«Не время для героев»

Зыков Николай Не время для героев

Попытайтесь быть хотя бы немного добрее, и вы увидите,

что будете не в состоянии совершить дурной поступок.

Конфуций.

Покажите мне героя, и я напишу трагедию.

Фицджеральд Фрэнсис. Скотт Кей.

Слава героев одной четвертью обязана отваге,

двумя четвертями — счастью и, наконец,

последней четвертью — преступлению.

У. Фосколо

Эта книга посвящается Зыковой Нине Павловне. Моей бабушке. В благодарность за то, каким я стал. В благодарность за то, какой была она. К сожалению, она не дожила до окончания сего произведения. В последние свои дни бабушка тяжело болела. Я в то время опубликовал первый рассказ в местной газете под названием "Шрам из будущего". Она попросила принести и прочитать "роман". Я поправил её, сказав, что это всего лишь рассказ. Прочитать, который, однако, все равно не успел, не нашёл времени. Предпочитаю верить, что наши родственники наблюдают за нами после смерти… Хочется верить в это…

Бабушка Нина, это произведение я посвящаю тебе. Оно получилось именно таким только лишь потому, что ты помогала папе и маме в моём воспитании. Потому что ты уделяла мне и моим братьям столько внимания, сколько не каждые родители уделяют своим сыновьям. Спасибо тебе. Слегка запоздалое спасибо, конечно, но я слегка поздновато повзрослел и с этим ничего не могу поделать. Прости, что не смог прийти и прочитать "роман".

Часть 1. Определение

Глава 1

1307 год, октябрь. Франция.

Злость. Злость на окружающих людей. Один из немногих пороков, за которые я готов ответить перед Господом. Меня по-настоящему злили фальшь, что видел вокруг, лицемерие, которым обладали многие члены Ордена Тамплиеров. Я не мог просто смотреть на всё это. Не мог видеть, как за верой прятали жажду наживы. Раздражало, как Слово Божье использовали в защиту мошенников и грабителей. Так и сейчас, я злился. Вступившись за бедняков, пришлось ударить по лицу напившегося монаха, гуляющего по городу. Теперь я дожидался суда, за которым вполне могло последовать изгнание из ордена. Монах же отсыпался где-то на съёмной квартире. Он уважаем, а я лишь рыцарь, репутация которого оставляет желать лучшего.

Оглядев помещение, которое на несколько дней могло стать тюрьмой, я отряхнул плащ, красный крест которого и без того был чересчур замаран. Братья забрали оружие, не трогая одежд. Хотя, если решат исключить из ордена, лишат не только одежд, но и лошади. Сквайра, в отличие от большинства рыцарей Храма, я не имел. Привык сражаться в одиночку, не отвечая за чью-то спину.

Вскоре раздались шаги. Дверь отворилась.

— Выходи, Алекс, — проговорил добродушный рыцарь Рохан. — Тебе снова повезло, у Дамьена без тебя проблем хватает. Он отмахнулся и позволил отпустить. Сказал, чтобы ты уплатил несколько монет в казну дома.

Я ухмыльнулся. В прошлый раз Дамьен обещал изгнать меня из ордена. Серьезно так обещал, при братьях. Не надеялся я на очередное спасение. Что за проблемы его мучают? Даже не оглядывается на дела внутри дома. Мог бы назначить ответственных. Странно. Хотя мне и на руку.

Я вышел из тёмной комнатушки и взял два клинка. Они лежали там же, где и всегда, на столе, недалеко от камеры. Два абсолютно одинаковых меча, испещрённые узорами, рука мастера задела даже лезвие. Внутри головки был заключён крест тамплиеров, он же встречался и в рельефе рукоятки. В центре гарды — печать ордена храма, два рыцаря на одной лошади. Я гордился этим оружием, необычайно красивым и удобным. Немало пришлось заплатить мастерам за работу, хотя это того стоило.

— А что за дела у Дамьена? — спросил я, пряча клинки в ножны.

— Не знаю. Хотя не сомневаюсь — очень серьёзные. Поговаривают даже, что он послал двух рыцарей доставить некое письмо Жаку Де Моле.

— Мало ли что может быть в этом письме, — скептически отмахнулся я, поправляя плащ.

— Не скажи, оно печатью закрыто. Приказано передать лично в руки магистру.

— Всякое может быть, — я пожал плечами.

— Орден преследуют неудачи, многие побаиваются осложнений.

— С чего бы это? — я отправился прочь из тюрем, Рохан последовал за мной.

— Не знаю. Просто неспокойно сейчас, до нас мало доходит. Говорят, высшие члены ордена готовятся к чему-то страшному.

— Неудачи связаны с изменой. Святая земля потеряна нашими отцами. Некоторые заветы, данные Гуго Де Пейном, нарушены. Это просто не могло привести ни к чему хорошему.

— Расскажи это Дамьену, думаю, он тебя всё-таки исключит из ордена, и это в лучшем случае, — ухмыльнулся рыцарь. — Ладно, думаю, ещё вернёмся к этому разговору.

— Хорошо. Хотя мои мысли ты знаешь.

— Да сохранит нас Господь, — кивнул мужчина.

По коридору замка я поспешил к библиотекам. Если высшие члены ордена о чём-то догадывались, то я не знал ничего. Не знал, но хотел знать. Глупо было надеяться, что секреты, скрываемые на протяжении десятков лет, записаны в книгах. Хотелось найти какие-то сведения, которые могли натолкнуть на догадки о тайнах, недоступных даже братьям по ордену.

— Алекс! — окрикнул кто-то. — Подойди сюда, — поднял руку один из членов ордена, тренировавшийся среди собратьев.

Я, недолго думая, подошёл.

— Алекс! Алекс Беззащитный! — провозгласил подозвавший. — Слушай, Беззащитный, тебе повезло, что ты живёшь во времена, когда крестовые походы ушли в прошлое, — проговорил он с усмешкой, разглядывая два меча, торчавшие из-за моей спины. Братьям никогда не нравилось моё предпочтение в выборе оружия: два меча вместо клинка со щитом. Им казалось, что стиль боя с двумя клинками взят у ассасинов, восточных иноверцев.

— Это тебе повезло, что я родился не в те времена, когда на рыцаря смотрели по вере, а не снаряжению. Иначе я бы вызвал тебя на суд, — без капли иронии проговорил я. Рыцарь замолчал, улыбка сползла с лица. — Если ты не знал, Жак Де Моле пытается добиться очередного крестового похода. Мы, наконец, сможем вернуть святую землю.

— Однако ему этого не удаётся, — парировал мужчина.

Я достал клинки из-за спины. Взгляд был полон уверенности, а вот мой собеседник потух.

— Мы находимся на территории дома. Ты собираешься драться со мной? Думаешь, Дамьен вновь тебя помилует?

— Мы находимся на территории тренировочной площадки, — я говорил не спеша, глядя в глаза брату. — Рыцари ордена всегда должны быть готовы к защите Господа своего и веры своей, а, значит, тренировка не воспрещается, а совсем наоборот, поощряется. Может, сразишься с Беззащитным? — спросил я.

Рыцарь поднял щит и меч, готовясь к атаке. Братья расступились в разные стороны, предоставляя простор для схватки.

— Приступим? — спросил я и, не дожидаясь ответа, сделал первый выпад. Удар вполне предсказуемо был блокирован щитом. Используя один из мечей, я парировал, вторым же пытался пробить защиту рыцаря. Ничего не получалось, он довольно умело прикрывался щитом, делая выпады. Я отвёл очередной удар и попытался столкнуть соперника ногой, чтобы вывести его из равновесия. Он устоял и ни на секунду не раскрылся. Ни один выпад не достиг цели, но и у соперника ничего не выходило.

Столкновение двух стилей ведения боя. Без преимущества одной из сторон? Нет. Именно из-за превосходства я выбрал два клинка. Шаг назад. Выпад. Кто-то за спиной положил пальцы на эфес клинка. Случайно, чтобы рука не болталась в воздухе. Я развернулся, и сталь клинка прикоснулась к шее рыцаря. Тамплиер испугался, и казалось, перестал дышать. Соперник, довольный "случайной" глупостью, раскрылся, чтобы нанести решающий удар. Но… Мой второй клинок достиг противника раньше.

Передо мной стояли два обескураженных рыцаря. Оба косились на мечи.

Братья, наблюдавшие за битвой, замолчали, пытаясь понять, что произошло. Один из них расхохотался. К нему присоединились другие. Кто-то, глядя на соперников, просто ухмылялся. Я убрал клинки в ножны, за спину.

— Алекс Де Рапьел, — я слегка поклонился, — запомни это имя.

Развернувшись, я продолжил путь к библиотекам.

* * *

Изучая доступные исторические архивы тамплиеров, а также католической церкви, я смог сделать лишь один вывод: война за святую землю проиграна не случайно. Военной мощи Европы без труда хватило бы на повторный поход, в котором иноверцы вновь потерпели бы поражение. Однако такой поход не был организован ни папой, ни монархами, ни Великим Магистром. Только сейчас Моле пытается создать новую кампанию. Хотя это нужно не ради священной цели, а для укрепления пошатнувшегося положения ордена. Как ни прискорбно это осознавать, лишь единицы братьев пожелают оставить насиженные замки, даже ради Господа.

Попытки вернуть Святую Землю прекратились. Почему? Вполне возможно, что нужда в этом отпала. В таком случае, зачем двести лет назад были организованы крестовые походы? Конечно, если исключить самую объективную, религиозную причину.

Первые члены ордена вернулись из Иерусалима, оставив вместо себя братьев. Больше их взгляды не устремлялись на восток. Вскоре орден создаёт систему выплат, тем самым уходя с пути веры. Получается, что происходящее сейчас — результат тех дней. Что же такого произошло, что рыцари забыли о своей цели? И была ли у них святая цель?

Понять что-то сложно, а если и догадываться, то это будут попытки попасть пальцем в небо. Единственное, что можно сказать наверняка — всё началось со Святой Земли. Первые рыцари что-то нашли там? Увидели? Узнали? Услышали? Вопросов десятки… Точный ответ знает только Верховный Магистр. Хотя нет. Не только он. Слишком опасно хранить подобные тайны одному. Знают многие, но все они — верх ордена.

В библиотеке искать что-то ещё было бесполезно. Время уже позднее. Я отправился в столовую на ужин. В голове одна за другой мелькали мысли и догадки. Что могло произойти в Иерусалиме? Тамплиеры погрузились в финансы. Конечно, земли, армия, крепости — всё это нужно поддерживать. Без гроша в кармане орден бы попросту исчез. Нет. Всё равно, чересчур глубоко тамплиеры погрязли в деньгах. Почему папа не пресекает финансовую деятельность? Выгодно? Не думаю. Деньги ордена никак не относятся к деньгам церкви.

— Алекс! — подошёл ко мне Рохан. — Ты в столовую?

Я кивнул.

— Слышал? Жак Де Моле во Францию прибыл. С визитом к Филиппу IV.

— И? — спросил я.

— Во-первых, — начал рыцарь, — до магистра не дойдёт письмо, которое отправил Дамьен, а во-вторых, думаю, он приехал для того, чтобы уладить проблемы ордена. Смотри, если головная боль Дамьена испарится, он может вспомнить о тебе.

— Конечно, — кивнул я, — вспомнит. Есть ещё новости?

Рохан пожал плечами.

— Если тебе интересно, то Великий магистр не единственный тамплиер, которого пригласил монарх. Почти все высшие чины ордена со всей Европы съехались во Францию.

— Считаешь, что намечается что-то серьёзное?

— Да, — кивнул Рохан.

Мы вошли в обеденную залу. В центре стоял огромный стол, вокруг которого находились длинные лавки. Стол был не богат, но и не скуден: сочное мясо, сыр и свежий хлеб. Блюд было ровно столько, чтобы можно было накормить всех братьев дома. Кувшины с вином находились на столе повсеместно.

Заняв место возле одной из лавок, мы стали дожидаться остальных братьев.

— Слышал о твоей тренировке, — проговорил Рохан.

— И как тебе?

— Трудно что-то сказать, когда сам не видел. Хотя, по словам братьев, это заслуживало внимания.

Я кивнул. Набравшись храбрости, спросил:

— Слушай, Рохан, ты ничего не слышал об Иерусалиме?

— Священной Земле?

— Да. Меня интересуют слухи, которые могут ходить о том, какие вести привезли с востока первые члены ордена.

— Знаешь, Алекс, слухи в ордене — вообще вещь редкая. Не пойми меня неправильно, но почему тебя это интересует?

— Я хочу узнать, что скрывают магистры, — шепнул я.

Рохан осёкся. Посмотрел по сторонам. Лицо было напряжено. Он шикнул на меня. Почти все рыцари дома стояли на своих местах. Поблагодарив Господа за пищу, люди заняли места и приступили к еде.

— Послушай, — вернулся к разговору Рохан, — ты и без того странный, а тут ещё решил уличить Магистров ордена во лжи?

— Странный? — попытался уточнить я.

— Да. Странный. Я не говорю о двух мечах, ты многих убедил в превосходстве этого стиля. Помимо этого много вещей.

— Например? — я хотел услышать Рохана, наш разговор никогда ещё не заходил о моих странностях.

— Обряд посвящения. Он проходил в другом зале. Не там, где его проходили все. Нарушения, которые сходят тебе с рук. Слабо верится, что Дамьен никак не может найти время. Ты не похож на других членов братства.

Я кивнул.

— Да. Хорошо. Не похож. И?

— Просто, я тебя прошу, не лезь в дела магистров. Никто не знает, за что тебе такие привилегии, но если они исчезнут, тебя будут жёстко судить. Может дойти до казни на костре как еретика.

Я на секунду замолчал. Прекратил есть. В голове кружились мысли. Обо мне. О Рохане. Об ордене.

— Послушай, давай я сам буду решать, куда мне стоит лезть, а куда не стоит.

— Делай, как знаешь. У тебя даже вера какая-то своя. Нет. Она христианская, но какая-то неправильная, — зло шептал на ухо рыцарь. — Мне не жалко. Орден по какой-то причине прикрывает тебя, но узнай об этом Папа, тебя казнят.

Мне показалось, что между нами что-то сломалось. Возможно, Рохан давно посматривал на меня косо, но теперь скрываемые взгляды вылились. А может, моё желание выяснить правду о тайных делах ордена было последней каплей.

Я кивнул. Мне нечего было сказать. Поужинав, я отправился к себе в комнату. Помолиться перед сном.

— Я не отступлюсь, — шепнул я Рохану, когда расстался с ним.

Не мог я отступиться. Не мог сдаться.

Рохан махнул рукой. В глазах отразилась злость.

— Делай, как знаешь. Не знаю, кто ты, но благодари Бога за покровительство. Если, конечно, за тобой присматривает он.

Меня как огнём обожгло. Я остановился. Посмотрел вслед Рохану. Он не оборачивался. Я понял, кого имел в виду рыцарь. Дьявола. Он считает, что мне покровительствует сам сатана. Нет. Бред. Он так не считает. Ляпнул в порыве злости. Я отогнал от себя подобные мысли и последовал в комнату. Но не так просто отделаться от такого обвинения. Тем более, если допускаешь его истинность.

* * *

Спал я неспокойно. Ещё бы! Допустить мысль, что тебе покровительствует демон. Тебе! Рыцарю святого ордена! Тамплиеру. Несколько раз за ночь я просыпался в холодном поту. Просил Господа ответить, чем я отличаюсь от братьев. Просил помочь. Мысли подводили, в разум то и дело проникали те, что допускали помощь дьявола. На стенах будто проявлялся облик рогатого демона. Я пытался отвлечься. Молился. Лишь ближе к утру удалось уснуть.

— Алекс Де Рапьел! Ты должен немедленно одеться в одежду без отличительных знаков ордена и покинуть дом! — отчеканил голос во сне.

Я проснулся. Не подчиниться голосу было сложно. Не важно, кем был дан приказ, Богом или Дьяволом. Я наспех оделся и покинул территорию дома. Чувствовал, что должен это сделать ради своей же безопасности. Единственная промашка, которую допустил — клинки, помеченные символами ордена. Не смог их оставить.

Отдалившись от дома, я обернулся назад. Что происходило за его стенами? Зачем нужно было бежать? Что делать теперь? Ответы на вопросы нужно было найти как можно быстрее. Покинуть территорию дома без разрешения Дамьена — преступление. Поймают снова, могу не отвертеться от суда.

Знал бы тогда, что через несколько часов после побега в помещения тамплиеров ворвутся солдаты короля и арестуют всех рыцарей ордена. Филипп IV, французский монарх, объявил Орден Храма вне закона, а рыцарей обвинил в ереси. Даже Папа не смог помочь. Он был на стороне короля. Климент V, папа римский, жил в Авиньоне и имел какие-то связи с французским главой. Глупо было надеяться на его поддержку.

Знал бы я тогда, зачем нужно было бежать из дома, предупредил бы других тамплиеров. Голос, привидевшийся мне, не захотел помогать другим. Он не сказал, что опасность грозит всему ордену. Предупредил лишь меня.

За тамплиерами шла охота по всей Франции. Я не знал, что происходит в других странах. Может, сбежал бы, будь там спокойнее, но откуда мне знать, что творилось в Англии, в Испании, в других королевствах Европы.

Я укрылся в дорожном трактире, недалеко от Парижа. Хотел знать всё о том, что происходило с Жаком Де Моле. Хотел быть ближе к нему. Клинки припрятал до поры до времени. Следил за ходом расследования папской инквизиции относительно тамплиеров.

Моя прошлая жизнь рухнула навсегда. Ордена более не существовало. Было очевидно, что обвинения, которые предъявлялись тамплиерам — чушь, но разве кто-нибудь поверит в это.

После того, как была утрачена Святая Земля, репутация ордена пошатнулась. Именно этим воспользовался Филипп.

Прошло несколько дней. Кошмарных суток. Как гром среди ясного неба меня настигла новость о признании. Моле сознался в большинстве обвинений. Я долгое время пробыл в небольшой комнатке, пытаясь понять и осознать это признание. Была ли скрываемая тайна преступлением против веры? Почему признался магистр? Из-за пыток? Или он не смог скрыть правду? Я не знал. Мысли раздирали голову. Я не мог спать ночами. Кошмары преследовали меня.

Деньги заканчивались. Мне нужно было покинуть трактир. Средств оплачивать комнату больше не было. Я ушёл. Нужно было думать, как поступать, как жить.

О жизни рыцаря следовало забыть. Я был разочарован в ордене. Не хотел более иметь с ним ничего общего. Лишь вера. Вера в Бога и стремление к защите этой веры, защите верующих оставались в душе. Теперь звание Тамплиера обрело совсем другой смысл. Теперь в жизни рыцаря Тамплиера не было места обрядам. Лишь битва. Вечная битва со злом, битва с дьяволом.

* * *

1314 год, март. Франция.

Я пытался забыть обо всём, что напоминало об ордене. Стремился оборвать малейшую мысль, возникающую в голове, если она была связана с рыцарями. На протяжении нескольких лет я пресекал стремление разузнать хоть что-то о судьбе Жака Де Моле. Хотя, когда до меня дошла весть о казни, я не смог просто отвернуться и продолжить путь. Великого Магистра тамплиеров, наверняка последнего, приговорили к сожжению на костре. Был ли он предателем веры или её верным воином, меня в тот день не интересовало. Я пришёл на площадь, чтобы услышать последние слова человека, чьи дела были всецело посвящены лишь одному — Ордену Храма.

Я прибыл к месту казни заранее, но едва смог пробиться к помосту. Люди всё прибывали и прибывали, чтобы проститься с Великим Магистром несуществующего ордена. Столько народа в одном месте я не видел нигде. Испуганные лица выглядывали даже из окон близлежащих домов. Несколько человек наблюдали за площадью с крыш.

Моле казнили как еретика, хотя большинство рыцарей ордена, признавших вину, были наказаны пожизненным заключением. Неужели он отказался от своих слов?

— Простите, — обратился я к человеку, стоящему рядом, — вы не знаете, почему Магистра Тамплиеров судят без крови?

Мужчина, испуганно оглядевшись по сторонам, проговорил:

— Жак Де Моле отказался от вины, накладываемой на Орден Храма. Он заявил, что обвинение против тамплиеров — гнусное измышление, что готов свидетельствовать перед Богом и людьми, что орден чист и невинен. Церковь признала его повторно впавшим в ересь, — прошептал мужчина. — На что Моле ответил, что скорее умрет, чем еще раз осквернит Орден, подтвердив ложь Папы и Филиппа.

— Он сказал это, зная о том, что его ждёт? — удивился я. Меня толкнули в спину, толпа всё собиралась, и каждый пытался пролезть ближе к помосту.

— Не могу быть уверенным, — пожал плечами собеседник, — хотя, думаю, знал. Сколько членов ордена сожгли? Несколько десятков. Моле не мог об этом не знать.

— Иисус, мой Бог! — проговорил я, осознав, что Жак Де Моле не мог солгать. Ни один грешник не станет лгать, признавая перед лицом церкви свою правоту. Подтверждая, что тамплиеры — мученики. Не важно, что было за стенами каждого коммандорства. Не важно, что происходило внутри ордена. Всё это делалось не против Господа. Да, финансы, в которых погрязли тамплиеры, отражали их не с лучшей стороны, но только члены ордена и Бог может знать, куда шли эти деньги. А значит, лишь Богу позволено осудить их деятельность.

Вера и религия. Раньше я не разделял этих понятий. Теперь всё стало наоборот. Папа, представитель Бога на земле, восстал против рыцарей ордена. Разве истинно верующий человек мог оклеветать защитников Господа? Я считал, что нет. Либо религия отделилась от веры, либо я чего-то не понимал в жизни.

Всё затихло, лишь редкие перешёптывания нарушали гробовую тишину. Расступившаяся толпа пропустила двух пожилых людей, ведомых королевской гвардией. За ними шли судьи. Среди них был и Папа Римский Климент, возжелавший прилюдно отлучить рыцарей от церкви. Жак Де Моле, ровно как и Жоффруа де Шарни, выглядел измученным, затравленным, на теле то там, то тут были заметны ожоги и запёкшиеся кровоподтёки. После такого любой признается даже в том, что он обезьяна или, скажем, свинья.

Пленных привязали к столбам, обложенным хворостом. Теперь даже малейшие перешёптывания за спиной затихли. Над городом нависло грозное молчание, не предвещающее ничего хорошего.

Папа Климент что-то говорил о тамплиерах, о воинах дьявола, которые скрывали за ликом светлого рыцаря непристойности и противобожьи поступки. Я не слушал его. Не было в этих словах ни капли правды, теперь я знал это точно.

Глаза Жака Де Моле блуждали по толпе, он будто искал среди собравшихся кого-то. Взгляд магистра был полон обречённости и грусти.

— Мы не можем прикрывать таких от Бога, ибо он видит, что скрывается за их крестами. Жак Де Моле и Жоффруа де Шарни, вы отлучены от церкви. С этого дня вы лишаетесь защиты католического мира, — завершил речь Климент.

Моле склонил голову. Казалось, у него не осталось сил перечить лжецу.

— Стойте, — проговорил он севшим голосом, пробивающимся сквозь хрип, — я прошу вас, поверните меня лицом к Собору Парижской Богоматери. Чтобы я мог до последнего мгновения земной жизни обращать взоры и молитвы к Пресвятой Матери своего Спасителя.

Посланник короля позволил исполнить просьбу, более от Папы ничего не зависело. Теперь судьба Шарни и Моле была возложена на светский мир, на человека, который представлял его, на Филиппа.

Палач поджёг сухие ветки, они вспыхнули быстро, но затрещали резко, будто в знак протеста. Огонь сжигал ступни пленников. Я не мог смотреть на Моле, в его глазах почти не было боли, лишь всё та же усталость. И обречённость. Губы шевелились, вознося молитвы к небу. Я даже представить не мог, что пережил человек до этого. Что нужно было с ним сделать, чтобы горящие языки пламени не искажали лицо болью!

На секунду мне показалось, что Моле опустил взгляд и остановил его на мне. Остановил на какие-то мгновенья, а после повернул голову в сторону королевского дворца, откуда сам король Филипп наблюдал за казнью. Моле прервал молитвы. Голос окреп:

— Папа Климент! Король Филипп! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! Проклинаю вас! Проклятие на ваш род до тринадцатого колена!..

Тишина рухнула. Толпа зашумела. Люди смотрели на Моле, на Шарни и, крестясь, молили души тамплиеров о прощении. Казалось, люди не верили в полную невиновность.

Я более не мог смотреть на это. Подобное было выше моих сил. Я развернулся и, пробиваясь сквозь толпу, пошёл прочь, подальше от этого ужасного зрелища. Подальше от места, где сжигали измученных воинов Божьих, которые сохранили верность Христу до самой смерти.

Теперь я знал, что нужно было делать. Тамплиеры. Это не просто слово. Это призвание нести в сердце веру и защищать её против приспешников зла, против детей сатаны. Я решил разыскать оставшихся в живых рыцарей, которые не отреклись от ордена, и примкнуть к ним. Ах, если бы я знал, что мои клинки найдены, что меня ждали. Ждали как тамплиера, чей орден был вне закона. Если бы я только знал, как мне суждено закончить жизнь. Я, наверное, не поклялся бы провести её, как Моле, защищая веру до самого конца.

Как же это больно, принять смерть, когда только-только осознал смысл жизни…

Глава 2

2006 год, сентябрь. Россия.

Нельзя сказать, что я любил осень. Начало учебного года. Окончание огородного сезона. Дожди. Холодный ветер. Хотя и ненависти к этому времени года не испытывал. Были в нём свои плюсы. Я никогда не мог честно ответить на вопрос, какая моя любимая пора. Даже никогда не задумывался над этим. Лето, осень, зима, весна. Никогда не ждал окончания одного периода и начала другого. Единственное, что не любил во всей этой кутерьме сезонов — крайности. Я не любил затяжные дожди, не любил изнуряющую жару, не любил лютый холод. Предпочитал что-то среднее. Но разве природа спрашивает, чего желает человек?

Осень. Время, когда нужно собирать урожай. Точнее, выкапывать картошку. Как и каждый год, вся семья приехала на огород, чтобы собрать то, что растили всё лето. Погода, на наше счастье, выдалась солнечная. Бабье лето как-никак, пожалуй, тот период, который могу назвать любимым.

По радио играла песня местного рэп-коллектива. Первый раз её слышал. Рэп, надо сказать, никогда не вызывал неприязни, во всяком случае те треки, которые я относил к умному рэпу. Ритм и отсутствие пустых слов — вот за что я любил эту музыку.

— Раздражает так этот рэп, — проговорил дядя, — одно и то же повторяют по десять раз, — он, состроив глупое лицо, промямлил строку из песни.

— Вот-вот, — согласился папа.

— Это припев, — ответил брат, не стремясь вступать в спор.

Я промолчал, не считая нужным перечить дяде, пусть даже в вопросе интересов. Взял ведро с картошкой и отправился вывалить её на тент, чтобы она просохла от сырой земли под лучами солнца. Люди вокруг редко разбирались в том, о чём рассуждают. Достаточно было их лжеобъективного мнения, чтобы высказаться. Это раздражало. Раньше сам был таким. Теперь не могу сказать, что любовные романы — скучное чтиво, пока сам не прочитаю несколько примеров и не укреплюсь в каком-либо мнении.

Я вернулся, поставил ведро на землю. Папа подкопнул очередной куст. Я приступил к своей части работы: собирание картошки. Так каждый год. Нет, я не жалуюсь. Огород серьёзно сокращал расходы на продукты. Просто подобное однообразие иногда раздражало. Казалось, что я способен на нечто большее. Чудилось, будто могу привнести в мир чуть больше, чем бессмысленные годы для себя и близких. Глупость, но я с детства грезил о другой жизни.

В какой-то момент закружилась голова, в глазах потемнело. Я присел на корточки, чтобы не свалиться в обморок, и прикрыл глаза. Длилось это какие-то секунды.

— Что с тобой? — спросил брат без капли волнения.

— Всё нормально, — кивнул я, вставая.

— Прикинь, — шепнул брат, — отец не понял смысл трека, который по радио играл.

— М-да… — проговорил я, пытаясь вложить максимум сарказма в нечленораздельное согласие, — бывает.

Я сам не понял смысл, но не решился рассказывать об этом брату. С первого прослушивания, не пытаясь вникнуть в смысл слов, трудно что-то разобрать. Рассказать об этом — потерять уважение брата, чего мне совсем не хотелось. Хотелось быть для него примером. Он всё-таки младше меня на пару лет.

В следующий раз я услышал этот трек и понял его смысл лишь спустя три года.

* * *

2008 год, сентябрь. Россия.

Зазвенел будильник. Я нашарил телефон на тумбочке возле кровати и отключил порядком надоевшую мелодию. Как говорится, хочешь возненавидеть песню — поставь её на будильник.

Встать пришлось. Причина была более чем веская — первый учебный день. Летом я без труда поступил на юрфак местного института. И хотя к филиалам в городе относились с прохладой, я был полон уверенности, что смогу получить необходимые знания.

Ночью приснился какой-то странный и пугающий сон. Плохо помнил, о чём он. Какой-то бред о тамплиерах. Всё-таки нужно меньше интересоваться этим орденом. Хобби бывает полезно лишь без маниакальных увлечений.

Умывшись, я надел светлую футболку с надписью "Я помню…" на груди и джинсы. Не раз меня спрашивали: "Что помнишь?". Я отвечал на глупый вопрос глупым ответом: "Помню то, что было". Когда заказывал её в интернете, не особо задумывался над смыслом. Главное, что написано красиво и не банально. Помнил о тяжёлой победе советского народа в войне против фашистов. Помнил о предательствах и о людях, которых успел простить. Помнил первую любовь, первые слёзы, первые обиды. Помнил всё, что было и что нельзя забыть, дабы не сгнить в мире. Не сгнить, в первую очередь, для себя. Помнил всё, что могло помочь не упасть, а встать и продолжать путь, не смотря ни на что.

Перекинув через плечо сумку с тетрадями, я поспешил на автобусную остановку — институт находился в другом районе города. Боязни перед новой жизнью не было никакой. Институт, по моему скромному мнению, был той же школой, разве чуть более раздражающей. Более того, в группе у меня было несколько знакомых: с кем-то познакомился до вуза, а кого-то узнал на подготовительных курсах. Так что проблем возникнуть не должно.

Автобус, будто по заказу, подъехал, как только я подошёл к остановке. Обычно приходилось ждать дольше. Зашёл в распахнутые двери вслед за другими. Все сидячие места были заняты, и я без особого разочарования остался стоять в проходе. Голова касалась крыши, приходилось горбиться, чтобы при очередной кочке не набить шишку. Всё-таки высокий рост обязывает к некоторым неудобствам.

Институт, в который я поступил, находился на окраине. Изначально здесь задумывалось представительство одного из местных заводов, но после лихих девяностых и развала промышленности в городе здание перепрофилировали в вуз. Пятиэтажная постройка высилась над шестиэтажками, построенными вокруг.

Юрист. Никогда не горел желанием работать в этой области. Поступил на юрфак лишь потому, что было интересно. В обществе существует стереотип, что только человек с высшим образованием способен успешно работать и добиться чего-то в жизни. Я жил в этом обществе и приходилось поддерживать его стереотипы. Сам был уверен, что никогда не стану юристом, их и без меня хватает. Моих талантов не так мало, чтобы не найти, чем заняться в будущем.

Поднявшись на нужный этаж, я прошёл в аудиторию, указанную в расписании. Первой парой значилась История России. Обычная, пусть и первая, но всё же скучная лекция, на которой нам рассказывали то, что мы и без того не раз слышали в школе. Хотя подобное повторение полезно — у тех, кто не запомнил с первого раза, хоть что-то отложится на второй.

Историю я знал, но не особо ей интересовался. Больше меня увлекали тайны, спрятанные в истории: Орден Тамплиеров, Атлантида, Третий Рейх и его Аненербе. Легенды, блуждающие вокруг не могли появиться из ниоткуда. Я верил, что всё это не пустые сказки, выдуманные людьми для того, чтобы развлечь воображение. Верил и изучал энциклопедии, смотрел научные фильмы, пытался сделать собственные выводы, не опираясь на мнения и легенды. Была у меня мечта, такая глупая и оттого более желанная. Я хотел объездить мир, увидеть древние храмы тамплиеров, погулять по развалинам средневековых замков, объехать Россию, посетив Православные храмы и другие красоты этой великой страны. К сожалению, до сегодняшнего дня я не ездил никуда дальше краевого центра. Это удручало. Хотя мне и было всего семнадцать. Ещё большая часть жизни впереди, а, значит, есть шанс исполнить мечту, хотя бы частично.

Вскоре преподаватель известил об окончании лекции. Я вскочил с места. Следующей парой была физкультура. Первое занятие, форму я даже брать не стал. Решил, что не пригодится.

— Папа Климент! Король Филипп! Не пройдет и года, как я призову вас на Суд Божий! — прозвучал крик в голове.

Я обернулся по сторонам. Всё спокойно. Студенты спускаются на пару этажей ниже, к спортивному залу. Прозвучавшее проклятие было произнесено Жаком Де Моле, последним магистром ордена тамплиеров. Я читал о нём. Призыв на Суд Божий виновников гибели. Почему вспомнил о нём именно сейчас? И вспомнил как-то странно. Как будто кто-то произнёс это проклятие. Как будто я слышал, а не читал о нём.

Нет. Я попытался отвлечься. Нужно завязывать с глубоким погружением в тайны древности, иначе с ума можно сойти. Сначала сны, голоса, потом силуэты. Так недалеко и до психбольницы. Встряхнувшись, я поспешил на физкультуру.

Как и ожидалось, первое занятие было ознакомительным. Физкультурники рассказали что, зачем и почему.

— Собственно, всё, — подвёл итог преподаватель после недолгой лекции, — в институте присутствуют две секции: волейбольная и баскетбольная. Если кто-то умеет играть и имеет желание, милости просим. Подойдите к нам, запишитесь. Посмотрим, на что вы способны, на отборочной тренировке. Люди, которые боятся мяча, не нужны, с таких будет достаточно посещения занятий. Всё понятно?

Студенты без энтузиазма пробормотали, что вопросов у них не имеется, и они желают как можно скорее уйти на перерыв. Физруки не стали мешать и закончили пару.

Я подошёл и записался в волейбольную секцию. Несмотря на высокий рост, с детства увлекался волейболом, предпочитая его баскетболу. Всего год назад секция, которую я посещал, была закрыта по каким-то причинам. Игрокам ничего не стали объяснять. Команда оказалась буквально на улице, тренируясь, где получится. То в школе соберёмся, то спортивный зал снимем на вечер. Последние полгода занятия совсем прекратились, а практика была нужна, просто для настроения. Многие из наших уехали учиться в другие города, другие просто не находили времени на то, чему не готовы посвятить жизнь.

— Приходи в понедельник вечером. К пяти часам, — кивнул преподаватель, удивившись моему желанию. Видимо, с юрфака редко приходили спортсмены, готовые выступать за институт.

Меня ждала очередная и последняя на сегодняшний день пара — социология. И вновь лекция. Когда группа заняла места, а преподаватель начал рассказывать о дисциплине и зачёте в конце семестра, я оглядел аудиторию. В группе училось человек двадцать, большая часть — парни. Девушек было не много, но все как на подбор. Хотя среди них не было той, которая могла мне понравиться. Слишком похожи они друг на друга. Да, красивые, яркие, но такой яркостью обладает каждая вторая.

Я попытался сосредоточиться на лекции, но мысли витали где-то далеко.

— Слушай, — повернулся ко мне Денис, парень, с которым я познакомился на курсах и успел сблизиться, — есть предложение сегодня вечером на природу выехать. На шашлыки. Отметить начало учебного года.

— В принципе, я не против, — пожав плечами, ответил я.

— Вот и отлично, с тебя лишь деньги, остальное берём на себя, — подмигнул Ден.

— А кто ещё едет? — спросил я, когда Денис собрался вернуться на место.

— Жека, Димас, Аня и Лиза, — перечислил он.

Трёх из них я знал. Женя и Дима также были моими одногруппниками, а Аня — девушка Дена. О Лизе слышал в первый раз. Решил, что исправлю это недоразумение и познакомлюсь сегодня вечером. Если другие не против и не собирались приглашать вторую половину, то я тем более не противился. Чем больше компания, тем веселее. Мне приглашать было некого, последние два года ни одна девушка не задерживалась в сердце надолго.

— Четыре парня, две девушки? — усмехнулся я.

Ден усмехнулся и показал кулак.

— Лизка — подруга Димки, если не хочешь проблем, держись от неё подальше, — усмехнулся Денис. — Он жутко ревнивый.

Я покачал головой, делая вид, что напуган предупреждением.

— Ладно, после пар соберёмся, обсудим, где и когда встретимся. А пока учись, студент! — Ден кивнул головой на тетрадь и отвернулся, делая вид, что слушает преподавателя.

С Деном мы жили в одном районе, на почве чего и завязалась дружба. Жеку и Димку узнал позже, через Дениса. Как оказалось, в школе они учились в параллельных классах. Не знаю, как столь быстро удалось влиться в их компанию, но уже к началу учебного года я мог назвать их друзьями.

Вот и появился способ отвлечься от этого помешательства на тамплиерах. Выезд на природу с друзьями. Что может быть лучше?

* * *

Природа. Дачный домик. Хорошая компания. Тёплый приятный ветерок. Вполне достаточно для хорошего отдыха. От шашлыков шёл просто обалденный аромат. Не сказать, что я любил мясо, приготовленное на мангале, больше, чем на сковородке. Даже совсем наоборот. Дома, в сковородке, закрытой крышкой, мясо получалось аппетитнее, ароматнее, мягче, просто пальчики оближешь. Прелесть шашлыков совсем в другом. Друзья и свежий воздух — вот что уничтожает все минусы и ставит шашлык выше домашнего мяса.

Засмотревшись на Лизу с Димкой, вспомнил о Насте. Я завидовал этим двум счастливым людям, как бы ни больно было это признавать, но завидовал. Я не стеснялся этого чувства. Я радовался за них, но с тоской понимал, что не смог найти девушки, которая смотрела бы на меня с теплотой. И чем бы ни была любовь, божьим даром или биохимическим процессом, но всё это забывается, когда смотришь в глаза любимого человека и видишь в них ответ.

— Чего задумался? — Денис сел рядом и, проследив за моим взглядом, с пониманием хмыкнул. — Кто же она?

Я понял, что погрузился чересчур глубоко в мысли.

— Не важно, — отмахнулся я.

— Не важно? — Денис улыбнулся. — Важно. Я не хочу, чтобы ты всей компании портил настроение угрюмым взглядом.

— Даю слово, что этого больше не повторится, — я выпрямился и отдал честь.

— К пустой голове руку не прикладывай, — отмахнулся Ден, — тоже мне, военный.

Я решил, что инцидент исчерпан и, достав из кармана телефон, спросил:

— Никто не против музыки?

Все были за. Я запустил плейлист и оставил телефон на сколоченном и слегка кособоком столе. Громкость, конечно, не самая высокая, но качество музыки радовало. Как-никак модель из музыкальной линейки производителя.

— И всё же? — вновь спросил Денис. — Кто она?

Я посмотрел на друга, он ждал ответа. Перевёл глаза на Аню, она о чём-то разговаривала с Лизой и Димой.

— Не волнуйся, она не скучает, — улыбнулся Денис, — а от тебя я не отделаюсь, учти.

— Вопрос поставлен неверно, — кивнул я, не отводя взгляда от Ани.

— В смысле?

— Правильно спросить не кто она, а кем был я.

— И кем был ты? — спросил Денис, решив, что я вновь пытаюсь свести всё к шутке.

— Дураком, — улыбнулся я и посмотрел на Дениса.

— Почему ж?

— Потому что не смог удержать рядом с собой девушку, которая любила меня.

Денис понял, что место шутки в этом разговоре осталось минимальным.

— Почему не смог?

Я улыбнулся. Как-то глупо улыбнулся, неуместно.

— Сказал же, потому что дурак был.

— Ладно, дело твоё. Я не буду тебе говорить, что всё можно поменять, устроить вторую попытку.

— Ты это говоришь, — я смотрел на Дениса и не мог смыть с лица улыбку, которая зависла на нём. — Второй попытки быть не может, потому что у неё есть парень, она любит и счастлива. И что бы ни было внутри моей души, как бы ни было тяжело, мне достаточно знать, что у неё всё хорошо. Я никогда не решусь устроить вторую попытку, не будучи уверенным, что сделаю её такой же счастливой, как сейчас.

— Глупо, — пожал плечами Денис, — ты же сам сказал, что она тебя любит.

— Любила. Я же говорю, был дураком. Вероятно, поэтому разлюбила.

— И что, так и собираешься до конца жизни тоскливо глядеть на влюблённые пары?

— Конечно, — я изобразил грусть на лице, — и умру, не познав вкуса взаимной любви.

Ден толкнул меня в плечо.

— Теперь я вижу.

— Что видишь?

— То, что ты дурак!

Денис усмехнулся и, встав со скамейки, пошёл к Женьке, который сидел возле мангала и следил за мясом. Я поспешил за ним, в конце концов, неправильно будет портить настроение другим, когда у самого мысли бродят не самые яркие.

* * *

Бежать, не жалея сил. Где-то за спиной очертания замка. Я оглядываюсь и понимаю, что зря теряю драгоценное время. Нужно торопиться. Там опасно. Уйти как можно дальше. Не возвё ращаться. Так было приказано. Кем? Не важно. Главное, что нужно бежать.

Я проснулся за несколько минут до будильника. Опять странный неясный сон. В памяти лишь какие-то силуэты, размытые картинки. Сердце выбивает ритм. Грудь ходуном ходит. Страх будто взял в тиски. Я зажмурился. Какое-то помешательство.

Замок. Ночь. Красный крест тамплиеров на одежде бегущего.

Я поспешил в ванную, чтобы смыть ощущение тревоги, оставшееся в груди.

Глава 3

Вечером я приехал в институт. Отбор на волейбольную секцию. Волнения не было никакого. Я был одним из лучших игроков небольшого городка. Мне бы желание заниматься профессионально, вообще б цены не было. Однако тяга к спорту отсутствовала. Для меня спорт — хобби, развлечение. На большее не соглашался. Волейболом-то занимался столь долго только потому, что повезло с тренером. Он давал игрокам свободу, которая была столь необходима.

На отбор пришли человек десять. С учётом того, что из старшекурсников остались игроки с прошлых лет, из нас отсеют половину. Я не мог дождаться смотров. Хотелось узнать, на что способны конкуренты. С юрфака не было никого.

Мы переоделись и стали ожидать физруков. Пришёл лишь один из них. Он смотрел на студентов исподлобья. Такой не даст свободы, но и спортсмена из тебя делать не станет. Такому важно лишь, чтобы на городских соревнованиях институт хорошо выступил.

— Что ж, — заговорил преподаватель, когда мы прошли в зал, — в нашем городе ежегодно проводятся соревнования между вузами и командами некоторых предприятий. Я выберу четырёх человек, которые будут выступать за институт наряду со студентами старших курсов. Для начала устроим небольшую разминку.

— Можно вопрос? — поднял руку я и, получив разрешение, спросил, — какие места занимал институт в прошлые годы?

— Наше место третье. Уже четыре года удерживаем. Выше нас лишь институт физкультуры и всем известное предприятие. Стремимся забраться выше, но пока не получалось. Посмотрим, что будет в этом году. Кстати, сразу хочу предупредить, не рассчитывайте, что станете играть за институт с завтрашнего дня. Хотя первые игры начнутся довольно скоро, новички чаще становятся запасными, которые не так часто выходят на площадку. В течение первого года ваша задача — отшлифовать навыки игры. А теперь, напра-во! — скомандовал преподаватель. — В обход по залу шагом марш!

Следующие двадцать минут была разминка. Затем первокурсники были разбиты на две команды по пять человек с одной пустой зоной. Нужно было играть. Играть так, чтобы тебя заметили. Институт будет представлять не победившая команда, а лучшие игроки.

Я давно не брал в руки мяч, но быстро вошёл в игру. Остальные первокурсники выглядели неплохо, хотя им не хватало игровой практики. До этого дня они играли лишь за родные школы и училища. Первую партию наша команда проиграла 23:25. Хотя я не сомневался, что войду в число счастливчиков, прошедших отбор.

— Теперь слегка поменяем составы команд, — предложил преподаватель.

Я перешёл на другую сторону площадки, вслед за мной, по указу физрука, площадку поменял ещё один студент. Из новой команды также ушли двое.

— Что ж, попробуем так, — подвёл итог физрук, оглядывая команды исподлобья, и отдал мячик подающему.

Я предупредил новых партнёров, что буду держать сразу две зоны. Они не отказывались, видели, что это мне по силам. Лишь один глянул с недоверием и, улыбнувшись, встал возле меня, дабы подстраховать, если будет нужда. Вскоре я настолько увлёкся игрой, что забыл об отборе, просто играл так, как умел это делать. Наша команда победила 25:20. Я справился с работой на две зоны, лишь пару раз мяч пришлось вытаскивать страховщику. В целом мне удавалось всё, что хотел.

— Сыграем ещё? — спросил преподаватель. Он уже давно решил, кто прошёл отбор. Я и сам прикинул, с кем встречусь на будущих тренировках. Нескольких отсеял сразу. Не понятно, зачем они вообще пришли этим вечером в институт.

Мы согласились поиграть ещё. Физрук сделал пару изменений в командах. После того, как очередная партия была окончена, десять человек выстроились на лицевой линии беговой дорожки.

— Что ж, играете вы неплохо, — подвёл итог преподаватель, — некоторые даже хорошо. Вот тех, кто сыграл хорошо, я и приглашаю в четверг на первую тренировку, — после этого он огласил перечень парней, прошедших отбор.

Я был среди них. По сути, я угадал почти всех прошедших. Только физрук вместо обещанных четырёх выбрал пятерых студентов. Мы разошлись. Я, не вступая в разговоры с новыми товарищами по команде, поспешил переодеться и отправиться домой. Не было настроения трепать языком.

Вернувшись домой, я поужинал и, развалившись на кровати, открыл книгу. За чтением, как это часто бывает, пролетел вечер. Постепенно сон начал захватывать разум и я, не в силах с ним бороться, уступил — выключил свет и отложил книгу. Очередная ночь. Предыдущие две спал неспокойно. Если вновь приснится какой-нибудь бред, можно будет смело обращаться к психотерапевту. Конечно, к врачу я не пойду, даже если мне на протяжении месяца будут сниться кошмары, но подобными мыслями часто удавалось отгонять тревогу подальше.

Уснул довольно быстро, а проснулся рано утром с осознанием, что ничего не потревожило сон. Настроение поднялось, я отключил будильник и начал собираться в институт.

* * *

Прошло чуть больше месяца с начала учебного года. Безумные сны стали забываться, я уже не придавал им значения. Дела шли неплохо. Месяц в институте прошёл без осложнений. На тренировках по волейболу удалось поразить преподавателя, и он решил включить меня в основу. Случай исключительный. Редко первокурсникам удавалось вытеснять "старичков" из команды. Я обману, если скажу, что не гордился этим.

Первая игра перед городскими соревнованиями была назначена на вечер пятницы. Просто товарищеский матч с чемпионами прошлого года. Дабы команды могли почувствовать вкус игры перед чемпионатом. Конечно, от этой игры мало что зависело, но желание победить было. Для меня нет разницы, официальный матч или товарищеский, я старался выкладываться на все сто процентов всегда. Наша команда состояла из студентов, которые поддерживали меня. Победить вечных чемпионов, пусть даже в товарищеской игре, это дорогого стоит.

В назначенный час мы собрались в институте физкультуры, переоделись в раздевалке и вошли в спортивный зал. Вокруг игрового поля были расставлены лавки в два ряда. За полчаса до начала почти все они были заняты зрителями. Многие были из нашего института. Возможно, посещение игры было добровольно-принудительным занятием, но подобная поддержка подняла настроение.

Нас выпустили на площадку и позволили начать разминку. В зал вошла и команда физкультурников. В большинстве своём высокие парни с уверенным взглядом. Я успел насмотреться в глаза соперников перед играми, но такой уверенности не видел давно. Это слегка удивило. Первое и третье места находится слишком близко, чтобы относится к сопернику пренебрежительно.

По мере приближения начала соревнований, болельщиков становилось всё больше и больше. Многим приходилось пристраиваться возле стен. К нам подошёл преподаватель, тренер нашей команды, и сказал несколько подбадривающих слов.

Игра началась.

Я быстро понял причину уверенности противника. Они были на голову лучше нашей команды. Как оказалось позже, первое место они занимали с большим запасом очков. Странно, что при разборе игры мне этого не сказали. Первую партию мы отдали — 14:25. Пессимистичный счёт. Настроения он не подпортил, по крайней мере, мне. Другие ожидали подобный напор и сохраняли спокойствие, как перед первым таймом. Я был готов прибавить и дать отпор. Огромное желание выбить уверенность из физкультурников горело в груди. Я мог и хотел это сделать. Единственный минус был в том, что волейбол — игра командная.

Бороться в одиночку? Да, даже в командных играх это полезно. Партнёрам не нужны слова в духе "мы порвём этих зазнаек", им нужно понимание, что такое обещание не пустое. Сражайся в одиночку, и за тобой соберётся толпа сторонников. Я был верен этим словам всю жизнь и, в том числе, в волейболе.

Каждую сыгранную подачу, каждую удачную атаку, каждый приём я посвящал команде. Я знал, что удачными действиями можно разжечь игру студентов. Пытался делать всё, чтобы таких действий было как можно больше. Второй тайм вновь проигран — 20:25. Поздновато начали просыпаться. Хотя подобное окончание партии радовало и меня, и команду. Они желали сражаться. Глаза загорелись жаждой игры. Даже если проиграть этот товарищеский матч, то сделать это красиво, чтобы чемпионы помнили о нём на официальных соревнованиях.

Тренер смотрел с восхищением. Не я один создал этот счёт, но мне удалось расшевелить команду, которая до этого лишь на словах верила в победу.

При счёте 10:12 в пользу института физкультуры наша команда ввела мяч в игру. Я стоял возле сетки. Соперники без труда принял подачу и организовали неплохую атаку. Вместе с партнёром я выпрыгнул на блок. Мяч отскочил от руки блокирующего и полетел в свободную зону нашей площадки. Не подумал в тот момент, что мяч мёртвый. Развернувшись, молниеносно выпрыгнул к мячу и поднял его, прежде чем тот коснулся пола. Игроки разыграли атаку, а я продолжал лежать. Не мог прийти в себя. Не понимал, что произошло. Чувствовал, что нормальный человек не способен на такие скорости, на такую реакцию. Мяч был забит — 11:12. Я поднялся и отрешённым взглядом посмотрел на партнёров, на тренера, на зрителей. Сердце бешено колотилось в груди, но я его не чувствовал. Чувства притупились, я слышал крики, вопросы судьи, будто сквозь сон, который не хотелось прекращать.

Я попросил у тренера замены. Он не отказал, но, когда я сел на лавку, спросил:

— Что случилось? Ты же отлично сыграл. Другой бы этот мяч не вытащил.

— В этом и проблема, — проговорил я и закрыл глаза ладонями, пытаясь успокоиться, — я сам не понимаю, как это получилось.

— Без тебя они сдадут партию!

— Знаю.

— Тогда выйди и доиграй.

— Не смогу, — проговорил я и последовал прочь из зала. Казалось, на меня смотрели все. Взгляд выхватил несколько лиц. В них не было сопереживания, лишь любопытство.

Нужно было побыть одному. Меня колотило. На ватных ногах дошёл до подоконника и приложил лоб к прохладному стеклу. Отказаться играть, пусть в товарищеском матче, могло грозить изгнанием из основы. Не нужно было злить физрука. Хотя уже поздно. Я глядел на улицу и пытался успокоиться, отвлечься от ощущения тревоги. Выставил ладони перед собой — они дрожали. Огляделся по сторонам. Нужно было найти туалет. Ополоснуть лицо холодной водой, попытаться смыть накатившие чувства.

Я услышал шаги. По коридору шла девушка, её звали Таня, мы учились вместе до одиннадцатого класса. Слышал, что она поступила в этот институт. Мы не были близки. Ни на секунду не сомневался, что её привело любопытство, хотя взгляд был тёплым, сочувствующим.

— Что с тобой?

— Не знаю, — пожал плечами я. — Накатило что-то.

— Они сдают партию, — уведомила она, присев на подоконник.

— Я сейчас ничего не смогу сделать, — покачал головой я. — Где у вас здесь туалет?

— Иди до конца этого коридора и направо, — кивнула она.

Я не спеша пошёл.

— С тобой нормально всё, не нужна помощь?

— Нет, спасибо, — кивнул я в знак благодарности, — иди, досматривай игру. Наши ещё вытянут этот период.

— Не знаю, — усмехнулась она и поспешила в зал.

Я зашёл в туалет. Воняло хлоркой, как и в большинстве общественных уборных. Над раковинами висело зеркало. Я посмотрел себе в глаза, пытаясь найти ответ. Что произошло? Может, просто мобилизация человеческих возможностей в критической ситуации? Я помню, нам рассказывали об этом в школе на биологии. Но это было чересчур быстро и резко. Не мог нормальный человек так среагировать. Я был нормальным. Или всё-таки не совсем? Я отогнал мучающие мысли и ополоснул лицо холодной водой.

После отправился в раздевалку. Играть сегодня я не смогу, не то самочувствие.

Не успел переодеться, как в раздевалку вошли игроки. Они проиграли со счётом 3:0. Последний период сдали, но сдали красиво — 25:27. Никто не сказал мне и слова в упрёк, даже преподаватель. Вся команда лишь спрашивала о самочувствии и желала помочь. Тренер посоветовал отдохнуть от тренировок пару дней. Чемпионат начинался со следующей недели, а значит, у меня было время привести себя в порядок.

— Соберись, тряпка! — всплыла в голове фраза из какого-то фильма.

Нет. Сейчас я просто не мог взять и собраться. Меня будто вывернули наизнанку, опустошив до конца. Мысли в голове ещё не скоро прекратят бешеный хоровод. Преподаватель был прав, нужно отдохнуть.

* * *

После тренировки домой идти не хотелось. Я бесцельно бродил по улицам города, пытаясь не думать ни о чём, лишь наслаждаться прохладным осенним ветерком, наслаждаться знакомыми с детства пейзажами. Получалось плохо. Мысли возвращались к игровому эпизоду. Нет, пустоту в душе можно было заделать лишь сном. Я вернулся домой, бросил спортивную сумку в угол. На автомате разделся и расправил кровать. Сон не шёл, не смотря на то, что душевных сил не осталось ни капли.

Я встал и запустил компьютер. Вошёл в аську. Проглядел список активных контактов — никого интересного. Оставил компьютер включённым и отправился на кухню, заварить чай.

Когда вернулся за клавиатуру, в правом нижнем углу мигал значок авторизации. Кто-то желал добавить меня к себе в список контактов. Я заглянул в информацию. Девушка, 18 лет. Почему бы не познакомиться и не развеять грусть?

— Будем знакомиться? — набрал я и отправил сообщение.

— Хотелось бы, — ответила девушка. — Ты пьёшь пиво? — пришло сообщение минуту спустя.

Я оторопел.

— Почему я должен пить пиво?

— Ну как? Сегодня ж пятница!!! — как же они любят кучу восклицательных знаков, эти взрослые глупые девушки.

Я тяжело вздохнул, осознав, что разговора не получится. Вообще, в который раз убедился, что знакомиться с людьми через интернет бесполезно. В крайнем случае, используя ЖЖ, чтобы отсеять сотни придурков.

Знал о возможности поставить фильтр, чтобы незнакомые люди не пытались авторизироваться, но так скучно. Сил объяснять девочке насколько она глупа в свои восемнадцать — не было. Я решил заняться тем, чем занимался обычно, развлечься. Знаю, что смеяться над глупостью других — не хорошо. Но что я мог поделать, если попытки объяснить таким людям, что количество их извилин стремится к нулю, приводят к обидам?

— Ты не ответил на мой вопрос о пиве, — написала девочка.

— Бывает, с друзьями выпиваю, а сейчас не пью, — ответил я, чувствуя, что всё только начинается.

— Вот, пошёл разговор!

Конечно, пошёл, теперь, когда выяснилось, что я иногда пью. Общая тема для общения появилась!

— Сколько тебе милый годик.

На лице появилась улыбка. Обожаю их! С такими людьми жить не скучно, но страшно.

— 1. Уж явно больше, чем тебе, милая; 2. учиться в школе нужно лучше, чтобы более осмысленные предложения составлять; 3. в вопросах на конце должен стоять такой символ"?" а то непонятно, что это вопрос.

— Ты ещё и придирчивый, — догадалась девушка.

— Ты ещё и догадливая, — согласился я.

— Придурок! Ты пипец мегапротивный!

— Спасибо за комплимент, но ты меня недооцениваешь, — разговор начал доставлять удовольствие.

— Прикинь, я влюбилась, зая.

— Поздравляю, и кто же этот несчастный? — спросил я.

— Ты, любимый.

— Эх… Как же мало в этом мире взаимной любви, — отправил я сообщение.

— А ты меня не любишь, зая?

Ха! У меня было подозрение, что кто-то надо мной насмехается. Девушка воспринимает только ответы "Да" или "Нет"?

— Нет. Боюсь, что моё сердце уже отдано другой.

Девушка молчала минут десять. Я уж думал, что меня разлюбили, и хотел отправиться спать.

— Спроси что-нибудь, — в конце концов, написала она.

— Как тебе Достоевский?

— Чего??? — как будто я не догадывался о её реакции на мой вопрос.

— Ой, это не тебе, — поспешил написать я. — Ты какой сорт пива предпочитаешь?

— Светлое, — ответила девушка.

Эх… Сама наивность… Или всё-таки меня кто-то разводит?

— Ты куришь? — задала она очередной вопрос.

Может быть не совсем потерянная? Интересуется вредными привычками парня.

— Да нет, не курю, — написал я.

— А я бросаю.

Я выпал. Раздражали курящие девушки, но эта была венцом идиотизма. Курит, пьёт и более, видимо, не занимается абсолютно ничем. В такие моменты страшно за страну. За детей, которые родятся у такой женщины. А ведь она обязательно родит. И не одного.

Разговор пора было заканчивать. Я хотел спать, да и не смешно уже было.

— Молодец, что бросаешь. Глядишь, дети будут не такими дегенератами, — написал я.

— Спасибо за комплимент, милый.

— Обращайся, любимая, — отправил я, и добавил девушку в игнор-лист.

— До свиданья, очередная отмороженная девушка. Было весело пообщаться, — проговорил я, выключая компьютер.

На этот раз заснул быстро. Конечно, не как только голова коснулась подушки, но и ворочаться десять минут не пришлось.

Проснулся поздно ночью, взгляд упал на стул возле кровати. На мгновение показалось, что на нём кто-то сидел. Испуг пронзил разум. Сердце забилось чаще. Посмотрев внимательнее, я понял, что это всего лишь висящая на спинке одежда. Успокоиться это не помогло. Я попытался отвернуться к стенке и уснуть, но посторонние шорохи, коих полно по ночам, мешали. Казалось, что от каждого исходит опасность.

В мыслях почему-то возникал облик дьявола. Рогатый человек с козлиной бородкой, будто буравил взглядом спину, стоя возле кровати. Я набрался храбрости и обернулся — никого не было. Повернулся на другой бок, спиной к стене, показалось, что кто-то наблюдает за мной сверху, с потолка. Мысли путались, я не мог успокоиться. За стеной, у соседей, раздался мерный стук. Я встал с кровати, подошёл к окну. Лёгкие заполнились прохладным ночным воздухом. Сходил на кухню, попил воды. Вроде бы стало легче. Вновь попытался уснуть, но тщетно, страх не ушёл.

Нужно было отвлечься. Вспомнить о чём-то хорошем. В голове будто тумблер щелкнул. В мыслях сию же секунду возник образ Насти. Красивое чистое лицо, приятная улыбка. Я вспоминал часы, проведённые рядом, и страх уходил всё дальше, пока совсем не испарился. Так и уснул, думая о Насте, представляя перед глазами её лицо.

Утром я отключил будильник и попытался вновь уснуть. Идти в институт не было никакого желания.

Глава 4

С момента товарищеской игры с институтом физкультуры прошло почти два месяца. Я учился, выступал на соревнованиях. Ничего пугающего больше не происходило. Реакция стала прежней. После очередного пропущенного мяча укорил себя за прошлый страх. Может, и не стоило так реагировать. Это непривычно, даже странно, пугающе, но не плохо. Может быть, продолжи я играть в тот день, реакция бы закрепилась, я бы стал быстрым. Лучшим! Но я испугался. Всю жизнь хотел стать особенным, а когда уникальность проявилась — испугался. Чего? Реакции людей. Я знал, что такая скорость напугает общество. Человек не способен на подобное, а значит, для общества я бы стал не человеком, а уродом. Ошибкой природы! Да, я стал бы лучше других, но именно это и погубило бы меня.

Люди боятся выделяться из общества, которое, словно чёрные вороны, заклёвывает белых птенцов. Люди перестали мечтать о космосе, об открытиях, о приключениях. Покой — вот что нужно большинству, а человека, который отличается от других, посчитают сумасшедшим. И лишь единицы согласятся слыть дураками, лишь единицам хватит храбрости наплевать на нормы общества, которое не приемлет отличий.

Я не был из числа этих единиц. Я испугался уникальности, хотя желал её всем сердцем.

На улице за эти два месяца похолодало. Выпал первый снег. Много снега за один раз. Тёплый день, морозная ночь — вот и первый гололёд образовался на дорогах.

Я возвращался из института, погружённый в мысли, когда услышал за спиной шум. Обернулся. Машина резко тормозила, выворачивая в сторону от маленькой девочки, переходившей дорогу. Я успел лишь подумать о том, что машина не вырулит, как девочку протащило по капоту. Она упала на асфальт, не успев даже взвизгнуть. Лежала, не двигаясь. Я выругался на водителя, которому удалось остановиться только через несколько метров, и поспешил к девчонке. На тротуаре стояли ещё две, не старше той, что была сбита. Наверное, подружки. На лице испуг. Не отводя взгляда, они смотрели на лежащую девочку.

Я огляделся по сторонам — людей будто смело с улицы. Те немногие, что проходили мимо, никак не внушали доверия. Покачав головой и обругав бессовестных водил, они спешили дальше, по своим делам. Водитель выскочил из машины и побежал ко мне.

— Выбежала на дорогу! Чему их только в школе учат! — ругался мужчина. Не пьяный, опрятно одетый. Домой торопился, видимо.

— Здесь пешеходный переход, — кивнул я на знак, огрызнувшись. Рука уже нащупывала у девочки пульс, а в голове всплыла единственная мысль: "Жива!". Пульс был, но бился он слишком часто. Я лихорадочно пытался вспомнить всё то, чему нас учили на уроках биологии. ОБЖ долгое время попросту не было, а вот биологичка попалась дотошная, требовала знание первой помощи. Знал бы я, что буду ей благодарен.

— Какая разница теперь? Нужно скорую вызвать, — проговорил мужчина, успокоившись, — я не смогу её в больницу отвезти.

Я кивнул, как будто могло быть по-другому.

— Вызывайте! Только быстрее, — я оглядел девчонку. Совсем молодая. Нога неестественно вывернута, на лбу ссадина, но вроде бы не глубокая. Легко отделалась. Вязаная шапочка, слетевшая с головы, лежала рядом. — Быть бы уверенным, что только нога сломана, можно было бы в машину уложить, а то на холодной земле… — высказался я.

К нам подошёл прохожий мужчина, на лице озабоченность.

— Помощь нужна? — спросил он.

— Нужна, — подтвердил я, — но пока не знаю, какая.

В голове царил настоящий кавардак. Сбитая девочка. Страх за её жизнь. Напуганные подруги. Родственники девчонки, которым нужно сообщить о происшествии.

— Значит, так, — изрёк водитель, — скорая едет. Давайте осторожно возьмём её и положим ко мне в машину. Я сейчас дам назад, чтобы тащить нужно было меньше. Не дай Бог, что-нибудь повредим.

Я хотел съязвить, сказав: "Повредили уже", но понял, что лучше сдержаться. Вроде бы понимает вину, помочь желает. Другой бы уехал подальше, пока свидетели номер не запомнили.

Машина завелась, тронулась. Дорога, к счастью, не была оживлённой — окраина.

Я остановил мамашу с сыном, искоса смотрящую на скопление, но спешащую уйти подальше от лежащей девчонки.

— Это её подруги, — кивнул я в сторону двух девочек, которые боялись подойти, — отведите их домой, пожалуйста. Им сейчас одним лучше никуда не идти. Родителям девочек объясните, что случилось. Хорошо?

— Ладно, — согласилась женщина нехотя. — Куда их вести, знаете?

— Спросите у них. У вас больше опыта общения с детьми.

Она одарила меня таким взглядом, будто это я виноват в случившемся, но всё же направилась к девчонкам, не позволяя сыну смотреть на пострадавшую. Ребёнка осторожно укладывали на заднее сиденье машины. Как бы там ни было, а людей, желающих помочь, подходило всё больше.

Я спросил водителя.

— Она всё так же без сознания?

— Да, — кивнул он.

Без всяких церемоний я заглянул в салон машины и проверил карманы девочки. Сейчас мобильники покупают уже со школы, я надеялся, что и у неё есть. Да! Рука нащупала телефон. Девочка чуть слышно застонала. Она пришла в себя.

— Не двигайся, — попытался успокоить её, — всё хорошо. Сейчас приедут врачи. Я твой телефон одолжу, позвоню родителям. Только не пытайся встать. Ладно?

Она кивнула. На глазах не было слёз. Я удивился. Думал, заревёт, как только придёт в себя. Нашёл в телефонной книге запись "Мама" и поспешил переписать номер на свой мобильник. Я и без того сообщу не самые радостные новости женщине. Не стоит беспокоить её тем, что с номера дочери звонит какой-то взрослый парень. Телефон я вернул девочке, она блуждала взглядом по обшитому потолку машины. Не двигалась, как я и просил.

— Где болит? — спросил я.

Она указала на ногу, не в силах произнести ни слова.

Я отметил, что руки двигаются свободно, с ними всё нормально. Чёрт! Она же пить хочет! Я проговорил водителю, чтобы тот присмотрел за девочкой и дождался меня, если приедет скорая помощь, а сам побежал в ближайший магазин за минералкой. На ходу записал номер машины, а после набрал телефон мамы девочки. После каждого гудка в мыслях я умолял незнакомую женщину поднять трубку. Плевать, что номер незнакомый! Почему взрослые люди так не доверяют незнакомым номерам? Почему не хотят снимать трубку? Это же может быть важно!

— Да. Я слушаю, — раздался женский голос в трубке.

Я никогда не умел правильно преподносить плохие вести, привык говорить всё так, как есть, так и сейчас обошёлся без психологической подготовки.

— Здравствуйте. Понимаете, вашу дочь машина сбила. С ней всё в порядке. Видимо, только нога сломана. Я не врач, точнее сказать не смогу, но, кажется, серьёзных повреждений нет. Вы не волнуйтесь, я перезвоню вам, как только будет ясно, куда вам нужно приехать.

Женщина не отвечала. Всё-таки психология — великая вещь. Жаль, что я ей не владею.

— Вы где? — в конце концов, проговорила она.

— Недалеко от Песчанки, но не думаю, что вам стоит спешить сюда. Скорая приедет с минуты на минуту. Я поеду с вашей дочерью и перезвоню. Только не волнуйтесь, всё обошлось. Ничего страшного, вроде бы, не произошло. Я перезвоню.

После этих слов я положил трубку и зашёл в магазин. Продавщица не спеша отдала бутылку с минеральной водой, не спеша начала отсчитывать сдачу.

— Можно побыстрее? — спросил я.

— Горит что ли где-то? — съязвила она. — Так вам этого не хватит, чтобы потушить.

Я взял большую часть сдачи, не заморачиваясь на мелочи, и поспешил обратно. Со звонком я, конечно, погорячился. Нужно было звонить, когда станет всё ясно. А так… Только волноваться будет зря… И вообще, с чего я решил, что всё будет нормально… Может, у девочки серьёзная травма. А я со своим "нормально".

— Дурак! — обругал себя в сердцах.

Девчонка выпила минералки и с благодарностью посмотрела на меня. Улыбнулась. Я решил, раз улыбается, значит, всё будет хорошо.

— Как тебя зовут-то?

— Вика, — проговорила она.

— А меня Алексей, — улыбнулся я.

* * *

Через десять минут я сидел возле одного из кабинетов в центральной городской больнице. Коридоры были пусты. Я ожидал родителей девочки. И хотя нужды в моей помощи больше не было, я обещал остаться, пока её мама не придёт. Ребёнка увезли на рентген, чтобы убедиться, что повреждена лишь нога; да и серьёзность перелома предстояло определить.

Теперь, когда здоровье девчонки не зависело от меня, в голову стали пробираться мысли о том, что зря полез помогать. Без меня бы нашлись добрые люди.

Позвонил маме, предупредил, что задерживаюсь. Она начала допытываться, где потерялся. Сказать, что не удержался помочь пострадавшей девочке, не решился. Услышал папин голос:

— Что ты пристала к парню, с девушкой он гуляет.

Мама попросила не задерживаться и повесила трубку. Я был благодарен отцу за то, что он не позволил расспрашивать меня, но его слова ударили прямо в сердце. Как бы я хотел, чтобы он был прав… Я не мог забыть Настю, которая находилась далеко, жила в другом городе. Всячески избегал контактов с ней, дабы не тревожить былые раны. Хотел найти девушку, которая поможет не вспоминать о Насте. Девушку, которая затмит первую любовь. Пока не получалось. Может, не особо старался.

Я услышал шаги, в приёмный покой вошли два человека: взрослая женщина и девушка моего возраста. Я встал со скамейки.

— Вы Алексей? — спросила женщина, её губы дрожали.

— Да. Ваша дочь сейчас обследуется врачами. Рентген, все дела, — я попытался произнести это непринуждённо, не желая волновать женщину.

— Хорошо. Спасибо вам большое. Я пойду к врачу, узнаю, как дела.

Она скрылась за поворотом.

— Даша, — протянула руку девушка, — сестра Вики. Спасибо за помощь.

Я ответил на рукопожатие. Мягкая приятная кожа, тонкая элегантная рука, красивое милое личико. Было в её глазах что-то тёплое, манящее. В душе зародилась симпатия.

— Возьмите это, — она достала из сумочки тысячерублёвую купюру, опустив взгляд на пол. — За помощь.

Я не смог ничего сказать, слова возмущения застряли где-то на подходе. Зародившаяся симпатия растрескалась по швам.

— Не нужно, — в конце концов произнёс я, набрав в грудь побольше воздуха. — Главное, чтобы с сестрой твоей всё было хорошо.

Появилось острое желание развернуться и уйти, чтобы выразить всю глубину презрения к людям, которые стремятся решить всё, пуская в ход шуршащие бумажки. Я остановил в себе эти порывы. Нужно было поговорить с родственником девочки.

Я протянул листочек, приготовленный заранее.

— Здесь мой телефон, если не сложно, позвони мне, когда будет ясно, что с Викой.

Она кивнула, принимая листочек и стыдливо пряча деньги обратно в сумку. Я пожалел, что так резко отреагировал на предложение взять деньги. В конце концов, девушка не сама это придумала, наверняка, надоумила мама. Женщина, небось, верит, что я помогал только из-за желания получить вознаграждение.

— Там же на листочке написан номер машины, которая сбила вашу сестру, телефон и имя водителя. Решайте сами, что будете делать. Могу лишь сказать, что он остановился и помог. Хотя именно он был виновником ДТП — факт. Так что решение за вами.

— Спасибо, — кивнула Даша. — Ты меня извини за деньги. Просто мало ли.

— Да ладно, я всё понимаю, — улыбнулся я.

— Вику сильно ударило?

— Не слабо, если всё обойдётся, стоит поблагодарить Бога, — улыбнулся я, не решив рассказывать девушке, как её сестру протащило по капоту машины.

— Я не верующая.

— Чтобы сказать Богу спасибо, не обязательно быть верующим, — улыбка не сползала с моего лица.

— А ты, значит, верующий?

— Вроде того, — кивнул я.

— И в кого ты веришь?

— В Бога, — коротко ответил я, не понимая, к чему эти вопросы.

— Нет, ты не понял. Кто ты, православный, католик, или этот, как его, мусульманин?

— Не важно… — ответил я, желая прервать череду вопросов.

Она пожала плечами.

— Мне идти нужно, — сказал я. — Держи меня, пожалуйста, в курсе насчёт Вики. Я волноваться буду.

— Хорошо, — она кивнула и зачёсанная набок чёлка спала на глаза.

— Пока, — махнул я рукой и последовал прочь из больницы.

Она ничего не сказала в ответ. Я не стал оборачиваться. Красивая девушка. Даже милая. Не понимаю, чего ожидало моё сердце, но оно упорно не позволяло рождаться новым чувствам. Наверное, не хотело получить очередную рану. Боялось вновь столкнуться с болью. А может, действительно, никто не мог затмить в душе те чувства, что зародила Настя.

Я тяжело вздохнул, когда вышел из больницы, но, оглянувшись на дверь, улыбнулся. Конечно, допускал мысль, что не будь меня, Вике помог бы кто-нибудь другой, но как же приятно ощущать, что ты оказал помощь человеку. Незнакомому, но, наверняка, хорошему человеку.

Глава 5

На следующий день в институт отправился с приподнятым настроением. О вчерашнем происшествии распространяться не хотелось. Мысли возвращались к нему лишь из-за Вики. Хотелось, чтобы с ней всё было хорошо.

Автобуса не было довольно долго, а когда пазик наконец подъехал к остановке, залезать в него пропало желание — он был забит под завязку. Я посмотрел на часы и понял, что особого выбора нет. Кто знает, как долго придётся ждать следующего? Опоздать, конечно, можно, но вот первая пара как назло была у преподавателя, который считал, что автобусы ходят равномерно и отмазка вроде "долго не было автобуса" не катит. И всё бы ничего, но опоздания он приравнивал к прогулам, которые позже приходилось отрабатывать.

Я стоял, опираясь спиной на дверь. Кондукторша пробиралась с задней площадки, чтобы собрать за проезд. Иногда казалось, что полнота — обязательное качество билетёра, на которое в первую очередь смотрели при приёме на работу.

Автобус подъехал к очередной остановке, пришлось выйти, чтобы выпустить других пассажиров. Вслед за мной сошёл только парень, лицо которого показалось знакомым. Он вложил что-то мне в руку и поспешил перейти на противоположную сторону дороги, обогнув автобус. Я вернулся обратно. В руке находился свёрнутый листочек бумаги. Выбрасывать не решился, слишком уверенно его отдали. Попытался вспомнить, где мог видеть человека, передавшего листок, но память подводила. Ни на секунду не сомневался в том, что это записка. Так и ехал, сжимая её в кулаке, не решаясь убрать в карман.

Мыслей о том, что в ней и кто её передал, не было. Я просто ждал, когда доедем до института, чтобы можно было развернуть листок без десятка взглядов, устремлённых на тебя.

"Ты же хочешь, чтобы я была счастлива?" — прочитал я, когда появилась возможность. Отвёл взгляд от записки. На меня никто не смотрел. Знакомых по близости не было. Я присел на скамейку, коих возле института было достаточно. В голове всплыли воспоминания:

"— Ты же хочешь, чтобы я была счастлива? — спросила меня Настя. — Пойми, мне там будет лучше. В столице образование гораздо эффективнее. Там больше возможностей.

— Почему ты не сказала раньше, что собираешься уезжать в Москву? Ты ведь хотела жить в нашем городе? — я смотрел в её глаза и пытался прочитать в них ответ, понять, почему так вышло. — Давно вы решили уехать?

— Нет. Родители решили недавно.

— Недавно? И что, вот так решили сорваться с места и в Москву?

— Почему же? Я же говорю, у меня там родственники".

Уже в тот день я догадывался, что это начало конца, но надежда теплилась. Она будет возвращаться в город, мы сможем видеться. В конце концов, я думал, что смогу навещать её в Москве. Думал… Я врал сам себе! Надеялся, что всё это неуместная глупость. Семья Насти не могла сорваться с места. Её мнение наверняка спрашивали, когда в головах родителей впервые возникла мысль уехать покорять Москву. Она согласилась. Взрослую дочь не просто взять под мышку и поехать куда-то. Настя желала покинуть наш город давно. Её не останавливали наши отношения. Она не ценила их. Да и что ценить? Нечего было ценить. Теперь уже нечего. Я сам разрушил то немногое, что было.

Больше года пытался забыть те минуты. Желал забыть время, проведённое рядом с Настей. Не получалось. Слишком приятно и желанно оно было…

Я корил себя, что не поехал за ней. Мог бы постараться поступить в столичный институт после одиннадцатого класса. Два года — это же не так много. Трус! Я испугался. Не поехал. Исключил даже мысль о поступлении в Москву. Не хотел её видеть, потому что знал — у Насти есть парень. Она счастлива с ним. Боялся разрушить их любовь, боялся, что Настя возненавидит меня, и я не смогу сделать её такой же счастливой. Боялся. Просто трус!

Теперь эта записка. После цитаты там было написано что-то ещё. Мелкий, но вполне разборчивый почерк. Я провёл ладонью по лицу, чтобы стряхнуть воспоминания.

"Ты же хочешь, чтобы я была счастлива?" Помнишь это? Думаю, да. Уверен, что ты хочешь задать мне не один вопрос. Не поднимай головы! Они следят за нами. Контролируют каждый шаг. Нужно встретиться и поговорить. Убедись в том, что за тобой нет слежки, и приходи завтра в кафе "Речное" к пяти часам. Только убедись, что слежки нет! Увидят нас вместе — конец! Удачи на учёбе".

Убрал записку в карман. На экране телефона значилось 9.00. Пара началась. Я поспешил в вуз. Прогул себе заработал, но идти куда-то не хотелось. Решил отсидеть пары. В конце концов, прослушаю лекцию, отработать недочёт будет проще.

Я перешагивал через ступеньку, чтобы быстрее добраться до кабинета, а в голове в бешеном вихре крутились мысли. Кто этот парень? Откуда он может знать об этих словах? Знаком с Настей? Возможно, но маловероятно. Она не из тех людей, кто рассказывает знакомым о парнях. Кто следит? Зачем? Я что, внебрачный сын видного политика или шпион, чтобы за моими действиями наблюдали? Если это розыгрыш, то чей? Кто знал о фразе, сказанной Настей? Только она и я. Значит, она решила разыграть? Нет. Она в Москве и в город приезжать не собирается. Вопросов было много, ответов почти не было. Хотя нет, ответы были, но ни под одним из них я не готов был подписаться.

Решил наведаться завтра в кафе и во всём разобраться.

Осторожно, чтобы не отвлечь преподавателя от лекции, вошёл в аудиторию и прошёл на место. Денис удивлённо посмотрел на меня. Видимо, что-то отражалось на моём лице. Я махнул рукой, пытаясь убедить себя и друга, что ничего особенного не произошло.

* * *

Ближе к вечеру забыл об этой записке, решил, что до завтра ничего не смогу понять, а значит, мучить фантазию попросту жестоко. Пришлось смириться с тем, что автора розыгрыша узнаю лишь завтра. Если бы не первая строчка записки, я бы выбросил листочек тут же, не задумываясь, не принимая условия игры незнакомца. Но он знал, с чего стоит начать, а значит, был знаком со мной не первый год. Или не со мной. С Настей. Именно это допущение призывало сходить завтра в кафе. Поговорить с человеком, передавшим записку.

В районе пяти часов зазвонил сотовый телефон. Номер был незнакомый. Мысли вернулись к записке. Пальцы поспешили нажать кнопку "Приём". Не любил раздумывать над тем, кто может звонить, глядя на бессмысленную комбинацию цифр. Зачем? Если можно нажать кнопку и всё узнать.

— Да? — я приложил трубку к уху.

— Лёша? Это Даша, сестра Вики, которой ты вчера помог.

Голос девушки меня успокоил, не знаю почему, просто стало легче, из головы в один миг вылетела эта глупая записка.

— Я помню. Что с ней?

— Всё хорошо, — Даша смутилась, замолчала на секунду, — ну не совсем всё, но лучше, чем могло быть. Сломана только нога и несколько царапин на теле. Её оставят в больнице на некоторое время.

— Какая палата?

— Я как раз сейчас собираюсь навестить её. Может быть, сходим вместе? Она будет рада, если ты придёшь.

— Хорошо. Куда мне подойти?

— К больнице, через полчаса.

— Окей, там и встретимся. Пока.

— Пока.

Я повесил трубку. Не очень любил, когда планы на вечер менялись из-за одного звонка. Хотя какие планы? Сегодня я просто хотел отдохнуть, а лучший отдых — это вечер в хорошей компании.

Приходить с пустыми руками к маленькой девочке не хотелось. Она училась в первом, может втором классе, а значит, как всякий ребёнок, обожала игрушки. Я забежал в магазин и купил небольшого плюшевого слонёнка. Игрушка по всем правилам была выполнена в розовых тонах.

Я пришёл к входу больницы на десять минут раньше, чем нужно было. Что ж, лучше подождать, чем заставлять ждать себя. Присел на скамейку. Даша пришла почти без задержки. Кроссовки, синие джинсы и черный свитер с завёрнутым воротником. Не помнил, во что она была одета вчера, не обратил на это внимания, но готов был биться об заклад, что эта девушка отдавала предпочтение удобству. Она не считала, что красота требует жертв. Однако это не мешало ей быть красивой. На лице девушки сияла улыбка.

— Давно ждёшь?

— Нет, недавно подошёл, — соврал я.

— Тогда идём?

— Пошли.

Вика лежала на кровати с загипсованной ногой. Лицо её было хмурым. Ещё бы! Ни один ребёнок не смирится с тем, что ему не позволяют вставать. Мама Вики сидела возле кровати и читала сказку, судя по лицу девочки совсем не интересную. Когда женщина заметила нас, на её лице появилась улыбка. Видимо, вчера Даша рассказала, что я не стал брать деньги. Мы приняли вахту. Женщина ушла домой поесть и отдохнуть, а нам нужно было посидеть с Викой. Часа два. Я не знал об этом заранее, но оказался не против.

Розовому слону девочка обрадовалась даже больше, чем фруктам и соку, которые принесла Даша. Радость на лице Вики просто не могла оставить равнодушным.

Мы разговаривали с девочкой, играли, развлекали, как могли, чтобы долгие часы на больничной койке прошли для неё чуть быстрее, чем для других детей. Потом Даша стала читать выбранную мной сказку. Выбор был прост — я открыл первую попавшуюся страницу. Девушка читала историю про Иванушку-дурачка, а я, не стесняясь, разглядывал её. Она была необыкновенна. Может быть, именно с ней я мог бы забыть о Насте навсегда. Рядом с Дашей я забывал о своих проблемах, чувствовал необычайное тепло, которое исходило от неё. Рядом с ней мне было хорошо. Она была принцессой. В кроссовках и свитере, но принцессой. Именно это не позволяло мне испытывать хоть какие-то чувства. Она не заслуживала парня, который будет пытаться забыть первую любовь рядом с ней. Даша заметила, что я смотрю на неё, смутилась. Она демонстративно закрыла лицо книгой и продолжила чтение.

Так пролетел час. Вика уснула.

— Иди домой, тебе вовсе не обязательно дожидаться мою маму. Я тебе и без того благодарна за помощь, — проговорила Даша шепотом.

— Оставить тебя одну? И что ты будешь делать? Умирать от скуки? Или читать детские сказки? — я попытался скрыть всякую заботу в голосе.

— Спасибо тебе.

— Не за что. Если честно, это лучше, чем просто отдыхать дома, сидя в тёплом кресле.

— И что будем делать целый час? — спросила Даша.

— Есть два варианта. Первый — надеяться, что твоя мама вернётся раньше. А второй — развлечь себя какой-нибудь игрой.

— Например? В города?

— Есть более интересные игры, тем более для людей, которые совсем ничего не знают друг о друге.

— Ну? — поторопила меня девушка.

— Скажем так, кто-нибудь начинает и рассказывает случайный факт о себе. К примеру, я говорю, что люблю читать фантастику. Потом ты должна назвать два факта, но первый должен быть также о литературе. После я расскажу факт из той области, которой был твой второй. Поняла?

— Вроде бы да, — пожала плечами Даша.

— Тогда давай, я сказал, что люблю читать фантастику.

— А я предпочитаю Мураками. Эм… Теперь я должна рассказать ещё что-то о себе?

— Точно, — кивнул я.

— Я не отношу себя к какой-либо вере.

— Ты отлично усвоила правила игры, — проговорил я, вспомнив о вчерашнем разговоре и о том, что Даша так и не получила ответ. Значит, интересовалась. — Я православный, верю в Бога, но не соблюдаю каких-либо традиций. И вообще, склоняюсь к мнению, что Бог один, лишь имена во всех религиях у него разные. Так… Из музыки я предпочитаю рэп.

— А я слушаю всё подряд. Рэп, рок, даже от попсы не отказываюсь, если настроение подходящее. Моя первая любовь была к однокласснику, ещё в начальной школе.

Я на секунду осёкся.

— Ну… Моя первая любовь… В общем, она была… Я учусь на юриста, — я попытался продолжить игру, как будто ничего не было.

— А я учусь, — пожала плечами Даша, отвечая мне тем же.

— Я так понимаю, игра накрылась?

— Ты сам не захотел рассказывать о первой любви. Всё ещё любишь?

— Не важно.

— Значит, любовь безответная. И всё ещё любишь.

Вскоре пришла мама девчонок. Как нельзя вовремя. Её лицо не смогло скрыть удивления, когда она заметила меня. Видимо, не ожидала, что я останусь надолго.

Я проводил Дашу до дома, разговаривая с ней о самых разных вещах, но не возвращаясь к больной теме. Она тоже не затрагивала её, за что я был безмерно благодарен. Мы расстались возле её подъезда. На прощание, как дурак, сказал: "Я позвоню". Сам не понял, зачем. Видимо, хотел позвонить. Даже наперекор своему решению.

Она скрылась за дверью подъезда. Такая красивая принцесса в кроссовках. Я улыбнулся и поспешил домой.

На улицах было довольно людно. Всё-таки семь часов вечера, не так уж и поздно. Зашёл в продуктовый магазин купить хлеба домой. Возле кассы заметил знакомое лицо. Мужчина лет тридцати, самый что ни на есть рядовой рабочий. Я видел его, когда покупал слонёнка Вике. Точно видел. Я бы на него и внимания не обратил, если бы не одно "но". Записка. Паранойя? Или за мной следили? Я поспешил домой, делая вид, что ничего не произошло, а в голове крутилось одно: "Зачем за мной следить?"

Весь вечер я был как на иголках. Только ложась спать, подумал, что это могло быть совпадением. В конце концов, город небольшой. В любом случае, сходить завтра в кафе придётся. Только перед этим нужно будет убедиться, что за мной нет хвоста. Я фыркнул, будто зверь. Хвоста! Как бандит какой-то, ей Богу!

На телефон пришла смс. Я встал с кровати слегка недовольный.

"Приятных снов", — от Даши.

Ещё бы чуть-чуть и она меня разбудила. Хотя сообщение подействовало. Я отвлёкся от всей этой ерунды со слежкой.

Глава 6

Весь следующий день я провёл в ожидании вечера. Пары в институте тянулись несправедливо долго. После занятий безуспешно пытался увлечь себя чем-нибудь.

Позвонил Даше. В какой-то момент заметил в её голосе нотки беспокойства. Она заверила, что всё хорошо. Рассказывать о записке и вечерней встрече не решился. В голове на секунду мелькнула мысль о том, чтобы предложить завтра встретиться. Я её тут же отсеял. Не знал, что ожидать от встречи в кафе — розыгрыша или серьёзных проблем, вероятность которых допускал.

Не раз задумывался о том, как буду отделываться от слежки. В мыслях всплывали сцены погони, прыжки по крышам, попытки оторваться от бегущего за тобой человека. Всё это разбивалось вдребезги, когда я осознавал, что не знаю абсолютно ничего. Кто за мной следит? Организация? Один человек? Может, никакой слежки нет? Может, кто-то желает посмеяться, наблюдая, как я буду отрываться от "хвоста"? Таких вопросов было много. Ответ нашёлся лишь один, когда я перечитал записку. Если верить парню, контролируют наши действия несколько человек. Это всё осложняло. Можно было плюнуть на всё и просто прийти в кафе, но смущала лишь одна фраза: "Увидят нас вместе — конец!". Она убеждала, что стоит попробовать оторваться от слежки, вне зависимости от того, верю ли я в неё.

Я комкал листочек в руках, издеваясь над своими нервами. Почему так важно, чтобы нас не увидели вместе. Кто мы? На ум приходили различные фантастические допущения, но я лишь посмеивался над ними. Слишком странно, чтобы быть реальностью.

Какие бы мысли не приходили в голову, но за час до назначенного времени я вышел из дома. Поверх тёплого свитера накинул на плечи серую осеннюю куртку. Выйдя из подъезда, огляделся по сторонам. Никаких подозрительных лиц. Не было поблизости и мужчины, которого заметил вчера. Это успокоило.

Сжимая в кармане записку, искомканную до невозможности, я сел в автобус. Вслед за мной зашли ещё двое. Женщина с маленьким ребёнком, канючащим какую-то игрушку, и девушка лет семнадцати. Наверное, это паранойя, но я допускал, что любой пассажир автобуса мог ехать в нём из-за меня. Я пропустил несколько остановок и вышел, когда стало ясно, что никто, кроме меня, покидать автобус не собирается.

Пазик фыркнул, двери с шумом закрылись, оставшиеся пассажиры поехали по своим делам. Вслед за мной никто не сошёл. Всё-таки розыгрыш? Я перешёл на противоположную сторону дороги к пустой остановке. Сел в первый подъехавший автобус и отправился обратно, туда, откуда приехал.

До Речной добрался не спеша, на двадцать минут раньше назначенного. В кафе компания подростков отмечала день рождения одного из них. Большинство столиков было свободно. Я выбрал один и заказал кружку чая. Подростки веселились. Я неспешно пил обжигающий напиток, согревая руки о кружку.

Ко мне подошёл официант и поставил на стол ещё одну кружку на блюдце. Я хотел было отказаться, но заметил, что с подноса упала очередная записка. Парень, кивнув, ушёл обратно за стойку.

Что за игры в шпионов? Парень-официант не был даже похож на того, кто передал первую записку. Я оглядел зал кафе — только компания подростков, больше никого. Взял со стола листочек. Почерк был тот же, что и на первой записке.

"Считаешь, что это игра? Я же сказал, чтобы ты ушёл от преследователя. Очередное место встречи — магазин Сластёна. Если я не подойду к тебе, значит, ты вновь пришёл не один.

P.S. Возьми записку с собой. Нельзя, чтобы они догадались, что я ищу встречи".

Я тяжело вздохнул. Не пропадало ощущение, что надо мной насмехаются. Как уйти от слежки, в существовании которой не уверен?

Допив чай, я покинул кафе.

Предположим, что за мной следят. Предположим, что встреча, которую назначает незнакомец, действительно важна. Что делать? Уйти от преследователя. Как? Я не знал. Всерьёз допускал вероятность следящих "жучков". Казалось, что начал сходить с ума. Имей место жучки, автор записки предупредил бы об этом.

Нет. Надо мной точно кто-то смеётся. Хотя частичка меня упорно не хотела в это верить. Вместо того чтобы отправиться домой, я обшарил карманы. Ничего необычного. Из техники только мобильный телефон. Скрепя сердце решил пойти ва-банк. Вернулся в кафе. Официант посмотрел на меня с некоторым удивлением. Не знаю, был он знакомым человека, пытающимся встретиться со мной или же просто официантом, получившим чаевые за помощь. Я прошёл в туалет и, выключив мобильный, бросил его в мусорное ведро, прикрыв сверху серой курткой. Всё-таки светлый джемпер заметно отличается от куртки, может быть, преследователь купится на это.

Я вышел из туалета и спросил у официанта, есть ли какой-нибудь другой выход из кафе, кроме главного. Он кивнул и проводил меня к выходу для персонала. Я поблагодарил парня и, вытащив из кармана три десятки, дал ему на чай.

Чувствовал себя по-дурацки. Оставить телефон и куртку, учитывая, что я студент, не привыкший разбрасываться деньгами, было верхом кретинизма. Решил, что пойду на всё, чтобы встретиться с автором записки. Надеялся, что жертва в виде телефона и куртки окажется не напрасной. Если же это розыгрыш, сделаю так, чтобы не только я запомнил его на всю жизнь. В конце концов, оставалась надежда, что когда вернусь со встречи, телефон будет продолжать лежать в корзине для мусора.

Я вышел из кафе и поспешил уйти как можно дальше. После нескольких минут ходьбы обернулся — за мной никто не шёл. Хотя, как я мог убедиться ранее, это ещё ни о чём не говорит. Вечер выдался довольно тёплым, без куртки я чувствовал себя вполне комфортно.

Поспешил к магазину. Время в записке назначено не было, а значит, нужно прийти как можно быстрее. Кондитерский магазин "Сластёна" находился в торговом городке моего района. Я зашёл в магазин, продавщица щебетала по телефону. Внутри никого не было.

— Что-нибудь нужно, молодой человек? — спросила женщина, прикрыв рукой динамик телефона.

— Нет, спасибо.

В этот момент во мне забурлило лишь одно желание, чтобы весь этот вечер оказался просто глупым сном. Или в крайнем случае неудачным розыгрышем. Я никогда не прислушивался к интуиции, но сейчас она вопила, что пора вернуться за телефоном, пора пойти домой и забыть этот вечер.

Не обращая внимания на тревогу, я вышел из магазина и стал ждать. Ко мне подошёл парень. Тот самый, что передал записку возле автобуса. Он был старше меня года на четыре. Или, может, чуть меньше. В руках парень держал папку. Обычную офисную, для бумаг, которые могут пригодиться для будущих партнёров или налоговой службы.

— Давай за мной, — скомандовал он и направился вглубь района.

Я опешил лишь на секунду. Розыгрышем здесь и не пахло. Интуиция затихла, будто обиделась, что не послушал сразу. Тревога разрасталась, только теперь она была вызвана не чувствами, а осознанием происходящего.

— Времени у нас немного. Они держат нас двоих на особом счету из-за того, что я натворил.

Я торопился за новым знакомым, не зная, с чего начать разговор.

— Кто они? — в конце концов спросил я.

— Пресекающие, — сказал парень, будто это и без того было ясно. Он подошёл к лавке возле одного из подъездов жилого дома и сел. Я последовал его примеру.

— Кто такие пресекающие? — пытался понять я, убедившись, что интуиция не ошибалась. — Что ты натворил? Причём здесь я? Почему за мной следят?

— Я хотел рассказать всё в письме, но потом понял, что могут возникнуть вопросы. Ты — помнящий.

— Кто? — переспросил я, не уверенный в правильности услышанного.

— В общем, ты человек, способный помнить прошлые жизни.

— Бред! Ты ошибся адресом. Я ничего не помню.

— Может быть, потому что не успел. Промотай собственную жизнь. Никогда не снились сны, не приходили видения о тамплиерах? Может быть, в детстве, сражаясь с ровесниками на палках, ты без труда одерживал верх? Припомни.

Сны. Я вспомнил пять или шесть снов о тамплиерах, которые мучили меня когда-то. Про бой на палках сказать не мог, я просто парировал удары соперника и наносил свои. Не помнил, да и не думал о том, владею ли преимуществом.

— Хочешь сказать, что в прошлой жизни я был тамплиером?

— Вроде того, — кивнул парень. — Кстати, меня зовут Саня.

Я кивнул. Сказать, что мне приятно, означало лишь одно — соврать.

— Предположим, что это никакой не бред, и я действительно в прошлой жизни был рыцарем тамплиером. Вот только сны ни о чём не говорят. Я увлекался историей ордена, сны могут быть просто отражением хобби.

— Твои сны — отражение прошлой жизни.

Взгляд парня выражал твёрдую уверенность в каждом сказанном слове. Трудно было не поверить. Либо он говорит правду, либо он фанатик какой-то странной веры.

— И как много нужно времени, чтобы я вспомнил прошлую жизнь?

— Зачастую один миг. Иногда два.

— Какой?

— Наплыв чувств, — пояснил Саня. — Чтобы вспомнить прошлые жизни, необходимо испытать острые чувства. Взаимная любовь. Смертельный испуг. Таких чувств много.

— Я испытывал и любовь, и испуг. Ты точно ошибся адресом.

— Предположим, твои страхи — это насмешка перед настоящим. А любовь твоя не была взаимной, да и сильной её трудно назвать. Ты лишь слегка переживал.

— Откуда тебе так много известно обо мне?

— От пресекающих. Я выкрал у них досье.

— Что? — я задохнулся от возмущения. У кого-то есть досье на меня! — Кто такие эти пресекающие?

— Организация, нацеленная на наблюдение за нами — помнящими. Есть мнение, что помнящий за каждую жизнь привносит что-то такое, что изменяет картину мира. Хорошее или плохое — никто не знает, чего ожидать. Задача пресекающих — не допустить изменений в мире.

Я растёр лицо руками.

— Подожди, подожди… Бред… Значит, я помнящий, и мне суждено изменить мир, а за мной следят, чтобы я этого не сделал.

— Да. Они следят за каждым шагом, и как только им начинает казаться, что ты опасен, они поворачивают твою судьбу в нужном направлении. Первая задача пресекающих — не допустить того, чтобы помнящий вспомнил прошлую жизнь. Они всячески оберегают тебя от сильных чувств. Вторая задача — на случай, если первая провалилась — сделать так, чтобы ты выпал из этого мира. Или же наоборот, сделать так, чтобы ты принял всё за отклонение в организме, не стал никому рассказывать о прошлой жизни и продолжил жить как обычный человек.

— А если вторая провалится? — спросил я, догадываясь об ответе.

— Смерть.

— Тогда почему бы им не убивать помнящих сразу?

— Видишь, в чём дело, обнаружить нас не просто. Зачастую пресекающие узнают о новом помнящем лишь когда ему переваливает за тридцать, когда он успевает узнать о прошлых жизнях. Если начнут убивать взрослых, другие помнящие могут восстать. Пресекающие боятся войны. Никто не может предсказать, что произойдёт, если мы объединимся. Представь, что будет, если каждый начнёт менять картину мира в порыве злости.

— И много этих помнящих?

— Точно никто сказать не может. Думаю, не больше двадцати по всему миру. И это если учесть, что пятеро из них проживают в этом городе. Пресекающие делают довольно много, чтобы за помнящими было легче следить.

Я пытался переварить всё, что мне сказал парень, но в голове получалась каша. Помнящие. Пресекающие. Картины мира. Войны. Слежки. Досье. Казалось, что всё это происходит не со мной. Да, существуют люди, которые помнят прошлые жизни, но я не из их числа. Я даже мог допустить существование организации Пресекающих, но мной они заинтересоваться никак не могли.

— В общем, понимаю, что тебе тяжело всё это осознать, но уверяю тебя, это правда. Держи, — он протянул папку, которую до этого держал в руках. — Здесь описана твоя настоящая жизнь, с того момента, как тебя заметили. Почитай, — я взял папку из рук парня, раскрыл её. Фотографии, заметки, страницы текста. Даже цитаты из случайных разговоров. — Такая же папка есть на твою прошлую жизнь, но я дам тебе её, когда ты вспомнишь. Просто, чтобы закрепить.

— Зачем мне это?

— Чтобы ты сделал правильный выбор.

— И каков этот выбор?

— С пресекающими нужно бороться.

— Ты же говорил, что война сделает только хуже.

— Войны бывают разные. Теперь мне пора. Пресекающие не должны заподозрить, что мы встречались. Возвращайся домой. Прибери папку в пакет, не свети её перед наблюдателем. Встретимся здесь же в то же время, когда в гардеробе твоего института возле вешалки с номером 67 появится крест, начертанный карандашом. Отделаться от слежки не забудь. Обдумай пока всё сказанное и пойми — от судьбы не уйти. Твоя судьба — судьба помнящего. Я расскажу тебе больше в следующий раз. Удачи.

Саня встал и поспешил покинуть двор. Я осмотрел папку, на обложке значилось: Дело N25. Юрист. 1990-…

Значит, юрист…

Я продолжал сидеть на скамейке, не оглядываясь на нового знакомого. Сидел и думал, пока не вспомнил о телефоне, оставленном в кафе.

Мобильное устройство до сих пор лежало в корзине. Даже странно, что официант не пожелал проверить туалет, когда я вышел оттуда без куртки. Хотя мне же лучше. Я отсалютовал парню, скучающему у стойки, и отправился домой.

Я столкнулся с чем-то странным, необычным, пугающим. Помнящие. Бред какой-то. Или не бред? Разум говорил, что нужно вычеркнуть этот вечер из жизни. Сжечь папку, которую я держал в руках. Вот только не было ни малейшего желания слушать разум. Однажды я пошёл на поводу у логики. Испугался быстрой реакции, скорости на товарищеской игре. После жалел об этом.

Тревога не покидала меня, но тревога в подобной ситуации — нормальное явление. Другое дело, что я решил принять возможность существования помнящих как должное. Принять и понять, что делать теперь.

Вернувшись домой, я развалился на диване, раскрыв перед собой папку. На первой странице была моя фотография и краткая информация. В графе уровень стояла цифра 2. Что за уровень? Непонятно. Далее пункт "Прошлые жизни": Дело N1. Рыцарь Ордена Тамплиеров. 1282–1314. В остальном на первой странице не было ничего нового.

Вторая страница. Здесь начинались записи о моей жизни. Судя по всему, за мной начали следить с тринадцати лет. Я рассматривал фотографии, читал цитаты, и в памяти всплывали эпизоды из жизни, которые уже начали забываться. Почти полностью был записан последний разговор с Настей. Теперь понятно, откуда Саня взял начало записки. Откуда он знал, с чего начать и как заинтересовать меня.

Я дочитал досье до конца. Ничего сверхъестественного. Если принять за обыденность тот факт, что здесь была записана моя жизнь, начиная с тринадцати лет. Все важные события.

Изучив папку, понял, зачем новый знакомый отдал её. Он не был дураком. Знал, что я не останусь равнодушен. Если верить записям, всё, начиная от выбора школы и заканчивая моим окружением, контролировалось пресекающими. И главное, это они устроили переезд Насти в Москву. Лишь для того, чтобы я не испытал взаимной любви. Неужели они боялись, что я вспомню жизнь тамплиера? Значит, это правда? Мало того, пресекающие сделали всё, чтобы я как можно легче воспринял расставание с любимой. Только теперь понял, откуда ноги растут у нескольких достижений, которые помогли выбраться из депрессии.

Я отложил папку и отправился на кухню заварить горячий чай.

Я — помнящий, чью жизнь контролируют и направляют в нужное русло пресекающие. Они не желают, чтобы я испытал чувство эйфории, но и оберегают от страшных потрясений. Хочу такой жизни? Скорее нет, чем да. Никто не согласится, чтобы за него решали, как будет лучше. Не желал соглашаться и я.

Новый знакомый предлагал бороться с пресекающими. Вопрос только, как? Помни я прошлую жизнь хоть десять раз, противостоять организации не смог бы. Слишком мелкая фигура. Человек, пусть и особенный. Нужно было дождаться новой встречи и узнать, что хотел противопоставить им Саня.

Теперь я ни на секунду не сомневался в своей судьбе. Не знаю, что поменялось. Расстраивало лишь то, что до сих пор не мог вспомнить и клочок из прошлой жизни. Попытался проанализировать сны о тамплиерах, но ничего понять не смог. В них не было ничего конкретного, лишь обрывочные, расплывчатые чувства.

Тревога. Оставалась интуиция, которая вновь запричитала: "Не суйся в это!". Мысль, что моё счастье разрушили посторонние, просто не позволяла сделать вид, что этого вечера не было. Он был, и мне придётся вносить коррективы в жизнь. В привычную жизнь, в которой далеко не всё решал я сам.

* * *

Кабинетную тишину нарушила трель телефонного звонка. Солидного вида женщина, сидевшая за столом, взяла трубку.

— Да?

— Есть новости, — проговорил голос в трубке.

— Говори.

— Тамплиер отделался от наблюдателя, оставив телефон в мусорном ведре кафе.

— Думаешь, он?

— Уверен. Кроме него, никто не мог рассказать о слежке.

— Будьте внимательны. Основная цель — Ассасин, но мальчишке свободы давать нельзя. Не хватало нам двух бесконтрольных. И не позвольте Тамплиеру догадаться, что его действия замечены.

В трубке раздались гудки. Женщина тяжело вздохнула. С каждым новым уровнем помнящего становилось всё сложнее исполнять задачу. Ассасин без труда вышел из-под контроля с третьим. Что будет, если объявится человек с четвёртым?

— И всё-таки интересный союз, — проговорила женщина, усмехнувшись, — Ассасин и Тамплиер. Интересный и опасный…

Глава 7

Проснувшись на следующее утро, я решил отложить мысли о помнящих в сторону. Только когда зашёл в раздевалку института, с надеждой посмотрел на вешалку под номером 67. Никаких крестов. Это несколько разочаровало. Хотелось как можно скорее встретиться с Саней ещё раз и узнать больше.

Уникальные люди. Организации, существование которых скрывается от общества. Я посвящён в эту тайну. Я сам — тайна. Подобное завораживало.

Время занятий подошло к концу, мы разбрелись по домам. Рассказывать друзьям о вчерашнем не стал. Боялся, что примут за сумасшедшего. А как ещё относиться к человеку, который заявляет, что может вспомнить прошлую жизнь? Я и сам бы покрутил у виска, услышав подобную историю от кого-нибудь другого.

Было скучно. Начал осознавать, что жду следующего дня, чтобы посмотреть на вешалку под номером 67. Больше ничего не интересовало. Только очередная встреча и желание осознать, как сложится моя судьба. Судьба помнящего.

Я принял свою уникальность за истину.

Жизнь тамплиера. Как я погиб? Чего добился? Как изменил картину мира в первый раз? И как изменю сейчас? Каково это — вспоминать то, что происходило несколько сотен лет назад? Вспоминать за мгновенья.

Взгляд, блуждающий по квартире, остановился на мобильном телефоне. В голове мгновенно созрел план, как можно отвлечься от истории с прошлым. Уникальность уникальностью, но нужна она лишь для того, чтобы тобой гордились близкие люди.

Даша обрадовалась, услышав меня, хотя и попыталась это скрыть. Приятно, что ни говори. И зачем вся эта уникальность, когда есть Она? Я договорился с девушкой о встрече и повесил трубку.

Через час мы встретились. Всё та же принцесса. Улыбка яркая искренняя. Именно лицо с неотразимой улыбкой западало в память, хотя нельзя было сказать, что она лишена иных внешних достоинств.

Мы бродили по городу, прогуливались по набережной. Когда в желудках жалобно заурчало, зашли в пиццерию перекусить. Навестили Вику в больнице и только к вечеру отправились домой. Мне было так хорошо, что хотелось забыть о пресекающих, об институтских соревнованиях, об учёбе — обо всём. Я смотрел в глаза Даши и понимал, что вот оно — счастье. Быть рядом с этой девушкой — счастье. Вызывать улыбку на лице, держать за руку, чувствовать её тепло. Вот счастье, а вовсе не погоня за уникальностью, в которой я провёл всю жизнь.

Мы подходили к дому, я с ужасом осознал, что нам придётся расстаться. Пусть ненадолго, но так не хотелось её отпускать. Понял, что не смогу уснуть без неё.

Я, наверное, смотрел с глубоко дурацкой улыбкой. Девушка рассмеялась. Её обворожительный смех прервался из-за телефонного звонка.

— Да? — ответила она. В трубке кто-то говорил, она лишь слушала. Минуты две, наверное. Я ждал, наслаждаясь её улыбкой, которая постепенно стала исчезать. — Извини, мне идти нужно, — проговорила она. — Созвонимся, — Даша махнула рукой и хотела развернуться к подъезду.

Я вспомнил досье, прочитанное накануне вечером. Вспомнил, как Настиным родителям помогли с переездом, и сердце сжалось в комок. Я не мог потерять Дашу. Схватил её за талию, не позволив развернуться, и прильнул к губам поцелуем. Она вздрогнула, но ответила. Необычайное возбуждение растеклось по телу, я не чувствовал ног. Не мог сказать, касались ли они холодного асфальта. Может быть, потеряли опору, поднявшись над землёй. Я попал в другой мир. Нет, не рай. Мир этот был гораздо лучше и приятнее.

Вдруг будто слайд-шоу, будто трейлер от фильма промелькнул у меня перед глазами. Рождение. Посвящение в рыцари. Служение ордену. Ночь. Побег из коммандорства. Это были отрывки из моей жизни. Жизни Алекса Де Рапьела. Рыцаря ордена тамплиеров. Я помнил моменты из той жизни настолько ярко, будто они произошли всего лишь несколько дней назад. Я помнил…

Я держал Дашу за руки и не желал отпускать. Не мог позволить уйти.

— Что случилось?

— Не волнуйся, — махнула рукой она, — пустяки. Мама позвонила, сказала, что утюг забыла дома выключить.

— Всего лишь, — вздохнул я, облегчённо, но чувствовал, что Даша соврала. — Дашенька, послушай меня, пожалуйста, — заговорил я, не отводя взгляда от её глаз, — что бы ни произошло, я всегда буду с тобой. Понимаю, это звучит глупо, но просто запомни, что бы ни говорили, ты для меня самый дорогой человек. Я тебя знаю пару дней, но если ты пропадёшь из моей жизни, я не найду счастья. Поверь.

— Я верю, — кивнула девушка и, поцеловав на прощанье, отправилась к подъезду. Закрывая дверь, она ещё раз посмотрела на меня.

Какой всё-таки тёплый взгляд.

Я пошёл домой, пьяный от пережитых чувств. На лице держалась глупая улыбка, которая упорно не хотела уходить. Я вспомнил прошлую жизнь. Пускай не всю, будто отрывками, но вспомнил. И главное — я любил, и любили меня. Плевать хотел на этих пресекающих.

По телу продолжала растекаться нега.

На дороге передо мной остановилась чёрная иномарка. Хотел было выругаться на нерадивого водителя, но дверь открылась.

— Залазь в машину! — услышал я. Вытянувшись через сиденье, на меня смотрел Саня. Тот самый, что передал досье.

Я сел.

— Что-то случилось? — спросил я.

Он кивнул и, ничего не объясняя, вжал педаль газа в пол.

— В общем, не хочу тебя расстраивать, но мы уезжаем из города, — проговорил Саня, не отводя взгляда от дороги. — Телефон с собой? — Я кивнул.

Саня, сбавив скорость, забрал его и стал возиться с мобильником, изредка поднимая взгляд на дорогу.

— Куда уезжаем? — спросил я, чувствуя, что челюсть отвисает всё ниже.

— Пресекающие узнали, что я вышел на контакт с тобой. После поцелуя с девушкой они тебя вправе убрать. Ты же вспомнил? — Он вытащил из телефона сим-карту, а после выкинул всё в окно.

— Не совсем. Точнее, вспомнил, но так… Отрывками… Подожди! Подожди! Ты чего делаешь! Куда уезжаем?! У меня здесь институт! Девушка! Родители!

— Не волнуйся, пресекающие обеспечат тебе легенду. Они придумают, почему ты исчез. Не захочется, чтобы ходили слухи.

— Какие слухи! Они такого напридумывают, что меня весь город возненавидит!

— Это цена, — оборвал истерику Саня.

— Для меня это слишком дорого, — буркнул я, будто облитый холодной водой. Кричать и протестовать пропало желание. Взрослые же люди. Если помнящие — это правда, придётся мириться с их судьбой.

Карточный домик рухнул. Наивно было полагать, что моё счастье — каменная крепость.

Мотор машины шумел едва слышно. Иномарка. Куда ей до наших? На улице темнело. Саня включил фары.

Пресекающие пропустили первый этап. Я вспомнил жизнь тамплиера. Учитывая мою связь с Саней, они могли использовать второй. Что там? Выкинуть меня из жизни? Упечь в дурку? Если бы не было Сани, я мог бы просто не обратить внимания на всплывшие воспоминания и жить нормальной жизнью.

— Зачем ты встретился со мной? — выпалил я.

— Мы с тобой должны…

— Ничего я никому не должен, — перебил я Саню.

— Должен. Каждый человек кому-то и что-то должен. А ты — больше, чем человек.

Я замолчал. Спорить было бесполезно. Всё равно, ничего не изменишь. Саня уже встретился со мной, я вспомнил жизнь тамплиера. Не был уверен, но вполне допускал мысль, что пресекающие решат подстраховаться.

— И что собираешься делать? Куда едем? — спросил я, понимая, что придётся подчиняться новому товарищу. Он всё же хотел помочь.

— Мне нужно, чтобы ты вспомнил прошлую жизнь до мельчайших подробностей. Я тебе не всё рассказал, — проговорил Саня, на секунду посмотрел на меня, и вновь обернул взгляд на дорогу, — есть ещё один способ. Недалеко от этого города есть пруд. С его дна поднимаются странные газы, если их вдохнуть — вспомнишь.

— А после?

— Не знаю пока. Будем бороться с пресекающими. Глядишь, ещё вернёшься к нормальной жизни.

— Ага, вернусь… — пробормотал я, вспоминая Дашу. Будто чувствовал. Попросил верить, но солгал. Не смог быть с ней. Сорвался. Ничего. Она ещё совсем не успела влюбиться… Поплачет и забудет. Так лучше. Для неё.

Сердце надрывалось с каждым ударом, грозясь остановиться в знак протеста. Ничего. У меня проблемы намечаются не малые. Забудется. Как полюбил, так и забуду.

Я знал, что лгу себе, но надеяться было легче.

— Скажи, — заговорил я, когда мы выехали из города. — Что ты такого сделал, что они готовы убить помнящего, с которым ты всего лишь встретился.

— Вышел из-под контроля. Они так называют помнящего, который старается исполнить своё предназначение.

— Ах, изменить картину мира? — кивнул я.

— Точно. Я узнал о пресекающих ещё во время жизни рядового советских войск. Тогда организация только создавалась.

— Значит, был военным?

— Да. И военным тоже. У меня было две жизни. Я помнящий третьего уровня. Первая жизнь — жизнь убийцы на востоке. Вторая — военный. Так вот, — сказал Саня, прокручивая руль на крутом повороте, — узнал много в прошлой жизни, а когда в этой вспомнил, мне было восемнадцать. За мной уже следили. Удалось вырваться. Понял, что нормальной жизни не видать. Помнящие смогут жить нормально, только когда пресекающие исчезнут. У них что-то вроде штаба есть в городе. Я туда пробрался, выкрал досье на помнящих. Среди них был ты.

— А остальные?

— Остальные так себе, — махнул рукой Саня, — народные ополченцы, рабы, крестьяне… Хотя и они меняли картины мира.

Я почувствовал, как в груди зарождается гордость. Уникален даже среди таких же, как я сам.

— Как меняли-то?

— Никто не знает точно. Зачастую сам помнящий не замечает, что изменил. Кстати, я у них из штаба ещё кое-что кроме досье выкрал. Покажу, когда вспомнишь всё.

— Хорошо, — я кивнул. Всё-таки он был старше, мудрее. Третью жизнь живёт. Приходилось слушаться. Я-то живу вторую, и то первую помню лишь частично.

Дальше мы ехали молча. Вскоре машина свернула на обочину. Справа и слева был лес. Видимо, подъезжаем.

Я не ошибся, уже через минуту за стеклом в свете фар показалось озеро. Небольшое, покрытое слоем льда.

Придётся лёд разбивать, чтобы газы вдохнуть. Интересно, как они пахнут?

Я вышел из машины.

— Ты кем работаешь-то? — спросил я у Сани, разглядывая авто.

— Убийцей.

Я посмотрел на него с улыбкой, был уверен, что это шутка.

— Нет, правда, убийцей. Убиваю одних гадов по заказу других. Я же ассасин. Можно сказать, добываю деньги тем, что умею.

— Ассасин?

— Да. Я же говорил, моя первая жизнь — жизнь ассасина.

— Значит, мы жили с тобой в одно время, но служили разным Богам?

— Да. Теперь всё по-другому. Мы оба понимаем, что наши лидеры просто прикрывали верой истинные цели.

— Я этого не знаю.

— И пусть, — махнул рукой Саня, — не важно это. Не важно, какой вере ты служишь. Важно, какие цели ты ставишь перед собой. Какая разница, один бог существует или всемогущих несколько. Не важно. Бог оценит тебя не по вере, а по поступкам, которые сопровождали эту веру.

— Как священник говоришь, — улыбнулся я.

— Не, — протянул Саня, — как человек, который увидел довольно много. Ты пойми, что сотни лет назад, что десятки, что сейчас — ничего же не изменилось. Всё так же идёт война за душу людей между двумя Господами: Богом и Мамоной.

Никогда бы не сказал, судя по внешности, что в голове Сани могут быть такие мысли. Всё-таки три прожитые жизни дают о себе знать.

— Скажи, — проговорил я, подойдя ближе к озеру, — а где душа дожидается следующей жизни? В смысле, после жизни тамплиера, где я дожидался следующего рождения?

— Об этом даже мы забываем. Помним прошлую до самой смерти. Помним события настоящей жизни. Что было между ними — неизвестно.

— Так что будем делать? Лёд убирать? — спросил я, подойдя на самый край берега.

В этот момент почувствовал толчок со спины. Ноги не удержали, попытался ухватиться за что-нибудь. Но за что можно ухватиться на берегу пруда? Я упал прямо на лёд, который проломился под моим весом. Холодная вода обожгла кожу. Одежда промокла в один миг. Почвы под ногами не было — берег пологий. Почувствовал, что тяжесть одежды потянула ко дну. Тело промёрзло до костей мгновенно. Мышцы сводило. Я не понял, что произошло. Саня был где-то за спиной, попытался развернуться и зацепиться за берег. Нет. Слишком сложно. Слишком… Вокруг темнота, лишь свет машинных фар слегка разгоняли мрак. Душу пронзил животный страх.

Часы, проведённые за решёткой, выполнение поручений Дамьена, роспуск ордена тамплиеров, казнь Жака Де Моле — оставшиеся картинки из прошлой жизни, будто в насмешку, всплыли передо мной теперь, когда в них не было необходимости. Я смирился и перестал сопротивляться.

Кто-то схватил меня за плечо, пытаясь вытащить на берег. Надежда вспыхнула в груди, я почувствовал прилив сил. Стал помогать спасителю.

Уже вскоре сидел на берегу. Вытащил меня Саня, равно как и толкнул на лёд он. Зубы выбивали дробь. Мышцы плохо слушались. Не хотелось двигаться совсем.

— Давай, снимай одежду и одевай сухую. Скорее, пока не заболел, — командовал Саня. Как ни странно, но даже после толчка я всецело доверял ему. — Извини, что не предупредил. Кроме как переизбыток чувств, способов больше не существует. Скажи я тебе сразу, что придётся делать, ты бы не согласился. А времени нам терять нельзя. Я так понимаю, вспомнил?

— Да, — кивнул я, спеша надеть сухую одежду.

— Залазь в машину. Там на заднем сидении термос с горячим чаем.

— Хорошо, — кивнул я. Находиться на улице не хотелось совсем, не предложи мне Саня сесть, я бы сделал это без спроса.

Захлопнул дверь и оглянулся. Там действительно был термос. Я налил чай в крышку и обхватил её руками, исходившее тёпло доставляло необычайное удовольствие. Тепло. Светло. Уютно. И необычное удовлетворение от того, что удалось-таки вспомнить всё, до мельчайших подробностей. Правда, ничего сверхнового не узнал. Алекс Де Рапьел не был посвящён в какие-то тайны.

Саня залез в машину, с улицы повеяло холодом.

— Одежду твою я выбросил в озеро. Не нужна она больше. Было что-нибудь в карманах?

— Да, — кивнул я. — Ключи и немного денег.

— Вот ключи, — Саня положил на приборную панель связку, — а про деньги забудь. Если очень надо, позже тебе их возмещу.

— А ещё телефон купишь, — утвердительно сказал я.

— Куплю. Только сначала нужно будет к знакомому моему зайти. Он нам документы новые сверстает.

— Чего? — я взглянул на Саню, как на полоумного. Нет, я не собирался пользоваться поддельными документами.

— Ничего. Документы, говорю, сделает. Симку нужно будет оформить на какого-нибудь Васю Пупкина. Твоим паспортом пользоваться нельзя. Да и всё равно он дома остался.

— Ладно, — согласился я, глотая обжигающий напиток. — Сначала похитил. Теперь будем документы подделывать. Что дальше? Возьмешь в напарники, будем людей убивать?

— Всё может быть, но если и будем, то не по заказу и не за деньги.

Я чуть не выронил крышку из рук.

— Ты о чём?

— Единственный способ противостоять пресекающим — изменить картину мира. Сделать то, чего они не хотят. Мы станем героями.

Не знаю, подействовал это чай или же слова Сани, но о недавнем купании в холодной воде я забыл начисто.

— Какими героями?

— Самыми настоящими. Мы уникальны, а значит, обязаны пользоваться этой уникальностью.

— Я всего лишь помню прошлую жизнь, ни больше ни меньше. Этими знаниями никак не воспользоваться. В ордене я был всего лишь одним из братьев. Меня не посвящали в тайны.

— Прошлую жизнь помнит не только разум, но и тело.

— Ах, да! Битва на деревянных палках? — я вскинул руки, пытаясь донести до Сани весь бред задумки.

— На мечах. Ты обладаешь ускоренной реакцией профессионального бойца. Ты — рыцарь. Ты можешь противопоставить убийцам и грабителям гладкость и холод стали.

— Нет. Это перебор!

Я открыл дверцу и вышел из машины. До ближайшего населённого пункта было далековато, но я дойду. Плевать, что холодно! Плевать, что темно! Оставаться рядом с этим фанатиком не было никакого желания. Встречусь с пресекающими, поговорю с ними. Договорюсь. Я же не принял условия Сани, значит, поверят, что не собираюсь изменять мир. Значит, отпустят. Дадут жить как все. Позволят быть рядом с Дашей.

За спиной завелась машина, дорога осветилась светом фар. Когда иномарка поравнялась со мной, окно открылось.

— Ты же понимаешь, что они даже разговаривать с тобой не будут?

— Понимаю, — кивнул я и продолжил путь.

— Тогда какого лешего делать собираешься!?

— Уж точно не геройствовать.

— Оно понятно! — кричал Саня из машины. — Только пойми, если изменим мир, пресекающие отстанут от нас.

— Не факт, — покачал головой я, — изменения наступают не сразу. Да и гарантий, что помнящий способен совершить только одно изменение, нет. Пресекающие перестрахуются.

— Ты прав, — не отступал Саня. — А если мы станем героями? Известными людьми? Скажем, мы оставим записку, которую прочитают в случае нашей смерти, чтобы весь мир узнал о помнящих. Думаю, подобное остановит пресекающих, ведь такая новость изменит мир до неузнаваемости. Только подумай, если каждый человек будет знать, что есть более совершенные существа. Люди, но не такие, как все! Пресекающие этого не допустят, они пойдут на наши условия и не станут убивать. Позволят нам жить так, как того хотим мы.

— Разбежался! — не собирался сдаваться я. — Позволят! Да пресекающие докажут, что перед смертью мы обезумели, вот и придумали историю о людях, которые помнят прошлую жизнь.

— Хорошо, — Саня остановил машину и вышел из неё. Он смотрел на меня, опираясь руками на дверцу. — Но согласись, лучше погибнуть героями, чем от пули пресекающего. Лучше исполнить судьбу помнящего и попытаться изменить мир, чем сдаться. Ты не знаешь, что пресекающие придумали для твоей девушки! Может быть, она уже прокляла тебя как человека, который разбил ей сердце. Ты не сможешь её вернуть! Жизнь обычного человека, счастье обычного человека — не для нас! Мы можем быть героями или злодеями! Третьего варианта просто нет!

Я залез в машину и захлопнул дверь. Саня последовал моему примеру, но мотор не заводил. Чего-то ждал. Когда молчание стало невыносимым, он сказал:

— Ты пойми, мы особенные, а они пытаются сделать из нас обычных людей!

— Потому что обществу не нужны герои!

— Не нужны? Ты понимаешь, о чём ты говоришь? — постучал по виску Саня. — Послушай людей, которые только и говорят о том, что пора всё менять. Им нужны герои. Герои, которые изменят мир.

Я рассмеялся.

— Им не нужны герои, они не меньше пресекающих желают, чтобы ничего не менялось. Эти люди только на митингах и в интернете способны кричать о необходимости перемен. На самом же деле их устраивает то, что сейчас существует. Лучше средняя жизнь, чем неизвестность. Даже если в будущем станет лучше. Эти люди не способны переживать перемены. Они хотят стабильности. Жизнь в кругу семьи, работа с понедельника по пятницу, уверенность в завтрашнем дне. Слегка задень их распорядок, в любую сторону его наклони, и они выйдут из себя, начнут кричать, обвинять власть. Сами не способны быть героями, и считают сумасшедшими таких, кто готов принести себя в жертву ради других.

— Бред! — Саня повернулся ко мне, одной рукой опираясь на руль, другой на спинку сиденья. — Всегда, в любое время, общество нуждалось в герое. В человеке, который может быть примером для детей, который готов принести себя в жертву только ради того, чтобы другим было хорошо.

Я покачал головой.

— Такие люди нужны были несколько десятков лет назад. Именно в этом была прелесть холодной войны. В СССР герои возносились на пьедесталы, ими гордились, их имена были у каждого на устах. Вспомни хотя бы Гагарина. Его помнят до сих пор. Появись такой Гагарин сейчас, на него бы показывали и крутили у виска, утверждая, что человеку делать нечего. Или на крайний случай люди пытались бы доказать, что для такого Гагарина нет ничего опасного. Учёные ведь всё рассчитали, нужно лишь сесть в космический корабль, посидеть, пока он летит, приземлиться и принимать поздравления. Общество бы в один голос кричало о том, что этот Гагарин лишь человек, возжелавший славы, человек, которого к такой славе подтолкнул богатый папа.

— По СМИ бы разъяснили, через что пришлось пройти этому, как ты говоришь, Гагарину.

— Ах, — кивнул я, — ну да. Разъяснили. Да люди сами бы понимали, что всё это не так просто. Просто большинство людей не способны смириться с мыслью, что этот человек лучше. Никто не любит признавать, что есть люди лучше и чище. Проще загнобить героя, сделав из него посмешище, чем самому стать лучше.

— Мне кажется, что тебя сильно не любили в детстве.

Я улыбнулся.

— Никогда не жаловался на недостаток внимания, просто вижу, что происходит, и анализирую. А ты не признаешь подобное, пока лично не наступишь на эти грабли.

— Да пусть лучше так. Пусть я буду изгнанником, чем таким же, как сотни других людей.

— Вот, — улыбнулся я, — это уже другой разговор.

— А ты, я так понимаю, не хочешь быть особенным? Не хочешь быть героем?

— Знаешь, я же помнящий. И не мне решать, хочу я или нет. Как ты говорил? Помнящий — этот тот, на чьей судьбе написано изменить мир. Он или герой, или злодей.

— Значит, ты согласен помочь мне?

— Наверное. Я никогда не видел пресекающих, но, если уж вспомнил прошлую жизнь, думаю, логично будет поверить в них. Попробуем изменить мир.

— Вот это другой разговор, — Саня завёл машину и стал выезжать на основную дорогу.

Я находился в смятении. Ехал молча, опустив голову, не поворачивался к Сане. Не знал, правильную ли дорогу выбрал. Ведь я не герой… Какая бы судьба ни была. Я хотел быть особенным, но испытывать обычное, человеческое счастье. Наверное, хотел невозможного… Но не в том ли уникальность героев? Добиваться того, что другим кажется невозможным.

Глава 8

Глядя на дорогу, я думал о пути, который избрал. В свет фар попадали деревья и дорожные знаки. Изредка по левую сторону проезжали машины. Встречались придорожные заведения. Саня не останавливался, и я уснул. Спал, видимо, долго. Во всяком случае, проснулся, только когда машина стала подъезжать к городу, а солнце восходило из-за горизонта.

Саня всё так же сидел за рулём, видимо, ехал всю ночь.

— Выспался? — спросил он.

— Вроде того, — отозвался я, растирая заспанные глаза. — Это и есть твой город?

— Да. Прямо сейчас заедем к знакомому, закажем документы, а после покажу квартиру.

— Квартиру?

— Да. Нужно же где-то жить.

— Ты здесь был раньше? — спросил я, разглядывая дома с одной стороны дороги и цепь гаражей с другой.

— Конечно. Не волнуйся, пресекающие не знают, что мы будем прятаться здесь. Во всяком случае, пока не знают. Так что нужно быть осторожнее.

Я кивнул и стал смотреть из окна машины. Всё здесь было до боли похоже на мой небольшой провинциальный городок. Тесные улочки, сменяющиеся протяжёнными тротуарами, по обе стороны которых росли деревья и кустарники. Неспешная, размеренная жизнь. Тишина. Я хотел спросить у Сани, как называется город, но понял, что это не важно. Главное, что не районный центр и не захудалая деревушка.

Машина остановилась в одном из многочисленных дворов.

— Давай выходи, — проговорил Саня, выключив мотор.

Чистая улица. Большая часть окон в доме были пластиковыми. Всё-таки чего бы люди ни говорили о том, что качество жизни с момента развала СССР не выросло, но деньги на новые окна и машины у них находятся. Раньше не могли позволить и этого.

На первом этаже находилось фотоателье. Именно в него и направился Саня. Я последовал за ним. Человеком, который обещал сделать поддельные паспорта, оказался фотограф. Он щёлкнул меня и предложил зайти через пару дней. В провинции предъявить паспорт просили редко, а Саня, как я понял, уже имел весь необходимый набор документов.

— Кто он тебе? Друг или всё-таки знакомый? — спросил я, когда мы возвращались к машине.

— Не важно. Главное, что он делает свою работу хорошо. Не волнуйся, он нас не сдаст.

— Я не об этом волнуюсь. Мы же героями хотим стать? Ну, чтобы изменить картину мира, чтобы от нас отстали пресекающие.

— Верно, — кивнул Саня, занимая место в машине.

— Так почему бы не начать с этого парня? Он же и бандитам, небось, документы подделывает, а это знаешь чем чревато?

— Знаю. Не волнуйся. Не подделывает. Завязал после того, как отсидел один раз. У него же семья, дочь. Вот и завязал. Мне по старой дружбе помогает и то при условии, что я его не сдам, если заметут. Он понимает, что выйти на него и без моей наводки могут, но закрывает на это глаза. Считай, я ему жизнь спас. В этой жизни, — многозначительно кивнул Саня.

— Как хочешь, но нет у меня веры к преступникам. Их семья не изменит.

— Это кого как. Кого-то не изменит, кого-то вовсе заставит встать на преступный путь, а кто-то не позволит дочери ещё тройку лет без отца жить.

— Может быть… Тебе виднее. Я-то что? В воровских кругах не крутился, — я попытался задеть Саню, не понимая, зачем.

— Покрутишься ещё, — ухмыльнулся он и завёл мотор.

Я о многом хотел спросить, но правильного вопроса не находил. Помнящие. Пресекающие. Слишком резко углубился в эти тайны. Чувствовал, что многого ещё не знаю, но что конкретно хочу узнать, не понимал.

Саня вывел машину на основную дорогу. Всё-таки как похожи друг на друга города, основанные вокруг промышленных заводов, возникших во времена развитого социализма. Минимум по-настоящему значимых достопримечательностей, лишь статуи Пушкина, по две-три на город. Бывали, конечно, исключения, когда город расцветал, но даже в них расчётливая молодёжь не видела перспектив и стремилась уехать в столицу. Провинции продолжали жить лишь за счёт стариков, безынициативной молодёжи, которые не считали нужным куда-то стремиться. Но были и другие. Люди, из-за которых продолжают развиваться маленькие города, разрастаясь с каждым днём. Люди, которые знают себе цену и понимают, что перспективы есть всюду, нужно лишь научиться их искать. Они не уезжают в столицу ради того, чтобы работать в одном из офисов Москвы, они не греют душу надеждами, что там всё проще. Такие люди выбирают путь, по которому идти сложнее. Они знают, что по неизведанным тропинкам счастье найти гораздо проще, чем по тропам, которые уже истоптаны до такой степени, что земля становится твёрдой, как асфальт. Они знают и делают всё, чтобы фраза "здесь нет перспектив" звучала в городе как можно реже. Не знаю, сколько таких людей было здесь, но мой город испытывал в них острый недостаток.

Погруженный в раздумья, я не заметил, как машина свернула с главной дороги. Она несколько минут петляла по дворам и вскоре остановилась возле одного из подъездов. Дом как дом. Невзрачная пятиэтажка, коих по всей России полным-полно. Стоит уже довольно давно, а возраст её давно перевалил за тридцать лет.

Саня закрыл машину на ключ.

— Не боишься, что поцарапают или чего хуже? Двор-то не самый благоприятный. А машина вполне такая приметная, — покосился я на иномарку.

— Ничего не сделают, — отмахнулся Саня, на мой взгляд, чересчур самоуверенно.

Мы зашли в подъезд. Легко было догадаться, чем пахло внутри. Точно не вкусным ужином из-за двери квартиры. Я, попытавшись не дышать, поспешил за Саней. Подъезд, несмотря ни на что, оказался довольно чистым. Надписей и рисунков на стенах почти не было. Разве что выцарапанная черепушка на втором этаже и нарисованное чёрным маркером сердце, пронзённое стрелой, в пролёте между четвёртым и пятым. Культурные люди. Ещё бы домашних животных к культуре приучали, образцовыми бы соседями были.

Квартира оказалась двухкомнатной. Обставлена не богато, но жить можно вполне сносно. Беспорядка нет. Ничего нигде не валяется.

— Ты здесь один живёшь?

— Теперь с тобой, — улыбнулся Саня.

Вот вам и миф о холостяцкой квартире.

Я вышел на маленький не застеклённый балкон. Морозный воздух взбодрил. Во дворе на площадке резвились трое детей. До сих пор не мог осознать, что уехал из родного города. Мало того, что всё произошло за одну ночь, без сборов, без подготовки, так я еще попал в город, как две капли воды похожий на мой.

— И что теперь? — спросил я, когда Саня вышел на балкон вслед за мной и, посмотрев вниз, облокотился на бетонное ограждение.

— Не знаю. Дел много. Для начала нужно просто подождать. Не высовываться, чтобы пресекающие не нашли. Недельку-другую просто живи и радуйся жизни. Отдыхай. Прошвырнись по местным клубам. Денег я тебе дам. Забудь о том, что ты помнящий.

Легко было сказать — забудь. Когда только-только вспомнил. Когда из-за этого пришлось покинуть семью, любимую, друзей, родной город. Казалось, будто от души оторвали весомый кусок. Оторвали, не задумываясь о ранах. Пустота внутри свела бы с ума, если бы не мысли о будущем. Конечно, можно довериться Сане и слушаться его во всём, ждать от него предложений, выполнять поручения, но не для того я сбежал от одних, чтобы за меня решал другой. Своя голова пока была на месте, а значит, нужно разобраться в ситуации и принимать решения самому, прислушиваясь к советам нового друга.

— Что думаешь, как пресекающие обставят моё исчезновение?

— Не знаю, — пожал плечами Саня, — но будь уверен, за ними не заржавеет. Придумают что-нибудь. С девушкой твоей даже заморачиваться не станут. Всё, что у неё есть от тебя — номер телефона, который со вчерашнего дня не доступен. Ты просто исчез, поиграв с её чувствами. Девушка поверит в это, будь спокоен. Поплачет… Возненавидит… И забудет… С родителями и друзьями будет сложнее, но в скором времени и они свыкнутся, что тебя нет рядом. Забудут вряд ли… Хотя смотря что наплетут пресекающие…

Я ушёл с балкона и сел на диван в комнате. Гулять по ночным клубам желания не было. В родном-то городе никогда их не посещал. Не любил подобные заведения. Хотя погулять, посмотреть город — можно. Даже нужно.

— Саня! — крикнул я другу, который до сих пор стоял на балконе. — А что с милицией?

— Что с милицией? — он обернулся. Услышал всё-таки через закрытую дверь.

— Ну… — Я слегка смутился. — Пресекающие будут пытаться искать нас через них? Может ориентировки разошлют?

Саня покачал головой и всё-таки зашёл в комнату. Помолчал несколько секунд.

— Вряд ли… В общем, постарайся избегать нашу доблестную. Так… Для подстраховки… Но если наткнёшься, не уходи в сторону, и уж тем более не беги, только подозрения вызовешь. Кстати, у меня ж для тебя есть кое-что! — вспомнил Саня. — Жди здесь, я к машине сбегаю.

Он вышел из квартиры. До ушей донесся шорох подошв кроссовок. Я вышел на балкон. Любопытство разбирало. Что это за "кое-что"? Саня открыл багажник машины и достал какой-то продолговатый предмет, завёрнутый в тряпку. Дверца багажника хлопнула, парень улыбнулся мне и поспешил обратно в квартиру. Я встретил его на пороге.

— Что там?

— Как бы тебе сказать… — начал он, протиснувшись возле меня в квартиру, — мы же в герои метим?

— Типа того, — согласился я и проследовал за Саней на кухню.

— Так вот… Ты верно подметил, что на данный момент ты лишь человек, который помнит прошлую жизнь. Ну нет в тебе ничего, чтобы геройствовать. Помнишь, что я ответил на это?

Я кивнул. Подобное было сложно забыть.

"Ты можешь противопоставить убийцам и грабителям гладкость и холод стали".

Словно молния сверкнула в голове. Я без лишних объяснений понял, что завёрнуто в тряпку. Меч. Точнее два клинка. Саня изучил моё дело и знал, какой стиль боя предпочитает Алекс Де Рапьел.

— Вуаля! — вскричал Саня, развернув тряпку на кухонном столе. Ничего. Просто тряпка.

— И? — спросил я, глядя на восторженное лицо друга. Казалось, он смеётся. Разыгрывает. Пытается просто развлекаться, как и советовал мне. Вопрос был лишь один: как ткань поддерживала чёткие формы, если в ней ничего не было?

Саня улыбнулся, а затем рассмеялся, видимо, ему доставляло удовольствие наблюдать за моей растерянностью.

— Дай руку, — проговорил Саня.

Я повиновался. Мой друг взял руку и приложил её к тряпке. На столе появился клинок. Рукоятка и лезвие были испещрены узорами. Он был точь-в-точь таким, какой носил сотни лет назад Алекс. Саня поднял мою руку, и клинок испарился, будто его никогда не было. Я был поражён.

— Как ты это делаешь?

— Это не я. Это ты, — пояснил он. — Перед тобой два клинка, пояса и ножны на которые ты имеешь полное право. Это обмундирование, которое принадлежало тебе в первой жизни.

— Но как? — спросил я, уже без помощи Сани опуская руку на ткань и наблюдая, как на столе появляется клинок.

— Если ты спрашиваешь, как он сохранился до наших дней, то это вопрос не ко мне. Тебе стоит задать его пресекающим, — усмехнулся Саня. — Они были последними хранителями.

— Нет. Я не понимаю, как это происходит, — я наблюдал, как меч появляется и вновь исчезает.

— Магия, — пожал плечами Саня. — У каждого помнящего есть вещь, которая закрепляется за ним. Она переходит к нему от жизни к жизни. Твоя вещь — клинки.

— А твоя?

— Сабли, — Саня положил руки на пояс и я заметил, что на нём висят два небольших, слегка изогнутых меча.

— Но я не понимаю. Ведь магия. Магия — это выдумка фантастов.

— Помнящие тоже. Если человек уверен, что магия и люди, знающие о прошлой жизни — выдумка фантастов, он подумает, что сошёл с ума, столкнись с этим в жизни. Не знаю, совпадение это или намеренное распространение стереотипа о невозможности существования нас.

Я усмехнулся и положил обе руки на стол. Клинка действительно было два. Безумно изящных и красивых. Рядом лежали ножны и два пояса для крепления их за спиной. Тоже не видимые до той поры, пока я не прикасался к ним.

— Маги были среди помнящих?

— Точно не знаю. Может быть, среди помнящих, а может, и среди видящих.

— Видящих? — не понял я.

— Людей, которые могут замечать помнящих. В организации пресекающих таких людей большинство. Иначе как бы они смогли узнать о нас.

— Логично, — кивнул я.

Пресекающие, помнящие, видящие… Какие глупые названия.

— А убегающих?… Или, не знаю, получающих не существует?

Саня громко рассмеялся. Мне показалось, что чересчур наигранно.

— Нет. Убегающих и получающих не существует, но есть созидающие. Я с ними никогда не сталкивался, но наслышан. Это организация созданная для того, чтобы помнящие меняли мир, но меняли его в худшую сторону.

— Абсолютное зло? — усмехнулся я. — Никогда не верил, что есть люди, которые творят зло лишь потому, что хотят этого. Или хотят видеть общество в хаосе. Я придерживаюсь мнения, что даже самые страшные и подлые поступки мотивированы. Просто человеческими стремлениями, пускай и низкими.

— Ты прав. Созидающие, по рассказам, стремятся, чтобы помнящие изменяли мир в худшую сторону, находясь в России. Эта организация якобы работает на Штаты. Была создана ещё во времена холодной войны. Есть мнение, что развал СССР — одна из успешных операций созидающих.

— Опять Штаты, — недовольно пробурчал я.

— Что? — переспросил Саня, не расслышав.

— Я говорю, что Штаты слишком много хотят и лезут везде, где только можно… Не знаю, — пожал я плечами, — не люблю их. Раздражают. Была бы моя возможность, ну, скажем, если бы мог решать, как и когда изменить мир. Наведался бы к ним и пф… — я сжал кулак, показывая, что хотел бы сделать.

Саня смотрел на меня с улыбкой.

— Чем тебе Америка не угодила?

— Как тебе сказать… Стремление присвоить себе то, что им никогда не принадлежало, — я загнул палец, — это, во-первых. Во-вторых, желание установить по всей земле свои порядки. Эм… — я остановился. — Вроде бы всё. Достаточно для ненависти?

— А чем тебя не устраивают их порядки, — Сане казалось, что я смеюсь над ним.

— Как тебе сказать… Понимаешь, даже неприятие героев пошло от них. Вспомни их боевики, там главная фраза — "Не рискуй своей задницей". Это как девиз штатовской жизни. Не рисковать, ставить задницу выше чести и достоинства.

Саня рассмеялся во всё горло.

— Скажешь тоже. Просто совпадение. Фраза для создания особого эффекта. Судить по ней одной обо всём укладе жизни, — Саня покачал головой. — У тебя паранойя.

— Возможно. Хотя фильмы — это лишь крайности. Даже если смотреть свысока, штатовская культура говорит о том, что настоящие герои — поп-звёзды. Певцы — это герои, которых стоит любить и восхищаться, которым нужно подражать. Герои, которые всё делают ради пиара.

— Нет. У тебя точно паранойя. Все эти звёзды вкладывают немалые деньги в благотворительность.

— Думай что хочешь, но я считаю, что лишь единицы занимаются благотворительностью от чистого сердца. Для многих это очередной способ пиара.

— Ага, — кивнул Саня и, потрогав мой лоб, изрёк, — диагноз — паранойя.

Глава 9

Сегодня я решил остаться в квартире, а завтра прогуляться по городу. Клинки и ножны, которые успел примерить, лежали в шкафу на специально отведённой полке. Я боялся в один день забыть, куда их положил. Представил, как буду искать, шаря руками по квартире, будто близорукий, пытающийся найти очки. Усмехнулся.

Долго игрался с мечами. А как ещё можно назвать занятие, когда подросток фехтует с воздухом, делает финты только лишь ради того, чтобы потешить самолюбие? Что-то вспоминать не требовалось. Я прекрасно знал, как отвести удар, как выполнить контрвыпад, как наиболее эффективно пользоваться достоинствами стиля с двумя клинками. Тренировка бы не помешала, но сейчас не хотелось.

Мысли… Они не позволяли просто жить и готовиться к тому, что задумал Саня. В первую очередь, мысли о Даше. О родителях. Потом о том, кто я такой. Разумом понимал, что помнящий. Но сердцу этого осознания не хватало. Хотелось знать, хорошо ли собираюсь поступать, встав на путь борьбы с пресекающими. Хотелось знать, зачем мне дан этот дар — помнить прошлую жизнь.

Саня куда-то ушёл, оставив мне денег на еду и развлечения. С финансами он проблем не имел. Это точно. Чересчур легко расстался с деньгами, которые было суждено промотать в ближайшие дни. Я хотел поговорить, но он сказал, что вернётся вечером, тогда всё и обсудим. Пришлось смириться.

Я сидел на диване и переключал каналы телевизора. Желание начать знакомство с городом росло с каждой секундой. На одном из федеральных каналов шли новости. В автокатастрофе погибла восходящая звезда, которую называли приемником школы Джексона. Интересно, а погибни сам Майкл, сколько бы о нём вспоминали? Не фанаты. Те ладно… Журналисты. Долго, наверное. Как ни крути, а Джексон — король поп-музыки. Звезда. Герой. И самое обидное, что в России тоже бы нашлись люди, скорбящие о смерти человека, который "стал белым". Звезда. Сколько скандалов вокруг него? Все, наверное, уже со счёта сбились, но всё ещё обсуждают. Противно. Я переключил телевизор на другой канал. Реклама какого-то документального фильма:

"Он увидел повисшего на колесе обозрения ребёнка и не прошёл мимо! Он взял камеру и снял всё это!"

На экране появились кадры, которые замедляют скорость крови в венах. Подросток, повисший на прутьях карусели, держится из последних сил. Руки скользят. Он срывается и падает. Зрелище, от которого кружится голова. Ужасная картина. Реклама продолжалась. На экране появился тот самый человек, что снял событие на камеру телефона:

"Такой сюжет можно раз в жизни увидеть! Просто повезло, считаю, что успел достать и включить камеру".

Я нажал на кнопку пульта в очередной раз. Снова чувство тошноты. От циничности в голосе парня, который "не прошёл мимо". Он — герой! Как же. Такой сюжет сумел снять!

Никто не любит цензуру. Не любит, когда ему затыкают рот. Но без цензуры получается что-то вроде этого. Цинизм и грязь, которые рекой льются с экранов телевизоров.

Люди критикуют федеральные каналы за то, что они идут на поводу у власти. За то, что действующие политики контролируют то, что там показывают. Я же предпочитаю слушать ложь, которая приукрашивает нашу жизнь. Я лучше буду смотреть на президента, который ставит на место Запад, чем на людей, которые в прямом эфире выясняют свои отношения с матом и криками. Меня тошнит, когда я вижу по телевизору воспевание штатовских ценностей. Как же! Каждый хочет, чтобы "можно было всё и тебе бы за это ничего не было". Вот только, когда "всё" другого человека затронет тебя, тогда и начинаются крики о неправомерности законов. Тогда и начинаются обиды на власть. На нашу власть. Не штатовскую.

Я выключил телевизор. Зачастую даже в этом ящике умудрялся выискивать что-то интересное для себя. На этот раз не удалось.

Откинувшись на спинку дивана, я снова подумал о Даше. До безумства хотелось связаться с ней. Объясниться. Вот только невозможно это было. Даже не запрет Сани останавливал меня. Осознание, что Даша не поймёт. Не поверит. Как бы сильно ни любила. В подобный бред поверить трудно. А выдумать что-то более подходящее не получалось.

Почему именно я оказался помнящим? Почему не мог просто жить рядом с любимой девушкой? Почему не мог стремиться к большему, используя лишь человеческие возможности? Видимо, не мог.

"Твоя судьба — судьба помнящего". Всплыли в голове слова Сани. И как это было ни тяжело осознавать, он был прав. Моя судьба — судьба одиночки. Нет. Не судьба героя. Я до сих пор не был уверен, что герои нужны людям, что смогу стать героем. Но одно было абсолютно точно. Судьба помнящего — судьба, наполненная одиночеством. Из-за уникальности. Из-за существования пресекающих. Из-за стремления развиваться и приносить пользу другим. Наверное, это было в крови у помнящих. В крови у нас.

Растёр лицо руками и зарёкся не думать больше о Даше, не думать о прошлом. Не жалеть о том, что сорвался с места. Всё равно, как бы того ни хотел, рядом с Дашей мне не быть, к родителям не вернуться. Да и поступить по-другому не мог. Я желал счастья девушке, и стоило надеяться, что она в скором времени забудет повстречавшегося на пути парня. Забудет и встретит другого, который подарит ей счастье.

Я надел ножны, взял клинки и вышел на улицу. Поначалу не хотелось держать их всегда при себе, но Саня убедил. Лучше пожалеть о том, что взял, чем корить себя за то, что оставил. Странные свойства клинков я принял как должное, не пытаясь разобраться в том, как это работает. В конце концов, магия сродни электричеству, достаточно знать, что она есть и использовать её, когда необходимо.

Запомнив адрес дома, я отправился знакомиться с городом. В первую очередь хотел отыскать какое-нибудь место общепита, чтобы пообедать. Учитывая, что завтрак пришлось пропустить, аппетит был звериным. Первым заведением, попавшимся на пути, оказалась пиццерия. Как оказалось, не так уж далеко от центра города находился новый дом. На вывеске пластмассовый кусок итальянского пирога заманивал прохожих. Вот и я не смог пройти мимо.

Заказал пиццу и кружку пива. С деньгами расстался без особого сожаления. Вовсе не потому, что они были получены за "спасибо". Я никогда не считался с шуршащими бумажками, вне зависимости от того, заработал ли их сам или получил от родителей. Деньги — всего лишь средство для жизни. Зачем дрожать и размышлять, как их правильнее потратить? Тратить на то, чего хочется — вот мой принцип.

Я взял кружку разливного пива и отправился за столик дожидаться, когда будет готова пицца. От глотка прохладного напитка почувствовал лёгкость. Желудок с благодарностью заурчал. Чувствовал, что пришла пора обеда. Я занял место возле окна. На улице жители города спешили по своим делам. У меня дел не было. Я просто отдыхал.

Тамплиер. Рыцарь света. Воин веры. Я думал о прошлой жизни. Не чувствовал большой разницы между тем, что было тогда и тем, что вижу сейчас. Будто уснул на сотни лет и вновь проснулся. Разве что клинки заменили пистолеты, а золото — бумага. Рыцарь храма. Саня говорил, что помнящий за каждую жизнь изменяет мир. Что сделал я? Ведь ничего. Рядовой член ордена. Даже в битвах не участвовал. Стиль боя с двумя мечами так и не прижился в Европе. Значит, это тоже отпадает. Никаких тайн ордена я раскопать не смог. Совсем ничего… Я просто прожил жизнь. Не будь меня, мир не изменился бы. Может, Саня ошибается и помнящему вовсе не обязательно каждую новую жизнь что-то привносить в мир?

К моему столику поднесли пиццу. Ещё горячая. От аромата желудок предвкушающе заурчал.

— Сейчас накормлю, — успокоил я его и, согнув ломтик напополам, стал есть. Тесто просто таяло во рту, а начинка утоляла голод.

Я не заметил, как пицца была уничтожена, а пиво выпито почти до дна. Идти куда-то не было желания. Хотелось посидеть, подумать. Я купил ещё одну порцию пенистого напитка и вернулся за столик. Голод был утолён. Оставалось утолить любопытство. А это мог сделать только Саня, который обещал вернуться в квартиру лишь к вечеру.

Тамплиер. Ассасин. Интересная штука жизнь. Разве мог я подумать, что буду называть восточного воина союзником? Я не воспринимал Саню как друга. Слишком мало о нём знал. Союзник. Наиболее точное слово, которое описывало наши отношения.

Может, это смешно, но в глубине души я продолжал верить, что смогу вернуться к нормальной жизни. Смогу вновь обнять Дашу и вымолить у неё прощения. У меня получится, но сначала нужно победить нашего общего врага — пресекающих. Я надеялся на союзника, потому что он знал, как бороться с теми, кто не считается с чужими судьбами.

Клинки за спиной не мешались, я забыл о них на время обеда.

Ассасин. Восточный воин. У Сани внешность была далеко не восточной. Я попытался вспомнить, насколько сильно моя внешность в прошлой жизни отличалась от настоящей. Довольно серьёзно. Всё-таки тогда и время было другое.

По телевизору, подвешенному над потолком, шли региональные новости. Я бы не обратил внимания, если бы не знакомые пейзажи и надпись в углу экрана. Сюжет прибыл из моего города.

— Звук прибавить можно? — окрикнул я человека, стоящего за стойкой. Он кивнул и, достав пульт, добавил громкости.

— У нас есть фотография человека, которого обвиняют в совершении этих преступлений, — проговорил женский голос за кадром и на экране появился портрет Сани, — сейчас мы разбираемся с родственниками подозреваемого. Если вам что-нибудь известно о его местонахождении, сообщите об этом в отдел милиции.

Я допил пиво, слушая новость, а в голове лихорадочно генерировались мысли. Сердце сжалось в комок. Разбираются с родственниками подозреваемого. Хорошо сказано. Саня говорил, что вышел из-под контроля пресекающих лет в семнадцать. Сейчас ему уже за двадцать. Значит, больше трёх лет он не контактировал с родными. Нет, я не верил в то, что Саня преступник. Слишком много странного произошло за последние дни, чтобы поверить, что новый знакомый — обычный бандит. Меня волновало другое. Я был уверен в том, что пресекающие собирались разобраться с моими родными и именно на меня был нацелен сюжет. Не знаю, как часто его крутят по новостям.

Как они будут разбираться? Не важно. Ничего хорошего маме и папе это не принесёт.

Саня говорил, что пресекающие навестят моих родителей, чтобы они не поднимали тревогу из-за моей пропажи, но после этого сюжета я осознал — моим родителям, брату, всем близким людям угрожает опасность. Я не собирался отсиживаться в далёком городе, когда там происходит что-то страшное.

Выскочил из пиццерии словно ошпаренный. Спросил у прохожего, как далеко находится автовокзал. Оказалось, что добираться совсем недолго. Я внимательно выслушал, где и как стоит поворачивать, чтобы не заплутать. И, поблагодарив прохожего, сорвался с места.

Старался бежать по тропинкам, посыпанным песком, чтобы не приходилось притормаживать. Всё-таки дорога была довольно скользкой.

Я бросил всё, поехав с Саней. Ради чего? Чтобы изменить мир? Зачем его вообще менять? В нём всё хорошо! Ничего лишнего! Люди живут, работают. Что менять? Что можно изменить, прячась в городе, где механизм жизни отлажен умелыми людьми? Если и стоило что-то менять, то находиться нужно не здесь, а в местах, где разгораются войны. Вот единственные шрамы на планете! Вот где нужны герои! Не здесь! Там!

Уточнил дорогу у очередного встречного. Он подтвердил, что я на правильном пути.

Куплю билет. Вернусь домой и устрою разнос пресекающим. Мечи находились за спиной. Я чувствовал их.

Я не знал, как связаться с тайной организацией, где их найти, но меня это не заботило. Важно было вернуться в город. Защитить семью. Теперь, когда я в состоянии это сделать. Кто такие пресекающие? Люди, посягнувшие на особенных, на тех, кто не ровня им. Я был лучше. Лучше каждого члена этой организации.

Будучи молодым и не смышленым, поклялся защищать дорогих мне людей любым способом. Не собирался отрекаться от обещания, не хотел ждать. Санин план больше не устраивал. Я собирался встретиться лицом к лицу с каждым, кто посмеет решать мою судьбу.

Если бы кто-то из моих знакомых встретил меня, спешащим к вокзалу, он бы не признал во мне прежнего Лёшу. Глаза пылали холодной уверенностью. От каждой клетки тела исходила обжигающая решительность. Сохранить бы запал до встречи с пресекающими. Я знал, что уже через несколько часов успокоюсь. Поездка в автобусе сбавит пыл. Может, это и к лучшему, меньше дров наломаю.

Вокзал я заметил издалека. Трудно было спутать здание с надписью "Автовокзал" на фасаде с чем-то другим.

Я хотел пройти к кассам, но кто-то ухватил за плечо.

— Куда спешишь? — спросил Саня.

— Домой, — я сбросил руку нового знакомого с плеча.

— Я видел сюжет. Это фальшь, — шептал Саня, отводя меня в сторону от глазевшего народа. — Всё, что я тебе рассказывал — правда. Неужели ты поверил, что я просто преступник, который бежал из города? Зачем тогда брать тебя с собой? Откуда бы я взял необычные клинки? А прошлое? Ведь ты вспомнил его!

— Как ты нашёл меня? — холодно спросил я.

— А куда тебе ещё идти, чтобы вернуться в город? Только на вокзал. Я как увидел новости, сразу сюда.

— А если бы я не смотрел телевизор?

— Просидел бы до вечера и вернулся б в квартиру, — огрызнулся Саня. Его начало выводить из себя подобное развитие событий.

— Я верю, что ты не преступник. Мне просто нужно вернуться.

— Зачем? Тебя ж убьют, — шипел Саня.

— Не из-за тебя ли?

— Может быть, и из-за меня. Вот только ни ты, ни я не знаем, что могло произойти, не будь меня. Ты бы рано или поздно вспомнил прошлое, а потом что?

— Не знаю, — сдался я, но уверенность вернулась довольно быстро. — Не важно. В любом случае, они бы не стремились меня убить. Просто оградили бы от возможности изменить мир. Не пытайся меня остановить. Пресекающие в сюжете пригрозили разобраться с нашими родственниками. Я не могу этого допустить.

Саня улыбнулся, как будто на него снизошло вдохновение.

— Они не тронут твоих родных. Не в их правилах.

— Откуда тебе знать? — разозлился я пуще прежнего. — Ты своих родных давно видел?

— Успокойся, — оборвал истерику Саня. — Это их принцип. Они уверены, что работают на благо страны. Обычных людей стараются не трогать. Только в крайних случаях. Их цель — помнящие.

— Принципы? Где ты видел людей, которые до сих пор верны принципам?

— Скажем, я сейчас вижу такого человека перед собой. В зеркало когда заглядываю — тоже вижу.

Я осёкся. Саня был прав. В конце концов, он знал пресекающих лучше меня. Бегал от них не один год. Должен был исследовать психологию врага вдоль и поперёк. Весь мой пыл будто испарился. Теперь я осознавал глупость положения. Вернулся бы в город, и что?

— Мне нужно связаться с ними. Хоть как-то.

— Устрою, — сдался Саня, после минутного раздумья. — Только сейчас вернёмся домой. Каждый второй житель этого города будет ассоциировать моё лицо с преступником, который вырезал не одну семью.

— Хорошо, — я кивнул, признавая правоту Сани.

Мы сели в машину. Чувствовал себя подавленно. Не был уверен в том, что сделал правильный выбор. В конце концов, решил чуть позже расспросить Саню о дальнейших планах, чтобы решить — быть рядом или идти своим путём. Не сомневался, что мне по силам действовать в одиночку. Много лет назад я предпочитал сражаться именно так, не отвечая за спину другого.

— Сейчас в квартиру? — спросил я, решив отложить все разговоры на потом.

— Не совсем, — ответил Саня. — Я обещал прикупить тебе новый телефон. Оформим оператора на мой паспорт.

Глава 10

Телефон я выбрал не самый плохой. Похожий на тот, что выбросил из окна машины Саня. Смартфон из музыкальной линейки производителя. Всё-таки что бы ни происходило в жизни, а меломана во мне убить довольно сложно.

После покупки трубки решил потратить Санины деньги в своё удовольствие. Раз уж придётся находить развлечения в незнакомом городе, пусть это будут любимые дела.

Мы заехали в книжный магазин, а затем я закупился компакт-дисками любимых исполнителей. Заметив ассортимент из рэп-альбомов, Саня пригрозил, что не переваривает сие направление музыки, и при нём это лучше не слушать. Я кивнул, не особо возникая. О чём спорить с человеком, который выстраивает мнение на общеизвестных стереотипах? Понты, наркотики, шикарные машины, полураздетые и раздетые женщины, оружие, деньги. Вот о чём рэп-песни. Большинство в этом уверено и никогда не задумывается, что может быть по-другому. Сам когда-то так считал. Для большинства рэп — это музыка подростков, которые самовыражаются, кидая зарифмованные понты. Многие судят о культуре в целом по двум-трём исполнителям. Раньше пытался доказывать, что культура держится на других вещах, но вскоре убедился, что это бесполезно. Рушить стереотипы людей — занятие неблагодарное. Встречая человека, который не чурается вдребезги разбивать очередное устоявшееся мнение, испытываешь настоящее удовольствие.

Конечно, есть и такие люди, которые отторгают рэп-музыку далеко не из-за стереотипов. Просто не нравится. Слушали сами, признавали, что это далеко не такая чушь, как о ней говорят, но лишь закреплялись во мнении: не моё. Саня был явно не из таких. Это заметно.

В книжном я довольно долго ходил возле стеллажей. Не знал, что взять. Посоветоваться было не с кем, продавец, к сожалению, в фантастике не ориентировался. В конце концов, купил пару книг, которые приглянулись просто по обложке и названию, а также решил перечитать классику отечественной фантастики. Произведение мэтров о покорении Венеры. Я помню, как поразила меня книга после первого прочтения. Как восхитили герои, покоряющие неприступную планету ради огромного шага для человечества. Наверное, именно тогда я впервые разочаровался. Тогда я впервые задумался о том, что в наше время герои не нужны. Они нужны были, когда человечество жило космосом. Теперь — нет. Мне казалось, продолжи люди рваться к новым планетам, ничего бы не исчезло. Но нет… Мы забыли о звёздах, испугавшись за свои жизни. Герои исчезли и космические программы свернули. Разработать безотказный космический корабль сложно, а людей, которые готовы рискнуть, поставить на карту всё ради человечества, осталось слишком мало.

Когда всё было куплено, мы поехали в квартиру. Я упорно не желал думать о ней как о доме.

Скопировав песни с дисков на телефон, я пустил за ноутбук Саню. Он сказал, что хочет кое-что попробовать. Как бы там ни было, в этой жизни он был неплохим программистом. Не знаю, что он пробовал, но я решил не мешать. Захочет — сам расскажет.

Решил, что когда отойдёт от ноутбука, пристану к нему с расспросами. Постоянно откладывал их, будто боялся услышать нечто такое, что не понравится мне. Сам уселся в кресло, отгородившись от внешнего мира наушниками.

Через три-четыре трека Саня, оторвавшись от экрана, окликнул меня. Я снял наушники и посмотрел на союзника, как я продолжал его называть.

— Иди сюда, — повторил Саня. — Будет тебе связь с родными. Позвоним, используя интернет, скрыв IP-адрес. Сильно разговор не затягивай, чтобы пресекающие вскрыть обманку не успели.

Я соскочил с кресла и занял место, которое уступил Саня. Набрал на клавиатуре домашний номер телефона, одев наушники с микрофоном. Прежде чем трубку подняли, я услышал три длинных издевающихся гудка.

— Да, — услышал я мамин голос.

— Мам? — спросил я, понимая, что не знаю, о чём говорить.

— Простите? — ответила она.

— Это Лёша, — пояснил я.

— Вы, кажется, ошиблись номером, — услышал я в наушниках, прямо перед тем, как голос сменили короткие гудки.

Я непонимающе посмотрел на Саню. Он не слышал нашего разговора, но понял, что ничего хорошего не произошло. Может, пресекающие оклеветали меня, и мама отказалась от сына? Бред. Она не из таких. Не поверит чужим словам.

Я попытался повторить набор номера и расспросить маму, что случилось, но Саня схватил меня за руку.

— Совсем дурак? Нас найдут!

— Плевать! Мама не узнала меня. Нужно перезвонить.

Саня замешкался, но всё-таки отпустил руку. Без промедления пальцы забегали по кнопкам клавиатуры. Код города. Номер телефона. Гудки в наушниках.

— Алло, — вновь ответила мама.

— Только не клади трубку, нужно поговорить…

— Молодой человек, — оборвала меня она, — у меня один сын и сейчас он сидит возле меня. Это глупый розыгрыш.

Я на секунду замолчал. В словах мамы не было ни холода, ни гнева. Она не злилась. Мама меня попросту не знала. Забыла. От осознания подобного в горле пересохло, а все заготовленные фразы потеряли актуальность.

— Дай трубку Ване, — проговорил я.

Мама не ответила, а через мгновенья в наушниках раздался шорох.

— Да, — проговорил Ваня.

— Привет. Узнал?

— Нет, — нерешительно протянул младший брат.

— Отлично! Меня Лёша зовут. Я брат твой старший.

Короткие гудки. Ваня повесил трубку. Он не любил поддерживать телефонные розыгрыши. Как, собственно, и я.

Я посмотрел на Саню. Видимо, моё лицо его встревожило. Не спеша стянул наушники.

— Может, воды? — предложил он.

— Лучше водки.

Саня вытаращил на меня глаза. Не знаю, что он себе нафантазировал в последующие несколько секунд.

— Шучу, — проговорил я с каменным лицом. — Ни мама, ни Ваня меня не узнали. Не понимаю, что происходит, — я пожал плечами. Думаешь, я скоро проснусь?

— Это не сон, — улыбнулся Саня. — Могу тебя заверить.

Глава 11

Хотел позвонить Даше, но не знал её номера. Он остался в прошлом телефоне. Появилась мысль связаться с друзьями, узнать, помнят ли они. Но Саня не позволил. Я и без того рисковал, позвонив второй раз маме.

Мы не могли знать, вычислили ли наше местоположение пресекающие, могли лишь надеяться, что им это не удалось. В любом случае, за моим домашним телефоном они точно следили. Не могли не следить, если желали разыскать нас.

Почему и мама, и Ваня меня не узнали, я не понимал. На этот вопрос не смог ответить и Саня. Было в сложившейся ситуации что-то зловещее, пугающее. Теперь я потерял надежду вернуться к прошлой, обыденной жизни. Прошлое меня забыло, выкинуло за ненадобностью.

Я быстро смирился с подобным расположением вещей. Понимал, что поздно сожалеть. Решил, что так даже лучше. Ни мама, ни Даша — никто из близких не будет переживать о моём исчезновении. Я не исчезал. Меня просто не было.

Весь вечер слушал музыку, отвернувшись к стене. В голове не было ни одной мысли. Саня потрепал меня за плечо. Что-то сказал. Я ответил:

— Всё хорошо. Не трогай меня пока. Завтра поговорим.

Больше он не подходил.

Несмотря на то, что я не ел довольно долго, голод не мучил. Завтра с утра буду готов съесть слона. Сегодня — не хочу ничего.

Я не вспоминал маминых слов. Боялся сойти с ума. В голове кружились лишь строки из любимых треков. И музыка. Строки. Музыка. Бит. Больше ничего.

* * *

До полуночи я лежал и слушал музыку. Песни повторялись по третьему и четвёртому разу. Снял наушники. Прислушался. Саня спал. Мысли не заполонили голову, как я боялся того. Просто пришло осознание, что отступать более некуда. Теперь только вперёд. Поставить палки в колёса тем, кто уничтожил моё прошлое, настоящее и будущее. Теперь пришла пора писать новый сюжет. Завтра я проснусь и поговорю с Саней. Поговорю о том, что будем делать. Отложил телефон на тумбочку, разделся, вновь повернулся лицом к стенке и уснул. Быстро. Боялся остаться наедине с мыслями, которые в очередь выстроились, чтобы проникнуть в разум. Я их не пускал. Нельзя пускать, иначе прямая дорога в дурдом.

* * *

Проснувшись, я услышал, как на кухне трещит масло. Саня что-то жарил. Не то чтобы я сомневался в его кулинарных способностях, но жизнь ассасина, военного, а после программиста и повстанца вряд ли могла научить особым кулинарным премудростям.

Преодолевая сон, встал и прошёл на кухню. Как я и думал. Яичница. С жареной колбасой. Впрочем, не худший завтрак, тем более, если ты давно не ел.

— Есть будешь? — спросил Саня, посмотрев на меня. Он не знал, как со мной разговаривать, стоит ли затрагивать вчерашнюю тему. Хотя я не сомневался, он хочет её обсудить.

Я кивнул и отправился умываться в ванную.

— Там тебе щётка есть. Новая. Твоя — красная, — крикнул Саня, когда я прикрыл за собой дверь.

— Хорошо, — ответил я, отыскав стакан с зубными щётками на полке.

Не так уж и плохо, если забыть о том, что единственный человек, который тебя знает — Саня. И это после семнадцати лет жизни. Я осклабился, оглядев в зеркале почищенные зубы. Будь что будет, поздно сожалеть о том, что случилось. Винить одного лишь Саню в произошедшем — нельзя, он хотел как лучше. Ровно как и пресекающие, они тоже уверены в правильности действий. И я буду уверен. У каждого своя правда, посмотрим, чья окажется живучее.

Вытерев лицо махровым полотенцем, висящим на двери, я вернулся в комнату и оделся. После сна на душе стало легче.

Во время завтрака Саня мельком поглядывал на меня, как показалось, чересчур часто.

— Если хочешь спросить меня о чём-то, валяй, — проговорил я, когда это порядком надоело. — Я в норме.

— Да не о чем особо спрашивать, — ответил Саня, ковыряя вилкой яичницу. — Ты вряд ли знаешь то, что непонятно мне. Меня только интересует, что ты теперь делать собираешься?

— А что делать? — разжевал я колбасу, — выслушаю твои идеи по борьбе с пресекающими и решу, буду ли в этом участвовать.

— А если не будешь? Чем займёшься? Возвращаться в город нет смысла.

— Не факт, — ответил я. — В городе находится большинство пресекающих, ты сам говорил.

— То есть будешь бороться с ними в одиночку, по-своему?

— Да, — подтвердил я. — Закрыть глаза на то, что они не пойми что сделали с близкими — точно не смогу.

— Знаешь, я сегодня утром связался со своими родными. С момента выхода из-под контроля пресекающих с ними не контактировал вообще. Они меня тоже знать не знают. Не было вовсе у них сына.

— И что думаешь?

— Я ошибался. Слишком много непонятного. Вычеркнуть из памяти человека — это не просто гипноз какой-нибудь. Чувствую, что почти ничего не знаю о пресекающих. Я теперь допускаю, что на них некоторые из наших работают.

— Из помнящих?

— Да, — кивнул Саня, отпивая чай из кружки.

— Планы из-за этого поменялись?

— Нет. Всё по-прежнему. Просто обидно… Почему некоторых они не трогают, а даже берут к себе работать? Другие же вынуждены мириться с ужасной судьбой или проводить жизнь в бегах. Поверь, эта организация серьёзная. Они могут найти помнящего где угодно. Через месяца два, если мы не предпримем что-нибудь, на нас уже выйдут. Абсолютно точно.

— Значит, нужно что-то предпринять, — сказал я, допивая чай, — выкладывай свои планы.

— Чёткого плана нет. Я лишь хочу стать героем. Уменьшить количество тварей в этом мире и сделать как можно больше хорошего. Чтобы у подростков появился идеал, на который они равнялись и смотрели с огнём в глазах. Вместо того, чтобы подражать гадам, которые идеалами провозгласили анархию и богатства.

— Понятно… — протянул я и, собрав посуду со стола, свалил её в мойку. Пока я оттирал тряпкой жир, в моей голове копошились мысли. Всё-таки я надеялся на что-то более определённое. Хотя идея не самая плохая. Сам желал чего-то подобного. А после того, как похоронил мечты о взаимной любви, желание сделать мир лучше стало единственным.

— И каким будет наш первый шаг? — спросил я, когда с посудой было покончено.

— Я уже говорил: чуть-чуть подождать. Сейчас минимальная новость дойдёт до пресекающих. Через недельку-другую они большей частью будут надеяться на свои каналы, которые небольшие подвиги могут пропустить мимо ушей. Если мы совершим что-то более серьёзное, нам будет не так страшно. Во-первых, они могут отвалить от нас просто потому, что мы встали на сторону добра — это будет неоспоримый факт, а во-вторых… — Саня замолчал.

— М? — поторопил я союзника.

— Да в этом и проблема, — пробормотал Саня, как провинившийся подросток, чей план скрыть двойку не удался, — нет никакого "во-вторых". Я свято верил в то, что для пресекающих забота о мире — первостепенная задача. То бишь, убедившись в том, что мы не собираемся портить мир, они отстанут от нас. Я считал, что пресекающие меняют судьбы даже добрейших помнящих лишь потому, что каждый ангел может пасть. Понимаешь?

— Вроде того, — неуверенно проговорил я.

— Теперь я в этом совсем не уверен. Оказалось, что за долгие годы я не смог узнать ничего об этой организации, даже сумев проникнуть в их архивы. Может, они всех помнящих контролируют, потому что даже позитивное развитие мира их не устроит. Возможно, им необходим застой в развитии. Может быть и так, что пресекающие созданы для того, чтобы лишь люди двигали прогресс. Обычные люди, не помнящие.

— Тяжёлый случай. Ты прожил две с лишним жизни и понадеялся, что от тебя попросту отстанут? Ты прожил лет двести и не понял, что добро — понятие субъективное? То, что тебе кажется правильным, для пресекающих может быть недопустимым.

— Знаю я, — кивнул Саня. — Мне просто надоело менять мир, даже не понимая, в какую сторону сдвигается равновесие. Не осознавая, что я изменяю в нём.

— Я не уверен в том, что помнящий каждую жизнь что-то привносит в этот мир. Твои две жизни ничего не изменили, моя жизнь воина-тамплиера — тоже. И дело не в том, что мы этого не замечаем, дело в том, что мы ничего не меняем.

— Тогда зачем пресекающие контролируют нас? — не понял Саня.

Я усмехнулся. И этот человек был старше меня на несколько десятков лет.

— Просто потому, что мы уникальны. Мы способны на большее. И организация пресекающих боится этого. Боится, что мы пустим свой талант в неправильное русло. Они решили, что проще погасить особенность, чем допустить нечто. Вот ты сказал, что хочешь уменьшить количество тварей. То есть убить их?

Саня кивнул, уловив суть моих рассуждений.

— А кто тебе сказал, что пресекающие согласны с тобой? Возможно, для них жизнь даже самого последнего гада — это жизнь человека, которую следует защищать. Может быть, для них убить преступника — не значит решить проблему. Это же демократия. Жизнь важнее всего. Понял?

Саня улыбнулся:

— Да… Вот я и зашёл в логический тупик. Разворачиваюсь, а там ты. И взгляд будто говорит: "Ну, я же объяснял…". Боюсь, это я вынужден у тебя спросить: что будем делать?

— Нужно подумать. Твоя идея хороша. И я не понимаю, что тебя в ней смущает. Мы помнящие. Смерть нам не страшна, она не прекращает жизнь, а позволяет переродиться через некоторое время. Если же мы станем героями, мы изменим мир вне зависимости от того, суждено нам это или нет. Смерть для нас — лишь кратковременный сон.

— Твоя логика меня пугает, — опустил взгляд Саня, — ты совсем не похож на того парня, с которым я познакомился несколько дней назад.

— Я прожил на тридцать два года больше и потерял привязанность к этой жизни. Мне нечего терять. Согласись, было бы странно, если бы я остался прежним весельчаком.

— Соглашусь, — кивнул Саня, — уже в который раз, соглашусь… Но есть ещё одно НО.

— Какое? — спросил я.

— Пошли в комнату, — предложил Саня, — на табуретке сидеть надоело.

Я пожал плечами и отправился вслед за союзником. Теперь, наверное, единственным другом.

— Нам придётся убивать. Вне зависимости от твоей прошлой жизни первый раз сделать это будет довольно сложно.

— Я смогу, — твёрдо отрезал я, усаживаясь на диван. — Хоть и не убивал в прошлой жизни.

— Кстати, насчёт неё, — вспомнил Саня, — я же обещал показать тебе досье на жизнь Тамплиера.

— Давай. Будет интересно почитать.

— Оно в машине, подожди минуту. Сейчас вернусь. Хотя там нет ничего интересного, — крикнул Саня из коридора, завязывая шнурки на кроссовках. — Никаких цитат, точных данных. Всё размыто. Оно составлялось по рассказам видящих. Те, в свою очередь, строят их на том, что узнали от тебя.

— От меня?

— Да. Не знаю как. Точно так же как они не знают, как мы помним прошлые жизни, — Саня вышел из квартиры, а я подумал, что они вполне могут знать больше нас, даже о таких, как мы, о помнящих. Я потерял желание сталкиваться с пресекающими лицом к лицу. Они наверняка превосходили нас. Они были лучше нас. Могли стирать память людей, накладывать на вещи магию, видеть прошлые жизни помнящих. Что ещё? Страшно даже подумать. Только вот о своих предыдущих жизнях они не знали и за это не любили нас.

Часть 2. Становление

Глава 1

1942 год, июль. Германия.

В небольшом лесу, раскинувшемся на берегу реки, затаились три человека. Они наблюдали за небольшой деревянной постройкой в сотне метров от них. На лавочке, возле её двери, восседал солдат фашистской Германии. Этого ни с кем не перепутаешь. Он курил, неспешно затягиваясь и посматривая куда-то в небо.

— Считают, что в безопасности, — проговорил один из наблюдателей, передавая бинокль следующему.

— Меня больше интересует, — прошептал другой, покусывая травинку, — что в этом домике. Он далековато от ближайших поселений находится. Может, склад какой? Как-никак прямо возле железной дороги.

— Всё может быть. Народу там — человек шесть. Вечером подберёмся ближе и выясним что к чему.

— Это верно, Санька, — кивнул солдат, опуская бинокль от глаз. — Выясним, что там, и после на подрыв моста. Шуму мы здесь всё равно наделаем, так хоть любопытство утолим.

— А может, и лишим этих гадов важной стратегической точки, — ехидно улыбнулся тот, кого назвали Саней.

— Ты варежку не разевай. Смотри, как охраняется! Вряд ли там что-то серьёзное.

— Для постройки чуть больше сарая подобный гарнизон — роскошь. А то, что расположение не самое лучшее, так кто его знает, для каких целей оно используется. Сам подумай, на фотографиях, что разведчики выдали, этот сарай вообще неприметен, он с землёй сливается. Чую я, не зря, ох, не зря он здесь стоит.

— Вечером узнаем, а пока отойдём подальше. Давайте за мной! — скомандовал старший.

Двое подчинённых отползли в глубь леса вслед за командиром.

* * *

Вечером, когда солнце стало уходить за горизонт, трое солдат советской армии стали подбираться к постройке. За последнее наблюдение никто оттуда не вышел. Равно как и движение в окнах прекратилось. Командир, чуя неладное, приказал разведать, что там происходит. Пленных брать лишь в том случае, если будет подобная возможность без риска для ранения одного из членов группы. В остальном же убивать каждого, не разбираясь, солдаты там или женщины с детьми. Всё одно — фашисты. Здесь война, а не вечер солидарности.

Просто забыть о постройке было нельзя — она находилась слишком близко к мосту. Когда оказались возле дома, заняли оговорённые места. Двое возле входа, один рядом с окном.

За стеной было тихо. Никаких шагов или голосов.

Солдат резко распахнул дверь и замер у входа. Внутри не было никого живого. Совсем никого. Но от того, что он там увидел, стало дурно. На полу в неестественных позах, изрезанные лезвиями, лежали фашисты. Пол был залит кровью, ковёр лежавший в центре, пропитался ею до последней ниточки.

— Иисус Христос! Что здесь произошло! — воскликнул командир, входя в помещение.

Внутри не было почти ничего. Столы, стулья, шкафы с продовольствием. Ничего важного, из-за чего стоило бы строить хибарку возле железной дороги.

— Не знаю, кто это сделал, — проговорил Саня, — но не сомневаюсь, кто бы это ни был — он наш союзник.

— Союзник? Он мясник какой-то! Тебя так порубают!

— Я — не они. Меня не за что, — огрызнулся Саня.

— А их за что? — спросил диверсант.

— Они в чужие государства вторгаются. Они нападают на других, а не мы.

— Но не так же! — разглядывал солдат изрезанные тела.

— Кровь стекает куда-то, — задумчиво поглядел на пол командир, — слишком мало её здесь для таких ранений.

Саня откинул коврик. Под ним оказался деревянный люк.

— Спуститесь, посмотрите что там. Только аккуратно, — отдал приказ командир.

На младшего сержанта стало больно смотреть. Он скис, побледнел. Не сказать, что был трус. Приказы никогда не обсуждал, но сейчас очень хотелось. Одно дело умереть, защищая Родину, и совершенно другое, вот так, изрезанным, в невзрачном домике.

Саня, не задумываясь ни на секунду, открыл крышку люка и спустился по железной лесенке вниз. Младший сержант последовал за ним.

Снизу раздался довольный присвист.

— Что там? — окликнул командир подчинённых, готовый спуститься вслед.

— Склад, — ответил Саня. — Не знаю, для чего он здесь, но боеприпасов целые ящики.

* * *

На территории Германии в последнее время взрывы гремели один за другим. Война. По-другому не могло быть.

Два грома, разрывающих перепонки, раздались в одном месте, уничтожив железнодорожный мост и склад боеприпасов. Лишь трое наблюдали за этим неимоверно красивым зрелищем. Когда обломки, вылетающие из огня, падают в реку. Обломки, символизирующие ещё один небольшой шаг к Великой Победе. Никто не знал, наступит ли она, но чем больше сделать шажков, тем ближе будет эта желанная Победа. Чем больше вера, чем больше отдача, тем ближе оно — поражение врага.

Война — это страшно, но когда тебя вынуждают взять в руки оружие, ты получаешь удовольствие от успеха. От неудачи противника. Потому что он пришёл к тебе, а не ты к нему. Потому что ты знаешь — правда за тобой.

Саня смотрел, как пепел и труха разносятся по воздуху, как пламя держится возле места взрыва, а мысли уносили в будущее. Он ждал время, когда сможет нанести очередной удар по врагу, когда вновь пустит клинки и навыки ассасина в бой. Он рождён в этой стране. Обязан и должен защищать её от всякого, кто посмеет ступить на её землю с оружием в руках.

* * *

1943 год, август. Германия.

Звуки выстрелов. Каменная крошка, сыплющаяся со стен, и ощущение безысходности. Младший сержант Тихомиров и его командир сидели возле стены, прижимая к груди автоматы. Патроны закончились. Боевой товарищ убит. Немцы вот-вот войдут в здание и возьмут в плен. Или убьют. Непонятно, что лучше.

Они были одеты в форму немецкой армии. Двое суток жили в городе, разведывая обстановку перед решающим ударом. Перед убийством одной из фигур на шахматной доске в партии, начавшейся в 41 году.

Где-то на первом этаже раздались шаги. Они сидели на пятом. Сначала хотели бежать, но командир понял, что занятие это бесполезное. Снаружи несколько десятков немцев. Они — советские солдаты — в их городе. Они не успели на встречу. Им не уйти из города живыми. Да что там… Даже из этого дома не уйти.

— Дмитрий Васильевич, — положил руку на плечо Саня, — нужно уходить…

Командир усмехнулся. Сколько всего они вместе прошли? Сколько проблем фрицам устроили? Уже не подчинённый. Друг.

Немцы преодолели первый этаж. Выстрелы прекратились. Теперь шорох шагов слышался отчётливо. Осторожно поднимаются. Не верят, гады, что нет больше патронов!

— Дмитрий Васильевич, — Саша сжал плечо рукой, с огнём в глазах нашёптывая слова — времени нет, я потом всё объясню. Спрячьтесь там, — указал солдат на соседнюю комнату, вам нельзя возле лестницы.

— Ты их голыми руками собираешься?

— Не важно. Я сомневался — и потерял друга, — он перевёл взгляд на мертвого сержанта, — больше сомневаться нельзя. Я позже объясню. Просто спрячьтесь и приготовитесь исполнять мои команды. Постараюсь вывести нас отсюда.

Командир не поверил. Думал, что тот сошёл с ума, но всё же исполнил просьбу. Немцы уже добрались до четвёртого, ещё чуть-чуть — и стволы автоматов уставятся на Саню. Он ждал врага, положив руки на клинки, висящие на поясе. Судя по шороху, их шестеро. Идут двумя группами. До смешного нерешительно продвигаются! Они же у себя в стране! На своей территории! На лице Сани появилась улыбка, в следующее мгновенье он скрылся. Спрятался. Так, что случайным взглядом и не заметишь.

Немцы, заметив, что на лестничной площадке никого нет, забежали, прижавшись к стенам возле дверей. Сейчас часть повернётся спинами, шаря прицелом автомата по комнатам. В одной из них командир. Нельзя торопиться. Нельзя медлить.

Клинки рассекли воздух и первый фашист, захрипев, упал на землю. Второй удар. Третий. Люди падали, не успевая осознать, кто нанёс смертельную рану. Клинки не останавливались, Саня делал молниеносный прыжок и наносил очередной удар. Ни один из противников не успел нацелить оружие на ассасина. Александр был быстрее немцев. Сталь меча была опаснее патронов, быстрее их. Клинку не нужен порох, ему нужна уверенная рука и холодный разум.

Саня спустился на этаж ниже. Там никого не было. Глупо. Но для Сани — на руку. Сможет выиграть время. Он вернулся к Дмитрию Васильевичу.

Командир выглянул из-за угла. Он смотрел на лежащих немцев, на клинки в руках друга и начинал понимать, откуда взялся мститель, сопровождающий их во всех заданиях. Чем чаще он видел изрезанные тела врага, тем больше верил в мистику, в призраков. Сейчас мститель стоял перед ним. Саня — человек, хладнокровно режущий врагов. Человек, способный уничтожить десяток настороженных немцев. Мистика.

— Да, — кивнул Саня, — это я их убивал. Нет времени объяснять. Выберемся — тогда. Если выберемся… Я привык отвечать лишь за свою спину, когда держу в руках клинки. Будет сложно, но попытаться стоит.

Командир нерешительно кивнул, пытаясь уложить в голове всё происходящее.

— Дом в окружении. Мечами здесь не помочь, — проговорил он. Нас расстреляют прежде, чем высунем нос.

— А на что нам автоматы? — спросил Саня, указывая на оружие мёртвых солдат. На лице играла самодовольная улыбка.

* * *

Саня с командиром по чердаку перебрались в другой подъезд. На улице было затишье. Немцы не слышали выстрелов, а значит, считали, что всё идёт по плану. Друзья оставили тело младшего сержанта в чужой квартире, на чужом полу. Они были на вражеской территории. Как бы ни было больно, но пришлось его оставить. Нужно было выбираться самим.

Забрали документы, чтобы доложить о кончине друга в командование. Если вернутся домой…

Времени было мало. Противник вскоре потерял терпение и вошёл в дом. На пятом этаже он обнаружил изрезанные тела военных. Раздались предупредительные выстрелы. Теперь все знали, что советские солдаты бежали. Ещё чуть-чуть, и дом окружат.

Когда раздался выстрел, командир выпрыгнул из окна первого этажа, но перед тем дождавшись, когда дозорный, убитый Саней, упадёт на землю.

Вокруг ни души. Все немцы находятся с той стороны дома. Возле входа в подъезд.

Фрицы поймут, какую досадную ошибку допустили, когда будет поздно. Когда два советских солдата смогут сбежать из города. Из немецкого города.

* * *

— И когда ты вспомнил? — спросил командир, когда Саня рассказал, откуда он умеет так обращаться с холодным оружием.

— В семнадцать. Незадолго до войны. Когда объявили о том, что на нас Германия напала — вызвался идти в диверсанты. Упрашивал, чтобы одного на задания пускали, но сказали, что нужна группа. Рассказать им о способностях не смог. Не был уверен, что, узнав, отпустят на войну.

Двое советских солдат шли по германскому лесу. Им удалось убежать из города. До Польши идти несколько суток. Благо город, в котором выполняли задание, находился не так далеко от границы.

— А нас посвятить не мог?

— Нет. Не знал, как отреагируете. Я и сейчас рассказал, когда уже нельзя было молчать. Когда Васька погиб. Рассказал бы раньше, глядишь, и выбрались бы. Без жертв… — склонил голову Саня.

— Ладно. Не вини себя. Это война. Здесь постоянно умирают. Мы, может, благодаря тебе только воевали долго.

— Почему воевали? Ещё повоюем!

— Совсем не обязательно, — покачал головой командир, — сначала нужно будет доказать, что нам удалось боем вырваться из города, что мы не сами сдались, а после, как шпионы, вернулись домой.

— В командовании же знают, что мы бы не стали, — с напором возразил Саня.

— Ничего там не знают. Нам ещё повезёт, если рано или поздно докажем, что мы всё те же — советские военные. Сейчас с этим строго. Пока не будут уверены — будут под замком держать. Будь уверен.

— Вы-то откуда знаете?

— Друга в концлагерь упекли из-за какого-то небольшого подозрения. А он, как и мы, голову за Родину готов был сложить.

— Так, может, не стоит домой возвращаться? Останемся здесь? Будем убивать немцев, пока живы. Так больше пользы Союзу принесём.

— Нет. Не останемся. Чем раньше вернёмся, тем больше шансов, что не упекут и поверят. А выполняя приказы командования, мы больше пользы принесём. Диверсанты тем и двигают войну, что уничтожают важные точки противника, а не каждую, что попадутся на пути.

— Да я знаю, — кивнул Саня.

Они продолжали идти по лесу. Осторожно. Постоянно оглядываясь и переговариваясь, чтобы не сойти с ума. Не забывали, что идут по территории врага. Не забывали…

* * *

На четвёртые сутки пути, когда в горле пересохло, а последний раз фляги наполнялись тысячи шагов назад, раздался оглушительный выстрел. Саня молниеносно рухнул на землю. Они уже вышли на территорию Польши! Они вышли на территорию союзников! Кто смеет стрелять по ним, по солдатам советской армии?

Командир лежал рядом. По груди растекалось багряное пятно. И только сейчас Саня понял, какую глупую ошибку они совершили! На тело Дмитрия была надета немецкая форма, потрепанная, грязная, но форма врагов, о которой они начисто забыли. Сначала радуясь побегу из города, затем желая выбраться с немецкой территории. Мундиры были сброшены сразу, а про остальное позабыли.

— Свои! Грёбаную дивизию! — закричал что есть мощи Саня, выплёскивая всю злостью. Злость на себя, на солдат, которые даже не разобрались, кто идёт. — Я поднимаюсь! И только попробуйте выстрелить ещё раз! Я вас всех под трибунал! Вашу матушку!

Командир умирал. Не дожить ему до госпиталя. Рана довольно серьёзная.

— Саня, — прохрипел командир, кровь смочила его горло и вытекала изо рта, — не смей никому говорить о том, что помнишь. Никому. Только не в этой стране.

— Да что же вы! Из-за придурков, — чуть не заплакал Саня, — которые настолько немцев ненавидят, что стреляют во всякого, не разобравшись?

— Нет. Ты был прав. Ты больше пользы стране принесёшь, если никто не будет знать о твоей уникальности. Пусть все думают, что ты обычный, — командир закашлялся, кровь брызнула изо рта на зелёную траву, — так спокойнее. И для тебя, и для страны…

Командир с невероятным усилием прикрыл глаза и замолчал.

— Вот и ещё один человек сказал последние слова в своей жизни, — подумал Саня. К нему уже подходили советские солдаты. Автоматы не опускали, не верили, что свой. И ещё долго могут не поверить. Кто знает, сможет ли ещё перерезать глотку хоть одному врагу? Кто знает?…

Глава 2

2008 год, декабрь. Россия.

Я шёл по улице, наслаждаясь свежим воздухом. По левую сторону от меня находился бетонный дом. По правую — хвойный лес. Маленькие города. Если бы только эти леса, близкие к городу, не загаживали мусором.

Стать героем. Как же это абсурдно, сложно и желанно. Быть примером для тысяч людей. Многие этого хотят. Хотя быть плохим — гораздо проще.

Стать героем, находясь в маленьком, провинциальном городе. Наверное, это сложно. Здесь редко происходит то, что трогает умы и души людей. Хотя, если произойдёт, волной заденет души не только местных жителей. Всех граждан страны.

Со стороны леса до моих ушей донёслись повизгивания, поскуливания и погавкиванья. Жалобные стоны перекликались со злым рыком. Где-то среди деревьев, вне сомненья, развязалась схватка между псами.

Ноги понесли в сторону леса. В другой раз я бы даже не остановился, но не сейчас. Жалобное скуление задело за живое. Не понимал, зачем иду на визг, но клинки за спиной придавали уверенности. Не знал, что лучше: избавить слабую беднягу от страданий или покончить со зверствами сильной. Это природа. Дикий мир. Здесь не действуют человеческие законы о милосердии, здесь, как в экономике, сильный грызёт слабого, не давая ему надежды на спасение.

Заметив двух псов, я без особого колебания принял решение. Клинок вылетел из-за спины и раскроил череп собаке, вцепившейся в горло противнику. Хватка пса ослабла, тело обмякло. Потрёпанная собачка неуверенно встала на лапы. Она прихрамывала и смотрела на меня с благодарностью. Немецкая овчарка. Небольшая, даже не взрослая. Одного взгляда хватало, чтобы понять — дворняга. Люди стали выгонять на улицу даже породистых собак.

Старался не смотреть на обездвиженное тело второй собаки.

Почему я выбрал слабого? Спас обречённого? Не знаю. В душе стало пусто, как будто оттуда съехали старые хозяева, а новые ещё не привезли ничего. Не потому, что убил, а потому что влез не в своё дело. Это их мир — мир дикой природы. Неправильно это было. Наверное…

Собака смотрела на меня, будто с пониманием, слегка склонила голову.

— Не стоит жалеть о поступках. Верно? — спросил я.

Овчарка, прихрамывая, подошла к моей ноге и села.

Душу заполнили смешанные чувства. Признаёт спасителя?

Тоже мне, спаситель! Убил собаку, которая даже не смогла оказать сопротивление. Почувствовал силу, герой?

Я развернулся и отправился прочь из леса. Клинок вернулся за спину и исчез, растворившись в воздухе. Чувствовал, что собака ковыляет за мной. Но не мог обернуться. Хотелось накричать на неё. За что? Она ж не виновата в случившемся, не виновата, что именно её оставил в живых.

— Чего тебе нужно? — остановившись, спросил я.

Она смотрела преданно, не решаясь подходить близко. На шее виднелся кровоподтёк.

— Ладно, давай за мной, отвезём тебя к ветеринару, а там посмотрим, что делать, — я вновь не смог пойти на поводу логики, поддался чувствам.

Достал телефон из кармана куртки и набрал единственный номер, хранившийся в памяти.

— Да?

— Алло, Саня. Нужна твоя помощь…

Я рассказал, где нахожусь и что произошло. Он не был впечатлён. Даже слегка рассердился. Ещё бы! Явно не то он имел в виду, говоря "нужно чуть-чуть подождать". Сказал, чтобы я дождался его и никуда не уходил, обещал приехать.

Что ж, лучше, чем ничего.

— Сейчас отвезём тебя к врачу, — подмигнул я собаке.

Пока дожидался Саню на окраине района, успел выяснить, что мне попалась самка. От этого стало ещё хуже. Убить самца, вгрызшегося в шею соперника — одно, а убить собаку, которая вцепилась в другую, по непонятной причине… А вообще, из-за чего могут подраться суки? Хотя… Поздно уже рассуждать. Убил ведь, и ничего не изменишь.

Умка. Решил назвать её так. Понял, что не смогу расстаться. В конце концов, я спас ей жизнь, а значит, в ответе за неё. Плюс к этому, осознал, что от второго друга сейчас отказаться не решусь.

Санину машину заметил сразу. Не так много их здесь проезжало. Он подъехал и без лишних разговоров постелил на заднем сиденье покрывало, чтобы собака не запачкала обивку.

— Где та, которую убил? — спросил он.

Я махнул рукой в сторону леса.

— Тебе зачем?

— Как думаешь, какой кипиш поднимется, если в лесу найдут собаку с ножевым ранением?

Я пожал плечами:

— Хозяину надоел пёс. Он вывел его в лес и убил. Разве такая непривычная ситуация, для нашего времени?

Саня колебался несколько секунд, но всё же кивнул и сказал:

— Поехали.

Я загнал Умку в машину, после занял место сам. Собака не особо волновалась. Её не смущала ни машина, ни Саня, ни то, что её куда-то везут. Понимала, что не причиню вреда? Наверное. Оправдывала новую кличку. Интересно, как её звал предыдущий хозяин? И был ли он?

Умка разлеглась на сиденье, грустный взгляд устремился в потолок.

— Ничего, — проговорил я, сам не понимая, кого успокаиваю: себя, Умку или Саню, — прорвёмся.

* * *

Я сидел на диване у Сани в квартире. Умка спала, положив голову мне на ноги. Ветеринар для подстраховки поставил прививку от бешенства. С ногой проблем не было, сказал, что через неделю всё пройдёт и единственное, что он может посоветовать — не заставлять собаку бегать. Я осторожно гладил Умку, чтобы не потревожить её сон. Саня сидел на диване, щёлкая пультом от телевизора. Мы почти не разговаривали с того момента, как отъехали от леса:

— Не понимаю, зачем тебе нужно было встревать? — отвлёкся он от телевизора, с упрёком посмотрев на меня.

Я ждал этого вопроса ещё на дороге к ветеринару. Тогда бы замямлил что-то не вразумительное, но сейчас знал, что ответить:

— А почему ты не спросил об этом сразу?

Саня осёкся и отвернулся к экрану телевизора. Хотел выговорить мне, как старший брат выговаривает провинившемуся мальцу. Не решился.

— Ты же сам не уверен в том, что я поступил неправильно, — проговорил я, глядя на Саню.

— Уверен. Ты спас собаку, которая сама не в состоянии за себя постоять. Эволюция на протяжении сотен лет убивает слабых, чтобы оставлять сильных. Твоей собаке уготована судьба. Грустная судьба. Сегодня ты спас её. Завтра тебя рядом не будет и её всё равно загрызут. Это лишь вопрос времени. Такие, как она, не способны выжить в этом мире.

Умка слегка пошевелила ушами. То ли приснилось что, то ли прислушивалась к людскому разговору, понимая, что говорят о ней.

— А что хотим сделать мы? Мы хотим стать героями. Защищать слабых, — парировал я.

— Среди своих. Среди людей. Мы люди и среди нас не действуют законы природы. Ты же сунул свой нос в разборки зверей.

— Нет никакой разницы, кому помогать. Человеку или собаке. Слабость — понятие временное, равно как и сила. Я защитил её сегодня, чтобы завтра она смогла дать отпор другим сукам.

Саня ухмыльнулся.

— Ты хочешь, чтобы она стала сильной и грызла глотки другим псам, которые будут слабее?

Я замолчал, потупившись. Понял, что друг завёл меня в тупик. Трудно было признать, что аргументы Сани разбивали мои. Собаки — не люди. Они дерутся между собой за территорию, за старшинство, за самку или самца. У них нет правых и виноватых. У людей есть. Пусть не всегда ясно, кого следует защитить, но у животных нет даже смысла задумываться о подобном.

Он был прав. Но и я не собирался менять своего мнения. Или собирался?

Я не поднимал головы, боялся, что встречусь взглядом с Саней. Он прав. Я зря убил собаку.

* * *

К обеду Саня ушёл за продуктами, чтобы было, что есть, а я погулял с Умкой. Смотрел на неё и плевать хотел на доводы Сани. Сомневался, что поступил правильно, убив собаку, но ни секунды не жалел, что спас Умку.

После обеда Саня куда-то засобирался. На мои расспросы он не ответил ничего дельного. Сказал лишь, что скоро вернётся. Мне это не нравилось. После того, как он вырвал меня из привычной жизни и увёз в другой город, я надеялся на другое отношение. В конце концов, у нас была общая цель. Я подразумевал под этим доверие.

Решил ответить аналогичным шагом. Ушёл из квартиры. Умка смотрела жалостливо, будто просила не оставлять одну, но брать её с собой не решился.

На улице было морозно. Ветра почти не было, что настраивало на положительный лад.

Будний день. Люди спешат по делам. Некоторые подростки уже отучились и направлялись домой.

Зачем им герой? Их проблемы ограничиваются узким, личным кругом. Если герой не поможет устроиться на работу, разобраться с налогами, наладить отношения с соседями — значит, он бесполезен. Или нет?

Шёл по городу, наобум выбирая путь. Записал номер местной службы такси. Можно будет вызвать, довезёт до дома, если заблужусь.

В голову пришла несколько странная идея, но я решил воплотить её в жизнь. Если меня так интересует, что люди думают о героях, почему бы не спросить об этом у них.

Я окликнул проходившую молодую парочку. Парень и девушка. Рядовые влюблённые голубки.

— Простите, можно отнять у вас несколько секунд времени?

Парень хотел отмахнуться и продолжить путь, но девушка, заинтересовавшись, остановилась.

— Кто для вас герой?

— Он, — улыбнулась девушка, глядя на парня. — Мой герой, — произнесла она с глубоким пафосом.

Я лишь растерянно улыбнулся.

— А для вас? — обратился я к парню.

— Никто, — пожал он плечами.

— А хотелось бы, чтобы был?

Парень задумался на секунду.

— Не знаю. Я как-то не представляю себе, что такой может родиться.

— Что ж, спасибо вам, — поблагодарил я пару.

— Вам это зачем? — девушка пожелала удовлетворить любопытство.

Я невинно улыбнулся.

— Я книгу пишу. Вот, информацию собираю.

— Про очередного человека-паука? — скорчил недовольную гримасу парень. — Такие-то конечно. Почему бы им не геройствовать, когда способности есть.

— Не совсем, — усмехнулся я, и, ещё раз поблагодарив пару за помощь, продолжил гулять по городу.

Останавливаться не собирался. Решил, что нужно спрашивать людей, бредущих поодиночке. Тогда меньше будут называть героями вторую половинку.

Следующей моё внимание привлекла девушка лет двадцати.

Она с болельщицким огнём в глазах назвала фамилию знаменитого российского футболиста.

Я кивнул, сказал дежурное "спасибо" и побрёл дальше.

Футболист. Звезда чемпионата Европы 2008 года. Герой? Некоторые скажут, что он спортсмен, кумир, но далеко не герой. Я скорее согласился бы с этой девушкой. Не потому что он красавец и звезда, а потому, что благодаря ему несколько сотен парней по всей России возьмут в руки мяч вместо шприца в подворотне. Он — пример для подражания. Пример того, что можно исполнить мечту. Пример твёрдости характера. Я слышал, как один из взрослых сказал, что этот человек из себя ничего не представляет, много из себя строит. Как по мне, человек, добравшийся в жизни до определённой вершины, имеет право этим гордиться. И плевать, что о нём подумают. Выпендривается, хвастается, красуется. Он сделал то, чего не могли многие другие. Исполнил мечту. И этим дал пример другим, что уже стоит многого.

Герои бывают разные. Ломающие рамки, подающие примеры, изменяющие мир. И все они нужны любому обществу, вне зависимости от того, насколько оно стабильно. Только не каждое общество способно признать подобное.

Я продолжал спрашивать идущих людей и слышал самые разные ответы. Многие утверждали, что героев в настоящей жизни нет и быть не может. Что они способны появляться лишь на экранах кинозалов. Другие называли реальные фамилии тех, кого они готовы назвать героями: Гагарин, Сусанин, Суворов, даже Сталин. Находились и люди, которые считали, что можно отыскать героев среди современников. Кто-то считал таковыми звёзд шоу-бизнеса, кто-то музыкантов, поэтов, писателей, спортсменов, военных, отдающих жизни в наше мирное время. Услышал фамилии премьер-министра, президента и других видных деятелей.

После того, как подобные вопросы стали надоедать, я решил отправиться домой. Сначала поплутать по городу пешком, надеясь вспомнить обратный путь. На крайний случай, спросить прохожих. Не хотелось садиться в машину. Свежий морозный воздух. Когда ты одет тепло, даже такой погодой можно наслаждаться.

Умка встретила меня радостным лаем. Уверен, если бы лапа не болела, она бросилась бы на меня.

Сани в квартире не оказалось. До сих пор ездил "по делам". Чувствовал себя женой, которая недовольна отсутствием мужа. Меня волновало то, что я не знал, где он. Даже не волновало. Бесило. Не так я представлял себе сотрудничество.

Звонить не стал из принципа. Гордость не позволяла. Обиделся, как ребёнок, с которым не захотели играть.

Смотрел в окно. На дворе пустынно, как ранним утром. Лишь несколько машин стоит на газоне. Всё равно — зима, снег. Какой же это газон? Хотя и летом будут ставить. Это сейчас у них сезонное объяснение для совести появилось.

Из-за угла соседнего дома выбежал мальчишка лет десяти и спрятался под балконом. Я решил, что играют в прятки, но скоро, вслед за ним, появилась маленькая собачонка. Она бегала по двору. Скрывалась за домом и появлялась вновь, пытаясь отыскать исчезнувшего хозяина. Металась в разные стороны. Забыла, что имеет острое чутьё. Бегала, искала, пытаясь заметить яркую одежду мальчишки. В сердце кольнуло, будто осознал и испытал панику этой собачки.

В конце концов она увидела парня, выглядывающего из-за угла, и радостно побежала ему навстречу.

Я отвернулся от окна. Для парня это игра, для собаки — страх остаться одной. В чём можно обвинить ребёнка, который ещё не понимает, что такое настоящая потеря.

Взгляд остановился на ноутбуке Сани. Мгновенно возникло непреодолимое желание связаться с Дашей. Услышать её голос. Может быть, пресекающие не добрались до неё. Я примерно помнил, что использовал Саня, чтобы устроить для меня звонок. В конце концов, я лишь позвоню ей и узнаю, помнит ли она меня. Быстро.

Система на ноутбуке загружалась несправедливо долго. Когда наконец возник рабочий стол, я выхватил взглядом нужный ярлык. Двойной щелчок. Программа открылась. Несколько минут пытался найти, как менять набираемый номер. После нашёл номер Даши на её странице в социальной сети. Когда всё было готово, курсор подлетел к кнопке: "Позвонить". Первый гудок в наушниках. Второй.

Я услышал, как щёлкнул замок в прихожей. Единственная мысль: "Саня меня убьёт", заставила на скорую руку закрыть программу и выключить ноутбук. Я поспешил встретить друга, чтобы поговорить с ним об его прогулках.

Умка выбежала в прихожую первой. Но к Сане не бросилась, просто села рядом, приветствуя.

— И? — спросил я.

— Что и? — не понял Саня.

— Слушай, Сань, я всё понять могу, но, может, ты скажешь, куда ходишь? Мы же вроде как вместе. В герои метим.

Саня снял ботинки и прошёл на кухню. Из пакета появились бутылка вина и пару бутылок пива. Вслед за ними на стол перекочевали продукты.

— Что будешь пить?

— Есть повод? — без особого энтузиазма поинтересовался я.

— Весомого нет. Мне просто захотелось, — пожал плечами Саня, — или ты совсем не пьёшь?

— Пью, — кивнул я, — за компанию можно. И всё же, может, ответишь на вопрос? Куда ходил?

— Деньги зарабатывать, — отрезал Саня.

Я понял, что он подразумевал под этим: убивать.

— Понятно, — голосом полным презрения сказал я.

— Слушай, — разозлился Саня, — я тоже от этого не в восторге. Но другого не умею. Не в офисе ж мне сидеть за компьютером. Тем более убиваю я гадов, которые сами сотни раз убивали, грабили, унижали других.

— По-твоему, это и есть геройство? Вершить самосуд?

— Защищать слабых. Вот геройство. И это даже гуманнее, чем убийство собаки.

Меня передёрнуло от этих слов, но толика правды в них была.

— Пить-то что будешь? — спросил Саня, поднимая в одной руке бутылку пива, в другой вино.

— Знаешь, я с каждым днём новой жизни всё больше склоняюсь к шампанскому, но раз уж его нет, откупоривай вино.

На лице Сани всплыла заговорщицкая улыбка, и он убрал пиво в холодильник.

Глава 3

Прошло около двух недель. Мы с Саней просто жили. Выжидали время, когда можно будет стать примером для других, стать героями. Иногда, выходя на улицу, казалось, что на меня кто-то смотрит. Чудилось, что за подъездом ведётся слежка, но я отбрасывал подобные мысли. Если бы пресекающие вышли на нас, они бы давно сделали два контрольных выстрела. И, в конце концов, эта была забота Сани — заботиться о пресекающих.

Как оказалось, Саня понимал, что в столь глухой провинции трудно сотворить подвиг. Он следил за прессой различных городов, надеясь найти что-то подходящее, но всё было тщетно. За это время он стал каким-то менее собранным. Видимо, всё меньше верил, что героем можно стать из-за одного лишь желания.

Я и сам понимал, что готов смириться с подобной жизнью. Уникальный человек, который лишь грезит о том, что способен привнести положительные изменения в мир.

Город за прожитое время успел изучить вдоль и поперёк. Знал каждый закоулок, каждый двор, каждый короткий путь. Как заправская местная шпана.

За последние дни я успел привыкнуть к вечерним прогулкам, когда мороз мягко обжигает лицо, а на улице прохожие встречаются редко. Тишина. Лишь изредка по главным дорогам города проезжают машины. Свет от фар, фонарей, ярких витрин и логотипов заведений. Всё это подталкивало к размышлениям.

О чём я думал на этот раз? Ровно о том же, о чём и раньше. О возможности вернуться к прошлой жизни. Идея стать героями провалилась, и я это признал. Я был уникален, но не более. На ум приходила фраза, что героями не рождаются. Был согласен с ней. Становятся, конечно, но не по одному лишь желанию.

В темноте не заметил раскатанную дорожку и, поскользнувшись, упал. Бедро пронзила боль. Я встал и, прихрамывая, продолжил путь, растирая ушибленное место. Решил прекратить прогулку на сегодня и отправился домой, проулками, не стесняясь темноты.

Я шел возле дома, когда услышал какой-то странный, даже пугающий, полуплач, полустон и дикую возню. Ноги замерли на месте. Фонари в округе были расставлены повсеместно, но ни один из них не горел. Свет в окнах на первом этаже тоже был редкостью.

Внезапно тишину вечера разорвал сдавленный крик: "Отпусти!". Голос принадлежал девушке. Потом мычание, будто рот зажали ладонью, снова стон. И возня. Я попытался понять, что происходит и откуда исходит крик, а рука потянулась к клинку.

К женскому голосу присоединился мужской баритон, бурчащий что-то недовольно, даже раздражённо. Глаза заметили, что за деревьями, между подъёздами дома, взрослый мужчина пытался разорвать одежду молоденькой девушки, лежащей на снегу. Одна рука пыталась зажать рот, другая залезла под пальто.

Меня он не замечал.

— Прекрати, сука! Тебе понравится! — пропыхтел мужик.

Я, не зная, что мне делать, опустил руку от клинка. Если и помочь девушке, то без оружия. Убью его и пресекающие выйдут на нас в один момент. Страх за собственную безопасность нашёптывал, что нужно уходить куда подальше. С чего это помогать девушке? Мужик-то взрослый, закатает в асфальт в таком состоянии.

Одна лишь мысль перечёркивала все остальные: я ненавидел равнодушных.

Преодолев расстояние между мной и мужчиной в несколько прыжков, схватил его за плечо.

— Может, со мной развлечёшься? — спросил я, врезав мужику по лицу.

Не уверен, что смысл моего вопроса до него дошёл, но всё возбуждение мигом перелилось в ярость. Мужчина, который несколько секунд назад чувствовал силу, сидел на снегу и морозил своё богатство. Он вскочил и бросился на меня, чтобы проучить нерадивого студента, но я без особого труда отскочил в сторону.

— Какого чёрта лезешь? — взревел мужчина.

В темноте различил, что черты лица у мужчины вполне себе русские, а изо рта не несёт перегаром.

Странно, но сволочей в наше время хватало.

Мужик отставать не собирался. Я задумался лишь на секунду, которой ему хватило, чтобы зарядить что есть силы в челюсть. Было больно, но, кажется, зубы не пострадали.

Больше не отвлекался. Впал в эйфорию драки, не пропуская ни одного удара, не позволяя мужику выместить на мне злость. Десятки лет тренировок давали о себе знать.

Краем глаза заметил, что девушка отползла в сторону и поспешила убежать, на ходу поправляя одежду. Правильно. Вдруг парень не сможет выстоять. Плевать, что будет! Главное — самой скрыться. Домой. Туда, где не будет этого ужаса! Туда, где тепло. Туда, где никто не узнает, какой позор ей пришлось пережить. Не скоро она забудет этот вечер, не скоро душ смоет ощущение грязных рук на мягком, гладком теле.

Я вновь отвлёкся, и мужик поблагодарил за подарок ударом в грудь. Дыхание сбилось. Я отскочил назад, чтобы восстановить его. Но противник тоже знал толк в драках. Удар в лицо — и вот уже я лежу на земле.

Мужчина, по всей видимости, осознав, что ему грозит, если парню придут на помощь, попытался сбежать. Но я не собирался предоставлять ему такой возможности. Наплевал на боль, вскочил и с силой толкнул противника в спину. Тот, не ожидая толчка, резко завалился вперёд.

— Что, тварь, спало возбуждение? — спросил я, обращаясь к противнику со злостью.

Мужчина не двигался. Никак не реагировал на мой вопрос. Я перевернул его на спину. Лоб было разбит до крови. Проверил пульс. Ничего. Ни одного удара.

Умер? Я убил человека? Так просто? Мне стало страшно. Нет, вовсе не потому, что лишил человека жизни. Я не чувствовал ничего. Пустоты, отчаяния, сожаления. Я не сожалел, что убил. И от этого было страшно.

На руке у мужчины заметил кольцо. Женат. Плевать, сама такого выбрала, но дети. С детьми сложнее. Если они есть, то им может сильно достаться в этой жизни.

Я сидел на снегу возле тела, не в силах уйти подальше от места убийства. В голове, словно по ночному городу, бродили мысли. Сколько было лет девушке, которую он пытался изнасиловать? Чуть больше восемнадцати? Или за двадцать? Не различил в темноте. Но беззащитная перед ним.

Самосуд? Да. Я понял, что чувствовал Саня, когда убивал без суда и следствия. Убивал тех, кто наслаждался силой и пользовался ей, чтобы уничтожать таких же людей.

К дому подъехала машина органов правопорядка. Видимо, кто-то из жильцов, услышав крики, вызвал милицию. Хм… Девушкой не раз успели бы овладеть против её воли, прежде чем приехала милиция. Жителям дома своя шкура ближе. Хотя кого я обманываю? Не уверен, что сам бы заступился без воспоминаний о прошлой жизни.

Я не сорвался с места, хотя мог бы убежать. Был уверен в своей правоте? Может быть. Хотя и знал, что закон уверен в обратном.

Саня просил быть осторожнее. Теперь пресекающие выйдут на меня без труда. Нужно будет передать как-нибудь из тюрьмы Сане новость о том, что напарник оказался никудышным, что не вышло героя из Лёхи. Ничего. Найдёт другого. Главное, что родственники из-за меня переживать не будут. Не помнят ведь даже.

— Чего расселся? — окликнул меня милиционер.

— Отдохнуть решил, — огрызнулся я.

Их было двое. Оба в штатском.

— Успокойся, Дима, — шепнул милиционер напарнику. — Старший сержант Давыдов, — представился он, обращаясь ко мне. — Вы кричали?

— Я похож на девушку? — я будто вовсе не собирался исправлять своё положение, огрызался на каждый вопрос, заданный мне.

— Послушай, нам позвонили и сказали, что у них под окнами кто-то кричит и зовёт на помощь, — начал объяснять Давыдов. — В твоих же интересах объяснить, что здесь произошло.

— Он, — указал я на мужчину, — домогался до молодой девушки. Я вступился. Драка завязалась, потом повалил его на землю, но он и шибанулся головой об асфальт. Видимо, насмерть.

— Герой что ль? — хмыкнул тот, кого назвали Димкой.

— Вроде того, — я в очередной раз саркастично ухмыльнулся.

— А где девушка? — спросил Старший Сержант.

— Не знаю, пока я дрался с мужиком, убежала. Её понять можно, испугалась до полусмерти.

— А ты, значит, не испугался? — опять встрял Дмитрий.

— Почему же, испугался.

Дима хотел высказать что-то ещё, но Давыдов не позволил.

— А как ты с ним справился? — из любопытства спросил он.

— Могу показать. Но вы же не захотите со мной драться.

— Дзюдо что ль?

— Нет. Сумо, — опять дёрнуло меня. Осознание будущего так и умоляло его испортить ещё сильнее.

— Ладно, позже разберёмся. Дим, вызывай людей. Пускай посмотрят тут всё. А ты, — повернулся Давыдов ко мне, — лицо девушки помнишь? Описать сможешь? Хотя бы во что одета была?

— Лицо не помню. Волосы чёрные и шубка такая светлая, до колен.

— Хорошо. Сейчас жителей опросим, и, если они подтвердят твой рассказ, будет проще. Ты пойми, чисто по-человечески я тебе могу "Спасибо" сказать, за проявление гражданской позиции. Но закон есть закон. Не мне, суду решать, виновен ты или нет. Можно было бы тебя здесь и сейчас отпустить, но ведь у него родственники есть, которые не позволят виновному безнаказанным на свободе гулять.

— Понимаю, — кивнул я. — Мне куда пройти?

— Да ладно. Будь тут. Убежать хотел бы, давно б это сделал. Не нужно из нас зверей делать.

Я хотел было сказать, что репутацию животных сами себе зарабатывают, но сдержался. В конце концов, не все они были плохими. Многие честно исполняли свои обязанности. Этот Давыдов тоже был вменяемым, как мне казалось.

Вскоре к дому подъехала ещё одна машина. Из неё вышли три человека. Давыдов раздал какие-то указания. Указал сначала на труп, потом на дверь подъезда и, в конце концов, на меня.

Я достал из кармана телефон и набрал смс:

"Саня. Лучше тебе не знать, что я сделал. В любом случае, героем мне не быть. Забудь обо мне. Найди другого помнящего и измени мир вместе с ним".

Ответ пришёл довольно быстро. Дмитрий поглядывал подозрительно, но, видимо, Давыдов дал чёткие указания касаемо меня.

"Что случилось-то? Говорить можешь? Позвони".

Удалил эти сообщения и написал новое:

"Не могу. У меня проблемы с милицией намечаются. Надолго, видимо. Пресекающие узнают обо мне довольно быстро. Советую уехать из города, если финансы позволяют. Больше не пиши".

Я дождался, пока смс отправится, и удалил его с телефона. Почувствовал, что замерзаю. Нашёл старшего сержанта и попросил разрешения сесть в машину. Дмитрий, который не отходил от сержанта ни на шаг, хотел ответить что-то резкое, но Давыдов кивнул:

— Сходи, погрейся. Твоя версия подтвердилась. У тебя судимостей-то нет?

Я помотал головой.

— Если найдём девушку, можешь отделаться условным. Знаешь, что это значит?

— Конечно.

— Вот и отлично. Иди в машину.

Я поблагодарил Давыдова и отправился к автомобилю. Думать о том, что сделают помнящие, когда найдут, не хотел. Будь что будет. От меня теперь ничего не зависит. Дверь машины громко захлопнулась. В авто было теплее, но обогреватель не включен, а значит, согреться удастся с трудом. Что ж, никто сладкой жизни не обещал.

— Убил, — мелькнуло в голове. — Убил…

Я сожалел, но чуть меньше, чем об убитой собаке. Вновь защитил слабого, просто теперь был уверен, что поступил правильно. Так, как хотел.

Почувствовал вибрацию в кармане куртки. Достал телефон. Звонил Саня. Судя по всему, не первый раз. Несколько секунд поколебался, прежде чем снять трубку.

— Да?

— Лёха? Что случилось-то?

— Я убил мужчину. Сейчас сижу в машине у ментов.

— Зачем убил-то?

— Какая, блин, разница?! Всё равно уже не изменишь ничего. Я же писал. Не связывайся со мной.

— Бежать можешь? — Саня пропустил мимо ушей мои слова.

— Могу. Но не буду. Просто не хочу. Нет желания.

— Дурак! — Саня бросил трубку.

Что ж, так легче. Не буду сожалеть, что бросил его. На экране высветилось сообщение, что до принятого звонка успел пропустить три вызова от Сани.

— Не хо-чу… — повторил я, пощёлкивая пальцами по спинке сиденья.

Я прав. Плевать на закон. Правда за мной. Выберусь из-под стражи, не нарушая закон, и победа будет одержана.

Азарт. Вот что не позволяло открыть дверь машины и убежать. Я хотел доказать, что смогу выстоять и выйти из зала суда с высоко поднятой головой. Желал убедить себя, что действительно был прав, убив этого человека.

Адвокат. Со школьного курса по праву помнил, что мне должны предоставить государственного защитника, если я не в силах оплатить услуги частного. Должны — предоставят, тем более, что Давыдов, по всей видимости, на моей стороне.

В машину сел старший сержант. Он занял место на переднем сиденье старенького ваза. Дмитрий остался на улице, исполнял какие-то обязанности. Я понял, что разговор будет серьёзным.

— Расскажи, что произошло. От А до Я, — произнёс он, слегка повернувшись ко мне.

Я выполнил его просьбу. Всё. С того момента, как услышал странный плач и возню, и до самого приезда милицейской машины.

Давыдов похмурел.

— Этого я и боялся, — произнёс он. — Ты мог оставить его в покое, когда мужик начал убегать. Это осложняет дело. В суде государственный обвинитель будет давить на то, что убийство было совершено не для самозащиты. Ты защитил девушку, после смог отделаться парой синяков в драке, но убил, когда смысл защиты отпал. И это понятно по расположению раны на голове. Эксперты определили, что толчок был нанесён со спины. Это плохо.

— Что мне делать?

— У тебя есть родственники богатые, чтобы нанять классного адвоката?

— Нет, — покачал я головой. Мысль о Сане мелькнула лишь на секунду, но я поторопился бесследно стереть её из головы.

— А вообще, родственники, которые смогут хоть какие-то деньги собрать?

— Нет. Я что-то вроде беспризорника.

— Одет ты далеко не как сирота, — прищурился Давыдов.

Я осознал, что заврался. Нигде не работал, а значит, не мог купить одежду сам. Продолжать врать сержанту? Да. Он меня в психиатрическую лечебницу упрячет, если услышит историю о прошлой жизни. Мало ли… Может, пресекающие не найдут меня. Значит, нужно оставить пути для отступления. Сейчас главное — выиграть суд.

Я вспомнил, как один из одногруппников рассказывал о неофициальной работе в сети интернет. Фриланс.

— Я в сети небольшие деньги зарабатываю. Статьи пишу, редактирую, корректирую. У меня язык подвешен, да и склонности гуманитарные имеются.

— А компьютер с интернетом где брал?

Подобный допрос мне не нравился. Я и без того болтался на волоске. Лишний вопрос мог разрушить всю легенду, сконструированную наспех.

— Дома. Мне квартира досталась в наследство от родителей. Небольшая. Однокомнатная, на отшибе города.

— Понятно, — кивнул старший сержант, — что ж, есть у меня один знакомый адвокат. Постараюсь с ним поговорить, может, возьмёт тебя за так. В качестве повышения квалификации и лишней рекламы. Дело-то может громким получиться. В целях самозащиты убивают часто, но так, чтобы заступиться за незнакомую девушку — редкость. В общем, не унывай. Дмитрий отвезёт тебя в отделение и посадит в одиночку. Прорвёмся, — подмигнул Давыдов и вышел из машины.

Его уверенность передалась мне. Конечно, прорвёмся, по-другому и быть не может.

Глава 4

После того, как Саня оборвал связь с Лёшей, он первым делом набрал номер знакомого адвоката. Не то, чтобы он непременно хотел помочь другу, в первую очередь Саня желал разобраться в том, что произошло, и потом принимать решение.

Слишком хорошо успел изучить Лёху, чтобы понять: просто так он мужчину не убьёт. Тем более в первый раз. Была веская причина на то, и Саня поставил цель узнать её.

Адвокат был не из худших. Знал, какие деньги способен заплатить клиент, и без лишних разговоров отправился в участок выяснять, что произошло.

Саня не находил места, пытаясь унять любопытство. В милицию идти нельзя, его лицо там наверняка знают после выпуска новостей. Остаётся только слоняться по квартире и ждать звонка адвоката. Полчаса прошли в ожидании. Но любое ожидание заканчивается, закончилось и это. Звонок не успел отыграть и семи нот, как Саня ответил:

— Что удалось узнать?

— Парень твой убил мужчину, защищая девушку. Милиция сейчас ищет её, она сбежала с места преступления. Доказательств виновности Алексея — хватает. Могу лишь сказать, что дело может получиться интересным. В отделе есть некий старший сержант Давыдов, он носом землю роет, чтобы помочь этому мальчишке. Исход предсказать не могу, убийство было не обязательным, и прокурор будет настаивать на заключении. Хотя, если привлечь общественность, уверен, парня поддержат, а это серьёзное подспорье.

— Понятно.

— Так что, мне приниматься за работу?

— Конечно. И займись СМИ. Пусть об этом процессе узнает больше народу.

— Без проблем. Цену за мои услуги ты знаешь. Перевод денег всё на тот же счёт.

— Конечно, — Саня непроизвольно кивнул и отключил связь.

Лёша, сам того не желая, сделал первый путь по дороге героя. Кто знает, сколько душ заденет этот шаг. Сане было необходимо, чтобы об этом поступке узнали как можно больше человек. Чтобы люди не остались равнодушными к тому, что произошло.

* * *

Когда адвокат Сани входил в отделение милиции, на улицу, не спеша, вышел мужчина. Он огляделся по сторонам и, заметив красную девятку, помахал водителю рукой. Из кармана куртки достал мобильный телефон и, выбрав нужный номер из списка, приложил трубку к уху.

— Зульмира? — спросил мужчина, когда трубку подняли и, не дождавшись ответа, рассказал о последних событиях, связанных с тамплиером.

— Что с ассасином? — спросила женщина.

— Ребята наблюдают за ним. Ничего особенного, насколько я знаю.

— Что ж, хорошо. Я выезжаю к вам. Дам добро на выполнение операции "Банк". Думаю, в ближайшее время мы разрешим все наши проблемы.

— Надеюсь, — кивнул мужчина.

* * *

С того момента, как Лёшу поймали на месте преступления, прошла неделя. Саня языком зря не трепал. О поступке парня узнали все, кто смотрел телевизор или читал основные российские газеты. С ним не раз встречались журналисты, брали у него интервью. Казалось, одни и те же вопросы задавались сотни раз. Но нет. Журналистов было не так много. Всё-таки он заключённый, ожидающий суда. Не каждого газетчика и телевизионщика до него допускали.

Пресекающие наверняка знали о нём. Непонятно было, чего они ждут. Вердикта судьи? Возможно.

За дни, проведённые в камере, он успел прокрутить в голове множество мыслей. Прошлая жизнь. Настя. Даша. Появление на горизонте тайны пресекающих. Побег из города. Близкие, забывшие о нём. Слишком много всего. Будто из фантастической книги. Если бы это было не с ним, он бы посмеялся над подобной историей. Но Лёша сам оказался в центре событий, и никакой фантастикой для него не пахло. Вполне реальная опасность от пресекающих. Настоящая тюремная дверь. И настоящее ожидание суда.

Лёша верил, что адвокату удастся максимально сбить срок, а то и вовсе сделать его условным. Сейчас пугало другое. Непонимание того, что будет потом. Смерть от рук пресекающих? Может быть, это самый удобный вариант. Он даже не представлял, что будет, если пресекающие его оставят в покое. Начать всё с нуля? Заводить новые знакомства? Создать семью? Устроиться на работу? Всё это казалось чем-то неестественным, даже чуждым.

Непонимание сводило с ума. Загоняло в угол. Лёша частенько просто сидел, закрыв глаза ладонями, не думая ни о чём. Просто сидел, отрекшись от происходящего. Он боялся будущего, боялся того, что его ждёт. Только сейчас уникальность прижала его к стене и сомкнула руки на горле. Лёша не знал, что ему делать. Проблема была в том, что он не привык пускать на самотёк жизнь. Он всегда держался за руль машины, но в первый раз испугался, что не справится с управлением и вылетит за дорожное ограждение.

Паника и страх. В одиночестве они проявляются лишь ярче и хватают за горло сильнее. Сейчас он был одинок, даже несмотря на помощь Сани и его адвоката. Несмотря на поддержку Давыдова.

* * *

По федеральному каналу в то время, когда люди приходят с работы, началось ток- шоу "Не надо молчать". Проиграла заставка, сопровождаемая бодренькой музыкой, и на экране появился телеведущий. Стрижка от стилистов. Маникюр. Макияж. Одежда, начиная от ботинок и заканчивая очками — от лучших модельеров. Лицо, обычно улыбающееся, выглядит грустным. Он актёр, который играет задумчивость и скорбь.

— Два года назад, в Москве, уроженец Таджикистана был арестован за изнасилование семилетней девочки. Взрослый мужчина затащил жертву в кусты. На крики девочки никто не обратил внимания, хотя дело происходило далеко не в безлюдном парке. Слышал ли кто-то её мольбы о помощи? И если слышал, то почему не пришёл на помощь? Что это — чёрствость и бездушие современного человека или стремление сохранить свою жизнь? Тема нашей сегодняшней передачи — "Равнодушие XXI века".

Ведущий вздохнул и, повернувшись к другой камере, продолжил:

— Мы пытались связаться с родителями девочки, пригласить их в студию, но они отказались от приглашения, не желая афишировать произошедшее. Что ж… — ведущий выдержал паузу, — их можно понять. Но нам было нужно узнать те чувства, что испытала мать девочки. Ей наверняка было непросто, — его голос стал громче и твёрже. — Мы уговорили маму девочки дать нам интервью. Внимание на экран.

Камера поползла к телевизору, установленному в студии. На экране женщина, с лицом, скрытым мозаикой.

— Мы тогда жутко перепугались, когда узнали о случившемся, — голос женщины был искажён, слишком низкий, — нам из милиции сообщили. Катюша несколько дней после этого в больнице пролежала, потом долгое время психиатра посещали. Она совсем никакая была. Не разговаривала ни с кем. Тяжело было, что уж говорить.

— Теперь как себя чувствует ваша дочь? — раздался голос за кадром.

— Теперь лучше. Мы прошли полный курс реабилитации. Она нормально общается со сверстниками.

— А когда случилось несчастье, много людей из её круга общения узнали об этом?

— Нет. Конечно, нет. Мы всё сделали, чтобы у Кати с этим проблем не было. Вы же знаете, дети этого не понимают. У них появится причина посмеяться над ребёнком. Катя могла стать замкнутой. Зачем это? Да и после, когда она выросла, с парнями могли появиться проблемы. Нет, единицы знали о случившемся, и никто из сверстников Кати.

— Как думаете, многое изменилось, если бы в тот вечер вашей дочери пришли на помощь? Вообще, как думаете, слышал ли кто-то её плач?

— Конечно, изменилось. Всё было бы по-другому. Глупо такие вопросы задавать. А слышал ли кто-то? Знаете, если слышал и не пришёл на помощь, пусть это будет на его совести.

Изображение на экране остановилось. Тишину нарушили аплодисменты, которые не заставили себя ждать. В объектив камеры вновь попал ведущий:

— Мы не можем точно знать, слышал ли кто-то мольбы о помощи маленькой девочки. Произошло то, что произошло. Но существует пример, когда прохожий не остался равнодушен, — ведущий на секунду опустил взгляд на карточку, которую всё это время держал в руках. — История произошла в небольшом российском городе. Двадцатилетний парень возвращался домой, когда услышал плач. Девушке, конечно, было не семь лет, но она оказалась в похожей ситуации. Я предлагаю посмотреть наш очередной сюжет, а после послушать комментарии человека, который не остался равнодушен к чужой проблеме.

Сюжет в очередной раз рассказывал о том, как Алексей помог девушке. Вряд ли кто-то до сих пор не слышал об этом. Новость перетирали в новостях несколько дней.

Когда рассказ прекратился, камера вновь выхватила ведущего:

— Девочка сбежала с места преступления. После её нашли, и она подтвердила, что Алексей буквально спас её. Выступать на телевидении она и её родственники также отказались. И прежде чем мы посмотрим интервью с Алексеем, хотелось бы узнать у наших уважаемых гостей. Как вы считаете, правильно ли поступил Лёша, убив насильника? Который, кстати, не был представителем одной из восточных национальностей, как в первом случае. Обычный русский мужчина.

— Знаете, Дмитрий, — взял слово один из актёров, — мы зря делаем столь серьезный акцент на национальности человека. Я помню, какой шум подняли два года назад. Поднялась волна недовольства, когда все кричали, что таджики заполонили Россию и творят, что им вздумается. Меж тем у нас в стране проживает некоторая доля граждан кавказских стран, которые работают на благо России. И есть некоторая доля российских граждан, гадов, как этот мужик, что пытался изнасиловать девушку. Почему мы замечаем только тех гадов, что относятся к другим национальностям, и делаем из этого проблему. Главную проблему современности. У нас и без того в стране хватает вопросов, которые стоит решать. Я более чем уверен, что не помоги этот парень… Как его… Алексей, — вспомнил актёр, — об этом изнасиловании не было бы известно никому. Кроме местных органов правопорядка и ближайших родных девушки. Конечно, если бы на месте гражданина России оказался, к примеру, грузин — всё. Нам был бы обеспечен очередной ушат грязи себе же на голову, — зрители, сидящие в студии, зааплодировали. — Я хочу сказать, что проблема эмигрантов имеется, но не все эти эмигранты бездельники, бандиты и сволочи. Некоторые эмигранты делают для России больше, нежели её граждане.

— Хорошо, — кивнул ведущий, — не будем делать акцента на национальности. Я повторю вопрос: как вы считаете, Алексей правильно поступил, убив мужчину?

— Нет, — ответил актёр. — Просто потому, что это было не обязательно.

— Простите, — за микрофон взялась знаменитая певица, — я вам хочу сказать. Я сама — женщина. У меня две дочери. И я готова руку пожать Алексею за то, что он сделал. Вы понимаете, что, отпусти он насильника, и через пару дней тот бы снова вышел на улицу. Он бы вышел не за хлебом в магазин. Даже… — слова женщины оборвали аплодисменты. — Даже если бы его поймала милиция, он бы отсидел три года, в лучшем случае, и вернулся на свободу. Они же не головой думают, а другим местом, такие люди. Никакая тюрьма ему бы на пользу не пошла.

— Хорошо, хорошо, — проговорил Дмитрий, ведущий ток-шоу. — Теперь давайте послушаем того человека, который спас девушку ценой собственной свободы.

На экране телевизора вновь появились кадры очередного видеосюжета. Алексей находился в помещении милиции. Голые стены, окрашенные в бледно-голубой цвет, в центре комнаты — железный стол с лавками.

— Лёша. Из вас героя сделали. Хотя находятся люди, которые называют вас убийцей. Вас это не задевает?

— Почему меня это задевать должно? — пожал плечами парень. — Я сделал то, что считаю нужным. Пусть говорят, что хотят, мне безразлично.

— То есть вы не сожалеете, что убили?

— Я не сожалею, что помог девушке. Насчёт убийства… Знаете, я часто повторяю: не людям меня судить. За свои действия и поступки я отвечаю лишь перед собой и перед Богом.

— Вы верующий? — послышались нотки удивления в голосе журналистки.

— Да, — с долей вызова ответил Лёша.

— Но ведь Бог не поощряет убийц… Не важно, кого убил человек и за что. Разве нет?

— Может быть. Но я склонен считать, что каждый поступок будет оценён лишь в конце пути. Если Бог посчитает, что я виноват. Пусть будет так.

— Появится сожаление, если суд вынесет обвинительный приговор через два дня?

— Нет. Я же сказал, что сделал то, что считаю нужным. Сожаления не будет. Если только разочарование в нашей системе.

— Вы считаете, что не заслуживаете наказания? Ведь могли бы оставить мужчину в покое, не убивать.

— Не мог бы. Я был разозлён, наверное. Не помню, сам дошёл до этого или мне сказал это мой друг: если оставить преступника в живых, есть большой шанс, что он захочет отомстить.

— Считаете себя героем?

— Знаете, я опять хочу вспомнить о своём друге. Он меня называет героем. Я себя таковым не считаю. Не получается. Повторюсь вновь, я лишь сделал то, что посчитал нужным.

— Мне кажется, вы очень дорожите дружбой с этим человеком.

— Конечно. Он, по сути, самый дорогой для меня человек.

— А как же девушка?

Лёша замолчал на несколько секунд, а после ответил:

— Так сложилось, что на данный момент девушки нет.

— Ладно, мы немного отвлеклись от темы. Разговаривали с девушкой, которой помогли, или с её родственниками?

— Нет. Не удалось. И честно скажу, нет особого желания. Думаю, что услышу от них слова благодарности. Приятно, конечно, осознавать, что тебя не называют полудурком, который влез не в своё дело. У нас в стране помощь могут расценить как поступок больного человека. Это раньше подобное было в порядке вещей.

Экран погас.

— Так что? Герой или убийца? — задал вопрос Дмитрий. — Кто как считает?

— На мой взгляд, он герой, — высказался один из победителей Фабрики Звёзд, порядкового номера которой уже никто не помнил. — Хотя, знаете, у меня создалось впечатление, что парень банально захотел славы.

— Как же? Он ведь говорит, что его не волнует мнение людей, — пожал плечами ведущий, с интересом разглядывая молодого певца.

— Знаете, Дмитрий, когда человек говорит, что ему не важна популярность, значит, он хотел бы быть знаменитым.

— Хорошо. Но откуда он мог знать, когда заступился за девушку, что его поступок вызовет такой отклик в сердцах людей?

— Он не знал этого. Это как грамотный пиар-ход, который должен выстрелить, но есть минимальный шанс, что общественность тобой не заинтересуется.

— Вот скажите, — обратился ведущий ко всем гостям студии, — кто-нибудь из вас смог бы также, прогуливаясь по улице и услышав просьбу, даже мольбу о помощи, не пройти мимо, а вступиться?

— Это бессмысленный вопрос в данной ситуации и в данное время, — высказалась актриса. — Каждый из нас слукавит. Это можно выяснить, только если человек, не дай бог, столкнётся с подобным. Я считаю парня героем. Не важно, сделал он это ради славы или поступил по совести. Фактом остаётся то, что он это сделал. В отличие от каждого сидящего в студии.

Раздались аплодисменты. Ведущий заявил, что они продолжат обсуждение этого и многих других вопросов после короткой рекламы. И на экране, сменяя друг друга, стали появляться яркие ролики с банками для мытья посуды, с новыми моделями телефонов, с сообщениями о скидках на новые модели автомобильного ряда.

Саня выключил телевизор и отправился в ближайший газетный ларёк за свежей подборкой местной и региональной прессы. Он ещё рассчитывал найти для себя героический поступок. Конечно, большинство газет пишет о Лёше, но на вторых и третьих полосах всё-таки встречаются другие события.

Глава 5

До суда над Лёшей оставалось два дня. Пресекающие наверняка уже знали. Не могли не знать. Адвокат отлично справился с работой. Как теперь будут развиваться события, Саня представить не мог. Лёша до сих пор жив, но причина могла быть в том, что он находится под охраной. Хотя и на Саню пресекающие не вышли. Кто знает, что у них на уме?

Саня решил забрать Лёшу из зала суда и уезжать в другой город. Туда, где тоже есть связи, квартира. Оставалось лишь подождать два дня. Двое суток, которые тянулись чересчур медленно.

Саня возвращался домой от ларька. В руках держал пачку газет с обзором происшествий. Он взял самую верхнюю из них. Продавец уверял, что в ней самые свежие новости хотя бы потому, что газета выходит дважды в неделю. Данный выпуск попал на прилавок только сегодня.

"Герои среди нас" — гласил первый заголовок. Что ж Лёше удалось зародить ажиотаж вокруг темы. Может быть, именно этого хотелось Сане, когда он выходил на связь с тамплиером.

Сейчас главной задачей было — не дать пресекающим свести все усилия на нет. Они вполне на это способны — превратить в один миг Лёшу из героя в злодея.

"Голливудская история" — ещё одна новость на первой странице. На изображении бандиты в масках клоунов грабили банк. Саня вспомнил, что кадр взят из новой экранизации фильма о супергерое Бэтмане.

"В Центральном районе города Винск неизвестные попытались ограбить филиал Сбербанка. Как сообщили сегодня, в ОВД Винска, нападение произошло 19 декабря в районе 18 часов по местному времени.

В помещение банка вошел злоумышленник, представившийся клиентом, чуть позже за ним ворвались шестеро в масках. Во время нападения одному из сотрудников банка удалось поставить в известность органы правопорядка. Пока злоумышленники пытались взломать банковские ячейки и извлечь деньги, подъехали машины с сотрудниками милиции.

Грабители, осознав, что отступить не удастся, взяли находившихся в здании клиентов и работников банка в заложники. На момент выхода газеты психологи пытались договориться с бандитами. Те в свою очередь выдвигают наивные требования предоставить для них машину и позволить им скрыться.

Давно Винск не слышал о столь громких преступлениях. Мы будем держать вас в курсе событий".

Мысли в голове Сани взметнулись, будто снежинки, потревоженные сильным порывом ветра. 19 декабря. Вечер. Сегодня вечер 20. Шансы, что бандиты до сих пор удерживают заложников — малы. Это не террористы, которые сутками могут держать людей под дулом автомата. Шансы малы… Но они имеются.

До Винска ехать не больше двух часов. Задача освобождения заложников Сане по силам. Их всего шестеро. Если милиция ещё не решила проблемы, он мог стать вторым героем. Стать на одну ступень с Лёшей. Добиться желаемой цели.

Глаза Сани буквально загорелись огнём азарта. Он сорвался из квартиры, сбежал по ступеням подъезда и в мгновенье ока оказался за рулем иномарки. Мотор взревел, машина тронулась с места.

Пресекающие сидели в автомобиле, стоявшем неподалеку. Они лишь проводили Саню взглядом. Был приказ — прекратить слежку за ассасином. Всё что требовалось сейчас — убедиться, что Саня покинет квартиру и уедет. Не важно, куда. Таков приказ.

* * *

Саня вдавливал педаль газа в пол до упора там, где это было возможно. Винск. Он знал этот город. Бывал в нём пару раз. Нужно будет лишь найти банк. Всё необходимое для освобождения заложников было при нём: сабли помнящего, несколько кинжалов, лёгкая накидка.

В голове всплыла картина окружённого ОМОНом здания. Пробраться сквозь окружение и проникнуть в банк. И если пройти незамеченным мимо людей с автоматами не составит труда, то попасть внутрь помещения будет сложновато.

За окном мелькали деревья, здания, расположенные на окраине города, рекламные щиты. Водитель не обращал на них особого внимания. Саня несколько раз проезжал через Винск. Он помнил дорогу. На крайний случай на дороге стояли указатели, показывающие в каком направлении и как долго следует ехать до того или иного населённого пункта. Каждая секунда могла стоить ему геройского поступка. Поступка, который может изменить мир.

* * *

Когда машина подъехала к банку, Саня испытал противоречивые чувства. С одной стороны, оцепление не сняли, а это значит, что заложники до сих пор внутри. Это его обрадовало. Теперь десятки жизней зависят от него, от действий помнящего. Подобное завораживало, восхищало и слегка пугало.

Саня переоделся, проверил сабли на поясе. Осмотрел, хорошо ли закреплены кинжалы, убедился, что трудностей, когда один из них понадобится — не возникнет. Взгляд его остановился на здании банка, а в голове мелькнула единственная мысль: "Пора!"

Оцепление осталось за спиной. Кажется, спецподразделения готовились к штурму. Как долго уже собираются? Всё надеются, что удастся договориться. Боятся взять на душу грех. Боятся, что один из заложников будет убит.

Каждый солдат готов в любую секунду исполнить задачу. Они не боятся. У них нет сомнения. Именно из-за сомнения могут погибнуть невинные люди. Сомневаются начальники. Бойцы — действуют.

Бойцы. Им приходится рисковать, а они думают в первую очередь о тех, кого нужно спасти, защитить. Не многие на такое способны. Вот они — герои. Что им достанется в случае смерти на задании? Сюжет в вечерних новостях, который в лучшем случае продержится два дня в эфире и неделю в головах людей. Не больше. Но они понимали, на что идут. Поэтому они — герои.

Саня посмотрел в последний раз на оцепление, подумал о судьбе рядового бойца и понял, что имел в виду Лёша, говоря, что герои не нужны обществу. Понял и согласился с другом, даже непроизвольно кивнул.

Каждая упущенная минута приводила бандитов в банке к большей нервозности. Могут сорваться, тогда никто не предугадает, что произойдёт. Убьют заложников или сдадутся в руки правосудия. Нельзя рисковать, нельзя надеяться на переговоры. Нужно торопиться.

Жалюзи на окнах были закрыты, и понять, что происходит внутри, было невозможно. Лишь стеклянная дверь позволяла заглянуть в банк, но бандиты были не настолько глупы, чтобы занимать позицию на радость спецслужбам.

* * *

Грабители находились в банке. Когда входная дверь на секунды отворилась, все, как по команде, оглянулись, но не заметили ничего. Лишь одному из преступников показалось, что возле него что-то промелькнуло. Что-то неуловимое, будто приведение.

— Что это было? — спросил один из них.

— Не знаю, — пожал плечами другой, — я наблюдал за входом. Ничего не заметил. К двери точно никто не подходил.

— Ладно. Мне это начинает надоедать. Нужно заканчивать. Даём пять минут, и убиваем одного из них, — указал мужчина стволом пистолета на заложников. — Передай, — кивнул он на рацию, лежавшую на столе.

— Может, ну его, — грабитель недоверчиво посмотрел на главаря банды. — Всё-таки убийство — не ограбление. Нам это с рук не сойдёт.

— Нам уже и ограбление не сойдёт, а убив, есть шанс выбраться из этой передряги, — недовольно проворчал главный.

Вдруг глаза его застыли на одном месте, а лицо перестало отражать эмоции гнева. Не успели остальные бандиты понять, в чём дело, как трое из них упали на пол, а из сердца каждого торчал метательный нож.

Оставшиеся в живых обернулись, пытаясь выхватить взглядом храбреца. Последнее, что они увидели, возникший перед ними мужчина в сером одеянии, дважды взмахнувший саблями.

Саня остановился, но сабли в ножны не убрал. Мертвы все шестеро. Заложники прижались к дальней стене, боясь даже шевельнуться, ещё несколько людей лежали недалеко от него, возле касс.

— Всё хорошо, — обернулся Саня к испуганным, пытаясь успокоить их. Хотя испачканные в крови сабли и человек, одетый в серые тряпки, вряд ли мог погасить страх в глазах людей. Даже не смотря на то, что он — убийца их пленителей.

Где-то сзади движение. Чересчур резкое для испуганного человека. Он бросил сабли, обернулся и молниеносно метнул два оставшихся кинжала, но прежде чем лезвия достигли цели, раздалось два выстрела. Оглушительных выстрела. От которых сердца заложников остановились на секунды, а людей снаружи, казалось, на минуты.

Холодная тишина нависла над банком на мгновения. В следующие секунды бойцы ринулись на штурм.

Часть 3. Не время

Глава 1

Меня освободили из-под стражи в зале суда. Победа! Я доказал, что правда на моей стороне. Или журналисты доказали, ухватившись за очередную сенсацию и не позволив суду вынести иного решения? Общественное мнение — не пустой звук. Адвокат сказал, чтобы я дождался его на выходе. Он утверждал, что нужно обязательно поговорить. Сани на процессе не было. Что не удивительно, ведь он находится в розыске.

Журналисты облепили меня как только я оказался на улице. Они выкрикивали какие-то вопросы. Ни одного из них я так и не услышал. Или не хотел слышать? Недалеко от нас собралась ещё одна кучка людей с микрофонами и диктофонами. Видимо, где-то там находился Санин адвокат.

— Я не хочу отвечать на ваши вопросы, — как можно увереннее произнёс я, но, то ли получилось это не шибко резко, то ли людей не интересовали мои желания, они не отступали и продолжали спрашивать, спрашивать, спрашивать…

Журналистов растолкал мужчина в костюме.

— Алексей, пройдите за мной в машину, — указал он на чёрную иномарку, стоящую неподалёку, — Дмитрий Геннадьевич желает поговорить с вами.

Дмитрий Геннадьевич адвокат. Значит там, в толпе, с вопросами мучают кого-то другого?

Я поспешил вслед за мужчиной, который растолкал журналистов. Они всё-таки оказались вменяемыми и за мной не пошли. Оставили в покое, осознав, что ловить нечего. После предпримут ещё ни одну попытку выйти со мной на связь. Я не скажу им ничего нового. Я сделал то, что хотел и рад тому, что суд встал на мою сторону. Ничего нового.

В машине адвоката не оказалось. За руль сел тот самый мужчина, что проводил меня к автомобилю. Он громко просигналил. Толпа расступилась. Всё-таки они мучили Дмитрия Геннадьевича, который теперь спешил занять место на мягком кожаном сиденье.

— Значит так, Лёша. Я не собираюсь никак подготавливать тебя, поэтому прости меня за прямоту, — машина мягко тронулась с места. — Александр погиб. Случилось это в городе Винске два дня назад. Я вам сразу не стал говорить, чтобы вы дров на процессе не наломали. Вот диск, на нём сюжет из выпуска новостей. Посмотришь, узнаешь подробности. Сейчас все телеканалы и газеты мусолят это событие, не думаю, что у тебя будет недостаток в информации. Я не замечал за ним никаких странностей до этого, — лицо адвоката исказила гримаса отвращения, — но случилось то, что случилось. Он завещал тебе все свои финансы, всю собственность в случае смерти. Вот бумаги, — адвокат отдал мне папку. — Счета в банке, квартиры в трёх городах, машина — всё, что принадлежало ему — теперь твоё. Я всё оформил. Конечно, пришлось кое-где потратиться, но Александр позволил для этого использовать его средства. Тебе осталось поставить несколько подписей.

Я пытался переварить сказанное адвокатом, но это удавалось с трудом. Реакция, что ни говори, стала какая-то заторможенная после оглашения приговора. Я ставил подписи там, где требовал Дмитрий. А в голове только-только начала формироваться мысль, что единственный дорогой мне человек — погиб.

— В принципе — всё. Будут вопросы, звони, мой телефон у тебя есть. Сейчас мы едем к твоей квартире.

Мне показалось, что адвокат сделал особый упор на том, что квартира принадлежала мне. Скорее всего, просто думаю не о том, вот и чудится.

Саня погиб. Как это произошло? Как он, чёрт возьми, мог погибнуть? Неужели пресекающие? В голове крутились мысли, вопросы, но ни один из них я не озвучил Дмитрию. Нужно было посмотреть телевизор. Как можно быстрее, пока пресекающие не добрались и до меня.

Может это вовсе не пресекающие? Тогда как?

— Эй, парень, — щёлкнул пальцами у меня перед глазами адвокат. — Ты в норме?

— Да, да, конечно, — рассеяно отозвался я. — Всё хорошо. Спасибо вам за работу. Я обязательно позвоню.

Машина остановилась возле подъезда, в котором находилась квартира. В это мгновенье она стала самым родным домом.

— Ключи от машины и квартиры, — протянул связку адвокат. — Также паспорт, права и прочие документы, — Дмитрий отдал мне несколько корочек и целую папку документов. — Разбирайся. Машина тут стоит, — кивнул в сторону стоянки во дворе мужчина.

Я принял всё это и вышел из авто.

— Я обязательно вам позвоню, — повторил я, закрывая дверь.

Права. У меня их не было до этого момента. Хотя водить машину я умел. Папа научил. Я раскрыл паспорт. Алексей Ларионов. Судя по новым документам, мне уже исполнилось восемнадцать.

Машина адвоката уже отъехала, а я продолжал стоять во дворе, разглядывая документы. Что теперь делать? Что??

В голове на минуту стало пусто. Я просто смотрел на фотографию в паспорте, не понимая, что хочу увидеть. Казалось, я начал сходить с ума. Ещё чуть-чуть и всё.

Мысль о смерти Сани вернулась, заставив обратить на себя внимание. Я словно очнулся и поспешил в квартиру. Укрыться за дверью, спрятаться от неведомой угрозы пресекающих. Руки машинально проверили наличие клинков за спиной. Они на месте. Куда бы им деться?

Не успели ключи оказаться в замочной скважине, как внутри раздалось поскуливание. Умка скреблась в дверь, чувствуя приближение спасителя, с которым её разлучили, не давали видеться. Она бросилась на меня, как только дверь открылась. Встала на задние лапы, пытаясь языком добраться до моего носа, облизать лицо друга.

— Подожди, подожди, — отмахивался я, пытаясь пробраться в квартиру. Совсем забыл об Умке. Даже решил, что у меня друзей больше нет. Как нет? Если вот, один из них, радуется моему приходу, будто разлука длилась год.

Собака позволила пройти в квартиру, а после вновь закружила возле меня пытаясь лизнуть хотя бы руку. Я прошёл на кухню, по пути бросив папку с документами на тумбочку. В миске Умки была и вода, и еда.

Винск. Что это за город и что там делал Саня? Как давно он уехал? Или кто-то приходил и присматривал за Умкой?

Я включил ноутбук и сел на диван. Умка легла рядом, поглядывая на меня.

— Сейчас сходим, погуляем, — пообещал я. — Дай мне чуть-чуть отдохнуть.

Умка согласилась с хозяином и, поднявшись на лапы, неспешно отправилась на кухню.

Я вставил диск в CD-ROM. Дождался, пока загрузится система. Вскоре на экране появился сюжет из новостей. Я стал внимательно слушать, боясь упустить малейшие детали.

— В Пермском крае, — начал ведущий, — произошло ещё одно событие, поразившее умы людей. Первым, напомню, был героический поступок Алексея. Вчера мы рассказывали вам о грабителях банка, которые взяли в заложники несколько десятков человек. Ситуация разрешилась, но ни один человек не мог предположить подобного развития событий. Из Винска наш специальный корреспондент:

— Грабители двое суток удерживали заложников в сбербанке города Винска. В полночь, если быть точным в 12.30, оцепление банка и журналисты, находившиеся здесь, услышали два выстрела. В ту же секунду группа захвата ворвалась в банк. Бойцы спецназа обнаружили мёртвых бандитов. Ни один заложник не пострадал. На вопрос "Кто убил?" был довольно скоро найден ответ. Кроме семи бандитов в банке находилось тело мужчины, — на экране появилась картинка из банка. На полу, испачканном кровью, лежал Саня. Я узнал его сразу, даже несмотря на то, что одет он был в серую накидку, которую до этого никогда не носил. — Никаких документов при нём обнаружено не было.

Умка, вернувшись с кухни, легла на пол возле моих ног. Я слегка отвлёкся от монитора, но не позволил мыслям заполонить голову. Никаких рассуждений, всё позже. Сейчас нужно усвоить информацию.

— Существует версия, что мужчина — мастер боевых искусств. Для убийства он использовал сабли и метательные кинжалы. Сотрудники милиции утверждают, что каждый удар был нанесён со знанием дела. Но как ему удалось проникнуть в банк — никто не знает.

На экране ноутбука появился полный мужчина в форме:

— Мы почти договорились с грабителями, и они готовы были отпустить заложников. Этот, как его называют, "восточный воин" только подверг угрозе жизни людей. Мы не знаем, кто он. Не знаем, откуда взялся. Можем утверждать лишь то, что заложникам невероятно повезло. Обычная такая самодеятельность заканчивается плачевно для многих, — моё лицо искривилось в злой улыбке, наполненной презрением.

Следом за начальником, корреспондент новостей подошёл к освобождённому заложнику. Это был студент, чуть старше меня.

— Я видел, как он расправился с грабителями, — с восхищением заявил парень, — у них не было ни одного шанса. Мужчина двигался молниеносно. Не знаю, кто он такой, но мы должны быть благодарны этому человеку. Ворвись в здание спецназ, жертв было бы несомненно больше. Я не представляю, откуда взялся этот "восточный воин", но его подготовке позавидуют любые спецслужбы мира. Я видел подобное разве что в фантастических фильмах.

На экране вновь появилось лицо корреспондента.

— Вот так. "Восточный воин". Сотрудники ОВД теряются в догадках, а спасённые заложники утверждают, что сам Господь направил к ним спасителя. Точного ответа, откуда взялся этот мужчина, никто не даст. Одно известно точно, он герой, который пожертвовал жизнью ради других. Сергей Нираков, Дмитрий Абрамов, Первый канал.

Видео подошло к концу, а на экране всплыло меню медиа проигрывателя.

Я выключил ноутбук и растёр ладонями лицо. Он хотел стать героем. Он исполнил мечту. Ценой жизни. Всё стало на свои места. Пресекающие здесь не при чём.

— Умка, идём гулять, — сказал я, встав с кровати. Собака, не заставляя меня повторять, вскочила с места и побежала в прихожую.

В душе образовалась огромная дыра. Сани больше не было. Пресекающие где-то рядом. Он втянул меня во всё это, а теперь оставил одного. Совсем одного! Что делать? Я разозлился, в груди всё вспыхнуло, будто там не было ничего, кроме сухого хвороста.

— Сволочь! — крикнул я и что есть силы ударил кулаком по стене. Костяшки пальцев пронзила боль, но я не обращал на неё внимания. Физические страдания затмевали страх, ненависть и горечь. Страх перед будущими событиями. Ненависть к Сане, который бросил его на произвол судьбы. И горечь от потери человека, который стал по-настоящему дорог.

— Гав! — раздалось призывно из прихожей. Умка будто напомнила о себе. Попыталась поддержать и убедить, что она не бросит.

— Я верю тебе, — подошёл я к овчарке и обнял её за шею. — Верю.

Глава 2

Как только открыл подъездную дверь, Умка выбежала на улицу и по сугробам понеслась к деревьям. Мой взгляд остановился на Саниной машине. В этот момент вся злость на друга пропала. Саня оставил мне богатства, которые другие зарабатывают поколениями. Он не бросал меня, а просто исполнил мечту.

Я осознал, что злился не на Саню, а на себя. Я ненавидел нерешительность, которая сидела глубоко внутри меня. Она уничтожала мечты, не позволяя им осуществляться. Меня раздражала неспособность принимать решения самому. Сейчас, когда рядом не было ни родителей, ни Сани — я был один. Не было того, кто мог подсказать, как поступить.

Если бы не характер тамплиера, кто знает, смог бы я оказать помощь Вике там на дороге? Решился бы вступиться за девушку, которую пытался изнасиловать мужчина? Скорее всего — нет. Потому что Лёша без сэра Алекса — никто. Я полагался на союзника и не принимал серьёзных решений сам. Нужно было меняться. Иначе отпора пресекающим не дать.

Рука нащупала в кармане ключи, отданные адвокатом.

— Умка, ко мне! — крикнул я, направляясь к машине. За рулём в последний раз сидел месяца 4 назад, да и разъезжал только по сельской местности, но можно же было просто не развивать большой скорости.

Я открыл дверь машины и Умка, проявив чудеса сообразительности, запрыгнула внутрь, заняв место на сиденье справа от водителя.

— Вот молодец! Давай прокатимся немного, — потрепал я Умку по шее.

Документов на машину не было. Скорее всего, они находились в папке вместе с другими, но не было никакого желания подниматься и выискивать среди десяток бумажек нужные мне. В конце концов, шансов, что именно сейчас меня остановят, чтобы проверить документы, маловато. Даже если сработает закон подлости, то я надеялся на снисхождение от "зелёных человечков", я всё-таки местная знаменитость.

Умка с нетерпением смотрела на меня, ожидая, что будет дальше.

Я осторожно тронулся с места. Матёрый водитель сразу заметил бы, что за рулём либо новичок, либо девушка. Хотя где вы видели новичков на Мерседесах? Конечно, если это не элитный район города.

Я вырулил из двора и слегка поднажал на газ.

— Куда поедем? — обратился я к Умке, не отвлекаясь от дороги.

Куда-куда? Некуда нам ехать… С горечью признался я себе.

Оставалось просто наслаждаться ездой. Помню, когда отец в первый раз посадил меня за руль, во мне вскипели два чувства: страх за машину и гордость оттого, что папа доверял мне. Научиться ездить было не сложно. Сложнее было принимать решения быстро, не раздумывая, когда на дорогу выбегала собака, или когда на развилке нужно было прикинуть, успею ли вырулить перед едущей машиной.

Со временем я стал чувствовать себя за рулём спокойно, без лишних нервов. Так и сейчас, я вёл машину медленно, осторожно, но уверенно. С каждой секундой былые навыки возвращались, не так, как это было с умением орудовать мечом, но нечто похожее.

Умка с любопытством глядела на дорогу. А я всё глубже погружался в мысли. Кто знает, к чему бы это привело, если бы не раздался телефонный звонок? Не решившись доставать мобильник на ходу, я свернул на обочину и заглушил мотор.

Номер был незнакомым.

— Да? — ответил я.

— Алексей, здравствуйте, — раздался в трубке знакомый женский голос. — Это журналистка Дарья Михайловна, я брала у вас интервью для передачи "Не надо молчать".

— Здравствуйте.

— Понимаете, мы собираемся снять ещё один выпуск передачи с вашим участием. Тема: "Герой нашего времени". Не могли бы вы приехать в Москву на съёмки?

Я задумался. Уехав в Москву, я бы смог на время скрыться от пресекающих или хотя бы обеспечить себе неприкосновенность. Только нужно ли это? Проблему пресекающих рано или поздно придётся решать. Да и ехать за тридевять земель ради участия в телевизионной передаче… Нет, я не из тех, кто на подобное согласится. Посмотрел на Умку, она наблюдала за мной, будто понимала, что мне нужно принять непростое решение.

— Простите, но я вынужден отказаться. О причинах не спрашивайте, а уговорить не пытайтесь. Мой ответ — нет.

— Ваше право, — услышал я в трубке. — Простите за беспокойство. До свиданья.

— Я предпочитаю — прощайте.

Ответом были короткие гудки.

— Ну как, Умка? Едем домой? — обратился я к собаке. Но заводить машину не стал. Мысли не отпускали.

Саня. Асассин. Участник Великой Отечественной Войны. И герой, спасший заложников банка. Когда он переродится в очередной раз? Между первыми тремя рождениями прошли разные промежутки времени. Кто знает, может он уже родился у какой-нибудь замечательной семьи.

"Обычная такая самодеятельность заканчивается плачевно для многих", — в голове всплыли слова какого-то начальника милиции.

Я взял телефон и вызвал последний входящий звонок.

— Здравствуйте, — сказал я, когда трубку подняли, — я бы хотел предложить участие в программе через прямой эфир, но без явки в студию. Как вы отнесётесь к этому?

— Думаю, нас это устроит, — ответила журналистка. — Я перезвоню вам завтра днём, чтобы обсудить техническую сторону вопроса. Вы не против?

— Нет. Конечно, нет. До свиданья.

— Всё-таки да. Не прощайте.

Я улыбнулся. Не хотел вступать в диалог с гостями ток-шоу, но высказаться желание появилось. И пусть мои слова не обязательно пропустят в эфир, но попытаться стоило.

— Едем домой, Умка, — сказал я, проворачивая ключ зажигания. — Теперь уж точно, едем.

* * *

Во дворе дома было безлюдно. Никаких пресекающих. Чего же они ждут? Может быть, узнали обо мне и следят, чтобы не сотворил чего-то страшного? Ведь в родном городе я тоже не замечал слежки.

Мы погуляли с Умкой ещё минут десять и отправились домой. На лестничной площадке меня будто током прошибло. Дверь в квартиру была прикрыта, хотя я точно помню, что закрывал её на замок.

Умка не проявляла обеспокоенности. Сидела возле двери и ждала, когда я открою. Рука потянулась к клинку. Дверь отворилась. На пороге стояла женщина лет тридцати пяти. Полная и неповоротливая. Похоже, она испугалась не меньше меня. Неужели таких принимают к пресекающим?

— Вы должно быть хозяин Умки? — спросила женщина.

— Да, — кивнул я, осознав всю глупость ситуации. Это наверняка соседка, которая присматривала за собакой во время моего отсутствия. Саня или адвокат позаботились об этом.

— А я испугалась, куда она делась? В квартире нет, а дверь была заперта. Уж удумала, что не заметила, когда эта чертовка прошмыгнула мимо меня в прошлый раз. Я рада, что вы вернулись. Возьмите ключи, — она протянула мне связку.

Я осознал, что рука до сих пор находилась возле самой рукоятки меча. Довольно глупо. Поторопился принять ключи и, распрощавшись, скрыться за дверью.

— Да вы, батенька, параноик, — мелькнуло в голове.

Умка будто в подтверждение гавкнула.

Я скинул куртку, стянул кроссовки, не задерживаясь, чтобы развязывать шнурки, и прошёл в квартиру. Сейчас она выглядела как-то по-другому. В комнатах изменений не было. Изменения произошли внутри меня с осознанием, что квартира принадлежит мне. Я ощущал нечто новое. Так люди всю жизнь читающие книги из библиотеки, иначе относятся к первой купленной книге. Такие же чувства испытывают люди, которые после нескольких лет использования машины отца, в конце концов, покупают собственную. Пусть даже подержанную, пусть даже такой же модели, но собственную.

Первым делом я стал изучать документы, сложенные в папку. Нужно было узнать, чем я теперь обладаю и выбрать те бумажки, что могут понадобиться в любой момент. Оказалось довольно шикарно. Квартиры в трёх городах, в одной из которых я сидел сейчас, а другая находилась в родном мне городе. Машина, на которой успел прокатиться. И два счёта в банке с не хилыми суммами на них. Шикарное наследство.

Одним из последних в папке лежал двойной тетрадный лист с рукописным текстом. Я видел этот почерк. На записке, которая перевернула мою жизнь.

"Лёша, я надеюсь, ты не прочитаешь эту записку никогда. Хотя кто знает, будет ли лучше, если ты умрёшь первым. Всё равно, рано или поздно один из нас отправится ожидать следующей очереди.

Всё имущество я завещаю тебе, других близких людей у меня нет. Делай с ним, что хочешь.

Не знаю, далеко ли мы продвинемся в нашем деле, но уверен, ты будешь действовать верно. Так, как следует. Знай, какое бы решение после моей смерти ты не принял, я его поддержу.

Теперь ты — один. Так, как было раньше. Тамплиер без сквайра. Без напарника и союзника.

Не знаю, назовёшь ли ты меня союзником. Ассасина. Иноверца. Хотя теперь мы оба другой веры. Общей. Это я знаю.

Когда я следил за тобой, изучал тебя, ты меня не раз удивлял. Таких людей, как ты, осталось мало. Я других таких вообще не встречал. Даже не слышал о них. На первый взгляд ты обычен, но только лишь на первый взгляд. Хотя о чём это я пишу… Забылся.

Я начал писать это письмо, толком не понимая, для чего. Хотя закончить его намереваюсь твёрдо. Просто мысли. Извини, если они покажутся тебе глупыми. Считай, это моя последняя прихоть. Такое же глупое желание, как исполнить назначение помнящего.

Надеюсь, я его исполнил.

О пресекающих я мало чего знаю, да ты и понял это по нашим разговорам. Я лишь пробирался к ним в "офисы", чтобы достать досье. Надо сказать, меня тогда чуть не схватили.

Хотя нет. Знаю кое-что. Есть у них что-то вроде начальника. Зовут её Зульмира. Берегись её. Хитрая женщина. Знает своё дело. Она блестящий психолог и дипломат. Мне приходилось с ней общаться. Она единственный видящий, которого я встречал. И лучше бы этой встречи не было. Ничего особенного… Просто. Держись от неё подальше.

До встречи в будущих жизнях.

P.S. Чуть не забыл. Если нужно будет, "офисы" их находятся по улице Вокзальной. Ты знаешь это здание, недалеко от автобусной остановки. Трёхэтажка, построенная в евро стиле.

Удачи. Саня".

Не знаю почему, но мне показалось, что он писал записку ещё до знакомства со мной. Был уверен, что последую за ним.

Я поднял голову, закончив с документами. Умка спала на ковре, возле тумбочки с телевизором.

Уже решил, что после прямого эфира с передачей "Не надо молчать", вернусь в город, с которого всё началось. Пресекающие всё равно обнаружили меня, а значит, оставаться здесь не было смысла.

Ни на секунду не сомневался в том, что за мной следят. Даже осознавал, что имею шанс вернуться к нормальной жизни. Хотя будет ли нормальной жизнь среди людей, которые забыли о тебе? При живых родителях, но без мамы с папой. При существующих друзьях, но без поддержки. И без любви. Конечно, можно было создать всё с нуля: найти друзей, любимую девушку. Вот только хотелось ли мне этого?

Где-то глубоко в груди теплилась надежда, что пресекающие не приложили руку хотя бы к памяти друзей, они-то могут и не поднять тревогу из-за моего исчезновения. Хотя кто знает, насколько серьезно подстраховалась организация, состоящая из видящих…

Я сходил на кухню, изучив запасы продуктов, решил приготовить жареную картошку, залитую яйцами с нарезанным мясом. И быстро, и вкусно.

Умка проснулась, услышав шипение кипящего масла. Прибежала узнать, что происходит. Я отрезал ей кусок ветчины и бросил поближе к миске. Она съела мгновенно и посмотрела на меня жалобными глазами, умоляя бросить ещё кусочек.

— У тебя корма целая миска, — с укором сказал я.

Умка ушла с кухни, будто предлагая самому съесть этот корм.

— Как хочешь, — пожал плечами я, помешивая нарезанные ломтики картошки.

За ужином вспомнил об одной вещи, которую до этого упустил из вида. Бросив вилку, я поспешил в комнату запустить ноутбук. Диск до сих пор находился в приводе. Отмотал видео до нужного момента. Нет. Возле Сани не было сабель. Не знаю, видны ли клинки, когда их касается мёртвый помнящий, но у меня не было сомнений, что пресекающие позаботились прихватить оружие. На хранение. До будущего раза.

Ещё до запуска видео понял, что люди из организации одними из первых оказались на месте преступления. Смотрел на экран ноутбука, просто, чтобы убедиться, что сабли исчезли. Теперь я не сомневался, что пресекающие следили за Саней, когда он подъехал к банку. Вопрос лишь в том, почему они его не остановили?

Кто же вы такие? Организация пресекающих, о которой я столько слышал от Сани, но толком ничего не знаю? И чего вам нужно? Пресекать любые попытки помнящего исполнить свою судьбу? Или нечто большее, недоступное пониманию?

Глава 3

На следующее утро я сходил до ближайшего банкомата и снял с карты небольшую сумму. Небольшую только по сравнению с тем, что осталось на счету. А так, я таких денег и не тратил до этого дня.

Пробежался по магазинам и прикупил новой одежды. Джинсы, кроссовки, пару футболок. Заскочил к провайдеру и договорился, чтобы со следующего месяца интернет на неопределённый период мне отключили. Новый год собирался отмечать в родном городе.

По пути домой купил немного продуктов.

Вернулся уставший. Всё-таки бегал по городу пешком, на машине разъезжать по магазинам как-то не привык.

Умка встретила как обычно, радостным лаем.

— Меня же не было всего часа 4, - с упрёком посмотрел я на довольную собаку.

Она лишь слегка повернула морду, будто пытаясь убедить, что 4 часа — это целая вечность.

Днём позвонила журналистка и сказала, что связь с телестудией будет проходить посредством web-камеры. Благо у Сани на ноутбуке таковая имелась, а настроить видеосвязь было не сложно.

В назначенное время я уселся перед компьютером, ожидая входящий вызов. На связь вышел парень лет двадцати пяти, который сообщил, что через пять минут меня переведут на студию. Я стал ждать.

Вскоре на экране ноутбука появилось изображение студии "Не надо молчать". Камера медленно передвигалась то вправо, то влево, охватывая весь зал. Возле зрительских мест находился ведущий, на диванах восседали гости.

— Здравствуйте, Алексей, — обратился ко мне Дмитрий, ведущий ток-шоу, — поздравляю вас с победой.

— Спасибо, — кивнул я.

— Алексей, вы же наверняка слышали о происшествии в городе Винске?

— Да, — вновь кивнул я.

— Что вы думаете по этому поводу? — задал вопрос Дмитрий, на который я рассчитывал.

— А что я могу думать? Я спас одного человека от психической травмы, а этот парень спас несколько десятков человек от возможной смерти. Мне кажется, глупо сравнивать наши поступки. Я поступил так, как должен поступать хотя бы каждый второй. Этот мужчина, — мне было трудно не называть Саню по имени, — действовал как герой.

— А как же серые одеяния? Многие говорят, что он сектант. Не знаю, сумасшедший. Аналитики утверждают, что отсутствие жертв — везение.

Я на секунду задумался. Не ожидал такого вопроса. Хотя и предполагал, что чистеньким Саню не оставят. Найдутся те, кто обольют грязью. Всё-таки в глубине души оставался при своём мнении. Обществу не нужны герои.

— Возможно, я покажусь кому-то чересчур резким, но аналитики слишком часто разевают рот не по делу. Их подвиги — никому не нужная мозговая деятельность. Не им судить этого человека. Возможно, он сектант или сумасшедший, но если бы все сектанты были такими как он, я бы радовался тому, что на территории нашей страны процветает сектантство. Что же касается везения? Спросите тех, кто видел, что вытворял этот мужчина в банке. Он не оставил шансов бандитам. Пускай и ценой собственной жизни.

— А если бы у бандитов была взрывчатка?

— А если бы человек был бессмертен?

— В смысле?

— В смысле нечего гадать о том, чего нет! — я позволил себе повысить голос.

Ведущий смотрел на меня с раскрытым ртом.

— Простите, если высказался слишком резко, — сказал я спокойно, — просто не люблю людей, которые дёргают языком вместо того, чтобы заниматься делом. И ещё, я бы хотел обратиться ко всем журналистам. Оставьте меня в покое.

Я нажал на кнопку отключения видео связи. Теперь одно из двух, либо эпизод с моим участием пропустят в эфир, либо нет. Третьего, как говорится, быть не может. Хотел бы я знать, что там происходит после моего отключения. На лице появилась улыбка.

Шансы пробиться в эфир у меня реальные, такие передачи жутко падки на скандалы. А это самый настоящий скандал. Теперь журналисты обидятся и смешают меня с грязью. Хотя лучше меня, чем Саню.

— Как же мне не стыдно, — подумал я, улыбаясь, — и это после того, как они вытащили меня из-под стражи.

Узнавать когда выпуск передачи "Не надо молчать" попадёт в эфир, не стал. Всё равно рано или поздно до меня дойдут вести о том, попали ли мои реплики в эфир. А слушать, как все эти актёры, музыканты и прочие звёздочки обсуждают поступок Сани, не хотел. Да и не поступок вовсе они там обсуждают, а самого Саню. В этом я не сомневался.

— "Не надо молчать". Ну и название! В их случае лучше было бы заткнуться!

Глава 4

Вечером я собрал вещи, которые не нужны были здесь, но могли пригодиться в родном городе. Оказалось не так уж и много багажа. Документы, диски и книги, купленные ещё вместе с Саней. Одежда, новая и старая. Всё уместилось в одну спортивную сумку. Не забыл прихватить и ноутбук.

Оставалось лишь одно дело в городе, которое я намеревался сделать с утра. Одно дело и можно будет перевернуть очередную страницу жизни. Я долго не мог уснуть. Мысли не позволяли. Казалось, что я всё делаю не так, как должен. Хотя кому и что я должен? Теперь только лишь себе. А эти долги изредка можно прощать.

Не знал, что буду делать, когда вернусь. Найду квартиру Сани. Теперь уже мою квартиру. Проверю, все ли мои знакомые забыли обо мне. А потом… Потом посмотрим. Может, столкнусь с пресекающими, может, решу вернуться к нормальной, спокойной жизни. Всё может быть. Зачем гадать и планировать, когда происходящее зависит не от одного лишь тебя? Всё-таки человек — существо социальное.

Я перевернулся на правый бок, отогнав все мысли, и уснул. Спал крепко до самого утра. Мне предстояло ехать несколько часов по трассе, довольно страшно, учитывая мой водительский стаж. Но безумных переживаний не было. Я больше боялся будущего, чем данной поездки.

Проснувшись, привёл себя в порядок и набрал номер адвоката. После долгого ожидания трубку сняли:

— Да, Алексей, — ответил правозащитник.

— Вы не в курсе, где похоронен Саша?

— На центральном кладбище города Торчинский. По просьбе самого Александра, описанной в завещании.

— А точнее? Хотя бы сектор? Не знаете?

— Перезвони минут через десять. Я узнаю.

— Спасибо, — я кивнул и глянул на часы, засекая время.

Чтобы ждать было не так скучно, я запустил проигрыватель. Комнату наполнили звуки бита и речитатива из телефона. Четыре трека скрасили минуты ожидания.

— Седьмой сектор, — раздалось в трубке, как только затихли гудки. — Что-нибудь ещё?

— Нет. Спасибо. До свиданья.

— Да, да, конечно, — согласился Дмитрий и повесил трубку.

Что ж. Саня похоронен на центральном кладбище родного мне города. Больше меня ничего не держало.

— Умка. Идём погуляем немного и поедем домой, — бросил я, поднимаясь с дивана, на котором ещё долго никто не будет сидеть.

Собаку уговаривать не пришлось, она всегда была готова отправиться гулять.

— Продать что ли квартиры в двух городах, — подумал я, оглядывая стены дома, — не от пресекающих же скрываться? Ладно. После решу, — я прошёл в прихожую и, одевшись, стал спускаться вниз. Сумка уже лежала в машине.

На дорогу до родного города я затратил почти шесть часов. Довольно часто останавливался, чтобы свериться с картой, найденной в интернете, иногда уточнял дорогу у работников придорожных заведений. Один раз спутал поворот, пришлось разворачиваться и ехать обратно.

На некоторых остановках выпускал Умку подышать воздухом. Больше всего я боялся, что с ней могут возникнуть проблемы. Хотя она неплохо держалась в пути. Мне даже показалось, что ей нравиться разглядывать проносящиеся деревья и столбы. Полчаса пути она спала, развалившись на заднем сиденье машины.

В целом дорога прошла без происшествий, и ближе к вечеру я заметил знакомые пейзажи. Река Кама зимой превратилась в огромное снежное поле. Заброшенный порт, за год принимавший лишь два-три туристических судна. Мост через реку. Заводы, часть из которых обанкротились и прекратили работу в 90-е годы.

Никогда не любил ехать мимо всего этого. Такая заброшенность напоминала суровую правду о родной стране. Правду о том, что мы не смогли сохранить то, что имели. Теперь мучились. Кто знает, когда теперь отойдём от всех этих кризисов, идущих друг за другом.

Когда территории предприятий и заводов остались за спиной передо мной раскинулся город. Столь родные и с детства знакомые пятиэтажки на окраинах. Всё-таки они отличались от невысоких панельных домов других городов. Хотя бы тем, что находились на моей малой родине.

Торчинский. Странное название, которое всегда было поводом для смеха местных мальчишек. И сколько бы нам не объясняли, что город назван в честь одного малоизвестного композитора, нам это было не важно. Гораздо смешнее называть город и его жителей просто — Торчки.

Я ехал по главной улице города. По правую сторону заметил трёхэтажное здание. То самое, которое Саня назвал "офисами" пресекающих. Оно стояло между основным шоссе и железной дорогой, казалось, со дня основания города. Хотя отделка фасада "офисов" могла заставить грызть ногти от зависти любой новенький бизнес центр. Всю жизнь меня интересовало, что находится за этими новыми пластиковыми окнами и вот теперь я знал ответ. Только легче от этого не было.

Машина тем временем везла меня мимо района, в котором я провёл всё сознательное детство. Родился далеко от этого места, где-то в Ленинградской области, но не исполнилось мне и двух лет, как мои мама и папа переехали в Торчинский. Переселить семью помнящего поближе к себе, чтобы было проще наблюдать, что может быть разумнее.

Я свернул с главной дороги, начав петлять по дворам.

Странно, но путь к новому дому пролегал через места, которые вызывали в душе наибольшее возбуждение. Судьба? Судьба.

Бог и судьба. Они схожи тем, что в них можно либо верить, либо не верить. Но судьба, в отличие от Бога, ежедневно пытается убедить человека в своём существовании.

Не сказать, что я считал себя фаталистом, но "забавные" наборы случайностей замечал вокруг себя слишком уж часто, чтобы относиться к феномену фатума скептически.

Так и сейчас. Я проехал мимо мелькавшего окнами дома Даши. Остановиться бы и зайти к ней. Посмотреть в её глаза. Я буду просто заблудшим путником, приход которого скорее пугает, чем восхищает.

— Мало ли что на уме у этого человека, — будто услышал я голос девушки, обращённый к матери, после того, как она не открыла дверь перед рядовым студентом. Обыкновенным торчком. Ещё одним жителем города со столь смешным названием.

До нового дома оставалось всего парочка поворотов. С того момента как мы въехали в город, Умка возбуждённо смотрела в окно, иногда поглядывая на меня. Она чувствовала, что долгая дорога подходит к концу. Собака чувствовала, а я знал. Мы почти на месте.

* * *

Я поднялся на третий этаж. Дверь новой квартиры была чересчур обыкновенной. Гладкий лист железа, окрашенный в голубой цвет и подвешенный на петли. Квартира оказалась однокомнатной со стандартным набором мебели: стол, диван, небольшой шкаф. На кухне тоже самое: стол, пару табуретов, холодильник и несколько подвешенных шкафов. Вся мебель советских времён. Было видно, что здесь жил человек увлечённый мечтой, паривший далеко от этого мира.

Теперь буду жить я.

Забавно. Мне предстояло начать новую жизнь, имея в карманах огромную сумму денег. Не будучи связанным какими-либо обязательствами с кем-то. Все, кому я когда-то, что-то обещал, либо забыли об этом, либо умерли. Другой был бы рад такой перспективе. Хочешь — создавай семью, хочешь — прожигай жизнь. Два основных алгоритма судьбы можно было с лёгкостью выполнять.

Меня такие перспективы не устраивали. Чувствовал, что должен выбрать другой путь. Какой? На тот момент я этого не осознавал. Дело даже не в пресекающих. Я был уверен, что они не помешают мне жить обычной жизнью, если я того захочу. Теперь, когда я вспомнил прошлую жизнь и остался прежним, им даже не обязательно было опасаться того, что я переживу всплеск эмоций. Значит, они позволят мне любить, страдать, бояться — жить. Главное, чтобы я остался прежним и сделал вид, что жизни тамплиера попросту не было.

Я положил сумку на потрепанный диван, тёмная ткань которого давно изошлась нитками. В голове осталось лишь две мысли: о сне и пище.

— Скоро вернусь, — пообещал я Умке, глядя в глаза, — принесу чего-нибудь перекусить. Сегодня мы отдыхаем.

* * *

Утром, как только проснулся, я перекусил остатками вчерашнего ужина, наспех умылся и отправился на центральное кладбище. Зимой ни разу там не был, но понадеялся, что сугробы на пути к могилам будут не высокими. Всё-таки Саню похоронили совсем недавно.

Когда до кладбища осталось ехать меньше километра под капотом что-то застучало. Не громко, но довольно часто. Я съехал на обочину, включив аварийку. Открыл крышку капота и с минуту смотрел на многообразие механизмов и трубочек. Я ни капли не разбирался в устройстве машины и даже предположить не мог, откуда шёл звук. Пришлось ехать дальше, стараясь не обращать внимания на мерное постукивание.

Подъехав к кладбищу, я заглушил мотор. На дороге снега намело за зиму достаточно. И хотя колеи от колёс проезжавших ранее машин имелись, я не рискнул ехать дальше. Всё-таки мерседес — не Нива, которая из любых сугробов выедет.

До седьмого сектора я шёл пешком, набирая снег в кроссовки. Могилу Сани увидел сразу. Единственный холм земли в округе, который ещё не успело накрыть снежной шапкой.

Я подошёл к кресту, на котором были написаны даты рождения и смерти Саши и осознал, что в день похорон здесь, кроме могильщиков, никого не было. В голове возникла картина, как заколоченный гроб лежит на снегу, а два или три человека греют землю, чтобы она поддалась лопатам. И никого вокруг. Только люди, нанятые адвокатом, тонны снега и сотни могил.

Сел на корточки. Казалось, что я вижу сквозь землю деревянную крышку гроба и спокойное лицо Сани. Ни один мускул на нём больше не дрогнет.

Я был знаком с ним всего несколько месяцев, но за это время Саня встал в ряд самых дорогих людей. Он был такой же, как я, он раскрыл мне глаза, пришёл на помощь и желал стать героем, примером для других. Разве много в моей жизни было таких людей?

Я быстро заморгал, почувствовав, как к глазам подбираются слёзы. Не хотелось, чтобы ресницы слиплись на морозе.

— Что, Саня? Привет, — проговорил я. — Спасибо тебе, конечно, но всё-таки ты поступил, как свинья, оставив меня. Как мне стать героем? Ходить по улицам и искать девушек, которым необходима помощь? — я замолчал, будто ожидая ответа. — Знаешь, пресекающие как будто оставили меня в покое. Можно вернуться к прошлой жизни. Начать всё заново, — вновь минутное молчание, я задумался и на секунду забыл, где нахожусь. — Только я этого не хочу, — пожал я плечами, поднимаясь с корточек, но не отводя взгляда от могилы. — Как с ними можно бороться? Не знаю. Но и жить под постоянным надзором не хочу. Я никогда не считал себя злопамятным, но простить им то, что они сделали со мной, уничтожив память обо мне в сердце каждого близкого человека — не могу. А как мстить — не знаю. Не знаю, — растянул я, вновь погружаясь в мысли.

На кладбище заехала машина. Отечественная легковушка. Она проехал к дальним секторам. Я оглянулся. Могилы занимали огромную территорию, окружённую лесами. И это было не единственное городское кладбище. Я даже думать не решился, какие площади занимают кладбища, закреплённые за крупными городами.

— Ладно, Сань, прости. Я же сюда не жаловаться пришёл, в конце концов. Справлюсь. Летом установим тебе ограду и памятник. Главное, там устройся. Я верю, что мы не помним время между жизнями не потому что там ничего нет. Есть, и тебе предстоит в этом убедиться. Глядишь, пересечёмся лет через сто-двести. Посмеёмся над попытками противостоять пресекающим, — я ещё несколько минут стоял возле Саниной могилы, думая о смерти. Что это для помнящего? Ожидание следующей жизни. А есть ли предел уровням помнящего? Количество жизней, после которых он не переродится? Этого не знал никто, наверное.

Я вспомнил, как впервые встретился с Саней, как он вырвал меня из обычной жизни, резко распахнув дверь машины передо мной. Вспомнил, как искупал в ледяной воде озера, как мы спорили на вокзале, когда я пытался вернуться в родной город. Он свято верил в предназначение помнящего. Только теперь я осознал, что почти не знал его. Всё-таки смерть не страшна, страшно, что человека больше не будет.

— Пойду я, удачи тебе. Зайду как-нибудь ещё. Не скучай, — я улыбнулся и отправился обратно к машине, стараясь идти по колеям или собственным следам. В голове мыслей совсем не осталось, будто старательный дворник их вымел подчистую. Я не спеша добрался до автомобиля и, сев за руль, стал разглядывать высоченные сосны, будто стеной отгородившие кладбище от дороги.

Когда первые мысли вернулись из глубины сознания в голову, я будто очнулся ото сна и попытался завести машину. Мотор покряхтел для приличия, но заводиться отказался.

— Приехали, — безнадёжно проговорил я, откинувшись на спинку.

Я попробовал ещё раз, но вновь ничего путного не вышло.

Если бы это был не Мерседес, я бы проклял тот день, когда сел за баранку этого пылесоса. Но такую машину пылесосом назвать язык не поворачивался. Хотя факт оставался фактом, она отказывалась заводиться. Я вышел на улицу, пытаясь успокоиться.

— И что же ты капризничаешь, — я с упрёком уставился иномарку, — Сане бы это не понравилось…

Я тяжело вздохнул и в очередной раз попытался завести мотор, готовый звонить в такси, чтобы те подцепили мою машину. Но автомобиль, будто пристыженный моим укором, взревел, готовый ехать куда прикажут.

— Вот и отлично, — усмехнулся я. Стук в моторе прекратился. Машина работала так же спокойно, как вчера.

Не заезжая домой, я поехал к институту, в котором успел проучиться меньше полугода. Нужно было выяснить, помнят ли меня одногруппники. Среди которых было и несколько моих друзей. Сверившись с расписанием, я убедился, что группа юристов сейчас на парах. Куртку в раздевалку решил не сдавать, мне нужно было лишь подняться на нужный этаж и дождаться перемены. После поздороваться с кем-нибудь из студентов и проследить за его реакцией.

Ждать нужно было минут пятнадцать. Когда я подъехал к институту, пара подходила к концу. Я облокотился на стену возле нужного кабинета и стал ждать. Мимо прошёл преподаватель истории. Я, не задумываясь, поздоровался. Он ответил на моё приветствие. Хотя это ничего не значило. Преподаватели без удивления здороваются с любым студентом.

Логичным было бы зайти к физрукам. Всё-таки один из них был тренером нашей волейбольной команды, но я боялся, что они меня не забыли. Уверен, они были не в восторге оттого, что я пропал и оставил ребят без капитана.

Звонка или какого-то другого сигнала об окончании пары в институте не было. Преподаватели просто периодически посматривали на часы, чтобы разбудить студентов и прекратить чтение лекции. Судя по часам на мобильном телефоне, пара закончилась. Скоро группа выйдет из кабинета. Из других аудиторий студенты уже вышли и направлялись к лестнице. Видимо, преподаватель решил задержать юристов.

Когда дверь возле меня открылась, из неё чуть ли не организованной группой вышли почти все бывшие одногруппники. Ни один не заметил меня. В аудитории осталось лишь трое: Денис, Женя и Дима — мои друзья. О чём-то разговаривали с преподавателем. Я продолжил ждать.

В конце концов и они покинули кабинет. Я протянул руку перед Деном. Он без особого интереса ответил на рукопожатие и поспешил дальше. Два других друга прошли мимо.

— Конечно. Почему бы не поздороваться с протянутой тебе рукой?! — Я злился. — Даже не обернулся, чтобы узнать, что за чудик тянет лапы! И не в облом было пресекающим чистить память всем моим знакомым!

Я отправился домой. Хотелось куда-нибудь выплеснуть злость. Да, я не сомневался, что пресекающие позаботились о друзьях, но надежда умерла всего лишь минуту назад. Никто меня не помнил. Что делать? Ворваться в "офисы" организации и разнести там всё, что успею до того, как меня схватят?

Я шёл по коридору, смотря перед собой, но не замечая никого вокруг. Кто-то протянул руку, я поздоровался, не глядя в глаза человеку. И только спустя секунды до меня дошло — меня узнали. Я обернулся. Это был обычный знакомый, с которым я познакомился на дне рождении старого друга. Даже имени его толком не помнил. Значит пресекающие стёрли память не всем, а лишь тем, кто мог поднять тревогу из-за моей пропажи. От этого становилось ни капли не легче, но злость куда-то исчезла. Так же быстро, как появилась.

Я заехал домой, перекусил на скорую руку и погулял с Умкой. Не знал, что делать с пресекающими, но придумал, как вернуть главного из дорогих людей. Всё оказалось до ужасного просто. Я решил познакомиться с Дашей вновь. Надеялся, что парня за это время у неё не появилось. Вот только сожалел о том, что таким же образом нельзя сблизиться с родителями.

Вечером решил подежурить возле подъезда, в надежде, что Даша выйдет прогуляться, хотя бы до продуктового. Я сбегал до магазина канцтоваров и распечатал пару предложений, которые подготовил заранее. Оставшееся время затратил на уборку в новом доме. Всё-таки я предпочитал уют холостяцкому беспорядку.

Заранее наметил для себя предметы мебели, которые я заменю. Прикинул, какие вещи следует прикупить. Как бы дальше не повернулась судьба, уютная квартирка никогда не помешает.

К вечеру крупными хлопьями повалил снег. Я стоял возле подъезда Даши и смотрел по сторонам, надеясь, что замечу девушку издалека. Если, конечно, она не выйдет из дома прямо передо мной. Каждый раз, когда внутри подъезда раздавался шум, я с замиранием сердца смотрел сквозь грязное стекло, расположенное над дверью. Сквозь него можно было заметить лишь ноги спускающегося, но даже по обуви я легко определял Даша это или нет.

Заранее приготовленное объявление висело на доске возле двери. Я периодически оборачивался на него, чтобы убедиться, что листок никуда волшебным образом не исчез.

Она появилась после того, как время, проведённое возле её дома, стало подходить к часу. Я замёрз, но ничуть не жалел околевшие ноги. Награда была слишком близко, чтобы сожалеть. Взгляд начал неспешно ходить по листочкам, на каждом из которых была опубликована реклама услуг или написано о желании людей снять квартиру в данном районе.

Я почувствовал, как она подошла близко. Достаточно близко, чтобы можно было к ней обратиться.

— Девушка… — окликнул я её и осёкся. В глазах Даши не было интереса или страха смешанного с желанием промелькнуть в подъезд, чтобы незнакомец не пристал к ней. В её глазах отразилось непонимание и удивление. Меня будто током прошибло. Она меня узнала.

— Лёша? — спросила она, прекрасно понимая, кто перед ней.

Я кивнул, не зная как реагировать на подобное развитие событий.

— Я… — блуждал я взглядом по двору, пытаясь подобрать слова и объяснить из-за чего пропал, — Я… Я вроде сюрприз тебе хотел сделать, — пожал я плечами, осознавая всю глупость положения.

— Какой сюрприз? — похоже, туго соображал не только я, она тоже была шокирована. Хотя действительно, какой сюрприз?

Я вновь попытался найти нужные слова, но она пришла в себя быстрее.

— Послушай, Лёша. Не приходи сюда больше. Не стоит, — она попыталась пройти к подъезду, чтобы поскорее вернуться домой.

— Но… Но… Даша. Ты же видела меня в выпусках новостей?! Знаешь, куда я пропал? — я не мог успокоиться, в голове творилось чёрти что.

— Знаю. Видела, — кивнула она и предприняла очередную попытку прорваться к подъездной двери.

— Тогда в чём дело? Мне нужно тебе кое-что рассказать. Меня знакомый вывез из города без моего согласия.

— Какая разница? — обожгла меня Даша холодным взглядом. — У тебя ведь нет девушки.

Я повис. Окончательно и бесповоротно. Мысли остановились и отказывались хоть как-то двигаться в голове. Даша оттолкнула меня и скрылась за дверью. Я услышал лишь гудки домофона, сигнализирующие о том, что дверь оставили распахнутой, и доводчику пришлось потрудиться.

И только спустя несколько минут я осознал произошедшее. Пресекающие не стёрли ей память, лишь углубив и раздвинув пропасть между нами. Она видела меня в ток-шоу! В этом проклятом ток-шоу болтунов! В интервью, которому я заявил, что у меня нет девушки.

Она обиделась на это! На мелочь. Она нашла причину. И теперь мне нужно было загладить свою вину. Сегодняшняя битва была с треском проиграна мной. Я обречённым взглядом посмотрел на доску объявлений. Среди десятков потрепанных листков висел мой:

"Ищу девушку Дашу. Характерная черта: идеал".

Оставил его трепыхаться на ветру и побрёл домой. Завтра я попытаюсь встретиться и поговорить. Войну я выиграю во что бы то ни стало. Хотя нет. Разговоры ничего не изменят. Нужно было удивить её, вызвать улыбку. Сделать так, чтобы улыбка возникала на её лице каждый раз, когда она вспоминает обо мне.

Я ободрился, предчувствуя череду побед в борьбе за сердце Даши. Ноги понесли меня чуть быстрее. Дома ждала Умка, которая была не прочь побегать под снегопадом.

Глава 5

Однако Умка не изъявила желания гулять. Когда я пришёл домой, она не встретила меня с радостным лаем, как это было обычно. Я удивился, но решил, что она просто дрыхнет возле дивана. Собака успела облюбовать это место за сутки проживания в новой квартире.

Я почувствовал опасность только когда снимал кроссовки. Умка подала голос. В нём не было ни страха, не обеспокоенности, но сам факт того, что Умка не спит, и не встретила меня у порога, насторожил. Она раньше всегда прибегала в прихожую, как только ключ попадал в замочную скважину, а то и за несколько минут до этого момента.

В руке мгновенно оказался меч, я повесил куртку на крючок, прислушиваясь к звукам квартиры. Ничего необычного. Сделал шаг и оглядел комнату. Сердце остановилось от страха. На секунду. После заработало быстрее, чем прежде.

На диване сидела женщина. Волосы тёмные как ночь, явно крашеные, никогда не видел такого естественного цвета. Одета по-деловому, ни одного светлого оттенка в костюме. Чернота женщины пугала. Даже глаза её лучились мрачными цветами. Холодный взгляд, очень холодный. Я сразу вспомнил последнее письмо Сани. Зульмира. Ни на секунду не сомневался, что друг предупреждал меня именно о ней.

Женщина улыбнулась, и от улыбки этой меня чуть не передёрнуло. Было в ней что-то до колик противное. Потревоженные морщины навели на мысль, что женщина прожила большую часть отведённого ей срока.

Умка предательница! Лежала на диване, положив голову женщине на колени. И получала удовольствие от поглаживания морщинистой рукой.

— Лёша, убери меч, — заговорила она голосом, который был ничуть ни теплее улыбки. Хотя и злости, страха или угрозы в её интонации не заметил. Она была спокойна и хотела успокоить меня, — он ни к чему.

Я подумал, что убив лидера пресекающих, создам в их ряды крупные проблемы. Дальше могло происходить что угодно. Я был не против даже погибнуть. Ведь из-за неё мои родители забыли меня, из-за неё Сане приходилось скрываться. Она отдавала приказы. Я ещё раз убедился, что Саня говорил о ней, слишком властная женщина, чтобы быть пешкой в организации.

— Неужели ты думаешь, что все твои проблемы — моя вина. Не думай, что решения принимаю лишь я. Убив меня, ты не отомстишь.

Я сбился с мыслей. Эта женщина будто знала, о чём я думаю. Либо была отличным психологом.

"Она блестящий психолог и дипломат", — перед глазами проплыла строчка из Саниного письма.

— А что мне нужно сделать, чтобы отомстить? — с вызовом спросил я у женщины, не опуская клинка.

— Зачем мстить? Ты не собрал и десятой части головоломки, а уже сделал собственные, объективные выводы. Ты же почти ничего не знаешь ни о нас, ни о себе, ни о том, что происходит вокруг тебя.

— Я знаю лишь то, что вы не даёте помнящим жить нормальной жизнью.

Женщина улыбнулась. Улыбка её ни капли не изменилась, но мне показалось, что она не такая уж и противная. Во всяком случае, воротить меня перестало.

— Помнить прошлые жизни — это дар.

— Который вам не доступен? — съязвил я.

— Дар — это синоним проклятья. Ни один дар не даётся человеку без проклятья в придачу. Проклятье помнящих, это мы — видящие. И ничего с этим не поделаешь.

— А что тогда является вашим проклятьем? Насколько я знаю, вам тоже дан не малый дар, — не мог успокоиться я. Женщина, сидевшая на диване в двух метрах от меня, олицетворяла все мои проблемы. И я намеревался их решить.

— Проклятье видящих, это вы — помнящие.

Я опешил, не осознавая до конца смысла сказанного.

— Послушай, Лёша. Убивать я тебя не собираюсь. Хочу поговорить. Может, отложишь расчленение меня на части и выслушаешь?

Женщина заводила меня всё ближе к тупику. Я понимал, что готов спрятать клинок за спину и выслушать её взгляд на вещи.

"Она блестящий психолог и дипломат", — на этот раз фраза возникла в голове, как будто я слышал её от Сани, а не читал письмо.

— Память моим близким можно вернуть? — задал я вопрос, ответ на который мог склонить чашу весов как в одну сторону, так и в другую.

— Нет, — покачала головой женщина. — Я искренне сожалею, но мы даже предположить не могли, что всё обернётся так.

— Как?

— Мы не думали, что ассасин погибнет, — без тени эмоции проговорила женщина. — Окрестили тебя бесконтрольным. Приняли все меры, чтобы серьёзных проблем не возникло. Если бы не смерть Александра… В общем, не стоит отрицать, что без него ты — не бунтовщик. Алексей, члены организации рассчитывают на сотрудничество с тобой.

— Какое сотрудничество? Я — помнящий, вы — видящие. Вы хотите, чтобы я помогал вам портить жизнь другим людям, которые знают о реинкарнации?

— Я же говорила, ты знаешь слишком мало. Не стоит судить об устройстве мира по камню, лежащему у твоих ног.

Я взял стул возле компьютерного стола и сел напротив видящей.

— Отлично. Я выслушаю вас, — проговорил я, положив клинок на стол так, чтобы в любой момент его можно было схватить для защиты. — Мне как, вопросы задавать или у вас имеется связная история?

— Сначала история, потом вопросы, — кивнула женщина, — кстати, меня зовут Зульмира.

— Противно познакомиться, — съязвил я.

Женщина рассмеялась так, будто я рассказал ей самую смешную шутку, которую только могли придумать люди.

— Мне с тобой, напротив, приятно, — произнесла Зульмира, когда уняла смех.

— Вы со мной давно знакомы, — отрезал я в нетерпении. — Так что? Будет мне сказка на ночь?

— Будет, конечно будет. Может, выпьем чая? Ты, должно быть, проголодался.

— Попью его в одиночестве, когда вы покинете мою квартиру.

— Значит, ты позволишь мне уйти отсюда живой?

— В случае, если сказка будет интересной, — ухмыльнулся я.

— Она будет интересной, не сомневайся. Во всяком случае, ты узнаешь много нового, — женщина встала с дивана. Я положил ладонь на рукоятку клинка. Зульмира, будто не заметив этого, прошла к окну. — Первые записи о помнящих появились в XIII веке, — заговорила она, с интересом разглядывая что-то во дворе, — и сделаны они были Орденом Тамплиеров. Тогда член ордена Алекс жил первую жизнь и видящий, приближённый к магистру, не мог объяснить, чем его заинтересовал рыцарь. В одном он был уверен, Алекс отмечен Христом. Светлая или тёмная метка на нём была, — Зульмира пожала плечами, повернувшись ко мне лицом, — он не знал. Рыцаря ордена определили к службе в одном из домов и присматривали за ним, — женщина улыбнулась, и посмотрела на меня.

Я никак не отреагировал на весть о том, что за мной следили уже в те дни, ждал продолжения истории, не убирая ладони с эфеса клинка. Только лишь вспомнил слова Рохана, которые превратили несколько ночей в ад:

"— Не знаю, кто ты, но благодари Бога за покровительство. Если, конечно, за тобой присматривает он".

Не Бог и не Дьявол. За мной присматривали высшие члены ордена.

— Алекс жил, — продолжила Зульмира, не заметив на лице удивления, — но ничего необычного не происходило. Ничего, что могло указать на богоизбранность. У Ордена появились проблемы в виде короля Филиппа, об Алексе забыли. Жак Де Моле вспомнил об отметине Христа лишь перед смертью. Он увидел лицо рыцаря в толпе зевак и произнёс знаменитое проклятье, вызов виновников падения ордена на Божий суд. Точно сказать никто не может, по-моему разумению, речь эта предназначалась в первую очередь слуху помнящего. Магистр не мог допустить, чтобы человек с меткой Спасителя поверил в греховность рыцарей Тамплиеров. Послушай, ты точно не хочешь угостить меня чаем? Разговор может затянуться надолго.

Хотел было съязвить в очередной раз, но понял, это ни к чему. Я действительно хотел есть. И Зульмира всё меньше ассоциировалась у меня с опасным врагом. Хотя приятной собеседницей никогда бы не смог её назвать.

— Хорошо, сейчас поставлю чайник, — согласился я, взяв с собой на кухню меч. Враг, не враг, но союзником мне она точно не была.

— "Она блестящий психолог и дипломат", — в очередной раз прозвучал в голове Санин голос. Знал бы он, какое значение сыграет строчка из письма, когда писал его. Только благодаря ей мне удавалось напоминать себе, что из-за этой женщины Сане пришлось скрываться, из-за неё никто из моих родных не помнит меня, а любимая девушка злится. Каждое слово Зульмиры как будто заставляло всецело довериться ей. И дело здесь было не только в блестящих навыках дипломатии. Я чувствовал это.

— Возможно, Алекс был не первым помнящим, — продолжила она историю, когда я вернулся в комнату и расположился на стуле. — Вспомни хотя бы асассина, точные даты его жизни не известны, но есть не малая вероятность, что он был рождён раньше. Скажем так, Алекс был первым, кого встретил видящий. Хотя вероятность рождения помнящего до XIII века крайне мала. Нам не удалось зарегистрировать ни одного такого случая.

— Действительно, ведь ваша картотека на помнящих довольно широка, — улыбнулся я, пытаясь задеть Зульмиру.

— Да, широка, — без капли иронии ответила женщина, — мы регистрируем каждого, с кем имеем дело. И ни одного такого, чтобы одна из его жизней была раньше XIII века.

Её невозмутимость раздражала.

— Почему именно XIII век — неизвестно. Хотя данная цифра довольно символична, если брать в учёт то, что всего зарегистрированных помнящих в мире — 13.

— А видящих сколько?

— На данный момент известно пятеро. Хотя не нужно забывать, что помнящие смертны и сейчас из этих тринадцати — живы пятеро. То есть ещё восемь дожидаются своей очереди.

— И четверо из них живут в Торчинском?

Зульмира кивнула.

— Ещё один проживает в Америке. Мы не исключаем, что где-то проживают незарегистрированные помнящие, — меня передёрнуло от этих слов, — но стараемся обнаружить всех. Есть способы обнаружения, которые позволяют задействовать в поиске не только видящих.

— А информация о созидающих не сказки?

— Нет. Асассин рассказал? — спросила Зульмира.

Я кивнул. Меня раздражало, что она называла Саню ассасином. Меня почти всё раздражало в этой женщине. Хотя ответы, которые я получал в этот вечер, были действительно интересны. Я верил тому, что узнавал от видящей.

— Такая организация действительно существует. По сути, созидающие и прекращающие — два оплота. В мире существуют другие мелкие организации изучающие феномен помнящих и видящих, но они не играют какой-либо роли. Хотя даже они сотрудничают либо с нами, либо с созидающими.

— А почему такой большой процент помнящих в этом городе. Почему из пяти, всего один в Америке?

Зульмира улыбнулась в очередной раз. Она понимала, что я заглотил наживку. Мне было интересно, любопытно узнать больше.

— Считай это страшной удачей. Все пятеро родились в России, мы перехватили четверых человек быстрее, чем созидающие. Одного упустили.

— Почему в России?

— Не знаю. Это так же необъяснимо, как то, что появляться помнящие и видящие стали в XIII веке. Такое чувство, что смысл у этого есть, но мы о нём не знаем.

— У нас видящих тоже больше?

— Нет. Видящих в стане пресекающих всего двое. Также двое у созидающих. Ещё один проживает в Индии и чувствует себя вполне комфортно.

— А индийский видящий на кого работает?

— Ни на кого. Он не принадлежит ни к одной из организаций. Даже несмотря на то, что прекрасно осведомлён о своей уникальности. Мы не единожды пытались переманить его к себе, но всё тщетно. Он отказывается впутываться в разборки между Россией и Америкой, между пресекающими и созидающими. Собственно, мы слегка отвлеклись, — спохватилась Зульмира. — Так вот, после смерти тамплиера сэра Алекса в разное время рождались помнящие, но их упоминание в данной истории не является важным. Следующей значимой фигурой, о которой я хочу рассказать, был помнящий, рождённый в Германии в 1918 году.

Монолог Зульмиры прервала мелодия мобильного телефона. Яркая заводная музыка совсем не ассоциировалась с женщиной.

— Да, — ответила видящая на звонок. Потом несколько минут, не прерывая, слушала собеседника. — Весьма любопытно, — кивнула Зульмира, когда бормотание в трубке прекратилось. — Дождитесь меня, я скоро буду.

Она повесила трубку, ничего не объясняя, встала с дивана и направилась в прихожую. Я перегородил ей путь клинком.

— Мы не договорили, — сказал я, слишком резко для самого себя.

— Договорим позже. Я приду к тебе через пару дней, может позже. Уверена, за это время ничего не изменится.

— Я из-за тебя чувствую себя ужасно одиноким. Ты забрала у меня Дашу, родителей, друзей, даже Саню. Думаешь, уйдёшь, не ответив на мои вопросы?

— Ты не мститель, — парировала Зульмира тоном, от которого клинок начал медленно опускаться, — характер для этого не тот! Он не плох, но не подходит для того, что ты задумал. Не справишься! — произносила она, чеканя каждое слово. — Я предлагаю тебе другую жизнь. Ты о ней ничего не знаешь, но уже стремишься отвергнуть. Я встречусь с тобой через несколько дней, и мы продолжим разговор. Сейчас я тороплюсь. Не воображай о себе чёрти что! Ты силён, но не умеешь направлять эту силу на разрушение. Только на созидание. Ты знаешь, что это так.

Она была права. Она понимала меня. Видела то, что я пытался скрыть от самого себя. И это злило ещё больше. Зульмира ушла, не получив дальнейшего сопротивления.

Чуть позже на кухне засвистел чайник.

— "Она блестящий психолог и дипломат", — проплыл перед глазами текст записки. В который раз за вечер.

— Нет, — покачал я головой, глядя на Умку, — она не просто психолог. Она видящая — это вечное проклятье помнящего.

Глава 6

Весь вечер мне не давала покоя та мысль, что женщина прервала разговор не спонтанно. В голове стучало, что звонок был спланированным. Кто бы она ни была, но с психологией знакома не понаслышке, Саня был прав. Зульмира заинтересовала меня, я готов был её выслушать и ждал продолжения разговора. Хотя даже представить не мог, чем он закончится.

Хочет предложить мне другую жизнь? Неужели работу на пресекающих? Слежку за такими, кто похож на меня? Нет. На это я не подпишусь. Она это понимает. Должна понимать.

Я прокрутил в голове разговор. XIII век. Почему? Без всякой зависимости? Может быть, но я увлекался мистикой и не мог поверить в такую случайность. XIII век. Шествия татаро-монгол. Крестовые походы. Кровавое время было. Европейцы проливают кровь на Святой земле, пытаются навязать другим собственную веру. Татаро-монголы… Они в отличие от католической церкви не посягали на веру захваченных народов. После этих событий, в конце XIII века в Европе и Азии рождаются помнящие. Судьба делает их воинами веры: ассасином и тамплиером. Две религии. Два союза, чьи лидеры прикрываются верой, ради низменных целей.

Вдруг все мысли в голове пропали, кроме одной. Будто вспышка, указавшая на главное. Два помнящих, которые по домыслам являются первыми из рождённых. Зульмира рассказала об одном — сэре Алексе и упомянула о другом — ассасине. Следующей значимой фигурой, по её словам, был некто, рождённый в Германии, незадолго до войны. Неужели Саня? Он воевал за Советский Союз, но мог быть ребёнком немцев. Почему его фигура значима для истории помнящих? И может ли быть так, что его преследовали не для того, чтобы убить?

Я попытался отвлечься от подобных размышлений. Всё равно ответы получу лишь от Зульмиры, когда она соблаговолит встретиться вновь.

Вот ведь ведьма! Знала, как заинтересовать. Знала, на чём остановиться. Теперь попытается затянуть информационную паузу. Не удивлюсь, если она объявится только через три-четыре дня.

Ладно. У меня была и другая проблема, которая позволяла не сойти с ума, раздумывая над сказанным Зульмирой. Возобновить отношения с Дашей. В голове уже родилось пару идей. Решил реализовать их на следующий день. Добьюсь или нет прощения — не важно. Главное — поднять ей настроение, вызвать искреннюю улыбку. Остальное приложится.

С такими мыслями я уснул. С ними же и проснулся.

Утро прошло по стандартному распорядку. Ванная. Кухня. Прогулка с Умкой. На улице снегопад прекратился. Сугробы за ночь намело такие, что дворники использовали трёхэтажное лагерное наречие, чтобы объяснить свои чувства к природе.

Умку снежные горы приводили в восторг. Казалось, она была не против, чтобы я носился, взметая снег в воздух так же, как это делала она. Гуляли недолго, и вскоре мне пришлось утихомиривать пыл Умки и звать её домой. Ясное дело, она была против столь быстрого прекращения веселья. Хотя после недолгих уговоров всё-таки отправилась вслед за мной в подъезд.

Я занялся реализацией плана. План. Именно его наличие отличает мечту от цели. Каким бы фантастичным не было желание, если имеется пошаговый алгоритм выполнения, рано или поздно вы его исполните. Хотя люди привыкли это отрицать. Они предпочитают летать в облаках и бросать "повезло" или "папа всё купил", вслед успешным людям. Они тешат себя мыслью, что так всё и есть. Что успешными становятся лишь люди с богатыми родителями или люди, которым в один день повезло. Где-то в глубине их сознания имеется понимание, что исполнившие мечту, прошли через пот и кровь. Обычный человек не пустит подобную мысль в голову. Когда её нет, обыватель оправдывает бездействие перед самим собой, продолжая лежать на диване или ежедневно ходить на работу, которая осточертела.

Первым делом нужно было сотворить на ноутбуке очередное объявление. Правда теперь у него была другая цель. Привлечь внимание. Поэтому чёрная надпись на белом фоне — не подходила. Требовалось нечто красочное, красивое. И надпись на картинке стала другой: "Даша, прости меня. Ты — моя девушка и другой мне не надо. Люблю". И подпись: "Лёша".

Я посмотрел на результат и остался доволен. Вот только надпись. "Прости". За что я извинялся? Как будто признал себя виновным. Да, я сказал, что у меня нет девушки, но на то были причины. Хотя уж лучше сотню раз извиниться за то, чего не совершал, чем знать, что нанёс удар любимому человеку в самое сердце. Сам сделал порез, сам его и лечи.

Изображение перекочевало на флешку. Теперь канцелярский магазин не поможет. Слишком медленный принтер, слишком дорогая краска. От одного объявления, повешенного возле её подъезда, она лишь отвернётся, признав это дешёвым трюком. Не в плане денег. В плане сил, вложенных в попытку сделать приятное. Мне необходимо было несколько сотен копий, чтобы обклеить этими картинками каждую доску объявлений города, каждую автобусную остановку. Я отправился в местный издательский дом. Там за нужную сумму наштампуют столько картинок, сколько скажешь.

Вооружённый огромной стопкой листов и банкой клея, я отправился в путешествие по городу. Погода выдалась тёплая, что было только на руку — ни я, ни клей не должны были замёрзнуть.

Размещал по две-три листовки в каждом месте. Прохожие с интересом разглядывали яркое изображение, но никто не говорил ни слова, некоторые даже улыбались, глядя в мою сторону.

За пару часов стопка листочков похудела лишь вдвое. Несмотря на тёплую зимнюю погоду, я начал замерзать. Организм требовал перерыва на обед. Пришлось исполнить его требования и зайти домой поесть. После перекуса и получасового отдыха с книгой, вновь отправился на штурм городских досок с объявлениями.

Приклеивая очередное изображение, поверх полуголой девушки, анонсирующей ночь стриптиза в одном из городских клубов, я услышал задорный окрик:

— Я прощаю тебя! Алексей!

Я обернулся. Кричала девушка, которая шла мимо и широко улыбалась, глядя на меня.

— Меня тоже зовут Даша, — усмехнулась она. — Прости меня, но взаимностью ответить не могу, у меня уже есть парень, — пожала она плечами и, помахав рукой, пошла дальше.

Я улыбнулся ей в ответ и приклеил рядом ещё одну листовку.

— Интересно, Даша уже увидела? — подумал я, и на лице вновь всплыла улыбка. — Хотелось бы, чтобы ей понравилось.

Когда с объявлениями было покончено, приближался вечер, а мне нужно было успеть устроить ещё один сюрприз. Я заскочил домой, чтобы слегка отдохнуть и погулять с Умкой. Собака не понимала, за что ей уделяют так мало внимания, и была недовольна короткими прогулками. Я лишь мог пообещать, что на следующий день погуляем дольше.

Следующим пунктом плана значилась покупка небольшого ведра, яркого цвета, белой краски и тоненького, но крепкого каната. Всё это я нашёл в хозяйственном магазине, расположенном недалеко от моего дома.

Придя домой на ведре краской вывел несколько фраз: "Скучаю. Люблю. Схожу с ума". И ниже номер своего нового телефона.

В ведро поместил шикарный букет красных роз, за которыми смотался до цветочного магазина. Продавщица не скрывала удивления, когда узнала, что молодой человек покупает такую охапку роз. Я купил все розы, что были в магазине.

Оглядел результат своих трудов. Красиво. Не миллионы алых роз, конечно, но ей должно понравиться. А если Даша заметит этот сюрприз ближе к ночи, должно выйти ещё лучше. Во всяком случае, я на это надеялся.

Настала пора разведки, за которой следовала финальная часть. Я исследовал каждый подъезд Дашиного дома на наличие доступного выхода на крышу. В этой части мог произойти прокол, если все люки будут закрыты на замок. На этот случай, я устроил подпунктик, в котором значилось разыскать ключ у жильцов верхних этажей. Мне думалось, если объяснить, для чего мне нужно попасть на крышу, люди не откажут. Но судьба распорядилась иначе, и один из доступов на крышу был открыт.

Вообще, оптимист отличается от пессимиста тем, что принимает удачу, как символ верно выбранного пути. Пессимист же начинает думать, что всё слишком хорошо и в его душу закрадываются сомнения. По этому параметру я, несомненно, был оптимистом, если чувствовал помощь судьбы в виде мелочей, моя поступь на жизненном пути становилась лишь увереннее.

Оставалось лишь завершить план и ожидать реакции Даши. Я вернулся домой. Умка, не успев обрадоваться, осознала, что я опять ухожу, и, развернувшись, обиженно проследовала в комнату. Мне же нужно было лишь захватить ведро роз с верёвкой. Ветра на улице почти не было, лишь редкие лёгкие порывы. Погода тоже решила мне подыграть.

* * *

Домой я вернулся голодный, усталый и злой, но весьма довольный собой. Всё что задумал, сделал. Что ещё нужно для счастья, кроме плодотворно проведённого дня? Мне — ничего. Когда увлечён делами, забываешь обо всех проблемах. Никакие помнящие, пресекающие, видящие не лезут в голову и не заставляют до сумасшествия думать, размышлять. Какие могут быть тайны и загадки, если у тебя — дела. А ещё лучше, если ты сам осознаёшь полезность этих дел, а не твой начальник убеждает тебя, что они жизненно необходимы.

Теперь оставалось лишь ждать звонка от Даши или же повторной встречи с Зульмирой. Я даже не знал, хочу ли продолжения разговора теперь, когда выспался и вновь успел вымотать себя. Но она придёт. Я тоже был неплохим психологом. Понимал, что придёт. Через три, четыре или пять дней. И когда она придёт, я даже языком не двину, чтобы прогнать её. Когда она придёт, сомнения рассеются, и я захочу узнать больше. Но не сейчас.

Я лежал на диване в обнимку с книгой, рядом, на полу спала Умка. Не отвлекаясь от текста, я аккуратно поглаживал её по спине, боясь разбудить. Мысли то и дело уходили далеко от сюжета. Я надеялся, что именно сейчас раздастся трель мобильного телефона, и я смогу услышать её голос.

Я был уверен, что Даша позвонит мне, когда увидит ведро роз, покачивающееся на ветру, за окном. А если розы успеют подмёрзнуть, это будет нечто невообразимое. Красные лепестки, покрытые белым инеем. От такой красоты даже у парня дух захватит, девушка точно не устоит.

Во всяком случае, я верил в это.

Но шло время, а Даша всё не звонила. Читать мне надоело. Устали глаза. Да и заниматься дольше часа одним и тем же делом я просто не мог ни физически, ни психологически. Книга вернулась на полку. Я прогулялся до кухни, смастерил парочку бутербродов и умял их, запивая молоком.

Усталость брала своё. Я решил расправить кровать и лечь спать, несмотря на то, что часы показывали лишь 22 часа. Дождаться звонка от Даши уже не надеялся. Возможно, она не выглядывала в окно и закрыла шторы, не заметив сюрприза. Всё может быть. Завтра всё станет ясно. В любом случае, нужно было придумать ещё парочку сюрпризов, они лишними никогда не бывают.

Но не успел я укутаться с головой в одеяло, как заиграла музыка мобильного. Я схватил трубку. Звонила Даша. Ждать и трепать ей нервы не было ни малейшего желания. Успел уже, потрепал. Ответил на звонок и присел на диван, от волнения голова слегка закружилась.

— Да.

— Привет, Лёша! Спасибо тебе за цветы, — услышал я голос Даши, полный восторга, — это безумно красиво! Ты даже и представить себе не можешь. Они инеем покрылись. Мне, правда, очень приятно. Поэтому не буду лукавить и говорить, что это было лишним. Я решила выглянуть, посмотреть на ночную улицу, подышать морозным воздухом, а там Это! Спасибо.

— Рад, что тебе понравилось… Даш, послушай, может, мы встретимся завтра. Я скучаю.

Голос Даши мгновенно изменился, погрустнел даже, хотя искорки, высекаемые сюрпризом, полностью не исчезли.

— Не нужно. Послушай, мне правда очень приятно… Так красиво… Мило… Неожиданно… Я даже испугалась, когда увидела нечто висящее перед окном, мне безумно приятно… И всё же не стоит нам встречаться… Я не знаю, из-за чего ты вдруг решил всё вернуть, но когда ты выступал перед миллионной аудиторией, ты сказал, что девушки у тебя нет. Я понимаю, думал найдёшь лучше меня, с такой-то популярностью… Видимо, не вышло… Или что?.. Просто не нужно мне больше звонить, — оборвала Даша, не дождавшись ответа. — Когда человек скрывает, что у него есть любимый человек, вне зависимости от причины — это не любовь. А я хочу любить и быть любимой. Хочу быть не просто девушкой, которой устраивают сюрпризы… Понимаешь?

Даша вот-вот готова была сорваться на слёзы. Нет, она не пыталась закатить истерику, ей просто было плохо, грустно и тяжело. Она не верила в мои чувства. Она неправильно поняла сказанное мной в передаче, и разуверить её было нельзя.

На душу упал огромный камень, валун, тащить который я был не в состоянии. Во всяком случае, мне так казалось.

— Я понял тебя. Прости, пожалуйста, за боль, которую я тебе причинил, — пробормотал я неуверенно. — Будь счастливой. У меня к тебе будет лишь одна единственная просьба.

— Да?

— Не удаляй мой номер. Если вдруг понадобится помощь, ты знаешь, что можешь обратиться ко мне в любое время.

— Хорошо. Спасибо, что ты есть.

— Пока, — кивнул я, чувствуя, что к глазам подкатываются слёзы.

Даша повесила трубку. Какое же всё-таки безумство! Два человека, которые любят друг друга не могут быть вместе. Без веской причины. Просто из-за глупости, которую совершил парень.

Я ещё несколько минут просто смотрел на телефонную трубку, будто в надежде, что Даша перезвонит. Что этот звонок был просто шуткой.

Сам звонить не решился. Не хотел больше причинять ей боль. Если нам суждено быть вместе, мы будем. Вне зависимости от наших желаний. Я не был фаталистом. Я был влюблённым человеком.

Сбросив одеяло на пол, сходил в ванную и смыл с лица угрюмое выражение. После оделся и вышел на улицу. Приятный ночной морозец обжёг легкие. Я взбодрился. Сон как рукой сняло. Нельзя было спать. За ночь нужно было сорвать несколько сотен листовок с парой коротких предложений.

Глава 7

Я засыпал долго, несмотря на дикую усталость. Проснулся только к середине дня оттого, что Умка тыкалась носом в лицо. Просилась на улицу. Я встал, превозмогая сон и лень.

— Сейчас сходим, погуляем, — пообещал я. — Потерпи чуть-чуть, я соберусь. Оторвёмся за вчерашний день.

На улице Умка, как обычно, носилась со щенячьим восторгом. Убегала от меня, потом возвращалась вновь, разглядывала, склонив голову на бок. Будто упрекала в плохом настроении.

Я всегда старался улыбаться, прятать настоящие чувства, чтобы не портить настроения окружающим. Теперь сил искренне улыбаться не осталось.

Попытался натянуть улыбку, но Умку подобное не прельстило. Она вновь побежала вперёд.

— Один… Один… Один… — стучало в голове. — Ни родных, ни друзей, ни любимого человека рядом. Даже настоящих врагов не было. Потому что не умел долго держать злость. Таким, как я, легко манипулировать. Зульмира понимает это…

Когда вернулись с прогулки, я насыпал Умке в миску еды и завалился на диван.

Один в этом диком мире. Конечно, есть Даша, но смысл мне с того, если я даже встретиться с ней не могу. При мысли о девушке на лице непроизвольно появилась улыбка. Не натянутая, которой хотел успокоить Умку, а искренняя милая улыбка.

— Спасибо тебе, что ты есть, — прошептал я в воздух, — будь счастлива. Я люблю тебя и поэтому пока не потревожу твои чувства вновь. Я люблю тебя и поэтому не оставлю в покое.

Умка пришла с кухни и уткнулась носом мне в руку.

— Ты права, Умка, — погладил я собаку, — не стоит раскисать. Сам уничтожил своё счастье, сам его и восстановлю.

* * *

Следующие три дня прошли в заботах. Я выбирал новую мебель в квартиру, взамен той, что меня не устраивала. Пытался найти работу, хотя ничего дельного отыскать не удавалось. Всем требовался специалист с высшим образованием и опытом работы. Хотя я не особо расстраивался. Деньги у меня были, так что вполне мог позволить себе вновь поступить в институт и учиться.

О Даше старался не думать, чтобы не сорваться и не встретиться с ней. Обязательно встречусь, но не сейчас. Чуть позже.

Стал регулярно ходить в кино, навёрстывая упущённые дни и премьеры. Огромный экран. Сотни человек вокруг, каждому из которых нет до тебя дела. И интересный фильм, который заставляет отвлечься от всего. Ровно до того момента, как что-нибудь на экране напоминает тебе о любимой девушке или важной проблеме. На какие-то секунды в сердце проникает боль, тоска. И снова. Экран. Люди. Фильм.

Если бы не ностальгия по тому времени, когда ходил в киноцентр с компанией, я бы пристрастился к походам в кино, как к наркотику. Они успокаивали так, как не удавалось даже музыке, которая почти не играла из плеера. Даже рэп стал раздражать.

Зульмира не объявлялась. Желание заявиться к ним в "офисы" нарастало с каждым днём. Если бы не чувство, что видящая только этого и ждёт, я бы уже навестил её сам.

На улице во мне то и дело узнавали героя недавних выпусков новостей. Казалось, что люди восхищаются моей славой, а не поступком. Из-за этого от каждой встречи с воскликом "Вы тот самый Лёша?" становилось тошно.

Телевизора не было, поэтому понять, попали в эфир мои слова или нет, я не мог. Хотя судя по количеству критики, которая появилась в газетных заметках, можно было решить, что телевизионщики клюнули на скандал и включили сказанное в выпуск.

На четвёртый день я вновь отправился в киноцентр. На сеанс раскрученного фантастического боевика. Окажись он пустышкой, я бы ни капли не удивился. Возле гардероба была огромная очередь. Даже две. Одни получали одежду, другие пытались её сдать. В зал я попал, когда до фильма оставалось добрых десять минут.

С одной стороны от меня сидела взрослая пара. Скорее всего, муж с женой. Два места справа пустовали. Хотя когда я покупал билет, заметил, что билеты на них куплены. Значит, опаздывают.

Позади сидели два паренька, лет пятнадцати. Из тех, что считают себя крутыми до тех пор, пока их не трогают. Они обсуждали одноклассников, причём так, будто в классе именно они являются самыми лучшими и самыми умными. Я представил себе такой класс, и стало страшно. Хорошо хоть на деле эти парни были хуже каждого, с кем учились.

Вдруг ребята начали орать: "Козёл! Козёл!". И дико ржать, как стадо лошадей. Никогда бы не подумал, что два ребёнка могут издавать такие звуки.

Я проследил за их взглядом и заметил человека, проходящего к своему месту. Не трудно было догадаться, из-за чего парни так всполошились. Мужчина имел восточные черты лица и носил длинную бородку и длинные чёрные волосы. Вслед за ним шли два ребёнка, видимо, внуки. И хотя мужчина никак не реагировал на них, парни продолжали кричать и ржать от собственного остроумия. Сложно было представить, что человек не слышал этих крикунов, скорее не обращал на них внимания.

— Парни, — обернулся я к ним, — хочется задать вам вопрос, но вижу, что вы слишком умные, чтобы отвечать на него. Да и в целом, зря я вас беспокою, со своим-то уровнем интеллекта… Но всё же, у меня к вам будет убедительная просьба, заткните пасть, если не хотите отхватить по полной.

Парни заткнулись, смотрели на меня, не понимая, с чего это я вдруг наехал.

— Мы ж не тебя, — обиженно пробормотал один из них, — смотри вон там мужик какой. Вылитый козёл!

— Ещё слово в его сторону или в сторону другого человека, чьего мизинца ты не достоин, и я не посмотрю, что маленький. Дам в рог, чтобы маме после объяснял, откуда у тебя фингал. Понял?

Больше с их мест не донеслось ни звука. Даже не сомневался, что по пути домой эти двое перетрут мои кости. Вспомнят старших братьев, которые бы мне показали! Вспомнят, что я лезу не в своё дело. Много чего вспомнят, но как будто мне от этого станет тепло или холодно. Вряд ли можно было воспитать в таких детях культуру с одного выговора, если родители не позаботились об этом за пятнадцать лет.

Я сосредоточил внимание на экране. Хотя рекламу, которую показывали перед фильмом, видел уже дважды. Места возле меня заняли ещё до начала. Молодая мамаша с сыном. Что ж, если сын не начнёт буянить от скуки, фильм смотреть никто не помешает.

* * *

Закончилось кино довольно быстро. Я даже не успел соскучиться. Взрывы, перестрелки, погони, спецэффекты, мировое зло — всё как полагается. Как говорится, фильм для глаз. Отключайте мозг и не пожалеете о проведённом времени. Я не пожалел. На большее и не рассчитывал.

В гардеробе вновь образовалась очередь. Люди толкались, стремясь получить куртку быстрее соседа.

— Простите, — обратилась девушка, которая сидела на сеансе рядом со мной, — вы не могли бы приглядеть за моим племянником?

Я разглядел её внимательнее. Обычная девушка. Невысокий рост. Светлые волосы. Тёплый взгляд. Милая улыбка.

Значит, не мама. Тётя.

— Конечно, почему нет? А вы?..

— Я скоро вернусь, — улыбнулась девушка, — не волнуйтесь. Оставлять его не собираюсь.

У меня на лице разве написано: "Не откажусь помочь"?

— Ладно, парень, — изрёк я, отведя его подальше от толпы и посадив на диван. — Как тебя зовут?

— Влад, — ответил он, глядя прямо в глаза.

— Меня Лёша. Очень приятно.

Я пожал маленькую руку, которая утонула в моей ладони.

— Как фильм, Влад? Понравился?

— Да, — глаза у мальчишки загорелись, — о-очень круто! — он вытянул вперёд, поближе к моему лицу, сжатую в кулак руку с поднятым большим пальцем.

— Ясно, — протянул я, — а лет тебе сколько?

— Пять, — ответил он, показав раскрытую пятерню.

— Да ты ещё совсем малец, — усмехнулся я.

— Нет. Я взрослый, — парень скрестил руки на груди.

— Ладно, ладно, взрослый. А тётю твою как зовут?

— Ксюша.

— Понятно. И куда же запропастилась тётя Ксюша?

Влад пожал плечами. Конечно. Откуда ему знать?

Не сказать, что девушка показалась мне интересной, но хоть какое-то новое знакомство лучше, чем ничего. Честно сказать, мне уже раньше нужно было завести парочку друзей, но настроение для этого было совсем не тем. Сейчас же девушка доверила мне племянника. Интересно, почему? Из-за выпуска новостей? Скорее всего. Герой, спасший девушку, не станет причинять вред ребёнку.

Ко мне подошёл мужчина, которого парни перед сеансом обзывали козлом.

— Спасибо вам, но не стоило. Их это лишь больше раззадорит, что на них внимание обратили.

— Стоило, — кивнул я. — Это, может, раньше не стоило. А сейчас пригрозить — и заткнутся. А если не обращать внимания, они начинают чувствовать, что правда на их стороне. Что они умнее, раз вы даже не решаетесь слова им сказать. Они чувствуют силу.

— Может быть, — кивнул мужчина, — у нас разные взгляды на эти вещи. В любом случае, спасибо, — мужчина слегка поклонился и повёл внуков к гардеробу.

— Не за что, — проговорил я, и вновь всё внимание перевёл на ребёнка. — Читать уже умеешь? — спросил я Влада.

— Ага, — кивнул он.

— Что здесь написано? — я указал на постер фильма, висевший на стене.

Парень не без труда прочитал название.

— Смотрел его? Этот фильм?

— Нет, — помотал головой Влад.

— Ну и правильно, та ещё скукота, — махнул я рукой.

Влад улыбнулся, не понимая, обманывают его или нет.

— Спасибо вам, — я не заметил, как подошла девушка, — могли бы и просто присмотреть за ним, развлекать его не обязательно было.

— Я его не развлекал. Просто пытался выведать у него побольше информации о тёте. Посмотрите сами, он же скоро от скуки уснёт.

Ксюша улыбнулась.

— И что он рассказал?

— Нууу… — протянул я. — Он сказал, что его тётю зовут Ксюша и она против того, чтобы "выкать" парню, который не сильно старше её.

— Умный мальчик, — усмехнулась девушка.

— Значит, он не соврал?

— Ну, посмотри на него, разве это милое дитя может соврать?

— Я тоже так подумал, — я оглянулся на гардероб, там всё ещё шла битва за получение курток. — Давай номерки. Я достану одежду.

— Может, лучше подождать? — нерешительно посмотрела Ксюша на людей.

— Давай номерок. Руки длинные. Наглости — уйма. Уйдём отсюда быстрее, чем разбредётся толпа.

— Как хочешь, — Ксюша пожала плечами и достала из сумки номерок. — Обе куртки на одном крючке, — пояснила она.

Я кивнул и направился на штурм. Насчёт наглости, конечно, загнул. Но раз пообещал, придётся добывать.

Женщина, раздающая одежду, остановилась. Ещё секунду назад казалось, что она хватает номерок и убегает в гущу курток, не задумываясь ни о чём другом. Лишь бы быстрее разошлась эта галдящая и толкающаяся толпа. Но нет…

— Эй, пропустите того парня, — женщина указала на меня. Толпа недовольно оглянулась, не понимая, почему им нужно пропускать кого-то после того, как они еле-еле пробились поближе к гардеробу. — Я одежду никому не дам, пока он свою не получит. — Люди расступились. Большинство поглядывали на меня с недоумением и даже злобой.

— Ты же Лёша? Тот, который девушку защитил?

Я кивнул. Большая часть молодёжи телевизор почти не смотрела и знать не знала, кто такой Лёша. А эта женщина обо мне наслышана.

— Давай номерки. Ты помог, теперь тебе нужно помочь. Хотя моя помощь, по сравнению с твоей — тьфу, — гардеробщица сделала вид, что сплёвывает на пол. Женщина приняла номерки и ушла за куртками. — Держи. Побольше бы таких, как ты.

Я принял куртки. Слова и действия женщины смутили меня.

— Спасибо, — я кивнул и направился к Ксюше, которая не была особо удивлена. Люди перестали смотреть на меня со злобой, поняв, что произошло, но недовольство из взглядов не исчезло.

— Держите, — я отдал куртки Ксюше и Владу. — Так ты знаешь, что я вроде как герой?

— Слышала, — Ксюша улыбнулась.

— Теперь ясно, почему ты сбагрила мне племянника, не боясь, что я оставлю его.

Девушка усмехнулась.

После того, как мы отвели Влада домой, я решил проводить новую знакомую до дома. Она оказалась весьма интересной девушкой. На первый взгляд у неё был лишь один, весьма субъективный недостаток — она не была Дашей. Хотя и была похожа на неё.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила Ксюша, когда я в очередной раз задумался о Даше.

— Ну, ты же всё равно не поверишь, если я скажу, что нет.

— Не поверю, — подтвердила девушка.

— Вообще-то ты права, есть проблемы, которые парят… Понимаешь, когда человеку плохо, вокруг него существует два типа людей. Первый — те, кому безразличны его страдания. Вне зависимости от того, выслушают его или нет. Второй тип — это те, кто его обязательно поддержит. Тяжесть в том, что именно второму типу человек никогда не расскажет о своих проблемах.

— Может и рассказать, — высказала мнение Ксюша.

— Может, — кивнул я. — Но даже в этом случае он смягчит проблемы и не расскажет обо всей серьезности ситуации, чтобы человек меньше волновался из-за него.

— Возможно, ты прав, — пожала плечами Ксюша, — хотя о проблемах можно рассказать тем, кому они безразличны. Зачастую важна не поддержка, а возможность высказаться. И тут появляется третий тип людей — те, кто готов выслушать.

— Я так понимаю, ты намекаешь, что относишься к нему, — я улыбнулся, посмотрев на Ксюшу.

— Нет. Но выслушать могу.

— Думаю, ты посчитаешь меня сумасшедшим, если услышишь мою историю.

— Подумаешь. Тебя многие стали считать сумасшедшим, когда ты помог девушке. Неужели тебе важно, что о тебе думают.

— Иногда… В общем, вряд ли я смогу рассказать тебе о своих проблемах… Просто сейчас в жизни не самая светлая полоса… Извини, что иногда вылетаю из этой реальности…

— Ясно. Да ничего, у каждого бывает. Собственно, мы пришли, — указала Ксюша на свой подъезд.

— Что ж, приятно было познакомиться. Кстати, можешь дать свой номер. Я был бы не против встретиться как-нибудь ещё разок, — произнёс я, а после подумал и добавил. — А может и не разок…

— Без проблем.

Ксюша продиктовала номер мобильного и скрылась за дверью подъезда.

— Всё лучше, чем совсем без друзей и знакомых, — подумал я, пряча телефон в кармане куртки. — Но не Даша…

Глава 8

Когда вернулся домой, даже не удивился, что Умка не встречает меня. Собака лишь пролаяла, когда снимал ботинки. Всё как в тот раз.

Я уже несколько дней ждал чего-то подобного. Ждал, как фанаты ждут продолжения любимого сериала. Просто чтобы получить ответы. И узнать, как повернётся судьба героев. За одной лишь разницей — сейчас поворота ожидала моя жизнь.

На кухне закипел чайник.

— Я решила, что ты не будешь против продолжить разговор за чашкой чая, — вышла Зульмира из комнаты. — Раз уж в прошлый раз не получилось.

Я ничего не ответил видящей. Просто прошёл вслед за ней на кухню. Женщина отодвинула чайник с конфорки. На столе стоял торт "Наполеон" и ваза, наполненная конфетами.

— Не против, что похозяйничала?

— Как будто я могу запретить?

— Вот и отлично. Садись за стол.

Зульмира пыталась быть милой, но меня это раздражало. Так же, как и всё остальное, что она делала. От видящей мне нужно было лишь продолжение истории и ответы на вопросы.

— Я, кстати, такой торт не люблю, — заметил я, — неужели в вашей картотеке нет информации о вкусах помнящих? — видимо, копившийся несколько дней негатив решил вылиться на виновницу.

— В картотеке нет, но о твоей любви к Наполеону я знаю, — ехидно улыбнулась Зульмира, — иначе зачем бы я его принесла.

— Так и подумал, — улыбнулся я, успокоившись и утопив всю желчь, что просилась наружу. — Ладно, колкостями обменялись. Может, займёмся тем, ради чего ты пришла?

— Ты умеешь контролировать эмоции. Это хорошо.

— Умею. Но только когда мне это выгодно, — кивнул я, размешивая сахар в чае. — Так что касаемо помнящего, рождённого в Германии?

— Ладно, слушай. Помнящий этот родился в 1918 году. И вот в чём проблема: он единственный из тринадцати, о чьей жизни мы почти ничего не знаем. Ни у созидающих, ни у пресекающих нет никакой конкретной информации о нём. Известно лишь то, что он был близок к Гитлеру и тот частенько прислушивался к его словам. Этот человек оберегался немцами, как мощное оружие. В то же время его существование скрывалось от всех. Он был видной фигурой, но лишь единицы знали о его сущности. Есть мнение, что он был уникален в своём роде. Возможно, он рождался до XIII веков, возможно, имел более высокий уровень, чем максимально существующий на сегодняшний день — третий. И самое главное, он умел обманывать видящего.

— В смысле? Обманывать?

— Видящий, даже стоявший в шаге от него, не мог доподлинно определить его прошлые жизни.

— Может быть, жизнь в Германии была первой? — высказал предположение я.

— Нет. При каждом контакте его прошлая жизнь была новой. Иногда из одного временного промежутка. Думаю, он сам их генерировал, чтобы видящий не узнал о настоящей.

— Постойте, постойте, но как вы выходили с ним на контакт, если немцы оберегали помнящего?

— Для того, чтобы "прочесть" прошлое помнящего, нам достаточно посмотреть ему в глаза. Во время войны видящий был среди советских разведчиков.

— Ясно. И зачем мне это знать? Зачем вы рассказали о нём?

— Потому что именно из-за этого помнящего мы вынуждены контролировать вас.

— Не улавливаю связи, — пожал я плечами

— Помнящий, которого мы в своих кругах называем тринадцатым — опасен. Мало того, что мы многого не знаем о его способностях. Представь, что бы было, если бы Гитлер переродился и помнил о прошлой жизни.

— Не вижу в этом ничего сверхстрашного, — Зульмира посмотрела на меня, как на душевнобольного. — Выйди на улицу. Людей, поддерживающих нацизм, не мало, — пояснил я свои слова. — Пусть не у нас в провинции, но в более крупных городах точно. Рождение ещё одного не будет проблемой.

— Ты ошибаешься. Эти люди не способны на что-то большее, чем стайные вылазки. Тринадцатый же по природе своей лидер, обладающий качествами, о которых мы можем только догадываться. Ему по силам начать новую войну. Между Америкой и Россией? Может быть… Между христианами и исламистами? Возможно… Причиной не обязательно должен быть нацизм… Важны два снежных кома, которые увеличиваются и которые тринадцатый может столкнуть.

— Но зачем?

— Война — это кровь, стоны и смерть только лишь для воюющих. Для бессмертного человека война — власть и деньги. В конце концов, он может быть просто помешанным.

— То есть всё это, — я нарисовал в воздухе небольшой круг, чайной ложкой, — всего лишь гипотезы. Из-за которых вы оправдываете корректировку судьбы помнящих?

Я ждал ответа от Зульмиры. Но она не произнесла ни слова. Эта тишина злила.

— Бред, — я допил чай и посмотрел на собеседницу. — Бред! Ладно. Хорошо. Предположим, есть тринадцатый. Предположим, он действительно опасен. Но ваш контроль за помнящими — это чистой воды безумие. Тринадцатый всё равно не позволит крутить своей судьбой.

— В этом вынуждена с тобой согласиться. Хотя у нас имеется надежда, что даже тринадцатый не рождается с воспоминаниями о прошлом. Нам необходимо следить за каждым, чтобы обнаружить тринадцатого прежде, чем он вспомнит прошлую жизнь.

— Ясно, — угрюмо ответил я. — Но зачем вы морально уничтожаете всех помнящих? Ведь ни Саня, ни я не имеем никакого отношения к тринадцатому.

— Мы пытаемся сохранить мир и спокойствие на планете. Тринадцатый когда-то был обычным помнящим, как ты или Саня. А это означает лишь то, что каждый из вас может стать таким же тринадцатым. Паранойя асассина о том, что мы не даём вам исполнить предначертанное, не совсем верна. Мы не позволяем вам привнести в мир зло.

— Кажется, я понял. У вас просто тоже имеется бзик. Если Саня был уверен, что помнящему суждено изменить картину мира, то вы свято верите в то, что каждый помнящий потенциально опасен.

— Мы не верим, а знаем это. Любой уникальный человек опасен.

— Скажите, — ухмыльнулся я, — сейчас в мире живёт пятеро видящих. Сколько из них находится под вашим контролем?

— Один. Индийский. Вести полноценный контроль за американскими мы не имеем возможности.

— Конечно, — кивнул я. — В таком случае остаётся лишь один вопрос. Для чего вы мне это рассказываете?

— Мы хотим с помощью тебя налаживать контакт с помнящими. Организация хочет заменить контроль сотрудничеством.

— Ясно. Я подумаю, — кивнул я и встал, чтобы проводить Зульмиру до двери. Нужно было прекращать разговор. Я понимал, что готов согласиться на её предложение. Без причины. Даже если бы оно меня не устраивало. В голове крутились лишь доводы "за".

— "Она блестящий психолог и дипломат", — в очередной раз эхом в голове прозвучал голос Сани.

— Это не всё. За работу на пресекающих тебе будет положена зарплата.

— И кто же вас финансирует? — спросил я, понимая, что Зульмира так просто не отстанет. Нужно продержаться. Выставить женщину за дверь, не дав согласия. После обдумать всё в одиночестве, не ощущая её влияния.

— За организацией закреплены несколько крупных производственных предприятий.

— А во власти кто-нибудь знает о пресекающих? О помнящих и видящих?

— Единицы.

— Президент? — спросил я.

— Нет. Политики меньшего калибра.

— Ясно, — я кивнул.

Разговор утих. Не знал, что спросить. Очень хотелось согласиться на предложение видящей, но я сдерживался.

— Так что скажешь? — спросила женщина.

— Можно мне время подумать? — спросил я, не особо надеясь на разрешение. В конце конов, если она его не даст, я не выдержу и соглашусь.

— Без проблем, — кивнула она. — Вот адрес, — передала она листок, — придёшь, если надумаешь. Сильно не оттягивай. Ты можешь облегчить жизнь помнящим уже завтра.

В этот момент желание сказать "Да" пропало. Голова будто прочистилась от лишних мыслей. Я больше не чувствовал внешнего воздействия.

— Постой, Зульмира, — остановил я женщину, когда она была в прихожей, — я согласен.

Видящая усмехнулась.

— Хорошо. В любом случае, приходи завтра по указанному адресу, я введу тебя в курс твоих задач и обязанностей. Рада, что ты согласился, и надеюсь на продуктивное сотрудничество. До завтра, — сказала она и скрылась за дверью, закрыв её.

Я продолжал сидеть на кухне.

— Разве не этого мы хотели, Саня? Помочь помнящим жить нормальной жизнью? — произнёс я в воздух, понимая, что ответа не дождусь. — Я попробую изменить картину мира, сотрудничая с теми, кого мы называли врагами. Если не получится, тогда уж и пойду на крайние меры. В конце концов, сотрудничество с ними поможет лучше изучить организацию пресекающих. И видящих.

В голове полыхнула вспышка — догадка. За весь разговор я ни разу не подумал о способностях видящих. Хотя накануне это был один из главных вопросов, который хотел задать.

— "Она блестящий психолог и дипломат. Она больше, чем человек", — голос Сани эхом отзывался в голове.

— Ты прав, Саня, как обычно, прав, — произнёс я.

Глава 9

Если ты предаёшь веру близкого человека и не чувствуешь при этом угрызений совести, говорит ли это о твоей безнравственности? Не знаю, весомы ли мои доводы… И хотел ли я убедить кого-то, кроме самого себя, в том, что союз с пресекающими — не предательство. Факт остаётся фактом, я решил сотрудничать с теми, кто исковеркал мою жизнь. Кого ненавидел Саня.

Адрес, указанный на листочке, привёл меня к тем самым "офисам", о которых Саня писал в письме. Я несколько минут простоял возле здания, провожая взглядом машины, проезжающие по шоссе.

— Я делаю это ради помнящих, а не для пресекающих, — прошептал я и распахнул дверь.

Внутренняя отделка здания ни в чём не уступала внешней.

— Не бедная такая организация, — пронеслась мысль в голове.

Я будто оказался в фойе пятизвёздочного отеля. Даже приёмная стойка, как сейчас модно говорить — ресепшен, имелась в наличии. Во всяком случае, назвать человека, сидящего за ней, охранником, язык не поворачивался. Слишком хлюпенький.

— Мне нужно встретиться с Зульмирой, — сообщил я человеку за стойкой.

— Я в курсе, — кивнул парень. — Зульмиры на месте нет. Она сказала передать, чтобы вы прошли в комнату номер 202. Это второй этаж, третья дверь направо.

— Спасибо, — кивнул я.

Лестница находилась прямо напротив входа, от неё на каждом этаже шли коридоры, вправо и влево. Когда нога ступила на второй этаж, тело сковал непонятный страх. Казалось, что я зашёл сюда по ошибке и следует как можно быстрее вернуться домой. Ещё шаг. Страх исчез. Его место заняла уверенность, что нужной двери с цифрами 202 попросту не будет. Будет 201, а после сразу 203. И я с чувством выполненного долга смогу вернуться домой. Ещё шаг.

Чёрт, в этом здании как будто не действуют законы физики, ногу отрывать от пола неимоверно тяжело.

Ещё шаг.

В коридорах было пусто, но казалось, что люди снуют туда-сюда. Шум извечной офисной суеты заполонил уши. Стук каблуков, шелест страниц, удары закоренелого бухгалтера по клавишам клавиатуры. Ещё шаг. Всё стихло. В голове пролетела мысль, что я свихнусь прежде, чем достигну нужной двери. Ещё шаг. Вот и 201 кабинет. Нужная мне дверь — следующая, была приоткрыта.

Они просто смеются. Где-то недалеко сидит Зульмира и, посмеиваясь, мучает мою психику. Как ей это удаётся? Как она смогла отвлечь мои мысли от главного вопроса о способностях видящих? Как пыталась заставить меня сказать "Да"? Видимо, в этом и заключается её способность. Стирать память, внушать мысли и желания, напускать страх. Как бы там ни было, я спрошу об этом у Зульмиры. Пусть старается увести мои мысли от этого вопроса. Получалось же сопротивляться, когда она хотела заставить меня сказать "Да".

Постепенно идти становилось проще. Только сейчас заметил, что весь пол устлан шерстистым мягким покрытием.

— Может, у них обувь при входе принято снимать? — запоздало подумал я.

Дверь с номером 202, вопреки моим ожиданиям, оказалась на месте. Я вошёл в комнату, о которой говорил парень в фойе. Смятение заполнило душу. Я ожидал увидеть нечто вроде приёмной, со столом и секретарём. Со стеллажами, заполненными папками. Но попал в жилую комнату.

Стены обклеены нежно-розовыми обоями, с нарисованными на них кленовыми листочками. Сразу за входом — небольшая ниша для кровати. Напротив — кладовка, обустроенная под шкаф для одежды. Даже стол имелся, заваленный тетрадями.

Хотя больше всего меня смутили не обманутые ожидания. Я знал девушку, сидевшую за столом. Это была Ксюша. Та самая, с которой я познакомился в кинотеатре. Она заметила меня.

— Эм…Прости, — пытался я подобрать слова, чтобы понять, кто из нас и где ошибся.

— Это ты меня прости, — ответила она. — Я с тобой познакомилась по распоряжению Зульмиры, — девушка встала со стула и подошла ко мне. — Ксюша — твоя напарница, — она протянула руку, которую я без промедления пожал. — Помогу разобраться с тем, что непонятно. Так же буду выполнять связующую роль между тобой и организацией.

— Ясно.

— Присаживайся, — указала она на диван, — нужно поговорить. Если есть вопросы — задавай.

— Были у меня вопросы к Зульмире, но я о них благополучно забыл, когда пришло время.

Ксюша рассмеялась, занимая место на стуле.

— Не волнуйся, со мной ни о чём не забудешь.

— Ты живёшь здесь? — спросил я, оглядев комнату в очередной раз.

— Вроде того.

— Помнящая?

— С чего ты взял? — удивилась Ксюша.

— Работаешь в организации. Живёшь у них. Я подумал, что родители твои тоже о тебе забыли.

Девушка отвела глаза, будто испугавшись того, что я замечу в её взгляде.

— Нет. Мои родители меня помнят. Просто жить хотелось отдельно от них.

— Почему не отдельная квартира? — удивился я. — Хотя бы однокомнатная. Пресекающие, я смотрю, не бедствуют.

— Думаешь, мне бы её выделили? Если у них есть возможность держать меня поближе к себе? А жить здесь не так и плохо. Лучше, чем в какой-нибудь общаге. Чувствую себя, будто живу в шикарной гостинице.

Я улыбнулся, вспомнив собственные ассоциации, которые возникли в фойе.

— А как ты попала к пресекающим? В смысле, ты же обычная. Как людей сюда отбирают?

— К нам в школу приходили люди из пресекающих, проводили различные тесты. Психологические, физиологические… После этого за нами наблюдали долгое время. Важна была каждая деталь: увлечения, успехи в школе, круг общения, родители. Отбор был жёстким, поэтому я не считаю себя обычной.

— Извини, — пожал я плечами, — не хотел тебя обидеть.

Она усмехнулась.

— Всё нормально. Думаю, меня поставили к тебе, потому что я питаю особую любовь к загадкам тамплиеров. Всегда были интересны разные тайны, но этот религиозный орден манил больше других.

— Может быть, — согласился я. — А может и не быть… Так что же со способностями видящих? Ты знаешь, чем они отличаются от людей?

Ксюша кивнула.

— Видящие умеют оперировать мыслями других людей. Читать их, изменять, внушать что-то, — она осеклась на секунду и после неуверенно добавила, — стирать воспоминания.

— Понятно.

— С помнящими сложнее. Их мысли прочесть, а уж тем более изменить — не так просто. Не каждый видящий такое умеет. Я уже не говорю о том, что почистить память помнящего не удавалось никому.

— А восстановить стёртую память у людей — возможно? — задал я вопрос, ответ на который уже слышал от Зульмиры.

— Нет, — покачала головой девушка, — точнее, можно, теоретически, но успешного опыта не имеет ни один из существующих видящих.

Я кивнул.

— Кажется, больше вопросов нет, — пожал я плечами, — разве что расскажешь, что организация требует от меня.

— От нас, — поправила девушка. — Мы с тобой будем работать вдвоём.

— Хорошо. От нас что требуется? — согласился я.

— На первом этапе — наладить контакт с каждым из проживающих в городе помнящих. Потом будет видно.

— Ясно. Тогда идём?

— Куда?

— На встречу с первым из них, — я пожал плечами.

— Нет, для начала изучи это, — Ксюша положила на диван стопку папок, — здесь информация о каждом из трёх помнящих. Сегодня почитаешь, а завтра начнём работу. Таково распоряжение.

— Зульмиры? — спросил я.

— Ну а кого ещё?

— Я могу это дома прочесть?

— Конечно. Только ни в коем случае не отправляйся на контакт в одиночку. Зульмире это не понравится, а сейчас тебе лучше следовать её приказам.

— Сейчас? — уточнил я.

— Да, сейчас. Не думаю, что для тебя будет секретом, что Зульмира не совсем доверяет тебе.

— Тогда зачем предложила работу?

— Чтобы держать на коротком поводке. И в надежде, что ты поможешь решить некоторые проблемы пресекающих.

Я посмотрел в глаза девушки и внезапно решил задать ещё один вопрос:

— Насколько ты близка к Зульмире?

— Ближе, чем ты думаешь, однако от меня здесь мало что зависит. Я такая же подчинённая, как и ты. Разве что доверия ко мне больше.

— Хорошо. Номер телефона, который ты мне в прошлый раз дала. Он настоящий?

— Да. Будет нужна помощь, звони, не стесняйся.

— Обязательно, — я взял папки, отданные Ксюшей, и, попрощавшись, отправился домой.

Вышел из "офисов" без каких-либо проблем. Даже тяжести в ногах не почувствовал, когда подходил к лестнице. В моих руках была история жизни пяти человек. История разных жизней. И, не скрою, мне было любопытно в неё заглянуть.

Я уже представлял, какая мне предстоит работа. Для тех, кто не знает о своей сущности, я постараюсь стать учителем. Для тех, кто вспомнил прошлое, я должен стать помощником. Но для каждого помнящего, взятого под контроль организацией, я стану спасителем. Сделаю всё, чтобы их судьбы не зависели от предрассудков Зульмиры.

Часть 4. Для тех, кому нужен

Глава 1

Приходилось ли вам когда-нибудь читать чужую переписку? Дневник, с автором которого не знакомы? Прикасаться к историям, чей сюжет не ограничивается постоянными скандалами и интригами в личной жизни? Попадала ли вам в руки история жизни необыкновенного человека?

Я держал в руках несколько подобных сюжетов. Помнящие. Их уникальность выходила за рамки обычных воспоминаний о прошлой жизни. Это были великие люди, чьи стремления убивали, а жизни пытались свести к обыденным. Чем больше я читал, тем больше убеждался, что Саня был прав. Каждый помнящий за свою жизнь делал мазок красками в общей картине мира. Кто-то яркими, светлыми, кто-то холодными цветами. И если Бог создал помнящих, то он даровал им не только память о предыдущих жизнях, он даровал им необычный, целеустремлённый характер, который не сравнится с характерами рядовых жителей Земли.

Подняться после того как упал, сможет не каждый. Но подниматься в двадцатый, тридцатый раз и подходить всё ближе к цели, с ободранными локтями и коленями, могут лишь единицы.

Я даже уступал многим помнящим в этом качестве.

Наверное, поэтому попытки пресекающих сломить дух этих людей не увенчались успехом, разве что усложнили жизнь.

Каждую из этих историй можно было взять и превратить в фантастическое произведение, не внося серьёзных корректив. Будь то книга или фильм. Попади эти папки ко мне случайно, лет пять назад, я бы решил, что в них записаны сценарии весьма интересных фильмов.

Я знакомился с этими судьбами, и желание помочь росло. Чувства сменяли друг друга. На место возмущения и злости приходило спокойствие от осознания, что в моих силах всё исправить. Да и жизнь, в конце концов, у них была не худшей. Просто они, казалось, без причины оставались на вторых местах. Но причина была, и имя ей — пресекающие.

Я думал, что решения организации ещё можно исправить. Так было до того момента, как взял в руки последнюю папку.

Дело N 9. Предатель 1599–1658, Дело N22. Помешанный 1980-…

Две жизни одного помнящего.

Только ознакомившись с ними, я осознал, что творят пресекающие из-за страха. Какие же глупости совершает испуганный человек! Как можно допускать к рычагам управления людей, уверенность которых в неминуемой трагедии просто зашкаливает? В попытке её предотвратить они сами творят трагедию! События, последствия которых невозможно предугадать.

Пресекающие упекли помнящего в больницу для душевнобольных. Его пичкали лекарствами. Он вспоминал о том, кто такой, только в перерывах между дозами. Из него просто сделали овощ. С тем же успехом могли бы убить!

Я набрал номер Ксюши.

— Да, — услышал её голос.

— Послушай, это Лёша. Сильно занята?

— Не так, чтобы очень. А что?

— Не против, если знакомство с помнящими начнём с сегодняшнего дня?

— Прочитал 22 дело?.. — поняла она.

— Вроде того.

— Мне тоже не понравился столь категоричный метод, но Зульмира уверяла, что так лучше.

— Бред! — я просто кипел и мнение полоумной женщины меня не волновало. — Так ты не против?

— Даже за.

— Отлично. Ты сейчас у пресекающих?

— Да.

— Тогда жди. Заеду за тобой.

— Хорошо.

Я повесил трубку и поспешил во двор, к машине.

Что гнало меня с такой силой к "офисам"? Чувство несправедливости или вины перед Саней? Не знаю. Факт остаётся фактом, я стремился исправить жизнь помнящих. Меня более не смущало то, что я работал на пресекающих. Решил, что буду поступать так, как считаю нужным. Организация и Зульмира мне не указ, от них мне нужна была только информация. Если понадобится, пойду против них.

Хотя Ксюша завоевала доверие. Не знаю, как ей это удалось. Обаяние? Или нечто иное? Мне казалось, ей можно доверять. В любом случае, нужно быть осторожнее, всё-таки не зря её определили мне в напарницы.

Когда я подъезжал, Ксюша уже стояла у входа. Она знала, как выглядит моя машина, сразу направилась к ней. Я не успел даже съехать с шоссе. Девушка многое обо мне знала. Видимо, один из лучших агентов пресекающих. Досконально изучила каждую мелочь, каждую деталь характера тамплиера. Организация не оставит меня в покое. На кого бы ни работал, я в первую очередь помнящий. Они боятся.

Я сдержал чувства, бушующие в груди.

— Дорогу знаешь? — спросила девушка, как только села в машину.

— Нет. Надеялся, что ты покажешь.

— Давай пока к выезду из города, который возле завода.

Я кивнул.

— План есть? — спросила Ксюша.

— Ну-у… Если вытащить человека любым способом из психушки — это план, тогда есть.

— Зульмире это не понравится, — высказалась Ксюша. — В больнице содержится человек, который в первой жизни предал родину. Из-за него погибли несколько тысяч человек.

— Плевать! — не выдержал я. — Зульмира боится, что помнящие станут бесконтрольными, она боится, что появятся новые тринадцатые. Как, по-вашему, они появляются? Предателя можно перевоспитать… Вы же превратили его жизнь в ад. Он захочет мести! Обязательно… Он не покорный крестьянин, он уже чувствовал кровь на руках. Не сможет отомстить сейчас — займётся этим через сотню лет. Уже не важно, будет ли существовать организация. Он найдёт, кому отомстить.

— Послушай, Лёша… Зульмира подозревает, что тринадцатый — это ты…

— Что?..

Ксюша произнесла это настолько спокойным тоном, что я невольно осёкся. Нашёл место, где смог остановить машину и заглушить мотор. Девушка сказала то, что я не должен был знать. Я чувствовал, что она пошла против приказов Зульмиры.

— Видящий не способен раскусить тринадцатого. Твой дух силён. Ты отличаешься от других помнящих. Зульмира заметила это. И если за Саней она охотилась как за бесконтрольным, то в тебе она видит самого опасного врага — тринадцатого.

— Но я не…

— Она не поверит ни одному слову. Подумай о себе. Зульмира только и ждёт опрометчивого поступка. Не просто так она отдала тебе папку. Ей нужен повод, чтобы убедиться в своих подозрениях. Она и без того уверена в них. Один неверный шаг — и конец…

— И что? Убьёте меня? Я буду рождён вновь. А вот она — вряд ли. Сколько бы организация не пыталась контролировать помнящих, всё равно найдутся те, кто вырвется из-под контроля и захочет отомстить. Всего лишь за ваши методы и испорченную жизнь.

— И что ты предлагаешь? Пустить всё на самотёк? Пускали уже однажды. Началась Великая Отечественная. Если бы не советский народ… Не было бы того мира, который мы знаем…

— Не говори мне о подвигах советских воинов. Я помню о них не хуже тебя. Всё, что нужно сделать — воспитать в помнящих чувство доброты, гуманизма, патриотизма, в конце концов. Чтобы, невзирая на жизнь до прозрения, они не посмели направить свою уникальность во зло.

— По-твоему, это так легко?

— А верный путь никогда ещё не был простым, — отрезал я.

Ксюша, замолчав, отвернулась к окну. Я попытался найти то, что упускаю из вида. Тринадцатый… Вернулось ощущение, что девушка сболтнула лишнего.

— Зачем ты мне это сказала?

— Зульмира не хотела, чтобы ты это знал. Она боялась, что ты догадаешься о её подозрениях и начнёшь действовать осторожно.

— Ты?.. — я посмотрел на Ксюшу, пытаясь понять, что к чему.

— Я знаю много не только о помнящих, — улыбнулась она. — Я предугадала твою реакцию. Зульмира крепко вцепилась в твой рассудок, когда пыталась склонить на сторону организации. По сути, она лишь проверяла тебя на способность сопротивляться, надеялась, что тринадцатый допустит ошибку, противясь её воле. Раскроется. При контакте в твоё подсознание прокрались её страхи. Ты отреагировал на запретную информацию, как на ключевое слово, сказанное при гипнозе. Извини, но мне нужно было, чтобы ты обратил на меня внимание, забыв о стремлении помочь.

— Ты выбрала самую безобидную запретную информацию? Ведь вы многое скрываете от помнящих, — улыбнулся я.

— Да, — девушка кивнула.

— И всё же? Почему вы считаете, что помнящих тринадцать? Может, их больше. Может быть, фашист — всего лишь новый, который жил первую жизнь. Просто способный помнящий, который знал больше, чем вам доступно. Вот и насмехался над вами, придумывая прошлые жизни.

— Помнящий первого уровня не может осознать свою уникальность. Сам для себя — он просто человек. Только видящие могут знать о его сущности. Он точно жил не в первый раз.

Я сидел, положив руки на руль. В голове крутились мысли. О Ксюше. Об организации. О Зульмире. О тринадцатом. И о том, как нужно поступить.

— Почему ты сказала это мне?

— Чтобы обратить на себя внимание, — Ксюша пожала плечами.

— Нет. Не о тринадцатом. Почему ты сказала о Зульмире? Зачем мне знать, что, сделай я шаг в сторону, и Зульмира закрепится в уверенности, что я и есть фашист? Почему ты меня остановила?

Ксюша не ответила. Она продолжала разглядывать прохожих за окном.

— Я не верю, что ты можешь быть тринадцатым. А если даже это так, то нет смысла убивать такого помнящего. Я боюсь за тебя…

— Но… Почему? Ты же совсем не знаешь меня, чтобы так переживать…

Ксюша вновь долго не отвечала, она не поворачивала головы в мою сторону.

— Мне достаточно того, что я знала человека, похожего на тебя. И это был один из самых дорогих мне людей.

Мне показалось, что девушка едва сдерживает слёзы. Если ещё сдерживает.

Я взял её за руку.

— Почему "был"? — спросил я. — Что с ним произошло?

* * *

Девушка бежала, казалось, целую вечность, но это было не так. Она не успела преодолеть и пары кварталов. На бегу достала из сумки мобильный телефон, дрожащими пальцами пытаясь отыскать в памяти номер нужного человека.

На улице уже темно. Прохожих почти не встречалось. Да и кто будет рисковать своей шкурой ради прохожего! Таких полоумных, как он — мало.

— Алло! Дима! — её голос срывался, превращаясь в истеричный плач. — Дима, ты сейчас дома?

— Света? Что с тобой? Что-то случилось?

— Дима, на меня напали, их двое… Парень! Он вступил в драку, а мне сказал бежать, — девушка не останавливалась ни на секунду. — Я… Я боюсь за него! Он на переходе… Там, где железная дорога! Дима!

— Я понял, — отрезал парень, — сейчас возьму брата, соседа и туда. Отправляйся домой. Мы позвоним, когда вытащим его. Успокойся. Всё обойдётся.

В трубке раздались гудки… Света сделала ещё три шага и упала на асфальт, содрав коленки до крови.

Сил больше не было. Из глаз текли слёзы. Света, не обращая внимания на саднящую боль в коленях, встала и, пошатываясь, зашла в первый попавшийся подъезд. Не могла поверить, что парень не справится. Не хотела в это верить. Но если эти двое разберутся с ним, могут погнаться вслед…

Почему он вступился?.. Ведь мог бы убежать… Они даже не были знакомы… Почему?.. У него наверняка была девушка… Любимая девушка… Почему он вступился? Почему?..

* * *

— В ту ночь его нашли избитого, с перерезанным горлом, в кустах недалеко от перехода, — произнесла Ксюша. — Он оставил любимую девушку. Меня… Родных, друзей… Мог бы убежать… Но не убежал… Потому что убеги он, не смогла бы убежать Света… Почему? Ты… Он… Почему вы вступаетесь за тех, с кем вас не связывают какие-то узы?

Ксюша плакала. Я не видел её слёз, но на душе было тяжело… Больше всего на свете я не любил женские слёзы… Даже зная, что они льются не из-за меня, чувствовал себя виноватым…

Первый раз я увидел слёзу, упавшую на холодный асфальт, лет пять назад. На похоронах отца одноклассника. Та слеза опустошила мою душу. Она впечаталась в память на года. Я до сих пор помнил лицо девушки и след от слезинки на её щеке.

Помнил и чувствовал душевную боль каждый раз, когда плакала девушка. Тем более, если я знал, что слёзы — это не оружие, давящие на жалость мужчины.

— Не знаю… — проговорил я. — Только знаешь… Не стоит так переживать из-за этого.

Ксюша обернулась. Она больше не плакала. Смотрела удивлённым взглядом, будто я отвесил ей пощёчину.

— Что ты сказал?

— Не стоит плакать. Он бы этого не хотел, — я покачал головой. — Только представь, какие чувства ему приходится испытывать, когда он видит, что ты страдаешь из-за него.

— Видит? О чём ты?

— Я верю, что после физической смерти — душа продолжает жить. И если мы действительно похожи, тогда тебе не стоит так переживать. Для меня самое страшное — осознавать, что я причинил боль дорогим людям. Возможно, для него тоже.

— Наверное, ты прав. Но я до сих пор не могу смириться с тем, что его нет. Я смотрю на тебя и вижу Антона, — Ксюша снова была готова расплакаться. — Не хочу, чтобы Зульмира убила тебя. Не хочу, чтобы ты умер. Хочу защитить тебя, если уж не удалось помочь Антону.

— Я понимаю… Хотя твой друг лучше меня.

— Что? — переспросила Ксюша.

— Кто знает, каким бы я был, если бы у меня за спиной не было двух клинков? Кто знает, защитил бы я ту девушку?

Ксюша смотрела на меня непонимающе.

— Прости, — произнёс я, заведя мотор, — просто не люблю, когда меня переоценивают.

— Куда мы поедем?

— В психиатрическую лечебницу. Приведи себя в порядок.

— Но… Почему? Блин! Почему? Лёша! Я не враг тебе.

— Верю, — произнёс я, выезжая на дорогу.

— Тогда почему?

— С чего ты решила, что вытащить помнящего из психушки — это тот самый шаг, которого ждёт Зульмира?

— В смысле?

— По мне, так всё наоборот. Будь я тринадцатым, я бы ни за что не стал этого делать. И если сейчас развернусь, Зульмира утвердится в своих предположениях. Она не глупа. Эта женщина не убьёт меня после первого же шага в сторону. Она захочет узнать, какими будут второй и третий шаги. Зульмира нажмёт на курок только в том случае, если я подойду чересчур близко к укрытию. Она сможет определить момент, когда убивать меня будет не поздно, но и не рано.

— Но…

— Ты боишься, поэтому не видишь очевидного. Не волнуйся, — улыбнулся я, — мне ещё рано умирать. Я не позволю отправить меня дожидаться очереди сейчас.

Кажется Ксюша успокоилась после моих слов. Даже улыбнулась в ответ. Поверила? Если так, то это к лучшему. Сам я не был уверен в том, что сказал. Предугадать реакцию Зульмиры на любое моё действие не представлялось возможным. Поэтому решил поступать так, как считаю нужным. Всё равно балансирую на грани. Постараюсь выжать максимум до того, как свалюсь. Глядишь, удастся постоять в очереди бок о бок с Саней.

Глава 2

В больнице было необычайно спокойно. Хотя кто знает? Может, такая тишина — норма для подобных учреждений. Краска на стенах давно облупилась. Вата торчала из рам и подоконников. В здании стоял страшный холод: чуть теплее, чем на улице.

В коридорах дважды натыкались на медсестёр, которые делали обход. Угрюмые женщины, смотрели на нас, как на врагов народа.

Я шёл вслед за Ксюшей. Доверял ей, но не мог избавиться от стойкого ощущения, будто сейчас из-за угла выскочат два санитара, скрутят меня, привяжут к постели и накачают лекарствами, от которых тело и разум станут ватными. А Ксюша будет с грустью смотреть и скажет: "Я ведь пыталась предупредить".

Откуда такое глупое ощущение? Нет. Если бы пресекающие захотели, уже давно смогли бы силой упечь меня в психушку. Нет. У них другие планы. Сейчас мне ничего не грозит. Да и Ксюша спокойна, не нервничает. Если мои действия и погубят меня, то это будет позже. Просто слишком мрачно для лечебницы, пусть даже психиатрической, вот и лезет в голову всякий бред.

Ксюша сказала, что для начала нужно встретиться с главврачом, поэтому мы направлялись к нему в кабинет. Даже хорошо, если удастся увести отсюда помнящего без шума. Хотя и вариант с похищением я не исключал до последнего момента.

— Что будешь с ним делать, если вытащим?

— Не знаю. Хочу, чтобы он вернулся к нормальной жизни. Поселю его к себе, на время, пока не отойдёт от лекарств. Узнаю, что из себя представляет. После дам денег, чтобы он смог встать на ноги.

Ксюша улыбнулась.

— Но почему?

— Что? — спросил я, не понимая вопроса.

— Почему ты можешь просто так отдать деньги? Неужели из-за того, что он тоже помнящий?

— Нет.

— Тогда почему?

— Не знаю… Просто у меня есть деньги, и нет того, на что я должен их потратить в ближайшие дни. Мне ничего не нужно именно сейчас. Все запросы могут подождать. В таком случае, почему бы мне не помочь человеку, отдав ему малую часть этих денег?

— Это как-то… Противоречит логике… Ведь этих денег может не быть, когда они понадобятся…

— Это будет потом, а сейчас просто могу помочь, — я пожал плечами.

— Всё равно как-то это странно.

— Если подумать, никакого противоречия в этом нет. В противоречие вступает лишь факт накопления, когда ты копишь на будущее, не зная, что будет завтра. А траты — может, для кого-то глупые и пустяковые — никогда ещё не противоречили логике. Они ведь никому не причиняют вреда. Зачастую наоборот — помогают. Где противоречие? С чем?

— Ты прав. Противоречия нет. Но всё равно это как-то глупо…

— Подумаешь, на свете много глупых вещей. Я предпочитаю совершать подобные глупости.

— Ты странный, — Ксюша остановилась. — Такой же странный и хороший…

Она вновь чувствовала, что рядом стоит её друг Антон. Живой и здоровый.

— Обычный, — улыбнулся я. — Идём. Нужно вытащить помнящего.

Кабинет главврача вступал в диссонанс с коридором больницы. Не сказать, что он был шикарный, но ремонт здесь делали года два назад, не больше. В углу комнаты стоял обогреватель. Будто с улицы попали в тёплое помещение.

Мужчина поспешил встать, приветствуя неожиданных посетителей.

— Ксения Дмитриевна? — воскликнул врач. В его взгляде появилась встревоженность и даже страх. — Мы хотели вам позвонить ещё с утра, но не получилось. Понимаете, дела… Забегались, отвлеклись, забыли…

Такие люди ведут себя подобным образом только перед начальником или богатым клиентом. Пресекающие могли быть и теми, и другими. Но он выслуживался не перед организацией… Перед Ксюшей. На меня врач совсем не обращал внимания.

— Видите ли, в чём дело, наш пациент умер сегодня ночью. Мы ничего не могли сделать. Предупреждали ведь о местных условиях.

Мужчина продолжал что-то говорить, объяснял, извинялся, но я его не слушал. Умер… Умер… Умер!..

— И? — я повернулся к Ксюше, буравя её взглядом.

Главврач замолчал и посмотрел на меня, будто только заметил. Пытался понять, кто я — лишняя проблема или спасение от гнева организации, от гнева Ксюши.

— Что и?

— Забавные воспоминания ждут помнящего, когда он родится вновь. Не правда ли?

— От меня ты что хочешь? — Ксюша одарила меня холодным взглядом, запрещающим дальнейший спор.

Я ответил ей тем же. Она на моей стороне. В этом не сомневался. Но на стороне ли помнящих? Она не просто агент организации. Нет.

— Увидеть его можно? — спросила Ксюша.

— Конечно, — ответил врач. — Идите за мной.

Мы спустились на первый этаж, вышагивая по облупленному коридору. С каждой секундой он всё больше раздражал. Зульмира знала, что рано или поздно помнящий умрёт. Из этого расчёта и отправила его сюда. Он не догадывался, из-за кого жизнь превратилась в кошмар. И пресекающие как бы не виноваты в смерти, просто хотели оградить от общества. Ага, оградили!

— Стой тут, — приказала Ксюша, когда мы подошли к нужной двери.

Хотел было воспротивиться, но понял, что это бесполезно. Для моей же адекватности будет лучше не видеть тело мужчины. Всё равно он умер.

Успеть подправить парочку судеб перед смертью? Нет. Такие цели не по мне. Нужно в корне менять положение дел. Саня был прав. Нужно бороться с пресекающими, но не пытаясь стать героем. По-другому. Как? Я не знал.

— При нём был крестик. Он у вас? — услышал я Ксюшу.

— Ах, да. Совсем о нём забыл, — ответил взволнованный голос.

Позвонить и сообщить забыли. Крестик отдать забыли. Лечиться нужно от склероза!

— Пошли, — Ксюша вышла и, не тратя времени, последовала к главному выходу, — возвращаемся в город. Здесь больше нечего делать.

— Ага, — кивнул я, — до тех пор, пока нового помнящего не определят.

— Хватит, — обернулась Ксюша, пытаясь сжечь меня взглядом. Мне показалось, что её ненависть, злость пробрались в мою душу. Или не показалось? Я уже чувствовал нечто подобное раньше. От такого ощущения мурашки забегали по коже. — Меня это бесит не меньше твоего! Не пытайся меня упрекнуть. Я не хотела, чтобы его упекли! Я пыталась помешать! Ты не знаешь Зульмиру! Ты не знаешь меня! Не нужно делать глупые выводы, увидев и узнав самую малость!

— Ты говоришь, как она, — спокойно произнёс я, глядя на девушку исподлобья, с долей презрения. — Думаешь, я ничего не знаю? Может быть. Но я о многом догадываюсь. Ведь ты же видящая, — заявил я без тени сомнения, — Зульмира не поставила бы ко мне простого агента. Слишком опасно держать рядом с тринадцатым дилетанта.

— Да, — кивнула девушка, — я видящая! И что с того? Это не значит, что я виновата во всех грехах организации. Ты не имеешь права меня винить!

Она развернулась и поспешила покинуть здание больницы.

Я смотрел ей вслед. Врач не выходил из кабинета. Пережидал бурю. Странно, но я почувствовал укол совести. Может, действительно — зря я так. Ничего ж не знаю и лезу… Оскорбляю…

Поспешил за Ксюшей. Сейчас не пахло фокусами видящих. Я сам желал извиниться.

Девушка стояла возле машины, повернувшись спиной к выходу из больницы. Вновь почувствовал себя редкостным гадом. Зачем сорвался на неё?

Я осторожно подошёл. Ксюша не плакала — злилась.

— Прости меня. Признаюсь — наехал не по делу. Ты права. Я не знаю ни тебя, ни Зульмиры. Извини, что язвил.

— Мдамс, — Ксюша повернулась, от злости не осталось и следа. — Прощаю. Я тоже чересчур резко отреагировала на твои слова.

— Значит, мир? — протянул я руку для закрепления успеха.

— Мир, — кивнула Ксюша, ответив на рукопожатие. — Ты даже извиняешься, как он, если понимаешь, что не прав… — девушка не отпускала мою руку. — Некоторые не любят признавать ошибки.

Я пожал плечами.

— Могу извиниться и тогда, когда знаю, что прав.

— Он тоже, — кивнула Ксюша, задумавшись, и спрятала руки в карманы.

— Поехали, — я не позволил девушке углубиться в мысли, открыл дверь.

— Мерси, — Ксюша присела в реверансе и заняла место в машине.

— Куда едем? — спросил я, сев за руль.

— По домам. С остальными помнящими ничего не должно случиться… Мне так кажется…

Неуверенность в голосе девушки насторожила.

— Что-то не так?

— Если уж ты знаешь о тринадцатом и обо мне, думаю, стоит довериться в остальном… — произнесла Ксюша. — Есть две новости… Первая — помнящий не умер от болезни. Его убили передозировкой какого-то препарата.

— Откуда такие мысли?

— Из головы главврача. Вычитала.

— А вторая новость? — спросил я, не удивляясь ничему. Ссора с Ксюшей охладила меня. Теперь я воспринимал подобные вещи спокойно, не желая придушить Зульмиру или взорвать "офисы" организации…

— А вот вторая — заставляет насторожиться. Зульмира должна понимать, что я узнаю истину. Она не зря дала тебе ознакомиться с делом N22. Знала, что ты отправишься в лечебницу сразу же, знала также и то, что возьмёшь меня с собой. Ей нужно было, чтобы я была в курсе. Иначе бы подчистила память главврача. Такая женщина, как она, не допускает подобных ошибок.

— Зачем ей это?

— Не знаю. Хотя допускаю, что она пытается разозлить тебя. И ради этого даже готова жертвовать помнящими.

— Думаешь, она догадывалась, что ты встанешь на мою сторону?

— Теперь уверена в этом, — кивнула Ксюша.

— Она помешанная… — вырвалось у меня от злости и непонимания.

— Есть немного. Скорее всего, завтра врач уже не будет помнить, что убил пациента. Не удивлюсь, если он вообще не будет о нём знать. Как только Зульмира поймёт, что мы в курсе — заметёт следы.

— Что будем делать?

— Поехали домой. Понимаю, что ты испытываешь, но постарайся не лезть на рожон. Зульмира просчитывает партию на три хода вперёд. Знать бы, как она надеется закончить игру… Дождёмся следующего хода. Тогда подумаем.

— А если вновь будут жертвы?

— Есть какие-то другие предложения?

— Нет… Но…

— Тогда будем ждать, — подвела итог Ксюша.

Всё-таки в нашей паре она была опытнее.

— А если прижать Зульмиру? Провести вскрытие. Доказать, что она заказчик.

— Не вариант. Помнящий убит препаратом, который не так легко отыскать. Плюс к этому, я не уверена, что врач действовал по доброй воле. В случае следствия пострадает лишь он. Зульмиру прижать непросто.

— Ясно. В таком случае, придётся ждать, — согласился я, выруливая с просёлочной дороги на шоссе.

В голове же стучало лишь одно: "Опять ждать. Опять…".

Мы ехали к городу, когда я вспомнил о забывчивости врача.

— Зачем тебе крестик помнящего?

— Это его вещь, — пояснила Ксюша.

— В смысле? Вещь?

— Закреплённая за ним. Как твои клинки.

— И что в нём особенного? — заинтересовался я.

— Ничего. Если можно назвать обычным то, что напоминает о твоих самых тяжёлых грехах.

— Может, он действительно сошёл с ума? От груза?

— Нет, — покачала головой Ксюша. — Он был вменяем, справлялся с тяжестью, насколько я знаю, даже раскаивался. Но Зульмира не верила. Боялась, что он уже научился обманывать видящих и выдаёт фальшивые мысли.

— Понятно… — протянул я.

— Лёш, послушай, я на твоей стороне. Мне не нравятся методы Зульмиры. Я хочу изменить положение вещей, возможно, даже попытаться перевоспитать помнящих. Как того хочешь ты. Помоги мне.

— Постараюсь, — кивнул я, — но обещать ничего не стану.

Дальше мы ехали в полной тишине. До самых "офисов". Когда машина остановилась, Ксюша проговорила:

— Доложу Зульмире о произошедшем. Завтра встретимся, отправимся на встречу с оставшимися помнящими. Может, придумаю чего. Меня не меньше твоего раздражает ждать.

— Хорошо. До встречи, — кивнул я, — мне самому нужно хорошенько поразмыслить.

Смотрел, как девушка удаляется от машины до тех пор, пока она не скрылась за дверью "офисов". До вечера оставался не один час. Ксюша утверждала, что Зульмира захочет стереть из памяти главврача все воспоминания о помнящем. Не знаю, почему, но я хотел проверить подозрения напарницы.

У меня будет немного времени, пока видящие разговаривают. Ксюша будет делать вид, что помнящий умер от болезни, а Зульмира прикидываться, что не подозревает о догадках девушки. Каково это — играть, зная, что для собеседника фальшь очевидна?

Я решил съездить до кафе и перекусить.

Найти подходящее заведение оказалось делом простым. В маленьком городе знаешь о каждом, и понимаешь, когда и в какое лучше забежать. Кафе носило название "RED". Внутреннее оформление вполне предсказуемо было выполнено в красных тонах. Вывеска, мерцающая красными лампочками, красные стены, даже стойка была тёмной кроваво-красной. Среди этого обилия красного цвета гармонично смотрелись белые столы и стулья. Пол кремового цвета и светлый потолок с множеством маленьких лампочек по периметру только прибавляли уюта подобному месту.

Заглатывая небольшую порцию салата и переходя к пирожному с чаем, зарёкся вечерком устроить праздник для желудка. Завтракать, обедать и ужинать второпях, наскоро приготовленной пищей надоело.

После того как желудок получил требуемое и перестал урчать, я вернулся к "офисам" пресекающих. Занял место в одном из переулков. Такое, чтобы не мешать движению и иметь возможность наблюдать за входом.

Из здания выходили не часто, заходили ещё реже, но Зульмира не появлялась.

Я вспомнил о Даше. Скучал по ней. Хотел услышать её голос. Посмотреть в глаза. Как обычно, вертел в руках телефон. Мысли гуляли где-то далеко. Со всеми этими заговорами я совсем о ней забыл. Когда последний раз думал о ней? Сегодня утром? Вчера вечером? Не помнил. Сколько прошло с нашей последней встречи? Пять дней? Вроде бы да. Хотя казалось, что не один месяц.

Я хотел её оставить в покое на время, но пропадать из её жизни в мои планы не входило. Нашёл её номер в списке и, на минуту задумавшись, решился позвонить.

Слушая гудки, наблюдал за входом. Зульмиры так и не было.

Трубку сняли, но голоса Даши я не услышал. Лишь молчание и, как показалось, дыхание в трубку.

— Алло, Даш. Привет. Как дела твои? — произнёс я, боясь не услышать ничего в ответ.

— Привет. Всё хорошо. Я рада, что ты позвонил. У тебя что нового?

— Да почти ничего. Пытался всё это время найти работу. Вчера подкинула старая знакомая кое-что. Сейчас как раз на работе. Скучно.

Даша усмехнулась.

— А что за работа? Чем занимаешься?

— На данный момент жду одного человека, а вообще выполняю разные просьбы в одной организации. Считай, мальчик на побегушках.

Она снова усмехнулась.

— Не поверю, что ты согласился на такую работу. Твоих талантов хватит на большее.

— Надо же с чего-то начинать продвижение по карьерной лестнице, — не без усмешки сказал я.

— По-нят-но, — растянула девушка. — А я учусь, у меня всё потихоньку. Вика уже выписалась из больницы. У неё хорошо всё. Спасибо, что тогда помог.

— Ты мне б этом до пенсии будешь напоминать?

— Нет, — я вновь услышал её смех. — Хотя-я-я… Всё может быть, — с угрозой попыталась произнести девушка.

— Вот и помогай после этого людям…

— И не говори…

— Даш, может быть, встретимся?.. Я скучаю, — произнёс я, и страх снова наполнил душу.

— Обязательно, только не знаю, когда смогу. Давай я позвоню через пару дней. Не против?

— Два дня — это, конечно, не малый срок… — расстроился я, — но если у тебя какие-то дела, то готов терпеть. Буду ждать звонка.

— А я встречи, — сказала Даша, — пока. Удачи на работе, — она повесила трубку.

— Занята… — произнёс я. — Вот так… Клик-клак… — вспомнилась фраза из какого-то трека. — В конце концов, хочет, — пожал я плечами. И осознал, что вновь придётся ждать. Как же я ненавидел ожидание!

Вскоре наступил вечер, с каждой минутой становилось темнее. В домах стали зажигать лампы. В "офисах" свет лился в основном из окон правого крыла второго этажа. Именно там находилась комната Ксюши. Видимо, жилая часть. Вскоре загорелись и уличные фонари.

Я засобирался домой, когда к зданию подъехало такси. Оно стояло недолго. Зульмира не заставила себя ждать.

Как только увидел вышедшую из "офисов" женщину, я интуитивно понял, что Ксюша была права. Теперь ни секунды не сомневался, что Зульмира поедет на такси в лечебницу. Или домой к главврачу. Ей виднее, где он находится.

Я аккуратно поехал вслед за машиной с "шашечками" на крыше. На мгновение в голове вспыхнуло желание разогнаться и врезаться так, чтобы Зульмира погибла в автокатастрофе. Всё-таки все беды помнящих были, по большей части, от неё. Но я прогнал это желание подальше. Не то, чтобы из-за страха за свою жизнь, за жизнь водителя такси. Скорее, не верил, что это изменит положение вещей.

Ехать старался так, чтобы женщина не заметила "хвоста". Всё-таки машина, которая досталась от Сани, ей была хорошо знакома. Когда такси выехало из города и направилось к больнице, я съехал на обочину.

Зульмира едет к врачу. Не так уж много дел может появиться у женщины за городом, к вечеру. Ксюша была права. Что мне это дало? Не знаю. Разве что уверенность в том, что Зульмира действительно что-то задумала. Вот только что? Даже моей фантазии не хватало, чтобы представить, зачем ей это нужно. Разозлить меня? Заставить совершить необдуманный поступок на эмоциях? И что она докажет? Что я тринадцатый?

В голове будто разошлись тучи и выглянуло солнце. Всё встало на свои места. Зульмира пытается доказать кому-то, что я опасен. Возможно, она давно бы занялась отстрелом помнящих, но ей что-то не позволяет этого. Или кто-то… Интересно, кому подчиняется Зульмира? И подчиняется ли? Может, хочет доказать себе, чтобы в случае кардинальных действий её не трогала совесть? Если, конечно, она имеет место быть.

Мне оставалось лишь не поддаваться на её провокации и ожидать, когда появится возможность совершить безвредную контратаку… Опять ждать…

Я развернул машину и отправился домой. Умка, наверное, сходила с ума.

Глава 3

Вернулся домой, купив продуктов в ближайшем магазине. Умка несказанно обрадовалась моему приходу. Чувствовала, что её ожидают долгая прогулка и сытный ужин. Наверняка учуяла купленное мясо.

Не разуваясь, я разобрал пакеты, разложив продукты в холодильник и по шкафам. Собака в нетерпении скреблась у двери. Решил не мучить Умку и распахнул дверь, приглашая её на прогулку.

Что нужно собаке для счастья, кроме вечера, проведённого рядом с любимым хозяином? Моей этого было предостаточно.

Хотя рядом я был лишь формально. Мысли уносили далеко. Двое помнящих. Две совершенно разные жизни. Пытался представить, о чём буду говорить с ними. Пытался ответить на вопрос: зачем им нужен этот разговор?

Первый — ещё ребёнок. Ему всего лишь шестнадцать лет. В прошлой жизни был участником народного ополчения 1612 года. Освобождал Россию от поляков. Погиб при Московской битве. Узнать об этом не успел. Да и нужно ли было? Может, рано? Не зря же природа, создав помнящих, дала время, чтобы вспомнить прошлые жизни. Если, конечно, нас создала природа.

Жизнь этого парня чем-то напоминала мою собственную до встречи с Саней. Организация пресекала любые его успехи.

Вторым помнящим был политик городской думы. За сотни лет до этого прошёл через рабство. Прожил недолго. Каких-то двадцать пять лет. Рабы никогда не отличались долголетием. О чём с ним разговаривать?

Нет. Их просвещать бесполезно. От того, что они узнают о пресекающих, ничего не изменится.

Их проблемы — Зульмира. С ней и нужно провести беседу. Воспитательную.

Мне необходимо было убедить видящую, что вмешательство в жизнь помнящих — неправильно.

Хотя послушает ли она меня? Ведь я пешка в её партии. Или всё-таки ладья, которой она пытается управлять? А может, ферзь? В любом случае, какая бы роль ни была отведена, за разговор и попытку убеждения расстрел не предусмотрен. Так почему бы не попробовать?

Из задумчивости меня вывел звук машинного сигнала. Мужчина на "десятке", открыв окно, обратился ко мне:

— Парень, твоя собака? Скажи, чтобы отошла с дороги, а то задавлю к чертям.

Я оглянулся. В метре от вазовского капота сидела Умка и, слегка повернув голову, смотрела на меня. Как только наши взгляды встретились, она отбежала с дороги, ткнувшись носом в мою руку.

— Полоумная какая-то, — пробормотал водитель, закрывая окно и двигаясь с места.

— Пошли домой, Умка. Нам с тобой ещё ужин готовить, — проговорил я. Собака всё поняла и понеслась к подъездной двери. Либо нагулялась, либо надеялась, что во время готовки внимания хозяин уделит чуть больше.

* * *

Часто ли вам приходилось сомневаться в решениях, правильность которых не подвергается сомнению? Почему многие люди не решаются на единственно верные поступки? Скромность? Стеснительность? Боязнь провала? Или страх того, что тебя неправильно поймут окружающие? А может, всё-таки есть сомнение в правильности поступка? Где-то в глубине души? Или нет? Не знаю…

Наверное, главной причиной всё-таки была боязнь неудачи. Я знал, что бездействие равносильно провалу, но не решался. Сидел в машине, прямо возле здания пресекающих, и смотрел на вход. В голове крутились какие-то ненужные мысли, не относящиеся к делу. Мысли, которые позволяли посидеть ещё несколько лишних минут. Отсрочить вероятный провал. Я не люблю проигрывать. Даже ненавижу.

И всё-таки бездействие — это не тот же самый провал. Когда ты не делаешь ничего, тебе не приходится переживать неудачи. Они проходят мимо, а ты их даже не замечаешь. Поймёшь, что упустил, возможно, единственный шанс, только через годы. Но в ближайшее время он тебя не будет мучить. И это главное, что позволяет сидеть в машине, не решаясь на действие. Это главное, что оправдывает заведённый мотор, выкручивание руля и возвращение домой.

Кто знает, каким бы был мир, если бы большей части населения Земли не было свойственно больше всего на свете бояться неудач?

Я боюсь провалов. И ненавижу себя за это.

Но Бог наградил меня другим качеством. Я упёртый. И это частенько побеждает страх. Даже если бы я развернулся и уехал, смог бы вернуться через час и сделать задуманное. Иначе быть не могло. И не нужно говорить, что можно не тратить время и сделать всё сразу. Страх — это не пустое слово. А я боялся.

Перестал крутить телефон в руках и набрал номер Ксюши. Скоро на смену гудкам я услышал:

— Привет.

— Привет. Ты сейчас у пресекающих?

— Эм… — протянула девушка, — не совсем. Я думала, мы позже отправимся к помнящим.

— Я не к помнящим. Хочу поговорить с Зульмирой. Подумал, ты захочешь присоединиться.

— Я сейчас у парня. Подъезжай через часик к Вокзальной.

— Я уже тут. Не волнуйся, один схожу.

— Стой! Один не ходи. Дождись меня. Буду через минут пятнадцать.

— Хорошо, — я непроизвольно кивнул, — дождусь.

Но как только сбросил звонок — вышел из машины и направился к зданию.

В фойе стоял всё тот же молодой парень, он объяснил, как найти Зульмиру и подметил, что мне повезло. Не так уж часто её можно застать в кабинете.

До нужной двери добрался без особых проблем. Никаких штучек видящих. Как будто справившись с ними в первый раз, избавился от них навсегда. Либо Зульмира не ждала меня, а Ксюши в здании не было — вот и некому лезть в мою голову.

Не успел занести кулак над дверью кабинета, как увидел человека, спешащего навстречу. Он раскинул руки, будто увидел старого знакомого и воскликнул:

— Алексей! Не думал, что мне удастся встретиться с самим Тамплиером! Несколько раз просил встречи с вами у Зульмиры, но она постоянно отказывала. Очень приятно! Безумно приятно! — твердил мужчина, пожимая мою руку.

Вообще, человек он был довольно приятный. Больше походил на школьного учителя или университетского лектора, нежели на агента пресекающих. Слегка помятый серый пиджак и очки, поверх которых он смотрел, не скрывая восхищения.

— Позвольте представиться, — кивнул мужчина, — Игорь Викторович. Историк, занимающийся изучением жизней помнящих. Конкретно, разрабатываю теорию о влиянии помнящих на судьбу мира.

— Очень приятно, — кивнул я, улыбнувшись. — Так это та самая теория, что каждый помнящий за свою жизнь делает мазок в картине мира? Вы её автор?

— Да, да, да, — кивнул мужчина. — Многие считают её надуманной, мол, рабы и крестьяне никак не могли изменить мир, но я склонен предполагать, что даже они внесли свой небольшой, но серьёзный вклад.

— Знаете, я несколько раз прокручивал жизнь Тамплиера в памяти, — пожал плечами я. — Но ничего переломного для целого мира в ней точно не было.

— Вы ошибаетесь, — улыбнулся учёный. Так улыбаются только люди, влюблённые в своё дело, даже помешанные на нём. Улыбаются, когда чувствуют интерес к своим мыслям, теориям. — Я изучал вашу жизнь. Конечно, я не могу знать её так же хорошо, как вы сами, но несколько предположений сделал. Вы никуда не торопитесь?

Игорь Викторович меня заинтересовал. Я торопился поговорить с Зульмирой, но, в конце концов, Ксюша просила меня подождать. Почему бы не выполнить её просьбу?

— Нет. Не тороплюсь.

— Вот смотрите, Орден Тамплиеров распространился на огромные территории, в отличие от многих других средневековых рыцарских образований. Также это Орден с самой страшной судьбой. Вы же лучше меня знаете, как он закончил своё существование. Можно допустить, что виной его взлёту и падению были вы.

— Это чересчур глупо, — улыбнулся я. — Когда родился сэр Алекс, Орден уже существовал и захватил позиции по всей Европе.

— Возможно, но исключать подобного нельзя. Хотя, признаюсь, что и сам отношусь к этому предположению скептически, но отметать его полностью — не имею права. Я больше склоняюсь к иному — казнь Жака Де Моле. Ведь сэр Алекс был в тот день на площади. Скажите, вам не показалось, что перед произнесением проклятья Моле заметил вас?

Я задумался, пытаясь вспомнить тот день. Множество испуганных лиц вокруг, нагнетённая атмосфера в воздухе. Все чувствовали, что должно произойти что-то неправильное. В голове всплыли образы изнеможенных, измученных Тамплиеров, которых вели к помосту. Помнил, как Моле попросил повернуть его лицом к Собору Парижской Богоматери. Помнил, как магистр произнёс проклятье — призыв виновников на Божий суд. Помнил, казалось, каждую мелочь. Но заметил ли меня Моле? Кажется, нет. Хотя взгляд мог быть мимолётным.

— Не могу сказать точно, — пожал плечами я, — может быть, и заметил. А какое это имеет значение?

— Понимаете, я склонен предполагать, что не будь вас на площади в день казни, Моле не произнёс бы проклятья. Не знаю, повлияло ли это на смерть Карла или с ним расправились последователи тамплиеров — дело не в этом. Дело в том, что это проклятье во многом оправдало орден в глазах тех, кто жил после его существования. Отношение к рыцарям тамплиерам в наши дни могло быть совсем иным.

— Но как это повлияло на судьбу мира?

— Знаете, отношение к религиозному ордену, тем более к такому крупному — это не пустой звук. Я не могу сказать, что конкретно это внесло в жизнь. Но внесло, бесспорно.

— Не знаю… Причиной этому проклятью мог быть каждый из находившихся на площади… А может быть, Жак Де Моле задумал произнести его заранее.

— Всё может быть, но такое совпадение не единично. Подобные случаи встречаются в каждой жизни каждого помнящего. К примеру, смерть ассасина. — И этот туда же! Не ассасин, а Саша! Александр! Саня, в конце концов! — Это же целый резонанс в обществе! Ваши выступления по телевизору. Они задели многих! Вы уникальны не только тем, что помните прошлые жизни, ваши судьбы связаны с судьбами мира. Это же очевидно!

— Что ж, мне понятны ваши доводы, — улыбнулся я как можно доброжелательнее, — но сейчас, разрешите, я отправлюсь к Зульмире. У меня к ней разговор.

— Конечно, конечно. Если не сложно, запишите мой телефон, я бы хотел поговорить о вашей прошлой жизни, когда будет свободное время.

Я внёс номер учёного в память телефона и, распрощавшись с мужчиной, подошёл к двери Зульмиры. Всё-таки забавный мужичок. Нужно будет как-нибудь поспорить с ним… Когда проблема пресекающих исчезнет. Кому нужны его теории? Только ему. Даже диссертации не может защищать. Понимает это, но продолжает докапываться до сути. Доказывать, искать закономерности, связи. Такие люди вызывают у меня доверие и улыбку, наверное, потому что сам таким никогда не был и не буду.

Я вновь занёс кулак над дверью для того, чтобы постучаться, и услышал из кабинета:

— Входи, Лёша.

Женщина сидела на диване, несмотря на то, что в кабинете было рабочее место. Возле одной из стен стоял аквариум, поражающий воображение своими размерами. Несколько сотен литров. Если не за полтысячи. Таких больших я не видел нигде, хотя не сомневался, что повидал на этом свете маловато.

— Я хочу поговорить о помнящих… — на секунду осёкся, вспоминая, как их зовут. — Последних помнящих, проживающих в Торчинском, — продолжил я, так и не отыскав в памяти имена.

— О чём конкретно? — спросила Зульмира со странной улыбкой, зависшей на лице. — Насколько я помню, тебе было поручено вступить в контакт с ними. Заслужить доверие.

— Мне нужно, чтобы вы прекратили контролировать их жизни. Если бы не ваши активные действия, один из них был бы, как минимум, мэром города. А пацан, который даже не понимает, из-за чего остаётся на вторых ролях, был бы лучше, нежели просто рядовой школьник.

Я продолжал стоять на пороге, не имея никакого желания проходить и садиться в кресло.

— Поверь, парня не сильно расстраивают вторые роли. Он скромен и задний план — его стихия.

— Не вам это решать! — я полыхнул гневом, в голове набором кадров пролетели многие моменты собственного детства. — Если вторые роли — его, тогда почему он с таким упорством пробивается выше?

— Я не понимаю, чего ты завёлся. Чем плохо второе место?

— Оно не первое, — огрызнулся я.

Зульмира усмехнулась.

— Логично, — кивнула она. — Вот только второе место делает человека успешным, но не заставляет его прыгать выше головы.

— Организация прекратит корректировку судьбы помнящих? — поставил я вопрос ребром.

— Нет. Мы не можем себе этого позволить.

— А если я выйду из-под контроля? Если я пойду против вас?

Зульмира продолжала улыбаться.

— Не пойдёшь, — женщина покачала головой. — Я уже говорила, ты не мститель. Ты не умеешь убивать. Не умеешь разрушать. Характер не тот, чтобы воевать.

Она выводила меня из себя. Намеренно выводила.

— Ты слишком многое ставишь на мой характер. Его можно сломить.

— Сломи, — пожала она плечами, — пойди против своих принципов, я с удовольствием посмотрю на это. Будет даже любопытно.

Развернуться и уйти? Значит, проиграть. Значит, принять поражение от организации. Но что делать, если Зульмира права, если я не могу убивать, рушить, мстить?.. Как можно бороться с тем, кто знает о тебе всё? С тем, кто осознаёт собственное превосходство и твоё бессилие?

Тринадцатый! Словно вспышка мелькнула в голове. Зульмира сомневается в том, что хорошо меня знает. Она фальшивит.

— Хорошо, — я кивнул, — ты права. Я выйду на контакт с помнящими. Мне позволено рассказывать им об организации? Может быть, есть какие-то запретные темы?

— Просто сделай так, чтобы они не представляли опасности. Постарайся выяснить, есть ли среди них те, кто может быть тринадцатым, — ответила Зульмира.

Я кивнул и вышел из кабинета. Она умеет читать мысли людей, но не помнящих. Она может только догадываться, что творится в моей голове. Или чувствовать. Знать наверняка — не может. И этим нужно было пользоваться.

Придётся встретиться с парнем. Рассказать о том, кто он. Стать для него наставником, таким, каким был Саня. Не очень хорошим, но наставником. Вот только настраивать его против пресекающих не было желания. Борьба с ними, с их методами — моё личное дело.

В фойе я встретился с Ксюшей. Она опоздала совсем чуть-чуть.

— Ты уже поговорил с Зульмирой? — выпалила она, заприметив меня.

— Да.

— Просила же подождать, — укорила меня девушка. — Как успехи?

Я посмотрел на неё и кое-что понял.

— Игорь Викторович — твоя работа?

— Между прочим, он уже давно хотел с тобой поговорить, — призналась Ксюша, понимая, что отпираться нет смысла. — Так что с Зульмирой?

— Ничего. Просто пока у меня нет козырей против неё.

— Зачем хоть ходил?

— Хотел попросить, чтобы она отстала от помнящих, — ответил я.

— Думал, она пойдёт тебе навстречу? Просто оттого, что ты попросишь?

— Попробовать стоило, — пожал я плечами.

— Раз уж я тут, может, съездим к помнящим? — спросила Ксюша.

— Съездим, — кивнул я.

Хотя не был уверен в этом…

Что-то не так… Странно, не обратил на это внимание поначалу, но с каждой минутой чувство тревоги нарастало. Что-то не так… Как будто кому-то угрожает опасность… Как будто нужно куда-то спешить…

— Быстро, за мной! — бросил я, надевая шапку и застёгивая куртку на бегу.

Ксюша не стала расспрашивать, а поспешила следом.

Я добежал до машины, открыл дверь, поднял кнопку на двери, чтобы впустить видящую внутрь, и поспешил завести мотор.

Нужно было спешить. Я знал, куда. Не понимал, зачем, но не сомневался — если не потороплюсь, произойдёт нечто ужасное.

— Что случилось? — не выдержала Ксюша, когда я двинулся с места, не прогревая движок.

— Зульмира, — ответил я, — это точно она. Внушила мне чувство тревоги. Нужно торопиться в одно место. Зачем — пока не знаю.

— Может, не стоит? — нерешительно задала вопрос Ксюша.

— Стоит. Хотя бы для того, чтобы узнать, что она задумала.

Машина неслась по улицам города на большой скорости. Всё-таки плотность движения малого города иногда позволяла повысить скорость. Другое дело — это опасно, тем более для новичка в вождении. Но страх потерять лишнюю секунду и опоздать превышал чувство самосохранения, чувство ответственности перед Ксюшей, перед пешеходами и другими водителями.

Я знал лишь то, что должен торопиться на окраину города. К остановке возле местного аэропорта. Ну как аэропорта? Огромного пустыря. Раньше сюда приземлялись кукурузники, теперь — только вертолёты.

Я остановил машину у нужного места. На остановке было безлюдно. Люди нечасто ждали автобуса здесь, поэтому большая часть из них пролетала мимо на большой скорости.

— И что? — спросила Ксюша.

— Не знаю. Либо опоздали, либо приехали раньше.

— А если просто решила посмеяться? Она это любит.

— Смотри, — я кивнул, без тени улыбки, на противоположную часть дороги. К проезжей части подходила девушка, она хотела пройти к остановке. К той самой остановке, куда я так спешил. До ужаса знакомая девушка. — Это Даша, — прохрипел я, и поспешил прокашляться, чтобы привести голос в норму. — Ты, как агент пресекающих, должна о ней знать. Благодаря ей я вспомнил прошлую жизнь.

— Как думаешь, что будет?

— Ничего хорошего, — произнёс я, когда заметил, как со стороны аэропорта на высокой скорости выехал, улыбающийся во весь бампер, пежо.

Я выскочил из машины. В это время пежо успел резко затормозить перед Дашей. Из него вышли двое мужчин. Их лица совсем не соответствовали милой мордашке автомобиля.

— Убью Зульмиру! — мелькнуло в голове, когда перебегал через дорогу к Даше.

Мужчины тем временем схватили девушку, которая не успела даже испугаться, и приложили к лицу кусок тряпки. Даша потеряла сознание. Хлороформ! В голову полезли кадры из "Операции Ы". Только сейчас было совсем не смешно.

Казалось, что на преодоление расстояния понадобилась целая вечность. Мужчины пытались положить девушку в машину. Один из них заметил меня.

— Если они с оружием, у меня нет шансов, — мелькнула в голове мысль, когда я доставал клинки из-за спины.

Но у бандитов не было ни пистолета, ни даже ножа. Второй раз за две жизни с лезвий клинков на землю падали капли крови. На этот раз человеческой. В прошлый раз я спас Умку, теперь — Дашу. Трое мужчин, чьи таланты ограничиваются нападением на беззащитных женщин, не имели ни единого шанса против хорошо обученного воина и двух заточенных мечей.

— Зульмира хотела, чтобы я расправился с ними, — мелькнула в голове запоздавшая мысль. Пытается подвести меня под статью? Посадить за решётку? Нет. Вряд ли. Слишком мелко. Она должна понимать, что тринадцатого решётки не остановят.

К месту расправы над бандитами подбежала Ксюша. Не самая приятная картина предстала её глазам. Я хладнокровно убил трёх человек. Об их смерти я жалел не больше, чем о том, что отобрал жизнь у насильника.

— А вырубить их нельзя было? — задала она вопрос, оглядывая лужи крови, вытекающие из-под мёртвых тел.

— Вырубить — это по твоей части. Я в головы залезать не умею.

Мимо проехала машина. Повезло, что с дороги не видно, для чего парень и девушка стоят возле пежо, но лишний раз мозолить глаза проезжающим водителям — не хотелось.

— Бери Дашу и уходим. Если наследил здесь, попытаюсь это уладить. До суда дело не дойдёт. О троице преступников все забудут.

— Хорошо бы, — пробормотал я, подхватывая Дашу на руки.

Перенёс девушку в свою машину. Рука слегка задела её кожу.

— Чёрт! У неё кажись температура! — Ксюша уселась на заднее сиденье, возле Даши.

— Жар, — констатировала видящая.

Я перебежал через дорогу и отыскал тряпку, которую мужчина приложил к лицу девушки. Спрятал её в целлофановый пакет, извлечённый из бордачка.

— Зульмиру — убью! — процедил я сквозь зубы, занимая место за рулём

— Потерпи. Не поддавайся на её провокации. С Дашей всё будет в порядке. Могу сделать, чтобы она очнулась, — предложила Ксюша.

— Не нужно, лучше пусть поспит подольше. Я отдам её врачам. Не хочу, чтобы знала, что имею к этому отношение.

— Ты же её спас! — попыталась спорить Ксюша. — Да она сейчас тебе что угодно простит.

— Она из-за меня попала в эту ситуацию.

— Дурак, — пожала плечами девушка и замолчала.

— Сама подумай, каким образом я оказался возле аэропорта? Что я ей скажу?

— Ты сейчас меня пытаешься переубедить? Или себя? — спросила девушка, глядя в зеркало, прикреплённое к крыше.

Я не ответил.

— Знаешь, об убитых не волнуйся. Зульмира использует матёрых преступников для таких дел. Из тюрем их берёт. И даёт приказы, как куклам. Они, конечно, живые люди, но если она скажет, чтобы и волоска не упало — значит, не упадёт.

— Думаешь, она сказала, чтобы они с ней были поаккуратнее? У неё жар непонятно из-за чего. Кто знает, что ей приложили к лицу.

Через несколько минут раздался телефонный звонок — Зульмира хотела со мной поговорить.

— Да? — ответил я, пытаясь скрыть гнев.

— Как Даша? — спросила пресекающая, будто желала узнать, как себя чувствует заболевшая внучка.

— Чего ты хочешь?

— Ничего. Я видела, как ты мучился, решила помочь. Теперь одной проблемой будет меньше — девушка тебя простит. Мне нужно, чтобы ты сосредоточился на контакте с помнящими. Я хочу знать, есть ли среди них тринадцатый.

Первый раз в жизни в разговоре с человеком намного старше меня я чуть не сорвался на мат. Ксюша вовремя положила руку на плечо. Не знаю, были это штучки видящих или просто ощущение поддержки, но злость отошла.

— Послушай, — произнёс я спокойным холодным тоном, — не лезь в мои дела. Я буду помогать организации для того, чтобы помнящие могли жить нормальной жизнью. Только не смей больше подвергать опасности жизни дорогих мне людей. Иначе я убью тебя, — Зульмира наверняка хотела вновь заткнуть меня доводом о том, что я не убийца, но я не позволил. Надоело. — Я убил мужчину, защищая незнакомую девушку, убил трёх человек, защищая Дашу. И если ты до сих пор считаешь, что не посмею убить тебя — ты ошибаешься. Предупреждаю — не трогай больше никого из моих близких. Клянусь — я убью, и пусть потом хоть вся организация встанет против меня. Я через десятки или сотни лет буду рождён вновь, а вот ты — вряд ли. Ты должна дорожить своей жизнью, в отличие от меня.

Я замолчал. Зульмира тоже ничего не говорила. Лишь шум проезжающих мимо машин и едва слышный шум мотора под капотом Мерседеса нарушал тишину.

— Извини, Лёш, меня отвлекали, ты что-нибудь говорил? — услышал я в трубке самодовольный женский голос.

Я сбросил звонок.

— Сука! Тварь! Гадина! — цедил сквозь зубы ругательства, бросив телефон на соседнее сиденье.

Не мог я её убить. Просто войти в её кабинет и убить. Или встретить на улице и вонзить клинок в грудь. Дело было не в страхе перед будущим. Она вредила мне, моим близким, помнящим, но делала это чужими руками. Я не мог переступить через себя и убить женщину, безоружную, пускай и конченую сволочь. Не мог.

— Мы придумаем что-нибудь, — проговорила Ксюша. — Только не глупи. Ты же видишь, она пытается достать тебя. Не поддавайся.

— Каким может быть выход? Только её смерть. Ничего другого, — покачал я головой.

— Есть другой. Просто пока мы не нашли его. В конце концов, всегда можно использовать её оружие — натравить бывшего заключенного. Я тоже кое-что умею.

— Она легко отделается от подобного убийцы. Разве, что шальная пуля калибра 7.62 из шестиэтажки напротив здания пресекающих вылетит.

— Тоже выход, — без тени иронии ответила Ксюша, — только не стоит торопиться. Пока она лишь злит тебя. Сам подумай, если бы она хотела причинить вред Даше, она бы это сделала. Сейчас на её совести лишь нервы людей да помнящий, которого держали в психбольнице.

— Всё равно. Не хочу, чтобы Даша или кто-то другой страдали из-за неё. Как там, кстати, Даша? — спросил я.

— Я не позволяю ей проснуться. Температура всё ещё держится. Не волнуйся, врачи помогут.

— Надеюсь, — проговорил я, въезжая во двор городской больницы. — Останься в машине, а я отнесу Дашу. Скоро вернусь.

В зеркало заднего вида, заметил, как Ксюша кивнула.

— Она не проснётся?

— В ближайшие минут пять — нет.

Аккуратно подхватил Дашу на руки и вынес из машины. Первый встретившийся врач спросил, что случилось. Я рассказал всё как есть, уменьшив количество нападавших до одного и умолчав о том, что убил.

Я, наверное, жил в каком-то необычном, сказочном городе. Сотни раз слышал рассказы о черствости врачей. Телевизор ими перенасыщен. Сам никогда не встречался с подобным. Мужчина терпеливо объяснил, что тряпка смочена хлороформом, и везти её с собой была не лучшая идея, можно было уснуть за рулём. Жар же оказался просто реакцией организма на летучую жидкость. Он посоветовал отнести девушку домой и позволить ей выспаться, отлежаться пару деньков.

Вот только домой везти Дашу было нельзя. Ни ко мне, ни к ней.

Я попытался уговорить врача принять девушку, чтобы она отлежалась в больнице, но мужчина не уступил. Нельзя, и всё. Вот за что его винить? Бред.

Ксюша предложила отвезти Дашу на квартиру к её парню. Они присмотрят за ней, а после проводят до дома. В качестве легенды — рассказ о том, что её нашли без сознания на остановке аэропорта. Глупо, но варианты о чудесном спасении выглядели ещё глупее.

— Ксюш, — обратился я к девушке, когда вёз её с Дашей к парню, — не знаешь, кому подчиняется Зульмира?

— А разве подчиняется? — вопросом на вопрос ответила видящая.

— Не знаю. Вот и хотел у тебя спросить. Даше не вредно, что ты ей так долго проснуться не даёшь?

— Нет. Не волнуйся. И для неё, и для её организма это обычный сон, который ничего не тревожит. Это не вреднее снотворного.

— Не знаю, — я пожал плечами. — Я и снотворному не доверяю. Вообще к таблеткам настороженно отношусь.

Глава 4

Когда человек заходит в тупик, оборачивается и видит, что обратного пути нет, он может выбрать несколько вариантов: сесть и остаться жить в этом месте, попытаться пробить лбом стену, перелезть через неё или же слегка передохнуть, чтобы решить, стоит ли беречь голову и позволяет ли высота препятствия его преодолеть.

Я зашёл в тупик. Мне нужна была передышка.

Пригласил Ксюшу прогуляться по вечернему городу, чтобы просто поговорить. Собрать воедино мысли, крутящиеся в голове. Обсудить дальнейший план действий.

Она согласилась. Даше к вечеру стало лучше, но отпустить девушку домой Ксюша не решилась. Оставила её на попечение парня, чтобы поговорить со мной.

Минут десять мы шли по аллее в полной тишине. Склоняющиеся ветки несколько раз порывались снять с меня шапку. Ещё одно неудобство высокого роста. Ксюша не говорила ничего. Не знаю, какие мысли были в её голове, но, кажется, она ждала от меня вопросов. Хотя спрашивать ни о чём не хотел. Все ответы я знал.

— Знаешь, — заговорил я, когда не смог сдерживать мысли при себе, — когда я только познакомился с Саней, в смысле, с ассасином, когда он увёз меня из города, я представлял себе, что пресекающие — нечто вроде настоящих извергов. Представлял всю организацию как людей, нацеленных на ограничение свобод помнящих… Я готов был убить каждого из вас, когда родители забыли о моём существовании. Как оказалось, не все вы такие. Теперь я даже думаю, что всё не так просто… Если бы не Зульмира — кто знает, каким путём шла бы организация. Ведь будь главной ты, можно было бы надеяться на взаимовыгодное сотрудничество между организацией и помнящими?.. Между видящими и нами?.. Так ведь?

— Наверное, — кивнула Ксюша, — только… Лёш, тебе лучше знать… — девушка замолчала, не решаясь высказаться. — Это я вычистила память твоим родителям…

Я выдержал трагическую паузу и, повысив голос, начал высказывать:

— Что? Это сделала ты?! Да как ты могла?! Ты ничем не лучше Зульмиры!

Я развернулся, чтобы уйти прочь. Ксюша стояла с открытым ртом. Видимо, не ожидала такой реакции. Сделал ещё один поворот, посмотрел ей в глаза и спокойно спросил:

— Думала, так отреагирую? — я улыбнулся. — Этого уже не исправишь. Теперь не важно, кто удалил воспоминания из памяти родителей. Другое дело, что ты, обратив внимание на мои поступки, изменила мнение обо мне, а Зульмира не хочет видеть очевидного. Не все помнящие опасны.

— Лёша… Ты очень добрый. Удивительно добрый.

— Ты так решила из-за того, что я закрыл глаза на твой поступок?

— Нет. Я уже давно это поняла. Будь осторожнее. Большинство людей захотят сесть тебе на шею.

— Пусть попробуют, — кивнул я. — Там не очень удобно.

Девушка усмехнулась.

— Правда, я не очень-то уверен в том, что действительно добрый, — проговорил я.

— Почему?

— Я склонен думать, что просто прикрываю свои недостатки — добротой.

— Прикрываешь? — не поняла Ксюша.

— Вроде того, — улыбнулся я, — не знаю, как это объяснить… В любом случае, даже если я действительно добрый, а не просто хочу им быть… Это скорее недостаток, нежели достоинство… Доброта мне никакой пользы не принесла, только разочарование. Иногда эта забота о других начинает так надоедать… Хочу быть обычным. Им проще живётся.

— Обычным? Нет, спасибо. Оставайся таким, какой есть. Будь самим собой, — произнесла Ксюша. — Я знаю, о чём думают обычные люди. Я вижу их мысли. Один ненавидит всех вокруг, начиная от близких друзей и заканчивая родителями. Другой, возвращаясь домой, к любимой жене, вспоминает о времени, проведённом в постели с любовницей. Вон идёт женщина, — указала она на прохожую, — думает о том, что стоило бы вынести стул из офиса к себе домой, пока он стоит в углу и на него не обращают внимания. Уверена, что ей платят слишком мало и она имеет право на подобный поступок.

— Это лишь общие и утрированные примеры. О чём думает, к примеру, тот парень в синей шапке, — указал я на человека, идущего впереди.

— Момент, — ответила Ксюша и на секунду задумалась. — Об он-лайн игре. Торопится домой, потому что через полчаса у него рейд, который нельзя пропустить, иначе его понизят в гильдии.

— Совпадение, — кивнул я и указал на пожилую женщину, шедшую рядом с нами.

Ксюша кивнула и поделилась со мной, когда мы разминулись с женщиной.

— Идёт навестить внуков. Молодожёнов. И вполне допускает мысль, что они желают ей смерти, чтобы завладеть жилплощадью, которая принадлежит ей.

— Ты точно выдумываешь. Давай, вон того мужчину, — выбрал я очередную цель.

Мы подошли поближе к нему и Ксюша заявила:

— Здесь лучше, думает о подарке жене.

— Ну вот, — улыбнулся я.

— Но не знает, что ей подарить, — добавила она, — и из-за этого голова наполнена далеко не самыми приятными мыслями о матери его детей.

— Прям не город, а рассадник грехов, — усмехнулся я, — давай, просканируй того парня. Идёт, повесив голову, точно из-за любви переживает.

— Ага, переживает, — подтвердила Ксюша, — девушка бросила его, и он материт её на чём свет стоит. И шлюха — лучшая из этих характеристик.

— Не верю я, что куда ни ткни — такие низкие мысли, — покачал головой я, — ты просто пытаешься меня убедить, что обычным быть плохо.

— Как хочешь. Это всего лишь твоя черта характера — верить в людей и не видеть их истинной натуры. Не многие винят себя во всех бедах, большинство совсем наоборот — винят других даже в том, в чём виноваты сами.

— Мне одна девушка, кстати, твоя тёзка, сказала одну замечательную вещь… Человек живёт так, как ему хочется. Как бы он не жаловался на то, какие вокруг уроды, если он не пытается изменить своё окружение — значит оно его устраивает. Если девушка не расстаётся с парнем, который стабильно, раз в неделю доводит её до истерик, значит ей нравится страдать. Дело не в любви, дело в том, что она ничего не желает менять. Это работает всегда, вне зависимости от человека. Не пытается изменить, значит устраивает. Посмотрим, через лет пять, изменюсь ли я. Не изменюсь, значит меня устраивает моя доброта, отходчивость и прочие качества, которые мне мешают жить.

— Посмотрим, — согласилась Ксюша.

— Знаешь, — проговорил я, — ведь я тебя позвал прогуляться не для того, чтобы обсуждать людей. Спросить хотел, что будем делать. Мне страшно просто ждать. Я боюсь за Дашу, за родителей, которые даже не помнят меня. За тебя страшно.

— Не волнуйся. Придумаем что-нибудь.

— Когда?

— Скоро, — заверила Ксюша. — Мне важно узнать, что задумала Зульмира.

— На её место метишь? — спросил я.

— Да, — ответила девушка, нисколько не смутившись. — Я, также как и ты, хочу помочь помнящим.

— Тогда почему бы просто её не убить?

— А тебе не кажется, что она добивается именно этого?

— Может быть…

— Вот и мне кажется, а я не хочу идти у неё на поводу.

— Ясно… — я был разочарован. — Что ж, если не сложно, позвони вечером, расскажи как Даша, — кивнул я и поспешил прочь.

Если человека устраивает положение вещей, он ничего не станет менять. Скажет, что ждёт ещё одной неудачи, или очередного облома, но не станет менять и после того, как это произойдёт. Не стремится изменить — устраивает. Ксюшу устраивало, что Зульмира продолжала жить и пытается спровоцировать меня.

Не такого разговора ожидал. Нужно было действовать. Если не сегодня, то завтра Зульмира подвергнет опасности ещё пару-другую жизней. А я буду ждать, пока станут ясны её намерения? Нет. Это уже не первая выходка. Ждать можно бесконечно, а я это не люблю.

Нужно было решать проблему. За спиной — клинки, в сердце — страх за дорогих людей. Плевать на принципы. Завтра я приду к ней. Ещё раз попрошу прекратить контроль помнящих, прекратить угрожать спокойствию моих близких, и если она не согласится — убью.

* * *

Ночью я спал беспокойно. Не раз просыпался.

Когда возвращался мыслями к тому, что предстояло сделать — разрывался. С одной стороны — страх за родных. С другой — осознание, что вреда им Зульмира не принесла. От былой уверенности вскоре не осталось и следа.

Когда проснулся в очередной раз, заметил, что на кресле возле меня сидит Саня. Мой друг, который умер, спасая заложников в банке.

— Это ты? — спросил я, пытаясь преодолеть сухость в горле.

— Я. Извини, что бросил тебя, но в адвокате был уверен. Да и не мог оставить такой шанс без внимания. Надеялся, что удастся вернуться, стану героем.

— Куда ты пропал? Тебя разве не убили? — задал я вопросы, поднявшись с кровати.

Саня лишь широко улыбался, не отвечая на мой вопрос.

— Послушай, — сказал он после минуты молчания, — я пришёл сказать, что ты должен сам решать, как поступать. Знаю, ты переживал из-за того, что стал работать на пресекающих. Мол, предал мою веру. Понимаешь, ты лучше меня. Я, желая стать героем, думал о себе, ты — о других. Всё в твоих руках. Я бы принял твоё решение, каким бы оно ни было…

— Эм… Я уже понял это. Сейчас меня волнует другое, — проговорил я, глядя в глаза Сане и пытаясь понять, что произошло. — Ты привидение? — спросил я.

Саня вновь ответил молчанием и широкой улыбкой.

— Что тебя волнует? — спросил он, когда пауза была выдержана. — Извини, когда я решил с тобой встретиться, знал только о сомнениях, касаемо работы с пресекающими.

— Я задумал убить Зульмиру.

— Не слабо, — кивнул Саня. — Думаешь, это решит все проблемы?

— Не все, но большую часть.

— Знаешь, в данном вопросе я тебе не советчик. За три жизни убил столько людей, что без труда бы сделал это ещё раз. Однажды даже хотел убить её. Вот только пресекающие — не только Зульмира. Это целая организация. Я считал, что её смерть ничего не изменит. Если считаешь иначе, то попробуй. Если сможешь. Убийство Зульмиры и убийство насильников с похитителями разные вещи. Не подумай, что я в тебя не верю, просто ты слишком добр.

Саня поднял голову вверх, к потолку, и вскочил с кресла.

— Извини, мне идти нужно. Рад был снова увидеть тебя. Не забывай, ты — настоящий герой. Тебе ровни нет. Удачи.

Он пожал мою руку. Ладонь была холодной и мокрой. Я посмотрел в глаза друга и осознал, что до сих пор лежу на кровати, а в руку уткнула нос Умка.

Саня мне просто приснился.

— Слишком добр, — проговорил я. — И ты туда же…

* * *

Всё утро я провёл дома. Лишь на десять минут, выходил, прогуляться с Умкой.

Днём, часа в два, позвонила Ксюша. Сообщила, что проводила Дашу домой, температура у девушки после сна вернулась в норму. Желание убивать Зульмиру спало на нет.

Кто знает, что нужно устроить видящей, чтобы я всё-таки переступил через свои принципы и не стал искать ей оправданий?

Позвонил Даше, чтобы узнать как дела. Она рассказала о непонятном инциденте, произошедшем у аэропорта. С восторгом и благодарностью упомянула о людях, которые обнаружили её лежащей без сознания и отнесли к себе домой, чтобы оказать помощь. Сказала, что встретиться не может, так как чувствует лёгкую слабость после случившегося.

Довольно сложно было слушать, что-то отвечать и не выдать, что знаю о произошедшем не хуже её. Всё-таки артистические данные у меня были нулевые. Хорошо, что разговаривали по телефону, голосом врать проще, нежели лицом.

В конце заверил Дашу, что это была чья-то ошибка и бояться нечего. Хотели бы похитить — не бросили бы на остановке. Хотя сам допускал, что именно Даша вновь станет целью Зульмиры. И от этих мыслей руки тянулись к клинкам. Их останавливало лишь осознание, что я не смогу убить, как бы ни хотел. Я не убийца. Не так ли, Зульмира? Не так ли, Александр?

Ближе к вечеру решил прогуляться до магазина, купить парочку книг. Читать было нечего, а иного занятия найти не удавалось. С помнящими решил встретиться на следующий день.

В почтовом ящике заметил какой-то листок. Сначала подумал, что очередная реклама от местного магазина бытовой техники. Достал, дабы тут же выбросить в мусорку. Но передумал — в ящике лежала записка:

"Алексей. Во дворе стоит красный форд с водителем. Он увезёт тебя из этого города. Мы хотим помочь. Мы также как и ты, настроены против пресекающих. Возможно, ты слышал о нашей организации. Нам по силам вернуть Саню к жизни, изменить ход событий, но для этого нужна твоя помощь. Если готов сотрудничать, садись на заднее сиденье форда. Город придётся покинуть на несколько суток. Позаботься о собаке.

Созидающие".

Глава 5

Я не раздумывая вернулся на свой этаж и зажал кнопку звонка возле двери соседки. В другое время не воспринял бы записку всерьёз только потому, что созидающие — американская организация, нацеленная против России. Но Зульмира вынуждала меня хотя бы выслушать предложение противника. Просто потому, что сейчас и пресекающие, и созидающие не были моими союзниками. Я одиночка, а одиночки руководствуются только своими интересами и принципами.

Женщина открыла дверь. Я высказал просьбу, и она согласилась. Соседку не пришлось упрашивать долго, тем более, что я пообещал заплатить за помощь. Отдал ей запасную связку ключей от квартиры и аванс, в который входили затраты на собачий корм.

Забежал домой попрощаться с Умкой. Собака заскулила, будто понимая, что ей предстоит разлука с хозяином. И без того не часто проводили время вместе, а тут и вовсе видеться не будем. Умка имела полное право обижаться на меня. Я чувствовал свою вину перед ней.

Выглянул в окно. Во дворе действительно среди прочих машин стоял красный форд с водителем за рулём. На крыше — таксистские "шашечки".

Что ж, может, это подарок судьбы? Должна же она хотя бы изредка идти навстречу.

Я спустился к машине, стараясь не мучить себя догадками. В записке упоминалось о том, что можно вернуть Саню к жизни. Не верил в это. Был убеждён, что написали это просто, чтобы заманить, заинтересовать. Другое дело — от помощи в борьбе с пресекающими отказываться не собирался.

Я открыл дверь заднего сиденья и залез в машину.

— Эх… Лёша… Не ожидали мы, что ты так… К ним, как только поманят… — произнёс водитель за рулём. — Думали, ты патриот…

— Вы о чём? — спросил я, понимая, что попался на уловку помнящих. Как ребёнок попался!

— Неужели ты думал, что созидающие смогут беспрепятственно выйти с тобой на связь? Тебя Зульмира решила проверить на верность, — проговорил водитель, разглядывая меня.

Я никогда раньше не видел этого человека в организации. Сколько у них агентов? Мужчина лет сорока, взгляд поверх тёмных очков и короткая борода, делавшая имидж некоего серьёзного, делового человека. Хотя от него просто-таки несло семейной жизнью. Я мог поставить хоть все оставшиеся от Сани деньги, что дома его ждёт не только жена, но и парочка детишек.

— О чём вы?

— Я из организации пресекающих. Не думаю, что тебе угрожает опасность за попытку предательства, но относиться к тебе будут прохладнее.

— Значит, вот как? — спросил я, скрестив руки на груди. — Предательство? По-вашему, если я сел в машину к созидающим, я сразу предал? А мысль о том, что я решил внедриться к ним, чтобы поработать на благо пресекающих, вам в голову не пришла? У вас аналитиков вообще в организации не имеется? Если уж сами извилинами шевелить не можете.

— Парень, ты грубишь взрослым. Я слышал, что ты добр.

— Только когда это нужно, — кивнул я.

— Ты мне нравишься. Определённо. Не зря Лина утверждала, что у тебя должно получиться.

— Лина? — переспросил я.

— Что-то вроде вашей Зульмиры. Я из созидающих. Считай, что над тобой решил поиздеваться.

— Ясно. Так мы едем?

— Конечно.

Пресекающие? Созидающие? Я не понимал, у кого в машине нахожусь. Водитель не был дураком, он запутал меня и теперь будет наблюдать за моим поведением. Хотя всё же склонялся к мнению, что на контакт вышли именно созидающие.

— Перед тем, как поедем к точке назначения, заедем в одно место. Нужно быть уверенными, что пресекающие не поедут за нами, — пояснил водитель. — Ты же понимаешь, что, взяв тебя на работу, они не стали доверять больше?

— Понимаю, — кивнул я. — Буду подчиняться вам, пока не доберёмся до тех, кто хочет меня видеть.

— Точно, — кивнул мужчина.

Прежде чем уехать из города, мы несколько раз меняли машину. Телефон пришлось оставить. В технику легко встраивались радиомаячки, которые могли подсказать организации, где я нахожусь.

Если это созидающие, то они довольно уверенно действовали на территории противника.

Что они хотят предложить? "Лина утверждала, что у тебя должно получиться". Значит, они уже пытались вербовать других помнящих? И те, кто соглашались, в конечном счете терпели неудачу. Интересно, контактировали ли они с Саней?

— Ты не знаешь, — я обратился к водителю, — для чего я нужен Лине? Что должно получиться?

— Путешествие в прошлое. Точнее, не само путешествие. Этот процесс отлажен на отлично. У тебя должно получиться изменить настоящее, этого не удавалось никому. Хотя я сомневаюсь, что подобное вообще возможно.

— Вы владеете машиной времени? — спросил я, чувствуя, что надо мной насмехаются.

— Нет, — мужчина рассмеялся. — Не совсем машиной. Скажем так, отправить человека в прошлое — не сложно. Другое дело, что он забудет всё, что знал, и пользы от такого путешествия не будет. В прошлое путешествует не тело, а разум. Точнее — душа. А душа обычного человека не способна помнить. Все воспоминания у него в мозгу — в телесной оболочке, — водитель постучал по голове. — Люди могут оперировать лишь тем, что есть в голове. Только представь, мы отправляем человека в прошлое, он оказывается во времени, которое было пять лет назад. Но воспоминания, мысли он с собой взять не может. Он знает только о том, что было до данного часа. Человек не помнит, что две минуты назад сидел в кресле, потому что этих двух минут ещё не произошло. Значит, он не способен даже осознать, что прибыл из будущего. По истечении действия препарата человек возвращается в настоящее, но не вспоминает, что выходил из своего тела. Потому что в мозг эта информация не записалась. А в душу она записаться просто не может.

— А помнящие?

— Они помнят. Ровно по той же причине, по которой вспоминают прошлые жизни. Это необъяснимо, но твоя душа способна запоминать информацию. Ну как? Любая душа способна накапливать информацию, это всё-таки сгусток энергии. Но у людей это чересчур обрывочно. Именно из-за таких обрывков возникает чувство дежавю. У помнящих же в душе сохраняется большая часть накопленных воспоминаний. Поэтому при путешествии в прошлое вы хорошо помните, что было в настоящем.

— Хм… А почему вы сказали, что до меня никому не удавалось изменить настоящее? Не отправляли ещё помнящих?

— Отправляли. Но они, несмотря на то, что переносили с собой в прошлое опыт и воспоминания, не могли повлиять на свою судьбу, судьбу близких и уж тем более всего мира. Всё оставалось так, как было. Даже если что-то делали не так, как в первой жизни.

— Ясно, — кивнул я. — А у меня, значит, должно получиться? Я вроде как особенный?

— Точно. Даже Зульмира это заметила, поэтому и вцепилась в тебя. Созидающие тоже понимают, что твоя фигура необычна. Ты на многое способен. Мы хотим отправить тебя в прошлое, чтобы ты не допустил смерти ассасина. Вдвоём вы реальная угроза для спокойствия пресекающих.

— Значит, на меня и на Саню вам плевать? Пресекающие — вот ваша цель.

— Не буду лукавить — да. Они всегда были нашей целью. Нам не нравится, что они не позволяют помнящим двигать вектор развития мира.

— Какие слова! — я усмехнулся. — Если не хотите лукавить — не лукавьте. Вас раздражает, что власть приходится делить. Что пресекающие, что созидающие — все делают одно, используют помнящих так, как, по их мнению, правильно.

— Ты ничего не знаешь о созидающих, а уже делаешь подобные выводы.

— Где-то я это уже слышал, — произнёс я.

Мужчина промолчал.

— А в прошлое можно попасть только в то, что сам пережил? К динозаврам не получится?

— Не получится, — усмехнулся водитель. — Только в пределах жизни человека или же жизней, если речь идёт о помнящем.

— А если отправить меня в средневековье? Во времена тамплиеров?

— Ты о воздействии на настоящее? Это не главное. Мы пытались отправлять помнящего на 400 лет назад. Никакого результата.

— Сложно всё это. С чего вы вообще решили, что настоящее не меняется? Ведь в этой жизни он уже был и сделал всё, что сделал. В смысле, если он вернулся в прошлое и что-то изменил, изменения затронут другое измерение настоящего, а не это.

— Всё может быть, — согласился мужчина за рулём, — ты не думай, у нас целый отдел бьётся над подобными вопросами.

— Просто… Как вы себе это представляете? Отправите меня в прошлое, предположим, мне удастся изменить настоящее. Как это проявится? Скажем, в прошлом я убью одного из тех людей, кто будет находиться рядом со мной в момент употребления препарата. Тогда он что, умрёт у созидающих на глазах? Или в прошлом, по моей вине, разрушится какой-нибудь памятник. Значит, в настоящем, ни с того ни с сего, он тоже должен разрушиться?

— Не знаю. Говорю же, здесь у нас одни гипотезы, мы тоже долгое время над этим голову ломаем.

— Значит, вы собираетесь отправить меня в прошлое, пытаетесь изменить настоящее, даже не представляя, какие у этого могут быть последствия?

— Да, — подтвердил водитель.

— А я-то думал, это я идиот, — пробормотал я.

Мы ехали в тишине минут десять. Машина уже давно покинула Торчинский. Пресекающих за нами не было, они упустили меня. Теперь почти не сомневался в том, что на контакт вышли именно созидающие.

Я боялся только того, что Зульмира, разозлившись, ударит по дорогим мне людям.

Надеялся на Ксюшу. Я, конечно, поступил нехорошо, не предупредив её об отъезде, но она была на моей стороне. Была… И будет, если не узнает, куда я уехал. И с кем…

Нет… Даже если узнает, по Даше, по моим родителям она не ударит и сделает всё, чтобы Зульмира не навредила им. Верил в Ксюшу. Или же пытался оправдать свой побег, который ставил под угрозу безопасность близких?

Ничего. Скоро всё закончится. Я разберусь с Зульмирой. Может, действительно получится предотвратить смерть Сани? С ним вместе точно придумаем, что делать.

— Слушайте, — нарушил я тишину, — а пресекающие умеют в прошлое помнящих отправлять?

— Умеют. Но стараются не делать этого. Боятся последствий.

— Понятно. А вы, значит, не боитесь?

— Последствий — боимся. Рисковать — нет.

— Гениально, — кивнул я. — Долго ещё ехать?

— Не больше получаса, — ответил мужчина.

Остаток пути я не разговаривал с водителем, а он решил не трогать меня. Хотя… Водителем ли он был? Вряд ли. Я слишком важная фигура, чтобы ставить ко мне обычного водилу. Да и знал он слишком много.

Эх… И что же во мне такого уникального… Такого, что интересует всех, но не помогает мне…

Вскоре мы приехали. Ещё один небольшой город. Хотя он сильно отличался от Торчинского и того, в котором мы прятались с Саней. Этот застоялся. Прекратил развитие. Множество магазинов, жилых домов, но сразу чувствовалось, что стоят они уже лет двадцать. Давно не вливали ничего нового в населённый пункт. Ни новых построек, ни детских площадок, ни попыток отремонтировать старые дороги. Или хотя бы попыток сделать вид, что их ремонтировали. Как построили на первых порах, так и жили. Горожане ездили на работу в соседние города. Жилплощадь для людей и ничего более.

Водитель заглушил мотор. Мы остановились возле деревянного покосившегося здания.

— Городская больница, — пояснил мужчина, — ну как больница… Справки тут выписывают… Если болезнь сложнее простуды — лучше не ходить. Всё равно ничем не помогут.

— Вас как зовут-то? — спросил я, ожидая, пока мужчина закроет машину.

— Давай так. Я тебя старше, но ты всё же помнящий, — мужчина улыбнулся, — так что перейдём на ты. Ко мне обращайся просто — Миша.

— Хорошо, Миша, — согласился я. — Скажи мне, почему работаешь на Американскую организацию? Ведь русский же до мозга костей.

— Русский, — подтвердил мужчина, закрыв дверь, — но ты ведь тоже русский. И даже не думай говорить, что задумал диверсию. Всё равно не поверю.

— Я к вам пришёл, чтобы близких защитить.

— Отлично. Понимаешь, созидающие — отчасти политическая организация. Я хочу, чтобы Россия сотрудничала с Америкой. Лет двадцать назад моя дочь умерла из-за того, что у нас с женой не было денег на лечение. Хочу, чтобы благосостояние российских граждан стало не хуже, чем у людей в Штатах. Живи я в Америке, мою дочь бы вылечили. Даже если бы сам не собрал денег, мне бы помогли. В нашей стране слишком много проблем и американцы могут помочь. Созидающие — реальная сила. Считай, что я тоже из-за близких.

— Ясно. Не имею права тебя осуждать, — проговорил я, — просто улучшить жизнь в России можно не только путём "американской помощи".

— Знаю, но не верю.

— Ладно, веди меня к Лине. Поговорим.

Миша схватился за расшатанную ручку, держащуюся на парочке шурупов, и открыл дверь. Я последовал вслед за ним в здание.

Внутри дела обстояли так же плачевно, как и снаружи. Истёртый до невозможности линолеум, который когда-то был жёлтым, теперь грязно-серый. На стенах развешены плакаты о здоровом образе жизни, закрывавшие свидетельства о том, что последний ремонт здесь проводили ещё в советские времена.

Мы прошли по коридору. Кажется, в больнице никого не было. Разве что люди, с которыми должен был встретиться. Миша открыл дверь одного из кабинетов и пригласил меня внутрь.

Обычный приёмный кабинет врача-педиатра. Стол с множеством листочков, больничных карт, канцелярских предметов и прочей мелочи, в углу стоит кушетка, а рядом с ней — весы. На стене висит календарь, как и положено — с милыми зверушками. На этот раз с котятами.

Только сейчас осознал, что близился главный праздник — Новый год. Во всей этой кутерьме совсем забыл о том, что декабрь подходил к концу. В витринах магазинов не замечал новогодних гирлянд. На рекламных щитах — сообщений о новогодних скидках. Праздничного настроения просто не могло быть. Нет. Пора было заканчивать с организацией и возвращаться в обыденную жизнь, с улыбками и счастьем в глазах близких людей.

Лишь одной деталью больничный кабинет отличался от обыкновенного — за столом сидел совсем не врач. Лина. Я почувствовал, что это именно она. Несмотря на то, что девушка была младше Зульмиры на пару десятков лет. Я осознал это, потому что в мои чувства вновь пытались влезть.

— Hello, Lesha, — улыбнулась Лина. Девушка была не из наших, настоящая Американка, вне сомнений.

— Привет, — поздоровался я на родном языке, разглядывая девушку. Лицо её было довольно добродушным, а голос мягким, но что-то меня насторожило, не понравилось, хотя сказать что, не мог. В одежде ничего примечательного: джинсы и яркая толстовка в полоску.

— Можно без предисловий, сразу к делу? Какое у вас предложение?

Миша передал мои слова на английском. Лина без замедления ответила, Миша перевёл. Видимо, его роль заранее была определена как связующее звено между мной и Линой:

— Отправить тебя в прошлое, чтобы ты не допустил смерть асассина.

— Это понятно. Ты мне говорил, — кивнул я, обращаясь к мужчине. — Мне бы подробности. Что нужно делать? В каком времени я окажусь? Как вернуться назад?

Лина довольно долго что-то говорила. Пододвинула ко мне папку, лежащую на столе. Я улавливал лишь суть, по отдельным словам, но перевода Миши дожидался, чтобы не упустить чего-то важного.

— Есть несколько отправных точек, — начал перевод Миша, когда Лина договорила. — Мы выбрали наиболее оптимальную — сентябрь 2006 года. Тогда ассасин уже вспомнил прошлую жизнь. В этой папке его досье, которое мы выкрали у пресекающих, особенно внимательно прочитай информацию за 2006. Самым сложным будет разыскать ассасина. Когда найдёшь, ты должен будешь убедить его, чтобы в злополучный день он не отправился в банк на помощь заложникам. Мы дадим тебе пятнадцать дней. В нашем времени это займёт около пятнадцати часов. После вернём тебя обратно.

— А если настоящее изменится, и мы не будем сидеть с вами в этой больнице? Как я вернусь?

— Неизвестно. Именно поэтому мы не заставляем тебя участвовать. Мы лишь предлагаем то, что может решить твои и наши проблемы. Это риск. Не спорю.

— Скажи ей, что я согласен участвовать.

Миша передал Лине моё согласие. На лице девушки появилась улыбка, которая сменила предыдущую. Только теперь я понял, что мне не понравилось в ней — её улыбка. Она не была искренней. Вспомнилась фраза Задорнова — "улыбка по Карнеги". Тогда не принял её всерьез, теперь понял, что знаменитый писатель-сатирик имел в виду.

— Пока прочитай досье ассасина. Может пригодиться. А мы пока подготовим всё, что необходимо.

— А как это будет проходить?

— Ничего страшного, — ответил Миша, — мы ставим тебе прививку в плечо и подключаем к аппарату, который посылает лёгкие электрические разряды, через минуту-другую ты вырубаешься. Следующее, что ты увидишь — ты увидишь глазами себя пятнадцатилетнего. Через пятнадцать часов, как договорились, вкачаем другой препарат, который выведет из организма первый.

— А как душа, находящаяся во мне пятнадцатилетнем, поймёт, что ей пора возвращаться?

— Не волнуйся — поймёт. Всё-таки связь с основным телом, которую привили ей с рожденьем, сохраняется.

— Хорошо.

Миша с Линой ушли в другой кабинет. Я взял досье и, усевшись на кушетку, стал читать. Вторая и третья жизни были описаны подробно, первая — урывками и общими словами. С жизнью ассасина я ознакомился только ради интереса, важного в ней ничего не было. Вторая жизнь — жизнь диверсанта. Кое-что я запомнил. Нужно же было как-то заинтересовать Саню и убедить его, что я не обычная шантрапа, которая решила его разыграть. Может, обычного аргумента о том, что мне известно о прошлых жизнях, ему будет недостаточно.

— У нас всё готово, — подошёл ко мне Миша, когда я заканчивал читать о последней жизни Сани.

— Хорошо. Я тоже готов. Итак, ещё раз, у меня пятнадцать дней, моя задача сделать так, чтобы Саня не погиб?

— Точно.

— Иные изменения в собственную жизнь вносить можно?

— Конечно. Делай что угодно. Наша цель — чтобы ты исполнил то, чего боятся пресекающие.

— А почему бы не отправить меня на срок пораньше, чтобы они не успели взять меня под контроль? И оставить в той жизни навсегда? Чтобы я прожил её от и до, но с воспоминаниями?

— Это нереально, препарат рано или поздно выведется из твоей крови. Долгий срок — вреден для твоего организма. И не только для него.

— Понятно, — кивнул я.

— Пойдем, думаю, пресекающие уже подняли тревогу по случаю твоей пропажи. Нужно поторопиться, чтобы не случилось чего-нибудь страшного.

Я прошёл за Мишей в соседний кабинет. Маленький кабинет. Больничная койка и странный аппарат рядом, похожий на те, что поддерживают жизнь тяжело больным людям.

— Раздевайся до пояса и ложись, — сказал Миша.

Я последовал его приказу. Лина торопливо стала цеплять к моей груди присоски, ввела пару иголок под кожу. Внимательно наблюдал за каждым её действием. Было страшновато. Всё-таки я бросался в омут с головой, не понимая всех деталей, не подумав о возможных последствиях, доверившись незнакомым людям. Но выбор был небольшим: убить Зульмиру или отправиться в прошлое. Мне, с моим характером, было проще второе. Да и сама возможность вернуться в прошлое, спасти Саню, пережить былые чувства — завораживала.

— Ok, — произнесла Лина.

— Сейчас будет прививка, дальше ты потеряешь сознание, очнёшься уже в прошлом, — пояснил Миша.

Лина воткнула иголку шприца под кожу и аккуратно ввела препарат.

— Всё-таки без врачебного образования, медики делают это увереннее, — успела мелькнуть в голове мысль.

* * *

2006 год, сентябрь. Россия.

— Что с тобой? — услышал я до боли знакомый голос и, подняв голову, заметил силуэт, сквозь муть в глазах.

— Всё нормально, — кивнул я, вставая. Больничной койки больше не было. Вокруг — огород, на котором я каждое лето работал вместе с семьёй. Знакомые двенадцать соток. Рядом младший брат. В паре метров от меня — отец и дядя, копающие картошку.

Прохладный осенний ветерок приятно обдувал кожу. Это непередаваемое ощущение, попасть в осень из зимы. Такой восторг испытывают люди, прилетающие в тёплые края, из заснеженных городов. Ещё совсем недавно мороз жёг кожу. И вот уже холодов как не бывало.

— Прикинь, — шепнул мне брат, — отец не понял смысл трека, который по радио играл.

Я вспомнил, о каком треке говорил Ваня.

— Я тоже не понял, — произнёс я. — Точнее, не сразу, но понял. Не особо прислушивался только что.

— Ясно, — усмехнулся брат и отправился к отцу помогать. Я поспешил за ним.

Каким я был в пятнадцать лет? Не выдать бы себя раньше времени. Пресекающие уже наблюдают за мной. Я оглянулся по сторонам. Всё как обычно. Из людей в округе только мои родные и соседи-огородники, но, как я уже убедился однажды, это ни о чём не говорило.

— Работай давай, а не гляди по сторонам, — заворчал отец, который ещё не успел меня забыть.

Глава 6

Домой я вернулся уставший, несмотря на то, что работать пришлось недолго. Мышцы всё-таки во времени не перемещались, а доставались те, что работали несколько часов до моего появления. Перед сном выяснил, что на календаре 5 сентября, воскресенье. Значит, завтра нужно было идти в школу.

Значит, завтра я встречусь с Настей. С девушкой, с которой на тот момент мы были лишь друзьями. Просто друзьями.

Главное сейчас не выдать себя. Пресекающие следят за мной и могут насторожиться, если я буду вести себя не как пятнадцатилетний подросток.

Как бы там ни было, основной целью был поиск Сани, и ради этого придётся рискнуть. Как его разыскать, если он прячется от организации? Пока идей не было. Всё, что я знаю — адреса трёх квартир в разных городах. Можно было пройтись по ним, но кто знает, может быть, Саня приобрёл их уже после этого времени.

Я уснул, предвкушая момент встречи с Настей. Хотел увидеть её вновь. Просто, чтобы убедиться, что былых чувств больше нет. Чтобы разобраться в себе.

Под утро меня разбудила мама. Надо сказать, я уже давно отвык просыпаться под её голос: "Лёша, вставай, на учёбу опоздаешь". Будильник, заведённый на телефоне, то ли был благополучно отключен после первой трели, то ли не сработал. Когда протёр глаза, понял, что разбудила меня мама за двадцать минут до сигнала. Здравствуй, детство. Она поймёт, что я хорошо встаю под свой будильник и не просыпаю школу только через полгода. Ещё около полугода мне придётся просыпаться раньше на двадцать минут. Кошмар!

Я умылся, позавтракал и сел перечитывать книгу, которую, как мне казалось, начал читать именно в сентябре 2006.

— Стругацких дочитал уже? — спросила мама, увидев, что я читаю.

— Конечно, — ответил я, не отвлекаясь от книги.

Сложно будет вести себя как обычно на учёбе. Придётся чётко дозировать ответы и выполненные задания. Ведь я никогда не был ни двоечником, ни отличником.

Где находится школа, в каком классе я учусь, как зовут того или иного учителя — я помнил очень хорошо. С этим проблем возникнуть не должно. С друзьями сложнее, многих из них за прошедшее время я начал презирать, узнав о них больше. Будет непросто скрывать свои настоящие чувства. Кем-то, наоборот, стал дорожить больше, хотя в то время знал их просто как одноклассников. В любом случае, главное, не забывать где я, кто я и когда я.

Придётся проводить больше времени с теми, с кем общался в пятнадцать лет. Всё-таки я здесь не для возвращения былых чувств и мыслей, а для спасения Сани, для изменения настоящего, которое теперь казалось далёким будущим.

Я вошёл в класс и поздоровался с каждым. Насти ещё не было.

Она пришла позже. За две минуты до начала урока. Успел перекинуться с ней лишь парой фраз. Но этого хватило.

Я не разлюбил эту девушку. Всё так же хотел быть рядом с ней. На секунду даже мелькнула мысль не допустить её поездки в Москву, но я её отбросил. У меня была Даша… Ну как была? Она так же, как и Настя, отвернулась от меня из-за пресекающих… Или не совсем из-за них… В любом случае, Настя, как и я сейчас, была в прошлом, а Даша — это настоящее. Моё настоящее. Я изменю его, вернусь, и всё наладится. Всё будет иначе…

Уроки пролетели мгновенно. Всё-таки учёба в институте и пары, длившиеся в два раза дольше школьных уроков, давали о себе знать.

Первым делом решил отделаться от слежки. Тем более, что опыт в этом деле имелся. Я оставил телефон дома и, забравшись на крышу через чердак, перебрался в крайний подъезд.

Учитывая, что они не ожидают от меня подобных действий, думаю, на первый раз вырваться удалось. Как буду уходить от них впредь — пока не задумывался.

Для начала отправился к квартире, в которой жил последние дни. До путешествий во времени. Насколько я понимал, пресекающие о ней не знали, во всяком случае, до того момента, как я поселился по данному адресу. Саня же, когда находился в Торчинском, жил именно здесь.

На трель дверного звонка знакомой мне квартиры никто не откликнулся. В квартире была полная тишина.

Я позвонил соседке. Мелодию звонка слышал совсем недавно, пару часов назад. Соседка была та же, за два года ничего не изменилось. Да и выглядела она ни капельки не моложе.

— Простите, — обратился я к женщине, которая недавно обещала приглядывать за Умкой, а теперь даже не подозревала об этом, — я разыскиваю отца, который бросил нас с матерью, когда мне было четыре года. Поиски привели к этой квартире, — указал я на дверь напротив, — не знаете, кто в ней живёт?

— Кто живёт — не знаю. Видела как-то пару раз, парень выходил, но в отцы он тебе точно не сгодится. Молодой слишком.

— А когда последний раз этого парня видели?

— Тебе зачем? — заподозрила неладное женщина.

— Мало ли… Может, он знает что-то о папе. Не хотелось бы, чтобы поиски в тупик зашли.

— Давно уже… — ответила женщина. — Недели две назад, может, больше… Но, может быть, просто не пересекались… Ты подожди, может придёт. На работу или ещё куда ушёл.

— Хорошо. Спасибо, — кивнул я. — До свиданья.

— До свиданья. Удачи в поисках.

Я спустился вниз, размышляя, что делать. Ехать в соседний город, в надежде встретить Саню, или ждать его здесь? В голове мелькнула догадка. Я вернулся на третий этаж и вновь позвонил в дверь будущей соседке.

— Простите, это снова я. Вы не замечали, часто ли у подъезда стоит машина, чёрный Мерседес? Иномарка. Ну… Она с трёхлучевой звёздочкой на капоте. Такая весьма представительная машина.

— А тебе зачем всё это, паренёк? — женщина оглядела меня с нескрываемым подозрением. Она, наверное, вообразила, что я навожу домушников на квартиры. — Машину видела пару раз, сегодня с утра вроде бы стояла. Вот только ты же не отца ищешь? Чего надо здесь, а? Смотри, вызову милицию, они-то разберутся, зачем тебе всё это.

Я поспешил распрощаться и удалиться. Настоящая современная русская женщина: сначала сдала соседа, а уж после пригрозила вызвать милицию. Не сомневался, что, глядя на иномарку, жаловалась мужу, что "наворовались" на народе такие, как Саня, а теперь разъезжают на шикарных автомобилях.

Теперь знал, что Саня в Торчинском. Во всяком случае, утром ещё был здесь. Возле подъезда ждать было нельзя. Незачем мозолить глаза женщине, которая и без того стала относиться ко мне с подозрением. Я занял место в соседнем дворе, мимо которого Сане пришлось бы проехать, возвращайся он домой.

Ждал долго. Не один час. Музыка, звучащая из телефона, успела надоесть. Желудок заурчал, требуя ужина. Я решил потерпеть ещё часик, и если Саня не объявится, отправляться домой. Но Саня объявился. Я издалека заметил машину.

Вышел на дорогу и перегородил путь Мерседесу. По дворам ездят медленно. Сане придётся остановиться, чтобы согнать с дороги малолетнего придурка.

Когда черная иномарка остановилась передо мной, а боковое стекло опустилось, я без предисловий сообщил Сане:

— Нужно поговорить. Припаркуй машину где-нибудь.

— А больше ничего не надо? — с вызовом спросил Саня, собираясь закрыть окно. За два года он не сильно изменился внешне.

— Неужели пресекающие ещё не разыскали твою машину, твою квартиру в этом городе? — спросил я.

Саня на секунду задумался, пытаясь понять, кто я такой, а после произнёс:

— Садись в машину.

Я не стал дожидаться повторного приглашения.

— Прокатимся? — спросил Саня, когда я захлопнул за собой дверь.

— Почему нет?

— Вот и хорошо. А теперь скажи, кто ты? — Саня задал вопрос, который был далеко не последним.

— Помнящий. Не совсем обычный, но помнящий.

— Уже вспомнил прошлую жизнь? — удивился Саня.

— Давно. И благодаря тебе.

— Мне? — брови Сани залезали всё выше на лоб. Удиви я его ещё раз, и он бы выруливал по дворам, не отворачивая от меня головы.

— Да. Тебе.

— Давай подробнее, — потребовал Саня. — Рассказывай. Как удалось меня найти? Ведь я бываю не так часто в этом городе. Приехал на день по делам. Откуда вообще меня знаешь? Рассказывай.

Я рассказал ему всё. О том, что прибыл из будущего и что через несколько дней в моём теле будет всё тот же парень, не подозревающий о жизни Тамплиера. Рассказал о том, что произошло, когда мы встретились. Просветил Саню о пресекающих, о том, что они портят нам жизнь, серьёзно портят, но стараются обходиться без жертв.

В голове родилось желание натравить Саню на Зульмиру. Сказать, что она виновник всех проблем, но не решился. Кто знает, что произойдёт, если погибнет Зульмира. Сейчас, когда Ксюша ещё не знает о том, что среди помнящих встречаются такие, как я. Может быть она займёт её место и тогда уже девушку не переубедят мои поступки.

В конце рассказа сообщил Сане, как он погиб.

— И зачем ты пришёл? — спросил мой будущий друг, не удивившись тому, что я из будущего. В конце концов, время удивляться закончилось с воспоминаниями о прошлых жизнях, всплывших в его голове.

— Чтобы предупредить. Ты не должен идти в банк. Войска спецназа справятся и без тебя.

— А если не справятся? Или вдруг я не умру, и проблема с пресекающими лишь усугубится. Ты же не знаешь? Может быть, созидающие тебя убедили в том, что я не умру, и всё станет лучше? А на самом деле это не так?

Я опешил. Саня вновь был прав.

— В любом случае, вдвоём нам будет проще.

— Я не хочу рисковать и менять будущее. Оно может быть ещё хуже, чем то, какое описываешь ты. В конце концов, сейчас пресекающие ведут себя странно, но они позволили тебе жить. Кто знает, позволят ли, если я не отправлюсь в банк?

— Значит, ты отказываешься выполнить мою просьбу? — уточнил я.

— Да. Отказываюсь. Я запомнил твой рассказ. Будет не просто отправляться на собственную смерть, но это будущее. Оно будет, и я не рискну его изменять.

— А в будущем ты был решительнее, — произнёс я.

— В будущем я исполнил свою мечту и стал героем. Думаю, этого вполне достаточно для очередной жизни.

— Твоё право, — согласился я.

— Было интересно с тобой познакомиться. Где тебя высадить? — спросил Саня.

Я на секунду потерял дар речи. Быстро же Саня решил отделаться от меня.

— Давай где-нибудь здесь. Прогуляюсь до дома. И пресекающие не заметят нас вместе.

— Хорошо, — Саня остановил машину возле продуктового магазина. — До встречи через пару лет, — попрощался он, когда я выходил из машины.

— До встречи, — кивнул я, понимая, что план созидающих не удался. Уговорить Саню не получилось.

Мне подумалось, что Саня специально поспешил высадить меня, чтобы не было соблазна задать ещё с десяток вопросов, чтобы не было желания размышлять над правильностью выбора. Всё-таки я был сволочью. Нелегко ему теперь придётся.

Может быть, ещё передумает и решит не ехать в Винск?

Саня был прав. Есть риск изменить настоящее в худшую сторону. Но представить худший вариант развития событий мне не удавалось. Убивать пресекающие не станут. Зульмира не спешила прикончить меня. Ей нужен более веский довод, чем выход из-под контроля. И она пыталась меня спровоцировать на него. Кто знает, вернусь ли я в то настоящее, из которого ушёл? Сможет ли Зульмира продолжить свои попытки?

В любом случае, останавливаться и опускать руки я не спешил. Саню переубедить не удалось, но не он единственный вершит настоящее, которое произойдёт через два года. У меня ещё есть возможность. Ещё есть время.

Я отправился домой. Даже если пресекающие заметили мою отлучку, они могли решить, что просто упустили меня, когда я пошёл гулять. Какая опасность может исходить от пятнадцатилетнего пацана? Разве что жизнь прошлую вспомнит, но откуда он возьмёт столь сильные переживания? В тихом городке, где вероятность смертельно испугаться стремится к нулю, а от девушек, к которым он испытывает хоть какие-то чувства, его ограждают.

Страх, любовь и ненависть. Наверное, самые сильные эмоции. От них меня ограждали и, надо сказать, пресекающим это удавалось в течение долгого времени.

Дома был только брат. Мама и папа ещё не вернулись с работы.

— Слушай, Вань, — обратился я к нему, — можешь себе представить такую ситуацию, что ты забудешь меня?

— То есть?

— Ну, то есть подойдёт к тебе незнакомый человек, спросит: "Есть у тебя брат?". А ты ответишь: "Нет". Подойду я, спрошу: "Узнаёшь?". А ты скажешь: "Нет".

— Ты это к чему? — спросил брат, посмотрев на меня, как на полоумного, ещё чуть-чуть и покрутил бы пальцем у виска.

— Да просто… Захотелось узнать…

— Ни склерозом, ни маразмом не страдаю, так что вряд ли забуду.

— Ясно, — усмехнулся я. — Но "вряд ли" — это не значит "не забуду".

— Всякое может быть, — пожал он плечами, не понимая, к чему этот разговор.

Я тоже не понимал, к чему задал такой вопрос. Как будто Ванька мог ответить: "Конечно, я тебя забуду, пресекающие постараются" или "Я не забуду, как бы ни пыталась организация стереть воспоминания о тебе".

Бред…

Мне нужно было придумать, как изменить будущее. Я оставил Ваню одного и отправился прогуляться по городу. Пусть пресекающие тоже не сидят на месте.

Вот интересно, как за мной наблюдают? Сидят перед экраном монитора и наблюдают за движущейся точкой? Или же находятся где-то недалеко от моего подъезда и, как только я покидаю квартиру, срываются с места и следуют за мной, держась на безопасном расстоянии? Надо будет спросить у Ксюши. Если не забуду. Если вернусь в настоящее, в котором мы останемся союзниками.

Я прогуливался по городским улицам и думал о том, что хочу изменить. В идеале набралось не мало. Во-первых, нужно было предотвратить смерть Сани. Во-вторых, сделать так, чтобы мама и папа не забыли обо мне. А Даша не должна услышать этих глупых слов о том, что у меня нет любимой девушки. И это всё с учётом того, что я хотел бы сохранить положительные моменты настоящего, которое для меня стало будущим.

Пытался представить, что должен сделать в тот или иной момент, но тут же отсеивал все пришедшие идеи. Каждая из них могла сделать лишь хуже. Не было даже минимальных гарантий, что станет лучше. Конечно, можно было просто отказаться от встречи с Саней, когда получу записку от него. Но теперь уже я этого не хотел. Слишком глубоко погрузился в дела помнящих, чтобы позволить организации контролировать их жизни. Контролировать мою жизнь.

Часовая прогулка ни к чему не привела. Я лишь отметил, что город почти не изменился за два года. Лишь некоторые здания, которые в моём времени уже заселили жильцы, сейчас только начинали строить. И несколько магазинов поменяли вывеску на более яркую. В остальном всё те же улицы, парки, аллеи.

Что мне делать? Что изменить, чтобы вернуться в лучшее настоящее?

Я думал о том, что у меня в запасе ещё четырнадцать дней, и осознавал, что большинство из них мне не понадобятся.

Хотел встретиться с Дашей, чтобы за два года наши чувства стали лишь крепче и глупые фразы не разрушили их, но понял, что знакомство сейчас может даже не завязаться. Может быть, для того, чтобы она меня полюбила, нужно помочь её сестре? Наверное, Саня был прав. Всё должно быть так, как есть, и незачем это менять. Незачем преобразовывать прошлое, нужно работать над настоящим. Иначе всё может пойти далеко не так, как ты хочешь, и не раз успеешь пожалеть, что решился что-то менять.

Я вернулся домой и занялся повседневными делами. Решил отвлечься от мыслей об изменении настоящего. Сегодня уже ничего дельного не придумаю. Как писатель, который пытается придумать сюжет для нового рассказа. Чем больше он мучает мозг, чем дольше выдавливает из себя, тем менее интересной и живой получается идея. Да не только писатели. Большая часть идей и решений появляется из воздуха, из услышанного на улице слова, из увиденного события, из прочитанной книги или увиденного сна. Всё остальное — развитие рождённой идеи. Рождается мгновенно, развивается — неимоверно долго.

Я решил дать отсрочку голове и дождаться зарождения идеи. Не забывать о настоящем, но и не мучить себя им.

* * *

— Уезжаем? — спросил Миша у Лины, когда Алексей отключился. — Скоро могут объявиться пресекающие. Мы, конечно, постарались уйти, но сама знаешь… Не нужно очередной стычки с ними.

— Да, сейчас поедем, — ответила девушка, — парень должен очнуться часов через пятнадцать. Если изменит прошлое — хорошо. Если нет, есть запасной план, — с этими словами, она несколько раз сложила лист бумаги пополам и положила его в карман джинсов Лёши. — Идём, — обратилась она к мужчине, покидая больничный кабинет.

— Что там? — спросил Миша.

— Интересная история. Парень должен это прочитать. Сюжет волнует и интригует, — усмехнулась Лина.

* * *

Сутки прошли, а идея не подвернулась. Так можно было и весь отведённый срок прождать. А ждать я не любил. И тем более ничего не делая, уповая на случай или на другого человека.

Я сел за стол и записал на листочке то, что хотел изменить:

Смерть Сани

Обида Даши

Стёртые воспоминания родителей

Несколько минут разглядывал эти записи, перебирая в голове варианты действий. Ничего дельного не приходило в голову. Казалось, что нельзя изменить хотя бы два фактора в лучшую сторону.

Как убедить Саню не ехать к банку, если сам в это время находишься за решёткой? Можно, конечно, написать записку, чтобы её получил я из прошлого, как только разум вернётся на место. Правда, таким образом можно исправить лишь отношения с Дашей. Да и кто сказал, что прочитав записку, я не забуду о ней через два года? Забуду и даже раньше.

Взгляд ещё раз пробежался по записанным фразам. Размашистый почерк. Все говорили, что он неразборчив, но я без особых проблем мог прочитать написанное. Хотя, бывало, встречал людей, которые не могли разобрать то, что наскребли сами.

Рядом с фразами о том, что нужно изменить, записал события, которые позволили им произойти. После долгих раздумий и сомнений, получилось следующее:

Смерть Сани — Из-за того, что убил насильника, попытался стать героем.

Обида Даши — Из-за того, что сказал в интервью об отсутствии любимой.

Стёртые воспоминания родителей — из-за того, что уехал из города.

Можно было просто не уезжать из города.

Я вновь задумался о том, что мог бы проигнорировать записку. Но нет. Обещал помочь помнящим. И даже не это обещание останавливало меня. Скорее нежелание позволить пресекающим контролировать жизни. Мешать жить мне. Судьбы других помнящих, не зависящие от организации, были лишь в качестве приятного приложения к тому, что я буду решать, как поступать сам. Без вмешательства пресекающих.

Я посмотрел на записи ещё раз и, зачеркнув второе событие, написал чуть выше:

Смерть Сани — Из-за того, что убил насильника, попытался стать героем.

Из-за того, что убил насильника, произошло интервью

Обида Даши — Из-за того, что сказал в интервью об отсутствии любимой.

Стёртые воспоминания родителей — из-за того, что уехал из города.

Хотя, если бы не было интервью, если бы в каждых новостях не рассказывали обо мне, Даша бы не узнала, куда я пропал на столь долгий срок. Могла бы обидеться на то, что я исчез из её жизни.

Почему всё так сложно?..

Третий пункт исправить было невозможно. Значит, нужно заняться первыми двумя. Как не допустить смерти Сани и не обидеть Дашу? Идей не было… Совсем…

Казалось, что за отведённые мне пятнадцать дней я сойду с ума.

Отложил листок в сторону.

Если я не убью мужчину через два года, тогда Саня не умрёт в банке, а Даша не увидит интервью. Может быть, удастся после помириться из-за того, что я пропал.

Я решил написать записку самому себе. Записку, которая должна врезаться в память, чтобы я и через два года помнил — нельзя убивать насильника.

Идея пришла довольно скоро. Я начал печатать в электронном документе слова, которые не давали мне покоя целый год:

"Ты же хочешь, чтобы я была счастлива?"

Рано или поздно ты услышишь эти слова от самого дорогого человека. Ты долго не сможешь забыть их. Считай это доказательством того, что написанное ниже — не шутка. Ты должен знать, что в твоей жизни появится человек ещё более дорогой, чем она. И чтобы не потерять его, ты не…

Я прекратил набирать текст. В соседней комнате раздался мерное потрескивание.

— Ваня? — окликнул я брата.

Никто не ответил. Треск не прекращался, к нему присоединились щелчки и странный шорох, от которого мурашки бежали по коже. Мне показалось, что я слышу среди этого шума чьи-то голоса. Знакомые голоса. Саня? Или Ксюша? Они сводили с ума.

Через несколько секунд из коридора в комнату влетел шар, от которого исходили электрический разряды. Глаза не выдерживали столь яркого света, исходившего от него. Я никогда не видел шаровых молний, но ассоциировал их с чем-то подобным. Вот только за окном была ясная погода. Откуда взяться молнии? И ещё эти непонятные звуки… Мне стало страшно… Не помни я прошлую жизнь, она бы пролетела перед глазами в этот момент.

Шар плыл по воздуху, будто осматривая помещение. Осторожно, волнами, то опускаясь, то поднимаясь обратно. Несмотря на резь в глазах, я не мог отвести взгляда. Наблюдал за всеми его передвижениями.

На какой-то миг шар завис в воздухе в паре метров от меня. Висел он совсем недолго. После рванулся ко мне.

Я в панике поднял руку, пытаясь схватить клинок, который обычно висел за спиной. Но клинка не было. Расстояние между мной и светящимся шаром стремительно сокращалась. Боль в глазах стала невыносима, я зажмурился за секунду до того, как шар подлетел в упор. Почувствовал удар, боль во всём теле и безумную тошноту.

В следующее мгновенье я потерял сознание, погрузившись в темноту.

Глава 7

В городскую больницу вбежала Ксюша, следом за ней спешила Зульмира. Здание поликлиники несколько дней назад закрыли на ремонт из-за аварийного состояния, вот только начинать никто не спешил.

Видящие открывали кабинет за кабинетом, пытаясь разыскать Лёшу. В конце концов, Ксюша окликнула женщину, сообщив, что нашла парня.

Помнящий лежал на больничной койке, подключенный к аппарату, который в рядах пресекающих называли "машиной времени".

Кабинет освещался парой ртутных ламп.

— Не поскупились бросить, — кивнула Зульмира на аппарат.

— Он уже больше трёх часов лежит, — сообщила Ксюша с тревогой, осмотрев показатели на приборе. — Почему нельзя было отправиться за ним сразу?

— Боишься, что изменит настоящее?

— Ты лучше меня знаешь, что это невозможно.

— Знаю, — кивнула женщина, — но допускаю, что ничего невозможного не существует.

— И помнящие бывают не опасны? — усмехнулась Ксюша.

— Бывают, — согласилась Зульмира. — Но я предпочитаю подстраховаться. Собираешься отключить его? — поинтересовалась она, заметив, как Ксюша нажимает на кнопки "машины времени".

— Да.

— Не жалко парня? — с фальшивой заботой в голосе спросила видящая.

— Он справится.

— Скажи, зачем выводить препарат раньше времени, если уверена, что ему не по силам изменить настоящее? Может, признаешься, что считаешь тамплиера опасным?

— Помолчи! — девушка прикрикнула на Зульмиру.

Ксюша закончила вносить изменения в работу аппарата.

— Сейчас очнётся, — подвела она итог.

Через минуту Лёша приоткрыл глаза.

* * *

Я попытался открыть глаза. Веки будто свинцовые, поднимались тяжело. Голова гудела, казалось, что стал в сотню раз умнее и мозгу не хватало места. Во рту какой-то неприятный привкус. Мутный взгляд не позволял разглядеть происходящее вокруг. Не слабо меня шарахнуло этой молнией. Я попытался сесть, но как только поднял голову, к горлу подступила тошнота. Нет, сил подняться не было.

Закрыл веки, чтобы не мучить глаза, которые, казалось, вылазили из орбит от давления. Только сейчас осознал, что лежу в постели. Либо меня переложили родные, либо эта молния вернула в настоящее.

Чёрт! Как же тяжело!

— Где я? — услышал свой стон, будто со стороны.

— Не сказать, что дома, но там, где должен быть, — услышал я ответ. Это была Ксюша. Вне сомнения — Ксюша. Откуда она? Пресекающие нашли меня? Я вернулся в настоящее? Не успев ничего изменить?

Мысли ползли, будто сонные улитки. Не получалось связать две догадки. Кто-то вытащил из меня иголки и отцепил присоски аппарата.

Тошнота не проходила.

Организм не вытерпел, и меня вырвало, я едва успел повернуться на бок.

— Что со мной? — спросил я, когда рвота прошла.

Сквозь пелену во взгляде проглядывались два силуэта. Вторым, вне сомнения, была Зульмира. Она ответила мне:

— Тебя будет ломать часа три. В норму придёшь только через пару дней.

— Из-за чего это? — задал я очередной вопрос.

Заметил, как две видящие переглянулись:

— По какой-то причине ты очнулся раньше положенного срока. Расскажи, что произошло в прошлом.

Рассказать? Смешно. Я не мог бы сейчас даже вспомнить толком, что там было, не говоря уже о том, чтобы рассказать. Помню какой-то светящийся шар, который появился, когда я писал записку самому себе. О чём она была? Хотел, используя её, изменить настоящее каким-то образом… Не помню, что было в ней… Но дописать не успел, значит, не смог ничего изменить…

— Можно, я расскажу об этом позже, когда в норму приду, — проговорил я, пытаясь расслабиться и хоть чуточку унять боль.

Каждую клетку тела просто разрывало.

— Нам нужно ехать в Торчинский, — произнесла Ксюша нерешительно.

— Я сдохну, если сейчас встану, а ты предлагаешь мне ехать в другой город? — простонал я.

В голове происходило нечто невообразимое. Картинки крутились такие, что в нормальном состоянии я бы их не допустил в сознание. Какие-то огромные арбузы, падающие на меня. Шарики, которые подлетали и взрывались. Чёрная иномарка, от которой не получалось уйти, она следила за мной. От неё исходила опасность. Казалось, ещё чуть-чуть, и я свихнусь.

Среди этого бреда изредка мелькали здравые мысли. Я вспомнил о тех людях, что отправили меня в прошлое.

— Где созидающие?

— Они оставили тебя здесь, а сами уехали, — ответила Ксюша.

Зульмира отошла от постели, кажется, решила посмотреть на улицу, сквозь грязное стекло.

— Почему?

— Боялись, что мы найдём тебя.

— Кстати, как вы это сделали? — спросил я.

— После того, как ты вышел из-под контроля, нам пришлось усугубить принимаемые меры.

— Ясно, — пробормотал я, хотя и не совсем понимал, о каких мерах сказала Ксюша. После разберусь. Сейчас нужно унять боль, успокоить свистопляску организма.

Меня в очередной раз вывернуло. Откуда во мне столько жидкости?

— Выключи свет, — попросил я Ксюшу. — Глазам больно.

Девушка поспешила исполнить просьбу.

Нет. Я точно сдохну. Так невозможно… Господи, как же тяжело!

— Есть какое-нибудь лекарство? — спросил я у женщин.

— Нет, — ответила Зульмира.

— Проще помереть, — пробормотал я.

— Какое жалкое зрелище, — усмехнулась Зульмира. — Помнящий, который хотел заступиться за других, лежит в постели, испачканной собственной рвотой. Не способен даже встать.

— Заткнись, — оборвал я монолог женщины, — не удивлюсь, если это твоих рук дело. Моя ломка.

— Конечно, моих, — злорадствовала Зульмира, — не Ксюша же тебя так.

— Завали! — у меня не хватило сил даже крикнуть толком. — Оставь меня в покое! Я убью тебя, когда вернусь в норму.

— Сколько ж раз ты мне обещал подобное, — протянула Зульмира, покидая кабинет.

Ксюша осталась рядом. Я попытался расслабиться, уснуть, но куда там… Тело болезненно отзывалось на малейшее движение.

Полчаса прошли в ужасных муках. Когда тошнота прошла, Ксюша принесла воды. Стало чуть легче. Мне удалось уснуть. Сном, правда, это трудно было назвать. Просыпался каждые полчаса, и вновь долго пытался уснуть.

Не знаю, как долго это продолжалось, но наконец я уснул крепко. Во всяком случае, когда проснулся, глазам удавалось различать окружающие предметы, а за окном светило солнце. Рядом со мной не было ни Зульмиры, ни Ксюши. Я подумал, что они привиделись в бреду. Тем более что я толком не помнил, о чём разговаривал с ними. Впрочем, созидающих рядом тоже не было.

В комнате противно пахло. Во время сна кто-то укрыл меня одеялом.

Самочувствие стало гораздо лучше, хотя встать и отправиться домой я до сих пор не мог.

— Эй! Есть тут кто-нибудь? — окликнул я окрепшим голосом.

Никто не ответил.

Чувствовал себя измотанным и уставшим, будто накануне работал, не покладая рук, а отдохнуть не успел.

В незнакомом городе, без телефона и денег. Отличные расклады. Ещё и состояние оставляло желать лучшего. Хотя, может Ксюша не привиделась и сейчас она просто вышла из больницы. Или созидающие скоро вернутся.

Я перевернулся на бок и попытался вновь уснуть. Изменение настоящего официально провалилось.

* * *

Не знаю, сколько я спал. Часов в комнате не было. Меня разбудила Ксюша, всё-таки она была вполне реальна.

— Как ты? — спросила девушка.

— Уже лучше.

— Встать сможешь? Нужно домой ехать.

— Постараюсь, — кивнул я. — Где-нибудь здесь умыться можно?

— Не думаю. В этой больнице нет водопровода.

— Ясно, — кивнул я, вставая с кровати. Из всех симптомов осталась только дикая слабость. Приеду домой и завалюсь спать. Сейчас мне было плевать на пресекающих и созидающих, вместе взятых.

— Пока едем, расскажешь, что произошло в прошлом?

— Постараюсь, — сказал я, усевшись на кровати.

После того, как оделся, вышел из больницы вслед за Ксюшей. Недалеко стояла машина, внутри которой нас ожидала Зульмира. Я сел на заднее сиденье, Ксюша заняла место за рулём.

— Как чувствуешь себя? — поинтересовалась Зульмира.

— Отлично.

— Познакомился с шариком? — спросила женщина.

— Да. Ваших рук дело? — высказал предположение я.

— Не совсем.

— В смысле?

— Ты сам его вызвал, — заявила Зульмира

— Я?

— Этот шарик следит за тем, чтобы никто не изменил будущее.

— Но созидающие сказали, что никому не удавалось добиться изменений. Ни о какой шаровой молнии они не предупредили.

— Ещё бы, — усмехнулась Зульмира, — они о ней ничего не знают. Их помнящие были настолько глупы, что пытались изменить собственную жизнь. Наладить дела на личном фронте, исправить деловые неурядицы и прочие вещи. Те, кого отправляли мы, уже трижды встречались с шариком. Ты — четвёртый.

— Но зачем вы рассказываете мне это? В смысле, не пытайтесь меня убедить, что желаете сотрудничать со мной… После нападения на Дашу я этому не верю.

— Верь, во что хочешь, твоё дело. Рассказываю я тебе, потому что от этой информации хуже никому не станет, а у тебя, глядишь, отпадёт желание вновь отправиться в прошлое. Настоящее изменить невозможно. Каждое действие в прошлом, отличное от того, что было в первой жизни, может пойти лишь по двум путям развития. Первый мы называем уравниванием. Жизнь вносит коррективы и твои поступки лишь слегка изменяют, каким образом наступит то, что уже есть. К примеру, тамплиеры. Представь, что ты вернёшься в первую жизнь и не явишься на казнь. Моле не произнесёт знаменитой речи. Казалось бы, орден оправдают меньшее количество людей, но спустя годы, в архивах найдут подтверждение тому, что орден был не виновен. И вновь историки и интересующиеся люди разделятся на два лагеря. В одном будут те, кто уверен в святости ордена, а в другом те, кто с огнём в глазах доказывают, что тамплиеры плевали на распятие, поклонялись антихристу, в общем, грешили, как могли. Причём лагери по численности будут равны тем, какие были бы, произнеси Моле своё признание.

— А второй путь? — спросил я.

— Второй? Второй — шарик. Ты пытаешься что-то изменить, он прилетает — бах! — Зульмира хлопнула ладонями, — помнящий вырубается, прошлое не изменено.

— А откуда он берётся? В смысле, я не понимаю, кто его посылает. Кто решает, изменит то или иное событие будущее?

— Этого не знает никто. Но самое логичное объяснение, как это ни странно — Бог. Я вообще называю шарика питомцем всевышнего.

Я задумался. Если этот летающий, яркий шар — работа Бога, тогда и помнящие с созидающими были созданы им. Но для чего? Просто, чтобы одни люди отличались от других? Чтобы одни чувствовали превосходство над другими?

Попытался сесть поудобнее, но в кармане джинсов что-то мешалось. Я достал свёрнутый несколько раз лист бумаги.

— Неужели созидающие ни разу не могли придумать нечто такое, что вызвало бы молнию? — спросил я, разворачивая листок.

— Видимо, нет, — взяла слово Ксюша. — Поэтому мы и прекратили попытки что-то изменить. Да и зачем менять? Ну, предположим, удастся кому-то изменить будущее… Никто не может быть уверенным в том, что оно станет лучше.

— Саня также сказал, — вспомнил я.

— Ассасин умным был. Жалко, из-под контроля вышел. Может быть, и не кончил бы так, — проговорила Зульмира, оглянувшись на меня. Разворачиваемый лист не вызвал у неё особого интереса.

— Он вышел из-под вашего контроля именно потому, что был умным. Только глупый человек будет мириться с жизнью, которую контролируют другие.

— Да, да, да, — проговорила Зульмира. — Лёша, запомни, вы опасны. И не контролировать ваши жизни — означает подвергать угрозе каждого человека.

— Да, да, да, — передразнил я видящую.

— Когда вернёмся в Торчинский, — заговорила Ксюша, пытаясь разрядить обстановку, — и ты поправишься, зайдём в гости к твоим родителям. Повод придумаем. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел.

— Хорошо, — согласился я.

Взгляд упал на развёрнутый лист. Какой-то документ. Он точно не был моим. Неужели в карман его положили созидающие?

Я пробежался взглядом по строкам. Приказ. Смысл написанного не сразу дошёл до меня. Хотя, может, и сразу, но поверить в это я не смог…

Дрожащими руками я сложил лист и вернул его в карман.

— Ксюша, — обратился я к девушке, — останови машину. Мне нужно с Зульмирой поговорить.

— Что-то случилось? — спросила Ксюша.

— Просто останови машину, — повысил я голос на видящую.

Ксюша сделала то, что я просил, свернув на обочину и включив аварийку.

— Выходи, Зульмира, — сказал я. — Ксюша. Останься здесь.

— Может, мне лучше с вами? — нерешительно предложила девушка.

— Я сказал, останься! — выкрикнул я. — Зульмира — из машины!

— Самосуд? — усмехнулась Зульмира.

— Называй, как хочешь. Выходи.

Женщина подчинилась.

Я отвёл её в сторону. Ксюша осталась сидеть на водительском сиденье. Мы посреди трассы. Машины лишь редко проезжают мимо, но на такой скорости, что никого не заинтересует, что происходит между женщиной в годах и молодым парнем. В голове стучала лишь одна мысль! От слабости не осталось и следа.

— Это ты отдала приказ?

— Какой? — уточнила Зульмира.

— Устроить приманку Сане. Организовать ограбление банка. Сделать так, чтобы бандиты взяли заложников. И главное, чтобы Саня узнал об этом, — я смотрел на женщину со всей ненавистью, на которую только был способен. Руки просили схватить клинок и убить видящую, но я не позволял злости взять верх. Пока не позволял.

— Да, — кивнула Зульмира. — Я.

— Зачем?

— Чтобы устранить опасного помнящего, — пожала плечами женщина.

Я смотрел в глаза Зульмиры, а злость внутри кипела всё сильнее.

— С чего ты решила, что он опасен? — спросил я, глядя исподлобья на женщину.

— Он помнящий, — ответила она ухмыляясь.

Рука метнулась за спину, схватила клинок и пронзила им тело Зульмиры. Я нарочно ударил не в сердце. Нет. Она не отделается так легко.

— Замолчи, — проговорил я. — Ты причинила больше вреда, чем Саня.

Зульмира ухмыльнулась.

— Как тебе, а? Или я до сих пор не способен на месть? — теперь настал мой черёд ухмыляться. Я чувствовал, что сошёл с ума. Но был крайне доволен этим сумасшествием.

Ксюша продолжала сидеть в машине. Не решалась выйти и попасться под горячую руку. Всё равно Зульмиру уже не спасти. Женщина упала на колени.

Хотя, может, девушку и устраивал подобный ход событий. Она ведь метила во главу организации.

— Чего ты добиваешься? — улыбка не сходила с лица Зульмиры. Разница между былыми днями была в том, что теперь я улыбался ей в ответ.

— Я хочу изменить мир. Изменить людей, — проговорил я, — и ты мне мешаешь, считая всех помнящих врагами.

— Изменить людей? Это невозможно.

— Ты думаешь? Пару месяцев назад я бы сказал, что помнить прошлую жизнь — невозможно. Успешные спортсмены частенько слышали от близких: "невозможно зарабатывать спортом". Сто лет назад невозможным был полёт к звёздам. Всё невозможное рано или поздно становится возможным.

— Рано или поздно тебе придётся снять розовые очки, — хрипела Зульмира, — через которые ты смотришь на мир, на людей. Снимешь их и возненавидишь всех. По-другому не может быть. Они вонзают нож в спину другу, плюют в лицо, в ответ на твою доброту. Ты их хочешь изменить? Не сможешь долго терпеть лицемерия. Вот увидишь — ничто не вечно. Рано или поздно доброта сменится раздражением, ненавистью к людям. Ты увидишь, это произойдёт. Тогда поймёшь, чем опасны помнящие. Они живут чувствами. Вы если любите — то страстно, превознося любимого человека так, что Боги африканских племён начинают завидовать, — Зульмира усмехнулась, довольная сравнением, изо рта потекла кровь. — Если верите, то с огнём в глазах. Если добры, то бесконечно. Если ненавидите, то так, что всё вокруг горит синим пламенем. Вы не можете быть нормальными. Помнящие опасны крайностями.

— Всё сказала? — спросил я, когда Зульмира замолчала.

— Ты увидишь, и поймёшь, кто из нас прав.

— Удачи, — проговорил я, выдернув клинок из тела.

Женщина упала на землю. Она не умерла. Ещё мучилась, но уже смирилась.

— Это тебе за Саню, — произнёс я. — Всё остальное простил.

— Это Ксюша, — Зульмира посмотрела на меня и бормотала свои последние слова. — Это Ксюша. Она заставила тебя мучиться после возвращения, выведя препарат из организма раньше срока. Она боялась тебя. Боялась, что ты изменишь настоящее.

— Ксюша имеет отношение к приказу?

— Ксюша была послушной девочкой, пока не появился ты, — усмехнулась Зульмира.

— Даже ты не заслуживаешь подобной смерти, — проговорил я. И пронзил тело женщины в очередной раз.

Она умерла, прекратив мучиться.

Я вернул клинок, испачканный кровью, за спину и сел в машину, рядом с Ксюшей.

— Что случилось? — спросила она, испуганно оглядывая меня.

— Ты знала, что Саню убили по приказу Зульмиры?

— Нет, — ответила она. — Точнее, догадывалась, но не была уверена. С чего ты так решил?

Я передал девушке приказ. Она развернула лист, и взгляд побежал по строчкам.

— Откуда у тебя это?

— Должно быть, созидающие подложили. Они пробирались к вам в архив, выкрав досье на Саню. Видимо, этот лист из него.

— Не может быть, — покачала головой Ксюша. — Зульмира не стала бы подписывать ничего подобного. В смысле, она бы отдала этот приказ без каких-либо бумаг.

— Она сама призналась, — ответил я, забирая бумагу. — Откуда взялся этот лист, теперь не важно. Поехали в Торчинский.

— Ты понимаешь, что сделал то, чего она так хотела?

— Понимаю. Если эта бумага — не подделка, у меня есть больше оснований полагать, что Зульмира была не главной в организации. Она отчитывалась перед кем-то. Кто-то не позволял ей истреблять помнящих поголовно. Хочу узнать кто.

— Я ничего не знаю об этом. Как ты с ним свяжешься?

— Он сам свяжется, — проговорил я без тени сомнения. — И, кстати, теперь, вместо Зульмиры будешь ты. Я — твой советник.

— Зульмиру бросим здесь?

— Я же сказал — поехали, — произнёс я тоном, не терпящим возражений.

— Зульмира поняла, что ты не тринадцатый. Когда у тебя была ломка, она беспрепятственно проникла в твои мысли, — сказала Ксюша.

— Это её не оправдывает. Саню она тоже тринадцатым не считала. Поехали, — повторил я.

Глава 8

После получаса езды, когда стали подъезжать к Торчинскому, злость поубавилась. Я успокоился. Однако сожаления не появилось. Вернулась слабость. Хотелось поскорее улечься в тёплую постель. Ксюша не решалась заговорить. Может, и к лучшему. Появилось время поразмыслить.

Я убил Зульмиру. Теперь её место займёт Ксюша, которая далеко не так проста, как кажется, но проповедует более гуманные методы. Думаю, нам удастся найти способ не портить жизнь помнящим, но и не допустить опасности с их стороны.

Другое дело, что сама Зульмира хотела, чтобы я убил её. Провоцировала меня. Или до последнего надеялась, что я не вытащу клинка? Что не хватит духа?

Всё слишком сложно… Нужно было дождаться встречи с высшим руководством организации. Не верил, что смерть Зульмиры развяжет им руки, и они, не разбираясь, начнут убивать помнящих. Если эти люди адекватны, они поймут, что из нас двоих с ума сошла Зульмира. Я же поступил так, как должен был.

Вспомнились слова видящей о том, что однажды мне придётся снять розовые очки, через которые я смотрю на мир. Эх… Как же она была права… У меня был дикий страх того, что в один день силы закончатся и на смену доброте придёт лютая ненависть ко всем окружающим. Я убеждал себя, что такого не произойдёт, но чересчур часто возвращался к подобным мыслям. Успокаивало лишь то, что я думал об этом. А пока я боюсь того, что озверею, наполнение сердца ненавистью мне не грозит.

— Можешь меня домой отвезти? — спросил я у Ксюши, когда мы приехали в город.

— Хорошо, не проблема, — согласилась она.

За окном машины дул сильный ветер и шёл мокрый снег. Пакостная погода. Новым годом совсем не пахло. Осталось пять дней до праздника. Надеялся, что проблема с руководством решится раньше 31. Смогу хотя бы в одиночестве спокойно отметить праздник. А в лучшем случае, удастся провести его с Дашей.

— Если что-то будет, сообщи мне тут же, пожалуйста. Всё-таки это я заварил кашу с Зульмирой, мне и отвечать за неё.

— Вместе разберёмся, — сказала девушка. — Позвоню обязательно. Если руководство существует, в первую очередь они захотят поговорить с тобой.

— Конечно, — кивнул я. — Разошли приказ, что слежка за пацаном и политиком, а также контроль их жизней — прекращаются. Так руководство быстрее зашевелится. Да и контролировать их незачем. Политик уже не опасен, у него толстое пузо и нет особого желания выделяться, а пацана я возьму на себя. Сейчас функции организации — поиск новых помнящих.

— Хорошо, удачи тебе, — кивнула Ксюша, остановив машину возле моего подъезда.

— Спасибо, и тебе тоже, до встречи. Пока.

— Пока.

Я поднялся на третий этаж. Умка уже лаяла возле двери, скреблась, не в силах ждать встречи с хозяином ещё минуту. Собака бросилась на меня, как только я открыл дверь, пытаясь лизнуть хотя бы руку. Казалось, ещё чуть-чуть — и Умка завизжит от восторга.

— Мы же всего пару дней не виделись, — смеялся я. — Дай пройду хоть, не в подъезде ж обниматься. — Я присел на корточки и потрепал Умку по шее. — Хотя нет, пойдём-ка мы с тобой прогуляемся. Уверен, ты будешь в восторге от этого снегопада, ненормальная ты моя.

* * *

Вернувшись с прогулки, я поставил чайник на огонь и завалился в постель, включив телевизор. Как обычно, найти что-то интересное не удалось. Вскоре экран погас, а пульт был брошен на ближайшее кресло.

Я задремал.

Разбудил меня надрывный свист чайника. Видимо, он кипел не первую минуту.

— Как нет-то? — проворчал я, вставая с кровати.

Чайник был выключен, я поспешил обратно в кровать, пока сон не ушёл полностью. Но куда там?

Сон отменялся.

Закон подлости. Единственный закон, который работает всегда. Даже закон земного притяжения прекращает действовать, когда человек попадает в космос. Закон о защите прав потребителя? Тоже не действует на каждом шагу. Про закон бутерброда я вообще молчу, тот не выполняется каждый четвёртый раз. Разве что математические… Хотя и в них частенько встречаются исключения. Но закон подлости… Закон подлости работает всегда и везде.

Мой мобильник разрывался от звонка. Неизвестный номер. Когда живёшь такой жизнью, как я, неизвестных номеров начинаешь опасаться. Неужели до руководства организации уже дошли новости о смерти Зульмиры? Оперативненько. Я интуитивно глянул на часы, хоть и понимал, что спал совсем не долго.

— Да? — ответил я на звонок.

— Это Лёша? — спросил голос, принадлежавший девушке.

— Да, — ответил я, — чем могу?

— Меня зовут Катя, я подруга Даши. Мы можем поговорить?

— О чём? — спросил я. — Что-то случилось? — Сон и слабость вновь ушли на второй план.

— Не волнуйся. Ничего страшного. Просто она сама никогда не решится поговорить. Тем более по такому вопросу. Она мне рассказывала довольно часто о тебе. Я не в силах смотреть на её состояние, списала номер твоего телефона и решила позвонить. Мы можем встретиться? Вопрос довольно личный.

— Без проблем. Только у меня сейчас состояние не лучшее. Вроде как приболел. Если хочешь, приходи ко мне домой, поговорим.

— Хорошо.

Я продиктовал девушке адрес и объяснил, где находится названная мной улица. Она пообещала прийти минут через двадцать и повесила трубку.

Личный вопрос. Что могло произойти?..

Решил не переживать зазря и дождаться прихода Кати, но подобное из тех случаев, когда проще решить, чем сделать.

Пока ждал подругу Даши, заправил кровать и оделся поприличнее. Оглядел квартиру. Довольно чисто. Во всяком случае, гостей принимать не стыдно.

Девушка не заставила себя ждать. Уже через пятнадцать минут звонили в дверь. Я пошёл открывать.

— Ого! — протянула девушка, когда я открыл дверь. — Даша не говорила, что ты такой высокий, — улыбнулась Катя.

— Мне больше интересно, что она говорила, — улыбнулся я в ответ. — Проходи, — я пропустил девушку в квартиру.

Подруга у Даши была довольно милой и открытой. Возможно, причина была в том, что она очень хорошо меня знала. Как оказалось, Катя знает о каждом моём достоинстве, иногда даже в улучшенном и приукрашенном виде.

Мы минут десять болтали не о том, что я хотел услышать.

— Так что с Дашей? — спросил я, когда желание узнать подробности зашкалило.

— В общем, — Катя опустила взгляд, улыбка её слегка поугасла, а руки одёрнули джинсы у щиколотки, — Даша будет не в восторге, когда узнает о том, что я рассказала. Понимаешь, когда ты уехал из города… В общем, через неделю где-то, она с парнем встретилась и у неё отношения закрутились. Может, тебе в отместку, может, действительно любит, я не знаю… Дело в том, что теперь она не хочет с ним расставаться, каким бы ты хорошим ни был. Ты ей нужен, но нужен лишь как друг. Понимаешь?

Я кивнул, расставляя по полкам то, что раньше в её поведении выбивало из колеи.

— Она боится встречаться. Ей хорошо с тобой, ты ей дорог, но быть парнем не сможешь.

— Почему она сама не могла это объяснить?

— Боялась, что не поймёшь. Боялась потерять тебя как друга.

— Поэтому совсем не разговаривала толком? Логично, — кивнул я. — Не скажу, что обрадован подобными новостями, но спасибо, что рассказала. Значит, будем друзьями, — пожал я плечами, — раз уж вовремя не смог стать нормальным любимым человеком. Совсем без неё мне тоже не просто.

— Я рада, что ты понимаешь.

— Было бы странно, если бы я не смог понять и принять её выбор. Ей лучше знать, с кем она хочет быть. Совру, если скажу, что не сожалею, но это её выбор. Будет неправильно, если я стану решать за неё. Тем более, что я не могу здраво оценить этого парня.

— Знаешь, — прищурилась Катя, — чем лучше я тебя узнаю, тем больше мне кажется, что ты-то оценишь парня здраво, не оглядываясь на ревность.

— Может быть, но в любом случае, я не смогу учесть её чувства. Любить парня я, слава Богу, не могу.

— Иногда чувства приходится пресекать, ради счастья, — пожала она плечами, — я так считаю.

— Я тоже.

— Всё-таки я удивлена тем, насколько ты не похож на остальных… — проговорила Катя.

— Мне уже не одна девушка говорила, какой я особенный, какой хороший, говорили, что к ним, так как я, никто не относился. И все эти девушки предпочитали, в конечном счёте, мне другого. Поэтому все эти комплименты стал воспринимать лишь как желание подбодрить и поддержать.

— Ты думаешь, что и я просто подбадриваю тебя? — спросила Катя.

— Послушай, ты пришла сообщить мне пренеприятнейшее известие. О том, что девушка, которую я люблю, предпочла мне другого. И отвешиваешь комплименты. Конечно, я думаю, что не просто для поддержки ты мне говоришь приятные слова.

— Я действительно так считаю. Что ты необычен.

— Я рад и мне очень приятно, — усмехнулся я. — Спасибо.

Катя встала с дивана.

— Пожалуй, пойду, — произнесла она. — Было приятно познакомиться.

— Взаимно, но подозреваю, что знакома ты со мной с того момента, как Даша в первый раз назвала имя Лёша.

— Возможно, — усмехнулась Катя.

— Я позвоню Даше. И… Не буду говорить о нашем разговоре. Просто теперь, зная, что происходит, мне будет проще… Спасибо.

— Тебе спасибо за понимание. Думаю, теперь она вновь станет чаще улыбаться.

— Постараюсь, чтобы было так, — кивнул я.

Катя оделась и ушла. Понять Дашу я мог, но принять не удавалось. Я люблю её, она любит меня, из-за моей глупости мы не сможем быть вместе… Наверное… Придётся принять, иначе быть не могло. Придётся…

Я в очередной раз расправил кровать и попытался уснуть. Нужно было отдохнуть.

Наверное, он хороший человек, иначе бы Даша не влюбилась… Она ведь умная, должна понимать, кто может испортить жизнь, а кто лишь сделает её слаще.

Несмотря на слабость, уснуть долго не получалось. Мысли не отпускали. Но рано или поздно, как бы ни мучили мысли, я уходил в мир сновидений, утягивая их за собой. Ушёл и на этот раз.

Глава 9

В течение двух дней руководство пресекающих так и не связалось со мной. Я начал думать, что никого выше Зульмиры никогда не было. Это было даже хорошо. Вот только непонятно, зачем Зульмира провоцировала меня? Что хотела доказать? Что должно случиться теперь, когда видящая мертва?

Я не знал. Оставалось лишь ждать… Снова ждать…

За эти два дня встретился с Дашей, поговорил и расставил все точки над i. Было тяжело смотреть на неё, улыбаться и думать о том, что мы никогда не будем вместе. Ты никогда не будешь рядом с такой красивой, милой, чуткой, умной… Такой родной… Хотя подобные мысли мучили не всю встречу. Они очень часто просто забывались, и я наслаждался обществом Даши. Радовался минутам, проведённым вместе.

Вспомнил об этих мыслях, когда из глубины души появлялся порыв поцеловать Дашу или сказать, как я люблю её. Пока мне удавалось их сдерживать. Незачем заставлять её переживать.

Я несколько раз встречался с Ксюшей. Изначально хотел узнать, как идут дела в организации, но позже разговоры заходили на самые отвлечённые темы.

С парнем, который до сих пор не вспомнил прошлую жизнь, решил поговорить после новогодних праздников.

К концу второго дня я прогуливался пешком по городу. Путь шёл мимо площади Победы. Мимо вечного огня…

Сколько раз я проходил мимо и видел, как несколько подростков собирались вокруг огня. Летом — катались на скейтах. Зимой… Что они делали здесь зимой? Грелись что ль? Поверить, что поминают воинов Великой Отечественной, никак не получалось.

Так и сейчас… Пятеро человек собрались возле стелы Победы. Каждый раз, проходя мимо них, испытывал презрение. Обиду за тех людей, что позволили им родиться в свободной стране. Хватит! Достали!

Я направился к этим пацанчикам и девочкам, назвать их молодыми людьми язык не поворачивался. Дегенераты!

— Эй! Парни! — окликнул я их. — Чего сидим? Мест других нет?

— Тебе чего надо? — подошёл ко мне поближе один из них.

Остальные посматривали то на меня, то на парня, прикидывая, стоит ли им тоже подавать голос или самый решительный один справится с остолопом, который суётся не в свои дела.

— Говорю только раз. Сваливайте отсюда. Увижу ещё раз, покалечу, — я почувствовал, как сердце наполняется гневом. Всё меньше оставалось в нём доброты в такие секунды.

— Ты купил что ли это место? — подошла остальная компания. Девушки остались на местах.

Я молниеносно вынул клинок и взмахнул им единственный раз. Лезвие прошло возле локтя одного из парней.

— Какого?.. — парень разглядывал порез на куртке. Руку не задело, но вот дорогая курточка теперь подлежит замене.

— Для таких, как вы, повторю ещё разок. Ещё раз увижу здесь, и порежу не только куртку.

— Слушайте, а я знаю этого парня, — проговорила одна из девушек, — его по новостям казали. Он мужика убил, заступаясь за кого-то. Может, пойдём отсюда, ребят?

— А девушка-то чуточку умнее вас, — кивнул я.

— Мы уйдём, — согласился парень, который заговорил со мной первым, — но не думай, что я испугался тебя. Купил меч себе и всё? Сильный? Больной ты!.. Увижу — урою, — пообещал парень.

— Обязательно, — кивнул я. — А если я тебя увижу ещё раз у памятника, убью, но зарывать не стану.

Компания убралась. Парни, не оглядываясь на меня, а девушки — поворачиваясь после каждого шага.

— Уроды! — процедил я сквозь зубы и отправился домой. Нужно будет чаще проходить мимо площади. Глядишь, не решатся в следующий раз приходить, чтобы отдохнуть.

Интересно, у меня одного площадь Победы, вечный огонь, стела Победы, если не считать людей более взрослых, вызывают чувство гордости за страну? Скорбь за умерших во время войны?

Иногда казалось, что я не с этой планеты. Скоро должен прилететь корабль, который увезёт домой, на какой-нибудь Тритон… Я ж, блин, точно не с этой планеты!.. Почему люди, которые воспитывались в тех же условиях, что и я, обладают такой черствостью и наплевательским отношением к окружающим? Вот только корабль не прилетит. Я рождён на Земле. Даже если и был привезён из другого мира, то забирать меня никто не хотел. Я нужен был здесь, чтобы попытаться сделать мир лучше. Хоть чуточку изменить тех, кто плевал на всё, кроме себя и узкого, очень узкого круга родных людей… Да и круг этот частенько состоял лишь из выгодных людей, которые могли помочь, которыми можно было воспользоваться.

Я пнул какой-то снежный камень, подвернувшийся на дороге, он заскользил, крутясь. Отправлял его вперёд каждый раз, когда подходил ближе, до тех пор, пока он не слетел с дороги в сугроб.

Перед глазами всплыло лицо Зульмиры. Улыбающееся, даже насмехающееся.

— Нет ничего невозможного, — проговорил я, отгоняя образ видящей.

* * *

Странно, но за последнее время мне не приснилось ни одного яркого сна, хотя жизнь и была наполнена событиями, которые занимали голову. Я проснулся пораньше. Вчера вечером Ксюша напомнила, что хотела кое-что показать в квартире моих родителей. Над легендой она решила не запариваться. Просто внушит, что так нужно, и родители не станут возмущаться, что в квартиру вошли двое посторонних. Ну как посторонних?..

Я хотел было возмутиться, что Ксюша попытается влезть в голову к родителям, но она убедила меня, что это не вредит человеку. Стирание воспоминаний — вредит, внушение — нет. Я поверил, а что мне оставалось делать?

Как же больно смотреть на самых дорогих людей, на маму с папой, и не видеть в ответном взгляде не то что теплоты, а даже осознания, что ты их родной сын.

— Что ты хотела показать? — спросил я у девушки, желая поскорее уйти. Не хватало ещё заплакать на глазах у родителей, которые даже не поймут, из-за чего пришедший парень не может сдержать слёз.

Ксюша провела меня в комнату, где стоял компьютер. Только компьютер теперь стоял совсем другой. И… На поверхности стола были чёрные пятна. Как будто кто-то пытался развести небольшой костёр.

— Шарик? — спросил я у Ксюши, когда оглядел подгоревший участок.

Она кивнула.

— Откуда ты знала? В смысле, почему ты повела меня именно в эту квартиру, именно в эту комнату?

— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Я просто знаю, что два года назад в квартире была зафиксирована вспышка. Она была исследована, и пресекающие установили явление шарика.

— Из-за чего появились эти пятна? — спросил я у родителей.

Папа ответил:

— Скачок электроэнергии. У нас тогда компьютер сгорел, вот стол слегка задело.

— Ясно, — кивнул я, направившись к выходу. Ксюша пошла за мной.

— Но прошлое ты помнишь обычное? Я вышел из-под контроля, уехал с Саней в город, вернулся, устроился к вам?

— Да, — подтвердила Ксюша.

— Презабавно, — протянул я, натягивая кроссовки. — Значит, — обратился я к девушке, когда мы вышли на улицу, — настоящее изменяется от действий в прошлом, только изменятся… Эм… Как-то странно?.. Неправильно?..

— Да. Я даже боюсь, что если бы не шарик, первое же изменение привело тысячи людей к сумасшествию и раздвоению личности. Если найти способ остановить шарик — настоящее можно было б переписать, но лучше от этого не станет никому.

— Теперь понятно, почему ты, рискнув моим самочувствием, отключила меня от аппарата, — кивнул я. — Боялась, что мне удастся остановить шарик?

— Точно.

— Вся разница между тобой и Зульмирой в том, что ты действуешь против помнящих, когда от них действительно исходит опасность, — усмехнулся я. — Ты сейчас куда?

— Да так, дела личные, — ответила девушка.

— Тогда я домой.

— Может, подвезти? — кивнула Ксюша на машину.

— Я прогуляюсь, спасибо.

— Слушай, Лёш… С руководством ничего не слышно?

— Нет. Непонятно, чего добивалась Зульмира. Её смерть ничего не изменила… Для меня стало только лучше…

— Ладно, надеюсь, и не изменит.

— Пока, — кивнул я и побрёл прочь от дома, который семнадцать лет был родным.

* * *

Когда до нового года оставалось два дня, я осознал, что 2008 подошёл к концу. Может быть, он был не самым лучшим, но определённо открывал передо мной шикарные перспективы. Ксюша предложила присоединиться к их шумной компании, чтобы не пришлось чокаться с президентом Медведевым об экран телевизора. Я согласился.

Прогуливаясь с Умкой, я заметил, как мне навстречу идёт мужчина лет тридцати. Деловой: ботинки, брюки, пальто — всё как полагается. На голове никакого головного убора. Погода позволяла. Мужчина даже очки на носу поправлял уверенно, по-деловому.

Я будто почувствовал, что он по мою душу.

— Алексей, — обратился он, когда поравнялся со мной. — Нам нужно поговорить.

— Из пресекающих? — спросил я.

— Да. Меня зовут Алексей Иванович, — представился мужчина.

— Очень приятно. Я уж думал, не встретимся.

— Да мы вообще не хотели вас трогать, но после решили, что поговорить всё же стоит. Чтобы не осталось недопонимания с вашей стороны и излишнего волнения.

— А волнение излишне? — уточнил я, наблюдая, как Умка погналась за воробьём.

— Да. Абсолютно. Видите ли, мы не позволяли Зульмире убивать помнящих, используя людей организации. Она хотела доказать нам, что вы опасны. Даже решила жизнь за это отдать.

— Но не доказала? — понял я.

— Нет. Она доказала лишь то, что вы способны защищать то, что дорого. Тех, кто дорог.

— А как же Саня? Ведь она убила его.

— Убила, — согласился мужчина, — но надеясь, что мы об этом не узнаем. Мы и делали вид, что не знаем. Наше дело — не вмешиваться в разборки между помнящими и видящими. Зульмира без наших людей занялась Саней. Использовала преступников. Приказ — подделка созидающих. Не знаю, догадывались они, что попали в точку, или были уверены в этом.

— Но почему вы не остановили Зульмиру?

— Не в нашей компетентности. Считай, что нам запрещено совать нос в ваши дела. Зульмира этого не поняла.

— Но… Как вы узнали о приказе? Уже разговаривали с Ксюшей?

— Разговаривали, — подтвердил мужчина, — недавно виделись с ней.

— Понятно. Значит, теперь командует она? Вместе с вами?

— Вроде того. Точнее, она одна, мы лишь сообщаем, если недовольны её действиями.

— Но зачем вы создали организацию, если не вмешиваетесь в наши дела? Ведь это вы её основали?

— Ты ведь слышал о тринадцатом?

Я кивнул.

— После второй мировой войны стало ясно, что помнящие и видящие могут быть опасны. Не все, но могут. Организация — лучший способ контролировать и тех, и других. Другое дело, что контроль бывает разным. Более того, за ней закреплено исследование вещей, связанных с феноменом помнящих.

— Вы о путешествиях во времени?

— И о них в том числе.

— Значит, я могу быть спокоен, что завтра мою жизнь не попытаются изменить только лишь потому, что я косо посмотрел в сторону власти? Помнящих, которые не вспомнили жизнь, не будут травить, чтобы они считали себя сумасшедшими?

— Видимо, нет. Всё зависит от Ксюши. И от вас. Думаю, вы захотите присоединиться к работе на пресекающих. Пресекая лишь те события, которые действительно опасны.

— Думаю, захочу, — улыбнулся я.

— Вот и хорошо. В таком случае, спешу откланяться. Меня ждут дела, — кивнул мужчина, поправляя съехавшие очки. — С наступающим!

— Спасибо. Взаимно, — кивнул я.

Мужчина поспешил прочь.

Интересно, он пришёл пешком, или за домом стоит машина? Что это за человек? Забавно, уникальными людьми руководят обычные. Хотя так и должно быть. Обычных — большинство. Им решать, как и что будет. Мы созданы, чтобы присоединиться к ним и помочь. Другое дело, нужно чтобы обычные люди были не совсем обычными, а хотя бы адекватными. Придурков в последнее время развелось столько, что мама не горюй.

Когда поднимался домой, в квартиру, продолжал думать. О руководстве…

"Зульмира этого не поняла". Из-за паранойи, что помнящие опасны? Она же мысли читает, должна была знать, что руководство не помешает ей убивать. Хотя к лучшему, конечно, что не дошло, иначе бы конец нам. Вот интересно, организация устранила бы Зульмиру, начни она истреблять помнящих? Они же должны контролировать опасных видящих. А Зульмира стала бы опасной.

"Зульмира этого не поняла". А может, люди из руководства научились скрывать мысли? Может быть, у них имеется какое-то устройство, которое посылает видящему неверные сигналы? Не знаю… Многого не знаю…

Опять осталось больше вопросов, чем ответов. Но эти вопросы хотя бы не мешали спать по ночам. Я мог жить, любить, исполнять мечты. Я вернулся к нормальной жизни. Точнее, вошёл в обыденную жизнь помнящего.

* * *

Днём 31 декабря я шёл мимо площади Победы. Подростков возле вечного огня не было. Ещё бы! Они все готовятся упиться до смерти по случаю. Уже квартиры сняли, выпивки накупили.

Праздник. Что сказать?

Но не все находились в предвкушении Нового года. Я слишком поздно почувствовал, что сзади кто-то подошёл. Чересчур близко подошёл. Странное предчувствие… В мгновенье ока ударил локтем за спину, развернулся и отпрыгнул назад.

Попал подошедшему в лицо. Разбил нос, кажется. Что я могу сделать, если его лицо находилось на уровне моего, слегка поднятого, локтя? Это был старый знакомый. Тот самый, которому я распорол куртку. Видимо, чувство мести за уязвлённое самолюбие не давало парню покоя. Он же меня не первый день выжидал на площади!

В руках у парня был нож. Не думаю, что он держал его в качестве устрашения.

— Дурак! — произнёс я спокойно. — Брось нож и иди к мамочке, пока не поранился.

— Заткнись, сука! — выкрикнул парень, бросившись на меня.

Я без особого труда перехватил кисть и, выбив нож из руки, оттолкнул нападавшего подальше. Успел поднять ножик, прежде чем парень метнулся ко мне.

— Послушай, успокойся. Просто никогда больше не смей выбирать в качестве места отдыха площадь Победы, — проговорил я. — Попытаешься напасть ещё раз — убью, не посмотрю, что зелёный.

— Сам ты зелёный! — парень был взбешён.

— Как хочешь, — пожал я плечами и ввязался в драку.

Спустя несколько минут парень лежал без сознания. Я оглянулся по сторонам. За нами наблюдали порядка пяти человек с разных сторон улицы.

— Ну как? — раздался внутренний голос, который жутко напоминал голос Зульмиры. — Попытался сделать лучше, попытался убедить, что подобные места созданы не для отдыха? Кроме злобы ничего не вселил в его сердце. До сих пор будешь считать, что людей можно изменить?

— Отвали, — процедил я сквозь зубы и стал набирать номер Ксюши.

— Привет, — произнёс я, когда трубку сняли. — Извини, что отвлекаю от подготовки к празднику, но тут дело есть. Одному неугомонному нужно память зачистить. От навязчивых мыслей.

— Куда приехать? — спросила девушка с обречённостью в голосе.

— На площадь Победы. Приедешь, объясню. Это важно. Жду, — я повесил трубку.

Чувствовал, что с моим характером нередко придётся беспокоить Ксюшу с подобными просьбами. Нехорошо, когда клинки тамплиера видели посторонние, тем более, если эти посторонние желали мне смерти всем сердцем.

* * *

2009 год, январь. Россия.

Шёл пятый день нового года. Года, в котором мне предстояло начать новую жизнь. Былые проблемы ушли и больше не вернутся. Теперь появились другие, которые меня устраивали больше.

Я назначил встречу парню, которого звали Женей. Поступил очень нехорошо. Напустил таинственности на себя, передал записку, когда паренёк выходил из автобуса. В записке упомянул событие, о котором знали единицы. И событие то такое, о котором парень и через десять лет будет помнить.

— Эх… Саня, Саня… Что же ты со мной сделал? — проговорил я, глядя на остатки пиццы. — Хотя, с другой стороны, ему хотя бы не приходится от слежки бегать. Из привычной жизни я его не выдерну, — бормотал я под нос. — Парень радоваться должен, а он переживает, наверное… Кто же это такой, разыграть его решил, да ещё и таким способом… Соль на раны сыплет… И ладно бы его ждал обычный розыгрыш… Парня ожидало нечто более страшное — купание в холодном озере, из которого поднимаются необыкновенные газы, способные пробудить воспоминания о прошлой жизни. Я, конечно, помнил о наказе Ксюши быть с ним осторожнее, но разве купание в ледяном озере — это не осторожно? По сравнению с предыдущими действиями организации мои поступки были безумно гуманны.

Пацан опаздывал. Самую малость.

— Освободитель. Дело N8. Интересно, что из него получится? Какие изменения внесёт в картину мира? И, вообще, какой он? И какая мне предстоит работа? Одним досье не отделаешься… Тут человека знать нужно лучше… Хотя для начала, конечно, стоит рассказать Жене, что никакой он не человек. То есть не совсем человек.

— Простите, — прервал цепь моих мыслей Женя, — это вы мне встречу назначили?

Я глянул на часы. Прошло пять минут от назначенного времени. Придётся воспитать пунктуальность.

— Я, я. Садись, — ответил я и указал на место за столиком.

— Кто вы? И откуда знаете о…

— Садись, говорю. Разговор есть, сейчас всё объясню. Только сначала ответь на один вопрос, — сказал я, когда Женя уселся.

— Какой вопрос?

— У тебя никогда не возникало мысли, что ты рождён для большего? Что ты особенный? Что тебе суждено изменить мир?

Оглавление

Зыков Николай Не время для героев

Часть 1. Определение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

Часть 2. Становление

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

Часть 3. Не время

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

Часть 4. Для тех, кому нужен

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?