«Теплый мир»

Свиридова Наталья Владимировна Теплый мир

Часть первая Лес

Пролог

Вечер щедро разливал сосновый запах по деревенским тропинкам. Последние лучи солнца золотили листья берез и чернокленов. Богатый подлесок мягко шелестел при малейшем дуновении ветерка. Равнинный путник или гость с дальних гор не заметили бы ничего необычного в этом лесу, кроме, пожалуй, слишком уж густой сети утоптанных тропинок. Им даже в голову бы и не пришло, что это деревня. Самая обычная лесная деревня. И живет в ней самый обычный Маленький народ. Где, спрашивается, они живут? А везде! Вон в том холме под большим раскидистым ясенем вырыта просторная и удобная нора, вход в которую загорожен сосновой лапой. Там живут Боровиковы. Это самое крупное и богатое семейство в деревне, у них есть маленькая гончарная мастерская у реки, без которой не было бы ни у кого ни посуды, ни глиняных украшений. А тот величественный дуб, видите, что высится неподалеку? В его дупле живут Холщевы. Они ткачи, они всю деревню одевают. И так везде, куда ни глянь: незаметные шалаши в ветвях деревьев, неглубокие землянки, скрытые валежником — все заселил Маленький народ. Почему этот народ называется "Маленький"? Никто не знает. И роста они вроде бы обыкновенного, и территорию их деревни занимают обширную, а вот приклеилось к ним еще с рассвета Теплого мира слово "Маленький", и уже никуда от него не денешься. Говорят, что Знающие называют их Хранителями Леса. Но любому детенышу известно, кто на самом деле Лес охраняет, как и Степь, как и Горы, как и далекое призрачное Море — это духи: лешие, русалки, степняки, ветрила… Так или иначе, но Маленький народ Лес любит и чтит. А Лес в свою очередь его кормит, одевает, лечит, укрывает и знанием делится.

Беля получила свое прозвище за цвет волос, которые спадали светло-русыми волнами на плечи. В далеком детстве мать звала ее Беляночкой, расчесывая кудри можжевеловым гребнем, привезенным неведомо кем из дальних земель. Остальные звали Белянкой, или Белкой, а потом просто Белей.

Она сидела на ветке дуба и смотрела, как на Большой Поляне собираются жители деревни, одетые в лучшие платья. Некоторые модницы даже украсили волосы цветами и травами, да выдавили на губы по брусничной ягоде. Ведь сегодня праздник — проводы их Отца Туда. Теперь Стрелок, его сын, займет это почетное место — место Отца Деревни. Конечно, Беля уже знала, что Серый, который возглавлял их деревню последние пятьдесят лет, уже очень далеко отсюда, что он ушел еще вчера, на закате, и успел пойти немало земель и небес. Но, согласно традиции, проводы проходили на следующий вечер, чтобы все как должно подготовились к празднику и достойно отметили уход. Тем более, Отец умирал не так часто.

Когда все собрались, Ведунья подняла свой сосновый посох и постучала по боковой стенке дубовой ладьи, в которой лежало то, что когда-то было Отцом, все замолчали. Она произнесла подобающие случаю слова, не забыв ни одной мелочи, подымила вокруг сосновой веткой, отгоняя злых духов, которые могли помешать его путешествию, освобождая его, отделяя от этого Леса и этой Земли. После чего в молчании семь самых крепких юношей деревни, включая Стрелка и Ловкого, брата Белянки, подняли тяжелую ладью и понесли к Реке, которая несла свои неспешные воды на запад, куда уходит солнце, куда уходят все. Каждый житель деревни пустил вслед Отцу по маленькой берестяной лодочке с огненным парусом, чтобы они освещали ему путь, пока это возможно. Ведь каждый житель Теплого мира знал, что настоящий искренний свет виден даже Там. Когда последний огонек скрылся за поворотом, Ведунья сказала:

— Он ушел! Теперь он свободен! Возможно, кому-то сейчас грустно, оттого что больше никогда они не увидят лицо Серого, не попросят его мудрого совета. Кто думает так, отправьте свою грусть вместе с сосновым дымом по ветру, смойте ее водами реки, что течет на запад. Сегодня нет места скорби, сегодня его праздник! Умейте же радоваться за других, а не скорбеть о себе!

После этих слов многие жители деревни зашли по колено в воду и омыли лица, смотря на запад, отпуская душу Серого из своих мыслей. И начался праздник — не зря же трудились всю ночь и весь день хозяюшки, не зря же из погребов достали самое старое, самое крепкое вино! Шум, пляски и веселье не смолкали до самого утра, покуда новый день не сменил предыдущий, покуда новый Отец не взял покровительство над деревней на себя, покуда Стрелок не получил ясеневый посох — символ мира, отеческой власти и спокойствия, в тот миг, когда солнце показалось над верхушками деревьев. Вся деревня замерла в торжественном молчании, приветствуя Стрелка.

Вскоре все стали разбредаться по своим домам. Белянка нашла в толпе Ловкого и обняла со словами:

— Братишка, я так по тебе скучала!

Он улыбнулся и потрепал ее по золотистым кудрям:

— Сестричка, а я же опять уезжаю. В это лето охота особенно удачна. Нельзя терять ни одного дня.

— Как же вы теперь без Стрелка? Ему-то придется остаться в деревне?

— Плохо. Но что ж поделать, тут он теперь нужнее, — братец вдруг оглянулся на толпу, — Кажется, тебя ищет ведунья, Бель, — он похлопал сестру по плечу.

Та в, свою очередь, вновь его обняла и еле заметно вздохнула. Она была ученицей Ведуньи, а та мало куда отпускала своих учениц. Поэтому отца Беля почти не видела, а мать брат с сестрой отпустили Туда уже несколько лет назад. Они попрощались, и девочка отправилась вслед за ведуньей к дому на холме под старой сосной. Сосна вообще считалась колдовским деревом…

Глава 1 Ученицы Ведуньи

После двух часов сна, когда солнце поднялось над верхушками деревьев едва ли больше, чем на полметра, Ведунья, которую все звали тетушка Мухомор, стуча сосновым посохом по стенам избушки-шалаша, будила своих учениц.

Учениц у колдуньи было три, а Беляночка — самая младшая из них. Вообще, девочек отдавали колдуньям редко, но если уж и отдавали, то обычно в возрасте 10–12 лет, когда их ум уже немного окреп. С Белей же все получилось по-другому и к тетушке Мухомор она попала в семь, когда отпустила свою мать Туда, а старший брат Ловкий, которому только исполнилось четырнадцать, пошел в охотники. Ее отец-рыбак был человеком в возрасте, и заботиться о маленькой дочке просто не мог из-за нехватки времени и сил. Вот так и получилась, что Беля поселилась в избушке на холме, которая, кстати, была единственным строением во всей деревне. Маленький народ предпочитал жилища естественного происхождения, но иногда встречались исключения, чаще всего среди колдуний.

В тот год Ведунья взяла в ученицы еще одну девочку из семьи Боровиковых, которую все звали Ласка, то ли за ее острые черные глаза, то ли за шелковистые смоляные волосы, отливающие на солнце золотом, то ли за мягкий, почти приторный нрав. Ласка родилась на три Лета раньше Бели, кроме того, как девочка из самой состоятельной семьи деревни, она была очень самоуверенна и знала себе цену. Поселила девочек тетушка Мухомор на одном травяном матрасе у восточного окна избушки, что у Ласки вызвало жгучую обиду и неприкрытую неприязнь к соседке. Впрочем, нужно отдать должное колдунье, она усмирила ее одним коротким щелчком по носу. Беля, и без того скромная и молчаливая девушка, стала от этого еще тише, боясь вызвать гнев их учительницы.

Третья ученица колдуньи была родом из соседней деревни и носила странное прозвище Горлица. Высокая сероглазая девушка лет шестнадцати, была всегда сдержанна и спокойна, молчалива и загадочна. Никто не знал, что скрывают ее дымчатые глаза, но все были уверены, что скрывают они многое. По деревне даже ходили слухи о неимоверной колдовской силе Горлицы, которая чуть ли не превосходила силу самой тетушки Мухомор…

С тех пор минуло уже два лета.

Так вот, на первое же утро после проводов Серого колдунья подняла своих учениц. Им предстоял длинный день, и спать было некогда. После скорого завтрака, состоящего из ягод и пшеничной лепешки с козьим молоком, Ласка и Беляночка отправились на правый берег реки, который был более пологий и где располагались заливные луга. Там, на этих лугах, деревенские устроили огород, где выращивали все необходимое, а по соседству с ним, ближе к опушке леса, пасли немногочисленный скот. Рядом был и немалый участок необработанной земли, благоухающий первозданным разнотравьем и дарующий тетушке Мухомор и ее ученицам основную массу сырья для их работы: лечебные, волшебные или просто душистые травы. Конечно, иногда им приходилось забираться в лес, или даже к Дальнему Озеру, чтобы собрать особо редкие и ценные растения, но туда девочек колдунья одних пока не пускала. К озеру сегодня направилась она сама вместе с Горлицей. Они вообще часто бродили вдвоем по лесам и чащобам, проводили немало времени у озера, которое, пользовалось в народе дурной славой, и только разве что Леший с Русалками знал, чем они там занимаются.

К полудню, после того, как плетеные корзины девочек были уже полны зелеными травами и цветами, они пришли на луг, где пастушок по кличке Русак, присматривал за скотом, лежа в тени одиноко стоящего черноклена. В глиняном кувшине они принесли для животных воду. Общественные обязанности жителей деревни, состоявшие в работе на огороде и помощи по выпасу скота, равномерно распределялись между всеми, и подопечные Ведуньи не была в этом случае исключением. Русак побаивался всего, что связано с колдовством, поэтому, взяв кувшин с водой, поспешно ушел поить животных. Девочки, уставшие на жаре собирать травы, с радостью присели в тени дерева и пообедали взятыми с собой пшеничными лепешками с сыром, запивая их речной водой. После еды они растянулись на траве и посматривали на золотистое солнце сквозь густую листву.

— Белка! — спросила Ласка, лукаво поглядывая на подругу. — Как ты думаешь, когда тетушка Мухомор станет нас учить?

— Что значит "когда"? — улыбнулась Белка. — Она уже нас учит! Мы знаем названья множества трав, знаем, какие недуги с их помощью лечить, умеем отвести порчу от скотины… Пройдет еще лето-другое, мы сможем, как и Горлица, призывать и отгонять дождь и ветер, беседовать с Хранителями: Лешими, Русалками, Древнями… — девочка непонимающе на нее смотрела.

— Это все ерунда, травки мы выучили, потом с духами бестелесными болтать научимся. Это многие умеют. Для этого магии никакой не нужно! Ты что же, не слышала, что бывает настоящее искусство? Что можно мысли других читать, можно заставить человека делать все, что хочешь, можно заставить его поверить во что угодно, увидать то, чего нет на самом деле. Неужто не знаешь?

— А зачем? — спросила Беля. — Для чего это нужно?

— Странная ты какая-то! То ли мала еще, то ли дура. Да с этими знаниями можно куда угодно! Всего на свете добиться! А еще есть боевая магия, которая помогает призывать огонь и молнию, останавливать время…

— И?.. Я вот слышала, что лечить людей можно своим теплом, своим светом, лучше, чем с помощью трав. И рана прямо на глазах закрывается! Это да, этому бы я хотела научится. А еще можно с животными говорить, прямо как с людьми, и они понимать тебя будут.

Ласка улыбнулась то ли загадочно, то ли насмешливо:

— На свете столько всего интересного, а ты все твердишь, что тебе старая знахарка талдычит. А ты знаешь, что можно любовный напиток сварить, и кто угодно, кто тебе люб, будь это сам принц, будет у твоих ног!

— Глупости какие! Это же против воли его будет!

— Вот именно! — Ласка отправила в рот ягоду земляники, которая росла неподалеку.

Вернулся Русак и, боязливо поглядывая на будущих ведьмочек, спросил:

— А вы очень хотите тут до вечера сидеть?

— Да нет, а что? — спросила Ласка, потому что была посмелее.

— Ну, просто мне это… помощь-то особо не нужна… я сам справлюсь! — в его глазах читался откровенный страх, кричащий: "Уж лучше я один тут посижу, чем вы меня в жабу превратите!"

Ласка усмехнулась и махнула рукой вдоль реки вверх по течению:

— Пойдем, Бель, нам с тобой подарили полдня отдыха!

Беля чуть поколебалась, размышляя, правильно ли будет уйти гулять, если тетушка Мухомор попросила их посидеть с пастушком. Но тот с такой надеждой на нее смотрел, что ей стало неудобно, она криво улыбнулась, и девочки, не спеша, побрели вдоль берега, туда, где лес подходит к самой кромке воды, и их деревня почти уж и не видна, поскольку река делает поворот к югу.

Ласка сидела на ветке, низко свисающей над водой, а Беля купалась в быстрой реке:

— Иди сюда! Вода такая теплая! — Беляночка отправила в ее сторону несколько брызг.

— Не хочу… — задумчиво ответила Ласка.

— Да ладно тебе! — девочка выпрыгнула из воды почти по пояс и схватилась за край ветки, на которой сидела Ласка, та не удержалась и свалилась в воду прямо в одежде.

Девочки долго купались и смеялись, хотя черноглазая Ласка затаила на Белю обиду. Через некоторое время они устали, замерзли и вылезли на берег. Огромная старая Ива склонила свои ветви прямо над самой водой, которая быстро утекала на запад. Солнце уже начинало скатываться к горизонту, спеша закончить свой дневной путь, спеша вслед за водой.

— Наверное, эта Ива очень старая… — почти шепотом произнесла Беля.

— Наверное… — равнодушно ответила Ласка и кинула в воду камешек.

— Она много-много раз видела, как на запад уходит солнце, как на запад уходит вода, как на запад уходим мы.

— Ну я, положим, пока Туда не собираюсь!

— Что ты! Я ничего такого и не хотела сказать! — Беля постучала три раза по стволу старой Ивы, чтобы отвести дурное.

Ствол оказался теплым и шершавым, на какое-то время ей показалось, что он гудит. Гудит в такт листве. Она встала и прижалась к нему щекой. Ласка посмотрела на нее, фыркнула и отломила веточку.

— Зачем? — удивилась Беля. — Ей же больно!

— Больно? Ты думаешь, Древни что-нибудь чувствуют? Это же духи! Хранители!

— Ну да, духи, а деверья — их тела. Твое же тело чувствует боль! Ласка, а как ты думаешь, каждое дерево имеет душу?

— Тетушка Мухомор говорит, что каждое… Только одни из них умнее, старше… Может быть, они прожили до этого много жизней, да и в этой повидали немало. А другие — маленькие, глупые и даже разговаривать-то не умеют! Только я вообще не понимаю, зачем людям с деревьями трепаться? — Ласка выкинула прутик и откинулась на спину.

Беля осторожно погладила ствол и подумала, что эта Ива наверняка очень мудрая.

— Белка, а что наша старуха тебе приказала сегодня выучить или сделать?

Каждый день ученицам давалось отдельное задание, не такое, как у остальных.

— Она меня просила принести сухой травы, выжженной солнцем, — девочка указала в корзинку.

— Странное задание, а меня просила веточек разных деревьев принести… По-моему, она специально нас заставляет ерунду всякую делать, только бы секреты магии не выдавать! Все ходит по лесам, да со своей Горлицей шепчется!

Белянка ничего не ответила. Солнце уже было почти у реки, собираясь нырнуть в ее теплые воды. Близился вечер. Ласка встала:

— Нам пора! — и пошла домой.

Беля пошла следом. По дороге Ласка выкинула из ее корзины пучок сухой травы. Для чего она это сделала, она и сама бы не ответила. Просто так, в отместку за то, что та свалила ее в воду.

После плотного ужина тетушка Мухомор посадила учениц перед собой полукругом и зажгла три свечи из пчелиного воска.

— Белянка, где то, что я просила принести?

Девочка полезла в свою корзинку и подняла на нее большие удивленные глаза, не обнаружив там трех пучков сухой травы.

— Ну что ты будешь с ними делать? И эти растеряши хотят научиться магии! — хлопнула руками колдунья, подходя к одному из своих сундуков и доставая прошлогоднюю траву, невесть откуда там взявшуюся.

Беля смотрела растерянно и испуганно. Но Ведунья была в хорошем настроении и ругаться не стала, молча взяла протянутые Лаской палочки и пропела, протягивая девочкам по пучку травы:

Пусть трава сгорит в пламени свечи,

Дымом пусть ответ в небеса уйдет,

Пепел на ладонь, мысли излечи,

И узнай судьбу, и узнай что ждет!

Худенькие сухие травинки, источая приятный горько-терпкий запах, почти мгновенно скорчились в огне в пепел, который девочки растерли в ладонях. Тетушка Мухомор подошла к Горлице и стала внимательно вглядываться в черные линии:

— Ты проживешь длинную и трудную жизнь. Быть колдуньей тебе на роду написано. Скорее всего, ты будешь Ведуньей в какой-то деревне. Но времена тебе выпадут нелегкие! Смутные и темные. И, хотя сила в тебе скрыта немалая — крепись и мужайся!

Ласка услышала такую отповедь:

— Ты судьбу свою еще не выбрала. У тебя два пути. Что-то гложет твое сердце. Запомни, пока мала запомни: не делай плохо другим без нужды. Зря я тебя в ученицы взяла! Тебя сила и поглотить может!

Темные глаза девочки вспыхнули каким-то недобрым огнем, но колкое слово так и застыло на губах.

В ладони Бели Ведунья вглядывалась долго, очень долго, так, что свечи почти догорели, и, наконец, изрекла:

— А тебе НИЧЕГО на роду не написано.

— Как это?

— А вот так! Не будет в твоей жизни ориентиров: что хорошо, что плохо! Не сможешь ты идти по проторенной дороге, не у кого будет тебе спросить совета, туда ли ты идешь, потому что нет для тебя ни дорожки, ни тропинки.

— Слишком ветвится? Слишком много вариантов? — спросила со знанием дела Горлица.

— Нет! — Ведунья почти закричала. — Ее просто нет! Нашу Белю отправили в этот мир просто так, без какого-то умысла, ни в награду, ни в наказание. Может, она сама судьбу себе найдет, а может, и заблудится.

После этого был еще какой-то ритуал, где Ведунья помогла найти ученицам родственные деревья. Белянка и без того знала, что ее дерево — это береза, поэтому не особо вслушивалась. Перед глазами стояло строго-удивленное лицо ведуньи, говорившей, будто приговор: "А тебе НИЧЕГО на роду не написано" Ей и страшно было и радостно. Она абсолютно свободна. И в случае беды винить никого, кроме себя, не сможет.

Глава 2 Круг замкнулся

В тот день встречали лето. Это был первый праздник после долгой изнурительной зимы, совсем скоро начиналась тяжелая трудовая пора до самой глубокой осени. Снег стаял не так давно, но деревья уже проснулись и начали покрываться первыми листочками, еще маленькими, хрупкими, неокрепшими, но такими юными, свежими, красивыми. Земля уже прогрелась и покрылась зеленым бархатистым ковром, а в низинах и на склонах оврагов были разбросаны осколки глубокого летнего неба в виде этих хрупких цветов — подснежников. Солнце еще совсем недавно показалось из-за верхушек деревьев, но роса на траве и лепестках цветов уже подсохла. Весело, по-весеннему пели птицы. Жители деревни, наряженные в свои лучшие платья, ходили по тропинкам, поздравляли друг друга с началом года, дарили улыбки и букеты первоцветов. Одежда и волосы некоторых модниц были украшены первой зеленью. Ближе к полудню все подтянулись к Большой поляне, где Стрелок произнес подобающую случаю речь, поздравляя всех с Новым Летом. С тех пор, как он принял столь почетную и столь нелегкую обязанность — быть Отцом деревни — минуло уже семь лет. За это время он окреп, возмужал и научился оберегать и возглавлять родную деревню. А, кроме того, его голубые глаза и бархатистый голос покорили немало девичьих сердец.

Белянка к этому времени из маленькой девочки превратилась в молодую девушку, которая была подобна березе с набухающими ранней весной почками. Она стояла поодаль и наблюдала за Стрелком. Несмотря на все свои странности и непонятности, на сумрачный нрав и замкнутость, ее душа тоже трепетала, если случайно глаза встречали легкий и искристый взгляд Отца деревни. Он слишком молод для этой должности, но достаточно зрел для своего очарования.

Когда речь была закончена, дары друг другу переданы, все сели за большие длинные столы, уставленные праздничной едой, украшенные первоцветами и сосновыми ветками. Беля сидела за одним столом с юными девушками, Ласка была поодаль. Стол напротив, за которым сидели молодые люди, возглавлял Стрелок. Среди парней был Ловкий. Беля старательно пыталась с ним перемигиваться, а он только смеялся, когда смотрел на сестру.

После пиршества начались шумные и веселые игры, в которых принимали участие все жители деревни до единого, кроме, разве что, Горлицы да тетушки Мухомор. Их время еще не пришло, они дожидались вечерних сумерек, чтобы сказать свое веское слово на этом важнейшем празднике. Перекидывание шишками, прыжки через самые низкие ветки, догонялки, соревнования по стрельбе из лука — эти и многие другие игры к вечеру утомили даже самых выносливых.

Сидя на земле под чернокленом на берегу реки, Беля пыталась отдышаться, когда к ней подошел кто-то и сел рядом. Повернувшись, она узнала в этом "ком-то" Стрелка.

— Ну, ты и быстро бегаешь! — весело сказал он ей, его глаза смеялись, но лицо оставалось предельно серьезным.

— Ты тоже не промах, — девушка робко улыбнулась. В Теплом Мире было принято всем говорить "ты", будь то Отец деревни или даже правитель большого города, одного из тех, что располагались к востоку от Леса.

— А Ведунья отпустит вас с Лаской на вечерние танцы, или вы будете помогать ей готовиться к ночному ритуалу? — он говорил так, будто они были друзьями с детских лет и болтали так запросто чуть ли не каждый день.

Беля покраснела:

— Отпустит, ей Горлица помогает, нам она еще не так доверяет, по ее мнению, мы мало Лет еще обучаемся, можем и подвести, — в ее голосе одновременно читалось удивление странным поведением Стрелка и легкая досада, что ее держат за маленького ребенка. Еще бы, какой житель Теплого мира в свои четырнадцать с небольшим не считает себя полноценным взрослым, в то время, как все вокруг настроены против.

— Счастливые вы! — вздохнул Стрелок и бросил небольшой кусочек мела в реку, по воде пошли круги.

— Почему? — Беля, недоумевая, на него посмотрела.

— А ты думаешь, мне легко было в четырнадцать стать Отцом деревни, когда до этого самой сложной задачей было не промахнуться при стрельбе из лука?

— Ну, с этим у тебя проблем никогда не было, тем более, по-моему, ты прекрасно справляешься и многому научился за эти семь лет! — она улыбалась уже смелее в его присутствии.

— Просто сейчас все спокойно, каждое лето похоже на предыдущее…

— Как было уже последние много лет, — закончила за него Беля.

— А будет ли так всегда? — в его глазах промелькнула искорка, то ли веселая, то ли озорная.

"Почему он со мной разговаривает? — подумала Беля, — Ему от меня что-то нужно?" Она недоверчиво на него смотрела, пытаясь вспомнить, какая же деревенская красавица одной из последних заслужила его благосклонный взгляд. В этот момент зашуршали листья кустарника, что рос позади них, и оттуда показался Ловкий.

— Вот ты где! — он хлопнул Белю по плечу, уважительно, но озорно, и по-дружески посмотрел на Отца. — Болтаете тут? — он хитро прищурился, глядя на сестру. — А кого-то Горлица с Лаской обыскались!

Белянка вспыхнула, поняв, что совершенно забыла про время, резко вскочила и, не сказав никому ни слова, побежала к избушке под сосной. Ловкий радостно улыбался, глядя ей вслед:

— Выросла совсем сестренка-то моя! — сказал он, обращаясь к Стрелку. — И зачем мы ее только отдали Ведунье в ученицы? Такая живая, веселая, как-то не лепится ей роль таинственной колдуньи и знахарки. Да и люди подозрительно относятся, сторонятся.

— Не все, она замкнута, но не отталкивает, она другая, но многих притягивает. И красота ее сумрачна и таинственна, — Стрелок говорил задумчиво, глядя на воду.

Ловкий слегка опешил, выслушав подобную характеристику своей сестры:

— А ты неплохо знаком с ней? — то ли вопросительно, то ли удивленно-утвердительно произнес он.

Стрелок поднял на него свои глаза и слегка улыбнулся:

— Пока нет, но…

— При всем моем уважении к тебе, как к Отцу деревни и лучшему охотнику за последние десять Лет… — взгляд его стал острым, как сталь, и холодным, как высокое осеннее небо, — Я не позволю тебе играться с Белянкой. Она и без того…

Стрелок будто и не заметил холода и угрозы в словах друга:

— О чем ты! Да не услышат тебя Духи! — он быстро сделал жест рукой, отводящий дурное, а глаза его улыбнулись еще шире. — Ничего такого у меня и в мыслях не было. Твоя сестра она мне… как бы это сказать… очень интересна, мне хочется ее узнать, разглядеть. Да и пора бы мне остепениться, перестать метаться — согласись, для Отца деревни моя репутация пока не очень подходит, — он озорно подмигнул.

Ловкий не совсем понял, шутит он или нет, только робко начал:

— Она же ученица тетушки Мухомор…

— Нет ничего вечного, кто знает, как листья падать будут.

Ловкий промолчал — он не хотел продолжать этот опасный разговор, но подумал, что Белю предупредить стоит, немного подумав, он решил прощупать почву:

— И почему только ученицами к Ведунье идут такие интересные и красивые девушки?

— Ты про Горлицу что ли? — Стрелок почти засмеялся.

Ловкий улыбнулся, в шутку нарисовал в воздухе замысловатую фигуру, будто бы отгоняя от себя дурное и ответил:

— Про Ласку, она такая яркая, красивая, — по деревне уже давно ходили слухи, что у них со Стрелком что-то там не чисто, кумушки судачили, мол, не стоит Отцу с ведьмовским отродьем путаться.

— На вкус на цвет, — он развел руки в стороны, — Быть может, она и хороша, но все же колдунья будущая, но коли люба… В общем то, что ветер по дворам носит — ерунда и выдумки. Это Боровиковы своей дочери цену набивают! Если ты это хотел узнать! — Отец подмигнул другу и пошел к своему дому.

Вечером должны быть танцы. Сейчас все отдыхали и готовились достойно продолжить праздновать Встречу Нового Лета. Ловкий тоже пошел домой, размышляя над только что сказанным и услышанным. "Нужно бы поговорить с Белей, да и с Лаской. Ласка… Колдунья будущая? А про Белю он так не думает что ли?" — думал он. При мыслях о черноглазой девушке со смоляными волосами на его губах появилась нежная, чуть заметная улыбка, которую тут же унес легкий порыв весеннего ветра.

Прозрачные сумерки окутывали дома, высокие костры радостно и возбужденно трещали, окаймляя Большую Поляну. Около самого большого из них собирались деревенские музыканты, настраивая свои незамысловатые инструменты, по большей части духовые, сделанные из ветвей различных деревьев. Были и ударные, напоминающие бочки от вина, затянутые оленьими шкурами, трещотки, бубны, колокольчики. Нужно заметить, колокольчики — самые ценные и дорогие: их же делают из метала, что так редко привозят с Гор или из Городов. Среди музыкантов многие девушки и юноши обладали приятными голосами и неплохо управлялись со своими инструментами. Одному мужчине, по прозвищу Дождь, было даровано по истине сокровище для музыкантов — речь идет о гитаре. Точнее это не совсем гитара, не совсем лютня — это странный струнный инструмент, который, судя по слухам, Дождь выменял у одного бродячего музыканта, когда еще в ранней юности его случайно занесло на Дорогу, которая, как всем известно, проходит так далеко от их Деревни, что и сам Леший не дойдет! Гитара эта издавала удивительные, мелодичные звуки, покоряя души: и юношей, и девушек, и зрелых хозяюшек, и закоренелых охотников. Кроме того, Дождь обладал приятным, правда, чуть хрипловатым, голосом, не очень низким, но и не особо высоким, не очень громким, но достаточно звонким, чтобы пленить ума и сердца слушателей. Вдобавок, он знал немало песен и баллад, сочиненных в бескрайних Степях, туманных Горах, загадочных Городах и одну, принесенную невесть каким ветром с берегов недостижимого призрачного Моря. Поговаривали, что эти баллады и сказания он тоже выменял у того музыканта, а быть может, все было совсем не так. Кто знает? Дождь мало кому раскрывал свои секреты. Из музыкантов он был самым старшим, хотя его моложавое лицо заставляло всех забыть, что с тех пор, как он родился, минуло уже почти тридцать Лет. При всем при том для своего возраста он считался человеком весьма мудрым, сам сочинил не мало песен, ходил по соседним Деревням и оттуда приносил старинные предания. Его чтили, уважали и очень любили.

Жители деревни небольшими группами дрейфовали от костра к костру, распространяя последние слухи, смеясь, поздравляя друг друга с праздником, ожидая вечерних танцев. Конечно, это была в основном молодежь — люди зрелого возраста предпочитали разойтись тесными кружками по домам или же сидеть на специально принесенных лавочках, за линией костров и смотреть, как молодые веселятся.

Ласка и Беля стояли немного в стороне от других девушек и смотрели на приготовления музыкантов. За последние годы обе стали мягче, терпимее, они же росли, в сущности, вместе, обучались вместе, работали вместе, но все же некоторые следы былой вражды проскальзывали и сейчас — слишком уж они разные, слишком уж у них разное происхождение, разные взгляды на мир и на Лес. Но сейчас глаза обеих отражали Весенние костры, огонек плясал радостно и немного нервно, в воздухе повисло ожидание.

Вскоре все смолкли, тишину нарушал лишь шорох веток, сгоравших в кострах, даривших тепло, да шелест молодых листьев на ветру. Эту живую тишину разорвал радостный аккорд Дождя, буквально сорвавшийся с его струн и унесшийся в фиолетовое небо, на котором уже показались первые вечерние звезды. Это была традиционная песня "Проводов Зимы", она всегда открывала Вечерние танцы в честь Нового Лета, так же, как и песня "Встречи Лета", эти танцы закрывала. А между ними череда баллад и просто веселых песенок не прерывалась ни на секунду. Первые несколько мгновений все стояли, не смея пошевелиться, а потом началось веселье, начался праздник: праздник жизни, праздник музыки, праздник танца, праздник весны, праздник только собиравшегося народиться на рассвете Лета.

Вскоре стемнело окончательно. Разгоряченные девушки и парни то и дело отходили в сторону, чтобы перевести дух, отдышаться, сделать несколько глотков хлебного напитка, который стоял в пузатых бочонках и вновь броситься в этот огненный водоворот, где безумно плясали отблески костра, смешиваясь с шумом голосов и смеха и уносясь в весеннее небо золотистыми искрами.

Ловкий сквозь толпу с трудом пробился к Белянке и Ласке, и, приобняв обеих девушек за талии, отвел их в сторону:

— Ну, как? Веселитесь?

Они молча улыбались, глаза горели. Ласка ищущим взглядом окинула оставшихся на поляне. Этот взгляд не ускользнул от Ловкого, но он предпочел не придавать ему особого значения.

— Ласка, разрешишь мне тебя пригласить на танец под балладу "О тех, что даже на Запад ушли вместе"? — он выжидающе смотрел на нее.

Надо заметить, эта баллада была самая нежная, лиричная и романтичная из всех, что знал Дождь, да и кто бы то ни было во всем огромном Лесу, баллада о той вечной любви, свет которой виден даже Там, которая позволяет двум любящим душам наконец-то воссоединиться, там, на неведомой земле, на неведомом небе, в одном из тех бесчисленных миров, что проходят души в своем долгом путешествии, исполнить то, чего они не могут добиться здесь, в Теплом мире: стать вновь едиными и цельными и никогда уже не разделяться. Приглашение на танец под эту балладу было почти равносильно признанию в любви. Впрочем, отказ в таком предложении, был подобен пощечине и оскорблению. Если девушка не испытывала никаких чувств к пригласившему ее молодому человеку, она должна была, оттанцевав танец, низко поклониться, поблагодарить и пожелать удачного Лета. В противном же случае она могла действовать так, как ей заблагорассудится — жители Теплого мира вообще и Леса в частности уважали чувства, не стыдились их, а порой доверяли голосу сердца даже больше, чем голосу разума.

Ласка, казалось, сначала не услышала слов Ловкого, некоторое время она молча смотрела на толпу с совершенно отсутствующим видом, а потом медленно повернулась, как бы с трудом понимая, кто сейчас перед ней и покорно склонила голову, принимая приглашение. При этом смоляные глаза ее вспыхнули то ли протестом, то ли печалью, то ли еще чем-то — не оставалось никаких сомнений, что она ожидала от этой баллады сегодня чего-то абсолютно иного, но отказать и показать всем, насколько не воспитана дочь Боровиковых, она просто-напросто не могла.

— Не боишься танцевать с будущей ведьмой? — теперь ее глаза уже смеялись, от былой досады не осталось и следа.

— Ни капли! — он подмигнул ей, сделав вид, что не заметил мелькнувшего в ее душе протеста.

До упомянутой баллады было еще несколько танцев, поэтому Ласка незаметно вновь влилась в вихрь танцующих. Беля не уходила, заинтересованно глядя на брата. Она привыкла скрывать свои чувства, в отличие от других представителей Маленького народа, поэтому понять что-либо по ее сумрачному взгляду обычно было довольно сложно. Сейчас там читались следы удивления и легкой обиды, а может, Ловкому только показалось?

— Чего ты на меня смотришь, будто я твое любимое дерево срубил?

— Не думала, что ты пригласишь ее, — она постаралась придать своему тону равнодушный оттенок.

— Почему же?

— Я думала, ты знаешь, все знают: ее сердце у Стрелка, — равнодушный тон Белянки едва заметно отдавал то ли горечью, то ли обидой, то ли просто запахом полыни.

— Но он-то смотрит совсем не на нее! И когда она это поймет, то, возможно, пересмотрит свои позиции! — Ловкий подмигнул сестре и потрепал за плечо.

— Ты о чем? — она насторожилась и слегка отстранилась.

— Сама знаешь. Или догадываешься. Кто из нас ученица тетушки Мухомор? Уж точно не я! Я с ним говорил, и…

Она ждала продолжения, он внимательно на нее смотрел, пытаясь хоть что-то найти в ее таких знакомых и вместе с тем таких чужих и непонятных глазах. Белка молчала.

— Будь внимательна и осторожна. Слушай свое сердце. И… — он еще помолчал, видимо, ничего больше сказать не смог и скрылся в толпе, оставив рядом с Белей на несколько мгновений запах табака, смолы, коры и почему-то осенних листьев… И о каких только осенних листьях может быть речь на празднике Нового Лета?

Беля стояла и думала над только что прозвучавшими словами. Легко сказать: "Слушай свое сердце" А что делать, если оно говорит ей только то, что хочет, не давая ни оценки, ни ощущения правильности или неправильности выбора, ни самой ничтожной капли предчувствия — ничего. Вернее, предчувствовать и чувствовать она умела. В большинстве своем то, что касалось других. Она точно знала, что чувствует к Стрелку, к Ловкому, к Ласке. Но правильно ли ее чувство, к чему это приведет? Беляночка не знала. Еще ее не покидало ощущение, что почва под ногами стала очень зыбкой и скоро все покатится неведомо куда. И она понимала, что это касается всех. А вот относительно себя сказать ничего не могла. И ее это очень угнетало, каждый раз напоминая слова тетушки Мухомор, сказанные в свое время как мрачное пророчество: "А у тебя нет судьбы!"

Стрелок знал, что совсем скоро должна была зазвучать та самая баллада о двух влюбленных, что вместе ушли по воде на Запад и Там превратились в яркую звезду, что всегда горит в звездных сумерках, вечерних или же предрассветных, покровительствуя всем влюбленным во всем Теплом мире, да и не только в нем. Он стал пробираться к кострам, пытаясь высвободиться из круга танцующих. Это оказалось задачей не из легких, поскольку многие девушки тоже поняли, какая баллада зазвучит следующей, и всем им непременно захотелось попасться молодому Отцу деревни на глаза: а вдруг в этот раз посчастливится именно ей? Но Стрелок был непреклонен и целеустремленно двигался вперед. Оказавшись, наконец-то на окраине, он осмотрелся, но так и не нашел ту, что искал. "Где же она? Вряд ли ее кто-то другой пригласил… Если только Ловкий не…" — в его голове мысли быстро сменяли одна другую, пока он обходил поляну по кругу.

Вдруг он буквально натолкнулся на Белянку, которая стояла лицом на восток на самом дальнем краю поляны, откуда была видна река. Девушка смотрела против течения, туда, где были пастбища и огороды. Она стояла и думала, что ей хочется уйти и брести сквозь ночь по колено в воде, переплыть реку и… Там, в той стороне определенно что-то было. И это могло ей помочь. Вот только что? Этого она понять никак не могла.

Когда горячая и сухая рука Стрелка мягко опустилась на ее плечо, она вздрогнула от неожиданности, как бы нехотя возвращаясь к реальности. Первые аккорды баллады уже сплетались с ночной тишиной, шепотом реки, шорохом деревьев и треском сгорающих поленьев. Начинался танец, которого все всегда очень ждали и очень боялись, что он не оправдает надежд.

— Потанцуем? — просто сказал он. Его глаза улыбались и не выражали, кажется, ничего, кроме простого любопытства.

— Давай! — не задумываясь, ответила она.

Он взял в левую руку ее правую руку, а в правую — левую. Круг замкнулся. Несколько мгновений он пытался что-то увидеть в ее стальных, дымчатых глазах, но не увидел ничего, кроме озорно пляшущих языков костра. Они скрылись в толпе, которая медленно кружилась в такт голосу Дождя, который, казалось, был одновременно везде и всюду, разливался над водой Реки и поднимался над верхушками сосен. Они слились с остальными парами, стали частью чего-то большего, двигаясь по определенному закону, который никто бы не смог определить словами, составляя непонятные узоры, значения которых и сами не знали. Сейчас они были всемогущи, поскольку владели силой, куда большей, чем вся магия Теплого мира, более древней, чем камни в Лесу и вода в Реке, что течет на Запад, чем ветер в верхушках деревьев и языки костра на краю поляны. Более древней, чем весь Теплый мир, да и все остальные миры, которые они только могли, да даже если и не могли, представить.

Около полуночи прозвучала песня "Встречи Лета". Постепенно все усталые, но счастливые стали разбредаться по домам, только лишь для того, чтобы отдохнуть несколько часов, а в сумрачный предрассветный час вновь собраться на Большой поляне и принять участие в шествии по Лесу, возглавляемом Ведуньей. Ласке и Беле поспать не удалось из-за многочисленных приготовлений и ритуалов, в которых их заставляли принимать участие тетушка Мухомор вместе с Горлицей.

Ласка была мрачна, словно бархатистая беззвездная ночь. С Белей они не обменялись после танцев ни одним словом, а взгляды, которые то и дело бросала Ласка не предвещали ничего хорошего. Белянка же, казалось, вообще ничего не замечала. На своих руках она еще ощущала тепло рук Стрелка, в волосах ее запутался речной ветер, а в ушах звучали слова, которые он ей говорил во время их неспешной прогулки вдоль реки.

Тетушка Мухомор лишь обронила несколько слов по поводу того, что негоже ее ученицам танцевать под балладу о влюбленных, и больше ничего не сказала, полностью поглощенная своими ритуалами и обрядами.

В назначенный час сонные жители выползли из своих домов и, ежась от холода, смотрели на приготовления Ведуньи. Она подобрала с земли сосновую лапу и подняла ее над головой. Сонные лица сразу перестали зевать и сосредоточились. Тетушка Мухомор обвела всех тяжелым взглядом, сейчас в ее глазах просматривалось многое и одновременно с этим ничего, казалось, будто это не она, а сама земля с ее реками, горами и ветрами смотрит на собравшихся людей. От нее веяло силой, спокойной и размеренной, глубинной, единой силой, что пронизывала каждый листочек, каждую иголочку сосны, каждую травинку, каждый камешек, каждую душу. Конечно, никто не мог это все вот так выразить словами, поскольку это все же ложь, не правда, и невозможно описать правдиво то, что чувствуешь, да они и не пытались. Зачем? Им не нужно знать — им достаточно чувствовать, таков уж он есть этот Маленький народ. И они совсем не боялись, наоборот, все смотрели прямо ей в глаза, повторяя слова старой-старой песенки-заклинания, песенки-загадки, которую всегда шепчут все Ведуньи во всех деревнях Леса, в преддверии встречи Нового Лета:

"Год завершился, круг замкнулся,

Вода на запад ушла и в землю,

И солнце село, диск повернулся,

А ветры вечно приходят с неба!

И сосны верно хранят заклятья,

И помнят то, что мы все забудем,

Что на востоке заре заняться

Опять придется — пусть помнят люди! "

После этого Ведунья и три ее ученицы подошли к каждому, стоящему на поляне и позволили выбрать из заранее подготовленных веток деревьев: кому ясень, кому черноклен, кому березу, кому тополь, а кому и дуб. Давая ветку, они шептали какие-то еле слышные слова и брызгали водой из кожаных мешочков, висевших на шее. Те, кого они уже обошли, не спеша, собирались вместе и брались за руки, выстраиваясь в цепочку. Все это происходило в полной тишине самого темного Предрассветного Часа, когда заря только еще собиралась заняться на самом дальнем, восточном берегу неба, откуда все возвращается. Предрассветный — самый таинственный и волшебный час, самый опасный, но и самый последний перед наступлением нового дня, особенно если это первый день нового Лета.

Наконец, все приготовления были завершены, все жители деревни выстроены в цепочку. Ведунья взяла за руку Стрелка, который стоял первым, Горлица встала в самом конце, Белянка и Ласка — между ними на одинаковых расстояниях, как бы равномерно распределяя свои силы между теми, кто ими пользоваться не умел. Вся процессия направилась в лес, сложным образом петляя между деревьями. Иногда Горлица обгоняла Ведунью, иногда наоборот. Огибая очередные деревья, они разворачивались и шли обратно, образовывая, казалось, никому непонятные узоры. Но колдуньи действовали уверенно, вырисовывая древнейшие знаки, а остальные покорно повторяли их шаги, ни на секунду не расцепляя рук и не выпуская ветви родных деревьев.

Кто-то шел с закрытыми глазами, а кто-то наоборот пытливо всматривался в тихонько шепчущиеся деревья. Беля глубоко вздохнула, сделав очередной разворот, и наполнила легкие до отказа предрассветным весенним воздухом. Она совершенно точно знала, как сделать следующий шаг, за каким деревом будет какой поворот. Откуда приходило это знание? Это ей было неведомо. Она посмотрела вперед и увидела Стрелка совсем недалеко, едва заметная улыбка скользнула по ее лицу. Они сегодня замкнули круг, но зачем? Что будет дальше? У нее были одни вопросы и никаких ответов. Он не сказал, что любит ее. Нет. Он ничего такого не сказал. Они просто танцевали, и было легко. Так, наверное, танцевали многие до них. Так, наверное, будут танцевать многие после. Вот в этом месте была какая-то небольшая трещина в удивительно гладко сшитой ткани мирозданья, сшитой без швов и булавок. Она не была уверена, что именно, но то же самое ощущение зыбкости почвы, которое она испытала ночью у костра, на пару мгновений вернулось, а потом исчезло, оставив на губах меловой привкус тумана и дурман-травы. Белянка осмотрелась, думая, что могло быть источником, но ничего подозрительного не заметила.

Ровно в назначенное время они вернулись на поляну, и остановились, не отпуская рук, образовав полукольцо. Ведунья сказала несколько слов по поводу лета прошедшего и лета грядущего. Далее следовало ей рассказать то, что она поняла и услышала от деревьев во время их "прогулки" по Лесу. Тетушка Мухомор слегка замялась. Сейчас она была уже сама собой: их старая, всем знакомая тетушка, которую уважали, побаивались, к которой прислушивались, а, может быть, даже любили, правда, не все это могли понять и признать. На ее щеках заиграл легкий румянец — дело уж и совсем для Ведуньи не слыханное, к счастью, она быстро взяла себя в руки, и этой мелочи никто кроме Горлицы и Белянки не заметил.

— Лето грядущее будет сложным, не скрою, да и какое лето бывает простым? Засухи не предвидится, особых градов тоже. Так что неурожай нам точно не грозит. Молодняка это лето тоже обещает принести немало, — сказала она, обводя взглядом несколько беременных женщин. — А в целом, что можно сказать? Испокон веков живем мы на этой земле, каждый вечер солнце уходит на запад, но какой бы темной и холодной ни была ночь, оно обязательно вернется с востока. Главное — помнить, зачем мы здесь, и что для нас значит наш Лес, хранителями которого нас величают.

Она замолчала. Молчали и все остальные. То была странная речь, совсем не похожая на предсказания, что говорила она обычно. Многих не покидало ощущение, что Ведунья что-то недоговорила. И это ее напоминание о Лесе, о холодной ночи. К чему? Некоторое время над поляной висели тишина и недоумение, но тетушка Мухомор все же собиралась довести ритуал до конца. Она сделала знак Горлице и та откуда-то из-за спины достала бурдюк с вином, открыла крышку, подняла над головой и громко звучно сказала:

— За Новое Лето!

Сделала первый глоток и передала соседу, который держал ее за правую руку. Все жители деревни, по очереди, молча делали по глотку. Это был древний ритуал. Все лица были очень сосредоточены, казалось, будто каждый находится очень далеко отсюда. Перед тем, как вино должно было попасть к Ласке, та осмотрелась и убедилась, что никто на нее не смотрит. Едва заметным движением руки она развязала льняной мешочек на поясе и ссыпала серый порошок из него себе в руку. После того, как она отпила свой глоток, порошка в ее кулачке уже не было, глаза светились настороженно и возбужденно. Вскоре вино перешло к Стрелку, проделав весь свой путь с запада на восток по полукольцу жителей деревни. Стрелок передал его Ведунье. Та сделала последний глоток, а остатки вылила в землю перед собой. После чего в полном молчании она сделала несколько шагов на запад, а Горлица на восток. На какое-то время все замерли, будто чего-то ожидая. Где-то в лесу запела одинокая птица. Потом к ней присоединилась еще несколько голосов. Они пели теми чистыми, звонкими голосами, которые можно услышать только на рассвете. Колдуньи взялись за руки, когда первый луч солнца осветил макушки деревьев. Сотни губ еле слышно прошептали:

— Круг замкнулся…

Их голоса сплелись со щебетом птиц и плеском воды в реке, поднялись выше, затерявшись в кроне деревьев, растворившись в наступившем утре.

Вскоре все разбрелись по своим делам — до вечера никто не должен был ложиться спать. Как же? Это же первый день лета! Выражения лиц у всех были спокойные и умиротворенные. У всех, пожалуй, кроме, Ведуньи, которая явно была чем-то озабочена, и Ласки, которая глаз не спускала со Стрелка, пока тот не скрылся в стволе старого ясеня, что служил ему домом.

Глава 3 Ива

Белянка проснулась от лучей солнца, лукаво щекотавших ее правую щеку и золотивших локоны волос, разбросанных по матрасу. Она повернулась лицом к окну, не открывая глаз, и некоторое время наслаждалась этими короткими и радостными минутами пробуждения, розовым светом, который лился сквозь сомкнутые веки. Она вдохнула поглубже столь знакомый запах прошлогодних трав, которыми была набита ее постель: особенно отчетливо чувствовалась полынь, которая преобладала в этом букете, просто потому что Беля ее любила. Сны еще мягко опутывали ее сознание, но новый день решительно заявлял свои права — пора вставать, и она села на матрасе. Раньше они спали здесь вместе: она и Ласка. Со временем ее напарницу переселили в другой конец хижины, чему Белка была несказанно рада. Еще бы! Теперь у нее было собственное пространство: на подоконнике в маленькой глиняной вазочке стояли ромашки, склонив свои простые, открытые лица чуть набок, на полочке у изголовья лежали разнообразные баночки и мешочки с травами. В самом большом холщевом мешке был сбор разных трав, вовсе не лечебных и не каких не волшебных, а просто ароматно пахнущих и душистых, из них девушка заваривала свой любимый чай. Вот, собственно, и все ее пожитки. Беля встала и вышла на улицу, что-то прокричала какая-то лесная птица. Деревня жила своей тихой, размеренной, пульсирующей жизнью. Но она не увидела ни Ведунью, ни остальных ее учениц.

За домиком был сложен небольшой каменный очаг, угли в котором еще не успели остыть. Чайник вскипел быстро и до боли знакомый аромат трав заполнил окружающее пространство. Беля еще раз посмотрела на деревню: "Куда все ушли? В поле вроде еще рановато — со встречи Лета прошла всего лишь неделя…" Утро, сонно перетекая, не спеша, превращалось в день.

Спустившись с холма в деревню, она заметила, что все заняты какими-то делами. У обширной розовощекой хозяюшки, по прозвищу Пшеница, матери пастуха Русака, Белянка узнала, что Ведунья с Горлицей ушли к Дальнему Озеру. Пшеница заговорщически прошептала, склоняясь к самому уху девушки:

— Наша тетушка Мухомор сама не своя! Рано утром, лишь заря занялась, когда мой Русак только-только собирался погнать стадо, она уже тут, в Деревне была и в дом к Отцу нашему стучалась! Он ее впустил, они о чем-то беседовали где-то с пол часа. А потом она вышла от него, злая еще пуще, чем прежде, кликнула свою Горлицу и они ушли к реке, а там, видать и до озера подались! — большие ясные глаза Пшеницы цвета летнего неба блестели недоверием и радостью истинной сплетницы, которая только что поделилась ценной новостью.

— Спасибо тебе, Пшеница! А Ласка не знаешь где? Она не с ними ли пошла? — спросила ее Беля.

Хозяюшка замялась, пряча руки за свои многочисленные юбки, в глазах на долю секунды промелькнуло какое-то странное выражение:

— Нет, Ласки с ними не было.

Беле показалось, что та хочет еще ей что-то поведать, но Пшеница развернулась и пошла своей мягкой кошачьей походкой к небольшому холмику под Ольхой, что служил ей домом. Белка постояла некоторое время, а потом двинулась к реке. Проходя через Большую Поляну, она заметила на противоположном ее конце Стрелка, который сидел и мастерил лук. Первые несколько дней после того танца, он постоянно искал с ней встречи, они несколько раз прогулялись вдоль Реки по ее северному берегу, при этом она всегда ощущала его горячую шершавую руку, держащую ее хрупкую ладошку, чувствовала ясный, проницательный взгляд, который постоянно смеялся и удивительную улыбку, до неузнаваемости менявшую его лицо. Но постепенно он становился другим, прямо у нее на глазах: улыбка скользила по голубым глазам все реже и реже, прогулки их с каждым разом становились все короче. Вчера он с ней даже не поздоровался при встрече. Конечно, он ей ничего не обещал, но такое его поведение было крайне странным…

Тем временем, Белянка, сама того не замечая, очутилась рядом с ним:

— Доброе утро, Стрелок! — она попыталась изобразить на лице улыбку.

— Да уж день, поди! — он с совершенно отсутствующим видом прилаживал тетиву.

— Ну, в общем-то, да, — девушка слегка замялась, поскольку Стрелок ни на мгновение не оторвал взгляда от своей работы. — Говорят, к тебе утром Ведунья заходила?

— Говорят, — все так же монотонно ответил он.

— А что она хотела, не скажешь? А то они ушли, мне ничего не сказали…

Тут Стрелок все же оторвался от своего недоделанного лука и посмотрел на нее:

— А тебе-то что? Про важные дела мы с ней говорили, а потом пошла она своей дорогой, а я вот делом занялся, — он кивнул на лук.

— А Ласку ты, случайно не видел? — Беля изо всех сил старалась, чтобы ее голос не выдал то, что творилось сейчас в душе.

При звуке имени Ласки в его глазах промелькнула какая-то вспышка, подобная звезде, падающей по ночному небосклону.

— Случайно — нет! — тень улыбки коснулась его бледных губ и куда-то ушла.

Стрелок вновь принялся за работу.

Беля хотела еще раз переспросить: "А нарочно видел?" Но не стала. Она решила пойти к тому озеру, где должна быть сейчас тетушка Мухомор. Девушка молча пошла к реке, прямо через Большую Поляну. Стрелок, казалось, даже не заметил, что она ушла.

Огромный, старинный ясень, служивший Стрелку пристанищем, рос недалеко от реки, на краю поляны. Проходя мимо него, Беля случайно бросила взгляд на дверь, прикрепленную к входу в огромное дупло. Ей показалось, дверь приоткрыта. "Странно, — подумала она, — Он ушел, дом не прикрыл" И тут из этой двери вышла Ласка. Беля остановилась как вкопанная и уставилась на свою соратницу. Та совершенно спокойно повесила на дверь полотенце и села на небольшой пенек перед входом. Из мешочка на поясе она достала деревянный гребень и принялась расчесывать свои еще влажные смоляные волосы, отливавшие на солнце золотом. В какой-то момент Белянке показалось, что это крайне странный сон и стоит ей только захотеть, как она проснется и почувствует знакомый лучик света у себя на щеке. Но мнимое пробуждение так и не наступало. Ласка посмотрела удивленной девушке в глаза и засмеялась своим шелковистым смехом:

— Ты что, язык проглотила? Иди сюда, присаживайся, коли хочешь. Может, чаю?

Беля попыталась заставить себя закрыть рот, придать лицу более осмысленное выражение. Наконец-то она выдавила:

— А ты что же тут, за хозяйку?

Ласка еще раз залилась смехом:

— Видела бы ты сейчас свое лицо, подруга! Ты что же, еще не в курсе? Мне Стрелок предложил жить в этом ясене.

— А он где будет жить? — Беля все еще не хотела верить очевидному.

— Здесь же! Белка, я вот теперь понимаю, что вовсе не мала ты была, а действительно дурочка, что тогда, что теперь! — она сказала это так мягко и ласково, что было даже не обидно.

Просто в голове Бели всплыл жаркий летний день из далекого детства, когда они купались у старой Ивы, и Ласка ей пыталась что-то про магию объяснять. Постепенно смысл происходящего начал доходить до ее сознания:

— Когда же ты успела его зельем-то опоить? — зрачки сузились, хрупкие ладошки сжались в кулачки.

— Каким зельем? — улыбка Ласки стала еще шире и приятней. — Ты это о чем?

— А почему же он сидит сам не свой? Будто это и не он вовсе, а какой бездушный, в наказанье в этот мир отправленный? — Беля воинственно сделала шаг вперед.

— У тебя от твоих трав верно голова разболелась, вот и мерещится всякое! Может, отдохнешь? — на округлом лице Ласки было написано явное сочувствие.

Больше ни секунды здесь находиться Белка не могла и опрометью бросилась в сторону Реки. Ласка добродушно посмотрела ей в след, затем отложила гребень, развязала один из мешочков на поясе. Из него она достала щепотку серого порошка и перетерла его в руках. Ее губы расплылись в довольной улыбке. Она встала и легкими шагом направилась на противоположный конец поляны, туда, где Стрелок уже заканчивал свой лук.

Холодная вода реки слегка отрезвила ее мысли, быстрое течение буквально пронизывало насквозь и уносило все далеко-далеко, на запад. Белянка плыла, захлебываясь ледяной водой, ноги свои она уже почти не чувствовала. Река, которая всегда казалась не большой, сейчас была просто бесконечной. Девушке показалось, что вся ее оставшаяся жизнь пройдет в бессмысленной переправе через ледяную воду, и никогда она не почувствует уже под ногами землю, не вдохнет запах полыни. В этот момент она буквально врезалась в илистое дно, и мир вновь принял свои привычные очертания.

Ее светло-русые волосы быстро подсыхали на ледяном ветру, мокрый подол юбки раздражающе прилипал к ногам, а в голове было как-то подозрительно пусто. Она брела по скользкому берегу, не задумываясь о направлении, о цели своего пути. Она просто шла вперед. Куда? Зачем? Да и какая, собственно, разница? Она вдруг поняла, что всю жизнь шла вот так: без направления. Шла, потому что не знала, да и не хотела знать, куда идет. Она резко остановилась и села на землю. Прислушалась. От холода ее буквально трясло. И все казалось бессмысленным. Белка закрыла глаза. Что-то теплое было рядом. В памяти всплыли недавние вечерние танцы и ощущение безумного желания идти вдоль реки на восток. Она открыла глаза и посмотрела в небо. Прямо над ее головой мягко колыхалась в такт ветру ветвь Ивы. Неожиданно для себя она узнала это место, вспомнила, как в детстве они частенько купались здесь с Лаской. При мысли об этом глаза защипало. Все равно она ее подсознательно считала сестрой, а теперь… не хотела даже думать о ней! Белянка подошла к старой Иве и прижалась к шершавому стволу, который ей показался очень теплым. Еще послышалось, будто бы в нем что-то гудит.

"Интересно, а Ива знает, что я здесь? "

"Да"

"Кто это сказал? "

"Я"

"Ива? "

"Да"

Беле показалось, что она сходит с ума. Она еще раз осторожно погладила ствол.

"Тебя кто-то обидел? "

Девушка села, прислонившись к Иве спиной: "А я и не знала, что говорить с деревьями так просто…"

"Если они захотят с тобой говорить, то легко, а иначе — невозможно" — Беле показалось, что если бы у Ивы был рот, то она бы слегка улыбнулась.

"А почему ты захотела со мной говорить? "

"Ты мне нравишься. И тебе плохо"

"Да. Мне плохо. Я одинока. И моя жизнь бессмысленна"

"Если ты родилась, значит, должна и жить. Ничего не бывает просто так"

Мысли Ивы сплетались с сознанием девушки, и она иногда не могла понять: ее это мысли или дерева. Но здесь было очень уютно и спокойно, ствол согревал ее замерзшее тело.

"Бывает. Вот у меня нет судьбы, значит, я не нужна этому миру. Я — ошибка"

"Кто тебе сказал? "

"Тетушка Мухомор"

"А вдруг она не права? "

"Права. Я и сама чувствую, что это так. Я одинока, мне даже посоветоваться не с кем"

"А я? "

"Почему она это сделала? Он же ее не любит! "

Некоторое время Ива молчала. Потом ответила:

"А тебя любит? "

"Не знаю, может, и любил. Иначе, зачем нам было танцевать? "

"Ты сказала, у тебя нет судьбы. Значит, вам с ним не суждено быть вместе! "

"То есть мне ни с кем не суждено быть вместе? "

"Чушь! Просто ты не можешь быть с Хранителями Леса, ты же не одна из них! "

"В смысле? Я из Маленького народа, из лесной деревни"

"Ты родилась там, но ты не принадлежишь им! "

"С чего ты взяла? "

"Вижу! Хоть у меня и нет глаз, но я вижу больше чем люди сразу двумя" — и вновь в ее мыслях сквозила усмешка.

— Тогда кто я? — это Белянка произнесла вслух.

"Ты — это ты. И это самое главное! Ты прожила много жизней, а они проживают первую, вторую, ну, от силы третью…"

"Они — это кто?"

"Хранители Леса"

Мысли Ивы звучали в голове как-то отрывисто, нехотя, но настойчиво.

"А какую жизнь живешь ты?"

"Свою"

"Ты, наверное, многое знаешь?"

"Да, я много видела и слышала, много впитала с водой из самых глубин земли. Быть может, у тебя и нет судьбы, но я знаю точно: поступай так, как считаешь нужным именно ты сама, а не кто-то другой"

Ива надолго замолчала. Мысли Белянки текли также быстро, как и ледяная вода в реке. Так ли уж все просто? Так ли уж бессмысленно? Что важно, а что — нет? А вся эта размеренная жизнь, так ли это хорошо? Ива молчала, не давая ни подсказки, ни ответа. Девушка уже начала думать, будто ей весь этот разговор почудился. Вдруг ее мысли резко прервались:

"С юга темно. Люди мало понимают. Они нарушат биение жизни. Они не знают ритма. Они слишком много прожили и разучились слышать. Они не такие, как Хранители Леса. Вы должны помочь"

"Помочь? Что происходит? Ты о чем?" — лихорадочно стала спрашивать Белянка. Но в ответ Ива всего лишь шелестела листочками.

Подождав еще немного, девушка пустилась в обратный путь к деревне. Ледяное платье облегало ноги, лохматые волосы были разбросаны по плечам. В голове царил странный порядок — ничего лишнего, только одна цель: поговорить с тетушкой Мухомор. А в сердце стальная решимость. Казалось, она совсем забыла про недавнюю слабость и душевное смятение, близкое к состоянию полнейшего бреда. Загадочные и непонятные слова Ивы постепенно обретали для нее какой-то смысл. Не понимая до конца, что она хотела сказать, Беля точно теперь знала: нельзя сидеть — время действовать! Как? Зачем? Почему? Что именно делать? Она не задавала себе этих вопросов, она просто шла домой, подгоняемая холодным ветром, заставляя себя держать спину прямо, а голову — высоко.

На подоконнике горела свеча, разливая вокруг себя уютное желтое сияние. Тетушка Мухомор, Горлица и Беля сидели за старым деревянным столом, окутанные черными тенями. Глиняные чашки источали приятный аромат сушеных прошлогодних трав, заваренных кипятком. Свисавшие с потолка связки трав отбрасывали на грубые бревенчатые стены причудливые тени. Тишина стояла вязкая и осязаемая, нарушаемая лишь звуками ночного леса. Какое-то время они пили чай в полном молчании. Наконец, Белянка не выдержала:

— Тетушка Мухомор, о чем ты говорила утром с Отцом? — называть его по имени ей почему-то все же не хотелось.

Взгляд Ведуньи был тяжелым, но мягким, правда, слегка озабоченным:

— О том, что узнала в ночь встречи Нового Лета от деревьев.

— Ты же не все сказала в традиционном предсказании, правда? Ты же умолчала о чем-то важном? — стальные глаза девушки отражали огонек свечи.

— Не все, — согласилась она, — Отец должен сам решить, что нужно знать его детям, а что нет.

— И что же он решил? — не унималась Беля.

Тут Горлица, которая была на редкость молчаливым созданием, вдруг заговорила:

— Ты и вправду думаешь, что он может что-то решить? Он сидит у входа в свой ясень и как зачарованный смотрит на Ласку, не забывая при этом делать все новые и новые луки, считая это, видимо, наиважнейшим на данный момент занятием!

— Думаю, луки нам не помешают, — пробормотала себе под нос Ведунья.

Опять повисла все та же вязкая тишина.

— Так что же вам сообщили деревья, тетушка Мухомор? — Белянка явно отступать не собиралась.

— Грядут перемены, — был ей ответ.

— Просто сегодня я разговаривала с Ивой, — Белянка тут же почувствовала на себе заинтересованный взгляд обеих, — Так вот, она мне сказала, что с юга темно, и мы должны помочь. И еще про людей, которые разрушают лес.

Ведунья с Горлицей переглянулись.

— Тогда, думаю, тебя стоит посвятить в то, что знаем мы, — ответила ей тетушка Мухомор, — Во всем Теплом мире происходят страшные и странные вещи. Достоверно я, конечно, не знаю, но ранней весной с южного края Леса на наши земли вторглась целая армия людей из Степей и из Городов. Зачем, почему — я не знаю. Деревья лишь передали мне свой ужас и то, что несколько южных деревень уничтожены.

— Что?.. — Белка чуть не уронила свою чашку.

— Они вырубают Лес, затевают пожары. Это я знаю точно. Живы ли люди, что они с ними делают — я не знаю. Про людей деревья молчат. Но они буквально плачут про Лес, и предупреждают нас об опасности.

— И Стрелок вам на это ничего не ответил? — Белянка почти закричала.

— Тише, тише, — Горлица опасливо оглянулась и приложила палец к губам. — Я же говорю: он не хочет ничего видеть и слышать, кроме своей ненаглядной Ласки.

— И что же, ничего нельзя сделать? Снять с него приворот? — Белянка лихорадочно искала поддержки.

— Пока она сама этого не захочет, никто не вернет нам прежнего Стрелка, — голос Горлицы был ровным и каким-то бесцветным.

"Неужели она вообще никогда не испытывает никаких эмоций?" — зло подумала Белянка, а вслух сказала:

— Ласка что же, не понимает, насколько нам сейчас нужен Отец Деревни?

— Нет, она слепа, она упивается своей властью, — уныло покачала головой Ведунья. — В свое время я предупреждала ее, просила быть осторожной с магией и собственными желаниями. Да только вот она не послушалась меня…

Свеча на подоконнике уже почти догорела, а тишина вновь окутала трех колдуний, которые думали, как им помочь родной деревне, в которой ни один житель не знал, как это — воевать. И из оружия у них были только охотничьи луки. Такую вот злую шутку сыграла с ними размеренная спокойная жизнь в течение многих десятков, а может быть и сотен Лет.

Глава 4 Он пришел!

Ночь была на исходе. Низкий туман перетекал в низинах. Тишина стояла леденящая, ни один лишний звук не нарушал это торжественное молчание. Предрассветный Час. Час, когда кажется, что до восхода солнца рукой подать, когда терпение заканчивается, а тьма опостылевает. Самый холодный час. И самый печальный. Проклятый час. Говорят, что неприкаянные души самоубийц и прочих людей, которые не смогли уйти Туда, навсегда остаются в Предрассветном часе. Это даже не вечная ночь, когда нет никакой надежды на проблеск зари — это вечное ожидание рассвета, который никогда не наступит для них. Снам, пришедшим в этот час, доверять не стоит — их нашептали вам те самые души. Да и вообще в это время лучше спать в своей постели глубоким, спокойным сном, отгородившись от всего мира.

Но в эту ночь Белянке не удалось последовать старой заповеди безмятежно спать перед рассветом. Что-то тревожило ее. Она села на своем травяном тюфяке и стала напряженно всматриваться в тающую ночь за окном. Она вслушивалась в тишину, разлитую по всей деревне, искала в белесом предрассветном тумане отблеск тени, которая ее разбудила. Не выдержав напряженного молчания, она встала, накинула на плечи шерстяную шаль и тихонечко вышла на улицу, покинув надежные стены жилища, рискнув бросить вызов самому страшному часу суток. Девушка была уверена, что должна поступить именно так.

Какое-то время она стояла на крыльце хижины, не двигаясь. Вдруг тишину разорвал хруст ветки где-то справа сзади. Звук был совсем тихий, но Белянке он показался просто оглушительным. Она резко и аккуратно повернулась и увидела, что ветви дерева позади хижины колышутся и какая-то тень ускользает вглубь леса. Девушке стало не по себе. Предрассветный холод пробрал ее до костей, она съежилась, но все же последовала за тенью. Вначале она шла просто наугад, не разбирая дороги, мысленно умоляя встречные ветки не хрустеть. Все же, не так уж бесполезны были уроки тетушки Мухомор и эти бесконечные путешествия по Лесу. Деревья молчали, но послушно уступали ей дорогу, услужливо раздвигая руки-ветви.

Вскоре тень впереди приобрела более отчетливые очертания и уже перестала казаться Белке бесплотным призраком. Нет, определенно, это был человек. Кто же? Она стала вспоминать всех жителей деревни. Нет, не похож он на них! Более рослый, плечи широко расправлены, волосы коротко пострижены, что явно не характерно для Маленького Народа. Тем более, такой густой смоляной цвет волос среди них — большая редкость. Разве что, в семье Боровиковых, но у них нет столь молодого сына. Так, значит, он молод? Мысли в голове Белянки быстро сменяли одна другую, когда, наконец, она остановила свое внимание на одной из них: "… не характерно для Маленького Народа!" Так вот оно что! Это Чужак! Внутри у нее все похолодело, и она резко остановилась. Забыв, об осторожности, она наступила на сухой сучок, который бессовестно и оглушительно хрустнул в туманной предрассветной тишине. Белка замерла. Чужак резко обернулся. Его глубокие черные глаза смотрели остро, с опаской, но не враждебно. Хотя длинный меч был мгновенно обнажен и выставлен вперед.

Несколько минут они стояли друг против друга, не двигаясь. Потом Чужак медленно пошел вперед, стараясь не терять пойманного как в ловушку взгляда Белянки. Девушка попятилась, прячась за дерево. Все также медленно мужчина положил меч на густой зеленый мох и сделал шаг назад. Глаз он ни на мгновение не отвел. Его красивая рука, осторожно поманила девушку к себе, мол "не бойся, иди сюда". Некоторое время Белянка колебалась, но потом все же вышла из своего импровизированного укрытия, поскольку не ощущала ни малейшего страха.

— Кто ты? — спросил он. Слова ей были знакомы, но то, как он это произнес, было крайне странным, будто говорил он на другом языке, однако, ей было понятно.

— Белянка, — ответила девушка.

— Какое странное имя, — они определенно говорили на одном языке, только, видимо, на разных диалектах.

— Что ты здесь делаешь? — не выдержала Белка.

— Осматриваюсь, — был ей ответ.

— Кто ты? Откуда ты? — хрипловатый голос девушки слегка дрожал.

— Мое имя Стел. Я из Городов.

— Зачем вы идете в нашу Деревню? — теперь Белянка говорила с вызовом.

— Мы хотим вам помочь, я разведываю обстановку и докладываю своим. Почему-то Лесной Народец не желает воспринимать нас, как несущих свет, считая нас захватчиками.

— А кто вы есть? Вам что, мало земель в Теплом Мире, помимо Леса?

— Что ты! Нам даже много этих земель! Просто мы обладаем множеством знаний, умений и вещей, которые вам не доступны! Мы хотим помочь вам! Рассказать про истинную природу вещей, про истинную Веру и науку Магии!

— Мы и без вас все знаем! Мы знаем, что вы сожгли все деревни вверх по течению Реки!

— Откуда? С чего ты взяла, что сожгли мы?

— Убирайтесь! Иначе пожалеете, что сунули нос в наши края! Мы не одни! Не думайте! Нас много! И с нами Лес! Он спасет нас! — Белянка почти кричала своим хриплым, срывающимся голосом.

После этого она резко развернулась, побежала и скрылась в чаще. Сердце ее бешено колотилось, в горле клокотали страх и негодование. А еще полнейшая растерянность. Что же им делать? Их много! Они скоро будут здесь! У них металлические мечи! Они владеют наукой магии! А у Деревни нет ничего… кроме зачарованного Отца и Ведуньи с двумя ученицами, поскольку третья им теперь не помощница. Да и чем может помочь сама Беля? Ей было очень страшно. Она дрожала, пробираясь к хижине. В любом случае нужно как можно быстрее все рассказать тетушке Мухомор! Ветки хлестали ее по лицу. Но деревья упрямо молчали. Начинался новый серый день. Солнца не было видно за сплошными белыми облаками. На душе висела тяжесть мокрой ватой. Вот-вот должен был пролиться дождь…

Белянка осторожно приоткрыла дверь в хижину, стараясь не разбудить остальных, но было поздно — Горлица и тетушка Мухомор уже сидели на столом и вопросительно на нее смотрели:

— Где ты была?

— Я?.. — Белка на секунду задумалась, она понимала, что должна все им рассказать, но говорить почему-то не хотелось. — Ходила на рассвет смотрела…

— Там же туман! С погодой в это Лето вообще не очень, — сумрачно заметила Горлица.

— Да, — только и сказала девушка, наливая в глиняную чашку кипяток.

Она села и уставилась в никуда, машинально глотая обжигающий травяной чай. Мысли вялым листопадом кружились в затуманенной голове, не спеша, оседая на дно чашки: "Почему я им не сказала? Нужно же предупредить! Нужно срочно что-то делать…" Но она продолжала сидеть и пить чай.

— Бель, ты чего? — видимо, тетушка Мухомор уже не первый раз к ней обращалась. — Ты тут? Э… — она усиленно теребила девушку за плечо.

— А, да… Что? — она растерянно на нее смотрела.

— Ты что-то хотела сказать? — Ведунья одарила ее испытующим взглядом.

— Я? Да… нет, ничего, — вид у Белки был крайне растерянный.

Девушка молча встала, оставив на столе недопитый чай, и вышла на улицу. Серый день постепенно разгорался. На тропинках то тут, то там мелькали жители Деревни. Беля напрямик пошла к огромному ясеню, где жил Стрелок, и постучала. Некоторое время висела давящая тишина. Потом за дверью послышалось шуршание, сдавленный шепот и показалось сонное лицо Стрелка.

— Утро доброе, — сказало это лицо бесцветным голосом.

— Здравствуй, — ответила Белка, сдерживая горячую волну, поднимающуюся у нее в груди. — Ласка здесь?

— Да, сейчас, — дверь захлопнулась прямо перед ее носом.

Она стояла, усиленно пытаясь побороть в себе желание рвануть дверь, ворваться в дом и попытаться вытрясти из его головы тот дурман, который заменял ему теперь реальность, ей хотелось кричать, плакать, драться — делать что угодно, только бы он стал прежним, помог ей, ведь ей было так страшно! Но девушка продолжала тупо стоять перед закрытой дверью. Впрочем, та вскоре открылась, и в щелочку показалось не менее заспанное лицо Ласки:

— А, это ты, — протянула она. — Чего так рано-то? Случилось что?

— Да, случилось! И случилось многое! — все оцепенение Белянки как рукой сняло. — Выходи на улицу!

Ласка поморщилась, но все же вышла:

— Ну, и ради чего ты нас так рано разбудила?

Это "нас" больно резануло, но Белянка не подала вида, она просто произнесла ледяным, будто зимнее небо, тоном:

— Ты вообще соображаешь, что ты делаешь?

— В смысле? — сон быстро улетучивался из ее прекрасных глаз.

— Сейчас, когда жизнь всей Деревни зависит от Стрелка, ты его отобрала у них!

— Может, ты хотела сказать, отобрала у тебя? — в ее глазах вспыхнул знакомый лукавый огонек торжества.

— Ты понимаешь, что мы все можем погибнуть? Погибнуть из-за твоего дурацкого зелья?

— Во-первых, не кричи, всю Деревню разбудишь. Во-вторых, Стрелок твой ненаглядный тут, жив, здоров, никуда я его ни от кого не прячу. И с чего это должны все вдруг погибнуть? Не понимаю, при чем здесь мы…

— Да притом, что он Отец Деревни! Да к тому же и стрелок лучший!

— Да, ты права, сестрица, стреляет он отменно…

Слово "сестрица" немного остудило пыл Белки, она огляделась: "Издевается или нет? А ведь в этом есть смысл: что им сейчас делить, когда Чужие идут?"

— … делить, когда Чужие идут? — конец своих мыслей девушка незаметно для себя произнесла вслух.

— Кто идет? — теперь во всем облике Ласки читались любопытство и страх.

— Ласка, они будут здесь не сегодня-завтра. Они захватили уже все деревни, что южнее нашей вверх по Реке. Понимаешь? — ее голос был тихим и вкрадчивым.

— А, ты про то, что Ведунья вчера говорила? Так я не верю! Россказни все это! Она так пытается меня, мол, образумить и в свою хижину вернуть!

— Ты что? Поверь, это сейчас мало кого волнует. Я сегодня видела одного из них, понимаешь? Он сам сказал, что совсем скоро…

В этот момент из ясеня донесся голос Стрелка:

— Ласка…

Она резко обернулась, обдав Белку водопадом своих черных волос, и с неразборчивым "прости, мне пора" скрылась за дверью. Белянка вздохнула и стала спускаться с холма, былое оцепенение и чувство безнадежности нахлынули вновь. Она не понимала, что с ней творится. Как будто все ее существо кричало: "Брось ты это! Это не твое! Иди, посиди у Ивы, отдохни, забудь…" Умом она понимала, что поступает не правильно, но ноги уже сами вели к Реке.

Ива молчала, не желая помочь ей ничем. Белка сидела, обхватив колени руками, и смотрела на быстро утекающую воду.

Какая разница? Что страшного уйти по Реке на запад? Ничего. Все равно рано или поздно все попадут Туда. Что она может сделать? Ничего. Кто она? Девочка без судьбы, до которой никому нет дела. С чего это она должна пытаться спасать всю Деревню? Тем более Ива там что-то говорила про то, что Белка вроде бы и не из Маленького народа вовсе. Это битва Ведуньи и Стрелка. Почему бы Ведунье просто не пригрозить Ласке?

Мысли ходили широкими кругами, постепенно стягивая их вокруг Белки. Все было очень нереально, казалось, будто завтрашнего дня и вовсе не будет. Все кончится сейчас. Прямо в этот момент…

Речка больше не была такой быстрой. В ней больше не отражалось белесое небо. Все было размыто, плавно, вяло… Глаза закрылись, и сон окончательно затопил сознание.

Ей снилось солнце, растворявшееся в Реке, ей снились деревья, говорящие человеческими голосами, ей снились люди, становившиеся ветром. Мир (мир ли?..) разноцветными пестрыми красками в бешеном вихре мелькал перед глазами, то смешиваясь в единое целое, то распадаясь на мириады отдельных, изолированных осколков, которые постепенно раскручивались, собираясь вместе, сливаясь и вновь образовывая вихрь, состоящий из разнообразных спиралей, да и сам он неведомой спиралью уходил далеко ввысь, глубоко вниз, заполняя собой все.

Вдруг все разом прекратилось, кружение остановилось, и она увидела себя со стороны. Она стояла на огромной открытой площадке, каких ей в своей жизни и видеть-то не доводилось, кругом разгуливали сухие степные ветры, а прямо перед ней на земле сидело какое-то непонятно создание, очень неприятного внешнего вида. Девушка явственно, почти физически ощущала опасность, исходившую от создания. Но она почему-то все равно двигалась в его сторону. Ей было страшно, противно, но она протянула руку и погладила уродливую, скользкую голову. Морда ощетинилась и было уже бросилась на нее, как вдруг замерла, стала расплываться, терять очертания, и тут Беля угадала в этом "что-то" лицо своего утреннего знакомого. Она в испуге отшатнулась и увидела, как степные ветры, замирают, превращаясь в деревья, как Чужой уже не кажется ей таким ужасным и чуждым, как…

Внезапно сон прервался. Откуда-то снаружи и одновременно из глубины исходил дикий, первобытный страх, оголенный ужас и боль, не ее собственная боль, а страдания множества существ. "Вставай! Бегом! В Деревню!" — эти отрывистые фразы вырвали ее сознание из цепенящего сна, фразы, произнесенные одновременно голосом тетушки Мухомор и Ивы. Беля резко села и открыла глаза, непонимающе уставившись на воду в реке. "Чего же ты ждешь? Скорее!" — это точно говорила Ива. "Что случилось?" — мысленно спросила девушка. Ива не ответила, от нее исходил лишь ужас и страх, которые заставили Белю опрометью бросится в Деревню.

Тропинки были буквально затоплены людьми. Все бегали, метались — паника охватила Деревню, будто быстро разгорающееся пламя. "Пожар!" — то и дело слышалось со всех сторон. Вдруг Белю схватила за запястье горячая и мягкая рука тетушки Мухомор, пахнуло сушеными травами:

— Вот ты где! Мы тебя обыскались! Скорее! Они уже здесь! В нескольких часах ходьбы от Деревни! Они пустили вперед своего вестника! — при этих словах сердце Белянки екнуло, она вспомнила про Чужого. — И это Лесной Пожар!

Теперь страх стал просачиваться и в ее душу. Она молча слушала, как Ведунья раздает свои указания. Но мысли ее метались из стороны в сторону, девушка совершенно не понимала, что же происходит, куда ее тащит Ведунья и остальные ученицы, почему небо с южной стороны озарено оранжево-алым пламенем, почему шум Деревни слышен даже здесь, так далеко, почему она вдруг осталась одна…

В этот момент Белянка погрузилась в какую-то неестественную, стеклянную тишину, которая давила на ее мысли и чувства так сильно, что и дышать-то было трудно. Ни единого звука. Девушка закрыла глаза. Сзади деревня, это она отчетливо понимала, мысленно она представила себе огромные испуганные глаза Русака, тучную тетушку Пшеницу, мечущуюся из стороны в сторону, будто огромная наседка, детей, орущих во все горло. Ни единого звука не долетало сюда. Только тишина, через которую к ее сознанию отчетливо пробивалось сознание тетушки Мухомор:

"Соберись, вспомни, чему я тебя учила, что ты знаешь про огонь. Он уже рядом! Держись! Удачи!"

Легкое касание было практически незаметным, и мгновенно бесследно исчезло. А, может, ей только почудилось? Тетушка Мухомор никогда раньше с ней так не разговаривала, как с деревьями.

Мысли Белки толклись на месте как непослушные козы, пытающиеся выбраться из загона, как вдруг все оборвалось, и ее затопил отрезвляющим пониманием страх. Это был не разумный страх за родную Деревню и ее жителей, нет, это был безумный первобытный ужас, ужас перед стихией огня, пожирающего все и вся на своем пути. Огромные, могучие сосны, жившие сотни лет, вспыхивали как спички, вот уже совсем близко белоснежная береза корчилась в предсмертных мучениях. Лицо Белянки обдало жаром. Паника, охватившая ее в Деревне, вернулась. Захотелось бежать, бежать, что есть силы, спасаться, спрятаться, укрыться… но куда можно деться от Лесного Пожара? Ноги не двигались с места, она буквально приросла к земле, подобно деверьям, пускающим свои корни в ее тело.

Деревьям?.. А как же они? Они же не могут бежать! Ива! Белянка явственно ощущала присутствие Ивы, но она же так далеко? И в то же время рядом, здесь. Земля. Бесконечная, влажная, плодородная, живая. Девушке казалось, будто бы она стекает вниз, растворяется в почве, становясь первоосновой Леса. Теперь огонь уже не казался ей таким бесконечным, непобедимым, теперь она могла с ним говорить, поддерживаемая не просто силой своего духа, но самим Лесом, каждым деревом, самой землей. Она глубоко вдохнула запах гари и пепла, закрыла глаза, чтобы не видеть мучений березы.

Огонь. Чистая, живая, истинная, первобытная энергия. Свет. Он родственник солнца, его суть. Он родственник смерти, но и жизни. Огонь пугает, ему нужно все и сразу, он не терпит промедления. Он всегда добивается поставленной цели. Он дарует жизнь. Если не сжигает, то согревает. Огонь.

Спина Белянки вытянулась в струну, руки раскрылись в жесте матери, принимающей свое дитя после долгой разлуки, губы шептали какие-то слова, в глазах светилась решимость, а по спине бегали мурашки ужаса, который ее так и не покинул. Просто она его развернула и направила обратно, к истоку, в самое сердце Лесного Пожара. Слова, срывавшиеся с ее губ, не были словами заклятья или приговора, как могло бы показаться стороннему наблюдателю. Нет. Напротив. Беля пыталась говорить с огнем, так, как она когда-то говорила с Ивой. Она не пыталась его остановить, силой своей энергии. Нет. Она наоборот приглашала его в свои объятия. Звала его силу слиться со своей. По распростертым рукам, энергия вместе с обжигающим теплом струились в ее тело. Пожар подошел совсем близко. Вот-вот, и вспыхнет маленький кустарник — последняя преграда на пути огня к ней.

Наступил такой момент, когда энергия стала переполнять Белю, когда на миг ей самой захотелось превратиться в огонь, сжигая все на своем пути, не зная границ и преград. Сгореть. Быстро и ярко. И не оставив следа. Лишь боль и разрушение тем, кто не умеет быть истинно свободным! Разве огонь может задумываться о последствиях? Он просто есть. Он просто жив. Он просто-напросто стихия.

Теперь пришла очередь разума обуздать переполнявшие ее чувства и силы. Она заставила накопленную энергию стекать в Землю, отдавая ее всю, без остатка, до последней капли. Потом вновь и вновь она открывала объятья навстречу пожару и отдавая силы земле. Став своего рода проводником, как и остальные ведьмы, про которых Белянка в данный момент даже не вспоминала, она снова и снова принимала на себя удары стихии, не пропуская его к деревне. Чувство времени и пространства покинули ее, верх и низ смешались в едином потоке. Она абсолютно перестала осознавать происходящее, когда все внезапно прекратилось.

Она робко осмотрелась — впереди было сплошное пепелище, позади — нетронутый лес, как ни в чем не бывало задорно и радостно шелестевший листвою на ветру. Обессиленная, Белянка медленно опустилась на землю, с волос на лицо слетали хлопья пепла, привкус гари и сажи отравлял глотки свежего воздуха, которые она делала часто и быстро, постепенно приходя в себя, ощущая себя единой, цельной и отделенной от безумных стихий. У нее не было совершенно никаких сил чувствовать. Она могла только глотать этот обгорелый измученный воздух. Чьи-то теплые руки подняли девушку за локти и бережно повели в строну Деревни. Белянка узнавала тетушку Пшеницу, словно сквозь пелену или дым. Скорее дым, застилавший глаза от света дня. Необычно мягкая постель, чужие, незнакомые запахи, смешивающиеся со стойким запахом гари и сон без сновидений, затопивший ее бесконечным туманом. А может, все-таки дымом?..

Глава 5 Первая потеря

Реальность оглушительным всплеском вырвала Белянку из тягучих объятий сна. Голова раскалывалась, как после веселого и продолжительного праздника. Не было ни одной мысли. Постепенно затуманенный взгляд стал проясняться, а мысли приобретать свои привычные формы: "Где я?"

— У нас дома, — ответил ей довольно высокий мужской голос.

— Русак? — Белянка приложила руку к пылающему лбу.

В ее глазах явно читалось недоумение.

— Ты просто вслух спросила, — пояснил он. — Вы останавливали Лесной Пожар. Тебе стало плохо. Матушка привела тебя к нам, — парень явно осуждал мать за неразумное поведение.

— Так мы остановили пожар? — она явно начала что-то припоминать.

— Да, только…

— Что "только"? — к горлу откуда-то из района солнечного сплетения потянулся холодок, девушка уже окончательно проснулась.

— Тетушка Мухомор…

— Что с ней? — но Беле уже не нужно было слышать ответ, она и так поняла…

— Ушла…

Девушка резко вскочила с мягкой кровати и побежала к двери. Русак вздохнул с облегчением, этих ведьм он с детства недолюбливал, правда, вчера они спасли их, но все равно.

Белянка со всех ног бросилась к покосившейся избушке под старой сосной, открывая дверь, она почувствовала едкий запах жженой хвои и восковых свечей. Бледное заострившееся лицо Горлицы встретило ее пустым взглядом. Беля молча зашла. То, что еще вчера было тетушкой Мухомор лежало на столе. Девушка нерешительно подошла ближе и взглянула на мертвое лицо. Холодок, все еще струившийся в районе горла стал густеть, образуя настоящий липкий комок, готовящихся вырваться наружу слез. Она медленно опустилась прямо на земляной пол и подняла серо-пепельные глаза на Горлицу, та на нее пристально посмотрела, потом уставилась в потолок, стараясь сдержать слезы.

— Как это получилось? — голос Белки прозвучал неожиданно хрипло и резко в этом душном хвойном полумраке.

— Она взяла на себя слишком много, просто растворилась, не смогла вернуться…

— Так она не ушла Туда? — глаза Белянки были полны ужаса.

— Ей не нужно путешествие, она все и так знала. Она сразу растворилась. Вся. Она уже Там, если тебе так привычней, — голос Горлицы звучал как-то бесцветно, хотя Белянка достаточно хорошо ее знала, чтобы понимать, насколько она сильно сейчас переживает.

— Я не совсем понимаю… — робко сказала Белянка.

— Я сама не совсем понимаю, но, уходя, она коснулась моего сознания и сказала, чтобы мы не горевали, с ней все хорошо.

— Хорошо?.. — девушка немного помолчала. — А с нами?

Повисла тонкая невесомая тишина.

— Не знаю, — вскоре ответила Горлица. — Они уже совсем близко.

— Как Ласка?

— Лучше всех. Но она действительно испугалась. Поговори с ней… на счет… Стрелка, — не совсем уверенно посоветовала Горлица.

Они никогда не были особо близки — Горлица вообще держалась особняком. Но сейчас их взгляды встретились.

— Уже говорила, она делает вид, что ничего не знает.

— Поговори еще раз, она послушает, я уверена.

Белянка уже собиралась встать, но потом сказала:

— Горлица!

— Что?

— Это я виновата во всем!

— В том, что пришли чужие? — ее лицо осветила слабая тень улыбки.

— В том, что не предупредила. Вчера на рассвете я говорила с одним из них. Он сказал, что они не завоевывать нас идут. Он сказал, что они несут нам Веру.

— Что? — в глазах Горлицы резко вспыхнул незнакомый доселе Белке огонек. — Зачем нам их Вера? У нас есть Лес!

— Я должна была ее предупредить! — в голосе Белянки явно сквозили подкатывающие рыдания.

— Это ничего не изменило бы… — прошептала ей вдогонку Горлица, но старая скрипучая дверь уже закрылась.

Белянка вся в слезах бежала по знакомым с детства тропинкам. Сдавленные рыдания рывками рвались наружу, воздуха катастрофически не хватало. Вдруг она уткнулась во что-то большое, мягкое и теплое. Она осторожно подняла глаза — это был Ловкий, ее брат. Девушка повисла на его шее и разрыдалась теперь уже во всю.

Белянка сама не поняла, как они с Ловким очутились на краю деревни у Реки, где сидели всего месяц назад втроем, со Стрелком, в день Нового Лета. Брат осторожно гладил ее по плечу, что-то шепча. Из ее всхлипов, ничего членораздельного, кроме "это я во всем виновата" и "что же теперь будет", он расслышать не смог. Вскоре она притихла. Его рубашка уже была насквозь мокрая.

— Все идет своим чередом, Бель. Так должно было случиться. Ты не виновата ни в чем.

— Должно? Они должны прийти и разрушить все, чему мы верим, что любим? Всю нашу жизнь? Они же могут убить весь Лес!

— Ну, с этим им не справиться!

— Как же мы без тетушки Мухомор? И без Стрелка? Кто мы?

— Почему без Стрелка? — Ловкий удивленно приподнял брови, взгляд лучился добротой и лукавством.

— А то ты не знаешь, — Белянка устало привалилась к его плечу, это плечо ей сейчас казалось единственно надежным предметом во всем мире, на который можно было опереться.

— Сегодня Ласка ночевала у Боровиковых, дома. Он ее выгнал.

— Как?.. — Белянка аж вскочила.

— А вот так! Уж не знаю, что это было, может, она сама одумалась, может, все силы в пожаре растеряла — не знаю, но Отец теперь с нами. Ох уж эти женские чары… — ворчливо добавил Ловкий, с радостью заметивший, как засветились глаза сестренки.

— Будто мужчины колдовать не могут! — она всплеснула руками.

— У них есть более важные занятия! — парировал брат, а про себя подумал: "да и сложней нам даются эти ваши выкрутасы с чувствами"

— Говорят у чужих, — взгляд Белки опять стал напряженным, — Магией в основном мужчины занимаются. У них это не просто ощущения — у них это наука.

— Да уж, — ответил Ловкий, прикинув, каково им будет тягаться с этими "чужими".

Белка задумалась, глядя в быстрые воды реки, о магии, чувствах, эмоциях. Ее сознание само подсовывало ей подходящие картинки из детства, яркие воспоминания, события. И неизбежно в них сквозила тетушка Мухомор. Что она для нее значила? Нельзя сказать, что она заменила Беле мать, нет. Нельзя сказать, что они были близкими подругами. Совсем не то. Для Белки тетушка Мухомор была одной из нерушимых основ мироздания, сродни тем силам, с которыми она учила ее общаться. Этакой большой, нерушимой стеной, олицетворявшей собой их мир, их Лес. А теперь она ушла. "Нет, растворилась" — появилась какая-то странная посторонняя мысль и тут же исчезла. Хорошо, растворилась в мире. Но она нужна здесь! "Уже нет" — вновь скользнула тень по ее сознанию. Беля отогнала мысль как назойливую муху. Без нее будет плохо. Не хватает ее советов, ее нравоучений, щелчков по носу, ее вечного горько-сухого запаха травы, ее тепла, ее энергии, ее нескончаемых сосновых веток и стишков-присказок. На глаза вновь стали наворачиваться слезы. Ведунья значила для нее больше, чем Беля могла предположить. Вдруг она почувствовала какое-то шевеление сзади, оборачиваясь, она успела понять, что Ловкий больше не сидит от нее по правую руку.

— Доброе утро, Белянка! — прозвучал почти забытый голос, живой, яркий, приятно-бархатистый голос Стрелка.

— Да день уж, поди, — почему-то ответила она, вспоминая тот день, когда он сидел под деревом и чинил свой лук, а Ласка вышла из его ясеня.

Она встала, сердце колотилось просто бешено. Слезы, которые еще не успели высохнуть, вновь стали скапливаться у век, искажая картинку внешнего мира. Он сделал нерешительный шаг в ее сторону, а потом порывисто обнял, на секунду прижав к себе, затем быстро отстранился, глядя ей в глаза.

— Цвета высокого летнего неба, — сказала она дрожащим голосом, слезы уже катились по лицу, — а еще недавно были белесые.

— Я ничего не помню… — как-то неразборчиво ответил он.

— И не надо, — она робко прильнула к его плечу.

Они сели на берег рядом. Оказалось, что Ловкий о многом уже успел рассказать ему. Стрелок выразил свое сочувствие Беле по поводу тетушки Мухомор. Та вздохнула. А потом они говорили, говорили, говорили. Говорили обо всем. Беля рассказала и про Иву, и про чужого, и про то, как они пожар останавливали. Про Ласку никто из них не проронил ни слова. Будто и не было этих нескольких недель. Беля все равно оставалась напряженной в отношении Стрелка, ей больше уже не верилось, что они как в той балладе вместе уйдут по Реке Туда. Она чувствовала смутную тревогу, когда смотрела на него. Особенно, когда он выразил свое негодование по поводу планов чужих "просветить" темный Маленький Народ. А еще в ее голове то и дело всплывали слова Ивы: "Коли нет у тебя судьбы, значит, вам с ним не суждено быть вместе!"

Но все равно она прижималась щекой к его теплой шершавой руке, ища успокоение в знакомом голосе. Она ловила эти минуты теплого солнца. В ее душе жила любовь к нему. А может, не любовь? Но она была счастлива, что хотя бы сейчас они вместе. Пока. Она чувствовала, что они стоят на краю. И за край им вдвоем не перешагнуть…

Старая Ива склоняла упругие ветви к самой воде. Закатные лучи рисовали причудливые дорожки. Из густой травы о чем-то своем стрекотали кузнечики. Лягушки их не понимали, и настаивали на своей мелодии вечера. Все вместе выглядело умиротворяюще, и в то же время притворно спокойно. Робкие языки пламени костра бросали золотистые блики на старый ствол дерева. Запах жженого хлеба и копченого мяса дополнял картину. Темноволосый парень заканчивал свой ужин, когда откуда-то справа, из кустов донеслось какое-то странное движение, невнятный шорох. Стел пружинисто встал, бесшумно оголяя меч, и стал напряженно всматриваться в темноту леса. В круг света решительно вошла девушка, с вызовом глядя ему в глаза.

— Что ты здесь делаешь? — гневно спросила Белянка.

— Ужинаю, — с легкой улыбкой ответил он, кладя меч на место.

— Ужинаешь? Здесь? Рядом с моей Ивой! После того как вы чуть не спалили нас всех? Да я сейчас!..

— Тише, тише… Хочешь чаю? — его спокойствию, казалось, не было предела.

— Чаю? — удивление тоже было безграничным.

— Расскажи мне, пожалуйста, кто кого у вас там спалить собрался?

— Вы нас, — она демонстративно отказалась от дымящейся ароматной кружки, пахнущей травами, многих из которых, кстати говоря, она не смогла угадать по запаху.

— Мои соплеменники прибудут лишь завтра утром. Они не могут быть к этому причастны, — пожал Стел плечами, поставив кружку неподалеку от девушки.

— Но они послали своего вестника, чтобы мы знали их истинные намерения! — лицо Бели было сурово.

— Если бы наше истинное намерение было сжечь и убить вас, то ты бы была уже мертва, еще вчера утром, не находишь? — его бровь идеальной формы взлетела вверх в удивленном жесте.

Белянка промолчала, глядя на него, как затравленный заяц, ей стало действительно страшно. Она пожалела, что не послушалась Стрелка и не осталась с ним на ужин.

— Мы пришли вам помочь, научить вас.

— Чему?

— Всему! — он щелкнул пальцами и в воздухе на несколько мгновений зажегся золотистый огонек, который плавно гас.

— Магии?

— Не только, ремеслам, балладам, письму. Вы сможете записывать слова.

— Баллады у нас есть и не мало. Их Дождь поет. А писать нам не надо, мы и так все рассказать и запомнить можем. А забудем что — Лес подскажет!

— Вы же не хотите после смерти попасть в Вечные Сумерки? Мы должны вам рассказать об Истинной Вере! О Боге! — глаза Стела загорелись.

— Чушь какая! После смерти мы уходим по Реке Туда, чтобы потом вернуться! — Белянка сделала неопределенный жест на запад.

— И ты в это действительно веришь?

— А ты веришь в то, что эта река течет?

— Ну, да.

— А как же ты можешь не верить, что ты возвращаешься?

— Потому что это невозможно! Потому что жизнь дается нам один раз! — казалось, Стел начал нервничать.

— Нам не нужна ваша Вера и ваша Наука! У нас есть Лес, Река, вот эти звезды и травы.

— Ты просто не понимаешь, пей чай, он почти остыл, — он пододвинул кружку ей ближе.

— Вы можете нас убить, мы все равно вернемся.

— Никто и не хочет вас убивать, глупая.

— Это ты не видишь очевидного. Отойди от Ивы, ты ей не нравишься!

— Это она сама тебе сказала? — засмеялся Стел.

— Да, — соврала Беля, потому что Ива сейчас молчала, — Можешь передать своим друзьям, чтобы не приближались к нашей Деревне.

— Не говори за всех.

Но Беля уже ушла, лишь ветви колыхались в отблесках костра. Стел еще какое-то время посидел и стал готовиться ко сну. Ему многое хотелось сказать, объяснить, показать этой девочке, но он отчасти понимал, что она тоже права — не все из них разделяют его взгляды, кто-то пришел захватывать, грабить, убивать. Стоит лишь контролю ослабнуть, и… Он вздохнул. Нелегкое это дело — нести свет в глухие селенья.

Глава 6 Нести свет

Слишком яркое солнце, раздражающе яркое. Слишком ласковый ветер, нежно колышущий верхушки деревьев. Слишком. Несмотря на все обычаи и запреты, сегодня они не могли радоваться. Сегодня они провожали ту, что ушла Туда не в свое назначенное время. Да, она пала, защищая родную деревню. Они не могли петь и радоваться, хотя, столы были полны, а в деревянных чашах плескалось вино. Горлица приняла на себя ее обязанности. Подымив сосновыми ветками вокруг ладьи, она что-то пробормотала себе под нос. Все молча смотрели. Ладью отнесли к Реке. Сам Отец помогал нести то, что некогда было тетушкой Мухомор. Никто не проронил ни слова. В воду, смывать с себя горе и печаль зашли все. Они смешивали слезы с водой, отпуская ее на запад, но на сердце от этого легче не становилось. Вскоре, все вернулись на Большую Поляну. Никто так и не проронил ни слова. Тишину разрезал Стрелок:

— Горлица, от лица всей Деревни прошу тебя стать нашей новой Ведуньей, — все согласно закивали, правда, как-то вяло и с неохотой.

Горлица покорно склонила голову, при этом ее идеально ровная спина, благородная линия шеи и скул — все отчетливо говорило о том, что она не сомневалась в его выборе. Она, не спеша, подняла глаза, обвела всех присутствующих ледяным взглядом и сказала:

— Когда-то тетушка Мухомор нагадала мне этот день. "Скорее всего, ты будешь Ведуньей в какой-то деревне. Но времена тебе выпадут нелегкие! Смутные и темные" — говорила она. И вот ее слова сбылись. Знала бы я, что это случится ценой ее жизни… — повисла тяжелая пауза, затем она продолжила, — Ее смерть не должна быть напрасной, мы…

Ее торжественную речь прервал шум, донесшийся с южной окраины деревни. Все обернулись. Несколько всадников в тяжелых металлических доспехах и множество пеших воинов затопили собой Деревню. Один, тот, что был на серо-голубом скакуне, выехал прямо на середину поляны, повелительным жестом приказав остальным ждать его поодаль. Жители Деревни молчали, лишь матери прижимали своих детей к юбкам. Всадник объявил низким, красивым, раскатистым голосом:

— В добрый час мы доехали до вашей Деревни, уважаемые хозяева! Приютите нас, всадников Меча и Света, а в благодарность за это мы отплатим вам нашим знанием и золотой монетой!

Белянка с ужасом оглядела количество прибывших. И, хотя, для нее их появление не было неожиданностью, внутри все так и застыло, так и похолодело. Девушка тяжело вздохнула, понимая, что даже если жители Деревни и захотят их приютить, все воины просто не поместятся в дуплах, землянках и шалашах, служивших им жилищем.

— Маленький народ, хранители Леса, мы приветствуем вас, незваные чужеземцы! С чем бы вы ни пожаловали, мы все равно не смогли бы вам оказать должный прием — вас слишком много для столь скромной Лесной Деревни, как наша, — лицо Стрелка было открыто, глаза вторили летнему небу.

Выглядел он на удивление спокойно, и, казалось, даже рад визиту Чужих. Белянка чувствовала скрытое негодование и тревогу, и очень боялась, что он это выскажет.

— Нам много не надо, радушные хозяева! Мои воины привыкли к походам. Мы расположимся к югу вдоль реки. Вот только устали мы с дороги. И проголодались. А у вас, так кстати накрыты столы, — всадник указал на угощенья, приготовленные в честь путешествия тетушки Мухомор.

— Меня зовут Стрелок, я Отец этой Деревни, может, и ты представишься, незнакомый всадник? — губы Стрелка побелели от гнева, что Чужие посягнули на святое, но он сдерживал себя.

— Рокот, предводитель всадников Меча и Света, — он обнажил свой меч и поднял его над головой, то же сделали и все остальные Чужие.

Солнце огнем загорелось на клинках, напоминая о недавнем пожаре. Среди жителей Деревни прокатился недовольный шепот, сливавшийся с шелестом деревьев под резким порывом ветра, послышался плач детей, которых сразу же стали успокаивать матери. Но клинки уже были спрятаны в ножны, видимо, это было всего лишь традиционное приветствие у этих странных людей, пришедших с юга.

— Рокот, — обратился к нему Стрелок, явно чувствуя себя с ним на равных, — Ты уж извини нас, но эти угощения для тех, кто хочет проводить нашу Ведунью Туда, она отправилась в это путешествие раньше срока. И виной тому был недавний пожар, может, вы о нем что-то слышали? — в его словах явно сквозил вызов.

Белянка попыталась мысленно коснуться его сознания, успокаивая. Правда, делать она этого не умела, поэтому получалось плохо, но все же его пыл слегка приугас.

— Стрелок, ты молодой, здравомыслящий человек, ты же понимаешь, что это всего лишь дань прошлым обычаям! Когда-то наши предки тоже устраивали пиршества, провожая своих ушедших сородичей, но это же дикость! Моим воинам эта пища нужнее!

Ропот, все это время блуждавший между жителями Деревни, стал более отчетливым и гневным.

— Это не дань традициям, это Проводы Ведуньи, погибшей от ваших рук! Ведь именно вы наслали на нас нашего злейшего и извечного врага — Лесной Пожар! А теперь, вы еще и попираете наши устои! — его голос звенел натянутой струной, уносясь в высокое синее небо.

— Клевета, это всего лишь клевета. Мы понимаем ваш праведный гнев. Вам еще многое предстоит узнать. Не сразу, конечно, поэтому мы поживем какое-то время здесь, пока вы не поверите нам, нашей Вере, пока вы не бросите свои многочисленные обычаи. Вы думаете, ваша Ведунья вернется? Неправда. Сейчас она уже в Вечных Сумерках, откуда возврата нет! Но все, кто будет служить нашей Вере, смогут избежать данной участи, и навсегда избавится от бренности Теплого Мира! — его речь звучала громко и со свистом, подобно тому, как каленая сталь рассекает потоки свежего воздуха.

— Избавиться от Теплого Мира, это все равно, что избавиться от самих себя! Мы — и есть Теплый Мир! — хрипловато-сухой голос Горлицы встрял в их спор.

— Нам не нужна ваша Вера! — отрезал Стрелок, — Уходите!

— Опрометчиво прогонять тех, кто несет в ваш мрак свет! Мы можем научить вас ремеслам, магии, а не той жалкой пародии, которой владеют ваши колдуньи! — голос Рокота был уже не таким властным, а скорее насмешливым, будто он перестал играть, показывая всю свою силу.

— Ты пришел в наш дом и рубишь дерево, что нас питает! Ты для нас чуждый, как и все твои соратники! Твоя Вера — не истинна! Уходите! — костяшки сжатых пальцев Стрелка побелели.

В этот момент Белянка почувствовала угрозу, исходившую от Рокота, она инстинктивно представила вокруг Стрелка защитный купол, стремясь оградить его от всех напастей, ее губы машинально зашептали слова стишка-присказки, которому ее когда-то научила тетушка Мухомор. На постройку этого купола она пустила весь страх и гнев, которые испытывала к Чужим. Рокот поднял меч над Стрелком, тот поднял вверх руку, закрывая голову от нападения, он был безоружен. Меч натолкнулся на преграду. Рокот мгновенно обшарил толпу взглядом в поисках источника сопротивления. Задержавшись на Горлице, он все же вычислил Белянку, и в этот момент защитный купол рухнул, поскольку девушка уже не могла придавать своим чувствам форму, ее губы не слушались, отказываясь произносить слова заклинания, она полностью оказалась во власти Рокота. Но это замешательство позволило Стрелку уйти из-под удара, и меч рассек пустой воздух.

— Что ты делаешь? — спросил Отец, стараясь удержать себя в руках.

— Ты плохо сказал о моей Вере, я вышел из себя, — сказал Рокот тоном, будто речь шла о разбитой чашке. — Мы станем лагерем к югу вверх по реке. Сегодня вечером твои хозяюшки принесут нам ужин. Ваше ритуальное пиршество мы трогать не будем, раз уж оно так важно для вас. А с завтрашнего дня… — с этими словами он развернул своего серо-голубого скакуна и направился к Реке. Остальные Чужие последовали за ним.

Белянка только теперь смогла вздохнуть свободно. Все это время он удерживал ее, заставляя поток чувств и эмоций, выпущенный ей для защиты Стрелка, сочиться наружу, не давая ей даже пошевелиться. Теперь она стояла полностью опустошенная. Ее подхватили теплые руки Ловкого и отвели к ясеню Стрелка, пока Отец отдавал какие-то указания и о чем-то говорил с Горлицей. В глазах Бели все плыло и смешивалось, вскоре она провалилась в забытье.

Белянка сидела в землянке тетушки Пшеницы и усталым взглядом следила за хлопотами хозяюшки:

— Целый день кручусь-верчусь, а своих все никак и не накормлю. То Чужим этим готовила, то на столы на Поляну. Хорошо, хоть теперь решили вы отведать моего угощения!

Девушка промолчала, наблюдая, как огромное блюдо полное дымящейся жареной картошки, источавшей изумительный аромат, заняло свое почетное место посредине внушительных размеров стола. Дом Пшеницы, вырытый в холме под ольхой, внутри был отделан деревянными досками, у самого потолка виднелись два небольших окошка. В западное сейчас просачивались последние лучи уходящего дня. Не самого счастливого, нужно сказать, дня. В этом уютном доме, у которого была столь радушная хозяйка, было решено провести Совет — явление редчайшее в их Деревне. Совет должен был созываться в исключительных ситуациях, а таковых не было уже давно.

Белянка наблюдала за всей этой суетой, за налаженным бытом Пшеницы, за домашним теплом и уютом, которые, казалось, изливались буквально из этих стен, и ей стало казаться, что она лишена какой-то большой части жизни, что она много просто не знает и не понимает. Раньше со словом "дом" у нее связывался лишь старый травяной матрас в избушке под сосной, а со словом "уют" — травяной чай. "Им больше терять, чем мне" — ненавязчиво проскользнула мысль.

Вскоре за столом собрались все: Стрелок, как Отец деревни, Горлица, как Ведунья, Ловкий, как помощник Стрелка, Дождь, как мудрый и уважаемый человек, Белянка и Ласка, как колдуньи и сама Пшеница, как хозяйка дома и просто умная женщина, душой и телом преданная родной Деревне. Солнце уже село. Под потолком в специальных подставках зажгли свечи. Их мягкий свет окутывал собравшихся, отгораживая их от темной, непроглядной ночи, подступавшей к домику в холме со всех сторон.

— Они пришли, — просто и без всяких вступлений начал Стрелок. — Они говорят, что хотят нас учить. Вы им верите?

— Нет, — почти хором прозвучал ответ.

— Я думаю, некоторые из них так действительно считают, — прозвучал робкий голос Белки.

— Стел? — довольно резко спросил Стрелок.

— Он так говорил, — девушка пожала плечами, она не хотела ни с кем спорить, поскольку сама не была ни в чем уверена.

— Они хотят обратить нас в свою Веру! — металлическим голосом отрезала Горлица. — Вы видели, как горели его глаза, когда он об этом говорил? Вы видели, как этот Рокот чуть не убил за это нашего Отца? Мы не должны им позволить это сделать! Мы должны изгнать их отсюда!

— У нас нет таких возможностей, — мягко заметил Ловкий. — Вы же сами понимаете! Оружие, магия…

— Наша магия ничто по сравнению с их, если бы тетушка Мухомор научила нас… — начала было Ласка.

— Она научила нас всему, что знала, — как хлопок пощечины прозвучал голос Горлицы.

"Она так изменилась — подумала Беля, — Была такая тихая, скромная. А теперь словно камень какой, или, того хуже, скала — одним взглядом испепелит полчища Чужих"

— Неразумно биться с ними, — заметил Дождь своим бархатистым голосом, которым из Лета в Лето пел баллады, — В таком случае мы просто обречены. Быть может, нам стоит узнать их получше, узнать эту их Веру? Пусть учат нас, тогда мы сможем хотя бы говорить с ними на одном языке. Сейчас у них есть все, а у нас — ничего.

— У нас есть Лес — сердце Теплого Мира. И Великое Знание, единственно истинное. Знание о Теплом Мире. Они знают много, но основу забыли. Мы должны им напомнить! — голос Белки звучал как натянутая струна, готовая вот-вот оборваться, некоторое время висела тишина, потом она добавила своим обычным голосом, — это я сейчас от Ивы услышала, я не знаю, что это значит… — девушка выглядела растерянно.

— Мне что-то такое тетушка Мухомор говорила, — неуверенно сказала Горлица, — но она сама толком до конца не понимала. Не уверена, что нам стоит с ними вообще о чем-то говорить.

Дождь внимательно посмотрел Беле в глаза, но ничего не сказал.

— В открытую бросать им вызов мы не будем! — решительно заявил Стрелок. — Подготовить всех мужчин хоть как-то сражаться мы обязаны, но Чужие этого заметить не должны. А вы, — он посмотрел на Горлицу, Ласку и Белю, — можете хотя бы основам своего искусства научить женщин?

— Наше искусство для них детская забава, — ответила Беля, вспоминая, как Рокот одним лишь движением сознания лишил ее воли.

— У нас нет другого выхода! — голубая лазурь глаз Стрелка сгустилась до темно-синего цвета грозовых туч, он смотрел ей прямо в глаза. Девушка отвела взгляд.

Потом они еще долго обсуждали, что да как: где будут проходить занятия, чему учить, как учить, кого учить. Белянка их уже не слушала, она вспоминала слова, пришедшие от Ивы, пыталась понять. С одной стороны, она всем сердцем желала, как и Горлица, броситься с кулаками на Чужих, пытаясь их прогнать, и пусть все после этого окажутся Там, но по крайней мере они останутся верными Лесу и Теплому Миру. Но с другой стороны, она понимала, что так нельзя. Они никому ничего не докажут. Они просто уйдут. Стрелком, Ловким, да и тетушкой Пшеницей, во всем их поддерживающей, руководило чувство любви к родной Деревне, желание ее защитить. Но они не хотели понимать разумом, что все их попытки в итоге окажутся тщетными. Здесь что-то было не так. Может, Дождь это понимает? Беля задумчиво посмотрела на менестреля. Он вроде бы активно принимал участие в организации Сопротивления, как они уже успели назвать свою деятельность, но Беля чувствовала, что он понимает больше, чем говорит. Что-то витало где-то рядом. Но поймать это у нее не получалось. А еще ужасно неприятный холодок появлялся в груди, когда кто-то произносил что-то связанное с этой новой Верой. Нет, не протест против Веры, а скорее страх за то, как все это принимали, непонятный страх, возникавший в Беле в ответ на эту странную искорку в их глазах. Они переставали как-то оценивать свои действия. Белке стало просто страшно за Стрелка. Она вспомнила меч Рокота.

Стел подошел к холщевой палатке Рокота. У ее входа стоял охранник внушительного и сурового вида:

— Имя?

— Стел.

— Зачем пришел?

— За советом.

— Почему так поздно?

— Раньше не было возможности.

На лице охранника было выражено явное недоумение, ему было велено не допускать кого бы то ни было к Рокоту так поздно, но Стел выглядел очень решительно.

— Пусть зайдет! — из палатки раздался увесистый голос Рокота.

Охранник молча сделал шаг в сторону, пропуская Стела.

В палатке было темно, лишь небольшая свеча горела посередине. Рокот сидел на импровизированном ложе из сосновых веток и смотрел на свечу. Стел постоял некоторое время, потом сел прямо перед Рокотом на землю. Им было плохо видно друг друга, поскольку свеча находилась точно между ними, заставляя своим светом темноту становиться еще темнее.

— Рокот, ты уверен, что мы действуем верно? — начал довольно-таки неуверенно Стел.

— Ты о чем?

— Просто, понимаешь, это ведь не первая деревня, в которой мы оказались. Прошлый опыт говорит о том, что с ними трудно совладать. Маленький народ предан своему Лесу, своим духам, своим деревьям. Они не хотят нам верить. Они учатся только из-под палки. Они не принимают Единого Бога. Да, они содержат нашу армию, они платят нам подати, ходят в Храмы, но они не покорились. У них просто нет другого выхода! Они просто слабее.

— Что ты предлагаешь?

— Постараться проникнуть им в душу, понять. Чтобы они поняли нас. Дело в том, что мы слишком разные…

— Ты хочешь, чтобы мы поняли их? — Рокот усмехнулся. — Они дикари! Они ничего не знают! Нам не о чем разговаривать, мы…

— Мы же шли сюда не завоевывать! Мы шли просвещать, распространять истинную Веру! — глаза Стела изумленно раскрылись.

— Ты в это искренне веришь? Знаешь, ты бываешь наивен. Они не хотят нас слышать! Они не в состоянии что-либо понимать! Их разум ограничен! Они просто должны принять нашу Веру! Может быть, тогда мы хотя бы сможем спасти их от Вечных Сумерек, даровав Вечную жизнь, поможем обрести бессмертную душу. Разве это не является уже достойной платой за все услуги, которые они нам окажут? — Рокот ухмыльнулся.

— Но мы должны хотя бы попытаться понять…

— Разговор окончен! — резко оборвал его предводитель. — Иди!

Стел помедлил секунду и вышел. Почему-то ему не хотелось идти к своей палатке, и он решил переночевать на старом месте у Реки, рядом с Ивой. Здесь было хорошо и спокойно, кучерявые облака быстро скользили по звездам, то скрывая их от глаз, то позволяя беспрепятственно освещать серебристый лунный мир ночи. Оказалось, что "нести свет" каждый понимал по-своему. Рокоту просто хотелось власти. И это их так долго готовили к "великой миссии"! Это они были лучшими из лучших! Их тренировали, обучали. Они долго не видели родных. И вот они пришли в чужие, неизведанные земли, чтобы покорять. От этой мысли у Стела даже мурашки прошли по коже. И это в их век знаний и науки! Подданные Меча и Света. Да уж. Они друг друга-то услышать не могут. Что уж говорить о каком-то взаимопонимании с Маленьким Народом? Стел поднял глаза на луну, которая смотрела в реку своим немигающим глазом. Вдруг он услышал плеск воды: на другом берегу ему рукой махала небольшая женская фигурка.

— Рани, сестренка! — стразу догадался он.

Стел стал на самодельный плот и переправился к ней. Вскоре они уже вместе смотрели на луну.

Выходя из дома Пшеницы, Белянка прильнула к Стрелку:

— Я не хочу идти с Горлицей в дом под старой сосной! — прошептала она, по-детски тараща глаза. — Она стала совсем другой. Там больше не мой дом.

Стрелок улыбнулся, и она увидела в его глазах знакомый отблеск, запомнившийся ей еще со дня встречи Нового Лета. Он прижал ее к себе и потрепал за волосы:

— А давай посидим у реки? — в его голосе звучали ребяческие нотки.

Белянка открыто улыбнулась:

— Давай! — впервые за последний месяц ей стало просто легко и хорошо.

Холодная вода дарила ощущение чистоты и свободы. Они искупались и теперь сидели на мягкой траве, на берегу. Огромная белая луна светила отраженным светом, заливая серебром все вокруг.

— Как хорошо! Я счастлива! Ты не поверишь! Я, наверное, счастлива впервые по-настоящему, — глаза Бели блестели то ли от холодного купания, то ли от радости, то ли от слез. А, может, это всего лишь отражалась луна.

— Знаешь, я сейчас тоже счастлив! Вода унесла с собой все проблемы и страхи минувшего дня, — неожиданно он крепко-крепко к ней прижался и поцеловал.

— Кажется, что с момента нашей первой прогулки по Реке прошло уже много-много лет, а ведь чуть больше месяца минуло, — вздохнула Белянка.

— Беля, Белочка, Беляночка, — он зарылся в ее пушистые светлые волосы.

— Меня так мама называла, только я ее плохо помню, — теперь на ее глазах точно блестели слезы.

Стрелок молча поцеловал ее сначала в левый, а потом в правый глаз. Она тихо засмеялась. Какое-то время они сидели в тишине, нарушаемой лишь ночными шорохами да плеском воды в Реке.

— Я люблю тебя! — неожиданно сказала Белянка, глядя в его глаза, которые сейчас были темно-синими, словно отражавшими звездное небо. — Я ведь никогда раньше тебе это не говорила. А теперь мне кажется, я просто обязана это сказать!

Он помолчал, глядя на нее в упор:

— А я люблю тебя! Я никогда и никого раньше так не любил!

И Белянка чувствовала, что это правда. Ей захотелось, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась, чтобы это мгновение счастья не уходило, но оно безвозвратно утекало в прошлое, проскальзывая мимо сомкнутых пальцев, тщетно пытавшихся удержать время.

— Мы всегда будем вместе? — спросил он, улыбаясь. — Прогоним этих Чужих с их новой Верой и будем счастливы!

Резко как будто кто-то ударил железным молотом по натянутым нервам, на Белянку обрушилась темная, непроглядная, безлунная ночь. Холодок, не дававший ей покоя, словно вырвался наружу. Рыдания сдавили горло. Она уткнулась носом в его плечо и разревелась.

— Что ты? Что ты? — Стрелок растерянно гладил ее по волосам. — Что случилось? Ты чего-то испугалась?

— Нет, я от радости, — соврала Белянка, сквозь рыдания. Вскоре она успокоилась, — Половина моего сердца принадлежит Теплому Миру. А вторая половина, что бы ни случилось, навсегда останется твоей!

— Да я и сам принадлежу Теплому Миру! — он улыбнулся.

Луна уже клонилась к горизонту. Время неумолимо утекало. И не в их власти было его остановить.

Глава 7 Удары топоров

Белянка проснулась от света, бившего ей в лицо, и от шума, доносившегося с улицы. Она лениво открыла глаза. Стрелка не было. Девушка поспешно встала и вышла на улицу. Звук топоров, врезавшихся в живую древесину, раздавался на всю Деревню. Чужие организованной толпой рубили сосны, высекали какие-то фигуры, пилили доски, что-то сколачивали. При этом они еще очень громко переговаривались, но Маленькому народу половина их речи была непонятна.

Белка нашла Стрелка:

— Что они делают? — она постаралась перекричать царившую вокруг суету.

— Не знаю! Спроси своего Стела! Они нас, кажется, учить собирались? — в его голосе звучала стальная ярость.

Он решительно направился в самую гущу событий, где Рокот руководил кипевшим процессом:

— Что вы делаете? — громко спросил Стрелок.

— Строим Храм! — ответил Рокот с видом человека, отмахивающегося от назойливой мухи.

— Но вы не посоветовались с нами! Деревня против! Вы губите деревья! Вы могли бы сначала хотя бы объяснить?

— Послушай, мальчик! Ты еще слишком молод, чтобы отвечать за всех! Я сейчас занят, понимаешь? От меня многое зависит! Если я хотя бы на секунду отвлекусь, то они построят не Храм, а усыпальницу или того хуже сарай какой-нибудь! Рани! Что б тебе в Сумерки провалиться, как ты спил делаешь? Тверже руку, тверже! Девчонка! — Рокот вновь ушел с головой в работу.

Девушка, одетая в грубую мужицкую одежду, с грязным лицом и сбитыми руками мастерски управлялась с инструментами. Ее упрямо вздернутый нос, непокорные черные кудряшки коротко стриженых волос, обрамлявших лицо, широкие мужественные скулы — все говорило о сильном характере. Только глаза у нее были какие-то блеклые, будто потухшие, цвета болотной зелени. Она слабо отреагировала на оклик Рокота, лишь на секунду оторвалась от работы, ожесточенно сплюнула на землю и еще более резко начала обрабатывать ствол сосны.

Стрелок отошел на другой край Большой Поляны, подальше от места стройки. Там уже собралась добрая половина Деревни.

— Это что за произвол? Эй, Отец? Как ты им позволяешь так издеваться над деревьями? — толстый Боровиков-старший, отец Ласки, стоял, подбоченись, его круглое лицо пылало он гнева.

— Мы не можем допускать такой наглости! — сухая высокая женщина из семейства Холщевых презрительно смотрела на поблескивающие на стройке топоры.

Горлица просто, молча, всматривалась в противоположный конец поляны. Ее сумрачная, длинная фигура отбрасывала на всех легкую тень страха. Взгляд был жесток и презрителен.

Стрелка буквально трясло оттого, что с ним обращался этот Рокот, как с мальчишкой, он даже сделать ничего не мог. Вот, его Деревня в опасности, а он стоит, опустив руки, и стыдится своей никчемности. Теплая, мягкая рука Белянки легла ему на плечо:

— Тише, тише, — прошептала она. — Успокойся!

— Что успокойся? Что? Что мне делать? — он резко повернулся, грубо оттолкнув девушку.

— Тут не успокаиваться надо, а действовать! — крикнул Русак, на удивление осмелевший. — А то они глядишь, и нас тут, как эти деревья, топорами порубят!

Стрелок хотел что-то ответить. Белянка понимала, что он сам сейчас всей душой рвется в бой, осознавая всю его безнадежность. Она резко, почти не думая, начала говорить первой:

— Действовать? А что вы понимаете под этим словом? Пойти и закидать их ветками. Или подстрелить как лесных оленей из луков? Может, еще ловушек нарыть, как на диких кабанов? Вы понимаете, чего вы требуете? Вы требуете, чтобы мы все пошли на верную смерть! Сами, добровольно! Это равносильно самоубийству. Вы хотите навсегда остаться в Предрассветном часе? — ее голос надрывно звучал, временами срываясь на хриплый крик.

— А что предлагаешь ты? Терпеть? — холодно и спокойно спросила Горлица.

Белка слегка остыла, остановившись, затем посмотрела на стены будущего Храма, устремившегося к небу, по которому бежали быстрые, равнодушные облака. Она вдохнула поглубже, на секунду задержав дыхание, и ответила:

— Подождать, послушать, что они расскажут, попытаться научиться чему, постараться понять…

— Ты видишь, с чего они начали? С Храма! — отрезала Горлица. — Слушать их, значит предать Лес!

Одобрительный ропот пронесся по рядам жителей Деревни.

— Неправда, Лес всегда нас учил слушать и слышать, чувствовать и понимать. Это они глухи! Но у них есть знание! Мы ничего не сможем добиться сейчас! Как и остальные Лесные Деревни до нас. Все они покорились! А соединив их знание с нашим пониманием, быть может, мы сможем что-то сделать. Просто уйдя Туда, мы не спасем Лес, — к концу речи Белянка говорила почти шепотом, потому что все замолкли.

— А что, может, колдунья и права, — пожал плечами Боровиков-старший. — Чуток можно и подождать.

Горлица ничего не сказала, резко посмотрев на Белку, и отвернулась.

На том и порешили.

Весь день кипела работа. И у Чужих, и у Маленького Народа. Если первые продолжали упорно строить свой Храм, то вторые — незаметно и потихонечку готовили свое Сопротивление.

Ловкий отвел часть молодых людей, которые еще не прошли обряд посвящения в охотники, на маленькую полянку, расположенную к юго-западу от Деревни. Они учились там стрелять из лука, ставить силки. Ловкий показал им основы рукопашного боя. Вообще-то у Маленького Народа военная наука была развита слабо, крайне слабо. Про рукопашный бой, на самом деле, они слышали впервые. Да и как правильно это называется, они толком не знали. Собственно, Ловкий учил их тому, чему они в детстве со Стрелком учились, играя, бегая по лесу. Они просто любили друг с другом драться, как и многие мальчишки, и неплохо в этом преуспели. Вот он и взялся обучить нынешнюю молодежь.

Ласка с Белянкой сидели в доме тетушки Пшеницы. А вместе с ними несколько молодых и не очень женщин, которые учились у них колдовскому искусству. Правду сказать, получалось это у молодых колдуний плохо. Пока они застряли на том, что такое энергия чувств и как ею управлять. Если уж говорить на чистоту, то это то единственное, чему они научились у Ведуньи. Названия и волшебные, а порой даже и вовсе не волшебные, свойства трав, какие-то детали из устройства Теплого Мира, которые фрагментами всплывали в памяти девушек — все это не было, по сути, магией. Но без этого всему их искусству была грош цена. Все усилия пропадали даром, неуверенные попытки женщин рассыпались, как плохо сложенный у основания шалаш. Ведь не было основы. Она не понимали, не чувствовали самой сути. Простым деревенским женщинам было просто невдомек, что им хотят объяснить две колдуньи.

Вскоре они бросили тщетные попытки научить их хотя бы чему-нибудь. Женщины разошлись. Ласка вздохнула:

— Знаешь, а тетушка Мухомор была мудрее, чем мне казалось.

— Многое на деле вышло не так, как мне когда-то думалось и виделось, — не смотря ей в глаза, ответила Белянка, старая обида еще не до конца улеглась в ее душе.

Видимо, Ласка почувствовала, что именно хотела подчеркнуть Беля. Они какое-то время помолчали. Наконец, Ласка сказала не очень охотно:

— Мне кажется, половина девушек в Деревне могли поступить так же, как и я, если бы обладали достаточными знаниями.

— Ты это о чем? — натянуто улыбнулась Белянка, наконец-то подняв на нее глаза.

— Сама знаешь. И прощения я у тебя просить не собираюсь. Только знай, что против тебя я ничего не имею. А то, что было… пойми, я тоже умею чувствовать. Не хуже тебя. И тоже имею право быть счастливой, — щеки Ласки залились густым румянцем.

Белянка посмотрела на свою соратницу. Наверное, она в чем-то права. А с другой стороны…

— Как же можно быть счастливым, лишив человека воли? Это же был бы даже и не он вовсе!

— Я…

В этот момент в дом вошла тетушка Пшеница:

— Ну, что, девушки, может, покушаете? У меня тут как раз ужин готов…

— Спасибо, тетушка Пшеница, что-то не хочется, — почти хором ответили девушки, и даже чуть-чуть улыбнулись этому совпадению. В последнее время у них все реже получалось петь в унисон.

Когда они вышли на поляну, то увидели, что Ловкий со своими подопечными уже вернулся в Деревню. Он шел как раз точно к ним. Белянка посмотрела на Ласку:

— А ведь мой брат не только свою сестру здесь ищет, — она слабо толкнула ее под локоть.

— Ты о чем? — спросила Ласка, но Белка в ответ ей только загадочно улыбнулась.

Самая сложная задача была у Стрелка: он собирался поговорить с Рокотом. И ему это даже, в принципе, удалось. Вечером их должны были учить. Чему-то. Точно Стрелок ничего не знал. На счет Храма Рокот так ничего и не ответил. Стрелок пытался ему объяснить, что жители Деревни очень недовольны, и ему трудно сдерживать их негодование. В ответ на это Рокот лишь как-то странно улыбнулся и развел руки в стороны. Этот жест можно было расценить двояко: мол, не понимаю, с чего бы это им быть недовольными, или же, зачем возмущаться, выбора то у них все равно нет.

Вернувшись к своим, он рассказал всем, что за четверть оборота тени до заката, Чужие будут ждать их на Большой Поляне, чтобы что-то рассказать. Все молча выслушали и разошлись. Каждый что-то бубнил себе под нос, но кричать и возмущаться как утром, никто не стал.

Рокот сидел на свежесрубленном пеньке, наблюдая за заканчивающимися работами у Храма, когда к нему подошел Стел.

— Кхм-кхм… Прости… — начал Стел.

— Да? — лицо Рокота было на удивление дружелюбным.

— Скажи, зачем ты так нагружаешь Рани? Девушка и так выбивается из последних сил, все же она девушка.

— Ты про сестренку свою? Так я ее предупреждал, когда она с нами увязалась, что ей тут будет несладко? Она ж, небось, из капризов своих девичьих побежала? Или за парнем каким статным? А? — Рокот явно был в дружелюбном настроении и расположен поболтать.

— Не от хорошей жизни она поехала с нами. Да и выбора у нее особенного не было! — видно было, как лицо Стела погрубело, скулы напряглись.

— Знаешь, милый друг, мне абсолютно неважно, зачем уж эта девица поехала с нами. Не место ей здесь. Хотя, может, и не девица она вовсе, а? — он засмеялся, довольный своей шутке.

Стел понял его правильно: Рокот намекал на грубоватую внешность и норов Рани.

— Рокот!

— Ты тут мне голос не повышай, — все еще улыбаясь, предупредил он. — Мрачная она у тебя. Мои солдаты ее недолюбливают, побаиваются. Еще она грубая и злая. Не знаю, какая от нее может польза — мне так только одни убытки. Кстати, да. Тебе через пару часов придется побеседовать с этими дикарями. Так что можешь морально готовиться! Удачи!

Всем своим видом Рокот показал, что разговор окончен. Стел, ушел. На сердце у него осталось тяжелое чувство недосказанности. Рани на самом деле не была ему родной сестрой. За несколько дней до отъезда, он увидел очень грустную, да и к тому же пьяную девушку, которая собиралась спрыгнуть с моста. Он остановил ее, они долго и упорно говорили. К концу разговора девушка почти протрезвела. Сейчас, он даже не вспомнил бы, что именно она тогда ему наговорила. Но смысл был один: Рани считала себя абсолютно ненужной в Теплом мире. Не так давно в ее жизни произошло что-то, из-за чего она лишилась всех близких людей. Хотя, Стел так и не понял, были ли они у нее когда-то. Ее грубый, замкнутый, упрямый нрав, затаенная сила, сквозившая в больших грустных глазах, резкая, почти мужицкая речь, привычка постоянно курить табак — все говорило о сложности и необычности этой девушки. В чем-то она была виновата сама. А что-то стало следствием жизни в городах, где большинству людей было все равно, что происходит вокруг. Из всех, проходивших мимо Рани, почему-то остановился только Стел. И он решил позвать ее с собой. Она поехала, сказав, что здесь ей терять нечего. Первое время Стел присматривал за ней, боясь, что она все же решит закончить начатое. Но Рани вела себя хорошо. Разве что замыкалась с каждым днем все глубже и глубже. Особенно после пожара, что они учинили в первой деревне. Тогда Рани обронила фразу, что ей очень надоело убивать. Из этого Стел сделал для себя ужасающий и печальный вывод, что прошлое девушки еще темнее, чем ему казалось вначале. Тем не менее, ему очень хотелось ей помочь. И то, что Рокот сознательно над ней издевается, явно противоречило этому его устремлению.

Рокот же тем временем думал совсем о другом. Он считал, что жители этой Деревни слишком уж сильно верят в своего Стрелка, который к тому же оказался не так глуп, как Отцы прошлых деревень. Почему-то он не кинулся сразу на него с кулаками, прогоняя. Ему казалось, что здесь не будет все так просто, как раньше. Если только… но опять же, тогда Деревня возненавидит Рокота и будет для него просто напросто потеряна. В этот момент ему почему-то пришла в голову мысль о Рани. Он улыбнулся.

Вечерело. На Большой Поляне собрались почти все. Они ждали. Ждали, что хотят им сказать Чужие. Терпение было на пределе. Все понимали, что долго это продолжаться не может.

Стел начал свою речь с того, что когда-то все жители Теплого мира вышли из Леса. По рядам его слушателей прокатилось волна довольного гула. Конечно, эту балладу Дождь пел им каждые праздники. Они ее знали и любили. Далее события разворачивались не так, как бы им хотелось. Стел рассказывал:

— Когда первые выходцы из Леса пришли в Степи, им было трудно. Очень трудно. Там жизнь была совсем другой. Но они очень хотели выжить. И выжили. На помощь им приходила магия. Там не было Леса, который бы давал им все, как раньше. И им пришлось учиться самим. Постепенно, они начали познавать этот мир, его суть, его природу. Кто-то проникся духом Степей и остался там. Остальные же построили Города к востоку от Леса. С тех пор прошло много-много лет. Сколько точно, сейчас никто уже и не сосчитает. Люди шагнули далеко вперед по сравнению с теми, кто остался в Лесах. Их они стали называть Маленьким Народом. Прошло время, и люди решили отдать дань тем, кто их породил, точнее, их потомкам, оставшимся в Лесу. Да и самому Лесу.

— Да, спалив тут все дотла! А что не спалили, то порубить решили! — донесся чей-то выкрик.

— Ну, почему же, — немного растерялся Стел. — Думаю, здесь было всего лишь совпадение. Я про пожар.

— Про Лесной Пожар, — спокойно поправила Горлица, вложив в эти слова весь тот страх, трепет и почитание, которые Маленький Народ испытывал к этому страшному извечному врагу.

— Хорошо, — видимо, Стел не понял, в чем его поправили, и продолжил.

Он рассказал про науки, про то, как они строят дома, как учат детей, как лечат больных. Рассказывал про мир и про магию, про изобретения и книги. Эти чужие даже умели записывать слова! Многие слушали его с удовольствием, кто-то недоверчиво шептался с соседом, но всем без исключения было интересно.

— Вы пришли, чтобы нас учить? — спросил Дождь со смешанным чувством любопытства и страха.

— Конечно! — запальчиво ответил Стел.

Белянка заметила, как по лицам некоторых Чужих проскользнула странная улыбка. Нет, не только за этим они пришли. Девушка с коротко стриженными черными волосам сплюнула на землю и что-то пробормотала. Белка на нее пристально посмотрела и не почувствовала ничего. Странно, обычно хотя бы настроение ей угадать получалось. А эта была совсем закрыта. Ей не понравилась эта девушка. Просто не понравилась. Без каких бы то ни было причин.

Стел тем временем продолжал свою запальчивую речь. В толпе началось какое-то волнение, и Белянка прислушалась:

— Мы не можем позволить Хранителям Леса, Маленькому Народу, уходить в Вечные Сумерки! Мы должны рассказать им Истину, показать Единого Бога. Тем, кто ему верен, он дарует вечную жизнь и свободу от пут Теплого мира, остальные же становятся пленниками Предрассветного Часа. Мы…

Гул толпы нарастал. Стелу уже было трудно его перекричать.

— Нам не нужна ваша Ложь! — ясно и отчетливо произнесла Горлица, покрывая своим сильным сейчас голосом все остальные звуки. — Теплый мир никогда не станет для нас путами. Мы — дети Леса. Мы не самоубийцы, чтобы плутать в Предрассветном Часе. Мы не хотим вечной жизни, мы хотим оставаться в Теплом Мире! Нам не нужен ваш Храм, ради которого вы убиваете деревья!

Какое-то время висела тишина. Все молчали. Стел попытался разрядить обстановку:

— Хорошо, это ваша правда. Мы хотим лишь помочь и объяснить…

— Нет, — его прервал Рокот. — Я не понимаю! Им показываешь единственный правильный выход, а они отказываются! Вы только посмотрите на это! — по его тону было трудно понять, шутит он или нет.

Стел почти шепотом попросил его:

— Пожалуйста, не надо! Подожди!

Рокот будто бы и не заметил этого:

— Единый Бог позволил нам объединиться! Всем вместе! Поймите, нам нечего делить! Все мы ходим по одной земле. Высшая цель подданных Меча и Света воздвигнуть храмы по всему миру! Осветить всех его светом, показать всем блеск его стали! — Рокот поднял вверх меч. — Кто не хочет принять на себя эту благодать, сделайте шаг вперед!

Все молчали. Молчала даже Горлица. Меч Рокота очень грозно отражал последние закатные лучи. Напряжение росло. Вдруг Беля почувствовала непреодолимое желание что-то делать. Резкое, затмевающее все остальные мысли. Захотелось кричать, броситься вперед, выбить у Рокота этот проклятый меч. Девушка ничего не видела перед собой, кроме его глаз, больших, глубоких, смеющихся глаз. Она медленно присела, набрала две полные пригоршни земли. "Что я делаю?" — попыталась пробиться мысль. Ответить она не смогла. Казалось, она больше не хозяйка своего тела. Она двинулась вперед. Вокруг все двигалось медленно, будто бы они все разом попали на дно реки. Только стук крови в висках. Только глаза Рокота. Только его сила воли. "Он же все видит? Почему он молчит?"

— Убирайтесь отсюда прочь со своим богом! — с истерическим криком Белянка бросила комья земли ему в глаза и рванула на себя руку с мечом.

Она не ожидала, что Рокот так легко поддастся. Свободной рукой он стал очищать глаза, меч отпустил, описав им круг в воздухе. Белянка растерянно смотрела на него, еле держа в руках тяжелый меч. Ей показалось, что ветер чуть слышно прошептал ей голосом Рокота: "Молодец, девочка!"

— Подданные Меча и Света! — провозгласил он на всю поляну.

Только тут Белянка заметила, что Чужие успели выстроиться ровными шеренгами.

— Ты хочешь нас просто перерезать всех? — спросил спокойным голосом Стрелок, делая шаг вперед и загораживая собой Белянку.

— Нет, мы хотим вам всего лишь помочь! Этой девочкой сейчас овладела Тьма! Понимаете? Она противится воле Единого! Она — помеха! А помехи мы должны устранять!

— Никогда! — жестко ответил Стрелок, в его голосе уже сквозил крик.

— Никогда! — вперед выступил Ловкий и еще несколько молодых людей.

— Да поможет нам Лес! — сухо и спокойно сказала Горлица.

В этот момент началось что-то совсем непонятное — все разом пришло в движение: Маленький Народ и Чужие. Чья-то сильная и теплая рука схватила Белянку за запястье и отвела в сторону. Это была тетушка Пшеница:

— Попытайся им помочь, как сможешь! — шепнула она, а в глазах читалось недоверие, мол "чего ж ты наделала!"

Белянка во все глаза следила за происходящим, тщетно пытаясь что-либо понять, лишь подсказывая мысленно Стрелку, с какой стороны в следующий раз ему ожидать меч. Она понимала, что все бесполезно.

— Никого не убивайте! — неожиданно раздался голос Рокота. — Просто остановите этих безумцев!

На какое-то время все остановились. Жители Деревни успели встать рядом и отойти на почтительное расстояние от Чужих. Серьезных ранений не было. Страх и неопределенность сковали всех.

— Что вы от нас хотите? Что вам нужно от нашей Деревни? — громко и четко спросил Стрелок, по его щеке струилась змейка крови.

— Нам нужна ваша Вера и готовность служить Единому! — четко и раздельно сказал Рокот. — Нам не нужны ваши смерти.

— Пока я жив, Маленький народ ни на что не променяет свободу и Лес! Никогда! — его слова поддержал единодушный гул.

— Думаю, они пересмотрят свои позиции, — Рокот спокойно улыбнулся, но глаза оставались предельно серьезными и сосредоточенными.

Он сделал едва заметный жест правой рукой. Лишь легкий ветерок колыхнул траву. Белянке вдруг показалось, что ее сердце на мгновение остановилось. Секунды потянулись Летами. Девушка рванулась вперед, отбрасывая от себя руки Пшеницы. Она успела расслышать слова Дождя: "Он не посмеет его тронуть!" Но не стала обращать на него внимания.

В то же время с другого конца поляны к ним приблизилась Рани. Она посмотрела на Рокота каким-то странным взглядом, а потом просто резко выхватила свой меч и метнула его в сторону Стрелка. Белянка попыталась затормозить это стремительное движение, но вновь поняла, что ее тело и чувства больше не принадлежат ей…

… Девушка успела лишь подхватить на руки падающего Стрелка. Она упала на землю на колени. Ладони ощущали влажную от пота и крови рубашку Отца. Сердце стучало так громко, что она ничего не слышала и не понимала. Она не слышала, как Маленький Народ зашумел и бросился, было, вперед. Как Рокот повелительным жестом их остановил и показательно ударил Рани наотмашь. Он что-то долго и громко говорил, про то, что этой бесстыжей девчонкой тоже овладела Тьма, про то, что ее необходимо изолировать. Белянка не видела, как несколько воинов увели потупившуюся в землю Рани, не слышала, как Рокот приносил свои глубочайшие извинения и предлагал перенести их разговор на завтра. Как все шумели, но ничего ему возразить так и не смогли. Чужие ушли в свой лагерь.

Но Белянка ничего этого не понимала. Она видела лишь глаза цвета высокого летнего небо. Любимые и желанные глаза, которые смотрели на нее уже сквозь пелену. Она чувствовала, как липкая, вязкая горячая жидкость, пульсируя, вытекает ей на руки, заливая вокруг весь мир. Кончики меловых губ Стрелка чуть приподнялись:

— Нам не суждено быть вместе, любимая. Но мы же встретимся? Там?..

— Не уходи! — прошептала она, горло сдавила боль, все тело нестерпимо жгло.

— Помоги им… — ему было явно трудно дышать.

— Останься! — ее руки не могли удержать просыпающийся сквозь пальцы песок, вытекающую на запад воду, вязкую словно кровь.

— Мы всегда будем вместе, мы же замкнули круг… — он сделал последний судорожный вдох. Глаза застыли серой небесной сталью.

Вокруг них уже собралось довольно много людей. Все что-то говорили. Белянка не вставала, не выпуская из рук то, что было всего мгновение назад Стрелком. Ее попытались поднять, но она вцепилась бледными пальцами в его плечо и не отпускала, не реагируя никак ни на что. Наконец, Ловкому и Дождю удалось их разъединить. В этот момент все плохие предчувствия, преследовавшие Белянку, вся боль и вся ненависть, вся любовь и бесконечная потеря собрались воедино и вырвались из нее, расслабляя до предела сжатые мышцы горла. Белянка рыдала. Судорожно и безутешно. Так беспредельно и отчаянно плачут маленькие дети. Но в ее крике было много больше безысходности. В истерике она вновь опустилась на землю. К девушке подошла Ласка. И, приобняв ее за плечи, отвела в сторону огромного Ясеня на холме. Ласка тоже плакала. Тише, спокойней, но не менее безутешно. Потеря была одна. Теперь им больше нечего было делить. Нечего. На секунду Белянка остановилась:

— Я убью их всех! — она постаралась вскочить.

Ласка мягко удержала ее на месте:

— Сядь, сейчас ты ничего не сделаешь! Только еще кто-то уйдет Туда.

Ее слова возымели свое действие. Белянка вдруг осознала, что это она во всем виновата. Это она первая бросила в Рокота комья земли. Очередной приступ безумных рыданий заставил ее опуститься на землю. Девушки сидели обнявшись.

Сумерки мягко их накрыли звездным пледом. Стальные тучи почему-то разошлись. Над самыми верхушками сосен горела яркая звезда, покровительница всех влюбленных, именно под балладу об этой звезде, так недавно и бесконечно давно танцевали Белянка и Стрелок. Девушки подняли на звезду глаза. Она красиво серебрилась на вечернем, быстро темнеющем небе. Слезы на их глазах так и не могли высохнуть. Ночь принесла мутный сон без сновидений, будто оглушивший и отправивший их на время в Вечные Сумерки.

Глава 8 Все едино и разделено до бесконечности

Деревня осталась без Отца. Все с трудом могли примириться с этой опустошающей мыслью. Что делать? Ответа не было. В тот же вечер порешили, что Ловкий на время возглавит Деревню: мол, они были со Стрелком дружны. И разошлись.

Утро все равно наступило в свое время, словно солнцу было абсолютно наплевать на все, происходящее в их Деревне. Собственно, так-то оно и было. Более того, птицы пели на рассвете абсолютно безмятежно и радостно, как обычно, да и деревья шептались о мелких бытовых проблемах, совершенно не замечая горестей Маленького народа. А, может, они и знали ответ, да только вот услышать его никто не мог, кроме Горлицы. А Ведунья молчала. Она просто весь день готовилась к проводам Стрелка Туда. Ни с кем не говорила, ничего не предпринимала.

Когда Чужие пришли в Деревню, чтобы пролить свет своей Веры, то обнаружили, что на Большой поляне никого нет. Деревня молчала, деревня готовилась к проводам. Лишь Ловкий вышел на встречу Рокоту. Чужой спросил:

— Где все? Я приказываю вам собрать всех здесь!

— Деревня осталась без Отца. Их никто не соберет, пока новый Отец не будет наречен, — Ловкий пожал плечами, пытаясь изобразить полнейшее равнодушие.

— Так нареките его! Ох, уж эти ваши обычаи!

— Пока Стрелок еще с нами, мы этого сделать не сможем.

— Я должен сжечь его труп? — Рокот улыбнулся.

— Что такое "труп"? — спросил Ловкий, услышав незнакомое слово.

— Это то, во что вы все скоро превратитесь, если будете упрямиться!

— Деревня тебя ненавидит!

— Почему?

— Ты еще спрашиваешь? Ты убил Стрелка! — в голосе Ловкого стали проскальзывать его истинные чувства.

— Нет, не я. Это все Рани, которой овладела Тьма, — он развел руками, изображая свое полнейшее бессилие в сложившейся ситуации.

— Нам все равно, кто это сделал! Хотя, тебе не понять… — Ловкий развернулся и ушел к своему шалашу у Реки, с противоположной стороны от лагеря Чужих.

Рокот отдал приказ достраивать Храм. Где-то в глубине его души шевельнулось чувство, что все идет не совсем так, как хотелось бы. Что-то все же не так. И вроде его гениальный план вчера вечером сработал просто замечательно. Обе девчонки оказались легко управляемыми, но все же… Рокоту упорно казалось, что его где-то успели обойти.

Белянка открыла глаза и увидела над собой старую древесину дупла Ясеня, служившего жилищем Стрелку. Какое-то время она просто смотрела на разнообразные трещины и извилины, вдыхала сухой древесный запах. "А где Стрелок?" — заблудилась мысль. Неожиданно воспоминания обрушились на нее. Они не вызвали той умопомрачительной истерики, как накануне. Только ужасающее чувство пустоты. Будто половина ее куда-то ушла. Лучшая половина. А вот вторая осталась. И не вправе последовать за первой. Да она ее просто-напросто и не найдет. Не сможет. Пока. Даром, что круг они замкнули. Она долго немигающим взглядом смотрела вверх, закусив до крови нижнюю губу. Ловила носом последние частички его запаха, еще блуждавшие в помещении. Все. Сегодня он уйдет навсегда. Но они встретятся. Там. Потом. Но здесь и сейчас у нее еще остались дела. Она резко села, ощутив во всем теле неожиданную легкость, а в голове — ясность. Чувства будто бы куда-то ушли, словно они впитались в Землю вместе с кровью Стрелка. Это даже хорошо. Так легче думать.

"Что делать?" — обескураживающий вопрос застал ее врасплох. Иногда ей казалось, будто бы она беседует сама с собой.

— Можно? — послышался приятный бархатистый голос снаружи.

— Да, — ответила она как-то по-новому. Для нее теперь все было по-новому. Голос стал сухим и спокойным, потеряв резкую хрипловатость и живые истерические нотки.

Дождь вошел в огромное дупло, часто моргая глазами, чтобы освоиться в царившем здесь полумраке.

— Как ты? — осторожно спросил он.

— Проснулась, — ответила она и поняла, что не просто прошел сон, но еще пришла некая ясность, будто она проснулась от долгого забвения.

Он бросил на нее тяжелый проницательный взгляд. Потом произнес очень осторожно:

— Это все не просто так, верно?

— В смысле? — она непонимающе на него посмотрела.

— Все эти потери, все эти мысли, твои слова, эта твоя Ива. Правда? — он смотрел на нее то ли с надеждой, то ли с недоверием.

— Я не совсем понимаю…

— Вот именно, а должна понять именно ты, — его спокойный бархатный голос звучал убежденно.

— Понять что?

— Посмотри, сначала тетушка Мухомор, твоя учительница, твоя наставница. Горлица сказала, что она больше не нужна. То есть дальше ты пойдешь сама. Сама все познаешь. Потом Стрелок, — его голос слегка дрогнул, будто бы извиняясь за невольно причиняемую боль, — ты больше не можешь надеяться на его силу и уверенность. Тебя лишили и этого. Тебе суждено найти выход и сделать все самой.

— Мне ничего не суждено, — ответила она почти шепотом.

— Я знаю про это пророчество тетушки Мухомор. Знаю. Но… да, она многое знала и понимала. Она понимала саму суть. Суть этого мира. Но лишь этого. Ты не задумывалась, что твоя судьба есть. Просто она лежит выше всех остальных судеб, так сказать, в другой плоскости? Может, старая Ведунья просто не могла ее увидеть? Не в ее власти это было? — его взгляд, блуждая, смотрел в "никуда", он словно сам нащупывал в потемках каждое следующее слово.

— Когда-то Ива мне сказала, что я не из Маленького Народа, — в тон ему ответила Белянка.

— Но родилась ты здесь. Понимаешь? И не просто так, — более настойчиво сказал менестрель.

— Не совсем понимаю.

— Тогда постарайся. У нас почти не осталось надежды. Все сходится к тому, что ты должна что-то сделать, — в его голосе проскользнули нотки мольбы.

— Но почему не ты? Ты старше, мудрее, опытнее. Ты многое знаешь о Теплом мире, о нас…

— Так ли уж много? Если хочешь, я поделюсь тем, что успел понять.

— Хочу.

— Слушай. Нас называют Маленький народ, Хранители Леса. И это не просто так. Мы — его неотъемлемая часть. Наше предназначение — слушать то, что он говорит. Нам нельзя отрываться. Вероятно, поэтому мы так хорошо умеем чувствовать. Посуди сама. В любом деле мы сначала делаем, а потом думать начинаем. Ваша магия, она тоже по сути своей чувства, просто хорошо оформленные, направленные. Тот чужак, Стел, кажется, сказал, что их предки — наши предки, выходцы из Леса. Они разучились понимать. Они сначала думают, просчитывают, строят теории, а потом делают. Все действия Рокота глубоко продуманы, ты не находишь?

Белянка коротко кивнула, вспоминая, как кинулась на него со стеклянными глазами, а потом Рани, с тем же бесчувственным стеклом во взгляде. Сейчас она отчетливо понимала, что все это дело рук Рокота. И явно не вследствие внезапного порыва. Он явно придумал это заранее. Заручившись согласием Белки, Дождь продолжил:

— Мы разные. Но нам придется научиться друг друга понимать. Может, не нам, а нашим потомкам. В будущем. Возможно, этого нам знать не дано. У них своя Вера и своя правда. И они искренни в своем порыве. Так же как и мы — в своем. Посмотри на ту же Горлицу, которая ничего не хочет сейчас видеть во всем этом, кроме опасности предательства Леса. Она тоже живет чувствами, просто скрывая их. Мне трудно оценить, ведь я такой же. Почти. А вот ты — нет. И это твоя битва, — он замолчал.

Белянка сидела, монотонно перебирая волосы, вглядываясь в темноту ствола ясеня. Множество мыслей роилось в ее голове. Наконец, она произнесла:

— Я не уверена, что все правильно поняла. Точнее, как-то не до конца. Если я не из Маленького Народа, но и не из Чужих, то кто я?

— Этого я не знаю. Тебе виднее. Так же, как тебе виднее, как нам быть и что делать. Я знаю точно, что все это не просто так. Ситуация складывается так, что все указывает на тебя. Это я понял, — он немного нервно облизал пересохшие губы. — Подожди, подумай, поговори с кем-нибудь. У тебя есть время. Правда, совсем мало, но все же. И еще, запомни, я буду на твоей стороне в любом случае.

Он уже встал, собираясь, было уходить, но на мгновение задержался:

— Ты сильная девочка, молодец! Хорошо держишься, правильно. Главная сила и главное чувство — Любовь. Древнейшая созидательная и соединяющая сила. Она общая для всех нас, для Теплого мира, да и для остальных миров, которые нам не суждено узнать и увидеть. Думаю, ты наизусть знаешь эту балладу о вечерней звезде. Не горюй, ваши руки еще встретятся, замыкая круг.

Дождь вышел. Белянка какое-то время сидела, глядя в пустоту. Пытаясь осмыслить все сказанное. Он прав. Они встретятся. Но не сейчас. Не сейчас. Кто же она? Где искать ответы? Кто скажет? Она уже собралась уходить, но в дверь вошла пышная тетушка Пшеница, неся с собой завтрак:

— Тебе просто необходимо поесть! — решительно сказала она. — Никаких возражений!

Белка покорно села и принялась поглощать принесенный завтрак. Тетушка Пшеница щебетала о каких-то своих хлопотах. Про хозяйство, про стадо, которое пас ее сын, про поля, до которых теперь нет никому дела. Упомянула о той девушке с каштановыми волосами, с которой больно уж часто видится ее Русак. "Удивительная женщина, — думала Белянка, — умеет разогнать пасмурные тучи своим житейским теплом. Искренне верит в нерушимость этой жизни. В постоянство биения сердца, пульсации времени. Ее надежды нельзя обмануть" В конце тетушка Пшеница похлопала девушку по плечу и сказала:

— Держись, милая, держись. Все будет.

Ее простые слова и улыбка окончательно согрели уставшую душу Белки. Девушка встала, поблагодарила хозяюшку и вышла навстречу… она и сама еще толком не понимала, навстречу чему она вышла.

Когда Белка подходила к своей любимой старой Иве, Стел заканчивал перевязку Рани. Девушка была бледной, с заострившимися чертами лица. Рана, которую нанес ей Рокот, была тяжелой. Очень тяжелой. Белка слегка удивилась, увидев Стела здесь, она была уверена, что теперь он живет в лагере Рокота. Но когда она увидела рядом еще и эту грубую девушку, которая… Перед глазами ясно всплыла картина, как эта самая Рани поднимает меч, и тускнеющие осколки неба в глазах… Она помотала головой, отгоняя непрошенное видение, которое грозило ей возвращением вчерашней истерики. Нельзя. Чувства впитались в землю вместе с кровью.

— Почему вы здесь? — в ее голосе все же чувствовалась неприязнь.

— Белянка, — начал осторожно Стел, — если ты вспомнишь, что было вчера…

— Я никогда не забуду вчера! Никогда! — она ответила спокойно, но в голосе прозвучала сила и уверенность, она неоднозначно посмотрела на Рани, та не выразила никаких эмоций.

— То, что произошло вчера — полностью заслуга Рокота. Тебе, как никому будет это проще понять, Рани, как и ты, была лишь инструментом в достижении им своей цели, — Стел явно боялся, что Белянка не захочет его слушать.

— Это он ее так? — девушка кивнула в сторону тяжелого ранения.

— Да, чтобы доказать всем, что якобы непричастен, — Стел ожесточенно кинул камешек, который вертел в руках в реку. Было видно, как он переживает.

Белянка села недалеко от Рани и посмотрела на ее измученное лицо. Она по-прежнему ничего не чувствовала относительно этой девушки. Замкнутость, ледяное спокойствие, да затаенная печаль в блеклых глазах, цвета болотной зелени.

— Зачем же так? Своих тоже?.. — Белянка непонимающе посмотрела на обоих.

Умом она осознавала, что должна ненавидеть Рани, ведь это именно она… но не могла. Белке было ее жаль.

— А что ему? У него своя цель, своя мораль. Для Рокота это все мелочи.

— У вас там, в Городах, всегда так? — девушка подняла серые глаза на Стела. — Всем друг на друга наплевать?

— Да, каждый сам по себе, — слабым и хрипловатым голосом ответила неожиданно Рани. — Никто никому не нужен.

В этот момент Беля почувствовала всю боль и переживания этой девушки, случайно вырвавшиеся с этой фразой. Одиночество, безысходность, ненужность. Чувство вины. И страх смерти, которая неумолимо приближалась. Белка чувствовала все это лишь мгновение. Потом Рани вновь замкнулась. Стел встал:

— Пойду принесу хворост, ночь будет прохладной. К вечеру потребуется огонь, — с этими словами он скрылся в лесу.

Какое-то время девушки молчали. Лишь тяжелое прерывистое дыхание Рани нарушало тишину.

— Не бойся, ты не одна, — наконец, произнесла Белка.

— Да? — в усталых глазах промелькнула искорка то ли насмешки, то ли недоверия, то ли надежды.

— Ты часть этого мира, даже если не хочешь сейчас этого понимать и признавать. От этого никуда не денешься. Не бойся уйти. Там ты вновь обретешь саму себя. Станешь частью единого целого, займешь свое место, чтобы потом вновь вернуться.

— Оттуда не возвращаются. И вообще, с чего ты взяла, что мне одиноко? Просто мне плохо — я ранена. Я умираю. Да я давно уже труп, — она слегка ухмыльнулась.

— "Труп"? — переспросила Беля. — Что это?

— То, что остается, когда мы умираем.

— Ничего не остается, мы полностью растворяемся в этом мире.

— Тело, — скупо пояснила Рани.

"Странно, что в нашем языке не было такого слова. Труп. Надо же!" — подумала Белка. Потом она ответила на первый вопрос Рани:

— Я просто поняла, что тебе одиноко и решила помочь. Поверь, нет ничего страшного в том, чтобы уйти. Мы все делали это ни один раз. В нашей Деревне вообще запрещено плакать на проводах.

— Обо мне-то уж точно никто не заплачет.

— А Стел? Он же твой брат?

— Нет, он не брат. Он просто удивительный человек, единственный, которому было не все рано. Он меня тогда остановил, иначе бы я была бы давно Там. Как ты говоришь — там хорошо, не страшно, не больно. И ваш был бы жив, — она сухо закашлялась.

Белка поняла, что Рани сейчас говорила про Стрелка.

— Рокот бы нашел другой способ, — сквозь силу проговорила она.

— А так одним ударом двоих. Здорово получилось! — Рани сплюнула в землю.

— Хорошо, что Стел тебя тогда остановил, иначе вечно бы тебе пришлось ждать рассвета, который никогда не наступит, — Белянка искренне начинала переживать за эту грубую неотесанную девушку, по сути, убийцу ее любимого.

— Летом раньше, летом позже. Велика ли разница? — Рани равнодушно посмотрела в небо.

— Ты не понимаешь! Так после путешествия ты вернешься снова! А самоубийцы…

— Слышала я эту легенду. Чушь. Да даже если и не чушь. Ты слишком плохо знаешь меня, девочка. Ты слишком чистая и добрая, если способна сочувствовать мне, после того как я убила твоего мальчика. Слишком. Ты бы не выжила в нашем мире. Рокот убьет вас всех. И даже не вспомнит о том, что была такая деревня. Как только вы станете не нужны. Этот Стел, он чем-то похож на вас, такой же наивный и верит в великие идеалы. Все гораздо более прозаично. Пришли, ушли. Все. Навсегда. И если бы твой "рай" и существовал — меня бы не приняли, не похожа я на святую и светлую! Ты меня не знаешь! И не узнаешь никогда. Я умру совсем скоро. И вовсе мне не страшно! Там ничего нет. Как и здесь, — Рани вновь закашлялась, из горла пошла кровь. Видимо, ранение было действительно серьезным.

В первый момент Белянка испытала сильнейшее отвращение. Будто перед ней и не человек умирающий вовсе, а какая-то тварь. Без прошлого, без будущего, без ритма и без смысла. Тварь из Предрассветного часа, для которой действительно ничего нет. Одинокая и злая, затравленная. Рани, видимо почувствовала ее настроение и вновь уставилась в небо, наслаждаясь последними глотками воздуха своего последнего дня. Белка не смотрела на нее. Она услышала шелест листьев на ветру. Ива явно ей что-то хотела сказать.

"Девочка моя, ты вернулась?" — спросило дерево.

"Если можно так сказать" — в такт ей ответили мысли Белянки.

"Ты забыла, что я тебе рассказывала?" — в мыслях Ивы явно скользило огорчение.

"Что ты мне рассказывала?"

В этот момент Белка вспомнила день перед пожаром. Последний день перед тем, как все повернулось с ног на голову. Ее внезапный сон. Сейчас Ива ей как будто его напоминала. Перед глазами вновь сплывали видения солнца, растворявшегося в Реке, деревьев, говорящих человеческими голосами, людей, становившихся ветром. Она вновь видела перед глазами пестрые спирали, кружащиеся по загадочному закону, единые и разделенные до бесконечности. Опять она стояла на той же площадке, где разгуливали сухие степные ветры, а прямо перед ней на земле сидело какое-то непонятно создание, очень неприятного внешнего вида. Точно такое же, каким ей сейчас представилась Рани. Теперь она смело двинулась к ней, взяв за шершавую натруженную ладонь. Человек. Такой же, как и она человек. Теперь ей стало понятно, почему степные ветры замирают, превращаясь в деревья.

"Все едино и все разделено до предела. Твой мир. Остальные миры. Чем они объединены? Что общего между всеми вами? Всеми нами?" — звучали тихие слова Ивы, отдаваясь громким эхом в душе Белянки.

"Я не знаю. Почему я?"

"Так слушай. Тебе пора рассказать. Это не я придумала. Это мне Теплый мир подсказал. Решили, что тебе это все же можно знать. Вы, люди, рождаетесь и умираете много раз. Те, кто приходят первый, второй, третий раз — обычно попадают в Лес, потому что их души еще ничего не знают, как младенцев Лес вынашивает их в своей колыбели. А они умеют его слушать и понимать. Они взрослеют и уходят. Так дети покидают своих рдителей. Так семена одуванчиков Ветрила несут за Реку. Такие люди могут рождаться в степях, городах, горах, на берегу моря. Они проживают много-много жизней. И далеко не все из них в Теплом мире. Есть и другие миры. Люди умнеют и забывают, кто их выносил. Накапливая опыт с каждым биением, они учатся думать и забывают, как это — чувствовать. Так было всегда. Те, кто больше не нуждается в этом, уже не возвращаются. Они идут дальше, еще сильнее сливаясь с единым миром. Как, куда — тебе знать не нужно. Да я и сама этого не знаю. Я говорю только то, что меня просили передать. Впрочем, ты и сама все знаешь. И даже больше, чем я. Ведь ты уже давно все прошла. Но больно уж тебе полюбился этот мир. И ты попросилась назад. В Лес. Ты хотела просто жить. Тебя вернули. Но не просто так, а с условием, что судьбы у тебя не будет. Самой придется ориентироваться. А память твою прошлую надежно от тебя закрыли. И ты не должна была узнать всего этого, если бы не сложилась так ситуация. Люди стали слишком злыми и властными. И пришли к истокам. Только они забыли, что такое Истоки. Поэтому я сейчас тебе это говорю. Теперь ты сможешь вспомнить. И понять. Думать и чувствовать. Вместе. Именно этому ты училась все свои жизни. Все едино и разделено до бесконечности. Помни это"

Ива умолкла. Какое-то время Белянка пыталась освоиться с услышанным. Она открыла глаза и заметила на себе удивленный взгляд Рани, которую она, кстати, держала за руку. Чувство неприязни прошло. Теперь она понимала, что эта девушка — такая же девушка, как она, Ласка или кто-то еще из их деревни. Она крепче сжала шершавую ладонь и улыбнулась:

— Не кори себя и не вини. Мы все здесь нужны. Очень. И ты, и я, и Стел, и эти деревья, и эта Река, и этот Лес. Все будет хорошо, поверь! Вы тоже потом научитесь быть частью. Научитесь.

Она положила руку ей на лоб. Рани не поняла, что же хотела сказать эта странная девушка. Она просто посмотрела на высокие облака, свободные и счастливые. И вздохнула. Ей просто стало легко. Она и сама не поняла, почему. Почему так легко идти. Почему больше не больно. Почему облака кажутся такими родными. Почему ей не нужно больше прятаться. Почему, почему, почему… почему мысли стали легче ветра, что несет ее по Реке на запад, куда уходит солнце, куда уходят все…

Стел вернулся с охапкой хвороста:

— Хворост, нужно сказать, в вашем лесу отменный, сухой, а аромат от него, когда сгорает…

Он не озвучил до конца свою мысль, увидев, как неестественно лежит Рани, как странно на него смотрит Белка.

— Умерла? — спросил Стел упавшим голосом.

— Ушла, улетела, освободилась. Ей наконец-то хорошо. Она наконец-то не одинока, — Беля говорила это тихо, но Стел отчетливо слышал каждое ее слово.

На его глаза навернулись крупные слезы, он сел на землю рядом с телом Рани и взял ее за руку. Ладонь еще была теплой и шершавой от мозолей. Упрямые черные кудряшки и сейчас торчали в разные стороны. Глаза закрыты — словно спит. Вот только снов не видит. Стел не запомнил, сколько он так просидел. Только его трясла за плечо Белянка, указывая на небольшой прямоугольный плот, только что связанный из крупных веток:

— Отпусти ее. Не держи. Ей там лучше.

Стел поднял на нее глаза и почему-то решил, что она знает, что говорит. Они вместе положили Рани на плот, Белка подымила слегка сосновыми лапами, в точности, как это делала тетушка Мухомор. Вскоре плот уплыл.

— Я обещала ей, что мы ее проводим, — сказала Белка, пуская ему вслед маленькую берестяную лодочку, горящую искренним огнем.

— Ты вернешься к Рокоту? — спросила девушка, глядя ему прямо в глаза.

Стел на какое-то время задумался:

— Нет, — просто ответил он, — Мне не о чем с ним говорить.

— Хорошо, — одобрила Белянка, — Ты поможешь мне, если я попрошу?

— Помочь в чем? — спросил он. Было видно, что мысли еще не полностью вернулись к хозяину.

— Спастись. И спасти, — она кивнула в сторону Деревни.

— Как смогу — помогу, — пожал плечами Стел. Потом немного помолчал и добавил, — Но убивать я никого не буду.

— И не придется. Мне нужно идти. Осталось еще одно дело. Важное дело. Я вернусь. Скоро, — Белянка быстро скрылась в деревьях.

Глава 9 Изгнание

Вся деревня была в сборе. В этот раз пришли действительно все. Даже самые маленькие. Даже самые старые. Семь лет назад было то же самое. История повторялась. Проводы Отца Туда. Только вот Отцу этому лишь недавно минуло двадцать первое Лето. Печальное, мрачное Лето, нарушившее привычную пульсацию времени, пускавшее по Реке уже не первую ладью на запад. На душе у всех было грустно — одна и та же мысль дурным предчувствием билась в сердцах, что эта ладья вряд ли станет последней.

Горлица по-прежнему гордо и прямо держала голову, но взгляд ее изменился за несколько последних дней. Особенно за сегодняшний — она же с утра была рядом с тем, что осталось от Стрелка. Никто не знал, что творится в ее душе. Ведунья излучала ледяное спокойствие и силу. И неизбывную печаль. Сухие сосновые лапы послушно вспыхнули в ее руках. Твердым шагом подошла она к ладье. Уверенными движениями выпустила волшебный дым, защищая и отгоняя злых духов. Тишина стояла непролазная. Наконец, она подняла глаза, окинув всех взглядом, иссушенным слезами:

— Наши обычаи запрещают сегодня плакать. Нам нельзя скорбеть по уходящим. Но все мы знаем, что это было не его время. Не его срок! Рокот нарушил древнейшие законы! Он пошел против самой жизни. Он рубит деревья. Лес гневается. И не только на него, но и на нас. На тех, кто не может защитить свой Дом. Стрелок горел искренним пламенем, — говорила она, зажигая берестяную лодочку, — он хотел для нашей Деревни, да и для всего Леса лишь счастья и покоя. Он не смог. Теперь — это наша битва, — она немного помолчала, голос слегка дрогнул. — Отец, мы отпускаем тебя! Иди! Пусть твое путешествие будет легким, а наш свет освещает тебе дорогу! Иди! Теплый мир принимает тебя в свои объятия! Иди! Да прибудет с тобой Лес!

В полнейшем молчании мужчины понесли ладью к Реке. Их было семь. Русак впервые нес ладью, до этого он считался еще слишком юным. Ловкий сгибался по тяжестью ладьи сильнее, чем следовало. Видимо, тяжесть тела Стрелка давила на его плечи не меньше того, что он провожает своего друга Туда. Так рано. Так не во время. Так бессмысленно. Вопреки всем усилиям и обычаям на глаза наворачивались слезы. Впрочем, слезы блестели на ресницах у многих. Вот тетушка Пшеница украдкой вытирает глаза уголком передника. Вот Ласка поднимает лицо к небу, позволяя водопаду шелковистых волос щекотать лопатки. Госпожа Холщева своей сухощавой кистью потирает правую щеку. Боровиков обнимает свою жену, ищущую утешения на его большом мягком плече.

Белянка смотрит на все происходящее с абсолютно отстраненным, отсутствующим взглядом. Кажется, будто и не видит она ничего вовсе. Словно во сне, словно не с ней, словно не его труп сейчас несут к ладье. Труп. Какое странное слово принесли им эти Чужие. И не раз уже заставили убедиться в реальности и правомерности существования этого слова. Отец, Стрелок, любимый, вторая половинка. Она всегда будет помнить его живым. Всегда. На мгновение былые чувства и всеобъемлющее горе пытаются вернуться, затопив все ее сознание, но она силой воли заставляет их стечь в землю. Обратно. Нельзя. Просто нельзя. Она должна быть сильной. Она должна уметь думать и рассуждать. Все же девушка не выдерживает и пробирается вперед, успевая к тому моменту, когда ладью уже спускают на воду. Она бросает последний взгляд на Стрелка и понимает, что это уже не он. Что осколки летнего неба безвозвратно ушли. Безвозвратно ли?.. Нет. Все вернется. Тоже не верно. Он вернется. Они оба вернутся. И проживут жизнь, которую у них отняли. Вместе. Всегда. Она наклоняется к воде, выпуская из рук горящую берестяную лодочку. Вторую за день. Не многовато ли? Она шепчет воде слова прощания. Она опускает в воду руки, затем лицо. В последний раз смотрит на уплывающую ладью. По щекам стекают струи то ли воды, то ли слез, то ли просто уходящего счастья. Белянка оборачивается и понимает, что Горлица уже довольно давно произносит какую-то пламенную торжественную речь, призывающую жителей деревни… к чему? Отомстить за Стрелка? Белянка решительно смахивает со щек воду тыльной стороной ладони и подходит к Горлице, к центру поляны.

— Вы что? Вы понимаете, чем это для нас обернется? Просто некому будет устраивать проводы! Деревьев не хватит, чтобы для всех сделать ладьи! Трупы затопят Реку! — Белянка говорит громко, стараясь проникнуть каждому в душу.

— Трупы? Что это? — раздаются недовольные голоса из толпы.

— А что ты предлагаешь? — спокойно спросила Горлица, сделав особенный акцент на слове "ты"

— Я прошу меня выслушать. Наш мир, он един по своей сути. Наш Теплый Мир. А мы — его дети. Так же, как и те, кто пришел в наш Лес. Мы все в глубине одинаковы. Их Вера ничем не отличается от нашей, кроме названия. Ничем. Их Единый Бог — это наш Лес. Их Вечные Сумерки — наш Предрассветный час. Они просто многое забыли. Что-то понимают неправильно. Например, они сами не знают, зачем пришли. Точнее думают, что знают. А на деле… На деле они пришли к своим истокам, к своим корням, чтобы понять то, что не поняли, услышать то, что им говорят. Воссоединить свои науки с нашими чувствами. Чтобы раздельное вновь стало целым. Понимаете? — она с надеждой окинула взглядом толпу.

— Белка, мы так и не поняли, что же ты предлагаешь? — слегка повысила голос Горлица.

— Я предлагаю сказать Чужим, что мы принимаем их Веру, потому что она ничем не отличается от нашей. А так же постараться объяснить им, в чем они не правы! Они уйдут! Поверьте! Мы не можем бороться с ними. Иначе все окажемся Там! — Белянка говорила, стараясь перекричать нарастающий шум толпы.

Казалось, их возмущению нет предела. На мгновение Беле показалось, что ее саму сейчас отправят по Реке туда. Она даже успела порадоваться этой возможности догнать Стрелка. В этот момент Горлица одним движением руки остановила шум и произнесла своим новым ледяным тоном:

— Мне сказали, что сегодня ты провожала неверную, которая убила Отца. Это правда?

— Да, — ответила Белянка, еще не понимая, к чему клонит Горлица.

— Ты в хороших отношениях со Стелом, одним из них?

— Мы с ним общались несколько раз. Он не похож на Рокота. Он действительно хочет, чтобы…

— Стоп. Достаточно. И теперь ты хочешь, чтобы мы приняли их Веру? Так ведь?

— Нет, я предлагаю сказать им, что…

— Ты понимаешь, что это значит?

Белянка молчала.

— Ты предаешь не только память Стрелка, но и всю Деревню, сам Лес. Понимаешь?

— Я наоборот хочу, чтобы Чужие ушли, чтобы мы все были живы, чтобы…

— Ты ПРЕДАТЕЛЬНИЦА. Я проклинаю тебя! — с этими словами Горлица сделала жест, обратный тому, которым обычно отгоняли дурное. Этим жестом проклинали. Многие жители Деревни, хотя и менее уверенно, но все же повторили за Ведуньей ее действия, что-то опасливо шепча. Некоторые попытались что-то возразить, но их одиночные голоса утонули в общем шорохе, сливавшемся с шелестом листьев и подлеска.

— Уходи из Деревни! Иди к Чужим! — сказала Горлица и отвернулась.

Белянка поняла, что спорить сейчас бесполезно. Спорить вообще бесполезно. Правда у каждого своя. И каждый в нее искренне верит, не желая прислушаться и открыть глаза, чтобы понять, что говорят-то они, по сути, об одном. Да и дышат одним и тем же воздухом. Да только воздух-то этот сотрясается зря. Она ушла. Ушла к реке, слыша позади себя шум Деревни, которая выбирала нового Отца. И им стал ее брат, Ловкий. Только сестренка этого даже не увидела. Но она знала, что это так.

Белянка отошла немного от Деревни и села на берегу. Ей почему-то было даже не страшно услышать приговор изгнания. Ей казалось, что она потеряла что-то более ценное, чем просто место проживания. Ей казалось, что свой Дом она потеряла раньше, чем это произнесла вслух Горлица. А был ли он? Белянка почувствовала одиночество, настоящее, невыдуманное. Ей больше не куда идти, ей больше некуда спешить. Все. Его нет. Деревни нет. Пустота и одиночество. Сейчас она как никогда понимала Рани. На сердце стало тяжело. Груз невыполненной задачи давил на плечи. Больше всего на свете ей захотелось сейчас оказаться очень нужной, среди людей, которые бы верили в то же, что и она, ей захотелось стать частью одного большого замысла, одного общего дела, частью единого целого. "А разве это не так?" — заблудилась мысль.

Она вздохнула, глядя на быструю воду, и подумала, как много раз она отдавала свои мысли этой Реке, сколько раз смешивала свои слезы с ее водой, сколько раз ее смех разносился вдоль течения. Ей вспомнились их неспешные прогулки за руку со Стрелком, речной ветер, вечно путающийся в ее волосах. Потом она вспомнила прекрасный танец под балладу о звезде, тот вихрь искр, вихрь кружащихся пар… В этот момент она поняла, что эта картинка ей что-то напоминает, тот водоворот спиралей, что снился ей так недавно. "Все едино и все разделено до предела. Твой мир. Остальные миры. Чем они объединены? Что общего между всеми вами? Всеми нами?" — всплыли в голове слова. Чем объединены, что замыкает круг? "Главная сила и главное чувство — Любовь. Древнейшая созидательная и соединяющая сила" — звучали в голове слова Дождя. Вот и ответ. Любовь — вот то, что держит эти разрозненные замкнутые кусочки, миры вместе. Любовь — вот то, что лежит в основе. То, о чем забыли Чужие. Точнее, не забыли, а просто… они научились во всем опираться на свой пресловутый здравый смысл, предсказывать, просчитывать, изучать. Даже магию они подвели под науку. А разве можно рассчитать, исследовать любовь? Построить теорию любви? Вряд ли.

Девушка откинула пушистые волосы за спину и посмотрела на Запад. Хорошо, все замечательно. И что же дальше? Она это поняла. Но попытаться объяснить это Чужим — бесполезно, своим — что и говорить?.. Бросить все как есть? Бессмысленно. Все смерти становятся бессмысленны. Как найти мирный исход непримиримого спора, когда обе стороны могут лишь говорить? Когда они совершенно ничего не слышат? Да к тому же и спор-то их бессмысленный, так как доказывают друг другу одно и то же.

Ей вспомнился день, когда их покинула тетушка Мухомор. День, когда все началось. Белянка резко встала, глубоко вздохнув, и бросив вызывающий взгляд на верхушки сосен. Сегодня ночью все закончится, круг замкнется. Вызов сменился в ее глазах решимостью. Точно. Осторожно, словно охотник, загоняющий добычу, со спины подкрались сомнения. Белянка начала уже было колебаться, боясь взять на себя столь большую ответственность. Между тем мысли быстро сменяли одна другую, освещая то одни, то другие стороны проблемы, услужливо подсовывая варианты решения. В этот момент она услышала звук шагов по илистому берегу Реки и отдаленный отзвук двух мужских голосов. Она обернулась и прислушалась. Это шли Ловкий и Дождь.

— Что мне делать? Помоги! Я не знаю, все куда-то катится… Мне совсем не хочется быть Отцом! Я не знаю, как управлять Деревней! Горлица требует, чтобы мы прогнали Чужих. Это безнадежно. Я понимаю. Что делать? Еще и Белянка ушла к ним! — казалось, поток сознания возбужденного Ловкого никогда не закончится, будто бы ответы Дождя его и не интересовали.

Белянка двинулась им навстречу. Она бросилась обнимать брата, попутно говоря:

— А про прОклятую сестрицу ты уже и думать забыл? — немного натянуто смеясь, спросила девушка.

— Беля, ты?.. — слегка растерялся Ловкий. — А я думал, ты к этим ушла…

— Куда ж я уйду? — засмеялась она, вдруг заметив, что с ними еще и Ласка пришла.

— Помнишь, что я тебе сказал? — мягко и вкрадчиво спросил Дождь. — Я буду на твоей стороне в любом случае. Повторяю это еще раз.

В этот момент в ее глазах вспыхнул огонек радости. Былой растерянности не было уж и следа. Как и одиночества. Она чувствовала, что эти люди сейчас смотрят на нее с надеждой и ей было, что сказать им!

— У тебя есть какая-то идея? — спросил Дождь, слегка улыбаясь.

— Я не уверена в том, что это правильно, только…

— Давайте все вместе обсудим и решим! — дружелюбно предложила Ласка.

Белка радостно про себя отметила этот факт. А так же то, что Ловкий держит ее былую соратницу за руку. Нежно и ласково. Еще бы! Она же Ласка.

— Только не здесь, — заметил Ловкий, — Я не хочу, чтобы Горлица всех нас прокляла.

Белка немного горько усмехнулась:

— Тогда пойдемте к моей Иве. Надеюсь, против кампании Стела вы ничего не имеете? Он обещал помочь, кстати…

Дождь незаметно пригнал от Деревни одну лодку, на которой они переправились на ту сторону, и они, довольно оживленно беседуя, отправились в старой Иве.

Когда все выслушали Белянку, реакция была неоднозначная. Больше всех задумался Ловкий. Повисла тишина.

— Я не знаю, — начал он, — Это рискованно и опасно. Поверят ли они нам? Послушаются ли? Успеют ли? Как потом быть? Лето уже за середину перевалило. Осень на носу. А там зима, которую обещают холодной. Как быть? Выживем?

Белянка поймала себя на мысли: кроме того, что она не задумалась о последствиях и будущем, девушка совершенно не представляла себя в этом будущем. Где же, собственно она-то будет?

— Ловкий, ты теперь Отец Деревни. И ее судьба полностью ложится на тебя. Решать тебе. Скажешь, нет — значит, нет. Так тому и быть.

Он еще раз надолго задумался, взвешивая в голове все "за" и "против".

— А что, в этом есть смысл, и надежда на успех не малая, — осторожно произнес Дождь, — Вот только если Стел сможет выполнить свою часть, — он вопросительно посмотрел на Чужого.

— Думаю, я смогу, это будет не очень сложно, — спокойно ответил он, радуясь, что никого убивать больше не придется.

Ловкий все еще колебался.

— Выживем! — решительно сказала Ласка, — Об этом даже не думай! Ведь Лес с нами!

— Хорошо. Пусть будет так, — осторожно заключил Ловкий. — Значит, сегодня вечером?

— Да, сегодня вечером, — улыбаясь пожала ему руку Белянка, думая, что не такой уж плохой Отец теперь у их Деревни.

Дождь, и Ласка с Ловким ушли. Времени оставалось совсем мало. Вечером им потребуются силы. Стел ушел в свой лагерь, выполнять возложенную на него миссию. А Белка растянулась под старой Ивой и крепко накрепко заснула сном без сновидений. Она была спокойна. Она первый раз в жизни чувствовала, что поступает правильно. "Интересно, те, у кого есть судьба, часто испытывают такое чувство?" — было последней мыслью, ускользающей от ее засыпающего сознания. Сон и покой затопили все ее существо теплой водой.

Глава 10 Освобождение

Вечерняя темнота бархатным пологом окутала Лес и Деревню. От Реки веяло влажной прохладой, от деревьев тянуло тяжелым сосновым запахом. Легкий ветерок игриво качал увесистые ветви. Ласка и Дождь, словно две ночные тени скользили между жилищами Маленького народа. В этот вечер они заглянули ко всем, точнее, почти ко всем. Старая хижина под сосной, да еще пара мест, где жили столь же непримиримые, как и Ведунья, были обделены их вниманием. История для всех была одна и та же.

— Мне сегодня по большому секрету Белка сказала, — заговорщическим тоном сплетницы начинала Ласка, — что эти Чужие совсем с ума посходили! Помните тот страшный Лесной Пожар? — говорила она с полнейшим ужасом и страхом, после того, как ее слушатели, расширив глаза, согласно кивали, незаметно делая тот самый жест, отводящий дурное, она продолжала, — Так вот они захотели закончить начатое! Представляете? Говорят, они сегодня же ночью спалят нашу Деревню!

После этого, как правило, некоторое время они начинали возмущаться, сначала говорили, что прОклятой доверять не стоит, потом, выслушав пару веских аргументов, мол, не к чему Белке глупые слухи разводить, и тому подобное, все начинали причитать, что же делать. И в итоге практически все соглашались, что для верности сегодня ночью стоит собрать самые важные вещи и переждать за Рекой. Только видимость сохранить, что Деревня спит спокойным сном. Большинство после этого начинало собирать вещи. Да еще ворчать, мол, Чужие себе такого не позволят.

Ловкий в этом мероприятии участия не принимал. Не к лицу Отцу Деревни слухи распускать. Он быстро собрал свои вещи и отнес их к Реке, в сторону от лодок, чтобы их было незаметно. После чего он отправился в хижину под старой сосной. У него было твердое намерение не покидать Деревню вместе со всеми остальными. Несмотря на то, что он прекрасно понимал — другого выхода нет, он никак не мог отделаться от мысли, что это предательство. Ловкий решил, во что бы то ни стало спасти хижину Ведуньи и всех остальных, кого не стали выселять в эту ночь — кто не согласился прислушаться к предупреждению неверной. Ловкий поднял лицо вверх. На него смотрело звездное небо, подмигивающее тысячами глаз. На миг ему показалось, будто бы оно одобряет его действия. Но вот ледяные далекие огоньки вновь приняли свой привычный равнодушно-надменный вид. Ловкий вздохнул, стараясь отделаться от ощущения вины и смело постучал в дверь. Некоторое время ответом ему была тишина. Потом Горлица осторожно приоткрыла дверь, выпустив наружу трепещущий прямоугольник тусклого света.

— Можно? — робко спросил Отец.

— Входи, случилось что? — голос Горлицы был слегка сонный.

— Да, нет, — задумчиво ответил он, — Не спится, просто. Да и поговорить нужно.

— Предчувствия плохие? — улыбнулась ведунья, открывая дверь шире и впуская ночного гостя.

Ловкий зашел. Дверь закрылась.

Было уже за полночь, когда Белянка бесшумными шагами вошла в Деревню. Она осторожно скользила от одного окна к другому, между дуплами, шалашами и землянками в холмах, вглядываясь в ночную темноту. Деревня была пуста. Почти. Девушка отметила в голове те дома, где жители остались. Она еще раз окинула долгим и печальным взглядом Деревню. Ее Дом, место, где она родилась. Она вспомнила детство, рыбачью лодку отца, тетушку Мухомор и свой травяной матрас у окна, стадо Русака и жареную картошку тетушки Пшеницы, песни Дождя и многочисленные праздники, костры на Большой Поляне, танцы и бесконечные обряды, старый ясень Стрелка и до боли родные знакомые с детства плотно утоптанные тропинки. "Правильно?" — мысленно спросила она, подняв голову к равнодушным звездам. Они молчали, впрочем, как всегда. "Правильно" — ответила девушка сама себе. Она кинула короткий взгляд на хижину Ведуньи — в маленьком окошке плясал отблеск огонька свечи. Не спит. Оно и к лучшему. Успеет. Все успеют. Все будет правильно. Все будет хорошо.

Девушка встала поудобнее, ощупав босыми ногами землю, подняла руки вверх, будто вопрошая к небу и глубоко вздохнула. Она испытала уже знакомое чувство, будто она стекает куда-то в землю, словно дерево, глубоко пускающее свои корни. В сознании запуталась мысль об Иве. Одобрит ли она? Но Ива велела решать самой. Что, собственно, Белянка и сделала. Верно, не верно — теперь все равно! Девушка закрыла глаза. Вначале она прошептала старый стишок, которому в детстве ее Ведунья научила. Этот стишок делал ее издалека неприметной. Теперь никто бы не отличил ее в темноте от стройного ствола березы, раскинувшей ветви, или просто какой-то заблудившейся ночной тени. Она прислушалась и почувствовала под ногами гул Земли, всю ее силу. "Помоги мне, пожалуйста" — мысленно попросила она. И Земля откликнулась, плеснув в ее тело своей силы, своей энергии. Белянка в первый момент чуть не захлебнулась в этом неожиданном приливе. Но вскоре она совладала с прибывающей в ней силой. Земля не скупилась, отдавая своей дочери все больше и больше. Когда девушка почувствовала, что больше не сможет вместить ни капли, она резко открыла глаза, заставив вспомнить все то плохое, что было в ее жизни. Самым ярким воспоминанием был, конечно же, уход Стрелка, хотя к этому примешивалось еще несколько более слабых отголосков. Нет, она не впала в истерику, как обычно. Эти Чувства просто помогли ей выплеснуть всю энергию наружу. Не просто выплеснуть, а заставить вспыхнуть ближайшее деревце. Хрупкая, ни в чем не повинная Ольха начала дымиться, затем по ее ветвям заплясал слабый огонь. В первый момент Белке стало очень больно. Все ее существо сопротивлялось тому, чтобы губить живые деревья, чтобы сжигать родную Деревню. И здесь на помощь пришел Разум. Она уже плохо помнила, зачем должна это сделать. Но в голове упорно стучала мысль: "Должна!" Белянка подавила в себе порыв прекратить мучения молодой Ольхи. Напротив, она вдохнула еще глубже, беря от Земли еще одну порцию энергии. Затем еще и еще. И вот все больше и больше деревьев вспыхивало вокруг. Сердце билось все чаще и чаще. По телу, словно искры, пролетал жар. Белянка уже не понимала, что происходит вокруг, что горит, зачем горит, почему… да что и говорить! Она и своего-то имени сейчас не помнила. Ее имя было — Огонь, который требовал все больше и больше энергии, все больше и больше жертв! Ведь Огонь тоже хочет жить.

Горлица медленно и отчетливо произнесла, глядя Ловкому в глаза:

— Я чувствую магию. Совсем рядом.

Отец немного нервно облизал губы и произнес:

— Нужно посмотреть, что там происходит! — с этими словами он подошел к окну, — Пожар! — почти закричал он, будто бы искренне удивившись. Чувство вины, дремавшее в нем, проснулось и набросилось на него с удвоенной силой.

— Чужие? — удивленно приподняла бровь Горлица, но по бегающим серым глазам было понятно, что она нервничает.

— Ты можешь окружить дом защитой? — спросил Ловкий.

— Могу, но всю Деревню — нет, — с сожалением пожала плечами Горлица.

— Действуй! Я побегу в Деревню!

— Ты же сгоришь! — но Ловкого уж не было в хижине.

Обежав разгорающийся пожар по широкой дуге, он выбежал к Реке, где его ждала Ласка:

— Ты можешь защитить те дома, где остались люди? Мы совсем про это забыли! — задыхаясь, выпалил он.

— Я не уверена, но, — лихорадочно начала девушка.

Он крепко сжал ее руки:

— Пожалуйста, быстрее! Я прошу тебя!

Она ничего не ответила, лишь бросилась к домам — благо, они оказались недалеко друг от друга. Ласка громко кричала: "ПОЖАР!!!", стараясь перекрыть шум трещащих веток. Сонные глаза удивленно на нее смотрели. Девушка довольно быстро собрала все эти непонимающие лица рядом — оказалось, что они были прямо около старого ясеня Стрелка.

— Чужие хотят нас убить! — прокричала она.

— Так останови пожар! — прокричали ей в ответ.

— Я не смогу! Но защитить вас попытаюсь! — она вспомнила стишок-заклинание, возводящее защитный купол — теперь ясень и люди, толпившиеся вокруг него, были недоступны огню.

— А где все остальные? — спросил кто-то.

— Они успели убежать! Говорят, кто-то проснулся, когда пришли поджигатели, и предупредил. Я сама не слышала! — не краснея, соврала девушка, не отвлекаясь при этом от поддержания защитного купола.

— Хорошо, что ты осталась с нами! — произнес кто-то.

Ловкий вновь был в хижине Ведуньи, которая с порога на него набросилась:

— Зачем я послушалась тебя?! Я же могла попытаться остановить Пожар! Как в тот раз!

— Одна? Ты помнишь, что стало с тетушкой Мухомор? Хочешь тоже? Ты нам еще нужна!

— Но Деревня! Зачем я нужна сгоревшей Деревне?

— Те знания, что заключены в этой хижине, бесценны! Ты должна это сохранить! Люди в безопасности! Кто-то успел бежать, кого-то сейчас Ласка защищает! Я видел! Мы выживем! Мы построим Деревню заново! Нам это даже на руку!

— Почему?

— Потому что Чужие нас сожгли, понимаешь? Нашей Деревни для них больше нет! Они просто пойдут дальше. Вот и все!

Горлица немного подозрительно на него посмотрела и отвернулась к окну. Ловкий облегченно вздохнул.

Она уже не видела края своей ужасающей работы, вокруг все пылало, ближайшие деревья превратились в обгорелые ости, от копоти, сажи и дыма дышать было просто невозможно, поэтому огонь поднимался все выше и выше по веткам — за новыми порциями кислорода, разрастался все шире и шире за новыми жертвами. Она окончательно потеряла связь с реальностью, превратившись в осколок стихии, маленькую, ничтожную песчинку, проводник, преданный Лесному Пожару. Теперь уже именно он диктовал свои условия, а Белянка подчинялась. Очень смутно она понимала, что должна остановиться. Почему — она не помнила, но знала, что продолжать опасно. Но она не могла. Вдруг девушка почувствовала, как чьи-то сильные руки поднимают ее в воздух, отрывая от Земли. Бешеный приток энергии резко оборвался. Белянка в мгновения ока потеряла все силы. Темнеющим взглядом она успела заметить напряженное и потное от жара лицо Стела. Он сказал ей:

— Ничего, все хорошо! У тебя все получилось!

Но девушка ничего не ответила, поскольку не услышала его слова и была уже без сознания. Стел, припомнив школьные уроки магии, отгородил ее и себя от пожара и пошел прочь от сгоревшей деревни.

— Странно, пожар будто бы растерялся. Как-то ослаб и перестал так бурно свирепствовать, — удивленно произнесла Горлица, отворачиваясь от окна. — Однозначно, здесь не обошлось без магии!

— Ты же знаешь этих Чужих, — пожал плечами Ловкий.

Горлица очень внимательно посмотрела ему в глаза, но ничего не сказала. Она просто вышла на улицу и долго не заходила. Когда же она вернулась, уже светало, а измученные дымом небеса проливали прозрачную воду.

— Твоя работа? — кивнул на дождь Ловкий.

— Да, Лесу нужно помочь зализать раны. Пожар прекратился. Все. Деревня выгорела дотла, — на ее лице отразилась глубокая печаль, под глазами пролегли серые тени бессонной ночи.

Ловкий ободряющим жестом потрепал Горлицу по плечу и сказал:

— Ничего, выживем! Нам пора за реку, к нашему Маленькому Народу, оставшемуся без дома. Ты поможешь мне вырастить новую Деревню, Ведунья, Горлица?

— Помогу, Ловкий, Отец, — вздохнула она, и Ловкий понял, насколько она действительно предана Лесу и Теплому Миру, Маленькому Народу и Деревне, которая в эту ночь сгорела.

Они вышли, плотно прикрыв дверь в хижине под сосной — единственном не сгоревшем жилище. Ах да! Еще же старый Ясень остался цел, благодаря стараниям Ласки. И все.

На утро, когда Рокот пришел со своими подданными к недостроенному храму Света, то ни храма, ни самой Деревни он не обнаружил. Лишь черное пепелище. Пол дня верные воины рыскали по домам и близлежащим полянам в поисках таинственно исчезнувших жителей. Так получилось, что обследовать земли за Рекой выпало Стелу. По счастливой ли случайности, или по какому другому стечению обстоятельств. Этого нам не известно. Только не нашел он ни малейшего следа пребывания Маленького народа там. О чем и доложил Рокоту вместе со своими размышлениями по этому поводу, мол, сгорели они, и говорить тут нечего. Досадная неудача постигла их — вечно скитаться всей деревней в Вечных Сумерках, а ведь спасенье было так близко! Рокот выслушал его мысли. Подумал немного сам и отдал приказ двигаться дальше вдоль Реки на запад. Предположительно, там была еще одна деревня. "Может, там нам повезет больше?" — подумал он, садясь на своего бравого коня.

Белянка открыла глаза и увидела над собой мирно колышущиеся ветви Ивы да легкие пушистые облака. Медовый запах летних цветов и быстрой речной воды уносил из ее головы запах гари и сажи.

"Я убила их всех!" — было первой страшной мыслью, пришедшей ей в голову. Перед глазами проплывали картины корчащейся в огне Ольхи и пылающих землянок.

"Ты спасла их!" — заметила Ива, словно улыбаясь.

"Тебе не жаль все деревья, которые вчера погибли от моих рук?"

"Жаль, и очень больно за каждую их веточку. Но они не просто так погибли — они спасли твой народ!"

"Ты говорила, что я не из Маленького народа"

"Но ты все же предана ему всей душой! Не переживай, доченька. Ты сделала то, что должна была, угадав свой путь и свою судьбу, хотя даже тетушка Мухомор ее увидеть не смогла. Да что и говорить, сам Теплый мир ее не знал. А видишь, как бывает? Каждый мир тоже живет своей сущностью, своей судьбой и тоже является частью чего-то большего, единого и разделенного до бесконечности одновременно"

"Я не совсем тебя поняла, Ива"

"Да и не надо, потом поймешь, ты у меня смышленая! Попутного ветра тебе! Да не забывай свою старую Иву!" — Белке показалось, что ее голос дрогнул.

"Я ведь никуда не ухожу!" — девушка крепко обняла ствол дерева.

"Конечно! У тебя здесь еще не мало дел! Но ты ко мне еще разочек вернешься, я уверена. Может, не мало Лет пройдет, но ты вернешься!"

Белянка села на землю, пытаясь понять, куда же ее отсылает Ива. А ведь и вправду здесь ей делать больше нечего. Проклятия-то никто не снимал, назад ее все равно не пустят. Она вновь почувствовала себя маленькой и одинокой.

— О чем задумалась? — спросил Стел, выходя и леса за ее спиной.

— Чужие не ушли? — Белянка вскочила, расширив от испуга глаза.

— Ушли, ушли, успокойся! — он засмеялся. — Просто я остался. Не хочу больше. Теперь, когда Рани нет…

Белка сочувственно вздохнула, но ничего не сказала.

— Как себя чувствуешь?

— Я? Да, нормально, вроде, — ответила девушка.

— Что теперь делать думаешь?

— Еще не знаю.

— Поехали в Степь?

— Зачем?

— Мир посмотреть, понять, узнать, научиться. А, может, и попытаться что-то исправить. Ты же не думаешь, что спасла весь Маленький Народ, спалив одну деревню?

— Нет, не думаю, но что я могу сделать? Здесь я все знаю, где ночлег найти, а где пропитание, где воду чистую, а где совет мудрый. Здесь сами корни деревьев мне помогают, а там?..

— А ты никогда не думала, что ветви тех самых деревьев горизонт загораживают? Что мир, он куда больше Большой поляны. Решайся, у тебя еще много дел! Пришло время покинуть колыбель.

Его слова удивительно сливались со словами старой ивы. Да еще тот сон, где степные ветры замирают, превращаясь в деревья. Она вспомнила его. Они правы. Пора.

— Конь Рани жив. Думаю, я научу тебя с ним управляться, — улыбнулся Стел, видя колебания девушки.

Она прищурилась и посмотрела ему в глаза:

— А еще ты меня научишь своей магии, да?

— Ну, что сам знаю — расскажу. А так — можно тебя и в школу будет пристроить. Ну, так ты согласна?

— При условии.

Он засмеялся:

— Ну, давай, выкладывай свое условие!

— До осени мы остаемся здесь. Ты учишь меня и Дождя. Всему, что знаешь: письму, магии, лЕкарству. Ты же за этим приехал? Да еще мы должны помочь им новую Деревню отстроить, все же это я ее сожгла.

— Идет, — его глаза загорелись: он с детства мечтал учить, поэтому-то и ввязался в эти походы Меча и Света.

Вскоре пришли Ловкий с Лаской и Дождь. На их лицах читалось смешанное чувство освобождения и невосполнимой утраты, впрочем, как и у вех остальных погорельцев, оставшихся без крова. Им понравилась эта идея. Правда, они не знали, что потом Белка уедет. Да им и не нужно было сейчас это знать. Дождь посмотрел на Стела сразу как-то по-другому, и они о чем-то долго возбужденно говорили: один испытывал безумное желание учиться, а второй — учить. Ловкий обещал поговорить с Горлицей о Белке, чтобы ее пустили в деревню.

— Как ты думаешь, она поверила в нашу легенду? — немного взволнованно спросила она брата.

— Думаю, не совсем. Возможно, она даже поняла, что это было правильным выходом, но никогда этого не скажет.

— Насколько это было правильно — судить по весне, — вздохнула Белка.

— Да, зима выдастся суровая, — поддержала ее Ласка.

— Отстроим, успеем, выживем! — ответил им Ловкий.

— Белка, вот Стел меня писать научит, и первой балладой, которую я запишу, будет баллада о девушке, которая спасла нашу Деревню!

— Спалив ее, — закончила за него Белка и добавила серьезным тоном, — Не надо, не говорите никому, они никогда этого мне не простят, и никогда не поймут.

— Зато они будут жить! — заключил Ловкий, обняв сестренку.

Эпилог

День, когда они выехали из Леса на Большой Тракт, был пасмурным. Небо было затянуто красивыми наливными облаками, переливающимися от кипельно-белого до чернильно-фиолетового. Нет, это не были тяжелые грозовые тучи, напротив, это были легкие воздушные облака, подгоняемые веселым осенним ветром.

Стел и Белянка въехали на небольшой холм, на вершине которого девушка остановила своего коня. Она обернулась, увидев огромный Лес, щедро одаренный осенью золотом и пурпуром. Ветер срывал с деревьев целые вихри разноцветных листьев, разнося их по всем направлениям. Здесь, снаружи он выглядел совершенно иначе. Нет, не менее величественно. Просто… по-другому. Бескрайние Степи, туманные Горы, загадочные Города и даже призрачное Море больше не казались ей чем-то нереальным, далеким. Они начинали обретать свою плоть и кровь в ее сознании, переходя из красивых баллад в реальность. Сильный, осенний ветер резко ударил ей в лицо, разметав волосы. Он был на удивление теплым и нежным. Этот порыв принес ей бесконечно родной, ускользающий запах Леса, утоптанных тропинок, осенних листьев, душистых трав и цветов, хвои, быстрой Реки и чего-то еще. На миг ей показалось, что рядом то, что она давно потеряла. Запах старого дупла Ясеня и светлых волос Стрелка в последний раз коснулся ее сознания. Из правого глаза по щеке скатилась одинокая слезинка, которую быстро высушил шальной Ветер. Она попрощалась с Ивой и с Дождем, с Ловким и с Лаской, и даже с Горлицей. А еще с отцом-рыбаком, которого плохо знала, но все равно по-своему любила. Она попрощалась с Домом, Лесом и воспоминаниями. "Я вернусь!" — шепнула тихо-тихо она Ветру, а тот пообещал передать весточку. А еще она мысленно сказала: "Я приду к тебе, как только смогу, я обязательно приду, ты не зря меня ждешь Там. И, знаешь, мы попросимся сюда еще раз! Нас отпустят, вот увидишь! Мы проживем то, что не успели, только верь, только жди. Я ведь успела сказать тебе, что люблю…"

Белянка обернулась, Стел кивнул ей вдоль тракта, уходящего далеко к югу. Она улыбнулась и вдохнула полной грудью совершенно другой ветер, наполненный иными запахами и звуками — Ветер Степей. Ее конь резво отбивал удары сердца по дороге, поднимая клубящуюся пыль.

Ледоход. Весеннее солнце растопило извилистую трещину на замершей поверхности Реки. Птицы начинали уже свои первые робкие трели после долгой зимы. На проталинах уже начинали пробиваться подснежники. Пахло землей и солнцем, сырым валежником и новой жизнью, а еще набухающими почками. Солнце только что показалось над верхушками деревьев, а вся Деревня уже собралась на берегу Реки у Большой Отмели. Сегодня был особенный день — у Ласки и Ловкого родился сын, первый ребенок в заново отстроенной Деревни. И все вышли на его Встречу. На его первую встречу с Теплым миром. Все те же лица, повидавшие в это Лето столько Проводов, пережившие нападение Чужих, Лесной Пожар и последующую страшную голодную зиму. Они все же выжили. Напасти лишь легкими тенями легли под глазами, да лишними морщинками на лицах. Сегодня они были счастливы. Сегодня они точно знали: жизнь продолжается, пульс все так же ритмично бьется, день встречи Нового Лета совсем скоро.

Горлица осторожно приняла новорожденного из рук Ласки и опустила его в дубовую кадку с талой водой. Мальчик заорал, что есть силы. Так безнадежно и безутешно плачут дети. Произнеся несколько неразборчивых слов, она резко его вытащила и завернула в пушистый платок. Она нежно его баюкала, что-то напевая, пока ее юная ученица ходила вокруг, размахивая дымящейся сосновой лапой. Наконец, Горлица посмотрела на собравшихся, и произнесла, поднимая ребенка выше:

— Сегодня мы Встречаем еще одного жителя Теплого Мира. Он пришел, и Мир принял его! Как и всех нас когда-то. Он еще мал и беззащитен, ему сейчас холодно и страшно. Но у него есть мы! Сейчас мы поможем ему, а потом, кто знает, быть может, именно он в следующий раз спасет Деревню, или его дети. Ему еще многое предстоит узнать и многому научиться, но он родился, и мир его принял! Так примем же его и мы! Примем и встретим должным образом. Ведь как-никак — будущий Отец Деревни! Его круг только начался! — она улыбнулась, посмотрев на младенца, который был уже готов вновь разреветься.

Толпа разразилась радостными возгласами и смехом. Сегодня они были счастливы. Горлица осторожно передала ребенка молодой матери. Все разом стали поздравлять Ловкого и Ласку. Улыбка не сходила с лиц молодых родителей.

А вечером были костры и танцы в честь новорожденного. Были большие столы и веселая раскрасневшаяся молодежь. А Дождь спел свою новую балладу. Даже не балладу, а просто песню-наставление. Всем очень понравилось, и только он, Ласка и Ловкий знали, кто на самом деле был вдохновителем Дождя на эту песню, но, как и обещали, они оставили это в тайне.

Сколько Проводов, столько Встреч,

И закаты равны рассветам,

Несмотря на Пожар и Меч,

Круг замкнется, родится Лето.

Все вернется Домой, в свой ритм,

В равновесии Тьмы и Света,

И найти ты сумеешь смысл

В бесконечной спирали Лета.

Ты найдешь равновесье сил,

Разум-Чувства, Огонь и Ветер,

Кто на Запад уже уплыл,

Тот вернется опять с рассветом!

Ты живи! День за днем живи!

И смотри на деревья прямо,

Тайны Мира и смысл Любви

Всем доступны и где-то рядом…

Часть вторая Предрассветный Час

Пролог

Одинокие снежинки срывались с вечернего чужого неба, удивляющего своей бескрайностью и величием. Рельефные тучи, раскрашенные всеми оттенками серо-белого и сине-фиолетового, медленно и плавно меняли свои очертания, даря миру первые снежинки этого Лета. Редкие, но резкие порывы холодного осеннего ветра приносили запах Степей, такой чужой и такой манящий, запах свободы, снега и скорой зимы. Лишь маленький костерок у обочины Большого Тракта напоминал, что в этом мире существует тепло. Не зря же кто-то дал ему столь странное название: "Теплый Мир". Колючие искорки с треском отскакивали от сырых дров, чтобы погибнуть в одиноком холоде надвигающейся ночи всего-то в нескольких шагах от костра, да вот только гасли они неумолимо быстро, так и не успев вернуться в спасительный огонь.

— Ты ужинать будешь? — видимо, уже не в первый раз мягко, но настойчиво, повторял Стел, предлагая Белянке глиняную миску дорожной похлебки, состоящей из сушеных корений да трав, в другой руке у него красовался небольшой сухарик.

— Да, конечно! — девушка наконец-то оторвала завороженный взгляд от одиноких искр. — Спасибо огромное! Ты такой заботливый, — она попыталась улыбнуться и приняла из его рук пищу.

— Тебя что-то мучает? — спросил Стел. — Ты какая-то очень грустная и задумчивая, все время, пока мы едем по этому Тракту.

— Как ты думаешь, почему наш мир называется Теплый? Здесь так холодно… — девушка поежилась, и было непонятно: то ли это действительно был вопрос, так долго мучивший ее, то ли она сказала хоть что-то, лишь бы не говорить истинную причину своего настроения.

— Мифы говорят, что Теплый мир — значит мир любимый, родной, где каждому хорошо и тепло. По идее, нам доступны все необходимые для этого знания — это наш дар: уметь получать и отдавать тепло, поддерживая равновесие, — Стел был не очень уверен в том, что говорил, но больше ему ответить было нечего.

— Мы неблагодарны — забываем дары, — девушка еще раз поежилась и подняла на него испуганные глаза, видимо припомнив что-то недоброе.

— Но этот дар нельзя забыть, он пронизывает сам мир, просто, иногда мы не умеем слышать…

— А иногда просто преддверие зимы, — Белянка посмотрела на огромные пологие холмы, покрытые вереском, который вторил столь непостоянному ветру.

Беля долго молчала, вглядываясь в темнеющий горизонт. Сизая степь, сизое небо, сизый вереск — все сливалось, образуя единый сизый мир, столь непривычный для нее, жительницы Леса. Она чувствовала себя практически обнаженной, лишившись надежной защиты деревьев. Но одновременно с этим девушка понимала, что ее ждет что-то новое, неизведанное, непонятное, что-то, чего она никогда раньше не видела и не знала. У нее впереди была целая жизнь! И эта жизнь скрывалась где-то там, за сизым маревом. Конечно, груз на ее сердце никуда не делся, он просто там прижился, просто и навсегда. Такое не забывается, но жизнь не знает таких понятий как трудно и плохо, как грусть и тоска, она заставляет идти вперед, стирая ноги, не спрашивая, что на душе.

… Влажный запах вечера окутывает сознание, делая все густовато-вязким, но при этом до странности четким и понятным. А еще он обнажает усталость. Пустые открытые пространства степей давят. Давят своей бесконечностью. Ветер высушивает непривычную к нему кожу. Родной дом остался так далеко, что о нем все уже успели позабыть. Их мало. И они идут куда-то вперед. Без цели плутая в бескрайних просторах. Сердце маленькой девчушки колотится сильно в этой вечерней прохладе. Ей страшно и любопытно. Конечно, она устала, как и все ее попутчики. Но она чувствует в этом ветре радостный смех. Она видит за горизонтом их будущий дом. Все правильно, что они так долго идут. Они идут туда, где должны быть. Они идут Домой. Вот повозки распряжены, а лошади — эти странные животные, которых приручили совсем недавно, — разбрелись погулять. Вот женщины разводят костер из сухой травы и одеревеневших стеблей кустарников. Костер прогорает быстро и почти не дает жара. Но здесь совсем нет деревьев.

Тихое спокойствие вечера разрывает женский возглас:

— Малышка! Где ты? Малышка!

Это мама. Она ищет и зовет маленькую девчушку. Сейчас она прижмет ее к себе двумя теплыми руками и отведет к костру, где все собираются на ужин. А завтра повозки вновь отправятся в путь…

Неожиданно на ее плечи опустилось что-то мягкое и теплое — она обернулась и поняла, что Стел снял с себя дорожный плащ и накинул на нее. Ощущение того, что она маленькая девочка, которую зовет мама к костру, пропало. Будто и не было. Но до того оно было реальным, что даже сложно вот так сразу вернуться к этому вечеру, к этому костру, к этой жизни… Стел укутал ее плащом?..

— Не надо, ты же сам можешь замерзнуть! — она осторожно отстранилась, глядя ему в глаза.

В них были смятение и тоска, осторожность и благодарность, и что-то еще, для чего он не смог подобрать слов — лишь смешанное желание ее обнять и уйти прочь. Он понял, о чем подумала Беля, и ему это было неприятно. Стел накинул плащ на себя и покопался в мешке. Наконец-то он извлек оттуда загадочный сосуд. Он вновь взглянул на Белянку лукаво и слегка задорно:

— Хочешь?

— Что это?

— Думаю, это тебя согреет и немного поднимет настроение! — он подмигнул, извлекая вслед за сосудом глиняные кружки.

Девушка доверчиво обхватила свою кружку двумя руками. Вопреки ее ожиданиям оттуда полилась не привычная багровая жидкость, которую звали у них в деревне "вино" и пили по праздникам или во время обрядов, напротив, эта жидкость была прозрачна, она даже казалась серебристой в сумеречном свете луны, невидимой за облаками и напоминала осколки снежинок, срывавшихся с неба все более уверено.

— Что это? — спросила Белянка.

— Белое вино, из лучших виноградников. Его еще мой отец привез с Гор. Вот и вожу с собой, как раз для таких моментов — когда холодно, печально и одиноко, — Стел чуть улыбнулся.

Белка осторожно понюхала содержимое кружки и сделала робкий глоток — серебристая жидкость тепло разлилась, обволакивая все ее существо, приятный, терпкий аромат напомнил о летнем солнце и нежных цветах. Она улыбнулась.

— Нравится?

— Очень, — она еще раз принюхалась к вину. — Очень тепло стало.

Стел подбросил несколько веток в костер:

— Значит, будем греться. Что нам еще остается? Мы же с тобой одиночки, как призраки Ветра, — он слегка коснулся своей кружкой ее и сделал большой, вкусный глоток, наполненный солнцем.

— Нам Дождь пел о них, но я уже плохо помню. Расскажешь? — девушка вновь смотрела в костер.

— Они были живыми. Когда-то. Но потом получилось так, что они стали никому не нужны. Кто-то потерял любимых, кто-то никогда и не был влюблен. Они одиночки. И не понятно, живы они или нет. Все, ради чего они жили — ушло, или никогда и не существовало. Никто о них не помнит, никто не зажигает свет в их память. Так и блуждают они вечно в порывах ветра, сами не зная, зачем…

— Они самоубийцы? — спросила Белка, подспудно подумав, что ей не нравится такое сравнение.

— Нет, тогда бы они были заключены в Предрассветном Часе. Они полуживые, они просто потеряли или не нашли смысл жизни, — Стел смотрел в огонь.

Белка поняла, о чем он и прикоснулась теплой рукой к его руке:

— С ней все хорошо! Правда! Она ушла! Ей это больше не грозит!

Он посмотрел девушке в глаза:

— Не грозит, ты права. Спасибо, ты ей очень помогла. Я не совсем верю в эту легенду. Мне больше нравился думать, что ветер — дело рук Ветрил. Просто она напоминает нам о том, что нельзя терять смысл жизни, даже если ты одиночка!

— Хватит тебе грустить! Нас очень многое ждет впереди! Ты забыл? Ты же обещал меня учить! Жизнь продолжается! Правда? — резкий порыв ветра отнес в сторону больной сноп искр.

— Конечно, думаю, уже через пару дней мы доедем до ближайшей деревни. А там и до Каменки рукой подать!

— А что в Каменке?

— Узнаешь, уже совсем скоро! — Стел подмигнул и стал устраиваться на ночлег.

Белянку порядком измотало за последние три недели их путешествия и новость, что скоро они доберутся до этой загадочной Каменки, ее очень обрадовала. Она допила свое вино и тоже принялась готовиться ко сну.

Глава 1 Сердце Степей

Оказалось, что Каменка — это деревня, расположенная рядом с каменистыми холмами, в которых издавна жили практикующие маги и их ученики. Жители самой деревни обеспечивали волшебников всем необходимым в обмен на помощь, защиту и покровительство. Частенько сюда наведывались горожане, иногда, приезжали даже гости с далеких Гор, не брезговали Каменским искусством и гостеприимством даже самые знатные люди, даже сами волшебники из Школы Магии. Из всех степных деревень — эта была самая крупная, поскольку маги помогали обороняться от набегов кочевников, да и небольшой рынок, на котором можно было приобрести некоторые городские товары, сыграл в этом не последнюю роль. Но главное — здесь было сердце всей Степи — средоточие степной магии, и это привлекало многих. Собственно, именно по этой причине Стел привез Белянку именно сюда.

Пыльные улицы заливало полуденное солнце, спешащий люд сновал во всех направлениях, в аккуратных палисадниках потихоньку росла блеклая зелень, на небольшой площадке в стороне играли дети и несколько волчат, правда, каких-то мелких и чересчур дружелюбных. Белку удивляло все: начиная от обилия народа и заканчивая всепроникающим солнечным светом и непрекращающимся ветром. Несколько чахлых деревьев дополняли пейзаж. И это было самым непривычным. Кроме того, здесь были дома, самые настоящие, каменные и с крышами. И много лошадей.

Видимо, девушка слишком откровенно озиралась и разглядывала деревню с неприкрытым любопытством и легкой неприязнью, потому что Стел осторожно потрепал ее по плечу, стараясь привлечь внимание к себе, и сказал:

— Это и есть Каменка! Самая крупная степная деревня! Как тебе? Непривычно?

— Это деревня? — ее глаза расширились еще больше.

— Конечно, а ты что же, решила, что я тебя в город привез?

— Ну, ты же говорил, что Школа Магии в Городах, — она выглядела слегка растерянной.

Стел замялся:

— Понимаешь, там сейчас такая ситуация… немного напряженная. Просто так тебя обучать никто не станет. Кроме того, меня там слишком хорошо знают, и знают, что я ушел с отрядом Рокота. Им не понравится, что я вернулся один. Да к тому же ты ведь девушка…

— И что? Какое имеет значение то, что я девушка? — Белке явно было сложно воспринимать такое количество непривычной информации.

— У них свои принципы и законы. Считается, что не женское это дело, — он пожал плечами.

— Странно, у нас наоборот, мужчины ворожбой заниматься стесняются.

— Ну, они же там не только магии учатся, там всякие другие науки, среди них много точных. Там большинство учеников и не маги-то вовсе, — как бы успокаивая, говорил Стел.

— Понятно, а здесь? — надежда в ее глазах таяла.

— Здесь не делают различия, — улыбнулся Стел.

Белянка тоже улыбнулась ему в ответ.

— Слушай, Бель, мне кажется, тебе нужно другое прозвище взять, — осторожно начал Стел.

— Почему? — вновь удивилась она.

— Просто я не хочу, чтобы ты очень выделялась. Сама понимаешь, не часто Маленький Народ в Степь наведывается. Да еще и сейчас, когда в Лес отряды ушли, — Стел старательно подбирал слова, стремясь не обидеть Белянку.

— Хорошо, и как же ты меня назовешь? — она лукаво посмотрела в его глаза.

— Ну, например, Эля, как тебе?

— Эля, так Эля! Пусть будет так! — вновь нареченная улыбнулась.

— Теперь нам нужно заглянуть на рынок, переодеть тебя и перекусить по-человечески. А к вечеру добраться уже до самой Каменки, — он потянул ее за руку в ту часть деревни, где было наиболее шумно.

— Что? Зачем переодеть? А мы сейчас где? — она попыталась остаться на месте.

— Переодеть опять же, что бы не выделялась. А Каменка это каменистые холмы немного восточнее. Там-то и живут маги, — он еще раз улыбнулся и они направились к рынку.

Длинная светло-коричневая тяжелая юбка мягко прикасалась к ногам при каждом шаге, светлая тонкая кофта с коротким рукавом скрывалась под мягкой, теплой накидкой, на голове красовался белый платок. Тепло, удобно, непривычно и немного неуютно. Скромно, неброско, тихо. И еще сотню раз непривычно. Эля, теперь она Эля, — к новому имени тоже привыкаешь не сразу — немного нервно поправила платок и подняла молчаливо-печальные глаза на Стела:

— Зачем эта штука на голове? Не удобно же?

— Так принято. И здесь, и в Городах девушкам неприлично ходить с непокрытой головой. Ты не переживай — тебе очень идет! Этакая девушка-сирота из провинции, — он тихонько засмеялся, и было непонятно: он издевается или успокаивает.

Эля на всякий случай чуть улыбнулась.

Девушка чувствовала усталость, которая накопилась за время путешествия. Усталость, которая смешивалась с бесконечной тоской по Лесу. Огромному, родному и вечному. А еще сильному. Лес, как любящий отец, поддерживает своих детей. Но теперь он был далеко. Слишком далеко. Девушка истощилась. Только здесь, в конце их пути она вдруг это осознала. Ей захотелось упасть в крепкие, надежные объятья, прильнуть к стволу векового дерева, окунуться в воды реки, что течет на запад. Беля чувствовала себя маленькой и беззащитной. А эти бескрайние просторы, эта до ужаса четкая линия горизонта, эта пыль, этот ветер… теперь еще и эти люди. Ее растерянный, мечущийся взгляд привлекло нагромождение камней в стороне. Девушку туда потянуло. Так же, как когда-то ее звало к старой Иве у реки. Она осторожно вдохнула носом воздух, но не уловила ни одного знакомого запаха. Разве что… нет. Определенно ничего знакомого. Но там что-то есть. Это точно.

Было уже совсем темно — дорога едва различима. А еще неожиданно безлюдно после шумных переполненных улиц Каменки и торговых рядов. Оказалось, что "каменистые холмы немного восточнее" — это почти час ходьбы быстрым шагом. Лошадей они почему-то оставили в деревне. Ночь была безлунной и беззвездной, ноги болели после долгого перехода, а в голове уже осталась одна-единственная мысль: "Поскорее бы уснуть". Все остальные мысли будто бы вынес этот бесконечный степной ветер, к которому она даже начала привыкать.

Очнувшись от задумчивости, Эля подняла глаза и увидела темное пятно нагромождения камней, закрывающее собой звездное ночное небо. Каменка. Тяжелая и вековечная. Несмотря на темноту, девушка явственно ощутила, какая она на самом деле большая. Совсем не то, что издалека. А еще она какая-то очень в себе уверенная эта Каменка, и спокойная. Эля даже усмехнулась этой своей мысли. Ну, как куча валунов может быть уверенной? Но это было именно так. Девушка осознала, что именно сюда-то ее и тянуло от самой степной деревни. И совершенно непонятно, как здесь, среди камней может кто-то жить? Неожиданно девушка увидела перед собой дверь. Самую настоящую, деревянную, дубовую. Эта совершенно отчетливая мысль вывела ее из состояния полусна, в котором она находилась всю дорогу. Дуб? Наверное, в степях это очень дорого? Эля огляделась, скользнув взглядом чуть выше, по каменистому отвесному склону, в котором и была вырублена эта дверь. Влево и вправо от нее тянулись ряды таких же камней, образуя собой естественную стену, отгораживающую Каменку от внешнего мира. А что там, что за этой стеной, которая издалека создает впечатление просто бесформенной скалы, вырастающей из земли? Валуны были внушительных размеров. Девушка сразу почувствовала знакомую с детства защищенность и монументальность. Силу, вечную и слепую. Она вопросительно посмотрела на Стела:

— Да, ты совершенно права. Мы пришли. Стучись? — то ли спросил, то ли посоветовал он.

Эля ничего не ответила, а лишь вновь посмотрела на дверь. Ей показалось, что снизу просачивается приглушенный свет. А возможно, даже слышатся какие-то голоса. Или это так ветер завывает в камнях? Таких больших и таких сильных, таких незнакомых и таких непонятно-привычных, словно они были сродни Иве, Реке, или даже Лесу. За этой дверью определенно что-то было. И нужно уже было решаться. Разве не для этого она уехала из Деревни? Разве не для этого они проскакали столько верст по Большому Тракту? Ее прежней уже давно нет. А будет ли она новая?

Ее руки не дали ей закончить свои рассуждения и довести путанные мысли до логического разрешения, они просто довольно громко три раза ударили по столь загадочной дубовой двери в стене. Некоторое время ничего не происходило. Потом там послышалась возня и столь банальный в таких случаях вопрос:

— Кто там? — суховатым голосом привел девушку в полнейшее замешательство.

Эля оглянулась на Стела, но он лишь подтолкнул ее к по-прежнему запертой двери.

— Мое имя Эля, я пришла учиться! — ответила она.

Дверь слегка приоткрылась, и из нее показалось довольно приятное сухое лицо мужчины средних лет, сплошь покрытое морщинами:

— Чему учиться-то?

— Теплому миру, — ее ответ был неожиданностью даже для нее самой.

— Нет, только всем мирам вместе! Зачем же ты наш-то отделяешь? — мужичок засмеялся. — Входи, лесная гостья!

Ее глаза расширились от удивления, откуда он мог знать…, но привратник поспешил ее успокоить:

— Не беспокойся, я прекрасно понимаю, что ты из Степей, из дальней провинции. Правильно? Что ты! Тем, кто приходит с миром учиться Миру у нас всегда рады! — он добродушно подмигнул, впустив и ее, и Стела без дальнейших рассуждений.

Девушка глубоко вздохнула — впервые спокойно, с тех пор, как они покинули Лес. Здесь было тихо, и ветер почти не ощущался. А большие-большие валуны создавали впечатление надежности и уюта. Оказалось, что стена скрывала паутину улиц и закоулков, небольших площадей и тупиков. А сверху над этим всем раскинулось звездным пледом небо, укрывая Каменку и убаюкивая. Эля неожиданно для себя поняла, что ей здесь нравится. Она обернулась и посмотрела на Стела и привратника, с трудом сдерживая радостную улыбку.

— Ты полюбишь Степь! — засмеялся привратник. — Идемте?

И, не дожидаясь ответа, он повел их вперед по лабиринту валунов. Это и была Каменка.

Постепенно в темноте среди валунов Эля начала различать небольшие строения с каменными стенами и крышами из сухостоя. Из многих окошек лился свет, кое-где поднимался белый пар, вкусно пахнущий съестным. Даже ночью здесь было на удивление спокойно и уютно. Высоко над головой перемигивались знакомые звезды. На миг девушке даже показалось, что вот-вот она услышит шелест родных сосен и вдохнет их неповторимый запах. После очередного поворота привратник остановился и решительно постучал в небольшую дверцу. Им отворил высокий мужчина. В полумраке он был практически невиден. Лишь загадочно поблескивали глаза, отражая полночные звезды.

— К нам ученица, — просто сказал привратник.

— Ты уже решил? Не спросив меня? — в его грубовато-гулком голосе слышалась лишь легкая нотка удивления и заинтересованности, но отнюдь не злости, как могло бы показаться.

— Да. Ее зовут Эля. Она специально приехала в Степь учиться. Издалека, — привратник слегка улыбнулся.

Хозяин дома молча отворил дверь, выпустив на улицу тепло-желтый прямоугольник, осветив ночных гостей. Эля, не раздумывая, смело шагнула в дом. Стел последовал за ней. Хозяин закрыл дверь.

— А как же?.. — девушка недоуменно смотрела на закрывшуюся дверь.

— Привратник должен вернуться на свой пост, — улыбнулся человек, который оказался довольно приятным и даже не таким старым, как Эля, было, сперва подумала. — Вы проходите, садитесь. Нам есть о чем поговорить. Мали, принеси, пожалуйста, нашим гостям чего-нибудь на ужин! — крикнул он куда-то вглубь дома.

Стел и Эля тем временем сели за стол на каменную лавку у стены небольшой комнаты, освещаемой керосиновой лампой. Хозяин сел напротив.

— Мое имя Тереним, я управляю нашей "школой", если можно так выразиться, — он улыбнулся и протянул Стелу руку для пожатия, Эле он просто улыбнулся.

— Очень приятно, — ответил Стел, — Мы…

— Не спеши, Стел, мы все успеем! Мали, ну, где же ты? Тебе не интересно познакомиться с нашими гостями?

— Ты меня знаешь? — удивился Стел.

— Я про тебя слышал, — мягко ответил Тереним.

— Ты здесь как Отец деревни? — неожиданно спросила Эля.

Тереним едва заметно ухмыльнулся и сказал:

— Девушка, при всем моем уважении к Лесу, Маленькому Народу и тебе лично, все же не стоит так откровенно первому встречному выдавать себя. Тебе предстоит многому научиться. Здесь у тебя будет подобная возможность и относительная безопасность. По крайней мере, пока. Его Высочество Ерих вследствие последних событий, связанных с походом всадников Меча и Света в Лес, отрицательно настроен против Маленького Народа, не пожелавшего ему подчиниться. Соответственно так же настроено подавляющее большинство жителей городов. В том числе и вся Школа Магии. Степь так же входит в его владения. Поэтому, думаю, мне не стоит продолжать.

— Что значит, "его владения"? — Эля почему-то чувствовала, что именно сейчас она может задать свои вопросы.

Тереним ответил без тени улыбки:

— Города якобы защищают наши деревни. А мы их частично содержим. Они обучают наших детей. Многие дети предпочитают нашей Каменке их Школу Магии, — в его голосе почувствовалась горечь, — Наши лучшие девушки уезжают в Города, предпочитая прочно устроиться, отказавшись от обучения (там же учат лишь мужчин), чем жить здесь, в нищете, на вечном ветру. Скоро все забудут. Все уедут. А спрашивается, куда? Что у них есть, в Городах? Там нет, да и не может быть магии, о какой Школе речь? Здесь Степь, камни, ветра, свобода. За их счет мы и живем-то. А у них? Всю силу, что была в их землях, они вытянули уже очень давно. Но так ничего и не отдали взамен. И теперь не хотят расплачиваться, — он на долгое время замолчал. Эля и Стел так же не произносили ни слова, боясь нарушить гнетущую тишину. Вскоре он продолжил, — Но мы стараемся этого не допустить. Сохранить равновесие. Мы пытаемся… впрочем, неважно. Сейчас не об этом. Ближайшие Лета все будет по-прежнему. У нас еще есть время. И мы пока будем делать то, что должны. Добро пожаловать в Каменку!

В комнату вошла Мали, неся поднос, уставленный дымящимися тарелками. Тереним тут же оживился, помог ей накрыть на стол, наконец, он усадил ее рядом с собой за стол и представил:

— Это моя дорогая Мали, хозяйка. Помогает мне везде и во всем: и с делами, и с обучением молодых, и с общением с внешним миром, — голос Теренима потеплел и даже, казалось, стал более мягким.

Эля от всей души улыбнулась, наблюдая за этой парой, лишь где-то глубоко-глубоко что-то заныло, отдаваясь приглушенной болью. Далее последовал обычный обмен любезностями и тихий, мирный разговор, приносивший покой, истосковавшимся по оседлой жизни и домашнему уюту душам Стела и Эли. Белянке на миг даже показалось, что она сидит в землянке тетушки Пшеницы. Все было удивительно вкусно. Стел даже отметил это, сделав комплимент хозяйке:

— Мали, ты никак кулинарной магией в совершенстве владеешь!

Женщина слегка покраснела:

— Конечно, обижаешь! Как же иначе-то у нас в Каменке быть может? Здесь каждый свое дело знает и с миром в согласии живет! А Ветрила нас за это не обижают и даже помогают!

Но даже здесь, в этом удивительном и волшебном месте, сердце Степей, время своего бега не меняет. Поэтому вскоре Мали пришлось проводить Элю и Стела в пустующий домик, ожидающий новых жителей, где они наскоро застелили постели и устроились на ночлег. Эля не пожелала ночевать одна и уговорила Стела остаться с ней, чему он, впрочем, не очень-то и сопротивлялся. И дело было даже не в той симпатии, которую он невольно продолжал к ней испытывать. Нет. Просто он чувствовал какую-то непонятную ответственность за нее и желание ее оберегать.

Когда свеча была потушена, девушка спросила:

— Скажи, я не сильно всех обременяю? Тереним и Мали так добры ко мне. Они даже ничего не расспрашивали, просто приняли меня и все. Ты со мной уже так долго. Ты тратишь свое время. Зачем? Все правильно? Кто я такая?

— Белянка, — Стел неожиданно назвал ее прежним именем, — Если привратник так решительно за тебя поручился, значит, тому были свои причины. Если мне хочется тебе помогать, значит так надо. Все правильно. По крайней мере, пока. Мне кажется, что ты еще поможешь нам всем. Да и самой себе. Спи, впереди трудный день. Впереди много трудных дней. Нам предстоит учиться. И не только тебе. Я всегда мечтал побывать в Каменке. Здесь совсем не то искусство, что в Школе. Я чувствую, что мы там, где должны быть.

— Спасибо, Стел. Спокойной ночи, — только и ответила девушка, медленно погружаясь в сон.

… "Вот и закончена первая хижина в новом поселке" — его довольное лицо расплылось в широкой улыбке. Когда они только отвоевали это место у Кочевников, всех мучили вопросы, как же они будут здесь жить. Здесь, где нет ничего кроме камней. Но жизнь причудлива и многообразна. Они приспособились, назвали свой новый дом Каменкой и принялись за постройку жилищ. И вот, хижина достроена. Дом готов. Мужчина радостно оглядел свои большие, обветренные руки, покрытые многочисленными ссадинами от работы с камнями. Как бы то ни было, теперь у него есть свой дом…

Эля открыла глаза, пытаясь перестать ощущать себя зрелым мужчиной, только что закончившим постройку этой хижины. Да, она не сомневалась, что это именно та самая хижина. Так же она не сомневалась в реальности существования того человека, которым только что себя ощущала. Впрочем, только ли ощущала?.. Ее мысли неспешно скользили по каменным стенам, словно ощупывая каждую шероховатость, каждую неровность памяти, каждую зацепку. С тех пор, как она покинула Лес, ей чаще стали сниться сны. Иногда они приходили даже тогда, когда она и не спала-то вовсе. Раньше бы она не поверила, что такое может быть. Но сейчас… Сейчас они перемешивались друг с другом, сплетая в ее сознании чужие жизни и ее собственные страхи, возможно, будущее, возможно, прошлое, а, возможно, и то, чего никогда не было и не будет.

Глава 2 Ветра и Камни

День начинался как обычно: шумные толпы подростков ходили по кривым улицам и переулкам Каменки, в котельной кипятилась вода, поступающая из родника, в отдаленном уголке под каменным навесом суетились поварихи и их помощники — дежурные ученики, которые должны были обеспечивать сегодня население Каменки едой. Те же, кто не дежурил, были на занятиях: групповых или индивидуальных. Были и такие, кто сегодня просто отдыхал. Как же без этого?

С того дня, как Стел и Эля прибыли в Каменку прошло уже достаточно времени. Наступила зима, накрывшая все вокруг белым одеялом. К счастью, в это Лето она выдалась не морозная, но все же приходилось плотнее кутаться в плащи и пледы. Эля уже сжилась с ролью ученицы, а Стел здесь был своего рода учителем, помогая Терениму, Мали и другим Мастерам управляться с молодежью.

Эля осторожно ступала по хрустящему нетронутому еще снегу — видимо, на занятия к Мали сегодня она придет первая. Холодный воздух, заполняя легкие, приносил спокойствие и какую-то стеклянную ясность. Девушка посмотрела на высокое пушистое небо, сыплющее снег на землю, ее мысли уже было закружились в непонятном водовороте ассоциаций-рассуждений, когда в затылок ударилось что-то холодное и твердое, а за шиворот поспешили тающие снежинки. Девушка в гневе обернулась и увидела довольное смеющееся лицо Шелла. Это был парень из деревни у Каменки. Веселый и очень наглый.

— Что ты делаешь? — лицо Эли раскраснелось, она нагнулась, зачерпнув горсть холодного снега.

— А чего ты тут стоишь в небо смотришь? Замерзнешь так! — при этих словах он получил свежеслепленным снежком прямо в лоб.

Тем временем подтянулись остальные ученики. Мали уже ждала их на пороге.

Сегодня Эля дежурила. Варили похлебку. Чистка мерзлых кореньев раздражала, руки болели. Зато отдыхала голова от бесконечных занятий и потока информации. Здесь нужно было быть сосредоточенной постоянно. И от этого девушка очень уставала. Но она была счастлива, правда, счастлива, потому что чувствовала, что с каждым днем понимает все лучше и лучше, понимает все больше и больше. Только вот руки слишком уж сильно мерзли на холодном, пронизывающем степном ветру, который не переставал дуть даже зимой. Очередной корешок вывалился из замерзших пальцев на землю, Эля нагнулась за ним.

— Э… да так не пойдет! — услышала она над головой голос Шелла.

— Опять ты издеваешься? — подняла она обиженное лицо.

— Нет, что ты! — парень попытался дружелюбно улыбнуться, — Вот, держи!

Шелл протянул Эле пушистые перчатки из меха какого-то северного животного, одев их, Эля искренне удивилась — пальцы были голые, а сами кисти — в тепле. Девушка засмеялась:

— Надо же! Как забавно! — потом она посмотрела ему в глаза. — Спасибо! — искренне поблагодарила девушка.

— То-то же! А то только и знаешь, что обижаться…

— Я ни на кого не обижаюсь! — передернула Эля плечами, возвращаясь к работе.

Шелл был младше. И всегда смотрел на нее, как на старшую сестру. Особенную, необычную, интересную. Его просто тянуло с ней общаться. Но как любой нормальный брат он не мог упустить случая над ней подшутить. У Эли же никогда не было младшего брата. Старший был, но это же совсем другое! Поэтому она общалась с этим невыносимым мальчуганом, не замечая в его глазах восторженного блеска.

В этот вечер она переезжала в другую хижину. Они со Стелом решили, что жить дальше под одной крышей и не разводить слухов не получится. Корме того, девушка уже освоилась в Каменке и перестала испытывать страх.

Точно такая же обстановка, как в предыдущем жилище: каменная лавка, застеленная толстой меховой шкурой, небольшой каменный столик, квадратное окно, в которое виден кусочек полной сейчас луны, освещающей узкие дорожки и каменные глыбы — воистину Каменка. Деревянного — по минимуму. А Белянка так скучала по деревьям, да и по Деревне, по Ловкому и Ласке, по Реке и Иве, и даже по Горлице. А еще по тетушке Мухомор и… Стрелку. На сердце стало очень тихо и грустно. Нет, уже не больно. Просто пусто. Девушка смахнула непрошенную слезу и завернулась в шкуру, пытаясь заснуть. Здесь, конечно, хорошо. Но все такое чужое, даже запахи…

… Беля шла по сосновому лесу, вдыхая хвойный морозный воздух, снег скрипел при каждом ее шаге, вдруг на голову обрушился маленький снегопад — это белка побежала по своим делам, перепрыгивая с ветки на ветку. Девушка засмеялась и помахала ей рукой. Было так легко и хорошо. Нужно набрать воды в Реке, что течет на запад, и принести ее тетушке Мухомор! Точно! Белянка вприпрыжку устремилась к берегу. Вода прозрачная и чистая. Лед еще тонкий. Хорошо. "Наверное, отец сейчас на рыбалке" — подумала Белянка. Дорога к Деревне такая знакомая. Вот поворот, вот тропинка, вот осина, накрытая снегом, а вот… Большая Поляна, выгоревшая дотла!.. Руки отпустили ведро, которое бесшумно покатилось вниз по склону, расплескивая ледяную воду. Глаза судорожно метались, ища хоть что-то уцелевшее в том безумном пожаре.

— Ласка-а-а… — вырвалось из груди.

Почему она позвала именно ее? Дикий ветер трепал обуглившиеся ветви деревьев. И никого. Пустота. Белый снег, черное пепелище и больше нечего. Все ушли Туда. Все умерли… все! Лесной Пожар, будь он неладен! Кто же это наделал?..

… Белянка резко села на лавке, скинув толстую шкуру на пол. Сон. Только сон. В голове металась мысль: "Кто же это наделал?" Ответ пришел незамедлительно: "Я". По спине куда-то поспешили мурашки. Нет! Они живы! Точно! Они выживут! Да, им трудно! Но они выживут!

Успокаивая себя, Эля повернулась на другой бок и попыталась заснуть, твердо пообещав себе, что при первой же возможности проведает родную деревню. Зима шуршала за окном легким снегом, засыпая ее мечущиеся мысли, даря обманчивый покой.

Весна уже делала в Теплом мире первые робкие шаги. Этот день выдался на удивление солнечным. И к счастью именно сегодня был выходной Эли. Она вместе с другими учениками, отправилась на южную оконечность нагорья. Туда, где Каменский Родник дает начало степной речке. Стел говорил, что эта речушка потом уже в Лесу вливается в Реку, на берегу которой выросла и родилась Эля. Но кроме нее и Стела, ну, еще может быть Мали и Теренима, этого никто не знал. Да и зачем?

Лед на реке уже тронулся под ласковым, но сильным напором весеннего солнца. Огромные грязно-белые глыбы, отрываясь от общего ледяного массива, уплывали к югу, где-то у самого горизонта поворачивая направо, на запад. В их путешествии им помогал ветер, сильный, полный, молодой весенний ветер. Он гнал осколки льда по течению с той же легкостью, что и мягкие пушистые облака по синему небу. Конечно, это было весеннее небо, конечно, до бесконечности цвета неба летнего ему еще было далеко, но все же… Эля еще долго не сможет спокойно смотреть на глубокое летнее небо. Но ничего тут не поделаешь. Резкий, властный, но мягкий и беззаботный порыв ветра ударил ей прямо в лицо, наполнил легкие и сердце сладко-щемящим чувством свободы. Она вдыхала до тех пор, пока не закружилась голова, а потом резко выдохнула и засмеялась. Громко-громко, легко-легко, весело-весело.

Запах этого ветра ей показался знакомым. До боли. Откуда-то из глубины, из неясных ощущений складывался образ бешеной скачки по степи, вороного коня, дикого свиста весеннего ветра в ушах, погони?.. Кочевники? Откуда ей пришло в голову слово кочевники? А вместе с ним ощущения страха, первобытного ужаса, оно было сродни тому, которое приходило со словами Лесной Пожар. Сродни?.. Запах Ветра был знакомым еще по одной причине: в нем чувствовалась сила, могучая сила, которая была сродни силе Реки, что течет на запад. И то же самое испытала девушка, когда первый раз переступила порог Каменки, будто сами могучие валуны нагорья были сродни этому Ветру.

Она сделала еще несколько вдохов и выдохов, ветер ласково и в то же время игриво трепал русые пряди, выбившиеся из-под платка. Эля впервые поняла, что любит этот невыносимый, изменчивый Ветер, Степной Ветер, который, казалось, никогда не переставал дуть.

— Ты чего смеешься как полоумная? — громко спросил Шелл, перекрикивая порывы ветра, в руках у него была ветка ивового куста, огромная такая ветка, которую парень пытался очистить от коры.

— Мне просто хорошо, весело и легко! Просто Весна идет! Слышишь? — Эля снова засмеялась.

Шелл потянул носом воздух и произнес со знанием дела:

— Северный Ветер сменился на Восточный. Морозов больше не будет.

— А ты же сегодня должен заниматься? Почему ты здесь? — спросила, вдруг девушка, осознав, что Шелла здесь быть не должно.

— Я здесь, потому что здесь все! Потому что сегодня — ледоход, потому что лично я собираюсь кататься на льдинах! А ты можешь все так же здесь стоять и глупо смеяться Восточному Ветру! — Шелл нагнулся, поднял небольшой камешек и кинул его, попав точно в карман плаща Эли.

Девушка побагровела и пустилась за ним вдогонку. А Шелл уже на всех парусах бежал к Реке.

— Стой! — крикнула Эля.

— Что? — он резко остановился и обернулся, глядя вверх по склону в ее блестящие глаза. Щеки его были пурпурными, а дыхание резким, частым и глубоким.

— А ты научишь меня быстро скакать на лошадях? А?

— Научу! Как только снег сойдет!

И Шелл побежал дальше. А Эля за ним.

— День получился ну просто замечательный! — Эля сидела у каменного очага, вытянув промокшие насквозь ноги, ее всю слегка трясло, несмотря на толстую шкуру, в которую была замотана девушка, обеими руками она сжимала дымящуюся чашку травяного чая, глаза блестели, задорно глядя то в огонь, то на Стела.

— Нет, я понимаю они, дети еще! Но ты, взрослый же человек! На льдинах они катались… тоже мне! — не злобно, а даже как-то смешно вычитывал ей учитель. Да, теперь он ей был полноправный учитель.

— Зато было так весело! Меня Шелл научил палкой управляться, чтобы льдина плыла куда нужно и перепрыгивать так, чтобы ноги не замочить! — оправдывалась Эля охрипшим голосом.

— Ноги не промочить, скажешь тоже! Сиди теперь, грейся! Как бы не разболелась! Мали еще одна забота на голову! Шелл тебя еще не тому научит.

— Да, — загадочно улыбнулась она. — Он обещал меня с лошадьми управляться научить.

— Быстро ты отошла, девочка! — сейчас Белянка услышала в его голосе колючую иголку, кольнувшую ее прямо в сердце.

Она резко на него посмотрела. Какое-то время оба молчали. Потом девушка не выдержала и сказала:

— Жизнь никто не останавливал. Те, что жить больше не хотят или не могут, уходят в Предрассветный Час, или становятся Призраками Ветра. Я выбрала другой путь! — в ее словах слышались сталь и привкус крови.

— А я не про то! — его голос звучал уже более мягко, но все равно колко.

Белянка еще помолчала. Дышала она часто, глаза быстро перескакивали с одного предмета на другой. Потом она уставилась в огонь. Прошло уже довольно-таки много времени. Девушка не оборачивалась и не знала, вышел Стел или нет, но почему-то она чувствовала, что он здесь.

— Знаешь, — начала она, все так же глядя в огонь. — Я клятвы свои всегда сдерживаю. Я обещала ему, что мы встретимся и проживем то, что еще не прожили. И мы встретимся! И если он меня ждет Там, то и я буду ждать Здесь! — теперь она обернулась и с вызовом смотрела прямо в его глаза.

— Скажи это Шеллу, — ухмыльнулся Стел.

— Шелл еще мал, он ребенок, ему просто весело. Он просто живет!

— Теплый мир сделал общедоступным и общепонятным то чувство, ту силу, которая склеивает все воедино — Любовь, всеобъемлющую Любовь. И это было ошибкой — мы забываем, что значит хранить и ценить эти чувства, — Стел вышел, плотно закрыв дверь, — Спокойной ночи! — донеслось уже с улицы.

— В отличие от вас Маленький Народ всегда знал цену чувствам! — прошептала Белянка в ответ.

Конечно, он был в чем-то прав. Но еще в нем говорила злость. Или обида. Или еще что-то. А Шелл? Что Шелл? Милый мальчик. Ребенок. Он всегда на нее будет смотреть снизу вверх, как на старшую сестру. Даже если и вырастет на голову выше.

Белянка села на лавку, поджав обе ноги, и обхватила руками колени. Она сама еще маленькая, но уже давно выросла. Все изменилось с того Дня Встречи Нового Лета. Скоро пройдет целое Лето с тех пор. Она вздохнула.

— А сегодня пора спать! — сказала Эля самой себе. — Дорога еще очень долгая, но я буду ждать столько, сколько нужно! — это она сказала уже не себе, а что чему-то внутри, или чему-то далеко в небе, а скорее всего кому-то Там.

По всему телу теплой волной разлился покой, глаза закрылись и, собравшаяся уже было, слеза так и не выкатилась.

… Она шла или даже скорее плыла в пыльно-сером пространстве. Она чувствовала себя невесомой и серо-прозрачной. И вокруг все было такое же: легкое, струящееся, пустое… Такие же прозрачные тени проплывали мимо. И было от этого не по себе. Но при этом как-то до странности все равно. И вдруг где-то далеко-далеко впереди блеснул осколок голубого неба, разрезав на мгновение пыльный туман. Блеснул и угас. Будто не было. Растворился. Оставив в сердце щемящее чувство того, что она знает эту тень. Знает! Но уже успела забыть…

Очередной сон-видение заставили ее проснуться посреди ночи, а потом долго и упорно засыпать, дрожа то ли от холода, то ли от непонятного страха, то ли от ужасающего ощущения пустоты. Хотя, вроде бы, все только начало налаживаться.

На следующий вечер Эля робко постучалась в дверь Теренима. На этот раз ей открыла Мали.

— Можно? — спросила девушка, не решаясь сделать шаг внутрь.

— Конечно, проходи! — Мали впустила Элю, после чего плотно закрыла дверь, чтобы сохранить домашнее тепло.

Все та же скромная гостиная, что и в первый вечер, приняла Элю в уютные объятия.

— Мне нужно поговорить с Мастером Теренимом! Да и ты, Мали, могла бы мне помочь!

— Садись за стол, я сейчас его позову! — пышная Мали скрылась в дверном проеме.

Вскоре она вернулась, а следом и Тереним. Мали быстро расставила чашки, разлила чай, поставила на стол блюдо с пышками.

— Угощайтесь!

Какое-то время они просто пили чай, поглощая шедевры кулинарного искусства Мали.

— Расскажите мне, пожалуйста, про кочевников! — попросила, наконец, Эля, обращаясь к хозяевам.

— А что про них рассказывать? — удивилась Мали. — Давно уж мы их не видели!

— Да, уже много-много кругов не возвращались они в наши степи. Они ушли на юг, три поколения уж сменилось со времен последних их набегов! — подтвердил ее слова Тереним. — А почему, ты, собственно, ими заинтересовалась?

— Да я и не знаю, почему?.. — вполне искренне ответила Эля и уставилась в пол. — Просто мне вчера пришло в голову это слово. А вместе с ним пришел страх.

— У всех степняков Кочевники вызывают страх, — развела руками Мали. — Они нападали молниеносно, сметая все на своем пути, разрушая деревни, угоняя женщин и скот. Они нападали и днем и ночью, и зимой и летом — всегда. Их приход нельзя было предсказать, их приход нельзя было предотвратить. Безжалостно и неумолимо, сметая все на своем пути…

— Словно Лесной Пожар, — прошептала Белянка.

— Они виртуозно держатся в седле, они несутся быстрее ветра, ходили легенды, что при скачке их кони вовсе не касаются земли! Поговаривали даже, что они оседлали сами Степные Ветры! — Мали суеверно изобразила знак, отводящий дурное. — Хорошо, что теперь их и след простыл. Может, они откочевали далеко на юг, а может, и вовсе покинули эти края. Кто знает?

"Совсем как тетушка Пшеница! — подумала Эля. — Только Мали знает куда больше, чем простая лесная хозяюшка. Но все так же придерживается суеверий. Надо же!"

— А почему тогда они ушли? — спросила девушка.

— Степняки стали использовать против них магию, — в этот раз ей ответил Тереним своим суховатым голосом. — Сначала понемногу, потом все больше и больше. Нам было трудно и непривычно. Ведь это были, собственно, выходцы из Леса, для которых Степи еще не стали родным домом. А Кочевники здесь были всегда. Но после открытия и освоения Каменки все пошло по-другому. Постепенно мы стали слышать и понимать Ветра и Камни. Каменка — это сердце Степи. Я же уже говорил. Кочевники, наконец, получили достойный отпор. Их нападения стали реже и реже. А потом и вовсе прекратились, — Тереним замолчал и наполнил свою чашку чаем. — Да, немало степняков полегло в этих битвах. Немало. И слава Ветрам, что теперь все это лишь предания далекой старины!

Эля слушала его, а перед ее глазами сменялись картины, одна за другой.

…Степные древни, разрушенные до основания, бешеная скачка, горящие стрелы, пущенные в соломенные крыши, бешеная скачка, плач детей, крики женщин и запах лошадиного пота, кровь, уходящая в песок и бешеная скачка. Копье, пронзившее левое плечо, боль, падение, высокое небо, Восточный Ветер, заметающий это небо песком и бешеная скачка вороного коня, лишившегося наездника…

— Эля, что с тобой? — кто-то теребил ее за левое плечо.

— Но оно же болит! — еще не совсем очнувшись от своих видений, почти закричала девушка.

— У тебя болит плечо? — засуетилась Мали. — Сейчас я принесу тебе мазь, и все пройдет, сейчас…

— Простите, пожалуйста! Все нормально! Я немного задумалась! Успокойтесь — со мной все в порядке, плечо не болит, — девушка встала и направилась к двери.

— Нет, так нельзя, с тобой что-то не так! — не унималась хозяйка.

— Пусть идет, — остудил ее Тереним.

Все это время он внимательно смотрел за Элей. Казалось, будто он начал что-то понимать.

— Если тебе еще придет в голову какое слово — приходи, всегда будем рады помочь! — вполне дружелюбно сообщил он девушке.

— Спасибо, — кивнула Эля и поспешила закрыть за собой дверь, чтобы сохранить теплый уют внутри этого мирного дома.

Солнце всегда поднималось на востоке и садилось на западе, уставшее, иссушенное за день Степными Ветрами, оно каждый вечер уступало место Луне, столь загадочно смотревшей в окно домика Эли. Время шло, занятия перемежались с отдыхом, дни сменялись ночами, а весна уступала место лету. Прошел уже День Встречи Нового Лета, вместе с ним прошел Выпускной Бал для тех, кто закончил свое обучение. Но в Каменке было все по-прежнему. Эля уже успела привыкнуть к этому неспешному укладу жизни, в чем-то напоминавшему ей ее беззаботное детство.

Сегодня занятия кончились на удивление рано. Эля, Шелл и еще несколько учащихся отправились к реке. День был приятным, не очень жарким, но в то же время солнечным, прохладный Западный ветерок обдувал открытые руки, трепал рассыпанные по плечам волосы, играл с легкими, практически невесомыми облаками. Река уже успела прогреться, и купаться в ее быстрых водах было сейчас одно удовольствие. Конечно, она была мелкая и узкая, с каменистым дном, порогами и извилистым руслом. Это потом, спустившись с нагорья, она превращалась в Степную реку. А здесь был самый ее исток, с кристально чистой водой. И частенько среди теплых солнечных струй можно было натолкнуться на холодные родниковые струи, которые совсем недавно пробились к поверхности из земных недр.

Шелл деловито разматывал удочку.

— Здесь плохо ловится рыба! Поколения учеников до нас успели ее распугать, — усмехаясь, прокомментировал его действия Крон, он был постарше Шелла, и куда более замкнутый и серьезный.

— Просто ее нужно уметь ловить, — улыбнулась Эля, устраиваясь на горячих камнях, как же было приятно расслабиться и закрыть глаза. Шум реки… на мгновение ей даже показалось, что она вновь очутилась дома, в Лесу, на берегу Реки, что течет на запад.

— Скажи еще, что ты умеешь ее ловить! — прервал ее блаженство Крон.

— Умею, — не открывая глаз, ответила Эля.

Все засмеялись, но девушке было все равно. Она отдыхала.

— Эй, рыбачка! Ну-ка, продемонстрируй нам свои умения! А то бедолагу Шелла совсем засмеяли! — с этими словами Крон кинул в девушку небольшую ракушку.

— Что? — спросила Эля, сонно потягиваясь. — Я заснула?

Перед ее глазами предстало довольное лицо Крона и красные щеки Шелла. Удочка валялась у самой кромки воды. Эля быстро смекнула в чем дело. Она встала, потрепала несчастного Шелла по плечу и подошла к воде. Опустив руки в речку девушка посидела некоторое время, потом умылась, подняла удочку и встала:

— Здесь рыбы и нет! — улыбнулась она.

— Что я и говорил! — громко засмеялся Крон.

— Но она есть немного ниже по течению! — довольно резко оборвала его Эля. — Пойдем со мной, Шелл, если ты и вправду хочешь сегодня на ужин нас угостить чем-то эдаким!

Эля подмигнула мальчугану и довольно резво, в припрыжку поспешила по камням. Она не оглядывалась, не сомневаясь, что все последовали за ней.

Спустя несколько порогов, река делала резкий поворот, образовывая небольшую, но глубокую заводь, берега которой поросли тростником. Эля вновь подошла к кромке воды и опустила руки, попросив жестом всех соблюдать тишину. Вскоре она встала, нанизала на крючок наживку и забросила удочку в дальний конец заводи. После чего Эля отдала удочку Шеллу. Все напряженно молчали, слышно было лишь, как перекатываются камни на дне реки. Белянка принялась что-то тихонько насвистывать, напряженно вглядываясь в зеленоватую воду. Время шло. Девушка легким движением руки рассыпала несколько щепоток наживки по глади заводи. Наконец, клюнуло. Шелл умело подсек и вытащил довольно крупную рыбину. Какую именно — Эля не знала, в их Реке такие не водились. На ее лице сияла победная улыбка:

— Все довольны? — спросила она, глядя в глаза Крону.

— Здорово! — ответил он. — А еще можешь?

— Нет, не хочу! Мне всегда было жаль рыбу зазывать. Она тебе поверит, а ты ее за это убьешь, — довольно сухо ответила девушка. — И вообще мне уже пора. Я сегодня дежурю за ужином! — с этими словами Эля направилась обратно в Каменку.

Где-то на середине пути ее догнал Шелл:

— Как тебе это удалось?

— Я с детства умею рыбу звать. Отец у меня рыбак, — не поворачиваясь, объяснила она. — Но не люблю я это делать.

— А почему согласилась?

— Когда над людьми смеются, я не люблю еще больше! — в этот раз она посмотрела в его глаза и подмигнула.

По лицу Шелла расплылась довольная улыбка. Но он не понимал, что эта девушка никогда не будет относиться к нему как-либо иначе, чем как к брату. Причем младшему брату.

А на следующий день был урок Теренима. Учитель положил на стол небольшой блекло-серый камень и предложил ученикам приглядеться. Все столпились вокруг небольшой стайкой и стали по очереди рассматривать необычный камень, который был холодным на ощупь и имел до странности правильную форму. А еще был очень маленьким. Вдруг один из учеников воскликнул:

— Да это же не камень! Это металл!

— Правильно, — улыбнулся своей суховато-доброй улыбкой Тереним. — Это серебро. Его добывают в Горах. Но не только. У нас, в Каменке тоже есть немного своего серебра. Его так и называют: "Каменское серебро". Но, если уж быть до конца с вами честным, то нужно сказать, что сейчас его уже и нету вовсе. Кончилось, разошлось по всему Теплому миру в виде таких вот слитков да украшений. Его и было немного, да и ценилось оно выше любого другого серебра.

— А почему? — последовал закономерный вопрос от любопытных учеников.

— Каменка, как вы заметили, место особое. Здесь все буквально сочится силой. Здесь проще всего понять природу жизни, суть магии, основу. Конечно, вы уже давно поняли, что из ничего нельзя сделать что-то. Если вам кто-то скажет обратное — не покупайтесь на это шарлатанство! — Тереним усмехнулся. — Так вот, серебро, рожденное в этом месте, насыщено до предела. Есть у этого металла одна ценная особенность — оно копит энергию. А потом, в умелых руках, оно может ее отдавать. Это спасало многих магов. А каменское серебро, впитавшее в себя силу сердца Степей, бывало просто незаменимо. Конечно, постепенно оно истощается. Но ведь при случае, его же всегда можно заново зарядить!

Ученики и без того очень внимательно его слушали, а когда речь пошла о том, как, собственно, использовать эту замечательную особенность серебра, они и вовсе превратились в сплошное внимание

Все шло как обычно, они упражнялись в работе с серебром, как, вдруг Крон поднял руку и спросил Мастера:

— Скажите, а почему большинство степняков обучается в Каменке? Нас не принимают в Городах?

Тереним долгое время на него смотрел, а потом вместо ответа спросил:

— А почему ты сам здесь?

— Потому что родители отправили, — со скучающим видом сказал Крон. — И все же? Мы не способны понять их науку? Почему здесь мы проходим совершенно не то? Вы нас все учите какой-то философии, а никак не магии. Я слышал, что там, спустя пол года обучения, они уже умеют огненные шары создавать и подчинять себе волю другого человека, а мы тут все про камни, да про серебро, да про то, куда река течет…

— А в Городах вообще жизнь в другом темпе протекает. Не умеют они временем пользоваться. И спешат, неизвестно куда, — грустно ответил Тереним. — Они сначала учат, КАК создавать огненные шары, и лишь потом объясняют, как самому не сгореть в их пламени. А ЗАЧЕМ их создавать их студенты так никогда и не узнают. В этом-то и ошибка. Отсюда-то все и пошло… — казалось, он о чем-то надолго задумался.

— Что пошло? — осторожно прервала его мысли Эля.

— Они изменяют то, чего не понимают, они управляют тем, о чем даже не имеют представления. Для них главное — результат, причем немедленный. Но, прежде всего, нужно понять суть мира, а уже потом заниматься магией. Они понимают только действие, им важен лишь результат, они хотят все больше и быстрее, они забывают, что мы — часть, они помнят только то, что каждый сам по себе. Все едино и разделено до бесконечности. В их головах осталось только разделение! Они знают науку, но они забыли интуицию. Они обучают только мужчин — они забыли про женщин. Они умеют лишь управлять — они забыли про свободу. Они умеют лишь брать, и совершено разучились отдавать. Они забыли, что, убивая Теплый мир, они убивают себя. Они хотят иметь все, включая вечность. Они забыли что они — и есть все, что в их распоряжении и так уже вечность! Они просто разучились хранить…

Повисла вязкая тишина.

— Учитель, мы вас не совсем поняли, — тихо прошептал Шелл.

— Когда выучитесь — может быть и поймете. Одним словом, не стоит вам в Города ехать учиться. Не стоит, поверьте на слово! Они исчерпали себя и отгородились от мира. Им неоткуда скоро будет взять силы, чтобы сделать этот твой пресловутый огненный шар. Точнее, так должно быть, если только они не… — Тереним замолчал и посмотрел на Крона в упор. — Теплому миру еще потребуются люди, которых учили в Каменке. Уже скоро, — лаконично и уверенно закончил он.

Эля сидела и смотрела в парту. Половина того, что она услышала, ей была непонятна, еще половина, знакома, и все вместе до ужаса неприятно. А еще страшно. Не почему-то, а просто так.

Они стояли на окраине Каменки. Снаружи. Эле редко приходилось бывать снаружи. Сегодня было особенно ветрено, но тепло. Самый разгар лета. Девушка привычным движением убрала с лица золотистую прядь, с которой играл забияка-ветер, и в который раз попыталась сконцентрироваться на том, что говорил Мастер.

— …вам нужно всего лишь понять, что вы с камнем являетесь по сути одним и тем же, чтобы пройти сквозь стену. Впрочем, неважно сквозь что. Вам нужно воспринимать то, сквозь что вы должны пройти, не как препятствие, а как продолжение себя, себя как часть окружающего. Понятно?

— Не совсем. Мне кажется, что я лишь набью себе шишку, если попытаюсь пройти сквозь стену! — засмеялся Шелл.

Тереним вздохнул и вновь пустился в длительные объяснения. Его терпению можно было бы позавидовать. Но он продолжал объяснять и показывать до тех пор, пока каждый не уяснял, о чем же собственно шла речь. Так было и в этот раз. Его слова упорно не хотели задерживаться в голове Эли. Их выдувал ветер, а припекающее солнце не позволяло сосредоточиться.

— …Силу, для того, чтобы пройти сквозь преграду, точнее, просочиться сквозь нее, стоит брать у самой этой преграды. Ведь каждый предмет обладает силой. Значит, и ваше препятствие не исключение. Обратите его силу на службу себе. Особенно это относится к природным объектам. Таким, как эти камни…

Голос Теренима не умолкал, а Эля грустным взглядом обводила каменную глыбу, о которую ей вскоре предстояло не один раз разбить себе лоб. В этом она не сомневалась. Нет, обучение в Каменке было очень даже занимательным, но иногда… иногда ветер был слишком сильным. И слишком хотелось быстро-быстро бежать. Она обернулась в сторону открытой степи и долго вглядывалась в южную сторону горизонта. Ей показалось, что там движется какая-то маленькая черная точка. Впрочем, может, ей только показалось?.. Вот было бы здорово…

— Эля, не была бы ты так любезна, продемонстрировать нам то, что я сейчас рассказал? — эта фраза Теренима, произнесенная довольно строго прервала ее размышления.

Девушка вздохнула и подошла вплотную к камню. Ее щеки пылали, поскольку все уже поняли, что она не особо внимательно слушала Мастера. И даже сам Тереним это понял. Эле было стыдно. И где-то в глубине души она сейчас ожидала чего-то вроде щелчка по носу, которые любила отвешивать тетушка Мухомор. Девушка глупо смотрела на каменный массив, нависающий над ней. Потом протянула вперед руку и коснулась сухого, нагретого солнцем камня. В нем чувствовалась сила. Теперь она это точно знала. Это она усвоила. Она даже умела эту силу заимствовать. Но вот пройти насквозь?.. А еще эти насмешливые взгляды в спину. Она еще больше покраснела.

— Что, наша лучшая ученица сдает свои позиции? — раздался позади голос Крона, до того противный, что его трудно было спутать с чьим-то другим.

Эля обернулась и бросила на него гневный взгляд.

— Тише-тише, — успокаивающе произнес Мастер. — Это не повод для смеха. Сделать это придется всем. И у нас нет понятий "лучший" и "худший". Это могут все. И сегодня никого из вас не впустят домой ни через один вход. Обещаю вам. Вам всем придется пройти через стену, если хотите попасть на ужин. Крон, может, ты нам продемонстрируешь себя?

Веселое выражение мигом покинуло лицо Крона, и он понуро занял место своей предшественницы. Эля, воспользовавшись тем, что все внимание было теперь сосредоточено на нем, отошла в сторону. Злость и стыд пульсировали в ее висках. Злость на себя, на то, что не смогла внимательно слушать Мастера, и стыд за то, что у нее не получилось. И еще это Крон! Теплая рука опустилась на ее плечо. От руки исходило спокойствие. Еще не оборачиваясь, девушка знала, что сейчас она увидит улыбающееся лицо Шелла. Так оно и было.

— Слушай, у меня идейка! — в его глазах плясали до безумия озорные огоньки.

— Какая? — в тон ему шепотом спросила Эля.

— Помнишь, я тебе что-то обещал, как стает снег?

Ее сердце быстро застучало: "скачка-скачка-скачка". Шелл понял по ее глазам, что она помнит.

— Так вот, снег стаял уже давно. Так что за мной должок.

— Но где ты возьмешь коней? — недоверчиво спросила девушка.

— А еще степнячка называется! — фыркнул Шелл и решительно развернул ее за плечи так, что ей пришлось уставиться точно в южный горизонт.

Нет, ей не показалось, там и вправду вдалеке была точка. Даже две. Два диких коня спешили к Каменке. И намерения Шелла стали очевидны.

— Но ты же слышал, что сказал Тереним… — попыталась возразить Эля. — Нас же не впустят назад…

— Ты меня разочаровываешь, — прищурился Шелл и решительно потянул ее за руку. — Как-нибудь выпутаемся! Бежим!

— Но…

Но каким же сильным бывает ветер! И как быстро могут мчаться дикие кони! Как больно! И как здорово! Как сложно и как легко! Несколько синяков и ушибов — она про них забыла, когда научилась чувствовать себя с конем одним целым. И ветер бешено свистит в ушах, и кажется, что копыта стучат не по сухой земле, а по самому сердцу, отстукивая общий ритм. И кажется, что это вовсе не скачка, а самый настоящий полет. И нет в голове ничего, только ветер и смазанная скоростью полоска горизонта. Да стук копыт в висках. Эле на мгновение показалось, что она далеко не в первый раз пьяна скоростью.

Приятная усталость разлилась по всему телу. Солнце ласково золотило каменистый склон. Хотелось лечь и уснуть. Но нельзя.

— Что же теперь делать? Все внутри. Нас не впустят. Мы одни здесь остались? — Эля посмотрела на Шелла.

— Значит, придется сквозь стену пройти, — улыбнулся парень.

И тут же исчез, словно растворился в камне. На миг Элю охватила паника, но Шелл тут же вернулся.

— Так ты умеешь? — почти закричала она.

— Да, меня в детстве сосед научил. Это был его любимый фокус. Правда, он больше почти что ничего и не умел-то, зато… — Шелл радостно развел руки в стороны. — Попробуй! Это просто!

Эля медленно приблизилась к стене и положила ладони на остывающий камень. Она явственно ощутила в нем низкое гудение силы. Камень жил своей жизнью. Тысячи лет овеваемый ветрами, освещаемый солнцем и звездами, он впитал в себя много. И теперь ему предстояло поделиться этим с ней. И не только энергией, но и знанием. Знанием того, какой он есть этот камень. Скала, твердая порода, словно остов, на котором держится Теплый мир. Она дышит тем же ветром, ходит под тем же солнцем, живет в том же мире. Она не чужая этому камню и не чуждая. Он пропустит ее сквозь себя, веря, что она — лишь его часть. Что… На миг ей стало страшно, потому что она поняла, что и вправду сливается с камнем. Так же как когда-то с Огнем. Но паника не успела ей овладеть, поскольку следующий вдох одна сделала уже на территории Каменки. А Шелл радостно смотрел ей в глаза. Радостно и преданно.

А спустя несколько недель, Крон все же уехал в Города. Тереним лишь посмотрел вслед пыли, клубящейся под копытами его коня, и вздохнул:

— Чем позже он вернется, тем лучше…

Глава 3 Беглецы

А время неумолимо утекало. Медленно, но неотвратимо. Солнце то поднималось из-за горизонта, то вновь скрывалось в вечерних сумерках. Лето сменялось осенью, зима весною и все опять по кругу. Ученики ходили на занятия, читали старые книжки в Каменской библиотеке, спорили, ссорились, мирились, смеялись и плакали — в общем, жили. Жизнь продолжалась, крутясь по проторенному кругу.

Прошло уже несколько лет. Эля почти окончила свое обучение. За это время многое произошло, многое изменилось, да и сама она изменилась. Это была уже взрослая, независимая женщина, в которой даже наметанный глаз не угадал бы представительницу Маленького Народа. Она ничем не отличалась от степняков: те же обветренные, загорелые руки и лицо, та же серо-коричневая вечно пыльная одежда, тот же свободный взгляд и дерзкий огонь в глазах, то же упоение скачкой и вера в силу Каменки и Степных Ветров, которые она уже умела различать по именам, та же ненависть к Кочевникам, которых никто не видел уже несколько поколений, и вечная, фанатичная любовь к свободе и ветру. Но все же кусочек Леса в ней остался. Остался навсегда. Белянка хранила его в себе, как хранят самое дорогое, самое сокровенное. Хранила как саму себя. Да это и была она. А еще она помнила, зачем уехала оттуда: нужно было предотвратить дальнейшие походы рыцарей Меча и Света, да и кого бы там ни было, на Лес, на Маленький Народ. Нельзя. И это помнила Белянка, это помнила Эля.

За это время изменились не только ученики, не только учителя. Постепенно, незаметно и практически неуловимо менялся сам Теплый мир. Здесь, в Каменке, отголоски этих перемен были практически не слышны. Разве что день стал короче, да рассвет позже. Но совсем, на самую малость. А еще споры стали почаще, да погода похолоднее. И никто, кроме Теренима, этого, может быть, и не заметил бы, но Хозяин Каменки подспудно пытался до всех донести ощущение ненормальности и неправильности происходящего. Впрочем, причин и смысла он так никому и не объяснил.

В один самый обычный вечер, что пришелся на начало лета, когда празднества совсем недавно отгремели, Тереним и Мали пригласили себе в гости Стела и Элю. Вечер выдался на редкость теплым, тихим и спокойным. А еще беззвездным. Вместо обычного чаепития Мали накрыла настоящий ужин и зажгла дополнительную керосиновую лампу, чтобы было светлее.

— Сегодня какой-то праздник? — спросил Стел.

— Можно и так сказать. Но вечер в любом случае особенный, — загадочно улыбнулся Тереним, принимаясь за еду.

Этот человек никогда не начинал обсуждать важные вопросы во время трапезы. Внешне он вообще мог показаться очень сухим, лаконичным и мрачным, никого не допускающим в свои мысли и раздумья. Но это было не так. Тереним всей душой болел за Каменку, да и за весь Теплый мир, он переживал за каждого своего ученика, за каждого, кто приходил в Каменку просить помощи. И почти всем Тереним давал то, что нужно, для любого находились подходящие слова.

— Тебе осталось обучаться одно Лето. После празднества на следующем круге будет твой выпускной. Должен быть, — Тереним обращался к Эле.

— Что значит, "должен быть"? — удивилась девушка.

— Значит то, что его не будет. Можешь считать сегодняшний вечер своим выпускным! — он еще раз улыбнулся, но как-то не особенно весело.

Эля беспомощно посмотрела на Стела, потом на Мали.

Наконец, Стел не выдержал:

— Почему? Что случилось-то?

— Ты, кстати, тоже можешь собираться. Нам было очень приятно, что ты помогал нам во всем в течение всех этих долгих Лет. И я бы с радостью продолжил вместе с тобой обучать молодежь. Но что ж. Видимо не судьба. По крайней мере, пока. Но я очень надеюсь, что когда-нибудь ты вспомнишь тихую Каменку и старого Теренима и вернешься к нам, — он посмотрел Стелу прямо в глаза.

— Что происходит? — спросила Эля, она явственно чувствовала, что их просто-напросто выгоняют.

— Сегодня прилетел один сокол-разведчик, — пояснила Мали, не выдержав напряжения, которое создал Тереним. — Ты же знаешь, их до сих пор выставляют по старой традиции, когда Кочевники были еще частыми гостями в наших поселениях. Так вот. По восточному тракту движется конный отряд. Мы с Теренимом думаем, что это рыцари Меча и Света.

— Так Степи и так уже принадлежат Городам! Причем, довольно давно! И исправно обеспечивают их всем необходимым! — в глазах Стела металось недоумение.

— Я точно не знаю, — Тереним глядел на переменчивое пламя керосиновой лампы. — Думаю, им нужна Каменка.

— Для чего? У них же есть своя Школа Магии! — возразил Стел.

— Понимаешь, Стел, — теперь Тереним смотрел уже на него, — Что-то происходит в Теплом мире. Что — я сам пока не понимаю. Но источником этого "что-то" являются Города. И, прежде всего Школа Магии. А еще их бесконечные храмы и истинная вера в Единого. Не знаю уж, зачем им все это. Есть одна мыслишка по этому поводу. Но… — он замолчал и задумался, потом продолжил, — Им не хватает чего-то. Им не хватает силы. Они слишком широко используют магию, когда платить-то им за нее нечем. Нет там энергии. Лишь суета да пыль. Они закрыты от мира. Да еще позабыли, что из "ничего" нельзя сделать "что-то". Они разучились тепло брать, потому что отдавать разучились. Они не умеют ни с кем действовать сообща. В Лесу Древни есть, у нас Ветрила, в Горах — там свои секреты. А у них — ничего, они сами себя отгородили ото всех, придумали Единого, подчинили себе все земли. А дальше что? Они задыхаются. Им нужен наш секрет, которого на самом деле то и нету вовсе. Да разве же им объяснишь? Боюсь, они так же разорят Каменку, опустошат, как сделали со своими землями. И все. За Лес примутся. Хотя и боятся они его жутко! И Первый Поход не увенчался успехом, — Тереним хитро посмотрел на Белянку. — Но все же. Как знать?..

— А что за мысль-то по поводу Единого? — осторожно спросила Эля.

Тереним некоторое время колебался, а потом ответил:

— Мне кажется, они так силу получают. Из людей, из тех, кто верит, кто ходит в эти храмы. Они берут то, чего им так не хватает. То, что сам Теплый мир им давать отказывается. Но это лишь мои догадки, — Тереним развел руками.

— И что ты делать собираешься? — озабоченно спросил Стел, его все эти известия явно не обрадовали.

— Во-первых, на рассвете вы отсюда уедете! — категорично заявил Тереним.

— Что? Как можем мы сейчас бросить Каменку? — хлопнула ладошкой по каменному столу Эля.

— Тише, — накрыла своей теплой рукой ее кисть Мали, и этот жест чем-то напомнил Беле тетушку Мухомор.

— Вы должны ехать. Потом может быть поздно. Здесь вы нам сильно и не поможете. Не пришло еще твое время, — Тереним ей подмигнул. — Да и одну я тебя отпускать боюсь. Вот Стела с тобой и отправляю.

— А во-вторых, что? — лицо Стела помрачнело еще сильнее.

— А во-вторых, мы постараемся не пустить их в Каменку, — улыбнулся Тереним. — Напасть они побояться. Могут потребовать отдать учеников им, которые Ветра и Камни укрощать умеют. Что ж. Здесь я против ничего не скажу — мне останется лишь уповать на благоразумие тех, кого мы совместно здесь вырастили. Ну, быть может, они еще один храм свой построят. Плохо, конечно, но не смертельно. Еще несколько лет, думаю, в запасе у нас есть. А там, глядишь, что-нибудь и придумаем. Только вам здесь не место! Коней своих можете забрать. Тебе, Белянка, так уж и быть, отдам своего Вороного. Люб он тебе, да и ты ему по душе пришлась. Мали кое-какие вещички вам припасла в дорогу. Сегодня отдохните, а завтра — в путь!

Эля очень удивилась, что Тереним знает ее старое имя, но виду не подала. Этот загадочный человек вообще многое знал и о многом помалкивал.

— А куда, собственно, нам ехать? — растерянно спросил Стел.

— В города, — отрезал Тереним.

— Но… — попытался возразить Стел, да не смог. Не нашелся, что сказать.

На том и порешили.

Когда Стел уже ушел к своей хижине, Эля немного задержалась и спросила у Теренима:

— Знаешь, мне в Каменке сны странные снятся. То ли в них чье-то прошлое, то ли будущее, то ли просто это наваждение какое-то. Я не знаю. То мужчиной себя вижу, то женщиной, то ребенком. А один раз мне привиделось, что я… тень. И вокруг одни тени. И как-то все так непонятно…

Тереним долго и внимательно на нее смотрел, а потом ответил:

— Может и прошлое. Может и будущее. Но это точно все твое. И ничего лишнего. Поверь. Быть может, ты умеешь вспоминать то, что не положено нам вспоминать. То, что стирала сама Смерть, да видать, так и не стерла. А про тени… — он замолчал. — Мне очень не хочется верить, что это будущее. Я сам не понимаю, что происходит, но такого не хочу… Я верю, что отсылая вас сейчас, я хоть как-то пытаюсь помочь…

— Помочь кому? — растерянно спросила Эля.

— Всем нам. Слушай свое сердце и… береги себя! Да не покинет тебя Теплый мир! — Тереним мягко прикрыл за ней дверь.

Утренний липкий туман упрямо ластился к открытым частям тела, забирался под плащ, заставляя полчища мурашек разбегаться во все стороны от затылка. Сонные глаза упорно не хотели открываться навстречу новому дню, новой дороге, новой жизни. Опять нужно все бросить и скакать, куда глаза глядят. Снова и вновь, и опять все сначала. Эля поплотнее укуталась в плащ и похлопала по теплому боку Вороного. Хороший это был конь, быстрый, стремительный, упрямый, своенравный, но главное — они с Элей прекрасно понимали друг друга. Вороной стриг ушами ветер и подозрительно посматривал на восток, туда, где через несколько минут должно было появиться солнце, туда, откуда к вечеру должен был показаться отряд рыцарей Меча и Света, туда, где терялась в утреннем тумане желтая нитка Тракта, ведущего от Каменки в Города. Стел вывел своего коня. Прощаться они ни с кем не собирались. Эля взвалила на себя заплечный мешок, предусмотрительно подготовленный Мали, и запрыгнула на Вороного. Стел последовал ее примеру. Один прощальный взгляд на Каменку, один резкий выдох — и они, на пару с Вороным, уже рассекают этот неприятный утренний туман, спеша навстречу солнцу, новому дню, и собственно, неизвестно чему, куда и зачем. Как беглецы.

Где-то спустя пол часа Эля услышала топот копыт по дороге, словно их кто-то догонял. Она обернулась:

— Стел, слышишь? Что это там?

— Едет, будто кто-то! — ответил он, напряженно вглядываясь в темнеющее пятно.

— Может из Каменки кто? Давай подождем?

— Ну, давай! — Стел спешился и достал флягу с водой, сделав пару жадных глотков, он передал ее Эле.

Вскоре они стали отчетливо различать силуэт всадника. Когда тот приблизился еще, глаза Эли расширились от удивления и даже какой-то радости:

— Да это же Шелл! — девушка засмеялась. — Вот сорванец! Сбежал вслед за нами!

— Что, хотели уехать без меня? — прокричал Шелл, когда приблизился настолько, чтобы его можно было слышать.

— Тебе же еще учиться и учиться! Тереним в курсе, что ты сбежал? — строго, но вместе с тем, смеясь, спросил Стел.

— Он сам меня отпустил! Так что я с вами! — он подмигнул Эле.

"Забавный мальчишка — подумала девушка, — такой смешной и наивный, и вправду, совсем ребенок".

Туман постепенно рассеивался, а фигуры трех всадников-степняков быстро скакали на Восток.

Ближе к вечеру Стел резко остановился и спрыгнул на дорогу. Он постоял, прикрыв глаза, словно прислушиваясь, или принюхиваясь, а может быть, и то и другое сразу:

— Всадники Меча и Света совсем близко. Предлагаю к обочине, чтобы не попадаться им на пути. И запомните: если что, мы к Каменке не имеем никакого отношения. Я — ваш отец, вы — брат с сестрой! Мы самые рядовые степняки, едем в Города, чтобы посмотреть на это великое чудо науки и на Храм самого непревзойденного Ерика, — Стел подмигнул обоим.

— Я старовата для твоей дочери, — засмеялась Эля.

— Ничего, ты неплохо сохранилась! Представь, что вы с Шеллом погодки! — в тон ей ответил Стел, отводя их коней подальше от Тракта.

Эля посмотрела на Шелла и прыснула:

— Ну, что, братик? Поздравляю со вновь обретенной семьей!

Ответить ей Шелл не успел, поскольку все явственно услышали топот сотен копыт, по тракту заклубилась пыль. Из-за поворота показался отряд всадников, которые быстро, но все же ровным строем спешили в направлении Каменки. При виде их Вороной фыркнул, но Эля легким похлопыванием успокоила его. Вскоре, отряд скрылся из виду. Шелл брезгливо смахнул с лица поднятую ими пыль:

— И что они забыли у нас?

— Этого нам не дано знать, — урезонил его Стел, — но вот постараться что-то изменить все же нужно. Каменка будет жить!

Эля вздохнула и молча поспешила дальше.

К первому из городов они подъехали уже поздним вечером, уставшие и измученные, они увидели вдруг перед собой высокую городскую стену и огромные, тяжелые металлические ворота. Эля очень осторожно провела ладонью по холодному и влажному от вечерней росы металлу:

— Возьми меня Предрассветный час! Это же железо! И как много! — в ее голосе звучало безграничное удивление.

— Это не железо, это какой-то сплав, — поправил ее Стел. — Ты еще здесь и не такое увидишь! Постарайся сдерживать свои эмоции! — с этими словами он громко три раза ударил кулаком по воротам.

Эля хотела что-то возразить по поводу эмоций, но не стала. Какое-то время было тихо, вскоре за воротами послышалось шуршание, со скрипом открылось маленькое окошко:

— Кто там? — спросил не менее скрипучий стариковский голос.

— Степняки! Приехали на Великие Города посмотреть, уму-разуму поднабраться! — как-то странно ответил Стел.

— Сколько вас?

— Трое! Я и двое моих детей!

Окошко захлопнулось, вновь послышалось шуршание и сопение, потом дверь открылась и показалась странная фигура в плаще, в поднятой левой руке колыхалась керосиновая лампа. Привратник по очереди подошел к каждому, освещая их лица и что-то недовольно сопя себе под нос.

— Ладно, въезжайте! — он полностью отворил ворота, которые были явно очень тяжелыми. — Лезут все в Города, что забыли здесь?..

Город разительно отличался от Каменки, а от Леса — и подавно! Эля озиралась по сторонам, удивляясь мощеным улицам, двухэтажным кирпичным домам, редким высоким фонарям, увенчанным тусклыми керосиновыми лампами, множеству извилистых улиц, душному и затхлому даже ночью воздуху, плотно закрытым ставням. Но общее впечатление было внушительное. Сила и мощь не стихии, которые она наблюдала прежде, а человеческого разума и науки, труда и пота.

— Днем все более прозаично, — заметил Стел, прервав ее молчаливое удивление. — Сейчас нам нужно поужинать и устроиться на ночлег. Он уверенными движениями направил своего коня по хитросплетенным улочкам. Эля и Шелл последовали за ним, продолжая удивленно озираться. Вскоре они выехали на небольшую площадь. Это явно была окраина города. На углу площади находилось здание, окна которого мягко светились, словно приглашая усталых путников. Стел привязал своего коня рядом с остальными, которые ожидали у входа в таверну своих хозяев, и зашел внутрь. Эля с Шеллом переглянулись и сделали то же самое.

Невысокий сводчатый потолок, тускло освещенное помещение, заполненное дымом и пьяными криками отдыхающих. Молоденькие официантки, проворно лавирующие между деревянными столами с подносами, уставленными элем и подгорелой едой. Несколько дешевых музыкантов, поющих какие-то старые песенки у дальней стены. Эля слегка поморщила нос. Стел быстро схватил ее за руку, отвел к небольшому столику в затемненном углу. Шел последовал за ними.

— Я скоро буду. Сидите здесь и не высовывайтесь! — в пол голоса сказал Стел и скрылся в направлении стойки.

Эля передернула плечами:

— Не очень-то уютное место.

Тут к ним подошел сухонький человек неопределенного возраста с круглыми блестящими глазами:

— Можно присесть? — запинаясь, спросил он.

— Э… — Эля не нашлась что ответить.

Человек, собственно, не особенно-то и ждал приглашения. Плюхнувшись на грязную лавку, он прищурился, вглядываясь в ее лицо:

— Степняки? Или нет? Что вы тут забыли, детки? — его голос напоминал каркающего ворона.

— Какие мы тебе детки! — перебил его Шелл.

— Молчи! Зачем вы в Города приехали? Здесь же конец света! Единый на нас гневается! Топит наши поля ливнями, выжигает наши урожаи грозами! Детей наших убивает! Что же вы? Ничего не знаете? Ничего святого у нас не осталось! Любовь — продажная, дружба — предательская! Мы ходим в Храмы! Мы молимся! Но от этого, — старик огляделся безумными глазами и продолжил трагическим шепотом, — только хуже! — он быстро-быстро закивал головой. — Да-да! А маги, эти проклятые маги! Они нами питаться скоро будут!

— Дед, да ты сумасшедший! Иди своей дорогой! — попытался остановить этот бред Шелл.

— Это вы еще все с ума сойдете! Вот увидите! Это конец света! Зачем вы в Города приехали?

Тем временем вернулся Стел, и старик быстро скрылся в глубине таверны, продолжая что-то шептать себе под нос и сверкать безумными глазами, пока не наткнулся на бесхозную кружку с элем.

Эля осторожно вздохнула:

— Ужас какой-то! — она смотрела на Стела, ища объяснения.

— Это Города, здесь чего только не увидишь! Ешьте, а потом — спать. Сегодня был трудный день! — Стел поставил на стол поднос с едой.

Эле все еще было не по себе. Она осторожно озиралась по сторонам. Вдруг она ощутила на своем плече чью-то горячую, тяжелую руку. Она замерла и медленно обернулась. Тут же ей в лицо попала струя табачного дыма, и знакомый голос противно произнес:

— Кого я вижу! Элечька! О… — низкорослый, широкий, пьяный и краснолицый молодой человек слегка пошатнулся. — Шелл! Дружище! И ты здесь? — потом его взгляд упал наконец-то на Стела. — А, учитель, простите, я вас не заметил!

— Крон! Это ты? — запоздало узнала его Эля, высвобождаясь из-под его руки.

— Я! — он нахально подвинул ее, присаживаясь рядом на лавку. — И какими судьбами? Вы, деревенщины, к нам пожаловали?

— Крон, ты пьян! Прошу тебя, давай пообщаемся утром! — попытался остудить его пыл Стел.

— Ой, — Крон выразительно посмотрел на учителя, состроив невинную гримасу. — Не в Каменке чай! Хватит меня поучать, а? Эля, — он вновь обратил свой рассеянный взгляд на нее, — А какое у тебя забавное имя! Эля! Принеси-ка мне эля! — Крон громко засмеялся, потом икнул. — С таким именем ты здесь быстренько найдешь работенку!

— Заткнись! — не выдержал Шелл, громко стукнув своей кружкой по столу.

— О, какие мы грозные! Что? Защищаешь свою подружку? Ах, извини! Я ж забыл, что она морочит тебе голову, мол, братик мой младшенький! Хи-хи-хи! — он неумело попытался передразнить Элю.

Шелл побагровел, резко встал из-за стола и направился к Крону. За спиной Крона тут же выросли фигуры не менее пьяных дружков, что сидели с ним за одним столом. Шелл напряженно переводил взгляд с одного детины на другого.

— Мальчики, спокойно! Давайте не будем накалять обстановку? — Эля быстро встала, повернувшись к "дружине" Крона лицом. — Это просто недоразумение! Думаю, хозяин трактира не хочет драки? Ведь, правда?

— Ха! Да если бы тут не было драк, к нему никто бы не заходил! Кому интересно в трактире без драк! — захохотал кто-то.

— Мы с дороги, устали. Может, перенесем наш разговор на утро? В конце концов, любой вопрос можно решить мирно! — теперь Эля смотрела на Крона, пытаясь вложить в свои слова всю силу убеждения, которая у нее была.

— Тебе есть, что нам предложить в место драки, красавица? — захохотал Крон и попытался ее обнять. Его друзья поддержали его радостными криками.

— Хватит! — заорал Стел. Его губы были словно меловые. — Я предупреждаю…

— Кстати, Шелл, — не обращая никакого внимания на Стела продолжил Крон, — Она тебе так и не рассказала, почему сторонится всех лиц мужского пола? А то мне тоже очень интересен этот вопрос!

— Все, — тихо и спокойно сказал Стел, закрыв глаза, его губы быстро двигались, что-то произнося.

Крон растерянно обернулся на своих друзей, попытался что-то сказать, но получилось у него нечленораздельное мычание. С остальными "дружинниками" происходило то же самое.

— Быстро наверх! — тихо, но разборчиво сказал Стел.

Шелл схватил Элю за руку, и они побежали вверх по лестнице. Стел следом.

Закрыв дверь изнутри на ключ, Стел посмотрел на своих подопечных, и устало сел на край кровати. Эля быстро зажгла керосиновую лампу:

— Что ты с ними сделал?

— На пару минут лишил памяти. Сейчас с ними уже все в порядке, — ответил Стел.

— Да, ситуация, — Эля подошла к умывальнику в углу и умылась ледяной водой.

Шелл хотел, было, что-то сказать, но Стел его прервал:

— Давайте спать! Утро вечера мудренее!

Эля украдкой благодарно улыбнулась Стелу, поскольку совершенно не хотела отвечать на вопросы Шелла.

Парень долго не мог уснуть. Разные мысли лезли ему в голову. Он ворочался и громко сопел. Слова Крона задели его куда больше, чем могло бы показаться.

Эля тоже не спала. Но вела себя значительно тише. Почему? Что случилось с Кроном? Он никогда не был очень воспитанным парнем. Но чтобы настолько! И бьет в самую точку. В ее голове вновь всплыл образ Стрелка. "Обещаю!" — прошептала она одними губами. Она не будет никому ничего объяснять. И рассказывать тоже не будет. Мысленно она представила, как Стрелок обнимает ее, так она и уснула, вспомнив, правда, в последний момент лицо сумасшедшего старика, кричащее про конец света.

Глава 4 Нежданная встреча

Солнце проливало свой тусклый свет сквозь пыльное стекло. Когда луч коснулся смоляных ресниц Белянки, она слегка пошевелилась и открыла глаза. Рассохшийся деревянный потолок, старые стены из серых кирпичей, в углу — паутина. "Где я?" — вопрос пробирался к ее сонному еще сознанию. Она повернулась на бок. В комнате было еще две кровати. Ах, да! Точно! Стоп… а где Шелл и Стел? Девушка села, протирая сонные глаза. Посидев так некоторое время, она все же решила, что нужно спуститься. Быстро умывшись и собравшись, Эля спустилась по скрипучей лестнице на первый этаж. Двое коренастых мужчин в серой одежде чинили раскиданные лавки. Вчерашние официантки пытались сотворить некое подобие порядка. За столиком у окна сидело трое: две женщины и один мужчина средних лет. Они разительно отличались от вчерашних посетителей таверны. Их завтрак протекал за неспешной беседой. За соседним столиком Эля обнаружила Стела со своим названым братцем:

— Доброе утро! — сказала она им, присаживаясь на свободное место.

Стел кивнул, пододвинув ей чашку горячего чая и сдобную булочку. И тут девушка поняла, что безумно хочет есть. Завтрак проходил в молчании. На площади за окном было оживленно: сновали повозки, запряженные лошадьми, ходили в разные стороны люди, кто-то спешил по делам, а кто-то просто слонялся из праздного любопытства. У небольшого деревца прямо на брусчатке сидела маленькая девочка и играла тряпичной куклой. Серо. И небо серое. И кирпичные дома с деревянными крышами, посеревшими от времени. И даже лица.

— Какие странные лица, — Эля не заметила, что произнесла это вслух.

— Это Города, здесь все такие, — равнодушно заметил Стел.

Перед мыленным взором Белянки всплыл образ Рани. По спине пробежались мурашки. Она сделала большой глоток невкусного чая.

— Они замкнутые и одинокие, — неожиданно произнес Шелл.

— Мне тоже сейчас это кажется странным, — пожал плечами Стел. — Наверное, потому что меня здесь не было почти шесть лет. Они все просто заняты. Работают. Ну, быть может, лишь немного грустнее стали. Это нормально.

— Нормально? — подняла глаза Эля.

Молчание ей было ответом.

— Что мы собираемся делать? — спросил Шелл. — Ну, приехали. А дальше-то что?

— Дальше? — задумчиво спросил Стел. — Как и положено степнякам, впервые увидевшим Города, мы пойдем глазеть по улицам, — он понизил голос до шепота. — За одно, может, чего-нибудь и узнаем. А еще нужно поискать какую-нибудь работенку. И место проживания получше. Почему-то у меня нет никакого желания провести еще один ужин в обществе Крона.

Все согласно закивали.

— Так что вы собирайтесь, я пока поболтаю чуть-чуть с хозяином и приведу в порядок лошадей, — Стел встал из-за стола.

Шелл последовал его примеру и отправился в комнату. Он как-то подозрительно избегал прямого взгляда Эли. Девушка вздохнула. Ей совершенно не хотелось двигаться.

— Мне сегодня опять снились эти странные сны, — до ушей Белянки донеслись обрывки речи одной из женщин за соседним столиком.

— Да, там так красиво! Солнце, такая сумасшедшая зелень, прозрачно-синяя вода! А еще я постоянно вижу рассвет! И почему-то во сне я этому очень рада! — ответила вторая женщина.

— Многие описывают одно и то же, — подтвердил мужчина, который сидел с ними за одним столом. — Только знаете, что? — он сделал небольшую паузу, после которой понизил голос настолько, что Эле стало не слышно. До нее лишь донеслись обрывки слов "Храмы", "Ерих" и "Единый".

Сама до конца не осознавая, что же она делает, Эля подошла к их столику и сказала:

— Вы меня извините, пожалуйста. Но я невольно услышала ваш разговор про сны. Вы не могли бы рассказать поподробнее? Просто я из Степей и интересуюсь снами, меня очень заинтересовали ваши слова.

За столом подозрительно переглянулись.

— Не похожа она на служительницу Единого. Да и на доносчика Ериху тоже не тянет, — заключил мужчина. — Что ж, садись.

Эля радостно села.

Одна женщина пристально на нее посмотрела, потом сказала:

— Эти сны видят многие. Я склонна думать, что даже все. Но просто не все признаются в этом. Храмы запрещают. Есть сторонники того, что это Теплый мир намекает нам, что, мол, все идет не правильно! Он показывает нам, каким все было на заре этого мира! Чтобы опомнились и изменились.

— Но ты же так не считаешь, милая? — возмущенно спросила вторая женщина, что была постарше.

— Нет, — хитро улыбнулась первая. — Тех, кто кричит об этом на каждой площади, сажают в темницу. А особо рьяных даже сжигают. Служители Единого считают их язычниками, которые не хотят верить в бессмертную душу, а думают, что смерти и вовсе нет! — ее глаза расширились. — Единый не даст им вечной жизни и Вечных Сумерек, где нет земных боли и радости, а лишь покой как вознаграждение за вечные тяготы жизни.

— И это они виноваты, что Единый гневается на всех. Из-за них он шлет нам неприятности одну за другой! Они же не ходят в Храмы! — подтвердила вторая женщина.

— Но сны эти столь радужны, что нам трудно поверить, будто их шлет кто-то со злым умыслом. Они разбавляют нашу серую жизнь, обещая счастье, — заключила первая.

И осталось непонятно, какой же точки зрения придерживается она.

— Эля, ты идешь? — раздался с улицы голос Шелла.

— Извините, мне пора. Было очень интересно пообщаться. Побольше вам таких снов! — вырвалось у Белянки, но она тут же прикусила язык — непростительная оплошность в этом мире, где царят храмы и Ерих.

Услышав вдогонку подозрительный вопрос женщины, что была постарше:

— А ты сама-то ходишь в Храмы, степнячка?

— Конечно! — смиренно склонила голову Эля, проклиная себя за свой непослушный язык.

Выбегая уже из трактира, она слышала недовольный ропот за спиной.

Пока мужчины седлали лошадей и паковали вещи, Эля вышла за околицу трактира. На пыльной брусчатке сидели дети и играли в какую-то незамысловатую игру с палочками и камешками. Маленькие такие дети, успели они встретить не больше пяти-шести Лет. Рыжая девочка со спутанными кучерявыми волосами вдруг резко бросила оставшиеся в руках камушки и топнула ножкой. Остальные дети засмеялись. Видимо, девочка проиграла и была крайне этим обстоятельством недовольна. Один особо задиристый мальчуган встал и подошел к ней. Она стукнула его кулачком по плечу. Мальчишка дал сдачи. Завязалась смешная потасовка. Эля даже чуть улыбнулась и уже собиралась вернуться к лошадям, как вдруг услышала детский плач. Обернувшись, она обнаружила рыжую девчушку со здоровенной ссадиной на коленке, которая сидела на дороге и ревела. Остальные дети убегали от нее вдоль по улице. Эле стало жаль капризную девочку, и она присела рядом с ней на корточки:

— Ты чего ревешь? — улыбнулась она.

— Боли-ино… — протянула на своем детском языке девочка.

— Зачем же ты его бить начала? — Эля погладила ее по спутанным рыжим волосам.

— А чего он нечестно, а-а? — всхлипнула она в ответ. — Он всегда не поправила-ам! И всегда болино дерется-я!

Эле стало искренне жаль девочку:

— А ты не играйся с ним! Водись с теми, кто честно играет и маленьких не обижает!

— Я не маленькая! — рыжая растерла слезы по щеке грязной рукой, от чего стала умильно-чумазая.

Девушка захотела помочь ребенку и постараться залечить ссадину. Она расположила ладонь на небольшом расстоянии от ранки и сосредоточилась. Это же было просто. Они сотни раз проделывали это с Шеллом в Каменке. Нужно пропустить тепло через себя и сфокусировать его в том месте, где находится болячка. Получив подпитку, организм все заживляет сам. Быстро-быстро. Ему же куда лучше знать, что и как должно быть. Маг лишь чуть-чуть помогает ему, ускоряя процесс. Это же так просто. Но почему-то у Эли ничего не получалось. Просто пропустить через себя тепло и… только вот в чем вопрос, где же это тепло взять? Девушка вдруг ощутила, что здесь нет ничего, что могла бы дать ей силу. Здесь нет деревьев и нет ветров, нет реки и нет камней, здесь даже сырой земли, полной жизни, и той нет. Точнее она-то есть, но она закрыта толстым слоем мертвой брусчатки и пыли. Здесь все сотворенное людьми. А солнце загораживают серые облака. Но помочь девочке хотелось. Эля отдала ей своего тепла, и ранка живо затянулась. Девушка почувствовала усталость и одновременно с этим удовлетворение. И только тут она обратила внимание на удивленно-расширенные глаза с коричневыми ресницами и конопатый вздернутый нос, которые пристально на нее уставились:

— Ты волшебница? — только и смогла произнести девчушка.

— Так, немножко, — Эля еще раз потрепала ее по волосам.

— Так ведь только мальчишек учат! — глаза рыжей загорелись. — Где ты научилась! Я тоже хочу!

Тут Эля поняла, что только что совершила глупость.

— А я не училась, я сама умела! Ладно, беги, играй! И больше не дерись! — с этими словами она поставила девочку на ноги.

Рыжая еще секунду на нее посмотрела, а потом убежала. А Эля вернулась к лошадям, пытаясь понять, как же эти городские маги колдуют.

Оказалось, что Города — это много небольших городков, которые отделены друг от друга участками земли, используемой под посевы и сады. Стоя на окраине одного города, можно было увидеть начало другого. Но у каждого — свое название, свой управляющий и свои особенности. За этот день они проехали ни один город. Эля практически ничего не запоминала в этом пестром потоке лиц и названий, каменных строений и деревянных крыш, имен и историй. А Стел все продолжал что-то говорить, показывать, вспоминать. Эля понимала, что это целый мир, со своими проблемами и радостями, несчастьями и победами. Но почему-то плохого она видела все больше и больше. А все хорошее затерялось в солнечных историях Стела, повествующих о прошлых временах, когда мостовые были новые, а дерево на крышах еще не посерело от времени. Когда горожане только лишь покинули Степи, и, правда, смутно, но все же помнили про Лес. Теперь же большинство из них не видели дальше своего носа. Они были загнанны, заняты своими заботами и проблемами. Эле казалось, что они порой даже не замечают, что умеют дышать, что они не помнят, как это улыбаться. Крайне мало встречалось людей, которые бы шли куда-то вместе — каждый сам по себе. Может, здесь жизнь такая тяжелая? И серые лица, серые глаза, в тон пыльным мостовым, да серое небо. Даже день от ночи отличить трудно. Вечные сумерки. Элю словно прострелило, когда она заметила, как про себя называет время суток, полноправно царившее здесь. Вечные сумерки. Она даже помотала головой, чтобы отогнать ужасные ассоциации. Нет, это Теплый мир. Живой мир! Она заставляла себя в это поверить.

Их импровизированная экскурсия продолжалась, Стел показывал им все новые и новые здания, рассказывал, рассказывал, рассказывал. Наконец, въехав в очередной город, он сказал:

— А это самый большой и самый главный город! Здесь живет Ерих, здесь Школа Магии, здесь главный Храм. И название этому городу — Ерихград.

— Это он всегда так назывался? — подозрительно спросил Шелл.

— Нет, его так назвали, когда престол достался Ериху.

— Логично, — как-то невесело улыбнулась Эля. — А вам не кажется, что в этих городах чересчур уж много Храмов?

— За время моего отсутствия их стало больше втрое, — вздохнул Стел.

— Как грибы растут, — заметила Белянка.

Они проехали еще несколько улиц и поворотов и выехали на огромную площадь, покрытую, впрочем, все той же брусчаткой.

— А это главная Площадь. Вон то огромное здание — дворец Ериха. А это, — он показал в противоположном направлении, — Школа Магии. Изнутри она куда больше, чем кажется снаружи. Учат там не только магии. Но учат там только мальчиков.

Эля стояла не в силах скрыть своего изумления от огромных размеров того, что предстало перед ней.

— А вот и смена караула. Нам лучше держаться подальше от отрядов Рыцарей Меча и Света, — резонно заметил Стел и направил своего коня в небольшой проулок. Там они остановились.

— Так и будем здесь прятаться? — спросил Шелл.

— Нет, сейчас там разойдется шумиха. Можно зайти вот в эту лавку. Может, увидим что интересное, — Стел указал на небольшую тусклую витрину.

Лавка была наполнена разнообразным товаром: начиная от пушистых ковров и подушек, и заканчивая оружием и редчайшими книгами. Эля с превеликим любопытством бросилась рассматривать разнообразные заколки, булавки, ткани, кухонную утварь, гребни. Ее глаза в буквальном смысле слова разбегались по пестрым полкам. Мужчины же больше интересовались клинками и луками. Эля посмотрела на них и заметила книги. Они были так похожи на те, что она читала в Каменской библиотеке. Девушка робко протянула руку, и старый переплет сам удобно лег в ладонь и раскрылся.

— Девушка, которая умеет читать? — подозрительный голос раздался из-за прилавка. Толстый торговец поправил очки, смешно сидевшие на его носу.

Эля вопросительно на него посмотрела.

— Положи! — запоздало прошипел Стел.

— Мне просто интересно стало. На обложке написано "Загадки Страшного Леса", — испуганно пролепетала Эля, пытаясь оправдаться.

— Так ты умеешь читать! Стража! — визгливо закричал торговец.

Стел резко выхватил книгу у Белянки и поставил на полку.

— Это я ей прочитал название, не переживайте так! В вашем возрасте и с вашей комплекцией вредно нервничать. Вот, разводите щепотку этого порошка на стакан теплой воды и пейте на закате. Через месяц вам станет лучше, — абсолютно спокойным и даже добродушным тоном произнес Стел.

Торговец растерялся и кивнул. Стел поспешил вывести своих неудачливых спутников из лавки. Они шли по улице, ведя своих коней под уздцы, совершенно забыв про осторожность, а Стел вычитывал Эле, как нужно вести себя приличной горожанке в Ерихграде. Да, впрочем, и в любом другом городе. Девушка слушала его с отстраненным видом, но слышала она совершенно другие слова, произнесенные другим голосом в другом месте и в другое время. Но слова эти были о том же…

…- Воспитанным девушкам не следует проявлять тяги к знаниям и слишком громко смеяться на улицах. Воспитанным девушкам не стоит в одиночестве расхаживать по городу, тем более с непокрытой головой. Воспитанным девушкам…

Она стояла со склоненной головой и рассматривала розовый ковер на полу с причудливым серо-голубым узором, пока наставница повторяла прописные истины, успевшие уже набить оскомину. И так каждый раз, когда она пыталась сделать то, что ей действительно хотелось. Каждый раз. Ну, что плохого, что сегодня она ушла погулять и забрела в книжную лавку? Подумаешь, платок забыла. Ну, умеет она читать. Да, брат научил. И что теперь? И так каждый раз. Каждый раз приходится это слушать и рассматривать причудливые сизые разводы на розовом…

Вернулась к реальности она резко:

— Кого я вижу! — услышали они навстречу знакомый голос.

Теперь Эля куда быстрее узнала Крона.

— Какая неожиданная встреча! — воскликнул Шелл.

Но больше всего их поразило то, что человек, говоривший голосом Крона, был всадником Меча и Света.

— Крон, ты?.. — Эля даже не смогла продолжить фразу — так велико было ее удивление.

Но кроме удивления в ее душе лавинообразно всплывали воспоминания и гнев, связанные с этими всадниками. Лесной Пожар, тетушка Мухомор, Рани, Стрелок. Ее лицо побледнело от злости, глаза сузились.

За спиной Крона послышался цокот копыт.

— Я должен собирать всех моих всадников, словно тупых овец? Крон! Ты забыл, что сегодня смотр нашего отряда у Ериха? — громовым раскатом раздался голос, сердце Эли похолодело, потому что она узнала этот голос.

— Рокот… — одними губами прошептала она.

Стел тоже узнал его.

— Я просто встретил своих знакомых. Помнишь, тех, про которых мы говорили утром? Ты услышал о них в разговоре моих соратников и очень заинтересовался. А тут я их случайно встретил, — голос Крона стал каким-то четким и громким и немного испуганным.

— Интересно, — ответил Рокот, подъезжая ближе, — Ты можешь идти, строиться. Я сейчас.

У Эли появилось дикое желание бежать, куда глаза глядят. Желательно под ласковую крону старой Ивы. И не менее дикая слабость в коленях. Но бежать было поздно.

— Кого я вижу! — так похоже на издевательскую интонацию Крона произнес Рокот. — Стел! Негодный маг и ученый, который предал меня шесть лет назад в том опасном походе в Лес! А это кто? Что за милая девушка с тобой? — он приблизился на своем огромном коне к Белянке вплотную, осторожно приподняв ее подбородок концом копья. Когда свет упал на ее лицо, Рокот замер. Его глаза остекленели, словно он увидел призрака. Какое-то время он молча смотрел на нее в упор. Белке даже показалось, что еще миг, и он просто-напросто проткнет ее копьем в грудь. Она даже приготовилась к встрече со Стрелком. Сердце бешено отсчитывало секунды в висках, а Рокот продолжал молчать. В его глазах промелькнула тень узнавания, но он все же отступил на шаг назад и отвел задумчивый взгляд. Эле на долю секунды показалось, что он ее узнал, но… видимо, это оказалось не так. Девушка очень осторожно, но все же облегченно вздохнула. Рокот бросил скользящий взгляд на Шелла и вновь обратился к Стелу:

— Скажи, и как ты собираешься оправдываться перед кодексом рыцарей Меча и Света? Ты, предатель!

— Я ехал с вами не как рыцарь, а как ученый и маг. Я не видел никакого смысла в дальнейшем моем пребывании вместе с твоим отрядом. И счел правильным отправиться в Степи, где добросовестно помогал все эти годы в обучении молодежи. Я не рыцарь и ваш кодекс надо мной не властен!

Глаза Рокота сузились:

— Добросовестно помогал в обучении, говоришь? В обучении чему? Предательству и шпионажу? Как ту свою "сестренку", которую мы оставили диким зверям в Лесу? И что это за милые дети приехали с тобой? Новые шпионы? Это их ты обучал все эти годы?

Стел побледнел как мел при упоминании о его "сестренке" Рани, но промолчал.

— С тобой мне еще предстоит разобраться! Я сообщу Ериху, кто был истиной причиной провала Лесных Походов! — резко закончил Рокот.

В этот момент огромный колокол на вершине дворца ударил два раза, знаменуя начало вечера.

— Смотр этот! — с досадой произнес Рокот. — Мы еще встретимся. Только попробуйте покинуть Ерихград — вас тут же убьют. Я предупредил. До встречи! — и он поскакал по направлению к дворцу.

Несколько минут все стояли, не в силах пошевелиться.

— Что теперь делать? — запинаясь, произнесла Эля. Во рту у нее пересохло.

— Ничего. Сейчас мы ничего не сделаем. Поехали к моей маме? — спросил Стел.

— Твоя мать живет здесь? — удивился Шелл.

— Да.

— А это не опасно? — забеспокоилась Эля.

— Ей они ничего не сделают — она праведная горожанка. А мы хотя бы еще одну ночь переночуем по-человечески, — Стел оседлал своего скакуна и уверенно направился по знакомым с детства улочкам.

Подъехав небольшому аккуратненькому домику, выбеленному мелом, Стел остановил своего коня и обернулся на спутников:

— Только смотрите, маме ни слова! После похода я отправился в Каменку, где и встретил вас. В Ерихграде мы лишь для того, чтобы молодые степняки знакомились с культурой. Вопросы есть?

Эля и Шелл согласно кивнули.

После этого все трое спешились. А Стел осторожно постучал в деревянную дверь, за которой тут же послышались шебаршение и возня.

— Кого это ко мне, на ночь глядя, несет! — раздался довольно-таки приятный старушечий голос.

Лесса, а именно так звали мать Стела, наконец-таки открыла дверь и теперь пыталась осветить тусклым светом керосинки лица незваных гостей.

— Сынок, — ее голос задрожал, она выронила было лампу, но Эля успела ее вовремя подхватить. — Сынок! — старушка обняла своего сына, которому едва до плеча доставала. — Живой! Я же знала, что живой! Шесть лет не видела! — она утирала слезы радости, робко и нерешительно касаясь другой рукой его щеки. — Ты вернулся?

— Ну, почти, — улыбаясь, ответил Стел, было видно, что он тоже нервничает. — Так и будешь нас на пороге держать?

— Что ты! Что ты! — Лесса всплеснула руками. — Проходите! — она пошире открыла дверь, пропуская гостей.

Когда первые слезы, радость и хлопоты по поводу "нечего на стол подать" улеглись, все четверо сидели за столом. Надо сказать, этим самым "нечего подать" путники наелись до отвала. И даже чуточку больше.

— Ну, рассказывай сынок, где же тебя эти шесть лет носило? — спросила Лесса, радостно смотря на сына. — Кто твои очаровательные спутники? — она загадочно подмигнула Эле. Даже, несмотря на морщины и возраст, была видна незаурядная красота этой женщины.

— А что, собственно-то рассказывать? В походе я слегка повздорил с Рокотом, это мой…

— Помню-помню, — закивала Лесса, взгляд ее стал неожиданно острым при словах "слегка повздорил".

— Так вот, я решил отправиться в Каменку. Уму разуму поднабраться. Там и прожил все это время. А потом Тереним, хозяин Каменки, отправил меня показать двум лучшим ученикам Города. Так мы с Элей и Шеллом оказались здесь, — Стел развел руками, показывая всю прозаичность этой истории.

— Эх, что же ты за все время мне даже не дал знать, жив ты или нет! Как ребенок! Честное слово! — но ее ворчание сквозило радостью и добродушием. — А где же эта девушка, что с тобой увязалась в поход?

— Рани?.. — глаза Стела погрустнели. — Она…

— Она ушла на Запад, — быстро подхватила Эля.

— На Запад?.. Это к Морю, что ли? — недоверчиво спросила Лесса. — А ты-то ее откуда знаешь? Она тоже была в Каменке?

— Нет, просто Стел много рассказывал, — Эля совершенно невинно улыбнулась, отметив про себя, что от подобных замечаний здесь следует отказаться. В Городах, где существует слово "труп", нужно говорить "умерла", а не "ушла на Запад". Но уточнять это и растаивать Лессу Эле совершенно не хотелось, поэтому она промолчала.

Говорили они еще долго. И все никак не могли наговориться. Наконец, Лесса сказала:

— Ну, что ж, ребятушки? Пойду я спать! Надеюсь, мы еще повидаемся утром? Очень уж я по тебе соскучилась, сынок! — она еще раз обняла Стела и ушла в глубину дома.

— Хорошая у тебя мама, Стел, и проницательная, — сказала Эля, делая глоток ароматного чая, столь похожего на тот, которым поил ее когда-то давно Стел.

— Да. Мне так неловко, что я бросил ее на шесть долгих лет, — он замолчал. — И что утром мы с ней можем не увидеться… больше…

Шелл довольно громко поставил кружку на стол:

— Мне кто-нибудь вообще объяснит, что здесь происходит?

— Ты о чем? — хором спросили Стел и Эля.

— Издеваетесь? Милая девушка, сестренка моя старшая, почему-то мне лезут в голову нехорошие мысли! Уж не из Леса ли ты случаем? — в его глазах плясали злость и негодование.

— Шелл, тише, — Эля попыталась накрыть его руку своей. — Мы просто не хотели никому ничего рассказывать. Ты же сам знаешь, как сейчас к Маленькому Народу относятся!

Шелл затравленно на нее посмотрел и отдернул руку.

— Ты зря так, — как всегда спокойно произнес Стел, — Я тебе сейчас все расскажу. Но пообещай, что ни одно слово, тобой услышанное, не покинет этой кухни. Хорошо?

Шелл кивнул.

— Тогда, слушай…

И Стел в общих чертах рассказал историю Лесного Похода, их встречу с Элей и все остальные события, которые за этим последовали. Умолчав лишь про трагическую смерть Стрелка. Учитель оставил Эле право решать.

Глаза Шелла выражали полнейшее удивление и смятение, а еще восхищение. Он смотрел на Элю.

— Ну, что? Больше не злишься? — улыбнулась девушка.

Шелл только покачал головой в ответ.

— Стел, как ты думаешь, что теперь будет? Что сделает Рокот? — задала она, наконец, мучивший ее вопрос.

— Расскажет, если уже не рассказал, все Ериху. А дальше — что он решит. Может, убьют. Может, посадят — я же изменник, — его голос не выражал совершенно никаких эмоций. — С тобой, думаю, они ничего не сделают. Не за что. Если высовываться не будешь, конечно. Так что, милые мои. Дальше вам самим разбираться с этой кашей, — он сделал большой глоток горячего чая.

— Стел! Так же нельзя! Нужно же что-то делать! — на глазах Эли выступили слезы. — Мы же не можем потерять еще и тебя!

— А что делать? — он посмотрел ей в глаза. — Его угрозы — не пустой звук. Из города нам не выехать. Завтра на площади большое празднество. Все отряды всадников Меча и Света сейчас в Ерихграде. Тут яблоку упасть негде. Кстати, меня там под шумок и казнить могут.

— Хватит! Я не допущу этого! И зачем мы только сюда приехали? — Эля опустила голову на стол, вцепившись в волосы.

— Успокойся, — Стел нежно погладил ее по светлым и таким пушистым волосам. — Вряд ли меня убьют. Всего лишь в темницу заточат. А там — вполне сносно можно жить. Потом вы с Шеллом что-нибудь придумаете и вытащите меня, — он улыбнулся.

— Да уж, успокоил, — посмотрела она исподлобья.

— Что придумаем? — безнадежно спросил Шелл.

— Кстати, Стел, ты уж прости. Мой вопрос сейчас не в тему, но я должна спросить. А то вдруг потом не представится возможности? — Эля посмотрела на него, на глазах уже выступили слезы, которые она старательно вытирала длинным рукавом. — Ты слышал что-нибудь про радужные сны?

— Про что?

Эля передала ему разговор, услышанный утром в таверне. Стел задумался.

— Эти сны не может слать Теплый мир, — уверенно сказал он. — Это кто-то. Какой-то волшебник. Кто-то, кто понимает все лучше нас. Рассвет, говоришь? А не связано ли все это как-то с Предрассветным Часом, с Вечными Сумерками?

Эля пожала плечами.

— Этот кто-то знает, как помочь. Скорее всего. Точно! Он-то и нужен! — Стел заулыбался, его лицо осенила догадка.

— А почему бы ему самому все не исправить? — прищурилась Эля.

— Что исправлять-то? — недоумевающим взглядом смотрел на них Шелл.

— Он не может сам помочь, потому что он — далеко! — радостно воскликнул Стел.

— Он? — приподняла левую бровь Эля.

— Есть одна Легенда о Горце, который уже много-много лет живет в горах. Вроде бы он очень умный и очень старый, но не бессмертный, как многие предполагают. Он немного жесток к непрошенным гостям, но справедлив. Поговаривали, что и снами он может управлять. Он живет там сам по себе и редко вмешивается в дела Теплого мира. Но, иногда…

— Думаешь, это его рук дело? — спросила Эля.

— Больше вариантов у меня нет. Ничего более умного, как идти к нему за помощью, я не могу придумать, — пожал плечами Стел.

— Ты думаешь, он поможет тебя освободить? — Шелл так ничего и не понял.

— Это вряд ли, — кивнул Стел. — Понимаешь, Шелл, в мире происходят странные вещи. Начались необратимые изменения. Мне пока трудно сказать, какие точно, но какой-то механизм запустился. И запустили его маги Городов. И пошло у них что-то не так. И эти самые маги, используя Храмы и авторитет Единого хотят исправить все. Или же наоборот. Иногда я склонен думать, что они сами и не понимают, что толкают Теплый Мир в пропасть. И весь им подвластный народ, все подвластные им земли, беззаветно верят в Единого и мощь магов. Другой жизни не представляют. Сами думать разучились. Понимаешь? Что, как, почему, как исправить? Я не знаю. Может, этот Горец сможет помочь. Но пока все против нас — ничего мы не сделаем. И уж меня освободить вам точно не удастся. Стоит Ериху только сказать, что такова воля Единого и… — Стел развел руками. — Так что нам сейчас лучше не высовываться. А поиграть в смиренных и законопослушных. А я буду надеться на вас.

Стел непроизвольно взял Элю за руку. Она улыбнулась и взяла за руку Шелла, который в свою очередь посмотрел на них и протянул ладонь Стелу.

— Круг замкнулся… — как заклинание прошептала Эля. — Мы обещаем. Мы сделаем, что сможем.

А в ее голове пронеслось: "Не слишком ли много ты всего всем обещаешь?" — она проигнорировала это язвительное замечание.

— А теперь — спать! Завтра трудный день, — скомандовал Стел. — Удачи вам, ученики мои.

Глава 5 Великие Празднества

Постель в доме Лессы пахла какими-то незнакомыми травами и уютом. На какое-то время Эле даже показалось, что она снова дома, в Лесу. Девушка перевернулась на другой бок. Нет. Это не так. Здесь все не так. Она плотно закрыла глаза, пытаясь то ли прислушаться, то ли принюхаться к этим самым непонятным и чужим Городам. Ничего. Пустота. Везде: и в Лесу и в Каменке, девушка всегда чувствовала жизнь, когда пыталась вот так прислушаться. Жизнь, свободу, силу и стихию. Она чувствовала тот самый пульс Теплого мира, который заставлял подниматься солнце и расти деревья. А тут лишь гулкий цокот копыт по брусчатке. И все. Но при этом самые сильные маги — здесь. Она вспомнила, что творил Рокот, когда приехал в ее деревню. Эти воспоминания заставили сжаться девушку в комок и залезть с головой под пушистое одеяло. Но как же так? Ведь у нее самой сегодня утром ничего бы не получилось, если бы она не поделилась собственными силами с той девчушкой. А это же совсем слабая магия — ссадину заживить. Эле было абсолютно непонятно, откуда здешние маги берут энергию.

И все у них здесь не по-человечески. Женщинам даже читать нельзя! Нет, конечно, в их Лесу пока не приехал Стел, читать никто и не мог. Но у них даже мысли не появилось, что учиться могут лишь мужчины. Место женщины — кухня.

А эти всадники Меча и Света? Блеск их нарядов, великолепие Храмов и Дворца Ериха? Разве можно это сравнить, например, с таверной, в которой они ночевали прошлой ночью? Запустение. В голове всплыла картина, на которой дети играют в пыли дороги. И тут же она сменилась воспоминанием из своего свободного детства на берегу Реки, что течет на Запад, среди полевых трав.

И все в этих городах куда-то спешили, что-то делали, были такими до ужаса важными, у них ровным счетом ни на что не хватало времени. И самое странное, что при этом Эля явно чувствовала какое-то запустение, заброшенность. Словно ничего нового они уже и не хотят создать. Они привыкли мотаться в этой круговерти, не помня собственного имени. Да что там имени? Они не помнят, зачем, для чего все это!

"А для чего?" — резонно пришла мысль. И тут в ее голове сплыл образ Ивы и ее неспешные слова в день смерти Рани. Она говорила, что, взрослея, проходя много жизней, люди забывают, что значит чувствовать. Она говорила про Истоки, о которых они забывают. Про то, что нужно одновременно думать и чувствовать. Что все едино и разделено до бесконечности. А здесь только разделение. Они теряют свою основу, думая, что всемогущи. Они решили, что прекрасно со всем справятся и без участия Теплого Мира, забыв, что живут-то они в нем. Им питаются и им дышат. Да они и сами — Теплый мир. Белянке показалось это ощущение до боли знакомым. Как тогда, в степях, когда она вспомнила имена всех Ветрил, когда она словно проживала мгновения чужих жизней во сне и наяву. Чужих ли? Так и теперь. Она вдруг словно вспомнила, что не любила Города. А сколько еще всего предстоит вспомнить?

Постепенно ее бесконечные путаные мысли, сплетающие в себе память ее и память прошлую, события минувшего дня и странные догадки, все слилось в один неразличимо серый поток городского неба, и Эля провалилась в сон.

Гулкий цокот копыт, который примешивался в ее сон, оказался реальностью. Громкий стук в дверь, голоса, топот. Еще плохо соображая, где же она находится, Эля бросилась к выходу. Крон и его "дружина" в форме всадников Меча и Света, плачущая Лесса, кричащий Шелл. И Стел со связанными руками.

— Приказом главнокомандующего Рокота, — громко и четко читал Крон.

"Он уже главнокомандующий?" — пронеслось в голове девушки.

Длинный монотонный приказ, заканчивающийся словами: "Именем Единого и великого Ериха, да будет так!".

Лесса держала руки у груди, что-то тихо причитала, глядя, как уводят ее сына, с которым она даже не успела попрощаться.

— А вас, — обернулся Крон, выходя, — Рокот приказал взять под строгий контроль! На предмет невыезда из Ерихграда, а так же посещения Храмов. В приказном порядке! Двое моих ребят останутся здесь, чтобы сопроводить вас на утреннюю службу, — он с грохотом захлопнул дверь.

— "Слегка повздорил"? — повторила давешние слова сына Лесса. — Так?

Эля не выдержала ее тяжелого взгляда.

— Попрошу к столу, милые мои. Теперь вы расскажите мне правду! — нельзя сказать, что Лесса была зла, но ее решимости мог позавидовать любой.

Спустя час она знала уже все подробности этой истории.

— Так… и что вы намерены делать? — посмотрела она в глаза Эле.

— Как только представится возможность — улизнем в Горы. Быть может, там мы найдем ответ. Так Стел сказал, — девушка растерянно пожала плечами.

— Что же он сам-то не убежал? — хитро улыбнулась Лесса.

— Сказал, что угрозы Рокота — не пустой звук, — сказал Шелл.

— Тогда и вам потребуется немалая удача. А что же вы планируете делать с завтрашним посещением Храма и вечерним празднеством? — все тем же тоном спросила мать Стела.

— А у нас есть выбор? — вопросом на вопрос ответила Эля.

— Нет. Но посещение Храмов — не самое приятное занятие, — словно гром среди ясного неба произнесла Лесса.

— Как? Стел говорил, что ты — законопослушная горожанка… — расширились от удивления глаза Эли.

— Ну, так и есть, — ослепительно улыбнулась Лесса. — Только вот последнее время это становится все опаснее и опаснее для здоровья.

— А нельзя ли поподробнее? — заинтересовалась Эля.

— Понимаешь, девочка, я конечно, не маг, совсем. И никогда не обучалась ничему такому. Но, входя в Храм, даже я, простая смертная, чувствую, что это не просто здание. Это трудно описать, но сначала ты испытываешь успокоение, тишина и прохлада, смиренные лица. И тебе не хочется уходить. Совсем. Тебе хочется остаться там и навсегда успокоиться. А потом ты ходишь весь день обессиленный. Но проблема в том, что чем чаще ты ходишь туда, тем больше привлекает тебя этот холодный покой. Боюсь, что когда-нибудь люди перестанут оттуда выходить и найдут там покой, — голос Лессы сошел под конец до шепота, поскольку она помнила, что под дверью стоит стража.

— Вечный покой, — пробурчал Шелл.

Эля вспомнила слова Теренима про его догадку, что, мол, через Храмы маги во главе с Ерихом собирают силы людей. А что остается людям?

— Может быть, именно поэтому ты все такие одинокие и апатичные… — продолжала Лесса. — Так или иначе, но и среди законопослушных жителей есть люди, которые не хотят превращаться в стадо овец, — в ее глазах заплясал странный огонек.

— И они верят, что радужные сны им шлют для спасения, — размышляя вслух, произнесла Эля.

— Да, я тоже их вижу, — подтвердила Лесса. — Они полны жизни и силы. И желания жить. А еще во сне я чувствую, что наконец-то там, где должна быть. На своем месте. Наконец-то не одна. Не одинока. Знаете, порой мы боимся, что уснем и больше не проснемся…

— Ты и сейчас не одинока! — Эля коснулась руки Лессы. — Мы попытаемся все узнать, но и теперь я точно знаю, что жить нужно не снами. Эти сны лишь напоминают нам о том, каким может быть Теплый Мир и наша жизнь, если мы захотим.

— А может и не быть жизни вообще. Смерть. Это так страшно, — глаза Лессы заблестели. — Служители Единого обещают Вечную жизнь тем, кто ходит в Храмы. Иногда я начинаю сомневаться в правильности своего решения. Страшно навсегда исчезнуть. Будто и не было, — она поежилась и стала испуганно озираться.

— Смерть? — расхохоталась Эля немного громче положенного. — Этому слову научили меня вы, горожане. На самом деле нет такого слова! Нет! Вы совсем разучились чувствовать и слышать Теплый Мир, если боитесь самих себя! Уходя на Запад, ты не исчезаешь, ты растворяешься, а потом возвращаешься, только становишься лучше, умнее. И, к сожалению, в итоге получаются вот такие слишком умные, как Рокот и Ерих, которые напрочь позабыли все — Истоки, Лес, Степи, свободу и жизнь, и чувства. Совсем.

Лесса недоверчиво на нее посмотрела, но ничего не ответила.

— А если это сказать? Всем? Лесса, ты же не одна почувствовала подвох с Храмами! Есть еще люди, которые хотят осуществления своих снов? Они поднимутся! И мы разрушим… — глаза Эли загорелись детской отвагой.

— Тише! — Лесса зажала ей рот рукой. — Хочешь, чтобы тебя сожгли завтра на площади? На большом празднестве? Прямо ты сказала пару слов, и все мигом обернулись в языческие верования Маленького Народа из Страшного Леса, которые поколениями выжигались из наших голов?

Эля посмотрела на нее, сглотнув сухой комок в горле.

— Вам нужно отсюда уходить, как можно быстрее, — покачала головой Лесса. — С такими мыслями вы здесь долго свободными и живыми не останетесь. Кто-нибудь вас сдаст властям! — неожиданно ее голос изменился, стал громче и жестче.

Она встала, подошла к закрытому ставнями окну и произнесла: — Если будете говорить подобную чушь — мы быстро найдем на вас управу! И сыночка моего бедного с пути истинного сбили! Завтра же в Храм! Пусть сам Единый рассудит вас! И на Великие Празднества в честь Ериха! Да будет так! — она даже слегка топнула ногой.

В глазах Шелла и Эли сквозили неподдельные страх и удивление, а еще паника. Лесса быстро подбежала к ним, обдав горячим дыханием:

— Не бойтесь, это я для стражи. Завтра все пойдем в Храм, посмотрите, что да как, чтобы было, что рассказать Горцу, потом на вечернее гуляние к площади. Ерих произнесет свою речь. И после ее окончания в суматохе, когда все отряды всадников будут тупо смотреть на своего обожаемого повелителя, а все лучшие волшебники Школы Магов будут устраивать представление в его же честь, мы поможем вам проскочить городские ворота.

— Мы? — спросила Эля, которая соображала быстрее Шелла.

— Есть у меня несколько единомышленников. Все. Еще ночь. Ложитесь спать. И я тоже. Завтра трудный день.

Утро выдалось серое и дождливое. Утренняя трапеза и сборы прошли в полнейшем молчании. Сонные, несчастные, осунувшиеся за остаток ночи лица Лессы, Эли и Шелла слились с общим потоком горожан, направляющихся к Храму. Чуть позади за ними следовали стражники. Высокое здание, беленное мелом, было увенчано остроконечной деревянной крышей. Его шпиль словно уносился куда-то вверх, в серые тучи, поливавшие сегодня Ерихград. Эле показалось, что этот шпиль светится. Совсем чуть-чуть. Но, может быть, ей это всего лишь показалось. Тяжелые металлические ворота открылись. И толпа хлынула внутрь. Элю несло в общем течении. Внутри все было выкрашено серой краской. Абсолютно круглое помещение. В самом центре Храма стояла высокая фигура, облаченная в белое. Лица видно не было. Стражники закрыли за прихожанами дверь, но сами остались стоять снаружи. Постепенно весь неорганизованный поток людей образовал некое подобие спирали, центром которой был служитель Единого. Наконец-то движение прекратилось. Все заняли свои места и замерли. Сейчас Эля ожидала чего угодно: неких песнопений, ритуалов, обрядов, извлекающих из людей силу, заставляющих отдавать в буквальном смысле лова самих себя этому неведомому, безликому Единому. Служитель поднял руки вверх, словно хотел дотянуться до острого шпиля. Эле даже показалось, что он встал на цыпочки. Все его движения скрывали просторные одеяния.

— Мир и покой вам, верноподданные Ериха! — произнес служитель.

После этих слов все, как по команде опустились на пол. Эле очень захотелось расслабиться, уснуть, отпустить все заботы и проблемы, забыть про мысли и эмоции… Покой. Она почувствовала, что картинка начинает расплываться перед ее глазами. И в этот момент она бы окончательно потеряла контроль над собой, если бы не резкое воспоминание: "Со мной такое уже было!". Эля отчетливо увидела Большую Поляну и глаза Рокота. И она, которая совершенно не может контролировать свое тело. Точно так же и сейчас. А потом лицо Стела и Теренима, которые учили ее сопротивляться этому. Она закрыла глаза, собрав всю свою волю, и заставила думать себя о чем угодно, только бы не спать. Думать, вспоминать, думать, дышать, чувствовать. Она — это она. И никто другой не может командовать ее телом. Никто. Наконец, девушка почувствовала, что переступила тот порог, за которым кончалась ее воля. Она вновь была свободна. Эля осторожно приоткрыла глаза. Все словно спали. Спали и сами с каждым выдохом добровольно отдавали себя. Так, как делают целители, стремясь спасти своего больного, так как делаем все мы, искренне желая другу удачи, как делают влюбленные, целуя друг друга, как делает любая мать, переживая за свое дитя, как делает любой поэт или менестрель, ограняя частицы себя и отдавая людям. Все добровольно отдавали себя Единому. В существовании которого Эля уже начала сомневаться. Она даже заметила, как все эти силы и жизни стекаются к служителю и дальше, по его поднятым вверх рукам к шпилю. Дальше она не видела. Все же из нее получился не очень хороший маг. Но никто из них ничего этого не видел — глаза закрыты, лица спокойны и умиротворенны.

Все кончилось быстро, почти внезапно. Служитель опустил руки. И все, словно по команде, поднялись. Эля поспешила сделать то же самое. Служитель толкнул какую-то непонятную речь о Вечной Жизни, об отсутствии страха, о воле Единого и о Великом Ерихе. Все смиренно поклонились. Стражники открыли ворота. Толпа, только что подчинявшаяся единому разуму была уже вновь всего лишь неорганизованным потоком людей, который вынес Элю, Шелла и Лессу под моросящий дождь. Девушка даже рада была его живому касанию. Она размазала мокрые капли по своему лицу и вдохнула знакомый запах испорченный городской пылью.

А к вечеру волшебники разогнали тучи. Купол прекрасных золотых и серебряных звезд накрыл город. Сегодня в Ерихград съехались все горожане. Сегодня великий праздник — праздник в честь Ериха. Ученики Школы развлекали детвору простыми фокусами и несложными иллюзиями, устраивали красочные фейерверки и одаривали горами разноцветных сладостей. Для тех, кто постарше были более серьезные иллюзии. По всей площади летали сказочные птицы, били фонтаны вина. На девушках вместо их грубых льняных одежд появлялись дивные платья, переливающиеся всеми цветами радуги. От былой серости не осталось и следа. И вся эта счастливая толпа собралась на площади, выстроилась полукругом около Дворца и восхваляла Ериха, который и одарил их всех этим великим счастьем.

Эля осторожно подошла к Шеллу и шепнула на ухо:

— Попытайся сотворить что-нибудь.

— В смысле? — он непонимающе на нее посмотрел.

— Ну, сделай что-нибудь совсем простенькое! Небольшую иллюзию… ну… — она развела руками. — Подари мне полевой цветок. Иллюзорный. Ну, давай!

Девушка внимательно и пристально на него посмотрела. На лице Шелла смешно отражались его тщетные попытки применить магию. Через некоторое время он сдался:

— Я не понимаю, как?.. Как у них это получается? — затараторил он трагическим шепотом. — Здесь можно колдовать только…

— Только за свой счет, — улыбнувшись, подтвердила его слова Эля. — Лишь отдавая себя. Окружающий мир не дает ничего. Они истощили его, превратив в безжизненную пыль.

— Но это же невозможно! У них не может быть такого запаса тепла! Откуда? — Шелл слегка повысил голос, и девушке пришлось его одернуть.

— Тише. Думаю, в этом вся загвоздка! И нам предстоит эту задачу решить, — она наклонилась к самому уху. — Сдается мне, что Храмы играют в этом не последнюю роль.

На его удивленно-растерянный взгляд она не стала ничего отвечать, поскольку на них и так уже начали оглядываться соседи. Шелл быстро смекнул, что от него требуется, и они слились с иллюзорно-пестрой толпой.

Гуляние продолжалось довольно долго. Песни менестрелей, беседы, детские игры. Но Эля к своему удивлению отметила, что лица людей остались теми же, что и днем, такими же, как в Храме. Будто веселись они тоже, потому что так положено. А вот забавы детей были искренними. Эля подошла к Лессе:

— А с каково возраста положено ходить в Храмы?

— С семи лет, — ответила ей женщина.

"Все правильно" — подтвердила свою догадку Эля. Еще она отметила про себя, что быть всадником здесь тоже выгодно, поскольку их лица выглядели довольно веселыми. И в этот момент ей пришли на ум слова сумасшедшего старика, встреченного в таверне: "А маги, эти проклятые маги! Они нами питаться скоро будут!". Эля поежилась от своих мыслей.

Наконец, праздник подошел к своей кульминационной части — на площадь вышел Ерих в великолепных сияющих одеяниях. От него словно исходил свет. Все увеселительные иллюзии исчезли, музыканты смолкли. Всадники Меча и Света отгородили простой люд от их несравненного правителя.

— Горожане! — произнес он чистым и глубоким, словно горный ручей, голосом. — Вот и прошло еще одно Лето с того светлого и счастливого дня, как я занял это почетное место! За это Лето изменилось многое!..

— Да уж, мы теперь время меряем не от Дня Встречи Нового Лета, а от Дня Воцарения Ериха, — прошептала Эля Шеллу на ухо.

— … И изменилось к лучшему! Наши владения растут! Будущим Летом планируются новые походы в Лес, а потом и к Морю. Наша держава крепчает. Степи исправно платят нам подати. Но и мы не остаемся в долгу! Сотни новых Храмов устремили свои шпили к милостивому небу в угоду Единому! Скоро нам подчинятся даже Дикие Степные Ветры!..

Последняя фраза была, безусловно, шуткой. И население дружным смехом поддержало своего милостивого господина. Эля фыркнула в ответ на эти слова. Какие глупости он несет! А они кивают как послушные овцы.

— … В будущем есть перспектива пойти на Горы, но это лишь в отдаленном будущем. Не все сразу. Даже мы, такие чистые и светлые, увы, не всесильны. Мы не можем подарить Свет новой веры сразу всему Теплому Миру. Но мы делаем все возможное. И каждый из вас делает вклад в это общее великое дело, регулярно посещая Храмы…

"Да уж, вклад они делают, в прямом смысле слова…" — невесело думала Белянка.

— … Совсем недавно служители передали мне волю Единого!…

По толпе пробежал благоговейный ропот.

— … Да! Сам Единый разговаривал с ними! Он очень доволен вами, мои верноподданные. Он обещал вам Вечную жизнь! Всем, кто искренне верит и ходит в Храмы! И настанет это скоро! О, да! Мир и покой вам!..

Все смиренно склонили головы.

— … Да! Вы можете не бояться больше этой ужасной и отвратительной смерти! Пусть ее боятся неверные, язычники Леса или Степей, которые еще остались преданы своим заблуждениям, которые пытаются сбивать с пути истинного вас, избранных!..

Эля сильно сжала кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Шелл прошептал:

— Тише…

Она кивнула.

— … Но! — Ерих поднял высоко вверх указательный палец, все подняли головы и внимательно на него смотрели, — Единый так же просил передать, что будет с теми, кто вздумает его обмануть! С теми, кто распускает лживые слухи о радужных снах. С теми, кто предает, кто не ходит в Храмы! С теми, кто смеется над самой жизнью и смертью, говоря о глупых языческих верованиях в перерождения. Мы живем один раз! И всех, кто будет помогать неверным или же говорить лживые вещи, мы бросим в темницу! Или же казним!..

— Самого тебя в темницу надо, врун, — сквозь зубы проскрипела Эля, и испуганно огляделась, заметив на себе подозрительные взгляды.

— … Недавно была разоблачена банда, из-за которой провалились первые Лесные Походы! Виновники наказаны, справедливость восстановлена! Можете спать спокойно, мои верноподданные! С новым летом моего правления!

Последние его слова потонули в волне рукоплесканий.

— Банда, — со злостью сплюнула Эля. Лесса схватила ее за руку и быстро зашептала на ухо:

— Бегом по этой улице до первого поворота направо, потом три пролета по переулку, там вас будет ждать один человек. У него ваши кони. Он поможет выехать из Ерихграда. Только быстро! У вас очень мало времени!

— Мы вернемся! И вытащим Стела! — пообещала Эля.

— Быстрее! — только и ответила ей Лесса.

Эля бежала вдогонку за Шеллом по темным и безлюдным улицам Ерихграда. Поворот, еще поворот. Сколько она там сказала пролетов? Только бы не встретить Крона! Сердце бешено колотилось. В голове стоял туман, в горле пересохло. В висках билась только одна мысль — быстрее встретить Вороного, быстрее, быстрее! "Стоп!" — появилась в голове мысль. Эля остановилась, почти споткнувшись. Чья это мысль? Явно не ее. Это даже не мысль, а ощущение, словно кто-то хочет ее предупредить. Кто? Вороной! Эля схватила Шелла за руку. Он вопросительно посмотрел на нее. Приложив указательный палец к губам, она спряталась в тень, отбрасываемую домом, и Шелла потащила за собой. Несколько осторожных шагов вдоль стены. Три пролета. Это третий. Они за поворотом. Эля явственно ощущала волнение. Наверняка человека Лессы перехватили. Нужно что-то делать. Но здесь, в этих проклятых городах практически нет магии! Точнее есть, но силы, которые используют местные маги, от нее надежно защищены. Что делать? Шелл обеспокоено задергался. Он явно не понимал, что же происходит. Эля закрыла глаза. Тетушка Мухомор учила ее в детстве простому заклинанию-стишку. Чтобы от глаз чужих скрыться можно было. Эля почувствовала запах вечных трав старой избушки, почувствовала теплое прикосновение рук тетушки Мухомор. Губы сами зашевелились, произнося нужные слова. Эля крепче сжала руку Шелла. Теперь их должно быть невидно. Не то, чтобы совсем, но если не приглядываться. Но надолго ее не хватит. Здесь колдовать приходилось из собственных сил. Они быстро двинулись за поворот, где их ждали кони, человек Лессы и Крон с двумя "дружинниками". Сердце Эли упало. Действовать нужно было быстро. Времени не было. Крон стоит к ним спиной, хорошо. Человек связан. Кони свободны. Эля пристально посмотрела на Вороного. Он чувствовал ее присутствие. "Славный конь, — невольно подумала она, — не конь, а дикий ветер!" Вскоре Вороной понял, что хочет его хозяйка, медленно он подошел в Крону, повернувшись спиной, морда же его оказалась недалеко от человека, который должен был помочь им сбежать. Эля толкнула Шелла, указав взглядом на двух охранников, которые стояли радом с человеком. Шелл понял ее. Дальше все произошло в мгновение ока. Эля сняла заклятие невидимости, они с Шелом одновременно сильно ударили двух охранников по голове, те растерялись от неожиданности, поскольку для них эти двое вообще появились из воздуха. Крон, обернувшись на шум, получил увесистым копытом Вороного прямо в лицо. Воспользовавшись растерянностью всадников, Эля и Стел взвалили связанного на холку Вороному, Эля взобралась следом. Шелл оседлал своего коня. Когда Крон бросился за ними вдогонку, ему осталось лишь послушать цокот резвых копыт, уносящихся в темноту.

Отъехав на достаточное расстояние, они спешились и развязали человека:

— Тень, — представился он. — А вы друзья Лессы, смею предположить?

— Да, Тень — это твое имя? — спросил Шелл.

— Я отзываюсь на это слово, — улыбнулся человек. В темноте его трудно было разглядеть. — Спасибо, что избавили меня от общества этих всадников. Но у нас мало времени. Вперед!

Они довольно быстро добрались до границы города, следуя указаниям Тени. Наконец, они спешились. Этот загадочный человек старательно ощупал городскую стену, как вдруг часть ее отъехала в сторону.

— Идите, но очень быстро. Советую подальше отъехать, прежде чем первый раз остановитесь. Нужно было Стелу сразу все рассказать Лессе, — Тень едва заметно вздохнул. — Идите!

— Ты позаботишься о Лессе? — спросила, вылезая через брешь Эля.

— Обижаешь, мы все о ней позаботимся. И будем ждать вашего возвращения. Поспешите! — Тень помахал им рукой.

И осталось непонятно, куда именно им нужно спешить — оказаться подальше от стен Ерихграда, или же наоборот, вернуться назад. Тень осторожно закрыл брешь. Эля и Шелл устремили своих коней прочь от ненавистного города.

Глава 6 Горец

Ночной ветер принял в свои объятья Вороного и его хрупкую наездницу. Шелл как всегда был на полшага впереди подруги. Сколько раз они носились вот так по степям в бешеной скачке, когда ветер развевает волосы, когда сердце готово выпрыгнуть наружу, когда кажется, что еще чуть-чуть и ты полетишь, когда дышишь в такт со своим конем, когда готов отдать все за один этот миг. Где-то через полчаса такой скачки Вороной стал замедлять шаг. Эля поняла, что он устал:

— Шелл! Может, остановимся? Вороной устал!

Шелл поскакал медленнее. Вскоре они спешились. Теперь Ерихград был виден как на ладони — оказалось, что все это время они поднимались на холм. Вверху, над головой светили звезды, лишь изредка перекрываемые легкими облачками, над Городами же плотным слежавшимся слоем висели тучи, словно они не уходили оттуда никогда. И лишь над главной площадью Ерихграда эти тучи были разорваны магическими силами. И походило это на рваную рану.

— Думаешь, нас не бросились искать? — спросил Шелл.

— Вряд ли. Кто мы такие? А у них Величайший Праздник, — попыталась передразнить Ериха Эля.

— Да, нехорошо со Стелом получилось, недооценили мы Лессу, — вздохнул Шелл, срывая травинку.

— Загадочная женщина, ты прав. И смелая. Мы вытащим его, не переживай! Мы все сделаем, — сказала Эля, откидываясь на спину.

— Свергнем Ериха, накажем Рокота и Крона, разоблачим Единого и его безликих служителей… смело… — Шелл пытался шутить.

— Я тоже в свое время не собиралась спасать целую деревню, — без тени иронии заметила Эля. — Мне больно смотреть, как кучка необразованных магов используют то, что им не принадлежит. Они забирают у них счастье и горе ради забав. Они забирают ИХ жизнь, чтобы укрепить СВОЮ власть. И не разрушишь эти проклятые Храмы. А еще, — Эля поднялась, сжав кулачки, — он сказал, что в это Лето будет новый поход на Лес! Я не могу допустить, чтобы мою Деревню уничтожили, или хуже того, чтобы из них так же качали силы! — она с ненавистью смотрела на оставшиеся внизу города, в сузившихся зрачках отражались огни над площадью Ерихграда в честь Ериха Великого.

Шелл на нее испуганно посмотрел. Он все еще не мог привыкнуть к мысли что она из Маленького Народа. И его, мягко говоря, пугали ее грандиозные планы. Такая хрупкая. Нежная. Он не знал ее тогда, эти пресловутые пять лет назад. Она же была еще совсем ребенком. А сейчас, в ее глазах отражаются звезды, сливаясь с внутренним светом ненависти к Ериху и всему, что с ним связано. Сейчас ее щеки румянятся от недавней быстрой скачки. И это видно даже ночью. Шелл осторожно коснулся пушистых волос:

— В них запутался ветер… — прошептал он.

Эля резко отстранилась и посмотрела на него так, будто он был ядовитой змеей. Потом ее взгляд стал отсутствующим. Перед ее глазами плыла картина их вечера со Стрелком, когда он говорил, что в волосах запутался речной ветер. Она почувствовала запах ночного воздуха над рекой. Она вспомнила силу и нежность его рук, она вспомнила пенно-серые холодеющие глаза, взгляд которых был устремлен в такое же серое небо.

— Что с тобой? — видимо, Шелл уже не в первый раз это говорил.

— Что? — словно приходя в себя, спросила Эля.

Она смахнула с уголков глаз две непрошенных прозрачных капельки.

— Прости, я задумалась, — она вздохнула, но поняла, что должна сейчас это сказать. — Шелл, ты замечательный человек. Прошу тебя, не обижайся на меня, но… ты же и сам все понимаешь. Прости. Ты замечательный младший брат, — Эля отвернулась, глядя на Ерихград.

— Я чего-то не знаю? — спросил Шелл поникшим голосом.

— Возможно, но поверь, я ничего рассказывать не буду. Не обижайся, — слова Эли звучали сухо и жестко.

Он помолчал.

— Нам нужно отъехать подальше, — наконец, произнес он изменившимся голосом.

— Да, — согласилась Эля.

Они оседлали коней. Где-то через час, когда огни Ерихграда уже давно скрылись за холмом они остановились на ночлег.

— Утром придется подумать о еде, — вздохнула Эля. — Мы так радостно рванулись из Городов, что совершенно не подумали.

— Ты ошибаешься, — улыбнулся Шелл, — Лесса подумала. Она передала мне вот это, — он протянул Эле мешок.

Изучив его содержимое, Эля довольно улыбнулась:

— Она удивительная женщина! Ну, что, может, все же оставим до завтра?

— Как скажешь, — Шелл завернулся в плащ и отвернулся. — Спокойной ночи.

— Спокойной, — подтвердила Эля.

Она растянулась на земле, еще пахнущей летним солнцем. Камни были теплыми, трава — мягкой, а ветер — ласковым. Вспоминать о Городах не хотелось. Совершенно. Сейчас каждой клеточкой своего тела она ощущала Теплый Мир. Каждую песчинку, каждую капельку воды в воздухе, каждое колебание травинки. Жизнь. Она любила ее. И она собиралась бороться. Ей нужно было передумать еще столько умных мыслей, но мягкие объятья сна не позволили ей этого сделать и, позабыв обо всем на свете, она уснула с блаженной улыбкой на губах.

Когда Эля проснулась, солнце стояло уже высоко. От костра, разведенного Шеллом, тянулся тоненькой струйкой приятный смоляной запах. "Сосны, — сладостно подумала Эля, — Как я по вас скучала!" Она потянулась, и еще не открывая глаз, сказала:

— Доброе утро!

— Доброе, — подтвердил голос Шелла. — Есть будешь? На другой стороне холма есть небольшая речушка, можешь умыться. Как я понял, мы вообще выбрали удачное место для ночевки.

Эля наконец открыла глаза. И увидела перед собой огромную сосну. В Лесу таких было мало — они вырастали лишь на больших полянах, где достаточно простора, солнца и ветра, чтобы дерево стало столь могучим и сильным. Она до отказа наполнила легкие любимым с детства ароматом. И только сейчас поняла, как скучает по Лесу. Дорога до ручья оказалась близкой, и Белянка погрузила свое сонное еще лицо в ледяную воду. Она оказалась такой прозрачной и чистой. А еще ручей был довольно-таки широким. Шелл прав — это же целая речушка. Маленькая еще, но… а что если это та самая река, что течет на Запад? Правда, сейчас она течет на юг, но потом ведь может и поворот сделать. Когда-то в детстве она слышала балладу Дождя, привезенную из неведомых краев о том, что все реки берут начало в горных ручьях. Как бы то ни было, вода была вкусной и освежающей.

Вскоре девушка вернулась к Шеллу. Получив свою порцию хлеба с сыром и кружку кипятка (надо же, Лесса даже кружками их снабдила!), Эля принялась за завтрак.

— Хорошо здесь, правда? — спросила она, любуясь далекими туманными вершинами в снежных шапках. — Скажи, а это на самом деле снег? Как зимой идет?

Шелл не сразу понял, о чем она.

— Вон! — она указала на вершины рукой.

— Наверное, — парень пожал плечами. — Я там не был.

Эля засмеялась.

— Я вот думаю, как нам ехать — дорог-то туда нет. Горцы не любят гостей. А сами пользуются тайными тропами, чтобы спуститься в долину, — Шелл задумчиво смотрел на далекие пики гор.

Эля искренне поразилась его познаниям — вот тебе и младший брат!

— А что если придерживаться русла этой реки? И вода будет за одно, и рядом с ней идти удобно, — Эля улыбнулась, дожевывая свой завтрак.

— Мысль. Боюсь только, наши кони долго нас сопровождать не смогут — день-два, а дальше слишком отвесно начнется, — Шелл с горечью посмотрел на своего бурого.

— Ничего, они у нас умные! — Эля подмигнула Вороному, который жевал неподалеку травку. — Они подождут, пока мы вернемся, а потом отвезут нас домой.

— Домой? — приподнял бровь Шелл.

— Ой, оговорилась! В смысле в Города — при мысли о Городах ее настроение слегка упало. — Ну, что? В путь?

— В путь!

Они быстро собрали вещи и неспешным шагом направили своих верных коней вдоль реки.

Следующие несколько дней были для Эли настоящим счастьем. Да и Шелл получал от путешествия немалое удовольствие. Воздух с каждым шагом становился все чище, деревья — гуще, птицы и некоторые животные встречались все чаще. Эля видела несколько косуль и пару лисиц. Девушка и вправду начинала верить, что скоро попадет в Лес. Но здесь все было немного по-другому — другие деревья, другие травы, другой воздух. Горный воздух. И земля под ногами постоянно поднималась вверх. А быстрая река, вдоль которой они шли, постепенно становилась все более шумной, на ней встречалось все больше порогов и маленьких водопадов.

На второй день они дошли до небольшого плато, поросшего густой зеленой травой. Река, падая на это плато с внушительной высоты, образовывала заводь, из которой вытекала маленькими ручейками. Берега заросли пушистым мхом. Эля присела и ласково провела рукой по забавной зеленой подушке:

— Так интересно! — она подняла горящие глаза на Шелла. — У нас в Лесу тоже есть такой мох, но чтобы так много! — она смешно по-детски расширила глаза.

Шелл улыбнулся. Эля очень изменилась за время их путешествия. Она постоянно рассказывала разные истории из своего детства. Какие-то мелочи про деревья, имена трав, многие из которых они встречали и здесь. Это был совершенно другой человек, не та ученица Каменки, степнячка, которую он привык видеть. Но такая Эля ему нравилась даже больше. Он по-доброму улыбнулся, наблюдая за восторгом девушки по поводу мха.

— Знаешь, думаю, коней мы оставим здесь, — сказал вдруг Шелл.

— Да? — Эля тут же метнула грустный взгляд на Вороного.

— Здесь много травы, есть тень от деревьев и вода. Тем более, далеко они не убегут. На обратном пути мы их заберем, — Шелл принялся распрягать своего бурого.

Эля подошла к Вороному и ласково потрепала его за ухом. "Ты прости, ты же понимаешь, что не сможешь взобраться на эту гору?" — девушка сняла с него упряжь. Вороной упрямо мотнул головой, обдав ее водопадом смоляных волос. "Как у Ласки" — мгновенно пронеслось в ее голове. Эля сама улыбнулась этим глупым мыслям. Да, она скучала даже по Ласке. Вороной вопросительно посмотрел на подругу. "Да это я так! Ты ее не знаешь. Мы вернемся. Скоро. Луна не пройдет и половины своего цикла. И мы вернемся. Обещаю, — Эля, улыбаясь, смотрела в его умные глаза. — Да, это уже третье обещание, которое я должна выполнить!" Вороной добродушно фыркнул. "Ну, все, мы пошли!" — она последний раз потрепала по мягкому уху. Он бросился, было, вслед, но остановился. В его глазах читалось: "Мы будем ждать, вы обещали вернуться!"

— Мы вернемся! Скоро! — на этот раз вслух сказала Эля.

Подъем на высоту, с которой падала река, образовывая этот прекрасный водопад, оказался нелегким. В некоторых местах им приходилось в буквальном смысле слова ползти на четвереньках. Эля цеплялась за разные травинки, попадавшиеся под руки. Многие из них вырывались сразу. Другие держались дольше. Земля постоянно скользила или осыпалась в самый неподходящий момент, когда этого совершенно и не ожидаешь-то. А внизу шумела вода. И упасть в нее почему-то совершенно не хотелось. Наконец, подъем закончился. Эля с гордо поднятым перемазанным грязью и глиной лицом, улыбаясь, посмотрела на оставленное внизу плато, по которому разгуливали бурый конь Шелла и ее Вороной. В какой-то миг девушке показалось, что Вороной на нее смотрит.

— Ну, что идем дальше покорять вершины? — спросил Шелл.

— Да! — радостно ответила она.

И еще несколько дней прошли в постоянном продвижении вверх, порой приходилось переходить бурную речку вброд, порой опускаться на четвереньки. Но дело двигалось. Река становилась все уже, растительность сменялась на менее прихотливую. Воздух холодал — снеговые шапки на вершинах уже не казались такими нереальными. Неожиданно ландшафт стал более пологим, вскоре они оказались на еще одном высокогорном плато. Даже сейчас в разгаре лета здесь было довольно-таки прохладно. Эля огляделась. Обширная площадь вокруг держалась примерно на одной высоте: местами холмистая, местами с обрывами, с выступами скалистой породы, но это было уже какое-то подобие местности, на которой можно жить. И вправду, там, вдали, будто бы…

— Смотри, Шелл! — показала Эля рукой.

Он пригляделся, вытирая запотевший лоб:

— Поселение будто.

— Надо же! Неужели мы увидим горцев? — глаза девушки загорелись. Резкий порыв ветра пересыпал ее пушистые волосы на лицо. — Ветры, почти как степные! — улыбнулась она порыву.

— Давай здесь присядем, перекусим. Я устал очень. И если честно, не горю желанием столкнуться нос к носу с горцем, — Шелл стал распаковывать свой заплечный мешок.

— А почему? — Эля принялась ему помогать. — Как же мы найдем того, кого ищем, если не спросим у них?

— Ну, не знаю. Говорят, что они хоть народ справедливый и свободный, но очень уж резкие и порывистые, как эти холодные высокогорные ветра. Сначала крх, — он провел указательным пальцем по горлу, — а потом и разбираться будут.

— Это где вы такое слышали? — раздался приятный, но сухой голос, будто говорил сам Ветер.

Эля и Шелл одновременно подняли глаза — на изгороди (которую они, кстати говоря, сразу и не приметили-то) сидел высокий пожилой мужчина. Лицо его было красиво, но иссушено ветрами, несколько старых шрамов пересекали его. Орлиный нос и четкий профиль, а еще удивительно ясные и холодные глаза, словно снежные шапки скалистых вершин замерли в них. Длинные седые волосы убраны за уши идеальной формы. В руках небольшой пастуший кнут. Рядом бродили несколько высокогорных коз.

— Простите, мы вас не заметили, — первым нашелся, что сказать Шелл.

— Ничего, долинные гости. Меня не всегда замечают. А зря. Так что вы там говорили про горцев? — от всей его фигуры исходило какое-то вековое спокойствие, словно в горах и время текло иначе, и спешить было некуда.

— Очень мало, — как ни в чем небывало ответила Белянка. — Мы очень мало о вас знаем. Но и этого достаточно, чтобы вас уважать, но не бояться, чтобы склоняться перед вашей мудростью, но не склоняться перед вами, чтобы без нужды не трогать ваш снежный покой.

— А ты не та, кем кажешься, степнячка, ведь так? — он прищурился. — Ты говоришь, что без нужды не стала бы трогать наш покой. Так что за нужда привела тебя сюда?

— Мы пришли за советом. Мы ищем некоего Горца, о котором слагают легенды. Он — самый древний и самый мудрый житель Теплого Мира. Ты не подскажешь, где нам его найти? — Эля заглянула в его высокие глаза, и по ее сердцу пробежал холодок.

— Боюсь, я ничем вам не смогу помочь, — горец развел руками. Он поднялся и стал что-то насвистывать своим козам, норовя скрыться.

— Подожди! — крикнул ему в спину Шелл.

Он обернулся:

— Как я могу помочь людям увидеть и понять что-то за сотнями вершин и спусков отсюда, если они не видят дальше своего носа? — горец равнодушно пожал плечами и пошел дальше.

— Это ты шлешь радужные сны горожанам? — крикнула ему вслед Эля.

Он не обернулся.

— Твои усилия пропадут даром, потому что людей, которые говорят об этих снах, проклинают! Мы не понимаем этого мира! Мы разучились! Нам нужна помощь! — голос Эли срывался на крик.

Горец остановился и стал гладить одну из коз между рогами, что-то ей нашептывая. Эля подбежала к нему и еще раз заглянула в эти ясные глаза:

— Почему ты молчишь?

— Потому что ты просишь о том, что у тебя и так есть. Не ты ли прожила все свои жизни в Теплом Мире? Не тебе ли, единственной из всех смертных дарована память? Разве ты не понимаешь назначение моих снов? Зачем впустую сотрясать словами воздух и тратить силы, которые тебе нужны совсем для другого? Проси о том, зачем ты действительно пришла.

Горец неожиданно присел прямо на землю, достал из поясной сумки козий сыр и бурдюк с чистой водой, предложил гостям. Когда те отказались, он сам принялся за еду. Видимо, старик приготовился долго ждать.

Белянка подняла глаза в белесо-голубое небо, по которому были раскиданы перьевые облака. Как всегда при виде цвета летнего неба перед ней всплыли глаза Стрелка. Она отогнала это видение. Зачем они пришли? За помощью. Они же толком ничего не понимают. Она в который раз прогоняла в голове всю цепочку взаимосвязей: люди, из которых качают силу — серые города, наполненные безвольными жителями — довольные всадники, маги и Ерих…

— К чему все идет? — спросила она, резко переведя взгляд на Горца.

— Они нарушили ритм, круг разомкнется, — произнес он знакомую с детства формулу наоборот.

В голову сама, без приглашения пришла мысль: "Это словно ты выдохнул, а вдохнуть больше не можешь, или солнце село, а рассвета больше не случится". Под этим высоким небом, в этом прозрачном воздухе мысли блуждали сами. И все становилось видно как на ладони. Несмотря на то, что было прохладно, руки Белянки вспотели. Шелл наблюдал за ними издалека, растянувшись на земле, вверив себя ветрам.

— А это можно предотвратить? — спросила Эля.

Горец посмотрел на нее, словно она была ребенком, спросившим, какого цвета маки:

— Нужно.

Эля вздохнула. Он ничего не скажет. Знает и не скажет. А ведь сам хочет, чтобы они что-то сделали. Зачем-то он шлет эти сны. В ней закипала злость. Почему нужно играть здесь в загадки, когда Стел сидит там в тюрьме? Когда Ерих готовит поход на ее Деревню? Когда маги качают силы из живых людей?

— Ты говоришь, что у меня есть память? Но я ничего не могу вспомнить. Я прожила много жизней? Но я не могу понять. И почему это должна делать я, когда…

— Когда тебе хочется разбежаться и прыгнуть с этого плато, чтобы разбиться о скалы и встретиться с твоим любимым. Но тебя останавливает то, что ты попадешь в Предрассветный Час, — Горец неожиданно положил свою красивую сухую кисть на ее руку. — И ты совершенно не понимаешь, как можно в одиночку помочь этому огромному миру, который тебя не слышит. Да и не услышит никогда. Правильно?

Она нашла в себе силы лишь для того, чтобы кивнуть.

— Пошли, — он встал с неожиданной для своего возраста ловкостью.

Козы тут же оживились и приготовились следовать за своим пастухом.

— Я живу здесь, неподалеку. Вон там хутор, — он протянул руку в направлении нескольких домов. — А моя хижина чуть выше, вон за тем выступом скалы.

Эля махнула Шеллу, и они поспешили за Горцем, который очень резво скакал по бездорожью. Когда они подошли к хижине, Горец сказал:

— Ты, парень, подожди нас здесь. Вернемся мы утром, когда нижний край солнца коснется вон той вершины. Немного позже рассвета. Переночуешь в хижине. Там все есть — еда, постель. Козы будут в загоне — принеси им вечером воды напиться. И покоси травы вон там, видишь? Она там погуще. Сено сложишь у западной стены. Все понятно?

Шелл лишь кивнул в ответ.

— Пойдем, Рассветная Звезда, пойдем, — позвал он Белянку.

Девушка растерянно посмотрела на Шелла, пожала плечами и поспешила за Горцем.

За время их неблизкого пути старик не проронил ни слова. Все время они куда-то шли, карабкались вверх по почти отвесным стенам. Сейчас ей было трудно и страшно даже представить, на какую высоту они поднялись над плато. Ей казалось, что они на самой вершине Теплого мира. Белянка почувствовала присутствие воды.

— Ты права, твоя река рядом, — согласился с ее мыслями Горец.

— Моя река? — в темноте ночи, в тусклом свете звезд она не могла различить его лица.

— Та, что течет на Запад. Так вы ее, кажется, называете? — ей показалось, будто Горец кивнул.

Вдруг тучи разошлись, и звезды будто бы засияли ярче. И Беля, наконец, увидела то, о чем он говорил. Они стояли перед широким входом в небольшую пещеру, усыпанную мелким белым песком. Прямо из трещины в глубине пещеры в скале била упругая струя кристально-чистой воды. Эта вода словно светилась в лунно-звездном свете. Образовывая глубокую чашу, выбитую веками в камне, она будто закручивалась неведомой искрящейся спиралью, а потом бойким ручейком катилась вниз: на плато, через многочисленные пороги, в долину через Лес, потом она поворачивала обратно на Север, но очень скоро ее русло изгибалось к Западу. И именно там, неподалеку от этой излучины стояла Деревня Белянки. А потом, полноводная уже река впадала в Море. Девушка себе сейчас настолько ярко это представила, что ей самой стало не по себе.

— Откуда я это знаю?.. — пошептали ее губы.

— Ты знаешь куда больше, — ей показалось, что его суровое лицо озарила улыбка. — Раздевайся.

— Как? — она расширила глаза.

— Это Исток. Его нельзя осквернять одеждой.

— Это Исток? — в памяти Белянки всплыли слова Ивы про то, что люди забыли истоки. — Исток Теплого Мира?

— Ну, не совсем, — пояснил Горец. — Здесь берет начало самая полноводная река долины. Здесь, пройдя свой путь, вобрав силу и мудрость минералов и самых глубочайших слоев земли, поднявшись на огромную высоту, вновь рождается кристально-чистый поток, наполненный звездным светом. Это серебро. Его очень много в воде. Если хочешь все вспомнить и понять — раздевайся и окунись в Исток. Вода вобрала в себя всю мудрость: и рьяных иссушавших ее ветров, и огненных недр и каменных костей земли, и древесных корней, и людей, когда-либо касавшихся ее. Весь Теплый Мир — здесь.

Эля разделась и подошла к Истоку. От него тянуло холодом и свежестью. А еще силой. Такой силы она не чувствовала ни в Лесу, ни в Каменке, ни в Степных Ветрах. Все ее тело покрылось мурашками. Девушка сделала резкий шаг и скрылась в каменной чаше с головой, не в силах нащупать ее дна под ногами. Ей даже показалось, что вода горячая. Потом она и вовсе престала ее ощущать. Все тело свело судорогой. Девушка не могла даже пошевелиться. Она лишь опускалась все глубже. Словно у этой чаши вовсе и не было дна. Она открыла глаза и увидела перед собой крутящиеся светящиеся спирали. Здесь был покой и абсолютная тишина. Ей захотелось вдохнуть эту удивительную воду, раствориться в ней, остаться навсегда. Она посмотрела вверх и увидела отражение луны. Такое далекое, словно не из этой жизни. И тут она вспомнила все. И даже больше, чем способен вместить один человеческий разум. Все свои прошлые имена и жизни. Все судьбы. Вот она — лесной охотник, подстерегающий очередную добычу, еще на самой заре Теплого мира. Вот она лесная хозяюшка, собирающая праздничный ужин. А еще она была маленькой девочкой, дочкой первых выходцев из Леса, которые только шли покорять далекие Степи. А потом эта девочка выросла. Выросла и провела всю жизнь в жестоких сражениях с Кочевниками. Она была среди тех, кто строил Каменку, и погибла от копья, пронзившего правое плечо во время бешеной скачки. Она воспитывалась в благороднейшей семье горожан, но выросла непослушной дочкой. Она в один миг пережила десятки смертей и рождений. Она вспомнила всех своих друзей и врагов, все печали и радости, все, о чем она когда-то болела, за что боролась, за что умирала. Она в один миг поняла Теплый Мир лучше, чем знала хотя бы в одной из этих жизней. Он сам раскрылся, обнажил перед ней себя, весь, до конца. Она теперь могла ВСЕ. Абсолютно. Она получила полное управление миром. Ни одно живое существо на свете никогда не получало такого подарка.

Все это пронеслось в один миг взгляда на луну. Но в этот же миг пришло осознание того, что она больше никогда не сможет вдохнуть воздух. Потому что у этой чаши действительно нет дна. И она будет опускаться вниз, пока не задохнется. И больше никогда не возродится — такова плата за абсолютные знания. Ее сердце горячо забилось. Но как она сможет помочь, если не вернется обратно? Как? Она дала три обещания. Вороной не дождется свою хозяйку, Стела никогда не выпустят, Деревня сгорит, Круг разомкнется… Стрелок будет вечно ждать их назначенной встречи! Ей не нужны эти знания такой ценой, ей не нужна абсолютная власть. Ей нужна своя жизнь и твердая земля под ногами! И в этот момент ее ноги коснулись холодного дна чаши. Она оттолкнулась изо всех сил. Подъем был совсем не долгим — Белянка, вновь обретшая себя и свое имя, резко вынырнула из Истока и схватилась за край чаши. Горец помог девушке выбраться и принялся растирать колючим шерстяным одеялом. Он быстро отвел ее подальше от истока и усадил на землю. Костер как по волшебству разгорелся, быстро согревая. И подул теплый, ласковый ветер. Это ночью-то! На безумной высоте! Девушка быстро согрелась. Он вручил ей кружку горячего травяного чая, который успел вскипеть на этом же костре. Девушка чувствовала, как в нее возвращается жизнь, как начинают двигаться онемевшие пальцы, как жадно наполняются воздухом легкие, как она начинает ощущать под собой живую землю.

— Я чуть не утонула, — произнесла она хриплым от долгого молчания голосом.

— Я знаю, — кивнул старик. — Я уже подумал, что ошибся. Понимаешь, слабый человек, который хочет счастья лишь для себя, не может окунуться в Исток. Он не вынырнет, поскольку у Чаши нет дна.

— Как? Я же от него оттолкнулась!

— Ты обрела себя, ты вспомнила, кто ты, ты вспомнила, зачем тебе нужна жизнь. То дно — это твоя вера, твоя любовь к жизни и миру. Если же человек не любит и не видит ничего, кроме себя… — Горец развел руками, — В нем утонули многие. За всю историю Теплого Мира получить абсолютную власть стремилось не одно поколение людей. Выплывают единицы. Поэтому я взял своего рода роль охранника. Охраняю Исток от напрасных жертв, — Горец сухо засмеялся.

— А ты был в нем? — спросила Эля.

— Нет, — шепотом ответил он. — Может, я боюсь. А может, не знаю. Я не хочу в него окунаться. Мне достаточно тех знаний и той силы, что у меня есть. Я уж доживу свой век со своим пониманием.

— Так ты не бессмертен, как гласит легенда? — удивилась Эля.

— Нет, что ты! — Горец замахал руками. — Нет ничего бессмертного в Теплом Мире.

— А служители Единого обещают горожанам Вечную Жизнь.

— И ты в это веришь? Они обещают им вечную смерть. Вот увидишь. Я же сказал, круг разомкнется, если ты ничего не сделаешь. Неужели не понятно?

— А в чем был смысл нырять в Исток и рисковать жизнью, если я все равно ничего не могу вспомнить. Чтобы выплыть, мне пришлось отказаться от всего, — Эля вздохнула.

— Все, что ты когда-то знал в этой жизни, остается с тобой навсегда. Придет момент, и ты все вспомнишь. Так же четко, как это было в первый раз. И уже никогда не забудешь. Но для этого у тебя должно быть в сердце чистое, искреннее, бескорыстное желание. И еще. Ты должна отпустить кровь, которая давно уже протекла сквозь твои пальцы и ушла в песок. Позабудь. Дай свободу новой жизни. Вы встретитесь. Правда. Если круг не разомкнется.

Край шерстяного одеяла сполз с плеча Белянки и девушка к своему изумлению заметила, что ее кожа светится.

— Я свечусь! — воскликнула она.

— Это всего лишь серебро, — засмеялся Горец. — Оно смоется. Все же ты совсем еще ребенок. Двадцатилетний ребенок.

Они просидели на вершине до самого рассвета. Теплый ветер, который позвал Горец, чтобы согреть Белянку, улетел восвояси, когда дело было сделано. Вершину овевали лишь родные ветра. Когда первый луч солнца осветил Исток, Горец сказал:

— Запомни этот рассвет. И сравни его еще с одним.

— С каким?

— Ты поймешь, когда придет время.

И они двинулись в обратный путь.

Ровно в назначенный час они вернулись к дому Горца. Шелл уже их ждал с собранными сумками. Все указания хозяина он выполнил.

— Нет, парень. Она сейчас никуда не сможет идти. Она будет спать, — он на корню пресек все возражения Эли и отправил девушку в свою хижину. — А мы с тобой пойдем вон на то плато. Там сегодня особенно сочная трава. Козам нужна свежая трава.

На следующее утро Горец их отпустил:

— Помни, Рассветная Звезда, Теплый Мир тебе доверился — не обмани его веру. Парень, — он посмотрел на Шелла, — Ты понял, что держит все песчинки вместе? Любовь. Все едино и разделено до бесконечности. Она — и есть основа этого единства. Но только обоюдоострая, — он подмигнул ему. — Идите! Крепкой вам тропы под ногами! Да будет так!

Горец помахал им рукой на прощанье. Они ответили ему тем же. И уже вдогонку они услышали его слова:

— Они будут видеть сны! Помогите им! Замкните круг!

Глава 7 Повстанцы

Эле совершенно не хотелось уходить из этого тихого и покойного места, где все казалось таким простым и ясным, как взгляд Горца, холодный, словно снежные вершины. Но время не стояло на месте. Обратный путь оказался куда проще — теперь они спускались с горы в долину. Уже к вечеру Шелл и Эля оказались на плато, где оставили коней. Вороной радостно подбежал к хозяйке, девушка обняла теплую шею животного: "Ну, вот, одно обещание я выполнила". Заночевали они на этом же плато, а утром вновь отправились в путь.

Прошло не так много времени и два наездника, недавно очертя голову бежавшие из Ерихграда, вновь подъехали к его стенам.

— И как нам попасть внутрь? — резонно заметил Шелл. — Вряд ли стражники обрадуются, увидев нас вновь.

— Предлагаю объехать Города чуть южнее и попытаться проникнуть в какой-нибудь небольшой городок, один из тех, что показывал нам Стел, помнишь? Думаю, там не такая сильная охрана. А потом уже по внутренним границам будет проще проникнуть в столицу, — Эля посмотрела на Шелла.

— А что? Разумно, — он согласился с девушкой.

Их план сработал. Сонный охранник поверил, что они — степняки, решившие посмотреть Города. И ворота уже во второй раз впустили их. До Ерихграда они добрались к вечеру. После Гор здесь все казалось таким опустошенным, иссушенным и серым, что Эле стало не по себе. Вроде бы ничего не изменилось ни в ней, ни в пыльных улицах. Да и знания, дарованные Истоком, она не помнила. Но все же теперь она куда более ясно представляла себе все, что здесь происходит. Все люди казались ей полупрозрачными тенями. От храмов как светящиеся ниточки тянулись потоки силы. Собирались они в разных узлах. Но самый главный был в Школе Магии, и еще один, чуть поменьше — во Дворце Ериха. Словно паучьей сетью были опутаны Города, и она уже уверенно тянула свои страшные нити к Степям и Лесу, стремясь захватить весь Теплый мир. Какое-то время девушка заворожено смотрела на эту картину, пытаясь свыкнуться с ней. Теперь она могла видеть энергию! Все догадки подтвердились — теперь уже не было никаких сомнений, что городские маги творят свои чудеса за счет соплеменников, вытягивая их жизненную силу через Храмы, и скапливая ее в специально отведенных для этого местах. Оправившись от потрясения, она посмотрела на Шелла.

— Попытаемся подъехать к дому Лессы? — предложила Эля.

— Если только ее еще не схватили и не устроили там засаду, — пожал плечами Шелл.

— Думаю, нет. Из нее вышла замечательная законопослушная горожанка, — Эля засмеялась в полголоса.

По пути к дому Лессы, девушка заметила несколько человек, которые разительно отличались от других — они не походили на изможденные тени, отнюдь, тела их были полны сил, лица светились счастьем, покоем и достатком. Подавляющее большинство из них были всадниками Меча и Света. А остальные, как догадалась Эля, магами.

Вот они оказались перед знакомым аккуратным домиком. Стук. Подозрительное и испуганное шебаршение за дверью. Бледное, осунувшееся лицо Лессы.

— Кто там? — спросила пожилая женщина слабым голосом.

— Лесса, это мы. Эля и Шелл. Мы вернулись, — девушка старалась говорить тише.

— Вернулись? Вы призраки? Вас же убили! Ваши трупы неделю висели на городской стене! Что вам еще от меня надо? — она с шумом захлопнула дверь.

Шелл и Эля непонимающе переглянулись. Девушка пожала плечами и постучала еще раз:

— Это и вправду мы. Открой! Мы поговорили с Горцем. Мы попытаемся помочь твоему сыну. Открой!

— Проваливайте! — раздался ее голос, она закашлялась. — У меня нет никакого сына. Я не знаю никаких Шелла и Элю.

— Лесса, это ты? — спросил Шелл.

— Я, но вас я не знаю! — она говорила так уверенно, что Эля уже начала сомневаться.

Тут девушка почувствовала, что кто-то стоит за их спиной и тихо смеется. Она обернулась. В первую секунду ей захотелось обороняться, потому что человек не был полупрозрачным, как все остальные горожане. Значит, он был магом! Но к счастью она узнала Тень.

— Старые знакомые, — улыбнулся он. — Вернулись? Мы вас уже и не ждали.

— Неплохо выглядишь, — не удержалась от язвительного замечания Эля.

— Просто не хожу в Храмы, — трагическим шепотом пояснил Тень. — Что, Лесса не пускает вас? И правильно делает. Я бы сам не поверил, что вы живы, если бы собственными руками не выпустил вас за пределы Ерихграда. Иллюзии ваших трупов и вправду с неделю висели на северной стене. Пренеприятнейшее, надо сказать, зрелище. Но здесь говорить опасно.

Тень постучался в дверь загадочной последовательностью ударов. Дверь открыли без лишних вопросов. Лессу было не узнать — от нее не осталось и половины прежней цветущей женщины. И это за какие-то четверть оборота луны!

— Спокойно, это действительно они, — предупредил ее вопросы Тень. — Предлагаю пройти на кухню и все обсудить.

Лесса послушно кивнула.

— С тех пор они меня под конвоем водят в Храм, — закончила свой печальный рассказ Лесса. Она поведала об ужасных событиях, случившихся за время их отсутствия. Надежда на то, что Стел еще жив была, но с каждым днем она становилась все меньше.

Эля задумалась.

— Даже если нам удастся его освободить, здесь оставаться нельзя. Все будет бессмысленно, — наконец, сказала она.

— Мы здесь не сидели, сложа руки, — ответил Тень. — Есть такой город. Его называют Древнейший. Он и вправду самый древний из Городов. И самый Восточный. Там остался сильным языческий культ. Они еще верят в перерождения, и радужные сны были ими восприняты как радостное знамение. Он далеко от Ерихграда. Там мало Храмов и всадников. И много тех, кто думает так же, как и мы. Мы, кстати, собирались переправить в ближайшее время туда Лессу, но она никак не хочет уходить далеко от Стела.

— Прекрасно, — глаза Эли возбужденно заблестели, в ее голове отдельными штрихами стал прорисовываться план. Она о чем-то напряженно думала, кусая нижнюю губу.

— В чем проблема? — воскликнул Шелл. — Собраться всеми, кто понимает весь тот ужас, который здесь происходит. Порушить Храмы. Связать всех служителей Единого. Без притока силы эти расточительные маги и всадники — никто. Они ничего нам не сделают.

— Ты не поверишь, мальчик, — снисходительно произнес Тень. — Но нас таких очень мало. И большинство искренне верят в Единого и готовы в буквальном смысле жизнь отдать за Великого Ериха.

— А вы знаете, где примерно камера Стела? — спросила Эля.

— В подземельях Дворца, — пожал плечами Тень. — Если нужно, то, наверное, сможем узнать точнее. Но это все равно ничего не даст — камеры закрыты магией. А наши маги здесь — никто. У них нет силы. Это же Города. Мы истощили здесь все уже очень давно. Здесь только пыль и серые тучи. Они не дают нам тепла и энергии.

— Зато мы можем воспользоваться их энергией, теми лучами, — Эля рассуждала вслух.

— Чем? — поинтересовалась Лесса.

— Понимаете, я вижу, куда идут потоки энергии от Храмов! Я могу найти узлы, в которые стягиваются лучи. И… — Эля вновь задумалась.

— Ну, найдешь ты их. И что? Думаю, они охраняются. Причем усиленно, а чтобы проникнуть к ним, опять же нужна магия! Замкнутый круг, — Тень явно нервничал, перебирая руками край скатерти.

— Нужно перекрыть к ним приток, — настаивал на своем Шелл.

— И что? Они сразу заметят, все починят, а виновников, — Тень многозначительно провел указательным пальцем по горлу.

— Нет, это все не то. Серебро. Серебро же копит энергию? — Эля напряженно посмотрела на Тень, потом на Шелла.

— Да, его можно зарядить силой, а потом потихонечку ее забирать, — кивнул Шелл, вспоминая Каменские уроки.

Эля молча подбежала к окну и открыла одну ставню — как назло не было звезд. Она посмотрела на небо. Один маленький провал в плотной пелене — один маленький лучик. Эля обнажила запястье — оно светилось.

— Горец все-таки помог нам. Мало, но помог. Я не помню ничего из того, что подарил мне Исток. Но зато вся моя кожа покрыта тонким слоем серебра. Пока. Нам нужно спешить. И нам нужна звездная ночь. Обязательно. Звезды — это же тоже источник энергии. Не солнце, конечно, но… — девушка была напряжена до предела.

— И что ты собираешься делать? — недоверчиво посмотрел на нее Тень. — Даже если тебе сказочно повезет с погодой? В чем я лично сомневаюсь.

— Он должен догадаться! Горец обещал помочь! Он подарит мне одну звездную ночь! Он должен догадаться! — она нервно сцепила руки в замок. — Смотрите, — начала она, садясь за стол…

Никто не верил, но следующая ночь и вправду выдалась звездная. Новолуние. День, когда исполняется все, о чем только не подумаешь. Белянка верила, что сегодня ей должно повести. Одетая лишь в короткие шорты и майку без рукавов, она шла по улицам Ерихграда. В столь поздний час на улице сложно было встретить простого горожанина. Да и патрулей всадников практически не было. Зачем? Когда в городе живут люди, которые ничего не хотят. Совсем ничего. Люди, лишенные воли. Но все же Белянка старалась держаться в тени. Она подошла к воротам Дворца Ериха. Она выбрала именно его, а не Школу Магии, потому что надеялась на менее сильную магическую охрану.

Девушка резко выдохнула, а потом сделала смелый и уверенный шаг вперед, на участок прямо перед воротами, освещенный звездным светом. У нее не было никакой связи с Теплым Миром, из которого она всегда черпала силу, кроме отражения этого света от ее посеребренной кожи. И первым, что она сделала, было то самое старое заклятие-присказка, отводящее ненужные взоры. После этого девушка долго стояла, впитывая в себя этот свет, эту силу. Капли были маленькими, свет был неверным. Но больше у нее ничего не было. У Стела больше ничего не было. Это было похоже на то, как ныряльщик перед долгим заплывом делает глубокий вдох. Только "вдыхать" получалось очень уж медленно. Эля постаралась успокоиться и привести дыхание в норму. Все. Больше она не сможет задержать ни капли. Серебро было насыщено до предела. Мысленно она от всей души поблагодарила Теренима, рассказавшего им секреты этого металла. Девушка посмотрела на "нити", тянущиеся от храмов. Узел где-то в верхней башне. Если быть точнее — в восточной башне.

Последний глоток света. Теперь нужно быть предельно осторожной. Расходовать силу медленно. А делать все очень быстро. У нее есть не более пяти минут. Вначале ей пришлось сделать свое тело полупрозрачным — чтобы пройти сквозь ворота. Слиться с ними так же, как когда-то она сливалась с камнями. Правда, камни были живыми, они буквально сочились силой. А вот сливаться с безжизненными заржавелыми воротами была крайне неприятно, и отнимало немало сил, но иного выхода не было — охранники же не дремали. Невидимость сохранять постоянно — ее губы двигались, повторяя стишок-присказку. Помнить направление. Восточная башня. Длинный коридор она преодолела практически бегом, бесшумно ступая по старым половицам. Бесшумной поступи ее научил Лес. Как тень, как призрак двигалась она по бесконечным переходам и лестницам, проходя мимо многочисленных охранников, шепча присказку невидимости. Ей просто везло, бесконечно везло, что они не были магами.

В голове что-то отсчитывало прошедшее время — три минуты. Вот восточная башня. И молодой охранник, устремивший недремлющий взор в пустоту. Эля сразу поняла, что это маг. Еще пара секунд — и он ее заметит. Время стало двигаться удивительно медленно. Вдох. Удар сердца. Узел совсем близко. Охранник поворачивает голову. И тут девушка увидела совсем тоненькую ниточку, протянутую от узла к этому молодчику. Удар сердца, выдох. Она не знала, как это сделать. Она сама не поняла, что она делает. Ей повезло, что маг был неопытным. Но, так или иначе, эта нитка была протянута теперь к ней. Вдох. Удар сердца. Незадачливый маг растерянно озирается. Сон, его опутал мягкий и теплый сон. Он даже ничего не успел понять. Это было любимое заклинание Эли. Тем более теперь, она могла не экономить. Она получала силу из узла. Силу слез и радости, отнятой у людей, которые спали в своих кроватях и видели радужные сны, смысла которых были просто не в состоянии понять. Девушка постаралась отогнать дурные мысли. Чтобы победить, ей придется воспользоваться отнятым у других.

Она решительно прошла сквозь дверь, ведущую в восточную башню. Сейчас дорого было время — не до экономии. Несколько минут ушло на то, чтобы разобраться в заклинании, сдерживающим силу узла, полученную от Храмов. Удивительная конструкция. И ужасающая одновременно. Вскоре без особого труда она из общей массы "вытащила" довольно толстую "нить". Ту, нить, которую позаимствовала у охранника, она вернула обратно. Теперь в нее вливалось очень много энергии. Но она разительно отличалась от той, к которой привыкла Белянка. Эта энергия не имела собственного лица, она была какая-то неживая. Девушка не чувствовала ее природы, как это было с Огнем или Ветром. Чистая безликая энергия. Вначале у нее закружилась голова, и закололо кончики пальцев — она не привыкла, что бы сила буквально вливалась в нее. На миг она вспомнила, когда чуть не потеряла контроль над собой во время Лесного Пожара, когда сама чуть не стала Огнем. Но ей нужно было вынести такую толстую "нить", чтобы потом делиться с остальными повстанцами. Быстро преодолев дверь, она вновь оказалась рядом с мирно посапывающим охранником. Утром он просто решит, что уснул на дежурстве.

Потом Эля вновь поспешила по переходам и лестницам, шепча присказку. Она стремилась к тому месту, которое указал ей накануне Тень. По их данным там находилась камера Стела. Вход в подземелье, несколько сонных стражей — это все ерунда, деревенская присказка старой ведуньи срабатывала безотказно, но вот от избытка энергии у Белянки уже не просто кружилась голова — она начинала терять себя, как бы превращаясь в продолжение "нити". Она теряла направление в пространстве, не могла понять, где пол, где потолок. Но мысль о том, что она должна спасти Стела еще держалась в ее сознании, которое постоянно стремилось скользнуть в небытие. Внезапно она остановилась. Почему? Она не помнила. Почти. Стел. Его камера где-то здесь. Совершенно безрассудно тратя силы, она вновь просочилась сквозь стену камеры. Какой-то мешок на полу. Кто это? Все расплывается, круги плывут перед глазами, под щекой холодный пол.

— Белянка, это ты? Что с тобой? Как ты сюда попала? — Стел напряженно ее тряс.

Наконец, девушка пришла в себя.

— "Нить", она слишком толстая, слишком много энергии, — бессвязно прошептали ее губы.

Стел ничего не понял. Правильно. Он же не видел никаких нитей. Этот дар появился у Белянки после похода в Горы. Он понял только, что она пришла его спасать. Но от спасительницы, которая постоянно теряет сознание толку мало. Стел сжал плечи девушки до боли и очень сильно потряс. Не помогло. Тогда, извинившись за свои следующие действия, он ощутимо, но осторожно, приложил ее о стену. Боль протрезвила девушку на время. На тонкую и осторожную работу у нее времени не было. Она разделила свою нить на две и "прикрепила" одну к Стелу.

— Что со мной? — он не понял, поскольку не видел всех этих манипуляций с "нитями".

— Ты теперь можешь колдовать, представь, что сила сама в тебя вливается, только контролируй ее, — прошептала она срывающимся голосом.

Голова болела от удара о стену, пальцы щипало от переизбытка силы, сознание отказывалось оставаться, и девушка соскользнула в тяжелое беспамятство.

Стел просочился сквозь ворота Дворца, неся Белянку на руках. Ему было тяжело, поскольку тело очень ослабло за время заключения. Он беспомощно огляделся, и увидел в тени улицы Шелла, машущего рукой. Шелл в то же мгновение скрылся.

— Что ты машешь, высовываешься, — устало сказала Лесса. — А вдруг тебя охранник заметит? Все равно она еще во Дворце.

— Но они могут стоять невидимые, от стражей прятаться. И не знать, куда дальше податься, — оправдывался Шелл.

— Все равно, прошло еще недостаточно времени, — поддержал Лессу Тень.

Стел, пошатываясь от усталости, дошел до того поворота, откуда махал ему Шелл. И к своему изумлению и радости, он увидел мать, четырех коней и какого-то подозрительного незнакомца. Стел никак не мог понять, почему они не реагируют на его появление. Потом понял, что все еще остается невидимым.

— Сынок! — только и смогла сказать Лесса, когда вдруг увидела Стела с Элей на руках.

Шелл тут же забрал у него Элю и посадил перед собой на бурого. После того, как мать обняла сына, проверила, что он все же живой, худой, изможденный, но живой, Тень усадил спасенного с собой. У Лессы был свой скакун. А Вороной пока остался без наездника. Но он был умным малым и мог следовать за своей хозяйкой куда угодно. Конь лишь немного ревниво повел ушами, но, поняв, что Эля не в состоянии ехать на нем, смиренно покачал головой.

— Не стоит больше рисковать, — заметил Тень. — Поехали!

— Куда? — спросил Стел и сам провалился в тяжелый сон.

— В Древнейший, — ответила Лесса, но он не услышал.

Эле казалось, будто она плывет по упругим голубым волнам, отливающим золотом. Даже не плывет, а скорее эти волны сами несут ее, не спрашивая направления. И нет верха и низа, нет вчера и сегодня, есть только их упругое пульсирующее течение. И она сама чувствовала себя подобной им, словно ее тело растворялось в этом чуждом, но в то же время таком знакомом свете. Свете, сворованном у людей. Единственным, что омрачало ее спокойствие была боль в затылке. Может, благодаря этой боли, а может по какой другой причине, но она все же вынырнула из этих упругих волн, открыла глаза, вдохнула. Совершенно незнакомая комната, очертания которой расплывались перед ее затуманенным взглядом. В дальнем, плохо освещенном углу сидела какая-то тень. Кто это?

— Шелл… — произнесла она наугад пересохшими губами.

К ней тут же подошла Лесса и положила прохладную руку на горячий лоб:

— Ты очнулась, девочка моя? Шелла здесь нет. Как ты? — ее голос выглядел обеспокоенным.

— Позовите его. Быстрее, — попросила она, с трудом стараясь удержать сознание. Эля понимала, что второй раз ей не выплыть из этого удивительно золотисто-голубого океана.

Шелла привели быстро:

— Я здесь, Эля, — он доверчиво коснулся ее руки.

Девушка, все так же, не понимая, как она это делает, оторвала от себя "нить" и прикрепила ее к Шеллу. Его взгляд изменился, он вопросительно на нее глянул. А Эля в это время ничего вокруг не замечала — она наслаждалась свободой. Она наконец-то смогла окончательно прийти в себя.

— Присядь, — посоветовала она Шеллу. — И постарайся сконцентрироваться на себе. В тебя сейчас поступает много энергии. Скоро я это уберу. Потерпи. Лесса, — обратилась она к женщине, которая все это время молчаливо наблюдала за ними. — Сейчас нужно действовать очень быстро. Нужно помочь Стелу. Пусть Тень приведет как можно больше людей, которые когда-либо занимались магией. Людей, верных нам. Как можно быстрее. И принесите Стела. Он без сознания?

Лесса кивнула и быстро скрылась из виду. Шелл попытался что-то сказать, но Эля остановила его:

— Тише. Все объясню потом.

Девушке с каждой минутой становилось лучше. Ей было неловко, что она перевалила на Шелла свои проблемы, но кроме нее никто не видел "нити" — направленные потоки энергии. А уж тем более никто не мог ими управлять. Лесса и Тень пришли скоро. Они принесли Стела, за ними в небольшую комнатку вошло еще человек пятнадцать. Эля действовала быстро, совершая лишь минимальные движения руками. Никто ничего до сих пор понять не мог, но вскоре она освободила от "нитей" Стела и Шелла и распределила их между всеми прибывшими. Не забыв про Тень. Лессе она пока побоялась давать приток энергии — женщина была слишком ослаблена походами в Храм.

— Теперь вы можете колдовать. Энергия сама поступает в вас, — начала она объяснять. — Люди ходят в Храмы. Безликие жрецы подчиняют их своей воле и становятся проводниками жизненной силы, забираемой у людей. Скапливаясь на остроконечных вершинах Храмов, людские слезы и улыбки, горести и радости, их жизни, специальными заклинаниями превращаются в потоки силы, своеобразные "нити", которые тянутся над всеми Городами, опутывая их, словно сетью. Я научилась видеть эти "нити". Маги Школы пользуются именно этой силой. Каждый из них имеет к ней доступ. Теперь такая возможность есть и у нас. Вы быстро научитесь ей пользоваться. Но сейчас важнее научиться ее блокировать. В каждого из вас вливается крошечный поток, перекрывать его не нужно. Но пользуйтесь им только при необходимости, поскольку мы воруем уже ворованное. Ворованное у людей! Помните это! Отдавая самих себя, они лишаются всего того, что может дать им жизнь. Они становятся тенями без прошлого и будущего, которые способны лишь машинально выполнять рутинные дела. Они крутятся в будничной круговерти, и совершенно ничего не хотят. Они теряют желание жить! Возможно, среди них остались ваши родные и близкие. Помните об этом каждый раз, когда будете прибегать к колдовству за их счет. Надеюсь, нам не придется долго пользоваться чужим. Но сейчас нам нечего противопоставить мощи всадников Меча и Света и Школе Магии. Пока тренируйтесь. Может, со временем вы сможете управлять этими потоками. Это не сложно. Как только вы научитесь, мы сможем разрушить Храмы и освободить всех людей! Подарить им жизнь!

Девушка опустилась обратно на кровать. Лесса засуетилась, выпроваживая всех посторонних. Элю одолела слабость. Тень о чем-то хотел поговорить, но Лесса не позволила. Она уложила Элю и Стела, а всех остальных выгнала со словами, что больным нужен покой.

Прошло несколько дней. Они явно шли на поправку. Да и сама Лесса наполнялась жизненной силой. Все повстанцы, получившие силу, несказанно радовались, строя грандиозные планы на будущее. Вскоре Тень все-таки добился у Лессы разговора с Элей. Девушка поведала ему все подробности "чудесного" освобождения Стела. Рассказала про "нити". Они составили небольшую стратегию освобождения Древнейшего от всадников и магов. В этом городе их было немного. Но они все же были…

Глава 8 Их не переделать!

Начиналось очередное серое утро, не предвещавшее как всегда ничего нового. Элир, управляющий города Древнейший, проснулся в своей уютной кровати. Он окинул сонным взглядом бордовые покои и сладко потянулся. Сегодня были его именины и вечером пройдут гуляния в его честь. Наверняка, его верная супруга и дочери порадуют его каким-нибудь маленьким сюрпризом, а кухарки без сомнения трудятся с самого раннего утра, чтобы накрыть праздничный стол. Элир выскользнул из мягкой постели и пошел к умывальнику. Слегка прохладная вода освежила мысли и чувства, придала ясности. И тут же утренний покой праздничного дня омрачился, поскольку управляющий вспомнил о тревожных вестях, что сообщили ему вчера. Будто бы в город пришли какие-то повстанцы из Ерихграда. Впрочем, это еще полбеды. А вот то, что они якобы имеют некий загадочный источник силы, благодаря которому они не лишены магии. Это уже было значительно хуже. Элир постарался отогнать невеселые мысли, вытираясь пушистым бордовым полотенцем в тон покоям, когда в дверь постучали.

— Войдите! — ответил на стук управляющий, но брови его нахмурились еще сильнее. Кто бы это мог его так рано разбудить?

В комнату в буквальном смысле ввалился его ближайший советник, суховатый мужчина средних лет.

— Что-то случилось? — правая бровь Элир поползла вверх. Такое с ним случалось, когда он чему-то сильно удивлялся и при этом гневался.

Советник слегка задрожал, но ответил твердым голосом:

— Плохие новости!

— Ну?.. — Элир слегка побагровел, и стало совершенно очевидно, что еще чуть-чуть, и он выйдет из себя.

Мужчина собрался с духом и выпалил одним разом, даже не моргнув:

— Мятежники забаррикадировали все подступы к вашему дворцу и подняли против нас добрую половину Древнейшего. Мы не знаем, откуда, но у них есть магия! И они делятся силой с простыми горожанами! Поэтому в их ряды вступают практически все. Тех же, кто оказывает сопротивление, они увозят в неизвестном направлении. Некоторых даже убивают. С каждой минутой их становится все больше. Эта зараза распространятся по городу, словно пожар!

— Я тебе покажу пожар! — взревел Элир, не в силах больше этого слушать. — Почему же наши распрекрасные рыцари Меча и Света сидят?! Интересно мне знать! Быстро мобилизовать все силы и бросить их на баррикады! И подавить это глупое восстание. Я пока свяжусь с Ерихградом, чтобы они выслали подкрепление. Зажмем в тиски этих щенят!

— Д-да, — слегка, заикаясь, пролепетал советник. — Только вот проблема в том, что они контролируют городскую стену и ворота. Всадникам Ерихграда придется брать город штурмом!

— О, Единый! И это за одну ночь? — Элир обессилено опустился в кресло. Невесть откуда взявшаяся служанка принесла господину воды.

— Дело в том, что все произошло слишком быстро и абсолютно для нас неожиданно. Никто не думал, что в Городах могут объявиться маги, не преданные Единому и Ериху, — старался как-то оправдать себя советник.

— А вот нужно было думать! Быстро выполнять приказ относительно всадников! За любое промедление мы можем дорого поплатиться! — по тону Элира было понятно, что разговор окончен, и советник поспешил скрыться.

Управляющий вздохнул, тяжело взглянув на темно-бордовый гобелен на стене, сожалея, что все это случилось именно в день его именин, затем поднялся и направился в комнату для переговоров, где приказал придворным магам установить связь с Ерихградом.

Тень как раз взобрался на вершину баррикады, когда из-за угла показался отряд всадников Меча и Света.

— Идут! — рассмеялся он в голос кому-то внизу. — Не прошло и лета! Готовься! — последнее слово громогласно разлетелось по притихшим улицам Древнейшего.

Всадники слегка замедлили шаг, но потом с новой решимостью двинулись в сторону баррикады. Вместо приветствия их встретили градом камней, которые предусмотрительно распорядился притащить Тень, когда организовывал сопротивление. Выученные бороться с противником, а не штурмовать завалы ненужных вещей и уворачиваться от камней, которые кидали в них самые обычные горожане, всадники слегка растерялись. Но их предводитель взял ситуацию под контроль. Они перешли к магической атаке, пытаясь взять сознание повстанцев под контроль. Всадники откровенно удивились, натолкнувшись на сопротивление. По правде говоря, они до конца не верили в то, что у мятежников есть сила для магии. Но теперь сомнений не оставалось. Воспользовавшись их замешательством, Тень скомандовал к атаке и через баррикаду полезли десятки повстанцев, которые готовились к этому дню не одно лето. Проводя бесконечные тренировки в подвалах, они готовились к этому бою, не веря до конца в реальность своих мечтаний. И вот пришел их час. Сейчас каждый был готов биться не на жизнь, а на смерть, понимая, что второго шанса у них может и не быть. Впрочем, такого поворота событий не ожидал ни один всадник, поэтому бой был не настолько кровопролитным, как могли бы вначале подумать повстанцы. Когда первые ряды всадников были разбиты вслед за подготовленными бойцами, пришедшими из Ерихграда и выросшими в Древнейшем, пошли мирные жители города, взявшиеся за оружие. Конечно, это были не все "обращенные", которым накануне даровали "нити". Многие из них не пожелали сражаться за призрачную свободу. Но все же добровольцы были. И их появление окончательно посеяло панику в рядах рыцарей. Не прошло и нескольких часов, как на месте уличного боя остались лишь остатки разваленных баррикад. Всадникам прошло отступить.

По похожему сценарию развивались события на остальных баррикадах на подступах к дворцу Элира. К вечеру, ровно в час назначенного празднества, повстанцы и мирные жители Древнейшего, перешедшие на их сторону, собрались на небольшой площади перед дворцом и принялись требовать появления Элира. Вскоре, показался управляющий, вопреки всему разряженный в праздничные одежды. При его виде по толпе разлетелись отдельные смешки. Только он собрался, было, что-то сказать, как раздался голос Тени, который залез на большую перевернутую бочку, чтобы его было видно всем:

— Теперь говорить будем мы! — немного нагло сказал предводитель повстанцев, а именно им и являлся теперь Тень. — Твое время кончилось, Элир! Древнейший больше не во власти всадников и ваших магов! Здесь больше никто не поклоняется Единому! — столь смелое заявление он себе позволил лишь потому, что рано утром вместе со всеми присутствующими горожанами он громил небольшой Храм на окраине. Конечно, далеко не все так быстро отреклись от веры, которую насаживали им поколениями. Но тех, кто успел понять истинное назначение Храмов, долго уговаривать не пришлось. — Или сдавайся, и мы выведем тебя и твоих приспешников за городскую стену, или… ты последуешь за теми всадниками Меча и Света, которые сегодня не захотели к нам прислушаться!

Лицо Элира побелело от этого хамства и неприкрытой угрозы. Он попытался что-то возразить на счет гнева Единого, который должен обрушиться на их головы, и всадников Ерихграда, которые должны были очистить Древнейший от мятежников. Над ним лишь открыто посмеялись и дали времени на раздумье до утра.

Рокот спешил по улицам Ерихграда по срочному вызову самого Ериха, который прервал утренний сон главнокомандующего всадников Меча и Света. Его мучил вопрос, что же могло послужить причиной столь поспешного вызова. Но ответа он никак не находил. Вряд ли это было из-за побега одного пленника четверть оборота Луны назад. Неприятное, конечно, событие, но оно не заслуживало столь пристального внимания…

Наконец, Рокот оказался перед дверью приемной Ериха. Высокие золоченые створки, украшенные изображением меча, которое источало магический свет. Рокот постучал, и двери сами собою открылись. Ерих угрюмо сидел на своем троне.

— Плохие новости, Рокот, — начал безо всяких предисловий он. — В Древнейшем обнаружены повстанцы, владеющие магией. Судя по всему, в ближайшем будущем они вполне могут захватить его. Элир просит помощи Ерихграда. Что скажешь?

Рокот задумался лишь на несколько мгновений, а потом произнес очень осторожно:

— Бросать силы всадников Меча и Света на город, который предположительно будет в руках повстанцев, немного… э…, - он замялся, подыскивая подходящее слово, — немного расточительно. Ты говоришь, у них есть магия. Если они захватят целый город, то, есть вероятность того, что на этом все и закончится, — победоносно улыбнулся Рокот.

— Попрошу тебя пояснить свою мысль, — заинтересованно попросил Ерих.

— Эти повстанцы — всего лишь люди, которые получат власть над целым городом. Если не трогать их и позволить жить в свое удовольствие, то они могут и не захотеть воевать с нами. Подумай сам, у них же будет все. А если, я ошибусь, то… Мы всегда сможем остановить их, как только они проявят первые признаки агрессии, — Рокот посмотрел прямо в глаза Ериху.

— А там не за горами и развязка всей этой каши, как обещают маги, — загадочно улыбнулся Ерих. — Думаю, я не зря назначил тебя главнокомандующим. Организуй наблюдение за Древнейшим, но без моего ведома пусть никто не вмешивается в происходящие там события. А Элир… что ж, ему придется справляться самому.

Изредка солнце проглядывало сквозь белую пелену облаков. То ли, потому что Древнейший находился на окраине Городов, то ли потому что со дня разрушения последнего Храма прошло уже более половины оборота Луны. Сегодня в городе не было ни одного всадника, ни одного служителя Единого, ни одного старого мага. Древнейший находился в полной власти повстанцев. Эля любила эти худенькие лучики солнца, которые были редкими гостями на кухне дома, который теперь по праву считался домом Лессы. Девушка закрыла глаза и подставила ресницы блеклому, но все-таки солнцу. Его чуть теплое касание разбудило в ней воспоминания о прежней вольной жизни в Лесу, или даже в Каменке, где свобода чувствовалась в каждом вдохе. В уголке правого глаза собралась прозрачная капля и медленно скатилась к подбородку. Неожиданно девушка почувствовала, как что-то теплое касается ее щеки, вытирая слезинку. Эля резко открыла глаза и, увидев Стела, поспешно улыбнулась.

— Ты, чего, Беляночка? — ласково назвал он ее старым прозвищем.

Девушка улыбнулась еще теплее:

— Это я, наверное, от счастья. Да еще от тоски, — она вздохнула и посмотрела на грязные облака, которые уже спрятали одинокий лучик. — Понимаешь, я скучаю по свободе.

— Как раз сегодня у повстанцев праздник в честь освобождения Древнейшего и завоевания свободы, — ухмыльнулся Стел, то ли успокаивая ее, то ли над чем-то насмехаясь.

— А они ее знают, эту свободу? — Эля перевела взгляд на него. — Что она для них?

— Хотя бы отсутствие Храмов, — Стел накрыл ее маленькую ручку своей большой ладонью. — Дай им время. Они научатся жить.

Эля слегка пожала плечами и еще раз улыбнулась. Несмотря на то, что они довольно давно жили в Древнейшем, города она еще и не видела. Впрочем, как и Стел. Лесса считала их еще не достаточно окрепшими, а обстановку в городе неспокойной, чтобы позволить им бродить по улицам. Но сегодня все должно было измениться. Эля проснулась с твердой решимостью осмотреть город, давший повстанцам приют. В этот момент на кухню зашел Шелл:

— Привет выздоравливающим! — рассмеялся он. — Получил от вашей личной знахарки позволение вас выгулять! — парень задорно подмигнул Эле.

Шелл, несмотря на то, что изначально не был из рядов повстанцев и вовсе не готовился всю жизнь сражаться с всадниками, принял наиактивнейшее участие в уличных боях, что и отразилось в перебинтованной руке и цветистых синяках. Слава Теплому миру, что он так легко отделался!

— Несказанно этому рада, — сказала Эля и поднялась, готовая идти.

И они все втроем вышли на улицу.

После довольно продолжительного пребывания под крышей, свежий воздух и даже городская пыль, как это ни парадоксально, подействовали на Элю и Стела оживляюще. Их бледные щеки тут же слегка порозовели, а глаза заблестели. Даже внешне Древнейший отличался от Ерихграда. Улицы здесь были не такие широкие, а дома не так близко построены. Каждый дом был каким-то особенным, чем-то отличался от своих собратьев. Вот у этого красивые деревянные резные ставни, когда-то давным-давно выкрашенные лазурью. У того — остроконечная крыша с загнутыми кверху уголками. А в конце улицы вообще красуется небольшой двухэтажный домик с миниатюрной белой террасой. Красивые вывески на торговых лавках, редкие чахлые деревца, небольшие импровизированные парки с изящными скамейками и неизменная брусчатка под ногами. У Древнейшего даже был шанс понравиться Эле, если бы не покрывавший все это слой серой пыли и заброшенности, которые она ощущала в буквальном смысле физически. Краска везде облупилась, краешки вывесок откололись, деревья засыхали без солнца и дождя, а на скамейках давно уже никто не сидел. Все то же самое, как и в остальных городах. И пусть в небо больше не устремлялись ужасающие остроконечные пики Храмов (их все снесли в первые дни освобождения Древнейшего), а все встречающиеся люди были относительно полны сил и жизни, все равно отчетливо чувствовалось, что здесь творилось не так давно. Картину дополняли разбросанные по улицам остатки баррикад и заброшенные дома, жителей которых выселили за городскую черту в связи с тем, что они не хотели отказываться от веры в Единого. В их числе были все без исключения всадники Меча и Света с семьями и старые маги. А так же помощники Элира, бывшего градоначальника.

Тень пытался вернуть горожанам смысл существования, который сейчас он видел в восстановлении города. И в этом Эля была склонна с ним согласиться. А вот то, что поток энергии из Ерихграда, некогда сворованный Элей, был теперь разделен на сотни тончайших "нитей" и дарован практически каждому жителю Древнейшего, ей не совсем нравилось.

Проведя своих друзей по наиболее впечатляющим улицам города, Шелл предложил посидеть на скамейке в небольшом парке, засаженном редкими деревцами. Некоторое время прошло в полнейшем молчании, затем девушка, наконец, произнесла давно мучающий ее вопрос:

— Скажи, Шелл, — немного неуверенно начала она, — Как давно Древнейший в руках повстанцев?

— Где-то с пол оборота луны, — удивленно ответил он. — А что?

— И что сделано за это время?

— В каком смысле? Выселяются все приверженцы Единого и Ериха, постепенно идет очистка улиц от последствий боев, восстанавливается нормальная жизнь, все желающие получили доступ к энергии… ну, еще… Праздник сегодня вечером будет, — Шелл непонимающе развел руками.

— А ты не в курсе, зачем мирным жителям Древнейшего доступ к энергии? И почему не предпринято никаких вылазок во внешний мир? Мне казалось, что захват Древнейшего — лишь первая веха на долгом пути к освобождению Городов от власти Ериха. А что получается? — в глазах Эли металось непонимание, смешанное с отчаяньем.

— Подожди, — остановил ее Стел своим спокойным голосом. — Дай им время. Если ничего не изменится, поговорим с Тенью. Идет?

Девушка посмотрела на него и неуверенно кивнула:

— Я, просто… чувствую себя немного виноватой, что мы пользуемся ворованной у других людей жизнью…

— Не беспокойся, это временная мера! Все будет правильно! — поддержал ее Стел.

— Да, — кивнула она. — А когда все закончится, когда от последнего Храма не останется камня на камне, когда все будут свободны, тогда мы с вами возьмемся за переустройство Школы. И всех молодых магов Теплого мира будут обучать так, как это делает Тереним в Каменке, начиная с первооснов. Так, чтобы уже никто впредь не повторил страшной ошибки Ериха и его приспешников.

Шелл улыбнулся, представив себе это время, и на какое-то время все трое погрузились в радужные мечты.

Эля сидела на кровати и нервно теребила прядь волос, отбившуюся от своих сородичей. Взгляд нервно блуждал по обшарпанным стенам. Нижняя губа была закушена. Она совершенно отчетливо понимала, что все идет не так. Лето уже перевалило за середину, Древнейший достаточно давно находился в руках повстанцев, но дело так и не двигалось с мертвой точки. Благодаря ее отчаянным просьбам Тень начал организовывать вылазки в другие города, которые преследовали своей целью лишь переправлять в Древнейший людей, которые не хотели больше ходить в Храмы. Занятие, конечно, благородное, но, спасая единицы, всему Теплому миру не поможешь. И при этом все без зазрения совести пользовались энергией, полученной от своих недавних собратьев по несчастью. Для дела, да и просто шутки ради. Тут Эля до крови прикусила нижнюю губу. Нет, так больше не может продолжаться! Девушка резко поднялась и вышла из комнаты. Как она и предполагала, Шелл был у себя. Эля робко постучала.

— Входи!

Она вошла.

— Что-то случилось? — казалось, парень был напуган ее растерянным видом и растрепанными волосами.

— Нет, не волнуйся! Все хорошо! Просто, есть у меня кое-какие мыслишки, — немного рвано ответила она.

Шелл жестом пригласил девушку сесть. Они приняла приглашение и продолжила:

— Так вот, я считаю, что мы не имеем права так пользоваться ворованной силой, — она сделала особое ударение на слове "так". — "Нити" должны быть лишь у тех, кто участвует в вылазках во внешний мир или пользуется магией на благо общего дела. И все. Для праздных развлечений использовать жизненную силу ни в чем неповинных людей нельзя! — она даже слегка ударила кулаком по коленке.

— Но… как об этом сказать остальным?.. — немного растерялся Шелл.

Зрачки Эли сузились от гнева:

— И ты туда же!

— Нет, тише, тише… — Шелл испугался ее реакции.

— Одним словом, я сама поговорю с Тенью. А вот свою "нить" я отдаю тебе, — с этими словами она быстро освободилась от давно тяготившей ее ноши и отдала ее Шеллу.

— Но… что ты делаешь? Ты же не сможешь больше колдовать? — удивленно замотал он головой.

— Мне не нужна магия такой ценой. Я сижу здесь и не приношу ровным счетом никакой пользы. Впрочем, как и подавляющее большинство остальных! Мы просто добавили ко всем горестям несчастных посетителей Храмов еще и целый паразитирующий на них Город! — казалось, ее гневу нет предела. — И я буду просить Тень, чтобы он заставил всех остальных сделать то же самое в приказном порядке.

Шелл смотрел на нее растерянно-испуганными глазами и не знал, что возразить. Он понимал, что они поступают плохо. Но как исправить это положение не знал ни он, ни кто бы то ни было другой. Они просто физически не могли свергнуть Ериха.

В тот же вечер Эля подошла к Тени. Тот был несказанно рад, что ее недуг практически прошел. Предводитель повстанцев, а именно так теперь все называли Тень, усадил гостью за стол, засыпая вопросами о самочувствии и прочей подобной чепухе.

— Уже значительно лучше, — улыбнулась Эля самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна. — Скажи, что здесь происходит? — она слегка прищурилась, потому что от нее не ускользнули богатство убранства комнаты Предводителя и толщина его "потока".

— В каком смысле? — столь же очаровательно улыбнулся Тень, разливая ароматный чай.

— У вас есть какой-нибудь план? Вы придумали, как использовать полученную энергию? Как освободить Города? Как отдать долг тем, за чей счет мы сейчас живем? Почему никто не ограничивает "потоки"? И вообще, зачем сила простым жителям? Когда мы выступаем в поход на Ерихград, чтобы разрушить Храмы? — Эля пыталась произнести накипевшие слова без напора, но у нее это плохо получалось.

— Мы думаем, не все так быстро, степнячка! Нас все же слишком мало, чтобы составить существенный противовес Школе и Всадникам. Мы проводим агитацию в других городах, мы перевозим сюда всех желающих, мы…

— Понятно, — девушка едва заметно кивнула. — Все оказалось бессмысленно. Ничего не изменилось. Просто у несчастных горожан стало больше кровопийц. Вот и все, — она старалась не смотреть на Тень.

— Ты не права! Мы обязательно им поможем, потом…

— Когда "потом"? Когда от них уже совсем ничего не останется? Пойми, что с каждым глотком силы мы подталкиваем все в пропасть, из которой никогда не выберемся! — она обняла себя обеими руками и уставилась в стол.

— Хорошо, что ты предлагаешь? Просто, что ты предлагаешь? — было заметно, что Тень начинал нервничать.

— Чтобы все, кто активно не участвует в мероприятиях по освобождению городов, отдали свои "нити". Тогда в наших руках будет сосредоточена достаточная сила. А потом необходимо составить четкий план захвата Ерихграда. Например, можно начать с незаметного разрушения Храмов. И при этом продолжать переселять всех желающих в Древнейший. А потом, когда поток силы ослабнет настолько, что мы сможем тягаться с силами Ериха…

— Да ты понимаешь, что ты говоришь? — Тень нетерпеливо перебил Элю. — Если мы разрушим Храмы, то и сами лишимся магии! У нас был несколько иной план. Что, если нам забрать у Ериха побольше "нитей", чтобы быть сильнее, чем они?

Несколько мгновений девушка не могла произнести ни слова. Потом она встала и наклонилась близко-близко к его лицу:

— Это ты понимаешь, что ты сейчас сказал? — она говорила хриплым шепотом. — Чем мы тогда принципиально будем отличаться от Ериха?

— Ну, это прозвучало несколько грубо, я имел ввиду, что… — Тень заерзал на стуле.

— Что не собираешься разрушать Храмы, — закончила за него Эля и одарила его ледяной улыбкой.

— Нет, просто не сейчас… потом…

Дальше Эля просто перестала его слушать. Он не был хорошим или плохим. Он был просто как все. Он тоже хотел силы и власти. И спокойной жизни. И она подарила ему их. Она научила их цинично использовать чужие жизни. Она виновата во всем. А теперь ей даже нечего было предоставить в противовес. У нее ничего не было. Только бесконечная тоска по родной Деревне и тупая боль в сердце при каждом мимолетном воспоминании о Стрелке.

По дороге к дому Лессы девушка лихорадочно пыталась найти выход из сложившейся ситуации, вновь и вновь прокручивая события с того самого момента, когда они покинули Каменку. И она понимала, что винить некого, кроме нее самой. Своими глупыми и наивными попытками, она лишь ускорила приближение неминуемого. Она не знала, чего именно. Но прекрасно понимала, что все идет абсолютно не правильно. Эле казалось, что она опять попала в тупик, из которого невозможно выбраться. И она вечно будет ходить по замкнутому кругу без надежды на освобождение. Ей становилось все душнее и душнее в Древнейшем. Ее бесило собственное бессилие. И, кроме того, она опасалась, как бы ее не заставили воровать новые "нити". Ведь, кроме нее, их все-таки никто не видел. Когда она подошла к дому, в ее голове созрело решение. Она резко открыла дверь и вошла в плохо освещенную комнату, в которой сидели все трое: Стел с матерью и Шелл.

— Я возвращаюсь домой! — негромко, но решительно сказала она.

— Как домой? Куда? — он явно не понял всей серьезности ее намерения.

— В Лес. К Ловкому и Ласке, к Дождю и старой Иве, — при этих воспоминаниях, ее бледные щеки слегка подернулись румянцем.

— Разве ты можешь бросить все и уехать? Тебе все равно, что будет дальше? — испуганно спросил Шелл.

— Я ничего не могу изменить. Мне нечего здесь делать. Если и вправду Тень собирается освобождать Города — я вернусь. Обязательно вернусь. Но пока… мне здесь не место. Боюсь, я могу принести сейчас только вред. Мне больно смотреть на все, что здесь происходит. И я хочу домой. Пусть, это малодушно, но я устала за пять лет. Устала и поняла, что как была маленькой наивной и глупой девочкой, так ей и осталась. И никакая Каменская премудрость этого не исправит. Спорить — бесполезно. Но я упорно продолжаю спорить со всеми. С самим устройством жизни. Мне не под силу переделать этот мир, — она помолчала, легко пожав плечами, и добавила, — И этих людей.

Рассветное солнце слабо пробивалось сквозь туман, а Вороной, рассекая его молочную белизну, мчал свою наездницу домой. Прочь от ненавистных Городов. Навстречу лохматым верхушкам сосен. По самой короткой дороге, которую знал только он. Знал, потому что сам Теплый мир ему подсказывал, как подсказывает всем. Да только вот слышать не все умеют. А Вороной умел. И поэтому Белянка его любила. Ее сердце вновь стучало в такт ударам его копыт. Ее пушистые волосы развивались на ветру, который до отказа наполнял легкие. Теплый мир вновь принимал ее в свои объятия, и воспоминание о городском плене походило теперь скорей на страшный сон.

Глава 9 Блудная дочь

Лес бережно принял в свои объятья блудную дочь. Да, она сильно изменилась за прошедшие Лета, но она по-прежнему оставалась его дочерью. Она по-прежнему понимала шелест крон и трепет подлеска, умела читать настроение по запаху древесной коры и сосновой смолы, безошибочно находила направление и совершенно бесшумно переступала по сухой подстилке. И всегда знала, ощущала шестым чувством, где Река, та, что течет на Запад. Вороной же наоборот, подозрительно стриг ушами воздух, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому скрипу веточки. Еще на опушке коню пришлось замедлить шаг. А вскоре Белянка и вовсе спешилась и пошла рядом со своим верным другом, положив теплую руку на его высокий загривок. Это слегка успокоило Вороного, но он продолжал беспрестанно тянуть носом, подозрительно косясь на свою спутницу.

"Все хорошо… Мы дома!" — подумала она и, наконец-то, свободно вздохнула. По-настоящему свободно, за последние шесть лет. Потом посмотрела на напряженное выражение глаз Вороного и усмехнулась про себя: "Я дома. Ты привыкнешь!" Белянка всей кожей ощущала спокойствие и тепло, исходившее от нагретых солнцем смолянистых стволов. Покровительство и защиту, которую обещали верхушки деревьев, столь уверенно перешептывающиеся высоко над головой. Здесь она могла не таиться и не скрываться. Здесь она могла называться своим настоящим именем. Она была дома. Девушка, прищурившись, посмотрела куда-то в сторону, а потом прошептала:

— Нам туда, Вороной! Уже сегодня вечером мы будем в деревне!

Самый разгар лета, когда днем все покидают деревню и в домах остаются лишь старые, да малые. Охотники уходят вглубь Леса, рыбаки уплывают на своих лодчонках вверх по Реке, женщины ухаживают за посевами, а пастухи лежат в тени деревьев, лениво поглядывая за немногочисленным скотом. Солнце мерно отсчитывает тенями деревьев утекающее время, а Река наполняет воздух запахом тины и шумом воды. Все точно так же, как было вчера. И завтра должно быть то же самое.

Ласка стирала на берегу белье, а маленький Олененок крутился поодаль. Солнце непрестанно клонилось к западу, уже почти касаясь красноватых в этот час вод Реки.

— Мама, я слышу какой-то странный звук, словно большое животное идет, — Олененок схватился за легкую юбку Ласки, широко раскрыв от испуга свои прекрасные глаза. Он и вправду был чем-то похож на маленького олененка.

— Большое животное? — Ласка откинула прядь смоляных волос локтем, не переставая выжимать простынь. — Может, охотники возвращаются с добычей?

— Нет, — голос ребенка снизился до еле слышного шепота. От испуга он даже перестал теребить материну юбку.

Ласка наконец-таки оторвала взгляд от работы и посмотрела на другой берег реки. Туда, где было место старой деревни, сожженной шесть лет назад. Вначале, она разделила со своим сыном испуг. Точнее, она испугалась не просто "большого животного". Она испугалась коня. Ее молниеносно пронзила мысль: "Всадники!" События не столь отдаленного прошлого пронеслись перед мысленным взором, а спину покрыл целый строй мурашек. Она машинально обняла сына за плечи, словно загораживая от невидимой опасности. Потом способность рассуждать вновь вернулась. Конь — еще не значит всадник. И тем более с ним… женщина? Она машет рукой? Какие красивые пушистые светлые волосы, в точности как у…

— Белка! — Ласка так и уронила все выстиранное белье на песок.

— Ласка! — донеслось с другой стороны в ответ.

Черноволосая красавица уже было собралась кинуться в воду, но ее остановил окрик:

— Жди! Мы сейчас переплывем к вам! — и девушка, прошептав что-то своему страшному коню на ухо, медленно зашла в воду и поплыла.

А Ласка так и села на мокрый песок. Олененок жался к матери, не понимая, что происходит. А на ее щеках блестела вода. А, быть может, слезы. Но даже если так, это были слезы радости. Она вернулась!

А вечером были костры и пляски, смех и улыбки, и разговоры. Ловкий чуть было не задушил в объятьях сестренку, а Дождь просто улыбнулся и достал свою старую гитару. Даже суровое лицо Горлицы озарила улыбка. Она словно забыла про проклятие.

— Все былое поросло травой, разметало ветром, да унесло рекой на запад, — только и произнесла она. — Добро пожаловать домой, Белянка!

И словно в детстве девушки отплясывали под хорошо знакомые песни Дождя. А тетушка Пшеница сидела в сторонке и широко улыбалась, вспоминая старые добрые времена.

И вдруг над лесом раздались звуки баллады. Баллады о тех, что даже на запад ушли вместе. Белянка словно застыла на месте, не в силах даже пошевелиться. Ей стало безумно холодно и неуютно в родном доме. Ей хотелось бежать, куда глаза глядят, да только вот пошевелиться она не могла. Девушка попыталась перекричать уверенный голос Дождя, попросить не петь эту красивую и правдивую песню, но она не смогла. Не смогла, потому что видела, как горят глаза юных девочек, как робко юноши приглашают их на танец, как магия музыки и любви объединяет их, закручивая в удивительный вихрь. Когда-то и она была частью этого вихря. Вихря, лежащего в основе Теплого мира. Но не теперь. Не теперь. В ноздри попал знакомый запах трав, которыми Ласка мыла свои шикарные волосы. Это вывело Белянку из состояния оцепенения.

— Пойдем, — сказала Ласка и потянула подругу за руку. — Пойдем, Ловкий нас ждет. Да и Олененок не хочет без меня засыпать.

И Белянка ушла, но чудесные звуки еще долго не покидали ее ушей.

А потом был вечер. Долгий вечер при свете тонкой лучины, мирном сопении Олененка, который так и не понял, что же это за странная тетя пришла со страшным "большим животным", и почему это в ее честь праздник устроили? Три голоса сливались в полушепоте со звуками ночного леса, повествуя о солнце и горе, о холодной тяжелой первой зиме и беспредельной радости, которая пришла к жителям Деревни с первыми лучами солнца Нового Лета, когда все поняли, что они будут жить. Ласка и Ловкий рассказывали о лютых морозах и недоделанных жилищах, ведь не было у них времени отстраиваться. Да и припасы, запасенные летом, практически все сгорели. Они вспоминали ропот жителей и страшные остовы деревьев, которые чернели всю зиму на фоне кипельно-белого снега. А перед глазами Белянки проплывали картины того пожара, вспоминались кошмары, что мучили ее в первую зиму в Каменке, и лица ушедших в то лето. Лицо Стрелка. Девушка поняла, что это невыносимо. Невыносимо быть здесь и постоянно вспоминать.

— Это я во всем виновата, — прошептала она блеклыми губами. Все думы и мучения тех дней с новой силой навалились на нее.

— Нет, Белянка. Все идет своим чередом. И не нам решать… — начал знакомую отповедь Ловкий.

— Своим чередом? — ее глаза сузились до маленьких щелочек, за ними сразу стала видна вся серость и пыль городов.

Она не хотела пугать их. Но промолчать не могла. Коротко, говоря лишь самое необходимое, она рассказала им о том, что творится в Городах, о Едином и Великом Ерихе, о Храмах и Горце, о радужных снах и повстанцах, которые, в сущности, теперь ничем не отличались от воров-всадников и магов-отступников, живущих за счет чужих жизней.

Их напугал ее рассказ, но не удивил.

— Горлица говорила о чем-то подобном. Ей каждый праздник Встречи Нового Лета деревья сообщают, что Предрассветный Час становится длиннее, что пульс вязнет с каждым ударом, что в Теплом мире брешь, — прошептала Ласка, стараясь не разбудить Олененка.

— И что спираль вот-вот замкнется в круг, — подтвердил Ловкий, задумчиво глядя на очередную догорающую лучину.

— Мы не до конца понимаем ее слова. Да и она сама, кажется, тоже, но… — Ласка пожала плечами. — Теперь все будет хорошо. Ты вернулась. Ты дома. Все позади!

Скоро уже должно было светать, и они стали укладываться спать. Мысль Белянки: "Все еще впереди" — так и осталась невысказанной. Зачем? Им и так пришлось натерпеться. Пусть спят спокойно. Девушка свернулась калачиком на травяном матрасе на полу землянки. Вскоре она услышала сопение Ласки и Ловкого, столь же мирное, как у Олененка. Где-то в глубине души что-то защемило — ей безумно захотелось вот такой жизни, к которой она была готова с детства и которой была лишена. Почему? Потому что не было у нее судьбы, как сказала когда-то тетушка Мухомор. А, может быть, и нет. Кто знает? Вся жизнь смешалась в одном пестро-сером потоке: солнечные дни детства, проведенные в поисках редких трав по берегам реки, да полянкам, и блеклые недели в Городах, увесистый голос тетушки Мухомор и спокойный, чуть суховатый тон Теренима, веселые праздники и проводы Туда, полные умиротворения, огненные лодочки и весенние цветы, первая встреча со Стелом и задорный блеск глаз Шелла, скачки на Вороном и весеннее гудение стволов деревьев. Первый танец со Стрелком и речной ветер, запутавшийся в волосах. И… Она отогнала видение стынущих пепельно-стальных глаз, отражающих пену облаков. Она не могла забыть, она старалась не думать. Она вспомнила Элю и Белянку, слепив их наконец-то в единое целое. В конце концов, это все была она. Солнечно-пепельный поток кружился, смешивая былое и мечты, слова и мысли, слезы и радость, заливая сознание, уставшее от скитаний и лжи.

… Ей снилась просторная землянка с небольшим окошком под потолком, сквозь который лился солнечный свет. И в этих сильных лучах кружились пылинки, отбрасывая маленькие радуги. Воздух пах пряными полевыми цветами и сушеными травами, да еще древесной корой. Она лежала и смотрела, как солнце играет в переглядки с ее волосами, вьющимися крупными золотыми локонами. И до того хорошо! А рядом, совсем близко, за ее спиной кто-то сидит, держа хрупкую теплую руку в своей шершавой ладони. Она чувствовала его дыхание, знала, что он здесь. Она это знала, даже не видя его глаз, цвета высокого летнего неба. Дверь скрипнула тихо, но протяжно. Две маленькие босые ножки зашлепали по плотно утоптанному земляному полу, посыпанному сухой травой. Две маленькие ручки потянулись к большому глиняному кувшину с молоком. Она хотела встать и помочь этой голубоглазой девчушке, которая показалась ей такой знакомой…

Белянка резко села, открыв глаза, солнце заливало светом комнату, в которой не было никого, кроме Олененка. И он осторожно шлепал босыми ножками к выходу.

— Постой! — негромко попросила она.

Мальчуган обернулся, бросив на незнакомую тетю испуганный взгляд.

— Не бойся! Я родная сестра твоего папы и с детства твою маму знаю. Я родом из этой деревни. Иди сюда! — Беля попыталась произнести это как можно мягче.

Олененок немного поколебался, но потом все же подошел:

— А ты теперь все время с нами жить будешь? — подозрительно спросил он.

— Нет, — в ее голосе прозвучала какая-то горечь, чем-то отдававшая полынью. — Я буду жить рядом.

Олененок попытался улыбнуться и покосился на дверь. Белянка поняла, что ему скучно рядом со старой, занудной теткой.

— Смотри! — она задорно улыбнулась и подмигнула мальчишке.

На столе сидела ярко-голубая птичка с красным клювом. Олененок, было, дернулся за ней, но птичка переметнулась на окно под потолком. Мальчишка достал из кармашка на штанишках небольшой камешек и бросил его в птичку, которая к его изумлению, смешанному с разочарованием, растворилась в лучах утреннего солнца.

— Она не настоящая? — обиженно протянул он.

— Она настоящая! Самая взаправдашняя! — улыбнулась Белянка и потрепала мальчишку за ухом. — Она — это моя улыбка и хорошее настроение! Правда-правда!

— А ты меня научишь так улыбаться? Ты волшебница? — глаза Олененка уже горели беспредельным любопытством.

— Волшебница, — подтвердила Белка. — Когда подрастешь — научу, может быть. Если ты мне кое-что пообещаешь!

— Что? — похоже, сейчас, мальчуган был готов пообещать все что угодно.

— Никогда не воровать улыбки и всегда тепло улыбаться, — она произнесла вроде как понятную, но совершенно конкретно ничего не значащую для ребенка фразу.

Олененок был уже готов радостно закивать — подумаешь, ерунда, какая: тепло улыбаться! Но Белка его остановила:

— Подрастешь — пообещаешь!

— А когда наступит это "подрастешь"? — мальчишка был слегка разочарован.

— Когда любить научишься, — она вздохнула, подумав: "Некоторые много жизней проживают, а так ничему и не учатся" — Давай, беги, куда ты там шел!

— А точно научишь? Не обманешь? — Олененок уже готов был бежать.

— Точно. Я тебе обещаю! — она еще раз потрепала его по тоненьким волосам.

Удостоверившись в честности загадочной тетки, Олененок, словно ветер, скрылся за дверью.

Ее ноги всегда приводили именно сюда, к излучине Реки, где на небольшом пригорке растет развесистая старая Ива. Речной Ветер играет ее листвой, огромные корни питаются водой, кажется, самого Истока. Многое она узнала от этой воды, многое "увидела" сама, за длинную жизнь. Но всем этим она готова поделиться с тем, кто придет за помощью, с открытым сердцем, в ожидании совета. Уже давно никто не приходил на заветный пригорок. Но в это летнее утро Ива почувствовала, что по земле ступают две босые ноги. Именно их она уже и не думала когда-либо почувствовать. Нет, она верила, конечно, что, в конце-то концов, эта девушка вернется. Но так скоро? Всего пять весен прошло!

Белянка прикоснулась щекой к шершавому, знакомому с детства стволу, внутри гудела жизнь.

"Я вернулась, как ты и говорила"

Ива молчала. Белянка немного расстроилась и присела на землю, облокотившись спиной о надежный ствол.

"Ты вернулась. Надолго ли?" — наконец-то прозвучало в ушах девушки.

Радость, которая охватывает нас при виде старых друзей, заполнила Белянку с ног до головы.

"Думаю да. Я дома. Я устала от степных Ветров и горных родников, от пыльных Городов и лживых людей"

"Я тебе надоела?" — похоже, Ива обиделась.

"Что ты! Я же не про тебя говорю!"

"Ошибаешься, моя дорогая! Именно про меня! Ничем я от твоих ветров и родников не отличаюсь! Неужели, ты все забыла?"

"Я помню. Но Теплый Мир за пределами Леса совсем другой. Особенно в Городах. Нельзя все ровнять под одну гребенку. Например, рассвет и Предрассветный час?"

"Рассвет со вдохом ровняют, а закат — с выдохом" — поучительно ответила Ива. — "А вот Предрассветного Часа и вовсе нету! Выдумали вы его!"

"Как это нет, а как же?.. Даже Горлица говорила, что деревья…" — возмутилась Белянка.

"Раньше не было. А теперь он все больше и больше. Не правильно вы все люди делаете! Нужно просто жить, следуя пульсу. Замыкая круг, понимать, что ты уже на следующем витке. А не пытаться остановить течение реки, стремясь вернуть прошлое!"

"А я как раз сейчас замыкаю круг? Я же вернулась в Деревню" — догадалась девушка.

"Ничего подобного! Ты просто отдохнуть приехала! Вот когда совсем вернешься, тогда и замкнется он. Если вернешься…" — Белке показалось, что Ива вздохнула.

Девушка еще долго сидела, отпустив свои мысли погулять в высокие белые облака, пока из этого состояния ее не вывел Вороной, который ткнулся теплой, влажной мордой в ее ладони.

— О, как ты тут оказался? — улыбнулась Белянка.

Вороной загадочно посмотрел назад в сторону деревни. Белка улыбнулась. Потом они еще долго купались в реке и валялись на лугу с травами. В деревню вернулись под вечер, где их уже ждал Олененок. Он перестал бояться "большого животного" и попросил научить его на нем кататься. Вороной отнесся к этой мысли подозрительно, но без лишнего негодования. Это увлекательнейшее занятие они отложили на завтра. А сегодня Белянка пообещала рассказать сказку о Степных Кочевниках и Диких Ветрах. Эту сказку захотел послушать не только Олененок, но даже Дождь, на что он собиратель баллад и сказок.

А потом было утро, и Олененок покатался на Вороном, и был день, и Белянка вместе с Лаской ушли работать в поле, и был еще вечер, и еще сказки. И еще много дней. Белянка в свободное время стала помогать Горлице, которая взяла себе несколько учениц. Она водила их по полянам и к далекому, загадочному озеру, что так не давало покоя ей в детстве. Учила их тому, что рассказывала им тетушка Мухомор, и тому, что слышала в Каменке. Когда кто-то хворал, она помогала лечить. Не забывая при этом катать Олененка и других деревенских детишек на Вороном, который вскоре их полюбил и не сильно сопротивлялся. А вечером обязательно были добрые и теплые сказки.

Так прошло уже больше оборота луны. Лето клонилось к своему закату, листья, не спеша, желтели, облака сбивались в дружные кучки, заволакивая небо, с которого срывались первые дождинки. Близилась осень. В то серое утро Белянка встала рано. За деревянным столом сидели Ловкий и Ласка, Олененок еще спал.

— Мне кажется, или дни стали короче? — услышала Белка обрывок фразы, которую произнес ее брат.

— Так осень же скоро, — улыбнулась Ласка, доливая в его кружку молока.

— Осень-то осенью, да только слишком уж короток день! Да и ночь от этого не удлинилась, — возразил Ловкий.

Белянка тем временем села к ним за стол и получила свою порцию завтрака.

— И то верно. Тетушка Пшеница жаловалась, что она совсем уж не высыпается, — подтвердила его слова Ласка.

— Но если короче и дни и ночи стали, то куда же время девается? — удивленно приподняла бровь Белянка.

— Неужели, слова Горлицы о Предрассветном часе правдой оказались? — Ласка поежилась.

Дни становились холоднее, солнца практически не было. Ласка встала из-за стола и заботливо накинула на Олененка еще одно одеяло. Никто так и не нашелся, что же ответить ей. Ловкий собрался уходить, пообещав Белянке помочь собственное жилье соорудить. Она была несказанно благодарна брату, но после этого утреннего разговора в душе укоренилась твердая мысль, что пока обживать новый дом ей не придется. Мутная и непонятная тревога стала навязчиво кружиться поодаль.

Сегодня она не пошла к Горлице и ее ученицам, а отправилась туда, куда повели ее ноги — к старой Иве. Едва она приблизилась к дереву, которое показалось ей особенно печальным в такую погоду, Ива поспешила ее поприветствовать.

"Я ждала тебя"

"Я пришла. Скажи мне, что происходит?"

"Пока все идет так же, как шло и до этого. И это не правильно. Ты засиделась здесь, моя дорогая. Тебе пора"

"Куда?" — спросила Белянка, и серая пыль Городов тут же заставила ее закашляться от удушливого воспоминания.

"Ты и сама знаешь. Они тебя ждут. Возможно, дождутся не все. Я не могу тебе точно сказать, что происходит. Ты поймешь, как только сама все увидишь"

Белянка ничего не ответила, лишь крепко прижалась щекой к сырому, шершавому стволу.

"Да, вот еще. Мне кажется, это для тебя. Это Река принесла от Истока. Им там виднее, что в Городах происходит"

Сердце Белянки забилось быстро, она почувствовала, что это послание от Горца. В следующий миг мир вокруг поплыл, смешивая воедино листву и Реку, черную землю и серое небо, зеленую траву и мокрые дождинки. Девушка не удержалась и присела. Все тело пронзила невыносимая боль, язык онемел, взгляд разбегался по переменчивому миру не в силах задержаться на чем-то. Это продолжалось довольно долго, девушка никак не могла понять, что же с ней происходит, когда вдруг ее пронзила мысль, словно молния, заставив покрыться горячим потом все тело. И эта мысль была: "Шелл!!!" Боль и головокружение отступили, оставив место разбитости и тревоге.

"Я не знаю, кто это, — сказала Ива. — Но он недавно пополнил ряды Предрассветного часа"

"Что значит?.." — Белянка даже мысль закончить не посмела.

"Тебе пора. Ты можешь все исправить!" — Ива говорила настойчиво.

"Да! Мне следует поспешить" — девушка уже было собралась бежать в деревню к Вороному.

"Постой! — осадила ее Ива. — Послушай меня. Ты многое можешь и понимаешь, ты искренне хочешь помочь всем. И у тебя есть одна очень весомая причина, по которой ты должна не допустить того, к чему все стремится. Ты и сама знаешь. Круг должен замкнуться. За последним закатом должен последовать рассвет, как за каждым выдохом идет вдох. Теплый мир должен жить. Ты и сама все знаешь, — Ива повторяла это, словно заклинание, стараясь уверить в этом девушку. — Не слушай то, что тебе скажут. И не слушай то, что тебе говорит твое сердце"

"Как же так?" — Белянка искренне удивилась.

"Ты никак не можешь отпустить то, что ушло. Ради своей мечты, ради невыполненного обещания, отпусти. Кровь ушла в песок и на этом месте давно выросла сочная трава. Все остальное — иллюзии и выдумки. Пока ты это не поймешь, ты ничего не сможешь сделать! А теперь иди и помни: ты сама уже все знаешь, больше, чем кто бы то ни было сейчас в Теплом мире. Иди! И заклинаю тебя, вернись!"

"Я постараюсь!" — ответила она, уже боясь давать обещания.

Вороной с Белянкой быстро скрылись среди разлапистых ветвей сосен. Но Ласка и Ловкий еще долго вглядывались в переплетение могучих стволов и кустарников. Олененок держал отца за руку:

— Она меня обещала учить делать красивых птичек из улыбки. И сказки она еще не все рассказала, — протянул он плаксивым голосом.

— Она вернется, — Ловкий потрепал сына по волосам. — И когда она вернется, нужно обязательно, чтобы у нее была своя собственная землянка. Будешь нам помогать?

— Буду! — глаза мальчишки загорелись новым интересом.

Ласка грустно вздохнула и положила смоляную голову на плечо Ловкого. Белянка уехала, да оставила за собой тревогу, серое небо и безжалостно уменьшающиеся дни.

Глава 10 Предрассветный час

Легенда, которую придумала Эля, а именно так ей опять придется себя называть, не пригодилась. Пыльные, душные Города встретили ее в этот дождливый день гробовым молчанием. На стук в ворота никто не отозвался. Девушка постучала настойчивее. Вновь тишина. Вороной истошно заржал, не желая пересекать городскую черту.

— Я понимаю тебя, мне тоже не хочется. Но надо. Что ж тут поделаешь, — Эля произнесла это вслух, стремясь хоть как-то развеять повисшую тишь.

Тогда она толкнула дверь — та поддалась. Медленно ступая по серой брусчатке, Вороной, нехотя, въехал в город. Улицы, еще недавно полные людьми и играющими прямо в грязи детьми, были пусты. Только несколько бездомных кошек хоронились в тени. Пыль, покрывавшую все и вся вокруг, казалось, не может смыть даже этот бесконечный осенний дождь. Вороной вновь заржал. И этот звук был единственным, что проносилось по пустынным улицам. Эле стало не по себе.

— Куда все подевались? — спросила она то ли у Вороного, то ли у самой себя.

На втором этаже ближайшего дома хлопнули ставни, девушка резко обернулась. Ей показалось там какое-то движение. Она пригляделась, но так ничего и не увидела. И вдруг Эля поняла, что же здесь особенно странно, что кардинально отличает Города от того, какими они были несколько оборотов луны назад — не было сети опутывающих все "нитей". Больше никто не качал из людей силы, их эмоции и жизнь. Этому следовало бы обрадоваться, но почему-то не получалось.

— Поехали дальше, — попросила девушка Вороного.

На самом деле ей очень хотелось вернуться обратно в Лес. Но она не могла. С Шеллом что-то случилось и нужно помочь. Обязательно. Ветер гонял по пустым улицам брошенный кем-то мусор, темные окна домов смотрели на незваных гостей неприветливо. Они именно смотрели. Эля чувствовала присутствие чего-то. И вдруг она увидела молоденькую девушку, которая с оглядкой осторожно пробиралась вдоль стены старого дома. Ее волосы были растрепаны, некогда белое платье безжалостно испачкано и порвано в нескольких местах.

— Эй! — окликнула ее Эля и осторожно направила Вороного в сторону странной девушки.

От окрика та задрожала, словно осиновый листок и сиротливо оглянулась. Ее большие карие глаза затравлено блестели. Весь напряженный облик напомнил Эле молоденькую лань, смотрящую в глаза охотника.

— Не бойся! — попросила Белянка. — Я не причиню тебе зла. Скажи мне, куда все делись?

Девушка что-то неразборчиво залепетала в ответ. Из потока бессвязных фраз можно было разобрать только: "Уходите отсюда, это гиблое место… Это Вечные Сумерки… Мы все призраки… Опасайтесь Всадников и Магов…"

— Успокойся, пожалуйста! — попросила Эля. — Хочешь, мы с Вороным отвезем тебя, куда ты шла? Не бойся! Я хочу помочь!

В глазах девушки на миг блеснула надежда, но потом она вновь ушла куда-то, растворившись в толстом слое городской пыли.

— Я хотела найти Мика, он так боится одиночества. Он просил не оставлять его одного. Он очень любит меня. Но его почему-то нет дома. Вдруг они добрались и до него? — на ее глазах выступили скупые слезы. — Я не знаю где его искать! Я боюсь не успеть! Уходите! Вы пропадете здесь!

Тут по мостовой раздались гулкие шаги. Девушка резко обернулась и еще пуще задрожала. Небольшой упитанный мужчина в сером плаще скорым шагом приближался к ним.

— Бегите! — прошептала девушка. — Быстрее!

— Иди к нам! — позвала Эля, все еще не понимая, что происходит.

Но девушка ее не слышала — она опрометью бросилась вдоль по улице. Мужчина тоже ускорил шаг. Вскоре звуки погони смолкли. Белянка резко ударила Вороного коленками в бока, и тот поспешил вперед. Картина, открывшаяся Эле, заставила ее на какое-то время потерять дар речи. Девушка словно распласталась по стене дома, ее широко распахнутые глаза смотрели прямо на мужчину в сером плаще, побелевшие пальцы цеплялись за крошащийся отсыревший кирпич. Мужчина же выглядел до предела спокойно и самоуверенно. Его руки были вытянуты вперед, а ладони смотрели прямо на несчастную. Приглядевшись, Эля вдруг поняла, что в эти ладони сейчас в буквальном смысле слова перетекает все тепло, вся сила, вся жизнь незнакомой девушки. При этом она постепенно перестала цепляться за стену дома и пытаться убежать, а очень медленно обмякла и сползла на мостовую. Маг же, наоборот, гордо расправил плечи и скрестил руки на груди, чтобы не упустить ни единой капли тепла, которое он отобрал у девушки. На какую-то долю секунды Эле даже показалось, что он стал светиться. Затем он развернулся, казалось, совершенно забыв про свою недавнюю жертву, криво усмехнулся и направился к Белянке.

— Кто ты?.. — в ужасе прошептала девушка, все еще с трудом оценивая происходящее.

— Я тот, кто будет жить вечно! — рассмеялся он. — За счет таких дурех как ты!

Несмотря на то, что в городах было сложно совершать хоть какие-то магические действия, Эля собрала все, что у нее было, в кулак, и мысленно попросив Ветра помочь ей, с силой отбросила это чудовище к стене. Видимо, мужчина совершенно не рассчитывал на отпор, поэтому немного растерялся. Вороной всегда был очень умным и догадливым животным, вот и сейчас он со всех сил бросился вскачь, унося Элю подальше от этого проклятого места. Он сам без спроса направился к Древнейшему.

Постепенно первое волнение, охватившее Элю, начало спадать, и расточительное использование силы стало давать о себе знать. Девушке показалось, словно у нее темнеет в глазах, руки и язык онемели, стало очень трудно дышать, упругими волнами подступала тошнота. Вначале она думала, что ей мерещатся повсюду тени, но, приглядевшись, она поняла, что они столь же реальны, как и она. На самом деле Города были отнюдь не пусты. Напротив, населения в них стало вдвое, если не втрое больше обычного. Серые силуэты стояли, медленно бродили по улицам, просто сидели на земле или пустых подоконниках. Некоторые старались держаться кучками, другие держались в стороне. И их было очень много. Видимо, потратив часть своих сил, Эля стала способной различать в общем массиве серой пыли эти тени. И тут ей стало по-настоящему страшно. Холодный пот прошиб с головы до ног. Она в серьез забеспокоилась, а жива ли еще она сама? Впрочем, мертвы ли эти люди? Точнее, эти тени? Ей казалось, что она просто сходит с ума. И вдруг она поняла, что они непросто так бестолково слоняются по улицам. Нет! Они живут своей обычной жизнью — вот лавка, за прилавком стоит полупрозрачный продавец, его окружили такие же серые покупатели. Вот парочка, не спеша, прогуливается по улице. Вот дети вяло играют в салки. Глаза девушки защипало от подступивших слез, а руки вцепились в гриву Вороного. Ощущение того, что она уже видела это когда-то, затопило все ее сознание. Мысли лихорадочно метались по воспоминаниям, пока вдруг она не увидела, словно наяву, свой давний сон. Он снился ей в Каменке, в первую зиму…

… Она шла или даже скорее плыла в пыльно-сером пространстве. Она чувствовала себя невесомой и серо-прозрачной. И вокруг все было такое же: легкое, струящееся, пустое… Такие же прозрачные тени проплывали мимо. И было от этого не по себе. Но при этом как-то до странности все равно…

Но сейчас-то ей не все равно! Здесь были ее близкие. Что-то случилось с Шеллом, где-то там, впереди, должны быть Стел с Лессой… и если она ничего не изменит, этот ужас может добраться и до ее Дома, до ее родного Леса! Нет, она никак не могла этого допустить! Ни за что она не станет одной из этих полупрозрачных теней, которые словно призраки Ветра, застрявшие в Предрассветном Часе. Впрочем, это вполне походило на правду. "Добро пожаловать в Вечные Сумерки" — мысленно сказала себе Эля и поежилась, не переставая озираться по сторонам. Больше она не могла выдерживать этого зрелища ни секунды. Эля попросила Вороного:

— Быстрее! Прошу тебя! Быстрее в Древнейший!

И он послушался, стремясь вывести свою подругу из этого ада. Но она не могла отвлечься и продолжала во все глаза смотреть на призрачный город.

Прошло где-то полдня. Но в окружающей серости сложно было различить каким-либо образом время. Казалось, будто его и вовсе не существует. В затуманенной долгой дорогой и призрачными видениями голове Эли всплыла фраза: "Но если короче и дни и ночи стали, то куда же время девается?" Теперь она знала ответ — его просто нет. Вот и все.

Наконец-то перед путниками предстали ворота Древнейшего. Эля и не надеялась увидеть сторожевого на посту. Но к ее удивлению их встретили привычным вопросом:

— Кто?

— Это я, Эля… — растерянно ответила девушка.

Удивленное лицо охранника показалось в раскрывшейся двери:

— Та самая, что Стела спасла?

Эля узнала в нем одного из повстанцев, которым вручала "нити".

— Да.

— Надо же! Мы и не думали, что ты вернешься! — сказал он, впуская ее в город. — Надо же! — повторил он. — Почти живая добралась! Удача улыбается тебе! Стел и Лесса вон в том доме! — указал он в знакомом направлении и захлопнул за ней тяжелую дверь.

На душе стало немного полегче от того, что здесь она встретила более-менее нормального человека. Нет, конечно же, он тоже был чуть прозрачным, но все же вел он себя совсем как живой. Она так еще до конца и не определилась, призраки ли встречались все время или же это были просто истощенные люди. Дверь ей открыл Стел и почему-то тут же крепко обнял, не произнося ни слова. Постояв так какое-то время, он отстранил ее от себя и произнес:

— Живая! Надо же! Слава Теплому миру! Живая!

Они прошли в комнату. Эля предпочла пока не задавать лишних вопросов. На диване лежала Лесса. Слабая улыбка осветила ее лицо при виде девушки:

— Мой сын очень ждал тебя. Он верит, что ты сможешь помочь нам, — женщина закашлялась, и Стел подал ей стакан воды.

— Что происходит здесь? Скажите мне, пожалуйста! — попросила Эля, усаживаясь на стул.

Стел сел напротив и начал:

— Я расскажу по порядку. Начиная с твоего отъезда. А ты уж сама решай, что же здесь происходит.

… Вначале все шло так, как задумал Тень и все остальные повстанцы. "Нити" давали им силы, постоянные вылазки в другие города — приток новых людей. Вновь освобожденные были рады не посещать больше Храмы и с огромным энтузиазмом принимались за дело. Им "дарили" небольшие части "нити", которая теперь стабильно и бесперебойно снабжала Древнейший, и они старательно выкачивали жизнь из своих бывших собратьев по несчастью. Предостережения Белянки так никто из повстанцев и не понял — они продолжали уподобляться создателям Храмов. Но оказалось, что система начала давать сбои — запасы сил людей были небезграничны. Чем больше брали себе повстанцы, тем меньше оставалось Ерихграду и остальным магам, тем усиленнее всадники сгоняли жителей в Храмы. И выхода из этого замкнутого круга не предвиделось. Шелл поссорился с Тенью, стремясь остановить весь этот ужас, но у предводителя повстанцев, видимо, совсем закружилась голова от успеха. Казалось, он ничего не слышит и не видит вокруг…

У жителей городов едва хватало сил доходить от дома до Храма и обратно. И так изо дня в день. Жизнь словно замерла под густым слоем серой городской пыли. Никто уже не помнил, как выглядит солнце, каково это ощутить на щеке мягкое касание ветерка или брызги летнего дождя. Даже самые ярые подданные Единого постепенно перестали ходить в Храмы. Да и те, кто заставлял их туда ходить куда-то подевались. Люди не видели больше красочных представлений магов на площади перед Дворцом, не видели Всадников во главе с Ерихом в ослепительных одеяниях. Но такое затишье оказалось не долгим. Маги и Всадники, привыкшие жить за чужой счет, просто погибли бы без своего народа. И тут начался откровенный ужас. На самом деле это принципиально ничем не отличалось от происходящего прежде. Только теперь не получалось уже прикрываться святым именем Единого. Наконец-то люди поняли, как жестоко с ними обходились, и как наивна была их вера в Ериха и Единого. Но поняли они это поздно. Слишком поздно. Сперва Маги и Всадники действовали с опаской, осторожно, стремясь лишь поддержать свои угасающие силы. Они проникали в спящие дома и в прямом смысле слова выпивали остатки жизни из людей. Народ не понимал, отчего все вдруг начали погибать. Но вскоре страшным прозрением пришло понимание. Да и маги теперь действовали более открыто, не стесняясь и не прячась от людских глаз. И тут терпению горожан пришел конец. Они, которые свято верили Ериху и Единому, которые были готовы отдать все до последнего за обещанное счастье и Вечную Жизнь, которые исправно посещали Храмы и ничем ни разу не вызвали гнева своего повелителя, за все это они получили такую вот благодарность? К тому времени и Тень, и все остальные повстанцы поняли свою ошибку. Ошибку страшную и смертоносную. Они прошлись по всем Городам, они подогрели ненависть всех недовольных, они привели их на Дворцовую Площадь, они заставили Ериха выйти и наконец-то сказать правду, глядя в глаза своим подданным. Повстанцы надеялись, что еще не поздно все изменить, что теперь-то, когда все прозрели, они свергнут ненавистного правителя и…

Но Ерих вышел на балкон своего дворца с высоко поднятой головой и святым блеском в глазах. Никто не ожидал от него столь уверенной речи и такого безмерного спокойствия. В тот день серые тучи слегка разошлись, у самого горизонта с западной стороны, словно в насмешку, чтобы люди посмотрели на заходящее солнце. Блеклое, красноватое, подернутое неживой дымкой, но все же это было солнце, которое они не видели уже очень давно. На все гневные выкрики Ерих отреагировал спокойно и даже как-то светло улыбнулся. Он поднял руку ладонью вперед и окинул всех мягким уставшим взглядом, старательно изображая из себя заботливого отца, стремящегося утихомирить неразумных детей. Все почувствовали то же спокойствие и безразличие, которые разливались по телу при посещении Храма. Верующие сразу решили, что на них снизошла благодать Единого. Они словно забыли, ради чего пришли. Остальных же Ерих успокоил своими словами:

— Все идет так, как было задумано, мои верноподданные. Лишь тем, кто останется верен мне до конца, кто пройдет этот страшный путь через серый туман, кто не отступится от светлого и святого имени Единого, лишь этим людям будет дарована Вечная Жизнь!

По рядам пробежал неопределенный ропот, но возразить никто не посмел.

— Верьте мне! Идите до конца! Там не будет боли и страха, голода и холода, смерти и ужаса. Не будет разочарований и ссор, проблем и неудач. Все будет просто, хорошо и спокойно. Лишь покой и Вечная Жизнь. Верьте мне! И вы попадете туда вместе со своим повелителем!

Его голос словно опутывал сознание, ему хотелось верить, за ним хотелось идти. Толпа успокоилась. Повстанцы начали понимать, что победоносное шествие отменяется. Но в этот момент раздался насмешливый голос:

— И вы ему, правда, верите? Верите тому, кто отобрал у вас счастье и солнце? Он уже отобрал у вас жизнь, заставив существовать. А ваших близких он и того лишил, подослав своих приспешников забрать те малые крупицы тепла и жизни, которые в них еще оставались. Это он отправил их в Вечные Сумерки! Неужели вы не понимаете, о какой Вечной Жизни он говорит? До сих пор не понимаете? — голос Шелла, а это был именно он, сорвался на хриплый крик. — Да, там не будет боли, но там и радости не будет! Там не будет смерти, но и жизни тоже! Как вы не понимаете? Да, может быть, кто-то и сможет жить в Вечных Сумерках, в Предрассветном Часе, где прозябают заблудшие души, но это будете точно не вы! Это будут те, кто капля за каплей заберут у вас все, что есть — вашу жизнь! Но и их надолго не хватит! Весь Теплый мир погрузится в этот кошмар. И больше уж ничего не будет! Неужели вы не понимаете, что это Конец?!

Часть толпы встревожено посмотрели на Ериха, словно ища поддержки у него, часть одобрительно загудела, поддерживая отчаянный выкрик Шелла. Ерих же просто спокойно улыбнулся и произнес, покрывая своим голосом шум толпы:

— Он не сможет обрести вечного покоя. Его ум слишком скуп, он не готов к Вечной Жизни. Присмотритесь, мои верноподданные, это же степняк! А они, как известно, народ дикий! Как же можно их слушать? Но ваш государь милостив, мы не станем убивать еретика. Мы позволим ему послужить общей цели и всеобщему счастью! Не плачьте по умершим — скоро они будут здесь, рядом с вами, не бойтесь и верьте! Скоро будет счастье!

Ерих ушел с балкона. Несколько всадников принялись расталкивать толпу, которая не желала расходиться. Небольшая потасовка, несколько недовольных отправились в Предрассветный Час, пополнив силы Всадников, и Шелл, которого остальные повстанцы так и не смогли отбить. Он погиб, а солнце, столь услужливо промелькнувшее сквозь тучи, скрылось за горизонтом. В последний раз. Это был последний закат, который видели Города. Рассвета до сих пор не последовало. А вот слова Ериха начали постепенно сбываться. Люди практически перестали переживать и чувствовать, лишь по-прежнему панически не хотели умирать. Но умирали, отдавая всех себя до последней капли Всадникам в парадных костюмах и Магам в величественных мантиях. И свято верили, что умирают за правое дело и скоро воссоединятся со своими близкими в Вечной Жизни. А те, кто не хотел верить, все равно умирали, с каждым последним выдохом приближая Предрассветный Час, все глубже погружая Города в его пучину.

И наступил такой момент, когда они стали видеть мертвых. Сначала как еле различимые тени, а потом все отчетливее, все лучше. И теперь не было границы. Все были рядом и вместе. Видимо, это и есть то счастье, которое им обещал Ерих…

— …А Теплый мир тем временем продолжает стягиваться к Предрассветному часу. Скоро и Каменка, и твой Лес окажутся в нем. И больше никогда не поднимется солнце над горизонтом. Никто не умрет и никто не возродится, — закончил Стел.

— Стрелок, — прошептала побелевшая Белянка.

Из ее головы все никак не могли уйти страшные картины, разрисованные Стелом, но девушка знала, что это правда.

— И что, теперь мертвых от живых совсем не отличить? — спросила она.

— Нет, еще можно. Мертвые более прозрачные. Но те живые, которые с ними начинают много общаться, постепенно бледнеют, истончаются. Здесь трудно что-то сказать, грани стираются…

Белянка опустила лицо на стол и закрыла голову руками. Это она, она во всем виновата. Своим глупым, наивно-детским поступком, украв эту треклятую "нить", она приблизила последний закат. Именно она. А потом, поняв свою ошибку, она просто махнула на все рукой, удрав, как последний трус домой. И теперь нужно все исправить. Нужно. Но как?

— Это я во всем виновата, — подняла она красные глаза на Стела.

— Ты делала то, что считала нужным. Ты верила, что спасаешь нас. Возможно, кто знает, может, это все и к лучшему? — он взял ее за руку. — Подумай! Мне кажется, что именно сейчас можно все исправить! Сейчас или никогда…

— И ты веришь, что я могу здесь как-то помочь? — в ее глазах застыл ужас.

— У тебя нет выбора. Ты должна! Ты обещала! — голос Стела заставил холодок пробежаться по ее спине.

Белянка съежилась и поплотнее закрыла ставни. Ее угнетала серая пыль. На глаза навернулись слезы бессилия и страха.

— Но я не знаю, как! — наконец прошептала она, обхватив плечи вспотевшими ладонями.

— Знаешь! Ты купалась в Истоке! Горец все это предвидел, он бы сказал, если бы знал, что все безнадежно! Именно он заставил тебя приехать сюда, я знаю. Больше некому. Он верит в тебя. Я верю в тебя. В тебя верил Шелл. Он ждет твоей помощи! — Стел напряженно смотрел в ее глаза.

— А еще Стрелок, Олененок и… та девушка в белом платье… — одними губами прошептала Белянка.

Она села за стол и обхватила голову руками. Вертелись совершенно бесполезные и ненужные мысли, образы, воспоминания солнечных дней. Она не знала, что делать. Она не помнила ни слова из Истины, которую ей подарил Исток. Исток, этот резкий холод, привкус серебра и бесконечно-далекая луна над головой. Столь сильных чувств она, пожалуй, никогда в жизни и не испытывала. Эта ошеломляющая ясность и ощущение, что ты знаешь абсолютно все. Как ей сейчас этого не хватало. Тогда в ней была тысяча жизней, а сейчас она словно не помнила даже своей собственной. От этой мысли ей стало плохо. Так нельзя! Обязательно нужно заставить этот мир жить! В этом и есть вся тайна. Заставить каждого человека перестать бояться смерти. Заставить каждого захотеть жить. Заставить мертвых уйти. Уйти для следующего перерождения. Она мысленно горько усмехнулась, приласкав в душе образ Стрелка. Ради него, ради себя, ради Теплого мира, ради всех, теперь она смутно, но все же представляла, как нужно поступить:

— Собрать всех, кто еще верит нам, — произнесла, наконец, она. — Чтобы остановить то, что происходит, нужно не допускать новых смертей, а тех, кто уже умер, нужно заставить захотеть уйти совсем.

— Я не до конца понимаю твою мысль, — осторожно перебил ее Стел.

Она посмотрела на него, нервно кусая губы, а затем вновь уставилась в одну точку:

— Все произошло от страха. И желания Вечной Жизни. Пока они сами не захотят восстановить естественный ход вещей, ничего не получится. Мы должны отпустить мертвых! Мы должны устроить им погребальный костер, отпустить всех, каждого. Мы должны объяснить всем, что смерть не страшна, что за ней — новая жизнь! Но это может быть лишь тогда, когда спираль кружится в такт биению пульса Теплого мира. А сейчас эта спираль замкнулась. Она остановилась, понимаешь? — ее глаза светились, как у сумасшедшей.

— Кажется, да. Я поговорю со всеми. Постараюсь им объяснить. Может, что и получится, — Стел говорил как-то не очень уверенно.

— Только нужно выходить из Древнейшего, а не отсиживаться здесь, как крысам! И быть очень осторожными, чтобы не пополнить ряды мертвых. Мы наоборот должны их уменьшать. Понимаешь, неизвестно, сколько еще Теплый мир выдержит: десяток, сотню? А потом назад пути не будет. Предрассветный Час все поглотит.

Она помолчала, а потом добавила, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А Ива сказала, что мы сами его придумали, этот Предрассветный Час…

Ту ночь Эля спала плохо. Если это забытье вообще можно назвать сном. Если в этой однородной серости можно угадать ночь. Так или иначе, но разбудил ее слабый голос Лессы:

— Вставай, девочка, вставай! Они уже готовы.

— Кто? — Эля уставилась на женщину непонимающим взглядом.

— Стел собрал повстанцев. Всех, кто еще считает себя живыми. Среди них и Тень, и все остальные. Они ждут тебя. Собирайся! — Лесса жестом указала на стол, на котором было несколько кусочков черствого хлеба и стакан воды сомнительной свежести.

Эля с благодарностью приняла завтрак и спросила:

— А ты пойдешь с нами?

— Мы все пойдем. Оставаться здесь поодиночке бессмысленно. Равнозначно, что добровольно сдаться на растерзание магов, — Лесса сказала это легко и даже как-то слишком весело.

Элю слегка передернуло от той беспечности, с которой здесь стали относиться к жизни, точнее, к своему существованию.

Девушка замерла перед дверью. Ей было немного страшно. Сейчас откроется дверь, а там все повстанцы. И они ждут, что она им скажет, куда она их поведет. Они ей верят. Почему? В который раз Эля задала себе этот вопрос. И в который раз не нашлась, что ответить. Но она обещала Стрелку, что они обязательно встретятся и проживут то, что отнял у них Рокот. Она обещала Олененку вернуться и научить его создавать радужных птичек. Она обещала Стелу помочь спасти Шелла, да и всех остальных тоже. В голове пронесся холодный образ Горца и добродушные наставления Ивы. Девушка резко выдохнула и решительно вышла на порог старого дома, приютившего Стела и Лессу.

Повстанцев было немного. Втрое меньше против того, когда она в последний раз видела их всех вместе. Эля взяла себя в руки и приветливо кивнула:

— Это все живые жители Древнейшего?

Толпа в ответ согласно загудела.

— Послушайте меня, пожалуйста. Вы понимаете, что Теплый мир погибает? — девушка попыталась придать своему голосу как можно больше уверенности, но он все равно оставался хрипловато-сухим.

Раздалось несколько раздраженных выкриков:

— Конечно! Это любому ребенку известно!

— Вы хотите его спасти? — невозмутимо продолжила девушка.

— А это возможно? — на этот раз выкрик был скорее недоверчивым, чем раздраженным, и она узнала того, кто кричал — Тень, предводитель повстанцев, некогда помогший им сбежать из Ерихграда.

— У нас нет выбора! — улыбнулась Эля, с каждым словом к ней приходила какая-то уверенность. — Слушайте меня и постарайтесь понять. Все мы вышли из Леса, как младенец выходит из колыбели. Мы были слабые и беспомощные, но Теплый мир не бросает своих детей. Нам было трудно, но мы покорили Степи и нашли общий язык с Дикими Ветрами. Мы выжили в бесконечных набегах кочевников. Мы росли над собой, мужали и умнели, учились пользоваться магией и наукой. Степей нам стало мало. И мы построили Города. Но ничего не бывает просто так. И взамен на нашу силу и мощь мы отдали поддержку Теплого Мира и понимание, умение слушать и слышать, чувствовать и проникаться. Но мы тогда думали, что это ерунда по сравнению с теми возможностями, которые открывает перед нами магия. И мы забыли, что на самом деле каждый из нас ничем не отличается от капли дождя или маленького паучка на своей тоненькой паутинке — все мы лишь часть Теплого мира. А это значит, что мы живем ровно столько, сколько существует наш мир. А возможно и много дольше. Но мы забыли, осознавая лишь свою самобытность и обособленность. Мы потеряли единство. И тут появились страхи. Страх смерти и страх одиночества, страх быть забытым и никому ненужным. Нас — много, но каждый из нас одинок, — Эля перевела дух, окинув взглядом напряженную толпу, в голове пронесся прощальный взгляд Рани, которая до сих пор осталась для девушки воплощением одиночества. Все молчали, ожидая продолжения необычной речи этой степнячки. — Шло время и все наши страхи превратились в Предрассветный Час, как это называют в Лесу, или в Вечные Сумерки, как это здесь величают. Так или иначе, но это время суток стали считать самым страшным, ему приписывали вечные скитания заблудших душ и прочие ужасы. Вскоре так и получилось. Наши горючие слезы не отпускают умерших закончить свое путешествие и возродиться, они оставляют их в этом царстве наших страхов. Так постепенно мы нарушали размеренный ритм Теплого мира, разрывая цепочки жизней его частиц одну за другой, одну за другой. Чем больше страха и одиночества здесь, тем сильнее Предрассветный час. А потом пришел Ерих и его Единый. Что делали они вы и без меня прекрасно знаете. И все это так же было на пользу разрастанию страхов. А про мечты о Вечной Жизни я и говорить не хочу. Теперь вы понимаете, что эта самая пресловутая жизнь у нас была, но мы ее добровольно отдали? Еще несколько смертей, еще десяток теней — и все, назад пути не будет. Последний закат уже был. А вот последует ли за ним рассвет — зависит от нас. Круг уже разомкнулся. И мы должны его замкнуть! — сердце Эли бешено колотилось, если сейчас они ее не поняли, то надежды не останется совсем. Одной ей не справится.

Толпа решительно молчала и девушка поняла, что они готовы на все.

— Что мы должны делать? — сухо спросил Тень.

— Прекрасно, — Эля облегченно улыбнулась, ей показалось, что половина дела сделана, ее услышали, ей поверили, возможно, впервые в жизни. — Нас мало, поэтому нам нельзя разделяться. Нам нельзя умирать и нельзя никого убивать, ни Всадников Меча и Света, ни Магов, ни самого Ериха. Слышите? Ни в коем случае! Задача такая: пройти по всем городам и объяснить то, что я сейчас сказала вам всем, кто еще в состоянии думать и слышать — будь то живые или мертвые. И привести всех в Ерихград. Там мы должны заставить всех отпустить свои страхи и своих умерших близких. Я точно не знаю как. Возможно, достаточно просто захотеть, возможно, потребуется сложить погребальный костер. Или какие у вас тут обычаи? Там видно будет. Сейчас главное всех собрать и не допустить новых смертей!

— Идем немедленно! — радостно поддержал ее Тень и все двинулись в путь.

Они больше не могли ждать, а Эля заразила их своей верой и уверенностью. Они были рады, что хотя бы кто-то взялся повести их вперед…

Несколько раз они останавливались и ложились спать, выставляя дозорных, несколько раз они поднимались и вновь отправлялись в путь. По прикидкам Стела прошло где-то четверть оборота луны, прежде чем их порядком разросшийся отряд добрался до Ерихграда. Конечно, полностью избежать стычек с Всадниками и Магами не удалось — несколько смертей все же случилось. Но когда живые держались вместе, застать их врасплох было не так-то просто. И вот высокие башни Дворца встретили их своей неприветливой серостью. Усталые и измученные, они разбрелись по домам. Решено было отдохнуть, и лишь затем устроить рейд, собирая жителей столицы, последнего города. Скоро все должно было разрешиться.

Глава 11 Рассветная Звезда

За время их похода Эля порядком подрастеряла свой запал. Теперь она уже не была так уверена, что ее задумка сработает. Укладываясь в чужую, холодную постель незнакомого дома, жители которого, видимо, давно пополнили ряды Предрассветного Часа, она никак не могла отделаться от охватившего ее вдруг волнения и дурного предчувствия. Когда-то давно она уже испытывала нечто подобное, когда-то, когда думала, что кроме Леса ничего и нет-то на свете. Но сейчас она вновь все списала на расшалившиеся нервы и волнение из-за того, что скоро наступит решающий момент. Провалившись в серое забытье, которое заменяло теперь всем жителям Городов сон, Эля окончательно погрузилась в пучину своих страхов и переживаний…

… Она подумала, что видит сон, не придав значения тому, что снов здесь уже давно никто не видит. Причем сон этот был для нее не нов. Она просто неожиданно осознала, что идет по пустынным улицам Ерихграда. Идет без цели и направления. Серые дома проплывают равнодушно мимо на фоне такого же неба. Вдруг ее словно кто-то задел, она оглянулась, но никого не заметила. Потом еще, и еще раз. И вот девушка словно прозрела, увидев, наконец-то призрачных жителей города. Уже знакомый холодок пробежал по всему телу, такой же, как в первый раз, когда перед ней предстало подобное зрелище. Но здесь их было не просто много — все буквально кишело призраками. Призраками живыми и мертвыми. И отличить, кто из них кто было сложно. Белянка чувствовала, как некоторые проходят сквозь нее, когда другие слепо наталкиваются и обходят стороной. Стало трудно думать и дышать. Вскоре она осознала, что сама она — лишь очередной призрак в этом бесконечном море. Ей было страшно и одиноко. И стало как-то до странности безразлично все, что происходит вокруг. И теперь она полностью вспомнила свой Каменский сон. Сон в котором она сама была тенью…

… И было от этого не по себе. Но при этом как-то до странности все равно. И вдруг где-то далеко-далеко впереди блеснул осколок голубого неба, разрезав на мгновение пыльный туман. Блеснул и угас. Будто не было. Растворился. Оставив в сердце щемящее чувство того, что она знает эту тень. Знает! Но уже успела забыть…

Прежде чем, пришло осознание того, что же это за тень, она перехватила какой-то взгляд. Пепельно-пенный, стальной, как серые облака в непогоду над верхушками сосен. Точно такими они были в день, когда Рокот… и тут же в голову пришла мысль — "стынущие". Вот и теперь глаза этой тени, которая безучастно сидела в стороне от всеобщей вялой толкотни, показались Белянке знакомыми до боли и такими же стынущими, словно жизнь еще не до конца покинула их хозяина. Но в том, что она уже давно должна была покинуть, девушка почему-то не сомневалась. Ноги сами понесли ее к этой тени, руки сами попытались коснуться его руки, но безуспешно, пальцы ощутили лишь ледяной камень дороги. И тут ее глаза обожгли слезы, идущие откуда-то из самой глубины. Это были не просто слезы — они были горячее крови и горше полыни. Она узнала, она поняла — это он! Сердце билось с такой силой, что Белянка в серьез испугалась — не выскочит ли?

— Стрелок! — все еще не до конца веря, произнесла она.

Он, казалось, совсем не обращал на нее внимания. Белянка устало опустилась, рядом облокотившись о стену дома. Живой или мертвый, наяву или во сне — не важно, он был рядом. И она могла протянуть руку и попытаться его коснуться, но рука упрямо падала на мостовую. Но это он. Однозначно он. Девушка все четче угадывала очертания его волос, прямой нос и чуть насмешливые губы. Она видела его руки, некогда шершавые и такие теплые, сильные, но нежные. Горячие слезы, не переставая, текли по ее щекам. Белянка съежилась рядом и продолжала смотреть в его глаза.

— Я тут скучала, — прошептала она, глотая слезы. — Мне было одиноко, а ты все никак не приходил и не приходил. Я же тогда сожгла деревню, очень скоро после того, как ты ушел. Но все выжили, не волнуйся. Ловкий теперь твое место занял — стал Отцом Деревни нашей. У них с Лаской сын родился. Олененком назвали, — ее голос робко звучал, наивно пробиваясь сквозь слезы. Она верила, что он ее обязательно слышит. Верила и продолжала рассказывать, про свои сны и страхи, про Каменку и Стела, про Крона, Шелла, Рокота, Теренима, Мали, Лессу, Ериха, Горца. — Ты — мой самый близкий и родной человек. Мне так плохо без тебя. Зачем ты оставил меня совсем одну? Они все ждут, что я их спасу. А я же не знаю как! Помоги мне! Обними меня! Я так скучала! Ведь прошло уже больше шести Лет! — сейчас она вновь чувствовала себя той маленькой, глупой девочкой, ученицей Ведуньи.

Слезы продолжали литься нескончаемым потоком, а в его молчаливом взгляде она увидела искру понимания и сочувствия, но он упрямо молчал! Хотя Белянка знала, что он слышит! Но почему он молчал? Что, она зря все это время помнила его? Зря верила и ждала их обещанной встречи? Она в очередной раз попыталась коснуться его ладони и… почувствовала знакомое тепло родных рук. Девушка подняла на него глаза, полные надежды:

— Ты вернулся? Ты здесь? Мы будем жить? — она радостно кинулась в его объятия.

— Нет, — ответил он, его голос прозвучал странно как после долгого молчания, очень долгого.

— Почему? — Белянка не хотела слышать больше ничего плохого.

Что может случиться, когда он здесь, рядом, держит ее за руку? Всем горестям и тревогам больше нет места! Она дошла, она заслужила это счастье! Он поможет ей освободить всех, замкнуть круг! Ведь в их руках сила более древняя, чем сам Теплый мир! Сила, которая сильнее смерти и страха — Любовь! Как же она сразу не догадалась?

— Стрелок, — она провела рукой по его волосам. — Вот мы и встретились.

В ее голосе читалась вся сила сдерживаемых чувств, все, что копилось долгие годы. Теперь все закончилось.

— Беляночка, — произнес он, и хриплый голос дрогнул. — Меня нет. Совсем. Это не я вернулся. Это ты пришла. Но ты еще жива. Тебе нельзя говорить со мной. Я не могу тебе помочь. Прошу, ради меня, ради Теплого мира, ради нашей Деревни — встань, отойди, отпусти! Мы встретимся, обязательно. Но не сейчас. Я — всего лишь тень, всего лишь пыль. И в Предрассветном часе меня держат твои слезы, твоя Любовь. И моя Любовь тоже. Я не забуду тебя, никогда. Мы встретимся, если ты сможешь сейчас спасти наш мир. Ты. Именно ты. Одна. Без чьей-либо помощи. Понимаешь? Я не могу тебе помочь. Меня нет.

Его пепельно-пенные глаза наполнились слезами. Это был он. И он был мертв. Но он все помнил и не разучился чувствовать. Белянка долго на него смотрела, сумасшедший блеск ее глаз смешивался со слезами. Она не хотела слышать и понимать его слова.

— Нет! — закричала она и бросилась в его объятия. — Я тебя чувствую. Это ты. Ты здесь. Мне ничего больше не надо! Слышишь? Ничего! Я останусь с тобой! Беляночкой меня называла только мама и ты…

Стрелок не выдержал и крепко ее прижал к себе. Ее горячие слезы капали на его призрачную грудь, а он продолжал, как заклинание повторять:

— Уйди! Меня нет! Уйди!

А она его не слышала, прижимаясь мокрой щекой к его шершавой ладони. И ей было наплевать на все вокруг. Жизнь без него ей не нужна. Если он здесь, то и она останется здесь, вечно сидеть в призрачном потоке на холодной мостовой…

Неизвестно, сколько прошло времени. Стел и Лесса безуспешно пытались найти Элю. Они обшарили все улицы Ерихграда, все закоулки и подворотни — ничего. Повстанцев начала охватывать паника. Здесь, в опасной близости от Всадников и Магов, они совершенно не знали что делать. С пропажей Эли запал куда-то ушел. Они растерялись.

Стел не знал, где ее искать. Он еще сильнее сжимал и без того побелевшие костяшки пальцев, он заглядывал во все окна и двери, но никак не мог ее найти. Вдруг он услышал странный голос. Голос казался полупрозрачным:

— Я знаю, где она…

— Кто это сказал? — но еще до того, как его глаза различили полупрозрачную тень, он узнал Шелла. — Шелл…

— Я… — тень слегка колыхнулась. — Ты же знаешь, что я всегда любил ее. И я могу найти ее где угодно. Она у края Дворцовой площади. Сидит в обнимку с какой-то тенью, которая уже не первое Лето мается в Предрассветном Часе. Думаю, это из-за него она никогда не обращала на меня внимания. Но она там…

Стелу показалось, что Шелл вздохнул.

— А ты знаешь, что она вернулась в Города ради тебя? Она узнала, что ты погиб, и…

— Жаль поздно… Но если она сможет помочь вам, оставшимся — я буду рад. Я готов уйти совсем, — тень медленно поплыла к Дворцовой Площади. Стел поспешил за ним.

— Эля! — услышала она слабый голос, словно пробивающийся к ней сквозь густую толщу облаков.

— Кто меня зовет? — подняла она посеревшее лицо от плеча Стрелка, который безучастно гладил ее пушистые волосы, еле слышно повторяя: "Иди…"

— Тебя зовет Стел, но ты его не слышишь, — Белянка отчетливо увидела рядом с собой фигуру Шелла.

— Ты жив? А мне сказали… — ее глаза радостно загорелись.

— Нет, жив Стел. Он все еще в Теплом мире, точнее в том, что от него осталось. Но ты выбрала нас, Вечные Сумерки, или Предрассветный Час, если тебе так угодно. Поэтому его ты не видишь и не слышишь, — Шелл равнодушно пожал плечами.

— Я все равно не могу им ничем помочь, — вздохнула Белянка. — Я не знаю как. Горец говорил, что когда потребуется, знания вернутся. Он обманул. Я не помню ничего. Я хочу остаться здесь.

— Это и есть тот, о ком ты думала каждый день своей жизни? — в голосе Шелла даже теперь проскользнула тень прошлой боли.

— Стрелок, — с нежностью произнесла девушка.

— Ты глупая девочка. Ты сейчас теряешь единственную возможность встретится с ним и прожить отнятую жизнь. И спасти всех нас, — Шелл посмотрел на нее.

— Эля! — вновь раздался слабый оклик Стела.

— Но я все равно не знаю как! Я хочу быть с ним! Я не хочу его терять еще раз! — она обхватила Стрелка двумя руками, словно кто-то хотел его отобрать у нее.

Стрелок попытался высвободиться, но безуспешно.

— Если бы все мы делали то, что хотим, — вздохнул Шелл и пожал плечами, бросив на нее прощальный, грустный взгляд. — Хотя бы поговори со Стелом. Они все в тебя верят.

И Шелл ушел, точнее, уплыл куда-то, растворившись в общем сером месиве.

— Он прав, — попытался сказать Стрелок, но Белянка по-прежнему не хотела ничего слышать, а лишь прижималась к его шершавой ладони.

И тут она увидела знакомое белое платье и узнала тоненький голосок той девушки:

— Знаешь, я нашла Мика. Но они успели добраться до него. И теперь мы оба все лишь тени, мы мертвы. Это ужасно. Мы так любили друг друга, а теперь мы — бесплотные тени… — девушка смотрела на нее печальными глазами.

Белянка улыбнулась:

— Зато вы вместе!

— Нам не нужно все это. Нам нужна жизнь. Наша жизнь. Они ее отобрали!

Белянка долго смотрела на нее, а потом перевела взгляд на Стрелка.

— Иди и отпусти меня! Теперь я тебе обещаю, что мы обязательно встретимся, если рассвет будет! — он собрал все свои силы и оттолкнул ее. — Иди!

— Но я не хочу! — она опять залилась слезами, а когда смахнула их с лица и смогла вновь видеть, то обнаружила, что сидит одна на мостовой, а Стел и Лесса взволнованно за ней наблюдают.

— Вернулась! — кинулся, было, обрадованный Стел.

— Не трогай меня! — заорала она изо всех сил. — Вы отобрали его у меня! Отойдите!

— Он мертв! Ты должна вернуться к нам, — мягкий голос Лессы достиг ее ушей.

Девушка лишь затравленно на них озиралась. Никакие уговоры на Белянку не действовали, в глазах остался лишь безумный блеск высохших слез. И тут на мостовой раздались тяжелые, знакомые шаги. Теперь-то она точно знала, кто это — Рокот.

Всадник подошел пешком, оставив своего коня поодаль. Какое-то время он вглядывался в жалкую маленькую фигурку, скорчившуюся на мостовой. Он приблизился к этим людям, надеясь поживиться их силой, поскольку находить новые жертвы становилось все труднее и труднее. Но что-то в облике этой несчастной сумасшедшей заставило его задуматься. Что-то промелькнуло в ней знакомое. Он медленно перевел взгляд на Стела, даже не сильно удивившись его присутствию, затем назад, на эту молодую девушку, рыдающую у него в ногах… и тут вдруг он вспомнил. Вспомнил Первый Поход в Лес, вспомнил очередную деревню, которая отчего-то сгорела, вспомнил, как он убил их главного и как эта девчонка по нему убивалась. Но… этого не может быть! Она должна была сгореть вместе со всей Деревней! Глаза главнокомандующего расширились:

— Ты жива? Это ты? — наконец произнес Рокот изменившимся голосом.

Белянка промолчала, не зная, что ему ответить, она не хотела сейчас кого бы то ни было видеть или слышать. А уж его и точно в последнюю очередь!

Наконец, Рокот все понял:

— Так вы меня тогда обманули! Развели вокруг пальца, словно мальчишку! — взревел он. — Вы все спаслись, да? Никто не сгорел в том пожаре?

— Остынь, Рокот, — спокойно сказал Стел. — То дела давно минувших дней. Сейчас не до этого…

Стел попытался увести Элю в сторону от разозлившегося главнокомандующего. Рокот посмотрел, как неуклюже отползла она, повинуясь движениям Стела. Она никак не хотела подниматься. Рокот расхохотался:

— Все оплакиваешь своего любимого, ненормальная? Того самого, которого я убил этим мечом? — Рокот с нежностью погладил ножны, висящие на левом боку.

Стел хотел что-то возразить, но Лесса его предусмотрительно отвела в сторону, прошептав в самое ухо:

— Возможно, нам повезло, что он проходил мимо.

Белянка, наконец, посмотрела в его наглые глаза, и ярость залила все ее сознание. Теперь-то она не будет сидеть как беспомощная девочка! Она отомстит! Пусть это будет последнее, что она сделает, но она отомстит. Она резко встала, изо всех сил сжав кулаки. Ярость прояснила ее затуманенное сознание, безумный блеск сменился злобой. И в этот момент она словно увидела себя со стороны. Жалкое, загнанное существо, которое из-за собственных страхов и желаний готово погубить всех, кто ей верил, всех, кто был ей дорог. Ради мести она готова пожертвовать всем. В голове всплыли ее собственные слова о том, что никого нельзя убивать. Даже Ериха, даже… Рокота!

"Не слушай то, что тебе скажут. И не слушай то, что тебе говорит твое сердце" — учила Ива. Теперь Белянка поняла, что имело в виду умное дерево. "Ты должна отпустить кровь, которая давно уже протекла сквозь твои пальцы и ушла в песок" — говорил Горец.

Белянка в последний раз обернулась на то место, где все еще сидел Стрелок, сейчас он был еле различим. Она улыбнулась:

— Иди, иди с миром! И не забудь своего обещания, любимый, иди! — с ее губ сорвался вздох облегчения, ей показалось, что она увидела на мгновение проблеск высокого синего неба в его глазах, а потом тень бесследно растаяла.

— Ты сможешь, мы встретимся… — прошелестело в ушах, а может, ей всего лишь показалось.

Девушка обернулась ровно в тот момент, когда Рокот занес над ней свой меч, и она довольно ловко ушла из-под удара неудачливого всадника:

— Успокойся, Рокот! — прокричала она. — Оглянись! Ты видишь, что происходит? Не руби сук, на котором сидишь!

Она глубоко вдохнула городскую пыль и посмотрела на него, прищурив глаза. Из-за него все началось. По крайней мере, для нее. Тогда он применил свою мощную городскую магию против практически беззащитных жителей Леса. Он убил Рани. Он убил Стрелка. Из-за него ей пришлось сжечь Деревню, а вместе с ней и свое детство, свое прошлое. Но теперь он ей помог. Помог освободиться от пут безумия. Помог поверить в себя. Эля заставила Рокота замереть и бросить меч, который отозвался глухим звоном по мостовой. Она не поняла, откуда у нее появились на это силы. Но она могла пользоваться магией. И она была теперь сильнее Рокота. Его растерянный взгляд, в котором читалась паника из-за того, что его собственное тело его не слушается, метался во все стороны. Белянка даже позволила себе улыбнуться:

— То-то же, — поучительно сказала она, и смело повернувшись к нему спиной, пошла по направлению к середине Дворцовой площади. Стел и Лесса поспешили следом. А Рокот так и остался стоять как истукан, попавшись в собственную же ловушку.

За то время, пока она дошла до центра площади, ее сознание успело окончательно проясниться, а сердце стало биться с обычным ритмом. Она остановилась, развернулась и окинула взглядом площадь. На ней собрались все. Живые и мертвые. И все они смотрели на нее. Девушка на мгновение закрыла глаза и вдруг почувствовала, словно ледяная вода Истока вновь накрыла ее с головой. Она вспомнила все. И она поняла, откуда только что взяла силы. Теплый мир был перед ней как на ладони. И почти весь он был покрыт серым. Он погибал, но все свои последние силы он слепо отдал ей. Потому что у него не было выбора, не было выхода. Потому что он просто ей доверял. Белянка открыла глаза и посмотрела вверх, туда, где кружились серые тучи. Они разойдутся. Скоро. Она посмотрела на толпу и повторила примерно тоже, что говорила повстанцам. Толпа молчала и ждала. Тогда Белянка спросила:

— Кто из мертвых готов освободиться для возрождения?

Прозрачная кисея призраков одобрительно заколыхалась.

— Кто из живых все еще хочет Вечной Жизни в сумерках?

Ответом ей было молчание.

Балкон дворца скрипнул и на нем показался Ерих. Он попытался, было, что-то сказать, но стремительная тень затолкнула его обратно во дворец. Это был Шелл. И он не собирался сдаваться.

Белянка на этот шум даже не обернулась:

— Несите сюда все, что может гореть! Заборы, кровати, столы — все! Нам нужно много-много огня! Мы должны воздать умершим почести, которых они не получили!

И она сама, первая подошла к ближайшему забору и принялась отдирать доски, загоняя под кожу страшные занозы, но эта боль приносила облегчение, она означала жизнь. Белянка была уверена в том, что все получится!

Вскоре вся площадь была завалена тем, чему предстояло стать погребальным костром. Белянка подошла к этой куче вплотную. Толпа вновь покорно ждала ее слов. Она опять подняла глаза к небу и теперь, у горизонта с восточной стороны она заметила маленький провал, в который была видна одна-единственная звездочка. Но это была та самая звезда, что покровительствует влюбленным и видна лишь в сумерках. Белянка решительно оторвала от платья рукава и к своей радости обнаружила, что вновь светится серебристым светом Истока, который отражал одинокий луч звезды. По толпе пробежался шепот:

— Рассветная Звезда! — и было непонятно, обращаются они к звезде небесной, или эту странную девушку так окрестили.

А Белянка, наконец, поняла, почему тогда Горец ее именно так назвал. Она засмеялась и, преломив свет звезды, обратила его в Огонь. Точно так же, как когда-то спалила Деревню. Огромная куча занялась, поначалу слабо, неуверенно. Дальше ей помог Теплый мир, доверивший ей все силы. Огромный костер полыхал во всю мощь, освещая живым, горячим светом бледные, измученные лица. Его искры взлетали высоко в небо. И казалось, они способны разогнать эти сизо-серые тучи.

— Говорите! Вспоминайте их имена! — Белянка пыталась перекричать треск костра. — Отпускайте всех, кого знали когда-либо! Мертвые должны обрести покой, лишь тогда они смогут вернуться и жить! Говорите! Громче! Говорите!

И толпа загудела, вначале робко, неуверенно, но потом все отчетливее стали слышаться отдельные имена. Постепенно они поняли, что нужно делать. Они поняли, как это отпустить. И все они, черпая силу от живого огня, все стали помогать Теплому миру освобождаться от тяжкого бремени. Конечно, далеко не каждый из них владел магией, но сейчас им это не казалось чем-то сложным. Каждый был на своем месте, пропуская сквозь себя жизнь, отпуская мертвых. Сейчас все прочувствовали, что же такое настоящая магия, магия Теплого мира. И резкие всполохи костра освещали все меньше прозрачных теней. Живые вновь обретали свою плоть, а мертвые растворялись в Теплом мире. А мир сейчас и действительно становился теплым, особенно вблизи этого огромного, безумного костра. Белянка стояла почти вплотную к нему, закрыв глаза и полностью слившись с миром. Она чувствовала всю его боль и счастье, чувствовала каждого уходящего, каждого освобожденного, она "видела" как серый Предрассветный Час проходит, уступая место новому дню. Спираль сдвинулась с мертвой точки.

— Круг замкнулся… — то ли это был общий выдох толпы, то ли всем просто почудилось, но это поняли все, и в тот же миг серую пыль облаков распорол первый луч рассветного солнца.

Белянка открыла глаза и облегчением увидела этот рассвет, самый долгожданный, во всех смыслах этого слова. А в голове всплыл образ Горца и то утро на вершине рядом с Истоком:

"— Запомни этот рассвет. И сравни его еще с одним.

— С каким?

— Ты поймешь, когда придет время"

Время пришло. Солнце, ярко-алое с золотом, уверенно и смело разрывало душный туман, который спешил спрятаться, укрыться от его огненных лучей, уйти в подвалы и низины и никогда уж не показываться больше. Солнечный свет затмил угасающий костер, который сделал свое дело, и теперь ему оставалось лишь тлеть. Ничего не бывает вечного. Облака, обрамляющие солнце, раскрасились во все цвета, которые только знал Теплый мир, словно давая возможность уставшим от серости глазам отдохнуть. От кораллово-красных и оранжевых у самого солнца, они превращались в бледно-розовые и желтоватые дальше, широким кругом расходясь вокруг поднимающегося солнца. Небо приобрело свой истинный голубой оттенок, переходя у горизонта в сиреневое. И там, на фоне этого бесконечно-прекрасного неба пролетело две птицы. И вся толпа словно потянулась за ними в радостном возгласе. И тут все услышали их щебет, все вокруг в буквальном смысле заполнилось этими волшебными звуками. Но не было здесь никакой магии или тайны — нет, на самом деле птицы поют так на каждом рассвете. Но их мало кто слышит. На площади все замерли и заворожено смотрели как две тонкие и хрупкие фигурки кружились в удивительном вальсе жизни и счастья на фоне восходящего солнца. И столько силы и радости было в их движении, столько любви и кристальной прозрачности рассветного воздуха, столько…

— Это же… — Белянка растерянно обернулась, узнав ту девушку в белом платье и ее парня, Мика. — Так значит… Шелл! — крикнула она, нарушая благоговейную тишину. — Шелл!

— Я здесь! — подошел он к девушке. — Я здесь. Да, странно, но я жив.

— А ничего странного, — услышали они голос Стела. — Живы все, кого погубили маги. Это не ваша судьба. Вы свое еще не прожили! — Стел добродушно засмеялся.

А по щекам Белянки текли слезы. Слезы счастья и усталости. Слезы облегчения. Она стояла, смотрела на всех этих людей и понимала, что сейчас она может все. Одним движением мысли она может их убить, или подчиниться себе, или… рассказать им те тайны и ту мудрость, которую им предстоит постигать трудом, потом и кровью, ценой собственных жизней, в течение многих поколений. Она помнила все, она знала все. Ведь какие-то мгновения своей жизни она и была Теплым миром. Но она сразу же осознала, что ничего им не скажет и никак не воспользуется своим могуществом. Не для того оно дано. Оно было нужно, чтобы исправить людские ошибки. А дальше им самим идти. Иначе не будет пользы от этих знаний, а только разрушение и страдания. И когда она до конца осознала это, она почувствовала, что Теплый мир благодарит ее, и готов подарить ей покой. Она может каждое утро и каждый вечер светиться на небосклоне рядом со своей любимой звездой, светиться серебром Истока и по праву зваться Рассветной Звездой. Это было очень заманчивое предложение и, возможно, в другой жизни она и согласилась бы. Но не теперь. Не сейчас. Ей куда больше нравилась легенда о тех, что даже на Запад ушли вместе. Так пусть же Рассветная Звезда будет одна. Пусть она покровительствует всем влюбленным, пусть она осветит когда-нибудь дорогу им со Стрелком. Пусть. Это будет самая высшая награда. И Белянка совершенно точно знала, что Теплый мир вновь одобрил ее выбор. Но прежде чем это случится, ей предстоит прожить целую жизнь, с грузом чужих знаний на плечах. И она проживет, потому что знает обещанное вознаграждение. И она проживет. Только не здесь. А в Лесу.

Так она стояла и смотрела на восток, а по ее щекам текли слезы. Стел боялся ее трогать, но в небе над Ерихградом вновь собирались тучи. То были грозовые тучи, обещающие дождь. Дождь, которого города не видели очень давно. И с первым раскатом грома Белянка вышла из оцепенения. Теплая вода лилась с небес бешеным потоком, смывая слезы и усталость, смывая бесконечную пыль, обнажая бурную летнюю зелень. Горожане в шуме и крике бросились врассыпную, прячась под навесы. Да, им предстоит много работы. Пора. Давно уже они ничего не делали созидательного. Пора.

А Белянка стояла и смеялась под дождем и многие сочли ее сумасшедшей. Сумасшедшей Предрассветной звездой. Но они все равно были ей благодарны.

Стел и Лесса подвезли Белянку к опушке. Прощаться было немного грустно. Особенно Вороной не понимал, почему он не может поехать вместе с ней.

"Ну, ты же понимаешь, что без Степных Ветров тебе не жизнь, — хлопала она своего друга по загривку. — Я буду о тебе вспоминать! А как-нибудь, вы заедите со Стелом ко мне в гости, хорошо?"

Вороной недоверчиво водил ушами. Ему не хотелось прощаться. А девушка перевела взгляд на Стела и повторила:

— А как-нибудь, вы заедите со Стелом ко мне в гости…

— Хорошо, — отозвался он. — Я помню ту Деревню у излучины реки. Хорошо помню. Оттуда все и началось. Мы заедем. И ты заезжай!

— Нет, я из Леса теперь ни ногой, — пожала она плечами. — Не хочу. Передавай привет Терениму и Мали! И если Шелл к вам заглянет — тоже. Я их всех очень люблю. Отдельный привет Каменке. Может быть, я пришлю к вам Дождя. Он собирает баллады и сказания, а в Каменке их много знают. Хорошо?

— Конечно, присылай! И сама приезжай! — широко улыбнулась Лесса, счастливая, что сын взял ее вместе с собой в Каменку, другой долгой разлуки она бы уже не выдержала. Да и дел интересных там найдется немало.

— Все, не люблю долгих прощаний! До встречи! — и Белянка быстро скрылась в разлапистых соснах.

Вороной чуть грустно заржал ей вслед. Но Стел похлопал его по боку и сказал:

— Пойдем, Тереним нас уже, наверное, заждался!

Шелл остался в Ерихграде и возглавил Школу Магии. Несмотря на все уговоры, Эля так и не осталась с ним. А ведь она могла так ему помочь. Но она сказала, чтобы они сами. Все сами. Что ж. Он постарается не повторить прошлых ошибок, но до этого еще… Нужно все отстроить и так далее и тому подобное. А еще теперь у Школы Магии и Каменки будут совершенно другие отношения. С этими радостными мыслями он мерил шагами свой новый кабинет, стараясь выгнать из головы образ Рассветной Звезды. Ничего. В Ерихграде много красивых девушек…

Эпилог

У Реки росла старая Ива. Никто уже и не знал, сколько ей лет. Поговаривали, что она с самого рождения Теплого мира растет. Но это, конечно же, было неправдой. Рядом с Ивой стоит не менее древняя хижина. Нет, ей всего-то лет пятьдесят, но местные деревенские ребятишки привыкли думать так. В хижине живет старушка по прозвищу Белая. Нет, это не колдунья и не ведунья. Это просто старушка, которая привечает малышей. Да и те, кто постарше, частенько к ней захаживают. Говорят, она знает все травы в мире и у нее самый вкусный чай. А еще варенье земляничное и молоко. У нее две козы. Поговаривают, что козы то высокогорные. Но это россказни совсем уж для малышей! Откуда в Лесу высокогорные козы? По вечерам она рассказывает сказки. Каждый раз разные. И откуда только она берет их? Поистине загадочная старушка. Впрочем, может, не такая уж она старая. Кто же знает? Старый Ловкий говаривал, будто она когда-то всю деревню спасла, а потом и весь Лес. Да только кто ж ему поверит? Он же старый уже. Но ребятишки любили Белую и частенько к ней захаживали. А тех, кто посмышленее, она разным премудростям волшебным учила. Все знали, что бабка это не простая. Но ее не боялись в отличие от деревенской Ведуньи. А даже наоборот. Вот и Отец деревни к ней часто наведывался: совета спросить, или просто чаю попить. Говорят, что когда-то она научила его всему, что знает. А он в благодарность ей дом построил. Только был он тогда совсем маленький, и кличка у него смешная была — Олененок. Не то, что теперь гордое — Олень! Впрочем, вероятно, сначала дом построили, а потом она его в благодарность учила. Кто же знает? А мать Оленя так вообще целыми днями гостит у Белой. Та еще старушка! Над ней мало-помалу посмеиваются, но все равно уважают. И старик у нее забавный, предыдущий Отец деревни. Он сам сыну все дела передал и занялся рыбалкой. И нужно заметить, ловко у него это выходит! Не зря же его Ловким кличут! Вот так и течет мерная жизнь в Деревне у излучины Реки. Только каждое утро Белая выходит на высокий берег и долго смотрит на поднимающееся солнце, пока оно совсем уж сильно глаза резать не начнет. А почему — не отвечает. Да еще на запад оглядывается, да шепчет Ветру какие-то слова-обещания. А в остальном — очень даже милая бабушка. И дети ее любят. Странно, только, что своих внуков нет…

Так вот, однажды, встретив вот так рассвет, она вернулась к своей хижине и увидела там маленькую девчушку, которая пришла погреться на солнышке:

— Скажи, Белая, а сегодня про что будет вечером сказка?

— Сказка будет не вечером, а сейчас. Беги в деревню и позови детишек. И обязательно старика Ловкого с его матроной позови, — бабушка улыбнулась.

Девчушка мигом обернулась. И когда все уселись кружочком, она начала свой рассказ. И была это сказка, очень грустная и очень светлая, про настоящую Любовь, которая заставляет каждое утро солнце подниматься над горизонтом. И много было в ней правды, и много было вымысла, о многом умолчала хитрая старушка, только детишкам понравилось. А вот старички расплакались. То ли молодость вспоминая, то ли еще по каким-то одним им ведомым причинам. Они быстро отправили детишек по домам. Белая посмотрела на них и сказала:

— Спасибо вам! За все, что было — спасибо! И не только вам! Не жалейте. И малыши пусть не жалеют — объясните, если все это было не зря, то это вы должны были понять. И когда ваш черед будет — не бойтесь! Главное — не бойтесь! И другим расскажите, кому я не успела. Наконец-то! Я свободна! — на ее глаза навернулись прозрачные слезы, и она присела на лавочку возле хижины.

На лице застыла улыбка, глаза закрылись, и одинокая слеза скатилась к подбородку. Ласка, было, хотела заплакать, но Ловкий остановил ее:

— Тише, она же попросила!..

Ладью мирно несли неспешные воды Реки, что течет на Запад. А вдогонку ей плыли маленькие берестяные лодочки. Плыли и полыхали огнем. Ни одному жителю Деревни не пускали еще вслед столько лодочек. И никто не плакал — нельзя. Она же так просила. А старик по кличке Ловкий прошептал ей вслед:

— Вот теперь вы будете вместе, как в вашей балладе. Друзья мои…

P. S.

Она осторожно ступала по прошлогодним листьям, и ни одна веточка не хрустнула под ее легкой поступью. Казалось, эта девушка рождена жить в Лесу. Такая искренняя любовь к нему, такое полное взаимопонимание. Так молода, и так глубоко чувствует Лес! В деревне все никак не могли на нее нарадоваться. Но сегодня ей не повезло — один непослушный сучок скрипнул под ногой и выдал ее присутствие охотникам. Не то чтобы это было ужасно, но они не любят, когда она бродила там, где они выжидали зверя — боялись, что спугнет. И теперь девушка с ужасом представляла, как ей влетит от них. Вначале показался наконечник стрелы, потом лук, а потом и сам охотник. Он был немногим старше девчушки, но уже считал себя довольно важной персоной и теперь собирался, как следует отчитать… но что это? Он увидел в ее глазах слезы:

— Ты чего это? — забеспокоился он, а в его глазах цвета высокого летнего неба заплясала тревога.

— Не знаю, — ответила она. Девушка никак не могла понять, что же с ней происходит и отчего по щекам ручьями льются горячие слезы, горькие, словно полынь.

И ему самому вдруг нестерпимо захотелось обнять эту девушку, прикоснуться к ее пушистым волосам. Он осторожно повесил лук на ветвь и подошел к ней. Девушка не двигалась. Тогда он робко коснулся ее волос и потянул носом воздух:

— Мне кажется, или в них запутался речной Ветер?

Она отчего-то звонко засмеялась и протянула вперед руки. Все ее существо наполнил солнечный свет и ощущение безграничного счастья. Он взял ее правую ладонь в свою левую руку, а левую — в правую. Круг замкнулся…

Оглавление

Свиридова Наталья Владимировна Теплый мир

Часть первая Лес

  Пролог

  Глава 1 Ученицы Ведуньи

  Глава 2 Круг замкнулся

  Глава 3 Ива

  Глава 4 Он пришел!

  Глава 5 Первая потеря

  Глава 6 Нести свет

  Глава 7 Удары топоров

  Глава 8 Все едино и разделено до бесконечности

  Глава 9 Изгнание

  Глава 10 Освобождение

  Эпилог

Часть вторая Предрассветный Час

  Пролог

  Глава 1 Сердце Степей

  Глава 2 Ветра и Камни

  Глава 3 Беглецы

  Глава 4 Нежданная встреча

  Глава 5 Великие Празднества

  Глава 6 Горец

  Глава 7 Повстанцы

  Глава 8 Их не переделать!

  Глава 9 Блудная дочь

  Глава 10 Предрассветный час

  Глава 11 Рассветная Звезда

  Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?