«Игры Чёрта»

Елена Никитина Игры Чёрта

Часть первая «Клетка»

Куда мы и зачем идем,

Как в наркотическом дурмане?

Мы в жизни — спим, во сне — живем.

Навь — роза в черном целлофане.

Глава первая

— С Днем рождения! — грянули голоса, и темноту пронзил ярко вспыхнувший свет.

Хоть кухня и была просторная, но нежданные гости теснились в ней, как шпроты в банке. Какого черта здесь делают эти люди? Я беспокойно обежала взглядом улыбающихся и абсолютно неизвестных людей и остановилась на единственном знакомом лице моего парня. Черные глаза улыбались, когда он взял мою ладошку и поднес к губам.

— Я знаю, ты не любишь сюрпризы, но на этот раз я не был в курсе. Света бывает слишком настойчива.

— Света? — я бросила взгляд через его плечо и увидела девушку с короткой взъерошенной прической, махнувшую мне рукой. Тогда я окончательно смутилась, так как понятия не имела, что это за Света. И для полноты ощущений — вечеринка-сюрприз по случаю моего дня рождения оказалась неожиданностью, потому что я даже не догадывалась, что он в конце августа!

И началось! С глухим щелчком из бутылки шампанского выскочила пробка, и шипящий напиток под восторженные вопли фонтаном хлынул на ковер. Тенью проплыла мысль, что завтра придется его чистить и растворилась в приторно счастливых улыбках гостей. Все лица сливались в сумасшедшую картину, и я не узнавала ничего, нарисованного на ней. Та самая девушка, которая организовала весь этот беспредел, первая расцеловала меня и начала зачитывать стих собственного сочинения. Кто-то сунул мне в руки бокал шампанского, прикрикнув: «До дна», и этот приказ я выполнила сразу.

— Линок, расслабься, я завтра помогу тебе убраться, — заверила меня блондинка с ярко подведенными глазами, добавив, — как в старые школьные времена.

Но я не помнила старые школьные времена. Словно кто-то взял ластик и стер прошлое. Меня не существовало несколько лет назад. Моего «вчера» даже не было.

И тогда я поняла — этого не может происходить в реальности. Создалось впечатление, что все происходит не со мной, а с кем-то временно переселившимся в мое тело. Я сделала несколько торопливых шагов назад и, развернувшись, побежала в спальню.

На прикроватной тумбе, стоял маленький букетик первых весенних цветов. То, что это мои любимые цветы, стало единственным доказательством, что у меня было прошлое, которое решительно ушло в никуда. У меня не может быть дня рождения в конце лета, черт побери! День рождения прочно ассоциируется с голубой россыпью пролесков, пробивающихся сквозь последний снег, но уж ни как не с августовской жарой.

Где он раздобыл их на пороге осени?

— Один мой старый друг разводит цветы, — услышала я сзади. — И я подумал, что тебе будет приятно…

Моя улыбка получилась неестественной. Да я попросту насильно растянула губы!

— Что случилось, милая?

— Все в порядке, — продолжая держать губы в подобии улыбки, я подошла к нему.

Он испытующе посмотрел на меня, и я нервно потерла переносицу

— Просто… — я запнулась, понимая, что не могу вспомнить имя своего парня. — Э…

Он сделал шаг вперед и, поравнявшись со мной, посмотрел так, как умеет делать только он: он впивался взглядом в мое лицо, изучая, вбирая изменения. Я знала, что от него не ускользнуло ничего: ни растерянность, ни смущение, ни страх. Потом в его глазах зажглось беспокойство. Они потемнели, янтарь налился густой чернотой, зрачки сузились.

— Лина, с тобой все хорошо?

Разве я могла ему сказать, что у меня проблемы с головой? Нет, вместо этого, я наплела с три короба, пытаясь как-то объяснить свою забывчивость: переезд выбил меня из колеи, а домашние хлопоты окончательно вымотали. Потом изобразила счастливую гримасу и нарочито весело побежала обратно к гостям.

* * *

Солнце жарило нещадно. Я купила бутылку ледяной минералки и, вытирая платком липкий пот со лба, остановилась у скамьи в скверике недалеко от фонтана, надеясь найти кусочек прохлады в тени деревьев. Лучи проворно ныряли в листья молодой березы, и пусть тень не приносила прохлады, но спасала от пекла.

Почему я не рассказала ему о провалах в памяти? Сколько можно скрывать? Нет! Не могу ему рассказать! Никто не захочет жить под одной крышей с чокнутой истеричкой, у которой определенно проблемы с головой!

Отвинтив крышечку бутылки, я приготовилась сделать глоток, как вдруг появился этот парень.

Не знаю, откуда он взялся, я попросту не видела его, пока с криком: «Я был не прав!» он не подбежал ко мне. Мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его. Широкую грудь обтягивала оранжевая майка, оставляя открытыми крепкие плечи. Природа одарила парня смазливой внешностью: голубые глаза, линия тонких, напряженно сжатых губ, ямочки на щеках. Лицо сочетало интересную гамму чувств: радость, волнение, нетерпение.

— Я был не прав, — покаянно склонив голову, повторил он и протянул мне руку ладонью вверх. — И должен был поступить по-мужски. Очень важно вовремя сделать выбор. Правильный или нет, главное сделать его.

Интересно, он успел меня рассмотреть? Ему будет очень неловко, когда поймет, что обознался. Я переместила взгляд с ладони, которую парень настойчиво продолжал держать открытой, снова на лицо.

— Прости, — промямлил он и посмотрел на меня.

Не зная, что добавить к сказанному, я сделала два торопливых глотка. Потом заверила незнакомца в том, что ничего страшного не произошло, перекинула сумку через плечо и шагнула к дорожке, огибающей сквер.

— Давай заключим временное перемирие! Нам нужно поговорить!

— Молодой человек, вы обознались, — раздраженно выпалила я и, отвлекшись, чуть не врезалась в женщину, отоваривающуюся в ларьке.

Она недовольно уставилась на меня глазами-пуговками, скривив губы, накрашенные ярко-красной помадой, неряшливо расплывшейся вокруг рта. Я извинилась, сконфуженно улыбаясь, та едва заметно кивнула и продолжила вытаскивать из кошелька купюры.

— Лина!

Передо мной вновь выросла высокая фигура незнакомца из сквера. Улыбка сползла с моего лица, как капля расплавленного воска. Он не обознался?

— Откуда вы знаете мое имя?

— В смысле? — его лицо удивленно вытянулось.

— В прямом.

— Ты не знаешь, кто я?

— Нет, не знаю, — я храбрилась, чувствуя, что не до конца откровенна с собой.

Где же я могла его видеть раньше? Ведь точно видела. Впечатление было такое, словно этот незнакомец хорошо мне знаком, но при этом я точно знала, что вижу его впервые.

— Ты ничего не помнишь… — пораженно произнес парень, взъерошив пальцами короткие светлые волосы. — Лина, ты знаешь, где ты? — осторожно, даже как-то робко, спросил он.

Признаюсь, я не сразу поняла сути вопроса, а когда смысл его слов дошел до меня, с моих губ сорвался смешок.

— Разумеется, я знаю, где я.

Парень покачал головой.

— Он здорово над тобой поработал, стер все ненужные воспоминания. Это я! Стас! — громкий возглас перекрыл шум подъезжающей к ларьку «Газели».

Какая прелесть. Я нервно обернулась, надеясь, что нигде рядом не притаился зрачок видеокамеры. Я знаю, что первое впечатление, которое произвожу на окружающих — святая простота. Блондинка с большими карими глазами, с россыпью веснушек, покрывающих вздернутый нос. И без макияжа вообще не выгляжу на неполные двадцать три… стоп. На полные двадцать три. Да еще выскочила на улицу в коротеньких домашних шортах и розовом топике. Сходила за минералкой, называется, посидела в тишине, подумала!

— Стас? Это многое проясняет, — ответила я, перехватив удивленный взгляд той тетки с красными губами, проходящей как раз мимо.

Как назло людей прибавилось. Между деревьями мелькала светловолосая голова маленькой девчушки, лет десять, не больше, и у ларька толпились люди, поглядывая на меня: кто с любопытством, кто, откровенно усмехаясь, а водитель «Газели» в бежевой кепке даже покрутил указательным пальцем у виска.

Меня разыгрывают! Возможно, уже завтра в интернете появится ролик с моим участием! Нужно заканчивать этот цирк. Я отошла от ларька, Стас последовал за мной, чему я уже не удивилась. Ладно, выслушаю, а когда до него дойдет, что розыгрыш не удался, уйду.

Глубоко вздохнув, я спросила:

— Что вам нужно?

— Поговорить.

— И после этого вы обещаете, что отстанете от меня?

Он кивнул.

— Тогда начинайте.

— Так просто? — голубые глаза подозрительно изучали мое лицо. Может, искали на нем признаки лукавства, не знаю, но как только парню предоставили слово, он замешкался.

— Это долгая история. И подозреваю, ты не сразу мне поверишь.

— У вас пять минут. Начинайте.

И он начал нести такую чушь, что я таращилась на него, открыв рот. Спустя пару минут я пришла в себя и, оборвав его путаную речь, негодующе воскликнула, не замечая, что перешла на «ты»:

— Подытожим! Ты говоришь, что знаешь меня, потому что ты — мой муж, а сейчас я живу с любовником, который не человек. Еще ты утверждаешь, что он обманывает меня, выдавая иллюзию за реальность. Все правильно?

— Нет, — выдавил парень, и я уже приготовилась услышать громкое: «Розыгрыш!», но вместо этого он сказал: — Что-то произошло, когда ты прочла заклинание… и он переселил тебя в иллюзорный мир.

— Мир?

Стас утвердительно кивнул. Без тени улыбки на лице. Сначала я не поверила своим глазам. Но было не похоже, чтобы он шутил. И тогда все стало на свои места — он обкуренный.

— Слушай, торчок, ты дозу не рассчитал?

— Неужели придется начинать сначала! — воскликнул он, устремив взгляд в небо. А когда заговорил, по-отечески и нравоучительно, чего я с детства терпеть не могла, снова посмотрел на меня. — Любовь — это, конечно, прекрасно и даже благородно, но когда ты окажешься под землей, в аду, и начнешь грызть ногти от досады, я уже не смогу тебе помочь!

Я машинально сунула руки за спину. Как он узнал? Когда я сильно нервничаю, то действительно грызу ногти. Как-то моя подружка… забыла имя, но это не важно, в салоне красоты, где надо мной колдовал гламурный стилист, заставила меня нарастить длиннющие ногти, и их я тоже успешно сгрызла.

Это было перед… забыла… что-то вроде выпускного… нет… то событие было важнее. Волнительное и даже интимное. Очень захотелось его вспомнить, но тревога, зарождавшаяся внутри, заглушила это желание.

— Лина! Ты слышишь? — настойчивый голос вывел меня из раздумья. — Что мне сделать, чтобы ты поверила? Чем дольше ты пробудешь здесь, тем прочнее станет твоя связь с Мраком!

Отлично. Он реально верит, что должен спасти меня. И что теперь делать с этим Бэтменом?

— Спасибо, Стас, что предупредил, — мягко начала я и сделала шаг в сторону. Нужно улучить момент и побежать к дому. Он всего-то в ста метрах от сквера.

— Я не догадывалась о своей связи… с Мраком. Теперь я буду начеку.

Стас нахмурился. Воспользовавшись замешательством парня, я прошмыгнула мимо него, но он тут же схватил меня за локоть, повернув к себе лицом.

— Отпусти меня, — испуганно крикнула я.

Его глаза сузились, лицо стало жестким.

— Ты должна вспомнить!

— А если я не хочу вспоминать? — слова, вырвавшиеся спонтанно, необдуманно, удивили меня больше, чем Стаса, который замер, ослабив хватку. И как только это было озвучено, я отчетливо почувствовала пустоту в голове, словно забыла все…гораздо больше, чем нужно. Но это была не вакуумная пустота, а наполненная ускользающими образами. И она пульсировала, отдаваясь в груди возрастающей тревогой. В мыслях мелькали странные образы. Обрывочные, размытые и пугающие. Они выскакивали из памяти оранжевыми, горячими лентами, затем вспыхивали идеально-черной липкой тьмой. И лица… искаженные страхом подозрительно знакомых незнакомцев…

— Пусти! — громко повторила я, отскакивая в сторону.

Напуганная то ли жуткими воспоминаниями, то ли сумасшедшим типом, хватающим меня за руки посреди улицы, я развернулась и быстро зашагала прочь, старясь не сорваться на бег.

— Я не причиню тебе зла!

Я обернулась на крик, с размаху налетела на пожилого мужчину, он покачнулся, и мы оба едва не растянулись на асфальте.

— Извините, пожалуйста… он преследует меня… я не заметила вас, — тяжело дыша, тараторила я.

Мужчина указательным пальцем поправил съехавшие на кончик носа очки и спросил:

— Кто?

— Он, — я указала рукой назад.

Поглаживая реденькую бородку, он нервно заглянул за мое плечо, прищурился, и в уголках его глаз собрались морщинки.

— Но там нет никого.

Неужели отстал? Я обернулась и поймала на себе цепкий, испытующий взгляд Стаса, стоящего в двух шагах от меня.

— Как нет? — я зажмурилась, потерла глаза, открыла — Стас не исчез. Он продолжал стоять на месте, засунув руки в карманы бежевых штанов.

— Девушка, может, водички попьете? — заботливо спросил мужчина.

— Не нужно мне воды! — огрызнулась я.

— Тогда присядьте, — мужчина положил ладонь мне на лоб. Покачал головой и, обведя широким жестом дорогу перед собой, мягко сказал: — Видите — никого нет. Все хорошо.

Я замерла, почти не дыша, по спине поползли мурашки. «Он не видит его?» — не успел вопрос сформироваться в моей голове, как я услышала четкий и внятный ответ:

— Да, он не видит меня. Я не принадлежу этому миру.

Не видит. Сердце ухнуло. То есть, как это не видит?! Почему тогда я вижу?! Что я ела? Так: с утра яичницу, бутерброд с сыром. Пила кофе и… точно! Антидепрессанты. У меня бессонница. Возможно, это побочный эффект, лихорадочно соображала я.

— Лина, препараты ни при чём. Ты видишь меня по той же причине. Ты тоже не принадлежишь этому миру.

Но между нами все же есть различие: меня видят все, а его никто! Теперь понятно, почему люди на остановке так странно смотрели на меня! Выброшу таблетки! Все до единой! Только ромашка! Мысли смешались, сознание отрицало все: Стаса, его слова и реальность.

— Этот мир создан для тебя, ради тебя и во имя тебя, — глумливым тоном заявил тип. — Поэтому тебя видят все. Когда ты начала вспоминать, пусть немного, но все же, то уже начала осознавать, что я прав. Ты на верном пути, просто не сходи с него. Тогда твой возлюбленный, — последнее слово он произнес брезгливо, с издевкой, как выплюнул, — не припрется сюда и…

Тот, который не человек… Тошнотворный страх наполнил мой желудок. Или я сошла с ума, или просто сплю.

— Ты псих! — отчаянно мотая головой из стороны в сторону, я попятилась, развернулась и сорвалась на бег.

Черт возьми, что происходит?!

Дорога сделала поворот, высокие деревья, отбрасывающие тень на горячий асфальт, остались позади, уступив место низким, аккуратно подстриженным кустарникам. Обернувшись, я увидела, что Стас бежит за мной, и запаниковала. Я неслась сломя голову, не замечая вокруг ничего. Моя вселенная сузилась до расстояния между мной и Стасом. Я бежала, жадно хватая ртом воздух. Стремительно, яростно, подгоняемая желанием скрыться от пугающих образов, забыть и не вспоминать никогда. Разум остался где-то там, за пределами этого безумия.

— Лина! Стой… — неслось вдогонку.

Черт! В боку закололо, мне пришлось сбавить темп. Свернула в арку, прохромала мимо сидящих на лавке старушек и, не останавливаясь, нырнула между домами. Осознав, что от страха свернула не туда, только когда в ноздри ударил запах гнилой рыбы, перемешанный с вонью нечистот, я сморщила нос, огляделась по сторонам и поняла, что завела себя в тупик.

Воздух короткими хрипами вырвался из легких. Пусть мое прошлое укрыто тенью, но то, что я не бегунья, да и ничего общего со спортом никогда не имела — очевидно. Этот короткий марш-бросок едва не угробил меня! Бешеный стук сердца, казалось, вот-вот порвет барабанные перепонки, в горле пересохло, носоглотку жег каждый вздох. Громко закашляв, я сбавила шаг, медленно развернулась и попятилась, пока не уперлась спиной в стену. Меня пробивала мелкая дрожь, глаза щипало от подступающих слез, но сдаваться я не собиралась, осматриваясь в поисках любого тяжелого предмета.

В зловонной луже лежала ржавая арматура. Я нагнулась, стараясь не обращать внимания на омерзительный запах и судорожный кашель; пальцы обхватили холодный металл. Выпрямившись, я поразилась не только тому, что собиралась сделать — странный тип исчез!

Я осторожно двинулась к выходу из тупика, продолжая настороженным взглядом шарить вокруг.

— Эй! — выкрикнул кто-то, и я сделала сумасшедший, яростный выпад в сторону. Коротко просвистел рассекаемый металлом воздух; конец арматуры угрожающе двинулся к лицу… подростка, испуганно шарахнувшегося в сторону. Парнишка истошно завопил и бросился наутек.

Пальцы разжались, арматура звонко ударилась об асфальт. Черт! Я совсем рехнулась?! Только что чуть не размозжила голову бедного пацана!

Нужно успокоиться. Не забывать дышать. Ровно. Сначала успокоиться и только потом подумать.

Аккуратно сунув испачканную руку в карман, чтобы достать платок, я поняла, что, должно быть, забыла его в сквере на лавке. Черт! Тряхнув руками, я словно во сне, медленно побрела по дороге, отчаянно пытаясь привести мысли в порядок, а они лениво расползались, путаясь.

Под рокот бьющегося сердца я вошла в подъезд.

В спертом воздухе смешались запахи бетонных стен, табака и перегара от пьянчужки, прикорнувшего на ступеньках первого этажа. Черт! Ведь предлагали же установить домофон!

Я взялась за перила и, осторожно прошмыгнув мимо громко храпевшего мужика, поднялась по ступенькам.

* * *

Я вошла в квартиру, дверь захлопнулась с глухим щелчком. Ее снял мой парень… нет, квартиру сняла я, а потом он переехал ко мне.

Сквозь открытое окно в кухню доносился шепот ветра, блуждающего в листьях высокого тополя, и тихое чириканье птиц. Беспокойно поежившись, я бросила связку ключей с сумкой на барную стойку и, тщательно вымыв руки, включила чайник. Выключила. Как можно пить горячий кофе в такую жару! Налила стакан холодной воды и подошла к окну.

У подъезда, на лавке оживленно переговаривались две старушки о необычайно жарком лете, о горячей картошке, выкопанной накануне на даче. Над их головами пронесся черный ворон. Рассекая воздух крыльями, он набирал высоту, оставляя за собой серые призрачные струи. Как в замедленном кино эти струи тянулись, дрожали, извиваясь.

Одна из старушек подняв голову, поймала мой взгляд, и уголки ее губ напряженно поползли вниз, морщинистое лицо вытянулось, а потом потекло, как кисель.

Я испуганно шарахнулась, крепко зажмурив глаза; стакан выскользнул из рук и разбился о кафельный пол. В ушах зашумело. Мысли, как стая испуганных воробьев, вылетели из головы. Время замерло. Гул нарастал. Сердце прыгало, словно в груди ему стало невыносимо тесно, пока решалась открыть глаза. А когда это сделала, то, не глядя на старушку, сразу закрыла окно.

Черт! Это все солнце. Палящее. На улице градусов тридцать семь. Не меньше. В окно, тревожа тонкие шторы, проник по-осеннему холодный ветер. И в комнату влетели коричневые палые листья. В середине лета… а разве сейчас лето? Не осень?

Потерев указательным пальцем правый висок, в котором начинала пульсировать боль, я села на высокий барный стул, а в голове яркими сигнальными лампочками мигало слово «иллюзия».

По сердцу полоснуло ощущение фальши всего, что окружает меня. Как во сне, когда умом ты понимаешь, что этого не может быть в действительности, но продолжаешь верить в реальность происходящего.

Схватив телефон, начала набирать номер, желая услышать голос своего парня. Он обладал действием сильного успокоительного. Я расскажу ему все. И о дырах в памяти, и о Стасе. Рядом с ним все тревоги отступят, и сейчас мне очень нужно…

— Не нужно, Лина…

Я пораженно застыла. В квартире я находилась одна — это совершенно точно. Она находится на пятом этаже, и чтобы проникнуть сюда через окно, загадочный гость должен быть альпинистом или ловко маскирующимся ниндзя.

Пришлось выдержать несколько секунд, прежде чем до меня дошло, кому принадлежит этот голос. И время понеслось под гулкий рокот сердца потому, что в дверном проеме стоял Стас!

— Черт! — завопила я, соскакивая со стула.

В висках застучало. Стас навис надо мной и, похоже, был не на шутку взбешен, на скулах заиграли желваки, а глаза сердито сверлили меня.

— Ты бежишь от себя! Но тебе придется меня выслушать!

— Отстань от меня! — заскулила я.

— Ты измотана, под глазами мешки! Это от счастливой жизни?! — взревел он. — Почему ночью ты не выключаешь свет?

— Я боюсь темноты! — сжавшись от ужаса, я оправдывалась, не перед ним, перед собой, отторгая непрошеные слова, которые так и рвались наружу.

— Правильно, потому что там прячется страх. А почему в квартире нет зеркал?

— Заткнись! — завопила я, тряся головой.

— Когда ты спала в последний раз? — он схватил меня за плечи и тряхнул. — Две ночи назад? Три? Десять?! Ты не спала десять ночей! А почему? Почему ты не спишь, Лина?!

От этих слов слезы хлынули из моих глаз, потому что ответ пришел сам собой.

— Я боюсь! — ревела я.

— Да! Ты боишься! А почему ты боишься?!

— Не знаю… не помню… — я врала, жестокая память выдавала картинки: зеркала, много зеркал; прозрачные силуэты… и я уже начала понимать, что именно они — единственная реальность в окружающей меня иллюзии.

— Вспоминай!

— Не хочу! — визжала я, закрывая руками уши, словно это могло помочь отгородиться от навязчивых воспоминаний.

— Но ты должна! Иначе не может быть!

— Не хочу ничего знать!

— Лина, Он лишил тебя всего, спрятал от жизни. Он причинил тебе столько зла! И после всего этого ты не хочешь вспоминать?!

Отчаянно выскребая остатки смелости, я с вызовом вздернула подбородок, хотя слезы продолжали литься по щекам, а колени дрожали от страха.

— Он спас меня! — я свято верила в то, что произнесла, ни секундочки не сомневаясь, хотя понятия не имела как Он меня спас, и самое главное — от чего!

— Спас тебя или себя?

— Нет, нет, нет…

Он медленно отпустил меня, его рука скользнула в карман рубашки и вытащила фото.

— Смотри.

Я отворачивалась, сопротивлялась, но как только взглядом зацепилась за фото, то оторваться уже не смогла. На ней были я и Стас…

И тогда я вспомнила его. Узнавание пришло внезапно, просто сознание вдруг взяло и выдало картинки: я в свадебном платье и Стас, бережно несущий меня на руках; фейерверки; крики «Горько!». Это было похоже на взрыв мыслей и эмоций, но все неожиданно стало просто и понятно. Я смотрела на мужа, широко раскрыв глаза. «Как я могла забыть о тебе?» — вопрос дрожал на моих губах, но озвучить его я не решилась.

— Прости, — его голос смягчился, он притянул меня к себе, прижав к груди. — Прости.

— Стас, — всхлипывала я, крепче прижимаясь к нему. — Но как же так случилось?

— Поплачь, поплачь, Веснушка. А потом я вытащу тебя отсюда. И мы пойдем домой.

Я напряглась, потому что вспомнила — вместе мы уже не живем, а жгучая обида тут же подсказала причину. Освободившись из его объятий, я вытерла мокрые щеки ладонью, замахнулась и отвесила ему пощечину:

— Ну и козел же ты!

— Лина, ты не все вспомнила, — Стас потупил взгляд.

— Это ты мне говоришь?! — странное дело, как только эта дыра в голове заполнилась, плакать совершенно расхотелось, теперь мне хотелось кричать и драться. — Лучше б ты это Кате сказал, вспомнив, что ты мой муж, а она моя лучшая подруга! — я ненадолго замолчала, пытаясь понять, почему он так странно на меня смотрит — сконфуженно, но терпеливо. — Хочешь сказать, что я поступила как последняя размазня и дала тебе еще один шанс?

— Нет, — со вздохом признался Стас.

— Отлично!

Я злилась, но потом пришло понимание, что именно с этого чувства — беспросветной обиды, началась моя история. Стараясь смотреть куда угодно, но только не на него, я пыталась скрыть, как совсем недавно ждала его извинений, хотела простить…

В голове все смешалось. Обрывки, эпизоды один страшнее другого раздирали мой мозг. Он кипел, заполнялся воспоминаниями. Страшными, жуткими, нереальными воспоминаниями реально прожитой жизни.

Глава вторая

За несколько дней «до»

— Как говорит одна моя клиентка — все мужики — куча…

— Мама! — выкрикнула я в трубку и осеклась, оглянувшись через плечо и встретив насмешливый взгляд Стаса.

Беззвучно шевельнув губами «мама», я пальцем указала на телефон и закатила глаза, давая понять, что мне это нравится не больше, чем ему. И шмыгнула в ванну.

— И тебе следовало найти себе кучку поменьше, — продолжала ворчать мама. — Но ты не слушаешь советы умудренной опытом женщины. Пока ты еще молода, красива, то легко сможешь найти себе достойную пару. Но, поверь мне, с каждой морщиной шансы убывают.

На самом деле, будь на месте Стаса хоть Орландо Блум, мужчина, вызывающий у мамы симпатию, она и его умудрилась бы обильно полить грязью. Ревность матери к избранникам единственной дочери — фактически диагноз. Я осторожно закрыла дверь, включила кран, чтобы шум воды перекрыл мой голос и, решив не сдаваться, начала терпеливо объяснять маме то же самое, что и вчера, только другими словами:

— Мам, я люблю его. А любовь — это ларец с драгоценностями…

— Только после свадьбы твой ларец оброс бытом и стал наполняться дешевыми побрякушками!

— Ты не права. Мой брак идеален.

И это было чистой правдой. Когда я вышла замуж за лучшего из мужчин, мой ларец заиграл бриллиантовыми сполохами. О какой обыденности можно говорить, если вся моя жизнь пропитана Стасом? Я жила мужем, растворялась в нем.

— Ты не любишь его! Ты болеешь им! А болезнь нужно лечить, а не усугублять. Он тебе еще покажет себя во всей красе, — полетели угрозы. — Если бросать этого кобеля ты наотрез отказываешься, тогда лучше следи за своей внешностью. Надеюсь, он не ограничивает тебя в средствах, затолкав в карман единственное свое достоинство. Посещай салоны, покупай красивую одежду, перестань ногти грызть, наконец! Не зря говорят: «Мужчина любит глазами».

— Но эту поговорку можно отправить в нокаут пословицей: «Путь к сердцу мужчины лежит через желудок», — парировала я.

И довольный вид мужа после сытного ужина всегда доказывал мою правоту. Я любила тихие вечера и, устроившись в уютных объятиях Стаса, считала эти мгновения непостижимо прекрасными. И пыталась удержать их в неизменности. Оказывается, и в постоянстве есть своя изюминка — уверенность в завтрашнем дне. Ну и что, если секс перестал быть частым гостем? После трех лет брака, это нормально.

— Лина! — встревожено воскликнула мама, словно прочла мои мысли. — Сколько раз в неделю у вас бывает секс?

— О, черт!

— Я все поняла. Женщина, у которой недавно был оргазм, обычно смущается, а не ругается.

Вот главная особенность моей мамы-сексопатолога! Она так и норовит сунуть свой нос в чью-то кровать.

— У. Нас. Все. В порядке.

— Однако ты нервничаешь, а это значит…

— Я нервничаю вовсе не потому, что у меня давно не было секса. И можешь мне не верить, но у Стаса есть достоинства помимо… того, на что натягивают презерватив.

— Секс — основа семейной жизни, к тому же он весьма важен в поддержании психологического и физического здоровья человека.

— Мама!

— Сколько раз в неделю у вас бывает секс? — настойчиво повторила она.

Меня очень смущала тема секса, но мама предпочитала этого не замечать. Решив, что лучше коротко и однозначно ответить на все вопросы вместо того чтобы спорить и продлевать это испытание, я выпалила:

— Два-три раза.

— Ты испытываешь оргазм?

— Да.

— Каждый раз?

— Мам! — не выдержала я, ожидая очередную порцию недовольства, но в маме уже проснулся спокойный и сдержанный профессионал. Ее голос стал мягче. Только меня он не расположил к доверительной беседе, я нахмурилась, желая одного — поскорее закончить эти адские расспросы.

— Когда у тебя в последний раз был оргазм?

— Ох… мам, ну почему ты не можешь смотреть на меня не как на потенциальную жертву, а как на дочь?!

— Лина, ты не должна стесняться говорить мне правду. Редко испытывать оргазм в твоем возрасте — не катастрофа. На четвертом десятке все непременно станет проще. Это аксиома. Мы еще год назад выяснили, что твой первый оргазм произошел в двадцать лет. Ты не «скороспелка», но это не причина замыкаться в себе…

Я закрыла глаза, присаживаясь на край ванной, и отвела телефон от уха. Однообразные разговоры с мамой хотя и протекали в разных словесных вариациях, но последовательность соблюдалась строго. После подробного отчета о важности секса она всегда приводила пример из собственной жизни.

— Мужчину невозможно удержать вязаными носками и вкусными борщами. А хороший секс может стать крепкой цепью, способной удержать мужа рядом с женой. Помнишь, я рассказывала, что мы с твоим отцом первый совместный опыт осуществили, когда нам едва стукнуло по четырнадцать лет? Находятся те, кто не одобряет раннюю половую жизнь, но я в их число не вхожу. Любая женщина, «скороспелка» или «поздняя» к пятидесяти годам теряет сексуальность, так стоит ли отказывать себе…

Что и следовало доказать. Мама своеобразный человек, хорошо, что она живет в соседнем городе. Не представляю, как отреагировал бы Стас на постоянные расспросы о моих оргазмах. У меня даже есть своя гипотеза: «Чем дальше теща, тем крепче нервы зятя». К счастью, в нашем случае она осталась недоказанной.

* * *

Стас мазнул губами по моей щеке, изображая поцелуй, и пошел к лифту.

— Ты разве не собиралась в салон? — напомнил муж и, видимо, заметив мое замешательство, улыбнулся. — Вспомнил, что ты хотела сменить прическу.

Любое замечание мужа я воспринимала очень серьезно, стараясь везде и всегда соответствовать его ожиданиям. Если он хочет, чтобы я сменила прическу, то так тому и быть.

— Вообще-то я собиралась завтра. Но если ты считаешь, что это нужно сделать сегодня, то я схожу, — тихо ответила я, надеясь, что успею записаться к своему парикмахеру.

Лифт подъехал, но, прежде чем войти в кабину, Стас предложил:

— Приготовишь мои любимые «Пальчики»?

— Конечно, — улыбнулась я, мыслями уже потроша морозильник и примерно взвешивая кусок мяса. На шесть человек должно хватить. Уж я постараюсь, чтобы мое блюдо съели быстрее шашлыков!

— Не забудь, в четыре часа. Встретимся там.

Как только створки лифта захлопнулись, я, посмотрев на часы, в уме прикинула, успею ли к двум часам дня приготовить «Фаршированные пальчики» и быстро сбегать в салон.

Пунктуальность — мой пунктик. На любое мероприятие, будь то экзамен или запланированная вечеринка, я выезжаю минимум за полтора часа. Но когда такие вот, казалось бы, незначительные привычки становятся причиной полного переворота жизни, волей неволей приходишь к выводу, что предотвратить некоторые события шансов нет изначально.

В половине третьего дня «пальчики» были разложены по пластиковым контейнерам, упаковка активированного угля лежала в сумочке (на случай, если у Стаса заболит живот), а такси ожидало меня у подъезда. Бросив последний взгляд в зеркало, я пригладила аккуратный «колосок», Стасу очень нравятся косы, и вышла из квартиры.

В три часа пополудни тихо звякнул колокольчик, подвешенный над входной дверью сауны «Роза ветров», и в ноздри ударил едкий запах хлорки.

За столом у стены сидела женщина с коротко остриженными рыжими волосами. Она оторвала взгляд от разложенных на столе карт и уставилась на меня из-под густо накрашенных зеленой тушью ресниц.

— Здравствуйте. На четыре у нас заказано.

— Здравствуйте, — улыбнулась она, подвигая к себе клавиатуру. — Ваше имя?

— Ветрова Ангелина, но заказ оформлял мой муж.

Девушка пощелкала пальцами по кнопкам и кивнула.

— Все верно. Но вы со временем ошиблись. Он заказал сауну на три часа. И он уже здесь. Идите прямо по коридору, ваша первая дверь справа.

— Спасибо.

Удерживая в руках разорванный пакет, я умудрилась зацепиться мизинцем за ручку двери и, навалившись на нее всем весом, влетела в комнату. И застыла.

Потому что на кожаном диване девушка извивалась под мужчиной.

Упс.

Замешательство любовников было недолгим, уже через доли секунды они резво отлепились друг от друга и вскочили на ноги. Тогда я рассмотрела их лица. Мой муж — Стас и моя лучшая подруга — Катя…

Стас начал сбивчиво объяснять, что я все не правильно поняла. Катя стыдливо прикрывала свой огромный бюст блузкой, испуганно хлопая наращенными ресницами.

Выпали из рук розовые контейнеры, вывалились на пол с любовью приготовленные «пальчики». А я стояла посреди просторной комнаты, даже не пытаясь подавить громкий истерический вопль, рожденный смесью боли и непонятного чувства бессмысленного отрицания.

Разумеется, через несколько секунд на мой крик сбежались все сотрудники сауны.

То, что произошло дальше, походило на плохо отрепетированный спектакль. Катька дрожащими руками стянула края блузки на груди, и тут же трусливо спряталась за спину Стаса, который продолжал мне что-то объяснять.

Кто-то осторожно тронул меня за плечи, разворачивая, пока я лицом не уткнулась в чью-то грудь и только тогда осознала, что продолжаю дико орать.

Не помню, как оказалась в такси и когда успела появиться Светка. Я смотрела, как за окнами проносятся дома, мелькают витрины магазинов. Мое состояние можно было описать, как отрешенное, и полностью осознать весь ужас ситуации я смогла только дома. Стоило только перешагнуть порог квартиры, как меня окатило чувство нереальности происходящего. Родные стены, тихие комнаты, диван, купленный на прошлой неделе, как сюрприз для вернувшегося из командировки мужа… запах Стаса…

Ненавижу слезы! Но, когда они покатились по щекам, я не пыталась их скрыть. Рыдая в три ручья, я опустилась в кресло.

Светка скинула кроссовки в коридоре и вошла в гостиную.

— Он не мог сам это… сделать.

Не зная, что ответить, Света сочувственно на меня посмотрела, присаживаясь на подлокотник.

— Ну почему я не выслушала его? Он ведь говорил, что я все неправильно поняла. Может, эта… подсыпала ему что-то… а, может, приворожила. Он сам не понимал, что делает!

Света откинула за спину светлые волосы и по-дружески сжала мою ладонь.

— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Что Стас надрался до чертиков и спутал Катю с тобой?

У нее есть одна особенность: Света не может говорить тихо и ласково, она говорит громко и правду, и это здорово приводит в чувство.

— Нет, — я громко шмыгнула носом.

Уже полчаса спустя большой дорожный чемодан прыгал по ступенькам подъезда.

— Спасибо, что согласилась меня приютить, Свет. Обещаю — это ненадолго.

Я знала наверняка, была уверена — муж захочет меня вернуть и сегодня вечером уже позвонит, а кучу вещей набрала, чтобы создать видимость серьезности моего решения. А оно далось нелегко. Но иначе поступить я не могла, муж должен осознать ошибку. Еще одну измену я уже перенести вряд ли смогу.

— Почему бы тебе самой не позвонить ему? — спросила Светка, спустя семь дней томительного ожидания, и, поймав мой яростный взгляд, тут же продолжила: — Вам нужно разобраться в этой истории. Может он просто боится сделать шаг навстречу. Мужики по сути своей — трусы. Позвони, под предлогом, что забрала не все вещи.

Но при всей своей бурной любви к мужу я оставалась очень гордой девушкой, и мысль о том, чтобы первой позвонить Стасу, казалась дикой и неправильной. Но вместе с тем глупой я никогда не была, и четко уловила в словах Светки тонкий намек на толстые обстоятельства. Загостилась я. Поселилась в ее комнате, спала с ней на одной кровати, а ведь обещала, что визит не затянется.

Светка скормила мне две таблетки валерьянки, заставила запить подслащенной водой и сунула в руку телефон. Секунду помявшись, я набрала номер Стаса. Длинные гудки сливались с учащенными ударами сердца. Светкино пойло мне совсем не помогло, я поднесла стакан к губам и сделала еще три глотка. Наконец, на другом конце провода сняли трубку. Я не знала с чего начать, но, как только открыла рот, слова полились, словно я зазубривала их накануне.

— Стас, это Лина.

Черт! Идиотка!

— Не могу найти свой новый свитер, ты не мог бы посмотреть в шкафу?

Тишина. Черт!

— Он не может сейчас подойти к телефону, — проворковал Катин голос. — Перезвони минут через двадцать. Мы как раз собираемся принять душ.

Я так и видела ее — чертовски красивую рыжую стерву с роскошной фигурой, в стильном и наверняка дорогущем платье, которое нетерпеливо срывает с нее мой муж!

Комната, казалось, медленно и тихо вращалась. Как бы не грохнуться в обморок. Я наклонилась вправо, одной рукой крепко ухватившись за дверной косяк, второй продолжала сжимать трубку. И даже не заметила, как стакан выскользнул из рук, мне нужно было за что-то держаться, пока по кусочкам разваливался мой мир.

— Я придушу ее! — процедила я. — И буду наслаждаться, наблюдая, как краснеет ее физиономия.

Это была первая мысль об убийстве Кати и, к сожалению, не последняя.

Следующие несколько часов в поисках жилья я выворачивала наизнанку интернет. Можно было вернуться к маме, если б она не жила в двухстах пятидесяти километрах от универа, а первое сентября уже через два дня, да и выслушивать пустые слова «А я тебе говорила» не очень хотелось.

Раздраженно щелкая мышью по ссылкам, закрывая всплывающие окна, я позволила воображению нарисовать красочную картину: с губ Кати соскальзывает глумливая усмешка, когда мои руки обхватывают ее тонкую шею, она не может пошевелиться, подчиненная моей власти. А тем временем мои пальцы сжимаются сильнее, и разлучница начинает хрипеть, судорожно ловить ртом воздух, ее глаза широко распахиваются перед тем, как закрыться уже навсегда.

Кровопийц и клещей можно разглядеть не только в насекомых. Жаль, что замечаешь их только тогда, когда исправить уже ничего нельзя. Я не ждала предательства от Катьки, пока она готовилась высосать из меня жизнь. И кто знал, что именно в этот момент, когда я наткнулась на объявление, где-то далеко, в мире, о существовании которого я даже не догадывалась, клещ, уже готовый присосаться к жертве, замер в ожидании.

Позвонила. Трубку сняла женщина, судя по голосу, молодая, и она сдавала комнату в квартире за мизерную цену. А так как с деньгами было туго, и я еще не знала, какую найду работу и, самое главное, как мне удастся совмещать ее с учебой, то старалась не думать, в какую халупу меня занесет жизнь. Но готовилась к самому худшему: отсутствию горячей воды, проблемам с канализацией, электропроводкой и еще черт знает с чем.

Утром следующего дня я избавила Свету от своего общества.

* * *

Измена мужа растоптала меня. Тогда я потеряла сразу двух близких мне людей.

Уже давно я превратилась в тень Стаса, и жить без него просто не умела. Я шла по улице, как в шапке-невидимке. Шла и не знала, где заканчивается толпа, а где начинаюсь я. Почему у одних есть все: и внешность, и успех у самых лучших мужчин, а другие имеют первый размер груди, добрую сотню веснушек на лице и разбитую вдребезги жизнь? Не удивительно, что Стас предпочел Катю, напротив — удивительно, что он когда-то обратил внимание на меня.

Серость низких пятиэтажек скрашивалась сочной зеленью тополей (несложно представить какой здесь наступает пухово-надоедливый ужас в июне), цветными горками на детских площадках и яркими пятнами рекламных вывесок, густо развешанных по всей улице.

Толкнув подъездную дверь дома, в котором мне предстояло жить, я подхватила чемодан, поднялась по лестнице и меня окружили серые стены и резкий запах мочи.

«Превосходно», — подумала я и вдавила кнопку звонка нужной мне квартиры.

Хозяйка квартиры, высокая брюнетка не старше тридцати, с фарфоровой кожей и кукольным лицом Барби, так торопливо открыла дверь, словно стояла за ней наготове.

— Здравствуйте, — уголки алых губ девицы слегка приподнялись в подобии улыбки. Оценивающий взгляд не спеша скользил по мне. Когда осмотр был закончен она, покачивая бедрами, отошла от двери. — У меня совсем немного времени, поэтому я быстро покажу вам комнату и уйду. Зовут меня Моранна.

— Моранна? Это от имени Анна?

— Нет, это от слова «мор».

Ее тон, надменный и снисходительный, скупая улыбка, сочетающаяся с холодным взглядом изумрудных глаз, вынуждали насторожиться в поисках подвоха.

— Шутите?

— Даже не думала, — фыркнула девушка; ярко подведенные глаза насмешливо сверкнули.

Заглянув в свою новую комнату, я не сдержала восхищенного вздоха. Ее вид заставил меня усомниться в адекватности хозяйки, предлагающей такую шикарную комнату практически даром.

Кресла и диван с резными подлокотниками, украшенные ярко-красной обивкой, низкий деревянный столик. Я отвела взгляд от потолка и заметила на трех невысоких черных тумбах, стоящих позади дивана, аккуратно расставленные многоярусные канделябры, вырезанные из темно-красного камня, на фоне которых длинные белоснежные свечи выглядели изумительно красиво. Интересно, если их зажечь ночью, будет так же восхитительно, как в моем воображении?

— Вас устроит эта комната?

— Шутите? — спросила я и, ставя чемодан у стены.

Ноги утопали в мягком ворсе ковра, когда я пересекла комнату, останавливаясь у высокого «французского» окна.

И тут до меня дошло — в сумме, обозначенной в объявлении, скорее всего, опечатка.

— Э… не могли бы вы назвать цену, что-то я не могу припомнить ее, — проговорила я, отодвигая тяжелые темно-красные шторы, подвязанные золоченой веревкой, и заглянула на просторный балкон.

— Тысяча рублей в месяц.

— Серьезно? — Заметив иронический взгляд хозяйки, я решила уточнить, — а коммунальные услуги не включены в стоимость.

— Считаю коммунальные услуги только вашей проблемой. Цена за них зависит от ваших потребностей. Деньги беру поквартально.

Она еще что-то добавила, но я пропустила мимо ушей ее слова, потому что уже крутилась у камина. Он состоял из полой круглой рамы и горелки, не знаю, каким образом, но дизайнеру удалось создать впечатление огня, парящего в воздухе. Может, дело в неприметных тросах, поддерживающих это чудо, но композиция смотрелась просто сказочно! А над ним висело зеркало в золоченой оправе, большое в человеческий рост, дополняющее интерьер комнаты.

Хозяйке пришлось дважды повторить вопрос прежде, чем я ее услышала:

— Вы готовы оплатить сейчас?

— Конечно, — закивала я, поспешно открывая сумочку, вдруг она опомнится и вместо сказочной цены озвучит реальную.

В кошельке наличными оставалось немного. Расплатившись с Моранной, я скорбно вздохнула. Того, что осталось точно не хватит на месяц, даже с учетом жесткой экономии.

— С соседками познакомитесь сами, — произнесла хозяйка и подала мне связку ключей. — Два от входной двери, один от вашей комнаты.

И, не прощаясь, пошла к выходу.

— Спасибо! — только и успела я крикнуть, до того как дверь захлопнулась.

Прикрыв дверь комнаты, я виновато улыбнулась. У меня было ощущение, что я ворвалась в чужую, незнакомую мне жизнь. Даже зеркало отражало совершенно другую меня. И казалось, что та девушка в зеркале мне не знакома. Неужели это я? В широко распахнутых карих глазах проступало алое пятно… или это отражался цвет канделябров за моей спиной? Обычно бледное лицо вдруг стало неестественно серым, пухлые губы приоткрыты. Татушка на плече уже не выглядела бабочкой, а скорее походила на летучую мышь…

Наваждение какое-то, одернула я себя. Покачала головой и не без труда отвела взгляд от зеркала. Квартира вызывала трепетный восторг, я даже на какое-то время забыла о Стасе с Катей и, открыв чемодан, начала неторопливо раскладывать вещи по ящикам тумбы. Места маловато, ну да ничего…

Короткий стук в дверь застал меня врасплох. Отложив в сторону стопку нижнего белья, я подошла к двери, потянула за ручку.

— Здра… — весело было начала гостья, но увидев меня, шумно сомкнула челюсть.

Передо мной стояла она — моя бывшая лучшая подруга, предательница и самая настоящая дрянь! Со всего размаху закрыв перед ней дверь, я успела заметить, как изумленно вытянулось ее лицо. Потом снова открыла, но Катька уже бежала по коридору. Проследив за ее направлением, я крепко стиснула зубы. Она пошла в кухню! Что она о себе думает?

Я бросилась за ней.

— Что ты здесь делаешь?!

Катя села за стол, по-хозяйски подвинула пепельницу и достала из сумочки пачку сигарет и зажигалку. Щелчок, огонь лизнул длинную сигарету, и по комнате потянулись сизые струи табачного дыма. А потом Катя просто произнесла:

— Живу.

— Что? — растерялась я. Я думала, она живет со Стасом, или уже нет? — Он тебя бросил?

Я широко улыбнулась, ну конечно, вчера она врала! Скорее всего, она сама к нему приперлась, а он ее выгнал!

— Удивительно, — Катя внимательно посмотрела на меня. — Ты святая простота и наивность. Мужчине нельзя сразу говорить «да». Он должен быть уверен, что добивается женщину, даже если все наоборот. Сразу после того, как ты собрала свои манатки и съехала, он сделал мне заманчивое предложение. Я с трудом устояла. — Возникла долгая пауза, пока она делала неторопливую затяжку и медленно выдыхала дым. — Ты думала, что я вот так сразу к нему перееду?

Катя безжалостно пыталась растоптать все мои надежды, только я не поверила ни единому слову.

— Он бросил тебя! — я облегченно рассмеялась, чувствуя, как со смехом меня покидает давящая боль.

— Дура, — покачав головой, Катя поднесла сигарету к губам. — Он не бросит меня.

В этом вся Катя — уверенная в себе и высокомерная.

— Потому что ты так решила?

Что-что, а держать себя в руках она всегда умела. В отличие от меня. Мысленно приказав себе не поддаваться на провокации, я стойко выдержала ее едкий взгляд, продолжая улыбаться, но уже не так уверенно.

— Нет. Так решила судьба, — безразлично пожав плечами, она постучала указательным пальцем по сигарете, стряхивая пепел. — Такой ответ тебя устроит?

В существование судьбы я никогда не верила, на мой взгляд, жизнь устроена гораздо проще: есть человек, есть его мысли и поступки — это очевидно, а вот наличие «некоего разума», расписывающего чьи-то действия, весьма и весьма сомнительный факт. И Катькино неуклюжее оправдание восприняла, как полный бред.

— Нет.

— Лин, есть женщины, которых можно легко завоевать, а потом с той же легкостью бросить. К счастью, я не вхожу в их число. Мы взрослые люди, что случилось, того уже не изменишь. Ты не сильно-то и стремилась его вернуть, сидела у Светки в задумчивой грусти. А он, возможно, ждал. И, вероятно, тогда ситуацию можно было обернуть в твою пользу. Мы теперь не сможем узнать, что было бы, если бы… Ведь ты этого уже не сделала. А я воспользовалась моментом: утешила, приласкала, показала, что он нужен мне, в то время как ты жалела себя и сетовала на судьбу. Ты ушла от Стаса. А свято место пусто не бывает. Не нужно искать виноватых, моя тревожная женщина.

Катя цеплялась за все, что предлагала ей жизнь, не задумываясь, что одна ее прихоть может кому-то причинить боль. А я предпочитала выбирать самое ценное и крепко держаться за него. Только тогда, стоя посреди кухни, я начала понимать, что сделала что-то страшное, непоправимое. Я ушла от него. Сама. Просто взяла и уничтожила половину себя. Назад дорога закрыта. Крах. Точка. Пустота. Я проклинала свою гордость, толкнувшую меня на этот безумный поступок.

Циничный взгляд не спеша скользил по мне, и я отлично знала его. Так она смотрит на тех, кого не считает частью своей «команды». Меня всегда это раздражало. Казалось, с возрастом она должна была стать мягче и добрее, но куда там! Она так и осталась несносной, избалованной язвой. Обидней всего было осознавать, что Стас ей не нужен, он — очередная галочка в списке ее «побед». Но, тем не менее, Катя растоптала меня, вычеркнув из моей жизни и счастье, и любовь.

Тишина, как предвестник бури, повисла в квартире, казалось, даже воздух потрескивал от напряжения.

— Может, тебе напомнить, кто кувыркался с мужем своей подруги? — прошипела я, и гнев, распустившийся в моей душе, вспыхнул алым цветом.

— Не нужно. Я все помню, — Катя затушила сигарету и бросила окурок в пепельницу. — Или ты хочешь поговорить об этом?

Эти слова и решили участь ее крашеных кудряшек. Потому что говорить об этом у меня не было ни малейшего желания. В ситуации «Либо бей, либо беги» я чаще выбирала первое, поэтому рванула вперед так быстро, что Катька не успела своевременно отреагировать. Одной рукой схватив ее за волосы, вторую я сжала в кулак и замахнулась, целясь в глаз этой сволочи. Катя пронзительно заверещала, когда я взбороздила ей лицо. Синяк обеспечен! Пусть потом с такой физиономией продолжает моего Стаса охмурять!

— Я тебе устрою судьбу! — пригрозила я и, схватив ее за грудки, рывком поставила на ноги.

Катя продолжала вопить, вырываться, потирая стремительно краснеющую скулу.

— Ты спятила! Отпусти меня!

— Я отпущу тебя, милая, — снова сжала руку в кулак, но этот удар Катька успела перехватить, и тогда началась натуральная драка.

Катька яростно толкнула меня в грудь, схватила за волосы и, намотав прядь на кулак, с силой дернула.

— Стерва! — орала я, пытаясь отцепить ее руку. — Придушу!

Высвободиться из хватки не удалось, тогда я схватила Катьку за горло (и пожалела, что за минувшую неделю под корень сгрызла ногти, если бы я только знала, то отращивала бы их с особой заботой!). Не удержавшись на ногах, мы повалились на пол, сбив два стула на высоких ножках. Уж не знаю, каким чудом нам удалось не расшибиться, может, адреналин, пульсирующий в жилах, сделал свое дело, и мы продолжили драку уже на полу, катаясь по кухне, ударяясь о мебель и стены.

Грохот вперемешку с бранью раскатами проносился по квартире.

— Дьявол! — взревела Катя, припечатавшись головой к дверце холодильника. — Будь проклята, тварь!

Тема проклятий и дьявола тут же была утверждена и раскрыта.

— Шалава! — орала я, скривившись от боли, Катины острые длинные ногти впивались в кожу. — Чтоб тебе в аду сгореть!

Не знаю, чем закончилось бы это дело, если бы на нас не обрушился поток ледяной воды… Вода?! Черт!

Замерев от неожиданности, обе мокрые и ошарашенные, мы несколько секунд тупо смотрели друг на друга, дыша часто и прерывисто.

— Мля, ну вы даете, — сквозь пелену непонимания ворвался хриплый голос.

Я повернула голову. Серые глаза девушки, держащей в руке кастрюлю, смотрели на меня из-под черного капюшона. Она стояла, привалившись спиной к стене, с мрачным выражением на неестественно бледном лице. И эта бледность являла яркий контраст с жирно подведенными черным карандашом глазами. На ее грудь свисал серебряный череп на толстой замысловато переплетенной веревке.

— Вы сами прекратите или вам помочь?

Трудно сказать, что заставило меня прийти в себя — ледяная вода или появление, вероятно, третьей нашей соседки. Я медленно поднялась с пола, отряхнулась, стараясь смотреть куда угодно, но только не на нее.

— Я — Алевтина. Можно просто Аля.

Катька беспокойно завозилась за моей спиной, тихо скорбя о поломанном ногте и боевых ранах.

— Заткнись, — процедила я.

— Этого я тебе никогда не прощу!

— Это кого еще нужно прощать!

— Тихо! — мрачно проговорила Алевтина. — Пока мы с вами живем в одной квартире, убедительно прошу избавить меня от этой возни на полу. Есть будем?

— Что? — не поняла я.

— Перекусить хочу, — пояснила Аля.

— Прелестно, тогда перекуси ей глотку, — махнув рукой на Катю, я выбежала из кухни.

* * *

Съехать с комнаты мне не удалось по нескольким причинам. Во-первых, для поиска нового жилья требуется время, а возвращаться снова к Светке, у которой я провела неделю, было неудобно. Во-вторых, я заплатила хозяйке квартиры за квартал вперед, и, к своему изумлению, вспомнила, что у меня не осталось номера ее телефона. Алевтина только пожала плечами и предложила спросить у Кати. Я могла бы позвонить Светке, но в этом случае мне придется объяснять причину внезапного переезда. А разговаривать об этом не хотелось, так же как искать ложную отговорку. Решив, что лучшим выходом будет — посетить интернет-кафе, я побрела в ванну и, как только вошла, потрясенно присвистнула.

Просторная ванная была просто волшебна! Джакузи с гидромассажем. К розовым мраморным стенам прикреплены бордовые миниатюрные шкафчики, между которыми висело овальное зеркало. На полках стояли немыслимое количество ароматических масел, разнообразных солей и настоев трав. Когда я открыла шкафчик, нос защекотал едва заметный аромат. Судорожно вдохнув, удержала воздух в легких и медленно выдохнула. Запах казался знакомым, далеким и невероятно насыщенным. На верхней полке стояли ароматические свечи в продолговатых прозрачных упаковках. Я взяла первую попавшуюся с интересным названием «Аlucinatio» (латинское «несбыточные мечты») и поднесла к лицу. Аромат стал резче.

Я сбегала на кухню за Катиной зажигалкой, аккуратно сняла упаковку со свечи и подожгла фитиль. Расцвел язычок пламени; в воздухе потянуло дымком, и по ванной поползли призрачные молочные струи. Я нетерпеливо потянула носом, чем же это так пахнет? Запах стал четче, задрожал соленой влагой, замелькал сандалом, я глубоко вдохнула дразнящий аромат, почувствовав легкое головокружение.

Включила воду, вылила в нее немного пены для ванн, осторожно, чтобы не поскользнуться, шагнула в джакузи. Хлопья пены окутали тело не молочно-белыми, а коралловыми пушистыми холмиками и, сливаясь с пахучей дымкой свечи, создавали совершенную симфонию цвета и запаха как симфонию одного инструмента, звучащего таинственно, обольстительно и… неправильно.

Странно, но это чертовски успокаивало! Я включила гидромассаж и закрыла глаза. Вода дарила ощущение тепла и уюта. Наверняка в пену добавлена успокоительная травка. Может, пустырник? Я вдохнула и задержала в легких воздух, пытаясь разобраться, присутствует там пустырник или нет.

Но постепенно мысли плавились от неги, веки слипались, и я закрыла глаза. Разум затуманивала дремота. Пьянящий запах клубился, заполняя меня, и где-то глубоко внутри сладко промурлыкал, ненавязчиво, даже как-то нежно, словно пробуя меня на податливость: «Вставай».

Голос звучал не снаружи, он стучал в моей голове коротким приказом. И эта мысль точно принадлежала не мне. Это был чужой голос, с незнакомыми интонациями, звучавший мягко, но подавляюще.

«Иди к мосту», — четко прозвучало в мозгу, разрывая полудрему.

И реальность натянулась и лопнула, как мыльный пузырь.

Глава третья

Глаза испуганно распахиваются. Гул в голове прекращается, но сердце продолжает бешено стучать, я выскакиваю из джакузи, расплескав по полу пену. Крошечные пузырьки лопаются, образуя лужицу с мыльными разводами. Тишину нарушает только журчание воды.

Замерев посреди этой лужи, я лихорадочно озираюсь по сторонам, практически уверенная, что за мной украдкой наблюдает таинственный обладатель пленительного голоса. Но он, словно испугавшись, умолк, а аромат сандала встрепенулся, и теперь не успокаивает, а дразнит, будоража нервы.

Насухо вытираюсь, натягиваю сорочку и бегу по коридору.

Комната уже не кажется уютной: тиканье часов отзывается в груди возрастающей тревогой, камин не выглядит завораживающе, а зеркало — таким же прелестным. Никогда не верила во всякую потустороннюю чушь, но тут испытываю самый натуральный суеверный страх. Длинные дрожащие тени, отбрасываемые огнем, зловеще тянутся по стенам, и я понимаю, что если останусь здесь, то не то, что не усну, а до рассвета буду икать и стучать зубами.

Комната давит на меня, стены словно сдвигаются, потолок опускается. Стараясь не обращать внимания на ослабшие ноги, я плетусь к тумбе, открываю ящик. Помню, что должны остаться две или три таблетки успокоительного. Так и есть.

Нервы ни к черту! Тихий щелчок и три таблетки падают на ладонь, я сую их в рот и сажусь на пол. Голова безвольно ударяется о стену. Дыши глубже, дыши спокойней. Приступ паники сейчас совершенно ни к чему.

Но запах сандала не исчезает, он мелькает в воздухе, дразнит, подчиняя…

Опять этот запах?

В этот раз успокоительное возымело странное действие — в голове настоящая каша, не могу сосредоточиться, скольжу взглядом по комнате. Меня не покидает ощущение, что я что-то должна была срочно сделать еще вечером, но забыла. Пытаюсь вспомнить список дел, запланированных на минувший день: купить дезодорант, не забыть выпить успокоительное, начать поиск работы…

Огонь бросает на зеркало трепещущий отблеск и теперь оно кажется невероятно древним, удивительно величественным, вызывая непреодолимое желание… не пойму чего хочу, медленно поднимаюсь, огибаю камин, поворачиваюсь к зеркалу лицом.

«Войди» — голос звучит мягко, словно, уговаривая.

Куда?

Осматриваю позолоченную раму и замечаю в правом верхнем углу надпись. Рука сама собой заворожено тянется к ней. Острая боль пронзает палец, отдергиваю руку, и капля крови, просочившаяся с крохотного пореза, медленно падает… не на пол, ее как магнитом притягивает к раме, где она расплывается узловатой кляксой. Сдавленно ахнув, засовываю пораненный палец в рот, не отводя глаз от испачканной резьбы. Обо что я умудрилась порезаться? На рамке ни одного острого угла!

Кровь шипит, вспениваясь, и медленно исчезает. От удивления я не могу двинуться с места. Зеркало впитало кровь?

Серебристая поверхность приходит в движение, словно простынь развевающаяся от внезапного порыва ветра, и замирает — зеркало перестает отражать меня. Появляется деревянный мост, с высокими резными перилами. Красивый мрачный в своем великолепии он тянется вдаль, сужаясь в небольшой светлый прямоугольник. Я удивленно опускаю взгляд и вижу, что он начинается прямо у моих ног. Ощутимый толчок в спину и ступни касаются скользкого влажного дерева. Руки цепляются за перила, и вокруг меня начинает плотно смыкаться пустота, сотканная из сандала.

Я не могу просто идти, охваченная странным чувством что настоящее, да и вся жизнь, растворяется в этой пустоте. Но вместо того, чтобы развернуться и броситься прочь, беззвучно шагаю вперед. И чем дальше иду, тем четче понимаю, что свет впереди неправильный, то есть не такой, к которому я привыкла. Он отличается от круглых лужиц света, падающих на пол с ночника, не похож и на солнечный, когда лучи равномерно пронизывают воздух. Я шла к нему завороженная необыкновенным сиянием чего-то нового, того с чем не приходилось сталкиваться в реальности. Тонкое опьянение кружит голову. Пикантное, с робким привкусом восторга. Оно отличается от пьяной радости алкоголика, выхлебавшего бутылку водки. Это изысканный хмель хорошего выдержанного вина. И мне хочется испить его. Еще.

Так, наверное, чувствует себя мотылек, летящий к пламени свечи.

Вокруг тишина. Но не пустая. Эта тишина, наполнена безмолвными, сводящими с ума звуками. Я словно врастаю в нее, чувствуя каждый сантиметр пространства. Кажется, я стою на трибуне, посреди арены, и на меня смотрят десятки глаз. Невидимых и напряженных.

Улавливаю отдаленную влагу, она дрожит в воздухе. Слабое журчание, нарушавшее тишину, вынуждает оглядеться. Шелест потоков воды, стекающих по гладкой поверхности… как можно это услышать? Не понимаю. Наклоняю голову вниз в поисках реки. Но вижу топкую темноту… усыпанную… звездами. И только когда макушку падают капли, я высоко задираю голову и замираю.

Река действительно есть, и течет она, рассекая то, что должно быть небом. В густом бурлящем потоке четко проступает дно.

Я точно знаю, что не хочу идти дальше, но меня тянет туда. Пячусь, противясь желанию, тогда прямоугольник света начинает медленно вращаться, образуя воронку.

Волосы хлещут по лицу, подхваченные порывами внезапного и сильного ветра, но продолжаю сопротивляться, даже когда невидимый смерч смыкается за моей спиной. Промозглый ветер толкает в никуда.

Пораженно хлопая ресницами, оглядываюсь. Комната утопает в плотном мраке. Косые лучи света, пробивающиеся сверху, освещают три огромных, в человеческий рост, плоских предмета, завешенных тканью.

Приближаюсь к первому и сдергиваю покрывало, под которым оказывается зеркало. В отражении вижу себя, мокрую и совершенно голую. С волос на грудь капает вода. Покрываюсь мурашками сразу, как только осознаю, что мне должно быть холодно. Быстро оборачиваю мягкую ткань вокруг тела. Второй предмет…

Возникает странное чувство — я и хочу увидеть, что скрыто под темной вуалью и одновременно почему-то этого боюсь. Не отдаю себе отчет в том, как долго длится мое колебание — во сне не существует такого понятия как «время» — но, в конце концов, я сдергиваю ткань, она скользит вниз, обнажая второе зеркало.

Смотрю.

* * *

В отражении мелькаю я, нелепо прижимая к груди разорванный пакет. Тот момент я помню смутно, благодаря услужливой памяти.

Скрипят по кафелю подошвы кроссовок и замолкают у двери, пока я неловко пытаюсь удержать в руках пакет, одновременно нащупывая ручку. Границы между прошлым и настоящим размыты, трудно определить, повторяется в реальности тот чудовищный момент, когда разом рухнули надежда, любовь и моя жизнь, или я сплю… брежу… А в это время совсем рядом решается моя судьба. Не мной.

Горе врывается в душу с такой силой, что я едва не падаю на пол, потрясенная неожиданной болью. И только когда знакомое, беспросветное отчаяние наполняет меня до отказа, я начинаю понимать, что происходит. Содрогаюсь, не позволяя мыслям унестись в тот день, но зеркальный двойник упрямо идет по коридору к комнате, где губы Стаса скользят по фарфоровой коже любовницы, а руки жадно сжимают пышную грудь…

Если раньше казалось, что прошла целая вечность пока любовники расцепили объятия, то теперь понимаю — все произошло очень быстро.

— Нет! — кричу я. — Нет!

Я не выдержу! Еще слишком свежо!

— Что случилось? — обеспокоенность проступает в осипшем голосе рыжеволосой дамы, вбежавшей в комнату на мой крик.

И снова боль оглушает меня. Обида. И снова боль. И те же самые мысли: «Ну почему я?» «Почему все так…». И злость на Катю. Я молчу, не в силах оторвать взгляда от завораживающей сцены. И чем дольше смотрю, тем больше растет бурлящая в груди злоба. Как я ненавидела ее в тот момент, как хотела заткнуть ее стонущий рот.

Зеркало затягивает белый туман; мир перед глазами сереет, краснеет, исчезая. Остается только жгучая боль и обида.

Не успеваю перевести дыхание, как зеркало начинает дребезжать, и я снова вижу себя, сидящую перед монитором, и вспоминаю, наполненные давящей злостью мысли. И снова хочу придушить разлучницу. Собственными руками. Мой двойник медленно поворачивает голову и наши взгляды встречаются. Дыхание вырывается приглушенным свистом — это не я, а та, с летучей мышью на плече. Мое отражение прищуривается, зарычав неистово по-звериному, потом улыбается, натянуто, неправдоподобно.

— Она сгорит, в аду! — осипший голос превращается в скрипучий шепот, и в нем мелькает странная интонация, от которой я непроизвольно вздрагиваю и делаю шаг назад.

Раздается тихий смех. Оборачиваюсь начиная всматриваться в темноту. Не могу ничего разглядеть, кроме очертаний фигуры человека.

— Я хочу проснуться, — отголоски боли еще терзают меня, поэтому голос звучит тяжело с надрывом.

Где я?

И тогда я слышу голос.

— В Мире Нави. В мире мыслей, снов и… надежд. Здесь остается колея прожитых лет, здесь берут начало Судьбы, рождаются новые варианты историй. Навь — мир образов, сфера отголосков человеческих мыслей и предстоящих поступков, интуиции и еле слышимого зова подсознания. И этот мир дает тебе шанс изменить свою жизнь.

Изменить? Да о чем он лепечет? Все, чего мне хочется, так это чтобы последние дни моей жизни оказались сном и с той же легкостью забылись наутро! Я хочу повернуть время вспять.

Наверное, ОН прочел мои мысли, потому что я сразу слышу ответ:

— Твоя воля может оказаться куда сильнее обычного чувства привязанности. Начнем поиск путей воплощения в реальность твоих желаний.

— Так просто возьмешь и исполнишь все мои желания?

— Не все. Только три, поэтому думай трижды, прежде чем загадывать. И ты не должна просить меня вернуть тебе мужа.

— Почему? — я по-прежнему почти ничего не вижу и продолжаю щуриться, но даже в полной темноте могу определить, где он находится, по мощным, исходящим от него импульсам.

— Потому что я так хочу. И это мое условие.

Не успеваю я открыть рот, чтобы заявить, что в таком случае наш разговор лишен смысла и послать его к черту, как слышу щелчок, сопровождаемый тихим звоном, и зеркала начинают просыпаться. Как только это происходит, я ныряю в омут, затягивающий меня на самое дно. Омут жадных желаний.

Все самые амбициозные планы, когда-либо возникающие в моей голове, один за другим воссоздает зеркало. Желание стать певицей отражается первым. На стуле стоит девчушка и под дружные аплодисменты родственников распевает «Напилася я пьяна…». Я помню этот день — день рождения мамы. На любой праздник в центре комнатушки (а жили мы тогда в коммуналке) ставился стул, на который я торопливо взбиралась, зажав в руке импровизированный микрофон, точнее — колотушку, одолженную из кухонных снарядов моей мамы.

Черт! Это самый правдоподобный сон в моей жизни!

Дальше было желание стать архитектором, довольно скоро забытое мной. Потом мечта научиться писать музыку, в чем я так же быстро разочаровалась. А следом всплыла картинка, которую я попросила придержать.

Я написала роман. Около месяца назад, втайне от всех, я выслала рукопись в издательство, не особо надеясь на успех, потому что Стас никогда не считал мое увлечение серьезным.

— Стоп! — говорю я, когда зеркало отразило место моей практики. Я учусь на последнем курсе факультета психологии. И летом устроилась в благотворительную фирму «Социальная помощь». Я работала с двумя пациентами и успешно справилась с обязанностями.

— Я не буду выбирать ничего из того что ты сейчас показал, — четко произношу я. — Особенно после последнего кадра! Это не твоя подачка. Меня выделили как подающего большие надежды молодого специалиста.

— Согласен. Ты сама добьешься признания в университете. Это прописано в Книге Судеб.

Я представляю, как вытянется лицо Кати, с которой мы учимся в одной группе, и замираю в предвкушении. Злодейка-разлучница в дерьме, я в шоколаде — что может быть лучше?

— Обозначим мое первое желание следующим образом — я хочу стать успешной во всем.

— Превосходно. Удача будет сопутствовать тебе. Вернемся ко второму желанию. Чего ты хочешь?

— Кроме Стаса?

После короткого ответа «да», я начинаю думать, как завуалировать желание вернуть Стаса, таким образом, чтобы ОН не раскусил меня. Итак, Стас увидит меня совершенно с другой стороны, успешной и уверенной в себе. Раньше я боялась меняться. Вдруг изменится во мне что-то, что очень нравится мужу? Возможно, зря. Если ему стало скучно со мной, тогда нужно попытаться найти золотую середину между прежней домохозяйкой Линой и новой успешной женщиной, которой я и собираюсь стать. Даже если его любовь начала утихать, то ревность способна воспламенить угасающее чувство…

Сон начинал мне нравиться. Я слышала, бывают вещие сны. Конечно, я в это никогда не верила, но в тот момент мне так захотелось, хотя бы во сне, увидеть свою жизнь такой, как в моих мечтах, похороненных под гнетом боли.

Не зря говорят, что во сне могут приходить хорошие мысли. Вон Менделеев вообще таблицу увидел. А я вижу выход из тупика, в который загнала себя сама

— Отлично, тогда я хочу, чтобы он испытал то же, что чувствовала я! Всю боль, разочарование. И мне нужен мужчина. И он должен быть полной противоположностью моего мужа. Стас блондин с голубыми глазами, значит, этот должен быть брюнетом с черными глазами. Стас высокий и стройный…, — запнувшись, я всматриваюсь в полумрак, — только гляди не подсунь мне горбатого гнома! Мне нужен высокий и мускулистый, умный.

— Кинозвезда или известный спортсмен? — насмешливо спрашивает он.

— Нет. Пусть это будет… — замолкаю, в поисках подходящей кандидатуры, но в ушах нарастает гул, превращаясь в сумасшедший ор. — Черт! — выругавшись, я понимаю, что голоса сбили меня с мысли, так что продолжаю молчать в ожидании ответа. От шквала аплодисментов, свиста, дружного скандирования, я закрываю ладонями уши, и уже ощущаю не один взгляд, а несколько и количество растет с каждым вздохом.

В этот раз молчание длилось дольше.

— А ты уверена?

Мне кажется или голос стал раздраженным?

Качаю головой, отгоняя голоса… Что он спрашивает? Уверена в чем? Но это не так важно для меня, потому что я уже знаю, что загадаю еще.

— И третье желание — этот парень должен по уши в меня влюбиться!.

— Тогда ты в Игре! — зло бросил голос. — И цена будет неизмеримо высокой!

Не шевелюсь. Что-то не так. И это что-то тихонько сквозит в его голосе, обдавая спину холодом, вынуждая настораживаться.

— О какой цене ты говоришь?

— О той, которую тебе придется заплатить.

Вот тут я по-настоящему струхнула. На миг почудилось, что это и не сон вовсе, что я реально стою в этом… Мире, и со мной разговаривает непонятное существо.

— Это не ответ!

— Ошибаешься. Это ответ. И ты это знаешь, хотя пытаешься отрицать.

— Я должна заплатить… чем? Я должна отказаться от чего-то? Пожертвовать частью жизни? Или душой?

— Высоко же ты ценишь своего Стаса. Но цена будет гораздо ниже установленной тобой.

— Мне не придется жертвовать собой? — недоверчиво спрашиваю я.

— Нет. Жертвой будешь не ты. — Его тон заставляет меня нервно передернуться.

— Стой! — я содрогнулась и затараторила: — Я так не согласна! Ты обманул меня! Ты ни слова не сказал о жертве и цене!

— Ставки сделаны, ты в Игре.

— Нет!

— Да! Всему есть цена. Цена счастья или цена любви, установленные жизнью, порой ставят человека перед жестким выбором: любовь или коммерческий успех; необходимая для бабушки операция или квартира для дочери. Основная жестокость заключается в том, что вы не всегда осознаете, когда наступает решающий момент. И только потом задумываетесь: «А что было бы, если бы…».

Задерживаю дыхание, потому что начинаю понимать что, по своему обыкновению, опять вляпалась в большую зловонную кучу дерьма!

— Назови цену!

— Не сейчас.

— Почему? — спрашиваю я, стараясь чтобы по голосу нельзя было определить, как я напугана.

— Сначала испей из кубка успеха, ощути его дурманящий вкус.

Я задыхаюсь, как во время стремительного бега…

— Да. Жизнь — это стремительный бег. Ты будешь бежать к мечте, и убегать от нее одновременно.

Голос продолжает звучать, а невидимая сила подхватывает меня, кружит в воздухе и тащит куда-то в сторону. Я крепко зажмурилась и всего через миг открываю глаза и вижу все ту же роскошную комнату, слышу свое учащенное дыхание.

Глава четвертая

Нужно зайти в интернет-кафе. Пытаясь вспомнить, почему это срочно нужно сделать, я потянулась. Вчера сон накатился так быстро, даже не помню когда успела расстелить постель. В квартире уже светло. Настенные часы утверждали, что сейчас без четверти восемь, предчувствие, что скоро должно произойти что-то чудесное, волшебное! И эта мысль звучала в моей голове, сливаясь с мерным тиканьем часов. Меня переполнял восторг, потому что я знала — та вчерашняя понурая Лина, осталась в прошлом. И новая Лина начнет свою жизнь с чистого листа. Я верну Стаса. Непременно. Но это уже не будут прежние отношения, потерпевшие полное поражение!

Рука машинально потянулась к губам, но я одернула себя: во-первых, избавлюсь от этой глупой привычки и перестану грызть ногти. Во-вторых, с особой тщательностью приведу себя в порядок. Сходить в парикмахерскую мне, конечно, не удастся, для этого нужен кошелек потолще. Можно воспользоваться выпрямителем волос… который я забыла прихватить с собой. Ну да ладно, заплету интересные косы. Они сейчас в моде. Потом можно посетить красивые места, познакомиться с интересными людьми. Это очень подходит для новой Лины.

Чтобы оценить спектр предстоящих работ над лицом после вчерашней драки, я отбросила одеяло, встала с кровати и подошла к зеркалу. Длинная царапина тянулась вдоль правой щеки, небольшой синяк красовался возле виска. Но их можно замазать тональным кремом… и тут мысль остановилась и понесла меня на несколько часов назад, в загадочный мир Нави.

Приснится же такое! Странный и яркий сон заставил меня встряхнуться, выпрямиться в полный рост и начать новую жизнь! Но назойливое ворчание желудка, вынудило меня начать ее с похода в кухню.

После трех лет брака и постоянных попыток угодить мужу ко мне прилипла любовь к стряпне. Приготовить роскошный завтрак за полчаса? Не вопрос, тащите продукты. Хм… а вот продуктов я не покупала.

Наполнив чашку холодной водой из-под крана, я спасла от одиночества последний пирожок, купленный вчера в булочной, и села за стол.

Некоторое время я просто жевала, потом размахивая надкусанным пирожком, продолжила строить планы. Съезжать с квартиры не буду, Катьку нужно держать под наблюдением, ведь когда Стас ее бросит, а в этом я уже не сомневалась, она не сможет этого скрыть. Одобрительно кивнув собственным мыслям, я расплылась в улыбке.

Нос защекотал знакомый, едва уловимый запах. И с шумом втянула в себя воздух наполненный намеком на… сандал.

— Привет, — сказал он, входя в кухню, и улыбка соскользнула с моего лица, как дождевая капля со стекла. Черные глаза медленно блуждали по мне, на лице ни единого признака эмоций. Пораженно хлопая ресницами, я смотрела на суровое лицо брюнета.

Идеально очерченный подбородок, высокие скулы, прямой нос, миндалевидные глаза, впившиеся в меня темным, непроницаемым взглядом, составляли его безупречную, немного мрачную красоту. Это однозначно не мой типаж, совсем не похож на Стаса, но, не смотря на это, не могу не отметить — он был великолепен! Как же он высок! Даже выше Стаса, а его нельзя назвать коротышкой — метр восемьдесят три! Все мысли о муже сразу вылетели из головы, как только мой взгляд, оторвавшись от лица мужчины, скользнул по телу. Да, он был высок, мускулист… и так хорошо разглядеть его фигуру удалось потому, что… он был в трусах! Незнакомец прошел в комнату и занял стул напротив меня.

Мои пальцы стиснули пирожок, и липкий яблочный джем сочными каплями брызнул на руку.

— Черт! — зажав в зубах пирожок, я потянулась за бумажной салфеткой и вытерла пальцы.

— Вы так часто вспоминаете черта, не мудрено, если он действительно появится, — голос был вежлив, однако в нем прозвучали нотки самодовольства, что заставило меня насторожиться.

Он, конечно, издевался надо мной — совсем не хотелось думать, как это выглядит со стороны. По кухне бродит незнакомый мужик в трусах, а я как прыщавая малолетка пялюсь на него, пуская слюни. И это с учетом, что в квартире живу не одна, так что он, вероятно, уже согрет и обласкан одной из моих соседок…

— Это угроза? — решила пошутить я и наиглупейшим образом захихикала, прикидывая в уме, как такой обалденный мужик мог клюнуть на Алевтину.

— Нет, предостережение, — пренебрежительно ответил он, поднимая голову, и я смогла вблизи рассмотреть его лицо.

Это был шок! Я мгновенно забыла о Катьке! Клянусь, его глаза показались мне зловещими. Почти черные со странными огоньками внутри, жгучие и пугающие.

— Предостережение? — переспросила, начисто забыв, о чем шел разговор.

— Да.

Нет-нет, он не может заинтересоваться Алевтиной, таким мужчинам подходят знойные кокетки, с прекрасными фигурами, избалованные и, может быть, даже стервозные. Стоп. Неужели это Катькин любовник?

Кокетство — это что-то биологическое, заложенное в генах, впитанное с самого зачатия. Все равно где, с кем, в какую погоду, Катя готова к амурным подвигам. В пятилетнем возрасте она потеряла мать, воспитывалась отцом. Отец простой рабочий кондитерской фабрики. Так что деньгами и подарками он ее не баловал. Зато, когда Катя подросла, то стала их получать от других мужчин, равно как и завистливые взгляды откровенно не переваривающих ее сверстниц.

Но если раньше я считала Катю обольстительной кокеткой, то теперь мысленно обозвала ее словом на букву «Б». Получается и Стас для нее ни больше, ни меньше, чем очередной любовник! Решив, что для начала неплохо было бы найти подтверждение собственным выводам, я внимательно посмотрела на незнакомца, перед тем как задать вопрос.

— Так, где Катя?

Лицо незнакомца изменилось, его взгляд уже не был отстраненным, теперь в нем сверкнуло любопытство.

— Ушла.

— А почему вас с собой не прихватила?

— Зачем?

Не отвечая на вопрос, я поднялась и, подцепив указательным пальцем ручку опустевшей чашки, подошла к раковине.

— Когда вы с ней познакомились?

— Сегодня ночью.

— Значит, ваши отношения непродолжительные.

— Да, это минутное увлечение, соблазн, игра.

Почему она тогда так крепко вцепилась в моего мужа? Я невольно сравнила Катьку с торгашом, который и с товаром не хочет расстаться и желает получить деньги за него, чтобы купить новый. Повернувшись к парню, чтобы увидеть его лицо, я спросила:

— И чем она так привлекает мужиков?

Ответить ему не дал нетерпеливый стук в дверь. Я даже не сразу сообразила, что дверь нужно открыть.

— Вы не откроете?

Кивнув, я пошлепала в коридор. Заглянула в глазок и обомлела! Там стоял Стас с букетом цветов в руках!

— Стас?!

— Да, Лина, открой дверь, нам нужно поговорить.

Сердце оборвалось и ухнуло где-то в районе съежившегося желудка. Я уже схватилась за ручку, чтобы распахнуть дверь и упасть в объятия мужа, но остановилась, покосившись на самодовольно ухмыляющегося незнакомца.

— Конечно, Стас, подожди минутку! — и, бросившись к незнакомцу, заговорила, понизив голос до шепота. — Э… вы не могли бы пройти в Катину комнату?

— Не мог бы.

Я застыла на месте, как рыба, то открывая, то закрывая рот.

— Дверь заперта.

— Значит, у вас должен быть ключ! — зашипела я, нетерпеливо потирая руки.

— Нет.

— Хотите сказать, что эта… закрыла дверь в комнату, а единственный ключ забрала с собой, оставив вас… так сказать, при параде, разгуливать по квартире?!

Он кивнул, я не растерялась и, схватив его за руку, потащила по коридору в направлении комнаты Алевтины.

— Аля! — громко постучала. Дверь скрипнула и открылась.

Роскошная спальня Алевтины оказалась пуста. По паркетному полу расставлены высокие декоративные вазы. За прозрачным балдахином, кремового цвета, мягкими волнами струящегося до пола, виднелась не разобранная кровать.

— Аля! — едва не плача позвала я.

— Лина, вы всегда так напряжены? — я замерла, пытаясь ухватиться за пугающую мысль. Откуда он узнал мое имя? Но времени на расспросы совершенно не было — Стас уже дважды стучал в дверь, того и гляди уйдет!

— Ну, что вы! Только в тех случаях, когда ко мне приходит муж с букетом цветов, именно в тот момент, когда я одна в квартире, по которой бродит полуголый мужчина! Вот что — вы пока побудете здесь, в комнате моей соседки.

— Превосходная идея. И что мне сказать вашей соседке, когда она вернется?

Я сосредоточенно прищурилась в ответ на его снисходительный взгляд и толкнула его в сторону ванной.

— Примите душ, пока мы с мужем будем разговаривать. Только прошу вас — не выходите, пока я не подам знак!

Затолкав незнакомца в ванну, я направилась к двери, на ходу приглаживая волосы, ругая себя последними словами, что забыла почистить зубы! Хорошо, что шорты с футболкой натянула сразу, как проснулась.

Нацепив на лицо бесстрастную маску, я открыла дверь, и все мои намерения вести себя безразлично, может даже чуточку высокомерно, разбились вдребезги. Что было ой как некстати!

— Здравствуй, Стас, — пролепетала я.

— Здравствуй, Лина, — зазвучал любимый бархатный баритон. — Это тебе.

— Спасибо, — приняв букет, я заставила себя не расплыться в умиленной улыбке от обворожительного запаха белых лилий. — Проходи.

Стараясь не обращать внимания на негнущиеся ноги, я прошла в кухню. Стас сел на стул, пока я рылась по шкафам в поисках подходящей емкости для цветов. В комнате Алевтины наставлено множество ваз, но в одном из кухонных шкафчиков нашелся только скромный кувшинчик для такого красивого букета.

— Я много думал о том, что произошло, но еще больше о тебе.

«Началось» — это была первая мысль, второй мыслью было постараться не повиснуть на шее мужа. Я так скучала, так ждала, сколько слез впитала подушка за эти одинокие ночи! Это были не просто семь дней, это были сто шестьдесят восемь часов пустоты!

Я как раз наполнила кувшин водой и повернулась, чтобы поставить его на стол. Муж продолжал говорить тихо, и с каждым его словом во мне таяла сдержанность.

— Лина, знаешь, что больше всего мне в тебе нравится?

Украдкой наблюдая за мужем сквозь опущенные ресницы, я делала вид, что очень увлечена созданием композиции «кувшин-лилии».

— Ты хорошая жена, чуткая подруга, ты добрый, понимающий человек.

Вначале я умилялась, с трудом сдерживая слезы. А потом неожиданно задалась вопросом, который поспешила высказать:

— Но тебе этого показалось мало, ведь так?

— Мне этого было больше, чем достаточно!

Не понимая, к чему он ведет, я села, положила локти на стол, сцепив пальцы в замок.

— Наш брак — это самое лучшее время в моей жизни. И я хочу, чтобы ты знала — я его считал и продолжаю считать практически идеальным. Ты ведь тоже так считаешь?

— Сегодня мы не будем говорить о моих чувствах, — заявила я, потому что мне совсем не понравился тон, которым он произнес это «практически». Я оторвала взгляд от своих рук, но попав в плен его голубых глаз, растаяла и заговорила уже не так категорично. — Это ты пришел ко мне, значит, хочешь что-то сказать. Так?

Он кивнул, и я, с трудом сдерживая рвущуюся радость, продолжила:

— Ну, так говори.

— Лина, понимаешь, бывают ситуации, когда мы не понимаем, в какую сторону двигаться дальше, — он вздохнул. — Но именно тогда от нашего выбора зависит, как изменится наша жизнь. Я запутался. У тебя есть мечта?

Его слова вызвали в моей голове сумбурный поток мыслей. К чему он ведет?

— У кого ее нет, — уклончиво ответила я.

— Какая?

— Стас!

— Хорошо. У меня есть мечта и как бы я не хотел выбросить ее из головы, мне этого не удается. Я знаю, что она причинит боль близким мне людям! Но ничего не могу с собой поделать!

Я наблюдала за Стасом с любопытством и недоумением, что он хочет этим сказать? Я попыталась прочитать выражение его глаз, но только еще больше запуталась, когда муж виновато потупил взор. Мучительно пытаясь найти причину этой неожиданной перемены, я продолжала смотреть на него.

— Послушай, — я перевела дух и собрала расползающиеся мысли. — Знаю, что ты можешь говорить очень долго, что ты читаешь умные книжки, но не забывай, я очень люблю ковыряться в чужих мыслях, словах и поступках.

Как только я это произнесла, кровь прилила к моим щекам. Этот непонятный разговор имел два исхода: в первом Стас подводит меня к тому, что он остается с Катей, во втором он боится бросить Катю. Есть еще третий вариант, но о нем даже думать не хотелось! Но, тем не менее, существует вероятность, что Стас не может выбрать между нами. Я нервно сглотнула, изо всех сил стараясь скрыть потрясение, но, увы, продолжала погружаться в вязкое болото опасных мыслей.

— Ладно! — я повысила голос. — Если ты сам не хочешь мне говорить, скажу я. Судьба поставила тебя на развилке дорог, и ты стоишь перед выбором — я или она! Теперь разберемся с мечтой! Катя это воплощение твоей мечты?

— В какой-то мере.

Стас сконфуженно пожал плечами, не осмеливаясь посмотреть на меня.

Его слова, словно песок, подхваченный ветром, хлестнули меня. «Но почему?» — вопрос уже дрожал на моих губах, но я ничего не произнесла. И молчала, стараясь выглядеть беспечной и равнодушной, хотя его слова прочно закрепившись в мыслях, как кислота расщепляли душу.

— Я полюбил тебя не за внешность. Хотя сначала именно она привлекла меня. Но потом я упивался твоей силой, твоей нежностью. Ты для меня была непостижимой загадкой…

— Да, Стас! И это называется «притиркой». Ты привык ко мне, я к тебе, а когда знаешь человека, места для сюрпризов не остается!

Похоже, мой ларец все-таки обрастал бытом. Но почему? Почему Стас так и остался для меня пределом совершенства, в то время как я для него стала привычной необходимостью?

— Ты изменилась. Словно после свадьбы вместо моей взрывной Лины, мне подсунули смиренную монашку.

— Стас! Я все делала только для тебя!

— И я благодарен тебе. Но причина была именно в этом! — он повысил голос. — Я скучаю по прежней Лине! Ты стала ненастоящей. Я впервые задумался, какая ты на самом деле. То ли бойкая, острая на язык пантера, то ли покладистая домашняя кошка.

— А Катя…

— У нее может быть много недостатков, но она настоящая. Она не притворяется, что любит боевики, которые с детства терпеть не может, только для того чтобы сделать приятное мне. Она не крутится у плиты часами и открыто говорит: «Это не мое». И мне не нужно препарировать ее слова и действия, потому что она не притворяется. У меня нет угрызений совести, когда Катя предлагает на ужин заказать пиццу, потому что она не валится без сил к вечеру, только из-за желания угодить мне!

— Я люблю готовить! — возмутилась я. — И я не притворялась, когда хотела тебя чем-то порадовать!

— Но ты потерялась среди этих новых домохозяйских заморочек!

— Я изменюсь, Стас! Клянусь! Я стану такой, какой ты хочешь меня видеть!

— Вот об этом я и говорю! Ты станешь такой, какой Я хочу! Но мне нужно не это!

— Ты пришел… зачем ты пришел? Сказать, что остаешься с ней?

— Нет.

Облегчение накатило на меня так стремительно, что я ощутила, как ослабло тело.

— Ты хочешь… чтобы я вернулась?

И плевать, что я сказала это первой, плевать, что я выгляжу как тряпка, которой усердно промыли мусоропровод! Плевать на все! Если он скажет «да», я тут же соберу чемоданы и уеду с ним! Я забуду, прощу! Буду ловить каждый его вздох, предугадывать желания, приготовлю его любимый украинский борщ!

— Да… — в этом коротком слове сосредоточилась вся моя жизнь, моя боль.

Позже я аккуратно разузнаю, какой он хочет меня видеть! И все будет прекрасно!

И когда я купалась в восторженном чувстве, а моя жизнь налаживалась, да и Катьке утерла нос, и уже готова была перебраться к мужу, в нашу квартирку, в ванной открылась дверь, что в наступившей тишине было подобно раскату грома. И аромат, походивший больше на предвкушение, вновь обтянул меня плотным коконом. Может это и помешало мне вовремя захлопнуть дверь на кухню. Уже через несколько секунд незнакомец перешагнул порог. Ах, да — мужчина в некоторой степени оделся, обмотав бедра полотенцем.

Стас сидел с открытым ртом, ошеломленно округлив глаза.

— Кто это? — спросил он тихо, но я успела заметить, как обеспокоенно качнулась его голова; я выдохнула и подошла к нему. Вот она минута триумфа! Сейчас я расскажу, что это любовник Кати и тогда у Стаса не останется сомнений в своем выборе!

Я уже рот открыла, чтобы приступить к разоблачению бывшей лучшей подруги, но что-то во взгляде незнакомца, перехваченном совсем нечаянно, заставило меня судорожно сглотнуть. Он смотрел на меня так, словно я стояла, сжимая в руках нож, готовая в любой момент броситься на него и перерезать горло. Но в этом взгляде не было страха, только презрение. Светка так смотрела на таракана, прежде чем раздавить его. Он будто пытался осадить закипающую ярость и эта внутренняя борьба, проступив на лице, выглядела как предупреждение, как заявление что он — опасный противник.

Только вот что я ему сделала? Откуда столько ненависти?

Незнакомец моргнул, его взгляд посветлел, рука протянулась к Стасу.

— Демьян, — представился он, но так и не дождавшись ответного рукопожатия, обратился ко мне: — Только что звонили из издательства, твоя рукопись отправлена на редактуру.

— Ты же в ванной был… — начала я и осеклась, утопая в запахе сандала.

И теперь его ноздри расширились, когда он, словно нехотя, подошел ко мне, сгреб в охапку и закружил по кухне с восторженным криком: «Поздравляю!». Похоже мои дела очень плохи. Как теперь объяснить мужу, что этот парень, которого я вижу впервые в жизни, на самом деле спит с его «настоящей» Катей?!

— Послушай, друг! — поспешно высвободившись из объятий, я не сводила взгляда с мужа. В тот момент, даже неожиданное осуществление мечты меня абсолютно не порадовало! Я в шаге от Стаса, хочу его обнять, уткнувшись лицом в крепкую грудь! А тут этот парень, то смотрит на меня как на мелкого грызуна, то бесцеремонно хватает!

— Что ты себе позволяешь?!

Я сделала шаг к Стасу, но тот отпрянул от меня, как от прокаженной. Я сжалась от обиды.

— Позвонили на твой сотовый, — продолжал Демьян. — Вы разве не слышали?

— Ты рылся в моей сумочке?! — возмутилась я. Он же был в ванной! Откуда там взялась моя сумочка?

— Ты же просила вас не беспокоить, — черные глаза так и сверлили меня, словно пытаясь что-то внушить.

— Да просила! — воскликнула я. — Но ты же все равно приперся! А теперь потрудись объяснить моему мужу, что ты здесь делаешь!

— Я должен сказать ему правду?

Понимаю, что каждое последующее мое слово, любой нормальный человек сочтет бредом, я и сама так посчитала несколько минут спустя. Но столкнувшись с ним взглядом, я реально почувствовала, как разум мой превратился в фарш.

Я замерла, задерживая дыхание, отталкивая прочь холодящую мысль. Свеча, сон, этот мужчина… Взгляд Демьяна приобрел жуткую пронзающую силу, он читал мои мысли, их невозможно утаить, скрыть, удержать при себе. Я сжалась в мучительной судороге, когда в голове смешались воспоминания: насыщенный запах сандала, утопающий в головокружении; соль на дрожащих губах; внутри шевельнулась острая потребность подчиниться, слепо следовать настойчивому приказу идти к мосту; горячая багровая кровь и страх начал оживать…

Обрывки снов, как мозаика становились на свои места. Я вспомнила желания. Они звучали настойчиво, выворачивали наизнанку мысли, вытряхивали самые смелые мечты. Дразнили, манили… и я загадывала их, требовала… а теперь — пожалуйста, стоит передо мной самое дикое из них!

Я знала, что мне нужно отвести взгляд, но не могла, он держал меня, пока последняя капля паники не вырвалась из меня, сменившись подозрительным спокойствием.

И тогда, словно пресытившись, он моргнул, запуская руку в черные волосы, и черты лица расслабились; рот медленно искривила усмешка. Глаза улыбнулись, могу поклясться, что видела, как они блеснули триумфом.

Я почувствовала, как ослабевает давление на разум. Сердце гулко билось, голова кружилась, виски сжимала боль. Словно издалека до меня доносился спокойный, ровный голос Демьяна.

— Мы познакомились прошлой ночью…

— Быстро ты утешилась, — слова Стаса прозвучали не как констатация факта или вопрос, а как обвинение.

Сердце толкало кровь по венам быстрыми рывками, меня охватила паника, еще секунду назад я была счастлива, жизнь начала налаживаться, а теперь вновь оказалась у разбитого корыта. А Демьян вышел из кухни, произнеся что-то вроде… да-да, он едва слышно прошипел: «Презренные черви».

Стас быстро поднялся и прошел мимо меня… даже не взглянув, ничего не сказав!

— Стас! Подожди! Ты все неправильно понял!

Но он в ответ лишь громко хлопнул дверью. Тогда я решила выплеснуть ярость на виновника моего несчастья и ринулась на его поиски.

У двери в ванную я остановилась и прислушалась — он сам с собой разговаривает? Наверное, репетирует речь. Что ж! Ему есть, что объяснять! И стоило мне об этом подумать, как из-за закрытой двери до меня ясно донесся второй мужской голос:

— Не совершай ошибок. Я рядом.

Распахнув дверь, я замерла в оцепенении. В ванной находился еще один незнакомец. Ясные глаза предупреждающе сверкнули. Выцветшие от времени брови и длинная седая борода, делавшие его похожим на старого волшебника из сказок, никак не соответствовали негодующему взгляду, которым тот одарил Демьяна.

— Здесь что потайная дверь?! Проходной двор! Как вы сюда попали?! Выметайтесь из моей квартиры!

Старик оторвал свирепый взгляд от Демьяна и уставился на меня. Густые брови удивленно поползли на лоб, губы дрогнули и растянулись в широкой, даже я бы сказала широченной, улыбке.

— Теперь я понимаю, что имела в виду твоя мать!

Мои ноздри раздулись, когда я с шумом втянула в себя воздух.

— Послушайте, вы… — меня затрясло от возмущения.

Долгое мгновенье они оба смотрели на меня: незнакомец в белом — с насмешкой, Демьян — настороженно. Мир перед глазами стремительно темнел, я только успела заметить, сквозь туман затмевающий разум как они оба растворились в воздухе. Событий гораздо больше, чем времени на их осмысление. К сожалению, я уже начала выискивать связь между пророчествами, странной сделкой, заключенной во сне и тем, что произошло сегодня. Впервые в жизни я почувствовала себя настоящей героиней мелодрамы и упала в обморок.

Глава пятая

— Лина! — кто-то встряхнул меня за плечи, вырывая из вязкой темноты. — Лина! Это я, Аля!

Знаете, вот так придти в себя и увидеть перед собой боевой раскрас Али — испытание не для слабонервных.

— Аля? — тупо переспросила я, попытавшись сменить позу, и сразу болезненно поморщилась. Голова трещит! Рука запуталась в волосах, ощупывая громадную шишку. Больше никогда не буду падать в обморок в ванной.

— Я заскочила домой, смотрю, а ты тут валяешься. Поскользнулась?

— Типа того, — ухватившись за протянутую руку Али, я поднялась.

— Типа того? — Аля скептически на меня посмотрела.

Мозг продолжал работать, настойчиво извлекая из памяти минувшие события. Не все подряд, нет. Только самые жуткие. Стас ушел! Стас УШЕЛ! Больнее всего было осознать, что я находилась вблизи от него, уже готовая перешагнуть заветный рубеж и снова быть с ним!

Сделав шаг в сторону, я оказалась у двери Катиной комнаты и, взявшись за ручку, потянула. Закрыто.

— А где он? — вслух спросила я, уже в коридоре.

— Кто?

— Демьян, — ответила я, заглянув в кухню. Пусто.

— Не знаю, — отозвалась соседка. — Это твой бывший муж?

— Почему бывший?! — словосочетание «бывший муж» лезвием полоснуло по сердцу, и только несколько секунд спустя, я поняла, о ком она говорит. — Нет, он не мой муж. Он любовник Кати.

— Так она вроде с твоим мужем. Или уже нет?

Я развернулась и уставилась на Алю, вытаращив глаза.

— Не смотри на меня так, вы вчера так орали, что эту историю и соседи уже знают.

— Да, прости.

Я задумчиво свела брови — в квартире совершенно точно кроме нас с Алей никого нет. Стоп-стоп. Демьяна тут не может быть, я же видела, как он… исчез. Громко сглотнув ком, образовавшийся в горле, я посмотрела на Алю.

— А ты здорово головой приложилась, — ухмыльнулась она, откидывая за спину длинные черные волосы. — Видок у тебя тот еще.

Может, я шла в ванну, поскользнулась, упала и, ударившись головой, отключилась. Если я хотя бы на несколько минут потеряла сознание, то все это могло померещиться. И Демьян не исчезал вовсе, а просто ушел из квартиры. А его одежда, вполне могла находиться в ванной. Так? Так.

— Черт! Мне из издательства звонили!

Я побежала за сумочкой, в спешке дернула замок и достала телефон. Но в принятых вызовах не было номера редакции…

С какого момента реальность сменилась бредом? Возможно, и Стас не приходил вовсе, и Демьяна не было.

Обхватив себя руками, я поежилась. Как психолог, я хорошо знала, что галлюцинации могут возникать на почве стресса и избытка нервного напряжения. И в таких случаях следует избавиться от причины. Все началось после драки в кухне. Нужно избавить себя от присутствия Кати, проще говоря — съехать с квартиры. Падение и удар тоже внесли свою лепту, но первоначальная причина — стресс. Нужно пройтись. Подумать. В идеале — съездить в интернет-кафе и найти телефон Моранны. Что за проклятая закономерность? Я опять превратилась в бомжа!

В сумке запищал мобильник.

— Здравствуй, милая, — раздался в трубке голос старушки. Я ее сразу узнала. Это Евдокия Николаевна, я оказывала ей помощь летом в «Социальной помощи». Бабушка страдала манией преследования, боялась выходить на улицу, уверенная, что там ее поджидает маньяк-насильник.

— Здравствуйте, Евдокия Николаевна, рада вас слышать. Как ваши дела?

— Спасибо тебе, милая. Я уже месяц сама хожу в магазин, купила карточку в бассейн, плавать буду.

— Очень хорошо, — похвалила я. — Тревожное чувство продолжает возникать?

— Нет, милая, почти нет.

И это сдвиг. Старушка безвылазно сидела дома пять лет, и даже самостоятельные походы в магазин, а уж тем более бассейн — большой сдвиг!

— Дочка, я ведь замуж собралась. Приходи завтра ко мне домой, посидим, чайку попьем, я тебя с кавалером своим познакомлю.

— Обязательно приду, Евдокия Николаевна.

— Георгий нездешний, он к сыну погостить приехал, а сам живет заграницей, в Риге. У него там дом и баня пристроена. Уезжаю я, дочка. Ты же знаешь, нет у меня ни детей, ни близких, одна я была на целом свете. Поэтому квартиру свою я на тебя переписала.

— Как переписала? — удивилась я.

— Завещание оформила. Вот завтра придешь ко мне, я тебе копию отдам. Я уезжаю второго сентября, уже билеты куплены. А ты, моя милая с наследством останешься.

— Евдокия Николаевна, спасибо конечно, но не стоило…

— Стоило. Ты мне как дочь стала, — в трубке послышался всхлип. — Буду ждать тебя завтра.

Раздались гудки.

Я недоуменно сдвинула брови, пытаясь понять, настораживает меня эта новость или радует. У каждого человека есть свой кусочек счастья, был он и у меня. Но теперь, когда у меня его отняли — эта квартира, свалившаяся на голову именно в тот момент, когда мне негде жить, когда я чудом избежала смерти, я сочла хорошим знаком, ключом, открывающим дверь в новую жизнь.

Неожиданно я поняла, что кроме Стаса в моей судьбе может быть отведено место и для моих собственных желаний и радостей и от этих мыслей совершенно запуталась и уже не знала, кто я — часть Стаса или гурман, смакующий жизнь, жадно поглощающий все, что она может предложить.

— Тебя подвезти? — спросила Алька, ухарски подернув бровями.

— Нет, спасибо. Мне нужно пройтись.

Я побежала в комнату, схватила джинсы… А ведь собиралась марафет наводить, а вместо этого наспех натягиваю джинсы, достаю из тумбочки голубую блузку-жатку, лишь потому, что она и без глажки выглядит вполне прилично.

— Все вы спешите жить! — нравоучительно сказала Аля, заглядывая в мою комнату. — Зачем? Рано или поздно все мы окажемся в одном месте. На кладбище.

С перепуга я выронила блузку, а соседка лучезарно улыбнулась, упиваясь произведенным эффектом.

— И не нужно так на меня смотреть. Смерть — логичный исход жизни. Единственно возможный, замечу. Как сказал один умный чувак: «Только в предчувствии смерти лист обретает способность летать!» — Даже Аля сейчас выглядела более нормальной, чем я.

* * *

Не успела я выйти из дома, как снова заверещал мобильник. Звонила женщина, представилась Викторией Радневской, и фамилия мне показалась знакомой. Потом Виктория пояснила, что она двоюродная тетя Александра Радневкого, с которым я работала в «Социальной помощи». Парень несколько лет употреблявший наркотики, имел склонность к суициду. Опытные работники центра говорили, что случай очень тяжелый. Но я справилась.

Виктория назначила мне встречу в своем «гнездышке», через двадцать пять минут.

«Гнездышком» оказался просторный двухэтажный коттедж из необожженного кирпича. Он возвышалось над усыпанным зеленью плоским дизайнерским ландшафтом двора, грозно мерцая длинными вытянутыми окнами, но смотрелся не так величественно, как соседний особняк, выдержанный в средневековом стиле.

Виктория Радневская, высокая худощавая брюнетка, приняла меня как важного гостя. Вначале она рассказала об успехах племянника, который открыл турфирму, мы вместе порадовались за него, и плавно разговор перешел к главной теме встречи.

Виктория, вдохновленная результатами моих трудов, решила открыть центр психологической помощи, и хотела бы видеть там меня, в качестве работника. Я попыталась возразить, впереди еще год обучения, у меня незаконченное образование, на что получила категоричный ответ: «Возражения не принимаются». Пока я буду работать как студент-практикант на полставки, после вручения диплома возглавлю целый отдел! А когда она назвала предполагаемую заработную плату, я лишилась дара речи.

— Вы сможете приступить к работе на следующей неделе?

Я чуть было не выкрикнула: «Да! Черт! Конечно!». Но вместо этого профессиональным тоном спросила, когда смогу получить аванс.

Распрощались мы уже вечером, когда во дворе вспыхнули огни, освещая теплый вечер яркими пятнами нежно-голубого света.

Вот тогда, стоя на крыльце дома Радневской, я заметила во дворе соседнего дома Алевтину, стоящую у открытой дверцы «Мазды», небрежно положив локоть на нее. Она с кем-то разговаривала. Но во дворе определенно никого не было. Может по сотовому? Аля обошла машину, вытащила из багажника две огромные битком набитые сумки. Не смотря на то, что обе ее руки были заняты, она умудрилась достать из замка зажигания ключ и ногой захлопнула дверь.

Проследив за моим взглядом, Виктория тихо сказала:

— Эта девица — сущее наказание! От одного ее вида хочется сбежать в монастырь.

— Так… вы знакомы?

— Конечно, знакомы. Она ж моя соседка.

— Это дом ее родителей?

— Нет. Это ее дом. Отец по заграницам разъезжает, а мама ее умерла несколько лет назад. Аля очень переживала потерю, поговаривают, что даже лечение проходила в дорогой клинике.

Зачем тогда она снимает комнату в квартире Моранны, если может жить здесь?

— Вы знали ее мать?

— Да, мы были подругами, — Виктория тихо вздохнула, обхватив угловатые плечи руками. — Это была замечательная женщина, ее знали все в округе. У нее открылись экстрасенсорные способности, после непродолжительной комы.

— У Али? — практически шепотом спросила я, вспомнив, как Аля пыталась предупредить меня об аварии.

— Нет, ну что ты, Аля совсем не похожа на мать. Две противоположности. Регина была общительна, обаятельна, мила… а Аля живет одна, никогда не приводит ни друзей, ни знакомых.

— Но вас не радует соседство с ней?

— Да. Жутко смотреть, когда она разговаривает сама с собой, — призналась Виктория, нервно теребя длинную сережку. — Мне кажется, Алю рано выписали. Она кричит по ночам во дворе, бегает, зажав уши. И это далеко не все номера, которые выкидывает эта девчонка.

* * *

В интернет-кафе я оказалась единственным посетителем. Первым делом попыталась найти объявление с номером Моранны. Даже если послезавтра перееду, можно сказать, в собственную квартиру, то деньги вернуть нужно. Но объявления не было. Странно.

Затем я проверила почту. Два входящих письма. Дрожащей рукой клацнула клавишей мыши, и на мониторе всплыло письмо из редакции! Второе письмо — договор на публикацию романа, а так же условия совместного сотрудничества. Еще в нем была указана сумма, которую я получу за реализацию первого тиража!

Так же проворно, как совсем недавно неожиданная радость меня окатило беспокойство. Пророчества странным образом воплощаются в реальность. В мою жизнь врывается успех. Не втекает медленно и плавно, а именно врывается, как ураган, как шторм.

Задумчиво покусывая губу, я ввела в поисковой строке слово «Навь».

Большой Энциклопедический Словарь открыл мне умопомрачительную информацию. Навь — в восточнославянской мифологии дух смерти, а также мертвец или область нечисти. То, чего в реальном мире не может быть, существует в потустороннем мире «без форм». Это лешие, русалки, черти, одним словом, это мир НАВаждений.

А вот староверы трактовали понятие Нави несколько иначе. Мир непознанный и непонятный. Там ложится первый отпечаток предстоящих поступков, там хранится «колея, оставляемая колесницами жизни».

В стремлении меняться, в мыслях, мечтах и даже снах берет свое начало влияние Нави. Когда человек чего-то добивается, и мечты становятся реальностью тем, что уже ЯВляется реальным, стабилизируется Явью в ее извечной склонности к неизменности и постоянству.

Навь и Явь разделяет река Смородина, через которую перекинут Калинов Мост.

Получив изрядную дозу противоречивой информации, я, щелкнув клавишей мыши, закрыла окно. Если бы все это реально случилось, я, вероятнее всего, сошла бы с ума. Мир, где не действуют банальные законы физики, и вода течет над головой, а ты идешь по мосту, перекинутому через звездный свод. И время замирает, исчезает все, теряет смысл то, что еще вчера его имело. И ты не знаешь, что будет там, но понимаешь — то, что было здесь — мизер, капля в море. Потому что все, скрытое по другую сторону моста — взрывает мысли, наполняет тебя: то страхом, то ликованием, то трепетом. И в этой вакханалии эмоций проступает явное безумие.

Можно заставить себя думать, что все приснившееся мне накануне — игра подсознания. Вероятнее всего, я слышала где-то о мире Нави раньше, и этой ночью подсознание выдало давно забытую информацию. И это вовсе не значит, что нужно выискивать связь между сном и реальностью.

Распечатав договор, я поставила подпись и отправилась на почту.

* * *

Погода в тот день не радовала. Изнуряющий зной сменил резкий пронизывающий ветер. Даже для вечера температура казалась нереально низкой, градусов семнадцать — не больше. Хорошо, что блузка с длинным рукавом. До ближайшей остановки пятнадцать минут ходьбы. Дрожа от холода, я быстро шагала по извилистой дороге, когда знакомая «Мазда» поравнялась со мной.

Стекло окна беззвучно поползло вниз, являя на свет божий мрачное лицо моей соседки.

— Подвезти?

— Да! — нетерпеливо выпалила я, вытирая слезящиеся от ветра глаза.

— Садись, — она кивнула на пассажирское сиденье.

Торопливо запрыгнув в теплый салон машины, я захлопнула дверь, и принялась растирать окоченевшие руки. Тихо заурчал мотор и шикарная «Мазда» плавно поехала по дороге.

За окном уныло потянулись серые дорожки, тоскливо сверкали фонари, с трудом проталкивая свет сквозь марево сырости. Единственные яркие пятна в этом обилии блеклости — разноцветные зонтики, под которыми прятались от дождя прохожие. Только чтобы вытеснить из головы мысли о собственном безумии я внимательно рассматривала их.

Быстрей бы покончить с этой историей, я надеялась, что Моранна согласится вернуть мне деньги, хотя бы часть. Я посмотрела на Алю, уставившуюся в лобовое стекло. Интересно, зачем она себя уродует таким макияжем. Если ее хорошенько умыть, то она даже будет хорошенькой.

— В магазин заскочим?

— Угу, — ответила я, и мы направились к универмагу, что находился недалеко от нашего дома.

Мы въехали в битком набитую стоянку, долго кружились по ней, пока не обнаружили свободное место.

Сразу за входной дверью универмага, вдоль стены, красовались различные киоски с сотовыми телефонами, дешевой парфюмерией, бижутерией и всякой другой дребеденью. Быстро миновав красочный ряд, я взяла тележку и покатила ее мимо касс.

Стоя перед стеллажами с чаем и кофе, я нашла ромашковый чай с корицей и кинула упаковку в тележку.

— Любишь ромашку? — удивленно хмыкнула Аля.

— Я?

Если быть до конца откровенной, то не очень. Но у Стаса начальная стадия гипертонии, поэтому я еще в прошлом году вычеркнула кофе и черный чай из списка нужных продуктов. Тогда мы скупили в «Чайном доме» все возможные сорта зеленого и травяного чая. И Стасу больше понравился ромашковый. С корицей.

— Если тебе не нравится эта бурда, то за каким ты ее покупаешь?

— Ты права! К черту ромашку!

Мой выбор упал на турецкий кофе. Как же мне его не хватало!

Уже через пятнадцать минут, с наполненной доверху тележкой мы стояли возле кассы, Алька что-то ворчала по поводу медлительности кассирши, слишком долго подсчитывающей стоимость покупок.

Странная она. По всему видно с деньгами проблем не имеет, однако вопреки здравому смыслу, предпочла комнату в чужой квартире огромному особняку в элитном районе. Уже на пути домой меня так одолело любопытство, что я спросила:

— Аль, почему ты не живешь в своем доме?

— По той же причине, что и ты.

Вдруг Аля застыла; голова дернулась, глаза затуманились, моргнули и, широко распахнувшись, впились в меня остекленевшим взглядом, испугав до полуобморочного состояния.

— Ты… дорога! — заорала я.

Но она медленно обвела глазами салон, словно соображая, где находится, пока ее невидящий взгляд не остановился на дороге, тогда в нем скользнул проблеск осмысления. Не успела я сказать даже слова, все произошло слишком быстро, как ее лицо исказилось, она испуганно взвизгнула, и, крутанув руль, свернула с дороги.

— Аля! Зачем ты сворачиваешь? Та дорога — самая короткая!

— Ничего страшного. Целее будешь.

Прежде чем я успела открыть рот, чтобы заспорить, Аля подняла руку, призывая меня помолчать.

— Поверь мне, по этой дороге мы быстрее попадем домой!

— Да по этой дороге, мы разве что к утру туда попадем! Останови! Я на автобусе доеду!

Аля притормозила, но не остановилась. Некоторое время она внимательно изучала меня. Ее лицо, встревоженное и хмурое, вытянулось, глаза беспокойно блестели.

— Ладно, иди. Но сделай милость — не садись в желтую «Газель», дождись автобус, он подъедет следующим. Хотя… — она покачала головой, словно что-то прикидывая в уме, — у тебя сегодня особенный день. Так что забей и садись в любую.

Выскочив из машины, я с размаху захлопнула дверь и, не оборачиваясь, перебежала дорогу. Асфальт после дождя был влажным, я, огибая лужи, направилась к остановке.

Я слышала как, заскрипев шинами по дороге, Алина «Мазда» сорвалась с места, от этого звука я нервно повела плечами. Даже самая изумительная машина не компенсирует ее странности. Этот жуткий имидж, да еще глаза остекленевшие. Брр.

На остановке людей было довольно много, и когда подъехала «Газель», все дружной толпой ринулись к ней. Я втиснулась в толпу, расталкивая напирающую тесноту руками. Не обращая внимания на недовольные выкрики, я открыла переднюю дверь и взгромоздилась на сиденье.

В спертом воздухе висел крепкий запах табака. Водитель крутанул баранку, и маршрутка, мерно покачиваясь, выехала на дорогу. Я сидела, прижавшись лбом к стеклу, окидывая взглядом серую мокрую улицу.

«Газель» набирала скорость. Оглушительный раскат грома, небо пронизала вспышка молнии. Оно треснуло, как перезревший арбуз, и хлынул дождь.

Все произошло за какие-то доли секунды. Не было времени ни на то, чтобы сообразить, ни на то, чтобы закричать. Секунду назад мы пробирались сквозь плотную стену дождя, а через мгновенье маршрутку развернуло поперек дороги и понесло вперед.

Фонарный столб надвигался на нас, а потом неожиданно завалился набок. Глухой удар. Разом обрушившиеся на мои уши крики, слились со скрежетом шин, лязгом металла переворачивающейся «Газели». Истошный вопль девушки. Водительское сиденье оказалось внизу, я рухнула на водителя. Боковая дверь со стороны пассажира, теперь оказалась потолком.

Машину, с протяжным скрежетом скользящую по дороге, тряхнуло, и мое тело пронзила боль. Я сморщилась, не сводя взгляда с широко распахнутых от ужаса глаз водителя. Меня припечатало к полу, который раньше был потолком, и водитель в немом крике повалился на меня. Вспышка молнии, треск бьющихся стекол, уши заложило от оглушительных воплей, я крепко зажмурилась. Маршрутку еще раз тряхнуло, и все замерло. Сдавленные крики продолжали наполнять то, что некогда было салоном.

Я не могла с уверенностью сказать, что жива, хотя боль, пронзавшая колено и поясницу, была очень реальной. Тяжелое тело мужчины, придавившее мои бедра и ноги, не шевелилось. Я открыла глаза и попыталась сдвинуть его, не особо надеясь на успех.

— Эй, — тоненьким голоском позвала я, продолжая расталкивать его. И только значительно позже заметила кровь на его затылке. Дохнуло кровью, и я заорала.

* * *

Когда упаковывали в мешки несколько трупов, а на месте аварии работала бригада «Скорой помощи», я начала понимать, что каким-то чудом не только выжила, но осталась без серьезных травм. Единственная из двенадцати пассажиров.

В поднявшемся рокоте невозможно было разобрать отдельных слов, сплошной поток выкриков и бессвязных фраз. Дорогу оцепили, место обнесли красной лентой. Бдительные милиционеры строго выдерживали дистанцию, коротко отвечая на вопросы прохожих, но не позволяли приближаться к месту аварии.

— С вами хотят поговорить, — произнесла медсестра и наклеила пластырь на мою скулу.

— Кто? — это мой голос? — Гаишники?

— Нет. Следователь.

Я попыталась покачать головой, но вышел нечеткий кивок. Нет-нет. Этого я не смогу отвечать на вопросы, вспоминая детали, о которых хочется забыть.

— Не могу.

— Придется, — вздохнула женщина. — Вы — единственный уцелевший пассажир.

Я даже не повернула голову в сторону мужчины, официальным тоном представившегося Николаем Васильевичем Приходько. Старший следователь прокуратуры.

Он что-то говорил об аварии, спрашивал: с какой скоростью ехала «Газель»; что, по моему мнению, могло послужить причиной аварии и еще много чего. Но ни одного вразумительного ответа так и не получил.

— Послушаете… — Николай Васильевич запнулся.

— Ангелина, — машинально подсказала я.

— Послушайте, Ангелина, я понимаю, что происшествие вас потрясло, но дело очень серьезное. Погибло семь человек, трое в реанимации, среди них семилетний ребенок.

А я уже думала, что хуже ничего не может быть. Собрав оставшиеся силы, я подняла голову и в упор посмотрела на следователя. Мужчина средних лет, с заметно округлившимся животиком, приглаживая редкие волосы, вздохнул с видимым облегчением.

— Давайте еще раз сначала. Что вы видели?

— Это обязательно делать прямо сейчас? — пискнула я.

Приходько задумчиво постучал указательным пальцем по пухлому подбородку, и покачал головой. Как же я должно быть кошмарно выгляжу, если он так быстро соглашается.

— Хорошо. Надеюсь, завтра вы будете чувствовать себя лучше, — он достал из портмоне и протянул мне лист. — Если захотите сегодня пообщаться, позвоните, пожалуйста.

Взяв его, я кивнула.

Да, в такой момент, когда я еще не смогла понять, что именно меня переполняет: шок, ведь мне пришлось наблюдать как, столько человек лишается жизней; или торжество — я осталась жива; рядом со мной не оказалась ни одного близкого человека.

Приходько уже стоял в стороне, переговариваясь со свидетелями аварии. Он изредка посматривал в мою сторону, и взгляд его становился задумчивым и слегка удивленным.

В этом аду, где бегают встревоженные врачи и дотошные менты, задающие слишком много вопросов, среди ревущих родственников, потерявших своих близких, мое присутствие казалось богохульством. И многие бросали на меня тревожные болезненные взгляды, словно я несправедливо занимаю чужое место. Здесь среди покалеченных людей, глядя на целлофановые, мешки прикрывающие трупы!

Поднявшись, я побрела вперед. Направление не важно, главное двигаться, идти, что-то делать.

Что чувствует человек, который уцелел в чудовищной аварии, идущий в неизвестном направлении, не способный здраво мыслить после потрясения? Отчуждение.

За кратчайшие сроки, я избежала смерти, нашла две работы и получила в подарок квартиру. Однако, вместо радости, появилось смутное и до конца не обозначившееся подозрение, что я близка к открытию, которое перевернет мою жизнь. Я потрясла головой, разгоняя туман мрачных предчувствий. Я бы многое отдала лишь бы вернуть то, что было у меня еще неделю назад — Стаса и спокойствие.

Глава шестая

— Аля, — позвала я, как только вошла в квартиру.

Что, черт возьми, происходит в моей жизни?! Смахнув упавшие на лицо волосы, я бросилась прямо по коридору к комнате Алевтины. Дверь была приоткрыта, и сквозь узкую щелку лился приглушенный свет.

— Аля. Мне нужно с тобой поговорить.

Ровный свет не нарушали движения или тени. Испытывая неловкость, я толкнула дверь, и она с тихим стоном отворилась, передо мной раскинулась пустая комната.

Отлично! Прикусив ноготь на большом пальце, я взялась за ручку, чтобы закрыть дверь, но взгляд зацепился за большое зеркало, висящее на стене. Точно такое же, как и в моей комнате. Это единственное сходство интерьера комнат. Мысли отдавались эхом в полной тишине. Поспешно закрыв комнату, я пошла к себе.

Ключ втиснулся в замочную скважину, два поворота и…

Слышится тихий звук, словно тапки шуршат по ковру, прямо от двери, за которой я притихла, к зеркалу. Затаив дыхание, делаю осторожный шаг в комнату, но дверь закрыть не решаюсь.

Ритмичный шелест продолжается, и неожиданно для себя, шепчу:

— Кто здесь? — Спрашиваю, умом понимая, что здесь никого быть не может. Ключи от комнаты только у меня и… — Моранна? Это вы?

Тишину нарушает только мерное тиканье часов и городской шум, проникающий сквозь открытую форточку.

Постояв еще минуты две, тщательно прислушиваясь к звукам, провожу рукой по стене. Нащупываю выключатель, включаю свет.

И замираю, пронзенная уколом, бессмысленным, тревожным.

В комнате я нахожусь одна, но явственно ощущаю чей-то взгляд…

Слышу тихое перешептывание нескольких голосов. Испуганно обернувшись, я отчаянно напрягаю зрение, вглядываюсь в комнату. В ярком свете призывно мерцает зеркало.

В отражении вижу все четко, ясно и определенно. Грудь неистово вздымается, большие настороженные глаза, с красными капиллярами на белках, бледная кожа с крошечными впадинами пор, пухлые губы со складочками в уголках. Вокруг меня пляшут пылинки… И запах. Все тот же солено-горький, с привкусом ржавчины.

Когда я втягиваю носом знакомый аромат, которым стремительно пропитывается воздух, пробуждается желание броситься наутек. Но я не успеваю этого сделать. Зеркало начинает оживать, мое отражение растворяется, пока не исчезает совсем.

Я знаю, что вот-вот появится мост, и меня с непреодолимой тягой понесет по деревянным палицам, но это происходит, как и в прошлый раз — внезапно.

Медленно Калинов Мост пронизывает воздух, приближаясь к моим ногам. Сандал обтягивает тело, воздух за спиной уплотняется, приглашая меня сделать первый шаг.

Тревога не позволяет ногам передвигаться быстро. Я постоянно останавливаюсь, сжимаясь от предчувствия, но упрямо иду вперед, к воронке, которая постепенно ускоряет вращение. Не успеваю закрыть глаза, как чудовищная сила сворачиваемой в спираль пустоты, впитывает меня без остатка.

Я словно ныряю в мыльный пузырь и с громким чпоком выныриваю с другой стороны, оказываясь в комнате с тремя зеркалами, но завешано только два из них.

Бросаю робкий взгляд на отражение. Вижу себя перепуганную с широко распахнутыми карими глазами.

Со второго зеркала занавеска падает до того, как взгляд касается ее. В отражении вижу больничную палату и себя…

В веренице потускневших от времени воспоминаний, было одно самое страшное, то самое, которое я глубоко спрятала шесть лет назад.

В тишине стонут страх и неуверенность. Эти чувства обступают меня, как большое плотное облако, заставляют вспомнить все, потому что когда-то звучали в моей душе.

Помню уверенность, наполнявшую меня, первый ответственный шаг, сделанный мной самостоятельно, первый осознанный выбор, первый кирпичик, заложенный в фундамент моей жизни.

Это выражает лицо, светится в глазах семнадцатилетней девчонки, решившейся на по-взрослому взвешенный шаг.

Помню, не спала две ночи, прорыдала в подушку, стараясь приглушить отчаянные всхлипы. Никто не должен знать. Никто. Даже тетка, у которой я взяла деньги, ни о чем не подозревала.

Та семнадцатилетняя Лина и появилась в зеркале. Холодный взгляд, ни тени колебания, ни в движениях, ни в словах:

— Сколько будет длиться эта… операция?

— Срок у вас маленький, поэтому управимся быстро, — ответил пожилой врач, натягивая маску на лицо.

— Замечательно.

Тишину пронизывают боль, жалость, сомнения. И это было именно то, что чувствовала я шесть лет назад, пока умелые руки врача извлекали из моей утробы жизнь. Эмоции проникают глубоко, прямо в сердце, порождая уверенность, что я пропитана злом. Оно клубится, настойчиво заполняя собой чашу моего существа, пока еще не распустившееся во всем своем величие. На губах появляется привкус крови, который невозможно смыть, о котором нельзя забыть. Меня подташнивает от отвращения к себе, и одновременно я испытываю глубочайшее удовлетворение. Скоро все останется позади.

Тишина длится недолго, однако когда раздается тихий смех, сердце замирает, пропуская удар. Пелена эмоций отступает.

— Наблюдал за тобой сегодня. Поздравляю.

Оборачиваюсь на голос. Не могу ничего разглядеть, щурюсь.

— С чем?

— С новой жизнью. Третье зеркало откроет тебе будущее. Посмотришь?

Вздрагиваю от злой иронии, прозвучавшей в голосе, но правдиво произношу:

— Я не уверена, хочу ли этого.

— А разве от тебя что-то зависит? — грубо спрашивает он. — Ты меня удивляешь. Не каждому дано заглянуть в будущее, многие легко отдавали мне душу взамен на маленькое видение. Тебе же я сам это предлагаю, без условий. Заметь — даже стандартной платы не прошу, — довольный голос с налетом ядовитой иронии.

— Я не верю, что будущее можно увидеть.

— Тогда чего же ты боишься? — снисходительно спрашивает он.

— Я не боюсь, — хочется сказать это уверенно, но тиски страха не разжимаются, и голос не обретает твердость.

Звучный щелчок утопает в хриплом смехе. Зеркальная поверхность набирает цвет, образуя фигуры.

Одноэтажные домики стоят близко друг к другу, окруженные зеленью высоких кленов, за кронами прячется вечернее солнце. Большой двор наполнен суетными студентами, моими одногруппниками. Я сижу за накрытым столом, расположенным на улице, теребя пальцами кармашек джинсовой сумки.

Странно вот так со стороны смотреть на свое тело и не иметь возможности им управлять.

Светка, наморщив нос, спрашивает: «Не слишком ли воняет гарью от мангала?».

И эпизод обрывается.

— Что это было? — удивляюсь я и отвожу взгляд от потускневшего зеркала.

— Не спеши. Все только начинается, — он растягивает слова, ему в тягость со мной беседовать, словно я неразумное дитя, которое он вынужден выслушивать.

Его слова прожигают мозг горячим клеймом, я туплю со страшной силой, не понимая, что творится с моей жизнью. Меня мучает один единственный вопрос:

— ЧТО начинается?!

— Пройдемся? — вместо ответа предлагает голос.

Щелчок, пустота твердеет, сворачиваясь в воронку, ощущаю Его близость, но по-прежнему ничего не вижу. Все вокруг взрывается и так же быстро утихает.

Осматриваюсь. Три не завешанные зеркала, три видения и три урагана эмоций.

— Это не твоя комната. Это комната Кати и Зеркала ее жизни. В нем ты увидишь результат своей мести.

Голова кружится, дыхание неровное, неглубокое; я еще не оправилась после перемещения. Заставляю себя дышать равномерно. Нельзя допустить рвотного приступа, от этого лучше не станет.

Я пытаюсь просчитать ход его мыслей, но меня уже захлестывает тревожная волна. Стук сердца сливается с паникой, потому что отражение дрогнуло и показало задымленное помещение. И там посреди плотного смога лежала она — Катя.

И я чувствую все так явно, словно нахожусь на ее месте. К такой атаке боли я не готова, она выкручивает меня, сгибает, разрывает на части, грудь сдавливает спазм, не могу дышать.

Густой дым раздирает легкие, и боль волнами растекается от горла до судорожно вздымающейся груди. Что хуже: смерть от удушья или огня? Говорят, смерть в огне самая страшная, ей повезет, если болевой шок наступит раньше.

Катя еще не совсем оправилась от потрясения, но с тех пор как упала, споткнувшись о край ковра, затуманенный страхом разум еще не работал так ясно, как сейчас. Нужно немедленно встать, искать выход, хотя бы для того, чтобы потом разобраться во всем, что случилось. Это желание, наполнив ее, заставляет подняться и оглядеться. Она трет слезящиеся глаза, стараясь сфокусировать взгляд, чтобы две одинаково горящие балки, плывущие перед глазами, соединились в одну. Мучительный кашель с хрипом вырывается из легких, ее рвет, тело безвольно падает, окровавленные пальцы скребут по полу и замирают…

Из горла рвется нечеловеческий вопль, но с губ слетает слабый писк:

— Хватит… Зачем ты меня мучаешь?… — со стоном спрашиваю я, вбирая звуки безысходности, уношусь в обреченность. Не сдерживаю слезы, всхлипываю, волна скорби нарастает. Я не могу контролировать себя, мне больно.

Зеркало тускнеет, шквал эмоций отступает. Лихорадочно соображаю, боюсь израсходовать впустую ясность мысли.

— Ты продолжаешь злиться на подругу? Хочешь придушить ее? А если я тебе скажу, что все в твоих руках, и отказавшись от Стаса, ты сохранишь ей жизнь?

— Кто ты такой?

— У меня много имен, — туманно отвечает голос.

Как бы я ни ненавидела бывшую подругу, как бы ни злилась на нее, чего бы ей в сердцах не желала, но этого я точно не хочу!

— Вот черт! — бросаю я.

— И это одно из них, — по интонации понимаю, что он улыбается.

Мысли рывками, несвязанными фразами, теснятся в голове. Отказаться от Стаса?! Нет! Стоп-стоп… Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Ведь правильно говорят — предупрежден, значит вооружен.

— Даже не думай, — заявляет он. Он прочел мои мысли — но это не удивительно.

— Да? — ядовито спрашиваю я и вижу, как он улыбается, в темноте сверкнули ровные белые зубы. Я стараюсь не выглядеть испуганной, но предательские мысли этому никак не способствуют. Передо мной стоит существо, так легко извлекающее из моей памяти страшные тайны, может ли он с такой же точностью рассказать о будущем? Я никогда не верила в судьбу. Все это так, вот только отголоски боли продолжают терзать меня, но слово «судьба» всегда имело довольно расплывчатое значение, потому упрямо спросила:

— А почему бы и нет?

Черт молчит, улавливая колебания моих мыслей.

— Ты никогда не задумывалась о том, что в жизни не бывает случайностей? Хотя и предполагаешь, что одна трагедия может повлечь за собой череду счастливейших моментов твоей жизни.

Признаюсь, вопрос застает меня врасплох.

— Если ты изменишь это событие, то вычеркнешь из своей жизни целый этап. Самый прекрасный этап своей жизни. Вернемся к твоим зеркалам?

Я даже пискнуть не успеваю, ураганный ветер, подхватывает меня, заталкивая в центр смерча. Это длится секунду. Может меньше. Уши закладывает от свиста и меня выбрасывает наружу.

— Стас вновь вернется в твою жизнь только после смерти Кати, но если ты попытаешься ее спасти, то не случится вот этого.

Перемещения окончательно меня измучили, я уже перестаю что-либо соображать, а Черт щелкает пальцами, и зеркало вновь оживает, мерцая, возвращая в тот же момент. Я знала — все, что откроется сейчас потрясет меня, добьет, растопчет остатки здравого смысла.

Нет. Нет. Зажмуриваю глаза, закрываю уши. Я не хочу ничего знать, не хочу ничего видеть.

Я валяюсь возле изуродованного тела Кати. Вой сирены вспарывает массовый гул, чьи-то руки бережно поднимают меня и несут в сторону. Я прижимаюсь к мужской груди, пачкаю рубашку смешанной со слезами тушью, размазываю кровь Кати по его плечам. Мельком вижу лицо Стаса. Напряженное, грустное. И глаза — голубые. Чистые.

Меня осматривает врач, пичкает таблетками, муж не отходит от меня, помогает держать пластиковый стакан с минеральной водой. Пью все.

Могу дышать. Вздыхаю со всхлипом. Вытираю дрожащей рукой лицо. Врач светит в глаза фонариком, щупает пульс и уходит.

Отражение тускнеет, всплывает другой эпизод. Водоворот пьянящих отзвуков любви стремительно поглощает меня.

Лавочка в скверике, дыхание солнца в шелесте листвы, влажные брызги фонтанчика на лице. Нахожусь в беспомощном, апатичном состоянии, ощущая саднящую рану в области солнечного сплетения, провожу рукой по ней, но шрама не нащупываю. Он внутри. В душе.

Слева от меня Стас. Рядом с ним спокойно, рана не затягивается, но ее пульсация заглушается нежностью… Он берет мою руку, легонько сжимает. Я благодарно улыбаюсь. В нем мое спасение, он сможет вылечить меня. Тревоги отступают.

Картинка меняется и, как по волшебству, снимается тяжелая скорбь.

Над речкой висит огромная луна, тусклые облака скрывают звезды. Промозглый влажный ветер треплет мои волосы. Идет мокрый, нудный снег, я кутаюсь в осеннее пальтишко, понимая, что сырость и холод только вокруг нас, а внутри…

Внутри фейерверком взрывается счастье, ослепляя, будоража трепещущее сердце. Новый порыв ветра, втягиваю голову в плечи, поднимаю выше воротник. Стас обнимает меня, вдыхаю терпкий запах мужских духов, расслабляюсь, умиротворенно закрываю глаза, купаясь в самом теплом ощущении, древнем как мир и мягком как пух — в ощущении всепоглощающей любви.

Больше ничего не нужно. Только стоять вот так, рядом, склонив голову на крепкое плечо, и наслаждаться своим кусочком счастья. Еще никогда в жизни я не чувствовала себя в такой безопасности.

Палата пропитана запахом лекарства. По стеклу стучит дождь. Дышу влажной прохладой, вожделенным счастьем. Минута триумфа, исполненной заветной мечты. Отгоняю настойчивую вязкую мысль, что не смогу выносить долгожданного ребенка. Обхватываю живот руками, стремлюсь защитить малыша.

В палату входит Стас. Целует мои улыбающиеся губы, наклоняется к набухшему животу, что-то умиленно бормочет, прикасается губами. Толчок внутри. Ребенок чувствует… отца. Самое счастливое будущее — о таком мечтает каждая женщина. Счастье, от которого захватывало дух. Безрассудный калейдоскоп ярких чувств, нежных привязанностей, охватывает меня, сердце учащенно бьется.

Щелчок и картинка исчезает, испаряется сладкая нега, теперь я прекрасно понимаю, что этого не будет. Никогда. Горько ухмыляюсь и говорю:

— Этого никогда не случится. Я бесплодна. Но ты почти заставил меня поверить, что знаешь о будущем чуть больше меня. Я была замужем, три года пыталась забеременеть. И это не мои домыслы, это диагноз врача!

— Ошибаешься, — настаивает Черт. — Но у тебя редкая кровь.

— Третья положительная — что тут редкого? — я начинаю злиться.

— Группа крови тут не причем. Я говорю о совместимости. Тебе трудно забеременеть, но вовсе не невозможно, — брезгливым тоном отвечает Черт. — У вас все получится. Стас твоя надежда, твоя любовь и отец твоего ребенка. Чем-то ты угодила судьбе.

— Откуда столько пафоса в Черте? Да что ты знаешь?! — ору я. — Ты — бред воображения! Тебя не существует!

— Ты уверена в этом?

— Да, — ложь легко срывается с губ.

— Я слышу отголоски твоего страха, испытанного прошлой ночью. Это очевидно. Я знаю о тебе все. Это был твой выпускной вечер, ты помнишь, сколько выпила? Помнишь Вовчика? Беременность стала проклятьем для тебя. Ты сделала аборт. А потом встретила Стаса, вышла замуж. Вы так хотели детей. Ты беременела еще два раза, уже в браке, но каждая беременность заканчивалась одинаково — выкидышем. После последнего, тебе и поставили диагноз, верно? — Черт говорит спокойно, и в этом заключается его жестокость. Он, как бы невзначай, затрагивает весьма болезненную для меня тему. Иными словами, озвучив мои тайные переживания, отправил меня в нокаут. Уже несколько лет я старательно вычеркивала этот факт из списка недостатков, которые не устраивали во мне Стаса. Он — современный человек, начинающий предприниматель, да и ни разу не ставил мне в вину отсутствие детей. Если начистоту, то не сильно к этому и стремился. Или это только мои домыслы?

— Жизнь тебя подводит к развилке дорог. Две судьбы, две разные жизни. Я даю тебе время на раздумье. Два дня. У тебя есть возможность отказаться от Стаса и мыслей о мести. Успешная жизнь останется с тобой, как дар Нави, — я слышу, как он усмехается.

Едва меня выплюнули из зеркала, реальность оглушила меня. Теперь сомнений не осталось это не игра подсознания, и стресс здесь не причем. Зеркало невероятно красиво, и вместе с тем слово «жуть» переводит на совершенно новый уровень! Когда-то в детстве я очень боялась зеркал, и была уверена, что это порог, дверь в другой мир, населенный иными существами. Со временем тот трепещущий ужас прошел, но осталось неудобство, которое всегда ощущалось перед зеркалом.

Я осторожно опустилась на краешек дивана, содрогаясь от тяжести древнего зла. Оно существует параллельно с нами, ни о чем не догадывающимися людьми. Коварно расставляет ловушки, вползает в жизни людей, вынюхивая, просчитывая ходы, вплетая нас в чертову паутину!

Трудно было сдерживать негодование и страх перед неизвестностью. Я никогда не была сдержанной, в полном смысле этого слова, и чувствовала себя бомбой замедленного действия. Она уже давно тикала, грозя взорваться в любую минуту.

Выбежав из комнаты, я наткнулась на входящую в квартиру Катю. Выглядела она как всегда сногсшибательно.

— Стас передал тебе привет, — загадочно улыбаясь, заявила она.

Может, кто-то и решит, что у меня есть идеальный способ отомстить Кате, возможно, кто-то и потер бы в предвкушении руки, но только не я. Злость померкла, выгорела дотла, а пепел размыла Катина кровь. Я просто смотрела на нее и задавалась вопросом, почему все это происходит именно со мной? Почему я должна выбирать между своим счастьем и ее жизнью? Где кроется связь? Если только в Стасе. Если он разрывается между нами, тогда мне просто нужно взять ситуацию под контроль. А для меня очень важно, чтобы все шло именно так, как я запланировала, все тщательно продумывается, прогнозируется и просчитывается. Поэтому не люблю постороннего вмешательства в мою жизнь.

Я любила Стаса безоговорочной, всепрощающей любовью и условие, поставленное Чертом, неприемлемо для меня. И если есть сила, способная помочь мне, то я непременно о ней узнаю. Нам нужно поговорить с Катей, оставить позади ссору, на которой так ловко сыграл Черт. Потом я позвоню мужу.

— Вы встречались? — я была уверена — она не знает, что Стас приходил ко мне.

— Да. Он любит меня, Лина. Меня. И сегодня он доказал это.

— Избавь меня от эротических подробностей.

Если они и встречались, то только потому, что Стас приревновал меня. Я сочла это первой победой, но не знала, стоит ли этому радоваться. Означает ли она неминуемую гибель Кати? Или мне все же удастся остаться со Стасом, сохранив ей жизнь?

Катя тихонько рассмеялась и протянула мне руку.

— Посмотри, какая прелесть.

Этот удар я пропустила, он попал точно с цель. Мне не требовалось смотреть на ее руку, чтобы понять, что на пальце красуется кольцо. И только тогда в моей голове начала складываться чудовищная картина. Стас по-прежнему встречается с Катей — это раз! Все что происходит со мной, подстроено Чертом — это два! Стас не вернется ко мне, он любит Катю — это три.

А самое главное и самое страшное получается, что он сделал ей предложение, и она согласилась! Я хотела вернуть мужа, но не любой ценой! И я даже не могла толком разозлиться, слишком свежо в памяти воспоминание о ее гибели. Я ощутила себя попугаем, запертым в клетке, вместо прутьев у которой: факты, отсутствие выхода и безысходность. Стас не откажется от своего слова, не пойдет на попятную — дверь клетки захлопнулась.

— Лина, я могу только сказать, что Стас — не твоя судьба, тем более что у тебя появился другой.

— Что ты несешь? — недоумевала я. — Какой другой?

— Демьян, кажется.

— Да какой Демьян? — вспыхнула я. — Не тот ли, который этим утром выполз из твоей кровати? Ты не достойна моих терзаний!

Почувствовав подступающие слезы, я выбежала из квартиры. Гулкие шаги эхом отскакивали от бетонных стен подъезда, створки лифта медленно поползли в стороны. Я вбежала в кабинку, нажала кнопку первого этажа, вжавшись спиной в стену, и закрыла глаза.

Глава седьмая

Снова и снова, как мазохист со стажем, я прокручивала в голове увиденное, сдерживая дрожь волненья. Я не только все видела, но и пережила в действительности все моменты: любовь и ненависть, рождение и смерть, надежду и обреченность. Счастье было настолько реальным, что моя душа захлебывалась от восторга. Потом я вспомнила о цене, которую придется заплатить за него. Эпизод, увиденный в зеркале Катиного будущего, взорвал любовное томление, оно потерялось в дыме горящего дома.

Смущенная мыслью, что на мгновение смогла забыть о страшном пророчестве, я уже жалела обо всех проклятиях и злых словах, легко слетевших с моих губ.

Свернув к уходящей к скверу аллее, я задумчиво брела по дороге, не понимая, куда и зачем иду. И я была уверена, что двигаюсь в правильном направлении, меня вела невидимая нить, как поводырь, которому я неосознанно подчинялась. И с каждым шагом, чувствовала, как она ослабевает.

Ко мне пристроилась пятнистая облезлая кошка, она скользила между моими ногами, приветливо мурлыкая. Идти пришлось осторожно, чтобы невзначай не наступить на неожиданную спутницу.

Вдруг кошка замерла, ее спина выгнулась дугой, шерсть поднялась дыбом, из оскаленной пасти вырвалось предупреждающее шипение. Когда я посмотрела в сторону, куда повернулась кошка, то ничего не заметила. Дул легкий летний ветерок, путаясь в листьях деревьев, растущих вдоль тропинки, только этот шелест нарушал тишину ночи.

— Эй, ты чего? — я опустила руку и погладила кошку, но в ответ та приняла боевую стойку, издав воинственный вой.

Я как-то читала, что в древнем Египте для охраны специально тренировали кошек. В той книге было написано, что кошки отличаются кровожадностью и жестокостью, но я, с детства обожавшая кошек, никак не могла представить что-то подобное. Но теперь, когда это взбесившееся создание так рассерженно шипит, трудно не поверить, что такое бывает. Дальше — хуже: с кошкой случился нервный припадок, она истошно завопила и прыгнула мне на руку, крепко вцепившись в нее когтями. Я испуганно отскочила в сторону, и каблук провалился в трещину тротуарной плитки.

Подпрыгивая на месте, я трясла рукой, и вместо того чтобы отцепить кошку, прочно зафиксировала каблук в трещине. И босоножка, слетев с ноги, осталась торчать в щели между плитами, я неуклюже покачнулась, но на ногах устояла. А кошка на миг замерла, потом отскочила в сторону.

Я осмотрела саднящую руку, осторожно, стараясь не касаться поврежденной плоти. Царапины маленькие, но глубокие, нужно обработать дома. Прихрамывая, я подошла к лавке и села.

— Черт! Зачем я вообще вышла на улицу?! — выругалась я.

— Хороший вопрос, — вдруг услышала я в ответ и вздрогнула от неожиданности.

Между деревьев напротив скамейки мелькнула тень. По позвоночнику пробежал жуткий холодок, а та самая загадочная нить резко натянулась и ослабла…

Я нервно потерла переносицу, стараясь дышать ровно. Отголосок недавно отпустившей меня тревоги, снова зазвучал в голове, вторя ритму пульсирующей в жилах крови.

— Если вы вздрагиваете от каждого шороха, — тень шагнула к фонарному столбу, обретя очертания высокого мужчины, который продолжал тихо говорить, — зачем вышли на улицу глухой ночью?

Он сделал еще шаг, и яркий свет ночного фонаря полностью осветил его статную фигуру. Я поражено заморгала. Вот ведь какая штука: я была так напугана, что искреннее удивилась, когда увидела перед собой обычного человека. И не просто человека, а Демьяна!

Он направился ко мне, по пути вытащив босоножку. Почему он делает вид, что мы не знакомы, когда по его вине вчера Стас ушел в бешенстве? Если бы не Демьян, то возможно эта дурацкая история не нашла бы продолжения. От этой мысли вся растерянность испарилась, разум прояснился.

— Мы опять на «Вы»?

— Опять? — удивленно переспросил он, но глаза лукаво блеснули.

— Вот только не надо делать вид, что мы не знакомы, хорошо?

— Как скажешь, — Демьян присел на корточки рядом со мной, осторожно приподнял мою ногу и надел босоножку. Его движения были плавными и тягучими, как горячий шоколад.

Я ненавидела себя за то, что не могла отвести взгляд от Демьяна.

«Гипноз. Однозначно», — решила я, пытаясь сглотнуть слюну.

Я старалась не глазеть так откровенно на его руки, вообще разумнее было самой надеть туфлю, чтобы избежать легких волнующих и не совсем уместных прикосновений, но вместо этого заворожено следила за его действиями.

— Зачем ты это сделал?

— Нужно быть осторожней, загадывая желания, — Демьян провел рукой по моей щиколотке, словно смахивал несуществующую пыль.

— Какие желания? — спросила я, освобождая ногу от его рук, и инстинктивно отодвинулась. Он поднялся.

— Самые банальные женские желания, — и в его словах проскользнуло обвинение.

Я внимательно посмотрела на него. Демьян стоял в расслабленной позе, засунув руки в карманы стильных черных джинсов, бордовая футболка облегала грудь, взъерошенные ветром темные волосы, небрежно падали на высокий лоб. Мой взгляд добрался до его необычного смуглого лица. Возможно, я загнала Демьяна в угол, когда в чертовом мире пожелала для себя мужчину, как полную противоположность Стасу. Но я не конкретно его имела в виду, больше похоже, что выбор Черта пал на него.

— Ты не заметил, что о желаниях я даже не обмолвилась? — раздраженно спросила я. — Зачем ты вышел из ванны?

— Остынь, — теперь его глаза светились нескрываемым презрением. — Мне эта ситуация нравится еще меньше, чем тебе. Но ты соизволила заставить своего Стаса побывать в твоей шкуре.

Он не кричал — нет, он говорил тихо, со зловещим придыханием.

— И ты с готовностью бросился осуществлять мою прихоть? С какой стороны не посмотри — рыцарь.

— Следи за словами, женщина!

— Не ори на меня. Если ты не забыл, то в моем желании было маленькое, но важное условие.

— Я помню! — прорычал он, впившись в меня свирепым взглядом. — И ты проклянешь тот день, когда осмелилась это сказать!

До того как он произнес это, я была на грани того, чтобы освободить его от моего опрометчивого желания, но как только он закрыл рот, это намерение мгновенно испарилось.

— Но до этого, ты будешь четко следовать приказу.

— Твоему? — его лицо брезгливо скривилось.

— Нет, приказу Черта.

И Демьян сделал нечто странное, и это заставило меня скрипнуть зубами от досады. Он хихикнул. А потом, запрокинув голову, расхохотался низким гортанным смехом. И этот смех отбил у меня всякую охоту мучить Стаса с его помощью.

— Вот что, — я повысила голос, — если ты не собираешься избавлять меня от своего присутствия, будь добр, веди себя соответствующе. Ты уже сутки, как должен падать в обморок от одного моего вида, а вместо этого стоишь тут и ржешь как больная лошадь.

Смех резко оборвался.

— Больная лошадь?!

— Да, — стараясь сохранить остатки собственного достоинства, холодно ответила я, непроизвольно пригладив растрепавшиеся волосы. — Неизлечимо больная.

— Для того, чтобы мне падать в обморок от твоего вида, ты, как минимум, должна быть в моем вкусе.

— И все же у нас, типа, договор, — переборов смущение, бросила я. — И, следуя этому договору, я должна, как минимум, тебе нравиться.

Он улыбнулся, но улыбка была фальшивой, потому что глаза полыхнули злостью.

— Ты хотя бы догадываешься, с кем связалась? Тебе следует прикусить язык, женщина, потому что…

Чувствуя, что снова начинаю выходить из себя, я выставила руки ладонями вперед и сказала:

— Стоп! Это слишком далеко заходит. Я освобождаю тебя от своего желания.

— Если бы это было так легко, то я еще утром выбил бы его из тебя силой! — прошипел он.

Потребовалось несколько секунд, прежде чем я поняла, почему сердце бешено бьется в груди, а на глаза наворачиваются слезы. Я задыхалась от обиды и позора.

— Почему? Мне для этого нужно загадать еще одно желание?

— Умолкни, женщина! Я еще не разобрался с первым, а ты уже готова повесить на меня следующее!

Глядя на разъяренного Демьяна, кровь буквально застыла в моих жилах. Черт возьми, бывает же такое! Я уверена на двести процентов, что он намеренно оскорблял меня.

— Тогда остается только один выход, — буркнула я, отведя глаза. — Осуществить первое.

— Ты глупа или безумна?!

— И это мне говоришь ты? Ведь это ты и осуществлять желание не хочешь, и мой отказ от него не принимаешь. Так кто из нас путается в показаниях? Кто из нас безумный глупец? — не дав ему времени на возражения, я поднялась с лавки. — До свиданья, — я развернулась и сделала несколько шагов, прежде чем услышала сдавленный смешок, и еще шаг, когда Демьян, нарочито закашлявшись, попытался скрыть его. И еще два шага, после которых нить снова натянулась.

* * *

Я несколько минут в нерешительности топталась на пороге комнаты, не зная как побороть растущую тревогу. Зеркало звало меня, притягивало и манило.

Не знаю сколько бы я так простояла, но внезапная, осенившая меня мысль подстегнула к действию. Я выдвинула ящик внизу дивана, достала простынь. С секунду подумала, потом решительно подошла к зеркалу. Белая ткань укрыла от моих глаз эту чертову штуку. Конечно, от этого зеркало никуда не делось, но все же, мне стало гораздо легче. Потом, подтащив стул, я сняла зеркало со стены.

Последнее о чем я думала, волоча его по коридору, так это о том, что скажу Моранне об его исчезновении. Подтянув его к лифту, я вдавила кнопку вызова. Это будет первый сюрприз Черту. Створки лифта со скрипом поползли в стороны, и я вошла в кабину, жалея, что не прихватила с собой молоток, чтобы вдребезги разбить эту штуку!

Утро раннее, поэтому на пути к мусорному контейнеру я никого не встретила. Утренняя прохлада придавала уверенности. Когда рядом с контейнером увидела осколки и слишком знакомую резную оправу, на мгновение оцепенела, но размышлять о совпадениях себе не позволила. Вместо этого бросила зеркало оземь.

* * *

Как только я перешагнула порог кухни, Катька прожгла меня ледяным взглядом.

— Пришла в себя? — процедила она, потянувшись за сигаретой.

— Ну да, — пробормотала я, присаживаясь рядом.

Катя дернулась и отодвинула стул подальше от меня, после чего прикурила сигарету. С ее губ сорвался хриплый смех — искусственный, ненастоящий.

— Значит так, тревожная женщина, — начала Катя, делая торопливую затяжку. — Ты готова поговорить начистоту? Без всяких сопливых заморочек. Мы не будем обсуждать мою стервозность, мои поступки. Мы будем говорить о тебе. Согласна?

— Только цена моей откровенности — твоя честность, — я уже решила, что сегодня узнаю причину, по которой мой муж так прилип к ней.

Катя долго обдумывала мои слова, и следующий вопрос задала осторожно.

— Ты по-прежнему любишь Стаса?

— Да.

— Ты хочешь его вернуть?

— Да.

— Ты понимаешь, что я просто так его не отпущу?

— Да.

— И ты готова идти до конца?

— Я всегда иду до конца, — я собиралась отвечать на ее вопросы не сразу, предварительно обдумывая, но правда сорвалась с губ, помимо моей воли. Что со мной творится? Еще вчера я действительно думала, что готова на все ради Стаса, но теперь уверенность в этом гасла, словно на тлеющую надежду кто-то медленно ронял капли воды.

Катя кивнула, в ее глазах одновременно отразились: страх, укор, понимание.

— Для тебя приемлемы любые методы?

— Нет.

Она сначала облегченно выдохнула, а потом сосредоточенно посмотрела на меня.

— Ты меня ненавидишь?

— Да.

Ее лицо изменилось, на нее, словно разом обрушилась печаль и боль. А когда она заговорила, голос звучал сурово.

— Ты сможешь переступить через меня?

— Так же, как это сделала ты?

— Я же просила, — неожиданно простонала она, бросая окурок в пепельницу.

— Может мне тоже стоит тебя попросить? — не удержавшись, язвительно поинтересовалась я.

— О чем?

— Отстать от моего мужа, — изобразив улыбку на лице, я попыталась убрать назойливую картину, неожиданно всплывшую перед глазами, где Катя сливается в пылком объятии со Стасом. Я замолчала, пытаясь сглотнуть подступившие к горлу слезы.

Катя глубоко вздохнула, будто готовясь к чему-то ужасному, раздраженно поправила выбившуюся на лоб прядь.

— Лина, прости, я должна была все сделать иначе, продумать лучше… не делать этого… а вместо… прости, — осипшим голосом сбивчиво лепетала она и замолчала, опустив голову, рыжие волосы упали на лицо, и уже секунду спустя зарыдала в голос и бросилась ко мне:

— Прости меня, Лина, — всхлипывала она. — Прости… хочешь я брошу его, хочешь попрошу, чтобы он вернулся к тебе?

Но Черт ясно дал понять, что в мире, где есть я со Стасом, нет места Кате. И пусть мне больно осознавать, что Стаса я теряю, а голубые глазенки сынишки не выходили из головы, я стояла, прямо держа спину, прочно запечатав чувства глубоко внутри. Пусть это временно, пусть боль вернется, но сейчас нужно быть сильной. И я хваталась за эту мысль, как за соломинку, такую хрупкую и непрочную, способную сломаться от малейшего давления, иначе разум покинет меня.

В мою душу пораженно ворвалась догадка, может быть, этот голубоглазый ангел родится не у меня, а у нее.

— Ты беременна?

— Нет! — вкрикнула она, сжимая мои плечи.

— Я не успеваю за переменами твоего настроения! Ты то орешь, то плачешь!

— Я схожу с ума, — в унисон выкрикнули мы и удивленно посмотрели друг на друга. Не знаю, что больше меня удивило: ее истерика, бессвязная речь или бесконечные извинения. Но она не выглядела так, словно осознала свою ошибку.

— Стас говорил обо мне?

— Нет, то есть да…

— Почему он ушел к тебе? Чем ты его держишь? Ты приворожила его?

— Приворожила? — завизжала она, отскакивая от меня.

То, что произошло дальше, ни в какие ворота не лезло, Катя расхохоталась. Смех разнесся по кухне, эхом отталкиваясь от стен. Тяжелый, с надрывом, истерический хохот сотрясал ее тело, она сгорбилась, закрывая руками лицо. А когда моя бывшая подруга запрокинула голову в новом безудержном приступе, глаза ее безумно блеснули. Это потрясло меня настолько, что я испуганно отшатнулась. Она уже не была собой.

— И это говоришь ты МНЕ! — выкрикнула Катя, захлебываясь смехом. Слезы заливали ее лицо, но она продолжала кричать.

— Мля, у вас опять Санта-Барбара! — возмутилась Аля, появление которой я снова не заметила.

А Катя продолжала хохотать, пока не замолчала, широко распахнув глаза и обхватив руками шею. Ее рот открывался и закрывался, она захрипела, словно ей не хватало воздуха, и без чувств рухнула на пол. Миг спустя я поняла, что это может значить. Забыв обо всем на свете, я упала на колени рядом с ней. Неужели я уже сделала выбор? Чудовищный, неправильный выбор. Она задыхалась, как в том видении…

— Катя!

В школе я частенько прогуливала ненужные, на мой взгляд, уроки. К ним относился и урок ОБЖ, так что я не имела ни малейшего представления, как оказывать первую медицинскую помощь. Все, что мне удалось вспомнить, это в каком месте прощупывается пульс. Только бы это все не означало то, о чем я подумала! Как жить с осознанием своей причастности к гибели человека?!

Аля, недолго думая, вылила на Катю стакан холодной воды.

Веки Кати затрепетали и глаза открылись. И облегчение пробилось сквозь толщу страха и отчаяния. Плача навзрыд, я положила ее голову к себе на колени, укачивая как ребенка, не прекращая бормотать, что все будет хорошо, что я сделаю все для нее.

Глаза подруги бесцельно блуждали по кухне, а когда в них появился проблеск осмысления, она дернулась в сторону и испуганно поползла от меня.

— Отойди от меня, — с неожиданной злобой выпалила Катя.

Я поднялась с пола и удивленно на нее уставилась.

— Далеко отойди!

— Очухалась? — спросила Аля. — Тогда вставай, иди за тряпкой.

Катя скривилась, пытаясь подняться. Я протянула ей руку, которую она успешно проигнорировала. Катя нетвердой походкой поплелась к двери.

— Только не говори, что хочешь пойти за ней! — ухмыльнулась Алевтина. — Слышала поговорку: «Горбатого могила исправит»? Это как раз тот случай. Расслабься цела будет. Ей еще предстоят великие дела и колоссальные свершения.

— Откуда ты знаешь?

Она поставила на стол тарелку, плетеную корзинку, наполненную крекерами, и посмотрела на меня так, словно я только что снесла ведерко куриных яиц.

— Ты не представляешь, сколько всего я знаю! — закатив глаза, выдала соседка. — Садись, кофе попьем. Ты же совсем не спала. Ты хоть помнишь, что сегодня первое сентября?

— О! — простонала я, вытирая мокрые щеки.

— Садись, поговорим, — просто сказала Алевтина, покрутив кружками в воздухе. — Умный учится на своих ошибках, а дурак вовсе не учится. Ты никогда не задумывалась, почему Судьба тебе послала это испытание? Может оно и к лучшему, что ты рассталась с этим кобелем так быстро. Сколько вы были женаты?

— Три года, — громко шмыгнув носом, ответила я.

— Вот. А было бы лучше, если б он ставил тебе рога лет, предположим, десять? Нет. Так что вытирай свои сопли, — протянула платок, — и иди, построй свою жизнь, не оглядываясь назад, но помня этот урок. Знаешь, нет ничего страшнее ситуации, когда осуществляются необдуманные желания.

Соседка поставила кружки на стол и разлила в них кофе.

— К сожалению, у меня есть только один шанс, чтобы достучаться до тебя. Я не могу разобраться, что с тобой происходит, да и ты вряд ли мне об этом расскажешь. Но пока ты еще можешь изменить ситуацию, выбрать. Завтра у тебя уже не будет этого шанса.

— Я не могу отказаться от мужа! Он — моя жизнь, — возмутилась я, удивляясь, как едва знакомый человек может так глубоко копаться в моей душе.

— Тогда зачем ты ушла от него?

— А как иначе? Он изменил мне.

— Вот. Значит, ты понимаешь, что поступила правильно.

— Ну, вот что. Спасибо за разговор. У меня нет желания его продолжать.

— Ну-ну. Лина, в жизни ничего не происходит просто так. Все планируется, просчитывается.

— Да, самим человеком.

— Не только.

— Ну что тебе нужно от меня? — застонала я.

— Нельзя идти против судьбы.

— Судьбы нет!

— Есть. И поэтому ты здесь, — она пристально на меня посмотрела и добавила: — поэтому я здесь.

Хотя я была растеряна и потрясена, но уловила в ее взгляде предупреждение.

— Посмотри на Катю, ты думаешь, она сожалеет о своем поступке? Нет! Она сожалеет о последствиях! Кто-то может жить с постоянным чувством вины, а кто-то нет. Теперь поговорим о высоком. Если ты искренне и бескорыстно хочешь поступить правильно, то должна пожертвовать чем-то ради этого.

— Для меня это поражение!

— Добровольное, — кивнула Аля, — которое может стать твоей силой. Я не смогу убедить тебя, но отказ от поражения, вовсе не означает победу. Послушай, Лина. Я тебе уже говорила, но повторю: если ты сделала выбор, то держись его. Забудь все, оставайся верной себе и своему сердцу. В твоей жизни обязательно появится парень, ты молода, красива и это только вопрос времени.

Я не проронила ни слова, лишь крепче стиснула зубы. А Алевтина продолжала копаться в моих мыслях, подталкивая меня с отказу от Стаса. Если бы она лучше меня знала, то даже не пыталась бы этого сделать. Любой намек на смирение, действовал на меня как толчок к действию.

— Все должно произойти именно так, потому что это цепь решений, принятых разными людьми, в разное время. Слой за слоем, скапливаются события, мысли и чувства, образуя единое полотно жизни, вплетая в него судьбы. Ты одна не сможешь перевернуть то, что старательно укладывалось десятками, сотнями других людей. Нарушив целостность полотна, ты можешь оборвать нити — жизни. Ты уверена, что вправе разрушить то, что создавалось не тобой?

— Я не разрушу целостность этих судеб! — последнее слово я выплюнула. — Я не откажусь от Стаса! Через пару дней, мы придем сюда все вместе. Вот тогда и поговорим, о целостности чертова полотна!

— Я узнаю блеск твоих глаз. Я тоже так выглядела когда-то. Порывистая и дерзкая, — нравоучительным тоном произнесла Алевтина, чем напомнила мою маму не в лучшие времена моей активной подростковой жизни. Но сейчас-то все изменилось. Я уже не та глупышка, неспособная отвечать за свои слова и поступки.

— Это ты про меня? — усмехнулась я.

— Ну-ну, — кивнула Аля. — Ты можешь ответить на вопрос? Ты любишь Стаса или любишь тот мир, который себе придумала, иллюзию, мечту?

Может она совсем чокнутая? И ей пора лечиться? Конечно, я люблю… и хочу… ребенка, быть счастливой…

Аля сидела напротив меня, касаясь подбородком сцепленных в замок рук.

— Порой погоня за мечтой перерастает в борьбу с неизбежностью.

— А иногда попытка отказаться от мечты в нее перестает!

Я была взбешена. В том мире, к которому я привыкла, отстаивать собственное мнение и бороться за свое счастье, было похвальным, это вызывало одобрение и даже восхищение. В этом же мире я должна безропотно принимать то, что мне бросают — как кость дворовой собаке. И еще удивляются, почему я радостно не виляю хвостом.

Аля долго смотрела на меня прежде, чем заговорить.

— Даже если Ньютона в детстве забросили бы к туземцам какого-нибудь Богом забытого острова, он продолжал бы рассуждать о земном притяжении, но уже не на яблоках, а на кокосах. Так же с тобой. У каждого свой путь. Каждый раз, когда мы слишком отклоняемся, то бьемся о высокое ограждение и чувствуем боль. И эта боль пробуждает в нас осознание того, что нужно возвращаться к центру. Ты вернешься на свой путь, но будет поздно. Ты пройдешь через горе, несчастья, потери. И тогда по-настоящему оценишь то, что однажды потеряла.

— Я уже потеряла! — воскликнула я. — Я потеряла надежду, потеряла себя. И именно сейчас я хочу это вернуть!

— Какой ценой? Если ты потеряла что-то, то это не зря, Лина. Это должно научить тебя мудрости, сделать сильнее! В каждом из нас живет тихий голос совести. Он подсказывает, каков наш собственный путь, вплетенный в Великий Путь, в Великую Предопределенность, которая проявляется во всем.

— Ты не могла бы перейти на русский! Не надо рассказывать эту муть! — я была откровенно груба, и давала себе в этом отчет, но что-то внутри надломилось, грозя разрушить меня целиком. — Постарайся обойтись без философии и объясни на пальцах, почему я не имею права бороться за свое счастье?

— Знаешь, кого я вижу сейчас? Эгоистку, уверенную в себе настолько, что готова рискнуть чужой жизнью, положить ее на алтарь своего безрассудства! — Аля резко дернулась, схватившись за живот; глаза широко распахнуты, рот шумно втянул в себя воздух, будто она задыхалась.

— Черт! Что с тобой?!

Она схватилась меня за руку, за ту самую, которую вчера исцарапала кошка, да так сильно, что костяшки ее пальцев побелели, а я громко пискнула, пытаясь освободиться от цепкой хватки.

— Словно в живот ударили, — тяжело дыша, прохрипела она. И вдруг резко распрямилась, отпустила мою руку, на которой уже проступали багровые вмятины от ее пальцев, удивленно проведя по животу рукой. — Все. Отпустило. Мне нельзя говорить тебе это.

Синяк мне обеспечен, но сейчас это не важно.

— В моем будущем ты видишь Стаса? — спросила я с надеждой и болезненно поморщилась, но словно Алевтина не слушала меня.

— …И многое бы отдала, чтобы не видеть то, что вижу постоянно.

— А что ты видишь? — настаивала я.

— Как-то я имела неосторожность ответить на этот вопрос, и меня напичкали таблетками, а потом на «Скорой» увезли в психушку. Теперь я знаю, что не на все вопросы следует отвечать.

— А что с тобой было?

— На этот вопрос я тоже отвечать не буду.

— Отлично! — возмущенно выкрикнула я. — Ненавижу недоговоренности! Ты ведь можешь мне помочь! Я чувствую!

— Мля! Ты совсем не слушала меня? У этой помощи есть последствия. И к ним я не готова!

Глава восьмая

Я не была уверена, что Черт не найдет другой возможности затащить меня в свой мир, но пустое место на стене, то самое, где совсем недавно был вход в Навь, действовало сильнее успокоительного.

Времени до начала торжественной линейки по случаю первого дня учебного года оставалось достаточно, и я успела привести себя в подобие порядка: нанесла три слоя тонального крема на лицо, чтобы скрыть следы бессонной ночи; причесалась и погладила платье.

Университет располагался между маленькой речкой, с названием «Везелка» и угрюмыми серыми пятиэтажками, окруженный аккуратно подстриженным газоном.

Крупные капли дождя сменил тяжелый град. Он стучал по крыше, отскакивал от асфальта, рассыпаясь по клумбам прозрачным жемчугом. И не смотря на паршивую погоду, день оказался приторно удачливым и прекрасным до тошноты.

На линейку я опоздала, к тому же, занятия уже начались. В пустынных коридорах, изредка раздавались глухие шаги. Ступени лестницы поднимались от холла по скрученной спирали, а кабинет располагался за первой дверью справа от входа.

Попытка по-тихому проскользнуть к своему месту закончилась полным крахом. Наш куратор — Шляките Ирена Альгиманто, невысокая миленькая женщина, с прической, делающей ее похожей на пуделя — вместо того, чтобы отругать за опоздание, или, в крайнем случае, одарить угрожающим взглядом, вытащила меня в центр аудитории. И все присутствующие узнали, что по результатам прошлого года я являюсь подающим большие надежды специалистом в области психологии.

Стоя в центре аудитории, я с повышенным вниманием рассматривала запачканный мелом манжет рукава куратора. Как сохранить хорошую мину при плохой игре, когда между слов собеседников выхватываешь насмешку Черта?

После адских получасовых похвал, выжигающих меня изнутри, я миновала несколько парт, остановившись в последнем ряду.

Запищал мобильник, скривившись, я отругала себя, что забыла поставить его на виброзвонок. На дисплее всплыл конвертик, помеченный «Славка». Выключив звук, я прочитала:

«Рискуешь быть занесенной в ботанический сад». Обежав взглядом аудиторию, я наткнулась на отправителя, звезду университетской волейбольной сборной. Стильные джинсы, белая майка, предназначенная подчеркнуть все прелести его мощной фигуры.

Я улыбнулась и быстро набрала ответ.

«У меня затяжная аллергия на пыльцу»

Наблюдая, как губы Славы вытянулись в трубочку, пока пальцы нетерпеливо набирали ответ, я еле сдерживала смех.

Щелчок, на дисплее новый конверт.

«У меня тоже», и улыбающийся смайлик.

Катя сидела в дальнем углу и всю пару смотрела на меня в упор. Уткнувшись взглядом в тетрадь, чтобы как-то успокоиться, я схватила ручку и принялась выводить на листе замысловатые узоры. Как только прозвенел звонок, Катька сорвалась с места и галопом понеслась к двери, дрожащими руками поправляя растрепавшиеся волосы и выбежала из аудитории.

А как бы поступила она, если бы тоже оказалась в Мире Нави? Она, конечно, предпочла бы свою жизнь моему счастью. Да и я, если предстоит выбирать, выберу то же самое.

— Она сегодня не в форме, — заметил Слава.

Он подошел ко мне, миновав пеструю стайку девушек, уже обступающих его плотным кольцом. Они жеманно кривлялись, откровенно заигрывая. Но к моему удивлению, Славка на них не обращал внимания, он пристально рассматривал меня. Словно на моем месте уже стояла не Линка Ветрова, а Мисс Мира. Когда осмотр был закончен, он заговорил.

— Поздравляю, Линок, все заслуженно и справедливо. Уже с первого курса было понятно — замах у тебя что надо. Как лето провела, Веснушка?

— Отлично, — коротко ответила я и поморщилась.

Не нравится мне эта кличка, прилипшая ко мне еще с первого курса. Россыпь веснушек не сходила даже зимой. Летом загар выравнивал цвет лица, кожа становилась смуглее, и веснушки не казались такими чудовищными, как в начале весны.

— Может, пересечемся вечером?

— Пересечемся? — я захлопала глазами, впервые за все время нашей дружбы, отмечая не только неприкрытый интерес, но и откровенное заигрывание. Более того — он кобель высшей пробы, да любая готова самозабвенно повиснуть на его шее, а он почему-то приглашает меня. Я отдавала себе отчет в том, что не блещу красотой и пышностью форм, что обычно привлекает таких парней, как Слава, поэтому удивленно напомнила:

— Я замужем.

— Я тоже небезгрешен, — весело ответил он и, скрестив руки на груди, уставился на меня.

— Тем более.

— Ответь мне на вопрос: неужели я совсем тебе не нравлюсь?

— Тебе как ответить? С точки зрения психологии или проще?

— Проще, ты ж у нас, — Слава скривил лицо и довольно сносно спародировал куратора: — «подающий большие надежды специалист в области психологии».

Посмеиваясь, мы подошли к двери, Славка галантно пропустил меня вперед и мы оказались возле винтовой лестницы, куда не спеша подтягивались одногруппники.

Да, порой жизнь делает неожиданные повороты, но только я привыкла воспринимать себя частью Стаса. События последних дней ни в коей мере не уменьшили моего чувства. Вот если бы сегодня со мною рядом был он, только тогда я смогла бы стать по-настоящему счастливой.

Коридоры универа шумели, как море во время прилива.

— А не забухать ли нам завтра? — Слава снова оказался рядом, то и дело норовя обнять меня за талию. Хорошо, что я такая юркая, однако, ускользать от назойливых рук ухажера в толпе студентов, наполняющих коридор, становилось все труднее.

Его предложение было встречено одобрительными возгласами и начались обсуждения. Из толпы, как юный тюлень из водной пучины, вынырнул ботан Сашка. Он пытался скрыть нежную привязанность к восходящей звезде волейбола, впрочем, безуспешно.

— Вячеслав, привет. Все растешь.

— Все чахнешь, — не глядя на ботана, отозвался Слава.

Он относился к категории парней, уверенных в собственной безупречности, поэтому частенько позволял себе грубости.

— Моя тетка работает на базе «Улыбка»… — начал Сашка, легко касаясь руки… возлюбленного. Настойчивый парень.

— Ботан, ты охренел? — Слава стряхнул руку и метнул злобный взгляд на бедного Сашу. — Катись отсюда, пока я тебе руки не вырвал!

— Прости, — втянув голову в угловатые плечи, выдавил Саша и сконфуженно улыбнулся.

— Будешь строить мне глазки — выколю!

Отказаться от предложения ботана теперь стало делом чести, поруганной грязными намеками гея.

— Мы поедем на базу «Лесная Сказка», — заявил он. — А ты если еще раз тронешь меня, поедешь туда в инвалидном кресле, усек?

По коридору понеслись смешки.

Завтра суббота, поэтому было решено поехать на ночь. Выезд в четыре часа дня. Место, конечно, роскошное, да и цены не кусаются, но мне совсем не хотелось тратить полученный аванс на увеселительные мероприятия, поэтому я вежливо отказалась, сославшись на крайнюю занятость в выходные.

— Я адресок тебе дам, на всякий случай, — сказал Славка и сунул мне визитку.

Одного прикосновения моих пальцев к визитке оказалось достаточно, чтобы сердце пустилось в галоп. Каждый человек сталкивается с ситуацией, знакомой и чуждой одновременно, зажигающей смутные и до конца неопределенные сомнения — это уже было? Нет, не было визитки, не было этого предложения, но в то же время…

Понимание пришло как удар под дых — все случится завтра. Я растерянно смотрела на картинку с изображением деревянного домика, ничего не замечая, ощущая себя загнанной в какой-то другой мир, в котором правят иные законы. Как будто со мной затеяли игру, правил которой я не знаю, но она уже началась. Я молчала, разбираясь в своих ощущениях.

Жадность, с которой я хотела вернуть Стаса, раздирала меня на части. Я была в шаге от того, чтобы плюнуть на Катю, просто не поехать туда, и пусть все идет своим чередом! Но одна мысль об этом вызвала угрызения совести, потому что я знаю, что было бы, если бы…

И что делать теперь, когда я в руках держу еще теплую жизнь? Ехать. Не могу я взять и стиснуть ладошку в кулак, ощущая, как сквозь сомкнутые пальцы сочится чужая жизнь.

Понимая как все это нелепо и нереально, я мотнула головой, пытаясь стряхнуть оцепенение.

— Вот те на! — присвистнул Славка, толкнув меня в плечо. — Гляди, как разошлась. Нужно будет завтра ее уговорить сделать то же самое. Таких булок ни в одной кондитерской не испекут.

Тогда я услышала выкрики.

Толпа скандировала «Давай!». Полуголая Катя стояла в центре курилки и танцевала эротический танец. Она извивалась у стены, медленно опускаясь к полу. А благодарные зрители, состоящие в основном из парней, дружно хлопали в ладоши, громко свистели, выкрикивая: «Давай, крошка, покажи нам все!». А она, к слову, уже и показала почти все. На ней остались крошечная юбка и кружевной бюстгальтер.

Если Черт думает, что я струшу — он заблуждается. Я достала из сумки тысячную купюру, протянула Славе, который тут же затолкал ее в карман.

— Я поеду, — шепнула я. — Поеду.

С этой мыслью я растолкала толпу, и пробралась в первые ряды. Курилка представляла собой закуток между торцами соседних корпусов, соединенных огромным окном, за которым виднелась винтовая лестница с притаившимся на ступеньках ушлым подростком, непонятно как пробравшимся в универ.

— Катя! Ты выпила? — осторожно спросила я.

Она не обернулась на мой крик, а только затравленно покосилась.

— А что мне терять? Перед смертью не надышишься, Веснушка! Или я не права?

Катя специально обратилась ко мне так, кличку дала мне она.

Подросток, смотревший в окно, улыбался до ушей, направив на Катю сотовый телефон. Паршивец! Завтра подруга проснется знаменитой.

— Пошли отсюда!

— Я брошу Стаса, — невпопад произнесла она. — Сегодня. Радуйся.

Как я ждала этих слов, как цеплялась за надежду услышать их. Да я искала их среди всех фраз, вгрызалась в интонации, ища намеки… и вот они. Но что теперь делать? Если я приму эту подачку, этот шанс, тогда выбор будет сделан?

— Кать! Приди в себя, — я пыталась взять себя в руки, унять предательскую дрожь, но произнести то, что я собиралась, оказалось не так просто. Слова просто застряли на подходе, образовав в горле ком, который не удавалось ни сглотнуть, ни выплюнуть. Меня прожигало острое беспокойство, рожденное сознанием собственной беспомощности, и внезапная мысль неожиданно расставила все на свои места. — Я уже забыла, простила, — выдавила я.

И только потом я поняла, что именно эти слова повели меня по злополучной дороге и на протяжении моей истории вынуждали идти наперекор пророчествам, Судьбе и Черту. Уже тогда, пусть пока неосознанно, я сделала СВОЙ выбор, не имеющий ничего общего с выбором, поставленным передо мной Чертом. Катя выживет. А потом я придумаю, как вернуть Стаса.

— Ты серьезно? — ярко подведенные Кати непонимающе захлопала густо накрашенными ресницами.

— Да! — ответила я, подбирая с пола кофточку. — Накинь.

Катя выхватила из моих рук свою одежду и подозрительно сощурилась.

— Так просто?

— Нет, не просто.

С полминуты она хмурилась, ища подвох в моих словах. Я стойко выдержала ее испытующий взгляд. Нельзя отводить глаза первой, если уж начала врать, то идти на попятную не стоит.

— Это твое право. Только мне не нужно твое одобрение или прощение. Перед смертью не надышишься, — мрачно заявила Катя. — Повеселились и хватит!

Когда она проходила мимо Вовчика, еще с первого курса положившего на нее глаз, то соблазнительно улыбнувшись, сказала:

— Не пялься! Не твое!

* * *

После занятий я поехала к Евдокии Александровне, удивляясь, что еще в состоянии помнить об обещаниях.

— Здравствуйте Евдокия Николаевна!

Я искреннее полюбила эту милую старушку. Она напоминала мне мою бабушку.

— Здравствуй, милая, — улыбчивое сморщенное лицо хозяйки говорило о том, что мои чувства к ней взаимны. — Как прошел день?

— Как обычно.

— Плохо спала? — старушка потрепала меня за щеку. — Я же поняла, что ты меня обманываешь. Круги вот под глазами, бледная как смерть. Я столько живу на этом свете, что меня трудно провести. Ну, ты проходи, я тебя чайком напою.

— А кавалер Ваш уже пришел?

— Пришел и уже ушел, — блеклые глаза радостно засветились, как только она заговорила о своем ухажере. — К сыну. Помнишь, я тебе говорила, что завтра я уезжаю? Тебе чай с лимончиком?

Хозяйка услужливо сунула мне цветастые комнатные тапочки и неловко заковыляла на кухню, прихрамывая на правую ногу.

— Да, пожалуйста, — кивнула я и осмотрелась. Конечно, не хоромы, зато почти собственные. Тараканы вон живут, и ничего. Насекомое важно миновало порог коридора и направилось в кухню, где кроме плиты, холодильника и обеденного стола, мебели не наблюдалось. А таракан продолжал свой путь. Фу! Я придавила его ногой и брезгливо поморщилась.

— Ты осмотрись пока, жить тебе как-никак тут придется, — сказала старушка, и это заставило меня виновато вздрогнуть, как школьницу, застуканную с ластиком и классным журналом в мужском туалете. Еще и привередничать пытаюсь!

— Мне неудобно, Евдокия Николаевна, принять такой подарок.

— Ну что ты, милая, если бы не ты, так и сидела бы я в этой квартире, — она счастливо улыбнулась. — Ты мне жизнь новую подарила. Садись в комнате, я чай уже несу.

Вторая комната — гостиная. Довольно просторная, но с мебелью беда: убогий диван, старенький телевизор и, как достойное завершение, «люстра» из чистого горного хрусталя, в народе именуемая «лампочкой Ильича», свисала с потолка на длинном изогнутом проводе.

Я не удержалась и заглянула в спальню. Белый тюль, падающий на пол, колыхался от сквозняка. Большой пузатый шкаф и кровать, аккуратно застеленная, с пирамидой из пяти подушек.

В санузел я не заглянула, пожалела нервы.

Евдокия Николаевна взяла меня за руку и повела в гостиную. Я села на диван, задев стопочку брошюр. Надпись на них не оставляла сомнений — передо мной свидетельница Иегова. Уж не знаю как меня угораздило не узнать такую особенность в своей бывшей пациентке.

— Вы… сектантка?

— Упаси Господь. Я — свидетельница Иегова.

И хотя в моем понимании это было одно и то же, от комментариев я воздержалась.

— Можно вопрос? — Я совсем сошла с ума! Атеистка начала говорить со свидетельницей Иеговой. — Как вы трактуете слово «судьба»?

Старушка замолчала, на лице мелькнуло понимание. Она сморщила лоб, не сводя с меня взгляда.

— Если существует судьба, — начала она, — то значит, ее кто-то пишет. Значит, этот кто-то выше человека.

Она ожидала другой реакции, но я задрожала, от страха.

— Если я твердо знаю, что близкий мне человек должен умереть, как мне противостоять судьбе?

— Ты уверена?

— Предположим, что да.

Она наверняка решила, что кто-то из моих близких при смерти и сочувственно пожала мою руку.

— Положись на Бога. Он мудр и не оставляет страждущих. Мы, люди, посвятившие себя вере, убеждаемся в Его силе каждый день. Попроси и Он откроет тебе путь, совсем скоро тебе в голову придет мысль, которая и лежала на виду, но ты не могла ее раньше заметить. Открой свое сердце Господу, и слушай себя. Бог сказал: «Я предложил вам жизнь и смерть, благословение и проклятие». Выбери жизнь, оставаясь верной Ему. Как-то мне задал вопрос наркоман: «Почему я стал наркоманом? Он этого хотел?». Если человек стал наркоманом, этому должны быть причины: гены, окружение или еще что-то. Но кто сопутствовал ему?

Евдокия Николаевна преобразилась. Для свидетелей Иеговых не в новинку заморачивать людям головы, но раньше я знала ее другой: неуверенной в себе, запуганной. А сейчас она уверенно и убедительно говорила, использовала верные слова, хотя в повседневной жизни вряд ли применяла подобные речевые обороты.

— Сам человек, — ответила я.

Она кивнула, еще раз стиснула мою руку и отпустила.

— Только смирение может успокоить тебя.

— Смирение? — видимо на моем лице вспыхнула тень замешательства, потому что она заметила это.

— Недостаток смирения сеет немало раздоров и увеличивает боль потери. Смирение приносит прекрасные плоды. Знаешь, что сказал Иаков?

Я перебрала в уме остатки тех вроде бы бесполезных знаний, которые сохранились с детства, тогда моя бабушка часто мне рассказывала библейские истории. Но не вспомнила ничегошеньки.

— Ученик Иаков обратил на это внимание, сказав: «Смиритесь перед Иеговой, и он возвысит вас».

— Если бы это было так легко, — застонала я, окончательно запутавшись. — Забыть? Почему?

— Нельзя изменить предначертанного.

— Но почему?

— Мы всего лишь люди, не стоит вмешиваться в Божественный промысел.

Она покачала головой и посмотрела на меня. Влажные глаза, наполненные болью, смотрели сквозь меня.

— Тем наркоманом была моя дочь.

Возникла долгая пауза, в течение которой она собиралась с силами, а я переваривала выхваченные предчувствием из ее речи слова. Она молчала, а когда я уже подумала, что она просто не хочет озвучивать свои мысли, вдруг посмотрела на меня, и в ее глазах я увидела боль и сожаление.

— Наркотики отнимали у меня дочь, а я не знала что делать. Мы лечили ее. Долго. И психологи с ней работали. Да вот толку от этого не было. На роду у нее было написано — умереть.

Меня как будто кто-то с размаху ударил в солнечное сплетение, катастрофически не хватало воздуха.

— Перед своей смертью Света ко мне подошла. «Мама, — говорит, — я будто в клетке, понимаешь? И ее прутья сжимаются, мешая дышать… Грудь сдавило… а я свободы хочу! Не хочу умирать! Но меня заставляют!» Я ведь тогда верила, что она сама хочет свести счеты с жизнью.

Не зная, что ответить, я положила руку на подрагивающее плечо Евдокии Александровны.

— Она крепко обняла меня и сказала, чтобы я помнила ее и не забывала, что она любит меня. Словно прощалась. Я говорю ей, мол, Бог не оставит своих детей. Он поможет нужно только помолиться и положиться на его мудрость. А Света как закричит: «Бог забыл обо мне! Меня прогоняют из мира живых, а он не может или не хочет им мешать!». Приходилось ли тебе утешать кого-то, кто так сильно страдает и взывает о помощи? — Спросила старушка и, не дожидаясь ответа, продолжила: — А потом ушла. А мне не до сна стало. А через день… — договорить Евдокия Александровна не смогла и вновь залилась слезами. Но я и так поняла, что произошло.

— В этой книжке я прочитала, — она взяла верхнюю, и наизусть процитировала, — «Если бы человек, который в приступе меланхолии кончает жизнь самоубийством, подождал неделю, он снова захотел бы жить». Чаще всего самоубийство — это мольба о помощи. Конечно, я хотела помочь дочери. Но мало было пользы говорить ей: «Хватит тебе жалеть себя!» или «Посмотри на калек и нищих — им тяжелее, чем тебе!». Я постаралась повести себя, как хороший друг. Я выслушала ее и попыталась объяснить, что в жизни много хорошего. Но она уже все решила для себя. Вернее за нее решили. У нее не было этой недели. Я тоже думаю, что со временем она нашла бы в себе силы бороться с дьяволом. Света вела дневник.

Евдокия Николаевна застонала.

— Может вам валерьяночки дать? — всполошилась я. Зря я завела этот разговор! Довела старушку! — У меня с собой есть.

— Спасибо, не нужно. Нет такого лекарства, которое может мне помочь. Сегодня год, как умерла моя дочь. Она выбросилась с балкона четвертого этажа. А ты мне ее напоминаешь. Такая же бойкая.

Старушка медленно поднялась, подошла к шкафу и открыла дверцу. На полках стояли книги, она провела рукой по ним и достала толстую тетрадь. Потрепанную, в кожаном переплете. Ковыляя обратно к дивану, она любовно прижимала ее к груди.

— Перед смертью Света делала очень странные записи, — старушка присела рядом со мной и открыла тетрадь. Зашуршали переворачиваемые листы. — Вот это. Прочитай.

Я посмотрела на лист и прочла несколько строчек:

«Как все-таки простых людей пугает смерть. А еще больше ее приближение. Человек строит планы и что-то делает, но все зря, потому что такова судьба, и его готовится принять в свое лоно вечность. А человек чем-то жертвует, в чем-то отказывает себе, вкушая счастье своей маленькой победы, но на самом деле это не имеет смысла, ибо желаемого он достигнуть не успеет. Я скоро умру»

«Я бросила вызов судьбе. Наркотики больше не употребляю. Но мысли о смерти постоянно терзают меня»

«Говорят, что перед смертью перед глазами человека проносится вся его жизнь. Это неправда. На самом деле человек видит миг боли, застывшей в пространстве, призрака, потерянного в скорби. Одного из шести собственных фантомов, идущего на зов неосознанного желания жить»

«Надежда — холодная подруга. Ей-то все равно, стоит она мук и судорожного поиска несуществующего выхода. Я скоро умру. За мной уже пришли»

«Я боюсь, сегодня я вновь увидела Ее. Ночью. Она не разговаривала. Пролетела мимо меня, направляясь к балкону»

«Ожидание смерти — куда страшнее ее самой»

— И, что бы это могло значить? — я продолжала выборочно читать куски текста, но ничего понять не смогла.

— К ней приходила смерть. У Светочки не было желания свести счеты с жизнью. В ее глазах стоял… — она запнулась, подбирая слово, — вот, протест. Сначала я не знала, чему она противится, но теперь знаю. Она знала, что умрет, но не желала с этим мириться.

— Это могли быть галлюцинации, — возразила я.

— Нет. Светочка была абсолютно здорова.

Меня раздирало отвратительное предчувствие. Реальность рушилась на моих глазах, мир превращался в сгусток мистики. Не знаю, что на меня больше подействовало: то ли шокирующие записи Светы, то ли то, что я не находила больше сил держать все в себе. Но, так или иначе, к вечеру я, как на духу, все выложила Евдокии Николаевне. И о Мире Нави, и о Черте, и о пророчествах.

— Сделай выбор. Выбери Катю, забудь о Стасе. Господь отдал своего сына людям, чтобы доказать свою любовь. А ты должна отказаться от мужа, чтобы доказать свою любовь к нему и подруге. Иначе, Черт почувствует твое смятение, и Игра продолжится. Забудь. Спасай Катю. Не думай о том, что он покажет тебе в следующий раз.

— В следующий раз? — пораженно пролепетала я. Ум начал работать, осознавая слова Евдокии Николаевны.

— Ты думала, это последнее пребывание в Мире Нави? Это Сатана, милая, он будет истязать, заставляя метаться. Мысли будут путаться, и ты не заметишь, как сон станет реальностью, а реальность сном. Но ты не думай ни о чем. Просто помни — ты должна сделать выбор.

— Я не смирюсь, я обману его.

Захваченная идеей, я едва не подпрыгивала на месте от восторга. Но старушка не разделяла моего энтузиазма; нахмуренные брови собрали морщинки на лбу.

— Как бы ты себя не обманула, девочка. Обмануть Черта невозможно.

В моей голове за считанные секунды пронеслись видения из сна, пока Евдокия Николаевна внимательно смотрела на меня. Завершала «слайдшоу» картинка с последним зеркалом.

— Ты хочешь спасти свою подругу?

— Да! И вернуть Стаса хочу!

— А вот жизнь подруги ты вернуть не сможешь.

— Вы думаете, я позволю ей умереть? — я дрогнула от злости, прозвучавшей в моем голосе, и сомкнула челюсть.

— Нет, — Евдокия Николаевна сочувственно улыбнулась. — Но все, что ты придумаешь, обернется в тысячу раз хуже.

— Я все продумаю, спланирую, — я настороженно на нее посмотрела. — И поверьте мне, я сделаю выбор в пользу Кати, не дрогнув, если будет хотя бы намек на мой просчет.

— Тогда зачем ты это делаешь? — умоляющим голосом спросила она. — Просто выбери Катю и точка.

— Я выбрала. Катю. Если Черт знает меня настолько же хорошо, как старается показать, он это знает! Мой выбор очевиден!

Она совершенно спокойно отреагировала на мой взрыв.

— Лина, открой сердце Богу, он поможет тебе…

— Я не верю в Бога. Сомневаюсь, что Бог, создав человека по образу и подобию своему, поставил столько ограничений: не ешь эти яблоки, слепо веруй в то, что я говорю. Глупо. Если Бог и есть, то он гораздо мудрее. Нельзя человеку дать только веру в чудо, да и где они те чудеса?

Хотя бы один роскошный намек на справедливость, в случае щепетильного соблюдения заповедей. В мире так все запутано и непонятно, заповедь «Не укради» теряет всякий смысл для матери, чей ребенок умирает от голода. Что спасет ее ребенка? Вера? Нет. Его спасет только еда, и разницы нет, каким образом она добыта. Тут уж на выбор матери: соблюдать нерушимую заповедь, установленную Богом, либо пойти вопреки всему и украсть буханку хлеба для умирающего ребенка. Если она выберет первое, то на смерть ребенка, угасающее дыхание, безвольно закрывшиеся глаза, она будет смотреть, утешаясь единственно верной для себя мыслью: «Такова его судьба — умереть в юном возрасте», и это самое простое, что может сделать слабая женщина. Но есть и другой путь, на мой взгляд, единственно верный, — спасти жизнь ребенка.

Я могла бы все мысли озвучить, но не стала этого делать. У меня тоже есть вера. Я верю в себя, в свои силы и в правильность своего выбора. Но уверенность что разгадка близка, что я в шаге от откровения, которое расставит все точки над «i», не покидала меня — я обману Черта.

Судьба. Судьба или бездействие?

— Вот что, ты у меня сегодня на ночь останься. А завтра соберешь свои вещи и переедешь сюда. Вот ключи.

— Хорошо. Я выйду ненадолго. Прогуляюсь перед сном.

Глава девятая

Жизнь — это стремительный бег. Мы всегда бежим от кого-то, к кому-то. Я бегу по дорожке, огибая скверик, проношусь мимо усталых деревьев и сонных домов. Бегу от обреченности, от страшного будущего, не замечая, что в тот самый миг, как и прочил Черт, вся моя жизнь превращается в погоню за мечтой.

Я уже решила идти наперекор Судьбе, а чтобы сделать что-то неожиданное для Черта, я должна сделать что-то противоречащее мне самой. Я отдам мужа Кате. На время. Тогда ее жизнь будет вне опасности. Но кто сказал, что нельзя попытаться вернуть Стаса после пожара? И в тот момент, когда я это поняла, надежда, которая, как я думала, давно похоронена под гнетом обреченности, вдруг распрямилась и задышала.

Но как забыть о Стасе на время, как заставить поверить Черта и Судьбу, что я отказалась от мужа? Образ Демьяна стремительно ворвался в мысли. Удар сердца, толчок, разнесший кровь по венам, и тихий шепот:

— Ты здесь?

Тишина. Казалось, даже ветер стих. Но я знала — он рядом! Я чувствовала силу, исходящую от Демьяна. Мрачную стойкую силу.

Кто он? Не в слишком ли опасную игру ввязалась, решившись использовать того, о ком не знаю практически ничего? Боясь, что струшу, я заставила себя выкинуть это из головы. Он знает о Черте, знает гораздо больше меня. И это тоже стало причиной, по которой я решила держать Демьяна поблизости. Возможно, он проболтается, и я смогу узнать нечто, что поможет мне в осуществлении своего плана.

— Я знаю, как обмануть Черта. И если ты сейчас появишься, я расскажу тебе как.

Уловка сработала. В тот же миг я услышала за спиной голос Демьяна.

— Смело, — заинтересованно проговорил он. — Но ты жестоко поплатишься, если осмелишься…

Вздрогнув, я обернулась, ощущая, как внизу живота затягивается узел.

— Я осмелюсь! — с вызовом бросила я.

Отреагировал он совершенно спокойно. И теперь пристально вглядывался в мое лицо. Я нервно повела плечами, борясь с желанием достать из сумочки зеркальце. Может тушь потекла?

— Лина, у тебя были детские страхи?

— Я боялась барабашек.

Какими глупыми теперь кажутся те страхи. Даже смешно.

Демьян усмехнулся.

— Так вот, твой барабашка, если б существовал в реальности, по сравнению с Чертом выглядел бы размалеванным огородным пугалом. Ты что он правит Навью?

— Правит Навью? — ошеломленно выдавила я, непроизвольно прикрыв ладошкой рот. Это откровение охладило мой пыл.

— Да. Подумай, прежде чем бросать ему вызов.

Демьян не сводил с меня напряженного взгляда, словно хотел прочесть мои мысли, увидеть на моем лице признаки смятения. А я по-прежнему думала только о том, как вернуть Стаса, оставив Катю в живых, поэтому не сразу сориентировалась. Я же собиралась говорить о нас с Демьяном.

— Да это, собственно говоря, и не вызов, — я пошла на попятную, — я нашла способ освободить тебя от своего желания. Послушай, тебе же не по нраву этот цирк. Мы можем действовать заодно.

— Продолжай.

— Перейдем к первой части моего плана.

Взгляд Демьян изменился и теперь сочетал раздражение и невольное одобрение. Он смотрел на меня долго, испытующе и наконец, спросил:

— А у тебя есть план?

— Естественно.

— Почему я должен соглашаться?

— Потому что однажды ночью ты можешь проснуться в розовой коробке, с нелепым бантом на макушке, когда злодейка судьба готовит мне подарок, — пошутила я, украдкой наблюдая за Демьяном. Он все еще смотрел на меня, только теперь без любопытства, разочарованно. Разочарование мелькнуло и быстро исчезло.

Он необычный человек: высок, строен, симпатичен, но излучает такую энергетику, от которой невольно испытываешь настороженность, словно он… опасен. Меня тянуло к нему… и в тоже время что-то отталкивало.

— Есть еще доводы в пользу твоего плана?

— Ну, — я запнулась, растеряв остальные весомые аргументы, а потом разозлилась. — Мне очень приятно, что ты хочешь полюбить меня искренне и по-настоящему, только мне этого не нужно!

— Да что ты?

— Представь себе!

— И если мы не будем действовать заодно, то за мной придет та тетка с розовым бантом?

— Да! Хотя мне и не очень будет нравиться содержимое коробки. Даже если оно будет в стрингах и галстуке. Я начинаю новую жизнь, а для этого мне нужно избавиться от… старых связей!

— Ты решила бросить мужа?

Я нервно засмеялась, почувствовав внезапную тревогу. Демьян легко уловил перемену моего настроения. Я перестала смеяться, как только поняла, что именно меня пугает. Забыть о Стасе оказалось невероятно легко, так же как и о договоре, и о Черте. Демьян — потрясающий мужчина, и он определенно привлекал меня, что в данной ситуации было несомненной глупостью и в тоже время — неоспоримым фактом.

— Не… — я вовремя прикусила язык и проглотила окончание слова, надеясь, что Демьян ничего не заметит. Ведь решила же ничего не говорить!

— Да.

Но Демьян быстро поймал меня, усмешка скривила губы, глаза прищурились, выискивая на моем лице признаки лукавства. Не на ту напал! Я стойко выдержала его взгляд.

— Ты пытаешься бороться с Судьбой?

— Нет, впервые в жизни, я не хочу ни с кем бороться, — немного подумала и добавила: — Ты думаешь, что я, загадав желание, загнала тебя в угол. И ты прав. Но есть выход.

Я взглянула на него и заворожено замерла. Все дело в его гипнотических глазах, он смотрел на меня словно удав на кролика, прежде чем его съесть. И я, как тот глупый кролик, поддавшись немому призыву хищника, тянулась к Демьяну. От его тела исходил невероятный жар, глаза смотрели на мои губы. Это загаданное желание так на меня действует? Тогда нужно быстрее разорвать эту связь!

— Ты ведь ощущаешь нашу связь? — Я подняла руку, чтобы пригладить волосы, но заметив, как она дрожит, быстро спрятала ее за спину. — Как только мы перестанем ей противиться, она прервется! Я пожелала, чтобы ты влюбился в меня, но я не говорила, что эта влюбленность должна долго длиться. Пусть у нас завяжется роман, даже если он продлится не больше двух-трех дней, это будет считаться влюбленностью.

Он не произнес ни слова, просто смотрел пронзительно, с сомнением.

— О! — лукаво протянула я. — Если ты думаешь о более близком контакте, но у тебя не достаточно опыта в интимных вопросах, и ты думаешь, что не сможешь меня…

— Умолкни! — рявкнул он, и я поняла, что оказалась права — он тоже чувствует эту связь. И пусть говорит все что угодно, но на самом деле он хочет меня так же, как… хочу его я.

— Я согласен.

И я довольно улыбнулась.

— Превосходно! До вечера!

И развернувшись, побежала к дому Евдокии Николаевны. Я не видела его лица, но пронзительный взгляд ощущала каждой клеточкой своего существа.

* * *

Я выкину Стаса из головы. Откажусь от него. На время. А когда Катя будет в безопасности, приступлю ко второй части плана — возвращению блудного мужа. А пока сделаю вид, что по уши влюблена в другого. Главное, самой поверить в это. Нужно соблазнить Демьяна, это все, о чем я должна думать.

Только Стас ни в коем случае не должен узнать, что у меня роман с другим мужчиной. Я слишком хорошо помнила слова, произнесенные им в начале наших отношений. В тот день мы прогуливались по вечернему городу, его рука по-хозяйски лежала на моей талии.

«Загулявшая жена — бельмо в глазу мужа» — сказал он тогда. И эти слова я хранила в памяти, как наставление. Одним словом, если муж узнает, что у меня завязываются отношения на стороне, шансы его вернуть значительно сократятся. Поэтому я тщательно выбирала место встречи с Демьяном. От прогулки по улице отказаться следует в первую очередь, обязательно найдутся знакомые, которых я нечаянно встречу. Позвать его в гости тоже не получится, соседи не слепые. Тогда я решила назначить ему свидание в ресторане «Дворец Востока». Стас не любитель роскоши, и мы посещали в основном бары или летние кафешки, (а мне так хотелось сходить в дорогой ресторан). Даже если нас кто-то увидит, всегда можно сослаться на деловой ужин. К тому же есть хороший предлог отомстить Демьяну. Уж пусть будет уверен, я закажу самое дорогое блюдо!

В тот вечер я отчаянно пыталась измениться, поэтому экспериментировала с внешностью, поведением и даже мимикой. Стояла возле зеркала хлопала ресницами, жеманно кривила губы, в поисках того единственного образа, способного растопить ледяного Демьяна.

Для девушки, практически не пользующейся косметикой, нанесение вечернего макияжа — пытка! А с одеждой все оказалось еще сложнее. Во-первых, все мои вещи остались в квартире Моранны. Во-вторых, даже из того, что там есть, я не смогу найти нужное. Не представляю как, остальным женщинам удается так легко понять, что лучше всего надеть и какие туфли подойдут к платью. Пришлось снова залезть в авансовые деньги и вытащить Светку, в поход по бутикам.

Мы купили восхитительное платье, доходящее до колен, оно струилось по телу мягкими складками, оставляя открытыми спину и плечи. А декольте! Светка безапелляционно заявила, что придется раскошелиться еще на силиконовый бюстгальтер! И результат меня ошеломил.

Встал следующий вопрос: как мне справиться с этим бесцветным пушком на голове, так и норовившим сделать меня похожей на божий одуванчик? На салон денег уже не осталось. Если бы не Светка, я сдалась бы очень быстро, стянув волосы в обычный хвост на затылке, предварительно размазав по голове полбанки геля для укладки. Но подруга, вооружившись феном, сотворила на моей голове вполне приличную прическу.

Как я чувствовала себя, впервые за последние три года отправляясь на свидание с мужчиной? Как медведь, пробуждающийся от зимней спячки. Когда вокруг все кажется чужим и одновременно очень знакомым. Волнующее чувство первоклашки в свой первый день знаний.

Когда солнце лениво лизнуло горизонт, я была полностью готова и, вызвав такси, стояла возле подъезда, нетерпеливо постукивая каблучком по асфальту. Даже звонок мамы не испортил настроения.

— Привет, родная.

— Привет, мам.

— У меня две новости хорошая и плохая. С какой начать?

— С хорошей, наверное.

— Я сегодня приезжаю. У нас встреча сборной университетской команды знатоков.

Я едва сдержалась, чтобы не выругаться. Если мама приезжает в город, несложно догадаться, где она собирается остаться на ночь. Я не собиралась рассказывать ей о временном разрыве с мужем. Зачем расстраивать маму, давать лишний повод для нотаций, если спустя пару дней я приступлю к осуществлению следующей части своего плана — возвращение мужа в семейное гнездышко.

Соображая, какой же предлог найти, чтобы отказать ей, я растянула губы в улыбке и бодро ответила:

— Замечательно!

— Я даже представляю, как добросовестно ты оттягиваешь губы к ушам.

— Ты преувеличиваешь.

— Ты уже думаешь, как подготовить муженька к замечательной новости? — засмеялась мама, ей доставляло большое удовольствие вести шквальный обстрел интимными вопросами по Стасу. Муж никогда не позволял себе раздражаться в ее присутствии, чем и пользовалась моя драгоценная матушка. — Как, кстати, поживает твой ларец?

— Все замечательно! — нарочито восторженно ответила я, все глубже погружаясь в болото лжи и недомолвок.

Тихо зашелестело шинами по асфальту подъезжающее авто, водитель припарковался, открыл окно и закурил.

— Просто тут такое дело, мы со Стасом уезжаем за город, уже оплатили номера, — начала я и, звонко цокая высоченными шпильками, подошла к такси.

Мама звонко рассмеялась.

— Так вот в чем дело! Не переживай, эту ночь я проведу в более приятной компании, чем мой бесценный зять.

— Мам?

Тихо щелкнула открывающаяся дверь, и я забралась в салон.

— Лина, какое ты дитя. Секс необходим для…

— Поддержания женского здоровья, — продолжила я за нее, — я помню.

— Вот и отлично.

Сбросив вызов, я посмотрела на водителя в зеркало заднего вида, тот торопливо выбросил недокуренную сигарету и крутанул баранку.

— Улица Чичерина, будьте добры.

* * *

Ровно в девять вечера я вошла в ресторан и с удовольствием осмотрелась. Приглушенные звуки музыки плыли по роскошному залу. Сиреневый тюль развевался от легкого ветра, влетавшего в открытое окно. Красивые, богато одетые люди смаковали ароматные блюда, не спеша потягивали коктейли интеллигентные дамы.

Демьян стоял у барной стойки и тихо переговаривался с управляющим — высоким мужчиной в безупречно белой рубашке. Вероятно, о заказанном столике. Необузданная роковая мужественность, проступающая в каждом движении, невольно приковывала взгляды женской половины зала. Его лицо вызывало у меня восторг, смешанный с непонятной тревогой. Наши взгляды пересеклись. Грудь Демьяна медленно поднялась, когда он сделал продолжительный вдох и направился ко мне, а в его взгляде появилось что-то звериное, дикое и очень опасное. И меня пронзила мысль, что я выбрала для флирта не ту кандидатуру. Да, Демьян вне сомнений видный мужчина, однако, чересчур часто злится. Я прикусила нижнюю губу и, сделав вид, что в глаз попала соринка, приготовилась указательным пальцем потереть ресницы, но вовремя вспомнив, что на них полтюбика туши, ограничилась легким прикосновением.

— Странное место, — вместо приветствия произнес он. — Оказывается, чтобы здесь отужинать, нужно немало потрудиться.

— Ты забыл заказать столик?

— Я и не собирался, — отрезал Демьян и, взяв меня за локоть, потащил в сторону улыбчивого управляющего.

— В такие места следует приходить по предварительной записи, — прошелестела я.

— Есть еще что-то, о чем ты забыла мне сказать?

Я предусмотрительно воздержалась от колкостей. Не время соревноваться в остроумии, у меня другая цель — очаровать Демьяна. А если мы будем ругаться по каждому поводу, то роман закончится, так и не успев начаться.

— Здравствуйте, — поприветствовал меня управляющий, как только мы подошли к столику.

В ту же секунду к нам подошел официант, молодой парень в белом доходящем до колен фартуке, помог мне занять место, придвинув стул и протянул в раскрытом виде меню и прейскурант вин.

Демьян обошел столик, чтобы сесть напротив меня. Скрип отодвигающегося стула, два коротких шага, и я пропустила вдох…

Почему-то от мысли о еде меня замутило. Я положила меню рядом со свернутой в конус салфеткой и уставилась на свой ноготь. Что я творю? Во что превращаюсь?

— Хорошо выглядишь.

— Что?

— Я сделал тебе комплимент, — растягивая слова, произнес Демьян. — Или это не входит в твои планы?

— Спасибо, — брякнула я невпопад. — Ты тоже ничего.

Мы напряженно молчали. О чем думал Демьян, я не могу знать, судя по безучастному взгляду, мой план грозил с треском провалиться. Я так и не смогла расслабиться и почувствовать себя раскованно. Кокеткой меня можно назвать с большой натяжкой, да и пустые разговоры я вести не умею.

— Ты любишь футбол? — зачем-то спросила я, а когда Демьян неопределенно пожал плечами, начала нести такой бред, что если бы мне в тот момент зашили рот, то не испытала бы ничего кроме облегчения.

— Я люблю футбол. С детства смотрю. Даже помню футболистов девяностых: Оленичев, Стоянов… хотя, нет, Стоянов — это из другой оперы.

Как я злилась на Демьяна за его безразличную маску, застывшую на лице! За скучающий вид! Ситуацию спас официант, безукоризненно вежливо поинтересовавшись:

— Извините, вы готовы сделать заказ?

— Что у вас сегодня вкусного? — не отрывая взгляд от моего пылающего лица, спросил Демьян.

— Чалагач. Повар готовит его на открытом огне, к нему прилагается гарнир из овощей-гриль.

— Превосходно. Две порции.

— Спиртное?

Демьян вопросительно поднял бровь.

— Красное сухое вино, будьте добры, — выдавила я.

— Десертное?

— Нет, полегче. Градусов семь-восемь, от крепкого вина у меня… — я осеклась, глубоко вздохнув. Это уже совсем никуда не годится. Рассказывать официанту об изжоге — явно перебор.

Парнишка замер, сжимая пальцами шариковую ручку. Я молчала, поэтому он произнес:

— У нас очень хорошие французские вина. Могу предложить Шато Тальбо или может быть Шато Леавиль Лас Каз?

Я впервые слышала эти названия, но судя по торжественному лицу официанта, вина весьма дорогие. Демьян равнодушно пожал плечами, поэтому я открыла винную карту с намерением выбрать самое дорогое вино.

— Молодой человек, то, что вы назвали, не совсем подходит моему спутнику. У него весьма изысканный вкус. Боюсь, вы можете потерять солидного клиента.

— Тогда вам подойдет Шато Дюкрю-Бокайю, — скороговоркой выдал парнишка.

Отыскать Шато Как-То Там Бокайю, оказалось просто, оно стоило ошеломляюще дорого и возглавляло список.

— Да, — деловито ответила я, стараясь не думать, что и глотка не смогу сделать, зная о пятизначной цене. — Две бутылки, пожалуйста.

— Вазу фруктов или может быть порцию икры?

— И того и другого, — сразу ответила я и осмелилась поднять глаза на Демьяна. Вот что странно: когда я, скажем так — играла в «отдам себя в хорошие руки», он злился, а когда буквально разоряю его — улыбается. Ну, хорошо. Очаровывать, так очаровывать. Я часто заморгала, как битый час репетировала перед зеркалом, от всей души надеясь, что это не выглядит как нервный тик.

— Икру красную или черную? — продолжал официант, торопливо записывая заказ. Наверняка сгорает от нетерпения, подсчитать десять процентов чаевых от общей суммы.

— И черную и красную.

Официант черканул в блокнотике и пошел в сторону, а Демьян лениво протянул:

— Ты не лопнешь?

Хотелось ему ответить уже почти народной фразой: «А ты налей и отойди», но вместо этого я сладко улыбнулась и окликнула официанта. Тот развернулся и через секунду стоял передо мной.

— Икры по две порции, пожалуйста.

Парнишка кивнул и удалился.

— Значит, ты решила меня поразить не только платьем, но и изысканным ужином?

— Вообще-то, только платьем. Изысканным ужином поразишь меня ты.

— Значит, начнем отношения с моего банкротства? — усмехнулся Демьян.

— Нет, с приятного вечера, за бокалом отменного французского вина, — моя улыбка, скорее всего, выглядела злорадной, уж больно мне понравилось выражение удивленной иронии на лице Демьяна.

Я то и дело украдкой бросала на Демьяна взгляд. Помимо мрачной красоты было в нем что-то, от чего сердце ускоряло ритм, тревожило и влекло, позволяя предвкушению медленно, дразня, наполнить меня трепетом. Но стоило только ему поймать мой взгляд, как я отвернулась, сделав вид, что старательно рассматриваю рюмку, а вовсе не его. Нельзя же так откровенно показывать неприличное любопытство. Сначала я подумала, что Демьян предпочел не заметить моего замешательства, но когда решилась на него взглянуть, он самодовольно приподнял бровь, чем еще больше меня смутил.

— Ты действительно думаешь, что из этого маскарада что-то получится?

— Стоит ли напомнить тебе о злодейке-судьбе?

Демьян обернулся назад, пробежал взглядом по ряду стоящих вдоль стены официантов. А наш парнишка уже шел по направлению к нам с подносом, на котором красовалась бутылка Шарто Как-То Там и две большие рюмки на высоких ножках. Супер дорогое вино, было открыто при нас, официант расставил приборы и разлил его по рюмкам.

— За судьбу? — подняв рюмку, предложил Демьян.

— Чепуха. Я не буду пить за эту ерунду.

В глазах Демьяна снова зажглись задорные огоньки.

— Ты в этом так уверена?

Я закатила глаза — как можно купиться на такую примитивную подначку?

Ну да ладно. Мое мнение о судьбе никак не связано с разработанным планом, соврала я себе и утвердительно кивнула Демьяну, чем заслужила ленивую улыбку и пятиминутную нотацию.

— Часто человек ставит невыполнимую для себя задачу, и прилагает максимум усилий для ее решения. Но невозможно решить то, что не имеет ответа, а решение задачки в этом случае находится за пределами Судьбы. В жизни каждого есть место мечте, но важно вовремя понять, что мечта должна оставаться мечтой. В них есть своя сладость — предвкушение, и пусть тебе никогда не испытать сладостную ностальгию послевкусия. Посмотри на этого попугая, — он указал в сторону барной стойки, на которой стояла клетка. — Он в клетке. Но человек в клетку загоняет себя сам, когда тратит слишком много сил на борьбу, которая изначально не имеет смысла. Это не борьба с Судьбой, а борьба с собой. Клетка находится здесь, — он коснулся указательным пальцем моего лба, — и здесь, — его рука опустилась ниже, прижавшись к левой груди. — А в остальном человек свободен. Не стоит делать жизнь сложнее, чем она есть.

Демьян убрал руку и медленно отвернулся, а я ощутила укол разочарования, и сразу мои глаза, словно обладая собственной волей, впились в мрачное лицо, упиваясь его красотой.

— Судьбы нет, есть ленивые люди. Этот разговор — пустая трата времени, — я нервно повела плечами.

Демьян одобряюще кивнул мне. И тогда я впервые поняла, что не в силах скрыть от него правду. Неужели он догадался о моих планах?

— Даже если поставить перед ним выбор: вырваться на свободу и умереть от лап игривой кошки или продолжать жить в неволе, но в безопасности, его выбор очевиден. — Демьян снова говорил о попугае, но имел в виду меня, и я это совершенно четко понимала.

Попугай замер под моим внимательным взглядом. И вот что странно: обычно взгляд птиц ничего не выражает, по крайней мере, я ни разу не замечала эмоциональной окраски в их глазах, но этот попугай отличался от остальных. В глубине круглых глаз отчетливо плескалась обреченность. Возможно за минутную радость свободного полета, он готов заплатить самую высокую цену… но кто будет спрашивать попугая?

— Да ну? А что ты скажешь, если человек неожиданно изменится? Это может повлечь череду перемен в его жизни.

— Но всегда остается место случайности, которая, так или иначе, вернет человека на тот единственный путь, но уже осознанно.

Во взгляде Демьяна, брошенном украдкой, скользила насмешка. Мой указательный палец лениво ласкал прозрачное стекло рюмки.

— Я оставлю тебя ненадолго, — он поднялся со стула и направился к выходу.

Приятная хмель кружила голову, я уже окончательно расслабилась и не спеша потягивала вино, когда в ресторан вошла компания. Посмеиваясь, они подошли к большому столу. Мне не хотелось искать в словах Демьяна скрытый смысл или предупреждение, поэтому позволила себе беспечно откинуться на спинку стула и потягивая роскошное вино, наблюдать за людьми.

Но когда передо мной выросла высокая фигура Стаса, я поняла — если ты начинаешь играть в случайность, будь готов, что случай может сыграть с тобой.

Глава десятая

— Здравствуй, Лина.

— Здравствуй, Стас.

— Можно присесть?

— Да, конечно. Ты один?

— Нет. Как и ты.

Я закрыла глаза. Можно с уверенностью сказать, мой план грозит полным провалом. Стас видел меня с Демьяном. Теперь я уж точно не смогу оправдаться.

— Как давно вы знакомы? — неожиданно спросил он, его лицо стало холодным и непроницаемым.

— Два дня.

— Как познакомились? — подозрительно уставился на меня.

Что я должна была ответить Стасу? «Знаешь, меня позавчера занесло в гости к Черту, и я имела неосторожность пожелать для себя сногсшибательного мужика для того, чтобы сполна тебя помучить». Спорим, через пятнадцать минут меня уже окружат люди в белых халатах и отвезут в интереснейшее место, носящее название дурдом. Пока мои мысли метались в голове со скоростью метеора, его ухмылка становилась все более едкой.

— Стас, это не то, что ты думаешь…

— У тебя нет дежавю? — усмехнулся он, присаживаясь. — Давай начистоту? Я допустил ошибку, и ты решила мне отомстить?

— Отомстить? Стас! Как тебе могло такое в голову придти? Демьян просто снимает комнату в той же квартире что и я, — неожиданно нашлась я.

— Тогда как объяснить, что он обнимал тебя, целовал…

— В щеку!

— Пусть в щеку…

— Мне пришел положительный ответ из издательства, ты знаешь, как много для меня это значит…

— Настораживает, что он знал об этом лучше.

Мы продолжали друг друга перебивать, Стас сыпал обвинения, я оправдывалась.

— Ты не веришь в дружбу между мужчиной и женщиной?

— Нет.

— О, разумеется! Но еще месяц назад ты убеждал меня в обратном! Как дела у вас с Катей?

— Превосходно!

— В таком случае, зачем ты приходил ко мне позавчера?

Мы говорили на повышенных тонах, посетители то и дело бросали на нас неодобрительные взгляды. Поэтому когда к нам подошел официант с просьбой говорить потише, я не удивилась. Стас смерил его негодующим взглядом, но продолжил уже гораздо тише:

— Я не верю не единому твоему слову. И знаешь, что? Ты можешь делать все, что угодно и спать, с кем хочешь. Меня это не касается. Понятно?

— Тогда что ты делаешь за нашим столиком?

Но я уже догадывалась о причине, почему обычно сдержанный и уверенный в себе Стас вдруг вышел из себя. Он ревнует! Нет, я не упущу этот шанс. Я буду играть с каждой случайностью, обращая ее в дополнительный бонус к моему плану. Это настолько же очевидно, как жгучая ревность мужа, окрыляющая меня. Но голос Стаса был ледяным, когда он продолжил:

— Знаешь, в чем заключается основная причина краха наших отношений?

— Нет.

— Мы устали друг от друга. Нам нужна была передышка.

— То есть, ты одобряешь мою интрижку?

— Я ее поощряю. Но если ты думаешь, что я вернусь к тебе после того, как ты будешь кувыркаться с этим клоуном, ты заблуждаешься.

— Как быть с твоей клоунессой?

— Значит, все-таки мстишь?

— А что плохого в том, что ты побудешь в моей шкуре? Я серьезно говорю — между мной и Демьяном пока ничего нет.

Мне показалось или выдохнул он с облегчением? Но тут же настороженно замер.

— Что значит «пока»?

— Я все еще жду, когда ты бросишь свою клоунессу.

Стас поджал губы и отвел взгляд.

— Ты… еще не выбрал.

Я знала, что он скажет «нет», я ожидала этого, готовилась, но как только он это произнес, сжалась от боли. Почему в жизни все так несправедливо?

— Тогда могу посоветовать только одно — поторопись, как бы потом не пришлось выбирать мне!

Стас стиснул зубы; на скулах заиграли желваки, когда он увидел подходящего к нам Демьяна.

— Какая приятная неожиданность, — со злой иронией произнес Демьян. — Я не помешал?

Стас — уверенный в себе харизматичный мужчина — перевел взгляд с Демьяна на меня. И в его глазах я увидела все: подозрительность, неуверенность и… боль! Отлично!

— О чем ты говоришь, Демьян? — впервые назвав его по имени, я вздрогнула.

Я поднялась и приблизилась к нему. Руки легли на его плечи, я привстала на цыпочки и прижалась губами к его рту. Я была очень напугана своей безрассудной смелостью, но сейчас не находила причин сопротивляться зову загаданного желанья.

Губы Демьяна, горячие мягкие, оставались неподвижными.

— Я убью тебя, — прошипела я в его губы.

— Это будет непросто.

— Тогда подожду, пока ты сам попросишь меня избавиться…

Демьян наклонился к моему уху, обжигая дыханием кожу, и шепнул:

— Чушь. Я выполню условия нашего договора, но потакать твоим капризам не стану.

Я сгорала от стыда и унижения, но Демьян скользнул руками по моему телу, обхватил талию и прижал к себе. Его дыхание было ровным; прикосновения невероятно теплыми. И это тепло, дразня, проникало сквозь мою кожу. Утопая в вязком жаре его тела, я забыла, что это игра, направленная на единственную цель — вызвать ревность мужа. Я трепетала от робкого намека на восхитительное чувство… Нет, не то… Скорее предчувствие страсти, чем откровенное влечение, но одновременная уверенность, что раньше я ничего подобного не испытывала.

— Не забывай, ангел мой, — так же тихо произнес Демьян, — каждая твоя попытка изменить неизменное, будет вознаграждена встречным залпом случайностей.

— Это мы еще посмотрим, котик.

Мне понравилось, что я не стушевалась, и тон подобрала правильный — насмешливо-решительный. Жаль только, что Демьян не обратил на это ни малейшего внимания, он с интересом смотрел куда-то в сторону.

— Эй! Вы здесь не одни! — раздраженно выкрикнул Стас.

— Нам лучше сесть, — усмехнулся Демьян и убрал руки.

Я прекрасно видела, как отчаянно Стас пытается держать себя в руках, и, вспыхнув от удовольствия, притворилась равнодушной.

— Не хочешь выпить Шато Как-то Там- Блю. Или не Блю?

Прежде чем ответить Демьян поймал взгляд нашего официанта и указал на Стаса.

— Шато Дюкрю-Бокайю. Но твой вариант мне нравится больше.

— Я знала, что это твое любимое вино, — поддразнила я, украдкой наблюдая за Стасом.

Мы заняли свои места. Все-таки идиотская ситуация. Напротив меня сидят мой муж и мнимый любовник. Демьяна соседство не напрягало. Он вальяжно откинулся на спинку стула и спокойно потягивал вино. А муж напряженно молчал, но когда посмотрел за мою спину, его губы растянулись в улыбке, и он произнес, поднимаясь:

— Здравствуйте, Карина Юрьевна! Какой приятный сюрприз!

И я замерла, почти не дыша. Стук каблуков и вуаля — судьба подкинула мне новую сложность.

— Здравствуйте, молодые люди, — хрипловатый и знакомый с детства голос, и от неожиданности едва не рухнула со стула.

— Мама? — удивленно протянула я и поднялась, чтобы поцеловать ее.

— Привет, дочка, — она легонько меня приобняла, боясь помять костюм. Мама даже в неофициальной остановке придерживалась классического стиля: темно синий элегантный брючный костюм и уложенные в строгую высокую прическу волосы.

Бедолага официант, уже спешивший к нам с дополнительным прибором, поставил его перед мамой и, развернувшись, побежал еще за одним.

Стас поднялся, любезно предлагая теще стул. А она, тем временем, с повышенным интересом разглядывала Демьяна.

— И как, стесняюсь спросить, — мама приподняла идеально выщипанную бровь, — ты умудрилась пополнить свой ларец таким пикантным украшением?

Я открыла рот, чтобы ответить, но к неописуемому ужасу поняла, что не знаю как. Я так увлеклась игрой, что не заметила маму! Даже не стоит надеяться, что она не видела, как мы целовались. Черт! Что за глупейшая ситуация?

— Ваше блюдо.

Я готова была расцеловать официанта, давшего мне время придти в себя. Он принес дополнительные приборы и заказ.

Официант поставил на стол две чистые рюмки, и, после одобрительного кивка щедрого Демьяна, наполнил их дорогим вином и тактично удалился. Без интереса глядя на горячее ароматное мясо, поставленное передо мной, я машинально взяла вилку.

Но все смотрели только на меня, а я не успела придумать, что ответить, поэтому отрезала здоровенный кусок мяса и, поддев его вилкой, быстро сунула в рот. И начала сосредоточенно пережевывать, не чувствуя вкуса.

— Дочка, ты намеренно игнорируешь мой вопрос?

— С чего ты взяла? — беспечно отозвалась я и потянулась за вином.

— Давай сначала, — мама сцепила пальцы в замок и подалась ко мне. — Я надеюсь, ты сможешь объяснить, что я только что видела.

— И что ты видела?

— Я видела, как моя дочь мило беседуя с мужем, вдруг на его глазах виснет на шее другого. Кто этот молодой человек?

Во взгляде Демьяна скользила насмешка. Он определенно не собирался мне помогать в этой щекотливой ситуации, а занял удобную позицию стороннего наблюдателя. Он бы заказал попкорн, если бы его подавали в ресторане! Ну что ж! Сам напросился!

— Я… вызвала сантехника, — как можно беззаботнее отозвалась я и поняла значение фразы «округлить глаза», потому что глаза мамы превратились в два идеальных круга.

— Вы сантехник? — удивленно переспросила мама, подозрительно покосившись на бутылку дорогого вина.

Я не удержалась и повернулась к Демьяну, чтобы посмотреть на его реакцию, но он так и остался безучастным зрителем, преспокойно попивая вино.

— Да, он — сантехник.

— Шато Дюкрю-Бокаю? — Мама гурман, она неплохо разбирается в винах, в отличие от дочки. Увидев эту бутылку, я бы и глазом не моргнула, потому что для меня вино оно и в Африке вино. «Шато» оно или «Не Шато», разница только в цене. Кхе. И разница эта ошеломляет.

Мне показалось, я услышала звон, пронесшийся в голове мамы, когда она приблизительно прикинула цену. Ее брови сошлись на переносице, уголки губ непонимающе поехали вниз. Вид у нее был такой: «Вижу — дурят, но где — не пойму».

— Мамуль, каким ветром тебя задуло сюда?

— Я же говорила — у нас встреча университетской сборной, — она указала рукой в сторону большого стола и мило улыбалась только что подошедшему туда мужчине. Потом она вздрогнула, словно вспомнив о чем-то, и строго проговорила:

— Лина, я, конечно, женщина современная… — она расцепила руки и небрежно задвигала пальцами. Дело — труба. Этот жест я ненавижу с детства! Он может означать только одно — мама готовится выдать что-то неприличное, завуалировав смысл за тщательно подобранными словами.

— Мам, лучше покушай икорки, — я аккуратно отложила вилку и подвинула маме пиалу.

— Нет, спасибо, после икры мне страшно хочется пить, — она покачала головой и поставила икру на место. — На ночь я не ем соленое.

— Я могу молочка заказать, запьешь и, клянусь, о жажде даже не вспомнишь.

— Не заговаривай мне зубы! Я так понимаю, что твои проблемы, — она многозначительно повела бровями, — куда более серьезные, чем я предполагала. Но почему ты не посоветовалась со мной?

«Нет, нет, — мысленно взмолилась я, — только не здесь, мама!». Но ни успокаивающий тон, ни деловой вид мамы не оставляли шансов на перемену темы, и я, с грохотом поднявшись со стула, вцепилась в ее руку и поспешила к выходу. Пробегая мимо ошарашенных официантов, я миновала ряды столиков, с косящимися на нас посетителями, и остановилась только у гардеробной.

— Мам, я очень рада тебя видеть, невероятно соскучилась! — этими словами я крепко ее обняла, на время сбив ее с толку.

— Дочка, я тоже рада тебя видеть, — растеряно пробормотала она, отстраняясь. — Но, что здесь происходит?

— Ты ждешь подробный отчет? Тебя что-то конкретное интересует?

— Я видела, как ты целовалась с этим сантехником! Или… Лина, у Стаса проблемы с потенцией?

Гардеробщица, тихо позвякивая брелками номерков, делала вид, что ей нет никакого дела до разговора, но судя по навостренному в нашу сторону уху, он ее еще как интересовал!

— Мам! — громко выкрикнула я, но бросив взгляд на гардеробщицу, тихо зашептала. — Мы не одни.

— Ну и что? Разве вещи, о которых мы говорим аморальны? Или, может, я открыла новую планету, сказав, что у мужчин есть пенис?

— Мама!

— Не пытайся уйти от разговора. Я не святая и понимаю, что ты хочешь внести красок в свою сексуальную жизнь. — Она потерла указательным пальцем переносицу и непонимающе на меня посмотрела. — Но ты определенно перебарщиваешь.

— Демьян — не мой любовник.

— Я рада, что все не зашло так далеко, — задумчиво произнесла мама. — Он сдавал анализы на ВИЧ?

— Мам!

— Значит — ты постеснялась спросить? Как можно так беспечно относиться к собственному здоровью? Хорошо, что я успела вовремя.

Последние слова она гневно прокричала через плечо, уже направляясь в зал ресторана. Я отчаянно надеялась, что она вернется за свой столик! Но мама совершенно забыла, что ее ждут друзья по университету. Да и какие могли быть друзья, если все самое интересное происходило не там?

Мне даже думать не хотелось, что сейчас произойдет. Я готова была сквозь землю провалиться, когда она подошла к нашему столику и грациозно опустилась на стул. Подбегая, я уже слышала ее спокойный голос, озвучивший мои самые страшные прогнозы:

— Молодой человек, когда вы проверялись у специалиста?

— Простите мою глупость, какого конкретно специалиста вы имеете в виду? — иронично протянул Демьян.

— Вы хотя бы проверялись на наличие ВИЧ?

— К сожалению, не успел восполнить этот пробел.

— К вашему сведению, этот пробел может стать пропастью между вами и моей дочерью.

— Очень рассчитываю на вашу помощь

Лица Стаса мне не было видно, но могу представить, какое удовольствие ему доставляет шквальный обстрел по Демьяну интимными вопросами. Понимаете, он прошел семь кругов ада, прежде чем получить согласие на брак со мной: венеролога, сексопатолога, психиатра, ему пришлось сдать спермограмму и всевозможные анализы. Он еще шутил, что даже в космонавты не берут с такой тщательной проверкой.

Я остановилась за спиной Демьяна, так и не решаясь заявить о своем присутствии. Если честно, то я готовила план собственной и немедленной эвакуации! Никогда я не думала, что мне предстоит пройти через что-то подобное! Мы в элитном ресторане, и все эти богатые люди то и дело посматривают на меня, даже не скрывая усмешек! Меня поразила мысль — никто больше даже не подумает жаловаться на нас. Все как один, ждут развития ситуации. Особенно друзья моей незабываемой мамы. Возможно, это нарисовало мое воображение под давлением опозоренной гордости, судить сложно, но я так и стояла позади Стаса и Демьяна, обхватив плечи руками, и проклинала свои приросшие к земле ноги.

Мама обернулась к своему столику.

— Дмитрий Семенович, можно вас на минуточку? — и ангельски улыбнулась.

Дмитрием Семеновичем оказался невысокий мужчина со смещенным центром тяжести. Проще говоря, с внушительным животом. Тот медленной, тяжелой походкой направился к нам.

— Это венеролог Степанов Дмитрий Семенович, — объявила мама. — И вы все трое завтра же отправитесь к нему!

— Втроем? Мам… Ты совсем рехнулась?

— Это мой близкий друг. Будьте уверены — ваш маленький секрет не уйдет дальше моего…

— Секрет? — я угрожающе прищурилась, стиснув кулаки.

— Ты думала я слепая и не догадаюсь ни о чем?

— Да что ты несешь?!

— Лина! Это вино сантехник даже с учетом регулярного недоедания не купит и к старости! Зачем твой муж проявляет такую щедрость?

— Ты думаешь они… — я осеклась, не смея озвучить догадку. Неужели она подумала что Демьян и Стас… кхе… слишком близки? Перехватив взгляд мамы, я подняла бровь. Сумасшедшее предположение, но вполне в духе мамы. Вероятно, она подумала, что я собираюсь устроить скандал, потому что, выставив руки ладонями вперед, начала меня успокаивать.

— Тише, Лина. Я понимаю, что вы… ты… решила внести в свою сексуальную жизнь пикантного разнообразия…

За мыслями мамы я никогда не успевала. Вот и сейчас не сразу поняла, что она имеет в виду. И только после серии многозначительных взглядов, которыми она попеременно смерила — меня, Стаса, снова меня, потом Демьяна, в моей голове посветлело. Нет, она не предполагает, что мой муж занял место по ту сторону баррикад. Она считает, что мы живем втроем. Догадка лишила меня дара речи. А после того, как Демьян запрокинул голову и буквально затрясся в приступе безудержного смеха, я обрела голос.

— Заткнись! — не удержавшись, я отвесила ему подзатыльник, чем вызвала хохот у Стаса, который стоял вторым на раздаче тумаков.

— Ты привлекаешь внимание, — заметила мама.

Проследив за ее взглядом, я увидела спешащего к нам управляющего. Это стало последней каплей. Я развернулась и сломя голову понеслась к выходу. Пробегая мима гардеробщицы, я предпочла не обращать внимания на ее громкий смешок, направилась к туалету.

Влетев в кабинку, я закрыла дверь на замок.

Я сидела на унитазе, крутила в руках рулон туалетной бумаги, уже не думая о проваленном плане и, чтобы чем-то занять руки, принялась рвать бумагу в клочья. Какой позор! Я не смогу выйти отсюда, и посмотреть в глаза ни Стасу, ни Демьяну! Все, что я придумала, обернулось сумасбродным фарсом!

Громко хлопнула дверь, и за дверью послышался голос мамы:

— Выходи.

Я не ответила, не мигая глядя, как у моих ног растет горка растерзанной бумаги.

— Открой дверь! — громкий стук по соседней кабинке. — Ты не можешь сидеть там вечно!

Щелчок, журчание воды, хлопок открывающейся двери и растерянный голос мамы:

— Извините, я думала там моя дочь. Понимаете, мы повздорили немного…

— Ничего страшного, — голос вроде и вежливый, однако, я четко слышала скрываемый смешок.

— Лина!

— Отстань! После того цирка, что ты устроила в ресторане, я не выйду отсюда до самого закрытия!

Я слышала, как мама подошла к двери моей кабинки.

— Ты взрослая девушка, и не произошло ничего такого, чего тебе стоило стыдиться.

— Как ты могла такое сказать?

— А что я должна была подумать? Еще вчера я разговаривала с тобой, и ты заверила меня, что со Стасом у вас все в порядке!

— Я ушла от Стаса. Мы расстались.

— Аллилуйя! Кто был инициатором?

— Я.

— Не дури, девочка! Ты бы не ушла от него, даже если бы тебя охмуряла толпа вот таких Демьянов! Лина, возможно я переборщила и готова извиниться. И перед тобой, и… здравствуйте… и перед твоими мужчинами. Кстати, я не думала, что сантехники так хорошо зарабатывают. После твоего триумфального забега к выходу, обоих кавалеров выставили за дверь. И сантехник весьма щедро расплатился.

Я потянулась к шпингалету, щелкнула задвижкой и, открыв дверь, угрожающе надвинулась на маму.

— Мама! Сделай милость — оставь меня в покое! — выкрикнула я и, прикрывая лицо сумочкой, выбежала из туалета.

— Я завтра позвоню! — понеслось вдогонку.

* * *

Свежий воздух охладил пылающее лицо. Тяжелая луна, повисшая над высоким кленом, освещала фигуры Демьяна и Стаса. Они стояли недалеко от ресторана. Несколько секунд меня раздирало желание убежать и не встречаться с ними! Но судя по тому, как мой муж орал, милиция себя ждать не заставит. Поэтому я быстро зашагала к ним.

— Я считал, сантехники специализируются в ином направлении, а тут… — и засмеялся. — Абсурд! — хохотал он. — Философствующий сантехник! Попал в какую-нибудь секту? Скоро начнешь рассказывать нам о мировой гармонии? Может у тебя имеются свои пути ее достижения?!

— Стас! — прикрикнула я.

Развернувшись ко мне, муж перестал смеяться.

— Он же дебил, Лин, раскрой глаза!

— Стас!

— Пусть выпустит пар, — снисходительным тоном сказал Демьян. — Мальчишке, неспособному сделать выбор, истерика простительна.

Мне захотелось схватить их за волосы и стукнуть лбами!

— Повтори! — рыкнул Стас.

— Стас, успокойся, — рявкнула я, нервно дернув его за рукав.

— Это началось до нашего разрыва?

— Нет. Это началось после.

— Поэтому ты не звонила?

— Нет, — раздраженно ответил Демьян. — Она не звонила по другой причине. Но это мы обсуждать сейчас не будем.

— Тебя не спрашивают! — грубо бросил Стас, чем вызвал у Демьяна самодовольную усмешку.

— Ты потерял право задавать ей вопросы.

— Вы выбрали неудачное место для разборок!

— Я ее муж! — взревел Стас.

— Досадное недоразумение, — отозвался Демьян.

— Убью! — гаркнул муж, закатывая рукава рубашки.

— Наконец-то, наш мальчик заговорил по-мужски.

— Трус!

— Идиот.

Стас двинулся на невозмутимого Демьяна, схватил его за локоть, но тот даже не дрогнул.

— Угомонись, — посоветовал Демьян.

Я смотрела на Демьяна и не верила своим глазам. Со мной он не церемонился, а Стас, казалось, его вообще не волнует.

Вне сомнений мне льстило, что муж готов с кулаками наброситься на соперника, но я была уверена, что в этой драке победителем будет не Стас. Демьян на голову его выше, в плечах шире и, несмотря на отказ от драки, не выглядел трусом, и в его голосе проскальзывали предупреждающие интонации. Стас это чувствовал.

Как и следовало ожидать, тишину ночи прорезал вой сирены, и мне пришлось минут пятнадцать спасать мужчин от экскурсии в местный обезьянник.

Стас и сделал шаг в сторону, прошипел:

— Ты пожалеешь, — и зашагал прочь.

Голова трещала от возбужденных голосов, образующих неразборчивый гул. Опасаясь, что просто упаду в обморок, я сказала, что очень хочу домой.

— Ты в порядке? — черные глаза Демьяна изучали меня с беспокойством, корни которого на тот момент я истолковала неверно.

— Да, просто голова закружилась.

— У тебя интересная мама.

— У меня озабоченная мама с богатым воображением! — вспыхнула я.

— Встречный залп случайностей отправил тебя в нокаут.

— Не понимаю о чем ты!

— Лина, ты совсем не умеешь врать, — укорил он. — Ты бросаешь вызов судьбе, не думая о последствиях.

Его взгляд имел жуткую силу, как во время нашего знакомства. Бред, но я уверена, что он знал мои мысли, их невозможно утаить, скрыть, удержать при себе. Смотрел испытующе, пронзительно, словно извлекал из меня информацию, жадно поглощал малейшее колебание. Обнажались мои тайные чувства, становилось очевидным стремление вернуть мужа вопреки всему.

— Тебе никто не говорил что у тебя очень странный взгляд?

— Говорили. И не раз. Тебя он настораживает?

— Не то чтобы настораживает.

Странное дело, я регулярно врала ему по непонятным причинам. Что-то толкало меня на ложь, вынуждая скрывать и не озвучивать большую часть мыслей.

— Иногда ты отвечаешь на вопросы, которые я еще не успела задать. — Слова вырвались непроизвольно, до того как их смысл дошел до меня.

— Человек, не задающий вопросов, на самом деле боится ответов. — Демьян хищно улыбнулся. — Тебя пугают мои ответы?

— Нет. Просто, когда ты так смотришь, возникает чувство, что ты читаешь мои мысли.

— Я не умею читать мысли, но хорошо разбираюсь в людях.

— Ты очень странный.

— Я странный? — Демьяна почему-то развеселило мое заявление. — Это говорит мне самый загадочный человек в мире?

— А я загадочная?

Вот уж новость!

Я начала понимать, что Демьян пытается меня остановить. Он раскусил мой план. Как хорошо он понимает меня, как тонко играет с моими чувствами и скрытыми мыслями. Не знаю, что движет им. Возможно, он пытается меня защитить, ведь все желания, загаданные в Мире Нави, осуществляются быстро. И получается — он уже влюблен в меня. Растерянность сменилась облегчением и радостью, сердце дрогнуло, и я позволила томлению медленно заполнить меня. Я могла бы в него влюбиться, начать все с чистого листа. Влюбиться в человека, которого практически не знаю. Но было в нем что-то опасное, заставляющее мой инстинкт самосохранения отчаянно бить тревогу. Получается, я дрожу от вожделения и боюсь его одновременно.

— Кто ты, Демьян?

— Тот, от кого тебе следует держаться подальше.

— Почему? Ты каннибал или маньяк-насильник?

Ветер играл в его волосах. Все в нем: его манера держаться, непринужденный тон, которым он вел беседу, потрясающая красота — завораживало меня.

— Ни то, ни другое, — низкий голос звучал невероятно мягко.

— Ты можешь причинить мне боль?

— Да.

— Не верю.

Я действительно не верила. Только что он едва не поколотил Стаса, заявил, что тот лишился всех прав на меня и после этого утверждает, что способен сделать мне больно? Чушь!

— И совершенно зря.

— Ты всегда так откровенен?

— Да. Это мой единственный минус.

— Далеко не единственный, — заверила его я. — Один из многих.

— Интересно, и какие ты видишь еще недостатки?

— Самоуверенность, устойчивое высокомерие, убежденность в собственной правоте, которая, между прочим, в основном ошибочна, и многое другое.

— Довольно забавно, что ты причисляешь к недостаткам именно те качества, которые тебя интересуют. И притягивают

— Мне нравятся плохие парни.

Все мысли сразу же вылетели из головы, словно стайка испуганных воробушков. Щеки запылали, я опустила ресницы, не сразу сообразив, что именно меня смутило. Потребовалась пара секунд, и мысли собрались в кучку. Итак, я сошла с ума и призналась в симпатии к Демьяну. Первой. Я понимала, что должна что-то сказать, но так как в голову ничего умного не приходило, с губ моих сорвался путанный бред.

— Но не делай преждевременных выводов! Ты, конечно, нравишься мне. — Оторвите мне язык! — Я ведь это сказала. Но только по одной причине — мы очень похожи. Ты тоже ничего не пускаешь на самотек.

Демьян рассмеялся. Его искренне позабавили мои слова, что очень меня удивило.

— Я не хозяин жизни, Лина, хотя насчет уверенности и контроля соглашусь.

Я недоверчиво свела брови: он шутит? Нет, ну не может же он всерьез так думать.

— Не хочешь ли ты сказать, что не владеешь собой? Или не способен спрогнозировать недалекое будущее? — поддразнила я его, прекрасно понимая, что такой мужчина, как Демьян, мало что оставляет на волю случая. Такого просто не может быть!

— На это я как раз способен, — продолжая улыбаться, медленно произнес он, не сводя взгляда с моих губ.

То ли это из страха, вызванного чувством опасности, которое неизменно сопровождало его появление, то ли из-за того, что я чувствовала себя зеленой девицей, когда он на меня так смотрел, в этот момент, я совершенно забыла и о Стасе, и о Черте. Я судорожно вздохнула от неожиданности, когда его рука легонько коснулась моей щеки, заправляя выбившуюся прядь за ухо. «Поцелуй меня», — мысленно попросила я и увидела колебание в его глазах. Каждая женщина чувствует, когда мужчина хочет ее поцеловать. Он хотел, но не делал этого, а я едва не захлебнулась нетерпением. Странное дело, весь день я грезила Стасом, но каждый раз, когда видела Демьяна, мне становилось грустно от того, что я не могу быть с ним…

— Лина, — его голос упал почти до шепота, в нем появилась новая нежная интонация. Пальцы медленно двинулись к моему лицу и остановились у краешка губ. Эта скудная мимолетная ласка прекратилась внезапно, рука скользнула вниз.

— Демьян, — нетвердым голосом позвала я, охваченная радостью от его нежности. — А ты сам боролся с судьбой?

— Трудно не поддаться этому искушению, — звук голоса нескончаемый, подавляющий очаровывал. — Но я не уверен, что смирился.

— Еще недавно я считала, что мы родственные души, а теперь вижу — полные противоположности.

— И теперь ты, наконец, в опасной близости от истины, — ответил он.

Его лицо находилось совсем близко, я вдыхала аромат его тела. Потом он не спеша взял мою руку, перевернул ладонью вверх и поднес к своим губам. Жар прикосновения опалил мое запястье…

Он неожиданно отпрянул от меня. Я устыдилась того, что почувствовала укол разочарования. Намеренно ли он играет со мной? Если да, то это уже становится просто смешно! Не слишком ли часто со мной играют? Черту я яро сопротивлялась, но вот Демьяну не могла, да и не хотела.

— Мне пора, — сказал он, и вся нежность, которую он только что проявил, быстро исчезла, передо мной вновь холодный безупречный красавец.

Жутко смутившись, я отвела глаза. Темный взгляд продолжала ощущать пылающей кожей, а когда снова посмотрела на него, то поняла, если он сейчас уйдет — я умру. Я не смогу выдержать, я снова буду думать о Стасе, Кате, Черте…

— Ты куда?

— Тебе лучше не знать. Вы, люди, такие пугливые, — и снова прожигающий, презрительный взгляд.

И его тон разбил вдребезги волнительное томление. Наверное, стоило спросить его, что означают его слова, но злость начала отступать, как только в голове яркими сигнальными огнями замигала догадка: «Он ревнует»!

— Тюфяк твой Стас, — мрачно заявил Демьян. — Судьба сделала тебе подарок, уведя подальше от него.

— Ты ревнуешь, Демьян?

— Нет.

— Тогда почему ты еще здесь? — улыбнулась я.

Он смотрел на меня внимательно, словно пытался найти ответ на незаданный вопрос. А я… я хотела его обнять.

Руки сами легли ему на плечи. На мгновение взгляд его стал обжигающим, жадным, а потом огонек страсти потух, и его глаза потемнели, наливаясь злостью. Судя по тому, как злость сменялась желанием, а влечение свирепым гневом, он тоже боролся с собой. Я задрожала, но боялась не Демьяна, а того, что он сделает. Или не сделает.

Демьян схватил меня за руку и резко отвел ее в сторону.

— Дошло?! Теперь ты дрожишь! И это, наконец, нормально!

Но вместо того чтобы испугаться, я была очарована им. Очарована тайной, сексуальностью, умом — всем! Очарована и, возможно, чуточку влюблена. Но осознание этого не уменьшило ни больной любви к мужу, ни жажды положить судьбу на лопатки.

— Ты хочешь, чтобы я начала тебя бояться? У тебя не выйдет! Я чувствую, что ты никогда не сделаешь мне больно!

Демьян железной хваткой держал мою руку, потом неожиданно его взгляд смягчился.

— Прости, — шепнул он. — Прости.

Он осторожно убрал руку и виновато посмотрел мне в глаза.

— Всё хорошо. Видишь, я убрал руку? Ты права — я не сделаю тебе больно.

Я отвела взгляд, стараясь смотреть куда угодно, только не на него.

— Я хочу успокоить тебя. Успокоить себя.

Глупо. Но я ощущала воздействие мягкого тембра его голоса и понимала одну нехитрую истину: я нуждалась в нём. Хотела коснуться его губ. Прижаться. Раствориться.

— Я не боюсь, — как можно непринужденней соврала я.

— Не ври мне, Лина. Ты боишься.

Он что-то еще еле слышно шептал, я не слушала, глядя в измученные черные глаза, впивалась взглядом в приподнятые уголки губ.

— Ты знаешь, что от близости твоего тела мне становится хуже? Ты — моя слабость. — Судорожный вдох вырвался неожиданно, когда он постарался придать голосу отстраненность.

— Демьян! С каких это пор взаимная тяга стала противоестественной? Зачем ты противишься?

Его глаза еще какое-то время сверлили меня, и я уже не надеялась увидеть его в нормальном состоянии, а он неожиданно рассмеялся.

— Ты права в одном, — он тяжело вздохнул, его рука легла мне на талию, привлекала к себе. — Сопротивляться Судьбе мне с каждым разом все сложнее.

Я задержала дыхание и позволила себе крепко прижаться к его груди. Демьян зарылся губами в мои волосы, и заговорил коротко и отрывисто.

— Мне нужно привыкнуть. К тебе. Дай мне время.

— Его не так уж и много, — напомнила я. На самом деле я хотела его подтолкнуть к следующему шагу, но он воспринял это иначе.

Демьян резко шагнул вперед, я непроизвольно отступила, прижавшись спиной к стене. Два кулака со злостью уперлись в стену, загнав меня в импровизированную ловушку рук.

— Ты права. Тогда, может, стоит раздвинуть твои ноги и прямо здесь покончить с нелепым желанием? — грубый голос ворвался в мои уши, развеивая чувственную мглу.

Я была раздавлена такой резкой переменой в Демьяне. Теперь его глаза светились нескрываемым презрением и отвращением. Это было слишком для моего самолюбия. Я задохнулась от обиды, содрогаясь от слов, наполненных злобой и ненавистью.

— Ты в своем уме? — спросила я, просто ничего умнее в голову не пришло. Я даже не знала, что ответить ему. Захотелось так ему врезать, чтобы навсегда стереть ядовитую усмешку с лица… А почему нет?

Рука взметнулась вверх и с силой опустилась ему на лицо. Демьян даже не вздрогнул, словно ожидал этого, но не собирался останавливать меня. Взглянув на него, я внутренне поежилась. В его глазах блеснула искра и мгновенно превратилась в полыхающий огонь. Его вид сокрушил меня, глаза горели такой нескрываемой холодной яростью, и теперь я, наконец, испугалась.

Глава одиннадцатая

Я уже была уверена — придуманный план уместит в моем будущем две составляющие: Катю и Стаса. Но мысли то и дело возвращались к Демьяну, несмотря на то, что я не на шутку разозлилась на него. Спонтанные чувства, вызванные его близостью, поразили меня. Мне с ним легко, комфортно. Он не напрягает разговорами о собственной безупречности, что свойственно мужчинам с роскошной внешностью, и в то же время он, несомненно, уверен в себе.

Я заставила себя пойти в ванную, надеясь, что это как-то приведет мои мысли в порядок. Но на пороге замерла. В ванной висело зеркало, а я инстинктивно избегала их с тех пор, как меня забросило в Зеркальную Комнату.

Взяв из сумки тюбик с кремом, я пошла в спальню. Уселась на кровать, выдавила на ватный диск средство для снятия макияжа и задумалась. Невольно я приходила к мысли, что Демьян является лекарством от моей больной любви к мужу. И если бы события не развивались так стремительно, если бы было время остановиться и подумать, я бы поняла, что выбирать нужно не между своим счастьем и жизнью Кати, а между Демьяном и Стасом. Нужно отпустить обиду, не пытаться плыть против теченья, принять урок и жить дальше не прошлым, а будущим.

Свет моргнул и потускнел, еще раз моргнул и погас, потом снова зажегся, но ярче не стал. С трудом различая силуэты предметов в сером освещении, я испуганно обернулась, вглядываясь в полумрак. Согласна, это похоже на паранойю, но поделать с собой ничего не могла. Сидела, стараясь не дышать до тех пор, пока темные силуэты не стали казаться зловещими.

За окном вспыхнул свет, балконная дверь скрипнула и отворилась настежь, и я увидела, как в хороводе хаотичных вспышек в воздухе вращалось зеркало. Перед глазами все поплыло. Я вскочила на ноги, дрожащие пальцы выронили ватный диск, флаконы с кремами кубарем покатились на пол. Сознание не допускало подобного в реальность. Это может быть все что угодно: сон, галлюцинация, но только не действительность.

Я пятилась назад, пока спина не уткнулась в стену, рука искала дверную ручку.

Сердце отсчитывало бешеный ритм, когда зеркало дернулось и начало растягиваться. К этому времени мой ужас был настолько велик, я почти утратила способность мыслить. Все что нужно было мне — открыть эту чертову дверь. Любым способом.

Одеревенелые руки продолжали неистово дергать ручку, но дверь не поддавалась. Глаза закрылись сами собой, мне показалось, я на секунду лишилась чувств, потерялась во времени. Прерывисто дыша, заставила себя открыть глаза и замерла, изумлено уставившись на зеркало. Оно извлекало из ниоткуда черные вибрирующие нити, растягивая поверхность.

Воздух пульсирует, выбрасывает тьму. С ужасом наблюдаю, как темнота расступается, вспыхивают яркие искры, за которыми четко проступают деревянные палицы Калинова Моста. Раздается свист вращающейся спирали, меня затягивает внутрь. Безотчетный ужас поглощает меня гораздо быстрее засасывающей пустоты. Сопротивляюсь, пытаюсь удержаться на месте, понимаю тщетность попыток, но продолжаю бороться с напирающей втягивающей силой.

Я снова в Нави, в Зеркальной Комнате.

— Наблюдал сегодня за тобой, — лениво говорит Черт. — И вижу, ты довольна собой.

Готова побиться об заклад — он улыбается. Смотрю на зеркала, силясь не обращать внимания на тошноту и дрожь волнения.

— В некоторой степени, — отвечаю я. — Ты ведь знал, что я поступлю именно так. — Мне так хочется произнести это твердым и уверенным тоном, но голос дрожит.

— Да, знал, — насмешливо говорит Черт

Я отлично распознаю недомолвки, поэтому смело озвучиваю догадку:

— И это вовсе не означает, что я не смогу вернуть Стаса.

— Да.

— Тогда зачем ты врал?

— Я не врал, — тон его становится холодным. — Я лишь сказал, что счастливого будущего у вас не будет.

Снова пророчества, от которых мороз по коже.

— Ты хочешь, чтобы я пожалела о своем выборе? У тебя не выйдет. Я не пожалею, — упрямо заявляю я, стараясь унять нервную дрожь.

— Боишься последствий?

Боюсь ли я? Я в ужасе! Лоб покрыли мелкие капельки пота. Каждое слово произнесенное Чертом, имеет смысл, он намеком сквозит в голосе, волнует, настораживая.

— Нет, — вру бездарно и неправдоподобно.

— Уверен — ты удивишься, — резко говорит Черт, а потом мягко добавляет: — Ты сделала то, что от тебя ожидали.

— Мои поступки так легко прогнозировать?

Я невольно вспоминаю Демьяна, который читал меня легко и играючи. Неужели вся моя жизнь, каждый поступок, просчитаны? Тупые вопросы, ответы на них мне известны.

— Не могу описать, какой восторг у меня вызывает эта Игра, — произносит Черт. Все в этом существе — его повелительном голосе, необычном акценте кричит об опасности.

— Зачем ты играешь со мной?

— А зачем ваш Господь создал Землю? — нарочито добродушно переспрашивает Черт. — Ради забавы. Мне нравится твоя находчивость, ты сделала выбор, и это отразилось на судьбах других людей, близких тебе и даже незнакомых, поэтому сегодня ты попала не в свою Зеркальную Комнату.

— Другую? Это не мои зеркала? — пересохшие губы отказываются двигаться, нереальность происходящего давит на сознание, мешая сосредоточиться.

— Открой одно зеркало. На свое усмотрение.

Стараясь сосредоточиться на выборе, понимаю, что вызывает у меня тревогу. Если я открою настоящее, то узнаю чье это зеркало, открою прошлое — увижу события предшествующее трагедии. А то, что случится трагедия знаю наверняка. Иначе, зачем Черт меня сюда приволок?

Сбрасываю вуаль с последнего зеркала — будущего. Но отражения в зеркале не вижу.

— Что это значит?

— Это зеркало, как ты уже поняла, отражает будущее, — даже звук его голоса скручивает желудок в узел, наполняя меня страхом.

— Но в нем ничего не отражается, — хриплю в ответ.

Черт молчит так долго, что я успеваю в уме просчитать все возможные варианты: блеф, издевка, поломка проектора, который просчитывает будущее, даже неопределенность.

— «Завтра» не будет.

«Завтра» не будет. Три слова, так легко произнесенные Чертом, лишь намек. Но уверенность в том, что реальность окажется куда чудовищней, нарастает во мне с каждым вздохом.

Зеркало трещит, и его поверхность тут же пронизывают сотни маленьких стрел. Я пораженно замираю, отказываясь верить в услышанное. Как я могла так просчитаться? Теперь я даже не знаю, в чье будущее пытаюсь заглянуть.

— Человек умрет, — его довольный голос, бьет меня в самое сердце. Это поражение значит для меня гораздо больше всех трагедий прежней жизни. Оно доказывает, что я возвращаюсь в исходную точку и ад, который был позади, снова открывает для меня дверь.

— Когда? — почему-то спрашиваю я. — Кто?

Как я смогу узнать, кто именно должен умереть. Катя? Или уже нет? Всматриваюсь в пустой проем, где только что было стекло, понимая, что уцепиться не за что. Я могу лишь гадать, что все это значит, и какую форму обретет пророчество в реальности, насколько огромны будут его масштабы.

— Могу тебя успокоить. В этой комнате нет твоих зеркал.

Моя жизнь в этот момент не имеет ценности, потому его утешительный тон еще больше угнетает меня.

— Что это? — снова спрашиваю я.

— Будущее. — Голос излучает силу, власть, искрится презрением.

Будущее, в котором тебя нет, есть попугай, повторяющий заученные фразы — вот, что я слышу в его ответе.

Мысль о том, что Черт делает все, чтобы Катя умерла, уже не раз крутилась в голове. Возможно, он рассчитывает на то, что я уеду из города и не смогу спасти Катю?

— От перемены мест слагаемых, сумма не меняется, — произносит Черт с новой ангельской интонацией.

Я уже смотрю на второе зеркало и внутри все холодеет. Ох, не зря он меня сюда притащил. Лучше не думать об этом сейчас, иначе лишусь остатков рассудка. Необходимо помнить, что выбор я уже сделала.

Снова заставляю себя дышать ровнее, приглядываюсь к нечеткой фигуре Черта, стараюсь получше рассмотреть. Но вижу лишь нечто размытое.

Он что-то задумал. Непременно ужасное и зловещее.

— Тебя угнетает неизвестность. Ты же так стремишься к свободе и независимости.

— Тем не менее, зеркальное отражение зависит от меня, но никак не наоборот. Если я улыбнусь, оно отразит мою улыбку, если мне взгрустнется, отражение тоже будет грустным.

— И все же одно останется неизменным — в зеркале всегда ты увидишь себя.

— Зеркало — символ неопределенности. Так можно ли полагаться на него? Хочешь, я перебью все твои зеркала?

— Зеркала — это только отражение реальности. Ты перебьешь эти, и тут же их сменят другие, и вновь они станут отражать лишь то, что существует.

И в доказательство своих слов, Черт подходит к зеркалу и легонько стучит по его поверхности кулаком. Зеркало дребезжит и рассыпается. Я только слышу хруст надтреснутой поверхности, и в этом пронзительном звуке вижу конец своих надежд, начало разрушения того, в чем я была твердо уверена.

Мне становится тесно, словно я нахожусь в клетке и чувствую себя маленькой птичкой, обязанной сидеть на жердочке и повторять заученные фразы. И это не стены давят на меня, а условности, обреченность, отсутствие выбора. Возможно «судьба» — это и есть клетка, но я всегда верила, что сидеть в ней или нет — должен решать сам человек, а в этот момент почему-то сомневаюсь. А вдруг я не права? Вдруг Аля права, и каждому человеку отведен один, единственно верный путь? Что за процесс я запустила своей строптивостью? И смогу ли найти верный ответ хотя бы на один вопрос?

Мерцающий калейдоскоп осколков, сорвавшийся с зеркала, словно подхваченный невидимой силой, взмыл ввысь и с мелодичным звоном закружил вокруг меня.

— И это не изменит ровным счетом ничего. — Черт громко цокнул языком.

— К чему столько патетики?!

Он ненадолго замолкает.

— Скажи, ты до сих пор уверена, что сумеешь обмануть меня и Судьбу? Веришь, что совершишь благо, если оставишь Катю в живых?

Я чувствовала себя полной дурой, ничего не понимающей из туманных намеков Черта, но на вопрос упрямо кивнула:

— Да.

Сердце бьется быстро и тяжело. Независимо от того, что ждет меня, любой финал, как бы ужасен он не был для других, предназначен именно мне. Как награда за упрямство и неуместный героизм.

— Никто просто так не попадает на Арену. Для этого нужен мощный стимул — ненависть, жажда убийства, откровенная злоба. Ты шла на поводу чувств, и они привели тебя ко мне.

Нет ничего привлекательней для нечисти, чем низменные чувства человека. А именно такими и были мои чувства, когда темной августовской ночью, я попыталась найти квартиру.

— Знаешь почему, когда ты спасешь Катю, то не сможешь быть со Стасом?

— Нет, не знаю.

— Это комната твоего мужа. Ты вытащишь Катю, но он погибнет.

И с этих слов начинается мое падение. Я падаю в пропасть, со свистом рассекая воздух. Стремительно несусь на самое дно. И чем ниже опускаюсь, тем четче понимаю, — я не вижу выхода.

Не вижу ничего.

Меня окружают: тьма, страх и безысходность.

Черт, как невидимый шторм, блуждает вокруг меня, и с каждым его едва уловимым движением я понимаю: для меня есть одно будущее, если я не хочу видеть смерть человека по своей вине. И в этом будущем нет меня. И он это знает.

— И это последствие твоего выбора, — снисходительно пояснил он, указывая на пустое зеркало.

Мой язык словно примерзает к небу, я совершенно точно не могу произнести ни слова, и поражаюсь когда слышу свой уверенный голос:

— Только это?

В ответ на мой вопрос, словно из невидимых складок воздуха выныривают новые зеркала. Сколько их, затрудняюсь сказать, пять-десять, двадцать.

Со звериным, чудовищным рыком Черт выныривает из Мрака и бросается к зеркалам. Я непонимающе смотрю на его спину. Он всегда держался в тени, неужели ответ на мой вопрос был для него непредсказуем?

Смущенная, огорошенная видом его мощной высокой фигуры, смотрю на широкие плечи, обнаженную спину.

— Вон! — не оборачиваясь, грозно приказывает Черт. Голос становится страшным, излучает сверхъестественную силу. Я молча смотрю на него, понимая что он обезумел, и это безумие только усилило его власть. Каждое его движение вызывает волнение Мрака, клубящегося вокруг хозяина — он извивается, дрожит, в ожидании приказа.

— Пошла вон!

Струи Мрака тянутся ко мне, подхватывают и бесцеремонно кружат в воздухе, уносят вдаль. Прочь от разъяренного Черта.

Часть вторая «Искажение Судеб»

Глава двенадцатая

Если после прошлого пребывания в Мире Нави я плавилась от страха, то теперь он меня растворил, расщепил без остатка. Жизнь воплотилась в самый страшный кошмар.

«Как бы ты себя не обманула, девочка. Обмануть Черта невозможно».

Помню, как лежала в постели, натянув до подбородка махровое покрывало, и пришла в себя от дичайшего крика. Конвульсивно сжимая влажное от собственного пота покрывало, я орала, сотрясаясь в лихорадке.

— Девочка…

Голос Евдокии Александровны звучал далеко, в другой реальности. Моя реальность сомкнула стальные прутья, захлопнула дверцу клетки, где на жердочке сидел обезумевший от горя попугай.

Что было дальше, помню смутно. От собственного крика закладывало уши. Голова немного прояснилась, когда в ноздри ударил тошнотворный запах нашатыря. Я согнулась в приступе кашля, да таком сильном, что едва не выплюнула легкие.

Кашель перешел в громкие рыдания. В руках каким-то образом оказалась металлическая кружка, во рту две таблетки.

— Пей.

Я замотала головой, выплевывая таблетки на кровать.

— Пей, тебе нужно успокоиться, — старушка подобрала таблетки с постели и настойчиво протянула мне, но я не хотела успокаиваться! Я хотела сойти с ума! Забиться в самый темный угол своего сознания, спрятаться за криками и истерикой, утонуть в густой темноте, забыться. Потому что как только эти таблетки начнут действовать, мне придется возвратиться в тот маленький мир, где уже нет места Кате и Стасу. Где настойчиво приближается новый день.

— Пей, девочка, нет такой проблемы, которую невозможно решить. Или принять.

Принять?! Запрокинув голову, я завыла. Как можно принять этот выбор? Если я спасу одну жизнь, то угроблю другую. И мой продуманный план, в правильности которого еще вчера я не сомневалась, теперь представляет собой лопату, которой я собственноручно выкапываю Стасу могилу.

— Дьявол сломил тебя.

Оторвав взгляд от потолка, я посмотрела на Евдокию Николаевну и замерла. Она понимающе кивнула, продолжая держать перед моим лицом раскрытую ладонь с двумя крошечными таблетками.

— Почему… ваш Иегова… наказывает нас?

— Бог не наказывает, человека наказывает жизнь. Бог не просто создал наше тело и дух. Он заложил в нас ум и эмоции, вложил свободу воли. Мы не бездумные роботы, мы свободно мыслим, что-то понимаем, делаем свой выбор. «Где Дух Господень, там свобода!». Никакой человек не сможет смириться, если его жизнью управляют. Именно поэтому Бог наделил нас этим даром. Но трудно представить себе мир, где нет законов. Ты переходишь улицу на зеленый свет, в то время как машины должны пропустить тебя. А как переходить дорогу, если нет правил дорожного движения? Иегова создал законы праведности. Идти вопреки его воле все равно, что прыгать с крыши, сопротивляясь земному притяжению. Но человек может сделать выбор — жить по этим законам или нет. Так ли несправедливо Иегова налагает ограничения моральные и нравственные? Каждый человек должен понять, что законы, прежде всего, направлены во благо человека. Ты ступила на опасный путь. Но никогда не поздно раскаяться в содеянном.

Я хохотнула. Громко, с явными истерическими нотками.

— Раскаяться?! Да что я сделала? Захотела мужа вернуть в семью? Это грех?

— Пожелать смерти человеку, возненавидеть его это грех. Ты нарушила заповедь. В Нагорной проповеди Иисус сказал: «Если вы любите только тех, кто любит вас, какая вам награда?».

Я схватила таблетки с ее ладони и сунула в рот. Выпила всю воду из кружки и, не говоря ни слова, пошатываясь, я прошла по коридору, то и дело приникая к стене.

Такой обычный воздух, вдруг приобрел вязкость, наполняя легкие густой тяжестью. Осторожно закрыла дверь в ванной и прижалась горячим лбом к прохладной кафельной стене.

Сбросив с себя одежду, я опустилась в горячую воду, стараясь вернуть контроль над собственной жизнью. Ненависть привела меня к Играм. И ненавидеть Катю было проще и легче. В тот момент мне уже стало глубоко плевать на то, останусь я со Стасом или нет и уже молилась всем богам, чтобы выбор остался прежним, и нужно просто отказаться от мужа. Да я собственноручно подарила бы его Кате! Отпустила, забыла. А теперь страх стягивал внутренности в тугой узел.

Я погрузилась в воду с головой, позволяя ей поглотить все звуки. Иногда мне снились сны, когда я куда-то бегу. Бегу долго, и чем дольше бегу, тем лучше понимаю, что не в силах достигнуть желаемого, ибо оно неминуемо отдаляется с каждым сделанным шагом. В такие моменты я впадала в состояние безнадежной подавленности. Хотелось орать, бежать, продолжить попытки вырваться из клетки, но вместо этого я лежала застывшая, искренне желая умереть здесь и сейчас. Нужно просто позволить воде медленно наполнить легкие. Я могу покончить с собой — и это самый простой выход. Нет меня — нет выбора. Ужас, охвативший меня от этой мысли, вытолкнул меня из воды.

* * *

Луна тлела на фоне занимающегося рассвета, окрасившего небо лилово-розовым цветом. Евдокия Александровна продолжала причитать о великом благе всего человечества — умении принять удар.

Не знаю, как там все человечество, но я не умела этого делать. В моей голове просто не укладывалось, почему нельзя перехватить этот удар? Но я молча пила пресный кофе, жевала безвкусные вареные яйца, позволяя себе не слушать ворчание пожилой женщины, а просто думать о незначительных вещах. О ползущем по стене таракане, о старинных часах с кукушкой, что висят передо мной на стене, о том, что нужно не забыть сегодня позвонить маме — у нее день рождения. Тенью проплыла мысль о ее теплых и уютных объятиях, о сладкой вате, которую я постоянно выклянчивала у нее в детстве.

Вся жизнь, как на ладони. Обычная, бессмысленная жизнь.

Громкий стук. Вздрогнув, я уставилась на Евдокию Николаевну и поняла, что она, выжидающе смотрит на меня, активно барабаня костяшками пальцев по столешнице.

— Моя святая обязанность помочь тебе найти свой путь.

Устало вздохнув, я равнодушно спросила:

— И каков мой путь? Покаяться и замереть в ожидании гибели одного из них?

Странно, но эти слова не вызвали ни боли и отчаяния. Привычный запах утреннего кофе, свежие воздушные булочки в плетеной корзинке. И совершенно новое убийственное безразличие. Я знала — это самозащита организма, и боль может вернуться в любой момент. Но пока ее нет.

— Их? — переспросила женщина.

— Да. Черт показал мне будущее, в котором нет Стаса. Если я смогу вытащить из огня Катю, то погибнет он.

Евдокия Александровна задумалась.

— Ступая с обрыва, ты не взлетишь ласточкой к небесам. Кому суждено погибнуть, тот погибнет.

— А кому суждено погибнуть? — я не хотела спорить, у меня не осталось на это сил, я размышляла вслух тихим бесцветным голосом. — Сражаться за любовь это совсем не то же самое что сражаться за жизнь. Это чудовищная несправедливость. Когда ты знаешь что должно совершиться преступление, ты будешь пытаться его…

— Это не преступление!

— Однако, бездействие в обоих случаях равносильно убийству. Я стану убийцей, если не попытаюсь спасти их обоих.

Это факт.

— Ты пойдешь на поводу Черта, вмешаешься в божественный промысел, и это только увеличит твою боль. Когда мы спрашиваем, почему человеку на голову упал кирпич, разве Господь этого хотел? Нет! Это случайность, совпадение. И от этих совпадений никто не застрахован. Строитель плохо смазал кирпич раствором — его поступок вложил свою долю в судьбу человека, погибшего на стройке.

— Но если я окликну этого человека, до того как произойдет трагедия, я смогу спасти ему жизнь.

— Да, а если человек невнимателен, рассеян, не собран, он пойдет через дорогу и его собьет машина, — резонно заметила она. — На сколько ты продлишь ему жизнь? Если Черт решил с тобой поиграть, то не думай, что спасти Стаса будет так легко. Он не показал бы тебе смерть мужа, если бы ты могла это изменить.

— Но он показал мне смерть Кати, — возразила я. — И прямо сказал, что отказавшись от мужа, я сохраню ей жизнь.

— Он никогда не поставил бы перед тобой это выбор, если бы было в твоих силах спасти обоих. Это трясина, она затягивает тебя. Человек не в состоянии вершить судьбы, у него нет на это ни прав, ни возможностей. Смирись, Лина, иначе это сведет тебя с ума.

Живет человек, спит и ест, работает или учится, ходит по магазинам, радуется, плачет, и вдруг — нет его. Есть только прогнивший до костей кусок плоти, жадно поглощаемый могильными червями. Где-то глубоко в земле, в узкой деревянной коробке, навсегда ставшей его обителью. Зачем мы приходим в этот мир? Чтобы спустя несколько лет умереть? И почему жизненный путь одного человека так мал, а другого так долог? И бывает настолько долог, что человек сам призывает смерть. По каким критериям человеческая жизнь считается завершенной? По его поступкам? По миропознанию? Как определить выполнил ли ты свою жизненную миссию? И если выполнил миссию, всегда ли это означает близость кончины?

— Это бред, — процедила я. — И разницы нет, кто так решил: Судьба, ваш Иегова или Черт. Я не верю в Вашего Иегову.

— А в кого ты веришь? В Черта?

— С ним я хотя бы разговаривала и видела, на что он способен. Я не хочу верить в Бога, который просто смотрит с небес на меня и как вы сейчас качает головой. — Я привстала и всем телом подалась вперед. — Где Ваш Бог? Почему он позволяет меня мучить? Или это его мега-замысел? Нет, Евдокия Николаевна, если и есть на свете Бог, то он совсем не похож на того, о ком Вы говорите. Тот, кто расписывает Судьбы, действует заодно с Чертом! И тот Бог, я уверена, следит за каждым его шагом и на него тоже накладывает ограничения! Черт играет по его правилам! По правилам бессмысленно жестоких игр.

Евдокия Николаевна отшатнулась от меня, словно я ее ударила.

* * *

Не обращая внимания на слабость в теле, я натянула измятый сарафан, который не удосужилась вчера аккуратно повесить, и вышла из квартиры. Лифт почему-то не работал, поэтому я пешком начала подниматься вверх. Я уже все решила, потому что знала — из этой ситуации есть один выход.

Ноги передвигались медленно, цепляясь носками за бетонные ступени, мерзко скрипели подошвы сандалий. Но я была не в том состоянии, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Не знаю, что испытала сильнее: радость или испуг, когда вход на крышу оказался не запертым.

Тяжело скрипнула крышка люка и с грохотом откинулась в сторону. Я поднялась по ступенькам, и утренний ветер кротко коснулся лица. Именно в этот момент я заметила слежку. Сначала ощущение пристального взгляда в спину, которое постепенно перерастало в чувство тревоги.

Скорее всего, мое подсознание ждало, что сейчас появится кто-то, кто сможет остановить меня от отчаянного шага, утешит и укажет, в какой стороне находится выход из этого ада. Но в розовом сумраке рассвета пряталось только болезненное безразличие.

Заставив себя распрямить плечи, я подошла к краю крыши, окруженную ржавым ограждением высотой выше пояса. На корню пресекая все мысли, все сомнения, ухватилась за его холодные прутья. Медленно перелезла и, бросив взгляд на сонный город, на секунду помедлила.

Не потому, что струсила, просто никогда раньше пустынные улицы с еще не потушенными фонарями не казались мне такими прекрасными. В некоторых окнах зажигался свет, раскрывались жалюзи. Люди просыпались, начиная приготовления к завтраку и самому обычному рабочему дню или долгожданному выходному. Понимали ли они насколько восхитительно ничего не знать о будущем и не быть привязанным к неизбежности?

В последние дни я часто думала о смерти, но не как о собственной финальной эстафете. Смерть почему-то меня совершенно не пугала, что было лишено всякого смысла. Сразу как я это осознала, мягко и нежно повеяло холодом. Я позволила себе раствориться в вялости, желая закончить весь этот кошмар здесь и сейчас.

Последний вздох и, крепко зажмурившись, я сделала один короткий шаг в пустоту.

Странно.

Я не так себе представляла падение.

Ветер не бил в лицо, не трепал сарафан, сердце не ухало, наоборот — оно билось сильно и ровно. Легкость тела, словно сотканного из эфира поражала. Или все уже закончилось?

Решившись открыть глаза, я поняла, что не лечу вниз, а вишу в воздухе. Дыхание сбилось и теперь стало похожим на беспорядочные, частые хрипы. Город, застывший перед глазами вдруг покачнулся и поплыл, в хороводе серых точек головокружения.

Завизжав, я молотила ногами и руками по воздуху, пока до меня не дошло, что это не нужно ни для того, чтобы удержать равновесие, ни для того, чтобы упасть.

Что ж я за человек-то такой? Даже спрыгнуть с крыши спокойно не могу!

Ограждение находилось чуть ниже пояса. Развернувшись, я подалась к нему всем телом. Рука ухватилась за забор, и я шагнула на пологий узкий край крыши. Тяжело дыша, прижалась грудью к прохладному металлу, и ткань сарафана впитала липкую ржавчину. Не сдерживаясь, я разрыдалась от бессилия, продолжая стоять на границе между жизнью и пропастью.

И в тот момент, переполненный смесью страха и обреченности, я услышала тихий голос.

— Бедовая моя девочка…

Эти слова проникли в сознание, спустя вечность или ее мгновение. Оторвав заплаканное лицо от рук, судорожно сжимающих перила, я встретилась взглядом с черными глазами Демьяна. Если бы не последние события, перевернувшие мою жизнь, то я бы так и не узнала, какими сложностями наполнен этот мир, и как трудно разглядеть в чьем обличье кроется враг, а от кого стоит ждать помощи здесь — в клетке.

— Ты? — только и смогла пораженно выговорить я.

Я не заметила, когда он успел подойти ко мне. Он бережно разжал мои пальцы, его крепкие руки обняли меня, приподнимая над карнизом. Демьян перенес меня через забор, а когда заговорил, его губы шевелились возле моей щеки.

— Я так понимаю, что благодарности не дождусь.

Глубокий вдох и слишком быстрый выдох не прояснили ситуацию. Но как только смысл слов все же дошел на меня, я неожиданно разозлись на него. За все! За то, что вел себя вчера вечером непростительно грубо! За слова, разбившие вдребезги то, что только начинало зарождаться в моей душе. Я винила его даже за неудавшийся прыжок!

— Благодарности? — я заерзала в его руках, и он послушно опустил меня на землю, повернулась к нему спиной, вытирая мокрое лицо ладонями. И всхлипнула, радуясь, что снова не заголосила.

— Как ни крути, я только что спас тебе жизнь.

— Не стоило этого делать.

— А как же наш общий план?

Мне следовало попрощаться с Демьяном и уйти, или заявить, что он не заслужил моего прощения. Но когда я открыла рот, предательский язык готов был нести всякий вздор, но только не то, что планировал разум.

— Забудь об этой чепухе! В ней нет никакого смысла.

— Тогда стоит ли тебе напомнить о той чудовищной тетке, готовой нацепить мне на макушку бант?

Он старался говорить беспечным тоном, но когда я повернулась и посмотрела в его наполненные искренним сожалением глаза, то внутри у меня все сжалось. Язык онемел, а гнев испарился. Но я заставила себя безразлично пожать плечами и уставилась на пробуждающийся город. Тяжелое солнце отсвечивалось на крышах домов, один за другим гасли фонари, и пространство медленно наполняли гул автомобильных двигателей, тихие переговоры, вперемешку с лаем дворовых собак.

День настойчиво приближался.

Глаза снова защипали слезы. Ну почему он не позволил мне упасть?

— Жизнь слишком ценный дар, чтобы так просто от него отказываться.

— Жизнь проходит мимо меня, кружит в воздухе, а скоро вовсе улетит.

— Пройдет время, и тебе будет неловко вспоминать о том, что едва не случилось здесь.

— Пройдет еще пару часов, и я буду готова тебя убить за то, что не позволил мне это сделать. Все-таки в жизни мне хронически не везет! Думала со смертью выйдет лучше, — последние слова получились слишком горькими. Я достала носовой платок из кармана и высморкалась.

Я чувствовала, как он напряженным взглядом сверлит мой затылок, ощущала его тихое дыхание, которое шевелило мои волосы. Но Демьян не произнес ни слова, и за это я была безгранично благодарна. Мне не нужны советы, нотации, убеждения. Твою мать! Мне нужны свободные уши. Мне необходимо выговориться! Боль уже начала возвращаться, она застряла немым комом в горле, но кровь уже потихоньку разносила по жилам ее отголоски.

— Ты ведь знаешь об Играх. Как знаешь и то, что этот день меня растопчет. А знаешь почему? Мир — оболочка останется, исчезнет содержимое. А содержимое моего мира — это Стас. По крайней мере, так было еще несколько дней назад. Я не умею жить без него. Но все, что осталось мне сейчас, так это наблюдать, как догорает его жизнь. Слабое оправдание для самоубийства. Но, тем не менее — это выход. Я и так не смогу пережить этот день.

— Прости, Лина, — неожиданно выпалил Демьян и, легко касаясь горячей ладонью моей влажной щеки, развернул к себе.

— Ты-то тут причем?

Он не услышал вопроса или сделал вид, что не услышал. Я ошеломленно заметила, как дрогнула его рука и замерла возле моего рта.

— Я исправлю ошибку. Пойдем со мной, — шепнул он.

— Куда? — я шевельнула губами, и палец Демьяна коснулся рта.

— Ты говорила, что доверяешь мне.

— И ты назвал это верхом безумия.

— У тебя хорошая память. Ты хотела начать новую жизнь? Я помогу тебе пережить этот день и дам ответ на все твои вопросы.

Я округлила глаза, его предложение прозвучало интимно, словно он приоткрывал мне дверь в свою жизнь. И хотя это было верхом безумия в момент, когда рушилась моя жизнь, глупышка Лина ухватилась за него как за соломинку. Потому что отчаянно нуждалась в уверенном спокойствии.

— Звучит заманчиво.

— Я познакомлю тебя с моим миром. С миром Нави.

Надежда колыхнулась и испарилась. Заметив это, он убрал руку.

— Спасибо. Но ты опоздал. Я уже знакома с ним.

Говорила я твердо, скрывая смущение и разочарование. Но чего же я ждала? Что Демьян окажется принцем из далекой страны и, усадив меня на своего вороного, увезет в сказку? Конечно, нет! Но вот то, что он предложит сходить в гости к Черту, я ожидала еще меньше!

— Тебе стоит лучше узнать Мир Нави. Ты многое поймешь.

— Нет, — я замотала головой. — Я видела в том мире ровно столько, чтобы не захотеть вновь возвращаться туда.

— Ты боишься?

— Да.

— Наконец я слышу правду. Но ты видела только часть Нави. Не лучшую ее часть.

— Даже не думай, — протестовала я.

— Я обещаю, что покажу только то, что тебе очень понравится. Ты мне веришь?

Демьян внимательно смотрел, как я лихорадочно заправляла растрепанные волосы за уши, и мне пришлось собрать остатки сил и кивнуть.

— Да.

Он уже уверено расправил плечи, и я поняла, что этот ответ для него очень важен.

— Обещаю, мы вернемся, как только ты этого захочешь.

— А если мы встретим Черта? — я испугано поежилась, обхватывая себя руками.

Демьян нахмурился.

— Мы не встретим его.

— А если встретим?

— Поверь, не так страшен Черт, как его Игры, — видимо, он понял, что этот аргумент не сильно меня убедил, потому что, скупо улыбнувшись, добавил:

— Со мной ты в безопасности.

— Значит, ты поколотишь его?

— Сверну шею, — полуулыбка Демьяна превратилась в широкую улыбку. — Забавно будет на это посмотреть.

Все-таки Демьян очень странный. Вчера он откровенно грубил, сейчас предлагает помощь. Хотя каким образом мне поможет экскурсия в Навь, я с трудом представляла. И он спас мне жизнь.

— Как ты это сделал?

— Что?

— Ну, вот это? — я подняла руку и задвигала пальцами в воздухе. — Ты же заставил меня летать. Ну, почти летать.

— Хочешь узнать секрет полета?

— Нет, хочу узнать, есть ли у тебя волшебная палочка, или ты типа супермена.

Он продолжал улыбаться, и я задала главный вопрос, который мучил меня уже давно:

— Кто ты, Демьян?

— Ты все узнаешь, — пообещал он и взял меня за руку, а я и не подумала ее оттолкнуть. Я действительно всецело доверяла ему. Что в свете последних событий было верхом глупости и гениальным абсурдом. Возможно, разум еще не оправился от шока, и я была не в том состоянии, чтобы спорить, к тому же мне отчаянно хотелось ему верить.

Я видела, как он широким жестом начертил невидимую линию в воздухе, и тот послушно задрожал, расступаясь. А уже в следующее мгновение я снова шла по деревянному мосту, перекинутому через звездный свод, прислушиваясь к шорохам водопада, утекающего ввысь. И только присутствие Демьяна сдерживало меня от вопля страха, готового вырваться из легких.

Глава тринадцатая

Мы остановились, как только миновали широкий деревянный мост.

На этот раз не возникло чудовищной воронки, которая затягивала меня в Зеркальную Комнату. Напротив, за мостом появился другой мир. В этом мире небо было цвета спелой вишни, с редкими перьями розовых облаков, больше похожих на росчерки молний. И в этой какофонии цветов лениво плавал тусклый диск, что-то среднее между земными солнцем и луной. Ниже линии горизонта стелилась кромка белого леса. В неглубоких впадинах земли лежали клубки тумана. Молочные струи, отрываясь от них, стелились над травой и растворялись в воздухе.

— Где мы? — шепнула я, удивляясь, как вообще смогла говорить в этом странном месте, больше похожем на декорации к фильмам ужасов.

Ноги утопали в высокой траве, доходящей до колен, и от прикосновения ее алых стеблей к коже я судорожно втягивала в легкие влажный воздух Нави.

— Ты все узнаешь, — ответил он. — Расслабься и постарайся ощутить этот мир, пропусти его через себя. Он не сделает тебе ничего плохого.

— Что? — слово вырвалось как стон, а не выражение непонимания. Пропустить? Он сказал это таким тоном, каким бы просил поздороваться с его старым другом, вид которого, по непонятной Демьяну причине, ввел меня в ступор.

— Просто отключись от того, что ты знала раньше. Позволь себе познать новый мир.

Демьян напряженно всматривался в мое лицо, и я отлично знала, что он видел. Во-первых, дрожащие губы. Во-вторых, дергающееся веко. В-третьих, широко раскрытые изумленные глаза. И морщинка, залегшая между его бровей, говорила о том, что я права.

— Позволь Нави принять тебя.

— Принять?

— Да. Навь не сможет принять тебя, пока ты не избавишься от брони суеверий и нелепых страхов.

— Не знаю, готова ли, — промямлила я. — Это безопасно? Я хотела сказать, есть ли возможность, что мы тут заблудимся или вляпаемся во что-нибудь? Ты знаешь, кто здесь живет? Может, лешие или еще какая-нибудь нечисть?

— Ты же со мной.

Простой ответ прозвучал так уверенно, что я испытала удовольствие от собственного сарказма.

— Ну да.

— Представь, что ты в кино, смотришь новый фильм.

— В формате 3D?

— Пусть будет так. Это новый фильм, поэтому не ищи подсказок в своем сознании. Все, что ты сегодня узнаешь — исключительно ново для тебя.

— Звучит устрашающе.

— Неизвестное всегда пугает. Уверяю, у фильма хороший конец. Закрой глаза. Прислушайся к лесу.

Стараясь не обращать внимания на растерянность и недоумение, я сомкнула веки, позволяя себе погрузиться в темноту. Удары сердца с шумом разносили кровь по венам. Вначале я не слышала ничего кроме этого…

Сырое тепло коснулось лба, опускаясь к щекам, скользнуло к шее. Оно бережно обтягивало тело, словно боясь спугнуть. Проходило сквозь кожу, питая невидимой силой, и нежно сомкнулось у самых ступней. Взволнованный ритм сердца замедлялся, становясь ровным и сильным. Послышался мягкий шелест травы, подбадривающий шепот листьев. Среди этих звуков, больше похожих на дыхание, ощущались плавные движения, вслед за которыми меня обдало теплым ветром, принесшим с собою запах сандала. Далекие гулкие шорохи успокаивали и манили, дарили чувство надежности.

Душа сжалась, как пружина и медленно запульсировала от потока энергии, втекающей в тело. Захотелось раскинуть руки в стороны и заорать от невероятных ощущений.

Я открыла глаза и со все нарастающей уверенностью осмотрелась.

— Навь приняла тебя.

— Это безумие, — я рассмеялась легко и безмятежно, уже не боясь потерять новорожденное чувство свободы. — Что это за место?

— Отсюда в реальность приходят перемены, осуществляона Навь влекла смертных, призывала заглянуть в свою сокровенность, распахнуть дверь к дремлющим способностям и разбудить их. Для человека, заглянувшего сюда однажды, увиденное становится наваждением, он пытается удержать это в руках, как жар-птицу, тогда чудеса входят в его мир, мир Яви.

— А что там? — я кивнула в сторону таинственного леса.

— Град Теней, там живут прошедшие века. Здесь остается колея прожитых жизней.

Демьян шел впереди, сзади плелась я, с любопытством озираясь вокруг. Внутри трепетало предвкушение чуда. Ногу лизнула влага, я остановилась, уставившись вниз. Над травой расстелился длинный лоскут тумана, пепельные щупальца, отделяющиеся от него, вздрагивая, легко касались моей коленки.

Я наклонилась, пропуская руку в мягкую мглу. Туман задрожал, будто от удовольствия, и втянул струи, уплотняясь, превращаясь в тугой мяч.

— Ты живой?! — взвизгнула я.

Мяч подпрыгнул и на секунду замер на уровне моих глаз. А потом затрепетал и рассеялся мягкой мерцающей дымкой.

Демьян успел отойти достаточно далеко и теперь стоял, широко расставив ноги, и наблюдал за мной.

— Ты видел?! — подбежав к нему, я ткнула пальцем в воздух позади себя. — Он…

Чтобы описать увиденное не помогли даже жесты, когда я принялась сбивчиво объяснять Демьяну, что сейчас вытворил простой ТУМАН!

— Что это за штука была?

— Это предчувствие.

Демьян искренне, широко улыбался. Он только сейчас по-настоящему расслабился, забавляясь моим восторгом. Его лицо смягчилось, голос звучал иначе, полностью исчез снисходительный, ироничный взгляд. Теперь он казался очень милым и… доступным. Мне это понравилось, я даже рискнула сама взять его за руку. И Демьян не отпрянул, а крепко сжал мою ладошку.

Чудеса продолжаются.

— Чье предчувствие?

— Твое, — пояснил он, увлекая меня в сторону леса.

Я послушно последовала за Демьяном, чувствуя себя рядом с ним защищенной. Когда он успел стать частью моей жизни? Когда я успела привыкнуть к его присутствию? В тот ли момент когда неистово боролась за мужа, используя его? Или с самой первой встречи, когда он с обнаженным торсом вошел в кухню, в квартире Моранны?

Шагнув в сумрачную тишину леса, я застыла. Спокойствие не пронзали звонкие трели соловьев или назойливое жужжание пчел. Глухая царственная тишина. Пытаясь подавить нарастающее беспокойство, я заставила себя следовать совету Демьяна — не думать о происходящем, опираясь на прежние представления о мире. И сосредоточилась на деревьях, которые теперь смогла рассмотреть вблизи. Их белые стволы выбрасывали прозрачные ветви, сплошь унизанные хрупкими листьями. Мягкий полумрак, царивший здесь, нарушали тонкие лучи скудного солнца Нави, пробирающиеся сквозь густоту леса. Они падали на листья, заставляя их мерцать, загораясь искрами. Тогда я поняла значение выражения «неземная красота», и в тоже мгновенье кроны, увешанные лилейными шапками листвы, медленно качнулись. Призрачный лес, пронизанный длинными дырами теней, приветствовал меня.

Вскоре мы нашли тропинку, и Демьян уверенно свернул на нее. Через какое-то время слух уловил отдаленное шуршание, которое с каждым шагом становилось более похожим на журчание воды.

— А Калинов Мост… — зашептала я, потому что не осмелилась говорить в полный голос. Недавно, проходя через Калинов Мост, видела, как вода текла по небу, поэтому высоко задрала голову.

— Калинов Мост, — медленно произнес Демьян, и я поняла, что оборвала себя на полуслове.

Продолжая высматривать между листьями деревьев водопад, я услышала смешок. А когда обернулась, Демьян кивнул головой вправо. В двух шагах от нас вился непоседливый ручеек, подпрыгивая на небольших гладких камнях.

— Ты это искала? — усмехнулся Демьян.

— Да. Почему тут ручей бежит, как и полагается, под ногами, а там, на мосту, он тек по небу?

— Навь переворачивает с ног на голову все представления смертных о реальности.

— Ммм… Что теперь?

— Познакомишься с обитателями леса, — улыбнулся он, отпуская мою руку, и я задрожала, лишившись его тепла. — Ты еще не устала от чудес?

— Нет! Я только вошла во вкус.

— Пойдем, ты узнаешь историю мира.

Я могла предположить, что он сейчас щелкнет пальцами и в то же мгновение здесь появится огромный плазменный телевизор, но я даже не догадывалась, что именно он собирался мне показать, а главное как!

— В этом месте птицы не поют, они рассказывают истории.

— Да ты романтик! — я улыбнулась во весь рот.

Демьян усмехнулся и осторожно раздвинул ветви дерева. И там притаилась птица, похожая на сову.

— Здравствуй, Гамаюн, — тихо сказал Демьян.

Уголки моих улыбающихся губ медленно поползли вниз. Он разговаривает с ней? Может тут так принято, решила я и выдала:

— Здрасьте.

— Приветствую, господина и его смертную спутницу, — заговорила птица.

Стыдно признаться, но я, по уже устоявшейся закономерности, заверещала как настоящая истеричка. Птица повернула голову, и маленький черный глаз удивленно уставился на меня. И я четко поняла — все, что я сейчас вижу, никак не может быть реальностью!

Не хочется вспоминать выражение лица Демьяна, когда я разразилась отборным матом, начиная искать пути к отступлению. Проще говоря — я орала и пятилась как рак, только гораздо быстрее, пока не споткнулась о корягу. Бегство грозило закончиться буквальным падением, но Демьян удержал меня.

— Твою мать! У вас что, уровень радиации зашкаливает? Или это нормально?

— Ты говорила, что тебе нравятся чудеса. — Демьян продолжал удерживать меня за локоть, стряхивая с сарафана прилипшие листья.

— Но я не говорила, что они меня не потрясают! — я понизила голос до шепота, ошеломленно разглядывая птицу, которую Демьян назвал Гамаюн.

— Да ну?

— Ну да. Может у вас здесь и веники болтают будь здоров, но я — обычный человек и к таким вот штукам не готова! Предупреждать надо! — отчеканила я, тыча пальцем в птицу.

— Я предупредил. Птицы рассказывают истории.

Чувствуя себя идиоткой в квадрате, я покачала головой. Разве можно было предположить, что воспринимать слова Демьяна нужно буквально!

— Смертная не подготовлена принять сокровенность Нави, — констатировала птица убийственно важным тоном. И закрутила сизым клювом, распрямляя белоснежные крылья с перламутровыми паутинками на перьях.

Кошмар. Я стою в призрачном лесу, в каком-то странном мире, и какая-то птица отчитывает меня за вполне понятное удивление.

— Зато смертная подготовлена к глубокому и продолжительному обмороку, — заметила я.

Мне показалось, птица изучала меня с повышенным интересом, поэтому больше ничего не добавила.

— Смертная готова непрерывно падать, если господин с такой готовностью ловит ее, — и черные глаза Гамаюн перескочили на Демьяна.

Странно, но услышав это заявление, Демьян быстро шагнул в сторону от меня, перестав отряхивать мой угробленный сарафан. Совсем как ребенок, застуканный на кухне с запущенной по локоть рукой в банку с вареньем. На всякий случай я тоже отступила и не без ехидства ответила птице:

— Опасная авантюра. После пары неудачных приземлений смертной будет глубоко наплевать, с какой готовностью ее ловит господин. Он очень непредсказуем. Это только по редким праздникам, он, как самый настоящий рыцарь в печальном амплуа, спасает жизнь даме. А в основном его трудно уговорить помочь женщине.

— Интересно, — отозвалась Гамаюн.

— Довольно! — тихо, но властно произнес Демьян, и птица покорно склонила голову.

Теперь его взгляд изменился. Он снова стал пренебрежительно-высокомерным. Демьян опять превращался в далекую недосягаемую звезду. Развернувшись, он подошел к коряге, сел на нее, прижимаясь спиной к стволу дерева. Взволнованно зашелестели листья, когда он сорвал травинку, покрутил между ладонями, сминая, и раздраженно бросил на землю.

— Демьян хотел показать мне историю мира, — пытаясь развеять напряжение, произнесла я.

Но птица ответила не сразу. Будь она человеком, я бы решила, что она что-то обдумывает. Я оказалась права, потому что последующие слова Гамаюн произносила осторожно.

— Историю Нави или историю всех миров, существующих во Вселенной?

— Последнее, — коротко ответил Демьян и, перехватив мой встревоженный взгляд, нахмурился.

Пока я соображала, чем же вызвано недовольство Демьяна, шелест листьев становился похожим на гулкий ритмичный рокот, с каждым разом становясь звонче, и вскоре превратился в хрустальные переливы колокольчиков. И мое сердце забилось в унисон с лесной мелодией, набирающей громкость. И когда Гамаюн начала рассказ, ее слова сливались со звуками, образуя чудесный музыкальный лабиринт, связавший прошлое и настоящее.

* * *

… Простиралось впереди море синее, бесконечное. И увидел Род вдали точку черную. Но не точка то была, а уточка серая, серою пеной рожденная. И спросил Отец всех богов:

— Где же мать Земля?

— Подо мной, — отвечало уточка. — Под гнетом водным скрытая.

— Достань мне землю! — приказал Род.

И принесла уточка землю в клюве, протянул Род руку, на ладонь с тихим шелестом упали крошки сухие.

Остудил их Род, подул на них ветрами. Так появилась Земля-матушка.

И был создан безвкусный, пресный мир, где господствовали тишина и покой. Не приносил он Отцу радости.

— Нет радости в мире, — как-то сказал отец дочери — Макоши. — Нет счастья.

— И будет так, — ответила дочь, — покуда не появится в мире нашем Сила Светлая.

А уточка снесла яичко золотое, не простое — волшебное. Треснуло золотое яичко — появилась птица белая — Свет, в ней заключилась Сила Светлая. Произвела на свет она много детей со светлыми ликами, и окутали они мир Добром, Любовью и Счастьем.

Люди жили, заполняя Землю-матушку своими детками. И не было хворей, и не было лютых смертей. И вздрогнула Земля от бремени тяжкого — не выдержать ей боле гнета нестерпимого. Стонала она и с просьбою обратилась к Роду.

— Довольно мне людей, — взмолилась она. — Тяжко мне.

— Не будет детей — не будет радости, пустою утехою станет любовь меж супругами.

— Я опущусь на дно морское, — и не угроза то была, молила Земля о пощаде.

А уточка тем временем снесла второе яичко — железное, в нем томилась Сила Темная. Треснуло яичко, вырвался из плена ворон черный — Мрак, так родилось Зло. Взмыл к небесам бескрайним Мрак, а там где пролетал, на Землю падало перо, так сеял он Смерть, Злобу, Отчаянье и Боль. Наплодил он множество отпрысков, многоликим стал Мрак. От Смерти родил Мрак дочь любимую — Демоницу.

И потянулись по Земле тени духов умерших, вздохнула с облегчением она и тут же ужаснулась, впитывая в недра кровавые воды.

— Что делать нам? — отчаялся Род.

Ответила ему дочь:

— Есть Ночь и День. Есть дождь и солнце. Есть Жизнь и Смерть. И как День сменяется Ночью, покуда солнце будет сушить капли дождевые, будет так.

В предрассветный час в покои Макоши ворвался Мрак. От той ночи во чреве богини зародилась жизнь, плод ненависти, насилия и боли.

Не выдержала Матерь Сва, налетела на Ворона с неистовостью. Так вступили в борьбу две силы равные Свет и Мрак.

И бой длился, покуда не слились они воедино. А как слились, затрещал мир и рассыпался на семь одинаковых частей. И каждая часть дышала жизнью, кипела страстями. А Свет и Мрак разлетелись на семь кусков, устремляясь за осколками миров. Но по велению Рода не проникли в Явь — реальность людскую, а заполнили собою Навь. Соединил Навь и Явь Калинов Мост, перекинутый через реку Смородину. А на Силы Первородные наложил Отец заклинание запретное, чтобы не смогли они боле возродить могущество былое.

И в мирах воцарился покой. Макошь диву давалась. Смотрела и видела, как отражаются в них, словно в глади водной, люди, звери, птицы. Вот девушка с корзинкой идет по грибы. Идет не в одном мире, а сразу во всех. Вот старик со старушкой на завалинке сидят, только в одном мире хлеб свежий жуют, а во втором уже крошки с лица утирают.

Связаны миры были и разделены чертой, прямой и несгибаемой. Тогда Макошь улыбнулась довольная, ибо поняла, что зовется это — Судьбой. Род, обрадованный мудростью дочери, смастерил ей подарок — прялку, но не простые нити тянулись из нее, а нити Судеб.

* * *

Птица замолчала, а мелодия затихала, уходя куда-то вдаль.

Я выжидающе смотрела на Демьяна, который не удосужился даже поднять голову. Что с ним такое? Зачем он приволок меня сюда? Ребусы разгадывать?

— Э… а уточка с чудо-яйцами, это метафора?

О, свершилось чудо! Демьян оторвал взгляд от несравненной красоты былинки на собственной штанине и произнес:

— Это неудачная визуализация процесса рождения добра и зла.

— Так же как две безумные птицы?

— Это как раз — правда. Их силуэты схожи с образом птиц. Но это были две туманные субстанции — сосредоточие двух противоположностей.

— И, судя по этой истории, они перестали существовать в чистом виде, так? Но как же вечное противоборство добра и зла? Где борьба между Мраком и Светом?

— В Нави есть осколок Мрака — тень, которая не может существовать без Света, — продолжала говорить Гамаюн, не скрывая разочарования от недостатка моей сообразительности. — Человек привык делить мир на черное и белое. И в извечном стремлении разложить по полочкам все, что существует в Яви и за ее пределами, разделил на добро и зло. Но Навь хранит в себе частичку Мрака, как и частичку Света. Помнишь, я рассказывала о семи мирах? Они родились после раскола Древнего Мира, во времена Великой битвы Света и Мрака. Эти миры — зеркальное отражение друг друга. В глубине каждого скрыта часть Света и Мрака.

— И они… могут высвободиться?

— Могут. Но это очень сложный процесс. Его результат затронет обитателей всех существующих миров.

— А почему нельзя освободить только Свет?

— Ты можешь счесть это странным, — Демьян иронично скривил губы, — но даже Свет способен уничтожить то, что существует сейчас.

— Это так сложно, — я мотнула головой, пока мой ум осознавал услышанное.

— Путникам Яви нужно принять эту истину. Иначе пребывание здесь потеряет смысл, — продолжала ворчать птица.

— Спасибо, я так и сделаю. А теперь скажи. Игры Черта — это гармония? Или, может быть, отражение Света?

— Обида и скорбь зреют медленно и застилают Озера черным туманом. Только время расставляет все на свои места. И ты скоро займешь свое место, уже приготовленное для тебя Макошью.

Снова захотелось хорошенько выругаться! А Гамаюн все тем же важным тоном продолжала:

— Своди ее, господин, к берегам Великих Озер Надежды. Погаси пожар, разгорающийся в ее душе.

Глава четырнадцатая

Солнце лениво плыло по небу, его свет сочился сквозь пышные шапки листвы. Дорожка, по которой мы шли, сделала крутой поворот, и в то же мгновенье у моих ног появилась тропа, ведущая наверх. Она напоминала змеевидный лабиринт и постоянно петляла, уходя то вправо, то влево. Я очень устала, и Демьян остановился у поваленного дерева, давая мне время перевести дух. Опустившись на шершавый ствол, я с наслаждением вытянула ноги, снова возвращаясь к мысли, чем Гамаюн так разозлила Демьяна.

— Кто такая эта Гамаюн?

— Это вещая птица. Пророчица.

— Теперь понятно, почему она столько болтает. Ей подобрали неправильное имя. Птица-говорун, больше подходит. А боги? Они тоже здесь живут?

Демьян улыбнулся. Я еще не видела у него такой ясной улыбки, словно, только сейчас он сумел расслабиться.

— Нет, боги живут в мире Прави, — продолжая веселиться, пояснил он, и присел на корточки напротив.

Наши лица находились в нескольких сантиметрах друг от друга, и от этой близости восхитительно закружилась моя голова. Я боялась ляпнуть еще какую-нибудь глупость, но любопытство пересилило:

— Туда можно попасть?

— Нет.

— Почему?

— Это сложно объяснить. Божественная суть едина, а твоя — нет, потому что шесть твоих двойников существуют параллельно с тобой. И для того, чтобы тебе попасть в Правь, ты должна… — Демьян выдержал недолгую паузу, во время которой внимательно изучал мое лицо, — соединиться со своими двойниками.

— Мир Прави один?

— Да.

— А боги могут посещать Явь и Навь?

— Конечно.

Все это было так сложно для меня, я с трудом представляла, как единый бог может одновременно появляться в семи мирах. Возможно, существует какой-то тайный ритуал, который на время разъединяет их. Хм. Я посмотрела на Демьяна и подумала, что он мог бы стать отличным богом. Его красота божественна… Я облизнула внезапно пересохшие губы.

— А твоя суть едина?

Демьян захохотал, и я обиженно засопела. Неужели обязательно так откровенно забавляться моим неведением? Ведь еще пару дней назад я и предположить не могла, что это место существует не только в сказках.

— Нет, я не бог.

— Я и не думала, — соврала я. — Ты даже близко не тянешь на бога.

Он поднялся и протянул мне руку.

— Куда теперь?

Демьян загадочно улыбнулся, словно предчувствовал что-то хорошее.

— К Озерам Надежды.

Заинтригованная, я вложила пальцы в его горячую ладонь. Демьян легонько потянул на себя, помогая мне подняться, и мы пошли в гору. А воздух, вопреки законам логики, становился жарче, то ли от присутствия Демьяна, то ли… просто заметно потеплело. Дорога заняла примерно час. Деревья все реже попадались на пути, а когда передо мной вырос выступ, за которым следовал резкий обрыв, Демьян остановился.

— Это вершина горы, которую назвали в честь богини Судеб — Макошь.

Я раздраженно скривила губы. Пожалуй, единственное, что мне не нравилось в этом мире, так это слепое поклонение той, кто так смело распоряжается чужими жизнями. Но едва я глянула вниз и увидела раскинувшуюся красоту, недовольство сразу сменило восхищение. Озера притаились в ложбинках между острыми пиками гор, вспарывающих красное небо Нави. С высоты гладкие воды казались маленькими голубыми лужицами, укрытыми зелеными шатрами диковинных деревьев.

— Спустимся? — улыбнулся Демьян.

— Спускаться — не подниматься.

Меня уже переполняло желание посмотреть на всю эту красоту вблизи.

* * *

Вокруг высились деревья, их ветви походили на плавники рыб. Легкий ветерок заставлял их шелестеть, раскрываться, как гигантские опахала, переливаясь цветами от нежно-голубого до темно-синего.

Я скинула сандалии и, поддавшись соблазну, побежала к застывшей у воды узкой полоске пляжа. Пальцы ног погрузились в теплый бархат песка, я с упоением осмотрелась.

Вблизи озера выглядели еще прекраснее. Вода вбирала скупой солнечный свет, разливая его по поверхности золотистым свечением. Недалеко от берега из воды торчал пологий длинный камень.

— Берегиня! — тихо позвал Демьян.

Несколько секунд спустя под водой появилось невообразимо прекрасное лицо девушки с яркими голубыми глазами, сверкающими, как два аквамарина. Волосы колыхались вокруг нее, как шелковое облако. С тихим всплеском незнакомка вынырнула.

— Здравствуй, господин, — чувственные розовые губы приветливо улыбнулись, и девушка поплыла к камню.

— А ты здесь на хорошем счету, — шепнула я Демьяну. — Та птица тебя тоже называла господином.

Закончить мысль не удалось. Берегиня протянула тонкую руку к камню. Всплеск воды и она неожиданно легко, без видимого напряжения, ловко запрыгнула на него. Теперь облако волос чудесного голубого оттенка тяжелой массой окутало белые округлые плечи, прикрывая пышную грудь. Спутанные пряди доходили до бедер… или то, что было у нее вместо бедер. Я изумленно ахнула. Потому что нижняя половина туловища, унизанная аметистовыми чешуйками, внизу заканчивалась большими плавниками. Передо мной мало того, что голая дама, да еще и с рыбьим хвостом!

Но выглядела она впечатляюще! Чешуйки на хвосте отражали золотистое мерцание воды, переливаясь мириадами перламутровых сполохов. Тонкую талию облепили влажные слегка закрученные локоны, по гладкой фарфоровой коже шеи и лица катились бусинки воды. Русалка приветливо мне улыбалась.

— Здравствуй, Лина.

— Откуда ты знаешь мое имя? — Несмотря на удивление, я умудрилась задать вопрос.

— О! — Берегиня звонко рассмеялась. — Я знаю каждого смертного, кто хотя бы один раз искренне чего-то пожелал.

— Это место называется Великими Озерами Надежды. Каждое желание смертного отражается здесь, — пояснил Демьян.

— Мы вылавливаем их со дна, если Макошь одобряет, то… долго объяснять, сама посмотришь.

Вода озера была кристально чистой и прозрачной. Я без труда рассмотрела мягкое сияние бирюзового дна, пестрые стайки маленьких рыб, снующие между редкими камнями на отмели.

— Сейчас начнется самое интересное, — пообещала Берегиня, расчесывая пальцами спутанные локоны. Затем она собрала волосы в хвост, бережно перекладывая их через плечо, теперь прекрасной формы грудь оказалась полностью открытой.

Уж не знаю человек Демьян или нет, но в том, что он мужчина — сомнений не оставалось. Он так и пялился на ее грудь! Скривившись, я вспомнила собственный бюст первого размера — пусть небольшой, но он имелся, и расправила плечи. Но роскошное русалочье тело доказывало, что мне до ее форм очень далеко. Я сделала вид, что занята разглаживанием складок на сарафане, ругая себя последними словами, что интерес Демьяна к русалке так меня раздражает.

— Ты бы отошла подальше, — посоветовала Берегиня. — Обычно это зрелище сопровождается буйством воды.

Демьян взял меня за руку. Наконец-то он оторвался от созерцания прелестей русалки! Я сбросила его руку и отошла на несколько шагов назад, пока не коснулась босыми ступнями влажной травы.

А тем временем легкое сияние дна усилилось, пронизывая толщу воды яростным темно-синим светом и метнулось к поверхности. Мощным толчком из озера вырвался мерцающий шар. Волны с белыми барашками пены устремились к берегу, разбиваясь о землю в шаге от меня, и понесли в озеро мои сандалии. Отлично! Теперь придется бегать босиком! Теплая вода омыла ноги, и намокший сарафан тут же прилип к ним. А шар бешено вращался в воздухе, пока в его центре не образовался маленький синий огонь, только тогда он начал замедляться, плавно опускаясь обратно в озеро.

Вслед за ним в воду грациозно нырнула русалка, и змейкой заскользила ко дну.

— Что это был за шар?

— В Яви сформировалось желание смертного, — терпеливо пояснил Демьян.

— О! Что ж я глупая-то такая? Все предельно понятно, — и принялась сосредоточенно выхватывать взглядом русалку в озере. Вскоре меня так потрясло увиденное, что я забыла о свербящей ревности.

Озеро успокоилось, теперь легкие волны лениво лизали шелковый пляж. Берегиня подплыла к самому берегу, что-то бережно держа в ладонях, и громко крикнула:

— Подойди сюда!

Не раздумывая, я быстро преодолела разделяющее нас расстояние и, подобрав полы сарафана, вошла в воду.

Берегиня находилась в шаге от меня, и нижняя часть ее тела была скрыта под водой. Находиться в такой близости с созданием, в чье существование я не верила даже в далеком детстве, было странно. Интересно, как они размножаются? Я продолжала проявлять непристойное любопытство, рассматривая покрытый блестящими чешуйками хвост. И только звонкий смех выдернул меня из размышлений, которые становились все более неприличными. Я вздрогнула, щеки запылали.

— Прости.

— Не извиняйся, это обычная реакция смертных!

Объяснения Берегини едва ли помогли мне справиться со смущением. И тогда мой взгляд упал на то, что было сжато белоснежными ладошками русалки, на тот самый шар. Он излучал кроткое свечение, ребристая поверхность переливалась, играя всполохами искр. От удивления мои руки, удерживающие подол сарафана, ослабли, и тот соскользнул в воду.

— Это желание смертной. — Продолжая самодовольно улыбаться, русалка протянула мне шар.

Он казался таким хрупким, сожми сильнее пальцы, и шар рассыплется. Дрожащими руками я осторожно взяла его, удивляясь упругой поверхности. С трудом уняв дрожь волнения, я наблюдала за угасающим мерцанием. Теперь в центре шара легко угадывались очертания лица. Тонкие брови разлетались к вискам, пухлый рот, глубокие зеленые глаза. Черты становились все ярче, но уже не было сомнений — это женщина средних лет. Лицо, пылающее здоровьем, выглядело очень привлекательным и… растерянным.

— Это Лиза. Она мечтает о долгой жизни, — русалка провела пальцами по воде. — Ее желанию не суждено сбыться. — В голосе звучало искреннее сожаление.

Я прищурилась, не скрывая неприязни:

— Потому что Макошь так решила?

— Нет. Лиза решила так сама.

— Захотела умереть? — фыркнула я.

— У нее есть более сильное желание, смотри.

Улыбка Лизы становилась шире, по мере того, как лицо, отдаляясь, уменьшалось: появились плечи, грудь и… большой живот.

— Она давно мечтала о ребенке, но забеременеть смогла только недавно. Врачи не разрешают ей рожать. Но все знают, что она к ним прислушиваться не станет. Она выберет ребенка, даже под угрозой смерти. Поэтому Макошь не может вплести это желание в полотно ее Судьбы.

По поверхности шара пробежала рябь, и он мягко, но энергично завибрировал. Спустя секунду пульсация начала замедляться, а когда практически сошла на нет, он затрещал. Из разрывов, словно находясь под прессом, засочились золотистые сгустки. Потом последовал взрыв, я застыла, наблюдая, как шар превращается в пятиконечную звезду. Новорожденное чудо, легко покачнувшись, оторвалось от моих ладоней и, пронизывая воздух, поплыло ввысь.

— В чреве Лизы уже зародилась жизнь, — заговорщически шепнула мне Берегиня, и мечтательно глядя в небо, уже громче продолжила. — Небо Яви усыпано и вот такими звездами. Макошь отправляет их в Явь осуществленными желаниями.

Удивительно! Получается, не на пустом месте появилась примета о падающих звездах!

— Как бы я хотела увидеть звездопад! Говорят это потрясающее зрелище!

— Звездопад это красиво, — кивнула я, потрясенная. — И ты ни разу не видела его?

— Нет. Я была в Яви несколько раз, но увидеть его не пришлось.

— Но то, что увидела я — еще прекраснее, — заверила я русалку.

— Чем чище желание, тем ярче звезда, — улыбка Берегини стала шире, а глаза хитро на меня посмотрели. — Ты не видела, как сияют сокровенные желания! Они вспыхивают красным светом. Это еще красивее!

— Сокровенные?

— Да. Сексуальные.

— И ты видишь… — я замялась, чувствуя, как широко распахиваются мои глаза, и отвисает челюсть. Ох, черт побери! Она видит все желания? И сексуальные? Я покосилась на Демьяна… ох, черт побери! Она не может их видеть! Это как минимум неприлично!

Русалка понимающе мне подмигнула.

— Здесь есть и твои мечты.

Я запаниковала — только бы суметь держать собственные желания в узде! Я ни за что не признаюсь в этом! Ну, по крайней мере, первой — точно не признаюсь!

— Да? — нарочито безразлично спросила я. — Какое из них?

Я то и дело украдкой бросала на Демьяна взгляды. А его лицо напряглось: нахмурились брови, на скулах заиграли желваки, глаза потемнели, а рот искривился в ироничной ухмылке.

— Вернуть Стаса? — спросил он и медленно вошел в воду. Его не смущали промокшие насквозь штаны, он остановился рядом со мной и сосредоточенно прищурился. Я заметила — ему не нравится, когда в разговоре всплывает имя Стаса, а тут он сам о нем вспомнил. Да и в его голосе скользила новая болезненная интонация, не соответствующая язвительной полуулыбке. Неужели ревнует?

— О, это желание вернулось сюда, — произнесла Берегиня.

Ушло несколько секунд, прежде чем я сообразила, на какой вопрос она ответила, и сразу почувствовала укол, вернувший меня в мой мир, в то время, когда Навь для меня еще была самым жутким местом, где прятались страшные пророчества и боль. Как я ни старалась, но никак не смогла увязать выбор, поставленный передо мной Чертом, с гармонией, о которой твердил Демьян. О какой свободе можно говорить, если только Макошь решает, сбудется желание или нет?

— И ты опять мне будешь говорить о свободе выбора? — менее жестко, чем хотелось бы, спросила я.

Демьяна, казалось, не удивили мои слова, только смыли ухмылку с губ, и взгляд сделали немного виноватым, что заставило меня заподозрить его причастность к… Играм. Он тихо, мрачно сказал:

— Но если я начну сейчас это рассказывать, у тебя не останется времени, чтобы задать свой основной вопрос.

— Какой?

— Почему Черт предсказал гибель Стаса. Это прямое нарушение правил Игр. Он не имел права показывать то, с чем ты не сможешь смириться. И это не выбор, это констатация факта, что и не укладывается в твоей голове.

— И… почему он это сделал?

Тихо всколыхнулась вода, когда Демьян сделал шаг ко мне, и наши тени пересеклись на поверхности озера. Его глаза менялись. На какое-то мгновение тщательно скрываемая им жадная страсть вышла наружу, мое тело затрепетало, и сразу крошка-туман, рваными перьями расстелился между нашими телами, плотнее укутывая нас молочным покрывалом. Демьян поймал мой взгляд и удерживал, пока озеро не вспыхнуло красным свечением, мне показалось, что это мой румянец, пылающий на щеках, отразился в воде. Не успела подумать об этом, как из озера вынырнул шар нежно-алого цвета, поднимая в воздух тысячи дрожащих капель.

Демьян не шелохнулся, не произнес ни слова, он настороженно замер. Всего на секунду. Потому что в следующее мгновение он развернулся и, разорвав туман предчувствия, как помешанный бросился к шару. Он был так быстр, что от скорости перед глазами замелькали черные точки.

А я стояла и моргала, как бестолковая корова. Когда Демьян таким пылким взглядом смотрел на меня, единственное, о чем я думала… Берегиня подозрительно лукаво подмигнула мне.

— Это то, о чем я подумала? — пролепетала я, смущенная, потому что начала догадываться, чье сокровенное желание могло в этот момент там зародиться. Шар был не голубой!

— А о чем ты подумала?

Я вспыхнула и перевела взгляд на Демьяна, который уже держал, возможно, мое желание в руках. Захотелось завыть от досады!

— Ну…Дай сюда! — закричала я и побежала к нему. — Не смей! Слышишь?!

Смущенный вид Демьяна, который вызвал улыбку ласкового понимания у Берегини, заставил меня ускорить шаг.

— Демьян! Клянусь, если ты сунул нос в мое желание — я убью тебя!

— Это не твое желание, — он говорил сквозь стиснутые зубы.

— Да? Тогда дай посмотреть!

Смуглое лицо Демьяна налилось краснотой, на скулах заиграли желваки. Он был зол и предельно смущен. Демьян покраснел! От удивления я чуть не рухнула в воду, но шаг не сбавила.

Стоило мне приблизиться к нему на расстояние вытянутой руки, как он сурово процедил:

— Берегиня, сделай что-нибудь с этой дьявольской штукой! — и метким броском швырнул шар русалке.

Опешившая Берегиня поймала его на лету и принялась с любопытством рассматривать.

— Достаточно! — грозно выкрикнул Демьян, и шар вырвался из рук русалки, искренне забавляющейся нашими действиями.

Я округлила глаза и опять часто заморгала, чувствуя, как отвисает челюсть. Это походило на волейбол, а я как игрок-неудачник беспомощно блуждала по воде то в одну, то в другую сторону. Вода уже доходила до груди, сарафан путался между ногами, что здорово меня раздражало.

Приблизиться к Демьяну ближе, чем на два шага, мне не удалось. Внезапно камни под ногами дернулись, и я неловко покачнулась, понимая, что сейчас нырну в воду. Что и произошло. В считанные секунды, вода сомкнулась над моей головой.

Изо рта вырвались пузырьки воздуха, перед глазами стремительно проплыла стайка напуганных рыб.

С мужем мы регулярно ходили в бассейн. Стас частенько устраивал шуточные бои без правил. Так что привыкшая к незапланированным погружениям, я не наглоталась с перепуга воды, пострадала только моя горемычная гордость. Вынырнув, я сохранила остатки достоинства и, прокашлявшись, выкрикнула:

— Да пошел ты!

Я уже поняла, что пропала. Там было мое желание. И доброе сознание сразу нарисовало картинку — я прижимаюсь к Демьяну, вдыхаю его запах, на губах вкус его кожи…

Сначала я почувствовала теплую волну, мягко толкнувшую меня в спину, а потом увидела яростно возрастающее алое свечение. Твою налево! Этого только не хватало! Дурдом! Не успевала я о чем-то подумать, как тут же выныривают эти шары! Никогда в жизни я больше не приду в это место.

Продолжая отплевываться, я поплыла к берегу, стараясь не обращать внимания на пылающую воду. С меня достаточно!

Не думать. Не думать. Каждая мысль легко может превратиться в очередной позор!

Выйдя из озера, я отжала края сарафана, распрямилась, приглаживая волосы, и собравшись с силами, рискнула посмотреть на Демьяна. Он все еще сжимал между ладонями желание, растерянно глядя на алеющее озеро. Нежный цвет, окрасивший воду, постепенно угасал, и мне оставалось только наблюдать, как еще один шар рывком выскакивает из воды. А Демьян, переложив первый в левую руку, нетерпеливо взмахнул правой, и второй мой позор послушно поплыл к нему.

— Как закончишь, будь добр, отведи меня домой! — не теряя достоинства, заявила я.

Какое к черту достоинство?! Я стояла на песке мокрая, как мышь, и жалкая, как немощная старушка, в то время как Демьян не слушал меня, полностью погруженный в созерцание желаний. Тогда-то я и заметила, что и трепещущий свет, который они излучали, и их вибрация происходят синхронно. Как у двух сердец, бьющихся в унисон. Более того, они уже не находились в руках Демьяна, а дрожали в воздухе, медленно приближаясь друг к другу. Они притягивались, как два магнита, а когда соприкоснулись, то слились в один, и его тут же пронзили золотистые стрелочки, превращая в звезду.

— Макошь благословила ваши желания, господин.

— Ваши? — переспросила я, но они меня не услышали, или сделали вид, что не услышали.

Звезда легко полетела вверх, а Берегиня грациозно нырнула в воду. На мгновение задержался ее роскошный хвост и вскоре исчез. А Демьян неторопливо вышел из озера, и остановился, поравнявшись со мной. Скажу честно, он, даже мокрый, выглядел предельно сексуально. Но я приказала себе не думать об этом, того и гляди опять волейбол начнется! Демьян задумчиво смотрел на меня, словно в уме решал какую-то задачку. Точнее, судя по недоверчивому виду, задачку он решил, только сильно сомневался в верности ответа. Я первой нарушила тишину.

— Она сказала «ваши»?

— Да.

— Что ты загадал? — прошептала я.

— Я не хочу тебя потерять.

От нежности, прозвучавшей в его словах, сладкая истома прокатилась по телу. Закусив дрожащую губу, я смотрела, как его руки медленно потянулись ко мне.

— Потерять? — я удивленно раскрыла глаза.

— Да, — голос Демьяна проникал в мое затуманенное радостью сознание, как огонь догорающего костра, пробивающийся сквозь пелену ливня. Слово «да» заняло место между судорожным выдохом и настойчивым касанием его губ. На одно прекрасное мгновенье его поцелуй стал крепче, всего на один момент мне показалось, что мир взорвался вокруг меня.

Я бы хотела провести здесь вечность! В этом сказочном мире, в этих крепких объятиях, в пьянящем запахе сандала! Сквозь закрытые веки пробилось голубое свечение.

— Осторожней с желаниями, — прошептал Демьян, отрываясь от моих губ, и мягко отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Все началось именно с них, — я улыбнулась и снова потянулась к нему.

В тот момент, когда мой мир разрушился, а новый еще не успел сформироваться, чувство, возникшее внезапно, как галлюцинация, росло и крепло. Невозможное, нереальное чувство, наполняющее меня ощущением свободного парения. И я хотела этой любви. Взрывной и опасной. Я хотела любви Демьяна. Только его.

Смогла бы я себе признаться в этом раньше, если б не мое упрямство? Я так отчаянно пыталась доказать себе и Черту, что сама выстраиваю свою жизнь, что единственный мужчина за которого я готова бороться — это Стас, что не смогла разглядеть очевидное. Я по уши влюблена в другого…

Глава пятнадцатая

Мы задержались на пляже. Просто сидели и смотрели на закат. Берегиня тактично нас покинула, предоставив нам возможность остаться наедине.

— Я не хочу уходить.

Рука Демьяна ласково перебирала мои еще влажные волосы, а я льнула к нему, готовая замурлыкать от удовольствия.

— Людям нельзя здесь долго находиться, — вздохнул он. — Навь может повредить рассудок.

— Жаль. Но можно еще ненадолго задержаться? — повернув голову, я заглянула ему в глаза.

— Тебе можно, — Демьян чмокнул меня в нос и, усмехнувшись, пояснил: — у тебя хорошие связи.

— То, что ты мне показал, совсем не похоже на Зеркальную Комнату. Это сказочный мир.

— Так и есть, — он кивнул, — Навь — это Сказка.

Последнее слово он произнес с особой интонацией, и в его устах оно прозвучало так, словно писать его следует с большой буквы «С».

Кто бы мог подумать, что самые романтичные эпизоды моей жизни произойдут в мире, в котором начался мой самый страшный кошмар. Навь многогранна. И я уже не могла воспринимать ее как что-то однозначное. Это богатый мир, включающий в себя все: сказку и кошмар, любовь и ненависть, страсть и боль.

В моей голове поплыли самые разные мысли. Разве мы сможем быть вместе, если принадлежим разным мирам? Сможем ли видеться после того, как пройдет Время Нави, и граница между нашими мирами станет непроницаемой? Я тряхнула головой. Не стоит портить момент. Демьян легко уловил перемену моего настроения, на его губах заиграла печальная улыбка.

Резкий порыв ветра принес с собой холод, по озеру пробежала рябь, и я почувствовала внезапную тревогу. Фактически не было никакой угрозы или опасности. Только возбужденное напряжение.

Создавалось впечатление, что Демьян связан с Навью внутренним чутьем. Он ощутил перемену гораздо раньше меня, и отстранился, вставая на ноги, потом протянул руку и помог подняться мне.

Кроваво-красное небо Нави затянули тяжелые черные тучи. Воздух вокруг завибрировал, потускнел. В этот же момент появилась Берегиня. Она показалась мне не на шутку встревоженной. Русалка торопливо взобралась на валун, поджав под себя хвост, и уставилась в озеро. Проследив за ее взглядом, я увидела ползущую по дну озера безликую черную тень. Она двигалась медленно, лениво, сантиметр за сантиметром ощупывая песок.

— Лина, отойди подальше, — тихо приказал Демьян. Я даже не думала обижаться на его тон. Но даже если б подумала, то вряд ли успела бы.

Холодный ветер, проникая сквозь тонкую мокрую ткань сарафана, обжигал кожу.

— Что происходит?

— Отойди, — настойчиво повторил он.

Звуки стихли, только свист ветра сливался с бьющимся сердцем. Мои ладони взмокли, пальцы дрожали. Я не мигая, следила за чернотой, поражаясь, как стремительно потемнело дно озера, когда тень взвилась, запульсировала, оживая, и теперь не плыла, а металась из стороны в сторону. Двигалась рывками, то слишком быстро, то внезапно останавливаясь, и снова возобновляла свои хаотичные движения и кинулась вверх, вырываясь из озера. Холод заискрился вокруг, колыхнулся. Демьян раскинул руки, от его кожи исходило легкое свечение, и как по приказу, тень начала сгущаться, приобретая очертания черепа, с бездонными впадинами глаз, искаженным ртом, исторгшим омерзительный визг.

Губы Демьяна шевельнулись и скороговоркой выпалили тарабарщину на незнакомом мне языке. Не знаю, как это произошло, но от ослепительной вспышки защипало глаза. Образовавшийся столб клубящегося света наверняка видели даже далеко за горами. Огромный, толстый, он устремился вверх, пронзая воздух. И в это же мгновение то, что некогда было черным туманом, сузилось до размеров небольшого шара. Такого же черного, как тень.

— Это, — он кивнул на шар, застывший в воздухе, — неосознанное желание смертного. И оно может сбыться.

Что? Тайны этого места поражали воображение.

— Что он мог такого пожелать, если его мечта такая черная?

— Пока не знаю. Человек сам пишет свою историю, и он в ответе за каждое слово. К сожалению, о последствиях даже безобидных желаний мало кто догадывается. И чтобы не случилась непоправимая трагедия, способная нарушить гармонию, кое-кому приходится вмешиваться.

— Какая трагедия может произойти?

— Случаются моменты, когда грань между мыслями и реальностью становится размытой, тогда приходит Время Нави. Навь — это вулкан и существует две фазы его состояния. Пока он дремлет, то набирает силу, чем дольше длится эта фаза, тем мощнее будет извержение и длиннее Время Нави. А когда он извергается — каждое желание смертного может осуществиться.

Чем больше я получала ответов, тем глубже увязала в болоте непонимания.

— И что в этом плохого?

— Навь не способна причинить зло. Все зло, что совершатся в мире Яви, исходит от человека. Чтобы не допустить зло в реальность, его нужно не допускать в мысли. Время Нави — период надежд, когда желания сбываются раньше, чем формируются в голове человека. А теперь представь — кто-то в сердцах бросил проклятье или пожелал кому-то смерти. И этот «кто-то» действительно может умереть, несмотря на то, что в другом мире его двойник останется жив. Исказится Судьба этого «кто-то». Он умрет, только потому, что разозлил начальника невыполненной вовремя работой или обидел друга. Его тело предадут земле, но душа не сможет попасть в Навь — ее время в Яви не вышло, и она будет блуждать по земле с единственной целью — найти жизнь. И это далеко не все. Если погибший человек был, к примеру, выдающимся хирургом, и Судьбой прописано спасение им нескольких жизней, то круг последствий расширятся. Еще несколько неприкаянных душ, еще одна предпосылка нарушения гармонии.

— Что будет с душой?

— Ты слышала об одержимости? Но это только одна сторона медали.

Кажется, я перестала дышать. Об одержимости я имела смутные представления. Но то, каким тоном он это спросил, заставило меня вздрогнуть.

Демьян взял палку и начертил на земле прямоугольник.

— Это Вселенная. В ней умещаются несколько миров, — нарисовал в прямоугольнике семь овалов. — И хотя они существуют параллельно, но, тем не менее, тесно взаимосвязаны. Миры, в которых ты живешь. В одном — ты ешь булочку, одновременно с этим в другом мире — идешь в кино. Твои жизни в этих мирах схожи: все события одинаковы, с разницей максимум несколько дней, это касается и рождения человека и его смерти. Когда у женщины начинаются предродовые схватки в одной параллели, Явь вдыхает свою чудотворную силу младенцу в остальных параллелях. Семь двойников человека связаны неразрывной нитью. Это не прихоть Макоши, это Судьба.

— Постой. Совсем недавно я прочитала предсмертные записи одной девушки. Она писал, что за ней кто-то пришел, поэтому ей суждено умереть.

— Правильно. Когда человек умирает, его душа отправляется в другой мир, где забирает душу своего двойника. Это сложно.

— Но получается, что перед смертью, человек обязательно увидит свою… согласна, сложно. Короче, перед смертью к человеку приходит душа его двойника, так? — после утвердительного кивка, я задумалась.

Если погибнуть должен кто-то один: либо Катя либо Стас, то выходит кто-то из них уже столкнулся с призраком. А второй, получается, в безопасности. Это можно использовать!

— Что происходит в момент Искажения Судеб? — решила узнать я.

— Этого не происходило и не произойдет, — тихо ответил он, однако гневно сверкнувшие глаза призывали не верить напускному спокойствию.

— Потому что есть Игры?

— Да.

— И Черт с удовольствием расставляет все на свои места!

— Все относительно. Человек, наблюдая за игрой кошки с мышью, удивляется ее ловкости и грации. И в этой игре нет ничего злого.

— Пока он не оказывается на месте мышки, которая вовсе не уверена, что правила этой игры гуманны. Зло ощущает лишь тот, кто становится его жертвой! И разве есть смысл в играх кошки с жертвой?

— Это единственное, что отличает игры кошки от Игр Черта.

— Ты его защищаешь?

В его взгляде ничего не дрогнуло. В нем не появилось ни страха пойманного с поличным воришки, не пробежала тень удивления или колебания.

— Он не нуждается в защитниках. Обещаю — он больше никогда не сможет причинить тебе боль.

— Но ты не можешь быть в этом уверен.

Мои мысли неслись со скоростью метеора. Я уже понимала, что мое неосознанное желание привело меня к Черту. И это могло означать только оно — я могу Исказить чью-то Судьбу. Я смотрела на Демьяна, пытаясь выхватить в его глазах ответ на этот вопрос.

— Чью Судьбу могу Исказить я? Стаса? То есть, я могу сделать так, чтобы он выжил?!

— Нет.

— Тогда зачем он показал мне его гибель?

Трудно описать, как я возненавидела Черта в тот момент. Вот она — суть его Игр! Как истинный представитель изменчивого мира Нави, Черт воплотил в них все — пророчества, тайные мечты, стремления. Прошлое и будущее. Люди идут в тот непознанный и непонятный мир, в мир летучих эмоций, пропитанный болью и счастьем. Каждой клеточкой своего существа они ощущают влияние Нави, побуждающей к действию, к изменению неизменного. Я увидела будущее, о котором мечтала! И следом он показывает крушение моих надежд. И после всего этого, кто-то может говорить о свободе выбора?

Мы сверлили друг друга негодующими взглядами.

— Нам лучше вернуться.

— Что?!

— Я сделал глупость, притащив тебя сюда.

— Но ты еще не все показал.

— Лина…

— Ты обещал, что мы вернемся, как только я тебя попрошу, так?

Он кивнул.

— Но я еще тебя не просила. Ты должен сдержать обещание.

Я трусила. Не хотела покидать эту Сказку, и вновь столкнуться со своим жестоким миром. Пусть это неизбежно, но мне так хочется продлить это мгновение.

— Хорошо, — после некоторых колебаний Демьян сдался.

— Я отведу тебя в безопасное место.

— А что ты сделаешь с этим? — я кивнула на черный шар.

— Кокон отправился в Зеркальную Комнату. Навь готова принять Игрока.

Демьян щелкнул пальцами, шар исчез. А я непроизвольно вздрогнула, услышав щелчок.

— Господин, — подала голос Берегиня. — Ты можешь оставить ее здесь, со мной.

Демьян подозрительно на нее посмотрел, словно искал подвох.

— Нет.

— Ты не доверяешь мне?

— Я доверяю только себе.

Не успела я и глазом моргнуть, как он обнял меня за талию, крепко прижимая к себе. Все произошло в считанные секунды: только что я стояла у кромки воды, настойчиво постукивая босыми пятками по песку, а в следующий миг мир взорвался, ураганным ветром трепало мои волосы, я крепко зажмурилась. Когда ветер стих, и я решилась открыть глаза, то поняла, что мы оказались в незнакомом темном месте.

— Ты и так можешь? — выдавила я. — Зачем тогда ты таскал меня по горам, если есть другое средство передвижения?

— Мне показалось, ты хотела увидеть Навь.

Прикинув в уме, что он, несомненно, прав, я кивнула и, продолжая льнуть к Демьяну, осмотрелась. Узкая тропинка огибала нагромождение камней, мы свернули к ней, и вскоре я увидела зев туннеля, уходившего вглубь скалы. Туннель дышал тусклым светом факелов, пылающих в вырезанных в стенах нишах. И в дрожащем свете огней я разглядела изумительные фрески, изображающие людей и сказочных существ.

Демьян взял один из факелов, и мы вошли внутрь. Сразу появились каменные ступени, ведущие вниз. Мы спускались по лестнице под ритмичный звук падающих капель, который заставлял меня, вздрагивая, оборачиваться.

Демьян остановился у стены, приложил к ней ладонь и с силой надавил. Стена со скрежетом поехала в сторону.

Мы шагнули внутрь и оказались в просторном помещении с высокими мраморными стенами. Я торопливо засеменила, едва успевая за широкими шагами Демьяна. Заметив это, он сбавил темп, и повлек меня мимо вымощенной черным мрамором лестницы, к огромному дверному проему. Решительно шагнув в него, я снова не сдержала возглас изумления.

Изнутри скала напомнила пенящийся молочно-вишневый коктейль, который охладили жидким азотом. В пористой и шершавой поверхности вырезано три площадки-бассейна, напоминающие чаши, наполненные бурлящей водой. С самого верхнего бассейна вода каскадом наполняла средний, который в свою очередь наполнял нижний.

— Горячий источник, — улыбнулся Демьян.

Здорово! Мне безумно захотелось искупаться! Бьюсь об заклад, это еще лучше, чем в джакузи! А уж если Демьян ко мне присоединится…

— Хочешь искупаться? — спросил он.

Несмотря на то, что моя мама сексопатолог, и я с первых месячных периодически выслушивала откровенные разговоры, секс для меня значил гораздо больше, чем поддержание женского здоровья. Поэтому сейчас, когда рядом со мной потрясающий мужчина, я, невзирая на пожар охватывающий тело, не могу просто взять и, сняв с себя сарафан, повиснуть у него на шее.

— Да, то есть, нет, — смутившись, я отвернулась. Пристрелите меня кто-нибудь! И зачем отказалась?!

— Почему? — Темная бровь поползла вверх.

— У меня нет… купальника, — украдкой бросив взгляд на него, я увидела, что он пристально на меня смотрит, а уголки его губ приподняла чувственная улыбка.

— Ты стесняешься?

— Я? Нет, ну что ты! Просто… мне… выпить захотелось. Это расслабляет.

Отрежьте мне язык! Ну, что за чушь я несу? Теперь он сочтет меня алкоголичкой.

Демьян увлек меня в сторону, и я увидела на мраморной площадке уютные кресла, столик и трехстворчатый шкаф, а потом отпустил мою ладонь, взял со столика коробок, извлекая из него длинную желтую спичку. Она вспыхнула и по очереди коснулась фитилей свеч, красующихся на высоких многоярусных канделябрах, потом Демьян пересек площадку, направляясь к шкафу.

— Присаживайся. Ты голодна? — спросил Демьян и взял с полки огромный пузатый бутыль и два тяжелых кубка.

— Нет, — отозвалась я, усаживаясь в кресло. Странно, обычно у меня зверский аппетит, но в Нави я не испытывала голода. Если быть до конца откровенной, я безумно голодна! Но голод этот был несколько иной.

Демьян медленно подошел к столу, поставил на него кубки и со звонким чпоком откупорил бутыль.

— И часто ты приводишь девушек сюда? — поддразнила я.

— Ты первая. Это мое место. О нем не знает никто.

И снова от удовольствия я чуть не замурлыкала. Он впустил меня в свой мир. Меня одну. Посмотрев на меня исподлобья, Демьян наполнил кубок и протянул мне.

— Что это? — шепотом спросила я.

— Настойка, — отозвался он. — Возьми.

Я взяла кубок, понюхала содержимое, убедившись, что пахнет это вполне прилично, сделала маленький глоток. Странный напиток кружил голову, как крепкое вино, но не только он. Мое чувство к Демьяну очень отличалось от того, что я испытывала к Стасу. Стас — тихая гавань спокойствия, Демьян — бушующий ураган. Он очень горячий человек, не в меру вспыльчивый, и наверняка… не в меру… страстный. Желудок жалобно сжался, взгляд остановился на губах Демьяна и дыхание сразу же прервалось.

— Расскажи мне о себе, — выдавила я.

— Что именно?

— Мне интересно все: где живешь, чем занимаешься.

Демьян сел напротив, и сделав большой глоток из такого же кубка, как мой, задумчиво посмотрел на каскад. Ничто не выдавало его беспокойства и только напряженно сжатые губы подсказали мне, что он тщательно перебирает эпизоды своей жизни, возможно, опасаясь сказать больше, чем нужно. Это отмечал мой разум, но слишком быстро мысль упорхнула — только сейчас была, но уже нет и ее следа.

— И только не нужно мне говорить, что ты философствующий сантехник! Мы оба знаем, что это не так, — как я возненавидела себя после того, как совершенно непристойным образом пьяно захихикала. Не быстро ли я опьянела?

— Ты знаешь обо мне достаточно. Даже больше, чем хотелось бы, — мрачно заявил он в ответ.

Подобное заявление должно было меня как минимум задеть, но когда Демьян посмотрел на меня, мое сердце на мгновение замерло, внизу живота встрепенулось желание.

— Почему? — я старалась выглядеть серьезно, но стопроцентно вид у меня от этого стал еще более жалкий. Демьян — загадка, которую я тщетно пытаюсь разгадать.

— Потому что тебе не понравится то, что я могу рассказать.

Он замолчал. Голова кружилась, мешая сосредоточиться, но разве самое главное не то, что он здесь, со мной? И то, что я сейчас могу дышать, наслаждаясь его близостью — полностью его заслуга. Чтобы выиграть время я поднесла кубок к губам и сделала несколько неторопливых глотков. Потом внимательно на него посмотрела, пытаясь мыслить трезво, что в данный момент было крайне сложно.

— То, что ты можешь рассказать о себе, не может быть настолько ужасно.

— Смотря, с какой стороны посмотреть. С моей — не будет, а вот ты можешь испугаться.

— Демьян, тебе не нужно сомневаться. Я смогу принять любую правду о тебе.

— Какую правду ты хочешь услышать?

— Любую. Я хочу понять тебя.

— И ты поймешь. Но не сейчас.

— Но ты расскажешь мне все потом?

— Как только ты будешь готова.

Скорее всего, он заметил, что я поникла, потому что, мягко улыбнувшись, добавил:

— Ты не сразу поняла Навь, так? А я — ее отражение. Моя суть двойственна, и я не могу сказать чего во мне больше: Света или Мрака. Я не хочу напугать тебя.

Немного подумав, я одобрительно кивнула.

— Согласна. У каждого должно оставаться личное пространство.

В Демьяне есть что-то дьявольское, то, что притягивает, завораживает. А его глаза, гипнотические, волнующие, они могли ввести в заблуждение, увести от разговора, даже что-то внушить, но я хотела быть обманутой ими.

— Ты готова искупаться?

Если честно, то я была готова, во всех смыслах, и восхитительное опьянение помогло мне стать раскованней. Улыбнувшись Демьяну, я поднялась и медленно подошла к ступенькам, ведущим к горячим бассейнам. Вода шумно падала вниз, поднимая в воздух клубы теплого пара. Я сняла пояс, бросила его на пол и, спускаясь вниз, стянула лямки сарафана на плечи. Легкая ткань скользнула на талию, оголяя грудь и спину. Я переживала, что мое тело не покажется ему достаточно сексуальным, боялась, что выгляжу глупо и жалко. По сути, не зная ничего ни о нем, ни о его прошлом, я могла, опираясь на его внешние данные, только предположить, что недостатка в женщинах он не испытывал. Что уж говорить о маленькой конопатой смертной? Сделав глубокий вдох, обернулась.

Демьян наблюдал за мной. Вид у него не был ни смущенным, ни тем более застенчивым. Он оценивающе смотрел на меня, потягивая настойку. И судя по всему, ему нравилось то, что он видел. Закусив губу, я приказала себе переключиться с режима «неуверенности» в режим «соблазнения» и качнула бедрами. Сарафан упал у моих ног, я перешагнула через него.

— Ты идешь?

Демьян улыбнулся и, растягивая слова, произнес:

— Да, иду.

Однако не сдвинулся с места.

— Я жду, — сладко пропела я и изящным движением сняла трусики, понимая что, только напившись в стельку, могла решиться на что-то подобное.

Дно покрывал песок, что не могло не радовать. Стараясь не торопиться, я все глубже погружалась в теплую бурлящую воду и улыбнулась, потому что сзади послышался всплеск воды. Тело заныло, когда тепло пальцев Демьяна, тронувших мое плечо, разлилось во мне предвкушением. Невероятно нежно его руки ласкали мое тело. Происходящее походило на сладкий эротический сон, потому что я никогда не испытывала столь изысканного наслаждения. Желая увидеть его лицо, я обернулась. Его глаза горели желанием, и я, почувствовав себя очень соблазнительной, потянулась к нему, а он… прижал меня к себе. В его прикосновениях чувствовался близко знакомым мне горячий соблазн.

Порывистым движением он приподнял меня за талию и прислонил спиной к каменному плоскому краю источника, и я, не дыша, обхватила ногами его бедра, растворяясь в горячем прикосновении.

— Ты нужна мне, — голос Демьяна стал низким от желания.

Мое тело тут же откликнулось на его заявление, вспыхнув жаром желания. Его губы приблизились к моим и замерли, пока я задыхалась от сумасшедшего возбуждения.

— Пообещай, что несмотря ни на что, не пожалеешь об этом.

— Да, да… — шептали мои губы, разум находился на пике блаженства, тонул, увязал в нем…

— Скажи, — он взял меня за подбородок, вынуждая открыть глаза и посмотреть на него.

Вот тут моя застенчивость окончательно испарилась.

— Демьян, черт возьми! — простонала я. — Я жалею только о том, что ты так много болтаешь!

— Я могу сделать так, что ты потеряешь сознание от наслаждения, но мне нужно знать, что потом не отвергнешь меня.

Неуверенность, с которой он произнес эти слова, ошеломила меня. Можно ожидать подобных разговоров от кого угодно, но только не от самого потрясающего мужчины!

— Отвергну тебя? — опешила я. — Демьян, я не откажусь от тебя, даже если мне пригрозят кровавой расправой!

— Все гораздо сложнее.

— Сложности мы оставили на потом, помнишь?

— Пообещай, — настойчиво повторил он, и я с удивлением увидела в его глазах страх.

— Обещаю.

— Ты будешь моей, — прошептал он, с едва слышимыми нотками сомнения в голосе. Его пальцы пробежались по моей шее, опускаясь к груди.

Он дразнил меня.

Искушал.

— А ты моим, — выдохнула я и, не выдержав, обхватив его затылок рукой, властно притянула к себе. Его губы шевельнулись и с нескрываемой страстью впились в мои.

Дыхание сбивалось, а я крепче прижималась к нему, всем телом ощущая жар его кожи, густой и такой близкий жар. Захлестнувшие меня ощущения потрясали, я задрожала, и Демьян самодовольно зарычал. Эту чашу восторга невозможно испить. В ней появилась новая порция восхитительного напитка, с все более соблазнительным привкусом. Губы касались огня, пламени, и я хотела сгореть…

Его мышцы вздрагивали под моими ненасытными пальцами, а возле моей груди неистово колотилось его сердце. Я готова была целовать его бесконечно, каждый сантиметр безупречного тела, с такой страстью отзывающегося на мои ласки.

Губы Демьяна уже обжигали мою шею, терзали набухшую грудь. Он что-то тихо обещал, я прерывающимся шепотом соглашалась, понимая как прекрасно, восхитительно перестаю владеть своим телом.

Не помню, в какой момент мой разум отключился, сосредоточившись только на Демьяне и его прикосновениях. Меня затопила волна страсти. Закрутило и выкинуло на скалы оголенного трепета. И чем дольше он медлил, тем острее я ощущала потребность в удовлетворении. Недосягаемость желаний лишь подстегивало тягу, она наполняла меня, уже переполненную и готовую взорваться.

Глава шестнадцатая

Говорят, ожидание любви слаще самого чувства. Только я убедилась, что это не так. Волшебные мгновения, иначе я их назвать не могу, превзошли все самые смелые догадки, и укрепили мои подозрения — я люблю его. Это была первая мысль, с которой я проснулась, улыбаясь и потягиваясь в постели. Пожалуй, это может перерасти в зависимость, типа наркотической…

Открыв глаза, я пошарила рукой по кровати. Резко поднялась и, глядя на пустое место, еще хранившее тепло Демьяна, зарделась, вспоминая минувшую ночь. Он много чего обещал, даже больше, чем могло принять мое трепещущее сердечко. Поправив подушку, я откинулась на спину. Комната Демьяна была просторной и роскошной. В стене напротив три больших прямоугольных окна, в одном из них мелькнула темная макушка и тут же исчезла, и через секунду там же появилось перемазанное сажей детское личико. Вздернутый нос прилип к стеклу, большие карие глаза лукаво посматривали на меня. Когда наши глаза встретились, то личико быстро исчезло, послышались торопливые шаги бегущего ребенка, шлепающего босыми ногами по бетону. Что такое? Кто это?

— Эй! — раздался голос, и послышался нетерпеливый стук в окно. — Вылезай!

И противный скребущий звук полоснул по нервам. Ненавижу его с первого класса, как только учительница мелом на школьной доске написала букву «А». Только этот прозвучал не отрывисто, а нарочито медленно, продлевая муку для моих ушей, уже готовившихся свернуться в трубочку и отвалится вместе с трещавшей головой.

Я подняла глаза к окну.

— Чего тебе? — спросила я ребенка, округленными глазами смотревшего на меня, сквозь запотевшее от его дыхания стекло.

— Разговор есть, — деловито заявил он.

— Вот как? — улыбнулась я его детской настойчивости.

— Выходи, — ребенок кивнул, но по все видимости слишком резво, потому что его голова, резко шмыгнула вниз, послышался грохот.

— Ты там цел? — крикнула я, вскакивая с кровати. Пошарив глазами по комнате, я, к своему изумлению, не нашла своих вещей.

— Цел, — проворчал ребенок.

Обмотавшись простыней, встала с кровати и направилась к двери с большим медным кольцом вместо ручки. Взявшись за него, я потянула, и дверь легко распахнулась, а на пороге появилась маленькая фигурка мальчика, на вид не больше десяти лет, который с нескрываемым интересом осматривал меня с ног до головы.

— Ты взаправдашный человек? — с сомнением спросил он.

— Да, — удивленно ответила я, осторожно минуя порог.

— Живой?

— Да.

— Живым тут не место, — высоко задрав нос, заявил парнишка.

— Где «тут»?

— В Городе Мертвых. Сюда приходят те, кто умер.

— Постой, малыш, где, ты говоришь, я?

— В Городе Мертвых, — повторил мальчик, и его взгляд выражал сомнение в моих умственных способностях. Неужели, Демьян выбрал себе место для уединения в…

— И я, вообще-то, не малыш, — и, вероятно, чтобы придать веса своим словам, красноречиво вздернул бровь. — Но отец не разрешает таскать сюда земных женщин для плотских утех. Как тебя зовут?

— Лина, — ответила я удивленно.

— А я князь Мстислав, — гордо выпятив грудь, представился мальчик. — Ты не должна тут находиться, если отец узнает…

Он едва доходил мне до груди, но умудрился посмотреть на меня сверху вниз.

Я не успела открыть рот и ответить, как появилась женщина. Мы обменялись приветствиями, я даже умудрилась простодушно улыбнуться, глядя, как та поворачивается и грациозно направляется к мальчику. Ее тяжелый, пошитый из черного сатина косоклинный сарафан, делал ее величественной, а широкий декорированный жемчугом пояс обтягивал тонкую талию. Подол, унизанный драгоценными камнями, шуршал по земле. Она ласково потрепала мальчишку за щеку, чем была вознаграждена недовольным фырканьем.

— Не стоит так пугать смертную девушку, Славушка.

— Бабушка! — заворчал мальчик, — не называй меня так! Я — Мстислав! Я, пожалуй, пойду, не то ты испортишь мою репутацию.

Бабушка? Нет, все-таки для чудес должен устанавливаться лимит. Если она — бабушка, тогда я — Костя Дзю.

— Беги, мой взрослый Мстислав, — женщина улыбнулась и отослала его.

Едва мальчик скрылся из виду, незнакомка повернулась ко мне, и я смогла вблизи рассмотреть ее лицо. Даже образ соблазнительной роскошной русалки мерк рядом со святой красотой этой женщины. Ее безупречная кожа сияла белизной, а глаза цвета морской волны казались такими… проницательными что ли. И это здорово напомнило мне взгляд Демьяна, с единственной разницей — у Демьяна глаза почти черные. На вид ей было лет двадцать пять, однако, взгляд выказывал многовековую мудрость. Сначала я удивилась странному сочетанию, но быстро нашла ответ — я в Нави, а здесь все не как у людей. Ее голову венчала золотая кичка, с прикрепленным на лбу «хвостиком» из белых перьев.

— Дети такие непосредственные, — беспечно рассмеялась она.

— Забавный мальчик, — согласилась я с гостьей, отмечая потрясающий оттенок волос, выбивающихся из-под убора, — не седой, а именно снежный.

Теперь она с любопытством осматривала меня. Не спеша, вкрадчиво, создалось впечатление, что она смотрела и на меня, и одновременно сквозь. Когда осмотр был завершен, она удовлетворенно улыбнулась и произнесла:

— Ты будешь великолепна.

Смутившись, я опустила глаза, сделав вид, что увидела что-то интересное на земле. Мысли лихорадочным хороводом закружились в голове. Я была почти уверена, что снова услышала пророчество. И мне не по душе пришлась эта догадка.

— Демьян вынужден был покинуть тебя. Я пришла проводить тебя в Явь.

— А… он ничего больше не передавал?

— Он передал, что найдет тебя, как только уладит свои дела. Несмотря на то, что время в Нави течет медленно и лениво, твое отсутствие может стать ощутимым.

Я не сдержала вздох разочарования.

— Хорошо, дайте мне пять минут.

* * *

Женщина вернула меня в Явь рано утром. Оказывается, здесь я отсутствовала чуть больше двух часов.

Евдокия Николаевна уже была в чемоданном настроении, но скрыть волнение за меня она не смогла. Я извинилась за непростительную грубость и, заручившись ее прощением, пообещала в двенадцать часов помочь ей добраться до вокзала и отправилась в универ.

Путешествие в Навь меня успокоило. Заряд бодрости продолжал удивлять — я не ощущала усталости, только легкое головокружение. Продолжая смаковать в памяти сказочное путешествие, я вошла в широкие стеклянные двери универа.

Коридоры гудели, как стаи разъяренных пчел, и телефонный звонок я услышала не сразу.

— Алло?

— Привет, Лин, — раздался голос Стаса, и реальность обрушилась на меня, как ушат ледяной воды. — Прости. Временами я веду себя, как осел.

Голос мужа отрезвлял, вынуждая обрести ясность мысли. Выдох вырвался из легких судорожным хрипом. Толчок сердца, разнесший кровь по венам, и я забыла, что дыхание является неотъемлемой частью жизни. Стоя посреди переполненного коридора, не обращая внимания на ехидные взгляды и сдавленные смешки, я начала понимать, что ничего не изменилось и выбор, поставленный передо мной, остался прежним. Но от того, что еще пару мгновений назад я была абсолютно счастлива, вспышка вины вывернула меня наизнанку. От одной мыли, что его может сегодня не стать, меня пробила дрожь.

— Прости меня, Стас…

— За что? — спросил он неуверенно.

— Нам нужно поговорить. Ты где?

— На работе. Ты в порядке?

— Да, все хорошо.

Я с трудом понимала, о чем он говорил, обдумывая как спросить его о призраке самого себя. И сделать это так, чтобы он не решил, что я тронулась умом.

— Скажи, тебе не виделось ничего необычного? То есть… я хочу сказать, может ты видел что-то, что объяснить невозможно?

На этот раз молчание длилось гораздо дольше.

— Ты в универе? Я скоро подъеду.

Уверена, если Стас и видел что-то, то счел это игрой воображения. Но я все-таки решила проявить настойчивость.

— Ты не ответил.

— Что?

— Ты видишь что-то необычное?

— Нет. Он обидел тебя? — неожиданно спросил муж, неверно истолковав мое состояние. — Только скажи, я его в порошок сотру!

— Нет, Стас. Он тут ни при чем.

— С тобой все в порядке? — после недолгого молчания еще раз уточнил он.

— Нет, черт возьми, со мной не все в порядке! Хотя бы раз в жизни, просто послушай меня. Это важно. Если увидишь что-то странное, то сразу позвонишь, хорошо?

— Ладно, — растерялся Стас.

Я поняла, что рыдаю вовсю, только когда тяжелые капли скатились с подбородка на шею.

* * *

Я ворвалась в туалет на первом этаже, к счастью, он оказался пуст. Справа располагались две кабинки, слева у стены стояли три умывальника. Включила кран с холодной водой, едва сдерживаясь, чтобы не опустить под струи голову, и ополоснула пылающее лицо.

Еще вчера я была уверена, что обвела Судьбу вокруг пальца, а сейчас реальность сомкнулась вокруг меня безнадежностью. Умом я понимала неизбежность гибели, но сердце упорно продолжало ее отвергать. Что со мной творится? Какая разница, что там происходит в этой Нави! Жизнь Стаса по-прежнему в опасности!

Я оперлась руками в края умывальника и, посмотрев в зеркало, замерла от шока, когда вместо своего отражения увидела хорошенькое личико Берегини.

— Разве можно так пугать! — выдохнула я, пытаясь унять сердцебиение.

— Прости, — заворковал мелодичный голос, и русалка улыбнулась.

— Как… — начала было я и умолкла, не найдя подходящих слов.

— Это зеркало — воды моего озера. — Берегиня сохраняя на губах улыбку, небрежно махнула тоненькой ручкой. И вдруг, словно спохватившись, нахмурилась. — Твое желание сохранить жизнь мужу, только что вынырнуло из озера. Но знаешь… Если я была на месте Стаса и моя жизнь оказалась в твоих руках — последнее, чего я бы хотела, так это видеть, как ты рыдаешь. Я бы хотела, чтобы ты испробовала все методы, но придумала, как сохранить мне жизнь.

Она не может этого говорить всерьез! Или может?

— Ты пришла поиздеваться? — отрывисто произнесли я, вытирая мокрые щеки.

— Ну что ты. Я пришла помочь. Лина, эта Игра пошла наперекосяк.

По лицу Берегини пробежало волнение. Она закусила губу и отвернулась, не выдержав моего пристального взгляда. Выглядела она так, словно готовилась к чему-то очень страшному, однако сильно сомневалась.

— Навь гремит, предчувствуя перемены. Черт нарушил правила Игр. Это наш шанс!

Громко шмыгнув носом, я выключила воду, и потянулась за бумажным полотенцем.

— Чей это «наш»?

— Твой и каждого жителя Нави. Черт впервые за долгие тысячелетия допустил промах, нарушив правила Игр.

Я вытерла лицо, высморкалась и выбросила полотенце в урну.

— Ты обратилась не к тому человеку. Не знаю, какая революция у вас назревает, но у меня нет ни возможностей, ни желания в это вмешиваться.

Берегиня закрыла глаза, глубоко вздохнула и снова заговорила.

— Черт не имел права ставить тебя перед подобным выбором по одной причине — он предполагает Искажение Судеб. Ты уже пыталась покончить с собой, — напомнила она. — И только благодаря Демьяну равновесие сохранилось, но ненадолго. Рассуди сама, Игры, цель которых — поддержание Равновесия миров, его же ставит под угрозу. В твоих руках козырь. Если кто-то нарушает правила, тебе придется ответить ему тем же. Если, конечно, ты не торопишься похоронить мужа, то сможешь это сделать.

Я вскинула голову и уставилась на Берегиню.

— Исказить Судьбы? — Я бы расхохоталась в полный голос, если бы была уверена, что смогу остановиться.

Изменить течение судеб! Как просто это звучит, но на деле оказывается все гораздо сложнее! Теперь я понимаю, что у каждого поступка есть последствия.

— О! Я уже и так достаточно натворила.

Рука русалки, пронзая зеркало, опустилась на мое дрожащее плечо. Тихий звон подвесок на браслете утонул в тишине.

— Не ищи виновных там, где их нет! Выбор, поставленный перед тобой, остался прежним, всплыли только лишние детали!

Я попыталась сглотнуть ком в горле, а мой взгляд, неотрывно следивший за ее рукой, медленно перебрался к лицу. Ее брови сошлись на переносице, образовав понимающий домик.

— И что-то мне подсказывает, что это далеко не все, припасенное в его рукаве, — отчеканила я, сбрасывая ее руку. — Он знал! Он знал, что я поступлю именно так! И раздавил меня!

И я не лукавила. Вчера я считала, что смогу быть со Стасом после того, как выберу жизнь Кати. Но оказалось все в тысячу раз хуже!

— И сделает это еще раз, поставив перед фактом!

— Не знаю, какую игру ты со мной ведешь, но в прошлый раз, когда я пыталась что-то изменить, все обернулось против меня! Кто знает, во что выльется это?

— Я знаю. На самом деле все облегченно вздохнут, если в мире появится чуть больше свободы.

— Но Демьян сказал…

— Демьян сказал только то, что должен был, и скрыл то, что не имеет права озвучивать.

— Постой, ты не можешь предлагать это всерьез. Только не ты. А как же гармония? Вселенское равновесие?!

— Гармония? Не смеши меня! Это не гармония, это контроль, и выгоден он только Черту! В нашем мире есть зло. Это Игры. Об этом не принято говорить вслух, но каждый знает это. Если их закроют, то в мире станет меньше зла и больше свободы.

— Разве Игры не способны спасти кому-то жизнь?

— Да. И это единственное, что осталось от первоначального замысла Макоши. Изначально Игры помогали найти свой путь людям, открывая варианты их историй. А теперь они превратились в извращенную забаву Черта. Твоя жизнь выставлена на всеобщее обозрение в Нави, все, кому не лень…

— Хочешь сказать, что Игры — это шоу?!

Она кивнула

— Вы видите все?

Еще один смущенный кивок.

— То, что происходит в моем мире или только моменты в Зеркальной Комнате?

— Везде. За Игроками наблюдают везде.

— Твою мать! — взорвалась я. Теперь понятно, откуда у меня появлялось ощущение слежки, эти наблюдающие глаза…

— Пусть финал твоей Игры не за горами и ты избавишься от Черта, хотя забыть о нем никогда не сможешь, но на твоем месте появится другая Лина. И тебе это известно.

Я хотела отказать ей! Потому что верила Демьяну. Но прежде, чем открылся рот, поняла — я не могу упустить этот шанс. Поэтому ограничилась вопросом:

— Кто такой Черт?

— Сын Мрака и богини Судеб.

Плод насилия и боли… — прогремело в голове.

Прекрасно. После этих заявлений я поняла, что у меня остается два варианта действий: первый — с воплем броситься прочь; второй — грохнуться в обморок. Но Берегиня продолжала поражать воображение новыми откровениями и прошептала:

— Открой сердце, загляни в свою душу, потом скажи, что видишь? Что слышишь?

Шелест, слетевший с розовых губ, проникал в мои уши искушающим шепотом, и я не сразу поняла, что мне нужно ответить на вопрос. Но русалка ждала, поэтому я сбивчиво произнесла:

— Хочу… сама… строить свою жизнь.

Она выдохнула и удовлетворенно кивнула.

— Я хочу помочь и даю гарантию, ты сможешь сделать так, что не погибнет ни Стас, ни Катя.

Ее слова соблазняли и влекли, затмевая слабые проблески разума. Повеяло робким дыханием надежды.

— Если ты изменишь течение Судеб, Игры закроют. Хорошо подумай, прежде чем отвечать.

— А разве что-то зависит от меня?

Берегиня заговорила и нашла нехитрые, но верные слова.

— В тебе есть воля, она может сыграть решающую роль в Искажении Судеб. Ты сможешь это сделать. Ради себя, ради Кати, ради Стаса.

Пророчество чуть было не заставило меня отказаться от мысли убить двух зайцев одним ударом. Но пустые зеркала, растерянность Черта и происходящее сейчас вкупе — подстегнули меня пойти до конца. Я на верном пути. Я обману его.

Ведь что-то означали те зеркала в последнем видении! Может, это очередной виток Игры? Интрига, загадка, которую мне предстоит разгадать. А может, это зеркала знакомых мне людей, которые тесно связаны со мной и моей жизнью. Аля, возможно Демьян…

Но я смогу сделать то, чего не ожидает Черт.

Мысль о том, что последствия моих поступков стали неожиданностью для Черта, вспорола багровое марево ужаса, перекрыла туман тревоги.

Сердце леденело от страха, но возбужденно колотилось в груди. Открывающиеся возможности поражали. Если верить Берегине и видениям, а мне безумно хотелось верить, я смогу спасти жизнь Стаса! Вот только почему-то у меня появилось нехорошее предчувствие, словно это не обещает мне ничего, кроме новых неприятностей. Эта мысль настолько меня потрясла, что ноги неожиданно подкосились, я привалилась спиной к стене, выравнивая дыхание, и посмотрела в глаза русалки. Они полны решимости и упрямства, в то время как сама я была напугана и растеряна, пытаясь осадить нервозно отплясывающие мысли.

— А теперь скажи: насколько ты любишь Демьяна? На что готова пойти, чтобы оставить в живых мужа и подругу?

Набрав в легкие побольше воздуха, я высоко задрала подбородок и спрятала куда подальше и здравый смысл, и инстинкт самосохранения.

— На все. Но при чем тут Демьян?

— Ты сможешь отказаться от него?

— Нет. Демьян знает это.

Как только слова сорвались с губ, пришло осознание, что он может этого не знать. Мы заключили соглашение. Временное. И если для меня произошедшее в Нави значило очень многое, вовсе не значит, что и Демьян согласен продлить контракт. Разве есть абсолютная уверенность в том, что он не захочет меня отпускать?

Берегиня словно прочитав мои мысли, заявила:

— А еще он знает, что как только Время Нави истечет, ты исчезнешь из его жизни!

Сердце подпрыгнуло и затихло. Кровь зашумела в ушах. Потерять Демьяна, не успев найти?

— Можно подумать, что ты знаешь, как это предотвратить, — с горечью выдавила я.

— Да, знаю! Когда Судьбы Исказятся, Макошь будет переписывать Судьбы. И после того, что выкинул ее сын, ты имеешь право обратиться к ней.

Я смогу попросить ее вписать в историю моей жизни Демьяна.

— Не думаю, что его мать обрадуется этому.

— Не обрадуется, но ничего с этим сделать не сможет. Главный виновник — ее сын.

Ручка двери щелкнула и повернулась.

— Секунду! — выкрикнула я, прижимая рукой дверь. Не хватало еще, чтобы русалку кто-то увидел. — Мне нужно подумать, — тихо ответила я Берегине, перехватив ее вопрошающий взгляд.

— Времени не так много. Просто помни — тебе не обязательно выбирать. Сделай так, чтобы никто не погиб. И это тоже может стать дорогой твоей жизни.

Дверь снова дернулась.

Грань между Навью и Явью натянулась и треснула, лицо Берегини тускнело и вскоре исчезло совсем. Отпустив дверь, я проигнорировала возмущенный взгляд расфуфыренной первокурсницы и вышла из уборной.

Глава семнадцатая

Евдокия Николаевна светилась от счастья. Я поначалу беспокоилась — как она сможет перенести поездку. Еще совсем недавно она боялась людей, особенно незнакомых. И в поезде ей вновь придется столкнуться с прежними страхами. Мы прибыли на Курский вокзал за полчаса до отправки. Моросил мелкий нудный дождь, и я пожалела, что не додумалась проверить старую русскую примету: «Взял зонтик, значит дождя не будет». Когда тяжелые чемоданы заняли свое место в багажных ящиках, я поцеловала старушку и искренне пожелала ей счастья, не забыв напомнить о ежедневных приемах лекарств, и настоятельно рекомендовала не расстраиваться по пустякам.

Старушка забавно захихикала, как первоклашка в свой первый день знаний, и заверила, что позвонит при малейших признаках возобновления заболевания.

Спустя несколько минут, я уже стояла на улице. Дождь быстро промочил блузку и волосы, и мне бы скорее спрятаться от назойливых капель, но я стояла, не двигаясь, и смотрела, как за оконным стеклом, в сухом и теплом купе, сидящий в клетке попугай попутчика Евдокии Николаевны задорно покачивает головой, перебирая лапками по жердочке.

После второй встречи с Чертом я чувствовала себя вот таким попугаем, повторяющим одни и те же заученные фразы. Это действовало на нервы, было неприятно. Теперь я ощущала себя вещью. Неодушевленным предметом, и он должен лежать именно на том месте, куда его положили. Поганое чувство. Очень поганое.

И от этих мыслей к сожалению, безнадежности и страху, добавилось еще одно чувство — гнев. Слепая злость на всех этих богов и богинь, которые как умелые дирижеры руководят хором, состоящим из послушных попугаев, поглощала меня.

Гудок отъезжающего поезда, и Евдокия Николаевна отправилась к своей мечте. Я посмотрела на часы: тринадцать-пятьдесят. До приезда маршрутки, которая повезет меня навстречу изощренной пытке, осталось чуть больше часа.

* * *

В немом отчаянии, я смотрела на пустую стоянку, понимая, что опоздала — автобус уже уехал, а потом, сломя голову понеслась к остановке, молясь, чтобы мне хватило сил выдержать этот день. Я помнила предостережение Берегини и постоянно мысленно твердила: «Я должна успеть! Должна попытаться спасти обоих!»

Заставляя себя думать предельно оптимистично, постоянно подбадривая себя, я остановилась у лестницы, ведущей вниз к остановке, чтобы перевести дух. После всего пережитого я чувствовала себя вполне сносно. Ноги не подгибались, желудок не бунтовал, да и пятиминутная пробежка от универа до остановки, позволила мне прийти в себя. Голова, конечно, не была такой ясной как обычно, но просветов в ней уже гораздо больше, чем час назад.

Если Стас погибнет… Я оборвала мысль, не позволяя воображению дорисовать страшные перспективы.

— Он не умрет! — прошипела я, пнув ногой валявшуюся под ногами банку из-под колы, и сбежала по ступенькам.

Остановка оказалась пуста. Еще меньше часа назад тишину разрывали нервные выкрики водителей, застрявших в пробках, и надрывные сигналы машин. А сейчас дорога пуста! Обычно маршрутки, обклеенные яркими рекламными плакатами, одна за другой подъезжали к остановке, то и дело мелькая перед глазами. Можно было бы добраться автостопом, но мимо меня за эти пять минут не проехал даже велосипедист! Внезапно меня осенило — это уловка Черта! Пустая остановка. Пустая дорога. Ни машин. Ни времени. Да еще, для полноты ощущений, я не имела ни малейшего представления, что буду делать дальше.

Я выскочила на проезжую часть, сгорая от нетерпения, когда на соседней полосе увидела темно-синюю наглухо тонированную «Мазду». Машина резко затормозила, оконное стекло со стороны водителя медленно поехало вниз. В окошко выглянула Алевтина.

— Так-так, — черные брови Али приподнялись, темно-бордовые губы изогнулись в подобии улыбки, — бьюсь об заклад, передо мной затылок Лины, которая обожает шлындать по проезжей части, как модель по подиуму!

— Ты подвезешь меня?

— Тебе куда?

— База «Лесная Сказка».

Аля кивнула. Я перелезла через низкий забор, разделяющий две полосы дороги, открыла дверь и нырнула в салон машины.

Аля уставилась на меня. Ее взгляд, напряженный и проницательный, меня очень смутил.

— Если у тебя нет времени…

— Не в этом дело, — мрачно отозвалась она, и когда я уже пришла к выводу, что Аля передумала и не собирается меня подвозить, машина плавно тронулась с места.

Беспорядочным потоком понеслись мысли. Нужно обмануть смерть. Никто не должен умереть. Что предпринять? Как изменить ситуацию? Может, спровоцировать митинг? На это уже нет времени. Вызвать скорую, пожарных и милицию? Нужно испробовать все.

Милицию. Но нужно придумать что-то очень убедительное. Чтобы уже через несколько минут на базу приехала помощь. Я порылась в сумочке, достала телефон. Блин! Аккумулятор разряжен!

— Аль, дай сотовый. Мой сел.

Аля, сунув руку в карман, достала телефон и протянула мне.

— Спасибо, — быстро ответила я, открывая крышечку.

Набрала номер. От облегчения кружилась голова. Милиция сработает быстро, подобные вызовы они просто не могут проигнорировать. Потом вызову пожарку.

— Отделение милиции, дежурный Шевчук слушает.

— Здравствуйте, — я решила говорить прерывисто с явными признаками волнения в голосе. — Я нахожусь на базе «Лесная Сказка». Видела подозрительного парня. Он долго стоял на одном месте, потом вынул из сумки сверток, из которого торчали цветные провода, и сунул в мусорный ящик.

— Лин? — от удивления Алины черные брови поползли на лоб.

Я закрыла ладошкой микрофон и шикнула на нее.

— Ваши фамилия, имя, отчество, — послышалось в трубке.

— Не хочется фигурировать в этом деле. Времена сейчас опасные, мне неприятности ни к чему…

Договорить я не успела, Аля выхватила из моих рук сотовый.

— Здравствуйте, извините мою подругу. Напилась вот и несет черти что, — потом засунула телефон в карман и крикнула:

— Мля! Ты что творишь?

— Милицию вызываю!

— С моего телефона? Ложный вызов, это не розыгрыш с друзьями. Меня найдут по регистрации сим-карты. В рамках этой ситуации по уровню глупости поступков ты уверенно идешь на опережение.

Скрипнув зубами, я отвернулась, не слушая, как она отчитывает меня относительно возраста и несоответствия ему моей выходки.

— Тогда я вызову пожарку!

— Пожара пока нет, — сухо напомнила она

Но она знает, что он будет. С подозрительностью изучая ее лицо, я пыталась найти подтверждения или опровержение этому.

— Аль, вчера утром ты мне говорила, что я должна отказаться от Стаса. Почему ты мне это сказала?

— Потому что твои действия могли вызвать, — она замолчала, пытаясь подобрать нужное слово, — новый виток событий. Они никак не отразятся на твоей судьбе, только увеличат боль.

Я обдумывала ее слова, искоса посматривая на проносящиеся мимо дома. Мы выезжали из города. Дорога свернула, и вереницы домов остались позади.

— Ты знаешь, что будет, — я не спрашивала, а утверждала!

— Да. Но я не могу ничего исправить.

— Это мы уже проходили! — взвилась я. — Если ты не можешь ничего предпринять, тогда подскажи, что могу сделать я!

Аля повернула руль, и машина съехала на обочину.

— Ты тоже ничего не сможешь исправить, — Аля нахмурилась и устало наклонила голову, коснувшись лбом руля. — Как я умудрилась вляпаться в эту историю? Все что нужно было, так это просто тихо посидеть в своей комнате пару дней.

Я нервно поежилась и вгрызлась в ноготь большого пальца.

— Я знаю, что будет пожар. Я знаю, что в горящем доме погибнет человек. Но от судьбы не убежишь, понимаешь? — дерзко сказала она.

— Тогда почему передо мной ставят выбор? — парировала я. — Что помешает выжить им обоим?

— Судьба.

Нет ничего невозможного, и это я уже знала наверняка. Должен существовать способ повернуть события в другое русло, привести к противоположному результату. Это как пазлы, которые я так любила собирать в детстве. Каждому пазлу отведено определенное место, но бывали случаи, когда крошечные кусочки картины прекрасно ставились в другое место, и картинка уже не получалась. Нужно только найти нужный пазл. Если каждый мой выбор уже просчитан Судьбой, если уже отмерена длина жизни каждого, тогда получается, что жизнь второго в относительной безопасности.

— Согласно этой системе, выходит, что тот, кто должен выжить… выживет?

— Да. Потому что твой поступок будет этому содействовать.

Я уловила предупреждающие нотки в ее тоне, но продолжила расспрашивать.

— Судьба должна просчитывать все варианты? У нее что-то припасено на случай, если я не успею совершить этот поступок?

— Припасено.

— Кого спасет мой поступок?

— Придет время, и ты узнаешь, — иронично хмыкнула Аля, и в дальнейших ее высказываниях, между словами, стали проскальзывать загадочные паузы. — Видения — штука капризная. Они не всегда бывают четкими… Иногда я полностью вижу событие, местность, могу разглядеть людей, а порой они размытые, и всплывают только отдельные детали… За день до смерти мамы я уже знала, что она скоро умрет. Мама должна была лететь в Израиль вместе с папой. Иногда мне приходят видения, но мне тяжело их трактовать. С уверенностью я могла сказать точно только то, что она умрет от удара. После падения с высоты. И еще событие это должно быть связано с цифрой два. В номере рейса была эта цифра. Я порвала билеты и сожгла путевки. Спрятала загранпаспорта. Мама сказала, что это ничего не изменит, и за ней в любом случае придут.

— Кто? — Я недоуменно поморщилась и выжидающе уставилась на Алю, надеясь на разъяснения. Но она, словно не слыша мой вопрос, продолжила:

— В тот день мама затеяла стирку: взяла влажное белье и пошла на балкон. А я сидела в комнате и смотрела на нее. Мне было плевать, что она злится на меня, главное, что могла видеть ее живой. Я встала и спустилась по ступенькам вниз… Мама поскользнулась на кафеле на балконе. И упала. Со второго этажа.

— Два.

— Да. Я видела смерть. Мне был подан знак. Но я не смогла ничего изменить. Потому что это невозможно, — глаза Али повлажнели. — Мне понятны твои чувства. Смерть уже удар, что говорить об ее ожидании. Но тебе придется это выдержать.

Скорбно признать, но Алины проблемы для меня тогда значили немного. Я эгоистично надеялась использовать ее и ее дар в корыстных целях, и не могла забыть, что именно мой выбор сегодня окажется решающим. Поэтому, набравшись смелости, я спросила:

— Но ты видишь знак? Как с твоей мамой.

Она некоторое время молчала, и от этого мое тело покрылось мурашками. Спустя некоторое время ее лицо разгладилось.

— Вижу две цифры «3» и «5».

— Что это может значить?

— Больше я не могу тебе ничем помочь.

— Мне и не нужно помогать! Я все сделаю сама. — Я нервно убрала выбившийся локон за ухо. — Скажи, а если я тебя попрошу не идти наперекор Судьбе, а наоборот, попрошу ей содействовать, это ты сможешь сделать?

— Содействовать? — Аля удивленно на меня посмотрела. Удивление быстро сменилось беспокойством.

— Один человек должен выжить так?

— Да.

— А если я попытаюсь спасти второго, то погибнет первый. Ведь я не смогу совершить тот поступок, который прописан в его судьбе, так?

Аля вытаращила глаза, но кивнула.

— И это будет противоречить замыслам свыше, так? — мои губы растянулись в ликующей улыбке. — А если ты будешь находиться рядом с ним и совершишь тот поступок вместо меня, то совершишь благо, исправив мою ошибку. Это не противоречит твоей позиции?

Казалось, прошла вечность прежде, чем она заговорила. Голос ее был растерян и тих.

— Моей позиции это не противоречит. Это противоречит здравому смыслу. Ты предлагаешь мне идти на поводу твоих бредовых идей, пытаясь завуалировать вызов Судьбе маской благородства и чести? Я не имею права вообще там находиться.

Эти слова меня потрясли. Как можно так спокойно рассуждать о неминуемой гибели человека? Ничего не предпринимая, просто ждать, когда это случится, а потом с облегчением выдохнуть — все позади! Это никак не укладывалось в моей голове.

— А я не имею права спокойно стоять, зная, что вот-вот погибнет человек! Видимо, в этом наше с тобой основное различие!

Эти слова дались мне с большим трудом. Было трудно их произносить, глядя как безразлично пожимает плечами Аля, выражая свое нежелание принимать участие в моем плане.

— Послушай, Аль, — я потерла виски, пытаясь подобрать верные слова, которые подействуют на нее. Она — единственный человек, который понимает ситуацию и сможет вовремя сориентироваться, благодаря дару. — В Стасе заключалось все: любовь, счастье, жизнь. Я видела себя только рядом с ним. Больная любовь? Да. Я ушла, но только потому, что была уверена — он вернется. Я много думала о Кате, и мои мысли были далеки от определения «благородство». А дальше события так стремительно начали сменять друг друга, что времени на мысли об этом не осталось вовсе. Я по натуре — борец, никогда не буду сидеть, сложа руки, когда на моих глазах мое счастье — мой дом — разбирают по кирпичику. Но и желать смерти Кате не могу. А Стас…

Аля со скучающим видом смотрела в лобовое стекло. Ей все равно!

— Твою мать! — не выдержала я. — Я знаю точно, что спасти Стаса возможно, и не понимаю, почему ты, имея такие способности, отказываешься мне помочь! Если тебе не нужен этот дар, то я заберу его с удовольствием!

Алевтина схватила меня за руку, ее глаза сверкнули холодным металлом, и процедила:

— Забирай!

И в ту же секунду меня пронзило странное ощущение, словно в сознание настойчиво вторглось что-то чужое и незнакомое. Что происходило, я не совсем понимала, полное отсутствие звуков это все, что я могла осознать. Исчезла Аля, салон крутой иномарки, меня проглотила темнота. Внутренности задрожали, а потом стянулись в тугой узел. Тело налилось тяжестью, скручиваясь по спирали, образуя сжатую пружину. Если бы я смогла, то заорала бы во все горло, но тут же в ужасе поняла, что от меня ничего не осталось: ни рук, ни ног, ни лица. И в этот момент пружина разжалась и выбросила меня в темноту.

Ощущения стали возвращаться, с облегчением я поняла, что могу шевелиться и даже видеть очертания кистей рук. Темнота расступалась, впереди зажурчала вода.

Я опять в Нави?

С высоты я наблюдала, как мерно течет река, испещренная силуэтами людей, высокими зданиями с пустыми глазницами потухших окон, сияющее звездной россыпью ночное небо. Я дрейфовала под тихий шелест ветра, пока меня стремительно не понесло к воде. Сопротивляться тяготению было бессмысленно — на любую попытку отклониться от курса ветер отвечал агрессивным порывом, толкая меня к реке.

Я ожидала, что нырну в воду, возможно, умру сразу же, но то, что произошло, удивило меня больше, чем все чудеса Нави вместе взятые. Мое тело вошло в реку, как нож в масло, и теперь я видела под собой обычную картину — оживленный вечерний город, расстелившийся подо мной. По влажному после дождя асфальту бежала женщина с двумя огромными сумками. Она проворно огибала неторопливо шагающие влюбленные парочки и нырнула в зелень возвышающихся тополей, высаженных вдоль аллеи в скверике, что располагается недалеко от дома Моранны.

Пока я удивленно рассматривала все, что творилось внизу, мое тело развернуло и понесло в сторону. Поплыли к горизонту многоэтажные дома, а я приближалась к темной водной глади, окруженной густой растительностью. Я уже видела крохотные огоньки, пробивающиеся сквозь сочную зелень. Тело опустилось ниже, и теперь я разглядела небольшие деревянные домики, притаившиеся чуть дальше края воды и широкий двор, наполненный знакомыми лицами.

Отдельно от всех, у высокого клена, стояла Катя и мой зеркальный двойник. Теперь не оставалось сомнений — это будущее.

Двор шумел от голосов, веселый смех раскатами проносился вокруг. Несколько человек толпились вокруг салютницы, воткнутой в землю. Вспышка зажигалки и ребята отбежали в сторону.

К Кате подошел ухмыляющийся Славка и, наклонившись к ее уху, что-то тихо зашептал.

Я дрейфовала недалеко от них, и мне пришла в голову мысль подлететь ближе и подслушать разговор. Следом за салютным залпом раздался Катин вопль:

— Там Стас!

И она бросилась к дому. Треск бьющихся окон. Я видела, как салютница пробила окно и ворвалась в дом. Яркая вспышка, и язык пламени лизнул потолок.

— Твою налево! — Выругался Слава.

— Стас… — я хотела крикнуть, но от напирающих чувств смогла лишь сдавленно прохрипеть.

Только в те томительно долгие минуты я смогла осознать: Стас может погибнуть страшной смертью. Кровь ударила в голову, я перестала дышать. Боль? Да что я раньше знала о боли? Ничего… Но я продолжала лететь к домику, заставляя себя не сбавлять скорость, но вовсе не потому, что была сильной или выносливой, просто уже не могла остановиться. Чудовищный грохот застал у самого входа в дома.

Я обернулась — неужели никто не поможет? Ко входу уже стремительно подтягивались люди, но в плотном смоге дыма они мало что рассмотрят. Я видела, как в едкий туман нырнул Славка. Он шел наугад, громко выкрикивая Катино имя, щурясь от гари. Закашлявшись, он натянул воротник водолазки на лицо и двинулся дальше.

Когда Славка качнулся и с грохотом рухнул на пол, до меня начало доходить — он не найдет ее. Стремительно распространяющийся огонь настойчиво охватывал дом, создавалось впечатление, что его облили бензином!

Не знаю, какая сила толкнула меня дальше. Треск горящего дерева разносился по дому, глухими ударами падали балки. Пытаясь найти Стаса и Катю, я металась по комнатам, просачиваясь сквозь стены, пока в одной из них не увидела ее. Катя лежала на полу, придавленная балкой. Она уперлась рукой в нее и, собрав остатки сил, толкнула. И закашлялась. Тяжело, с надрывом.

Оглядываясь в поисках опоры, в дыму она смогла разглядеть выступ в стене и подтянулась, пытаясь ухватиться за него. Пальцы цеплялись за него, но соскользнули, царапая стены ногтями. И я уже с неоспоримой точностью понимала — ребята не успеют найти ни ее, ни Стаса.

Я внезапно полетела вверх, просочилась через потолок. Пролетая над удаляющимся двором, заметила стоящего на коленях Славку. Схватившись за голову, он взвыл.

— Зачем я это сказал?!

Я ворвалась в темноту под его крик. Охваченная ужасом, я крепко зажмурила глаза, и завопила от горя. Они оба погибли!

* * *

— Лина! Вернись! Вернись!! — громко орала Аля. Ее лицо двоилось перед глазами, плыло, пытаясь куда-то ускользнуть.

Я запаниковала, потому что не могла вспомнить, где нахожусь.

— Все хорошо! Ты вернулась! Слышишь?

Меня терзало горькое отчаяние, трясущееся тело покрыли капельки пота, я с трудом улавливала смысл слов, произнесенных Алей.

— Лина! Посмотри на меня! — она обхватила ладонями мое лицо, вынуждая посмотреть ей в глаза. — Ты уже не там. Ты здесь! В моей машине. А теперь ты должна успокоиться. Ты меня поняла?

Я мелко закивала.

— Что ты видела?

— Они… погибли, — заскулила я, и слезы потекли по щекам.

— Ты видела будущее, — пояснила Аля, потрясенно мотнув головой. — У тебя было видение.

Ничего себе видение! Я была там! Но произнести вслух такое количество слов я не смогла, поэтому только выдавила тихое «да».

Убедившись, что я начала приходить в себя, Алевтина выпустила из ладоней мое лицо и потянулась к бардачку.

— Ты понимаешь, что сейчас произошло? — спросила она, доставая бутылку минералки.

Я затрясла головой.

Аля протянула мне бутылку и, подняв черную бровь, сказала:

— Сначала попей.

Пока я подносила к губам минералку, мои руки сильно дрожали, проливая воду. Струйки текли по рукам, капая на колени. Я сделала несколько больших глотков, закрутила крышечку, и только потом Аля произнесла:

— Я передала тебе свой дар!

— Кончай нести бред! — я уткнулась лицом в дрожащие ладони, прокручивая в голове увиденное. — Что значит «передала»?

— Ты же именно этого и хотела больше всего!

Твою мать! Я забыла, что во Время Нави желания исполняются с устрашающей скоростью! И что мне делать с еще одним сюрпризом от Макоши? Хотя если посмотреть на это с другой стороны — мои шансы удваиваются! Нужно только разобраться с этими видениями.

— Они приходят сами собой или их можно вызвать?

— Если хорошенько сконцентрироваться, то их можно вызывать. Здорово! — Аля облегченно рассмеялась. — Оказывается, нужно было всего лишь найти того, кто готов принять этот дар.

Произнеся это, Аля нахмурилась, а я начала понимать — это не может быть так просто! Либо кто-то пытается мне помочь, либо… использовать. Но мне было глубоко наплевать, почему Макошь соблаговолила исполнить мое желание. Значит, оно не скользило по дну Озера Надежд черным туманом. Это могло означать только одно — приобретенный дар едва ли мне поможет. НО! Это лучше, чем ничего. Главное использовать его и Время Нави продуманно.

Если я побегу за Катей, то тоже погибну. Мы, поправила я себя, погибнем втроем. Она кричала, что Стас там. Лихорадочно соображая, я вернулась к последнему эпизоду, где Славка себя упрекал в том, что…

Да, этот момент нужно не упустить.

— Мне нужно вернуться, — прохрипела я. — Научи меня вызывать видения.

— Ты понимаешь, что говоришь? Это может окончательно вымотать тебя.

— В тот раз я не была готова.

Аля недоверчиво хмыкнула, скривив губы.

— Если ты не поможешь мне, я буду сама пытаться это сделать.

— Упрямство — достоинство ослов. Не слышала?

— Слышала!

— Ну ладно. Закрой глаза и сконцентрируйся на том видении. Ты должна четко знать, в какой момент хочешь вернуться, иначе тебя понесет в неизвестные дали. Что смотришь? Закрывай глаза!

Салон иномарки качнулся и поплыл перед глазами. Я кивнула и зажмурилась. Медленно виски стягивала боль, я сжималась, пока она постепенно охватывала тело. К такому привыкнуть невозможно, теперь я хорошо понимала, почему Аля так хотела избавиться от дара. Резкий толчок и меня выбросило в пустоту.

Глава восемнадцатая

Боль начала угасать, звуки набирать громкость. Но, открыв глаза, я удивилась, что предметы не обрели, ни цвет, ни четкость. Практически полное отсутствие видимости сбило меня с толку. Улицы с людьми и домами затянуло покрывалом серого тумана, и я напряженно всматривалась в густой сумрак, пролетая над призрачным городом, но ничего кроме размытых коробок многоэтажек разглядеть не удалось.

Аля говорила, что видения не всегда бывают четкими. В этом случае ей посылались какие-то знаки, но я понятия не имела, как они появляются и где их искать. Когда неуверенность в том, что смогу найти правильное направление, стала очевидной, я уловила движение ветра — мягкого, но в тоже время настойчивого. Я развернулась и полетела вперед, надеясь, что дальше видимость станет лучше, всем существом сопротивляясь мысли, что окажусь неправа.

Сквозь сырое марево с трудом пробивалась широкая полоска темной воды. Облетев ее, я опустилась ниже и огляделась. Впрочем, это не принесло каких-то результатов, я по-прежнему не видела дальше своего носа, оставалось отталкиваться от прошлого видения. Тщательно перебирая в памяти эпизоды, пришла к выводу, что справа, вдоль кромки воды, должны располагаться четыре домика из сруба. Я пригляделась — они выделялись едва уловимыми коричневыми пятнами и тянулись к береговой линии. Наш дом второй от воды, туда и нужно лететь. Не так уж все плохо, если есть внутреннее чутье.

Прошло меньше минуты, когда я коснулась ногами земли и, немного подумав, поняла, что, скорее всего, стою посреди двора. Значит дом напротив, Катя правее, там еще был высокий клен. Я посмотрела в ту сторону, где она предположительно должна стоять, и хотя не увидела ничего кроме мглы, упрямо пошла туда. В этот раз я могла полагаться только на ощущения и память о прошлом видении. Тихий шелест подсказал, что я нахожусь рядом с деревом. Густой запах сырой древесины, позволял чувствовать расположение домика. Но людей по-прежнему не удавалось разглядеть, если мое пребывание здесь окажется быстротечным, то мне так и не удастся узнать, был ли кто-то, кроме Кати, в горящем доме.

Воздух вокруг меня начал содрогаться. Что-то теплое и очень знакомое просочилось сквозь меня. И сразу я уловила ровный и сильный стук сердца, но не своего. Вцепившись слухом в этот звук, я поплыла за ним, отмечая, что воздух дрожит в унисон с сердцебиением. Я сконцентрировалась, по-прежнему не видя ни лиц, ни силуэтов. Но этого уже было не нужно, потому что туман трепетал, в том месте, где находился человек.

Если повезет, можно будет узнать, есть ли в доме люди, с этой мыслью побежала. Запах дерева усиливался, и вскоре стало возможным разглядеть очертания дома. Странно, что неодушевленные предметы хоть как-то выступают в тумане, а люди нет. Вот дверь, укутанная клубами серости, легко просочившись сквозь нее, я оказалась в коротком коридоре.

Пять дверей размытыми прямоугольниками узнавались четко. Две справа, две слева и одна напротив.

Аля говорила, что со смертью Стаса будут связана две цифры: «3» и «5». Но опираться на посланные ей знаки было бессмысленно, я не видела номеров комнат. Поэтому, я несколько раз проверила все. Совершенно очевидно, что дом пуст.

Мое невесомое тело легко просочилось сквозь стены, и передо мной раскинулась мрачная укрытая серостью улица. Я стояла на веранде рядом с примкнувшей к торцу дома кухней. Какое-то непонятное, смутное чувство заставляло меня настораживаться в ожидании. И тогда я вспомнила — именно в кухню попадет салютница. Значит, где-то недалеко ребята должны ее поджечь.

Воздух вздрогнул и завибрировал, я присмотрелась. Вот они! Сколько человек столпилось неподалеку, разобрать не представлялось возможным. Хаотичные удары сердец заставляли туман подернуться рябью. И только основываясь на предыдущем видении, я смогла понять — они готовятся запустить салют.

Послышался звон бьющегося стекла. Через мгновение перед моими глазами мгла сгустилась, дрогнула, и я услышала рваный стук сердца. Дом оставался пуст, пока туда не вбежала Катя.

* * *

Что было дальше, я помню смутно, сердце толкало кровь по венам стремительными толчками, когда машина фыркнула и заглохла.

Алевтина нервно дернула ключ и повторила попытку завести машину, но безрезультатно.

— Приехали! — выскочив из машины, она открыла крышку капота, скрывшись за ней.

Я вылезла из «Мазды» и, стараясь не обращать внимания на неожиданную слабость в ногах, приблизилась к Але, рассматривающей внутренности своего капризного средства передвижения. Судя по ее лицу, она понятия не имела, в чем заключается поломка и просто наугад ощупывала провода.

— Ты знаешь, где поломка?

— Издеваешься? — буркнула Аля. — Я могу только уровень масла проверить.

— Тогда зачем провода дергаешь? Чтобы опытный механик потом не разобрался в чем дело?

Аля шумно захлопнула капот и начала ворчать, что-то по поводу юмора блондинки. Но мои мысли были далеко отсюда. Можно пешком добраться до базы, я уже делала это дважды в видениях.

— Я пойду пешком!

— На заднем сиденье твоя одежда. Не забудь.

Быстро схватив кофту, я впопыхах принялась всовывать в рукава дрожащие руки. Аля обернулась и четко произнесла:

— Не растрачивай силы попусту.

— Что? — тупо переспросила я, вытирая ладошкой холодный пот со лба.

— Видения забирают силу, — буркнула она.

Я прикусила губу, потому что после ее слов я поняла — меня тоже настораживает неожиданная вялость.

— Не забывай об этом. Потом поймешь. Иди!

* * *

Недалеко от входа на базу «Лесная сказка», окруженную высоким резным забором, стоял муж, неспеша потягивая пиво. Заметив меня, он улыбнулся и, махнув мне рукой, направился навстречу.

Я вздохнула и снова посмотрела на банку пива, которую он держал в руке. Этого оказалось достаточно, чтобы я отвлеклась от жутких мыслей.

— Это пиво окончательно посадит твою поджелудочную, — проворчала я и растерялась. Надо же, в то время как смерть поджидает Стаса уже где-то недалеко, я беспокоюсь о его здоровье.

Его взгляд стал пристальным, как только мы поравнялись.

— Теперь расскажешь?

Я молчала, поэтому Стас, сделав глоток пива, продолжил:

— Ты расстроилась из-за того, что произошло в ресторане? Я, правда, повел себя, как последний…

— Хватит, Стас! У меня нет ни малейшего желания вспоминать тот вечер.

— Значит, обижаешься, — насупился он, и его повело в сторону.

— За что?

— За войну в Ираке! — пошутил Стас, удерживая равновесие, потом икнул, дыхнув перегаром.

— Мы закроем эту тему. По крайней мере, на сегодня, — раздраженно сказала я.

— Как скажешь, — ответил он сконфуженно. — Ты без кавалера?

— Ты заметил, — саркастически отметила я.

Муж остановившись, покачнулся.

— Ты пьяный, от тебя несет перегаром!

— Я мужчина. Это нормально.

— Это ненормально для твоего желудка!

— Всего одну выпил, — он покрутил в руке пустую банку и, замахнувшись, бросил ее в сторону урны, та звонко стукнулась об асфальт и покатилась к ногам охранника, стоявшего у центральных ворот.

— Тут и не пахнет только баночкой! — зашипела я.

Мы миновали будку охранника, и нас окружили цветущие кустарники роз, рассаженные вдоль аллеи, ведущей к развилке дорог. Одна тропинка вела вглубь небольшого парка, вторая — к уходящим в сторону речки деревянным домикам.

— Пр… прогуляемся? — запинаясь спросил Стас, заметив мой взгляд.

Я взглянула на часы — семнадцать-тридцать. Крыша совсем поехала, никто не знает, сколько времени у меня в запасе, а я еще не осмотрелась, не увидела Катю, ничего не придумала. Оценив глупость желания прогуляться по парку, произнесла:

— В следующий раз.

— Недолго, — он умоляюще на меня посмотрел.

— Стас, не темни, ты хочешь мне что-то сказать или засыпать вопросами? Ладно, тебе все равно нужно присесть.

Стас кивнул, и мы свернули на тропинку, ведущую в парк. Ветерок дразнил запахом леса и пряным ароматом осенних цветов; шептался с ветвями невысоких ухоженных елок и листьями молодых берез. Брызги фонтана, стоящего в центре, блестели на солнце. Этот парк подтверждал название базы. Очень похоже на сказку.

— Ворчунья! — подтрунил он. Стаса всегда забавляло мое трепетное отношение к его здоровью, как, впрочем, ко всему, что касалась его.

— Я тебе открою тайну.

— Ты уверен, что, будучи трезвым, позволил бы себе эту откровенность?

Он свел брови и замотал головой.

— Превосходно! — я поджала губы и обхватила за талию пошатывающегося мужа.

— У нас очень мало времени. Слишком мало.

Еще бы! Через полчаса он попросту уснет.

— Никогда, слышишь, никогда, я бы тебе не признался, какой я козел!

Прикинув в уме, что если мы будем продолжать двигаться с черепашьей скоростью, то я едва ли смогу дотащить его до ближайшей лавочки, прикрикнула на него:

— Соберись, Стас! Сначала мы сядем, а потом ты мне расскажешь, каким образом ты превратился в мелкий рогатый скот.

Стас пьяно захихикал, но шаг ускорил. Как-то подозрительно быстро его развезло.

— Что ты пил?

— Пиво.

— Сколько?

— Одну.

— Ты ел сегодня?

— Ты такая заботливая! — похвалил меня муж.

До лавочки оставалась пара шагов, когда он споткнулся и грохнулся на землю, увлекая за собой меня.

Выбравшись из-под громко хохочущего мужа, я наклонилась и, ухватившись за его руку, потянула.

— Не надо! — перестав смеяться, он вырвал руку. — Я сам!

Уже сидя, я наблюдала за попытками Стаса удержаться на ногах и сделать эти два шага, разделяющие его со мной.

— Лина, помнишь, мы встретились в ресторане?

Я кивнула и все-таки соскочила с места, чтобы помочь ему усесться.

— Спасибо, — пробормотал он, когда я посадила его.

Перехватив мой взгляд, он, откинувшись на спинку лавочки, закрыл глаза и тихо попросил:

— Не смотри на меня. Мне стыдно.

Подавив волну раздражения, я присела рядом и отвернулась.

— Я ведь пытался бросить Катю в этот же день. Но понял, что не могу от нее отказаться.

Наступила тишина. И длилась она так долго, что я уже подумала, что Стас попросту уснул, но он продолжил:

— Я такой козел, Лина.

— Что ты такого мог сделать? — развернувшись, спросила я. Он пьян в стельку!

— Я не сделал, — он поднял руку, выставив вверх указательный палец, — но собираюсь. Не подсматривай!

Только, когда я, от досады закусив губу, отвернулась, он продолжил.

— Я хочу предложить тебе попробовать жить втроем.

С шумом выдохнув, я ошалело захлопала глазами, совсем как тупая блондинка из второсортных комедий, не понимая смысла произнесенных им слов. Точнее — смысл я уловила, и весьма быстро, но не хотела его принимать.

— Я так и не смог сделать выбор, — продолжил он пьяную исповедь, — я хочу вас обеих!

Задрожав от негодования, я снова развернулась к нему. Его можно понять. Легко! Но проблема заключалась в том, что он никогда не пытался понять меня! Отлично! Я боролась за извращенца. Он любил меня и любил Катю. И он не собирался выбирать. Так же, как и я. Я хотела взять все, и он хотел взять все. Раздражение сменило странное спокойствие.

Могла ли я его осудить? Не теперь. Не в тот момент, когда тоже хотела взять все. Мне казалось, что я продолжаю находиться в Зеркальной Комнате, и сейчас стою перед зеркалом — голая, окрыленная надеждой и опозоренная собственным эгоизмом.

— Лина, ну как мне жить с этим? Я хочу вас обеих. Хочу так, что сам боюсь своей страсти.

Стас был просто мечтой. В то время как я дышала этой мечтой, Стас уверенно ее топил. И самое грустное, что мне было бы легче его ненавидеть, все стало бы проще и удобней. Но я не могла.

Я была слишком уставшей и угнетенной неожиданной вспышкой его откровенности, чтобы сразу уловить скрытый текст в его словах. Я так хотела его спасти, по-прежнему хочу, оттого слова больнее бьют. Стас продолжал рассказывать, как сильно он любит нас обеих, как ему стыдно передо мной, перед Катей, только я его не слушала. Слепая любовь не позволяла посмотреть на Стаса со стороны. Сколько я сейчас ни смотрела на него, но так и не смогла в нем разглядеть того уверенного в себе, харизматичного сердцееда, который прочно привязал меня к себе на четыре года. Как и не осталось даже намека на того неандертальца, представшего передо мной в баре, готового в любую минуту стукнуть Демьяна по башке, потом схватить меня за волосы и потащить в свою пещеру. Теперь я видела перед собой капризного подростка. И впервые задалась вопросом — какой же он на самом деле?

— Все хорошо, Стас, — с трудом выдавила я.

— Правда?

Я видела, как он пытается прочитать по моему лицу мысли, но он мог только догадываться, потому что вслух я это никогда не озвучу.

— Конечно. Все просто прекрасно, — моему раздражению полностью соответствовал голос, наполненный ядовитой иронией.

— А… — он запнулся, а потом, собравшись с духом, выпалил на одном дыхании: — ты бы согласилась, если бы мы попытались жить все вместе? Не спеши отвечать.

Он что с ума сошел? Лично мне уже понятно — ему пора лечиться! Или он всерьез думает, что буду рассматривать его предложение?

— Ты свихнулся?! — не сдержавшись, выкрикнула я, кипя от ярости; его слова задели меня за живое. — Поднимаемся и идем баиньки! Когда проспишься, поговорим!

И после этих слов мое сердце судорожно сжалось, напоминая о грядущих событиях, что заставило меня смягчить тон.

— Пойдем, мы обсудим все потом.

Стас расплылся в широченной идиотской улыбке и отправил меня в нокаут следующей просьбой:

— Поможешь поговорить с Катей?

— Помогу. Не сомневайся.

Если мне удастся… когда удастся осуществить задуманное, первое что я сделаю — поколочу его, вправлю ему мозги, пусть не сомневается. Вот о чем думала я, с трудом волоча ноги, под тяжестью окончательно расслабившегося мужа. Как же так произошло? Тащу на себе пьяного Стаса, а мысли упрямо возвращаются к Демьяну. С ним я была собой, не видя нужды в притворстве.

Обида начала отступать под натиском беспокойства, когда я поняла, что не могу уложить Стаса на кровать в доме. В таком состоянии он даже не проснется, когда начнется пожар. Я осмотрелась. Погода позволяла положить его в гамаке, натянутом между деревьями. С трудом подтащив к нему Стаса, я еще добрых пятнадцать минут пыталась затолкнуть туда мужа, который то и дело норовил упасть на землю.

— Подожди, Лин, — Стас убрал с талии мою руку и попытался удержать равновесие самостоятельно. — Подожди. Прости меня. Наверно я не умею любить. Или… может я извращенец? Может мне лечиться пора?

Он качнулся и, ухватившись рукой за дерево, привалился лбом к стволу.

— Стас, давай заканчивай нести вздор! Мы расстались, помнишь?

— Прости меня. Я так и не смог поступить по-мужски.

— Уверяю, у тебя еще будет шанс это сделать.

Послышался смешок, немедленно перешедший в пьяный хохот. И неизвестно чем закончилась эта истерия, если бы нас не заметил Славка.

— Надрался, дружище? — спросил он, помогая Стасу влезть в гамак.

В ответ Стас пробормотал что-то нечленораздельное и засопел.

— Вырубился, — усмехнулся Слава. — Чего так долго, Линок? Только тебя и не хватает в нашей компании. Ты одна? Катя часа два подряд рассказывает девчонкам, что ты придешь с «про-о-осто отпадным мачо», — он так похоже спародировал Катину интонацию, что я не сдержала улыбки. — А ты вместо мачо мужа по базе тягаешь. Возникает другой вопрос. Может у меня все-таки есть шанс?

— Слав, я тебе что — лотерея?

* * *

Фонари разбрасывали желтые круги света вокруг длинного двухэтажного дома из сруба. Я впервые приехала на эту базу, однако знала ее как свои пять пальцев. Наш дом — второй от воды. К нему пристроена маленькая кухонька.

Большой стол на веранде был заставлен едой, коробками соков и пустыми водочными бутылками. Запах жареного мяса напомнил мне, что сегодня с самого утра я ничего не ела сытнее жвачки. Я здорово опоздала. Посмотрела на часы — девятнадцать-тридцать. Долго же я обсуждала со Стасом его безумные сексуальные фантазии.

Не обращая внимания на выкрики и приветствия, я вошла в кухню. Никогда не обращала внимания и не просчитывала степень безопасности помещения, но теперь глаза буквально выхватывали все: газовую плиту, два запасных баллона, стоящих вдоль обитой пластиком стены на деревянном полу. Я замерла, не зная, то ли заорать от страха, то ли зарыдать от бессилия.

— Привет, — дрожащий голос Кати привел меня в чувство, я выпрямилась, словно проглотила швабру.

— От твоей комнаты, — сказала она и протянула ключ, который я машинально взяла и сжала в ладони, — четвертый номер. Ребята ушли, готовят нам какое-то шоу. Надеюсь, оно будет горяченьким.

Катя выглядела как всегда потрясающе. Узкие джинсы, короткий топ, больше открывающий, чем скрывающий грудь. Внимательно рассматривая ее взволнованное лицо, я задавалась вопросом — как же так получилось? Мы дружили еще со школы, она была свидетельницей на моей свадьбе. Оказывается, я не знала достаточно ни ее, ни собственного мужа. И чем являлась моя жизнь? Островком блаженного неведения или комком фальши и лжи? Почему я так отчаянно борюсь за жизнь людей, которым наплевать на меня?

Я протиснулась мимо и пошла к пустой веранде.

Где все? Ах да… салют, вспомнила я и взялась за полупустую бутылку водки. Прозрачная жидкость плеснулась в стопку. Залпом осушив ее, я потянулась за колбасой. Спиртное не затуманивало разум, но придавало смелости.

Катька села рядом, бросив на меня затравленный взгляд. Выглядела она так, словно ее собирались четвертовать. Мне стало дурно от загудевших в ушах, недавно произнесенных Стасом слов: «Жить втроем».

— Ты говорила со Стасом? — резко спросила я.

Вместо ответа Катя наполнила стопку и разом ее осушила. Сморщилась, закашлялась, а потом выпалила:

— Жить втроем? — она откинулась на спинку стула, презрительно прищурив глаза. — Да, он сделал мне это предложение.

Она отвернулась.

Знакомое чувство смятения не позволило мне продолжить разговор. Я подняла стопку и опрокинула ее себе в рот.

— Вот скажи, Лин, — глядя в темнеющее небо, сказала она, — почему мужики ведут себя, как ослы? Я перешагнула через тебя, не думая! Мы грызлись, дрались, а на самом деле ни одна из нас ему не нужна.

Ожидая ответа, она повернулась ко мне, но, так и не дождавшись его, добавила:

— По отдельности.

Видимо мое лицо выглядело чересчур недоверчивым, потому что Катя громко расхохоталась.

— Ты считаешь, что я не права? Лина, ну нельзя быть такой наивной! — смех оборвался неожиданно, подруга посерьезнела, умудрившись нацепить на лицо привычную маску стервозности. — Его устраивала ты — в качестве жены, но перед такой женщиной, как я, он устоять не смог. Стасу нужна жена в бигудях, с половником в руке, и хороший секс. К сожалению, только в анекдоте та жена, которая на кухне хозяйка, в постели любовница. В жизни все сложнее. Знаешь, о чем он действительно жалеет?

Она подалась вперед, перегибаясь через стол, и, глядя мне в глаза, заговорщически зашептала:

— Что ты застукала нас. Прежним положением он очень даже был доволен: дома на плите кипит борщ, в моей постели — страсть.

Несколько секунд Катя молчала, было видно, что она что-то выуживает из памяти.

— Боже, — застонала она, — какую хрень Стас сегодня нес!

— Да уж. Напился алкоголик.

Трезвый Стас не решился бы на это. Верю, что мысли такие часто посещали его голову, но всерьез он никогда не предложил бы такое.

— Понимаешь? — Глаза Кати блеснули. — И ему плевать, что я люблю его.

— А ты его любишь?

— Я считала, что нашла свою любовь. Это я! Та, которая никогда в нее не верила! Тебе повезло больше, — с завистью произнесла моя бывшая соперница. — У тебя есть запасной вариант.

Я даже не сразу сообразила, о каком «запасном варианте» она говорит. А потом до меня дошло. И меня так развеселило, что Катька пренебрежительно отозвалась о Демьяне, что я рассмеялась, к своему ужасу понимая, что это истерика нашла выход.

Глава девятнадцатая

Веселье в самом разгаре. Славка, поддерживая репутацию заводилы и души компании, устроил импровизированную сцену, где уже вовсю отплясывали пьяные студенты. Я сидела на веранде, напряженно ожидая, когда одногруппники столпятся во дворе, разложив на земле салютницы.

Несколько раз я пыталась вызвать видение гибели Стаса, но безрезультатно. Подходила к спящему мужу, брала его за руку, закрывала глаза, сосредотачиваясь, но будущее выставило блокирующий щит, не позволяя узнать больше положенного.

А я держала теплую ладонь мужа, смотрела на родное лицо и ловила себя на мысли, что пытаюсь сохранить в памяти все — от морщинки на лбу до ямочки на подбородке. Нам всегда кажется, что жизнь длинная, и мы еще успеем сказать недосказанное, доделать отложенное. Человек жаден до жизни — ее никогда не бывает много. И только в такие моменты понимаешь, как она хрупка и пуглива.

Мысль, что не смогу уберечь его, громовыми раскатами проносилась в голове.

С наступлением темноты заметно похолодало. Я вошла в дом, чтобы взять одеяло для мужа, а когда подошла к входной двери, в лицо ударил сильный порыв ветра, окно, выходящее на веранду, тихо качнулось и, заскрипев петлями, открылось настежь. Раскачивающиеся ветви тополей сливались в неразборчивое пятно, луна превратилась в серый диск. Я моргнула, картина прояснилась, но яркость не обрела. Звуки отдалялись, затихая, словно я находилась в ящике наглухо заколоченном, а громкие крики и пьяные разговоры, доносились до меня снаружи приглушенным эхом. Стало душно. Мои ноги лениво, нехотя продолжали передвигаться, но не от усталости. Голова ясная, мысли ледяные и пугающие. Я подошла к дому, понимая, что все это уже было… И снова ощутила чей-то взгляд. Но теперь не один, а множество глаз, неустанно следящих за мной. С возбуждением, нетерпением и… азартом.

Я сняла со спинки стула кофту, накинула на плечи, и аромат сандала окутал меня словно кокон. Сознание затуманилось, то, что было дальше со мной, я помню неясно и размыто.

Невидимая дымка, пропитавшая мою одежду, проникала под кожу, кружа в голове жгучим предчувствием, заполняя мысли тревогой. Ощущения обострялись, приобретая новый незнакомый мне смысл. Словно я сплю, но в тоже время бодрствую, и все, что окружает меня, существует в отдельном невозможном мире, загадочным образом слившимся с реальностью. Движения стали плавными, но одновременно быстрыми и ритмичными, когда я, сжимая в руках одеяло, спускалась по ступенькам.

Неожиданно все изменилось. Потянула носом — запах исчез, но картинка перед глазами прояснилась, стала четкой, ощущения вновь стали нормальными

И, как группируются мышцы перед прыжком, напрягалась моя душа, от предчувствия. Вслушиваясь в звуки, вбирая слухом каждый шорох, я скользила взглядом по двору, пока не наткнулась на пустой гамак. Где Стас?!

Тело отреагировало раньше, чем разум; выронив одеяло из рук, я вбежала обратно в дом. Нужно успеть еще раз проверить, может Стас проспался и незаметно вошел в дом. Потекли томительные минуты. Это случится сейчас, уверенность в этом росла, вторя ритму сердца. Я занервничала, запах усиливался, я уже ощущала сотни напряженных взглядов, направленных на меня. Нужно спешить.

Теперь, под надзором неизвестных мне… людей? я растеряла остатки уверенности, что загорится именно этот дом, что Стас погибнет не в огне! Я осматривала каждую комнату, проверяла под кроватями, даже заглянула в туалет. Вскочив на улицу, я остановилась и перевела дух. Дом пуст.

И я готова была разрыдаться, отмечая, что музыка прекратилась, и одногруппники столпились недалеко от дома.

Катя стояла чуть поодаль. Ее рыжие кудри взволнованно подпрыгивали, лицо стало пунцовым. Не говоря ни слова, она махнула мне и приложила ладонь к пылающему лбу. Тень от ветвей тополя тянулась к круглой аккуратной розовой клумбе, на которой трудилась автоматическая поливалка.

— Ты видела Стаса? — быстро проговорила я, рыская глазами по улице.

— Он в гамаке, — она махнула рукой в сторону, но как только перехватила мой напряженный взгляд, на ее лицо набежала тень. Она обернулась и застонала:

— Где он?

Когда к нам подошел Славка, мне сразу стало понятно, что говорить он будет все, что угодно, кроме правды. Он наклонился к ее уху и сказал:

— Он ждет тебя в комнате.

Пять слов, способных перевернуть все и убить человека. Просто шутка, неудачный розыгрыш, приведет к катастрофическим последствиям. Салютный залп утонул в новом взрыве усилившегося запаха, и сумрачную высоту небес озарили сотни, тысячи сверкающих звезд. Воздух пропитался тревогой и возбуждением от близости опасности. Мои глаза слезились, словно я сутки просидела возле компьютера. Стараясь дышать ровно и глубоко, поежилась, потому что в сознание, сквозь дикий ор, проник настойчивый голос: «Выбери!»

— Он не в доме! — выделяя каждое слово, произнесла я.

Мой голос слился с салютным залпом, вслед за которым последовал треск бьющегося стекла.

— Твою налево! — выругался Славка. — Если она попала в кухню…

Мне не нужно было ничего объяснять, одна из стен номера примыкает к кухне. А кухонная плита подключена к газовому баллону.

Воздух наполнился запахом гари, но ароматный смог перекрыл его.

— Стас там? — при этом возгласе глаза Кати стали дикие и испуганные.

Она стояла совсем близко, и я смотрела на нее, пытаясь уловить в ситуации те странности, которые торопливо ускользали от моего понимания.

— Нет, — ответила я.

— Но если ты не права? Он погибнет.

Раздался оглушительный взрыв, в живот ударило жаром, я подпрыгнула на месте, уставившись на полыхнувший дом. Как в замедленном кадре в воздух взлетели ошметки земли и горящие щепки. Я увидела летящую к нам деревянную палицу. Сорвав ударом ветку клена, она рухнула недалеко от моих ног. В ушах стоял неразборчивый гул, я не слышала даже, что кричал Славка, когда тряс за плечи рыдающую Катю. Продолжая убеждать себя «дом был пуст в момент взрыва», я побежала к толпе студентов, неотрывно следящих за полыхнувшим домом. Расталкивая напирающую тесноту руками, я втиснулась в массу напуганных людей, а в голове вновь воцарился хаос, скандирующие голоса с новой силой влились в мысли; в висках начинала пульсировать боль. Перед глазами плыли лица, сливаясь в непонятную абстракцию. Захотелось заорать от бешенства! Нужно найти Стаса, я уже понимала, что он может и утонуть в реке, или сломать себе шею, спьяну навернувшись на ровном месте. Оглядываясь по сторонам, я быстро перебирала в голове идеи, планы, отсеивая неудачные, с каждой секундой убеждаясь в тщетности своих усилий. Я обхватила голову руками. Как хотелось в тот миг броситься на землю и разрыдаться!

Мне нужно вызвать видение, умчаться в тот момент, когда он погибнет!

Увидеть! Узнать!

И в ту же секунду моя душа сжалась и вылетела во тьму.

— Да! — возликовала я, пролетая над журчащей рекой, сливаясь с ветром, что гнал меня к будущему.

* * *

Если в прошлый раз я с трудом могла что-то разобрать в тумане, то теперь я не видела ничего! Меня окружала тьма. Зато звуки были громкими. Я слышала, как оглушительно билось собственное сердце, шумно текла кровь по жилам, как кто-то громко орал, и тут же вопль перекрыла очередь отборного мата. Но в темноте так и не проступило ни единого силуэта.

Какофония звуков образовала непонятное сочетание выкриков, треска горящих бревен и воя сирены, и я почувствовала себя такой беспомощной, ни на что ни годной!

— Как он погибнет… как он погибнет… — шептала я без остановки, пытаясь увидеть знак или что там видела Аля!

Слева что-то вспыхнуло. Я обернулась и увидела огонь, парящий в воздухе, он вычертил ярко оранжевые цифры «5» и «3» и исчез. Медленно угасая, цифры висели чуть выше моего лица.

— И что?! — заорала я, перекрывая гам воцарившийся вокруг. — Как, по-вашему, эта ерунда мне поможет?!

Но в ответ безразличная темнота еще больше сгустилась, а звуки набрали обертоны.

Не вру, говоря, что дальше я буквально металась из стороны в стороны, с надеждой озираясь по сторонам. И тогда увидела это.

Окруженная темнотой, выбрасывающей гомон голосов, сновала белая дымка. Там, где она проносилась, стелился мигающий свет, и я что-то могла разглядеть. Дымка остановилась, бросая дрожащий свет на россыпь зеленой листвы, показались ветви клена, длинный коричневый ствол, побеленный у корней.

— Тащите шланг! — отчетливо послышалось рядом, и в освещенную зону ворвалась Катя. Она быстро пробежала мимо дерева и исчезла. Я понеслась за ней, но снова нырнула в темноту.

Белая дымка пропала, исчез неровный круг света. Скрипнув зубами от злости, я огляделась и увидела ее чуть поодаль — теперь в зону видимости попали языки пламени, упрямо уничтожающие дом. Дымка моргнула, на миг погружая меня в темноту, и появилась уже в другой стороне. Теперь она осветила маленький прямоугольник, внутри которого явно выделялись две цифры «3» и «5». Она играла со мной, только мне было наплевать на это, единственное, в чем я отчаянно нуждалась, — увидеть! Теперь я слышала яростный визг, скрип, рокот. Вокруг меня что-то происходило, взволнованные голоса перемежались с частыми паническими хрипами.

— Стой! — заорала я, когда тень исчезла, и под хрустальный смех она появилась вновь.

Я присмотрелась. В воздухе заметен едва проступающий силуэт женщины. Свет пополз в мою сторону, но я еще оставалась за его пределами.

— Что? — непроизвольно сорвалось с губ, и голова женщины повернулась в мою сторону, черные глаза рассматривали меня.

В приглушенном свете, окутывающем облик, я смогла разглядеть ее лицо. Взгляд Моранны испугал меня до полусмерти. Ее губы шевельнулись, в голосе появилась очень знакомая интонация снисходительной насмешливости.

— Здравствуй, Лина.

Она шагнула в сторону, окончательно покинув тень. Звонко цокая высоченными шпильками по асфальтированной дорожке, Моранна подошла ко мне.

Я замерла. Наверно это был первый момент, когда я начала понимать, что Моранна может оказаться необычным человеком, если вообще человеком. Поэтому, когда увидела ее, то оцепенела.

— Здравствуй, Моранна.

Я решила, что если уж она обратилась ко мне на «ты», тогда и мне не стоит церемониться.

— Как насчет взаимовыгодного сотрудничества?

Я готова была согласиться сразу же! Но интуиция не дала себя обмануть, заметив неладное. Я нервно моргнула и, собравшись, спросила:

— Постой, ты предлагаешь мне помощь от доброты душевной?

— Уверяю тебя — только в корыстных целях.

Моранна, когда хотела, могла выглядеть очень милой. Сейчас ее улыбка казалась вполне искренней, доброй, только чернильно-черные глаза недобро блестели. Она преобразилась, моложавое лицо теперь стало выглядеть старше. Не то, чтобы появились морщины, нет — кожа по-прежнему была безукоризненно свежа, но меня прожгло ощущение древней и могучей силы, сквозящей в каждом слове, в движениях плавных, но уверенных, во взгляде, мягком и порабощающем.

— Тогда начнем со знакомства. Кто ты?

— Я дочь Мрака и богини Смерти, — просто ответила она. — И супруга ненавистного нам обоим Черта. Мне нужен трон, тебе — две спасенные жизни. Мы в одной команде.

Картинка начала проясняться. Искажение Судеб, как я уже знала, поставит под сомнение компетентность Черта. Жажда власти испокон веков запускает самые немыслимые процессы, даже в мировых масштабах. Очевидно, что дело заключается именно в этом.

На ее лице появилось новое выражение, заставляющее меня содрогаться от одного взгляда. Я поняла, что именно меня пугает.

— И что будет с человечеством, если Навь возглавишь ты? — осторожно поинтересовалась я.

— О! — звуки ее смеха, как звонкие шарики, запрыгали в моей голове. — Ты спрашиваешь, не попытаюсь ли я захватить власть над мирами? — она усмехнулась. — Скажи, когда ты идешь на выборы губернатора округа, то задаешься вопросом: не проголосуешь ли за сумасшедшего, единственная цель которого захват власти? Или ты всерьез думаешь, что каждый человек, стоящий при власти, борется исключительно за добро и справедливость? Откуда тогда появляется столько зла в Яви? Навь — это особенный мир. Кажется, Демьян устраивал тебе экскурсию. И разве кто-то тебе сказал, что злом является не Черт, а его супруга?

Все выглядело слишком соблазнительно, но чересчур подозрительно. Все еще не придя в себя от шока, я все же умудрилась задать интересующий меня вопрос:

— В чем подвох?

— Подвох? Подвоха нет. У нас одна цель — уничтожить Черта и Исказить Судьбы. Я помогаю тебе, ты помогаешь мне. Весьма выгодное соглашение для обеих сторон.

— Совсем недавно я уже связалась с твоим мужем. И, исходя из предыдущего опыта, поняла — нельзя давать необдуманные обещания мутным существам. Ты сказала не все. Далеко не все. Я не знаю, на что ты рассчитываешь и какую выгоду пытаешься извлечь, но для этих игр ищи других игроков.

Уголки ее губ скривились в удивленной улыбке. Затем она посмотрела на меня с неожиданной насмешкой и напомнила:

— Без моей помощи ты будешь блуждать в будущем, как слепой котенок.

Я молчала, но, к сожалению, времени на раздумья немного, точнее его нет вовсе! Моранна нетерпеливо постучала пальцем по подбородку, будто моя нерешительность стала ее раздражать.

— Один вопрос. В чем заключается моя помощь тебе? Не только же в том, что я осуществлю свой собственный план.

— Ты будешь знать, кому обязана. Скрепив договор рукопожатием, ты добровольно принимаешь меня. Даже если тебе удастся самой Исказить Судьбы, то тебе придется столкнуться с высшими силами. Ты собираешься обмануть Смерть, а я — как ее дочь, позволю себе заметить, что по сравнению с местью Смерти неистовство Судьбы вкупе с яростью Черта — сопливые истерики. В опасности будет каждый, кто окажется поблизости, особенно это касается жителей Нави.

Моранна выразительно подняла бровь. Где-то на затворках подсознания всплыло лицо Демьяна, воспоминая о бурном всплеске нежданной любви. Я нервно сглотнула, пытаясь как-то справиться с сухостью во рту.

— Что? — оторопело спросила я и тут же захлопнула рот. Ничего не понимать — уже плохо, но выглядеть дурой никуда не годится.

— Ты поняла, о ком я говорю. Законы Нави беспощадны, у бессмертия есть своя цена. Твоя борьба бессмысленна, ибо Смерть выжидает удобного момента, и она его не упустит, будь уверена. Ты сделала многое, но вместе с тем не сделала ничего. Я могу тебе предложить штурвал, который поможет выдержать предстоящую бурю. Ты Исказишь Судьбы, уничтожишь Черта, оставишь в живых мужа и оградишь Демьяна от крупных неприятностей.

Глубоким искренним голосом обрисовывая перспективы, Моранна не сводила с меня взгляда. Попав в плен ее глаз, я замерла, потому что меня затягивал тягучий соблазн принятого не мной решения — я должна заключить с ней иной договор, условия которого будут более выгодными для… Моранны, а уж потом для меня. Я не хотела идти на поводу ее внушения, но как послушная овечка, кивнула. И та довольно протянула мне руку.

Это был самый отвратительный момент в моей жизни, наполненный безвольностью собственного разума и беспрекословным подчинением Моранне. Моя рука обхватила длинные тонкие пальцы Моранны, голова запрокинулась от тяжести потока и образов, посланных в мои мысли. Меня обдало жаром, затем холодом, голова наполнялась гулом, потом шокирующей густой темнотой. Мне хотелось сдаться, покориться этой невидимой силе, сделать все возможное, чтобы ощутить ее восхитительный холод. И даже мерзкий запах, смрад, воспринимался мной, как самый изысканный аромат.

Что-то не то, смрад и Мрак (почему-то мне показалось, что это не просто слово, а имя нарицательное) не могут вызывать восторг и трепет…

Но сознание отвергло слова разума, обозначив их бредом, и я вновь окунулась в омут соблазна.

Отдаленно я слышала хлопанье крыльев, и в этом едва слышимом звуке видела спасение. Я знала, что должна произнести какие-то слова, чтобы слиться, раствориться испить этого сладостного чувства… четыре строчки, несколько слов… и я вспомнила эти слова, разыскала в темноте, подбодренная ласковым воркованием Мрака…

— Достаточно.

Моранна выдернула руку, и я обиженно открыла глаза. И тут же снова их закрыла, настолько ослепительно ярким стало все вокруг.

Истеричный крик:

— Шланг с клумбы!

— Не дотянем! — прогремел голос Стаса, и я осторожно открыла глаза.

Суета, охватившая двор, появилась неожиданно, даже немного сбив меня с толку. Я видела все! На меня со шлангом в руках неслась Катя, я шарахнулась и заорала, когда она буквально просочилась сквозь меня и подбежала к подъездной дорожке, за которой горел дом. Она потянула на себя зацепившийся за куст роз шланг и громко выругалась.

А я пыталась найти среди встревожено бегающей массовки, высокую поджарую фигуру Стаса. Послышалось клокотанье грома, заморосил дождь. Громкий хлопок и один за другим погасли фонари. Ночь накрыла двор чернотой, с неба сыпалась моросящая мерзость, дрожащим туманом застывая в свете фар пожарной машины, въезжающей на территорию базы. Номерной знак «ВА359У». Цифры поплыли перед глазами, когда я увидела спешащего к Кате Стаса.

То, что было дальше, произошло в считанные секунды, но мне они показались вечностью. Катя выбежала на дорожку, и я понимала — она не замечает машины. Стас делает несколько быстрых шагов к ней, оборачивается и видит «пожарку». Послышался визг тормозов. Я только и успела, что разинуть рот от удивления, когда сильная рука Стаса отбросила Катю в сторону. Ее лицо исказилось от безмолвного крика, она опрокинулась на землю, из ее рук вырвался шланг и, извиваясь, взметнулся в воздух. Я услышала визг, и сначала решила, что его издала Катя, но тут же поняла, что это шины заскрипели по асфальту, когда машина сделала неловкий объезд, пытаясь съехать на влажную землю, но водитель не справился с управлением, и «пожарка» понеслась на Стаса. Крики людей утопали в оглушительном скрежете металла. Я видела, как перекосилось лицо Стаса перед тем, как машина сбила его с ног и, перевернувшись, заскользила по асфальту, пока не врезалась в стену горящего дома, подмяв под себя моего мужа. Колеса «пожарки» продолжали быстро вращаться, а я рванула к мужу.

Я видела кровь на разбитых окнах, слышала стоны…

С истошным криком: «Стас!» Катя бросилась к нему, рухнула на колени и тихо, бессвязно запричитала. Боль заставляла Стаса корчиться. Он захрипел, вздрогнул и затих. Кровь продолжала литься из жуткой раны на груди, а Катя воя от отчаяния блуждала руками по его лицу, поправляла забрызганный алыми пятнами воротник. Ее руки тормошили неподвижное тело, пока кто-то не оттащил ее.

Но мне ее уже не было жалко. Я поднялась над телом Стаса, с презрением глядя на рыдающую подругу. Ненависть к ней, вызванная ее предательством, стала причиной моего участия в Играх. И эта Игра направлена на спасение ее жизни. Я не дала ей сгореть в огне, а Стас — ценой собственной жизни.

Я не хотела больше тут находиться. И уже почти жалела, что не позволила ей войти в горящий дом. На месте Стаса должна быть она!

Разбитая и измученная, я остановила попытки вырваться из ада, вернуться в настоящее, но уже не хотелось кричать, плакать, рвать на себе волосы. Пусть скорее все закончится. Без разницы как, но закончится!

* * *

Кто-то тронул мою щеку; голова качнулась в одну сторону, потом в другую.

— Лина! — я узнала голос Демьяна.

Я усердно пыталась сфокусировать взгляд, но его лицо поплыло перед глазами.

— Лина! Тебе лучше? — мои пальцы тут же сжала большая ладонь, я повернулась на голос, и наши глаза встретились.

— Мне и не было плохо, — соврала я.

— Вид у тебя был такой, словно ты готовилась упасть в обморок,

Я улыбнулась и, запрокинув руки ему на плечи, прижалась к крепкой груди, вдыхая его запах, чувствуя себя в безопасности.

— Я скучала.

Его руки обхватили мою талию. Его губы прошлись по моей шее, вызывая совершенно неуместное томление.

«В опасности будет каждый, кто окажется поблизости, особенно это касается жителей Нави».

Вспомнив слова произнесенные Моранной, я вздрогнула. В момент Искажения Судеб Демьяна не должно быть рядом со мной! Я боялась, что Черт или Смерть, или они вместе, отнимут у меня его.

— Тебе нельзя здесь находиться, — быстро проговорила я, отстраняясь.

— Почему? — подозрительно поинтересовался Демьян.

— Здесь… небезопасно. Я не знаю точно, когда все случится, как случится… но тебе нельзя находится здесь.

Лицо Демьяна отражало все мыслимые чувства. Пока я говорила, он не сводил с меня удивленного взгляда. Он очень долго молчал, обдумывал и взвешивал каждую произнесенную мной фразу. И когда я уже отчаялась, услышать от него хотя бы слова, когда осознание собственной беспомощности раздавило меня, он заговорил:

— Ты пытаешься меня спасти? — широко раскрыв глаза, поразился Демьян.

— Да!

Удивленная улыбка блуждала на его губах, глаза напряженно смотрели на меня.

— Ты считаешь, что я в опасности? — его забавляло мое предупреждение, и я разозлилась.

— Да! Но вижу, разговора у нас не получится!

— Ты необыкновенная женщина, — он снова притянул меня к себе и крепко поцеловал. Тело тут же откликнулось на ласку, которая прервалась еще неожиданней, чем началась. — За всю мою долгую жизнь меня еще никто не пытался спасти.

Неожиданно Демьян напрягся и отпрянул.

— Ты продолжаешь борьбу? — прищур его глаз заставил меня вспомнить, что этот мужчина читает меня, как раскрытую книгу, поэтому пришлось поднапрячься и устроить истерику сломленной барышни.

— Нет, сейчас я не борюсь, я боюсь! Потому что моя жизнь превратилась в кошмар, потому что пришлось столкнуться с вещами, которые раньше я считала бредом. Потому что не знаю, сколько сюрпризов для меня еще подготовлено. Я на минном поле, Демьян, и каждый мой шаг может стать ошибочным.

— Слушай себя, Лина и ты поступишь верно. Нужно уметь принимать мгновения жизни, как нечто совершенное и бесценное. — Демьян говорил спокойно, пока его взгляд небрежно блуждал по моему лицу. — И даже если все в мире повторяется и возвращается на круги своя, ничто не возвращается прежним. Выбор, Лина. Он есть у каждого. Будет он и у Стаса. Позволь ему самому выбрать. Не вмешивайся.

Только гораздо позже я поняла, что он снова подловил меня, заставив открыться.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. У него нет выбора!

Потому что он не сможет поступить иначе.

— Ты ошибаешься, — Демьян говорил тихо, но уверено. Он не ставил меня перед фактом, не пытался убедить. Возможно, в тот момент он спасал меня от чудовищной ошибки, но выглядел так, словно просил прощения.

— Смириться способен только сильный. А борьба, бессмысленная борьба с тем, о чем ты не имеешь представления — проявление слабости и неспособности разума принять реальность. В тебе говорят обида и боль.

Быстро осматриваясь, я заметила за его спиной подбегающего к Кате Стаса. Он порывисто ее обнял. И боль заговорила во мне с новой силой.

— Красиво говоришь! И я понимаю почему. Демьян, я знаю, почему для тебя жизнь человека это мелочь. Ты бессмертен, а на нас смотришь, как на проходящее явление. Тебе не страшна смерть, ведь она тебя не коснется. Что ты можешь знать о жизни, если у тебя нет судьбы?! Но даже в короткой человеческой жизни есть одно существенное преимущество. Человек рискнет своей жизнью, чтобы спасти другого. А ради чего ты готов поставить свое бессмертие под угрозу?

— Ты даже не знаешь, как это произойдет! В какой момент!

Я уже открыла рот, чтобы заткнуть Демьяна своими знаниями. Но подумав, отказалась от этой мысли. Он не позволит мне вмешаться в ситуацию. Я натянула на лицо непринужденное выражение, но номер не удался, взгляд Демьяна стал пристальным и, смутившись, я уставилась на носки своих туфель.

— Тогда чем же ты недоволен? — я постаралась говорить, как можно беспечней.

— Не делай глупостей, Лина. Ради меня. — Он напряженно поджал губы. — Обещаешь?

— Да, — продолжая украдкой наблюдать за ним сквозь опущенные ресницы, ответила я. — Ты вернешься?

— Обещаю.

Глава двадцатая

Мою одинокую фигуру, стоящую отдельно от поднявшейся суматохи в тени высокого клена, не видел никто. Базу укрыл плотный смог дыма. Я могла закрыть уши ладонями, крепко зажмурившись, и продолжать легко ориентироваться в происходящем, потому что помнила все в мельчайших подробностях.

Стас тащил к дому ведра с водой. Недавно я видела его смерть, и уже была готова предотвратить это. Все что нужно сделать — увести его подальше от пожара и дороги, по которой проедет злополучная машина.

На свете все таки нет справедливости. Со мной затеяли жестокие Игры, с единственной целью спасти ту, которая увела мужа. Ее жизнь все еще в моих руках. И мне сейчас ничего не стоит, подойти к Стасу, отвести его в сторону, позволив этой стерве угодить под колеса. Эта мысль была неожиданна. После рукопожатия Моранны, я ощущала в себе силу. Чужую силу, вызывающую мысли, которых не должно быть. И эта ненависть отличалась от злости, испытанной мною к подруге раньше. Это была кристальная, чистейшая ненависть.

Не сводя с Кати тяжелого взгляда, я улыбнулась и направилась к Стасу, бегущего с наполненными ведрами. От его спешки вода проливалась через край, но он не сбавлял шаг.

— Стас, — громко окликнула я, и он обернулся.

— Не сейчас, Лин!

Катя стояла в двух шагах и испуганно таращилась на горящий дом.

— А теперь ты все сделаешь так, как я скажу, — не глядя на нее, сказала я.

Боковым зрением я заметила, как она повернулась на мой голос.

— Хорошо.

— Сейчас ты подойдешь к клумбе с розами, что за тем деревом, — я махнула в сторону клена. — Я приведу Стаса. И мы задержим его там, пока пожарка не остановится.

Наблюдая, как Стас подбегает к дому и льет воду в огонь, я понимала, что таких ведер понадобится как минимум двести. Огонь распространялся как порыв ветра.

— Как мы его задержим, Лина?! Дом горит!

— Заткнись! — процедила я. — Слышишь сирену?

Вслед за моими словами шум вспорол пронзительный вой. Не знаю, что она там себе надумала, но с места она сорвалась пошустрее гоночной машины.

Торопливо преодолев расстояние, разделяющее нас, Стас поравнялся со мной и остановился.

— Что?

— На клумбе шланг.

Стас понимающе кивнул и, бросив ведра, побежал. А я осталась стоять на месте, раздумывая, верно ли истолковала суть Игр. Если жизнь Кати важнее смерти Стаса, то все правильно. Почему Черт допустил промах, показав мне его смерть? Потому что именно это я смогу изменить. Берегиня с Моранной твердили одно и то же: русалка делала акцент на моем вмешательстве, Моранна открыла то, что сама бы я никогда не смогла бы узнать, а значит, предотвратить трагедию мне бы не удалось. Пока все сходится.

Где-то рядом клокотал гром, и фонари, с трудом пробивающие свет в сумраке дыма, начали гаснуть.

Устав от гнетущих мыслей, я встала у обочины дороги, слыша, как за моей спиной Катя отчаянно ругается со Стасом. У нее актерский талант. Я усмехнулась.

И, как в затертом до дыр от просмотров кадре, мимо меня проехала пожарка и остановилась вблизи горящего дома. Могу поклясться, что не услышала, а скорее ощутила умиленное: «Ах!», в унисон вырвавшееся одновременно из нескольких ртов. Но я настойчиво отгородилась от галлюцинаций. В голове утихли возгласы, стало настолько тихо, что казалось невозможным. Я ощутила, как резко ослабло давление на разум.

Как только я поняла, что все остались живы, во мне колыхнулась радость, постепенно наполняя пустоту в груди. И глядя, как высокая мощная струя, бьющая из шланга, заливает огонь, я счастливо улыбнулась, ощущая облегчение и радость, так изумительно кружившие голову.

— Вызов брошен! Посмотрим, как ты это съешь! — возликовала я. Крикнула, холодея от ужаса, одновременно содрогаясь в торжествующей лихорадке. Знаю, Черт видит и слышит меня; осознав это, я засмеялась в полный голос.

Развернувшись, я собралась пойти к ругающейся парочке, но уткнулась в грудь Демьяна. Он схватил меня за локоть и потащил в сторону.

Эта была необычная ночь, потому что я утерла нос Черту и Судьбе. Но я никогда не смогу забыть о ней, потому что она доказала мне, почему этого делать не стоило.

* * *

Не выходя из оцепенения, Демьян очень долго не произносил ни слова. Просто смотрел в темное небо, словно чего-то ждал. Наконец, он перевел взгляд на меня, и целый ураган эмоций пронесся по его лицу. Я понимала, что совершила что-то неожиданное для него, но никогда мне не приходилось видеть такого глубокого потрясения.

— Как тебе это удалось?

— Я была в будущем.

Это не удивило его, и я поняла, что он знал о моем новом даре. Повисла тишина, пока Демьян внимательно изучал меня. Складывалось впечатление, что он снова копается в моих воспоминаниях. Мне показалось, я услышала щелчок в его голове, и сразу его взгляд наполнился пониманием.

— За каким дьяволом ты вообще затеяла все это? — с укором спросил он.

— Чтобы спасти жизнь, — растерялась я, потому что в его голосе просочилось столько упрека, что чувство вины не заставило себя долго ждать. И я начала оправдываться.

— Я не могла не попытаться! Тем более, ты же видишь — у меня все получилось! Демьян, мы уже говорили об этом!

— Но я считал, что после всего, увиденного тобой в Нави, ты поймешь — у каждого поступка есть последствия!

— Да! Я знаю, что если человек умрет раньше своего времени, то его душа не найдет покоя, но я не оборвала жизнь, я ее продлила!

Закрыв рот, я нервно поежилась под тяжелым яростным взглядом Демьяна.

— Мой век был очень долог! И если ты опять что-нибудь не выкинешь, продлится еще дольше. Я много чего повидал, и уже не думал, что на свете существует что-то, способное меня удивить. Но твой инстинкт самосохранения каждый день поражает меня своей извращенностью. Сколько тебе лет?

— Двадцать два, — на автомате ответила я.

— Двадцать два! Как ты умудрилась дожить до своего возраста?

Это уже переходило все границы! Вина стремительно сменилась обидой.

— Послушай! Ты далеко заходишь, пусть я не подарок…

— Не подарок? Ты изменила Судьбы, поставила под угрозу существование давно установленного порядка. Твое рождение должны были запретить, как эквивалент человеческого ядерного оружия! Ты не задумывалась, что станет со Стасом, когда здесь соберутся шесть разъяренных фантомов? Они начнут преследовать его. А если ты снова решишь его защитить, то перекинутся и на тебя.

В голове сразу закрутились вопросы, один страшнее другого, но я не успела озвучить даже часть из них. Раскат грома был неожидан и чудовищен. Вздрогнув, я подняла глаза к небу и застыла на месте, не в силах перевести дыхание. Я была слишком напугана, чтобы продолжать смотреть, но одновременно сильно удивлена, чтобы отвернуться.

Небо прорезала ослепляющая вспышка и, медленно угасая, явила на свет три тени. Они метались короткими отрывистыми движениями. Они пульсировали, окруженные оранжевым светом, словно пронизанные вспышкой прожектора. После нескольких секунд хаотичного блуждания, тени нашли друг друга и слились в одно безупречно круглое пятно…

Я затаила дыхание, но как только сделала вдох — свежий… морозный воздух заполнил легкие. Стоп! В начале сентября мороз?

— Лина, — простонал Демьян, снимая с себя короткий пиджак.

Я оторвала взгляд от неба и посмотрела в его испуганные глаза, окончательно растерявшись. Он схватил мою руку; я качнулась и уперлась подбородком в его плечо.

— Видела будущее? Интересно, как ты могла четко увидеть то, что не дано узнать человеку? — бормотал он, натягивая на меня пиджак.

Но вопросы он задавал не мне, казалось, он рассуждает сам с собой. Он произнес это с явным недоумением, и я, стоя, словно приросшая к земле, не смогла вымолвить ни слова.

Одев меня, Демьян отстранился и запрокинул голову, устремив взгляд к пятну, сияющему в небе. Ветер ерошил его волосы. Сглотнув ком в горле, я огляделась. Пожарные уже не поливали дом, люди перестали сновать из стороны в сторону. Все, как один, уставились в небо. Некоторые плотнее кутаясь в легкие кофты, пробегали по дорожкам, пряча лица от клокочущего ветра. Другие стояли, уставившись в небо остекленевшими глазами.

Несколько минут я удивленно молчала. В моей жизни происходило много чего необъяснимого. Всякая чертовщина занимала в ней прочное место. Едва я успела об этом подумать, как порыв ветра вытряс из крон тополей охапку бурых листьев. Они летели перед моим лицом, а ветер заставлял их плясать в воздухе. Коричневые листья в начале сентября? Когда дыхание лета еще не настолько ослабло? Среди зелени и жизни — мертвые листья?

— Но мы спасли Стаса?! — выкрикнула я и сморщилась от внезапной тревоги.

— Да. Я не вижу его фантомов. Он вне опасности, — он нахмурился, соображая; черные брови сошлись у переносицы.

Совершенно сбитая с толку, я ждала объяснений, ждала, хотя прекрасно понимала, что ничего, кроме нового приступа страха, за ними не последует.

Я поежилась от холода, подняла воротник пиджака и, снова задрав голову, со свистом втянула в легкие студеный воздух. Резкий порыв ветра с запахом крови, и тут же к пятну потянулись клубящиеся черные тучи, образовывая водоворот. Вспышки молний пронизывали разрастающуюся воронку. Земля под ногами вздрогнула, деревья полыхнули призрачно-белым пламенем, и горизонт расчертили устремленные вверх пепельные струи. Мрак, пульсирующий внутри воронки, жадно поглощая их. В считанные секунды пятно увеличилось втрое. Перистые облака расчертили небосклон, горели сочным красным светом, отражая сверкание пучков кровавых молний.

Недалеко я увидела ошарашенную Катьку.

— Что это? — шмыгая покрасневшим носом, она словами перекрыла шум ветра.

И все, что я сделала, казалось детской шалостью, ничего не значащей и наивной. Я помотала головой, съежившись от холода. Сколько градусов на улице? Ниже нуля — это точно. Ветер завывал в макушках полуголых деревьев, покрытых сморщенной желтой листвой. Откуда-то донесся одинокий собачий вой. Палые листья шуршали, кружились под ногами.

— Ты Исказила Судьбы!

— Это все… — Отгораживаясь рукой от порывов стихии, начала я, — это из-за того, что я сделала?

— Да. И это только начало! — Демьян гневно сверкнул глазами.

Я и так мало что понимала, а теперь вообще чувствовала себя словно меня вытащили на сцену посреди неизвестного мне спектакля и заставили играть ведущую роль. Единственное, что с устрашающей скоростью я поняла — Демьян в опасности! Неужели, это еще не конец? Неужели это только начало? Что я натворила? Какой процесс запустила моя строптивость? И возможно ли его остановить?

— Если найдутся, а они найдутся, те кто… — начал он, но внезапно замолчал.

Из его груди раздался то ли всхлип, то ли вздох удивления… или даже смятения. Он помотал головой; настороженный взгляд заблудился в ветвях дуба. Демьян напрягся, сжал кулаки и звучно стукнул ими по стволу. Демьян задрожал, лоб покрыли капли пота. Его скрутила судорога, и он тяжело упал на колени, судорожно хватая ртом воздух.

— Демьян! — на выдохе крикнула я, но он выставил вперед руку, словно говоря: «не подходи».

Но я проигнорировала предупреждающий жест и, опустившись перед ним на колени, обхватила его лицо ладонями, разворачивая к себе. У меня сердце защемило, потому что оно перекосилось от нестерпимой боли, и его горло исторгло бессловесный крик невыносимой муки.

По коже Демьяна пробежала рябь света, он вспыхнул, как лампочка, и исчез.

Я тупо смотрела на свои ладони, между которыми еще секунду назад было его лицо и, как удар молнии, пришло понимание.

— Я… убила… — я попыталась сглотнуть слюну — … Демьяна…

Боль на мгновение ослепила меня. Я упала на влажную траву, чувствуя себя раздавленной и мелкой, ощущая сотни глаз следящих за мной, и хватило несколько секунд, чтобы понять, что произошло, и волна вины захлестнула меня. Невнятный шум, смешавший перепуганные голоса и крики сменила тягучая тишина. В груди стало пусто и темно. Мир в своих красках внезапно померк для меня. Все стало серо, уныло. Полное осмысление того, что я сделала, уничтожило меня.

Дальше, как в тумане.

* * *

Каким-то отдаленным уголком разума я уже понимала, что моя жизнь никогда не станет прежней. Вина терзала меня, кромсала и без того израненную душу.

Меня втащили в машину «скорой помощи», в то время как я выкрикивала ругательства. Все присутствующие сочувственно, но с любопытством, следили за этим, наверняка, решив, что я тронулась умом. Врач придавил меня к носилкам и держал, пока не подействовало успокоительное, только тогда я прекратила с ним бороться.

Продолжая всхлипывать, я лежала и скулила, как побитая дворняга. Не хотелось думать, говорить, даже жизнь в тот момент потеряла смысл. Хотелось одного — побыть наедине со своим горем и выплакаться. Не знаю, сколько я пролежала так, позволив вине грызть мою потрясенную душу. В груди разверзлась огромная пульсирующая бездна, заполнить ее уже ничто не сможет.

Чувства не слушались, не поддавались контролю. Я даже не пыталась вытереть слезы, они продолжали бежать по щекам, стекая под широкий воротник пиджака Демьяна. А дождь моросящей влагой покрывал лицо. Или это слезы?

Я не обращала внимания на окружающую действительность, ни когда меня на носилках втаскивали в машину, ни по дороге в больницу.

Меня привели в чувство, довольно долго я лежала на софе процедурного кабинета, отрешенным взглядом уставившись в потолок, слушая диагноз — нервное истощение, и настояния на госпитализации. Мне было безразлично, куда поместят мое тело — это всего лишь оболочка. Это то, что осталось от меня.

Не помню, как оказалась в палате.

Я знала, что Стас с Катей стоят рядом, поэтому отвернувшись, закрыла глаза. Стас — последний человек, которого я хотела бы видеть. Пусть он не знает, но предсказание именно его смерти толкнуло меня на поступок, приведший в движение то, что имело катастрофические последствия. Желание спасти ему жизнь ослепило меня, вытесняя доводы разума.

— Уйдите, — с дрожью в голосе попросила я.

Пиджак еще сохранял запах Демьяна. И я судорожно вдохнула его, задерживая в легких.

— Я не могу, — тихо сказала Катя. — Я останусь с тобой.

Я попыталась покачать головой, но вышел нечеткий кивок.

— Спасибо тебе, — она коснулась моей щеки и порывисто обняла. — Большое спасибо, все мы в долгу перед тобой.

Но я не слушала ее. Мне нужно в Навь. Я должна убедиться, что с Демьяном все в порядке! Хотя понимала, что с ним далеко не все в порядке! Поэтому я упрямо отвела Катькины руки и осторожно встала.

Стас держал в руках листок бумаги, где размашистым почерком врач выписал рецепт, и все так же, не произнося ни слова, подошел ближе, положил руки мне на плечи, настойчиво укладывая обратно на кровать. Какой ужасно длинный день. Всего пару часов назад я торжествовала, совершив просчитанный и ловкий ход. Теперь Стас жив, а Демьян…

— Уйдите, — повторила я.

Наверное, не стоило так откровенно им грубить, мне было так больно, что о чувствах других я думала в последнюю очередь. Катина стервозность, предательство мужа — все меркло перед чудовищностью моего поступка.

— Я не знаю, что с тобой происходит, но мы все решим, — заявила Катя. — Ты, естественно, мне сейчас не поверишь, но бывают ситуации пострашнее.

Я едва ли улавливала смысл произнесенных ею слов, перед глазами то и дело всплывал образ Демьяна. Она сказала «пострашнее»?!

— Пострашнее? — прошелестела я, чувствуя, как влажные глаза широко распахнулись.

Меня затрясло, руки сжались в кулаки. Несколько секунд я содрогалась от частых панических хрипов.

— Лина, успокойся, все хорошо, — Стас попытался меня обнять, за что был вознагражден яростным взглядом.

— Уйдите, — прошипела я, не имея желания выслушивать их. Мне нужно свыкнуться с мыслью, какой ценой они остались в живых. Это слишком больно, слишком несправедливо. Это слишком для одного человека.

Все, что меня окружало, было насквозь пропитано фальшью и недомолвками. В моей жизни начался новый этап. Этап всепоглощающей вины, пропитанный сомненьями, подозрениями и болью.

* * *

Оставить в прошлом сожаление и раскаяние я не могла. Это то, с чем мне придется жить, мое наказание, наглядная демонстрация череды совершенных ошибок, приведших к катастрофическим последствиям.

Я почувствовала нечто вроде радости, только очень вялой, когда Стас с Катей вышли из палаты. Но в ту ночь я не сомкнула глаз. В палате тихо посапывала соседка, позабыв выключить телевизор. Тихие голоса, вылетающие из динамика, не смогли отвлечь меня от мрачных мыслей.

Если бы это было в моих силах, я бы попыталась навсегда забыть об Играх, затеянных Чертом. Никогда не говорить о них. Сделать вид, что все это было просто дурным сном. Но, несмотря на яростное желание, разумом я понимала — финал далеко впереди.

Сон бродил по городу, заглядывая в уставшие окна домов. Но вместо того, чтобы спать в своих кроватях, жители города высыпали на улицу, упиваясь завораживающим зрелищем.

Гомон на улице проникал сквозь открытые окна, вспышки фотоаппаратов, возбужденные переговоры, все это было за пределами моего мира, который неожиданно отделился от реальности.

Лунный свет, лившийся из окна, прочертил полоску вдоль моей кровати. В палате работал телевизор. Эфир гремел сенсациями: землетрясения, цунами, проливные дожди на Юге Франции. Заморожена работа пятидесяти аэропортов.

В город потихонечку съезжались журналисты, экологи, экстрасенсы, уфологи, выдвигая различные, порой нелепые гипотезы. Местные власти придерживались версии — расширение озоновых дыр, что активно оспаривалось учеными.

Рассматривалось все: от экологической катастрофы до происков инопланетян. Священнослужители призывали людей одуматься, покаяться в своих грехах и встать на путь истинный. Ими рассматривался единственный, по их мнению, верный вариант — апокалипсис, что больше соответствовало сути.

Действие успокоительного заканчивалось, и боль раскатами пронеслась по венам. Я не знала, что может быть так больно! Я плавилась от горя, горела живьем. Хотелось кричать, рвать на себе волосы. Я почти сошла с ума, была на грани этого. Слезы текли по моим щекам; угрызения совести разрывали на части.

Я начала понимать значение слов: «жизнь разделилась на два этапа». Первый этап: Стас, спокойная семейная жизнь, второй этап: Навь, Черт и Демьян. И страшнее всего то, что во втором этапе Демьяна уже не будет. Я не смогу увидеть его, если соскучусь, не смогу сказать то, что еще не успела.

Я вышла из палаты, закрыв за собою дверь. В прохладе пустых коридоров, в тусклом свете приглушенных ламп прятались боль и надежда. Я пыталась попасть в Навь, и уже осмотрела все палаты, осторожно, стараясь не разбудить больных, и каждый раз увидев зеркало, во мне загоралась надежда, я была уверена, что в одном из них появится величественный Калинов Мост. И в то же время с неоспоримой точностью знала — это бесполезно. Кто бы мог подумать, что я так буду рваться туда, где начался самый кошмарный этап моей жизни. Я остановилась у окна, вглядываясь в стылый мрак ночи. Приходилось ли вам оплакивать горячо любимого человека? Когда горе накрывает вас волной скорби, а поделиться вы ни с кем не можете?

— Я найду вход! — прошипела я, разъяренно ударив кулаком о подоконник, едва не сбив горшок с декоративной голубой розой. Прекрасной, таинственной, невозможной… Так же прекрасна и невозможна была моя любовь. И вдруг слух уловил едва заметный шепот:

— Лина…

Сердце возбужденно запрыгало в груди — это голос Демьяна. Я обернулась — никого нет. Теперь еще и галлюцинации. В голове все смешалось, я прислонилась горящим лбом к холодному стеклу. Но спустя секунду снова услышала:

— Лина…

Один раз — это случайность, но два раза — уже закономерность. Я обернулась и осторожно спросила:

— Демьян? Это ты?

И услышала внятный ответ:

— Зеркало в реанимационном отделении.

И я бросилась по коридору к двери, к которой крепился лист с предупреждающей надписью: «Реанимация. Посторонним вход строго воспрещен!»

Повернув ручку, я отдышалась и тихо шмыгнула за дверь. Вдоль коридора тянулись унылые стены, за плотно закрытыми дверьми слышался слабый писк оборудования. Пост медицинской сестры оказался пуст. На всякий случай я заглянула в будку, возможно, вход в Навь там, но разочарованно вздохнула, когда поняла, что ошиблась.

Тогда я начала проверять все палаты по очереди. Пока в одной из них не увидела то, что искала. От облегчения закружилась голова, и я понеслась к висевшему на стене между окнами зеркалу. По мере моего приближения оно темнело, а когда я остановилась, из него с грохотом выскочили ступени, ведущие к древнему мосту. К Демьяну, который стоял на Калиновом Мосту, и с улыбкой на губах протягивал ко мне руки, словно приглашая в свои объятия.

— Демьян, — выдохнула я, чувствуя, как тает на губах родное имя.

И я, не колеблясь, побежала к нему. Демьян не был похож на призрака или зомби из ужастиков. Обычный человек, только очень бледный. Поэтому в голове назревала совершенно сумасшедшая мысль: а может, он жив? Может все, что было, просто дурной сон?

Но в шаге от Демьяна я остановилась. Он не был таким материальным, как показалось сначала. За его спиной клубилась липкая тьма, доказывающая несуразность моих предположений. Она была похожа на огромную пещеру, вокруг которой кружит, извиваясь, мрак вечности.

— Ты…

— Умер, — закончил Демьян мою мысль.

Я не сдержала стон и мгновенно поняла, что никогда не прощу себе его смерть. Оглушенная чувством вины, которое не умела контролировать, я замерла на месте и смотрела на него, переполненная сожалением и любовью.

— Прости! — слова рвались наружу, но боль стремительно нарастала, грозя разорвать тщательно оберегаемое самообладание. Я отвела взгляд от сверкающего зева темного туннеля, склонила голову, ожидая упреков, наказания.

— За что ты просишь прощения? — спросил он.

Не обращая внимания на растерянность и недоумение, я просто смотрела на него, пытаясь запомнить каждую черту любимого лица. Господи! Как произнести роковые слова? Увидеть, как красивое лицо искажается от ненависти, признаться, что если бы не я, он был бы жив, и не потерять рассудок! Мне нужно было только сделать выбор! И он был бы жив!

Пока ураган сожалений и упреков проносился в моей голове, взгляд Демьяна становился понимающим и сочувствующим, но его реакция только усугубила мое горе. Лучше б он кричал и ругал меня.

— Тебя, — начала я, пытаясь справиться с сухостью во рту. — Убило Искажение Судеб?

Он кивнул.

— Тогда почему ты ведешь себя так, словно я здесь не при чем?

Раскаяние, бурлившее в моей душе, рвалось на свободу, грозя обрушиться на него потоком еле сдерживаемых слез. И он откликнулся на мою молчаливую просьбу, сделал шаг и стремительно обнял меня. Демьян грустно улыбнулся, мое сердце заколотилось, когда я посмотрела в его глаза. Он, словно не удержавшись, протянул руку и коснулся моего лица.

— Ты скоро все узнаешь. Многое поймешь.

— Не могу дождаться, когда все это закончится, — на самом деле я хотела спросить: закончится ли все это вообще? Но я не смогла ужиться с мыслью, что Игра может продолжиться.

— Знаю, но тебе следует довести все до конца, — шепнул он и провел ладонью по моим волосам, его рука перебралась к моей шее, погладив ее едва заметным движением. — Меня вернет к жизни Первородная Сила. Ты сможешь прочесть это заклинание?

— Какое заклинание?

— Ты призовешь Мрак.

Глава двадцать первая

Время остановилось. Мое сердце перестало биться. Капли водопада замерли в воздухе.

Все снова пришло в движение, когда в голове зашумела мысль — он не может этого всерьез предлагать!

— Лина, все, что ты узнала в Нави, лишь слабая тень истины, — растерянно бормотал Демьян. Его пальцы коснулись моего подбородка, вынуждая поднять голову и посмотреть ему в глаза. — Ты сделала все правильно. По-другому быть не могло. Теперь осталось закрепить твой успех. Мрак поглотит Черта и вернет к жизни меня.

Он наклонился и поцеловал меня в губы. Легкое прикосновение не вызвало привычного огненного трепета или возбуждения, но в нем я растаяла.

— Демьян, — я снова замолчала, не зная, что сказать.

— Улыбнись, Лина. Ты похожа на ангела, когда улыбаешься.

Улыбка смущенно задрожала на губах, глаза защипали подошедшие слишком близко слезы. Его легкие прикосновения были прохладными, голос успокаивающим, я крепче прижалась к нему и беззвучно заплакала.

— Ты призовешь Мрак, и все вернется на круги своя. Мы сможем быть вместе, ничто нас не разлучит.

Он говорил все это тихим голосом, словно внушая, а его губы тем временем блуждали по моему лицу. Я эгоистично лелеяла надежду на скорое счастье, робко открывающее мне дверь, тонула в безмятежности его глаз, поглощала жадным взглядом все. Водоворот томного предвкушения затягивал душу, не оставляя шанса вырваться. И только слабый голосок разума, твердивший: «Это неправильно! Мрак — Истинное Зло!», вынудил меня тихо, но твердо сказать:

— Нет. Я не стану призывать Мрак.

Он резко отстранился, его глаза потемнели.

— Ты помнишь, кому я обязан своей смертью? — он мотнул головой, и воздух вокруг него колыхнулся прозрачной дымкой.

Я застыла, уязвленная неприкрытой злобой, и страшнее всего было то, что он прав. Что может быть ужасней агонии смерти, и за каждую секунду боли он должен винить меня. Что я могла ему сказать? Что моя душа умерла в тот момент, когда я потеряла его, потому что причиной его мук стал мой эгоизм. Но призвать Мрак…

Демьян развернулся к зияющей пасти тьмы. Я пыталась найти слова, которые могли бы заставить его понять и простить.

— Не бросай меня, — начала умолять я. — Останься.

— Не могу, — жестко ответил он.

— О! Конечно, — ответила я, устыдившись своей неуверенности. А вдруг я не права? И что мне стоит прочесть это заклинание? Я всегда верила ему, почему сейчас вдруг усомнилась?

— Демьян! Прости меня! Но я не могу пойти на это! Мы найдем другой выход! Обязательно!

— Другого выхода нет! У тебя еще есть немного времени, чтобы передумать и вернуть мне то, что украла твоя самонадеянность.

Голос его был спокойным и зловещим. Как и взгляд, которым он долго сверлил меня, а потом его лицо разгладилось, и он мягко сказал:

— Искажение Судеб приводит к незапланированным смертям. В этом случае — к моей. Ты знаешь, как торжествует нечисть? Игры весьма популярны среди них.

— Популярны? Среди нечисти? — пораженно переспросила я, переваривая услышанное.

— Лина. Ты должна понять, Игры — это шоу. Для кого-то — это жизнь, а для кого-то… своеобразный бизнес. В тебе скрыта сила, она поможет противостоять Черту.

— Ты не все понял, — всхлипнув, заметила я. — Я проиграла. Понимаешь? Черт умнее, он просчитал мои поступки. Мы находимся в его владениях, если он узнает, то…

Демьян улыбнулся, но не так, как делал это раньше. От этой улыбки мне захотелось спрятаться, забиться в угол.

— Почему ты не даешь мне шанс? Мы найдем выход, клянусь!

— Есть еще один выход — повернуть время вспять, но подумай, если тебе дадут шанс вернуться назад, ты сможешь поступить иначе?

— Да! — прошептала я.

— И позволишь Стасу умереть? Нет, ты продолжишь бороться, потому что не сможешь стоять в стороне.

Демьян повернулся к тьме с такой решимостью, что я поняла: нет смысла пытаться его удержать… но сердце бешено колотилось при мысли, что я его теряю. Я всегда считала смирение проявлением слабости, но сейчас, в этой ситуации для него нужны почти нечеловеческие силы. Как я могу отпустить Демьяна? Снова пережить потерю, когда от первой еще не успела оправиться.

— Мы еще увидимся? — спросила я, вытирая мокрые щеки.

— Да. На Арене.

Я наблюдала, как тьма поглотила его, и в то же мгновение Калинов Мост затрясся и, колыхнувшись, накренился вбок. Мои ноги начали соскальзывать вниз, и я полетала прямо в зияющую бездну, усыпанную мигающими точками звезд.

Тошнота подступает к горлу, я лечу в свободном падении и с глухим ударом приземляюсь, пыль поднимается, клубясь вокруг меня. В ноздри, рот попадают мелкие хрусталики песка. Глаза мгновенно привыкают к темноте, до того, как площадь освещается тусклым светом факелов, закрепленных на высоких каменных стенах, замыкающихся в круг. За стенами возвышаются мощеные ступени, ведущие к сидячим местам, которые постепенно заполняются… я содрогаюсь от отвращения… чудовищными существами, покрытыми лохмотьями рваной плоти.

Я не хочу всматриваться в их лица, но продолжаю это делать, пока страх высасывает последние капли спокойствия. Ошеломленная, онемевшая от ужаса, я понимаю, что стою в центре большой клетки, посреди сцены, и ощущаю сотни глаз, теперь уже видимых, направленных на меня. Чувствую себя экспонатом кунсткамеры, среди уродов и всякой потусторонней нечисти; ноги начинают подкашиваться.

Зеленый человек с остроконечными ушами бегает между рядами с подносом, заставленным огромными кубками. Как только нечисть разбирает их, на подносе тут же появляются новые.

Нетерпеливый возбужденный рокот проносится по толпе, вперемешку с гортанными криками, когда по арене проходит процессия, состоящая из трех мужчин и двух женщин, с виду совершенно обычных, только странно разодетых.

Первый мужчина в черном фраке и с тростью в руке, проходя мимо меня, кивает головой, касаясь пальцами широких полей шляпы, скрывающих лицо. Может кому-то покажется, что он выглядит глупо, но для меня он выглядит так впечатляюще, что волосы на моей голове невольно приходят в движение. В его легкой походке, медленных, ленивых движениях, а особенно в том шутливом поклоне, сквозит знакомая насмешка и снисходительность, вынуждающая меня насторожиться и боязливо пятиться. Я уже почти уверена, что возглавляет процессию виновник моих несчастий. И как только мысль сформировалась в сознании, кромсая меня на куски, в глазах чернеет и я словно начинаю падать… падать… падать…

И перестаю вообще что-либо соображать. Берегиня твердила, что Искажение Судеб уничтожит Черта, так почему он сейчас находится здесь?

Как же я его ненавижу и боюсь. Боюсь и ненавижу!

Внутри все рвется, опустошая душу, и мне не сразу удается вновь открыть глаза, но когда это все же получается, Черт уже успевает отойти на приличное расстояние. Непоколебимая твердость его движений вселяла уверенность в его непобедимости. И в этот миг с неоспоримой ясностью я поняла, что он еще никогда не проигрывал.

Второй мужчина идет рядом с Чертом, в сравнении с которым выглядит маленьким уродливым гномом в несуразном оранжевом кафтане, и тащит волоком по земле большой чемодан.

Две женщины, похожие друг на друга, словно близнецы, в бежевых платьях с кокетливыми вуалями, плывут следом, посылая воздушные поцелуи восторженной публике.

Замыкает цепочку самый крупный из этой пятерки, он полуобнажен, лишь полоска белой ткани прикрывает его бедра. Темная кожа цвета красного вина, бугрится мышцами, ярко-рыжие коротко стриженые волосы, беспорядочной массой покрывают голову.

Черт всходит по ступеням помоста и занимает место между женщинами, я невольно скриплю зубами от досады. Все эти существа ведут себя так, словно собрались на светском рауте. Хотя на самом деле, и это я уже четко понимаю, сборище чудовищ организовано по случаю конца петушиных боев, которые называются «Играми Черта».

Одна из женщин «свиты» Черта подходит к трибуне, раздаются громкие аплодисменты, бешеные возгласы приветствия и свист, и она звонким мелодичным голосом объявляет:

— Дамы и господа! Тысяча семьсот восемьдесят девятые Игры подходят к своему завершению, и я, от лица всех присутствующих, хочу поблагодарить организаторов шоу, — она поворачивается к Черту, — наследного князя Нави, с супругой дочерью богини Смерти — Морой.

Черт грациозно поднимается, в то время как женщина посылает воздушные поцелуи публике.

— Хочется сказать, что в эти Игры привнесли изюминку любовные переживания горячо нами любимой Ангелины. Давайте поприветствуем ее!

Я прикрываю ладошкой рот, второй рукой судорожно цепляюсь за ледяные прутья клетки. Любимую? Горячо? Пока я непонимающе озираюсь по сторонам в поисках опоры, потому что ноги меня уже не держат, публика оглушает взрывом аплодисментов, свистом и дружным скандирования моего имени. А ведущая продолжает перечислять организаторов… шоу, торжественно улыбаясь, отмечая заслуги каждого.

— Мы еще побалуем вас прощальной сценой между влюбленными, — обещает женщина. — Подводя итоги, хочется отметить, что количество выигранных душ — ограничено. Игрок Ангелина не является значимой фигурой в мире людей. Итак! — раздается барабанная дробь. — Выигравшие, прошу занять очередь!

«На меня делали ставки? Они меня собираются делить?» — сжимаюсь от ужаса. Но я оказываюсь неправа.

Рядом со мной возникает вторая клетка…в которой маются семь призраков. Некоторые почти материальны, как Демьян сегодня, но остальные настолько прозрачны, что кажутся почти невидимыми. Они держатся вместе, жмутся, бросая друг на друга перепуганные взгляды. Но среди них есть одна душа, которая держится независимо и обособленно от остальных. Это Демьян. Он напряженно смотрит на меня.

Сердце колотится, а вспотевшие ладони конвульсивно сжимают прутья клетки.

Я вспоминаю слова ведущей, она говорила, что даст нам возможность попрощаться. На радость мерзкой нечисти, потешив самолюбие Черта, который сидит, небрежно скрестив руки на груди. Наблюдает. Ликует — его Игры нравятся публике.

Это и мужчины и женщины… в толпе мелькает пятно света, оно уплотняется, сгущаясь в движение, и прежде чем обретает очертания ребенка, мое сердце обрывается.

— Нет! — кричит призрачная женщина, бросаясь к ребенку, прижимая к себе. В этом единственном слове столько муки, что мое сердце обращается в лед. Она резко разворачивается, и наши глаза встречаются. Ее взгляд полон ненависти и отчаянья.

— Только не он!

Клетки стоят не близко друг к другу, но расстояние достаточное, чтобы рассмотреть каждого. Я ощущаю волну вины, захлестывающую меня. Как же так могло случиться, что я одним неверным действием принесла столько горя и несчастий?

К клетке с душами подходит внушительных размеров… демон? Его кроваво красное тело дрожит от нетерпения, когда он достает связку ключей. Тяжелая дверь с протяжным стоном открывается настежь. Демон грозно наступает на призрачную женщину, а та пятится назад, отталкивая сына себе за спину.

Все происходит очень быстро, и я не успеваю полностью осознать грандиозные масштабы происшедшего. Если души разыгрывали, как приз, то выходит — по моей вине их страдания закончатся со смертью. Глядя на здоровенного демона, самодовольно глазеющего на призраков, я понимаю, что самые страшные муки душ еще впереди. С мерзким рычанием он надвигается на мать, которая продолжает отступать, держа мальчика за спиной.

Дверь моей клетки с жутким скрипом начинает медленно подниматься. Тот же демон, что выпустил призраков, кивает мне головой в сторону арены. Я могу выйти. В голове творится полный кавардак, в душе стынет бессмысленное отрицание происходящего. На арену приглашают нас с Демьяном.

Я тупо следую за демоном, не прекращая думать о том, чего ждут от меня присутствующие. Слез? Клятвы в вечной любви? Или публичного суицида? А здесь возможно такое? И пока новые и новые вопросы настойчиво атакуют мой измученный разум, я не замечаю, как приближаюсь к Демьяну.

«О-о-о!» и «Ах!» — проносится по рядам, а я готова провалиться под землю. Почему я не умерла? Почему должна переживать все это? Толпа уже ликует, в предвкушении сопливой сцены.

Мы стоим и молча смотрим друг на друга, одинаково не испытывая ни малейшего желания потакать капризам этих тварей, которые, кажется, всерьез умиляются, а потом… будут делить душу Демьяна.

— Неужели вам нечего друг другу сказать? — недовольно произносит ведущая.

— Почему же? — удивляюсь, услышав свой голос. Я разворачиваюсь к трибунам, каждый из них уверен, что я сейчас повисну у Демьяна на шее и буду лить слезы, пока меня не отлепят от него. А потом все будут ахать и сокрушаться. Так? Так вот они ошибаются. И молчу, как последняя идиотка, потому что на самом деле мне есть, что сказать, но только не Демьяну.

— До свидания, Демьян, — официальным тоном говорю я, а сердце замирает в груди, — я уверена, мы еще встретимся.

— Прощай, — грубо бросает Демьян. И снова мыслями возвращаюсь к его просьбе. Мне ничего не стоит произнести заклинание здесь и сейчас…

Демьян разворачивается и под разочарованный гул зрителей направляется к призраками.

Я снова теряю его…

— Рейтинг Игрока Ангелины — девяносто восемь баллов по стобалльной шкале! — объявляет ведущая.

Гнев сочится сквозь боль, переполняет меня. Поворачиваюсь к Черту, желая увидеть его лицо. Неужели, он так и не снимет шляпу?

— Правилам не противоречит обращение к организатору шоу? — спрашиваю я.

Мои слова приводят нелюдей в восторг, но только потому, что они и не догадываются, что я хочу сказать.

— Я ни секунды больше не продолжу эти Игры. С меня достаточно. Что ты еще ждешь от меня?

В ответ на мою дерзость из сумрака выныривает черная нить. Она делает петлю в воздухе перед моим лицом и стремительно обматывает мою шею, затягиваясь узлом. Потом тянет вниз, опрокидывая на землю.

— Что тебе еще нужно от меня?! — хриплю я, придавленная к земле, а ответ на мой вопрос продолжает ором скандироваться толпой: «Продолжение! Продолжение!»

Краем глаза замечаю движение в мою сторону, даже предположить не могу, что ждет меня впереди.

Давление нити ослабевает, я могу поднять голову.

— Что? — напряженно спрашиваю.

Свист оглушает меня, демоны и нежить в восторге вскакивают со своих мест, скандируя испепеляющую меня фразу: «Продолжение Игр!». Как? Что? То, что для нас является жизнью, для них только игры. Что для нас несчастья, то для них развлечение. Адреналин, кураж, шоу.

— Продолжения?! — ору я. — А больше вам ничего не надо?! Твари! Ненавижу!

Я разворачиваюсь к трибунам, теперь каждый может видеть мое лицо, но меня это не волнует, меня волнует ведущая.

— Ты уверена? — Надменный, тихий голос ведущей. Она припасла в рукаве козырь, это совершенно очевидно.

«Не соглашусь! Ни за что!» — пульсирует в голове мысль.

— Посмотри, Лина, на эти души…

Время перестает существовать; новый взрыв вины рвет меня на части.

— Демьян находится между мирами. Я отпущу его, — это она произносит, смакуя каждое слово.

Демьян едва заметно шевелит губами, но мне кажется, я слышу: «Ты должна мне вернуть жизнь. Ты должна отомстить каждому из них. Прочти заклинание». Вместо того, чтобы упасть на землю и разрыдаться, я выпрямляюсь в полный рост и в упор смотрю на ведущую, понимая, что мой взгляд больше безумный, чем уверенный.

— Ты прав, — кричу я. — Я сделаю это!

По арене проносится ропот.

В глазах Демьяна — торжество и радостное волнение.

Отчаяние должно было поглотить меня, но основное чувство, которое я испытывала — ненависть, к каждому из присутствующих здесь. Это уже не Ирга, это война, которую я объявляю им всем. За всех людей, за искалеченные судьбы, за каждую смерть.

Будьте прокляты! Прокляты!

Продолжаю смотреть на Демьяна, строчки древнего заклинания возникают в голове сами собой. И я понимаю, что в шаге от чего-то… настолько привлекательного и манящего, что начинаю бороться с диким желанием сразу прочесть эти строчки. Словно некая сила страстно зовет меня, требует и неистово жаждет, и я не могу удержаться. Я слышу призывный шелест крыльев, ощущаю их готовность раскрыться и, рассекая воздух, набрать высоту. И тогда все становится на свои места: поглощающая меня похоть — это первая поступь тяжелых шагов Мрака. И еще кое-что осознаю, осознаю с пугающей ясностью — злу сопротивляться невозможно, оно вбирает в себя все соки, оголяет низменные чувства, и в образовавшейся вакуумной пустоте теряется все, гаснет любая разумная мысль. Но если я способна это понять уже сейчас, что будет потом? Я дрожу, продолжая противиться жадному напору Мрака, но губы со стоном раскрываются, и меня словно выворачивает наизнанку, вытряхнув все благие намерения.

— Прими мою жертву и пригоршню ветра…

Я с трудом узнаю свой голос. Хриплый и томный. Меня пронзает ощущение невидимого прикосновения, ласкающего тело, и в этом я нахожу упоительное наслаждение и хочу еще… еще… крепче…

В глазах Демьяна загорается красный огонек, и я продолжаю.

— На темную сторону тихо поставь…

Что-то, касающееся меня, уже настойчиво скользит по ноге, проворно забираясь под платье; я выгибаюсь дугой, и заклинание дочитываю, с трудом сдерживая стон наслаждения:

— Пусть в свете луны снова будет пропета Песнь, что когда-то развеяла Мрак.

Хлопанье крыльев и смрад вечности. Холод, такой соблазнительный и манящий, обжигает лодыжку, обтягивая ногу струями Мрака…

«Готова ли ты во имя своей цели принять часть Мрака в свою суть?» — загудело в голове.

Мои глаза снова разыскивают Демьяна, мне нужно его одобрение! Что будет, если я отвечу положительно? К каким последствия приведет простое слово «Да»? Я вижу одобрительный кивок и понимаю — дороги назад нет.

— Если Демьян вернется, то да!

Не думать. Просто отвечать. Я не слушаю, а когда голос дважды повторяет: «Ты согласна?», я не могу вспомнить, что он сказал, но все равно отвечаю:

— Да!

Одновременно с яростным «да» сразу следует взрыв. Земля взлетает в воздух каскадом грязи, крупных камней и клочьев плоти. Поплыло лицо Демьяна, искажаясь, преобразовываясь. И через секунду вместо родного лица я вижу черные глаза Моранны.

Раньше, чем я успела испугаться, исчезло все, что я видела — летящие камни рассыпались трухой, уцелевшие на трибуне скамьи растворялись. Появилось незнакомое мне место — безжизненный пустырь, посреди которого стояли мы с Моранной. Что произошло понять я, увы, не смогла. Секунду назад я находилась посреди арены, которой уже не было, а Демьян каким-то образом стал Моранной. Она смотрела на меня и злорадно ухмылялась.

— Спасибо, Лина. Теперь я в долгу перед тобой.

Тошнотворный страх проворно заполнил мой желудок. Господи, а я уже думала, что хуже ничего не может быть.

Она медленной гордой походкой направилась ко мне и вдруг передо мной выросла фигура… Демьяна.

— Ты это сделала, — строго произнес он, но ярости в его голосе не было.

Он крепко стиснул зубы. И снова под сердитым взглядом я начала оправдываться:

— Ты же сам меня просил…

Демьян прищурил глаза, его лицо исказил гнев: глаза налились кровью, неистово заиграли желваки.

— Поздравляю, ты снова крепко влипла.

Я бросила взгляд за его плечо, уставившись на Моранну. И ее горло исторгло грозный звериный рык, от которого кровь застыла в моих жилах. Волосы струились по плечам. Пальцы растопырились, и из воздуха вынырнули призрачные серые струи, трепеща под тонкими пальцами Моранны, уплотняясь. Она двинулась к Демьяну, и время понеслось. Моранна подпрыгнула вверх, глаза превратились в узкие щелки, и с мерзким хрипом… полетела на Демьяна.

Он почувствовал ее движение, или заметил мой взгляд, устремленный за его спину и отпрянул от меня. Выглядел он хищным и опасным, но готовым меня защищать. Он успел развернуться до того, как Моранна опустилась на него, и в прыжке перехватил ее руку.

Я смотрела, как они катаются по земле, передвигающиеся быстрее обычных людей, с животным исступлением кромсая друг друга. А потом раздался жуткий звук, похожий на стон раненного зверя. Клубок, сплетенный из тел, замер. Теперь я видела, как Демьян поднял над головой Моранну и с размаху ударил ее спиной об колено. Сила удара была такой, что послышался хруст, а демоница оказалась на земле.

— О боже… — испугано крикнула я, и Демьян замер.

Я услышала приглушенный вздох, и прежде чем успела еще что-то добавить, Демьян приблизился ко мне с такой скоростью, что зарябило в глазах. Он взял меня за плечи, и твердо посмотрел в глаза.

— С тобой все в порядке?

Алый цвет полностью поглотил его зрачки. Он посмотрел на меня багровым взглядом — могучим, порабощающим.

Что было дальше, я уже не видела, потому что вся обратилась в слух, улавливая тихий мотив. Тело напряглось, я чувствовала каждую мышцу, а душа заметалась, откликаясь за зов Мрака, настойчиво отгораживаясь от воплей Моранны.

И стоило мне вновь услышать голос, зовущий меня в бесконечность, как дрожь земли отзывалась внутренним трепетом, томительным ожиданием. Это чарующее чувство звало меня в пульсирующую бездну, не обещая ничего, просто звало к пленительной сокровенности Мрака.

Я ощутила, как что-то липкое и холодное обхватило мою ногу. По сердцу ударило ощущение Зла. Ощущение полной чужеродности, несовместимости его с существованием в мире людей. Все зло, что происходило в рамках людского мира — ничто, в сравнении с неистовством и ненавистью, сквозящей в каждом движении сгустка, плотно, как чулок, обтягивающем мою ногу.

Захлебываясь страхом, оглушающим карканьем, тараща глаза на эту субстанцию, я отчаянно закричала, когда я перестала ощущать свои ноги. Бесконечно долго мое тело оплетал тягучий холод, липкий Мрак подобрался к животу. Я делала отчаянные попытки выбраться из ловушки и тянулась лицом к небу, но мне это не удавалось. В уши начала затекать грязь. Я извивалась, но чем резче становились мои движения, тем прочнее меня оплетал Мрак. Катастрофически трудно стало дышать, я, как рыба, выброшенная на берег, судорожно открывала и закрывала рот, пока не ощутила внутри вяжущий вкус Истинного Зла. Глаза широко распахнулись, перед тем, как скрыться в жиже. Последующие секунды были ужасными. Легкие горели огнем, постепенно наполняясь тяжелой массой.

Говорят, что перед смертью, перед глазами человека проносятся прожитые годы, но со мной этого не случилось. Возможно, мои грехи лишили меня этого права…

Третья часть «Игры Богов»

Глава двадцать вторая

Тропа увела княгиню Нави со смертным спутником вглубь Рощи Безвременья, где черные могучие стволы деревьев величественно устремляли в небо коричневые кроны. Они укрывали княгиню от любопытных глаз.

Моранна приблизилась к Черной Иве, щелкнула в воздухе пальцами, и та послушно подняла ветви. Из отверстия в земле у корней дерева поднялась каменная плита, покрытая каплями запекшейся крови. Она была высокой, широкой и длинной, на ней мог бы поместиться взрослый человек.

Сначала Мора опустилась на колени, не обращая внимания на застывшего от изумления спутника, и прижала ладони к сухой траве. Здесь в ее тело вливалась сила, здесь она чувствовала, как вибрирует земля, слышала исступленные стоны отца, когда он пытался вырваться из темницы. В этот момент она наслаждалась неразрывностью связи с Мраком, растворялась в ней. И когда ладони ощутили слабый толчок, она горячо зашептала:

— Скоро. Очень скоро.

Мора поднялась, расправила плечи, с улыбкой глядя на смертного. Его одежда: широкие штаны и длинная балахонистая рубаха, нелепо смотрелась в сравнении с богатым, доходящим до пола платьем княгини.

Он стоял у изголовья камня, сминая в руках шапку, она слышала его учащенное дыхание и знала, что взволнован он отнюдь не ее присутствием. Томная пелена спала с его глаз, смертный начинал воспринимать реальность.

Моранна нашла этого смертного в богом забытом селе, где он работал у кузнеца. Прочитав его тайные желания, она узнала, что он хочет накопить деньги на вольную. Княгиня не скупилась, и с широкого пояса, облегающего ее талию, свисал тяжелый тряпичный мешок. Она видела, как смертный бросает взгляды на него, наверняка уже ощущая холод золотых монет. С этими деньгами он хоть завтра выкупит вольную! И все, что ему нужно сделать — перерезать глотку свинье и произнести вслух несколько строчек заклинания. Он учил их ночами, когда ложился спать, обласканный соблазнительной княгиней, повторял, работая в кузнице.

Послышался щелчок, сопровождаемый громким визгом, и на жертвенном камне появился новорожденный поросенок.

Смертный, имя которого она постоянно забывала, нервно дернулся и уставился на камень. Мора взяла в ладони лицо мужчины, нежно поцеловала в губы.

— Время пришло, — промурлыкала Моранна и, убрав руки, обошла вокруг парня, останавливаясь за его спиной, и крепко прижалась к ней грудью. Тонкие руки соблазняюще скользнули с плеч смертного, опускаясь к пальцам. Парень мотнул головой, пытаясь прогнать туман, вновь застеливший его глаза, но тщетно. В его руках уже оказались резные ножны и коротко прошипел вынутый из них дирк. Мора полностью подчинила себе смертного и теперь с улыбкой на губах наблюдала, как он одним точным движением прочертил лезвием на животе жертвы круг. Кровь хлынула на камень, полилась на землю, образуя лужу, которую благодарно впитывала земля.

Громко визжал поросенок, пока смертный методично рассекал кожу внутри круга, и вскоре там появился кровавый «коловрат».

Парень аккуратно отложил дирк в сторону и начал читать заклинание.

— Прими мою жертву и пригоршню ветра На темную сторону тихо поставь Пусть в свете луны снова будет пропета Песнь, что когда-то развеяла Мрак.

Моранна расправила руки, готовясь услышать зов сути, тяжелую поступь отца, но… Ничего не произошло. Княниня провела дрожащей рукой по лицу. Еще одно поражение.

— Свободен! — не скрывая разочарования, выкрикнула она, и парень сжался под ее взглядом.

— Я выполнил работу?

Моранна едва не завопила от раздражения и, сорвав с пояса мешок, швырнула парню.

— Выполнил! — и щелкнула пальцами, стерев ему воспоминания. Еще один щелчок и тот вернулся в Явь.

Презренный червь!

Мора упала на землю, прижимаясь к ней лбом. Что-то не так.

«Прими мою жертву» — жертва была. Моранна задумалась. Можно предположить, что жертва должна быть человеческой, но Судьбы людей держит под контролем Макошь, поэтому принести в жертву человека пока не представлялось возможным.

Она не могла притащить сюда еще одного человека из Яви. Ее план быстро раскусят! Оставалось ждать следующих Игр! Нахождение здесь человека в период Игр обычно и естественно. Среди сотен, тысяч Игроков находилось немного, кто совмещал нужные качества. Самоотверженность, жертвенность, любовь и прочая человеческая чушь.

Мора — мастер иллюзий и внушения. Но, чтобы воздействовать на человека ей необходимо заручиться его согласием. И тут в силу вступал соблазн. Год за годом она соблазняла мужчин, приводила их в Рощу Безвременья, к алтарю, но заклинания в устах смертных звучало как бессвязный лепет.

Проворачивать подобные авантюры приходилось очень редко, чтобы не вызвать ненужных подозрений. И раз за разом земля дрожала, казалось, это вызывает невыносимые муки отца. Оттого каждая неудача, каждый промах, делали поражение весьма болезненным.

«На темную сторону тихо поставь» — тот, кто произносит заклинание, стоял по ту сторону Мрака.

Так, где просчет? Что она сделала не так? Пока эти вопросы разрывали черную душу княгини, она услышала скорее мысленно, чем явно голос своего могучего предка:

«Создай коридор между мирами!»

Мора удивленно изогнула бровь. Коридор?

— Искажение Судеб, — ошеломленная догадкой, прошептала Мора, и ее глаза наполнились торжеством.

Да-да, Искажение Судеб образует коридор, который свяжет миры, по нему отец сможет соединить части своей истерзанной души.

— Спасибо. Теперь я поняла.

Сад Прави

— Ты хотел видеть меня, отец? — спросила богиня Судеб, торопливо поднимаясь по вымощенным белым камнем ступеням, и грациозно вплыла в высокую мраморную арку.

Отец ждал ее там и маленькая складочка, залегшая между седыми бровями верховного бога Рода, говорила о том, что он крайне взволнован. Его взгляд беспокойно обежал сад и остановился на прекрасном лице дочери.

— С востока веет переменами, — он нахмурился, задумчиво поглаживая длинную белоснежную бороду. — Пришло время Нави.

Боги медленно двинулись вглубь сада по узкой тропинке. Она петляла между мелькающими островами ярких цветов, виднеющихся в море зелени божественного сада.

— Хорошая новость.

— Эту новость назвать хорошей можешь только ты.

Мора продолжает попытки вернуть отца к жизни. Но на этот раз она догадалась, что заклинание возымеет силу только в период Искажения Судеб. Это взволновало богов и обрадовало его возлюбленную дочь. Ее глаза зажглись нетерпеливым азартом.

— Я уловила аромат тревоги и волнения. И он исходил не только с востока.

Род сделал медленный вдох и шумный выдох. Иногда ему хотелось, чтобы его могущественная дочь не была такой проницательной. Ее пристальный взгляд частенько проникал в самую душу, и хотя именно поэтому Род безгранично доверял дочери, но ощущение неспособным что-то скрыть от нее, не нравилось верховному богу.

Они остановились у причудливых деревьев с тесно переплетенными стволами. Их скрюченные замершие ветви обнимали друг друга, образуя стены, и смыкались в кронах, являя глубокий изысканный потолок.

Род миновал аккуратные кусты роз и перешагнул через порог природного шатра, величественно опускаясь на резную скамью, и потянувшись через высокий стол, взял круглый сферический шар.

— Значит, и ты чувствуешь угрозу? — спросил он, когда дочь присела рядом.

— Да.

— Когда-то давно, на заре истории, когда Свет и Мрак неистово отвоевывали себе осколки мира, ты дала мне клятву, — не сводя взгляда с дочери, Род напряженно водил пальцами по шару. — Ты помнишь ее?

Губы богини Судеб скромно тронула улыбка.

— Да, отец. Я поклялась, что людские Судьбы останутся неизменны. И так будет. — Макошь довольно улыбнулась, предвкушая фурор которые произведут ее следующие слова. — Но я дам Моранне то, чего она отчаянно желает.

— Искажение Судеб? — глаза Рода потемнели. — Ты позволишь ей вернуть отца?

— Именно, — кивнула Макошь. — Мора, так или иначе, сделает это. Все самые неистовые и, по сути, непредсказуемые поступки, отражают то, что утаено в глубине души, в самом ее сокровенном уголке. Только по этой причине каждый обречен пройти свой единственный Путь, вплетающийся в Великую Предопределенность. Мора — не исключение.

Макошь не съежилась под суровым взглядом Рода и, выдержав, паузу продолжила:

— Если ты знаешь, что этому шару суждено упасть, то перед тобой стоит выбор — дождаться рокового часа, или ускорить события, уронив его, — богиня взяла сферу из рук отца. — Во втором случае ты сохранишь контроль над ситуацией.

Макошь разжала пальцы. Ритмичный удар оземь сопровождался хрустом. Богиня, продолжая улыбаться, ногой оттолкнула треснувшие остатки шара и изящно наклонилась, подбирая с земли расколотый орех.

— И извлекаешь из этого свою выгоду, — и протянула раскрытую ладонь Роду. — Все просто. И шар упал, и ты полакомился орехами.

— В этом есть здравый смысл, — нахмурив брови, Род взял с ладони дочери свое любимое лакомство. — Какую выгоду извлечешь ты?

— Ну, что ты, отец! — лукавая улыбка по-прежнему украшала прелестное лицо.

Смакуя терпкий ореховый вкус, Род обдумывал слова дочери. Она, безусловно, права, Мору давно пора поставить на место и вытрясти из ее головы абсурдные планы. Но остается масса вопросов. Что случится, когда мир содрогнется от присутствия Мрака? Ему не нравилось, что дочь говорит загадками, вынуждая собеседника выдвигать собственные, подчас нелепые, предположения. И Род никогда не шел на поводу ее ожиданий. Он выжидающе смотрел на дочь, и та в ответ подкинула еще одну задачку:

— Пока у нас есть противоядие, можно смело испить яду.

На этот раз вздох Рода граничил со стоном.

— Продолжай.

— Наше противоядие — Демьян.

— Едва прозвучат последние слова заклинания, Зов Сути поглотит его!

— Да, если это будет единственное, что затмит его разум.

Макошь сделала паузу, наблюдая, как глаза Рода снова наполняются интересом.

— Он возглавил Навь, заплатив высокую цену — бесчувственную Вечность. Демьян не подвержен всплескам агрессии или неуместной ярости. Им управляет разум. И только это позволило ему удержать власть и трон. Его душа по-прежнему черна и со временем покрылась черствой коркой безразличия. Но скоро все изменится, и Демьян приобретет способность чувствовать.

— Первой эмоцией, проснувшейся в Демьяне, будет ярость, а это только утроит шансы Моранны, — Род повысил голос, и небеса отозвались громовым раскатом. — Разбуженный зимой медведь куда опаснее, голодного зверя проснувшегося в положенный срок — после спячки! Уверяю тебя, это охладит любой энтузиазм, даже божественный!

— Он совершит много ошибок, это верно, — хмыкнула Макошь и повела белоснежными плечами.

Ее не тронул гнев отца, она его ожидала. Но перехватив свирепый взгляд Рода, не осмелилась испытывать его великодушие и продолжила сразу:

— Но у каждого утопленника есть свой камень. Его камнем станет смертная.

Божественный гнев мгновенно испарился, и все его внимание обратилось к очередной интриге несравненной богини. Она хочет влюбить Черта в смертную? Сосредоточившись на размышлениях, Род пришел к выводу, что его дочь тронулась умом, но это обещает весьма занимательную историю. Макошь ловко вычисляла чужие планы, соизмеряла с возможностями и особенностями характера. Она знала каждого настолько хорошо, что даже «свободный» выбор, оказывался давно и тщательно спланированным актом Судьбы, переиграть которую еще никому не удавалось.

Род хлопнул ладонью по столу, от души рассмеявшись.

— Ты пытаешься затолкнуть ему в глотку кость, надеясь, что он ее не выплюнет?

— Он не только ее не выплюнет, он ее проглотит, — самоуверенно кивнула богиня.

— Это удержит князя от Зова сути?

— Он это сделает сам. Я поставлю его перед выбором.

Макошь никогда не переставала удивлять Рода. Когда она все тщательно просчитывает места сюрпризам не остается. Все произойдет так, как должно произойти. И даже малейшая случайность окажется очередным ловким ходом. И сейчас, когда Мора уверена в своем успехе, когда обрываются нити сотканных Судеб, Макошь продолжает контролировать ситуацию. И хотя последнее слово останется за Демьяном, она уже знает, как оно прозвучит в итоге. И тогда разбуженный зверь заставит его прочесть обратное заклинание и навсегда поставить точку в этой истории.

— Он станет одним из нас. Ты это учла? — вопрос Рода прозвучал, как утверждение.

— Это мой маленький дар сыну, за достойную службу.

— Кто займет трон Нави?

В ответ Макошь рассмеялась легко и непринужденно.

* * *

Полумрак окутал Навь. Демьян стоял на узкой песчаной полосе пляжа, а мечты беспрерывным потоком вторгались в воды Озер Надежды предзнаменованием или предупреждением.

Люди — жестокие существа, порой ему казалось, что в них больше зла, чем в отпрысках Мрака. Они легко идут на поводу своих желаний, не задумываясь, не осознавая какое значение они приобретают здесь в период Нави.

Он наблюдал, как наполненное ненавистью желание смертной девушки, чью жизнь перевернула измена мужа, черным туманом скользит по песчаному дну, огибая нагромождения коралловых рифов. Водная гладь пошла рябью, заиграла золотистыми сполохами. Озеро встрепенулось, усилившийся ветер погнал к берегу бешеные волны, и все потоки воздуха ринулись вверх, выталкивая из воды черную массу тумана неосознанного желания. Демьян махнул рукой, и он сгустился, превращаясь в шар, который тут же послушно подлетел, касаясь его ладони.

В этот раз Зеркальную комнату посетят три смертные девушки. Три Игрока, три совершенно разных аромата эмоций.

Его жизнь превратилась в скучную необходимость, и все чудеса Нави давно потеряли свой неповторимый блеск. Черт — бесчувственное существо, не способное испытывать даже подобие эмоции. Игры — это лаборатория, где он препарирует, расчленяет желания, выявляя его истинные потребности, которые можно использовать. С человека слетает шелуха защитной агрессии, банальных стремлений, с которой он входит в мир Нави. Но все что по-настоящему интересовало Черта это освобождающаяся энергия. Именно в эти моменты он приобретал способность чувствовать. И это он вкушал с особым чувством гурмана, смакуя каждый миг.

Первой его посетила девушка, которая жаждала избавиться от дара предвидения. Она знала, чего хочет, и не стала размениваться по мелочам, ограничившись только словами: «Если ты избавишь меня от той хрени, что творится в моей голове, этого будет достаточно». Пожалуй, это первый Игрок, который вызвал у него невольное одобрение. Хотя он не получил желаемого аромата новой эмоции. Только уязвленное чувство гордости от осознания, что она не такая как все. Выбор прост: либо она останется с даром, либо Судьбы Исказятся, а о последствиях этого она имела общие представления. Аля выберет первое, Демьян был в этом уверен.

Второй вошла виновница «торжества», Судьба которой грозила Исказиться, потому что ее угораздило соблазнить не того парня. И Черт вдохнул любовь к чувственным удовольствиям и дорогой косметике, решительное желание «отбить» у подруги мужа и полное отсутствие осознания, что цена этого желания — ее собственная жизнь.

С бесстрастным интересом смотрел Демьян и на последнего Игрока, но от этой девушки ему не досталось ничего. Он знал, что семьи людей связывает неясное, расплывчатое чувство, вспыхивающее неожиданно, но после пары-тройки лет стремительно угасающее. И не испытывал зависти. Это единственное чувство, которое он отказался вдыхать, сосредоточившись на маленькой неприметной смертной.

Все, что она говорила, князь предугадывал заранее, хотя она умело торговалась, умудрилась в одном желании совместить несколько. Но это неудивительно. Смертные существа жадные, а потому предсказуемые. Одним словом, все Игры начались, так же как и сотни предыдущих, протекали по давно устоявшейся закономерности. Однако, завершился раунд глубоким потрясением Черта.

Любая трагедия начинается со случайности. И, как случайно брошенный окурок в стог сена провоцирует пожар, непроизвольно вырвавшееся слово приводит к непредсказуемым последствиям.

Смертная сморщила конопатый носик, помотав головой, словно пыталась ее очистить, и выдала:

— Пусть это будет… Черт!

Демьян впился в смертную темным взором. Она не вызывала интереса князя Нави, пока не произнесла роковые слова, повергшие его в состояние легкого шока. Шок то ли оттого, что он впервые что-то почувствовал кроме безразличия, то ли от наглости смертной, осмелившейся на подобное заявление. Он прожил долгую жизнь и не думал, что на свете осталось что-то, способное его удивить.

Многие тысячелетия он не позволял подданным таскать смертных в Навь для плотских утех, также, как не одобрял их вылазки в Явь. Однако теперь, если следовать правилам Игр, князь Нави обязан лично выйти в мир людей, чтобы составить компанию находчивому игроку. Одна только мысль, что блондинка именно поэтому показалась ему интересной, едва не заставила князя Нави расхохотаться в полный голос. И одновременно привело Демьяна в чувство.

— А ты уверена, что не променяешь потом мужа на него? — раздраженно спросил он.

— Уверена!

— Тогда ты в Игре!

Это может оказаться очень забавным. Додумать мысль ему не удалось. Смертная тут же выдала глупость.

— И этот парень должен по уши в меня влюбиться! Нужно повысить мою самооценку. Иначе все будет выглядеть неправдоподобно и фальшиво.

Великий Род! Да она блаженна! Здравомыслия в ней не больше, чем маневренности у слона в посудной лавке! Он не помнил половину из того, что произнес тогда, он впивался в смертную непроницаемым взором, пытаясь сдержаться и не содрать с нее шкуру!

С такой позитивной ноты начались последние Игры.

* * *

Богиня Судьбы Макошь благословила желание смертной и облегченно выдохнула, напряженное лицо разгладилось. Плести людские Судьбы невероятно сложная задача, особенно в этот раз.

* * *

Желанное разнообразие, приносимое Играми, в этот раз ударило Демьяну в голову. Он смерчем влетел в пещеру, пробежал по длинному коридору, остановившись у стены. Его загнали в угол — оставалось надеяться на благоразумие матери, которая просто не может осуществить это глупейшее желание! Иначе… иначе, он разорвет в клочья эти пятьдесят килограмм человеческого мяса! Осадить закипающую злость ему впервые не удалось. И князь позволил ей наполнить себя до отказа, и взорвался, когда хлынула через край.

Он с силой вдавил камень в стену, и она с протяжным скрежетом отъехала в сторону. Князь сощурился от яркого света вспыхнувших факелов. «Логово» так он любил называть пещеру, было единственным местом, где Демьян мог расслабиться. Здесь он сможет дать волю ярости, выпустить пробуждающегося зверя.

Пролетая мимо пологого выступа скалы, на котором замерли в ожидании хозяина уютное кресло и бутылка отменной настойки, стоящая на столе, он направился к бассейнам, на ходу срывая с себя черную рубашку. Он хотел одного — остудить закипающую от неожиданной ярости голову.

Стянув штаны, Демьян небрежно отбросил их в сторону и подошел к краю бассейна, и приготовился к прыжку в воду, но неожиданно бассейн поплыл перед глазами, превращаясь в голубое размытое пятно. Воздух потускнел, раздался вой невесть откуда взявшегося ветра, Демьян непонимающе моргнул, а когда открыл глаза, то понял что находится где угодно, но только не в своем Логове.

Комнатушка вмещала большую ванну и два навесных шкафа, над умывальником висело зеркало. Судя по тому, что зеркало отразило настоящее, он в Яви. Раздетый. Разозлившись, что не предусмотрел подобный виток событий Князь Нави стиснул кулаки, отчаянно желая свернуть шею маленькой смертной!

Демьян щелкнул пальцами, воздух вокруг зеркала взволнованно задрожал, сгущаясь. Зеркало выгнулось, как резиновое, и растянулось до размеров обычной двери, за которой покачивался Калинов Мост. Князь Нави, не колеблясь, сделал шаг вперед, но его тело наткнулось на невидимое препятствие.

— Что это значит?! — пробасил он, ощупывая внезапно затвердевший воздух, преградивший ему путь.

Пока кулак Демьяна пытался прорвать барьер, мысли его снова вернулись к смертной и ее нелепому желанию. И тут его поразил неожиданный страх, стремительно сменившийся паникой. Он изумленно замер. Ярость, которую он испытал недавно, пусть и была неконтролируема, но соответствовала его сути. А страх, и тем более паника, совершенно чужды Черту. Развернувшись, он толкнул дверь и сконцентрировался на своих ощущениях. Эмоции не ослабли и не стали сильнее, они зафиксировались на одном уровне. Это не может быть его чувство. Демьян испустил долгий судорожный вздох, когда пришло злое понимание — все, что он сейчас испытывает — отражение боли смертной, которая должно быть находится где-то поблизости.

Глава двадцать третья

Смертная сидела в кухне и задумчиво жевала пирожок. Не так он представлял себе встречу с ней. Вопреки ожиданиям она не шарахнулась от него и не убежала с визгом из комнаты. Ее рот сначала открылся, потом закрылся и снова открылся. Демьян не спеша рассматривал забавное лицо девушки, замечая, как ее глаза расширялись от удивления, взгляд смело скользил по его телу, а пальцы судорожно сдавливали пирожок.

Возможно, она была удивлена, но определенно не напугана, Он сел напротив, размышляя, каким образом ей так быстро удалось справиться с приступом паники.

— Черт! — выругалась смертная и потянулась за салфеткой.

Лицо Демьяна оставалось бесстрастным, он надеялся, что вот сейчас до нее дойдет, кто пред ней сидит и от страха ее сердце перестанет биться. И тогда все вернется на свои места. Но смертная, как ни в чем ни бывало, оттирала салфеткой липкий джем с пальцев. Демьян решил ускорить процесс:

— Вы так часто вспоминаете черта, не мудрено, если он действительно появится.

Но на все угрозы и предостережения Лина отвечала сконфуженным, натянутым смехом. Несмотря на то, что он был в шаге от нарушения основного правила Макоши — не убивать, не двинулся с места. Потому что какое-то непонятное, смутное чувство, природу которого он еще не смог распознать, нудно скребло в груди.

Неизвестно сколько бы продолжался этот фарс, если бы в дверь не позвонил тот самый Стас, из-за которого и начался весь этот бред. Смертная буквально сорвалась с катушек, когда поняла, что за дверью находится ее муж.

Она носилась, как помешанная, по квартире, пытаясь спрятать его. А Демьян недоумевал, как из-за какого-то тоскливого чувства, человек может так переживать. Вдобавок — смертная, по-прежнему, не подозревала, что он — это Черт. Тогда в его голове возникла неожиданная мысль — ему не придется самому ее ублажать. Он даже подобрал кандидатуру для своей замены. Леший или Матоха вполне подойдут на эту роль. Эти мысли крутились в его голове, пока Лина заталкивала его в ванну. И, как только она захлопнула дверь, Демьян непонимающе зарылся рукой в черные волосы и перевел взгляд на зеркало. Что он вообще тут делает?! Он раскинул руки, ладонями вверх. Воздух задрожал, играя золотистыми искрами, пока не разорвался со свистом, образуя проход в Навь.

Минуту спустя, сидя на краю огромного джакузи, как последний придурок, князь Нави смотрел на величественный, древний мост, пройти по которому у него вновь не получилось. Но было и еще кое-что, что терзало его ошеломленную гордость. В лоне своего мира он ощущал, что ничего не изменилось, и все чувства по-прежнему прочно закупорены в его черной душе. Однако сокровенная Навь, выпустила его в человеческий мир совершенно другим. Чувствующим. Словно частичка его души, та, которую он тысячелетиями игнорировал, вдруг подала голос. И это чувство, как заноза, прочно сидевшая под кожей, вынуждало его ощущать острое беспокойство, чем весьма раздражала. Если смертная пожелала помучить мужа его присутствием, то он сделает это прямо сейчас!

Демьян велел странному чувству заткнуться и, желая поскорее закончить этот фарс, сорвал с крючка махровое полотенце, одним рывком распахнул дверь, та со стуком врезалась в стену, и решительно зашагал по коридору. Остановившись в дверном проеме, Демьян преодолел очередной взрыв желания свернуть шею смертной, подошел к ней и, обняв, закружил по кухне. Оказывается, так просто — коснуться ее, это не вызвало тошнотворных спазмов и не переполнило чашу презрения. Терпимо.

Замешательство смертной эхом отозвалось в его груди. А когда она попыталась оправдать присутствие Черта в квартире, не выдержал. Презрительно прищурившись, он легко проник в ее сознание, без труда подчиняя его себе. И не щадя Лину, послал самый мощный сигнал в ее мысли, насильно извлекая из памяти все произошедшее накануне.

Он испытал радость, когда смертная сжалась в мучительной судороге, и эта радость причинила ему боль. Смущенный этим, Демьян умудрился сохранить на лице выражение триумфа и вышел из комнаты.

Презренные черви!

Но в ванной его ждал еще один сюрприз. Демьян так и не смог понять, почему сам Род посетил его в Яви, зачем-то напомнив, что он наблюдает за Играми.

А когда смертная ворвалась в ванну, Род искренне развеселился.

— Теперь я понимаю, что твоя мать имела в виду.

Изобразив вполне правдоподобную маску безразличия, князь с помощью Рода смог покинуть Явь.

* * *

Навь

Бордовая пасть камина пылала огнем, заливая оранжевым светом книжные стеллажи. Моранна сидела в широком обитом кожей кресле, с упоением изучая книгу в потрепанном переплете. На столе из полированного дерева высился многоярусный канделябр со стройными высокими свечами. Широко раскрытые глаза Моры быстро скользили по строчкам, обегали замысловатые рисунки древних символов. Она настолько углубилась в чтение, что не заметила появление супруга — князя Нави.

Как и у большинства отпрысков Мрака, у Моры были черные волосы, мягкими волнами струящиеся по плечам, и необычайно темные глаза. Ее красота, холодная и безупречная, способна зажечь самую неистовую страсть. Однако, сам Князь никогда не испытывал к ней ничего подобного, хотя коридоры замка звенели от задорных голосов их общих сыновей.

Не спрашивая разрешения войти, Демьян миновал порог. Медленные шаги раздавались в просторной зале, нарушая гулкую тишину.

Не отрывая взгляд от книги, Моранна подняла указательный палец.

— Один момент.

Шорох стремительно переворачиваемых страниц сопровождался нетерпеливым позвякиванием подвесок на ее браслете. Остановив выбор на странице, где был изображен древний символ цикличности Вселенских процессов — коловрат, Мора перекинула матерчатую закладку через лист, и захлопнула книгу, небрежно бросая ее на стол. И только после этого удостоила супруга приветливой улыбкой.

Демьян взял со стола книгу и, посмотрев на обложку, удивленно уставился на супругу.

— «Пришествие Первородных Сил»?

Мора вздохнула и развела руки.

— Мне хочется, чтобы эта Игра была особенной. С эдакой изюминкой, — Моранна продолжала сидеть в кресле с выражением ленивого безразличия на лице.

— Не думаю, что изучение древних знаний подскажет тебе, как нафаршировать Игры изюмом.

Демьян почувствовал в Моранне непонятный, возрастающий протест. Обычно в период Игр она становилась задумчивой и тихой, но в этот раз ее словно подменили.

— К сожалению, единственной возможностью выпустить пар у меня, дочери Мрака, является подготовка твоих Игр. Безумие. В этом мире не осталось ничего кристально чистого или истинно темного. И это хорошо. Скучнее предсказуемого добра, сравнимого с ленивой коровой, пережевывающей свою вечную травяную жвачку, может быть только сам процесс обращения и принятия так называемой Истины. Когда человек отрицает зло во всех его проявлениях и идет в монастырь, молиться своему Богу, лицо у которого в каждом веровании разное. То ли дело Зло, кипящее необузданной энергией, хитрое и коварное. Оно не носит маску, у него одно лицо.

Ее слова советовали не верить спокойному даже равнодушному тону.

— Да. Жизнь человечества вне сомнений стала бы веселее, острее, разнообразней, если бы зла в ней стало немного больше, — согласился Демьян.

— Прости. Я знаю, об этом нужно забыть. Но прошлое всплывает само собой. И тогда я понимаю — все смешалось в серую массу безвольных людей и всесильных богов. А наше место где-то посередине. Мы не смертные, но и не боги. И, тем не менее, в нас с тобой есть одна очень важная особенность — мы дети Мрака.

Разговор принял ожидаемый Демьяном поворот. Единственное что он не смог понять — почему она решилась заговорить об этом. Каждое ее слово эхом звучало в его голове, как отражение собственных мыслей, которые он тщательно скрывал. И Мора своими разговорами может разрушить то, что он создавал тысячелетиями, настойчиво отгораживаясь от соблазнительного Зова Сути.

Мора увидела колебание в его глазах, поэтому настойчиво продолжила:

— Ты бы хотел дать силу своей сути? Поддаться той свирепой ярости, которая кипит в наших жилах?

— Ты знаешь ответ.

— Согласна, — раздраженно ответила Мора, поднимаясь. Теперь их лица разделял сантиметр, и Демьян видел, как у ее глаз собрались мелкие морщинки, когда она презрительно прищурилась.

— Ведь ты можешь за неделю обратить во зло все человечество, и все люди, как стадо послушных баранов, столпятся в твоей обители, безвольные, коленопреклоненные. — В Играх ты можешь реализоваться как первоначальное и вечное зло. Так почему не используешь эту возможность?

В ее словах было больше здравого смысла, чем он бы хотел, и как черви вгрызаются в сочное яблоко, они вползали в голову.

— Наш разговор станет проще, если ты перестанешь говорить загадками.

Мора отошла от супруга, направляясь к шкафу, чтобы достать бокал и бутылку вина.

— Я знаю, Демьян. Ты хочешь, просто об этом не принято говорить вслух. Рожденные в том мире, но вынужденные жить в этом, мы остались потомками Мрака, — нарочито спокойно продолжала она, наполняя бокал вином. — Мы не свободны. Мы привязаны к глупым правилам, ограничивающим нашу суть.

— Мы живем в этом мире. И это нужно уметь принять.

Изящно обхватив бокал длинными ухоженными пальцами, она развернулась к князю.

— Продолжаем играть в благородство, — кивок Моранны и насмешливо поднятые брови сказали больше слов. — Они врут, Демьян. Врут себе, нам, людям. В каждом из нас есть сила Мрака, и чем больше она, тем меньше остается места благородству. Навь — это маска, и нас заставляют ее носить.

— Эти мысли далеко тебя не уведут.

— Меня ведут не мысли, а моя суть.

— Моранна, прекращай эти разговоры. Я не хочу, чтобы о твоих мыслях узнал еще кто-то. Ты меня поняла?

— Боишься, что трон станет слишком велик для Черта, не сумевшего вовремя заткнуть рот жене? Будем поддерживать ложь?

— Не слишком ты разошлась? — процедил Черт. — Кто дал тебе право повышать голос в моем присутствии?

Демьян опасно прищурился. Но Моранна, словно не замечала этого.

— Она пожелала не только тебя, она пожелала твоей любви. Ты по-прежнему будешь твердить о правилах этого замечательного мира, которые делают его еще более замечательным? Снова будешь рассказывать мне о вселенской гармонии и о богах, которые знают все лучше нас? И что Навь теперь не мир зла, а мир перемен?

— Ты бесишься, потому что эта ситуация унизительна для тебя. — Демьян смотрел на Мору в упор, и поэтому заметил, как перекосилось от ярости ее лицо. Всего на мгновение, но оно доказало князю, что он попал в точку.

— Знаешь, Демьян, если бы ты поднялся на цыпочки и заглянул за забор ограничений, установленных твоей матерью, то вне сомнений понял бы — мир за его пределами, гораздо привлекательней и многообразней. Если ты это сделаешь, то ни о каких «правилах» уже не будешь твердить. Этот спектакль устроен твоей драгоценной мамашей.

— Что с тобой, Демьян? Ты потерял рассудок? И ты не чувствуешь себя последним идиотом? О, конечно! Сейчас ты мне расскажешь, что желание смертной легко предугадал!

— Ты думаешь, что я наслаждаюсь ситуацией?

— Я думаю, ты слишком дорожишь своими Играми и властью, не понимая, что это крохи от пирога, который поставили не на твой стол! — вскипела Моранна, запуская в камин бокал. — Почему ты не покажешь всю свою силу? Ты способен на большее, чем управлять фальшивым миром! Если Судьбы Исказятся…

— Ты не сможешь сделать этого.

— Но это сможет сделать твой игрок! Это уже не мир, где Черт легко выступает в роли Ангела, где Мрак и Свет сливаются в абстракцию бездарного художника! Где твоя суть, Демьян? Ты забыл, кто твой отец?

— Ты закончила?

— Нет, я только начала. Этот наш шанс, вернуть прежний мир.

— А что дальше, Мора? Снова хаос, отсутствие здравого смысла. И где будет твое место в новом мире?

— А кем стал ты в этом? Слизняком, спрятавшимся за юбку матери?

— Не забывайся!

И снова ярость начала искать выход, на скулах князя заиграли желваки.

— Вот теперь я узнаю тебя.

— А я тебя — нет. Ты никогда не была глупой. Предлагая сделку, ты должна четко обрисовать мои перспективы. Что мне даст твой план?

— Ничего, кроме величия. Ты перестанешь бороться с собой и со своей сутью. Ты выпустишь зверя, который уже задремал! Ты любимый сын Мрака, мой муж. У нас будет власть.

— Она у нас и сейчас есть.

— Власть это свобода. А ты в подчинении, обложенный ограничениями, как муха дерьмом.

— Лучше иметь стабильную власть в этом, чем сомнительную в новом.

Она не стала кричать, не выцарапала князю глаза, хотя этого ей очень хотелось. Вместо этого она успокоилась, вновь превратившись в холодную княгиню Нави.

— Ну что ж, это твой выбор. Открою тебе секрет: об тебя только что самозабвенно вытерли ноги те, кто по твоему мнению, сделали этот мир замечательным. Поздравляю тебя, Князь, теперь ты стал настоящей тряпкой.

Это было выше его сил. Он схватил Мору за горло, кипя от еле сдерживаемой злости. Но как только осознал, что готов сжать пальцы и свернуть шею супруге, убрал руку. Моранна бросила яростный взгляд на мужа.

— Ты поднял на меня руку, — процедила она, содрогаясь от гнева. — Вот это, — она ткнула пальцем на бардовые отпечатки пальцев на коже, — ее заслуга. И за это она тоже поплатится.

Тишина сгущалась в воздухе, он слышал учащенное дыхание Моры и ровный стук собственного сердца.

Мора почти вылетела из залы, оставив разъяренного Черта в одиночестве. Впервые за свою долгую жизнь Демьян всерьез задумался о своей сути. Кем он стал? Он не человек, но и не бог, не добро, но и не зло. Возможно, Мора права, и за долгие годы разумного правления миром Нави он потерял часть себя.

* * *

Его выбрасывало в Явь каждый раз, как только мысли смертной возвращались к нему. К сожалению, это происходило чаще, чем хотелось самому князю.

После того, как Лина решилась обмануть Судьбу и Черта, его мысли крутились вокруг нее постоянно. Впервые он смотрел на человека с возрастающим интересом. По странной закономерности в Яви он чувствовал почти непреодолимую тягу к ней, но в мир Нави возвращался полный неистовой злобы. Тем более, что с каждым разом он четче понимал, что связь между ним и смертной становится прочнее. Да, она словно приковала его нерушимой цепью! Неожиданно для себя, князь сам выходил в Явь, легким движением пальцев заставлял сумрак сгущаться вокруг него и невидимой тенью плыл за Линой. И она каким-то образом знала, что он рядом. И он по-прежнему хотел придушить смертную на месте, но одновременно наслаждался ее близостью. Именно поэтому он заключил с ней идиотский договор о временных отношениях, и только значительно позже с удивлением обнаружил, что в то время как Черт играл с ней, Лина играла с ним.

Больше всего раздражало ее слепое и необузданное стремление воссоединиться с мужем, вопреки всему, в том числе здравому смыслу. В тот вечер, в ресторане, Демьян впервые позволил себе расслабиться, потому что надеялся, что уже завтра оковы желания ослабнут, а вскоре и вовсе исчезнут. А еще он верил, что смертная, наконец, поймет, кого так нагло использует в своих целях и испугается. Разумнее всего было самому заявить ей о своей сущности, но нужные слова замирали где-то в гортани, словно он сам не хотел рвать нить, прочно связавшую его и маленькую смертную. Ее смех звучал легко и свободно, и в тот же момент его потрясло очевидное желание смеяться вместе с ней. А он уже забыл, что такое смех. Голос ликовал, купаясь в лучах ее улыбки.

Лина не боялась его.

— Я знаю, что могу тебе доверять, — упрямо заявила она, ее смешной конопатый нос гордо вздернулся вверх.

Чем она гордилась? Глупостью и отсутствием инстинкта самосохранения? Он в шаге от того, чтобы позволить силе заполнить жилы, а вместо этого стоит перед ней, выпятив грудь колесом, как последний придурок, застывший в невольном восхищении.

Ее вторжение в его жизнь походило на безумие. Проклятие. На постоянную борьбу искушения и здравого смысла. Это чувство было похоже на неожиданную волну, утянувшую его в океан. И он беспомощно тонул в нем, ошеломленный неспособностью устоять под ее напором. Близость ее тела уничтожала остатки сдержанности, и когда он впервые ее обнял, то с удивлением обнаружил, что это не уменьшило тягу, а стремительно ее увеличило. Он ощутил взаимное желание Лины и на миг забыл, что желает она вовсе не его. Нужно время, чтобы принять это чувство, но смертная вернула его к реальности, напомнив о договоре. И в этой реальности он выглядел не могущественным князем Нави, а глупцом, потерявшим рассудок от мимолетной страсти, а она женщиной, влюбленной в другого.

Он ненавидел ее — смертную, которая осмелилась пожелать влюбить в себя Черта, и метался по Нави, как разъяренный зверь. Кровь лихорадочно струилась по венам, разнося гнев.

Он думал о смертной, когда черный шип, за который зацепился манжет рубахи, распарывал тонкий шелк.

Он злился на нее, пока горячая капля крови скатывалась по длинным пальцам.

Он придумал, как отомстить ей, остервенело срывая с себя рубаху.

Князь повел себя не так, как положено вести себя истинному сыну Мрака. Он забыл, что стоит во главе Нави и его Игры смотрят боги. Он наплевал на правила и показал смертной смерть мужа. В слепом желании причинить Лине боль, он вынудил ее выбирать между двумя жизнями, хотя прекрасно понимал, что это может толкнуть ее на отчаянный шаг.

Он не думал, в тот момент он мог только чувствовать. Но когда смертная покинула Навь, и он отдышался от ненависти, то немое опустошение наполнило грудь. Он не получил ожидаемого удовлетворения. Только укол незнакомого, чуждого ему чувства. Болезненный и резкий.

Он ждал этот момент, но именно этого хотел в последнюю очередь.

И снова настойчивый голос открыл рот и, как стая надоедливых мух, зажужжал в голове. Но теперь он сыпал отборными ругательствами.

Кроваво-красное небо Нави затянули тяжелые тучи. Демьян горел от бессильной злобы на себя, на нее и на свою мать! Он зарычал, и небеса прорезала огненная вспышка молний, отражая блики ярости Хозяина.

* * *

Макошь нашла сына у горячих источников. Демьян сидел в кресле, задумчиво глядя на мощный каскад воды, вырывающийся из трещины в скале, с шумом наполняя чаши-бассейны. Он не заметил ее появления.

— Демьян, я несколько раз звала тебя, но ты не откликнулся.

— Прости, я не слышал.

— Прощу твою грубость, если расскажешь, чем так опечален.

Макошь обогнула стол и села напротив сына.

— Все в порядке, — Демьян не обернулся. — Рад приветствовать тебя в Нави.

От взгляда богини не ускользнула его растерянность. Обычно собранный, холодный и расчетливый князь сейчас выглядел потерянным и даже напуганным. Макошь предполагала, что ее план коренным образом изменит жизнь сына и была готова к всплескам ярости, нарастающему бунту, и боль, застывшая в глазах сына, доказала, что она снова не ошиблась. Буря близка.

— Как продвигаются Игры?

Из складок воздуха вынырнул кубок, и тонкие пальцы Макоши обхватили серебряную ножку.

— Превосходно.

— И все же тебя что-то беспокоит.

Нет, она подобрала неверное слово. Не беспокоит, а мучительно терзает. Он поддался слепому желанию растоптать смертную, стереть с ее лица улыбку.

— Я совершил ошибку, — Демьян устало растер лицо. — Я поставил перед Игроком тупиковый выбор.

— Ты нарушил заповедь, — подтвердила она и понимающе кивнула. — Тобой двигала любовь.

После этих слов усталость сына сняло как рукой, он метнул на мать суровый взгляд и зарычал:

— Мной двигала злоба!

Богиня не упустила момент и пристально посмотрела сыну в глаза, но Демьян успел отвернуться, до того как проникновенный взгляд матери приготовился копаться в его душе.

— Ревность, — парировала Макошь.

— Ненависть к смертной! — не оборачиваясь, выкрикнул Демьян и, сорвавшись с места, направился к горячим источникам.

— Ненависть к чувству, — настаивала мать. — Вечность сделала меня циничной. Даже собственному сыну, я не могу сделать бескорыстный подарок.

— Подарок? — Демьян развернулся, чтобы ответить ей но увидел, как зев пространственного тоннеля, ведущего в Правь, проглатывает грациозную фигуру его могущественной матери.

* * *

Гнев грозно закипел в груди Демьяна. Любовь для него была невозможна! Он никогда даже не думал о ней! И совершенно четко осознавал, что в книге Судеб это чувство не может быть прописано. Человеческая женщина не может стать избранницей Черта — это правило. Основа. Суть. Черный кофе меняет цвет, когда в него льют сливки. Чем больше сливок — тем светлее напиток. То, во что превращался он, просто мерзко! Черт — эгоист до мозга костей. Бросая кости на игральный стол человеческих жизней, Демьян не испытывал ни сожаления, ни раскаяния, потому что его душа была запечатана, скрыта от эмоций.

Так было до встречи с НЕЙ. Так он считал еще несколько дней назад. Демьян прошел в углубление пещеры, размышляя над тем, какое место мать отвела этому чувству в его жизни. Но где найти силы признаться, хотя бы себе, в том, что стоящая перед ним богиня ловко затянула на нити его Судьбы особый узел?

Он мог сопротивляться ей, отстаивать свою бесчувственность, одновременно понимая, что это ни на секунду не отсрочит момента, когда будет вынужден сдаться.

Демьян вошел в Зеркальную комнату и приблизился к зеркалу будущего Лины. Если мать приготовила для него эту пытку, то в ней должен быть смысл.

Зеркалица — дух, хранивший прошлое и будущее, — появилась в отражении, едва он коснулся позолоченной рамы. И, скороговоркой выпалив «Здравствуйте, господин», потупила взгляд. Впервые за долгую жизнь князь задался вопросом, который сразу озвучил:

— Ты боишься меня?

— Я бы не посмела, господин, — прерывающимся голосом ответила она, еще ниже опустив голову, словно пытаясь скрыться от него за завесой белых волос.

— Можешь говорить открыто. Почему ты боишься меня?

Тонкие почти прозрачные пальцы Зеркалицы нервно теребили краешек розовой тесьмы, обхватившей белый доходящий до пола сарафан на талии.

— Подними голову, — тихо приказал Демьян.

Девушка выполнила приказ и робко посмотрела на хозяина.

— Господин, я боюсь не тебя. Я боюсь показать то, что ты не захочешь увидеть.

— Что такого страшного может скрывать будущее игрока?

— Не будущее, а настоящее. Зеркала. Они всегда отразят твою суть, и как бы ты не стремился скрыть от окружающих ее, отражение будет настойчиво напоминать тебе о том, что ты пытаешься скрыть. И ее приоткрытые губы, печаль катящаяся по щекам солью впитается в кожу, но в ее глазах ты увидишь правду, которую боишься признать.

— Много слов, — бесцеремонно перебил ее Демьян. — Если ты боишься показать мне ее настоящее, так покажи будущее!

— Ты увидишь пустоту, и это заставит тебя вспомнить, что пустота означает не только смерть Игрока. Ты забрал ее будущее и Судьбы могут Исказится. Девушка стоит на краю пропасти, ее руки расправлены, как крылья птицы, готовой совершить свой последний полет.

Глава двадцать четвертая

Оранжевый свет жадного солнца Нави заливал Озера Надежд. Моранна всматривалась в тихую воду, а когда поняла, что русалки здесь нет, забралась на высокий выступ и громко выкрикнула:

— Берегиня! Тащи свой толстый зад сюда!

Несколько секунд ровную гладь нарушали разбегающиеся круги, которые оставляли резвившиеся мальки. Мора недовольно постучала каблуком по камню, не сразу заметив, ритмично приближавшуюся к поверхности русалку.

— Наконец-то, — княгиня раздраженно откинула за спину черные волны волос.

Русалка ухватилась за край выступа, на котором стояла княгиня и, подтянувшись, взобралась на него.

— Да, госпожа, — испуганно произнесла Берегиня.

— Ты собираешься возвращать долг? — вместо приветствия спросила Мора, глядя на нее сверху вниз.

Берегиня потупила взгляд. Она с ужасом ждала часа расплаты, хотя ни секунды не жалела о своем поступке.

— Конечно, госпожа.

— Он приведет сюда смертную. И ты должна будешь войти к ней в доверие и убедить, что она сумеет Исказить Судьбы.

— Она сможет это сделать?

— Не будь дурой, Берегиня! Скажи ей, что Черт нарушил правило, оступился и теперь она имеет полное право Исказить Судьбы.

— Это же неправда.

— Об этом знаешь ты, но не знает она!

— Но как я это сделаю?

— Послушай, родная, — ее голос вдруг зазвучал плавно и заискивающе. — Я у тебя спрашивала, каким образом мне Леля превратить в тритона?

— Но, госпожа, если смертная Исказит Судьбы нам всем придется туго.

Моранна улыбнулась. Эта дуреха волнуется за тщательно оберегаемую всеми гармонию.

— Туго придется Макоши. А мы будем жить согласно своей сути.

Берегиня хотела ответить, что неожиданно поняла, что госпожа хочет не просто позлить Макошь. Но отказывать ей будет разве что самоубийца. В ярости Моранна неистова.

— Как я сумею это сделать, если смертную приведет хозяин?

— Родная, ты сделаешь это тонко. Для затравки пообещаешь исполнить любое ее желание.

Русалка обхватила себя руками и вздрогнула, словно от холода.

— Это не в моих силах.

— Я знаю, дура! Но ты же будешь действовать тонко.

— Нет, Мора, я не пойду на это.

— Превосходно, — отозвалась княгиня и, покачивая головой, запустила руку, в копну волос. — У тебя двадцать минут на прощание с Лелем.

— Нет!

— Милая, ты на моей стороне?

Русалка мелко закивала.

— Скажешь ей, что Игры это шоу. И каждый житель Нави имеет возможность наблюдать за Игроком и даже делать ставки.

— Она не поверит в эту чушь.

— Как раз в это она поверит!

— Ты можешь принять любую оболочку, почему ты не сделаешь это сама?

Мора не сочла нужным отвечать на такой глупый вопрос. Она могла сделать многое, но для этого смертная должна добровольно впустить ее в свое сознание. Еще одно ограничение Макоши! Будь она трижды проклята! И единственное что Мора умудрилась сделать, это создать иллюзию слежки, что стало прекрасным дополнением к ее плану.

Испуганное лицо Берегини подсказало Моранне, что русалка сделает все так, как прикажет госпожа. Довольная результатом разговора Мора улыбнулась и приготовилась ждать.

* * *

Явь

Ранним утром князь Нави стоял на крыше дома, прижимая к себе хрупкое тело Ангелины. Не страх перед Искажением Судеб вынудил Демьяна прервать ее полет. Нет, тот страх, что он испытал, имел совершенно иную природу. Если раньше Демьян опасался, что странное чувство может иметь продолжение, то теперь боялся, что оказался неправ. Оказывается и у Черта есть сердце. И оно может болеть.

Каким-то непостижимым образом результат, которого он так яростно желал, выдал неожиданный ответ, и он едва не потерял то, что жаждал обрести. Черт прожил долгую бессмысленную жизнь, не слушая голоса сердца, и находил в этом упоение. Но теперь, когда этот голос проснулся, Демьян понял, что без этой маленькой смертной его жизнь снова станет серой и безликой. И не хотел этого.

Крепко сжимая хрупкую ладошку, Демьян привел Лину в Навь. Она удивлялась и радовалась таким обычным вещам, что он снова сумел оценить их. А когда Берегиня отправила на небо ее желание, Демьян увидел, как осветилось пониманием лицо русалки, бросившей на него лукавый взгляд, а сам он с безмерным удивлением понял, что в его груди зарождается что-то новое, незнакомое и, в какой-то мере, изумительно неправильное. Демьян проклинал себя последними словами, потому что в глубине его сути колыхнулось надежда, что вынудило его принять волнующую перемену. Пустота в будущем Лины могла означать, что Судьбы перепишутся иначе, и она будет связана с тем, кто никогда не отражался в зеркалах. С Чертом.

Казалось, его сердце лопнет от восторга — она может принадлежать ему! Неверное, какое-то больное, упоение ласками смертной наполнило его, Демьян ощутил прилив сил, да такой мощный, что еле сдержал ликующий смех. И расслабился, позволяя странному томлению заполнить себя до отказа, в душе надеясь, что назойливый голос захлебнется в этом мгновении нечеловеческого счастья, заткнувшись уже навсегда.

Если Макошь вплела нить Судьбы Лины в его жизнь, он не станет этому сопротивляться, и не поставит под угрозу хрупкий баланс. Судьбы останутся неизменны.

Лина покинула Навь, оставив с ним частичку своей души. Незадолго до гибели Стаса Демьян вернулся в Явь, чтобы убедиться, что с Линой все в порядке. Она стояла у дерева, и ее остекленевший взгляд блуждал из стороны в сторону. И снова страх потерять ее потряс князя. Внезапно он понял, что жизнь смертных хрупка, как сухая ветка, и от малейшего нажатия может рассыпаться трухой, тогда он поклялся себе, что не позволит никому и ничему причинить боль Ангелине.

Лина умела удивлять, он в очередной раз убедился в этом, когда она сказала, что хочет его спасти. Ее длинная речь была полна уверенности и боли. И в тот момент он усомнился, что ее чувство к Стасу осталось позади. Но Демьян был настроен решительно. Если Лина — дар его матери, то он с удовольствием его примет! И никакой смертный или бессмертный его не остановит! Князь отправился в Зеркальную комнату, чтобы посмотреть все варианты истории мужа Лины. Он должен быть уверен, что Стас не имеет шансов вернуть ее.

— Покажи мне все варианты его истории, — приказал он Зеркалице.

— Вариант один. Он умрет.

— Не ври мне.

— Господин, я не осмелилась бы…

Взмахом руки Демьян велел ей молчать.

— Одного варианта Судьбы не существует даже у меня!

— Но, господин…

Единственный вариант истории — гибель. Такого не может быть! Если только к этому не приложила руку его мать! Или Мора.

Он отправился в Явь, отчаянно нуждаясь в опровержении собственных доводов. Но понял, что опоздал, когда ощутил изменения, которое внесло в его сущность Искажение Судеб. Он слышал отца. Открыт коридор, теперь Зов Сути с каждым вздохом становился сильнее.

Если Стас остался жив только в этом мире, то фантомы из других миров, тут же перебрались бы сюда, в мир, где бьется его сердце из разорвали бы Стаса в клочья. Но их не было, словно Судьбы не Искажались… тогда пришло злое понимание. И если раньше он не видел смысла в участии Алевтины в этой истории, то теперь все стало предельно ясно. Места случайностям нет. Во всем происходящем чувствовался почерк Макоши. Алевтина хотела избавиться от дара предвидения, и его не могла не принять Лина. Стечение обстоятельств, на которое он совсем недавно намекал Лине, сыграло решающую роль. Аля неосознанно отдала дар, но Макошь благословила желание. Он не успел толком разозлиться на мать. Все, что имело значение — Лина в большой опасности. Судьбы Исказились — открыт портал между мирами. И этим кто-то должен воспользоваться, чтобы заставить человека прочесть заклинание. И части растерзанного Мрака тут же потянутся друг к другу.

Демьян увидел Лину, она показалась ему такой беззащитной, растерянной и уставшей, что в нем сразу проснулось желание защитить ее. Подхватить ее на руки и отнести в свое логово, под защиту каменных стен, впитавших его силу. Но невыносимая боль, накатившая неожиданно и стремительно, подкосила ноги. В считанные секунды его тело словно взорвалось и унеслось куда-то. А когда он пришел в себя, то понял, что находится в Нави. Демьян метался, как раненый зверь, он чувствовал, что Лина где-то здесь, в его мире. Но найти ее не мог. Это могло означать лишь одно — «кто-то» воспользовался силой и создал иллюзию. Осознав это, Демьян без труда разрушил чары, но снова опоздал.

Лина прочла заклинание, ее вынудила это сделать та, от которой он ожидал это в последнюю очередь. Моранна.

Как только в мир ворвался Мрак, тягучий Зов Сути настойчиво зазвучал в ушах, напряглись от давления установленные барьеры воли Демьяна. Поддаться… только поддаться, соединиться с отцом. И единственное, что удержало его от соблазна — испуганные глаза Ангелины. Князь смерчем налетел на Мору. Он готов был разорвать ее за то, что она осмелилась сделать это. И убить потому, что использовала для этого Лину.

Бесформенный сгусток Мрака приобретал очертания. Появлялись круглые черные глаза и стальной клюв, движения были тягучими и медленными, словно в его жилах бурлил свинец. И, как к мощному магниту, расположенному в его центре, потянулись распластанные по земле черные сгустки, образуя гигантские крылья. Чудовищная мощь продолжала скапливаться, уплотняясь, пока крылья отца не распахнулись, готовые поднять над землей своего хозяина.

Глаза отца, быстро отыскав сына, наполнились багровым цветом. Шелестя, он расправил за спиной крылья, предлагая присоединиться к нему. И сопротивляться своей сути Демьяну становилось все сложнее.

И он увидел тело Лины, застывшее и неподвижное, покрытое толстым слоем Мрака, а вокруг нее начинала пружинить Вечность.

Он жаждал воссоединения с Мраком, опускаясь на колени перед телом Лины, его душа трепетала от близости отца, потому он удивил сам себя, как только услышал свой громкий голос, произносящий древнее заклинание. И это могло означать только одно — Мрак осужден быть снова расколотым. Он осознал это с неоспоримой точностью, так же как то, что его только что ловко обвели вокруг пальца. Потому что он знал, что сила Света возьмет с него жертву. И она не поскупится.

Демьян срывал с Лины клочья Мрака, читая заклинание:

Лишь только в крупицы стального рассвета Отправятся вплавь по своду небес Я знаю, что рядом купается где-то Тот, чей нужен голос мне — безоблачный Свет!

Как только последние слова заклинания были прочтены, он явственно услышал голос:

«Ты готов принять Свет в свою суть, даже если это будет означать, что ты будешь связан со смертной своей Вечностью?»

Его глаза изумленно расширились, когда с губ легко сорвался ответ:

«Да»

И он приобрел ту каплю добра, которая позволила удержать равновесие между Светом и Мраком. И это капля оказалась океаном. Новым вдохом, жизнью…

Мир вспыхнул ослепительным светом. Свет затухал, теперь он видела белоснежное бесформенное облако, стремительно несущееся к Мраку.

— Предатель! — завопила Моранна. — Трус! Тряпка!

Горло Мрака исторгло рокочущий звук. Он увидел Свет. Струящуюся энергию, можно было потрогать руками. Электрические разряды искрились в воздухе. Но внимание Демьяна было сосредоточено на Лине, ради него Исказившей Судьбы. Он нежно поднял ее на руки и встал.

Взмахи крыльев Первородных Сил образовали мерцающий круговорот, поднимающий в воздух пыль и мелкие камни, и оглушающее карканье слилось с яростным клокотаньем.

И неожиданно все замерло, Демьян уже подумал, что его бессмертной жизни пришел конец. Исчезли звуки, цвета смешались, окрасив мир блеклым серым светом. В этот момент снова не стало ни Света, ни Мрака. Он перестал ощущать зов сущности. Перестал ощущать собственное тело. Единственное, что он мог осознать в тот момент — что его невиданной силой подбросило вверх…

И вдруг ощутил резкий рывок в сторону, а когда обернулся, то увидел их.

Точнее… себя… словно он стал человеком и сумел увидеть свое зеркальное отражение.

Они парили в воздухе в нескольких метрах, обступая князя плотным кольцом, выставив вперед руки, синхронно перебирали пальцами в воздухе, словно что-то пытались нащупать. Из ниоткуда вынырнули мерцающие серебристые нити и потянулись от одного двойника к другому. Низкий громыхающий рык вырвался разом из семи ртов. Демьян расслабился, сосредотачиваясь на новом ощущении. Мелко подрагивали от напряжения мышцы на руках, пальцы прочесывали воздух, ища нить. Ладони обожгло, когда он ее нащупал. Есть! Сжав пальцы, Демьян потянул на себя, нить натянулась, и двойники качнулись в сторону. От резкого толчка перехватило дыхание, и их с непреодолимой силой понесло друг на друга. Слияние было безболезненным, только неприятное жжение прошлось от правого предплечья к кисти руки. За ослепляющей вспышкой света последовал возглас изумления.

Игнорируя жжение, расползающееся от кисти руки до предплечья, Демьян повел плечом. По смуглой коже его правой руки поползло белое кружево Света. Князь изумленно выставил вперед левую руку, которую оплетал искусный орнамент Мрака. После слияния, голова кружилась, как хмельная. Сила нескончаемым потоком наполняла его тело, пока не закипела и хлынула наружу. Единственное что мешало сполна вкусить прелесть собственной мощи, так это нудная режущая боль в спине между лопатками. Она нарастала, охватывая голову, горячей лавой растекалась по венам и Демьян тонул в ней…

Боль не просто сильная, она прожигала насквозь, и если бы знать чего ему будет стоить это, он и пальцем не пошевелил бы! Бесконечная, вязкая боль, порождала волны агонии. Он горел живьем, пронзительно орал, чтобы его собственный крик не позволил лишиться сознания. Сердце гулко билось, как сжатая в кулаке птица, ноги Демьяна подкосились, и его накрыла темнота.

* * *

Сладкий запах. Витал сладкий запах, природу которого Демьян распознать не смог. Он лежал на животе, уткнувшись лицом во что-то мягкое. Сплошной поток теплой энергии трепетал вокруг в такт с мерно бьющимся сердцем, приводя князя в состояние эйфории. Демьян блаженно выдохнул, позволяя силе заполнить его существо. И эта новая сила тихо напевала ему незнакомую ранее мелодию: мощную и томную, полную гармоничного сочетания силы и разума.

Демьян глубоко вдохнул и задержал в легких сладкий аромат. Воспоминания пытались прорваться сквозь броню, выстроенную слабостью и негой. И с каждым вдохом его разморенный ум выхватывал из памяти отголоски прошлого, которое теперь казалось сном. Словно всю свою долгую жизнь он дремал и пока не был готов проснуться.

Осторожно поднявшись на локтях, Демьян открыл глаза и огляделся. Это не Навь, но и не Явь. Здесь не было неба в том понимании, в котором он привык его называть. Зияющая бездна, испещренная звездами, бросала мерцающий свет на роскошный сад, в центре которого он лежал на роскошной кровати, застланной шелковым бельем.

Демьян сел и сморщился от боли пронзившей лопатки. Ощущая тяжесть, он неловко покачнулся и напрягся, услышав за спиной шелест, словно большая птица сложила крылья. Он медленно повел плечами. Шорох. На землю упала тень. Он еще раз повел плечом, чувствуя, как что-то дернулось за его спиной и расправилось. Демьян запрокинул руку и уткнулся пальцами в мягкие перья.

— Добро пожаловать, Ангел, — ворвался в его растерянный разум женский голос.

Князь повернул голову и увидел двух молодых девушек. Они стояли в нескольких шагах позади него, одетые в длинные голубые сарафаны. Перехватив его взгляд, девицы тут же почтительно склонили головки, увенчанные кокошниками.

— Как ты меня назвала? — спросил он, отлично понимая, что каждая из них воспримет вопрос, как обращение лично к ней.

— Ангелом, — хором ответили девушки и смущенно заулыбались.

— Ad corvis! — громко выругался он, и крылья за его спиной непроизвольно распахнулись.

Пытаясь осмыслить факт, что за его спиной выросли крылья, Демьян встал с постели.

— Я в Прави?

Девушки распрямили плечи и мелко закивали.

— Где Лина?

Девушки стушевались под негодующим взглядом и, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, продолжали молчать, чем спровоцировали новую вспышку ярости у новорожденного бога.

— Где Лина? — взревел Демьян.

— Мы не знаем, господин, — затараторила одна из них. Вероятно, самая трусливая. Поэтому Демьян угрожающе двинулся к ней, цепляясь крыльями за ветви деревьев.

— Она здесь?

— Нет, — ответила та, отступая назад. — Мы не знаем где она.

— Где Макошь? — прогремел Демьян.

— В своей горнице, — испуганно отозвалась вторая.

— Передай ей, что я хочу ее видеть! И пусть заранее подготовит вразумительный ответ на вопрос — что будет с Линой!

— Держи в руках свои эмоции, сын! — раздался сзади мелодичный голос.

Демьян не собирался держать себя в руках. Он имеет право знать, что случилось с его маленькой смертной!

— Я — Черт. Мне простительно, — произнес он оборачиваясь.

Глава двадцать пятая

Молодое лицо богини Судеб нахмурилось; тонкие брови сдвинулись у переносицы. Она могла выглядеть невинной девственницей, но аура ее могущества от этого не ослабевала.

— Как ты смогла это допустить?

— Искажение Судеб? — лицо богини расслабилось, и Макошь лукаво улыбнулась. — Ты всерьез думаешь, что я допустила бы такой глупый просчет?

В ответ на непонимающий взгляд сына богиня сказала:

— Я просчитываю каждый шаг смертных и бессмертных на десять ходов вперед. Мора желала освободить отца, я не позволила бы ей это сделать, не будучи уверена в успешном исходе. Теперь она хорошенько подумает, прежде чем совершить подобную глупость. Мора наказана и теперь живет в Яви в обличии простого человека с уникальным даром эмпата.

— Неожиданно. Но меня интересует другое.

— Сынок, — она коснулась его плеча, и этот жест сказал больше тысячи слов! Макошь не одобряла панибратства между богами. — Она смертная. И не смогла бы перенести слияния.

— Где Лина?

— В Нави.

— Какой потрясающий ход! Почему ты не вернула ее в Явь?!

— Она прочла заклинание в Нави, теперь ее дом — там, — объявила богиня с загадочной интонацией, прозвучавшей в голосе.

Железный аргумент. Если мать так уверено говорит об этом, значит все предрешено. Все идет по ее плану. Глаза матери загорелись азартным блеском, и он близко был с ним знаком. Она не торопилась раскрывать свои замыслы, предоставив сыну возможность в полной мере осмыслить ситуацию, а сама смаковала каждую минуту своего триумфа.

Он ненавидел ее загадки. Вместо того, чтобы говорить прямо, она будет плести свои нити, как паук паутину, ткать полотно недомолвок и только ей понятных намеков! А остальные должны идти своей дорогой. Дорогой, которую уже протоптали стройные ножки коварной богини. Демьян потер висок, теперь жжение чувствовалось на правой стороне лица, от виска до центра лба, у основания волос.

Теперь он очень хорошо понимал Лину, которая последние дни так отважно сражалась с Судьбой.

— Мне пришлось подчистить ее память. Она пока без сознания.

— Что тебе пришлось сделать?!

Персиковую кожу Макоши залил яркий румянец — единственное свидетельство ее нервозности. Она отвернулась и заговорила совсем тихо, звук ее голоса напоминал журчание ручья.

— Как тебе новая сила, Ангел Равновесия?

Новая, незнакомая ему суть вызывала гордость и негодование. Богиня повернула голову, чтобы Демьян смог видеть ее лицо. Довольный вид матери взбесил его окончательно. Он приобрел новую силу, но вместе с ней придут новые обязательства.

— Я не могу быть Ангелом! Я — Черт!

— Ты так часто это повторяешь, что я начинаю думать, будто это пароль.

— Возможно, это пароль к твоему пониманию! — Осторожно распрямив крылья, он привыкал к ним и к их мощи. — Я вынужден покинуть тебя.

— Я исполнила свой долг. Только потеряв, мы можем приобрести что-то, действительно достойное.

Макошь снова говорила загадками, и это настораживало больше, чем лукаво приподнятая бровь.

— Ах, долг!

— Единство сути — божественный дар. Это с лихвой окупит временные неудобства. — Макошь отмахнулась от его слов.

Он смотрел в чистые голубые глаза матери, отказываясь верить в ее невозмутимость.

— Неудобства, — эхом отозвался он.

— Мы не договорили, — раздраженно заметила Макошь.

— Ошибаешься. Этот разговор закончен. Мы обсудим детали после моего возвращения.

— Ты не покинешь Правь, пока не получишь дозволение Рода!

— И снова ты ошибаешься! — процедил он, взмахнув крыльями. — А если Род вдруг решит понизить меня в звании, я буду только рад.

— Пространственный тоннель не откроется, — пригрозила Макошь.

— Посмотрим.

Пальцы жгло от нетерпения, сила сочилась сквозь поры, он должен был дать ей выход. И резким яростным движением сделал бросок энергии. Раздался треск, воздух завибрировал, преобразовываясь, его испещрили яркие вспышки молний, превращаясь в зияющую пасть пространственного тоннеля, за которым виднелись семь коридоров. Они вели в параллельные миры и, едва шагнув туда, Демьян почувствовал, что тело становится жидким и начинает расслаиваться. Что было дальше, он не помнил — ему нужно найти Лину, это все, что его интересовало.

Расправив крылья, Демьян плавно взмахнул ими, и отправился на поиски Лины. Он сделал широкий круг, облетая Озера Надежды, усталый Город Снов и среди миллиардов лиц выхватил одно, самое ценное — лицо его Лины. Он сделал еще круг и неторопливым движением плавно спланировал вниз, приземляясь на обе ноги, за спиной Лины.

Лина сидела на бордовой траве, ее взгляд был прикован к кромке призрачного леса Града Теней. Вероятно, интуиция привела ее именно сюда, где хранится прошлое, но страх мешал ей переступить границу блаженного неведения. Демьян в нерешительности замер, так и не отважившись заявить о своем присутствии, а вдруг она не вспомнит его? Увидеть на ее лице выражение болезненного безразличия, апатичного непонимания, после всего, что им пришлось пережить — пытка. Поэтому когда Лина повернула голову и, увидев его, радостно воскликнула: «Демьян!», тут же поднимаясь на ноги, Демьян был готов закричать от облегчения.

Тоненькие ножки путались в высокой траве, когда она бежала к нему, а он просто стоял и смотрел, не смея лишним движением, разорвать волнительный миг.

— Как долго ты не приходил, — проговорила она, едва поравнявшись с ним.

— Я пришел, как только смог, — выдавил он, привлекая ее к себе.

Лина ласково улыбнулась князю и, потянувшись к нему, крепко обняла.

— Что за штука у тебя за спиной? — спросила она, легонько касаясь пальцами крыльев.

— Ангел мой…

Пока он пытался найти вразумительный ответ на вопрос, Лина, словно забыв, о чем спрашивала, начала сбивчиво тараторить и он ощутил, как стали легко подрагивать ее плечи.

— Я не помню… что это за лес? Мне стало страшно туда заходить. Где я?

— В Нави.

— Я помню, мы умерли. — Лина отстранилась, ее лицо стало осунувшимся и погасшим.

— Нет, мы не умерли. Тебя обманула Моранна, заставила поверить, что я умер…

— Моранна? У нее я снимала комнату? Ты что-то путаешь, зачем ей обманывать меня? Ты знаешь ее?

Сначала он решил, что воспоминания Лины смешались в неразборчивое пятно, но с каждым вдохом в нем росла уверенность, что мать поработала на славу. И тогда страх липкими щупальцами пробрался к его сердцу и с силой сжал. Она не помнила события последнего дня.

Они опустились на траву. Лина удобно устроилась в его объятиях, но слезы продолжали бежать по ее щекам, но вдруг она успокоилась и, задрав голову, несколько минут растерянно смотрела за его спину.

— Ты превращаешься в птицу?

Испустив продолжительный вздох, Демьян не ответил, только крепче прижал к себе, зарываясь лицом в ее волосы.

— Где я, Демьян?

— В Нави.

— Ах, да, ты привел меня сюда. Помнишь, ты говорил, что я смогу вернуться как только захочу?

— Да.

— Я хочу домой.

— Конечно.

— А ты не можешь срезать эту штуку за твоей спиной? Мы, конечно, можем маме сказать, что на маскарад собираемся, но она вряд ли поверит.

Он не стал возражать, не стал напоминать, что они с матерью уже пять лет живут в разных городах. Она этого уже не помнила. И с каждой секундой забывала больше. Он с ужасом подумал, что настанет момент, когда Лина не вспомнит и его.

Лина забылась беспокойным сном, а Демьян уже знал, что нужно делать. Новая сила позволила ему набросить на часть Нави щит иллюзии привычного для Лины мира.

Он прожил в Нави десять дней, прежде чем понял, что восстановить память Лины сам он не сможет. Тогда Демьян отправился в Правь.

* * *

— С каждым часом она забывает все больше! — гневно выкрикнул Демьян, нарезая круги по просторной горнице Макоши.

Богиня сидела на невысоком табурете с резными ножками перед зеркалом. Служанка расчесывала длинные серебристые волосы богини.

— Так и должно быть, — отозвалась она, неотрывно следя за отражением нового бога. — Она больше не принадлежит Яви, зачем ей воспоминания о прежней человеческой жизни? Не понимаю, чем ты недоволен? Постучав в чужую дверь, она должна была подготовиться, что ее могут открыть. Смертная прочла заклинание но, несмотря на это, все еще жива. К тому же, я подарила ей высокий статус.

Демьян нетерпеливо щелкнул пальцами и девушка, вздрогнув, замерла.

— Оставь нас.

Та мелко закивала и, опустив голову, скрылась за широкой мощеной дверью. Только после этого Демьян подошел к матери.

— Какую цену взял с Лины Мрак?

Богиня поднялась с табурета и повернулась лицом к сыну.

— Она должна занять место того, кого ненавидит всей душой. Это не моя прихоть, сын! Она добровольно согласилась на это.

— Ее обманула Мора!

— Это не имеет значения. Ее подготовят к принятию нового статуса. Она будет великолепна!

Еще в начале разговора он почувствовал подвох, слишком самоуверенно вела себя мать. Макошь мягко улыбнулась, за что была вознаграждена новым ядовитым взглядом.

— Ты лишилась рассудка. Она не станет княгиней Нави, и не будет проводить Игры, потому что ничего, кроме отвращения, они у нее не вызывают! Ты хотя бы раз пыталась поставить себя на место тех, чьи Судьбы так ловко плетешь?

Макошь недоверчиво покосилась на сына, спрятав удивление за крепкую броню иронии.

— Нужно быть ослицей, чтобы не оценить дара богов.

— Даже если она сумеет преодолеть этот недуг, твой дар станет изысканной пыткой! Она будет наблюдать, как год за годом гибнут ее близкие.

— Через несколько десятков лет в Яви не останется никого, о ком бы ей пришлось скорбеть. К тому же ты забыл — она ничего не помнит. У тебя появится шанс показать ей свою новую суть, — лукаво протянула богиня, но заметив непоколебимость сына, глубоко вздохнула и добавила. — Послушай, сын, чего же ты хочешь больше: иметь божественную суть и быть с ней, или желаешь вернуть ее в Явь, отправившись вслед за ней?

Ее слова громовым раскатом прошумели в голове князя. Лихорадочное озлобление, вызванное сумасшедшим выбором, поразило его самого.

— Не важно, чего хочу я, это — ее жизнь!

Демьян был полон решимости отвергнуть дар матери — божественную суть, и она это прекрасно видела, поэтому сдалась.

— Я могу повернуть время вспять.

— Это ничего не даст — нити судеб уже спрядены.

— Ладно, когда придет время, она сможет выбрать свою Судьбу сама. Я могу быть циничной, но я справедлива.

— Мне слишком хорошо известно, что такое Судьба! — проревел Демьян.

— Судьба — это сам человек, это душа, которая толкает его на поступки, даже я не могу идти против ее сути. Я могу направлять, бросать подсказки, но последнее слово останется не за мной.

— Но ты знаешь, как оно прозвучит в итоге! — Демьян метнул на мать взгляд полный презрения.

— Остынь, — бесцеремонно прервала его Макошь, и нервно повела нежными плечами. — Не забывайся! Все свои дары я могу забрать! Поверь, я не дрогну, отправив тебя во временную ссылку в Явь!

«А ради чего ты готов поставить свое бессмертие под угрозу?» — зазвенели в ушах слова Лины. Ради нее он готов нарушать правила, ради нее он поставит свое бессмертие под угрозу.

— Если ты позволишь Лине самой выбрать свою Судьбу, я согласен.

— Демьян, она больше не человек, — произнесла она и, бросив на сына взгляд, рассерженно повела плечами. — Единственное чем я могу помочь тебе — повернуть время вспять, но это произойдет только после того, как она все вспомнит, иначе княгиня утонет в потоках прошлого. Ее жизнь начнется с момента рождения. И хотя ты останешься богом, но должен будешь провести все Игры до последней.

— А последнюю проведет она? — непонимающе потерев переносицу, спросил Демьян.

— Последней не будет. Ты помнишь, с чего начались Игры? Лина пожелала смерти подруге. Так вот, ты сделаешь все для того, чтобы этого не произошло. Она не должна участвовать в Играх. Ты подготовишь ее к принятию нового статуса, который уже занесен в Книгу Судеб. И это мое условие.

Она озвучила его собственные мысли с такой уверенностью, что он испытал истинное удовольствие в собственном сарказме.

— И оно в очередной раз доказывает хитрость и коварство моей несравненной матери, которая умудряется просчитывать Судьбы богов! Пока Лина будет уверена, что сама выбрала свою Судьбу, ты все сделаешь для того, чтобы все шло по плану.

Богиня не отреагировала на его едкий тон, ее взгляд обежал искусный орнамент, покрывший руку сына.

— Как точно сказано, — похвалила она сына, подняв бровь. — Даже добавить нечего.

— Почему нельзя просто рассказать ей обо всем?

— Великолепная мысль. Ты расскажешь ей о новом статусе, она сразу откажется, не понимая, что мир Яви ее больше не сможет принять. Чего ты добьешься, сын?

Демьян с трудом подавил стон разочарования.

— Ты согласен?

Но хотя мать ждала ответа сына, он прекрасно знал, что она давно просчитала его ответ. Да разве он мог ответить иначе? Лина должна принять статус, иначе станет чужой и в Яви, и в Нави. Нужно быть тупицей, чтобы отказаться от дополнительного времени. И шанса. Демьян проклинал себя последними словами, потому что внутри его задышала надежда, что Судьбы перепишутся иначе.

— Да, — ответил он, скрывая раздражение.

Пока он переваривал услышанное, а услышанное сплеталось в клубок непонимания, недомолвок, Макошь продолжала говорить.

— Кому, как не тебе знать, что житель Нави со временем сможет перебраться в Правь.

— Ненавижу твои интриги.

Макошь улыбнулась. История любви смертной и Князя Нави еще не дописана, но обещает стать роскошной главой в Книге Судеб.

Глава двадцать шестая

Лина

Воспоминания — это пепел прошлого, которым мы посыпаем свою жизнь. И тогда несбывшиеся мечты теряются, тонут в непролитых слезах, давят скорбью потери, мешая встать и продолжить борьбу. Почему я не рассказала ему о дырах в своей памяти? Потому что боялась или не хотела?

Стас пристально смотрел на меня, сидя рядом на высоком барном стуле. Вспомнив, что мои мысли доступны для него, я отвернулась. Все-таки здорово, что он приобрел эту способность после нашего разрыва, иначе наша семейная жизнь превратилась бы…

— Когда ты научился читать мысли?

— Да я и сам не понял, — я услышала, как он почесал макушку.

Так что же произошло после того, как строчки древнего заклинания сорвались с моих губ?

Я помнила, как меня обвела вокруг пальца Моранна. Помнила каждый миг муки, пока мое тело погружалось в густую жижу Мрака. И помню, как Демьян привел меня в эту квартиру, как ухаживал за мной, уже здесь. Здесь. Где здесь? Может я в потустороннем мире? От этих мыслей меня замутило.

— Черт, — выругалась я, выдыхая.

Стас поднял голову, пристально глядя на меня. Решившись, я спросила:

— Что теперь будет?

— Не знаю.

Я сглотнула подступающие рыдания и, спрыгнув со стула, вышла из кухни. Дорогой ремонт, роскошная мебель, фарфоровые статуэтки, стоящие на тумбе в прихожей. Если бы не жутковатое чувство, что мне еще многое предстоит узнать, я чувствовала бы себя гораздо лучше. Воспоминания бурлили в голове, пока я бродила по комнатам, обхватив плечи руками. А Стас ходил за мной по пятам.

К тому времени, как вошла в спальню, сохранившую самые теплые воспоминания, я уже смогла смотреть правде в глаза. Неважно, где я нахожусь, неважно умерла или нет — здесь провела самые счастливые моменты своей жизни. Если еще вчера мне не с чем было сравнивать, потому что я не помнила ничего, то теперь знала точно — если останусь тут, это гарантирует мне и любовь, и счастье рядом с Демьяном. Поэтому я ничего не рассказала ему о провалах в памяти. Я не хотела терять то, что предложил мне Демьян.

Обогнув кровать, я остановилась у французского окна, завешанного оранжевым тюлем, и опустилась на кровать. Взгляд упал на букетик пролесков, это заставило меня улыбнуться. «Где он достал их?» — подумала я и взяла из вазочки, стоявшей на прикроватной тумбе, несколько стебельков. Я была безумно счастлива, что небезразлична Демьяну. Каким-то образом ему удалось вытащить меня из лона Мрака. Но как?

— Сколько я здесь? — обернувшись, спросила я.

Стас нерешительно замер в дверях, уставившись на широкую кровать. Наверно не стоило при нем думать о жарких ночах. Услышав вопрос, он смущенно прокашлялся и поднял голову.

— Дней десять.

— А как ты нашел меня?

Стас глубоко вздохнул, отрывая взгляд от кровати, и посмотрел на меня.

— Ты здорово нас напугала. Мы пришли в больницу, но тебя там уже не было. Вещи остались, и врач сказал, что ты не предупреждала никого о том, что собираешься уходить. Катя как-то уверенно сказала, что нам нужно идти в квартиру, которую ты сняла после того, как ушла от меня. Но сама наотрез отказалась туда возвращаться, поэтому я поехал один. Дверь открыла женщина. Она была одета, как женщины в «Волкодаве», ну помнишь, мы с тобой смотрели этот фильм в кинотеатре. Знаешь, что странно? Если ты спросишь, сколько ей лет, я не смогу даже примерно назвать ее возраст. Она рассказала, что тебя забрал Демьян, и теперь ты ничего не помнишь.

По описаниям Стаса я поняла, что он говорит о той женщине из Нави, которая оказалась бабушкой смышленого мальчика, напугавшего меня до икоты.

— Потом она сказала, что чем дольше ты пробудешь здесь, тем прочнее станет твоя связь с Мраком. Я подумал — она совсем сумасшедшая, но когда вышел из квартиры, то понял что оказался в другом… — он запнулся, почесал затылок и, удивленным жестом подняв руки вверх, продолжил: — мире. Ну почему ты всегда куда-то влипаешь? Помнишь, как ты пошла в магазин за хлебом, а через час звонила мне и просила забрать из обезьянника?

Это было так давно! В прошлой жизни!

— И я в сотый раз тебе говорю, что тот тип пытался залезть мне под юбку!

— Но ударила ты совсем другого! И мне пришлось два дня бегать за ним и уговаривать забрать заявление!

— Ты отвлекся, — недовольно поморщившись, напомнила я.

— Да. Значит, на улице на меня никто не обращал внимания, словно меня не существовало. Я пытался окликнуть проходящего мимо старика, но он даже ухом не повел! Потом нашел тебя в сквере. И ты единственная, кто смог меня увидеть! Тогда я понял, что ты снова попала в историю. — Он посмотрел на меня с неожиданной мольбой. — Лина, пойдем со мной. Нам нужно торопиться.

— Нет, — я покачала головой, поднося к лицу нежно-голубые цветы. — Сначала я дождусь Демьяна.

— Дождешься? — раздраженно переспросил Стас. — Этот паскуда, стер все твои воспоминания, чтобы…

— Нет, — резко ответила я и, засунув цветы обратно в вазу, повернулась к Стасу. Он так и стоял в дверях, не решаясь войти. Заметив удивление на его лице, я нехотя призналась:

— Я вызвала Мрак, и после этого почти ничего не помнила, а потом сама не захотела вспоминать.

Взгляд Стаса стал отстраненным.

— Ты любишь его.

— Да.

Я закусила губу.

— Ты знаешь, что он не человек?

— Все мы, знаешь, не ангелы.

— Та женщина сказала, что ты меняешься, — громко сказал Стас, — что ты станешь другой! Но ты продолжаешь упорствовать и возвращаться домой не хочешь.

— Другой?! — повысив голос, спросила я.

Грустно признавать, но каждый день мне открывал новую грань неизвестного мира, и что самое печальное — это было как раз то, чего мне хотелось меньше всего. Стас сделал два шага и, приблизившись ко мне, опустился на корточки.

— Лина, пойдем со мной.

— Лучше дождаться Демьяна, он все объяснит.

После моих слов Стас долго, изучающе на меня смотрел. Он анализировал мои воспоминания. А потом произнес:

— Лина, ты так и не поняла кто твой Демьян? Он и есть Черт.

Дальше я не слушала, мое сердце на мгновенье перестало биться, а потом заколотилось с такой силой, будто ему стало невообразимо тесно в груди.

— Зачем ты врешь?

— Ты умная девушка, сопоставь факты, — с нажимом произнес Стас.

— Демьян…

Имя прокрутилось на губах, эхом прозвучало в воздухе, крутанулось вокруг, прорвав броню отчаянья. Когда я решилась поднять глаза, то поняла, что Стаса уже нет.

Я осталась наедине с раздирающими душу мыслями, со слепой болью, разливающейся в душе. Мою жизнь вывернули наизнанку, выпотрошили все, что там было раньше. Осталась темнота. Темнота и пустота. Я знаю, кто Демьян, но не знаю, как мне дальше с этим жить. Я бежала от него, бежала как от самого воплощения дьявола. Но откуда мне было знать, что я тянулась к тому, чего так боялась! И осознание этого сжало мое существо до размеров теннисного мячика, и разорвало на части.

* * *

Слезы закончились. Мысли гасли, как затухают в предрассветном небе звезды. И только редкие вспышки обиды, опережающие боль, позволяли сохранять рассудок в ясности.

Я провела рукой по лицу, словно это могло помочь стереть воспоминания, врезавшиеся в мою память. Они переплетались, образовывая противоречивую сладостно-горькую массу: жаркие объятия Демьяна, жестокость Игр Черта. Я смотрела на застывшую дверь, отделяющую меня от реальности. И ждала. Чего ждала? Не знаю. Может, того, что она откроется и войдет Демьян, успокоит. Он всегда находил объяснения, ловко манипулируя моими мыслями, чувствами, произнесенными когда-то словами.

А может я ждала, что эта дверь хотя бы скрипнет от сквозняка! Но она прочно прилегала к косякам, не двигалась и не скрипела. Немая пустота!

За окном заливались птицы, и их пение шумно влетало в мои уши.

Нужно отвлечься от тупого ожидания, но я так не смогла оторвать взгляд от двери. Все смотрела, выискивая изъяны: царапины, или неловкие разводы белой краски, которые торопливо нанес маляр. Что-нибудь, за что стоило зацепиться, выхватить из безупречной белизны. И вдруг длинная золоченая ручка двинулась вниз, и бессердечная дверь с долгожданным скрипом открылась настежь.

Приближение Демьяна я ощущала всем своим существом. Он может быть кем угодно, но наша связь от этого слабее не стала.

— Здравствуй, ангел мой, — легкое прикосновение горячих губ к холодным пальцам моей руки. И удивленный взгляд.

Крепко стиснув зубы, я поклялась, что не заплачу. Хотя в груди, как черный цветок, распускалась слепая боль.

— Ты заболела? Руки, как ледышки…

И снова тишина. Я пыталась выдавить заранее подготовленные слова, но дрожащие губы так и не раскрылись. Он стоял в небрежной позе, широко расставив ноги, и только маленькая складочка на лбу говорила о том, как он напряжен.

Демьян указательным пальцем тронул мой подбородок.

— Что-то не так?

И торопливо поставив дипломат на пол, посмотрел на меня. Как умело врут эти глаза, как быстро завораживают, отметая оставшееся подобие сомнений. Мысль мелькнула и упала в пропасть.

— Как прошел день? — сухо спросила я, отворачиваясь.

— У меня все отлично. Как прошел твой день?

— Я встретила кое-кого.

— Да? Кого?

— Мой руки, я разогрею ужин.

* * *

На барной стойке с трудом умещались блюда, которые я вытаскивала из пищавшей микроволновки. Хотя ужин состоял из запеченных куриных ножек и салата, места оказалось мало. Мне хотелось, чтобы этот вечер ничем не отличался от предыдущих. Пусть он закончится иначе, но…

— Так кого ты встретила? — спросил Демьян, изящно накладывая в тарелку ножку цыпленка.

Его манеры удивляли меня. Он вел себя так, словно не принадлежал этой эпохе, а жил где-нибудь в Англии, на заре прошлого века. Был аристократом с безупречными манерами. Я залюбовалась им. Моим обожаемым Чертом. Где-то в глубине души я уже осознавала, что это наш последний разговор. Последняя встреча. Мне хотелось продлить мгновение, наполненное щемящим чувством безнадежной обреченности. О чем жалела я в тот момент? О чем угодно, но только не о своей любви. Ни об одной секунде проведенной с ним.

И снова выбор. Оставить все как есть, или пойти в наступление? То, что жизнь — это игра, я слышала. И даже в чем-то согласна, но разве я могла предположить, что со мной играют все, кому не лень? Даже собственное сознание выделывает обалденные трюки. Есть ли что-нибудь настоящее в этом мире? Хочу ли я возвращаться в свой мир, или готова, как преданная собачонка, ждать своего хозяина здесь?

— Лин? Где ты витаешь?

— Ох, прости.

Я натянуто улыбнулась.

— Кого ты сегодня встретила? — настойчиво повторил Демьян.

— Своего мужа.

Я затаила дыхание, внимательно наблюдая за ним. Стараясь не упустить ни одной мелочи. Его реакция была важнее моей уязвленной гордости и совсем недавно угасшей злости. Мне нужно не только слышать его слова, я должна почувствовать… что-то. И это что-то даст мне надежду или растопчет то, что осталось от меня. А возможно Стас ошибся. И Демьян не Черт.

Он положил приборы на тарелку и спросил с явной иронией:

— Мужа?

— Демьян, не нужно. Я все вспомнила. Понимаешь? Все.

Его глаза медленно наполнились пониманием, тогда я продолжила, радуясь, что голос не дрожит.

— И я знаю, кто ты.

Ни один мускул не дрогнул на бесстрастном лице. Как хотелось кричать, орать, наброситься на него, заставить его произнести хотя бы слово! Но он держался невозмутимо, величественно, я пораженно отмечала сходства с… Чертом. Как же можно было не заметить?! Конечно, все, что происходило со мной в последнее время, должно было, как минимум, закалить, но каждое новое событие оказывалось гораздо страшнее предыдущего!

Демьян молчал. А я ждала, как последняя идиотка!

— Ты так и будешь молчать? — не выдержав, спросила я.

Демьян стал очень серьезен. Невидящий взгляд уставился на меня, и тогда в нем появился проблеск осмысления.

До этого момента я не хотела принимать правду. Он, в одном лице, являлся и палачом и спасителем. Узнать такое и не лишиться рассудка невозможно. Тем более, что во мне уже успело созреть особое чувство, вскормленное болью, разочарованием и страхом, выращенным в тепличных условиях, где и теплица и морозный ветер, бушующий вне ее, были вызваны только им — нежданным подарком Судьбы.

Последние слова, как удары колокола, зазвучали в голове. Я словно вынырнула из топкого болота слепой надежды. Чем сильнее я ненавидела Черта, тем крепче влюблялась в Демьяна! Я воспринимала их, как разных людей, сущностей… или кем там он является! Я запуталась.

— Ты считаешь, тебе не нужно хотя бы извиниться? Все нормально? Как же обозвать то, что ты вытворял со мной в этих Играх? Безобидной шалостью?

— Ты хотела борьбы, и ты ее получила.

— Отлично, — процедила я, — Только я не этого хотела.

— Я предупреждал тебя — не решай задачу, ответа на которую нет!

— Еще немного, и я поверю, что ты — ангел!

После нескольких секунд напряженного молчания он произнес:

— Я — Черт.

— И этим все сказано!

— Нет, не все. Лина, то, что ты вспомнила прошлое, еще не значит, что ты знаешь все — в тон мне ответил Демьян, поднимаясь со стула. — Моей вины в том, что произошло с тобой, нет! И ты должна это понимать!

Демьян схватил меня за локоть, но я стряхнула его руку, словно обжегшись, а он отступил на шаг.

— Понимаю? Я ни черта не понимаю! — я начала закипать от гнева и, не выдержав взгляд Демьяна, повернулась к нему спиной.

Я слышала, как он шумно выпустил из легких воздух.

— Лина, это не детские игры в песочнице, и я не сопливый мальчишка, который отнял у тебя лопатку. Представь, что ты сидишь в кинотеатре и смотришь фильм, каждый кадр продуманный сценаристом и режиссером, несет смысл. И все это удачно вписывается в сюжет фильма, ведет к определенному финалу. Ты не можешь выхватить из ленты один из кадров, и судить о фильме, опираясь только на впечатлениях о нем.

Я почувствовала, как он сделал шаг ко мне, но, не оборачиваясь, выпалила:

— Прекрати нести этот бред! Искажение Судеб — тоже кадр кинофильма?

— Да. Ты считаешь, что Стаса спасла твоя решительность — это так, но все произошло только потому, что в этом заключался замысел Макоши.

Только после этих слов я, поколебавшись, решилась посмотреть на него. От растерянного взгляда Демьяна внутри меня нудно заскребло предчувствие. Он был удивлен этому не меньше меня.

— И наши отношения — тоже часть кинофильма?

Он долго не отвечал, но когда заговорил, в голосе снова появилась насмешка.

— Разве могло быть иначе? Меня использовали, так же, как и тебя. И я не буду врать, что мне нравились все перемены, произошедшие в моей жизни.

Я обернулась и, встретившись с его испуганным взглядом, поняла, что дела куда хуже, чем я могла предположить.

— Ты можешь представить, как я ощущаю себя в шкуре влюбленного идиота, когда за долгую жизнь максимум, что мог почувствовать — безразличие?

Он протянул ко мне руку, но я отпрянула, уходя от его прикосновений.

— Как я могла поставить под угрозу баланс, если события во всех мирах происходят одинаково?

— Помнишь, я тебе рассказывал о вулкане, носящем название «Время Нави»? Этот вулкан не просыпается одновременно во всех мирах. Поэтому желания, осуществляющиеся в одном мире, не обязательно воплотятся в жизнь в другом.

— Получается, ты что-то чувствуешь ко мне только потому, что я загадала желание?

— Да.

— А если бы не загадала желание…

— У меня не было шансов устоять, — улыбнулся Демьян. — Судьбою движет случай.

Имя этого «случая» мне было хорошо известно. Макошь. Я намеревалась орать, устраивать разборки, может пару раз огреть его сковородкой по башке, а вместо этого стояла и пыталась разобраться, что же такое Судьба. Набор случайностей или спланированный сценарий. Свободен ли человек, хотя бы в чем-то? Или им управляет Макошь? А может она просто хорошо разбирается в людях, потому с такой точностью знает, что произойдет с каждым. Когда-то Моранна, приняв облик Демьяна, задала мне вопрос: «Если бы тебе пришлось начать все сначала, ты смогла бы поступить иначе?». Ответ был очевиден — нет. Я повторила бы каждое действие, произнесла каждое слово, испытала все те же чувства. Боль от измены мужа и предательства подруги вновь привели бы меня в Навь, свели с Чертом.

— Я причинил тебе боль, и искренне жалею об этом.

— Не верю.

— Ты всегда доверяла мне.

— Это было до того, как я поняла кто ты! Ты обманул меня!

— Я тебе говорил — моя суть двойственна.

— Учту на будущее, что каждое твое слово я должна препарировать, — кивнула я, не удержавшись от сарказма.

— В тебе говорит обида.

Демьян сделал шаг вперед, неожиданно схватил меня за запястья, отвел руки назад и прижал спиной к стене. Я вяло пыталась вырваться из его объятий, боль и обида продолжали терзать мое сердце.

— Посмотри на меня, Лина, — хрипло попросил он.

Я затихла и подняла голову.

— Ты помнишь, какую цену взял с тебя Мрак?

— Нет.

Лицо Демьяна потемнело, я знала — он хочет что-то сказать, но не решается. Он со стоном приник моим губам, но прежде, чем я сделала попытку уклониться, прервал поцелуй.

— Я не знаю, как смогу… но это не важно. Ты вернешься в Явь, и начнешь жизнь с начала, а когда придет время, то сможешь сама выбрать свою Судьбу. Так сказала Макошь. Но перед этим она повернет время вспять. Ты проживешь свою жизнь сначала. И в этой жизни Чёрт не будет с тобой играть. Ты согласна?

— Да, — выдавила я и тут же пораженно замолчала.

Ровным счетом ничего в моей Судьбе не изменится, я проживу свои неполные двадцать три года, и каждое событие повторится вновь. Я слишком хорошо знаю, что такое Судьба, она приведет меня к единственному финалу, уже просчитанному Макошью. Самое интересное — я до последнего буду считать, что жизнью руководят мой разум и мое сердце. Возможно, это так и есть, конечно, если Макошь не подкинет мне череду случайностей, которые приведут меня к новому финалу.

Демьян снова накрыл мои губы долгим и невероятно нежным поцелуем, который был настолько же восхитительным, настолько же и горьким. Он прощался со мной.

Любить человек способен лишь один раз в жизни, говорю это не потому, что верю в вечную любовь, а потому что это сильное чувство выжигает изнутри, оставляя пустоту. Скажу больше — вечной любви не существует. Не найдется такого человека, который бы выдержал мощь этой эмоции долгое время. Вы мне не верите? Значит, вы не любили так, как я любила своего Черта.

Эпилог

Тщательно вытерев тряпкой столешницу, я отбросила ее в раковину и начала аккуратно доставать из кастрюли «пальчики». Блюдо получилось на славу! Ароматные упругие свертки перекочевали в пластиковые контейнеры. Бьюсь об заклад — мое угощение съедят раньше шашлыков!

Бросив последний взгляд в зеркало, я пригладила выбившиеся из «колоска» волосы и, подхватив пакеты с едой, толкнула входную дверь. Телефонная трель застала меня уже на пороге. Но кто бы там чего не хотел, это уже не мои проблемы! Меня ждут горячая парилка, приятная компания и муж.

Ключ уже шмыгнул в замочную скважину, когда меня пронзило беспокойство. А вдруг звонит Стас? Я посмотрела на часы. Половина третьего. Может, вспомнил, что мы что-то забыли прикупить? Открыв дверь, я не разуваясь, вернулась в квартиру. Телефон пищал на подоконнике в кухне. Стас снова забыл положить его на базу. Взяв трубку, я выглянула в окно — такси уже ожидало у подъезда.

— Алло.

— Здравствуйте, Ангелина. У нас в ванной с потолка бежит вода. Посмотрите ваш санузел.

Я была полностью уверена, что мой санузел в полном порядке, но взволнованный голос Ксении Семеновны — соседки снизу — заставил меня усомниться в этом, поэтому, я ответила.

— Хорошо, я проверю. Не кладите трубку.

Поставив пакеты на пол, я миновала длинный коридор, вошла в ванную и, положив трубку на полку для полотенец, открыла дверцу под рукомойником. Нагнулась и скользнула рукой по длинной изогнутой трубе. Сухо. Я уже собиралась принять более удобную позу, как послышался треск, и мне в лицо ударила мощная струя холодной воды.

Черт! Дотянувшись до рычага, я перекрыла воду и, схватив телефонную трубку, начала извиняться.

— О! Простите, пожалуйста, я так виновата…

— У меня настоящий потоп, вы знаете, я больной, старый человек…

— Я сейчас спущусь и все уберу, — горячо пообещала я, уже понимая, что в этот раз непременно опоздаю и приеду в сауну последней.

Вызвав сантехника, я спустилась к соседке. К счастью, старушка сильно преувеличила, и «потоп» был ликвидирован в течение пяти минут. Если сантехники придут вовремя, то я, возможно, не опоздаю.

Еще раз, извинившись перед Ксенией Семеновной, я пообещала завтра же загладить вину и угостить ее своими фирменными пирожками и начала подниматься по лестнице, раздумывая, каким образом у соседки появилась течь до того, как у меня прорвало трубу.

У порога моей квартиры уже топтался высокий мужчина, нетерпеливо вдавливая в стену кнопку звонка. Я видела только профиль его смуглого лица: прямой нос, высокие скулы, черные волосы падающие на лоб. Он обернулся, и пронзительный взгляд черных глаз заставил меня замедлить шаг.

— Сантехника вызывали? — низкий голос прозвучал вежливо, однако, нотки знакомой иронии заставили меня насторожиться.

В голове сразу закрутились вопросы: где я его видела? Почему он мне кажется таким знакомым? Растерянно остановившись, я приникла к стене, а ноги неожиданно стали ватными, потому что он смотрел на меня так, словно давно не видел. Словно скучал.

Оглавление

Часть первая «Клетка»

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

Часть вторая «Искажение Судеб»

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

Третья часть «Игры Богов»

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?