«Праздник зимы»

3045

Описание

ЭЛАН. Мир «меча и магии». Здесь обитают бок о бок эльфы и люди, гномы и гоблины. Здесь, на руинах древней империи, десятки королевств плетут друг против друга бесконечные интриги. И здесь же орудует отчаянная парочка бесстрашных благородных воров. Адриан и Ройс работают исключительно под заказ и всегда готовы выполнить самые рискованные «деликатные поручения». Новая Империя вознамерилась отметить победу над патриотами кровавым торжеством. В веселый день Праздника зимы будет публично сожжена меленгарская ведьма, а Дегана Гонта ждет жестокая казнь. В этот же день императрице придется вступить в ненавистный ей брак, и жить после свадьбы ей останется недолго. Имперцы ликуют — кто теперь посмеет бросить им вызов?! Однако радость их несколько преждевременна — Адриан и Ройс наконец разыскали пропавшего наследника Новрона, и теперь уже не известно, на чьей улице будет праздник… (обсуждается на форуме - 27 сообщений)



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Праздник зимы (fb2) - Праздник зимы (пер. Владимир Анатольевич Гольдич) (Откровения Рийрии - 5) 1554K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Майкл Дж. Салливан

Майкл Салливан Наследник Новрона Книга V Праздник зимы

Заслуга в появлении этой книги целиком и полностью принадлежит моей жене, Робин Салливан, и именно ей я ее посвящаю. Меня часто спрашивают, как мне удается создавать образы сильных женщин, не вкладывая в их руки оружие. Все это благодаря ей!

Она — Ариста…

Трейс…

Модина…

Амилия…

И она моя Гвен…

Эта серия — дань благодарности ей…

Это твоя книга, Робин…

Надеюсь, ты не против, что я облек в слова свои чувства и написал о том, как прекрасна жизнь, когда ты рядом.

Элтон Джон, Берни Топин
Известные территории мира Элан

Эстрендор — северные пустоши.

Эрианская империя — земли эльфов.

Апеладорн — земли людей.

Архипелаг Ба Ран — острова гоблинов.

Западные земли — западные пустоши.

Дакка — остров людей на Юге.

Государства Апеладорна

Аврин — богатые центральные королевства.

Трент — горные северные королевства.

Калис — юго-восточные тропические земли под управлением военачальников.

Делгос — республика на Юге.

Королевства Аврина

Гент — земли, принадлежащие церкви Нифрона.

Меленгар — маленькое, но древнее и уважаемое королевство.

Уоррик — сильнейшее из королевств Аврина.

Данмор — самое молодое и наименее искушенное в политике королевство.

Альбурн — лесное королевство.

Ренидд — бедное королевство.

Маранон — поставщик продовольствия, когда-то входил в состав Делгоса, но отделился, когда Делгос стал республикой.

Галеаннон — территория безвластия, бесплодная холмистая земля, арена великих битв.

Пантеон богов

Эребус — отец богов.

Феррол — старший сын, бог эльфов.

Дроум — средний сын, бог гномов.

Марибор — младший сын, бог людей.

Мюриэль — единственная дочь, богиня природы.

Уберлин — сын Мюриэль и Эребуса, бог тьмы.

Политические партии

Имперцы — стремятся объединить человечество под управлением единого владыки, прямого потомка полубога Новрона.

Патриоты — желают, чтобы ими правил повелитель, избранный народом.

Роялисты — предпочитают, чтобы независимые монархи продолжали управлять своими государствами.

Глава 1 АКВЕСТА

Есть ловкачи, которые могут мастерски срезать любой кошелек, кому-то просто везет, но в этот момент Минс в очередной раз убедился, что ловкость и удача не его конек. Запустив руки в недра купеческого плаща, несчастный мальчишка замер на месте. Ему опять не удалось с первого раза перерезать петли кошелька. А второй подход был исключен, поскольку у карманников это считалось дурным тоном. Минс, будучи по-своему честным малым, уже дважды скрывался в толпе после такого же числа проваленных попыток. Третья неудача означала, что напарники снова оставят его без еды. Но Минсу так хотелось есть, что отказаться от добычи он уже не мог. «Может, попробовать еще раз?» — крутилось у него в голове.

Вот почему он застыл, держа руки под плащом толстого купчины, который по-прежнему не замечал ничего подозрительного. Минса охватило отчаяние, и он отбросил в сторону всякую осторожность. Он знал, что это безумие, но пустой желудок одержал верх над здравым смыслом. Кожаные ремни показались необычно толстыми, когда он снова попытался перерезать их ножом. Чувствовалось, что кошелек постепенно освобождается, но что-то пошло не так. Минсу потребовалось всего одно мгновение, чтобы сообразить, какую ошибку он совершил: вместо петель кошелька он разрезал кожаный ремень, на котором держались штаны купца и два его кинжала. Шипя, точно разъяренная змея, ремень соскользнул с брюха толстяка и упал на мостовую.

Минс оцепенел, от страха у него перехватило дыхание. Перед мысленным взором мальчишки пронеслись все десять лет его бесполезной жизни.

«Беги!» — подсказал внутренний голос, и Минс понял, что у него есть всего пара мгновений, прежде чем…

Но купец повернулся раньше…

Крупный рыхлый мужчина с покрасневшими от холода обвислыми щеками злобно уставился на Минса, который испуганно застыл на месте, держа в руке чужой кошелек.

— Эй, ты что себе позволяешь! — крикнул купец, потянулся за кинжалом, но с изумлением обнаружил, что его нет на законном месте.

Тогда он принялся нашаривать рукой другой клинок, и в следующее мгновение увидел, что оба лежат на земле. Минс, наконец, прислушался к совету своего внутреннего голоса и бросился бежать. Здравый смысл подсказывал, что спастись от разъяренного великана можно, забившись в какую-нибудь щель. Он нырнул под телегу с пивными бочками, стоявшую перед постоялым двором «Голубой лебедь», выскочил с другой стороны, выпрямился и, прижимая к груди нож и кошелек, помчался в сторону переулка. Минс, с его маленькими ногами, то и дело проваливался в свежевыпавший снег. Он поскользнулся и едва не упал, когда заворачивал за угол дома. У него за спиной раздавались крики преследователей:

— Держи вора! Стой!

К счастью, они отстали сильнее, чем он ожидал, теперь крики доносились откуда-то издалека. Он птицей летел вперед, пока, наконец, не добрался до усеянного кучами дымящегося навоза конюшенного двора. Здесь он пролез между прутьями забора и без сил прислонился к дальней стене конюшни, одновременно засовывая нож за ремень, а кошелек под рубашку, где тут же образовалась солидная выпуклость. Минс изо всех сил напряг слух, но из-за учащенного дыхания и шума в голове так ничего и не расслышал. В этот момент в поле его зрения показался Элбрайт.

— Вот ты где! — крикнул он, заметив Минса.

Элбрайт поскользнулся на льду и ухватился за прутья забора, чтобы не упасть.

— Ну ты идиот! Какого рожна было ждать, когда толстяк к тебе повернется? Ты настоящий болван, Минс. Больше мне нечего сказать. Я вообще не понимаю, зачем трачу силы и время, пытаясь чему-то тебя научить.

Минс и другие мальчишки называли тринадцатилетнего Элбрайта Стариком. В их маленькой своре только он носил настоящий, грязно-серого цвета, плащ с потемневшей медной пряжкой. Элбрайт был самым умным и опытным из них, и Минсу очень не хотелось его разочаровывать.

Через несколько мгновений к Элбрайту, поджимая живот от смеха, присоединился Бранд.

— Не вижу ничего смешного, — недовольно заявил Элбрайт.

— Нет, ты подумай, он… Он… — Очередной приступ смеха помешал Бранду договорить.

Бранд грязный и тощий мальчишка, красовался в разномастной одежде, причем далеко не все предметы наряда подходили ему по размеру. Штаны, например, были слишком длинны, и снег набился в складки подвернутых порчин. Только отделанная тонкой мягкой кожей туника из зеленой парчи сидела на нем как надо. Она застегивалась спереди на продолговатые деревянные пуговицы с замысловатой резьбой. Бранд слегка возвышался над Стариком и был шире в плечах, хотя тот и был старше его на год. В их шайке Бранд занимал второе место по авторитету, мускулы позволяли ему конкурировать с мозгами Элбрайта. Кайн, последний из их компании, считался третьим, потому что лучше остальных потрошил карманы. В результате Минсу приходилось довольствоваться последним местом без малейших шансов на продвижение. Его размеры полностью соответствовали занимаемому положению, ростом он был меньше четырех футов, а весил лишь немногим больше мокрого кота.

— Хватит смеяться! — прикрикнул Старик на Бранда. — Я пытаюсь научить парня хоть чему-то полезному. Его вполне могли убить. Если говорить коротко и по-простому, он вел себя глупо.

— Знаешь, мне показалось, что он здорово придумал. — Бранд перестал смеяться и вытер слезы. — Ясное дело, он вел себя как самый настоящий дурак, но такое не забывается. Вот потеха-то! Минс стоит и моргает, купец тянется за своими кинжалами, а их нет, потому что наш дурачок перерезал ремень на портках! — Бранд изо всех сил пытался справиться с новым приступом смеха… — А еще мне понравилось, как Минс бросился бежать, жирный ублюдок помчался за ним, потерял штаны, запутался в них и рухнул, как подрубленное дерево. Бабах! И прямым ходом в канаву. Клянусь Маром, получилось ужасно смешно.

Элбрайт пытался сохранить на лице суровое выражение, но рассказ Бранда заставил и его расхохотаться.

— Ладно, ладно, хватит, успокойтесь. — Элбрайт перестал смеяться и перешел к делу: — Давай посмотрим твою добычу.

Минс вытащил из-за пазухи кошелек и, широко улыбаясь, протянул Старику.

— Тяжеленький, — с гордостью объявил он.

Элбрайт распустил завязки и, взглянув на содержимое, нахмурился:

— Тут одни медяки.

Бранд и Элбрайт обменялись разочарованными взглядами, и настроение у Минса мгновенно испортилось.

— Кошелек был тяжелый, — возразил он, потупившись.

— И что теперь? — спросил Бранд. — Дадим ему еще шанс?

Элбрайт отрицательно покачал головой:

— Нет, нам сейчас лучше не соваться на Церковную площадь. Слишком много народу видело Минса. Переберемся поближе к воротам, посмотрим на тех, кто въезжает в город. Может, там повезет.

— Вы хотите… — начал Минс.

— Нет. Отдай мне нож. Очередь Бранда.

Мальчишки помчались к дворцовым воротам по следам, оставленным на снегу утренней стражей, потом свернули направо и оказались на Имперской площади. На Праздник зимы прибывали люди со всех концов Аврина, и возможностей поживиться на главной площади было хоть отбавляй.

— Вон там, — сказал Элбрайт и показал в сторону городских ворот. — Видишь парочку? Один высокий, другой низкий.

— Вид у них какой-то жалкий, — заметил Минс.

— Измученный, — согласился с ним Бранд.

— Наверное, всю ночь провели в седле, а ведь была снежная буря, — с голодной ухмылкой предположил Элбрайт. — Иди, Бранд, используй свой старый трюк с лошадьми. А ты, Минс, смотри внимательно, как нужно работать. Раз уж ты так и не научился срезать кошельки, это твой единственный шанс.

Ройс и Адриан въехали на Имперскую площадь на покрытых инеем лошадях. Спасаясь от холода, они кутались в запорошенные снегом одеяла и поэтому напоминали призраков. И хотя они надели на себя все, что имелось, оказалось, что они плохо подготовлены к путешествию по зимним дорогам и еще меньше к преодолению горных перевалов, разделявших Ратибор и Аквесту. Когда они остановились, Ройс заметил, что Адриан дышит на сложенные лодочкой ладони. У обоих не было зимних перчаток. Адриан обмотал руки обрывками одеяла, а Ройс просто сунул ладони в рукава. Вид собственных рук без кистей был ему неприятен и напомнил о старом колдуне. Они с Адрианом узнали подробности его убийства, пробираясь через Ратибор: однажды поздней ночью Эсрахаддона заставили замолчать навсегда.

Они собирались обзавестись перчатками в Ратиборе, но забыли об этом, увидев объявления о предстоящей казни вождя патриотов Дегана Гонта. Имперцы намеревались публично сжечь его на костре в Аквесте, своей столице, во время Праздника зимы. Адриан и Ройс несколько месяцев искали Гонта, скитаясь по бурным морям и густым джунглям, а когда обнаружили на дверях всех таверн города сообщения о его местонахождении, испытали нечто среднее между радостью и горестным потрясением. Из опасения, что какая-нибудь случайность может помешать, наконец, до него добраться, они решили покинуть Ратибор ранним утром следующего дня, задолго до того, как торговцы распахнут двери лавок.

Размотав шарф и сбросив капюшон, Ройс огляделся по сторонам: заснеженный дворец расположился в южной части площади, в то время как остальное пространство занимали лавки и уличные торговцы. Скорняки разложили на прилавках шляпы и отделанные мехом накидки, сапожники зазывали прохожих, предлагая смазать жиром их обувь. Булочники соблазняли путников печеньем в форме снежинок и присыпанными сахарной пудрой пирожными. И повсюду развевались разноцветные флаги, возвещавшие о предстоящем празднике.

Когда Ройс спрыгнул с коня, к нему подбежал бойкий мальчишка.

— Я могу позаботиться о ваших лошадях, мой господин, — предложил он. — За ночь в конюшне причитается одна серебряная монета с каждой лошади. Я сам их почищу и прослежу, чтобы им задали хорошего овса.

Соскочив на землю и отбросив капюшон, Адриан приветливо улыбнулся мальчишке.

— А колыбельную на ночь споешь?

— Само собой, мой господин, — ответил тот без малейших колебаний. — Но это обойдется вам еще в два медяка. У меня очень красивый голос, честное слово.

— В любой конюшне города можно оставить лошадей за пять медяков, — возразил ему Ройс.

— Только не в этом месяце, мой господин. Цены на время Праздника зимы объявлены три дня назад. Скоро в конюшнях и на постоялых дворах вообще не останется мест. Вам повезло, что вы приехали в город так рано. Через две недели лошадей придется оставлять на ночь прямо в поле, за охотничьими домиками. А переночевать можно будет только в развалюхах на земляном полу, где людей набьется, как селедок в бочке. Я знаю в нашем городе все лучшие постоялые дворы, где самые низкие цены. Сейчас серебряная монета — отличная цена за эту услугу. Через несколько дней вам придется заплатить в два раза больше.

— Тебя как зовут? — внимательно взглянув на него, спросил Ройс.

— Меня называют Смельчак Бранд.

Мальчишка выпятил грудь и поправил на плече тунику.

— С чего бы это? — недоверчиво фыркнув, поинтересовался Адриан.

— А с того, что я никогда не отступаю во время драки, господин.

— И свою тунику получил в сражении? — спросил Ройс.

Мальчишка бросил взгляд на собственную грудь, как будто впервые заметил свой наряд.

— Это старье? Дома у меня пять штук в сто раз красивее. Я эту рвань надел, чтобы не намочить в снегу те, что получше.

— Слушай, Бранд, ты сможешь отвести наших лошадей на постоялый двор «Бейли» на углу Холл и Косвелл и оставить там в конюшне?

— Конечно, могу, мой господин. Прекрасный выбор, скажу я вам. У владельца отличная репутация и цены подходящие.

Ройс рассмеялся и посмотрел на двух мальчишек, стоявших на небольшом расстоянии и старательно делавших вид, что они не знают Бранда. Ройс помахал рукой, чтобы они подошли. Они колебались, но, когда он повторил свой жест, неохотно направились в их сторону.

— Как вас зовут? — спросил Ройс.

— Элбрайт, — ответил тот, что повыше.

Ройс заметил, что он старше Бранда и прячет под плащом нож. Было понятно, что мальчишка является вожаком, который и отправил Бранда на это представление.

— Минс, господин мой, — ответил другой, самый младший в этой компании, чьи волосы кто-то недавно подрезал тупым ножом.

Мальчишка был одет в поношенные шерстяные обноски, превратившиеся в лохмотья. Из-под рубашки и штанов выглядывала бледно-розовая кожа запястий и щиколоток. Ноги были обмотаны тряпками из той же шерсти, что и остальная одежда, и завязаны на голенях бечевкой.

Адриан проверил снаряжение своей лошади, снял с седла полуторный клинок и убрал в ножны, которые носил на спине.

Ройс протянул два серебряных тенента первому мальчишке, затем, обратившись к остальным, сказал:

— Бранд отправится в «Бейли», чтобы поставить лошадей в стойло и снять для нас комнату. Пока его не будет, вы двое останетесь здесь и ответите на кое-какие вопросы.

— Но, господин мой, мы не можем… — попытался было возразить Элбрайт, однако Ройс не обратил на его слова ни малейшего внимания.

— Когда Бранд вернется с распиской из «Бейли», я заплачу каждому из вас по серебряной монете. Если он не появится, если сбежит и продаст наших лошадей, перережу вам обоим глотки и подвешу за ноги на дворцовой стене. Ваша кровь будет стекать в ведро, а я напишу объявление, что Смельчак Бранд — конокрад, чтобы весь город про это узнал. После чего найду вашего дружка с помощью имперской стражи и благодаря моим связям в городе позабочусь о том, чтобы он последовал за вами. — Ройс наградил мальчишку суровым взглядом. — Мы поняли друг друга, Бранд?

Трое мальчишек смотрели на него, разинув рты от удивления.

— Клянусь Маром! Про вас не скажешь, что вы страдаете излишней доверчивостью, сэр! — одобрительно воскликнул Минс.

Ройс угрожающе ухмыльнулся.

— Снимешь комнаты на имена Грима и Болдуина. А теперь беги, Бранд, и побыстрее возвращайся. Ты же не хочешь, чтобы твои друзья померли от беспокойства?

Бранд повел лошадей по площади, а приятели молча смотрели ему вслед. Элбрайт едва заметно покачал головой, когда Бранд обернулся.

— Итак, парни, расскажите-ка, что нас ждет во время предстоящего праздника.

— Ну, наверное, это будут самые запоминающиеся торжества за последние сто лет. Императрица выходит замуж, и все такое.

— Замуж? — переспросил Адриан.

— Да, сэр. Я думал, все про это знают. Приглашения разосланы месяц назад, и к нам съедутся разные богатеи, короли и королевы со всех сторон света.

— А за кого она выходит замуж? — поинтересовался Ройс.

— За свинью Этельреда, — доложил Минс.

— Заткнись, Минс, — шепотом велел ему Элбрайт.

— Он настоящий гад.

Элбрайт застонал от возмущения и врезал приятелю оплеуху.

— Ты у меня доболтаешься, — воскликнул он недовольно.

И повернувшись к Ройсу и Адриану, объяснил, что это у Минса бзик такой, — императрица и все что с ней связано, а еще он недоволен старым королем, который решил выдать ее замуж.

— Императрица у нас вылитая богиня, честное слово, — воскликнул Минс с мечтательным выражением лица. — Я видел ее всего один раз, прошлым летом, когда она выступала с речью. Я забрался на крышу, чтобы получше ее рассмотреть. Она вся из себя сияла, будто звезда, точно вам говорю. Клянусь Маром, она прекрасна. Сразу видать, что она дочь Новрона. В жизни не встречал никого краше.

— Теперь понимаете? Когда речь заходит об императрице, у Минса ум за разум заходит, — извинился за приятеля Элбрайт. — Теперь пусть привыкает к тому, что регент Этельред снова будет заправлять у нас делами. Правда, он и не прекращал из-за болезни императрицы, и все такое.

— Ее ранило чудовище, которое она убила на севере, — вмешался Минс. — Императрица Модина умирала от яда, и к нам съехались целители со всех сторон света, но никто не сумел ей помочь. Регент Сальдур провел в молитвах без еды и воды семь дней, и Марибор показал ему, что служанка по имени Амилия благодаря своему чистому сердцу сможет вылечить императрицу. И она это сделала. Леди Амилия вернула нашу императрицу к жизни, и очень успешно.

Минс перевел дух, глаза у него горели, на лице расцвела счастливая улыбка.

— Хватит, Минс, — попытался остановить его Элбрайт.

— А это еще что такое? — спросил Ройс, показывая на трибуны, которые сооружали в центре площади. — Неужели церемония бракосочетания пройдет здесь?

— Нет, она состоится в соборе. Это для зрителей, которые придут посмотреть на казнь главаря повстанцев.

— Да-да, эту новость мы слышали, — тихо сказал Адриан.

— Так вы приехали на казнь?

— Можно и так сказать.

— Я уже выбрал самые лучшие места и вечером отправлю Минса занять их для нас, — сказал Элбрайт.

— Слушай, почему я? — возмутился Минс.

— Нам с Брандом придется все нести на себе. Ты слишком маленький, чтобы от тебя была польза, а Кайн еще не поправился, так что тебе придется…

— Но у тебя есть плащ, там же будет ужасно холодно, мне ведь придется просидеть на улице всю ночь.

Мальчишки продолжали препираться, но Ройс заметил, что Адриан их больше не слушает. Его друг внимательно изучал дворцовые ворота, стены и главный вход во дворец. Адриан считал стражников.

Комнаты в «Бейли» ничем не отличались от тех, что имелись на любом другом постоялом дворе — маленькие и грязные, пропахшие плесенью, с ветхими деревянными полами. Возле камина лежала небольшая кучка хвороста, но его не хватало на всю ночь, и постояльцам приходилось платить огромные деньги за дрова, если они хотели спать в тепле. Ройс, как это было у него принято, обошел квартал в поисках подозрительных личностей и вернулся уверенный, что никто не заметил их появления, во всяком случае, никто из тех, кто мог представлять для них опасность.

— Комната номер восемь. Он торчит здесь уже почти неделю, — сказал Ройс.

— Неделю? Зачем он приехал так рано? — удивился Адриан.

— Если бы ты десять месяцев в году проводил в монастыре, разве тебе не захотелось бы выбраться на Праздник зимы как можно раньше?

Адриан прихватил оба своих меча, и они плечом к плечу зашагали по коридору. Ройс открыл отмычкой замок ободранной двери, осторожно ее распахнул. В дальнем конце комнаты они увидели маленький столик, на котором горели две свечи в окружении тарелок, стаканов и бутылки вина. Перед настенным зеркалом стоял нарядно одетый, весь в шелках и бархате, мужчина. Закончив завязывать ленту, которая не позволяла рассыпаться его светлым волосам, он начал поправлять воротник камзола, когда почувствовал неладное.

— Похоже, он нас ждал, — заметил Адриан.

— Похоже, он кого-то ждал, — уточнил Ройс.

Удивленный Альберт Уинслоу резко повернулся и недовольно воскликнул:

— Какого… Неужели так трудно постучать?

— На какой ответ ты рассчитываешь? — насмешливо спросил Ройс, падая спиной на кровать. — Мы же прохвосты и воры.

— Прохвосты? Несомненно, — усмехнулся Альберт, — но воры? Когда вам в последний раз удалось что-нибудь украсть?

— Кажется, кое-кто здесь разочарован?

— Я виконт. Мне необходимо заботиться о своей репутации, а для этого нужны большие деньги. Я лишаюсь дохода всякий раз, когда вы двое начинаете бездельничать.

Адриан уселся на стол и сказал, обращаясь к Ройсу:

— Он не просто разочарован. Он открыто нас поносит.

— Так вот почему ты появился здесь так рано! — догадался Ройс. — Ищешь работу?

— Отчасти. Кроме того, я хотел убраться из Аббатства ветров. Я стал предметом насмешек. Когда я встречался с лордом Дарефом, он все время отпускал шутки на предмет монашествующего виконта. С другой стороны, леди Мэй находит мое благочестивое уединение привлекательным.

— Значит, это все для нее? — Адриан показал рукой на накрытый стол.

— Да, я как раз собирался за ней сходить. А теперь придется отменить свидание.

Он перевел печальный взгляд с одного непрошеного гостя на другого и тяжело вздохнул.

— Извини.

— Надеюсь, вы предложите хорошо оплачиваемую работу. Я все еще должен портному за новый камзол. — Он задул свечи и сел на стул лицом к Адриану.

— Как дела на севере? — спросил Ройс.

Альберт неопределенно улыбнулся и, помедлив, спросил:

— Полагаю, вам известно о падении Медфорда? Имперские войска захватили не только его, но и большинство замков провинции за исключением Дрондиловых полей.

Ройс сел на кровати.

— Нет, мы ничего не знаем. Как Гвен?

— Понятие не имею. Слухи дошли до меня, когда я уже был здесь.

— Значит, Алрик и Ариста находятся в Дрондиловых полях? — спросил Адриан.

— Король Алрик там, но не думаю, что принцесса в Медфорде. Вероятно, она управляет Ратибором. Насколько я знаю, ее назначили градоправительницей.

— Ничего подобного, — возразил Адриан, — мы только что оттуда. После сражения она там действительно заправляла делами, но несколько месяцев назад посреди ночи покинула Ратибор. Причины никому не известны. Я предположил, что она решила вернуться домой.

Альберт неопределенно пожал плечами:

— Может быть, но я не слышал о ее возвращении. Ничего хорошего там ее не ждет. Имперские войска окружили Дрондиловы поля. Никто не может выбраться из замка или попасть в него. Алрику придется сдаться, это лишь вопрос времени.

— А как дела в аббатстве? Империя уже до него добралась? — спросил Ройс.

Альберт отрицательно покачал головой:

— Понятия не имею. Впрочем, как я уже говорил, имперские войска перешли Галевир, когда я находился здесь.

Ройс встал и принялся расхаживать по комнате.

— Что-нибудь еще? — спросил Адриан.

— Ходят слухи, что Тур Дель Фура наводнен гоблинами. Однако никаких подтверждений получить не удалось.

— Это не слухи, — возразил Адриан.

— Неужели?

— Мы там были. И на самом деле это случилось из-за нас.

— Звучит… интригующе, — пробормотал Альберт.

Ройс остановился посреди комнаты и сказал, обращаясь к виконту:

— Только не позволяй ему пускаться в объяснения.

— Ладно, будь по-твоему… А что привело вас в Аквесту? — спросил Альберт. — Не думаю, что вы решили поучаствовать в Празднике зимы.

— Мы намерены освободить Дегана Гонта из дворцовой темницы. Для этого нужен осведомитель. Ты нам подходишь.

— В самом деле? А разве вы не знаете, что его должны казнить во время Праздника зимы?

— Да, именно по этой причине нам пришлось поторопиться. Опоздание не входит в наши планы, — добавил Адриан.

— Вы спятили! Из дворцовой темницы? Во время Праздника зимы? Вы слышали о скромной свадьбе, которая вот-вот состоится? Охрана может оказаться более многочисленной, чем обычно. Я каждый день вижу во дворе замка очередь из желающих записаться в гвардию.

— И что из этого следует? — спросил Адриан.

— Мы сможем использовать свадьбу в своих целях, — заметил Ройс. — В городе уже есть наши люди?

— Насколько мне известно, недавно появились Джинни и Лео.

— Правда? Превосходно. Свяжись с ними. Они наверняка расположились во дворце. Выясни, сумеют ли они провести туда тебя. И постарайся разузнать как можно больше, прежде всего нас интересует, где держат Гонта.

— Мне нужны деньги. Я собирался посетить несколько местных балов и принять участие в одном празднике. Если вы хотите, чтобы я пробрался во дворец, мне потребуется одежда гораздо лучше этой. Клянусь Маром, мои туфли никуда не годятся. Вы только посмотрите на них! Я не могу встречаться с императрицей в таком виде.

— Одолжи денег у Джинни и Лео, — сказал Ройс. — Сегодня ночью я отправляюсь в Медфорд и вернусь с деньгами, которые покроют наши расходы.

— Ты возвращаешься обратно? Сегодня ночью? — удивился Альберт. — Но вы ведь только что приехали?

Вор неопределенно пожал плечами.

— С ней все в порядке, — заверил Ройса Адриан. — Я уверен, что она успела выбраться.

— До Праздника зимы еще почти месяц, — заметил Ройс. — Я буду здесь через неделю. А ты узнай все, что сможешь, и когда вернусь, мы обдумаем план действий.

— Что ж, — проворчал Альберт, — похоже, Праздник зимы будет особенно веселым.

Глава 2 В ТЕМНОТЕ

Сначала Ариста услышала чью-то молитву, потом всхлипывания. Плакал мужчина, и его голос показался ей знакомым. Рано или поздно плакать начинали все. У кого-то случались истерические припадки. Одна женщина пронзительно визжала, но от нее довольно давно избавились. Ариста не питала иллюзий, что ее выпустили на свободу, она слышала, как по коридору волокли чье-то тело.

Мужчина часто плакал, обычно негромко и в последнее время все тише. Он уже больше не кричал. Когда до Аристы донеслись слова его молитвы, она с удивлением обнаружила, что он молится не о спасении или быстрой смерти. Мужчина молился о некой особе женского пола. Он умолял Марибора уберечь ее, но голос звучал так невнятно, что принцесса так и не узнала ее имени.

В темноте Ариста не могла следить за течением времени. Она пыталась считать приемы пищи, но голод подсказывал, что еду приносили реже, чем раз в день. Тем не менее прошли недели после ее пленения, но ей ни разу не довелось различить среди других голосов голос Гонта, хотя она не раз его звала. Ариста слышала его всего лишь раз в ту ночь, когда они с Гилфредом безуспешно пытались его спасти.

С тех пор она оставалась в своей камере, где на каменном полу валялось несколько охапок соломы и стояло ведро для отбросов. Помещение было таким маленьким, что она могла коснуться всех четырех стен, не сходя с места, и ей часто казалось, будто она находится в пещере или могиле. Принцесса знала, что Модину, девушку, которую прежде звали Трейс, держат в подобной камере. После того как Трейс потеряла всех, кого любила, она наверняка должна была испытывать настоящий кошмар, просыпаясь в полнейшем мраке, не понимая, почему здесь оказалась. Должно быть, ее сводило с ума то, что она не знала, за что и как сюда попала.

Несмотря на свое печальное положение, Ариста знала, что она не одинока в этом мире. Как только весть об ее исчезновении дойдет до Алрика, тот свернет горы, чтобы спасти сестру. За годы, прошедшие после смерти их отца, они очень подружились. Он перестал быть избранником судьбы и избалованным ребенком, а она ревнивой и склонной к уединению девчонкой. Они часто ссорились, но Алрика ничто не остановит, он ее найдет и призовет на помощь Пикерингов, с которыми они дружили семьями. Возможно, он даже обратится к Ройсу и Адриану, ведь Алрик с уважением называет их королевскими защитниками. Ариста верила, что ждать осталось совсем немного.

Она представила себе такую знакомую улыбку Адриана, его лицо возникло в темноте перед ее мысленным взором и долго не исчезало. Она вспомнила его голос, прикосновение руки и крошечный шрам на подбородке, который заставлял ее сердце сжиматься. Она всегда ощущала теплое к себе отношение со стороны Адриана, однако в нем были лишь доброта и сочувствие, как к человеку, попавшему в беду. Для него Ариста оставалась принцессой, его нанимателем и работодателем, еще одной аристократкой, попавшей в тяжелое положение.

«Насколько же пуста была моя жизнь, — думала она, — если те, кого я могу назвать лучшими друзьями, работали на меня за деньги».

Хотелось верить, что Адриан видит в ней нечто особенное. Возможно, за время долгого совместного путешествия он привязался к ней, и она значит для него не меньше, чем он для нее. Ариста надеялась, что он считает ее умнее и способнее большинства других женщин. Но даже если это так и есть, мужчинам не нужны способные и умные. Им подавай хорошеньких. Аристу нельзя было назвать красавицей, как, например, Аленду Ланаклин или Ленару Пикеринг. Как славно было бы, если бы Адриан смотрел на нее, как Эмери и Гилфред.

Тогда и он был бы уже мертв.

Из коридора донесся скрежет камня по камню. Потом послышались шаги, кто-то приближался к ее камере.

Время приема пищи не наступило. Из-за постоянного пребывания в темноте Ариста потеряла счет дням, но еду ей обычно приносили только после того, как она теряла последнюю надежду на то, что о ней не забыли. Впрочем, еды было так мало, что Ариста радовалась пустой похлебке, от которой несло тухлыми яйцами.

Она услышала, что по коридору идут два человека. Один из них был стражник, подковы его сапог позвякивали при ходьбе. Зато каблуки его спутника стучали совсем по-другому: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Нет, это не стражник и не слуга. Слуги шлепают босиком или носят мягкие башмаки, который издают шаркающие звуки. Только богатый человек может позволить себе башмаки, которые так громко стучат по камню. Шаги были неспешными, уверенными и размашистыми.

В замочной скважине заскрежетал ключ, щелкнул замок.

Неужто посетитель?

Дверь в камеру распахнулась, и Ариста зажмурилась от яркого света.

В камеру вошел стражник, он вел себя подчеркнуто грубо. Подтащив Аристу к стене, он прицепил ее ручные кандалы к вбитому между камнями кладки крюку. Теперь она сидела с поднятыми над головой руками. Стражник вышел, оставив дверь распахнутой.

Через мгновение в камеру шагнул регент Сальдур с лампой в руках.

— Как вы себя сегодня чувствуете, принцесса? — Старик неодобрительно покачал головой и печально вздохнул. — Вы только взгляните на себя, дорогая. Какая же вы худая и грязная, одному Марибору известно, где вы раздобыли такое жалкое платье. Впрочем, от него уже почти ничего не осталось. О, у вас появились новые синяки. Неужели стражники вас насиловали? Нет, наверное, нет. — Сальдур понизил голос до шепота. — Они получили строжайший приказ не трогать Модину, пока она находилась здесь. Вы только представьте себе, я обвинил ни в чем не повинного стражника в том, что он позволил себе к ней прикоснуться, и его четвертовали на глазах у его сослуживцев. Это отбило у них охоту общаться с узницей. Возможно, я прибег к слишком сильным мерам, но мы не могли позволить, чтобы императрица забеременела. Разумеется, мне безразлично, что будет с вами, но стражники об этом не знают.

— Что вам от меня нужно? — спросила Ариста хриплым голосом, который показался ей в этот момент совершенно чужим.

— Моя дорогая, я пришел сообщить кое-какие новости, только и всего. Килнар и Вернес пали. Ренидд был счастлив присоединиться к империи. Земельные угодья Маранона на мысе Делгос принесли превосходный урожай, и у нас достаточно припасов, чтобы кормить наши войска в течение всей зимы. Мы вернули Ратибор, но пришлось в назидание остальным бунтовщикам казнить немало предателей. Они умирали, проклиная ваше имя, принцесса.

Ариста знала, что он говорит правду. И вовсе не потому, что видела его лицо, которое едва различала сквозь спутанные волосы, у Сальдура просто не было причин лгать.

— Чего вы хотите?

— На самом деле всего две вещи. Я хочу, чтобы ты поняла: Новая империя набрала силу, и уже ничто не сможет ее остановить. Твоя жизнь, Ариста, подходит к концу. В ближайшие недели тебя казнят. Вместе с тобой умрут все твои мечты. Им самое место рядом с жалкими могилами Эмери и Гилфреда.

При звуках имени Эмери Ариста вздрогнула от неожиданности.

— Ты удивлена? Мы узнали об Эмери, когда вернули себе Ратибор. А ты умеешь ладить с мужчинами. Сначала из-за тебя погиб Эмери, потом Гилфред. Ты куда опаснее черной вдовы[1].

Ариста заметила, что Сальдур чем-то смущен.

— Что еще? — спросила она вызывающим тоном. — Неужто нашлась еще одна причина зайти ко мне поболтать?

— Ах да, я хотел узнать, кто тебе помогал.

— Гилфред, но вы ведь его убили, помните?

Сальдур безжалостно улыбнулся и резко ударил Аристу по лицу. Принцесса не успела прикрыться руками, потому что ей помешали натянувшиеся цепи кандалов. Сальдур пару мгновений прислушивался к ее тихому плачу, а потом сказал:

— Ты умная девушка, настолько умная, что это не всегда идет тебе на пользу, но все-таки здравого смысла тебе не хватает. Может быть, Гилфред и помогал тебе избежать ареста, возможно, даже прятал в течение нескольких недель, когда мы за тобой охотились. Но он не мог провести тебя во дворец или помочь найти темницу. В момент смерти на Гилфреде был мундир охранника четвертого этажа. Значит, кто-то во дворце был с тобой заодно, и я хочу знать кто.

— Мне помогал только Гилфред.

Сальдур снова ударил ее по лицу. Ариста вскрикнула и мелко задрожала, отчего цепи на ней тихо зазвенели.

— Не ври мне, — предупредил он и снова занес руку над головой.

— Я же сказала, что была одна, — быстро заговорила Ариста, чтобы упредить очередной удар. — Я украла одежду и нанялась во дворец горничной.

— Мне прекрасно известно, что ты выдавала себя за уборщицу Эллу, но ты не могла заполучить ее одежду без помощи человека, обладающего определенной властью. Я желаю знать имя предателя. Кто тебе помогал?

Когда она не ответила на вопрос, он ударил еще дважды.

Ариста испуганно сжалась и вскрикнула:

— Не надо!

— Говори! — рявкнул Сальдур.

— Нет, вы ее накажете.

— Ее?

Ариста поняла, что проговорилась, и прикусила губу.

— Значит, это женщина, — с довольным видом покивал головой Сальдур. — Что ж, это существенно сужает круг подозреваемых.

Сальдур поиграл цепочкой висевшего на поясе небольшого ключа, потом присел на корточки и поставил лампу на пол.

— Мне нужно имя, и ты мне его назовешь. Я знаю, ты хотела бы унести свою тайну в могилу, но у тебя ничего не выйдет. Неужели ты надеешься продержаться пару недель перед казнью? Возможно, ты хочешь мне насолить или боишься за нее? Причины твоего упрямства меня совершенно не интересуют. Когда мы возьмемся за тебя по-настоящему, ты возмечтаешь о быстрой смерти.

Он отвел ее волосы в сторону, открыв лицо.

— Вы только посмотрите на это личико. Ты мне не веришь? Ты все еще настолько наивна, все еще остаешься глупым ребенком. Ты вела жизнь изнеженной принцессы. Неужели ты рассчитываешь, что проведя некоторое время среди простых людей Ратибора и научившись мыть полы, ты стала сильнее? Что теперь тебе нечего терять, и ты достигла самого дна?

Ариста отпрянула, когда он провел ладонью по ее щеке.

— Я вижу, в тебе еще осталась гордость, и ты не забыла, что принадлежишь к благородному роду. Ты даже не представляешь, как низко тебе предстоит пасть. Поверь, Ариста, я лишу тебя мужества и воли. Ты не хочешь узнать, каким ужасным унижениям я могу тебя подвергнуть?

Он нежно погладил ее по волосам, потом с силой сжал в кулаке густую прядь и развернул голову Аристы, чтобы она посмотрела на него. Взгляд регента задержался на ее лице.

— Ты все еще чиста, верно? К тебе никто не прикасался, и ты заключена в своей башне сразу во многих смыслах. Я подозреваю, что ни Эмери, ни Гилфред не осмелились уложить принцессу в постель. Быть может, нам следует с этого начать. Я дам знать стражникам, что они могут… Нет, я лучше прикажу им тебя насиловать. Они будут несказанно благодарны нам обоим, станут рваться на службу, чтобы иметь возможность осквернять тебя днем и ночью.

Сальдур разжал пальцы, и голова Аристы бессильно упала на грудь.

— А после того, как все они используют тебя, и твоя гордость испарится, я пришлю к тебе инквизитора. Уверен, он обрадуется шансу очистить от зла знаменитую меленгарскую ведьму. — Сальдур нагнулся еще ниже и заговорил совсем тихо, почти ласково: — У инквизитора превосходное воображение, и он настоящий мастер. Ты и представить себе не можешь, что он способен сделать при помощи цепей, ведра воды и раскаленного железа. Ты будешь кричать до тех пор, пока не охрипнешь. Ты будешь терять сознание и снова приходить в себя, но твой кошмар всякий раз будет возобновляться.

Ариста попыталась отвернуться, но регент силой заставил ее посмотреть на него. На его лице она не увидела выражения удовольствия, а в глазах маниакального блеска. Сальдур казался мрачным, почти печальным.

— Тебе предстоят невероятные муки. От твоей твердости останутся одни воспоминания. Ты сойдешь с ума, превратишься в мокрый кусок истерзанной плоти. И тогда даже стражники не захотят тебя.

Сальдур наклонился к Аристе так близко, что она ощутила его дыхание, и ей вдруг показалось, что он собирается ее поцеловать.

— Если же после всех испытаний ты продолжишь упорствовать, я займусь маленькой чудесной семьей, которая тебя приютила. Их ведь зовут Баркеры, не так ли? Я прикажу их арестовать и привести сюда. Отец будет смотреть, как его жена займет твое место, когда я прикажу ее бросить на потеху стражникам. А потом на глазах несчастной женщины четвертуют ее мужа и сыновей. Представь, что ей предстоит перенести, когда она увидит, как умрет ее младшенький, тот самый, кого ты якобы спасла. Она во всем обвинит тебя, Ариста, проклянет твое имя и будет права, ведь именно твое молчание лишит ее самого дорогого в жизни.

Он нежно погладил горевшую от ударов щеку Аристы.

— Не вынуждай меня так поступать. Назови имя предательницы. Она ведь виновна, а бедные Баркеры ни в чем не повинны. Они ничего плохого не сделали. Просто произнеси вслух имя той женщины, и ты их спасешь.

Мысли у Аристы начали путаться, дыхание сбилось, она почувствовала, что теряет над собой контроль. Ее тошнило от соленого металлического привкуса во рту. Распухшая щека пульсировала от боли. Перед мысленным взором Аристы пронеслись образы погибших из-за нее Эмери и Гилфреда. Это она виновата в их смерти! Нельзя допустить, чтобы ее руки обагрила еще и кровь Баркеров. Они не должны страдать из-за ее ошибок.

— Я назову вам имя, — наконец сказала она, — но только после того, как вы пообещаете не трогать Баркеров.

На лице епископа появилось сочувственное выражение, и Аристе даже показалось, что она снова видит перед собой доброго дедушку Сальдура времен своего детства. Она не понимала, как он мог произносить столь ужасные угрозы с таким добрым выражением лица.

— Конечно, моя дорогая. В конце концов, я ведь не чудовище. Выполни мою просьбу, и ничего ужасного не произойдет. Ну, говори, назови имя…

С лица Сальдура исчезло выражение напускного добродушия, и Ариста поняла, что ее время истекает, но все еще продолжала колебаться:

— Она прятала меня, кормила и даже помогла найти Гонта. Она была истинным другом, добрым и бескорыстным. Я не могу ее предать.

— Имя! — настаивал Сальдур.

По щекам Аристы текли слезы, она подняла умоляющий взгляд на епископа:

— Ее зовут… Эдит Мон.

Глава 3 СЭР БРЕКТОН

Арчибальд Баллентайн, граф Чедвик, смотрел в окно императорского тронного зала. За спиной у него шуршал разложенными на столе пергаментами Сальдур. Этельред грел трон, который пока ему не принадлежал. В зал время от времени входили слуги, потом зашел канцлер империи и наскоро что-то обсудил с обоими регентами. Никто не обращался к Арчибальду, никто не просил его совета.

Всего за несколько лет Сальдур из епископа Медфорда превратился в регента и главного зодчего Новой империи. Этельред в самое ближайшее время поменяет корону Уоррика на императорский скипетр всего Аврина. Даже простолюдин Меррик Мариус умудрился получить поместье, богатство и титул.

«А что принесли мне мои труды? — горестно размышлял Арчибальд. — Где моя корона? Моя жена? Моя слава?»

Ответы на эти вопросы были Арчибальду прекрасно известны. Ему не суждено надеть корону, Этельред получит жену, а славу украл человек, который только что вошел в тронный зал. Арчибальд слышал, как громко стучат по гладкому мраморному полу его сапоги. Эту поступь невозможно перепутать ни с какой другой, такая она твердая, уверенная и дерзкая.

Арчибальд обернулся и увидел сэра Бректона Белстрада в длинном синем плаще, который развевался у него за спиной. В одной руке рыцарь держал шлем, грудь облегали доспехи, и он выглядел так, словно только что вышел из боя. Высокий, с широкими плечами и мужественным подбородком, он выглядел настоящим вожаком, способным вести за собой людей. Арчибальд его ненавидел.

— Добро пожаловать в Аквесту, сэр Бректон, — сказал Этельред, когда рыцарь пересек зал.

Бректон даже не повернул головы в его сторону и не посмотрел на Сальдура. Он подошел к Арчибальду и опустился перед ним на одно колено.

— Рад видеть вас, ваше сиятельство, — сказал он с величайшим почтением.

— Да-да, встаньте, Бректон, — сказал Чедвик, сопровождая свои слова соответствующим взмахом руки.

— Как всегда, я к вашим услугам, милорд.

— Сэр Бректон, — снова обратился к рыцарю Этельред.

Бректон не подал виду, что слышит его, и снова обратился к своему сюзерену:

— Вы звали меня, милорд? Чем могу служить?

— На самом деле я призвал вас по просьбе регента Этельреда. Он хочет с вами поговорить.

— Как прикажете, милорд, — учтиво произнес рыцарь.

Он поднялся с колена и направился к трону. Меч постукивал рыцаря по бедру, сапоги грохотали по мраморному полу. Он остановился у самых ступеней трона и небрежно поклонился.

Этельред слегка нахмурился, но на его лице тут же появилась фальшивая улыбка.

— Сэр Бректон, наконец-то вы здесь. За последние несколько недель я призывал вас шесть раз. Неужели вы не получали моих посланий?

— Я их получил, ваша светлость.

— Однако вы никак на них не ответили? — спросил Этельред.

— Верно, ваша светлость.

— Почему?

— Милорд, граф Чедвик приказал мне захватить Меленгар. Я выполнял его приказ, — ответил Бректон.

— Иными словами, до настоящего момента военные действия не позволяли вам прибыть сюда, — с облегчением кивнул Этельред.

— Да, ваша светлость. Мои войска осаждают Дрондиловы поля, последний вражеский оплот, остальная территория Меленгара находится под нашим контролем. До окончательной победы осталось совсем немного, и необходимость в моем присутствии уже не так настоятельна.

— Тогда я не понимаю, почему вы не явились по моему приказу?

— Я служу не вам, ваша светлость, а графу Чедвику.

Ненависть к Бректону не помешала Арчибальду наслаждаться унижением, которому подвергся Этельред.

— Могу я напомнить вам, сэр, что через несколько недель стану императором?

— Почему бы и нет, ваша светлость.

Этельред выглядел растерянным, и на лице Арчибальда появилась радостная улыбка. Он получал удовольствие, наблюдая за тем, как регент безуспешно пытается договориться с Бректоном. Нетрудно было вообразить, какое смятение в эту минуту испытывает претендент на императорский трон.

Растерянный Этельред задумался над тем, как следует понимать слова рыцаря: то ли он позволяет напомнить себе о предстоящей коронации, то ли намекает, что регент может и не стать императором? В любом случае последние слова Бректона можно было понимать как неучтивость, однако они были произнесены настолько благожелательно и с таким почтением, что его невозможно было обвинить в дурных намерениях. Бректон всегда вел себя безупречно вежливо, но нередко умудрялся при этом вызывать смущение у своих собеседников. Всякий раз, беседуя с Бректоном, Арчибальд ощущал себя глупцом, и это была еще одна причина ненавидеть надменного рыцаря.

— О, я вижу, что у нас остались нерешенные вопросы, — заявил Этельред. — И действительно имеется серьезный повод для этой встречи. Когда я стану императором, у меня возникнет нужда в достойных людях, которые помогут мне управлять страной. Вы показали себя достойным полководцем, и я хочу, чтобы вы служили непосредственно мне. Я намерен предложить вам титул и должность маршала всех вооруженных сил империи. А кроме того, готов отдать вам провинцию Меленгар.

Услышав его слова, Арчибальд чуть было не подпрыгнул на месте:

— Меленгар мой или станет моим, когда будет полностью захвачен! — возмущенно крикнул он. — Мне его обещали.

— Да, Арчи, но все меняется. Мне нужен сильный человек на севере, который сможет охранять границы империи. — Этельред перевел взгляд с Арчибальда на Бректона. — Я сделаю вас маркизом Меленгара, что вполне естественно, если учесть, что именно вы осуществляете его захват.

— Это возмутительно! — вскричал Арчибальд, топнув ногой. — Мы заключили договор. Вы получаете императорскую корону, Сальдур станет архиепископом. А что достанется мне? Какая награда ждет меня за все старания и жертвы? Без меня вы бы не могли никому даровать Меленгар!

— Не выставляй себя шутом, Арчи, — мягко проговорил Сальдур. — Неужели ты сам не понимал, что мы никогда не доверили бы тебе такие важные владения. Ты слишком молод, неопытен и… слаб.

Наступила тишина. Арчибальд кипел от возмущения.

— Ну, что скажете? — Этельред вопросительно посмотрел на Бректона. — Вы же хотите стать маркизом Меленгара и маршалом императорского войска?

На лице сэра Бректона не отразилось никаких эмоций.

— Я служу графу Чедвику, как прежде мои отец и дед. У меня складывается впечатление, что граф Чедвик не разделяет ваших намерений. Если я вам больше не нужен, то предпочел бы вернуться в Меленгар для продолжения военных действий.

Этельред был потрясен этой отповедью. Сэр Бректон развернулся на каблуках, подошел к Арчибальду и вновь опустился перед ним на одно колено.

— В настоящий момент вам не следует покидать Аквесту, — сказал рыцарю Арчибальд. — Вы нужны мне здесь.

— Как пожелаете, милорд. — Бректон встал на ноги и быстрым шагом покинул тронный зал.

Все трое молчали, пока в коридоре не стихло эхо шагов рыцаря. Лицо Этельреда стало пунцовым, он судорожно сжал кулаки. Сальдур продолжал раздраженно смотреть в сторону двери.

— Очевидно, вы не учли в своих планах преданности этого человека, — посетовал Арчибальд. — Впрочем, чего еще ждать от людей, для которых ничего не значит честное слово? Сначала вам следовало поговорить со мной. И я бы рассказал вам, каким будет результат. Но вы на это не способны, вы хотели нанести удар в спину мне!

— Успокойся, Арчи, — сказал Сальдур.

— Прекратите меня так называть. Мое имя — Арчибальд! — крикнул Чедвик, брызгая слюной. — Вы оба такие самодовольные и кичливые, но я не пешка в ваших руках. Одно мое слово, и Бректон развернет свою армию и поведет на Аквесту. — Граф показал рукой на все еще распахнутую дверь тронного зала. — Вы же знаете, войска хранят ему верность вплоть до самого последнего из самых жалких идиотов. Они выполнят любой его приказ, а он, как вы сами теперь видите, меня боготворит.

Сжав кулаки и кипя от ярости, Арчибальд быстрым шагом приблизился к трону. Впрочем, мягкие каблуки его сапог не производили столь впечатляющего стука, который получался у Бректона.

— Я могу заставить короля Алрика оказать мне поддержку. Могу вернуть Алрику его бесценный Меленгар в обмен на остальную часть Аврина. Я могу победить в вашей жалкой игре. Моей правой рукой станет Северная армия империи, а под левую пойдут остатки роялистов. Менее чем через месяц я вас раздавлю. И не проси меня успокоиться, Саули! Я сыт по горло твоим покровительственным тоном и святостью. Ты такой же червяк, как Этельред. Вы объединились, чтобы плести против меня интриги. Но на сей раз сами попались в свою липкую паутину!

И он решительно направился к двери.

— Арчи… Я хотел сказать Арчибальд! — крикнул ему вдогонку Этельред.

Однако Чедвик не замедлил шага и с видом оскорбленной невинности миновал канцлера Биддингса, который остановился у входа в тронный зал и с тревогой посмотрел на графа. Слуги испуганно разбегались, уступая Арчибальду дорогу, когда он с выражением крайней ярости на лице шагал к выходу из дворца. Но оказавшись на заснеженном, залитом ярким солнцем дворе, он вдруг понял, что не знает, куда идти. Впрочем, подумав немного, Арчибальд решил, что это не имеет значения. Он получал удовольствие от самого движения, в нем бурлила энергия, ему хотелось оказаться как можно дальше отсюда. Он подумал, а не приказать ли подать лошадь, долгая прогулка верхом пришлась бы очень даже кстати. Однако было слишком холодно, а перспектива оказаться в нескольких милях от ближайшего жилья замерзшим, усталым и голодным, совсем не привлекала. Поэтому он принялся разгуливать взад и вперед по двору, оставляя на свежем снегу цепочку узких следов.

Когда он вспомнил свою маленькую обличительную речь, на смену разочарованию пришло чувство полного удовлетворения. Ему понравилось удивленное выражение, которое появилось на лицах обоих регентов. Они не ждали столь дерзкого ответа. Постепенно гнев отступил, и вскоре Арчибальд окончательно успокоился. Усевшись на перевернутое ведро, он принялся стряхивать снег с сапог.

«А поведет ли Бректон войска на Аквесту? — спросил он себя. — И смогу ли я словно по мановению руки стать новым императором и заполучить в жены Модину?»

Ответ пришел почти сразу. Все это несбыточные мечты, и не более того. Бректон откажется выполнить такой приказ. Несмотря на внешние проявления верности, этот рыцарь подчиняется какому-то непостижимому кодексу чести.

Белстрады всегда были такими. Арчибальд вспомнил, как его отец жаловался на их крайнюю щепетильность в вопросах чести. Баллентайны считали, что рыцарь должен беспрекословно выполнять любые приказы сюзерена, получая в благодарность за верную службу богатство и власть. Те же не желали отказываться от устаревших нравственных принципов. По их представлениям правитель, дарованный Марибором, должен действовать в соответствии с его волей, чтобы заслужить преданность своих рыцарей. Арчибальд был уверен, что никогда и никому не удастся убедить Бректона в том, что гражданская война осенена произволением Марибора, и сомневался в том, что в этом деле лично он может рассчитывать на благосклонность верховного божества.

И все же ему удалось поколебать самоуверенность регентов, значит, в дальнейшем они станут вести себя с ним иначе. Теперь, когда они поняли, сколь значительна его роль, он может рассчитывать на уважение с их стороны. У них нет никаких оснований считать, что Чедвик не способен исполнить свои угрозы, а потому попытаются умиротворить его, предложив в качестве компенсации нечто серьезное. Арчибальд все еще рассчитывал получить Меленгар и, возможно, кое-что еще в придачу.

Глава 4 БРАЧНЫЕ ПЛАНЫ

Герцогиня Рошелльская была крупной женщиной не только в смысле телесных размеров, а муж был ей под стать. Оба они — люди полные, с толстыми шеями, короткими пухлыми пальцами и щеками, которые тряслись, когда они смеялись, а герцогиня делала это часто и очень громко. Они казались прекрасной парой. Мужская и женская версии толстяка, сделанные из одного материала, схожие во всем, кроме темперамента. Если герцог являл собой само спокойствие, то жена была его полной противоположностью.

Амилия всегда заранее знала, когда она появится: о приближении герцогини возвещал ее трубный голос, и его эхо громом катилось по коридорам дворца. Она одинаково радушно приветствовала всех встреченных вне зависимости от их общественного положения.

— Привет! Как поживаете! — громко вопрошала она, обнимая слуг, стражников и даже охотничьего пса, если они попадались на ее пути.

Амилия познакомилась с герцогом и герцогиней, когда в первый раз посетили дворец. Сальдур оказался поблизости и совершил ошибку, попытавшись им объяснить, почему императрица не дает аудиенции. Амилия успела принести извинения и откланялась, но не сомневалась, что Сальдуру повезло меньше, чем ей. Скорее всего ему пришлось общаться с герцогиней следующие несколько часов. С тех пор Амилия старалась держаться от герцогини подальше — эта женщина не принимала слово нет в качестве ответа, и принцессе не хотелось повторить ошибку Сальдура. Но через три дня, когда Амилия выходила из часовни, удача от нее отвернулась.

— Амилия, дорогая! — завидев ее, вскричала герцогиня и бросилась в атаку.

При этом ее элегантное платье развевалось, словно знамя на ветру. Оказавшись рядом с Амилией, она развела в стороны свои огромные руки и заключила секретаря императрицы в медвежьи объятия:

— Я всюду вас искала, но всякий раз, когда спрашивала, где вы, мне отвечали, что вы заняты. Если так пойдет и дальше, они замучают вас работой до смерти!

Герцогиня разжала объятия, взяла Амилию за руки и развела их в стороны.

— Бедняжка, дайте-ка мне на вас взглянуть. О, как вы прелестны. Но, дорогая, пожалуйста, признайтесь, что у вас сегодня день стирки, и ваши слуги не успели ее закончить. Нет, ничего не говорите, я уверена, что так оно и есть. А знаете, что я придумала? Надеюсь, вы не станете возражать, если я пришлю к вам Лоис, мою белошвейку, и она соорудит для вас что-нибудь на скорую руку. Я так люблю делать подарки, к тому же приближается Праздник зимы. Материи на вас пойдет мизер, и времени работа займет совсем немного. Лоис будет в восторге.

Леди Женевьева взяла Амилию под руку и зашагала рядом с ней по коридору.

— Вы настоящее сокровище, но, должна заметить, с вами отвратительно обращаются. С другой стороны, чего еще ждать от мужчин вроде Этельреда и Сальдура, которые здесь всем заправляют? Однако теперь, когда я с вами, все будет хорошо.

Они свернули за угол, и Амилия подумала, что способность этой женщины так быстро говорить, не переводя дыхания, поражает воображение.

— О! Мне ужасно понравилось приглашение, которое вы прислали, и я знаю, что это ваших рук дело. Ведь это вы за всем стоите, правда? Стоит ли удивляться, что вы так заняты. Какая бесчувственность! Но не тревожьтесь, обещаю, вы можете рассчитывать на мою помощь. В свое время мне довелось организовать немало свадеб, и все они прошли великолепно. Вам необходим опытный человек, настоящий знаток своего дела. Мы, аристократы, ожидаем блеска роскоши на подобных приемах и не привыкли разочаровываться. Раз уж речь идет о свадьбе императрицы, она должна быть еще грандиознее и ослепительнее, чем все, что мы видели до сих пор. На меньшее никто не согласится.

Внезапно она застыла на месте и с видом озарения уставилась на Амилию.

— У вас есть голуби, которых можно выпустить? Вам они необходимы. Вы должны их добыть!

Амилия собралась ответить, но выражение озабоченности уже исчезло с лица герцогини. Леди Женевьева снова заговорила, увлекая Амилию за собой:

— О, я не хотела вас напугать, моя милая. Впереди еще очень много времени, все успеется, если, конечно, у вас будет помощница. Теперь я здесь, и Модина будет поражена, когда увидит, на что мы способны вместе. Мы ее ошеломим.

— Я…

— Сколько белых лошадей вы приготовили? Уверена, что недостаточно. Не имеет значения, все будет просто замечательно. Вот увидите. Кстати, о лошадях, вы должны отправиться со мной на соколиную охоту, я ни за что не потерплю, чтобы вы составили компанию кому-то другому. Вам понравится Леопольд, он спокойный, совсем как вы, только ужасно глупый. Понимаете, о чем я? Он на вас нисколько не похож. Впрочем, это не имеет значения. Вы отлично друг другу подойдете. У вас есть птица?

— Какая птица? — Амилии, наконец, удалось вставить слово.

— Я уступлю вам на время Убийцу. Это мой любимый сокол.

— Но…

— Не беспокойтесь, дорогая. Тут нет ничего сложного, птица сама сделает всю работу. От вас требуется совсем немного — сидеть на лошади и хорошо выглядеть, а в новом платье, которое сошьет Лоис, так оно и будет. Думаю, голубой цвет замечательно подойдет к вашим глазкам. Кстати, нужно еще позаботиться о лошади. Мы ведь не хотим, чтобы вы бродили по снегу и испортили новое платье? Я не сомневаюсь, что Сальдур никогда не думает о таких вещах. Он назначил вас секретарем императрицы, но понимает ли, что вам необходимы соответствующее платье, выездная лошадь и украшения?

Герцогиня вновь остановилась, продолжая сжимать руку Амилии с такой силой, что девушке показалось, будто ее ладонь попала в пресс для сидра.

— О, моя дорогая, я только сейчас сообразила, что вы не носите украшений. Не нужно смущаться. Я все прекрасно понимаю. Мой придворный ювелир Отто — потрясающий мастер, он способен в одно мгновение сотворить сапфировый кулон, который будет выглядеть ошеломляюще в сочетании с вашим новым голубым платьем. Слава Марибору, я привезла с собой всю свою свиту. Видит бог, местные ремесленники не могут угнаться за моими потребностями. С другой стороны, если подумать, никто на это не способен. — Она рассмеялась.

«Интересно, сколько это может еще продолжаться?» — подумала Амилия.

Между тем герцогиня снова потащила девушку за собой.

— Пожалуй, меня слишком много, не так ли? Уж такая я есть. Ничего не могу с собой поделать. Мой муж давным-давно оставил попытки сотворить из меня правильную жену. Да и вообще он давно понял, что любит во мне именно мою избыточность. «Никакой скуки, ни минуты покоя», — так он любит говорить. Кстати, о мужчинах, вы уже выбрали воина, который будет вас представлять на турнире?

— Кажется, нет…

— Неужели? Но, милочка, рыцари просто обожают сражаться за прелестных юных девушек вроде вас. Могу спорить, что вы сводите их с ума, заставляя так долго ждать.

Последовала пауза, позволившая Амилии вновь обрести дар речи:

— Но я не знала, что нужно кого-то выбирать.

Леди Женевьева радостно рассмеялась:

— Ха-ха! Вы настоящее чудо, моя дорогая. Вы бесподобны! Этельред сказал, что вы недавно получили дворянство и что вас выбрал сам Марибор. Как замечательно! Избранница Марибора присматривает за наследницей Марибора. Поразительно!

Они свернули за угол и оказались в западном крыле, при этом несколько горничных моментально умчались прочь, точно стайка голубей перед приближающейся каретой.

— Вы же у нас живая легенда, Амилия. И все рыцари будут бороться за вашу благосклонность. Только самой императрице полагается больше внимания, но никто не осмелится оскорбить Этельреда за несколько недель до свадьбы! Кто же захочет сделать нового императора своим врагом. Из чего следует, что вы станете самой популярной дамой турнира и сможете выбирать рыцаря из самых привлекательных холостяков. Герцоги, принцы, графы и бароны будут искать вашего расположения и почтут за честь сидеть рядом с вами во время пира после победы на ристалище Полей Высокого Двора.

— Я не собиралась присутствовать ни на пиру, ни на турнире, — несмело возразила Амилия.

Одна только мысль о том, что аристократы будут добиваться ее благосклонности, пугала Амилию до потери чувств. Знаки внимания могут носить романтический характер, когда речь идет о принцессах и графинях, но никто из дворян не станет церемониться с простолюдинкой. Любой аристократ, будь то рыцарь или король, может овладеть приглянувшейся служанкой против ее воли. Амилия никогда не подвергалась подобным нападениям, но ей много раз приходилось лечить душевные раны и утирать слезы подругам. И хотя теперь она стала дамой, все знали о ее прошлом, и Амилия опасалась, что сомнительный титул может оказаться недостаточной защитой от домогательств со стороны обуреваемого похотью аристократа.

— Глупости, вам просто необходимо участвовать во всех празднествах. Ваше отсутствие может вызвать настоящие волнения! Вы ведь не хотите стать причиной мятежа перед бракосочетанием императрицы?

— Нет, конечно…

— Хорошо, значит, мы договорились. Теперь остается кого-нибудь выбрать. Кто из рыцарей нравится вам больше остальных?

— Я никого не знаю.

— Никого? Боже милостивый, дорогая! Неужели они держат вас взаперти? А как вам сэр Элгар или сэр Муртас? В турнире будет участвовать принц Рудольф — хороший выбор, у него многообещающее будущее. Есть еще сэр Бректон. Лучше рыцаря вам не найти. Правда, все считают его человеком старого покроя. Впрочем, так оно и есть. Однако после победы над Меленгаром он стал героем, к тому же сэр Бректон весьма привлекателен внешне. Да, пожалуй, Бректон вам подойдет, — обрадованно воскликнула герцогиня. — Многие придворные дамы вот уже несколько лет вздыхают о нем.

Но тут по лицу леди Женевьевы пробежала тень тревоги:

— Хм, и тут возникает одна проблема. Вам следует соблюдать осторожность. Если вы станете предметом сердечной склонности для большинства рыцарей, дамы начнут вас ревновать.

Герцогиня обняла Амилию массивной рукой и притянула к себе, словно собиралась прошептать ей что-то на ухо, но ее голос оставался столь же громким:

— Уж поверьте мне, эти женщины могут быть очень опасными. Ухаживание при дворе для них вовсе не игра. Вы в политике человек новый, поэтому я все это и говорю. Здесь собрались дочери королев, герцогов и графов, и все они привыкли получать то, чего хотят. А когда им что-то недостается, они становятся мстительными. Им известно о вашем происхождении. Не сомневаюсь, что многие из них уже отправили своих соглядатаев к вашим родным и близким, чтобы вытащить на свет все, что может вас очернить, найти любую грязь, которой можно будет вас запачкать. А если они потерпят в этом неудачу, поверьте, они придумают какую-нибудь мерзость.

Леди Женевьева резко свернула за угол и потянула за собой Амилию в сторону служебной двери, ведущей к лестнице на третий этаж.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — робко произнесла Амилия.

— Все очень просто, моя дорогая. С одной стороны, они вас недооценивают, полагая, что с вами легко справиться из-за вашего низкого происхождения. Но с другой стороны, вы никогда ничего не пытались скрывать, а это сделает их наветы несостоятельными. Трудно унизить женщину, которая не стыдится своего прошлого! Тем не менее вам не следует обращать внимания на колкости в ваш адрес. Про вас могут говорить, что вы пасли свиней или коров. Разумеется, это не так, никакая вы не пастушка. Вы должны помнить, что ваш отец делает кареты, и он настоящий мастер. Всякий, кто хоть что-то собой представляет, теперь ищет дорогу к его дому. Все хотят ездить в карете, сделанной отцом избранницы Марибора.

— Вам что-то известно о моем отце? О моей семье? У них все хорошо? — спросила Амилия, застыв на месте, и герцогиня ушла на несколько шагов вперед, прежде чем заметила, что ее спутница отстала.

Амилия боялась, что ее семья умерла от голода или болезней. Они невероятно бедствовали, и она покинула родной дом два года назад, чтобы не приходилось кормить еще одного человека. Амилия рассчитывала, что сможет присылать родным хоть какие-то деньги, но этим надеждам не суждено было сбыться из-за Эдит Мон.

Старшая горничная заявила, что платье девушки никуда не годится, и потребовала, чтобы она заплатила за новую одежду. Амилии пришлось взять в долг под свое жалованье. Ее штрафовали за разбитые или треснутые тарелки, а в первые месяцы она часто била посуду. Так или иначе, стараниями Эдит Амилия все время лишалась последнего пенни. Со временем старшая горничная начала наказывать ее за непослушание или выдуманные проступки, и в результате Амилия постоянно сидела без денег.

Как же сильно она ненавидела Эдит Мон! Старая великанша была такой жестокой, что Амилия бессонными ночами не раз и не два желала ей смерти в своих молитвах. Она представляла, как ту сбивает карета, или она умирает, подавившись костью. Менее недели назад Эдит казнили за измену, заставив присутствовать на казни всех дворцовых слуг. Теперь, когда Эдит не стало, Амилия почти что раскаивалась в своих недобрых мыслях.

За два с лишним года Амилия не сумела отложить даже медяка, чтобы послать домой. Кроме того, ей никак не удавалось узнать хоть что-то о своей семье. Пока императрица пребывала в своем далеком и непонятном мире, регенты изолировали прислугу, чтобы никто не узнал о ее состоянии. И Амилия оставалась такой же пленницей, как и Модина. Писать домой не имело никакого смысла. Во дворце поговаривали, что регенты приказали сжигать всю корреспонденцию. Постепенно Модина начала приходить в себя, Амилия продолжала отправлять письма, но ни разу не получила ответа. До нее доходили слухи об эпидемиях, и она боялась, что близкие погибли. Она уже больше не надеялась их увидеть — до нынешнего момента.

— Разумеется, у них все хорошо, дорогая. Просто замечательно. Ваша семья стала самой знаменитой в Таринской долине. С того момента, как императрица произнесла речь с балкона и назвала ваше имя, началось настоящее паломничество в вашу деревню, многие хотели поцеловать руку выносившей вас матери и услышать мудрые слова мужчины, который вас вырастил.

Когда они поднялись на третий этаж, на глазах у Амилии блестели слезы.

— Пожалуйста, расскажите о них. Я же ничего не знаю про своих родных.

— Ну, давайте по порядку. Ваш отец расширил свою мастерскую, и теперь она занимает целый квартал. Он получает сотни заказов со всего Аврина. Мастера из самых далеких мест, вплоть до Гента, умоляют его взять их к себе учениками, и он нанял дюжины новых людей. Его избрали в городской совет. Поговаривают, что весной он станет градоначальником.

— А моя мать? — спросила Амилия, и у нее задрожали губы от дурных предчувствий. — Как она?

— У нее все чудесно, дорогая. Ваш отец купил самый лучший дом в городе, теперь там полно слуг, и у вашей матери появилось время для отдыха. Она даже устроила скромный салон для жен местных ремесленников. Они едят пирожные и сплетничают. Даже ваши братья процветают. Они наблюдают за работой мастеров, нанятых отцом, и теперь каждый из них может выбрать себе подходящую жену. Так что, моя дорогая, у нас есть все основания говорить о процветании вашей семьи.

Слезы радости побежали по щекам Амилии.

— О, дорогая! Что случилось? Вентворт! — позвала леди Женевьева, как только они добрались до ее покоев. — Дай мне твой носовой платок и немедленно принеси воды!

Герцогиня усадила Амилию на диванчик и с удивительной деликатностью вытерла слезы девушки.

— Извините, — прошептала Амилия. — Просто я…

— Чепуха! Это я должна перед вами извиниться. Мне и в голову не приходило, что подобные новости могут вас так огорчить. — Она произнесла это тихим заботливым голосом. Потом повернулась к двери и громко крикнула: — Ну, где вода?

— Со мной уже все в порядке, правда, — заверила ее Амилия. — Просто я так давно не видела свою семью и ужасно боялась…

Леди Женевьева улыбнулась и обняла ее.

— Дорогая, насколько мне известно, люди приезжают в вашу деревню из самых отдаленных мест, чтобы спросить у ваших родных, как вы спасли императрицу, — прошептала герцогиня. — И знаете, что они отвечают? Что про императрицу им ничего не известно, но, вне всякого сомнения, вам удалось спасти семью.

Чувства так переполняли Амилию, что она вместо слов благодарности лишь качала головой. Леди Женевьева взяла из ее рук платок.

— Где вода! — снова крикнула она.

Когда воду, наконец, принесли, она вложила холодный стакан в руку Амилии. Пока девушка пила, тучная герцогиня гладила ее по голове.

— Ну вот, теперь все хорошо, — проворковала леди Женевьева.

— Благодарю вас.

— Не за что, дорогая. Теперь вы готовы узнать, зачем я вас сюда привела?

— Да, наверное.

Они находились в небольшом зале для официальных приемов герцогини, одной из четырех комнат в покоях, которую леди Женевьева заново отделала, превратив помещение, похожее на темный каменный склеп, в уютную и теплую комнату. Стены и большие бойницы были тщательно задрапированы красной с золотом толстой шерстяной тканью. Каминная доска из вишневого дерева с изысканной резьбой украсила прежде голые камни камина. Мягкие ковры на полу делали гостиную особенно уютной. Здесь не осталось и следов прежней мебели. Все было новым и чудесным, никогда прежде Амилии не доводилось видеть таких замечательных вещей.

Дюжина слуг в красно-золотых ливреях снова принялись за свои обычные дела. Однако один мужчина, высокий, хорошо одетый, в костюме, отделанном серебристой и золотой парчой, привлек внимание Амилии. Причудливая, но элегантная шляпа с роскошным плюмажем делала его и вовсе неотразимым.

— Виконт, — подозвала к себе мужчину герцогиня. — Амилия, дорогая, я хочу вас познакомить с виконтом Уинслоу.

— Я совершенно очарован, — учтиво произнес Альберт.

Он снял шляпу и отвесил изящный поклон.

— Альберт едва ли не лучший эксперт по организации грандиозных приемов. Он стал душой Летних Празднеств, когда я наняла его в качестве их устроителя. Это было нечто непередаваемое. Я могу смело утверждать, что он настоящий гений.

— Вы слишком добры ко мне, — с теплой, смиренной улыбкой возразил Уинслоу.

— Я до сих пор не понимаю, как вы сумели заполнить ров выпрыгивающими из воды дельфинами. А чудесные ленты на небе! Никогда не видела ничего подобного. То было настоящее волшебство!

— Я рад, что вы остались довольны, миледи.

— Амилия, вам необходимо воспользоваться услугами Альберта. Цена вас не должна тревожить. Я сама ему заплачу.

— Какие мелочи, дорогие дамы. Разве можно брать плату за участие в таком благородном и достойном деле. Мое время в вашем распоряжении, и я сделаю все, что необходимо, только из преданности вам и, конечно же, самой императрице.

— Вот видите! — воскликнула леди Женевьева. — Этот мужчина благороден, как паладин. Вы должны принять его предложение, дорогая.

И оба смотрели на Амилию до тех пор, пока та не обнаружила, что машинально кивает в знак согласия.

— Я рад, что смогу вам помочь, миледи. Когда я встречусь с вашими помощниками?

— О… — замешкалась Амилия и после некоторых колебаний продолжила: — Праздниками занимаемся только я и Нимбус. Ах, Нимбус! Сожалею, я как раз шла к нему, когда вы… Я хотела сказать, когда мы встретились. Мне необходимо выбрать увеселения для будущих празднеств, и я ужасно опаздываю.

— Ну, тогда вам следует поспешить, — сказала леди Женевьева. — Возьмите с собой Альберта и без промедления воспользуйтесь его помощью. А теперь бегите. И нет никакой необходимости меня благодарить, моя дорогая. Ваш успех будет для меня лучшей наградой.

Амилия заметила, что виконт Уинслоу заметно расслабился после того, как они расстались с герцогиней Рошелльской. Он тепло приветствовал каждого исполнителя, а тех, от чьих услуг им приходилось отказываться, отсылал уважительно и с добрыми пожеланиями. Он прекрасно знал, что именно требуется от каждого, и под его руководством прослушивание проходило на удивление быстро. В конце концов они остановились на двадцати программах, по одной на каждый из предсвадебных приемов, три для пира, который состоится накануне сочельника, и пять для самой свадьбы. Кроме того, виконт отобрал еще четверых исполнителей на случай, если кто-то из актеров заболеет или получит травму.

Амилия была благодарна ему за помощь. В последнее время она привыкла рассчитывать на Нимбуса, но тот никогда не занимался организацией подобных праздников. Поначалу его наняли в качестве наставника Модины, но прошло уже немало времени с того момента, когда он в последний раз обучал ее умению держаться при дворе и правилам этикета. Она никогда не покидала своей комнаты, так что необходимость в его уроках отпала. В результате Нимбус стал секретарем секретаря императрицы и правой рукой Амилии. В отличие от нее, он прекрасно разбирался в придворной жизни и знал, что требуется делать, чтобы получить желаемый результат.

За годы своей службы при дворе в Ренидде Нимбус стал настоящим мастером в сложной науке манипуляции людьми. Он пытался объяснить некоторые нюансы Амилии, но она оказалась плохой ученицей. Время от времени он исправлял ее ошибки, когда ей не следовало кланяться гофмейстеру, благодарить дворецкого за услугу или стоять в присутствии других людей, потому что это вынуждало их тоже оставаться на ногах. Почти все успехи Амилии при дворе были достигнуты благодаря наставлениям Нимбуса, и более честолюбивый человек мог бы возненавидеть его за постоянные поучения, но Нимбус всегда предлагал свою помощь скромно и доброжелательно.

Когда Амилия совершала особенно заметную промашку или в тех случаях, когда краснела от смущения, Нимбус всякий раз отвлекал от нее внимание придворных, что-нибудь разливая или спотыкаясь о ковер. Однажды он даже упал, поднимаясь по лестнице. Долгое время Амилия считала его неуклюжим, но затем начала подозревать, что Нимбус едва ли не самый ловкий и умелый человек из всех, кого она знала.

Было уже довольно поздно, и Амилия поспешила к императрице. Дни, когда она каждую минуту находилась рядом с Модиной, давно остались в прошлом. У Амилии было множество самых разных обязанностей, но она никогда не ложилась спать, не проведав императрицу, по-прежнему остававшуюся ее самым близким другом.

Свернув за угол, она налетела на мужчину.

— Прошу прощения! — воскликнула она, чувствуя себя довольно глупо из-за того, что шла с опущенной головой.

— О нет, миледи, — ответил мужчина. — Это мне следует принести свои извинения за то, что оказался у вас на дороге. Пожалуйста, простите меня.

Амилия не знала этого человека, но в последнее время во дворце появилось много новых лиц, и не было ничего удивительного в том, что она не встречала его раньше. Высокий незнакомец держался прямо, расправив широкие плечи. Волосы были аккуратно подстрижены, лицо тщательно выбрито. По одежде и гордой осанке Амилия сразу поняла, что он дворянин. В отличие от большинства гостей, прибывших на Праздник зимы, его достаточно дорогое платье было выдержано в приглушенных тонах.

— Дело в том, что я немного озадачен, — признался он, озираясь по сторонам.

— Вы заблудились? — спросила Амилия.

Он кивнул:

— Я хорошо ориентируюсь в лесу и на открытом воздухе по луне и звездам, но стоит оказаться в каменных стенах, и начинаю чувствовать себя полнейшим простофилей.

— Ничего страшного, я и сама постоянно оказываюсь не там, куда хотела прийти. Куда вы направлялись?

— По просьбе моего сюзерена я остановился в крыле, отведенном для рыцарей, но решил прогуляться и теперь не могу найти обратной дороги.

— Значит, вы военный?

— Да, еще раз приношу извинения. Моя бестолковость непростительна. — Он отступил на шаг и вежливо поклонился. — Сэр Бректон из Чедвика, сын лорда Белстрада, к вашим услугам, миледи.

— О, неужели вы — тот самый сэр Бректон? — удивленно воскликнула Амилия.

Внешность никогда не имела для нее значения, но Бректон был просто великолепен. Именно таким она представляла себе настоящего рыцаря, он был таким же статным, сильным и благородным. Права была леди Женевьева, Бректон оказался удивительно привлекательным молодым человеком. Впервые после появления во дворце Амилия пожалела, что никто не считает ее настоящей красавицей.

— Совершенно верно, — еще раз поклонился Бректон. — Значит, вы обо мне слышали… И как же обо мне отзывались, хорошо или плохо?

— Только хорошо. Но почему… — недоговорив, она вдруг замолкла и почувствовала, что краснеет.

По лицу рыцаря пробежала тень сожаления:

— Я вас чем-то смутил? Мне очень жаль…

— Нет, вовсе нет. Просто я веду себя глупо. Честно говоря, я ничего о вас не слышала до сегодняшнего дня, и вот…

— Вас что-то настораживает?

— Мне очень неловко, — призналась Амилия, еще больше смутившись от его внимания.

Лицо сэра Бректона стало серьезным.

— Миледи, если кто-то оскорбил меня или обидел вас, воспользовавшись моим именем…

— О нет! Ничего страшного не произошло. Просто герцогиня Рошелльская сказала…

— Что именно?

Амилия внутренне сжалась и с трудом из себя выдавила:

— Она сказала, что мне следует попросить вас представлять меня на турнире.

— О, я понимаю… — Он облегченно вздохнул. — К сожалению, должен вас разочаровать, потому что я…

— Я знаю, знаю, — перебила его Амилия, боясь услышать даже самый вежливый отказ. — Я бы сама ей сказала, если бы удалось вставить хоть слово, эта женщина настоящий ураган. Мысль о том, что рыцарь — любой рыцарь — может представлять меня, просто нелепа.

Сэр Бректон слегка удивился:

— Но почему?

— Посмотрите на меня! — Она отступила на шаг, чтобы он смог ее разглядеть как следует. — Я некрасива, и мы оба это знаем, и мне не хватает изящества. В моих жилах не течет благородная кровь, я всего лишь дочь бедного каретника. Я не могу рассчитывать даже на то, что чей-то охотничий пес пожелает сидеть рядом со мной на пиру, а уж чтобы такой прославленный рыцарь участвовал в турнире от моего имени…

Бректон удивленно приподнял брови:

— Дочь каретника… Так вы — это она? Леди Амилия из Таринской долины?

— О да, и я прошу у вас прощения. — Она неловко присела в книксене и опустила глаза в пол. — Вот видите, я воспитана не лучше крестьянской скотинки. Да, меня зовут Амилия.

Бректон окинул ее долгим, изучающим взглядом. Молчание затягивалось.

— Вы — та самая горничная, которая спасла императрицу? — наконец спросил он.

— Сплошное разочарование, я знаю.

Она ждала, что он рассмеется и скажет, что она никак не может быть избранницей Марибора. Хотя речь Модины, произнесенная с балкона, помогла защитить Амилию, всякое упоминание о ней приводило девушку в смущение. Она никогда не любила находиться в центре внимания, и слава доставляла ей невероятные неудобства. Но главное, она считала себя обманщицей. История о том, что благодаря вмешательству Всевышнего Амилию избрали, чтобы спасти императрицу, являлась ложью, просто Сальдур воспользовался моментом, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу.

Однако сэр Бректон не засмеялся, что изрядно удивило Амилию.

— Итак, вы полагаете, что ни один рыцарь не согласится представлять вас на турнире из-за того, что в ваших жилах не течет благородная кровь?

— Ну, есть еще дюжина других причин. Я ведь слышу, как люди шепчутся по углам.

Сэр Бректон опустился перед ней на колено и склонил голову в учтивом поклоне:

— Леди Амилия, позвольте мне выступить под вашим знаменем во время турнира. Для меня это будет высочайшей честью.

Амилия застыла на месте от удивления. Рыцарь поднял голову и окинул девушку тревожным взглядом:

— Я вас оскорбил? Проявил излишнюю самоуверенность? Прошу простить мою дерзость! Я не собирался участвовать в турнире, потому что считаю подобные вещи бессмысленной угрозой жизни достойных рыцарей ради тщеславия и глупых развлечений. Однако теперь, встретив вас, я понял, что должен изменить свое отношение к турнирам, потому что честь любой дамы следует защищать, вы же не просто дама, а избранница Марибора. Ради вас я готов сразить тысячу человек, чтобы над негодяями, которые порочат ваше имя, свершилось правосудие! Мой меч и мое копье к вашим услугам, дорогая леди, если вы согласитесь, чтобы я представлял ваше имя.

Ошеломленная, Амилия поняла, что согласилась на предложение сэра Бректона только после того, как они расстались. В голове у нее все перепуталось, и она не могла заставить себя согнать с лица улыбку, когда поднималась по лестнице.

Когда Амилия подошла к комнате Модины, ее дух продолжал парить в небесах. Сегодняшний день был, наверное, самым лучшим в ее жизни. Она узнала, что ее родные не только уцелели, но и процветают. Подготовка к бракосочетанию успешно проходила под руководством опытного и любезного человека. Наконец, статный рыцарь преклонил перед ней колено и попросил разрешения представлять ее на турнире. Амилии очень хотелось поделиться замечательными новостями с Модиной, но она обо всем этом забыла, когда распахнула дверь.

Как всегда, Модина сидела возле окна в тонкой белой ночной рубашке и смотрела на мерцавший в лунном свете снег. Рядом с ней стояло роскошное овальное зеркало с бронзовой отделкой на изящной вращающейся деревянной подставке.

— Откуда оно взялось? — спросила удивленная Амилия.

Императрица не ответила.

— Как оно сюда попало?

Модина посмотрела на зеркало.

— Красивое, верно? Жаль, что они принесли такое чудное зеркало. Наверное, хотели меня порадовать.

Амилия подошла к зеркалу и провела пальцами по гладкому краю.

— Оно давно здесь стоит?

— Его принесли утром.

— Удивительно, что оно пережило этот день.

Амилия отвернулась от зеркала и посмотрела на императрицу.

— Я никуда не тороплюсь, Амилия. У меня осталось еще несколько недель.

— Значит, ты решила подождать до свадьбы?

— Да. Сначала я думала, что это ничего не изменит, но потом поняла, что ты можешь пострадать. Если я подожду, то получится, что виноват Этельред. Все подумают, что мне невыносима мысль о том, что он ко мне прикоснется.

— Так причина в этом?

— Нет, я не испытываю вообще никаких чувств, и к нему тоже. Ни к кому, кроме тебя. Но с тобой все будет в порядке. — Модина повернулась и посмотрела на Амилию. — Я даже плакать больше не могу. После того, как они схватили Аристу, я не пролила ни одной слезинки… Я наблюдала за ними из своего окна и видела, как внутрь входили Сальдур и сереты, и, разумеется, понимала, что происходит. Они вышли обратно, но она так и не вернулась. Ариста осталась внизу, в том ужасном темном месте. Там, где когда-то побывала я. Пока Ариста находилась рядом, у меня имелась цель, но сейчас ничего не осталось. Этот призрак должен исчезнуть. Я помогала регентам строить империю. Я обеспечила тебе лучшую жизнь. Теперь даже Сальдур не сможет причинить тебе вред. Я пыталась помочь Аристе, но потерпела поражение. Мне пора уходить.

Амилия опустилась на колени рядом с Модиной, мягким движением убрала волосы с ее лица и поцеловала в щеку.

— Не говори так. Ведь ты же была когда-то счастлива? Еще не поздно повернуть назад.

Модина отрицательно покачала головой.

— Девушка по имени Трейс была счастлива. Она жила в семье, которую любила, в маленькой деревушке на берегу реки. Она играла с друзьями в лесу и на лужайках. Та девочка верила в лучшее будущее. Она жила ожиданием даров Марибора. Однако он принес мрак и ужас.

— Модина, надо надеяться на лучшее. Пожалуйста, поверь мне.

— Однажды, когда ты вызвала писца, чтобы заказать новую ткань, я увидела мужчину из своего прошлого. Он и был моей надеждой. Это он спас бедняжку Трейс. На один короткий чудесный миг мне показалось, что он снова пришел за мной, но я ошиблась. И когда он уходил, я поняла, что он всего лишь воспоминание о том времени, когда я была жива.

Амилия опустила руки на стиснутые в кулаки ладони Модины и начала осторожно, словно умирающую птицу, их укачивать. У нее перехватило дыхание, а губы задрожали, когда она перевела взгляд на серебристое стекло.

— Ты права, — печально сказала Амилия. — Как жаль, что они принесли такое красивое зеркало.

Она обняла Модину и заплакала.

Глава 5 СЛЕДЫ НА СНЕГУ

Подъезжая к столице, Ройс заметил за рекой клубы дыма и приготовился к худшему. Если раньше для того, чтобы оказаться на шумных улицах Медфорда, достаточно было перейти мост через Галевир, то теперь он обнаружил на его месте пепелище и черные от копоти развалины. Город, который он так хорошо знал, перестал существовать.

У Ройса не было места, которое он мог бы называть домом. Для него это слово означало некое мифическое место, вроде рая или волшебной страны, но улица Вейворд всегда оставалась дорогой его сердцу. Казалось, сама природа позаботилась о бренных останках Медфорда, накрыв город белым саваном свежевыпавшего снега. В нем не осталось ни одного уцелевшего здания, многие дома обратились в пепел. Ворота въездной башни замка были проломлены, крепостные стены в нескольких местах обвалились. Даже деревья сгорели на площади Джентри.

Медфорд-Хаус, находившийся в Нижнем квартале, превратился в груду тлеющих бревен. На противоположной стороне улицы торчал почерневший фундамент, рядом валялась обугленная вывеска с остатками изображения, в котором Ройс с трудом распознал потемневшую розу.

Он спешился и подошел к развалинам. Там, где прежде находилась комната Гвен, он увидел рухнувшую стену, из-под которой торчали чьи-то бледные пальцы. У него подкашивались ноги, когда он, спотыкаясь, начал пробираться к ним через руины. В горле запершило от дыма, и он закрыл нос и рот шарфом. Подойдя к краю стены, Ройс наклонился и попытался ее поднять. Кусок кладки отвалился, но этого оказалось достаточно, чтобы разглядеть то, что находилось внизу. Это была пустая перчатка кремового цвета.

Ройс отступил, чтобы не дышать дымом, уселся на почерневшее крыльцо и понял, что его трясет. Страх был ему неведом, для него не имело значения, будет ли он жить или умрет. Он давно решил, что скорая смерть станет для него избавлением от скорбей этого мира, который всегда был неимоверно жесток к мальчику-сироте. Он всегда был готов к смерти, делал против нее ставки и не раз бросал ей вызов. Ройс думал, что не может потерпеть поражения в борьбе с ней, потому что ему было нечего в жизни терять и нечего бояться.

Встреча с Гвен навсегда изменила это расклад сил. Он был идиотом, ему не следовало оставлять ее одну.

«О чем я думал?» — начал корить он себя.

Они могли бы жить в полной безопасности в Авемпарте, от которой лишь у него был ключ. Новая империя могла до потери сознания биться о ее стены, но никогда бы не добралась до Ройса и его семьи.

Нарушив тишину, в соседнем квартале взметнулась в воздух стая ворон. Ройс встал, прислушался: ветер донес до него чьи-то голоса. Тут только он заметил, что его лошадь успела отойти довольно далеко в сторону, и выругал себя за беспечность. К тому моменту, когда он схватил ее за поводья, его заметил патруль имперских солдат, проходивший мимо развалин дома Мейсона Грумона.

— Стой! — крикнул командир патруля.

Ройс прыгнул в седло и пришпорил кобылу. Однако почти сразу услышал звук глухого удара, лошадь дернулась и упала — из бока у нее торчала арбалетная стрела. Ройс едва успел соскочить на землю. Перекатившись по снегу, он тут же оказался на ногах, и в его руке сверкнул кинжал Альверстоун. К нему спешили шестеро солдат, но только у одного был арбалет, и он поспешно готовился к следующему выстрелу.

Ройс повернулся и побежал. Он влетел в переулок, заваленный обломками, перескочил через развалины «Розы и шипа» и, оказавшись по другую сторону сточной канавы возле конюшни постоялого двора, с удивлением обнаружил, что дощатый мост уцелел. За спиной у него продолжали раздаваться крики, но их заглушал снежный ветер. Старая продуктовая лавка все еще стояла на своем месте, Ройс подпрыгнул и ухватился за подоконник второго этажа. Если солдатам удастся пройти по его следам до переулка, их на некоторое время собьет с толку его исчезновение. Большего Ройсу и не требовалось. Он подтянулся на руках, взобрался на крышу, пробежал по ней и спустился с противоположной стороны. Прежде чем двинуться на запад, он потратил некоторое время, чтобы запутать следы.

Ройс остановился на опушке леса, прикидывая, как лучше идти, по дороге или напрямую по снегу и бездорожью. Снова начался снегопад, и ветер швырял колючие снежинки ему в лицо. Белая пороша окрасила деревья во все оттенки серого цвета. Ройс потер ладони, потому что снова перестал чувствовать пальцы. Он так спешил отыскать Гвен, что забыл купить теплые перчатки. Он поглубже надвинул капюшон и прикрыл лицо шарфом. Сильный северно-западный ветер рвал полы плаща, щелкая тканью, как кнутом. Ройс попытался заткнуть полы за пояс, но вскоре сдался, ветер оказался более настойчивым, чем он.

Даже летом дорога до Аббатства ветров занимала целый день, а зимой на нее уходило полтора, но Ройс не имел ни малейшего представления о том, сколько времени на это может уйти зимой, если идти пешком, да еще по глубокому снегу. Может, без необходимого снаряжения ему туда и вовсе не добраться. Почти все, что имелось у него с собой, он потерял вместе с лошадью, в том числе одеяло, еду и воду. Он даже не мог развести огонь. В его положении проще и разумнее всего было бы идти по дороге. Это и легче, и появляется шанс встретить других путников. Однако это был более длинный путь, и Ройс решил пойти напрямик. Он надеялся, что Гвен исполнила свое обещание и отправилась в монастырь, но проверить, так ли это, он мог только одним способом — встретившись с ней в условленном месте. Желание увидеть Гвен становилось все более невыносимым.

Когда настала ночь, над миром, присыпанным белым посверкивающим снегом, еще ярче засияли звезды. Спотыкаясь о невидимые под снежным покрывалом корни и камни, Ройс медленно продвигался вперед, пока не остановился, увидев цепочку свежих следов. Он прислушался, но ветер, шумевший в ветвях обнаженных деревьев, заглушал все звуки.

Ройс ловко запрыгнул на склонившееся к земле дерево, пробежал по нему вверх и, оказавшись в нескольких футах над землей, принялся внимательно изучать следы внизу. Они были такими же неглубокими, как и у него, значит, тот, кто их оставил, не носил доспехов.

«Кто еще, кроме меня, может блуждать здесь ночью да еще пешком?» — удивился Ройс.

Человек направлялся в ту же сторону, что и он. В интересах Ройса было, чтобы тот держался впереди, и поэтому последовал за ним. Идти стало легче, и это радовало.

Поднявшись на небольшой холм, он увидел, что след резко сворачивает вправо. Очевидно, человек решил вернуться обратно.

— Жаль, что ты уходишь, — пробормотал Ройс.

В свете луны его дыхание облачком поднималось вверх, к вершинам деревьев. Спускаясь с холма, Ройс вспомнил лощину, где они побывали три года назад во время путешествия с Адрианом и принцем Алриком. Тогда, как и сейчас, они не сразу выбрали нужное направление. Ройс с трудом отыскал путь в долину, потому что очень мешал глубокий снег, а как только оказался на ровном месте, ему все чаще стали попадаться сугробы. Он не прошел и сотни футов, как снова увидел следы, и вновь пошел по ним, так двигаться было намного легче.

Добравшись до противоположного края долины, Ройс остановился перед крутым склоном. Следы сворачивали вправо. На этот раз Ройс задумался. Чуть левее он разглядел более удобный путь по узкой ложбине, образованной водостоком. Казалось, вот она — дорога, лучше и не надо. Он уже собрался на нее свернуть, как вдруг заметил прямо перед собой вырезанную на коре ели стрелу, указывающую направо. На следах первопроходца осталась свежая древесная стружка.

— Значит, ты хочешь, чтобы я пошел за тобой, — прошептал Ройс. — Что ж, это не повод для беспокойства. Вопрос в том, что ты обо мне знаешь?

Он огляделся по сторонам, но никого не увидел. Весь мир застыл без движения, если не считать тихо падавших с неба снежинок. Эта недвижность была одновременно и жуткой, и умиротворяющей, словно лес ждал от него, какое он примет решение.

Ройс устал, ноги онемели от холода. Он никогда не любил приглашений такого рода, но сейчас идти по чужим следам было намного легче, чем по нетронутому снегу. Он посмотрел на склон и вздохнул. Преодолев еще несколько сотен футов, он заметил пару меховых рукавиц, свисавших с ветки дерева. Он натянул их и обнаружил, что они еще теплые.

— Становится жутковато, — довольно громко сказал Ройс. — А еще я бы не отказался от фляги с водой, куска жареного мяса с луком и свежего хлеба с маслом.

Однако его по-прежнему окружал безмятежно тихий лес. Снегопад продолжался. Ройс пожал плечами и побрел дальше. Ложбинка постепенно уходила влево, и склон становился все менее крутым. Ройс не удивился бы, увидев приготовленный для него обед, но, когда он выбрался на вершину холма, на противоположном склоне никого не оказалось. Вдалеке прямо перед собой он увидел слабый свет, следы вели в ту же сторону.

Ройс прикинул, какие у него есть варианты, но ничего не смог придумать. Имперские солдаты не станут никого преследовать по снегу в лесу, а монахи из монастыря никогда не отходят от него так далеко. Ройс знал не меньше дюжины легенд о феях и призраках, обитающих в лесах западного Меленгара, но в них не говорилось, что они оставляют следы и теплые рукавицы.

Ройс прикинул, откуда может исходить опасность, но ничто не говорило о том, что это ловушка. Тем не менее он двинулся вперед, сжимая рукоять Альверстоуна. Постепенно он понял, что свет падает из окошек маленького домика, построенного на ветвях большого дуба. В ближайшем ельнике Ройс увидел деревянный загон, в котором перебирала ногами темной масти лошадь.

— Эй, кто там есть? Привет, — крикнул Ройс.

— Забирайся сюда, — послышался голос сверху. — Если только ты не слишком устал.

— Кто ты?

— Я твой друг. Старый друг, точнее, ты мой друг.

— И как тебя зовут, друг? — спросил Ройс, разглядывая открытый люк в полу домика.

— Рин.

— Странно… У меня все друзья наперечет, и среди них нет ни одного Рина.

— Раньше я не называл тебе своего имени. Ну, выбор за тобой, ты можешь подняться наверх и перекусить или уехать на моей лошади. Что лучше? Пожалуй, сначала поесть.

Ройс довольно долго смотрел на лошадь, потом ухватился за свисавшую с дерева веревку с узлами и ловко взобрался наверх. Нащупав ногой пол, он заглянул внутрь. Домик оказался более просторным, чем он ожидал, внутри было очень тепло и пахло тушеным мясом. Во все стороны торчали ветви, причем каждая из них казалась тщательно отполированной, как перила лестницы. С ветвей свисали горшки и шарфы, деревянный пол был устлан ковриками и одеялами, уложенными в несколько слоев.

На легком плетеном стуле сидел маленький тощий незнакомец. Он курил трубку.

— Добро пожаловать, мастер Ройс, — с улыбкой сказал Рин.

На нем была одежда из шкур грубой выделки, сшитых между собой неровными стежками, голову украшала шляпа, похожая на старый потертый мешок. И хотя острых ушей не было видно, высокие скулы и разрез глаз с первого взгляда выдавали его эльфийское происхождение.

В другом конце комнаты женщина и мальчишка резали и бросали грибы в котелок, подвешенный над маленьким очагом, сложенным из речных камней. Они были двойгеры-полукровки, дети людей и эльфов, как и сам Ройс. Женщина и мальчик молчали, только время от времени подбрасывали в котелок грибы и мельком поглядывали в сторону гостя.

— Откуда ты знаешь, как меня зову? — спросил Ройс.

— Конечно, это не то имя, которое я смогу легко забыть. Пожалуйста, входи. Мой дом — твой дом.

— Но откуда ты меня знаешь? — Ройс шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.

— Три осени назад, сразу после убийства Амрата, ты был в «Серебряном кувшине».

Ройса сразу вспомнил эту похожую на мешок шляпу!

— Они тогда болели. — Рин кивнул подбородком в сторону своей семьи. — Оба подхватили лихорадку. У нас совсем не осталось еды, и я на последние деньги купил у мастера Халла краюху черствого хлеба и репу. Я знал, что этого не хватит, но больше ничего не мог сделать.

— Они увидели, что ты эльф и обвинили тебя в воровстве, — кивнул Ройс. — И сорвали с тебя шляпу.

Рин кивнул, выпустил облако дыма и сказал:

— Ты и твой друг искали тогда добровольцев для спасения принца Меленгара. Ты предложил мне присоединиться к вам и обещал расплатиться по-честному.

Ройс пожал плечами:

— Мы были рады любой помощи.

— Я тебе не поверил. Да и кто бы из людей моего народа поверил? Никто не станет честно делиться с эльфом, но я находился в отчаянном положении. Когда все закончилось, Дрейк отказался мне платить, как я и предполагал. Но ты сдержал свое слово и заставил Дрейка и его людей отдать мою долю — и лошадь. И пригрозил прикончить всех, если они этого не сделают. — Рин позволил себе улыбнуться. — Дрейк отдал мне коня со всей упряжью и даже не проверил седельных сумок. Мне кажется, он хотел поскорее от меня избавиться. И я поспешил убраться восвояси, пока они не передумали. Только после того, как я отъехал на несколько миль, мне пришло в голову заглянуть в сумки. Фрукты, орехи, мясо, сыр, пинта виски, мех с сидром — это было настоящее сокровище. А еще я нашел там теплые одеяла, хорошую одежду, топор, кремень и огниво, нож и кошелек, в котором лежали золотые тененты — двадцать две монеты.

— Золотые тененты? Неужели тебе досталась лошадь барона Трамбула?

Рин с довольным видом кивнул:

— Там оказалось более чем достаточно золота, чтобы купить лекарства, а благодаря лошади я успел вернуться домой вовремя. Я молился, чтобы у меня появился шанс отблагодарить тебя перед смертью, и сегодня мне улыбнулась удача. Я видел тебя в городе, но там ничего не мог сделать. Я так рад, что мне удалось убедить тебя посетить наш дом.

— Рукавицы оказались очень удачной деталью.

— Пожалуйста, пообедай с нами.

Ройс повесил шарф и плащ на одну из веток и поставил сапоги поближе к огню. Они поели вчетвером, лишь изредка обмениваясь короткими репликами.

Забрав у Ройса пустую миску, жена Рина заговорила в первый раз:

— Мастер Ройс, вы выглядите усталым. Хотите, мы приготовим вам постель?

— Нет, извините, я не могу остаться, — ответил Ройс, вставая.

Он с удовлетворением отметил, что ноги у него согрелись.

— Ты торопишься? — спросил Рин.

— Можно и так сказать.

— В таком случае возьми моего коня, его зовут Хивенлин, — предложил Рин.

Часом ранее Ройс готов был украсть лошадь у кого угодно, поэтому он с удивлением услышал собственный ответ:

— Нет, спасибо, конечно, но давай обойдемся без этого.

— Я настаиваю. Я назвал его Хивенлин в твою честь. Это означает «нежданный дар» на эльфийском. Поэтому ты должен его забрать. К тому же он знает все тропинки в лесу и благополучно доставит тебя в любое место. — Рин кивнул мальчишке, который тут же вскочил на ноги, распахнул крышку люка и скользнул по веревке вниз.

— Вам нужна лошадь, — не сдавался Ройс.

— Я не из тех, кто разъезжает посреди ночи по лесу, да еще без поклажи. Много лет я жил без лошади. Сейчас тебе она нужна больше. Или станешь утверждать, что это не так?

— Хорошо, я возьму ее на время. Мне нужно попасть в Аббатство ветров. Я скажу им, что это твоя лошадь. И ты сможешь ее забрать. — Ройс взялся за веревку и соскользнул вниз.

Там его уже ждал мальчик с поводьями в руках. Рин также спустился вниз.

— Теперь Хивенлин твой. Если он больше тебе не понадобится, отдай его тем, кому он будет нужен.

— Ты сошел с ума, — не веря своим ушам, сказал Ройс. — Ладно, у меня нет времени на споры. — Он вскочил в седло и посмотрел на Рина, который стоял по колено в снегу под своим маленьким домом. — Послушай, я не привык к тому, что люди… Ну, ты понимаешь, о чем я…

— Счастливого тебе и безопасного пути, друг мой, — торжественно произнес полукровка.

Ройс кивнул ему на прощание, тронул коленями Хивенлина и направил его в сторону дороги…

Ройс всю ночь ехал по дороге наперекор сильной метели. Ветер усилился, пытался сорвать с него плащ и заставлял дрожать от пронизывающего холода. Он не жалел своего скакуна, но Хивенлин оказался превосходным животным и даже ни разу не споткнулся.

На восходе они немного отдохнули под сенью огромных елей, Ройс съел каравай черствого хлеба с грибами, который дала ему в дорогу жена Рина, и даже поделился им с Хивенлином.

— Извини за спешку, — сказал он коню. — Но я позабочусь, чтобы тебя поставили в теплую конюшню и накормили досыта, когда мы приедем на место.

Ройс не стал говорить о том, что все зависело от того, найдет ли он в монастыре Гвен. В противном случае он не станет заботиться о лошади, тогда ему будет уже все равно.

Метель продолжала свирепствовать весь день. Ветер занес тропу снегом, расписав ее диковинными узорами, похожими на призрачных змей. За все это время Ройс ни разу никого не встретил, и весь день его окружала лишь слепящая белизна нетронутого снега.

Когда совсем стемнело, он наконец поднялся на вершину Монастырской горы и увидел за пеленой падающего снега безмолвную громаду аббатства. Тишина сразу встревожила Ройса, уж слишком напоминала обстоятельства его прошлого визита три года назад, после того как имперские войска дотла сожгли церковь вместе с дюжиной запертых в ней монахов. Ройс, с трудом сдерживая панику, взлетел по каменным ступеням к тяжелым воротам аббатства, распахнул их и сразу же направился в восточное крыло. Он искал кого-нибудь, кто мог бы рассказать о Гвен. Появление путаны в аббатстве не могло остаться незамеченным местными монахами.

В длинной аркаде, ведущей в трапезную, было темно. Ройс распахнул дверь и увидел, что там никого нет. Пустые обеденные столы, пустые скамейки. Эхо собственных шагов вызвало у него предчувствие катастрофы, и он быстрым шагом направился к церкви, опасаясь, что она окажется закрытой на цепь с тяжелым замком. К счастью, это было не так, и, вбежав на паперть, Ройс с силой рванул дверь на себя.

Он тут же услышал тихое пение и увидел ряды монахов, заполнивших длинный неф. Массивные двери с протяжным гулом ударились о стены. Пение смолкло, и несколько десятков голов повернулось в его сторону.

— Ройс? — услышал он женский голос.

Это был ее голос! Строй монахов в коричневых сутанах расступился, и Ройс заметил среди них Гвен, одетую в изумрудное платье. Он и сам не заметил, как оказался рядом и сжал ее в объятиях так сильно, что она ахнула.

— Мастер Мельборн, что вы себе позволяете! — недовольно воскликнул настоятель. — Вы прервали вечернюю молитву.

Глава 6 ДВОРЕЦ

Адриан задернул занавески, зажег свечу на маленьком столике и только после этого повернулся к Альберту.

— Ну, что нового? — спросил он. — Тебе удалось что-нибудь узнать?

Раньше все такие встречи проводил Ройс, и теперь Адриан пытался соблюдать конспирацию даже в мелочах. Они сидели в комнате Адриана в «Бейли», встретившись в первый раз после отъезда Ройса. Альберт остановился во дворце, и Адриан решил, что им не следует видеться без крайней необходимости. Гость императрицы может заглядывать на сомнительный постоялый двор в поисках развлечений, но регулярное посещение подобного заведения могло вызвать подозрения, несмотря на то что граф тщательно скрывал свой роскошный камзол под простым шерстяным плащом.

— Джинни познакомила меня с секретарем императрицы леди Амилией, — оживленно сказал Альберт. — Девушка расплакалась от радости, когда Джинни поделилась с ней новостями о ее семье. Мне представляется, что леди Амилия любит герцогиню и доверяет мне. Ты бы видел Джинни. Она была великолепна. И у нее изумительные покои!

— А как там Лео?

— Он, как всегда, держится на втором плане, но свою роль играет без ошибок. Если Джинни все сойдет с рук, то и он не подведет. Кроме того, он всегда ненавидел Этельреда.

Они сидели за столом. Тусклый мерцающий свет падал лишь на их лица. Адриан потратил больше недели, пытаясь выяснить, что происходит в городе, но удалось узнать совсем немного. Он не обладал организационным талантом Ройса.

— Ты же знаешь, Джинни обожает интриги, — добавил Альберт. — Ей удалось добиться моего назначения на должность официального устроителя свадьбы.

— Отлично. Тебе удалось узнать что-нибудь полезное?

— Я попросил леди Амилию предоставить временное жилище артистам, которые будут выступать на свадьбе. И рассказал, что в таких случаях используют пустые камеры, ведь все таверны и постоялые дворы переполнены.

— Поздравляю.

— Благодарю, но это не поможет. Если верить леди Амилии, во дворце нет темницы, существует лишь тюремная башня.

— Тюремная башня — звучит неплохо.

— Там никого нет, она пуста.

— Пуста? Ты уверен? Тебе удалось это проверить?

Альберт покачал головой:

— Туда никого не пускают.

— И почему же, если там никого нет?

Виконт недоуменно пожал плечами:

— Понятия не имею, но леди Амилия заверила меня, что там действительно никого нет. Она сказала, что сама там была. Кроме того, я наблюдал за башней несколько последних ночей и практически уверен, что она не ошибается. Я ни разу не видел света. Впрочем, однажды заметил, как туда входил рыцарь-серет.

— Есть другие идеи?

Альберт задумался, барабаня пальцами по столу.

— Существует еще одна часть дворца, куда никого не пускают — это пятый этаж, — сказал он после небольшой паузы. — Я уверен, что именно там находятся покои императрицы.

— Ты ее видел? — Адриан наклонился в его сторону. — Тебе удалось с ней поговорить?

— Нет. Насколько мне известно, Модина не выходит из своей комнаты. Еду ей приносят. Амилия твердит, что императрица занята делами империи и все еще слишком слаба. Очевидно, по этой причине она не в состоянии принимать гостей. В последнее время во дворце зреет серьезное недовольство. Аристократы, прибывающие ко двору, хотят получить аудиенцию у императрицы, но их просьбы отклоняются.

— Но кто-то же должен с ней общаться.

— Леди Амилия, вне всякого сомнения, часто ее навещает. Есть еще горничная… — Альберт достал из недр камзола и расправил на столе пергаментный свиток. — Да, вот здесь. Горничную зовут Анна, стражника у двери… — Он не сразу нашел имя стражника среди своих записей. — Джеральд. Анна — дочь наемника из Колноры. Что до Джеральда, его полное имя Джеральд Бэнифф. Он из Чедвика. Друг семьи Белстрад. — Альберт снова принялся перебирать записи. — В свое время был адъютантом сэра Бректона. Его не раз поощряли за храбрость, теперь же назначили почетным стражем императрицы.

— А регенты?

— Насколько я понимаю, они могут ее навещать, но предпочитают этого не делать. Во всяком случае, никого из них ни разу не видели на пятом этаже, по крайней мере те, с кем я разговаривал.

— Но как она может править империей, если не встречается с Этельредом или Сальдуром? — спросил Адриан.

— Ответ очевиден. Империей управляют регенты.

Адриан откинулся на спинку стула и нахмурился.

— Значит, она всего лишь марионетка в их руках? — спросил он полуутвердительно.

Альберт пожал плечами:

— Может быть. А это важно?

— Мы с Ройсом ее знали до того, как она стала императрицей. Я думал, что она сумеет нам помочь.

— Складывается впечатление, что она не располагает реальной властью.

— И кому об этом известно?

— Кое-кто из дворян, наверное, что-то подозревает, но остальные находятся в полном неведении.

— Неужели они настолько доверчивы?

— Не следует забывать, что многие из них очень религиозны и всегда мечтали об империи. Они приняли на веру историю о том, что императрица прямая наследница Марибора. Насколько я понял, в это свято верит огромное большинство крестьян. Слуги и даже дворцовые стражники относятся к Модине с благоговением. И то, что она редко выходит из своих покоев, только придает ей таинственности. Мечта политика. Императрицу никто не видит и никто не может связать ее имя с совершенными ошибками — во всем винят регентов.

— Значит, с Модиной встречаются только Амилия, стражник и горничная?

— Похоже на то. Подожди-ка. — Альберт задумался. — К ней также имеет доступ некто Нимбус.

— Нимбус? — переспросил Адриан.

— Да, придворный из Вернеса. Несколько лет назад я встречал его на каком-то балу. Он не имеет особого веса, но в целом достойный человек. Именно он познакомил меня с Баллентайном, который дважды предлагал нам работу, тогда вы украли письма для графа Чедвика и Аленды Ланаклин. Нимбус — худой забавный человечек, любит рядиться в платье крикливой расцветки и носит напудренный парик. У него всегда при себе имеется маленькая кожаная сумочка, по слухам, там он прячет грим. Однако он совсем не глуп. И постоянно начеку, все слушает, все знает. Его наняла леди Амилия, он ее помощник.

— У тебя есть шансы самому повидать императрицу?

— Боюсь, весьма призрачные. А почему ты спрашиваешь? Я же говорил, что она вряд ли сможет нам помочь. Или ты полагаешь, что они прячут Гонта в комнате Модины?

— Ничего подобного. — Адриан машинально смахнул со стола ладонью колеблющуюся тень. — Я бы хотел… Даже не знаю, как тебе объяснить. Я хочу выяснить, все ли у нее в порядке. Я обещал ее отцу за ней присматривать и позаботиться о ее благополучии, понимаешь?

— Она императрица, — заметил Альберт. — Неужели ему об этом неизвестно?

— Он умер.

— Так вот в чем дело, — покивал головой Альберт.

— Чтобы чувствовать себя спокойно, мне необходимое ней поговорить.

— Нам нужен Гонт или императрица?

Адриан нахмурился:

— На сегодняшний день мы не имеем ни малейшего представления о том, где держат Гонта.

— Я уже и так использовал все возможности. Я ведь занимаюсь свадьбой, а не охраной, и начинают подозрительно коситься, если я задаю вопросы об узниках.

— Не думал, что будет трудно его найти.

Альберт тяжело вздохнул.

— Хорошо, я попытаюсь еще раз, — сказал он, вставая и запахивая плащ.

— Подожди. Когда мы сюда приехали, ты говорил, что во дворце набирают новых стражников?

— Да, ожидается, что свадьба привлечет огромные толпы народа. А почему ты спрашиваешь?

Адриан ответил не сразу, он долго смотрел на пламя единственной свечи, потирая покрытые мозолями ладони.

— Возможно, пришло время снова стать наемником.

Альберт насмешливо улыбнулся:

— Ты слишком хорошо знаешь это дело.

— Тогда я обязательно получу работу.

Адриан стоял в длинной очереди новобранцев. Будущие солдаты, все как на подбор сутулые и узкоплечие, переминались с ноги на ногу и дули на руки, чтобы согреть замерзшие пальцы. Очередь протянулась от главных ворот до казарм, расположенных во дворе дворца. Лишь у Адриана было свое оружие и приличный плащ, и он заметно выделялся среди других претендентов. Он чувствовал, что слишком отличается от всех остальных, и поэтому тоже начал сутулиться и шаркать ногами, продвигаясь вместе с очередью вперед.

Двор был расчищен, у стен громоздились снежные сугробы. Возле казармы горел костер, и стражники часто подходили к нему, чтобы погреться и выпить чего-нибудь горячего. Слуги сновали по двору, носили воду из колодца и дрова из сложенных неподалеку поленниц.

— Как тебя зовут? — угрюмо спросил солдат у Адриана, когда тот вошел в плохо освещенную казарму и остановился возле расшатанного стола, за которым сидели трое мужчин в колетах из толстой кожи.

Рядом с ними устроился маленький писарь, его Адриан уже видел во дворце. Перед хмурым человечком с лысой головой и перепачканными чернилами пальцами высилась стопка пергаментов, и стояло перо в чернильнице.

— У тебя есть имя? — спросил человек, сидевший в центре.

— Болдуин, — ответил Адриан.

Писарь разгладил пергамент, взял перо, и оно замелькало, словно хвост раздраженной белки.

— Значит, Болдуин? И где ты сражался?

— Да, пожалуй, всюду.

— Тогда почему ты не в императорской армии? Может, ты дезертир?

Адриан позволил себе улыбнуться, но лицо солдата оставалось все таким же угрюмым.

— Можно и так сказать. Я оставил армию патриотов.

Его слова привлекли внимание всех сидевших за столом и даже нескольких человек из очереди. Писарь оторвал перо от бумаги и уставился на Адриана.

— Они почему-то перестали мне платить, — добавил Адриан, пожимая плечами.

На губах солдата появилась скупая улыбка.

— Значит, ты не знаешь, что такое верность?

— Почему же? Я храню верность, пока мне платят.

Солдат усмехнулся и переглянулся с остальными. Его сосед справа, он выглядел немного старше других, одобрительно кивнул.

— Этого парня можно взять. Для работы с толпой особая верность не требуется.

Писарь снова взялся за перо, и вскоре Адриану вручили деревянный значок.

— Отнеси его сержанту Миллету, — сказал писарь, — найдешь его возле костра. Он тобой займется. Имя? — обратился он к следующему новобранцу.

Адриан вернулся во двор и снова оказался посреди слепящей снежной белизны.

Его глаза не сразу приспособились к яркому свету, и он заморгал. Как только к нему вернулась способность видеть, Адриан заметил куратора Луиса Гая, который в сопровождении пяти рыцарей-серетов въезжал во двор через главные ворота. Они увидели друг друга одновременно. Адриан не встречал Гая с момента гибели Фанена Пикеринга в Дальгрене. И хотя он надеялся, что сможет отомстить Гаю за смерть Фанена, момент для этого выдался не самый подходящий.

Несколько мгновений никто не двигался. Потом Гай наклонился и, не спуская глаз с Адриана, заговорил с ехавшим рядом с ним рыцарем.

— Немедленно! — прикрикнул Гай, когда увидел, что рыцарь колеблется.

Адриан оказался в настоящей западне и понимал, что легкого пути отхода нет, он не мог выпрыгнуть в окно или захлопнуть за собой дверь. Между ним и воротами стояла очередь из двадцати шести человек, и любой из них с радостью ухватился бы за возможность помочь дворцовой страже. Впрочем, несмотря на количественное преимущество, их присутствие мало волновало Адриана, поскольку у них не было оружия. Гораздо более серьезную проблему представляли десять вооруженных стражников в полном боевом облачении. Как только раздастся лязг мечей, казармы опустеют, и врагов станет еще больше. Адриан быстро прикинул, что ему придется убить или покалечить по меньшей мере восемнадцать человек только для того, чтобы добраться до выхода.

Однако самыми опасными противниками были Гай и пятеро его рыцарей. Адриан понимал, что необходимо вывести из строя их лошадей, чтобы получить шанс вырваться в город. Ну и последним препятствием станут арбалетчики на стенах. Из восьмерых по крайней мере двое окажутся достаточно умелыми, чтобы всадить ему в спину стрелу, когда он будет выбегать из ворот.

— Стой на месте, — сказал Гай и выставил перед собой руки.

Он вел себя так, словно собирался поймать взбесившуюся лошадь, однако не стал приближаться, спешиваться или обнажать меч.

В этот момент опустилась решетка ворот.

— Тебе не сбежать, — заявил Гай.

Дверь казармы распахнулась, и несколько стражников направились к Адриану с обнаженными мечами в руках.

— Стойте! — приказал им Гай, предостерегающе махнув рукой. — Не подходите к нему. Просто окружите со всех сторон.

Стоявшие в очереди новобранцы испуганно посмотрели на солдат, потом на Адриана, и начали отступать в разные стороны.

— Я знаю, о чем ты думаешь, мастер Блэкуотер, — почти дружелюбно произнес Гай, — но на этот раз нас намного больше.

Адриана ввели в элегантный кабинет на четвертом этаже дворца. Регент Сальдур восседал за письменным столом, поигрывая маленьким ножом для бумаги, инкрустированным драгоценными камнями. Бывший прелат стал несколько более грузным и немного постарел со времени их последней встречи. Луис Гай стоял справа от него, не сводя глаз с Адриана. Как обычно, на кураторе империи были черные доспехи и алый плащ, символ его высокой должности. На боку висел меч в ножнах. Взгляд Гая оставался внимательным, руки он сцепил за спиной. В комнате находился еще один человек, но Адриан видел его впервые. На нем был военный плащ-гарнаш с капюшоном и пелериной. Он сидел перед шахматной доской с расставленными фигурками. Нескольких не хватало, потому что незнакомец держал их в руках, небрежно поигрывая.

— Мастер Блэкуотер, — обратился Сальдур к Адриану, — я слышал о вас удивительные вещи. Пожалуйста, присаживайтесь.

— Неужели мне придется здесь задержаться?

— Да, боюсь, что так. В любом случае вы останетесь.

Адриан посмотрел на стул, но остался стоять.

Регент откинулся на спинку кресла, соединил кончики пальцев и постучал ими друг о друга.

— Наверное, вас удивляет, почему вы здесь, а не в северной башне, или почему мы не стали заковывать вас в кандалы. За это вам следует благодарить куратора Гая. Он рассказал удивительную историю. Не говоря уже о том, что вы убили несколько рыцарей-серетов.

— В тот день убили лишь Фанена Пикеринга, — сказал Адриан. — Сереты на нас напали.

— Ну кто ж теперь может сказать наверняка, как все произошло. Так или иначе, за убийство серетов вы заслуживаете сурового наказания. Однако куратор Гай утверждает, что вы тешлор, причем единственный тешлор в нашей империи, и это является смягчающим обстоятельством. Если я не забыл уроков истории, лишь один тешлор уцелел после гибели Старой империи, а именно Джериш Грелад, который сумел спрятать наследника Новрона. Легенда гласит, что тешлоры передавали свои секреты фехтования от поколения к поколению для защиты наследников императора. Говорят, Пикеринги и Киллдары обнаружили один из аспектов учения тешлоров. Они тщательно хранили эту тайну, а их семьи прославились своим мастерским владением мечом. Человек же, прошедший полный курс обучения в школе тешлоров, непобедим в любом поединке с любым противником. Я прав?

Адриан ничего не ответил.

— В любом случае давайте предположим, что Гай не ошибается. Тогда ваше присутствие здесь дает нам уникальную возможность повернуть эту ситуацию к взаимной выгоде. Мы решили, что вы нас выслушаете, если мы отнесемся к вам с достаточной долей уважения и не станем надевать на вас оковы…

Внезапно дверь распахнулась, и вошел Этельред, приземистый мужчина с мощной грудью, роскошно одетый в шелка и бархат. Он заметно постарел, у него появился солидный живот, которого не было у прежде стройного короля Уоррика. Усы и борода поседели, да и в черных волосах появились белые пряди. Втащив за собой полы тяжелого плаща, Этельред захлопнул за собой дверь.

— Так вот он каков, знаменитый воин? — Весь кабинет наполнился могучим басом Этельреда, он оценивающе посмотрел на Адриана и вдруг спросил: — Кажется, мы с тобой уже встречались?

Адриан решил, что у него нет причин лгать.

— Однажды я служил в вашей армии.

— Верно! — воскликнул Этельред, вскинув руки. — Ты хорошо сражался. Ты удерживал строй в битве…

— Под Гравен-Рива-Форд.

— Конечно! — Он ударил себя по бедру. — Отличная была работа. И я повысил тебя в чине, так? Сделал капитаном, или что-то в этом роде. И что случилось потом?

— Я ушел.

— Жаль. Ты хороший солдат. — Этельред хлопнул Адриана по плечу.

— Конечно, Ланис. В этом как раз и дело, — напомнил Сальдур.

— Совершенно верно, как же я забыл, — рассмеялся Этельред. — Значит, он согласился?

— Мы еще не спрашивали.

— О чем?

— Адриан, у нас возникла небольшая проблема, — начал Этельред, который принялся расхаживать между письменным столом Сальдура и дверью. Левую руку он заложил за спину, ухватившись пальцами за пояс, и энергично помогал себе правой, словно дирижерской палочкой. — И у этой проблемы есть имя — Арчибальд Баллентайн. Он маленький жалкий хорек. Все Баллентайны были бесполезными, жалкими пародиями на настоящих мужчин, но они носили титул графов Чедвик. По праву рождения он управляет никому не нужной провинцией за одним единственным исключением. В Чедвике находится дом лорда Белстрада, чей старший сын, сэр Бректон, по всей видимости, является лучшим рыцарем Аврина. То есть лучшим во всех смыслах этого слова. Он превосходно владеет оружием, прекрасный тактик и обладает даром вести за собой людей. К несчастью, его верность не знает предела. Он служит Арчи Баллентайну, и только Арчи.

Этельред пересек комнату и уселся на письменный стол Сальдура, заставив старика поморщиться.

— Я хотел сделать Бректона своим генералом, но он отказался мне подчиняться — для него имеет значение только слово Арчи. Я не могу тратить время, передавая все свои приказы через этого недоумка. Мы предложили Бректону владения и титул маркиза, чтобы он согласился покинуть Арчи, но глупца наше предложение не заинтересовало.

— Война почти закончена, — заметил Адриан. — И Бректон вам больше не понадобится.

— Тут ты совершенно прав, — сказал Сальдур.

Голос регента прозвучал так равнодушно, что по спине у Адриана пробежал холодок.

— Но и без войны нам необходим сильный человек, который мог бы поддерживать порядок, — объяснил Этельред.

Он взял со стола стеклянную фигурку и принялся перебрасывать ее из одной руки в другую.

Сальдур, будучи не в силах отвести взгляда от статуэтки, совершавшей один короткий полет за другим, едва сдерживал гнев, на скулах его играли желваки.

— Когда Бректон отклонил наше предложение, Арчи стал угрожать, что использует этого рыцаря и роялистов против нас. Вы можете в такое поверить? Он сказал, что пойдет маршем на Аквесту! Думает, что может бросить мне вызов! Жалкий засранец…

Этельред в гневе ударил статуэткой о стол, и только когда она разбилась на мелкие кусочки, опомнился.

— Ох, извини, Саули, — виновато сказал он.

Сальдур негодующе вздохнул, но промолчал.

— В любом случае, — продолжал Этельред, бросая на стол остатки статуэтки, — кто мог предположить, что Бректон откажется от титула маркиза и целого королевства? Проклятый идиот! И ради чего? Ради верности Арчи Баллентайну, который его ненавидит. И всегда ненавидел, это просто смешно.

— Вот мы и подошли к причине, по которой мы все здесь собрались, мастер Блэкуотер, — сказал Сальдур, взял кружевной платок, аккуратно собрал со стола осколки стекла и стряхнул их в мусорную корзину. — Я бы с удовольствием принял поздравления, но идея принадлежит Гаю. — Сальдур кивнул в сторону куратора.

Гай с тем же каменным выражением лица продолжал сверлить Адриана взглядом.

— Как только Гай увидел тебя во дворе дворца, он сразу сообразил, что с твоей помощью мы сможем решить проблему сэра Бректона.

— Я не понимаю, куда вы клоните, — признался Адриан.

Сальдур закатил глаза в притворном негодовании и воскликнул:

— Мы не можем позволить сэру Бректону вернуться к своей армии, продолжающей осаду Дрондиловых полей. В противном случае попадем в неизбывную зависимость от Арчи. Он сможет диктовать нам любые условия, пока армия верна сэру Бректону.

Адриан недоуменно посмотрел на Сальдура.

— И что из этого следует? — спросил он удивленно.

Этельред усмехнулся.

— Бедняга Саули, ты привык выражаться слишком витиевато. Этот человек воин, а не стратег. С ним нужно разговаривать без экивоков. — Он повернулся к Адриану. — Бректон превосходный боец, и у нас нет рыцаря, который смог бы победить его в честном поединке. Но Гай нашел для нас превосходного воина. Скажу прямо, мы хотим, чтобы ты убил сэра Бректона.

— Турнир в честь Праздника зимы начнется через несколько дней, — продолжал Сальдур. — Бректон решил в нем участвовать, и мы хотим, чтобы ты с ним сразился и одержал победу. Его копье будет затуплено, а у твоего мы спрячем под фарфоровой оболочкой боевой наконечник. Когда он умрет, у нас исчезнет повод для беспокойства.

— И есть причина, по которой я должен согласиться?

— Как уже объяснил достопочтенный регент, — вмешался Гай, — убийца серета является преступником, заслуживающим казни.

— К тому же, — добавил Этельред, — чтобы сделка выглядела более привлекательной, мы заплатим тебе сто золотых тенентов. Ну, что скажешь?

Адриан знал, что не станет убивать Бректона. Он не встречал рыцаря, но был знаком с его младшим братом, который служил с ним и Ройсом на борту «Изумрудной бури». Юноша погиб в битве, сражаясь рядом с ними во Дворце Четырех Ветров. Его самоубийственная атака спасла им жизнь. Младший Бректон завоевал вечную благодарность, и если сэр Бректон обладает хотя бы половиной достоинств младшего брата, Адриан перед ним в долгу.

— А что он может ответить? — вмешался Сальдур. — У него нет выбора.

— Я бы так не сказал, — заговорил Адриан. — Вы правы, я владею боевым искусством тешлоров, и пока вы приводили свои доводы, я насчитал восемь различных вариантов убийства всех, кто находится в этой комнате. Для трех из них мне не потребуется ничего, кроме маленького ножа для бумаг, который вертит в руках регент Сальдур.

Он расслабился, опустив руки вдоль тела, и обвел взглядом присутствующих. Этельред и Гай, будучи истинными воинами, насторожились.

— Подожди. — Голос Сальдура дрогнул, и на его лице появилось напряженное выражение. — Прежде чем ты примешь поспешное и весьма опасное решение, подумай о том, что окно здесь слишком узкое, и тебе не удастся выбраться наружу, а стражники в коридоре не позволят выйти через дверь. Если ты так хорош, как утверждаешь, многие из солдат погибнут, но даже тебе не победить всех.

— Не исключено, что вы правы. Очень скоро мы узнаем.

— Ты безумен? Ты выбираешь смерть? — не сумел сдержать раздражения Сальдур. — Мы предлагаем золото и прощение. Какой смысл отказываться?

— Он действительно собирается убить всех вас, — внезапно заговорил человек с шахматными фигурками в руках. — Неплохой размен — убрать с доски вражеского рыцаря, епископа и короля, и потерять при этом всего одного рыцаря[2]. Вы предложили ему не ту награду. Отдайте ему принцессу.

— Кого? — удивленно спросил Сальдур. — Аристу?

— У вас есть другая принцесса?

— Принцесса Меленгара здесь? — вздрогнув, спросил Адриан.

— Да, и они намерены казнить ее во время Праздника зимы.

— Но какое ему дело до принцессы? — недоуменно спросил Сальдур.

— Потому что Адриан Блэкуотер и его партнер Ройс Мельборн, которые гораздо лучше известны, как Рийрия, являлись королевскими защитниками в Меленгаре. Все успехи Алрика и его сестры в последние годы достигнуты при помощи Адриана и Ройса. Подозреваю, что они даже стали друзьями королевской семьи. Если, конечно, допустить, что аристократы могут позволить себе дружить с обычными людьми.

Адриан постарался дышать ровно и сохранять невозмутимость.

«Они поймали Аристу? — лихорадочно соображал он. — Как им удалось ее схватить? И как долго они удерживают принцессу? Кто этот человек?»

— Вот видите, ваша милость, в глубине души мастер Блэкуотер романтик. Ему нравится соблюдать собственный кодекс чести и решать задачи, которые он считает достойными. Убить невинного рыцаря, даже такого прославленного, как Бректон, было бы не совсем правильно. А вот спасти попавшую в беду даму — это совсем другое дело.

— С этим могут возникнуть проблемы? — спросил Этельред у Сальдура.

Регент немного подумал.

— Девушка оказалась весьма находчивой и доставила нам немало неприятностей, но Медфорд уничтожен, патриоты разбежались, а Дрондиловы поля долго не продержатся. Не представляю, как она может угрожать империи.

— Итак, мы договорились? — спросил Этельред, обращаясь к Адриану.

Адриан внимательно посмотрел на сидящего перед шахматной доской мужчину. И хотя он никогда не видел этого человека, ему казалось, что он должен его знать.

— Нет, — после долгого молчания сказал Адриан. — Я хочу еще и Дегана Гонта.

— Вот видите? Он защитник! — заявил Гай. — Или хочет им быть. Очевидно, Эсрахаддон сказал ему, что Гонт является наследником.

Теперь встревожился Этельред:

— Об этом не может быть и речи. Мы много лет искали наследника Новрона. Мы не можем его отпустить.

— Не годы, столетия, — поправил его Сальдур и посмотрел на Адриана. Рот старого регента слегка приоткрылся, кончик языка касался передних зубов. — Эсрахаддон мертв. Ты можешь это подтвердить, Гай?

Куратор кивнул:

— Я приказал выкопать его тело и сжечь.

— А что известно Гонту? Я слышал, ты с ним пару раз болтал.

Гай отрицательно покачал головой:

— Не слишком много, насколько мне удалось выяснить. Он настаивает, что Эсрахаддон никогда ему не говорил, что он наследник.

— Но Адриан расскажет, — запротестовал Этельред.

— И что с того? — спросил Сальдур. — Какое это имеет значение? Они могут вдвоем отправиться путешествовать по стране и кричать о правах Гонта с вершин гор. Кто станет их слушать? Модина хорошо нам служит. Народ любит ее и считает истинной наследницей Новрона. В конце концов, именно она убила гиларабрина. Если они начнут твердить, что Гонт настоящий наследник, их не поддержат ни крестьяне, ни дворяне. Нас никогда не занимал Деган сам по себе, опасность представлял Эсрахаддон, который мог использовать его как марионетку. Согласны? А теперь, когда волшебника больше нет, Гонт не является для нас угрозой.

— Я не уверен, что патриарх это одобрит, — сказал Гай.

— Но патриарха здесь нет, а мы оказались в тупике в переговорах с тешлором.

— А как насчет детей Гонта или его внуков? Через десятилетия они могут предъявить свои права на трон. Нам следует подумать о такой возможности.

— Зачем тревожиться о том, что может и не случиться? Мы попали в трудное положение, господа. Почему бы нам не решить сегодняшние проблемы, а будущее пусть само побеспокоится о себе? Что скажешь, Ланис?

Этельред кивнул.

Сальдур повернулся к Адриану:

— Если ты убьешь сэра Бректона во время схватки на турнире, мы освободим из заключения Дегана Гонта и принцессу Аристу при условии, что ты покинешь Аврин и никогда сюда не вернешься. Мы договорились?

— Да.

— Превосходно.

— Значит, я свободен?

— На самом деле нет, — сказал Сальдур. — Ты должен понимать, что мы хотим, чтобы наш договор остался между нами. Боюсь, мы вынуждены потребовать, чтобы ты остался во дворце до поединка с Бректоном. Ты будешь находиться под постоянным наблюдением. Если попытаешься сбежать или с кем-то связаться, мы будем считать это нарушением условий соглашения, и тогда Деган Гонт и принцесса Ариста будут публично сожжены. Необходимо, чтобы смерть Бректона выглядела как несчастный случай или результат отчаянных действий слишком амбиционного рыцаря. Ни у кого не должно возникнуть подозрений о заговоре. Простолюдины не могут участвовать в турнире, поэтому ты станешь рыцарем. Ты будешь жить в крыле вместе с другими рыцарями, участвовать в играх, общаться с аристократией, как и все остальные рыцари в это время года. Мы дадим тебе наставника, который поможет убедить всех, что ты дворянин. Таким образом, у тебя есть лишь один шанс выбраться из дворца живым — убить сэра Бректона.

Глава 7 ЕЩЕ ДАЛЬШЕ ВО МРАК

Кап-кап-кап.

Ариста растерла запястья, пораненные кандалами во время учиненного регентом допроса. Кожа почти зажила и начала чесаться совсем недавно. Если учесть, что ее почти не кормили, было непонятно, почему раны зажили так быстро. Ариста пошла на риск, солгав про Эдит Мон, и очень боялась, что Сальдур вернется вместе с инквизитором, но с тех пор ей трижды приносили миску с жидкой кашей, и она поняла, что регент ей поверил.

Ее слух опять уловил что-то вроде журчания и плеска. И снова, и еще раз. Звуки были совсем слабыми и далекими, казалось, будто эхо гуляет по длинной пустой трубе.

Скрип-щелк-скрип-щелк.

Не вызывало сомнений, что звук издавало какое-то устройство, скорее всего машина для пыток. Возможно, механический ворот, с помощью которого разрывают людей на части, или вращающееся колесо, которое то опускает жертву в вонючую воду, то поднимает ее над поверхностью. Сальдур ошибся в оценке силы ее духа. Ариста знала, что не выдержит пыток.

Где-то с грохотом распахнулась дверь, и по коридору прокатилось эхо чьих-то шагов. К ее темнице снова кто-то направлялся, хотя время очередного приема пищи еще не наступило.

Тук-стук, тук-стук, тук-стук.

Судя по звуку, это другая обувь, не такая, как у Сальдура, но и не слишком дешевая. Так ходят солдаты, но на этих каблуках нет металлических подковок. Кто-то проследовал мимо ее двери, шаги стихли у соседней камеры. Послышался скрежет ключа в замке, дверь медленно и со скрипом отворилась.

— Доброе утро, Гонт, — прозвучал смутно знакомый неприятный голос, словно пришедший из дурного сна.

— Что тебе нужно, Гай? — спросил узник.

«Это Гонт!» — догадалась Ариста.

— Еще раз с тобой поговорить, — ответил Гай.

— Я едва выжил после нашей предыдущей беседы.

— Что тебе сказал Эсрахаддон про Рог Гилиндора?

Ариста подняла голову и, стараясь не шуметь, подползла к двери.

— Не знаю, что еще я могу тебе ответить. Он ничего мне не говорил.

— Послушай, именно по этой причине тебе пришлось так страдать во время наших прошлых встреч. Ты должен отвечать на вопросы. Если ты не поможешь нам, то и мы не сумеем помочь тебе. Нам необходимо узнать правду о Роге — и немедленно!

— Почему бы не спросить у самого Эсрахаддона?

— Он мертв.

Наступило долгое молчание.

— Подумай как следует. Наверняка он упоминал о Роге. Твое время подходит к концу. Мы отправили за Рогом наших людей, но они сильно задерживаются, и я сомневаюсь, что мы их когда-нибудь увидим. Рог нам необходим. Неужели за все то время, что вы провели вместе, Эсрахаддон ни разу о нем не говорил?

— Нет, он ничего не рассказал мне о проклятом Роге!

— Либо ты искусный лжец, либо с самого начала говорил правду. Я не могу представить, чтобы он ничего не рассказал тебе о Роге, если только… Все так уверены, но меня уже довольно давно гложут сомнения.

— Ты о чем? — спросил Гонт, и теперь в его голосе послышались нотки страха.

— Скажем так, у меня предчувствие. А теперь замри.

Гонт пробурчал что-то непонятное.

— Что ты делаешь? — крикнул он через несколько мгновений.

— Ты не поймешь, даже если я тебе объясню.

Снова наступила тишина.

— Я знал! — воскликнул Гай. — Это многое объясняет. И хотя это нам с тобой не поможет, по крайней мере складывается понятная картина. Регенты совершили глупость, убив Эсрахаддона.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Не имеет значения, Гонт. Я тебе верю. Он ничего тебе не говорил. Зачем? Патриарх будет недоволен. Больше тебя не будут допрашивать. Можешь спокойно ждать казни.

Дверь соседней камеры захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги Гая, и вскоре все стихло.

Ариста вспомнила последние слова умирающего Эсрахаддона: «Найди Рог Гилиндора. Для этого требуется наследник. Рог похоронен вместе с Новроном в Персепликвисе. Поспеши. Во время Праздника зимы закончится Ули Вермар. Они придут. Без Рога все погибнут».

Именно эти слова привели Аристу в Аквесту, заставили рискнуть своей жизнью и жизнью Гилфреда в попытке спасти Гонта. Она снова задумалась над тем, что хотел сказать ей Эсрахаддон.

Кап-кап-кап.

От постоянного соприкосновения с холодным камнем у Аристы ныли все кости. Болели бедра, колени и плечи. Ногти стали хрупкими и постоянно ломались. Она была слишком измучена, чтобы стоять или хотя бы сидеть прямо, даже поворачивалась с трудом. Несмотря на слабость, сон бежал от нее, и она часами лежала, глядя в темноту. Камень высасывал тепло из тела. Дрожа от холода, Ариста приподнялась на локте и начала шарить свободной рукой в поисках разбросанного по полу сена. Несмотря на полную темноту, ей удалось соорудить жалкое подобие постели.

Ариста лежала и представляла еду. Не просто, как она ест хлеб и прикасается к сыру, а погружается в горы съестного. В своих мечтах она купалась в сливках и плавала в яблочном соке. Все ее ощущения были обострены до предела, мучительно хотелось почувствовать хотя бы аромат хлеба или капельку масла на языке. Она представляла жареную свинину, приготовленную во фруктовой глазури, говядину с густым темным соусом, горы курятины, перепелок и уток. Перед глазами вставали ряды столов, накрытых для пира, и рот наполнялся слюной. Ариста мысленно по несколько раз в день участвовала в обильных трапезах. Даже овощи, обычная крестьянская пища, казались ей настоящим сокровищем. Морковка, лук и пастернак возникали перед ее мысленным взором, словно настоящий дар богов, и она размышляла о том, чего бы не пожалела за одну-единственную репку.

Кап-кап-кап.

Полная темнота усиливала чувство раскаяния, Аристу терзали мучительные угрызения совести, которым не было конца, как и времени в этом страшном подземелье.

В какой кошмар она превратила свою жизнь, а ведь совсем недавно была вполне счастлива. Она вспоминала дни, когда ее мать была королевой Меленгара, а в залах и коридорах их дворца не смолкала музыка. На двенадцатый день рождения ей подарили красивое платье, сшитое из дорогого калианского шелка. Как восхитительно оно переливалось на свету, когда она кружилась перед лебединым зеркалом матери! В том же году отец подарил ей маранонского пони! Ленара ужасно ей завидовала, когда она скакала на своем пони в сопровождении Алрика и Мовина по склонам Галилинских холмов. Она любила ездить верхом, ей нравилось, что встречный ветер играет ее волосами. То были чудесные дни. Теперь ей казалось, что в ее далеком детстве всегда светило солнце и было тепло.

После случившегося во дворце пожара привычный мир исчез навсегда. Отец только что назначил ее дядю Брагу лордом-канцлером Меленгара, и торжества по этому поводу затянулись до позднего вечера. В ту ночь мать пришла, чтобы уложить ее в постель. Тогда Ариста спала не в башне, ее комната находилась напротив спальни родителей, но ей больше не суждено жить в королевском крыле дворца.

Посреди ночи Аристу разбудил какой-то юноша, он принялся стаскивать ее с кровати. Испуганная и смущенная, она начала отбиваться и царапаться.

— Пожалуйста, ваше высочество, вы должны пойти со мной, — умолял паж.

За окном, словно факел, полыхал вяз, и спальню Аристы заливал мерцающий свет. Она услышала приглушенный рев пламени, поднимавшийся из глубин замка, а в следующее мгновение задохнулась от кашля: ее комната начала быстро заполняться дымом.

Пожар!

Крича от ужаса, Ариста попыталась вернуться в эфемерное убежище своей постели, однако юноша крепко схватил ее за руку и потащил к двери.

— Замок горит. Надо уходить, — сказал он.

«Где моя мать? Где отец и Алрик? И кто этот мальчишка?» — эти мысли назойливым роем крутились у нее в голове.

Хотя Ариста продолжала сопротивляться, паж поднял ее на руки и выскочил из спальни. Коридор превратился в объятый пламенем туннель, на стенах горели гобелены. Однако ее спаситель пробежал с нею на руках, распахивая ногами двери, до лестницы и спустился по ступенькам к выходу из дворца. Наконец они оказались во дворе, где он рухнул вместе с ней на траву, и Ариста с облегчением вдохнула прохладный ночной воздух.

В ту ночь отец не ночевал во дворце. После того как помирил двух напившихся друзей, король решил проводить их до дому. По удачному стечению обстоятельств, Алрика также не оказалось во дворце. Он и Мовин Пикеринг тайно выскользнули из замка для ночной охоты, так они называли ловлю лягушек. Из всей королевской семьи лишь мать Аристы не сумела спастись.

Гилфред, юноша, который вынес Аристу из спальни, потом попытался добраться до королевы. Он вернулся в охваченный огнем дворец и едва не погиб. Четыре месяца не заживали его ожоги, он никак не мог избавиться от ночных кошмаров, а приступы кашля были такими сильными, что у него горлом шла кровь. Несмотря на пережитые юношей страдания, Ариста так его и не отблагодарила. Она понимала лишь одно — матери больше нет, и с того дня ее жизнь изменилась.

Вскоре после пожара Ариста перебралась в башню, единственную часть замка, где не чувствовался запах дыма. Отец приказал перенести туда уцелевшую после пожара мебель из комнаты ее матери. Ариста часто плакала, глядя в зеркало в резной раме. На ней были изображены двое уплывавших друг от друга лебедей. Зеркало напоминало о том, как мать расчесывала ей перед ним волосы. Однажды отец увидел ее всю в слезах и спросил, что случилось.

— У меня не осталось ни одного гребня для волос, — выпалила Ариста.

С тех пор из каждого путешествия отец привозил ей новые гребни, всякий раз разные. А теперь все осталось в прошлом, исчезло, и гребни, и отец, и даже туалетный столик с зеркалом в виде лебедей.

Кап-кап-кап.

Может быть, это по воле Марибора она осталась одна на всем белом свете? Иначе как объяснить, почему у принцессы почти двадцати восьми лет от роду никогда не было подходящего поклонника? Даже у бедных уродливых дочерей торговцев рыбой дела обстоят лучше. Быть может, она сама виновата в своем одиночестве, и причина кроется в ее достойной сожаления природе. В темноте ответ становился все более очевидным — никому она не нужна.

Эмери думал, что любит Аристу, но так и не узнал ее по-настоящему. На него произвели впечатление ее наивные фантазии о том, как они отберут Ратибор у имперцев. Он проникся романтическими идеями о том, что аристократы будут сражаться бок о бок с простыми людьми. Любовь Эмери к ней была всего лишь самообманом. Что до Гилфреда, то он боготворил Аристу как свою принцессу. Он относился к ней не как к живому человеку, а как к изваянию на пьедестале. И то, что они умерли до того, как узнали о ней правду, воистину стало для них проявлением милосердия и благодати.

Лишь Адриан не пал жертвой иллюзий. Ариста не сомневалась, что он видел в ней только источник дохода. Весьма вероятно, что он даже ненавидел принцессу, которая жила во дворце, в то время как он сам постоянно боролся с невзгодами. Все простолюдины вели себя с аристократами уважительно, когда те находились рядом, но наверняка не скрывали своих чувств, когда оставались одни. Ариста не сомневалась, что Адриан со смехом говорил своим друзьям о том, что у нее слишком отталкивающая внешность даже для наемника вроде него. Ариста все равно оставалась ведьмой, и не важно, что она уже не могла творить заклинаний. Она заслужила свое одиночество. Она заслужила свою смерть и сожжение на костре.

Кап-кап-кап.

Боль в ребрах заставила Аристу осторожно перевернуться на другой бок. Иногда на долгие часы она переставала чувствовать ступни, а пальцы часто покалывало. Она откинулась на спину и услышала приближающийся топоток.

Крыса вернулась. Ариста не знала, откуда та приходит и куда девается в темноте, но всегда чувствовала, когда эта тварь оказывалась рядом. Ариста не понимала, что крысу привлекает в ее камере, ведь всю еду она съедает сразу, даже вылизывает миску, чтобы не оставлять ни капли супа. Тем не менее крыса часто к ней являлась с визитом. Иногда тыкалась носом в ноги, и Ариста пробовала ударить ее, но та ловко отскакивала в сторону. Сначала Ариста несколько раз пыталась ее поймать, однако та была слишком хитрой и быстрой. Теперь же у Аристы не осталось сил, чтобы с ней сражаться.

Принцесса слышала, как крыса крадется вдоль стены, потом почувствовала, как нос и усики мерзкой твари мимолетно коснулись голых пальцев ее ноги. Но у Аристы не было сил, чтобы ее отпихнуть, и она позволила крысе себя обнюхать. Прошло несколько мгновений, и крыса укусила ее за палец ноги.

Ариста закричала от боли, лягнула крысу ногой, но промахнулась, и та умчалась прочь. Дрожа всем телом, принцесса лежала в темноте и тихонько плакала от страха.

— А-ри-ста, — донесся приглушенный расстоянием хриплый голос Гонта. — Что случилось?

— Меня укусила крыса, — ответила девушка, снова поразившись тому, как ослаб ее голос.

— Джаспер так делает, если… — Гонт закашлялся, сплюнул и перевел дыхание. — Если он думает, что ты мертв или слишком слаб, чтобы сопротивляться.

— Джаспер?

— Я так его называю, я даже камням в своей камере дал имена.

— А я свои только пересчитала, — ответила Ариста.

— Двести тридцать четыре, — тут же ответил Деган.

— У меня только двести двадцать восемь.

— Вы треснутые считали за два?

— Нет.

Ариста лежала на спине и прислушивалась к собственному дыханию, ощущая при каждом вдохе тяжесть лежавших на груди рук. Она начала засыпать, когда голос Дегана вырвал ее из забытья:

— Ариста? А вы и вправду ведьма? Вы можете творить магию?

— Да, — ответила она, — но не здесь.

Ариста не рассчитывала, что он ей поверит, более того, начала сомневаться в собственных способностях, ведь ее уже довольно давно лишили возможности творить заклинания. Стены темницы были защищены рунами, такими же, как и те, что лишили магии Эсрахаддона, когда он сидел в Гутарии, но ее заключение не продлится тысячу лет, как в случае с Эсрахаддоном. Руны Гутарии останавливали не только любое колдовство, но и время, однако боль в животе слишком часто напоминала Аристе, что оно здесь течет как обычно.

Только после сражения при Ратиборе Ариста начала понимать истинную природу магии, или Искусства, как ее называл Эсрахаддон. Когда Ариста прикасалась к струнам реальности, она не ощущала границ, только их разнообразие. Со временем она многое сумела бы понять, и тогда стало бы возможно все, что угодно, любая цель была бы достижима. Ариста не сомневалась, что если бы не руны, отсекавшие ее от реального мира, она сумела бы вырваться из темницы и превратить дворец в руины.

— Вы родились ведьмой?

— Магии меня научил Эсрахаддон.

— Вы его знали?

— Да.

— Вам известно, как он умер?

— Он стал жертвой наемного убийцы.

— Понятно. А он когда-нибудь говорил обо мне? Рассказывал, почему он мне помогал? — с тревогой спросил Деган.

— Он тебе не рассказал?

— Нет. У меня… — Он снова закашлялся. — Когда мы встретились, у меня была совсем небольшая армия, но потом все изменилось. Эсрахаддон убеждал людей присоединяться и следовать за мной. Мне почти ничего не приходилось делать. Он занимался планированием и объяснял, что я должен говорить. Пока он был рядом, все шло замечательно. Я узнал, что такое хорошая еда, все отдавали мне честь и называли сэром. У меня даже появилась лошадь и палатка размером с настоящий дом. Мне бы следовало понимать, что долго так продолжаться не может, и сообразить, что он заманивает меня в ловушку. Я очень хочу знать, зачем он так поступил? Что плохого я ему сделал? — Его голос слабел, и к концу Ариста едва его слышала.

— Деган, у тебя есть ожерелье? И маленький серебряный медальон?

— Ну да, был. — Гонт долго молчал, а когда снова заговорил, его голос зазвучал увереннее: — Мне его дала мать, когда я уходил из дома, она сказала, что он принесет мне удачу. У меня его забрали, когда бросили в темницу. А почему вы спрашиваете?

— Потому что ты наследник Новрона. Это ожерелье было создано Эсрахаддоном почти девятьсот лет назад. Всего их было два, для наследника и его защитника, который владел особыми приемами фехтования. В течение многих поколений ожерелья защищали их владельцев от магии и скрывали от преследователей. Эсрахаддон обучил меня заклинанию, которое помогало найти тех, кто носит ожерелья. Именно с моей помощью он тебя нашел. Эсрахаддон пытался восстановить твои права на трон.

Деган долго не отвечал.

— Если у меня есть защитник, тогда где он? — спросил он наконец. — Сейчас он бы мне не помешал.

Ариста залилась краской стыда.

— Его зовут Адриан. О, Деган, это все моя вина. Он не знал, где ты находишься. Мы с Эсрахаддоном должны были тебя найти и рассказать ему, но я все испортила. После гибели Эсрахаддона я решила, что сама сумею тебя спасти, но потерпела неудачу.

— Ну что ж, это всего лишь моя жизнь, ничего особенного. — После короткой паузы он снова ее позвал: — Ариста?

— Да?

— А что вы знаете про штуку, о которой говорил Гай? Что это за Рог? Эсрахаддон о нем говорил? Если мы расскажем о Роге, они могут нас помиловать.

Ариста почувствовала, как волосы встают у нее на голове дыбом.

«Неужели это ловушка? — подумала она. — Неужели Гонт с ними заодно?»

Она так ослабла, что уже не могла ясно мыслить. В темноте она чувствовала себя совершенно уязвимой, именно этого и добивались ее тюремщики.

«Да и Гонт ли это? — задумалась Ариста. — Может быть, они знали, что я окажусь здесь, и заранее посадили в соседнюю камеру своего человека? Или заменили настоящего Гонта, пока я спала? Изменился ли его голос?»

Она напрягла память, пытаясь представить голос настоящего Гонта.

— Ариста? — снова позвал он.

Она открыла рот, чтобы ответить, но в последний момент передумала и сказала совсем не то, что собиралась:

— Не могу вспомнить. У меня кружится голова, когда пытаюсь свести воедино обрывки разных разговоров. Эсрахаддон говорил о Роге в тот день, когда я впервые увидела твою сестру. Помню, как он нас познакомил, а потом… О, что же было потом? Он сказал: «Ариста, это…». О нет, ничего не получается. Помоги мне, Деган. Я чувствую себя глупо. Напомни, как зовут твою сестру?

Ответом ей было молчание.

Ариста ждала. Она прислушалась, и показалось, что она уловила какое-то движение за дверью своей камеры, но полной уверенности не было.

— Деган? — снова заговорила она через несколько минут. — Ты не знаешь имени своей сестры?

— А зачем вам ее имя? — спросил Деган.

Теперь в его голосе сквозил холод.

— Просто я забыла, как ее зовут, вот и все. Я подумала, что ты поможешь мне вспомнить наш разговор.

Он молчал мучительно долго, и Аристе показалось, что больше она не услышит его голоса.

— Что вам обещали за то, чтобы разузнать о ней? — наконец спросил он.

— Я тебя не понимаю.

— Может быть, ты и в самом деле Ариста Эссендон, но я не удивлюсь, если ты шпионишь на империю, чтобы выпытать мои тайны.

— А откуда мне знать, что ты не являешься предателем? — спросила она.

— Ты сказала, что пришла меня спасти, а теперь сомневаешься в том, кто я такой?

— Я пришла освободить Дегана Гонта, но я не знаю, кто ты такой?

— Я не стану называть тебе имени моей сестры.

— В таком случае я буду спать, — сказала Ариста.

Она рассчитывала его обмануть, но силы ее покинули, и она забылась беспокойным сном.

Глава 8 СЭР АДРИАН

Адриан сидел на краю кровати и с недоумением разглядывал плащ-накидку, украшенную красной диагональной полосой. В зависимости от того, как он надевал плащ, диагональ шла либо от правого плеча вниз, либо наоборот, и он не мог сообразить, как надеть его правильно.

Наконец он принял решение и надел плащ через голову. В этот момент раздался негромкий стук, дверь осторожно приоткрылась, и в комнату заглянул незнакомец в кудрявом парике с длинными локонами.

— Прошу меня извинить, — произнес он с необычайной учтивостью. — Я ищу сэра Адриана.

— Примите мои поздравления, вы его нашли, — не менее учтиво поклонился Адриан.

Мужчина шагнул внутрь, сразу вслед за ним в комнату вошел мальчик, который остался стоять возле двери. Худой хрупкий мужчина с клювообразным носом красовался в ярких атласных бриджах и тунике с ниспадающими складками и гофрированным воротником, но даже и без этого диковинного наряда он выглядел комично. Туфли с пряжками у него на ногах выглядели непропорционально большими, да и двигался он как-то ненатурально. Мальчик был одет более скромно, в простые коричневые штаны и тунику.

— Меня зовут Нимбус из Вернеса, я наставник императрицы в том, что касается этикета. Регент Сальдур полагает, что вам будет полезно ознакомиться с некоторыми тонкостями дворцового протокола. Он попросил меня оказать вам помощь во всем, что связано с рыцарскими обычаями.

— Рад знакомству, — сказал Адриан, встал и протянул Нимбусу руку.

В первый момент тот смутился, но потом пожал протянутую ладонь. Указав на накидку, которую только что надел Адриан, Нимбус заметил:

— Теперь я понимаю, почему меня к вам прислали.

Адриан разочарованно вздохнул:

— Я решил, что мои шансы на удачу — пятьдесят на пятьдесят. — Он снял плащ, перевернул его и снова надел. — Так лучше?

Нимбус с трудом удержался от смеха, ему даже пришлось для этого поднести к губам кружевной платочек. Мальчишка тоже не выдержал, фыркнул и громко рассмеялся. Тут уж и сам Нимбус дал волю смеху, и все трое весело расхохотались.

— Прошу меня простить, мне не следовало смеяться, — извинился Нимбус, когда немного успокоился.

— Ничего страшного, — успокоил его Адриан. — А теперь объясните, что я сделал неправильно.

— Ну, прежде всего эту накидку используют только для тренировочных поединков, ни один уважающий себя рыцарь не появится в таком виде при дворе.

Адриан растерянно пожал плечами:

— Ладно, теперь буду знать. Просто я не нашел ничего другого. Будут какие-нибудь разумные идеи?

Нимбус подошел к портьере, висевшей за койкой, сдвинул ее в сторону, и Адриан увидел шкаф, забитый туниками, куртками, плащами, накидками, жилетами, камзолами, перевязями, ремнями, бриджами, рубашками, штанами, сапогами и туфлями.

Адриан посмотрел на шкаф и недовольно нахмурился.

— Откуда я мог знать, — вызывающе спросил он, — что там находятся какие-то вещи?

— Почему бы нам не начать обучение с того, как правильно одеваться? — предложил Нимбус, жестом предлагая Адриану облачиться по своему выбору.

Тот протянул руку, собираясь взять простые бриджи из шерстяной материи, но Нимбус вежливо кашлянул, и Адриан отдернул руку.

— Что-то не так? — спросил Адриан.

Нимбус скривил гримасу.

— Ладно, тогда покажите, что мне следует надеть?

Несколько минут Нимбус изучал содержимое шкафа, отбирая разные вещи, сравнивая и откладывая их в сторону. Наконец он остановился на белой рубашке, золотистом камзоле, пурпурных бриджах и черных блестящих туфлях с латунными пряжками.

— Вы шутите, — сказал Адриан, глядя на выбранный им наряд. — И это лучшее, что вы можете мне предложить? Я не уверен, что золото и пурпур подходящие для меня цвета. К тому же не понимаю, почему вам не нравятся штаны из шерсти?

— Они для охоты и, как и накидка, не годятся для двора. Золото и пурпур прекрасно сочетаются. Тем самым вы заявляете, что никому не дадите спуску.

Адриан поморщился и взял в руки одежду.

— Для меня это слишком крикливые цвета, — возразил он. — Они у меня чувство неловкости вызывают.

— Зато излучают изящество и благородство, — поправил его Нимбус. — Качества, если вы не против, которые позволят вам предстать в выигрышном свете. Я знаю, что рыцари даже в походных условиях одеваются именно так, чтобы отбить у смутьянов и разбойников охоту напасть на них, и выбор платья в данном случае основывается на голом практицизме. — Он оценивающе посмотрел на вещи, которые Адриан держал в руках. — Но вы находитесь при дворе, и вам предстоит вступить в соревнование совсем с другим видом… убийц. Одной сильной руки и громкого голоса здесь недостаточно. Вам необходимо произвести впечатление на рыцарей, заставить их вас опасаться. Дамы должны мечтать оказаться в постели с вами, лорды — начать уважать, а простолюдины — скандировать ваше имя во время поединков. Последняя группа зрителей имеет особое значение, ее признание сразу поднимет ваш статус среди всех остальных. Рыцарь, превосходно владеющий оружием, может уцелеть, но только тот, кто сумеет привлечь к себе сердца, сможет жениться на дочери короля и уйти на покой хозяином богатого поместья. По-настоящему удачливые рыцари становятся владельцами многочисленных имений и встречают зрелые годы столь же богатыми, как графы или герцоги.

Нимбус понизил голос.

— Регент Сальдур сказал, что с вами будет непросто, — сказал он и, помолчав, продолжил: — Он был прав. Пожалуй, мы найдем с вами в данном случае общий язык, но потребуется немало усилий, чтобы исправить ваши манеры. Вот почему я стараюсь компенсировать ваши недостатки с помощью роскошного платья. Пусть все будут ослеплены вашим великолепием, и тогда никто не заметит грязи у вас на лице.

Адриан машинально прикоснулся кончиками пальцев к щеке.

— Это метафора, — сообщил Нимбус. — Впрочем, купание вам бы не помешало.

— Какое купание? Сейчас ведь зима. Вам велели обучить меня хорошим манерам, а вы собираетесь пытать меня холодом.

— Вы будете удивлены, но в цивилизованном обществе мы купаемся в специальных лоханях с нагретой водой. Не исключено, что вам это понравится. — Повернувшись к юноше, Нимбус приказал: — Ренвик, сбегай за лоханью и найди слуг, которые принесут воду. Еще нам потребуются жесткая губка, мыло, масло и… Ах да, еще и ножницы.

Мальчик убежал и довольно быстро вернулся с маленькой армией мальчишек, которые притащили лохань. Они умчались и через некоторое время появились вновь с ведрами горячей воды. Вылив ее в лохань, они ушли, и в комнате остался только Ренвик. Он стоял у двери с видом настороженной готовности выполнить новое поручение.

Адриан разделся и осторожно потрогал воду ногой.

— Вы умеете мыться? Или вам потребуются дополнительные наставления? — спросил Нимбус.

Адриан бросил на него хмурый взгляд.

— Пожалуй, я как-нибудь сам справлюсь, — сказал он, забираясь в лохань. Немного воды выплеснулось на пол, и Адриан скорчил смущенную гримасу. — Прошу меня извинить.

Нимбус ничего не сказал и отвернулся, чтобы его не смущать. Горячая вода доставила Адриану огромное удовольствие. Его — и это, разумеется, не было случайностью — поселили в комнате без окон и камина, где стояли простая кровать, два деревянных стула, небольшой стол, и было довольно прохладно. Если бы он совсем замерз, то мог бы выйти к большому камину в гостиной, расположенной в конце коридора, где пол и стены закрывали ковры и даже имелись шахматы, но Адриан предпочитал оставаться в холоде и в собственной комнате. Теперь он с особым удовольствием наслаждался теплом, стараясь полностью погрузиться в воду.

— Это ваше оружие? — спросил Нимбус, указывая рукой на мечи, приставленные к стене в углу комнаты.

— Мое, — кивнул Адриан, — и мне прекрасно известно, что они такие же потертые и грязные, как и я сам, — добавил он насмешливо.

Нимбус взял полуторный меч на кожаной перевязи и принялся с почтением разглядывать. Осторожно повернув клинок, он провел кончиками пальцев по рукояти и эфесу.

— Очень старый, — негромко проговорил Нимбус, словно обращаясь к самому себе. — Однако у вас неправильные ножны. — Он аккуратно положил меч на край кровати.

— Я думал, вы придворный. Как так получилось, что вы разбираетесь в мечах?

— Вы скоро узнаете, что во дворце имеется очень много оружия. Чтобы выжить в водовороте политических интриг, нужно уметь оценивать людей по самым незначительным деталям.

Пожав плечами, Адриан заметил, что это правило распространяется также на боевое фехтование.

— Жизнь при дворе есть вечный бой, только в другом антураже, — сказал Нимбус. — И тут понадобятся иные навыки.

— И как вы меня оцениваете?

— Регент Сальдур сказал, что ваша жизнь до появления во дворце должна остаться тайной, и если я узнаю что-то лишнее, то меня ожидает весьма мучительная смерть. Мне лишь сообщили, что вы стали рыцарем совсем недавно. Регент воздержался от любых упоминаний о вашем общественном статусе и происхождении, однако заверил, что вам не хватает утонченности. Мне приказано сделать так, чтобы вы легко стали своим при дворе во время Праздника зимы.

Адриан не сводил внимательного взгляда со своего наставника.

— Вы не ответили на мой вопрос, — заметил он благожелательным тоном.

Нимбус сдержанно улыбнулся:

— Вас действительно интересует мое мнение? Вы со мной не играете?

Адриан отрицательно качнул головой. Нимбус повернулся к пажу и велел ему отправиться на кухню за кубком вина для сэра Адриана.

— Но вино есть в гостиной, а она гораздо ближе, — возразил мальчишка.

Нимбус окинул его суровым взглядом и пояснил:

— Мы хотим остаться наедине, Ренвик.

— О, я понял. Конечно, сэр.

Как только дверь за пажом закрылась, Нимбус с деловым видом потер ладони и произнес:

— Ну что ж, на самом деле вы вовсе не рыцарь. Более того, вы никогда не служили оруженосцем, грумом или пажом. И я сомневаюсь, что вы задерживались в замках больше, чем на несколько минут. Однако, и это необычайно важно, вы благородны от природы.

Адриан перестал тереть себя губкой.

— Почему вы так решили? — спросил он с интересом.

— Вы не знали, где искать шкаф, никогда не купались зимой, вы пожали мне руку при встрече и извинились, когда пролили воду. Ни один рыцарь не станет так себя вести, их с самого детства приучают к тому, что они выше всех остальных смертных.

Адриан взял пахнущее цветами мыло и отложил в сторону.

— Но самой большой подсказкой стало ваше рукопожатие. Для вас это обычное приветствие. Никакого далекоидущего замысла, лести или неискренности. И вас не смутило, что я лучше одет, и у меня более изысканные манеры. Удивительно, ведь я уверен, что вас воспитывали не как аристократа. — Нимбус посмотрел на лежавший на кровати меч. — Он перешел к вам по наследству?

Адриан взял бутылочку с ароматическим маслом, вытащил пробку, понюхал, одобрительно кивнул и вылил несколько капель на губку.

— Я получил этот меч от отца, — пояснил он нехотя.

Наставник мягко провел ладонью по ножнам и задумчиво произнес:

— Замечательный рыцарский меч, потускневший от времени и бесконечных скитаний. Вы пользуетесь им не так часто, как остальными. Два коротких меча — вот привычное для вас оружие, но перед этим клинком вы испытываете благоговение. Вы прячете его в жалких ножнах, не имеющих к нему никакого отношения. Ваш меч — совершенно из других времен и мест. Он часть великого, славного мира, где благородные рыцари были исполнены великодушия. Чудесный клинок прячется в потрепанных ножнах, потому что настоящие утеряны или, быть может, дожидаются своего часа. Ваш клинок ждет мгновения, когда он вновь сможет засиять во всей своей красе. Только когда в открытом поле повстречаются мечта и судьба, он выполнит свое великое предназначение. И когда перед ним возникнет благородная цель, тот единственный и достойный его отчаянный вызов, ради которого он и был когда-то выкован. И он обретет покой в пылу смертельной схватки во имя добра или зла. Ваш меч или победно зазвенит, или будет сломан. Но в любом случае вашим скитаниям, надеждам и попыткам избегнуть предназначения придет конец. Этот меч ждет дня, когда сможет освободить королевство и завоевать любовь прекрасной дамы.

Адриан слушал его как зачарованный и даже не заметил, как уронил губку в воду. Однако Нимбус не обратил ни малейшего внимания на растерянность Адриана, он присел на край стула и довольно улыбнулся.

— Ну а теперь, когда мне удалось завладеть вашим вниманием, не пора ли заняться тем, ради чего меня прислали?

Адриан озадаченно кивнул.

— Чтобы узнать, с чего следует начать, расскажите-ка, что вам известно о рыцарстве?

— Я знаю, что существует рыцарский кодекс чести, — ответил Адриан, пытаясь отыскать губку на дне лохани.

— Да, пожалуй, это так. И что вам известно о его принципах?

— Быть благородным и храбрым, ну и все такое.

— Все такое? О, боюсь, нам придется начать с самых азов. Ладно, пожалуйста, слушайте меня внимательно и не забудьте поскрести подошвы ног.

Адриан недовольно нахмурился, но послушно поднял ногу над водой и принялся тереть ее губкой.

— В основе кодекса чести лежит рыцарская этика Старой империи. Существует восемь главных качеств, которыми должен обладать рыцарь. Первое — мастерство. Его легче всего достигнуть, поскольку речь идет об умении владеть оружием через практику и наблюдения. Достаточно одного взгляда на ваши мечи, чтобы понять, что с этим у вас проблем нет.

— Да, я умею с ними обращаться, — согласился Адриан.

Нимбус одобрительно покачал головой.

— Превосходно. Далее речь пойдет о мужестве, одном из самых важных качеств рыцаря. Мужество, однако, не означает способность броситься в атаку на превосходящего числом противника. Оно может принимать самые разные формы. Например, рыцарю случается выбрать жизнь, а не смерть, несмотря на то, что до гробовой доски ему придется нести тяжелое бремя этого решения. Или он может рискнуть всем ради достижения благородной цели. Мужество иногда состоит в том, чтобы сдаться, если это единственный способ выжить ради сохранения того, что ни в коем случае нельзя потерять. Третье качество — честность. Чтобы не лишиться чести, истинный рыцарь должен быть честным с мужчинами, женщинами, детьми и злодеями, но главное, он должен быть честным с самим собой. Настоящий рыцарь никогда не ищет себе оправданий.

Адриан полностью сосредоточился на своих ступнях, изо всех сил работая губкой.

— Честность — это добродетель, которая включает верность и честь и нередко означает выполнение клятв и следование принципам. Верность сюзерену есть отличительная черта истинного рыцаря. Однако честность может потребовать и защиты тех, кто не в силах сам справиться с трудностями. Прежде всего рыцарь должен радеть о справедливости, во вторую очередь о благополучии королевства, и лишь потом о нуждах короля.

— А откуда рыцарь знает, что есть справедливость? — прервал его Адриан, положив губку на край лохани и погрузив ногу в воду. — Скажем, мне нужно выбрать из двух зол. И кто-то пострадает, как бы я ни поступил. Как принять решение?

— Истинное рыцарство таится в глубинах сердца. Вы должны поступить так, как считаете правильным.

— И как я узнаю, что мной движет не себялюбие?

— О, мы как раз подошли к следующей рыцарской добродетели — вере, которая заключается не в слепом следовании догматам церкви, но в вере в истинную добродетель. Рыцарь ни в чем и ни у кого не ищет недостатков. Он придерживается убеждения, что все люди от природы являются носителями добра, в том числе и он сам, и живет в соответствии с этим принципом. Рыцарь не ставит под сомнение слова других людей, достоинств своего суверена и других подданных, а также свою собственную честь.

Адриан кивнул, хотя слова Нимбуса нисколько не облегчили его угрызений совести.

— Щедрость — вот шестая добродетель настоящего рыцаря. Он должен ее проявлять в отношениях абсолютно со всеми, будь то дворяне или простолюдины. Но гораздо важнее щедрость духа. Рыцарь верит в лучшее в людях и всегда исходит из их невиновности. Он никого не порицает и не обличает в дурных поступках. Однако себя рыцарь судит очень строго и всегда задается вопросом, правильно ли он поступает. Уважение — это качество, основанное на добром отношении к людям. Рыцарь должен избегать легкомысленных поступков, которые могут причинить вред окружающим. Он никого не обидит глупым или праздным словом. Рыцарь не только не подражает дурным нравам, но тем более сияет на их фоне особыми достоинствами и добродетелями.

Нимбус сделал небольшую паузу.

— Не думаю, что вам следует тревожиться по данному поводу. — Нимбус улыбнулся и продолжал: — И последнее. Искренность — качество почти всегда от нас ускользающее. С дворянством по праву рождения все понятно, под вопросом остается благородство сердца, этому невозможно научить, его необходимо познать самостоятельно, принять и позволить ему расти. Эта добродетель выражается через терпимость, но не самодовольство, уверенность в себе, но не заносчивость, доброту, но не ложно понятую жалость, веру в человека, но не высокомерие, искренность, но не притворство. Все эти добродетели и формируют рыцарский кодекс, путь добра и справедливости, которым шествуют люди высокой чести, — сказал в заключение Нимбус. — Однако в реальной жизни нередко бывает иначе.

И тут, словно по сигналу, дверь распахнулась, и в комнату ввалились трое вооруженных дворян в шелковых камзолах с богатой отделкой, все как на подбор крупные, коренастые. Их вожак с козлиной бородкой остановился возле двери и рявкнул, показывая рукой на Адриана:

— А вот и он!

— Ну, ясное дело, что не этот щеголь, — взревел второй и так сильно толкнул Нимбуса в грудь, что тот упал на кровать.

Этот здоровяк с лицом, украшенным трехдневной щетиной, был самым крупным из троицы. Выражение обиды и страха на лице придворного вызвало у незваных гостей приступ безудержного веселья.

— Ты кто такой, прощелыга? — спросил мужчина с козлиной бородкой.

— Мое имя Нимбус из Вернеса, — с достоинством ответил тот, пытаясь подняться на ноги. — Я наставник…

— Наставник? У него есть наставник!

Непрошеные гости покатывались со смеху.

— А ну, скажи нам, прохвост ты этакий, чему ты здесь учишь сэра Мужлана? Как мыть задницу? Это твоя работа? А пользоваться ночным горшком ты его уже научил?

Нимбус не отвечал. Стиснув зубы, он исподлобья смотрел на глумившегося над ним неопрятного грубияна.

— Хорошая шпилька в задницу этого франта, Элгар, — одобрительно заметил третий зубоскал. Он был чисто выбрит и потягивая вино из кубка. — Но будь осторожен, сэр Гофрированный воротник уже стиснул свои маленькие кулачки.

— Неужто? — Элгар посмотрел на руки наставника, которые были действительно крепко сжаты в кулаки. — Значит, я покусился на твою священную педагогическую честь? Может быть, ты хочешь меня ударить, каналья? Поставить меня на место?

— Ну, если он как следует размахнется, возможно, ты даже что-то почувствуешь, — заметил чисто выбритый насмешник с кубком вина в руке.

— Я задал тебе вопрос, висельник, — не унимался Элгар.

— Если вы не против, мы продолжим в другой раз, — сказал Нимбус, обращаясь Адриану. — Я вижу, у вас гости.

Он предпринял попытку выйти из комнаты, но Элгар встал у него на пути и снова толкнул. Нимбус отлетел назад и упал спиной на кровать.

— Оставьте его в покое, — приказал Адриан, вставая.

— О, сэр Мужлан во всем своем королевском величии! — издевательски воскликнул козлобородый. — Впрочем, не вижу ни того ни другого!

— Кто вы такие? — спросил Адриан, выходя из лохани и заворачиваясь в полотенце.

— Я сэр Муртас, джентльмена с красивым лицом зовут сэр Гилберт. А ослепительный кавалер, вступивший в приятную беседу с этим недомерком, не кто иной, как сэр Элгар. Мы — трое лучших рыцарей страны, и ты очень скоро в этом убедишься. Мы пришли, чтобы поприветствовать тебя во дворце, сообщить хорошие вести и пожелать удачи на турнире, ведь кроме удачи у тебя ничего нет.

Нимбус едва заметно улыбнулся и пояснил:

— Они услышали о том, что вам принесли лохань, и явились, чтобы посмотреть на ваши шрамы. Они ничего о вас не знают и хотят увидеть, есть ли у вас свежие синяки или недавние ранения, чтобы использовать эти знания во время поединка. Кроме того, они пытаются вас напугать, ведь человек, лежащий в лохани, чувствует себя неловко. Часто устрашение противника помогает одержать над ним победу еще до начала поединка.

Сэр Элгар схватил Нимбуса за тунику и приподнял над полом.

— А ты знаешь, что у тебя слишком длинный язык, ублюдок? — Он занес руку для удара, но в этот момент Адриан стегнул его по лицу мокрым полотенцем.

— Ты ведь Элгар, если я не ошибаюсь? — спросил он с издевательской вежливостью. — Извини, я как раз закончил вытирать задницу и заметил грязь на твоем лице.

Элгар выхватил у него полотенце и схватился за меч. Сделав два быстрых шага, он приблизился к обнаженному Адриану, спокойно стоявшему перед ним, несмотря на то что Элгар приставил кончик меча к его горлу.

— Ты довольно смел, мерзавец, отдаю тебе должное, — сказал Элгар. — Что ж, тем легче будет до тебя добраться на поле. Не выливай эту воду, она тебе понадобится, когда я окуну тебя лицом в грязь.

Он убрал меч в ножны и в сопровождении приятелей вышел из комнаты, едва не столкнувшись с Ренвиком, который стоял возле двери с чашей вина.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Адриан, взяв свежее полотенце.

— Я вполне благополучен, — ответил Нимбус чуть дрогнувшим голосом и разгладил свою тунику.

— Ваше вино, сэр, — сказал Ренвик, протягивая кубок Адриану.

Нимбус перехватил его и в одно мгновение осушил до дна.

— Как я уже говорил, одно дело реальность, и совсем другое — наши о ней представления, — заметил он, отдуваясь.

Глава 9 АББАТСТВО ВЕТРОВ

Ройс стоял у окна спальни, смотрел на спящую Гвен и думал об их общем будущем. Впрочем, он почти сразу отбросил приятные мысли и спрятал улыбку, сказав себе, что даже размышления на эту тему могут привести к катастрофе. Боги, если они существуют, питают отвращение к счастливым людям. Ройс повернулся к окну и посмотрел на окруженный аркадами двор.

Метель, бушевавшая всю ночь, облачила мир в новое, безупречно белое платье. Одинокая цепочка следов вела из спального корпуса через монастырский двор к скамье из камня, на которой притулился человек в монашеском одеянии. Монах был один, но по его жестикуляции и тому, как покачивал головой, он разговаривал с кем-то невидимым или рассказывал ему нечто важное. Напротив него росло небольшое деревце. Майрон посадил его, как только вернулся сюда после пожара. Теперь оно гордо возвышалось на восемь футов, но оставалось таким тонким и стройным, что склонилось под тяжестью снега. Ройс много раз видел, как деревья гнутся под натиском ветра, но эта тяжесть явно была тонкому деревцу не по силам. В конце концов всякому терпению наступает предел. Словно прочитав его мысли, Майрон встал, подошел к деревцу и энергично его встряхнул. Он стоял совсем близко и через мгновение оказался весь в снегу. Однако деревце, освобожденное от тяжкого бремени, выпрямилось, словно ничего страшного с ним и не произошло. Майрон вернулся на свое место и снова заговорил. Ройс знал, что он беседует вовсе не с деревом, а с другом юности, под ним похороненным.

— Ты рано встал, — сказала Гвен, не поднимая головы от подушки. Ройс видел под одеялом изящные изгибы ее тела. — После вчерашней ночи я думала ты проспишь допоздна.

— Мы рано легли.

— Но мы не спали. — Гвен явно его поддразнивала.

— Это было намного лучше, чем спать. Кроме того, здесь, если ты не встал с первыми лучами солнца, значит, проспал. Майрон уже бодрствует на монастырском дворе.

— Он специально рано поднимается, чтобы побеседовать со своим другом без свидетелей. — Она улыбнулась и приглашающе откинула одеяло.

— Ты плохо на меня влияешь, — сказал Ройс, ложась рядом с Гвен.

Он обнял ее и в очередной раз поразился тому, какая у нее бархатистая кожа.

Гвен накрыла их обоих стеганым одеялом и положила голову Ройсу на грудь.

Их комната была самым большим помещением для гостей и троекратно превосходила размерами монашеские кельи. Гвен, покинувшая Медфорд за неделю до вторжения Бректона, сумела забрать с собой все, в том числе кровать с балдахином, ковры и даже гобелены. Ройс обвел взглядом комнату и подумал, что легко мог бы представить, что они находятся на улице Вейворд. Он чувствовал себя здесь как дома, но вовсе не из-за гобеленов и ковров. Он нуждался лишь в Гвен.

— Я тебя развращаю? — игриво спросила она.

— Да.

Его пальцы ласкали ее обнаженное плечо, прошлись вдоль татуировки.

— Во время последнего путешествия с Адрианом нам довелось побывать в Калисе, в самом сердце джунглей. Мы остановились в поселении, где жили тенкины, и там я встретил необычную женщину.

— Правда? Она была красивой?

— Да, очень.

— Говорят, тенкинки необычайно привлекательны.

— Да, если захотят. У той красавицы была татуировка, которая…

— Адриану удалось найти наследника?

— Нет… Ну да, но совсем не так, как мы рассчитывали. Мы случайно узнали, что империя держит его в Аквесте. Регенты собираются казнить его во время Праздника зимы. Так вот, татуировка…

— Казнить наследника? — Гвен приподнялась на локте и удивленно посмотрела на него, слишком удивленно, и все для того, чтобы избежать дальнейших вопросов. — А разве тебе не следует помогать Адриану?

— Я так и намерен поступить, только вот не знаю, как это сделать. Во время прошлого путешествия от меня было совсем немного толку. Чтобы спасти наследника, я им не нужен. Так что твое пророчество оказалось ложным.

Ройс решил, что Гвен немного успокоится, узнав, что ее предсказание о неизбежности несчастья с Адрианом не исполнилось. Однако она слегка оттолкнула Ройса и вернулась в свое привычное состояние печальной подавленности.

— Ты должен поспешить к нему на помощь, — твердо сказала она. — Я могла неточно назвать сроки, но не ошибалась, когда говорила, что Адриан погибнет, если тебя не будет рядом.

— С Адрианом ничего не случится, пока я не вернусь.

Она поколебалась, вздохнула и снова положила голову ему на грудь. Спрятав лицо, Гвен надолго затихла.

— В чем дело? — спросил Ройс.

— Я тебя совращаю.

— Я бы не стал из-за этого тревожиться, — сказал Ройс. — Мне это всегда нравилось.

И они снова надолго замолчали. Ройс наблюдал, как ее голова поднимается и опускается в такт его дыханию. Он провел рукой по ее восхитительным волосам, радуясь ее присутствию, вновь прикоснулся к татуировке.

— Ройс, ты можешь полежать спокойно? — Она прижалась к нему и потерлась щекой о грудь. — Давай расслабимся, будем с тобой слушать ветер и постараемся поверить, что он дует мимо нас.

— А это не так?

— Нет, — ответила Гвен. — Но я хочу притвориться, что так.

— Так себе получилась драчка, — заявил Магнус.

Ройс всегда считал, что у гнома слишком громкий и низкий голос для существа такого роста. Они сидели за длинным столом в трапезной. Теперь, когда Ройс знал, что с Гвен не случилось ничего плохого, к нему вернулся аппетит. Монахи приготовили превосходную трапезу, а такого хорошего вина он не пил уже давно.

— Алрик едва успел сбежать, — сказал Магнус, доедая остатки яйца, он ел очень много и никогда не упускал возможности набить желудок. — В итоге армия Бректона захватила все, кроме Дрондиловых полей, но совсем скоро они одержат окончательную победу.

— Кто сжег Медфорд? — спросил Ройс.

— А что, Медфорд сожжен?

— Да, когда я проезжал через него пару дней назад, в городе теснились лишь почерневшие руины.

Гном недоуменно пожал плечами.

— Я бы предположил, что это дело рук фанатиков из Чедвика или Данмора, которыми руководила церковь. Они грабят дома и охотятся на эльфов с самого начала вторжения.

Магнус закончил есть и откинулся на спинку скамьи, положив ноги на пустое сиденье. Гвен сидела рядом с Ройсом, вцепившись в его руку, словно он ее собственность. Ему показалась странной мысль, что может ей принадлежать, однако он с удивлением обнаружил, что это доставляет ему удовольствие.

— Ты надолго вернулся? — спросил гном. — У тебя есть время показать мне Алвер?..

— Я уйду, как только Майрон закончит. — Ройс перехватил взгляд Гвен. — Уверен, это займет не более нескольких дней.

— А что он делает?

— Рисует карту. Он как-то раз видел план дворца и сейчас воспроизводит его. Майрон сказал, что он старый, по-настоящему старый… Должно быть, берет свое начало от Гленморгана.

— Когда ты будешь уезжать, возьми Мышку, а лошадь Рина отдай Майрону.

— Зачем Майрону лошадь? — спросил Ройс. Гвен улыбнулась, и он понял, что дальнейшие расспросы бесполезны. — Ладно, но я тебя предупреждаю, он ее ужасно избалует.

Майрон сидел за письменным столом в нише скриптория, самом любимом своем месте в мире. Узкий письменный стол и стул занимали почти все пространство между каменными колоннами, слева виднелось выходившее на двор полукруглое окошко.

Мир за окном казался пугающе холодным. Завывал ветер, заметая снегом углы здания. Кустарник на склоне холма содрогался под яростными ударами зимы. Всякий раз, когда Майрон выглядывал наружу, он радовался уюту своего крошечного кабинета. Ниша обволакивала его со всех сторон, точно норка грызуна. Майрон часто размышлял о том, что ему, наверное, понравилось бы быть кротом или землеройкой, не бурозубкой или более крупной белозубой землеройкой, а самой обычной или маленьким кротом. Как приятно было бы жить под землей, в безопасности и тепле, в маленькой, спрятанной от посторонних глаз норке. Он с благоговением смотрел бы на раскинувшийся за ее пределами огромный мир и радовался, что ему не нужно в него выходить.

Майрон добавил последние штрихи к плану, который чертил для Ройса, и вернулся к работе над последними страницами «Элквина», шедевра, принадлежавшего перу поэта пятой династии Оринтайна Фаллона. Толстый том заключал в себе размышления об устройстве природы и жизни и о связи между ними. Когда Майрон закончит работу над ним, это будет двенадцатая книга, восстановленная им в Аббатстве ветров. И останется всего лишь триста пятьдесят две плюс пятьсот двадцать четыре свитка и тысяча двести тринадцать отдельных пергаментов. Не слишком впечатляющее достижение за два с лишним года работы, но Майрон только зимой полностью посвящал себя этому делу, в более теплые месяцы он помогал приводить монастырь в порядок.

Строительство нового Аббатства ветров уже почти подошло к концу. Если взглянуть на него издали, то может показаться, что оно почти не изменилось, но Майрон знал, что это не так. В монастыре сделали такие же окна и двери и привезли столы и кровати, как раньше, только новые. Крыша получилась очень похожей, и все же была другой, как и люди, новые насельники аббатства. Майрону не хватало братьев Гинлина, Хеслона и всех остальных. Впрочем, нельзя сказать, что он чувствовал себя несчастным со своей новой семьей. Ему нравился настоятель, которого звали Харкон. Брат Бендлтон оказался превосходным поваром, а брат Зефир — талантливым художником, и помогал Майрону делать иллюстрации. Все они были замечательными людьми, но, как и новые окна, и двери, и кровати, слишком сильно отличались от своих предшественников.

— Нет, в последний раз говорю, нет! — выкрикнул Ройс, входя в маленький скрипторий.

Магнус следовал за ним по пятам.

— Всего на день или два, — умолял гном. — Ты же можешь некоторое время обойтись без кинжала. Я хочу только посмотреть на него, мне необходимо его изучить. Я не испорчу твое оружие.

— Оставь меня в покое.

Они направились к Майрону, петляя между столами. Всего их здесь стояло две дюжины, но регулярно использовался только тот, за которым работал Майрон.

— А, это ты Ройс, — воскликнул монах. — Я только что закончил, но ты, наверное, захочешь подождать, пока высохнут чернила.

Ройс поднес карту к свету и несколько минут внимательно ее разглядывал. Майрон встревожился:

— Что-то не так?

— Не могу поверить, как такие вещи хранятся у тебя в голове. Просто невероятно. Так ты утверждаешь, что это карта дворца?

— В примечаниях написано, что это замок Уоррика, — заметил Майрон.

— Это не карта, — вмешался Магнус, глядя на пергамент, который Ройс держал так, чтобы гном не мог до него дотянуться.

— Откуда ты знаешь? — спросил Ройс.

— Это план строительства. Видишь, пометки архитектора.

Ройс опустил пергамент, и Магнус пальцем показал на смету архитектора:

— Смотри, здесь написано, сколько потребуется камня.

Ройс перевел взгляд с гнома на Майрона:

— Он прав?

Майрон равнодушно пожал плечами:

— Может быть. Я знаю только то, что сам видел. Понятия не имею, что все это означает.

Ройс снова повернулся к Магнусу:

— Значит, тебе известен смысл этих пометок и символов?

— Конечно, это основы строительного дела.

— А ты можешь сказать, глядя на карту, где находится темница?

Гном взял планы и разложил на полу, потому что до столов ему было не дотянуться. Он знаком попросил подать свечу, и Ройс выполнил его просьбу. Несколько минут Магнус изучал карту.

— Нет здесь никакой темницы, — наконец заявил он.

Ройс недовольно нахмурился:

— Но этого не может быть. Никогда не слышал о замке, в котором не было бы темницы.

— И это не единственная странность, — сказал Магнус.

— О чем ты?

— Здесь ничего нет, совсем ничего, ниже уровня первого этажа. Даже подвала для хранения овощей.

— И какой вывод?

— Нельзя взять и уложить тонны камней на обычную землю. Дожди быстро размоют фундамент, и он станет оседать. Стены начнут смещаться и рухнут.

— Однако дворец стоит, — возразил Майрон. — Планы были созданы сотни лет назад.

— Получается бессмыслица. На этих планах не показан фундамент. Строители не стали забивать сваи, чтобы добраться до скалистого основания, нет даже колонн. Я не понимаю, как такое здание могло простоять столько лет. Значит, на рисунке чего-то не хватает.

— И что из этого следует?

— Я не совсем понимаю, но могу предположить, что дворец построили поверх чего-то еще. Наверное, использовали прежний фундамент.

— Исходя из такого предположения, где может находиться темница? Ты можешь сказать хотя бы предположительно?

— Конечно. Нужно взглянуть на дворец и послушать землю вокруг него. Не забывай, я сумел найти туннель в Авемпарте.

— Ладно, собирайся. Мы поедем в Аквесту.

— А кинжал?

— Я отпишу его тебе в своем завещании.

— Я не могу так долго ждать.

— Не беспокойся. Судя по тому, как развиваются события, это произойдет довольно скоро. — Ройс повернулся к Майрону: — Спасибо за помощь.

— Ройс, погоди, — позвал его Майрон, остановив на полпути к выходу.

— Да?

Майрон дождался ухода Магнуса и спросил:

— Могу я задать тебе вопрос относительно мисс ДеЛэнси?

Ройс удивленно приподнял бровь:

— Что случилось? Настоятель недоволен, что она и ее девушки живут в аббатстве?

— О нет, ничего такого. Они просто замечательные. Хорошо иметь не только братьев, но еще и сестер. К тому же у мисс ДеЛэнси чудесный голос.

— У нее чудесный голос?

— Настоятель не позволяет общаться с женщинами, поэтому мы редко их видим. Они едят отдельно от нас и спят в других спальнях, но настоятель приглашает их на совместные вечерние молитвы. Некоторые приходят, в том числе мисс ДеЛэнси. Она неизменно появляется с покрытой головой и опущенной вуалью. Она ведет себя очень тихо, но изредка я замечаю, как она шепчет молитвы. Каждая служба начинается с гимна, и мисс ДеЛэнси присоединяется к нам. У нее нежный, тихий голос, но я его слышу. Изумительный, прекрасный голос, но печальный, словно песня соловья.

— Я рад, что все так хорошо складывается, — кивнул Ройс.

— Да, нет никаких проблем, но…

— Что но?

— Я вижу ее по утрам, когда направляюсь к своему дереву, чтобы побеседовать с Ренианом. Мисс ДеЛэнси часто прогуливается по галерее и всегда останавливается, чтобы приветствовать нас… — Майрон вдруг осекся и замолчал.

— И что из этого следует? — поторопил его Ройс.

— Ну, однажды она взяла мою руку в свои и несколько минут разглядывала ладонь.

— Да что ты говоришь, — пробормотал Ройс.

— Вот именно, — кивнул Майрон, выразительно округлив глаза.

— И что она сказала?

— Она сказала, что мне предстоит два раза отправиться в путешествие и оба будут совершенно неожиданными. И я не захочу никуда идти, но мне не следует бояться.

— Чего бояться?

— Она не объяснила.

— Обычное дело.

— А потом добавила кое-что еще, и ее голос был таким же печальным, как и пение.

— Что она добавила? — спросил Ройс.

— Она сказала, что хочет меня заранее поблагодарить и что я ни в чем не виноват.

— И опять ничего не объяснила?

Майрон утвердительно покачал головой.

— Но меня встревожило, как она произносила эти слова, так серьезно и печально. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Более чем.

Майрон опустился на стул и тяжело вздохнул:

— Ты ее знаешь. Должно ли это меня беспокоить?

— Я всегда беспокоюсь, — кивнул ему Ройс и направился к выходу.

Ройс прохаживался по монастырскому двору, залитому лучами утреннего солнца. Он всегда рано вставал и, чтобы не будить Гвен, выскальзывал из комнаты, чтобы прогуляться по монастырю. Вокруг зданий кое-где еще не были убраны строительные леса, но в основном восстановительные работы были завершены. Алрик оплатил восстановление монастыря, так он рассчитался с Рийрией за спасение Аристы, когда его дядя Брага пытался ее убить. Магнус надзирал за строительством и получал истинное удовольствие от того, что при его участии монастырь обретает свое прежнее величие, несмотря на то, что Майрон иногда вызывал у него раздражение. Майрон выдал ему детальные, хотя и достаточно необычные инструкции касательно размеров и высоты нескольких маслобоен, ширины определенных книг и длины ложек. Тем не менее монастырь постепенно возрождался к жизни, и Ройс не мог не признать, что монах и гном прекрасно справились с поставленной задачей.

В то утро землю покрывал толстый наст, и над головой прогуливающегося Ройса сияло ослепительно-голубое небо. Майрон закончил карту, и Ройс понимал, что пора уезжать, но оттягивал миг расставания с Гвен. Ему нравилось подолгу оставаться с ней в постели или прогуливаться вместе по монастырскому двору. Заметив, что солнце уже поднялось над строениями, Ройс поспешил обратно, решив, что Гвен уже встала, а совместный завтрак был для него едва ли не самой любимой частью дня. Но когда Ройс вошел в их комнату, он увидел, что Гвен лежит в постели, повернувшись спиной к двери.

— Гвен? Ты плохо себя чувствуешь?

Она повернулась к нему, и Ройс увидел у нее на глазах слезы. Он бросился к ней:

— Что случилось?

Она потянулась к нему и обняла.

— Ройс, мне так жаль. Я бы хотела, чтобы у нас было больше времени. Я бы хотела…

— О чем ты жалеешь, Гвен? Что тобой?

Кто-то постучал в дверь, а в следующее мгновение она резко распахнулась. На пороге стояли дородный настоятель и незнакомец, оба выглядели смущенными.

— В чем дело? — спросил Ройс, разглядывая незнакомца.

Он заметил, что тот молод, а его одежда покрыта грязью. На обветренном лице выделялся нос с побелевшим кончиком.

— Прошу нас извинить, мастер Мельборн, — сказал настоятель. — Этот человек только что прискакал из Аквесты, чтобы доставить вам срочное послание.

Ройс растерянно посмотрел на Гвен и встал с кровати, хотя она пыталась его удержать.

— Какое послание?

— Альберт Уинслоу сказал, что я получу один золотой тенент, если доберусь до вас быстро.

— Что в послании? — В голосе Ройса появились стальные нотки.

— Адриан Блэкуотер пойман и заключен под стражу в императорском дворце.

Ройс машинально провел рукой по волосам… Он был настолько поражен известием об аресте Адриана, что позволил Гвен самой расплатиться с посланцем и поблагодарить его за поспешание.

Когда Ройс вошел в конюшню, вся она была залита солнцем. Внутри витали запахи древесной стружки, навоза и сена. Свежеотесанные доски денников источали яркий желтый свет.

— Мне следовало догадаться, что ты будешь здесь, — сказал Ройс, напугав Майрона, который стоял между двумя лошадьми.

— Доброе утро. Я благословлял твою лошадь. Однако не знал, какую ты выберешь, поэтому благословил обеих. К тому же кто-то должен за ними поухаживать. Брат Джеймс очень хорошо убирает стойла, но никогда не погладит им шеи и не потрет носы. В «Песне Беринджера» сэр Эдвайт написал: «Каждый заслуживает немного счастья». Он прав, ты согласен? — Майрон прикоснулся к носу темной лошади. — Мышку я знаю, но как зовут это благородное животное?

— Хивенлин.

Майрон наклонил голову и беззвучно зашевелил губами.

— А был ли он… — спросил монах немного погодя.

— Чем?

— Нежданным даром?

Ройс улыбнулся:

— Да, так и было. Кстати, теперь он твой.

— Мой?

— Благодаря Гвен.

Ройс оседлал Мышку, положил в седельные сумки провизию, которую собрал настоятель, пока он прощался с Гвен. За последние годы они слишком часто расставались, и каждый раз это им давалось тяжелее предыдущего.

— Значит, ты отправляешься на помощь Адриану?

— А когда я вернусь, то заберу Гвен, и мы уедем так далеко, что нас никто не найдет. Как ты сказал: «Каждый заслуживает немного счастья», верно?

Майрон тепло улыбнулся:

— Конечно. Вот только…

— Что?

Монах немного помедлил и в последний раз погладил шею Мышки.

— Счастье приходит, когда ты к чему-то стремишься. А если убегаешь, то часто прихватываешь с собой свои беды.

— И кого ты цитируешь теперь?

— Никого, — ответил Майрон. — Я это знаю по собственному опыту.

Глава 10 ПИР ВЕЛЬМОЖ

Двухнедельный Праздник зимы, как всегда, начался с пира вельмож в Большом зале императорского дворца. С потолка свисали двадцать семь разноцветных знамен, каждое с эмблемой одного из благородных домов Аврина. Однако пять домов отсутствовали, что привело к образованию лакун между знаменами. Не хватало синей башни на белом поле Дома Ланаклин из Глостона, красного бриллианта на черном фоне Дома Хестл из Бернума, белой лилии на зеленом Дома Эксетер из Ханлина, золотого меча на зеленом фоне Дома Пикерингов из Галилина и сокола в золотой короне на красном поле Дома Эссендон из Меленгара. В мирные времена на праздник в зале собирались все тридцать две семьи. Отсутствие пяти знамен напоминало о высокой цене военных потерь.

Дворец был украшен к празднествам самым роскошным образом. На стенах и окнах висели венки и гирлянды. Под сводами зала ярко горели, отражаясь в полированных плитах мраморного пола, изысканные люстры, украшенные красными и золотыми лентами. Четыре каменных камина наполняли огромное помещение теплым оранжевым сиянием. Сквозь занавеси с вышитыми на них снежинками и ряды высоких арочных окон в зал проникали последние лучи заходящего солнца.

На подиуме, расположенном в дальнем конце зала, стоял стол для императрицы и регентов. Как лучи от солнца, от него расходились в стороны три длинных стола, украшенных причудливыми букетами из остролиста и сосновых веток с шишками.

В зале собралось около пятидесяти пышно разодетых вельмож. Одни что-то нарочито громко обсуждали, стоя посреди зала, другие о чем-то перешептывались, группируясь ближе к его затененным углам, но большинство приглашенных уже заняло свои места за столами.

— Что за красавцы! — насмешливо шепнул Адриану Нимбус. — И как похожи на пестрых змей, которые выползли погреться на солнышке. Отнеситесь к ним так же. Держитесь от них подальше, следите за выражением глаз и постарайтесь никого не задевать, а если это произойдет, ретируйтесь без лишних слов. Такая тактика поможет вам выдержать испытание.

Нимбус в последний раз окинул своего протеже критическим взглядом и стряхнул несуществующую пылинку с его плеча. Адриан в своем новом пурпурно-золотом наряде казался себе неимоверно смешным.

— Мне бы не помешали мои мечи, — недовольно буркнул он себе под нос. — Без них я чувствую себя не просто дурнем, а дурнем с голым задом.

— У вас есть красивый, украшенный самоцветами кинжал, — с благосклонной улыбкой заметил Нимбус. — Это пир вельмож, и вы не в портовой таверне. Не пристало рыцарю являться на пир в таком вооружении, это был бы ложный шаг по отношению к своему сеньору, что не только противоречит этикету, но и может быть воспринято как готовность к измене. А нам ведь сейчас осложнения ни к чему, верно? Сохраняйте хладнокровие и старайтесь поменьше говорить. Чем больше слов вы произнесете, тем больше хвороста подбросите в костер насмешек. И помните, что я говорил о манерах за столом.

— А вы со мной пойдете? — спросил Адриан.

— Я буду сидеть рядом с леди Амилией за главным столом. Если у вас возникнут проблемы, посмотрите на меня. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. Запомните, ваше место за третьим столом слева, четвертый стул от конца. И удачи вам.

Нимбус отправился по своим делам, и Адриан несмело ступил в зал. И тут же об этом пожалел, ведь он не знал, какая сторона считается левой, какой стол будет третьим, и от какого конца ему следует считать стулья. Вельможи начали поворачиваться к нему таким видом, что он сразу вспомнил сражение при РаМаре. В тот день, уже после окончания битвы, он шел по полю брани, и у него на глазах стервятники учинили кровавый пир на трупах павших солдат. Он подстрелил из лука одну из мерзких птиц, чтобы разогнать всю стаю, но остальные тут же бросились клевать останки своего сородича. Птицы смотрели на него искоса, склонив голову набок, словно хотели сказать, что ему здесь делать нечего. Подобное выражение Адриан заметил и на лицах, и в глазах собравшихся на пир вельмож.

— Кто вы такой, сэр? — спросила стоявшая справа от Адриана дама.

Озабоченный лишь тем, чтобы найти свое место, он пропустил вопрос мимо ушей, тем более что слова дамы потонули в стоявшем в зале гуле разговоров.

— Как вы смеете игнорировать даму, когда она к вам обращается? — негодующе воскликнул молодой аристократ.

Его голос прозвучал настолько резко, что Адриан не мог не обратить на него внимания. Он обернулся и увидел утонченного вида мужчину и женщину, которые внимательно его рассматривали. Они были молоды и, судя по одинаково светлым волосам и ярко-голубым глазам, могли быть близнецами.

— Это очень опасно, — продолжал молодой человек, — особенно если эта дама — принцесса из королевского дома Альбурн.

— Э-э-э, простите… — начал было извиняться Адриан, но вельможа его перебил:

— Ну, вот оно и вышло наружу, косноязычие на грани пренебрежения! Вы ведь не рыцарь, не так ли? Пожалуйста, скажите да. Признайтесь, что вы деревенский водовоз, которого пьяный лорд в шутку возвел в рыцарский сан после того, как вы прогнали белку из его особняка. Я не перенесу, если вы окажетесь еще одним незаконным сыном графа или герцога и выползли из самой дешевой таверны, чтобы претендовать на благородное происхождение.

— Позволь человеку ответить, Рудольф, — вмешалась дама. — Он определенно страдает от недуга, мешающего правильно составлять из слов предложения. Над такими вещами не следует насмехаться, дорогой брат. Это серьезная болезнь. Возможно, он пострадал во время сражения. Я слышала, что для избавления от подобных неприятностей достаточно положить в рот камушек. Вы не откажетесь принять его от меня, достопочтенный сэр?

— Мне не нужны никакие камушки, благодарю вас, — ответил Адриан с самым невозмутимым видом.

— Но я просто жажду помочь вам хоть чем-нибудь. Вы ведь чем-то встревожены, разве не так? В противном случае вы бы не стали меня игнорировать. Или вы получаете удовольствие, оскорбляя даму, которая всего лишь осмелилась спросить, кто вы?

— Я не… Я хочу сказать, я не собирался…

— О, дорогой сэр, не в моих правилах повторяться, — сказала она, с жалостью глядя на Адриана. — Пожалуй, я все-таки пошлю слугу за камушками.

— Полагаю, у нас нет времени на изыскание камушков, — вмешался в их диалог принц и показал рукой на украшавшие стол сосновые ветки. — Может быть, ему следует воспользоваться вот этой сосновой шишкой, это гораздо проще. Как ты думаешь, это поможет?

— У него нет никаких проблем с речью, ваше высочество, — сказал, подходя к ним, сэр Муртас.

Он упер руки в боки, по его лицу блуждала издевательская улыбка.

— Неужели? — в один голос воскликнули принц и принцесса.

— Никаких проблем, он просто невежа. Представьте себе, у него даже имеется наставник. Когда я в первый раз увидел сэра Адриана, именно так зовут нашего олуха, он учился принимать ванну. Вы можете себе представить? Бедняга даже мыться не умеет.

— Ах, как это печально, — вздохнула принцесса, обмахиваясь веером.

— Согласен с вами полностью. Он так и не смог разобраться в этой премудрости и даже бросил полотенце в сэра Элгара!

— Значит, такое грубое поведение для него обычное дело? — спросила принцесса.

— Послушайте, я… — попытался вставить слово Адриан, но его снова перебили:

— Умоляю вас, будьте осторожны, леди Беатрис, — с притворным испугом сказал сэр Муртас. — Вы вогнали этого недотепу в краску, как бы он не начал отплевываться. Если он действительно такой дикарь, каким выглядит, кто знает, на какие мерзости он способен? Готов биться об заклад, что он сейчас начнет брызгать слюной от злости.

Адриан с угрожающим видом шагнул к сэру Муртасу, но в этот момент к ним летящим шагом приблизился Нимбус.

— Принцесса Беатрис, принц Рудольф, сэр Муртас, — учтиво произнес он, ловко кланяясь, — позвольте мне выразить уверенность в том, что настоящие празднества оставят в вашей памяти самые приятные воспоминания.

Трое аристократов одновременно повернулись к наставнику Адриана, который снова согнулся в изящном поклоне с разведенными в стороны руками, на его лице сияла радостная улыбка.

— Я вижу, что ваши высочества уже познакомились с нашим благородным гостем, сэром Адрианом. Я уверен, он умолчал о том, что получил рыцарское звание на поле брани, для этого он слишком скромен. Как жаль, ведь это удивительная история. Принц Рудольф, я знаю, вы с удовольствием ее выслушаете, а в ответ поведаете нам о ваших собственных героических подвигах в пылу сражений. Ах, извините, я запамятовал, что вам так и не довелось участвовать в настоящих битвах.

Принц застыл на месте с видом оскорбленной невинности.

— А вы, сэр Муртас, теперь я припоминаю… Пожалуйста, расскажите нам, где были вы, когда императорские армии сражались с мятежниками не щадя живота своего? Несомненно, вам есть что поведать о ваших деяниях в прошлом году, когда другие добрые рыцари защищали честь нашей императрицы.

Муртас открыл рот, чтобы возразить, однако Нимбус уже успел повернуться к принцессе Беатрис:

— Миледи, вам не следует принимать так близко к сердцу рассеянность сэра Адриана. Нет ничего удивительного в том, что он не ответил на ваш вопрос. Ведь ему, как и всем нам, известно, что ни одна благородная дама никогда не обратится первой к незнакомцу, как это принято у простолюдинок с улицы красных фонарей.

Трое вельмож, утратив от удивления дар речи, растерянно уставились на Нимбуса.

— Если вы все еще ищете свое место, сэр Адриан, то вам сюда, — сказал Нимбус и, деликатно взяв его за руку, повел за собой, но успел при этом обернуться и еще раз пожелать ошеломленным аристократам чудесного Праздника зимы. После чего подвел Адриана к его пустующему стулу в конце стола.

— Ничего себе, — восхищенно пробормотал Адриан. — Вы только что назвали этих задавак трусами, а принцессу шлюхой.

— Да, но в чрезвычайно вежливой форме, — заметил Нимбус и весело подмигнул Адриану. — А теперь постарайтесь больше не попадать в неприятные истории. Сидите и улыбайтесь. Мне нужно идти.

Нимбус двинулся сквозь толпу, то и дело приветственно помахивая рукой разным людям.

И вновь Адриан почувствовал себя невероятно уязвимым, брошенным на произвол судьбы. Он оглянулся и увидел, что принцесса и Муртас показывают на него и смеются. Потом заметил, что за ним наблюдают двое мужчин, стоявших неподалеку. Сложив руки на груди, они стояли, прислонившись спиной к украшенной красными лентами колонне. Сразу бросалось в глаза то обстоятельство, что только у них на поясе висели мечи. Адриан узнал обоих, так как видел уже не раз. Они всегда держались в тени, в противоположном углу комнаты, это были две его неотступные тени.

Адриан отвернулся и неспешно уселся на свой стул. Поправляя одежду, он постарался вспомнить все, чему учил Нимбус: сидеть прямо, не суетиться, постоянно улыбаться, не начинать разговора самому, не пробовать ничего незнакомого и не смотреть в глаза людям, которые к нему не обращаются. Если придется с кем-то познакомиться, следует кланяться и избегать рукопожатий с мужчинами. Если дама протягивает руку, он должен взять ее и мимолетно поцеловать тыльную сторону ладони. Нимбус посоветовал ему заготовить несколько предлогов, чтобы не участвовать в разговорах. Кроме того, лучше держаться подальше от групп, состоящих более чем из двух человек. Но самое главное, он должен выглядеть спокойным и расслабленным и не привлекать к себе внимания.

В передней части зала менестрели играли на лютнях, но Адриана отделяло от них море людей, перемещавшихся в соответствии с непонятными ему течениями. То и дело раздавался фальшивый, неискренний смех. Гости обменивались язвительными замечаниями. У дам это получалось гораздо лучше, чем у мужчин.

— О, моя дорогая, я просто влюбилась в ваше платье! — раздался женский голос, высокий и мелодичный. — Оно такое простенькое, полагаю, это делает его невероятно удобным. А вот в моем, отделанном столь сложной вышивкой, невозможно сидеть.

— Я уверена, что так и есть, — ответила другая дама. — Но неудобство совсем небольшая жертва, если платье благодаря слишком свободному крою мастерски скрывает недостатки фигуры.

От попыток уследить за финтами, выпадами, защитой и ответными ударами у Адриана разболелась голова. Стоило закрыть глаза, как у него возникало ощущение, будто он слышит, как звенят скрестившиеся клинки. Он с удовлетворением отметил, что принцесса Беатрис, принц Рудольф и сэр Муртас сидят за другим столом. Между тем на противоположной от Адриана стороне стола занял место мужчина в простом монашеском одеянии. Он казался здесь лишним еще в большей степени, чем сам Адриан, и они молча кивнули друг другу. Однако соседние с Адрианом стулья оставались свободными.

В конце зала возвышался массивный трон. Перед ним, поперек помещения, был установлен главный стол, посреди которого сидел Этельред. Справа и слева от него расположились короли и королевы, а в самом конце стола заняли свои места Нимбус и Амилия. Одетая в ослепительно-голубое платье, она сидела тихо, слегка наклонив голову.

Музыка смолкла.

— Милостивые государи и государыни, прошу внимания! — крикнул толстый придворный в ярко-желтом одеянии и стукнул в пол жезлом с бронзовым наконечником. По залу прокатилось эхо удара, разговоры быстро стихли. — Пожалуйста, займите свои места. Провозглашаю начало пира.

Раздался звук отодвигаемых стульев, это дворяне Аврина занимали свои места за столами. Слева от монаха уселся крупный мужчина с седой бородой. Справа от него сидел не кто иной, как сэр Бректон, одетый в светло-синий камзол. Его сходство с Уэсли не вызывало сомнений. Рыцарь встал и с широкой улыбкой поклонился тучной женщине, которая опустилась на стул слева от Адриана, и он с радостью узнал Женевьеву Харгрейв Рошелльскую.

— Прошу меня простить, достопочтенный сэр, — сказала она, устраиваясь удобнее. — Очевидно, они собирались посадить сюда хрупкую юную принцессу, а не герцогиню в возрасте! Я уверена, что вы тоже на это рассчитывали. — Она подмигнула Адриану.

Адриан понял, что все ждут от него ответа, и решил не рисковать:

— Я рассчитывал только на то, что ничего на себя не опрокину, — сказал он с притворным раскаянием. — Ни о чем другом даже думать не смею.

— О, дорогой, значит, это происходит с вами в первый раз… — Она посмотрела на рыцаря, сидевшего на противоположной стороне стола. — Осмелюсь предположить, сэр Бректон, что сегодня вечером у вас будет соперник.

— Что вы имеете в виду, миледи? — спросил он.

— Этот человек наделен не меньшей скромностью, чем вы.

— В таком случае для меня честь находиться с ним за столом, но еще больше радует возможность видеть вас.

— Мне жаль всех присутствующих здесь принцесс, ведь не вызывает сомнений, что мне повезло больше остальных дам, поскольку я оказалась за одним столом с вами. Как прикажете к вам обращаться, сэр? — спросила она у Адриана.

Все еще сидевший Адриан осознал, что совершил ошибку, ему следовало встать, как это сделал сэр Бректон, когда появилась Джинни. Он неловко поднялся на ноги и поклонился.

— Сэр Адриан, миледи, — сказал он, ожидая увидеть протянутую руку.

Но когда герцогиня протянула ему руку, он почувствовал себя глупо, однако запечатлел легкий поцелуй на тыльной стороне ее ладони. Он был уверен, что его угловатость вызовет всеобщий смех, но ничего подобного не произошло.

— А я Женевьева, герцогиня Рошелльская.

— Приятно познакомиться, — поклонился Адриан.

— Вы, конечно, знаете сэра Бректона.

— Лично мы не знакомы.

— Он военачальник Северной имперской армии и фаворит предстоящего турнира.

— Кто считает его фаворитом, миледи? — спросил сэр Элгар, отодвигая стоявший рядом с сэром Бректоном стул и усаживаясь с элегантностью слона. — Я уверен, что в этом году я более чем когда-либо могу рассчитывать на благосклонность Марибора.

— Вы имеете полное право так думать, сэр Элгар, но лично я подозреваю, что ваше бахвальство намного превосходит ваше умение держаться в седле, и это после долгих лет бесконечных упражнений в верховой езде, — ответила герцогиня, заставив монаха рассмеяться.

— Со всем уважением, ваше высочество, — с холодной серьезностью заговорил сэр Бректон, — но сэр Элгар совершенно прав, только Марибор решит, кто станет победителем турнира, а сейчас никто не может сказать наверное, кому он на самом деле благоволит.

— Я не нуждаюсь в вашем одобрении и не намерен служить пьедесталом ваших добродетелей, — раздраженно возразил сэр Элгар. — Вы не монах, а посему прошу избавить нас от ваших благочестивых наставлений.

— Не стоит так поспешно отвергать одобрение или наставления монаха, — негромко произнес мужчина в монашеском одеянии, — ибо через него небеса могут сообщать мирянам свою волю, не так ли?

— Прошу меня простить, святой отец. Я ничего не имел против вас, а лишь порицал далекого от церкви будущего затворника.

— Всякий раз, когда звучит слово Марибора, я умоляю вас к нему прислушаться, — произнес низкорослый мужчина с грушеобразной фигурой, усаживаясь на свободное место рядом с герцогиней. Он поцеловал ее в щеку и назвал дражайшей Женевьевой. Адриан никогда прежде не встречал Леопольда, герцога Рошелльского, но сразу понял, кто он такой, благодаря рассказам Альберта. Сэру Гилберту досталось место рядом с Элгаром.

Пока еще никто не сел справа от Адриана, и он надеялся, что так и будет до конца пира. С одной стороны его фланг защищала герцогиня, и ему оставалось опасаться лишь фронтальной атаки. Пока Адриан размышлял на эту тему, появилось еще одно дружеское лицо.

— Всем удачного Праздника зимы! — приветствовал всех собравшихся за столом Альберт Уинслоу.

Его изящный поклон вызвал у Адриана приступ белой зависти. Он не сомневался, что Альберт его заметил, но виконт ничем не показал, что они знакомы.

— Альберт! — просияв, воскликнула герцогиня. — Как замечательно, что вы оказались за нашим столом.

— Леди Женевьева, герцог Леопольд, — склонил голову в едва заметном поклоне виконт, — почту за честь отобедать в обществе столь именитых особ. Я и помыслить не мог, что столь высоко вознесся в списке гостей ее величества.

Альберт подошел к Джинни, поклонился и с безупречной элегантностью поцеловал ее руку.

— Позвольте мне представить вам сэра Адриана, — сказала она. — Он кажется мне чудесным человеком.

— В самом деле? — спросил Альберт. — К тому же он, сдается мне, рыцарь?

— В этом нам еще предстоит убедиться, — заявил Элгар. — Он ставит сэр перед своим именем, но я не слышал о нем прежде. Надеюсь, хоть кому-то из присутствующих что-нибудь о нем известно?

— Благородный человек никогда не станет плохо отзываться о ком-либо до того, как тот предоставит к тому достаточный повод, — вмешался сэр Бректон. — Не сомневаюсь, что вам, сэр Элгар, как истинному рыцарю, это хорошо известно.

— И вновь повторю, мне не нужны ваши наставления. Я хочу знать, откуда родом сэр Адриан и как он получил свои шпоры.

Взоры всех сидевших за столом обратились на Адриана.

Стараясь сохранять полнейшую невозмутимость, он попытался припомнить все, чему его учили.

— Я из… Бармора. В рыцари меня посвятил лорд Дермонт за участие в битве под Ратибором.

— Неужели? — сладким голосом спросил сэр Гилберт. — Лично я ничего не слышал о победе в сражении при Ратиборе. Насколько мне известно, оно проиграно, а лорд Дермонт убит. И за это вас произвели в рыцари? Умоляю, расскажите, как его светлость возвел вас в столь высокое звание? Быть может, его дух слетел с небес, ударил вас по плечу призрачным мечом и сказал: «Встаньте, добрый рыцарь, и проиграйте новые сражения для империи, императрицы и нашего господа Марибора?»

Адриан почувствовал, что внутри у него все оборвалось. Альберт бросил на него напряженный взгляд и едва заметно пожал плечами, давая знать, что ничем не может ему помочь. Даже герцогиня на сей раз сочла за лучшее промолчать и не вмешиваться в полемику. Обстановку разрядило появление регента Сальдура.

— Добрый вечер, дамы и господа, — произнес он, опуская руку на плечо Адриана.

Сальдура сопровождал Арчибальд Баллентайн, граф Чедвик, занявший место справа от Адриана. Все сидевшие за столом почтительно поклонились регенту.

— Я как раз хотел показать графу его место и случайно услышал ваши вопросы, обращенные к сэру Адриану. Дело в том, что сама императрица настояла на том, чтобы он участвовал в празднике. И я с радостью позволю себе ответить на благородный вопрос сэра Гилберта. Вы не возражаете, сэр Адриан?

— Конечно, — холодно ответил он.

— Благодарю вас, — сказал Сальдур и откашлялся. — Сэр Гилберт прав, в тот день лорд Дермонт погиб, но рассказы его ближайших друзей позволили нам узнать, как это произошло. Три дня непрерывно шли дожди, что сделало кавалерийскую атаку невозможной, а серьезное численное превосходство патриотов убедило лорда Дермонта в безнадежности положения. Охваченный горем, он скрылся в своей палатке. Когда патриоты пошли в наступление, оставшаяся без своего военачальника имперская армия дрогнула. Именно тогда сэр Адриан, на тот момент капитан Адриан из пятого кавалерийского полка, сумел восстановить прорванный строй. Капитан Адриан поднял с земли упавшее знамя и грудью встретил неприятеля. Сначала за ним последовала лишь горстка солдат, только те воины, что служили вместе с ним, ответили на его призыв, ведь они хорошо знали о его храбрости. Не обращая внимания на то, что их совсем мало, капитан Адриан призвал на помощь Марибора и повел за собой солдат в контратаку.

Адриан не знал, куда деваться от смущения. Потупив взгляд, он машинально принялся крутить непослушную пуговицу камзола, в то время как все остальные завороженно слушали регента.

— И хотя это было настоящим самоубийством, капитан Адриан выехал во главе своих солдат на заболоченное поле. Из-под копыт его коня во все стороны летела грязь, но когда он поскакал вперед по раскисшему полю, на небе появилась радуга. Капитан Адриан нанес удар в самую сердцевину вражеского войска, не думая о собственной безопасности.

Голос Сальдура становился все громче и убедительнее. Казалось, будто он произносит проповедь в церкви. Многие дворяне поворачивали головы в их сторону и прислушивались.

— Отважная контратака вызвала замешательство в рядах неприятельской пехоты, она в страхе отступила. Капитан Адриан прорвал боевые порядки патриотов и оказался среди врагов, но тут его скакун споткнулся и упал. Однако капитан Адриан поднялся на ноги и пошел вперед со щитом и мечом в руках, разя клинком направо и налево и повторяя имя императрицы: «Модина! Модина! Модина Новронская!»

Сальдур замолчал, и когда Адриан оторвал взгляд от стола, он увидел, что взоры всех присутствующих устремлены на него и регента Сальдура.

— Наконец, остальные солдаты, которым стало стыдно за свою опешалость, тоже перешли в наступление, ибо отвага одинокого капитана не осталась напрасной. Они воззвали к Марибору с мольбой о прощении, взялись за оружие и устремились в атаку. Но еще до того, как подоспела помощь, Адриан был ранен и упал в грязь. Его люди вынесли своего капитана с поля боя и доставили в палатку лорда Дермонта. Они рассказали о храбрости Адриана, и тогда лорд Дермонт поклялся именем Марибора вознаградить по достоинству жертву Адриана. Он заявил о своем намерении посвятить отважного капитана в рыцари. «Нет, милорд! — воскликнул истекавший кровью Адриан. — Не следует посвящать меня в рыцари, я этого недостоин. Я потерпел поражение». И тогда лорд Дермонт возвысил свой клинок и все слышали, как он сказал: «Ты более достоин звания доблестного рыцаря, чем я звания мужчины!» И с этими словами лорд Дермонт посвятил Адриана в рыцари.

— О боже! — восхитилась герцогиня.

Теперь, когда все смотрели только на Адриана, его бросило в пот. Он пришел в полное замешательство и был еще более сконфужен, чем когда сэр Элгар вынудил его обнажиться и прервать купание.

— Лорд Дермонт приказал подвести себе коня и поблагодарил сэра Адриана за то, что тот помог ему спасти свою честь в глазах Марибора. Он повел свою армию в бой, но в этом сражении большая часть его свиты и он сам пали под копьями патриотов. Сэр Адриан, несмотря на свои раны, жаждал к ним присоединиться, однако потерял сознание до того, как вернулся на поле брани. После победы патриоты сочли его мертвым, и лишь провидение сохранило ему жизнь. Он очнулся в луже грязи, изнемогая от жажды и голода, дополз до леса, где наткнулся на небольшую хижину. Там им озаботился некий таинственный незнакомец, который накормил его и перевязал раны. Шесть дней сэр Адриан набирался сил, а на седьмой день его спаситель привел лошадь и предложил сэру Адриану отправиться на ней в Аквесту и предстать перед двором. Как только он передал поводья сэру Адриану, раздался удар грома, и с голубого неба упало одинокое белое перо. Незнакомец поймал его до того, как оно коснулось земли, и на его лице расцвела счастливая улыбка. А в следующее мгновение он исчез.

Регент на мгновение умолк и окинул торжествующим взглядом соседние столы. Теперь чуть ли не все пирующие смотрели в их сторону.

— Дамы и господа, — продолжил свою речь Сальдур, — я должен признаться, что за два дня до появления сэра Адриана ко мне подошла императрица и сказала: «Рыцарь на белой лошади приедет во дворец. Примите его и воздайте почести, потому что он будет самым великим рыцарем империи». С тех пор сэр Адриан находился во дворце и приходил в себя после ранений. Сегодня он окончательно выздоровел и сидит среди нас. А теперь прошу меня извинить, я должен занять свое место, ведь сейчас начнется пир.

Сальдур отвесил общий поклон и направился к своему столу. Некоторое время все молчали, не сводя с Адриана удивленных глаз. Альберт даже приоткрыл рот от изумления.

Наконец герцогиня сумела найти слова, выразившие общее настроение:

— Сэр Адриан, воистину вы удивительный человек с душою, полной сюрпризов!

То, как подали обед, оказалось для Адриана полнейшей неожиданностью. Пятьдесят слуг, демонстрируя удивительную выучку и слаженность движений, предлагали гостям экзотические, самым изощренным образом приготовленные блюда. На двух огромных блюдах возлежали павлины, обложенные кусками сочного мяса. Один смотрел вверх так, словно был чем-то несказанно удивлен. Второй, казалось, спал, засунув голову под крыло. На других подносах красовались тушки уток, гусей, перепелок, диких голубей и куропаток… Белоснежный лебедь-трубач так широко раскинул крылья, будто собирался взлететь… Из посыпанного смесью приправ, орехов и ягод желе выступали куски постной оленины, кабанятины, мраморной говядины… Все столы были заставлены блюдами с семью видами рыбы, устрицами в миндальном молоке, треугольниками сыра, грудами пирогов с мясом, пирожных с заварным кремом, сдобренного медом печенья, масляных пирожных, а также кусками черного и белого хлеба. Лакеи с множеством помощников разносили вино, пиво, эль и мед.

Адриан так растерялся, что у него из головы вылетели все наставления Нимбуса о поведении за столом. Список правил был бесконечным, но Адриану удалось вспомнить всего лишь два из них, что не следует сморкаться в скатерть и ковырять ножом в зубах. Однако вскоре после того как гости вслед за Сальдуром вознесли молитву Марибору и принялись с аппетитом поглощать расставленные на столах яства, Адриан постепенно успокоился. Эти аристократы бросились сворачивать птицам головы и выламывать окорока из свиных туш с таким воодушевлением, что на скатерти во все стороны полетели капли жира и ошметки мяса. Каждый из этих вельмож старался перепробовать как можно больше блюд, чтобы впоследствии иметь возможность обсудить их достоинства на каком-нибудь великосветском приеме или аудиенции.

Большую часть жизни Адриан пробавлялся похлебкой из овощей, черным хлебом, твердым сыром, соленой рыбой и темным элем. Стоявшие перед ним яства позволяли ему расширить свои жалкие представления о кулинарии. Для начала он отведал мяса павлина, которое, вопреки удивительной красоте птицы, оказалось далеко не таким сочным, как он рассчитывал. Оленина с дымком и легким привкусом пекана показалась просто великолепной. Но больше всего Адриану понравились печеные яблоки с корицей. Как только гости приступили к еде, все разговоры прекратились, и только одинокий голос певца и звуки лютни витали над головами жующих людей:

Долгими летними днями Долгую песню пою, В сердце с мечтой о свиданье Память о вас сохраню…

Мелодия была красивой и неожиданно навязчивой, но она отлично дополняла великолепие огромного зала, залитого сиянием каминов и свечей. После захода солнца окна, казалось, превратились в черные зеркала, и настроение стало более душевным. Умиротворенный едой, напитками и музыкой, Адриан забыл о своих тревогах и начал получать удовольствие, пока граф Чедвик не вернул его к реальности.

— Вы намерены участвовать в турнире? — спросил он.

По голосу и остекленевшим глазам Арчибальда Баллентайна Адриан понял, что тот начал прикладываться к кубку задолго до начала пира.

— О да, да, сэр… Я хотел сказать — ваше сиятельство.

— В таком случае вы можете сразиться с моим чемпионом, сэром Бректоном. — И он нетвердой рукой показал на своего вассала. — Он также участвует в турнире.

— Тогда у меня едва ли будут шансы на победу.

— Разумеется, шансов не будет, — заявил граф, — но вы должны постараться изо всех сил. Ведь там будут зрители, которые придут, чтобы получить удовольствие от схватки. — Граф наклонился к Адриану и доверительно произнес: — А теперь скажите мне честно, Сальдур рассказал правду?

— Не смею оспаривать слово регента, — уклончиво ответил Адриан.

Арчибальд пьяно расхохотался.

— Думаю, вы хотели сказать «не доверяю ни единому слову регента». Вам известно, что он обещал мне отдать Меленгар, а потом просто… — Граф попытался щелкнуть пальцами. — Вот так… — Он предпринял еще одну попытку. — Вот так… — У него ничего не вышло и в третий раз. — Ну, вы понимаете, что я имею в виду. Они забрали то, что было мне твердо обещано. Вот почему я настроен скептически. А то, что императрица вас ждала, это правда?

— Понятия не имею, милорд. Откуда мне знать?

— Так вы ее не встречали? Я имел в виду императрицу?

Адриан вспомнил юную девушку по имени Трейс, но ответил не сразу:

— Нет, я никогда не встречал императрицу. Кстати, а разве она не должна присутствовать на пиру?

Граф недовольно нахмурился:

— Трон пустует, потому что императрица никогда не обедает на людях. Честно говоря, я прожил во дворце полгода и видел ее всего три раза, один раз в тронном зале, потом, когда она обращалась к народу, и еще однажды, я… В общем, она никогда не покидает своей комнаты. Иногда мне кажется, что регенты сделали ее своей пленницей. Мне бы следовало ее похитить, бедную девушку надо освободить.

Арчибальд выпрямился на стуле и пробормотал, обращаясь скорее к самому себе, чем к Адриану:

— Я знаю, что следует сделать, а вот и человек, с которым мне нужно поговорить. — Он схватил со стола грецкий орех и запустил им в Альберта.

— Виконт Уинслоу, — громко обратился к нему Арчибальд, — мы с вами довольно давно не виделись.

— Вы правы, милорд. Прошло немало времени.

— Вы все еще поддерживаете связь с теми двумя ночными призраками? Ну, вы понимаете, я о волшебниках, по мановению рук которых исчезают письма и которые умеют спасать обреченных принцесс из тюремных башен?

— Сожалею, милорд, но после того, как они поступили с вами, я прервал с ними все отношения.

— Да, они поступили со мной… — Граф смолк, глядя в свой кубок. — Да, они положили голову Браги мне на колени, пока я спал, ни больше ни меньше! Вы об этом знали? Можете себе представить, что я испытал, когда проснулся. — Он принялся бормотать себе под нос что-то невразумительное.

Адриан прикусил язык.

— Мне об этом ничего не известно. Примите мои искренние извинения, — с искренним удивлением сказал Альберт.

Однако граф ничего не заметил, он закинул голову назад, чтобы сделать очередной глоток вина. Появились новые музыканты, и зазвучала мелодия модного танца. Многие мужчины, в том числе Гилберт и Элгар, подали руку дамам и повели их танцевать. Адриан танцевать не умел. Нимбус даже не пытался его учить. Герцог и герцогиня Рошелльская присоединились к танцующим. Между Адрианом и Альбертом образовалось свободное пространство.

— Значит, вы и есть сэр Адриан? — спросил виконт, перебираясь на освободившееся место леди Женевьевы. — Вы впервые на таком пиру?

— Совершенно верно.

— Дворец огромен и имеет впечатляющую историю. Я уверен, что у вас не было возможности ее изучить, пока вы поправлялись после ранений. Если вы не собираетесь танцевать, я буду рад вам его показать. На втором этаже есть замечательные картины и изысканные фрески.

Адриан посмотрел на пирующих вельмож, многие из которых продолжали на него с интересом поглядывать.

— Уверен, что так и есть, ваше сиятельство, — сказал он твердым голосом, — но полагаю, что покинуть пир так рано будет невежливо. Регенты могут плохо обо мне подумать. — Он кивнул в сторону стола, за которым сидели Сальдур и Этельред. — Мне бы не хотелось вызвать их неудовольствие в самом начале празднеств.

— Я вас прекрасно понимаю. Вам удалось найти во дворце достойные покои?

— Да, с этим все хорошо. У меня отдельная комната в крыле, где живут рыцари. Регент Сальдур проявил по отношению ко мне удивительную щедрость, и я полностью удовлетворен своими покоями.

— Но вы недовольны чем-то другим?

— На самом деле у меня нет никаких жалоб, — ответил Адриан, тщательно подбирая слова. — Меня лишь беспокоит выступление на турнире. Мне предстоит участвовать в поединках со знаменитыми рыцарями, такими, как сэр Бректон. Я хочу показать на турнире, на что способен. Очень важные люди будут внимательно наблюдать за его исходом.

— Вам не следует беспокоиться, — заметил Бректон. — Если вы следуете рыцарскому кодексу, Марибор укажет вам путь. То, что думают другие, не имеет значения на поле сражения. Правда есть правда, и только вам известно, насколько ваша жизнь соотносится с кодексом чести. Вот источник вашей силы или слабости.

— Благодарю вас за добрые слова, сэр, но я защищаю не только свои интересы. Успех или неуспех в этом турнире изменит судьбы тех, о ком я тревожусь. Я имею в виду моих людей.

Альберт одобрительно кивнул. Сэр Бректон наклонился вперед и спросил:

— Вас тревожит доброе имя оруженосцев и грумов?

— Они дороги мне, как семья, — ответил Адриан.

— Это достойно восхищения. Не могу сказать, что встречал рыцаря, который так беспокоился бы о тех, кто ему служит.

— Если уж быть честным до конца, я принимаю участие в турнире только ради них. Я очень надеюсь, что не обесчещу себя, ведь многие из них не всегда способны правильно оценить происходящее и склонны к поспешным выводам, как правило, когда речь идет обо мне. Тем не менее сейчас я надеюсь, что они смогут насладиться праздником.

Альберт еще раз кивнул и опустошил свой кубок. Баллентайн последовал его примеру. Он сделал большой глоток, громко рыгнул, поставил локти на стол и подпер голову ладонями. «Кажется, граф сейчас заснет», — подумалось Адриану.

Монах и седобородый мужчина пожелали всем спокойной ночи и ушли, рассуждая об истинной природе встреченного Адрианом в лесу человека, скрытом значении рассказанной Сальдуром истории и ее связи с легендой о Кайле.

— Что ж, я получил удовольствие, обедая в вашем обществе, — сказал Альберт, поднимаясь на ноги. — Я не привык к таким пиршествам, к тому же вино ударило мне в голову. Боюсь стать посмешищем, если останусь, поэтому позволю себе откланяться.

Оба рыцаря пожелали ему спокойной ночи, и Альберт ушел, не оглядываясь. Теперь, когда за их столом не осталось других собеседников, кроме дремавшего Баллентайна, Адриан повернулся к Бректону и спросил:

— Ваш отец сидит где-то в другом месте, или он не захотел участвовать в этом пире?

Бректон, все внимание которого было в этот момент сосредоточено на тех, кто сидел за столом регентов, ответил не сразу:

— Мой отец отказался присутствовать на пиру. Если бы не требование моего лорда, — он показал на графа, который никак не отреагировал на слова рыцаря, — я бы также остался в своих покоях. У нас не самое подходящее настроение для праздников. Мы совсем недавно узнали, что мой младший брат Уэсли погиб на службе императрицы.

— Сожалею о вашей потере, — печально сказал Адриан. — Уверен, что он с честью ушел из этой жизни.

— Благодарю вас, но смерть на службе дело обычное. Для нас было бы большим утешением узнать обстоятельства его гибели. Он умер вдали от дома. Уэсли служил на борту «Изумрудной бури», пропавшей в море. — Бректон встал. — Прошу меня извинить. Пожалуй, мне пора.

— Конечно, доброго вам вечера.

Адриан долго смотрел вслед постепенно удалявшемуся Бректону. У рыцаря была такая же походка, как и у его покойного брата, и Адриану пришлось себе напомнить, что у него нет выбора. Пусть даже он всем сердцем сочувствовал этому доблестному воину, но две жизни всегда будут стоить дороже, чем одна. Бректон был солдатом, и, как он сам справедливо заметил, смерть на службе — дело обыкновенное. Но эти рассуждения не избавляли Адриана от укоров совести.

И тут Баллентайн уронил голову на загудевший от удара стол. Адриан печально вздохнул. Как рыцарство, так и пир вельмож на поверку оказались далеко не такими блистательными, как он ожидал.

Глава 11 РЫЦАРСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ

Альберт Уинслоу, плотно запахнувшись в тяжелый плащ и опустив капюшон, быстрым шагом направился к постоялому двору «Бейли». Идти пришлось через всю Аквесту. Он пожалел, что не надел сапоги, его туфли с застежками постоянно скользили по обледеневшей мостовой. Можно было воспользоваться каретой. Около дворца стояло несколько карет, но, когда идешь пешком, гораздо легче заметить слежку. Альберт в очередной раз оглянулся и обнаружил, что улица пуста.

К тому времени, когда он добрался до постоялого двора «Бейли», огонь в камине общего зала уже почти погас. Около него дремал в кресле пожилой мужчина с кубком бренди на коленях. Удивительно, как это он его не опрокинул. Альберт быстро пересек зал и по лестнице поднялся в свою комнату. Он решил, что напишет записку, оставит ее на столе и вернется во дворец. Вставляя ключ в замочную скважину, он начал мысленно составлять текст.

«Как мне объяснить то, что я видел собственными глазами?» — подумал он.

Альберт ожидал, что войдет в темную холодную комнату, но на столе горели свечи, а в камине весело потрескивал огонь. На его постели — прямо в сапогах — лежал гном.

— Кого я вижу? Магнус! — воскликнул Альберт и вздрогнул, когда дверь за ним захлопнулась.

Альберт резко обернулся и увидел у себя за спиной Ройса.

— Тебе следует запирать дверь перед уходом, — наставительным тоном произнес вор.

— Я выше подобных предрассудков, — насмешливо возразил Альберт. — Когда вы вернулись?

— Не настолько давно, чтобы успеть отдохнуть, — проворчал Магнус. — Он спешил, будто за нами гналась свора псов, так хотелось поскорее сюда добраться.

— Аккуратнее с сапогами, — буркнул Альберт, сбрасывая ноги гнома с постели.

— Что случилось с Адрианом? — спросил Ройс, не снимая с головы капюшона.

Когда Ройс познакомился с Альбертом, тот был пьяницей и жил в крестьянском амбаре на окраине Колноры. Ему приходилось продавать одежду, чтобы купить ром, и в конце концов у него осталась только ночная рубашка и старое тряпье. Жалуясь на судьбу и расточительного отца-вельможу, он попытался всучить Ройсу и Адриану свою шелковую ночную рубашку за пять медяков. Ройс предложил кое-что получше. Рийрия нуждались в аристократе со связями среди богачей и дворян, респектабельном посреднике, который мог бы предложить им услуги сомнительного свойства. Они отмыли его, купили новую одежду и все атрибуты успеха, необходимые виконту. Ройс и Адриан вернули ему чувство достоинства, и Альберт снова стал дворянином. С тех пор он считал Ройса своим другом, но когда тот начинал говорить с ним резким тоном и властным голосом, к тому же не снимая капюшона, ему становилось не по себе.

— Ну, — нетерпеливо спросил Ройс, подходя ближе и заставляя Альберта сделать шаг назад. — Он в тюрьме? Они его не…

— Что? Нет! — Альберт отрицательно покачал головой. — Я уверен, что ты мне не поверишь. Я только что с пира вельмож, грандиозного приема, который открывает Праздник зимы. Кого там только не было — короли, епископы, рыцари…

— Ближе к делу, Альберт.

— А я говорю только по делу. Там был Адриан.

Альберт заметил, как сжались в кулаки руки Ройса.

— Что они с ним делают?

— О нет, ничего плохого, его накормили и сделали рыцарем, Ройс, рыцарем империи. Ты бы видел, как он был одет.

При этих словах даже гном сел.

— Что? Перестань молоть чепуху, ты спятил…

— Клянусь, это правда! К нам даже подошел регент Сальдур и рассказал всем безумную историю о том, как Адриан сражался с имперцами в битве при Ратиборе и как его произвели в рыцари. Ты можешь в такое поверить?

— Нет, не могу. Ты снова начал пить?

— Я выпил совсем немного. Клянусь, я трезв, — заверил Ройса Альберт.

— Но зачем им все это? Тебе удалось к нему подобраться? Что он говорит?

— Он не мог говорить свободно и намекнул, что за ним следят. Однако я понял, что он собирается участвовать в турнире. Складывается впечатление, что регенты вынудили Адриана заключить с ними какую-то сделку.

— В рыцарском турнире?

— Да. И он ясно дал понять, что нам не следует вмешиваться.

— Я не понимаю.

— Что ж, значит, нас уже двое.

— Я чувствую себя смешной, — шепнула Амилия Нимбусу и отодвинула от себя тарелку.

На нее смотрели сто двадцать три пары глаз. Она знала точное число присутствующих, знала, какие правители приехали с женами, а кто пришел на пир с куртизанками. Она знала, кто боится сквозняков, а кто не любит сидеть у пылающего камина. Она знала, кто из принцев отказался сесть рядом с некими графинями. Она знала, кто обладает властью, а кто лишь марионетка в чужих руках. Она знала о странностях и слабостях присутствующих, об их склонностях и страхах, все имена и титулы, но никого из них не видела раньше.

Они были послушными, как листки пергамента, но теперь все — все до единого — смотрели на нее. Нет, они не просто смотрели, на их лицах застыло выражение злобы и презрения. Она читала в глазах раздражение и прекрасно понимала, о чем они сейчас думают: «Как удалось бедной дочери каретного мастера оказаться за императорским столом?»

Амилия чувствовала себя так, словно сто двадцать три волка скалят, глядя на нее, острые зубы.

— Вы так красивы, — сказал Нимбус, постукивая пальцами по столу в ритме паваны[3].

Ее наставник словно не чувствовал волн ненависти, которые на них накатывали. Амилия вздохнула. Ей ничего не оставалось, как с достоинством вынести пребывание за этим столом до самого конца. Она сидела с прямой спиной, ей даже пришлось напомнить себе, что нужно дышать, а это не самое простое дело в таком тугом корсете.

Амилия надела платье, подаренное ей утром герцогиней — настоящее произведение искусства из голубого шелка. Лиф украшали ленты, сплетенные в элегантные узлы, изображавшие лебедей. Тесный корсаж делал живот плоским и мерцающим водопадом спускался к широкой юбке при каждом движении Амилии. Глубокий вырез показался ей слишком откровенным, и, к огорчению леди Женевьевы, она повязала шарф, скрывший не только ее грудь, но и ожерелье, которое ей одолжила герцогиня. Чтобы такая же участь не постигла бриллиантовые сережки, герцогиня прислала трех стилистов, и те уложили волосы Амилии так, что они не скрывали ее шеи. Они потратили почти два часа на прическу, потом им на смену пришли две девушки и накрасили ей губы, ресницы, щеки и даже ногти. Прежде Амилия никогда не пользовалась косметикой и уж тем более не выставляла напоказ грудь. Из уважения к герцогине она подчинилась, но продолжала чувствовать себя, как шутиха в буффонаде, разыгрываемой для ста двадцати трех пар глаз.

«Ста двадцати четырех, — мысленно поправила она себя. — В последний момент появился еще один человек».

— Который из них? — спросила она у Нимбуса.

— Кто именно? Сэр Адриан? Я усадил его вон там. Он одет в золото и пурпур. Сальдур выдает его за рыцаря, но я никогда не встречал человека, столь на рыцаря не похожего.

— Он жесток?

— Вовсе нет. Он ведет себя тактично и уважительно даже со слугами, жалуется на жизнь меньше, чем монах, и, хотя я уверен, что он мастерски владеет мечом, Адриан не более склонен к насилию, чем церковная мышь. Он почти не пьет вина, считает миску каши роскошным угощением и встает с рассветом. Нет, он не рыцарь, но в нем есть начатки рыцарственности.

— Его лицо кажется мне знакомым, — сказала Амилия, но никак не могла вспомнить, где видела Адриана. — Так, значит, он сможет стать рыцарем?

— Пока еще рано об этом говорить, — ответил Нимбус. — Надеюсь, он не примется танцевать. Мне не хватило времени его научить, и я думаю, что он не имеет ни малейшего понятия о том, как это делается.

— А вы умеете танцевать? — спросила Амилия.

— Я исключительно талантлив от природы, миледи. Хотите, чтобы я вас обучил танцам?

Она скривилась в едва заметной гримасе отвращения:

— Вот уж не думаю, что мне потребуется уметь еще и это.

— Вы уверены? Разве сэр Бректон не просил у вас права представлять ваши цвета на турнире?

— Только из жалости.

— Из жалости? Вы уверены? Возможно, вам… О боже, что это значит?

Нимбус замолчал, глядя на сэра Муртаса, решительно направлявшегося к их столу. Муртас был в туго стянутом на поясе бордовом камзоле с подложенными плечами, на груди у него поблескивала элегантная золотая цепь. Иными словами, вид у него был впечатляющий. Темные глаза великолепно сочетались с черными волосами, бородку он тщательно подстриг.

— Леди Амилия, позвольте рекомендоваться, сэр Муртас из Альбурна, — сказал он, подавая ей руку.

Она машинально ответила тем же и с недоумением смотрела на его унизаные массивными кольцами пальцы до тех пор, пока он не опустил ее ладонь. Амилия заметила, что сидевший рядом с ней Нимбус непроизвольно напрягся, и ей пришло в голову, что она совершила оплошность. Вот только какую?

— Я буду счастлив, миледи, — продолжал сэр Муртас, — если вы подарите мне следующий танец.

Амилия пришла в ужас. Она сидела в полнейшей неподвижности и молча смотрела в пространство перед собой. Нимбус тут же пришел ей на помощь:

— Полагаю, миледи сейчас не расположена к танцам, сэр Муртас. Возможно, в другой раз вам больше повезет…

Муртас бросил на ее наставника взгляд, полный ненависти, но когда снова повернулся к Амилии, его лицо смягчилось.

— Могу я узнать причину? Если вы плохо себя чувствуете, я могу проводить вас на балкон, где вы подышите свежим воздухом. Если не нравится музыка, я заставлю менестрелей сыграть другую мелодию. Если дело в цвете моего камзола, я с радостью его сменю.

Амилия все еще не могла произнести ни слова, и Муртас перевел взгляд на Нимбуса.

— Быть может, он плохо обо мне отзывался? — подозрительно спросил он.

— Я ни словом о вас не упомянул, — ответил наставник, но его возражения не произвели на рыцаря никакого впечатления.

— Возможно, у нее вызывает отвращение крысиная щетина у тебя на лице! — проревел сэр Элгар, также подходя к их столу. — Или она попросту ждет, когда ее пригласит танцевать настоящий мужчина. Итак, миледи? Вы окажете мне честь? — Огромный рыцарь отодвинул в сторону Муртаса и протянул Амилии руку.

— Я… Мне очень жаль, — произнесла Амилии, к которой, наконец, вернулся дар речи, — но сегодня я не танцую.

Элгар помрачнел, но промолчал.

— Господа, леди Амилия дожидается меня, — заявил сэр Гилберт и решительно выступил вперед. — Простите, миледи, что вам пришлось столь непростительно долго ждать, оставаясь в такой компании.

Амилия покачала головой, встала и поспешно пошла прочь, сама не зная, куда направляется. Она была так смущена и напугана, что ей хотелось только одного: оказаться подальше от всех этих людей. Опасаясь привлечь внимание еще одного рыцаря, она, не глядя по сторонам, устремилась к двери и вдруг наткнулась на сэра Бректона.

— О боже, я… — выдохнула она, поднимая на него глаза. — Я…

— Похоже, у нас это становится традицией, — с улыбкой сказал Бректон.

Амилия пришла в ужас, она чувствовала себя такой неумехой, что расплакалась, и по щекам одна за другой потекли слезинки.

Улыбка Бректона моментально исчезла, он опустился на одно колено и склонил голову в учтивом поклоне:

— Простите меня, миледи. Я глупец. Я сказал не подумав.

— Нет-нет, все хорошо, — начала оправдываться она в еще большем замешательстве, — но я хотела бы вернуться в свою комнату. Мне уже не до пира.

— Как пожелаете. Пожалуйста, возьмите меня под руку, и я вас провожу.

У Амилии уже не осталось сил на сопротивление, она молча взяла рыцаря под руку, и они вместе зашагали по коридору. Когда шум толпы остался у них за спиной, Амилия немного успокоилась. Она убрала руку с локтя сэра Бректона и вытерла слезы.

— Благодарю вас, сэр Бректон, но нет нужды провожать меня до порога. Я уже давно живу во дворце и хорошо его знаю. И могу вас заверить, что здесь не встречаются ни драконы, ни великаны-людоеды.

— Конечно. Еще раз простите меня за самонадеянность. Я так подумал лишь потому…

Амилия благодарно кивнула:

— Я знаю. Просто я переволновалась, потому что не привыкла быть в центре внимания. Несмотря на титул, я все еще простая девушка, а рыцари… Они по-прежнему меня пугают.

Бректон явно опешил от этих признаний и даже сделал шаг назад.

— Я бы никогда не причинил вам вреда, миледи!

— Ну вот, опять. Я чувствую себя такой глупой. — Амилия умоляюще выставила ладони перед собой. — Я не знаю, что значит быть аристократкой. Все, что я говорю, оказывается неправильным, а все, что я делаю или не делаю, ошибкой.

— Уверен, что во всем виноват я, а не вы, — заверил ее Бректон. — Я сам не привык бывать при дворе. Я человек прямой, как и положено простому солдату. Мне остается лишь еще раз попросить прощения и оставить вас в покое. Я вижу, что вызываю у вас ужас.

— Нет-нет, все не так. Вы очень ко мне добры. Дело в других… Я… Вы единственный… — Она беспомощно вздохнула. — Ну хорошо, для меня будет большой честью, если вы меня проводите.

Бректон выпрямился, щелкнул каблуками, поклонился и снова предложил ей руку. Они подошли к лестнице, поднялись на пятый этаж, миновали несколько стражников и подошли к дверям покоев императрицы. Бректон кивнул и улыбнулся Джеральду, который торопливо ему козырнул. Прежде Амилия никогда не видела, чтобы стражник поступал таким образом.

— Вы под надежной защитой, — заметил Бректон.

— Не я… Это покои императрицы. Я всегда ее навещаю перед сном. Честно говоря, вам не следовало сюда приходить.

— В таком случае я ухожу.

Он начал поворачиваться.

— Подождите, — сказала Амилия и коснулась его руки. — Вот. — Она сняла шарф и протянула рыцарю.

Бректон широко улыбнулся.

— Я буду с гордостью носить его на турнире и с честью представлять вас.

Взяв руку Амилии, он нежно поцеловал тыльную сторону ее ладони, поклонился и ушел. Амилия смотрела вслед, пока он, спускаясь по лестнице, не скрылся из виду. Обернувшись, она увидела, что Джеральд смотрит на нее с насмешливой улыбкой, и так выразительно подняла бровь, что стражник перестал улыбаться.

Амилия вошла в покои императрицы. Как всегда, Модина лежала на камне у окна в своей тонкой белой ночной рубашке и казалась мертвой. Так она выглядела почти каждую ночь. Зеркало стояло на том же месте. Модина спала. И все же Амилия боялась, что наступит день, когда… Она отбросила эту мысль.

— Модина… — тихо позвала она, осторожно прикоснувшись к плечу императрицы. — Пойдем, здесь холодно.

Девушка печально посмотрела на нее и кивнула. Амилия уложила ее в постель, укрыла одеялом и поцеловала в лоб перед уходом.

Адриан все еще сидел за пиршественным столом, разминая в руке кусочек свечного воска. Рядом посапывал заснувший граф Баллентайн. Адриан размышлял, как долго ему следует оставаться в опустевшем зале. Хотя двое его ангелов-хранителей недавно сменились на посту, лица у их товарищей были такие же усталые.

Адриан заметил, что сэр Бректон вернулся обратно, но не сел на свое место, а завел разговор с Нимбусом. Некоторое время Адриан наблюдал за ними, но тут его внимание привлекло движение у главного стола. У него сжалось сердце, когда регент Сальдур взял кубок с вином и направился к нему.

— Вы неплохо справились со своей ролью, — одобрительно сказал регент, усаживаясь напротив. — По крайней мере издалека все выглядело вполне прилично. Куратор Гай и лорд Мариус очень высоко о вас отзывались.

— Лорд Мариус? Неужели вы имеете в виду Меррика Мариуса?

— Значит, вы его помните? Он присутствовал на нашей встрече. О, как глупо получилось. Возможно, мы забыли его представить. Мариус сказал, что вы и ваш партнер произвели на него огромное впечатление, выполнив для него одну работу. Судя по всему, это было совсем не просто. Он добавил, что только вам было под силу совершить нечто подобное.

Адриан внутренне подобрался, на скулах у него заиграли желваки.

— Я вот о чем подумал, — продолжал вещать в том же духе Сальдур, — быть может, когда проблема Бректона будет решена, вы все-таки предпочтете службу империи изгнанию в компании Гонта. Я человек практического склада, Адриан, и вижу, какую выгоду мы получим, если вы встанете на нашу сторону. Не сомневаюсь, что вы слышали обо мне и моих деяниях ужасные вещи. Но вы должны понять, что я пытаюсь избавить наш мир от проблем, которые мешают всем, как дворянам, так и обычным людям. Дороги приходят в негодность, и весной почти невозможно никуда попасть из-за грязи. Разбойники грабят путников, мешают развитию торговли и процветанию страны. Города превращаются в выгребные ямы, во многих из них не хватает чистой воды. На севере люди сидят без работы, на юге избыток рабочих рук, повсюду ощущается недостаток продовольствия.

Адриан краем глаза заметил, что Бректон и Нимбус вместе покидают зал. Вскоре Муртас, Элгар и Гилберт допили вино из своих кубков и также направились к выходу.

— У мира людей множество врагов, — продолжал бубнить Сальдур. — Когда мелкие королевства начинают воевать друг с другом, они ослабляют страну своими детскими распрями. Я уже давно пришел к выводу, что ничтожные ссоры между владетельными особами открывают пути для вторжения сильного врага и грозят обернуться для страны катастрофой. Возможно, вы не знаете, что морские гоблины ба ран газель и даккийцы нарушили наши южные границы. Конечно, мы держим это в тайне, лишь немногим известно, насколько серьезно обстоят дела, но вам я скажу больше: им даже удалось захватить Тур Дель Фур.

Адриан бросил на него мрачный взгляд.

— Зачем было приглашать гоблинов, — спросил он, — если вам не нравится их соседство?

Сальдур с любопытством посмотрел на него.

— Я сделал то, что было необходимо. Итак, на чем я остановился? Ах да, не всем удастся сохранить то, что они имеют, если ситуация изменится. Должны быть принесены жертвы. Я пытался действовать разумно, но если нога поражена омертвением и ее невозможно спасти, следует отсечь больной член ради спасения всего тела. Надеюсь, вы понимаете, что это небольшая цена, когда речь идет о столь серьезных последствиях. Я не злой человек, Адриан. Мир вынуждает меня быть жестоким, но не в большей степени, чем отец, который заставляет ребенка проглотить горькое лекарство. Вы ведь меня понимаете?

Сальдур вопросительно посмотрел на Адриана, но тот не счел нужным поддерживать разговор.

— Пир закончился, вы позволите уйти? — холодно спросил он.

Сальдур разочарованно вздохнул и откинулся на спинку стула.

— Да, вы можете идти. Вам нужно больше спать. Турнир начнется через два дня.

Полы в коридорах, ведущих в рыцарское крыло, были усыпаны шишками и яркими гирляндами, оставшимися после праздника. Свернув за угол, Адриан увидел Нимбуса. Он сидел, прислонившись к стене. Туника на нем была порвана, из носа текла кровь. Над ним возвышался Гилберт с кинжалами в руках, на его лице играла глумливая улыбка. В дверном проеме за его спиной Адриан увидел сэра Бректона. Вооруженный одним коротким клинком, он с трудом отбивал атаки Муртаса и Элгара, которые наступали, размахивая мечами и кинжалами.

— О, смотрите, кто присоединился к нашей вечеринке, — сказал Гилберт, заметив приближавшегося быстрым шагом Адриана.

— Как вы считаете, — обратился Адриан к Нимбусу, не сводя глаз с Гилберта, — могут ли братья мои рыцари рассчитывать на благородство с моей стороны?

Между тем Муртас нанес очередной удар мечом, который Бректон ловко парировал своим кинжалом.

— Я считаю, что в этой ситуации кодекс рыцарской чести на них не распространяется, — ответил Нимбус.

— Совершенно верно! — крикнул Бректон. — Они более не могут рассчитывать на благородное обращение.

— Ну, тогда это заметно упрощает дело, — радостно воскликнул Адриан.

Он выхватил из ножен свой кинжал и метнул его в Гилберта. Раненный в бедро рыцарь вскрикнул, упал на колени, с удивлением глядя снизу вверх на Адриана. Тот смел его со своего пути ударом по лицу, и первый его противник рухнул на пол. Адриан поднял с пола оба кинжала Гилберта и направился в сторону сражающихся.

Элгар со злобной улыбкой повернулся к Адриану, тогда как Муртас продолжил атаковать Бректона.

— Надеюсь, с копьем ты обращаешься лучше, чем с мечом, — сказал Адриан, приближаясь к Элгару.

— Мы еще не скрестили клинков, глупец! — взревел тот.

— В этом нет ни малейшей необходимости. Ты держишь меч, как женщина. Нет, я не прав. Я знал женщин, которые великолепно умеют обращаться с оружием. Правда состоит в том, что ты просто бездарен.

— Недостатки стиля я компенсирую силой.

Элгар атаковал Адриана, высоко подняв меч над головой и полностью открыв грудь. Инстинкты воина требовали, чтобы Адриан нанес быстрый удар в сердце, что привело бы к мгновенной смерти Элгара. Однако он переборол искушение и опустил оружие. К тому же Элгар был пьян. Адриан нырнул в сторону и провел подсечку. Элгар рухнул и ударился головой о каменный пол.

— Он убит? — спросил Нимбус, глядя, как Адриан переворачивает тяжелую тушу на спину.

— Нет, он жив, но каменная плита под ним треснула. У него крепкая голова.

Адриан присел рядом с растянувшимся на полу Нимбусом, чтобы осмотреть его раны.

— А разве вам не следует помочь сэру Бректону? — с тревогой в голосе спросил придворный.

Адриан поднял голову как раз в тот момент, когда Муртас сделал очередной выпад.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, в чужой поединок нельзя вмешиваться. Однако не в этом случае…

Подняв с пола клинок Элгара, Адриан позвал Бректона, а когда тот повернулся к нему, крикнул:

— Держи… — И бросил ему меч.

Бректон легко поймал оружие, после чего Муртас сразу отступил на шаг и уверенности у него заметно поубавилось.

— Будь ты проклят! — крикнул Муртас, сделал последний выпад и обратился в бегство.

Адриан не удержался от искушения и сделал ему подножку. Муртас упал, но тут же вскочил на ноги и скрылся за углом.

— Благодарю вас, — сказал Бректон и сдержанно поклонился Адриану.

— Это Муртасу следовало бы меня благодарить, — заметил Адриан.

— Пожалуй, — лукаво улыбнулся Бректон.

Нимбус удивленно уставился на Адриана:

— Муртас проиграл, — проговорил он растерянно. — Зачем ему вас благодарить?

— Он остался жив, — пояснил Адриан.

— О… — только и сказал Нимбус.

Адриану удалось остановить кровотечение у Нимбуса, к счастью, оказалось, что нос у его наставника не сломан. Тем не менее никому из них не хотелось возвращаться в пиршественный зал. Адриан и Бректон проводили Нимбуса до его комнаты, где обессиленный придворный поблагодарил обоих рыцарей за помощь. Попрощавшись с ним, они направились в отведенное рыцарям крыло здания.

— Вы хорошо дрались, сэр, — сказал Бректон, шагая плечом к плечу с Адрианом по коридору.

— Как вы думаете, почему они на вас напали?

— Они перебрали вина.

— В тех местах, откуда я родом, пьяницы сильно фальшивят, когда орут песни, и пристают даже к самым некрасивым женщинам. Но они никогда не нападают на рыцарей или придворных.

После небольшой паузы Бректон спросил:

— Так откуда вы родом, сэр Адриан? — спросил он.

— Сальдур объяснил…

— Часть людей, которые сражались с лордом Дермонтом и уцелели после битвы при Ратиборе, присоединились к моей армии на севере. И среди них капитан Лоуэлл. Его рассказ о том дне не имеет ничего общего с историей, которую поведал регент Сальдур. Я не стану смущать регента или вас, упоминая об этом при других, но сейчас, когда мы вдвоем, что вы на это скажете?

Адриан счел за лучшее промолчать.

— Лоуэлл рассказал, — продолжал Бректон, — что императорская армия спала в то дождливое утро. Большинство даже не успело взяться за оружие, не говоря уже о том, чтобы вскочить на лошадей.

— Да, очень трудный выдался день, — согласился Адриан.

— Это вы так говорите, но кто знает, быть может, вас там и не было вовсе. А получать почести за подвиги другого рыцаря бесчестно.

— Могу вас заверить, я там был, — искренне ответил Адриан. — И в то утро я вел за собой людей в сражение по топкому и залитому водой полю.

Бректон остановился у входа в свою комнату и внимательно посмотрел на Адриана.

— Прошу простить мне мою настойчивость, — сказал он с удивительной искренностью. — Вы мне сегодня помогли, а я обрушился на вас с обвинениями. Не пристало одному рыцарю сомневаться в честности другого без достаточных на то оснований. Больше такого не случится. Спокойной ночи.

Он коротко поклонился Адриану и оставил его одного в коридоре.

Глава 12 ВОПРОС НАСЛЕДОВАНИЯ

Солнце уже достигло зенита, а магистр Шериданского университета Аркадиус Винтарус Латимер все еще ожидал аудиенции в приемной императорского дворца. Ему доводилось бывать здесь прежде, но в те времена дворец назывался замком Уоррик и служил резиденцией самого могущественного короля Аврина. Теперь здесь находился престол Новой империи. Императорская печать, выгравированная на мраморном полу, служила тому постоянным напоминанием. Аркадиус прочитал надпись, идущую по кругу вдоль печати, и горестно покачал головой.

— Они допустили ошибку в слове честь, — произнес он вслух, хотя вокруг никого не было.

Наконец, появился дворецкий и жестом предложил следовать за ним:

— Регент Сальдур ждет вас, сэр.

«Я на один шаг ближе к цели», — подумал Аркадиус, направляясь к ведущей наверх лестнице. Дворецкий успел добраться до четвертого этажа, прежде чем сообразил, что Аркадиус отстал и все еще находится на втором.

— Приношу свои извинения, — сказал магистр, опираясь на перила и снимая очки, чтобы вытереть вспотевший лоб. — Вы уверены, что встреча будет наверху?

— Регент попросил вас подняться к нему в кабинет.

Поседелый магистр кивнул:

— Очень хорошо, сейчас я вас догоню.

«Еще один положительный момент», — подумал он, отдуваясь.

В глубине души Аркадиус сомневался, что Сальдур согласится на его предложение, и поэтому он принялся мысленно убеждать себя, что его шансы на успех возрастают с каждым пройденным этажом. Ему не хотелось говорить о своем деле в зале приемов, заполненном придворными сплетниками. Тем не менее он не слишком рассчитывал на удачу независимо от того, где будет проходить их беседа. И все же надеялся, что если встреча пройдет успешно, его перестанут терзать чувства вины и ответственности. Частная встреча с регентом — это идеальный вариант. Сальдур был умным и образованным человеком, и Аркадиус мог рассчитывать на его уважение к университету. Но когда Аркадиус вошел в кабинет регента, оказалось, что тот не один.

— Ну, конечно, мы нуждаемся в защите южных границ, — говорил Этельред, когда дворецкий распахнул дверь. — Сейчас там живут гоблины. Ты их не видел, Саули, и не представляешь… — Тут Этельред заметил, что дверь в кабинет открылась, и прервал свои рассуждения. — В чем дело, милейший?

— Могу я представить вам профессора Аркадиуса Латимера, магистра Шериданского университета? — спросил дворецкий.

— Так, значит, вы учитель, — сказал Этельред, глядя на Латимера.

— Он больше, чем просто учитель, Ланис, — поправил его Сальдур.

— Вовсе нет, вовсе нет, — с веселой улыбкой заявил Аркадиус. — Обучение юных умов — самая благородная задача из всех, что мне доводилось решать. Для меня это высокая честь.

Магистр поклонился людям, собравшимся в кабинете Сальдура. Их было четверо, но он знал только двух регентов. Впрочем, один из двух других был в узнаваемых одеяниях стража церкви.

— Далеко же вы оказались от Шеридана, профессор, — обратился к нему Сальдур, который сидел за большим письменным столом. — Вы прибыли сюда на праздники?

— Боюсь, что нет, ваша светлость. В моем возрасте звона колокольчиков и засахаренных фруктов недостаточно, чтобы заставить меня в разгар зимы покинуть теплые университетские покои. Не знаю, заметили ли вы, но за окном очень много снега.

Аркадиус огляделся по сторонам и увидел сотни книг на застекленных полках, на красивом разноцветном ковре была изображена сцена покорения мира Новроном, мечом которого руководил Марибор. Впрочем, часть этой картины скрывалась под письменным столом.

— У вас такой… прибранный кабинет, — заметил профессор.

Сальдур удивленно приподнял бровь и рассмеялся.

— О да, я припоминаю, как однажды побывал в вашем логове. Кажется, мне даже не удалось войти в дверь.

— Да, у меня уникальная система хранения.

— Магистр, мне не хочется вас прерывать, но мы очень заняты, — вмешался Этельред. — Что же все-таки привело вас сюда в такой холод?

— Ваше сиятельство, — начал Аркадиус, улыбнувшись Сальдуру, — я рассчитывал, что мы сможем поговорить наедине. — Он бросил выразительный взгляд на обоих незнакомцев. — Мне нужно обсудить один щекотливый вопрос, касающийся будущего империи.

— Это куратор Луис Гай и лорд Меррик Мариус, — пояснил регент Сальдур. — Я полагаю, вы знакомы с нашим будущим императором Этельредом. Если вы хотите обсудить проблемы будущего империи, именно эти люди вам и понадобятся.

Аркадиус сделал выразительную паузу, снял очки и тщательно протер их рукавом мантии.

— Ну что ж, так тому и быть. — Он надел очки, пересек комнату и остановился возле мягкого кресла. — Вы не против, если я сяду? У меня начинают болеть ноги, если долго стою.

— Конечно, — с иронией отозвался Этельред, — чувствуйте себя как дома.

Аркадиус со вздохом сел, глубоко вздохнул и заговорил:

— Я много размышлял о Новой империи, которую вы создаете, и должен сказать, что одобряю ваши действия.

Этельред иронически хмыкнул:

— Ну, теперь, когда ученые мужи с нами, мы можем спать спокойно.

Аркадиус бросил на него быстрый взгляд поверх очков и как ни в чем не бывало продолжил:

— Я имел в виду, что идея центральной власти весьма разумна, поскольку поможет остановить бесконечные войны между монархами, и на смену хаосу прийдет гармония.

— Но? — поторопил его Сальдур.

— Но что?

— Мне показалось, что вы хотите указать нам на некоторые недостатки, — сказал Сальдур.

— Верно, но, пожалуйста, не забегайте вперед, вы испортите весь эффект. Я провел несколько дней, трясясь по мерзлой дороге и готовясь к встрече с вами, и вы должны услышать мою историю в наилучшем виде.

Аркадиус поправил рукава мантии, дожидаясь момента, когда присутствующие будут готовы внимательно его выслушать.

— Мне хочется знать, что вы думаете о вопросе наследования.

— Наследования чего? — выпалил Этельред, сидевший на краю стола Сальдура.

— Ну, вы же знаете, что империи нужен наследник, к которому перейдет власть. Большинство империй потерпели крушение именно из-за того, что не уделяли должного внимания данной проблеме.

— Я еще не коронован, а вы сетуете, что у меня нет наследника?

Аркадиус горестно вздохнул:

— Отнюдь не ваш наследник вызывает у меня тревогу. Империя опирается на краеугольный камень веры в то, что прямые потомки Новрона возвращаются на престол. И если эта линия не будет сохранена, сила, удерживающая империю от гибели, может исчезнуть.

— Что вы хотите этим сказать? — осведомился Этельред.

— Только то, что вам необходимо беречь Модину. Если на свет не появится ребенок с ее кровью, вы потеряете свое главное достояние. Линия Новрона закончится, а без этой тонкой нити, придающей власти законность, Новая империя окажется на грани развала. Империя Гленморгана просуществовала только три поколения. А сколько продержится нынешняя, если престол займет простой смертный?

— А почему вы думаете, что с императрицей может что-то случиться?

Аркадиус снисходительно улыбнулся.

— Скажем так, я знаю, как устроен мир. Чтобы создать нечто новое, нередко требуются жертвы. Я опасаюсь, что вы по неосмотрительности намерены избавиться от Модины после коронации Этельреда. Я хочу предостеречь вас от ужасной, возможно, фатальной ошибки.

Сальдур и Этельред обменялись тревожными взглядами, подтвердив тем самым подозрения магистра.

— Однако вам нечего бояться, господа, я могу предложить решение этой проблемы. — Аркадиус одарил присутствующих самой обезоруживающей из своих улыбок, от чего вокруг глаз у него появились симпатичные морщины, а розовые после мороза щеки стали еще круглее. — Я предлагаю объявить, что Модина родила ребенка.

— Что? — Этельред покраснел от негодования и вскочил на ноги. — Вы обвиняете мою невесту и императрицу в непристойном поведении?

— Я лишь хотел сказать, что если у нее есть ребенок, рожденный несколько лет назад и живущий отдельно от матери, это заметно упростит вашу жизнь. Он обеспечит дальнейшее объединение империи под началом потомков Новрона.

— Говорите прямо, магистр! — взорвался Этельред. — Вы утверждаете, что такой ребенок существует?

— Я лишь говорю, что такой ребенок может существовать. — Он поочередно оглядел все лица и остановился на Сальдуре. — Модина не в большей степени наследница Новрона, чем я, но это не имеет ни малейшего значения. Важно лишь то, во что верят подданные империи. Если они узнают, что у нее есть ребенок, вопрос о наследнике перестанет быть таким острым, и вы сможете не опасаться волнений. После этого несчастный случай с императрицей уже не станет трагедией для империи. Конечно, народ будет ее оплакивать, но у них останется надежда на ребенка, который когда-нибудь взойдет на трон.

— Вы высказали интересную мысль, профессор, — заметил Этельред. — В последнее время Модина болеет, но я уверен, что она сможет родить ребенка. Верно, Саули?

— Почему бы и нет. Да, мы это можем организовать.

Магистр недовольно покачал головой, словно услышал неправильный ответ от своих учеников.

— А что, если она умрет при родах? Такое нередко случается, неужели вы готовы пойти на такой риск? Вы хотите поставить на карту все, что уже удалось сделать? Ребенок, зачатый до того, как императрица узнала Этельреда, никак не повлияет на его репутацию. Можно представить этого ребенка таким образом, что он лишь укрепит позиции нового императора. Например, Этельред может провозгласить, что он просто обожает Модину и готов вырастить ребенка как родного. Народ его за это полюбит.

Аркадиус выдержал долгую паузу и продолжил излагать свой замысел:

— Возьмите здорового ребенка и обучите его философии, теологии, поэзии, истории и математике. Наполните сосуд квинтэссенцией гражданского права, экономики и культуры. Пусть ребенок станет самым просвещенным правителем из всех, кого знал мир. Представьте себе, какие при этом откроются возможности. Представьте потенциал империи, которой управляет истинный мыслитель, а не разбойник с самой большой палкой из всех возможных. Если вы хотите создать империю лучше прежней, создайте выдающегося правителя. Я могу вам это обеспечить. У меня есть ребенок, которого я уже начал обучать и буду продолжать его воспитание. Я могу вырастить его в Шеридане, вдали от двора. Мы не хотим, чтобы трон занял испорченный щенок, избалованный с раннего детства. Нам нужен сильный, полный сострадания лидер, не связанный с аристократией.

— А контролировать его, само собой, будете вы? — с подозрительным видом осведомился Луис Гай.

Аркадиус рассмеялся:

— Действительно, такой ребенок будет хорошо ко мне относиться, и хотя я знаю, что неплохо выгляжу для человека моего возраста, я уже старик и скоро умру. Наверняка это произойдет задолго до того, как ребенок станет настолько взрослым, что его можно будет короновать, так что вам не следует тревожиться о моем возможном влиянии. К тому же я не намерен оставаться единственным наставником этого ребенка. Да мне и не под силу одному решить столь сложную задачу. Потребуются историки, врачи, инженеры и даже купцы. Вы будете присылать любых наставников, каких только пожелаете. Я надеюсь, что вы, регент Сальдур, войдете в их число. Подозреваю, что вы являетесь одним из главных создателей Новой империи. Как только свадьба состоится, и все пойдет своим чередом, вы сможете присоединиться к нам в Шеридане. Ей потребуются уроки, которые только вы в состоянии преподать.

— Кому ей? — удивился Этельред.

— Что вы сказали? — спросил Аркадиус, глядя на него поверх своих очков.

— Вы сказали ей. Речь идет о девочке?

— Ну да, ребенок, которого я предлагаю использовать в этом качестве, сиротка, и я уже довольно давно о ней забочусь. Для своих пяти лет она удивительно умна и уже знает все буквы. Чудесный ребенок с прекрасным будущим.

— Но ведь она девочка! — насмешливо сказал Этельред. — Какой нам прок от девчонки?

— Боюсь, мой коллега регент прав, — сказал Сальдур. — Как только она выйдет замуж, править будет ее супруг, и все ваше образование пойдет прахом. Будь это мальчик…

— У нас полно мальчиков-сирот, — заявил Этельред. — Найдите кого-нибудь посимпатичнее, и мы сможем проделать с ним то же самое.

— Мое предложение распространяется только на эту девочку.

— Почему? — спросил Гай.

Аркадиусу очень не понравились грозные нотки в его голосе.

— Потому что я вижу в ней задатки великолепного правителя, который сможет…

— Но она девочка, — повторил Этельред.

— Императрица Модина тоже.

— Вы хотите сказать, что откажетесь быть наставником для другого ребенка, если его выберем мы? — спросил Сальдур.

— Да, именно так.

Аркадиус произнес эти слова так твердо, словно ставил присутствующим ультиматум.

Он надеялся, что знания, которыми обладает, перевесят чашу весов, но почти сразу понял, что ошибся. Сальдур продолжал разговаривать с ним вежливо и поблагодарил за то, что он привлек их внимание к столь важной проблеме. Они не пригласили магистра остаться на Праздник зимы, а подозрительные взгляды, которые бросал на него Гай, вызвали у магистра серьезное беспокойство. Он понял, что потерпел поражение.

Ройс выжидал. Он отправился на Императорскую площадь утром и успел поговорить с несколькими поставщиками, которые регулярно доставляли во дворец разные припасы, когда мимо него проехала и скрылась за воротами дворца старая карета. Ройс сразу ее узнал, и ему стало интересно, что делает здесь ее владелец.

Через некоторое время старая карета снова выехала на площадь и остановилась около дворца. Видимо, для нее не нашлось места на внутреннем дворе, потому что на Праздник зимы приехало слишком много гостей. Это была легкая, обшарпанная двухместная карета, краска на ее колесах давно облупилась, и среди роскошных экипажей она выглядела, как бедный родственник среди знатных господ.

Ройсу пришлось ждать, как ему показалось, несколько часов, пока из дворца не вышел старик в мантии. Он подошел к карете, открыл дверцу и вдруг в испуге отшатнулся.

— Что за шутки? — воскликнул Аркадиус, увидев сидевшего внутри Ройса.

Вор приложил палец к губам.

— Что ты здесь делаешь? — прошептал Аркадиус, садясь в карету и захлопывая дверцу.

— Жду вас, чтобы этот же вопрос задать вам, — тихо ответил Ройс.

— Куда поедем, профессор? — спросил возница, забираясь на козлы.

Карета сразу просела под его весом.

— Сделай круг по городу, ладно, Джастин?

— По городу, сэр?

— Да, я бы хотел посмотреть его перед отъездом.

— Конечно, сэр.

— Ну? — нетерпеливо спросил Ройс, как только коляска тронулась с места.

— Канцлер Ламберт заболел и не смог поехать на Праздник зимы. Он решил, что нужно передать извинения лично и попросил меня, хотя это и странный выбор, сделать это вместо него. А что скажешь ты?

— Мы нашли наследника.

— В самом деле?

— Да, а вы говорили, что это будет не просто. — Ройс натянул на голову капюшон и принялся медленно снимать перчатку. — После того, как Адриан узнал, что является защитником наследника, он понял, какой подарок хочет получить на Праздник зимы — собственного наследника Новрона.

— И где же пребывает сей мистический фантом?

— Как выяснилось, прямо под ногами. Мы все еще точно не знаем, но предполагаем, что Гонта держат в дворцовой темнице. Его собираются казнить во время Праздника зимы. Мы собирались его выкрасть.

— Значит, Деган Гонт — наследник?

— Какая ирония, не правда ли? Вождь патриотов пытается уничтожить империю, которой ему суждено править.

— Ты сказал, собирались его выкрасть. То есть теперь ваши планы изменились?

— Нет, но Адриан заключил какую-то сделку с регентами. Среди прочего, они посвятили его в рыцари. Думаю, они обещали, что, если он выиграет турнир, они освободят Гонта. Однако сомневаюсь, что им можно верить.

Экипаж проехал по улицам и начал подниматься по склону холма. Лошадь замедлила шаг. Одна из дорожных сумок Аркадиуса упала на пол, заваленный одеждой, одеялами, книгами и обувью.

— Вы в своей жизни хоть раз что-нибудь выбросили? — поинтересовался Ройс.

— Никогда, и не вижу в этом смысла. Потом все равно придется возвращать вещь на прежнее место. Значит, Адриан во дворце. А ты что здесь делаешь? Я слышал, Медфорд сожжен. Разве тебя не волнует судьба Гвен? Что с ней?

— Она сейчас в Аббатстве ветров, и с ней все в порядке. Кстати, возможно, вы захотите немного задержаться. Если все пойдет хорошо, сможете присутствовать на свадьбе.

— На чьей свадьбе?

— На моей. Я, наконец, сделал Гвен предложение, и она согласилась.

— Неужели ты решился? — сказал Аркадиус, протягивая руку за одеялом, чтобы прикрыть ноги.

— Да, хотя мы оба надеялись, что у нее хватит здравого смысла отказаться. Вы можете представить меня в роли мужа и отца?

— Отца? Вы обсуждали деторождение?

— Да, она хочет детей. Гвен даже придумала имена.

— Что, прямо сейчас? А ты? Плачущие дети и скука, возможно, станут более сложным испытанием, чем те, через которые ты прошел. И ты не сможешь просто встать и уйти, если решишь, что такая жизнь не для тебя. — Старик склонил голову набок и, слегка приоткрыв рот, посмотрел на Ройса поверх очков. — Ты уверен, что это твое?

— Вы много лет твердили, что я должен найти хорошую женщину, а теперь ставите под сомнение мою предстоящую жизнь с Гвен? Я знаю, что лучше нее нет никого на свете.

— О нет, дело не в ней. Просто я хорошо тебя знаю и не уверен, что роль женатого мужчины тебе понравится.

— Вы хотите меня запугать? А мне казалось, что вы мечтаете, чтобы я остепенился. К тому же когда вы меня нашли, я был совсем другим человеком.

— Я помню, — задумчиво сказал волшебник. — Ты был словно бешеный пес, готовый кусать всех подряд. Очевидно, это была гениальная идея — объединить тебя с Адрианом. Я знал, что его благородное сердце со временем поможет тебе смягчиться.

— Ну да, если путешествуешь с кем-то достаточно долго, то начинаешь перенимать у него дурные привычки. Вы не представляете, сколько раз я был готов его прикончить, когда мы только начинали общаться. Однако воздержался, полагая, что рано или поздно он погибнет во время какого-нибудь из наших безумных предприятий, но он почему-то всякий раз выходил сухим из воды.

— Что ж, я рад, что все так удачно сложилось для вас обоих. Гвен замечательная женщина, и ты прав, лучше ее тебе не найти.

— Так вы подождете?

— Боюсь, что нет. Я получил приказ немедленно возвращаться.

— Но вы ведь приедете в Аббатство ветров? Если вас там не будет, то это все равно, как если бы на моей свадьбе не было отца или, по меньшей мере, дяди.

Аркадиус улыбнулся, но улыбка получилась вымученной. Через мгновение его лицо стало серьезным.

— Что-то не так? — спросил Ройс.

— Хм, все нормально.

— Я уже видел такой взгляд. Что вы скрываете, старый лис?

— Пожалуй, ничего, — неуверенно заявил Аркадиус.

— Карты на стол.

— Я только что беседовал с регентами. Там же находился куратор по имени Луис Гай и еще один очень тихий мужчина. Я никогда не видел его прежде, но имя мне показалось знакомым. Ты часто его упоминал.

— И о ком же речь?

— Они представили его как лорда Меррика Мариуса.

Глава 13 ДОМ НА ХИТ-СТРИТ

Минс совсем окоченел. Он кутался в грубую мешковину, но ледяной предрассветный ветер проникал сквозь нее с такой же легкостью, как через рыболовную сеть. Из носа у Минса текло, уши замерзли. Пальцы рук, которые он засунул под мышки, онемели. Ему удалось спрятаться от жестоких порывов ветра в дверном проеме лавки, где продавались дамские шляпки, однако ноги, обмотанные сеном и тряпками, занесло снегом. Однако он готов был терпеть все эти мучения ради того, чтобы узнать, кто живет в доме на противоположной стороне улицы, и совпадает ли его имя с тем, что назвал человек в плаще с капюшоном.

Мастер Грим (или мастер Болдуин?) пообещал пять серебряных монет тому, кто найдет интересующего его человека. Если учесть количество новых людей, появившихся в столице, то задача была не из легких, но Минс хорошо знал свой город. Мастер Грим, все-таки мастер Грим, объяснил, что незнакомец очень умен и часто бывает во дворце. Поэтому Минс сразу решил направиться в приход Хилл. Элбрайт проверял постоялые дворы, Бранд наблюдал за дворцовыми воротами, но Минс не сомневался, что улица Хит самое подходящее место для человека со связями во дворце.

Минс наблюдал за двухэтажным домом на противоположной стороне улицы. Конечно, он был не таким шикарным, как большие особняки, но все равно выглядел неплохо — каменный, с несколькими окнами из прозрачного, а не мутного стекла. Почти все здания на улице Хит имели такие окна.

От остальных этот дом отличался барельефом с кинжалом и дубовым листом над дверью, а также отсутствием украшений по случаю Праздника зимы, в то время как все вокруг него буквально тонуло в многочисленных гирляндах. Прежде он принадлежал лорду Дермонту, погибшему в сражении при Ратиборе прошлым летом. Минс спросил у детей, которые просили милостыню на улице, знают ли они, кто сейчас хозяин дома. Но они смогли сказать лишь, что он разъезжает в новой карете с возницей в ливрее императорского дома и что у него трое слуг. Хозяин и его люди держались особняком, что казалось очень необычным для Аквесты.

— Должно быть, это тот самый дом, который мне нужен, — сказал сам себе Минс, выдыхая маленькое облачко пара.

В это солнечное утро Минс не находил себе места от беспокойства. Он должен был добыть деньги — ради Кайна. Минс остался один, когда ему исполнилось шесть лет. В таком возрасте легко получить подаяние, но с каждым годом жизнь становилась все труднее. В городе у него было множество конкурентов, в особенности теперь, когда количество беженцев заметно увеличилось. Элбрайт, Бранд и Кайн помогли ему выжить. У Элбрайта был нож, а Бранд убил одного типа в драке из-за куртки, и теперь большинство парней опасалось с ними связываться, но именно Кайн, их лучший вор-карманник, стал его настоящим другом.

Несколько недель назад он заболел. Его тошнило, и он потел так, словно наступило лето. Каждый из них отдавал Кайну часть своей еды, но ему не становилось лучше. В последние три дня он даже не мог выйти из Гнезда. С каждым днем Кайн выглядел все хуже, его бледная кожа покрылась пятнами, и он все время дрожал. Элбрайт уже сталкивался с такой болезнью и сказал, что им больше не стоит тратить еду на Кайна, можно считать, что он уже мертв. Минс продолжал делиться с другом хлебом, но Кайн уже почти не мог есть.

Минс перешел улицу и, чтобы спрятаться от порывов ветра, свернул вправо от крыльца, но оступился, взмахнул руками и упал спиной на занесенные метелью ступеньки погреба. Легкий снег так запорошил ему глаза, что он на мгновение ослеп. Пошарив замерзшими перед собой руками, он обнаружил дверную петлю, а затем и большой висячий замок.

Он встал, отряхнул снег и неожиданно заметил под ступеньками щель, это было нечто вроде водяного стока. Если бы он не упал, он ни за что бы его не увидел. И тут послышался скрип колес подъезжавшего фургона мясника. Минс ужом скользнул под лестницу и затаился.

— Что вы сегодня возьмете, сэр? — спросил мясник.

— Гуся.

— А говядины или свинины не хотите?

— Завтра начинается Кровавая неделя, поэтому я подожду.

— У меня есть несколько прекрасных голубей и пара перепелок.

— Я возьму перепелок, а голубей оставь себе.

Минс ничего не ел со вчерашнего утра, и от разговоров про дичь в животе у него заурчало.

— Очень хорошо, мастер Дженкинс. Вы уверены, что больше ничего не нужно?

— Да, это все.

«Дженкинс, — подумал Минс, — наверное, так зовут слугу, а не хозяина дома».

Кто-то начал спускаться по ступенькам, и Минс затаил дыхание, пока слуга сметал снег с двери в подвал. Потом он отпер замок, и мясник вошел внутрь.

— Как здесь холодно, — пробормотал Дженкинс и скрылся из виду.

— Что верно, то верно, сэр.

Ученик мясника принес в подвал ощипанного и обезглавленного гуся и отправился за перепелками. Дверь осталась открытой. Возможно, Минса подтолкнул вперед мороз, или голод, или мысль о пяти серебряных монетах, наверное, все это вместе взятое. Но он быстро, словно хорек, не думая о последствиях, скользнул внутрь. Он заполз за мешки, от которых пахло картошкой, и скорчился, стараясь перевести дыхание. Ученик мясника вернулся с тушками, подвесил их за ноги и снова вышел. Дверь захлопнулась, и Минс услышал, как щелкнул замок.

После ослепительного солнца и снега Минс почти ничего не видел вокруг себя. Он застыл на месте и прислушался. Слуга прошел у него над головой, потом шаги стихли и воцарилась тишина. Мальчик понимал, что ему не удастся незаметно выбраться из подвала, но решил не тревожиться из-за этого. Когда привезут новые продукты, он выскочит и убежит. Его появление станет для слуги неожиданностью, а когда он окажется на улице, его уже никто не догонит.

Вскоре глаза Минса привыкли к темноте, и он начал различать очертания предметов вокруг. К тому же сквозь щели в досках просачивался слабый свет. В подвале было прохладно, вкусно пахло едой, повсюду стояли ящики, мешки и кувшины. С потолка свешивалась свиная грудинка. В коробке, устланной соломой, лежало столько яиц, что Минс не смог их сосчитать. Мальчик разбил и выпил одно, потом нашел кувшин с молоком, сделал два больших глотка и ощутил во рту вкус сливок. Они оказались такими густыми и сладкими, что на лице Минса расцвела счастливая улыбка. Он озирался по сторонам, и ему казалось, что он попал в сокровищницу. Он мог бы жить здесь, прячась среди ящиков, спать на мешках и есть досыта. Порыскав вдоль полок, он нашел кувшин с черной патокой и уже собрался снять крышку, когда над его головой послышались шаги.

Вскоре он разобрал приглушенные расстоянием и стенами голоса:

— До конца дня я буду во дворце.

— Я сейчас же пошлю за каретой, милорд.

— Я хочу, чтобы вы с мастером По отнесли этот медальон к ювелиру. Пусть он начнет делать дубликат. Но не оставляй медальон и не упускай его из виду, он очень ценный. Оставайся с ювелиром и следи за ним.

— Да, милорд.

— И забери его в конце дня. Полагаю, тебе придется сходить к ювелиру несколько раз.

— Но ваш обед, милорд. Конечно, мастер По может…

— Я поем во дворце. В этом деле я не доверяю мастеру По. Он пойдет с тобой только для охраны.

— Но, милорд, он еще совсем молод…

— Не имеет значения, просто делай, как тебе приказали. Где Доббс?

— Наводит порядок в спальнях скорее всего.

— Возьми и его с собой. Тебя не будет целый день, и я не хочу, чтобы он оставался здесь один.

— Хорошо, милорд.

«Милорд, милорд! — Минс был вне себя от разочарования. — Почему бы не назвать его имя!»

Минс долго прислушивался, пока не пришел к выводу, что в доме никого нет. Он прошел через весь подвал, поднялся по ступенькам и толкнул дверь, ведущую в дом. Она распахнулась, и Минс прокрался внутрь. Беззвучно, точно мышь, сделал шаг, еще шаг, и тут заскрипела половица. Охваченный ужасом, Минс замер на месте, однако ничего страшного не произошло.

Он был на кухне один. Повсюду лежала еда: хлеб, соленья, яйца, сыр, копченое мясо и мед. Минс попробовал всего понемногу. Ему доводилось есть хлеб, но этот был удивительно мягким и сочным, особенно по сравнению с черствыми корками, которые ему обычно доставались. Соленья оказались острыми, сыр необычайно вкусным, а мясо, хоть и жесткое, превзошло все его ожидания. Минс также обнаружил небольшой бочонок с пивом, лучшего он никогда не пробовал. Голова слегка кружилась, и он чувствовал приятную сытость, когда вышел из кухни с ломтем пирога в одной руке и куском сыра в другой. Здоровенный шмат копченого мяса он спрятал в карман.

Внутри дом производил более сильное впечатление, чем снаружи. Потолки были украшены лепниной, деревянные стены — резьбой и красивыми гобеленами, на окнах висели шелковые занавеси. В гостиной горел камин, в нем тихонько потрескивали поленья, и по комнате разливалось приятное тепло. В застекленных вишневого дерева шкафах посверкивали хрустальные бокалы, на столах стояли свечи и изящные статуэтки, на полках рядами расположились книги. Минс никогда не держал в руках ни одной книги. Он доел пирог, засунул сыр в свободный карман и взял в руки один из фолиантов. Он оказался куда более тяжелым, чем он ожидал. Мальчик попытался его открыть, но книга выскользнула из скользких от жира ладоней и с громким стуком упала на пол. Эхо падения прокатилось по всему дому. Минс замер, затаил дыхание, ожидая услышать звук шагов или гневные крики слуг. Но в доме по-прежнему царила тишина.

Подняв книгу с пола, он полюбовался золотыми буквами на обложке. Ему пришло в голову, что это наверняка какие-то таинственные заклинания, которые приносят богатство или даруют людям вечную жизнь. Грустно вздохнув, Минс поставил книгу на место и направился к лестнице.

Он поднялся на второй этаж, где обнаружил несколько спален. Самая большая соединялась с кабинетом, где он увидел письменный стол и множество других книг. На столе лежали пергаментные свитки с такими же непонятными словами, очередные вместилища тайн. Минс взял один из свитков, перевернул его вверх ногами в надежде, что он поведает ему свои секреты. Ничего не вышло, и Минс, бросив пергамент на стол, уже собрался уходить, когда его внимание привлек свет.

Из щели между дверцами шкафа изливалось наружу странное сияние. Минс долго не решался подойти к нему, но, наконец, с опаской открыл дверцу. Внутри висели жилеты, камзолы и плащи. В дальнем углу шкафа Минс увидел удивительный, переливающийся серебром плащ. Он выглядел настолько необычно, что Минс машинально протянул руку, чтобы его потрогать. Никогда прежде ему не доводилось испытывать ничего подобного: ткань была гладкой, как полированный камень, и мягче пуха на ощупь. Серебристая материя в том месте, к которому он прикоснулся пальцем, вдруг засияла ослепительным светом и стала ярко-пурпурной.

Минс испуганно оглянулся, но его опасения были напрасными, в комнате, кроме него, никого не было. Повинуясь неосознанному желанию, он вынул плащ из шкафа, задев краем пол. Почему-то ему показалось, что этого делать нельзя, и он накинул плащ на руку. Минс начал его надевать и даже просунул одну руку в рукав, но в последний момент замер. Плащ стал холодным и поменял цвет на темно-синий, почти черный. Как только мальчишка вытащил ладонь из рукава, он снова вспыхнул пурпурным светом.

Минс напомнил себе, что он здесь не для того, чтобы что-нибудь украсть. В принципе он не имел ничего против воровства, он лазал по чужим карманам, крал на рынке фрукты и даже грабил пьяных. Но никогда не забирался в чужой дом и уж точно не в такой дом на Хит-стрит. Минс знал, что красть у аристократов очень опасно, и не властей ему следовало бояться в первую очередь. Если об этом узнает воровская гильдия, наказание будет куда страшнее, чем то, на что способен магистрат. Никто не будет особо переживать, если голодный мальчишка украдет еду. Но плащ — это совсем другое дело. К тому же в доме полно книг и пергаментных свитков, наверняка его хозяин волшебник или колдун. Это было слишком рискованно.

«Да и что я буду с ним делать?» — подумал он разочарованно.

Минс понимал, что, хотя плащ намного лучше крутки Бранда, он никогда не сможет его носить. Он слишком большой, а подрезать его Минс никогда бы не осмелился. Да и в любом случае такая необычная вещь сразу привлечет внимание. Он потянулся, чтобы повесить его на прежнее место в шкафу, решив, что так рисковать нельзя. И плащ вновь потемнел. Продолжая держать его в руках, Минс замер на месте, и сияние вернулось. Мальчик пожал плечами, повесил его обратно. Но плащ тут же упал на пол. Минс сделал еще одну попытку — результат оказался тем же.

— Ладно, как хочешь, оставайся лежать здесь, — сказал он и начал отворачиваться.

Плащ мгновенно вспыхнул таким ослепительно-белым светом, что все тени в комнате исчезли. Минс отшатнулся и прищурился, пытаясь увидеть хоть что-нибудь.

— Ладно, ладно, перестань. Перестань! — закричал он, и свет тут же сменился на синий.

Минс не шевелился. Он стоял, не отводя глаз от волшебного плаща, который продолжал лежать на полу. Свет пульсировал, то темнел, то снова становился ярким, словно плащ дышал. Несколько минут Минс наблюдал за ним, пытаясь понять, что происходит. Потом наклонился и осторожно поднял плащ с пола.

— Хочешь, чтобы я забрал тебя с собой? — спросил Минс.

Плащ радостно засиял пурпурным светом.

— Могу я тебя надеть?

Он стало темно-синим.

— Значит, ты просто хочешь, чтобы я тебя украл?

Вспышка пурпурного света.

— Ты не должен здесь находиться.

Пурпурная вспышка.

— Тебя держат здесь против воли?

Плащ засиял так ярко, что Минс зажмурился.

— Но ты не проклят? Ты не причинишь мне вреда?

Синее сияние.

— Хочешь, чтобы я тебя сложил и спрятал под курткой?

Пурпурный свет.

Хотя плащ был большим, Минсу удалось сложить его так, что он занял совсем немного места. Минс спрятал его на груди, под рубашкой, и стал похож на девушку с высокой грудью. Решив, что теперь ему нечего терять, он прихватил еще несколько пергаментов и засунул их туда же. Он понимал, что пока никого нет дома, ему все равно не удастся узнать, кто здесь живет. К тому же Минс не собирался ждать, когда хозяева вернутся и обнаружат пропажу. Мастер Грим был похож на человека, разбирающегося в буквах, или у него есть знакомые, которые умеют читать. И вполне возможно, что он заплатит за эти свитки пергаментные серебром.

Ройс сидел на скамейке на Императорской площади и наблюдал за жизнью города. До Праздника зимы осталось менее двух недель, поэтому вокруг было полно пилигримов. Они заполняли площадь, толпились возле уличных торговцев, выкрикивали праздничные приветствия и переругивались. Закутанные в одеяла богатые купцы катили мимо Ройса в каретах и глазели по сторонам, показывая пальцами, когда им попадалось что-то интересное. Приезжие ремесленники несли на плечах свои инструменты, рассчитывая найти работу, а местные мастера бросали на них хмурые взгляды. Бедно одетые арендаторы и вольные землепашцы, которые приехали в Аквесту, чтобы увидеть святую императрицу, сбивались в небольшие группы и с благоговением смотрели по сторонам.

«Медфордская измена» — прочитал Ройс на афише перед маленьким театром. Здесь же сообщалось о ежевечерних представлениях в течение всей недели вплоть до самих празднеств. Зазывалы приглашали желающих на спектакль, и Ройс понял, что это, должно быть, одна из версий популярной драмы «Королевский заговор», запрещенной к показу в империи. Очевидно, речь в ней шла о том, как злой принц-интриган и его сестра-ведьма решили убить отца, однако добрый эрцгерцог помешал осуществиться их злодейским планам.

Один раз в час на улицах и площадях города появлялся патруль из восьми стражников. Всего патрулей было четыре. Они наводили порядок быстро и жестко. Одетые в доспехи и хорошо вооруженные, стражники избивали и уводили с собой тех, кто чинил безобразия или подозревался в преступлениях. Они не слушали никаких оправданий или объяснений. Их не волновало, кто первым нарушил порядок, и насколько соответствуют истине обвинения. Их не интересовало правосудие, они получили приказ любой ценой поддерживать порядок в городе.

Все это могло бы привести к ряду забавных ситуаций, когда уличные торговцы ложно обвиняли своих приезжих конкурентов, если бы не печальные последствия. Местные торговцы объединились, чтобы доносить на новичков. Довольно быстро люди стали собираться на площадях перед появлением патруля или просто следовали за ним. Так они получали еще одно бесплатное развлечение, с интересом наблюдая, как стражники избивают других.

Две здоровенные свиньи пытались избежать своей участи до начала Кровавой недели. Они мчались через площадь, за ними бежали дети и две дворняжки. Измученный мясник в перепачканном кровью фартуке остановился, чтобы вытереть лоб.

Ройс заметил мальчика, который ловко пробирался сквозь толпу. Пропустив компанию, преследующую свиней, Минс переглянулся с Ройсом и с независимым видом направился в его сторону. Ройс с удовлетворением отметил, что за мальчишкой никто не следит.

— Ты не меня ищешь? — насмешливо спросил Ройс.

— Да, сэр, — ответил Минс.

— Тебе удалось его найти?

— Не знаю, может быть. Я его не видел и не узнал его имени. Но мне удалось раздобыть вот это. — Мальчишка достал из-под рубашки свитки. — Я стащил их из дома на Хит-стрит. Там появился новый владелец. Вы умеете читать?

Не отвечая на его вопрос, Ройс принялся быстро просматривать пергаменты и сразу узнал почерк. Он сунул их под плащ.

— Где именно находится дом?

Минс довольно улыбнулся.

— Значит, я его нашел? Я получу свои деньги?

— Где дом?

— На Хит-стрит, ближе к югу со стороны гавани, рядом со шляпной лавкой Бачана. Тот дом сразу бросается в глаза. Над дверью кинжал и дубовый лист. Так как насчет денег?

Ройс не ответил, он молча смотрел на куртку мальчишки, сквозь которую пробивался слабый свет, как будто под ней сияла звезда.

Минс перехватил его взгляд и вдруг обхватил себя руками.

— Не смотрите на меня так, — попросил он, пряча глаза.

— Ты больше ничего не прихватил из того дома?

Минс отрицательно мотнул головой:

— А вам какое дело?

— Все, что оттуда украдено, ты должен отдать мне.

Минс дерзко выпятил подбородок.

— А вам какое дело? Что украл, то мое. Понимаете, я вор, краду все, что подвернется. И мне полагается награда за риск. Какой смысл рисковать шкурой бесплатно? Все настоящие воры так поступают, правда ведь? Нравятся вам наши обычаи или нет, но мы всегда им следуем. Мы заключили сделку, и я выполнил то, что обещал. Не нужно делать надменное лицо или говорить про мораль, я сыт по горло беседами с монахами.

Между тем свет, пробивавшийся из-под куртки Минса, стал еще ярче, а потом и вовсе начал мерцать.

— Что это у тебя такое на груди? — с беспокойством в голосе спросил Ройс.

— Я уже сказал, не вашего ума дело, — проворчал Минс, отступая на шаг. Он перевел взгляд на грудь и прошептал: — Прекрати, тебя могут увидеть! У меня будут неприятности.

— Поверь, я не против мелких краж, — сказал Ройс, — но если ты взял из того дома нечто ценное, то должен отдать это мне. Тебе наверняка кажется, что я хочу тебя обмануть, но я лишь пытаюсь помочь. Ты не представляешь, с кем имеешь дело. Владелец тебя найдет. Он очень педантичный.

— Что значит педантичный?

— Давай остановимся на том, что он ничего не прощает. Он убьет тебя, Элбрайта и Бранда. Не говоря уже о тех, кто с тобой регулярно встречался, только для того, чтобы обрубить все концы.

— Я оставлю это себе! — заявил Минс.

Ройс нервно дернул плечом, но не стал спорить. Он молча наблюдал за тем, как мальчик, нагнувшись к земле и обхватив себя руками, пытается погасить свечение на груди. Но это не помогло, цветовое мерцание только усилилось.

— Клянусь Маром, отдайте мне мои деньги, пока нас не заметил какой-нибудь стражник, — умоляюще вскрикнул воришка.

Получив пять серебряных монет, Минс бросился бежать. Ройс молча смотрел вслед. Окутывавший мальчишку ореол все больше тускнел по мере его удаления.

Минс забрался на чердак через крышу склада, вытащил расшатанную доску возле карниза и пролез в образовавшуюся щель. Гнездо, как они называли свой дом, появилось в результате небрежной работы плотника. В свое время «Восточная компания Сандри» построила свой склад впритык к мастерской «Коляски Бингэма и кузница», однако из-за ошибки в расчетах между их стенами образовалось довольно широкая щель, и строителям пришлось зашить ее деревянными досками.

Со временем их выкрутило на солнце, поэтому Элбрайт сразу обратил внимание на дырку между досками, когда пытался забраться на склад «Восточной компании». Из этого ничего не вышло, но зато он нашел на чердаке превосходное убежище. Узкий лаз имел всего три фута в высоту и пять в ширину, но уходил в глубину вдоль всей общей стены заведений. В кузнице работали допоздна, поэтому тепло от горна доходило и сюда.

Пол Гнезда был устлан бесчисленными сокровищами, добытыми на городских свалках, в том числе побитой молью одеждой, обломками мебели, обрывками выброшенных дубильщиком шкур, дырявыми кастрюлями и треснувшими чашками.

Кайн лежал, свернувшись в клубок, возле дымохода. Минс соорудил ему постель из соломы и заботливо укрыл лучшим одеялом, но Кайн так и не перестал дрожать от холода. Он был бледнее смерти, губы у него посинели.

— Как дела? — спросил Минс.

— З-з-замерз очень, — слабым голосом ответил Кайн.

Минс приложил руку к кирпичному дымоходу.

— Эти ублюдки снова экономят на угле.

— Ты принес мне поесть? — спросил Кайн.

Минс вытащил из кармана сыр. Кайн откусил кусочек, но его тут же вырвало. Несмотря на пустой желудок, его все равно после любой еды выворачивало наизнанку. Конвульсии продолжались несколько минут, пока мальчик не затих, окончательно обессилев.

— Я стал как Тибит? — с трудом прошептал Кайн.

— Нет, — солгал Минс, усаживаясь рядом, чтобы согреть друга своим телом. — С тобой все будет в порядке, как только они разожгут огонь. Вот увидишь.

Минс выудил из кармана сребряки и показал Кайну.

— Смотри, что мне удалось добыть — пять серебряных монет! Я могу купить тебе горячей еды. Чего ты хочешь?

— Не нужно, — ответил Кайн. — Не трать их напрасно.

— О чем ты? Интересно, как это горячий суп может быть напрасной тратой денег?

— Я стал как Тибит. Суп не поможет.

— Говорю тебе, никакой ты не Тибит, — возразил Минс и положил монеты в чашку, которую решил использовать в качестве банка.

— Я уже не чувствую ног, Минс, и у меня покалывает в руках, все болит, в голове стучит, и я сегодня обмочился! Ты слышишь? Я обмочился! Я стал как Тибит. Я такой же, как он, и я умру, как он.

— Я же сказал тебе, что это не так. А теперь перестань ныть!

— У меня посинели губы, ведь так?

— Помолчи, Кайн, просто…

— Клянусь Маром, Минс, я не хочу умирать! — воскликнул Кайн, плача, и задрожал еще сильнее.

У Минса все оборвалось внутри, по щекам покатились слезы. Если у больного так синеют губы, ему уже никогда не выздороветь. Он огляделся по сторонам, прикидывая, чем бы еще укрыть друга, и вдруг вспомнил о своем серебристом трофее.

— Вот, — сказал он плащу, накидывая его на Кайна, — из-за тебя у меня было столько неприятностей, постарайся принести пользу. Если он не согреется, я брошу тебя в кузнечный горн.

— Что ты сказал? — спросил Кайн.

— Ничего, тебе нужно поспать.

Ройс услышал, как в замке повернулся ключ. Засов отъехал в сторону, и хорошо смазанная дверь бесшумно распахнулась. Судя по стуку каблуков, в прихожую вошли четыре человека, потом дверь закрылась. Он расслышал даже, как хлопают полы плаща и шелестит на вошедших одежда. Один из них вдруг резко, словно оказавшись на краю пропасти, остановился.

— Мастер Дженкинс, — раздался голос Меррика, — я хочу, чтобы ты и Доббс взяли сегодня выходной. До завтра вы свободны.

— Но, сэр, я…

— Сейчас не время спорить, мастер Дженкинс, прошу вас обоих удалиться. Даст бог, завтра утром увидимся.

В следующую минуту Ройс разобрался в том, что происходит.

— Что значит «даст бог»? — спросил кто-то очень знакомым голосом.

Ройс сразу его узнал, он принадлежал помощнику кока с «Изумрудной бури» по имени По.

— Что вы имеете в виду?.. Подождите… Он здесь? Откуда вы знаете?

— Я хочу, По, чтобы ты тоже ушел.

— Только не в том случае, если он здесь. Вам необходима защита.

— Если бы он хотел меня убить, я бы уже лежал в луже крови. Полагаю, опасность мне не угрожает. А вот с тобой дело обстоит иначе. Я сомневаюсь, что он ожидал тебя здесь встретить. Теперь, когда он узнал о твоей связи со мной, остается только надеяться, что в данный момент его больше интересует разговор со мной, чем оказия полоснуть тебя по горлу.

— Пусть только попробует. Я думаю…

— Дорогой По, думать здесь буду я. Никогда его не искушай. С этим человеком шутки плохи. Поверь, он убьет тебя без малейших усилий. Я знаю, потому что работал с ним. Мы были наемными убийцами, и у него это дело всегда получалось лучше, чем у меня, в особенности когда действовать приходилось без подготовки. А сейчас у него наверняка появился почти непреодолимый соблазн тебя прикончить. Уходи, пока есть возможность. И на всякий случай заляг на дно на некоторое время.

— А с чего вы взяли, что он знает о моем присутствии? — спросил По.

— Он в гостиной, слушает наш разговор. Сидит в синем кресле, повернув его спинкой к стене, и ждет, когда я войду в комнату. В руке у него бокал, наполовину наполненный вином «Монтеморси», которое я купил для него и оставил в буфетной. Он держит его в левой руке, чтобы не ставить на стол, если потребуется достать кинжал. Он не любит, когда пропадает зря хотя бы капля «Монтеморси». Он слегка вращает бокал, дает вину подышать и, хотя находится здесь довольно давно, он не сделал ни одного глотка. Он не станет пить, пока я не усядусь напротив и пока сам не возьму бокал.

— Он подозревает, что вы отравили вино?

— Нет, он не стал пробовать вино, потому что это невежливо. Он наверняка налил для меня бокал сидра, поскольку помнит, что я больше не пью спиртного.

— И откуда вы все это знаете?

— Потому что он у меня как на ладони, как и ты. Сейчас ты борешься с желанием войти в гостиную и выяснить, прав ли я. Не надо. Ты уже не выйдешь оттуда, а я не хочу, чтобы ты испачкал новый ковер. Теперь уходи. Я найду тебя, когда ты понадобишься.

— Вы уверены? Ну ладно, я задал глупый вопрос.

Дверь распахнулась, захлопнулась, и кто-то спустился по ступенькам крыльца.

Последовала пауза, потом появился свет. Меррик Мариус вошел в гостиную, держа в руке свечу.

— Надеюсь, ты не против света? — спросил он. — Я бы тоже предпочел тебя видеть.

Меррик зажег еще четыре свечи в канделябре, подбросил в камин дров и пошуровал в очаге кочергой. Он долго смотрел в огонь, потом повесил кочергу на крюк и уселся в кресле напротив Ройса с бокалом сидра в руке.

— За старых друзей? — спросил Меррик, подняв свой бокал.

— За старых друзей, — согласился Ройс, и оба сделали по глотку.

Меррик был в длинной, до колен, куртке из бордового бархата, жилете с великолепной вышивкой и ослепительно-белой рубашке с кружевным гофрированным воротником.

— Так, значит, дела у тебя пошли в гору… — заметил Ройс.

— Не жалуюсь. Теперь я бургомистр Колноры. Ты об этом не знал?

— Нет. Твой отец гордился бы тобой.

— Он сказал, что у меня ничего не выйдет, помнишь? А еще что я умен до глупости, и мне от этого мало проку. — Меррик сделал еще один глоток. — Полагаю, ты сердишься на меня из-за Тур Дель Фур?

— Ты перешел черту.

— Знаю, и мне очень жаль. Только ты мог сделать эту работу. Если бы я мог найти кого-то другого… — Меррик положил ногу на ногу и внимательно посмотрел Ройса. — Ты ведь здесь не для того, чтобы меня убить, значит, из-за Адриана?

— Твоих рук дело? Я имею в виду идею с ним договориться?

Меррик отрицательно покачал головой:

— На самом деле это придумал Гай. Они надеялись, что Адриан согласится убить Бректона за деньги и титул. Мой вклад состоял лишь в том, что я придумал более убедительный мотив.

— Они пообещали выдать ему Гонта? — спросил Ройс.

— И меленгарскую ведьму, — кивнул Меррик.

— Аристу тоже? А когда они до нее добрались?

— Несколько месяцев назад. Она и ее телохранитель попытались освободить Гонта. Его убили, она была схвачена.

Ройс сделал еще один глоток и поставил бокал на стол.

— Они собираются убить Адриана?

— Да, регенты знают, что его нельзя отпускать. После того как он убьет Бректона, они его арестуют, бросят в темницу и казнят вместе с Гонтом и Аристой во время Праздника зимы.

— А зачем им убивать Бректона?

— Они обещали ему Меленгар, если предаст своего сюзерена Баллентайна. Бректон отказался, и теперь они боятся, что граф Чедвик попытается использовать Бректона против империи. Они напуганы, им кажется, что единственный способ устранить угрозу, это воспользоваться услугами воина-тешлора. Кстати, полезное умение в партнере — хороший выбор.

Ройс с задумчивым видом отпил из бокала и спросил:

— Ты можешь его спасти?

— Адриана? — Меррик немного помедлил перед тем, как ответить. — Да, могу.

Наступило долгое молчание.

— Чего ты хочешь взамен? — поинтересовался Ройс.

— Ты все-таки спросил. Так сложилось, что у меня опять есть работа для человека твоих дарований.

— Какого рода работа?

— Найти и добыть. Пока не могу сообщить подробности, но дело опасное. Две другие группы уже потерпели неудачу. Конечно, я сам не участвовал в экспедициях, и не ты ими руководил. Если согласишься сделать эту работу, я позабочусь о том, чтобы с Адрианом ничего не случилось.

— Я ушел на покой.

— Да, я слышал.

Ройс допил бокал и встал.

— Я подумаю над твоим предложением.

— Только не тяни слишком долго, Ройс. Если хочешь, чтобы я решил твою проблему, мне нужно несколько дней на подготовку. Поверь, тебе потребуется моя помощь. Ты не сможешь добраться до темницы. Ее строили гномы.

Глава 14 ТУРНИР

Утреннюю тишину разорвал оглушительный рев и стоны домашних животных. Вот и пришел им конец, снег окрасился кровью, топоры и убойные молоты работали безостановочно. Кровавая неделя отмечалась каждую зиму, но первый день празднеств определялся в зависимости от осеннего урожая.

Для бедняков Аквесты не было зимой времени лучше. Отходов почти не было, мясники продавали им за бесценок обрубки конечностей, головы и даже очищенные от мяса кости, но у них было столько работы, что за всем уследить было не под силу. Городские бедняки кружили возле лавок, словно стервятники, ловя момент, когда рубщик мяса зазевается. Иногда их отчаянные налеты заканчивались победой, и счастливчики убегали с говяжьим окороком под мышкой.

Мясникам не хватало работников и сторожей, чтобы складировать мясо и приглядывать за товаром. Обычно к концу дня рубщики смертельно уставали, поэтому отчаявшимся хозяевам приходилось нанимать в помощь людей со стороны, но это было связано с риском нарваться на расхитителей, тех самых воров, от которых они пытались уберечь свой товар.

В этот день Минс покинул Гнездо очень рано, нужно было добыть что-нибудь на завтрак. Когда солнце выглянуло из-за городской стены, ему удалось стащить на бойне Гилима отличный кусок говядины. После сильного удара обрезок голени размером с ладонь упал с колоды и покатился по снежному склону. Минс оказался в нужное время в нужном месте. Он схватил мясо и помчался прочь, засовывая окровавленный шмат под куртку. Со стороны глядя, можно было подумать, что он смертельно ранен.

Минсу очень хотелось есть, и он боялся, что мальчишки постарше отнимут у него добычу. Или еще того хуже, его мог заметить какой-нибудь мясник или стражник. Минс пожалел, что рядом нет Бранда и Элбрайта. Они отправились на Косвелл, где забивалось больше всего скота и время от времени происходили жестокие столкновения. Взрослые мужчины дрались с беспризорниками из-за мясных обрезков. Минс был слишком маленьким, чтобы составить им конкуренцию. Даже если бы он и умудрился схватить кусок, у него его отняли бы да еще избили бы до потери сознания. Бранд и Элбрайт могли постоять за себя. Элбрайт был почти таким же высоким, как взрослые мужчины, а Бранд даже крупнее. Поэтому Минсу не оставалось ничего иного, как промышлять у мелких мясных лавок.

Добравшись до каретной мастерской Бингэма, Минс остановился. Ему вдруг стало страшно залезать наверх. Утром он так торопился поскорее выйти на охоту, что забыл про Кайна. Последнее время он нередко просыпался по утрам от страшного его хрипа, но в этот раз он ничего подобного не слышал.

Слишком много смертей довелось повидать Минсу на своем коротком веку. Восемь мальчишек, его друзей, погибли от холода, болезней или голода. Обычно они умирали зимой и промерзали насквозь. Еще недавно бегали, смеялись, шутили, плакали и вдруг обращались в неподвижный предмет вроде порванного одеяла или сломанной лампы. Когда Минс на них натыкался, ему приходилось тащить их к груде останков, которая всегда появлялась зимой. И не имело значения, как далеко она находилась, путь к ней всегда казался ему ужасно долгим. Поглядывая на бледное, заиндевелое тело, Минс вспоминал все хорошее, что связывало его с друзьями.

«Неужели когда-нибудь я стану таким же? — печально размышлял он. — И меня кто-нибудь вот так же притащит и бросит в общую кучу?»

Свернув в переулок, Минс упрямо сжал челюсти, взобрался на крышу и, сдвинув в сторону доску, оказался в темноте, потому что солнечный свет сюда почти не проникал. В полной тишине он пополз в глубь темного Гнезда и вдруг осознал, что не слышит дыхания Кайна, не слышит вообще ничего! Он со страхом выставил руку перед собой, но от одной мысли, что сейчас наткнется на холодное, застывшее тело друга, его затрясло. Однако вместо этого он нащупал шелковистую материю и отпрянул, когда она начала источать свет.

Где же Кайн? Плащ лежал на полу, а Кайн словно растаял без следа. Минс потянул ткань на себя, сияние усилилось, яркий свет залил все помещение. Кроме Минса, в Гнезде никого не было. Кайн исчез.

Минс немного посидел в растерянности, и тут его осенило! В ужасе бросил он плащ на пол и пнул его ногой. Сияние стало прерывистым и заметно померкло.

— Ты его сожрал! — вскричал Минс. — Ты меня обманул, проклятый!

Плащ почти погас, и Минс хотел отползти подальше от этого убийцы, но тот лежал между ним и выходом.

В конце лаза возник темный силуэт. Кто-то на мгновение перекрыл с трудом проникавший в Гнездо солнечный луч.

— Минс, ты здесь? — раздался голос Кайна. — Минс, смотри, я добыл кусок баранины!

Кайн забрался внутрь и закрыл за собой доску. Минс уже привык к слабому освещению и разглядел в руках друга пару окровавленных костей. Подбородок у него был весь красный от крови.

— Я бы и тебе оставил, но нигде не мог тебя найти. Клянусь Мэром, я ужасно проголодался!

— Как ты себя чувствуешь, Кайн?

— Хорошо, только все еще хочется есть, но в остальном я чувствую себя чудесно.

— Прошлой ночью… — начал Минс и осекся. — Прошлой ночью ты выглядел паршиво.

Кайн кивнул.

— И мне снились странные сны, — сказал он шепотом.

— Какие сны?

— Какие-то странные вещи. Я тонул в темном озере, при каждом вдохе захлебывался водой, пробовал плыть, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Это был настоящий кошмар! — Кайн наконец заметил, что Минс держит в руке кусок говядины. — Эй, тебе тоже удалось раздобыть мяса? Давай его приготовим, я все еще ужасно хочу есть.

— Что? Да, конечно, — сказал Минс, передавая мясо приятелю, и подозрительно взглянул на плащ.

— До чего же я люблю Кровавую неделю, — заметил Кайн. — А ты, Минс?

Наступил день открытия Большого зимнего турнира Аврина. Взревели трубы, загрохотали барабаны. Флаги двадцати семи благородных Домов возреяли на утреннем ветру. Зрители начали заполнять трибуны Полей Высокого Двора. Впереди их ждали десять дней поединков и завершающий их по традиции зимний пир. Большая часть лавок в городе закрылась, почти никто не работал. И только бойни, несмотря на начало турнира, продолжали коптить и солить мясо, потому что это грандиозное событие совпадало по времени с Кровавой неделей.

Каждый год люди толпами стекались на турнир в предвкушении удовольствия от кровопролитных и зрелищных схваток. Двумя годами раньше в одной из них погиб барон Линдер, когда расщепленное копье сэра Гилберта пробило забрало его шлема. В том же году сэру Далнару из Ренидда отсекли руку во время финального боя на мечах. Однако ничто не могло сравниться с тем, что случилось пять лет назад во время боя между сэром Джервисом и Фрэнсисом Стэнли, графом Харборном. В финальной схватке турнира сэр Джервис, который давно затаил обиду на своего графа, отказался от копья мира и выбрал копье войны. Вопреки многочисленным советам граф согласился ответить на смертельный вызов. Копье Джервиса пронзило кирасу, словно пергамент, и впилось в грудь Стэнли. Однако и Джервис не вышел из схватки невредимым. Копье Стэнли пробило шлем Джервиса и вонзилось в его глазницу. Оба замертво упали на землю. Победу присудили графу, получившему дополнительные очки за удар в голову.

Поля Высокого Двора с давних пор считались местом судебных поединков. Если жителям Аврина не удавалось установить истину обычным путем, противники сходились в бою, чтобы выяснить, на чьей стороне правда. Однако с течением времени целью состязаний все чаще становилось выяснение того, кто лучший воин.

По мере того как владения Аврина расширялись, ежемесячное прибытие на Поля Высокого Двора для разрешения своих споров и обид начало вызывать трудности. Поэтому возник обычай решать эти вопросы два раза в год, в священные дни Середины лета и Праздника зимы. Считалось, что в течение этих двух недель Марибор особенно бдителен и справедлив.

Постепенно празднества становились все более пышными. Теперь воины сражались не только во имя чести, но ради славы и золота. Рыцари со всей страны приезжали, чтобы сойтись в схватке за самое почетное звание в Аврине — победитель игр Полей Высокого Двора.

Вдоль всего поля стояли великолепные шатры, украшенные геральдическими цветами благородных участников турнира. Оруженосцы, грумы и пажи полировали доспехи и чистили лошадей своих лордов. Рыцари, собиравшиеся участвовать в поединках на мечах, проводили тренировочные бои со своими оруженосцами. Представители судей обходили карусель — серию шестов, с которых свисали стальные кольца размером с мужской кулак. Они измеряли высоту каждого шеста и углы поворота колец, которые участники турнира должны были собрать на свои копья, проносясь галопом вдоль шестов. Лучники тренировались в стрельбе по мишеням. Копейщики делали выпады, чтобы проверить, не скользят ли ноги по песку. На главном ристалище фыркали лошади безоружных всадников, совершавших пробные заезды.

Адриан стоял среди всей этой суеты, прислонившись спиной к шесту, а Уилбур постукивал по его груди большим молотком. Нимбус договорился с кузнецом, чтобы тот подогнал по нему взятые на подержание доспехи. Вовремя получить все необходимое оказалось совсем просто, но подгонка доспехов занимает довольно много времени.

— Вот, смотрите, сэр, — сказал Ренвик, подавая Адриану сложенную в несколько слоев холстину.

— А это еще что такое? — спросил Адриан.

Ренвик удивленно посмотрел на него и пояснил:

— Это надо подложить под ваши доспехи.

— Не нужно ему ничего подавать, парень, — проворчал Уилбур. — Просто засунь, куда следует!

Смущенный Ренвик принялся засовывать куски ткани в широкий зазор между латами и курткой Адриана.

— И постарайся, чтобы все плотно сидело! — приказал Уилбур.

Он тоже взял кусок ткани и затолкал его под нагрудные латы.

— Это слишком туго! — пожаловался Адриан.

Уилбур бросил на него косой взгляд:

— Вы измените свое мнение, когда сэр Муртас угодит вам копьем в грудь. Я не хочу, чтобы меня обвинили в том, что я вас плохо подготовил к поединкам из-за того, что мальчишка не справился с порученным ему делом.

— Сэр Адриан, — начал Ренвик, — я хочу спросить, может, мне стоит принять участие в турнире оруженосцев?

— Почему бы и нет? А ты хорошо владеешь оружием?

— Нет, но я все равно хотел бы попробовать. Сэр Малнесс никогда мне не разрешал. Он боялся, что я его опозорю.

— Ты действительно так плох?

— Мне не позволяли тренироваться, и сэр Малнесс запрещал пользоваться его лошадью. Он любил повторять: «Человек на лошади смотрит на мир иначе, а парень вроде тебя не должен к этому привыкать, тебе ни к чему разочарования».

— Похоже, сэр Малнесс был весьма приятным парнем, — заметил Адриан.

Ренвик неловко улыбнулся и отвернулся.

— Я много раз наблюдал за турнирами, очень внимательно, и я умею скакать на лошади, но никогда не держал в руках копья.

— Приведи-ка моего коня, и мы посмотрим, каков ты в деле?

Ренвик кивнул и бросился за лошадью. Этельред предоставил Адриану гнедого жеребца по кличке Злодей. При разведении лошадей этой породы особое внимание уделялось резвости и выносливости. На лошадь надели конский доспех, защищавший от случайных ударов копья. Несмотря на свое имя, это был хороший конь, борзый и сильный, но не очень норовистый. Злодей не имел привычки кусаться и лягаться, а когда Адриан с ним познакомился, ласково потерся головой о его грудь.

— Садись на коня, — сказал подростку Адриан.

Ренвик, радостно улыбаясь, тут же вскочил в высокое седло. Адриан протянул ему щит, покрытый зелеными и белыми квадратами, и тренировочное копье, которыми снабдили его регенты.

— Наклонись вперед, плотно прижми копье локтем к телу и держи баланс. А теперь сделай круг, я за тобой понаблюдаю.

Несмотря на весь свой энтузиазм, юнец выглядел уже не так уверенно, одновременно править конем и держать длинное копье оказалось делом непростым.

— Ему нужно подтянуть стремена, — посоветовал проезжавший мимо сэр Бректон.

Он гарцевал на сильном жеребце белой масти, покрытом красивой попоной в золотую и синюю полоску. Те же цвета выступали на вымпеле, трепетавшем под наконечником его копья, которое он держал вертикально, уперев тупым концом в стремя. Бректон красовался в сияющем зеркальном доспехе и держал под мышкой шлем с плюмажем, на другой руке у него был повязан легкий голубой шарф.

— Я бы хотел пожелать вам сегодня удачи, — сказал он Адриану.

— Благодарю.

— Вам предстоит поединок с Муртасом? Он хорошо владеет копьем. Не нужно недооценивать этого противника. — Бректон критически осмотрел Адриана. — У вас легкая кираса. Вы очень отважны.

Адриан в недоумении посмотрел на себя. Он никогда не носил таких тяжелых доспехов. Ему приходилось воевать с копьем в руках, но с рыцарями Адриан сталкиваться не часто. К тому же и в этих доспехах он чувствовал себя слишком стесненным в движениях.

Бректон указал на металлическую пластину у себя на груди.

— Такая пластина дает дополнительную защиту в том самом месте, куда скорее всего придется удар копья. А где ваша локтевая пластина?

Адриан не сразу понял, о чем говорит Бректон.

— Вы имеете в виду ту железную полоску? Я попросил кузнеца ее снять. Она мне мешала крепко держать копье.

Бректон усмехнулся:

— А может, наоборот, именно она помогает правильно держать копье?

Адриан пожал плечами:

— Я никогда прежде не участвовал в турнирах.

— Понятно, — кивнул сэр Бректон. — Вас не оскорбит мой совет?

— Нет, я готов вас выслушать.

— Поднимите голову, наклонитесь вперед. Крепко упирайтесь в стремена, тогда удар получится гораздо сильнее. И постарайтесь компенсировать удар противника, опираясь на задник своего седла, чтобы не упасть с лошади.

— Еще раз благодарю вас, — поклонился Адриан.

— Не за что, я рад помочь. Если у вас есть какие-то вопросы, с удовольствием на них отвечу.

— Вот как? — с озорной улыбкой отозвался Адриан. — Тогда скажите, что это у вас на руке?

Бректон посмотрел на колыхавшийся лоскут ткани и пояснил, что это шарф леди Амилии из Таринской долины.

— Я буду участвовать в состязаниях для нее и в ее честь. Похоже, турнир скоро начнется, — сказал он, окинув взглядом ристалище. — Сэр Муртас уже готов к бою, вам обоим предстоит открыть турнир. Да поможет Марибор достойнейшему… — Бректон кивнул и отъехал в сторону.

Ренвик подъехал и спрыгнул с коня на землю.

— У тебя неплохо получилось, — сказал Адриан, вскакивая в седло. — Но нужны дополнительные занятия. Если я переживу эту схватку, мы с тобой поработаем.

Ренвик, держа в одной руке шлем Адриана, другой взял Злодея под уздцы и повел на ристалище. Они миновали ворота, объехали поле по кругу и остановились возле небольшого деревянного помоста.

Перед глазами Адриана во всю ширь раскинулась главная арена. Целая армия слуг в течение нескольких недель очищала ее от снега и посыпала песком. Арену окружали забитые до отказа трибуны, разделенные на сектора по цветам зрителей. Пурпур обозначал места для правителя и его семьи, синий цвет — для высшей аристократии, красный для представителей церкви, желтый для баронов, зеленый для ремесленников, белый для крестьян — он был самым большим и единственным, не подведенным под крышу.

Отец Адриана брал его с собой на турниры, но не для развлечений. Наблюдение за поединками являлось частью обучения. Адриан получал удовольствие от зрелища и вместе с другими приветствовал победителей. Однако его отца не интересовали повергатели, он обсуждал с сыном только побежденных. Данбери задавал Адриану после каждого поединка вопросы, чтобы помочь сыну разобраться, почему тот или иной рыцарь потерпел поражение, и как следовало действовать, чтобы одержать победу.

Адриан не очень внимательно слушал отца. Его завораживало великолепное зрелище: рыцари в сияющих доспехах, женщины в разноцветных платьях, удивительной красоты лошади. Он знал, что одно только рыцарское седло стоит дороже, чем весь их дом и кузница, вместе взятые. Какими великолепными казались они ему, особенно по сравнению с его ничем не примечательным отцом. Тогда Адриану и в голову не приходило, что Данбери Блэкуотер мог победить любого рыцаря в любом виде состязаний.

В ранней юности Адриан бессчетное число раз мечтал выступить на Полях Высокого Двора. В отличие от Дворца Четырех Ветров, это место было для него священным. Схватки на Полях Высокого Двора проходили с соблюдением всех правил, и бились здесь не до смерти. Мечи были затуплены, лучники стреляли по мишеням, а в ходе поединков рыцари использовали копья мира. С участников турнира снимали баллы, если они убивали противника, их могли удалить с соревнований за ранение лошади соперника. Адриану это казалось странным. Он ничего не понял даже после объяснений отца, который сказал, что лошадь ни в чем не виновата. Теперь он знал правду.

Крупный мужчина стоял на платформе перед пурпурным сектором и громко кричал, обращаясь к зрителям:

— Лучший рыцарь Альбурна, сын графа Фентина, прославившийся своим мастерством на турнирах и хорошо известный при дворе. Представляю вам — сэр Муртас!

Толпа разразилась аплодисментами, зрители застучали ногами по деревянному полу трибун. Этельред и Сальдур сидели по обе стороны трона, остававшегося пустым. В начале дня было объявлено, что императрица плохо себя чувствует и не сможет присутствовать на турнире.

— Из Ренидда он пришел, — закричал человек на помосте и махнул рукой в сторону Адриана, — и лишь недавно, во время кровавого сражения при Ратиборе, получил звание рыцаря. Он шагал по полям и лесам, чтобы участвовать в турнире. Для него он первый, я представляю вам — сэр Адриан!

Послышались аплодисменты, но они были скорее данью вежливости. В глазах толпы результат поединка не вызывал сомнений.

Адриан никогда не держал в руках копья мира. Оно оказалось легче боевого со стальным наконечником. У копья мира был плоский и достаточно широкий деревянный наконечник, зато ратовище сделано было из прочного дуба. Такое оружие не следовало недооценивать. Адриан проверил стремена и плотно прижал колени к бокам лошади.

На противоположной стороне усыпанной песком арены гарцевал на своем сером сильном и злобном на вид жеребце сэр Муртас. Конь его был покрыт алой попоной с черными и белыми квадратами, окаймленной того же цвета бахромой. Сэр Муртас держал в руке ромбовидный щит, его плащ, наброшенный поверх доспехов, по цвету был под стать попоне. Как только запели трубы, он опустил забрало, а сигнальщик поднял флаг. Завораживающее зрелище!

Адриан скользнул взглядом по рядам трибун, трепещущим на ветру вымпелам и барабанщикам, которые принялись бить в свои огромные барабаны. Они оказались такими громкими, что от грохота у Адриана все внутри начало содрогаться в том же ритме. Однако рев толпы почти сразу их заглушил. Многие повскакивали на ноги от нетерпения. Сотни и сотни зрителей ожидали развязки, не сводя глаз с всадников.

Когда-то, будучи мальчишкой, Адриан сидел на такой же белой трибуне. Вцепившись в отца, он тонул в точно таком же шуме и гаме и ощущал такую же дрожь в теле. Ему так хотелось тогда быть одним из тех рыцарей, которые замерли в ожидании у ворот славы. Такое желание могло возникнуть лишь у мальчишки, ничего не знавшего о мире. Это была несбыточная мечта, о которой он вспомнил только сейчас.

Барабаны смолкли. Сэр Муртас пришпорил коня и бросился в атаку почти одновременно с отмашкой флагом. Адриан так ушел в себя, что замешкался, но мгновением позже и он поднял лошадь в галоп и помчался навстречу сопернику. Удивленные необычным видом Адриана зрители повскакивали с мест, по трибунам пронесся вздох испуга, но он уже ничего не слышал, ибо полностью сосредоточился на поединке.

Он опустил носки сапог вниз, выбирая всю длину стремян, оперся спиной о спинку седла и слился со своим скакуном в едином ритме скачки. Почувствовав, что они стали единым целым, Адриан начал медленно, осторожно опускать копье, прижимая его к боку и сообразуясь с бешеным галопом, скоростью приближения к цели и углом атаки.

Злодей, взметая копытами тучи песка, стрелой мчался вперед и так разогнался, что у Адриана засвистело в ушах. Навстречу ему на полном скаку несся сэр Муртас в развевающемся за спиной черно-белом плаще. Раздувая ноздри, звеня сбруей, лошади не чуя под собою ног летели навстречу друг другу. Бум!

Адриан почувствовал, как ломается его копье, свернул в сторону, отбросил обломок и натянул поводья. Он мысленно обругал себя за задержку на старте, и меньше всего ему хотелось позволить Муртасу опередить себя еще раз. Нужно было как можно скорее вооружиться новым копьем, поэтому он резко развернул Злодея и вдруг заметил, что лошадь Муртаса трусит по арене без всадника, а к ней бегут два оруженосца и грум.

И только теперь Адриан разглядел лежавшего на спине Муртаса, который безуспешно пытался встать на ноги. К нему на помощь бежали люди. Адриан встретился было взглядом с Ренвиком, но тут его вниманием завладела бушующая толпа. Зрители пребывали в невероятном возбуждении. Все до одного вскочили со своих мест, хлопали и свистели. Некоторые даже скандировали его имя. Адриан с опозданием сообразил, что это те же самые люди, которые минуту назад нисколько не сомневались в его поражении.

Он позволил себе улыбнуться, и толпа взревела еще громче.

— Сэр! — вскричал Ренвик, пытаясь перекрыть рев толпы, и подбежал ближе к Адриану. — Сэр, вы забыли надеть свой шлем.

— Извини, — спохватился Адриан. — Совсем вылетело из головы. Просто я не ожидал, что поединок начнется так быстро.

— Вылетело из головы? Но ведь никто не участвует в турнирах без шлема, — удивленно сказал Ренвик. — Он мог вас убить!

Адриан оглянулся через плечо на Муртаса, который ковылял по полю, опираясь на плечи двух оруженосцев.

— Однако я цел и невредим.

— Вы целы и невредимы? Да Муртас даже не успел к вам прикоснуться, как вы его уничтожили. Это же намного лучше, чем просто уцелеть. И вы даже не надели шлема! Я никогда не видел, чтобы кто-то так поступал. А какой удар вы ему нанесли! Он вылетел из седла так, будто налетел на стену. Вы были великолепны!

— Ну что тут скажешь? Новичкам везет. Неужели все уже закончилось?

Ренвик радостно мотнул головой:

— Следующий поединок у вас послезавтра.

— Хорошо. А как насчет того, чтобы посмотреть, как у тебя получится малая карусель и удар копьем по мишени на столбе? Тут нужно быть особенно внимательным, если не получится точный удар, противовес может выбить тебя из седла.

— Я знаю, — машинально ответил Ренвик, видимо, думая о чем-то другом.

Адриан заметил, что он до сих пор не пришел в себя от изумления. Оруженосец растерянно переводил взгляд с Адриана на Муртаса и на толпу, продолжавшую восторженно приветствовать победителя.

Амилия никогда прежде не бывала на турнирах и не видела рыцарского поединка. Более того, сидя на трибуне, она вдруг осознала, что за последний год ни разу не выходила из дворца. Несмотря на холод, она получала удовольствие от происходящего. Устроившись на толстой бархатной подушке, она накрыла ноги роскошным одеялом, а в руках держала чашу с теплым сидром. Здесь было так красиво, и обычно блеклый зимний мир наполнили яркие краски. Вокруг нее рассаживались на почетные места люди, занимавшие высокое положение в обществе. На противоположной стороне поля, за деревянными перилами, расположились бедняки. Они выглядели как плотная толпа цвета грязного снега. Скамеек там не поставили, и зрители стояли среди слякоти, притоптывая ногами и пряча руки в рукавах. И все же они радовались, что присутствуют при таком замечательном зрелище.

— Принц Рудольф сломал уже третье копье! — воскликнула герцогиня, возбужденно хлопая в ладоши. — Событие достойное грандиозных всеимперских соревнований. Но все равно ему далеко до сэра Адриана. Все думали, что бедняга обречен. Я до сих пор не могу поверить, что он участвовал в поединке без шлема! А то, что он сделал с сэром Муртасом… Да, нам предстоит увидеть невероятный турнир, Амилия. Это просто великолепно.

Леди Женевьева взяла Амилию под локоть и показала рукой на арену.

— Ах, смотрите, выносят сине-золотой флаг. Это цвета сэра Бректона. Настал его черед. Да-да, вот и он… А что у него на рукаве? Он повязал ваш шарф! Как волнующе! Остальные дамы просто изнемогают от зависти. Нет-нет, не поворачивайтесь в ту сторону, все смотрят на вас. Если бы взоры были кинжалами и несли смерть… — Герцогиня с загадочным видом смолкла, как бы призывая Амилию угадать, что она имела в виду. — Они видят, что вы одержали победу, моя дорогая, и теперь их переполняет ненависть. Как чудно!

— Неужели? — спросила Амилия, заметив, что многие дамы действительно повернулись в ее сторону. Она потупила глаза и уперлась взглядом в свои колени. — Я не хочу, чтобы меня ненавидели.

— Чепуха. На турнирах состязаются не только рыцари. Всякий, кто явился на это ристалище, становится участником соревнований, но чемпионом может стать только один. Единственное различие состоит в том, что рыцари бьются при свете дня, а дамы в сиянии свечей. Не вызывает сомнений, что в первой схватке вы одержали верх, но теперь мы должны убедиться, что вы сделали правильный выбор, ибо ваша окончательная победа зависит от мастерства сэра Бректона. Он сегодня встретится с сэром Гилбертом. Это серьезный противник. Несколько лет назад во время такого же поединка Гилберт убил другого рыцаря. Конечно, случайно, но это дает ему некоторое преимущество перед остальными. Впрочем, по слухам, он ушиб ногу два дня назад, так что посмотрим, чем все закончится.

— Убил другого рыцаря? — переспросила Амилия и вдруг все у нее внутри оборвалось, потому что запела труба, и сигнальщик резко опустил стартовый флаг.

Раздался дробный топот копыт… Сердце у Амилии томительно забилось, ее охватила паника. За секунду до столкновения рыцарей она закрыла глаза. Бум!

Толпа взревела. Открыв глаза, Амилия увидела, что Гилберт сидит в седле, а сэр Бректон спокойно направляется к стартовым воротам, и он совсем не пострадал.

— Одно копье в пользу Бректона, — сказал Лео, ни к кому конкретно не обращаясь.

Герцог сидел по другую сторону от Женевьевы, и таким оживленным Амилия его еще ни разу не видела. Герцогиня могла часами безостановочно говорить обо всем подряд, но Леопольд почти никогда не открывал рта. А если и открывал, то говорил так тихо, что Амилии казалось, будто он обращается непосредственно к Марибору.

Справа от Амилии сидел Нимбус, который то и дело на нее поглядывал. Он необычайно сосредоточен, и Амилии это очень в нем нравилось.

— Ох уж этот Гилберт. Вы только посмотрите, он не может взобраться на лошадь без посторонней помощи, — продолжала щебетать герцогиня. — Лучше бы ему не продолжать этого поединка, однако он снова берется за копье. Какой храбрый рыцарь!

— Ему надо чуть выше поднять острие копья, — заметил герцог.

— О да, Лео. Ты, как всегда, прав. Но ему не хватает для этого сил. Посмотрите, как терпеливо ждет Бректон и как сияет солнце на его доспехах? Обычно он их так не начищает. Он воин, а не завсегдатай турниров. Но он пошел к кузнецу и приказал их отполировать, чтобы ветер мог увидеть свое лицо в их сиянии. Как вы думаете, почему мужчина, который месяцами не прикасается к гребню, так поступает?

Амилия испытывала ужас, смущение и радость одновременно. Она и подумать не могла, что бывают такие сильные чувства.

Запела труба, и всадники вновь помчались навстречу друг другу. Сломалось копье, Гилберт упал, а Бректон и на этот раз не пострадал. Зрители приветствовали победителя, и Амилия к собственному удивлению обнаружила, что вскочила на ноги вместе со всеми. На ее лице расцвела улыбка, которую она никак не могла прогнать.

Бректон убедился, что Гилберт пострадал не серьезно, и неспешно подъехал к трибуне, где сидели аристократы. Он отбросил в сторону сломанное копье, снял шлем, приподнялся на стременах и поклонился Амилии. Повинуясь внезапному порыву, она спустилась по ступенькам к ограждению арены. Когда она вышла из-под навеса на солнце, приветственные возгласы стали еще громче, в особенности на противоположной стороне поля.

— Миледи, посвящаю вам эту победу, — сказал сэр Бректон.

Он что-то шепнул на ухо своей лошади, и она тоже поклонилась Амилии. Толпа взорвалась криками восторга. Амилию охватила удивительная легкость, все мысли, вся ее жизнь канули в прошлое, остался только этот миг и залитое солнцем поле. И вдруг Нимбус коснулся ее руки, она обернулась и увидела нахмуренное лицо Сальдура.

— Неразумно так долго стоять на солнце, миледи, — сказал Нимбус. — Вы можете обгореть.

Выражение лица Сальдура вернуло Амилию к реальности. Она села на свое место, успев заметить ядовитые взгляды, которые бросали на нее придворные.

— Моя дорогая, — доверительно прошептала герцогиня, — для девушки, которая не знает правил игры, вы выступили сегодня столь же успешно, как сэр Адриан.

Остаток турнира Амилия просидела тихо и почти не замечала, что происходит вокруг. Когда первый день ристаний подошел к концу, они покинули трибуну. Впереди шагал Нимбус, за ним следовала герцогиня, державшая Амилию за руку.

— Вы поедете с нами на охоту в канун Праздника зимы, дорогая? — спросила леди Женевьева, когда они шли через поле к каретам. — Вам обязательно нужно в ней участвовать. Лоис будет всю неделю трудиться над ослепительно-белым платьем с такой же зимней шапочкой, так что у вас будет новый наряд. Вот только где нам отыскать снежно-белый мех для капюшона? — Она задумалась, но тут же небрежно махнула рукой: — Ладно, Лоис решит эту проблему. До встречи. Пока! — Она послала Амилии воздушный поцелуй, и карета герцога уехала.

И тут Амилия заметила маленького мальчика. Видимо, он давно уже стоял на противоположной стороне улицы, но она увидела его только после того, как отъехала карета. Грязный мальчишка испуганно и одновременно с вызовом смотрел на Амилию. В руках он держал испачканной мешок. Перехватив ее взгляд, мальчишка с решительным видом проскользнул сквозь ограду.

— Ми… миледи Ами… — только и успел сказать он, когда оказавшийся поблизости солдат схватил его и бросил на снег. Мальчишка съежился, в его глазах появилось отчаяние. — Миледи, пожалуйста, я…

Солдат сильным пинком перевернул его на живот. Он зажмурился от боли, и тогда другой солдат ударил его ногой по спине.

— Прекратите! — закричала Амилия. — Оставьте его в покое!

Стражники замерли на месте в полном недоумении.

Мальчишка лежал на земле, задыхаясь и хватая воздух ртом.

— Надо помочь ему встать! — сказала она и направилась к ребенку, однако Нимбус остановил ее, взяв под руку.

— Быть может, не здесь, миледи. — Он указал взглядом на собравшуюся вокруг экипажей толпу. Многие зеваки уже начали с любопытством поглядывать в их сторону. — Вы сегодня уже вызвали неудовольствие Сальдура.

Амилия помолчала, сочувственно глядя на мальчика, и приказала стражникам отнести его в свою карету. Те поставили его на ноги и подтолкнули вперед. Он уронил свой мешок, но успел наклониться и поднять его, после чего поспешно забрался в карету. Амилия вопросительно посмотрела на Нимбуса, но тот только пожал плечами, и они вдвоем последовали за мальчишкой.

С выражением крайнего ужаса на лице мальчик скорчился на сиденье напротив Амилии и Нимбуса.

Придворный окинул его критическим взглядом.

— Я бы сказал, что ему десять, ну, не больше двенадцати. Наверняка сирота и, судя по всему, совсем дикий. Как вы думаете, что у него в мешке? Мертвая крыса?

— Перестаньте, Нимбус, — укоризненно сказала Амилия. — Конечно, нет. Наверное, там еда.

— Вот именно, — не стал спорить ее наставник.

— Помолчите, — сказала Амилия, бросив на Нимбуса суровый взгляд. — Вы его пугаете.

— Я пугаю? Это он набросился на нас со своим грязным таинственным мешком.

— С тобой все в порядке?

Мальчик едва заметно кивнул. Его взгляд метался по карете, но всякий раз возвращался к Амилии, словно она его завораживала.

— Мне жаль, что стражники так с тобой обошлись. Это было ужасно. Нимбус, у вас есть несколько медяков? Мы ему можем что-нибудь дать?

Придворный беспомощно развел руки в стороны:

— Мне очень жаль, миледи, но я не привык носить с собой деньги.

Амилия разочарованно вздохнула и попыталась улыбнуться.

— Так что ты хотел мне сказать? — спросила она.

Мальчишка облизнул губы.

— Я должен кое-что передать императрице, — сказал он и опустил глаза на свой мешок.

— Что это такое? — Амилия постаралась, чтобы ее голос не дрогнул.

— Я слышал… Говорят, что она не смогла сегодня присутствовать на турнире, потому что болеет, ну и все такое. Вот тогда я понял, что нужно ей это передать. — Он похлопал ладонью по мешку.

— Что передать? Что у тебя в мешке?

— То, что ее исцелит.

— О боже. Так это и правда дохлая крыса? — Нимбуса передернуло от отвращения.

Мальчик развязал мешок и вытащил из него мерцающий плащ. Ничего подобного Амилия никогда в жизни не видела.

— Он спас жизнь моему лучшему другу, вылечил его за одну ночь, правда. Он волшебный, вот!

— Религиозная реликвия? — предположил Нимбус.

Амилия доброжелательно улыбнулась мальчику.

— Как тебя зовут?

— Меня называют Минс, миледи. Я не знаю своего настоящего имени, но ведь Минс мне подходит, правда?

— Ну, Минс, ты предлагаешь нам щедрый дар. Эта вещь выглядит очень дорогой. Почему бы тебе не оставить плащ себе? Он намного лучше того, что сейчас на тебе надето.

Минс печально покачал головой:

— Я думаю, он хочет, чтобы я отдал его императрице, он ей поможет.

— Он хочет? — спросила Амилия.

— Это трудно объяснить.

— Да, такие вещи всегда трудно объяснить, — заметил придворный.

— Так вы передадите плащ императрице?

— Быть может, вам следует позволить ему это сделать? — предложил Амилии Нимбус.

— Вы это серьезно говорите? — спросила она.

— Ну, вы же хотите загладить вину стражников, верно? Для таких, как он, встреча с императрицей означает много больше, чем несколько синяков. К тому же он всего лишь мальчишка. Никто не обратит на него внимания.

Амилия задумалась, глядя на ребенка с широко раскрытыми глазами.

— Что скажешь, Минс? — спросила она, помолчав. — Ты бы хотел сам передать свой подарок императрице?

Судя по виду, мальчишка чуть не обезумел от счастья.

Три месяца назад Модина обнаружила в своих покоях мышь. Когда она зажгла лампу, та в ужасе застыла на середине комнаты. Модина взяла мышку в руки и почувствовала, как дрожит маленькое тельце. Испуганное до смерти существо смотрело на нее темными крошечными глазками. Модина подумала, что мышка может умереть от страха. Даже после того, как императрица положила ее на пол, она даже не пошевелилась. А когда Модина погасила свет, прошло несколько минут, прежде чем послышалось шуршание лапок. С тех пор мышь не появлялась вплоть до сегодняшнего дня.

Нет, конечно, не буквально, а в переносном смысле, просто стоявший перед ней мальчишка живо ей ту мышку напомнил. У него не было ни шерстки, ни хвоста, ни усиков, но глаза были удивительно похожи. Он стоял, застыв на месте, грудь его вздымалась от волнения, и он дрожал всем телом.

— Ты сказал, что тебя зовут Мышь? — переспросила Модина.

— Минс, думаю, так будет правильнее, — поправила ее Амилия. — Ты ведь Минс, верно?

Смущенный мальчик ничего не ответил и только крепче прижал к груди свой мешок.

— Я встретила его на турнире, — пояснила Амилия. — Он хочет сделать вам подарок. Давай, Минс.

Минс молча протянул мешок Модине.

— Он сказал, что должен отдать это вам, поскольку Сальдур объявил, что вы слишком больны, чтобы присутствовать на турнире. Мальчик утверждает, что его подарок обладает целебной силой.

Модина вытащила из мешка плащ. Несмотря на то, что он лежал в старом грязном мешке, он сразу начал переливаться разными цветами, и на нем не было ни единой складки или даже пятнышка.

— Какой красивый, — искренне сказала императрица, любуясь чудесными переливами цветов. — Он напоминает мне о человеке, которого я знала прежде. Я буду его беречь.

При этих словах из глаз у мальчика брызнули и потекли по грязным щекам обильные слезы. Упав перед императрицей на колени, он коснулся лбом пола.

Модина с недоумением взглянула на Амилию, но та в ответ лишь пожала плечами. Императрица некоторое время смотрела на мальчика, а потом сказала Амилии:

— Он выглядит истощенным.

— Вы хотите, чтобы я отвела его на кухню?

— Нет, пусть останется со мной. И вели принести сюда какой-нибудь еды.

После того как Амилия ушла, Модина положила плащ на стул и присела на край кровати, внимательно наблюдая за мальчиком. Он не двигался, стоя на коленях и касаясь лбом пола. Через несколько минут он поднял голову, но продолжал молчать.

— Я и сама очень хорошо умею играть в молчанку. Если хочешь, мы можем просидеть здесь несколько дней без единого слова.

Губы мальчика задрожали. Он открыл рот, словно хотел заговорить, но у него не получилось.

— Ну давай, все хорошо.

Стоило ему начать, как слова полились без остановки, словно он пытался все сказать на одном дыхании:

— Я просто хотел, чтобы вам стало лучше, вот и все. Честно. Я потому принес вам плащ, что он спас Кайна, вылечил его за одну ночь, я правду говорю. Он умирал, и к утру бы точно умер. Но плащ его исцелил. А когда сегодня сказали, что вы слишком больны, чтобы прийти на турнир, я понял, что должен принести вам этот плащ, чтобы вам стало лучше. Понимаете?

— Мне очень жаль, Минс, но я боюсь, что твой плащ не сможет мне помочь.

Мальчик нахмурился:

— Но он вылечил Кайна, а у него уже посинели губы.

Модина подошла и уселась на пол рядом с мальчиком.

— Я знаю, что ты хотел как лучше, и это замечательный подарок, но есть вещи, которые невозможно исправить.

— Но…

— Никаких но. Тебе не следует обо мне беспокоиться. Ты понимаешь?

— Почему?

— Просто не надо. Почему ты решил мне помочь?

Мальчик поднял голову и преданно посмотрел Модине в глаза:

— Я готов сделать для вас все, что угодно.

Его искренность и убежденность поразили Модину.

— Я вас люблю, — добавил мальчик.

Эти три слова потрясли ее, и хотя императрица сидела на полу, ей пришлось опереться на руку, чтобы сохранить равновесие.

— Нет, — возразила она. — Ты не можешь меня любить. Мы только что встретились…

— Но я люблю.

Модина покачала головой.

— Нет, не любишь! — резко сказала она. — Никто меня не любит!

Мальчик вздрогнул, словно его ударили, опустил глаза и шепотом повторил:

— Но я люблю. И все любят.

Императрица посмотрела на него.

— Все? Что ты хочешь этим сказать?

— Все наши, — пояснил удивленный эти вопросом мальчик, показывая рукой на окно.

— Ты имеешь в виду горожан?

— Ну, конечно, и они тоже, но не только здесь. Везде все вас любят, — настаивал мальчик. — Народ прибывает в город отовсюду. Я слышал, что они говорят. Они приехали на вас посмотреть. И все повторяют, что мир станет лучше, потому что теперь вы с нами. И что они готовы умереть за вас.

Модина была потрясена до глубины души. Она медленно поднялась на ноги, подошла к окну и устремила взгляд вдаль, туда, где за крышами домов виднелись покрытые снегом горные вершины.

— Я сказал что-то не так? — спросил Минс.

Она обернулась к нему.

— Нет, вовсе нет. Просто это… — Модина замолчала, подошла к зеркалу и провела кончиками пальцев по стеклу. — До Праздника зимы осталось десять дней?

— Да, а почему вы спрашиваете?

— Ну, ты принес мне подарок, и я хочу сделать тебе ответный. Получается, что у меня еще есть время.

Она подошла к двери и распахнула ее. В коридоре, как всегда, стоял Джеральд.

— Джеральд, ты можешь сделать мне одолжение? — спросила императрица.

Глава 15 ОХОТА

— Веселых вам праздников, сэр Адриан, — радостно сказала девушка, когда тот выглянул из своей комнаты в коридор.

Она принадлежала к стайке хихикающих горничных, которые расточали ему улыбки и реверансы со дня его первого поединка на турнире. После второго ему начали кланяться пажи. Теперь стражники, завидев его, еще издали начинали подобострастно кивать. Третья победа, хотя и такая же безупречная, как первые две, оказалась наихудшей по своим последствиям, поскольку на него обратили внимание наводнившие дворец рыцари и аристократы. Однако вместо общения с ними Адриан после каждого поединка делал выбор в пользу своей спальни и одиночества.

В то утро, как и в другие дни, Адриан бесцельно бродил по коридорам дворца. Несколько раз он видел издалека Альберта, но ни он сам, ни другие дворяне не пытались заговорить с ним. От Ройса тоже не было никаких известий.

Проходя через большой вестибюль, Адриан остановился. Лестница по спирали поднималась вверх, перила были резные, украшенные изящными подсвечниками. Где-то четырьмя этажами выше спала в своей спальне девушка, которую он знал под именем Трейс. Он поставил ногу на первую ступеньку.

— Сэр Адриан? — обратился к нему незнакомый мужчина. — Вы замечательно сражались вчера и нанесли Лоудену удар, который он не скоро забудет. Треск был слышен даже на трибунах. Говорят, Лоудену потребуются новые нагрудные латы. К тому же вы сломали ему два ребра! Какой удар! Поразительный, так я вам скажу. Знаете, я проиграл солидную сумму, когда ставил против вас в каждом из трех ваших поединков, но все верну с лихвой. Теперь до самого финала я буду ставить только на вас. Вы заставили меня поверить в ваше мастерство. Скажите, куда вы направляетесь?

Адриан тут же убрал ногу со ступеньки.

— Никуда, я прогуливаюсь.

— Ну, я просто хотел сказать, что вы замечательно сражаетесь, и я буду за вас болеть.

Мужчина вышел из дворца через главный вход, оставив Адриана у подножия центральной лестницы.

«Что я буду делать? — пытался сообразить он. — Войду в ее покои без разрешения? Прошло больше года с тех пор, как я в последний раз с ней разговаривал. Быть может, она возненавидела меня за то, что я не попытался увидеть ее раньше? Да и помнит ли она меня до сих пор? — Он бросил еще один взгляд в сторону лестницы. — Возможно, с ней все в порядке, ведь так? И если ее никто не видит, это еще ничего не значит?»

Модина стала императрицей. Едва ли с ней плохо обращаются. Когда жила в Дальгрене, Трейс была счастлива, несмотря на то, что в ее родной маленькой деревушке жуткое чудовище каждый день убивало людей.

«Неужели во дворце ей сейчас приходится хуже, чем тогда?» — подумал Адриан.

Он по недавно появившейся привычке огляделся по сторонам и снова заметил пару своих теней. Двое стражников подпирали стену у входа в тронный зал. Он вздохнул и свернул в служебное крыло здания, оставив лестницу за спиной.

Солнце только начало свой путь к зениту, а на кухне уже вовсю кипела работа. Над огромными чанами поднимались такие густые клубы пара, что на стенах появились капли воды. Мясники рубили туши на огромных колодах и громкими голосами раздавали приказы поварятам. Мальчишки бегали с ведрами и что-то кричали в ответ. Молоденькие кухарки надраивали кубки, ножи и сковородки. В воздухе витало множество запахов — от чудного аромата свежеиспеченного хлеба до вони отбросов. В отличие от остальных помещений дворца, стены и столы здесь не были украшены гирляндами по случаю праздника. Тут, за кулисами имперской сцены, о нем можно было судить лишь по огромным подносам с остывающими печеными яблоками и пирожными в форме снежинок.

Адриан вошел в помещение, где мыли посуду, потому что его привлекла царившая там суета. И тут вся поварская команда повернулась в его сторону, люди постепенно прекратили работу и уставились на него в полном оцепенении. В комнате повисла такая тишина, что стало слышно, как булькает кипящая вода, потрескивают дрова в очаге и звенят падающие с мокрого ковша капли. Служанки глазели на него так, будто в комнату вошло существо с двумя головами или тремя руками.

Он сел на один из стульев, стоявших вдоль пустого стола. Очевидно, именно здесь ела прислуга, когда выдавалась свободная минутка. Адриану хотелось расслабиться, но это совершенно невозможно было сделать под перекрестными взглядами множества глаз.

— Что здесь происходит? — воскликнул тучный повар с густой бородой, грохочущим голосом и глазами, окруженными веселыми морщинками.

Заметив Адриана, он прищурился. И вдруг на мгновение приоткрылась другая сторона его натуры, так иногда игривый пес внезапно начинает рычать на чужака.

— Чем могу вам помочь, сэр? — спросил он, подходя к Адриану с мясницким ножом в руке.

— У меня и в мыслях не было ничего плохого. Просто я рассчитывал поесть.

Повар бросил на него внимательный взгляд.

— Вы рыцарь, сэр?

Адриан кивнул.

— Вижу, вы сегодня рано встали. Я прикажу, чтобы вам принесли в большой зал все, что вы пожелаете.

— Честно говоря, я бы предпочел поесть здесь. Вы не возражаете?

— Прошу меня простить, — смутился повар. — Если вы не возражаете, могу ли я спросить, почему столь достойный дворянин, как вы, предпочитает принимать пищу в жаркой грязной кухне в окружении кастрюль и тараторящих служанок?

— Просто здесь мне уютно, — ответил Адриан. — Я считаю, что есть лучше всего в тишине и душевном спокойствии. Конечно, если я вам мешаю… — Адриан встал.

— Вы ведь сэр Адриан? У меня нет времени ходить на поединки, но, как вы сами видите, большинство моих девушек все успевают. Вы стали знаменитостью. Я слышал о вас самые разные истории, например, о том, как ваша судьба внезапно переменилась к лучшему. Хотя бы часть из них соответствует действительности?

— Ну, ничего не могу сказать относительно этих историй, но меня зовут Адриан.

— Рад познакомиться. Ибис Тинли к вашим услугам. Садитесь, сэр. Я сейчас вам что-нибудь приготовлю.

Он поспешно удалился, строго приказав кухаркам не отвлекаться. Многие из них то и дело бросали на Адриана взгляды, когда главный повар на них не смотрел. Вскоре Ибис вернулся с тарелкой курятины, яичницей, печеньем и кружкой темного пива. Курица оказалась такой горячей, что Адриан обжег пальцы, а печенье все еще дымилось.

— Очень вкусно, благодарю вас, — сказал Адриан Ибису, откусывая большой кусок печенья.

Ибис удивленно посмотрел на него, а потом рассмеялся.

— Клянусь Маром! Благодарить повара за завтрак! Значит, некоторые истории про вас верны!

Адриан пожал плечами:

— Я все время забываю, что теперь я дворянин. Прежде, когда был простолюдином, я знал, что такое дворяне. Однако теперь я в этом не уверен.

Повар улыбнулся:

— У леди Амилии такие же проблемы. Должен сказать, я всегда радуюсь, когда достойные люди достигают успеха. Говорят, вы победили всех рыцарей, с которыми вступали в поединки. Я даже слышал, что вы выбили из седла сэра Муртаса, даже не надев шлема!

Адриан кивнул с полным ртом курятины, которую ему приходилось валять во рту языком, чтобы не обжечься.

— Когда кому-то удается многого добиться, — продолжал Ибис, — и если в прошлом этот человек был одним из нас, ему обеспечена популярность в народе. Да, те из нас, у кого потные лица и грязь под ногтями, радуются вашим удачам, сэр.

Адриан не знал, что ответить, и предпочел жевать. Всякий раз, устремляясь на противника под рев толпы, он делал это не ради аплодисментов. Его истинная цель была темной и тайной, поэтому он считал, что недостоин похвал. Адриан выбил из седла пять рыцарей, и по правилам турнира их лошади стали его собственностью. Однако он отказался их забрать. Ему не нужны были лошади, да и вообще, по его представлениям, он их не заслужил. Он хотел спасти жизнь Гонту и Аристе, но заключенная сделка казалась ему отвратительной, поэтому получение каких-то выгод от своих побед и даже удовольствия от очередного успеха он считал неправильным. Тем не менее толпа восторженно ревела, восхищаясь его скромностью и благородством, всякий раз, когда он отказывался от права на лошадь побежденного противника. На самом деле он был убийцей, который ждал своего часа.

— Теперь остались только вы и Бректон? — спросил Ибис.

— Наш поединок состоится завтра, — с мрачным видом кивнул Адриан. — А на сегодня назначена какая-то охота.

— Да, соколиная охота, а потом вечерний пир. У меня будет много дичи для жарки. А вы не собираетесь на охоту?

— Я здесь только для того, чтобы участвовать в турнире, — с полным ртом ответил Адриан.

Ибис наклонил голову, чтобы лучше его рассмотреть.

— Для нового рыцаря, который стоит на пороге победы Зимних игр на Полях Высокого Двора, вы не выглядите счастливым. Надеюсь, дело не в еде.

Адриан отрицательно покачал головой:

— Еда великолепна. Вы позволите мне здесь пообедать?

— Мы с радостью накормим вас в любое время. Ха! Послушать меня, так я веду себя, будто я хозяин постоялого двора или лорд из замка. А я всего лишь повар. — Он показал большим пальцем себе за спину. — Конечно, эти дворняжки дрожат при звуке моего голоса, но вы рыцарь и можете ходить, где пожелаете. И все же, если мое угощение пришлось вам по вкусу, я хочу попросить вас об одолжении.

— О чем вы?

— Леди Амилия занимает особое место в моем сердце. Она мне как дочь. Чудесная девушка, и у меня сложилось впечатление, что ей нравится сэр Бректон. Он очень хорош, отличный копейщик, но судя по тому, что я слышал, скорее всего вы его победите. Нет, я ничего против вас не имею, человек моего положения и вовсе должен помалкивать, но…

— Но?

— Ну, некоторые рыцари стараются нанести сопернику максимальный урон, метят в забрало и все такое. Если что-то случится с сэром Бректоном… Короче, я не хочу, чтобы Амилия страдала. У нее никогда ничего не было, понимаете? Она выросла в бедной семье и всю жизнь занималась тяжелой работой. Даже сейчас, этот убл… Извините, регент Сальдур, заставляет ее трудиться без отдыха день и ночь. И все же в последнее время она выглядит счастливой, и я был бы рад, если бы так продолжалось и дальше.

Адриан, мрачно глядя в свою тарелку, принялся подбирать желток корочкой хлеба.

— Вот почему, если это возможно, постарайтесь провести поединок с Бректоном не очень жестко, чтобы он не пострадал. Конечно, я понимаю, такие вещи не всегда зависят от вас. О, Марибор, мне очень хорошо это известно. Но из разговора с вами я вижу, что вы достойный человек. Ха! Даже не знаю, почему я обратился к вам с такой просьбой. Я не сомневаюсь, что вы сделаете все правильно. Давайте я принесу еще пива.

Ибис Тинли ушел и унес с собой кружку Адриана вместе с его аппетитом.

Во многих отношениях Амилия чувствовала себя ребенком, которого произвел на свет Сальдур в тот день на кухне, когда, благодаря регенту, она из простолюдинки стала дамой. Теперь она уподобилась малышу, только что научившемуся ходить и выполнять простейшие задания, да и то не всегда правильно. Никто ей ничего не говорил. Никто не показывал на нее пальцем и не смеялся, но она замечала многозначительные взгляды и мимолетные улыбки. Амилия пыталась избежать бесчисленных ловушек в лабиринтах дворцовой жизни, не имея ни малейшего понятия об его устройстве.

Когда роскошно одетый аристократ называл ее миледи, Амилии становилось неловко. Она всякий раз удивлялась, когда стражники при ее появлении вытягивались в струнку, в то время как еще год назад те же самые солдаты бесстыдно ухмылялись, когда она проходила мимо. Она не сомневалась, что они продолжают бросать в ее сторону похотливые взгляды, а аристократы над ней смеются, только теперь делают это незаметно.

Амилия считала, что есть только один способ это изменить: перестать совершать ошибки. Если она не будет спотыкаться при ходьбе, переворачивать бокалы с вином, говорить слишком громко, носить не те цвета, какие надо, смеяться, когда требуется хранить молчание, или молчать, когда нужно смеяться, тогда они смогут забыть, что прежде она была судомойкой. Когда Амилия оказывалась рядом с аристократами, это становилось для нее настоящим испытанием, а в незнакомой обстановке она чувствовала себя больной. Вот почему Амилия решила не завтракать в утро соколиной охоты.

Весь двор — рыцари, аристократы, дамы и слуги — на целый день отправлялся на грандиозную охоту в леса и поля. Позади трусили собаки. Никогда прежде Амилии не доводилось ездить верхом на лошади, как, впрочем, и в седле пони или мула, и сегодня она далеко не грациозно покачивалась на спине мощного белого жеребца. На ней было красивое белое платье с накидкой, которые подарила леди Женевьева, и они отнюдь не случайно идеально сочетались с конской попоной. Правая нога Амилии находилась между двумя выступами верхней луки седла, а левая опиралась на нижнюю луку. Сидеть таким образом на спине лошади оказалось весьма непростым делом. От любого толчка сердце Амилии уходило в пятки, и она изо всех сил цеплялась за гриву своей лошади. Несколько раз она чуть не упала назад и представила, как висит на одной ноге, юбка накрывает ей голову, а жеребец продолжает горделиво гарцевать на месте. Эта мысль так ужасала ее, что она ехала, не сводя глаз с земли и боясь вздохнуть или пошевелиться. За два часа конной прогулки Амилия не произнесла ни слова. Она осмелилась поднять взгляд только после того, как егерь скомандовал остановку, когда они выехали из леса и оказались на открытом поле, где из-под снега тут и там торчали коричневые стебли высокого камыша. Пересекавшая поле заснеженная река сверкала в лучах утреннего солнца. Ветра совсем не было, и вокруг царила удивительная тишина. Егеря расставили их в линию вдоль опушки леса, лицом к болоту.

Амилия обрадовалась, что они прибыли на место, и гордилась, что ей удалось справиться с лошадью и благополучно следовать за остальными. Теперь, когда все остановились, она позволила себе перевести дух и увидела, что к ней приближается сокольничий.

— Какую птицу вы бы хотели сегодня взять, миледи? — спросил он, глядя на нее из-под красной шапочки.

Его руки скрывали толстые перчатки.

— А что вы посоветуете? — растерянно спросила она.

Казалось, сокольничий удивился, и Амилия опять почувствовала, что сделала что-то не так.

— Ну, миледи, птиц много, однако жестких правил не существует. По традиции кречет достается королю, сокол принцу или герцогу, сапсан предназначен для графа, соколы без родословной для баронов. Рыцари охотятся с балобанами, дворяне с ястребами-тетеревятниками, бедняки получают обычных ястребов, священники ястребов-перепелятников. Пустельга — это птица для слуг, дербник для дам, но на практике это скорее вопрос…

— Она возьмет Убийцу, — заявила герцогиня Рошелльская, подъезжая к ним.

— Конечно, ваша светлость. — Сокольничий поклонился и коротко махнул рукой. К нему тут же подбежал слуга с огромной птицей с колпачком на голове. — Ваша перчатка, миледи, — сказал сокольничий, протягивая Амилии толстую перчатку из оленьей кожи.

— Вам следует надеть ее на левую руку, дорогая, — сказала герцогиня с успокаивающей улыбкой и озорным блеском в глазах.

Амилия, чувствуя, как отчаянно бьется в груди сердце, молча взяла перчатку и натянула на левую руку.

— Поднимите руку, дорогая, и отведите ее в сторону, подальше от лица, — продолжала давать советы герцогиня.

Сокольничий принял от слуги великолепного сокола и подошел с ним к Амилии. Кожаный колпачок с маленьким плюмажем закрывал птице глаза. Когда ее передавали Амилии, Убийца расправил широкие крылья и дважды взмахнул ими, а потом его мощные когти вцепились в перчатку. Сокол оказался совсем не таким тяжелым, как думала Амилия, и она удерживала его без особых усилий. Теперь страх падения сменился у нее ужасом перед птицей. Она с тоской смотрела, как сокольничий привязывает сокола к ее руке ремешком.

— Красивая птица, — услышала Амилия знакомый мужской голос.

— Да, очень, — покорно согласилась она.

— Позвольте представить вам герцогиню Рошелльскую. Она…

Амилия повернулась и увидела, что герцогиня отъезжает в сторону, оставив ее наедине с рыцарем. И тут Амилию охватила паника. Несмотря на дружелюбие леди Женевьевы, у девушки возникло подозрение, что герцогиня получает удовольствие, мучая ее.

Амилия постаралась успокоиться, оказавшись лицом к лицу с единственным человеком во всем мире, на которого хотела произвести впечатление. Держа одной рукой птицу, а другой поводья, она вдруг обнаружила, что от холода у нее из носа потекло. Она и представить себе не могла, что день сложится так неудачно. Но тут боги словно услышали беззвучные ее молитвы и провозгласили голосом егеря:

— Всем ехать вперед!

«О великий Марибор!» — мысленно вскрикнула она.

И тут ее лошадь споткнулась на замерзшей неровной земле, отчего всадница потеряла равновесие. Неожиданный толчок напугал Убийцу, он расправил огромные крылья, чтобы взлететь. Однако птица была привязана к руке Амилии и потянула ее назад. Возможно, Амилия сумела бы удержаться в седле, если бы не мощный напор птицы.

Амилия закричала, падая через круп лошади и понимая, что ее кошмар стал реальностью. Но она так и не успела выпасть из седла. Сэр Бректон успел поддержать ее за талию. И хотя он не надел доспехов, его рука была подобна стали, так сильна она была и тверда. Он осторожно помог ей выпрямиться. Птица еще дважды взмахнула крыльями, успокоилась и снова вцепилась когтями в перчатку.

Бректон не произнес ни слова. Он поддерживал Амилию до тех пор, пока та не восстановила окончательно равновесие и не опустила ногу на нижнюю луку. Сама не своя от страха и унижения, она боялась взглянуть на своего спасителя.

«И почему это должно было случиться, когда он находился рядом?» — в панике подумала она.

Амилия опасалась, что на его лице появилась знакомая ей снисходительная усмешка, которую она так часто видела в последнее время. Она с трудом удержалась от слез, ей отчаянно захотелось оказаться во дворце, вернуться на кухню и снова взяться за чистку кастрюль и сковородок. В эту минуту она предпочла бы иметь дело с Эдит Мон или десятком ее мстительных призраков, чем пережить столь ужасное унижение в присутствии сэра Бректона. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— У вашего сокола есть имя? — вежливо спросил Бректон.

Эти слова показались Амилии настолько неожиданными, что она дважды повторила их про себя, прежде чем поняла смысл вопроса.

— Его зовут Убийца, — ответила она и вознесла благодарность Марибору за то, что ее голос не дрогнул.

— Что ж, это имя ему подходит, — кивнул рыцарь и после короткой паузы добавил: — Чудесный сегодня день, не правда ли?

— Да, — согласилась Амилия, мучительно подыскивая тему для разговора, но ничего подходящего так и не пришло ей в голову.

«Зачем он об этом спрашивает? — терялась она в догадках. — При чем тут погода?»

Рыцарь тяжело вздохнул. Она посмотрела на него и обнаружила, что он вовсе не усмехается, а выглядит огорченным. Их глаза на миг встретились, но Бректон тут же отвернулся, выбивая пальцами марш на луке своего седла.

— Пожалуй, слишком холодно, — сказал он и тут же быстро добавил: — Могло бы и потеплеть, как вы считаете?

— Да, — ответила она, сообразив, что выглядит как идиотка, давая односложные ответы.

Ей хотелось быть многословной, остроумной и находчивой, но все мысли застыли ничуть не меньше, чем эта ледяная пустыня вокруг нее и сэра Бректона. Амилия перехватила еще один его взгляд. Теперь уже он сокрушенно покачал головой и тяжело вздохнул.

— Что такое? — испуганно спросила Амилия.

— Я не знаю, как вы это делаете, — сказал он.

Амилия смутилась еще больше, заметив в глазах сэра Бректона откровенный восторг.

— Вы едете по мерзлой неровной земле, — продолжал он в том же упоении, — на боевом коне, сидя в дамском седле, и с огромным соколом на руке. Благодаря вам я чувствую себя юным оруженосцем на первом уроке фехтования. Миледи, вы меня удивляете, и я вами более чем восхищен.

Амилия долго не отрывала от него взгляда и не сразу сообразила, что переходит границы всех приличий. Она приказала себе отвернуться, но глаза ей не повиновались. У нее не находилось слов для ответа, она едва могла дышать, но это уже не имело значения. Амилия обнаружила, что улыбается, и через секунду поняла, что и сэр Бректон это тоже заметил. Он перестал постукивать пальцами по луке седла и расправил плечи.

— Миледи, — сказал слуга сокольничего, — пришло время выпускать сокола.

Амилия недоуменно посмотрела на Убийцу, плохо понимая, что нужно делать.

— Могу я вам помочь? — спросил сэр Бректон.

Протянув руку, он снял колпачок с Убийцы и развязал путы на лапах.

Слуга движением руки показал, что она должна подбросить птицу вверх. Амилия так и сделала. Убийца расправил могучие крылья, оттолкнулся и взмыл в небо. Сокол поднимался все выше и выше, а потом принялся кружить над их головами. Амилия не сводила взгляда с Убийцы, но чувствовала, что Бректон продолжает на нее смотреть.

— У вас нет своего сокола? — спросила она.

— Нет, но я и не собирался участвовать в соколиной охоте. По правде говоря, я не охотился уже много лет и забыл, какую это может доставлять радость. До сегодняшнего дня.

— Так вы умеете охотиться?

— О да, конечно. Мальчишкой я часто охотился в полях Чедвика. Мы с моим отцом и братом Уэсли часами могли преследовать зайцев или охотиться на дичь.

— Вы не подумаете обо мне плохо, если я признаюсь, что делаю это в первый раз?

Лицо Бректона стало серьезным, что тревожило Амилию, пока он не заговорил:

— Миледи, возможно, я доживу до того дня, когда не взойдет солнце, реки потекут вспять, а ветры перестанут веять, но никогда я не буду думать о вас плохо.

Амилия попыталась скрыть улыбку, но у нее опять ничего не вышло, и сэр Бректон это заметил.

— Надеюсь, вы мне поможете, потому что я в полной растерянности от того, что здесь происходит, — призналась Амилия, обводя рукой поле, лес и реку.

— Все довольно просто. Птицы парят в небе и выжидают удобного момента для атаки. Так солдаты стоят в строю и готовятся к сражению. Враг умен и осторожен, он притаился в засаде на поле между рекой и нами. Всадники, которые выстроились в линию, погонят дичь в противоположную сторону. Птицы попытались бы спрятаться в лесу, среди деревьев, если бы нас здесь не было.

— Но как мы найдем спрятавшегося врага?

— Их нужно выманить или, как в нашем случае, вспугнуть. Видите, егеря собираются спустить собак с поводков.

Амилия посмотрела вперед и увидела дюжину пажей, которые вели собак на поводках. Как только они их спустили, те почти сразу скрылись в зарослях. Лишь изредка мелькали их задранные вверх хвосты, когда они бесшумно носились по заснеженному полю.

Егерь с синим флагом подал сигнал сокольничему, который, в свою очередь, махнул всадникам. Он знаком показал, что им следует медленно перемещаться к реке. Теперь, когда сокол улетел, Амилия обнаружила, что ей стало легче править лошадью и ехать в кавалькаде. Они двигались вперед в полном молчании. Амилия почувствовала возбуждение, хотя не совсем понимала, что должно произойти.

Сокольничий поднял руку, и всадники остановили лошадей. Амилия посмотрела в небо и увидела, что птица тоже летит вдоль поля. Сокольничий взмахнул красным флагом, егерь свистнул в свисток, по которому собаки помчались вперед. И в тот же миг над полем начали взлетать птицы. Поднятые собаками перепела и куропатки, громко хлопая крыльями, устремлялись в небо, но, пытаясь спастись от злобных собак, они не заметили, что смерть поджидает их в небесах. Соколы атаковали со стороны солнца, они срезали свои жертвы на лету и опускались с ними на землю. Один даже рухнул вместе с куропаткой в воду.

— Это же мой Убийца! — вскричала Амилия, с ужасом представив себе, что стала виновницей гибели лучшего сокола леди Женевьевы.

Забыв обо всем на свете, она пришпорила лошадь и галопом пронеслась через поле к реке. Подскакав к берегу, она увидела обеих птиц, которые беспомощно бились в воде, вздымая вокруг себя облако водяной пыли. Одна из собак уже плыла к ним в ледяной воде. Амилия направила своего скакуна в реку, однако Бректон успел его перехватить.

— Стоять! — крикнул он, беря лошадь под уздцы.

— Но там мой сокол! — торопливо возразила Амилия, не отрывая взгляда от трепыхавшейся птицы.

— Смотрите, с ним все в порядке, — заверил ее рыцарь.

Первая собака уже добралась до Убийцы и осторожно схватила его зубами. Держа птицу над водой, она поплыла к берегу. Между тем вторая собака бросилась подбирать жертву Убийцы. Перепелка сопротивлялась, но Амилия с удивлением обнаружила, что сокол даже не дернулся, когда оказался в зубах у громадного пса.

— Вот видите, — сказал Бректон, — собаки и птицы обучены доверять и защищать друг друга. В точности, как солдаты.

Собака выбралась из воды на берег, держа в зубах сокола. Амилия и Бректон спешились. Собака принесла им птицу, осторожно разжала челюсти, Убийца тут же вспорхнул на запястье Амилии. Он расправил крылья и встрепенулся, разбрызгивая воду.

— С ним все в порядке! — восхищенно воскликнула Амилия.

К ним подбежал слуга и подал ей висевшего на ремешке вниз головой перепела.

— Ваша добыча, миледи, — произнес он почтительно.

Когда Адриан среди дня вернулся на кухню, Ибис Тинли устроил для него настоящий пир: на столе красовались блюда со всеми мыслимыми и немыслимыми сортами мяса, сыра и хлеба. Комнату привели в идеальный порядок, лишние мешки убрали, пыль с полок стерли, пол вымыли. На столе стояли только что зажженные свечи, а вместо обычного стула появилось большое мягкое кресло. Адриан догадался, что это дело рук не одного только Ибиса. Очевидно, среди слуг разнеслась весть о том, что он появится здесь снова. На кухне собралось вдвое больше народа, и многие просто глазели на него, забыв о делах.

На этот раз Ибису было не до разговоров с Адрианом. Повар, точно безумный, носился по кухне, готовил дичь, добытую аристократами, вернувшимися с охоты. Служанки ощипывали перепелов, фазанов и уток, и длинная гирлянда обезглавленных птиц занимала чуть ли не всю кухню. Работы было так много, что даже Ибису пришлось свежевать кроликов и белок. Несмотря на свои заботы, повар отвлекся, как только на кухне появилась Амилия в чудесном белом платье и меховой накидке.

— Ибис, смотри, я добыла целых двух перепелов! — крикнула она, держа птиц над головой.

— Неси их сюда, девочка. Давай посмотрим на твои сокровища.

На каждом пиру Адриан видел Амилию издалека, но сейчас впервые находился рядом, и она показалась ему гораздо привлекательнее, чем раньше. Да и одета была лучше. Возможно, это объяснялось исходившей от нее энергией или румянцем на щеках от холода, но она выглядела более живой.

— Ну, эти самые лучшие из всех, — заявил повар, осматривая ее трофеи.

— Пусть они тощие и маленькие, но зато они мои! — крикнула она и радостно рассмеялась.

— Могу я сделать вывод, что ты охотилась не одна?

Амилия лишь улыбнулась в ответ. Сложив руки за спиной, она прошлась по кухне, покачивая бедрами.

— Ну, ладно, девочка, не дури мне голову.

Она снова рассмеялась и повернулась к Ибису.

— Он провел со мной почти весь день. Он — настоящий рыцарь, и мне кажется… — Тут она осеклась и замолчала.

— Что тебе кажется? Давай не томи, девочка.

— Я думаю, он ко мне неравнодушен.

— Ба! Какие тут могут быть сомнения. И что он говорил? Какие слова произносил? Он читал тебе стихи? Поцеловал посреди чистого поля?

— Поцеловал меня? Он слишком хорошо воспитан для таких вульгарностей, но он очень нервничал… Даже иногда вел себя глупо. И не мог отвести от меня глаз!

— Глупо? Сэр Бректон? О, девочка, он у тебя на крючке. Да, достойный улов, вот все, что я могу сказать.

Амилия не удержалась и залилась смехом, закинув назад голову, и закружилась на месте. Тут только она заметила Адриана и замерла на месте.

— Извините, я зашел перекусить, — сказал он. — Через минуту я уйду.

— О нет, вам не нужно уходить. Просто я вас не заметила. Однако я тут часто бываю, и кроме тех, кто здесь работает, никого раньше не видела.

— Здесь я чувствую себя спокойнее, чем в главном зале, — заметил Адриан. — Я и так постоянно вступаю в поединки с рыцарями. Мне совсем не хочется соревноваться с ними еще и за трапезой.

Амилия подошла и с легким недоумением посмотрела на Адриана.

— Вы говорите не так, как другие рыцари.

— Это сэр Адриан, — сообщил ей Ибис.

— О, вы помогли сэру Бректону и моему бедному Нимбусу, когда на них кто-то напал, — воскликнула она. — Это очень благородно с вашей стороны. И вы участвовали в поединке без шлема. Вам удалось выбить всех своих противников из седла с первой попытки, и много копий было сломлено о ваш щит. Вы знаете в этом деле толк, верно?

— И завтра он сойдется с сэром Бректоном в схватке за звание победителя, — напомнил ей Ибис.

— Верно! — воскликнула она, прижав руку к губам. — А вас когда-нибудь выбивали из седла?

Адриан пожал плечами и смущенно признался:

— Нет, с тех пор, как я стал рыцарем.

— О, я не хотела… Я не имела в виду… Просто… Можно вас спросить, это очень больно, когда падаешь на землю? Думаю, это ужасно неприятно, несмотря на стеганый кафтан под латами. Когда тебя на полном скаку сбивают с коня, это, наверное, страшно? — В ее серых глазах появилась тревога. — Но с другими рыцарями все в порядке? Я видела, как сэр Муртас и сэр Элгар принимали сегодня участие в соколиной охоте. Они скакали вместе и смеялись, поэтому я уверена, все будет хорошо, кто бы ни победил. Я знаю, что завтра последний поединок, и победить в таком турнире большая честь. Теперь я понимаю, что всем хочется показать себя с лучшей стороны, когда на них смотрят. Но я прошу вас учесть, что сэр Бректон хороший человек — очень хороший. Он бы никогда не причинил вам вреда сознательно. Надеюсь, вы испытываете такие же чувства? — Она пожала плечами и улыбнулась.

Адриан положил на стол хлеб, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Он решил, что, пожалуй, ему не стоит больше питаться на кухне.

Ловкие гимнасты в одно мгновение построили акробатическую пирамиду: подпрыгивая по очереди, они делали в воздухе сальто и опускались на плечи своих товарищей до тех пор, пока последний из них не коснулся рукой потолка огромного зала. Несмотря на опасность, которой они подвергались, Амилия не следила за представлением, она уже видела его на репетициях. Она смотрела на зрителей. По мере приближения Праздника зимы развлечения во время каждого следующего пира становились все более и более экстравагантными. Она перестала дышать и выдохнула только тогда, когда раздались оглушительные аплодисменты.

Зрителям понравилось! Она посмотрела на виконта Уинслоу, который хлопал в ладоши, подняв руки над головой, и они обменялись довольными улыбками.

— В конце представления я думал, что умру от страха, — прошептал сидевший рядом с Амилией Нимбус.

Синяки на лице ее наставника почти совсем исчезли, и он даже перестал посапывать носом.

— Да, это было великолепно, — сказал король Розворт из Данмора.

На всех пирах слева от Амилии сидел Нимбус, справа — король и королева. Король Розворт был тучный мужчина огромных размеров. Обвисший второй подбородок наследовал в уменьшенном виде формы его грушеподобного тела. Рядом с ним герцог и герцогиня Рошелльские вполне могли претендовать на миниатюрность. Амилия подумала, что будь король Розворт худым, он бы все равно походил на старую загнанную клячу. Его сухопарая жена Фреда, тоже не отличавшаяся изяществом манер, рядом с ним казалась воплощением худобы. К счастью, королевская чета предпочитала помалкивать, во всяком случае, до третьего подряд кубка вина. Амилия уже давно потеряла им счет, но решила, что кубок номер три остался далеко позади.

— Вы хорошо знакомы с акробатами? — спросил король, наклоняясь через жену к Амилии.

— Нет, я всего лишь их нанимала, — ответила она.

— Значит, они друзья друзей?

Она неопределенно пожала плечами.

— Но вы с ними знакомы? — не унимался король.

— Я увидела их в первый раз во время просмотра.

— Росси, — вмешалась Фреда. — Она же явно старается держаться от них подальше с тех пор, как стала дворянкой. Ты не можешь ее за это винить. Любой на ее месте постарался бы забыть об этих жалких людишках. Их место на улице, вот пусть там и остаются.

— Я не это имела… — хотела было возразить Амилия, однако король прервал ее на полуслове:

— Но сейчас многие делают головокружительную карьеру, и некоторые уличные торговцы столь же богаты, как дворяне. Не так ли, моя королева?

— Ужасающее положение дел, — проворчала Фреда, поджав узкие накрашенные губы. — Титулы потеряли былое значение.

— Согласен, моя королева. У некоторых рыцарей далеко не все в порядке с родословной. Они ничуть не лучше, чем вооруженный мечом крестьянин. Сейчас достаточно иметь деньги, чтобы купить доспехи и лошадь, и готово — ты дворянин. Простолюдины даже учатся читать. Вы умеете читать, леди Амилия?

— Да, умею.

— Вот видишь! — Король с многозначительным видом поднял вверх указательный палец. — Конечно, теперь вы дворянка, но я полагаю, что грамоте вас научили раньше? Это пародия. Не знаю, куда катится мир.

— Однако положение с эльфами улучшается, — заметила его жена. — Тут следует отдать Этельреду должное, он постоянно уменьшает их численность. Наши попытки разобраться с ними в Данморе не принесли успеха.

— Разобраться с ними? — удивилась Амилия, но король и королева пропустили ее вопрос мимо ушей и продолжили обмен репликами:

— Если бы они обладали хотя бы зачатками мозга, то ушли бы сами, — заявил король. — Мы им ясно дали понять, что здесь их никто не ждет. Гильдии их не принимают в свои ряды, они не могут стать гражданами наших городов, а церковь объявила эту расу нечестивцев врагами Новрона много столетий назад. Даже крестьянам позволено принимать против них жесткие меры. И все равно они не понимают намеков. Эльфы продолжают размножаться, трущобы ими заполнены. Сотни умирают каждый год во время освященных церковью дней очищения, но они не унимаются. Почему бы им не уйти? Почему не отправиться в другие места?

Когда король смолк, чтобы перевести дыхание, заговорила королева:

— Они подобны дохлым крысам, которые смердят чуть ли не в каждой щели. Жизнь среди них — настоящее проклятие. Именно они виновны в падении первой империи. Даже использование их в качестве рабов является непростительной ошибкой. Вы еще вспомните мои слова, если мы не избавимся от них окончательно. До тех пор, пока хотя бы один эльф ходит по улицам наших городов и селений, империи грозит страшная опасность.

— Верно-верно, прежние императоры были слишком слабыми. Они думали, что смогут договориться с ними…

— Договориться! — взорвалась Фреда. — Какая глупая мысль. Нельзя договориться с чумой. Можно лишь убежать от нее или ее уничтожить.

— Я знаю, дорогая, и всем сердцем разделяю твои чувства. Сейчас у нас появился второй шанс. Этельред неплохо начал.

Сообразив, что король и королева погрузились в обсуждение своей любимой темы, знакомой им так же хорошо, как пара старой обуви, Амилия принялась вежливо кивать, но перестала слушать. Она видела эльфов лишь один раз в жизни. Когда она еще жила в Таринской долине, трое эльфов пришли в деревню. Скорее всего это была семья, если у эльфов бывают семьи. Одетые в тряпье, что их вроде бы вполне устраивало, они несли с собой маленькие грязные свертки, очевидно, все свое имущество. Все трое шагали, потупив головы и опустив плечи, и вид у них был самый изможденный и болезненный.

Дети кричали им вслед разные гадости, а жители деревни бросали камни и предлагали убраться прочь. Кто-то попал женщине камнем в голову, и она вскрикнула. Амилия не кидалась камнями, а только следила глазами за тем, как эльфы покрываются синяками и ссадинами. Когда они покидали селение, лица у них были залиты кровью. Ей тогда и в голову не приходило, что эльфы могут представлять для кого-то угрозу. Правда, монах, который обучал ее грамоте, утверждал, что эльфы виновны в падении империи. Однако они выглядели такими беспомощными, что Амилия не могла их не пожалеть.

Розворт снова пустился в рассуждения. Он обвинил эльфов в засухе, случившейся два года назад, и Амилия заметила, что Нимбус при этом вытаращил глаза от удивления.

— Вы не разделяете их мнения? — шепотом спросила она.

— Не мне противоречить королям, миледи, — вежливо ответил придворный.

— Верно, но иногда мне становится интересно, что происходит под вашим париком. Смею предположить, что там можно отыскать не только справочник по дворцовому этикету.

Между тем Розворт и Фреда продолжали рассуждать в том же духе:

— Гномы лишь немногим лучше эльфов, но они хотя бы кое-что умеют, — заявил король. — Отличные каменщики и ювелиры, тут я готов отдать им должное, но скаредные, как осенние белки, увидевшие первый снег. Им нельзя доверять. Любой из них перережет тебе горло, чтобы украсть пару медяков. Они держатся вместе и перешептываются на своем запрещенном языке. Жить с гномом все равно что пытаться сделать домашним дикое животное, задача невыполнимая.

Разговор стих, когда началось следующее выступление. На этот раз двое фокусников сначала вытаскивали яблоки и другие предметы из рукавов, а потом принялись ими жонглировать. Когда они закончили свой номер, Нимбус спросил:

— Кажется, императрица ваша бывшая подданная, ваше величество?

— Да, она родом из Дальгрена… — Розворт вдруг так оживился, что едва не опрокинул свой кубок взмахом руки. — Там творилось нечто ужасное. Потом местный священник начал рассказывать свои странные истории, но никто ему не верил. Я определенно не верил. Кто бы мог подумать, что наследник Новрона мог появиться на свет в такой дыре?

— А почему она так редко показывается на людях? — спросила у Амилии королева. — Она ведь будет на свадьбе?

— Конечно, ваше величество. Просто императрица бережет силы. Она все еще очень слаба.

— Понятно, — холодно сказала королева. — Но она наверняка способна принимать гостей. Многие дамы считают, что так игнорировать нас недостойно императрицы. Я бы очень хотела получить личную аудиенцию перед церемонией бракосочетания.

— Боюсь, это зависит не от меня. Я лишь выполняю ее распоряжения.

— Но как вы можете выполнить ее распоряжение, если я только сейчас обратилась к вам с этим вопросом? Вы умеете читать мысли на расстоянии?

— Кто бы мог подумать, что сэр Адриан будет участвовать в финальном поединке? — громко спросил Нимбус. — Я, например, не мог бы предположить, что новичок завтра сразится за титул чемпиона. И с кем, с сэром Бректоном! Вы должны признать, что леди Амилия сделала правильный выбор. А кого вы считаете фаворитом, ваше величество?

Розворт недовольно поджал губы:

— Мне не нравятся оба. Да и вообще этот турнир был каким-то слишком скучным на мой вкус. Я предпочитаю кривляния Элгара или Гилберта. Они знают, как заигрывать с толпой. А в этом году финалисты серьезны, как монахи, и никто из них ничего интересного не сделал, разве что выбивал из седла соперников. Это неправильно, если вас интересует мое мнение. Рыцари готовятся к войне. Они должны инстинктивно стараться убить, а не нанести удар шестом в прочный грудной доспех. Я считаю, что во время поединков следует использовать настоящие боевые копья! И тогда нам будет на что посмотреть!

Когда закончилось последнее выступление, лорд-гофмейстер постучал окованным бронзой жезлом по каменным плитам пола, и Этельред встал. Разговоры прекратились, в банкетном зале наступила тишина.

— Друзья мои, — заговорил Ланис Этельред своим мощным голосом, — я обращаюсь к вам, чтобы сказать, что всегда буду считать вас своими друзьями, хотя скоро вы станете моими подданными. Мы вместе прошли долгий и трудный путь, пережили столетия тьмы, лишений, варварства и угрозы патриотов. Но теперь, всего лишь через два дня, опять засияет солнце и начнется новая эпоха. В этот Праздник зимы мы торжественно отметим возрождение цивилизации и начало нового века. Наш Господь Марибор возложит на мою голову корону, дающую огромную власть, и я клянусь быть верным его заветам и готов твердой рукой вести за собой людей. Я верну традиционные ценности, чтобы Новая империя стала для всего мира маяком, ослепляющим наших врагов.

Зал начал аплодировать.

— Надеюсь, вы получили удовольствие от благородной соколиной охоты и добытой дичи. Завтра финалисты нашего турнира сойдутся в поединке за звание лучшего рыцаря. Не сомневаюсь, что вы получите удовольствие от схватки двух умелых воинов. Сэр Бректон, сэр Адриан, где вы? Пожалуйста, встаньте. — Оба рыцаря с видимой неохотой поднялись на ноги, и весь зал дружно им зааплодировал. — Предлагаю тост за элиту Новой империи!

Этельред и все гости выпили в их честь. Регент сел, и Амилия жестом предложила музыкантам занять свои места. Во время предыдущих вечеров пары танцевали в свободной части зала. Амилия заметила сэра Бректона, одетого в серебристый камзол. Он направлялся в ее сторону. Подойдя к их столу, он поклонился Амилии и учтиво произнес:

— Прошу меня простить, миледи. Вы позволите мне пригласить вас на танец и насладиться вашим обществом?

Сердце у Амилии отчаянно забилось, мысли спутались. Совершенно позабыв, что не умеет танцевать, она встала, обошла стол и подала сэру Бректону руку.

Взяв Амилию за руку, рыцарь повел ее туда, где выстраивались пары. Она шла за ним, как во сне. Когда зазвучали первые такты танца, дивный сон превратился в кошмар. Амилия понятия не имела, что нужно делать. Она в течение нескольких вечеров наблюдала за танцующими, но так и не выучила последовательности движений. Она лишь помнила, что танец начинается с того, что все выстраиваются ровными рядами, и заканчивается тем же, а в середине танцоры касаются ладоней партнера и несколько раз подряд быстро меняются местами. Все остальное осталось для нее тайной за семью печатями. Как же ей хотелось вернуться на свое место и почувствовать себя в безопасности! Но она понимала, что если так поступит, то выставит себя в дурацком свете и унизит Бректона. Голова у нее слегка кружилась, но ей удалось ответить реверансом на поклон Бректона.

Катастрофа казалась неминуемой, она уже представила себе, что споткнулась, потеряла равновесие и упала. Придворные смеются, а по ее щекам текут слезы. Ей показалось, что она слышит, как они говорят: «Что с тобой случилось, как ты могла подумать, что стала одной из нас?» Даже уверенный взгляд Бректона не мог вернуть ей спокойствия.

Она перенесла вес с правой ноги на левую, понимая, что необходимо как-то двигаться в такт музыке. Если бы только она знала, какой ногой следует сделать первый шаг.

Внезапно музыка смолкла, и все замерли. Разговоры прекратились, слышались только тихие восклицания. Все встали, устремив взоры на вошедшую в большой зал ее августейшее величество императрицу Модину Новронскую.

Двое стражников с пятого этажа шли рядом с ней, когда она пересекала зал. Императрица надела парадное платье, в котором произносила речь с балкона, за спиной у нее развевалась роскошная мантия. Волосы у Модины были стянуты легкой сеткой, голову украшала императорская корона. Подбородок был высоко поднят, плечи расправлены, а осанка и манера держаться поражали своим изяществом. Когда она летящей походкой шагала сквозь притихшую толпу, то казалась бесплотной, словно мистическое существо, скользившее между деревьями в лесу.

Амилия несколько раз растерянно моргнула, поскольку была поражена не меньше, чем все остальные. Судя по изумлению, написанному на лицах гостей, появление императрицы произвело на них ошеломляющее впечатление. Все затаили дыхание, боясь пошевелиться.

Модина прошла вдоль главного стола к императорскому трону, пустовавшему во время всех предыдущих вечеров, немного помедлила перед ним, потом подняла изящную руку и сказала:

— Продолжайте, прошу вас.

Наступила долгая пауза, после чего снова зазвучала музыка. Сальдур и Этельред бросали на Амилию такие свирепые взгляды, что она вынуждена была извиниться перед Бректоном, сказав, что не может продолжать танец. У нее появилась причина, чтобы отказаться, хотя она и понимала, что теперь это не имеет значения. Едва ли кто-то, за исключением сэра Бректона, обратил на нее внимание.

Она вернулась к главному столу и встала за спиной у Модины.

— Ваше величество, — тихо спросила она, — вы уверены, что у вас достаточно сил, чтобы находиться здесь? Быть может, вы хотите, чтобы я проводила вас в ваши покои?

Модина даже не взглянула в сторону Амилии. Императрица окинула гостей изучающим взглядом и холодно произнесла:

— Благодарю вас, моя дорогая. Вы очень добры, но со мной все хорошо.

Амилия беспомощно оглянулась на Этельреда и Сальдура. У обоих на лицах застыло напряженное выражение.

— Я думаю, вам не стоит так рисковать, — сказал Сальдур Модине. — Вам нужно беречь силы для церемонии бракосочетания.

— Я уверена, что вы, как всегда, совершенно правы, ваша милость, и не стану задерживаться надолго. Тем не менее мой народ должен видеть свою императрицу. Марибор не поймет, если они подумают, будто я не существую. Не сомневаюсь, что многие не смогут отличить меня от простой молочницы. Будет очень грустно, если я появлюсь на собственной свадьбе, но никто не поймет, где невеста, а где ее подружки.

Недоумение в глазах Сальдура сменилось гневом. Амилия продолжала стоять за императорским троном, не зная, что делать. Модина постукивала пальцами по подлокотникам трона и кивала в такт музыке, наблюдая за танцующими. А Сальдур и Этельред замерли, точно статуи.

Когда музыка смолкла, Модина встала с трона и сделала несколько хлопков в ладоши. Все гости замерли, поедая ее глазами.

— Сэр Бректон и сэр Адриан, пожалуйста, подойдите ко мне, — приказала императрица.

Сальдур вновь с тревогой посмотрел на Амилию, но той не оставалось ничего иного, как крепко вцепиться в спинку трона.

Оба рыцаря плечом к плечу подошли и остановились перед императрицей. Адриан последовал примеру сэра Бректона, который опустился на одно колено и склонил голову в учтивом поклоне.

— Завтра вы сойдетесь в поединке за честь империи, и Марибор решит вашу судьбу. Не вызывает сомнений, что вы оба пользуетесь популярностью при дворе, но я вижу, что сэр Бректон носит знак моей приближенной, леди Амилии. И это дает ему преимущество, что представляется мне не совсем честным, но я не стану просить сэра Бректона отказаться от этого дара. Как и не буду настаивать, чтобы леди Амилия потребовала его возвращения, ведь он дан ею как священное подтверждение ее веры в его достоинства. Вместо этого я последую ее примеру и передам сэру Адриану свой дар. Я заявляю о вере в его мастерство, мужество и честь. Я знаю, что в его сердце царит справедливость, а побуждения добродетельны.

Модина взяла кусок белой ткани — Амилия сразу поняла, что он отрезан от ночной рубашки императрицы, — и протянула его Адриану.

Адриан принял его без единого слова благодарности.

— И пусть вы оба обретете честь в глазах Марибора и будете сражаться как истинные и отважные рыцари.

Императрица хлопнула в ладоши, и зал разразился приветственными криками. Модина наклонилась к Амилии.

— Теперь можешь проводить меня в мои покои, — сказала императрица.

Когда они проходили мимо королевы Данмора, Фреда выглядела потрясенной.

— Леди Амилия, забудьте о том, что я говорила. Я ничего такого не имела в виду…

— Я уверена, что в ваших словах не было и намека на неуважение. Пожалуйста, сядьте, ваше величество. Вы выглядите бледной, — на ходу ответила Амилия королеве, сопровождая Модину к выходу.

Сальдур беспомощно смотрел им вслед, и Амилия обрадовалась, что он не пошел за ними. Она знала, что в будущем ей не избежать допроса, но понятия не имела, как объяснить поведение Модины. Никогда прежде императрица так не поступала.

Женщины рука об руку, молча поднимались на пятый этаж. Дверь в покои Модины никто не охранял.

— Где Джеральд? — спросила Амилия.

— Кто? — Императрица с недоумением посмотрела на Амилию.

Амилия нахмурилась.

— Ты прекрасно знаешь, о ком я спрашиваю. Почему Джеральд не охраняет вход в твои покои? Неужели ты отослала его под благовидным предлогом, чтобы он не путался под ногами?

— Да, так я и поступила, — небрежно ответила императрица.

Амилия вздохнула. Они вошли в спальню, и Амилия закрыла за собой дверь.

— Модина, о чем ты только думаешь? Зачем ты это сделала?

— А какое это имеет значение? — ответила императрица, садясь на свою постель.

— Для регентов имеет.

— Им следовало меня поблагодарить. Осталось всего два дня до того, как Этельред сочетается со мной браком в кафедральном соборе, а затем войдет в мою спальню. Своим появлением на людях я ничего не испортила и, более того, сделала полезное дело. Теперь дворяне знают, что я не выдумка регентов, я существую в действительности.

— Но я все равно не получила ответа на свой вопрос.

— У меня есть всего несколько часов, и мне захотелось отсюда выбраться. Неужели ты станешь на меня из-за этого сердиться?

Амилия почувствовала, как исчезает ее гнев.

— Нет.

С тех пор, как в спальне Модины появилось зеркало, они избегали обсуждать планы императрицы относительно Праздника зимы. Амилия подумывала о том, чтобы вынести из комнаты зеркало, но понимала, что это ничего не изменит. Модина найдет другой способ. Амилии оставалось только одно — рассказать обо всем Сальдуру, но тогда регент заключит Модину в темницу. Однажды она там чуть не погибла, и Амилия не могла допустить, чтобы эти ужасы повторились даже ради спасения жизни императрицы. Получалось, что хорошего решения не существует, в особенности если учесть, что Амилия поступила бы точно так же, окажись на месте Модины. Она тешила себя надеждой, что Модина изменит свое решение, но слова императрицы о приближении Праздника зимы вернули ее к печальной реальности.

Амилия помогла Модине снять платье, уложила ее на просторную кровать и крепко обняла, отчаянно пытаясь скрыть слезы. Модина погладила Амилию по голове.

— Все будет хорошо, — сказала она примирительно. — Теперь я готова.

Адриан брел в рыцарское крыло дворца, держа белый кусок ткани так, словно весил сотню фунтов. Когда он увидел Трейс, на душе у него стало немного спокойнее, но ее слова возложили на его плечи еще более тяжелую ношу. Он прошел через общий зал, где еще оставалось несколько рыцарей, которые передавали друг другу бутылку и пили из нее по очереди.

— Адриан! — крикнул Элгар и встал у него на пути. Лицо рыцаря порозовело от выпитого вина, нос покраснел, но взгляд остался внимательным и холодным. — Не видел тебя на охоте. Присоединяйся к нам.

— Оставь меня в покое, Элгар, сегодня я не в настроении.

— Тем больше причин выпить с нами, — возразил здоровяк.

Он весело ухмыльнулся и хлопнул Адриана по спине.

— Я иду спать, — сказал Адриан и отвернулся.

Элгар схватил его за плечо.

— Послушай, у меня до сих пор болит грудь, после того как ты вышиб меня из седла.

— Сочувствую, но…

— Сочувствуешь? — Элгар с недоумением посмотрел на него. — Это был лучший удар, который я получил за долгие годы. Сначала я воспринял твое появление на турнире всего лишь как хороший повод для шуток, но после такого урока мне стало не до смеху. Теперь мне ясно как божий день, что ты можешь одолеть Бректона. Я поставил деньги на тебя, на твою победу.

— Никак, ты извиняешься?

Элгар заразительно рассмеялся:

— Никогда в жизни! До летних игр всего шесть месяцев, и у меня будет шанс ответить тебе тем же. Но признаюсь честно, что мне бы хотелось увидеть, как сэр Ходячая Добродетель ударит лицом в грязь. Ты уверен, что не хочешь выпить перед сном, чтобы лучше спалось?

Адриан отрицательно покачал головой.

— Ладно, отдыхай, красавец. Я постараюсь успокоить моих друзей, чтобы они не шумели, даже если мне придется проломить пару черепов. Удачи тебе завтра!

Элгар вернулся в общий зал, где двое пьяных рыцарей, безбожно перевирая мелодию, распевали песню о дочери старого герцога.

Адриан добрался до своей комнаты, распахнул дверь и замер на пороге.

— Добрый вечер, Адриан, — вежливо приветствовал его Меррик Мариус.

Он был одет в дорогой камзол из алого шелка. На шее висела золотая цепь, символ его должности. Меррик сидел на стуле за маленьким столиком с шахматной доской, позаимствованной из общего зала. Все фигуры на ней уже выстроились ровными рядами, за исключением белой пешки, выдвинутой на две клетки вперед.

— Я позволил себе сделать первый ход, — насмешливо пояснил Меррик.

Адриан огляделся по сторонам. В комнате слишком мало места, чтобы в ней мог спрятаться посторонний. Они были одни.

— Чего тебе от меня надо? — спросил Адриан.

— Думаю, это очевидно. Я хочу сыграть с тобой в шахматы. Твой ход.

— Такие игры меня не забавляют.

— Мне представляется слишком самонадеянным называть шахматы забавой.

Голос Меррика удивительным образом звучал одновременно и холодно, и дружелюбно. Адриану не раз приходилось сталкиваться с чем-то подобным, когда он разговаривал с Ройсом.

Адриана раздражали манеры Меррика. Он давно научился узнавать всю подноготную человека по его глазам, голосу и жестам, но Меррик оставался для него загадкой. Будучи выше и тяжелее Ройса, Меррик не производил впечатления крупного человека и не был похож на воина. Да и оружия никакого, судя по всему, у него при себе не было. А главное, несмотря на грозившую ему опасность, он был совершенно спокоен. Если Меррик хотя бы наполовину так умен, как утверждает Ройс, этот наглец должен был бы сейчас дрожать от страха. Достаточно вспомнить, как он манипулировал ими на «Изумрудной буре», что привело к смерти Уэсли Белстрада и уничтожению Тур Дель Фура. Однако на его лице Адриан не увидел ни малейших следов тревоги. Это выводило его из равновесия и заставляло думать, что он что-то упустил.

Адриан уселся на стул напротив Меррика, бросил на доску короткий взгляд и двинул свою пешку вперед. Меррик улыбнулся, как маленький мальчик, который собирается заняться любимым делом, и переместил другую пешку, поставив ее под удар черной. Адриан тут же ее взял.

— Итак, ты выбрал ферзевый гамбит, — заметил Меррик.

— Что ты сказал?

— Я имею в виду мои первые ходы. Это ферзевый гамбит. Судя по твоему ходу, тебя это устраивает.

— Я всего лишь съел твою пешку, — возразил Адриан.

— Ты сделал и то, и другое. Известно ли тебе, что шахматы, кроме всего прочего, называют игрой королей, потому что они учат азам военной стратегии?

Почти не думая, Меррик двинул вперед еще одну пешку. Не отвечая, Адриан смотрел на доску. В шахматы его учил играть отец, который хотел, чтобы мальчик овладел тактикой и стратегией. Данбери Блэкуотер был лучшим игроком в шахматы в деревне и сам сделал доску и фигуры из обрезков металла. Только через несколько лет Адриан сумел одержать над ним свою первую победу.

— Конечно, эта игра имеет более глубокий смысл, чем это кажется на первый взгляд, — продолжал Меррик. — Вот почему некоторые епископы посвящали ей целые проповеди. Они заметили, что наше сословное общество и шахматы удивительно похожи друг на друга. Ведь все шахматные фигуры перемещаются согласно известным правилам, и каждая из них должна до конца исполнить свой долг при полном непротивлении вышней воле.

Теперь под ударом оказалась третья пешка Меррика и тут же была съедена. Однако Меррик без малейших колебаний тут же сделал ход слоном. Его стиль игры вызывал у Адриана беспокойство. Ему казалось, что Меррику после потери двух пешек следовало бы призадуматься над своим положением.

— Таким образом, то, что ты считаешь простой забавой, в действительности есть зеркало, отображающее мир вокруг нас и то, как мы в нем движемся. Например, известно ли тебе, что раньше пешкам не разрешалось перемещаться со стартовой позиции сразу на два поля? Новое правило возникло с течением времени в ходе поступательного развития общества и ослабления королевской власти. Более того, раньше пешка, добираясь до противоположного края доски, могла стать лишь конем, второй по своему весу фигурой после пешки.

— Кстати, о пешках. Нам не понравилось, как ты нас использовал в Тур Дель Фуре, — заметил Адриан.

Меррик пренебрежительно отмахнулся от этого обвинения.

— Ройс уже меня за это отругал, — сказал он беспечно.

— Ты виделся с Ройсом?

— А ты удивлен, что я все еще жив? — заразительно рассмеялся Меррик. — Мы с Ройсом пришли, так сказать, к обоюдному согласию. Я был для него слишком легкой добычей, чем-то вроде слона на этой доске. Раз, и нет меня. Но в будущем мое устранение могло обернуться большими неприятностями.

— Я тебя не понимаю.

— И никогда не поймешь.

— Ты обманом заставил нас помочь тебе уничтожить сотни невинных людей. Ройс убивал и по менее веским причинам.

Меррик расплылся в самодовольной улыбке.

— Верно, обычно Ройсу нужна веская причина, чтобы не убивать, — охотно согласился он. — Хватит витать в облаках. Смерть ни в чем не повинных людей, независимо от количества жертв, не имеет для него значения. Он просто не любит, когда его используют. Нет, осмелюсь предположить, что лишь одно убийство вызвало у него приступ раскаяния, и поэтому я до сих пор жив. Чаши наших весов все еще не пришли в равновесие. Ройс чувствует, что он мой должник.

Меррик указал рукой на доску.

— Чего ты ждешь? Мне кажется, сейчас твой ход.

Адриан решил, что пришло время обострить игру, и воспользовался ферзем, чтобы создать угрозу для короля противника. Как только он переставил фигуру на нужную клетку, Меррик стремительным движением вывел своего короля из-под удара.

— Так на чем я остановился? — как ни в чем не бывало спросил он. — Ах да, на том, что шахматные правила постепенно изменялись в тесной связи с развитием общества. Так вот, в давние времена не существовало правила рокировки, а побеждал тот, кому удалось добиться пата и загнать своего противника в угол. Но самым ярким примером стало изменение роли ферзя.

Адриан сделал ход пешкой, атаковав слона, и Меррик тут же ее взял. Тогда Адриан вывел коня из-под удара. Меррик ответил тем же.

— В прежние времена королевы просто не существовало, и все фигуры были мужского рода, — снова пустился в рассуждения Меррик. — Место ферзя занимал канцлер. Только через много лет его заменила королева — ферзь. Тогда она могла ходить только на одну клетку по диагонали, что делало ее совсем слабой фигурой. Лишь позднее она получила возможность перемещаться по всей длине доски и во всех направлениях, став, таким образом, самой сильной из фигур. С тех пор чуть ли не самой главной целью этой игры стало заманивание ферзя в ловушку.

Адриан собрался было сделать ход слоном, как вдруг заметил, что конь Меррика атакует его ферзя.

— Ты не находишь, что императрица во время пира произнесла весьма необычную речь? — спросил Меррик. — Как ты думаешь, почему она так поступила?

— Понятия не имею, — ответил Адриан, не отводя глаз с доски.

Меррик насмешливо улыбнулся и одобрительно качнул головой:

— Я понимаю, почему ты нравишься Ройсу. Ты не любишь трепать языком. Из вас получилась странная пара, ты не находишь? У меня с Ройсом гораздо больше общего. Мы оба прагматики, а ты идеалист и мечтатель. И почти наверняка предпочитаешь всем напиткам эль, тогда как Ройс — «Монтеморси».

Они в быстром темпе обменялись ходами, и Адриан снова погрузился в раздумья.

— А тебе известно, что именно благодаря мне Ройс впервые отведал это вино? Много лет назад я подарил Ройсу на день рождения целый ящик. Впрочем, должен признаться, что я слегка исказил истину, ибо Ройс понятия не имеет, когда родился. Но все же такой день существует, и мы решили его отпраздновать. Вино я украл у вандонских караванщиков, они навезли тогда много разного товару. И мы потом целых три дня пили и развратничали в маленькой деревушке. Там почему-то было невероятно много хорошеньких девушек. До тех пор я ни разу не видел, чтобы Ройс напивался. Обычно он всегда мрачен и задумчив, сама серьезность. Во всяком случае, таким он был тогда. Возможно, за те три дня ему удалось полностью расслабиться, и они стали самыми лучшими в нашей с ним жизни.

Адриан изо всех сил пытался сосредоточиться на игре.

— Тогда мы были отличной командой. Я планировал наши дела, а он их осуществлял. У нас даже возникло что-то вроде соперничества. Я изощрялся в выдумках, пытаясь придумать для него невыполнимое задание, но он раз за разом продолжал изумлять меня своим мастерством. Оно вошло в легенду. Конечно, в те годы он и не думал терзаться угрызениями совести. Это все твое дурное влияние — ты сумел приручить демона. А может, это тебе только кажется.

Хотя Меррику и удалось вывести Адриана из себя своей болтовней, тот понимал, что именно этого и добивается его противник. Он вывел ферзя из-под шаха, а Меррик тут же с рассеянным видом небрежно двинул вперед свою пешку.

— Однако его внутренний демон никуда не делся, он просто затаился на время. Нельзя изменить природу таких созданий, как Ройс. Тебе известно, что в Калисе когда-то пытались приручать львов? Их брали во дворец детенышами и выращивали на потеху принцам. Все считали, что эти львы не представляют опасности до тех пор, пока не поисчезали все собаки в округе. Но принц, вместо того чтобы наказать зверя, потрепал его по холке и во всем обвинил собак, которые якобы первыми на него напали. На следующий день придворные нашли под деревом растерзанное тело принца. Нет, друг мой, дикое животное приручить нельзя. Рано или поздно природа свое возьмет.

Адриан сделал несколько ходов, в результате которых взял белого слона. Он никак не мог понять, всерьез ли играет с ним Меррик, или он и в самом деле не так хорош, как казалось до сих пор.

— Он когда-нибудь вспоминал обо мне? — спросил Меррик.

— Ты говоришь, как брошенная любовница, — заметил Адриан.

Меррик расправил плечи и поправил камзол на груди.

— Ты видел Бректона в деле, — произнес он, резко меняя тему разговора. — Ты уверен, что можешь его победить?

— Уверен.

— Хорошо. А теперь я задам тебе очень важный вопрос: ты действительно собираешься это сделать?

— Но я ведь заключил сделку? И ты при этом присутствовал.

Меррик наклонился вперед и доверительно произнес:

— Я тебя знаю, точнее, я знаю таких людей, как ты. Ты весь в сомнениях, тебе представляется, что нельзя убивать невинного человека. Ты познакомился с Бректоном, который производит на всех сильное впечатление. Полагаю, тебе хотелось бы стать таким, как он. Сейчас ты ненавидишь себя и меня из-за того, что тебе кажется, будто именно я организовал эту сделку. Но ты ошибаешься, я не имею с этим ничего общего, если не считать того, что я посоветовал привлечь к этому делу принцессу. Можешь сказать мне спасибо или прикончить. Но позволю себе напомнить, что в тот момент ты грозился убить всех, кто находился в комнате.

— Но если ты не имеешь к происходящему никакого отношения, зачем ты здесь?

— Мне нужен Ройс. У меня для него есть одна очень важная работа, но он едва ли согласится ее выполнить, если ты погибнешь, а так и будет, если ты не убьешь Бректона. Но если ты исполнишь свое обещание, все будет хорошо. Поэтому я пришел, чтобы подтвердить то, что тебе и так известно, и то же самое сказал бы тебе Ройс, если бы находился здесь. Ты должен убить Бректона. И не забывай, что ты обменяешь жизнь самого могущественного врага Меленгара на жизнь принцессы и лидера патриотов. Вместе они сумеют возродить сопротивление. И не забывай о своем предназначении. Тебе дается шанс исправить грех отца и принести мир его душе. Тебе не кажется, что у тебя есть долг перед Данбери?

— Откуда тебе это известно?

Меррик в ответ лишь снисходительно улыбнулся. Адриан окинул Меррика недовольным взглядом и раздраженно произнес:

— Хоть ты и самодовольный ублюдок, но всего знать не можешь.

Он протянул руку к доске, чтобы сделать ответный ход, однако Меррик остановил его взмахом руки:

— Ты намерен взять мою ладью слоном. А потом побьешь другую ладью ферзем. Иначе просто быть не может. И резиденция моего короля останется без защиты. Ты будешь очень собой доволен и посчитаешь в этот момент, что я играю в шахматы совсем не так хорошо, как ты предполагал. Однако ты не заметил, что, несмотря на значительное материальное преимущество, ты полностью потерял контроль над игрой. У тебя есть войска, но ты не сможешь организовать осаду, которая приведет тебя к победе. Я пожертвую ферзя, и тебе придется его взять. К этому моменту у меня появится возможность добраться до твоего короля. В конце концов я останусь без слона, двух ладей и ферзя, но все это не будет иметь значения. Я поставлю тебе мат на двадцатом ходу, передвинув слона на седьмое королевское поле. — Меррик встал и направился к двери. — Твоя проблема заключается в том, что ты проиграл, но не сумел предвидеть своего поражения. Я же не страдаю от этой болезни. А поэтому ради себя самого, ради Ройса, Аристы и Гонта и ради своего отца ты должен убить сэра Бректона. Спокойной ночи, Адриан.

Глава 16 СУДЕБНЫЙ ПОЕДИНОК

Небо затянули тучи, в воздухе висела серая пелена, и холодный ветер разгуливал по трибунам. Тем не менее на Полях Высокого Двора собралось больше народу, чем всегда, и шумели зрители заметно громче обычного. Весь императорский двор и почти все горожане пришли насладиться великолепным зрелищем. Все места были заняты, за оградой волновалось людское море. А на поле чести остались всего два шатра: сине-золотой шатер сэра Бректона и бело-зеленый сэра Адриана.

Адриан появился здесь рано утром вместе с Ренвиком, который сразу принялся кормить и чистить Злодея. Адриан постарался как можно раньше покинуть дворец, где мог случайно встретить Бректона, Амилию или Меррика. Сейчас ему хотелось остаться одному, и он мечтал о том, чтобы этот день поскорее закончился.

— Адриан! — послышался удивительно знакомый голос. — Это я, Рассел Ботвик из Дальгрена!

Адриан заметил в толпе зрителей мужчину, который махал ему рукой, в то время как вооруженный копьем стражник пытался оттеснить его подальше от ограды ристалища. Оставив Ренвика хлопотать возле коня, Адриан подошел к ограде, чтобы лучше рассмотреть Ботвика. Две «тени», сопровождавшие его повсюду, и в этот раз последовали за ним.

Адриан пожал Расселу руку. Его жена Лина и сын Тед стояли рядом с хозяином дома, где он некоторое время жил. За ними Адриан увидел Диллона МакДерна, городского кузнеца, который однажды помог Адриану развести костры для защиты селения от чудовища.

— Пропустите их, — велел стражнику Адриан.

— Ты только посмотри на себя! — воскликнул Диллон, когда их пропустили за ограду, и они вошли в шатер Адриана. — Как жаль, что с нами нет Терона. Он мог бы хвастаться, что брал уроки у будущего победителя зимних празднеств.

— Я пока еще не победитель, — мрачно возразил Адриан.

— А Рассел в этом уверен… — Диллон похлопал приятеля по спине. — Он уже раструбил по всем городским тавернам, что будущий чемпион целую неделю прожил у него в доме.

— Четыре человека поставили мне за это выпивку, — со смехом сообщил Рассел.

— Очень рада снова тебя видеть, — сказала Лина, ласково погладив Адриану руку. — Мы беспокоились за вас с Ройсом.

— У меня все хорошо, у него тоже, а что слышно у вас?

— Винс отвел нас всех в Альбурн, — объяснил Диллон. — И мы там как-то ухитрялись жить, собирая урожай на каменистой почве. В Дальгрене все было иначе. Моих сыновей забрали в императорскую армию, и мы были вынуждены отдавать большую часть того, что удавалось вырастить. Однако все могло бы быть гораздо хуже.

— Мы сумели сэкономить немного медяков, чтобы приехать сюда на праздники, — добавил Рассел. — Мы и представить не могли, что ты будешь участвовать в турнире. Просто поразительно! Мы слышали, что ты получил рыцарское звание прямо на поле боя. Впечатляет.

— Ну, все не так просто, как вы думаете, — заметил Адриан.

— А что Трейс? — спросила Лина, не выпуская его руки.

Адриан помешкал, прежде чем ответить:

— Понятия не имею. Мы редко с ней видимся. Но вчера вечером она ненадолго появилась на пиру и выглядела неплохо.

— Мы были потрясены, когда дьякон Томас заявил, что ее следует короновать как императрицу.

— По правде говоря, мы решили, что старина Томас спятил, — вмешался Диллон. — Но они так и сделали! Ты можешь себе представить? Наша маленькая Трейс, я хотел сказать, Модина — императрица! Мы и понятия не имели, что она и Терон потомки Новрона. Вот откуда старик черпал свое упрямство, а она мужество!

— Интересно, действительно ли она любит регента Этельреда? — задумчиво спросила Верна, дочь Диллона. — Могу поспорить, он красив. Наверное, здорово быть императрицей и жить во дворце со слугами. А уж когда рыцари целуют тебе руку…

— Мы думали, что она вспомнит о некоторых из нас, простых людях, ведь мы заботились о ней, как о собственной дочери, — с горечью сказал Рассел.

— Рас! — одернула его Лина и посмотрела на высокие стены дворца, которые виднелись за шатрами Полей Высокого Двора. — Бедная девочка столько пережила. Послушай, неужели ты думаешь, что она счастлива, столкнувшись с таким количеством проблем? Война и все такое. Неужели у нее есть время думать о старых соседях, не говоря уже о том, чтобы их разыскивать? Конечно, девочке не до нас!

К ним подошел Ренвик, ведя в поводу Злодея.

— Прошу меня простить, сэр Адриан, но уже пора начинать, — объявил он.

При помощи табуретки Адриан с трудом забрался в седло боевого коня, покрытого разноцветной попоной.

— Это мои друзья, — сказал Адриан своему оруженосцу. — Позаботься о них.

— Слушаюсь, сэр.

— Слушаюсь, сэр! Вы слышали? — Диллон хлопнул себя по бедрам. — Стать рыцарем и участвовать в решающем поединке Праздника зимы! Должно быть, ты сейчас самый счастливый человек на свете.

Адриан посмотрел каждому из них в глаза и грустно улыбнулся. Потом развернул лошадь и направился к исходному рубежу.

Толпа разразилась аплодисментами, когда оба рыцаря появились на противоположных сторонах арены. Затянутое тучами небо потемнело еще больше, и сразу поблекли многочисленные флажки и знамена. Адриана словно холодом обдало, когда он выехал на стартовую позицию.

На противоположной стороне арены ожидал сигнала к началу состязания сэр Бректон. Сильный ветер трепал попону его коня. Оруженосцы заняли свои места на подиуме возле пирамид с копьями. Герольд, хмурый мужчина в плаще из грубой ткани, вышел на середину помоста. Толпа затихла, протрубили трубы, и процессия особ королевской крови тронулась с места.

Во главе кавалькады ехали Этельред и Сальдур. За ними следовали король Арман и королева Аделин из Альбурна, король Розворт и королева Фреда из Данмора, король Фредрик и королева Жозефина из Галеаннона, король Руперт из Ренидда, он был коронован недавно и не успел жениться, и король Винсент с королевой Региной из Маранона. За монархами следовали принцы и принцессы, лорд-канцлер и лорд-гофмейстр, леди Амилия и Нимбус, а также архиепископы перечисленных выше королевств. Последними появились и заняли свои места рыцари.

Вновь заиграли и смолкли фанфары, после чего герольд обратился к зрителям с торжественной речью:

— На этой благословенной земле, на этом поле судебных поединков, где доблесть и мужество воинов становятся всеобщим достоянием, мы собрались, чтобы стать свидетелями соревнования в мастерстве и отваге. Сегодня Марибор решит, кто из двух воинов выиграет титул чемпиона Праздника зимы!

Толпа разразилась приветственными криками, и герольд подождал, пока они стихнут.

— Слева от меня — командующий победоносной Северной императорской армией, герой сражения при Ван Бэнксе, сын лорда Белстрада из Чедвика, удостоенный благосклонности миледи Амилии из Таринской долины, сэр Бректон из Чедвика!

И вновь толпа разразилась радостными криками. Адриан заметил среди зрителей Амилию, она с энтузиазмом била в ладоши вместе со всеми собравшимися.

— Справа от меня — новоявленный рыцарь, герой битвы при Ратиборе, удостоенный благосклонности ее императорского величества Модины Новронской, сэр Адриан!

Толпа взревела так громко, что Адриан почувствовал, как вибрируют от криков его латы на груди. Он посмотрел туда, где теснился простой люд, и ему показалось, что он видит в толпе себя самого, маленького мальчика, который стоит рядом с отцом и нетерпеливо дожидается начала поединка.

— За титул чемпиона, за честь империи, во славу Марибора они сейчас сойдутся в схватке. Пусть Марибор дарует победу достойнейшему!

Под пение труб, прекрытое ревом толпы, герольд сошел с помоста.

Рядом с Адрианом появился незнакомец, одетый во все серое.

— Желаю вам удачи, сэр, — сказал он, подавая ему шлем.

Адриан огляделся по сторонам, ища глазами Ренвика, но его нигде не было. Он взял шлем и надел на голову.

— А теперь копье, сэр, — сказал незнакомец.

Приняв из его рук копье, Адриан сразу почувствовал, что с ним что-то не так. Оно выглядело, как предыдущее, но его наконечник был заметно тяжелее. Копье сразу пришлось Адриану по руке, и у него появилась уверенность в том, что с таким оружием было бы нетрудно сразить противника. Сэр Бректон отлично владеет копьем, но теперь Адриан окончательно убедился в своем превосходстве.

Он снова посмотрел на трибуны. Амилия стояла, зажав лицо ладонями. Он вспомнил об Аристе и Гонте. Потом его взгляд упал на пустой трон, по обеим сторонам которого стояли Этельред и Сальдур. Модина на празднике так и не появилась.

«Я верю в его мастерство, достоинство и честь. Я знаю, что в его сердце нет места страху, а намерения его благородны. Так пусть же оба соперника стяжают честь и славу в глазах Марибора, сражаясь, как настоящие герои и рыцари без страха и упрека».

Сигнальный флажок взмыл в воздух. Опуская забрало, Адриан сделал глубокий вдох. Запели трубы, флажок метнулся вниз, и Адриан пришпорил своего скакуна. Бректон сделал то же самое, и разделенные барьером всадники устремились навстречу друг другу. При этом Адриан по-прежнему держал копье острием вверх с упором в стремя. Преодолев четверть поля, он натянул поводья, и конь его застыл на месте как вкопанный. Бректон с грохотом и лязгом летел к нему по мерзлому полю, словно сине-золотая молния.

«Он в превосходной форме», — подумал Адриан.

Ему вдруг показалось, что он сам стал одним из зрителей. Вот он сидит на трибуне в полной безопасности и наблюдает за собой со стороны, словно он и есть тот мальчуган из далекого прошлого, который когда-то вцепился в руку отца от избытка чувств. При этом он слышал, как гудит земля под копытами приближавшегося скакуна.

— Прости меня, папа. Прости, Ариста, — шепнул он в забрало шлема, закрыл глаза и замер в ожидании смертельного удара.

Но судя по дроби копыт, Бректон вихрем промчался мимо него. Ничего страшного не произошло, Адриана всего лишь обдало ветром.

«Разве Бректон мог промахнуться? — удивился он. — Это невозможно!»

Адриан открыл глаза, оглянулся и увидел, что Бректон развернулся и направляется к нему. Крики толпы смолкли, по трибунам прокатился ропот недоумения. Адриан обнажил голову как раз в тот момент, когда Бректон подъехал к разделявшему их барьеру с другой стороны. Он остановился напротив Адриана и тоже снял с головы шлем.

— Почему вы подняли копье? — спросил Бректон.

— Вы достойный человек, — ответил Адриан. — И я не мог допустить, чтобы вы погибли из-за вероломства подлых людей.

Адриан ударил пером копья о землю. Керамическая оболочка разбилась, под ней оказался боевой наконечник. Бректон последовал примеру Адриана: у его копья было такое же стальное жало.

— Я тоже почувствовал неладное, когда скакал вам навстречу, потому что конец копья был тяжелее обычного, — сказал рыцарь. — Очевидно, мы оба едва не оказались жертвами обмана.

Тем временем сержант вывел в поле отряд из двадцати стражников.

— Вам обоим приказано спешиться! — крикнул он требовательным голосом. — Именем регентов вы арестованы.

— Мы арестованы? — с недоумением повторил Бректон. — В чем же нас обвиняют?

— В государственной измене.

— В измене? — еще больше удивился Бректон.

— Сэр, вам следует спешиться, или мы применим силу. Если попытаетесь бежать, вас уничтожат.

На противоположном конце поля появился отряд рыцарей-серетов. Всадники со знанием дела заблокировали все входы и выходы с арены.

— Бежать? Почему я должен бежать? — В голосе Бректона снова прозвучало недоумение. — Я требую объяснить, в чем меня обвиняют.

Ответа не последовало. Солдат было слишком много, и Адриану с Бректоном не оставалось ничего иного, как спешиться. Рыцари-сереты тут же их окружили и быстро увели с поля. Проходя мимо трибун, Адриан успел заметить куратора церкви Луиса Гая, который стоял рядом с Этельредом и Сальдуром.

Толпа разразилась возмущенными криками. Люди грозили серетам кулаками, на арену полетели самые разные предметы, все, что попалось под руку разъяренным зрителям. Адриан слышал, как они спрашивают друг у друга, в чем дело.

Сереты провели пленников по живому коридору, образованному двумя шеренгами солдат, и посадили обоих в фургон, который тут же увез их с арены.

— Мне вот что непонятно, — сказал Бректон, сидевший в окружении пяти воинов-серетов. — Кто-то собирался покончить с нами, и нас же обвиняют в измене? Это несусветная глупость.

Адриан окинул взглядом суровые лица серетов и опустил глаза в пол.

— Регенты пытались вас убить, — нехотя пояснил он. — Они рассчитывали сделать это моими руками. Вы были правы, я не рыцарь. Лорд Дермонт не посвящал меня в рыцари на поле брани. Я даже не служил в императорской армии. Я возглавлял патриотов в сражении против Дермонта.

— Как патриотов? Но ведь Сальдур поручился за вас. Оба регента подтвердили вашу историю. Они…

— Как я уже сказал, регенты хотели вашей смерти и наняли меня, чтобы я вас прикончил.

— Но почему?

— Вы отклонили их предложение перейти на службу к Этельреду и в качестве вождя Северной императорской армии представляете для них серьезную угрозу. Поэтому они предложили мне сделку.

— Какого рода сделку? — холодно спросил Бректон.

— Я должен был вас убить в обмен на жизнь Аристы и Дегана Гонта.

— Принцессы Меленгара и лидера патриотов? — Бректон погрузился в размышления и после долгой паузы спросил: — Вы состоите у кого-то из них на службе?

— Нет, я никогда не видел Гонта, но принцессу считаю своим другом. — Адриан немного помолчал. — Я согласился на это, чтобы их спасти. Мне объявили, что если я вас не убью сегодня во время турнира, завтра их казнят.

Некоторое время они ехали в молчании, покачиваясь в такт движения фургона. Его деревянные колеса мерно постукивали по замерзшей мостовой. Наконец Бректон повернулся к Адриану и спросил:

— Но почему тогда вы остановились на полпути и отказались от поединка?

Адриан вздохнул и покачал головой:

— Это было бы неправильно, — смущенно сказал он.

— На одной только Императорской площади собралось более сотни протестующих людей, — доложил Нимбус сидевшей за письменным столом Амилии. — И с каждой минутой их становится все больше. Этельред отвел стражников во дворец и приказал закрыть ворота.

— Говорят, убито несколько стражников. Это правда? — спросила Амилия.

— Убит только один, насколько мне известно. И еще двое сильно избиты. Мятежники хотят видеть императрицу.

— Я слышала, как они скандируют ее имя уже целый час.

— После турнира народ перестал доверять Этельреду и Сальдуру. Люди требуют объяснений и готовы принять их только от императрицы.

— Значит, Сальдур скоро сюда придет? Наверное, он потребует, чтобы я заставила Модину выступить перед ними. С моей подачи она должна будет заявить, что Бректон и Адриан замышляли захват трона.

— Думаю, так и будет, — кивнул Нимбус, вздыхая.

— Я не стану этого делать, — резко сказала Амилия, она встала и ударила ладонью по столу. — Сэр Бректон не предатель, как и сэр Адриан. Я не стану участвовать в их казни!

— В таком случае вы почти наверняка разделите их участь, — предупредил Нимбус. — Послезавтра Этельред станет императором и официальным правителем империи. После этого отпадет надобность в няньке для Модины.

— Я его люблю, Нимбус. — Амилия впервые произнесла эти слова, впервые призналась себе в своих чувствах к рыцарю. — Я не стану помогать им в расправе над сэром Бректоном. И мне все равно, что они со мной сделают.

Нимбус печально улыбнулся и сел на стул рядом с ее письменным столом. Прежде он никогда не садился в ее присутствии, не спросив разрешения.

— Полагаю, наставник им потребуется еще в меньшей степени, — сказал он с горечью. — Адриан, судя по всему, что-то сделал не так, и не исключено, что меня обвинят в содействии.

Кто-то прошел мимо закрытой двери кабинета, и они обменялись тревожными взглядами.

— Такое впечатление, что весь мир рухнул. — Слезы побежали по щекам Амилии. — Сегодня утром я чувствовала себя такой счастливой. Наверное, это было самое радостное пробуждение в моей жизни.

Они снова с опаской переглянулись, когда еще несколько человек пробежали мимо двери по коридору.

— Как вы думаете, мне следует проведать Модину? — спросила Амилия.

— Возможно, в этом есть смысл, — кивнул Нимбус. — Императрица всегда сидит возле окна. Определенно она слышала крики толпы. Происходящее должно было ее заинтересовать.

— Я должна с ней поговорить. После ее необычного поведения во время пира трудно сказать, что у нее на уме, — сказала Амилия, вставая.

Когда они направились к выходу из кабинета, дверь распахнулась и на пороге появился Сальдур. Лицо регента раскраснелось от гнева, на скулах играли желваки. Влетев в кабинет, он захлопнул за собой дверь.

— Вот! — Сальдур сунул в лицо Амилии пергамент, на котором виднелось несколько неровных строчек. — Пусть Модина выучит это и произнесет с балкона через час в точности, как здесь изложено!

Он направился к выходу и уже открыл дверь, как вдруг у него за спиной раздался голос Амилии:

— Нет, — тихо сказала она.

Сальдур замер, очень медленно закрыл дверь, повернулся к Амилии и бросил на нее свирепый взгляд.

— Что ты сказала?

— Я не стану просить Модину лгать о сэре Бректоне. Ведь речь идет именно об этом? — Она посмотрела на пергамент и прочитала вслух: «Мои верные подданные… — она пропустила часть текста, — …были найдены свидетельства… сэр Бректон и сэр Адриан… виновны в государственной измене… Они совершили чудовищные преступления перед Богом и людьми и должны заплатить за причиненное ими зло…». — Амилия выставила вперед подбородок и заявила: — Я не стану просить ее прочитать это.

— Как ты смеешь! — Сальдур шагнул к ней и угрожающе навис над девушкой.

— А как смеете вы? — дерзко ответила она. — Сэр Бректон великий человек. Он верный, разумный, добрый, благород…

Сальдур размахнулся и ударил Амилию по лицу, она рухнула на пол. Нимбус бросился было к ней, но вовремя опомнился и замер на месте. Сальдур не обратил на него ни малейшего внимания.

— Ты была судомойкой! Или ты все забыла? Это я тебя создал! Тебе нравилось строить из себя леди? Нравилось носить чудесные платья и ездить на охоту, где перед тобой распускали хвост рыцари? Уверен, что так оно и было, но не позволяй сэру Бректону вскружить себе голову. Ты должна понимать, что мы тут не в игры играем. Я знаю, что ты огорчена и что тебе нравится Бректон. Все это не имеет ни малейшего значения. Я строю империю! В наших руках судьба будущих поколений. Ты влюбилась в рыцаря в ослепительных доспехах и обо всем на свете забыла? Хочешь иметь своего рыцаря? Я сделаю так, что ты получишь любого рыцаря королевства. Обещаю. Я даже могу устроить твой брак с наследным принцем, если того пожелаешь. Ты согласна? Может, и это недостаточно высоко для тебя, Амилия? Ты желаешь стать королевой? Договорились. А сейчас важно не дать империи рухнуть. Я наделил тебя властью, потому что мне понравилась твоя хитрость. Но сейчас не время для торга! Ты должна выполнить мой приказ! Там собралось несколько сотен мятежников, — сказал Сальдур, показывая в сторону окна. — Но если их не унять, через день или два начнется гражданская война! Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я послал армию убивать сотни мирных жителей? Хочешь, чтобы в городе начались пожары? Я — нет. Ты меня слышишь?

Чем дольше говорил Сальдур, тем сильнее распалялся гневом:

— Ты мне нравишься, Амилия. Ты хорошо мне служила. Ты оказалась умнее, чем десяток обычных дворян, и я честно собирался щедро вознаградить тебя за службу. Я совершенно серьезно намерен сделать тебя королевой. Мне нужны верные и умные монархи, управляющие провинциями империи. Ты не раз доказывала, что я могу на тебя рассчитывать и что ты способна о себе позаботиться. Я ценю такие качества. И готов искренне восхищаться силой твоего духа, но только не в этот раз. Ты будешь мне повиноваться, Амилия, или, клянусь Марибором, тебя казнят вместе с остальными.

Амилия дрожала как в лихорадке. Несмотря на стиснутые зубы, у нее затряслась нижняя губа. Она сжала пергамент в руке и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— Тогда велите приготовить еще один костер со столбом, — сказала она и разорвала пергамент надвое.

Сальдур несколько мгновений безмолвно смотрел на нее, потом распахнул дверь. На пороге тут же появились двое серетов.

— Взять ее! — крикнул регент.

Глава 17 НАСТУПЛЕНИЕ ТЬМЫ

Джаспер вернулся. Сердце у Аристы сжалось от страха. Она лежала в полной темноте, уткнувшись лицом в каменный пол, и слушала, как Джаспер бегает по камере. От долгого лежания на камне у нее разболелось все тело. Но хуже всего было то, что она почти не чувствовала конечностей. И несколько раз просыпалась, когда Джаспер кусал ее за пальцы ног. Охваченная ужасом, Ариста пыталась отпихнуть его, но сил не хватало даже на это слабое движение.

У нее подвело живот от голода, потому что в последний раз ее кормили бог знает когда. И после всех этих мучений ей уже не казалась такой пугающей перспектива смерти на костре. «Лучше сгореть заживо, чем медленно умирать от зубов крысы с человеческим именем», — думала Ариста.

У нее уже не было сил противиться жутким, навязчивым мыслям, беспрестанно вертевшимся в голове:

«Сколько времени потребуется одной крысе, чтобы меня съесть всю целиком?

Как долго я смогу себя контролировать? А если Джаспер поймет, что я уже не опасна, и вместо жесткой подошвы вцепится во что-нибудь помягче? А вдруг я буду еще жива, когда он вопьется мне зубами в глаз?»

Только теперь Ариста поняла, что есть вещи куда более страшные, чем аутодафе, и ей страстно захотелось, чтобы Сальдур как можно скорее вспомнил о ее существовании. Она вдруг обнаружила, что изо всех сил напрягает слух, надеясь уловить шаги стражников в коридоре, и молилась Марибору, чтобы это произошло как можно быстрее. Если бы у нее оставались силы, она бы сама с радостью разожгла свой костер.

Ариста услышала дробный перестук коготков, и у нее внутри все оборвалось. Ей показалось, что Джаспер направляется к ее голове. Ариста замерла в тревожном ожидании.

Цок-цок-цок… Он все ближе и ближе.

У Аристы не было сил даже пошевелиться, руки стали неподъемными, голова отяжелела и перестала подниматься.

Цок-цок-цок… Он почти рядом.

Ариста слышала, как Джаспер пищит и принюхивается где-то рядом с ней. Никогда еще он не подбирался так близко к лицу. Ариста лежала на боку, изнывая от собственной беспомощности. Ждать — вот и все, что ей оставалось. На какое-то время все стихло, и она даже начала погружаться в забытье, но ей удалось прогнать сон усилием воли. Хотя Джаспер находился в непосредственной близости от нее, она ничем не могла ему помешать. Аристу охватило дурное предчувствие.

В полнейшей тишине прошло еще несколько ужасных минут. Девушка решила, что Джаспер убежал, как вдруг он клацнул зубами у самого ее уха. Потом еще раз пискнул, вцепился ей в волосы и потянул за прядку. Ариста расплакалась от бессилия. Впрочем, у нее уже не осталось слез.

И вдруг в коридоре раздался грохот.

Ариста уже давно не слышала этого звука — скрежета по камню. Кто-то открывал дверь темницы. Затем послышались грубые голоса и шаги.

Топ-топ.

Это шагали стражники, но с ними был еще кто-то в более мягкой обуви. Один шел, другой спотыкался.

— Бросьте их в четвертую и пятую камеры, — приказал стражник.

Опять стук каблуков. Распахнулась дверь одной из камер. Послышался скрип, дверь захлопнулась. Снова раздались шаги и такой шум, словно по каменному полу волокли что-то тяжелое. Звук нарастал, потом стих возле ее двери.

Открылась еще одна камера. Что-то рухнуло на пол, раздался стон боли.

Топ-топ-топ.

Видимо, стражники вышли в коридор и заперли за собой дверь. Ариста поняла, что они привели нового заключенного. Итак, ее опять оставили без пищи, воды и помощи. Не будет даже спасительной казни.

Ариста продолжала лежать неподвижно. Шум за дверью нисколько не испугал Джаспера. Она слышала, как он посапывает у самого ее уха. Было понятно, что через несколько мгновений крыса возобновит свою трапезу. Ариста снова заплакала.

— Ариста, ты там? — донесся откуда-то издалека чей-то голос.

Ей показалось, что это… Нет, наверное, померещилось.

— Ариста…

Она помотала головой, чтобы прогнать наваждение.

«Что происходит? — в смятении размышляла она. — Это обман слуха или демон, созданный моим воображением? Неужели я схожу с ума?»

— Ариста, ты меня слышишь?

Голос казался таким реальным.

— Адриан? — произнесла она тихо и сама испугалась, что он ее не услышит.

— Да, это я!

— Что ты здесь делаешь? — Ей казалось, что слова вылетают изо рта точно облачка пара.

— Я пришел, чтобы тебя спасти, но мне не повезло.

Послышался звук раздираемой ткани.

Все потеряло смысл. Как и остальные сны, этот оказался одновременно глупым и чудесным.

— Я все испортил и проиграл. Прости.

— Не нужно извинений… — сказала она своему наваждению, и голос у нее дрогнул. — Для меня много значит, что ты… Что кто-то пытался…

— Не плачь, — сказал он.

— Сколько у меня осталось времени до казни?

Наступила долгая пауза.

— Скажи мне, пожалуйста, — взмолилась она. — У меня уже нет сил это терпеть. Я хочу умереть.

— Не говори так! — крикнул он так громко, что Джаспер бросился наутек. — Никогда так не говори.

И снова наступило долгое молчание. Хотя в тюрьме воцарилась тишина, Джаспер так и не появился.

Башня качалась из стороны в сторону. Ариста искала свой гребень под кроватью, но и там его не было. Этого не может быть! Все гребни были на месте, кроме самого первого из подаренных отцом и самого главного. Она непременно должна его отыскать.

Поднявшись на ноги, Ариста вдруг заметила свое отражение в зеркале с рамкой в виде лебедей. Она сильно похудела, очень-очень. Глаза у нее ввалились и стали похожи на шарики, вдавленные в тесто для пирога. Щеки запали, в безгубом рту виднелись гнилые зубы. Ломкие, слабые волосы местами повыпадали, обнажив большие участки бледной кожи. Ее мать с печальным лицом стояла у нее за спиной и осуждающе качала головой.

— Мама, я не могу найти своего гребня! — воскликнула Ариста.

— Это уже не имеет значения, — мягко ответила мать. — Все почти закончилось.

— Башня падает. Все рушится, но я должна найти гребень. Он только что был здесь. Я точно знаю. Эсрахаддон сказал, что я должна его отыскать. Он сказал, что гребень лежит под кроватью, а его там нет. Я всюду искала, время подходит к концу. Мама, неужели я не успею его найти? Уже слишком поздно. Слишком поздно!

Ариста проснулась и открыла глаза, но было так темно, что она не заметила разницы. Ничего не изменилось, она все так же лежала на каменном полу. Никакой башни не было. И нет никаких гребней, а ее мать давно умерла. Просто ей приснился страшный сон.

— Адриан, мне так страшно, — сказала она в темноту.

Ответа не последовало. Значит, он тоже был частью ее сна. И сердце у нее снова сжалось от горести.

— Ариста, все будет хорошо, — снова послышался тот же голос.

— Ты мне снишься.

— Нет, я рядом.

В его голосе слышалось напряжение.

— Что-то не так? — спросила она тревожно.

— Нет, все в порядке.

— Нет, не все…

— Просто я устал. Я поздно лег и… — Он вдруг осекся и застонал.

— Потуже затяни повязку на ранах, — заговорил другой мужчина. Ариста его не узнала. Голос у него был низкий, громкий, уверенный. — Используй ногу как рычаг.

— Какие еще раны? — спросила она.

— Ерунда, — возразил Адриан. — У стражников было игривое настроение…

— У тебя сильное кровотечение? — спросил другой голос.

— Кажется, все под контролем. Трудно сказать, мешает темнота. Немного кружится голова.

Вновь послышались чьи-то шаги, и распахнулась дверь в соседнюю темницу.

— А ее бросьте в восьмую, — сказал стражник.

Дверь в камеру Аристы открылась, и в ослепительном свете факела, который держал в руке стражник, она с трудом разглядела знакомое лицо. Это была леди Амилия.

— Восьмая занята, — крикнул стражник кому-то в коридоре.

— Восьмая завтра освободится. Посидят одну ночь вдвоем, ничего страшного.

Стражник втолкнул новую узницу в камеру Аристы, захлопнул дверь, и помещение мгновенно погрузилось в темноту.

— Храни меня Новрон! — вскричала Амилия.

Ариста почувствовала, что помощница императрицы опускается рядом с ней на колени и гладит по голове.

— О, Марибор! — воскликнула Амилия. — Элла, бедняжка, что они с тобой сделали?

— Амилия, это вы? — послышался голос мужчины.

— Да, это я, сэр Бректон!

— Но как вы сюда попали? — спросил рыцарь.

— Они хотели, чтобы я заставила Модину обвинить вас в измене. Я отказалась.

— Значит, императрица ничего не знает? И мы здесь не по ее воле?

— Конечно, нет. Модина никогда бы на такое не согласилась. Это все дело рук Сальдура и Этельреда. О, бедняжка Элла, ты такая худая и больная. Мне так жаль.

Ариста почувствовала пальцы Амилии на своей щеке и вдруг вспомнила, что уже давно не слышала голоса Адриана.

— Адриан, ты меня слышишь? — спросила она, но так и не дождалась ответа.

— Адриан, — испуганно вскрикнула Ариста.

— Элла, то есть Ариста, успокойся, — сказала Амилия.

У Аристы сжалось сердце, когда она поняла, как важно для нее слышать его голос, знать, что он все еще жив.

— Адриан…

— Я здесь, — отозвался он, но голос был слабым и усталым.

— Ты в порядке? — спросила Ариста.

— В основном, но я иногда проваливаюсь в дремоту.

— Кровотечение прекратилось? — спросил сэр Бректон.

— Думаю, да.

Ночь уже вступала в свои права, но за окном Модины по-прежнему раздавались гневные крики толпы. Перед дворцом собрались сотни, возможно, тысячи людей. Голоса купцов, фермеров, матросов, мясников и строительных рабочих, казалось, слились в один протяжный вой. Они изо всех сил стучали в ворота. Модина заметила также, что некоторое время назад над каменными стенами начал подниматься дым. В опустившейся на город тьме мерцали костры и факелы.

«Что там горит? — терялась в догадках она. — Чучела регентов? Сами ворота? Или огонь развели, чтобы приготовить ужин?»

Модина сидела у открытого окна в полной темноте и вслушивалась в крики, которые приносил издалека холодный ветер.

Неожиданно дверь в ее спальню распахнулась, но она даже не повернула головы, поскольку знала, кто пришел.

Это был регент Сальдур, за ним следовал Нимбус.

— Вставай, маленькая идиотка! — крикнул регент. — Ты должна произнести речь, чтобы успокоить народ.

Он торопливо вбежал в спальню, однако тут же повернулся к Нимбусу и протянул ему пергамент, который держал в руке.

— Возьми это и заставь ее прочитать.

Нимбус медленно приблизился к регенту и поклонился:

— Ваше сиятельство, я…

— У нас нет времени на глупости! — взорвался Сальдур. — Заставь ее это прочитать, больше от тебя ничего не требуется.

Пока Нимбус торопливо зажигал свечу, регент с видом крайнего нетерпения расхаживал по комнате взад и вперед.

— Нимбус, почему у двери нет стражи? — недовольно спросил Сальдур. — Ты можешь себе представить, что произойдет, если кто-то уведет ее отсюда? Пусть солдаты встанут на часах у дверей спальни сразу после того, как мы уйдем, или я найду кого-нибудь другого на смену Амилии.

— Да, ваше сиятельство.

Нимбус поднял свечу на уровень плеч и оробевшим голосом произнес, обращаясь к Модине:

— Их сиятельство почтительно просит вас прочитать это…

— Проклятие! — Сальдур выхватил пергамент у Нимбуса и так близко поднес его к лицу Модины, что она ничего не смогла бы прочитать, даже если бы умела. — Читай!

Модина не шелохнулась.

— С Амилией ты разговаривала более чем охотно. С ней ты болтала не переставая. Ты даже посмела мне перечить, когда я хотел ее наказать за то, что разрешала тебе играть с тем проклятым псом. Слушай меня внимательно, маленькая императрица. Или ты сейчас громко прочитаешь слово в слово то, что здесь написано, или завтра утром твоя малышка Амилия будет казнена вместе с остальными преступниками. И не думай, что я не сдержу слова. Я уже отправил ее в темницу.

Модина не двинулась с места. Сальдур ударил ее по лицу. Она пошатнулась, но не издала ни звука, даже руки не подняла, чтобы защититься. Из разбитой губы начала капать кровь.

— Ах ты, безумная маленькая сука! — крикнул Сальдур и ударил ее еще раз.

Но Модина и на этот раз не выказала ни страха, ни боли.

— Я даже не уверен, слышит ли она, ваше сиятельство, — сказал Нимбус. — Ее величество иногда впадает в транс от избытка чувств.

Сальдур долго смотрел на недвижную, словно статуя, девушку, затем вздохнул и недовольно произнес:

— Ну ладно, если к утру толпа не разойдется, мы пошлем солдат, чтобы они проложили дорогу к собору. Но бракосочетание состоится в любом случае, а потом мы от нее избавимся.

Сальдур развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Нимбус задержался, чтобы поставить свечу на стол Модины.

— Мне очень жаль, — прошептал он и вслед за регентом покинул спальню императрицы.

Дверь за ним закрылась. Прохладный воздух холодил лицо, горевшее после ударов Сальдура.

— Теперь ты можешь вылезти, — сказала Модина.

Минс выполз из-под кровати. В свете одинокой свечи его лицо казалось совсем бледным.

— Извини, что тебе пришлось прятаться, но я не хотела, чтобы у тебя были неприятности. Я знала, что он придет.

— Все хорошо. Вам холодно? Хотите, я принесу плащ? — спросил он.

— Да, это было бы замечательно.

Минс снова забрался под кровать и вытащил мерцающий плащ, потом несколько раз его встряхнул и осторожно накинул на плечи Модины.

— Почему вы сидите рядом с окном? Там очень холодно, а камень такой жесткий.

— Ты можешь сесть на кровать, если хочешь, — ответила она.

— Но почему вы сидите здесь?

— Я всегда тут сижу. Уже очень много дней.

Наступила пауза.

— Он вас ударил, — сказал Минс.

— Да.

— Почему вы ему позволили?

— Это не имеет значения. Теперь уже ничего не имеет значения. Скоро все будет кончено. Завтра первый день Праздника зимы.

Несколько минут они сидели молча. Модина не сводила глаз с мерцающих огней города. У нее за спиной тихонько посапывал Минс.

— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, — наконец сказала Модина.

— Вы знаете, что я исполню все, что вы пожелаете.

— Я хочу, чтобы ты вернулся в город. И на сей раз ты там останешься. Сохраняй осторожность и спрячься в безопасном месте, пока все не уляжется. Но, и это самое главное, ни в коем случае не возвращайся сюда. Ты мне обещаешь?

— Да, если вы этого хотите, — ответил Минс.

— Ты не должен видеть того, что я сделаю, или пострадать из-за этого. Мне хочется, чтобы ты запомнил меня такой, какой я выглядела все последние дни, которые ты провел со мной.

Она встала, подошла к мальчику и поцеловала его в лоб.

— Помни мои слова и обязательно сдержи свое обещание.

Минс кивнул.

Модина дождалась, когда его шаги стихли в коридоре, задула свечу, взяла с туалетного столика кувшин для воды и разбила им зеркало.

Прячась под парусиной, которой была накрыта тележка с картофелем, Ройс внимательно разглядывал внутренний двор замка с колодцем. Он особенно тщательно изучил все темные углы замковой площади и просветы между поленницами дров. В небе над главными воротами города играли оранжевые сполохи. Казалось, будто весь город охвачен пожаром. Откуда-то издалека все еще доносились крики невидимой толпы, требовавшей освободить Адриана и Бректона. Кроме того, недовольные обыватели непременно хотели видеть свою императрицу. Сами того не желая, они совершали идеальный отвлекающий маневр, но, тем не менее, вся дворцовая стража была начеку.

— Так мы идем дальше или нет? — недовольно буркнул до половины присыпаный картофельными клубнями Магнус.

Вместо ответа Ройс выбрался из тележки. Гном последовал за ним, и пока они добирались до колодца, Ройс с удовлетворением отметил, что Магнус передвигается совершенно бесшумно. Ройс внимательно следил за стражниками у ворот, но никто из них не обращал внимания на внутренний двор.

— Ты сначала спустишь меня или первым полезешь сам? — шепотом спросил Магнус.

— Чтобы ты меня опускал вниз? Да ни за что на свете.

Магнус проворчал что-то про отсутствие доверия и сел на ведро, пропустив веревку между ног. Ройс подождал, пока гном усядется, и начал аккуратно спускать его в колодец. Вскоре тот подал сигнал остановиться. Когда Ройс почувствовал, что Магнус соскочил с ведра, он аккуратно опустил его на самое дно, заблокировал ворот и скользнул по веревке вниз.

Некоторое время назад Альберт получил для гнома разрешение на посещение внутреннего двора замка, заявив, что тот участвует в подготовке свадьбы. Магнусу потребовалось всего пять минут, чтобы определить местонахождение темницы. Он несколько раз незаметно топнул ногой в разных точках площади и по звуку определил, где находятся расположенные под ней пустоты. Ночью он спустился в колодец и получил ответы на остальные вопросы.

Магнус пришел к выводу, что вертикальный туннель колодца, идущий вдоль внешней стены и снабженный многочисленными воздуховодами, позволит ему добраться до древней скалы, на которой стоял замок. В течение одиннадцати ночей Магнус пробивался к подземной темнице. Меррик не ошибся, ее действительно строили гномы, но он не предполагал, что и Ройс может воспользоваться услугами гнома, который не хуже предшественников разбирается в подземных работах.

Когда Ройс спустился вниз, он заметил слабое свечение в боковом ответвлении шахты. Он решил, что это и есть туннель, уж очень массивным был древний камень. Ройс снял с себя меч и лампу и передал их в отверстие гному. Скала оказалась настолько твердой, что Магнусу, несмотря на все его искусство, удалось пробить всего лишь узкий проход, вполне пригодный для гнома, но Ройс пробирался по нему с огромным трудом. Оставалось только надеяться, что Адриан сумеет его преодолеть.

Ройс выбрался из туннеля и оказался в маленькой тюремной камере, на полу которой лежал мертвец. От скрюченного тела в монашеском одеянии исходил отвратительный запах разложения. Камера была такой маленькой, что труп в ней едва помещался. Магнус стоял, прижимаясь к стене, в руке он держал кристалл, источавший слабое зеленое свечение.

— Где ты взял этот камень? — спросил Ройс, показывая на кристалл.

— Выкопал из земли. Он не уступает по твердости железу и стали, — ухмыльнулся Магнус и подмигнул: — Я ведь гном, ты разве забыл?

— Я только и делаю, что стараюсь выкинуть это из памяти, — недовольно буркнул Ройс.

Он подошел к двери, открыл замок и выглянул в наружный коридор. На стенах имелись такие же пометки, какие он видел в Гутарии — маленькие паукообразные символы. Ройс внимательно осмотрел место, где стены сходились с полом.

— Чего ты ждешь? Давай закончим дело, — сказал Магнус.

— Ты куда-то торопишься? — прошептал Ройс.

— Здесь холодно. Кроме того, я знаю много мест получше этого. Проклятие, одной вони достаточно, чтобы убраться отсюда поскорее. Я хочу покончить с нашим делом как можно быстрее.

— Дальше я пойду один. А ты жди здесь и следи, не зайдет ли кто-нибудь к нам с тыла, и будь осторожен.

— Ройс, я ведь все хорошо сделал? — спросил Магнус. — Ну, я имею в виду этот туннель.

— Конечно, ты отлично справился.

— Когда все закончится, ты позволишь мне в качестве награды изучить твой Альверстоун? С твоей стороны это было бы верхом благодарности.

— Ты получишь награду золотом, как и Альберт. Тебе пора избавиться от своей навязчивой идеи.

Ройс вышел в коридор. Абсолютную темноту лишь слегка разгоняло слабое свечение камня Магнуса. Ройс быстро осмотрел коридор и убедился, что стражников в нем нет. Большинство камер пустовало, только из-за четырех дверей доносились едва различимые звуки, слабое дыхание и какое-то шевеление. Со стороны колодца до него доносился приглушенный стук капающей воды — кап-кап-кап, — эхом отражавшийся от каменных стен. Убедившись, что он в безопасности, Ройс зажег лампу и прикрутил фитилек. Потом быстро открыл одну из четырех камер и обнаружил там мужчину, неподвижно лежавшего на полу. Его светлые волосы стали немного длиннее, но Ройс не сомневался, что он видел этого человека в башне Авемпарты — это был Деган Гонт. Он невероятно похудел, но все еще дышал. Ройс потряс его за плечо, однако Деган не проснулся. Ройс оставил дверь открытой и двинулся дальше.

Он открыл замок в следующей камере. Сидевший на полу мужчина поднял голову и прикрыл глаза от яркого света ладонью. Несмотря на это, Ройс сразу его узнал, ибо сходство узника с его братом не вызывало сомнений.

— Кто здесь? — спросил Бректон Белстрад.

— У нас нет времени на пустые разговоры, — сказал Ройс. — Подождите минутку, скоро мы отсюда уйдем.

Он подошел к следующей двери и открыл ее. В этой камере спали две женщины. Одну он видел в первый раз, а в другой с большим трудом распознал принцессу Аристу. Она была одета в тряпье и ужасно похудела, открытые участки ее тела были покрыты мелкими укусами. Ройс оставил обеих женщин в том же положении и направился к последней камере.

— А вот и четвертый красавец, — прошептал он, распахнув последнюю дверь.

Обнаженный до пояса Адриан сидел, прислонившись спиной к стене. Одной рукой он прижимал к боку скомканную рубашку. Вторая рука, нога и живот у него были перевязаны потемневшими от крови лоскутами разорванного камзола. Но судя по вздымавшейся груди, он все еще дышал.

— Просыпайся, приятель, — прошептал Ройс, положив ему руку на плечо.

Оно было мокрым от пота. Адриан очнулся.

— Ты как нельзя вовремя, — слабым голосом произнес он. — А я уже было решил, что ты меня бросил и смылся.

— К тому шло, но я передумал, в этом случае Магнус стал бы моим главным помощником. Кстати, у тебя отличная стрижка, выглядишь очень по-рыцарски. Тебе идет.

Адриан рассмеялся, но смех тут же сменился стоном боли.

— Они неплохо тебя обработали? — спросил Ройс.

Он сделал вид, что поправляет повязку, чтобы присмотреться к ране на животе.

— Тюремным стражникам я не понравился. Ведь они пять раз подряд проиграли заклад, когда ставили против меня во время турнира.

— Что ж, их можно понять. За такое я тоже мог бы пару раз пырнуть тебя ножом.

— Тебе удалось освободить Аристу и Гонта? Они живы?

— Да, она спит в соседней камере. Что до Гонта, то он в очень плохом состоянии. Мне придется тащить его на себе. Ты сможешь идти?

— Я не знаю.

Ройс обнял Адриана за талию и осторожно помог подняться на ноги. Они вместе добрели по коридору, до последней камеры отсюда — начинался туннель, ведущий к колодцу. Ройс толкнул дверь, однако она не поддалась. Он нажал сильнее, но и это ничего не дало.

— Магнус, ты там? Открой дверь, — тихо сказал Ройс.

С той стороны не доносилось ни единого звука.

— Магнус, перестань дурачиться. Адриан ранен, мне нужна твоя помощь. Открывай.

И снова ответом была тишина.

Глава 18 ПРАЗДНИК ЗИМЫ

В камере было темно. Амилия лежала в объятиях Бректона, размышляя о том, что произошло невозможное: она одновременно испытывала блаженство и страх.

— Смотри, — прошептал Бректон.

Амилия подняла голову и увидела слабый свет, падавший из-под двери последней камеры. В его бледном сиянии все фигуры казались бесплотными, лишенными цвета. Принцесса Ариста, сэр Адриан и Деган Гонт лежали в коридоре на соломе, которую принесли из остальных камер. Все трое походили на подготовленные к похоронам трупы. Многочисленные повязки на теле сэра Адриана приобрели пугающе багровый оттенок. Принцесса стала такой худой, что ее почти невозможно было узнать, но хуже всех выглядел Деган Гонт. Он был похож на обтянутый бледной кожей скелет, и если бы не слабое дыхание, можно было бы подумать, что он умер несколько дней назад.

Ночью в тюрьму пробрался мужчина, чтобы их освободить. Он сумел открыть двери камер, но его план побега провалился, и теперь он бродил по темнице в поисках выхода.

— Уже утро, — сказал сэр Бректон. — Наступил первый день Праздника зимы.

Сообразив, что появление света означает наступление нового дня, Амилия заплакала. Бректон не стал ничего спрашивать, только крепче прижал ее к груди. Время от времени он очень нежно гладил ее по волосам. Еще вчера Амилия и представить не могла, что такое возможно.

— С тобой все будет в порядке, — уверенно сказал Бректон. — Как только императрица узнает о вероломстве регентов, она тебя спасет. Ее ничто не остановит.

Амилия, постаравшись унять дрожь, сжала руку рыцаря.

— Модина так же является пленницей, — сказала Ариста.

Амилия думала, что принцесса спит. Однако сейчас она увидела, что глаза Аристы открыты и голова слегка повернута в их сторону.

— Она всего лишь марионетка в руках Сальдура и Этельреда, которые всем управляют.

— Значит, все обман? Хитрая уловка? В том числе и история о том, что она убила проклятого Руфуса? — спросил Бректон.

— Нет, это правда, — ответила Ариста. — И я тому свидетель.

— Вы там были? — спросила Амилия.

Ариста ответила не сразу, потому что ее начал душить кашель.

— Да, тогда это была другая, сильная и смелая девушка, — сказал она после того, как справилась с приступом. — Самая обыкновенная, но полная решимости спасти отца. Она ничего не боялась. Я видела, как она вооружилась большим осколком стекла, чтобы сразить неуязвимое чудовище с лошадь величиной.

— Но, миледи, — вмешался Бректон, — если императрице удалось совершить нечто подобное, я уверен…

— Она не сможет нас спасти! — разрыдалась Амилия. — Она мертва!

Бректон бросил на нее ошеломленный взгляд. Амилия показала на льющийся из-под двери свет.

— Наступили зимние праздники. Модина покончила с собой на рассвете. — Она вытерла лицо. — Императрица умерла в своей спальне, глядя в окно на восход солнца.

— Но как же так? — воскликнул Бректон.

— Она не хотела выходить замуж за Этельреда, — пояснила Амилия. — Вот почему ей не хотелось жить. У нее не осталось на это причин. Она… Она…

Она вскочила на ноги и заметалась по коридору. Бректон тоже встал и последовал за ней.

Адриан проснулся оттого, что Ариста снова начала кашлять. Он попытался сесть, однако накатившая слабость помешала ему это сделать. На его лице появилась гримаса боли. Он с трудом подвинулся к принцессе и положил ее голову себе на бедро.

— Как ты? — спросил он.

— Мне страшно. А ты?

— Замечательно. Не хочешь потанцевать?

— Может быть, немного позже, — ответила Ариста. Ее тело было покрыто синяками и красными метками от зубов крысы. — Звучит ужасно, но я очень рада, что ты здесь.

— Звучит глупо, но и я рад, что попал сюда, — ответил он.

— Да, глупо.

— За последнее время я совершил кучу идиотских поступков.

— Пожалуй, все мы были не на высоте.

Адриан недовольно покачал головой:

— Ну, до меня тебе далеко. Я поверил Сальдуру. Я заключил сделку с ним и Луисом Гаем. Отличный выбор! Вы с Ройсом никогда бы так не поступили. Ройс наверняка попытался бы использовать промежутки между поединками, чтобы спасти вас с Гонтом. А ты… Ты бы, наверное, придумала способ овладеть всей империей. Нет, из нас троих как раз у вас с Ройсом имеется голова на плечах.

— Ты думаешь, я умная? — тихо спросила Ариста.

— Ты? Конечно. Много ты знаешь женщин, которые, не будучи солдатами, ухитрились бы захватить целый город в ходе вооруженного конфликта или победить врагов монархии и спасти своего брата, а заодно и все его королевство от гибели? И многие ли из них осмелились бы в одиночку проникнуть в императорский дворец?

— Ну, о моем последнем приключении лучше не вспоминать. Я ведь с треском провалилась, ты разве забыл?

— Три попытки — два попадания, это не такой уж плохой результат, — с добродушной улыбкой возразил Адриан.

Они помолчали.

— Интересно, что сейчас происходит в городе? — спросила через некоторое время Ариста. — Наверное, уже полдень. За нами давно должны были прийти, чтобы сжечь на костре.

— Возможно, Этельред в последний момент передумал, — предположил Адриан.

— Или они решили оставить нас здесь умирать от голода.

Адриан ничего не ответил. Ариста подняла на него глаза и долго смотрела, не отрывая взгляда от его лица.

— В чем дело? — спросил он.

— Я хочу попросить тебя об одолжении.

— О каком одолжении.

— Мне трудно об этом говорить, — сказала она.

Он прищурился:

— Я весь внимание.

Ариста продолжала колебаться. Наконец она тяжело вздохнула и выпалила, не глядя на Адриана:

— Убей меня.

— Что ты несешь?

Адриан чуть было не поперхнулся от удивления. Она повернулась к нему лицом, искательно заглянула в глаза.

— Даже не заикайся об этом, — недовольно воскликнул он.

— Я хочу, чтобы ты меня задушил. — Она взяла его руку и прижала к своей шее. — Просто сожми вот здесь пальцы покрепче. Я уверена, что это не займет много времени. И не думаю, что мне будет больно. Пожалуйста, я так слаба, а Ройс не принес ни воды, ни пищи. Я хочу, чтобы все поскорее закончилось, хочу положить конец этому кошмару…

Адриан молча смотрел на заплаканную Аристу. У нее была теплая шея. Губы его задрожали.

— Все дело в крысе. Она собирается меня… — Ариста помолчала и снова умоляюще взглянула на Адриана: — Прошу тебя. Ну пожалуйста…

Адриан окинул взглядом покрытые укусами руки и ноги Аристы.

— Здесь никого не съедят живьем, — сказал он уверенным тоном. — Ройс найдет выход. Он всегда выкручивается из любой ситуации, это его работа. Мы ведь еще способны творить чудеса, верно? Помнишь, Алрик называл нас волшебниками? Держись, осталось совсем немного.

Адриан убрал ладонь с шеи Аристы и прижал к себе девушку здоровой рукой. Он чувствовал, что все у него внутри омертвело, и лишь боль от ран напоминала, что он еще жив. Он гладил волосы Аристы, а ее тело содрогалось от рыданий. Постепенно она успокоилась и погрузилась в сон. Потом задремал и Адриан.

— Ты не спишь? — спросил Ройс, усаживаясь рядом.

— Уже нет. Нашел что-нибудь интересное?

— Как ты себя чувствуешь?

— Бывали дни получше этого. С чем пришел? Надеюсь, у тебя появились хорошие идеи? Я только что рассказал Аристе, какой ты мастер по безвыходным ситуациям.

— Как она? — спросил Ройс.

Адриан посмотрел на принцессу. Девушка спала, положив голову на его бедро.

— Ариста просила, чтобы я ее убил.

— Значит, плохи дела.

— Ну, ты узнал, как нам отсюда выбраться? — спросил Адриан.

— Ничего хорошего сказать не могу. Я трижды осмотрел каждый дюйм темницы. Стены толстые и прочные. Нигде нет ни трещин, ни слабых мест. Даже у Магнуса с его чудесными инструментами ушло больше недели, чтобы сюда пробиться. Никто не знает, сколько мы потратим времени, чтобы выбраться наружу. Я нашел лестницу, ведущую наверх, очевидно, к входу в темницу, но никакого замка там нет. Проклятие, нет даже двери. Лестница заканчивается каменным потолком, и я до сих пор не понимаю, что это значит.

— Это магический замок, как в Гутарии. У серетов в Северной башне есть меч с изумрудом в рукояти, это ключ.

— Тогда понятно. Дверь, через которую я сюда проник, не поддается. Она не заперта, значит, ее чем-то заклинили. Вероятно, это наш единственный шанс выбраться отсюда. Она сделана из дерева, поэтому можно попытаться ее поджечь. Впрочем, дверь довольно толстая, и я не уверен, что она будет гореть, даже если мы воспользуемся соломой и маслом из лампы. Но даже если дым не убьет нас раньше времени, его уж точно заметят стражники. Они будут ждать нас наверху.

— Ариста и Гонт не смогут вылезти из колодца, — заметил Адриан.

— Да, но это лишь одна из проблем. Я уверен, что веревки в колодце уже нет. Не знаю, что случилось, то ли Магнуса схватили, то ли он нас предал. В любом случае тот, кто заклинил дверь, скорее всего забрал и веревку.

— Что будем делать?

Ройс пожал плечами:

— По-моему, лучше всего было бы дождаться темноты и поджечь дверь. Может быть, никто не заметит дыма, и она сгорит до того, как мы задохнемся. Если мне удастся незаметно выбраться, я прикончу стражников, а потом придумаю, как тебя вытащить из колодца.

— Слишком много неизвестных.

— Не спорю, но ты сам меня спросил, что делать. — Ройс устало вздохнул. — У тебя есть хоть какая-нибудь еда?

Вместо ответа Адриан перевел взгляд на спящую принцессу.

— А как насчет волшебства? — сказал он, продолжая обнимать девушку здоровой рукой. — Конечно, Ариста очень ослабла, но вдруг…

Ройс скептически покачал головой.

— Стены здесь повсюду покрыты рунами. Точно такие же были в темнице, где держали Эсрахаддона. Если бы Ариста могла, она уже это сделала бы.

— Может, нас спасет Альберт?

— Если у него есть голова на плечах, он будет сидеть тихо. Привлекать сейчас внимание к своей особе не в его интересах.

— А сделка, которую тебе предлагал Меррик?

— Ты откуда об этом знаешь? — удивился Ройс.

— Он мне сам рассказал.

— Ты с ним разговаривал?

— Мы играли в шахматы.

Ройс пожал плечами:

— Нет никакой сделки. Он уже сказал мне то, что я хотел знать.

Некоторое время они сидели молча.

— Сомневаюсь, что это послужит утешением, — наконец заговорил Адриан, — но я ценю, что ты пришел. Я знаю, что ты сделал это ради меня.

— Ты еще не устал повторять одно и то же?

— Да, но сейчас я почти уверен, что это в последний раз. Во всяком случае, я нашел Гонта. Отличный из меня получился хранитель наследника. Он практически мертв.

Ройс удивленно посмотрел на Гонта.

— Значит, это и есть наследник Новрона? По правде говоря, я ожидал увидеть что-то необычное, что отличает его от других. Например, шрам на лице или повязку на глазу.

— Или деревянную ногу.

— Вот именно.

Ройс и Адриан сидели плечом к плечу у стены в свете тускло мерцавшей лампы. Ройс берег масло. Через некоторое время к ним подошли Бректон и Амилия. Они опустились на солому рядом с Аристой. Глаза у леди Амилии покраснели от слез. Она приветственно кивнула Адриану с Ройсом и положила голову на плечо Бректону.

— Ройс, это сэр Бректон, — представил рыцаря Адриан.

— Да, я узнал его, как только открыл дверь. На мгновение мне показалось, что я снова вижу Уэсли.

— Уэсли? Вы встречали моего брата?

— Мы оба его знали, — ответил Адриан. — Сожалею, что ничего не мог о нем рассказать во время пира. Мы с Ройсом служили с Уэсли на борту «Изумрудной бури». Ваш брат принял на себя командование кораблем, когда убили капитана. За свою жизнь я служил под началом многих офицеров, но должен совершенно честно признать, что никогда не встречал более достойного и благородного человека. Если бы не отвага Уэсли во время сражения, мы с Ройсом погибли бы в Калисе. Он бросился в самоубийственную атаку, чтобы другие могли уцелеть.

Ройс одобрительно кивнул.

— Вы не устаете меня поражать, сэр Адриан, — сказал Бректон. — Если это правда, то я благодарю вас. Из нас двоих Уэсли всегда был лучшим. Мне остается надеяться, что я приму смерть хотя бы наполовину с таким же достоинством, как он.

Сальдур, с трудом сдерживая ярость, поднимался по лестнице на пятый этаж. Было уже далеко за полдень, и все участники церемонии должны были отправиться в собор несколько часов назад. Сам патриарх ожидал начала церемонии.

Прошло много лет с тех пор, как патриарх в последний раз покидал свои покои в Эрваноне. Те, кто хотел его увидеть, рассчитывали получить совет или благословение, сами отправлялись в Коронную башню. Но и там добиться аудиенции удавалось лишь немногим. Все знали, что патриарх нередко отказывает в этом аристократам и даже королям. Более того, высокопоставленные сановники церкви никогда его не видели. И Сальдур, который являлся епископом Медфорда в течение десяти лет, не был исключением. Галиен, бывший архиепископ Гента, живший вместе с патриархом в Коронной башне, никогда не встречался с ним лицом к лицу. Хотя стражи Церкви часто посещали башню, Сальдур сомневался, что патриарх позволяет им лицезреть свою особу.

Тот факт, что патриарх покинул Коронную башню ради столь важного случая, являлся личным достижением Сальдура, и он с нетерпением ждал встречи со своим духовным отцом и великим главой церкви Нифрона. Предполагалось, что бракосочетание станет чудесным и трогательным событием, роскошным и торжественным, а в конце церемонии под музыку грандиозного оркестра в небо взовьются сотни белых голубей. Сальдур начал готовиться к нему много лет назад, когда провалился план возведения на императорский трон лорда Руфуса.

В то время как дьякон Томас нес околесицу, утверждая, что стал свидетелем чуда, юная девушка по имени Трейс убила гиларабрина. Но поскольку Сальдур когда-то публично заявил, что только истинному наследнику Новрона под силу победить чудовище, бредовые речи дьякона могли обернуться для заговорщиков серьезной проблемой. И тогда куратор Церкви Луис Гай предложил самое простое решение, то есть прикончить обоих — и дьякона, и девушку. Но Сальдур увидел в этой ситуации другие возможности.

Патриарх хотел сделать Сальдура следующим архиепископом Гента, чтобы тот занял место Галиена, погибшего во время нападения гиларабрина. Это была одна из высших должностей в церковной иерархии, поскольку архиепископ подчинялся лишь патриарху. Очень привлекательное предложение, но Сальдур знал, что пришло время взять в свои руки бразды правления и создать Новую империю. Он сбросил церковные одеяния и облачился в платье политика, чего не делал ни один церковный сановник со времен патриарха Венлина.

Сальдур сумел пережить осуждение королей и епископов в битве против традиций и невежества. Он настаивал, льстил и убивал, чтобы достичь своей цели, каковой было создание сильной единой империи, ибо только она одна могла изменить мир к лучшему. Он верил, что под его умелым руководством Новая империя засияет в блеске новой славы. Только обделенные умом людишки вроде Этельреда и его приспешников наивно верили, что ее воплощением станет сидящий на троне человек. Сальдур мечтал о новой цивилизации и о возрождении прежнего величия империи. Праздник зимы должен был стать кульминацией всех его усилий, увенчанием долгой, упорной борьбы. Оставался последний смертный бой, и Сальдур знал, что победа достанется дорогой ценой.

Он рассчитывал, что мятежники за ночь устанут и выдохнутся, но оказалось, что их ярость не погасла, напротив, они почти вышли из-под контроля. Регента раздражало, что город, в котором в течение последних лет царили порядок и спокойствие, именно сейчас впал в неистовство. В прошлом непосильные налоги, за счет которых пировали и утопали в роскоши короли, породили голод и нищету. Однако горожане никогда не устраивали мятежей. И сейчас их поведение казалось Сальдуру странным и сбивало с толку.

Даже Меррика удивили волнения, которые возникли неожиданно и одновременно в разных местах. Сальдур ожидал проявления некоторого разочарования из-за того, что турнир не выявил победителя, но не мог предположить, что нарушителей порядка будет так много. Он понимал, что один из рыцарей может уцелеть, и тогда сторонники его соперника начнут возмущаться. Однако он никак не рассчитывал, что оба соперника останутся в живых. Поскольку они не совершили очевидного для всех преступления, их арест выглядел плохо обоснованным. Тем не менее реакция толпы была явно избыточной.

Сначала он думал, что эту проблему будет нетрудно решить с помощью силы, и приказал дюжине солдат, закованных в тяжелые доспехи, разогнать зачинщиков беспорядков. Однако они вернулись ни с чем, потеряв при этом нескольких товарищей убитыми и ранеными. Им пришлось столкнуться не с горсткой мятежников, а с настоящим восстанием горожан. Досадная история, но она не вызвала у Сальдура серьезных опасений. Он послал за Южной армией, рассчитывая, что очень скоро она восстановит порядок. На это потребуется один день, не больше. А пока Сальдур намеревался провести церемонию бракосочетания согласно намеченному плану.

Однако ее начало пришлось отложить на несколько часов, у Сальдура ушло все утро на организацию военного эскорта для поездки в собор. Никаких проблем с этим не возникло, и теперь оставалось привезти туда жениха и невесту. Сальдуру хотелось сделать это как можно скорее, но Ланис Этельред ушел за Модиной и до сих пор не вернулся. Уж не решил ли он вступить в супружеские права до бракосочетания? Так или иначе, регенту надоело ждать.

Поэтому он направился к спальне императрицы и обнаружил, что у входа в покои стоят двое стражников. Он с удовлетворением отметил, что Нимбус выполнил его приказание. Не говоря ни слова, Сальдур распахнул дверь и замер на пороге, ошеломленно взирая на ужасающую картину.

Прежде всего он увидел большую лужу крови на белом мраморном полу спальни. Затем взгляд его упал на разбитое зеркало и раскиданные повсюду осколки, похожие на сверкающие острова посреди моря красной крови.

— Что ты наделала? — потрясенно воскликнул Сальдур.

Модина медленно отвернулась от окна и с удивительным спокойствием взглянула на него. Ее длинная белая ночная рубашки была окрашена кровью до самых колен. Модина смотрела на регента без малейших признаков тревоги или растерянности.

— Он осмелился прикоснуться к императрице, — с простодушным видом ответила она, — а это запрещено.

Этельред лежал на полу в позе сломанной куклы, из горла у него торчал восьмидюймовый осколок стекла.

— Да как ты посмела…

Модина все с тем же любопытством продолжала смотреть на Сальдура, наклонив, словно птица, голову набок. В руке она держала еще один длинный и острый осколок. И хотя он был обернут куском ткани вместо рукояти, девушка стиснула его так сильно, что по запястью текла кровь.

— Неужели ты, слабый старик, надеешься справиться с молодой и крепкой крестьянкой, вооруженной осколком стекла? — хладнокровно спросила она.

— Стража! — крикнул вместо ответа Сальдур.

Двое солдат вошли в комнату, но кровавое зрелище почему-то не вызвало у них никакой реакции.

— Взять ее! — приказал Сальдур.

Однако никто из них не двинулся с места. Оба застыли у порога в полном безмолвии.

— Я сказал, взять ее!

— Нет никакой нужды кричать, — сказала Модина спокойным, безмятежным голосом и направилась к Сальдуру прямо по кровавой луже.

За ней тянулась цепочка жутких красных следов. Сальдуром овладела паника. Он посмотрел на стражников, потом перевел взгляд на императрицу, которая подходила к нему с похожим на кинжал осколком стекла в руке.

— Что вы стоите? — обратился Сальдур к солдатам. — Неужели вы не видите, что она безумна? Она убила регента Этельреда!

— Прошу прощения, ваша светлость, — сказал один из стражников, — но она императрица, наследница Новрона. Дитя бога.

— Она безумна!

— Нет, со мной все в порядке, — сказала Модина холодно и уверенно.

Страх у Сальдура сменился обжигающей яростью.

— Возможно, ты сумела обмануть стражников, но у тебя все равно ничего не выйдет. Верные мне люди, Южная императорская армия уже находится на подступах к городу.

— Я знаю, — ответила Модина с пугающим бесстрастием. — Я знаю все. — Она кивнула стражнику и добавила: — Как и положено дочери Новрона. Например, я знаю, что ты убил Эдит Мон за помощь Аристе, но она не имела к этому отношения, так как принцессе помогала я. Ариста несколько недель жила в моей спальне. Я знаю, что ты организовал арест Гонта. Мне известно, что ты нанял Меррика Мариуса, чтобы убить Эсрахаддона. Ты заключил с ним сделку, в результате которой тот сдал морским гоблинам портовый город Тур Дель Фур. Мне известно, что ты подговорил гнома по имени Магнус предать Ройса Мельборна в обмен на его кинжал. Я знаю, что ты убедил Адриана убить сэра Бректона во время турнира. Это ты снабдил Бректона копьем с боевым наконечником. Однако рыцари не стали убивать друг друга. И мне хочется думать, что это я приложила к этому руку. Ты был уверен, что все предусмотрено, но не предполагал, что начнется мятеж. Ты не знал, что по городу расползлись слухи о твоем предательстве и о том, что доказательства будут представлены на финальном поединке турнира. И вчера толпа собралась не только для того, чтобы насладиться зрелищем, горожане хотели убедиться в правдивости слухов о твоем предательстве. И еще мне известно, что ты планировал убить меня. — Она посмотрела на тело Этельреда. — На самом деле это была его идея. Он не любит женщин. А ты хотел запереть меня в какой-то дыре, чтобы я сошла там с ума.

— Откуда ты все это знаешь?

Теперь Сальдуру стало по-настоящему страшно. Действительно, эта девчонка, дочь крестьянина, убила гиларабрина. Модина прикончила Этельреда, и ей были известны все его тайны до единой. Неужели она и в самом деле обладает даром всеведения?

Модина снисходительно улыбнулась.

— Я слышу голоса, которые мне все рассказывают. — Она помолчала, увидев потрясенное лицо регента, но тут снова пустилась в объяснения: — Нет, это не слова Новрона. Правда гораздо хуже. Ты допустил ошибку, приставив ко мне Амилию, которая любила меня и заботилась обо мне. Она освободила меня из ужасной камеры, и я стала жить здесь. После стольких месяцев, проведенных в темноте и холоде, мне было необходимо солнце. Я проводила долгие часы, сидя у окна. — Она обернулась. — Я потеряла цель в жизни и решила себя убить. Однако не сумела протиснуться в оконный проем, он оказался слишком узким. Вот тогда-то я и услышала голоса. Твой кабинет находится прямо под моей спальней. Летом слышимость лучше, но и зимой, при закрытом окне, мне удавалось многое узнать. Когда я только попала сюда, я была глупой девчонкой с фермы, и меня не интересовали твои разговоры. Но я слушала тебя и начала многое понимать. Однако у меня все еще не было цели и людей, ради которых стоило жить. Однажды маленькая мышка прошептала мне на ушко секрет, который все изменил. Я узнала, что у меня есть новая семья, семья, которая меня любит, и никакое чудовище не сумеет ее отобрать.

— Тебе это даром не пройдет! Ты всего лишь… Всего лишь…

— Ты забыл нужное слово — императрица.

Арчибальд проснулся в отвратительном настроении, и с течением времени его душевное состояние только ухудшалось и ухудшалось. Он даже не пошел в кафедральный собор, чтобы не видеть, как Этельред возьмет ее за руку. Поэтому он просто бродил по дворцу, прислушиваясь к доносившимся снаружи крикам мятежников. А когда раздался зов военного горна, он решил, что в город прибыла Южная армия.

«Как обидно…» — подумал он.

И хотя он понимал, что мятежники вряд ли его пожалеют, если им удастся выломать ворота и ворваться во дворец, мысль о том, что регентам будет намного хуже, доставляла ему наслаждение.

Он вошел в большой зал, где суетились слуги, которые готовили столы к свадебному пиршеству. Они сновали взад и вперед, словно муравьи, носили тарелки, протирали стулья, меняли свечи. Некоторые муравьи кланялись, называя его милордом, но Арчибальд не обращал на них внимания.

Он прошел по длинному коридору и обнаружил, что направляется к главной лестнице, но только преодолев половину первого лестничного пролета, сообразил, куда идет. Что-то влекло его к спальне императрицы, хотя он знал, что ее там уже нет. Она никогда больше там не появится. Арчибальд отказывался об этом думать.

Краем глаза он заметил какое-то движение, повернулся и увидел Меррика Мариуса, который стоял в конце коридора и с кем-то разговаривал. Арчибальд не узнал его собеседника, это был кутавшийся в плащ старик. Как только они его заметили, оба тут же скользнули за угол.

«Интересно, с кем разговаривает Меррик? — подумал Арчибальд. — В любом случае ничего хорошего от него ждать не приходится».

В этот момент его отвлек шум наверху, он услышал чей-то крик и побежал вверх по лестнице. Оказавшись на четвертом этаже, Арчибальд увидел мертвого стражника. По ступеням тоненькими ручейками стекала кровь. Арчибальд обнажил меч и бросился наверх. На пятом этаже он обнаружил еще двух мертвых стражников.

А еще дальше, в коридоре, Луис Гай сражался с третьим стражником. Арчибальд был уже рядом, когда Гай сделал быстрый выпад, и последний стражник упал мертвым. Гай скрылся в комнате Модины. Оттуда донесся и эхом прокатился по коридору крик Сальдура.

— Благодарение Марибору, ты пришел! — Регент явно был чем-то потрясен. — Мы должны ее убить. Она нас дурачила и подслушивала наши разговоры. И теперь все знает!

— А как же свадьба? — возразил Гай.

— Забудь о свадьбе! Этельред мертв. Убей ее, и мы всем скажем, что она еще больна. Я буду править империей, пока мы подыщем замену Этельреду. Потом объявим, что новый император женился на ней на закрытой церемонии.

— Никто в это не поверит.

— У нас нет выбора. А теперь убей ее!

Арчибальд заглянул в комнату. Гай стоял с мечом в руке рядом с Сальдуром. У окна он увидел Модину в залитой кровью ночной рубашке. Очевидно, это была кровь Этельреда, тело которого лежало на полу. Солнечный свет отражался от длинного осколка стекла, зажатого в руках императрицы.

— А где гарантия, что вы не обвините меня в этих двух убийствах.

— Ты видишь другой выход? Если мы оставим ее в живых, нам конец. Посмотри вокруг, взгляни на стражников, которых пришлось убить. Все верят, что она настоящая императрица. Ты должен ее прикончить.

Гай сделал шаг к Модине.

Она отступила, продолжая сжимать в руке осколок стекла.

— Добрый день, господа, — сказал граф Чедвик, входя в комнату. — Надеюсь, у вас тут не частная вечеринка. Дело в том, что мне надоело ждать свадьбы, уж очень это скучное занятие.

— Уйди отсюда, Арчи, — рыкнул на него Сальдур. — Нам не до тебя, поэтому пошел вон!

— Да, я вижу, как вы заняты. Вам не терпится убить императрицу. Но перед этим… Короче, предлагаю вам свою помощь. У меня есть другой вариант.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился Сальдур.

— Я уже довольно давно хочу жениться на Модине. А теперь, когда старый педераст мертв… — Арчибальд посмотрел на труп Этельреда и криво улыбнулся. — Почему бы вам не использовать вместо него меня? Я женюсь на ней, и все пойдет по плану с той лишь разницей, что трон займет не Этельред, а я. Вы можете сказать, что я вызвал его на дуэль за право стать ее супругом и одержал победу.

— Мы не можем выпустить ее из этой комнаты. Она не будет молчать, — возразил Сальдур.

Арчибальд задумался, обошел Сальдура и взглянул на императрицу, которая дерзко смотрела на них, хотя Гай со своим мечом находился всего в нескольких футах от нее.

— Вот что я предлагаю, — продолжал Арчибальд. — Во время церемонии я буду прятать в складках плаща кинжал. Либо она поступит так, как того хотим мы, либо умрет у алтаря. Если я убью ее перед лицом такого множества коронованных особ, никому и в голову не придет обвинять в этом вас. Вы оба заявите, что не имеете к этому никакого отношения. Во всем обвинят безумного Арчи Баллентайна.

Сальдур после минутного замешательства отрицательно покачал головой:

— Нет, мы не можем так рисковать, ее нельзя отсюда выпускать. Если она окажется среди людей, то может захватить власть. Нужно покончить с ней здесь. А потом мы попытаемся все исправить. Убей ее, Гай.

— Подождите! — сказал Арчибальд. — Если ей суждено умереть, позвольте мне самому ее убить. Я понимаю, что это выглядит странно, но раз она не достанется мне, я хочу сам ее прикончить.

— Ты маленький извращенный урод, Баллентайн, — с отвращением сказал Гай.

Арчибальд направился к императрице. По мере его приближения Модина вынуждена была пятиться назад. Это продолжалось до тех пор, пока она не уперлась спиной в стену. Поравнявшись с Гаем и по-прежнему не сводя глаз с Модины, Арчибальд ткнул его мечом в бок. Куратор прозевал начало атаки, но и у его противника не получилось точного удара. Острие скользнуло по ребрам. Арчибальд тут же отвел клинок назад и развернулся, чтобы повторить атаку, однако Гай его опередил. Граф почувствовал, как клинок Гая погружается в его грудь. Последнее, что увидел Баллентайн перед смертью, была Модина Новронская, которая стремглав промчалась мимо Сальдура. Тот попытался ее остановить, но она на бегу рассекла ему осколком стекла руку и выскочила из комнаты.

Ройс резко повернул голову на звук.

— В чем де… — начал было Адриан, но тут же смолк, когда Ройс поднял руку, предостерегая.

Поднявшись на ноги легким, уверенным движением, Ройс замер, напряженно прислушиваясь. Спустя несколько мгновений он стремительно переместился к двери, из-под которой падал свет, и распластался на полу, прижавшись ухом к щели.

— Что там происходит? — спросил Адриан.

— Схватка, — ответил через некоторое время Ройс.

— Схватка? Кого с кем? — спросил Адриан.

— Я еще не научился на слух определять цвет мундиров, — насмешливо ответил Ройс. — Судя по звуку ударов, это солдаты в доспехах.

Теперь уже на дверь смотрели все узники. Вскоре и Адриан расслышал какие-то звуки. Сначала они напоминали шорох падающей листвы, потом он уловил скрежет стали по стали и крики раненых, которые ни с чем нельзя спутать. Снова послышался шум, но теперь он доносился со стороны главного входа. Где-то открылась дверь, снова раздались крики, коридор наполнился топотом ног.

Ройс поднял с пола меч, который принес с собой, и протянул его Адриану. Тот смущенно покачал головой:

— Отдай его лучше Бректону, сомневаюсь, что смогу держать в руках оружие.

Ройс кивнул, вручил меч рыцарю и побежал по коридору, сжимая в руке Альверстоун. Бректон оставил Амилию, чтобы занять позицию перед входом. Адриан знал, что тем, кто захочет до них добраться, придется сначала убить рыцаря. Опять донесся стук каблуков по каменному полу, затем раздался крик ужаса. Адриан услышал возглас Ройса:

— Клянусь Маром! Что ты здесь делаешь?

— Где она? — послышался молодой голос.

Адриан сразу же его узнал, однако было непонятно, как мог здесь оказаться его обладатель. Шаги приближались. В коридоре метались тени, постепенно становилось все светлее. Вскоре на фоне горящих факелов появились чьи-то темные силуэты. Пленники прищурились от яркого света. Адриан на мгновение закрыл глаза ладонями, а когда убрал руки от лица, ошеломленно вскрикнул:

— Это ты, Алрик? И Мовин с тобой? — И тут же добавил: — Бректон, стой! Опусти оружие!

Король Меленгара и его лучший друг привели в темницу отряд воинов. Ренвик, Ибис Тинли и солдаты, которых Адриан не узнал, толпились в коридоре. Когда Алрик Эссендон увидел пленников, он пошатнулся и на его лице появилось тоскливое выражение.

— Вы двое — возвращайтесь, — приказал Алрик людям из своей свиты. — Принесите носилки. — Он побежал к сестре. — Ариста! О Марибор, что они с тобой сделали! — Он бросил через плечо: — Воды! Нужны бинты и больше света!

— Ты выглядишь не лучшим образом, мой друг, — сказал Мовин, опускаясь на колени рядом с Адрианом.

Мовин был в блестящей кольчуге, а на его плаще, испачканном кровью, красовался сокол Эссендонов.

— Да, они обошлись с вами не лучшим образом, сэр, — согласился Ренвик, выглядевший смущенным.

На нем тоже была залитая кровью кольчуга, волосы на голове слиплись от пота.

— Мне вот что непонятно, — сказал Ройс, — насколько я знаю, Дрондиловы поля находились под осадой и вот-вот должны были пасть.

— Так и было, — ответил Мовин. — А потом произошло удивительное событие. Из авангарда Северной императорской армии появился всадник с белым флагом. Он спешился перед воротами замка и объявил, что у него есть личное сообщение для короля Алрика. Но что самое поразительное, сообщение доставил личный телохранитель императрицы Модины.

Он кивнул в сторону дворцового стражника, который принес воду для Амилии.

— Его зовут Джеральд. Короче, в сообщении говорилось, что регенты Этельред и Сальдур предатели и что они держат императрицу пленницей в ее собственном дворце. Кроме того, мы узнали, что война против Меленгара была вызвана стремлением регентов к власти, а командующий Северным имперским войском сэр Бректон либо убит, либо ложно обвинен в предательстве, арестован и ждет казни.

Адриан хотел что-то сказать, но его остановил Мовин:

— Погоди-погоди, дальше будет еще интереснее. Исполняющий обязанности командующего Северным имперским войском получил приказ прекратить все военные действия против Меленгара, передать искренние извинения императрицы королю Алрику и как можно быстрее вернуться в Аквесту. Посланец также сообщил, что Аристу должны казнить во время Праздника зимы, поэтому императрица Модина попросила Алрика оказать ей помощь.

— И Алрик сразу ему поверил? — спросил Адриан у Мовина, отметив про себя, что король не отходит от спасенной им сестры.

— Ты шутишь? Он решил, что это ловушка. Алрик опасался, что они хотят выманить нас из замка. Мы все так думали. Тогда Алрик предложил без всякой уверенности, что его послушают, сложить оружие, если они говорят правду. Мы все покатывались с хохоту, но их командир, сэр Тибин, он достойный человек, как мы узнали впоследствии, именно так и поступил. Мы стояли на крепостной стене и глазам своим не поверили, когда имперцы начали складывать в огромную кучу свои копья, мечи и щиты. И это убедило Алрика. Он сказал, что не только пошлет помощь, но и лично поведет армию. Мы скакали днем и ночью и боялись, что нам придется брать город штурмом, но оказалось, что ворота открыты. Народ поднял мятеж, все жаждали крови Этельреда и Сальдура и поддерживали императрицу. Мы штурмом взяли дворец, почти не встретив сопротивления, всего лишь несколько солдат и серетов преградили нам путь.

— Однако твой клинок в крови, — заметил Адриан, указывая на меч Мовина.

— Да, смешно получилось. Я был уверен, что больше никогда не обнажу свое оружие, но как только началась схватка, он сам выскочил из ножен.

— А что Модина? — спросила Амилия. — С ней все в порядке?

Джеральд заметно помрачнел.

— Скажите, что с ней? — умоляла Амилия.

— Сегодня утром в ее спальне произошел несчастный случай, — ответил стражник.

У Амилии на глаза навернулись слезы.

— Она жива?

— Она убила регента Этельреда.

— Что ты сказал?

— Она ударила его осколком зеркала. Потом императрица избежала покушения на свою жизнь и выбралась во двор. Там она собрала вокруг себя верных ей солдат. Когда мы прибыли, она уже отдавала приказы совсем как боевой генерал. Именно ее войска открыли для нас ворота. Отряд из Меленгара и части Северного имперского войска подавили сопротивление дворцовой стражи и серетов, до конца хранивших верность регентам.

— Где она сейчас? — спросила Амилия.

— Она на своем троне, принимает клятвы верности монархов, аристократов и рыцарей, всех, кто прибыл на церемонию.

В коридоре появились люди с носилками. Амилия повернулась к сэру Бректону.

— Ты был прав, — сказала она, радостно смеясь, — она нас спасла.

Глава 19 НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ

Модина стояла на невысоком холме, расположенном недалеко от городских стен. Она была одна. Больше года прошло с тех пор, как она последний раз выходила за ворота дворца. Четверым мужчинам пришлось почти три дня поработать кирками, чтобы выбить в промерзшей земле яму, достаточно глубокую для могилы. Всего несколько минут ушло на то, чтобы снова забросать ее землей, и теперь на фоне бескрайнего белого поля возвышался темный курган.

Ее воссоединение с миром получилось сладким и горьким одновременно, ибо первым делом ей пришлось хоронить друга. Могильщики пытались ей объяснить, что обычно принято дожидаться весны, но Модина настояла на своем. Она хотела убедиться, что он наконец обрел покой.

Семнадцать солдат дожидались ее у подножия холма. Одни патрулировали окрестности верхом на лошадях, другие внимательно смотрели по сторонам. Когда Модина молча стояла на вершине, ее мерцающий плащ ярким пятном выделялся на фоне блеклого зимнего пейзажа и трепетал на ветру, словно легкая паутина.

— Ты это сделал со мной, — укоризненно сказала она, обращаясь к кургану.

Модина не видела его с тех пор, как покинула Дальгрен. Она узнала о его судьбе так же, как и обо всем остальном. Сальдур наслаждался звуком собственного голоса, что делало из него превосходного наставника. Регент любил разговаривать сам с собой, когда рядом никого не было. Если он чего-то не знал, то приглашал специалистов в свой кабинет, единственное место, где он не боялся посторонних ушей. Сначала большинство имен и названий ничего для Модины не значили, но постепенно, благодаря постоянным повторениям, многое стало проясняться. Модина узнала про Андруса Биллета из Ренидда, который убил короля Урита, королеву Амитер и их детей. Андрус добился успеха там, где потерпел поражение Перси Брага, который попытался взять под контроль Меленгар.

Модине стало известно, что монсеньор Мертон, сохранявший верность Церкви, стал помехой из-за того, что обрел истинную веру. Она слышала, как регенты не могли решить, что является главным достоинством короля Розворта из Данмора — трусость или жадность. Она узнала имена Корнелиуса и Козимо ДеЛуров, которых регенты считали серьезной угрозой и собирались взять под свой полный контроль. Ведь их влияние на торговлю оставалось решающим для сохранения стабильности империи.

И хотя эти речи лились сверху свободным потоком, поначалу Модина даже не пыталась вникать в значение услышанных слов. Но со временем они стали пробиваться сквозь затуманенное сознание и оседать у нее в голове. А в тот день, когда в первый раз прозвучало его имя, она начала обращать внимание на то, что говорят этажом ниже.

Регенты пили в его честь, празднуя свой успех. Сначала Модина решила, что он находится в кабинете Сальдура и пьет вино вместе с ними, но позднее поняла, что они насмехаются над ним. Он помог им подняться, но не мог разделить с ними награду. Они говорили о нем, как о безумце, который сделал свое дело. Однако они его не казнили, а бросили в тюрьму, подземную темницу с потайным люком. Туда попадали люди, о которых они хотели забыть.

Он умер в темноте, в полном одиночестве. Доктора сказали, что от голода, но Модина знала истинную причину. Она близко познакомилась с демонами, которые посещают узников в подземелье, демонами по имени Сожаление, Безнадежность и, прежде всего, Страх. Она знала, что эти чудовища приходят в тишине, наполняя собой все свободное пространство, и растут до тех пор, пока не вытесняют душу из тела, и тогда на ее месте образуется пустота. Это похоже на старое дерево: ствол все еще стоит, но сердцевина сгнила, силы его покинули, и первый же порыв ветра может окончательно сломить дух сопротивления.

Модина опустилась на колени и провела рукой по холодной, твердой земле. Ее отец любил землю, он разминал в своих больших сильных пальцах, нюхал и даже пробовал на язык. Земля и хозяйство были для него равнозначны жизни, но у нее все будет иначе.

— Я знаю, ты хотел как лучше, — сказала она. — Знаю, ты верил, думал, что оберегаешь и защищаешь меня. И в чем-то тебе сопутствовал успех. Возможно, ты и спас мне жизнь, но не сумел спасти меня. Какая судьба ждала бы нас, если бы ты не решил меня защитить? Если бы не стал мучеником? Если бы мы остались в Дальгрене, ты мог бы найти для нас новый дом. Ботвики вырастили бы меня, как собственную дочь. Да, у меня остались бы раны, но кто знает, может быть, со временем, я смогла бы обрести счастье. Через много лет. Я могла бы стать женой крестьянина. Я пряла бы шерсть, полола сорняки, готовила репу, растила детей. Я бы стояла на страже своей семьи, сражалась бы с волками и ворами. Соседи говорили бы обо мне, что я стала сильной благодаря суровому детству. Я бы прожила спокойную и тихую жизнь. Но ты все изменил. Я перестала быть невинной девушкой. Ты закалил меня, выковал из меня другого человека. Я слишком много знаю и слишком много видела. А теперь я стала убийцей.

Модина замолчала и подняла глаза к небу. В бескрайней синеве плыли редкие облачка, небеса такой чистоты и прозрачности можно увидеть лишь в холодный зимний день.

— Быть может, два этих пути не столь уж отличаются друг от друга. Этельред был волком, который ходил на двух ногах, а империя стала моей семьей.

Положив руку на могилу, Модина тихо сказала:

— Я прощаю тебя.

Потом она встала и пошла прочь, оставив на холме дощечку с надписью «Дьякон Томас».

Свечи почти догорели, а Модина и ее помощница все еще не добрались до конца списка. Глаза у Амилии закрывались сами собой, и ей ужасно хотелось положить голову на письменный стол. Она сидела, завернувшись в одеяло и сделав из его угла капюшон.

— Может быть, остановимся и вернемся к работе завтра? — с надеждой спросила она.

Императрица отрицательно покачала головой. Она была в плаще, который подарил Минс, и с тех пор, как Модина взяла империю под контроль, Амилия ни разу не видела, чтобы она надевала что-то другое. После пира в честь соколиной охоты Модина отказалась брать в руки корону и императорскую мантию.

— Я хочу все закончить сегодня вечером. Нельзя оставлять эти должности незамещенными. Ты согласен, Нимбус?

— Нужно обязательно назначить префектов. Если вы позволите говорить прямо, ваше величество, вы освободили более одной трети постов. Если в ближайшее время вы не назначите на них новых людей, образовавшаяся пустота позволит некоторым военачальникам захватить власть и расчленить империю.

— Сколько нам еще осталось? — спросила Модина.

Нимбус зашелестел пергаментами.

— Остались свободными еще сорок две должности.

— Слишком много. И нам необходимо сегодня это закончить.

— Если бы ты не разбрасывалась людьми… — устало пробормотала Амилия.

С тех пор как Модина взяла власть в свои руки, она работала без устали и требовала того же от своих помощников. С ней произошли удивительные перемены. Из кроткого, забитого существа, которое дни и ночи проводило возле открытого окна, она превратилась в сильную, внушающую уважение императрицу. Модина созывала важные совещания, вершила суд, назначала новых чиновников. Кроме того, она потребовала, чтобы Нимбус учил ее грамоте и преподавал историю.

Амилия восхищалась ею, но ее огорчала самоотверженность Модины. Теперь у Амилии появилось столько обязанностей, что почти не оставалось времени для сэра Бректона. Более того, она с тоской вспоминала те часы, которые они провели вместе в темнице.

Каждый день императрица, Нимбус и Амилия встречались в бывшем кабинете Сальдура. Они работали именно там по настоянию Модины, потому что Сальдур собрал в нем огромную коллекцию карт, пергаментов и свитков. Императорские архивы были тщательно систематизированы и давали возможность судить обо всех аспектах жизни империи. Из-за того, что Модина не умела читать, ей приходилось прибегать к помощи Нимбуса и Амилии, чтобы находить ответы на множество возникавших у нее вопросов. Нимбус знал гораздо больше Амилии, но Модина настаивала на ее присутствии.

— Я бы хотела избавиться еще и от части дворян, — сказала Модина. — Кое-кто из королей и герцогов ничуть не лучше Сальдура. Он посадил на трон Альбурна короля Армана, убив короля Рейнолда, и я не хочу, чтобы негодяй получил награду за свое предательство. Ты уверен, что я не могу его убрать?

Нимбус поежился от охватившего его чувства неловкости.

— Технически это возможно. Императрица является наследницей Новрона, вы обладаете почти божественной властью над всеми, кто называет Марибора своим богом. Однако подобные рассуждения хороши в теории, а вы должны исходить из реальности. Власть любого правителя основана на верности и лояльности со стороны аристократии. Если вы нанесете оскорбление слишком большому количеству вельмож, они не только перестанут подчиняться, но выступят против вас во главе армий. Если вы не намерены править, опираясь лишь на волю Марибора, предлагаю обращаться с придворными так, чтобы они испытывали удовлетворение.

Нимбус поерзал на своем стуле.

— Аристократы, которые поддерживали Этельреда и Сальдура, почти наверняка готовят мятеж. Однако они оказались в очень непростом положении и не знают, с чего начать. В течение целого года регенты представляли вас как императрицу и богиню, верховную и непогрешимую правительницу. И теперь, когда действительно власть оказалась в ваших руках, им потребуется немало изворотливости, чтобы найти союзников против вас. У них возникнут трудности, но определенные преимущества у них есть. Например, вам не хватает опыта, и они рассчитывают, что вы начнете совершать ошибки, которые можно будет использовать. Вот почему вы должны действовать максимально продуманно.

После короткого раздумья Модина спросила:

— Значит, несмотря на все свое могущество, я должна повиноваться аристократии?

— Вовсе нет, вам нужно лишь, чтобы они не захотели от вас избавиться. Этого можно достигнуть двумя способами. Их легко умиротворить, предоставив то, что они безмерно любят: власть, богатство и престиж. Или сделайте так, чтобы противостояние с вами стало куда менее приятным, чем преклонение. Я предлагаю использовать оба пути. Подпитывайте их самолюбие, пополняйте кошельки, но опирайтесь на верных лидеров, на таких, как Алрик из Меленгара. Он доказал, что ему можно доверять, и вы заслужили его благодарность, когда спасли его королевство. Усильте его положение, обеспечив доход при помощи льготных торговых соглашений. И тогда вы сумеете превратить враждебную монархию в экономического, политического и военного союзника. Увидев силу ваших соратников, аристократы должны будут хорошенько подумать, прежде чем выступить против вас.

— Но Меленгар даже не является частью империи.

— Тем лучше. Гранды империи начнут сражаться друг с другом за власть и влияние. Каждый стоящий на иерархической лестнице аристократ захочет подняться на ступеньку выше. Но Алрик не имеет к этой имперской лестнице никакого отношения, и никто не почувствует себя обойденным, когда он получит преимущества перед остальными. Если же вы окажете помощь кому-то из аристократов империи, все будут возмущены. Поэтому помощь Меленгару можно назвать расчетливым внешнеполитическим ходом. Поддерживая Алрика, вы создадите союзника, который окажется неуязвимым для ваших врагов. К тому же он наверняка не забудет вашей помощи.

— Но ведь это, наверное, обойдется нам слишком дорого? Где я найду средства? Народ уже и так страдает от суровых налогов, — сказала императрица.

— Я бы предложил вам встретиться с ДеЛурами. Они не жалуют официальные каналы, но если предложить им действовать на законных основаниях, от этого могут выиграть все. Учитывая недавние столкновения с морскими гоблинами в Делгосе, Корнелиус ДеЛур наверняка будет рад принять защиту империи.

— В последнее время я много думала о Корнелиусе ДеЛуре. Как ты считаешь, может быть, следует назначить его министром торговли?

Нимбус хотел что-то сказать, но вместо этого снисходительно улыбнулся. После непродолжительного молчания он заявил:

— Пожалуй, это все равно что сделать пьяницу хозяином таверны, но вы мыслите в правильном направлении. Быть может, лучше назначить Корнелиуса ДеЛура префектом Колноры. До недавних времен Колнорой управляли купцы, таким образом, мы заручимся хорошими отношениями с купцами в целом и с ДеЛурами в частности. А главное — это ничего не будет вам стоить.

— Да, мне нравится идея назначить Корнелиуса префектом, — сказала Модина и повернулась к Амилии: — Пожалуйста, пригласи его на аудиенцию. Мы сделаем ему предложение и посмотрим, что он скажет. — Императрица вновь обратилась к Нимбусу: — Какие еще проблемы нуждаются в моем немедленном внимании?

— Я предлагаю создать организацию, в которую войдут прошедшие специальную подготовку здесь, в Аквесте, граждане империи, задачей которых будет доставка ваших приказов во все уголки страны. Они станут вашими глазами и ушами, будут проверять, как работают префекты. Таких людей можно поискать в монастырях. Обычно монахи хорошо образованы и привыкли жить в бедности, к тому же они охотно согласятся вам служить, ведь вы прямой потомок Новрона. Часто религиозный пыл бывает эффективнее богатства, и монахов гораздо труднее подкупить. Да, и еще вот что, не следует назначать людей в ту провинцию, откуда они родом. Кроме того, их следует часто менять местами. Тогда у них не возникнет искушение завязать слишком близкие отношения с префектами.

— Можно подумать, у меня нет других дел, — вздохнула Модина. — Лучший принцип — разделяй и властвуй. У тебя есть список на места оставшихся префектов, Нимбус?

— Да, есть. — Он вытащил стопку пергаментов. — Я, на мой взгляд, подобрал лучших кандидатов. Давайте их обсудим.

— Нет, я доверяю твоему выбору.

На лице Нимбуса появилось разочарованное выражение.

— Чтобы сэкономить время, вызови лучших кандидатов и поговори с ними сам. Если они тебя устроят, будем считать, что вопрос решен окончательно. Что дальше?

— Как поступить с Сальдуром? — спросил Нимбус.

Модина печально вздохнула, плечи у нее опустились.

— Многих других изменников необходимо судить, но с ним дело обстоит иначе, — сказал Нимбус. — Он был не просто регентом. Прежде Сальдур занимал высокое положение в церкви Нифрона. Его казнь создаст ненужные сложности. Сальдур слишком серьезный противник, мы не можем его отпустить, но и казнить его опасно. Полагаю, нам следует держать его в заключении.

— Нет! — внезапно возразила Модина. — Я не могу отдать такого приказа. Ты прав в том, что его нельзя отнести к компании обычных изменников, однако нам необходимо каким-то образом решить проблему с его наказанием. И хотя он сейчас находится в башне, а не в темнице, я не могу допустить, чтобы кто-то стал узником навсегда. Даже если заключенному дают достаточно воды и пищи, мысль о том, что он никогда не будет свободным, уничтожает человека изнутри. Я ни с кем не стану так поступать, даже с ним.

— Ну, патриарх еще не вернулся в Эрванон. Он остановился в соборе. Если мы сумеем убедить его осудить Сальдура церковным судом, тогда казнь бывшего регента не вызовет осложнений. Вы позволите организовать встречу с ним?

Модина кивнула.

— Это все? — спросила Амилия. — Мы можем идти спать?

— Да, на сегодня достаточно, — сказала Модина. — Благодарю вас обоих за помощь. Без вас я бы не справилась.

— Мы всегда к вашим услугам, ваше величество, — ответил Нимбус.

— Знаешь, Нимбус, тебе не обязательно соблюдать формальности. Во всяком случае, когда мы одни. Ты можешь называть меня Модина.

— Бесполезно, — вздохнула Амилия. — Его не переубедить. Поверь мне, я пыталась. Целый год я его уговаривала, но он все равно называет меня миледи.

— Уважение к вам обеим не позволяет мне поступать иначе.

— Правда, Нимбус, — сказала ему Модина, — тебе следует стать настоящим канцлером. Ты уже давно выполняешь его работу. Я не понимаю, почему ты отказываешься занять эту должность?

— Я счастлив служить вам сейчас, когда вы во мне нуждаетесь, но кто знает, что нам принесет будущее?

Модина недовольно нахмурилась.

— И последнее, — сказал Нимбус. — До меня дошли странные слухи с севера. Пока ничего определенного, но возникает ощущение, что оттуда нам грозит беда.

— В каком смысле?

— Я точно не знаю. Мне лишь известно, что дороги из Данмора забиты беженцами, устремившимися на юг.

— Возможно, стоит кого-нибудь туда послать, чтобы выяснить, что там происходит, — сказала Модина.

— Я так и сделал. Я попросил верховного главнокомандующего Бректона узнать, что там случилось, и он отправил на север три разных патруля. Это произошло довольно давно.

— И каков результат? — осведомилась императрица.

— Ни один из них не вернулся, — ответил Нимбус.

— Но что из этого следует?

Нимбус пожал плечами:

— Может быть, их задержала погода или наводнение. Но мне кажется более вероятным, что там началась чума. Если дозорные посетили город, где свирепствует эпидемия, они могли принять решение остаться, чтобы не принести болезнь к нам. Тем не менее чума может перемещаться сама. Вероятно, нам нужно готовиться к эпидемии.

— Когда все это закончится? — вздохнула Модина.

— Неужели ты соскучилась по своим бдениям у окна? — спросила Амилия.

Когда Адриан пришел в себя, оказалось, что он находится в больнице вместе с Аристой Эссендон и Деганом Гонтом. В течение первых трех дней он почти все время спал и даже не почувствовал, как зашивали и перевязывали его раны. Всякий раз, когда Адриан просыпался, он находил возле своей постели Ройса в плаще с опущенным капюшоном. Его друг сидел, положив ноги на другой стул, и казалось, будто он спит, но Адриан прекрасно знал, что это не так.

Когда к Адриану начали возвращаться силы, Ройс ввел его в курс последних событий. Хорошей новостью стало известие, что Модина уверенно управляет империей. Однако Адриана огорчило, что Луис Гай и Меррик Мариус сумели сбежать — после Праздника зимы их никто не видел.

На седьмой день Адриан почувствовал себя лучше и начал ходить. Из больницы его перевели в спальню на третьем этаже. Каждый день он прохаживался по коридору, опираясь на плечо Ройса, Альберта или Ренвика. Оруженосец и виконт часто его навещали, но у Адриана не было возможности поблагодарить герцога и герцогиню Рошелльских за помощь до того, как они возвратились домой. Как и многие другие аристократы, приехавшие на свадьбу, они перед отъездом присягнули Модине на верность. Альберт продолжал жить в покоях Лео и Джинни и не спешил менять роскошные комнаты на свою аскетическую келью в монастыре. Иногда к Адриану заходили Алрик и Мовин, обычно по дороге к Аристе. Даже Нимбус появлялся пару раз, но именно Ройс и Ренвик ухаживали за Адрианом днем и ночью, сменяя друг друга.

Принцесса отдыхала в одном из соседних покоев. Ариста была все так же худа и слаба, но судя по тому, как быстро она проходила мимо его комнаты, поправлялась она быстрее, чем Адриан. Сначала ее сопровождали Алрик и Мовин, но в последнее время она начала перемещаться по дворцу самостоятельно. Адриана огорчало, что она так и не зашла в его комнату, а он, в свою очередь, ни разу не навестил принцессу.

Деган Гонт находился на пороге смерти, когда его вынесли из темницы, и лишь немногие верили, что он выживет. По настоянию Адриана Ройс регулярно навещал Дегана и приносил вести о его состоянии. Поначалу желудок Гонта не принимал даже куриного бульона. Как-то ночью врачи, потеряв надежду, пригласили к нему священника церкви Нифрона, но Гонт каким-то образом сумел выкарабкаться из этого состояния. В последнее время Ройс рассказывал, что Деган начал есть не только жидкую пищу и постепенно набирает вес.

— Тебе не кажется, что пора прогуляться? — спросил Ройс, протягивая Адриану плащ.

Адриан насилу разлепил веки после крепкого сна.

— Опять ты торопишься, — сказал он, протирая глаза руками. — Ты не против, если я сначала облегчусь? Кажется, кому-то не терпится вернуться к Гвен?

— Да, но сейчас все внимание достается тебе. А теперь вставай.

Ройс помог больному подняться на ноги. Адриан сразу почувствовал, как тянут швы, и поморщился.

— Как сегодня голова? — спросил Ройс.

— Намного лучше. И совсем не кружится. Думаю, я смогу ходить сам.

— Может быть, но лучше обопрись на меня. Я не хочу, чтобы ты свалился с лестницы и твоя рана на боку открылась. Мне не светит играть роль твоей сиделки еще неделю.

— Твое сострадание поражает воображение, — проворчал Адриан, с гримасой боли натягивая камзол.

— Давай сначала спустимся во двор. Если ты будешь хорошо себя чувствовать после этого, то сможешь гулять в одиночку.

— Неужели? — вздохнул Адриан.

Используя Ройса как подпорку, Адриан захромал по коридору и позволил другу проводить себя до первой лестничной площадки. Адриан ожидал, что ему будет больно, но чувствовал лишь не слишком сильное покалывание.

— Ты знаешь, я совершенно искренне сказал, что рад был увидеть тебя в темнице. Я ценю, что ты пришел мне на помощь, — сказал Адриан.

Ройс рассмеялся:

— Но ты ведь понимаешь, что я ничего особенного не совершил? Ничего бы не изменилось, если бы я остался в Аббатстве ветров с Гвен. Однако она твердила, что я должен тебя спасти. Впрочем, ты в последнее время неплохо справлялся и сам. Не сейчас, конечно, но ты понимаешь, что я имею в виду.

Они добрались до двора, и Ройс помог Адриану спуститься по ступенькам. Наступила неожиданная оттепель, и погода была очень приятной. Адриан слышал громкую капель, повсюду таял снег.

— Неужто ранняя весна наступила? — спросил Адриан.

— Уверен, что это ненадолго, — ответил Ройс. — Все хорошее быстро кончается. Ладно, теперь, когда ты твердо стоишь на ногах, попробуй дойти до ворот. Я подожду здесь.

Даже через две недели после окончания военных действий на дворе все еще виднелись следы сражения: темные полосы и пятна крови на стенах, сломанная повозка, сорванная с петель дверь и несколько разбитых окон. Все это говорило о том, что здесь происходило, пока Адриан находился в темнице.

И тут он заметил другого пациента, вышедшего на прогулку, — это была Ариста, одетая в простое, голубого цвета платье. Она успела набрать достаточно веса, чтобы в ней можно было узнать прежнюю Аристу. Обходя двор по кругу, она размахивала руками и глубоко дышала, ее распущенные волосы трепал ветерок.

— Адриан! — воскликнула Ариста, как только его увидела.

Он попытался расправить плечи и поморщился от боли.

— Позволь тебе помочь. — Ариста поспешила к нему.

— Нет-нет, сегодня я пытаюсь гулять самостоятельно. Ройс, наконец, перестал меня тиранить. — Адриан показал рукой на друга, стоявшего у входа во дворец. — Удивительно, что Алрик позволяет тебе гулять в одиночестве.

Ариста кивнула в сторону двух вооруженных стражников, которые не сводили с нее глаз, стараясь держаться поблизости.

— Алрик превратился в настоящую курицу-наседку, — рассмеялась она. — Меня это немного беспокоит, но я не жалуюсь. Ты знаешь, что он плакал, когда нас вынесли из подземелья? Алрик всегда больше походил на нашу мать. Как же я могу теперь на него сердиться?

Они вместе подошли к скамейке. С нее уже сошел снег, об этом позаботилось яркое солнце. Они сели, и Адриан обрадовался возможности немного отдохнуть.

— Алрик был на высоте, — сказал он. — Уверен, что он с тяжелой душой оставил Медфорд и укрылся в Дрондиловых полях. Ройс сказал, что с ним отправились многие горожане.

Она кивнула.

— Да, и это сделало осаду такой тяжелой. Сотни людей заполнили коридоры, залы и двор замка. Уже через месяц стало не хватать продовольствия, слишком много ртов приходилось кормить. Советники Алрика предложили лишить пищи больных, чтобы спасти остальных, но он не стал их слушать. Некоторые все же умерли. Граф Пикеринг сказал, что Алрику следует сдаться, чтобы спасти остальных. Мовин говорит, что Алрик так и намеревался поступить. Он лишь хотел дождаться Праздника зимы. Я горжусь своим братом. Он знал, что его убьют, но был готов пожертвовать собой, чтобы защитить своих подданных.

— А как сейчас обстоят дела в Дрондиловых полях?

— Все хорошо. Возобновились поставки продовольствия, а граф Пикеринг управляет замком отсюда. Я не знаю, известно ли тебе, что Медфорд уничтожен. До тех пор, пока Алрик не отстроит город заново, столица будет находиться в Дрондиловых полях. Забавно, что в прошлом так и было.

Адриан кивнул. Они продолжали сидеть рядом, глядя по сторонам. Неожиданно Ариста взяла его за руку, он повернулся и увидел, что она смотрит на него с теплой улыбкой.

— Я хочу поблагодарить тебя за попытку меня спасти, — сказала Ариста. — Ты не представляешь, как много это для меня значило. Когда я находилась в темнице… — Она замолчала и отвернулась, глядя куда-то в пустоту. Тень пробежала по ее лицу, губы дрогнули. Потом она снова заговорила, но теперь ее голос стал тихим и неуверенным. — Я чувствовала себя такой одинокой. Я и представить не могла, что такое возможно.

Ариста тихо рассмеялась.

— Я была такой наивной, — продолжала она. — Когда меня схватили, я верила, что смогу смело посмотреть в глаза смерти, как это собирался сделать Алрик. — Ариста снова замолчала, глядя на голые деревья, потом облизнула пересохшие от волнения губы. — Должна со стыдом признаться, что в конце я сдалась. Мне стало все равно. Я лишь хотела, чтобы весь этот ужас быстрее закончился. Мне было так страшно, так страшно. Но я услышала твой голос. — Она снова печально улыбнулась. — Сначала не могла поверить своим ушам. Твой голос звучал, подобно пению птицы посреди зимы, такой теплый, дружеский, такой неуместный в темнице. Я падала в пропасть, но в самый последний момент ты меня подхватил. Только твой голос. Только твои слова. Не знаю, смогу ли выразить, как много это для меня значило.

Адриан кивнул и легонько сжал ее руку в ответ и слегка поклонился:

— Рад стараться, миледи, — сказал он прочувствованно.

Некоторое время они молчали. Когда тишина стала почти невыносимой, Адриан спросил:

— А что ты намерена делать дальше? Отправишься с Алриком в Дрондиловы поля?

— Именно об этом я хотела с тобой поговорить, но не сегодня. Нам с тобой нужно восстановить силы и окончательно поправиться. Тебе известно, что Эсрахаддон мертв?

— Да, до нас доходили слухи.

— Он пришел ко мне в ту ночь, когда его убили, и кое-что рассказал. Это связано с Деганом Гонтом… — Она смолкла и посмотрела в сторону ворот. На ее лице появилось выражение искреннего любопытства. — Кто это там? — спросила она.

Адриан проследил за ее взглядом и увидел въезжавшего в ворота одинокого всадника. Он был мал и худ и одет в монашескую сутану. Как только лошадь остановилась посреди двора, всадник свалился с нее лицом в тающий снег. Ройс находился дальше всех от ворот, но первым подбежал к упавшему мужчине. Несколько слуг поспешило за ним. Потом подошли Адриан с Аристой. Ройс уже успел перевернуть монаха на спину и сбросить с его головы капюшон.

— Майрон? — удивленно прошептал Адриан.

Он смотрел на знакомое лицо монаха из Аббатства ветров. Монах был без сознания, но Адриан не заметил никаких ран на его теле.

— Майрон? — удивленно спросила Ариста. — Майрон Ланаклин из Аббатства ветров? Я думала, что он никогда не покидает аббатства.

Адриан недоверчиво покачал головой.

— Так оно и было, — сказал он с недоумением.

Маленький монах лежал на больничной кровати. За ним ухаживали две служанки и дворцовый лекарь. Они принесли воду, помыли ему лицо, руки и ноги, а также осмотрели тело на предмет возможных ранений. Майрон пришел в себя, испуганно огляделся по сторонам и снова едва не потерял сознание. С его губ сорвался протяжный стон:

— Где Ройс?

— Что с ним? — спросил Адриан у лекаря.

— Он сильно истощен и измучен, — ответил тот. — Ему следует хорошенько питаться и как можно больше пить.

В этот момент появилась еще одна служанка с тарелкой, над которой поднимался пар.

— Мне так жаль, — сказал Майрон, который снова открыл глаза и посмотрел на Ройса. — Это я во всем виноват. Я должен был хоть что-нибудь сделать. Не знаю, что и сказать.

— Успокойся, — посоветовал ему Ройс. — Начни сначала и расскажи все до конца.

— Что значит все? — вмешался Адриан. — Не забывай, с кем говоришь.

— Это произошло четыре дня назад, когда я и мисс ДеЛэнси беседовали с Ренианом. Я рассказывал о книге, которую только что закончил. Было еще очень рано, и в саду находились только мы. Стояла такая чудесная тишина, но я ничего не услышал. Может быть, будь я внимательнее…

— Переходи к делу, Майрон. — Ройс даже не пытался скрыть раздражение.

— Он появился неизвестно откуда. Я что-то говорил Рениану, когда услышал, как она вскрикнула. Когда я обернулся, он стоял за спиной у мисс ДеЛэнси и держал нож возле ее горла. Я ужасно испугался. Я боялся сделать что-нибудь неправильное, чтобы он не причинил вреда мисс ДеЛэнси.

— Как он выглядел? Кто держал нож у ее горла? — насторожился Ройс.

— Я не знаю. Он не назвал своего имени. Он был похож на тебя, только крупнее. У него была бледная, цвета нового пергамента кожа и очень темные глаза. Ему было известно, что я способен запомнить слово в слово все, что услышал или прочитал. Он сказал дословно следующее: «Слушай внимательно. Ради ее блага надеюсь, что это правда. Ты отправишься во дворец в Аквесте, найдешь Ройса Мельборна и передашь ему мое сообщение. Любая задержка или ошибка будет стоить ей жизни, так что постарайся ничего не перепутать».

— И что говорится в сообщении? — спросил Ройс.

— Оно кажется очень странным, но вот что он сказал: «Черная королева берет короля. Белые ладьи отступают. Черная королева берет слона. Белая ладья идет на слоновое поле четыре, угрожает шахом. Белая пешка забирает ферзя и слона. Гробница Джейд, анфас».

Ройс выглядел безутешным. Он отступил на шаг и пошатнулся, потом, тяжело дыша, сел на свободную кровать.

— Ройс, что все это значит? — с тревогой спросил Адриан, но так и не дождался ответа.

Его друг застыл на месте, уставившись в пространство перед собой пустым взглядом. Адриану уже не раз случалось видеть Ройса в таком состоянии. Он явно производил в уме какие-то расчеты. По выражению его лица можно было предположить, что он не скоро вернется к действительности.

— Ройс, я требую ответа, — нетерпеливо воскликнул Адриан. — Что это значит? Я понял, это шифр, но что за этим кроется?

— Это означает, что Гвен в опасности, — сказал Ройс, вскочив на ноги. — Я должен идти.

— Погоди, я возьму свои мечи.

— Нет, — твердо заявил Ройс. — Я не хочу, чтобы ты вмешивался.

— Не хочешь, чтобы я тебе помог? Но почему, Ройс? С каких это пор…

Лицо Ройса превратилось в маску спокойствия.

— Посмотри на себя, ты едва держишься на ногах, — примирительным тоном сказал он. — Я справлюсь сам, а тебе нужно поправляться. Не все так плохо, как кажется.

— Не делай этого, Ройс, не пытайся мной манипулировать. Произошло нечто ужасное. Это был Меррик? Он любит играть в шахматы. Что означает его сообщение? Я просил тебя помочь мне найти Гонта, и теперь твой должник. Я готов, я хочу тебе помочь. Что задумал Меррик?

Ройс снова изменился в лице. Маска спокойствия исчезла, на ее месте впервые за все время их дружбы возникла гримаса ужаса.

— Я должен уйти, и мне нужно, чтобы ты остался, — дрогнувшим голосом заявил Ройс.

Адриан заметил, как дрожат у него руки. Ройс перехватил взгляд Адриана и спрятал их под плащом.

— И не вздумай следовать за мной, — сказал он требовательным голосом. — Поправляйся и ступай своим путем. Мы больше не увидимся. Прощай…

С этими словами Ройс выбежал из комнаты.

— Подожди! — крикнул ему вслед Адриан.

Он попытался встать и последовать за другом, но Ройс уже исчез из виду.

Глава 20 ФЕРЗЕВЫЙ ГАМБИТ

Было довольно поздно, когда Ариста вышла на балкон своей комнаты. Прошлой ночью разыгралась непогода, и на перилах лежал снег, а с карнизов свисали сосульки. В свете почти полной луны все вокруг сияло красотой, как в волшебной сказке. Плотно запахнувшись в плащ, Ариста подняла капюшон, и ей почудилось, что она смотрит на мир через меховую трубу. Вскоре ей стало холодно, но она не торопилась вернуться в комнату — ей так хотелось видеть небо и дышать свежим воздухом.

Аристе не спалось, ее терзала смутная тревога. Несмотря на усталость, о сне не могло быть и речи. Она не удивлялась тому, что ее преследуют кошмары, если учесть, что ей довелось пережить. Ариста часто просыпалась в темноте, обливаясь холодным потом. Ей казалось, что она все еще находится в темнице, а скрип снега за окном напоминал скрежет по камню коготков крысы по имени Джаспер. Долгими часами, лежа без сна, она думала об Адриане. Дни и ночи, проведенные в камере без света, заставили принцессу взглянуть правде в глаза. В самые отчаянные мгновения своей жизни она думала о нем. Одного звука его голоса оказалось достаточно, чтобы мгновенно улетучились все ее страхи и мысли о смерти, когда она переживала за Адриана и боялась, что он может серьезно пострадать.

Она любила Адриана, такова была горькая правда. Ведь у Аристы не было никаких оснований считать, что Адриан разделяет ее чувства. В те последние часы их пребывания в темнице он старался поддерживать всех без изъятья. Возможно, он беспокоился о ней, но не любил. В некотором смысле это даже радовало Аристу, потому что все мужчины, которые ее любили, умерли. И она знала, что не вынесет еще одной смерти, смерти Адриана. Что ж, они могут оставаться друзьями. Близкими, как надеялась Ариста, друзьями, но она не собиралась ставить их дружбу под удар, претендуя на нечто большее. Интересно, что делает сейчас Гилфред? Если он наблюдает за ней, смеется или плачет от сострадания?

И все же вовсе отнюдь не мысли о Джаспере или Адриане заставили Аристу выйти ночью на балкон. Ее преследовал другой призрак. Что-то пошло не так. У нее возникло это ощущение, как только их освободили из темницы.

«Во время Праздника зимы Ули Вермар закончится, — вспомнилось ей. — Они придут и без Рога все умрут. Теперь только ты об этом знаешь, только ты можешь спасти…»

Слова Эсрахаддона эхом звучали в ее сознании, но она не понимала, что они значат.

Что такое Ули Вермар? И кто придет? Очевидно, что-то должно случиться. Каким-то образом мир во время Праздника зимы изменился. Ариста это чувствовала, ощущала на вкус. Воздух словно потрескивал в предчувствии перемен. И хотя теперь она научилась влиять на природу, она неожиданно для себя обнаружила, что и мир может отвечать ей на далеко не всегда понятном языке. Раньше она махнула бы на это рукой, как на игру воображения, но теперь, перед лицом грядущих потрясений, она без конца терзалась смутными сомнениями.

Ариста, как и все живые существа, близкие к природе, чувствовала их так же, как наступление рассвета. Что-то во время этого Праздника зимы пошло не так. Явилось в мир нечто необыкновенное, древнее и огромное. И оно приближалось к ним. Она посмотрела на северо-восток.

Они придут.

И вдруг Аристу напугал чей-то голос:

— Анна сказала, что вас можно найти здесь.

Ариста резко повернулась и увидела у себя за спиной Модину. Императрица была в простом длинном платье и стояла, сложив руки на груди, пытаясь согреться. Сейчас она гораздо больше походила на девушку, которую Ариста впервые увидела в Дальгрене, чем на императрицу.

— Извините, я не хотела вас напугать, — сказала Модина.

Ариста взяла себя в руки и старательно присела в реверансе.

— Все в порядке, ваше величество.

Модина печально вздохнула.

— Умоляю вас, давайте обойдемся без церемоний, — сказала она. — Хватит с меня тех, кто готов целовать каждый мой след на полу. Я отказываюсь принимать ваши знаки почтения. И прошу меня простить за то, что так долго откладывала визит.

— Вы императрица — настоящая императрица. Я уверена, что у вас на счету каждая минута. К тому же я по-прежнему являюсь послом Меленгара, следовательно, мне положено обращаться к вам в соответствии с протоколом.

Модина нахмурилась:

— Может быть, обойдемся без формальностей, когда мы находимся наедине?

— Как вам будет угодно.

— Я хочу сказать, что теперь мы вполне официально являемся союзниками. Я подписала соглашение, по которому Меленгар получает особые торговые привилегии. Кроме того, вчера мы с Алриком заключили мирный договор.

— Это замечательно, — улыбнулась Ариста. — Однако вы лишаете меня работы, подписывая эти соглашения через мою голову.

— Мы можем вернуться в комнату? Здесь очень холодно, — сказала Модина и направилась в спальню Аристы.

В тусклом свете Ариста заметила, что на ее постели что-то лежит.

— Я беспокоилась о вас, — прошептала Модина и неожиданно для принцессы крепко ее обняла, прижав к груди. — И вы должны знать, я навещала вас почти каждую ночь, но вы в это время спали.

— Вы спасли жизнь мне и моему брату, вы спасли наше королевство, — ответила Ариста, в свою очередь, обнимая Модину. — Неужели вы полагаете, что я могу обижаться на вас?

Модина пропустила ее последние слова мимо ушей.

— Сожалею, что это заняло так много времени. Сожалею, что вам пришлось так долго ждать помощи. Я не сумела спасти дьякона Томаса и Гилфреда. Может быть, если бы я начала действовать раньше…

— Не нужно оправданий, — проговорила Ариста, увидев, что глаза императрицы наполнились слезами. — Вам не в чем извиняться.

Модина кивнула и вытерла слезы.

— Мне хотелось сделать вам подарок, что-нибудь особенное.

Модина подошла к кровати, где лежал хорошо знакомый Аристе плащ, и взяла его в руки. Комната озарилась слабым мерцающим светом.

— Узнаете его?

Ариста растерянно кивнула.

— Не могу себе представить, что в мире существуют два таких плаща. Я думаю, он хотел бы принадлежать тебе, как и я.

Модина вышла из спальни Аристы. Когда она проходила мимо полуоткрытой двери в комнату Дегана, раздался его голос:

— Эй, подождите!

Она распахнула дверь настежь, остановилась на пороге и посмотрела на него.

Высокий и все еще невероятно худой, Деган сидел на постели, подложив под спину гору подушек.

— Нужно вылить мой ночной горшок, в комнате уже воняет. Может, заберешь его с собой?

— Я не горничная, — ответила Модина.

— Да что ты говоришь? Значит, ты сиделка? Я все еще чувствую себя паршиво. И мне надо больше есть. Второй кусок говядины мне бы не помешал.

— Я не служанка.

Деган выглядел раздраженным.

— Тогда что от тебя толку? Послушай, я только что выбрался из темницы, а меня морят голодом. Я заслуживаю немного сочувствия. И мне нужно поесть.

— Если хочешь, я могу проводить тебя на кухню, и там мы найдем для тебя что-нибудь съедобное.

— Ты шутишь? Неужели ты не слышала, что я сказал? Я болен. Я слаб. И не собираюсь всюду рыскать, как какой-нибудь грызун.

— Ты не вернешь себе силы, если будешь оставаться в постели.

— Кажется, ты сказала, что ты не сиделка. Послушай, если ты не принесешь мне еды, найди кого-то, кто сможет это сделать. Неужели ты не знаешь, кто я такой?

— Ты Деган Гонт.

— Да, но знаешь ли ты, кто я такой?

Она с недоумением посмотрела на него:

— Извини, но…

— Ты умеешь хранить тайны? — спросил он, наклоняясь вперед и переходя на шепот.

Модина кивнула.

— Как выяснилось, я наследник Новрона. — Модина сделала вид, что удивлена, а Гонт усмехнулся. — Знаю, знаю, я и сам был потрясен. Мне сообщили об этом совсем недавно.

— Но я думала, наследницей является императрица Модина.

— Насколько мне известно, прежние регенты хотели, чтобы все в это верили.

— Так ты планируешь свергнуть императрицу?

— Зачем? — сказал он и подмигнул. — Говорят, она молода и красива, поэтому я решил на ней жениться. Я слышал, что она пользуется у народа популярностью, и я от этого только выиграю. Правда, замечательный план?

— А что, если она не захочет за тебя выходить?

— Ха, почему нет? Я наследник Новрона. Лучшего выбора ей не сделать.

Модина заметила, что Гонт внимательно ее разглядывает.

— Послушай, а тебе известно, что ты хорошенькая? — Гонт облизнул верхнюю губу и посмотрел мимо нее в коридор. — Слушай, закрой-ка дверь и присядь рядышком со мной? — Он похлопал ладонью по постели.

— Я думала, ты еще болен и слаб.

— Ну не настолько. Если ты не принесешь мне поесть, то можешь хотя бы погреть постель.

— Не думаю, что это возможно, и едва ли ты можешь на такое рассчитывать.

Гонт нахмурился:

— Знаешь, как только я поправлюсь, то стану императором. Так что тебе лучше быть со мной полюбезней. Мы можем продолжить наши отношения и после моей свадьбы. Полагаю, у меня будет несколько придворных дам, если ты понимаешь, о чем я. О них я также буду хорошо заботиться. А у тебя появится шанс стать первой фрейлиной.

— И что ты конкретно имеешь в виду?

— Ну, ты и сама знаешь. Я о тебе позабочусь. Ты получишь комнату во дворце. У тебя будут красивые платья и все такое.

— У меня это уже есть.

— Конечно, но ты можешь все потерять, когда я стану императором. А так твое будущее будет обеспечено. Ну, что скажешь?

— Знаешь, я, пожалуй, откажусь.

— Дело твое… — Гонт пренебрежительно махнул рукой. — Но если увидишь служанку, передай, чтобы она пришла за ночным горшком, ладно?

Когда Модина подошла к лестнице, она увидела поднимавшегося по ступеням солдата, который стоял на страже у ворот. Он подошел к ней и поклонился:

— Ваше величество, разрешите обратиться?

— Конечно. Что случилось? — спросила она.

— У ворот дворца стоит мужчина, который испрашивает у вас аудиенции.

— Что? Сейчас?

— Да, ваше величество. Я сказал ему, что это невозможно.

— Уже довольно поздно. Попроси его обратиться к дворцовому клерку завтра утром.

— Я так и сказал, но он утверждает, что его семья должна уйти из города завтра с рассветом. Они пришли на Праздник зимы, и он хочет в последний раз увидеть вас перед уходом. Он говорит, что знает вас.

— Он назвал свое имя?

— Да, Рассел Ботвик из Дальгрена.

Лицо Модины озарила радостная улыбка:

— Где он сейчас?

— Я попросил его подождать у ворот.

Когда она жила в Дальгрене, Ботвики стали для нее почти родной семьей. Они взяли ее к себе после смерти матери, вот почему Модина затрепетала в предвкушении встречи со старыми друзьями. Она вихрем сбежала по ступенькам, заставив стражников поспешно распахнуть перед ней створки огромной двери. Модина выскочила на заснеженный двор, но, как только оказалась под открытым небом, пожалела, что не прихватила с собой плаща. Ночь выдалась темной, и когда она шла по двору к воротам, сообразила, что и факел ей бы не помешал. Снова увидеть Рассела и Лину было бы замечательно. Она выделила бы им лучшие покои во дворце, и они всю ночь вспоминали бы прежние времена… Лучшие времена.

Проходя мимо конюшни, она вдруг услышала голос:

— Трейс?

Она обернулась и увидела Ройса.

— Что ты здесь делаешь? Пойдем со мной к воротам. Там меня ждут Ботвики.

— Я хочу, чтобы ты знала, я очень об этом сожалею, — сказал Ройс.

— О чем?

Он с грустью посмотрел на нее и вдруг зажал ей рот рукой. Она пыталась сопротивляться, но все закончилось очень быстро.

— Прости меня, Трейс, — сказал он виновато.

Это были последние слова, которые она услышала.

Перед самым рассветом зазвонил дворцовый колокол. Адриан и другие обитатели третьего этажа вышли в коридор. На Аристе был мерцающий плащ Эсрахаддона, а Деган Гонт завернулся в наброшенное на плечи одеяло.

Амилия и Бректон появились в коридоре вместе с отрядом стражников.

— Кто-нибудь из вас видел императрицу?

— Она была здесь вчера вечером, — ответила Ариста.

— Что происходит? — раздраженно проворчал Гонт.

Адриан увидел его в первый раз с тех пор, как их освободили из темницы.

— Императрица исчезла, — заявил сэр Бректон.

Он махнул солдатам, которые начали открывать двери и обыскивать все комнаты на этаже.

— Зачем устраивать суматоху? Проверьте лучше комнату самого симпатичного слуги, — недовольно сказал Гонт. — Наверное, она просто заснула после бурной ночи.

— Кроме того, епископ Сальдур исчез, — продолжал Бректон. — Стражник в башне и двое у ворот мертвы.

Солдаты закончили обыск в комнатах и вернулись в коридор ни с чем.

— Как Сальдур мог сбежать? — спросила Ариста. — И зачем он забрал с собой Модину?

Адриан виновато посмотрел на нее и опустил глаза.

— Это сделал не Сальдур, — сказал он смущенно.

— Но кто мог… — начала было говорить Ариста, но ее перебил Адриан:

— Это Ройс. Он увел их обоих. Белая пешка забирает ферзя и слона. Ройс начал разыгрывать ферзевый гамбит.

Глава 21 МОСТ ЛЭНГДОН

Полная луна выглядывала из-за облаков, и река Бернум мерцала тускло, словно темная гладкая змея, прокладывающая свой путь по самой сердцевине Колноры. На ее высоких берегах располагались бесчисленные склады, похожие на дремлющих в холодной зимней ночи бегемотов. Этот торговый район, расположенный вдали от жилых кварталов, казался в поздний час необычайно тихим и пустынным. Покрытые инеем фонарные столбы в форме лебедей, стоявшие по обеим сторонам моста Лэнгдон, красиво подсвечивали свисавшие с них сосульки. Снова начался снегопад, и лучи фонарей выхватывали из тьмы пушистые снежинки, кружившиеся в потоках поднимавшегося над рекой воздуха. Река Бернум ревела, подобно чудовищному ненасытному зверю.

Ройс стоял в тени северной части моста. Несмотря на холод, он весь покрылся потом. За ним замерли Сальдур и Модина со связанными за спиной запястьями. Ройс не стал пользоваться кляпами, в них не было необходимости. У его пленников имелось несколько причин хранить молчание.

Вывести Сальдура из башни оказалось достаточно простым делом. Бывший регент не сопротивлялся и сразу стал подчиняться командам, которые Ройс шептал ему на ухо. Ройс был разочарован, он рассчитывал сорвать на нем злость. С Модиной дело обстояло иначе. Ему не хотелось уводить ее с собой. Ройс всего лишь сдавил ей шею, ровно настолько, чтобы она на короткое время потеряла сознание. Он не сомневался, что она придет в себя с жуткой головной болью, но серьезно не пострадает.

Ройс внимательно изучал склады на противоположном берегу реки. На стене одного из них был нарисован цветок клевера с четырьмя лепестками. Именно здесь Ройс по ошибке убил любовницу Меррика. В те годы все трое служили наемными убийцами в гильдии воров «Черный алмаз». Гробница Джейд. То обстоятельство, что Меррик выбрал именно это место для встречи, несказанно тревожило Ройса.

Бросив еще один взгляд на небо, чтобы проверить положение луны, Ройс зажег лампу и вышел из тени. Прошло несколько напряженных мгновений, потом он увидел, как на противоположном конце моста вспыхнул ответный огонек. Меррик пришел. Гвен была с ним.

Она жива!

Сердце Ройса забилось быстрее. Он облегченно вздохнул, однако его продолжали терзать дурные предчувствия. Гвен была так близко, но по-прежнему оставалась недосягаемой. Людей из «Черного алмаза» нигде не было видно. Ройс ожидал, что они появятся, как только он войдет в город. Либо Меррик организовал ему свободный проход, либо они не хотят иметь ничего общего с ними обоими.

— Покажи их…

Голос Меррика отчетливо прозвучал в чистом холодном воздухе.

Ройс жестом предложил Модине и Сальдуру выйти из тени.

— Я удвою твою награду, Мариус, — крикнул Сальдур. — Ты будешь маркизом Меленгара. Я…

Он вдруг закричал от боли, когда клинок Альверстоуна прошелся вдоль его лопаток, распоров одежду и кожу на спине.

— Кажется, кто-то забыл о нашем договоре? — прикрикнул на него Ройс.

Ройс посмотрел на Модину, которая стояла совершенно спокойно, не выказывая страха, гнева или ненависти. Она не сопротивлялась и молча ждала, что будет дальше.

— Пусть они перейдут мост, — приказал Меррик.

— Не беги, Сальдур, — сказал Ройс. — Ты должен идти одновременно с Гвен. Я превосходно метаю кинжал, и ты будешь под угрозой, пока не доберешься до середины моста. И если ты там окажешься раньше, чем Гвен, это будет твой последний шаг в жизни.

Пленники шагнули вперед одновременно с Гвен. Она была в плотном шерстяном плаще и чужих сапогах. По ее щекам бежали слезы, руки были связаны за спиной, поэтому она не могла убрать с лица спутавшиеся волосы или вытащить кляп. Они шли навстречу друг другу очень медленно.

Для Ройса весь мир вокруг замер в неподвижности — за исключением трех заложников. Пленники миновали середину моста, обменявшись лишь короткими взглядами. Сильный порыв ветра взвихрил снежинки и разметал волосы Гвен. Сердце Ройса отчаянно забилось, когда Гвен побежала к нему. Он тут же забыл об остальных. Пусть Сальдур правит всем Эланом, а у него будет Гвен. Они сегодня же ночью уедут в Авемпарту. Ройс заранее подготовил фургон с припасами и пару сильных лошадей. Он увезет Гвен так далеко, что никто не сможет до нее добраться. Наконец-то у него появится место, которое он сможет назвать домом, и начнется достойная жизнь. Каждую ночь он будет спать, обнимая Гвен. Больше он ее никогда не покинет. Они станут вместе гулять по лугам, и ему не придется оглядываться через плечо, ожидая новых опасностей. У них появятся дети, и он будет с радостью наблюдать, как они растут. Он готов встретить старость рядом с Гвен.

Ройс бежал к ней. Он не заметил, как его ноги сами собой пришли в движение. Он уже протянул руки, чтобы ее обнять, как вдруг Гвен широко раскрыла глаза и тут же зажмурилась от боли. Она вся напряглась и выгнула спину, из ее груди торчала стрела арбалета. Ройс почувствовал, как в него ударила струя крови.

Она упала.

— Гвен! — истошно закричал он.

Ройс рухнул на колени и перевернул Гвен так, чтобы они могли видеть друг друга. Рядом с ней на снегу растекалось темное пятно. Он обнял Гвен, прижал к груди и убрал волосы с ее лица. Руки у него дрожали, когда он разрезал веревку, которая стягивала ее запястья, потом он вытащил кляп, пропитавшийся кровью.

— Ро-Рой-с, — попыталась произнести она. — Ройс, моя любовь…

— Тише, тише, все будет хорошо, — сказал он, сжимая в ладонях ее лицо. — Я найду врача. Я о тебе позабочусь. Мы поженимся прямо сейчас. Клянусь, мы больше не станем ждать!

— Нет… — Она отрицательно качнула головой. — Мне не нужен врач.

Подложив руку под голову Гвен, Ройс стер ладонью кровь с ее губ, а она попыталась заглянуть ему в глаза и шевельнула рукой, как будто хотела дотронуться до лица Ройса.

— Не плачь, — сказала она.

До этого момента Ройс не замечал слез, которые бежали по его щекам и, капая на губы Гвен, перемешивались с тонкой струйкой крови, стекавшей по ее подбородку.

«Этого просто не может быть! — кричал его разум. — Мы уедем вместе. Фургон готов!»

Его всего трясло, и казалось, что еще немного, и сердце у него разорвется на куски.

— Не покидай меня, Гвен. Я люблю тебя. Пожалуйста, не покидай меня.

— Все хорошо, Ройс… Разве ты не видишь?

— Нет, наоборот. Все плохо! Все… — Голос у него дрогнул, он с трудом проглотил застрявший в горле ком. — Как все может быть хорошо? Почему ты оставляешь меня одного?

Гвен содрогнулась в его руках, крепко сомкнула веки и закашлялась. Потом снова открыла глаза и попыталась сделать вдох, но вместо этого из горла ее вырвался хриплый, мучительный стон.

— Это развилка твоей судьбы, — с трудом выговорила она слабеющим, переходящим в шепот голосом. — Ты добрался до нее… Смерть человека, которого ты любил больше всего. Однако я ошибалась… Ошибалась. Это был не Адриан, речь шла обо мне… С самого начала обо мне.

— Да, — воскликнул он, целуя ее в лоб.

— И что я тебе тогда сказала? Что я сказала? Ты помнишь?

— Ты сказала… Ты сказала, что умрешь счастливой, если это окажется правдой.

Гвен нежно посмотрела на него, но потом ее глаза стали терять осмысленное выражение.

— Я больше не вижу тебя, Ройс. Становится темно. Я не могу видеть в темноте, как ты. Мне страшно.

Он сжал ее руку.

— Я здесь, Гвен, рядом с тобой.

— Ройс, послушай меня. Ты должен держаться, — сказала она, и ее голос вновь обрел силу. — Не сдавайся. Не смей сдаваться. Ты меня слышишь? Ты слушаешь меня, Ройс Мельборн? Ты должен держаться, Ройс. Пожалуйста, дай мне руку. Дай мне твою руку!

Он еще сильнее сжал ладонь Гвен.

— Я здесь, Гвен. Я держу твою руку. И я тебя не отпущу. Я никогда тебя не отпущу.

— Обещай мне. Ты должен обещать. Пожалуйста, Ройс.

— Я обещаю, — сказал он.

— Я люблю тебя, Ройс. Не забудь… Не сдавайся…

— Я люблю тебя.

— Не… сдавайся…

Ее тело опять конвульсивно содрогнулось, она попыталась сделать вдох, напряглась в его объятиях, а потом медленно, постепенно расслабилась, голова ее откинулась назад. Крепко прижимая Гвен к груди, Ройс покрывал ее лицо поцелуями. Гвен умерла. Ройс остался один.

Амилия, Бректон, Адриан и Ариста привели к воротам Колноры отряд из тридцати всадников. Бректон сам отобрал в него лучших солдат Северного императорского войска. Всего несколько недель назад большинство из них участвовало в осаде Дрондиловых полей. Среди них не было сыновей графов и герцогов. Они не носили богато украшенных доспехов. Это были закаленные бойцы, прошедшие через множество кровавых сражений.

После похищения Модины Амилия оказалась в очень сложном положении. Она стала сенешалем империи. Бывшая судомойка теперь управляла империей. Она старалась об этом не думать. В отличие от Модины, она не вела своего происхождения от самого Новрона и не могла сослаться на предков. К тому же она понятия не имела, как долго будет оставаться у власти или сколько дней жизни ей отпущено.

Она не знала с чего начать, но к ее огромному облегчению сэр Бректон мобилизовал своих людей и дал клятву отыскать императрицу. И когда Адриан и Ариста решили присоединиться к отряду Бректона, Амилия постановила отправиться вместе с ними. Она не могла оставаться во дворце, потому что не умела править государством. Поэтому она препоручила все дела империи Нимбусу. Ну а если ей не удастся найти Модину, то и возвращение будет лишено всякого смысла. Они непременно должны отыскать императрицу.

— Открыть ворота! — крикнул сэр Бректон солдатам на въездной башне.

— Городские ворота открываются на рассвете, — ответил кто-то с городской стены.

— Я, сэр Бректон, командующий императорским войском, прибыл сюда по делам государственной важности. Я требую, чтобы вы открыли ворота немедленно!

— А я часовой, и у меня строжайший приказ держать ворота запертыми от заката до рассвета. Возвращайтесь с восходом солнца.

— Что будем делать? — спросила Амилия, чувствуя, как ее охватывает паника.

Абсурдность положения ее убивала. Жизнь императрицы под угрозой, и ее судьба зависит от милости глупца и деревянных ворот крепости.

Бректон спешился.

— Мы можем срубить несколько деревьев и сделать лестницы, чтобы взобраться на стены, или построить таран, — сказал он неуверенно.

— У нас нет времени, — перебил его Адриан. — Полная луна уже высоко в небе. Сейчас Ройс производит обмен на мосту Лэнгдон. Мы должны попасть в город и добраться до моста немедленно!

— Это все ваша вина! — выпалила Амилия, которую трясло от ярости. — Твоя и твоего друга! Сначала ты пытался убить сэра Бректона, а теперь он захватил Модину.

Бректон взял ее за руку.

— Хотя сэр Адриан имел такую возможность, он не стал меня убивать. И не несет ответственности за действия своего напарника. Он пытается помочь.

Амилия вытерла слезы и кивнула. Она не знала, что делать. Она ведь не генерал, она глупая девчонка из крестьянской семьи, которую скоро казнят аристократы. Все выглядело совершенно безнадежным, и лишь Ариста сохраняла спокойствие.

Принцесса начала напевать. Она соскочила с лошади и теперь стояла, закрыв глаза и разведя руки в стороны. Она медленно шевелила пальцами, из горла у нее вырывалось низкое гудение. Этот звук совсем не походил на песню, и Амилия не различала в ней никакой мелодии, но по мере того, как голос Аристы набирал силу, воздух вокруг нее начал тяжелеть и сгущаться. Наконец послышался гул, эхом отразившийся от стен крепости. Деревянные балки ворот задрожали, как озябший от холода человек, а затем начали гнуться и потрескивать. Огромные петли заскрипели, по каменной стене рядом с ними побежали трещины. Ариста смолкла. Ворота перестали дрожать. И тут Ариста произнесла незнакомое слово, а в следующее мгновение ворота разлетелись в щепы.

Модина попробовала освободиться от пут, но веревка только сильнее впилась в кожу на запястьях. Мариус и двое мужчин, которых она не знала, потащили ее от моста к ближайшему складу. Сальдуру позволили идти самостоятельно. Модина сразу увидела, что здание давно заброшено и нуждается в серьезном ремонте. Сквозь разбитые окна внутрь попадал снег, снежинки кружились над голым полом, повсюду валялись рваные мешки и битое стекло.

— Превосходно, мой мальчик, превосходно, — говорил Сальдур Меррику Мариусу, пока другой мужчина разрезал веревки на его запястьях. — Я выполню свое обещание и щедро тебя награжу. Ты будешь…

— Заткнись! — резко одернул его Меррик. — Отведите обоих наверх.

Один из мужчин закинул Модину на плечо, словно она была мешок с мукой, и понес вверх по лестнице.

— Я ничего не понимаю, — сказал Сальдур, когда второй незнакомец подтолкнул его в сторону ступенек. — Что происходит?

— Это далеко не конец, — ответил Меррик. — ДеЛэнси мертва. И ты не понимаешь, что это означает. Весы пришли в равновесие. Дьявол выпущен на свободу.

Он говорил что-то еще в том же духе, но Модина больше ничего не слышала, потому что ее отнесли на третий этаж. Мужчина опустил ее на пол в пустой комнате, вытащил из кармана моток веревки и аккуратно связал ей щиколотки. Покончив с этим, он подошел к разбитому окну и выглянул наружу.

Лунный свет упал ему на лицо — это был низкорослый бородач с тупой физиономией и приплюснутым носом. На нем был темный плащ и грубые штаны из шерсти. Внимание Модины привлек кожаный пояс, с которого свисали два длинных кинжала.

— Ведите себя тихо, мисс, — пробормотал он, — или я перережу вам горло.

Трясущимися руками Ройс пристроил тело Гвен сбоку от моста, закрыл ей глаза и в последний раз поцеловал в губы. Нежно сложив ее руки на груди, он осторожно накрыл Гвен слишком большим для нее плащом, словно укладывал спать. Он так и не смог заставить себя закрыть ее лицо и долго не сводил с него взгляда. На губах Гвен застыла улыбка. Ройс отвернулся, машинально поднялся на ноги и зашагал по мосту в сторону склада.

— Остановись, Ройс! — крикнул Меррик, когда Ройс перешел на противоположный берег.

Меррик себя выдал, и Ройс понял, что его бывший напарник находится на втором этаже здания.

— Все нижние двери и окна надежно закрыты. А мой человек держит кинжал у горла императрицы.

Ройс не обратил на его слова ни малейшего внимания. Он ловко взобрался на ближайший фонарный столб, разбил стекло и погасил фонарь. Потом повторил ту же процедуру с двумя соседними столбами, и вокруг стало темно.

— Я не шучу, Ройс, — снова закричал Меррик, в голосе которого появились панические нотки, и Ройс понял, что бывший партнер потерял его из виду. — Не совершай еще одну ошибку, не убивай вторую невинную женщину за одну ночь.

Ройс оторвал край своего плаща, смочил его маслом от фонаря и направился к складу.

— Ты не сможешь до меня добраться прежде, чем я ее убью! — снова крикнул Меррик. — Встань так, чтобы я мог тебя видеть.

Ройс принялся смазывать основание стен маслом.

— Проклятие, Ройс. Я этого не делал. Я ее не убивал. Это не я…

Ройс поджег промасленный кусок плаща и подсунул его под дверь. Старое дерево тут же загорелось, а зимний ветер помог пламени быстро распространиться во все стороны.

— Что ты делаешь? — закричал объятый ужасом Сальдур. — Мариус, ты должен ему помешать. Скажи, что перережешь Модине горло, если он…

— Я уже сказал тебе, идиот! Его не интересует императрица. Он намерен всех нас прикончить! — крикнул в ответ Мариус.

Пламя продолжало быстро распространяться. Ройс вернулся к столбу за маслом, чтобы добавить его в огонь. Стена пламени устремилась ввысь, а Ройс отошел на несколько шагов назад и молча смотрел на горящий склад. Он уже чувствовал жар на лице, на улице стало светло как днем.

Изнутри доносились крики, которые частично заглушал рев огня. Ройс ждал, наблюдая, как загорается изображение клевера на стене.

Довольно скоро из окна второго этажа выпрыгнул первый человек. Он умудрился приземлиться на ноги, но в тот же миг рядом с ним оказался Ройс. Альверстоун сверкнул в пламени пожара, мужчина вскрикнул, но Ройсу некуда было спешить. Сначала он перерезал ему сухожилия на ногах, сделав бегство невозможным, затем, усевшись на груди, отсек пальцы. Прошло много лет с тех пор, как Ройс использовал Альверстоун, чтобы кого-то расчленить. Он восхищался легкостью, с которой белый кинжал справлялся с самыми прочными хрящами и костями. Ройс оставил первого мужчину истекать кровью, когда заметил, что из окна выпрыгнул второй. Тому пришлось выскакивать с третьего этажа. Он упал неудачно, и Ройс услышал, как хрустнули сломанные кости.

— Нет! — закричал мужчина, стараясь отползти подальше от приближавшегося к нему человека в темном плаще.

Громила из последних сил полз по снегу. Но Ройс и теперь не стал торопиться, он действовал медленно и методично. Кинжал поднимался и опускался снова и снова, и всякий раз несчастный взвизгивал от боли. Когда он перестал шевелиться, Ройс вырезал его сердце. Ройс был весь покрыт темными пятнами, правый рукав плаща по самый локоть пропитался кровью. Он встал на ноги и швырнул сердце в окно третьего этажа, откуда недавно выпрыгнул его бывший обладатель.

— Теперь твоя очередь, Сальдур, — насмешливо крикнул Ройс. — Мне не терпится выяснить, есть ли у тебя сердце.

Ответа не последовало. Ройс заметил краем глаза, что от дальней стены здания отделилась темная фигура. Кто-то осторожно крался в противоположную от него сторону. Меррика почти невозможно было разглядеть, когда он сливался с танцующими тенями. Ройс решил, что Меррик рассчитывает спрятаться под мостом в том месте, где люди из «Черного алмаза» чаще всего нападали на прохожих.

Сальдур остался в горящем здании. Огонь уже полностью охватил второй этаж, и его смерть была вопросом времени. Бывший регент мог в лучшем случае выпрыгнуть из окна третьего этажа, но для человека в его возрасте это было делом абсолютно безнадежным.

Ройс устремился за Мерриком, который перестал таиться и кинулся прочь. Но Ройс бежал гораздо быстрее, и Меррик остановился на середине моста. Он повернулся к преследователю, его лицо было покрыто потом и сажей.

— Я ее не убивал, — отчаянно закричал он.

Ройс ничего не ответил. Он в одно мгновение преодолел разделявшее их расстояние и с ходу бросился в атаку. Белый кинжал метнулся, как змея, Меррик сумел увернуться от первого выпада, однако Ройс достал его возвратным движением клинка. Лезвие Альверстоуна прошлось по груди Меррика.

— Послушай меня, — крикнул он, все еще пытаясь отступать. — Зачем мне ее убивать? Ты меня знаешь! Я же понимал, что она служит мне защитой! Ты видел, чтобы я когда-нибудь совершал подобную глупость? Задай себе вопрос, разве мог бы я так поступить? Что я мог на этом выиграть? Думай, Ройс, думай. Зачем мне ее смерть?

— По той же причине, по которой я убью тебя — ради мести.

Ройс сделал новый выпад. Меррик попытался отскочить, но опоздал. Он умер бы мгновенно, если бы Ройс направил клинок в сердце. Однако Альверстоун вошел глубоко в правое плечо Меррика.

Меррик сразу выронил свое оружие.

— Это не имеет никакого смысла! — крикнул Меррик. — И Джейд тут ни при чем. Если бы я стремился отомстить, я убил бы тебя много лет назад. Я лишь хотел заполучить Сальдура и императрицу. Я не собирался причинять ей вред. Мы с тобой помирились, Ройс. Я совершенно серьезно предлагал тебе работать вместе. Мы не враги. Не повторяй мою ошибку. Нас подставили, когда погибла Джейд, но тогда я этого не понял, не захотел понять. А теперь кто-то проделал то же самое со мной. Меня подставили, неужели ты сам не видишь? Точно так же, как в свое время тебя. Пораскинь мозгами! Если бы у меня был лук, я бы не позволил тебе сжечь склад. Это сделал не я, а кто-то другой!

Ройс демонстративно огляделся по сторонам.

— Забавно, но я больше никого здесь не вижу.

Он шагнул вперед. Меррик снова попятился, но вынужден был остановиться на самой кромке моста.

— Дальше отступать некуда, — заметил Ройс.

— Проклятие, Ройс, ты должен мне поверить. Я бы никогда не стал убивать Гвен. Клянусь тебе, я этого не делал!

— Я тебе верю, — сказал Ройс. — Просто теперь мне все равно.

И он нанес последний удар Меррику в грудь. Тот начал заваливаться назад, но в последний момент успел вцепиться в Ройса, и они оба сорвались с моста в реку.

Когда рухнули ворота, Адриан не стал дожидаться остальных. Он пришпорил коня и поскакал к реке. Его Злодей поскользнулся на снегу и едва не упал, когда они поворачивали к мосту Лэнгдон. На противоположном берегу полыхал склад. Фонари на столбах не горели. Отсветы пожара играли на припорошенных снегом железных лебедях. Высокие столбы отбрасывали тонкие дрожащие тени.

— О, Марибор, только не это! — крикнул Адриан, увидев лежавшую на мосту Гвен, и бросился к ней.

Ее закрытые глаза с темными ресницами были припорошены снегом. Он приложил руку к ее груди, сердце не билось. Гвен была мертва.

И вдруг раздался чей-то крик:

— Это не имеет никакого смысла!

Адриан оглянулся и увидел на середине моста, в самой верхней его точке, Ройса и Меррика. Ройс оттеснил противника к самой кромке моста. Раненый Меррик был безоружен и продолжал выкрикивать какие-то слова.

Вскочив на ноги, Адриан побежал вперед, то и дело оскальзываясь на льду. Когда их разделяли всего несколько шагов, Адриан увидел, как Ройс наносит Меррику последний удар, и оба упали в реку.

Сердце отчаянно билось в груди Адриана. Он остановился у самого края моста, посмотрел вниз, где стремительно несла свои воды река Бернум. Полная луна озаряла кипящую пену там, где волны с силой ударялись о берег. А еще через мгновение он увидел, как что-то темное упало в воду, и на долю секунды поверхность воды стала белой.

Ариста уселась на свою лошадь. Бректон также вскочил в седло и поехал вперед, чтобы поговорить со стражниками. Адриан уже исчез за углом ближайшего дома.

Никто из них ни словом не обмолвился о разрушенных воротах. Теперь с ними не было Адриана, который хорошо знал Колнору, и сэру Бректону пришлось самому вести отряд по узким улицам незнакомого города. Они перешли реку по мосту Ворпоул и почти сразу увидели горящий склад, расположенный у следующего моста. Бректон не стал возвращаться, они примчались к мосту Лэнгдон со стороны горящего склада, и им пришлось проехать совсем рядом с полыхающим зданием.

Его недра превратились в настоящий ад, и это зрелище произвело на Аристу завораживающее действие. Огромные спирали огня поднимались к небу, все четыре этажа были охвачены пламенем. Северная стена трещала. Восточная согнулась и частично рухнула, так что во все стороны полетели искры и обломки пылающего дерева, которые с шипением падали в снег. Из разбитых окон валил белый дым. Дуб, который рос рядом с домом, также загорелся, и его голые ветви превратились в гигантский факел.

Ариста услышала женский голос, который звал на помощь.

— Там Модина! — пронзительно закричала Амилия и изо всех сил натянула поводья, осаживая лошадь. — Она внутри здания!

Сэр Бректон и несколько его солдат спешились и бросились ко входу. Они быстро взломали запертую дверь, но вырвавшийся наружу жар заставил их отступить. Сэр Бректон накинул на голову плащ и собрался войти.

— Стойте! — крикнула Ариста и соскочила с лошади.

Рыцарь не сразу подчинился ее приказу.

— Вы погибнете прежде, чем доберетесь до нее, — сказала она уверенно. — Пойду я одна.

— Но что вы… — начал было возражать Бректон и замолчал.

Потирая лицо, он переводил взгляд с полыхающего огня на Аристу. Она покачала головой.

— Я не знаю. Никогда прежде такого не делала, но у меня больше шансов, чем у всех вас, вместе взятых. Не пускайте внутрь остальных.

Она опустила рукава плаща Эсрахаддона, чтобы защитить от огня руки, накинула на голову капюшон и подошла к объятому пламенем складу. Ариста сразу поняла, что ощущает связь с огнем, и ее охватило возбуждение. Пламя двигалось и действовало, как живое существо. Оно слабело и металось, набрасываясь на старое дерево, как изголодавшийся зверь, стремилось насытиться, утолить никогда не иссякающую жажду и алчность. Когда Ариста приблизилась к пламени, она поняла, что огонь знает о ее присутствии и мечтает на нее наброситься.

— Нет, — сказала она огню. — Поглощай дерево, а на меня не обращай внимания.

Огонь зашипел.

— Оставь меня в покое, или я тебя погашу.

Ариста знала, что может вызвать ливень, даже ураган, но у нее ушло бы на это слишком много времени, к тому же поднявшийся ветер мог бы обрушить непрочное здание. Она допускала, что существует и другая возможность погасить огонь, но не знала, как это делается, а Модина не могла ждать.

Пламя бешено завыло, и Ариста почувствовала, что элементаль огня отвернулся от нее. Она шагнула в почерневший дверной проем. Ариста шла сквозь настоящий огненный ад, все вокруг нее заволокло дымом, все горело. Раскаленные воздушные вихри метались по складу, но Ариста шла все дальше и дальше, и потоки дыма послушно расступались перед ней.

Обнаружив обугленную деревянную лестницу, она начала осторожно по ней подниматься. У нее под ногами проламывались деревянные ступени, но плащ Эсрахаддона защищал ее от огня. Ариста не ощущала ничего, кроме приятного тепла, и дышала под мерцающей тканью свежим, прохладным воздухом.

— Спасибо тебе, Эсра, — пробормотала она, пробиваясь сквозь густой клубящийся дым.

Она услышала приглушенный крик сверху и пошла дальше по ступенькам. На третьем этаже она нашла посреди маленькой каморки связанную по рукам и ногам Модину. Огонь с наслаждением поглощал сухие доски стены в дальнем конце комнаты, игнорируя свежие половицы, на которых лежала Модина. Пламя металось по потолку, пожирая стропильные балки.

— У нас совсем мало времени, — сказала принцесса, посмотрев вверх. — Ты сможешь идти?

— Да, смогу, — ответила Модина.

Ариста принялась развязывать запястья Модины, ругая себя за то, что не взяла с собой кинжала. Потом они в четыре руки освободили от пут ее ноги.

Модина задыхалась и кашляла. Ариста сняла плащ, и тут же на нее со всех сторон набросился жар. Она накинула плащ Эсрахаддона на плечи себе и Модине, как одеяло, а один из рукавов поднесла ко рту.

— Дыши через ткань плаща, — сказала она Модине, стараясь перекричать ревущее пламя.

И они начали вместе спускаться по лестнице. Ариста внимательно следила за поведением огня, и когда он начинал двигаться в их сторону, приказывала ему остановиться. Одна из балок у них над головами с оглушительным треском рухнула вниз, и все здание содрогнулось от удара. Под ногой у Аристы треснула ступенька, но Модина в последний момент успела ее поддержать, спасая от приземления двумя этажами ниже.

— Нам следует сказать спасибо, что ты так долго просидела в темнице и так мало весишь, — сказала Модина, защищая лицо от пламени рукавом плаща.

Они добрались до первого этажа и вместе выбежали из горящего дома. Как только Модина оказалась в безопасности, Амилия сразу бросилась ее обнимать.

— Там остался еще кто-то, — заметил сэр Бректон. — Он выглядывает в окно на верхнем этаже.

— Помогите! — кричал Сальдур. — Эй, кто-нибудь, помогите!

Все посмотрели на Аристу, но та явно не собиралась возвращаться в горящее здание.

— Спасите меня! — пронзительно кричал Сальдур.

Ариста сделала шаг назад, чтобы лучше видеть происходящее. Старик обливался слезами, лицо его было искажено гримасой ужаса.

— Ариста! — взмолился он, заметив принцессу. — Во имя Новрона, помоги мне, дитя мое.

— Как жаль, — крикнула она в ответ, — что здесь нет Гилфреда, который мог бы тебя спасти.

Послышался треск, Сальдур начал в панике озираться по сторонам и схватился за подоконник, пол у него под ногами начал проваливаться. Наконец раздался последний пронзительный крик, и Морис Сальдур, бывший епископ Церкви Новрона, бывший регент и создатель Новой империи, бесследно исчез в ревущем пламени пожара.

Адриан опустился на колени у края моста и посмотрел вниз, прикидывая, куда могли упасть Ройс и Меррик. И вдруг заметил внизу развевающиеся на ветру полы знакомого плаща.

У Адриана сильно забилось сердце, когда он разглядел на выступе опоры моста чью-то руку. Он обхватил ногами фонарный столб и свесился вниз. Теперь ему был хорошо виден Ройс, но он все еще не мог до него достать. Ройс висел над водой, держась левой рукой за опору моста.

— Ройс! — позвал Адриан.

Его партнер даже не поднял головы.

— Проклятие, Ройс, посмотри на меня!

Ройс продолжал не отрываясь глядеть в пенящуюся воду, и полы его плаща вздымались на ветру, словно крылья раненой птицы.

— Ройс, мне до тебя не дотянуться, — крикнул Адриан, протягивая ему руку. — Ты должен мне помочь. Подними правую руку, и я тебя вытащу.

Ройс ответил не сразу.

— Меррик мертв, — тихо сказал он.

— Я знаю.

— Гвен умерла.

— Да, умерла, — повторил Адриан после долгой паузы.

— Я живьем сжег Модину.

— Проклятье, Ройс! Это не имеет значения. Пожалуйста, посмотри на меня.

Ройс медленно поднял голову. Капюшон упал ему на спину, и Адриан увидел, что по щекам друга катятся слезы. Он так и не посмел встретиться с Адрианом взглядом.

— Не делай этого! — закричал Адриан.

— У меня ничего не осталось, — прошептал Ройс, но ветер тут же унес его слова. — Я не…

— Ройс, послушай меня. Ты должен держаться. Не сдавайся. Ты не можешь сдаться. Ты меня слышишь? Ты слышишь меня, Ройс Мельборн? Ты должен держаться, Ройс. Пожалуйста, дай мне руку. Дай руку!

Ройс снова поднял голову и задержал взгляд на Адриане, в его глазах появилось любопытство.

— Что ты сказал?

— Я сказал, что мне до тебя не дотянуться. Мне нужна твоя помощь.

Адриан снова протянул ему руку. Ройс убрал Альверстоун в ножны на поясе, развернулся лицом к опоре. Его правая рука взметнулась вверх. Адриан схватил ее и втащил друга на мост.

Примечания

1

Черная вдова — один из наиболее ядовитых пауков Северной Америки, чьи самки поедают самцов после спаривания.

(обратно)

2

Рыцарь, епископ и король — в английском языке это еще и названия шахматных фигур — конь, слон и король.

(обратно)

3

Павана — бальный танец.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1 АКВЕСТА
  • Глава 2 В ТЕМНОТЕ
  • Глава 3 СЭР БРЕКТОН
  • Глава 4 БРАЧНЫЕ ПЛАНЫ
  • Глава 5 СЛЕДЫ НА СНЕГУ
  • Глава 6 ДВОРЕЦ
  • Глава 7 ЕЩЕ ДАЛЬШЕ ВО МРАК
  • Глава 8 СЭР АДРИАН
  • Глава 9 АББАТСТВО ВЕТРОВ
  • Глава 10 ПИР ВЕЛЬМОЖ
  • Глава 11 РЫЦАРСКИЕ ДОБРОДЕТЕЛИ
  • Глава 12 ВОПРОС НАСЛЕДОВАНИЯ
  • Глава 13 ДОМ НА ХИТ-СТРИТ
  • Глава 14 ТУРНИР
  • Глава 15 ОХОТА
  • Глава 16 СУДЕБНЫЙ ПОЕДИНОК
  • Глава 17 НАСТУПЛЕНИЕ ТЬМЫ
  • Глава 18 ПРАЗДНИК ЗИМЫ
  • Глава 19 НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ
  • Глава 20 ФЕРЗЕВЫЙ ГАМБИТ
  • Глава 21 МОСТ ЛЭНГДОН Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Праздник зимы», Майкл Дж. Салливан

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства