«Драконье лето»

Драконье лето (fb2) - Драконье лето 1195K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ольга Дмитриевна Силаева

Ольга СИЛАЕВА ДРАКОНЬЕ ЛЕТО

Пролог

Он шел по мокрой брусчатке, тщательно обходя лужи. Порядком истертая мантия хлестала по ногам. В башмаках подозрительно хлюпало.

Возле особенно широкой лужи он остановился. Помедлил, оглядывая пустынную улицу. Наконец присел, словно собираясь переобуться. Короткие седые волосы блеснули на солнце, луч перекинулся на бледные кисти рук, играя, и из кончиков пальцев брызнуло пламя. Тонкие огненные струи с шипением понеслись вперед, оставляя за собой гладкую, сухую дорогу.

Волшебник выпрямился. По губам скользнула улыбка — и тут же перешла в глухой, надрывный кашель.

— Еще чуть-чуть. Не бойся, — шепнул он. То ли пустой улице, то ли фонарю, догорающему в утреннем тумане.

Он шел, приветствуя город, как старого знакомого. Мимо простых двухэтажных строений и затейливых башен, цветочных часов и сонных скверов. Возле ратуши — полукруглой, нарядной, с обязательным фонтаном посреди площади — он усмехнулся и полез в карман. Щелчок, всплеск оранжевых искр, и мелкая монетка плюхнулась у ног отфыркивающегося дракончика.

Волшебник потрепал каменного зверька по голове — и снова зашелся в кашле. Изо рта с хрипом вырывался обжигающий пар; он дышал жадно и шумно.

— Пора, — сказал он. И твердым шагом направился вниз по улице.

На пороге трактира волшебник вновь заколебался. Тонкие пальцы замерли на медном кольце, и несколько минут он стоял неподвижно, вбирая солнце и тишину.

Потом он толкнул дверь.

В полутемном зале было пусто. На стойке из темного дуба лежал забытый колокольчик, на столах угрюмыми башнями громоздились стулья.

— Утро, прекрасное в своей обыденности, — произнес волшебник.

— Тише, — прошипели сбоку, — дите разбудишь.

Слева на заботливо отставленном стуле укачивала младенца невысокая толстушка. При виде нее волшебник побледнел, но уже через секунду справился с собой и учтиво поклонился.

— Простите, — он перешел на шепот, — я не хотел вам мешать.

— Полночи из-за нее не спала, — продолжала женщина, — по всем комнатам ходила, песни пела, а не берет ее сон, хоть тресни. Тебя, что ли, ждала?

— Кто знает, — волшебник прочертил в воздухе дугу, и с ближайшего стола со стуком упал табурет. — Дети вообще чувствительнее к переменам, чем мы. Это ваша дочь?

— Хозяйская. А ты, стало быть, чародей? Да садись, садись. Давно тут вашего брата не видели. Я бы испугалась, да толку? Отбоялась свое.

— Я здесь не поэтому, — мягко возразил волшебник. — Видите ли, я пишу книгу… уже дописал. Она там, где ей надлежит быть, а проку от меня теперь немного. Я много слышал о вашем городе и хотел бы… провести остаток… — приступ кашля заглушил его слова. Женщина покачала головой.

— Долго же ты жить собрался, с водяной-то хворью. У своих помощи просить не пробовал?

— У них теперь другие заботы. Юг в огне, и им еще несколько лет будет не до меня. Надеюсь, что и не до вашего города.

— Понравилось тебе тут, я вижу, — проворчала она. — Здесь и при драконах тихо было, а теперь и господам магам не до нас. Оставайся, хозяева будут рады… хотя такого, как ты, и не прогонишь.

— Очень рад, — волшебник наклонил голову, скрывая улыбку.

Наступило молчание. За стеной настойчиво тикали часы; малышка безмятежно спала.

— Ты, что ли, Часовую улицу высушил? — вдруг спросила толстушка. — Я стою, за окном как свистнет! Дите аж реветь перестало. Вниз спустилась посмотреть, а тут как раз и дверь открывается, и нате пожалуйста — гость ранний, незваный.

— Меня зовут Корлин, и я умею не только это. Например, если девочке еще не дали имя…

— Огненное имя! — женщина охнула. — Это она что, волшебницей станет вроде вашей сестры?

— Что дано, не погасить, что не дано, не раздуть, — он покачал головой почти с сожалением. И добавил, тише: — Но ее ждет крайне увлекательная судьба.

— Так папашу будить надо! — она вскочила.

— Не стоит, — волшебник встал вслед за ней. — Я не был уверен, когда открыл эту дверь, но теперь чувствую: вы правы. Через полчаса дать ей имя будет некому.

— Но…

— Знаете, как бывает: всю жизнь идешь, а в конце понимаешь, что шел именно сюда?

Словно услышав его, малышка открыла глаза. Волшебник покраснел.

— Как чувствовала, что неспроста ты здесь появился, — толстушка торопливо распеленывала младенца. — Тебе что: огнем ее коснешься, да в пепел, а нам расхлебывай.

— Вы не представляете, как точно выразились, — волшебник бережно принял драгоценную ношу. — Сейчас…

Горячий ветер швырнул женщину на стул. Второй толчок мягко откатил ее к стене.

Волшебник замер посреди зала с младенцем на вытянутых руках. Запахло морем. Стулья нависали уже не башнями, а утесами. По деревянному полу хлестнуло огненной пеной.

А за спиной девочки медленно расправлялись крылья. Взмах, и призрачный дракон скользнул мимо волшебника, описал круг и окаменел в строгой позе на полу.

— Ты… ты что творишь?

— Боюсь, что историю, — волшебник не обернулся. — Тише. Все уже произошло.

Сквозь его пальцы уже пробивались новые крылья, и следующий дракон готовился взлететь. Девочка, казалось, совершенно ничего не ощущала.

Когда последний дракон занял место у ног чародея, ветер превратился в шквал. Ураган швырнул на пол растрепанную книгу — марево в обрамлении горящих линий. Руны на обложке вспыхнули, и в свисте ветра волшебник произнес неразличимое имя.

Придерживая ребенка, он повел в воздухе свободной ладонью, и фигуры, вызванные им из небытия, устремились домой. Драконы закружились, подхватили призрачный том и, уменьшаясь, полетели к другой руке волшебника. На мгновение они застыли на спине девочки легкими силуэтами, но волшебник, как-то разом обмякнув, сделал еще один пасс, и рисунок исчез.

Стало очень тихо.

— Лин.

— Что?

— Лин, — устало повторил волшебник. — Ее зовут Лин.

Лин тихо заплакала.

Волшебник рухнул на стул.

— Я очень боялся не успеть. Эта книга… если бы не она…

Простучали каблуки. Женщина подхватила младенца и тут же отступила.

— Какая книга? Да у нее вся спина горячая!

— Это пройдет, — волшебник глубоко вздохнул и улыбнулся девочке. — Все хорошо.

— Не знаю, что ты с ней сотворил, но если она начнет драконьим огнем плеваться, я тебя в покое не оставлю. Из пепла соберу и заставлю все вернуть как было!

— Кажется, я оставляю ее в надежных руках. — Он серьезно посмотрел на женщину. — Спасибо вам.

— Тебе спасибо, что ни дите, ни дом не сжег, — тем же тоном отозвалась она. — Видала я вашего брата: с виду люди как люди, а на деле что вы, что чума — все едино.

— Не все. А война скоро закончится.

— Когда дракон запоет, — фыркнула женщина. — Скинули крылатых, теперь получайте. А расплачиваться мне да вот ей, — она кивнула на девочку. — Вот поднимется вода…

— Уже не поднимется, — хрипло сказал волшебник. — Когда придет время, о книге узнают… те, кто сможет ее прочитать. Так будет. Обязательно. Только… уже без нас.

Он судорожно сжал горло, унимая хрип.

— Пожалуйста, унесите девочку. Ей нужно отдохнуть.

— Сейчас уложу и вернусь, — она кивнула. — Небось есть хочешь?

Он не ответил, и женщина тихо вышла из комнаты, нашептывая что-то девочке.

Волшебник остался сидеть.

Потом он закрыл глаза.

ЧАСТЬ I Посланник и послание

ГЛАВА 1 Квентин

Городок мне попался затрапезный. В лучшем случае такие города остаются за бортом дилижанса, в худшем в них останавливаются на ночь усталые путешественники. Мне повезло меньше. Впрочем, в моем положении выбирать не приходится.

Поплотнее закутавшись в плащ, я вылез из повозки. Моих попутчиков уже и след простыл. Да и то верно: в ближайшем трактире их ждет законная кружка меда и прочие нехитрые удовольствия. А вот что ждет усталого дракона в поисках приключений? Да и каких приключений, в пепел притворство — убежища? Сейчас мы это и выясним.

— Скажите, — я обратился к вознице, — кто правит этим городом?

— Бургомистр Лерон, — без запинки ответил возница.

— А где я могу найти его дом?

— Вверх по улице и налево. На самой вершине холма.

— Благодарю.

Узкие улицы, остроконечные крыши. В Херре на каждой крыше стояли арбалетчики — и ведра, ведра, бесконечные ведра с водой. Горящие дома, лязг, звон, отчаянные крики, шум падающих тел и огонь с неба. Мой огонь. Я вздрогнул. Нет, об этом лучше не думать.

Здесь, похоже, драконов не видели давно. Сытый, благополучный север. Интересно, знают ли жители этого городка, кем является их собственный бургомистр?

Полил дождь, что совсем некстати. Я остановился под фонарем и огляделся. Впереди покачивалась вывеска с изображением полной кружки. Сойдет.

Дверь распахнулась неожиданно легко. Покрытые красными скатертями столики, внушительная дубовая стойка, в дальнем углу — знакомая до боли компания. Я сделал шаг, и дверь захлопнулась за моей спиной с глухим звоном. Ну, все. Сейчас в проходах появятся стражники с ведрами, и… Чушь, Квентин, никому нет до тебя дела. Приглушенные голоса, треск пламени в камине, жирные пятна на скатерти. Обычный трактир. Только за стойкой не краснолицый толстяк, а тоненькая светловолосая девчонка.

Я откинул капюшон и вымученно улыбнулся:

— Кружку меда и что-нибудь на ужин.

Девушка сморщила носик и молча потянулась к бочонку. Что, настолько все плохо?

Я оглядел свое изрядно промокшее одеяние и только вздохнул.

— В такую погоду хороший маг на улицу не выйдет, — словно угадав мои мысли, сказала она. — Обычным прохожим, я смотрю, тоже достается.

— Еще как, — я рассеянно кивнул, не отрывая взгляда от наполняющейся кружки. — Подождите, а меня вы в маги записывать отказываетесь?

— Ха! — она фыркнула. — Я что, волшебников не видела? Где мантия, где шлем? Где гордая осанка и огонь во взоре? И с какого перепугу нормальный маг будет гулять под дождем? Мне стало любопытно.

— Вообще-то я приехал к вашему бургомистру, — осторожно сказал я. — Его ведь зовут Лерон, я не ошибаюсь?

— Угу, — она прищурилась, явно ожидая продолжения. — Он самый.

Интересно, как она отреагирует на правду? Я глубоко вздохнул. Впрочем, правда бывает разная.

— Мэтр — старый друг моих родителей и, как мне говорили, способен дать хороший совет. А я в нем нуждаюсь.

— В бургомистре или в совете? Что, деньги кончились?

— Что-то вроде того, — я благодарно принял у девушки кружку. — Вы спасли мне жизнь.

— Я добавлю это в счет, — хмыкнула она. — А что, все так плохо?

О, все чудесно. Блестящий план, обернувшийся кошмаром, и верные союзники — проходимцы, сбежавшие на вторые сутки. Каменный колодец и ледяная вода, кашель и страх, боль в заломленных руках. И стыд, что тебя обманули, как ребенка.

Я пожал плечами и отхлебнул меда.

— Путешествовать не так уж и приятно. Представьте: одинокий продрогший путник, тряска в дилижансе, незнакомый город, проливной дождь. Как вам это?

— Пф-ф! А как насчет этой картины? — она кивнула на зал за моей спиной. — Одно и то же каждый вечер. Через полчаса начнется спор, через час примутся припоминать друг другу прошлые обиды, через полтора будет драка — да по ним можно время засекать! А предлагаю им пофехтовать — отказываются. С чего бы, как думаете?

Я поперхнулся.

— Кстати, меня зовут Лин. Можно и на «ты»… наверное.

— Квентин, — я поклонился. — Не ожидал встретить столь, гм, воинственную натуру.

— Ты еще нашего бургомистра не видел, — Лин мечтательно улыбнулась. — Если бы мэтр не потерял руку, был бы лучшим фехтовальщиком города.

— И кое-кому не терпится стать с ним вровень?

— Мне нравится фехтовать. Сначала рапира была тяжелой, как лопата, а сейчас мне кажется, что рапиры никакой и нет — есть только линия в воздухе, которая движется по моему повелению. Как… как это делает маг, — она раскраснелась, серые глаза сияли. — А ты почему без оружия?

— Мне оно не нужно, — честно ответил я.

— Вот и волшебникам тоже. Эх! Галавер, кажется, совсем рядом, но магов тут не видели уже года два. Да и мэтр их не любит. Интересно, за что?

— Действительно, непонятно, — я криво улыбнулся. — Ну, сожгут пару домов, ну, установят в городе свои порядки — такие мелочи, право.

— Вовсе нет! — Лин упрямо тряхнула головой. — После войны — ничего подобного!

— Здесь, возможно. А на юге?

— На юге драконы, у которых разрушение в крови: пока не спалят все, не успокоятся. Посмотрела бы я, что бы ты сделал лицом к лицу с одним из них!

— Ммм. Хороший вопрос.

— А волшебники бывают разные. Тот, кто дал мне огненное имя, никогда не стал бы жечь города. И я не стану, когда попаду в Галавер!

— Так вот откуда такой интерес к магам! Ты чувствуешь в себе огонь?

— Я… не знаю, — она прикусила губу. — Раньше мне запрещали об этом рассказывать. Я смотрела на проезжающих магов и думала: придет мое время, я вам всем покажу! А огня все не было. Может, меня в детстве перекупали? Но хороший маг все исправит, верно?

— Трудно сказать. Я почти ничего не знаю о волшебниках. — Я задумчиво посмотрел на Лин. Да нет, чушь. Кому понадобится давать огненное имя обычной девчонке, да еще в секрете?

— Вот и я не знаю, — Лин погрустнела. — С тех пор, как мама умерла, я все хочу отправиться в Галавер, но никак не могу решиться. Отцу-то сейчас все равно, а здесь меня уже дразнить начали. Может, и зря рассказываю эту историю каждому встречному, но что еще остается? Ох, — спохватилась она, — ты же заказал ужин!

— Наверное, не стоит. Мне пора, — я положил на стойку несколько монет и поднялся. — Спасибо тебе.

— За что? Ах да, спасение жизни!

— И интересное знакомство.

Лин чуть заметно покраснела, я раскланялся и вышел. Дождь, этот бич драконов, уже не хлестал прохожих, и я чувствовал, как внутри зреет сухое пламя.

Дом бургомистра стоял наискось от ратуши. Я замер напротив на узком тротуаре, в шаге от желоба, по которому неслась бурая вода. По круглым камням мостовой снова запрыгали капли, а я все стоял и смотрел на засыхающие розы в фигурном окне, не в силах приблизиться.

Окно было выполнено в форме распростертого крыла. По открытому ставню карабкался дикий виноград, обрамляя его веселой мокрой зеленью.

Кем должен быть дракон, смотрящий на мир через оторванное крыло? Что это, беспощадная горечь или тонкая издевка?

Небо прояснялось, дождь уходил к реке. Вот-вот выглянет солнце… пора идти. Это не Херра, Квентин, тебе нечего бояться. Здесь не заламывают руки, не швыряют драконов в каменные колодцы. Здесь вообще не знают, кто ты.

Но когда узнают, поймем ли мы друг друга?

Дверь открылась легко. Ого! Ковры, бронза на лестничных перилах, книжные полки до потолка — да здесь целое состояние! Неплохо живут бургомистры вольных городов. И ни души ни перед зданием, ни в холле. Этот не опасается ни грабителей, ни наемных убийц, ни толпы с ведрами и вилами. Дракон в овечьей шкуре. Счастливец.

В другом конце холла тихонько заворчала собака. Как же я тебя не заметил… Но было уже поздно: на лестнице, ведущей на второй этаж, послышались шаги.

— Вы явно прибыли издалека, да и час уже поздний. Вы так спешили меня увидеть?

Увидеть… Я и сам не знал, кого ожидал увидеть. Бюргера средних лет с намечающимся брюшком? Крепкого мужчину в расцвете сил с военной выправкой? Того, кому когда-то принадлежал весь мир, кто отринул свою суть, спрятался и сдался? Друга, печального мудреца или равнодушного предателя?

А на верхней ступеньке лестницы стоял невысокий, хрупкого вида человек с темными волосами, собранными в пучок на затылке. В свободном домашнем одеянии он походил скорее на чародея, чем на того, кем, собственно, и являлся.

— Мэтр Лерон… Эрик Рист?

— Зовите меня Эрик. Кто вы?

— Квентин. Сын…

— Сын своих родителей, я полагаю, — он спустился на несколько ступенек, и я с болью заметил пустой рукав. — Пепел и дождь, парень, что ты здесь делаешь?

— Я бежал из Херры несколько дней назад. Три или четыре… не помню точно.

— Хорошее начало, — Эрик покачал головой. — Что человеку здорово, дракону… н-да. И что мне с тобой делать?

— За мной нет погони, — упрямо добавил я.

— Я верю, — несколько секунд он колебался. — Проходи наверх. Плащ и оружие оставь здесь.

— Оружие мне не нужно.

— Скоро понадобится, — он махнул здоровой рукой. — Идем, поговорим спокойно.

Ступени заскрипели под ногами. Особой радости от знакомства я не испытывал, но на сердце стало легче.

Плохо быть одному.

На втором этаже уютно пылал камин, стояли мягкие кожаные кресла, рядом примостился столик вишневого дерева. Поверх книжных шкафов небрежно висели карандашные наброски рук и ладоней, испещренные пунктирными линиями. Повинуясь жесту хозяина, я занял место у огня.

Эрик ловко и изящно разлил одной рукой янтарный напиток. Я пригубил. Да, драконий мед так назвали не напрасно. Может быть, и не стоило заходить в трактир.

— Итак, с чего все началось? — Эрик серьезно посмотрел на меня. — Твои родители обеспечили тебе надежное укрытие. Не говори, что их усилия пропали зря.

— Я вырос, — просто ответил я.

— Ну-ну. И, как настоящий молодой дракон, почувствовал, что пора на подвиги? Вернуть все, что мы потеряли двадцать лет назад?

— Мы потеряли всё две тысячи лет назад, когда среди нас появились люди, — раздраженно отозвался я. — А маги и их амбиции — дело десятое. Сейчас нам остается из последних сил пытаться вернуть свой дом или, — я выразительно посмотрел на собеседника, — прятаться по норам.

— Иногда приходится и ползать, — невозмутимо согласился тот. — Когда подрезают крылья.

Идиот…

Я почувствовал, как краска заливает лицо. Хотелось встать, сбежать по ступенькам и никогда не возвращаться.

— Простите, — хрипло сказал я. — Я никогда еще не встречал других драконов… я и родителей почти не помню. Мне и в голову не пришло, что с одной рукой — с одним крылом — не взлететь.

Эрик долго смотрел на меня.

— Понимаю, — сказал он уже другим тоном. — А теперь расскажи мне все от начала до конца.

И я начал рассказывать. О коротком детстве, которого почти не помнил. О первом полете в сиреневых сумерках. О том, как родители оставили меня на ферме у кормилицы и улетели на восток, защищать Херру. Как я встречал рассвет, видя лишь пламя. Как год за годом, сдерживая себя, каждое утро делал сорок кругов вокруг дома ровным шагом. Как заболела моя кормилица, а ее муж, чудесный человек, привел в дом другую, многословно извиняясь.

— Ты обладаешь завидным терпением, — тихо сказал Эрик. — Я бы не выдержал.

— Я боялся. Мне слишком хорошо объяснили, что будет, если я полечу.

— Но ты полетел?

— Херра ждала меня, — прошептал я. — По крайней мере, мне так казалось. Я верил, что смогу вернуть дом. Я хотел отомстить за родителей. Стать собой. А когда я встретил их в придорожном трактире… Слово за слово, да и открылся я как-то незаметно. Они, три благородных героя, мечтали мне помочь, а я хотел домой. В давно вывезенную библиотеку, в разоренный замок.

— Ты слишком долго был один.

— Я слишком долго был один, — эхом отозвался я. — А потом… да что потом? Струя пламени с крыши ратуши. Много перепуганных людей и вмиг разоренная казна. Мои «друзья» исчезли почти сразу, не с пустыми руками. Впрочем, Саймон остался — чтобы возглавить поимку дракона. Он советовал мне взять замок за два часа до рассвета — и повторил этот совет.

Я перевел дыхание. Посмотрел на бокал в руке — и залпом осушил его.

— Я проснулся в ледяной воде, беспомощный, как ребенок. Да я им и остаюсь, наверное. А дальше все было, как в старой сказке. Среди тех, кто ворвался в спальню, двое помнили моего отца. Они настояли на том, чтобы отложить казнь, и я очутился в каменном мешке, по щиколотку в воде, но с головой на плечах.

— Последнее сомнительно, — сухо заметил Эрик. — И вскоре, полагаю, кто-то из преданных твоему отцу людей отомкнул решетку и передал тебе сухую одежду?

— Вы поразительно догадливы. Далеко я не убежал, конечно. Заплутал в переходах собственного замка. К счастью, когда меня обнаружили, у меня хватило соображения выпрыгнуть в окно, и огня, чтобы стать собой. А дальше… — Я мрачно посмотрел на пустой бокал. — Меня трясло, понимаете? Я все еще чувствовал воду и не мог улететь в небо. А на крышах целились арбалетчики.

— И ты утопил город в пламени, чтобы выжить самому.

— Нет! — Я вскочил. — Пепел и дождь, я даже не мог прицелиться! Я выбирался из города пьяными зигзагами, в ушах шумело. Когда я упал в роще и вернулся, вокруг меня лежал рой мертвых стрел.

— Неспособных пробить твою чешую. — Эрик тоже встал. — Подумай об этом. Я распоряжусь об ужине и вернусь.

— Вам тоже нужно подумать?

Он приподнял бровь.

— Принять решение на мой счет, — уточнил я.

— Решение я уже принял. Мы не уживемся, да тебе и не захочется здесь оставаться.

— Тогда что я здесь делаю?

— Ищешь свой путь, — Эрик внимательно посмотрел на меня. — Или я ошибаюсь?

— Нет, — выдавил я. — Не ошибаетесь.

Оставшись один, я рухнул в кресло и закрыл глаза. Значит, и отсюда прогонят. Вода, вода, пепел… Что с нами произошло за эти двадцать лет?

А может, это и к лучшему, вяло промелькнуло внутри. Что мне огонь, когда к нему не прилагаются мозги? Уговорю мэтра выделить мне домик неподалеку. Начну тренироваться с милой девочкой Лин на рапирах, стану гулять по утрам вдоль здешней реки. По вечерам буду спорить с господином бургомистром об исторической роли драконов в становлении человечества. С годами, глядишь, и семью заведу. Чем не жизнь?

Шорох одежды отвлек меня от размышлений, и я открыл глаза. На столе расположился серебряный поднос с хлебом, жареной курицей и фруктами. Рядом стоял графин с медом. Напьюсь. Честное слово, напьюсь.

— Ужин готов, мэтр, — пожилая женщина поклонилась Эрику, прежде чем ускользнуть.

Эрик сел наискось, и мы кивнули друг другу.

— В огонь.

— В огонь.

Курица, залитая незнакомым темным соусом, была выше всяких похвал. Я отложил вилку, взялся за хлеб и поймал себя на том, что подцепляю куски правой рукой, а левая замерла на колене. Смутившись, я принялся украшать кусок хлеба мозаикой из яблочных ломтиков.

— Знаешь, почему твои родители советовали обращаться ко мне лишь в крайнем случае? — вдруг сказал Эрик. — Когда они еще были живы, я был таким же олухом, как и ты.

— Да? — слабо улыбнулся. — Это вряд ли. Но если я ошибся, придя к вам, простите. Мне действительно некуда идти.

— Я знаю. И мне совершенно не хочется тебя гнать, — он вздохнул. — А придется. Скажи, тебя опоили в том придорожном трактире?

— Возможно. Я плохо помню тот вечер. Наверное, потому, что очень хочу забыть.

— Неудивительно. Но все-таки попытайся вспомнить.

— Я… я не знаю. Я и без вина был как пьяный. Одна мысль, что я побываю дома, зароюсь лицом в книги, увижу гравюры на стенах, лица мамы, отца… Я долго этого ждал. Тем троим, полагаю, было все равно.

— Да, — невпопад отозвался он. — Я не просто так спрашиваю. Видишь ли, в твоем возрасте я пытался в одиночку проникнуть в Галавер. Причем, казалось бы, в здравом уме и твердой памяти.

— В цитадель магов? — Я поставил бокал на стол. Очень аккуратно. — Зачем?

— Я же говорю: был олухом вроде тебя. — Эрик откинулся в кресле, закрыл глаза, вспоминая. — Что-то у меня, впрочем, получилось.

Мы помолчали. На языке вертелось «Что именно?», но спросить я не решался.

— Что ты знаешь о магии огня? — внезапно спросил он. — Не о грубом пламени, а об изначальном искусстве?

— Мы потеряли его, — чуть удивленно ответил я. — А может быть, его никогда и не было. Когда одни из нас стали людьми, а другие ушли в прошлое… но это миф.

— А мы именно о мифах и будем говорить, разве ты не понял? Ради чего еще кто-то по доброй воле полезет в логово магов? Или полетит освобождать свой дом в компании трех авантюристов? Нами управляют легенды, Квентин.

— Хорошо, — я пожал плечами. — Драконы вышли из первозданного огня и населили мир много тысяч лет назад. Легенда гласит, что первые из нас не боялись воды, а в управлении огнем не знали равных. Они повелевали ветром, иллюзиями, создавали и лечили, то становясь собой, то возвращаясь. Так было, пока двое не поднялись над сородичами, и один не убил другого из-за власти.

— Из-за власти? — Эрик приоткрыл один глаз. — Ты знаешь это наверняка?

— А из-за чего еще? — Ответа не последовало, я перевел дыхание и продолжал: — Хорошо, пусть каждый видел путь, и дорога одного шла туда, куда другой его пустить не мог. Пусть оба желали остальным лишь добра, и в пепел подробности. Вот только сородичи не простили убийцу. Его казнили, и тогда же мы стали уязвимы. Дождь, кувшин воды в лицо или купание в реке разрушит чары и сделает любого из нас беспомощным. — Я замолчал, вглядываясь в лицо собеседника. Он, казалось, задремал в кресле. — Наступило время льда, которое длилось несколько тысяч лет. С наказанием пришло уныние, и многое было забыто.

— Когда мне было семь, я поднял руку на отца, — сказал Эрик. — Он облил меня с ног до головы и запретил вытираться. Миф в действии.

— Наверное, обидно было. — Я не удержался от улыбки.

— Не то слово. Но пока мы были вместе, я учился. Нам ведь так немного осталось, Квентин. Старые свитки, древние легенды. Обрывки языка, из которого мы не помним почти ничего, кроме имен. Вот ты, например, как переведешь «Драконлор»?

— Знание о драконах.

— Браво! А «Лин»?

Я насторожился.

— Девушка из трактира? При чем тут она?

— О, да ты не терял времени даром. Знаешь, как она получила свое имя?

— Лин говорила об огненном имени, — осторожно ответил я. — Тот маг отметил ее, понадеялся, что она станет волшебницей? Но зачем, если она не чувствует огня?

— Сложный вопрос, — Эрик открыл глаза, выпрямился в кресле. — Думаю, волшебник, давший ей имя, преследовал другую цель. Его звали Корлин; ты слышал о нем?

— Эрик, я провел последние годы в блистательном нигде. Маги и глашатаи по непостижимым причинам обходили нашу ферму стороной.

— В том-то и дело: маги Галавера знают о нем немногим больше, чем ты. Корлин путешествовал, собирая знания о тонком огне — то, что мы забыли, утратили, растеряли. Всю жизнь он писал книгу, назвав ее Драконлор. Горькая ирония, не правда ли, Квентин? Маг совершил то, что должны были выполнить мы.

— Он был здесь? — Я вскочил, чуть не перевернув столик. — И вы знаете, где книга? И мы сможем начать все заново? Вернуть замки и земли, тонкую магию, перестать прятаться?

— А ты умеешь читать на изначальном языке? — Эрик, с бокалом в руке, с любопытством смотрел на меня снизу вверх. — Резать дерево, воздух и металл плоскостями огня, как это делают маги? Ковать мечи? Давать огненные имена? Ты сможешь прочертить одно-единственное слово раскаленной вязью, Квентин?

Я тяжело опустился в кресло. Мы оба знали ответ.

— Даже если Драконлор попадет тебе в руки, — невозмутимо продолжал Эрик, — ты поймешь не намного больше, чем средний крестьянин. Мы потеряли все. Но волшебники смогли овладеть огнем с нуля. Мы поступим так же.

— Так вы пытались проникнуть в библиотеку Галавера, чтобы изучить магию? — Я безуспешно пытался сдержать истерический смех. — Пустите переночевать маленького дракона! И струей пламени — по высшим чинам ордена! Разворот, ударом хвоста сносится башня, и вот уже сам Дален выносит Драконлор на шелковом покрывале. Фанфары, всеобщее ликование, и Галавер — вновь оплот истинных повелителей мира!

— Когда-то замок Галавер принадлежал моей семье, — тихо сказал Эрик. — Не стоит недооценивать ни основателя ордена, ни его последователей.

Я осекся. Да уж, после моих эскапад только молчать в воду.

— Вернемся к Корлину. После того, что я узнал о нем в цитадели магов, я провел годы, пытаясь проследить его путь, но нашел лишь место смерти — тот самый трактир, где юная Лин коротает вечера за стойкой. Сама девочка ничего не помнит, но няня, ныне, увы, покойная, после долгих уговоров описала всю церемонию. Так вот, ничего похожего на обряд имени не было. Скорее волшебник пытался замаскировать другой ритуал.

— Какой? — Я подался вперед.

— Если бы знать! Няня видела образы: драконов, огонь и горячий ветер… и книгу. Более того, Корлин сказал, что книга уже написана и находится «там, где ей надлежит быть». После чего он махнул рукой, и девочка словно бы вобрала все образы в себя. Имя же он произнес так, будто оно никакого значения не имело.

— Значит, Лин — послание. Ключ в ней!

— А сейчас эта девочка сидит и терзается. Мать ее скончалась, убитому горем отцу нет до дочери никакого дела, со сверстниками ей неинтересно, потому что огненное имя, видите ли, ставит ее выше остальных — тут Корлин оказал ей плохую услугу. Она ждет пробуждения огня, которое никогда не наступит. Скоро Лин отправится в Галавер, потому что больше идти ей некуда. И принесет Драконлор магам на блюдечке.

— И что вы предлагаете делать? Посадить ее в подвал, найти заезжего мага, что ее прочитает, и отправиться на поиски книги самим?

— Заезжим магом будешь ты, — спокойно сказал Эрик. — После обучения в Галавере. А девочку придется взять с собой.

— Постойте-постойте, — я потер виски. — Давайте сделаем паузу до утра? Мне очень не нравится та часть, где я отправляюсь в Галавер.

— Боюсь, не получится. Чем дольше мы будем откладывать, тем труднее тебе придется, — он грустно улыбнулся. — По себе помню.

Я обхватил голову руками.

— Эрик, я… вы осознаете, что предлагаете?

— Послание прочитает лишь искушенный маг, — Эрик разлил мед по бокалам. Спаивает, не иначе. — Тонкому огню не обучиться в одиночку. Я пробовал, — он кивнул на книжные полки.

— Вариант с заезжим чародеем, как я понимаю, отпадает?

— Даже мастера образов, что создают гравюры на огне, вряд ли справятся. Но ты не задаешь главный вопрос: как тебе сойти за ученика-мага, а не пышущего пламенем дракона? Сдерживать дикий огонь не так трудно. Я тебя научу.

— Научите так хорошо, что мне отнимут обе руки? — Я понимал, что преступаю черту, но не мог сдержаться. — А что мне делать с девушкой?

— Она отправится в Галавер, так или иначе. — Он побледнел, но отвечал по-прежнему спокойно. — Даже если бы я мог запереть ее в подвале, я бы этого не сделал: мы не герои мифов, но это ничего не меняет. Не стоит играть с огнем. Ей лучше пойти с тобой — с таким же, как она, молодым кандидатом в чародеи. Ты справишься.

— У меня голова идет кругом, — простонал я. — С водопада в реку…

— Если все, что тебе нужно, — домик, сад и мешок золота, ты их получишь, — резко сказал Эрик. — Ты знаешь, каково это — после стольких лет одиночества встретить молодого себя? И тут же, не давая передышки, выталкивать в неизвестность? Здесь ты сопьешься, грязно и тихо.

— Еще бы, так усердно подливают, — огрызнулся я и тут же скис. — Хорошо. Но я сам приму решение.

— Как и должно быть. Ты дракон.

— Скажите… — Я помолчал. — Идея отправить меня туда возникла у вас сразу, едва вы меня увидели?

Эрик долго не отвечал.

— Я бы с радостью отправился туда сам, — наконец произнес он. — Если бы мог, если бы был в силах, если бы мое лицо оставалось для обитателей цитадели чистой страницей. Мы должны получить Драконлор. Не ради власти — ради самих себя.

Он наклонился, пошарил рукой под креслом. Когда он выпрямился, я увидел в его ладони грубо вырезанный деревянный цветок, больше похожий на распотрошенный гриб.

— Результат моих усилий за восемь лет. — Глядя на его усмешку, я на секунду почувствовал, что смотрю на себя в зеркало. — Не знаю, стоит ли жить ради вот этого; знаю лишь, что хочу большего. Завтра я отправлюсь в трактир и договорюсь с отцом Лин о поездке. Дней через девять-десять — я же должен показать тебе, как сдерживать пламя.

— А мне пока предлагается гулять по городу и оплакивать загубленную молодость?

— Тебе носа отсюда не следует высовывать, — неожиданно сурово сказал он. — Свободным городам нет дела друг до друга, но я буду очень удивлен, если мэтр Дален не знает всей правды о мэтре Лероне. Ученику-магу в Галавере ничего не грозит, а вот посланнику дракона там весьма обрадуются.

— Как пожелаете. — В голове шумело. Несколько дней передышки! А потом, глядишь, все окажется сном. Хотя… хочу я этого или нет?

Эрик поставил бокал и встал. В дверях он обернулся.

— Ты не ответил на мой вопрос, так что я отвечу за тебя. «Лин» на изначальном языке — водопад.

— Спасибо хоть, не потоп, — сонно пробормотал я. — Давайте отложим спасение мира до завтра? Воительницы-официантки и благородные драконы могут подождать.

— Дверь в спальню за твоей спиной, благородный дракон, — Эрик усмехнулся, и секунду спустя я услышал, как он спускается вниз по лестнице.

Когда шаги стихли, я тяжело поднялся — и тут же ухватился за кресло. Надо же, ведь почти не пил…

Хватаясь за стены, я добрался до спальни, кое-как выбрался из сапог и рухнул в разобранную постель. Богатый на знакомства вечер, нечего сказать. Кажется, я успел все, что только можно: произвести впечатление, нахамить, напиться, почти согласиться на самоубийственную миссию, симпатичную спутницу и начальный курс магии в придачу. Не успел лишь вымыться.

Что бы сделал отец? Мама? Они сражались до конца, они хотели, чтобы у меня было будущее. Но они погибли. Эрик лишился руки, я чуть не сгинул в Херре. Маги, жалкие и разрозненные, в последние дни войны образовали орден и стали новой ударной силой. Драконов свергли, драконов растоптали: загнали в глухие фермы и маленькие городки.

Во мне закипала злость. И что, я останусь здесь, среди остроконечных крыш и красных скатертей? Буду смотреть на звезды, не смея взлететь?

Нет. Я хочу изменить мир.

Я сжал в кулаке медальон. Я не узнавал ни себя, ни родителей в выцветшем, неясном портрете, но это была память.

Его придется оставить здесь, когда я отправлюсь в Галавер.

По крыше застучал дождь. Я зевнул.

Все хорошо. Ведь это мой выбор.

ГЛАВА 2 Лин

Если плохо выспаться, то все в доме, от ботинок до полотенец, уходит в глухую оборону, пригорает завтрак, а чашки — те вообще бьются за милую душу. Что мой кинжал делал в хлебнице, похоже, навсегда останется тайной.

Я остановилась у дверей спальни, что так недавно была маминой. Из приоткрытой двери пахло ее платьями, медом и ландышем. Отец так сюда и не зашел, переселившись в самую маленькую из гостевых комнат.

Грустно. Вещи собраны, на улице туман, и всем все равно. Неужели все герои так думают, отправляясь в путь? Да нет, не может быть.

Ну хоть что-то должно случиться! Хоть что-нибудь!

Я спустилась в зал. Если бы «Корону» построили четыреста лет назад, ничего бы не изменилось. Только скатерти пришлось бы покупать новые.

Тускло. Серо и скучно.

Я решительно потянула на себя входную дверь.

В тумане улица выглядела новой и незнакомой. Из белесой дымки по одной возникали часовые мастерские. За стеклами витрин, как ветви на ветру, качались маятники. По темным от влаги булыжникам, казалось, только что стучали подковы, а сама улица, извиваясь, поднималась вверх, к невидимому замку дракона.

Точнее, к фонтану, где меня ждут.

Опаздываю!

Цветочные часы на развилке показывали без четверти шесть. Утра, понятное дело. Вот с какого перепугу мэтр потребовал, чтобы мы отправились в половине шестого? Сам ведь не дурак поспать.

Обогнув Башню Ветров, я припустилась к ратуше. Дорожная сумка и рапира, словно сговорившись, больно хлопали по бедрам.

— …Не думаю, что это имеет значение!

Две фигуры замерли у фонтана. Неужели сам бургомистр пришел проводить? Ведь еще пару недель назад отговаривал: не место, дескать, тебе в Галавере, если огня нет. Почему же теперь передумал?

Когда до них оставались считаные шаги, наперерез метнулась тень. Деловито меня обнюхав, она понеслась обратно. Докладывать, наверное. Мол, Лин пришла, а вы чего тут стоите?

Я перевела дыхание. В боку покалывало после долгого бега.

— Доброе утро, — выпалила я.

Мэтр сухо кивнул. Квентин собрался было что-то сказать, но метнул быстрый взгляд на собеседника и закрыл рот.

Я потрепала собаку по загривку. Пару лет назад она появилась в городе, да так и осталась. Ночевать приходила к мэтру, тот ее не гнал, подкармливал, но кличку дать так и не удосужился. Когда я спросила почему, ответил: «У нее уже есть имя, и менять его я не собираюсь». Повсюду имена! Ну хоть не огненное, и то хлеб. Если бы и у нее из когтей струилось пламя, был бы перебор.

— Я все-таки думаю, что… — нерешительно начал Квентин.

— Это тебя не касается, — отрезал мэтр. И добавил мягче: — Береги руки. От зубов к ладоням, а не наоборот.

Вот так раз. Мэтр практикует магию? А мне не подумал дать ни одного урока! Даже ничего не посоветовал — а ведь знал про имя, знал!

Квентин кивнул и коснулся моего плеча, увлекая за собой:

— Идем, Лин.

— Подождите, — мэтр поднял руку, распахивая плащ. — Отдай мне рапиру, девочка.

— Зачем? — возмутилась я.

— Ты собираешься драться на дуэли с волшебниками Галавера? Вызовешь на бой дракона? Пригласишь романтиков с большой дороги на честный поединок? Лин, рапира бесполезна в бою. А вот это, — он отстегнул от пояса длинный кинжал в обшитых кожей ножнах, — нет.

Я машинально взялась за протянутую рукоять.

— Что это?

— Мой кортик. Ты умеешь обращаться с рапирой, значит, справишься, — он чуть улыбнулся. — Наоборот бы не получилось.

— Но… Это ведь дорогая вещь?

— Считай это взяткой. Не распространяйся в Галавере, что я учил тебя фехтованию. И о моем близком знакомстве с Квентином говорить не стоит. А обо всем остальном — решай сама.

— Х-хорошо. — Я позволила ему отцепить рапиру. Наверное, со стороны мы выглядели странно и смешно: однорукий паж с длинными темными волосами, склонившийся перед встрепанной прекрасной дамой рядом с насупленным юным рыцарем. — И… спасибо. Мне правда будет вас не хватать.

— Ты справишься.

Квентин и мэтр коротко поклонились друг другу. Мне показалось, что Квентин хотел что-то сказать, но мэтр комично возвел глаза к небу, и Квентину пришлось в очередной раз закрыть рот.

Несколько секунд мы стояли в неловком молчании под журчание воды.

— Идем? — неуверенно спросила я. — Пора бы уже.

— Да, — мэтр встрепенулся и полез в карман. Оттуда появилась блестящая монетка. — На удачу, — объяснил он, бросая ее в фонтан. — Чтобы не возвращаться с полпути.

— На удачу, — отозвался Квентин. — Прощайте.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — мягко возразил мэтр. — До свидания.

Когда мы уходили, он присел на бортик, прислонив рапиру рядом. Собака потянулась было нас провожать, но покосилась на хозяина — и улеглась в ногах.

Повесив голову, я уныло брела рядом с Квентином. Дорога дорогой, но радостного волнения я больше не чувствовала. Двадцать миль до следующей остановки дилижанса! Почему бы нам не подождать два часа и отправиться в путь с комфортом, как нормальные маги — ну, или почти маги? Как я в замке покажусь, вся в пыли и грязи?

— Квентин, — осторожно начала я. — Когда бургомистр просил тебя сесть в дилижанс только на следующей станции, он как-нибудь это объяснял?

— Да, — нехотя сказал он. — Нашей безопасностью.

— Почему?

— Тебе не приходило в голову, что если он недолюбливает магов, то это взаимно? — иронически поинтересовался Квентин. — И нашим знакомством не стоит хвастаться?

— Ну… Не знаю.

— Я тоже, — с неожиданной силой признался он. — А хотел бы знать!

— Так ты об этом его сейчас спрашивал?

— Не совсем. Я хотел узнать, кому именно он обязан — между кем из магов и ним пробежала вода, — поправился он. — Нам бы стоило знать, правда?

— Наверное, какая-нибудь романтическая история. — Я передернула плечами. — А вот зачем нам тащиться из-за нее по жаре… Стой! Мы куда идем, из города или обратно в «Корону»?

Мы стояли на развилке. Слева цветочные часы невозмутимо показывали шесть. Справа такое же время отражалось в гранях клепсидры на Башне Ветров.

— Извини, я задумался, — неловко улыбнулся Квентин. — Нам ведь налево, к реке?

— Именно. — Я зашагала вперед. Что-то с моим молчаливым спутником было не так, только я не могла понять, что.

Точно! В нашу первую встречу он рта не закрывал! И, кстати, даже не подумал намекнуть, что он маг, это я только от бургомистра узнала. А до отъезда ни разу не зашел поболтать!

Ладно, будем ковать железо, пока дракон не улетел. Я решительно хлопнула себя по бедру:

— Это что, новая мода? Мечи для девочек, магия для мальчиков? Почему мне — сверкающий кортик, а некоторым тут — уроки чародейства и волшебства?

— Еще неизвестно, что лучше, — отозвался Квентин, перескакивая через рытвину. — Владеть пламенем, которым не можешь управлять, или не чувствовать огонь вообще.

— Про «не чувствовать» — в мой огород камешек?

— Я бы не стал над тобой смеяться, — он серьезно посмотрел на меня. — Но очень может быть, что в тебе нет магии. Ты много знаешь об огненных именах?

— Ничего не знаю, — вздохнула я. — Хорошо, мэтр увидел в тебе скрытые силы. Так свои прятал, что чужие научился распознавать с полувзгляда. И что ты умеешь?

— Умею… — Квентин рассеянно огляделся. — А пойдем к реке. Заодно и путь срежем.

— Срежем, как же, — фыркнула я, но свернула за ним направо, в узкую улочку между двумя серыми стенами, обитыми плющом. И откуда ему знать, что этой дорожкой я всегда хожу купаться? По запаху нашел, не иначе.

На середине дорожки я обычно подпрыгивала и цеплялась то за раскачивающийся фонарь, то за старую черепицу, но при Квентине постеснялась. Нырнув под распахнутой ставней, я услышала сдавленный вскрик — ага, а фонарь над головой не заметил! — проскользнула вперед и гордо плюхнулась на траву. Знай, мол, наших.

— И что почтеннейшей публике будут показывать? — ехидно поинтересовалась я. — Имей в виду, глотателей огня я уже видела.

— Бр-р, — Квентина передернуло. — Почтеннейшей публике, к слову, придется немного подождать. — Он поднес руку к затылку и поморщился. — Чем плохо ученичество, так это тем, что приходится ждать идеальных условий.

— Крепко садануло по голове, да?

— Не то. Если тебя разозлить, испугать, вывести из себя, а потом попросить вдеть нитку в тонкое-тонкое игольное ушко, вися вниз головой, ты сразу справишься?

— Ну…

— А если добавить, что, если с первого раза не получится, тебе отрубят палец?

— Я сама им пальцы поотрубаю! — Я вскочила. — Догоню и — нет, не может быть! Глупости!

— Примерно так и есть. Сколько раз у тебя из рук выбивали рапиру, пока ты не научилась ее держать?

— Не занудствуй, — отмахнулась я, на всякий случай втянув запястья поглубже в рукава. — Научилась же!

— Фокус в том, чтобы и нитку в иголку продеть, и самому не покалечиться. — Квентин сбросил плащ на траву, расстегнул воротник рубашки. — И берег не поджечь.

— Ой, — я отступила за его спину. — Может быть, подождем до Галавера?

— Я же обещал повеселить почтеннейшую публику. — Он озорно посмотрел на меня. — Боишься? Тебе ничего не грозит, это я должен волноваться. Когда пытаюсь сосредоточиться, сжимаю кулаки, а огонь течет лишь через открытые ладони. Но с этим я…

Я перевела взгляд на его кулаки. Мимо мирно текла река, не подозревая о своей участи.

— …Справлюсь. А, в пепел! — Он раскрыл ладони так неохотно, как будто пытался удержать меж пальцев драконье пламя. — Сейчас!

Он развел руки в стороны, не поднимая. Кончики пальцев слегка подрагивали, от кистей исходило тепло. Я замерла сзади.

Туман на берегу стоял такой, что где кончается трава и начинается река, еще было видно, но где кончается вода, и есть ли он, тот берег, оставалось загадкой. Но даже в этом мутном киселе сгусток огня прочертил воздух падающей звездой, разбрасывая искры. Секунду спустя в тумане сердито зашипело, взметнулся пар, и все закончилось. Лишь в траве тлели огоньки.

— Ф-фух, — Квентин, бледный, с мокрыми висками, опустился рядом со мной. — Надеюсь, дальше пойдет легче.

— Н-ничего себе, — я старалась не заикаться. — А… а еще раз можно?

— Хорошенького понемножку. — Он попытался встать, но решительно покачал головой. — Затопчи искры, пожалуйста.

— Пока ты будешь изображать скучающего героя на отдыхе? Ладно, — я быстро прошлась по тропинке До воды и обратно. У самой кромки, в песке, лежал тлеющий кусочек пепла. Не оглядываясь на Квентина, я решительно сунула уголек в карман. Кусочек магии еще ни одной волшебнице не помешал. А если во мне нет огня — что ж, сам виноват.

— Вперед, куда ведет нас жалкий жребий? — Квентин, уже на ногах, спешно закутывался в плащ.

— Ага, — вздохнула я. — Ближайшие часов шесть — точно жалкий.

Пока мы шли вдоль реки, туман рассеялся. Остроконечные крыши остались позади, тропинка свернула на проселочную дорогу, к мосту. Через полтора часа по нему проедет экипаж, но Квентину об этом говорить бесполезно. Засмеет.

— Прикидываешь, сколько нам еще идти? — Квентин с задумчивым видом обернулся к городу. — Я вот думаю, стоило ли уходить? Никогда не видел такого красивого городка, как ваш.

— Еще вернешься, если мэтр не соврал. — Я невесело усмехнулась. — В мантии, шлеме и с огнем во взоре, все, как я и предсказала. А вот что со мной будет…

— Расскажи мне о себе, — попросил он. — Мы почти не общались из-за моих… уроков. Давай наверстаем?

— Давай, — легко согласилась я. — Родилась я, как все, у мамы с папой. Мама долго болела, и со мной возилась няня. Мне повезло: больше сказок, чем она, в нашем городке никто не знал. Знаешь, она с юга… была. Бежала. Ее выбрали невестой дракона.

Мой спутник резко остановился.

— Невестой? Выбрали?

— Ты что, не слышал о драконьих свадьбах? — Я удивленно посмотрела на него. — Симпатичная девушка, приглянувшаяся дракону, отправлялась… сам понимаешь куда. Я не знаю, как обстояло дело с торжественным сожжением, но, говорят, бывало и такое.

— И ты в это веришь?

— Ну, дыма без огня не бывает… Так ты совсем ничего не знал?

— На нашу ферму забывали присылать приглашения, — Квентин нахмурился. — Лин, я понимаю, ты веришь кормилице, но я бы не стал принимать ее слова… пепел и дождь! Если ее история — ложь, она могла соврать и об имени!

— Да нет же. — Я облокотилась на перила моста. — Зачем принимать все так близко к сердцу? Подумаешь, не знал ты о драконьих свадьбах! Хочешь, расскажу и про имя? Пойдем, а то так и будем на каждой новости останавливаться.

— Конечно. Извини, — он коротко поклонился и пошел вперед.

— Так вот, — я нагнала его, — отец и мама в один голос твердили, что после того, как Корлин дал мне имя, меня на руки нельзя было взять, такой жар шел от спины. И на полу в зале остались прогалины.

— А как все произошло? — Квентин пытался сохранить невозмутимое выражение лица, но в голосе появились жадные нотки. — Что он говорил, что делал? Чертил руны?

— О-о-о! — я прикрыла глаза. Строго говоря, я не помнила ничего, но это же было, было! — Он вызвал к жизни великие силы! По залу кружили призрачные драконы, от волшебника исходил нестерпимый жар, няня пальцем не могла пошевелить! И когда, казалось, вот-вот произойдет что-то страшное, вихри улеглись, и он прочел мое имя в огненном томе.

Кажется, я увлеклась. Квентин хмыкнул.

— Картина, достойная кисти мага. И чем закончилось это увлекательное действо?

— Я заснула. И Корлин… в каком-то смысле.

— А, — его лицо вновь приняло серьезное выражение. — И, кроме горячей спины, в твоей жизни больше не было ничего… магического?

— Пока ты не метнул шар.

— Тогда я не понимаю, — он потер лоб. — Да, красивый обряд, но всю жизнь только о нем и думать — не глупо ли?

— А что делать? Царить за стойкой и развлекать усталых посетителей? Часы чинить? — Я поняла, что говорю не то, и с досады махнула рукой. — Я хочу в небо. В огонь. Я буду лучшей. И если ты скажешь, что визит Корлина — глупая случайность, я в тебя плюну.

— Вот так?

— Вот так.

Квентин помолчал.

— Мне будет жаль, если ты не окажешься магом.

— А уж мне-то как будет жаль, — проворчала я. — Иногда жалею, что вообще кому-то об этом рассказала. Честно говоря, и няня просила помалкивать, а уж кому знать, как не ей. Какой нюх надо было иметь, чтобы сбежать от драконов!

Он чуть заметно поморщился.

— И все же ты идешь в Галавер.

— Я должна знать. Если бы отец отвез меня туда сразу после войны! Но мама с няней подняли такой шум, а он никогда им слова поперек не мог сказать. А сейчас, — я сглотнула, — и ссориться не с кем…

— Да и магов тогда недолюбливали, — откликнулся Квентин.

— Их и сейчас не очень-то жалуют. Особенно тех, что были на стороне драконов.

— На чьей-чьей стороне?

Я моргнула.

— Ты где был последние несколько лет?

— Лин, я похож на наивного недотепу? — Он спросил в упор.

— Да, — вырвалось у меня.

— Спасибо за честность. Так вот, меня не было. Маслобойня, козы, сорняки, — он помедлил. — Свиньи. Ты когда-нибудь принимала поросят?

— Не доводи бедную девушку до обморока, — отшутилась я. — Значит, ты всю жизнь провел на ферме? И, как я, ждал случая отправиться в Галавер?

Квентин закашлялся.

— Да, — сдавленно ответил он. — Только этого и ждал. Во сне видел. А вот события последних лет проспал. Поможешь наверстать?

— Еще бы! Пока дойдем, ты сто раз пожалеешь, что попросил!

— Ни за что, — он улыбался, но в его улыбке было что-то застывшее. — Сельскому увальню не место в Галавере.

— Скажешь тоже, — я почувствовала, что мучительно завидую, и прикусила губу. Избранная, называется. Уголек в кармане и потрепанная легенда. Правильно умные люди отговаривали…

Я вспомнила последний визит мэтра. Он чуть хмурился, как делал это всякий раз, когда приходил сообщить что-то неприятное. «Цеховая солидарность — прекрасная вещь, но не следует доверять магам больше, чем они того заслуживают. Квентину — пожалуйста. Он сможет тебя защитить».

Защитить? От чего?

А, в пепел все. На месте разберемся.

Солнце ощутимо грело затылок. По обе стороны дороги шумела сияющая зелень, легкий ветерок шевелил волосы. Было так хорошо, что не хотелось открывать рот.

Мы шли, время от времени замирая у зарослей земляники и обрывая ягоды. Спелых почти не было, и ранний завтрак быстро превратился в дуэль: пальцы мелькали так, что позавидовал бы любой чародей. Три раза победа оставалась за мной; на четвертый я начала подозревать, что Квентин поддается, но сзади вдруг заскрипела телега, и мы быстро, как застигнутые на горячем школяры, выскочили обратно на дорогу.

Лошадь окинула нас меланхоличным взором. Возница хотел было что-то сказать, но, взглянув на наши перепачканные и виноватые лица, стегнул лошадь, и уже через минуту скрылся за вершиной холма. Ну вот, а мог бы и подвезти…

— Хорошо бы так идти недели три, — мечтательно протянул Квентин. — Собирать землянику, ночевать в придорожных трактирах, днем лежать на траве и смотреть в небо.

— Тебе совсем не хочется в Галавер?

— Да как тебе сказать… Хочется, конечно. Но погулять по лесу хочется еще больше. — Он запрокинул голову. — Когда еще доведется посчитать облака? Да и костер мы разведем без особых хлопот, если отложить купание напоследок.

— А река как раз поворачивает недалеко от дороги, — задумчиво произнесла я. — Если задержимся на пару дней, никто и не заметит: отец ждет письма не раньше чем через неделю. Почему бы и нет?

— Именно!

— Все-таки ты боишься, — тихо сказала я.

— Немного, — Квентин отвел взгляд. — Обещаю, что бы ни случилось, тебя я не брошу.

— Пф-ф! Меня? Я сама кого хочешь брошу… то есть наоборот. Кортик, между прочим, дали мне. Так что вперед!

Не дожидаясь ответа, я соскочила на обочину и направилась в лес. Вскоре вместо шуршащей травы под ногами запружинили усыпанные сухими иголками мхи, захрустели ветки. Шум ветра остался вверху, там, откуда падали и разбивались о листву солнечные лучи. Я стояла в тени, всюду дышала прохладная зелень — и островки, колодцы света; свежие листья и кусты дикой малины; и голос птицы вдалеке.

Сзади хрустнула ветка.

— Очарованная земля, — пробормотал Квентин.

— Я редко выбираюсь за город, а стоило бы, — выдохнула я. — Идти, куда глаза глядят…

— …И получить вечером взбучку, — закончил он. — Я не отходил далеко от фермы: тетушка слишком уж беспокоилась. Несколько раз, правда, удавалось увильнуть. Я приходил к реке, забирался на скалу и махал рукой проходящим судам, пока не начинало темнеть. Потом, правда, понял, что этого делать не следует.

— Почему?

— Хотя бы потому, что меня каждый раз оставляли без ужина, — улыбнулся Квентин. — Мы жили уединенно: тетушка не любила гостей. А простые моряки вполне могли расценить мой жест как любезное приглашение.

— Не повезло, — кивнула я. — Мое детство тихим не назовешь. Правда, мы не выезжали из Теми: мама болела. Но наслушалась я — на трех драконов хватит!

— А на одного начинающего мага?

— Ха! Запросто!

Мы шли через лес, по мху и папоротнику, уплетали хлеб с сыром, и я вспоминала подслушанные байки и нянины рассказы. Вокруг, в тени и на ветру, оживали легенды времен начала войны: отважные маги, кровожадные драконы, ловкие фехтовальщики и смелые горожане.

С каждой историей Квентин все выше поднимал брови, пока я не сообразила, что войну я везде изображаю одинаково: жители сидят в трактирах, а по улице то в одну сторону, то в другую улепетывает от разгневанной толпы дракон. Или от дракона пытается скрыться маг. Или…

— Подозрительно трактирные у тебя истории, Лин, — отсмеявшись, произнес Квентин. — Может быть, пару раз так и было, но зачем же так однобоко? Впрочем, с точки зрения того, кто стоит за стойкой…

— Кто бы говорил! — возмутилась я. — Много у вас на ферме слышали о драконах! Жди теперь уроков истории в Галавере, если ты такой умный.

— Маги наверняка исказят события в угоду себе, — он пожал плечами. — Неважно. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— Нет уж! Вызвался слушать — получай!

Я не хотела рассказывать ему о няне и Вельере, но упрямство взяло верх. Трактирные, значит, истории? И моя няня говорит неправду?

— Много лет назад, — быстро, не давая возможности себя перебить, начала я, — городом Вельер правил свирепый дракон.

— Прямо-таки свирепый?

— Свирепее некуда, — отрезала я. — Драконы, они такие. Не перебивай. Ты хотел узнать о драконьих свадьбах, или я? Так вот, дракона этого любили, несмотря на мрачный нрав. При нем Вельер стал богатым городом: в базарные дни на рынок съезжались торговцы со всего юга. Дилижансы приезжали переполненными, а цены на землю повышались чуть ли не дважды в год.

— Это хорошо?

— А как же! В процветающем городе каждому жить хочется. Дракон тот добился взаимопонимания с соседями, и в его дела они не лезли: торговые связи — дело деликатное. Но у себя творил, что хотел, — я выразительно посмотрела на Квентина. — Дураком он тоже не был, и, когда ему приглянулась нянюшка, ее младший брат, Марек, покинул свиту повелителя со свистом. Парень ни огорчиться, ни удивиться не успел.

— И даже за сестру не вступился?

— Ха! А ты вступился бы? Перед драконом?

— Конечно!

Ага, а уши покраснели. Неужели от гнева? Ни за что не поверю!

— Ему было очень страшно. — Я представила себе паренька, сутулого и растерянного, и почти прониклась его бедой. Испугался, конечно.

А сама бы как справилась, Лин? С кортиком да на шашлык?

— Он попытался уговорить друзей и соседей прийти на помощь, но все сочувственно хлопали его по плечу и говорили: «Смирись, парень!» А некоторые еще и злорадствовали: ведь молодцам в свите дракона жилось очень и очень неплохо.

— Так он тоже участвовал в этих… развлечениях? — осторожно спросил Квентин. Теперь в его лице не было и тени насмешки: он слушал очень серьезно.

— Нет… еще. Нянюшка говорила, ему и шестнадцати не было.

— И он сдался? Бросил сестру?

— Марек отправился в трактир, заливать горе, — я помолчала. — И встретил там волшебника по имени Дален.

— Тот самый Дален? — Квентин чуть не подпрыгнул. — Глава ордена?

— Ну, тогда-то он главой не был, — я хихикнула. — Да, тот самый. У Далена был свой интерес в Вельере: библиотека. Эй, ты чего кашляешь?

— Вспомнил знакомого библиофила, — выдавил он. — Не обращай внимания, у меня странное чувство юмора.

— А может, он обстановку разведывал, — задумчиво сказала я. — Врать не буду. Но Мареку он согласился помочь, и тем же вечером они отправились к замку.

— Вдвоем против дракона и его слуг?

— Так не с пустыми же руками! Марек знал расположение залов, а Дален чувствовал огонь как свои пять пальцев. Два шара в разбитое окно, и в пустом крыле занялся пожар. Паника, суета, двери нараспашку, бег по каменным коридорам, выбитая вихрем дверь… В общем, вытащили нянюшку. Но до города не добрались.

— Дракон?

Я помотала головой.

— Замок окружили горожане. С мечами, лопатами, ведрами… кто с чем.

— То есть жители восстали?

— Не смеши меня! Я же говорила про цены на зем… тьфу, про мир и процветание. Хотя, действительно, чего это они с ведрами притащились? Может, пожар тушить, а может, родного дракона скинуть и помародерствовать вволю. Главное, что Мареку и Далену горожане тоже не обрадовались. Дален, впрочем, не растерялся. Пустил стену огня по сухой траве, заволок дымом вход и толкнул нянюшку туда. Та побежала со всей дури, а они там и остались.

— Но как ей удалось выбраться из замка?

— Она отсиделась в каком-то коридоре. Убежала уже под утро, через боковую калитку. А вот что сталось с теми двумя, она так и не узнала. Не утопили, это точно.

— Ну да, утопленнику управлять орденом было бы затруднительно. Интересно, что с ними случилось?

— Доберемся до Галавера — спросим, — я пожала плечами. — Куда интереснее было бы знать, что случилось с драконом!

Квентин помолчал.

— Я надеюсь, его остановили свои же собратья, — наконец сказал он. — Ведь драконы были совсем другими, Лин. Я читал… я слышал. Чтобы построить замок, одним волшебством не обойтись. Ты слушаешь ветер, водишь руками по земле, ощущая каждую жилку. Ты не заложишь фундамент без ритма, такта, любви ко всем, кто будет жить в этих залах. В каждой башне, каждом переходе останется частичка тебя. Если тебе нечего дать — если ты берешь и берешь, как де Вельер — ты мертв. Магия ушла.

— Так она и ушла, — пожала плечами я. — Такие драконы были только в сказках. А потом и сказки изменились. Летит чудовище над городом, пышет огнем направо-налево, дети кричат, старики стонут, и даже у тех, кто покрепче, поджилки трясутся. Магия-то ушла, а власть осталась!

— Думаешь, чудовище с крыльями удовольствуется жизнью простого пахаря? — криво улыбнулся Квентин. — Я бы не стал на это рассчитывать.

— Ну, Первый же отказался от огня… Подожди, а откуда ты знаешь, как драконы строили замки?

— Читал, — пожал плечами он. — Я родился слишком поздно, чтобы увидеть все своими глазами. Об этом, наверное, я жалею больше всего. И… что не смог спасти родителей, когда началась война, — он запнулся. — Извини, я…

— У меня у самой глаза на мокром месте, когда вспоминаю маму, — я коснулась его плеча. — А поговорить не с кем. Мэтр, он учитель, не нянька. А отец…

— Я знаю. Дядя с тетушкой тоже были не лучшими слушателями.

— Представляю себе. Когда нянюшка переехала от нас, первые недели мне казалось, что мир перевернулся: мне вдруг не к кому стало пойти. Правда, потом…

Квентин поднял руку.

— Тихо!

— Ты чего… — возмутилась было я, но, проследив за его рукой, тут же умолкла.

Впереди за березами темнела река, но у берега нас ждала необычная картина. В высокой траве стояли палатки из жердей и мешковины, на веревках сохли плащи и покрывала. Невдалеке лежало горелое пятно — свежее кострище. Голосов отсюда еще не было слышно, но по напряженному лицу Квентина я поняла, что на кружку меда рассчитывать не приходится.

— Идем отсюда. Быстро.

— Думаешь, это разбойники?

— Нет, странствующие филантропы! Хочешь проверить?

Мы быстро шли вперед, так чтобы выйти на дорогу, обогнув лагерь. Солнце осталось сзади, за рекой; вокруг было тихо и сумрачно. Как назло, теперь под ногами постоянно хрустели сучья, а каждая встречная осина норовила ткнуть чем-нибудь острым в глаз.

— Вот уж повезло, так повезло, — пробормотала я. — Шагу не ступишь, чтобы в филантропов не вляпаться!

— Нам повезет, если мы в самом деле не вляпаемся, — бросил Квентин. — Бургомистр предупреждал меня, дурака, а я выкинул из головы! Дилижансы они останавливают нечасто как раз потому, что предпочитают наживаться на путниках вроде нас.

— И что нам делать?

— Тихо пробираться к дороге, что еще? Если, конечно, ты не собираешься делать благотворительные взносы.

— Слушай, — я нагнала его, заглянула в глаза, — откуда у деревенского парня такой запас слов? Простой трудяга-фермер так не изъясняется.

— Библиотека, — коротко ответил он. — Хорошая, но маленькая и старая.

— Это на ферме-то, где пару книг с радостью обменяют на здоровую лошадь?

— Сейчас, наверное, они уже так и сделали, — Квентин тяжело вздохнул. — Но это не имеет значения… не должно иметь. Не думаю, что я туда вернусь.

— Настолько не любишь тетю с дядей?

— Настолько не уверен, что будет с нами послезавтра.

Я обернулась: лагерь уже скрылся за деревьями. Впереди светлела дорога.

— Знаешь, все-таки ты права, — вдруг сказал Квентин. — Идти пешком опасно. Попробуем остановить дилижанс.

— Думаешь, возница остановится? Зная, что тут разбойники?

— Меня больше беспокоят они, чем возница. Ты когда-нибудь дралась на дуэли?

— Гм…

— А не на дуэли?

— Вообще-то в Теми с этим строго, — неохотно сказала я. — Мэтр давал нам уроки с одним лишь условием: не применять эти знания на практике без крайней нужды.

Мы вышли на дорогу, и Квентин зажмурился, подставляя лицо солнечному свету. Я огляделась. Ни разбойников, ни дилижансов на горизонте не было.

— Квентин, а ты смог бы направить огонь на человека?

Он вздрогнул.

— Смог бы. Почему ты спрашиваешь?

— Угадай с пятидесяти восьми раз, — огрызнулась я. — Жить хочу!

— Они тоже хотят.

— Ага. За наш счет. Только какое нам… Ой!

Впереди дорогу пересекал еж. Живой, крупный, весь в иголках и очень сосредоточенный.

Мы переглянулись. Я не знаю, видел ли раньше ежей Квентин. Я — раза два, издалека. Не сговариваясь, мы рванули вперед. Еж, похоже, заметил и нацелился прямиком в лопухи.

Ноги ухали по пыли, а сердце стучало, будто я бежала от грабителей. Квентин, раскрасневшийся и растрепанный, выглядел не лучше. Он опережал меня на два шага, но толку! Еж нырнул в траву у нас перед носом.

— Вот ведь, — я осторожно раздвинула лопухи. — И куда он делся?

— Наверное, тут подземный проход, — предположил Квентин. — Он сейчас аккуратно переберется на ту сторону, потом потопает сюда, а мы его подстережем!

— Ни один нормальный еж не будет заниматься такими глупостями! — возмутилась я. — Ежик, ну выходи, дай покоситься!

В зарослях послышалось шебуршание.

— Вот же он… что за?..

Перед глазами возникла суковатая дубинка. Я едва успела откатиться, как следующий удар чуть не раздробил колено. Какого!.. Что тут вообще происходит?

Пахнуло немытым телом. Я попыталась привстать, опираясь на землю, но нога проскользнула вперед, и я больно упала, в этот раз на локти. В руке остался пучок травы.

— Стойте, олухи!

Квентин, безоружный, стоял на пригорке, тяжело дыша. По виску стекала кровь. Его окружили еще двое.

Кажется, это разбойники и есть.

Последний из нападавших стоял в стороне, положив руку на рукоять меча. Плохонького, кстати… такое железо мой кортик перерубит на раз. Вот только кто даст мне его достать?

— Деньги, вещи. Живо, — скомандовал он. — Трупы нам не нужны, заберем и уйдем.

— А трупы, надо полагать, здесь оставите? — Квентин еще пытался острить.

— Кому ты нужен, сопляк, — хмыкнул тот.

Пепел с ними, с деньгами, но мое оружие! Подарок! Я приподняла голову и посмотрела на «своего» лиходея. Ах ты!.. Рыжий мужичок, с пузом и жиденькими усиками. Да я ж ему небось раз двадцать мед наливала, а он, поганец, мне дубиной по ноге в благодарность! И еще на мой кортик зарится!

Он заметил мой взгляд и ухмыльнулся.

— Ну что? Сама отдашь или руку сломать?

…И ни разу не развести руками, как Квентин, и не выпустить темное пламя с обеих ладоней… Отказаться от имени, от огня, от судьбы и с позором поковылять домой, в Темь, в болото, где я никому не нужна…

Я поняла, что сейчас его убью. И никто меня не остановит.

— Не рано ли радуешься?

Квентин быстрым шагом направился к вожаку. Двое, что стояли рядом с ним, тут же схватили его за плечи, вынуждая остановиться, но он, похоже, этого даже не заметил.

Я перевела взгляд на его руки. Кулаки сжаты. Проклятие!

— Долго собираешься, — равнодушно сказал разбойник. Кивнул одному из тех, что держали Квентина, и тот коротко, умело ударил моего спутника в живот.

Что произошло дальше, я не поняла.

Между Квентином и вожаком вспухло яркое, прозрачное пламя. Так, наверное, выглядит дикий драконий огонь — только этот летел не от неба к небу, а от человека к человеку. И тот, кому он предназначался, захлебывался криком, метался по земле, а остальные трое смешались с деревьями, бледные, как стволы берез.

— Еще добавить?

За спиной остановился экипаж, и веселый голос произнес:

— Полюбуйся, Марек. А говорили, нет талантов в северных селениях!

ГЛАВА 3 Квентин

— Ну что, давайте знакомиться?

Я с усилием обернулся. Поздравляю, Квентин, ты свалял грандиозного дурака. Сорваться перед единственным на мили окрест волшебником — это надо уметь.

А незнакомец был самым настоящим магом. Черные волосы выбивались из-под высокого серебристого шлема, правда, порядком измятого и сбитого набок. Длинная, до щиколоток, матово-синяя мантия колыхалась на ветру, глаза насмешливо блестели.

Лин поднялась с земли. Отряхнулась. Перевела взгляд с волшебника на меня.

— Спасибо за помощь, господа, — я сам не узнал своего голоса, столько в нем было холодной язвительности. — Без вашего участия мы бы не справились.

— Скорее всего, — легко согласился он. — Рядом река, уже темнеет, с вами раненая девушка… рассказать, что будет дальше?

— Захватим ваш экипаж, — раздраженно сказал я. — Вышвырнем старых владельцев после честной дуэли и отправимся творить беззаконие на потребу своим черным душам.

— А душа существует? — заинтересовался он.

— Вряд ли это будет иметь для вас значение.

— Квентин, ты что? — Лин, прихрамывая, подошла ко мне. Прошипела на ухо: — Они же маги! Из Галавера!

— Может быть, вы продолжите философский диспут в экипаже? — раздался новый голос. — Анри, я полностью согласен: таланты упускать нельзя.

— О, разумеется, — Анри с преувеличенной галантностью открыл дверь перед Лин. Та, просияв, немедленно забралась внутрь.

Мы молча смотрели друг на друга. Анри был выше меня, но вряд ли старше. Маг. Один из тех, кто…

Он сдернул с головы шлем и изящно помахал им в воздухе.

— Не соизволите ли?

К щекам подбиралась краска. Стоять на дороге было глупо. Я прижал к бокам локти и юркнул в карету.

Лин уже устраивалась напротив четвертого пассажира со смутно знакомым именем. Тот тоже был в мантии, но тусклой, темно-коричневой.

— Марек, — он приветливо кивнул. — Довезем вас до города, а там делайте что хотите. Но я бы на твоем месте подумал об ордене.

— Квентин, — машинально отозвался я. — А что, в орден берут с улицы?

— С такими данными, как у тебя? Да хоть со дна реки, — хмыкнул он. — Эйлин будет в восторге. И давно ты так можешь?

— С детства. Я… долго сдерживался.

— Мягко стелет, но больно бьет? — Марек усмехнулся. — Что ж, тебя можно поздравить, Квентин. В ордене тебя ждет блестящая карьера.

— Если доживет. — Анри забрался в экипаж. Хлопнул дверью, махнул из окна рукой, призывая трогаться. Нас слегка тряхнуло, и березы за окном поплыли назад. — Вы что тут делали, судари и сударыни?

Мы переглянулись.

— Ежа гнали, — буркнула Лин. — А он злобно ускользнул. Совершенно неправильный еж, между прочим. Вместо того чтобы побыть в центре внимания и насладиться заслуженной славой, скуксился, скорчил рожу и прыг в кусты.

Все зачем-то посмотрели на меня.

— Бывает, — Анри бросил серебристую ткань на сиденье и с видимым наслаждением вытянул ноги. — Когда меня нашли, я вызвал благодетеля на дуэль. Вот его, — он кивнул на спутника.

— И чем все закончилось?

— Мы не успели выяснить отношения: нас окружили разочарованные моим успехом у дам молодые люди, — Анри нехорошо усмехнулся. — Нас было двое против пятерых. Ночь, звезды, звон клинков…

— И два трупа, — сухо произнес Марек. — Не стоит романтизировать ни ту дуэль, ни недавнюю потасовку. Кстати, ее бы и не было, если бы на вас были мантии ордена. Нас знают.

Я промолчал. Последние полчаса хотелось забыть и никогда не вспоминать.

— Марек, — нерешительно начала Лин. — А у вас… никогда не было сестры? В Вельере?

Он моргнул.

— Таких совпадений не бывает, девочка. Ты знала мою сестру?

— Это моя кормилица.

— Кормилица-а? — протянул Анри. — Прислуга?

Лин вспыхнула и подалась вперед.

— К вашему сведению, — четко проговорила она, — через год после моего рождения няня вышла замуж за главу гильдии часовщиков, и все время, что я ее знала…

Карета подпрыгнула на камне. Нас изрядно тряхнуло, и Лин оказалась на полу. С рукой на бедре и сверкающими глазами она выглядела скорее комично, чем угрожающе.

— …Только почет и уважение, — выдохнула она.

— Ну разумеется, — Марек помог ей подняться. — Мы еще об этом поговорим. Значит, ты в каком-то смысле моя племянница?

Прощай, конспирация. И Драконлор.

— Н-наверное…

Усадив Лин, Марек повернулся к свету, и я наконец-то смог его разглядеть. В отличие от спутника, красавцем он не был. Короткие рыжеватые волосы, выпирающие зубы, сутулые плечи. Левый уголок губ чуть подрагивал. Значит, слово «знала» он не пропустил.

— Я не верю в случайные совпадения, — негромко сказал он. Я вздрогнул. — Мне очень хочется верить, что нас не разыгрывают втемную.

— Каково это — всегда кого-то подозревать? — неожиданно для самого себя спросил я.

Марек приподнял брови.

— Несладко, тут ты прав. Девочка…

— Лин!

— Лин, прости. Ты так огорошила меня новостями, что у меня даже твое имя вылетело из головы. — Он улыбнулся, сразу став симпатичнее. — Так куда вы направлялись?

Пепел, пепел, пепел… Квентин, почему ты не изобразил перепуганного деревенского дурачка? Сейчас бы добрый дядя-волшебник расспрашивал тебя, а не умненькую Лин. И до «Корлин дал мне огненное имя!» оставались бы дни, а не секунды.

— Туда, куда вы и подумали, — Лин хихикнула и тут же помрачнела, запустив руку в карман. — В Галавер.

— Ага. Вдвоем. У тебя тоже есть способности?

Лин протянула к свету испачканную золой руку.

Долго смотрела на нее.

— Не знаю, — ответила она. — Но мне кажется, я могла бы стать волшебницей.

— Многие «могли бы», — Анри фыркнул. — А избранных мало.

— И к чему это сказано? Марек приподнял бровь. — Боитесь конкуренции, сударь?

— Я Анри де Верг, лучший маг своего поколения. — Анри закинул ногу на ногу, чудом не задев меня. — Я ничего не боюсь.

Да он заранее видит во мне соперника, понял я. И вся его веселость напускная. Поздравляю, один враг есть.

— Эйлин ничего не боится. Дален ничего не боится, — скучным голосом сказал Марек. — А вы, достопочтенный, боитесь именно того, о чем я упомянул. Недоизбранности.

Повисло долгое, давящее молчание. Лин осторожно переводила взгляд с одного волшебника на другого. Анри, скрестив руки на груди, уставился в окно. Марек застыл в углу.

Я запрокинул голову и с тоской посмотрел в потолок кареты. Подняться в небо, взмыть выше облаков, к заходящему солнцу, к ветру, к мечте!

Нельзя. Только слушать, слышать, учиться — и не выдавать себя.

Потому что с одним крылом не взлететь.

— Положительно, это несносно, — громко произнес де Верг. — С какой стати нам ссориться? Да, некоторые из нас маги, некоторые нет, но, право, что нам делить?

Лин дернулась, как от удара.

— Не стоит принимать это на свой счет, — спокойно сказал Марек. — Я не маг.

Не маг?..

А ведь верно. Мальчик, освободивший сестру, не стал бы звать на помощь мага, если бы был им. А дракон Вельера — стал бы он держать при себе волшебника? Возможного предателя и естественного врага? Впрочем, откуда мне знать?

— Не маг?

— Нет, — сказал Марек. В руке появился и мигнул огонек. Пальцы нежно раскрылись вокруг него, уберегая от ветра. — Нет.

— Но… как?

— Забавно, не правда ли? — Марек убрал руку. — За долгую жизнь я кое-чему научился, но об этом в другой раз. Так вот, Анри — молодой и амбициозный чародей, который справедливо не понимает, почему он еще не вошел в негласную верхушку ордена, а совершенные профаны в делах магии вроде меня заправляют там вовсю. Теперь, надеюсь, наша пикировка вам понятна.

— Восхищен точностью и глубиной ваших знаний, — де Верг отвесил попутчику иронический поклон. — Воистину Дален сделал правильный выбор.

— Через пятнадцать лет ты будешь на моем месте, а может, и на его, — невозмутимо отозвался Марек. — Если доживешь. Но оставим лирику.

Он откинулся на подушки. Я не видел лица, но чувствовал, что он смотрит прямо на меня.

— Мы с Анри на одной стороне. Наши мелкие разногласия этому не мешают. — Марек повернулся к де Вергу, и тот, к моему изумлению, ответил понимающей усмешкой. — Вы едете в Галавер, мы тоже. Вы талантливы, а орден это ценит. Но только умные нам не нужны — нам нужны верные. Чтобы обучаться магии, ученику стоит быть заодно с учителем.

Я поднял брови.

— Нам предложат дать присягу? Расписаться кровью в старинном фолианте?

— Вам стоит быть со мной откровенными, для начала.

— А кто вы такой, чтобы решать за нас, какими нам быть? — вырвалось у меня.

Анри зашелся клокочущим смехом:

— Браво! Достойный ответ. Марек, ты действуешь неумело. Их нужно исподволь приручать, приближать, радовать! Показывать, а не рассказывать.

— В некоторых случаях приходится рисковать и начинать с откровенности. Негоже терять возможных единомышленников.

От их спора мне стало неуютно. Эти двое наслаждались общением с публикой, нам же предлагалось подавать реплики к незнакомому спектаклю, который они знали наизусть.

Марек, казалось, заметил мое замешательство.

— Все огорчения в мире происходят от обманутых ожиданий, — мягко сказал он. — Мальчик, которого заметил маг и дал огненное имя, ждет рек, текущих медом, и дороги, залитой огнем. А получает нетопленую комнату, ежедневную муштру и вечно сохнущее белье. Вам стоит знать, куда вы едете, и понимать зачем.

— Расскажите про огненные имена, — подала голос вжавшаяся в сиденье Лин. Кажется, де Верг ее все-таки задел. — Откуда они берутся?

— У тебя огненное имя? — Марек, похоже, ничуть не удивился.

Лин кивнула.

— Об этом не любят говорить, но раньше, у драконов, оно служило чем-то вроде клейма, — раздумчиво сказал Марек. — Печать вассала. Анри, как бы он ни кичился своей родословной, в сущности, отличается от нас лишь тем, что его прославленный предок был дружен с одним из местечковых драконов.

Де Верг вздрогнул.

— Извини, тебя я упомянул зря, — Марек вздохнул. — Неважно. Проще говоря, раздачу титулов и земель старались обставить покрасочнее.

— А сейчас? — холодно спросил я. Местечковых, значит. Я запомню.

Впрочем, так ли он не прав? «Друг имени меня» — и звучит-то глупо. Для него.

— А сейчас это право присвоили мы, — ласково сказал де Верг. — Любой маг, увидев ребенка с зачатками, может и должен его отметить. Иногда, к сожалению, — он покосился на Лин; та, прикусив губу, с делано-безразличным видом смотрела в окно, — они ошибаются.

— И всякий проходимец в мантии может сломать ребенку судьбу?

— Обманутые ожидания, Квентин, — негромко сказал Марек. — С другой стороны, если человек не ломается после такого, ему не страшно уже ничто. Я помню, как сам впервые ступил в замок и понял, что магом мне никогда не стать. До сих пор бывает горько.

Он обезоруживающе улыбнулся.

— Хороший ужин обычно помогает. Еще час, и мы будем на постоялом дворе.

Я кивнул. Карета катилась медленно и мягко, за окном ждали теплые сумерки, но я почему-то видел лишь Дождливый вечер и скользкое сиденье дилижанса.

Говорят, некоторые драконы видят будущее.

— А как вы определяете, ошибся он или нет? — вдруг спросила Лин.

— Кто? Ах да… — де Верг сделал неопределенный жест. — Увидишь, когда прибудем.

Лин умоляюще посмотрела на Марека.

— Даже и не проси. Впрочем, у меня есть для тебя и хорошие новости.

— Какие? — Лин, забыв об измазанных сажей ладонях, уперлась руками в сиденье. Де Верг картинно прикрыл лицо рукой.

— Твое имя. Говорят, в городе драконов был водопад, что спускался с самого неба. Поэтому маленький кусочек того места, водопад-лин, перекочевал в наши имена. Другой миф гласит, что имя мага — талисман: вода в имени спасает от дождя. Так родились Дален, — Эйлин… Лин?

— Но они… настоящие маги, они же с детства владели огнем, разве нет?

— Верно, но огонь бывает разный. Шар, что выпустил Квентин, большая редкость. Дален, пожалуй, смог бы повторить, но остальные довольствуются меньшим, — Марек посмотрел на де Верга. — К драконьему огню не приблизиться ни одному магу: будь на месте твоего друга дракон в любом обличье, пламя взлетело бы на три-четыре роста. Волшебники берут умением, да таким, что каждая искра идет в дело. Вам это только предстоит… ох, и наплачетесь вы.

— Но воды боитесь и вы, и драконы? — продолжала расспросы Лин.

— Ну, мало приятного в том, чтобы ходить мокрой курицей, — рассмеялся Марек. — Но мне, как и любому человеку, вода не страшна. А сухой огонь, да, влагу не любит. Поэтому драконы и некоторые волшебники так редко моются!

Последнюю фразу он произнес драматическим шепотом. Лин захихикала.

Я смотрел на них, и мне все больше становилось не по себе. Мне нравился Марек, проницательный и нескладный. Изысканно одетый, ироничный, высокомерный де Верг не вызывал у меня ни малейшей симпатии, но, будь мы оба магами, мы могли бы поладить. Да и Лин, с которой мы успели было подружиться, уже казалась чужой. Из их лагеря.

А где мой лагерь? Эрик, с грустным подтруниванием и острыми шутками, остался на затянутой туманом площади. Я поймал себя на мысли, что они с Мареком понравились бы друг другу. Если бы. Если бы — что?

— А как появляются маги? — спросила Лин.

— Никто не знает.

— Но ведь в семье магов родится волшебник?

— Не обязательно, — Марек отвечал терпеливо и в то же время осторожно. Что-то он знает… — Рождение мага — всегда случайность, редкая и желанная. Некоторых мы находим рано, даем им огненные имена и отправляем в Галавер. Остальные находят дорогу сами.

— То есть никто не знает, отчего кто-то чувствует в себе огонь, а кто-то — нет? Даже глава ордена? Даже сам Дален?

— Дален… — Марек усмехнулся. — Далену приходится отвечать на другие вопросы. Чтобы лет через сто не услышать: «А кто такие маги, и почему их больше нет?» Если тебя интересует мифология, попробуй покопаться в библиотеке. Если, конечно, наш новый архивист разрешит.

Я насторожился. Архивист, имеющий доступ к свиткам со старыми заклинаниями, — это…

Но тут карета стала. Снаружи послышался плеск, что мне совсем не понравилось.

Де Верг выглянул в окно и застонал. Я посмотрел вниз, на струйку, бегущую по полу кареты, и чуть не последовал его примеру.

— Лужа. И, похоже, мы застряли, — констатировал Марек. — Ну что, господа, разоблачаемся?

— Скорее, болото, — простонал де Верг. — Болван возница. Эй!

Ответом был удаляющийся плеск.

— Завел господ магов и убежал, пока не последовала расплата.

— Отсюда надо выбираться.

— Кто бы спорил!

Марек уже скидывал мантию. Под изящными складками темной ткани оказались самые прозаические брюки и рубашка.

— Нам самим придется вытаскивать карету? — тихо спросила Лин.

— Именно, девочка. Разувайся, тут неглубоко.

Я распахнул дверь. Заднее колесо угрожающе скрипнуло, скамья подо мной качнулась, но выдержала: карета завязла крепко. Сосны и рябины остались вверху, на обрыве; слева и справа дорогу заполняла коричневая жижа. Впереди, метрах в десяти, начиналась суша, но добраться не промокнув… даже по спинам лошадей… Невозможно.

Пепел и дождь!

Лошади беспокойно переминались, поднимая брызги. Я торопливо отшатнулся.

— Зря, — качнул головой Марек. Он успел разуться и закатать штаны выше колен. — Все в том будем. Ну что, вперед?

— Ты самоубийца? — холодно поинтересовался де Верг. — А если он оставил нас здесь, а сам помчался за лесными молодцами?

— Не беспокойся, за разбойниками он не побежал, — Марек поморщился, когда вода коснулась отворотов брюк. — Настолько я не ошибаюсь. Скорее испугался твоего праведного гнева.

— Да ну?

— Хочешь поспорить? От бутыли драконьего меда я никогда не откажусь.

Секунду они тяжело смотрели друг на друга. Марек уже не напоминал весельчака и балагура. Так мог бы смотреть дракон, не боящийся воды.

Дракон, не боящийся воды, — странное сочетание… Как можно оставаться без огня внутри — и не страшиться этого? Жить без пламени, что сопровождает каждый день, делает небо твоим, тебя тобой?

Лин кашлянула за спиной.

— Великие маги? Вы надолго тут обосновались?

Я раздраженно рванул на себя башмак. Кажется, одна из пряжек отлетела. Прощай, дорогая новая обувь. Не до тебя сейчас. Отшвырнул в сторону второй и спрыгнул вниз.

Вода мягко обволокла ноги до колен. Меня бросило в жар, затем в холод. Первые секунды всегда кружится голова и кажется, что все происходит с кем-то другим. И сосущая пустота в животе, как ожидание удара. Лучше бы пошел дождь, честное слово: не так внезапно.

Лин, бережно уложив кортик на сиденье, осторожно спускалась следом. Она уже не хромала: разбойник у берез или пощадил ее, или промахнулся. Единственный пассажир кареты стоял, не глядя на нас, бледный, с выражением бессильной ярости на лице.

Сухой и чистый. Позвоночник молнией продрала зависть.

Де Верг заметил мой взгляд и бледно улыбнулся.

— Тоскуем по несбыточному?

— Все на колеса! ~ послышался бодрый голос Марека из-за кареты. — Костьми ляжем, но вывезем!

Де Верг, махнув рукой, соскочил вниз как был, в яркой мантии и щегольских туфлях. Лин поморщилась от всплеска, но посмотрела на него с заметным уважением. Позер…

Стараясь не смотреть на них, я обогнул экипаж. От сочувственного кивка Марека стало еще гаже.

— Скажите, — я взялся за соседнее колесо, — почему вы ничего не предприняли изнутри? Разве магия тут бессильна?

— Если бы Анри оказался не в карете, а за ней, он вполне мог бы нас вытащить, — Марек смахнул с плеча упавший лист. — Увы, из болота себя за волосы не поднимешь. Сильный чародей мог бы высушить лужу, но риск зацепить нас слишком велик. Да и зачем ювелиру подковывать лошадей?

— Чтобы остаться в живых? — Анри подошел к нам, тяжело передвигая ноги по воде. Яркая мантия успела стать грязной тряпкой. — Между прочим, драконы еще исстари отправляли магов к реке. Рыболов, паромщик, прачка — и способности гаснут за пару лет.

— Милосерднее было бы выгнать, — пробормотала Лин.

— Поступали и так, и гораздо чаще, смею заверить. А что было делать с несчастными, что могли поджечь и дом, и родных, и собственные подштанники? Они чувствовали огонь, но не знали себя.

— Запереть?

— И это тоже. Незнание, пепел его запороши, всему виной незнание. Самый слабый маг может больше иного дракона, но кто об этом знал сто лет назад? Да и то, прежде чем мы начали поднимать в воздух дирижабли, пришлось десять раз изобрести колесо.

— Это как?

— Поспрашивай Марека. Библиотекой Галавера мы обязаны ему, — де Верг махнул рукой в сторону сутулой фигуры попутчика. — Если бы драконы не были так заняты воздвиганием памятников самим себе, мы знали бы куда больше.

Я круто обернулся.

— То есть?

— Везде одно и то же, — он пожал плечами. — Из залов, заваленных книгами, мы выжимаем лишь крупицы. Наставления, восхваления, редко — размышления. Что до магии огня, они, похоже, забыли все.

— Но каждая жизнь есть памятник самому себе. — Я старался, чтобы голос оставался спокойным, но, видимо, мне это не удалось: де Верг удивленно поднял брови. — Каждый хочет, чтобы частичка его жила вечно. Разве мы чем-то отличаемся от драконов?

— Ну, как сказать, — в голосе де Верга прорезались ехидные нотки. — У некоторых из нас, к примеру, есть стиль.

— Вероятно, базарный?

— Хватит! Все споры в карете, — отрезал Марек. — Взялись!

На секунду зрение заволокла холодная пелена. Тело хотело сухого пламени, а его не было. Я с усилием отвернулся от де Верга. Интересно, что чувствует он?

Марек сказал что-то еще. Лин кивнула и скользнула к нему, не поднимая брызг. Кажется, в ней совсем нет огня, если она не ведает, что это такое — его лишиться. Де Верг стал рядом со мной, аккуратно подобрав рукава.

Я наклонился, упираясь в грязь непослушными ногами, и толкнул. С ужасающим скрипом — я дернулся, чтобы обхватить ее руками, настолько я был уверен, что она развалится, — карета дрогнула, завалилась на левый бок и ухнула передними колесами в воду. Лошади испуганно заржали.

— Так, — Марек тяжело дышал. — Кто из вас умеет обращаться с лошадьми?

— Я… немного, — с сомнением сказала Лин. — Мне пойти к ним?

— Да. Попробуй их успокоить. Мы возьмемся втроем.

Проходя мимо меня, Лин отвела взгляд. Не знаю почему, но я почувствовал себя виноватым. Пепел и дождь! Если ей и дали огненное имя по ошибке, при чем здесь я? Что я могу сделать? Рассказать ей, что Корлин использовал ее тело, как вещь? И что она скажет? Что почувствует?

И, главное, что это изменит?

— Взялись, господа маги, — скомандовал Марек. — Насчет «три»!

Де Верг тихо выругался. Я вздохнул и придвинулся к карете.

— Раз… два…

Ржание стихло, и я поразился тишине, стоявшей в лесу. Лишь ветер, теперь уже прохладный, вечерний, бесшумно бил в рукава, и на большой высоте пели ветви. Я поднял голову: с огромных облаков в грязь падали листья. Впереди небо успело потемнеть. Ох, и заедем мы… будет нам и постоялый двор, и горячий ужин. В чистом поле.

— Три!

Карета дрогнула и заскрипела. Я почувствовал, как струйка пота стекает вниз по спине, и вздрогнул.

— Еще!

Карета качнулась второй раз, дернулась и пошла.

— Не опрокинется? — тревожно спросил я.

— Придержим, — отозвался Марек. — Идите следом, а я пойду к лошадям.

Через полсотни шагов мы вышли на проселочную дорогу, и колеса застучали ровно. Я тупо шел за экипажем, с преувеличенным вниманием рассматривая клочья грязи на ободе колеса: не было сил даже посмотреть вверх. Ссадина на виске ныла, рубашка промокла насквозь. Де Верг пошатывался; за ним тек шлейф грязной воды.

— Ну что, герои, едем? — Марек спрыгнул с места возницы. — Мы с Лин будем править, так что вы сможете переодеться. Анри, соберись. Я уверен, в твоем гардеробе найдется еще не один наряд, способный сразить деревенских жителей.

— Вы сговорились свести меня в пепел, — раздраженно буркнул Анри. — Что, у кого-то в роду были драконы? Признавайтесь, чего уж там.

— При драконах дороги были сухие, — вздохнул Марек. — Этого у них не отнимешь.

— О да! Дороги сухие, путники жареные — чем не благодать? Вперед, — де Верг, и впрямь подтянувшись, бросил на меня снисходительный взгляд. — Подыщу вам что-нибудь, коллега.

— Да уж, сделайте одолжение, — в тон ему ответил я.

Марек покачал головой, но ничего не сказал.

— Вода! — оказавшись в карете, де Верг немедленно стянул мантию через голову и швырнул ее на пол. — Бесполезнее поездки в истории ордена еще не было.

— Куда же вы ездили?

— Гонялись за мифами, — он достал из-под сиденья две рубашки и перекинул одну мне. — Если бы Мареку сообщили, что далеко в море доживает век величайший из магов, он тут же поднял бы парус. Что до брошенных драконьих библиотек, их число приближается к ста.

— И вы проверяете слухи? Неужели маги столь наивны?

— Ну, некоторые слухи вовсе не беспочвенны. Скажем…

Я напрягся.

— Скажем, жил однажды волшебник. Болтался по свету, листал древние фолианты, что-то пробовал, что-то записывал. Повидал немало, да и научился кое-чему. А потом умер, — он холодно посмотрел на меня. — Орден интересуют накопленные им знания, знаешь ли.

— И сколько их таких было? — лениво спросил я, стараясь, чтобы не дрожал голос.

— Всего один, — де Верг застегнул манжеты и потянулся за мантией. — Неуловимый Корлин. Но мне и его хватило с лихвой. Право, если бы мы не наткнулись на вас двоих, поездку с полным правом можно было бы назвать пшиком.

— Так-таки ничего не нашли?

— Говорят, он умер в нищете, в деревенском трактире. Говорят много чего. Но, — де Верг поднял палец, — у нас есть кое-что получше.

Я с удивлением заметил, как загорелись его глаза. Светский щеголь и высокомерный аристократ любит копаться в рукописях?

— Кстати, слушать меня с открытым ртом в мокрых подштанниках вовсе не обязательно, — добавил де Верг.

Я молча швырнул ему рубашку и принялся отворачивать брюки.

— Гордость — это прекрасно, — отрешенно произнес он. — Так вот, мы побывали в Херре. Драконы все не угомонятся: как раз перед нашим приездом какой-то идиот пытался устроить царство драконье по второму кругу. Еле крылья унес. Жаль, что не насмерть, но не в том суть. Магистрат города бережно сохранил библиотеку хозяев, и мы с Мареком имели удовольствие ее приобрести. Отнюдь не за символическую сумму, но…

Меня зазнобило. Мою библиотеку. В замок Эрика Риста, куда я в лучшем случае войду на птичьих правах гостя, ученика, никого. Где для того, чтобы протянуть руку и погладить шершавые переплеты, нужно разрешение архивиста. Интересно, кто ест с моих тарелок, накрывается моими покрывалами, зажигает мои свечи?

Я провел рукой по влажному лбу. Пепел, это же вещи! Какая разница, спишь ты на шелковой кушетке за три тысячи или на льняных простынях за шестьдесят монет? Когда я жил на ферме, разве меня это волновало?

— Эй, ты что?

— Ничего, — я опустил руку. — Ничего.

— Хм, — де Верг уже закончил одеваться и оправлял на коленях мантию цвета вечерней листвы. — Если адепты грядущего так раскисают от простой лужицы, далеко же мы уйдем.

Я не нашел в себе сил на остроумный ответ.

Дорога повернула налево, и в окно так резко пахнуло прохладой, как будто та сидела в засаде и ждала именно наш экипаж. Нас подбросило на сиденьях.

— Постоялый двор уже близко, — заметил де Верг. — Последняя ночь перед Галавером.

— Не понимаю. — Я запахнул на груди мокрую рубашку, стараясь не ежиться. — Зачем ехать пепел знает куда за крупицами, которые никому не нужны, если это не приносит ни знаний, ни радости? Зачем гоняться за мифами? В своем доме дел по горло.

— Мои собственные слова, — кивнул он. — Что наталкивает меня на мысль, что я где-то ошибся. Но решение ордена выполнено, библиотека Херры стоит многих дней пути, да и…

— Да и — что?

— Высокая вода, — де Верг невесело улыбнулся. — Я несколько лет не был дома. Не в холодном замке, а в деревеньке у моря, откуда родом моя кормилица. Счастливые годы, право…

Море. Я на миг прикрыл глаза и увидел морской берег, солнце, прохладную пену. Тени крыльев. И мальчика, играющего в прибое.

— Ее затопило, — будничным тоном продолжал де Верг. — Крайний юг медленно уходит под воду. Легенды, увы, оказались правдой.

— Грядет конец света? — Я фыркнул. — Волшебники, похоже, легковернее детей.

— О да, драконы именно так и думали. Мир вечен, магия неизменна, знание всесильно. А потом р-р-раз, и оказывается, что поднимается вода, люди, поколение за поколением, отступают на север, а владыки мира сего забыли даже, как вести пламя.

— Что же всеведущие маги? Не погнушаются благородной задачей? — Я вложил в голос все свое презрение. — Или им, как стервятникам, подобает лишь растаскивать остатки былых богатств?

Глаза де Верга блеснули.

— А вот этим вы, любезнейший, и займетесь. По прибытии. Если, конечно, доедете.

ГЛАВА 4 Лин

Когда мы подъехали к постоялому двору, звезды горели ярче фонаря на воротах. Мы почти не разговаривали: Марек насвистывал под нос простенькую мелодию, а я смотрела вперед и вверх, на темнеющее небо.

Распахнутые ворота вросли в землю. Вокруг одной из створок обвивался плющ. Кроме хрипловатого пения цикад, я не слышала ни звука — только скрип колес и мерный шаг лошадей. Неужели все легли спать? А ведь где-то поблизости, подумала я, блуждает наш горе-возница…

— Когда-нибудь здесь будет город, — произнес Марек. — Окрестные фермеры явятся на торжище, трактир обрастет пристройками, ярмарка — домами и улицами.

— Я как раз из такого городка. — Я зябко передернула плечами. — Ничего хорошего. Знаете, как скучно, когда никому не нужна?

Разве что мэтр это понимал. Но он тоже никому не нужен.

— Тебе повезло.

Марек посмотрел на запад, где еще светлела далекая заря.

— В Вельере тень от замка ложилась на город каждое утро. Много позже, когда я просыпался в башне с окнами на восток, я верил, что умею летать. Когда растешь под солнцем, многое меняется. И… когда над городом нет дракона, это очень красиво. Я раньше не понимал, насколько.

— В наш трактир солнце с утра лилось, как море, — сказала я. — Мне не с чем сравнивать.

— Тогда поверь на слово. Лучше уж город начнется с трактира, где встретят и обогреют, чем с драконьего замка. Люди живут, чтобы быть людьми, а не челядью.

— Челядью драконов? — Я покосилась на Марека. — Или челядью магов?

— Это не так, — он покачал головой. — Маги просто другие.

— Может быть, и драконы с этого начинали? С осознания того, что они — другие? А желание повластвовать пришло потом?

— Самое интересное, что так и было, — он улыбнулся. — Так всегда бывает. Но маги — не властители. Они ремесленники, целители, летописцы. Войны кончились.

— Сдается мне, вы это нарочно, — проворчала я. — Войны и приключения позади, в маленьких городках все самое интересное, маги всего лишь кузнецы да лекари, а в Галавере мокрые чулки и ничего хорошего. Сознайтесь, вы ведь хотите сплавить меня домой?

— А тебе в Теми так плохо?

Я изумленно посмотрела на него. Марек рассмеялся.

— Лин, ты упомянула часовую гильдию. Любой знает, где заказать лучшие на свете часы. А «наш трактир» наводит на мысли о том, чем живет твой отец. Все просто, правда?

Лошади стали, и Марек спрыгнул с козел. За спиной хлопнула дверца кареты.

— Я не заговаривал тебе зубы, Лин, — Марек отодвинулся, давая мне соскочить. — Я думал о себе. Люди — и маги! — куда чаще думают о себе, чем об окружающих. Например, содержатели этого двора и не думают нас встречать.

— Неудивительно, если вспомнить, который сейчас час, — Анри, в сухой чистой мантии, неторопливо спустился и достал карманный хронометр, — скоро полночь.

— Вот ты их и разбудишь.

— Замечательная идея. — Квентин появился следом. Он выглядел куда неряшливее, под глазами залегли темные круги. — Уверен, нам будут рады донельзя.

— Значит, потребуем внимания, — Анри убрал часы. — Заставим себя уважать.

Он прищурился и поднял левую руку к небу ладонью вверх. Сквозь раскрытые пальцы побежали искры: вниз, вниз, на утоптанную землю, на пучки соломы. Я уже открыла рот, чтобы крикнуть, но искры вскипели, поднялись, образовав пламенеющую розу над гибкой кистью руки, и хлестнули воздух огненной плетью.

Плеть свилась в кольцо, с сухим свистом отмеряя круги над головой. Отражение огненного колеса вскипело в каждом из окон. Я прикусила губу. Стекло — штука дорогая, если разобьется хоть одно…

— Эй, эй!

От входа бежал приземистый толстяк в мягком фланелевом костюме, прижимая руку к груди. Когда он приблизился, я поняла, что на нем пижама.

Анри поклонился. Плеть погасла, и он опустил руку с таким видом, как будто прятал в ножны рапиру.

— Добрый вечер.

— Зачем? — просипел толстяк. — Здесь же дети!

— И им не понравились фейерверки?

— Так ночь на дворе!

— И вы хотите, чтобы мы провели ее здесь? В Галавере заинтересуются, узнав, как холодно вы принимаете волшебников.

По лицу толстяка прошла судорога.

Я посмотрела на Марека.

— Челядь? — прошипела я.

Он развел руками.

Внутри спешно разводили огонь, зажигали свечи. Заспанная служанка, бормоча что-то про дилижансы, проезжающие ночью, прошествовала наверх с деревянной бадьей.

— Все комнаты заняты, — Анри был мрачен. — В одной найдется место для девушки, нам же придется требовать хозяйскую.

— Не по-людски. — Марек снял с шеи кожаный мешочек и вытряхнул из него несколько монет.

— Я пройдусь, ждите здесь.

— Он тобой всегда так командует?

Анри скрестил руки на груди и прислонился к стене, не отвечая.

— Дилижансы приходят раньше, — заметил Квентин. — А частные экипажи так поздно не ждут. Мы потеряли уйму времени в той луже. И, кажется, остались без ужина.

— Тебя зовут Квентин или Само Собой Разумеется? — едко осведомился Анри. — Без мантий нас бы на порог не пустили. Ночуйте в конюшне, дорогие гости, и попробуйте уехать не заплатив!

— В Теми так не бывает, — сказала я. Квентин скривился, как от зубной боли, но промолчал. — У нас говорят, трое дверей не запирают: трактирщик, лекарь и часовщик.

— Когда захочу починить часы, дам тебе знать, — беззлобно огрызнулся Анри. — Где этот авантюрист, во имя ордена? Я хочу спать!

Марек вырос за спиной Квентина бесшумно, словно тень.

— И?

— И — комнаты нас ждут.

Анри неуверенно улыбнулся.

— Ты мастер… Сколько?

— Какая разница? Лин, вторая дверь налево. Учти, она храпит.

— Кто, дверь?

— Да уж не твоя соседка! — Марек подавил зевок. — Лучшее средство от простуды — долгий, спокойный сон. Раньше полудня я завтракать не выйду.

— Договорились.

— Здравая мысль.

— Еще бы!

— Что ж, спокойной ночи.

В комнате горела свеча, от бадьи поднимался пар. На одной из двух кроватей под безмерным лоскутным одеялом кто-то сопел.

М-да. В моей комнате… в моей бывшей комнате куда уютнее.

И стоило отправляться драконы знают куда? Ради дверей Галавера, которые, может, и не откроются?

Я скинула одежду и ступила в бадью. Как и там, в лесу, вода окутала ноги, но нежно, бережно. Я села и обхватила колени руками. Вставать с утра не надо, соседка спит, можно и посидеть.

Забавно: мне так хорошо в воде. Значит, я не великая и вовсе не волшебница? Ведь Анри выглядел как выжатый лимон, а Квентин и того хуже. Я помогала Мареку с лошадьми, а те двое исходили болью. Словно лишились чего-то нужного, чего нет у меня.

Да что такого? Радоваться надо, что я могу принять ушат ледяной воды не моргнув глазом! Нет волшебства, ошибся старик Корлин — не очень-то и хотелось!

А вдруг есть?

Я зачерпнула ладонью воды и плеснула по плечам.

Холодно. Огонь внутри угас или спрятался так, что не выманишь. И остается только провожать взглядом чужие игры с пламенем и остро, тянуще завидовать.

Спросить бы Корлина… Но он давно умер, а я не дракон, чтобы шагнуть во врата времени и найти его там. Да и не вернуться мне обратно из прошлого…

Или поступить, как советует Марек? Зазвучать самой так, как я хочу? Найти свою беглость и внятность, пусть без огня, но стать счастливой?

А как? Где? Кем я стану? Кому буду нужна? И что, так просто взять и отказаться от мечты?

Холодно.

Скользкая терка не хотела мылиться в остывающей воде. Я кое-как вытерлась и уже сделала шаг к постели, как в дверь постучали.

Я торопливо юркнула под одеяло.

— Я решил, что вещи тебе еще пригодятся, — заявил Марек, закрывая за собой дверь. В руках он держал сумку и ножны. — Оставлять их на ночь в экипаже было бы опрометчиво.

— А здесь?

— А здесь с ними ничего не случится, — он вздохнул. — Анри не стоило лезть на рожон. Теперь мы как в стане врага.

— Он не смог удержаться, — возразила я. — Я видела, как светился Квентин, когда запускал шар в реку. С Анри то же самое. Это их жизнь. Красота.

— Н-да. Разбойники, уверен, полностью разделяют твое мнение, — он потер лоб. — Анри очень хочет быть здоровым и богатым, но иногда лучше просто-напросто быть живым.

— То есть всегда? — я приподнялась на локте.

Марек неожиданно улыбнулся.

— Ты меня понимаешь.

— Нет, — я качнула головой. — Или вы лицемерите…

— «Ты».

Да он в полтора раза меня старше! На короткой ноге с магами, свой в верхушке ордена — разве мы равны? Хотя… пустячок, а приятно.

— Или ты лицемеришь, или недоговариваешь. Говоришь, все равны? Посмотри, как отнесся к нам трактирщик! Как он раболепствовал перед Анри! Возница сбежал — думаешь, он осознал свою значимость и неповторимость или струсил перед тем, кто сильнее и выше? Если я вернусь домой, кем я стану? Уж конечно, не главой гильдии!

— Думаешь, моя сестра была счастливее в доме главы гильдии, чем с тобой на руках? — спросил Марек.

— Не знаю… Ты о ней хочешь поговорить?

— Успеется, — он покачал головой. — Я говорил о тебе. Чего ты хочешь, Лин? Огня в руках или чтобы любили и боялись? Ты дочь трактирщика — ты чувствовала себя челядью? Куда ты бежишь?

Хороший у нас получается разговор на ночь глядя.

— Я… — я запнулась. — Уж кем-кем я не была, так это прислугой. Но мне хочется быть там, где принимают решения. Где что-то происходит. А чтобы меня любили — ведь любви хочется каждому? — Я попыталась беспомощно развести руками, вспомнила, что лучше бы этого не делать, и поплотнее закуталась в одеяло.

Марек закусил губу, скрывая улыбку.

— Хорошо, в Галавере «что-то» происходит каждый день. Если устроишься в замок горничной, будешь знать немногим меньше меня. Что-нибудь изменится?

— Нет! Будет еще хуже, и ты прекрасно понимаешь почему! Хватит издеваться, ты… — Я вдруг поняла, почему он меня спрашивает, и сглотнула. — Ты заранее меня жалеешь и прикидываешь, чем мне помочь, если тот маг ошибся.

— Как его звали? — перебил Марек.

— Того, кто дал мне огненное имя?

— Нет, юношу, распевающего серенады под твоими окнами! Волшебника, разумеется.

«Не следует доверять магам больше, чем они того заслуживают», — сказал мэтр. Он потерял руку… где? Заслуживают…

— Извини, нянюшка забыла его спросить, а меня как-то больше интересовали мокрые пеленки, — отрезала я. — А потом он вообще взял и умер.

— Больная тема, — кивнул Марек. — Хорошо. Отставим волшебника в сторону, пусть постоит в углу. Поговорим о свободе, которую ты так рьяно отстаиваешь. Ты всерьез думаешь, что маг счастливее только оттого, что он маг? Что все драконы стремятся в небо и ни один волшебник не поменяется местами с крестьянином за право гулять под дождем? А власть избавляет от унижений?

— Я запуталась, — жалобно сказала я. — Перестань морочить мне голову! Ты хочешь сказать, что счастье есть где угодно, хоть в хижине, хоть с подносом в трактире? И вовсе не стоит стремиться к богатству и славе?

— Нет, — он качнул головой. — Но на них мир не зациклился. Тебе никогда не приходило в голову, что слава, положение, огненное имя привлекательны лишь потому, что такими их видят другие?

— Ой ли? Если нет куска хлеба во рту, что тебе до других?

— Ты голодала? — Марек спросил в упор.

Я вздохнула и откинулась на подушку.

— Каждый выбирает, что ему дорого, — сказал Марек. — Если огонь — все, чего ты хочешь, я не смогу тебе помочь. Впрочем, — он улыбнулся, — я не навязываюсь.

— Спасибо, — вздохнула я. — Только вот завтра, когда я проснусь, мир ничуточки не изменится. Сколько правильных слов ни скажи, а…

— …свинья везде грязь найдет, — закончил он. — Если кто-то твердо решил удариться в холуйство, не нам его разубеждать. Но кто сказал, что мы должны жить, как решили остальные? Что, часовщик в Теми хуже мага в Галавере, потому что так сказал Анри де Верг?

— Пепел, Марек, да что тебе от меня нужно? — Я повысила голос. Фигура на соседней кровати заворочалась, и я продолжила шепотом: — Мы знакомы всего полдня! Я даже не знаю, волшебница ли я! А ты заранее толкаешь меня домой, расписываешь прелести сельской жизни, говоришь о гордости — с какого перепугу? Не потому ли…

Я осеклась.

— Потому что моя сестра хотела бы, чтобы я тебя предупредил, — очень внятно сказал Марек. — Анри не единственный, кто считает людей ниже себя, и он еще из лучших. Драконы считали нас пылью. Потому что жизнь среди магов — не сахар, если ты не сильнее их, а ты должна быть сильнее, Лин, ведь сквозь любую магию сияет и пробивается человеческое. Потому что ты не готова ни выбрать другое ремесло, ни уйти путешествовать, как твои сверстники.

— И что мне делать? Возвращаться в Темь?

— Да нет же, — Марек присел рядом с кроватью. — Если поймешь, что можешь быть кем угодно, ты свободна. Если приклеишь себе ярлык «без огня я никто», сломаешься.

— Но я хочу быть волшебницей… — тихо, отчаянно прошептала я.

Он тяжело вздохнул и встал.

— Значит, ничего не получится. Прости. Мне почему-то кажется, что с огненным именем дело не выгорит, извини за каламбур. Когда мечта разбивается вдребезги, трудно уберечься от осколков. Я пытался понять, чем тебе помочь.

— Марек…

Он обернулся от двери.

— А ты уклонился от осколков? Там, в Вельере? Или сам стал — кем? Челядью у сильных и свободных?

Марек грустно улыбнулся. Покачал головой. И закрыл за собой дверь.

Я сердито окулечилась и уткнулась носом в подушку. Перед взором проносились картинки: Анри фыркает: «Прислуга-а», Квентин отводит взгляд, Марек мягко уговаривает меня забыть об огненном имени.

Похоже, мэтр был прав насчет магов.

Чесались глаза. Но плакать не хотелось.

Ни капельки.

Утром я проснулась от криков со двора. Соседняя постель была смята, цветное одеяло комом валялось на полу. Я машинально потянулась к вещам — кортик исчез, но под матрацем я ощутила что-то твердое. Ага, Марек задержался не просто так!

Выудив кортик из-под матраца, я потянулась за одеждой. Нога уже не болела, под коленом темнел небольшой синяк. Забавно: вчера в это время — ну хорошо, часов на пять раньше — я одевалась у себя дома. Всего один день, а кажется, что… а, кстати, что?

Кажется, что я совсем другая. С утра голова свежая, и гадости за ночь исчезают? Нет, не только. Дома на меня привыкли смотреть, как выразился бы мэтр, определенным образом: проще говоря, как на надоедливую девчонку с манией величия. А Квентин, Марек, Анри меня не знают, и с ними можно вести себя как угодно. Иначе.

Может, Марек вчера об этом и говорил?

Я наскоро умыла лицо и руки в холодной мыльной воде, собрала вещи и сошла вниз.

В зале было тихо и солнечно. Анри и Марек удобно расположились за столиком в дальнем углу.

— А вот и Лин, — приветливо сказал Марек.

— Лучше бы завтрак, — буркнул Анри и снова уронил голову на руки.

— Мы проснулись полчаса назад, — пояснил Марек, — и сразу отправились на поиски съестного. Увы, остальные дилижансы укатили с белой зарей, а радушные хозяева посчитали, что сейчас слишком поздно для завтрака, но слишком рано для обеда. К счастью, мне удалось их переубедить.

— Как они осмелели с утра пораньше, — сказала я, усаживаясь рядом с Анри. — С чего бы вдруг?

— Я сделал все, чтобы изгладить первое впечатление, — развел руками Марек. — Как видишь, у вежливости есть и обратная сторона.

Со стороны кухни вошла угрюмая женщина средних лет. Не здороваясь, она бухнула на стол миску с картошкой, рядом поставила доску с крупно нарезанным черным хлебом. Так же молча и неулыбчиво она расставила по углам стола тарелки и вышла.

— Неожиданный ход, — ошеломленно пробормотал Анри. — Поверите ли, я не нашелся, что сказать.

— Может быть, повторишь трюк с плетью? — раздалось над моим ухом.

К нашему столику неслышно подошел Квентин.

— Где ты был?

— Гулял неподалеку, — он уселся напротив. — Ты меня искала?

— Нет, просто интересно, — я с любопытством посмотрела на него. Выглядел Квентин куда лучше, чем накануне ночью, но на тыльной стороне запястья багровел свежий ожог, а левый рукав был сожжен до локтя.

— Упражнялся? — Марек указал на раненую руку.

— Хотел повторить мой вчерашний фокус, — едко бросил Анри. — Я выполнил его одной рукой, и он хочет знать как.

Квентин пожал плечами.

— Вторая рука действует как громоотвод, — сказал Марек. — Мой сонный друг, — кажется, он толкнул де Верга под столом. Анри немедленно выпрямился и смерил Марека ледяным взглядом, — прекрасно владеет этим искусством, но он воистину один из немногих. Почти все нам приходится открывать заново.

— Но это возможно? Чародействовать одной рукой?

— Возможно, — глаза Марека сузились. — Зачем тебе?

— Чтобы стать вровень со мной, разумеется, — зевнул Анри. — А заодно на случай, если наше молодое дарование останется без пальцев.

Квентин и ухом не повел.

— Картошка остыла, — заметил он. — Я подогрею.

Я не успела глазом моргнуть, как жесткий край миски оказался у меня в руках. Квентин уронил кисти на стол, и на ладонях расцвел прозрачный костер — младший брат того, что вчера устроил Анри.

— Ты успел научиться розе? За ночь? — спросил Марек неестественно спокойным тоном.

— Дважды два — четыре? — Квентин приподнял бровь.

— Слишком быстро, — Марек закусил губу. — Даже Эйлин не смогла бы…

— Эйлин сплела кнут, это ее игрушка, — резко сказал Анри. — Ее ветер и огонь.

— Плоть и кровь…

— Неважно! Он всего лишь повторил первые шаги чужого заклинания. И, откровенно говоря, все это сюсюканье начинает меня раздражать.

Анри поднял руку, сделал резкий жест, и меня обдало горячим воздухом. Невидимые пальцы вырвали из рук миску, и та с глухим звоном приземлилась на стол.

— Так-то лучше, — кивнул он и насмешливо покосился на Квентина. — Повторишь?

— Рано или поздно, — очень тихо ответил тот, побелев.

— Право, такое согласие в наших рядах умиляет, — произнес Марек. — Остается лишь недоумевать, отчего замок Галавер до сих пор не зовется замком Рист.

Квентин порывисто схлопнул ладони.

— Давайте же есть, пепел вас побери, — проговорил Анри с набитым ртом. — Замок Рист того не стоит.

— Замок Рист? — Я повернулась к Мареку. — О чем это вы?

— Когда-то замок Галавер назывался Рист, по имени рода, — пояснил Марек. — Замок Вельер, замок Верг, замок Кор в Херре — полвека назад эти фамилии гремели. И премерзкий получался звук… временами.

— Фамилии?

— Вторые имена. Скажем, де Верг: Анри из Верга. Вельер, — он скривился, — бывший дракон Вельера. Драконы и их прихвостни.

Я неуверенно хихикнула: дескать, оценила шутку. Анри и Квентин сидели с вытянутыми лицами. Еще бы: одного только что макнули в грязь заодно с драконами, а у второго имени рода, как сострил бы Марек, отродясь не было.

— Обычным людям повезло гораздо меньше. Живущим сегодняшним днем, — Марек иронически усмехнулся, — имя рода не нужно.

— Но ты был в свите дракона, — сказала я. — Значит, ты Марек де Вельер?

— Марек де Вельер? — Он изумленно поднял брови, затем расхохотался. — Девочка, я не дорос до таких высот. Да и выперли меня куда как бесцеремонно.

— Верг, в сущности, был неплохим старичком, — задумчиво протянул Анри. — Жил в свое удовольствие, жил, жил и умер. Наследников не оставил, правда. Говорили, что у него был сын от простой крестьянки, но это же бюргеры, что с них взять! Им и невдомек, что огонь гасит низменные инстинкты; опорочить честного правителя для них — самое милое дело.

— Анри! — Марек предостерегающе поднял ладош

— Молчу, молчу. А так — тишайший старичок. Ни свадеб не устраивал, ни плохих стихов не писал. По крайней мере, тот сентиментальный бред, что я обнаружил как-то у себя в спальне, Вергу пришел бы в голову лишь в кошмарном сне.

— Стихи в твоей спальне в Галавере? — заинтересовался Марек. — Где ты их откопал?

— В щели между плитами — нет слов, как романтично! — фыркнул Анри. — «Плач камня крадется по залам, фигура дрожит в серой тьме. Я жду у камина, весь в алом», дальше что-то про напев песочных часов и еще две страницы подобного бреда.

— Но ты этот бред запомнил, — глухо сказал Квентин. В его глазах горел мрачный, яростный огонь, который мне очень не понравился. Ох, получит Анри за выбитую миску…

— Так было что запоминать! — Анри откинулся на спинку стула. — Сага об испуганной прелестнице в коридорах замка, и юном драконе, что ее великодушно обольстил… или сбросил с крыши? А! Повел на крышу смотреть закат.

— Все в нем полно такта и гармонии, — проронил Марек. — Анри, враг есть враг, но зачем копаться в грязном белье?

— Исключительно ради любопытства. О, — Анри усмехнулся, — и резонанс был немалый. Фраза «Я жду, весь в алом!» вмиг стала нарицательной среди школяров.

Квентин резко встал.

— Я попрошу на кухне холодной воды, — негромко сказал он.

— Самое время остудить горячие головы, — кивнул Марек. — Если у них есть морс, я не откажусь от пары кружек.

— Я бы попросил тебя подогреть бокал вина, но ты ведь откажешься, — лениво протянул Анри. Он вытянул левую руку вперед, и струйки пламени знакомым образом собрались в огненный цветок. — А то и, чего доброго, разобьешь.

Квентин замер в дверях.

Марек досадливо хлопнул ладонью о стол. Я с ужасом посмотрела на Квентина, затем на Анри. А вот и не подеретесь…

Словно по удару маятника, Анри закинул ногу на ногу, а Квентин, повинуясь движению той же невидимой струны, развернулся.

— Анри де Верг, я вас вызываю, — ровным голосом произнес Квентин. — Во дворе. Сейчас.

— Ты рехнулся, парень, — Анри даже не пошевелился. — Любой маг разрежет тебя пополам. Я размажу тебя по стенке.

— Может быть, обе стороны выразят сожаление, и мы поедем дальше? — Марек встал из-за стола. — У меня пропал аппетит.

— И у меня, — я тоже встала. — Квентин, пожалуйста… отложите разговор до Галавера, хорошо? Пожалуйста.

— Как ты себе это представляешь? — Квентин обернулся ко мне. — Мы сядем в один экипаж, будто бы ничего не случилось?

— Ничего и не произошло, — Анри все-таки соизволил подняться. — Или меня уже не спрашивают?

— Мы едем в замок Галавер, — отрешенно проговорил Квентин, — где фраза «труслив, как де Верг» может войти в века. Я жду снаружи.

Когда его шаги стихли, мы с Мареком обменялись быстрыми взглядами.

— Сделай что-нибудь, — прошептала я. — Переубеди их.

Анри оперся о спинку стула. Он выглядел таким по-мальчишески растерянным, что мне стало его жалко.

— Он же ничего не умеет, — тихо произнес он. — Ни-че-го.

— Если не считать розы и своего пламени, — поправил Марек. — Ты его превосходишь — пока. Вот когда он попадет к Эйлин, пиши пропало. Но калечить не смей. Даже если он двадцать раз назовет тебя при ней трусом.

— Я его уничтожу, — бросил Анри через плечо, не оборачиваясь.

Мы вышли во двор. Я на секунду зажмурилась, так било в глаза солнце. Во рту мигом пересохло. Может, дождь пойдет?

— Марек? — Я запнулась. — Те разбойники вчера… я даже не успела испугаться. А сейчас я понимаю, что происходит. Мне страшно.

— Твой друг тоже понимает, что происходит, — ответил он. — Поэтому он и не спал прошлой ночью. В первый раз всегда так. Кажется, что все происходит понарошку и в любую минуту можешь проснуться.

— Нет, — перебила я. — Все было по-настоящему. Просто… потом мы встретили вас.

— И испугались куда больше? — Марек коснулся моего плеча. — Не бойся. У тебя все будет…

— Хорошо?

— Просто будет.

Квентин стоял в расслабленной позе посреди двора. Анри, помедлив, остановился шагах в десяти. Земля вокруг напоминала поле битвы: изрытая колесами отъехавших экипажей, в других местах истоптанная до слез. Хрупкий гребешок травы, казалось, выжил по чистому недомыслию.

— Шаг к примирению? — Марек выступил вперед. — Анри, ты помнишь, как мы проткнули двух неплохих, в общем-то, молодых людей той ночью. Квентин, что бы Анри ни сказал тебе этим утром, если ты его прикончишь, не отмоешься за всю жизнь. Или тебе разбойников не хватило?

Квентин нетерпеливо повел рукой. Мне показалось, в его лице промелькнуло сожаление, но секунду спустя я поняла, что ошиблась: он с трудом сдерживал ярость.

Анри открыл рот, но перевел взгляд на Квентина и покачал головой.

— Мы деремся.

— Отлично, — Марек развел руками. — Начинайте.

Я попыталась что-то сказать, но он схватил меня за руку и потащил к воротам.

— Зачем? — я вырвалась. — Мы же оттуда ничего не увидим!

— Зато будет чем. Или ты что-то имеешь против?

— Нет, я… — Я остановилась, пытаясь отдышаться. — Я хотела бы сохранить зрение, если ты не возражаешь.

— Отлично, значит, все в… ах, пепел!

Вокруг Анри вскипел воздух. Волна пыли превратилась в смерч, ощетинилась лезвиями, и Квентин отшатнулся, вскидывая руки. Из обожженных ладоней; полилось пламя и ударило прямиком в вихрь, разрезая его пополам.

Анри махнул рукой, и на пути пламени выросла плоскость огня, призрачная и прозрачная. Секунда, и пламя Квентина начало уходить, впитываться в нее, словно песок в воронку.

Я смотрела во все глаза.

Погасив пламя, огненная плоскость-ширма начала схлопываться, шаг за шагом приближаясь к Квентину. Тот выпустил в нее один шипящий сгусток пламени, другой, но толку это не принесло.

— Кто такая Эйлин? — дрожащим голосом спросила я, вцепившись в рукав Марека. — Почему Анри так взъелся на Квентина из-за ее заклинания?

— Лучший боевой маг Галавера, — ответил Марек, не поворачивая головы. — Бич, что ты видела вчера, — ее изобретение. Анри был ее учеником.

— Был?

— Вырос. По крайней мере, мне так казалось.

— А теперь ее учеником станет Квентин? И Анри ревнует?

— И да, и нет. — Марек покосился на меня. — Вот, скажем, твой… преподаватель фехтования. Я заметил, как ты держишь кисть: ты не сама училась. Если он хороший учитель, а так наверняка и есть, ты благодарна, восхищаешься им, придешь за советом. Может быть, и влюблена — самую чуточку, и уж точно будешь ревновать, если он найдет другую ученицу. Так и Анри.

Я приоткрыла рот. Но под внимательным взглядом Марека до меня начало кое-что доходить.

— Ты не просто объясняешь, ты еще и хочешь знать, кто учил меня фехтованию! Как с часовой гильдией, ты вытягиваешь то, что тебе нужно!

Марек иронически улыбнулся:

— Я же говорил: ты меня понимаешь.

По лицу Квентина струился пот. Когда до плоскости осталось два шага, он закрыл глаза и развел руки в стороны.

Интересно, Анри остановит заклинание или… или?!

Между большими пальцами Квентина вспыхнула звезда. Точно на середине, словно ему помог невидимый циркуль.

Марек негромко присвистнул.

Звезда выросла до серпа, будто отлитого из мутного огненного стекла. Квентин, судорожно сглотнув, направил серп на ширму, и пространство между двумя магами заискрило.

Я выдохнула.

Идиоты! Словно двое мальчишек — заклятых врагов, чьи отцы ушли в лавку, оставив сыновей на улице. И вот они обходят друг друга, один сыпанет другому в глаза песка, другой швырнется ножичком, и все это кажется им забавной игрой — пока не поймут, как просто пораниться.

А ведь я вчера чуть не убила человека.

Искрящееся полотно зияло прорехами, во все стороны с шипением били полыхающие нити. Одна чуть не задела нас, и Марек потянул меня в сторону, к забору.

Покосившийся плетень окружала нетоптаная трава. Я со вздохом оперлась на жердь:

— Сейчас во двор выбежит кто-нибудь из хозяйских детей, посмотреть. Останется без глаза, и конец игре. Не худший конец, кстати.

— Не думаю, — Марек прищурился. — Они и сами это понимают.

Словно услышав наш разговор, Квентин на долю секунды отклонился и посмотрел на нас. Мне показалось или во взгляде была тревога?

В следующую минуту в сторону Анри ударил поток темно-вишневого пламени, счищая с пути остатки огненной ширмы. Словно в насмешку, ответный поток алел, как наряд безымянного дракона из замка Рист.

Раздался гневный крик, и Квентин поднял лицо к небу. Что он делает? Ведь…

Анри сделал быстрый, почти незаметный шаг в сторону. Упрямо встряхнув головой, Квентин повернулся к нему, но дело было сделано: хлестнула струя горячего воздуха, и, золотистым бичом разрезав алое и темное пламя, обвилась вокруг горла моего спутника. Квентин, закрыв глаза, упал на землю.

…Анри этим воспользуется.

Алое пламя погасло.

Я уже бежала, но Марек меня опередил.

— Спит, — одобрительно сказал он, наклоняясь над Квентином и касаясь ему одному ведомой точки на шее. — Виртуозная работа. Или повезло?

— Какая разница, — устало сказал Анри, баюкая левую руку. — Едем.

— Е… что? — моргнула я.

— Ну не брать же его с собой! Дорогу в Галавер он и сам найдет, а ехать с ним следующие сутки — все равно что швырнуть факел в кучу сена и прыгнуть туда самим.

— А в Галавере?

— Остынет, — он пожал плечами. — Или остудят. Мне, знаешь ли, все равно.

— Я боюсь, что Анри прав, — мягко сказал Марек. — С Квентином все будет в порядке, насколько это возможно. Ты едешь?

— А? — Я оторвала взгляд от тела. То есть какого еще тела, он же живой! — Куда?

— В Галавер.

— Да, конечно… А Квентин?

— Остается.

Угу. А потом он прибудет в Галавер, и как я на него посмотрю?

Как предательница, ясное дело.

— Тогда и я остаюсь, — угрюмо сказала я. — Спасибо, что не убили, и все такое.

— Тебе решать, — Марек протянул руку. — Мы скоро увидимся.

— Еще бы, — вздохнула я, подавая свою. — Столько неотвеченных вопросов!

— Я хочу узнать о сестре, — ровно ответил Марек. — Но не здесь и, уж конечно, не сейчас. Анри!

— Иду, — кивнул тот. — Удачи в воротах, Лин.

— Когда прибудешь в Галавер, поймешь, что он имел в виду, — усмехнулся Марек. — До свидания.

— Прощайте, — уныло кивнула я. — Удачи.

Удачи в воротах? Я покачала головой, склоняясь над Квентином. Придумают же…

Он дышал, но слабо. Волосы запорошило пылью, а на раненой руке прибавилось ссадин.

Я почувствовала себя маленькой девочкой. И очень, очень одинокой.

Квентин… отзовись, а?

ГЛАВА 5 Квентин

Солнце настойчиво кололо веки. Я открыл глаза.

— Выспался? — мрачно спросил женский голос. — Между прочим, уже половина четвертого.

— Пора обедать? — Я шевельнулся и обнаружил, что лежу на жесткой земле, а в бок упирается что-то прохладное и круглое.

— И обедать, и ужинать придется в другом месте, — Лин, скрестив ноги, сидела в двух шагах от меня. — Хочешь пить?

— Еще бы!

Я нашарил глиняный кувшин и сел.

Вода обожгла сухое горло, я не смог проглотить первые капли и закашлялся. И в теле была какая-то странная сухость. Ни огня, ничего.

Я отставил кувшин.

— Спасибо.

— Не за что, — Лин откинула прядь с лица. — Когда ты валялся без сознания, явился хозяин постоялого двора собственной персоной: как я поняла, его понукала жена. И велел нам убираться. Я такой крик подняла — сама себе удивилась.

— Представляю себе. — Зрелище и вправду рисовалось забавное. — И он отступился?

— Он-то отступился, но ночевать мы тут не сможем, — Лин виновато пожала плечами. — Еды я у него набрала. Заплатила в пять раз больше, чем стоило бы. Со страху, наверное.

— У меня есть деньги. Выберемся.

Я со вздохом поднялся. К удивлению, ничего не болело. К сухости добавилась странная легкость: словно я стал собой, сам того не заметив.

Когда де Верг выбросил вперед дразнящее алое пламя, я хотел стать собой. Пришпилить его к столбу, стереть в порошок. Наказать.

Я резко обернулся. Неужели?

— Лин… чем все кончилось? Кто-то погиб?

— Погиб? — Ее глаза расширились. — Нет. Ты совсем ничего не помнишь?

— Я… хотел уничтожить де Верга. — Я обвел взглядом двор. — Кстати, где он?

— Забавно: он сказал то же самое о тебе. — Лин встала вслед за мной. — Анри и Марек умчали в Галавер. Уломали хозяйского сына их довезти; боюсь даже представить, что Марек ему пообещал. А я осталась.

— Я заметил, — кивнул я. — И то, что ты провела несколько часов на жаре, — тоже.

— Ну, скажем, воду я принесла совсем недавно. Я бы утащила тебя в тень, но куда мне… — Лин нахмурилась. — Не о том говорим. Чем закончилась дуэль? Вспомни.

— Ты там была. Мы с де Вергом обменялись пламенем, потом… — Я непонимающе посмотрел на Лин. В глазах нет страха, значит…

— Я проиграл.

Она медленно кивнула.

— Анри вызвал ветер. Горячий воздух свился удавку, и ты рухнул замертво. — Лин взяла у меня кувшин, отпила немного. Покачала головой, вытирая губы. — В книгах глубокий обморок выглядит куда романтичнее. Я испугалась.

— Но не настолько, чтобы уехать с волшебниками?

— Откуда ты знаешь, что они предлагали?

Я пожал плечами.

— Марек заинтересовался тобой. Настолько, что за завтраком вы были на «ты». Я думаю, он любил сестру. И попытается помочь тебе.

— Так и есть, — призналась она. — Но оставлять тебя здесь было бы не по-волшебничьи… не по-чародейски? Да и после вчерашнего разговора я сама не очень-то стремлюсь в Галавер. Я вполне могу подождать пару дней.

— Пойдем пешком? Будем бродяжничать под звездами и разучивать заклинания на живом ветру? — Я вспомнил, как жгло глаза пламя де Верга, и закусил губу. — План дерзкий, но может и сработать.

Действительно, почему бы нет? Прошлой ночью открыл розу; вдруг получится и на этот раз? Взрезать воздух жаркими бичами, оказаться еще на шаг ближе к Драконлору. Добраться до Галавера, найти дерзкого насмешника, и…

Нет. Нет.

Вчера я — почти? — убил человека. Потом встреча в экипаже застлала память, а ночью, продрогший, я не мог закрыть глаз. В Херре меня вело, здесь я бил наверняка.

Я не хотел поединка. И если бы де Верг не начал читать стихи, я бы не пошевелился.

Кажется, я оправдываюсь.

— Квентин? — Лин вопросительно смотрела на меня. — Ты идешь?

— Конечно, — я натянуто улыбнулся. — Я хотел тебя спросить: при каких обстоятельствах ты бы дралась на дуэли?

— Если бы меня оскорбили при всех… — Она задумалась. — Нет. Мэтр предостерегал как раз от этого. Я бы ответила еще хлеще, только и всего.

— А если бы за глаза поносили близкого друга, члена семьи? Кого-то, кто вполне мог бы заменить тебе отца или брата?

— Они бы ответили за свои слова, — помедлив, кивнула она.

Мы вышли за ворота. Последний раз отпив из кувшина, я оставил его у плетня. Легкость уходила, тело мало-помалу обретало вес, но сухость только усилилась, будто тело, лишенное огня, сжигало само себя. Гудела голова.

— Тебе досталось, — тихо сказала Лин.

— Надеюсь, мой соперник выглядел не лучше. — Я обернулся на пустой двор. Две усыхающие березы вяло качали чахлыми ветвями вслед. У крыльца вилась пыль.

Точь-в-точь наша ферма в погожий день. Может, это и к лучшему, что и там, и тут меня проводили неласково. Меньше искушений.

Стал бы я драться за кормилицу и ее мужа на дуэли? Возможно, но… не знаю. Скорее фыркнул бы обидчику в лицо, как Лин тогда, в карете. «К вашему сведению!..» Смелая девочка. Она не боялась показаться смешной.

— Так, — спохватилась Лин, — я к тебе в оруженосцы не нанималась! Держи, — она передала мне сумку и плащ.

— Я надеялся, что ты забудешь.

— И не мечтай, — фыркнула она. — Я еще и свою сумку на тебя могу сгрузить. Пешком, между прочим, мы идем по твоей милости.

— Растравляешь свежие раны? Ну-ну. Вот вызову тебя на дуэль, будешь знать.

Беззлобно пикируясь, мы вошли в лес. В сердце смутно шевельнулась горечь: как же, де Верг проехал здесь совсем недавно, еще следы колес не остыли. Победитель…

Лин блаженно зажмурилась, шагнув в тень.

— Как ты думаешь, есть тут разбойники?

— Надеюсь, что нет, — честно отозвался я. Голова болела все сильнее.

— Не пышешь жаром гнева? Не горишь желанием отомстить за вчерашнее?

— Тебе бы все шутить, — я поднес руку к затылку. Пепел! — Лин… мне, кажется, нехорошо.

— После вчерашнего или после сегодняшнего? — Улыбка медленно сползла с ее лица. — Ой. Квентин, не умирай, а? Я тебя до Галавера не дотащу.

— Да. То есть не обещаю, но…

— Сворачиваем с дороги и устраиваемся на отдых, — перебила Лин. — От привала до привала, к ночи будем в Галавере. Заметь, я не сказала, к какой ночи.

Я невольно улыбнулся.

Мы спустились вдоль овражка по мягкой траве и вошли в солнечный бор. Между соснами прозрачным блеском светилась река.

— Остановимся у воды? — нерешительно спросила Лин.

— Думаешь, пора топиться?

— А тебе сейчас не все равно?

Я с изумлением посмотрел на нее. Хороший способ избавиться от попутчика, нечего сказать!

— Я не об этом, — поправилась Лин. — Марек сказал, у тебя сейчас упадок сил. Перенапряжение: если раньше не баловался с огнем, поначалу бывает худо. Раз огонь весь вышел, что толку бояться воды?

— Действительно, кому знать, как не ему? — пробормотал я. — То, что я столько времени провел на жаре, — мелочь, не стоящая внимания.

— Ты на него злишься?

— За что? Он делал свою работу. Ненавязчиво и мягко, надо отдать ему должное. Ты даже не заметила.

— Заметила, — Лин улыбнулась чему-то. — Он сам раскрыл карты. Знаешь, мне кажется, он получил от нашей встречи большое удовольствие. Марек любит загадки.

— Что может быть загадочнее, чем юноша, вспыльчивый во всех отношениях, — пробормотал я. — И как, разгадал он наши тайные замыслы?

— Пытался, — тряхнула головой Лин. — Но куда Мареку до меня! К тому же я обещала мэтру его не выдавать. Он мой учитель… и друг, наверное.

Мы вышли на песчаный берег. Вокруг теплыми колоннами стояли сосны, шуршала осока. Рядом крикнула чайка. Каменистая коса резала неглубокую воду пополам, будто неторопливая баржа.

Как дома…

Хочу ли я вернуться домой? К простой, изнуряющей работе, любимым книгам, знакомым лицам? Пустой разговор… но если бы? Или отправиться в безлюдные земли, стать собой, учить магию самому? Теперь, когда я знаю основы, что не подвластно мне?

А что останется вне моей руки, когда я пройду Галавер?

Не так. Что от меня останется после Галавера — вот что я хотел бы знать.

— «Вспыльчивый во всех отношениях», — медленно, словно пробуя слова на вкус, произнесла над ухом Лин. — А это звучит! В передряги ты и впрямь попадаешь с завидной частотой.

— Череда случайностей, — пожал плечами я. — Или время пришло. Перед Темью была еще одна… стычка.

— Мм-м, — Лин провела носком черту на песке. Выпрямилась, посмотрела на меня. — И стоит оно того? Зачем дразнить дракона?

— Дразнить драконов никогда не стоит. А вот вступиться за то, что считаешь правильным… Хотя ты права. Третья драка, и третий раз одни неприятности. И третий раз — выбор, который я не мог не сделать.

Ноги начали подкашиваться. Я сел на песок.

— Может быть, где-то я и ошибаюсь, — помолчав, добавил я. — А может быть, ошибается мир.

— Хороший из тебя боевой маг получится, — хмыкнув, Лин уселась рядом. — Люди, во всем виноват мир, с него и спрашивайте! А у меня принципы!

— Ты говоришь так, будто у тебя их нет. — Голова кружилась все сильнее, и я лег, закинув руки за голову.

Снова хотелось пить, но идти к реке не было сил.

Небо летело над головой, как весенний поток. Близко-близко, вытяни руку — коснешься, шелестели облака.

— Анри тебе за-ви-ду-ет, — упрямо продолжала Лин. — На что у тебя уходит час, у него уходили недели. Да и наставница его наверняка за промахи по голове не гладила. А тут появляешься ты, весь в алом… — Она смутилась. — Извини, прилипло.

— Ничего, — я махнул рукой. — Если уж я еду в Галавер, придется привыкать. Лин, я посплю немного, хорошо? Мне сейчас не то что заклятого врага не поджарить — костер не развести.

— Конечно, — она беспечно тряхнула головой. — Если что, я и мечом могу.

— Где-то я это уже слышал…

Обиженное лицо Лин было последним, что я видел, прежде чем провалиться в сон.

И во сне белел песок и стелились волны, но другие: зеленоватые, прозрачные, горькие. Должно быть, де Верг разбередил что-то разговорами о море.

Голова тяжелела, я не чувствовал ног, но поднялся легко, словно тела не было вовсе. Шевельнул рукой, но не ощутил ни движения пальцев, ни трепетания крыльев. А потом обернулся и забыл, что я есть.

Башни. Гордые, бледные, овеваемые ветром и пламенем: черные пропалины пятнали сияющий камень. Я сделал несколько шагов, и белые силуэты расступились. Передо мной открывался город.

Куда там Херре! Таких строгих и точных линий, уверен, не знал и Галавер. Ослепляющая белизна улиц сменялась тенью колонн, величественные площади — хрупкими фонтанами. Ни одного дерева, человека… дракона.

Я видел этот город. Над мраморными ступенями не пролетал ни я, ни родители, но кто-то из моих предков дышал этим воздухом, слушал пение волн… жег закатным огнем молчаливые башни.

Что здесь произошло?

Я сделал еще шаг. Меня тянуло, волокло к главной площади, где пенилась и блестела на солнце прозрачная полоса, уходящая в небо. И вместе с громом водопада, враз заложившим уши, пришло прозрение.

Легендарная столица, Небесный, Летучий водопад, Сорлинн. Мы любили воду… когда-то.

Я жадно оглядывался по сторонам. Тысячи лет назад здесь собирались драконы. Приземлялись на гладкие плиты — и молчали вместе. На этих камнях судили первого отступника. Я стоял в сердце легенды.

Мрамор, тень и вода. Нет нужды в деревьях, если кругом густые южные сады. Да и не жил тут никто. Здесь собирались вместе свои, которых у меня никогда не было. А затем теплую тишину сменили распри, вместо прохладных струй полилось пламя, и живые ушли подальше от воды, в одночасье ставшей врагом.

Потом пришли люди. Дети первого дракона, который вернулся навечно. Первым его назвали они. Первым его называли и мы, но совсем, о, совсем по-другому.

И что делать теперь, когда мир принадлежит им?

Я вздохнул и упал на камни, лицом в бесконечное небо.

Подскажи. Вразуми. Дай совет. Я найду книгу, но для кого? Я не знаю, как себя вести, кем быть, как поступать. Родители хотели уберечь меня от людей, но, кажется, уберегли и от драконов. Кем я вырос? Магом? Человеком?

Я чувствовал, как мысль выгибается дугой, не давая мне проснуться.

Этой площади много веков. Да и есть ли она вообще?

Только в крови и памяти. А если де Верг не солгал, эти башни и дворцы теперь обнимает море. Так что я здесь делаю? Пытаюсь почерпнуть сил? Найти ответ? Я и вопрос-то не могу задать…

Водопад торжествующе гремел, неощутимые брызги летели вокруг, а я перетряхивал память, ловя мысли о Сорлинн. И вспомнил вторую легенду.

«На крыше самого высокого из дворцов…

Где стражами притаились изваяния…

Ждет путника вход во время…»

Древнее полузабытое предание. Оно есть в каждой книге мифов, и взрослые мудро улыбаются, читая его детям: «Видишь, сынок, даже драконы раскаиваются, если совершают плохие поступки. Нашкодишь — попадешь в далекое прошлое, где нет ни игрушек, ни друзей, ни мамы с папой».

Мне никогда не читали вслух. Но я запомнил каждую строчку, затер обложку до дыр…

Давным-давно в те врата входили преступники, проклятые. Уходили, не поднимая глаз, не смея даже думать о возвращении. Уходили, плюя в лица семьям, бахвалясь своими «подвигами». Далекое прошлое, одиночество — единственная замена казни.

Мы слишком испугались первой жертвы.

Потом явился Первый, дракон, отринувший крылья и ставший человеком. В дни, когда мы летали над водой, он пустился вплавь, и многие — слишком многие! — ушли за ним. Прошли годы, века, и их голоса раздавались все громче: все, что есть на земле, лишится жизни, если мы не отринем огонь.

Отказаться от пламени? Проще перерезать себе горло. Никто по доброй воле не лишит себя жизни; кто же откажется от чуда? От пламени заката на крыльях, от багряной розы на ладони?

Но вода поднималась. Море скрыло пески, заглушило шум водопадов, а подножия башен заросли кораллами. И тогда врата открылись вновь.

Те, кто шагал внутрь, жертвовали собой, зная, что не вернутся. Но они нас спасли. Высокая вода остановилась. Может быть, мир в прошлом и впрямь был крепче, и их огонь там не причинил вреда. Может быть… Не знаю.

Но как же мало нас осталось…

А теперь Анри де Верг снова говорит о высокой воде, говорит серьезно, кусая губы. И я вижу во сне Сорлинн.

Водопад вспыхнул сотнями переливчатых струй. Там, за морем, поднималось солнце.

Неужели теперь врата зовут меня?

А почему нет? Там, тысячи лет назад, еще не забыли тонкий огонь. Сто лет назад род Кор правил Херрой, мудро и справедливо, как в сказках. Ведь Херра держалась еще несколько лет после начала войны… Отец был хорошим правителем.

Всего капля моей крови на камнях. Вокруг сгустится темнота, в ней вспыхнет язычок огня, и я пойду на далекий свет. Закрою глаза и проснусь, быть может, основателем рода Кор — кто знает! Среди своих, а не рядом с обманутой девчонкой, на полпути неизвестно куда.

А если повезет, я увижу родителей…

Которые ненавидели эту легенду. И мысль отдать сына трусам, ушедшим через врата, жгла бы их горше ледяной воды.

Словно услышав мои слова, небо потемнело. Звон фонтанов куда-то пропал, и на площади засвистел ветер. Вода брызнула в лицо, и мрамор с глухим звуком рассыпался.

Я проснулся.

В ушах звенело, но от усталости не было и следа. Жар спал. Я приоткрыл глаза.

Лин сидела в той же позе, переворачивая страницы потрепанной книги. Солнце догорало за рекой, на песке охапкой лежали сухие ветки.

От прибрежной осоки ложились длинные тени. Я поежился.

— Взгляните-ка, кто раздумал умирать! — Лин подняла голову и улыбнулась. — Выспался?

— Ритуальный ответ: «Пора обедать?» — отозвался я. — Или ужинать?

— Наконец-то есть с кем поговорить, — она отложила книгу и блаженно вытянулась. В ее волосах сверкнуло солнце, и я заметил мокрые пряди.

— Ты что, купалась?

— Было дело, — Лин легко пожала плечами. — Не всем же огненными шарами швыряться. Некоторые и прохладу любят. Ты давай завидуй, не зря же я мокла!

Я усмехнулся, вспомнив водопад в Сорлинн.

— Ну, кому-то следует сохранить сухую голову. Так как насчет ужина?

— А его есть кому готовить? отпарировала Лин. — Чем и на чем?

Я сосредоточился и пальнул искрой в кучу сучьев. Та немедленно занялась.

Кажется, я переборщил. Пламя защелкало, загудело оранжевыми прожилками и взвилось на полметра вверх. Лин отшатнулась.

— Сейчас прогорит, — успокаивающе заметил я. — И будет нам поджаренный хлеб и печеные яблоки.

— Хорошо бы, — Лин опасливо приблизилась. — Завтрак был неважный.

— А десерт и вовсе из рук вон, — подхватил я, садясь перед огнем. — Так что у нас есть?

— Как ни удивительно, картошка и черный хлеб, — Лин вытащила из сумки искомое. — А также вино, яблоки, изюм, орехи и ветчина. Где-то была соль… драконов хвост, да куда же я ее засунула?

— Посветить?

Я потянулся за горящим прутиком, и мой взгляд упал на обложку книги, что читала Лин. Подозрительно знакомой, надо сказать. У Эрика я засыпал и просыпался на ее плече. Книги, не девушки.

— «Мифы и легенды», — прочитал я вслух. — Откуда она у тебя? Вернее, почему она здесь?

— Решила попутешествовать? — Лин улыбнулась. — Я заходила к мэтру дня три назад и решила поживиться. Он не возражал, даже обрадовался чему-то.

«Мы не герои мифов, но это ничего не меняет». Спасибо за напоминание, Рист.

— Я думала, — Лин помедлила, будто решая, делиться ли со мной, — помнишь рассказ Марека о том, как он познакомился с Анри? Дуэли, колотые раны, трупы… и никто особо не переживает по последнему поводу. Даже не задумывается!

— Чтобы Марек да не задумался? — я фыркнул. — Да он наверняка и словесные портреты составил, и отпечатки пальцев собрал. На всякий случай.

— А де Верг и те забияки? А герои книг? Подрались, оттащили раненых к лекарю и в обнимку направились в ближайший кабачок!

— Заливать вином вину, — я дернул плечом. Воспоминания о попойке у Эрика еще были свежими. — В том числе.

— Угу, в первый раз. А потом глянут наши герои на старших товарищей, холодных и невозмутимых, и вся эта чушь вылетит из головы!

Лин сердито замолчала и уставилась в огонь. Вечерело. Солнце ушло с серого неба, и я набросил плащ. Моей спутнице, казалось, холод был нипочем.

— Ведь дело не в том, что в книжках написано, — задумчиво сказал я. — А в том, что ты для себя решаешь. А ты как раз ничего решить не можешь.

Лин встрепенулась, моргнула.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я в том же положении, — улыбнулся я. — Просто, правда?

— Все-таки Марек прав, — она восхищенно покачала головой. — Мы думаем лишь о себе.

— И когда мы думаем об одном и том же, это только на пользу. Вот послушай: вчера, лицом к лицу с разбойниками, что ты в первую минуту подумала?

— Ничего, — Лин виновато развела руками. — Чистый лист. Пустота. Я удивилась, испугалась, а потом и разозлилась — когда тот рыжий огрел меня дубинкой, но в первую секунду меня будто обожгло. Я могла броситься на них с мечом, могла крикнуть: «Стойте!», прыгнуть тебе за спину, убежать. Все, что угодно.

— Ну, убежать ты, положим, не могла, — я вспомнил ее напряженное лицо. Оставалось надеяться, что она не видела моего. — Но со мной было то же самое.; Шок, и лишь затем реакция. И с разбойниками, и с де Вергом, и… еще в одном месте.

— Тогда… — Лин выпрямилась, как восклицательный знак. — Тогда получается, что настоящая, первая реакция — любая? Никакая? А справедливый гнев, горькая обида, нежная благодарность — это все наносное?

— Я бы повесился, — без малейшей иронии заметил я. — Нет, я так не думаю. Но новое вызывает именно такой ответ. Ты постоянно строишь вокруг себя мир, а новое событие ставит мир под сомнение. Тебе приходится встраивать его в картину.

— И за те доли секунды, что разбойник удерживал меня на земле, я рисовала себе картину мира? Как и ты, когда Анри тебя окликнул и оскорбил?

— Совершенно верно.

— Философия… — выдохнула Лин. — Хорошо, а есть она, правильная картина?

— О чем я и думаю. Когда выбираю, все правильно и верно, а вот потом, — я потер виски, — ничего хорошего. Куча глупостей за спиной, и пепел знает что впереди.

— Ну уж, — она нагнулась и закинула тлеющую щепку обратно в костер. — Дуэлянты и забияки думают слишком мало, а кое-кто — чересчур много. То у тебя принципы, то они никуда не годятся. Определяйся уже!

Я открыл было рот, чтобы объяснить, как стремление вернуть дом, вступиться за друга, защитить спутницу в конце концов оборачивается обожженными телами и тоскливой пустотой, как вдруг Лин громко чихнула. Потом еще раз.

— Возьми мой плащ, — предложил я. — Или у тебя есть свой?

— Есть, но… — она смущенно поежилась, наклоняясь ближе к костру. — Само высохнет.

Я приподнял бровь. Высохнет — что?

Рассматривать спутницу было неловко, но остаться без огня перед визитом в Галавер мне хотелось еще меньше.

— Лин, если ты заболеешь, о магии придется забыть на неделю, — предостерегающе сказал я. — И тебе, и, возможно, мне.

Она шевельнулась перед огнем, и я заметил, как мокрая блузка облегала тело. Откровенно и… красиво. Этого еще не хватало! Я резко отвернулся.

— Лин, ты собираешься вступать в клуб самоубийц? Ты бы еще в ботинках плавала, честное слово.

— А в чем? — возмутилась Лин. — Я вообще не собралась бы купаться, если бы не Марек со своими дурацкими предостережениями. Мол, возвращайся домой, с магией дело не выгорит, я же тебе добра желаю… После такого одна дорога — в реку. Тут и неглубоко.

Н-да. Похоже, Марек оказался честнее меня.

— Ладно, что уж теперь, — Лин вздохнула. — Закрой глаза, я переоденусь.

Из сумки появилась свежая рубашка. Я закрыл глаза и откинулся на спину, к звездам. Вы так близко, а меня нет. Стать собой, задеть крылом и помчаться наперегонки с падающей звездой…

Нельзя, нельзя, нельзя. Год за годом ответ один: и думать нечего. А итог — трус, который очень хочет доказать себе, что трус — не он. Вот и попадает из переделки в переделку.

Если бы знать, где Драконлор!

А знание так близко… Если только Лин сидит спиной; за столько лет магия должна была проявиться! Один взгляд, я запомню узор, и Галавер меня не дождется.

То, что я собирался сделать, было совершенно непорядочно. Но ни о чем другом я уже не мог думать. Я неслышно повернул голову и приоткрыл глаза.

Рубашка светлой птицей полулежала на траве, спиной к костру, как и ее хозяйка. Мокрая ткань, свернутая и выжатая, лежала рядом. Линины запястья легко проскользнули в рукава, поднимая светлый лен за собой, и я невольно поднял взгляд.

В первую незнакомую секунду меня обожгло, нервно и хлестко. Я глядел на чистые, естественные изгибы лопаток без единой лишней черты, и не знал, что думать.

Затем проснулись мысли другие, вполне определенные. Пепел и дождь! Самому, что ли, сходить окунуться в прохладной водичке? Пока, как говорил дядя, все не накрылось медным колоколом?

Хотя День трех колоколов только через неделю…

Квентин, заткнись.

Лин застегнула рубашку и обернулась. Я не успел отвести взгляд, и несколько мгновений мы озадаченно смотрели друг на друга.

— Пора питаться, — нарушила молчание Лин. — Предадим картофель огню?

— Точнее, неворошенному жару под пеплом, — я начал разгребать угли палкой. — Вино будем пить холодным?

— Ты волшебник, ты и разогревай, — она протянула мне флягу. — Только учти, другой посуды у нас нет.

Я представил, как по руке стекает раскаленный добела металл, и торопливо поставил флягу на землю.

— Рисковать не будем. Я займусь картошкой, а тебе достается честь нанизывать хлеб на прутики.

— Тоже дело, — легко согласилась Лин.

Вскоре мы уже уплетали свежезажаренную ветчину с печеной картошкой. Хлеб подгорел местами, но я все равно не ел ничего вкуснее. Забавно: на ферме всегда было где развести костер, а на кухне — взять овощи и мясо. Почему же мы никогда так не сидели?

Впрочем, еще более дико было бы представить, что мои предки разжигали костры на площадях Сорлинн, чтобы подрумянить окорок. Каждому свое.

— Мне снился поразительный город, — задумчиво объявил я, вытаскивая из углей яблоко. — Город-легенда. Я слышал о нем, но ни разу не представлял так близко, так ярко.

— Во сне? — Лин опустила мешочек с изюмом. — А наяву ты его ни разу не видел?

— Кто-то из моих предков видел. У тебя так никогда не бывает?

— У меня? Нет, — она нахмурилась. — Я редко помню сны. Чаще снится что-то волшебное. Иногда мы с мамой собираем цветы, иногда я скачу на лошади. Бывает, у мэтра появляется рука, а иногда, — она запнулась, — я вытягиваю руки, и вокруг летят искры.

— Мне никогда не снились родители, — признала я. — Ты счастливица.

Лин покачала головой.

— Просыпаться все равно приходится. Я бы посмотрела мир чужими глазами: бабушкиными, мамиными. Представляешь Лин, которая жила тысячу лет назад? А если у меня в предках были драконы? Засыпаю — и лечу над полями, выше ветра, быстрее любого мага! А увидеть свет глазами самого первого дракона? Первого человека?

— Я бы не отказался, — кивнул я.

— Серьезно, Квентин, если тебе это не приснилось, — она улыбнулась одними глазами, — тебе позавидовал бы кто угодно.

— Ты столь пламенно восторгаешься, что я начал сомневаться, — я потянулся через остывающий костер. Вот они, «Мифы и легенды». — Помнишь «Врата времени»?

— Почти наизусть. Ты и их видел?

— Я видел город, где, по легенде, они должны стоять, — я задумчиво погладил переплет. — Я не видел самих врат, но… на миг мне показалось, что они зовут меня.

— Значит, некоторые драконы на самом деле ушли в прошлое, — .тихо промолвила Лин. — Самые благородные из них.

— Или самые трусливые!

Мой ответ прозвучал резко, резче, чем я ожидал. Во сне я готов был предать память родителей. И, проснувшись, не находил себе оправдания.

— Их могли обмануть, — произнес я тише. — Уходя, они верили, что спасают мир, но так ли это было?

Лин уверенно кивнула. Ну-ну. Кто из нас ведет род от драконов, а?

— Они уберегли нас, — решительно заявила она. — Ты же помнишь: земля истончилось, поднялась вода, и драконы поняли, что в этом веке им не место.

— А в прошлом, значит, земля была крепче, репа слаще, и огненные ураганы встречали рукоплесканиями, — язвительно отметил я.

— Так было!

— Ага. Десять раз. — Я с отвращением посмотрел на книгу. Все-таки умудрился посадить жирное пятно, молодец. — Глупый, трусливый миф.

— Думаешь, они ушли обратно во дворцы, не пожертвовав ничем? А Первый, который сбросил крылья, отказался от огня и принял воду, стал человеком? Он говорил о душе, о том, что каждая жизнь вечна, что драконы своим бездумным огнем износят землю! Трус?

Я чуть было не брякнул: «нет, идиот», но, глядя на ее лицо, словно освещенное изнутри, удержался. Вместо этого я сказал:

— Не знаю. Темно уже, поздно. Давай спать.

Костер мы затоптали быстро: вечерняя роса уже сошла, было влажно и прохладно. Лин достала из сумки тонкое, прочное полотнище и устроилась по одну сторону костра, ближе к реке. Я завернулся в плащ в смутных сумерках по другую и уже засыпал, как в темноте раздался шепот:

— Квентин?

— Как ни странно, еще здесь, — шепотом же отозвался я. — Лелею мечту об отдыхе.

— Ну и зря. Лучше ответь, только честно: ты веришь, что все это было? И драконы не ведали страха воды, и люди становились драконами, и любой мог уйти в далекое прошлое и построить жизнь заново?

— Наверное, не любой, иначе какой смысл жить? Врата стояли не для всех, Лин. Только для драконов. Их возвели в знак покаяния в год первой казни… да они и были покаянием. Символический способ искупить ошибку, совершенное изгнание без малейшей надежды вернуться. Драконы больше не хотели проливать кровь. Потом, правда…

Я услышал, как Лин недоуменно приподнимается в темноте.

— Квентин… этого не было в книжке.

— А истории о драконьих свадьбах, что рассказывала тебе няня? Они были в книжке?

— Они были на самом деле! И не тысячелетия назад!

— Кто сказал, что правду не передать через тысячелетия? Мне рассказывали родители, — я почувствовал, что ступаю на тонкий лед, и утих. — Они не любили эту легенду. И драконов, ушедших через врата, называли трусами.

— Очень трусливо: пожертвовать собой ради тех, кто и летать-то не может, — с горечью произнесла Лин.

— А толку? Я говорил с де Вергом вчера, в карете. По его словам, высокая вода идет на север. Все еще. Несмотря на красивые жесты. И если уж мы погибнем, честнее бороться. Как мои… как другие герои мифов.

— Так если вода поднимается от драконьего огня, им тем более стоило уйти! Ты веришь легендам, почему не этой?

— «И обрушится гнев водопадом, — процитировал я, — и угаснет тайный огонь в чертогах, и наступит вечер». Я верю мифу; я не верю в то, что бегство было актом искупления. Они могли драться и погибнуть, отправиться в поход за утерянными знаниями, сложить крылья и жить среди людей, наконец!

— Тот, кто жертвует, не может быть не прав.

— Если он жертвует, а не бежит. По-моему, мы сейчас опять погрязнем в философии. Давай спать.

— «Давай спать», акт первый, сцена вторая, — покорно согласилась Лин. — А все-таки они правы! Хоть и драконы. Они ведь растеряли свои умения, не могли помочь ни другим, ни себе. Кому они были нужны в этом времени?

Я сел в темноте.

— Тебя это занимает? Что и ты окажешься никому не нужной, если не попадешь в Галавер?

Лин молчала.

— Когда я работала за стойкой, я была нужна, — наконец сказала она. — Мне хотелось быть нужной. Но на моем месте мог быть кто угодно. Никто и не заметил бы подмены.

— Неправда.

Я хотел коснуться ее плеча в темноте, но удержал руку.

— Неважно. Я туда не вернусь.

— Лин… — я запнулся. — Драконы были нужны своим. Не в магии дело. Если бы они не ушли, все повернулось бы по-другому. Только представь! Войны не было, дракон Вельера не перешел грань, твоей няне не пришлось бежать, я вырос рядом с родителями — рано или поздно вернулся бы огненный век. Мы бы вернули магию, Лин! Но драконы выбрали прошлое, и мир перешел в другие руки. Иногда стоит сделать шаг, и все изменится.

— То есть мне стоит подождать, пока мир окажется под моими подошвами? — Она улыбнулась в темноте.

— Может быть, и ждать не нужно. Корлин был великим магом. Ты уверена, что он отметил тебя случайно?

Я слышал, как она выдохнула — словно волна плеснула на берег. Квентин, ты идиот. Она хочет именно этого, да ты и сам хочешь того же: овладеть огнем, вкатить мир на гору и выбрать направление — вперед, назад, в огненный век или в пропасть. Стать собой и в миг прозрения понять, кто ты, почему ты здесь, ради чего живешь. Что достоин совершить.

У Лин нет твоего огня. Так не толкай ее с этой горы — вниз!

— Прости, — сказал я. — Я, наверное, переборщил.

— Ничего, — отозвалась она прежним насмешливым тоном. — Мы и впрямь размечтались. Будем спать?

Я кивнул, глядя на звезды.

— Завтра долгий день… долгий путь, — пробормотала она. — Знаешь, если я когда-нибудь найду врата времени, я шагну в сегодня.

— То есть ты сейчас счастлива? Без всякой магии?

— Я чувствую, что нужна сама себе. Странно звучит, правда?

Там, в далеком прошлом, мои предки смотрели на те же звезды. Где-то там бродил Корлин, дописывая Драконлор. Там остались отец и мама. И каждый из них знал, что ищет. За что борется. Что любит и что хочет защитить — как я сейчас.

— А знаешь… — проговорил я. — Наверное, я тоже.

ГЛАВА 6 Лин

За окном дилижанса рябило пасмурное утро. Внутри было тесно и темно; я ютилась на краешке кожаного сиденья, неуклюже поджав ноги. Квентин скорчился напротив, мрачно барабаня пальцами по дверце.

Полупустой экипаж, выхваченный у дороги после торопливого завтрака, поначалу казался подарком судьбы. Два часа спустя я в корне переменила мнение.

— А в лесу сейчас птички. И река после ночи согревается, — грустно поведала я соседям.

— Иди да купайся, — хохотнул дедок напротив.

— Дайте же поспать, — вяло сказала женщина с тяжелым плетеным коробом на коленях. — Еще весь день ехать.

Дородный торговец, сидящий рядом со мной, поговорить был вовсе не прочь, судя по тому, как он придвигался все ближе, но Квентин удостоил его таким ледяным взглядом, что тот спешно отодвинулся. Я наконец-то выпрямилась и с победным вздохом откинулась на жесткую спинку.

Завтра мы будем в Галавере. Я бы охотнее побродила по лесам, и без попутчиков, но кто же мне даст? День передышки, и то хлеб. Можно часами смотреть в окно, разминать пальцы ног и ни о чем не думать.

А все равно обидно. Вчера у огня мы вершили судьбы мира, а сегодня трясемся в душном купе драконы знают с кем. Хотя драконы как раз не знают: у них других забот полна пасть.

Маги, например.

Я закусила губу. Вот и еще одна причина не становиться волшебницей: рано или поздно придется столкнуться с жарким крылатым чудовищем. И свадьбой, подозреваю, дело не закончится.

Квентин завозился напротив, высвобождаясь из плаща, и я сочувственно глянула на него. Вот кому это предстоит в полной мере. А мне…

Что — мне? Зря, что ли, я изучала фехтование? А мэтр просто так уговаривал отца? Обойдется Марек, рано сбрасывать меня со счетов! Пусть проверяет мои способности, пока с него семь огней не сойдет! Или с меня.

Кстати об огнях… Вчера ночью в пламени костра мне показалось или Квентин смотрел на меня как-то странно? Мы собирались ужинать, я переодевалась после купания, он лежал, запрокинув голову, а в потемневших глазах сияли золотые искорки, будто говоря: «Я знаю тайну».

А ведь я даже не знаю, что у них с бургомистром за секреты! Вот уж точно, не доверяй никому. Что Марек, что Квентин, что мэтр: каждый о своем интересе думает.

Под ухом кашлянул сосед. Торговец, будь он неладен.

— Может, в картишки?

— А что, можно, — оживился дедок. — У тебя есть?

— Само собой, а то как же!

Голос у него оказался приятнее, чем я думала. Если бы он еще сидел на другой скамейке…

— Вот мои дорожные, — сосед расстегнул кожаную сумочку на поясе, первый знак ремесла. Когда-то и я хотела такую, но отец отказал наотрез: стоит она как целый плащ. Дорого. — Лубок, свекла, но в пути и не то сойдет. Держи, парень, не смотри волком.

Квентин изумленно схватил ворох деревянных дощечек с выбеленными рубашками. Я скосила голову, рассматривая это богатство. Ну да, все три масти. Вот маги, а вот драконы — ой, мама, кто их рисовал? Это не драконы, а боевые кролики какие-то! С крыльями.

Хотя кто их знает, как они на самом деле выглядят?

— Богато, — цокнул языком дедок. — Кто играть будет?

— Я, — услышала я свой голос.

— Если мне объяснят правила, — Квентин развел руками. Он все еще разглядывал картинки как завороженный.

Женщина с коробом фыркнула. Шестой пассажир, длинноносый мужчина в потрепанном плаще, отвернулся к окну.

— Проще некуда. Смотри, мастей три: мы, волшебники и драконы. Это карты стихий: огонь и вода. Драконы и маги бьют людей, маги бьют драконов, но при воде люди сильнее, а при огне…

— Кто это? — перебил Квентин, указывая на одну из карт.

Я пригляделась к грубо намалеванной фигурке. Светловолосый парень глуповато улыбался, протягивая мне руку, а за его спиной чернели на земле сброшенные крылья.

— Первый это, — смутился сосед. — Намалевали его так, что ж поделаешь. Зато эту карту никто из ордена не может побить. Если только двумя драконами…

— А их часто перерисовывают? — спросила я. — Ведь в ордене волшебники меняются.

— Да кто ж их разберет, где у них кто! Может, местные кого-то в лицо знают, а я одного-двух в жизни и видел. Вот и рисовал наобум. Мантия, шлем, лицо…

— Личико, — хихикнул дедок, мусоля карту с черноволосой волшебницей.

— Так вы сами их рисовали! — ахнула я.

— Это разве рисовал? Так, вывел на скорую руку, — смущенно буркнул сосед. — У меня с собой еще одна колода, но ту я вырезал. Показать?

— Конечно!

Торговец, просияв, немедленно извлек сверток зеленого полотна. Аккуратно, почти нежно он развернул ткань, и на свету заблестело полированное дерево.

На ореховых дощечках не было ни волоска краски. Тонкими прожилками светлели деревья, на едва заметных выступах проступали чеканные лица. Молодые, мудрые… живые. Куда там пареньку на разрисованной фанерке!

Квентин замер над картой воды, где искрился деревянными прядями водопад. Дедок отложил полуголую чародейку и восхищенно оглаживал пальцами дракона с низкой хищной головой. Первая, лубочная колода лежала, забытая, в стороне.

Я подняла взгляд на соседа. Тот, похоже, все прочитал на моем лице и немедленно заулыбался.

— И это все вы?

— Кто же еще? С обеда до ночи времени много. Да и дело по руке: с утра я плотничаю, а как солнце к западу пойдет, можно и побездельничать.

— Все бы так бездельничали, — вдруг сказала женщина с грустью в хрипловатом голосе. — У нас на ткани таких узоров не выводили, как у вас на дереве.

— Вы с юга, — прищурился торговец. — Верно? К вам еще маги не добрались, вот и делаете всю драконью работу. А как начнут лен собирать и камень резать, так и ломить спину до ужина перестанете.

— У нас, — горько сказала она, — уже нигде никто не работает.

Мы уставились на нее. Квентин с непонимающим видом оторвался от карт и поднял голову.

— То есть как?

— Я с крайнего юга, — уронила она. — Наша деревня уже полгода под водой. Все уезжают. А тем, кто остается, не до узоров: спасти бы свое.

Мы с Квентином переглянулись.

— Да, — изрек дедок. — Я жену так встретил. Чуть ли не босиком всю дорогу шла. Дом утоп, родные скарб вытащили и наверх, к скалам, на новом месте обживаться. А ей там невмоготу: каждую ночь кошмары. То осиное гнездо на нее валится, то молния перед глазами бьет. Вот и собралась на новое место. Идет, а куда — сама не знает. Я с козел соскочил, возницу услал внутрь, ее усадил и сам взялся за лошадей. Так до своего дома и довез.

— История, — протянул торговец. — Хвала Первому, земли на наш век хватит. Будем живы.

— А тем, кто придет потом? — тихо спросил Квентин.

— После нас — хоть потоп, — скрипуче сказал длинноносый. — Было, есть и будет.

Я повернулась к нему:

— Ну, знаете ли, если все будут так рассуждать!..

— А ведь он дело говорит, — раздумчиво сказал торговец. — Что дети? И им хватит. А нет, пусть выпутываются. Пусть ищут, как повернуть воду! Вы вон, — он кивнул на нас с Квентином, — и найдете.

Женщина недоверчиво покачала головой.

— Вот кого нам не хватает, — она нагнулась вперед и взяла у Квентина одну из резных картинок. Человек на берегу застывшего моря смотрел печально и сурово. — Тяжело думать обо всех сразу. Может, он один такой и был. Первый.

— Был первый, будет и второй, — успокаивающе сказал дедок. — Может, драконы прилетят да дыхнут, может, чародеи наши чего удумают, а может, она сама рассосется, вода-то. Женина родня на тех скалах до сих пор живет.

Квентин поморщился.

— Это схоластика, — грубовато сказал он. — Не будет такого, чтобы прилетел добрый дракон и явил чудо.

— Парень прав, — веско сказал длинноносый. — Эти твари смотрят на нас, как на муравьев. Если наши поселения начнет заливать, они крылом не шевельнут. Отсидятся в высоких замках и выжгут любого, кто попробует эти замки занять.

— Что вы имеете в виду? — Квентин отложил карты. Нехороший у него был взгляд. Настороженный. — Замок в Галавере, насколько я знаю, целехонек.

— Я не о нем говорю, — спокойно пояснил незнакомец. — Мой брат в страже Херры. Был.

— А, — Квентин побледнел. — Он умер?

— Ну, труп едва ли добрался бы до Галавера на перекладных, — длинноносый криво усмехнулся. — Перебил обе ноги. Рухнул с крыши, чуть не проткнул глаз своим же арбалетом.

В тишине было слышно, как скрипят рессоры и на козлах бойко фальшивит возница. Веселая песенка резанула уши.

— Большое несчастье, — нарушил молчание торговец. — Но почему…

— Потому что трус, — обернулся к нему длинноносый. — С детства грезил схватками, только в одиночку, в уголке. Другие ребята его в игру не брали, а ему хотелось стать настоящим мужчиной. Ну и стал, на другом конце реки. Только вот когда над Херрой полетел взаправдашний дракон, братец заорал от ужаса и помчался не разбирая дороги. Тут под ним и проломилась черепица.

Он помолчал.

— Я писал ему, хотел вернуть домой. Да и до этого… звал к себе, помощником лекаря. Видно, мало звал.

— Гордый, — негромко сказала женщина. — Не остался в Херре слушать насмешки. Со сломанными ногами, но уполз. Значит, порода такая.

Мужчина кинул на нее удивленный, но благодарный взгляд.

— Может быть… Спасибо.

— Где он сейчас? — хрипло спросил Квентин.

— В Галавере, у родителей. Надеюсь, ему лучше.

— Раз до дома добрался, не пропадет, — уверенно сказал торговец. — И вам, сударыня, легкого сна на новом месте.

Женщина наклонила голову, едва заметно улыбаясь. Длинноносый пристально смотрел на нее.

Я перевела взгляд на карты, рассыпанные по противоположной скамейке. На коленях у Квентина замер дракончик, сложив крылья. Почему-то после нашего разговора мне показалось, что морда у него грустная и обреченная.

Я провела пальцами по теплой чешуе, деревянной и неживой. Лучи солнца на гребне вдруг обернулись простыми выщербинками. Все? Магия кончилась?

— Не стоит вглядываться, — мягко сказал торговец, отбирая у меня карту. — Лучше смотреть чуть со стороны. Тогда увидишь не глазами.

Квентин вздрогнул.

Словно вторя его мрачному лицу, на дилижанс легла тень.

— Смотри, смотри! — дедок схватил меня за рукав. — Когда еще такое увидишь!

Под летним небом вдоль берез, елей и просек с жесткой золотистой травой парил грязно-рыжий дирижабль. Низко-низко: еще метр-два, и верхушки елей царапнут брюхо.

В лицо дыхнул ветер. Пахло клевером, полетом чем-то удивительным, похожим на аромат приключения. Я восхищенно замерла у окна.

— Отдыхают, наверное, — произнес торговец. Сейчас подбавят огня, и вверх. Эх, легко идет!

— Плавно, — вставил дедок. — Не спешат небось.

— А может, наоборот, срочный груз. Металл с дальнего севера, или целые станки…

— Скажешь тоже — станки! Кто же деревянные рейки туда-сюда возить будет!

За спиной раздался едва слышный вздох. Квентин, вцепившись в скамью, пожирал глазами небо. Костяшки пальцев побелели, словно он изо всех сил удерживал себя на земле.

— Квентин? — шепнула я. — Ты чего?

— Любуюсь, — одними губами ответил он. — Не обращай внимания.

— Здорово, правда? Вот бы там оказаться!

Квентин долго смотрел на покачивающуюся гондолу. Потом перевел взгляд на длинноносого — и откинулся в глубь кареты.

— Не знаю, — выдавил он.

Дирижабль вильнул круглыми боками и начал подниматься. Редкие облака плеснули в стороны. Сверху негодующе крикнула чайка.

Лес прощально шумел вслед.

— Одно слово — магия, — промолвила женщина. — И не страшно им внутри?

— В прошлом году под Вельером дирижабль рухнул, — певуче сказал дедок. — Шесть человек расшиблись, чудом не насмерть. Хорошо, пожар не занялся, а если б так? Сгорели бы вмиг! Красивое это дело, но рисковое. Меня раз звали-звали, умасливали, что твой блин, а я одно твержу: поеду на дилижансе, и точка. Нужен мастер, так ждите.

— А кто вы?

Он хитро улыбнулся.

— Может, и расскажу, когда приедем. А пока — пообедать бы!

За полчаса мы умяли все нехитрые припасы. Я умудрилась измазаться завернутым с утра сладким печеным яблоком, торговец нахваливал ветчину, дед предлагал всем черствые пирожки с капустой: «с собой положили, не обижать же людей». Длинноносый лишь выпил немного воды, и женщина, подумав, последовала его примеру. Квентин быстро и напоказ пил вино.

— В дороге может случиться расстройство желудка, — сухо заметил длинноносый. — На вашем месте я бы не злоупотреблял этими играми, молодой человек.

Квентин пропустил его слова мимо ушей.

— Поэтому вы ничего не едите?

— И поэтому тоже, — длинноносый с кислым выражением лица запахнулся в плащ. — Наш возница не пропускает ни одного ухаба.

— Горящий дирижабль, — задумчиво произнес Квентин. — Хотел бы я знать, что чувствуют маги, когда их творение убивает людей.

— Радуются и веселятся, — фыркнула я. — Ты это к чему?

— Так… Думаю о чувстве вины.

— Сам людей не жги, и все у тебя будет хорошо, — дедок хлопнул его по плечу. — Еще выпьем?

Вечером попутчики молчали, довольно и устало. Пару раз мы останавливались, и возница отвязывал от крыши тюки и пакеты: срочную почту. Обычная пойдет с грузами, неторопливо и важно, будет вышагивать с баржами и подводами, пока не доберется до адресата, такого же спокойного и степенного, знающего цену чужому времени.

Карету окутало розоватой дымкой. Деревья за окном загадочно светились, потолок качался в такт моему дыханию, и я не заметила, как задремала.

Проснулась я от холода. За окном поблескивали звезды.

Бесшумно дышал торговец. Свернувшись на боку в немыслимой позе, посапывал дедок. Спала женщина с коробом, уместив свою ношу в проходе и устроив голову на плече длинноносого незнакомца.

Я приподнялась, высвобождая плащ, и мой взгляд встретился с другим, темным и беспокойным.

— Я идиот, — прошептал Квентин.

— Почему?

Он покачал головой.

— Спи.

Торговец рядом со мной, всхрапнув, зашевелился, и я сочла за лучшее промолчать. Еще не хватало, чтобы нашу перепалку обсуждал весь дилижанс.

Квентину, ясное дело, за эти дни досталось не меньше, чем мне. Я ни разу не видела тяжелых ожогов, но знала, что разбойник, который напал на нас, уже мертв. А потом еще и встреча с магами, и новые заклинания, и дуэль с Анри, и тяжелая сухая усталость. Но зачем устраивать из этого уличную драму? Здесь не театр и не рыночная площадь. Никто не оценит, да и чародейству так не поможешь. Лучшего мага это из Квентина не сделает.

А может, и сделает. Может, из таких и получаются лучшие маги. Правда, на волшебство времени не остается: все о высоких материях, чести да принципах.

Я хихикнула, представив Квентина, вещающего перед юными чародеями. Квентин недоуменно посмотрел на меня и вдруг чуть улыбнулся. Я неуверенно улыбнулась в ответ.

Так-то лучше. Завтра утром посмотрим, кто из нас кто.

Я накрылась плащом до подбородка. Звезды мигнули, уходя вверх, и я долго падала в уютной темноте. Еще чуть-чуть, и я коснусь дна… еще немного…

В следующее мгновение кто-то бесцеремонно потянул за плащ.

— Галавер! Галавер, соня!

— А? Что? Где? — Я с трудом приоткрыла глаза.

Вокруг все было вверх дном: попутчики спешно сгребали разобранные вещи, охорашивались, суетились, поминутно наступая друг другу на ноги. Квентин, морщась, ощупывал голову.

Я немедленно высунулась в окно. И ахнула, Мы ехали через дубовую рощу. Вокруг блестели косые солнечные лучи. Многовековые деревья, закрывая обзор, поднимались из туманной травы, а за ними вниз и вверх шли волнами холмы.

Впереди, по другую сторону, один-единственный холм уходил в небо. Замок на вершине казался его продолжением: такой же кряжистый, утренний и чистый, как дубы вдоль дороги. А за холмом, за замком…

— Галавер, — подтвердил дедок. — Кленовую улицу отсюда еще не видно, но скоро, скоро уже.

Он мечтательно прищелкнул языком.

— Жена обрадуется…

— Представляю, как нам в замке обрадуются, — сонно проговорила я. — . Надеюсь, у них не в обычае встречать новичков с огоньком.

Все вдруг как-то нехорошо замолчали.

— Так вы к магам в замок едете? — переспросил торговец. — Учиться?

— Да, — медленно ответила я. — Квентин — наверняка, я — может быть.

Квентин обреченно вздохнул.

— Могли бы и предупредить! — сверкнула глазами женщина. — Думаете, кто угодно согласится ехать с диким огнем?

— Пламя пламени рознь, скрипуче возразил длинноносый лекарь. — Ехали всю дорогу. Что, сейчас парень зевнет — и полкареты долой?

Квентин почесал в затылке.

— Ну, я не стал бы так ставить вопрос…

Попутчики, увлеченные лакомой темой, оторвались от древних стен, и я уставилась в противоположное окно. Вот он, замок Галавер! Какой, должно быть, вид с этих башен: бескрайние поля, лес и река…

Да, здесь жили драконы. На башнях кольцами свернулись каменные статуи; огромные окна фасада, распахнутые настежь, могли бы вместить любые крылья; над крышей четверо драконов застыли в полупрыжке.

Я вгляделась: на темной черепице сидела фигурка в голубом. Ветер трепал длинные косы. Лица с такого расстояния не было видно, но почему-то я чувствовала, что она смотрит прямо на меня.

Женщина подняла руку. Что-то блеснуло, и луч света пойманным воробушком метнулся от кареты к замку.

Подзорная труба, вот так так! Нас ждут? Голоса остальных меж тем становились все громче. Я встряхнулась.

— …Не дал бы огненное имя, если бы не был уверен, что мы вырастем и доберемся до Галавера, — говорил Квентин. — В конце концов, маги не изверги, не чудовища.

— Война не так давно кончилась, — торговец отвел взгляд. — Драконов скинули, да, и без магов бы не обошлись. Но мир не без перемен: где под драконами жилось привольно, жизнь теперь обмозговывают заново. А чародеи в этом не помощники. «Думай головой! Иди своей дорогой!» — вот все, чего от них дождешься. Я свой путь вижу: не один десяток домов построил, но кого-то и невеликий груз раздавит.

— Так волшебников не любят, потому что они мыслят по-другому? И призывают к этому остальных?

— Не то что не любят: не всем по душе перемены, только и всего.

— Ох, да не слушайте его! — возмутился дедок. — Развели ученый спор, мыслители, а всех мыслей — где бы позавтракать. Проще все. Матери боязно, когда ребенок огнем плюет, так чего от остальных ждать? И других детей от такого крохи подальше уведут, и дома одного не оставят. Раньше, до войны, совсем плохо было, а родился бы ты на юге, ты, может, до Галавера и не дожил бы. На севере волшебников меньше, да и спокойнее. Натрут разок-другой снегом, всего и делов.

Я невольно поежилась.

— А сейчас?

— Сейчас зовут местных чародеев. Те успокоят, научат дышать, имя огненное дадут и посоветуют, чтобы купали почаще да закаляли: и ребенок здоровый, и огня нет до поры до времени.

Вот почему нянюшка требовала, молила, чтобы я не заикалась никому про огненное имя! Ей ли, южанке, драконьей невесте из Вельера, не знать, как «любили» детей — избранников магов.

Пепел, как же хорошо, что я родилась в Теми!

Я глянула в окно, переводя дыхание. Замок остался позади, и экипаж гулко катился по круглым булыжникам. Слева появились сходни к воде: мы ехали вдоль канала. Милые, опрятные домики с окнами до земли чинно показывали свою красу, неспешно выстраиваясь у воды.

Мы свернули направо, потом еще раз направо. Мелькнула и пропала короткая улочка, ведущая на рыночную площадь: там жарили рыбу и торговали сладкими грушами. Сонные кварталы открывали окна; навстречу шли и кумушки с рынка, и задорные мальчишки, и степенные горожане стучали каблучки модниц и мела цветные плитки чародейская мантия.

Еще поворот, и мы въехали в широкий двор. У длинного бревенчатого здания в ряд стояли экипажи. «Станция», — подумала я, и оказалась права: после окрика возницы лошади замерли у небольшого столбика.

— Вот и дома, — удовлетворенно вздохнул дедок.

— Что ж, удачи всем нам, — торговец привстал, собираясь выйти. — Вам двоим — теплого приема в замке.

— Спасибо, — я подвинулась, давая ему протиснуться. — Квентин… вылезаем? Или сразу обратно?

— Подожди. — Квентин обернулся к лекарю: — Скажите, в Херре много людей погибло?

— Нет, — спокойно ответил тот. — Была большая паника. Кого-то чуть не затоптали, кто-то покалечился. Но смертей не было: обошлось.

Квентин молча кивнул. Я не видела его лица.

Лекарь, прихрамывая, выбрался из кареты. Женщина, подхватив короб, последовала за ним. Торговец со сказочными картами уже скрылся за поворотом, и я невольно вздохнула: удастся ли увидеть еще одно такое чудо?

Кто-то дернул меня за рукав. Пепел его запороши, да сколько можно? Такими темпами у меня скоро вся одежда на лохмотья изойдет!

Я повернулась. Дедок, оставив черствые пирожки на сиденье («авось кто скушает», — словно наяву услышала я), протягивал мне ключ, вырезанный из бересты. На бороздке красовался кленовый лист и цифра.

— Клен… шесть. Седьмой дом по Кленовой улице, — догадалась я, — и вы делаете ключи?

— Лучшие на севере, — прищурившись, ответил тот. — Магам и ученикам всегда рады.

— А… не магам?

— Вона как, — пробормотал дедок. Потом, громче: — А не магам тем более. Вам ключ не подойдет — нам дом заново не отстраивать. Ну, прощайте.

— До свидания, — смеясь, ответила я.

Квентин ждал меня снаружи. Женщина, кивнув нам на прощание, ровным шагом двинулась прочь. Лекарь настойчиво пожелал ее сопровождать, и со двора они отправились вдвоем: она — придерживая короб, он — опираясь на трость грубой работы. Когда они заворачивали за угол и солнце в последний раз моргнуло в ее волосах, мне показалось, на его палке что-то зазеленело.

Мы остались вдвоем. Экипаж, звякнув колесами, отъехал: на низкой террасе уже толпились пассажиры, в поводу вели свежих лошадей.

Я вопросительно посмотрела на моего спутника.

— Я бы чего-нибудь съел, — сказал Квентин.

— А я бы вымылась, — призналась я.

— Говорят, при прежних владельцах здесь всегда топили баню. Пойдем посмотрим?

Баня оказалась дощатой пристройкой за зданием. Вдоль узкого коридора вперемешку располагались кабинки для мытья, чуланы с бадьями и корытами и скамьи, где ждали, сушили волосы, перекусывали и сплетничали.

Все нужные действия я проделала машинально, в полусонном отупении. Лишь когда я в третий раз брызнула холодной водой в лицо, в голове прояснилось.

Я в Галавере! Все, никаких отсрочек, я там, где мне и следует быть, следовало с того самого дня, как хлопнула дверь «Короны» и Корлин вошел в темный зал. Осталось только вытереться, подхватить вещи и бежать к замку. Два шага, и я у цели.

А ведь Квентин тоже так думает. Пусть в замке он столкнется с Анри, пусть Марек холодно отвернется при встрече — неважно. Квентин пришел, он маг. Так что ему помешает уйти прямо сейчас, не дожидаясь меня?

И что я буду делать? Пойду одна, не зная, чем все кончится?

Страшно.

Я торопливо начала вытираться, стараясь не наступить лишний раз на скользкий пол. Интересно, что после мытья делают волшебники, чтобы не потерять ни капли огня? Стоят под струями сухого пара?

Пепел! Вода! Я же растеряла все свое пламя. Несуществующее, ага, но теперь уже не понять. И как я пройду испытания? Я тихо застонала. Ладно, может быть, маги и это предусмотрели. В конце концов! Разбойников мы одолели, волшебников измотали, тряску в дилижансе вынесли, значит, и тут прорвемся.

Кое-как натянув одежду на влажное тело, я закинула сумку на плечо, подцепила ножны с кортиком и вылетела за дверь. В коридоре было пусто.

Терзаемая нелегкими предчувствиями, я рванулась наружу. Квентин спокойно сидел на завалинке.

— Ф-фух, — я с облегчением уселась рядом. — Я думала, ты спешишь?

— Не особенно. Я бы посмотрел на город, — он обвел руками вокруг, — но боюсь, тебе эта мысль не понравится.

— Если мучиться, лучше, чтобы быстро, — кивнула я. — Но от завтрака я не откажусь.

Пять минут спустя мы уже уплетали горячую яичницу, сверкающую оранжевыми глазами. Умиленная хозяйка подливала молоко и подставляла гренки.

Ох… Я блаженно затихла, прислушиваясь к себе. Здорово. Этого завтрака я ждала всю жизнь. Да и вообще… неплохое вышло путешествие, а?

Квентин бросил взгляд на меня поверх глиняной кружки и вдруг улыбнулся широко и озорно, как мальчишка.

— Вспомнил, как ты устроилась в мокрой одежде у костра, — объяснил он. — Как взъерошенный зверек. Тебе идут мокрые волосы.

Я приподняла брови.

— «Улыбки тебе идут; поэтому в моем присутствии ты всегда улыбайся, дорогой мой», — продекламировала я. — Вода, кстати, была теплая. Зря ты не пошел купаться.

— Чтобы получить по голове от следующего любителя легкой жизни? — Квентин рассеянно коснулся ссадины на виске. — Нет, спасибо…

Да уж, одаренному чародею есть что беречь. Впрочем, он думал не только о своем пламени, но и о том, как защитить себя и меня. Откуда ему знать, насколько хорошо я владею рапирой, если в первом же бою я позорно плюхнулась на землю?

В груди потеплело — так же, как полчаса назад, когда я увидела его на крыльце бани. Так же, как той ночью у костра, под звездным небом, над древними мифами.

А может быть…

Я мотнула головой. Не до этого. Станем равноправными магами — может быть. А пока…

— Идем? — спросила я. — Яичница приказала долго есть. Пора в путь-дорогу.

— Угу. Дальнюю, — Квентин поднялся. — Длиною в жизнь, благо она будет недолгой. Не нравится мне это, Лин. Если бы я слышал свой внутренний голос, он бы орал во все горло, что соваться мне туда не следует.

— Волшебнику — держаться подальше от Галавера? — Я округлила глаза. — Оригинально. Нет, если ты боишься встречи с Мареком и Анри… но ты же не опасаешься их, правда?

— Марека не будет опасаться только идиот, — с холодком ответил Квентин. — Нет, я просто… а, что толку! Идем.

И, не дожидаясь меня, он бросил плату на столик и решительно зашагал к выходу.

Найти замок не стоило никакого труда: на тот единственный холм поднимались чуть ли не все дороги. Мы шли за стрелами флюгеров по солнечным улицам, из приоткрытых дверей пахло свежим хлебом, а за нами вдоль стен домов плелись вьюнки. Навстречу по своим галаверским делам торопились горожане, а во внутренних двориках грелись кошки, провожая нас сонными взглядами. Хорошее утро, что ни говори.

Замковая площадь появилась исподтишка. Только что мы сосредоточенно шли по узкой улочке, стараясь не задеть друг друга локтями, а в следующую секунду нас резко выпихнуло из устья реки в колючее море, на огромное пустое пространство.

Здесь и сто человек могли пройти в ряд, раскинув руки. Жителям окрестных домов достался тот еще вид из окна: замок Галавер во всем великолепии за кованой вязью из чугунных прутьев. А за площадью — река и парк…

— Хочу внутрь, — немедленно заявила я.

— Да? — Квентин глубоко вздохнул и попытался улыбнуться. — За чем же дело стало? Вперед!

Мы зашагали по серой брусчатке. Редкие прохожие нас не замечали, но прогулка под перекрестными взглядами немых окон, на виду у невидимых обитателей замка, была делом тягостным, и мы, не сговариваясь, свернули к ограде.

Вдоль изгороди осыпались розы. По ту сторону лепестки падали на пустынную тропинку, где медленно и грустно увядали. Редко, наверное, гуляют маги. Все за свитками, за фолиантами… или на крыше с подзорной трубой.

Навстречу, словно из-за невидимого угла, шагнула знакомая фигура. Я подняла голову — и столкнулась нос к носу с Мареком.

— Лин! — Марек театрально всплеснул руками. — Квентин! Сколько лет, сколько… дней. — Улыбаясь, он протянул мне руку. Я, поколебавшись, пожала ее. Квентин холодно поклонился.

Марек весело кивнул в ответ.

— Не ожидали?

— Нет, — тихо сказал Квентин. — Вы превосходно прячетесь.

— Ну, этот прут маскирует свое отсутствие еще лучше, — Марек небрежно махнул рукой в сторону ограды. Звена действительно не хватало. — Стало быть, вы оба готовы пройти испытания?

— Да, — решительно ответила я.

— Да, — наклонил голову Квентин.

— Тогда прошу за мной. Нам и осталось-то, — Марек прищурился, оценивая расстояние до ворот, — шагов двадцать.

— Так испытания начнутся во дворе?

— Ворота и есть испытание. Помнишь, Анри пожелал тебе…

— …Удачи в воротах? Так это и есть испы… а-а-а!

— Именно. Тебе всего лишь придется через них пройти. — Он поманил меня за собой.

— А если я и впрямь не волшебница? — Я не двинулась с места. — Что случится тогда?

— Страшный огонь поразит тебя! — Марек натянуто улыбнулся. — Ворота не откроются, только и всего. Во время войны, да, бывало, что пламя охватывало металл, но этот секрет, увы, утерян. Идем, покончим с этим.

Всего лишь одно движение… Несколько шагов, и я все узнаю…

Драконы создали эту ограду, чтобы не-драконы не могли войти, но магией огня владели и чародеи. Они с легкостью распахнули неприступные ворота, и замок Рист пал, став цитаделью магов. Людям же здесь по-прежнему нет места.

Я сейчас могу стать одной из них. Одной из тех, кто стоит, скрестив руки на груди, и холодно цедит: «Не-магам вход закрыт».

А оно того стоит?

Квентин напряженно шагнул вперед, и я со вздохом последовала за ним.

Марек смешливо коснулся ворот ладонью, показывая, что уж его-то они не послушаются ни за что, и отошел.

— Ты уверен, что они распознают любого мага? — спросила я. — Даже самого слабого?

— Однажды их коснулся пахарь, не знавший огня, — Марек развел руками. — Створки аж до забора долетели. Просите, и отворят вам. Или не отворят.

— Значит, если ворота не признают меня, мечтам конец?

— Разговорам конец, — сухо ответил Марек. — Квентин.

Мой спутник поднял руки. На его лице не было неуверенности — лишь холодное презрение. Кончики пальцев коснулись створок, и чугунные ворота отпрянули, скрылись в ворохе искр.

Как пьяный, Квентин сделал несколько движений, заплетая ногу за ногу, и остановился. Ворота закрылись за ним с ужасающим скрипом.

За спиной кто-то взвизгнул. Хлопнул ставень; я обернулась. В стороне останавливались пешеходы, привлеченные зрелищем.

Замечательно. Только благодарной публики мне и не хватало.

— Лин.

Я посмотрела на Марека.

— Быстрее, Лин, — мягко сказал Марек. — Чем скорее главная минута твоей жизни останется позади, тем меньше вероятность, что они это поймут.

— После Квентина, и не поймут? Не смеши меня, — я тряхнула головой. — Погибать, так с треском!

И героически пнула ворота — левой рукой и правой ногой.

Больно-то как…

Я опустилась на землю.

— Добро пожаловать, Квентин, — произнес женский голос где-то далеко-далеко, в двух шагах и десяти жизнях отсюда. — Меня зовут Эйлин.

Я закрыла глаза.

ЧАСТЬ II ГАЛАВЕР

ГЛАВА 1 Квентин

Я шел по каменному коридору. Голубое платье Эйлин мелькало впереди.

В ушах звенело. Мы даже не поздоровались толком. Когда она наклонила голову в знак приветствия, я не пошевелился. Вместо того чтобы ответить, обернулся к воротам, к Мареку и Лин, и наткнулся, как на стену, на хлесткое «Иди!» в два голоса.

Соберись, Квентин. Двери закрыты. Время вспоминать прошлое сгорело у костра, время пережевывать ошибки просыпалось сквозь пальцы в дилижансе, время оплакивать судьбу осталось в Теми, время сходить с ума сгинуло в Херре.

Поливать замки огнем ты уже пробовал, вышло не очень-то. Так почему бы не перевоплотиться в наивного школяра? Тем более что маска будет как раз впору.

Мы вышли на крытую галерею. Эйлин, по-детски подпрыгнув, уселась на высокие перила, и я впервые смог ее разглядеть.

Ей можно было дать и двадцать восемь, и сорок. Ясное небо в проеме арки рисовало стройную фигуру, темные витые косы отливали золотом. Глаза, не улыбаясь, безмятежно следили за мной.

— Простите мне мои дурные манеры, — я коротко поклонился. — Меня зовут Квентин, как вы знаете. Я родился…

— Яблоко? — бесцеремонно перебила она.

Я моргнул.

— Конечно.

Эйлин рассеянно кивнула, глядя вдаль. Пальцы прокатились по голубой ткани и соскользнули с колена. Запястье изогнулось, волшебница повернула голову — и протянула мне плотное желтое яблоко.

Я почувствовал, что расплываюсь в улыбке, как ребенок. Эйлин расправила складки платья — в руке непостижимым образом зарумянилось второе яблоко — и невозмутимо надкусила фрукт.

Интересно, а вступительные испытания точно закончились?

— Потайной карман я бы заметил, — рассудил я. — Снаружи за перилами ничего нет. Магия на это не способна. Яблоко могло прилететь из чулана, но порыв ветра нельзя не ощутить.

Эйлин кивнула.

— Марек вырос перед вами как из-под земли, — сказала она. Голос у нее был под стать облику: глубокий, с теплыми насмешливыми нотками. — О поломанном пруте знает любой школяр, но для новоприбывших чародеев это каждый раз маленькое чудо. Такое же, — она легко соскочила с перил, — как эта корзина.

В боковой нише, что закрывало платье Эйлин, яйцами диковинной птицы желтели пять яблок в плетеном гнезде. Каменный выступ прятал тайник от чужих глаз. Эйлин внимательно смотрела на меня, а я чувствовал, что должен что-то сказать. И совсем не то, чего от меня ждут.

— Прут давно бы расшатали и вытоптали тропинку, а от яблок остались бы одни огрызки, — произнес я. — Значит, кто-то очень любит это место. И этот кто-то — каждый маг. Волшебник — тот, кто бережет маленькие чудеса?

— Скажем, так, — помолчав, сказала Эйлин, — если мои студенты разгромят трактир у Трех Ворот, я отнесусь к этому гораздо спокойнее.

— Студенты?

— Мои ученики. Те, — она лукаво наклонила голову, — кто интересуется. Здесь читают и общий курс наук: историю, грамоту, простые заклинания. Любой школяр после Галавера будет могучим магом, но чародея, что решится пойти дальше, не превзойдет никто. В ясный день он сам себе армия.

— Не ударит такая мощь в голову?

— А на этот случай, — Эйлин тонко улыбнулась, — существуют ненастные дни.

— Маг, который захочет идти дальше, — задумчиво обронил я. — Или должен будет идти дальше?

Эйлин развела руками.

— Что скажет краснодеревщик, если узнает, что ему суждено стать лучшим? Что скажет актриса? Сочинитель? Звездочет? Оскорбленно бросит инструменты, хлопнет дверью и вскричит издали: «Нет, никогда!»? Чем сильнее в вас взыграет дух противоречия, тем раньше мы узнаем, что не сойдемся во взглядах.

— Разумно, — я перевел дух. — Я готов.

— М-м? — Эйлин подняла бровь.

— Стать величайшим из магов. Вы же поставили меня перед фактом, — я развел руками, подражая ей.

— Да! — спохватилась Эйлин. — Ничего не получится.

— Э-ээ… тогда что?..

— Пока я не сообщу вам три простые вещи, — закончила она. — Вы должны меня извинить, но это непременные формальности, а поскольку вы прибыли из глухих краев, они тем более необходимы.

— Я весь внимание, — уверил я, в очередной раз вгрызаясь в яблоко.

— Хорошо… Во-первых, маг не должен совершать преступлений. Вам будет выплачиваться стипендия; если этих денег не будет хватать, обращайтесь ко мне или ищите работу, но воровство или грабеж означают ваше исключение. Дуэли, разумеется, запрещены.

Я едва заметно усмехнулся.

— Во-вторых, магия огня должна быть безопасна, иначе это не магия, а пепел знает что. Вы научитесь дышать, удерживать огонь в ладонях и не наносить вреда — в первую очередь себе. Мы займемся этим сегодня же.

Бесчисленные круги вокруг фермы, долгие годы без полета — и я-то не умею себя сдерживать? Впрочем… левая рука, покрытая ссадинами, разбуженная с утра горячей водой, ныла, как перебитое ураганом крыло. Руки Эйлин были безукоризненны.

— И в-третьих, — Эйлин обреченно вздохнула, — День трех колоколов означает, что…

— Я знаю, — перебил я. — Вам не стоит продолжать.

Эйлин смерила меня усталым взглядом.

— Спасибо, что растянули этот разговор еще на несколько минут, — ровным тоном сказала она. — Так вот: в день, когда колокола бьют не один раз, а три — другими словами, в день, который наступает каждые четыре недели, — вам стоит ночевать одному, если вы не хотите проснуться будущим отцом семейства.

Я сухо поклонился.

— Это все?

— Хочу верить. Ну и… берегите маленькие чудеса, — Эйлин подкинула огрызок в воздух и шлепнула по нему ладонью. Полыхнуло, и яблочные косточки опали горсткой черной пыли. — Ах, да…

Повинуясь сложному жесту, пылинки собрались незримый кулак и вылетели сквозь арку, наливаясь желтым свечением изнутри. Воздушный поток ударил в окно башни напротив, засверкал на кирпичах яркой меткой. Со звоном распахнулись ставни.

— Вот ваша комната, — сказала Эйлин. — Устраивайтесь. Я буду ждать вас на крыше через удар колокола.

Ага. Я высунул голову в проем. Еще одна галерея, ступеньки, коридоры, лестница наверх, которую еще нужно поискать, галерея, башня — впору заключать пари, найду ли я свою обитель до ужина.

Может быть, проще переехать?

— Это испытание? — спросил я.

Эйлин помолчала.

— Вам приходилось убивать?

— Скорее да, чем нет, — вырвалось у меня.

— Ну вот. Уж выход на крышу вы точно найдете.

Голубое платье исчезло за поворотом, а я уселся на перила и принялся размышлять.

Тонкий огонь идет от рук; драконье пламя вырывается с дыханием. Развить первое и притушить второе — только и всего. А вот как закрыться от симпатий и привязанностей? И закрываться ли?

Я не знаю.

Они ведь не враги. Ни наши соседи в дилижансе, ни Марек, ни де Верг. Но они же, прямо или косвенно, лишили меня дома, родителей, неба.

Если я останусь здесь, через неделю-другую у меня появятся друзья, наставники. Анри де Верг был готов отдать жизнь за ту же Эйлин — я уверен, что окажусь крепче? Безжалостнее? Холоднее, наконец?

Я тряхнул головой. В пепел! Драконлор, Лин и Эрик — вот кто интересует меня прежде всего. Магов пока оставим в покое.

Метка под окном поблескивала на солнце. Я соскользнул с перил и отправился искать свои апартаменты.

По наружной лестнице веял ветерок. Навстречу по одному, по двое начали попадаться юные чародеи и чародейки: в брюках, в куртках, в коротких плащах. Видимо, мантии носят лишь практикующие маги, а то и только члены ордена.

Я шел с полузакрытыми глазами и ловил обрывки разговоров.

— …За вторым трупом пришлось идти, — увлеченно рассказывала подруге белокурая девчонка. — А он тяжелый был, гад, даром что без головы. Еле вдвоем утащили. А когда начали вскрывать…

— …Пойдешь сегодня на площадь? Там такая флейтистка…

— …Я ему: жахни, друг! Жахни! И тут как жахнуло!..

— …Не знаю. Носки точно из козьей шерсти? — угловатый парнишка задел меня локтем. — Извините.

— Нестрашно. — Я прислонился к колонне, пропуская его. — Так здесь по ночам холодно?

— Угу. — Он в свою очередь посторонился, давая мне дорогу. Его приятель пожал плечами и протиснулся вперед. — Зимой до костей пробирает.

— А вон в той башне, вероятно, еще холоднее? Кстати, как туда пройти?

Паренек понимающе усмехнулся.

— Спускайтесь обратно. Первая дверь направо — и дальше прямо, прямо через все залы. Там в углу будет винтовая лесенка. Забирайтесь на самый верх, и вы в башне.

— Благодарю.

Я поклонился и начал спускаться.

— Студент, — буркнул за спиной его приятель. Кажется, с завистью.

Я не стал оборачиваться.

В огромных помещениях, кроме каминов и свисавших почти до пола люстр, ничего и никого не было. От двери к двери летал приятный холодок. Пахло сухой травой. Очевидно, этим путем школяры ходят редко. В башне живут лишь привилегированные особы?

К третьему залу я перестал слышать звук голосов на лестнице. В четвертом я круто остановился. На каменном полу всеми оттенками белого переливался женский профиль удивительной красоты. Незнакомка чем-то напоминала Эйлин: то ли посадкой головы, то ли легкой отрешенной улыбкой.

Одна из повелительниц Галавера. Может быть, та, что строила эти стены. Или та, ради которой один из Ристов венчал этот холм замком. Легко, как гончар снимает миску с круга. Шутя резал камень, высекал анфилады, прокладывал галереи, до головокружения гулял в резном лесу колонн и арок.

А теперь милые девушки вскрывают тут трупы. Весело, что и говорить.

Я поморщился. А чего я ждал? Надписи во всю стену: «Драконы, приходите!»?

Я обошел изображение на полу и направился к винтовой лестнице. Второе окно во внутренний двор — значит, вторая дверь слева.

Сквозь узкие окна, пробиваясь через дубовую листву, светило солнце. Завтра обязательно обойду и замок, и парк. И найду Лин — ей-то сейчас каково? Впрочем, если Марек успел взять ее в оборот, мне остается только делать крылья. Или с такой же скоростью втираться в доверие к местному архивисту.

На вершине лестницы меня ждал короткий солнечный коридор. Справа еще одна деревянная лесенка уходила наверх. Окно в конце коридора было распахнуто, и облака вырезали причудливые тени на деревянном полу.

Вторая дверь налево была приоткрыта. Я заглянул внутрь.

На другом конце комнаты Анри де Верг складывал в ящик книги движениями, которые со стороны казались небрежными. Когда он увидел меня, он выпрямился с видом, который неискушенный наблюдатель назвал бы непринужденным.

— Кажется, — я задумчиво огляделся, — тут живу я.

— Надолго ли? — хмыкнул он.

— Как получится, — в тон ему ответил я и плюхнулся на кровать. Как же болит спина после ночи в дилижансе, кто бы знал!

— А та девушка, Лин? Получила по лбу воротами? — де Верг, чему-то усмехаясь, потянулся на верхнюю полку. Мантия чуть приподнялась за ним, и я подумал, что мне придется пододвигать табурет или снимать книги на ощупь.

— Это смешно?

— Нет, что ты. Просто представил, каково здесь будет волшебнику меньшего роста, если ты меня понимаешь. — Он изящно смахнул в ящик пару свитков. — С девушкой все было понятно с самого начала. Огонь не скрывают, его показывают.

— Тем самым частенько напрашиваясь на неприятности.

— Именно, — он обернулся с веселой улыбкой. — Ты быстро все схватываешь.

С противоположного карниза на нас озабоченно смотрела ворона. Нет уж. В этот раз обойдемся без битья посуды.

— Ладно, — де Верг подхватил ящик, — мне пора принимать дела. Я скажу кому-нибудь, чтобы поставили ведро холодной водички над притолокой, — он перехватил ящик поудобнее и, небрежно кивнув, вышел.

Ударил колокол. У меня остался час.

Я откинулся на подушку. Подремлю полчаса, не больше, а потом на крышу. Может быть, увижу Сорлинн еще раз?

Лежать было сладко, даже слишком. Вскоре звуки утра поплыли вдаль, утонули в шелесте страниц забытой на окне тетради. Каркнула ворона, а потом все исчезло.

На плечо легла рука.

— Квентин, возвращайтесь.

Я сонно моргнул. Эйлин стояла рядом, крутя в пальцах золотую цепочку. Слишком тонкую, кстати… драконье золото? Фамильные драгоценности Ристов?

Я рывком сел.

— Сколько я спал?

— Три с половиной часа, — холодок в ее голосе сменился сочувствием. — Так устали?

— Нет… и да. Много всего случилось по дороге.

— Я слышала, — без улыбки кивнула она.

— Может, вы мне и подскажете, что со всем этим делать? — вздохнул я, вставая. — Кстати, ваш бывший подопечный забыл тетрадь.

— Это ваша, — ответила Эйлин. — Вам многое понадобится записать. Идемте.

— На крышу?

— О нет, — она засмеялась. — Невыспавшийся маг — страшная сила. Мы начнем с подвалов.

— Как вам будет угодно, — наклонил голову я. — Я следую за вами.

Спать хотелось неимоверно, куда сильнее, чем утром. С тех пор, как я ввязался в эту авантюру, мне ни разу не удалось выкроить нормальные десять часов, будто невидимая рука отрезала ночью минуты и передавала кому-то другому, свежему и выспавшемуся. Кто спит мой сон?

Я прикрыл рот ладонью, давя зевок. В следующую секунду я получил такой удар по запястью, что рука вмиг упала, беспомощно повиснув.

Сначала я даже не понял, что произошло, и изумленно обернулся, разминая кисть. На кровати, как и ожидалось, никого не было. Я повернулся к Эйлин.

— Что?..

— Прошу меня извинить, — Эйлин вздохнула. Вокруг ее пальцев плясали искры. — Представьте, что это сделали вы сами.

— Я еще не сошел с ума, — возразил я. Онемение прошло, и я зашипел сквозь зубы.

— Сошли, если подносите кисть рабочей стороной ко рту. Один ожог там, и вы выйдете из строя на неделю. Две глубокие раны крест-накрест, как пытали драконы, — и будете восстанавливаться полгода, если не больше.

— Пытали?

— Да, — ее лицо потемнело. — Маги, впрочем, не оставались в долгу; когда-нибудь вы узнаете подробности. Не отвлекайтесь.

Она подняла руку ко рту ладонью наружу.

— Вот так.

— Вы нанесли удар магией? — спросил я, отпуская запястье.

— Конечно. Физически вы сильнее меня, да я и не успела бы перехватить руку. Огонь изо рта идет у каждого начинающего мага, — продолжала Эйлин, делая мне знак следовать за собой, — но у вас это выражено куда как ярко.

Откуда ей знать? Ах да, Марек и де Верг; разбойники в лесу.

— И что мне делать? — спросил я, выходя из комнаты вслед за ней.

Мы начали спускаться, и голос Эйлин зазвучал приглушенно.

— Берегите ладони. Огонь должен идти только через руки — если вы чувствуете пламя за зубами, с вами определенно что-то не так.

— Да уж я думаю, — пробормотал я.

— Есть одна техника. Перед сном мысленно собирайте тепло в кистях рук. Проводите линии от рта к ладоням и ведите пламя по ним. Главное, — она с улыбкой обернулась, опираясь на резные перила, — не прожечь одеяло.

Мы обогнули анфиладу залов, по которой я шел утром, и долго спускались по узкой лестнице. Внизу мягко горели газовые лампы.

— Обычно мы не тратим газ зря, — пояснила Эйлин. — Но ради первого визита можно и пренебречь правилами.

Она толкнула дверь.

Внутри жило звездное небо. В полной темноте искрились сияющие капли, а вдоль стен матово светились одноцветные гравюры.

— Ну ничего себе… — прошептал я, оглядываясь.

— Существует много теорий, откуда мы пришли, — заговорила Эйлин. — Как возник мир — отдельный вопрос; мы знаем, что его нужно беречь, и довольно. А вот кто был первым, человек или дракон? Сколько правды в древних мифах?

— Если верить мифам, то дракон. А если не верить, то мы ничего не знаем.

— Почти, — согласилась Эйлин. — А вот если верить редким и разрозненным архивным свиткам, получается совсем наоборот: сначала и всегда были люди. И, не зная никакой магии, они переделали себя так, что с иными и жить в одном мире стало страшно. Некоторые из них, подражая еще более древним мифам, — я мысленно схватился за голову, — стали драконами, и отправились искать себе другой мир. Их яйцо упало в море, но они выбрались. Дальнейшие события описаны в наших мифах.

— Удивительная легенда. — Я посмотрел ей в глаза. — Или сказка для наивного адепта?

— Это правда — если в нее верить. Важно другое: если несколько смельчаков пересекли небо и прошли из мира в мир, уж в этом-то мире мы можем все. Или нет? Как вы думаете, Квентин, что невозможно совершить?

Я подумал об Эрике. О родителях. О первом драконе, поднявшем руку на сестру или брата.

— Изменить прошлое, — сказал я.

Эйлин опустила голову.

— Да, — ее голос прозвучал глухо. — Это так, к сожалению или счастью. Необычный ответ: чаще говорят, что невозможно научиться летать.

На соседней гравюре дракон расправлял крылья над силуэтом замка. Я криво улыбнулся.

— Так вот, — продолжала Эйлин, — вы правы: прошлое уже случилось. Но в будущем достижимо все. Смотрите!

Она указала на гравюру напротив. Я повернул голову, и заготовленная острота вылетела из головы.

В высокой траве стояло огромное яйцо. Сверху по нему расходились трещины; в просвете сияла любопытная морда. А на небе, на звездном небе…

— Солнце? — поразился я. — Не может быть.

— Против этих слов я вас и предостерегаю, — покачала головой Эйлин. — Это не солнце: нет лучей. Чародей изобразил ночное светило, словно говоря: даже такое возможно.

Меня ударило, как тогда у костра. Эти гравюры созданы на огне! Они — работа мага! Который, вероятно, знает и то, как наносить скрытые рисунки на кожу. Как читать их.

Я так близко!

— А кто создал эти гравюры?

— Какая разница? Имя не имеет значения, Квентин. Сказка остается.

— Может быть, поэтому не помнят и вещей поважнее, — отпарировал я. — Где теперь те архивы? Только «редкие, разрозненные» листы и остались.

— Был пожар, Эйлин нетерпеливо щелкнула пальцами. — И не один. Доверьте архивы драконам — еще и не то будет. Но я отвлеклась: вернемся к сказке. Позже, если вы выразите желание заняться искусством гравировки, я смогу это устроить.

— Вернемся, — покладисто согласился я. — Так что вы хотите мне сказать?

— Не сказать, — улыбнулась она. — Показать. Все, что вы видите здесь, осуществимо.

Я шагнул вперед, и вокруг завертелись бесконечные миры-истории. Маг, плывущий на спине среди облаков; бесконечные колеса фейерверков; ураган, разрезающий реку пополам; изувеченный человек, открывающий глаза на лекарском столе; дирижабль, парящий выше звезд; шквал пламени, охватывающий ледник, и стена ветра, превращающая ледник в исходное состояние.

— Невозможно, — прошептал я у последней картины.

— Вы сломались только там? — Эйлин стала рядом. — Школяры начинают посмеиваться у первой гравюры. У будущих лекарей глаза загораются на четвертой. А вот у моих учеников — очень по-разному.

— Так это по силам магу огня? Замораживать воду?

— А вы как думаете?

Она полностью преобразилась: от спокойной, формальной манеры не осталось и следа. Передо мной стояла сияющая, азартная, летящая на невидимый свет волшебница.

Ждущая от меня правильного ответа. Опять. Пепел и дождь!

— Вы пытаетесь мне внушить, что нет ничего невероятного, — начал я, надеясь потянуть время. — Значит, то, чем мы будем заниматься, несет в себе изрядную часть невозможного?

— Мне с вами определенно повезло, — тряхнула головой Эйлин. — Идемте!

— Куда? — Я окликнул ее уже на лестнице.

— Спасать мир, куда же еще, — она одним прыжком перескочила через несколько ступеней. — На крышу.

После третьего пролета я начал задыхаться. Длинные, почти отвесные лестницы навевали головокружение, но Эйлин быстро плыла впереди, и я старался не отставать. В какой-то миг мне показалось, что ее ступни не касаются земли, но сверху хлынул свет, и я с облегчением припустился к люку.

Наверху было на что посмотреть. За пологой крышей начинался город. Внизу зеленел вечерний парк, янтарной дорогой вдаль уходила река. Над улицами и холмами пылало низкое солнце, обещая великолепный закат. Горизонт касался моря, и мир не заканчивался — я готов был поклясться, что смогу проследить путь дилижанса до самой Херры. Эйлин, мечтательно щурясь, стояла в двух шагах от входа.

— Драконам, наверное, жаль было покидать это место, — заметил я.

Эйлин передернула плечами.

— Прошлое, как вы сказали, не изменить.

— Даже если некоторые мифы говорят иначе?

— Врата времени? — Эйлин с интересом глянула на меня. — Но прошлое уже случилось, Квентин. Если вы отправитесь на сотню лет назад, вы можете совершить великие дела, войти в историю, но вы не создадите ничего нового, и настоящее не изменится. Парадокс Первого — ни один из ушедших через врата не затронул сегодняшний день.

— Откуда вы знаете? — Я скрестил руки на груди. — Если завтра я уйду в прошлое и стану правителем Галавера, сегодня в замке будут жить мои потомки. Орден просто исчезнет или возникнет в другом виде. Вы же ничего не будете помнить, включая этот разговор.

Эйлин покачала головой.

— Записи драконов, выброшенных в том же веке, в котором родились, вам противоречат. Они помнили, как было и как стало. Изменений нет. Род Рист уничтожил бы вас или принял ваши знания, но исход один. Сегодняшний.

Я долго смотрел на нее, впитывая эту новость. Нет, я догадывался… иначе врата как наказание потеряли бы смысл. Но как же беспощадно это звучит: свобода воли — и полная невозможность что-либо изменить…

— Так вот, о будущем, — Эйлин присела на черепицу, вытянула ноги. — Мы умрем. Даже драконы не живут дольше ста лет. Но есть реальная опасность, что все это, — ее рука описала круг, — проживет еще меньше. Вы говорили с Анри; он упоминал затопленную деревню, не так ли? Он не добавил, что после войны вода поднимается в разы быстрее, и поток все ускоряется.

— Но почему? — Я устроился рядом с ней. — Я слышал о высокой воде и от соседей по дилижансу, но там речь шла о нескольких сотнях лет.

— Да — если бы вода продолжала наступать с прежней скоростью. Но война все изменила. Волны огня, стены пламени, тысячи обожженных тел. — Эйлин замолчала, поморщилась. — Я говорю банальности. Простите меня. Но правда остается правдой: дикий огонь приближает воду. Я иногда гадаю: когда я строю лестницы и помогаю фермерам собирать урожай, кто платит за это? На чей дом упадет вторая чашка весов?

— Если бы вы были правы, мир давным-давно оказался бы под водой, — возразил я. — Когда драконы вели тонкий огонь и строили замки, чудес совершалось куда больше.

— Да, но они знали, как устранять последствия. Сейчас они забыли и то, и другое. Во время войны пролилось столько дикого огня, что уровень воды повышается неуправляемо. Тают льды на полюсах, на юге выходит из берегов река. Даже в Галавере приходится рыть новые каналы.

— В общем, всё плохо, — заключил я.

— Рано или поздно, — Эйлин кивнула на пейзаж внизу, — все это превратится в большую лужу. Единственный вопрос: триста лет или тридцать?

— Я бы предпочел тридцать тысяч, — кисло отозвался я.

— Ну, вам к тому времени будет все равно. Но, — она кивнула с улыбкой, — я того же мнения. Паниковать пока рано, потому что…

Не договорив, Эйлин легко поднялась и заскользила вниз. Остановка, поворот у самого края — она забалансировала на карнизе, оступилась, выпрямилась — и сделала шаг назад. В воздух.

Я вскочил. Не успеть. Никак. Даже если не срывать одежду, а просто разодрать в полете, становясь собой.

— …Огонь — это математика, — спокойно закончила Эйлин, и не думающая никуда падать. Носки ее туфель мерно покачивались в воздухе. Под подошвами свистел ветер — я мог различить течения горячего воздуха, подбрасывающие ее вверх и не дающие спуститься больше чем на пару пальцев. От напряженных ладоней шли золотистые токи.

— Огонь — это математика? — Я недоверчиво ощерил зубы. — И вы рискуете жизнью, чтобы сообщить мне эту сентенцию?

— Ну уж, — Эйлин покачала головой. — Вы же не думаете, что я вишу в воздухе в первый раз?

— Все когда-то происходит в первый раз.

— И кто сейчас тратит себя на пошлые сентенции, когда его наставница рискует жизнью? — парировала Эйлин. — Каждый градус раскаленного пара, каждое волшебство можно выразить формулами. Не сухими рядами цифр, а знаками тела, узорами из идей. Математика — это бесконечное приключение. Огонь, кипучий металл — большие числа; с ними знаком любой маг и дракон. Но есть еще и числа малые, и непознаваемые, и вовсе отрицательные. Высокую воду не угомонить жарким ветром, но морозный вихрь ее уймет. Тончайшая магия сведет на нет последствия грубого огня.

Она вздохнула, и легкий ветерок прозрачным шарфом колыхнулся у ее ног.

— До этого, увы, далеко. Мы будем издеваться над горячим воздухом: выбрасывать бич и понижать температуру потока. Я еще не знаю как. — Ее глаза улыбались. — Это как протаптывать тропинку в безграничном поле: она петляет, уходит в сторону, а потом завершается в двух шагах от места, где вы начали. Придвигайтесь ближе: вам знакомо это заклинание, и я подозреваю, что вы захотите его вызубрить.

— Я не понимаю, Эйлин. — Я последовал ее совету, но куда осторожнее, чем спускалась она. — Зачем вам это? Вы же свалитесь.

— Так вы лучше запомните. У нас есть время, но… — она беспомощно пожала плечами, — иногда его не хватает. Вы готовы? Вытяните руку. Я могу показать и на вашей шее, но вряд ли вам это понравится.

— Совершенно не понравится, — как зачарованный, повторил я. В левой ладони Эйлин начал формироваться тот самый бич, что я краем глаза видел у де Верга во время дуэли.

Я разом вспомнил каждую минуту того дня. Должно быть, мои глаза расширились: Эйлин тепло и грустно улыбнулась.

— На этой крыше у каждого мага драконьи глаза, — сказала она, указывая на солнце. — С золотыми искрами. У вас все получится.

Преувеличенно медленно, так, чтобы я разглядел каждое движение, она начала поворачивать ладонь. Блеснули ногти, пальцы замерли под странными углами, и золотистая плеть вырвалась из руки, схлестнувшись с лучами солнца.

В ту секунду мне показалось, что прошел час. Время умолкло. Крыша замка, летний вечер, Эйлин — поблекли, отодвинулись. Остались двое: я и бич, ползущий по воздуху скользкой змеей.

Разом нахлынула знакомая беспомощность. Шелест мертвых листьев осенью, когда я стоял на бревенчатом пороге и смотрел на дождь, зная, что с фермы мне не уйти; гнилые ухмылки, ржавые мечи, боль в виске, страх и избитая Лин на траве; я, полуослепший, в каменном мешке; горечь проигранного поединка — и солнечные лучи, освещающие горящий город. Словно я, как те драконы до меня, шагнул во врата времени, и все мои поражения предрешены.

И теперь на меня несется чужой ветер и огонь, а я не успеваю, не успеваю…

Цепко захлестнув мою руку, бич обвился в несколько кругов, сжал плечо стальными тисками и эхом старого удара коснулся запястья. Огненные браслеты защелкнулись на руке (на крыле, понял я, холодея) и замерцали, обжигая кожу.

Я перевел взгляд на Эйлин. Она смотрела на мою руку, будто не веря глазам.

— Кажется, я понял, как это работает, — стараясь говорить спокойно и весело, произнес я. — Может быть, вы освободите меня, и попробуем еще раз? Я не настаиваю, но… — я приподнял кисть, указывая на браслеты. — Эйлин!

Она дернула головой, словно пробуждаясь от неприятного сна. Закусила губу, опуская кисть — и ухнула вниз на полметра. Теплые течения вокруг ее ступней заметно поблекли.

Растерянности в ее глазах хватило, чтобы я пришел в себя, изо всех сил дернул за бич, и, помогая себе другой рукой, скатился к краю. Эйлин, пошатываясь, выровняла свое положение, подалась вперед, и я втащил ее на крышу.

— С меня хватит, — севшим голосом проговорил я. — Пока вы не вернетесь на твердую землю, я продолжать не буду.

— Наверное, я иногда… злоупотребляю, — задыхаясь, сказала Эйлин.

Браслеты на моей руке, помедлив, нехотя разомкнулись. Я крепко держал Эйлин за локоть. Бич исчез; от ее левой кисти тянуло жаром, а на лбу выступили капельки пота.

— Иногда воспоминаний достаточно, чтобы потерять равновесие, — Эйлин попыталась улыбнуться. — Когда я в первый раз забралась сюда, мысль шагнуть с крыши насовсем не казалась мне чем-то чрезвычайным.

— И вы?..

— Нет, конечно. Нет, — она мягко высвободилась закинула косу за плечо. — Боевому магу если такие мысли и приходят в голову, то ненадолго. Но изредка воспоминания могут закружить голову, — она глянула вниз, — и оставить в опасности.

…В замке Кор, что в Херре, на стенах каменного колодца растет мох. Мне три года, я перегибаюсь через край и шумно дышу вниз. От влажных темных камней на дне поднимается пар. Конечно, я не спрыгну на дрожащих крыльях, хоть иногда меня и подмывает. Я же обещал.

…Мне не три, мне гораздо больше — и я стою на дне, сверху падают капли, а мох тянется к лицу жадными гроздьями. Наружу рвется мокрый, отвратительный кашель.

Воспоминания могут обмануть.

— Я знаю, о чем вы, — тихо сказал я.

— Наверное, знаете… Вы не похожи на задиру, но дрались с Анри из-за пустяка. Тоже воспоминания?

— Старый друг, — против воли ответил я. — Анри де Верг… оскорбил его.

Мы отошли от края и остановились у каменных статуй. Драконы, драконы, остатки былого…

Эйлин осторожно, бережно прислонилась к одному из изваяний. Ее руки бесцельно расплетали и заплетали косу.

— Анри был вашим учеником, я знаю, — начал я. — Но…

— Слово «был» тут не совсем уместно, — она обвила прядь браслетом вокруг руки, выше локтя. — Впрочем, у меня с этим глаголом личные счеты.

Я промолчал.

— Кто ваши родители, Квентин? — спросила она. — Фермеры, горожане?

— Они погибли в войну. Меня воспитывали дальние родственники.

— Значит, вы похожи. Анри вырос у моря, с кормилицей. Сейчас высокая вода затопила ту деревню; вы это знаете. Но Анри возвращался туда не только за воспоминаниями. Он искал подтверждения своим догадкам. Точнее сказать, он искал своего отца.

Я моргнул.

— Искал? Его мать не сказала?..

— Я неудачно выразилась, — Эйлин откинула за плечо развившуюся косу. — Анри искал доказательства, что дракон Верга был его отцом.

— Это невозможно, — я не смог сдержать улыбку. — Ни один дракон не пожелает своему ребенку такой судьбы. Лишать сына или дочь счастья полета, величия, огня не станет никто. Как мне рассказывали, — спохватившись, добавил я.

— А если выбор стоит не так? — странным тоном спросила Эйлин. — Ребенок-человек, возможно, маг, или ничего?

— Эйлин, я не понимаю… — я нахмурился. — Вы шутите?

— Такими вещами не шутят. Судя по вашему отклику, вы и сами это знаете.

Я опустил голову. Вокруг вились заброшенные сюда ветром листья, алые в закатном блеске. На плите между статуями поблескивали полустертые буквы. После смерти тел не остается, все отправляется в пепел, но мне на миг привиделось, что под камнем шепчут голоса из прошлого.

— И все-таки нет. — Я поднял голову и посмотрел ей в глаза. — Мне нелегко поверить даже в роман… сейчас, впрочем, уже легче. Но сын! Это из разряда тех мифов, которыми стыдно делиться вслух.

— Мы говорили об этом с Анри, — на лице Эйлин прибавилось краски, но она не опустила взгляд. — Я утверждала то же, что и вы, — и оказалась не права. Драконов Верга выдали их же традиции. Огненное имя и титул де Верг даровали его матери, которая — на памяти Анри — не была близка к дракону. Вы же знаете, как дают огненные имена?

— Маги, как я успел убедиться, даруют их кому ни попадя.

— Тот, кто дал Лин имя, ошибся, — вздохнула Эйлин. — Если, конечно, не ошибается она. Да, мы даем имена будущим магам, не разбирая, кто они и откуда. Есть огонь, и хорошо. А драконы даруют огненное имя… не имя — титул! — только своим. Только верным. Магам и не-магам, которые верно служили, сражались бок о бок, стали друзьями и вошли в семью, пусть не в прямом смысле этого слова. Огонь тут ни при чем.

— В чем же противоречие?

— В том, что мать Анри и дракон Верга даже не разговаривали. Возможно, они и были близки, но с рождением Анри все переменилось: отца он почти не видел. Возможно… не знаю. И не хочу знать; простите.

— И Анри де Верг начал подозревать неладное, — пробормотал я. — А узнал только сейчас?

— Для этого ему пришлось проехать не одну сотню миль. Анри еще сомневался, но архивные записи поставили точку. Я видела документы.

Значит, это правда? И я мог убить не просто высокомерного мага, а брата по крови?

Я резко сел. В ушах засвистело, от лица отхлынула кровь. Рядом мелькнул голубой цвет, и Эйлин присела сбоку.

— Если это важно, о родителях моей матери всегда говорили шепотом, — негромко сказала она, касаясь моего запястья. — Я никогда их не видела. Это всего лишь происхождение, Квентин. Мир не переворачивается.

— Анри говорил, что Верг был неплохим старичком, — хватаясь за соломинку, вспомнил я. — Об отце так не говорят. Да и о том, что у Верга был сын, он упомянул смеясь.

— Анри любит эпатировать. Его выходки долгое время были притчей во языцех в Галавере, другое дело, что мне об этом распространяться не стоит.

— Зачем же вы рассказали мне… это? — Я с усилием вытолкнул слова. — Вы уверены, что он не хотел бы скрыть свое… свое происхождение?

— Не хотел. У нас в чести откровенность, и Анри гордится собой — он бы пришел в ужас, если бы ему предложили скрыть подобное от своих. Происхождение не может быть порочным; только деяния. Вы не согласитесь?

Эйлин смотрела прямо на меня, и на минуту мне пришла в голову невозможная мысль, что она знает о Херре.

Каменные драконы равнодушно слушали наше молчание. Колокола пробили, де Верг — сын дракона, ничего не отменить, но есть что-то еще. Эйлин не будет делиться со мной такими сведениями просто так. Что она хочет сказать? Что?

Анри маг. Она думает, что я — маг.

Вот и ответ.

— Анри — сын дракона и волшебник, — проговорил я вслух. — Вы думаете, что эти два явления связаны? И именно поэтому рассказываете мне то, что не рассказали бы никому другому?

— Талантливейший волшебник, — подчеркнула она. — И ваши возможности превосходят его.

— А ваши?

Она покачала головой.

— Я даже не знаю, кто приходится мне прадедом. Дален, Аркади, я — мы основали орден на песке, не задумываясь, откуда у нас огонь. До этого ли было? Когда Дален выбирался из подвалов Вельера, мне, честно говоря, было все равно, чей он сын, внук, правнук. Мы выживали.

— А теперь, отдышавшись, ищете себя?

— Вода поднимается, Квентин, — негромко сказала она. — Каждый выплеск дикого огня стоит нам пары деревень. Если начнется вторая война, мы погибнем.

Я начал понимать.

— Вы не уверены, что здесь есть связь, — произнес я. — Но какой козырь! Драконы, для которых род священен, отступятся от Галавера и никогда и ни за что не поднимут руку на свою кровь.

— Или сотрут нас в порошок, дабы неповадно было. Анри, впрочем, думает, как вы, — Эйлин устало провела рукой по лицу. — Он помешан на этой идее, не спал с тех пор, как они с Мареком приехали из Херры. Скажу честно: я не верю в это. Лучше договориться с драконами, используя дипломатию. Но если у нас не останется выхода…

— Вы так откровенны со мной…

— Потому что я хочу откровенности. Квентин, это важно. Кем были ваши родители?

Я не предполагал, что мне будет так трудно соврать, глядя ей в глаза. Право, если бы я был тем, кем она меня видела, я рассказал бы ей все, не думая.

Но я дракон, и она собирается нас обмануть.

— Они не умели летать, если вы об этом, — резко ответил я. — Почему вы мне доверяете? Во время войны многие маги были на стороне драконов. Что, если я один из них?

По взгляду Эйлин я понял, что сморозил глупость.

— Теперь я понимаю, что вы действительно жили в уединении, — медленно сказала она. — После войны на стороне драконов не осталось ни одного чародея. Ни одного.

— Почему? Всех перебили?

Она покачала головой.

— Хватит с вас плохих новостей на сегодня.

— Но вы рассказываете мне все и сразу…

— А у меня есть выбор? — Эйлин встала. — Хорошо жить магом в одинокой башне. Уединенно, таинственно, романтично. А вот учить… учиться, пробовать, до искр из глаз, до сонной одури, каждый день — и притом держать марку, и, по сути, править… Это трудно. Впрочем, я лукавлю. Это легко — усилий нужно прилагать меньше, чем мне думалось. Труднее с монотонностью. Впрочем, когда на глазах растут ученики… Но я не об этом. Мы будем видеть друг друга по десять часов каждый день. Вы думаете, я захочу видеть в вас бездушный автомат? Вы должны и будете знать все. И о наших планах, и о будущей войне.

— И о своем возможном происхождении… — пробормотал я, глядя на нее снизу вверх. — Могу ли я побывать в архиве? Мне хотелось бы убедиться собственными глазами.

— Те записи слишком интимны, — она покачала головой. — Мне самой не так приятно было их читать. Кроме того, это вторая причина, почему я откровенна с вами: на архивы наложен жесткий запрет. Еще в начале нашего пребывания в Галавере туда проник бывший владелец замка, и дело кончилось большой бедой. Кого пускать и какие свитки выдавать на руки, теперь решает архивист, и только он.

— Но разве вы…

— Довольно об этом. — Ее голос звучал по-прежнему мягко, но выражение лица сказало мне лучше всяких слов: разговор закончен. — Как мне сказали, вы знаете основы, и блестяще. Теперь нам нужно освоить технику. Готовы? Правило только одно: магия такова, какой вы ее представите.

Мы занимались до третьих звезд, когда вечерний город уже плыл у меня перед глазами. Я вернулся в башню разбитый и прислонился к двери, засыпая на ходу.

Новое билось в виски злым колоколом. Высокая вода! Даже если все жители Галавера выйдут рыть каналы и строить плотины, ничего не изменится. Неужели Эйлин всерьез думает, что десяток магов остановит волны?

Знал ли об этом Эрик? И, если знал, верил ли в Драконлор, как в новую надежду?

Я сделал шаг, и сверху с лязгом обрушилось ведро воды. Деревянное донце больно стукнуло по кисти и отлетело в сторону. Невидимая рука щедро плеснула на пол, не обойдя и меня: одежда вмиг прилипла к телу.

Пепел и ведро!

Я медленно вытер щеки. В ушах холодно тек голос Эйлин: «Откройте ладони. Дышите через нос и смотрите только перед собой. Сосредоточьтесь».

Легко сказать! Шатаясь, я подошел к ведру и начал снимать рубашку. Повыжимай Эйлин свои вещи еле держась на ногах — быстро переменила бы мнение о бывшем ученике.

Только когда я опустил голову на подушку, я сообразил, что головная боль от перенапряжения ушла. И трюк с ведром вполне могла организовать Эйлин — если только де Верг не переиначил его по-своему.

Впрочем, кто их знает?

«Мы справимся», — сказала Эйлин, прощаясь со мной в пустом зале. «Наверное».

ГЛАВА 2 Лин

Я поднялась, опираясь на холодную ограду. К рукаву пристали розовые лепестки; я раздраженно их стряхнула.

Марек стоял рядом, непринужденно закинув ног за ногу. Площадь пустела на глазах: горожане подозрительно быстро расходились по своим делам.

— Эйлин как-то переборщила с фейерверками на День ордена, — пояснил Марек. — Случайно, конечно. Но народ все помнит!

— А тебя они не боятся? — Я подняла брови. — Уж кого-кого…

— Что ты, я безобиднейшее существо, — отмахнулся он. — Вот ты, я слышал, мастер фехтования.

— От кого слышал? — настороженно покосилась я.

— Лин, Лин, — Марек покачал головой. — Каждый неосознанно ждет похвалы. Подойди с этой фразой к любому юноше, с чьего бока свисает рапира, и он сразу приосанится.

Пепел! Я покраснела. Ну, погоди, Марек! Я тебя сейчас разоблачу.

— Но ты не будешь льстить мне просто так. — Я подняла палец. — Значит, одно из двух: или ты ждешь, что я пойду вешаться, и хочешь вытянуть меня за уши из этого болота, или сам фехтуешь почище меня.

— Или и то, и другое, — Марек небрежным движением поправил плащ. Слева на поясе висели две деревянные рапиры. Заранее прихватил, понятно. А если бы ворота открылись? Сжег бы на радостях?

— Без масок? — с сомнением спросила я.

— Это бесполезно. Ты же не собираешься убивать людей, напялив половинку мяча?

— Так я и деревянной рапирой их не убиваю, — возразила я. — Вообще никак не убиваю, если честно.

— Значит, все впереди, — оптимистично заключил Марек. — Пойдем через боковой ход. Заодно и парк посмотришь.

Боковой ход начинался аллеей роз. Тут и там задумчиво осыпались лиственницы, дальше, у реки, шумели тополя. У дорожек и в глубине парка, на песке, стояли ажурные скамейки.

Мы вышли на гладкую площадку. Марек, бросив быстрый взгляд по сторонам, уверенно направился в угол, где искрился росой клевер.

— Ты куда?

— За мелом, — Марек выпрямился, держа в руке что-то белое. — Тайная подземная коробка — огромное подспорье для дуэлянтов Галавера. Будем чтить традиции.

Я смотрела, как он обводит мелом неровный круг.

— Не выходить из него? А теснить противника, поворачиваться спиной к солнцу, менять позицию — запрещено?

— Ты бы еще предложила фехтовать, стоя на одной ноге, — Марек укоризненно покачал головой. — Мел не для нас, а для прохожих. В синем круге применяется магия, в оранжевом — только горячий воздух, а в красный… гм… лучше не заходить. Приступим?

Он протянул мне рапиру. Я медлила.

— От того, что ты не маг, ты не перестала быть Лин, — добавил Марек. — Или ты с горя и эти навыки растеряла?

Я смерила его негодующим взглядом и взяла рапиру.

Я — это — умею!

Деревянные клинки застучали, как частый дождь. Я горящими глазами следила за кончиком рапиры Марека. Ноги, давным-давно вышколенные, остались; внизу — я их даже не чувствовала. Сами вывезут. А вот руки… Я расслабилась, отдаваясь знакомому ритму. Как хорошо…

— Многие до сих пор считают, что главное — попасть по рапире партнера, — пошутил Марек. Он легко дышал, казалось даже не думая о том, чем занимаются его руки. — Я рад, что ты к ним не относишься.

Я промолчала. Марек приподнял бровь, ожидая реакции, но, не дождавшись, кивнул и вернулся к поединку. Я закусила губу: я снова ощущала себя собой, как раньше, на тренировках, и мне не хотелось терять эту легкость.

Марек умело отражал все-удары, делая вид, что они его не касаются. Я зеркалом парировала его замахи, нащупывая слабое место, но тщетно — за беззаботностью дышала сталь. Ну и что нам делать? Махать костылями еще полчаса, пока кто-то не споткнется первым? Легче было бы подбросить монетку.

Марек, похоже, пришел к тому же выводу. Резко взвинтив темп, он небрежно провел серию ударов. Я отбила все, но не это было его целью — неуловимо быстро, без замаха, он послал лезвие мне в живот.

На занятиях я гасила этот удар по скользящей столько раз, что сбилась со счета. В плечо, в грудь, в глаз… но сейчас я не успела даже подумать об ответе: тело само ушло из-под атаки.

«Лучший способ избежать укола — исчезнуть», — пояснял мэтр, делая одно-единственное движение. Мне понадобилось два года, чтобы его повторить.

— Очень интересно, — спокойно констатировал Марек тоном, каким обычно говорят: «А вот теперь я все знаю». — Что ж, вспомним молодость…

Следующую атаку он провел сухо и механически, будто заранее зная ответ. Я зацепила его рапиру своей, и, отведя его клинок вниз, чуть не распорола ему шею. Точнее, распорола бы, если бы клинок был настоящим.

Марек сузил глаза, словно узнавая прием.

— Той школе тысячи лет, — задумчиво протянул он. — Много ли учителей в окрестностях Галавера читали те самые свитки, а?

Я моргнула с облегчением. Мэтр с юга, а уговорить его поехать в Галавер было и вовсе делом безнадежным. Значит, Марек говорит о ком-то другом.

— Ты о чем? — для порядка уточнила я. Марек усмехнулся.

— Сейчас увидишь.

Он атаковал с задержкой. Первое обманное движение, второе, третье — и снова едва заметная пауза. Ни одно из движений не заканчивалось ударом.

Фехтовать в рваном ритме было тяжело, как плыть против течения. Или это я так привыкла к ровному ходу маятников на Часовой улице? Зря. В любом случае пора. Я, мысленно пожав плечами, перешла в наступление — и уже атакуя, поняла, что мой противник собирается сделать.

Марек возник сбоку, быстрый, как молния. Лезвие, нацеленное в сердце, было уже не остановить.

Гарантированное убийство.

Безупречное.

Я видела и этот прием. Удивительно, но мэтр показал мне его всего неделю назад. Узнал совсем недавно? Не хотел вспоминать?

Деревянный клинок ушел налево, вниз и вверх, рапира Марека описала круг и воткнулась в землю. Я не стала удерживать руку, и клинок завершил движение, шлепнув Марека по лицу.

Марек перевел взгляд на качающуюся в траве рапиру и задумчиво потер переносицу. По щеке стекала кровь.

Я в ужасе опустила рапиру.

А могла бы и глаз выбить…

— Марек, я…

— Царапнуло, ерунда, — отмахнулся он. — Ну что же, достойный ответ… хотя и несколько запоздалый.

— Мне стоило обезоружить тебя раньше?

— Это я не тебе, — Марек усмехнулся. Я недоуменно смотрела на него, но он уже продолжал: — Тем приемом в сердце можно убить, а можно чуть отвести руку и очень ловко выбить у противника рапиру, что я однажды и сделал. Но об этом как-нибудь потом. Давай сядем вон там, на скамейке. Расскажи про мою сестру.

— А ты расскажешь, что случилось в Вельере после того, как вы ее освободили? — Я последовала за ним в тень, где две скамейки стояли напротив друг друга. — Нам с Квентином ужасно интересно.

— Так она и Квентина нянчила? — Марек сел, улыбаясь. Казалось, проигранный поединок его ничуть не волновал. — Насколько я знаю, он вовсе не из Теми.

— Откуда?.. — ахнула я. Вот ведь! Уже успел съездить до Теми и обратно?

— Ну же, Лин, наивность тебе не к лицу, — Марек покачал головой. — Думаешь, на рынке никто не торгует часами? И выходцы из Теми в Галавере редкость?

— Как же ты свою сестру не отыскал? — нахально осведомилась я.

— Она взяла другое имя, — в голосе Марека не было горечи. — Лин, я одно из трех лиц ордена. Думаешь, она не знала, где меня найти?

— Мне кажется, она тебя ни в чем не упрекала.

— Но и не хотела меня видеть. Неважно. Я просто хочу знать, как она жила.

— Она вышла замуж, — я невольно заулыбалась. — За часовщика, что жил напротив, — он стал главой гильдии. Ох, и ругалась она! Он каждый раз на свидание опаздывал!..

…Мне было страшно одной, а ей, верно, жутко хотелось спать, и я прибежала к ней в комнату, подергала за одеяло и стала просить: «Ты спи, спи, только открой глазки! Открой глазки!»…

…Драконов, конечно, терпеть не могла, но сказок про них знала чуть ли не больше всех на свете…

…Очень обо мне заботилась. Всегда…

…Когда я прибежала с улицы с ворохом нехороших слов, первая за меня заступилась…

…По весне заново высаживала цветочные часы…

…Ничего не просила передать. Мне очень жаль, Марек…

Когда я умолкла, мы долго сидели в тишине.

— Я не хотел ехать в Темь, — наконец сказал Марек. — Я не знал, как она меня примет. Как ни крути, я виноват. Сладкое существование в тени Вельера… М-да.

— Он…

— Ничего с ней не сделал. Кроме того, что мужчина делает с женщиной. Я бы его убил, — без перехода заключил Марек и встал.

Я осталась сидеть. За спиной было теплое дерево скамейки, белым цветом цвел боярышник, но я видела только холодную кованую ограду и запах розовых лепестков.

«Вот так подарит кто-нибудь розы и получит ими по морде, — отстраненно подумала я. — А потом буду жаловаться, что никто на свидания не зовет».

В голове было пусто. Выть не хотелось, возвращаться домой тоже. Пусто, и все. Может быть, я заранее знала и невольно подготовилась к тому, что ворота не откроются? Или мудрая, усталая голова отключилась, давая мне перерыв, время все осмыслить?

Не знаю. Ничего не знаю.

— Марек, — позвала я со скамейки. — Что мне делать?

Он сел рядом, взял мои руки в свои.

— Есть люди. Мягкие, уверенные в себе, любящие свое ремесло, откинувшие злобу, верящие в лучшее. Есть маги. Агрессивные, балансирующие на грани, уязвимые, ранимые. Есть драконы: то же самое, но в сто раз больше, ярче… и горят они быстрее.

Я, не мигая, смотрела на него.

— Тебе повезло, Лин. Ты можешь выбирать.

— Ага, — я высвободила руки. — Ну, я полетела?

Марек вздохнул.

— Какая разница, как достигать своих целей, на крыльях или с кинжалом? Мастера есть в любом ремесле, а одержимость у тебя поистине драконья, — он, поморщившись, коснулся щеки.

— Марек, мне правда неловко…

— Забудем, — он усмехнулся. — Хотя еще пару раз я, конечно, напомню. Хочешь преподавать фехтование в Галавере?

— А… можно?

— Нужно! — хлопнул в ладоши Марек. — Тем более что заниматься этим все равно некому.

— А ты, стало быть, видение, ходячий обман чувств?

— Обремененный делами обман чувств, — поправил он. — Жди того, что по вечерам и ты будешь исчезать.

— Куда? — осторожно поинтересовалась я.

— Узнавать чужие секреты, — спокойно ответил он. — У меня много вопросов. Почему маг, полвека собиравший по зернышку драконьи тайны, выбросил знание на свалку? Откуда девочка из заштатного городка знает такие приемы фехтования, что у меня, лучшего мастера Галавера, глаза лезут на лоб? Что поделывают уцелевшие драконы? Наконец, кто и за что зарезал безобидную парочку с юга, и почему не тронул их золота? Последнее, кстати, касается и тебя: мы этим займемся.

— Да меня и второе касается. Или третье? Про девочку — какой это номер?

— Второй. Отвечать сейчас не обязательно, но когда-нибудь придется.

— А вдруг тебе не понравится ответ? — Я скосила голову. — Что тогда?

— Ли-ин. — Как тогда, на постоялом дворе, Марек присел передо мной на корточки. — Ты представляешь, какая это сумасшедшая сила — искренность? Когда ты можешь говорить обо всем, зная, что тебя поймут?

— Но эта же сила больно бьет… в случае лжи?

— Очень, — серьезно подтвердил Марек. — Но иначе ничего не получится. Точнее, получится драконы знают что. Лин, я примерно знаю, кто ты и что ты. Я могу представить, каково тебе сейчас. Я твой друг. Что бы ни случилось.

— Примерно? Он улыбнулся.

— Точнее, чем ты думаешь. Держи, — он протянул мне ключ из белого металла. — Комнаты рядом с моими. В отличие от Квентина, у тебя будет собственная ванная. Первый урок завтра во внутреннем дворе, с десятым ударом колокола. Погоняй их часа два.

— Договорились, — кивнула я. — Только… еще одно. Посоветуй, чем занять голову? Чтобы, — я махнула рукой на ограду вдали, — этого в ней не было.

— А ты садись на берег и попробуй докинуть камешек вон до того дерева, — он указал на противоположный берег реки, где тянулась к воде ива. — Справишься?

— Раз плюнуть, — ошарашенно пробормотала я. — Подумаешь, сорок метров!

— Меньше. Не суть. Представляешь, поднимет на тебя руку маг, а ты его по запястью камешком?

— Может быть, сразу запастись арбалетом? Чтобы наверняка?

— Заметит, — Марек покачал головой. — И поставит огненный щит. А вот камешек — очень даже.

Следующий день прошел словно во сне. И шутки на занятии, и темная резная кровать с белоснежными подушками, и медные трубы в ванной. В голове по-прежнему было пусто, но время от времени по телу прокатывалась теплая волна. Будто частичка меня бесстрастно сообщала: твоя, жизнь, Лин, изменилась к лучшему. Прими к сведению, пожалуйста.

Я и приняла. Но что-то мешало считать Галавер, новую комнату и новую должность своими. Все казалось временным, как долгий отдых. Как школьные каникулы.

Я размахнулась и закинула камешек далеко в реку. Значит, скоро что-нибудь изменится. А пока поиграем в блинчики на воде.

У реки, под тополями, невысокий холмик и ложбинка образовали нишу, в которой я и устроилась. Ива на другом берегу оставалась недостижимой целью, но дважды мне удалось потревожить соседние с ней кусты. О том, что плоские камешки у воды грозили закончиться, а число блинчиков-подпрыгиваний увеличилось с шести до восьми, я решила Мареку не рассказывать.

— Развлекаешься? — раздался голос сверху.

— Так легче не думается, — отозвалась я. — Квентин, это ты?

— Его бледная тень, — Квентин обошел холмик, уселся рядом, и в воде зарябило его отражение. — Марек тебя тоже до седьмого огня гоняет?

— И не думает, — я обернулась к нему. — Со вчерашнего дня его не видела. Он обещал интересное расследование, но, похоже, решил ни с кем не делиться.

— Какое?

— Не спрашивай: я даже имен не знаю. Два трупа, золото не тронули. Лучше расскажи, чему ты учишься у Эйлин.

Квентин глубоко вздохнул.

— Ну…

К тому времени, как он закончил рассказывать, я построила на краю берега пирамиду из плоских камешков. Желтоватая вода плескалась в нижних ярусах.

— …И мы все умрем? — спросила я.

— Ты когда-нибудь в этом сомневалась?

— Если честно, — я задумалась на секунду, — то да. Помнишь, как мы сидели у костра?

— Смерти не было, — Квентин кивнул. — Но Эйлин считает иначе. Я сегодня все утро думал: правда это о высокой воде или преувеличение, чтобы подхлестнуть нерадивых студентов? Но легенды, де Верг, та женщина в дилижансе — все говорят одно и то же.

— Ты так странно произнес его имя… С Анри что-то не так?

— Мы чуть не поубивали друг друга, — Квентин дернул плечом. — Такое не забывается. Я не хочу сейчас о нем говорить, хорошо?

— М-мм. — Я аккуратно толкнула пирамидку левой пяткой. Верхушка плавно съехала в реку, образовав прямую дорожку под водой.

— Представляешь затопленный Галавер?

— Ничего не представляю, — я покачала головой. — Помнишь, как ты рассказывал мне о новой картине мира? Некоторые события в нее просто не вставить. Так и остается часть холста незакрашенной.

Квентин опустил взгляд. Быстро обнял меня за плечи — и быстро отстранился.

— Да нет, я знаю, что мне повезло, — через силу улыбнулась я. — Фехтовать, разгадывать тайны, быть в центре событий, среди новых друзей… Кто его знает, может, даже удастся спасти мир раз-другой.

— Было бы неплохо, — улыбнулся Квентин.

— Вот-вот. Но это же не то! Не здесь, не сейчас и не так! С какого перепугу Корлину понадобилось заезжать в Темь? Почему ты маг, а я нет?

Последняя фраза вырвалась криком.

— Я не… — Квентин осекся. — Не знаю. Не могу сказать.

— Еще бы ты мог, — пробормотала я и тут же устыдилась. — Извини.

— Я бы хотел родиться сто лет назад. В другом времени. В другой жизни. Не всегда получаешь то, что хочешь. — Квентин коснулся моего рукава, указывая на крякв невдалеке. — Пойдем к уткам подкрадемся? Те две сидят у самого берега.

Утка с селезнем действительно грелись на воде у невысокой травы, поджав головы. На лице Квентина сиял неподдельный интерес, и мне расхотелось думать о воротах.

— Дремлют, — прошептала я. — Чур, не будить!

Мягко пружиня по траве, мы двинулись в сторону сонной парочки. Из-за облака вышло солнце, вода заискрилась, но тем двоим все было нипочем. Я уже начала надеяться, что история с ежом не повторится, но, когда до них оставалось три шага, утки снялись с места. Селезень негодующе потряс хвостом, и я скоро поняла причину его возмущения: под водой в ряд стояли бревна, на которых те спали.

— Лентяи! — ахнула я. — Хорошо устроились!

С безопасного расстояния требовательно крякнула утка.

— Увы, — развел руками Квентин. — Хлеба нет.

— Ну вот, согнали их с насиженного места. — Я сделала шаг назад. Утки, покружив по воде, вернулись, но мы уже не подходили ближе.

— Как школяры в Галавере, — проговорил Квентин. — Жить в комнате с соседом, бродить по городу, гулять с друзьями, время от времени забегать на занятия. Все равны, все свои. Беззаботные, едят и развлекаются вволю, учатся в меру. И они же — часть целого, будущее ордена. Я им завидую.

— Уткам?

— Да и уткам тоже… — пробормотал Квентин, наблюдая, как одна из них, шумно хлопая крыльями, пронеслась над водой.

— Ну вот, — грустно усмехнулась я. — Мы как старший брат с сестрой: брат по большой учености перескочил через школьные годы, а сестру по невеликому уму вообще не взяли. Стоим и вздыхаем.

В кулаке остался камешек. Утопить его, что ли, с особой жестокостью? Я присела, замахнулась… и чуть не рухнула в воду, когда он врезался точно в основание ствола той самой неприступной ивы.

Квентин, протянувший было руку, чтобы меня удержать, вопросительно поднял бровь.

— Учусь выводить из строя вашего брата, — пояснила я.

— Ну и правильно. Чего его жалеть, нашего брата… особенно вот этого.

К нам приближалась знакомая фигура. В этот раз Анри выбрал темно-лиловый цвет для своего одеяния. Надо признать, ему шло.

— Здравствуйте, дети! Как успехи на ниве просвещения?

— Испепелю, — ровным голосом произнес Квентин. — Сгинь.

— Есть такая байка, — не смущаясь, продолжал Анри. — Подходит маг к дракону и говорит: «Вызываю вас на поединок, сударь!» Дракон дыхнул, маг остался без бровей и волос, долго отлеживался от стыда подальше. Проходит год, маг находит дракона и во второй раз ему говорит: «Клянусь огнем, после того, как я закончу с вами, сударь, найдут только ваши кости!» Дракон дыхнул во второй раз, и мага унесли на носилках. Но прошло пять лет, и маг нашел дракона в третий раз… Мысль ясна? Кстати, вышвыривать ведра в окно — признак плохого вкуса.

— Я не рассчитал свои силы, — пожал плечами Квентин. — Кроме того, ставить ведро над притолокой второй раз было уж очень глупо.

— Ты выбросил его воздушным ударом, — сказал Анри. Он не спрашивал. — Что ж, отлично. В свете грядущих событий чем больше умелых магов на нашей стороне, тем лучше.

— А куда они светят, события-то? — поинтересовалась я.

Анри повернулся ко мне, и я чуть не рассмеялась. Жесткое, холодное лицо, перепуганные глаза — и упрямо, по-мальчишечьи вздернутый подбородок.

Кажется, вести и впрямь скверные.

— Мы увеличиваем охрану замка. Квентин нужен наверху, а Марек искал тебя. Найдешь его у Трех Ворот, или, — он подчеркнуто шаркнул ногой, — тебя проводить?

— Доберусь сама, — сквозь зубы проговорила я.

— Великолепно, — Анри круто развернулся и пошел прочь, сделав Квентину знак следовать за ним.

— Может быть, сегодня вы справитесь без меня? — Квентин не тронулся с места. — У меня дела в архиве. Эйлин знает, насколько это важно.

— Да ну? — де Верг приостановился. — Ключ и слово? И архивист не возражает?

— С архивистом я договорюсь.

— Я весь внимание, — Анри поклонился. — Уверен, ваши доводы меня поразят.

Несколько секунд было тихо. Лишь невдалеке крякали утки.

Потом Квентин наклонил голову и молча направился в сторону замка. Де Верг, усмехнувшись, последовал за ним.

Стараясь не дышать, я прошла мимо розовых кустов и стрелой вылетела за ограду. Да уж, с ними каши не сваришь. Как они только драконов победили?

Значит, Анри архивист, и кого попало в библиотеку он пускать не намерен. Почему, кстати?

А понятно, почему.

Если хотя бы половина свитков Галавера попадет к драконам в когти, новой войны не избежать. Драконы освоят тонкую магию и начнут пакостить магам-победителям вовсю. А если Квентин с друзьями… гм, с врагами… пепел, совсем запуталась! В общем, если волшебники еще и изобретут что-нибудь стоящее, драконов от библиотеки за крылья будет не оттащить. Поэтому маги и собирают чужие архивы; поэтому и выкупают каждый том у торговцев и фермеров.

Но так было всегда. Почему же испуганный архивист и дополнительная охрана — именно сегодня?

На рыночной площади словоохотливая торговка указала мне дорогу и щедрой рукой отрезала здоровенный шмат дыни. Обляпанная соком, с липкими руками, я шла, вступая в тень башен и замирая под тенью колоколов, и, несмотря на все ворота на свете, широко улыбалась. Впереди приключение!

Наконец дорога закруглилась: между липовыми аллеями и острыми крышами три мощные арки вросли в землю. Вдоль каменных плит пробивалась трава, а над левой стеной росла крошечная береза. Под правой аркой сердито курлыкали голуби.

Марек стоял в дверях трактира.

— Достопримечательности оставим на потом, — кивнул он вместо приветствия. — Анри успел тебя напугать?

— Нет. — Я прошла мимо него к насосу и осторожно взялась свободной рукой за рукоятку. — Только сообщил, что замку нужны люди. Я поняла, что придется драться, и решила вымыть руки перед боем.

— И лицо, — рассеянно добавил Марек. — Волнуешься?

— Немного… Будем искать того убийцу?

— Если бы только его, — он вздохнул и сел на запыленные ступеньки. — Ты слышала, что произошло в Херре три недели тому?

— Какой-то дракон пытался воцариться в замке. Но, — я вспомнила слова лекаря, — никто не погиб, хоть паника и была большая.

— Да. Чего ты не слышала, так это того, что он был не один. Двое его спутников были убиты позапрошлой ночью, — он потер лоб. — Хотел бы я иметь людей в Херре, но увы. Нам повезло, что стражник, переломавший кости в той заварушке, добрался до Галавера и опознал тела. Не повезло, что стоял он у городских ворот и самого дракона не разглядел. Разве что в полете, но не в этом дело.

— А в чем?

— Ты еще не поняла? Та парочка выбиралась из Херры под покровом ночи с мешком золота. Юноша-стражник заметил их, но не стал ничего предпринимать, боясь драконьего гнева, а стоило бы. Дракон, уверен, щедро вознаградил бы его за поимку мародеров.

— Значит, они предали дракона? И он зарезал их в отместку?

— Я говорил, что их зарезали? — Марек нахмурился. — Прости, я устал. Хуже вот что: я нашел убийцу. У парня железная выдержка: вместо того чтобы покинуть город, он затаился. Как я понимаю, не для того, чтобы напечь нам пирожков. Вылитый отец…

Заметив мой полуоткрытый рот, он грустно усмехнулся.

— Мы знакомы с его отцом. Уж он-то точно сейчас де Вельер… если еще жив. Неважно. Я бы не позвал тебя, если бы ты не владела рапирой, как я. Мы должны его обезоружить. Мне нужно его услышать.

— Но ты уже знаешь, почему он убил, разве нет?

— Я хочу знать, что грозит Галаверу. Эйлин разрежет одного дракона пополам, но десяток превратит город в руины. Этот парень, как и его отец, прошел драконью школу. Он знает, что произошло в Херре. Это серьезно, Лин.

Я кивнула.

— А убийца, он… очень опасен?

Марек вздохнул.

— Я бы не стал звать тебя, но он ушел через окно, пока я беседовал с хозяйкой. Она, добрая душа, думала, его не было дома, а я потерял… м-да. В общем, второй попытки у нас не будет.

Я еще раз кивнула:

— Я готова.

До светлого домика с алыми ставнями («цвета крови», машинально отметила я) мы дошли за считаные минуты. Марек бесшумно пробрался под окно и точным движением извлек из ножен рапиру. Я двинулась к двери.

У порога на запыленном коврике грелась собака. Я сделала страшные глаза и ткнула пальцем в глубину сада. Она разочарованно посмотрела на меня, медленно поднялась и потрусила прочь.

В глубине дома послышался шум. Секунды потеряны. Плохо. Я взялась за ручку.

Он прыгнул со второго этажа. Я успела только заметить развевающиеся темные волосы, как над головой свистнул металл. Кортик взлетел навстречу, опережая мысль и руку, но поймал лишь воздух. Мелькнул серый плащ, и Марек раскрученной пружиной набросился со спины, обхватив противника под грудью. Если бы я получила такой удар в солнечное сплетение, лежала бы на земле полумертвой, но этому господину все было нипочем. Де Вельер, значит? Посмотрим!

Убийца вывернулся из рук Марека и рыбкой нырнул к стене. В отличие от нас, он фехтовал двумя руками: в правой искусно извивалась, блокируя все выпады Марека, длинная рапира, в левой ждал своего часа кинжал с рифленой рукоятью.

Время обратилось в кисель. Трава, скрипучие ставни, летние липы — все замерло; лишь серое небо неслось над головами. Выждав, когда убийца обнажил бок, я рванулась к нему. Его кинжал чуть не проколол мне плечо, но я была быстрее: кортик распорол на нем одежду от пояса до бедра.

Он ошеломленно посмотрел на меня, затем ухмыльнулся. Красивое, яркое лицо, мускулистые руки, вот только с какого перепугу он чуть не рассек Мареку грудь?! Ну, держись!

— Ни один житель Галавера не был убит, — как бы между прочим заметил Марек, тяжело дыша. — Тех двоих не жаль никому.

— Тогда что ты здесь делаешь, Палач? — отозвался убийца, не прекращая парировать.

— Хочу поговорить. Что нужно Вельеру? Остальным драконам?

— А что нужно тебе и твоей девчонке?

Я охнула: перед глазами сверкнул клинок. Марек пнул убийцу по голени; тот на мгновение замешкался, но секунду спустя чуть не выбил у Марека рапиру.

— Мы защищаем город, — Марек сделал обманный выпад, подбираясь ближе. — А что нужно тебе?

— Мести, Палач, власти и мести! — Убийца белозубо засмеялся. — Как всегда.

— Да, — Марек покачал головой, — ты и впрямь вылитый отец.

Ноздри убийцы раздулись.

— Кстати, — Марек прищурился, — я не палач.

— Разумеется, — убийца презрительно скривил губы. — Кому ты это говоришь? Ей?

Он резким жестом отбил выпад Марека и повернулся ко мне. Выпад, еще выпад… тяжело как! Я взглянула на Марека, бледного, с лихорадочными пятнами на щеках. Он произнес одними губами: «одновременно». Тот самый прием в сердце? А как же поговорить?

Убийца парировал с такой яростью, что клинок Марека взлетел на полметра вверх. Кинжал змеей метнулся к моей груди, грубо пародируя изящный удар. Как тогда, в парке, я отклонила клинок, целясь в лицо. Глаза убийцы сузились.

— Интересная подобралась компания, — произнес он, растягивая слова. — У нас есть общие знакомые?

Марек, не говоря ни слова, прыгнул вперед, захлестывая его ногу своей. Рапира вошла убийце в бок. Он, пошатываясь, отступил, и я, обогнув Марека, перетекла в стойку напротив.

Рапира и кинжал, дрожа, обратились в мою сторону. Я остановилась.

— Зря, — усмехнулся убийца и развернул руку, целясь мне в горло. Я едва успела отскочить.

Убийца не спеша откинул с плеч черные волосы. Его лицо на глазах теряло цвет, но, казалось, это его нисколько не волновало.

— Продолжим? — Марек бесшумно стал рядом со мной. — Или все-таки поговорим?

— Я бы с радостью, — убийца по-кошачьи изогнулся, — увы, нет времени.

Он начал двигаться, еще не договорив. Я легко ушла, с лязгом отводя его кинжал в сторону, но Марек не успел. Длинный, как коса, клинок скользнул по его виску, и на землю упала прядь волос.

— Марек!

В ушах стучало, липы прыгали перед глазами, но крови не было. Не было. Я перевела дух.

— Убирайся, — хрипловатый голос убийцы подрагивал. — Следующим ударом я снесу тебе череп.

Марек выпрямился, тяжело дыша, и секунду мужчины смотрели друг на друга. Во взглядах не было ненависти — это поразило меня сильнее всего. Только незнакомая горечь и холодная решимость. Вельер объединял их когда-то, а теперь… теперь — что?

Но у Марека было время, чтобы придумать ответ. Убийца истекал кровью.

Не сговариваясь, мы с Мареком метнулись крест-накрест. Я поднырнула под рапирой, вкладывая всю силу в продолжение руки и уже чувствуя, что вот-вот распорю убийце бок, но его тела там не оказалось. Вместо полурасстегнутой рубашки и залитой кровью кожи меч звонко впечатался в стену. От удара заныли зубы; побелка под ставнем пошла сетью трещин.

Убийца ушел от удара. Так, как учил меня мэтр.

Я обернулась.

Марек упал на колени. Рапира нависала над ним, как падающая башня. Его собственный клинок, казалось, вот-вот должен был выскользнуть под напором убийцы; я не успевала. Никак.

Марек!

Убийца резко шагнул вперед. Кинжал в его руке взлетел — и под острым углом ушел в небо. Передо мной мелькнули ноги в грубых сапогах, недоумевающее, ошеломленное лицо, и убийца растянулся на земле. В груди чуть ниже плеча торчала арбалетная стрела.

— Вот и все, — спокойно кивнул Марек, выхватывая у убийцы кинжал. — Лин, найди стрелка.

— Нет нужды, — раздался веселый голос. — Я к вашим услугам, господа.

Через двор к нам приближался светловолосый молодой человек, загорелый и худощавый. В левой руке покачивался разряженный арбалет.

— Или мне нужно говорить, что это я оказал вам услугу? — добавил он, поворачиваясь к Мареку. — Похоже, с прической вам теперь придется повозиться.

— Мне кажется, я вас знаю, — задумчиво сказал Марек. — Не вы ли приторговывали зерном во время войны?

— И не я ли промышлял разбоем в окрестностях Галавера сразу после? — подхватил молодой человек. — Было дело.

Убийца шевельнулся на земле. Сквозь сжатые зубы вырвался стон.

— Помогите нам перетащить де Вельера в замок, — Марек кивнул на пленника. — У нас мало времени. Нам ведь есть о чем поговорить, я не ошибаюсь?

— Еще бы, — прошептал де Вельер. — Два предателя…

Он потерял сознание.

— Я не смею настаивать, но, может быть, вы его все-таки убьете? осведомился молодой человек. — В прошлый раз я чудом от него ушел. Ребятам повезло меньше.

— Так вы тоже были в Херре, Саймон? — Марек склонился над де Вельером, проверяя пульс. Носилки бы, да куда там… — Не иначе как с молодым Кором?

— Я, собственно, и выдал мальчика властям, — кивнул Саймон. — И ни памятника, ни медали в полный рост. От них дождешься; впрочем, я себя обеспечил. А теперь вы, Марек, и вы, сударыня…

— Лин, — машинально отозвалась я.

Сейчас, когда он стоял рядом, я уже не могла ошибиться, принимая его за своего ровесника: Саймону было не меньше тридцати пяти. Усталая улыбка не придавала лицу привлекательности, скорее, наоборот. Но обаяние в нем было: тихое, неброское и сразу вызывающее доверие.

Де Вельер назвал его предателем…

А Марека — палачом.

— …И вы, Лин, полагаю, захотите меня расспросить об этих событиях?

— Еще бы, — Марек отошел на несколько шагов. Убийца пришел в себя и теперь наблюдал за ним через полузакрытые веки. — Признаться, я и не надеялся на такую удачу. Лин, собери оружие, и пойдем.

Длинная рапира убийцы отлетела к стене. Я нагнулась, чтобы ее поднять.

— Все-таки ничего ты не понял. — Убийца закрыл глаза, разводя руки в стороны. В правой руке темнела короткая трубка.

— Марек! — предостерегающе крикнула я. Саймон, немыслимо извернувшись, отпрыгнул далеко в сторону.

Короткая стрела попала мне в живот.

Я упала навзничь. Мир странно перекосился, голова склонилась набок, и сквозь завесу травы я успела увидеть, как Марек повалил убийцу, пришпилив его ногу к земле.

«Жаль, что у мэтра только одна рука, — подумала я, засыпая. — А то бы я… я…»

— Что за глупый обычай — месть, — в сердцах сказал Марек, поворачиваясь ко мне. — Пепел! Если там был яд…Лин! Лин!!

ГЛАВА 3 Квентин

Я остановился на пороге, не сразу сообразив, где нахожусь. Тюрьма представлялась мне совсем иначе: мрачные клетушки, сырость, вонь.

Внутри было светлее, чем в галерее. Толстые каменные стены оставались сухими, но я не сомневался, что при желании комнату можно было наполнить водой: ступенька вниз и темные пятна на полу говорили о том, что я прав. Свет падал сверху через квадратное окно. В остальном комната мало чем отличалась от рабочего кабинета, за исключением одной черты: с углов свисали блестящие цепи, широкими лентами опоясывая пленника.

Расшатанный деревянный стол и несколько стульев составляли всю меблировку. В углу валялся куль с вмятиной от чьей-то спины.

Эйлин плотно, тщательно закрыла дверь. Меня передернуло.

Пленник полусидел, раскинув руки в стороны. Под ним был распластан набитый сеном матрац, и я вдруг понял, почему в залах Галавера пахло сухой травой.

— Я давно вас жду, — безразлично сообщил Марек. Он ссутулился у стены, перебирая в пальцах короткую трубку.

— Лекарь только что закончил накладывать швы, — Эйлин знакомым движением взлетела на стол. Строгая мантия и вздернутые плечи делали ее похожей на школьницу. — К счастью, молодое тело всегда слишком хочет жить.

— Досадный недостаток, не так ли? — Марек посмотрел на пленника. — Обидно, когда не удается укокошить красивую девушку.

— Я жалею только об одном, — сипло произнес пленник, — что заряд был в левой руке, и, значит, умрешь не ты.

У меня закружилась голова. Умрет?

…Длинноносый лекарь, старый знакомец, наконец отпустил запястье Лин. На бледном лице затеплилась краска.

«Стрела вышла вся; выйдет и снотворное. Если наконечник не отравлен, мы можем спать спокойно».

«Я понимаю, мэтр, и очень вам обязана. Вы задержитесь?..»

Марек перевел вопросительный взгляд на Эйлин.

— Я попросила Далена определить вид яда, — после заминки кивнула она.

Пленник хрипло рассмеялся.

— Так вот почему глава ордена не удостоил меня визитом! Кстати, как его руки? Зажили?

— Может быть, поделитесь секретом? — спросила Эйлин. — Чем отравлен наконечник?

— Великие маги не умеют расщеплять вещество на атомы и проводить их сквозь свет? — Пленник закашлялся. — Меня уверяли, что чародей увидит одну-единственную частицу ртути в кубике льда, если захочет. Но я не получил ответа. Дален лишил меня своего общества?

— Мы возместим ущерб, — пообещал Марек. — Я уверяю вас, дорогой де Вельер, мы крайне занятные собеседники. Так о каком яде идет речь?

— Врагов уничтожают. — Он равнодушно пожал плечами. — Предателей тем более.

— А Далена вы, надо полагать, хотите переманить на свою сторону? — Эйлин еле заметно усмехнулась. — За что вы стреляли в девочку, Вельер?

— Де Вельер, — поправил он. — Я не дракон.

— Вы хуже, — вздохнула Эйлин.

— Эта девочка с коротеньким мечом прошла драконью школу, — резко сказал де Вельер. — Она знала, против кого обнажает клинок.

Я тяжело опустился на куль с травой. Хорошие у судьбы шуточки. Выучиться у одного дракона, чтобы оказаться на волосок от смерти из-за другого.

— И вы отказываетесь помочь ей? — спросила Эйлин. — Я полагаю, вы и без меня знаете, что от этого зависит ваша судьба.

— Камера или смерть? — де Вельер иронически усмехнулся. — Нелегкий выбор.

— Камера или свобода, — поправила Эйлин.

Пленник удивленно поднял брови. Перебинтованный, бледный, небритый, он все-таки держался с достоинством. И, что скрывать, и у него, и у де Верга был тот самый аристократизм, которого так не хватало мне.

А Эрик держался так просто, так по-домашнему…

— Объяснитесь, — после длительного молчания сказал пленник. — Так, чтобы я вам поверил.

— Мы знаем, что произошло, — Эйлин наклонилась вперед, и я впервые за день увидел на ее лице болезненную гримасу. — Отпрыск рода Кор захотел вернуться домой. Двое молодых людей пожелали его сопровождать, но когда запахло жареным, сбежали. И, как водится, поплатились.

— Трое, — коротко сказал де Вельер.

— Да, мы наслышаны, — Эйлин взглянула на Марека. — Квентин, вы еще не видели Саймона? Живая легенда как-никак.

Хороший вопрос.

— Я отправился прямо в лазарет, — мертвым голосом ответил я. — Не сомневаюсь, мы увидимся позже.

— Если от него что-то останется к тому времени, — мрачно заметил де Вельер. Цепи опоясывали его в три слоя, но в эту минуту я почему-то усомнился в их прочности.

— Добр же молодой Кор, если вы убиваете по его указке, — Эйлин покачала головой. — И храбр. Он знает о вашей… миссии?

«Нет», — чуть было не вырвалось у меня. Даже не догадывался. Может быть, хватит уже горьких шуток? Доброе имя летит в пепел… да и гори оно огнем. Пусть хоть Лин останется жива — о большем я уже не прошу.

— Я не могу ответить, — спокойно сказал пленник.

— Не знаете или не хотите врать, — пробормотал Марек. — Тогда почему…

— Когда очень хочется, «почему» не имеет значения. — Дверь приоткрылась, и на пороге показалась знакомая фигура. — Марек, вы будете со мной разговаривать или мне ждать, пока Первый вернется из-за неба? Мой дилижанс уходит через полчаса.

Последний раз я слышал этот голос, когда меня волокли из спальни родителей. Глаза заливала вода, а они торговались об оплате, о цене за мою голову…

Саймон!

По шее пополз холод. Я замер на месте, изо всех сил стараясь не вжиматься в стену и чувствуя, как каменеет затылок под шлемом. Если бы Эйлин не попросила меня набросить мантию, он бы меня узнал. Сразу. И — все. Конец.

Обернуться бы, хлестнуть предателя по щеке!

И очнуться по колено в воде, спеленутым, как де Вельер.

Де Вельером, похоже, владели те же чувства. За плотно сжатыми губами угадывалось рычание; пальцы левой руки бессильно скользнули по полу и замерли на забинтованном плече.

— Вы сидите, сидите, — небрежно заметил Саймон. — Не буду вам мешать.

— Саймон, вы злоупотребляете, — холодно произнесла Эйлин.

— Кто бы спорил! — развел руками тот. — Уделите мне внимание, и я исчезаю.

Эйлин подняла бровь.

— Деньги, — пояснил Марек. — Наш друг их любит.

— Правда? — Эйлин перевела взгляд на Саймона. — Отчего же?

— О, это долгая история, — усмехнулся тот. — Когда-то я пристроился к разбойникам. Опустим горькую правду и скажем, что я сделал это ради романтики: то, что мне захотелось есть, не столь важно. Так вот, тогда я впервые взял в руки золотую монету. С тех пор и покатилось.

— И за столько лет вам не надоело это занятие?

— Да как сказать, — Саймон уселся в дверях, вытянул ноги. Я мысленно поблагодарил небо, что мой куль притаился в углу. Лицо горело, как у мелкого воришки с рынка.

— Разбойники меня, конечно, кормили, — продолжал Саймон, — но я очень скоро понял, что от них не уйти. А я вольная птица, судари и сударыни. И я нашел тех, кто был сильнее. Тем и живу. Что делать, каждый меняет мир по-своему!

— Да вы славно спелись, — фыркнул де Вельер. — Вы уверены, что желаете отпустить меня на свободу, господа? Вот он, ваш союзник, перед вами.

— Так-так-так… — словно про себя проговорил Саймон. — На свободу. Уже интересно.

— Вы выполняете наше поручение и получаете оплату, — пожал плечами Марек. — Разве судьба нашего гостя вас волнует? Когда он окажется на свободе, вы будете уже далеко. Чем вы недовольны?

— Отсутствием должного внимания к моей персоне, — улыбнулся Саймон. — Всего-навсего.

— Что ж… — Марек засунул руку в знакомый мешочек. Глухо звякнули монеты.

— Что за поручение вы ему доверяете? — язвительно поинтересовался де Вельер. — Сами не знаете, у кого девочка училась нашим приемам, и теперь хотите это выяснить?

Меня начало колотить.

— Возвращайтесь скорее, — Марек передал Саймону кошелек. — Я бы съездил сам, но увы. Квентин, проводите… хотя я, пожалуй, сам это сделаю.

— Я найду дорогу, — с улыбкой поднял ладони Саймон. — Мое почтение, Марек… сударь… сударыня…

Мне едва хватило сил наклонить голову. Саймон сделал длинный шаг назад, и дверь бесшумно закрылась.

— Решайте, — негромко позвал Марек. — Вам нужна свобода, нам — ответы. Мы не требуем от вас невозможного, де Вельер. Говорите.

— Мы враги, — пленник устало повел плечами. — Какой смысл?

— Смысл вот какой, — Марек опустился на куль с сеном. — Я, скажу честно, порядком зол. Галавер не чулан, откуда любой может стащить связку колбас. Но во все времена драконы ценили слово «честь». Я это помню. Некоторые, правда, — он криво улыбнулся, — понимают его по-своему.

— То есть ты оправдываешь убийство тех двоих? — пленник вскинулся.

— Не то чтобы, — Марек пожал плечами. — Но я понимаю, какие чувства двигали… кем, кстати? Отпрыском рода Кор? Вельером?

Пленник промолчал.

— Я понимаю убийство двух молодых людей, — повторил Марек. — Они предали, оскорбили кого-то из ваших; мне нет до этого дела. Но почему вы не убрались из города после того, как разделались с теми двумя? Зная, что мы идем по пятам?

— Хотел встретиться с Палачом! — пленник усмехнулся. — Дален — желанная добыча, да и ваши архивы манят. Вы же верите, что драконы спят и видят, как бы вновь овладеть тонкой магией? Так вот, это правда.

— Месть и власть, — задумчиво произнесла Эйлин. — Но это сумасшествие. Позвольте, я покажу вам…

Она встала и подняла руки. Рукава мантии упали вниз, открывая кисти, и между ладонями засверкали плоскости огня.

Я прикрыл глаза. Меня все еще трясло. Саймон в Галавере, в двух шагах от меня! И, если де Вельер прав, он вот-вот отправился в Темь.

А я успею предупредить Эрика, только став собой…

Нет. Если я полечу в Темь, мне не вернуться. Эйлин захочет знать, где я был, Лин попадет под подозрение, архивы уйдут под тройной замок. А когда маги узнают, что под Темью видели дракона…

Надо молчать. Но выдержу ли я? Несколько часов назад мы гоняли уток в парке, а теперь мои бывшие спутники мертвы, Лин, может быть, умирает, а де Верг закрыл для меня архивы навсегда. Я так не могу… могу ли?

На руку упала искра. Я вздрогнул и открыл глаза.

Не отрываясь от жонглирования, Эйлин вытащила из рукава деревянную коробочку и подкинула ее вверх. Почерневшие обломки брызнули в стороны.

— Увеличьте эту картинку в сто раз, — она села на корточки перед де Вергом. Светлые зеркальные глаза отражали черные, настороженные. — Помните, чем все кончилось в Херре? Представьте, что нас ждет, когда мы начнем сражаться на равных.

— Вы говорите о драконах словно о неразумных детях. — Пленник отодвинулся к стене. — Взывайте к лучшим чувствам, пугайте, упрашивайте, если хотите успокоить совесть, но пока Вельер не воцарится в своем замке, мира не будет.

— Вас поставят на колени, — холодно, отстраненно произнес кто-то. Я не сразу понял, что это был я. — То, чем вы занимаетесь, безнадежно. Херра это показала. Вы хотите вернуться к укладу столетней давности, а возвращаться нужно на тысячелетия назад.

— В огненный век? — Пленник заинтересованно глянул на меня. — Всех во врата времени, чтоб уж сразу наверняка? Достойная смена растет. Эйлин. Мои поздравления.

— Вы назвали Марека палачом. Называйте уж и меня так же, — устало отозвалась Эйлин, вставая. — Поверьте, я заслужила.

— Еще несколько часов, и это прозвище заслужит наш гость, — Марек выпрямился. — Решайте быстрее, Де Вельер. Если Лин умрет, я сверну вам шею просто из принципа.

— Я мог бы сказать, что стрела не отравлена, но я солгу, — пленник откинулся на матрац. По виску струился пот: ему явно было нехорошо. — Я скажу вам; свобода, надо признаться, очень меня интересует. Но прежде я хочу услышать объяснения. Правильно ли я полагаю, что вы отпускаете меня в качестве посла доброй воли? Зачем? Вы не желаете делиться тонким огнем. Что тогда?

— Переговоры, — опережая Марека, заговорила Эйлин. — Идет высокая вода. Вельер знает, чем она грозит; знает, как она любит дикое пламя. Если вы остановитесь, мы отдадим под вашу руку земли на востоке, за Херрой и Вергом. Право, вы там и так неплохо устроились.

— Пустоши.

— И брошенные замки в двух шагах от Сорлинн, — возразила Эйлин. — Дайте нам год перемирия, и через: год мы будем бороться с высокой водой вместе. Пересуды утихнут, и, возможно, мы даже сможем учить детей драконов в Галавере.

— Последнего не будет никогда, — де Вельер насмешливо покачал головой. — Вы слишком боитесь, нас. Боитесь настолько, что готовы отдать половину земель, лишь бы сберечь то, что всегда было нашим по праву рождения.

— Мы готовы поступиться…

— В пепел!

Де Вельер рывком подался вперед, но обвис на цепях и повалился обратно, зажимая рукой бок.

— Вы идиоты, — тихо продолжил он, — если думаете, что мы отступимся. Искалечить хозяина этого замка, залезть в голову неопытной девчонке, украсть чужие рукописи — любой мародер давно поплатился бы головой. Я передам ваши слова. Я не добавлю к ним ни строчки.

Он небрежным жестом подхватил обгорелую щепку и начертил на камнях две буквы.

— А теперь дайте мне отдохнуть.

Эйлин, белая как полотно, глянула на надпись и вышла. Марек, не сказав ни слова, последовал за ней.

Искушение остаться было непереносимым. Словно за обедом на ферме, когда ноги каменели при одной мысли выйти из-за стола, не дожидаясь взрослых.

Я обернулся у полуоткрытой двери. Де Вельер безучастно смотрел мимо меня.

— За что вы убили тех двоих? — чужим голосом спросил я. — Разве Кор не справился бы сам?

— Палач не хвастался тебе своими подвигами? — де Вельер повернул голову. — А ведь он остался в живых. Как ты думаешь, сколько бы натворили те двое?

— Те двое были испуганными детьми.

— Как и ты. Что это меняет?

— Я… — я запнулся. Пепел!

— Если бы они предали кого-то из твоих, ты бы на многое смотрел по-другому, — холодно сказал пленник. — А, впрочем, нет: вы же все сами за себя. Для вас частица «де» в имени — причуда, вычурная красивость, а огненное имя — пустой ритуал.

— А для вас? — Я отпустил ручку двери. — Если один дракон пойдет против другого, кому вы будете служить?

— Драконы — одно, — негромко, не рисуясь, произнес де Вельер. — С начала времен. Даже трижды проклятый Первый хотел лучшего. Те, кто уходил на войну, делали это не ради собственных детей, а для всех драконов, и прошлых, и будущих.

— То есть лучше решать за всех, чем идти по своему пути одному?

— Парень, что стрелял в меня, шел по своему пути, — де Вельер посмотрел на меня. — Он предал род Кор и предаст вас, когда придет время. Думаешь, он один такой? Жизнь без веры — череда предательств.

— Драконы не верят Первому… — прошептал я.

— Мы верим в себя. А вы — не верите никому.

Я молча вышел из комнаты.

Закрыв за собой дверь, я прижался лбом к косяку. «Нами управляют легенды, Квентин», — сказал Эрик. Нет, мэтр. Отчаяние.

По галерее гулял ветер. Марек и Эйлин тихо переговаривались у колонны.

— Убедилась? — Марек кивнул ей на меня. — Идемте.

Мы двинулись вдоль галереи. Марек сутулился больше обычного. Эйлин, все еще бледная, зябко куталась в поблекшие косы.

— Вы слышали весь наш разговор?

— Почти, — подтвердил Марек. — Наш друг весьма привержен истине, вот только она с ним не в ладах. Пожалуй, вечером я нанесу ему еще один визит, посерьезнее.

— Бесполезно, — отозвалась Эйлин. — Он не скажет.

— Но и не отступится, ты слышала. Чего нам ждать? Ртути под кроватью? Зарева над парком? Умелого повара?

— Он передаст наше предложение, — твердо сказала Эйлин. — Де Вельер не сказал Квентину ничего нового, хотя я, что скрывать, надеялась на некоторую признательность.

— О да, — хмыкнул Марек. — Мы заставили его открыть яд, которым он надеялся уморить Лин, и де Вельер теперь нам безмерно благодарен.

— Он ранен, его бьет озноб, и он хочет жить! Как бы ты повел себя на его месте?

— Вряд ли достойнее, — Марек пожал плечами. — Но наверняка умнее. Он даже не спросил о высокой воде: чем вызвано наше беспокойство, как далеко мы продвинулись в расчетах — ничего! Или у него глаза и уши в Галавере, или он не верит нам ни на грош.

— Противоядие! — громко перебил я. — Эйлин, где оно?

— Железная лазурь. Я отправила записку, — она легко сжала мое плечо. — Все хорошо. Предложение отправить драконов к праотцам, признаться, не было лишено оригинальности.

Лин, Линка, маленькая и бесстрашная… Я прикрыл глаза. Небо, она будет жить. Завтра, послезавтра… каждый день. Пепел, как же я испугался…

— Зачем я вам понадобился? — устало спросил я. — Там, на допросе?

— Откровенность, Квентин. Единственное, что мы можем выставить против драконьего братства. Мы ценим верность, но она не может быть слепой. Идите, вам нужно отдохнуть.

Я развернулся и пошел к лестнице. Взбегая по ступеням, я еще не представлял, куда пойду. Если бы мне предложили заложить несуществующую душу за право вернуться на ферму и больше не слышать ни об интригах, ни об отравлениях, я бы, наверное, согласился. Пусть даже умирать пришлось бы по колено в воде.

Из коридора послышался хрустальный звон. Потом звук бьющегося стекла. Я просунул голову в дверной проем.

Посреди солнечной комнаты стоял, вытянув руку, давешний угловатый парнишка, любитель носков из козьей шерсти. Рукава трепетали на ветру, но манжеты были неподвижны, словно вылитые из прозрачного гипса, и странно, ярко светились. Паренек неловко шевельнул рукой, и, когда по граням стеклянного запястья побежали радуги, я понял его секрет: развевающийся рукав был подделкой из тонкого хрусталя.

Парень кивнул — и со всего маха швырнул сверкающий браслет в стену. Я полуоткрыл рот. Стекло неохотно заскользило по кисти, сияя так, что слезились; глаза, и остановилось на кончиках пальцев.

— Зачем? — мой голос гулко отозвался в стенах. — Зачем губить такое сокровище?

Парень вздрогнул и обернулся, смущенно улыбаясь.

— Я еще десяток таких спроворю, не бойтесь. Надо, чтобы намертво село: мы же будем танцевать.

— А-а… — я не знал, что сказать.

— Это первый, что не врезался в стену, — паренек аккуратно снял хрустальный рукав. — Наверное, я должен сказать спасибо: вы мне удачу принесли. Нашли вы тогда свою комнату?

— Что? А, да. Слушай, — я прикусил губу, — если ты не дорожишь этим наброском, может быть, поделишься? Есть одна девушка, которая долго еще не будет танцевать.

— Наша преподавательница фехтования? — Его глаза округлились. — Вы ведь о ней говорите, правда? Что с ней? Утром было первое занятие, а потом кто-то сказал, что ее ранили — это так? Я слышал, она поймала убийцу? С ней все будет в порядке?

— Сдаюсь. Столько вопросов, что я на все не отвечу, — я вскинул руки. — Да, я как раз иду к ней. Надеюсь, она скоро поправится.

— Держите, — он протянул мне браслет. — И, знаете… я наряжаю хрусталь к кануну драконьего лета. Она успеет выздороветь.

— А ты успеешь закончить свое чудо. Скажи, — я остановился в дверях, — то, что происходит вокруг, тебя не тревожит? Заговоры, убийцы, поединки?

— Да я этого и не умею, — он пожал плечами. — Мареку это вряд ли понравится, но мне все равно, для кого выдувать стекло. Я так ему и сказал, когда меня принимали.

— И поэтому тебе все равно, при ком жить, при магах или при драконах?

Он покачал головой.

— И именно поэтому я стою за магов. Им от меня ничего не нужно, кроме того, чтобы я жил и делал то, что мне нравится больше всего. Не нужно бороться, не нужно служить, даже думать не нужно, если мне этого не хочется, — он засмеялся. — Ну, это я так, в шутку говорю. Знаете, мама очень хотела, чтобы из меня что-нибудь вышло. Вот оно, «что-нибудь», и вышло. Ушло, и больше я его не видел. Когда увидите Лин, скажите ей, что она замечательная. Я очень жду следующего урока.

— Уверен, она тоже, — я бережно накрыл браслет плащом. — Спасибо.

Я долго блуждал по переходам замка, не думая ни о чем. На сердце было легко, словно искрящаяся стеклянная безделушка на расстоянии вдувала в Лин жизнь не хуже неведомой железной лазури. Кажется, я улыбался.

Каменные полы сменились деревянными, запахло водяным паром и смолой. Лазарет располагался невысоко: в галерею заглядывала сосна, на досках были разбросаны шишки.

Я остановился на пороге.

— Заходите, — длинноносый лекарь в шапочке и светлой мантии до пят выглянул из соседней комнаты. — Вашей спутнице очень повезло, что дело, вероятнее всего, не дойдет до нервического расстройства или слепоты.

— Хорошенькое везение, — пробормотал я. — Лин в сознании?

— К сожалению, да, — он посторонился. — Если ее поведение покажется вам странным, не пугайтесь: это воздействие снотворных средств.

Дверь в спальню открылась с жалобным скрипом. Я моргнул, привыкая к темноте: комната была погружена в уютный полумрак. Пламя единственной свечи танцевало на полу у узкой постели, плотные шторы скрывали окно. Лин лежала с открытыми глазами, сцепив побелевшие пальцы над одеялом.

— Меня только что разбудили, — тихо пояснила она. — Я скоро снова усну, часа на два. Лекарь говорит, что противоядие нужно принимать шесть раз в день.

— И долго?

— Не меньше двух недель.

Я опустился в кресло, походя зажигая вторую свечу. Стало чуть светлее.

— Очень больно?

— Было, — Лин на минуту закрыла глаза. — Когда я очнулась после… операции, я, кажется, вела себя не совсем… подобающе. Молила о милосердии и… нет, не помню. Лекарю пришлось дать мне еще трав от боли, а они навевают сон.

— Тебе принести что-нибудь вкусное? — Я вспомнил первый урок с Эйлин. — Яблоко?

— Шутишь? Черные сухари и вода, не меньше пяти дней. Что это?

— Подарок от благодарного ученика. — Я поднес браслет к огню. — Он чуть не разбил эту красоту о стену, представляешь?

Лин приподнялась на локте.

— Острый, — слабо проговорила она, откидываясь обратно. — Не надо.

— Хорошо, — я завернул украшение в плащ. — Извини. Тем не менее, по его словам, ты замечательная. Уж с этим-то не будешь спорить?

— Не буду, — Лин улыбнулась. — Сил нет. А кто он?

— Обычный парнишка. Живет своей жизнью и знать ни о чем не знает, да и не хочет. Зато ничем не терзается.

— Мудрый парень. Хотела бы я… — Она замолчала.

— Жить так же? — подхватил я. — А верно, ну его, этот Галавер! Поедем ко мне на ферму на пару недель? Я заберу свои книги, погуляем у реки, покормим белок. Потом не спеша сядем на баржу и поплывем обратно.

— А как же высокая вода?

— Ну, в архив меня все равно не пустят. — Я вспомнил де Верга, отправившего Лин к Трем Воротам, и мысленно дал себе зарок пнуть его как следует. — А после долгой поездки Анри де Верг может и передумать.

— Заманчиво… — Лин вздохнула. — Но я поправлюсь здесь. Вставать, куда-то ехать… невозможно. Мне сейчас кажется, что я все лето просплю в этой комнате и только к зиме выползу на улицу. Да и то — минут на пять-шесть, не больше. Я очень устала.

— Тебя… не интересует убийца?

— А что с ним? — Лин подняла на меня бесцветные глаза.

— Ничего, — я опустил голову. — Он в камере.

Лин кивнула, съежившись под одеялом. Пепел, она же теперь не возьмет в руки рапиру! Благородные драконы, дождь бы нас побрал.

— Я вернусь, — внезапно сказала она. — Я сейчас сама не своя, но я вернусь. И мне понадобится твоя помощь.

— Что угодно, — я развел руками.

— Я хочу узнать о Корлине, — она остро посмотрела на меня. — Что он делал в Теми, зачем зашел в наш трактир, кого увидел во мне — все. Мареку об этом говорить не стоит. Мне хватило жалости у ворот.

— Поделюсь всем, что найду, — помолчав, сказал я. — Обещаю.

— Ты иди, я посплю. Зайдешь завтра?

Я кивнул.

— Квентин?

Я остановился в дверях.

— Мм?

— Оставь браслет.

Я вышел улыбаясь.

На деревянной балюстраде прибавилось шишек. Я перегнулся через перила и лег животом на теплые доски. Внизу легкий ветер колыхал траву, на лавочках спорили школяры. К воде подошел чародей в неброской мантии и, накрыв лицо шлемом, разлегся под тополем.

Вечерняя тень холодила голову. Отправиться бы сейчас в кабачок поуютнее, заказать хороший ужин и слушать флейту с мандолой, пока не выгонят. Или погулять по парку, покормить уток… нет, что-то не хочется. А по совести, надо дождаться ночи и передать де Вельеру записку, короткую и злую. Вот только не видать мне после этого Драконлор как своих ушей.

— Размышляете?

Рядом, опираясь на балюстраду, стоял маг средних лет. В нем не было значительности, но я сразу вспомнил рассказы Лин: если бы Вельер, дракон и повелитель Вельера, носил шлем и темную мантию, он выглядел бы именно так. Высокий рост, жесткая складка у губ, тяжелый подбородок и внимательные глаза.

— Думаю о новых лицах. — Я чуть отодвинулся, и он одним движением перекинул ноги на наружную сторону, в сосновые иголки. Дались им эти перила!

— Эта история с посланником дракона, де Вельером… — Маг на несколько секунд замолчал, всматриваясь в даль неба. — Что вы о ней думаете?

— Вы в ней замешаны?

— По-своему. Сложнее определить, кого она не касается. Вас, например, — как?

Я выпрямился и пристально посмотрел на него.

— Вы Квентин, ученик Эйлин и один из лучших волшебников здесь, — не смущаясь, сказал он. — Ваши способности ярче моих, так что в чем-то я вам завидую. Впрочем, без зависти в магии нельзя.

— Так же, как и без сражений? — Я вспомнил слова де Вельера. — Если бы мы поделились с драконами тонким огнем, войны бы не было. Маги так хотели драться?

— Это… несколько однобокий подход, — помолчав, ответил маг. — Вы ведь знаете историю?

— Я вырос на ферме, но… Знаю. И придерживаюсь своего мнения.

— Своя рубашка ближе к телу, — он развел руками. — Но я не об этом. Драконы были лучшими, раньше. Спокойное сознание силы, огромные возможности, никаких соперников — их просто не с кем было сравнивать. До замка соседа час лету, впереди годы блаженного безделья и любых приключений… О тонком пламени начали забывать.

— Не сразу.

— Пускай, — согласился он. — Долго ли, коротко ли, но легкий гений исчез, а сознание того, что драконы — лучшие, осталось, тормозило, заносило. Замкнутый круг: сначала к таланту приходит восхищение и власть, а потом талант уходит, а желание поражать лишь усиливается. Я говорю без иронии: я вижу то же в себе и в своем ученике.

-. Желание править? И вы с ним боретесь? Как?

— Никак. Драконы рядом: если мы перестанем вести пламя, не выживем. Тут без гонору не обойтись, — он улыбнулся чему-то. — Как, впрочем, и без друзей. Но вернемся к истории. Драконы стали зависимы, а следовательно, слабы. Чудовищный парадокс: ведь к тому времени вокруг каждого сформировался род, почитатели, верные вассалы — в Верге, скажем, де Верги когда-то правили бал вовсю.

— Вы говорите о людях, — я нахмурился. — Но драконы потеряли тонкий огонь уже во время льда.

— Кто как; это протекало неравномерно. Кому-то хватило льда, кого-то погубила спесь. Но, как сказала бы Эйлин, я говорю банальности. Давайте посмотрим, что можно сделать сейчас. Двадцать лет назад бушевала война — нас бы окатили водой и повесили за одну попытку объясниться. Но сегодня — почему нет? Итак, предположим, что драконы получили тонкое пламя. Что дальше?

— Эйлин сказала, что будет новая война.

— Вполне вероятный исход, — кивнул маг.

— А если сделать «своими» лишь нескольких драконов? — медленно предположил я. Маги не идиоты, но все же… вдруг?

— «Драконы — одно». Не получится. Но мне нравится ход ваших мыслей.

— Отсрочкой вы ничего не добьетесь: рано или поздно драконы рванутся в атаку. Уже рванулись. Значит… — Я замолчал. — Неужели отсрочка нужна вам лишь для того, чтобы лучше наточить топор?

— Как и вам, мне эта идея совсем не нравится, — он наклонил голову. — Увы. Мы говорим о безусловном недоверии. Вы обнажите грудь перед заклятым врагом?

— Не люблю громких жестов.

— Вы просто не пробовали. И правильно: если маг не стоит вровень с Корлином, ему не следует поворачиваться к дракону спиной.

Он нагнулся, стряхивая иголки с подола, и я заметил у него на руках уродливые рубцы. Ногти на левой руке оплыли и потеряли форму.

— Кого-то, быть может, мы и привлечем на свою сторону, но я в это не верю. Тут есть и моя вина: много лет назад в этом замке произошел несчастный случай, о котором я сейчас не хочу говорить. Поэтому выход один. Уйти так далеко, чтобы тонкая магия драконов перестала нас страшить.

— А высокая вода вас не пугает?

— Это не столь близкая угроза.

— Тогда выход есть, — сказал я. — Книга Корлина. Анри де Верг говорил о ней.

— Мой ученик кровно в ней заинтересован, — улыбнулся маг. — Особенно сейчас, когда у него появился такой соперник. К сожалению, когда я в последний раз видел Корлина, здесь творилось такое, что, как сказал бы Марек, «ни в сказке сказать, ни подушкой отмахаться». Ордена еще не было, маги убивали друг друга на каждом шагу, на стороне драконов оставалась добрая дюжина чародеев. Сумасшедшее время, одним словом. Корлин, разумеется, наотрез отказался покрыть себя неувядаемой славой.

— И… вы не знаете, где?..

— Нет. Я даже не знаю, была ли у него семья. Так что ваши с Эйлин занятия и штудии Анри в библиотеке — наша единственная надежда.

— Эйлин говорила, что после войны на стороне драконов не осталось никого… из нас, — с усилием закончил я. — Все маги ушли в орден или зареклись иметь дело с драконами. Я не понимаю… почему?

Маг не ответил и не обернулся, разом сгорбившись. Пальцы, чуткие, как у слепого, ощупывали перила, словно насест над пропастью.

— Так или иначе, вы узнаете… — глухо начал он. Откашлялся и продолжил: — Вы видели де Вельера в камере. Он не дракон, не маг. Но в нем есть стержень, которому позавидовали бы иные драконы.

— Он верит.

— Да. Вера, верность — ключевые слова, пожалуй. Он умрет за Вельера, если понадобится. У нее был этот стержень.

— У нее?

— Аркади. Когда меня допрашивали в подвалах замка Вельер… — он дернул плечом. — Кто-то должен был этим заниматься. Подавать клещи, загонять иголки… или просто, не утруждая себя, работать огненными лезвиями. Она это умела.

Я вспомнил историю, что рассказала мне Лин. Марек и маг по имени Дален спасли девушку от дракона Вельера, но сами оказались между молотом и наковальней, и с ними случилось… что?

Кажется, я сейчас узнаю ответ.

— Аркади была магом?

— Лучшим магом на службе у Вельера. Впрочем, на службе — не то слово. Она верила своему повелителю, верила в него и могла, пожалуй, оправдать любой его поступок. Мы много разговаривали во время допросов, как вы понимаете, — он запрокинул голову. — Я бы даже сказал, что мы подружились.

По спине пробежала дрожь.

— Знаете, мне страшно.

— Слышать подобное? Да, я бы тоже испугался. Так вот, она верила, но я верил тоже. Я убедил ее. Я не знаю, как, не помню: те недели стоили мне первых седых волос. Но она дала мне убежать, а год спустя, когда всем стало ясно, что грядет война, стала рядом со мной. За ней пришли другие. Мы основали орден в Галавере, род Рист был изгнан…

Он снова замолчал.

— Вы представляете, что это означало для нее? Не просто нарушить клятву, но выгнать из дома свою… семью? Тех, кто дал ей приют?

— Да, конечно, — бесцветным голосом отозвался я. — Более чем.

Маг остро посмотрел на меня.

— Нет, вы понимаете. Я вижу, что… Неважно. История подходит к концу. Мы праздновали победу, основание ордена, я мечтал о новом имени для нее. Аркади — это ведь драконье имя. Настоящее она получила в какой-то пеплом засыпанной деревне, где односельчане едва не повесили ее на площади.

В этот раз он молчал почти три минуты.

— А за день до церемонии, — обыденным тоном закончил он, — она покончила с собой. Настоящего ее имени я так и не узнал.

— Аркади… — пробормотал я. — Но лишить себя жизни? Может быть, несчастный случай?

— Петля, табурет, ведро воды. Больше ни один маг не предлагал драконам свои услуги, — сухо произнес маг. — В каком-то смысле нас признали отверженными. Аркади де Вельер, Марек, Анри де Верг — мы ведь предатели, Квентин.

— Мне не кажется, что отвернуться от Вельера — предательство, — тихо сказал я. — Они ему не помогли. Это другое.

— Не имеет значения. Марек не любит вспоминать о нем, а Аркади больше нет.

Он провел рукой по перилам. Словно откликаясь, в другом конце галереи скрипнула доска.

— Мы — орден. Драконы сохранили общность, род, и, пожалуй, это единственное, чему стоит у них позавидовать. Мы выставили другой стержень: откровенность, знания. Собственно, мы мало чем отличаемся от драконов: нас спасает лишь репутация. Аскеза, наставничество, служение — орден держится на них, но достаточно одного сибарита и властолюбца, чтобы все полетело в пепел.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Понимаете?

— А происхождение вашего ученика, Анри? — Я поднял бровь. — Не угрожает ордену?

— Это трагедия Анри и только его. — Он откинул со лба воображаемую прядь волос. — Честно говоря, она мало чем отличается от драмы любого ребенка, выросшего без отца или матери.

— Но мы можем соврать и сказать, что таких детей много, — я развел руками. — Разве не этого хочет Анри де Верг? Драконы легковерны, крикнешь: «Смотрите, крылатые: мы — ваши братья!» — глядишь, и угроза войны исчезнет с горизонта!

— А вы не любите ложь, — кивнул маг. — Я тоже. Но, во-первых, у нас нет доказательств, а во-вторых, вы помните, как ребенком отвечали на плохие новости?

— Сначала не верил. Потом злился.

— Любое общество, любая группа огрызается так же. И чем больше группа, тем младше ребенок. Если сообщить подобную новость всем драконам, ответом будет дикий рев. И, поскольку наш младенец умеет за себя постоять, стена пламени до неба. От Галавера останется груда расплавленных камней.

— Не ожидал такого ответа, — помолчав, признался я. — Вы говорили об этом с Анри?

Он покачал головой.

— Чем ему заниматься, он решает сам.

— А если я с ним поговорю? Я могу расспросить де Верга о его происхождении?

— Можете. Но не бейте его этим. Это не нужно, не; принято — и больно. Вас же не дразнят фермерским прошлым и грязью под ногтями?

Я задохнулся.

— У меня никогда не было грязи под ногтями!

— Вот видите, вы задеты.

— Я не…

— Я знал, что мое предупреждение излишне, — добавил он мягче. — 'И не мог не предупредить. Анри — архивист и один из лучших наших магов. Но, как и вы, он всего лишь человек.

— Кстати об архиве, — начал я. — Не могли бы вы…

Звук быстрых шагов заставил меня повернуть голову. По галерее, придерживая полы развевающегося плаща, спешил Марек.

— Ты уже знаешь, что мы определили вид яда? — сообщил он, притормаживая у дверей. — О, да вы знакомы?

— Еще нет, — спокойно ответил маг. — Я рад, что мои услуги не понадобились.

— Нужно составить послание для Вельера. Сейчас или вечером?

— Мне надо подумать. Вечером. Квентин, простите, но вас я не приглашаю — рано.

— Я услышал куда больше, чем заслуживаю. — Я развел руками. — Я не в обиде.

— Необидчивых магов не бывает. И вы ошибаетесь, говоря о доверии: напротив, вас не выпускали из виду с самого вашего приезда.

— И это вы мне говорите в лицо?

— Вы привыкнете, — он неожиданно улыбнулся. — К тому же я не сказал вам ничего, о чем вы не думали сами. Только от вас зависит, будете вы воспринимать это как заботу, доверие, неприязнь или слежку.

— Вы Дален, — утвердительно сказал я. — Глава ордена.

— Кто еще станет доказывать две противоположные истины одновременно? — Марек усмехнулся. — Кстати, Эйлин ждет тебя на крыше. Исключительно из злобных побуждений.

— Кто бы сомневался, — пробормотал я, потирая синяк на запястье. Снова искать загадочные потоки до темноты. Впрочем, Лин поправлялась, маги ничего не подозревали — и я начинал приходить в себя.

— Удачи вам, — с легкой улыбкой сказал Дален.

И, не раскидывая рук, взлетел.

— Маг не воробей, вылетит — не вырубишь топором, — вздохнул рядом со мной Марек. — Как там Лин?

Так вот куда он бежал…

— Уснула.

— Хорошо. Ей это нужно — уснуть и забыть. Хоте бы я ее избавить… — он не договорил. — Дален говорил, насколько важны ваши с Эйлин занятия?

— И не только это, — я вздрогнул.

— Тогда марш на крышу. Да, пока я не забыл: тебе скармливают столько новостей, чтобы ты не затосковал без библиотеки. Там хозяйничает Анри, а зная, как вы друг друга любите… — Марек многозначительно замолчал. — Не наделай глупостей. Школяров отправляют на хлеб и воду и за меньшее.

— И вода там отнюдь не булькает в стакане?

— Скажем так: от жажды они точно не умрут. Это общие правила. Хотя положение у тебя и впрямь легендарное. Твои бы способности да лет двадцать назад… Но я тебя отвлекаю. Иди.

Я кивнул и направился к лестнице. Если бы не запертые архивы, не на что было бы жаловаться: редкий школяр не мечтает о такой свободе и заботе. А ведь меня пустили в школу Галавера, не спросив ничего, кроме имени!

Они не знают, кто я. Значит…

— Вы доверяете мне, пришельцу из ниоткуда, с глухой фермы, только из-за моего огня, — выпалил я, оборачиваясь. — Волшебниц уровня Эйлин единицы, да и те недосыпают, но вы не ждете ни дня, чтобы начать мое образование; ни недели, чтобы проверить мое происхождение. То есть положение магов куда хуже, чем то, что вы рисовали де Вельеру?

— Если драконы выступят против нас, как есть, мы погибнем, — просто сказал Марек. — Не все, так почти все: живых зальет водой.

— Но в первую войну…

— В первую войну мы сражались, чтобы выжить; теперь выживают они. Де Вельер этого не знает, и хвала Первому, — Марек бросил быстрый взгляд в сторону лазарета. — Пусть они лелеют планы мести, пусть поддерживают романтический ореол борцов за честь, пусть гоняются за мифами, прыгают в свои врата, ненавидят предателей, надеются и ждут — пусть.

— И вы не станете им препятствовать?

— Нет, — он посмотрел мне в глаза. — Потому что когда они поймут, что в их власти все вернуть, нам крышка.

ГЛАВА 4 Лин

За окном опадала осень. На столе трепетал букет кленовых листьев.

Я устроилась на кровати, греясь в солнечных лучах. В моих комнатах днем сумрачно: окна выходят на север. И хотя Марек и говорит, что солнечный свет мешает сосредоточиться, лучше бы его было побольше. Света, не Марека. Уж этот хитрец мог бы пару занятий и пропустить.

Квентин обернулся от окна. Яркое небо за ним делало светло-серую мантию белоснежной.

— Первый день драконьего лета, — задумчиво сказал он. — Тебе как?

— Как напоминание, что я до сих пор хожу на уроки с деревянной рапирой, — отозвалась я. — А погода хорошая. Ты пиши, не отвлекайся.

— Если бы я мог, — он отложил тетрадь и облокотился о спинку стула. — Думать надо. Выведешь не ту последовательность — в огне получится… м-мм, не совсем то.

— Да что там, — я махнула рукой. — Ведь огонь — это математика? Возьми любое число. Например, семнадцать.

— Это твой возраст?

— При чем тут это? — опешила я. — Я так, развлечься. И тебя отвлечь. Ты по шесть часов в день за столом, а еще десять — на крыше! Как это называется?

— Посильное содействие делам ордена, — Квентин подавил зевок, прикрыв рот ладонью наружу. — Ты же видишь, мне нравится.

— Чем? — фыркнула я и тут же прикусила губу. Известно, чем. Тем, что мне не дано.

Квентин, казалось, прочитал мои мысли.

— Зато ты можешь быть искренней, — тихо сказал он.

— А ты не можешь?

— Я в ложном положении, — он покачал головой. — Любой, кто станет тебя дразнить, идиот, но уверять тебя, что все хорошо, несколько смешно. Что мне делать, Лин? Не обращать внимания, что тебе хочется быть рядом с магией, или говорить об этом?

— Не знаю. — Я обняла себя за колени. — Мареку я ни о чем не говорю, хотя, казалось бы, кому, как не ему? Он вышиб клин клином: стал лицом ордена. А я на орден, учеников и фехтование смотрю как на долгую поездку к морю. Сижу на берегу и жду перемен.

— А стрела в живот — расстройство желудка в дороге?

— Ну, рана зажила…

— Но металл ты в руки до сих пор не берешь. Да и на приключения тебя не тянет.

— Как и тебя. Иначе с чего бы ты сидел часами над одним заклинанием?

Квентин странно посмотрел на меня.

— Это необычное заклинание. Я пытаюсь создать формулу с нуля.

— Формулу?

— Набор движений, силу воздействия, реакцию — называй, как угодно. Если у меня получится, я смогу восстановить любой рисунок, скрытый или стертый.

— Ого! И все это с нуля?

— В архивы же меня не пускают, — Квентин указал на пустые полки. — Другие маги поступают просто: снимают копии нужных страниц на огне и хранят у себя. Но я-то даже этого сделать не могу!

— Анри не разрешает?

— Он меня избегает, — спокойно ответил Квентин. — Может быть, из-за того, что когда-то отправил тебя к Трем Воротам, а может быть, ему просто не по себе от мысли, что, пустив меня в библиотеку, он лишится единственного преимущества. Да и не до этого ему сейчас.

— А Эйлин? Она же с тебя пылинки сдувает!

— Эйлин… — Он нахмурился. — Эйлин поставила запрет еще в наше первое занятие. А жаль! Мне это важно… знала бы ты, насколько.

— Насколько?

Он покачал головой.

— Значит, свитков тебе не видать, — подытожила я. — Обидно. Я бы хотела узнать о Корлине.

— Он написал великую книгу, но ее нет в библиотеке Галавера, — не задумываясь, ответил Квентин. — Иначе бы де Верг ее не искал. Зато в архивах наверняка есть другие материалы.

— Искушаешь? — усмехнулась я. — Подберем ключ, вынесем все, что горит, и пусть де Верг злобно скрипит зубами?

— Или шуршит свитками, что ему больше понравится, — развел руками Квентин. — Неплохая идея, а?

— Угу. Марек будет в восторге. Он добрый, но у него есть маленький недостаток: он свои ценности считает общечеловеческими. Или общемагическими — как тебе удобнее. И несогласные рискуют получить по голове… или наглотаться воды.

— Ну, ты и сама знаешь, что лезть без спросу в библиотеку нехорошо, — невозмутимо парировал Квентин. — Ценности везде одни и те же, только не всегда мы видим всю картину.

Я улыбнулась, вспоминая давний разговор у костра.

— Ту самую картину мира?

— Ее. А что, за эти недели что-то изменилось?

— Для меня — нет, — вздохнула я. — Это ты теперь носишь мантию ордена.

— Это всего лишь знак рядового мага. А ты думала, символ особого внимания? — Квентин невесело усмехнулся. — Я изучил основы построения заклинаний и привел мысли в порядок. Боюсь, за последнее форменную одежду не выдают.

Он развернулся к столу, пододвинул стул поближе.

— И мне нужно работать, — заключил он. — Иногда кажется, что, если я просижу за этим столом тридцать лет, обгоню любого Корлина. А потом смотрю на исчерканный лист и прихожу в себя.

— А я уже две недели тренируюсь по вечерам с рапирой и с кортиком, — полушепотом призналась я. — Чтобы рука привыкала. С кортиком даже лучше получается.

— Ты возвращаешься, — почти с нежностью отозвался Квентин. И тут же спохватился: — Если передумаешь насчет взлома библиотеки, дай знать.

— Обязательно. — Я тоже смутилась и вскочила с кровати. — Но пока я иду стезей Марека, и поворота не предвидится. Кстати, хочешь страшную тайну?

Квентин обернулся так резко, что тетрадь упала на пол.

— Э-ээ, нет, не такую страшную, — попятилась я. — Вот ты заметил, как я вошла?

— Нет…

— Вот! Значит, у меня получается. Еще неделя-другая, и буду принимать заказы!

— Опытная взломщица облапошит вас за ваши же деньги? — Он улыбнулся. — Да, Марек в тебе не ошибся.

— И поэтому-то мне не хочется его обманывать.

— Я понимаю, — после короткого молчания кивнул Квентин. — Правда, понимаю.

Я тихо прикрыла за собой дверь.

В коридорах сидели школяры. У окна две девушки, пересмеиваясь, сушили рябину, на галерее оживленно спорили чародеи в мантиях цвета ночного неба.

— Кажется, что осенью Галавер просыпается, — негромко сказал кто-то над ухом. — А уж драконье лето встречают все.

— Марек! — Я подпрыгнула. — Я же смотрю по сторонам!

— Как показал опыт, недостаточно, — Марек сделал шаг, и мне на руки упала красная блуза. — Идем учиться.

— Но…

— Или ты предпочитаешь жаловаться Квентину на горькую долю? Могу устроить.

Я поплелась за ним.

— В прошлый раз тебя заметили только двое, — заметил он через плечо. — Ты растешь.

— Я не носила красное, — возразила я, опасливо поглядывая на блузу. — А сегодня ты хочешь выставить меня пугалом?

— Именно! — Он хлопнул в ладоши. — Лучше и не скажешь. Посмотри на себя. Во что ты одета?

— Ну… — Я закатила глаза и подняла руки над головой. — «Серые струящиеся одежды из легчайшего шелка облегали ее стройный стан, не стесняя движений. Тонкую талию схватывал…»

— Отшлепаю, — беззлобно сказал Марек. — Но суть ты уловила: ты одета для вылазки. Нарочито яркая рубашка усложнит задачу. Поиграем?

— А снимать ее можно будет? Ну хоть в самую важную минуту? Я же в ней даже пирожок не украду!

— Пирожок — вчерашний день. Сегодня я хочу… — он театрально помолчал, — ланцет из лекарской.

Я уронила блузу. К горлу подступил холодный ком.

— Не пойду.

— До сих пор кошмары снятся? — Марек скрестил руки на груди. — Если ты падаешь в обморок от одной мысли о ножах и ланцетах, как ты будешь людей убивать?

— Как-нибудь разберусь, — проворчала я.

Марек долго смотрел на меня.

— Хорошо, — наконец сказал он. — Делай, что хочешь. Но то, что относится к школярам, относится и к тебе. Если у тебя нет разрешения — другими словами, если владельца комнаты зовут не Марек или Квентин — не заходи внутрь, если хозяина нет дома. И принеси мне что-нибудь интересное. Хороший слушок подойдет.

— Само собой. А в библиотеку можно?

— Разумеется. Анри как раз хотел испытать на ком-нибудь огненные ловушки.

— Лучше бы он студентов в архивы пускал.

Я просунула руки в рукава и мрачно глянула на Марека сквозь алую ткань.

— Ну что ты. Анри понадобилось три года, чтобы его только пустили в архив: ему, потомственному де Вергу, пришлось ждать чуть ли не вдвое дольше остальных. Если добавить, что Анри никому не завидует, ни капельки не заботится о состоянии архива и был бы только счастлив отложить свои занятия, чтобы помогать школярам мусолить бесценные свитки…

— Поняла, — вздохнула я. — Ухожу.

Два часа спустя я мысленно запросила пощады. Мокрая спина горела, пальцы тряслись. Ощущение, что меня видят все, стало невыносимым. Может, Марек поэтому и пристроил меня к игре: чтобы я не чувствовала себя невидимкой по-настоящему?

А как все хорошо начиналось! Изучи тайные переходы замка, подбери отмычку, улови звук шагов за два поворота, спрячься за угол, повисни над притолокой, пролежи три дня в кровати с распухшей ногой, и снова за старое…

Я решительно развернулась и отправилась к своим комнатам. Если план, что я составила за эти дни, верен, над ними располагается башня Далена. Вот испорчу трубу отопления, развинчу ее у себя и наслушаюсь секретов ордена вволю! Маленького пустяка, правда, не хватает: разобрать трубу и у Далена в комнате. Разве что мастером-техником прикинуться? Но они чинят, а не ломают…

Я пожала плечами. А, была не была! Не драконы горшки обжигают. Проберусь в башню, а там посмотрим. Может быть, Дален знает что-то и о Корлине.

Первый замок я открыла без труда. Сложнее было прокрасться внутрь: по коридору бродил мальчик лет тринадцати с таким нарочито-невинным видом, словно это Марек его подговорил. «Или подкупил», — добавила я про себя.

Со второй преградой пришлось повозиться. Крошечная дырочка в двери оказалась пастью дракона: когда замок уже был готов сдаться, что-то звякнуло, и над плечом свистнула струя огня. А если бы Дален ключ забыл?

Интересно, а чужак так же легко попадет куда угодно? Вот де Вельер: если бы его не заковали тогда, расхаживал бы он тут, как я?

Может, Марек как раз и хочет это проверить?

Винтовая лестница вилась ажурной вязью, как ворота замка. И тут не-магам вход закрыт? Я осторожно ступила на первую плиту. Ничего.

Когда лестница осталась за спиной, впереди послышались голоса. Я подумала и села в коридоре, за неплотно прикрытой дверью.

Зазвенела ложка. Мед? Суп? Травяной чай?

— …Что один из моих родителей был драконом? — насмешливо спросил женский голос. Эйлин.

— Не обязательно, — ответил мужчина. — Дед или даже прабабушка. Если верить Анри, магия случайным образом передается до четвертого колена. Потом вероятность падает до нуля.

— Вероятность, — медленно произнесла Эйлин. — Возможность. Дален, ты веришь, во что говоришь?

— Это не укладывается в голове, согласен, но…

— Если все маги — потомки от браков людей и драконов, магия не кончается на четвертом поколении, — жестко отрезала Эйлин. — Это математически неверно. Любой, сколь угодно отдаленный потомок такого союза может родиться волшебником.

— А, ты об этом. Я надеялся, ты скажешь, что это значит для тебя.

— Смятение, ты же знаешь, — звон чашки. — Я всегда думала, что маги — случайность. Люди — потомки Первого, он был драконом; остаточный огонь, все ясно и просто.

— А твой бывший ученик?

— Анри — печальное исключение. Ведь, кроме него, о смешанных союзах никто не заикался. Разве что Вельер?

— Вельер и «драконьи невесты», — подтвердил за дверью ее собеседник. — Больше никто не хвастался. Что до обычных романов, я не знаю ни о чем подобном ни до войны, ни после; кто знает почему. Мне известно лишь одно исключение.

Долгое молчание.

— Мы правильно сделали, что не сказали де Вельеру о находке Анри, — наконец сказала Эйлин. — Даже сейчас не известно, какая из идей верна. Если Анри и прав, что с того?

— Если Анри прав, мы связаны с драконами куда глубже. Не через миф, а через род.

— Дален… — усталый вздох. — Кто тебе ближе — отец или ученик? Мать твоей матери или друг? Мы не драконы, чтобы обнять всех.

— Мы выбираем. И, может быть, из-за этого и воюем. Драконы видят в нас свое прошлое: легкий огонь, беззаботность, силу.

— Одиночество, — добавила Эйлин. — Каждый ищет, чего ему не хватает? Драконы завидуют нашей свободе?

— А мы — их верности роду. Все верно.

— Все же я не понимаю. Пусть они узнают, что Анри — сын Верга. Что изменится? Его заклеймят как предателя, а если он «раскается», оттолкнут как ренегата.

— Или примут, как блудную овцу.

— Это же страшный проступок, пренебречь родом. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься, Эйлин. Но это обоюдоострое лезвие. Драконы клянут нас за то, что мы не даем им огня, а мы — за то, что дикое пламя заливает нас. Может быть, последний довод их убедит?

— Или оттолкнет окончательно, — возразила Эйлин. — Что, если сама идея вызовет у них отвращение? Смешанные браки, фи! В пепел их!

— Ты забыла самое главное. Если ты — часть рода, твое мнение имеет ценность. Каждый дракон ведет огонь, куда захочет. Если мы верим, что дикое пламя нас сожрет, так тому и быть. Если верим, что тонкий огонь должен вызреть, прежде чем достаться всем, — это стоит уважать. Нам дадут право идти своей дорогой.

— Наивно.

— Но возможно.

— И люди в любом случае останутся на обочине.

— А может быть, это мы на обочине, Эйлин? С тех пор, как закончилась война, сколько раз нас спрашивали, что мы думаем? Чего хотим? Поклонение и обожание отмерло с драконами. Нами пользуются, только и всего.

— Да и во время войны орден не баловали… — вздохнула Эйлин. — Но я не об этом. Что скажут жители Галавера, если мы найдем общий язык с драконами? Поблагодарят или ощетинятся вилами и топорами?

— Мы нашли хрупкое равновесие, — устало ответил Дален. — Будем его поддерживать по мере сил. Куда важнее, что подумаете вы с Мареком. Мне кажется, или ты цепляешься за любой предлог, чтобы никогда его не видеть?

Горький смешок.

— Марека?

— Риста.

Молчание. Звяканье ложки.

По коридору потянуло холодом.

— Я прав?

— Неразумно и неестественно любить больше одного раза, — голос Эйлин полон иронии, словно она смеется над собой. — Но когда первый раз заканчивается отрубленной рукой, о какой новой встрече может идти речь?

Я вздрогнула.

— Марек бы не согласился.

— Еще бы. Ведь это его зовут Палачом.

— Ты жестока, — после короткого молчания произнес Дален.

— Иногда, по ночам, когда звезды освещают пустую постель, а мне не спится. Ты же хочешь откровенности. Вот что я думаю, — ее голос приобрел прежние нотки, жесткие и отстраненные, — есть случаи, когда никто не виноват. Ни юноша-дракон, который захотел узнать, чем занимается орден в его замке, ни девушка, которую он встретил в библиотеке. Ни разговоры в темноте, ни наспех переписанные свитки, ни вдумчиво пересказанные легенды. Кстати, я тогда предала орден, если тебя это интересует.

— Меня тебе все равно не догнать, — отмахнулся, Дален. — Кто устроил ловушку, не говоря тебе? Кто разрешил Мареку применить огненные браслеты? Кто не смог закрыть заклинание, когда Рист взлетел?

— Стал собой, — поправила Эйлин. — Они так говорят.

— Ты не виновата. Ты его не прогнала, Марек не договорился, я не удержал руку. О Мареке вообще разговор особый. После того, что произошло с его сестрой…

— Он защищал меня, — обрезала она. — Никто не виноват. Но никому от этого не легче.

Я не помнила, как поднялась на ноги. Перед глазами все плыло.

Это про какого противника Марек говорил в первый день в Галавере, а? Не про мэтра ли? Скрытый огонь, приемы фехтования, которым тысячи лет, да и тот удар в сердце мэтр показал не просто так. Получается, что я — ученица дракона?

А Квентин тогда кто? Маг и сын друзей мэтра… потомок драконов по меньшей мере. Или из этих, с частицей «де». Понятно, почему ворота так жадно перед ним открылись: драконья кровь. Только зачем он шагнул внутрь? Выучиться магии и стать честным волшебником или доделать то, что не удалось мэтру? Хотя мэтр как раз был в своем праве… у себя дома. И руки лишился там же.

Хорошие ведь люди… драконы… маги! Но чего дерутся-то, а?

Справа донесся шорох. Я повернулась и чуть не упала: рядом, сливаясь темно-серой мантией со стенами, молча высился Марек. Пепел!

«Пора домой», — беззвучно произнес он.

«Марек, — одними губами шепнула я. — Я забыла ланцет».

Он покачал головой, прислушиваясь к звукам из-за двери. Я уже начала пятиться к выходу, но Марек неожиданно кашлянул и уверенным шагом пошел вперед.

— Я пришел с плохими новостями, — громко объявил Марек, заглядывая в комнату. — Мне рады?

— А когда было иначе? — отозвалась Эйлин.

— То есть чтобы я пришел с хорошими новостями и меня выгнали вон? Не помню такого, — Марек выглянул в коридор. — Лин, заходи.

Я осторожно приблизилась. В изящно обставленной комнате, как я и предполагала, был накрыт чайный столик. Эйлин в закрытом темном платье сидела спиной к окну, скрестив руки на груди.

Далена я видела первый раз в жизни. Прямой строгий шлем, отглаженная мантия, тонкие перчатки, непроницаемый вид — не человек, а грамматическое правило, загнавшее боль глубоко внутрь. Судя по спокойно-замкнутому лицу, только что они говорили самое большее о погоде.

Интересно, няне он нравился?

— Лестница работает, — без предисловий начал Марек. — Десять минут назад Лин коснулась ступеньки, и противовес у меня в комнате остановил часы. Можно ставить копию тебе в спальню.

Маги переглянулись. Я знала, о чем они думают. «Десять минут».

— Было бы нелишне, — кивнула Эйлин. — Хорошо, Далена мы защитим. А что делать школярам?

— Умелец вроде де Вельера пробьется везде, — Марек пожал плечами. — Я отсек архив, кабинет Далена, и более или менее отгородил тюрьму, башню студентов и наш коридор. Весь замок накрыть невозможно.:

Он опустился на выцветший диван с ручками в виде драконьих морд. Я, подумав, села рядом.

— Все еще ни слова от наших крылатых друзей, — добавил Марек. — Или родственников? Вы еще не пришли к единому мнению?

Маги снова переглянулись.

— Лин, зачем ты подслушивала? — спокойно спросил Дален.

— Я… сожалею, — ответила я, тщательно подбирая слова. — Мне все еще кажется, что огненное имя я получила не напрасно. Я хочу знать почему.

— Зачем?

— Я… — Я запнулась. Как сказать такое вслух? — Я хочу поверить, что я есть не зря.

— Коряво, но честно, — подытожил Марек. — Мы точно отказались от мысли послать к драконам своего человека? Лин бы подошла.

— Не после дуэли с де Вельером, к сожалению, — отозвался Дален. — Хотя драконья школа и дает многое.

Хороша школа: однорукий паж с погнутой рапирой… Я поежилась. Тактичный, приветливый Марек ни разу не спросил имени, но Дален, я чувствовала, не остановится. Он просто задаст вопрос, и не ответить будет невозможно.

И тут на меня нашло.

— Не знаю, может быть, это и предательство, — решительно сказала я, — но Марека я бы не выдала никому, и первого своего учителя не выдам, будь он хоть десять раз дракон — а я, честно скажу, в это не верю. У нас в Теми все на виду, так что легенды про проезжих мастеров я сочинять не буду. Но и имени не скажу, небось оно все равно выдуманное.

Дален отвел взгляд. Эйлин с непонятными выражением хмыкнула.

— Лин, что бы ты ни сказала, это уже неважно, — мягко сказал Марек. — Пять минут назад к воротам замка подъехал экипаж. Собственно, поэтому я и поднялся к Далену; часы я заметил по дороге. Через минуту в эту дверь постучат. Сможешь сложить два и два?

— Я сложу, — раздался до боли знакомый голос. Живот резанули невидимые ножи. — Арифметика — мой конек, особенно когда речь идет о четырехзначных суммах.

Дверь распахнулась. В проеме стояли двое: немолодой маг в темно-алой мантии, и Саймон, потрепанный, загорелый, с прежней насмешливой улыбкой. В подтверждение своих слов он немедленно потряс темным шелковым мешочком. Судя по звону, монет там почти не осталось.

Маг, сопровождавший Саймона, молча поклонился и отправился вниз. Хлопнула дверь, и по комнате прокатилась волна холодного воздуха.

— Вас долго не было, — сухо заметил Марек, вставая и указывая Саймону на свое место. — Впрочем, вы вовремя.

— Как всегда, — развел руками тот. — А у вас, я смотрю, отросли волосы.

Марек смешно взъерошил свою жесткую шевелюру.

— Есть немного. Так что вы узнали, Саймон? В Теми угрозы не было?

— Не-а. Дракон был, но не там и не тогда, — Саймон усмехнулся, подмигнул мне. — С вас, господа, доплата за вредность. Таким негодяем я не чувствовал себя давно.

Пепел…

Он был в Теми!

«Не следует доверять магам больше, чем они того заслуживают». Я закусила губу. Мэтр был так прав…

— Да рассказывайте же! — прикрикнула Эйлин. Кажется, мое появление все-таки выбило ее из колеи. — Что за напасть, право…

— Конечно-конечно. Заранее прошу прощения у вас, сударыня, — Саймон поклонился мне. — Может быть, у вас найдутся срочные дела где-нибудь еще? Вам будет неприятно меня слушать.

Марек негромко кашлянул.

— Пепел, вы же нарочно ее сюда приволокли! — Саймон хлопнул себя по лбу. — Что ж, зря.

— Начинай, — тихо сказал Дален. — Мы и так потеряли достаточно времени.

— Ваша Лин… — Саймон театрально помолчал. — Родилась в обычной семье, росла, помогала отцу в трактире, училась, читала, сверстников не привечала, но и не отваживала. В общем, все бы хорошо, только учитель по фехтованию у нее подобрался необычный.

Я напряглась.

— Его дед был ренегатом, — буднично продолжал Саймон. — Драконья школа в лучшем виде. Ну, ваша девочка и набралась.

— Имя?

— Лерон, — пожал плечами Саймон. — Откуда-то с юга.

Я, должно быть, смотрела на него с совершенно диким выражением лица, потому что Марек неслышными шагами приблизился ко мне, положил руку на плечо и прошептал что-то успокаивающее.

— Темь, — задумчиво сказал Дален. — Я могу только догадываться…

— Какая разница, — Эйлин отставила чашку, глянула в окно. — Будет дождь. Зарядит дня на три, вот школяры на танцах повеселятся…

— Мы с Анри хотим испробовать соли серебра, чтобы дождь прошел до праздника, — отозвался Дален. — Пара ракет, не больше. Если получится, новое оружие у нас в кармане.

— Да, да, да, — нетерпеливо вставил Саймон. — Драконы разбиты и валяются пузом кверху, я понял. Вы себя так успокаиваете или вам и впрямь наплевать на остальные новости?

— А ты уже и беспокоишься, — поднял бровь Дален.

— Когда мне не платят, я нервен, неверен и нетерпелив, — развел руками Саймон. — Так что? Полные архивы по всем городам, от Верга до Вельера, выписки из городских книг, родословные и, что немаловажно, далеко идущие выводы. Доставать? Или пусть оно останется тайной, окутанной мраком?

Дален со вздохом протянул руку.

— Не прирежешь? — притворно-озабоченно осведомился Саймон. — Старый друг хуже мертвых двух.

— Ты бы давно висел за кражу зерна, «друг», — не меняя тона, произнес Дален. — Давай сюда записи.

— Да пожалуйста! — Саймон вытащил из-за пазухи увесистую папку. — Неделю каждую книгу переписывал; глаза, между прочим, чуть не сломал. Твое счастье, что я передумал требовать двойную оплату.

Эйлин подчеркнуто зевнула, выставив тонкую ладонь.

— Маги отмечены красным, — небрежно добавил Саймон. — И те их предки, что являются потомками драконов, отмечены тоже.

Пальцы Марека вцепились мне в плечо. Дален замер над раскрытой папкой.

— И каждая красная ветка… — помертвевшим голосом начала Эйлин.

— …заканчивается коричневым кружком с крыльями, — радостно отозвался Саймон. — Не ожидали?

— Вы хотите сказать, что каждый маг — потомок дракона? Это подтверждено и несомненно?

— Вам решать, сударыня, вам и проверять, — Саймон посерьезнел. — Но мне не платили, чтобы я вам соврал.

— Мы проверим, — спокойно сказал Дален. — Сколько будет стоить твое молчание?

— Рот на замок, — Саймон вскинул руки. — Даже дополнительной оплаты не попрошу. Девять тысяч — разве это деньги?

— Почему не десять?

— Потому что четыре знака, а не пять, — отозвался Марек. — С четырьмя знаками легче расстаться, а деньги, считай, те же.

— Что ж, — Дален наклонился над листом бумаги. — Считай, что ты их получил.

— Обязательно, — улыбнулся Саймон. — Как только взвешу на ладони.

Дален дернул за шнурок под столом. Через две минуты в комнате появился маг.

— Отведите нашего гостя к казначею, — сказал Дален. — И проследите, чтобы он остался доволен своими апартаментами. Ближайшие три дня он проведет у нас.

— Решетки и запоры входят в оплату? — Саймон встал. — Чего-то в этом роде я и ожидал. Мое почтение, судари и сударыни. Лин, надеюсь, я вас не обидел?

— Тем, что собирали обо мне сведения?

Он неожиданно подмигнул.

— Удачи на вашем… поприще.

Когда за Саймоном закрылась дверь, Дален медленно собрал листы и сложил их в папку. Никто не произнес ни слова.

— И что вы будете делать? — нарушила молчание я.

— Мы, — покачал головой Марек. — Мы будем делать. Боюсь, ты уже никуда не денешься, Лин.

— Ты же мне не доверяешь…

— Прости меня, я не мог не отправить Саймона в Темь после стольких совпадений, — заученно ответил он. — Ты хочешь продолжить этот разговор?

— Нет, наверное. Но маги… драконы… что теперь?

— Даже если драконы примут нас, найдутся недовольные, — ответила за Марека Эйлин. — И наоборот, молодые чародеи забудут о прошлых гонениях и бросятся на шею новоявленным родителям. Мы не знаем.

— То есть вы ничего не будете делать?

— Мы подождем первого шага с их стороны. Де Вельер, если вы помните, так и не передал нам ответ, — Эйлин встала. — У меня сейчас занятия. Марек, если еще есть новости, вываливай сразу.

— Это все, — Марек покосился на меня. — Извини, что…

— Лестница работает, и это главное, — прервала она. — Мне лететь вниз?

— В этот раз можешь идти пешком, ничего страшного. А вот завтра придется.

Эйлин подняла ладонь, и по комнате, колыхнув скатерть, пробежал упругий вихрь. Невидимый выдох опалил лицо, воздушная рука толкнула дверь. Эйлин быстрым шагом прошла к выходу, и дверь мягко закрылась за ней.

Я представила, как она идет по коридору, одна, растерянная, несчастная, и это насовсем, и мне стало жутко. А хуже всего было то, что тогда, много лет назад, она поступила так, как я поступаю сейчас, в эту минуту, когда надо бежать к Квентину, и гнать, гнать его отсюда, если есть хоть малейший намек на то, что он не тот, за кого себя выдает. Я же сижу здесь. Идиотка!

— Ни одна глупость не остается неотблагодаренной, — нарушил молчание Дален. — В каком году ты родилась? Многие маги вели дневники; я попробую узнать, как и почему ты получила имя.

— Не стоит, — я качнула головой. — Мне и так не по себе.

В коридоре пробухали злые неуверенные шаги. Дверь приоткрылась, и Анри просунул в щель взъерошенную голову.

— Ну вы учудили, господа, — язвительно заявил он. — Лучшая волшебница всех времен опять устроилась на перилах и строит огненную лестницу до крыши. Сушеная малина кончилась, что ли? Или мировая скорбь нынче в моде? Как вы после всего этого будете решать мои задачи — ума не приложу.

В раздраженном голосе звучала явная тревога. Марек с задумчивым видом наступил мне на ногу. Я вздохнула.

— Не башня, а проходной двор, — ворчливо заметил Дален. Я моргнула: за пару секунд он превратился из учтивого изваяния чуть ли не в доброго дядюшку. — Где выкладки по зеркальным плоскостям, хотел бы я знать?

— Эйлин считает, что все сводится к чистой математике.

— Когда она это говорила? Если бы огонь сводился к технике, магией мог бы заниматься любой супостат-любитель, — Дален протянул руку за свитками. — Садись, будем разбираться.

Анри нетерпеливо приник к столу, сдвинув в сторону чашки. Вдвоем они склонились над свитками, уже не видя ничего вокруг. Когда мы уходили, они жадно и весело обсуждали новое заклинание, перебивая друг друга.

Снаружи никого не было. В отдалении тоскливо ошивался одинокий школяр; в воздухе ровно горела недостроенная лестница.

— Шедевр, — заметил Марек. — Лин, тебя предупреждать надо?

— Нет, я все поняла и никому не скажу, — мрачно отозвалась я. — И еще полгода буду раскаиваться, что подслушала, если тебе интересно. Марек, а Дален всегда такой разный?

— До того, как мы побывали в подвалах Вельера, он был таким, каким ты его видела только что. Он и сейчас таким бывает, только редко.

— А что там произошло? Ты все грозишься рассказать, только…

— Всякому овощу свое время, — Марек остановился у своих дверей. — Подожди, а Квентин тебе не рассказывал?

— Нет…

— Любопытно. Впрочем, ты потеряла столько крови, что я бы удивился, если бы он тебе рассказал.

— Вы двое из моей комнаты не выходили, — чуть улыбнулась я. — И постоянно рассказывали что-то хорошее, то ты, то он. Ты еще и гранатовый сок таскал… Марек, а как же Анри? Разве Дален с ним не поделится новостями?

Марек взглянул вверх, на окна башни.

— Думаю, он это уже сделал. Наедине, тихо и тактично. Кстати, как тебе твой наряд?

— Хорошо. Почему ты спрашиваешь… — Я осеклась, взяв себя за рукав. Красная ткань!

— Совсем о ней забыла, да? — понимающе спросил Марек. — Сохранишь это чувство?

— Уже не получится, — буркнула я. — Ты же напомнил.

— Давай попробуем так, — он оттащил меня в пустой коридор. — Снимай.

Я послушалась.

— А теперь?

— Теперь… — Я расслабленно прислонилась к стене. Глубокий вдох, другой… — Теперь можно прятаться.

— Вот. Запомни это ощущение. А лучше отключи голову и задействуй руки, — Марек скрестил пальцы, обвив средний вокруг указательного. — Пусть скрещенные пальцы означают, что ты готова стать невидимкой. Если пальцы сплетены, ты крадешься в тенях, и ничто тебе не помешает.

— Подожди… Это магия?

— Нет. Всего лишь маленький трюк-напоминание. Не бойся яркой одежды, Лин. И не думай, что ты оказалась здесь по ошибке. Ты не невидимка, но можешь стать ей, когда захочешь.

— Марек, я знаю…

— И я знаю, что ты знаешь. Но лишний раз напомнить не мешает.

Он подмигнул мне и исчез за дверью. Мой наставник, опекун… друг. Почему я думаю о нем и вижу мэтра с одной рукой?

Несколько минут я нерешительно стояла в коридоре. Бежать к Квентину или спокойно заниматься? Ведь никто, кроме меня, не знает ни о мэтре Лероне, который на самом деле дракон Рист, ни о родстве магов с драконами. Я не знаю как, но Саймон ничего не узнал. Ничего не изменилось. Пока.

И я не хочу, чтобы оно менялось!

Я знаю, что будет, когда исчезнет Квентин. Соберутся близкие друзья в башне Далена — и каждый будет стыть в своем одиночестве. Эта свобода… она хороша, но чего-то в ней не хватает. Квентин не такой. Даже когда он молча сидит рядом.

Через два дня праздник. Драконье лето, последний урожай солнечно-шершавых дынь, танцы, звон браслетов, смех и фонарики на деревьях. Всего два дня, а потом… Я решусь обмануть Марека и заберусь с Квентином в библиотеку? Выдам Квентина магам? В конце концов, де Вельера они отпустили…

Нет. После мэтра — нет.

А если Квентин и правда начинающий маг? Всего-навсего? Что, из-за глупого подозрения выталкивать его отсюда, чтобы никогда больше не видеть?

Мечты. Был бы Квентин юным магом, а не посланником дракона, не рвался бы в архив. Подождал бы год-полтора, как все. Да и мэтр не стал бы так привечать чужака, незнакомца…

Квентин… Я прикрыла глаза. Все эти недели мы были рядом. Встречались за завтраком, сидели под деревьями, гуляли по городу, только до Трех Ворот так и не дошли… пили горячее вино в парке, считали звезды на крыше и говорили, говорили, говорили… Обо всем и ни о чем.

Мне будет очень плохо без него. Вот и вся правда.

Что мне делать?

Я глубоко вздохнула и отправилась туда, где меня ждали меньше всего.

Эйлин сидела на краешке стола, перебирая тонкую золотую цепочку. Пальцы дрожали.

— Интересный парадокс, — заметила она. — Если я запрусь и не стану открывать, все подумают, что дело нечисто. Если не запрусь, тут же нагрянут гости. Если отправлюсь к дракону на клыки, дело непременно кончится дракой. Совершенно безвыходное положение.

Я огляделась. Вдоль стен грелись книжные полки, над дубовым комодом нависало узкое зеркало. Тонкая занавесь отгораживала вход в спальню.

— Вы…

— Пытаюсь успокоиться перед занятием, — она отложила цепочку. Ни следа тоски или злости. Спокойные, живые глаза. — Чем вам помочь, Лин?

— Может быть, у вас найдется лишнее платье? — неожиданно брякнула я. — Я понимаю, что наделала глупостей, но вот еще одна: мне даже танцевать не в чем.

— А праздник вот-вот? Да, - Эйлин задумчиво улыбнулась, — интересно получается. Драконы давно улетели, а драконьему лету мы радуемся до сих пор. Я сейчас посмотрю.

Она уверенно открыла нижний ящик комода, и мне на руки упало легкое белое платье. Я медленно расправила ткань и примерила на себя. Один в один. Только сейчас Эйлин полнее, выше, значит…

Я покосилась на нее. Эйлин молча кивнула.

Наверное, цепочка шла к этому платью. Золото — к белому. И много весен назад оно мерцало в тенях библиотеки, светлело в переходах замка… а потом трясущиеся руки его сорвали, долго терли, пытаясь смыть воображаемую кровь, и наконец убрали в ящик — на годы и годы. Ох, Эйлин, мне так жаль!

Эйлин сделала отрицательный жест, и я поняла, что произнесла последнюю фразу вслух.

— У меня две руки, — негромко сказала она. — Не стоит.

— Я… — Я замолчала. На языке вертелось: «Эйлин, я же была его ученицей», но я понимала, что говорить этого нельзя. Ни за что. — Я не знаю, как мне теперь относиться к Мареку. Как вы остались друзьями после такого?

— Вы с Мареком чуть не искалечили де Вельера, — в зеркальных глазах мелькнуло сочувствие. — Это звенья одной цепи. Мне не нужно прощать друзей, потому что они, увы, были правы. А меня прощать, в общем-то, не стоит, потому что это никому не интересно. Кроме того, мне нужно работать.

— Ухожу. — Я отступила к двери. — Но все-таки… почему вы не улетели с ним? Тогда?

Эйлин резко отвернулась.

— Опустить голову в ведро с кипятком — тоже достаточно интересный опыт, — сухо сказала она, не оборачиваясь. — Вы думаете, стоит его провести?

— Но… вы же любите.

— И что это меняет? Тебе отсекают руку. Твои действия?

— Дален же сказал, ч-что… что вы не знали. Что вас там даже не было.

— Какая разница? — Эйлин обернулась, и я с изумлением увидела, что она улыбается. — Поиск виноватых — пропащее дело, Лин. Куда яснее сказать: «надежды нет» и заняться делом. Спасать мир, в котором он смотрит на звезды, — уже немало.

Я замерла в дверях, не зная, сердито бросить, чтобы она прекратила валять дурака, или рассказать ей все. Тайны иголками распирали голову, мешали думать, стирая из памяти что-то очень важное…

У мэтра как-то раз на столе лежал набросок углем. Косы над головой, улыбка — я только сейчас поняла чья. Когда я заметила рисунок, он не стал его убирать: отодвинул и спокойно продолжил разговор. Но рука его то и дело тянулась к столешнице…

— Если ты пойдешь за Мареком, у тебя большое будущее, — сказала Эйлин, глядя вдаль. — Мне хотелось поговорить об Эрике. Именно так и именно сейчас.

— Это не интуиция, — я потерла лоб. — Я просто…

— Ничего. Береги Квентина.

Дверь стукнула за спиной, и я осталась одна в галерее, с белым платьем на руках.

Кусочки мозаики совпали слишком быстро. Мир вокруг схлопывался. Мэтр и Эйлин, Марек и моя няня, Дален и…

— Лин? — Квентин спускался с шлемом под мышкой. — Что-то ты отлыниваешь. Я тебя вижу как на ладони. Или ты уже возвращаешься с трофеями?

Я молча смотрела на него. В разрывах туч выглянуло солнце, и в его лучах Квентин на миг стал Первым с деревянной карты. Близко — и далеко-далеко.

Что-то мне совсем не хочется знать, как он будет выглядеть с одной рукой…

Я набрала воздуха в легкие. И приняла решение.

— Квентин, — почти беззвучно сказала я, глядя в его глаза, темные и озадаченные. — Я помогу тебе залезть в библиотеку.

ГЛАВА 5 Квентин

На крыше гулял ветер. Эйлин неосмотрительно бросила плащ у каменных изваяний, и теперь он танцевал в воздухе, рассказывая всем и каждому свою историю.

— Квентин, угомоните его, пожалуйста, — устало попросила Эйлин.

Я машинально, не думая, потянулся к плащу золотистыми нитями, загоняя его на землю. Он в последний раз взвился, скользнув по холке каменного дракона, и угрюмо опустился на узкую плиту между статуями.

— Нам бы тоже лучше спуститься, — заметил я. — Если простудимся, вся работа насмарку.

— Погода меняется по десять раз в день, — повела плечами Эйлин. — Драконье лето переменчивое. А нам еще нужно разобраться с зеркальными плоскостями.

— Что это?

— Новая игрушка Анри, которую пришлось вырывать у него чуть ли не зубами. Наше счастье, что Дален разрешил. — Эйлин улыбнулась, но в улыбке не было радости. — Вот представьте, что вы слабенький маг, и хватит вас самое большее на… — Она повесила перед собой огненную плоскость в четверть метра. — А работать надо. И что делать?

— Подождите, — я поднял руку. — Мы же занимаемся высокой водой?

— До вчерашнего вечера. С сегодняшнего утра мы, как и все, готовимся к войне.

Я оперся на статую. В живот опустился холодный камень.

Что произошло? Почему прямой бой?

— Потому что любой другой способ — отсрочка.

— Так и война — отсрочка! Пройдет время, поднимется следующее поколение драконов и отомстит!

— Его не будет, Квентин, — мягко произнесла Эйлин. — Всех истребят в бою.

От лица отхлынула кровь.

— Эйлин, о чем вы говорите? — упавшим голосом спросил я. — Это сумасшествие…

— Зеркальная плоскость, — сухо продолжала Эйлин, — отличается от обычной лишь одной стороной — зеркальной, как вы поняли. Обычно используется амальгама, ртутный сплав — в воздушных щитах, чтобы избежать отравления. Сначала мы попробуем без нее, а после праздника…

— Для чего они нужны, эти плоскости? — перебил я. — В чем фокус?

Эйлин подняла бровь.

— Фокус в том, что через зеркальную плоскость даже слабейший маг при некоторой сноровке построит заклинание в десять, двадцать раз выше. Иными словами, через проекции любой волшебник достигнет совершенства.

— И драконам конец, — пробормотал я.

— Через несколько недель драконы соберутся на Серых холмах. Мне рассказывали, что они встречаются там каждый год, с тех пор, как оказалась под водой их столица. Но это собрание будет особенным. Мы видели нападение на Херру, атаку де Вельера, а теперь магам отказывают во въезде в восточные земли. Если это не знаки грядущей войны, то что?

— Знаки грядущего мира? — Я опустился на пришпиленный плащ. — Я не думаю, что… Эйлин?

На миг крыша замка исчезла. Я сидел на берегу моря и смотрел на женскую фигуру: бронзоволикую, залитую солнцем… заснувшую на песке. Ветер шевельнул золотые волосы, и в отдалении, за морями и звездами, раздался крик младенца. На смутно близкое лицо наплыла тень цвета старой меди, и я понял, что женщина мертва, отчаянно и безнадежно. А я сам…

Я моргнул, и видение исчезло. Это еще что за краткий миг всеведения?

— …Поэтому мы потеряем не так уж много. Право, за эти дни мы особенно и не продвинулись, если не считать ваши личные успехи — потрясающие, надо признать. Но потоки? На полградуса в неделю? А результатом не заморозить и стакан воды.

— Эйлин, — медленно произнес я, пытаясь вспомнить, о чем мы только что говорили. — А если использовать вашу зеркальную плоскость?

— Она работает только на огонь, — Эйлин покачала головой. — Тут как с драмами для бродячей труппы: написал одну пьесу про любовь и кровь — напишешь десять. Но так, чтобы тебя вспоминали через сотню лет? Извини, любезный, работай без зеркал.

— Иными словами…

— Вам нужно чувствовать огонь через руки, Квентин. И вам, и мне.

Я молчал. Голова все еще кружилась от недавнего видения. Эйлин глядела мимо меня, задумчиво переплетая пальцы. Она-то ничего не заметила… или заметила, но предпочла не говорить? Зеркало: все отражает, но никогда не добавит ни слова.

— Это глупо, — отчаянно произнес я. — За какой мир мы будем сражаться? За тот, что уйдет под воду в разы быстрее?

По черепице прошелестели шаги, и Эйлин уселась рядом, перебросив косы через плечо. Ветер утих. От наших рук шло тепло, я все еще чувствовал отблеск незнакомого солнца на лице, но по ногам растекался каменный холод.

«Мертва, отчаянно и безнадежно. А я сам…»

«…Умираю».

Что это было? А раньше, в карете с Мареком и де Вергом? А сон о Сорлинн?

Что со мной происходит?

— Квентин, — Эйлин заговорила, и я сжал зубы, заставляя себя слушать каждое слово, — то, что я рассказала вам, знают еще пятеро. Шестеро, если считать Лин — с ней вы поделитесь. Не вы, так Марек. Мы не вовлекаем всех и каждого: произнеси я такое, Дален схватился бы за голову. Мы просто-напросто паникуем, словно школяры, и делаем все, чтобы защитить своих. Хоть мага-строителя в отдаленной деревеньке, хоть студента в Галавере. Я не делаю это по велению души: мы не связаны родом и клятвой, как драконы. Но это то, что должно. Что правильно. Вы меня понимаете?

— Понимаю, — выдавил я.

В профиль она безумно походила на незнакомку из белого мрамора, мимо которой я проходил каждое утро. А на ту, в видении? Нет, у Эйлин темные волосы. У Лин светлые, но женщина на песке намного старше. Мама? Кто?

— Да что с вами? — Эйлин нахмурилась, взяла меня за подбородок. — Извините меня за этот личный жест, но… нет, зрачки в порядке. Я покажу вам основы, и закончим на сегодня. Вам лучше отлежаться перед праздником. Я, должно быть, и так вам его испортила.

— Не вы, — я покачал головой. — Скажите, что еще произошло? Я же вижу, случилось что-то большее, чем простой запрет на въезд.

— Позже, — решительно сказала она, вставая. — Дадим Далену подумать. Теперь сосредоточьтесь: начинается невозможное. Зеркальные плоскости…

Я чувствовал себя хрустальным шаром на тонких нитях. Нити — мое внимание — то и дело рвались, и под удивленным взглядом Эйлин я удерживал хрусталь — желание уйти, закрыться одному, подумать — в воздухе усилием мысли, обливаясь потом, неловко переставляя руки.

Неделя, две, восемь, а Драконлор все так же далеко. Я знаю о планах магов больше, чем кто бы то ни было вне Галавера, но чем мне это поможет? Анри де Верг — что он откопал в архивах, чего не знаю я? Может быть, книга Корлина давно уже в его руках, а мы с Эйлин изучаем отрывок? И щедрое, отчаянное предложение Лин запоздало?

Под конец Эйлин вручила мне свиток и чуть ли не пинком выставила с крыши. Уходя, я наткнулся на отсутствующий взгляд и впервые подумал, что не только я удерживал хрустальный шар все эти часы.

Закрыв за собой дверь, я упал в кровать. Выспаться, раз в жизни выспаться! Пусть школяры гуляют по городу, наплевав на ветер и оледенелые пальцы, но прожженные маги, даже если они драконы, знают: настоящее веселье начинается с темнотой. Сладкий пряник драконьего лета: теплые, до рубашек без рукавов, вечера и ранние сумерки, желтые, как блины-пятаки, опавшие листья липы и второе цветение каштанов. Мой первый праздник в большом городе. Даже странно, что я так спокоен: год назад дрожал бы от нетерпения.

Мне снился обрыв над рекой и ухабистая проселочная дорога, ведущая на ферму. Горло щипали приметы дома: все еще зеленая трава и стремительно краснеющие клены, тревожный пересвист соек и зябнущие утки на воде. Сколько раз я так сидел на берегу, слушая волны и мечтая вырваться? И ведь вырвался на свою голову. В Херру, Темь, Галавер… к Лин.

Я улыбнулся, не открывая глаз. Рука затекла, я перекатился на спину, вздохнул, и пальцы провалились в щель между кирпичами. Я шевельнулся, просыпаясь, и рука уперлась в острый и пыльный лист бумаги.

Послание? Записки прежних владельцев? Я резко сел на кровати.

Сквозь закрытое окно не доносилось ни звука. Лишь шуршали листья на столе. Помогая себе тонкими карандашами, я осторожно вытащил и расправил желтоватый листок. Пыль покрывала его края, как первый снег.

Все строчки были замазаны. Кроме одной, знакомой до сухости в горле, до искр из глаз: «Фигура дрожит в серой тьме…»

Свиток, что я принес, лежал на полу. Я невольно поднял его, чтобы положить обе бумаги на стол, и чуть не выронил хрупкие листы из рук.

Дуэль была бессмысленной. Те стихи, искренние и неумелые, мог написать только один человек. Тот, чьим косым почерком были исписаны оба свитка.

Анри.

Он читал собственные стихи с небрежной усмешкой. И высмеивал сам себя.

Что его толкнуло на такие подвиги? Влюбился? Неужели в Эйлин? А та, понятно, тактично сплавила его Далену. Или я все придумываю, а топить боль в миражах — свойство его натуры? А может быть, о тоске нет и речи, есть только умелый розыгрыш?

Который чуть не стоил ему жизни на постоялом дворе. Будь я безрассуднее…

Легкий стук в дверь прервал мои мысли. Лин? Торопливо пригладив волосы, я набросил светлую мантию и потянулся к защелке.

В коридоре никого не было. Вниз по лестнице несся восторженный мальчишеский басок:

— Длееееееееето! Танцы!

Я покачал головой и пошел вниз.

В галерее было пусто, как в дни занятий. На солнечном карнизе медленно качалась сумка-плетенка. Я подошел ближе.

То, что я принимал за котомку, волшебным образом превратилось в плетеный образ замка в трех измерениях. Плотный и одновременно полупрозрачный, он показывал башни, залы, мозаику окон и мостки-перехлесты снаружи и изнутри.

— Нравится?

Из ниоткуда ко мне шагнула Лин. Серый костюм скрывал ее, как осеннее облако. Точь-в-точь Марек в наш первый день в Галавере, только она смотрит по-другому. Тепло, задорно… и чуть ли не с жалостью?

— Так это была хитроумная засада! — ахнул я. — А я-то думал…

— Марек попросил повесить, — пояснила Лин. — Это замок-призрак. Раз в полгода — ну, или около того — он появляется и висит! Крадется! А потом мы его р-р-раз — и перевешиваем. Или снимаем… надо будет у Марека спросить.

— Думаешь, он автор?

Лин фыркнула.

— Ты представляешь, чтобы у него — у него! — было время вышивать? Он же ничего не делает без повода! Приносить мне в лазарет врезные замки и часами сидеть рядом — это да. Или помогать сборщикам налогов с подсчетами: я давно заснула, а он у себя все возился. Но плести образ замка?

— Наверное, нет, — согласился я. — Но все может быть. У меня, например, сегодня день удивительных открытий. Вдруг и тут повезет?

— Только день? — Лин невесело усмехнулась. — У меня вся неделя. Будем обмениваться впечатлениями?

— Будем, — кивнул я, пристально глядя на нее. — Ты не такая, как обычно. Что-то случилось.

— Случилось, только не сегодня. Поговорим, когда стемнеет? А то я краснеть буду, да и вообще. Кстати, — она обернулась, уходя, — ты не видел Марека? Я заходила к нему три раза, но он словно в пепел рассыпался.

— Я расскажу почему, — с заминкой кивнул я. — Встретимся внизу? Позже.

Лин махнула рукой и растворилась в коридоре.

Я огляделся. За спиной вытянулась та самая колонна, откуда Эйлин достала яблоки несколько недель назад. И все было как в первый день, и моя тайна была со мной, только, кроме романтических рассуждений, похвастаться особенно было нечем.

Под моим окном все еще сверкала метка. Зря Эйлин мной довольна, ох, зря. Эрик бы не пожалел резких слов: заклинаний для одной руки я так и не нашел. Разве что игры с зеркальными плоскостями? Но хватит ли ему такой замены?

Коридор алел на вечернем солнце. «Весь в алом». М-да. Я отправился к выходу.

Огромная площадь съежилась за лотками и палатками, шарами из расписной бумаги, гирляндами и группками людей и магов. От ярких платьев и лент рябило в глазах. Ворота были распахнуты настежь, и в парке было людно, как на городских улицах. Время от времени с вытянутых рук срывались огненные змеи и с шипением исчезали в небе.

Запахам позавидовала бы и рыночная площадь: апельсины, свежий хлеб, жареная картошка на скворчащих сковородах… Я остановился у ограды, ища взглядом знакомые лица. Вот Анри азартно рассказывает что-то белокурой девушке с новеньким знаком лекарского цеха на груди, а вот веер искр и счастливый смех — неужели это Эйлин смеется на скамейке? А у самой сцены, где устало улыбаются довольные музыканты, променяв на минуту инструменты на кружки, вполоборота ко мне Дален почтительно слушает низенькую толстушку, хотя в глазах время от времени проскальзывают смешливые искры — и это в последние дни перед войной?

А чему ты удивляешься, Квентин? Потому и радуются. Они не прячутся, как ты, они естественны — это их дом. И пусть немногие маги заводят семьи: те, кто собрался здесь, счастливы и так. Вне рода. За себя. Путь как путь, даже если тебе он не впору. Верно?

Разумеется. Пока эти милейшие люди не ощетинятся зеркальными плоскостями и не пойдут на тех, кто мне дорог.

А, но какая ирония: те, за кого я стою, чуть не убили Лин…

Эйлин поднялась, оставив над скамейкой яркую радугу, и направилась ко мне. Она была в той же мантии, что и утром; когда она подошла ближе, я заметил тени под ее глазами.

— Я на охране замка, — негромко пояснила она. — В полночь, правда, будет салют, и угадайте, без кого он не обойдется? Но вечером я внутри. Если — вдруг! — что-то пойдет не так, посылайте луч в небо. Прерывистый; знаете как?

— Вы не будете танцевать?

— Я не умею, — она улыбнулась. — Никогда не училась.

— Я тоже, если честно, — я вспомнил ферму. Вот уж где не попляшешь. — Но ведь не в этом дело?

— Я люблю праздники, — помолчав, сказала Эйлин. — Но у меня стакан всегда наполовину пуст. Анри думает о тех, с кем он веселится, Дален и Марек — по-разному. А я вспоминаю тех, кого мне уже не увидеть.

Я коротко поклонился ей вслед.

Стемнело быстро и незаметно, и углы рук, быстрых пальцев, острых скул сначала окутал розовый до неприличия вечер, а потом коснулись уютные праздничные сумерки. На деревьях зажглись фонарики; в окнах домов загорелись свечи. Музыканты подхватили гитары и скрипку, над сценой вились птицы, и на минуту я поверил, стоя среди золотых кленов, что так будет всегда, и ни драконам, ни магам это не изменить.

Кто-то хлопнул меня по руке.

— Вы тоже здесь! — просиял паренек, чье имя я так и не удосужился спросить. — Но почему в парке? Все самое интересное на площади! А Лин не с вами? Ей подошел браслет?

Я не успел ответить. Заскрипел гравий, и через ворота прошли трое: Анри с давешней белокурой девушкой, и еще одна, в платье с искрящимися рукавами. При виде ее мой знакомый покраснел до ушей.

— Добрый вечер, Квентин, — улыбнулась белокурая девушка. — Вы скрываетесь, а мне, напротив, очень хочется с вами познакомиться. Я занимаюсь отравлениями и поиском противоядий. Анри подобрал для меня пару свитков, но… я слышала, что произошло несколько недель назад. Вы были там; может быть, вы расскажете, как это бывает на самом деле? Если вам не неприятно?..

— Не неприятно, — кивнул я. — Я думаю, Лин вам ответит. Только, пожалуйста… не сегодня. И лучше бы не завтра тоже.

— «Не завтра тоже». Ты с какого языка переводишь? — хмыкнул Анри. — С изначального?

— А есть другие языки? — поинтересовался я.

Анри вдруг смутился, покосившись на спутницу.

— Сказки, конечно… Если верить в изначальный мир — а я в него верю, — он сверкнул глазами на нас, — там одних диалектов было сорок тысяч. Немыслимое количество народу, разобщенные люди, земли — вот и получилось пепел знает что. Человек мог ничего не делать всю жизнь: его кормили лишь за то, что он знал больше одного языка.

— И ничего не умел? Браво, — засмеялась вторая девушка. — Хотела бы я так.

— Голова лопнет, — поежилась белокурая красавица. — Сорок тысяч! Больше, чем народу в Галавере! Представляете, выстроить их вдоль мира? Проходишь пару миль, и перестаешь понимать людей вокруг. Анри, а на скольких языках вы говорите?

— Вы меня переоцениваете, сударыня, — поклонился Анри. — Я, признаться, не знаю и изначального так, как мне бы хотелось. Скажем, эту песню я не переведу.

— Жаль, — она мечтательно смотрела на музыкантов. Скрипка выводила печальную мелодию, и мужские голоса следовали за ней, как перелетные птицы. — А они понимают, что поют? Если нет, как они умудряются не переврать слова?

— Эту песню столько раз переводили с изначального и обратно, что ей уже ничего не страшно, — беспечно произнес кто-то за моей спиной. — А вообще они поют, что через полсотни лет мы все умрем. Они приезжали в Темь прошлой весной, я и вызнала.

— Эка невидаль, — пробормотал паренек рядом. — Вот если бы они пели, что через полсотни лет мы родимся, каждый школяр знал бы слова наизусть.

Я обернулся.

— Лин!

Она стояла, чуть скосив голову. Светлые волосы убраны наверх, а платье легко касается травы, обнажая плечи и… Вода сияющая, за что мне все это?

Я задумчиво посмотрел на небо. Может, дождь пойдет?

— Красиво поют, — отрешенно произнес Анри. — Файризфаст. Как название чужедальних земель.

Стихоплет… Я покосился на него.

— Это означает «быстрый огонь», кажется.

— Тем более. Хорошо бы назвать так заклинание поярче. Файризфаст…

Над нами пролетел воздушный змей. Косые картинки на бортах напоминали стихотворные строки.

— Или стихотворение, — невинно произнес я. — А потом уже и песню сложат.

— И баек насочиняют, — фыркнул Анри. Кажется, мой укол прошел мимо цели. — Нет, я бы назвал так что-то летящее, вроде этого змея. Знаете, как в изначальном мире?

Три пары девичьих глаз уставились на него.

— А в должности архивиста есть свои преимущества, — заметил он, покосившись на нас с пареньком. — Так вот, люди тогда не летали на драконах и дирижаблях, потому что первых не было, а вторые…

— Что вторые? — вскинула бровь Лин.

— Как это не было?! — А это, кажется, я.

— Неважно, — отмахнулся Анри. — А было так: люди заходили в коридор, садились, привязывали себя, и коридор взлетал.

— Как?

— Ну, как-то взлетал… Начинал махать крыльями, вероятно.

— А люди вокруг, наверное, поднимали головы и окликали друг друга: смотри, летающий коридор! — хихикнула девушка. — Анри, вы серьезно?

— Что может быть серьезнее летающего коридора? — Анри кивнул в сторону музыкантов. — Кому попало, ручаюсь, такое в голову не придет. Им уж точно.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь. Право, если бы мы встретились при других обстоятельствах… Может быть, и подружились бы.

Лин коснулась моего плеча и показала взглядом на парк.

— Я хотел извиниться… — шепотом начал я, еще думая о дуэли на постоялом дворе из-за чужих стихов. Посмотрел на Лин и махнул рукой. — Потом, все потом. Идем.

Не прощаясь, мы направились по аллее в глубь парка. За спиной раздалось: «Летающий коридор!», и взрыв смеха заглушил слова.

— Веселятся, — заметил я. — Может, зря мы ушли?

— Сейчас, — Лин моргнула, и я с ужасом заметил, что она еле сдерживает слезы.

Мимо лиственниц и скамеек, мимо замершей в сумерках парочки, мимо веселых школяров в картонных шлемах… Я остановился на берегу, но Лин покачала головой, и мы ступили на деревянный мост. Доски глухо стукнули под ногами.

На другом берегу было влажно и тихо. Ива укачивала неспокойные ветви, кусты темнели поздней зеленью. Редкие огни замка отражались в воде.

Я опустился на присыпанную звездами траву. Лин села рядом, подтянув ноги к груди. Белое платье казалось припоздалым облаком. Я мотнул головой: опять! Квентин, ты не дракон, а не пойми что. Туман в голове, вернее и не скажешь.

— Ты ужинала? — спросил я.

— Некогда было, — Лин грустно усмехнулась. — Чаю вот попила вприкуску. С ключами.

— Ты заходила к нашему соседу по экипажу, — медленно проговорил я. — И сделала слепок ключа от библиотеки?

— Я и у лекаря была. Чтобы не вызывать подозрений, — Лин подняла голову, посмотрела мне в глаза. Как же она изменилась за последние недели… — И к тому торговцу зашла бы, только он теперь торгует чудесами в другом месте, а в Галавер посылает приказчика. Марек ничего не узнает… но если бы… что бы он сказал…

Я успел ее подхватить. Светлые волосы ткнулись мне в подбородок.

— Лин, не… — я не знал, что говорить. — Не надо.

— А обкрадывать друзей надо? — Она с ожесточением провела руками по лицу, оставляя красные следы. — А залезать, куда тебя не просят? У него жена делает фигурное печенье. А я смотрела ему в глаза и врала. У де Вельера хотя бы была цель, а я? С кем я? За кого?

— Со мной, видимо. — Я вздохнул, отодвигаясь. — Но ты же не с бухты-барахты бросилась мне помогать?

Лин всхлипнула и затихла, упрямо тряхнув головой. Под мостом журчала вода.

Мой взгляд упал на ее плечи, и я понял еще одно.

Скрытый рисунок прочитать непросто. Когда я учился снимать копии страниц, не один лист разлетелся в клочья; десяток обуглились. Я не буду читать новое заклинание на коже, сразу, без подготовки: это бесчеловечно. И не оставлю Лин здесь. Не могу.

— Ты знал, что я ученица дракона? — глухо спросила она.

Я похолодел.

— Марек учил меня логике, — продолжала она. — Связи, обстоятельства, действия. Я умею рисовать цепочки условий, перемножать многозначные числа. Но, знаешь, так хочется верить, что я один раз неправильно сложила два и два. И одноруких фехтовальщиков было три или десять, и мэтру отсекли руку не в Галавере, и…

Она шумно выдохнула. Я боялся вздохнуть.

— Я не хочу, чтобы с тобой было то же самое, — просто сказала она. — Даже если тебя зовут не Квентин, а де Рист, и с де Вельером вы заодно.

— Мы не заодно. — Я поразился, сколько льда было в моем голосе. — В тот день, когда… Я видел его первый раз в жизни.

— А про мэтра что скажешь?

— Если маги его в чем-то подозревают, его нужно предупредить, — я поднялся на ноги. — Немедленно.

— Никто не знает, кроме меня, — Лин отвернулась к воде. — Я подслушала разговор Далена и Эйлин. Волшебники не любят вспоминать о старых добрых временах, но там был повод.

— Какой?

— Потом, — она покачала головой. — Я слышала достаточно. Кому еще заклинание оторвало руку, кто фехтует, как драконы, кто избегает магов и прячет свой огонь? Я знаю. Они нет. Когда разговор зашел про Темь, они лишь пожали плечами. Квентин, почему он не сказал мне? Почему ты?..

— Потому что он погиб, если ты расскажешь Мареку, — ровно ответил я. — Ты этого хочешь?

— Мечтаю!

Лин сверкнула глазами, поднимаясь, и я с запозданием вспомнил, на что она способна. А у меня на нее рука не поднимется. И я сам не знаю, что придавит пальцы: чувство вины? Боязнь повредить послание? Или то самое, туманное?

— Ты знаешь, что это Марек его искалечил? — спросила она. — Да нет, ты же говорил тогда, в Теми, что мэтр не назвал тебе имени… Изящно получается, правда? Марек, мэтр и я между двух огней. И ты. Может, мы с тобой следующие? Кто кому отрубит руки, Квентин?

— Так, — я шагнул к ней. — Все. Хватит. Ты хочешь выслушать правду — или будешь буйствовать?

— А ты мне ее скажешь? — Лин покачала головой, но села обратно. — Всю?

— Не знаю.

Я сел на колени, придавив краешек ее платья. Лин осторожно взяла меня за руку.

— Я боюсь, что ты изменишься, — прошептала она. — Я слышала такие вещи, от которых у кого-нибудь другого волосы бы встали дыбом. Но мне было все равно. А когда я узнала то единственное про мэтра, мне казалось, у меня кровь горлом пойдет.

— Ты меня знаешь, — так же тихо ответил я. Вспомнил Херру и болезненно поморщился, но не отнял руки. — Но мэтра надо предупредить. Начинается война. Марек поручился за тебя, но теперь все по-другому.

— Ой ли? Нам доверяют. А мы…

— Пойдем в библиотеку этой ночью. Знаю. Я расскажу, а ты не убирай руку, хорошо? Мне… нужно, — с усилием выговорил я, — знать, что ты на моей стороне. Если она вообще есть, эта сторона.

Ее пальцы скользнули по моим.

— Попробуем. Но учти, потом буду рассказывать я.

Я поймал ее улыбку и нырнул в омут.

— В тот год, когда ты родилась, Корлин дописал свою книгу, Драконлор. Все архивы Галавера по сравнению с ней — ничто. Достаточно одного-двух мастеров, да хватило бы и нас с мэтром… с Эриком, чтобы драконы вернулись в мир, как должно. Чтобы любой, в ком есть огонь, развернул способности до предела. И… может быть, чтобы высокая вода не добралась до Галавера. Но тогда шла война. Корлин не передал книгу магам, не пошел к драконам, а выбрал третье: спрятал ее. И твое тело знает где, Лин. Огненное имя было уловкой. Ты — послание, и на твоей спине выжжена тайна, за которую многие отдали бы правую ру…

Я прикусил язык. По вискам тек холодный пот. Лин сидела с непроницаемым выражением лица. Грустная девчонка в помятом платье… Почему нельзя взять Корлина за шкирку и переписать прошлое?

— Я иногда принимаю ванну, — задумчиво сказала Лин. — Я не видела следов.

— Их нет. Рисунок скрыт. Как ты думаешь, почему я хочу попасть в библиотеку?

— Ты настолько уверен…

— Не я. Эрик очень внимательно выслушал твою няню. У него есть опыт. Он провел годы в поисках с того дня, как потерял крыло.

— Крыло… — Лин с всхлипом втянула воздух. Тонкие пальцы сжались так, что я чуть не вскрикнул, но я не стал ее останавливать. — То есть я… вещь? Всего-навсего?

— Ты ключ. От прошлых и будущих эпох. От тысячелетий, которые только наступят. Корлин доверил книгу тебе. Свою… свою жизнь, понимаешь?

— Нет, — она медленно покачала головой. — Он оставил меня в трактире, как записку. Расти, девочка, мечтай о магии. Потом… покажешь спинку… коллегам…

Я сжал ее руку.

— Глупости. Ты сильнее этих мыслей.

— А записка отправилась в Галавер, — не слушая, продолжала она. — И ни мэтр, ни ты ее не остановили. Не сказали ни слова. Пусть тайна мэтра — только его, но моя, Квентин? Моя?

— Если бы у меня был выбор, ты бы вообще не узнала. Куда легче думать, что умирающий волшебник ошибся, чем принять… правду живых картинок, — я закусил губу. — А ты бы сказала? Сестре, ученице, подруге?

— Маги выступают за откровенность.

— Не этот маг.

— Но и не ты.

— Теперь ты все знаешь, — пожал плечами я. Удивленно посмотрел на ее руку в своей, потер лоб. — Мне уйти?

— Самое время, — хмыкнула Лин. — Нет уж, рассказывай теперь, зачем вам эта книга. Корлин ведь не отдал ее магам сразу. Что-то было не так.

— Исход войны был неясен…

— Или он им не доверял.

— Ни тем, ни другим, — кивнул я. — Но теперь книгу получат все. Я сам сделаю копии. Эрику будет легче, Эйлин увидит новые горизонты. Мои родители погибли на войне, понимаешь? Я не могу… не хочу, чтобы на следующей погибла ты. Эрик. Кто угодно.

Лин дернула уголком губ, но ее рука лежала спокойно, словно мои слова возвращали ей уют. Приободрившись, я продолжал:

— Когда тонким огнем овладеют все, каждый голос будет иметь ценность. Война не начнется, а если кто-то вроде Вельера захочет странного, его приведут в чувство свои же. Мы в ответе друг за друга, а что до магов и людей… Первый связал нас, в конце концов.

Лин с непонятным выражением посмотрела на меня.

— Так ты не знаешь, — сказала она. — Не только Первый.

— Ты о чем?

— Анри проводил какие-то исследования у себя в архиве. Происхождение, родственные связи…

— Знаю, — поторопил я. — Я даже говорил тебе, почему он это делал. Дальше.

Лин бездумно расправляла платье свободной рукой. В тонких прядях у лба и шеи играл звездный свет. Как хорошо тем, кому не нужно думать ни о чем, кроме сегодняшнего дня…

— Лин?

— А ты уверен, что тебе захочется передать это мэтру? — тихо сказала она. — Вы родственники, Квентин. Анри — сын дракона Верга, но не он один. Есть такая штука, смешанные связи, и все маги, все до единого — ее плоды. Записи браков и рождений это подтверждают.

В голове зазвенело.

— Не шути так, — попросил я. — Пожалуйста.

— Дален не стал рассказывать де Вельеру. Он не сообщил даже собственным ученикам, — почти шепотом продолжала Лин. — Он тихо, наивно надеется, что драконы их примут, но, как честный чародей, он прежде всего боится, что магов спалят вместе с родословной… Поэтому пока он держит выписки из городских книг за пазухой и помалкивает. Да что там говорить, маги сами в смятении. Узнать, что тебя травил, может быть, собственный отец…

Пальцы вонзились в землю. Влажная трава сомкнулась на запястьях. Я чувствовал, как чернеют ногти, словно под ними запекается кровь.

Драконья кровь…

Есть свои, огонь вдалеке, отблеск на зеркале дождя — я не знаю, как сказать простыми словами. Те, с кем у тебя не совпадут цели, но к кому можешь прийти всегда. Эрик был другом моих родителей, но он помог бы, помог, пусть бы мы никогда не встречались. Ты дракон, и любой, кто хоть раз парил в небе, придет на твою защиту. Те, кому ты дал огненное имя, встанут рядом.

Я не знаю, что это. Зов крови, близость по духу, клятва, вера? Замена души, в которую верит Лин, но не верю я?

С раннего детства эта тайна лесным озером жила глубоко в груди, вдали от сторонних глаз. А теперь из озера течет вода по выжженной земле, льется и нигде не находит приюта. И озеро, обмелев, мало-помалу превращается в болото.

Драконья кровь в чужих людях, которым нет друг до друга никакого дела. Не верю, не верю, не верю…

«Скажите, Квентин, у вас есть родственники среди людей?» — «Да, мой брат счетовод, но мы о нем не говорим».

— Квентин? Ты в обморок падать не собираешься?

Я лежал у Лин на коленях. Ветви ивы нависали серебристыми цепями, к воде подбирался туман. С сумасшедшей высоты светили звезды.

— Дален прав, что не сообщил об этом никому. — Я с трудом разлепил губы. — Такое не просто переворачивает картину мира. Разбивает на осколки, как в пятнашках.

— Квентин, кто ты? — мягко спросила она. — Кто?

— Боишься, что пригрела дракона на груди? — Я попытался улыбнуться. Звезды жгли глаза. — Лин, мы были едины. Огонек в душе у каждого, как у нас с тобой сейчас, только по другой причине. А теперь я вижу с абсолютной ясностью, что драконье братство — такой же миф, как проповеди Первого. Если сотни, тысячи выросли в разорванных семьях, я уж не говорю о том, с чего это началось… пепел, в голове не укладывается…

— У магов свое братство, — заметила Лин с легкой иронией. — Они стараются. Если бы все драконы были как мэтр, вы бы договорились. А что до «в голове не укладывается», я тебе сейчас расскажу одну историю про твою наставницу…

Когда она закончила говорить, я застонал.

— И твое платье?..

— Ага.

— Это какой-то кошмар, — решительно заявил я, вставая и подавая ей запачканную руку. Лин тут же ухватилась за нее и вскочила легко, как кошка. — Пойдем ужинать. Еще одно откровение, и я свалюсь. Если окажется, что Дален — мой незаконнорожденный внук, прибереги, пожалуйста, эти новости на завтра.

— Шутишь?

— А что еще остается? Мне тяжело, Лин.

— Бремя предательства, оно такое, — согласилась она. — Идем?

На площади продолжалось веселье. Вдоль домов выстроились шатры и веранды самодельных харчевен, при свете высокого костра танцевали пары. Тени музыкантов неслись над праздничной толпой, как разгоряченные лошади.

За столиком я понемногу начал приходить в себя. Темноглазая девушка, удивленно на меня взглянув, унесла черное от земли полотенце, Лин заулыбалась при звуках очередной песни и с улыбкой же наговорила заказ, и я на миг поверил, что мир не сдвинулся. И люди по-прежнему живут в своем мире, а драконы в своем, вода извилистым ручьем стекает в озеро, и ни один чародей не принадлежит роду Кор.

— Значит, Эйлин тебе не рассказала, — задумчиво сказала Лин, выслушав мой рассказ об утреннем уроке. Только о видении я умолчал. — А Саймон, само собой, заперт…

— Саймон?!

— Ну да, — Лин кивком поблагодарила девушку и взяла тарелки. — Это ведь он привез Далену выписки из городских книг. И в Темь заезжал, только каким-то чудом не узнал про мэтра. М-мм, обжаренные кабачки со сметаной? Серьезный выбор.

Я чуть не уронил вилку.

— И он все еще здесь?

— Взаперти, я же говорю. Может, смотрит на нас сверху и пускает слюнки, — она указала на замок. — Квентин, а ты видел драконов? Настоящих, с крыльями?

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь, — чтобы скрыть смущение, я подхватил баклажанный рулетик с ее тарелки. — Я и вправду вырос на ферме и, кроме мэтра, никого не видел. Те из нас, что встречаются на Сером холме, — сила. Я всего лишь посланник.

— «Те из нас…» — задумчиво произнесла Лин. — Никак не могу привыкнуть, что ты один из них. Волшебник на стороне драконов.

— У меня свое мнение. Своя дорога. Драконы — одно, но униформу никто не носит. Как и здесь, — я кивнул на развевающиеся платья и широкие рукава мантий. — Знаешь, я рад, что ты здесь.

— Я рада, что ты здесь, — эхом отозвалась Лин и расплылась в широкой улыбке, когда секундой позже музыканты на сцене повторили те же слова.

— Я знала, — со смехом призналась она. — Потанцуем? Пепел с ними, с несчастьями. Давай поверим, что все кончится хорошо?

Ее губы коснулись моей щеки, и все мои возражения куда-то пропали.

— Мы рискуем, — вполголоса сказал я, когда мы спускались. — Пока настроение прыгает, как на качелях, за серьезное дело не стоит и браться.

— Не стой на пути у высоких чувств, — шепнула Лин. — Когда еще на нашей улице будет праздник?

Мы вышли к костру, и поперек ее лица легла тень от скрипки. Легко, словно падая с высоты, Лин закинула руки мне за шею, и на моем плече отраженным светом засияли звезды. Я приподнял бровь, и Лин с улыбкой кивнула.

— Браслет подошел идеально. Надо будет сказать спасибо юному мастеру… если успею.

— Успеешь что?

— Если нас поймают в библиотеке, я тоже потеряю Галавер, — напомнила Лин. — Забыл?

— Помню. Если хочешь, я…

— Нет.

Скрипка запела, и в глубине парка откликнулись невидимые птицы. Я вдохнул, ныряя в ночной воздух, и рядом словно зацвел яблоневый сад. Вокруг кружились незнакомые лица, но мне казалось, я различаю родные черты. Незнакомка с летящим шарфом напомнила маму, а смеющийся юноша, подхвативший ее под руку, чем-то напоминал меня самого. Маги и люди, какая разница, кто я?

— Как в незнакомой сказке, — Лин пристроилась у меня на груди, как ребенок. — Правда.

— С Мареком вместо сказочного принца? — Я осторожно отстранился. — Вон он идет.

— Шутишь! — Лин мгновенно высвободилась.

— Подожди, не сейчас же…

Поздно; она умчалась навстречу сутулой фигуре По ту сторону костра люди расступались, Марек говорил громко и четко. Лин бледнела на глазах: хрусталь на рукаве помутнел, пальцы сжимались и разжимались.

Я неслышно подошел к ней.

— Что?

— Плохо.

— Квентин, — Марек кивнул. Кто-то подал ему стакан воды; он отрывисто поблагодарил. — Мы не успели. Драконы сожгли деревню под Вельером. Запалили с трех концов, выгнали всех в поле и сожгли дома по дуге, крышу за крышей.

У меня подогнулись ноги. Но Лин кусала губы рядом, и я остался стоять.

— Сколько?..

— Никто не погиб, что ты. Другое дело, что надвигается зима, урожай пропал, а двум сотням людей негде жить, но это такие мелочи, что и говорить не о чем. — Марек устало вытер пот со лба. — Идите спать, вы понадобитесь мне завтра. Анри, к утру об этом должны знать все.

Де Верг, невесть как оказавшийся рядом, наклонил голову. Музыканты смолкли.

И тут свет фонариков съежился и померк, а на площади стало светло как днем. Над башнями замка огненными ласточками взлетели фейерверки, и небо взорвалось всеми цветами радуги.

Что-то хрустнуло под обувью. Я посмотрел вниз: на земле сиреневым и алым горели осколки хрусталя. Лин беспомощно пожала плечами.

— Полночь, — спокойно сказал Марек. — Война началась.

ГЛАВА 6 Лин

Коридор давил, давил своей тяжестью. Низкий свод опускался к деревянным створкам, норовя припечатать зазевавшегося библиотекаря по макушке. Простая с виду дверь никак не хотела открываться: ключ бесшумно вошел в замочную скважину, но поворачиваться не желал.

Я со вздохом опустилась на колени перед вмурованной в стену доской. Тонкие линии разбивали полированное дерево на квадраты, как в шахматах. Только полей тут было куда больше ста, и в каждом неведомая рука вычернила по букве.

— Что там за механизм? — подал голос Квентин от входа. — Хочешь, я подойду?

— Жди, — я предостерегающе выставила ладонь. — Марек упоминал огненные ловушки; нам не встретилось ни одной. Тебя это ни на какие мысли не наводит?

— Что их нет? — он развел руками, коснувшись стен. — Я не думаю…

В нижней щели что-то блеснуло. Я кинулась на Квентина, сбивая его с ног и уже понимая, что не успеваю.

Огонь с шипением хлынул из-под двери, разливаясь, как река. Огромная струя пронеслась мимо Квентина, обжигая ему бок. В следующий миг я услышала треск вспарываемой ткани, что-то кольнуло предплечье, и Квентин, разом зажмурив глаза, резко толкнул меня ладонями в живот.

Я летела через коридор, летела и не могла остановиться. Каменный потолок нависал над затылком, и я почти наяву слышала, как с хрустом ломается шея. Наконец я ударилась о дверь и сползла по створке, задев локтем ручку. В полной тишине ключ выпал из замочной скважины на раскаленный пол.

В спину, казалось, впечаталась дюжина острых щепок. Я с усилием приподнялась.

— Квентин? Ты как? Все хорошо?

— Нет, — он не шевельнулся. — Не подходи.

— Слушай, ты же мог меня убить, — я потерла шею. — Оно того стоило? Я, между прочим, требую объяснений.

Квентин, все еще зажмурившись, ощупывал себя. Рубашка разорвана на полосы, но на загорелой коже ни царапины. Огонь прошел мимо, и то хлеб. Но зачем мной-то швыряться? Это же драконы знают что!

— Ты что? — повторила я вслух.

— Боялся, что ты попадешь под раздачу. — Он приоткрыл один глаз, с явным облегчением вздохнул и распахнул оба.

— Врешь. Не только. Или… — я покраснела, — не столько.

— Вру, — согласился Квентин. — И?

Я неопределенно пожала плечами. Может быть, он и прав. Ну, перетрухнул, с кем не бывает.

— Тебя бы отшвырнуло еще дальше, — непонятно сказал он. — Коридор очень узкий.

— Забудем, — я повернулась к доске. — Садись рядом и представь, что ты архивист.

Квентин вздохнул за спиной, поднимаясь. Я думала, что он начнет оправдываться или хотя бы объяснит, в чем дело, но он лишь молча встал за спиной.

— С тобой раньше такое бывало? — спросила я, не оборачиваясь.

— Один раз. В кухонной пристройке вырвался газ. Мне было четырнадцать. — Он спохватился и резко оборвал себя. — Давай работать. Марек не даст нам всю ночь.

Я склонилась над доской. В двух местах букв не хватало, но, кажется, это было нарочно. Как в пятнашках, когда без пустой клетки первый квадратик через все поле не прогнать.

— Значит, каждое утро библиотекарь садится здесь и щелкает счетами… то есть буквами, пока слова не совпадут и ключ не повернется.

— Что Анри и делает каждый день. Вот уж где высокий рост — явная помеха.

— Зато его сноровка нам бы пригодилась, — парировала я. — Надо же, ключ и слово… Так вот что он имел в виду!

— Нам предлагается собрать слово?

— Из пяти букв. Видишь эту линейку посреди доски? Раз, два… пять углублений.

— О ужас, — Квентин опустился рядом со мной. — Может, разломаем тут все и подберем буквы на ощупь?

— Угу. А если дверь вообще перестанет работать? А если заклинит выход в начале коридора, а? Так и будем тут куковать, пока Марек не явится.

Квентин оперся о стену, вглядываясь в доску. Я чуть не закричала, но ловушка, конечно же, не сработала во второй раз.

— Да, — наконец сказал он. — Как жаль, что мы не знали.

— Разведать времени не было, — грустно улыбнулась я. — Не до того. Да и неудобно бы получилось, если бы Анри меня тут застукал. Представляешь, какой удар по его самолюбию?

— По самолюбию… — глаза Квентина загорелись. — Лин, это наш ключ! Ты можешь себе представить, чтобы Анри де Верг поставил на кон бессмысленный набор букв? Какой-нибудь «кабыр»?

— Рыбак, — машинально поправила я. — А ведь верно! Тогда что? Имя? Марек, Дален, Эйлин, Анри-Анрио — везде пять букв, но это слишком просто. Жаль, что мы не знаем имен его родителей.

— Мы знаем кое-что получше, — Квентин мягко отодвинул меня от доски. — Я знаю. Видишь, буква «и» полустерта?

— За пару дней? — я скептически покосилась на него. — Анри тут архивист без году неделя.

— Ну, ученику Далека позволено многое. Почему не выбор слова? Я тут кое-что нашел в своей комнате… — он уверенно взялся за букву «с». — Помнишь тот постоялый двор? Де Верг и… с-т-и-х-и.

Что-то коротко щелкнуло. Квентин быстро повернул ключ. Еще оборот, и створки бесшумно разъехались.

— Т-тебе… очень повезло, — пролепетала я.

— Мне повезло, что ты достала ключ, — покачал головой Квентин. — Линка… если я выберусь, я буду скучать.

— Тебе еще послание расшифровывать, не забывай. — Я скользнула в темноту. Обернулась на пороге. — Стой. Как ты меня назвал?

Он моргнул.

— Не обращай внимания. В моей голове такая каша, что я уже ничего не знаю. Война, маги, Эрик… ты. Пойдем посмотрим, что там внутри.

Я вдруг рассмеялась.

— Что?

— Да нет, просто в голову пришло… Представляешь, если бы ключом было «с-л-о-в-о»?

— Ну уж такой подлости я бы от Анри не ожидал. Должен же быть предел чародейскому коварству, — вымученно улыбнулся Квентин. — Хотя… вполне в его духе.

Он вытер пот со лба, и я перевела взгляд на свои влажные ладони. Парочка непуганых школяров. Ой, что будет, когда Марек узнает…

Под ногами заскрипел паркет. За спиной Квентин щелкнул пальцами, зажигая газовый рожок, и бледный свет озарил комнату.

Потолок терялся вверху. Стрельчатые своды смутно угадывались метрах в десяти от двери — там, где заканчивались высокие ясеневые шкафы. Ряды книжных полок уходили вглубь, пересекаясь под необычными углами. На пересечении висела лохматая карта.

— Еще хорошо, что здесь нет окон, — пробормотала я. — Не то нас бы живо выставили вон.

— Хорошо бы только вон, — Квентин, хмурясь, быстро перебирал стопки бумаг на наклонном столе. — Боюсь, я слишком много знаю. Ты, кстати, тоже отличилась.

Я подошла к карте. Темь? Нет, и река течет слишком прямо, и рельеф какой-то квадратный… О!

— Тебе, часом, карта библиотеки не нужна? — поинтересовалась я.

— Я как раз ищу списки… Ты уже?..

Он оказался рядом как-то вдруг, и несколько секунд мы стояли рука к руке, не то старательно делая вид, что читаем карту, не то заранее прощаясь.

— Посмотри, — сказал Квентин, поднимая мою руку к холму-островку в центре карты. Четыре буквы над холмом ни о чем мне не говорили, но его, похоже, задели не на шутку.

— Понимаешь, что это? Они разложили по залу украденные собрания и подписали, дабы каждый школяр знал, где что. Кор, Рист, Верг… спасибо, бранными словами не разукрасили. Карта, значит. Картежники…

— Мне не разобрать… Это на изначальном языке?

— Эти имена всегда пишут на изначальном. Что ж, — незнакомая холодная улыбка тронула его губы, — кажется, я знаю, с чего начать.

Он направился к отдаленному стеллажу, а я огорченно присела на перевернутую урну. Кавардак здесь, честно говоря, тот еще. Повсюду завалы, книги стоят как попало, страницы топорщатся, как перья. Полупустые хранилища для свитков перемежаются грудами тубусов, незнакомый профиль на полу прикрыт вязаным ковриком.

Я вспомнила о замке-призраке. Неужели Марек и впрямь плетет и вяжет, а по ночам ходит по замку и завешивает-загораживает все, что построили драконы?

Да нет же. Он оригинал, но хорошего пошива. Я внутренне улыбнулась нехитрой шутке. Нет, Марек мой учитель, друг, мужчина, которому я доверяю. Пусть он предубежден, но он не палач, не враг всего драконьего.

Но в случае с мэтром виноват он, и Вельера недолюбливать ему есть за что. Значит ли это, что им порой движет неприязнь? Слепая злоба?

А ведь Марек меня возненавидит, поняла я. И выбор, который я сделала вчера, меня еще догонит.

— Как жаль, что Эйлин не знает того заклинания, — сказала я вслух. — Или Дален.

— И не говори. Мне столько раз снилось, что Эйлин дает мне свиток с ответами!

— Но она?..

— Один раз сказала, что такое заклинание пригодилось бы и ей: тут мертвым грузом лежат фолианты с полустертыми письменами. Или гравюры: в подвалах замка есть такие рисунки, ты не представляешь… — Квентин поднял голову и нахмурился. — Подожди, ты боишься, что они узнают? И заранее тоскуешь по Мареку, по своим урокам?

Отпираться не было смысла.

— Да.

— Лин… — он покачал головой. — Ты для меня… Они не узнают. Я исчезну, и через неделю-другую мы встретимся где-нибудь в городе. Мы прочтем послание, а еще через несколько часов рисунок сойдет, и все будет кончено.

— Я знаю. Просто не верю.

Он вздохнул, откладывая очередной свиток.

— Ты веришь, только тебе кажется, что остаться без наказания несправедливо. А знаешь, — он улыбнулся, и в его улыбке была просьба: не думай, не говори, забудь! — ты бы хорошо смотрелась тут в том платье. Что-то в нем есть очень уместное здесь.

— Память вещей? Нет. Не думаю.

Квентин помрачнел.

— Да, я не прав. Эйлин… я бы никогда не подумал, что она…

— Способна влюбиться? Драконы не отличаются от людей, в человеческом-то обличье. У них, правда, другие идеалы, свои традиции — ну, тебе ли не знать.

— Я не встречал драконов, кроме Эрика Риста, — глухо возразил он. — Я же говорил.

Я кивнула и угрюмо уткнулась носом в колени. Со всех сторон манили раскрашенные тома, но подходить к ним не хотелось. Не мое это. Не-мо-е.

Прошел час. Ни скрипа, ни шороха. Только методичный шелест в углу.

— Квентин, ты до рассвета управишься? — не выдержала я. — Тут уже скоро светать начнет.

— Тут не начнет, — невозмутимо возразил он. — Я как раз нашел один труд о способах тайнописи. Слишком легко, кстати, словно его для меня тут положили. А вполне возможно…

Он закусил губу и побледнел. — Что?

— Ничего, — его спокойствие стало мертвенным. — Может быть, погуляешь пока по библиотеке?

— Чтобы наткнуться на очередную ловушку? Спасибо, что-то не хочется. Кстати, ты почему не пробовал разрезать дверь? Ну да, шума будет изрядно, но все же?

— Потому что в замке Галавер две двери зачарованы от огня. Через первую мы прошли только что: маги, как видишь, переделали ее на свой лад. Вторая откроется только дракону. Стены же так быстро не разрубить.

— А где вторая?

— За твоей спиной. Когда-то и ее, и все окна заложили кирпичом с внешней стороны. Его можно бы и прожечь, но шуму, как ты сказала, будет изрядно. Лин, дай мне полчаса, хорошо?

Я умолкла. Квентин все сильнее бледнел; пальцы выстукивали неровный ритм. Наконец он поднял с пола обрывок листа и странным гортанным голосом произнес несколько слов. С ладони слетела огненная нить и коричневой вязью заструилась по бумаге.

Когда огонь дошел до края, Квентин убрал руку, уперся ладонями в старинный том и несколько минут вглядывался в страницы. Тщательно примерился, вытянул вперед кисть, расправив пальцы — и обрывок разлетелся на клочки.

— Время, — прошептал он. — Мне нужно время. Лин, найди мне чистый лист. Лучше два.

— На одном спать, другим укрываться? — Я соскочила с урны. — Сейчас.

— Я перепишу текст, и мы уйдем, — спокойно сказал Квентин, но на последнем слове его голос дрогнул. — Мы нашли все, что нужно. Даже больше.

Не поблагодарив, он взял листы и разложил их на столе перед книгой. Снова вытянутая ладонь, и снова нить струится по бумаге, сшивая слова, но быстро, торопливо, неправильно.

Я следила за ним, наклонив голову. Нет, правильно… только мелкий, аккуратный почерк на пожелтевшей странице расплывается у Квентина на листке, и символы смотрятся по-другому: растерянно, криво, выпукло. Что-то не так… что?

Ну же, Лин! Ты не маленькая девочка, которой забыли сказать спасибо. Ты мастер, и, если Марек прав, в Галавере вам двоим нет равных. Холодная голова, весы в сухих ладонях и цепкий взгляд — так, кажется, он говорил? Так думай и делай выводы!

— Огненная вязь сохраняет почерк владельца, — тоном прилежной ученицы заметила я. — А у тебя в комнате вот такая стопка листов, и на всех «у» косит под «ц», как в этом томе — но не в твоем листке. Ты сознательно меняешь манеру письма?

Его рука дернулась. Огненная нить выписала петлю.

— Посмотри на вензель в углу страницы. Драконы не сокращают своих имен. Здесь «с» читается как «к», «е» в конце не произносится вовсе. Прочитаешь?

— Я не читаю на изначальном, но если попробовать… Кор?

— Именно. А если прибавить частицу-водопад, без которой не живут маги… Лин, мне кажется, это писал Корлин.

— Тот самый… — прошептала я, придвигаясь к заветному тому. — Здесь еще есть его книги? Дневники?

— Нет… не знаю. Не это важно. Линка, ты что, не понимаешь? Все сходится! Заклинание, которого не знает даже Эйлин, нашлось в неразобранной библиотеке замка Кор — десять к одному, что Корлин выучил его там! И оставил на видном месте… тому, кто придет следом. Он оставил послание мне!

— Похоже на то, — осторожно согласилась я. — Или любому другому. Хотя я предпочла бы, чтобы он взял лист бумаги.

Квентин лихорадочно провел рукой по волосам. Раздалось легкое шипение.

— Корлин — маг из рода Кор! Почерк, подпись, наш архив… один из нас, он знал, что будет война, и оставил книгу семье, чтобы мы возродили знание после его гибели! Пепел, да Корлин был большим драконом, чем кто бы то ни было! Он потратил жизнь, чтобы мы вернули свое, а я, мальчишка…

Я открыла рот, но Квентин вернул руку на страницу и продолжал заполнять листы. Теперь уже — своим почерком.

— Я понимаю Далена все лучше, — тихо сказал он, ставя последнюю печать. — Если маги разделятся встанут на баррикады, такое начнется…

— Хитро получается, — невпопад отозвалась я. И странно. Почему одни маги встают под знамена ордена, а другие остаются с драконами?

— Для этого нужно понять, с чего все началось, — Квентин отложил в сторону первый лист и взялся за второй. — И, сдается мне, ответ будет очень грустным.

— Почему?

Ладонь скользнула над бумагой, как раздумчивая туча. В темных глазах ветвились отблески далеких молний.

— Потому что каждый дракон сотрясает мир, — непривычно низким голосом ответил Квентин. Словно раскат грома, долетевший из-за реки. — Первый увел за собой людей. Второй сложил крылья и обнял обычную девушку, став праотцем магов.

— Или Вторая.

— Очень может быть. Кто-то третий закрутит колесо в другую сторону. Тысячи жизней стоят за Вельером и теми, развязавшими войну; даже Эрик, потеряв крыло, стал лицом города. Нам слишком долго поклонялись, от нас — все еще — зависит многое. Это сила. Искушение, кружащее голову. Представляешь, каково магам, занявшим наше место? И каково было Корлину отказываться от пути Далена и де Верга? По сути, от абсолютной власти?

— Ну, Дален не так уж плох. Кому-то нужно этим заниматься.

— Я говорю не об этом, Лин. Если я полечу, заливая города пламенем, через год весь юг уйдет под воду. Мир хрупок, а мы тащим его в разные стороны. Чтобы вернуть род Рист в Галавер, а Кор — в Херру, придется утопить оба города. Если бы я знал об этом раньше…

Я моргнула.

— Квентин… ты не умеешь летать.

— Сейчас к этому рубежу подходят маги, — продолжал он. — Раньше, до Первого, драконье братство нас сдерживало. Позже некоторые распоясались, но их хранило собственное невежество: некому было встать на их пути. Но теперь появились волшебники, которые несут драконью кровь и не связаны ничем, кроме здравого смысла — а с другой стороны, не связаны и милосердием, не обязаны понимать каждого. Ни Риста, ни Вельера, ни меня.

— И что вы будете делать? — Я оперлась на стол. Вязаный коврик уходил из-под ног. Эй, это же Квентин, вы вместе шли в Галавер. сидели у костра, держались за руки на звездной траве…

Да-да. И почерк у него интересный. Вот штука: ни один волшебник не скажет про себя, что полетит, заливая города пламенем. А вот дракон — запросто.

— Договариваться. Как герои мифов, — Квентин устало улыбнулся, склоняясь над чистой страницей. — Ты уже все поняла, верно?

— Что это твое «мы» — не обычная похвальба, я начала подозревать уже за ужином, — севшим голосом произнесла я. — Но ты… Квентин, скажи мне, что ты шутишь.

Строчка за строчкой молча ложились на бумагу. Разорванные рукава трепетали, как крылья. Я содрогнулась. Что произошло там, в коридоре?

— К сожалению, у нас совсем не осталось времени, — почти через минуту ответил он. — Есть еще одно, в чем мне неприятно признаваться…

Шум в коридоре прервал его слова.

— Внешняя дверь, — тихо сказала я. — Не уйти.

Квентин перевел взгляд с дописанной страницы на меня. Задрал голову, присматриваясь к чему-то.

— Когда становишься собой, пусть не до конца, все чувства обостряются, — негромко сказал он. — Я знал, что сюда идут. Собственно, поэтому… — он развел руками, словно извиняясь. — Марек прав, искренность — страшная сила. Я не хотел, чтобы ты узнала от кого-то другого.

Он замер, прислушиваясь.

— Кажется, все.

Одним быстрым движением он свернул листы в трубку и подхватил тяжелый том. Книга отправилась на полку корешком вперед; я моргнула и уже ее не увидела. Другой рукой Квентин торопливо скомкал листы и — куда только делась его сдержанность! — запихнул их мне за ворот блузки.

— Там наверху ниша. Уцепишься?

Я подняла взгляд. Темное углубление за шкафами, под потолком, едва ли можно было так назвать, но если скорчиться…

Не дожидаясь ответа, Квентин подхватил меня на руки. В лицо дунул теплый воздух.

— Выберись, — одними губами прошептал он.

И меня поволокло наверх.

Камень оказался теплым на ощупь. Наверное, по этой стене ходит огонь: ведь там, на другой стороне, комнаты магов. Я вжалась в круглую стену и опустила взгляд. Краем глаза, только так, страх осязаем, вдох и выдох через паузу… и скрестить пальцы. Все.

Внизу, как на дне огромной чаши, к противоположной стене метнулась фигурка. Квентин, что же ты делаешь…

Он взмахнул рукой, и шкаф с грохотом вылетел из угла. По полу разлетелись рукописи, полупустой стеллаж рухнул, и в освободившемся проеме блеснул серебристый прямоугольник.

Двери распахнулись одновременно: тайная, в знакомом ворохе искр, и деревянная, с сухим щелчком. Пепел! Доска с буквами перестроилась, дав нам время, но с какого перепугу я не сменила тайное слово? «Не умею» — не довод, говорил же Марек!

Из полутьмы протянулась рука, и газовые лампы погасли. Еще вспышка, и над входом повис золотистый шар. Я невольно вжалась в нишу.

Пронзительный белый свет ударил по глазам. Из ладоней Квентина рвалось, полыхая, тонкое пламя необыкновенной силы и чистоты. Узкое лезвие жгло кирпич, словно бумагу. Секунда… вторая… может, он успеет уйти, и все обойдется? Неужели?

Нет. Воздух загустел, как смола, внизу засвистел ветер, и по комнате полетели страницы. Стало трудно дышать, словно кто-то одним движением разбил архив на клетки, как доску, и теперь жонглировал воздушными потоками, как чашками весов.

Ветер, бьющий в ноздри, ослаб, и я рискнула глянуть вниз.

Белое пламя билось в неподвижной руке, медленно уменьшаясь. Квентин застыл в пряном густом воздухе, как бабочка в меду. По бокам куба проблескивали огоньки.

От освещенного дверного проема отделились три фигуры. Двое, высокие, строгие, в мантиях и шлемах, плыли через зал ровно и прямо, как по струне. Третий, светловолосый и худощавый, шагал небрежной, расхлябанной походкой, и в то же время аккуратно держался чуть позади.

— Собственно говоря, это признание, — задумчиво сказал Дален, останавливаясь в двух шагах от Квентина. Кирпичная кладка за серебристой дверью осыпалась местами, но выдержала.

— Хорошее завершение вечера, — Анри оглядывал перевернутые шкафы. В отсветах золотистого шара его лицо казалось восковым.

— Так я могу идти, господа? — заговорил светловолосый. — Право, мне было бы неловко встречаться с вашим гостем лицом к лицу.

По граням куба пробежала вспышка, и Квентин с видимым усилием развернулся.

— Саймон, — проговорил он, с трудом шевеля губами. — Если ты нанялся в биографы рода Кор, вынужден тебя разочаровать: к нашим архивам не допускают кого попало.

— Все в порядке, дружище, — Саймон успокаивающе поднял руку. — Мне хорошо заплатят, ты же знаешь.

— Мне стоило догадаться, — наклонил голову Квентин. По его телу пробежала дрожь, руки упруго толкнули воздух, и, резко выпрямляясь, он добавил уже естественным тоном: — А вот теперь, господа, я к вашим услугам.

Дален и Анри, не сговариваясь, повернули руки ладонями вперед.

— Я, вообще-то, никогда не стремился к обогащению любой ценой… — последние слова Саймона прозвучали уже за дальними стеллажами.

— Давайте побеседуем, — согласился Дален. — В конце концов, все уже произошло.

Я смотрела на Квентина. Отросшие волосы забавно падали на лоб, растрепанные лоскуты свешивались с рукавов, как длинные манжеты. Да и вообще он казался нашкодившим мальчишкой, настигнутом в буфете. Вот только голос… Прошло пять минут, а он все еще отдается у меня в ушах.

— Вы очень близко стоите, — шевельнул пальцами Квентин. — Вы не боитесь?

Анри заметно побледнел.

— Мы перехватим ваш огонь, если вы об этом, — ответил Дален. — Анри, ты видишь?

— Да, — Анри разом успокоился. — Ловушка в коридоре сработала, значит, ты принял заряд огня. Тебя должно было вышвырнуть в драконье тело и размазать по стенам: коридорчик-то узкий. Но разорвало только одежду, значит, ты себя сдержал. И еще несколько часов не сможешь летать.

— Это так. Но кругом книги, хрупкие рукописи.

Словно подтверждая слова Квентина, Саймон перевернул у дверей очередной ящик. Тубусы рассыпались по полу.

— Квентин, ты ценишь это место, — нетерпеливо бросил Анри. — Ты здесь ради книг. Как можно всерьез воспринимать твои угрозы?

— Я не угрожаю, — покачал головой Квентин. — Если бы. Я пытаюсь понять, что вам наговорил Саймон.

— …И ничего, кроме правды! — послышалось из коридора. Гулко хлопнула входная дверь.

— Отчаянно смелый парень, — фыркнул Анри. — Между прочим, когда он сообщил, что это ты поджег Херру, а с Лин выплясываешь просто так, для души, я сначала ему не поверил.

Последний кусочек мозаики лег на место.

…Внизу стоит мой друг…

…Внизу стоит тварь с крыльями, сжигающая людей…

…Жертв не было, лекарь же сказал…

…А какая разница?..

— Как я понимаю, он выдает тебя не в первый раз, — продолжал де Верг. — Ты догадываешься, о чем мы хотим тебя спросить?

— Херра — мой дом, — негромко ответил Квентин. — Я совершил ошибку.

— Никто не погиб, — кивнул Дален. — Младший брат нашего лекаря уже бегает наперегонки. Но вот незадача: мы не знаем, какой город будет следующим. Марек распылил под Вельером соли серебра; дождь защитит жителей. На день, на два — ненадолго. Что дальше?

— Я не знаком с другими драконами, впервые увидел де Вельера у вас в замке и не могу ничего рассказать вам об их планах, — отчеканил Квентин. — Как и де Вельер, я хочу, чтобы драконы овладели тонким огнем. Но этого, — он указал на руки Далена, шрамы покрывали их крест-накрест, — больше не случится. Ни с вами, ни с кем другим.

— И вы готовы отдать за это жизнь?

— Мне больше нечего отдавать.

— А как же будущее рода Кор? — хмыкнул Анри. — Замок, земли, драконята?

— Роду Кор конец, — ровным голосом ответил Квентин. — Давайте говорить по существу. Что я могу сделать, чтобы убедить вас?

— Боюсь, что ничего, — Дален внимательно посмотрел на него. — Зеркальные плоскости, наш разговор после ранения Лин, ваши уроки на крыше — вы заработали себе заключение, Квентин. Я сделаю все, чтобы оно не превратилось в пожизненное, но пока единственное, что вы можете сделать для своих братьев — это пойти с нами. Докажите, что вам можно верить: не жгите мосты.

— Второй раз, — Квентин на секунду прикрыл глаза. — Вы понимаете, чего просите?

— Да мы, в общем-то, не просим, — уронил Анри.

— Да. Конечно… — Квентин улыбнулся чему-то. — Тогда еще одно, последнее. Корлин из Кор — мой предок. Мы одна кровь; более того, он предназначил книгу своему роду. Нам. Я искал ее здесь все эти недели.

Анри бросил взгляд на Далена. Тот на миг опустил голову, и я поняла, что он ответит.

— Вы меня огорошили, признаюсь, — медленно начал Дален. — Но чародеи укрывались под крылом во все времена. Некоторые из них, — его рукава колыхнулись, — не уступали драконам в жестокости. Я не знаю, чего хотел Корлин. Я не знаю, искренни ли вы.

— Я опаснее всех в Галавере, я несу тонкий огонь драконам… — Квентин помолчал. — Возможно. Но Корлин оставил книгу своему роду, не ордену. Он верил в нас. Вы лучше меня знаете, что мы близки по рождению и по огню, а значит, и удержать мир мы сможем только вместе, — нотки в его голосе были почти умоляющими. Если моего слова недостаточно, вспомните Эрика Риста и глаза Эйлин. Война — не только сожженные деревни. Пепел, да вы двое потеряли не меньше, чем я! Когда поля покроются отсеченными крыльями, от нас отвернутся все. И придет высокая вода.

— Может быть. — Я видела, чего стоили Далену эти два слова. — Но отпускать вас мы не вправе.

— Это еще мягко сказано, — отрезал Анри. Его руки подрагивали. — Отпустить его в день, когда он заграбастал свиток по зеркальным плоскостям, в день, когда его сородичи сожгли деревню! И чего мы дождемся? Школы Кор на Серых холмах и магов по горло в воде? Отпустить! Скажете тоже…

— А как же красивые слова о драконах, чьи дети придут учиться в Галавер? Сказка?

— Вас я бы принял, — мягко ответил Дален. — Но не через ложь.

Квентин скрестил руки на груди. Упрямый мальчишка, что пытается убедить взрослых не отправлять его спать…

Анри и Дален переглянулись, не опуская ладоней. Квентин открыл рот. Метнул взгляд на шкафы, над которыми сидела я — и решительно тряхнул головой.

— Тогда это все. Вы пришли сюда не с пустыми руками, я надеюсь?

Анри отступил на шаг, поднимая руки. В руках Далена появился прозрачный цилиндр. Лекарь заваривал в таких чай, когда пациентов было мало. Мы сидели под треск свечей и крошили в кипяченую настойку сушеные яблоки…

Я зажмурилась. Послышался плеск. Затем звук льющейся воды.

— «Мы не герои мифов, но это ничего не меняет», — с усмешкой произнес Квентин. — Я готов идти с вами, господа.

Хлопнула дверь, и я осталась одна. В темноте.

«Выберись».

Я открыла глаза. Пора было спускаться.

ЧАСТЬ III КОРЛИН

ГЛАВА 1 Квентин

Кап… Кап…

Чьи-то шаги, все тише и тише. Шаги? Нет. Здесь никого нет. Кажется, нет и меня. Тело исчезло. Я плыл в черной глухой пустоте, под веками взрывались круги света. Сердце билось все медленнее и медленнее. Кажется, я должен был знать почему, но голова отказывалась думать.

Кап, кап, кап…

Сколько недель прошло? Или минут? Я больше не могу здесь… но вода продолжала капать, и я знал, что буду слушать еще вечность, а потом придется все начать заново.

Глаза слипаются. Как в ту ночь, когда родители ушли. Точь-в-точь…

…Я устраиваюсь в кровати поудобнее. Глаза слипаются. Почему отец не понимает, что я хочу спать?

— Нам нужно уйти, — говорит он.

— Надолго?

— Насовсем.

— Я бы очень хотела остаться, — тихо говорит мама. Она стоит в углу, и тень от рыбацких сетей окутывает ее, как звездный свет. — Но это буду уже не я. А зачем тебе кто-то другой?

— Мне? Мне вообще никто не нужен, — сонно говорю я. — Но завтра я буду запускать воздушного змея, и я возьму тебя с собой.

— Не получится, — она качает головой. — Завтра мы будем далеко-далеко.

— Тогда я полечу с вами? — с надеждой спрашиваю я. — Можно?

Они переглядываются.

— Ну вот представь, — серьезно говорит мама, — что во всем мире никто не умеет летать.

— А я?

— И ты. И папа. И вообще кто угодно. А про тех, кто умел, помнят только ложь и грязь.

— А на самом деле они ничего плохого не делали?

— Ну… не все, — кашляет папа. — Некоторые очень даже постарались, чтобы благодарные потомки их запомнили как следует.

— Ты хочешь, чтобы так было? — безжалостно завершает мама.

— Нет, — растерянно отвечаю я. — А так точно будет?

— Так уже есть.

— А если вы уйдете и будете драться? Все запомнят, что вы были хорошие?

Папа фыркает и сотрясается в приступе беззвучного смеха.

— Вот уж точно, устами младенца!.. — отсмеявшись, произносит он. — Если мы не станем бороться, Квентин, очень скоро никого из нас не останется, и историю напишут победители. А фантазия, уверяю тебя, у них очень богатая. Если мы не будем делать настоящее, от будущего останутся рожки да ножки.

— А может, ну его, это будущее? — с надеждой спрашиваю я. — А?

Папа и мама одновременно опускают глаза, и я понимаю, что ничего не получится.

— Тысячи лет назад было по-другому, — мягко говорит мама. — И если мы не уйдем сегодня, никогда больше не будет.

— А почему мы сами не можем уйти тысячи лет назад?

— Потому что это трусость, — твердо отвечает папа. — Это наш мир. Наш дом. Мы оставляем его тебе.

Мама улыбается сквозь слезы. Мне кажется, если она подойдет, то останется насовсем. Она не подходит.

— А если у вас не получится? — требовательно спрашиваю я.

— Значит, получится у тебя, когда вырастешь.

Мы молчим. Я почему-то знаю, что ни маме, ни папе совсем не хочется лететь домой. Там теперь те, без крыльев, и маме с папой они не обрадуются.

— Обещай мне одну вещь, — говорит папа. — Здесь тебя никто искать не будет, если ты сам себя не выдашь. Пока растешь, не распускай крылья, ладно?

— А вдруг я разучусь летать, когда вырасту?

— Этого никогда не случится. Ты полетишь, Квентин. Ты вернешься домой.

Я долго думаю. Мне хочется в небо, но еще больше мне хочется, чтобы рядом, в пушистых облаках, была мама, а за спиной, отставая на взмах крыльев, летел папа. Без них мне страшно.

Но я никогда не скажу об этом папе.

— Обещаю.

— Ты полетишь.

Он целует меня в лоб, быстро поднимается и выходит.

— Мама?

Мама оборачивается.

— А я правда буду летать?

Она улыбается.

— Конечно. Но ты никому не говори, хорошо? Я люблю тебя.

Дверь с тихим стуком закрывается за ней.

Я хочу встать, но ноги такие тяжелые, а в кровати так тепло. И я закрываю глаза, а во сне два воздушных змея поднимаются над лужайкой и летят над ночными холмами.

…Их больше нет. А скоро, кажется, не будет и меня.

Вода на лбу. Кап, кап, кап…

Я попытался открыть глаза, но тяжелые веки не слушались. Рук и ног я не чувствовал. Как в далеком сне, как в страшном кошмаре, только страха не было. Ни страха, ни боли, ни скуки — ничего. Сознание ускользало, мысли смешались в усталое пятно.

Чья-то рука коснулась моей щеки. Не нежно и не грубо — растерянно.

— Ты меня слышишь?

Другой голос, мужской. Я не расслышал слов.

— Сейчас.

Ледяная игла ужалила в сгиб локтя. Я дернулся и понял, что больше не сплю.

Квадратная комната мало чем отличалась от той, где держали де Вельера. Только ни мебели, ни цепей тут не было, а пол был залит водой, в которой мирно поблескивали звезды.

В дверях маячила знакомая фигура. Темные волосы рассыпаны по плечам, пустой рукав торчал из-под плаща. Эрик?

Кто-то схватил меня за плечи.

— У нас меньше минуты. Сможешь идти?

По пальцам и бедрам бежало тепло, пробуждая от дремоты.

— Да. Теперь да, — я повернулся. — Лин…

Она прятала что-то в поясную сумку. Волосы заплетены в короткую и острую, как рапира, косу, светлые глаза смотрели прямо и зло.

— Сколько времени прошло? — чужим голосом спросил я.

— Две недели, — Лин протянула руку. — Почти три. В городе сейчас не очень уютно.

— Что там происходит?

— Так… всякое.

— Я, кажется, догадываюсь…

Опираясь на руку Лин, я прошел несколько шагов. В глазах плыл туман.

— Осторожно, здесь… — Лин затихла. Сверху по воздуху спускалось розовое пятно.

Эрик, молчавший все это время, коротко выдохнул.

Туман сгущался. Я протер глаза, но муть не ушла. Отчетливо я видел лишь пространство размером с монету; по краям клубился водяной пар.

Рядом Лин беззвучно обнажила кортик. Что происходит?

Розовый силуэт коснулся пола, и передо мной разом выросла косая огненная стена. Лин нелепо дернулась, перелетела через порог и с криком врезалась в колонну. Меч с глухим звоном ушел под воду.

В лицо плеснул раскаленный воздух, проясняя зрение, и я наконец разглядел всю картину: Эрика, стоявшего абсолютно неподвижно, Лин на полу, нахохленную, со сжатыми кулаками, и… Эйлин у перил, в ночной сорочке.

Кажется, я предпочел бы видеть пятно.

— Вам не стоило меня будить, господа, — Эйлин устало облокотилась на колонну. — Квентин, простите, но я вас не отпущу. И вам двоим не советую.

Хрупкая безоружная женщина, полуодетая и босиком. Кусок шелка на тонких лямках и цепочка на шее… и не поможет ни кортик, ни рапира, ни нож, ни кулаки: маг действует быстрее, а огонь плавит металл.

— Ловушек не было, — мрачно заявила Лин, поднимая голову. — Ни под дверью, ни в пружинах.

— Потому что вы не смотрели на дверь изнутри, да и не могли посмотреть, — качнула головой Эйлин. Вы же не думаете в самом деле, что я проведу для вас курс по ловушкам, не сходя с места? То, что я не краснею, не значит, что я не смущаюсь.

На ее шее блеснула цепочка. Эйлин поднесла было руку к груди, но тут же выставила кисть ладонью вперед.

Лин переводила взгляд с Эрика на нее. У обоих темные волосы мягкими волнами ложились на плечи, у обоих лихорадочно блестели глаза. И взгляды их скрещивались, но не прямо, а в какой-то невидимой точке, здесь — и в другом времени.

— Эйлин, вы даже его не выслушали, — негромко сказал Эрик. Я почти забыл звук его голоса. — Может быть, поговорите хоть сейчас?

— Квентин сейчас не в том состоянии, — ее голос прозвучал хрипло. — Я… помню, как это бывает.

В свете огненной плоскости ее рука казалась кроваво-красной. С пальцев палило, мучительно отдаваясь во лбу. Пепел, хоть бы это скорее кончилось. Как-нибудь…

Далеко вверху прозвенел смех. Лин, на что-то решившись, потянулась за пазуху.

— Уходите, — добавила Эйлин мягче. — Вы же понимаете, что я… не буду никого звать. Или вас отнести к выходу?

Лин выбросила вперед руку. Сверкнула огненная молния, и от камней пошел пар. Когда туман перед моими глазами в очередной раз рассеялся, Лин сидела в огненном колодце, окруженная осколками стекла, а у ног Эйлин замерла тонкая струйка воды.

— Ведь как получается, — задумчиво сказала Эйлин. — Марек возвращается из Херры, прихватив библиотеку рода Кор и совершенно случайно встречает молодого волшебника, чьи способности превосходят все виденное Мареком ранее. Мало того, Марек знакомится с девушкой, которую когда-то нянчила его сестра — сестра, перед которой он так и не искупил вину.

— Я, кажется, вижу, куда ты клонишь, — произнес Эрик, но Эйлин жестом заставила его замолчать.

— Девушку ранят, что обостряет чувство вины и привязывает Марека так, что он даже не пикает, когда та вызнает некоторые тайны ордена. Между делом Марек учит ее взламывать замки и обезвреживать ловушки. Как ни странно, вместо благодарности девушка помогает своему другу-волшебнику залезть в архивы Галавера. Вы следите за мыслью?

— Вполне, — Эрик прикрыл глаза.

— И теперь, когда юного Кора все-таки разоблачают и пора его вытаскивать, в дело вступает тот, перед кем виновата я. Цепочка чистейших случайностей, а?

Мы молчали. Жар в локте начал ослабевать, вода сковывала ноги. Огненные плоскости изгибались, потрескивали, как когда-то на занятиях. Как Эйлин их держит? Пепел, я так ничему и не научился за эти недели…

— Ты поверишь мне, если я расскажу, как было дело? — спросил Эрик, не открывая глаз.

— Поверю, — медленно сказала Эйлин. — Тебе поверю.

— Я учился сдерживать дикий огонь восемь лет, — он уселся на камни, прислонил рапиру рядом. Эйлин, помедлив, села неподалеку от Лин, подобрав под колени тонкий шелк, и лишь я остался стоять. — Если бы я не потерял руку, у меня не получилось бы никогда. Квентин усвоил эти знания за восемь дней. Я не знаю, кем ему приходится Корлин, но его способности он унаследовал в полной мере.

— Жители Херры это подтвердят.

— Херра была актом отчаяния. Тебе это не близко, потому что владеющий огнем не отчается никогда. А вот первые маги, не знавшие, что им делать с собой…

— Мы ими были. Десять, пятнадцать лет назад. Но мы справились. — Ее голос зазвучал неуверенно, тускло.

— А мы нет. Я помню Галавер перед войной. Мы жаждали свободы, все мы — свободы от самих себя. Мы больше не умели жить по-старому, без тонкого огня, купаясь в озерах лести, которой мы не заслужили. Помнишь поговорку: «Мы стоим на плечах гигантов»? Я не терплю этих слов. Беспомощность, которая окутала всех перед войной… было в этом что-то противоестественное.

— И ты полетел в Галавер, чтобы вернуть себя?

— Я хотел стать защищенным. Я остался беззащитен, но с книгой смогу защитить кого-то еще… своих детей, может быть.

Эйлин вздрогнула. Их руки лежали на полу, разделенные одной каменной плиткой.

— А Квентин? Что ищет он?

— Вы нашли, когда об этом спросить, — хрипло прошептал я. Язык заплетался, мысли путались. Вместо каменной галереи и звездного неба я видел длинный серый коридор, в котором царило безмолвие. Голоса кружились в нем, как замковое эхо.

— Свое прошлое, — донеслось до меня. — Помнишь детство? Ты всего лишь хотела закусить лепесток, а изо рта вырвался огонь и спалил весь куст. И никто, ни один человек в мире не мог объяснить, что с тобой, пока сестра не замахнулась мокрой тряпкой… Представляешь, как и с кем рос твой ученик? Он нашел утешение в мифах, в легендах. Он верит, что огненный век вернется — иным, в другом обличье. Как верю я… как, не признаваясь никому, верим все мы.

— Рик, прошлое не возвращается. Оно манит, напоминает о себе, но не вернется.

— Оно не вернется таким, каким мы его помним, но память обманчива. Квентин сберег нашу суть: семью, дом, огонь в очаге. Лет двести назад он стал бы лучшим хранителем традиций, что видел мир, — после Первого, конечно. Хотя, если вспомнить, как хранил нас Первый…

— Ты говоришь о власти…

— О надежде. — Их руки почти соприкасались. — Ты дала волшебникам надежду, Эйлин. Ты, Дален, тот мальчик, который писал стихи в моей комнате… Кто скажет, что драконы не достойны того же?

Эйлин еле слышно выдохнула.

— Уходите, а? Только твоего дара убеждения мне сейчас и не хватало, — она мотнула головой и встала. Шелк на секунду распахнулся, обнажая ноги, но Эйлин словно этого не заметила. — У нас на руках три сожженные деревни и волна новых горожан, на юге встает море. Люди паникуют, деньги теряют ценность, а ты говоришь о том, что драконам не хватает былого величия!

— Я видел Вельера, — негромко сказал Эрик. — Тогда, после визита в ваш замок, он выходил меня, он и его люди. Он во власти отчаяния. Я не смогу убедить его: мне не взлететь. Я никто. Ты не понимаешь или не хочешь понять?

— Ты сможешь уговорить остальных на Серых холмах. Они убедят Вельера. Остановите пожары, возвращайтесь и забирайте Квентина. Только так, и никак иначе!

В подтверждение своих слов Эйлин шевельнула рукой. Огненные плоскости мигнули и исчезли, и откуда-то подул теплый ветер. По воде пошла рябь.

Лин закрылась руками: поток горячего воздуха сбивал ее с ног, волок по полу, не давая встать. Эрик поднес руку к горлу, будто задыхаясь. По щекам Эйлин катились слезы, мгновенно высыхая на жестоком ветре.

Зрение угасало. На меня никто не смотрел, но это было и не нужно: полуослепший, оглохший, я мог только силиться разглядеть, чем все закончится. Да и зачем? Все было ясно и так.

Что-то крикнула Лин. Мне ее голос показался сорванным шепотом. Почему еще не бежит охрана? Мы так долго говорили, разбили сосуд с водой, уронили меч…

Меч!

Сквозь воду он казался круглым, как бутыль с вином. На пузатой черной рукояти переливалась золотая оплетка, сходясь на едва заметном выступе.

Не думая ни о чем, кроме нарастающей боли в висках, я рухнул на колени. Пальцы вцепились в рукоять меча и сомкнулись на рычаге.

Струя вылетела, шипя и пенясь, как водопады Сорлинн. На миг передо мной выросла радуга, а в следующую минуту вода ударила Эйлин в лицо, разом окатив до пояса.

В наступившей тишине было слышно, как с острия сползают и падают в воду последние капли.

— Ты догадался, — прошептала Лин. — Спасибо.

Шатаясь, я выбрался из камеры. Эрик молча забрал у меня муляж меча.

— Вы уйдете, — тихо сказала Эйлин. По ее лицу катились капли, тонкая сорочка облепила тело. — Я не могу вас остановить и не могу допустить, чтобы вас схватили… пепел, как глупо получается… Там, в конце галереи, есть проход. Идемте, я покажу. Квентин, дайте мне руку: вас трясет.

— Вас тоже.

— Значит, будем трястись вместе. Когда Дален узнает, что я вас вывела, я буду жалеть, что не убежала с вами, — она откинула косу за плечо, выпрямилась. — Идемте!

— А ты убежишь? — почти шепотом спросил Эрик Рист.

— Я кричу во сне, — не оборачиваясь, уронила она. — И скучаю по ученикам, даже по самым непутевым. А когда вижу огненные браслеты, начинаю падать с крыши. Я плохая компания, Рик.

До конца галереи мы дошли молча.

В светло-серой стене не выделялся ни один квадрат. Эйлин зашла за колонну и ткнула куда-то босой пяткой.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом что-то щелкнуло, и каменная плита в полу приподнялась.

— Этот проход выходит в парк, — Эйлин повернулась к нам. — У вас полчаса.

— Не знал даже я, — Эрик опустился на колени. — Как?

Я вспомнил давний разговор. «Маги любят это место»…

— У меня было много времени. Марек тоже знает; теперь, когда знаете и вы, его завалят.

— Жаль… Там темно.

— У меня есть зажигалка, — Лин закусила губу. — Марек подарил. Я хотела ему вернуть, оставить под дверью. Не смогла.

— Значит, дойдете, — Эйлин отступила от колонны. — Пора прощаться.

Я наконец-то смог взглянуть ей в глаза. Она смотрела на меня с легкой улыбкой.

— Мой лучший ученик. Нам с вами просто не повезло.

— Прощайте, — шепнула Лин. Она подняла руку, и на маленькой круглой ладони вспыхнул огонек. Пальцы сжались, оберегая трепетное тепло. Лин обернулась, кивнула мне — и спрыгнула вниз.

— Тут невысоко! — раздался ее голос.

Я почти на ощупь прыгнул следом.

Здесь и вправду было невысоко. По грубому камню прыгали отблески пламени. Свод, низкий и гладкий, нависал над головами, как перевернутый желоб.

— Не выношу вида воды, — произнес я вслух.

— Пройдет, — Лин прислушивалась к чему-то. — Там, далеко, сверчки. Слышишь?

— Правитель в минуту кризиса должен сжать зубы, врать и говорить, что все совершенно замечательно, — донеслось сверху. — Я не вижу, почему мы должны поступать иначе.

— Идем, — прошептала Лин. — Услышим еще что-нибудь, а нам вместе ехать.

— Да, конечно. — Я сделал несколько неуверенных шагов во тьму. Перед глазами вдруг встали лица родителей, мамы в звездных сетях — и я зашагал увереннее. Вокруг теплой рекой разливалось пламя.

— Каково это? — Лин взяла меня под локоть. — Две недели в воде?

— Сны. Почти все время. Мне снилось, как родители уходили на войну… как я обещал не становиться собой, пока не вырасту. Что-то еще… нет, не помню.

— А мне ничего не снилось…

— У тебя не было на это времени.

— Наверное… Знаешь, когда я выбиралась из Галавера, я злилась на тебя, — она коснулась щекой моего плеча. — Не за Херру, не за ложь… за другое. За то, что решать должна была я. Ты отсиживался в камере, от тебя ничего не зависело. Квентин не может выбраться, какой с него спрос? А мне пришлось бежать, петлять… выбирать.

— И ты выбрала нас?

— Корлина, — чуть подумав, ответила она. — Я хочу пройти этот путь до конца. Открыть книгу, прочитать строки, написанные его рукой, понять свою роль в этой истории. Я знаю, он писал и обо мне тоже.

Она все-таки мне поверила. Тогда, у костра.

Я закрыл глаза, пытаясь представить старого волшебника. Каким он был? Чего хотел? Мира, огня, запоздалого признания? Безнадежный романтик или страстный собиратель? Подвижник, влюбленный в магию, или простой человек, лишенный дома? Усталый и недоверчивый, одинокий или?.. Вся жизнь в поисках… тяжело. И так просто ошибиться в конце пути…

— И, прочитав его слова, ты узнаешь, как жить дальше?

— А разве вы не на это надеетесь?

— Верим и боимся верить, — раздался голос сзади. — Потому что разочарование убивает чаще всего.

Эрик стоял рядом. В стенах отзывался звук закрываемой плиты.

— Марек тоже говорил про обманутые ожидания, — серьезно отозвалась Лин. — Лучше так, чем не ждать ничего.

— Старый спор. Любить и потерять или не любить вовсе? Мы почти пришли.

Из проема впереди потянуло сыростью. Шаг, еще шаг — и я со всего маху ступил в узкий темный ручеек. Во все стороны полетели брызги.

Лин с сухим щелчком потушила зажигалку. Здесь она была ни к чему: над головой раскинулись звезды. Свежий воздух, небо и тополя, как спящие свечи… И громко, во весь голос, стрекотали цикады.

Эрик перешагнул через ручей. С его пальцев слетели искры, губы шевельнулись, беззвучно произнося слова, и за нашими спинами с лязгом опустилась решетка.

— Вензель Рист, — пояснил он, заметив мой взгляд. — Магия крови во всех дверях и переходах замка. В тех, до которых волшебники еще не дотянулись, конечно.

— Но зачем закрывать? Проход все равно завалят…

Я замолк, понимая.

— Чтобы почувствовать себя хозяином в собственном доме, — подтверждая мою догадку, кивнул Эрик. — В последний раз, скорее всего.

— Я спал на постели родителей в замке Кор. Не помогло.

— И мне помогает мало. Ребячество… Но лучше так, чем… — Он замолчал.

— Почему кровь магов — не драконья? — спросила Лин, глядя вдаль. — Разве они… все вы… не родичи?

— Почему Эйлин смогла разбудить свой ветер и огонь, а ее сестра нет? — Эрик обернулся к ней. — Даже Корлин не знает ответов.

Мы стояли на пригорке в двух шагах от реки. Парк, с его лужайками и аллеями, остался в стороне, там, где блеклым чугуном темнела ограда. Замок же возвышался совсем близко: казалось, еще усилие, и я увижу окно своей бывшей комнаты. Той, где читал старые пьесы Эрик; где писал стихи Анри.

— А вы тоже писали стихи? — спросил я вслух.

— В свое время. Они чем-то похожи на заклинания: неточное положение пальца, не та метафора — и пропадает вся строфа, а огонь уходит в землю. Идем, экипаж нас ждет.

Беззвучно мы прошли вдоль ограды и свернули в одну из боковых улиц. Когда я в последний раз обернулся на замок, мне показалось, что над крышей вздымаются призрачные ступени, а на вершине огненной лестницы стоит фигурка и смотрит в небо.

Лин на секунду исчезла за углом. Когда она появилась, настоящий кортик висел у нее на поясе.

— Вперед, — она легонько подтолкнула меня в спину. — Видишь? Вон за теми домами.

Я поморгал, отгоняя рассеявшуюся было мглу из-под отекших век. Голова еще кружилась, но прежней слабости не было.

На тихой улочке и впрямь ждал экипаж. На козлах лежала знакомая книга.

— «Мифы и легенды», — я повернулся к Лин. — Помнишь?

…И вспомнил сам, словно получил молотом по затылку.

— Свитки! Заклинание Корлина — где оно?

— Здесь, — Лин театральным жестом запустила руку под окно ближайшего дома. Когда она выпрямилась, в руке белели смятые и расправленные страницы.

Я моргнул.

— Но как?

Она улыбалась, скосив голову.

— Не догадываешься? На самом деле я прихватила их еще два поворота назад, вместе с кортиком. Неужели брать их в замок? Нас бы обыскали, раздели, ну и… ничего хорошего.

— Лин, вывези нас из города, пожалуйста, — устало сказал Эрик, потирая глаза. Сколько часов он не спал? — Боюсь, нам с Квентином это будет не под силу.

Лин кивнула и сказала еще что-то, Эрик ответил, но я уже не слышал. Я только теперь понял, как устал.

— А все-таки чем драконы отличаются от людей? — послышался издалека голос Лин.

— «Мой пульс, как ваш, отсчитывает время и так же отбивает такт», — с легкой иронией ответил Эрик. — Ты уже спрашивала, и не раз.

— Да. Я просто… хочу знать. Должна знать, — она перевела дыхание, почти жалобно глядя на него. — Но ведь это бесполезно, правда?

Она посмотрела на меня. Я улыбнулся ей и потерял сознание.

…Экипаж мягко катился по прямой, ровной дороге. Эйлин рассказывала о вязких смесях для дорожного покрытия; когда-нибудь такими станут все пути…

Не станут. Если война начнется по-настоящему — не станут. Будут по проторенным дорожкам булькать рыбы да откладывать икру в щель, где Лин прятала свитки…

Последнее, что я помнил о Галавере, — два мага, два темных силуэта, бредущих по пустому бульвару, и голос Эрика: «Ночные мастера. Город должен быть чист, даже в дни войны».

Я очнулся от неровного стука колес. Экипаж трясло, голова то и дело подпрыгивала на облезлой подушке.

Во рту пересохло. Я поискал глазами Лин. Ее не было. Эрик сидел напротив и без улыбки смотрел на меня.

— Еще день-два, и у тебя бы остановилось сердце, — негромко сказал он. — Я вот думаю, они об этом знали?

— Я не знал, — с трудом шевеля губами, произнес я. — И не хотел бы знать, если честно.

— Я не говорил Лин. Но тебе стоит знать, на что способны наши друзья-маги. — Эрик протянул руку, и на ладони блеснуло что-то круглое. — Твой медальон.

Пальцы сомкнулись вокруг прохладного серебра.

— Спасибо. Я видел родителей во сне. Может быть, сны меня и сохранили. — Я сел. За окном кареты лил дождь, капли стучали по крыше, и я вдруг вспомнил, где я видел это раньше. В карете с Мареком и Анри, по пути в Галавер.

— Со мной что-то происходит, — хрипло сказал я. — Мне кажется, я вижу будущее.

— Немудрено, — Эрик улыбнулся. — Две недели полуголодного существования сделают провидца из кого угодно.

— Это случалось и раньше. По пути в Галавер, на уроках, когда я отдыхал у костра… Эрик, вы когда-нибудь были в древней столице? Чувствовали себя умирающим стариком? Видели в подробностях сегодняшний день — за недели до?

— Мне однажды снился сон, — медленно сказал Эрик. — Но тогда я был в забытьи, с искалеченным крылом. Позже я узнал, что именно в ту минуту я лишился руки, и, если бы не лекари Вельера, мы бы сейчас не разговаривали.

— Что за сон?

Эрик покачал головой.

— Что-то очень личное?

— Интимнее, чем разговор, который вы слышали в замке? — Он грустно усмехнулся. — Боюсь, с тайнами у меня туго. Я расскажу, просто в детстве я верил, что рассказанный сон никогда не исполнится. А я хотел бы, чтобы то видение сбылось.

Он откинулся на сиденье и прикрыл глаза. За стенкой, на козлах, свистнула лошадям Лин. Пепел, она же промокнет до нитки!

— Я шел по пыльной дороге в мантии мага. Вдруг что-то капнуло на панораму сна — словно я видел отражение в воде и оно подернулось рябью. Когда водная гладь очистилась, я увидел себя за письменным столом. Видимо, устав, я пересел в кресло, и тут за окном раздался топот копыт. Я помню, что очнулся счастливым и лишь несколько мгновений спустя понял, что в том сне у меня не было руки — и не будет теперь.

— Вы видели свое будущее, — тихо сказал я.

— И когда мне отрезали руку, оно изменилось. Та рябь на воде, — он вздохнул. — Квентин, мы построили врата времени. Каждый дракон с незапамятных времен отдавал им свою кровь. Было бы безумием полагать, что они никогда не напомнят о себе.

— Но я не лил кровь на алтарь.

— Ты не помнишь, — он улыбался. — Когда ты родился, мы вчетвером отправились в развалины Сорлинн поклониться вратам. Если выговориться небу на закате, будешь спать без кошмаров еще много ночей… Твой отец держал тебя над вратами, и первая капля упала на плиты. Это традиция. Даже твои родители чтили ее.

— Вчетвером? Кто был четвертый? — Я нахмурился. — Я?

— Вельер.

— После всего, что он сделал? Мэтр, вы шутите.

Он устало посмотрел на меня.

— Я не стал бы шутить о твоем состоянии: глубокие обмороки, потеря зрения и слуха всегда предваряют кому. Я не стану врать тебе о Вельере. Он спас меня — и до войны был другом твоих родителей.

— А после?

— Расспроси его. Ты ведь догадываешься, куда мы едем?

— Вельер — чудовище, которым пугают детей, — с расстановкой сказал я. — Драконьи невесты, костры, беззащитные девушки, удалые молодцы из его свиты…

— И глава нового движения, — Эрик развел рукой. — На Серых холмах первым говорит старейший, но лишь на словах. На деле мы будем говорить с Вельером.

— Как его зовут?

— Никак. По традиции у последнего из рода не бывает имени.

— То есть нам тоже стоит отказаться от имен?

Эрик не успел ответить. Раздался окрик Лин, ржание, и лошади остановились.

Сюда дождь не дошел. Трава на поляне оставалась шелковой и сухой, и с пожелтевших листьев не капало. Теплый воздух обдувал лицо, над головой все ярче разгорались звезды.

Лин бесшумно подошла и стала рядом. Мокрые волосы обрамляли ее лицо, как сложенные крылья.

— Ночуем здесь. Все хорошо?

— Будет, — я коснулся ее руки. — Теперь уже точно будет. Нас не видно с дороги?

— Мы ехали по проселочной, два раза сворачивали. Тут давно никто не ездит.

Мы расстелили плащи, сволокли к кострищу снедь. Лин развела огонь, как бывалый маг, едва коснувшись зажигалкой хвороста.

В руке сама собой оказалась фляга с подогретым вином. Сладкий напиток обжег гортань, и сразу сделалось легче: с каждым глотком я уходил все дальше из Галавера.

Лин свернулась в клубок возле костра. В прозрачных глазах отражался огонь. Эрик смотрел сквозь пламя, в темноту за нашими спинами.

— Я так и не спросил, — я неловко кашлянул. — Что случилось в Теми? Я знаю, Марек посылал туда Саймона. Саймон в конце концов узнал меня, но как он не узнал вас? Не догадался, у кого училась Лин?

— О, он догадался. Ему очень хотелось со мной побеседовать, и он решил вопрос крайне изобретательно: отравил еду на кухне. Чуть не убил мою домоправительницу, а вместе с ней и меня, — Эрика передернуло. — Я сам кормил собаку, а она чудом осталась в живых.

— И вы не смогли встретить его с рапирой в руке?

— Я не мог подняться с кресла. Тошнота, жгучая боль в горле, невозможная слабость… А затем он пришел наверх.

— И вы ответили на его вопросы?

Он поморщился.

— Тебе очень хочется это знать?

Я молчал.

— Когда я не стал отвечать, он аккуратно сжег по листочку три мои книги, одну за одной. У меня было искушение спалить всю библиотеку с ним и с собой заодно — огонь вынудил бы меня стать собой, но я все равно не улетел бы — но я, кажется, удержался. Сам себе удивляюсь, — он иронически улыбнулся. — Да, Саймон меня узнал.

— И вы?..

— Предложил ему денег. Тебя это удивляет? Саймон получил десять тысяч за то, что не сказал о Лин ничего. О тебе, к счастью, он еще не знал. Я рассказал бы ему — и заплатил бы за его молчание, но… Дракон в замке Галавер? У меня не хватило бы золота.

Я невольно улыбнулся.

— А ведь я был так уверен, что за мной следили, — негромко сказал Эрик. — Значит, Эйлин не знала; все эти годы — не знала и могла только догадываться, что со мной…

— Саймон не мучил моего отца? — тихо спросила Лин. — Ведь Квентину вы не солжете.

— Я и тебе не лгал. Лин, я… — Он шумно вздохнул. — Да, я отпустил тебя в Галавер, не сказав всей правды. Я не прошу меня простить, но поверь мне сейчас. Пожалуйста.

— Я верю… наверное. Но скажите еще раз.

— Саймон пальцем его не тронул. Твой отец убит смертью жены, трактир запущен — там помогают друзья и соседи, ни о чем не спрашивая. Что, скажи на милость, Саймону бы там понадобилось? Он узнал имя — Лерон — и направился прямиком ко мне.

— Мне очень жаль, — шепнула Лин. — Я бросила отца, умчалась в Галавер… а он выдал вас.

— Любой выдал бы. Он же не знал, с кем имеет дело, — в голосе Эрика прибавилось мягкости, словно он говорил с испуганным ребенком. — Лин, я заходил к твоему отцу перед вашим отъездом. Я сказал ему правду: я верил, что магом тебе не стать, и просил его поддержать тебя — позвать обратно, если в том будет нужда. Я напомнил ему, что у него есть дочь, но он не хотел меня слышать. Иногда в нас просто ломается пружина.

— И лучшее, что я могла сделать для него, — побыть рядом.

— Да. И нет. Он мог сломать тебя тоже. Как Вельер ломал людей вокруг. — Темные, почти черные глаза подернулись дымкой. — Драконы и трактирщики, мы одинаково сильны, когда бьем тех, кто нас любит.

В траве зашелестел ветер. Лин поежилась.

— Вы ложитесь, — Эрик встал. — А я похожу по лесу, подумаю.

— Не уходите далеко, — окликнула его Лин.

Он иронически поднял бровь. Еще бы, в его силах сжечь весь лес, если он вдруг сойдет с ума. Как те драконы, что жгли деревни…

Лин проводила его взглядом. Когда темный силуэт затерялся среди берез, она повернулась к огню.

— Хочешь есть? — негромко спросила она.

Я смотрел на нее, не отрываясь. Больше всего на свете мне хотелось обнять ее, почувствовать, как ее пальцы касаются моей щеки, как волосы щекочут шею… и заснуть. На большее меня бы просто не хватило.

— Нет, — выдохнул я. — Я, пожалуй, засну.

Она молча протянула мне шерстяной плед.

Рубашка и брюки были сухими, хотя я не помнил, когда переодевался. Я завернулся в плед и прикрыл глаза. Лин, помедлив, села рядом.

— И как я дошла до жизни такой, — с иронией произнесла она. — В лесу с двумя драконами… можешь себе представить?

Я молча взял ее за руку.

— Что там было, в Херре? — не отнимая руки, спросила она.

— Огонь. Паника… я не знаю, кто больше испугался, я или они. Бессилие. Когда совершаешь большую глупость, первые минуты кажется, что тебе это снится и все можно переиграть. А потом…

— Просыпаешься, — кивнула Лин. — Вот и я, когда выбралась из библиотеки… Я бродила почти всю ночь, а потом оказалась под окнами замка, и мне так хотелось вернуться! Но я уже не могла. — Она рассеянно провела рукой по складкам пледа. — Не здесь и не там… где я? Марек говорил: ты можешь быть кем захочешь, выбрать любую жизнь…

В горле родился горький смешок. Да, любую жизнь — кроме той, что мне не дали выбрать.

— Иногда мне кажется, что за нас уже решили, — сухо сказал я.

— А чего бы ты хотел? Ты, Квентин? Не «ты, дракон», не «ты, последний из рода Кор». Просто ты?

На ее губах темнела едва заметная усмешка. «Чем драконы отличаются от людей?» Да ничем, Линка. Поэтому и рождаются маги.

Чего ты хочешь, Квентин?

А, пропади оно пропадом! Я взял ее руку и медленно, словно во сне, поднес к своей щеке. Когда Лин повернулась, я притянул ее к себе, под плед.

На секунду ее тело напряглась. Я уже готов был ее отпустить, но она выпрямилась, протянула руку к вещам и взяла второй плед, с невозможной быстротой расстелив его под нами.

— И нечего тут, — шепнула она, подняв ко мне смеющееся лицо. — Так все-таки что теперь? Сейчас, когда ты на свободе?

Странно, но я не испытывал волнения рядом с ней. Тепло и спокойно, как в детстве. Словно в маленьком домике, по стенам которого висели рыбацкие сети.

— Я хочу… — начал я. — Овладеть огнем. Найти Драконлор. Прочитать все библиотеки. Стать полноправным жителем Херры. Знаешь, я не раз мечтал, чтобы там произошло что-нибудь такое, а я их спас, но… Я просто хочу, чтобы меня простили. Повидать еще раз родительский дом — попрощаться. Познакомиться с другими драконами. Остановить войну. Увидеть, как драконы вроде Вельера спокойно разговаривают с Даленом и Эйлин. Но это звучит так наивно, правда? Словно игра в желания.

— Вовсе нет, — она мотнула головой. — Я тоже считала падающие звезды и тоже загадывала. Ведь это самый главный вопрос. «Чего ты хочешь?»

— А не «кто ты?»

— Я не знаю, кто я, — она беспомощно улыбнулась. — Та, что хочет дать Корлину по голове? Лин, которой тепло и уютно, но мурашки бегут по коже при одной мысли, что мы едем к драконам? Или просто я, которая радуется, тоскует и боится, и ищет ответы? У мэтра, у Марека, у тебя…

— Даже у меня?

— Особенно у тебя. А разве с тобой не так?

— У нас свои традиции. Каждый дракон говорит с небом. — Я посмотрел вверх. — Иногда оно нам отвечает. Видишь?

Лин задрала голову. Над осенними березами белела и светилась в небе туманная полоса.

— Дорога Домой… Ты тоже думаешь, что Первый ушел туда? В изначальный мир? И теперь отвечает нам, если долго глядеть в небо?

Я покачал головой.

— Вот у кого бы я не стал спрашивать совета. Сильнее, чем он, наказать наш мир невозможно. Разве что и вправду затопить все и вся.

— Если бы не Первый, меня бы не было, — тихо напомнила Лин.

— Нет. Если бы не Первый, ты бы сейчас летала в облаках и рисовала на звездах огненные астры. Он лишил тебя крыльев; лишил нас покоя. Ведь сама магия несправедлива, Лин. Взять хоть детей, рожденных с даром, — их пугаются собственные родители, родные братья и сестры. Или завидуют, бесцельно мечтают о магии… как ты. А что вытворяют маги, лишенные рамок, подчас выдворенные из рода? Все началось с Первого.

— И с драконов, забывших тонкий огонь.

— Мы вернем его. Вернем Драконлор. Но границы между людьми, магами и драконами останутся, и это уже не изменишь.

— Границы… пробормотала Лин, отворачиваясь. — Скажи уж сразу — пропасти…

— Лин…

Нет ответа.

Я легко сжал ее запястья, вынуждая ее повернуться.

— Лин, посмотри на меня. Посмотри.

Молчание.

— Думаешь, я тебе совру?

Из-под клетчатого пледа на меня настороженно покосились серые глаза.

— Человеческое остается. Никакой огонь, никакие крылья не заставят нас смотреть на людей свысока — просто потому, что иначе чудо уйдет, как уже ушло однажды. Я… меня это ужасает, Лин. Даже если огонек во мне — не далекий свет, а костыль, я не могу без этих костылей. Я человек, но и дракон тоже. Ты ловишь губами дождь, а я задыхаюсь без тонкого огня. Первый был не прав уже поэтому: когда мы остались без чуда, ему не стоило делать нас людьми. Это хуже, чем то, что случилось с Эриком.

— Первый верил в человеческое. Мы люди, Квентин, в первую очередь — люди. Это наша суть, — Лин приподнялась на локте, и снова, как много недель назад, ее лицо горело мягким светом. — Душа одна, человеческая или драконья. Первый никого не заставлял входить в воду, но он верил в это. Верил. Понимаешь?

Я вспомнил слова Эйлин. «Сначала и всегда были люди…»

— Тогда ему действительно стоило уйти в изначальный мир. Только если он спал там без кошмаров и не думал, что натворил здесь, он был не Первым, а простым болваном.

— Он тоже был прав, — Лин покачала головой. — Он видел, как драконы теряли… человеческий облик, — она грустно усмехнулась. — Что ему было делать? Первый жил по своим заветам: делай, что должно, что подсказывает тебе сердце.

— …И случится не то, что суждено, а что-то совсем другое, — закончил я. — Так и произошло.

— И теперь мы вместе смотрим на звезды, — почти шепотом добавила Лин.

В тишине потрескивал костер.

— Что ты скажешь Вельеру? — вдруг спросила она.

— Не знаю. Я пытаюсь… думать, как думали бы мои родители. Предки. Главы рода. Я пытаюсь найти цель; даже нет, не что сделать, а как прожить. Вдоль какой стрелы. Ощутить в себе стержень, о котором говорил Дален. Но иногда мне кажется, что и это бесполезно. Давай спать.

— Я бы и сама хотела найти свою стрелу… — отозвалась Лин. — Квентин?

— М-мм?

— А если они движутся в разные стороны? Наши стрелы?

Я повернул голову. В свете костра ее волосы казались золотыми.

…Мертвая женщина на песке, ветер шевелит золотые волосы… Через десять лет или через пятьдесят?

Я сжал в пальцах край пледа. Ни за что.

— Мы не во вратах, Лин, — я коснулся ее лица. — Мы управляем своей судьбой.

Ее глаза зажглись.

— То есть…

— Наше будущее еще не написано. Никем еще не написано.

— И мы можем выбирать?

— Ты можешь, — кивнул я.

Она замерла. Сняла ладони с моей груди:

— А ты?

— А я все решения принимаю сразу и навсегда, — медленно, не отрывая взгляда от потемневших глаз, ответил я. — В этом мы с Первым друг от друга не отличаемся.

Лин долго-долго смотрела на меня. И когда я уже погружался в сон, на грани слышимости прошептала:

— Значит, все хорошо.

ГЛАВА 2 Лин

Я проснулась в гнезде из одеял. Под головой лежал уютный сверток из двух… нет, трех плащей. Над головой раскинулось предрассветное небо.

С окрестных деревьев доносилось сонное чириканье. Пахло гречневой кашей.

Мэтр обернулся от догорающего костра.

— Завтрак всерьез собирается остыть, — заметил он. — Я, конечно, могу подогреть, но…

— Не надо, — я вскочила. — Я еще жить хочу. Квентин уже?..

Мэтр указал на пустую миску. В одном месте она была проколота, словно клыком, и я вздрогнула, глядя на расходящиеся по фарфору трещины.

— Боюсь, я не скоро смогу купить новую посуду. — Он улыбнулся без тени горечи. — Каша, впрочем, едва ли стала от этого хуже. Что до Квентина… — мэтр махнул рукой куда-то мне за спину. — Обернись.

Я последовала его совету и чуть не села на мокрую траву.

На опушке леса танцевали огромные, в мой рост, огненные буквы. Опадали, стирались, оставляя за собой серые струйки дыма, и вновь возникали, переплетались, составляли новый узор и повторяли его в другом месте. Невидимая рука жонглировала ими с такой скоростью, что рябило в глазах.

— Бумага необходима магу как воздух. Но воздух — та же бумага. — Мэтр протянул мне тарелку. — Скоро Квентин сможет прочитать послание. Не боишься?

— Чего?

— Ты следующая.

— Я… верю в Квентина, — Ложка предательски выпала из пальцев, и я закусила губу, поднимая ее. — Он справится.

— Так-то оно так, но если в последнюю секунду ты дернешься, никакое искусство не поможет. — Его лоб пересекла морщинка. — Будь осторожна, хорошо?

— Об этом стоило подумать Корлину, — мстительно произнесла я. — Если со мной что-нибудь случится, Квентину останется лишь винить своего прославленного предка.

— И эти мысли будут тебя греть, когда ты поедешь по холоду с перебитым позвоночником? — Мэтр приподнял бровь. — Ну-ну.

По траве прошуршали шаги. Я обернулась.

— Никаких «когда», — Квентин очень спокойно смотрел на меня. — И никаких «если». Завтракаем и выезжаем. Рист, у вас с собой есть шелк? Сойдет кожа или плотная ткань.

Мэтр поднял голову, и между двумя драконами что-то пробежало, будто по воздуху скользнул сердитый язычок пламени. Отчетливо и тихо прозвучали слова:

— И перестань ее пугать.

Я на всякий случай уткнулась в тарелку. Огненные лезвия, послание Корлина — это там, далеко. А хмурые драконы с утра пораньше — вон, рядом стоят.

— Найду. — Мэтр поднялся. — Экипаж сегодня весь твой, но трясти будет изрядно. Если мы не успеем к вечеру, Вельер начнет действовать без нас.

Квентин молча кивнул и направился к карете, разворачивая по дороге свитки.

Холодно! Только проглотив пару ложек горячей каши, я поняла, как замерзла, и немедленно натянула на себя оба пледа. Грубая ткань колола шею, но стало чуть уютнее.

— Воздух мы согрели, но земля холодная. — Мэтр провел пальцами по траве. — Жаль ее выжигать ради минутного тепла.

— Может, костер сделать поярче?

Он вздохнул.

— Отвернись.

Я еле успела шарахнуться от костра, как у самых ног взлетело пламя. Сразу стало теплее.

— Спасибо. — Я подвинулась к огню, налила себе молока. — Мне кажется, вы хотите мне что-то сказать.

Мэтр… Эрик Рист покачал головой.

— Спросить. И я не уверен, хочу ли.

— О Квентине?

— О Мареке.

Я, наверное, побледнела, потому что он мягко покачал головой. Дескать, да, предательница ты, Лин, и наверняка получишь свое, но бояться не надо, не надо…

— Так случилось, что маги и те, кто их коснулся, живут двойной жизнью. — Эрик Рист протянул руку над костром, и тот медленно начал уменьшаться. — Аркади и Марек были в свите Вельера, Эйлин помогла нам бежать. Анри — Верг, а не де Верг. Дален… о нем я не знаю ничего. Ты стала одной из них, так уж получилось. Отчасти — по моей вине. Так вот, Лин, ты рассказала нам все о Мареке. Но если огонь будет лизать пятки — ты расскажешь Мареку о нас?

Я поперхнулась.

— Мэтр, я честно…

— Да — или нет?

Он не повышал голоса, но я вдруг отчетливо увидела крылатую тень над деревьями. Вот-вот накроет лужайку…

— У меня есть очень веская причина, чтобы не раскрывать ваши тайны, — тихо ответила я. — Потому что они теперь и мои тоже.

— Тебе будет тяжело. Тебе уже непросто.

— Я знаю. Вера сумеет, — я посмотрела ему в глаза. — Когда мы вернем книгу, заключим мир, когда вы сможете при всех взять Эйлин за руку (пепел, что я говорю!) — я поеду к Мареку и буду сидеть у его ног, пока он меня не простит. А если ничего не получится, то и думать об этом незачем.

Уши горели. Я невольно опустила голову. Жаль, что тарелкой не закроешься, словно щитом, а под пледы не спрячешься, как в палатку: «Я в домике!» и все тут. Нянюшка в таких случаях, помню, просто переворачивала кулек из одеял и вытряхивала меня на свет.

Ох, получит Вельер за нянюшку… И в глаз, и по клыкам.

Мэтр все еще молчал. Я подняла взгляд, ожидая ответа.

Он вздрагивал на земле, зажимая здоровой рукой другое плечо. По белым губам текла кровь.

Я не помнила, как оказалась рядом. Через несколько секунд он приподнял голову. Еще через минуту с трудом поднялся.

— Каждое утро эта погань… Все. Кажется, все.

Я отступила на шаг.

— Вы… в-вы мне поверили?

— Я хочу тебе верить, Лин. Потому что, — он поморщился от боли, — если маги возьмут верх, с Квентином случится то же самое, и хуже всех будет не ему. Тебе.

…Эйлин, крутящая в пальцах золотую цепочку…

— Никто не возьмет верх, — твердо сказала я. — Вам, извините, я бы тоже судьбы мира не доверила. Помните, что с нянюшкой сталось? А с теми двумя, что потащились за Квентином в Херру?

— Да, действительно, надо с этим что-то делать, — Эрик собрал с травы пустые тарелки. Провел по ним рукой — и засохшая было гречка отвалилась и упала в траву. — Ездим туда-сюда, любим кого попало… Ты молоко будешь?

— Нет. — Я подхватила пледы, кувшин и котелок с остатками каши. — Едем.

Вверху, в предрассветных сумерках, таяла Дорога Домой. Словно летающий коридор пролетел…

Я невольно улыбнулась. Интересно, мы увидим Анри еще раз?

Должны. Только бы не на поле боя.

Экипаж мерно покачивался, изредка подпрыгивая на кочках. Мы с мэтром сидели на козлах; изнутри не доносилось ни звука.

Здесь трава была покрыта инеем, не росой. Я торопливо укрыла ноги пледом. Еще простыть не хватало! Впрочем, если напустить простуду на драконов и магов, будет самое то: ни огня, ни битв, ни сожженных деревень. Может, попробовать? Или напоить их медом, сладким соком, горячим вином, чтобы при каждом шаге в животе булькало?

Нет. Тело сжигает воду вмиг, да и кровь, та же вода, сухому огню не мешает. Ничего ты, Лин, не поделаешь. Будешь виновато сидеть в сторонке, покусывая губы, да надеяться, что Квентин с мэтром разольются соловьями и уговорят Вельера поостыть.

— Мерзнешь?

Мэтр вопросительно поднял бровь.

— Немного. Драконье лето закончилось, да?

Мы ехали сквозь аллею огненно-алых кленов. Было тихо-тихо, только в глубине рощи, за деревьями, слышалось карканье: там копошились в сухих листьях маленькие воронята.

— Интересно, почему клены желтеют, а потом краснеют, и так ярко?

— На миру и смерть красна, — с иронией ответил мэтр.

— Вот так всегда, — вздохнула я, — нужно умереть, чтобы признали твою красоту.

Вороненок уселся на крышу экипажа, пронзительно глядя на нас.

— Драконье лето — обещание, — нарушил молчание мэтр. — Время перемен, когда мир на грани. Да, наступает зима, но, кажется, подтолкни мир в одну сторону — и вернется лето.

— И вы…

— Мы надеемся, Лин. И мир — небо, огонь, клены, птицы — каждый год верит и надеется тоже.

Вороненок неожиданно каркнул и вспорхнул, задев крылом ветку. Мне на колени приземлился золотой, как маленькая корона, лист клена.

— А красиво умирать совсем не хочется, — добавил мэтр. — Обидно будет не увидеть весны. Впрочем, обидно-то как раз не будет…

— А Первый? Душа ведь останется…

Мэтр повернул голову.

— Человек, который бережет свою душу, станет резать мир по живому, чтобы перекроить всех по своему образу и подобию? Ты в это веришь?

— Он выбирал для мира лучший путь. Разве это не то же самое, что делаете вы?

Эрик Рист перевел взгляд на экипаж, потом на меня. Поднял брови:

— И ты довольна путем, который он выбрал?

— Я…

— Неважно, — он вздохнул. — Прости меня. Отдохни; я в состоянии последить за лошадьми час или два.

Это прозвучало как приказ. Я пожала плечами, отвернулась и натянула плед до подбородка. Ну и посплю, подумаешь. Верь в Первого, не верь, ответ все равно один: угораздило — значит, угораздило. Нам здесь жить.

Я засыпала. И, закрывая глаза, вспомнила Галавер и библиотеку, что видела столько историй…

…Пальцы скользят по шершавой странице. Звездный свет льется сквозь узкое окошко, как молоко.

«Понимаешь?» — спрашивают ее губы.

«Легче легкого», — он улыбается в ответ.

Он будет ждать ее в запыленной библиотеке и завтра.

Вот только она не придет.

…С потолка обрушивается вода, чудом не задев хрупкие шкафы. Течет по волосам, льется с одежды, капает с кончика носа.

Рапира сама вылетает из ножен. Маги еще далеко, он успеет уйти. Ему не начертить огнем вензель, но дверь подчинится его руке…

А на пороге такой же мальчишка. Невысокий, сутулый, с кривой улыбкой на потресканных губах. И рапира, метнувшаяся к груди быстрее ветра, и высокий маг в тенях коридора, и тонкие огненные плети, опутавшие руки, шею, грудь…

…Вопросы, один за другим, и все усиливается жжение в левой руке, но огонь сушит волосы, кожу, плащ, пламя возвращается, и бессильная ярость наконец сменяется яростной радостью полета; окна — не преграда тому, кто родился в этом замке…

…Но каждый взмах крыльев приносит боль, медленно, тягуче сжимается петля на крыле, и он не летит — падает в мягкий, душистый вереск…

Я проснулась с криком. Пепел побери, не жизнь, а сплошная драма!

— У тебя уникальное умение просыпаться в нужную минуту, — не глядя на меня, сказал мэтр. Его рука, иссеченная вожжами, зависла в неестественной позе. — Помоги.

— Конечно, — я перехватила вожжи. Руки затекли и слушались плохо.

Вокруг стелился сухой золотистый вереск. Слева тянулись каменные дома, справа уходил к скалистому обрыву заброшенный амфитеатр. Ветер трепал обрывки цветных лент, и казалось, что они машут вслед экипажу, будто прощаясь.

— Где мы?

— Еще немного. — Мэтр с видимым наслаждением откинул со лба слипшиеся волосы. — Что ты видела? Обычный сон?

Он смотрел на меня как-то странно.

— Да. То есть кошмар. То есть… сначала не очень кошмар, а потом как-то уж совсем нехорошо. — Я смешалась. — Простите.

— Ты меня прости. Тебе здесь не очень понравится, Лин. Скорее всего…

Он не договорил. За спиной зашипело, раздался треск, и экипаж толкнуло вперед так, словно седоки вдруг потеряли вес. Я резко натянула вожжи и обернулась.

Экипаж разрезало пополам, словно фанерную коробку. По краям тлела обшивка, мешки с поклажей вывалились на дорогу. Задние колеса вращались в воздухе, как беспомощные черепашьи лапы.

Я приоткрыла рот, собираясь позвать Квентина, но не успела. До передней части экипажа наконец дошло, что двуколка из нее выйдет неважная, и, помедлив еще секунду, она грохнулась в пыль.

Заржали лошади, и перед моими глазами как-то вдруг открылось небо: рваные позолоченные облака и осеннее солнце, бледное, как вареный желток. Пепел, как же есть хочется…

Я приподнялась на локтях. Мэтра рядом не было. Вовремя успел соскочить?

— …Тем не менее я бы воздержался от новых опытов, — послышалось над ухом. — Поедем верхом?

— Уже нет, — это Квентин. — Лин, вставай. Я вижу кое-кого, и тебе лучше встретить его во всеоружии.

Я вскочила. Через поле к нам шел высокий мужчина в светлом костюме. Темные волосы развевались на ветру, скрывая лицо, но я сразу его узнала. Вмиг.

Не доходя нескольких шагов, он медленно поклонился, не отрывая взгляда от моего лица. Я наклонила голову в ответ. Рука сама потянулась к кортику, но я остановила ее, сжав пальцы на штанине.

— Прошу прощения, отчетливо произнес де Вельер. — Мне жаль, что мы не поняли друг друга в Галавере.

Он перевел взгляд на Квентина. Тот произнес что-то на незнакомом языке. Я расслышала лишь «Кор» и «Драконлор».

Де Вельер вновь поклонился, теперь уже с оттенком восхищения.

— Я вас провожу, господа. Ваши вещи доставят в замок, о лошадях позаботятся.

Я разочарованно двинулась за ними. Пепел, да что со мной? Я что, ждала долгих извинений? «Вы за нас? А я думал, вы за них. Ну и ладно».

Выходит, меня записали на сторону драконов, не спросясь?

Мы шли по пыльной дороге вдоль облетающих берез, и каждый, должно быть, думал о своем. Пальцы Квентина непрерывно выписывали в воздухе невидимые фигуры, с лица мэтра не сходила знакомая вертикальная морщинка. Лицо де Вельера было непроницаемо, а себя… себя я бы в зеркало увидеть не хотела.

Дом на холме и впрямь напоминал замок. Под острыми коньками крыши притаились окна в виде распахнутых крыльев, прямо как в доме мэтра, а слева, в стороне от хозяйственных построек, виднелась стройная башня. По серым стенам вился сухой плющ, а темно-зеленые кусты перед домом уже не цвели. Осень…

Внутри пахло корицей, солнечными лучами и… домом. У двери лежал хворост и чьи-то сапоги, на потертых крючьях висел теплый плащ. Деревянные ступени, лампа с абажуром из цветного стекла, солнечные зайчики на письменном столе, ветка вереска в тонкой вазе — все говорило о том, что гостеприимный хозяин всего лишь отошел на минуту и вот-вот вернется.

Я мотнула головой, отгоняя наваждение. Это Вельер-то — гостеприимный хозяин?

Из кухни шел густой мясной пар. Де Вельер шагнул за нами в прихожую, входная дверь скрипнула, закрываясь, и перед нами немедленно появилась худая женщина с седоватыми волосами.

— О, ну наконец-то! Вы как насчет обеда? Готовы немножечко перекусить?

— Более чем, — с улыбкой кивнул мэтр. — Паштет?

— И он тоже. До холмов идти почти час, а до заката еще часа три. Успеете даже чаю попить.

Я не успела глазом моргнуть, как она обняла мэтра — тот осторожно обнял ее в ответ, держа руку на весу — и расцеловала Квентина в обе щеки. Я аккуратно попятилась.

— Лин, моя ученица и гостья, — тут же представил меня мэтр.

— Лин де Рист? — с легким поклоном спросил де Вельер.

— Лин получила имя от мага из рода Кор, — с заминкой произнес Квентин. — Лин де Кор, если уж на то пошло.

Я слушала, и по спине бежал пот. Лин де Кор, этого еще не хватало…

Что я здесь делаю? Как тут очутилась? Хочу ли я быть здесь? Марек… что бы он сказал? Ой, нет, эту тему лучше не начинать.

Оказаться бы с Квентином где-нибудь на втором этаже, и чтобы вокруг ни души. Ни заклинаний Корлина, ни сбора драконов, ни разъяренных магов. Просто тихая, длинная неделя передышки.

— Может быть, вам накрыть наверху?

Я покосилась на умиротворенное лицо Квентина. Пепел, он и впрямь словно вернулся домой…

— Нет, спасибо, — ответила я. — Все в порядке.

Все и правда было в порядке. Вкусный, сытный обед без особых изысков, беседа о погоде, об обстановке, о старых пьесах. Тактичными стараниями хозяйки я не испытывала неловкости, но меня тихо, исподволь грызло сознание чего-то чужого. Нельзя жить одновременно в двух мирах — в трех, если считать мой старый дом. Квентин и мэтр вернулись домой — а я куда?

Вельера мы так и не увидели. Остальные, кажется, приняли это как должное.

Когда чайник с шиповниковым настоем опустел, мы начали собираться. Де Вельер и мэтр, набросив плащи, исчезли за дверью раньше, чем мы успели встать. Я вопросительно посмотрела на Квентина.

— Старым друзьям нужно поговорить, — тихо сказал он. — Хотя я не знаю, уместно ли тут слово «друзья». Готова?

Увидеть других драконов…

Я набрала в грудь воздуха. И кивнула.

Все время, пока мы шли в сумерках по склону холма, Квентин легкими щекотными штрихами рисовал буквы у меня на ладони. Не заклинания, не длинную историю с грустным концом — слова. Плот… листья… карнавал… вино… звезды… смех… вечность…

На вершине холма наши руки разъединились. Далеко внизу горели клены, сонно желтели липы. Небо было темно-синего цвета, и в глазах Квентина отражались первые звезды.

— Я бы здесь и заночевала, — ляпнула я.

Квентин поднял бровь.

— Увы, боюсь, что я не устою. А надо бы.

— «И снова жизнь отдам ему свою», — пробормотала я. — Ну и… ладно. Не очень-то и хотелось.

— После войны, Лин. В день, когда мы поймем, что ее не будет. Мы вернемся, обещаю.

Впереди раскинулась широкая поляна, окруженная седыми холмами. Рядом светлела роща, где невпопад переплетались ветвями березы и осины. Горели костры.

— И впрямь как в сказке, — произнес Квентин. — Дом, семья, долгожданные встречи и счастливый конец, Я знал, верил… боялся.

— Ничего еще не кончилось, — безнадежно сказала я. — Там, внизу — ты уверен, что в ответ на твои предложения тебе не нальют чаю, не погладят по голове и не укажут место в строю?

Он покачал головой.

— Посмотри на небо.

Звезды сияли, как миллион радостных глаз. Как наши глаза, отраженные снова и снова.

— Я ни разу не летал среди звезд. Мне хотелось, мечталось, я думал, умру без неба… но я выдержал, — Квентин перевел взгляд на меня. — Я не знаю, чья воля окажется крепче, но если Вельер хочет драки, он ее получит.

Он расправил плечи, как фехтовальщик перед поединком. И больше не сутулился, спускаясь по тропинке между зарослями шиповника и мелким ручьем.

Я шла за ним, и сердце колотилось все быстрее. Пепел, я же не дракон! Я же не…

Мы подходили к кострам. Оттуда слышался тихий гул голосов, плеск вина в кувшинах, треск сучьев. Вечерняя роса уже легла, но холода не было — должно быть, зимой здесь совсем не бывает снега…

Квентин, как и я, не видел знакомых лиц, но с ним многие раскланивались. Знали, кто он? Замечали серебряный медальон со старинной чеканкой у него на груди? Или причиной всего лишь семейное сходство?

Как же я не увидела в нем дракона — за столько недель?

Многие сидели в стороне, на длинных скамьях. Я увидела там и де Вельера, и мэтра; впрочем, последний стоял чуть поодаль, с бокалом вина в руке.

А потом у меня подкосились ноги.

Впереди стоял дракон.

Не большой и не огромный, он мог бы поместиться в обычной комнате. Он терялся в ночи и одновременно выступал из нее: я видела каждый изгиб некрупного тела, но по-настоящему выделялись лишь до странности светлые глаза. Темная чешуя выглядела сухой и скользкой, а во взгляде читалась… скука?

Сверху раздалось хлопанье крыльев. Не ворона, ой, не ворона… Я сжала зубы. Не дождетесь. Сами грохайтесь в обморок, если хочется. А я ничего не вижу, ничего не слышу и ни за что не признаюсь, как хочется отсюда убежать.

Светлые глаза равнодушно взглянули на меня, узкие ноздри качнулись, и перед драконом заколыхалась стена пламени. Кто-то вскрикнул, кто-то вздрогнул; Квентин не пошевелился.

А потом из-за огненной завесы вышел бледный человек среднего роста с редеющими светлыми волосами. Темный плащ его напоминал мантию, вот только платье с такой вышивкой маг ни за что не наденет.

Колени все-таки не выдержали. Я споткнулась и чуть не полетела на землю.

В следующий миг твердая рука обняла меня за плечи, как якорь. По поляне пролетел легкий ветерок, и я на секунду ощутила лето, сияющую зелень и запах земляники.

— Эта девушка — ключ к Драконлор, — очень тихо и очень четко сказал Квентин. — Она рисковала жизнью, чтобы помочь мне. Отнеситесь к ней с уважением.

— Так и будет, — произнес светловолосый. — Ты похож на мать, Квентин.

— Я этого уже не узнаю, — почти шепотом ответил мой спутник. — Как мне вас звать? Ведь вы отказались от имени… Вельер?

— Разумеется, — кивнул Вельер. — Но у нас есть дела поважнее.

По его знаку почти все отступили от костров к скамьям, освобождая место. Мэтр поставил бокал на траву и направился к нам. Еще несколько человек (да полно, людей ли?) встали рядом, образуя полукруг.

Интересно, это все драконы, что остались в живых? Или, как с верхушкой ордена, только те, чье слово имеет ценность?

Квентин на секунду ткнулся мне в плечо. Шепнул: «После собрания. Не исчезай» — и шагнул в круг, разом став выше.

Я тихонько подкралась к де Вельеру. Завидев меня, он вздрогнул.

— Ч-что сейчас будет? — стараясь говорить спокойно, спросила я.

Де Вельер без слов указал налево.

Там стояла клетка.

Ее потолок и боковые стенки были обиты деревом. За тонкой, почти невидимой решеткой сидел худой человек в изодранной одежде. Светлые волосы слиплись от пота и грязи и казались темно-русыми.

Человек лениво, почти вальяжно повернул голову и знакомо улыбнулся. На зубах была кровь.

— Сколько новых лиц! Сударыня, вижу, мое молчание вам пригодилось?

Ой-ой-ой…

— Саймон, вы что здесь делаете? — прошипела я.

— Продолжаю развлекаться, как видите, — он поднес к решетке разбитые пальцы. — Сожалею насчет ваших друзей, но они, пожалуй, закрыли счет. Я бы даже от процентов отказался, но кто ж меня спрашивает?

— Давно вы здесь?

— Дней шесть, я бы сказал. Думаете, меня сегодня убьют?

Драконы придвинулись ближе к костру, и голосов не стало слышно. А может быть, кто-то поставил завесу.

— Не знаю, — я покачала головой. — Саймон, скажите… это правда? То, что вы сказали Далену о родстве драконов и магов?

— Ха, — он криво усмехнулся. — О чем, думаете, меня здесь спрашивают?

Драконы говорили беззвучно, и даже по лицам нельзя было понять, спорят ли они о войне или вспоминают общих знакомых. Я напрягла слух.

— Вы мало что здесь услышите, — скучным голосом произнес де Вельер. — Вас привели сюда, Лин, потому что тут безопаснее всего.

— Ну, я-то бесшумно вопить не собираюсь, — возразил Саймон. — Кстати, ты бы хоть морсу принес, спасенный. На тот мешочек, что ты у меня отобрал, можно было купить пару бочек, а тебе жаль кувшина.

— Спасенный? — Я переводила взгляд с одного на другого.

— Ну, я ведь тогда в Галавере в плечо целился, — кивнул на де Вельера Саймон. — На пару пальцев ниже, и он бы тут не сидел. Да и я… — Он заметно пригорюнился.

— Вообще-то вы предлагали его убить, — осторожно вставила я.

— Думаю, он в долгу не остался, — пожал плечами Саймон. — Жизнь такая.

— Вот и делай людям добро, — в тон ему продолжил де Вельер.

— Именно! Слушай, если ты меня так понимаешь, может, поменяемся? Ты хоть зубы сегодня чистил.

— А тебе стыдно перед высшим обществом?

— Да какое оно высшее, — отмахнулся Саймон. — Один в воде готов валяться за пустые принципы, другой руку потерял из-за девчонки, третий голову… Дети малые, одно слово. Может, замутим дело тысяч на шестьдесят? Я тут продумал одно дельце с недвижимостью…

Я встала. Слушать их не было сил. Ни Саймона, которого нужно было вытаскивать, но одна мысль об этом вызывала спазмы, ни де Вельера… пепел, как болит желудок! Больше всего мне хотелось поймать взгляд Квентина, но он на меня не смотрел.

Пойду я… в лес.

Де Вельер окликнул меня, но я не стала оборачиваться. О да, меня нужно держать на виду. Чтобы не предала кого-нибудь еще.

Не дождетесь.

В роще не светили звезды. Ветви переплетались, как переходы замка, землю покрывал плетеный коврик из облетевших листьев. Влажно, тихо, темно.

На лицо упал капюшон. Я не стала его поправлять.

Ни вороненка, ни белки… спят. Спят.

Я тоже хочу спать. Хочу домой. К маме… нет, не получится. У живых записок не бывает дома и семьи. Разве что в чужую пустят пожить. Ненадолго.

Я прислонилась к дереву, привычно сплетая пальцы. Нет меня здесь.

Квентина жалко. Это его мир, его дом, то, чего он ждал много лет. А я расклеилась так, что даже не могу за него порадоваться. Все ведь будет хорошо, правда? Я спасла его. Мы вместе. Мы…

Я глубоко вздохнула. Сейчас я приду в себя. Еще минута…

В ветвях шевельнулась тень.

Инстинкт сработал раньше головы, но я не упала на землю — шарахнулась влево, пытаясь уйти от удара. И нож, который должен был вонзиться мне в горло, просвистел справа и пришпилил к осине рубашку на плече.

По руке потекла кровь. Стало горячо и мокро: кажется, лезвие задело кожу.

Я дернулась, но нож держал крепко. Тогда я потянулась к нему другой рукой и изо всех сил потащила на себя. Нож покачнулся, но остался в стволе.

Пепел, тут нужно двумя руками…

Второй нож просвистел мимо бедра. Я похолодела.

Рукоять не повиновалась, рубашка не желала рваться… Сейчас я билась уже по-настоящему, но испуг сковал тело — любому прохожему, наверное, показалось бы, что я лишь чуть-чуть пританцовываю у дерева, как пьяная.

Сейчас меня убьют. И Квентин ничего не узнает…

Это кошмар. Я сейчас проснусь.

Еще капля крови скатилась по плечу. Стрелок медлил. Капюшон наполз на глаза; жадно, как утопающий, которому не хватает воздуха, я мотнула головой.

Листва наверху колыхалась; свет звезд обрамлял неясный силуэт. Стрелок потянулся, доставая из рукава третий нож… зачерненное лезвие, вот скотина… наклонился вперед, и я увидела его лицо.

А он — мое.

Марек…

Он был белее мела. Капюшон, проклятый капюшон — Марек меня не узнал. Да?

Правда?

Или здесь, сейчас все и кончится?

Последняя мысль придала сил. Рубашка напряглась, лопнула, как парус во время урагана, и я рухнула на землю. Из ссадины на плече потекла кровь.

Марек бесшумно приземлился в трех шагах от меня. Я вжалась в дерево.

Кортик доставать… рука не поднимается. Кричать? Захочет убить и убежать — убьет и убежит.

Небо, Первый, мама…

Квентин…

— Прости меня, пожалуйста, — хрипло прошептала я. — Прости меня.

Марек осторожно снял плащ. Поверх рубашки на нем были только вязаные рукава — оба заканчивались ничем, лишь на груди их соединяла пара ниток.

— Я чуть с ума не сошел, — тихо сказал он, усаживаясь рядом. — Ты цела?

— Ссадина на плече… Заживет.

— Отомстил-таки, — с его губ сорвался сухой смешок. — За ту, первую ссадину… Повернись, я хочу видеть.

Я открыла было рот, но он уже ощупывал мое плечо. Пальцы были сухими и цепкими и совершенно не дрожали. Дрожал огонек в глубине его глаз. И еле заметно подрагивали губы.

— Я так хотел тебя найти, поговорить, — еле слышно пробормотал он. — То, что я буду сидеть над твоим трупом, как-то не приходило мне в голову.

— Зачем ты здесь?

Он иронически поднял бровь. Ну же, Лин, неужели не догадаешься?

— Вельер, — со вздохом сказала я. — Ты хочешь убить его.

В его руках появилась короткая трубка. Такая знакомая, такая безобидная…

Марек поймал мой взгляд. Грустно усмехнулся.

— Ты поняла. Собственно, человек с метательными ножами, затаившийся на дереве, может быть и точильщиком, любящим уединение, но…

…Бледный человек с редеющими волосами покачнется и упадет со стрелкой в виске. Паника, горечь, ненависть… понятно на кого направленная. И что, остановится война? Вмиг? А если последним словом Вельера будет «Жгите!»?

Я вцепилась Мареку в рукав. Плечо пронзила боль, но я держала его, как, наверное, не обнимала даже Квентина.

— Марек, не надо. — Меня трясло. Меня затрясло сейчас, когда все было позади, ножи бессильно торчали в осине, а в глазах Марека, оказавшихся вдруг близко-близко, были только тревога и сочувствие. — Я не хочу войны. Совсем не хочу. Пусть Квентин не уговорит Вельера сразу, но ведь у нас будет книга…

— Книга? — спокойно переспросил Марек.

Я прикусила язык.

— Значит, Драконлор…

Марек оперся на ствол. Локтем выше темнела тонкая струйка.

— Я когда-то верил Первому, — произнес он, глядя в пустоту. — Если бы драконов не было вовсе, как бы хорошо нам жилось, а? Пусть никто не помогал бы с урожаем, пусть дома строились бы по году, а не по неделе, но мы стояли бы на своих ногах. Зачем зависеть от волшебников, когда у тебя есть голова и руки?

Марек помолчал. Я смотрела на него и боялась дышать.

— Но я не могу без них. Без Далена и Эйлин, с которыми мы уже много лет одно целое. Без Анри, бесшабашного архивиста, — он усмехнулся чему-то. — И когда я смотрю в их лица, я вижу, что для них огонь. Отними чудо, и они задохнутся. Им это необходимо: в каждом заклинании они видят что-то… глубинную суть, быть может? Не знаю.

Он снова замолк. Я давно не видела его таким серьезным. Никогда, кажется.

— Эйлин как-то говорила: огненный бич сковывает волю. Ступени вверх — разговор с небом, наполнение души надеждой. А зеркальные плоскости — обращение к себе, в прошлое, к памяти и знаниям предков. «Ты разве не чувствуешь?» — спросила она. Я тогда долго не мог заснуть. Я хотел бы вернуть им все чудо, а не только жалкие крупинки. Но я не пущу к чуду Вельера и таких, как он. Извини.

Он поднялся.

— Тебе лучше уйти. Будь на поляне, на виду. Я закончу здесь.

Я открыла рот… и закрыла его. Мне нет дела до Вельера. Я видела его раз в жизни. Он знал, что делал, когда укладывал нянюшку в постель против ее воли. Да, будет всплеск ненависти, ярости, горя, но если Марек решил, разве мне его остановить? Вельер уже мертв, так или иначе.

Но что-то было не так. Нож, просвистевший мимо бедра? Дрожь губ? Взгляд — давным-давно, в Галавере, когда двое мужчин стояли друг против друга, рапиры готовы были скреститься, но на лицах — усталых, обветренных, безрадостных — было лишь сожаление? Мальчишка с потресканными губами?

— Ты промахнулся, — одними губами сказала я. — Ты никогда не промахиваешься. Я видела твою первую дуэль во сне. Марек, ты был совсем мальчишкой. Младше меня. Ты не хотел убивать!

— Старше, — несмотря ни на что, его голос звучал успокаивающе. — Старше года на два, если я правильно помню твой возраст. Мы не были детьми. Я понимаю, ты хочешь меня оправдать, но я знал, что делаю. Как знаю сейчас.

Я покачала головой, не отрывая взгляда от него.

— Я не верю. Те шутки… ты никого не убил на самом-то деле. А Вельер — тогда, до твоей сестры, он был тебе вместо отца, верно? Ты справишься, Марек. Ты убьешь его, если захочешь. Но… не надо. Пожалуйста. Ради тебя.

— Я не могу, Лин, — медленно и раздельно ответил Марек. — Сегодня сбор. Завтра драконы полетят на Галавер. У меня нет права отказаться.

— А как же ваше безотказное оружие, соли серебра? Разве завтра над Галавером не пойдет дождь?

— Пойдет, — кивнул он. — Все верно. И… ты права. Я не хочу становиться де Вельером-наоборот, только это не имеет значения. Я отдаю долг. Ты никогда не задумывалась, почему твоя нянюшка не любила магов?

…Мальчишка приваливается к стене, тяжело дыша. Ей уже за тридцать, далеко за тридцать — почему дракон выбрал ее? Почему Вельер, обожаемый повелитель, обедавший у них чуть ли не каждый день, в одночасье стал чудовищем, при одной мысли о котором ноют зубы?

Волшебник сердито оглядывается от окна. Дален, его зовут Дален — почему такое простое имя выскальзывает из пальцев? Внизу шум, переполох: нашли стражника. А может быть, стражник уже очнулся и зовет товарищей, спешит с ними наверх?

Мальчишка не успевает додумать эту мысль. Из-за неприметного поворота выскакивают двое. Де Вельер и еще один, совсем молодой стражник, из свиты.

Свои.

Сестра, не успев даже вскрикнуть, оказывается зажатой между ними. Все. Она не сделает и шага. Дален весь истратился на пожар, а сам он, перепуганный, взъерошенный мальчишка — да разве он может убивать друзей?

И длинная, нелепо длинная рапира выскальзывает из руки.

Мальчишка лепечет что-то умоляющее и падает на колени. Бесполезно. Стражник повелительно кивает молодой женщине, и та с мертвым, застывшим лицом делает маленький шаг назад. Еще один. Еще.

И тогда Дален поднимает руки.

Вихрь выбивает окно в противоположном конце коридора. Из ладоней волшебника вылетает бледно-алый сгусток. Де Вельер ловко падает навзничь, но огонь нацелен не в него и не в девушку: стражник не успевает пригнуться, и пламя вцепляется в него, пожирает кожу, волосы, глаза…

Мальчишка припадает к стене, почти теряя сознание. Живой факел летит по коридору и с диким, мучительным криком — человек не должен такого слышать! — валится вниз.

Де Вельер отступает. Беззвучно, быстро, ни на кого не глядя. У мальчишки не поворачивается язык назвать его трусом.

Мальчишка переводит взгляд на сестру. Она смотрит на Далена. Не с благодарностью — с ужасом.

Ради них Дален убил человека. Беспощадно, люто, и — может быть — в первый раз.

Этот долг придется возвращать.

…Я очнулась. Марек сидел рядом, привалившись к стволу. Устало, будто ему уже за сорок, а то и за пятьдесят…

— Вот так, — закончил он. — А ты спрашиваешь, почему.

— Ты возвращаешь долг, — бессмысленно повторила я.

— Ну не сбегать же, как некоторые, — мягко сказал Марек. — Хотя я бы, пожалуй, попробовал…

— К драконам? — чуть улыбнулась я.

Он покачал головой.

— Я всегда мечтал уехать на север. Может быть, даже к полюсу. Снежные поля, слепящие, гладкие — до самого горизонта, и белое-белое небо. Где они сливаются, не видит никто. Я хочу туда, Лин. Едешь рано-рано утром на восток, навстречу солнцу, а воздух там — невесомая взвесь крошечных прозрачных кристалликов, и каждый звенит, поет, встречает рассвет. Несется снег из-под колес, солнце встает, и мир просыпается вместе с тобой. Летишь — и встречаешь радугу.

— Но Вельер…

— Я его убью, — буднично сказал он. — Вот посижу еще чуть-чуть…

— Марек, ты мой учитель, — прошептала я. — Я не хочу такого урока.

Марек странно поглядел на меня, и мне вдруг захотелось попросить его встать и идти — убивать Вельера, Саймона, кого угодно, — но чтобы он больше никогда так на меня не смотрел.

— Я ведь могу и другой урок преподать, — медленно проговорил он. — Такой, что понравится тебе еще меньше. Уверена?

Я зажмурилась. И кивнула.

Когда я открыла глаза, Марека не было рядом. На стволе остались зарубки, но ножи исчезли. В роще царила тишина.

Драконов хвост…

Я поднялась и, кое-как оправив плащ, побрела на поляну.

Сначала мне показалось невозможное: Саймон сидит у костра, а вокруг него, склонив головы и ожидая распоряжений, стоят драконы. Я моргнула, и все встало на свои места: Саймон, прикованный тонкой цепью к клетке, валялся на земле, а над ним нависали закутанные фигуры. Кто-то отрывисто задал вопрос; я слышала, как Саймон сухо, трескуче рассмеялся.

Общее собрание, значит. И я могла бы устроиться там, подкинуть дровишек в огонь — или двинуть Саймону по скуле пару раз. Меня бы даже не прогнали: вон де Вельер что-то говорит, вон мэтр качает головой…

Подойти, обрадовать их насчет Марека?

Нет. Если они прочешут рощу, ему не уйти. Скажу Квентину после собрания; пусть передаст остальным.

А кроме этого… есть ли мне что добавить? Убедить их не идти на Галавер? Или предоставить все Квентину?

Я почувствовала, как ноют ноги. Как болит спина. Как колотится сердце. Нет, на драконов меня не хватит. После рассказа Марека — нет. Скорее напрыгну на Вельера и расцарапаю ему все, что царапается. Чем тогда закончатся переговоры? Вот тем самым и накроются.

Одна из фигур обернулась. На напряженном лице появилась слабая улыбка.

Я неуверенно помахала. Фигура — Квентин — выпростала руку из-под плаща, изогнула кисть, и в полуметре от моего лица появились крошечные огненные буквы. Справа налево… пепел, читать же неудобно!

«Возвращайся домой. Выспись. Я все расскажу».

Надпись погасла.

Я помедлила и кивнула.

До дома я добралась быстро: пальцы озябли, холодный ветер подгонял в спину. О-о, да сколько можно! В тепло, под одеяло, в мягкую постель!

— А я как раз грелку наверх несу, — встретила меня хозяйка. Ей, казалось, совсем не было холодно. — Может быть, еще пару пледов захватить?

— П-пожалуйста, — выдавила я, дуя на пальцы. — Скажите… а вы Вельеру кто?

— Сказочница, — она, казалось, совсем не удивилась моему вопросу. — Пока библиотека не сгинула, я все читала, читала… Теперь, бывает, рассказываю — вечерами.

— Но как вы сюда попали?

— В «общество», вы имеете в виду? — она улыбнулась. — Грустно попала, по правде говоря. Как-то зимой шла через поле, усталая, и не заметила расщелину под снегом. Вокруг никого, на одной ножке не очень-то и попрыгаешь… Сначала было смешно, а потом страшно стало.

— Вы звали на помощь?

— Кричать я умею плохо, — она развела руками. — Связки быстро сорвала. Ползла, хрипела… руки красные, сверху вороны, на ветках снегири просыпаются и поют так весело… А потом один грач обернулся птицей побольше и унес меня в когтях. Я уже ничего не помнила. Только потом, в замке, узнала, кто это был.

— Вы им верите? — тихо спросила я. — Драконам?

— Лин, это же семья, любимые люди. Как им не верить? — Женщина провела рукой по стене, улыбаясь. — Я за драконами как за каменной стеной.

— А маги? — Я чуть не сказала «Марек» вместо «маги» и прикусила язык. — Их вы здесь видеть не хотите?

— Волшебники, они как дети, — женщина кивнула на танцующий огонек лампы. — Болтаются между небом и землей, взлетают, как на качелях, хохочут… А я — дерево. Вросла корнями в землю, тянусь к небу, слушаю птиц, и не уйти мне из родной рощи. Тут и тень, и прохлада, и дети бегают под деревьями…

— …И засыпают, прислонившись к стволу, — виновато пробормотала я. — Простите.

— Это я вас заболтала… Проходите наверх.

Комната была как осенний лес. Из золотистого пола тянулись стволы, отгораживающие кровать; огромное окно казалось зеркалом, увеличивающим зал вдвое. По стенам гуляли фантастические узоры кленовых листьев, древесных прожилок, ветвей, тянущихся друг к другу. Стулья дичились в стороне, переплетясь спинками.

Хозяйка, пожелав мне спокойной ночи, тактично ретировалась, оставив на краешке кровати плед и грелку. Я едва помнила, как умывалась, как закутывалась в длинную, до колен, шерстяную рубашку, как расправляла на ступнях слишком большие носки… я уже засыпала. Одеяло упало сверху, как небо, и больше я не видела ничего.

Во сне я летела над морем. Брызги обжигали крылья, холодное солнце гладило темную чешую. А внизу, в волнах, билась фигурка. И я спикировала вниз, подхватила женщину в когти и понесла наверх, к замку, мерно взмахивая крыльями и не обращая внимания на собственное тело, стонущее от зеленой морской воды…

Я открыла глаза в полутьме. Небо в запотевшем окне посветлело, но солнце еще не взошло. Туман, длинные силуэты ветвей… словно драконы у костра.

Квентина я заметила не сразу. Он лежал на кресле, укрывшись пледом до колен, и почти не дышал. Отросшие за время заключения волосы теперь были коротко острижены, а на побледневшем лице подсыхала царапина.

Спокойное, почти счастливое выражение лица. Дракон, который все решил…

Что в нем от человека, а что от дракона? Неужели я никогда не узнаю? Даже через пять лет? Пройдет еще двадцать — и он так и не снимет капюшон?

— Квентин… — тихо позвала я.

На миг мне показалось, что он без сознания, но спустя секунду Квентин закашлялся и открыл глаза.

— Доброе почти утро, — шепнула я. — Еще темно. Можешь спать дальше.

— Не могу. Я выторговал у Вельера только один день, — негромко ответил Квентин. — Правда, сейчас он спит… Побудешь со мной немного?

— Спрашиваешь, — я улыбнулась. — Перебирайся на кровать.

— Я спал меньше часа, — он покачал головой. — Усну до полудня, а Вельеру только того и надо.

Закутав плечи в одеяло, я перебралась на ручку кресла. Квентин без звука обхватил меня за талию, и я прижалась лбом к его щеке.

— Так что ты выторговал у Вельера?

— Время. Я проиграл ему, Лин.

— Проиграл?

Квентин кивнул и снова закашлялся. Долго, тяжело, как будто что-то не просто мешало ему дышать, но душило его изнутри.

— Нет, все хорошо, это пройдет… просто нельзя ходить под дождем, только и всего. Невелика потеря. — Он попытался улыбнуться в ответ на мой испуганный взгляд.

— Это из-за тюрьмы в Галавере? — спросила я. Он кивнул. — Маги все-таки идиоты… Так что было вчера?

— Вельер очень аккуратно и точно разгромил все доводы Саймона. Никакого родства не существует; документы — фальшивка, совпадение, единичные случаи. Мы убиваем захватчиков и ренегатов, и пусть совесть наша будет спокойна.

— Мило. А твои слова?

— Как об стенку горох. Более того, — он засмеялся, — Вельер нашел оригинальное решение. Нас усылают искать Драконлор. Так мы и рук не запачкаем, и поспособствуем делу мира. Чем скорее мы найдем книгу, тем быстрее война остановится: драконы овладеют мастерством, которое магам будет недоступно. Удобно, правда?

— Я только одного не понимаю, — задумчиво сказала я. — Если он разбил тебя по всем статьям, с какой радости ему уступать еще один день? Почему они не летят на Галавер на рассвете?

— Зеркальные плоскости. Вельер хочет, чтобы я сделал то, чего так боялся Анри: научил драконов великому огню. Сегодня мы полетим к морю, к высокой воде, и Вельер будет меня уговаривать. А я — его.

— А я?

Вместо ответа Квентин поднялся и подошел к ширме, что стояла за кроватью. Мелькнуло что-то красное, и у меня на руках оказалось узкое шелковое платье.

— Когда-то гостья замка, очень похожая на тебя, чуть не лишила нашего хозяина лучших его книг. Мне кажется, это судьба, — Квентин чуть улыбнулся. — Ты же любишь носить чужие наряды.

— Я… да. Наверное…

— Примерь. И… я достал для тебя еще кое-что. Чуть позже расскажу.

Он сбросил рубашку, подхватил красный шелковый халат-мантию и прошел за ширму, переодеваясь на ходу.

Я задумчиво перевернула платье. На спине красовался аккуратный вырез, по груди к животу спускался расшитый золотом дракон.

«Драконья невеста».

Я нахмурилась. Вот нелепая мысль! Впрочем, если сопоставить факты…

Нет. Даже не подумаю.

Шерстяная рубашка полетела на кресло; за ней отправились носки. Алый шелк прошуршал по носу, подбородку и замер, обволакивая бедра. Я провела рукой по плечам, груди, талии: точь-в-точь. Неужели и правда была еще одна я?

Хотела бы я знать, для кого шили это платье…

Я подошла к окну. Из запотевшего стекла на меня смотрела совсем другая Лин: волосы взлетели над головой ровными волнами, глаза и щеки блестели, как зимой.

Закрыв глаза, я прижалась к стеклу губами. Внизу, у самой рамы, начали таять узоры. Неужели рядом со мной так жарко?

На плечо тихо легла рука.

— Тебе даже огонь не нужен, — проговорил Квентин.

Мы смотрели друг на друга через окно. Наверное, эти слова сотни раз говорили под иным небом, под другими звездами…

— Я боюсь за тебя, — прошептала я.

— А я вижу, что все будет хорошо. Веришь?

— Я…

Я вдохнула его запах и уже не хотела выдыхать. Мне казалось, я вот-вот выпрыгну из шелкового платья, из своего тела и стану всем — осенней комнатой, каплей воды на стекле, прикосновением теплой ладони.

Ладонь Квентина соскользнула с плеча, коснулась голой спины, и я почувствовала, как кожа на спине откликается жаром. Каждое прикосновение было как точно взятая нота, как узор, как созвездие.

Облетевшие ветви казались сгустками дыма за заледеневшим стеклом. Близилось утро; спешило, мчалось — и застыло там, за горизонтом. А может, оно никогда и не наступит?

Хорошо бы.

Я прикрыла глаза, выгибаясь, и мир свелся к неслышному дыханию, подушечкам пальцев на горячей спине, холодку между лопатками и сквозняку на горящем лице. Я едва держалась на ногах; мне казалось, что каждое движение остается у меня на коже, как шрам, как память, — и ни одно не должно исчезнуть. Пальцы Квентина скользили по этому рисунку; я дышала все тяжелее; по телу бежала странная сладкая волна, и сквозь легкую испарину пришло чувство, будто эти руки касались меня не в первый раз…

На секунду его губы прижались к моему затылку, и в ухо плеснул знакомый шепот:

— Не бойся.

Наваждение спало. Я обернулась и раскрыла глаза: по комнате гарцевали огненные драконы. Вокруг гулял ветер. Вот пронесся призрачный кленовый лист, такой же, что упал утром мне на колени, вот сверкнуло алым расправленное крыло, вот у ног Квентина распахнулась книга, и четыре каменных дракона склонили перед ней головы, словно шахматные кони…

Драконлор.

Он читал послание. Только и всего.

Огненный мираж дрогнул, замерцал и начал растворяться. Квентин с неожиданной силой прижал меня к себе, обнял, и я только теперь поняла, как у него дрожали руки.

Я закрыла глаза. Все. Связь разорвалась.

Послание проявлено.

Лин сделала свое дело, Лин может уйти, никому не нужная. А ласка, тепло… это как снотворные травы перед операцией. Чтобы больной не кричал и не дергался.

Нет. Ему не все равно. Ему никогда не было все равно.

— Что за глупости ты думаешь?

Я приоткрыла один глаз. Квентин внимательно наблюдал за мной.

— Я не претендую на место хранителя традиций, — негромко сказал он. — Я не идеален. Я просто не хотел делать тебе больно.

— Мне все равно страшно… — полушепотом призналась я. — Даже теперь.

— Я знаю. Но все уже кончилось.

Я криво улыбнулась.

— Я больше не живая записка? Не инструмент Корлина?

— Ты Лин, — ответил Квентин. — Живая и настоящая. И именно поэтому…

Он подхватил меня на руки. На руках отнес на кровать и бережно, очень нежно поцеловал в губы. В первый раз.

— …Ты веришь, что ты нужна потому, что ты — это ты?

— Нужна кому? Себе, Корлину или миру?

— С Корлином мы еще разберемся. Прежде всего себе. И миру тоже — это одно, наверное. Ты в картине мира, и мир в тебе…

По плечам, по затылку путешествовали теплые кончики пальцев. Было тепло, уютно, и так не хотелось, чтобы наступало утро…

— Ты не уйдешь? — сонно спросила я.

— Никуда и никогда.

— Это правильно, — вздохнула я. — Квентин… А рисунок еще видно?

— Он исчезнет через пару часов, — помолчав, ответил Квентин. — Лучше пока никуда не выходи. Принести тебе второе зеркало?

— Нет, я же видела мираж… А где это? Такие статуи строят на вершинах замков, но все замки не объездишь… не облетишь.

— Хороший вопрос. Мы узнаем, Лин. Только бы задержать войну…

Квентин провел тонкую линию между моих лопаток, и я разом напряглась.

— Думаешь, если бы я предупредил, было бы по-другому? — негромко спросил он. — Линка, я же разрезал карету, чуть себя не угробил. Если бы я сказал, что собираюсь тебя читать, ты бы с ума от страха сошла. Разве нет?

— Может быть. Я ведь на секунду поверила, что — все. Что моя роль выполнена, и мы разойдемся в разные стороны. Ты вернешься в свой замок… ну, после войны…

— Вот уж не думаю, — Квентин тихо улыбнулся. — Первые драконы не сидели во дворцах, Лин. Они плели чудеса у моря, на скалах, на ветру. Учились, творили, бродили с места на место…

— Ты хочешь жить так?

— Я хочу увидеть будущее. Мы остановим войну, и мир изменится. Как? Насколько? Какое место займут драконы? Маги? Что будет дальше? Как жить, чтобы те, кто сейчас в Херре, встретили нас светло, без ненависти и страха?

— А как же те, кто хочет жить по-старому? — Я обернулась к нему. — Такие, как Вельер?

— Вельер… — Квентин приподнялся на локте, задумчиво разглядывая вышивку у меня на платье. — Вельер — это труднее.

Я вспомнила бледнолицего человека, нависшего над деревянной клеткой. И Саймона, скалящего окровавленные зубы.

— А Саймон? Что вы с ним вчера сделали?

— Его отдали мне.

— Как вещь?! — ахнула я. — И ты?..

— Не знаю. Его пока заперли в один из подвалов; будут кормить. Потом — не знаю. Я бы забыл про него на год-другой, — Квентин мечтательно потянулся, — но, думаю, Эрик будет против. Страдание делает нас мягче… мне кажется.

— И Саймона не накажут за то, что он предал тебя? Мэтра?

— Из-за меня здоровый парень провалялся со сломанными ногами несколько недель, — устало произнес Квентин. — Я немногим лучше таких, как Саймон.

Его руки скользнули мне под платье, массируя плечи со всех сторон. И замерли.

— Линка, у тебя тут не царапина, а рваная рана, — помертвевшим голосом сказал Квентин. — Откуда?

Я глубоко вздохнула. Пепел, почему я не рассказала ему раньше?

— Марек пытался меня убить.

— Марек?!

Квентин схватился за поясок халата, и мне на секунду показалось, что он сейчас вылетит в окно.

— Обознался, — быстро добавила я. — Ночь темна, я в капюшоне, он на дереве… Хоть пьесу ставь, честное слово. Но он здесь. Я дура, что сразу не рассказала. Прости.

Квентин молчал.

За окном рассвело. Во дворе по перилам крыльца шла черно-рыжая кошка. Заметив мой взгляд, она зевнула и спрыгнула на землю.

Квентин медленно встал и подошел к окну. На миг его лицо слилось со стеклом.

— Если Марек уже здесь, маги готовы напасть, — наконец сказал он. — А мы тянем… из-за меня. И ты весь день будешь в опасности — из-за меня.

— Ну да, — хмыкнула я. — Всего-то десяток драконов неподалеку и ошивается. Улетай. Я все равно буду с тобой. Если что, посадим Марека с Саймоном в один подвал: пусть там выясняют отношения.

— Тебе и огонь в ладони… — пробормотал Квентин. — Я не знаю, Линка: мне не нравится этот выбор. Когда не хочется улетать и нельзя оставаться, и не у кого спросить совета… Впрочем…

Он подошел к креслу. На подлокотнике лежала тонкая, потрепанная книжка. Когда он взял ее в руки, я увидела, что во всем томике осталось от силы полдюжины страниц: остальные сгорели.

— Дневник Корлина, — словно не веря собственным словам, промолвил Квентин. — Я не знаю, как к Вельеру попало это сокровище. Он не расставался с этой книжкой — но отдал ее мне без колебаний, как только узнал, кем мне приходился старый волшебник. Я бы и сам полистал, но я взял ее для тебя.

Он протянул мне дневник:

— Прочитай мне что-нибудь.

Я неуверенно взяла книжку. Раскрыла, зажмурилась, двумя пальцами перевернула страницу — и открыла глаза.

— «…Уготованный нам путь — или свободная воля? Мне кажется, мы не узнаем этого никогда. Но любой наш день мы проживаем, зная, что каждое решение нами выстрадано, а небо может только смотреть, но никогда не протянет руку. «Если ты меня не покинешь, я смогу все», — говорю я. Вдохновению, огню, ночи; тебе, раскрытой странице. Потому что это мой выбор».

Следующие строчки скрыла гарь.

— «Тебе — раскрытой странице» или «тебе и раскрытой странице»? — задумчиво произнесла я.

Квентин поднял брови.

— Тебя это интересует?

— Нет, — я покачала головой, прижимая заветную книгу к груди. — Не только. Но теперь ты готов лететь.

Квентин открыл рот… и беспомощно развел руками. И вышел из комнаты.

Я подошла к окну. Поверх того места, где я прикасалась губами к холодному стеклу, светлел отпечаток живых горячих губ. Не думая, я коснулась его кончиком носа.

Как быстро все произошло. Час назад я спала, не подозревая, как начнется сегодняшнее утро, а теперь на моей спине горит послание, а в руках — дневник. Тот самый, того самого чародея…

На каменную террасу вышли две фигуры. Солнечные лучи позолотили алую и черную мантии; яркий блик вспыхнул на отполированных плитах.

Момента превращения я не заметила. Взвились одежды, распахнулись крылья, и красный шелк упал на землю. Когда последняя складка ткани коснулась каменного пола, я подняла голову, но успела только проводить взглядом крылатые тени.

Скрипа двери я тоже не услышала. И очнулась лишь мигом позже, когда тело стянули веревочные петли.

— Любопытный рисунок, — раздался голос Марека. — Похоже, нам стоит кое-что обсудить.

ГЛАВА 3 Квентин

Ветер бил в глаза. Первые минуты я осторожничал, боясь, что крылья переломятся от непривычной тяжести, но Вельер мерно летел впереди, и я скоро приноровился к его темпу.

Неужели Вельер так и будет задавать ритм?

А, неважно! Я стал собой, я в небе — впервые за много недель. Осеннее солнце греет тело, внизу качается земля, над каменными домами поднимается дымок, и он — тот, свой, рядом — это чувствует, осязает, вбирает крыльями. Это его земля. Это мой мир.

Горизонт вдруг немыслимо отодвинулся: впереди показалось море. Я задохнулся: от одной мысли, что я буду лететь над полосой прибоя, меня повело, голова закружилась, и я ринулся вниз, чуть не задевая животом серо-черные скалы.

Вельер качнул крыльями, поворачивая к полуразрушенному замку. Огромная четырехугольная башня, люк на крыше, зубчатое ограждение — постой-ка, откуда я все это помню? Неужели?..

…Я стою на крыше замка. Море так далеко внизу, что даже пены не видно, а за дальними скалами садится солнце. Все вокруг темно-розовое, как мамина улыбка — только она теперь редко улыбается.

— Смелее, Квентин, — говорит за спиной папа. — Я рядом.

— Но я ведь упаду!

— В этом весь смысл.

Нет уж. Я скрещиваю руки на груди, отрицательно качаю головой и делаю шаг назад. Ни за что.

И тут под ноги подворачивается карниз.

В ушах свистит. Я кувыркаюсь между крышей и морем, уже совершенно не представляя где что и, зажмурив глаза, жду, когда соленая вода наполнит нос, рот и уши. Но воздух коварно ударяет снизу, деревянной подушкой ложится под грудь, и я больше не кувыркаюсь — барахтаюсь, но не падаю.

Рядом хлопает парус. Раз, другой — почему, если на море нет ветра? И почему так громко, если до воды я не долетел?

Я осторожно приоткрываю глаза. Там, где минуту назад были руки, мерно дышат огромные крылья, и я замираю от восторга: неужели мои так выросли?

— Твои, — смеется папа. Он делает круг подо мной и возвращается. — Полетим к скалам или вернемся в замок?

Я поворачиваю голову и смотрю на скалы. Далеко.

Но не кончаться же чуду? Ни за что!

Я взмахиваю крыльями, и дорога сама ложится передо мной.

Вокруг сиреневые сумерки, воздух скользит и уходит вниз, как лыжня в горах глубокой зимой, а иногда сердце проваливается в яму, делает кувырок, и хочется поймать себя за хвост, снова и снова, оттолкнуться от папиной спины и взлететь к облакам. А потом, когда наступит ночь, сидеть на крыше, завернувшись в одеяло, пить молоко и смотреть на звезды.

…Солнце высоко, а мамы нет. И папы нет.

Я выбегаю из дома на траву. Я знаю-вижу-ощущаю, что стоит раскинуть руки и закричать, земля уйдет из-под ног, голова закружится, лужайка взметнется косым холмом, а тело вытянется в певучую струну. Тень огромных, в дом, крыльев накроет солнечный клевер, и страх уйдет вниз вслед за верхушками сосен.

— Квентин! — окликает тетушка. — Завтракать!

Но не сегодня. Я же обещал.

…Я вздрогнул, приходя в себя. Верхушка башни темнела совсем близко, и я с усилием развернулся: Вельер взял много левее, к старой каменной дороге. Когда-то она проходила над обрывом, за много метров до прибоя. Теперь волны плескались совсем рядом.

Вельер пролетел под одной из арок, ловко избегая брызг. Я миновал колоннаду, сделал петлю, разворачиваясь, и с неохотой сложил крылья.

Лететь к Вельеру, задевая своды и арки, было невозможно. Я вздохнул и тронулся в путь, царапая когтями камни.

Вельер задумчиво смотрел на меня. Он уже успел одеться: из кожаного мешка, что он нес в когтях, появился плащ и короткая туника.

— Каково это — так долго не летать? — спросил он, когда я подковылял к нему и упал на бок, возвращаясь.

— А то вы не знаете, — выдохнул я, лежа на спине. — Восторг и горечь одновременно. Кажется, что вот-вот переломится спина, но земля подталкивает вверх, и я снова властелин мира… нашего мира.

— Твоего мира. «Нашего» — это вежливый ответ. Когда становишься собой, видишь мир своим и только своим; иное невозможно. — Вельер протянул мне сверток с одеждой. — «Мое!», «мой мир», «мой путь». Это в подсознании. В крови.

Я подхватил тунику.

— Спасибо.

— За это не стоит благодарить, — негромко заметил Вельер, и я на секунду почувствовал себя неотесанным болваном.

— В том замке я учился летать, — неожиданно для себя сказал я.

— Я тоже, — он улыбнулся впервые со времени нашего знакомства. — И твой отец. И Рист. И… — Вельер замолчал. Жесткие складки у губ стали глубже.

— И моя жена, — с усилием закончил он.

Мои брови взлетели вверх.

— Я думаю, без этой истории разговора не получится, — спокойно продолжил он. — Когда-то, двадцать пять лет назад, мне очень повезло. Мы любили друг друга, не расставались ни на минуту, летали над морем наперегонки… В одну из прогулок у нее судорогой свело крылья, и она упала в воду. Я вытащил ее сразу, но до замка было почти два часа пути, и… Я затопил все камины, но она так и не смогла отогреться.

— Я сожалею… — тихо сказал я. — Но то, что произошло потом, — как вы могли? Зачем?

— Глупые счастливые девчонки, которые прыгали ко мне в постель? — Вельер смотрел на меня без улыбки. — «Драконьи невесты» — так, кажется, их звали в городе? Потом, когда в моем замке горели картины, а сам я ютился в какой-то хижине, я думал: что тогда на меня нашло? Горе? Понятные мужские желания? Или морская вода пригасила огонь, а с ним — сострадание и здравый смысл?

Он выпрямился. Замер на невидимой грани между морем и камнем.

— Собственно говоря, я оправдываюсь, а повелитель не оправдывается. Но сейчас и здесь это нужно. Речь идет о женщине, Квентин. Об обычной, хорошей женщине, которая никогда в жизни не знала магии. Марек, ее младший брат, был моим учеником. Она меня спасла. Выслушала, помогла сохранить голову. И я ей отплатил…

Он надолго замолчал. Сейчас, когда он смотрел вдаль, обхватив левой рукой колонну, он чем-то неуловимо напоминал Далена. Неужели мы все такие? И у каждого на душе лежит непростительное, вина, которую не забыть и не искупить? Поступок, совершенный в исступленной горячке или на холодную голову?

— Первый сделал нас такими, — точно отвечая на мои мысли, сказал Вельер. — Злое чудо… Легенда гласит, кстати, что мы стоим у его замка.

— У замка Первого? Драконы учатся летать здесь до сих пор? И он не забыт, как полагается дому предателя?

— Замок-то в чем провинился? — пожал плечами Вельер. — Не Первый его строил.

— «Первый». Мы даже не запомнили имени…

— У злых чудес не бывает имен. За две тысячи лет его все равно бы забыли. Тебе, кстати, не приходило в голову, что он был единственным чудом за всю нашу историю?

— Первый?

— Кто же еще…

Вельер прошел к колоннаде и уселся на обломок мрамора, как на трон. За его спиной билось о камень море.

— Много сотен лет все шло своим чередом, — продолжал он. — Мы постигали огонь, выражали себя в творении, радости, приключениях… Потом вдохновение начало угасать, тонкого огня стало меньше — но мы оставались великими. А затем явился Первый, за ним выросли люди, и мы угасли вмиг. Как ты думаешь, почему?

Я развел руками.

— Вы хотите ответить. Отвечайте.

— Я иногда думаю, что это было предопределено, — негромко сказал Вельер. — Что мы обречены делать одни и те же ошибки: убивать друг друга, забывать, гибнуть… Как Первый умудрился лишиться пламени, одному небу известно. Но с него все началось. За ним выросли люди; через него мы любим, — он сухо усмехнулся, — женщин без огня.

— Вы говорите о…

Вельер взмахнул рукой, призывая меня молчать.

— Коварный план, а? Пусть от крыльев откажутся не все, думал Первый, зато я достигну первой и главной цели: появятся люди. Мы увидим друг в друге мужчин и женщин, и людей станет больше, а потом, когда родятся волшебники и поднимутся против драконов, толпа истребит и тех, и других. И настанет мир без магии…

— Я не питаю особой любви к Первому, — медленно сказал я. — Но я предпочел бы думать, что он обрек нас по незнанию, не по злобе.

— Светлое небо, Квентин, разве это злоба? — Вельер расхохотался, и в его смехе мне послышались истерические нотки. — Пойми, я сам не знаю, о чем он мечтал. Я говорю о том, что вижу сегодня. «Вера сумеет», говорят они и кланяются. Да, сумела! Сумела их вера, растоптала и подняла. Только ненадолго. «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; здесь страх не должен подавать совета». Наши несуществующие души тверже железа. Мы поднимемся. Вымирание? Да полно, глупости. Вымирание начинается, когда одного — всего лишь одного — мага, человека, дракона заставляют поступать определенным образом. Взять в жены лишь ту, что взмывает в небо; немедля произвести отпрыска, Двоих, троих, не дать роду угаснуть; вот тогда — да. Но пока мы решаем сами, нам не страшен никакой Первый.

— А смешанные браки? — Мне была неприятна эта тема, еще миг, и я зашипел бы, как кошка, озлившаяся на чужих, но я не мог не спросить. — Вы не боитесь, что драконы выродятся?

— Я? О нет. Ты, Рист — ваши судьбы получились такими из-за отделенности и одиночества. Когда мы сможем встречаться без страха, мы, победители, — жить под солнцем, ничего не боясь, тогда подобные связи вновь станут уделом одиночек. — Он усмехнулся. — Ты ведь искалечен, Квентин. Ты не знаешь, что такое — найти свою вторую половинку. Ту, которая живет тем же огнем, которая поймет тебя с полуслова. Ты и такие, как ты, ущербны — навсегда, и всю жизнь вы проведете за стеклянной стенкой, на которой написано «Я так решил». Скажешь, я не прав?

Он замолчал.

Вокруг ровно дышало море. К мшистым камням лениво ластились волны, вокруг плясали солнечные пятна: время близилось к полудню, и облака давно разошлись.

— Вы правы, — чуть удивленно ответил я. — Но я счастлив.

— Никто не помешает тебе быть счастливым. Но ты и сам хочешь, чтобы никто не повторил твоего пути.

Вельер помедлил и добавил:

— И моего.

— И поэтому — война? Чтобы драконы снова вили гнезда, создавали семьи, строили замки?

— И поэтому тоже. Ты боишься высокой воды, я знаю, — Вельер поддел носком камешек, — но она не успеет забурлить. Кроме того, у нас будет книга.

— Вы о книге думали, когда жгли деревни?

— Не будь ребенком, — устало проронил Вельер. — Сядь.

Мы молчали, слушая волны. Вельер, наверное, собирался с силами, а я чувствовал себя беспомощнее, чем когда-либо. Мы были слишком похожи; мы и думали почти одинаково. Как переубедить того, кто говорит то же, что и ты, только иными словами?

И выводы делает иные…

Будто я поднимался по лестнице, которую выложил сам. Иногда медленно, опираясь на каждую ступень, иногда перескакивая через пролеты. И вдруг натолкнулся на стену. Настоящую, твердую, высокую и крепкую — но, как и ступени, эта стена — тоже я. Ее не разрушить и не обойти, но мне нужно подняться наверх. Нужно.

Что с вами делать, Вельер?

— Жаль, что ты так и не успел прогуляться по поселку, — задумчиво сказал он. — Не Вельер в его лучшие годы, конечно, но Вельер в миниатюре. Фермы, гильдии, мастерские, ярмарка в базарный день. Если бы ты поговорил с людьми, ты бы понял…

— Не нужно, — я покачал головой. — Я знаю, что они любят вас.

— И это не имеет для тебя значения? — мягко спросил Вельер. — Что в меня верят и драконы, и простые люди?

Я вспомнил имя. Одно-единственное.

— Аркади. Она от вас отвернулась.

Вельер не пошевелился. Лишь быстро-быстро забилась жилка на шее.

— Дален спалил одного из моих людей заживо, — отрывисто сказал он. — Знаешь, что это такое?

— Сам пробовал, — прошептал я. — Не знаю, насмерть ли.

— Ах, вот даже как… Но близкие у тебя в огне не горели.

— Правда? Как погибли мои родители?

Вельер осекся.

— Не скажу, — глухо сказал он. — Никогда. Не спрашивай.

— Я не спрашиваю, — я сам не заметил, как взвился мой голос, — я требую.

— У тебя нет права требовать! — Его голос поднялся тоже. — Что ты потерял, мальчишка, который рос в тепле и неге? Родителей? Они совершили в разы больше тебя и ждут того же от сына! У тебя свой путь? Иди и принеси нам книгу, а не отвлекайся на мелочи!

— Няня Лин — мелочь? — очень тихо спросил я. — И Аркади де Вельер?

— Помолчи, — прежним, сухим тоном бросил он. — Да, мелочи. И моя изрубленная жизнь, и их… воспоминания. Аркади допрашивала Далена по моему приказу, и, пепел его побери, он должен сказать спасибо, что ему не накинули на голову мешок и не подожгли во дворе. Я не желал смотреть ему в глаза; я до сих пор не знаю его в лицо.

— А вы похожи… — негромко заметил я.

— Молчи. Я не буду обсуждать предателей. Ни Марека, ни Аркади, ни себя. Виноват я один — ты это хочешь сказать? Да, это так. Что дальше? Поднимем кверху лапы или вспомним, что мы одно?

— Вспомним, что мы одно, — устало повторил я. — Но с вами во главе мы совершим те же ошибки.

— Нет, — Вельер странно улыбнулся. — У счастливых все хорошо, Квентин, — а те, кто не осознал своих ошибок, счастливы. Несчастливые люди двигают историю.

— У отца и мамы все было прекрасно.

Он усмехнулся.

— Ты в этом так уверен?

— И вызову любого, кто будет утверждать обратное.

Вельер с заминкой кивнул.

— Ты прав. Это больно — все еще и очень больно, когда думаешь о друзьях, о родных — тех, что были счастливы, — и понимаешь, что мог бы прожить так сам. Если бы не та судорога в море… если бы не ночь, когда я решил, что мне дозволено все… если бы я не отправил лучшую ученицу в подвал к убийце. И все это — на фоне бунтов и волнений: тогда их еще можно было потушить, но мы не справились, не успели…

Он оперся на колонну, скрестил руки. Солнце било по рассохшейся дороге, согревая старые доски и каменные плиты, но Вельер один стоял в темноте, на узком клинышке тени.

— Труднее и дольше всего ищешь то, что у тебя когда-то было, — наконец произнес он. — Понимание. Суть. Ты знаешь, что зеркальные плоскости, которым тебя учили, начинались с этого? Не отражение своего огня, не тщеславное зеркало, а проекция твоего ближнего, друга, брата?

— Как? — вырвалось у меня.

— Тот же механизм, — Вельер поднял руки, небрежно прочертил в воздухе огненный треугольник. — Не смотри на меня; я давным-давно забыл, чему меня учили. Через зеркальную плоскость мы черпали силы друг у друга и многократно отражались в зеркалах сами. По преданию, когда четыре дракона спасали Сорлинн от стихии, они видели в отражениях всех своих предков… до основания, — его голос упал до шепота. — Такая сила, такие глубины… а маги разменивают их на фейерверки.

Перед моими глазами встали лица мамы и отца, вытканные в пламени. Почерпнуть у них сил, поделиться собой, узнать, о чем они думали, как завершили свой путь; увидеть в зеркалах Эрика Риста и Вельера и понять их еще лучше… Мы станем ближе друг другу, сохраним свой огонь и зажжем его для тех, кто встанет с нами; высокая вода будет нам нипочем. А маги… маги не устоят тоже.

Я чуть было не выкрикнул: «Так давайте попробуем!» Слова уже рвались с языка; я одернул себя в последнюю секунду.

У нас нет времени, чтобы овладеть зеркальными плоскостями как должно. Это приманка: Вельер возьмет знание как есть, и каждый дракон сожжет по городу.

Я посмотрел на Вельера и медленно покачал головой.

— Жаль, — вздохнул он. — Я надеялся. Значит, завтра многие взлетят в последний раз.

— И вы обвиняете меня? Вельер, если бы я согласился, вы бы спалили Галавер дотла, — Я вспомнил праздник на замковой площади, костер, музыкантов, хохочущую белокурую девушку и парнишку с искрящимися рукавами и почувствовал, как по лбу и коленям течет холодный пот. — Думаете, это справедливо?

— Справедливость? — Вельер резко развернулся. — Людям нечего ждать справедливости. Они бродят во тьме, как сказал поэт.

Он смерил меня взглядом и отвернулся к морю.

— Хотел бы я, чтобы ты сейчас встретил отца и мать, — не глядя на меня, сказал он. — Они бы тебя переубедили. Увы. Разве что через врата… но ты нам нужен.

— Мои родители не принимали врат. Хотя… знаете, если бы врата снова сделали меня ребенком, я бы заколебался, — я присел на корточки, подняв ладони над набегающими волнами. — Встретить отца и маму… я мечтал об этом.

Вельер задумчиво посмотрел на меня.

— Когда я был ребенком, — проговорил он, — мы прилетали сюда летать и купаться. Потом сохли, ночевали на берегу. В один из дней море было особенно бурным, но я упросил мать, и мы отправились к воде. И вот, когда мы зашли по пояс, пошла волна — огромная, сизая — и накрыла меня с головой. Я забарахтался, захлебнулся, и моя рука выскользнула из маминой. Песок набился в глаза, я ничего не видел, меня относило от берега…

Он умолк. Я сидел и смотрел на прозрачные волны, наползающие на мраморную крошку. Такие спокойные, такие обманчивые…

— Не знаю, может быть, ничего и не случилось бы, — продолжал Вельер, — но мой отец не растерялся: подлетел к воде, нырнул, подхватил меня и спас. Мы рисковали: в безлюдном месте, без огня, да еще и с ребенком, мои родители были беззащитны, но это не имело значения. В тот вечер мне было надежнее всех на свете.

На секунду он прикрыл ладонью лицо. Я не видел его глаз.

— Теперь уже никто не возьмет меня за руку.

— И вы тоже иногда мечтаете о вратах? — помолчав, спросил я.

— Врата — наша память об огненном веке. И еще одна неудача. Ты хоть знаешь, для чего их построили? Или «Мифы и легенды» — твой потолок?

Я нахмурился. Если и книга, которую читали мы с Эриком и Лин — подделка, что же настоящее?

— О чем вы?

— Врата построили в год первой казни, — Вельер холодно посмотрел на меня. — Но вовсе не для того, чтобы будущие преступники могли искупить вину. Врата должны были изменить наше прошлое. Отменить убийство. Вернуть казненного к жизни.

— А не наказать будущих убийц… — ахнул я, сразу все понимая. — Мы желали переписать прошлое…

— Врата не стали строить с самого начала: верили, что они не понадобятся, — Вельер криво усмехнулся. — Слишком страшной была цена, которую за них заплатили в изначальном мире. Но когда пролилась первая кровь, мы поверили, что можем все изменить. И возвели врата времени… и обманулись. Парадокс Первого — теперь все проклятое называется именем Первого. Прошлое не меняется. И тогда врата вошли в легенды как тюрьма, убежище, путь в никуда. Я прочитал об этом в библиотеке… когда она еще у меня была. А потом и Корлин упомянул врата в своем дневнике. Вот уж кто, кажется, прочитал все книги на свете.

— Значит, врата времени могли бы стать нашим спасением? — нерешительно спросил я. — Путем в огненный век?

— Конечно. Почему их воздвигли? Чтобы начать все заново. Чтобы огненный век никогда не уходил дальше чем на ладонь; чтобы всегда можно было протянуть руку. Это потом мы поняли, что переписать прошлое не получится — никогда. Пришло отчаяние, а за ним мудрость… надеюсь. Врата стали возможностью, выбором, памятью. Твои родители правы, Квентин: если ты хочешь делать будущее, это путь в никуда. Но для того, кто устал и хочет отдыха… — Его губы иронически скривились. — Право, это не худший шаг.

— А вы устали больше, чем подаете вид…

— Разумеется, — пожал плечами Вельер. — Мне почти полвека. Но чтобы шагнуть во врата, нужно, чтобы было куда идти. А так — какой смысл? Это наказание, разлука… да и все равно ничего не изменится. Оставим это. Ты понимаешь, что завтрашний день не переписать? Что если нас уничтожат, это конец?

— Понимаю.

— И, зная это, упорствуешь? Не встанешь впереди и не поделишься знанием?

— Понимаю и отказываюсь, — повторил я. — Вы проговорились, Вельер. Когда вы говорили о Первом, помните? «Мы увидим друг в друге мужчин и женщин, и родятся волшебники», — вы знали, что Саймон прав. Знали и продолжали говорить о мести!

— Правитель лжет для общего блага, — холодно ответил Вельер. — Так же, как врали твои учителя-маги. Ты тоже о многом умолчал: волшебники Галавера куда слабее, чем кажутся.

Я вспомнил Марека, и у меня заныл живот. «Когда они поймут, что в их власти все вернуть, нам крышка».

— Кто вам рассказал? Де Вельер? Саймон?

— Не все ли равно? Я это знаю, — Вельер потянулся за кожаным мешком и извлек оттуда глиняную флягу. — Вина? Завтра будет поздно.

— Нет, — покачал головой я. — Мне нужна ясная голова.

— Не в ближайшие четверть часа, — он криво улыбнулся, вытирая губы. — Пепел! Почему споры не кончаются звонким: «Вашу руку, вы меня убедили!»?

— Мы слишком хорошо понимаем друг друга.

— Вероятно, — Вельер усмехнулся. — Хотел бы я залезть в твою голову… стало быть, ты не прочь залезть в мою. Что ж, значит, мы ничего не добьемся. — Он вскочил легко, словно был моим ровесником. — Полетели!

Я уныло кивнул, поднимаясь. Все, слова сказаны. Вельера не переубедить… да я, кажется, и не пытался. Или все-таки пытался, сам того не сознавая?

Поздно. Такой светлый день, такое спокойное море… Как там сказал Вельер? «Когда четыре дракона спасали Сорлинн от стихии»?

Четыре дракона…

— Вельер… — хрипло начал я. — Давайте полетим к Сорлинн. Возможно, я хоть там докажу вам, что нельзя убивать родных.

— Кто впервые убил дракона, если не дракон? — Вельер глянул на меня узкими глазами, в которых стрелами темнели вертикальные зрачки. — Идеального мира не существует, Квентин. Есть только победа или поражение.

— Если врата не могут изменить мир, это не значит, что мы не можем. А вот разрушить картину мира школяра и земледельца, дракона и чародея — запросто.

— Мы теряем время, — Вельер сбросил плащ. — Ты хочешь увидеть Сорлинн? Я понимаю. Мы сделаем крюк. Но…

Он бросил на меня сочувственный взгляд.

— Не надейся.

Горестно крикнула чайка. Вельер сбросил тунику, когтем подцепил мешок и взвился в воздух.

Я снова летел в хвосте. Живот болел все сильнее; хотелось есть. Ясное небо дрожало и туманилось перед глазами: недели в воде не прошли даром. И в таком состоянии я еще хотел кого-то уговаривать?

А что делать?

Под крыльями шумели волны. Я вздохнул терпкий соленый воздух так, чтобы он заполнил все тело. Стало легче.

Четыре дракона… четыре статуи. И Линка, одна в незнакомом доме… я даже не спросил, справится ли она. Взять бы ее с собой, в воздух, на гребень, пронести над запахом волн, под облаками, выше птиц — куда-нибудь, где нет войны и Вельера. Только найти вначале Драконлор…

Я поймал себя на том, что думаю о книге как о лекарстве от всех бед. Как о давно потерянном старшем брате, который придет и рассудит всех, правых и виноватых. И нет дела, что у книги нет рта — хрупкие страницы скажут сами за себя. Ободрят Лин, утешат Эрика, удержат Вельера, положат Далену руку на плечо…

И для меня найдутся слова, наверное.

Впереди расстилался бледно-голубой залив. По прозрачной воде скользили солнечные блики, проглядывало светлое дно.

Вельер повернул голову. Черный коготь описал круг, указывая на волны, пляж, россыпь камней на берегу. Что он хочет сказать? Что это и есть Сорлинн? Наша древняя столица, залитая водой, утопленная, забытая?

Песчаная коса, как лунная дорожка, вела к маленькому островку: белый мраморный квадрат, полузасыпанный галькой и ракушками, три грубые статуи… обломанные крылья, склоненные головы… от четвертой статуи вообще остался лишь каменный выступ…

Сердце зашлось, в ушах оглушительно застучало.

Здесь!

С этой скалы лился водопад. Здесь замерли стражами каменные изваяния. Врата времени, наш памятник, наш алтарь — где еще Корлин сберег бы работу всей своей жизни?

Я чуть не застонал. «Лин», водопад — единственный, тот самый! «Кор» — как я мог не разглядеть имя своего рода! Корлин дал нам все ответы. Мы просто не желали их видеть.

Вельер все еще глядел на меня. Я с усилием пожал крыльями и развернулся. Нет, Вельер. Ты не догадаешься, о чем я думаю. Ты готов убивать, готов драться — значит, вырвешь и книгу из рук. Я вернусь, но без тебя.

Я глубоко вздохнул, потом еще и еще раз; сердце забилось ровнее. Здесь даже воздух был другим: спокойным, мягким, с легкой медовой нотой. Осенью на море цветут крокусы — наверное, вон там, за невысокой грядой белых скал, поросших кустарником. Дома, на ферме, я видел подснежники лишь весной…

Придет новая весна. Только бы не на пепелище.

Я кивнул Вельеру. Тот моргнул — как мне показалось, озадаченно, — взмахнул хвостом и взмыл в небо. Я последовал за ним.

Полета к Серым холмам я не запомнил. В ушах звенело одно: книга, книга, книга…

Пятки ударили по плитам двора. Алая мантия, вобравшая в себя дневное солнце, согрела озябшие плечи. Рядом Вельер, подняв руки, чертил в воздухе огненную плоскость.

— Не зеркальная, — объяснил он, поймав мой взгляд. — Но даже моих, мягко скажем, средних умений хватит, чтобы раздраконить галаверских волшебников в клочья.

— Думаю, это вам не удастся, — раздался ледяной голос с галереи.

Анри де Верг стоял в тени, небрежно опираясь на перила. Как и Вельер, он был в черном, но вместо мантии мага на нем были свободные брюки и рубашка. В его руке поблескивал комок нитей из огненной паутины; две алые струйки тянулись от клубка к земле. Я проследил их взглядом и похолодел: все нити сходились у пятачка, с которого мы с Вельером только что подняли свои одеяния.

Я сделал шаг в сторону… попытался сделать. Ноги прилипли к камню, как переваренный рис.

Анри, бледный и сосредоточенный, ступил вперед.

— Я не твой отец, мальчик, — проговорил Вельер.

— Думаете, это месть отцу-дракону, который меня бросил? — Анри слабо улыбнулся. — Если бы это было так… Впрочем, сейчас я бы, наверное, не отказался. Вдруг помогло бы? Но вы ошибаетесь, Вельер. Я не мщу, и мне нужны вы.

— Это ловушка? — спокойно спросил Вельер. — Или приглашение к перегово…

Хрип прервал его слова. Горло, грудь, лодыжки Вельера обхватили золотистые петли. Анри качнул поднятыми ладонями, и бич еще раз скользнул крест-накрест, стягивая локти Вельера, колени, запястья. Я по-прежнему не мог сойти с места.

Вспыхнул воздух, и мы с Вельером оказались в огненном колодце. Еще миг, и из камней поднялась похрустывающая алая паутинка… вот она поднялась до колен… вот тонкие усики тянутся к груди… Я попытался отшатнуться и не смог.

— Мне нужна книга, Кор! — крикнул Анри через стену бушующего пламени. — Книга, или Вельер мертв!

— У меня ее нет!

— Да ну? — Анри повел рукой, и враз побледневший Вельер упал на колени, задыхаясь. — Посмотри наверх!

Она стояла у окна. Тонкое красное платье несколько раз перепоясывала грубая веревка; два тяжелых стула подпирали Лин сзади. Слева, поигрывая кинжалом, стоял Марек. Заметив мой взгляд, он вежливо поклонился.

— Так что? — крикнул де Верг. — Приступим к переговорам?

ГЛАВА 4 Лин

Когда Вельер упал, извиваясь под ударами золотистых бичей, я почувствовала, как натягиваются мои путы.

— Марек, прекрати, — сквозь зубы произнесла я.

— Извини, — спокойно отозвался он. — Но дело уже не в уроке. Мне нужно, чтобы он испугался.

— Квентин? Чего ты от него хочешь — чтобы он догадался, где книга, и принес ее тебе на блюдечке? За полчаса?

— Я уже догадался и сам, — Марек небрежно кивнул на мою спину. — Мне нужен перевозчик.

— Ты… ты самый…

Я задохнулась.

— Ты же просила не убивать Вельера, — пожал плечами Марек. — Вот тебе и милосердия достойные плоды. Впредь будь умнее.

Внизу Квентин запрокинул голову: нити подбирались к его шее. Анри, мастер огненных ловушек, молча наблюдал за двумя полуголыми мужчинами в паутине пламени. Квентин что-то крикнул; я не слышала слов.

— Если с ним что-нибудь случится… — начала я. — Ты хоть понял, что вы с ним сделали в замке?

— Ты бы предпочла, чтобы мы лишили его рук? Или повесили там же, на месте? Всегда есть выход, Лин. Но он не обязан нравиться тебе.

— Если вы его убьете, я доберусь до Анри, — прошептала я. — И до тебя. Любыми путями. Потому что меня больше не будет.

Я отвернулась. Там, на камнях, Квентин барахтался в ловушке. Если бы только поймать его взгляд…

Мне показалось, что он меня видит. В следующий миг огненные нити, сдерживающие его от пояса до шеи, беззвучно полопались. Новые побеги уже тянулись к нему, но дело было сделано — Квентин вскинул руки и резко повел ладонью, выстраивая заклинание.

Окно выпало наружу с грохотом и лязгом. К деревянной раме пристали осколки кирпичей. В лицо пахнуло жаром, но ни один кусочек стекла не коснулся меня: нас с Мареком прикрыл невесомый воздушный щит.

Второй жест, и я почувствовала, как веревка на мне горит и осыпается. Платье осталось нетронутым, но я не думала, как это может быть: я уже бежала, опрокидывая стулья. Кресло — кортик — переворот, не задеть плечом шкаф — дверь — ступеньки — пустая прихожая — пятно крови — крови?! — и кубарем, клубком через покинутую кухню — в заднюю дверь.

Я не успела перевести дыхание, как чья-то рука рванула меня на себя, и я полетела в кусты. Другая рука закрыла рот.

— Тихо, — прошипел де Вельер. — Пока я не скажу, сиди и молчи.

— Марек… — промычала я.

— Знаю. Тихо.

— А вот теперь, — прозвучал холодный голос Квентина, — я готов к переговорам.

— Я не смогу тебя долго удерживать, — послышался голос Анри. Я приникла к кустам и увидела его: ладони вытянуты, лицо напряжено. — Но Вельера я удержу, не беспокойся. Ты видишь, что он у меня на пальце? Убей меня сейчас — и не успеешь.

— Вижу, — сухо ответил Квентин. — Чего ты хочешь?

— Отвези Марека туда, куда он скажет. Потом верни его в Галавер. Ну, а потом — возвращайся, если сможешь. Но лучше бы тебе успеть: за пару часов до рассвета я улечу. Тут останется труп.

— Ты умеешь летать?

— Не паясничай, — поморщился Анри. — Я учился… Что дальше? Если тебе интересно, женщина заперта в своей комнате. Все остальные на Серых холмах; у вас чудесные законы гостеприимства. Все, кто мог бы вступиться за хозяина, — далеко… и это — накануне войны!

— Не все, — прошептал рядом де Вельер. — И сейчас ты в этом убедишься.

Я толкнула вниз руку с арбалетом.

— Ты идиот? Не слышал Анри? Вельер у него на пальце! Если с Анри что-то случится, Вельер мертв! Ты дернешься, и твой повелитель мертв!

— Именно так, — раздался рядом голос Марека. — Приветствую, господа. Будем убивать друг друга или подождем, пока дракон на горе не свистнет?

Де Вельер неохотно поднялся.

— Теперь все зависит от Квентина, — продолжал Марек, словно не замечая, что я осталась сидеть. — Захочет ли он выручать врага, без которого, быть может, не будет войны — или попробует договориться с нами сам?

Квентин нас не видит, вдруг поняла я. Он не знает, что со мной, с Мареком; не подозревает, что здесь де Вельер. Впрочем, толку от нас… Но лучше попробовать.

— Идемте, — я вскочила и потянула де Вельера за собой. — Нам нужно им показаться.

— Не стоит. — Марек по-кошачьи переместился так, что очутился между нами и углом дома. — Не думаю, что нужно их отвлекать.

Я посмотрела на него. Мой учитель, который преподал мне урок. Несколько часов в веревках, как животное… во имя чего?

— Меня это не касается, — сказала я. И впечатала ногой ему в зубы.

Марек не упал — сел. Медленно поднес руку к окровавленному лицу, и я вдруг почувствовала себя в сто раз хуже, чем несколько часов назад, когда на груди защелкнулись веревки.

Анри покосился на нас.

— Господа, вы меня отвлекаете, — без всякого выражения сообщил он. — Или придвигайтесь ближе, или возвращайтесь в дом. Я, между прочим, человека убивать собрался.

В первый раз…

Де Вельер ступил вперед. Я последовала за ним и тут же увидела Квентина. Он стоял в огненной паутине, скрестив руки и пытаясь сохранить непринужденный вид.

— Итак? — поднял бровь Анри.

— Без Лин я никуда не полечу, начнем с этого, — Квентин посмотрел на меня, потом на Вельера. Тот уже не хрипел, но оранжево-алая паутинка захлестнула нижнюю половину лица: он не мог говорить. Лоб и щеки были белыми, как мел. — И я хочу, чтобы ты ослабил бич.

— Лин бери, — кивнул Анри. — Путы не ослаблю. Он выживет, и руки-ноги останутся целы. Но иначе я его просто не удержу — а я привык побеждать, извини. Так что, будешь спасать жизнь лютому врагу или разойдемся по домам?

Лицо Квентина исказилось, будто от боли.

— Ты же знаешь, что буду, — медленно произнес он.

— Хорошо. Кстати…

Я не заметила, как Марек оказался рядом. Просто в одну минуту его не было, а в следующую де Вельер оседал на землю, а Марек аккуратно убирал что-то в карман.

— Очнется через пару часов, — пожал плечами Марек, поймав мой взгляд. — Если что, Анри успокоит его еще раз. Мы же не хотим, чтобы де Вельер позвал подмогу, верно?

— Что теперь? — тихо спросила я.

— Принеси связку, — выдохнул Квентин. — В прихожей, в сундуке. Выглядит, как переплетение кожаных ремешков.

— Мне приходилось летать на драконе, — без улыбки кивнул Марек. — Я принесу.

Мы остались вчетвером на каменном дворе, среди колючих кустов и засыхающего плюща. Клонилось к западу солнце; под крышей чирикали воробьи.

Я шагнула к Квентину.

— Тебе стоит переодеться, — с усилием сказал он. — Что-нибудь теплое.

— Квентин… — шепнула я. — Там в доме кровь.

Квентин так резко обернулся к Анри, что из земли рванулся новый ряд огненных побегов.

— Кто? — ледяным тоном спросил он.

— Кровь Марека, если тебе интересно, — Анри не шевельнулся. — Что до женщины, ее бережно усыпили. Она, правда, успела набедокурить.

Квентин чуть расслабился.

— Я переоденусь, — сказала я, но не двинулась с места,

— Окно жалко, — Квентин улыбнулся уголками губ. — Столько воспоминаний…

Он на миг закрыл глаза, и кончики пальцев потянулись ко мне через огненные нити. Я шагнула вперед — и взяла его за руку. Секунда, и мне в пальцы скользнуло что-то круглое.

— Медальон? — прошептала я. — Ты оставил его в мантии, а теперь…

Он кивнул.

— Сохрани его. И возьми с собой дневник.

— Да, — я сжала его пальцы. — Я сейчас вернусь.

— Иди, — шепнул он. — Все хорошо.

Когда я спустилась в прихожую, застегивая плащ, Марек сидел на сундуке, перебирая в руках необычную упряжь из коричневой кожи.

— Подожди одну минуту, — попросил он.

— У нас было несколько часов.

Мне не хотелось с ним говорить и одновременно хотелось сесть рядом с ним, как в роще, у той осины, и говорить без конца. Простить друг друга, понять, сделать вид, что последних дней просто не было, и, может, их правда не станет…

— Я знаю, — вдруг улыбнулся Марек. — Сядь рядом. Пожалуйста.

Я достала из кармана зажигалку. Протянула ему:

— Вот… это твоя. Я ее не заслужила, наверное.

— Заслужила. Ты много чего заслужила… хорошую порку, кстати, тоже, — он вздохнул. — Я вот думаю: если бы Саймон сразу сказал нам, что последнего дракона из рода Кор зовут Квентин? Если бы Квентин сказал Саймону свое имя; не ограничился бы звучным «Кор»? Что было бы? Такая глупая игра — «если бы», и хочется играть в нее без конца, и нельзя…

— Ты хочешь сказать: что было бы, если бы я осталась твоей ученицей?

— Я бы хотел, — он взглянул на меня. — Оставь зажигалку себе, хорошо?

Он встал. Я осталась сидеть.

— Я думала, ты что-то хочешь сказать? — нерешительно и в то же время настойчиво произнесла я.

— Да в общем-то уже все… — Марек улыбнулся. — Ты же меня понимаешь. Идем.

Снаружи за эти несколько минут словно бы сделалось темнее. Неужели уже сумерки? Я оглядела двор. Анри, весь в черном, огненный круг, паутина, Вельер… И похолодела: Квентина не было.

— Идите, — Анри махнул рукой в сторону сада. — Там, за яблонями, лужайка.

Проходя мимо Анри, Марек посмотрел на него каким-то очень понимающим взглядом. Анри де Верг коротко кивнул и отвернулся.

— Он ведь может умереть, правда? — спросила я негромко.

— Запросто.

— Ты так легко это говоришь…

— Я не уверен, что Квентин не свернет мне шею, к примеру. Или себе — и тогда разобьемся мы трое. Мы очень хрупки, Лин. Тебе повезло, что ты не видела насколько.

С яблонь осыпались листья. Один упал мне на плечо, другой застрял у Марека на вязаном рукаве.

— Я в детстве любил гулять по саду, — сказал он, коснувшись рукой ствола. — Особенно осенью. Драконьим летом всегда тихо, в ветвях золото, под ногами шуршат листья, падают на плечи, обволакивают, гладят… Я раньше верил, что, если долго стоишь среди яблонь, сам превращаешься в дерево.

— Скорее, в гору листьев, — невольно улыбнулась я. — А вот и Квентин… ой!

На примятой сухой траве возлежал чужой и неуместный здесь дракон с тусклой чешуей. Темно-алая, с бордовым отливом, она приковывала взгляд, и я вдруг вспомнила о пятне крови на пустой кухне… и заметила, что Марек чуть подволакивает правую ногу.

— Садитесь, — произнес низкий голос, идущий, казалось, из ниоткуда. Разом нахлынули воспоминания: ночная библиотека, молнии в потемневших глазах, шуршащая бумага под рубашкой… растрепанные волосы и теплое дыхание.

Марек болезненно поморщился, обходя Квентина, но набросил связку — ремешки, петли, подобие седла — быстро и ловко. Я села, коснулась ладонью гребня… и вцепилась в него что есть силы: мы взлетели.

Вниз ушли яблони, качнулись и исчезли холмы; перевернулись перед глазами поля. В грудь бил упругий воздух, руки Марека, бесстрастные, как кожаные ремни, лежали на талии. Небо, синее и серое, вдруг оказалось рядом, а еще через минуту слилось с землей, и я поняла, что впервые вижу море. Мы снижались.

— Как быстро! — крикнула я. — Где мы?

— Квентин уже знал, куда лететь, — отозвался Марек. — Анри мог бы и не говорить ему. Сорлинн, конечно! Он должен был догадаться!

Сорлинн…

Впереди показался голубой залив. Квентин, должно быть, увидел его сегодня утром — или он был здесь раньше? В столице драконов — кажется, он видел ее во сне…

Мраморный островок приближался. Я уже различала статуи, точь-в-точь такие же, как их огненные двойники; видела гладкую, словно отполированную миллионами рук плиту… могла разглядеть отдельные ракушки…

Земля последний раз качнулась под ногами. Мы прибыли.

— Отвернись, — шепнул Марек, помогая мне слезть. — Это болезненно.

— Всегда?

— Часто.

— Не то чтобы очень, — Квентин запахивал на груди мантию. — Но спина болит до сих пор. Марек, вы не пробовали есть поменьше?

— Ты шутишь, потому что тебе страшно? — спокойно спросил Марек.

— Я не хочу, чтобы Вельер погиб, — Квентин присел на камень, тяжело дыша. — А часть меня хочет, чтобы все закончилось. И нашептывает, что гибель Вельеpa от рук Анри — лучший выход. Хороший выбор, правда? Вельер — или война.

— Война будет все равно. Безвременье все равно долго бы не продлилось. Ты ведь заметил, что историю делают одиночки? Вельер, я, ты. Достаточно одного человека, чтобы все вспыхнуло.

— Вулкан, который извергается каждые двадцать лет? — Квентин покосился на него. — Хорошо же вы представляете себе наш мир.

— У тебя есть блестящая возможность все изменить, — Марек указал на плиту между статуями. — Драконлор.

А мэтр, наверное, сейчас на Серых холмах и ни о чем не подозревает…

Квентин встал.

— Ты впервые на море, Лин?

Я кивнула.

— Тогда постоим тут немного. Просто постоим…

Я прислонилась к нему и обхватила обеими руками. Марек стоял рядом, и плащ его колыхался, как крыло. В ушах шумело море.

— Наверное, пора, — наконец прошептала я.

— Да… — Квентин очнулся, тряхнул головой. — Корлин был из рода Кор. Значит, тайник с книгой примет мою кровь. Марек, вы поможете?

— Уж чем-чем… — Марек невесело усмехнулся. — Подать руку, подставить ногу — всегда пожалуйста.

Он достал из кармана тонкое лезвие и протянул Квентину. Тот опустился на колени и вытянул руку над плитой. Его губы беззвучно шептали, но я не слышала ни слова.

— Давайте, Квентин, — мягко сказал Марек. — Нам некого ждать.

Квентин поднял голову и посмотрел на меня.

— Ты знаешь, где мы? — тихо-тихо спросил он.

— Сорлинн… четыре изваяния…

— Это врата времени, Линка. Все, что осталось от бывшей столицы. Знаешь, прошлое не меняется. А те, кто возводил врата, хотели его изменить. Жить, ошибаться — и возвращаться в точку, когда врата были построены. В огненный век. И снова делать ошибки, уже другие, потому что все дозволено…

— Правда?

— Нет, — Квентин покачал головой, закашлялся. — Они всего лишь хотели предотвратить первое убийство. Но пришли бы к тому, о чем я сказал. Хорошо, что прошлое не меняется. Мир мудрее нас… скорее всего.

— И поэтому врата — наказание?

— Да нет, наверное. Какая разница, в каком веке жить — по большому-то счету? Но ты права. Разлука с близкими… С друзьями. Страшнее, должно быть, только увечье или смерть.

— Или промедление, которое смерти подобно, — заметил Марек.

Квентин отмахнулся.

— Марек, вы не понимаете, что сейчас будет? Капля крови на плите — и откроются врата. Один неосторожный шаг, и вы уже не здесь. Точнее, здесь: точки входа и выхода неподвижны относительно врат; но какая вам будет разница? Врата не действуют на тех, в ком нет нашей крови, но проверять не стоит.

— Я предупрежден и вооружен, — кивнул Марек. — И готов забрать у вас книгу, кстати. Начинайте.

Квентин устало посмотрел на него. Я попробовала представить, о чем он сейчас думает, и не смогла.

Книга или Вельер? Ответы на все вопросы — или одна жизнь? Жизнь того, кто хочет развязать войну; жизнь врага; жизнь дракона и человека, который совершал преступления, калечил… Дален в тонких перчатках… нянюшка, которая плакала по ночам… Марек…

И Драконлор.

Марек молча смотрел на Квентина.

Квентин медленно надрезал палец. Еще медленнее положил лезвие и коснулся рукой плиты.

Ничего не произошло.

— Не получилось? — сочувственно спросил Марек. — Неужто придется размазывать кровь по всему камню?

Я выразительно посмотрела на него.

— Не думаю, — хрипло сказал Квентин. — Началось.

Гладкая поверхность замерцала. На секунду мне показалось, что на камне проступили черточки, буквы, слова… Я моргнула, и все исчезло, кроме света, который, казалось, исходил из земли.

Радужное сияние разрасталось. Отблески упали на лицо Марека, на грубо вытесанные морды статуй, на склоненную голову Квентина… на мрамор, песок, набегающую лазурную волну…

Яркий цветной свет, заслоняющий остров, небо…

И ничего. Плита оставалась гладкой и пустой.

— Нет, — глухо сказал Квентин. Сияние начало гаснуть.

— Нет книги, — Квентин упал на землю. — Только врата. Может быть, она уже в прошлом, а? И огненный век наступил?

Он засмеялся. Мне стало не по себе.

— Квентин, соберись, — Марек потряс его за плечо. — Где она? Где она может быть?

— Я знаю, — вдруг сказала я.

Я врала. Все, чего я хотела, — чтобы Марек отступил. Но Квентин посмотрел на меня неверящими глазами, и я вдруг поняла, что действительно знаю.

— Марек, отойди, — попросила я. — Ты же все равно поймешь.

— Конечно, — Марек обнажил в улыбке желтоватые зубы. — Но хотелось бы поскорее.

— Ему и самому страшно, — пробормотал Квентин. — Эйлин, Дален, все эти мальчишки и девчонки из Галавера… А дирижабли горят так жарко…

— Прекрати, — отрывисто сказал Марек.

— Хотел бы, да не могу. Я тоже боюсь, — Квентин протянул руку. — Лин, скажи мне на ухо.

Я сказала.

— Я так и думал, — он улыбнулся. — Думаешь, нам повезет?

— Где? — быстро спросил Марек. — Куда?

Квентин уже расстегивал мантию.

— Садитесь, если хотите успеть до рассвета. — Его голос менялся, подрагивал. Я закрыла глаза; что-то твердое и острое коснулось запястья, и я вдруг поняла, что чуть не случилось в тупичке возле библиотеки. — Мы должны успеть.

Последние слова прозвучали так низко, что я едва их расслышала. В ушах стоял сплошной гул.

— Куда мы летим? — повторил Марек.

Я обернулась к нему. Пепел, как же это было приятно: он не знал, а я знала!

— В Галавер.

Кожаные ремешки были холодными на ощупь. В последнюю минуту я хотела спрыгнуть и коснуться рукой волны, но увидела, как Квентин морщится от случайных брызг, и не стала.

Солнце садилось. Марек натянул кожаные перчатки и протянул мне вторую пару. Я не стала отказываться. Закуталась в плащ, обмотала вокруг себя ремешки — и постучала по гребню.

Когда я в последний раз обернулась к островку, радужный блеск почти погас. Врата времени… бедные драконы. Интересно, если высокая вода скроет Сорлинн окончательно, врата тоже исчезнут? Или путешественникам придется нырять?

Через полчаса море исчезло, как ни вертись. Было холодно и темно. Марек за спиной молчал, но когда я начала ежиться, просто обхватил крепче и прижал к себе. Стало немного теплее.

Квентин мерно взмахивал крыльями. Внизу темнели деревья, гряда за грядой. Я закрыла глаза и стала думать о Галавере.

Я была на крыше замка лишь дважды. Один раз, когда по просьбе-приказу Марека искала золотую булавку — и нашла, проведя пять часов на раскаленной черепице. И второй раз, когда Квентин, ошалевший от бесконечных занятий, нагрузил корзинку снедью, решительно схватил меня за локоть и потащил любоваться звездами. Наверное, в ту ночь я окончательно поняла, что его тепло кружит мне голову.

«У меня никогда не было друзей. Но если бы были… я не представляю, чтобы они были лучше, чем ты».

Квентин…

Я не заметила, как задремала. И проснулась от крика Марека:

— …В воздухе! Ты соображаешь, что делаешь?

— Что?

— Ничего, — он встряхнул меня за плечи. — Не спи, замерзнешь. И свалишься, что куда ощутимее.

Я кивнула и выпрямилась. Ветер с новой силой ударил в лицо.

Статуи на крыше замка… Что, если я ошиблась? И Квентин ошибся? Вдруг книга в другом замке? Сколько их выстроено вдоль побережья, у реки, в скалах, в долинах? Почему Галавер?

Да потому, что Корлин — волшебник, шепнул внутренний голос. Он должен был вернуться домой.

Но школы магов еще не было…

Думаешь, он не знал, что она там будет? Он встречал Далена; он знал прошлое. Чародей такого дарования видит будущее, не может не видеть.

Видит будущее, знает прошлое… Чародей из рода Кор…

Под сердцем кольнуло. Я почувствовала тошноту. Что-то не так… что? Кто?

— Галавер, — сказал над ухом Марек. — Приготовься.

— К чему?

Рядом просвистела струя пламени.

— Вот к этому! Думаешь, в военное время драконы часто летают над городом?

— Мы же не долетим! — закричала я. — Мы разобьемся!

Марек стиснул мои плечи.

— Они знают, что я вернусь. Помнят, что Квентин учился здесь. Подожди.

Квентин снижался, выписывая замысловатые кривые. Внизу показался город, огни замка, знакомые парк и река… как хочется туда! Чтобы завтра был всего лишь еще один день занятий, Марек улыбался и подтрунивал, Квентин сидел над записями у себя в комнате, а драконы затихли в своем вересковом убежище.

— Держись, — шепнул Марек. — Мы возвращаемся.

Когти проскрежетали по черепице. Люк был откинут, и на ровную площадку вокруг статуй высыпали люди. Я узнала Эйлин в темно-синей мантии, знакомого боевого мага, студентов, что жили на том же этаже, что и Квентин… Далена не было.

Я спрыгнула на нагретый камень. Марек приземлился следом.

— Если бы ремни натирали чешую, я бы с ума сошел, — с чувством произнес Квентин, пиная кожаную упряжь. — Эйлин, добрый вечер.

— Я подожду, пока вы оденетесь, — сухо произнесла она. — Вы добыли книгу?

— А, — Марек скрестил руки на груди, улыбаясь. — Хороший вопрос.

— Я хотел бы знать, кто устроил нам теплый прием, — Квентин выступил вперед. Шелковая мантия, теперь изрядно помятая, мела пыльную черепицу.

— Его накажут, — холодно ответила Эйлин. С чем вы пришли?

— Драконлор, — Квентин переводил взгляд с нее на Марека. — Если я не отдам его вам, к рассвету Вельера убьют.

— К рассвету убьют всех, — хмыкнул какой-то маг.

Эйлин подняла руку.

— Еще одно слово… Марек, тебе лучше сойти вниз или передвинуться кому-нибудь за спину. Лин, с кем ты — в этот раз?..

— С Квентином, — проглотив насмешку, ответила я. — Всегда. А вы?

— А я вот с магами, — серьезно ответила Эйлин. — Так сложилось. Все, церемонии окончены. Говорите.

— Плита между статуями, — Марек опустился на корточки рядом с ближайшим каменным драконом. — Книга под ней.

Эйлин подняла брови.

— Интересно… А указания на то, что это так, у вас с собой?

— Я видел, — лаконично ответил Марек.

— Подождите, — Квентин потер виски. — Что еще случится на рассвете?

Ни один из магов не открыл рта. Эйлин посмотрела на Марека. Тот пожал плечами.

— Дирижабли летят к морю, — устало бросила Эйлин. — Бой будет утром, и не говорите, что вы не догадывались.

— Мне нужна книга, — Квентин бросился к плите. — Немедленно.

Лезвие чиркнуло по камню, высекая искры. Только бы он палец себе не отхватил…

Ничего. Плита оставалась холодной и темной.

— Вы уверены, что нужна ваша кровь? — поинтересовалась Эйлин.

— А чья же?

— Самого Корлина, к примеру. Далена. Эрика Риста. Вы не думали, что замок подчиняется хозяину?

— Подозревал, — пробормотал Квентин сквозь зубы. — Нет… только не это. Лин, подойди сюда.

— Зачем? Я нужна?

— Подойди, — произнес он новым, незнакомым тоном.

Лезвие кольнуло палец так быстро, что я даже не успела испугаться. А в следующую секунду две половинки плиты ушли вниз.

В нише лежала книга.

У меня закружилась голова.

— Если ты послание, ты и ключ, — тихо объяснил Квентин, держа меня за руку. — Помнишь, я говорил тебе тогда, в парке? Только не пугайся. Не бойся. Уже все.

— Но если Корлин воспользовался моей кровью, чтобы спрятать книгу… как?! Ведь я еще не родилась!

Квентин повернулся к Эйлин.

— Мне нужна склянка или чистый кусок стекла. Немедленно.

Эйлин вытянула руку. Кто-то из магов протянул ей крошечный флакон. Квентин резко, почти грубо выхватил у нее пузырек и приложил к свежей ранке, надавив на мой палец. Туда упала капля крови, потом еще одна.

Голова кружилась, как в детстве на самодельной карусели. Драконлор, мы нашли Драконлор…

Волшебница хмурилась все сильнее.

— Откройте книгу, Квентин, — наконец сказала она.

— Подождите… пожалуйста. Еще минуту, — Квентин закрыл глаза. — Я не могу.

— Тогда, если вы позволите мне… — Марек отвесил шутовской поклон.

— Не смей, — очень тихо сказала Эйлин.

Я подняла взгляд. Пьяное забытье пропадало, таяло в бледных, напряженных лицах. О чем они думают? Я знала, что могу догадаться, если захочу, но в голове стояла глухая стена, словно в мой первый день в Галавере. В день, когда я узнала, что никогда не стану волшебницей…

В полной тишине Квентин извлек книгу из ниши. Открыл первую страницу. Между пухлой кожаной обложкой и пожелтевшими листами лежало письмо, сложенное вдвое.

Медленно, очень медленно Квентин развернул тонкий лист. Шевельнул побелевшими губами. Посмотрел на Эйлин и кивнул.

Волшебница закрыла глаза. Кажется, в ужасе.

Тем же холодным незнакомым голосом Квентин прочитал вслух:

«Квентин!

Не открывай эту книгу. Я знаю, как тебе хочется это сделать. Знаю куда лучше, чем ты думаешь, потому что я — это ты.

Этот путь не пройти одному. Но тебе придется проходить его в одиночку. Сухие красные глаза, усталость, тоска, невозможность свернуть. Ты возненавидишь эту книгу. Но…»

Его голос оборвался.

Страшно заломило виски.

— Это письмо станет реликвией, — проговорил кто-то.

— Воспоминания могут закружить голову, — сказал Квентин, поднимая взгляд. — Я помню, Эйлин.

Я мучительно хотела потерять сознание. Старалась — и не могла.

Если я подозревала неладное… если я в один миг решила, что догадываюсь…

Он знал.

ГЛАВА 5 Квентин

Я догадался в тот миг, когда плита не открылась, получив мою кровь. Когда вспомнил страницы в книге о тайных посланиях — страницу за страницей, заполненные моим почерком.

Корлин… Легендарный волшебник, чародей, дракон… я.

Сколько людей в мире могут похвастаться, что знают дату своей смерти?

Впрочем, прошлое ведь не меняется? Если я сейчас шагну с крыши, окажется, что письмо написал кто-то другой. Кто-нибудь из молодых талантливых волшебников отправится в прошлое и нарисует подделку…

— Квентин…

Эйлин коснулась моего плеча. Я огляделся: на крыше никого не осталось, кроме нас и Марека. И Лин, уткнувшейся в землю пустым взглядом. Лин… Ее-то за что?

— Я разогнала всех, — тихо продолжала Эйлин. — Вы не ели весь день; сюда принесут еду и чистую одежду. И ваши старые записи… вам они понадобятся.

— Да, конечно, — я негромко засмеялся. — Знаете, я вспомнил первых узников, обреченных на вечное изгнание. Им, наверное, тоже приносили горячий ужин, устраивали встречу с родными… мы милосердны. Только вот кто будет обрекать на одиночество самого себя?

— Вы будете жить, Квентин. А Дален и Анри, скорее всего, погибнут через несколько часов.

Эйлин очень серьезно смотрела на меня.

Письмо жгло мне руки, и я медленно, очень аккуратно вложил его обратно в пухлый том. Сколько здесь страниц… сколько лет работы… небо, за что? Почему?

Но здесь не только это, понял я. Все книги мира… любое заклинание… любые приключения… Что еще может быть наградой герою, как не бесконечное путешествие?

— Простите, — я встряхнулся. — Мы летим. Дайте мне полчаса… нет, двадцать минут. Вы полетите со мной? Мареку, наверное, не стоит. Лин тоже пусть останется здесь.

— Нет, — ответила Лин.

— Лин, я вернусь. — Я заставил себя посмотреть на нее. — Я не улетаю навсегда.

— Ты нарисовал записку у меня на спине, помнишь? Кажется, ты мне немножко должен.

Она улыбнулась. Мне стало страшно от этой улыбки.

— Линка, не надо, — прошептал я. — Не бей меня. Меня трясет не намного слабее, чем тебя.

— Не буду, — она протянула руку. Коснулась запястья — и вырвала у меня флакон с собственной кровью. Бросок — и прозрачная склянка исчезла внизу, в темноте.

Марек присвистнул.

— Об иву — и в реку, — проговорил он. — Если кто-нибудь будет говорить тебе, что ты неспособная, не верь. Кстати, сколько тебе лет?

— Марек… — устало попросил я. — Хоть вы не начинайте.

— Я серьезно, — он поднял руку. — Нам нужна дата.

— Разве Саймон для вас это не выяснил?

Марек развел руками.

— Единственный вопрос, который я опоздал задать.

Я глубоко вздохнул. Все казалось призрачным, ненастоящим. Темное туманное небо с редкими звездами, влажная зелень далеко внизу, широкое зеркало реки… Может быть, мне все привиделось?

Шершавая черепица покалывала ступни. Саднила рука: кажется, Лин поцарапала ее ногтями. Я опустил взгляд. Книга по-прежнему лежала рядом. Нет. Вот оно, будущее.

— Вы уже решили, что будете делать? — тускло спросила Лин. — Утро скоро.

— Сначала нужно долететь. А потом… ну… может быть, броситься между враждующими армиями? — Я развел руками. — Пока ничего в голову не приходит, извини.

— Он прав, — вдруг поддержал меня Марек. — Решим на месте. Книгу бы стоило оставить здесь…

— Я начну ее переписывать, — спокойно сказала Эйлин. — Мне не запрещено. Сколько успею…

Крышка люка откинулась, и на крышу вылез парнишка в мантии мага. Кажется, и точно, мой старый знакомый.

— На кухне все остыло, — извиняющимся тоном произнес он, выкладывая перед нами прожженную в нескольких местах клетчатую скатерть. На ней тут же появились сыр, виноград, овощной пирог, головки чеснока…

— А чеснок-то зачем? — чуть улыбнулась Лин. — Чтобы жизнь медом не казалась?

— Не знаю… Брал, что под руку попалось. Мед, кстати, я тоже принес.

Я почти жалобно посмотрел на пузатую флягу. Пепел, вот когда самое время напиться…

— Ты бы еще бочонок с вином притащил, — хмыкнул Марек, усаживаясь рядом. — Полетели бы зигзагами через море…

— Извините, — паренек потупился.

— Ты справился. — Эйлин взяла у него сверток с одеждой и тетрадку. ~ Можешь сказать товарищам, что сам Корлин тебя похвалил. Теперь уходи. Дежурство на крыше возобновите через четверть часа, когда мы улетим.

Паренек кивнул и попятился к выходу, не отрывая взгляда от меня. Я почувствовал, как по спине стекает капелька пота. Если все на меня будут так смотреть…

Я посмотрел на Лин. Она грустно улыбалась чему-то, глядя вдаль. Линка… Она была моим счастьем и слабостью. Мне хотелось обнять ее. Поцеловать туда, где сходятся тонкие брови, сгрести в охапку и утащить… да хоть в огненный век. А Корлином пусть будет кто-нибудь другой.

Дален сказал: «Я даже не знаю, была ли у него семья…»

Но я видел ее рядом со мной. Видел золотые волосы на песке… значит, мы можем быть вместе?

Нет. Это другое будущее, только и всего. Оно случится, если я останусь… наверное. Но я уже знаю, что я выбрал, правда? Ведь это я написал себе письмо.

— Лин, мне нужна твоя кровь, — сказал я вслух. — Всего две капли. Ты знаешь, что это произойдет, потому что это уже произошло. Не тяни, пожалуйста.

— И что ты будешь с ней делать? Разведешь реактивами через пятьдесят лет?

— Ты сама все понимаешь. Зачем спрашивать?

— Я должна быть рядом!

Я улыбнулся. Лин отшатнулась.

— У тебя в предках были драконы?

— Хватит! Выяснять, кто, куда и кого, будете потом, — отрезал Марек. — Доели?

— Конечно, — я поднялся. — Эйлин, захватите книгу, пожалуйста.

— Еще полстраницы, — не оборачиваясь, бросила она. Рядом с ней росла кипа исписанной бумаги.

— Эйлин, мы не можем опоздать, — позвал Марек. — Эйлин!

Опоздать…

Анри! Он же убьет Вельера! Как я мог забыть, идиот!

Я шагнул к Мареку и схватил его за шиворот.

— А я все гадал, когда ты вспомнишь, — ухмыльнулся он. — Время, кстати, еще не вышло.

— Что с Вельером? — медленно и раздельно произнес я.

— Да ничего особенного, — Марек отвернулся, и как-то само собой получилось, что я разжал пальцы. — В полночь Анри сбежал… должен был. Мы договорились, что заберем его неподалеку от рощи: Дален заберет, после сражения.

— Ясно… И ради этого вы водили меня за нос?

— Я же обещал Лин не убивать вашего вождя, — развел руками Марек. — Что мне еще оставалось делать?

— Вы говорите правду?

— Да, — вдруг сказала Лин. — Я ему верю.

«А тебе — нет», — понял я. Пепел, пепел, пепел… неужели все? Навсегда?

— Эйлин, — тихо окликнул я волшебницу. — Мы знакомы? Там?

— Нет, — ответила она почти сразу. — Дален вас видел. Один раз, кажется. Мы — нет. Может быть, Аркади, но я не уверена. Вельер вас знает.

— Вельер не расставался с моим дневником, — пробормотал я. — Это выход, но мы не успеем показать ему письмо. И — я не знаю, смогу ли я его убедить. Я все еще мальчишка.

— Вы — это вы, — она положила мне руку на плечо. — Мне жаль, Квентин.

— Я знаю.

Я обернулся в последний раз. Крыша, где мы с Эйлин разматывали длинные шлейфы заклинаний, упражняли пальцы, строили огненные замки; обломанная черепица чуть поодаль, где мы сидели с Лин, где я впервые коснулся ее щеки; напряженные каменные статуи и ниша, где Корлин спрятал труд всей своей жизни, где он же открыл его…

Вернусь ли я?

Я невесело усмехнулся. Один раз — точно.

Я разделся. Глянул на последние зеленые деревья в парке — и подбросил крылом шелковый халат. Алая ткань, расправляясь, полетела вниз, как кленовый лист.

Драконье лето закончилось. Впереди ждала холодная зима.

Лин подошла к самому краю крыши. Обняла меня за шею; я похолодел.

— Я люблю тебя, — тихо сказала она. — Не бросай меня, ладно?

Я закрыл глаза.

Воздух бил по крыльям, как мокрая плетка. Спина не выдерживала тройной ноши, позвоночник ныл от обиды, но так было даже лучше.

Эйлин что-то прокричала наверху. Марек отрывисто пролаял что-то в ответ.

Сколько еще лететь до Серых холмов? Три часа? Четыре? И каждую минуту в одиночестве… я же не выдержу…

А всю жизнь — выдержу?

Конечно, холодно ответил себе я. Чем я занимался до этого, а? Рос на ферме, не смея даже думать о магии. Потом, в Галавере, жил тем, что отведено, — куском парка, неба и реки, что я видел из окна. Теперь мне откроется весь мир.

Я стал собой, обрел себя — я понял свою судьбу. Тысячи людей думают, что живут бессмысленно, и мечтают обрести славу, важность, значимость. Вот она — залейся!

Но… я не понимаю… это неразумно, нелогично… Я знал Эйлин несколько недель, Эрика Риста — и того меньше; с де Вергом и Даленом я общался лишь мельком.

Почему мне так больно?!

Какая ирония! Я тянулся к прошлому, мечтал об огненном веке и только теперь, когда я понял, что готов строить будущее — другое, новое! — рухнул на землю: ради него мне придется идти назад. В предвоенное время, в годы бунтов, видеть войну, замки, сминаемые пламенем, толпу, гибнущих людей… отца с мамой, может быть…

Нет. Они погибнут после того, как я умру. И никогда не узнают… А хотел бы я, чтобы они знали?

Чего хотели драконы, сознательно, в День трех колоколов, заводившие детей, которые никогда не смогут зажечь на ладонях огонь? Никогда не полетят, никогда не станут собой? Что они надеялись принести в этот мир?

Чьи слова повторила Эйлин тогда, на крыше? «Сказать, что мы не равны, все равно что сказать, что огонь в печи, на пожаре, в свече не равен между собой. Каждый из нас — искра. Любой — и вы, и я — свет. Только вот бродим мы в темноте и видим так мало…»

Эйлин на огненных ступенях… Она тоже смотрит в небо. Каждый смотрит в небо. Только оно не говорит ни с ними, ни со мной.

Я вспомнил наш первый урок; бесконечные миры-истории на гравюрах. Возможно, в одном из них я обнимаю Лин, а войны между магами и драконами никогда не было… а может быть, не было и самих магов, а Дален и Вельер родились братьями…

Теперь я понимаю, почему Корлин не отдал книгу волшебникам или драконам — по той же причине, что и сейчас. А тогда, в разгар войны, и маги, и мы употребили бы новую мощь только на одно — и высокая вода захлестнула бы Галавер с Херрой еще до того, как Лин исполнилось бы десять.

Лин… Как я мог так поступить с ней? Сделать из нее послание, лишить веры в себя, поманить надеждой, что она сможет вести пламя? Ее, единственную, кого я назвал бы другом? Эрик, Эйлин… да, но разве они знают меня, как она?

…Разве я лгал им, как ей? Херра, мое происхождение, то, что я знал о книге, — да я использовал ее с самого начала!

Неужели это — я? Настоящий я?

Мы летели в полной тишине. По левую руку стелился вереск: он белел в ночи, как зачарованный, и темные пятна рощ рядом с ним казались глубокими колодцами. Звезды безмятежно подсвечивали наш путь — как, наверное, светили десяткам дирижаблей, проплывшим тут до меня.

Впереди показалась знакомая роща в кольце седых холмов. И брошенный лагерь: ни души. Нет, вот кто-то размахивает руками… рукой…

Эрик Рист? И… Анри де Верг?

Странная компания, право…

Я снизился. Болело все тело, крылья ныли, но я каким-то чудом умудрился не застонать.

— И как ты выдержал, — выдохнул Эрик, подбегая ко мне. — Три седока! Эйлин, вы с ума сошли?

— Времени не было, — коротко ответила Эйлин. Она добавила еще что-то, но я набрасывал мантию через голову и не слышал ее.

— Где… где все остальные драконы? — нерешительно спросила Лин.

— Представь себе треугольник, — Эрик повернулся к ней. — В одном углу Галавер, в другом — эта роща. Третьим углом будет…

— Не будет, — перебил его Анри. До этого он стоял в стороне, странно молчаливый. — Они не встретятся под Вельером, Рист! Смотрите!

Далеко на горизонте плыли оранжевые точки.

— В Вельере их заметят, — промолвила Эйлин.

— А зачем драконы вообще полетели туда? — спросила Лин.

— Это символично, — Эрик чуть улыбнулся. — Все началось там, должно там и закончиться.

— А закончится здесь, — завершил Марек. — Драконы вернутся сюда, чтобы встретить дирижабли. Вельер не захочет лить огонь на город, если этого можно избежать… Как мы будем их останавливать?

Анри удивленно посмотрел на него.

— Ты решил выступить против всех?

— Знаешь ли, я уже не в том возрасте, чтобы хоронить друзей, — огрызнулся Марек. — Все слишком переплелось. Нам нужно сесть и разобраться.

— Сейчас… давайте сначала соберемся, — Эйлин поднесла руки к вискам. — Рик, что ты здесь делаешь?

— Я остался, — просто ответил Эрик Рист.

Анри де Верг отвел глаза. Что он увидел здесь, в роще? Дракона, ковыляющего с перебитым крылом?

— Значит, нас шестеро, — подытожила Эйлин. — Двое магов и двое драконов… и книга Корлина. Что мы можем?

— Я еще не давал согласия… — начал Анри. — Книга Корлина?

— Да, — Эйлин глубоко вздохнула и посмотрела на меня. — Видишь ли…

Я покачал головой:

— Эйлин, подождите. Дайте мне одну минуту.

Анри удивленно посмотрел на меня. Ну да, я же осмелился приказывать его наставнице… Я улыбнулся про себя: еще несколько часов назад я барахтался в огненной паутине, в его власти. А когда-то он победил меня на дуэли…

Спросить бы его: «Анри, ты книжку написать не думаешь? Под чужим именем?» Откажется ведь…

Я тряхнул головой. Что за бред в голову лезет?

Небо еще темнело, ревниво натягивая на себя звездное одеяло. Но скоро рассвет. Совсем скоро.

Я оглядел своих спутников. Эйлин смотрела на меня, сдвинув брови. В глазах Анри я увидел насмешку и вызов… и что-то еще, похожее на смущение. Марек старался не смотреть на Эрика Риста, а Эрик стоял в двух шагах от него, прозрачно-бледный, и комкал в руке пригоршню земли. Лин сидела на земле, не глядя ни на кого. И мы — такие, как сейчас, — хотим победить?

Что бы сделал Корлин на моем месте?

А что бы здесь, сейчас сделал я?

— Никого не удивляет, почему мы так внезапно передумали? — начал я. — Эйлин, вы готовили меня к войне. Анри, ты правая рука Далена. Марек, вы всегда желали победы друзьям. Мы с Эриком… мы мечтали вернуть прошлое. Всю жизнь.

— А маги — отстоять настоящее, — негромко вставила Лин.

— Верно…

Я запнулся. Я терял нить каждую секунду, мысли путались, фразы цеплялись одна за другую. Как объяснить другому, что он чувствует то же, что и я? Что я боюсь его страхов, разделяю его вину, вижу во сне ее грезы? Как тогда сказал мне Вельер? «Хотел бы я залезть в твою голову…»

Дать им понять другого… увидеть его…

Вот оно! Кажется, я понял…

— Верно, — заговорил я громче. — Мы мечтали вернуть прошлое. Маги — отстоять настоящее. Но и прошлое, и настоящее теряет смысл, когда день и ночь думаешь о том, что ты сделал ради будущего. О чужой крови. О своей вине.

Теперь они все смотрели на меня. Даже Лин.

— Я не могу поделиться своей болью. — Я чувствовал, как мой голос становится глухим, мне было трудно продолжать, но я говорил. — Но вы знаете вашу. Анри, ты помнишь, что ты чувствовал сегодня…

— Я сбежал за два часа до полуночи, — усмехнулся он, вытирая лицо. — Я не выдержал.

— Марек, ты не смог убить Вельера…

Эрик Рист обернулся. Бледное лицо вспыхнуло.

— Смог бы, — негромко ответил Марек, покосившись на него. — Не захотел.

— Это одно и то же, — прошептала Лин.

— Эйлин, вы знаете…

— Свою вину, — почти шепотом продолжила она. — Знаю.

Мы говорили все тише и тише, словно боясь, что хоть одно слово да прольется, ускользнет.

— Лин, Корлин не написал тебе ни слова, и ты не знаешь, как с этим жить…

— Он взял мое имя и добавил к своему, — чуть улыбнулась Лин. — Уже немало.

Эрик разжал пальцы. Комья земли беззвучно просыпались на землю.

— Ты это серьезно? — еле слышно спросил он.

— Я — Корлин, — кивнул я. — Буду им… но это неважно. Дирижабли на горизонте, растущее утро, крылья, что вот-вот рассекут воздух с той стороны — вот что имеет значение. Эрик, вы могли бы быть мной. Поверьте, что мы справимся. Поверьте в меня. Поверьте друг в друга. Вы простили Саймона… вы знаете, что это — лишиться самого дорогого…

— Если бы они чувствовали то, что видим мы… знали бы, насколько мы похожи… — Эрик прикрыл глаза.

— Они бы остановились, — прошептала Лин.

— Мы им покажем. — Мой голос окреп, стал сильнее. — Эйлин, вы учили меня зеркальным плоскостям, помните? Драконы знали о них давным-давно. Через них мы черпали силы друг у друга и многократно отражались в зеркалах сами, чувствовали предков в себе, видели свои внутренние глубины. Если маги и драконы суть одно, мы увидим это. И покажем им.

— Это опасно, — Эйлин нахмурилась. — Риск, что мы сожжем друг друга…

— Риск, что они сожгут друг друга!

— Ничто не предопределено, Квентин! ~ Она повысила голос. — Вы не бессмертны!

— Если я умру, значит, мироздание ошибается: я не Корлин, — я пожал плечами. — Но я прав.

Она смотрела не на меня — на Эрика. На пустой рукав…

Она права. Если зеркальные плоскости не подчинятся мне, я разделю его судьбу.

— Квентин, вы не должны, — повторила Эйлин. — У нас Драконлор. Есть ответы…

— Не открывайте книгу! — Мой голос заглушил шум ветра и деревьев. Примолкли даже ранние птицы. — Если вы не верите мне сейчас, как вы поверите Корлину потом?

Тихо. Очень тихо. Пять пар глаз — растерянные, живые, недоумевающие. Но в каждом лице — надежда. «Сделай», «найди», «прими решение». И… кажется… да, даже в глазах Эйлин: «Я с тобой».

— Летят, — вполголоса сказал Анри. — Драконы летят на север.

В сереющем небе, подшитом алой каймой, моргали темные точки.

— Значит, пора, — Эрик выступил вперед. — Квентин, я смогу тебе помочь?

Я покачал головой:

— Нужен маг. Мы должны проверить, что можем читать друг друга.

— Значит, моя очередь, — Эйлин откинула косы за спину. — Давайте… попробуем.

— Да здравствуют детские страхи, подспудная тоска и стыдные мысли, — пробормотал Анри. — Мы же друг другу потом в глаза смотреть не сможем… Кстати, я понадоблюсь?

— Да, но чуть позже, — я обернулся к Эйлин. — Вам нужно время?

— Полминуты, — она с усилием кивнула. — Отдышаться.

— А дирижабли все ближе, — заметил Марек. — Успеете?

Я проследил за его рукой. Цепочка воздушных шаров растянулась на полнеба. Сколько их здесь… Оранжевые, алые, темно-коричневые — и в каждой гондоле маги…

— Мы видели один по дороге в Галавер, — проговорила Лин. — Интересно, он сейчас здесь?

Она стояла совсем близко. Рядом шумели березы — строго, совсем не по-летнему. На некоторых уже совсем не осталось листьев.

— Ветер, — прошептала Лин. — Поэтому они так медленно движутся.

Осеннее небо плыло в ее глазах. Я сделал шаг и зарылся лицом в ее волосы. Под ногами стелилась выгоревшая трава, и весь мир был одного цвета — светло-золотистый.

— Ты говорил со мной, — прошептала она. — Я помню. Все, что ты сказал, — это ответ.

— Ты слишком хорошо обо мне…

Она накрыла пальцем мои губы.

— Жаль, что я не волшебница. Но я и так знаю тебя всего — теперь… А ты меня.

— Да уж… — пробормотал я. — Пожелай мне удачи.

— Желаю, — шепнула Лин. Я коснулся губами ее губ и заставил себя отойти.

Эйлин и Эрик стояли рядом.

— …Я видела даже огненное крыло, Рик! Столько заклинаний для одной руки — можно, нужно обходиться без громоотвода…

Я кашлянул. Торопливый шепот умолк.

— Нам понадобится ртутный сплав, — негромко сказал я. — Как мы без него справимся?

— Никак, — Эйлин покачала головой. — Разве что тонкий слой серебра и расплавленная соль… Но я не Дален: я не умею расщеплять вещество на молекулы.

— Уговорим Далена спуститься и помочь? — хмыкнул Анри. — А это мысль.

— У нас есть ртуть, — устало вздохнул Эрик. — Лин, тебе очень нужен твой кортик?

Лин уставилась на него.

— Там смещенный центр тяжести. Ртуть заливается в полость внутри лезвия, и…

— …При ударе стремится к острию, — закончила Эйлин. — Хрупкая девушка бьет, как рослый вояка. Остроумно.

— Уже нет, — Лин отстегнула кортик и протянула мэтру Ристу. Ее плащ распахнулся, и на землю упала обгорелая тетрадка в потрепанном переплете.

— Подождите, — в руках Эйлин волшебным образом появилась светлая тетрадь. Я узнал свои первые записи. — А это не та самая…

— Нет, — отрезал я. — Одна и та же вещь не может существовать дважды.

— Почему же? — возразил Анри де Верг. — Помню, когда мы разбирали записи рода Верг, выяснилось, что мой прадедушка одновременно приходился мне дедушкой в девятом колене, поскольку в результате прохода через врата, сам того не зная, женился на очаровательной особе, коя приходилась мне… дайте подумать, я запутался…

— Врата не пропускают неживое, — негромко сказал Эрик Рист. — Книгу через них не передать.

— Хватит, — я почувствовал металлические нотки в своем голосе. — Эйлин, встаньте напротив меня. Анри, держи щит.

Они повиновались мгновенно. С гулким хлопком вокруг кортика возник воздушный щит, и послышалось слабое, еле слышное шипение: плавился металл.

— Плотнее, — скомандовал я и сам себе удивился: кто этот неприятный тип, занявший мое место? — Звука быть не должно.

— Начинайте, — одними губами сказала Эйлин.

Я в последний раз оглядел небо. Стена дирижаблей — и стая драконов. Они были близко, неправдоподобно близко, воздух искрил от страха, напряжения, ожидания боя — но время еще не настало. Мы должны успеть.

Эйлин выжидающе смотрела на меня. Я глубоко вздохнул и потянулся к ней — не руками. Огонь и ртуть сплелись в выпуклое зеркало, и все померкло.

Она была передо мной вся, словно я и впрямь залез к ней в голову. Крошечная, как пряничная фигурка на ладони, и огромная, от моря до неба.

Я видел шестилетнюю девочку, которая поливала розы. Ее же, чуть старше, с огненными звездами в раскрытых ладонях. Видел, как высокая стройная брюнетка выплескивает ей в лицо кружку воды… как девочка стоит по утрам по горло в воде и на мокрые волосы садится стрекоза. На меня хлынули эмоции: трехлетней крохи с игрушечной мельницей, четырнадцатилетней девушки, что уходила из дома, не оглядываясь… способной девятнадцатилетней волшебницы…

Я почти ничего не помнил. Я помнил все.

А потом зеркало раздвоилось, растроилось, и я увидел черноволосого мальчишку на берегу моря. Он хотел быть драконом еще сильнее, чем Лин мечтала стать волшебницей; он каждый день думал об отце. А еще…

Я зажмурился бы, но это было невозможно. Поток света от зеркал делался все ярче; я начал улавливать отдельные мысли. Я знал, что стою босиком на холодной земле, что вокруг разгорается утро, что вот-вот начнется битва, но это знание никак не касалось меня: я был отдельно. Плыл в невесомом океане и сравнивал несказанные слова с другими, произнесенными вслух.

…Магия — не только математика. И не средство устрашения. Ни одно заклинание не возникает просто так. Это язык, прекрасный и беспощадный в своей простоте — потому что любой, кто думает, что понял эту простоту, начинает усложнять…

…Для заклинаний не нужно говорить слова. Но если хочется, пусть. Они действуют как якоря — как переплетенные пальцы Марека, когда он уходит в тень…

…Бесконечные приключения, игры с огнем… но где оно, настоящее?..

…Тяга к знанию. Не к затейливым манкам, не к технике. Эйлин этого не понимает, она думает, что сноровкой можно заменить вдохновение, дар, волшебство, что лежит в нашей сердцевине. То сокровенное — я не понимаю его, но чувствую, знаю, что оно совсем-совсем близко…

…Ненавидеть нельзя. Иначе останется только безмозглое дикое пламя, как сейчас…

…Стеклянные браслеты — да, он хочет свободы, права делать все, что ему хочется, но делает-то он наручники! Не случайно я потянулся к ним, когда хотел забыться. И не просто так Лин разбила «оковы безразличия», когда началась война!..

Я понял, что слышу собственные мысли. Я видел свой образ в зеркалах, искаженный, испуганный… нет, я видел себя, каким меня видели другие. Чудовище, изрыгающее пламя над Херрой; усталого мальчишку в трактире; сонного и пьяного парня в дилижансе. Счастливые улыбки и чужие слезы; запачканные чернилами рукава и сломанный карандаш; взгляд в пустоту и внезапное озарение; чужая неприязнь, своя зависть, обида, боль — все это было.

Я увидел себя глазами Лин и обмер. Почувствовал взгляд Эрика — и поежился. Увидел себя глазами Анри — и позволил себе ухмылку.

Я видел свой путь: встречу с Лин в трактире, пустой рукав Риста, вкус жареной курицы во рту, дорогу от лагеря разбойников до постоялого двора, первую дуэль и первое поражение… Воспоминания смешались: их было слишком много; огонь ударил в грудь, обжигая, и я почувствовал, что вот-вот стану собой…

А потом я понял, что летняя жара вокруг — настоящая, а не призрачная. И тут же получил пинок под колено.

— …Умирают!

Я открыл глаза.

Небо озарилось, словно подсвеченное тысячами фейерверков. Горела трава.

Эйлин лежала на траве, смаргивая слезы; Эрик помогал ей подняться. Анри сидел, ошалело мотая головой. Ртуть медленно оплывала в прозрачном резервуаре: я подхватил воздушный щит и поставил свой.

Рядом с чудовищным треском упало дерево. Ветка коснулась травы и тут же запылала.

Я поднял взгляд. Вверху две стены огня и воздуха сошлись, как возмущенные крылья. Кометы, плоскости огня, сумасшедшие струи безумных великанов…

— Марек, забери Лин отсюда! — прокричал я. — Лин и книгу! Вы нам ничем не поможете!

Над нами проплывал воздушный шар. Ярко-синий, в белую полоску, он казался забавной игрушкой, пока из корзины не выстрелило пламя.

С неба за рощей донесся крик. Темно-зеленая крылатая тень вдруг вспыхнула алым, как бумажный змей. Тень судорожно вильнула, перевернулась, пытаясь сбить пламя — и в воздухе хирургическим ножом упала огненная плоскость. Нечеловеческий крик сменился женским воплем — и прервался.

Эрик отвернулся.

Рядом раздался резкий свист, словно кто-то проколол воздушный шарик. Огненная плоскость перед соседним дирижаблем смазалась и пропала. Светло-красный корпус сложился пополам, уменьшаясь на глазах, и упал за рощей. Взрывом заложило уши.

— Сколько… сколько там было?

— Может, один, а может, двадцать, — крикнул Анри. — Делай, что задумал, пепел тебя побери! Корлин ты или кто?!

В его глазах стояли слезы.

Я огляделся: ни Марека, ни Лин рядом уже не было. Небо, пусть они выберутся…

Повсюду полыхал огонь. Жег босые пальцы ног, обжигал пятки. Я поднял ладони, замыкая нас четверых в невидимый купол.

— Встанем в круг. — Я не слышал собственного голоса. — Эйлин, помните, вы говорили, что зеркало увеличивает силы? Мы поступим, как четыре дракона в Сорлинн когда-то: хоровод, зеркальные плоскости друг на друга, как только что, а из кольца — общее зеркало! Только найти Далена и Вельера!

— Уверены?

— Я могу только догадываться! Но иначе смерть!

Эйлин судорожно вздохнула.

— Стройте круг, — кивнула она. — Я направлю общее зеркало. Мне нужно еще высчитать углы… но это всего лишь сухая математика, верно?

Она странно улыбнулась, и я понял, что пока я читал ее мысли, она не могла не узнать мои.

— Простите…

— Вы тут не властны, — отмахнулась она. — Стройте!

Я развел руки в стороны. Огонь, это всего лишь огонь, что режет бумагу и дерево… как он может читать живого человека? Видеть чьи-то желания и помыслы — пепел, это ведь невозможно!

Но невозможны и врата времени, и Первый, и сами люди…

Эйлин коротко кивнула, вставая в круг, и я понял, что расчеты закончены. Анри де Верг стал рядом с ней, и ртуть потекла в щитах, обретая форму.

Я сделал шаг, чтобы помочь Эрику занять место в круге, но Анри успел раньше, повел рукой, ставя четвертое зеркало, и я тотчас почувствовал, как на меня хлынула волна поддержки. Эрик Рист был куда сильнее меня. Если бы только он не потерял руку! Ему стоило оказаться на моем месте — ему, не мне!

И он оказался бы, шепнула совесть. Хочешь ему такой судьбы?

«Как бы их звали? — мелькнула в голове фривольная мысль. — Эйрин?»

А в следующую секунду горячая земля ушла из-под ног.

Губы Эйлин задрожали, глаза затуманились: она пересчитывала углы. Анри трясся, как в лихорадке, зубы стучали, и я запоздало понял, что он так никогда и не поднимался в воздух. Стихоплет… Но он держал круг, а у меня дрожали колени, из носа пошла кровь, и хуже всего, я теперь видел бой вблизи, и даже воздушные щиты, что питал наш огонь, были слабой защитой от боли и ужаса.

— Вращательный момент упустили! — выкрикнула Эйлин.

— Физику учить надо было! — отозвался де Верг. Даже сейчас в его голосе звучала толика ехидства.

Я задыхался; ветер забивал ноздри. Стало очень холодно. Я запоздало подумал, что теперь высокая вода нам не страшна, но узнает ли об этом кто-нибудь?

— Стабилизируй! — Эйлин подняла лицо к небу. — Выравнивай поток!

— Я… не могу! — отозвался я сквозь зубы. — Я… не… Корлин!!

— А кто?!

Я держал круг, не зная как и чем. Мы перестали подниматься, но теперь нас засасывало в невидимую воронку, вращало все быстрее. Образы мелькали перед глазами, как раскрашенные куклы в детстве; я вдруг увидел профиль Эйлин, сделанный углем на деревянной дощечке, и понял, что о ней думает Эрик — не я.

И тут я ощутил Вельера.

Он видел нас. Он чувствовал все наши помыслы. Он знал, кто я и чей дневник он хранил под подушкой; на несколько долгих секунд я узнал и увидел его в такие минуты, что уверился: он нас убьет. Всех нас.

— Ты видишь, — я услышал шепот Риста. — Но не гляди на меня. Посмотри дальше.

И я понял, о ком он.

Взгляд Далена было нелегко выдержать.

Ему было все равно, как бывает безразлично скалам, заваливающим путника при обвале. Вельер пережил уход Аркади и Марека много лет назад — Далена предали и обокрали сегодня. Дален узнал мое новое имя, и это не произвело на него впечатления. Он смотрел на Эрика Риста и не чувствовал вины. Он умудрялся смотреть в глаза и Эйлин, и Анри, и его взгляд менял их лица так, что по моей спине, несмотря на холод, ручьями лился горячий пот, отбирая последнее тепло.

Пауза. Молчание. О чем он думает? Дать дерзким предателям умереть и наконец-то посчитаться с врагом? Завершить войну насовсем?

Они отвели взгляды одновременно, Дален и Вельер. И посмотрели друг на друга.

…Жесткие складки у губ, тяжелый подбородок, усталые глаза, и где-то там, в глубине, за семью замками — мальчишеская улыбка…

— Все так просто, — прошептала Эйлин. — Просто и понятно, как магнит. Если они вольются с другой стороны, они помогут, раскрутят спираль в обратную сторону. Но мы долго не выдержим…

— Они это видят?

— Да.

— И смогут нам помочь?

— Магнит, — слабо улыбнулась Эйлин. — Они сами — магниты. Все просто…

Она потеряла сознание.

— Эрик, держите ее, — прохрипел я, чувствуя, как разом улетучиваются силы. Эйлин же была волшебницей… у нее куда меньше огня! Мы не должны были даже почувствовать ее уход!

«…Все равно что сказать, что огонь в печи, на пожаре, в свече не равен между собой…»

Стена холода…

И закрываются глаза.

Анри беззвучно бормотал что-то. Эрик с ужасом смотрел на Эйлин и, кажется, оставался в сознании только потому, что боялся за нее. Я не видел ни боя, ни потоков огня, ни падающих тел; вращение замедлялось, воздушный щит становился все тоньше, нас несло, как легкий шарф на ветру, и я больше никогда не увижу Лин…

…Дадим им выбрать.

Я не заметил, как холод отступил. Мы опускались все ниже и ниже, звуки стихли, запахи исчезли — как в палате лазарета. Земля приняла нас мягко, воздушные щиты лопнули с тихим хрустальным звоном, и я заметил странную пустоту: серебряных зеркал больше не было. Исчез и сосуд с ртутью. Я повернул голову и улыбнулся: в десятках шагов от нас садились драконы.

Дирижабли опускались. Кто-то крепил тросы, кто-то готовил сходни. Из рощи доносились стоны; должно быть, туда сейчас бросятся лекари.

Ноги не слушались, и я остался лежать на земле. К Эйлин бежали маги; Эрик сидел рядом с ней и держал ее за руку.

Из корзины воздушного шара вылетела белокурая девушка и бросилась к Анри. Он вскочил, отряхнул брюки от гари и подхватил ее на руки так легко, словно готовился к этому всю жизнь.

Небо очистилось. Дым относило в сторону, и сквозь серое марево проглянуло солнце. Я задрал голову и смотрел на него, пока мир не заполнился ослепляющим золотом слез.

А потом солнце обрушилось в обморок.

ГЛАВА 6 Лин

Когда над полем боя вспыхнули огненные буквы и Вельер с Даленом первыми спустились на землю, я не поверила собственным глазам. Неужели все закончилось? Так быстро?

— Все только начинается, — пробормотал рядом Марек. — Переговоры, торг, строительство… Знаешь, чего я боюсь? Что мои и твои договорятся, а людей отодвинут в сторону.

— Не будет такого, — я покачала головой. — Вельер знает, на что способны люди. И Дален знает.

— Сейчас — да. Но через двадцать лет? Через пятьдесят?

— Увидим… Марек, я должна бежать туда.

— Подожди, — он смотрел мимо меня. — Мне жаль будет с тобой расставаться.

Я подняла брови.

— Я никуда не собираюсь… Марек, я же не могу уйти через врата…

— Мне жаль будет с тобой расставаться, — повторил он, и я наконец-то поняла. И залилась краской.

— Мне тоже, — прошептала я. — Очень.

Идею палаточного лагеря на обожженном поле отмели сразу. Кто-то словно невзначай упомянул о замке в Вельере, огромном и брошенном, и уже к полудню драконы и дирижабли потянулись туда.

Квентин провалялся без сознания все эти часы. Я сидела рядом с ним в дирижабле, перелистывая обгорелую тетрадку, и пыталась найти хоть пару целых строк, но слова прыгали перед глазами.

«Важно, что история течет в одном направлении. Всегда. Да, из настоящего мы уходим в прошлое, но какое это имеет значение? Важно лишь то, что мы больше не увидим друзей…»

«Прошлое — залитая солнцем дорога, по которой уже все прошли, и теперь ты шагаешь по ней в полном одиночестве. Но в конце пути есть кое-что еще, и оно наполняет тебя надеждой. Знание, что все кончится хорошо».

Банальности, которые проговариваешь, чтобы утешить себя. От безысходности, от потери смысла или от одиночества?

А может быть, это и есть надежда?

Квентин… Корлин…

Пепел все побери, у меня же есть отец. Мама умерла… еще года не прошло. А я — я хоть раз о них вспомнила за эти дни?

Но мама хотела, чтобы я была счастлива. А отец… он не пропадет без меня. Он трактирщик, он встречает многих людей. Может быть, уже встретил.

Во мне нет драконьей крови. Нет ни капли магии. И я буду всю жизнь оборачиваться, гуляя по улицам, — но никогда не увижу Квентина…

Я перегнулась через борт гондолы. На мокрые скалы накатывался прибой, вторым цветением распускались кусты жимолости, гладкие каштаны, первоцветы. Зеленеющая трава, яркие листья — неужели снова приходит весна?

— Здесь осенью всегда так, — заметил молодой маг, управляющий дирижаблем. — Мы ведь летим на юг. А в Вельере цветут розы.

Погулять бы тут вдвоем! Ведь у нас есть еще несколько дней, правда? И, может быть…

— Линка… — Квентин открыл глаза. — Где мы?

Я улыбнулась.

В замке нас встретили приветливо, испуганно и недоуменно. Местный бургомистр, высокий и пухлый, хорошо знал мэтра, и это облегчило нам задачу. Впрочем, и он нервно сглотнул, узнав, с кем имеет дело.

Многие волшебники и сами выглядели смятенными. Стояли, разводили руками, маялись, вспоминали, как коснулось их серебряное зеркало… А потом словно прорвалась плотина: разговоры в каждом углу, сначала негромкие, сочувственные, делались все торопливее, все громче, глаза разгорались, и вот уже вчерашние недруги хлопают друг друга по плечам, смеются, откупоривают бутыли с янтарным медом…

Драконам новости дались легче. Когда «мы — одно» въелось в плоть и кровь, а род священен, естественный ответ новым родичам — сострадание. И облегчение, что твоя вина не сделалась непомерной.

«Подружись со мной, пичужка, будем вместе в доме жить, сядем рядышком под вьюшкой, будем азбуку учить…»

Вельер как-то незаметно стушевался, отошел от дел. Один раз я видела его в пустом каменном коридоре: он стоял, не двигаясь, и я уже хотела его окликнуть, но Марек утащил меня за руку и тихо объяснил, что именно там когда-то находились их комнаты — Марека и Аркади.

Квентин проводил долгие часы с магами. Однажды рано утром он исчез, и я полдня бродила по парку как потерянная — но они спустились с неба, сияющие, и из сбивчивых объяснений Анри я поняла, что им удалось создать первый айсберг…

Мэтр постигал премудрости тонкого огня под присмотром Эйлин и казался на десять лет моложе. Я, наверное, так до конца и не привыкла к нему — новому, но мы понимали друг друга.

— Поговори с Квентином, — негромко сказал он как-то. — Если он хочет видеть тебя рядом с собой, вы найдете выход.

— Мы… сделали одну-единственную попытку, — я прикрыла глаза, смахнула слезинку с щеки. — Я настояла. Врата не откликнулись на мою кровь. Вообще никак.

— Я не могу тебе советовать, — помолчав, сказал он. — Но… вот одно. Я очень к тебе привязался — но мне легче будет знать, что ты счастлива там, чем кусать губы, видя, что ты гаснешь здесь.

Я кивнула и поднялась со скамейки. Вдали три раза тяжело бухнул колокол.

— Вечером праздник, — напомнил мэтр. — Придете?

— Вельер с Анри переписали книгу? — Я подняла бровь.

— Две копии. Оригинал будет храниться в Теми, из уважения к автору.

— Вы вернетесь в Темь? — тихо спросила я.

— На время, — он закрыл глаза. — А там посмотрим.

— Другие драконы, кажется, не прочь сделать вас… — я хотела сказать «правителем вместо Вельера», но проглотила эти слова. — Видят в вас героя.

— А Квентин вообще теперь фигура легендарная, — кивнул он. — Он справится.

— А вы?

— Я учусь летать, — он мягко улыбнулся. — И я достиг всего, чего хотел. Я счастлив.

В парке начали отцветать розы. Лепестки усыпали дорожки, как в Галавере.

Квентин быстро шел мне навстречу.

— Все, — почти шепотом сказал он. — Больше никакой магии, никакой высокой воды, никаких переговоров, никаких изысканий. Отсюда и до дня проводов я свободен.

— Разве ты не знаешь, что написано в книге?

— Ни строчки, — он улыбнулся. — Полетели?

— Прямо сейчас?

— Помнишь, я обещал тебе, что мы вернемся на Серые холмы? — Он коснулся моей руки. — Хочешь туда?

— Хочу куда-нибудь с тобой. Где море и цветы… Можно?

— Ага, — Квентин обхватил меня за плечи. Глубоко вздохнул: — Лин… постой со мной минутку, а? Я хочу тебя вот так держать и не отпускать ни за что…

— …Вдруг получится?

— Чудеса случаются, — он тихо улыбнулся. — Пойдем куда-нибудь, где никого? Становиться собой на людях… это не очень удобно.

Мы шли, и Квентин говорил не останавливаясь:

— …Саймон сбежал, представляешь? Жители поселка устроили праздник, решили на радостях позвать и его, а он начистил картошки и фьють! Как в воду канул. А де Вельер наотрез отказался возвращаться в город, откуда когда-то прогнали его повелителя… вот у кого длинная память! Сейчас он принял на себя бразды правления поселком на Серых холмах. И, знаешь, у меня такое чувство, что Вельер вернется туда — и лет через пять там будет и город, и замок. Да такой, что теперешний Вельер ахнет…

— А Дален? Он простил своих?

— Анри и Эйлин? Конечно. Ругались они страшно. Эйлин настаивала на том, чтобы взлететь над морем и строить айсберг из воздушного кокона, как мы тогда, а Дален заявил: ни метра над водой без парусного судна и двух воздушных шаров с поддержкой. И, кстати, правильно сделал: шхуну мы чуть не затопили. Там было очень холодно, Линка, — он стиснул мою руку. — Хорошо, что ты была здесь. Я в тот раз чуть не умер, когда увидел горящие деревья и тебя рядом.

— Дразнишься? Морская прогулка, айсберги, высокая вода — да я бы не променяла такое и на двадцать взломов!

— Ну, морскую прогулку мы еще устроим… Готова?

Мы взвились в воздух, как дельфины, играющие в воде. Я чувствовала, как красиво это выглядит со стороны, и замирала от восторга. Казалось, воздух весь был мой: я могла соскочить с Квентина и полететь рядом, могла обнять его и перевернуться в воздухе, могла…

Я закричала: меня переполняло счастье, чистое, как утреннее облако. Никогда в жизни я не летала ради полета, никуда не стремясь и никуда не опаздывая. Квентин взмывал все выше, и небо держало меня, как вода в быстрой реке.

Я легла на спину и раскинула руки. Ветер перебирал мои волосы, облака уносились вдаль, в животе сладко замирало, и я наконец-то поняла, каково это — летать.

Когда Квентин приземлился и лег на бок, возвращаясь, я свалилась на траву почти без чувств.

— С ума сойти, — прошептала я. — И ты отказывался от такого каждый день?

— Это было давно и неправда, — откликнулся Квентин. — Хотя, наверное, придется привыкать снова: Корлин непредусмотрительно не рассказал потомкам, что он дракон.

— Значит, будешь летать ночью под звездами, — я перевернулась на спину. — Квентин… как мне не сойти с ума, а?

Он молчал. Я не видела его глаз.

— У тебя будет дом, — продолжала я. — Неделя в чьей-то библиотеке — и несколько недель, может быть, полгода у очага. Над формулами и последовательностями… Может быть, ты даже сможешь завести семью.

Квентин покачал головой.

— Не говори глупостей. Моя семья — это ты.

— Потому что ты так решил?

Он болезненно поморщился.

— Не только поэтому. Так просто есть. Ты дороже… нужнее… просто у меня не может быть иной семьи, кроме тебя. Вот и все.

Я подняла голову. Вокруг покачивались осенние крокусы. Бледно-голубые, фиалковые, нежные, они цвели повсюду.

— Каждый год распускается цветок для каждого живущего на земле, — пробормотала я. — Когда ты исчезнешь, твой цветок закроется?

— А если цветок сорвать, кто-то упадет с лошади? — подхватил Квентин. — А наемные убийцы-то и не знают…

Он посмотрел на меня. Вертикальные зрачки стремительно становились нормальными, круглыми, но мне все равно было не по себе. Чуть-чуть.

— Я хочу… — он запнулся. — Я хочу сказать тебе одну вещь. Корлин не написал тебе ни одного слова, потому что не должен был. Моя жизнь предопределена. Ты делаешь свой выбор сама.

— Какой выбор? — прошептала я. — Какой?

— Быть счастливой без меня, например, — серьезно сказал Квентин. — Мне бы этого хотелось.

— Я, конечно, ни на что не намекаю, но нормальным людям обычно хочется быть счастливыми с теми, кого они любят, — огрызнулась я. — И вообще, ну ее, эту разлуку! У нас еще есть несколько дней. И я… я хочу… быть с тобой. Вот.

— С тобой спокойно, — чуть улыбнулся он. — Ни войны, ни боли, ни тревог. Словно сидишь в мягком кресле, а в сгибе ноги устроился котенок.

— И царапается, — пробурчала я, придвигаясь ближе. — Но мы остановили войну. Теперь будет новый мир. Другой… разве нет?

— Я надеюсь, что нет, — Квентин вздрогнул. — Перемены — это страшно. Нет, мир тот же, и мы те же. Просто знаем о себе чуть больше.

— Мы остановили войну…

— Потому что поняли друг друга. Мы тянулись друг к другу всегда. Ты и я, Вельер и Дален, волшебники и драконы, — он закрыл глаза, вспоминая о чем-то. — Как магнит. А сейчас круг замкнулся. Мне кажется… я даже уверен, что я тут ни при чем. Вместо Корлина мог бы прийти Эрик, Дален, даже Вельер — если захотел бы. Если бы на чашки весов упала еще одна сосновая иголка. Это неизбежно.

— А мы с тобой? — спросила я шепотом. — Тоже неизбежно?

Над нами нависала сосна, раскинув ветви. Как давным-давно у реки, в самом начале нашего знакомства. Только там я купалась в одной рубашке, а теперь на Квентине не было одежды, и по обнаженной коже катился запах моря, как соленая волна.

Десять недель назад я его таким и в мыслях не видела. А сейчас…

— Я уколол тебя в палец, пока ты спала, — прошептал он. — Прости меня.

Я молчала. Шумели сосны, перешептывались каштаны, ветер гулял над травой, и еле слышно что-то шептало небо.

Мы смотрели друг на друга, и слова как-то очень вдруг стали не нужны.

— Ты знаешь, какой сегодня день? — тихо спросил Квентин. — Это абсолютная безответственность.

— Это будущее.

— Линка…

— Мы должны замкнуть круг. Если ты уходишь от меня… насовсем… я не могу отпустить тебя так. Я хочу…

Тихо:

— Уверена?

Я засмеялась. И поцеловала его в ответ.

Это было как полет, как летнее небо на опушке, где мы гуляли с мамой, — солнечно-синее, прозрачное, радостное. Я знала его всего — без зеркал, без магии. Только тепло нагого тела, только его губы на моих, только его руки… как закружилась голова, когда его пальцы замерли на моих волосах, и я поняла, что лежу перед ним без одежды… как мы расхохотались, думая об одном и том же…

Мы росли в одном времени, но за много миль друг от друга. А через несколько дней мы будем сидеть на одном камне и смотреть на те же кипарисы, но между нами будет пятьдесят лет…

Неважно. Сейчас мы вместе. Вместе, вместе, вместе…

Все предопределено, но это мы выбираем сами — и это тоже предопределено.

И когда мы соединились, я поняла, почему он сделал меня посланием.

Ради этого момента.

Над головой качались сосны, а нос щекотали цветы. И это было счастье.

— …Когда успело стемнеть? — сонно спросил Квентин.

— Оно нарочно, — серьезно сказала я. — Чтобы напомнить нам, что сегодня праздник имени тебя. Кстати, предлагаю ночью пойти купаться и повторить все по новой.

— О да. Великого мага Корлина тяпнет за ногу медуза, и магам срочно придется тянуть спичку. Готов поспорить, де Верг сжульничает, — Квентин вскочил. — Летим?

Я прыгнула ему на спину, торопливо застегивая рубашку. И взмыла в небо.

Мы летели вдоль прибоя в темноте, беззвучно. Южная ночь одуряла: пахло жасмином, абрикосовыми цветами и деревьями, о которых я даже не слышала.

Никуда отсюда не уеду, поняла я. Буду жить в домике у моря, загорать и встречать друзей. Займусь резьбой по дереву, посажу за домом пару яблонь, буду фехтовать… найду себе учеников. А вечером буду думать о Квентине.

Замок был ярко освещен. На узком балконе стояли Дален и Вельер с бокалами в руках и разговаривали о чем-то. Внизу кружились в танце девушки, горел костер, и еда ждала на накрытых столах…

— А вот и вы, — поприветствовал нас Анри, когда мы вынырнули из-за угла. — Кор, ты бы переоделся, что ли. Или ты речь говорить не собираешься?

— Почему же, собираюсь, — невозмутимо отозвался мой спутник. — Покажу пальцем на тебя и заявлю: «Это ему достанется мое будущее? Знаете, перспектива не очень-то радужная».

— Понятно, — бодро кивнул Анри. — Драконам слова не давать. Ну что ж, если готовы, прошу к столу!

Вечер прошел как во сне. Много говорили о тех, кто погиб в последней битве. Анри опустил голову; Эйлин вытирала слезы. Я не слышала, что говорил Квентин: перед взглядом стояла разлитая по морю бирюза, кривая сосна и цветущие крокусы. Только один раз, когда он закашлялся посреди фразы и все отвели глаза, я стиснула руки и посмотрела на него.

Мы не танцевали; Квентин явно чувствовал себя неуютно. Наверное, в эти минуты он в первый раз пожалел, что не ушел через врата сразу: на него смотрели жадно, как на готовое испариться сокровище. Может быть, ему и стоило бы исчезнуть тогда… но в тот день я прикоснулась к плите дрожащей рукой, камень не пошевелился, свет не разгорелся — и Квентин не смог уйти.

Но сможет. У нас еще неделя, а потом…

Потом зазвучали трубы, и Дален вынес Драконлор на шелковом покрывале. Все взгляды снова обратились на Квентина. К моему удивлению, он смотрел на мэтра и смеялся до слез.

Я смотрела на пламя костра сквозь пузатый бокал. Мед, темно-коричневый, с золотыми прожилками, струился по хрустальным стенкам, я перебирала пальцами ножку, и в прозрачном дне так уютно отражался огонек свечи…

— Огонь, — задумчиво проговорил Марек. Он остановился сзади, положив руку на спинку стула. — Лин, ты ведь не вернешься в Галавер. Что бы ни произошло, не вернешься.

— Я…

Он внимательно посмотрел на меня.

— Вот-вот… Пойдем, я тебе покажу кое-что.

В пустых залах каждый шаг отзывался гулким звоном. Узкий коридор, в который меня поманил Марек, напоминал лаз. Я уже потеряла счет шагам, как мы оказались в обшитой деревом комнатке с низким потолком. По стенам выстроились наспех сколоченные ящики с тусклыми кожаными томами и пожелтевшими свитками.

— Библиотека, — прошептала я.

— Остатки, — усмехнулся Марек. — Сейчас, подожди…

Он наклонился над одним из ящиков, заработал локтями, распихивая книги, отодвинул верхний сундук, заглянул в нижний и вскоре зарылся в залежи по пояс.

— Я приложил руку к этому счастью, — запыхавшись, объявил он, протягивая мне нетолстый томик. — Думаю, дня за три ты выучишь его наизусть.

Он ждал вопроса. Я приподняла бровь.

— Ну ладно, ладно, — махнул рукой Марек. — Хотя могла и спросить, не развалилась бы… Здесь все замки и дворцы, о которых я слышал. Потайные ходы, люки, лазы, подземные тайники, ловушки, забытые двери… Кладезь для вора. Когда мы с Вельером еще разговаривали, он подарил ее мне, а я, дурак, так и не забрал.

— А сейчас?

— Что — сейчас? Сейчас дарю тебе.

— Нет… Марек, вы сейчас разговариваете с Вельером?

— Есть немного, — он вдруг улыбнулся. — Только не спрашивай о чем. И если увидишь у него следы синяка на скуле, тоже не спрашивай.

— Шутишь?

— Может быть, — Марек отвернулся. — Лин, я прочитал книгу Корлина. Я знаю, что будет. Препротивнейшее чувство… никто, кроме меня, не понял — да и понять-то не должен! — а я знаю.

— Что? — Я схватила его за рукав.

— Ничего важного, — он покачал головой. — И книга будет написана, и все случится, как должно. Только один человек проживет свою жизнь чуть-чуть по-другому. Ты когда-нибудь хранила секреты?

— Хочешь со мной поделиться? — улыбнулась. — Но разве это не изменит чье-то будущее? Может быть, потом?

— Да, потом… — отрешенно кивнул Марек. — Лин, если ты когда-нибудь вернешься в Галавер — вспомни меня.

Я вернулась к столу, чувствуя, как на лбу зреет морщинка. Марек никогда ничего не говорит просто так — может быть, он узнал, что мы с Квентином?..

На моем стуле кто-то сидел. Я открыла рот, собираясь согнать негодяя — и ахнула. Там, где десять минут назад стоял мой бокал, теперь лежали ореховые дощечки.

— Неужели это вы!..

Мой сосед по дилижансу обернулся. Он. Торговец, что показал нам водопад и дракона, Первого и стихию огня… рассказал нам сказку по пути в Галавер.

— Сыграем партию? добродушно улыбнулся он. — Приехал в гости к брату, смотрю — а вас со спутником, похоже, придется в колоду добавлять.

— Колоды не хватит, — смеясь, возразила я. — Нас здесь много.

— Жаль, что карты нельзя забрать с собой во врата, — Квентин неслышно подошел сзади и обнял меня за талию. — Я бы попросил колоду на память.

— Вам — с превеликим удовольствием, — поклонился торговец. — Только вот деньги вы из прошлого, извините, тоже не заплатите. Так что…

— Ну вот, начнут здесь торговать твоим лицом без позволения, — хихикнула я. — А где вы сейчас живете?

— Я-то? Из Херры приехал.

Квентин напрягся. Рука, спокойно лежавшая у меня на талии, каменной гирей упала вниз.

— Как там сейчас? — тихо спросил он.

— Ну… — торговец почесал в затылке. — Если уж начистоту, бюргеры в совете рады были бы вас увидеть. Вы погорячились, бургомистр, если уж без экивоков, тоже. А раз уж и маги с драконами помирились, и войне не бывать, выходит, что вы вроде как герой, а они не правы.

— Они были правы, конечно. Они защищали город…

— Это верно, но кто же знал, что потом пойдет! Если бы вы там побывали, походили по дворцу и при всем честном народе сообщили, что, мол, я зла не держу, всем легче стало бы. Я, честно говоря, за этим и приехал.

— То есть меня боятся?

— Нет, — торговец мотнул головой. — Как же вам объяснить-то… Представьте, что переночевали вы в трактире, а хозяин, хитрая бестия, мало того, что накормил помоями и подсунул вонючий матрац, так еще и обсчитал на три монеты при расчете. А вы, недолго думая, взяли да спалили ему сарай. Прошло полгода, едете вы той же дорогой, но время уже другое. Он остепенился, сына растит, вы в дилижансе с молодой женой. Можно мимо проехать, но старая вина через год, через два да аукнется. А можно зайти, друг перед другом повиниться, чарку выпить и дальше поехать с чистым сердцем. Тем более что дом родительский, он один. Другого не будет никогда.

Я покосилась на Квентина. Он улыбался.

— Спасибо вам за новости, — наконец сказал он. — Наверное, вы правы. Я… подумаю.

Час спустя, когда мы улизнули с банкета и качались на волнах в полумиле от замка, я спросила:

— Ты полетишь?

— Я — последний из рода Кор, — помолчав, ответил он. — Я должен.

— Ты знаешь… мне кажется, это не худший конец для рода Кор, — зажмурившись, сказала я. — Если бы твои предки знали, что ты остановил войну и потратил жизнь, чтобы написать ту книгу, они бы поняли.

Когда я открыла глаза, Квентин был совсем близко. Огни замка светились в воде.

— Я думаю, они бы поняли, даже если бы я не написал ни строчки, — тихо сказал он.

У меня снова закружилась голова. И не останавливалась еще много дней.

Мы не оставались вдвоем: Эйлин, Анри, мэтр, Марек и даже откуда-то взявшийся парнишка из Галавера не отходили от нас всю неделю. Дважды на наши посиделки заходили Дален с Вельером — как ни странно, вместе. Мы говорили, не умолкая, пока не начинали слипаться веки, и даже тогда мы с Квентином засыпали, не отрываясь друг от друга…

Морские прогулки, костры, музыканты, поцелуи, Херра… Квентин полетел туда в одиночку и вернулся поздно вечером, усталый и отрешенный. Но закрыл глаза с легкой, почти счастливой улыбкой.

А затем наступило последнее утро.

Мы ехали на лошадях, хотя Квентин мог бы долететь гораздо быстрее. Я сидела перед ним в седле, прижавшись к нему спиной, и думала только об одном: когда мы поедем обратно, его со мной не будет. Нужно запечатлеть, съесть каждое мгновение, запомнить его глазами, ртом, лбом, запястьями, а потом, когда станет плохо, наклониться к этим воспоминаниям, как к роднику.

«Я не поеду», — сказал Вельер. «Драконы уходят в одиночестве». Квентин ответил с иронией: «Но я, похоже, больше не дракон — не могу им быть». Вельер покачал головой без насмешки: «Ты им останешься. Увидишь».

Они обнялись и разошлись. Сегодня утром Вельер не вышел на балкон своего бывшего замка — впервые за эти дни.

С мэтром Квентин попрощался прошлым вечером. Я не стала им мешать.

А сейчас в небе кружили драконы. Я насчитала трех… нет, четырех…

Сердце подпрыгнуло. Там, у самого солнца, парил в вышине дракон с огненным крылом. Неужели?..

Корлин принес в мир столько света…

Но теперь его не будет рядом, и я чувствую, будто не могу дышать.

У залива мы спешились. Здесь не было пышных проводов, не было труб — только маленький белый островок в паре сотен метров от берега.

— Жаль, Эйлин не поехала, — вздохнул Анри, выпуская поводья.

— Это ее выбор, — ответил Дален.

— Выбор — понятие несущественное, — заметил Марек. — По крайней мере, не сейчас. Ну что, как переправимся? Босиком по воде?

— Мы с Далеком вас перенесем, — ответил Квентин. — Согласны?

— Еще бы, — пробормотал Анри. — Всю жизнь мечтал грохнуться в море и кричать «Спасите, спасите!» на радость пролетающим чайкам. Вы как хотите, а я пешком.

Взгляд скользнул по солнечной голубой воде.

— Я, наверное, тоже, — нерешительно сказала я. Может, врата мокрых драконов не пропускают?

Квентин оглядел берег: лошадей, тропу, зарастающую бурьяном, наши следы на песке, по-утреннему неподвижные кипарисы… Шумно вздохнул.

— Идемте…

Прохладная вода гладила пальцы ног. Квентин подхватил камешек и подбросил его в небо. Минуту спустя камень плюхнулся в море за нашими спинами. Я вздохнула, подобрала обломок ракушки и запустила его в грубые каменные статуи, что вырисовывались все ближе. Второй, третий, четвертый… Мимо не пролетел ни один.

— Да, — помолчав, сказал Квентин. — Я зря выпендривался.

Путь до врат не занял и десяти минут. Я с тоской посмотрела на высокое солнце.

— Пора? — спросил Марек. — Ножичек я подготовил.

Я прислушалась к себе. День трех колоколов — да; но я не знала, не знала…

«У тебя есть в роду драконы?» Теперь будут?

— Подождите! — донесся крик.

Из-за мыса показалась белая лошадь с разметавшейся гривой. Длинные косы всадницы развевались как флаг.

Эйлин соскочила с лошади прямо в воду. Подол серого платья вмиг потемнел, и волшебница приподняла юбку. Сначала до лодыжек, потом до середины икр, до колен… Ветер играл темными волосами, в зеркальных глазах плескалось море.

Когда вода достигла бедер чародейки, я почувствовала, что мужчины рядом думают о чем угодно, только не о Драконлор.

Эйлин, кажется, тоже это заметила. Волшебница с улыбкой подняла голову и посмотрела на нас. Поднесла палец к губам, вытянула руку — и на ладони расцвела огненная роза.

Я приоткрыла рот. Пришло время, когда вода не мешает огню?

— Если вода не коснулась рук и лица, у мага есть несколько секунд, но… — голос Далена оборвался. — Эйлин, это чудо или совпадение?

Она улыбалась.

— Неужели это все ты? — почти с восхищением спросил Анри де Верг, толкая Квентина. — Парень, ты так затмишь славу Первого!

Квентин покачал головой.

— Мне кажется, это прощальный подарок, — мягко произнес он. — Я должен был увидеть, какими вы станете.

— Я не могла не попрощаться, — призналась Эйлин. — Квентин, ваши вещи… медальон, тетради…

— Если Лин они не понадобятся, пусть хранятся у вас с Эриком, — ответил Квентин. — Там же, где и Драконлор.

— Я как раз собиралась в Темь, — кивнула Эйлин.

— Ты вернешься? — окликнул ее Дален.

— Да, но позже — и, возможно, не одна.

— А я уеду на далекий север, — мечтательно произнес Марек. — Вернусь, наверное, весной.

— Вместе отправимся, — негромко, но твердо сказал Дален. — Когда разберемся с книгой. Высокая вода все еще идет, и нам понадобится каждая пара рук, даже если на ней не будет огней.

Я представила волшебников и драконов, водящих хоровод вокруг снежной горы, и хихикнула. Марек развел руками и польщенно улыбнулся.

— Хорошо. Приятно быть нужным, пепел все побери!

Квентин остановился напротив Анри.

— Я напишу продолжение твоей книги, — усмехнулся де Верг.

Квентин слабо улыбнулся:

— Не стоит. Пиши свою.

Марек коснулся моего запястья — мимолетным жестом. Кивнул и отступил в сторону.

— Ты меня понимаешь, — прошептала я.

Квентин обнял Эйлин:

— Я оставлю вам письмо. В книге.

— Я его уже прочитала, — тихо ответила она.

Он молча обнял ее еще раз.

— Доброго пути, Квентин, — низким голосом произнес Дален.

Квентин остановился напротив него. Кивнул и обернулся к нам:

— Доброй ночи, друзья.

Пусть свершится чудо, взмолилась я. Я хочу туда, к нему, в запах земляники, в сильные руки, которые оборачиваются крыльями… ведь у него больше никого нет.

Квентин повернулся ко мне.

— Лин, я…

— Неважно, — перебила я. — Я хочу проводить тебя во врата.

— Что?

— Я хочу встать во врата рядом с тобой. Ну и пусть, что они не откроются… Я хочу держать тебя за руку. Ты не должен быть один. Квентин… Кор… пожалуйста.

— Да, — одними губами сказал он.

Я подхватила лезвие, выпавшее из его руки. И быстро, словно боясь, что он передумает, коснулась пальцем плиты в том месте, где алела его кровь.

Плита осветилась.

Корлин…

Ты придумал имя, которое соединило тебя и меня. Ты пришел в мой дом, когда я еще не могла тебе ответить. Ты взял меня с собой, когда ни ты, ни я не знали, кто ты. Все было предопределено. У меня не было выбора, как не было его у тебя.

Но сейчас — я выбираю. Я люблю.

Возьми меня с собой. Прошу тебя.

Радужное сияние росло. Квентин взял меня за руку. «Я люблю тебя», — прочитала я на его губах.

Я справлюсь.

Все хорошо.

Вера сумеет.

— Я верю, — прошептала я.

И мы шагнули вперед, не разжимая рук.

Я не боюсь.

Эпилог

Он сидел у камина с книгой в единственной руке. Письменный стол был завален бумагами, на кожаных креслах стопкой лежали манускрипты. Треск пламени в камине заглушал шум дождя, но едва-едва.

Простучали за окном копыта. Эрик Рист вздохнул и перевернул страницу.

Хлопнула дверь. Послышались легкие шаги, и Эйлин вошла, откидывая капюшон с мокрых волос. Волшебница упала в кресло и долго не поднимала глаз. Наконец протянула пальцы — и их руки встретились.

— Вот я и вернулась, — произнесла Эйлин.

— Добро пожаловать, — серьезно ответил Эрик.

У двери настороженно заворочалась собака. Покосилась на волшебницу, вздохнула — и улеглась обратно. Дождь стихал. Пламя в камине разгоралось ярче.

— А ведь мы могли оказаться на их месте, — вдруг сказала Эйлин.

— Не самая незавидная судьба, — отозвался Эрик. — Бывает и хуже. Много лет в разлуке, например.

— Ты думаешь, их выбросило вместе? В тот же день, в тот же год?

— Я не знаю, хорошая моя. Я могу только надеяться.

— Пожелаем им счастливого прошлого, — шепнула волшебница.

Эрик закрыл глаза. И увидел две фигурки, залитые радужным светом.

…Здесь тоже было море. Алое, как небо, но пахло все не кровью, а летним бризом, песком, закатом.

Лин сидела на песке. В ее волосах сверкнуло солнце, нанизывая на них золото, и Квентин подумал, что они останутся золотыми и через пятьдесят лет.

— Я рад, что ты здесь, — прошептал он.

— Марек знал, — вполголоса сказала Лин. — И мэтр… кажется, догадывался. Знаешь, я совсем не хочу отпускать твою руку. Это нормально?

— Это прекрасно. Это упоительно. Это… — он заглянул в прозрачные глаза, полные солнца. — Это есть. Магия — не огонь на ладонях, не математика, это всего лишь язык, а настоящее — вот, вокруг нас, настоящий закат, башни Сорлинн под водой, блики солнца на воде, твое лицо, время, которое всегда здесь и никогда не уходит… И ты.

— Квентин…

— Корлин. Теперь я Корлин. Привыкнешь?

— Уж свое-то имя я запомню, — беспечно улыбнулась Лин. — А может, все имена магов и начались с меня? Корлин… послушай. Если врата меня пропустили, значит?..

— Мы не знаем, — он провел рукой по ее телу. — Может быть, нас будет трое. Может, ничего и не произошло, а врата всего лишь пропустили нас вместе. А может быть, он исчез и появился в другом времени. Ведь он может быть кем угодно.

— Хоть Первым…

— …Хоть вторым. Мы ничего не знаем, и это прекрасно, — он улыбнулся. — Я люблю тебя. Слышишь?

Кричали чайки. Море шумело. Корлин лежал на песке и чувствовал неимоверное облегчение.

— А ты хотел взять мою кровь с собой, — задумчиво сказала Лин. — Но ты же не мог! Врата бы ее не пропустили!

— Я был уверен, что как-нибудь обойдется. Взял бы капельку крови у тебя в ночь, когда ты родилась; я успел бы спрятать книгу в Галавере и вернуться… Я не знаю, Лин. Но я не мог рисковать, поэтому я взял с собой флакон с твоей кровью… попробовал взять. Это глупо?

— Нет. Предусмотрительно. Ведь на твоих плечах теперь весь мир.

Корлин посмотрел на нее, подняв брови. Лин развела руками, и они начали хохотать как сумасшедшие.

— Я буду твоей тенью, — задумчиво сказала Лин. — Легкой и незаметной… ну, за вычетом того дня, когда Вельер велит сшить для меня то платье. Буду красть свитки, открывать двери… класть мокрое полотенце на лоб и брать за руку.

— Ты куда важнее, Лин. Ведь Корлин — это я и ты.

Длинные тени ложились на пляж. Небо уходило все выше, и в ста шагах от моря, там, где пахло весной и распускались магнолии, пробуждались первые звезды.

— И никаких романтических поползновений! — прозвенел голос Лин.

— Ага! Значит, на шею залезть — это мы запросто, а вот целоваться…

— Именно! У нас еще будет время.

— Да. Вся жизнь.

Огненный дракон взлетел над вечерним морем. Девушка на его спине казалась невесомой, как песочные часы.

Но каждая песчинка меняет мир.

Оглавление

Ольга СИЛАЕВА ДРАКОНЬЕ ЛЕТО

  Пролог

  ЧАСТЬ I Посланник и послание

    ГЛАВА 1 Квентин

    ГЛАВА 2 Лин

    ГЛАВА 3 Квентин

    ГЛАВА 4 Лин

    ГЛАВА 5 Квентин

    ГЛАВА 6 Лин

  ЧАСТЬ II ГАЛАВЕР

    ГЛАВА 1 Квентин

    ГЛАВА 2 Лин

    ГЛАВА 3 Квентин

    ГЛАВА 4 Лин

    ГЛАВА 5 Квентин

    ГЛАВА 6 Лин

  ЧАСТЬ III КОРЛИН

    ГЛАВА 1 Квентин

    ГЛАВА 2 Лин

    ГЛАВА 3 Квентин

    ГЛАВА 4 Лин

    ГЛАВА 5 Квентин

    ГЛАВА 6 Лин Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg