«Наследство из трясины Сорн»

Андрэ НОРТОН

НАСЛЕДСТВО ИЗ ТРЯСИНЫ СОРН

У западной стены Клавенпорта, на берегу моря Осенних Туманов... - но вы же не хотите, люди добрые, чтобы я начинал свой рассказ в манере бардов? Хорошо, да у меня и арфы нет, чтобы сыграть по-настояшему. Да и рассказ этот не для лордов в их залах. Хотя начинается все и вправду в Клавенпорте.

И начинается с некоего Хигбольда. Случилось все это сразу после войны Вторжения, в такие времена маленькие люди, если у них острый ум, могут возвыситься в мире - и быстро, если повезет. На языке бардов это означает просто, что эти люди знают, когда воспользоваться ножом, когда дать ложную клятву, а когда протянуть руки к тому. что не принадлежит им по праву.

Вначале Хигбольд заставил крыс бегать по своему свистку, а потом и собак - по горну. И наконец никто уже не вспоминал (ну, разве что тайком, прикрывая рот рукой и оглядываясь), с чего он начинал. Поселился он у ворот крепости Клавенпорт, принял команду над вратами и женился на женщине благородного рода (одной из тех, у кого весь род погиб в войнах; эти женщины с радостью шли к тем, кто предлагал крышу над головой, мясо на тарелке и мед в чаше). Жена Хигбольда была подобна всем своим сестрам.

Однако она не забыла жестоких испытаний перед выходом замуж. Может быть, поэтому противостояла даже самому Хигбольду, оказывая милость нищим, переходившим от двери к двери.

Среди них был и Калеб. Одноглазый, он ходил накренившись и, стоило пойти быстрее, падал. Никто не мог сказать, сколько ему лет; калека стареет быстро.

Может быть, леди Исбель знала его в прошлом, но если это и так, то она никогда не говорила об этом. Как бы то ни было, он остался в доме и работал в маленьком огражденном стенами саду. Говорят, он обладал властью над всем растущим, травы у него всегда вырастали высокие и ароматные, цветы роскошно распускались под его заботой.

Хигбольда же в саду ничего не интересовало. Только изредка он встречался там с кем-нибудь, чтобы поговорить на открытом месте и подальше от стен, которые, как известно, часто имеют уши. Честолюбие Хигбольда не удовлетворилось вратами Клавенпорта. Нет, честолюбие такого человека никогда не перестает расти. Но показывая кулак или обнаженный меч, можно дойти только до определенного положения. После этого нужно добиваться своих целей более тонко, действуя на сознание людей, а не порабощая их тела. Хигбольд хорошо это усвоил.

Так никогда и не стало известно, что было сказано и сделано в саду в одну ночь начала лета. Но нашелся свидетель, о котором Хигбольд узнал слишком поздно. Слуги всегда сплетничают о господах; говорили, что Калеб побывал у леди Исбель и поговорил с нею наедине. Потом взял небольшой дорожный мешок со своим имуществом и ушел - не только из привратницкой крепости, но вообще из Клавенпорта, по большой дороге ушел на запад.

К тому времени вблизи порта все уже было починено. восстановлено, и следы войны Вторжения больше не резали глаз. Но Калеб недолго шел по дороге. Он был благоразумный человек и знал, что на дорогах, по которым можно быстро ходить, можно быстрее и отыскать ушедшего.

Идти напрямик было тяжело, и вдвойне тяжело для его искалеченного тела. Тем не менее Калеб добрался до края топи Сорн. А-а, я вижу, как вы качаете головами и строите гримасы при этом названии! Справедливо, добрые люди, справедливо! Все мы знаем, что это район Верхнего Халлака, принадлежащий Прежним, и человек с умом в своем крепком черепе туда ни за что не сунется.

Но Калеб обнаружил, что не он первым углубился в топь. Это были гуртовщики, перегонявшие одичавший скот (разбежавшийся во время войны) на рынок. Что-то вспугнуло животных и обратило стадо в бегство. И вот пастухи, сходя с ума от мысли, что могут потерять плату за свою тяжелую работу, вслед за животными углубились в болота.

Однако там они наткнулись на нечто совершенно другое. Нет, я не буду описывать, кого они выгнали из логова. Вы знаете, в таких болотах обитает множество таинственных существ. Достаточно сказать, что у этого была наружность женщины, и этого хватило, чтобы возбудить похоть гуртовщиков, которые уже давно никому не задирали юбок. И вот, загнав существо в тупик, они вознамерились с ним позабавиться.

Надо сказать, что Калеб не ушел из Клавенпорта невооруженным. Несмотря на искалеченное тело, он мастерски владел самострелом. И снова это доказал. Дважды выстрелил он, и люди завыли, как звери - или хуже зверей, учитывая, что они делали: звери так со своими самками не поступают.

Калеб крикнул, словно вел с собой отряд воинов. Пастухи разбежались. А он спустился к той, кого они оставили.

Никто не знает, что произошло потом, потому что Калеб никому не рассказывал. Спустя некоторое время он ушел один, с побледневшим лицом, а привыкшие к тяжелой работе руки дрожали.

Он не пошел в болота, но двинулся, словно без всякой цели, по его краю. Две ночи он провел под открытым небом. Что он делал, с кем говорил, откуда приходили его собеседники - кто может сказать? На утро третьего дня он повернулся спиной к топи Сорн и направился назад, к дороге.

Странно, но теперь хромота в его походке стала не так заметна, и с каждым шагом его согбенное тело распрямлялось. К вечеру четвертого дня он шагал как обычный человек, правда, уставший и стерший ноги. И тогда он вышел к развалинам постоялого двора "На Перекрестке".

Когда-то это было процветающее заведение. Много серебра тратилось за его столами и переходило в руки хозяина и его семьи. Гостиница была построена там, где встречаются две дороги: одна с севера, другая с юга - и уходят к Клавенпорту. Но дни расцвета этого постоялого двора миновали еще до битвы у Ущелья Сокола. Уже пять лет обгоревшие останки дома лежали памятником ужасам войны, и путника здесь не поджидал отдых.

Калеб постоял, глядя на это печальное зрелище, и...

Хотите верьте, хотите нет, добрые люди, но неожиданно обгоревшие развалины исчезли. А на их месте выросла гостиница. Калеб, не проявляя никакого удивления, пересек дорогу и вошел в ворота. Вошел как хозяин, и как хозяина его приветствовали работавшие во дворе.

По западным дорогам тогда странствовало много путников, потому что наступил торговый сезон в Клавенпорте. И вскоре новость о восстановленной гостинице достигла города. Многие не хотели верить, некоторые даже сами поехали, чтобы убедиться лично.

И обнаружили, что постоялый двор точно такой же, как и раньше. Правда, те, кто бывал здесь до войны, находили небольшие отличия. Но когда их просили назвать эти отличия, они терялись. Однако все сходились на том, что хозяин постоялого двора - Калеб, и что он изрядно изменился с приходом процветания. Ибо дело его поистине процветало.

Хигбольд услышал эти рассказы. Он не нахмурился, но потер указательным пальцем под толстой нижней губой - такова была его привычка, когда он глубоко над чем-то задумывался. Потом позвал к себе аппетитное щегольское существо в юбках. Эта девица давно служила Хигбольду, чем могла. Всем было хорошо известно, что хотя Хигбольд когда-то женился на леди и постарался закрепить их союз, однако потом он никогда не показывался в ее спальне и получал удовольствия в других местах. Но не под своей крышей.

Он поговорил наедине с Эльфрой и дал ей в руки листок пергамента. Потом на людях отругал ее и грубо выгнал, выбросил на улицу, не дав ничего, кроме плаща на плечах. И она с плачем отправилась в путь по западной дороге.

Со временем она дошла до гостиницы "На перекрестке". Путь был нелегким, она старалась идти незаметно и выглядела, как нищая, одна из тех многочисленных попрошаек, что толпятся в городе у дверей торговцев. Но она отдала Калебу листок, на котором была запись, сделанная как будто почерком леди. Калеб приютил девушку и сделал разносчицей в закусочной. Она работала хорошо, и работа девушке нравилась, вполне соответствуя ее характеру.

Так день проходил за днем. Прошло лето, наступила осень. И вот наконец Ледяной Дракон дохнул на землю. Именно тогда Эльфра с проезжим торговцем сбежала назад в Клавенпорт. Калеб, услышав об этом, пожал плечами и сказал, что она имеет право делать выбор.

Но Эльфра оставалась с торговцем только до городских ворот. Оттуда она отправилась прямо в палаты Хигбольда. Вначале, пока он слушал, с лица его не сходило какое-то неприятное выражение. Но девушка не вняла предупреждению, уверенная, что это просто из-за необычности ее рассказа. И чтобы доказать свою правдивость, протянула руку к столу.

На большом пальце ее было надето кольцо (такое большое, что соскакивало с других пальцев женщины) с крупным зеленым камнем, покрытом сетью красноватых прожилок, словно кровеносными сосудами. Держа кольцо перед Хигбольд ом, Эльфра произнесла свое пожелание.

На столе появилось жемчужное ожерелье. За такое ожерелье в дни войны можно было выкупить целый город. Хигбольд затаил дыхание, лицо его потемнело, глаза он полуприкрыл веками.

Рука его метнулась и сжала запястье женщины. Эльфра посмотрела в лицо Хигбольда и захныкала, слишком поздно поняв, что она - только орудие, а теперь это орудие выполнило свое предназначение...

И девушка исчезла!

Хигбольд сжал кольцо в руке и злобно улыбнулся.

Вскоре гостиница сгорела. Никто не мог погасить жаркий огонь, который пожирал созданное магией Прежних. Снова Калеб нищим стоял на холоде. У него ничего не осталось. Ничего, кроме железной воли.

Он не стал тратить времени на сожаления, не оплакивал неосторожность, из-за которой лишился своего сокровища. Просто повернулся и пошел по дороге. Дойдя до определенного места, Калеб свернул с дороги людей. И хотя его засыпал снег, а ледяной ветер дул в спину, он вновь направился к болотам.

Снова прошло время. Никто не восстанавливал - волшебством или по-другому - постоялый двор. Но положение Хигбольда чудесно изменилось. Те, кто был настроен против него, вдруг стали его горячими сторонниками или же испытали неожиданные несчастья. А леди его совсем перестала выходить из своей комнаты. Говорили, что она больна и вряд ли переживет год.

В Верхнем Халлаке никогда не было короля, потому что все лорды считали себя равными. Никто не поддерживал другого, чтобы возвысить его над остальными. Но Хигбольд был не из их числа, и потому либо все должны были объединиться против него, либо признать его правление. И те, кто по общему мнению должны были возглавить сопротивление, вдруг начинали странно колебаться и не мешали ему.

Тем временем распространились слухи о человеке, живущем на краю болот. Этот человек приручал животных и даже продавал их. Один торговец, ищущий что-нибудь необыкновенное, заинтересовался этими рассказами и решил сделать крюк. И приехал в Клавенпорт с тремя странными животными.

Они были маленькие, но внешне очень походили на свирепых снежных кошек с высокогорья. Однако эти оказались прирученными и такими ласковыми, что жены торговцев были совершенно очарованы, и вскоре все леди города желали иметь таких животных. Торговец дважды возвращался из болот и привозил еще кошек - и каждый раз оставался очень доволен прибылью.

Потом ему понадобилось разрешение на ввоз, и он отправился к Хигбольду. По обычаю торговец принес подарок - одну из таких кошек. Хигбольд не был любителем животных. Лошади были для него только орудием, а собаки никогда не лежали в его зале или кабинете. Но он приказал отнести кошку в спальню леди. Может, он решил, что давно не обращал на нее внимания, и этот подарок как-то скроет его безразличие.

Однако вскоре Хигбольду начали сниться сны. В его прошлом было достаточно зла, чтобы снабдить кошмарами целое войско. Но снилось ему не прошлое, а скорее настоящее или даже мрачное будущее. Потому что в каждом сне (а они были настолько реальны, что он каждый раз вскакивал с постели и требовал, чтобы принесли свечи) он терял кольцо, которое принесла ему Эльфра, кольцо, ставшее сердцевиной всех его планов.

Он носил его на цепи под одеждой. Но во всех снах оно ускользало. И теперь он спал, сжимая его в руке.

Тем не менее, однажды утром Хигбольд проснулся и обнаружил, что оно действительно исчезло. Страх измучил его, пока он не отыскал кольцо в складках постели. И он так свирепствовал все это время, что все слуги попрятались, опасаясь за свою жизнь.

Но вот наступила ночь, когда ему снова приснился сон, и очень реальный. Что-то сидело вначале в ногах его постели, потом начало медленно, осторожно приближаться. А он не мог пошевелиться, лежал в поту и ждал этого приближения.

Неожиданно Хигбольд пришел в себя от кошмара и чихнул. Кольцо отлетело и упало в ногах постели. И тут рядом с кольцом появилась кошка. Глаза ее так горели, что он поклялся бы, что это не кошка, а что-то другое, более разумное и злое, поселившееся в том маленьком кошачьем теле. С холодной расчетливостью это существо следило за ним, а он лежал, не в силах пошевелиться и протянуть руку к кольцу. И тут кошка спокойно взяла кольцо в зубы, спрыгнула с кровати и исчезла.

Хигбольд закричал и попытался схватить ее. Но кошка была уже у дверей его комнаты и стрелой промелькнула мимо стражника, прибежавшего на крик лорда. Хигбольд оттолкнул солдата и побежал вдогонку.

- Кошка! - его крик поднял всю крепость. - Где кошка?

Но в этот предрассветный час все спали. А те, кого разбудил его крик, мигали и не могли прийти в себя.

Хигбольд хорошо знал, что в крепости имеются сотни, даже тысячи мест, куда может заползти маленькое животное, где оно может бросить кольцо, и его никогда не отыщут. Эта мысль сводила его с ума, так что вначале он походил на безумца, бегал взад и вперед, кричал, приказывал схватить кошку.

Но потом пришел посыльный от ворот и сказал, что стражники видели кошку. Она спрыгнула со стены и убежала из города на свободу. И Хигбольд ощутил в глубине растущий холод, подобный холоду смерти: это означало конец всем его планам. Если в крепости столько тайников, то что сказать о всей окружающей земле?

Он вернулся, погруженный в молчание тяжестью утраты, в свой кабинет. Здесь он бил кулаками по каменной стене, пока боль не прорвалась в его охваченный гневом мозг и он не смог снова рассуждать разумно.

Животных можно выследить. С его псарнях содержалось множество собак, хотя сам он никогда не развлекался псовой охотой, забавой высокорожденных. Он будет охотиться на эту кошку, как никогда ни на одного животного не охотились в Верхнем Халлаке. Придя в себя, он начал быстро отдавать приказы, и от его голоса вздрагивали и отворачивались в сторону слуги, стараясь держаться от него подальше.

Охота началась в предрассветный час, хотя из ворот крепости выехал довольно небольшой отряд. Хигбольд взял с собой только псарей со сворой лучших собак и оруженосца.

След был чистым и свежим, и собаки сразу взяли его. Но побежали они не по дороге, а сразу свернули в сторону. Всадники с трудом поспевали за ними, и вскоре собаки намного их опередили. Только лай впереди свидетельствовал, что они по-прежнему идут по следу. Хигбольд теперь держал свой страх под контролем, он не гнал лошадь, но тело его было напряжено; если бы он мог вырастить крылья, то сразу бы полетел вперед.

Местность становилась все более дикой и мрачной. Лошадь оруженосца захромала и отстала. Хигбольд даже не посмотрел в его сторону. Солнце взошло, и впереди показалась зелень болот. Холод в сердце Хигбольда усилился. Если кошка уйдет в болота, преследовать ее там будет невозможно.

Но когда они добрались до болота, след повернул и пошел по его краю, как будто животное благоразумно решило не доверяться сомнительной безопасности топей.

Наконец охотники увидели маленькую хижину, построенную из материалов этой заброшенной земли: стены из камней и булыжников, крыша крыта тростником. Но когда преследователи приблизились, собак неожиданно отбросило, словно они наткнулись на невидимую стену. Они прыгали, лаяли, но их снова и снова отбрасывало назад.

Псарь спешился и побежал к собакам. Но тоже встретил сопротивление. Он споткнулся и чуть не упал, потом поднял руки, провел ими направо, налево. Словно касался какой-то поверхнрсти.

Хигбольд тоже спешился и прошел вперед.

- Что это? - он заговорил впервые с тех пор, как сел на лошадь.

- Это... здесь стена, лорд... - дрожащим от страха голосом ответил псарь и отшатнулся и от этого места, и от Хигбольда.

Хигбольд же шел, не останавливаясь. Он спокойно миновал псаря и лающих, скулящих собак, подумав только, что тот вместе с собаками спятил. Никакой стены, только хижина и то, что он увидит в ней.

Он положил руку на покосившуюся дверь и со всей силой своего гнева распахнул ее.

Перед ним оказались грубый стол, стул. На стуле сидел Калеб. А на столе - кошка, ласково мурлыча под рукой Калеба. А рядом с животным лежало кольцо!

Хигбольд подошел и протянул руку. С того момента, как он увидел кольцо, он ни на что больше не смотрел. Ни человек, ни животное ничего не значили для него. Но вот Калеб прикрыл рукой кольцо. И Хигбольд потерял способность двигаться.

- Хигбольд, - обратился непосредственно к нему Калеб, не пользуясь ни вежливой формой, ни титулом, - ты злой, но сильный человек. Слишком сильный. И в прошлом искусно пользовался своей силой. А теперь даже корона в твоей досягаемости, не так ли?

Он говорил мягко, спокойно, без всякого страха. Никакого оружия у него не было, но сидел он без напряжения. Ненависть Хигбольда победила страх, и ему теперь больше всего хотелось превратить лицо этого человека в кровавые руины. Но он не мог даже пальцем шевельнуть.

- Я думаю, - продолжал Калеб, - ты вполне насладился обладанием этим, - и он указал на кольцо.

- Мое!.. - горло Хигбольда заболело, когда он произнес это единственное слово.

- Нет, - Калеб покачал головой, по-прежнему мягко, словно говорил с ребенком, требующим того, что не может ему принадлежать. - Я тебе кое-что расскажу, Хигбольд. Это кольцо - подарок, и дано оно мне было добровольно. Я облегчил предсмертные страдания существа не нашего рода, а смерть ему принесли такие, как ты. Если бы ее не застали врасплох, она сумела бы защититься; ее защиту ты сейчас испытываешь на себе. Но ее обманули и использовали с такой жестокостью, что я постыдился бы назвать сделавших это людьми. Я попытался ей помочь, но мало что мог сделать. И вот мне достался этот подарок, и ее племя подтвердило, что я владею им по праву. Я хотел использовать его в добрых целях. Эта мысль заставляет тебя улыбаться, не правда ли, Хигбольд?

Потом ты от имени своей леди обратился ко мне, чтобы я помог девушке, с которой ты якобы жестоко обошелся. И вот в своей слепоте я сам навлек на себя гибель. Я простой человек, но даже я кое-что понимаю. Хигбольд верховный повелитель этой земли. Такое зло невозможно допустить, и эта невозможность превыше всех наших страхов и желаний.

И я снова обратился к жителям болот и с их помощью устроил ловушку, чтобы привести тебя сюда. И ты пришел, пришел легко. А теперь... - Калеб поднял руку и оставил кольцо лежать. Оно как будто засветилось, Хигбольд устремил на него взор и больше ничего не видел. И за пределами его зрения, за зелено-красным свечением кольца, послышался голос.

- Возьми кольцо, если ты так этого хочешь, Хигбольд. Снова надень его на палец. А потом иди и принимай свое королевство!

Хигбольд обнаружил, что может протянуть руку. Пальцы его жадно сомкнулись вокруг кольца. Торопливо, чтобы не лишиться его снова, он надел кольцо на палец.

Не посмотрев на Калеба, он повернулся и вышел из хижины, словно ее хозяина и не существовало. Собаки лежали на грязных животах, скулили слегка и облизывали сбитые лапы. Псарь сидел рядом с ними и смотрел на возвращающегося хозяина. Две лошади стояли, опустив головы, их удила покрывала пена.

Однако Хигбольд не подошел к лошади, не заговорил с ожидавшим его псарем. Он повернулся лицом на югозапад и как человек, идущий к долгожданной цели и ни на что не обращающий внимания, зашагал в сторону трясины. Псарь не остановил его. С раскрытым ртом он смотрел ему вслед, пока фигуру Хигбольда не поглотил туман.

Из хижины вышел Калеб, кошка сидела у него на плече. Он заговорил первым.

- Возвращайся к своей леди, друг мой, и скажи, что Хигбольд отправился на поиски своего королевства. Он не вернется.

И тоже направился в болота, и его тоже поглотил туман, и больше его не видели.

Вернувшись в Клавенпорт, псарь рассказал леди Исбель, что видел и слышал. После этого ей стало лучше (как будто какой-то яд покинул ее тело), и она вышла из своей комнаты. И принялась раздавать милостыню из богатств Хигбольда.

А когда наступило лето, она выехала на рассвете, взяв с собой только одну служанку (ту самую, что пришла с ней из дома ее отца и долго и верно служила). Сколько видели стражники, женщины двигались по большой дороге. Когда и куда они свернули, никто не знает, и больше их никогда не видели.

Ушла ли она в поисках своего лорда или другого человека, кто знает? Трясина Сорн хранит свои тайны.