«Дурацкие задания»

Джо Аберкромби Дурацкие задания

Утроба грыз отвердевшую кожу вокруг ногтей — также как всегда. Пальцы саднило — также как всегда. Он решил про себя, что пора бы уже бросить эту привычку. Также как всегда.

— Почему так, — проворчал он под нос с долей горечи, — почему мне постоянно выпадают дурацкие задания?

Деревня, обнесенная вокруг частоколом в человеческий рост, из рубленных бревен, притулилась у развилки реки. Кучка унылых соломенных крыш, растрепанных, как шевелюра слабоумного. Круглые плетеные хижины и три главных постройки словно бросили в навозную кучу. Концы деревянных стоек на крыльце самого большого дома грубо вырезаны в виде голов, драконьих или волчьих, или чего-то, что должно заставить человека испугаться, но заставило Утробу лишь затосковать о честном плотницком ремесле. Дым медленно поднимался из грязных дымоходов. Полуоблетевшие деревья покачивали коричневеющей листвой. Вдали слабый солнечный свет мерцал, отражаясь от гнилых болот, будто тысяча зеркал вытянулись к горизонту. Но романтического настроения это не создавало.

Чудесная на достаточно долгое для внесения своего вклада в обсуждение время прекратила царапать шрам, проходивший сквозь её бритые волосы. — По мне выглядит, — сказала она, — как глухая пердь.

— Мы ж к востоку от Кринны[1], разве нет? — Утроба оторвал зубами кусочек кожи и выплюнул его, морщась от оставшегося на пальце розового шрамика, который не имел права так болеть. — Ничего кроме сотен миль глухой перди в любом направлении. — Ты уверен — это то место, Робин?

— Уверен. Она дала особливые указания.

Утроба хмуро огляделся. Он не был уверен, испытывает ли он явную неприязнь к Робину, как к человеку, от которого им прибавлялось работы, и обычно работы мутной, или же испытывает явную неприязнь к Робину из-за того, что тот был похожим на хорька мудилой. Наверное всего понемножку. — Надо говорить «особые», тупорылый!

— Ну, смысл же ты понял, а? Деревня, она[2] сказала, в развилке реки, южнее болот. Три усадьбы, самыя большая с вырезанными лисьими головами.

— Ага-а! — Утроба куснул пальцы. — Это у них, значит, лисы!

— Здесь живет клан Лисы.

— Этот сброд?

— Так она их назвала.

— А то нечто, что мы должны принести ей, оно типа чего?

— Ну, это нечто. — сказал Робин.

— Мы уже в курсе.

— Ну, типа… примерно такой длины. Она не сказала точно.

— Так она была не очень-то особлива? — спросила Чудесная, ухмыляясь всеми зубами.

— Она сказала, вокруг этой штуки как будто свет.

— Что? Свет? Типа поганой вошебной свечки?

Все, что смог Робин, это только пожать плечами, от чего ни для кого не было ни капли пользы. — Я не знаю. Она сказала, ты узнаешь её, когда увидишь.

— Зашибись! — Утроба и не думал, что его настроение может так резко испортиться. Но теперь он это знал. — В натуре прекрасно! Ты хочешь, чтобы я рискнул собой и жизнью моих ребят, что мы распознаем это нечто с первого взгляда?. — Он сдвинулся с камней на животе, так, чтобы его не было видно из деревни. Затем, цепляясь, поднялся и отряхнул грязь с куртки, мрачно ворча про себя — это была новая куртка и он с трудом сохранял её чистой. И зря — надо было сразу понять, что это напрасный труд. Напрасный труд всегда идёт довеском к глупому заданию. Он, качая головой, начал спускаться по склону, двигаясь через лес к остальным. Хорошим, уверенным в себе шагом. Шагом командира. Очень важно для вождя, считал Утроба, ходить так, будто он точно знает куда направляется.

Особенно, когда это было не так.

Робин торопился за ним, брюзжа в спину ноющим голосом. — Она не сказала точно. Про эту самую штуку. Я говорю, в смысле, она всегда так. Она лишь смотрит на тебя своими глазищами… — Он содрогнулся. — И говорит, принеси мне нечто. И говорит, откуда. И что-то там было нарисовано, и голос её, и я потею от сраного страха от её взглядов… — Снова дрожь, достаточно сильная, чтобы он стукнул гнилыми зубами. — Скажу честно — я не задавал никаких вопросов. Просто старался пошустрей оттуда сбежать, чтобы не обоссаться на месте. Быстро свалить и добыть то нечто, каким бы оно не оказалось…

— Да, твои действия безупречны при любом раскладе, — сказал Утроба. — Кроме того расклада, когда надо на самом деле добыть эту штуку!

— И по ходу добывания этого нечто, — задумчиво изрекла Чудесная, и пятна света и тени плавали по её костлявому лицу, когда она всматривалась в ветви, — Недостаток подробностей преподносит серьезные трудности. Среди всех вещей подходящего размера из той деревни, какая же, однако, наша? Типа чего это нечто, вот в чем вопрос… — Казалось, она погрузилась в раздумья. — Кто-нибудь мог бы сказать, что и голос, и рисунок, и аура страха в данном случае… обрекли её на провал.

— О, нет. — сказал Утроба. — Её бы обрекло на провал, если бы мы, вернувшись из нашего путешествие за Кринну, перерезали ей горло, в счёт некоторых неясных подробностей такой мелочи как то задание, что мы, ети его конём, тут выполняем! — И он, бросив тяжелый взгляд на Робина, выступил из-за деревьев на поляну.

Скорри сидя заострял ножи. Восемь, аккуратно выложенных на бурую траву перед его скрещенными ногами, лезвий — от мелкого шила, не длиньше большого пальца Утробы, до увесистого тесака, величиной с короткий меч. Девятый был у него в руках, оселок обрабатывал сталь — сквик, скрик — задавая ритм мягкому и тонкому пению. Он одарен певчим голосом, этот Скорри Тихокрад. Без сомнений, в более счастливое время быть ему бардом, а теперь большую уверенность в завтрашнем дне дают способности подкрадываться к людям и протыкать их ножом. Печальный факт, считал Утроба, но такое сейчас время.

Брак-и-Дайн сидел подле Скорри и кусал обглоданную кроличью кость, губы вытянуты, как будто овечка щиплет травку. Громадная, очень опасная овечка. Мелкая кость выглядела зубочисткой в глыбе огромного, синего от наколок кулака. Весёлый Йон хмуро кривился на него, как на большую кучу говна, чему Брак мог огорчиться, если б это не было давно известной привычкой Йона — смотреть на всех и вся таким образом. Йон, собственно, выглядел наименее весёлым человеком на всём Севере. Не иначе как поэтому его так и прозвали.

Вирран из Блая стоял на коленях на другой стороне поляны перед своим великим двуручным мечом, специально прислоненным к дереву. Его руки сложились перед подбородком, капюшон на голове низко опущен, оставляя видным лишь острый кончик носа. Утробу всегда малось нервировали люди, молящиеся богам, не говоря уж о мечах. Но, прикинул он, такое сейчас время. Кровавой порой мечи ценятся выше богов. И, несомненно, от них больше пользы. Кроме того, Вирран был родом из далекой долины, путь в которую пролегает на север и запад через горы у Белого моря, где снег выпадает и летом, и которую никто с малейшим проблеском рассудка не выберет для жилья. Кто ж тогда разберет, о чём ему положено думать?

— Говорил же вам, что это самая настоящая ссаная лужа, а не деревня! — Ни Разу наполовину натянул тетиву на лук. У него была склонность так усмехаться, словно он подшутил над каждым из остальных, и ни до кого, кроме него самого не дошло. Вот и сейчас Утробе хотелось бы знать в чем вся соль, чтобы он тоже мог посмеяться — насколько он сам мог видеть, обстоятельства подшутили над всеми ними без исключения.

— Полагаю, ты прав! — сказала Чудесная, величаво ступая на поляну — Ссаная. Лужа.

— Ну, мы ж не селиться сюда пришли, — сказал Утроба. — Мы пришли нечто забрать.

Многие сказали бы, что это нереально, но все же Весёлому Йону удалось помрачнеть ещё больше. Черные глаза стали зловещи, как могила. Толстые пальцы Йона прочёсали толстый клок бороды. — А типа чего это нечто?

Утроба бросил на Робина ещё один взгляд. — Хочешь снова порыться в воспоминаниях? — В ответ разъяснитель лишь беспомощно развел руками. — Я слыхал от неё только, что мы его узнаем, когда мы его увидим.

— Узнаем его, когда его увидим? Что это за…

— Поной вон тем деревьям, Йон. Дело есть дело.

— И сейчас мы здесь, не так ли? — добавил Робин.

Утроба процедил сквозь зубы — Блестящее, блядь, наблюдение. Как и всё гениальное, эта фраза верна где бы ты её не произнес. Да, мы здесь.

— Мы-ы зде-е-е-сь! — затянул Брак-и-Дайн своим переливчатым выговором горца, высасывая последнюю каплю жира со своей косточки и швыряя её в кусты. — К востоку от Кринны, где не светит луна, чистый сортир от нас в сотне миль, а вокруг пляшут дикие безумные сволочи, считающие хорошей мыслью украшать костями лицо. — В этом было мало забавного, учитывая, что от множества наколок он был скорее синим, чем белым. По мнению Утробы, в оскорблениях дикарём одного вида дикарей вида другого не было никакого смысла.

— Да уж, у них к востоку от Кринны занятный жизненный уклад, — содрогнулся Робин, — Но здесь — то место где это нечто, и здесь же — то место где мы, так почему нам просто не взять, эту блядскую хрень и не вернуться, блядь, домой?

— И чё ж ты, не взял эту блядскую хрень, Робин? — прорычал Весёлый Йон.

— Потому, что моя, блядь, задача в том, чтобы сказать тебе, блядь, чтоб ты, взял эту блядскую хрень, Йон, ёбаный в рот, Кумбер!

Настала долгая, страшная пауза. Страшнее, чем дитя овцы от человека, как говорят у горцев. Затем Йон заговорил тихим голосом, от которого у Утробы по прежнему покалывало руки, даже теперь, после всех этих лет. — Надеюсь, я ошибся. Клянусь мёртвыми, надеюсь, что я ошибся. Но у меня такое чувство… — Он сдвинулся вперёд и всем вдруг стало видно до ужаса отчётливо, сколько у него при себе топоров, — … как будто меня не уважают!

— Нет, нет, всё не так. Я не в смысле, что…

— Уважение, Робин. Эта херня ничего не стоит, но может избавить человека от нелегкого труда — всю дорогу домой следить, чтобы из дырки в башке не выпали мозги. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Конечно, Йон, конечно ясно. Я не перешел черту, я вообще никогда не перехожу черту, на какой стороне бы я ни был. Никакого неуважения. Ответственность давит, вот из за чего всё это. На всех нас давит. Ведь и моя голова тоже на плахе, не только твоя. Может быть не сегодня, не там, внизу, но вернись домой и ты в этом убедишься. Если она не получит своё… — Робин вновь задрожал, сильнее чем раньше.

— Чутка почтения не кажется непосильной просьбой…

— Ладно, ладно. — Утроба взмахом обратил внимание обоих к себе. — Мы все тонем в одной, блядь, лодке. Ругать друг друга нам не поможет. На помпе есть работа для каждого. Каждого мужика. И каждой бабы тоже.

— Всегда готова помочь, — невинно произнесла Чудесная.

— Хотя б так. — Утроба сел на корточки, вытащил клинок и начал чертить карту прямо на земле. Так же, как давным-давно делал Тридуба[3]. — Может мы и не знаем наверняка, что это за нечто, но мы хоть знаем, что оно здесь. — Кинжал вспарывал почву, остальные собирались рядом, присаживались на колени, на корточки и на землю, всматривались в набросок. — Большой дом в середине, со стойками, украшенными резьбой в виде лис. По мне это скорей драконы, но вы в курсе, что речь не об этом. Вот тут вокруг обнесено частоколом, двое ворот — северные и южные. Дома и хижины все здесь. А это что-то похожее на свиной загон. Или кузница.

— И сколько, прикинем, их там внизу? — спросил Йон.

Чудесная потерла шрам на скальпе. Лицо скривилось, когда она взглянула на бледное небо. — Наверное бойцов пятьдесят-шестьдесят? Несколько стариков, несколько дюжин женщин и столько же детей. У некоторых может быть оружие.

— Женщины сражаются. — ухмыльнулся Ни Разу, — Какой позор!

Чудесная оскалила зубы: — К очагу и готовке, сучары! А?

— О, очаг и готовка… — Брак уставился в затянутое тучами небо, как будто оно навевало ему счастливые воспоминания.

— Шестьдесят воинов? А нас-то семеро, плюс багаж. — Весёлый Йон свернул трубочкой язык и плюнул по идеальной дуге прямо на сапог Робина. — Херня это всё. Нужно больше народа.

— Тогда бы не хватило еды, — Брак-и-Дайн печально положил руку на живот. — И так стало еле-еле хватать, когда…

Утроба оборвал его. — Может быть нам стоит быть ближе к планам, учитывающим ту численность, что у нас есть? Ясно как в небе, что шестьдесят это многовато для честного боя. — Само собой, вряд ли кто-то вступил в его команду ради честных боёв. — Нам надо бы выманить хоть сколько-нибудь.

Ни Разу скорчил рожу: — Есть ли смысл спрашивать, почему ты на меня смотришь?

— Потому что уродливые хари всего сильнее ненавидят смазливых молодых людей, красавчик!

— Это факт, не смею отрицать, — вздохнул Ни Разу, откидывая назад длинные волосы. — Красота лица — моё проклятье.

— Тебе проклятье, зато мне благодать! — Утроба ткнул в северный конец своей земляной карты, где деревянный мост пересекал поток. — Ты берёшь свою несравненную красоту с собой к мостику. Очевидно, они выставят часовых. Организуй диверсию.

— Ты, в смысле, выстрелить в одного из них?

— Может лучше выстрелить около них. Давайте не будем убивать никого без нужды. При других обстоятельствах они запросто могут оказаться неплохими людьми.

Ни Разу нерешительно поднял бровь: — Считаешь?

Утроба так не считал, но у него не было желания отягощать свою совесть ещё больше. Она и так еле-еле держалась на плаву. — Просто пригласи их на небольшой танец, и всё.

Чудесная прижала руку к груди. — Мне так жаль, что я это пропущу. Никто не пляшет лучше, чем наш Ни Разу, когда музыка заладится.

Ни Разу усмехнулся ей: — Не переживай, моя сладость, я станцую для тебя позже.

— Обещанья, обещанья.

— Да, да. — Утроба заткнул обоих очередным взмахом. — Ты сможешь развеселить всех нас когда мы покончим с этим дурацким заданием, если я всё ещё буду дышать.

— Может мы заставим рассмеяться и тебя, а, Вирран?

Человек из долин сидел скрестив ноги с мечом на коленях. — Может.

— У нас ведь маленький тесный отряд, нам нравятся радостные, дружелюбные создания.

Глаза Виррана пересеклись с черным взором Весёлого Йона. — Вижу.

— Мы как братья, — сказал Брак, усмехаясь во все стороны своей татуированной рожей. — Мы вместе рискуем, вместе едим, мы делимся вознаграждением, и, порой, время от времени, даже вместе смеёмся.

— Никогда не ладил с моими братьями, — заявил Вирран.

Чудесная фыркнула. — Так неужели это не чудо, парень? Тебе дан второй шанс пожить в любящей семье. Если ты протянешь подольше, ты поймёшь каково это.

Тень виррановского капюшона ползла вверх и вниз, когда он медленно кивнул. — Каждый день стоит учиться новому.

— Хороший совет, — сказал Утроба. — Всем и каждому быть начеку. Как только Ни Разу уведёт хоть сколько-нибудь прочь, мы вползаем в южные ворота. — И он отметил где это, крестиком в грязи. — Две группы, по каждой стороне главной усадьбы, той где эта вещь. По крайней мере, той, где ей предполагается быть. Я, Йон и Вирран слева. — Йон снова сплюнул. Вирран ответил слабейшим из кивков. — Чудесная берёт Брака и Скорри направо.

— Так точно, вождь, — ответила Чудесная.

— Всё по на-ам, — пропел Брак.

— Так, так, так, — сказал Скорри, и Утроба принял это за согласие.

Он ткнул в каждого из них сжёванным до боли ногтем. — И ведите себя хорошо, от этого всё зависит, слышите! Будьте тихо, как весенний ветерок. В этот раз не спотыкаемся о горшки, а, Брак?

— Я прослежу за башмаками, вождь.

— Добро.

— У нас имеется запасной план? — спросила Чудесная, — на случай, если произойдёт невозможное и события пойдут не совсем точно по нашей схеме?

— Да, обычный. Хватай эту хрень и вали нахуй. Ты, — и Утроба перевёл взгляд на Робина.

Глаза того расширились, как две кастрюли. — Что я?

— Остаёшься здесь и стережёшь шмотки. — Робин испустил долгий вздох облегчения, и Утроба почувствовал как его губы складываются в гримасу. Он не винил этого мужика за то, что тот был трусом проклятым. Большинство людей были такими и сам Утроба — один из них. Но он винил его за то, что тот позволяет это заметить другим. — Всё же, не разнеживайся. Если остальные попадут в беду, эти лисьи ебланы выследят тебя прежде чем засохнет наша кровь и более чем вероятно, отрежут тебе яйца. — Робинов вздох моментально оборвался хрипом.

— Отрежут тебе голову, — прошипел Ни Разу и страшно выпучил глаза.

— Вытащат кишки наружу и зажарят, — буркнул Весёлый Йон.

— Сдерут с лица кожу, и будут носить как маску, — прогромыхал Брак.

— Используют твой член вместо ложки, — произнесла Чудесная. На миг все задумались над этим.

— Ладно, а теперь, — сказал Утроба, — давайте-ка проберемся в эту усадьбу красиво и осторожно, никем не замеченными и пусть нам попадётся это нечто. Прежде всего… — Тут он обвёл всех их своим самым суровым взглядом — полукруг вымазанных грязью, испещренных шрамами, яркоглазых, не слишком бородатых лиц. Его команда. Его семья. — Никому не умирать, угу? Оружие!

Стремительная, резкая и нисколько не ворчащая теперь, перед началом дела, команда Утробы приходила в бовую готовность. Каждый не зря тренировался и оттачивал мастерство на своём снаряжении, как ткач на станке. Оружие было также опрятно, как порвана их одежда, также начищенно и блестело, как грязны их лица. Пояса, ремни и шнурки затягивались со свистом, металл скрипел, гремел и звенел и всё это под мягкий и тонкий распев Скорри.

Руки Утробы, выполняя давно ставшeе обыденностью дело, двигались сами по себе, а мысль блуждала позади, сквозь года, в других временах, когда он делал то же самое. Другие места, другие люди вокруг него, и множество их давно уже вернулось в грязь. Некторых он похоронил своими руками. Он надеялся, никто из этих сегодня не умрёт и не станет ничем, кроме грязи и выцветших воспоминаний. Он проверил щит, кожа обтягивала туго и прочно, ремни надёжны. Он проверил свой нож, запасной нож и нож, запасной для запасного. Ножей не бывает слишком много, кто-то сказал ему однажды, и это был добросовестный совет, предусматривающий, что ты будешь бережно закреплять их, и не споткнёшься и не воткнёшь собственное оружие в яйца.

У каждого нашлось изрядное количество работы. За исключением Виррана. Он лишь склонил голову, когда осторожно поднимал меч со ствола дерева, держа его под крестовиной за ножны из морёной кожи. В ножнах меч был длиннее его длинных ног. Затем он откинул капюшон, провел рукой по прямым волосам и стал наблюдать за остальными, склонив голову набок.

— Ты носишь только этот клинок? — цепляя собственный меч у бедра, спросил Утроба в надежде вовлечь длинного в разговор и установить между ними хоть какое-то доверие. В столь тесной компании как их, крупица доверия может спасти тебе жизнь. А может спасти всем.

Глаза Виррана повернулись в его сторону. — Это Отец Мечей и у людей сотни имён для него. Лезвие Рассвета. Могильщик. Кровавый Урожай. Высший и Низший. Скак-анг-Гайок — что на языке долин означает Раскалыватель Мира, Битва что была в начале времен и будет в конце. — На мгновение Утробе показалось, что тот перечислит всю хренову сотню, но к счастью воин уже остановился, хмуро уставившись на рукоять, обвитую тусклой серой проволокой. — Это моя награда и моё наказание. Единственное орудие, что мне нужно.

— Малость длинноват, чтобы им есть, не так ли? — спросила Чудесная, подступая с противоположной стороны.

Вирран продемонстрировал в оскале свои зубы: — Для этого есть вот, они.

— Ты его никогда не затачиваешь? — поинтересовался Утроба.

— Это он затачивает меня.

— Хорошо. Понимаю. — Просто поток вздора, который Утроба скорее ждал бы от Треснутого Лейфа или иного бросателя рун. Он лишь надеялся, что Вирран будет действовать огромным мечом, как должно, потому что как собеседник он себя совершенно не проявил.

— К тому же, чтобы наточить его, тебе необходимо его вытащить, — сказала Чудесная, подмигивая Утробе тем глазом, который не мог увидеть Вирран.

— Верно. — Глаза Виррана скользнули по её лицу. — И всякий раз, когда Отец Мечей покидает ножны, он не может вернутся…

— Не окровавленным? — закончила она за него. Не нужно владеть рунным искусством, чтобы догадаться. Вирран, должно быть, произносил эти слова с дюжину раз, с тех пор, как они покинули Карлеон. Достаточно, чтобы всех это уже достало.

— Окровавленным, — откликнулся Вирран, голосом исполненным предвестия чуда.

Чудесная поглядела на Утробу. — Ты, Вирран из Блая, ни разу не думал, что может быть, воспринимаешь вещи малость чересчур серьёзно?

Он запрокинул голову назад и посмотрел на небо. — Обязательно посмеюсь, когда услышу что-нибудь смешное.

Утроба почувствовал на плече руку Йона. — На пару слов, вождь?

— Не вопрос, — ответил Утроба с улыбкой для которой потребовались некоторые усилия.

Йон отвел Утробу от остальных на несколько шагов и мягко заговорил. Те самые слова, как всегда перед битвой. — Если я здесь погибну…

— Никто сегдня не погибнет, — Утроба выплюнул фразу, которой отвечал постоянно.

— Так ты сказал в прошлый раз, перед тем как мы закопали Ютлана. — Настроение Утробы шагнуло с лестницы ещё на ступеньку ниже. Прямо в болото. — Без обид, у нас вредная специальность, и все об этом знают. У меня хорошие шансы пережить сегодняшнее, и всё что я хочу сказать, если вдруг…

— Я приеду к твоим детям, отдам им твою долю и расскажу, каким ты был.

— Всё правильно. И?

— Я не буду ничего приукрашивать

— Значит порядок. — Весёлый Йон конечно не улыбнулся, Утроба знал его годы и видел улыбающимся не более дюжины раз, причем тогда, когда это было наименее ожидаемо. Всё же Йон довольно кивнул. — Добро. Ты вернее выполнишь эту просьбу, чем кто иной.

Утроба кивнул в ответ. — Так и сделаю. — На свете не было просьбы, которое бы ему меньше хотелось выполнять. Как только Йон отошел, он тихонько проворчал — Вечно дурацкие задания…

* * *

Всё шло по плану Утробы. Он бы, конечно, не сказал, что такое с ними в первый раз, но уж точно это был приятный сюрприз. Они лежали вшестером на пригорке, недвижимо и молча следя за еле заметными колыханиями травы и веток, там где Ни Разу полз в сторону этой сраной деревни. От того, что к ней подобрались ближе, она не стала выглядеть лучше. По опыту Утробы такое редко бывало с чем-либо. Он ещё немного погрыз ногти, увидел, как Ни Разу привстал на колено в кустах за речкой у северных ворот, наложив стрелу и натянув тетиву. С такого расстояния трудно было сказать наверняка, но казалось, что даже сейчас на его лице всё та же знакомая ухмылка.

Он отпустил стрелу, и Утроба предствил её щелчок об одно из бревен ограды. Ветром донесло слабые крики. Пара стрел завихляли в ответ, сгинув в деревьях, в то время как Ни Разу повернулся и поспешил скрыться, теряясь в кустарнике. Утроба услышал нечто вроде барабанного боя, ещё крики, затем люди стали перебегать через мостик, с оружием из плохо обработанного железа в руках, некоторые натягивали на ходу свои шкуры или обувь. Наверное дюжины три, всё как и было рассчитано. Превосходная, аккуратная работа. Естественно, если Ни Разу удалось удрать.

Йон покачал головой когда наблюдал, как добрая часть клана Лисы неуклюже тащится через мостик и далее к лесу. — Восхитительно, правда? Я никогда полностью не привыкну к тому, какие же люди пизданутые.

— Переоценивать мудачьё всегда ошибка, — шепнул Утроба. — Хорошо быть самой умной командой на всём Земной Круге[4], а? Так будьте любезны, давайте сегодня без проёбов, хорошо?

— У меня их и не будет, если не будет у тебя, вождь, — огрызнулась Чудесная.

— Хех. — если бы он только мог воплотить в жизнь это обещание. Утроба тронул Скорри за плечо и указал вниз, на деревню. Маленький человек подмигнул в ответ, затем перевалился через пригорок, и заскользил на животе вниз, сквозь подлесок, проворно, как головастик в пруду.

Утроба обвел сухой рот сухим языком. Всегда в подобные моменты ему не хватало слюны, и как часто бы он этим не занимался, лучше не становилось. Он зыркнул краем глаза на остальных, никто не подавал и признака слабых нервов. Ему бы хотелось знать, не разбиваются ли они о скалы внутри себя от беспокойства, также как он сам, и не надевают ли решительное лицо на обломки крушения, тоже как и он сам. Но выходит, что в итоге-то большой разницы и не заметно. Лучшее, что можно сделать со страхом, это действовать, как будто его нет. Он поднял кулак, довольный тем, что его рука не трясётся, затем указал вслед Скорри, и они пошли. Вниз, навстречу южным воротам, если можно так сказать о дыре в гнилом частоколе, под подобием арки, сделанном из кривых веток и с черепом какого-то животного, достаточно невезучего, чтобы заиметь пару рогов, посередине. При виде арки Утроба задался вопросом, а есть ли в округе сотни чертовых миль хоть один-единственный прямой кусок дерева.

Единственный стражник, в шкурах, со спутанными волосами, остался стоять под тем черепом, опираясь на копьё и глядя в никуда. Вот он ковырнул в носу и поднял кверху палец, чтобы изучить результаты. Вот он щелчком смахнул их. Вот он потянулся и выпростал руку назад, почесать задницу. А вот нож Скорри вонзился с глухим стуком в его шею сбоку и перебил горло, просто и быстро, как рыбак разрезает брюхо лосося. Утробу слегка передернуло, но он понимал, что этого было не избежать. Было бы счастьем, если б это оказалась единственная отнятая жизнь, пока они выполняют это дурацкое задание. Скорри придержал стражника на мгновение, пока кровь не полилась из его перерезанной шеи, поймал его, пока он падал, и беззвучно уложил дёргающееся тело на траву, так, чтобы не было видно изнутри ворот.

Издавая не больше шума, чем ветерок, Утроба и остальные живо сбежали по склону, через луг, оружие наготове. Скорри ждал, уже вытерев нож, изучая обстановку возле ворот. Одна рука за спиной делает знак: ждать. Утроба грустно посмотрел на кровавое лицо покойника — рот слегка приоткрыт, как будто он намеревался о чем-то спросить. Горшечник делает горшки. Пекарь делает хлеб. А это — то, что сделал Утроба. Практически всё, что он делал всю свою жизнь.

От этого зрелища трудно ощутить гордость, как бы безукоризнено не выполнена работа. Потому что труп всё равно остался мужчиной, убитым только за то, что охранял собственную деревню. Потому что все эти — все они были людьми, со своими надеждами, утратами и всем таким, даже если они жили здесь, далеко за Кринной и не очень часто умывались. Ну что теперь можно было с этим поделать? Утроба глубоко вдохнул и стал медленно выпускать воздух. Просто выполнить задание без потерь среди его собственных людей. В суровые времена мягкие мысли убивают тебя быстрее, чем чума.

Он посмотрел на Чудесную и мотнул головой в сторону деревни. Она просочилась внутрь ворот, проскользнула через дорожку справа. Бритая голова осторожно повернулась влево, затем вправо. Скорри последовал за ней по пятам, и Брак стал пробираться следом, для всей его огромной величины удивительно беззвучный.

Утроба глубоко вздохнул и начал подкрадываться к левой дорожке, морщась в попытках ставить ноги на наиболее твердые места в этом сбитом в колеи навозе. Он слышал звук дыхания Йона позади себя, и знал, что Вирран тоже рядом, хотя тот двигался бесшумно, как кошка. Утробе показалось, что он что-то слышит. Пощелкивание. Возможно колесо вертится. Он услышал чей-то смех, впрочем без уверенности, что ему не померещилось. Его голова задергалась туда и сюда, вослед этим звукам, как будто его подцепили за нос. Всё прямо сразу стало казаться ужасно ярким и отчетливым. Может им и надо было подождать до темноты, но Утроба никогда не любил работать ночью. Никогда со времени поганого блядства при Гурндрифте, где ребята Бледного Призрака погибали, сражаясь с людьми Малорослика[5] по нелепой ошибке. Больше пятидесяти воинов стало мертвецами безо всяких врагов в десяти милях вокруг. Ночью слишком многое идёт не так.

Правда после, Утроба видел полно людей, умирающих и днём.

Он скользнул вдоль плетеной стены, и на нём выступил тот самый пот страха. Тот раздражающий, подстёгивающий пот, что появляется вместе со смертью за плечом. Всё вокруг стало обретать ясный и четкий смысл. Каждая палочка в плетне. Каждая лепешка в грязи. То, как обшитая кожей рукоять меча вонзалась в ладонь, когда он двигал пальцами. То, как с каждым вдохом слышался тончайший свист, когда воздух на три четверти заполнял лёгкие. То, как подошва его ступни прилипала к ботинку сквозь дыру в носке при каждом его осторожном шаге. Прилипала и отлипала обратно.

Раздобыть бы новые носки, вот что ему нужно на самом деле. Нет, ну, сначала ему нужно пережить этот день, а потом уж носки. Может даже те, что он видел в прошлый раз в Уффрисе, крашеные в красный цвет. Они все ржали над ними, он и Йон и Чудесная и покойный Ютлан. Смеялись над их полнейшей бессмысленностью. Но отсмеявшись, он подумал про себя, что вот она, настоящая роскошь, когда человек может позволить себе купить крашеные носки, и задумчиво оглядывался через плечо на ту прекрасную одежду. Может быть, после того, как он покончит с этой дурацкой работой, ему следует вернуться и приобрести пару красных носков. Может он приобрёл бы даже две пары. Носил бы их, так чтобы они высовавались наружу из ботинок, и народ видел, какой он большой человек. Может люди бы прозвали его Кернден Красные Носки. Он почувстовал, что улыбается вопреки самому себе. Красные носки это первый шаг по дороге к саморазрушению, если бы он хоть…

Дверь сарая слева дрогнула и распахнулась, и трое людей вышли оттуда, смеясь. Тот, кто был впереди, повернул лохматую голову, широкая улыбка застыла, распластавшись на его лице, показав наружу жёлтые зубы. Он посмотрел в упор на Утробу, на Йона, на Виррана, замерших напротив усадьбы с открытыми ртами, как трое детей, пойманных за воровством печенья. Все уставились друг на друга.

Утроба почувствовал, что время странно замедлилось и поползло, как оно обычно и делало перед кровопролитием. Времени хватило, чтобы понять всякие глупости. Чтобы прикинуть, куриная ли это кость торчит в одном из ушей их противников. Посчитать гвозди в одной из дубин их противников. Восемь с половиной. Хватило времени на то, чтобы подумать как это забавно — то что он не может подумать ни о чём более полезном. Словно он стоял снаружи себя. Представлял, что надо делать, при этом ощущая что всё это не с ним. Понимая, что вдобавок ко всему, подобное ощущение стало приходить к нему так часто, что он мог определить его наступление. Этот застывший миг недоумения, перед тем как распадается мир.

Ну, нахер. Я снова здесь.

Он ощутил поцелуй холодного дуновения на щеке, когда Вирран взмахнул своим великим мечом, описывая широкий круг жатвы. У мужика впереди не было времени даже пригнуться. Покрытый ножнами меч плашмя попал ему по голове сбоку, поднял в воздух, перевернул, и впечатал вверх ногами в стену лачуги. Рука Утробы сама собой вытащила клинок. Вирран рванулся вперёд и вытянув руку разбил навершием меча рот второму, посылая в полёт его зубы и осколки зубов.

Пока тот опрокидывался назад, раскинув руки как подрубленное дерево, третий попытался поднять дубину. Утроба рубанул его в бок. Сталь, глухо хлюпнув, пронзила мех и плоть. Капли крови брызнули наружу. Человек открыл рот и, заходясь в пронзительном тонком крике, пошатнулся вперёд и переломился, выпучивая глаза. Утроба расколол ему череп. Рукоятку тряхнуло в руке от удара — вопль прервался неожиданным взвизгиванием в конце. Тело растянулось, кровь из разбитой головы залила ботинки Утробы, будто он всё же приобрёл те красные носки. Пожалуй это несколько выходит за рамки «единственной отнятой жизни», равно как и за рамки «тихо как весенний ветерок».

— Блядь, — сказал Утроба.

Затем время понеслось слишком быстро, не иначе как в утешение. Мир затрясся и задергался, наполнился брызгами грязи, когда он побежал. Эхом отдавались крики и звенел металл, собственное дыхание и стук сердца ревели и пульсировали в ушах. Через плечо он видел, как Йон отбивает щитом булаву и с рёвом зарубает человека. В тот момент, когда Утроба повернулся назад, стрела, одним мертвым известно откуда выпущенная, ударила в изгаженную стену прямо перед ним, едва не заставив упасть назад от внезапности. При этом Вирран оказался у него под жопой, и врезался, и сшиб его, подарив полон рот жижи. Когда Утроба тяжело поднимался, кто-то набросился на него — кричащее лицо и растрепанные волосы слились воедино, размазываясь перед его взглядом. Утроба изогнувшись, закрылся щитом, и тотчас же Скорри, появившись из ниоткуда, воткнул нож в бок нападающей сволочи, заставив того завизжать и зашататься из стороны в сторону. Утроба тут же отсёк ему половину головы, лезвие мягко шикнуло, проходя сквозь кости и воткнулось в землю, чуть не вырвавшись из ободранной руки Утробы.

— Двигай! — заорал он, толком не понимая кому, пытаясь высвободить из земли свой меч. Веселый Йон бросился мимо, навершие его секиры забрызгано кровью, зубы оскалены в безумном рычании. Утроба следом, за ними Вирран, одрябшее лицо, глаза мечутся от одной хижины к другой, в руке меч — до сих пор в ножнах! За угол сарая, на широкий простор, полный разбросанного вместе с соломой навоза. С одной стороны, в загоне, хрюкали и ёрзали свиньи. С другой стояла усадьба с резными стойками, ступени вели в широкий дверной проём, за которым была лишь тьма.

Впереди них тяжело топал какой-то рыжий человек, в его руке зажат деревянный топор. Чудесная, с расстояния шести шагов спокойно пустила стрелу в его щеку. Он всё же быстро вскочил, держась за лицо, и поковылял ей настречу. Она шагнула с боевым воплем, взметая меч круговым движением, и напрочь снесла ему голову, да так, что та взметнулась в воздух и упала в свиной загон. Утроба на секунду представил, а что если бедняга до сих пор осознаёт, что происходит вокруг.

Потом он увидел, что массивная дверь усадьбы начала поворачиваться, закрываясь, и заметил с краю бледное лицо. — Две-ерь! — завыл он и устремился к ней, топоча по хлюпающей жиже и по деревянным ступенькам, так, что затрещали доски. Он сунул свой перепачканный кровью, забрызганный грязью ботинок в проём, как раз тогда когда дверь захлопывалась и завыл выпучив глаза, когда боль прострелила ему ногу. — Моя нога! Бля-а-а!

Дюжина, или даже больше людей клана Лисы уже столпилась на другом конце двора, рыча громче и противней, чем боровы. Они потрясали зазубренными мечами, топорами и грубо сделанными дубинами, кое-кто был со щитом, а один впереди даже в ржавом кольчужном хауберке, разодранном по краям. В его беспорядочно растрепанные волосы были вплетены кольца грубо обработанного серебра.

— Назад. — Вирран встал напротив них, держа в вытянутой руке меч вверх рукоятью, будто это какой-то магический талисман, отгоняющий зло. — Назад, и вам не придётся сегодня умирать!

Тот, кто был впереди, сплюнул и проскрипел на ломаном северном наречии. — Покажи своё железо, вор!

— Тогда, да будет так. Узрите же Отца Мечей, и узрите в последний раз! — И Вирран потянул меч из ножен.

Люди могли называть его сотней имён: Лезвие Рассвета, Могильщик, Кровавый Урожай, Высший и Низший, Скак-анг-Гайок что значило Раскалыватель Мира на языке долин, и тому подобное, но Утробе пришлось признать — это была обычная полоска железа. Не было ни пламени, ни золотого света, ни отголосков труб. Лишь негромкий скрежет, пока длинный клинок освобождался от морёной кожи. На плоском куске металла дымчато-аспидного цвета не было ни украшений, ни орнамента, лишь блестело что-то выгравированное возле тусклой прямой крестовины.

Но у Утробы были другие поводы для беспокойства, помимо того, что меч Виррана оказался не стоящим всех этих песен. — Дверь! — заорал он Йону, отчаянно цепляясь за край левой рукой. Он извернулся вместе со щитом и просунув меч в щель, помахал им. Впрочем безо всякого эффекта. — Моя хуева нога!

Йон с рёвом загрохотал вверх по ступенькам, и с разбегу врезался в дверь плечом. Та вдруг подалась, сорвалась с петель, и упала придавив собой каких-то дураков с той стороны. Вместе, они, спотыкаясь, ворвались в комнату, полутёмную как вечер, и наполненную сладковатым раздражающим дымом. Какая-то тень надвинулась на Утробу и он инстинктивно подняв перед собой щит, принял им удар, в лицо полетели щепки. Он зашатался, потерял равновесие и врезался во что-то ещё. Лязг и грохот металла, звон разбитой посуды. Кто-то замаячил перед ним — призрачное лицо, бусы из гремящих зубов. Утроба хлестнул его мечом, а потом снова, и снова и тот опустился вниз, раскрашенное белым лицо испещрено красным.

Утроба кашлянул, рыгнул, опять кашлянул, проморгался в зловонном мраке, готовый ударить. Он слышал рёв Йона, звук секиры вонзающейся в плоть и чей-то истошный визг. Дым поредел достаточно для того, чтобы Утроба мог воспринять немножко сведений о помещении. В костровой яме мерцали угли, освещая паутину, натянутую по резным стропилам, в темно красный и оранжевый цвет, отбрасывая друг на друга изменчивые тени, обманывая его взор. Тут было жарко как в аду, и так же воняло. Старые гобелены по стенам, на обрывках холста краской намалеваны знаки. Плита из черного камня в дальнем конце, на плите грубо изваяная статуя, у её ног ярко блестит золото. Чаша, подумал Утроба. Кубок. Он шагнул туда, пытаясь щитом отогнать мглу от лица.

— Йон? — позвал он.

— Утроба, где ты есть-то?

Откуда-то послышалась какая-то необычная песня. Утроба не знал этих слов, но ему не понравилось их звучание. Ни капельки. — Йон? — И внезапно из-за той каменной плиты выступила фигура. Глаза Утробы расширились, и он едва не упал в костровую яму, отшатываясь назад.

На появившемся была рваная красная мантия; широко в стороны из неё торчали длинные, жилистые руки, испачканные краской и украшенные каплями пота. Череп какого-то зверя опускался на его лицо, завивались черные рога, так что в неверном свете он выглядел как дьявол, внезапно вылезший прямо из ада. Утроба знал, что это маска, но от фигуры из дыма и звука странного напева, эхом отражающегося от черепа, его пригвоздило к месту во внезапном страхе. Таком сильном, что Утроба не мог даже поднять меч. Только стоял и дрожал — каждая мышца превратилась в воду. Чистая правда, он никогда не был героем, но ведь и такого ужаса он тоже не чувстовал никогда. Даже в Инварде, когда смотрел, как Девять Смертей[6] идёт на него с забрызганным чужой кровью лицом безумца. Просто беспомощно стоял.

— Х… х… х…

Жрец шёл вперед, поднимая длинную руку. В его пальцах было зажато нечто непонятное. Какой-то искореженный кусочек дерева, вокруг которого переливался расплывчатый бледный отблеск.

То самое нечто. Нечто, за которым они пришли.

Свет от этой штуки разгорался. Ярче и ярче. Так ярко, что оставил её искореженный отпечаток в глазах Утробы. Звук напева наполнял его уши, пока он не перестал слышать что-либо ещё, не перестал думать о чём-либо ещё, не перстал видеть ничего кроме этого нечто, сверкающего ярко как солнце, крадущего его дыхание, подавляющего его волю, останавливающего его сердце, отрезающего его…

Хрясь! Секира Весёлого Йона расколола звериный череп напополам и воткнулась в скрытое им лицо. Кровь брызнула в стороны, зашипела на углях очага. Утроба почувствовал на лице её капли, моргнул и затряс головой, внезапно освобождаясь от замораживающей хватки страха. Жрец накренился набок, песня превратилась в стихающее бульканье, маска раскололась и из под неё полилась кровь. Утроба перемазался ею, взмахнув мечом и всаживая его в грудь жреца, и заваливая того навзничь. Нечто отскочило от его пальцев и покатилось прочь по оструганному полу, его слепящий свет угас до тусклого мерцания.

— Колдуны ебаные! — буркнул Йон, свернув язык и посылая плевок точно на труп. — Нахрена им так вкалывать? Сколько ж надо времени, чтобы вызубрить всю эту заклинальную мутоту, которая и в половину не так хороша, как добрая сталь… — Он нахмурился. — Ух, ё!

Жрец свалился в костровую яму, рассыпав тлеющие головни по полу, парочка которых закатилась так далеко, что попала под рваный край одного из висящих гобеленов.

— Черт. — Утроба на дрожащих ногах сделал шаг, чтобы отбросить его в сторону. Не успел он оказаться рядом, как пламя охватило старую ткань. — Черт! — Он попытался затоптать огонь, но голова всё ещё немного кружилась и он только обсыпал угольками штанину, после чего пришлось прыгать, скидывая их с себя. Пламя разгоралось, вылизывая всё быстрее чем чума. Слишком много пламени, к тому же уже бьющего выше человеческого роста. — Говно! — Утроба в другой раз запнулся, чуя жар на лице, красные тени плясали среди стропил. — Бери нечто и валим!

Йон уже теребил завязки на кожаном мешке. — Так точно, вождь, так точно! Запасной план!

Утроба оставил его и побежал к двери, не представляя, выжил ли кто на той стороне. Он вырвылся наружу, в день. После полумрака свет колол глаза.

Чудесная стояла там, широко разинув рот. Она приложила стрелу к полунатянутому луку, но кончик смотрел в землю, и руки были опущены. Утроба не помнил, случались ли с ней раньше такие чудеса.

— Что там? — выкрикнул он, с мечом застрявшим в дверном проёме. Затем, высвободив его, прохрипел: — Ты ранена?. Он сощурился на солнце, прикрывая глаза щитом. — Что за… — И остановился на ступеньках. И уставился в изумлении. — Клянусь мертвыми!

Вирран двигался тяжело, но Отец Мечей оставался в его руке. Длинное, незаточенное лезвие опущено. Только теперь воин был весь с головы до ног в пятнах и каплях крови, а изломанные, зарубленные, сокрушенные и расчлененные тела дюжины тех бойцов клана Лисы, кто вышел сражаться, валялись у его сапог широким полукругом. Мелкие же кусочки тел, ранее соединявшиеся с ними, были разбросаны ещё шире.

— Он прикончил всех до единого. — Лицо Брака сморщилось от замешательства. — Взял, да и прикончил. Я даже молот не успел поднять.

— Дьявольская штука, — пробормотала Чудесная. — Дьявольская штука. — Она шмыгнула носом. — Уж не дым ли это?

Йон выломился из усадьбы, натолкнувшись на спину Утробы, чуть не отправив их обоих катиться вниз по ступенькам. — Нечто у тебя? — выкрикнул Утроба.

— Я думаю… — Йон мигая, уставился на Виррана, возвышающегося в кругу резни. — Клянусь мертвыми, но…

Вирран начтал отступать к ним, быстро меняя направление движения, в ту секунду как стрела, описав полукруг, воткнулась в стену дома. Он взмахнул безоружной рукой. — Может мы лучше…

— Бежим! — рявкнул Утроба. Возможно, хороший командир должен подождать пока уйдут все остальные. Первый на битву и последний в отступлении. Так раньше поступал Тридуба. Но едва ли нужно говорить, что Утроба не был Тридубой, и он тут же помчался, как заяц, которому подпалили хвост. «Командир должен подавать пример.» — вот как он это называл. Сзади он услышал звуки спускаемой тетивы. Одна из стрел вжикнула мимо, на расстоянии вытянутой руки, и закачалась, вонзаясь в ближний сарай. Затем другая. Яростно терзала разбитая ступня, но он продолжал бежать хромая, давая отмашку щитом. Громыхая навстречу дёргающемуся, качающемуся проходу под аркой с черепом животного. — Давай! Давай!

Чудесная обогнала его, высоко поднимая ноги, разбрасывая грязь в лицо Утробы. Он увидел, что Скорри пронёсся между двумя домами впереди, затем стелясь быстро, как ящерица, сквозь ворота и прочь от деревни. Утроба швырнул себя под ветвистую арку следом за ним. Соскочил на склон, подвернул больную ногу, тело затряслось, зубы стукнулись и прикусили язык. Он шагнул, качаясь, ещё лишь раз и полетел вниз, в болотный папоротник, перекатываясь через щит, думая лишь о том, чтобы уберечь нос от собственного меча. С трудом поднялся на ноги и стал медленно продвигаться вверх по склону. Ноги горят, дыхалка горит, вперед сквозь деревья, штаны до колен вымокли болотной водой. Он слышал как Брак проламывается рядом, хрюкая от усилий, и слышал бормотание Йона позади: «Хреново говнище… хренова беготня… хреново говнище…»

Он прорвался через кусты и вывалился на поляну, где они ранее строили свои планы. Планы, что на деле прошли не слишком гладко. Робин стоял у вещей. Чудесная подле него, руки на бёдрах. Ни Разу присел на одно колено на дальнем конце поляны. Стрела на натянутом луке. Он ухмыльнулся, когда увидел, что это Утроба. — Ты их там сделал, вождь?

— Нахер. — Утроба стал согнувшись, втягивая воздух. Голова кружилась. — Нахер. — Он выпрямился, уставившись в небо, неспособный придумать другое слово и не в силах отдашаться, чтобы произнести его, даже если бы придумал.

Брак выглядел ещё изодраннее, чем Утроба, если такое вообще было возможно. Его всего перегнуло, руки висят на коленях, а колени шатаются, громадная грудная клетка отяжелела, громадное лицо там, где не было наколок, покраснело, как отшлёпанная задница. Йон проковылял вверх и оперся о дерево, щёки отвисли, кожа блестит от пота.

Чудесная едва ли запыхалась. — Клянусь мертвыми, вы как старые жирдяи! — Она шлёпнула Ни Разу по руке. — Там, внизу в деревне, всё получилось отлично. Правда, я подумала, что они поймали тебя… и, естественно, освежевали.

— Ты хочешь сказать, надеялась, — ответил Ни Разу, — но лучше бы тебе знать — я самый, етить, быстрый удиральщик на всем Севере.

— Это факт.

— Где Скорри? — прохрипел Утроба, наконец достаточно вдохнувший воздуха, чтобы начать беспокоиться.

Ни Разу потеребил большой палец. — Лазит вокруг, проверяет, не идет ли кто за нами.

Наконец и Вирран легкой походкой вступил на поляну, капюшон снова натянут и Отец Мечей лежал в ножнах на его плечах, как коромысло молочницы. Одна рука на рукояти, другая покачивается на клинке.

— Я так полагаю, нас не преследуют? — спросила Чудесная, одна бровь приподнята.

Вирран покачал головой: — Не-а.

— Не скажу, что обвиняю бедняг. Беру назад слова о том, что ты ведёшь себя чересчур серьёзно. Ты, с этим мечом, и есть серьёзный хер.

— Вы взяли нечто? — спросил Робин, с побледневшим от тревоги лицом.

— Так и есть, Робин, мы спасли твою шкуру. — Утроба вытер свой рот, окровавив тыльную сторону ладони прокушенным языком. Дело сделано, и его чувство юмора начало потихоньку возвращаться. — Ха, прикиньте, что было б, если бы мы оставили эту хрень там?

— Отриньте страх, — сказал Йон, открывая свой мешок. — Весёлый Йон Кумбер снова нехуёво погеройствовал! — С этими словами он засунул руку внутрь и вытащил обратно.

Утроба сморгнул. Затем нахмурился. Затем вытаращился. Золото сверкнуло в лучах заката, и сердце Утробы упало, как ни разу не падало за день. — Бля-а, это не оно, Йон!

— Не оно?

— Это чаша! А там было то, что мы искали! — Он воткнул в землю меч и махнул рукой. — Чертово нечто, с поганым светом вокруг!

Йон вытаращился на него в ответ, — Никто не сказал мне, что у него должен быть какой-то гадский свет!

На мгновение стало тихо, пока все это обдумывали. Ни звука, только ветер шелестел старой листвой и скрипел черными ветвями. Затем Вирран запрокинул голову назад и разразился хохотом. Так громко, что пара ворон испуганно снялась с ветки, и поднялась в серое небо, вяло хлопая крыльями.

— Какого фига ты ржёшь? — спросила Чудесная.

Под капюшоном, на перекошенном лице Виррана искрились слёзы радости. — Я же сказал тебе, что посмеюсь, когда услышу что-нибудь смешное. — И он закатился снова, сгибаясь назад, как туго натянутый лук. Всё его тело трясло.

— Вы должны пойти обратно, — сказал Робин.

— Обратно? — пробормотала Чудесная. На её грязно-полосатом лице была написана картина неверия. — Обратно, ебанько?

— Тебе не ясно? Большой дом охватил огонь! — выкрикнул Брак, протягивая большую дрожащую руку вниз к растущему столбу дыма, что поднимался от деревни.

— Его — что? — ахнул Робин, в то время как Вирран выпустил в небо новый раскат хохота, кашляя, булькая, едва удерживаясь на ногах.

— О, да, айе, сожгли, и более чем наверняка, вместе с проклятой штуковиной.

— Ну… я не знаю… тогда вам надо просто порыться в пепле…

— Как насчёт порыться в твоём, блядь, пепле? — прорычал Йон, отбрасывая чашу на землю.

Утроба испустил глубокий вздох, протёр глаза. Затем он повернулся в ту сторону где располагалась эта пердь, и его всего перекосило. За спиной ржание Виррана хрипло распиливало закат. — Постоянно, — шептал Утроба под нос. — Ну почему мне постоянно выпадают дурацкие задания?.

Примечания переводчика

1

— Кринна [Crinna] — Река, отделяющая относительно обжитый Север от его восточной части, где обитают лишь дикари, чуждые даже самим северянам.

2

- Она - По всей видимости это ведьма Кауриб (Caurib), колдунья на службе у Короля Севера Бетода. Персонаж трилогии «Первый закон».

3

- Рудда Тридуба [Rudd Threetrees] - Персонаж трилогии «Первый закон». Прославленный воин и вождь, герой Севера. Знаменит (наряду с великим боевым умением) своей прямотой, твёрдостью и верностью традициям. Кёрнден Утроба в молодые годы был Вторым, т.е. заместителем и предводителем карлов (дружины) у Тридубы.

4

- Земной Круг (Circle of World) - Так у Аберкромби персонажи называют весь мир.

5

- Бледный Призрак (Pale-as-Snow) и Малорослик (Littlebone) - одни из вождей Севера. Позже полевые командиры на службе у Бетода.

6

- Девять Смертей (Bloody-Nine) - Под этим прозвищем известен Логен Девятипалый (Logen Ninefingers). Персонаж трилогии «Первый закон». Самый страшный человек на всём Севере.

Оглавление