставшего вдруг священным и неприступным. Молящие глаза эльфы горели, требуя его нежности, несбывшиеся поцелуи таяли на приоткрытых губах, но Кравой чувствовал, что время ее любви еще не наступило. Знал, что пройдет еще несколько зим, прежде чем сердце маленькой эллари окончательно раскроется для кейны, а тело — для жарких мужских ласк… Он отнял руку и тихо лег рядом с ней, рассматривая эту новую Моав, тайную и страстную, замкнутую в своем целомудрии до назначенного часа, и лежал так до самого рассвета, а она смотрела на него…

Тогда Кравой и представить себе не мог, что не его губы сорвут первые стоны расцветшего тела Моав, чужие руки сомнут ее в объятьях, чужое сердце камнем упадет на ее нежную грудь! И вот теперь невидимая стена снова стояла между ним и его любовью, но это была не чарующая невинность девичьего тела, а чья-то нахальная тень, отобравшая сердце его Йонсаволь, заставившая Кравоя замолчать. И он молчал, всеми силами пытаясь скрыть, что не послушался мудрого совета Лагда, что любит ее по-прежнему! Ее, чужую кейнару, запретную и недосягаемую, а оттого еще более желанную…

Скоро дрова догорели, солнечный эльф отвернулся от того места, где недавно пылал костер, и заснул. В эту ночь ему ничего не снилось.

* * *

Когда Моав открыла глаза, Кравой был полностью одет и собран. Он стоял возле кострища, сложив руки на груди, весь его вид красноречиво говорил о хорошем настроении и прекрасном самочувствии.

— Ну что, в обратный путь? — вопросил он вместо привычного «доброе утро». — Шорох, наверное, там уже совсем меня заждался!

Однако веллара не разделяла его благих намерений. Она села на плаще, скуластое личико стало серьезным и сосредоточенным.

— Придется ему подождать еще немного.

Кравой бросил на нее удивленный взгляд. Она возмутилась:

— Мы не можем так это оставить! Что с того, что Седна нам отказала, должен быть еще какой-то способ добраться до Нар-Исталя!

Жрец солнца страдальчески вздохнул — похоже, их общение с морем было еще не закончено.

— У меня есть план, — заговорщицки подмигнула Моав.

Он вздохнул еще раз.

— И в чем же он состоит?

— Увидишь. Для начала нам надо добраться до бухты Иголки — слышал о ней?

— Не слышал и, честно говоря, не жалею об этом, — пробурчал Кравой — все, что касалось моря, холода и темноты по-прежнему было ему не по душе.

Моав посмотрела на него со снисхождением, с каким смотрят на капризного ребенка.

— Это место, где вылупливаются маленькие навы — ну детеныши, понимаешь?

Кравой описал рукой в воздухе неопределенную фигуру.

— В общих чертах, да — они вылупливаются, потом растут, вроде как головастики, плавают себе, потом…

— Да гур с ними, с головастиками! — досадливо воскликнула Моав.

Рука краантль застыла, не закончив жеста, он удивленно воззрился на подругу — он еще никогда в жизни не слышал, чтобы та ругалась! Моав смутилась и поспешно уточнила:

— Я хотела сказать, нам неважно, как они вылупливаются — важно, что они выбрали для этого именно это место! Представь себе, все навы, как один, плывут туда, чтобы завести потомство! Ты только подумай, что будет, если с этой бухтой что-нибудь случится!

— Что с ней случится? — недоуменно спросил Кравой.

— Ну, мало ли что… Предположим, она вдруг станет непригодна для роста икры, и все детеныши окажутся под угрозой.

— Ужас какой! Бедные детеныши!

— Бедные. А вот теперь подумай — наверняка хоть кто-то из их родителей хоть краем уха слышал о том, где спрятана Полночная Молния.

— Ну и что? — осторожно спросил краантль.

— Ну и то, что они могут нам это рассказать.

На лице Кравоя отразился испуг, смешанный с недоверием.

— Ты что, хочешь убить маленьких детенышей?!

— Да никого я не буду убивать, — отмахнулась Моав. — Просто пригрожу и все.

Солнечный эльф смотрел на нее все с тем же выражением ужаса на лице — он и представить себе не мог, что в этой красивой головке могут рождаться такие жестокие мысли. Моав, похоже, поняла его недоумение.

— Но это наш последний шанс узнать, где находится Нар-Исталь! К тому же, я обещаю, никто не пострадает…

Лицо Кравоя исполнилось совершенно непреклонной решимости, карий взгляд стал острым и пронзительным, как у орла.

— Хорошо, — спокойно заговорил он, в его голосе послышались ровные, но стальные нотки, те черты характера, за которые его избрало самое грозное из светил, — я пойду с тобой, но только при условии, что никто действительно не пострадает. Ты знаешь, я готов разделять твои идеи, но не те, которые переходят все границы! Я не позволю тебе убивать невинных малышей из-за какого-то куска металла. Ясно? Иначе пеняй на себя — я предупредил.

Его голос звучал так твердо, что Моав на несколько мгновений растерялась: похоже, она тоже недооценила товарища.

— Хорошо, хорошо, — смутившись, поспешила заверить она, — я ведь даже и не думала вредить кому-то!.. Мы просто попробуем с ними поговорить, и все.

— Вот и договорились, — выразительно произнес Кравой, продолжая глядеть ей прямо в глаза. — Куда нам идти?

— Вдоль берега, еще день. Если сейчас выйдем, то, думаю, к вечеру придем.

— Тогда чего же мы ждем?

Моав с поспешностью стала собираться. Запихивая вещи в сумку, она время от времени искоса поглядывала на Кравоя, и на лице у нее было написано явное удивление. До выхода они не сказали друг другу ни слова. В молчании они покинули лагерь и двинулись вдоль моря. Необычайно послушная и тихая, лунная эльфа топала следом за краантль. Тот шел быстро, не оборачиваясь. Лишь через пару часов такого марша Моав подала голос, осторожно попросив сделать привал. Жрец солнца прошел еще немного, выбрал удобное место и остановился. Моав тут же бросилась старательно собирать дрова; раньше она никогда этого не делала — всем, что касалось костра, занимался он…

Удивленно понаблюдав, как она складывает сухие ветки рядом с местом для огня, Кравой стал отламывать тонкие палочки и выстраивать их шалашиком. Моав присела рядом с ним, с робкой улыбкой протянула несколько особо сухих прутиков. Отвлекшись от своего занятия, он с тревогой взглянул в ее лицо: она виновато потупила взгляд, бледные губы задергались. Казалось, она вот-вот расплачется. Совершенно обескураженный, Кравой взял протянутые веточки — холодные пальцы эллари схватили его руку. Он тихонько пожал тонкую ладошку; в этот же миг Моав кинулась вперед, крепко обвила руками его шею и разрыдалась. Солнечный эльф растерянно погладил ее по спине.

— Что с тобой, моя птичка?

— Ни… ни… ничего… — прорыдала она в ответ, прижимаясь к его плечу, — просто решила поплакать…

Все еще в некотором недоумении, он ласково обнял ее и усадил поудобнее к себе на колени.

— Ну, тогда поплачь — это, наверное, тоже полезно, — тихо и нежно сказал он и незаметно поцеловал ее в висок. — Моя маленькая гордая птичка…

Моав хныкала еще некоторое время, обнимая загорелую шею, а он успокаивал ее, шептал на ухо добрые слова, приглаживал растрепавшиеся волосы. Наконец, она успокоилась, отпустила его, с виноватой улыбкой утерла глаза. Кравой улыбнулся ей в ответ.

— Ну, если ты наплакалась, можем разжигать костер.

Она быстро кивнула. После такого примирения — странного в виду отсутствия ссоры — обед прошел на ура. Настроение обоих было разнежено-внимательным, в каждом их движении сквозила особая забота к друг другу. Путь до назначенной бухты занял весь остаток дня. Решив, что нужно иметь хотя бы общее представление о месте, куда идешь, Кравой решил расспросить Моав.

— Слушай, а что за название такое — бухта Иголки? — догнав ее, спросил он.

— Есть такая легенда: много лет назад Эллар, сидя на облаке, вышивала себе пояс и ненароком уколола руку, да так, что на пальце выступила кровь. Рассердившись, она размахнулась и выбросила иголку, которая ее поранила. Эта иголка упала в море, в том месте, где сейчас находится бухта. Оставшаяся на ней капелька крови Эллар растворилась в воде, наполнив ее особенной силой. Морские звери, рыбы и другие существа вскоре заметили, что рожденные в этой бухте детеныши вырастают здоровыми и сильными. Они стали приплывать сюда, что вывести потомство. Но для того, чтобы оно выжило, обязательно надо, чтобы новорожденные постоянно находились в воде — лишь она дает им силы. Если вода отступит, они погибнут.

— С чего же ей отступать? — удивился Кравой.

— Ну мало ли… Ведь существуют же приливы и отливы — вдруг наступит такой сильный отлив, что все детеныши окажутся на суше.

— Бедняги! Даже представить себе страшно! — ужаснулся жрец солнца.

— Да уж, — согласилась Моав.

Они добрались до места поздним вечером. Бухта Иголки представляла собой большой круглый залив, почти со всех сторон защищенный от волн и ветра — между ним и морем оставался лишь узкий пролив. Берег гавани был не таким крутым, как в других местах — он плавно сходил к воде песчаным склоном. Кравой подошел к воде. Несмотря на темноту, он смог разглядеть в ней какое-то движение: кто-то будто плескался в бухте.

— Это маленькие навы, — объяснила Моав, подойдя к нему и встав рядом. — Резвятся здесь, прежде чем выйти в большое море. Подождем еще несколько часов, пока не выйдет луна — тогда и начнем…

— Что начнем? — нахмурившись, спросил Кравой.

— Увидишь.

Жрец солнца недовольно фыркнул — не нравилась ему вся эта затея! Они сели на берегу. Вскоре показалась и луна, море засеребрилось в ее свете, пошло белыми бликами. Моав уверено поднялась с песка и пошла к воде. Не дойдя шагов пяти до ее края, она остановилась, постояла некоторое время и протянула худые руки к луне — выставленные вперед ладони напряглись. Охваченный мрачным предчувствием, Кравой поднялся вслед за ней. Он подошел к берегу, взглянул на воду и остолбенел — кромка воды начала отступать все дальше и дальше в море, обнажая песок.

— Э, что ты надумала?! — вскричал он.

— Луна повелевает приливами и отливами, — не оборачиваясь, ответила Моав, — думаю, она откликнется на мою просьбу и поможет на время отвести воду.

— Ты сумасшедшая! Там же маленькие навы, они же умрут!

— Надеюсь, что нет. За десять минут никто не умрет, зато за это время успеют появиться их встревоженные родители. Может, кто-нибудь из них знает о Нар-Истале.

— Но ведь Седна разгневается, если узнает о том, что они открыли тебе ее тайну!

— Думаешь, это их остановит?

Солнечный эльф подскочил к Моав.

— Одумайся! Рано или поздно она прознает, чьи это проделки — и вряд ли скажет тебе спасибо!

— Думаешь, это остановит меня?

Он покачал головой.

— Ты не сделаешь этого!

— Я уже это делаю, — спокойно ответила она.

Кравой несколько мгновений молча смотрел на нее — в его взгляде было удивление.

— Моави, я тебя не узнаю! — не выдержал он. — Что с тобой случилось?! Иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю!

Эльфа опустила руки.

— Иногда мне самой кажется, что я себя не знаю…

Внезапно она сорвалась с места, подбежала к краантль — так близко-близко — и заглянула ему в лицо. В ее глазах не было ни намека на жестокость, они были отчаянными, почти умоляющими. Она сбивчиво заговорила:

— Кравой, послушай!.. Я обещаю тебе, никто не пострадает, верь мне! Ты считаешь, я злая и жестокая, да?! Но это неправда! Неправда!.. Я не такая, как ты думаешь!

Она вцепилась в его рукав и трясла его, точно чего-то требуя. Кравой совсем растерялся.

— Да я совсем так не думаю!..

Он не успел договорить, Моав перебила его.

— Я просто хочу найти Нар-Исталь! — дрожащим голосом говорила она. — Я должна это сделать, я — старшая веллара и не могу сдаться просто так. Моррог не должен победить! Я должна, понимаешь, должна! Это моя судьба, не я ее выбирала, а она меня!

Кравой встревожился не на шутку. Он крепко взял эльфу за плечи.

— Успокойся, Моави! Конечно, ты ни в чем не виновата. Ты все правильно делаешь, и у тебя все получится!

Он помолчал.

— Твой отец гордился бы тобой.

— Отец… А ты? — с неожиданным жаром спросила она.

— И я тобой горжусь, моя Йонсаволь, — тихо ответил он.

Она вздрогнула и побледнела; синие глаза бегали — они казались сейчас просто огромными.

— Не думай обо мне плохо, прошу тебя! Никогда! — прошептала она.

— Я вовсе не думаю о тебе плохо. Просто, ты иногда совершаешь поступки, которые мне непонятны.

Она опустила глаза.

— Ты все поймешь со временем, обещаю тебе; поймешь и простишь меня…

Солнечный эльф осторожно взял ее пальцами за подбородок и тихо сказал:

— Мне не за что тебя прощать.

Она тихо вздохнула, Кравою показалось, что ее губы дрожат. Она тихо отвела лицо и вновь вернулась туда, где стояла.

Вода тем временем продолжала отступать. Плеск, который еще раньше привлек внимание краантль, усилился. На поверхности моря, сверкая в лунном свете, то и дело показывались небольшие темные тела. Они хаотично плескались, точно косяк рыб, пойманный в сеть — бедные детеныши метались в исчезающей с каждым мгновением воде. Кравой с трудом сдерживался, чтобы не прекратить это издевательство, но слова, сказанные лунной эльфой, останавливали его. Она ведь обещала, что никто не пострадает! Он решил выждать еще некоторое время; если же ничего не произойдет и дальше, он остановит Моав, чего бы это ни стоило.

На поверхности моря началось еще какое-то движение — вода в гавани пошла кругами, и следом из нее показались темные силуэты. Сердце Кравоя замерло — навы все-таки пришли. Их было десятка два. Они подплыли к берегу — теперь можно было совершенно четко рассмотреть покрытые чешуей лица, волосы-плавники, большие прозрачные глаза. Некоторое время они оставались по плечи в воде, затем, завидев эльфу, подплыли ближе. Моав опустила руки. Один из них набрался смелости и приблизился к ней, высунувшись из воды по пояс.

— Зачем ты отбираешь нашу воду? — спросил он, его голос звучал немного странно, как будто у него в горле что-то переливалось. — В ней наши дети, и они могут погибнуть.

— Я не желаю вам зла, — громко ответила Моав. — Скажите, где спрятан меч Лагха, Нар-Исталь, и я верну вам воду.

— Но мы никогда его не видели, — развел руками нав. — Лишь владычица морей знает, где он.

— А может быть, все-таки знаете? — продолжала настаивать веллара. — Пусть вы его не видели, но возможно, слышали о месте, где его можно найти.

Кравой шагнул к воде — это уже было слишком! Они ведь и вправду могут ничего не знать. Нав обернулся к сородичам и стал начал издавать звуки, похожие на переливчатый свист, одновременно жестикулируя длинными тонкими руками. Переговорив таким образом, он снова обернулся к эльфам.

— Сейчас приплывет старейшина, он единственный, кто может знать это, повелительница луны. Подожди немного, просим тебя!

— Хорошо, только пусть поторопится.

Ожидание показалось Кравою вечностью. Наконец, вода в гавани снова качнулась, из нее вынырнула новая голова. Навы зашевелились, глядя на прибывшего. Тот неспешно приблизился к кромке воды. Он был очень стар — чешуйчатое лицо покрыто морщинами, плавники в прорехах. Подплыв к Моав, он сделал несколько извивающихся движений, чтобы выбраться на берег. Мокрая чешуя заблестела, длинный хвост зашуршал по песку.

— Ты действительно можешь сказать, где спрятан меч? — не дожидаясь, пока он к ней обратится, спросила эльфа.

Жрец солнца напрягся. Нав пошевелился и заговорил.

— В морском дне есть лабиринт, в нем хранится Жгучий Металл, — старчески прохрипел он. — Больше мы ничего не знаем, лунная королева! Верни нам воду!

Словно желая поддержать сородича, остальные навы подплыли совсем близко к берегу, так что чешуйчатые хвосты высунулись из воды, и умоляюще сложили руки, но Моав и бровью не повела. Застывший в напряженном ожидании Кравой перевел на нее взгляд: в нем читалась упрямая решительность — терпение краантль было на исходе.

— Как попасть в этот лабиринт? — резко спросила Моав.

Старейшина несколько раз глотнул воздух, прежде чем заговорить — пребывание на суше обессилило его. Наконец, он собрался с силами:

— Туда ведут два входа, один — с моря, второй — с земли.

— Нас интересует тот, который с земли.

— На берегу недалеко отсюда, прямо напротив двурогой скалы, стоит колодец — это и есть вход, — произнес старик, его голос звучал так сипло, что едва можно было разобрать, что он говорит. — Вы сможете пройти через него, пока будет отлив — вода в это время отходит, и вам надо будет лишь немного проплыть. Колодец ведет прямо в прекрасный лабиринт из белых кораллов; там светло, как днем на земле! Но будьте осторожны — с началом прилива вода заливает его до самого потолка: если замешкаетесь, то уже никогда не увидите солнца…

— Сколько времени длится отлив? — вмешался Кравой, тоже подходя к воде.

— Он начинается утром и заканчивается, когда солнце поворачивает к западу, — проскрипел нав.

— Стало быть, нам надо убраться оттуда до заката, — заключил Кравой и в следующий миг нахмурился: — А кстати, кто же это туда с земли ходит? — Навам же этот вход ни к чему.

Старейшина повернул к нему морщинистую голову.

— Несколько раз приходили какие-то существа, черные, с двумя ногами и без лиц.

Эльфы тревожно переглянулись — сомнений быть не могло, речь шла о гарвах.

— И что с ними сталось? — спросил Кравой.

— Этого никто не знает, но ни один из них не вернулся.

— Что, там такая суровая охрана?

Нав через силу улыбнулся — чешуя на его лице совсем высохла, стала тусклой.

— Охрана? Нет, там охраны не надо — лабиринт стережет существо пострашнее любых охранников — оно еще никого не отпускало живым. Да и мертвым тоже…

Сделав усилие, он подполз еще ближе к эльфам — прозрачные глаза казались огромными, длинные пальцы были растопырены, между ними веером натянулись перепонки.

— Ужасное чудовище с восемью ногами! Оно убивает каждого, кто заходит в лабиринт.

Кравой почувствовал, как у него похолодела спина — чудовище, да еще под водой.

— Ладно, разберемся, — бросила Моав, она узнала все, что хотела. — Можете возвращаться в море, вода сейчас вернется.

И, не глядя на застывших навов, она протянула обе руки по направлению к воде и стала медленно отклоняться назад, словно с силой натягивая невидимое покрывало. Кравой перевел взгляд на кромку воды: прибрежный песок быстро темнел, пропитываясь водой — она стремительно подступала. Вот она покрыла блестящие хвосты навов; почувствовав родную стихию, они ожили и, всплеснув гибкими телами, исчезли в глубине. Вскоре уровень моря стал таким же, как и раньше. Кравой облегченно вздохнул — детеныши были спасены. Моав опустила руки, на ее лице было выражение безменной усталости.

— Скоро утро, — тихо сказала она. — У нас есть еще пару часов, чтобы поспать. Потом пойдем искать колодец.

Глава 10. Путешествие под воду

Они шли все утро. Моав впереди, молча и устало: сон не освежил ее. Следом, то и дело тревожно поглядывая в ее сторону, Кравой. Несколько раз он хотел заговорить с ней, но не знал, как начать разговор. События минувшей ночи сильно впечатлили его, и, прежде всего, поведение Моав. У него в голове царило полное смятение — неужели это та самая девочка, с которой они когда-то вместе купались, ходили смотреть на виверна и которая не могла сдержать слез при виде раненой зверушки или птицы с перебитым крылом?! Неужели это она теперь так легко распоряжается жизнью и смертью других существ, рассуждая о благе всего сущего, как настоящий правитель — мудро, холодно и бесстрастно. Кравой смотрел на нее и не узнавал — как же сильно она изменилась. Как сильно повзрослела за время их разлуки. Он всегда мечтал о том, что будет защищать свою маленькую Йонсаволь, решать за нее все проблемы, а теперь понял, что не знает и десятой части того, что волнует ее сердце…

Наконец, вдалеке показалось нечто, похожее на стоящий посреди залива остров с двумя одинокими деревьями. Эльфы одновременно остановились и переглянулись — вот она, двурогая скала! Значит и колодец где-то рядом. Они ускорили шаг. Берег постепенно становился все более крутым, им приходилось чем дальше, тем больше забирать наверх.

— Они что, колодец на холме решили поставить? — переводя дыхание, проговорил запыхавшийся Кравой. — Чтоб побольше копать пришлось?

Моав ничего не ответила, даже не взглянула на него. Она упорно поднималась по скалистому слону, лишь кое-где поросшему травой. Наконец, они вышли на самую вершину холма. Тяжело дыша после подъема, Кравой оглянулся по сторонам. Его взгляд упал на странное сооружение — оно было слишком аккуратным для обычного нагромождения камней. Солнечный эльф подошел ближе и не поверил своим глазам — так и есть, каменный остов уходящей вниз шахты! Прямо на верхушке холма! Только сумасшедший мог додуматься копать здесь колодец — или же тот, кто планировал использовать его не по назначению.

Вместе с Моав они подошли вплотную к нему. Внушительное строение, сложенное из обтесанных блоков, доходило краантль до пояса. Ни ведра на веревке, ни другого приспособления для набора воды поблизости заметно не было. Кравой свесился через край колодца, пытаясь разглядеть хоть что-то в его глубине, но там не было видно ничего, нельзя было даже определить, где в нем дно. Моав подошла и тоже заглянула внутрь. Догадка осенила Кравоя — скважина была высечена в цельном камне!

— Ничего себе! Долго же они, наверное, копали эту нору! — изумленно воскликнул он — голос непривычным эхом отразился от каменных стен.

— Зато точно не обвалится и не раскиснет от дождей и приливов, — заметила Моав, словно обращаясь не к самому краантль, а к его голосу.

Кравой выпрямился, лунная эльфа тоже оторвалась от черной пустоты. Деловым голосом жрец солнца заявил:

— Я пойду первым — посмотрю, как можно в него спуститься; а ты будь здесь и жди моего сигнала.

Моав послушно кивнула. Кравой уже закинул ногу на борт колодца, когда она тронула его за рукав и почему-то смущенно проговорила:

— Будь осторожен. Пожалуйста…

— Обещаю, что буду предельно осторожен, моя королева, — улыбнулся он. — Иначе кто же станет заступаться за маленьких навов?

Он осторожно перелез через край и, держась за него руками, пошарил ногой, ища опоры. Носок его сапога уперся в глубокую удобную ступеньку, выдолбленную в каменной шахте. Она как будто нарочно была здесь. Выходит, нав не обманул — колодец и впрямь ведет в подводный лабиринт.

Держась руками за стены, Кравой стал медленно, в распорах, спускаться вниз. Вскоре звуки надземного мира отступили, в каменной шахте слышалось лишь четкое прерывистое дыхание краантль, усиленное эхом. Ступенька за ступенькой он спускался все ниже, в темноту: ему казалось, этому спуску не будет конца. Наконец, внизу заблестела вода, черная и неподвижная; взглянув вниз, Кравой увидел в ней свой отраженный силуэт. Еще десяток шагов и ноги коснулись воды; ступени уходили дальше, под воду… С некоторой тревогой Кравой спустился ниже, ступени шли все глубже и глубже. Вода уже доходила ему почти до груди. Ледяной холод охватил его, сводя мышцы чуть не до судорог. Крупно вздрогнув, солнечный эльф сделал еще два быстрых шага вниз и вдруг почувствовал под ногой твердый пол. Дно было достигнуто.

Кравой понимал — времени терять нельзя, в ледяной воде долго не протянешь. Он быстро вдохнул и погрузился с головой. На дне было темно — Кравой не мог рассмотреть ничего, кроме черной воды! Он вынырнул, набрал в легкие воздуха и снова ушел под воду. На этот раз он принялся ощупывать руками стены вокруг в надежде найти что-то, похожее на тоннель. Его пальцы скользили по гладким камням, он уже почти отчаялся, как вдруг его рука наткнулась на пустоту: вот он, вход, о котором говорил нав. Выплыв на поверхность, Кравой быстро поднялся на несколько ступеней вверх — находиться дольше в ледяной воде было небезопасно для жизни. Он перевел дыхание, поднял голову. Высоко-высоко виднелся светлый круг, и на его фоне — темный силуэт Моав.

— Спускайся, я вижу вход в тоннель! — громко крикнул он. — Там, в камнях, есть ступени — иди по ним!

Эльфа спустилась гораздо быстрее, чем он ожидал. Она цеплялась за камни ловко, словно кошка; не успел Кравой и оглянуться, как она стояла рядом с ним. В колодце было очень тесно, так что Моав невольно пришлось прижаться к нему, деля и без того небольшое пространство. Кравой быстро отвернулся, чтобы она не могла видеть заливший его щеки румянец.

— Там, под водой, начинается какой-то лаз, — поспешно объяснил он, указывая рукой в воду, — наверное, это и есть то, что мы ищем. Нав говорил, плыть надо совсем немного, хотя неясно, что такое немного с его точки зрения… В любом случае, деваться нам некуда, я поплыву первым, ты — сразу за мной, ясно?

— Нет, — твердо ответила Моав, — ты уже лез первым, теперь пусти меня — плавать-то я точно умею не хуже тебя.

Солнечный эльф хотел было вступить в спор, но вовремя одумался — пререкаться с княжной Рас-Сильвана было бы себе дороже. Не медля, Моав безо всякого предупреждения сделала глубокий вдох и нырнула; Кравой — за ней.

Плыть действительно пришлось недолго: если по земле — и пятидесяти шагов не было бы. Сначала залитый водой тоннель шел ровно, потом — резкий спуск вниз. Кравой опасался, что в нем могут быть ответвления, но тоннель, к счастью, оказался прямым — это существенно упростило дело. Когда он вынырнул, в его легких даже оставалось довольно много воздуха. Моав была уже здесь — ее мокрая голова виднелась над водой неподалеку. Кравой осмотрелся. Место, где они вынырнули, оказалось просторным гротом с озером посредине — в него и вел подводный ход. Под сводами грота царил густой полумрак, единственным источником света была длинная трещина в потолке: сквозь нее кое-как пробивались солнечные лучи, однако этого было недостаточно, чтобы осветить все пространство — дальний конец пещеры терялся в темноте. Кравой некоторое время внимательно прислушивался — нет ли здесь стражи или еще кого-то, кто мог не обрадоваться их появлению. Неожиданно раздался тихий плеск воды — жрец солнца завертел головой, но стены пещеры отражали все звуки так, что невозможно было понять, откуда они идут.

— Это ты? — спросил он, быстро поворачиваясь к Моав.

— Что я?

— Ты плеснула только что?

— Ну, наверное… А кто же еще? Может, все-таки вылезем из воды — я уже вся закоченела, — сказала она и, отвернувшись, поплыла к кромке озера; Кравой поплыл за ней.

Берег представлял собой каменный пол, покрытый слоем густой бурой грязи. Местами он был подтоплен водой — такой же мутной и несимпатичной; более возвышенные участки выступали над уровнем воды, из-за царящей повсюду влажности они выглядели скользким. Эльфы выбрались на берег, Кравой обвел взглядом бурые стены и поморщился.

— Это что, и есть тот самый распрекрасный белый лабиринт?

Он снова опасливо оглянулся по сторонам, однако все было тихо. В дальнем конце пещеры темнел вход в тоннель — в него смогла бы спокойно въехать конная повозка. Стараясь ступать как можно легче, они подошли к коридору: тот уходил в полную темноту. Похоже, дальше им придется идти без света… Солнечный эльф скривился.

— Подземелье! Терпеть не могу подземелий. Они как будто выпивают из меня силы!

— Ну а ночью? Ночью ведь тоже нет солнца, — удивилась Моав.

— Ночь — совсем другое дело. Даже в самую темную ночь я могу дотянуться до света солнца — оно ведь никуда не девается, просто наши глаза не могут увидеть его. К тому же, земля накапливает его за день: растения, скалы — все помнит о его тепле. А в подземелья вообще никогда не попадают солнечные лучи; стоит мне хоть час побыть под землей, как я уже чувствую себя больным!

— Вот недостаток тех, кто имеет постоянный источник силы! — торжествующе заявила эльфа. — Веллары обходятся без луны куда менее болезненно — за время полнолуния они накапливают в себе ее свет, чтобы иметь силы хотя бы до следующей полной луны.

Кравой рассмеялся в ответ.

— Я бы хотел посмотреть на того, кто попытается накопить в себе свет солнца; да он же изжарится в два счета! Это ваша луна — как мокрые дрова: греет плохо, но если набрать большую кучу, может, и разгорится. А солнечные лучи слишком горячие, чтобы их накапливать в себе. Так что в случае чего придется нам пользоваться твоими талантами — ты накануне как следует позагорала под луной?

— Думаю, да. Но я все же надеюсь, ты не успеешь загрустить без солнца — мы ведь не собираемся здесь жить, — ответила Моав — она старалась говорить весело, но было видно, что слова краантль привели ее в некоторое замешательство. — Что ж, учитывая все вышесказанное, предлагаю не терять времени. Идем!

Однако Кравой не сдвинулся с места.

— Куда идем?! Это ты можешь видеть в темноте, а я — нет!

Он повертел головой — ничего похожего на факел или свечу поблизости не было: видимо те, кто здесь бывал, не нуждались в свете.

— Ну, и что нам делать? — угрюмо спросил он, обращаясь скорее сам к себе.

Моав расстроено всплеснула руками.

— Что ж ты не подумал об этом раньше, когда мы были еще на поверхности! Мог бы подготовить факел или взять с собой свечи!..

— Думаешь, факел стал бы гореть после того, как мы проплыли бы с ним под водой? Ну а свечей по дороге не было, — буркнул он.

— Все ясно, — саркастически вздохнула Моав. — Ну, давай попробуем пройти хотя бы немного — вдруг там дальше будет светлее…

— Как же! Светлее! Уже поверил! Особенно после того, как нам наобещали белое коралловое царство, а мы оказались в каком-то болоте! — продолжал возмущаться Кравой.

В данном случае он больше всего злился на себя — сам ведь был виноват. Это же надо было не подумать о такой элементарной вещи, как свечи! А еще на старого нава — тот ведь говорил, что здесь светло! Однако делать было нечего; взглянув несчастным взглядом на эльфу, он шагнул в коридор и застыл на месте. Они с Моав ахнули одновременно — они могли ждать всякого под водой, но то, что произошло сейчас, превосходило любые предположения. Лишь только солнечный эльф ступил в тоннель, как его стены ожили, вспыхнув тысячью маленьких белых огоньков. Вмиг вокруг стало светло как днем — от мерцающих стен шло ровное белое сияние.

— Вот тебе и свет, и кораллы! — радостно сказала Моав.

Кравой с трудом пришел в себя. Он изумленно рассматривал шершавые светящиеся стены — потеки, которые он принял за плесень, теперь были похожи на тонкое хрустальное кружево: оно сверкало, переливалось, и все это при почти полном отсутствии внешнего освещения.

— Смотри, да это же живые существа! — воскликнула Моав, успевшая изучить сверкающую плесень вблизи. — Каждый огонек — отдельный организм!

Опешивший Кравой уставился на стену. Эти искорки — живые?!! Он присмотрелся — и действительно, стена была покрыта ковром из маленьких, почти неразличимых для глаза существ, похожих на рачков. У них были прозрачные, будто стеклянные тела, которые непостижимым образом светились изнутри.

— Наверное, они реагируют на движение, — продолжала эльфа. — Как только кто-то проходит мимо, они загораются. Возможно, так они привлекают потенциальную добычу.

Глаза краантль расширились от удивления.

— Какая у них может быть добыча?!

— Мало ли какая — может быть, ее приносит вместе с приливом…

— Ладно, пусть они сколько угодно ждут своего прилива, надеюсь, мы его не застанем, — сказал Кравой и тут же добавил: — Идем, нам надо спешить. Думаю, у нас есть не больше трех-четырех часов, пока сюда не хлынет вода.

С этими словами он двинулся вдоль по белому коридору. Моав послушно оторвалась от рассматривания удивительных светящихся существ и побежала догонять.

Глава 11. На шаг от цели, на волосок от смерти

Некоторое время тоннель шел прямо, без боковых ходов. Пол был залит водой примерно по щиколотку; она казалась неподвижной, однако, если присмотреться, можно было заметить, что она медленно течет в обратном от движения эльфов направлении. Жрец солнца шел молча, его лицо выглядело крайне сосредоточенным. Пока все слова нава сбывались — и колодец, и кораллы… Неприятное чувство не покидало Кравоя — значит, и про чудовище — тоже правда! Вскоре тоннель закончился просторным залом. Он был примерно такого же размера, как и тот, где они вынырнули, но куда красивее — высокие своды переливались тысячью живых огоньков, от них шел мягкий голубоватый свет. Путники остановились, пораженные этой красотой: кто бы мог подумать, что под землей можно встретить такое! Кравой обратил внимание на то, что огоньки разбросаны по стене неравномерно: большинство из них было собрано в большие колонии; там, где располагалась такая колония, свет был более ярким, чем в других местах. Кравой начал было размышлять о том, какая польза может быть от такого скопления, но вовремя вспомнил о цели путешествия. Он деловито осмотрелся и помрачнел — из зала вели два коридора. Моав тоже заметила это и растеряно взглянула на друга.

— И куда нам теперь?

— Не знаю. Предлагаю пойти сначала по одному, потом по другому.

— А, может быть, разделимся и пойдем одновременно? — предложила она. — Так будет быстрее.

— Нет, разделяться мы не будем, — твердо возразил краантль, — это чистое безумие! Мы вместе пройдем оба коридора и найдем правильный.

Так они и сделали: наугад выбрав один из ходов, пошли по нему.

Пока все было спокойно — прекрасные белые стены убегали вдаль, точно приглашая следовать вперед, никаких чудовищ или признаков их существования не было. Они прошли уже с лиронг, как вдруг Моав остановилась. Кравой удивленно взглянул на нее.

— Этот коридор не может вести к Нар-Исталю, — заявила она.

— Это почему же?

— Да потому что в нем нет воды, а навы плохо передвигаются по суше. Попробуй кто-то украсть меч, они бы не смогли догнать его. Вряд ли это разумно — прятать столь ценную вещь в таком месте, где ее нельзя защитить.

Только теперь солнечный эльф обратил внимание на то, что в тоннеле было практически сухо — пол был едва влажным. Не согласиться с доводом веллары было невозможно — навам ни за что не пробраться здесь…

— Скорее всего, ты права, — признал он. — Значит, остается всего один вариант. Идем назад.

Они вернулись обратно в зал и пошли по другому коридору. Он был похож на предыдущий, с той лишь разницей, что его пол уходил немного под наклоном вниз. Шли довольно долго, Кравой прикинул в уме — вероятно, теперь они были глубоко под землей. Тем не менее, в тоннеле становилось все светлей — возможно, количество живых огоньков на стенах увеличивалось по мере приближения к открытому морю. Время от времени от основного тоннеля отходили боковые ходы, но эльфы решили не сворачивать в них и двигаться по главному. Чувство опасности, не дававшее покоя Кравою с тех пор, как они спустились под воду, постепенно проходило — эти переходы были такими светлыми и красивыми, что просто не верилось, будто в них могут жить ужасные чудовища! Зачарованный подводными красотами, он расслабился и даже стал с живым интересом рассматривать окружающий их удивительный мир. Он как раз разглядывал особо крупное скопление светящихся рачков на потолке, как Моав схватила его за рукав — из-за очередного поворота слышались странные хлюпающие шаги. Эльфы переглянулись. Выходит, здесь есть кто-то, кто не плавает, а ходит! Кравой нахмурился — эта новость существенно усложняла дело. А Седна-то ведь оказалась не так проста — все продумала! Он приложил палец к губам, приказывая Моав сохранять тишину: если в лабиринте кто-то есть, лучше узнать о том, кто он, прежде чем он узнает, кто ты…

Осторожно ступая, они подкрались к месту, где коридор заворачивал, выглянули из-за стены, но ничего странного не увидели: кем бы ни было хлюпающее существо, оно успело скрыться.

— Может, и хорошо, что мы его не увидели, — неуверенно сказала Моав.

— Может, — мрачно согласился Кравой. — Главное, чтобы оно нас не увидело.

Несмотря на то что встреча не состоялась, ощущение беспечности пропало без следа. Теперь они шли медленнее, постоянно прислушиваясь, не раздадутся ли снова шаги. Так они добрались до небольшого зала, где пересекалось несколько тоннелей. Они остановились. Перед ними снова была развилка — на этот раз ходов было три. Кравой некоторое время стоял, внимательно глядя на каждый из них, затем уверено указал рукой в крайний правый.

— Нам сюда, — без тени сомнения в голосе заявил он.

— Почему ты так думаешь? — удивилась Моав.

— Ты видишь: они все три полны воды, но только в одном она двигается нам навстречу, в двух остальных она, наоборот, убегает куда-то вглубь. Помнишь, нав говорил, что в лабиринт есть еще один вход — с моря. Стало быть, когда начинается прилив, оттуда должна поступать вода, а он, судя по всему, уже начинается. Нам надо идти навстречу воде, если мы не хотим прийти в тупик.

Эльфа кивнула в знак согласия. Свернув в выбранный тоннель, они пошли по нему. Несколько раз до их слуха снова доносилось знакомое хлюпанье, но каждый раз, когда они пытались выяснить, кто же издает эти странные звуки, на месте, откуда слышались шаги, никого не оказывалось. Более того, чаще всего там оказывался тупик. Кравою это уже начинало надоедать — в который раз услышав странные звуки, они свернули в боковой ход, но тот снова, похоже, был глухим.

— Нет смысла идти дальше, — сказал краантль. — Стены сужаются с каждым шагом — там, скорее всего тупик.

— Да, похоже на то, — согласилась веллара. — Зато мы теперь точно знаем, куда нам ходить не надо…

Вернувшись в основной коридор, они продолжили путь. Время от времени Кравою казалось, что уровень воды на полу понемногу поднимается, хотя, возможно, они просто устали брести по щиколотку в воде и оттого возникало ощущение, будто ее стало больше. Оба заметно нервничали — они ходят здесь уже часа два, но не нашли даже признаков Нар-Исталя! А ведь прилив, похоже, подступал… Не сговариваясь, они ускорили шаг.

Они прошли еще несколько залов, когда из-за очередного поворота донеслись подозрительные звуки. Эльфы разом остановились. На этот раз это были не шаги. Впереди явно слышалось какое-то движение, похожее на клацанье или хруст. Кравой быстро выступил вперед, закрывая собой веллару, и затаился. Оба напряглись, готовые к схватке.

— Уж не та ли это животинка с шестью лапами? — чуть слышно прошептал Кравой.

— С восемью, — поправила его Моав.

Он шикнул на нее.

— Тихо! Она может нас услышать. Идем, только осторожно! Возможно, мы почти пришли: не думаю, чтобы эта тварь отходила далеко от того места, где спрятан меч — какая тогда в ней польза?

Ступая как можно тише, они завернули за угол — и остолбенели от ужаса.

— А вот и чудище… — только и смог выговорить Кравой.

* * *

В небольшом гроте прямо перед ними сидело существо, не похожее ни на одного монстра, живущего на земле. Лишь бездонные глубины Ин-Ириля могли породить такое чудовище. Существо выглядело похожим на гигантского краба, коим, скорее всего, и являлось. Широкого тела хватало, чтобы перекрыть собой почти весь коридор. Приплюснутое сверху, оно было покрыто гладким панцирем красновато-коричневого цвета с острыми выростами-шипами. Четыре пары тонких суставчатых лап поддерживали тело монстра, впереди были две клешни, каждая длиной со взрослого эльфа; их внутренние края были зазубренными, точно пила.

Завидев гостей, краб поднялся на тонких изогнутых ногах и угрожающе защелкал клешнями в воздухе. Моав сорвала с плеча лук — стрела свистнула и с треском отскочила от панциря, как от стены. Продолжая издавать жуткое щелканье, монстр двинулся на эльфов, словно ожившая скала. Кравой лихорадочно перебирал в уме возможные варианты борьбы; внезапно маленькая рука эльфы схватила его за рукав.

— Смотри! — крикнула она.

Он обернулся туда, куда она указывала, и сердце его заколотилось — в тупике, за крабом, виднелось что-то блестящее. Нар-Исталь! Осталось лишь одолеть монстра, и цель достигнута!

— Надо как-то его отвлечь! — воскликнула Моав.

— По-моему, он уже отвлекся, — заметил Кравой, отступая на несколько шагов. — Интересно, если ли на свете хоть что-нибудь, что может его убить или хотя бы обездвижить?

Точно проверяя его мысль, эллари бросила заклинание. Тонкая серебряная сеть обвила краба, но тот даже не заметил ее.

— Вряд ли, — заключила Моав. — А вот он как раз, наверное, вполне может и убить, и обездвижить!..

В подтверждение ее правоты монстр с проворством выбросил вперед правую клешню — она с жутким звуком сомкнулась совсем рядом с эльфой. Жрец солнца, не раздумывая, схватил ее за руку.

— Предлагаю бежать — будем надеяться, он не слишком быстро перебирает лапами.

Не говоря ни слова, они кинулась назад по коридору, краб — за ними. К сожалению, слова Кравоя не оправдались — чудище передвигалось достаточно бодро, неистово клацая клешнями. Они бежали, не оборачиваясь — было и так ясно, что краб не отстает. Его твердые лапы стучали все ближе и ближе. Эльфы побежали быстрее — впереди Моав, за ней — Кравой; они миновали несколько залов — жрец солнца едва успевал вспоминать дорогу, по которой они пришли. На очередной развилке Моав резко остановилась и свернула в боковой коридор.

— Сюда, быстро!

Кравой сделал несколько шагов и встал, как вкопанный — они ведь проверяли этот тоннель!

— Но здесь же тупик! Ты что, с ума сошла?!

— Беги за мной, не разговаривай! — приказала эльфа и потянула его за собой.

Покорившись, он кинулся за ней. Шаги краба продолжали настойчиво цокать за их спинами, перекликаясь со шлепаньем четырех быстрых ног — морской хищник не собирался легко расставаться с мечтой об обеде…

Коридор, в который они забежали, оказался извилистым, более того, он совершенно явно сужался — еще чуть-чуть и им придется пригибать головы! Наконец, проход стал настолько узким, что Кравой мог одновременно достать руками противоположные стены. Щелканье, издаваемое огромными клешнями, отдавалось в тоннеле гулким эхом — казалось, за ними гонится целая стая крабов! Кравой как раз обернулся посмотреть, насколько далеко им удалось оторваться, как чуть не врезался в камень. Перед ними была глухая стена. В такой в буквальном смысле безвыходной ситуации ему не доводилось бывать еще никогда. Он быстро развернулся, но путь к отступлению был отрезан — щелкая серпами клешней и скребя по стенам панцирем, монстр двигался прямо на них. Дальше стало еще жутче.

— Ну, давай, иди сюда, ракушка! — к ужасу Кравоя закричала Моав. — Ну, ближе, ближе! Ты ведь хочешь кушать, да?!

В следующий миг она подскочила чуть ли не к самой туше краба, пробежалась перед ним, специально раздраконивая. Монстр задвигал боками, раздался дикий скрежет — это панцирь пытался протиснуться в узкий коридор. Грозные клешни теперь щелкали всего в нескольких шагах от пленников. Кравой вжался в холодную стену — похоже, этот звук станет последним, что они услышат в своей жизни…

Неожиданно краб замер, затем задергался, судорожно скребя ногами по полу. Моав отскочила от него, торжествующе взглянула на краантль и засмеялась. Несколько мгновений Кравой смотрел на нее в полном замешательстве, затем тоже залился радостным смехом. Краб застрял! Самым натуральным образом! Он дергался во все стороны, пытался подвинуться назад, но все тщетно — прочный панцирь накрепко заклинил между стенами. Умница Моав заманила его в ловушку, и он попался! Остался сущий пустяк — проскочить под лапами у краба, чтобы выбраться из каменного тупика. На поверку это оказалось вовсе не сложно — монстр был слишком занят попытками выбраться из плена, чтобы ловить кого бы то ни было: спустя несколько мгновений эльфы уже стояли позади огромного панциря. Не дожидаясь, пока крабу удастся выбраться, они бегом бросились обратно в зал, где впервые увидели его. Его и Нар-Исталь — то, ради чего они забрались так далеко от солнечного света.

Моав прибежала первой. Полированный металл все так же отблескивал на фоне стены. Шлепая ногами по воде, эльфа издала радостный клич и вприпрыжку бросилась к торчащему среди камней мечу. Кравой с улыбкой проводил ее глазами, но его взгляд вдруг упал на белую скалу, в которую был воткнут клинок: с пола и до самого потолка ее рассекала едва заметная трещина, сквозь нее сочилась вода… Улыбка тут же сбежала с лица краантль.

— Стой!!! — громко крикнул он. — Не двигайся!

Рука Моав зависла в воздухе, всего в пальце от клинка. Кравой быстро подошел к ней, осторожно поднес ладонь к мечу, не касаясь металла и замер. Несколько мгновений он стоял неподвижно, затем отвел руку и уверенно произнес:

— Это не Нар-Исталь.

Синие глаза Моав расширились от удивления.

— Но почему?!

— Я не чувствую тепла — меч Иннариса должен обжигать. Это ловушка! Вот, смотри!

Он взял ее за плечо и указал рукой на мокрую стену.

— Прямо за этой стеной — море, и она еле держится. Стоит только выдернуть меч, как сюда ворвется вода и утопит того, кто явился без спросу. Думаю, навы нарочно подстроили это, чтобы похитители не добрались до настоящего меча…

Эльфа растерянно смотрела то на трещину в камне, то на крестовину меча, поблескивающую в белом свете пещеры. Наконец, она отвела глаза и взглянула на краантль.

— Как хорошо, что среди нас есть хоть одно мыслящее существо, — только и смогла проговорить она.

— Ладно тебе, — улыбнулся Кравой. — Идем дальше, пока нас и впрямь не залило — не этим потопом, так приливом; если верить наву, до него осталось совсем недолго.

Еще раз испуганно взглянув на чуть не погубивший их меч, Моав покорно вышла вон из грота. Теперь у них был лишь один путь, если, конечно, не считать дороги назад. Некоторое время тоннель шел прямо. Освещенный миллионами светящихся рачков, он просматривался на большое расстояние. Настроение эльфов немного улучшилось. Моав шагала с победным видом — как-никак, а краб был достойным соперником! Кравой улыбнулся — было совершенно очевидно, что ей хочется поговорить о своем подвиге. Он приготовился поддерживать беседу. И действительно, очень скоро эльфа заговорила о недавнем инциденте.

— А хорошо все-таки, что мы разделались с этим монстром, — по-взрослому солидно сказала она. — Теперь можно гулять спокойно — чудище нам больше не страшно. Никто уже не помешает нам добыть Нар-Исталь!

Она взглянула на Кравоя ожидая поддержки, но, в отличие от нее, он выглядел вовсе не так радостно. Его смуглое лицо приняло озабоченное выражение, круто изломленные брови нахмурились.

— Эй, ты что, не рад? — окликнула его Моав.

— Да, да, с крабом это ты хорошо придумала, — задумчиво произнес он. — Кстати, ты заметила, как он передвигается?..

— Быстро.

— Да нет, я имел в виду, что он не хлюпал, когда бегал — скорее уж щелкал или стучал лапами. Что же это тогда было там, в коридоре? Помнишь, мы несколько раз слышали чьи-то шаги, но были не похожи на то, как бегает краб.

— Может, послышалось? — предположила Моав. — Или это просто лабиринт так искажает звуки.

Но Кравоя это объяснение не устроило. Сомнения не давали ему покоя.

— И еще, — продолжал рассуждать он, — у него ведь было не восемь, а десять лап — если считать клешни.

— Может, навы их не считали?

— Хорошо, если это так…

Он не успел договорить, как они оказались перед развилкой. Коридор разветвлялся на два тоннеля. Используя проверенный метод, эльфы прошли шагов сто по каждому из них. Картина была неоднозначной — один из ходов явно вел куда-то вниз, другой — забирал вверх.

— Предлагаю сначала пойти вверх, — сказала Моав. — Если поймем, что он уходит слишком высоко, вернемся.

Жрец солнца нахмурился.

— А я предлагаю идти сначала в нижний — скоро прилив, и его может затопить, пока мы будем здесь разгуливать. Верхний-то мы всегда успеем исследовать.

— Нет, — категорично заявила веллара. — Мне кажется, что Нар-Исталь там!

Она махнула рукой по направлению к тоннелю, уходящему вверх. Кравой со вздохом сдался.

— Ну, раз тебе так кажется, то у нас, конечно, нет другого выбора…

Глава 12. Нар-Исталь

Они начали подниматься. Выбранный коридор существенно отличался от всех предыдущих: стены были не такими белыми и лучезарными, как до сих пор — светящиеся рачки теперь не покрывали их сплошным ковром, а сидели небольшими группами, разбросанными далеко друг от друга. Вместо яркого свечения они давали лишь тусклый свет, от чего в коридоре становилось все темнее и темнее. Эльфы притихли — ощущение того, что их цель близка, будоражило обоих. Внезапно Моав издала радостный возглас и схватила Кравоя за руку. Впереди явно виднелся свет! Он сиял почти ровным кругом, как будто тоннель выходил в освещенный зал. Они пошли быстрее. Десяток шагов — и они вынырнули из темного лабиринта и замерли на месте: прямо перед ними пол обрывался крутой, почти вертикальной стеной, от чего казалось, что они стоят над пропастью. На самом же деле впереди простирался огромный зал, похожий на гигантский котел — выход, из которого появились эльфы, находился примерно на середине его стены.

Все еще не совсем придя в себя, они осторожно подошли к обрыву и дружно во все глаза уставились вниз — на дне котла виднелось озеро удивительно правильной круглой формы. Но вовсе не оно привлекло их внимание, а то, что виднелось в его глубине — в толще воды стаей метались длинные блестящие рыбы. Их тела были странной формы — вытянутые и совершенно прямые — а чешуя сияла ярким серебристым светом. Точно ожившие искры, они хаотично двигались в воде с сумасшедшей скоростью. Идущего от их света было достаточно, чтобы осветить зал до самого потолка.

— Да это же мечи! — воскликнула вдруг Моав. — Точно! Смотри!

Кравой присмотрелся. Зрение не подвело маленькую веллару, это и впрямь были клинки! Они сновали, как серебряные иглы, не успокаиваясь ни на миг.

— Нар-Исталь, наверное, где-то среди них. Надо только найти и вынуть его! — взволнованно выдохнув, произнесла Моав.

— На этот раз я с тобой полностью согласен! — не менее радостным голосом сказал солнечный эльф — он был взволнован не меньше нее. — Осталось найти ход, который бы вел к озеру — здесь нам не спуститься. Думаю, тот коридор, что спускался с развилки вниз, как раз и выведет нас, куда надо…

Обрадованные находкой, они поспешили обратно. Предположение краантль оправдалось — второй тоннель действительно выходил в тот же зал, только уже на уровне пола. Осторожно ступая по воде, эльфы вошли в его освещенное пространство. Оно было совершенно непохоже на остальные подводные коридоры: ни коралловых стен, ни светящихся рачков… Вместо этого справа и слева темнели гранитные скалы, а по берегам озера громоздились огромные каменные плиты — казалось, будто боги, игравшие в домино, в гневе разбросали гигантские костяшки. На полу между ними стояла вода.

Перебираясь среди этого нагромождения, путники подошли к озеру. Вблизи оно еще сильней завораживало. Мечи сверкали серебристыми боками, то выныривая с глубины, то снова погружаясь. Кравой некоторое время следил за их движением, но оно было настолько быстрым, что у него закружилась голова.

— Ничего себе, какая орава! — растеряно воскликнул он. — И как же нам узнать, где в ней Нар-Исталь?

Моав рядом с ним молчала, с таким же озадаченным видом глядя в воду, затем встрепенулась, осененная мыслью.

— Я знаю! Попробуй взять его теплом на тепло, ты ведь это должен уметь! Он горячий, ты горячий — вытащи его своим теплом!

Кравой оживился — а ведь это идея: в храме Солнца его всегда хвалили за умение брать вещи теплом на тепло.

— Отличная мысль! — воскликнул он. — Надеюсь, это сработает.

Он подошел вплотную к кромке воды и крепко уперся ногами в мокрые камни. Некоторое время он стоял так, собираясь с силами, затем вытянул перед собой руки, точно пытаясь дотянуться до чего-то. Темные глаза неподвижно уставились в воду, стоящая у воды Моав замерла… В гнетущей тишине прошла минута, две, три, однако ничего не происходило: мечи продолжали все так же гоняться друга за дружкой, ни один из них не пришел на зов краантль. Тот бессильно опустил руки.

— Не могу! Мне надо знать, какой из них — Нар-Исталь; мне надо видеть его!

Эльфа с досадой вздохнула. Ситуация и впрямь казалась безвыходной: слишком хорошую защиту придумала Седна — даже старшему жрецу солнца не по зубам. Но Моав не собиралась отступать — она принялась решительно расхаживать вдоль берега, поглядывая на мелькающие в воде клинки и рассуждая вслух.

— Надо их как-то остановить, хотя бы на какое-то время. Остановить, чтобы ты мог выбрать из них Полночную Молнию…

Она еще несколько раз прошлась туда-сюда.

— Ну да, — угрюмо согласился Кравой — неудача крайне расстроила его. — Надо. Но как?! Их ведь не заморозишь!

Моав резко остановилась, затем так же резко подскочила к нему.

— Что ты сказал?!

— Я говорю, ничего у нас не получится…

— Нет, про замораживание! Я ведь могу использовать силу луны, чтобы превратить воду в лед — это умеет почти каждый веллар! Лед — родная стихия Эллар и ее можно легко сообщить воде. Я делала это пару раз, и у меня получалось!

Кравой с сомнением глянул на нее — бледное личико выражало рьяную готовность действовать. Все еще сомневаясь, он протянул:

— Ну, попробуй… Если они хотя бы на короткое время перестанут носиться, я, скорее всего, смогу найти среди них Нар-Исталь.

Быстро кивнув, Моав опустилась на колени у края воды и медленно погрузила кисти маленьких рук в воду. Кравой напряженно наблюдал, что же будет дальше. Сначала ничего не происходило — он подумал было уже, что и эта затея не удастся — как вдруг вода возле пальцев веллары стала белеть, ее поверхность подернулась тонким, едва заметным ледком. Солнечный эльф затаил дыхание. Белесый лед тем временем быстро распространялся от рук Моав — вскоре почти все озеро было покрыто гладкой ледяной коркой. Мелькающие мечи постепенно стали замедляться. Еще немного, и они замерли совсем. Не теряя времени, жрец солнца шагнул на лед. Тот чуть слышно захрустел и снова стих. Кравой быстро опустился на четвереньки и, напрягая зрение, стал всматриваться в прозрачную толщу.

— Давай быстрее, — крикнула с берега Моав, — а то я пальцев уже почти не чувствую!

Кравой бросил на нее быстрый взгляд и вздрогнул — маленькие руки эльфы вмерзли по самые запястья, сделав ее пленницей ледяного покрова.

— Сейчас, сейчас! — поспешно отозвался он, снова вглядываясь в голубоватую глубину.

Он передвигался по льду от одного меча к другому, но пока все было безрезультатно — они все казались одинаково холодными. Он почти отчаялся, как его внимание привлек один клинок — находящийся чуть ниже остальных, он выглядел как-то странно: его контуры были нечеткими, будто размытыми. Кравой приблизил лицо к самой поверхности льда и издал торжествующий возглас. Это он, Нар-Исталь! Легендарный клинок, настолько горячий, что даже лед плавится вокруг него.

— Нашел! — крикнул он Моав. — Сейчас попробую достать!

Он поспешно поднялся, отступил обратно на берег и снова настроился. Теперь у него уже не было права на ошибку! Он вытянул перед собой руки, размял пальцы; в следующий миг он застыл, точно статуя, однако даже на расстоянии чувствовалось — его неподвижность была не покоем, а крайним напряжением, концентрацией мысли, протянувшейся между его руками и заточенным в лед клинком… Некоторое время ничего не происходило, затем под каменными сводами раздался громкий щелчок, и по замершей поверхности озера змеей побежала трещина. От нее во все стороны стали расходиться расколы поменьше, ледяной покров задрожал.

— Отходи! — закричал Кравой, и как раз вовремя — лед с грохотом взломало, огромные прозрачные глыбы полетели во все стороны, точно от мощнейшего взрыва.

Вся пещера наполнилась невыносимым грохотом раскалывающегося льда. Моав дернулась, но не сдвинулась с места — ее руки были по запястья во льду. Глазами, полными ужаса, она наблюдала, как от центра озера змеятся голубые трещины. Наконец, они достигли берега: эльфа тут же выхватила ладони из воды и бросилась прочь от края озера. Она едва успела отскочить к стене, когда огромный кусок льда с треском разбился на месте, где она только что сидела. Вслед за ним приземлились еще несколько ледяных блоков, искристая пыль заполнила все пространство, так, что в гроте почти ничего нельзя было рассмотреть. Прижавшись к противоположной стене, Кравой всматривался в эту ледяную взвесь. Неожиданно высоко в воздухе что-то сверкнуло. «Нар-Исталь!» — мелькнуло в мозгу краантль. Прикрываясь рукой от осколков льда, он рванулся вперед, на ходу срывая с себя плащ. Еще мгновение и клинок приземлился в его руки, подхваченный на растянутую ткань. Кравой тут же крепко замотал металл, чтобы не обжечься.

— Моав, он у меня! — крикнул он, взглядом ища эльфу.

Вскоре он нашел ее — она сидела целая и невредимая, сжавшись под стенкой. Обвал тем временем заканчивался — последние осколки льда с хрустом падали на каменные плиты. Увидев, что опасность миновала, Моав поднялась и бодро подбежала к краантль. На ее бледном лице сияла победная улыбка.

— Мы сделали это! Мы — молодцы! Нет, ты — молодец! — воскликнула она и на радостях чмокнула Кравоя в щеку.

Тот уже собрался смутиться, как его внимание отвлекло нечто более страшное, чем поцелуй. Мерзкое предчувствие шевельнулось в душе; он взглянул себе под ноги и вздрогнул — они были в воде по колено. Начался прилив! Они слишком долго возились с Нар-Исталем. Медлить было нельзя — вода поднималась прямо на глазах. Стоит ей затопить колодец, и они окажутся отрезанными от выхода. Кравой схватил Моав за плечи.

— Вода прибывает! Пора убираться отсюда! Здесь скоро все зальет!

Она испуганно взглянула на пол, потом перевела глаза на озеро и вскрикнула. Жрец солнца молниеносно развернулся к воде и замер — в самом центре озера, в полынье, образованной взрывом, было заметно какое-то движение. Он медленно отстранил Моав, сделал несколько осторожных шагов к воде. Движение повторилось. Вслед за этим из воды показалось нечто, похоже на огромного омерзительного червя. Эльфы застыли в ужасе. За первым существом выползло второе, затем третье. Они извивались, ища опоры на берегу, хватались за мокрые камни, при каждом движении издавая мерзкие хлюпающие звуки. Кравою показалось, что он уже слышал их раньше… Его осенило.

— Так вот что так шлепало, пока мы ходили по лабиринту! А мы-то приняли это за шаги! Наверное, эта гадость все время плескалась тут, а стены просто искажали звук, так что мы думали, будто она где-то рядом.

Моав схватила его за локоть.

— Смотри, смотри!

Вслед за длинными червями из глубины поднималось что-то темное, и это что-то было по размеру больше, чем любое существо, когда-либо виденное обоими. Оно было больше гигантского краба, заклиненного в тоннеле.

— Да это же осьминог! — закричал Кравой. — Похоже, его потревожил взрыв! Теперь ясно, о каком чудище говорил нав: краб был всего лишь разминкой!

И правда, длинные змеи оказались не чем иным, как щупальцами гигантского осьминога: теперь можно было совершенно ясно рассмотреть ряды присосок на внутренней стороне каждого из них. Всего несколько мгновений и монстр полностью выбрался на берег — Кравой никогда в жизни не видел такой образины! Его голова, или, правильнее сказать, тело, было темным и гладким, как кожа кита, в нижней части виднелось нечто, похожее на клюв — он хищно чавкал, то открываясь, то закрываясь. Но это еще было ничто по сравнению с ужасными щупальцами, раскинувшимися вокруг огромного тела, точно юбка. Они шевелились все одновременно так, что казалось, будто каждое из них живет своей жизнью. В их силе сомневаться не приходилось — эльфы пораженно наблюдали, как они, играя, сдвигают с места тяжелые валуны. Моав пришла в себя первой.

— Бежим! — закричала она и, схватив Кравоя, потащила его за собой прочь из пещеры.

Чудище, наконец, заметило гостей и двинулось на них. Щупальца задвигались быстрее, с легкостью перенося огромную тушу. Эльфы припустили что было сил, осьминог зашлепал им вдогонку. От отвратительного хлюпанья у Кравоя побежали мурашки по спине. Он проклинал собственную медлительность — надо было бежать, как только взломался лед! Теперь же каждое мгновение могло стоить им жизни — воды было выше колена, бежать в ней было тяжело. Зато осьминогу это было только в помощь — в родной стихии он передвигался чрезвычайно шустро. Солнечному эльфу показалось, что он покрыл разделяющее их расстояние мгновенно — темные щупальца почти доставали до беглецов, Кравой видел их то справа, то слева от себя.

Было совершенно ясно — убежать им не удастся, монстр превосходил их по скорости. В какой-то миг Моав коротко вскрикнула и с плеском повалилась в воду — жрец солнца успел заметить гладкое щупальце, обвившееся вокруг ее ноги. Маленькая эльфа билась, пыталась зацепиться руками за камни, но напрасно — почуяв добычу, осьминог стал тянуть ее к себе. Она стала захлебываться. Кравой бросился ей на помощь. Он едва успел пригнуться, чтобы спастись от второго щупальца — на этот раз оно было направлено на него: судя по всему, одного эльфа осьминогу было мало…

Гладкие кольца щупалец с грохотом обрушивались в воду рядом с Кравоем, извиваясь, точно бичи, но жрец солнца оказался нелегкой добычей. Годы тренировок в ловкости и силе не прошли для него даром: почти чудом он каждый раз ускользал от смертельных ударов монстра. Наконец, он смог добраться до Моав — та продолжала биться в тщетных попытках оторвать от себя цепкие плети.

— Моав, послушай меня! — закричал он, отскочив от очередного удара. — Перестань сопротивляться, просто расслабься!

Но эльфа задергалась сильней, из ее горла вырывались крики вперемежку с захлебывающимися хрипами — вода доходила ей почти до подбородка. Осьминог ударил еще раз, мокрые конечности прошли на расстоянии пальца от тела Кравоя.

— Поверь мне, прошу тебя! — снова закричал он. — Просто не дергайся и все!

Моав затихла. Кравой весь напрягся — что, если его план не сработает?! К счастью, осьминог повел себя именно так, как он и предполагал — почувствовав, что жертва уже не шевелится, он слегка ослабил хватку. Этого-то и ждал краантль — он молнией бросился вперед, схватил веллару за плечи и с силой выдернул из свившихся осьминожьих колец. Быстрым движением он поставил ее на ноги.

— Нам не убежать — он слишком быстро передвигается! Надо придумать другой выход!

Моав отскочила как раз вовремя — разъяренное чудовище заколотило по воде пуще прежнего.

— Надо его как-то обездвижить! — крикнула она. — Хотя бы на время!

Гигантская конечность подняла фонтан брызг прямо рядом с Кравоем. Вода вокруг него забурлила, точно вскипев.

— Ну, попробуй его попросить! — пытаясь перекричать плеск, крикнул он.

— Кравой, сейчас не лучшее время для шуток!

Она снова рванулась в сторону, щупальце толщиной с ее собственное тело с плеском опустилось на мокрые камни. Взгляд солнечного эльфа лихорадочно зашарил по стенам грота и вдруг остановился. Его сердце радостно забилось — вот оно, спасение! В несколько больших прыжков он подскочил к Моав, в его руках все еще был зажат завернутый в плащ Нар-Исталь.

— Видишь тот вход, через который мы в первый раз пришли сюда? — поспешно сказал он, указывая рукой на темную дыру, зияющую в стене — она находилась на высоте примерно четырех ростов взрослого мужчины. — Это наш единственный шанс спастись! Он не сможет достать туда!

— Но как мы туда достанем?!

— Нужно лезть по скалам — по-моему, там есть, за что уцепиться! Главное, чтобы эта каракатица не успела смести нас своими лапами, пока мы будем лезть!

Мощный удар заставил Кравоя нырнуть под воду — она уже доходила ему почти до пояса. Благополучно вынырнув в нескольких шагах, он снова вернулся к эллари и сунул ей в руки мокрый сверток.

— Вот, возьми меч и лезь, только быстро, а я попробую отвлечь этого красавца.

Она испуганно схватила его за руку.

— Я не оставлю тебя здесь с ним!

— Иди! Быстрее! — прикрикнул на нее краантль. — Я догоню тебя!

Моав еще раз с сомнением взглянула на него, но выражение его лица было столь непреклонным, что она послушно двинулась к стене. Кравой развернулся грудью к осьминогу.

— Эй, медуза-переросток! Иди сюда, будем тебя развлекать! — громко закричал он.

Извиваясь всеми щупальцами, скользкая громадина двинулась на него. Круглое студенистое тело дрожало, как фруктовое желе, присоски с чавканьем отрывались от скал. Жрец солнца поморщился — морская тварь вызывала у него неодолимое чувство гадливости. Разозленный осьминог неистово выбрасывал вперед грозные конечности, но поймать краантль не смог: юркий, точно вьюн, тот снова и снова выскальзывал из-под гладких щупалец, подбираясь все ближе к голове. Только бы увидеть, где у него глаза! — лихорадочно думал он. В конце концов, он увидел их — два почти прозрачных круга, несоразмерно крошечных по сравнению с огромной тушей. Собрав все свои силы, Кравой подскочил к ним и резко хлопнул в ладоши. В центре каждой из них вспыхнул желтый свет — яркий, как луч солнца в зените. Ослепленный, осьминог дрогнул всем телом, смялся, отступил назад. Щупальца бестолково заколотили по воде. Не дожидаясь, пока монстр придет в себя, Кравой кинулся к стене вслед за Моав — она была почти возле входа в тоннель.

С силой цепляясь за скалу руками и ногами, он быстро полез вверх. Ему хватило десятка мгновений, чтобы пролезть расстояние в несколько своих ростов, ровно столько же понадобилось осьминогу, чтобы прийти в чувство. Увидев, что добыча уходит, он кинулся к стене, но солнечный эльф оказался быстрее — лоснистые щупальца лишь скользнули по голому камню.

Глава 13. Запертые в лабиринте

Моав ждала наверху, прижав к груди драгоценный сверток. Увидев краантль, она быстро подала ему руку, помогая выбраться на плоскую площадку; Кравой сделал последний рывок и оказался рядом с эльфой. Он выглядел непривычно бледным и замученным, его грудь ходила ходуном от частого дыхания.

— Ну, чего стоишь, бежим дальше! — проговорил он, едва только переведя дух. — Прилив — не чудище о восьми ногах, его не перехитришь! И давай быстрее — я уже минуты считаю до того, как снова увижу солнце.

Они побежали вниз по тоннелю. Вот и развилка с двумя коридорами, а вот и зал, где они встретились с крабом — ложный Нар-Исталь все так же заманчиво поблескивал в скале… Не останавливаясь, они продолжили бежать к выходу. Хотя бегом это назвать было нельзя: вода все поднималась — несмотря на то что коридоры, по которым они двигались, залегали гораздо выше, чем зал с озером, вода в них теперь доходила до колена. Под громкое хлюпанье эльфы выскочили на очередную развилку и разом остановились. Запыхавшийся и побледневший Кравой осторожно взглянул на Моав — похоже, ее посещали те же мысли, что и его.

— Ты помнишь, как мы сюда пришли?..

— Нет, — растеряно призналась она.

Так и есть — в спешке они не заметили, как сбились с пути! Перед ними темнели три тоннеля, какой из них вел к выходу, можно было лишь догадываться. На лице Моав отразилось отчаянье.

— Ну и куда нам теперь?!

Кравой еще раз окинул взглядом все три хода.

— Единственное, что мы можем сделать — это по возможности двигаться на юг: так мы, по крайней мере, будем приближаться к берегу. В общем, нам туда! — уверенно произнес он, указывая рукой в один из коридоров.

Моав пораженно взглянула на него. Конечно, чудесная способность краантль угадывать положение сторон света была известна всем — даже разбуженный среди ночи, солнечный эльф точно скажет, где север, а где юг — но чтобы с такой уверенностью ориентироваться в подводном лабиринте…

— Ты уверен?

— В том, что юг там — да, в том, что этот ход ведет к колодцу — нет.

Моав прищурилась, всматриваясь в лицо друга, и в следующий миг подозрительно спросила:

— Слушай, с тобой все в порядке?..

— Более чем, — бросил тот. — Так что, идем на юг, или у тебя есть другие идеи?

Так как идей у Моав не было, они двинулись туда, куда указал Кравой. Некоторое время они бежали наугад, затем выскочили на знакомую развилку — ощущения не обманули солнечного эльфа. Отсюда до колодца было близко… Неожиданные звуки заставили их остановиться — из бокового тоннеля раздался знакомый свист, и в следующий момент из темноты коридора показались навы. Их было четверо, каждый держал в руках по длинному копью, раздвоенному на конце, точно рогатина. «Стража!» — понял Кравой. Значит, их визит все-таки не остался незамеченным. Недолго думая, навы двинулись на похитителей. Они на удивление ловко передвигались по мелководью — сильные хвосты извивались, то сжимаясь в пружины, то разжимаясь, двузубые копья грозно блестели.

— По-моему, нам здесь не рады, — проговорил Кравой, закрывая собой веллару. — Что ж, придется им объяснить, что мы очень торопимся.

Он встал лицом к противникам и приготовился к схватке. Его брови решительно сдвинулись на переносице, губы упрямо сжались. Стоящая рядом Моав вскинула лук, но Кравой крепко схватил ее за запястье.

— Стой! Не надо убивать их! Они ведь ни в чем не виноваты, они просто приставлены охранять меч!

— Но если мы их не убьем, они убьют нас!

— Есть много способов обездвижить врага, они должны быть тебе известны; для этого необязательно убивать! Нельзя использовать свою силу, чтобы отнимать жизни невинных существ!

Его голос звучал непреклонно, и Моав вынуждена была опустить оружие. Тем временем навы продолжали наступать — благородство молодого краантль их не сильно впечатлило. Не дожидаясь, пока первый из них нападет, Кравой молниеносно подскочил к нему и правой рукой перехватил древко копья — он решил пока не пускать в ход магию, дабы сэкономить силы для решающего момента. Нав задергался, пытаясь отобрать оружие, но жрец солнца ловким приемом повалил его на пол и сам рухнул вместе с ним. Мокрый хвост нава замолотил по воде. Несколько мгновений невозможно было разобрать где кто, затем Кравой приподнялся, уперся коленом грудь соперника и нанес несколько метких ударов по груди и шее. Нав всплеснул хвостом и затих. Кравой быстро отскочил от него — это ведь был лишь один из четверых! Остальные трое тем временем окружали Моав — зажатый в ее руках сверток привлекал их больше, чем драчливый краантль.

— Держись, Йонсаволь! — крикнул Кравой.

Сцепив кисти в замок, он подбежал сзади к одному из наступавших и обрушил ему на голову такой удар, которого вполне хватило бы, чтобы надолго вывести из строя куда более мощного врага. Нав покачнулся и упал как подкошенный; остальные двое растеряно пересвистнулись — ситуация оборачивалась не совсем так, как они рассчитывали. Мгновенного замешательства оказалось более чем достаточно — поймав мгновение, Моав выбросила вперед руки, серебристая сеть обвила одного из стражей. Как он ни силился, ему не удалось высвободиться из этого плена; окончательно запутавшись, нав повалился в воду и продолжил извиваться там, точно рыба в неводе. Из четверых нападавших остался лишь один. Увидев судьбу товарищей, он поначалу немного отступил, но было видно — без боя он не сдастся. Кравой быстро обернулся к Моав.

— Иди к выходу, этого я беру на себя! Я догоню!

Не говоря ни слова, она скрылась в одном из тоннелей. Жрец солнца остался один на один с соперником. Оценив ситуацию, тот решил наступать в открытую. Прицелившись, он ринулся к эльфу, попытался нанести несколько ударов копьем, но тот каждый раз уворачивался. Поняв, что таким способом противника не одолеть, стражник отбросил оружие и бросился на противника с голыми руками. Эту идею едва ли можно было назвать удачной, ибо схватываться с краантль врукопашную было чистым безумием — солнечные эльфы с детства упражнялись в искусстве борьбы, доводя его почти до совершенства. Очень скоро наву пришлось убедиться в своей ошибке — несколько глухих ударов, плеск воды — и он уже лежал на полу, не шевелясь.

* * *

Пробежав немного, Моав остановилась. Она тяжело дышала, тонкие руки прижимали к груди завернутый Нар-Исталь. Вдалеке послышались быстрые хлюпающие шаги, и через миг в конце коридора показался Кравой. Он бежал тяжело и устало, прерывистое дыхание с хрипом вырывалось из его легких. Моав удивленно смотрела, как он приближается — короткая стычка со стражами вряд ли могла так сильно утомить его…

— Ну, чего ты опять встала? — крикнул он, подбегая. — Здесь скоро будет до потолка воды! Она вон и так уже выше колена!

Они снова побежали — на этот раз до выхода оставалось совсем немного. Время от времени Моав тревожно оборачивалась назад — начиная со встречи с осьминогом, с Кравоем творилось что-то странное: он то и дело отставал — можно было подумать, что он прикрывает ее, следя за возможной погоней. Она уже несколько раз бросала на него внимательные взгляды, но он каждый раз отвечал ободряющей улыбкой, и она успокаивалась. Однако вскоре эта иллюзия спокойствия рухнула — оглянувшись назад в очередной раз, веллара застыла в ужасе: солнечный эльф стоял шагах в двадцати от нее, опершись рукой о стену, точно раненый. Поспешно развернувшись, она с плеском подбежала к нему.

— Кравой, что случилось?!

Кравой с трудом поднял голову. Он тяжело дышал, словно загнанное животное, в карих глазах была смертельная усталость.

— Беги одна, у меня больше нет сил — это проклятое подземелье выпило их! Боюсь, мне уже не выбраться отсюда…

Но Моав твердо заявила:

— Я никуда без тебя не пойду! До колодца осталось совсем немного, ты должен собраться!

Он хотел ответить, но в этот миг вдалеке снова послышался свист — охота на похитителей продолжалась; на этот раз, похоже, стражников было побольше. Моав не раздумывала — быстро нырнув под руку краантль, она обвила ее вокруг своей шеи и схватила за кисть. Во второй ее руке был зажат меч, конец укутывающего его плаща волочился по воде. Кравой удивленно воззрился на эллари — рядом с ним она выглядела, словно тонкая поросль рядом с могучим деревом.

— Да ты посмотри на себя! — попытался возразить он. — Ты ведь не протащишь меня и сотню шагов!

— Меньше слов — больше дела, — отрезала она тоном, не допускающим возражений. — В конце концов, это я тебя завела в этот лабиринт, а значит…

Она не договорила: свист раздался совсем близко, можно было расслышать плеск воды, рассекаемой мощными телами навов. Взглянув друг на друга, эльфы, не сговариваясь, сорвались с места и поспешили к выходу. Правда, двигались они далеко не так быстро, как им бы хотелось — силы покидали Кравоя с каждым мгновением, он стискивал зубы, напрягая остатки воли, но каждый новый шаг давался ему все труднее и труднее; его глаза начинали туманиться, словно перед обмороком. Моав ничего не говорила, лишь перехватывала поудобнее его руку и продолжала тащить его вперед с упорством и силой, удивительной для такого хрупкого тела. Вот уже показалась развилка с пересохшим тоннелем — значит, колодец уже недалеко! Осталось только добраться до него, затем немного проплыть и свобода! Почувствовав близость спасения, они побежали быстрее. Шаг, еще шаг…

В следующий миг они вбежали в пещеру и остолбенели. Крик отчаянья сорвался с губ Моав — они опоздали! Там, где еще недавно была твердая земля, теперь плескались волны. Вода прибывала. Неожиданно сильный рывок пригнул эльфу к полу — ноги Кравоя подкосились, он тяжело упал на колени в воду, увлекая ее за собой. Моав испуганно заглянула в его лицо — оно было бледным, почти мертвым!

— Йонсаволь, не делай глупостей, — тихо проговорил он, с трудом поднимая взгляд на нее. — Уходи, прошу тебя! Ты должна спасти Нар-Исталь — неужели мы зря сюда пришли? Ты видишь, сколько воды; тоннель затоплен — ты еще можешь проплыть через него, а я — нет!

Но веллара не собиралась отступать.

— Мы пришли сюда вдвоем, вдвоем и выберемся!

Из последних сил Кравой схватил ее за плечи, в карих глазах мелькнуло отчаянье.

— Нет! Ты что, не слышала, что я сказал! Послушайся меня хоть раз в жизни!

— Прости, у меня нет привычки слушаться мужчин, и побереги силы, они тебе еще пригодятся…

В этот же момент на пороге грота показался стражник; его толстый зеленый хвост блестел, точно покрытый металлом. Увидев чужаков, он издал визгливый победный клич и кинулся на них. За ним неожиданно показались черные щупальца — в следующий миг к ужасу эльфов в пещеру вползли три осьминога: они выглядели уменьшенными копиями того чудовища, от которого им удалось ускользнуть. Лунная эльфа вскинула лук, но Кравой опередил ее. Молнией вспыхнуло заклятие, нав и один из осьминогов тут же упали, парализованные. Не медля, Моав подскочила к одному из оставшихся монстров и взмахнула ножом. Она промахнулась, удар пришелся в мокрое щупальце: разозленный болью, осьминог всплеснул остальными конечностями, пытаясь поймать эльфу. Скользкие кольца вились вокруг хрупкой фигурки, но она каждый раз уворачивалась… Наконец, ей удалось прыгнуть на него со спины. Один удар рукоятью ножа между прозрачных глаз — и чудище упало без чувств; его щупальца мелко забились в конвульсиях.

Другой спрут тем временем подбирался к Кравою. Завидев его, солнечный эльф сделал попытку подняться с колен, но снова осел в воду: брошенное заклятие лишило его последних сил. Перед глазами у него все начало расплываться, ему пришлось опереться на руки, чтобы не упасть совсем. Его подбородок коснулся воды. Видимо, поняв, что противник ослаб, монстр стал приближаться смелее; на расстоянии пяти шагов он на мгновение замер, затем резко кинулся вперед, мокрые щупальца вмиг обвили все тело краантль. Тот застонал, отчаянно силясь освободиться, его стон перешел в хрип — могучие кольца сдавливали его все сильнее и сильнее. Внезапно до его слуха донесся гневный крик, что-то сверкнуло в воздухе, и в следующий миг он почувствовал, что хватка ослабла. Какое счастье, что лунная магия действует и под водой!.. Кравой с трудом сбросил с себя обмякшие щупальца.

— Ну, кажется, все. Мы можем идти дальше! — воскликнула Моав, пробираясь по колено в воде к нему.

— Куда?! Здесь ведь уже нет выхода!

— Значит, мы найдем другой!

У Кравоя не было сил спорить: он покорно поднялся, оперся о плечи эльфы, и они двинулись туда, откуда только что пришли. Теперь вела Моав; Кравой мог лишь слепо следовать за ней — ему приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы просто держаться на ногах. Моав то и дело с тревогой поглядывала на него — было совершенно ясно, что долго он не протянет… Он все чаще спотыкался и уже ничего не говорил; почти всем весом он теперь висел на плечах эллари, но она не останавливалась: что-то будто толкало ее вперед, придавая силы бежать самой по пояс в воде и тянуть за собой друга. Очень скоро Кравой потерял счет коридорам, в которые они сворачивали. Как в тумане пробегали мимо него бесконечные тоннели; некоторые из них он узнавал, некоторые нет… Вот развилка, где они впервые встретились со стражниками — они до сих пор лежали в воде, оглушенные; один из них извивался, пытаясь высвободиться из серебристой сети. Где-то в стороне слышался скрежет — наверное, это все еще пытался освободиться краб. Откуда-то доносился свист навов, громко плескала вода… Все эти звуки сливались для Кравоя в единый гул, среди которого ничего нельзя было разобрать. Он поднял голову, затуманенным взором пытаясь осмотреть коридор, по которому они бежали, но в этот же момент в ушах у него зазвенело, и он потерял сознание.

Очнулся он в удивительно знакомом месте. Оно было намного более просторным, чем шахты коридора. Белые мокрые стены, яркий блеск металла… Тот самый грот, где они впервые встретили гигантского краба! Кравой лежал на дне пещеры, оно было покрыто водой примерно по щиколотку — пол здесь слегка возвышался над общим уровнем лабиринта, и вода затапливала его медленнее. Рядом, положив его голову к себе на колени, сидела Моав. Она изо всех сил трясла его за плечи, пытаясь привести в чувство. Увидев, что он пришел в себя, она быстро склонилась над ним.

— Кравой, ты слышишь меня?!

Жрец солнца с трудом остановил на ней взгляд и чуть заметно кивнул. Отчаянье охватило его — они были в самом сердце лабиринта, отсюда до выхода было дальше, чем откуда-то ни было! Бедная Моав, и зачем она только не послушалась его! Теперь им обоим не оставалось ничего другого, как ждать неизбежной смерти, сидя в этом тупике!.. А смерть и впрямь была неизбежной — вода поднималась буквально на глазах! Вскоре она уже полностью покрыла тело краантль. Сделав усилие, Моав приподняла его так, чтобы его голова находилась над водой. Он попытался встать на ноги, но даже малейшее движение давалось с трудом — все его силы исчезли, точно их кто-то вытянул из него… Кравой почувствовал, как соленая вода подкрадывается к его лицу. Вот она уже полощется у шеи, заливается в уши… Лунная эльфа рывком подняла его с земли и поставила на ноги — тонкие руки держали его удивительно крепко. Глаза Кравоя отчаянно взглянули ей в лицо. Они уже ничего не говорили друг другу — все и так было ясно.

* * *

Прошло еще некоторое время, прилив заполнил зал сначала по пояс, затем по грудь. Из последних сил Кравой пытался держаться на ногах, но тщетно — он чувствовал, как все больше и больше наваливается на маленькую эльфу, впадая в черное беспамятство. Вряд ли она продержится так долго… Вода тем временем прибывала, вливаясь в зал, точно вино в кувшин. Вот она уже охватила шею Моав, белые волосы поплыли по ней, как водоросли. Из-за плеска воды донесся ее голос:

— Кравой, Кравой! — громко позвала она, на мгновение выхватив солнечного эльфа из небытия. — Нам надо держаться! Слышишь меня?!

Он кивнул. В следующий момент вода поднялась так высоко, что стоять на дне было уже невозможно. Кравой инстинктивно оттолкнулся ногами и завис в воде, стараясь держать голову как можно выше. Моав поддерживала его, схватив поперек шеи. Белый искристый потолок, казавшийся таким высоким, вдруг оказался совсем близко: еще чуть-чуть и вода заполнит зал полностью, яркие рыбы поплывут там, где только что ходили двуногие существа, но они этого уже не увидят… Почти упираясь головой в потолок, Моав из последних сил выдернула Кравоя из воды.

— Постарайся держаться на плаву! — крикнула она и, отпустив его, нырнула вниз.

Сонечный эльф в отчаянии вытянул шею, хватая ртом воздух, но тело не слушалось его; сознание его помутилось, перед глазами поплыли алые круги. В следующее мгновение вода в гроте всколыхнулась, пошла пеной, точно от взрыва. Моав вынырнула как раз вовремя, чтобы подхватить тонущего краантль. Их головы в последний раз мелькнули над водой и исчезли.

Глава 14. Один шанс из тысячи

Кравой очнулся от яркого солнца. Оно било прямо в лицо, вспыхивая под веками золотистыми искрами. Он с трудом открыл глаза и вскрикнул от удивления — прямо над ним было ослепительно синее небо! Он лежал на поверхности воды, чей-то локоть крепко держал его под подбородок. Кравой повел головой, осмотрелся по сторонам. Совсем рядом раздался знакомый голос:

— Ну что, теперь ты можешь сам плыть? По-моему, солнца уже более чем достаточно.

Кравой радостно встрепенулся, сделал сильный гребок руками, развернулся. Мокрые белые волосы, улыбающиеся губы, веселые глаза цвета неба.

— Йонсаволь! — воскликнул он.

— Представь себе, это по-прежнему я, — улыбаясь, ответила Моав.

— Но как мы здесь оказались?! Мы ведь были в пещере, и нас там затапливало…

— Да. И хорошо, что затопило быстрее, чем ты помер, — подплывая к нему, произнесла она. — И еще хорошо, что за стеной действительно оказалось открытое море, а не соседний грот.

На лице краантль отразилось искреннее удивление.

— Значит, ты ждала, пока пещеру полностью затопит, чтобы выдернуть меч и выплыть в море?!

— Мне всегда говорили, что краантль славятся умом, — съязвила она. — Ну да — если бы я проломила стену раньше, нас бы просто снесло потоком воды.

— Но как тебе удалось вытащить меня на поверхность?

— Сама удивляюсь! Мне казалось, будто я тащу коня, а не эльфа!

— Хорошо хоть не эльфа на коне, — улыбнулся Кравой. — Ты спасла мне жизнь, я так благодарен тебе!

Она улыбнулась в ответ.

— Ты тоже когда-то вытащил меня из воды, теперь мы квиты. Поплыли к берегу, пока нас не нашли навы — им явно есть, что нам сказать. Ты можешь плыть сам?..

— Вроде да.

Он сделал несколько широких взмахов руками и ощутил, как его тело наполняется силой. Поистине велика власть солнца! Радостно всплеснувшись, он быстро погреб к скалам.

Когда они добрались до берега, солнце начало садиться — оказывается, они провели под водой почти целый день. Обсохнув и поужинав, они стали думать о планах на будущее. Меч Лагха был добыт, теперь перед ними стояла новая проблема — где спрятать его так, чтобы никто из тех, кто так рьяно охотился за Полночной Молнией, не нашел ее. Они перебирали все возможные варианты, но ни один из них не казался достаточно надежным. Внезапно Кравою в голову пришла одна идея.

— Я знаю одно место недалеко от Рас-Сильвана — я жил там в затворничестве, — сказал он. — Это пещера, довольно большая, с уймой ответвлений и переходов — бывшие гномьи катакомбы. Сейчас туда никто не ходит, кроме тех, кто собрался уединиться от мира, но ведь, насколько я знаю, пока в Риане не объявился ни новый жрец солнца, ни новый старший веллар. Так вот, там есть один тайник, я нашел его, пока сидел в пещере — надо ж было как-то развлекаться, вот я и обшарил каждый камень… Думаю, это то, что надо, чтобы спрятать Нар-Исталь!

— Ты уверен, что он будет там в безопасности? — подозрительно спросила Моав.

— Более чем!

— Что ж, тогда переночуем здесь, завтра же заберем коней и двинемся к твоей пещере. Пяти дней не пройдет, как доберемся. И кстати, дай мне меч, я перепакую его в свой плащ, — предусмотрительно добавила она, — твой слишком большой — такой сверток будет труднее спрятать.

— Но как же ты будешь без плаща? Вдруг ночью станет прохладно? — спросил Кравой.

Моав улыбнулась.

— Тогда я приду спать к тебе.

Жрец солнца залился краской и стал поспешно разворачивать меч.

На рассвете следующего дня они отправились в обратный путь. Забрав спрятанную сбрую — к счастью, она лежала там же, где ее оставили — эльфы двинулись на поиски лошадей. Они нашли их пасущимися посреди степи: они стояли рядом, опустив головы и помахивая хвостами, и, судя по упитанному виду, отлично провели время в отсутствии хозяев. Завидев приближающееся фигуры, животные рысцой побежали к ним. Кравой радостно обнял крутую шею любимца.

— Шорох, мой хороший! Ну, как ты тут без меня?..

— Похоже, у него все просто прекрасно, — улыбаясь, предположила Моав. — У него ведь было такое приятное общество. А главное, было перед кем показать себя красавцем. Правда, Мышка?

Соловая лошадка подошла к ней и ткнулась мордой в волосы эллари.

— Да, да, я тоже рада тебя видеть, — ласково отозвалась Моав. — Мы, наконец, вернулись, теперь все будет хорошо…

Она не заметила странного взгляда, брошенного на нее Кравоем, иначе б наверняка удивилась печали, которая его наполняла. Однако жрец солнца быстро погасил эту вспыхнувшую грусть — когда он подошел к эльфе, на его лице уже играла улыбка.

— Ну что, если дамы готовы, можем выдвигаться.

Дорога назад была для Кравоя одновременно радостной и грустной. Радостной от того, что им все-таки удалось разыскать Полночную Молнию, и бесконечно грустной от осознания близкой разлуки с маленькой велларой. Кроме того, теперь, когда их поход был закончен, на него снова нахлынули печальные мысли о смерти: ведь меч Хэур-Тала был найден и совсем скоро должен был попасть в руки законного владельца — того, кому причиталась душа Кравоя. «Интересно, — прикинул в уме он, — сколько дней жизни ему осталось? Двести, не больше…» Он взглянул на Моав — ему показалось, что она тоже чем-то удручена. Жалея подругу, он решил ничем не показывать своей печали.

Обратный путь пролетел, как один день — по крайней мере, так показалось Кравою. Вот и дорога, и место, где они встретились с Моав. Это было как будто вчера. Ах, если бы можно было никогда не возвращаться, если бы можно было так идти вечно, до самой смерти! Рядом с Йонсаволь по бескрайней степи… Но время нельзя остановить — старшая веллара и жрец солнца все больше отдалялись от моря и приближались к Рас-Сильвану. Степь скоро закончилась, начался лес. Лиронгов за сорок до города они свернули с дороги. Кравой уверенно направлял коня без тропы, по известным лишь ему знакам. Пустив коня рысью, Моав догнала его.

— Долго еще?

— Нет, сейчас немного по лесу, и будет поляна. Ну а на ней — вход в катакомбы. Скоро приедем, — заверил ее Кравой.

Если честно, ему сейчас не очень хотелось лезть под землю: ехать в лесной тени было так приятно! Прозрачный буковый лес был наполнен светом и воздухом; гладкие, точно одетые в кожу стволы отливали голубым — их будто нарочно расставили на изумрудном мху. Из-за отсутствия кустов лес просматривался необычайно далеко: казалось, что последние деревья просто тают, исчезая в золотистой дымке; зеленые ветви смыкались где-то в вышине, образуя полупрозрачный купол. Здесь, среди изумрудной листвы, молодому краантль не хотелось думать ни о скорой смерти, ни о Гастаре, ни о близящейся разлуке с Моав… Он с детства любил такие леса — от их ясного тихого света ему становилось легко и радостно, да и Моав всегда любила гулять с ним среди высоких буков. Сейчас он украдкой наблюдал, как она, с улыбкой задрав голову, всматривается в скрещенья веток далеко наверху. Солнечные блики падали на ее лицо, точно лаская нежную кожу…

— Как красиво! — с детским восторгом воскликнула она. — Давай пойдем пешком — я хочу погулять.

Кравой быстро спрыгнул с коня и помог ей спешиться. Они пошли рядом, ведя коней под уздцы. Моав щурила глаза от солнца, а с ее лица не сходила беззащитная, светлая улыбка. Под ногами мягко пружинил изумрудный мох, в вышине лениво посвистывали птицы. Было жарко, ото мха шел приятный сладковатый запах; опьяненный жарким августовским полднем, лес замер в особой сонной неге… Никуда не торопясь, эльфы шли через него и тихо разговаривали. На лицах у обоих было одинаковое выражение радости и умиротворения. Золотисто-желтые брызги света расцветили их кожу, волосы, одежду, сделав непохожими на самих себя. Спасаясь от жары, Моав распустила ленты на сорочке, открыв треугольник белой кожи на груди. Кравой взглянул на нее, но вместо того, чтобы смутиться, вытаращил глаза от ужаса.

— Великий Краан! Откуда у тебя такие шрамы?!

Она попыталась прикрыть шею воротничком, но было поздно — солнечный эльф успел увидеть последствия страшных ран, оставшиеся ей в память о встрече с сулунгами…

— Да это так… пустяки, — потупив глаза, сказала она. — Напал зверь в лесу, только-то и всего.

— Бедная моя Йонсаволь! — не удержался солнечный эльф. — Тебе, наверное, было так больно!

Моав опустила голову еще ниже.

— Это было давно, уже все прошло… — ответила она, и голос ее дрожал, тонкие пальчики никак не могли справиться с завязками сорочки.

Дальше они шли молча, пока, наконец, не вышли на большую поляну, окруженную стройными буками. С одной ее стороны, среди яркой зелени, стояла скала размером с хороший двухэтажный дом. В ней зиял вход — черный и круглый, как огромная пасть. Перед ним виднелся плоский камень с гладкой поверхностью: он лоснился в горячих лучах солнца и был похож на греющегося тюленя. Кравой заулыбался и быстро пошел к пещере.

— О, я помню этот камень! — воскликнул он. — Сколько часов я просидел на нем, пытаясь собрать в кучу свои мысли, чтобы поджечь ими хоть маленькую соломинку…

Он приблизился к валуну, похлопал его ладонью по нагретому гранитному боку.

— Ну, здравствуй, друг! Рад тебя видеть! Скучал по мне?..

Моав отбросила волосы назад и тоже подошла к камню.

— Думаю, если бы он умел говорить, он, наверняка бы сказал, что тоже рад тебе.

— Да уж, за год можно и с камнем подружиться, — рассмеялся Кравой. — Ну что, идем внутрь — посмотришь, как я жил…

Эльфа подозрительно нахмурилась.

— Ты жил в пещере?! Ты ведь сам говорил, что ненавидишь подземелья!

— Это особенное подземелье, — с хитрой улыбкой сказал Кравой. — Ты сейчас сама увидишь!

Моав сделала несколько шагов к темнеющему входу, на ее скуластом личике отразилось опасение. Солнечный эльф же, наоборот, бодро зашел внутрь, уверенным движением поискал что-то на стене. В следующий момент он вернулся с факелом в руке. Он осторожно подул на него, и тот вспыхнул ярким желтым пламенем.

— Прошу! — галантно проговорил он, подавая руку велларе.

Освещая себе путь факелом, они вошли внутрь. Моав изумленно осматривалась по сторонам. Подземелье, куда они попали, было величественно и просторно. В отличие от подводного лабиринта, его залы и галереи явно были делом трудолюбивых рук: их построили гномы много сотен лет назад, а потом, когда подземный народ отступил к Бурым горам, бросили. С тех пор древние катакомбы стояли, как памятник славной истории ушедшего отсюда народа; памятник нерушимый и неподвластный времени. Даже сейчас, много лет спустя, здесь все выглядело так, словно строительные работы были закончены только вчера. Гладкие, вырубленные в сером камне стены гордо вздымались под высокий потолок, гранитный пол был ровным, без трещин и щербин; скупые узоры украшали холодную поверхность камня. Удивительно, но здесь вовсе не было мрачно: под сводами царил приятный полумрак, откуда-то сверху тонкими лучами струился мягкий желтый свет… Эльфа подняла голову: высоко, под самым потолком, прямо в камне были прорублены вытянутые прямоугольные окна, сквозь них и поступал свет.

— Вот видишь, я же говорил, что эта пещера необычная, — улыбнулся Кравой. — Здесь вполне достаточно света, чтобы прожить даже такому, как я. Правда, дальше уже не так светло, но мы ведь ненадолго…

Он протянул смуглую руку, приглашая Моав следовать за ним. Она с улыбкой взялась за его ладонь.

Каменные коридоры постепенно уводили вниз, вглубь земли. По мере того, как они спускались, становилось жарко — воздух с поверхности почти не проникал сюда. От основного тоннеля под прямыми углами отходили второстепенные, от них ответвлялись еще коридоры, и так почти до бесконечности. Трудно было и представить, что в этих катакомбах можно запомнить дорогу, но Кравой, похоже, чувствовал себя здесь как дома: он уверенно сворачивал из одной галереи в другую, уходя все дальше от солнечного света.

— Еще совсем немного… — сказал он через некоторое время, обернувшись к Моав — та выглядела слегка напуганной. — Не бойся, здесь нет никаких чудовищ, разве что летучие мыши… Кстати, вот мы и пришли!

Они стояли в большом квадратном зале. Его потолок был настолько высоким, что свет факела не доставал до него, отчего казалось, будто он уходит в пустоту. Естественного света здесь не было. Моав сделала несколько несмелых шагов, их звук эхом пробежал под залу. Она осмотрелась, ее взгляд упал на большой камень, лежащий посреди зала: по своему виду он существенно отличался от окружающих валунов — почти правильной квадратной формы, верхняя плита слишком гладкая, как для обычного обломка гранита. Кравой подошел к нему и торжественно произнес:

— Вот он, наш тайник!

Эльфа озадаченно обошла вокруг камня.

— Ну и что с ним делать?

— А вот что! Смотри!..

Жестом фокусника солнечный эльф последовательно тронул каменную плиту в нескольких местах: она без единого звука треснула посредине, две половины камня раздвинулись, образовав глубокую выемку — в нее вполне мог уместиться меч. Моав подошла и заглянула внутрь, на бледном лице все еще читалось некоторое сомнение.

— Надежнее места не придумаешь, — убежденно сказал Кравой, — я сам потратил не один месяц, пока разобрался, как оно работает. Наверное, гномы прятали здесь какие-то особо важные документы или реликвии… Для надежности можно еще и запечатать светом, ты ведь это умеешь?

— Умею.

— Вот и отлично, тогда сюда точно никто не проберется, кроме нас. Ну, а когда понадобится, ты или я сможем прийти и забрать Нар-Исталь.

— Ладно, уговорил, — согласилась Моав. — Место и впрямь хорошее.

Медленно, точно ощущая всю торжественность момента, она взяла завернутый меч из рук Кравоя, положила в нишу и так же медленно отступила назад. Несколько мгновений она молча смотрела на него: едва ли кто-то признал бы в этом свертке легендарный меч Лагха — то, за что так яростно боролись самые могущественные правители земли и моря.

Наконец, Моав отвела глаза; солнечный эльф снова нажал невидимые рычаги, и камень беззвучно сомкнулся. Он быстро показал ей, как он открывается, убедился в том, что она запомнила последовательность нажатий. Моав несколько раз повторила комбинацию, каждый раз камень успешно открывался.

— Ну что, запомнила? Запечатываем? — нервно спросил Кравой — ему явно не терпелось выбраться на солнечный свет.

— Запечатываем, — ответила она.

Отступив к месту, где начинался коридор, они встали друг напротив друга и вытянули руки вперед, точно упираясь в невидимую стену. Их ладони медленно соприкоснулись. Некоторое время никто не шевелился, оба рассредоточенными взглядами смотрели куда-то сквозь тела друг друга. Наконец, Моав подняла голову и стала осторожно отводить ладошки от рук краантль. Между ними протянулись две сияющие полосы, похожие на лучи, что падают в темную комнату. Взглянув на веллару, Кравой тоже сделал шаг назад — свет продолжал тянуться… Так они отходили, пока не уперлись спинами в противоположные стены каменного коридора. По кивку Моав оба одновременно опустили руки — свет яркой лентой на мгновение повис в воздухе, а затем стал расширяться, рассеиваясь по направлению к полу и потолку. Через несколько мгновений на месте входа в зал тускло мерцал светящийся щит, закрывший собой все пространство: теперь лишь они двое могли проникнуть под каменные своды, скрывшие меч Иннариса.

Осмотрев дело своих рук, они, не говоря ни слова, двинулись в обратный путь. Полночная Молния снова была скрыта — но на этот раз ждать ей оставалось недолго, ибо Великая битва близилась.

* * *

Эльфы вновь возвращались к свету. Теперь они двигались спешным шагом, безошибочно заворачивая в нужные ходы. Моав шла молча и устало, словно каменный лабиринт высосал силы из ее хрупкого тела. Наконец, вдалеке появился выход — узкая полоска света, но какой яркой показалась она глазам, привыкшим к полумраку подземелья! Завидев свет, она остановилась, переводя дыхание.

— Что с тобой? — с тревогой спросил Кравой.

— Я немного передохну…

Он подошел вплотную к ней, обеспокоено заглянул в ее лицо — в свете факела оно казалось скроенным из сплошных теней. Он поставил факел в держатель и бережно взял руки эллари в свои. На несколько мгновений в катакомбах стало совсем тихо. Кравой почувствовал, как сердце разгоняется у него в груди; все напряжение последних недель разом накатило на него. Он хотел сдержаться, но не смог. С неожиданной страстью он воскликнул:

— Моави, давай уедем в Рас-Сильван! Сегодня же! Прошу тебя!

Эльфа вздрогнула, как от удара.

— Я не могу — уже слишком поздно…

— Нет! — пылко возразил он. — Ты должна верить в чудо! Ты ведь сама говорила!

Она с трудом подняла взгляд на него — в синих глазах не было ничего, кроме смертельного отчаянья и боли.

— Я обманула тебя — чуда не будет, — прошептала она, и голос ее предательски дрожал. — По крайней мере, не с нами. С тех пор, как я была в Рас-Сильване, многое изменилось… Ты ведь совсем ничего не знаешь!

Кравой с силой сжал маленькую руку.

— Я буду знать, если ты мне расскажешь!

— Нет, прости… Это не моя тайна и не моя воля.

Она умолкла, опустила голову, затем снова подняла. Бледные губы дергались, глаза смотрели так жалобно, что у Кравоя все внутри перевернулось.

— Я так устала!.. — доверчиво, почти по-детски прошептала она.

Трепеща от волнения, Кравой приблизил свое лицо почти вплотную к ее, впиваясь взглядом в ее черты, затем, как будто пытаясь их запомнить, коснулся пальцами бледной кожи, в тусклом свете похожей на пергамент. Неожиданно Моав схватила его руку, быстро поцеловала горячую ладонь и прильнула к ней щекой; солнечный эльф прижался губами к ее волосам, разум его помутится от боли, смешавшейся с желанием.

— Девочка моя любимая, мое солнышко… Как мне тебе помочь?! — исступленно шептал он, как будто обращаясь не к ней, а вопрошая саму темноту лабиринта, и сердце его обливалось кровью. Собственная скорая смерть, Великая битва — все померкло для него в мгновение ока; остались лишь Моав, ее белая кожа, ее маленькие холодные руки…

Она медленно подняла глаза, казавшиеся теперь черными, словно бездонные колодцы; чуть слышно она прошептала:

— Обними меня… Сейчас!

Кравой рывком приник к ней, будто защищая от кого-то, и крепко прижал к стене: он знал — что бы ни случится сейчас, он не выпустит ее из своих рук!.. Несмотря на то что воздух подземелья был жарким и душным, оба дрожали, как от сильного холода. Распятая на каменной стене, Моав вся подалась к краантль, словно желая врасти в него. Она не успела сказать ни слова — Кравой быстро запрокинул ей голову и впился в бледные губы, будто желая выпить из нее душу. Она не отстраняла его, страстно отвечая на горячие поцелуи, как вдруг по ее телу прошла болезненная дрожь. Она глухо застонала — кейна крепко держала маленькое сердце.

— Йонсаволь, ты знаешь, я могу… — начал Кравой.

Моав прервала его, прижав ладонь к его губам, но он отвел ее и продолжил:

— Я могу снять кейну не навсегда, но на время — сила солнца будет держать цепи Эллар, пока не взойдет луна! Пусть это недолго — и все же до заката твое сердце будет свободно!

Он замолчал, с мольбой глядя в лицо Моав. Как будто обессилев от внутренней борьбы, она тихо прислонилась к его груди.

— Ты не пожалеешь об этом, Йонсаволь? Скажи мне правду! — прошептал он над самым ее ухом, гладя мягкие бело-лунные волосы.

Ответ почти неразличимо слетел с ее уст — Кравой скорее почувствовал, чем услышал его… Он быстро положил руку под левую грудь веллары, нащупывая судорожное биение сердца. Неожиданно она крепко схватила и сжала его ладонь.

— Поклянись солнцем, что не станешь перекладывать кейну на себя! Поклянись, что не тронешь моего сердца!

Ее глаза лихорадочно блестели в дрожащем свете факела. Кравой застонал, как будто от сильной боли, но когда он заговорил, голос его звучал спокойно:

— Пусть будет, как ты хочешь. Я обещаю тебе, что не прикоснусь к твоему сердцу — с последним лучом солнца кейна снова ляжет на него. Но закат еще далеко!

Сдавшись, Моав тихо отпустила его руку. Через некоторое время она вздрогнула: то, что разделяло их, спало… Она со страхом подняла глаза, растерянно глядя на краантль, но в следующий миг ее пальцы страстно вплелись в его золотистые волосы, а губы сами потянулись навстречу его поцелую.

Они целовались долго и жадно, не говоря друг другу ни слова, затем Кравой нагнулся, подхватил эльфу на руки и понес к выходу из подземелья. Яркие лучи ослепили ее, она зажмурилась, спрятав лицо у него на груди.

— Не прячь глаз от солнца, Йонсаволь! — сказал голос над ней. — Это оно дарит тебе свободу, а вместе с ней и мое сердце. Возьми его хотя бы теперь!..

В жарких лучах послеполуденного солнца зелень искрилась изумрудным блеском. Осторожно ступая по влажному мху, Кравой вышел на поляну, залитую яркими потоками света, словно расплавленным золотом, и бережно уложил эльфу на землю. Он попытался подняться, но тонкие руки не пускали его шею; Кравой порывисто опустился на колени рядом с Моав, утопая в зеленом ковре. Задыхаясь, точно от быстрого бега, они стали срывать с себя одежду, судорожно ловя воздух между поцелуями и обнимая друг друга за плечи, за шею, за волосы, затем повалились на зеленый мох и, сцепившись, покатились по нему.

— Что я наделала!.. Великая богиня, помоги мне… — шептала Моав, едва ли понимая смысл собственных слов. Ладони краантль впечатывались в ее бедра, спину, нежную белую грудь, горячие сухие губы захватывали кожу, и каждый поцелуй был для Кравоя как откровение той великой тайны, что томила его все эти годы. Тайны прохладного тела маленькой веллары, ее душистых волос, ее любви…

— Ты моя… Моя Моав! — задыхаясь, шептал он, впиваясь губами в ее кожу. — Моя…

Их ласки были жадными и бесхитростными, как горячие порывы ветра. Лунная эльфа зубами и ногтями впивалась в смуглую кожу краантль, точно оголодавший зверь, цеплялась в густые золотистые волосы, льнула к прекрасному, налитому солнцем телу, жадно вдыхая запах кожи, пахнущей самим летом: жарким августовским летом, напоенным ароматом скошенной травы, нагретых на солнце камней, смолистого дыма костра…

— Нет, нет, нет!.. — упрямо твердили бледные губы Моав, но тело ее уже кричало «да», как и много лет назад в майскую ночь, изгибалось, чтобы им было легче овладеть, руками и ногами обвивалось вокруг Кравоя, захватывая его в сладостный плен.

То, что должно было свершиться тогда, наконец, сбывалось — хриплыми стонами, закушенными от наслаждения губами, сцепившимися телами, наверстывающими тогдашнюю отрешенность. Быстрым и твердым движением Кравой отогнул белое колено эльфы, так, как будто она уже много лет принадлежала ему одному… Неожиданно Моав забилась, пытаясь освободиться, из ее горла вырвался жалобный крик. Солнечный эльф крепко зажал ей рот ладонью, всем телом придавив к земле; от его руки на белой коже отпечатался розовый след, как от слабого ожога.

— Прости, прости… — прерывисто шептал он, уткнувшись в белые волосы. — Это все солнце — я слишком долго ждал тебя! Сейчас все пройдет!

От охватившего ее жара на лице Моав заблестели бисеринки пота: казалось, ее кожа вот-вот расплавится. Недоступная, неприкасаемая для Кравоя кожа чужой кейнары сгорала в солнечном огне, сгустившемся в его крови, открывая его ласкам страстное тело женщины, охваченной желанием к нему. Через несколько мгновений она затихла; солнечный эльф медленно отнял руку от ее губ.

То, что было потом, осталось в памяти Кравоя спутано, как если бы происходило во сне — безумном, ослепительном сне… Их лихорадочная страсть и впрямь была безумием, как прежде безумием была попытка отказаться друг от друга. Залитые солнцем, словно золотом, они отдавались друг другу молча, ибо все уже было давным-давно сказано между ними, высмотрено молящими взглядами, выстрадано долгими годами ожидания. Теперь осталась лишь радость обладания — чистая и яростная, слишком яростная, чтобы думать о ласке. Движения их тел были почти судорожными: охваченные страстью, они временами причиняли друг другу скорее боль, чем удовольствие, но не замечали ее, ибо даже боль была для них сейчас блаженством, и не было такой ласки — ни до, ни после этого, никогда до самой смерти! — на которую бы старший жрец солнца променял эту упоительную, эту мучительно-сладостную боль…

* * *

Кравой не знал, сколько времени прошло с тех пор, как они покинули подземелье — время и пространство исчезли, рассыпались в прах под страстными поцелуями маленькой веллары, растворились под ее узкими ладонями. Косое вечернее солнце исчертило траву длинными тенями деревьев, просвечивая узоры из жилок на яркой листве; опустошенные, с разметавшимися волосами, сын солнца и дочь Эллар лежали среди разбросанной одежды, словно после кораблекрушения.

Моав лежала навзничь на измятом мху, голова солнечного эльфа покоилась чуть ниже ее груди. Не в силах расстаться, их руки то и дело соприкасались, блуждали по разгоряченной коже, очерчивая линии тел друг друга. Моав запускала пальцы в густые волосы краантль, перебирала их, осторожно касаясь смуглых щек, чистого лба, и каждое ее прикосновение было полно такой ласки, что все существо Кравоя замирало от щемящего блаженства. В душе у него было пусто-пусто, обрывки мыслей скользили и исчезали, как тени. Неожиданно он понял, что Моав плачет. Дотянувшись до ее лица, он принялся в отчаянии осушать ее слезы поцелуями.

Они целовались, ничего не говоря, и смотрели друг другу в глаза тоже без единого слова, ибо сказать то, что теснилось в их сердцах, им было не дозволено, а других слов и желаний в этот вечер у них не было… Внезапно Моав обхватила руками голову солнечного эльфа и стала повторять его имя, страстно и настойчиво, словно заклинание; одно лишь имя и больше ничего.

— Кравой! Кравой!.. — срывающимся шепотом твердила она, глаза ее были безумными, точно в горячке.

Сердце краантль облилось кровью — его Йонсаволь, она звала его! Даже сейчас, когда он был так близко! Он растеряно целовал ее лицо, волосы, узкие ладошки, целовал, не говоря ничего — а что он мог ей сказать?! Он ясно понимал — любые его мольбы причинят ей боль! В какой-то миг Моав замерла, ее расширенные глаза остановились на его лице, впившись в темноту его глаз.

— Я никогда не покину тебя, клянусь! — прошептала она с уверенностью и силой, как если бы что-то вдруг стало совершенно ясным для нее. — Мы всегда будем вместе! Что бы ни случилось с нами, обещаю тебе… Ты должен мне верить!

— Я верю тебе, верю! — воскликнул Кравой, хватая ее руки и целуя их. — Я всегда буду верить тебе, что бы ты ни сказала…

Последний луч заката вспыхнул янтарным огнем в его глазах, лицо Моав скривилось от подступившей боли — кейна снова ложилась ей на сердце. Выползающий из-за верхушек деревьев серп стареющего месяца будто впивался в ее тело, резал его на части. С последним поцелуем Кравой отстранился от возлюбленной. Она метнулась за ним, крепко обхватив его плечи тонкими руками; он взглянул в ее застывшие, как синее стекло, глаза и понял все.

— Поцелуй меня еще… — чуть слышно проговорила она.

Словно пытаясь закрыть ее от серебристого света, Кравой снова обнял ее. Стоны боли и страсти, смешавшись, срывались с искусанных в кровь губ веллары, тело мучительно выгибалось от нараставших мучений и столь же нестерпимого наслаждения. Ужасная боль, казалось, не давала ей замереть ни на миг — она рвалась, билась в объятиях краантль, пока, наконец, с силой не оттолкнула его, задыхаясь от жгучей муки и восторга…

Рассвет застал их без сна — они сидели, обнявшись, под деревом, укутанные в большой пурпурный плащ Кравоя. Сидели, не говоря ни слова, равно оглушенные свалившимся на них счастьем и страшной близостью разлуки. Лицо солнечного эльфа было спокойным, и только дикий стук его сердца, колотящегося под маленькой ладонью эллари, выдавал то, что творилось в его душе. Моав испуганно прижималась к нему; она уже не плакала — сухие, уставившиеся в одну точку глаза казались воспаленными. Она словно окаменела, лишь тонкие пальцы то сжимались, то разжимались, судорожно цепляясь за краантль.

Откинув голову к шершавой коре дерева, Кравой устало закрыл глаза. Подобно птице в тесной клетке, его мысли метались, не находя выхода, кружились, вновь и вновь возвращаясь в одну и ту же точку. Он поклялся… поклялся! Но, давая эту клятву, он не мог и предположить, что два существа могут быть настолько близки друг другу, как была ему близка Моав в этот момент! Они вдруг стали единым целым — ему казалось, что дыхание, вздымающее ее грудь, наполняет и его легкие, а стук ее сердца эхом отдается в его теле! Ему хотелось кричать от отчаянья, делать все что угодно, лишь бы удержать свою любовь, но он не смел подать голос, ибо чувствовал, что любое его слово обрушится невыносимым осознанием горя. Слушая, как рядом с ним дышит маленькая веллара, ощущая, как доверчиво жмется к нему ее хрупкое тело, уже снова чужое для него, он не мог понять, ПОЧЕМУ должен отдать ту, которая была ему так дорога — покинуть, едва обретя после стольких лет обожания?! И вместе с горечью бессилия со дна его сердца поднимался невольный страх перед той силой, что гнала от него Моав, силой, о которой он ничего не знал, с которой ничего не мог поделать.

Дождавшись утра, они молча собрались и двинулись прочь от катакомб. Лес начал редеть, а вскоре и вовсе закончился. Всадники выехали на дорогу. Здесь им надлежало расстаться — Кравой возвращался в Рас-Сильван, путь Моав лежал мимо города, на север. Они остановились, замерев в еще холодном свете восходящего солнца. Моав старалась не смотреть на солнечного эльфа… Он хотел что-то сказать, но она, мучительно вздрогнув, резко остановила его знаком. Он и сам почувствовал — произнеси кто-то из них хоть слово, и они уже не смогут найти в себе сил покинуть друг друга.

Они расстались без единого слова, без единого взгляда и рукопожатия, как те, кто расстаются навсегда… Круто развернувшись, Кравой с силой пришпорил коня. Побледневшая эллари, не мигая, смотрела, как пурпурный плащ полощется у него за плечами. Проводив его глазами, она еще некоторое время стояла в оцепенении, потом медленно съехала с дороги. Шагом доехав до ближайшей рощи, Моав медленно спешилась, привязала лошадь к ветке, легла в шуршащие прошлогодние листья и заснула тяжелым сном. Уже через день она вернулась к хэуру.

Глава 15. Снова вместе

Недели в отсутствии эльфы прошли лучше, чем ожидал Сигарт. Хотя место, где они договорились встретиться и где ему пришлось жить все это время, и было немного странным, тем не менее, ничего ужасающего с ним не произошло. Несколько раз по ночам он видел странные белые сполохи, мелькающие среди деревьев; он даже пытался подойти к ним, чтобы рассмотреть поближе, но при его приближении они начинали удаляться вглубь леса, точно пугливые животные. Сигарт так и не узнал, были ли они действительно живыми или это — просто местное атмосферное явление. Зато он нашел много других интересных вещей — например, тот самый лунный источник, воды из которого ему когда-то довелось выпить. Он набрел на него случайно, следуя за таинственными белыми огнями, и был удивлен, настолько существенно это место отличалось от той природной ванны, которая некогда исцелила его — в первую очередь, размерами: здешний источник был намного больше — почти настоящее озеро! Сигарт подумал, что в нем можно было бы отлично поплавать, но в последний момент решил не рисковать… Кроме того, в отличие от первого источника, этот явно носил следы облагораживания — его берега были выложены белыми мраморными плитами, а в воду до самого дна спускались белые ступеньки. От воды тянуло непривычным холодом — и это в августе месяце! — а на дне время от времени вспыхивали одиночные серебристые искры, похожие на маленьких рыбок.

Однако на этом странности местного леса не закончились. На обратном пути к лагерю хэур нашел удивительно красивую поляну. Она сплошь поросла высокими фиолетовыми цветами, такими же, мимо которых они ехали весной к целебному озерцу. Сигарт тут же узнал их тонкий сладкий запах — точно так же пахли волосы Моав! В последующие дни он часто приходил на это место и подолгу сидел среди душистых цветов — их аромат напоминал ему о маленькой эльфе… Пару раз во время такого отдыха перед ним возникали странные виденья — контуры деревьев расплывались, будто подернутые туманом, среди них начинали мелькать бледные, призрачные лица. Сигарт поднимался с земли, чтобы подойти к ним поближе, но они исчезали, тая в воздухе: видимо, хэуров лунная магия и впрямь обходила стороной. Однако, несмотря на это, Сигарт продолжал чувствовать себя несколько неловко в чужом лесу, а потому был искренне рад, когда, наконец, вернулась Моав.

Она приехала рано утром, верхом на симпатичной маленькой лошадке. Завидев сидящего на поляне хэура, спрыгнула с седла и в следующий же миг оказалась в его объятьях. Сигарт радостно целовал ее прохладные губы, зарывался лицом в белые волосы, а она ласково улыбалась ему в ответ… О том, насколько удачной оказалась ее поездка, она не сказала ни слова. Сигарту показалось, что она выглядела немного грустной, но он списал это на усталость с дороги; в остальном же она была такой же, как обычно — ласковой, трогательной, в меру ироничной.

Они решили не терять времени — на следующий же день они покинули волшебный лес и двинулись на север, туда, где вздымала свои гордые стены Серая цитадель. По мнению Сигарта, до нее оставалось не больше половины луны. Шли пешком — в отличие от лиафа, маленькая лошадка Моав вряд ли смогла нести двух седоков. Расседланная, она послушно брела за своей хозяйкой, самостоятельно находя пропитание и не требуя особого внимания. Если же не считать этого пополнения компании, то все было, как и прежде — каждый день эльфа и хэур ужинали у костра, ночевали в лесу, время от времени выходили к дороге, чтобы зайти на постоялый двор за продуктами и теплой ванной. Однако что-то подсказывало Сигарту, что прежняя легкость и беззаботность ушли навсегда: что-то случилось с его нежной эльфой за время разлуки, и усталость была здесь не при чем. Он не мог понять, что печалит Моав, чувствовал только, что она отстранилась от него, а заодно и от всего мира… Ее взгляд теперь был словно обращен внутрь себя, она мало говорила, часто сидела одна в стороне от лагеря, немало тревожа хэура своим странным поведением.

Однако и это было не все — с возвращением веллары появилось еще кое-что, что волновало Сигарта, поднимая со дна его рысьей души острую, инстинктивную тревогу. Запах! Дерзкий, будоражащий запах другого самца, чужака, притаившийся в тонких волосах Моав, в складках ее нежной кожи… Запах тревожный, как гарево пожара. Он таял, как зажженная свеча, становился все более слабым, но хэур все равно чувствовал его, и от этого ощущения в нем поднималась какая-то холодная злоба. Вернее, даже не злоба, а жгучее желание куда-то бежать, сражаться, что-то делать, дабы защитить то, что должно принадлежать только ему… Всеми силами Сигарт пытался унять это желание: он понимал, что в виду кейны Моав не могла изменить ему с другим, но зверь в нем упрямо не хотел успокаиваться. Он бушевал, подстрекал его, пока этот ненавистный запах не выветрился совсем — лишь тогда хэур вздохнул с облегчением, однако вскоре появились новые проблемы.

С началом осени Моав стала куда-то пропадать — на день, на два… Она уходила всегда внезапно, а каждый раз, возвращаясь, была особенно странной — то набрасывалась на Сигарта, ненасытно требуя долгой и страстной любви, то сидела неподвижно, как статуя, глядя в одну точку, и взгляд ее был пустым, как стекло. Хэура удивляли эти приступы страсти, сменявшиеся безразличием и слезами, удивляла необычайная мягкость ее тела, налитая упругость маленькой груди, которая вздрагивала от малейшего прикосновения. Он не знал, где ходила эльфа, не спрашивал ни о чем, только нежно гладил и утешал, когда она плакала, и жарко ласкал в моменты нахлынувшего на нее хищного желания.

Вскоре потянулись дожди — осенние, холодные, злые. Первый из них прошел над Рианом сильной грозой, точно глашатай осени. Крупными каплями он крутил листья, трепал кустики брусники, прибивал цветы. После дождя сильно похолодало. Даже Сигарт и тот кутался в свою накидку так, будто уже была поздняя осень. Моав шла рядом с ним, ведя в поводу лошадь; ее бледные губы от холода стали почти прозрачными, а руки казались тонкими, как у птички. Это не ускользнуло от внимания хэура.

— Может, переночуем на постоялом дворе, — предложил он. — Тебе надо согреться.

Эльфа безразлично кивнула — в последнее время она редко высказывала свои желания. Приняв это за согласие, Сигарт на ближайшей развилке свернул направо — в нескольких часах ходьбы отсюда должно было быть неплохое подворье. Память не подвела его — вскоре они уже сидели в натопленном зале за столом, уставленным едой. Моав ела мало, но выглядела поживее. Ее лицо перестало быть таким бледным: от тепла, идущего от камина, на скулах заиграл розовый румянец. Добравшись до постели, она тут же зарылась почти с головой в пуховое одеяло и уснула, как ребенок. Утром она выглядела веселой и спокойной.

— Доброе утро, мой остроухий Кузнечик! — приветствовал ее Сигарт. — Умывайся, одевайся, нас ждет сытный завтрак!

Когда они спустились в полутемный зал, из посетителей никого не было, если не считать одного сгорбленного старика, сидящего в углу. Очаг давно потух, хозяйка ушла на кухню мыть вчерашнюю посуду. Путники по привычке направились было к столу, за которым обедали давеча, как вдруг старик поднял голову и поманил эльфу рукой.

— Уважь старика, дочка, угости винцом, — проскрипел он, внимательно глядя на нее.

Сигарт подозрительно покосился на эту развалину, но в красных слезящихся глазах старика была скорее жалость, чем хитрость. Моав мягко взяла хэура за руку.

— Не переживай, я думаю, он не причинит мне зла. Это ведун, людской маг — может, он знает что-то важное.

Сигарт шумно выдохнул и уселся под стеной, всем своим видом демонстрируя крайнюю стадию рысьего недовольства. Ему показалось, что он где-то видел этого старика, но значения этой мысли он не придал — люди ведь все на одно лицо…

— Хозяйка, вина! — не оборачиваясь к кухне, крикнула Моав и подошла к столу, за которым сидел старик.

Тот медленно подался вперед, стараясь получше рассмотреть ее, и заговорил. Его голос звучал сипло, точно кряхтение старого дерева. Неразборчиво бросив короткую фразу, он знаком попросил эльфу сесть к нему; она вздрогнула и покосилась на хэура, но это было излишним — если до него что-то и доносилось, то это были лишь отдельные слова. Взяв стул, она села напротив старика и придвинула голову к нему. Со своего места Сигарт расслышал, как ведун говорил что-то невнятное о зиме, о реках — говорил со странной грустью, то и дело беря в свои заскорузлые руки маленькие ладошки эльфы… Он словно просил ее о чем-то, но о чем, этого хэур не смог разобрать. «Видно, клянчит хорошей погоды да снега побольше для своих полей — знает, что веллары на короткой ноге с луной!» — с неприязнью подумал он. Внезапно Моав глубоко вздохнула, — звук ее дыхания донесся даже до Сигарта, — устало закрыла глаза и тоже заговорила. Сигарту показалось, она о чем-то спрашивает старика; тот же теперь говорил так тихо, что даже рысий слух хэура не мог почти ничего разобрать. Наконец, эльфа высвободила руки и встала из-за стола. На глазах у удивленного Сигарта она обошла стол, крепко прижалась к груди ведуна и по-детски поцеловала его в морщинистую щеку. Затем, непривычно задумчивая, вернулась к хэуру.

— Если этот старый мешок наговорил тебе каких-то гадостей, я вытрясу из него душу, а остаток повешу на дерево на радость воронам, — предупредил Сигарт, оглядывая эльфу — та выглядела уставшей и бледной. — Что он там болтал про снег и про лед? Зима, что ли, снежная будет?

Моав улыбнулась — грустно, словно через силу.

— Да, снежная. Со льдом и морозом…

— И за это он потребовал вина?! Да я и сам бы тебе сказал, что снежная — вон зайцы разожрались, как свиньи… А у меня шкура уже почти как в декабре! Думаешь, с чего бы это?

— Ну, не кипятись ты так — не у всех же есть такая полезная шкура, да еще и такие симпатичные уши… — произнесла она, легонько касаясь пальчиком жестких кисточек на концах ушей хэура.

Сигарт собрался было обидеться, но Моав выглядела такой расстроенной, что он решил пропустить это замечание мимо оных симпатичных ушей. Он со злобой глянул в сторону стола, за которым сидел ведун, но того и след простыл. Сигарт удивился — реши старик покинуть зал, он бы обязательно прошел мимо их стола. Однако, если честно, он был настолько раз тому, что тот сгинул с глаз, что не стал вникать в обстоятельства таинственного исчезновения — слишком уж печальной стала эльфа после их беседы…

* * *

Если бы Сигарт только мог предвидеть, сколько вреда принесет встреча в трактире, он бы в тот же вечер, не раздумывая, перекусил горло старому колдуну: Моав как будто заболела после этого разговора. Она таяла с каждым днем, точно сосулька по весне, все чаще сидела в стороне, не заводя обычных разговоров; переходы, которые она раньше преодолевала с легкостью, теперь утомляли ее. Им приходилось двигаться медленнее, постоянно останавливаясь на отдых. Бывали дни, когда эльфа успевала выбиться из сил еще до обеда, — даже в том случае, когда ехала верхом! — тогда ничего не оставалось, кроме как разбить лагерь.

Однажды ее нездоровье стало особенно явным. Это было на одном из постоялых дворов — Сигарт теперь все чаще настаивал, чтобы эльфа отдыхала в тепле… Маленький домик оказался уютным, а хозяева-гномы — на редкость гостеприимными. Развесив мокрые куртки у очага, Моав и Сигарт сели ужинать. Хэур быстро воспрянул духом — с довольным видом он обгладывал баранью ногу, запивая ее темным вином. Перед Моав стояла нетронутая тарелка с желтой вареной кукурузой, смазанной маслом. Сигарт отвлекся от еды и с тревогой взглянул на эльфу.

— Ты не заболела?

Она подняла на него глаза, казавшиеся особенно блестящими в полумраке трактира и сглотнула.

— Нет, со мной все хорошо — просто не хочется есть… Наверное, устала. К тому же, недавно было новолуние…

— Тебе надо как следует отдохнуть, мы слишком долго путешествовали без передышки, — мягко, но настойчиво произнес хэур.

Моав лишь слабо улыбнулась. Она и впрямь неважно выглядела — под глазами залегли темные круги, а бледное лицо стало еще белее. Сигарт сокрушенно покачал головой и снова принялся за баранину.

На следующий день эльфа действительно почувствовала себя лучше — правда, тени все еще не покидали нежное лицо, но в целом она выглядела намного бодрее. Несмотря на это, Сигарт заставил ее целый день пролежать в кровати — он сам приносил ей еду и питье, а в промежутках нежился в постели рядом с ней. Обрадованный, что отдых пошел ей на пользу, он и на следующее утро предложил остаться под теплой крышей еще на некоторое время, но Моав наотрез отказалась.

— Прекрати обращаться со мной так, будто я смертельно больна! — шутливо рассердилась она.

Сигарт успокоился. Однако вскоре ему снова пришлось испугаться за здоровье эллари, и на этот раз всерьез: через несколько дней после разговора в трактире, во время одной из ночевок в лесу он застал ее лежащей на его накидке — она вся съежилась, накрыв голову руками и поджав колени. В ответ на все расспросы Моав лишь сжималась еще больше, не произнося ни слова. Он так и не смог добиться от нее, что случилось. Наутро он твердо решил, что они сегодня никуда не идут.

— Мы не двинемся с места, пока ты не придешь в себя! — заявил он.

Этим же вечером Моав исчезла.

Глава 16. Когда иного выхода нет

Дождливые осенние сумерки серой пеленой накрыли лес, окружающий Мермин. Аккуратные дорожки размокли, с деревьев капало, все живое попряталось в норы. Спешащая в дупло белка прыгнула на ветку, сорвав целый град капель, легко перемахнула на увитую растениями крышу храма, любопытно заглянула внутрь, потянула черным носиком. В храме было тихо и спокойно. Холодные потоки стекали с крыши, но внутри было сухо: казалось, каменные стены встали непреодолимой преградой на пути осени. Маленькие сильфы спали в постельках, лишь изредка кто-то из них ворочался с боку на бок или лепетал во сне. Легкий дымок курился над каменной чашей, наполняя воздух приятным хвойным ароматом; Хега, в накинутой на плечи шали, неспешно переходила от одной колыбели к другой — там одеяло поправит, там покачает кроватку особо капризного сильфина. Осенью у Хранительницы особенно много забот: скоро зима — сильфам пора искать зимние убежища, а за многими малышами еще не пришли матери…

Неожиданно под сводами храма раздались чьи-то шаги. Хега подняла голову и застыла: в нескольких шагах от двери стояла Моав. Легкая походка веллары бесследно исчезла, она брела, как пьяная, в насквозь промокшей одежде. С трудом дойдя до Хранительницы, она тяжело рухнула на колени, заставив ту отпрянуть от удивления. Впрочем, удивляться было чему — всегда такая хорошенькая, эльфа превратилась в бледную тень. Почти прозрачными от холода руками она горестно закрыла лицо и уткнулась в холодный камень пола, рассыпав по его плитам мокрые белые волосы. Накатившие рыдания мешали ей говорить.

Изумленная Хранительница подбежала к безжизненно лежащей эльфе, попыталась ее поднять, но та с протяжным стоном снова повалилась на пол, будто придавленная каким-то горем. Тогда сильфа тоже присела на холодные плиты и крепко обняла ее. Тело Моав било крупной дрожью. Прошло некоторое время, прежде чем она, наконец, подняла голову — ее глаза горели безумным огнем, побелевшие губы дрожали. Сквозь судорожные рыдания пробились торопливые слова:

— Пожалей меня! Мне больше не к кому прийти за помощью!

— Успокойся, Моави! — прошептала сильфа, отогревая своими руками ее холодные ладошки. — Каким бы ужасным ни было твое горе, я сделаю все, что смогу, дабы облегчить его; каким бы ужасным ни был твой проступок, я встану на твою защиту! Только успокойся…

От ее теплых слов эльфа вся съежилась, как от удара, и вновь разразилась слезами. Ни о чем не спрашивая, Хега по-матерински гладила ее по волосам. Когда же Моав, наконец, немного успокоилась, она мягко заговорила:

— Ну, теперь рассказывай, что произошло.

Моав подняла голову и робко взглянула в ее блестящие глаза.

— Хега, я обрекла на смерть невинную душу…

— О чем ты говоришь? Чью душу?!

Эльфа горестно закрыла лицо руками.

— Моей дочери…

— Ты бредишь! Какой еще дочери?!

— Той, что послала мне Эллар, чтобы она росла у меня под сердцем!

Черные, как смоль, глаза Хеги гневно блеснули, спокойное лицо сделалось суровым.

— Ты не могла так поступить! — вскричала она. — Будь проклята мать, что решилась на такое!..

Эльфа отняла руки, испуганно заморгала, бледные губы в ужасе задрожали.

— Нет, нет! Что ты говоришь?! Я бы никогда…

Ее слова снова утонули в слезах. Упрекая себя в невольной вспышке гнева, сильфа продолжила гладить ее волосы.

— Выслушай меня! — взмолилась Моав. — Выслушай и тогда суди!

— Я слушаю тебя…

Рассказ эльфы был сбивчивым — его то и дело прерывали рыдания. Она поведала Хранительнице обо всем: о самой нежной любви, которую когда-либо знал Рас-Сильван, о разлуке, что так беспощадно растоптала ее, о жарком закате августовского дня, на миг вернувшем ей силы, и о новой жизни, что тихо росла в глубине ее тела — прекрасной дочери Краана и Эллар, зачатой на мягком лесном мху, в горячих объятьях солнечного эльфа…

Выслушав ее рассказ, Хега улыбнулась, однако улыбка ее была натянута.

— Глупая моя девочка! Эллар было угодно благословить тебя, а ты плачешь вместо того, чтобы радоваться…

Страшное выражение широко раскрытых синих глаз заставило ее замолкнуть.

— Нет, Хранительница, — хрипло прошептала Моав, — это не счастье, а горе! Ты ведь знаешь — мне не выносить его до срока!

Она согнулась пополам, уперев лоб в колени, и снова зашлась в плаче.

— Хега, что мне делать? Что мне делать?!

Лицо Хранительницы омрачилось, как если бы подтвердились ее худшие опасения. Она сделала последнюю попытку:

— Но, может быть, все не так, может быть, Сигарт…

— Нет, — оборвала Моав, — ему не под силу изменить то, что начертано в Книге Эллар — ни ему, ни мне! Я знаю это, и ведун сказал, а они не ошибаются! Сказал, что еще и лед не успеет на реках стать, как умру, что не видать мне больше снега! Я и сама чувствую смерть: она совсем рядом, она снится мне каждую ночь, страшная, черная…

Она горько улыбнулась, заставив Хранительницу вздрогнуть — на миг лицо эльфы стало прозрачно-желтым и неподвижным, будто мертвое, но следом ужасное видение исчезло — перед сильфой на каменных плитах сидела всего лишь мать, просящая за свое дитя. В волнении Моав прошептала:

— Этот ребенок — благословение! Он — награда за нашу любовь! Он не должен умереть! Тебе известны великие тайны жизни — подскажи, что мне делать! Как мне спасти мою крошку?!

Белые пальцы Моав судорожно вцепились в платье Хеги, взгляд забегал, точно сумасшедший. Сильфа некоторое время молчала, нахмурившись в раздумиях, затем, наконец, произнесла:

— Я знаю лишь один способ, как тебе помочь, Моави: ты должна отдать своего ребенка.

На едва просветлевшем надеждой лице эллари снова отразились боль и недоумение.

— Как это отдать?! Кому?!

— Тому, кто сможет взрастить его, когда его матери не станет в живых. Ты знаешь, кто способен на это…

— Но ведь я не сильфа — они не примут мою дочь!

Хранительница задумчиво покачала головой.

— Может быть и так, Моави, но ты должна попробовать. Здесь уж я ничем не могу тебе помочь — лишь ты сама сможешь это сделать.

Эльфа на миг задумалась, затем спросила:

— Если… если вдруг у меня получится, ты возьмешь к себе мою девочку, когда придет ее срок?

— Иди с миром — я позабочусь о ней, — заверила ее Хега.

Взгляд Моав сверкнул надеждой.

— Поклянись луной! — с жаром воскликнула она.

— Клянусь всем живым, что не оставлю твоего ребенка.

— И еще об одном хочу попросить тебя… — она умоляюще подняла заплаканные глаза. — Когда она окрепнет, отдай ее отцу — пусть ей достанется хотя бы его любовь.

— Обещаю, что выполню твою просьбу, иди, — сказала Хега, материнским жестом отводя волосы со лба Моав. Успокоенная, та тяжело поднялась с пола, еще раз взглянула на Хранительницу, точно все еще сомневаясь. Это не ускользнуло от сильфы.

— Иди и ничего не бойся, — тихо повторила она. — Поверь, Эллар видит дальше любого из смертных, она знает, кому послать новую жизнь…

Эльфа кивнула и, не ответив ни слова, нетвердым шагом направилась к выходу. Снаружи был уже поздний вечер — промозглый и дождливый, какие обычно бывают лишь к концу осени. Моав покрепче закуталась в курточку и, не глядя по сторонам, двинулась по тропинке.

* * *

Деревья блестели мокрыми стволами, переплетенные лианы с увядшими листьями висели порванным кружевом, среди них едва можно было различить хрупкую фигурку эльфы. Она брела через залитый дождем лес медленно и неуверенно, то останавливаясь, то снова заставляя себя двигаться вперед. Спутанные белые волосы налипали на лицо, но она не отводила их. Скрестив руки на груди, как будто обнимая маленькое невидимое тело, она тихо разговаривала с еще не родившимся дитям, напевала ему, улыбалась ласковой улыбкой. Вскоре она вышла на поляну с огромными деревьями, чьи намокшие, потрепанные осенью ветви упирались в самое небо. Могучие сикоморы, матери всех деревьев, они стояли в круг, мокрые, черные, и как будто враждебные. Несчастная эльфа поежилась и с выражением испуга провела глазами от корней до верхних веток. Тишина и огромность… Но делать было нечего: быстро утерев лицо, она подошла к самому высокому дереву.

Земля у ствола немного просела, в выемке стояли лужи, под ногами хлюпала грязь. Моав опустилась на колени прямо у самых корней дерева и растерянно заплакала. Ее плечи жалобно подрагивали, всхлипы были тихими и тоже жалобными. Некоторое время она плакала, не в силах успокоиться, потом рыдания ослабели. Зябко вытянув руки, Моав положила их на толстый узловатый корень. В болезненном оживлении она стала гладить корни, ствол сикоморы, одновременно лихорадочно шепча что-то на эллари, выражение страдания застыло на ее лице так, что казалось, оно там навечно. Она плакала, водила ладонями по коре, обращалась к нему, умоляя, но ничего не происходило: дерево продолжало возвышаться на ней величественной и бесстрастной громадиной. На лице эльфы отразились отчаянье и растерянность, некоторое время она еще пыталась упросить элефту, когда же стало ясно, что все бессмысленно, тяжело поднялась. Но сдаваться она не собиралась: пошатываясь, вся в грязи, насквозь мокрая, она побрела к следующему дереву, но, увы, и здесь ждала неудача. Великая мать деревьев не слышала ее. Ничего не происходило.

Дождь усиливался, начинало темнеть. Моав продолжала переходить от дерева к дереву, от постоянных рыданий и холода она обессилела и то и дело спотыкалась, костюм и руки были в грязи. Если бы кто-то увидел ее сейчас, то принял бы за бродяжку, так она была жалка. Она боролась неистово, убеждала и умоляла, но, в конце концов, силы ее иссякли: сидя на земле под очередным деревом, она прислонилась к мокрому стволу, он был твердым и скользким, по нему струйками стекал дождь. Закутавшись в тонкую куртку, эльфа закрыла глаза, застыв под деревом, и лишь иногда резко вздрагивала. Сумерки окружали ее, проглатывая, осенняя ночь опускалась на Серебристый лес.

Внезапно Моав открыла глаза и, дернувшись, оглянулась по сторонам, будто ища кого-то. В этот же миг где-то наверху послышался негромкий звук. «У-ху…» Скользя ногами по грязи, она поспешно поднялась и принялась осматривать кроны деревьев. Звук повторился: он доносился с дальнего конца поляны. Эльфа побежала туда. Вскоре она увидела то, что искала: на высокой ветви одного из деревьев сидела сова, черный вытянуто-круглый комок на фоне неба. Моав метнулась к дереву, на котором она сидела: оно было моложе остальных, с почти гладкой корой. Эльфа бросилась к его корням, упав подле них. Ее безучастность как ветром сдуло, слова сыпались с ее уст и были полны мольбы и отчаянья. Едва заметное шевеление над головой привлекло ее внимание, она взглянула вверх, и лицо ее просияло: ветви элефты, только что голые, были покрыты круглыми розовыми плодами. Моав изо всех сил обхватила дерево руками и прижалась к коре…

Всю ночь просидела она у корней могучего дерева, уходящих на неведомую глубину, говорила с ним, упрашивая беречь ее дитя, питать его соками, поднятыми из жирной земли. И дерево услышало ее мольбы… Тусклый рассвет застал Моав свернувшейся мокрым комочком в сплетенных корнях. Она тихо всхлипывала во сне, дрожа от холода. Она, наверное, и сама не знала, сколько пролежала так — дождливый сентябрьский день превратился в непреходящие сумерки без утра и вечера. Когда она встала, то едва держалась на ногах, но лицо ее было спокойным. Утерев мокрое от дождя и слез лицо, она в последний раз прижалась к шершавой коре и медленно побрела прочь от рощи, к храму. У его стены, переминаясь с ноги на ногу под дождем, ее ждала верная лошадка.

Глава 17. Связанные навсегда

После того, как эльфа безо всяких объяснений исчезла, на Сигарта накатила тоска. Он пытался вести себя так, будто ничего не случилось, будто встреча с Моав была лишь сном, приятным, чарующим, но все-таки сном, однако то, что прежде наполняло его жизнь ощущением счастья, больше не радовало его. Что-то изменилось в нем — раз и навсегда. Он напоминал себе дерево, вырванное с корнем из родной земли и брошенное засыхать. Не зная, то ли продолжать путь в Цитадель, то ли ждать, надеясь, что эльфа все-таки вернется, он бродил по лесу, то и дело возвращаясь на то место, где в последний раз видел Моав. В конце концов, он решил подождать — ведь до сих пор она всегда возвращалась!..

Он просидел на месте больше недели, но от эльфы не было ни слуху ни духу. Дожди не прекращались, они казались бесконечными — унылые и холодные, слишком холодные, как для конца сентября. Они заливали все вокруг, размывали дороги, превращая их в сплошную грязь. Сигарт продолжал ждать… Однажды он проснулся дождливой зябкой ночью от того, что явно почувствовал — на него смотрят. Он вскочил на ноги. Перед ним, закутавшись в куртку, неподвижно стояла Моав. Ее лицо осунулось, как после изнурительной болезни, заострив скулы, взгляд был пустым, тонкая кожа стала почти прозрачной. Проливной дождь потоками стекал с одежды ей под ноги. Сигарт понял — она вернулась. На этот раз насовсем. Быстро подняв с земли еще теплую жилетку, он обвернул ее вокруг Моав.

* * *

Когда они проснулись, дождь прекратился.

— Идем, — тихо произнесла эльфа, не глядя на Сигарта. — До Сиэлл-Ахэль путь неблизкий.

Хэур покорно кивнул — она вела себя так, будто и не было мучительных дней разлуки. А может, это и впрямь был сон?.. Он уже ни в чем не был уверен. Быстро собравшись и выпив чай, они привычно надели сумки и двинулись в путь. Моав шла впереди, ведя свою лошадку, Сигарт — за ней. Как всегда, он ни словом не обмолвился о ее загадочном исчезновении: он с удивлением понял, что ему все равно — главное, что они снова идут вместе куда-то, вместе ночуют на меховой подстилке в осеннем лесу. Даже приближение к Сиэлл-Ахэль, о возвращении в которую он столько мечтал, теперь печалило хэура, как будто Цитадель могла отобрать его возлюбленную.

Да и состояние эльфы все еще внушало ему опасения — она ходила словно во сне, ее движения были вялыми и неуверенными. Терпеливо и настойчиво Сигарт старался снова вернуть ее к жизни, к себе. Вскоре его нежные слова и трепетные ласки сделали свое дело — постепенно глаза Моав снова загорелись, белая кожа перестала отливать мертвенной синевой. Сила жизни брала свое, вновь наполняя ее истощенное тело, окрашивая бледные щеки в цвет утренней зари. Однажды утром она проснулась с удивленным взглядом, как будто только что вынырнув с огромной глубины своего одиночества. Увидев Сигарта, она горько расплакалась у него на груди, и вместе со слезами пролилось сковывавшее ее оцепенение. В этот момент они стали близки как никогда. Скованные одним сердцем и одной душой, точно узники — единой цепью, разные как день и ночь, они тянулись друг к другу, танцуя в вечных сумерках на грани света и тьмы. Эльфа больше не плакала — только легкая грусть продолжала витать в воздухе, все больше холодающем с приближением зимы.

Через пару дней лес закончился, дальше до самой Сиэлл-Ахэль были лишь голые холмы с небольшими рощами. До моста оставалось совсем немного — в одиночку Сигарт бы добрался до него дня за три, не больше. Но Моав, как и прежде, не хотела идти по дороге — по ней слишком часто проходили воины Цитадели. Чтобы избежать встреч с ними, эльфа и хэур двинулись по длинному кругу в обход тракта — почти под самым берегом реки. Хотя этот путь был намного более длинным, Сигарт не слишком расстроился — идти по безлюдным местам было куда красивее, чем по пыльной дороге.

Постепенно погода установилась, небо стало высоким и по-осеннему прозрачным, в нем белесой долькой висела набирающая силу луна. До полнолуния ей оставалась неделя. Моав больше не грустила — ночное светило и вправду положительно влияло на нее. Она даже пообещала хэуру научить его кое-чему из лунной магии — зря что ли он теперь носит знак Эллар! — но сбыться этим планам было не суждено. Однажды утром идиллия резко закончилась, и на этот раз не по вине Моав…

Когда она открыла глаза, хэур уже не спал. Он сидел рядом с ней, уныло опустив голову. Он выглядел расстроенным, на груди в вырезе рубахи виднелись алые полосы. Эльфа вопросительно глянула на кейнара.

— Похоже, наши прогулки закончились: мне надо явиться в Сиэлл-Ахэль как можно быстрее, — грустно сказал он. — Я сегодня же выхожу на дорогу — придется бежать рысью…

К его удивлению, Моав обрадовалась этому сообщению.

— Вот и хорошо! — воскликнула она, ловко отводя прядь серых волос с обветренного лица Сигарта. — Я закончу одно дело и тоже приеду в Цитадель.

Промолчав, хэур отошел и стал укладывать сумку. Эльфа несколько мгновений внимательно следила за его действиями, потом быстро подошла и положила маленькие ладошки ему на плечи.

— Не расстраивайся, мы ведь расстаемся ненадолго.

— Ты всегда уходишь так неожиданно, что меня уже трудно чем-то расстроить, — через силу улыбнулся он.

Обхватив его руками, эльфа ласково прижалась к его груди.

— Но ведь еще ни разу не было так, чтобы я не вернулась…

— Что верно, то верно!

Он нежно провел ладонью по гладким холодным волосам эльфы. Он и впрямь не уставал удивляться ее способности находить его, где бы он ни находился.

— Мои дела займут всего неделю, не больше, — мягко, точно извиняясь, сказала она.

— Это что, значит, что через неделю мне надо идти тебя искать?

— Нет, это значит, что я сама тебя найду.

В этот же день они вышли на дорогу. Всего день ходьбы на север, и можно прийти к мосту через Айлит-Ириль — оттуда до Цитадели не больше полутора дней пешком. Далеко на юге лежал Рас-Сильван, до него путь был куда более долгим. Моав остановилась и опустила голову. Сигарт понял, что дальше он пойдет один.

— Ну, как договорились — неделя и не больше, — пытаясь казаться веселым, произнес он.

Эльфа кивнула. Прощание было недолгим — пара шутливых слов, несколько поцелуев и хэур уже шагал по направлению к мосту.

Глава 18. Серая цитадель

Через два дня на горизонте показались стены Сиэлл-Ахэль. Они громадой вздымались над холмами, точно могучие скалы в преддверии Бурых гор. При виде их сердце Сигарта радостно заколотилось. Сколько раз он видел «Стального дракона», и все же каждый раз не мог сдержать волнения. Казалось, время не властно над этой твердыней — шли годы, а часовые на башнях все так же зорко всматривались в горизонт, все тот же неподкупный караул охранял дубовые ворота. Запахнув жилет, Сигарт бодро зашагал ко входу. Все его мысли были поглощены предстоящей встречей со своей стаей — как они примут его после стольких лет отсутствия? Живы ли те, кого он когда-то называл друзьями? Доложив на карауле, что Сигарт по прозвищу Окунь наконец-то прибыл с назначения, он вошел в Сиэлл-Ахэль.

Изначально цитаделью называли небольшое укрепление внутри крепости — оно предназначалось для того, чтобы служить последним опорным пунктом в случае, если враг перейдет через основную стену. Однако вскоре это название само собой распространилось на весь город. Хотя назвать Серую цитадель городом можно было с натяжкой — что это за город, где живут одни лишь воины?.. Центром Сиэлл-Ахэль был замок, вокруг него расположился плац — огромный, вымощенный серым гранитом квадрат. Его использовали для построений и торжественных церемоний, вроде приведения к присяге фриннов или прощания с погибшими перед тем, как их отдавали на съедение зверям. По периметру плаца стояли одноэтажные здания — бараки; здесь жили воины в то время, когда находились не на задании. У каждого барака было по два входа, один — со стороны площади, чтобы все рыси могли быстро построиться в случае общего сбора, другой выходил на задний двор. Тут хэуры проводили свободное время, занимаясь своими делами. Еще дальше от замка находились склады, где воины получали одежду и оружие — конечно, если кто-нибудь вдруг не решал, что обязан добыть последнее в бою. Других сооружений в Цитадели не было — дальше возвышались лишь величественные серые стены, те самые, за которые Сиэлл-Ахэль и получила свое прозвище.

Несмотря на суровую обстановку, хэуры не могли посетовать на свое бытие — за исключением рейдов и учений, все остальное время они были предоставлены сами себе. Главное, быть наготове на случай тревоги, а все остальное — твое личное дело. Жили стаями — по двенадцать рысей в каждой. Тот, кто вырос под родительским крылом, едва ли смог бы понять, что значила стая для сыновей Хэур-Тала. Единственная семья, дом, в котором тебе всегда будут рады, круг друзей, каждый из которых готов, не раздумывая, отдать за тебя жизнь — все это лишь отдаленно передает то ощущение единства, что воспитывалось долгими годами учений в Цитадели.

Каждая стая занимала отдельный барак, во главе ее стоял вожак. Он должен был направлять своих воинов в случае атаки или обороны, он же решал, когда, сколько и в чем тренироваться его воинам. Если же кто-то из членов стаи получал назначение, его место занимал один из подросших хэуров. Когда же ушедший возвращался, молодая рысь сразу же покидала стаю. К ней присоединялся такой же молодняк — так образовывались новые стаи.

Двадцать стай составляли клан. Согласно уставу, кланом командовал фринн, однако на деле каждая стая жила своей жизнью и сама решала свои проблемы — простые хэуры не очень-то любили общаться с высокомерными росх-хэурами. Забота о дисциплине среди своих подопечных полностью лежала на вожаках. Хотя заботиться было особо не о чем: в стае действовала круговая порука — за проступок одного отвечали все. Поэтому проступков почти не бывало — все жили дружно, деля со своим бараком и шутки, и пищу — в случае ее наличия, и голод — в случае ее отсутствия.

Обстановка внутри бараков была простой, однако здесь было все, что нужно для жизни. На полу вдоль стен лежали набитые соломой тюфяки, возле каждого — оружие. Характерный запах рысьего меха висел в воздухе — казалось, он впитался даже в каменные стены. В хорошую погоду хэуры сидели во дворе, чиня одежду или просто греясь на солнце. Если же шел дождь, все собирались в доме. Матерые хэуры разговаривали, из углов доносилась возня и кошачий визг — молодые воины, уад-хэуры, еще не привыкшие к двуногому обличью, затевали рысьи потасовки. Время от времени кто-нибудь из взрослых лениво бросал в угол заклинание — визг мигом утихал, но через некоторое время начинался снова. Вечером стая собиралась за ужином. Готовили все по очереди, включая вожака — для рысей нет разницы в обязанностях, будь ты хоть стар, хоть млад. Условия жизни тоже были для всех одинаковые. Единственными, кто жили отдельно, были черные рыси: они обитали в замке, каждый в собственной комнате — считалось, что росх-хэуры, как высшие маги, должны иметь возможность сосредоточиться в одиночестве.

* * *

К удивлению Сигарта, в стае его приняли так же просто, как если бы он и не отлучался. Правда, старый вожак, с которым он некогда был дружен, недавно погиб при стычке с озерными эльфами, зато все остальные были на месте. Сигарту казалось, будто он и впрямь никуда не уходил: с ним успело столько всего произойти, а здесь, в Цитадели, все было по-прежнему. Переступая порог родного барака, он втайне боялся, что после месяцев, проведенных с эльфой, ему будет тяжело вернуться к прежней жизни, однако уже на второй день он чувствовал себя как дома. Мысли его были как нельзя более светлыми: совсем скоро он снова увидит Моав, а пока можно было спокойно наслаждаться беззаботной рысьей жизнью.

С особым рвением он принялся участвовать в жизни стаи — ходил за едой на склад, готовил, обсуждал обстановку в горах. После всех услышанных им тонкостей, касающихся Великой битвы, он не мог не поражаться тому, как просто относятся к ней рядовые рыси — ну война так война, что тут такого? В конце концов, сражаться — единственное, чему учат хэуров, и надо же где-то применять свои навыки…

Решив, что этот подход, наверное, самый правильный из всех, Сигарт стал приводить в порядок оружие и костюм — они существенно поистрепались за время его путешествий. Он наведался на склад, где потребовал себе новое белье и обувь, а вот от куртки отказался — старая была еще крепкой, да и привык он к ней. Довольный, он вернулся в барак с целым ворохом обновок, после чего босиком, в одной рубахе и штанах, уселся с ним на крыльце — кое-что из одежды надо было немного ушить. Вечернее солнце ярко освещало свесившиеся растрепанные волосы. Сосредоточенно орудуя иголкой, Сигарт то и дело отбрасывал их с лица.

Он уже почти закончил, как его окликнул чей-то грубый голос — презрительно глядя на него, на пороге стояли две черные рыси, высокие и мрачные, как ночь. Сигарт молча поднялся. Не к добру было появление любимцев Гастара в его скромном жилище…

— Князь ждет тебя! — надменно произнес один из росх-хэуров. — Приказано явиться немедля.

— Куда?..

— В зал Крови. Мы проводим тебя.

Внутри Сигарта все похолодело. Он не верил своим ушам: новый Хэур-Тал приглашал его в святая святых Серой цитадели! Кивнув, он быстро надел сапоги, кое-как натянул куртку и покорно последовал за черными рысями.

Они шли довольно долго — Сигарт никогда не думал, что Сиэлл-Ахэль скрывает столько неизвестных ему коридоров, лестниц, подземных тоннелей. Несмотря на всю свою силу, он еле поспевал за огромными шагами молчаливых росх-хэуров. Наконец, они уперлись в высокую, обитую железными пластинами дверь. Перед ней проводники без единого слова покинули Сигарта, подобно теням исчезнув в темноте коридора. На несколько мгновений он застыл в нерешительности. Зал Крови — самое сердце Сиэлл-Ахэль, именно здесь в незапамятные времена Князь Рысей сразил повелителя темной орды! Нынче на его каменном троне восседал Гастар — новый Хэур-Тал, надежда своего народа, черная рысь с глазами, подобными молнии. И вот теперь он ждал его, Сигарта — здесь, в зале со стенами цвета запекшейся крови!..

Он с силой толкнул дверь, та бесшумно открылась. Затаив дыхание, Сигарт вошел в большую комнату без окон. Охристо-коричневые стены терялись во мраке, и лишь центр зала был освещен тусклым светом факелов. Казалось, время здесь замерло, остановившись в вечной ночи. На площадке у противоположной стены возвышалось грубое каменное сидение, к которому вели несколько ступеней, как будто выросших из холодного пола. Трон Хэур-Тала был пуст…

Сигарту стало жутко — ему показалось, что он целую вечность стоит в этом холодном зале, куда уже сотни лет не проникал луч солнца. Неожиданно у него за спиной раздался спокойный ясный голос, заставивший его вздрогнуть. Слова эхом отразились от каменных стен:

— Спасибо, что так быстро отозвался, Сигарт, я рад тебя видеть.

От стены отделилась высокая фигура, и правитель Сиэлл-Ахэль шагнул в освещенный круг. Сигарт впервые видел князя так близко: замирая от волнения, он поднял взгляд — красота и благородство лица Гастара поразили его! Подобно Сигарту, он был из тех рысей, которые больше других сохранили черты своих эльфийских предков. Он даже мог бы сойти за эльфа, если бы не едва уловимая жестокость, придававшая его прекрасному лицу хищное выражение. Сигарта удивила и бледность его кожи — в отличие от большинства хэуров, его лик был почти бескровным, отчего его темные блестящие глаза казались особенно яркими. Глаза, чей взгляд подобен молнии — только теперь Сигарт смог оценить, насколько точным было это выражение! Они и впрямь искрились, как черные полированные камни, а взгляд, казалось, пронизывал собеседника насквозь. Такими же черными были и прямые волосы князя. Они свободно падали на плечи, обтекая тело.

Вспомнив, зачем он здесь, Сигарт поспешно преклонил колено.

— Мор андарт!

— Встань… — Гастар небрежно взмахнул рукой.

Его пальцы были на редкость изящными, однако эта тонкость не могла обмануть Сигарта — он ясно представил себе, как они с легкостью крошат кости врага.

— Я вижу, ты, наконец, добрался домой, — произнес князь, внимательно глядя ему в глаза. — Давно пора… Я довольно долго за тобой наблюдаю. Мне нравится твоя воля — как раз такая, как и должна быть у рыси. Думаю, скоро она всем нам пригодится. Главное, чтобы ты не растратил ее до поры…

Его голос был спокойным, но что-то в нем настораживало Сигарта. Ему казалось, Гастар имеет в виду совсем не то, что говорит вслух. Тем временем князь продолжил:

— Ты ведь знаешь, что Великая битва уже совсем близко. Хэуры всегда готовы принять бой, но сейчас наших сил еще недостаточно, чтобы сразить Моррога.

Сигарт попытался понять, к чему он клонит, но ничего не придумал — лицо Гастара было непроницаемым как камень. От пристального взгляда черных глаз Сигарту становилось не по себе. Словно когти впивались в сердце! Он вспомнил, что в Сиэлл-Ахэль поговаривали, будто князь умеет читать мысли, несмотря на то, что это считалось темной магией — сейчас он и впрямь был готов поверить этим слухам…

— Я слышал, ты сдружился с эльфами, — небрежно произнес Гастар. — Я совершенно не против — каждая рысь сама решает, с кем ей водиться. Тем более что они нам не враги…

Сигарт напрягся. Значит, Барет все-таки донес об их встрече! Гастар подошел совсем близко к нему, заставив вздрогнуть.

— Ты случайно не знаешь, где Полночная Молния? — спросил он, еще больше впиваясь в него взглядом, но серые глаза хэура не выражали ничего особенного.

— Нет, — просто ответил Сигарт, и это было правдой.

Черные когти резко отпустили его сердце. Князь Рысей развернулся и снова отошел к стене.

— Ну нет, так нет… Можешь идти! — холодно отрезал он, давая понять, что странная аудиенция окончена.

Когда Сигарт поклонился, он даже не повернул головы в его сторону. Сигарт молча вышел, закрыв за собой тяжелую дверь.

Глава 19. Тайны открываются

Проводив хэура взглядом, эльфа некоторое время постояла, затем вскочила в седло и тронула лошадь в сторону Рас-Сильвана. Ее путь занял почти четверо суток. К вечеру четвертого дня до города оставалось не больше сорока лиронгов. Неожиданно лошадь удивленно подняла голову — всадница набрала повод, заставив ее остановиться. Некоторое время Моав сидела, тоскливо опустив глаза. Всего лишь день езды, и дорога приведет ее домой!.. Она тряхнула головой, отгоняя сладкие грезы, и, резко ткнув лошадь пяткой, свернула с дороги и двинулась в объезд Рас-Сильвана. Чуть заметная тропинка среди деревьев вела к гномьим катакомбам.

Шагом эльфа въехала под сень могучих буков. Как изменилось все кругом. Некогда такой яркий лес было не узнать: голые серые стволы мерзли на ветру, изумрудный мох больше не сверкал у их корней — его покрывал толстый слой скрученных листьев цвета ржавчины. Словно принцесса из печальной баллады, веллара бродила среди стройных деревьев, пытаясь найти хотя бы что-то, что напомнило бы ей о далеком летнем вечере, когда она была так счастлива, но лес молчал — только ветер зябко свистел в его кронах, злобно осыпая незваную гостью мертвыми листьями. Вторя его враждебности, с запада занимался зловещий закат — низкое солнце освещало лес темно-красными лучами, отчего казалось, будто все вокруг залито кровью.

Моав с трудом нашла вход в подземелье. Не глядя по сторонам, она поспешно скрылась в катакомбах. Когда же она снова вышла на свет, за плечами у нее висел длинный предмет, замотанный в темную материю. Не медля, она отвязала лошадь, поспешно вспрыгнула в седло и двинулась прочь из леса, холодного и неприветливого, точно брошенный дом. На этот раз она ехала к Рас-Сильвану.

Не доезжая какого-то десятка лиронгов до города, она вновь нырнула в лес, немного проехала и спешилась на открытой поляне с одиноким сухим деревом посредине: именно сюда Инсэллар когда-то принесла их с Сигартом. Осмотревшись по сторонам, Моав издала резкий птичий свист, и тут же из-за ветвей послышалось хлопанье крыльев: на поляну желтым комком вылетела иволга. Покружившись немного вокруг усохшего дерева, она взвилась и полетела по направлению к городу. Эльфа подняла голову и с тревогой взглянула на закат, точно чего-то от него ожидая.

Но не одна она смотрела на кроваво-красное небо. В беломраморном Рас-Сильване, у замкового окна стоял младший веллар дома Сильвана, Иштан Ардалаг. Алое солнце бросало розовый отблеск на его тонкое лицо — такое же бледное и скуластое, как и у Моав. Он был настолько похож на нее, что его облик казался лишь мужским вариантом лица сестры — сестры, которая всегда подтрунивала над не в меру мечтательным братом… Теперь же все изменилось в Рас-Сильване. Тревога, охватившая весь Риан с прошлой весны, залегла чуть заметной складкой на белом лбу юноши. К тому же, Моав куда-то совсем пропала — с тех пор как Кравой вернулся со свитками, о ней не было и слуху. Даже Лагд не мог скрыть тревоги за судьбу дочери, Иштан ясно чувствовал это. Скорее бы уже она вернулась — до Великой битвы осталось совсем немного…

В полутемной комнате стоял тяжелый запах жженого сока сикоморы — молодой эллари уже три раза зажигал смолистые веточки. Ошибки не могло быть: сегодня его ожидала встреча с кем-то, пришедшим издалека. Но солнце почти скрылось за лесом, а Иштан все глядел на темную стену деревьев вдалеке, теряясь в догадках. Ему показалось, что в закатном луче блеснуло что-то желтое. Он напряг зрение, но даже эльфийские глаза не могли различить ничего в сгущающихся сумерках. Неожиданно из темноты в комнату ворвалась яркая птица, огласив покои резким криком. Сердце Иштана заколотилось — это была солнечная птица, иволга! Сколько раз сестра присылала ее в замок, когда они были детьми — и он снова мчался на их условное место, дабы узнать о новой затее Моав или тайком от отца принести ей еду. Неужели она снова была где-то рядом и просила его о помощи?!

Юноша сорвался с места, быстро открыл резной сундук, украшенный хитрой вязью, и достал лук и колчан. Пальцем тронул тетиву — еще звенит. И как только Моав удавалось так натягивать луки?.. Вспомнив о сестре, Иштан заторопился сильней. Он осторожно выглянул за дверь и, удостоверившись, что его никто не видит, быстро исчез в сумерках.

Половинка луны уже ярко светила над лесом, когда до Моав донеся топот копыт. «Слава богине!» — вырвалось у нее. На краю поляны показался всадник в светлом плаще, белая шерсть коня в призрачном свете отливала серебром.

— Иштан! Я здесь! — закричала Моав, выбегая навстречу.

Эльф быстро спрыгнул с коня и заключил сестру в объятья.

— Йонсаволь! А я уж было подумал, что ты построила большой белый корабль и поплыла на нем через Ин-Ириль, как грозилась в детстве!

Он осмотрел Моав с ног до головы. Почти не изменилась, только глаза стали грустные… На какой-то миг ему показалось, что черты сестры застит липкий серый туман; у него екнуло в груди — так выглядит близкая смерть! Он тряхнул головой, всмотрелся еще раз: туман рассеялся — наверное, показалось…

— Ну, рассказывай, как ты жила все это время, — нарочито весело потребовал он. — Отец говорил, ты заезжала в наши края — жаль, я тебя не застал.

Но Моав вопреки обыкновению не разделила его легкого настроения.

— Иштан, у нас мало времени, мне надо тебе многое рассказать, — что-то в тоне сестры заставило его вздрогнуть. — Ты всегда помогал мне, помоги и сейчас: мне не к кому больше обратиться!

Иштан почувствовал, что на этот раз речь идет не о детских проказах. Он постарался отогнать нараставшую тревогу.

— Ты же знаешь, я все сделаю для тебя, сестренка! Если я ухитрился привести тебе коня и вынести пол-кухни, когда ты убежала из замка и неделю пряталась в Серебристом лесу… — не договорив, он осекся — из-под ресниц Моав блеснули слезы. — Да в чем дело?! — воскликнул он изменившимся голосом.

Быстро утерев глаза рукой, Моав заговорила — голос ее был непривычно тихим:

— Я расскажу тебе все, а ты меня выслушаешь молча и потом скажешь свое слово.

Иштан кивнул в знак согласия. Она говорила долго и спокойно — несколько раз Иштан порывался что-то сказать, но она знаком останавливала его. Она рассказала ему обо всем — умолчала лишь о встрече с Кравоем и о своем несчастном ребенке — слишком многое пришлось бы объяснять юноше…

Трудно описать, что происходило в душе Иштана, пока он слушал рассказ сестры. То, что она говорила, казалось кошмарным сном — он верил, что еще чуть-чуть, и они проснутся, и все опять будет по-старому! Наконец она замолчала, и Иштан понял, что это не сон. В воздухе повисла звенящая тишина.

— Что я могу сделать для тебя? — упавшим голосом спросил он.

Казалось, Моав только и ждала этого момента. Она подошла к брошенной на землю одежде и вынула из-под нее длинный сверток.

— После того как Сигарт заберет мою душу…

Иштан сделал резкое движение к сестре, но она жестом одернула его. Она старалась не смотреть на брата. Вперив взгляд в землю под ногами, Моав продолжила:

— После того как Сигарт заберет мою душу, он придет в Рас-Сильван, и ты отдашь ему вот это.

Она развернула ткань, и поляна осветилась тусклым холодным светом. На мгновение Иштан утратил дар речи.

— Ты знаешь, что это? — спросила Моав, испытывающее глядя на него.

— Нар-Исталь, Полночная Молния, меч Иннариса! — произнес он, не веря глазам.

На черной материи лежал небольшой меч с рукоятью, украшенной серебряными лунами — его клинок светился мягким белым светом. Прежде чем Моав успела остановить его, Иштан протянул руку и коснулся лезвия — крик боли огласил поляну. Лунный эльф отчаянно махал обожженной рукой. Моав улыбнулась, глядя на брата.

— Только рука Иннариса сможет открыть Полночную Молнию — ты что, забыл?

Но Иштан уже не думал о своей боли — теперь он с интересом рассматривал клинок.

— Но ведь Лагх утопил его в водах океана после битвы на берегу Ин-Ириля!

— Как видишь, нашлись те, кто поднял Нар-Исталь со дна, — с чуть заметной издевкой сказала Моав. — Это навы спрятали меч Лагха, а я нашла его.

Иштан опять хотел что-то сказать, но осекся.

— Великая битва совсем близко, — продолжала Моав, взвешивая каждое слово. — Ты знаешь, что гласит пророчество: когда тьма придет на берег моря, лунный клинок вернется в руку Иннариса. И я знаю, о ком говорит предсказание — ты отдашь меч тому, кто придет с моей душой…

Изумленный Иштан молча смотрел на сестру: неужели пророчество сбывается?

— Но… но почему ты так уверена, что именно он? — недоверчиво спросил он.

— Я смотрела в озеро Мертвых — его воды показали Иннариса, — был ответ веллары.

Глаза Иштана расширились еще больше.

— Так значит, это ты пробралась на остров Ушедших Душ и улизнула от воинов Гастара?! Эта история наделала столько шума!

— Да, я! — вспыхнула Моав. — А что мне оставалось?! Когда я попыталась сказать отцу о том, что скоро взойдет Кровавая луна, он не захотел слушать — а ведь мне дала знак сама богиня! Он сказал, что я просто неправильно поняла. Но я все поняла правильно и не могла сидеть, сложа руки — я должна была что-то предпринять, иначе было бы слишком поздно! И тогда я решила узнать все, что можно, о новом Иннарисе. Конечно, я знала всю эту историю о Гастаре, но что-то в ней не давало мне покоя — мое виденье не признавало в нем спасителя Риана. Я знала только один способ это проверить — воды Синв-Ириля единственные знают все о том, что было и что будет…

Она умолкла, отвернувшись от брата. Несколько мгновений она стояла так. Сердце Иштана сжалось — в ее позе, в надломленном наклоне головы, в болезненной напряженности хрупкого тела было столь ясное ощущение страха и беспомощности, что ему и самому стало страшно. «Точно сбитый цветок! — мелькнуло у него в голове. — Еще живой, но уже обреченный на угасание…» Моав глубоко вдохнула и, взяв себя в руки, снова развернулась к нему. Было видно, что ей с огромным трудом удается сохранять видимость спокойствия. И тем не менее, она продолжила:

— Озеро ответило на все мои вопросы — и о новом Иннарисе… — она запнулась, сглотнула, — и о моем авлахаре. Две зимы я искала его, я обошла весь Риан, я перешла через горы, в Галлемару, и, наконец, нашла его.

— Но почему ты никому не сказала о том, что разгадала, о ком говорило пророчество?!

— Князь Сиэлл-Ахэль давно мнит себя избранным — если бы он узнал тайну Озера, он бы просто уничтожил Сигарта! А он узнал бы наверняка — он способен читать мысли, я уверена. Открой я Сигарту его судьбу, эта хитрая рысь тут же догадалась бы обо всем! Вот почему новому Иннарису не стоит знать ни кто он, ни где спрятана Полночная Молния, пока не пробил его час.

Она опустила глаза, собираясь с силами, затем сказала:

— Я дала ему знак Эллар — теперь Полночная Молния откроется в его руке, а у нас появится надежда.

— Но как ты это сделала?! — изумился Иштан. — Лишь дети луны могут носить печать Эллар: любого другого ее свет убьет, только лунная вода коснется его губ!

— Но ведь не убила же, — тихо ответила Моав. — Я разбудила его эльфийскую сущность: открыла его сердце для любви, чтобы свет Эллар смог найти к нему дорогу, не навредив ему.

Иштан понурил голову.

— И ты для этого стала его кейнарой?..

Моав ничего не ответила, быстро отвернулась в сторону, потупив глаза. Горячий голос снова заставил ее снова взглянуть в лицо брата:

— Послушай, ты ведь и так уже многое сделала для Риана! — пылко заговорил он. — Пусть новый Иннарис теперь сам позаботится о себе! Возвращайся в Рас-Сильван!.. Я все знаю: это пророчество — про Иннариса и его авлахара… Но, может, это не так уж и необходимо! Поедем домой, пожалуйста!..

Бросив последнее слово, он замолк. Моав не шевелилась — лишь покачала головой и, снова опустив глаза, чуть слышно проговорила:

— Я не могу… Я должна быть с ним.

Что-то в ее движении и словах показалось Иштану странным. Он вздрогнул и пристально вгляделся в опущенное лицо. Догадка, точно молния, поразила его.

— Ты любишь его, Йонсаволь?!.. — точно не решаясь верить собственным словам, прошептал он.

Моав подняла глаза — ни до, ни после этой ночи Иштан никогда не видел такого взгляда. Некоторое время оба молчали; Иштану показалось, что это молчание длилось вечность.

— А если он не придет? — наконец, тихо спросил он. — Если он решит остаться в Сиэлл-Ахэль?

— Я верю в него! — с жаром воскликнула Моав. — Он придет!

Тишина снова повисла над поляной. Наконец, Иштан заговорил; ему казалось, что за эту ночь он повзрослел на много лет, навсегда покинув беззаботное детство…

— Хорошо, я отдам ему Полночную Молнию, если на то воля Эллар. И пусть богиня ведет его руку!

В следующий миг он нахмурился.

— Но почему ты не пришла в Рас-Сильван, а вызвала меня сюда?

— Отец не отпустил бы меня, — горестно ответила Моав, — ты же знаешь, какое у него виденье, он бы все сразу понял. К тому же…

— Что, к тому же?

— Ничего — просто не хочу ранить его лишний раз.

— Ладно, будь по-твоему.

Он медленно взял меч из рук Моав и накрыл тканью — таинственный свет погас, на поляну снова опустилась осенняя ночь. Иштан взглянул на сестру — в тусклом свете луны она выглядела совсем юной. Ему показалось, она хочет еще что-то сказать, но не решается.

— Я могу еще чем-нибудь тебе помочь, сестренка? — тихо спросил он.

Моав нерешительно подняла глаза.

— Да, есть еще одна вещь…

Она говорила так робко, что Иштан сразу понял — эта просьба для нее едва ли не важнее первой. Неужели сестра сомневается в том, что он выполнит любое ее поручение? Особенно теперь! Он чувствовал, что готов сейчас же умереть ради нее! Собравшись с силами, Моав проговорила:

— Я хочу, чтобы ты стал для него братом так же, как был для меня, чтобы ты помогал ему во всем, как помогал бы мне.

Иштан застыл, глядя на нее так, будто видел впервые. Он ожидал чего угодно, только не этого. Простить убийцу своей сестры, полюбить как брата, а если надо, пожертвовать ради него жизнью — Иштану казалось, что это выше его сил! Моав внимательно наблюдала за ним. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, оценивая.

— Если ты откажешься, я пойму тебя — ты не обязан этого делать, — поспешно сказала Моав.

Иштан жестом остановил ее — он принял решение.

— Я сделаю все, как ты хочешь, — в предрассветной тишине его голос звучал ясно и твердо. — Клянусь богиней!

Он поднес пальцы к губам в знак клятвы. Моав благодарно взглянула на него, но следом по ее бледному лицу пробежала судорога, словно от боли.

— И еще…

— Что еще? — тревожно спросил Иштан, беря ее за плечи.

— Еще я хотела попросить, чтобы ты все рассказал Кравою, — она с трудом перевела дыхание, — но лишь после того, как будет открыта Полночная Молния…

— Но это жестоко, Моави! Подумай, какую боль ты причинишь ему!

— Он имеет право знать!

Иштану не оставалось ничего иного, кроме как покориться — вздохнув, он коротко кивнул. Моав вдруг потупила глаза и добавила:

— И вот еще, возьми… Передашь это ему, хорошо?

Она подняла руки к шее, сняла медальон на цепочке и быстро вложила его в руку брата. Иштан снова кивнул.

— Только помни, ни слова ему о нашей встрече до того, как Нар-Исталь не найдет своего владельца! И никому ни слова, слышишь! Сигарт должен стать первым, кто узнает о возвращении Полночной Молнии. Ни отец, ни Кравой, лишь он один!

— Я все понял, — коротко ответил веллар.

Его юные глаза стали серьезными от осознания огромной ответственности, лежащей на нем, однако долго он не продержался — стоило ему лишь вспомнить, что он видит сестру в последний раз, как у него начинали дрожать губы. Он откашлялся, силясь побороть подступающие к горлу слезы, и неестественно громким голосом спросил:

— И куда ты теперь?

Эльфа опустила глаза.

— К нему… В Сиэлл-Ахэль.

Иштан уронил голову на грудь; слезы уже явно дрожали в его глазах.

— Я горжусь тем, что у меня такая сестра, — только и смог прошептать он.

Моав порывисто обняла его, спрятав голову у него на груди. Иштан шептал ей нежные слова, и нахлынувшие слезы застилали его всегда такие зоркие глаза. Остаток ночи они просидели рядом, наперебой вспоминая приключения своего далекого детства в Рас-Сильване: в преддверии близкой разлуки им хотелось говорить только о светлом и радостном. Вскоре небо стало синим, вместе с ним стало синим все вокруг, а затем начало светать.

Когда на небе погасли последние звезды, Иштан снова был в замке. Неслышно, как тень, он поднялся по лестнице, успешно миновал стражников. Узнав его, они, к счастью, не стали задавать вопросов, лишь проводили улыбками — у молодости есть много причин не ночевать дома… Дойдя до своей комнаты, Иштан осторожно толкнул дверь, вошел и так же осторожно прикрыл ее. Он развернулся, сделал шаг, намереваясь лечь в постель, и едва сдержал возглас удивления — на фоне окна, в полумраке стояла неподвижная фигура.

— Ан синтари Эллар, — раздался спокойный голос.

Юноша вздрогнул — отец! Как он теперь объяснит ему свое отсутствие?! Вспомнив о мече, он спрятал сверток за спину. В серых сумерках Лагд медленно подошел к сыну, так что тот смог рассмотреть его лицо — оно было так печально.

— Ты встречался с Моав? — просто спросил он.

Иштан потупил взор, его сердце заколотилось — откуда он только узнал! Поняв его удивление, Лагд поднял руку, в его пальцах было желтое перо.

— Оно лежало на полу…

Иштан судорожно вдохнул — в любом случае, он ничего не скажет. Пусть он гневается на него, пусть даже накажет — сестра запретила ему говорить о встрече! Лагд внимательно наблюдал за ним несколько мгновений, затем понимающе кивнул.

— Она взяла с тебя слово молчать, так?

Иштан густо покраснел и сделал едва заметное движение головой.

— Хорошо. Я не буду тебя ни о чем спрашивать, скажи мне лишь одно — она отправилась на север?

Иштан молчал.

— Это очень важно, — тихим, почти просящим голосом произнес старший веллар. — Ты даже не представляешь себе, насколько!

В комнате воцарилось напряженное молчание.

— Она едет в Сиэлл-Ахэль? — снова повторил свой вопрос Лагд.

Чуть не плача, Иштан опустил глаза, бледный подбородок дернулся к груди. В ответ раздался тяжелый вздох.

— Ложись спать, — тихо сказал Лагд — в его голосе слышалась огромная усталость. — Я скажу в храме Луны, что ты сегодня будешь позже.

Он подошел к сыну, поцеловал его в лоб и вышел, оставив одного. Иштан облегченно вздохнул и в эту же минуту почувствовал, как сильно он хочет спать. Через несколько минут он уже видел десятый сон в своей постели, а на дне его сундука лежал темный сверток, ожидающий своего часа.

Но князю Рас-Сильвана было не до сна — еще до восхода солнца он постучался в покои Кравоя. Заспанный краантль удивленно открыл дверь.

— Ан синтари Эллар, что-то случилось? — зевая, спросил он.

— Нам надо поговорить, — глухим голосом ответил Лагд. — Это важно.

Глава 20. О том, как сложно бывает уйти из гостей

Не прошло и пяти дней с этих событий, как маленькая лошадка ступила на западный берег Айлит-Ириля — как и обещала, старшая веллара Рас-Сильвана ехала в Сиэлл-Ахэль навстречу своей судьбе. Обманчивое осеннее потепление оказалось недолгим — вскоре небо снова обложило низкими свинцовыми тучами, ледяной дождь безо всякой жалости хлестал редких путников, осмелившихся покинуть теплые жилища. Озябшая и голодная, Моав решила переждать непогоду в невзрачном трактире, одиноко стоящем на перекрестке дорог. Отсюда до Сиэлл-Ахэль оставалось рукой подать, но силы эльфы были на исходе. Заведение оказалось не самым приятным — крыша в комнате протекала, постель оказалась сырой и холодной, но это было лучше, чем ночевать в чистом поле. Оставив лошадку на попечение хозяйки — молчаливой старой гномьи, и дав ей золотой для вдохновения, веллара поднялась в свою каморку и, не раздеваясь, уснула.

Во сне она тихо стонала и вздыхала, точно ей снился тяжелый сон. Возможно, ей грезилось далекое детство в Рас-Сильване, игры в замковом саду, лица близких. А может быть, ее путешествия по Риану — кто знает… Громко вскрикнув, эльфа вдруг проснулась — она сидела на холодной кровати, а по окнам упрямо стекали капли дождя, размывая грязь на стекле. Дождь шумел повсюду — по крыше, по стеклам, вокруг дома. Поплотнее завернувшись в одеяло, Моав поджала ноги к животу, чтобы было теплее.

Наутро картина не изменилась — из окна предстал все тот же тоскливый пейзаж. Не изменилась она и на следующий день — разве что дождь припустил еще сильнее, чем давеча. Пасмурное утро занималось тускло и безрадостно. Моав выпила на завтрак холодного молока и стала собираться в дорогу — погода погодой, а время не ждет… Упаковав сумку — хотя что там было паковать! — она отправилась проверить, как поживает ее верная лошадка. Покрепче запахнув куртку, Моав открыла дверь и вышла на улицу. Конюшня стояла отдельно от основного строения — чтобы попасть на нее, нужно было пересечь большой двор. Ветер стих — теперь дождь лился мерно, точно из опрокинутого ведра. Перепрыгивая через лужи, эльфа добралась до покосившегося сарая. Похоже, золотой возымел некоторое действие — ее подруга была накормлена и вычищена, а сбруя аккуратно висела на стене. Моав быстро оседлала кобылку и привязала к двери денника.

— Сейчас я принесу вещи, и тронемся, — объяснила она, оглаживая теплую шею лошади. — Надеюсь, в Серой цитадели о тебе позаботятся, как положено…

Она выскользнула из двери конюшни и направилась было обратно к трактиру, как вдруг ее внимание привлекла странная фигура, неподвижно стоящая поодаль на углу здания. Высокий мужчина в черном дорожном плаще стоял прямо под дождем, низко надвинув капюшон на лицо: из-под плотной ткани время от времени сверкали пронзительные глаза. Прямо за ним переминались с ноги на ногу две крепкие лошади. Моав остановилась посреди двора, вглядываясь в окаменевшую фигуру, затем вся подалась вперед, словно собираясь побежать к тому, кто прятал лицо под черным плащом, но тут же сдержала шаг. Медленно и точно с испугом подошла она к незнакомцу. Тот не шелохнулся.

— Кравой… — изумленно позвала эльфа.

Смуглая рука опустила капюшон, капли дождя заструились по золотистым волосам жреца солнца.

— Меня прислал твой отец, — не двигаясь с места, тихо произнес он. — Он просит, чтобы ты вернулась, ему очень плохо без тебя. Нам всем очень плохо…

Застыв на месте, он наблюдал, как холодные капли падают на бледное лицо Моав, стекают со слипшихся волос. Она опустила глаза.

— Я привел хорошего коня — через три дня ты будешь дома!

Не сдержавшись, он быстро шагнул вперед и схватил ее за плечо. Моав вздрогнула — его рука была холодной как лед. Отстранившись, она покачала головой.

— Я не могу пойти с тобой, возвращайся один, — через силу проговорила она — ее голос едва можно было узнать. — Для меня уже нет обратного пути…

— Ты в этом уверена?

Она коротко кивнула. Несколько мгновений они стояли так, будто некая сила не давала им подойти другу к другу. Дождь струился с их одежды, холодом проникая до самых костей, но они не шевелились.

— Что мне передать Лагду? — наконец, глухо спросил Кравой.

Моав робко подняла взгляд на него — на грязном дворе трактира он выглядел почти нереальным, словно отголосок какой-то безмерно далекой жизни. Бледные губы веллары дрожали от холода.

— Передай, что я очень люблю его. И чтобы он… чтобы он простил меня!

Не говоря больше ни слова, она развернулась и быстро зашагала по лужам к трактиру.

* * *

К вечеру следующего дня Моав стояла у ворот Сиэлл-Ахэль. Не открывая окошка, дежурный страж запросил пароль. Не услышав ответа, он неспешно открыл засов и выглянул наружу. На небритом обветренном лице отразилось крайнее изумление — еще бы, эльфа у стен Цитадели! Такое не каждый день увидишь! Он крикнул еще одного караульного, вместе они потребовали гостью назваться. Когда же они поняли, кто перед ними, то пришли в полное замешательство и побежали докладывать. Ждать пришлось недолго — вскоре ворота со скрежетом отворились, и Моав шагом въехала в город Хэур-Тала.

На улицах крепости запала гробовая тишина — выйдя из бараков, хэуры стояли по обочинам дороги, точно неподвижные тени. Рыжие, серые и желтые глаза хищно сверкали из-под насупленных бровей, могучие руки сжимали рукояти мечей. Копыта лошади громко цокали о мостовую, злобой отдаваясь в рысьих сердцах — авлахия и впрямь накрепко вгрызлась в них… Под враждебное молчание Моав подъехала к замку. Высокая дверь беззвучно распахнулась, точно огромный зев, и поглотила ее.

Гастар ждал ее в зале Крови. Мрачный, словно каменное изваяние, князь Сиэлл-Ахэль стоял, скрестив на груди изящные руки. Заслышав легкую поступь, он резко обернулся, но ни шагу навстречу не сделал. Когда же эльфа подошла к нему, он выбросил руки вперед жестом фальшивого гостеприимства.

— Кто к нам пожаловал! Неужели сама Моав Синтарэль, старшая веллара Рас-Сильвана, почтила своим явлением нашу берлогу! — деланно любезным тоном произнес он. — Чем обязан столь высокой чести, которая меня, честно говоря, вовсе не радует?..

Эльфа сделала вид, что не заметила издевки.

— Ан синтари Эллар, Гастар, — громко произнесла она — в ее холодном голосе послышался чуть заметный металлический звон.

— Ну, если ты так настаиваешь на ее благословении, пусть будет по-твоему. Зачем пожаловала?

— Я здесь по поручению князя Рас-Сильвана, — начала она, но Гастар перебил ее.

— Ну надо же! А я-то думал, ты ходишь только по своим поручениям!..

Веллара проглотила его слова и продолжила:

— Лунный народ предлагает вам заключить союз для совместной победы в Великой битве — думаю, князь Сиэлл-Ахэль уже знает, что она скоро состоится… Если же мы объединимся, наши шансы низвергнуть Моррога возрастут.

Хэур покачал головой.

— Неужели? Маленькие веллары насмерть забросают армию гарвов лепестками роз? Или может быть, десять тысяч лучников выколют глаза бессчетной орде Моррога?

— Не стоит недооценивать тех, кто предлагают тебе свои силы, — холодно ответила Моав. — В сложившейся ситуации дорога любая помощь.

— Ну да, конечно, каждая бабочка теперь нам дорога как сотня воинов! Может быть, еще и сильфов пригласим? Они такие зеленые…

— Ван Мермина дал свое согласие — дети воздуха прибудут на берег Ин-Ириля в срок.

— И ирилай — этих бешеных — тоже возьмем с собой, да?

Эльфа вскинула голову.

— Я как раз планирую посетить Инкр.

Гастар горестно поднял глаза к потолку и с досадой воскликнул:

— О великий Хэур-Тал! Ты такая же упрямая, как твоя мать!

— Ты что, был с ней знаком? — удивилась Моав — ее глаза на мгновение вспыхнули живым огоньком.

— Видел несколько раз — мне хватило!

Эльфа хотела о чем-то спросить его, но передумала.

— Так каков будет ответ Серой цитадели? — с прежним требовательным звоном в голосе проговорила она.

— Если очень коротко — нет!

— Почему нет?! — сорвалась Моав. — Риану нужна одна большая сила, а не десяток раздробленных армий!

Ее бледное лицо пылало уже не скрываемым отчаяньем. Князь Сиэлл-Ахэль, напротив, теперь выглядел хладнокровным, как никогда.

— У Риана есть такая сила — она находится в Цитадели, — спокойно произнес он. — Ты зря проделала столь долгий путь — хоть у нас и одна цель, мы идем к ней разными путями. Рысям не нужна ваша помощь!

Моав сделала резкий шаг к нему, ее глаза уперлись прямо в его лицо.

— Тогда хотя бы отдай свиток — тот, что ты купил у Рогдвэна! Он нужен велларам, чтобы увести Непробуждаемых в Мир-без-Времени на случай, если мы не сможем удержать Моррога!

— Такой случай меня не интересует, — небрежно бросил Гастар. — Пророчество говорит о победе, ведь так?.. Стало быть, у нас нет иного выхода, кроме как выиграть эту битву. Ну а пока свиток полежит у меня — можешь даже не искать его, все равно не найдешь.

Эльфа отвернулась — в ее лице мелькнула растерянность. Было ясно, что дальнейшие переговоры бесполезны… Однако, Гастар, по-видимому, не собирался так скоро отпускать свою гостью. Он подошел почти вплотную к ней и улыбнулся одними зубами.

— Чуть не забыл! Я давно хотел тебя спросить — это ведь ты сбежала от моих котят, там, у озера Мертвых?..

Моав молчала — на бледном лице не отразилось ничего.

— Я так и думал! — в лицемерном восторге воскликнул Гастар. — Ну, кто бы еще смог обвести вокруг пальца росх-хэуров! Я почти восхищен!

Сложив ладони перед грудью, он обошел вокруг неподвижной эллари; та заметно напряглась — каждое его слово дышало угрозой.

— Мне просто интересно, — продолжал он, — что ты там хотела увидеть — неужели своего авлахара? И зачем же тогда надо было все так усложнять? Скрываться от Турида, красться, словно вор, а?.. Или, может, тебя интересовало что-то другое? Например, что-нибудь о Полночной Молнии… Ты же знаешь, о ком говорит пророчество! Оно говорит о князе Серой цитадели, и этот князь — я!

Он выдержал паузу, затем сорвался:

— Не будь глупой, отдай мне меч!

Его пылающие глаза двумя красными огнями впились в лицо Моав, но та даже не пошевелилась. Не дождавшись ответа, Гастар сделал еще несколько кошачьих шагов вокруг нее; холодные белые пальцы чуть заметно коснулись тонкой шеи эльфы. Она вздрогнула, но осталась стоять, как стояла.

— Я бы мог приказать схватить тебя — эльфы давно прячут Нар-Исталь от его законного владельца… — заметил Гастар рассеянным тоном, однако блеск его черных глаз говорил о крайнем душевном напряжении.

Развернувшись, он еще раз пристально посмотрел на веллару, точно пытаясь прочесть ее мысли, но виденье Моав явно оказалось быстрее.

— Но я, пожалуй, не стану этого делать… — последние слова князя упали, точно камень; черные глаза потухли. Разговор был окончен.

— Я бы советовал высокой велларе покинуть Сиэлл-Ахэль как можно быстрее — хэурские дамы слишком некрасивы, чтобы я смог защитить тебя от своих воинов, — с ледяной улыбкой произнес он, любезно беря руку эльфы и поднося к губам.

Моав хотела отдернуть руку, но не успела; она резко вскрикнула — острые зубы впились ей в ладонь, до крови прокусив кожу. В синих глазах вспыхнул гнев, но тут же погас — наследница дома Сильвана слишком хорошо владела собой. Побледнев, она отняла руку и со сдержанным напряжением проговорила:

— Уже поздно. Если князь позволит, я покину крепость завтра на рассвете.

— Да будет так!

Гастар хлопнул в ладоши, и на пороге появился мрачного вида стражник — молодой хэур.

— Гархат проводит тебя в твои покои; надеюсь, ты не покинешь их до завтрашнего утра. И, кстати, можешь даже не пробовать колдовать, твоя магия здесь не действует — в Сиэлл-Ахэль свои законы…

Плотоядно скалясь выпирающими клыками, стражник взмахом руки указал Моав на выход — все его жесты казались липкими. Не в силах сдержать дрожи, эльфа отшатнулась от него и, бросив на Гастара лютый взгляд, покинула зал.

Хэур долго вел ее по темным коридорам — к чему свет, если рыси видят ночью как днем? Они бесконечно спускались и поднимались по лестницам — даже замковая мышь и та бы не нашла пути обратно! За все это время мрачный проводник не проронил ни звука, однако хищные взгляды, бросаемые на тонкую фигурку эллари, были куда выразительнее слов. С опаской косясь на него, Моав старалась идти так, чтобы расстояние между ними не сокращалось. Наконец, они пришли — Гархат звякнул связкой ключей, со скрежетом открыл дверь и завел эльфу в комнату. Она осмотрелась — кровать да придвинутый торцом к стене стол с лавой, вот и все убранство. Хэур молча, со злорадной ухмылкой поклонился и вышел, захлопнув за собой дверь. Моав услышала, как повернулся ключ в замке — неужели ее заперли?! Она подбежала к двери и толкнула ее, но та не поддалась. Эльфа с досадой стукнула ладонью по двери — похоже, до завтрашнего утра она была пленницей… С выражением злобы на лице она стала нервно ходить из угла в угол. Поездка в Сиэлл-Ахэль оказалась бесполезной! Впрочем, Сигарт ведь предупреждал ее о такой возможности…

Прошло несколько часов, и в комнате стало совсем темно. Моав попыталась найти свечу или лампаду, но, кроме нехитрой еды, на столе не было ничего. Не снимая сапожек, она улеглась на кровать — простыни были на удивление чистыми и свежими. Снятый с пояса нож вместе с луком и колчаном лежали на столе. Она почти уснула, как из-за двери донесся странный шорох. Моав вскочила с кровати, в замке что-то щелкнуло, и тяжелая дверь начала отворяться, будто кто-то пытался незаметно проникнуть в комнату. Эльфа потянулась к оружию — от Гастара можно было ожидать чего угодно — но ее лицо озарилось радостной улыбкой.

— Сигарт! Как ты узнал, что я здесь?!

— В Цитадели слишком мало новостей, чтобы приезд высокой веллары остался незамеченным, а Гархат слишком хвастлив, чтобы не рассказать всей Сиэлл-Ахэль, где он тебя запер. Ну а утащить у него ключ и вовсе было не сложно.

Удостоверившись, что за ним никто не следит, хэур закрыл дверь и заключил Моав в объятья.

— Я все знаю, Гастар отказал тебе!

— Ваш князь упрям, как осел!

— Ты хотела сказать, как рысь?

Она рассмеялась.

— Или так. Похоже, у него свое виденье того, как, а главное, кому надо воевать с Моррогом. Более того, он не хочет отдавать свиток, а без него у велларов ничего не получится!

Она с досадой сцепила тонкие пальцы, Сигарт потер лоб.

— Да, интересно, куда он его запрятал? Я знаю каждый уголок в Цитадели и окрестностях — здесь трудно что-либо спрятать так, чтобы никто не заметил. Одни холмы да камни…

Лицо Моав оживилось.

— И как это я сразу не подумала! Я прошу тебя, найди его! Ты ведь и вправду здесь у себя дома — уверена, у тебя получится. Ну, пожалуйста! Ты не представляешь, как это важно!

Сигарт некоторое время сидел в задумчивости, затем неуверенно протянул:

— Хорошо, я попытаюсь…

— Как только найдешь его, сразу отвези в Рас-Сильван, к моему отцу!

— А ты где будешь в это время? — удивился он.

Моав опустила взгляд.

— Не знаю — мало ли что может случиться до тех пор…

— Ну, уж нет! — запротестовал хэур. — Мы вместе его найдем, и ты сама отвезешь его домой.

— Хорошо, пусть так и будет, — тихо согласилась она. — Но если вдруг меня не будет рядом, это придется сделать тебе.

— Вот когда придется, тогда и буду думать.

Она улыбнулась в знак полного согласия и кивнула. Сигарт расслабился.

— Ну, а что же ты намерена теперь делать?

— Завтра двинусь в сторону Инкра — думаю, двух дней верхом мне хватит, чтобы добраться. Надо добиться союза с озерными эльфами.

— Это действительно так необходимо? — недовольно поинтересовался Сигарт.

Озерный народ издавна был на ножах с хэурами, и ему не хотелось идти прямо в руки недругам; отпускать же Моав одну ему не хотелось — северные края не безопасны… Но она была настроена решительно:

— Без ирилай войну нам не выиграть. Ты слышал об инкрийской фаланге?

— Нет.

— Так вот, этому войску нет равных в битве на равнине — они держат удар, точно стена! Без этой силы сдержать гарвов не удастся.

— А они захотят биться рядом с рысями?..

— Мне как раз и предстоит их уговорить.

— Делай что хочешь, но одну я тебя не отпущу, — решительно заявил Сигарт. — Я пойду с тобой. Встретимся завтра в лиронге от ворот, у Острых скал — я буду ждать тебя там с утра.

Эльфа ласково прильнула к его груди.

— Ты так заботишься обо мне… Спасибо, — проговорила она и, заметив сомнения Сигарта, добавила: — Тебе нечего бояться: они не посмеют тронуть того, на ком есть знак Эллар.

— Хотелось бы мне в это верить. Главное, чтобы они не заметили его слишком поздно, — улыбнулся он.

Забравшись с ногами на постель, они еще долго разговаривали в темноте, пока Моав не начала зевать так, что уже почти не могла говорить. Отпустив хэура, она залезла в теплую постель и умиротворенно заснула. Если бы она знала, что готовит ей рассвет, вряд ли ее сон был столь безмятежным…

* * *

Солнце давно позолотило серые стены Цитадели, поднявшись из-за леса, а лунная эльфа все еще была пленницей в своей комнате. Она давно была готова к выезду, однако, вопреки обещаниям Гастара, никто, похоже, не собирался освобождать ее. Она звала, стучала в дверь, но все напрасно: казалось, все в замке напрочь забыли о ней, даже Сигарт! Моав злилась, однако вскоре ее гнев начал превращаться в страх — кого угодно могло напугать каменное молчание Сиэлл-Ахэль, населенной суровыми, не ведающими жалости воинами. Кроме того, был еще один повод для волнения — ведь, несмотря ни на что, Сигарт по-прежнему оставался одним из них: рысья природа сильна, и кто знает, не стал ли он на сторону Гастара, забыв обо всем, что их связывало. В конце концов, здесь его дом — единственный, который у него когда-либо был…

Волнение эльфы росло — в нетерпении она металась по комнате, точно надеясь таким образом обнаружить выход. Вдруг за дверью послышалось какое-то движение, щелкнул замок. Моав облегченно вздохнула — наконец-то за ней пришли! Однако уже через миг на ее лице отразился испуг, смешанный с недоумением. Вместо одного стражника в комнату вломилась целая гурьба хэуров. Их было не меньше десятка, все уад-хэуры — молодые воины, едва принятые в стаи. Особенно растрепанные, в не подогнанной по размеру одежде, они имели слегка бестолковый вид. Не в силах сдерживать волнение, некоторые из них то и дело оборачивались рысями — звериное обличье все еще было для них более привычным. Завидев Моав, они застыли и стали бесцеремонно рассматривать ее. Один, видимо, самый смелый, выступил вперед и, чего-то обрадовавшись, воскликнул:

— Гляди, какая беленькая — ну точно заяц к зиме!

— Уж больно хлипкая, как бы не поломалась, — скептически заметил другой.

— Гастар сказал — делайте, что хотите, только чтоб не померла, — отозвался третий из группы. — Так и сказал, честное слово!

— Ну раз Гастар сказал…

Они затоптались на месте, точно не зная, как подступиться к столь необычной добыче. Моав медленно отступила назад и, стараясь не привлекать внимание, взяла со стола лук и колчан. Хэуры же, наоборот, сделали шаг вперед — минутная растерянность минула. Их грубые лица исказились хищными ухмылками, отчего стали казаться особенно угрожающими. Эльфа снова шагнула назад, но уперлась спиной в стену. Поняв, что их жертва в ловушке, уад-хэуры стали подступать смелее. Вскоре Моав оказалась зажатой в углу — с двух сторон ее окружали стены, с остальных — рыси. Она молниеносным движением вскинула лук и заложила стрелу; ее пальцы едва заметно оттягивали и расслабляли тетиву, целясь то в одного, то в другого хэура. Вдруг позади рысьей толпы послышалась возня, несколько молодых воинов отшатнулись, словно их кто-то оттолкнул. Громкий голос спросил:

— Что тут происходит?

Бледное лицо эльфы просияло надеждой.

— Сигарт! — не удержавшись, вскрикнула она, но осеклась, поняв свою ошибку.

Взгляды присутствующих в один миг обратились к вошедшему — в них читалось явное подозрение. Казалось, даже воздух сгустился от повисшей в нем опасности.

— Вы что, знакомы? — угрожающие поинтересовался один из уад-хэуров, с вызовом выступая вперед.

Сигарт медленно перевел на него взгляд, и без того непрозрачные серые глаза налились свинцом.

— Да было дело…

— Да ну! Ты хотел сказать, что имел дело с этой красоткой? — хэур вскинул голову, сверля Сигарта желтыми глазами.

— Послушай, Арлис, — спокойно произнес тот, — если бы я помнил всех, с кем я имел дело, я бы давно забыл, как зовут меня самого.

Взрыв хриплого смеха заставил вздрогнуть каменные стены. Молодой хэур потупил глаза и незаметно отступил за спины товарищей. Увидев, что инцидент исчерпан, Сигарт снова взглянул на все еще готовую к бою эльфу. Легкий лук сам собой вырвался из ее рук и, отлетев шагов на пять, со стуком упал на пол. Пораженная Моав смотрела то на выбитое оружие, то на кейнара; в следующий момент она в ужасе попятилась — Сигарт молча двинулся на нее, и глаза его светились отнюдь не любовью.

— С каких это пор в Сиэлл-Ахэль развлекаются втихаря? — процедил он сквозь зубы, даже не повернув головы в сторону собратьев. — Могли бы и меня позвать!..

Глядя на надвигающуюся грозную фигуру, Моав невольно сделала еще шаг назад, но наткнулась на холодную стену. То, что произошло дальше, было ужаснее любых возможных опасений: Сигарт подошел к ней и, грубо схватив за куртку, поднял над землей, словно она была куклой. Его губы кривила жуткая ухмылка, серые глаза смотрели холодно и жестоко. Слезы отчаянья и обиды навернулись на глаза эльфы. Она попыталась было вырваться из руки хэура, но получила сильный тычок локтем в лицо. На глазах у притихших рысей Сигарт рывком уложил ее на край деревянного стола и грубо утер ей слезы рукавом. Моав зажмурилась — убитая, униженная, она уже, похоже, даже не помышляла о сопротивлении; на ее бледном лице было написано лишь одно желание: умереть до того, как хэур коснется ее! Неожиданно хватка на ее одежде ослабла, Сигарт быстро повернулся к двери, вспомнив о чем-то. Почувствовав свободу, несчастная эльфа мигом залезла на стол и отползла в самый дальний его конец. Сигарт выругался.

— Проклятье! У меня ж донесение к росх-хэурам от караула. Срочное! — он обвел глазами собравшихся воинов. — Значит так — я скоро вернусь, и чтобы без меня не начинали. Всем понятно?! Если хоть кто-то протянет свою грязную лапу…

— Да чего тут ждать! Хватит-то всем! — возмутился стоящий под стенкой хэур — это был тот самый стражник, что запер Моав.

Сигарт грозно взглянул в сторону говорившего, его голос снизился до угрожающего рычания:

— Рыси не жрут свою добычу тайком от товарищей, Гархат. А если кое-кто этого не усвоил, то его придется поучить правилам стаи! — его глаза злобно сверкнули, заставив Гархата попятиться — он уже был не рад, что заговорил.

Сигарт выжидающе воззрился на сбитых с толку бойцов. Раздался едва слышный ропот — в основном, возмущались те, кто стоял в заднем ряду. Наконец, шум стих, воины послушно кивнули головами и расселись на каменном полу. Эльфа затравленно наблюдала за ними со своего стола. Круто развернувшись на каблуках, Сигарт быстро вышел в коридор. Через миг серая рысь стрелой неслась по запутанным переходам Цитадели, заставляя встречных воинов шарахаться к стенам.

— Смотри, куда прешь! — крикнул один, когда пепельный комок едва не сбил его с ног.

Злобные ругательства неслись вслед несущемуся зверю, но тот, похоже, ничего не слышал. Наконец, запыхавшись, Сигарт подбежал к казармам росх-хэуров. Перед решетчатой дверью он снова обернулся собой. Двое черных рысей преградили ему дорогу. Один из них мрачно поинтересовался:

— Ты что, серый, потерялся?

— Я к Темной Ночке по срочному делу! — Сигарт с трудом переводил дыхание — перевязь с ножами так и вздымалась у него на груди.

— Не думаю, что он тебе обрадуется — он только на рассвете вернулся с рейда, отсыпается, — сквозь зубы проговорил росх-хэур, отворачиваясь, но Сигарт не отступал:

— Барет мой друг — он может обидеться, если вовремя не узнает важную для него новость!

Черные рыси лениво переглянулись.

— Ладно, иди. Только если что, пеняй на себя…

Не дожидаясь, пока они сойдут с дороги, Сигарт прошмыгнул между ними и, пробежав мимо нескольких дверей, ворвался в комнату Барета. Тот крепко спал, раскинувшись на тюфяке, набитом соломой: его широкая голая грудь размеренно вздымалась в такт раскатистому храпу, от которого дрожали даже стены, черные волосы нечесаными прядями свисали с тюфяка.

— Ночка, вставай! Слышишь!

Спящий пробормотал что-то и перевернулся на другой бок.

— Подъем! — отчаянно заорал Сигарт прямо ему в ухо.

Барет с трудом открыл глаза и сел на матрасе.

— Ну чего ты орешь? В чем дело? Ты что, не видишь, что я сплю! — недовольно спросил он, широко зевая.

Сигарт присел на пол рядом с ним.

— Мне нужна твоя помощь!

— Прямо сейчас?!

— Да, прямо сейчас! Гастар отдал Моав уад-хэурам! Он нарушил слово!

— Ну и что с того?..

— Они сейчас в ее комнате, злые, как сто сулунгов! Ты должен пойти туда! Ты — черная рысь, они тебя послушают!

Окончательно проснувшись, Барет с издевкой воззрился на умоляющее лицо друга.

— Когда ты, наконец, поймешь: Гастар не может нарушить слово, потому что оно — единственное в Сиэлл-Ахэль! Объясни мне, почему это я должен вдруг идти против его воли, а?

Сигарт опустил глаза.

— Потому что ты мой друг: мне не к кому больше обратиться. Я никогда ни о чем тебя не просил, так помоги же мне на этот раз! — сказал он и тихо добавил: — Это очень важно…

Барет покачал головой.

— Эх, Окушок, кнут по тебе плачет, горькими слезами! Я же говорил, не доведет она тебя до добра… А что как князь узнает?

— Ну и что? Ну отобрала черная рысь добычу у этой мелюзги — эка невидаль!

— Хорошего же ты мнения обо мне, — заметил Барет, слезая с тюфяка и неторопливо натягивая одежду. — А ты, кстати, умеешь выбирать себе подружек — я ж говорил, не простая она…

— Барет, заклинаю тебя, дорого каждое мгновение! Я не знаю, сколько еще они будут ждать!

— Ну иду, иду…

* * *

Моав обреченно жалась под стенкой, следя за сидящими напротив нее хэурами. В свою очередь, те пожирали глазами ее хрупкую фигурку, и их недовольство росло — Сигарт явно медлил! В комнате повис хищный запах, сделав ее похожей на звериное логово. Неожиданно в проеме двери показалась мощная приземистая фигура. Уад-хэуры дружно взглянули в ее сторону.

— Так-так… — протянул Барет. — А ну все вон отсюда! Быстро! Она моя.

Поняв, что у них отбирают добычу, молодняк злобно зашумел. Больше всех возмущался Гархат:

— Я же говорил, не надо было ждать! Хап, и дело с концом! А вы — стая, стая… И чего он только приперся, этот Сигарт?

— Вы еще здесь? — спокойно поинтересовался росх-хэур. — Совсем нюх потеряли, что ли?

Молодые рыси поднялись на ноги, недовольные исходом дела, но перечить фринну не решился никто. Сверкая желтыми глазами, они покорно вышли.

Моав взглянула на стоящего посреди комнаты Барета и вздрогнула. Он ведь однажды чуть не убил ее! Она вся съежилась, ожидая грубого прикосновения, а может быть, даже удара, но к ней никто не подошел. Через несколько мгновений послышались торопливые шаги, словно кто-то вбежал в комнату, чьи-то руки порывисто схватили ее за плечи. Она опасливо открыла глаза — увидев склоненное лицо Сигарта, она взвизгнула и, спрыгнув со стола, снова забилась в угол комнаты. Хэур подбежал к ней и сел рядом — серые глаза были полны тревоги.

— Моав, не бойся, все кончено! Они не обидели тебя?!

Эльфа все еще испуганно смотрела на него.

— Нет. А… а что произошло? Куда они ушли?!

— Это все Барет — если бы не он…

Моав перевела взгляд на все еще неподвижно стоящего росх-хэура. Тот мигом встрепенулся.

— Довольно разговоров — я вас не видел, вы меня не видели, ясно? Делайте, что хотите, хоть плавайте с камнем на шее. Все, я пошел спать!

Он уже развернулся, чтобы уйти, когда Сигарт окликнул его:

— Ночка, постой! Спасибо, что согласился помочь…

Тот горестно вздохнул.

— Все в тебе хорошо, Окушок, да только сердце у тебя гнилое — нет звона.

— Каждое сердце само выбирает себе путь.

Барет окинул друга пристальным взором.

— У рыси нет своего пути — жаль, что этого до сих пор не понял…

Он не успел дойти до двери: в коридоре послышались громкие голоса и нестройный топот; в хриплых криках явно можно было разобрать слова «она» и «эльфа».

— Чтоб я сдох! — с досадой воскликнул Барет. — Гастар, похоже, поднял на ноги всю Цитадель! Между прочим, похоже, вас ловят…

Кейнары тревожно переглянулись. Эльфа подобрала лук, схватила сумку и колчан. Барет выскочил из комнаты и махнул рукой.

— За мной, быстро! И зачем я только с вами связался!

Сигарт и Моав не заставили себя просить дважды — сорвавшись, словно поднятые охотниками зайцы, они уже через мгновение мчались за росх-хэуром.

— Под замком есть потайной тоннель, он выведет вас в ложбину у Острых скал, — на бегу говорил Барет. — Ну а дальше — как знаете! Не советую вам попадаться на глаза патрулям — вас и так уже, похоже, ловят все, кому не лень!

Сигарт внимательно ловил каждое слово — он-то уж точно понимал, с князем шутить не стоит. Моав молча бежала рядом, с удивительной легкостью поспевая за хэурами. Похоже, Барет специально вел их по самым отдаленным галереям замка — на всем пути им не встретился ни один стражник. «Черные рыси все-таки знают свое дело…» — подумал на бегу Сигарт. Мелькали бесконечные повороты, с лязгом отрывались какие-то двери, лестницы то сбегали вниз, то винтами взмывали к потолку, топот трех пар ног глухо ударял эхом в каменные стены. Сигарт давно потерял направление — он и примерно не знал, в какой части замка они теперь находятся, но Барет каждый раз уверенно сворачивал в нужный проход. Судя по всему, они спускались в подвал — уже несколько раз они сбегали вниз по крутым ступеням. Неожиданно коридор оборвался, упершись в серую гранитную стену, Моав и Сигарт тревожно переглянулись. Даже не взглянув на них, Барет быстро снял что-то с широкой шеи — это был ключ. Уверенным движением он вставил его в едва заметную скважину на поверхности камня, внутри что-то щелкнуло… Сигарт жадно наблюдал за его действиями — значит вот как росх-хэурам удавалось проникать в Цитадель, минуя главные ворота!

— Сюда! — позвал Барет, наваливаясь на дверь всем своим весом.

Дверь подалась — за ней темнел черный тоннель.

— И чтоб я вас больше не видел! Там не заблудитесь — все время прямо.

Уговаривать Сигарта было не нужно. Он поспешно подтолкнул эльфу к двери, но она вдруг развернулась и быстро подошла к Барету так, что тот аж отпрянул. Моав смело протянула ему худенькую руку.

— Благодарю тебя, сын Хэур-Тала, — неожиданно ясным голосом произнесла она.

Сигарт узнал этот спокойный голос с металлическими нотками — голос старшей веллары Рас-Сильвана, волей судьбы заброшенной в суровые чужие края…

— Да подарит тебе Эллар славную победу в Великой битве! — закончил тот же голос.

Барет пожал тонкую руку молча и с каким-то внезапным почтением; в следующий миг эльфа исчезла в темноте коридора. Бросив быстрый взгляд на друга, Сигарт поспешил за ней.

Глава 21. Поклянись, что придешь!

Пошарив по холодной стене, Сигарт нашел факел — в кромешной темноте не видели даже рыси. Рядом с факелом в выбитой в камне выемке предусмотрительно лежали сухие спички, хотя, если честно, свет здесь был совершенно ни к чему — коридор был прямым, без ответвлений. По такому б и заяц выбрался! Хэур и эльфа молча двинулись вперед. По мере того, как они продвигались, коридор то сужался так, что Сигарту приходилось нагибаться, то расширялся, превращаясь в галерею, по которой спокойно могли бы пройти в ряд четверо воинов. Пол был выложен квадратными каменными плитами, однако даже это не спасало от сырости, усилившейся с осенними дождями: под ногами хлюпало, со стен веяло болотом. Сигарт не мог точно сказать, сколько времени они провели под землей — полчаса, а может быть час. Наконец, тоннель закончился — впереди показалась деревянная дверь, по размеру больше похожая на люк. Хэур подошел к ней вплотную и прислушался: снаружи не донеслось ни звука — в могильной тишине Сигарт слышал лишь как воздух мерно проходит по его легким да тихое дыхание стоящей рядом Моав… Он загасил факел, затем осторожно, стараясь не шуметь, толкнул дверь плечом и зажмурился — яркий дневной свет хлынул в темноту подземелья.

Они оказались именно там, где и говорил Барет — ход заканчивался на склоне глубокой балки, между двумя валунами; неподалеку острыми шпилями серели скалы.

— Ну что, так ты еще никогда не уходила из гостей? — щурясь, спросил Сигарт.

— В некоторые гости вообще лучше не попадать, — ответила Моав.

День выдался славным — осень словно решила напоследок побаловать все живое. По воздуху летали паутинки, в траве удивленно копошились проснувшиеся от тепла букашки, а не успевшие опасть листья на одиноких деревьях светились ярким золотом в косых лучах солнца; по ним то и дело пробегал мягкий ветер, теплый воздух был прозрачен особенной осенней прозрачностью, неподвижной, будто стеклянной.

То ли от неожиданного тепла, то ли от ощущения свободы после казематов Цитадели, но тревога беглецов немного отступила, даже настроение улучшилось; выбравшись из балки и немного пройдя, они решили передохнуть. Улегшись на прижухлую траву, Сигарт лениво жевал сухой стебелек и щурился на солнце. Загоревшая за лето кожа у его глаз сошлась лучистыми морщинками, суровое лицо смягчилось, серые глаза просматривались до самого дна. Моав тем временем стояла на большом круглом камне и деловито вглядывалась вдаль — туда, где на горизонте полоской тянулся Серебристый лес. Волнение после пережитого с утра ужаса улеглось — теперь она выглядела полностью поглощенной мыслями о предстоящей встрече. Где-то там вдалеке нес свои бурные воды Айлит-Ириль, разделяющий владения эльфов и хэуров; за ним, на границе векового леса и предгорных лугов, на берегу прозрачного озера лежал Инкр, неприступная столица ирилай, издавна не жалующая гостей — и именно туда пролегала дорога двух весьма странных путников. Стоя на валуне, эльфа зорко обозревала горизонт, прикидывая, сколько времени займет дорога.

— Нужно лишь перейти мост, оттуда до Инкра не больше дня пути, — наконец, произнесла она — ее слова были обращены скорее к самой себе, чем к лежащему рядом хэуру.

Сигарт отбросил травинку.

— По мосту не получится, там стоит усиленный рысий кордон — Гастар приказал, — не поворачивая головы, бросил он. — Он в последнее время что-то невзлюбил этих озерных… Так что придется нам переходить реку вброд.

— Да разве ее можно перейти?! — ужаснулась Моав, оборачиваясь к нему.

— Можно, если знать где. В двух лиронгах от берега есть хижина — в ней и заночуем. Выйдем до рассвета, пока вода не поднялась; Айлит-Ириль берет начало из ледника — за ночь он подмерзнет и поток будет не такой сильный: глядишь, и перейдем…

Эльфа недоверчиво нахмурилась светлые брови — слова хэура вовсе не внушали ей доверия.

После отдыха они двинулись на юг. До реки было лиронгов тридцать, все сплошные холмы да скалы. Серые, голые, они стояли то поодиночке, то группами; вместо лесов — небольшие кучки хилых деревьев в балках — они приветливо шуршали на ветру яркой листвой, точно переговариваясь. Эльфе и хэуру то и дело приходилось обходить эти островки, петляя между бесконечными холмами, круглыми, словно огромные головы, кое-где поросшие темно-зеленым ковром брусники. Куда не кинь взгляд, одно и то же — северный пейзаж однообразен. Лишь чернеющий вдалеке лес указывал направление… Сигарт еще никогда не был в здешнем Серебристом лесу — по ту сторону Айлит-Ириля начинались владения озерных эльфов, и до недавнего времени хэуры избегали соваться туда без особой надобности. Теперь же, по приказу Гастара, рейды на эльфийский берег участились, и далеко не все возвращались оттуда живыми. В чем заключалась цель этих походов, Сигарт не знал: все, что касалось рейдов «на тот берег», держалось в строгой секретности. Одно было ясно — их целью было уж точно не налаживание дружеских отношений с эльфами…

До вечера обошлось без происшествий, разве что рыжим огнем мелькнет среди камней лисий хвост или сурок свистнет и тут же юркнет в нору. Все готовилось к зиме — зверье собирало припасы, искало норы посуше, чинило старые жилища. Погода продолжала радовать — даже усохшие травы ожили, ярко заиграв в желтом осеннем солнце; из них с хлопаньем вспархивали толстые серые перепелки. Сигарт совсем развеселился: скинув жилет и куртку, он глубоко вдыхал вольный воздух, напоенный запахом подсохшей травы и палых листьев. Вот так бы идти да идти, хоть за горизонт!.. И лишь одно омрачало его радость — что-то было явно не так с его маленькой подругой. Он все чаще бросал в ее сторону тревожные взгляды: хотя эльфа ни на что не жаловалась, было видно, что она быстро устает. Обычно такая говорливая, Моав все больше молчала, почти не смотрела по сторонам, а во время коротких привалов неподвижно сидела, обхватив колени руками. Казалось, она слабеет с каждым лиронгом. Сигарту стало жаль ее — наверное, утреннее происшествие до сих пор давало о себе знать… Он решил сократить дневной переход. Лишь только солнце коснулось верхушек гор, они расположились на ночлег.

Заночевали в глубокой балке. Ее крутые склоны защищали от ветра, а толстый ковер из опавших листьев с успехом заменял постель. Сразу после заката похолодало — погода наверстывала упущенное. На небе оранжевым ломтем висела кривобокая луна — полнолуние прошло, и теперь она таяла, точно больная.

— Луна Умирающей Травы… — тихо и задумчиво проговорила Моав.

— Что?

— Так эльфы называют Эллар в октябре, — объяснила она.

От этих слов Сигарту стало грустно — он будто лишь теперь понял, что лето закончилось, а вместе с ним тепло, солнце… Он тряхнул головой, усилием воли отгоняя тревожные мысли, но они еще долго крутились в его мозгу.

Даже не поужинав, Моав легла рядом с ним, прижавшись так крепко, как только могла, и уснула неспокойным сном. Ночью стало совсем холодно, траву укрыл иней, а звездное небо было ясным и звонким, как стекло. Сигарт всю ночь кутал эльфу в волчий мех и снятую с себя куртку, прижимал ее к себе, пытаясь согреть, но холод все равно не давал ей надолго заснуть — только она погружалась в сон, его холодные иглы снова будили ее. С рассветом стало немного теплее, и Моав, наконец, затихла, ее дыхание стало ровным и спокойным. Рядом с ней, обернувшись вокруг нее всем своим большим телом, заснул и Сигарт.

Но какой бы темной не была ночь, она всегда рано или поздно заканчивается. Вот и на этот раз закравшиеся с востока лучи сначала робко, потом все настойчивей прогревали воздух. Когда путники проснулись, солнце светило вовсю. После сна Моав выглядела получше, но это длилось недолго — к полудню она стала все реже и реже заводить разговоры, только смотрела себе под ноги и продолжала упорно топать вперед.

— Кузнечик, с тобой все в порядке? — подозрительно спросил хэур.

— Да, просто немного нездоровится, — попыталась улыбнуться она. — Со мной всегда так на убывающую луну. Но это ничего — после новолуния Эллар снова начнет расти, и мне станет лучше.

Сигарт вздохнул — хорошо бы, чтобы ее слова оказались правдой…

— Ты прямо как та сестрица, что морит себя голодом, а за три дня опять отъедается! Так же нельзя!

Моав заулыбалась чуть веселее.

— Но ведь потом она снова становится толстенькой и круглой.

— Хотел бы я посмотреть, как ты станешь толстенькой!

Настроение обоих немного улучшилось — эльфа даже иногда обращалась к кейнару, рассказывала о Рас-Сильване, о замке, где она жила, о любимом отце, о брате… Они прошли еще немного. Серебристый лес теперь был гораздо ближе, встречный ветер время от времени доносил грохот реки.

Ближе к вечеру сделали привал. Моав залезла на большой камень и сидела, нахохлившись, словно маленькая птичка — осеннее тепло не грело ее. Набросив на нее меховую накидку, Сигарт отправился на разведку — теперь каждый их шаг был сопряжен с опасностью: свои или чужие — для тех, кто преступил законы Сиэлл-Ахэль, это не имело значения. Держаться подальше и от рысей, и от ирилай было единственно правильным решением. Сигарту стало невыносимо грустно. Воин Серой цитадели, столько лет верой и правдой служивший ей — кем он стал! Беглецом на собственной земле, преступником, за которым идут по пятам!.. Он прошел около лиронга — вокруг не было ни души. Лишь птицы суетились, стайками склевывая сладкие ягоды боярышника, ярко краснеющие в еще не опавшей листве. Набрав пригоршню плодов, хэур вернулся к эльфе.

— На вот, поешь, — тихо сказал он, с заботой заглядывая в синие глаза.

Моав благодарно посмотрела на него и подставила ладошки. Сев поодаль, Сигарт наблюдал, как она ест ягоды, аккуратно беря маленькими пальчиками, и смутная тревога не давала ему покоя. Она еще больше похудела, на белых, почти прозрачных руках можно было сосчитать каждую косточку. Он чувствовал, что она угасает, тихо и необратимо, словно что-то гложет ее изнутри, как скрытая болезнь. Но что — этого он не знал, — только видел, что это что-то с каждым днем подтачивает силы маленькой эльфы, выпивая и без того бледный свет ее лица.

Доев, Моав отряхнула одежду, поднялась с земли и твердым шагом подошла к хэуру. Он кивком отбросил волосы с лица и приготовился слушать; он уже знал — это значит, предстоит какой-то важный разговор.

— Сигарт… — начала она.

— Ну я…

Моав нежно улыбнулась.

— Я знаю, что это ты. Я хотела, чтобы ты кое-что мне пообещал.

— Построить приют для брошенных в людских городах симпатичных пятнистых рысят? — пошутил Сигарт.

— Нет, хотя я не сомневаюсь, что твоим надзором этим малышам бы жилось куда лучше, чем в Сиэлл-Ахэль.

Она снова посерьезнела.

— Если со мной что-то случится, ты должен пойти в Рас-Сильван.

— Что случится?! — страдальчески вскричал Сигарт. — Ты что, опять помирать собралась?!

— Мало ли что… Просто пообещай мне, что сразу же отправишься в Рас-Сильван!

— И что мне там делать?

— Ты встретишься с тем, кто тебе все расскажет — он сам к тебе придет, — ответила эльфа упавшим голосом. — Не беспокойся, ведь у тебя есть знак Эллар, тебя никто не посмеет тронуть. Так что, обещаешь?..

— Ну ладно, обещаю, — недовольно проворчал хэур.

Моав вся подалась к нему.

— Поклянись!

— Чем? Выводком пятнистых рысят?

— Нет, всем тем, что было между нами — и плохим, и хорошим!

Сигарт удивленно посмотрел на нее.

— Хорошо, клянусь, — тихо, изменившимся голосом проговорил он.

— Только не медли! Ты должен быть там как можно скорее! Слышишь!

Ее лицо выражало крайнее волнение, синие глаза смотрели умоляюще.

— Не кричи, я все слышу, — успокоил ее Сигарт. — Клянусь, что если с тобой что-то случится, я мигом побегу к твоей родне. Договорились?

Эльфа кивнула.

— Ну, раз договорились, тогда пошли дальше, — сказал хэур, — до хижины осталось совсем чуть-чуть, вон она уже видна…

И точно, далеко впереди темнело какое-то строение. Почуяв близость ночлега, они ускорили шаг. Вскоре они уже стояли перед маленькой хижиной: она была сложена из толстых бревен, невесть какими усилиями сюда притащенными — ближайший лес с такими стволами был на той стороне реки. Щели между бревнами были тщательно законопачены мхом — те, кто коротали здесь ночи, заботились о своем комфорте. Неслышно ступая, Сигарт подошел к двери и осторожно открыл ее. Им повезло — внутри никого не было. Эльфа и хэур вошли в избушку.

— Мы иногда ночуем здесь зимой, когда приходится по нескольку дней выслеживать добычу для Цитадели, — объяснил Сигарт. — Мне тут всегда нравилось.

Он обвел глазами комнату. Она была совсем маленькой, — от стены до стены не больше шести шагов, — но уютной. На полу было чисто, единственное окошко было заботливо застеклено. Единственной мебелью служил лежащий в углу матрац, из прорехи в котором торчали сухие буковые листья; по диагонали от него стояла выложенная из камней печь, возле нее аккуратной стопкой лежали заготовленные дрова. Глаза эльфы радостно загорелись при виде них, но хэур разрушил ее радость:

— Разжигать огонь не будем: дым видно на многие лиронги, а унюхать его можно и того дальше.

Моав вздохнула. Сигарт подошел к ней и обнял.

— Комнатка небольшая — мы и так ее нагреем. Чем я тебе не печка?

Расположились быстро — из вещей была одна лишь сумка Моав: дорожный мешок вместе с любимым мечом Сигарта остался в Цитадели, которую он покинул в такой неожиданной спешке.

Моав вытащила чайничек, Сигарт отправился за водой. Вернувшись, он застал эльфу за приготовлением нехитрого ужина — нарезанный хлеб с сыром, капуста и яблоки, все из замечательной эльфийской сумки. Запив походные лакомства холодной водой, они залезли с ногами на матрац и, накрывшись меховым жилетом, стали ждать, пока в комнате потеплеет. Вскоре и впрямь стало не так зябко; от тепла окно затуманилось, за ним быстро темнело. Через некоторое время в сумерках почти нельзя было различить сидящие в углу фигуры. Они переговаривались шепотом. В какой-то момент Сигарт поднялся с тюфяка, заботливо прикрывая Моав волчьей накидкой.

— Я отлучусь ненадолго — посмотрю, не шарят ли здесь рысьи патрули, а ты чтоб из хижины ни ногой, здесь тебе не Рас-Сильван!

Он развернулся было к двери, как Моав, отбросив жилет, рванулась к нему.

— Давай никуда больше не пойдем! Останемся здесь, прошу тебя! Пожалуйста! — взмолилась она.

Сигарт недоуменно взглянул в ее лицо — сухие бледные губы дрожали, немигающие глаза блестели, точно в лихорадке. Она в отчаянии цеплялась за его рукав, словно за последнюю надежду. Сигарт ужаснулся. Куда подевалась беспечная девочка, лихо отплясывавшая на площади Имрана?! Где теперь ее звонкие песни?! Он вспомнил, какой она была в день их первой встречи, вспомнил ее свежую юную улыбку, задорный, слегка колючий взгляд… Неужели всего за один год все это могло исчезнуть, растаять без следа?!

— Да что с тобой?! — удивился он. — Мы ведь идем к эльфам, твоим братьям, а не к гарвам, чудик ты!

— Я боюсь! — прошептала она, еще шире распахивая и без того огромные глаза.

— Чего же ты боишься?

— Смерти…

— Не бойся, я не отдам тебя ей. Слышишь, не отдам! — взволнованно произнес он, точно угрожая кому-то. — Я не знаю, послана ли ты мне в награду или в наказание, но я тебя никуда не отпущу! Никогда!

Моав тихо всхлипнула. Сигарт сел обратно на матрац, взял ее на руки, ласково погладил по волосам.

— Мы не можем здесь остаться…

Эльфа вся сникла, бессильно повиснув на руках кейнара, безумный огонь в глазах погас.

— Знаешь что, Кузнечик, — неожиданно предложил хэур, — давай, если вдруг случится чудо и мы оба выживем в Великой битве, то поселимся где-нибудь в красивом месте, — так, чтобы прямо из окна можно было видеть звезды. И чтобы никто не мог тебя там обидеть!

Он грустно усмехнулся.

— Я ведь успел привязаться к тебе. Правда…

Моав вздрогнула, как будто он причинил ей боль, но в следующее мгновение ее охватило безразличие. Она чуть заметно кивнула головой. Обернув накидкой, Сигарт бережно уложил ее на тюфяк и сел подле, словно у постели больного ребенка. Некоторое время она вздрагивала, потом понемногу успокоилась. Дождавшись, пока Моав задремала, Сигарт бесшумно выскользнул на улицу и обернулся рысью.

Эта ночь была явно теплее, чем предыдущая. Звезды не вырисовывались так четко, они мерцали приглушенным светом, будто сквозь дымку. С севера, со стороны моря тянул ровный упругий ветер. «На перемену погоды», — подумал Сигарт, чутко понюхав воздух черным носом. Неожиданно до него донесся едва различимый запах — тонкие уши настороженно зашевелились. Так пахнет опасность! Она двигалась со стороны Цитадели. Сигарт решил заложить широкий круг, чтобы незаметно подойти со стороны и узнать, кто к ним пожаловал. Присев на мохнатых лапах, он распластался в траве, так что его почти не было видно — лишь черная тень быстро скользила между камнями. Однако на этот раз противник оказался хитрее: не успел Сигарт пройти и половину пути, как перед ним выросла высокая черная фигура в длинном меховом плаще.

— Вставай давай, хорош землю брюхом рыть! — зло проговорила она.

Сигарт покорно принял обычное обличье — спорить с росх-хэуром было, по меньшей мере, неразумно. Видимо, Гастар послал черных рысей, чтобы выследить беглецов, и вот теперь они попались. Сигарт лихорадочно соображал, что их может ожидать. Мысли его были одна мрачнее другой. Вряд ли Гастар проявит хоть какое-то милосердие… Сам-то Сигарт никогда не боялся смерти, но Моав — она ведь еще совсем девочка!.. Однако росх-хэуру, похоже, было не до сантиментов: он быстро выступил из темноты к Сигарту.

— Гуляете? — холодно поинтересовался он, прищурив и без того узкие рысьи глаза. — Ну-ну…

Сигарт напрягся. Он прекрасно понимал — силы были неравными. Хотя, если росх-хэур пришел один, может, стоит попытать счастья: он так просто не даст убить Моав! Ему в голову пришла шальная мысль. Он сам шагнул к противнику.

— Слушай, давай так — ты поймал меня, а эльфы со мной не было. Сбежала! Идет? — твердо и быстро произнес он.

Росх-хэур презрительно осмотрел его с ног до головы.

— Эх, проломить бы тебе голову в трех местах, чтоб Цитадель не позорил…

Он вдруг вытащил из-под плаща какой-то сверток и бросил его Сигарту. Тот поймал его на лету.

— Подарок от князя, меньше не было.

Сигарт осторожно развернул странный предмет. Это оказался небольшой, но очень пушистый меховой жилет на рысь-подростка, в него были завернуты такие же маленькие меховые рукавицы и теплые, шерстью внутрь, сапожки. Черная рысь внимательно наблюдала за Сигартом.

— Гастар велел передать, чтобы ты был поосторожнее, — лениво произнес он.

— Рысь всегда осторожна.

— Поосторожнее с оружием…

Хищные глаза сверкнули еще раз, и в следующий миг росх-хэур растворился во тьме, оставив Сигарта недоумевать среди молчаливых холмов. Вот уж чего он не ожидал, так это подарков от Гастара! Немного постояв, он медленно скрутил одежду в тугой сверток и направился обратно — больше бродить смысла не было. Вдалеке, похожая на большой черный камень, темнела избушка.

* * *

Сигарт осторожно открыл дверь, стараясь не шуметь. К его удивлению, Моав не спала. Она лежала в углу на тюфяке, накрывшись теплой накидкой, и глаза ее мерцали в темноте призрачным светом. Встретившись взглядом с хэуром, она откинула меховой жилет — прикрытое одной лишь сорочкой тело казалось не плотнее лунного луча.

— Иди ко мне, — проговорила она, голос ее был едва отличим от шелеста ветра за окном.

Хэур молча лег к ней и ласки Моав были тихи и печальны в эту ночь. Ее глаза сияли в темноте, как алмазы, а вкус поцелуев был терпким вкусом прощанья. Грусть возлюбленной передалась Сигарту, и его объятья были нежны как никогда. Равно встревоженный и растроганный, он старался согреть своим теплом зябнущую эльфу, а она прижималась к нему и тихо плакала. Ее мокрые глаза блестели, бледные губы касались кожи Сигарта мягко и солоно, сбивчиво сыпались в темноте нежные слова. Время от времени она осторожно брала хэура за голову и, отогнувшись назад, устремляла на него полный любви взгляд.

— Дай я на тебя посмотрю! — шептала она, заглядывая ему в лицо, а затем снова принималась обнимать.

Не спрашивая ни о чем, Сигарт осушал беззвучные слезы эльфы и чувствовал, что все тепло мира не в силах обогреть ее. Предрассветные сумерки уже проложили темные тени на ее лице, а она все плакала и целовала кейнара, словно в последний раз…

С рассветом они покинули хижину и двинулись в сторону леса. В подаренных Гастаром меховых сапожках, рукавицах и жилете Моав была похожа на маленького хэура. Чтобы скоротать путь, Сигарт стал расспрашивать об озерных жителях — он с удивлением осознал, что почти ничего о них не знает, несмотря на то, что их город был недалеко от Сиэлл-Ахэль.

— Что за народ эти озерные эльфы? — спросил он.

— Ирилай? Их праотец — Кахут, азарлар ветра, от ветра они и силу черпают. Говорят, они могут отдавать ему мысли, и он несет их по воздуху кому назначено, — отвечала Моав. — Что ж до внешности, они чем-то похожи на вас — повыше, чем эллари, и посильнее. Магией мало кто владеет, зато в военном деле им нет равных — они ладят с любым оружием. Хотя в этом их можно понять: сразу за горами — Моррог, через речку — Сиэлл-Ахэль… Говорить с ними будем осторожно — эльфы Инкра никогда никому не подчинялись, они гордые, и у них свои законы. Кстати, они делают самые лучшие луки — легкие и мощные. Отец специально посылает за ними. А среди стрелков ирилай вообще нет равных.

Рассказ о воинственном народе несколько взволновал Сигарта — в последнее время отношения между хэурами и жителями Инкра были напряженными. Ох, некстати Гастар затеял эту непонятную вражду!..

К восходу солнца они добрались до реки. Хоть Айлит-Ириль и немного сдулся за ночь, его мощь по-прежнему поражала. Услышав, как валы с грохотом перекатывают огромные валуны, Моав судорожно сглотнула. С трудом отведя глаза от бурлящей воды, она увидела, что Сигарт идет по берегу вверх по течению. Он то и дело останавливался, ища что-то глазами. Наконец, найдя то, что нужно, он призывно помахал рукой. Эльфа осторожно подошла к нему.

— Брод, — объяснил он, перекрикивая шум реки и показывая на белеющие под водой камни.

Моав недоверчиво взглянула на него — ревущий поток в этом месте выглядел столь же угрожающе, как и во всех остальных. Круглые, точно огромные головы, обливняки белели под водой, волны пузырями вздыбливались над ними. Не дожидаясь согласия эльфы, Сигарт поднял ее и положил себе на плечи — ее руки и ноги свесились по обе стороны его лица — и ступил в реку. Вода доходила ему почти до пояса. С округлившимися от ужаса глазами Моав с высоты роста хэура наблюдала, как он борется с могучей силой Айлит-Ириля, неистово пытающейся снести их обоих, но все обошлось. Достигнув берега, Сигарт бережно опустил ношу на землю.

— Добро пожаловать в край озерных эльфов! — объявил он. — Посмотрим, будут ли нам здесь рады…

Теперь они шли тише и осторожнее — несмотря на то что цели их были самыми благими, они чувствовали себя незваными гостями на чужой территории. Чем дальше оставалась река, тем неспокойнее становилось на душе, разговоры стихли сами собой. Погода как назло портилась, с самого утра со стороны моря тянулись длинные, как перья, облака, за ними шла тяжелая серая туча. Путники и не заметили, как в воздухе робко замелькали снежинки. На фоне темной травы они выглядели особенно четкими — казалось, их можно сосчитать. Первый снег… Моав подняла голову, белые хлопья ласково коснулись тонкого личика. Потускневшие за последнее время синие глаза просияли — а вдруг и впрямь что-то напутал ведун?! Даже веллары иногда ошибаются, что уж говорить о человеке! Эльфа быстро вдохнула и осмотрелась по сторонам. В ее глазах сверкнули счастливые слезы — она была похожа на узника, помилованного в последний миг перед казнью. Сигарт изумленно смотрел, как она вся встрепенулась, почти вприпрыжку опередила его и стала прыгать, ловя ладошками снег. Он не верил своим глазам! Любимые губы улыбались — не горько, а радостно и нежно, как раньше! — в воздухе звенел давно забытый серебристый смех. У него отлегло от сердца — наконец-то этот ужас закончился… Однако в следующий миг лицо хэура стало хищным и сосредоточенным — он уловил характерный шорох. Он быстро обернулся — между скал мелькнула чья-то тень, одновременно Сигарт почувствовал ударивший в лицо холодный порыв ветра. Ударил и тут же снова улетел…

— Похоже, нас уже ждут, — проворчал хэур.

Эльфа, смеясь, подбежала к нему.

— Ну и пусть ждут! Мы ведь для того и пришли, чтобы с ними встретиться! К тому же, теперь у них будет время приготовить для нас праздничный обед — я ужас как проголодалась!

Но Сигарт не разделял ее восторга: что-то подсказывало ему, что встреча будет отнюдь не праздничной. Ощущение близкой опасности кололо его тысячей мелких игл. Величественный лес тем временем все приближался — уже можно было рассмотреть листья на деревьях. После недавнего осеннего золота местная листва казалась Сигарту странной: среди ветвей не было ни единого желтого листочка, стволы выглядели отлитыми из стали. Хотя он видел подобное в окрестностях Мермина, теперь Ингардиль отчего-то внушал ему тревогу…

По мере приближения к опушке Сигарт нервничал все больше и больше. Он зорко вглядывался в темную глубину леса, ловя взглядом каждое движение. Воздух снова стал тих, будто притаился. Вскоре до первых деревьев осталось не больше сорока шагов. Эльфа и хэур теперь продвигались через густую поросль из высоких увядших цветов. Летом здесь, наверное, было сказочно красиво, теперь же поблекшие головки цветов жалобно свисали, прихваченные холодом. Сигарт остановился: со стороны леса донесся какой-то звук. Через несколько мгновений его услышала и Моав — сомнений быть не могло, к ним направлялся конный отряд. Сигарт усмехнулся — ничего не скажешь, разведка работает быстро! Перекрывая топот копыт и лязг железа, издали слышались громкие голоса. Остановившись, Моав и Сигарт быстро переглянулись и стали рядом.

— Что бы ни случилось, не вступай в драку! — тихо сказала эльфа. — Я попробую с ними поговорить. Помни, мы всего лишь гости на их земле — рыси и так уже пролили слишком много невинной крови!

Лицо хэура стало жестким и непроницаемым — кто знает, чем обернется эта встреча… Вскоре среди деревьев показались и сами всадники на стройных, тонконогих, точно лани, конях: «на таких только по лесу и ездить», — подумал Сигарт. Завидев странную пару, ирилай смолкли и пришпорили коней, резкий поток ветра промчался по опушке. Рука Сигарта невольно поднялась к плечам, но тут же упала — и как он мог оставить меч в Сиэлл-Ахэль! Сейчас ему не доставало его как никогда! Хорошо, хоть ножи при нем — привычка… Моав не шевелилась. Тем временем конники, — их было шестеро, — подъехали достаточно близко, чтобы их можно было рассмотреть. Суровые, широкоплечие, они и впрямь напоминали воинов Сиэлл-Ахэль, вот только одежда была другой: поверх черных костюмов блестели кольчуги, за плечами виднелись тонкие луки; серебристые шлемы с гребнями из конских волос почти полностью скрывали лица, в прорезях металла напряженно сверкали светлые глаза. Весь вид говорил о том, что хэурам были не слишком рады в Серебристом лесу — не исключено, что именно из-за рейдов, инициированных Гастаром…

Поравнявшись с эльфой и хэуром, они словно по команде рассыпались кругом, отрезав все пути к отступлению. Один из всадников — по-видимому, старший — выехал вперед. Его светло-голубые пронзительные глаза горели злобой, из-под шлема перьями выбивались завитки коротко стриженных темных волос.

— Ты смотри, звериное отродье само к нам явилось! — оборачиваясь к остальным, крикнул он на риани с сильным акцентом. — Видать, за головами своих дружков!

Он снова повернулся к Сигарту, холодный воздух окатил хэура злой волной, колыхнув волосы.

— Зря пришел, их давно сожрали собаки!

Зубы хэура скрипнули от ярости — лишь присутствие Моав удерживало его от того, чтобы не послать нож в грудь наглецу. Остальные воины нервно гарцевали на месте, им тоже не терпелось прикончить хэура; появившийся ветер расходился все сильнее, трепля серебристые листья на деревьях вдалеке. Неожиданно эльфа выступила вперед и что-то громко сказала на эллари. Всадники удивленно уставились на маленькую фигурку: похоже, они только сейчас заметили ее. Моав тем временем продолжала жарко и быстро говорить, старший из воинов отвечал глухо и односложно. Судя по всему, разговор не клеился. Бросив очередную краткую фразу, командир ирилай прыжком спешился рядом с Моав и, легким движением руки отодвинув ее в сторону, подошел к Сигарту.

— Это что, теперь все хэуры таскают за собой женщин в качестве прикрытия? — насмешливо поинтересовался он. — Новая тактика Гастара?

— Мы пришли с миром, — сдержанным голосом проговорил хэур. — Мы не собираемся причинять вам зла.

— Ах не собираетесь! — теряя самообладание, вскричал эльф — долго копимая ненависть к хэурам прорвалась, как старая плотина. — И то верно — теперь наша очередь убивать! Вы со своим Гастаром и так довольно повеселились!

Моав тревожно глянула на Сигарта. «Не шевелись!» — ясно говорил ее взгляд. Сигарт повиновался. Интересно, что ж все-таки им сделали воины Цитадели?.. Быстрые глаза хэура пристально следили за каждым движением всадников. Они соскочили с седел, на всякий случай решив прийти на помощь командиру. Моав снова заговорила — на этот раз более твердым и решительным тоном. Не дав ей закончить, эльф бросил короткий приказ своим людям. Моав что-то закричала, но в этот момент ирилай, обнажив меч, бросился на хэура. Еще миг и остальные пятеро были уже возле дерущихся, мощный поток ветра ударил со стороны леса, свистнув в ушах, беспорядочно заметался по опушке.

Сигарт понял, что пора уходить. Внезапным толчком он сшиб эльфа с ног — получив резкий удар сапогом в живот, тот со сбитым дыханием скрутился на земле. Увидев, что враг оказывает сопротивление, ирилай, не медля, кинулись на хэура сообща. Их резкие гортанные крики и вторящий им шум ветра заглушали голос Моав — она до сих пор надеялась решить дело миром. Сигарт всего на миг обернулся посмотреть, не угрожает ли ей опасность, но в этот момент почувствовал, как сразу несколько пар сильных рук ухватили его. Нещадные удары посыпались со всех сторон. Краем глаза хэур увидел, как трое из нападающих отпрянули от него и покатились по траве, словно сбитые невидимым хлыстом. Извернувшись, Сигарт высвободился из хватки оставшихся эльфов и упруго отскочил в сторону. Сраженные заклятием Моав, ирилай с трудом поднимались, встряхивая головами. «Похоже, шансы на спасение все-таки есть, — подумал хэур, — двое против одного — это не так уж и безнадежно». Как оказалось, мысль о спасении была преждевременной…

Дальнейшее произошло так быстро, что никто из присутствующих не успел ничего понять. Случайно обернувшись, Сигарт увидел направленную прямо на него стрелу: ирилай, которого он повалил на землю, пришел в себя и целился, стоя в десяти шагах от него. Рысий инстинкт оказался быстрее мысли, движения хэура были быстрыми и точными — молниеносным рывком он выхватил из перевязи нож и метнул в противника. Клинок уже оторвался от руки Сигарта, когда его слух пронзил резкий крик: взметнулось пламя белых волос, маленькая фигурка бросилась между хэуром и его противником! Еще миг — и Моав упала, как подкошенный цветок.

Прекратив попытки атаковать Сигарта, пораженные ирилай с удивлением смотрели, как он согнулся, словно прижимая что-то к груди, — при этом никто не видел, чтобы его ранили! Прошло время, прежде чем он смог поднять голову. Превозмогая боль, он в два прыжка оказался подле лежащей эльфы. Та лежала в траве, скорчившись и дрожа. Сигарт надеялся, что рана несерьезная — ведь он только слегка задел ее! Но от рысьего ножа нет спасения… Темный клинок вонзился прямо между ключицами Моав — хэур целился в сердце лучника, эллари же была намного ниже ростом. В отчаянии Сигарт наблюдал, как она ловит ртом воздух, не в силах вдохнуть — из рассеченного горла вырывался лишь хриплый свист. Хэур знал, что лезвие нельзя вытаскивать, но она задыхалась прямо у него на руках… Он с силой дернул нож.

Горячим потоком алая, как перо феникса, кровь хлынула из раны, а от уголка губ эльфы протянулась блестящая красная полоска. Но только теперь вид крови вызывал в хэуре не слепую ярость, а лишь безумное отчаянье и боль, такую сильную и жгучую, какой он еще не испытывал никогда в жизни.

— Кузнечик! Маленький! Как же ты так?!!.. — бормотал он дрожащими губами, растеряно приподнимая плечи эльфы над землей.

Худенькая рука молниеносным движением вцепилась в его рукав. Ее хватка была настолько крепкой, что Сигарт почувствовал боль даже через одежду — казалось, будто близкая смерть невероятным образом вдруг утроила силы эльфы. Так утопающий хватается за плот, не отпуская его, даже когда жизнь покидает его… Моав дышала часто-часто, хватая воздух маленькими порциями. Она еще сильней сжала его руку и притянула его ближе. Сигарту показалось, что она силится что-то сказать: он склонился над ней, но голос не слушался ее, и только губы шевелились, произнося неслышные слова. Он наклонился еще ниже к ее лицу: огромные, расширившиеся глаза эльфы были полны смертного, почти животного ужаса, смешанного с удивлением — удивлением более страшным, чем любое отчаянье. Наконец, она сделала усилие — едва различимые слова шелестом слетели с ее губ:

— Мне… мне страшно… Не оставляй меня…

В следующий миг она болезненно сдвинула брови и хрипло закашлялась; белые зубы окрасились кровью, из горла донесся жуткий булькающий звук. Он оборвался так неожиданно, что хэур не успел осознать, что произошло; остановившийся взгляд синих глаз удивленно уставился на него, будто тоже ничего не понимая.

— Кузнечик, НЕТ!!! Только не умирай! Я… я ведь люблю тебя!!! — вскричал Сигарт, не замечая, что по его щекам впервые в жизни текут слезы.

Острая боль снова пронзила грудь хэура. Стиснув зубы, он сжался, силясь унять ее, а когда поднял глаза, то застыл в ужасе — от мертвых губ Моав поднималась тонкая струйка светлого дыма! Свиваясь, словно змея, она потянулась к хэуру. Он отпрянул в попытке уклониться, но с первым же вдохом она быстро вползла в его легкие и холодком растеклась по телу. То, о чем мечтал Сигарт, наконец, сбылось. Но не удачей стало для него слияние душ, а непоправимым горем. Протянув руки, он судорожно схватил тонкое тело Моав и крепко прижал к себе, словно стараясь оживить своим теплом. Куртка на груди окрасилась кровью. Увы, синие глаза смотрели все с тем же недоумением…

Оглушенный болью, Сигарт сжимал в объятьях мертвую эльфу, не замечая, что на него направлены шесть стрел. Ирилай плотным кольцом окружили его, держа луки наготове, пальцы напряглись на взведенных тетивах, но ни одна стрела не просвистела в воздухе — воины Инкра стояли, пораженные необычной сценой. Бушевавший ветер внезапно унялся, стало тихо-тихо. Вдруг один из ирилай что-то крикнул по-эльфийски, показывая на руку хэура, застывшую на белых волосах Моав. Лучники недоуменно переглянулись. Один из них настороженно приблизился к Сигарту — это был тот самый ирилай, что недавно целился в него.

— Откуда у тебя знак Эллар? — строго спросил он.

Сигарт поднял на него дикий взгляд — казалось, он не понимает, чего от него хотят. Тот снова повторил вопрос, хэур молча кивнул на эльфу, которую все еще держал в объятьях. В прищуренных глазах ирилай сверкнуло недоверие.

— Ты врешь, рысь! Жаловать знак Луны могут лишь старшие веллары!

Сигарт снова безучастно кивнул. Остальные воины глухо зароптали, бросая гневные взгляды на него — но вот старший воздел руку, и на поляне воцарилась мертвая тишина.

— Неважно, как он получил знак богини — священный закон велит помогать всякому, кто его носит, будь это эльф, хэур или человек. Не нам спорить с законами Эллар! Иди своим путем, рысь! — сказал он, обращаясь к Сигарту, но тот не слышал его слов. Весь мир померк для него в мгновение ока, свернулся, как полотно, остекленевшие глаза дико уставились в лицо лунной эльфы, еще совсем недавно сиявшее нежной улыбкой. Ирилай осторожно взял Сигарта за плечо.

— Мы должны забрать ее, чтобы похоронить в лунном источнике по обычаю эллари. Довольно и того, что ты отнял ее душу, — в последних словах звучала открытая ненависть.

В следующий миг он решительно высвободил Моав из рук хэура и поднял ее легко, как пушинку. Ожидая самого худшего, окружающие эльфы с тревогой следили за хэуром, их пальцы все еще нервно сжимали оперенные концы стрел. Но Сигарт, похоже, и не думал вмешиваться — он все так же стоял на коленях в залитой кровью траве, не в силах пошевелиться.

Вскоре маленький отряд был в полной готовности, с седла одного из всадников свешивалось переброшенное через него тело веллары. Худенькая рука беспомощно качалась в воздухе; знак Эллар на ладошке поблек, стал мутно-белым, точно след от давнего ожога; его контуры теперь едва ли можно было разобрать: сила богини покинула хрупкое тело вместе с жизнью… Почти касаясь земли, длинные бело-лунные волосы путались в поникших осенних соцветиях.

Сигарт поднялся и быстро подошел к сидящему верхом ирилай. Дрожащей рукой он провел по светлым волосам Моав, кое-где слипшимся от запекшейся крови. Осознание случившегося нахлынуло на него ледяной волной. С хриплым криком он рухнул в покрытую редким снегом траву, уткнув лицо в сладко пахнущие белые пряди. Всадник тихонько тронул лошадь, и ладони хэура сомкнулись в пустоте.

Эльфы почти скрылись в лесу, когда до них донесся жуткий, леденящий кровь вой, словно исторгнутый из самой глубины смертельно раненого сердца. Везший тело всадник вздрогнул и обернулся: сквозь сплетенные ветви он увидел огромную пепельную рысь, сидящую на опушке — по-волчьи задрав морду к небу, зверь жалобно выл среди увядших цветов.

Оглавление

Глава 1. Лицо в дыму сикоморы, или День откровений

Глава 2. Когда враги становятся друзьями

Глава 3. Встреча, которой не должно было быть

Глава 4. Необычное путешествие

Глава 5. Вслед за полетом стрелы

Глава 6. К морю!

Глава 7. О том, как готовить рыбу, спасаться при кораблекрушении и говорить с орлами

Глава 8. Последнее слово Седны

Глава 9. Давние дела и странные решения

Глава 10. Путешествие под воду

Глава 11. На шаг от цели, на волосок от смерти

Глава 12. Нар-Исталь

Глава 13. Запертые в лабиринте

Глава 14. Один шанс из тысячи

Глава 15. Снова вместе

Глава 16. Когда иного выхода нет

Глава 17. Связанные навсегда

Глава 18. Серая цитадель

Глава 19. Тайны открываются

Глава 20. О том, как сложно бывает уйти из гостей

Глава 21. Поклянись, что придешь! Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg