«Магнификат»

Джулиан Мэй Магнификат (Галактическое Содружество — 4)

ЭМИ И ДЖОНУ ХАРИСАМ ПОСВЯЩАЕТСЯ

Величит душа моя Господа, и возрадовался дух мой о Боге, Спасителе моем

Евангелие от Луки

И сказал Господь: грехи необходимы в миру, однако все будет хорошо, потому что все будет хорошо и каждой мельчайшей частичке на свете будет славно.

Джулиан из Норвича

Любовь — единственная сила на свете, которая творит мир, не разрушая его.

Пьер Тейяр де Шарден

ПРОЛОГ

Остров Кауаи, Гавайские острова, Земля

27 октября 2113 года

На исходе ночи глубокий черный бархат купола небесного посветлел. В зарослях охайо, густо покрывавших склоны гор, послышались голоса апапен и дроздов — птицы готовились к утреннему песнопению во славу солнца.

Дядюшка Роджи, книготорговец из Нью-Гемпшира, худой — кожа да кости — старик, потянулся, зевнул и выключил диктофон. Жил и работал он в сельской хижине, которую построили на горе, над Акульей скалой. Вид отсюда был изумительный: даже сейчас, в предрассветном полумраке, за окном большой гостиной, которое выходило на Тихий океан, уже можно было различить необъятную морскую ширь. С высоты в добрую сотню метров было видно, как легкие полны теребят поверхность воды. Старик ущипнул себя за переносицу, закрыл глаза и потер веки — собирался с мыслями… Потом медленно, с усилием, открыл глаза… Соседний остров Ниихау уже явственно различался на серовато-розовом пологе неба. Внизу, на побережье Кауаи, в поселке Кекаха, уже начали зажигаться огни.

Он потянулся, пригладил спутанные пряди седых волос. Ну и видок — мятая гавайская рубашка, да и летние брюки не лучше, лицо темнее шоколада — вот что значит трехмесячный загар, да и устал смертельно. Особенно этой ночью… Хотел успеть закончить воспоминания. Теперь его душа спокойна — того, о чем он собирался поведать, хватит как раз еще на одну страницу.

Последнюю…

Он взял микрофон и включил аппарат.

Я провел на планете Каледония еще шесть недель вместе с Джеком и Доротеей, пока они не сразили меня наповал: они заявили, что летом 2078 года намерены сыграть свадьбу.[1]

Там, на Каледонии, я отреставрировал свой карбункул, пострадавший от жуткого подземного огня, а потом вернулся в Нью-Гемпшир. Время подобрать свадебный подарок у меня было.

Чувствовал я себя прекрасно! Мир и спокойствие установились во всех уголках Галактического Содружества…

Роджи внимательно вгляделся в экран, на котором появились только что продиктованные слова. А что, совсем неплохо! Очень даже замечательный финал… Он сладко зевнул.

Ага, вот и он, его любимчик! Проныра, каких свет не видывал. В комнату вошел большой пушистый кот, килограммов десять весом, если не больше. Звали его Марсель ля Плюм IX. Он слабо мяукнул на пороге и замурлыкал. Дядя Роджи кивком ответил на приветствие. Потом повернулся и обратился к коту:

— Eh bien, mon brave chaton[2]. С этим куском семейной хроники Ремилардов я разделался. Осталась последняя часть. Самая трудная… Как раз еще на одну книгу. Как считаешь, лучше остаться здесь, на Кауаи или отправиться в Нью-Гемпшир?

Марсель неожиданно легко вспрыгнул на письменный стол и, развалившись возле компьютера, в упор глянул на хозяина. Глаза у него были большие, серо-зеленые. Кончик хвоста у кота подергивался.

Здесь жарко. Поедем домой, ответил Марсель.

Роджи рассмеялся. Старый домик был действительно расположен в той части острова, неподалеку от Похакумано, где не так ощущались зной и изнуряющая влажная духота. Однако зверьку с длинной, черной с серыми полосами шерстью, с мохнатыми «штанишками» на задних ногах приходилось здесь туго. Миновали первые увлекательные денечки, когда кот без устали ловил местных ящериц и играл с пойманными птичками.

Хочу домой, повторил Марсель и не мигая уставился на хозяина круглыми, похожими на совиные, глазами.

— Да, дельце-то дерьмовое. Может, ты и прав… — Роджи за думчиво прочитал последние три абзаца, потом взял серебряный карандаш, стер им с экрана слова «планете Каледония» и продиктовал в микрофон: «Кали». Затем он поочередно нажал на клавиши FILE и PRINT.

— М-да, действительно, пора возвращаться в Хановер. Пора и за магазинчиком присмотреть. К тому же листья там уже начали опадать. Красота!.. А сушить свои мозги работой можно где угодно. Какая такая причина удерживает меня здесь? Да никакая… Что-то я совсем расклеился, веду себя как школьный зубрила.

Марсель кивнул, молчаливо соглашаясь с хозяином.

— Она здесь так и не появилась. Если бы она захотела разыскать меня, то уже давным-давно, через сознания Тони и Хаунани, разузнала бы, где я скрываюсь.

Роджи опять посмотрел в окно. Его слабый сверхчувственный щуп сам собой скользнул к поселку и коснулся облачных аур местных жителей, которые всплывали над спящими людьми. В большинстве своем эти люди работали в сфере развлечений, которыми баловали прибывавших на остров туристов. Все это были простые граждане, мысли свои они не скрывали за метазавесой, так что даже такой слабый оперант, как Роджи, легко проникал в их сны.

Он вздохнул — многих жителей поселка он знал хорошо, с другими просто раскланивался, однако самого дорогого когда-то для него человека, Элен Донован, среди них не было. Как он любил эту женщину! Это было сто тридцать девять лет назад… Давно, ничего не скажешь.

Бесполезно отыскивать ее здесь, и брошенный ментальный взгляд не больше чем жест сожаления — так, на всякий случай. На Гавайских островах ее теперь скорее всего не найти, да и на Земле тоже.

Все-таки это была дрянная идея поселить его здесь, чтобы он мог, так сказать, в тиши закончить предпоследний том своих воспоминаний. Помнится именно Фамильный призрак уговорил его остановиться здесь. Он же каким-то образом решил все формальности, перенес сюда его персональный компьютер и Марселя. Только оказавшись в старом доме, засыпая на постели Элен, принимая пищу в ее кухне, пользуясь ее старыми столовыми приборами, прогуливаясь в ее небольшом садике, он наконец почувствовал некоторое неудобство и смущение, а скоро ему стало совсем не по себе наедине со своими воспоминаниями, которые в общем-то во многом расходились с хрониками семьи Ремилардов. Сердце не обманешь… Вспоминая Элен, он частенько испытывал боль в душе.

Что поделать! Так уж получилось…

В прежние годы Роджэтьен частенько видел ее лицо в новостях, передаваемых по тридивидению. Она стала известной покровительницей искусств, сама преуспела на этом поприще. Восстановительные омолаживающие технологии, которыми поделились Попечители, позволили ей сохранить красоту. Старик с тоской вспоминал ее серые глаза, волосы цвета спелой земляники и фигуру — такую, что дух захватывало. Этими прелестями она его сразила в… дай Бог памяти, каком году? Ну, конечно, это было в 1974-м…

Только вот чего он совершенно не помнил — какими духами она пользовалась в те годы. Кажется, «Бал в Версале»?..

Боже, каким он был глупым! Эта петушиная заносчивость, сопливая гордыня помешали ему жениться на Элен. Так они пошли — каждый своим путем. Сколько потом было женщин, сразу и не припомнишь, но ни одну из них он не любил так, как ее, первую и незабвенную.

Элен Донован, бабушка Терезы Кендалл и прабабушка Марка Ремиларда и его брата Джека, мутанта и святого…

Муж и жена, местные жители, присматривавшие за домиком в отсутствие Элен, рассказали Роджи, что она уже давно не появлялась в этих краях. Больше трех лет. Но в этом не было ничего необычного, такое и раньше случалось. Она очень занятая женщина. Все равно наступит день, когда она вернется в родное Похакумано..

Компьютер неожиданно пискнул и выдал целую пачку листов. Люди по-прежнему называли их бумагой, хотя ничего общего с изделиями из целлюлозы у этих гибких тончайших пластмассовых пластин не было. Роджи начал просматривать их. Вот они, свидетельства жизни Доротеи Макдональд, от самого рождения до величайшего триумфа, который выпал на долю этой девицы в столь юном возрасте. Здесь было все: описание детства, страшной трагедии, случившейся на острове Айлей, выбор пути, встреча с самым невероятным существом во всей Галактике.

— Выходит, надо было сразу повнимательнее присмотреться к этой красотке, — угрюмо усмехнулся Роджи. — Что за странный выбор! Этакое экзотическое святое семейство! Кроха Алмазная Маска и Джек Бестелесный.

Он усмехнулся.

Однако все его благодушие тут же испарилось, когда он дочитал последний абзац. Прежний ледяной страх сковал ему сердце. Вновь заныло под ложечкой.

— Нет, черт побери! О каком счастливом конце здесь может идти речь? Я должен рассказать правду, одну только правду о нашей семье.

Он схватил микрофон, торопливо продиктовал новое окончание, затем распечатал последнюю страницу и прочел.

Боль исказила его лицо. Он шлепнул всей пачкой листов по столешнице, грязно выругался на диалекте, на котором объяснялись канадцы французского происхождения, так называемые кануки, затем с размаху плюхнулся в кресло и повесил голову на грудь.

— И ты, mon fantom,[3] еще смеешь утверждать, что даже не догадывался, кем на самом деле является Фурия?!

Марсель на мгновение приоткрыл один глаз и глянул на старика — тот по-прежнему обречено смотрел в пол. Кот зевнул и вновь погрузился в сон. Он давно привык к подобным выходкам хозяина.

— Можно подумать, что ты действительно не знал, кто носит эту пакость в себе. — Роджи решительно рубанул ладонью воздух. — Как же так? Ты — лилмик, ты всемогущ — так, по крайней мере, принято считать. У тебя хватает сил быть повелителем Галактики, всего Содружества, не так ли? И у тебя не хватило соображалки разобраться в этом деле? Верится с трудом… Скорее всего, тебе так было выгодно…

Ему никто не ответил, разве что птицы за окном. Они уже распелись и, щебеча на разные лады, встречали солнце.

Старик что-то пробормотал себе под нос, затем не спеша поднялся и достал из кармана брюк связку ключей. На скрепляющем колечке тускло посвечивал бриллиант, известный всем Ремилардам как Большой Карбункул. В свете настольной лампы камень засветился винно-красным светом. Роджи на всякий случай побренчал ключами.

Тишина…

Неужели он один в комнате? Старик не мог поверить, что Призрак позволил себе отсутствовать в такой торжественный момент.

— Ответь, Призрак. Поговори со мной. Если ты желаешь, чтобы я закончил эти воспоминания, то лучше спустись на Землю и объясни, почему ты не защитил всех нас от этого дерьма? Я не только Фурию имею в виду, но и этого мерзкого Ментального человека. И от войны тоже. В первую очередь от войны!.. Как ты позволил этому случиться? Как ты смеешь манипулировать нами, словно мы пешки?

Ему опять никто не ответил. Кот легко перепрыгнул к старику на колени и потерся пушистой головой о подбородок хозяина.

— Le fantom familier[4] не желает с нами разговаривать. — Старик понимающе кивнул. Он погладил кота по мягким ушам, потом почесал ему шею — кот сразу замурлыкал. Только теперь, когда схлынула первая радость того, что изрядно поднадоевшая работа закончена, он наконец ощутил, как же он устал. — Странно, — признался Роджи самому себе, — раньше этот камень всегда привлекал внимание этого негодника. Где бы тот ни находился… Что же на этот раз он не отзывается? То несколько недель ошивался возле меня, а когда он мне понадобился, его днем с огнем не сыщешь.

Хочу домой, мяукнул Марсель и начал ластиться к хозяину. Потыкался головой в его подбородок.

Он занят, прозвучал в сознании старика чей-то голос. И чувствует себя не так хорошо, как хотелось бы… Он придет позже, когда ты действительно будешь нуждаться в этом.

— Кто это? — воскликнул старик, вскакивая с кресла.

Это я, Малама. Что ты собираешься делать, когда вернешься на материк? Я могу передать лилмику…

— Ну дела! Не было у меня забот…

Ханакоколеле, Роджи, доверься мне. Просто замечательно, что ты закончил этот том. Теперь прошу, спустись ко мне домой, лилмик прислал особых гостей. Они прояснят кое-какие темные места…

— Какие еще, к черту, гости?

Спускайся в полдень, сам увидишь. Теперь поспи. До свидания.

— Малама! Малама!.. — Роджи звал ее, но тщетно. Что за чушь! Почему это его гавайская подруга стала посредницей между ним и Призраком? Зачем Призраку это понадобилось?..

Спать, мяукнул кот, спрыгнул с колен хозяина и направился к двери. Уже с порога он глянул на Роджи долгим, вполне человечьим, зовущим взглядом.

— А-а, — встрепенулся старик, — хорошо, хорошо.

Он поднялся с кресла и посмотрел в окно. Солнце уже встало, но само его око еще пряталось за горами, только лучи прорывались через распадки. Местные дикие петухи уже отчаянно голосили в зарослях. Роджи выключил компьютер, погасил настольную лампу и зашаркал вслед за котом. Связка ключей осталась лежать на столе — обычные ключи, ничего особенного, да и камень теперь выглядел каким-то невзрачным. Разве что теплилась еще в глубине его тусклая искорка — как напоминание о другом похожем предмете, который когда-то был сожжен в Испании.

Спал Роджи плохо, всю ночь его мучили кошмары: то Фурия накидывалась на него, то подсылала жаждущую смерти Гидру. Он проснулся как-то вдруг — вдруг вскинул голову, оторвался от подушки и начал испуганно озираться. Потом отер со лба пот, побрился, надел другие брюки и неброскую рубашку. Наконец Роджи вышел в сад и направился к яйцеобразному рокрафту, припаркованному на посадочной площадке за садовой оградой.

Тони Опелу подстригал в саду розы. Увидев Роджи, он помахал рукой.

— Приветик! Собираешься в город? Прихвати оттуда дюжину усилителей для джипа, хорошо? А то он что-то совсем сдох сегодня утром.

— Нет проблем.

— Спасибо. Как насчет книжки? Продвигается?..

— Как раз ночью закончил. Ту часть, ради которой приехал сюда… Завтра я отправляюсь на материк, больше не буду досаждать тебе и Хаунани. Здесь действительно отлично, однако и домой очень тянет. Понимаешь, соскучился я по дому.

— Бывает, — согласился Тони.

— Я оставлю записку Элен. Передай ей от меня поклон и благодарность, когда увидишь ее.

С этими словами Роджи взгромоздился в кресло пилота, включил двигатель и медленно поднялся в воздух.

Облачная завеса еще лежала на склонах гор, однако бере говую линию уже вовсю омывали солнечные лучи. Внизу не спеша проплывало ущелье Уаимеа — удивительно красивая складка на теле матушки-Земли. Марк Твен назвал его «миниатюрным приложением к Большому каньону реки Колорадо». Дикие отвесные скалы, извилистые лощины, отливающая алым цветом почва, хребты с зазубренными вершинами, редкие водопады, посверкивающие под ногами… Роджи вел аппарат вручную, вел курсом на юг, постепенно снижаясь. Скоро рокрафт добрался до сплошных джунглей, которые в конце концов одолели плантации сахарного тростника, когда-то заполонившие весь остров. Кое-где и теперь еще на Кауаи выращивали тростник, однако почти все коренные жители острова работали в сфере развлечений. Было на Кауаи и несколько колоний писателей и художников, а еще — целый анклав бывших военных-отставников, которые омолодились и теперь доживали свои дни в «преддверии рая», как они называли эту землю. Здесь существовали два кооператива, которые изо всех сил пытались возродить древние традиции островитян и то и дело устраивали шумные и веселые маскарады и фестивали с народными танцами и песнями. Было на Кауаи и несколько практикантов, занимавшихся метапсихическими науками, — практиканты изучали наследие древних колдунов Полинезии.

Одной из представительниц этого племени считалась Малама Джонсон.

Ее живописный дом на первый взгляд казался несколько простоватым и был расположен в Кукуиула-Бей, что в нескольких километрах от курортного городка Поипу. Совсем неподалеку от этих мест поселились Джон Ремилард и Доротея Макдональд в ту пору, когда они жили на Земле.

К удивлению Роджи, на посадочной площадке за домом было пусто, неподалеку стоял зеленый спортивный «лотус», рядом притулилась старенькая побитая «тойота» — пикап Маламы. Что там на ветровом стекле «лотуса»? Ага, государственный знак, свидетельствующий, что его водитель находится под охраной официальных органов.

Роджи наконец выбрался из рокрафта и попытался проникнуть внутрь дома дальновидящим взглядом. Ничего не получилось: Малама прикрылась плотным метапсихическим экраном. Тут до сверхчувственного слуха Роджи донесся укоризненный голос хозяйки, которая говорила с кем-то на местном диалекте — пиджин-инглиш. Местные жители без этой словесной какофонии прямо жить не могли. Что уж в пиджин-инглиш было такого замечательного, Роджи понять не мог. Вот и сейчас до него донеслось:

Уасамата тебе подслушивать? Совсем забыл о приличных манерах или как? Е кома мое уикиуики!

«Сама-то поняла, что сказала», — рассердился Роджи и, при стыженный, направился к дому. Он открыл дверь черного хода и, входя на кухню, громко сказал:

— Алоха, туту!

Из-за шторы в окно заглянула Малама и на вполне при личном английском сообщила:

— Мы устроились на ланаи. Давай, присоединяйся! Роджи миновал несколько просторных, богато обставленных прохладных комнат и вышел на веранду. Здесь царил полумрак, и в воздухе стоял густой аромат цветов. Крепкая женщина с шоколадной кожей обняла Роджи и поцеловала в обе щеки. На ней был надето парео небесной голубизны, расшитое золотыми цветами.

— Клод и Хаген прилетели к нам ночью из Сан-Франциско, — сказала Малама, представляя гостей.

Роджи даже рот открыл от удивления.

— Привет, — наконец вымолвил он. — Очень рад вновь встретиться с вами.

Мужчина с очень светлыми волосами и красивая женщина кивнули в ответ, однако с мест своих не встали. Они потягивали какой-то фруктовый сок. Одеты они были безукоризненно: она — в белоснежном хлопчатобумажном костюме-сафари, на ногах высокие сапожки, он — в белоснежной рубашке и белых слаксах… Вели себя гости очень сдержанно.

Справившись с изумлением, Роджи сел в пододвинутое ему Маламой кресло. На низком столике из дерева коа стоял поднос, на нем блюдо с пупусами — гавайскими сластями — и два высоких кувшина с напитками. Малама плеснула из кувшина в пустой стакан и предложила Роджи. Тот сделал глоток. Крепостью этот ледяной напиток был под стать рому, и очень вкусный — Роджи даже поблагодарил хозяйку, а сам тем временем все посматривал на гостей. Им было на вид чуть за тридцать. Клод Ремилард с легкой улыбкой смотрела на расстилавшуюся океанскую ширь, ее брат Хаген сидел с непроницаемым лицом — он даже не пытался изображать радость от встречи с Роджи.

Роджи пересилил себя и решил проявить вежливость.

— Значит, Фамильный Призрак предложил вам помочь мне написать мемуары?

Хаген ответил скупо и вполне официально. Он надежно закрыл свое сознание метапсихической завесой.

— К нам явился Верховный лилмик — как всегда, одна его голова. Эта голова приказала нам прибыть сюда и рассказать вам о тех событиях, которые произошли во время нашего бегства в плиоцен.

— Это… должно быть, очень интересно. — Роджи усмехнулся.

— Как вам известно, вся наша группа — все, кто вернулся живыми, — была опрошена в Директорате по науке правительства Земли. Нас туда доставили сразу, как только мы попали в… в это время. — Хаген даже не взглянул на родственника. — Нас проинструктировали, чтобы мы никому не сообщали никаких деталей о нашем пребывании в плиоцене. Мы в точности соблюдали это предписание. Даже теперь, спустя столько лет, мало кто на Земле знает, что мы двое тоже оказались среди тех, кто вернулся.

— Нам это очень помогло, — добавила Клод. — Хорошо, что мало кому удалось идентифицировать наши личности. Если бы публике сообщили кое-какие подробности о наших приключениях в доисторическую эпоху, нам бы покоя не было от настырных журналистов и тридикомментаторов. Сами знаете, как это бывает… «Путешественники во времени вернулись! » Ну и началась бы шумиха. А так во всех государствах Галактического Содружества о нас поговорили дней десять, передали сообщение в сводке новостей, и все. Моему мужу Кухалу тогда пришлось несладко, но, в конце концов, он гуманоид и сумел адаптироваться. Нас заняли работой, мы кое-как пообвыкли и теперь живем более-менее спокойно. Пока…

— Пока не появилось странное существо, — сказал Хаген, — отменившее все распоряжения этой подлой банды из Директората по науке. Оно называло себя Страдающее Сознание. Оно заявило, что является главой корпуса Генеральных инспекторов. Сначала мы с Клод, конечно, удивились… Признаюсь, были несколько ошарашены. Потом Верховный лилмик имел с нами приватную беседу, и чем дольше он говорил, тем сильнее в нас возникало ощущение, что все это мы уже слышали. Нежданное dйjа vu[5]. … После того, как это самое Страдающее Сознание удалилось — вот так, взяло и растворилось в воздухе, — мы, признаюсь, испытали некоторое смущение. Нет-нет, вовсе не ужас!.. Мы решили, что это не более чем обман чувств. Ночной кошмар… Как привидение может отменить приказ таких важных чиновников? Однако спустя какое-то время это решение было подтверждено Первым Магнатом Земли и Председателем администрации. Обе высокопоставленные чиновницы с откровенным, едва скрываемым недовольством заявили, что мы должны дорожить подобной экстраординарной связью. — Молодой человек сардонически засмеялся. — Это был разумный совет и в то же время — повод для размышлений…

— Послушайте, дядюшка… дедушка… Даже не знаю, как вас называть… В общем, мы приехали сюда только потому, что поняли: нас все равно привезут сюда, даже силой, — заявила Клод. Говорила она совершенно спокойно, без всякой злобы или негодования. — С таким обращением мы уже достаточно сталкивались в жизни.

— Надеюсь, вы поняли, что это за Сознание? — мягко спросил Роджи. — Знаете, кто он на самом деле?..

— Я поняла почти сразу, — ответила Клод. — Я всегда была ближе к нему, чем брат. Правда, это далось не просто. Хаген не хотел верить в это.

— Страдающее Сознание — это же Марк Ремилард, — сказал Роджи. — Ваш отец.

— Ну и черт с ним! — Хаген вскочил и принялся расхаживать туда-сюда по террасе, как зверь в клетке. — Мы испытали огромное облегчение, когда прошли сквозь Ворота Времени, и местные власти сразу постарались сделать все, чтобы мы забыли о прошлом. Клод, я и все, кто с нами был, решили, что теперь мы наконец свободны. Понимаете, сво-бод-ны!.. Папочка остался далеко позади, на расстоянии в шесть миллионов лет, — вместе с этим свихнувшимся Айкеном Драмом. Мы верили, что он уже никогда не сможет не то чтобы навредить нам — даже достать!..

— Он никогда не был жестоким, — спокойно заметила Клод. Хаген остановился рядом, склонился над ней,

— Он никогда не видел в нас людей. Кого угодно — даже своих дорогих детишек, но только не людей. Мы прежде всего являлись объектами его грандиозных экспериментов. — Он повернулся к Роджи и Маламе. — Знаете, как эта банда страшных р-революционеров в глаза называла его? Авадона, Ангел бездны! Каково?! В конце концов они все отреклись от него, отказались выполнять его бредовый замысел по созданию Ментального человека.

— Папа тоже отказался от него, — гнула свое Клод. — Иначе он никогда бы не позволил нам пройти через Ворота Времени.

Хаген неожиданно махнул рукой — казалось, что его гнев испарился. Теперь им овладела безнадежность. Он плюхнулся в плетеное кресло.

— Одним словом, мы открыли простую вещь: он и здесь нас достал. Браво! Он не только сумел выжить в течение шести миллионов лет, но и ухитрился стать повелителем Галактического Содружества. Боже, спаси нас и всех своих детей! Боже, помоги нам всем!

— Страдающее Сознание, — тихо выговорила женщина из племени кахуна, — все эти годы только тем и занимался, что искупал свои грехи. Он изо всех сил старается возместить ущерб, причиненный им когда-то. Он кается не только в том, что сотворил в нашем Млечном Пути, но и в той Галактике, откуда на Землю прибыли тану и фирвулаги. Мне почти ничего не известно о тех деяниях, которые он совершил в плиоцене, а потом и в границах Дуат, но все его нынешние поступки исполнены добра, ведомы добром. Он основал Содружество и уже который век руководит им. Только благодаря его усилиям все шесть достигших определенной степени развития рас смогли слиться в долгожданном Единстве. Тысячи других стоят на пороге и тоже вскоре присоединятся к ним.

— Ему бы постараться в добрые старые времена, — с горечью откликнулся Хаген. — Защитил бы свое стадо и родную планету от всяческих несчастий. Я уж не говорю о гражданской войне… Что-то его нынешняя сущность в образе лилмика не очень-то спешит делать добро в то самое время, когда его прежняя буйная ипостась действовала куда более решительно.

Малама улыбнулась.

— Вы не понимаете. Его внутренняя, связующая пространство и время сила неизменна как в прошлом, так и в настоящем. Просто пришло понимание, что невозможно подправлять историю, тем более изменять ее. Страдающее Сознание действует так, как он и должен действовать — согласуясь со свободой воли. Мы сами так же поступаем — исходя из собственных интересов, чувств, стремлений, и каждый из нас в исторической проекции напоминает вектор, направленный к своей точке. Кто способен слить все эти точки воедино? Посильна ли такая задача даже Богу? И в то же время можно с уверенностью утверждать, что единая составляющая — так сказать, суммирующий вектор — во всем этом гигантском броуновом движении просматривается. Его можно назвать объективной реальностью или прогрессом, который ведет к усложнению, увеличению доли разумных действий…

Хаген презрительно хмыкнул.

— А как же Господь Бог, царствующий на небесах, и его всемогущество? Он что, тоже подчиняется этой составляющей? Тогда, выходит, он тоже нашего роду-племени?

— Возможно, — коротко ответила Малама.

Все разом примолкли. Первым заговорил Хаген — по его голосу было заметно, что он несколько успокоился.

— Вот что не дает мне покоя. Представители расы лилмиков наиболее схожи с тем образом, в котором мы представляем себе Ментального человека. Но это — я вам точно говорю — вырождающаяся, обреченная на гибель форма. Бьюсь об заклад, что папочка и к этому приложил руку. Он, по-видимому, пытался модифицировать эволюцию лилмиков. То есть поступил с ними так же, как хотел поступить с нами. И проиграл!..

Роджи пожал плечами.

— История лилмиков — это тайна за семью печатями. Ни единой детали, ни одного события, ни хронологии — ничего не известно.

— Возможно, — продолжил рассуждать молодой человек, — папочка решил вернуться к первоначальной схеме. Теперь-то он поднабрался опыта — за шесть миллионов лет! Тем более что подопытные кролики, которых он когда-то хотел использовать, снова оказались у него в руках.

— Ты рассуждаешь как осел! — воскликнула Клод. — Галактический Консилиум никогда не позволит осуществить проект Ментального человека, пусть он даже будет суперлилмиком!..

— Даешь голову на отсечение? — прищурился Хаген. — Ну-ну… В который раз?

— Даже если Хаген прав, — перебил его Роджи, — то я знаю радикальное средство, чтобы на корню пресечь любую подобную попытку.

— Ну-ка, ну-ка, — всполошились разом брат и сестра.

— Расскажите мне все, что вы знаете об этом проекте, и я опубликую это в четвертом томе своих воспоминаний. Полная и подлинная история Ментального человека никогда не была достоянием гласности. Подавляющее большинство деталей и важнейшие подробности были засекречены распоряжением Галактического Консилиума — предположительно с целью сохранить мир и спокойствие на просторах Содружества.

— Вы, кажется, состояли в рядах восставших, не правда ли? — осторожно поинтересовалась Клод.

— Правильно. Надо иметь в виду, что обращенные к народу призывы руководителей восстания звучали очень заманчиво. Они якобы боролись за свободу человеческого со общества. За то, чтобы сбросить гнет Содружества и Метапсихического Единства… На самом деле, как я узнал позже, главной причиной, толкнувшей Марка на развязывание граж данской войны, был запрет на продолжение работы над церебральными усилителями. Когда под угрозой оказалось дело всей его жизни, он совершенно потерял голову. Буквально начал писать кипятком. Для начала он вызвал грандиозные волнения — при этом отовсюду сыпались обвинения, что экзотики и местные продажные операнты тайком хотят лишить человеческую расу величайшего в истории открытия, которое доставит всех прямиком в светлое будущее. Сам Марк заявил, что Содружество опасается, как бы человечество не стало доминирующей расой в галактике и не добилось решающего метапсихического превосходства над всеми остальными разумными существами, и что единственный способ вырваться из заколдованного круга и взять эволюцию человека в свои, людские, руки — это последовать по пути, предложенному оппозиционерами. Большинство нормальных людей поверило, что проект Ментального человека — это единственный способ сделать их детей или внуков настоящими оперантами. Но Марк всегда уходил от разъяснения деталей проекта, и по существу мало кто знал, каким же образом он хотел добиться своей цели.

— Он бы никогда не отважился, — буркнул Хаген. — Народ тут же линчевал бы его.

Клод, задумчиво глядя в сторону океана, проговорила:

— Да, в те годы мы впервые догадались, чего именно добивался папа. Когда наша мама узнала правду… Ну, вы знаете, что случилось тогда.

— Нет, — возразил Роджи. — Поверьте, я на самом деле ничего не знаю. Думаю, что вообще никто не знает, кроме… Вот и об этом расскажите мне! Помогите создать полноцен ную — главное, полную! — историю Галактического Содружества с того момента, как Земля стала его полноправным членом. Вы ко мне для этого и были посланы. Правда, я не понимаю, почему Страдающее Сознание сам не рассказал о том времени. Должно быть, у него были свои причины.

— Неужели ты не догадался? — спросила Малама. — Это же был его огромный грех, куда более тяжелый, чем руководство восстанием, чем попытка добиться цели насильственными методами, чем даже ответственность за смерть многих миллионов людей. Если заглянуть в его душу, а также в души его соратников — вы будете удивлены, но они до сих пор считают, что сражались за правое дело. Разве не так, старик? — Она в упор посмотрела на Роджи, и тот отвел взгляд. — Но Ментальный человек — это совсем другое. Это в чистом виде прихоть, рожденная из адского пламени. Страдающее Сознание знал, что поступает дурно, и все-таки не смог устоять перед элегантной грандиозностью замысла. Тем более что казалось: еще чуть-чуть, и он добьется своего. Так ведь и цель была какая — одним махом скинуть цепи материального тела и взойти на вершину эволюции.

Наступила тишина. Никто не решался ответить Маламе.

— Вы не понимаете. Вы, внуки, судите со своей колокольни. — Она раскинула руки и всех слила в метапсихическом единении. — Страдающее Сознание стыдится говорить об этом. Даже теперь.

1 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

На следующий день я вылетел в Нью-Гемпшир. Большую часть полета я проспал, и Марсель тоже — он свернулся клубком на заднем сиденье. Странно: после разговора с детьми Марка меня уже не мучили во сне кошмары. Спал я крепко. За это, по-видимому, мне следовало благодарить Маламу Джонсон. Бог знает почему, но я никогда не испытывал по отношению к Марку — или, если угодно, к Страдающему Сознанию — того ужаса, который буквально пронизывал Клод и Хагена.

Разбудил меня навигационный компьютер, который управлял полетом. Проснулся я мгновенно и сразу понял, что машина запрашивает дальнейшие инструкции. Мы были в тысяче двухстах метрах над Хановером. Утро выдалось замечательное, ясное. Учебный городок — весь как на ладони. Внизу виднелась река Коннектикут — она словно бы делила лоскутное одеяло осенних перелесков, полей, поселков на две неравные части.

Я почувствовал, что страшно голоден. В чем проблема — стоит только приземлиться. Неподалеку от моего дома есть несколько отличных закусочных. До них рукой подать… Я уже совсем было собрался дать команду на снижение и посадку, как вдруг меня осенила удивительная, невероятная догадка.

Какая прозорливость! Какая редкая интуиция!..

Я не мог не похвалить себя, потом решительно дал указание бортовому компьютеру держать курс на Бретон-Вудз, и уже через несколько минут мы были в девяноста километрах к северу от Хановера в штате Нью-Гемпшир и плавно приземлились на стоянке для воздушных аппаратов, расположенной возле старинного отеля «Убежище у Белой горы». Здание походило на грандиозный торт, прилепившийся к подножию горы Вашингтон: ярко-вишневые остроконечные крыши над белоснежными, сложенными из деревянных брусьев стенами, причудливые башни — одним словом, не дом, а кондитерское изделие. Как только рокрафт коснулся бетона, я связался по радио с обслуживающим персоналом и заказал завтрак. Могу поклясться, что персонал гостиницы страшно обрадовался, узнав, что пожаловал сам гражданин Ремилард.

Прежде всего я мысленно, ради соблюдения приличий, затемнил прозрачный фонарь кабины, освежился с помощью особой салфетки, расчесал волосы, переоделся в приличный вельветовый костюм. Затем насыпал кошачьей еды в переносную клетку и сунул туда Марселя. Тот не смог скрыть своего возмущения — можно сказать, издал душераздирающий ментальный вопль, однако я был неумолим:

— Прости, приятель. В этот отель с животными не пускают. Старый обычай янки…

Марсель страшно зашипел, и я поспешно вылез из рокрафта. Глупое животное! Все они такие!.. Когда же эти чертовы кошки поймут, что raison d'etre[6] человеческой расы состоит вовсе не в том, чтобы удовлетворять все прихоти кошачьего племени.

Я прошел через садик, где все еще пышно цвели хризантемы, георгины и анютины глазки, и легко поднялся по ступенькам к главному входу. Воспоминания нахлынули на меня, не успел я войти в знакомый холл в стиле короля Эдуарда. Больше тридцати лет я не появлялся здесь, однако в отеле все оставалось по-прежнему. А ведь здание еще на моей памяти было реконструировано, и потом еще случались капитальные переделки, но нигде не было заметно всех этих новомодных штучек; так называемых технических достижений. Все было хорошо скрыто, зато теперь «Убежище» могло принимать экзотиков из любого уголка Галактики. Вот и сейчас вестибюль был забит туристами — как людьми, так и инопланетными гостями. Многие из них собирались подняться на вершину горы Вашингтон на древнем фуникулере.

С веранды, где меня уже поджидал столик, открывался изумительный вид на Президентский хребет. Снег еще не лег на его склоны, и пятна густой зелени перемежались с багряными и золотистыми мазками, которыми осень пометила листву сахарных кленов.

Я никак не мог справиться с нахлынувшими воспомина ниями. Все они навалились разом: свадьба Джека и Доротеи в 2078 году, на которой я стоял рядом с новобрачными и держал кольца, и тот день, когда я во второй раз в жизни убил человека, и день 2082 года, когда я в последний раз поднялся на вершину горы и рядом со мной оказался мой племянник Дени.

Да, Дени… И другие…

Я постарался успокоиться, взять себя в руки. Я спокойно поел, потом вернулся к своему аппарату, где обнаружил, что Марсель отомстил мне самым гнусным образом — нагадил на заднем сиденье. Но у меня после завтрака было хорошее настроение, и я даже не выбранил кота, а просто обрызгал кабину дезодорантом, все убрал и отправился домой. Пора было приступать к последней, самой жуткой части мемуаров, и не имело никакого значения, получу ли я помощь от Призрака или мне только останется надеяться на собственные силы. Пусть все скелеты будут извлечены из семейного шкафа.

Вряд ли можно назвать случайностью мое короткое посещение «Убежища у Белой горы». В молодости, прежде чем я открыл книжный магазин в Хановере, мне довелось поработать здесь управляющим. В ту пору ко мне и приехал мой племянник Дени, который очень испугался, увидев меня здесь. Он принял меня за отца — мы с Доном были двойняшками. Это случилось в 1974 году, тогда мальчику было семь лет. Мы прокатились на фуникулере и добрались до самой вершины — там я впервые встретился с Элен Донован. Там же сделал ошеломляющее открытие, что на Земле есть и другие люди с оперантскими способностями, не относящиеся к нашей семье.

Пятнадцатью годами позже, когда я присутствовал на католической мессе в соборе неподалеку от Бретон-Вудз, до меня долетел душераздирающий телепатический предсмертный вопль моего брата. Хуже всего, что в этом крике звучала такая ненависть ко мне, что я до сих пор теряюсь в догадках — чем же я не угодил ему? Какую дорогу перебежал? На похоронах Дени сообщил мне кое-что похуже — к тому времени он уже был профессором в Дартмутском колледже в Хановере и считался одним из самых известных исследователей метапсихической силы. Племянник заявил, что его отец был убит, и терзался тем, что не смог предотвратить это преступление. Больше того, оказалось, что и мне угрожает смертельная опасность. Дени настоял, чтобы я переехал поближе к нему — только так он мог обеспечить мне надежную защиту и заодно развить мои метапсихические способности.

Я не хотел покидать отель. Работа там была мне по сердцу, я привык и к коллегам, и к окружающим отель горам. Никто из моих сослуживцев даже не догадывался, что я был оперантом, а мне только этого и надо было. К тому времени от всей этой метапсихической пакости меня трясло, как от тропической лихорадки. Однако делать было нечего, и в конце концов я переехал в Хановер и стал единоличным владельцем книжного магазинчика, который с тех пор стал носить гордое название «Красноречивые страницы». Однако вскоре наши отношения с Дени разладились — как-то трудно нам оказалось ужиться вдвоем.

Я любил моего приемного сына и все же в глубине души боялся его. Я отдавал себе в этом отчет. Меня пугала его ужасная непостижимая сила. Страх был инстинктивный, сла бый, но отравляющий всякую радость встреч. Я никогда не мог до конца освободиться от этого страха.

Как и многие гении, Дени Ремилард отличался известной экстравагантностью. Появлялся и исчезал он всегда неожиданно. Парень он в общем-то был неплохой, честный; худощавый, с мягкими, даже робкими манерами — этакий тихоня… Однако стоило с ним немного пообщаться, и любой собеседник чувствовал, что этот парень далеко не слабак и силы, таинственной, неодолимой, у него в избытке. У меня, например, постоянно возникало ощущение, что еще чуть-чуть — и мой скелет расплавится, и я, как пролитое виски, растекусь лужей у ног Дени.

Мозги у него работали хорошо, даже можно сказать — преотлично. На университетском поприще он заработал себе огромную славу. Его исследования были отмечены Нобелевской премией по психиатрии, его книги и монографии скоро стали классикой. Даже спустя тридцать лет после его смерти они пользовались большим уважением. Как и сам Дени…

В 2013 году в отеле у Белой горы состоялся конгресс метапсихологов. Место было выбрано не без участия Дени, так что он тоже внес свою лепту в роковой исход тех событий, которые случились в Новой Англии. Самые знаменитые операнты съехались на их последнюю в этом году встречу. Тогда этих людей было очень немного. Агрессивному подавляющему большинству нормальных людей противостояли единицы. Одним словом, ситуация в ту пору лишь подтверждала сложившееся в Галактике мнение, что люди — это раса, главными отличительными чертами которой являются нетерпимость, приверженность предрассудкам, ненависть к инакомыслящим, и надо сто раз подумать, прежде чем решиться иметь дело с этой расой.

В последний вечер устроители конгресса решили закатить шикарный банкет. Местечко для него выбрали самое что ни на есть живописное — охотничий домик на вершине горы… Там, где гостей должна была поджидать неминуемая гибель. Некоторые историки, в добавление к моим воспоминаниям, подчеркивают, что вдохновителем и главой заговора был свихнувшийся оперант по имени Киеран О'Коннор, а помогал ему младший брат Дени Виктор. Они и решили погубить делегатов конгресса. По поводу провала их жуткого замысла ходило много слухов. Кое-кто утверждал, что помешала чистая случайность, другие поговаривали, что отдельные делегаты рискнули применить против нападавших ментальную силу.

Все было так и не так. В своих мемуарах я даю полную картину случившегося на горе Вашингтон. Действительно, в домике нашлись делегаты, которые в ответ на насилие решили ответить насилием, однако Дени быстро образумил их и убедил дать первый на Земле метаконцерт. Им удалось объединить людей доброй воли — и мета, и нормальных — в некое единство, которое безо всякого насилия отразило нападение. Это единство существовало несколько долей секунды, но оно оказалось крепким как стена. Точно такой же, только в галактических масштабах, уникальный метаконцерт любви и веры сумели создать Доротея и Джек в 2083 году. Этого оказалось достаточно для победы.

В тот день жители планеты Земля доказали Галактическому Содружеству, что юная, незрелая, задиристая человеческая раса может быть спасена. Прошло немного времени, и небеса над горой Вашингтон и крупнейшими городами мира разверзлись — многочисленные корабли инопланетян начали садиться на нашу грешную, пропитанную кровью Землю. Так человечество оказалось вовлеченным в галактическую конфедерацию.

Я также приложил руку к появлению этих кораблей, однако Великое Вторжение никогда бы не произошло, если бы не усилия Дени.

Et maintenant la lecon touche a sa fin.[7]

2

Хановер, Нью-Гемпшир, Земля

2 февраля 2078 года

Музыкант, сочинитель рудалмов МульМуль Зим посадил рокрафт в непосредственной близости от «Красноречивых страниц», не спеша выбрался из летательного аппарата, ступил на снег и некоторое время вдыхал запахи земного города, вбирал необыкновенные впечатления, которыми в первое же мгновение наградил его провинциальный Хановер. Музыкант даже захихикал от восторга. Надо же — зима в городе! И в каком! В родовом гнезде клана Ремилардов!.. Грандиозно! Неподражаемо! Неописуемо!..

На протяжении всего полета двуполый экзотик терзался сомнениями: неужели они посмеют? Неужели поднимут руку?.. К его огромной радости, Хановер так и остался Хановером. Никакой модернизации, погони за всякими новомодными штучками. Вот они, долгожданные… Все те же щегольски раскрашенные трехэтажные дома из старых досок. На окнах простенькие наличники, а на третьих этажах кое-где даже ставни сохранились. Покрытые крашеной жестью крыши домов точно такие, какими он их себе представлял.. Умилению музыканта не было предела: надо же, вокруг мягкий пушистый снежок! Нет, снежочек… Крыши прикрыты уютным белым покровом. М-да, сосулек не хватает. Послушайте, где же сосульки? Ладно, и так впечатлений вполне достаточно. Может хватить на забавный, чуть-чуть грустный рудалм. Что-нибудь такое, очаровательное… Тирьям-тирьям, тирьям-тирьям… МульМуль Зим вздохнул: увы, чтобы подобное сочинение можно было продать и на Земле, и на его родине, грусти не надо. Наоборот, нужно ввести в главную тему что-то межвидовое, бравурное…

Местное светило уже скрылось за горизонтом — долгонько оно здесь садится. В светлых сумерках особенно заметным было увеличение количества кристаллических хлопьев, летающих в воздухе. Зато как маняще посверкивают сгустки замерзшей воды в свете уличных фонарей и фар редких наземных экипажей! И сколько их!.. Решетки, откуда поступает теплый воздух, работают с полной нагрузкой, и все равно на тротуарах и на проезжей части улицы слой замерзшей воды заметно утолщается — примерно со скоростью два сантиметра в час… Ну, а ветви редких деревьев успевают принимать вдвое большее количество снега — как они принарядились, красавцы. Ох, ох, сердце сейчас лопнет от восторга! И вечнозеленые кустики тоже очаровательны…

Длинношеее существо с планеты Гии было очень похоже на большую неуклюжую птицу. На экзотике был взятый напрокат меховой комбинезон, специально предназначенный для существ его расы. Негодяй торговец божился, что костюмчик ни разу не надеванный, а он тем не менее явно где-то припахивает, и это заметно умаляет восторг. Космические силы, приморозьте язык гнусному лгуну! Какой же он ненадеванный, если припахивает? Ох, уж эти люди!.. Хорошо, что он, Муль Муль Зим, догадался купить новый защитный экран и сейчас смотрел сквозь прозрачное стекло своими огромными желтыми глазами.

Все равно он не жалеет, что посетил это место. Все вокруг восхитительно, душа полнится вдохновением, даже пла’акстовые сенсорные цепи возбудились до предела. Еще мгновение, и свободно потекут звуки.

К сожалению, не очень-то потекут. Атмосфера остывает на глазах. Вот и дрожь началась, так недолго и обморозить сверхчувствительные наружные гениталии. Гий до отказа повернул рычажок обогревателя, однако это не помогло. Что ж, впечатлений он набрался достаточно, пора и делом заняться.

МульМуль Зим, не глядя по сторонам, шагнул на проезжую часть улицы — книжный магазинчик был как раз через дорогу. В этот момент из-за угла выехало что-то огромное, древнее, битком набитое местными студентами. Они сразу заорали во всю мочь. Отчаянно затрубил рожок. Инопланетянин на мгновение опешил. Машина, завизжав тормозами, выскочила на тротуар. МульМуль издал истошный телепатический вопль и метнулся на противоположную сторону улицы. Слава космическим духам, никто из этих студентов не был оперантом, иначе подобный вопль мог привести их в бесчувствие. Вот этого-то как раз совсем и не нужно.

На крик о помощи откликнулся какой-то человек, который выскочил из книжной лавки. Судя по седине, этот самец прожил очень долго, далеко за сотню лет…

— Боже! — воскликнул он, излучая неописуемую тревогу, — С вами все в порядке?

— Благодарю, все обошлось, — защебетал гий. — Как вы добры, как заботливы. С моей стороны такая непростительная глупость — вовремя не определить скорость, с какой движется наземный механизм. Я совсем забыл, как необузданны ваши земные водители.

— Пожалуйте в магазин, пока мы тут не замерзли, как котлеты в морозильнике. — Человек с некоторым неудовольствием распахнул дверь. — Я так понимаю, что вы и есть тот посетитель, которого рекомендовала Доротея?

— Да, Управляющая планетой была так добра… — Инопланетянина неожиданно затрясло от восторга, он даже начал ворковать — по крайней мере, он издавал звуки, похожие на воркование: — Кого я вижу! Это вы? Дядя Роджи!..

Хозяин вздохнул и, пропустив гостя вперед, закрыл дверь. Потом ответил:

— Да, в городе меня именно так и называют. Если вам удобно, то и вы можете обращаться ко мне так же. Давайте ваши вещи, одежду и проходите. Располагайтесь поближе к теплу, рядом со мной и моим приятелем. Мы с удовольствием послушаем ваш рассказ об опере. Или как она у вас там называется?

В углу комнаты, возле старинного кованого железного обогревателя, стояли два кресла. В помещении царил полумрак, только свет небольшой настольной лампы освещал уголок и низкий столик, на котором стояла кофеварка. В одном из кресел сидел более молодой, чем хозяин, самец человеческой породы. Его метапсихическая сила была куда слабее, чем у дяди Роджи. Он отхлебывал горячий кофе из большой глиняной кружки. У него на коленях пристроилось небольшое домашнее животное, которое довольно урчало. Это была идиллия. Инопланетянин заворковал еще сильней. Он был в полном восторге! Потом до него наконец дошло то, что сказал хозяин, и он сразу смутился.

— Вы хотите, чтобы я разделся? Знаете, некоторые земляне испытывают определенное неудобство, когда мы обнажаемся.

Хозяин магазинчика засмеялся.

— Нет так нет. Тогда проходите и садитесь. Чтобы смутить нас с Кайлом, нужно кое-что поинтересней, чем обнаженный гий. Но комбинезон и ботинки вы, конечно, снимите. Иначе запаритесь… Я знаю, что ваш народ не пьет кофе, и могу приготовить для вас горячий пунш. Похоже, вы в нем как раз очень нуждаетесь.

Роджи вышел из комнаты и направился на кухню; МульМуль, стыдливо поглядывая в сторону другого гостя, стянул с себя комбинезон, встряхнул головой, чтобы расправить роскошный нитевидный плюмаж, затем поправил яйцеобразные плодоножки и соски.

— Торговец-посредник в космопорту Антикоста, — гость, словно оправдываясь перед человеком, принялся объяснять, — уверял меня, что эта одежда будет мне впору и спасет от любого изменения климатических условий, тем более от значительного понижения температуры. Однако боюсь, что он ошибался. Кончики моих пальце» совсем посинели от холода и цветом теперь напоминают мой фаллос.

Гость дядюшки Роджи поперхнулся кофе, но тут же сумел взять себя в руки и, глядя на инопланетянина, понимающе кивнул. Гий невольно отметил про себя, что этот экземпляр — прекрасный образчик здорового, с румяными щеками, самца. На голове у пего густая поросль темно-коричневых волос… Любо-дорого посмотреть!

— Сочувствую, гражданин, это настоящий скандал, — сказал человек. — В последнее время этим посредникам совершенно нельзя доверять. Я уверен, что, когда вы вернетесь на космовокзал, вам следует устроить скандал. Скорее всего, они возместят вам убытки.

— О-о, у меня даже и в мыслях не было жаловаться, — удивился гай.

— Конечно, черт побери, откуда вы могли знать, — сказал хозяин, входя в комнату. Он протянул дымящуюся фаянсовую кружку с пуншем гостю в перьях и, когда тот принял ее в свои удлиненные, напоминающие человеческие, руки, добавил: — Пока вы находитесь на Земле, вы и вести себя должны так же, как местные жители. Прежде всего начните отстаивать свои права. Это такое увлекательное занятие!.. А теперь присядьте, ноги пододвиньте поближе к печке, отогрейтесь хорошенько, а потом уж мы поговорим о том, что привело вас ко мне. По такому случаю я пораньше закрою магазин, все равно снег идет… Кстати, это мой старый друг Кайл Макдональд. Вы не возражаете, если он будет присутствовать при нашем разговоре?

— Вовсе нет! — воскликнул МульМуль Зим. — Дедушка Управляющей!.. Какая честь для меня быть представленным вам!

От полноты чувств экзотик сразу плюхнулся в предложенное ему кресло и протянул свои тонкие, с четырьмя пальцами ножки к массивной печке. Космические силы, какая радость! Он вновь почувствовал прилив тепла. Горячий напиток имел божественный вкус. Крепкий ром был заправлен жирным молоком, да еще ложка кленового сахара… Восхитительно!.. Как же ему повезло! Он от всей души поблагодарил хозяина.

— Глава администрации Макдональд, надеюсь, объяснила, что я композитор. Мой профиль — создание рудалмов. Это такая синтетическая музыкальная форма… Некоторые критики называют ее кантатой славы. Действительно, подобная музыкальная форма имеет большой успех среди любителей музыки на Земле. Это не совсем опера, хотя и в ней есть своеобразный сюжет. Это скорее музыкальное действо с использованием всех звуковых возможностей, в том числе и сверхчувственных. Обычно рудалмы пишут в честь какого-нибудь выдающегося события. Для исполнения я использую оперантский состав, а также хор гиев.

— А-а, так вы решили воспеть спасение планеты Каледонии, — сказал Роджи.

— Правильно! — восхитился гость. — Присущая этому событию величественная гамма переживаний не могла не привлечь моего внимания. Тем более что в спасении планеты приняли участие такие выдающиеся личности, как Джон и Марк Ремиларды. Уже одно это должно привлечь внимание к этому грандиозному событию не только слушателей-гиев, но и землян.

— Моя внучка и помогающая ей команда тоже внесли свой вклад в спасение Кали, — нахмурился Кайл Макдональд.

— Конечно! О, конечно!.. О, мои дорогие, ничего другого я и не подразумевал. Они, вместе с уважаемой Главой администрации, охотно пошли мне навстречу и поделились со мной впечатлениями, которые они получили в те волнующие мгновения. К несчастью, мне никак не удается связаться с братьями Ремилард — они так заняты, так заняты… Уважаемая Глава администрации посоветовала мне обратиться к вам, дядя Роджи. Ведь вы же были там. Кто же, кроме вас, может в деталях поведать о том, что там творилось?

Роджи в ответ хмыкнул и подозрительно глянул на пернатого гостя, однако тот продолжал восторженно рассказывать.

— Вот что должно стать лейтмотивом всего рудалма. — Он принялся размахивать своими длиннющими руками. — Соединенные сознания и могучий метаконцерт разряжают наполненный адской силой сгусток плазмы, который грозит уничтожить все живое на планете.

— Да не сгусток, а диатрему. Это разные вещи. Просто в результате работы двух метаобъединений удалось ослабить силу взрыва, и в небо ударил только газ. Твердых фракций было очень мало. Ну и алмазы…

Глаза гия вспыхнули.

— О, этот фантастический душ из драгоценных камней! Представляете, какая сцена? Что-то незабываемое… Я изучил все, что было написано о катастрофе в средствах массовой информации. Это, конечно, важно, однако ничто не может заменить впечатлений живого свидетеля.

Роджи озадаченно покачал головой.

— Вы, верно, не знаете — я наблюдал за извержением по тридивизору в командном бункере. Должен сказать, это было зрелище!..

— Если бы вы только согласились поделиться своими впечатлениями, вы бы дали мне ключик к объемному полноценному восприятию случившегося. Я должен это прочувствовать. Глава администрации сообщила, что вы находились в бункере, когда туда прибыл Марк Ремилард. Это именно вы убедили его мысленно спуститься в преисподнюю. Это замечательно… Вот он входит в бункер, мятущийся, гордый, чуть смущенный и озабоченный судьбами друзей-героев, которые ведут трудную борьбу со стихией. И тут вы, седовласый, вдохновенный… «Иди, — призываете вы его, — иди на бой!.. »

Ошарашенный дядюшка Роджи пожал плечами.

— Все было немного не так. Я встретил его со стаканом виски в руке. Предложил ему, но он отказался — сказал, что я в стельку пьян, а это в такую минуту нехорошо. Еще он упрекнул меня за вызов, который оторвал его от важных дел. Ну, и все такое прочее…

Гость в перьях уже трепетал от восторга. Он вытащил из отверстия, внезапно образовавшегося в перистом покрове, нечто напоминающее воланы для игры в бадминтон и протянул их Роджи.

— Это вседиапазонные сверхчувствительные экстракторы, которые способны впитать в себя ваши переживания, касающиеся того или иного эпизода. Все происходит совершенно безболезненно. Вам только надо вставить их острыми концами в уши, а я буду задавать вопросы…

— Что, прямо сейчас? — возмутился Роджи. — Да как вам такое могло только в голову прийти! Никто не смеет просвечивать мои мозги! Никто, понимаете!..

Гий заметно сконфузился, попытался возразить:

— Но…

— Вы что, собираетесь силой заставить меня? Не выйдет! Я поставлю такой защитный экран, что ого-ro! Мне наплевать, что Доротея послала вас ко мне. К черту вашу воспевающую доблесть оперетку — или как она там называется, — если для этого требуется просветить мои мозги!

Сверхчувствительный экзотик издал тонкий душераздирающий вопль и медленно сполз на пол. Плюмаж и наружные половые органы инопланетянина затрепетали.

— Я не имел в виду… Я бы никогда не осмелился… О, простите меня!..

Вопль его перешел в скрежет, глаза-блюдца выкатились, и экзотик потерял сознание.

— Ну, ты, олух, наделал дел! — Кайл Макдональд скинул с колен кота и опустился возле экзотика. Не зная, где находится сердце у гостя, он начал ощупывать его шею — по-видимому, хотел найти пульс — Разве ты не мог вести себя более тактично? Эти большие птицы такие чувствительные! Слушай, он, случайно, не помер? Пульса нигде нет.

— Вот влипли! — испугался Роджи.

Он помог Кайлу взгромоздить гия в кресло. Веки у экзотика начали подрагивать.

— Кто ж его знал… Я вовсе не хотел причинить ему вред. Но, черт побери, я даже членам семьи никогда не позволял копаться у меня в мозгах!

— Да не собирался он просвечивать твои мозги! Это всего-навсего приспособление для записи чувственных впечатлений, которые испытывает человек в той или иной ситуации. С его помощью нельзя проникнуть в мысли. Тс-с! Кажется, он приходит в себя.

Когда гий открыл глаза, Роджи принялся просить прощения.

— Я очень сожалею о случившемся. Ни в коем случае я не хотел обидеть вас.

МульМуль Зим слабо улыбнулся.

— Вы ни в чем не виноваты, дорогой дядюшка Роджи. Мы, гии, к несчастью, обладаем очень хрупким «психа». Мне надо было знать заранее, что чрезмерно экспрессивные выражения у землян являются общим местом и ни в коем случае не выражают смертельной ненависти, однако…

— Я просто не совсем правильно понял вас, — заявил Роджи. Он поднял с пола упавшие экстракторы. — Я буду рад помочь вам, если вы обещаете ограничиться вопросами, касающимися только того случая. — Он кивнул в сторону Кайла. — Мой друг объяснил, что эти устройства предназначены только для считывания сопровождающих эмоций.

— Отлично! — мгновенно повеселел гость и вскочил. Кружки вокруг его сосков, налившиеся восковой бледностью в тот момент, когда гий потерял сознание, теперь вновь обрели прежний светло-вишневый оттенок. — Так, расслабьтесь, сядьте поудобнее. Замечательно! Позвольте, я помогу вам вставить экстракторы. Теперь я воссоздам перед вашими глазами ход событий, а вы прикройте веки и попытайтесь вновь пережить те события. Ну, как бы вы увидели их во сне. Насчет деталей не беспокойтесь, устройство само извлечет их. Готовы?

— Да.

— Приступаем!

Гость приблизился к нему и заговорил. Кайл, в свою очередь, весело заулыбался и начал размахивать руками, подражая движениям дирижера.

— Вспоминайте… Вспоминайте тот день, когда вы с Джоном Ремилардом приземлились на Каледонии и впервые узнали о сейсмической обстановке на планете.

— Просыпайся, приятель. — Кайл Макдональд потряс старика за плечо. — Все закончилось. Твой пернатый друг уже покинул нас. Напустил тут туману… Обещал прислать тебе пригласительный билет на премьеру своего рудалма.

Роджи что-то промычал в ответ и потянулся.

— Подожди, Доротея, я до тебя еще доберусь. Надо же было догадаться послать ко мне этого сверхчувствительного индюка! Посмотри на ковер. Теперь его не отчистишь!

— Не порти воздух, старый скряга. Ну, напачкал немного, так он же музыкант. Композитор!.. Знаешь ли ты, что в мире нет ничего лучше пения птиц, тем более во время исполнения кантаты славы. Нет, я серьезно — эти твари пением способны всколыхнуть в человеке самые сокровенные чувства. Я сгораю от нетерпения. Представь, как во время спектакля с потолка посыплются алмазы. Уверен, публика будет в восторге. Особенно на премьере…

— Почему на премьере?

— Потому что на другие представления алмазов не хватит.

— Хватит болтать. — Старик не сумел скрыть своего раздражения. Он взял ковер за тот угол, на котором ясно отпечаталось фосфоресцирующее пятно. — Ради Бога, Кайл, когда ты повзрослеешь? Подобные кантаты были известны задолго до твоего рождения.

— Рудалмы гиев — это нечто совершенно отличное от того, что ты знаешь. Я однажды посетил такой концерт на Цугмипле. Вместе с Машей… Прекрасное представление! Сколько вкуса! И все сделано легко, свободно. Так и погружаешься в метапсихическую стихию.

Роджи промычал в ответ что-то невразумительное и надолго уставился в окно. Потом неожиданно спросил:

— Этот гий… Он не пытался покопаться в других моих воспоминаниях? Ничего не пытался вытащить?

— Ни капельки. Я все время был на страже. Вопросы его касались только событий на Каледонии. Ты отвечал и формировал изображения, относящиеся только к тем дням. Тебе что-то не по нраву? Ты считаешь, он покопался в твоих мозгах?

— Ты был бы удивлен, — загадочно ответил Роджи.

— Никого не волнует, что когда-то ты был среди восставших. Так же как и то, что я писал в своих фантастических романах и как поливал это самое Содружество. Давным-давно никто из Магистрата или Консилиума не обращает на нас внимания. Или… ты считаешь, это Фурия решила станцевать с тобой тур вальса?

Роджи вскочил и схватил Кайла за лацканы грубой твидовой куртки.

— Теперь послушай меня, ты, пожиратель хагеса[8]. Когда я на прошлой неделе был в стельку пьян, то проболтался тебе об этом… Но это не значит, что ты можешь трепать своим поганым языком на каждом перекрестке. А ну-ка, поклянись, что ты не обмолвился об этой пакости ни единой живой душе!

Кайл Макдональд от ярости зажмурился:

— Отпусти меня! Ты что, псих? Ну тебя к черту с твоими семейными скелетами в шкафу!..

Роджи опустил руки, вновь сел в кресло и сказал тихо, с непоколебимой убежденностью:

— Черт меня дернул за язык, когда я решил посвятить тебя в наши семейные тайны. А может, сама Фурия… В Галактическом Магистрате хранятся все сведения об этой бестии, даже тот факт, что, скорее всего, эта дрянь поселилась в голове одного из Ремилардов. Так же считает и Верховный лилмик. Он и наложил запрет на разглашение любых сведений об этом. Все эти меры приняты ради того, чтобы спасти честь нашей семьи.

— Я бы скачал, что он ведет себя предосудительно, берет грех на душу. И под каким же предлогом?

— В Магистрате считают, что Поль, Анн и другие сильные операнты, выступающие за Единство, должны оставаться на своих постах.

— Это интересно. — Кайл поднялся, направился к вешалке и принялся надевать пальто. — Я не вижу причины, согласно которой нам необходимо следовать по стопам верных Содружеству руководителей. Почему бы нам не сообщить об этом нашим лидерам?

— Не выставляй себя на посмешище, Кайл. Более глупого поступка придумать невозможно. Если хоть что-нибудь просочится в прессу, если даже пройдет легкий слушок, что один из Ремилардов является прибежищем убийцы, вся семья будет дискредитирована, и не важно, на чьей стороне ее члены. Даже Джек и Марк. Только спичку поднеси — такой костер вспыхнет!..

Кайл хмыкнул, искоса глянул на хозяина.

— Может, это совсем и не плохо? Знаешь, когда включаешь свет на кухне, тараканы бросаются врассыпную. Пусть все убедятся, какое это дерьмо.

— Это невозможно, — вздохнул Роджи. — Тебе легко рубить сплеча — на словах… Ты вот о чем подумай. Скандал такого масштаба способен полностью изменить отношение экзотических рас к человечеству в целом. Они просто выгонят нас из Консилиума, а то и из Галактического Содружества.

— Вот и прекрасно! — хихикнул Кайл. Роджи поморщился.

— Брось ребячество! Чем подобный исход поможет нашему делу? Магнаты, сочувствующие идеям освобождения, должны убедить людей, а не ставить их перед фактом. Мы должны доказать, что наша позиция справедлива и логична. И конечно, морально оправданна. Впереди у нас долгая и трудная борьба, и мы не сможем добиться успеха силами только нормальных людей и таких оперантов, как мы с гобой. Мы нуждаемся в могучих метапсихических бойцах, даже в Ремилардах, если тебе угодно. Причем репутация их должна оставаться незапят нанной. Мы нуждаемся в Марке. Необходимо, чтобы и Джек был на пашей стороне. А также Первый Магнат и верные Содружеству члены семьи.

— Разве их можно перетащить па нашу сторону? И каким же это, интересно, образом? Марк тоже никак не желает примкнуть к оппозиции, а уж верные Единству члены вашей семьи — просто кремни. Я не представляю, как и чем можно их переубедить.

— В настоящее время — да. Но дай срок, дай срок… Адриен и Северин уже на нашей стороне. Есть шанс, что и Катрин в конце концов изменит свое мнение. Поинтересуйся у Маши.

— Ха! — Кайл задохнулся от негодования. — Мы с ее величеством уже неделю не разговариваем. — Он натянул теплый шотландский берет, надел перчатки. — Не желаешь пройтись со мной? Пропустим по рюмочке-другой, третьей, четвертой, пятой?..

— Кайл, это очень важно. Ты никому не проболтался насчет Фурии?

Макдональд вскинул руки вверх, словно сдаваясь.

— Знал бы я, что так дело обернется… Что ж, буду нем как могила. И не ради ваших паршивых и всемогущих Ремилардов — исключительно ради моей внучки Дороти. Бедной девочке уже и так изрядно досталось в жизни. Тут еще свадьба с этим чудаком, загадкой природы, Джеком Бестелесным…

— Очень важно, чтобы ни единого слова не дошло до Дэви Макгрегора!

Кайл не смог скрыть удивления.

— Этот-то здесь при чем? Каково будет Дирижеру Земли расхлебывать подобный скандал?

— У Дэви с Фурией и ее креатурой, Гидрой, личные счеты. В 2051 году эти твари убили его жену. Казалось, что она покончила с собой, и чиновники из Магистрата не переубеждали публику. Однако Макгрегор узнал правду. При этом он получил доказательства, что Гидра напрямую связана с семьей Ремилардов, а Фурия спряталась в мозгу одного из членов нашего клана. Вот он и объявил нам войну, только Верховный лилмик заставил его заткнуться. Он и притих только потому, что решил, что эта дрянь сделала свое дело и подремывает в каком-то убежище. Если он узнает, что все обстоит как раз наоборот, что Гидра покушалась на жизнь Доротеи, его нельзя будет удержать. Мы считаем, что при таком повороте событий Верховный лилмик не пойдет на риск сохранения семьи ценой развала Содружества. Вспомни, среди экзотиков было очень много таких, кто считает, что Землю рановато приняли в Содружество. Они и теперь придерживаются того же мнения.

Кайл подмигнул хозяину.

— Ты знаешь, они совершенно правы в отношении землян — не находишь? Ладно, желаю здравствовать. Смотри под ноги этой ночью, а то не ровен час подставит Фурия ножку, ты и кувыркнешься с лестницы.

С этими словами он вышел на улицу. Слабо звякнул звонок над входной дверью.

— Вот chite de merde[9]! — Роджи тяжко вздохнул. Кайлу можно верить, он не проговорится, если дал слово. Тем более что через несколько месяцев, когда Ти-Жан и Доротея сыграют свадьбу, этот омоложенный шотландец тоже станет членом семьи. Тут уж ему деваться некуда — придется держать рот на замке.

Он долгим взглядом окинул входную дверь, мысленно вывел на внешней стороне «ЗАКРЫТО». Марсель, распушив хвост, уже крутился возле его ног, мяукал и телепатически напоминал, что сейчас самое время подняться наверх и перекусить.

— Подождешь, обжора, — ответил Роджи и потушил свет в комнате. — У меня еще кое-какие дела. Надо рассортировать последнюю партию книг, она пришла, пока я был на Каледонии.

Он направился в комнатку, которая служила ему кабинетом. Прежде всего Роджи распаковал присланные по почте посылки с книгами. Все это была научно-фантастическая литература и фэнтези — собственно, этого направления он в торговле и при держивался. Роджи перебрал тома. Вот в бумажной обложке, в хорошем состоянии, роман Северала Р. А. Лаферти, рядом «Ральф 124С41» Хьюго Гернсбека, ниже отличное собрание романов о Джерри Корнелиусе Микаэля Муркока в первом английском издании. Батюшки, наконец-то прислали «Цветы для Элджернона» Даниэля Кейза!..

Роджи улыбнулся и осторожно разложил книги на письменном столе. А вот и раритеты — это его нью-йоркский агент постарался: «Мозг Донована» Керта Седмака, издательство «Кнопф», 1943 год, и «Звезда нерожденного» Франца Верфела. Эта книга была издана в 1946 году издательством «Викинг».

Расставив полученные книги по полкам, он взял под мышку два книгодержателя. Оба были отделаны полированным нью-гемпширским гранитом. Это были подарки, предназначены в подарок Ти-Жану и Доротее ко дню свадьбы.

Марсель, сидевший рядом, муркнул и телепатически призвал хозяина пройти наверх… В этот момент кто-то решительно заколотил во входную дверь. Роджи негромко выругался и решил проигнорировать нежданный визит, однако гость продолжал ломиться в дверь. К тому же он оказался сильным оперантом.

ДядяРоджиязнаютыПОЗВОЛИШЬМНЕВОЙТИ. Я должна по говорить с тобой! — Всю эту фразу незнакомка мысленно выдала одним духом.

Роджэтьен бросил за дверь ментальный взгляд — кто стоял на пороге, он разобрать не смог. Было видно только, что женщина вся в снегу.

— Черт бы меня побрал! — глухо сказал Роджэтьен.

Кот галопом помчался к двери, Роджи поспешил за ним, открыл дверь. Высокая женщина, закутанная в накидку, с опущенным на глаза капюшоном, шагнула в магазин. Возле ног незнакомки сразу образовалась лужа — видно, решетки, через которые подавался теплый воздух, включились на полную мощность.

Гостья скинула капюшон.

— Анн! — воскликнул хозяин. — Ради всего святого — что ты делаешь здесь, да еще в такую ночь? Я считал, что ты все еще находишься на Консилиум Орбе.

— Так же, как и остальные члены семьи? — Преподобная Анн Ремилард из ордена иезуитов грустно усмехнулась, потом сняла накидку и стряхнула налипший, уже начавший подтаивать снег на расстеленный у входа коврик. — Нет, дядюшка, я только что прибыла на рокрафте из космопорта Коуроу. Одним словом — как видишь, я здесь, на Земле. Причина одна: мне немедленно надо поговорить с тобой. Но прежде… Я страшно голодна и просто отчаянно хочу пить.

— Конечно! Пожалуйста! Но как насчет Дени и Люсиль? Надо хотя бы предупредить их, что ты прибыла на Землю. Видишь ли, у меня, собственно, остались одни объедки, да вот для этого обжоры, — он указал на кота, — банка консервов. Может, мы пойдем к твоим родителям, там и поедим?

— Нет, сегодня я бы не хотела видеться с папой. — Голос у нее дрогнул, и Роджи изумленно уставился на внучатую племянницу: у Анн из глаз покатились крупные слезы. — Как раз о нем я и хотела поговорить с тобой. Ты постарайся не упасть, когда услышишь то, что я скажу…

— Может, лучше поднимемся ко мне, наверх? — предложил Роджи. — У Дени неприятности? Он заболел?

— В каком-то смысле — да. — Анн неожиданно успокоилась, слезы на ее глазах высохли. Теперь ее изможденное, похудевшее лицо стало похоже на маску. Впечатление было жутковатое, особенно в том полумраке, который царил в помещении. У Роджи даже мурашки побежали по спине. Он невольно задержал дыхание.

— Что все-таки случилось? — спросил он.

— Я еще не вполне уверена, но мне кажется, папа страдает диссоциирующим ментальным расстройством.

— Ради Бога, выражайся попроще!..

— Если попроще, то раздвоением личности. Может, я ошибаюсь?.. — жалобно спросила она. — Может, это мне только кажется? Вот почему я отважилась поделиться только с тобой.

— Анн, может, хватит каяться, скажи наконец, в чем дело?

— Дени и есть Фурия.

3

Остров Оркас, Сиэтл, Земля

2 февраля 2078 года

Когда он понял, что дальше работать нет сил, что мозг, уже которую ночь лишенный сна, подстегиваемый его могучей волей и целительной силой, отказывается служить ему — даже ментальное насилие не помогло, в простейших операциях он начал допускать ошибки, — он наконец выскочил на улицу.

Погода была ужасная. На город навалилась снежная буря, порывы ветра достигали ураганной силы. Волны величиной с горы шевелились в проливах Пюджет-Заунд и Хуан-де-Фука, чередой наваливались на берег и так же, по очереди, откатывались, обнажая подводный путепровод, по которому была проложена линия городского метрополитена. Все наружные работы были прекращены. Ему как раз туда и нужно было — на стоянку летательных аппаратов. Ветер и площадку продувал насквозь, так что все легкие рокрафты уже были убраны отсюда. Остались только тяжелые, могучие машины, такие, как его «лир-хоукинс», например. Этой машине было наплевать на какие-то вихри — обычно Марк любил прокатиться на нем в такую непогоду. Но только не сегодня. На этот раз он ввел программу полета на остров Оркас — пусть теперь поработает это металлическое яйцо. С него хватит, он восемь часов безвылазно просидел за компьютером. Теперь этот гнусный, пе реполненный кровью и всякой другой пакостью мозг отказывается работать!

В общем-то он несправедлив к собственному рассудку. С этим у него как раз все в порядке.

Слабые, немощные смертные станут бессмертными!

Нет, он слишком устал, чтобы закончить работу, хотя ему и потребуется на это не больше четырех-пяти часов. Сил нет пилотировать рокрафт, хотя тут вроде и добираться недолго. Каких-нибудь сто семьдесят километров от его лаборатории до островов Сан-Хуан. Марк вконец изнемог под тяжестью глупой посторонней мысли, навалившейся на него. Зачем она?

Кто бы мог подумать, что придет день, и я почувствую жалость к своему бедному младшему братишке… Которому прежде завидовал? Ну, признайся?.. Как можно завидовать чуду природы, естественному феномену? Можно ли завидовать Ниагарскому водопаду?

Джек счастливчик, баловень судьбы. Уж он-то никогда бы не поддался физической усталости, этому идиотскому, не имеющему оправдания наследию затянувшейся эволюции. Он способен находиться в рабочей форме столько, сколько необходимо. Питается фотонами и теми молекулами, которых в избытке в окружающем воздухе. Они для него как жареные кролики…

Если бы он был рядом, если бы помог… Куда легче было бы найти решение главной проблемы адаптации центрального ствола головного мозга к искусственным устройствам типа Е. Вся трудность плана Кеога заключалась в том, что никто не мог точно сказать, возможно ли в принципе подобное соединение. В этом вопросе нельзя было допускать никакой неопределенности. Однако после того, как Директорат по науке правительства Земли назначил служебное расследование инцидента на Каледонии, Джек заметно охладел к исследованиям в области искусственных церебральных усилителей. Создается впечатление, что в настоящее время его интересует только политика, межгосударственные отношения в пределах Содружества — здесь он выступает рьяным поборником Галактического Единства. Ну и конечно скорая женитьба на Доротее Макдональд. Совсем помешался от любви… Разве можно впустую растрачивать свою уникальную жизнь, исполинскую творческую силу, которую вполне можно было бы применить для чего-то важного, стоящего?.. Например, помог бы старшему брату…

Джек — осел! Ему даже в голову не приходит, что он за штучка! Какая удача выпала на его долю, ведь он — уникум. Он по своему потенциалу превосходит любого человека. Что там человека! Любое разумное существо в Галактике, кроме разве что Верховного лилмика. Да и это еще под вопросом… И на тебе — живет без цели, без какого-то внутреннего огонька, без ? lan[10], как самый заурядный обыватель. И кругозор у него такой же. Ему под силу стать БОГОМ! Почему он не хочет мне помочь ?

Создание мощного искусственного церебрального генератора — это шаг в правильном направлении. Если, конечно, его можно создать. А вот это как раз под вопросом. Если бы только он, растворившись во время эксперимента в искусственной плоти, мог проверить, совместима ли система Е-18 при ее подсоединении к главному стволу мозга с загадочным мозжечком — самой таинственной частью нашего мыслительного органа. Только и всего!.. Ему бы еще четыре часика поработать, и он сам бы допетрил, существует ли вообще решение этой задачи. Но эта предательская плоть не выдержала. Изнемогла, так сказать, от усталости… Даже метапсихическая плетка не помогла. А ведь это так интересно — допустимо ли усиление метасотворительной функции с помощью искусственных средств?

Если это возможно!

Тогда свободен! Окончательно свободен! Как Джек Бестелесный… Как лилмик… Свободен, как ангел! Если только эти похабные реакционеры не подрежут мне жилы.

Тут еще эти экзотики путаются под ногами. Их, видите ли, глубоко беспокоят этические вопросы, связанные с применением подобных устройств. С самого начала разработок церебральных генераторов они не давали спокойно работать, все время ставили палки в колеса, замучили оговорками, бесконечно высказываемыми опасениями. Одним словом, величайшее изобретение в истории человечества им явно не по нраву. Причем они-то сразу разобрались в существе проблемы. Их пугает перспектива искусственного усиле ния метатворческой функции «из-за потенциальных злоупотреблений».

ОНИ так заявляют. Лжецы! Расследование на Каледонии сразу прояснило ситуацию, всем стали ясны истинные мотивы их отрицательного отношения к церебральным генераторам.

Хорошо, что впечатляющий успех команды геофизиков, использовавших ЦГ-оборудование, вывел проблему из-под негласного замалчивания, наложенного Консилиумом. Теперь общественность может спокойно обсудить все аспекты этого изобретения. Кроме Каледонии, есть и другие планеты — колонии Земли, где риск сейсмических катастроф тоже очень велик. Некоторые из этих миров были заселены более пятидесяти лет назад, так что вывезти оттуда поселенцев — это невыполнимая задача. Да и кто из них согласится уехать с новой родины, тем более что появилось надежное средство избежать беды. Так что теперь попытки запретить новые технологии ни к чему не приведут. Все человечество встанет на защиту своего права использовать свои открытия по собствен ному усмотрению.

Кошку выпустили из дома, назад ее не загнать, придет, когда сама захочет. Плевать ей на мудрые дальновидные рассуждения экзотических умников.

В то же время у Марка вызывала раздражение необходимость держать новые разработки в секрете, чтобы паникеры из рядов человеческого сообщества не подняли вой и не добились запрета на продолжение дальнейших разработок. Это они недавно приняли Джека в Магнаты и вовлекли в политику.

Я могу понять папу. Мне ясны причины, по которым он выступает против меня и идет на поводу у экзотиков. С этим связана его карьера. Но Джек!..

Сразу после успешного применения ЦГ Директорат по науке Земли принял решение провести тщательное расследование. Тем самым люди надеялись подавить глухое недовольство, которое все заметней зрело среди экзотиков. Шигеру Морита, главный директор-распорядитель СЕРЕМа — лаборатории, которой руководил Марк Ремилард, — засвидетельствовал, что с таким могучим устройством, как шлем, использующий модуль Е-18, может справиться только выдающийся и, что очень важно, специально натренированный оперант. Отсюда вытекало, что наблюдение за такими людьми и тем более организация специальных тренировок для них могут быть легко поставлены под контроль. Так что удержать тех, кто способен управляться с Е-18, в рамках закона, трудности не представляет. Правда, в этом заключении был обойден ключевой вопрос — способно ли подобное устройство служить приманкой для натур пылких, увлекающихся, не введет ли оно их но грех?.. Этот вопрос остался открытым. Точнее, он был отброшен в сторону как ненаучный… Дело в том, что работа с церебральным усилителем была связана с большим риском для самого исследователя, и возможные выгоды от незаконного применения шлема, казалось, были несравнимы с реальной угрозой. Этот факт подтвердила и сама Управляющая Каледонией, которая сильно пострадала во время того случая.

Большинство членов Директората по науке готовы были проголосовать за разрешение дальнейших разработок и этом направлении. Неожиданно среди Магнатов-экзотиков подня лась волна недовольства. Этого уж никто не ожидал!.. Какое их дело? Тем не менее развернулась напряженная дискуссия, интерес к которой был подогрет тем, что сам Первый Магнат Государства Земля принял в ней участие[11]. Он и сформулировал на понятном языке те туманные опасения, которые вдруг обуяли наших братьев по разуму.

Экзотические расы, входящие в состав Галактического Содружества, опасались, что любое использование искусственных средств усиления мозговой деятельности человека способно исказить, а то и извратить естественную эволюцию рода homo sapiens. Тем самым сознание людей станет несовместимым с Единством, неизбежным ментальным образованием, которое, собственно, и является основой для межзвездной конфедерации. Построение естественного, общего для каждой разумной особи метапсихического пространства являлось конечной целью развития разума как природного эволюционирующего об разования.

Единство! Что это за bete noire[12]!..

Этот тезис экзотики даже не пытались доказать. Его и доказать невозможно! Однако впечатление это высказывание произвело, особенно на членов Директората, включая Джека. Все же решение — правда, большинством всего в три голоса — было принято в пользу ЦГ. Их использование разрешалось. Хуже всего было официально высказанное сенсационное предложение, вызвавшее бурные дебаты на вскоре состоявшейся сессии Консилиума. В нем Директорат высказался в пользу объявления моратория на дальнейшие исследования в этой области. Поль Ремилард и его сын Джек оказались горячими сторонниками именно такого решения проблемы.

Глупцы! Олухи царя небесного!.. Создание и совершенствование ЦГ — жизненная необходимость. Можно ли что-либо подобное сказать о Единстве?

Если откровенно, то Содружество не способно дать Единству хотя бы мало-мальски удовлетворительное определение. Это не более чем туманная абстракция, трудно постижимая для огромного большинства землян, но к нему мы должны стремиться, его мы должны строить не покладая рук. Трудности усугублялись тем, что экзотики пока не сделали официального заявления о том, что человеческая раса как несовместимая с Единством должна быть исключена из Содружества, но эта перспектива, словно дамоклов меч, висела над человечеством. От нее трепетали сердца верных Содружеству землян, которые считали, что подобного решения ждать недолго — стоит только количеству недовольных превысить так называемый «порог ожидания», который определялся в десять миллиардов человек. Это должно было случиться в середине восьмидесятых годов двадцать первого столетия.

Они смогут исключить нас — это как пить дать — и ввести космический карантин, однако слишком поздно: мы стали слишком сильны, чтобы вот так бесцеремонно с нами поступить. Дудки! Пусть экзотики смирятся…

Но они не примирятся. Значит, разрыв неизбежен? Вовсе нет… В то время как схоласты и мобилизованные агитаторы Содружества на все лады расписывают прелести, которые ожи дают людей, слившихся в безмерном Галактическом Единстве, Магнаты-земляне, стоявшие на противоположных позициях, все с большей тревогой обнаруживали, что чем дальше, тем сильнее ущемлялись их права. Они уже начали ощущать нехватку ментальной свободы. Все это вызывало новые взрывы негодования, а воспеватели Содружества тем временем зани мались болтовней и все больше и льстивей начинали славить конфедерацию.

Скопище ослов!

В это критическое время песнопевцам следовало бы подумать о будущем и предпринять какие-нибудь решительные шаги. Первым и определяющим должно стать решение закрыть любые дебаты о Единстве. Они явно преждевременны… Ведь что получается — в атмосфере нагнетаемых страстей вопрос о церебральных усилителях мог стать прекрасным поводом для обструкции для любой из сторон. Таким образом, сугубо научный вопрос становился вопросом политическим.

Чертбыпобралихвсех ЧЕРТ БЫ ПОБРАЛ ИХ ВСЕХ! Мне необходимо отыскать способ обойти этот ублюдочный мораторий, они не имеют права запрещать мне работать, когда…

Если объективно оценивать последние события, то давление со стороны экзотиков несколько ослабло. Это было связано с решением комиссии Директората и последующим предложением по поводу подобных технологий. Кроме того, оказалось, что и для этих устройств обнаружился предел: усиление свыше трехсот единиц Х-фактора предположительно оказывалось смертельно опасным для живого существа. Е-18 сам по себе мог уничтожить своего носителя — это подтвердили и теоретические выкладки. Организм просто не выдерживал подобной нагрузки. При накачке мозга энергией, превышающей эту величину, особенно во время работы в метасотворительном режиме, тело просто могло испепелиться.

Может, в этом не совсем корректном анализе и поискать лазейку? Дело в том, что, во-первых, порог в триста единиц — далекий и труднодостижимый; во-вторых, этот предел яв ляется пределом не усиления, а всего лишь подхода к усилению. Способ одолеть этот барьер был очевиден — необходимо было разделить или, скорее, отделить телесную часть плоти посредством ее замораживания, исключая определенные цепи в коре головного мозга, почти до абсолютного нуля. В таком режиме сам церебральный усилитель будет предохранять те лесные органы и скелет и превратит их в сверхпроводник, по которому будет свободно протекать ментальная энергия.

Что-то подобное Джеку!

Разработка уже вступила в стадию подготовки программы исследований. Именно работа в этом направлении могла стать решающим ответом экзотикам. С помощью нового типа ЦГ можно было лишить их превосходства в области метапсихики. Именно с их стороны и подул ветер, именно по их настоянию и было принято официальное предложение рассмотреть необходимость работ в этом направлении.

Неужели мы уступим им?

Мысль о том, что в соответствии с нормами, принятыми в конфедерации, домыслами экзотиков насчет недопустимого искривления эволюции человеческого рода ему придется свернуть исследования, казалась Марку не просто смешной. Этот тезис противоречил философии науки. Человеческое сообщество обладало суверенным правом развить свой метапсихический потенциал, насколько это возможно.

И я добьюсь этого!

Усиление сотворительной мощи человеческого разума не более аморально, чем использование рычагов или машин для увеличения прикладываемой к объекту физической силы. Пусть другие расы откровенно заявят, что они просто-напросто опасаются, что соединенная ментальная мощь людей превысит возможности их так нежно лелеемого Единства.

Я продолжу работу в этом направлении. Наступит срок, и я продемонстрирую, каковы возможности подобного генератора. Тогда они не посмеют и рта открыть!

Новая необычная технология рождалась трудно. Пришлось открывать новые отделы, набирать специалистов, которые имели бы опыт работы с криогенной техникой. Опыта, правда, было мало — требовались новые дерзкие идеи. В ту пору Джефри Стейнбренер, заведующий сектором бионики, и предложил пригласить в СЕРЕМ брата и сестру, Диомида и Дьердь Кеог. Это были самые светлые умы в отделе криогенных технологий в концерне «Дюпон». Марку пришлось преодолеть свое отвращение к этой семейной парочке, ведущей довольно эксцентричный образ жизни, и через несколько месяцев контракт на астрономическую сумму был подписан. То-то Ремилард удивился, когда в короткое время Кеоги представили нечто, напоминающее парикмахерское кресло, которое по своим параметрам соответствовало всему тому, о чем мечтал Марк!..

Устройство оказалось возможным совместить с Е-18. Об этом позаботились Джордан Крамер и Герит Ван Вик, психофизики, которые были приглашены в СЕРЕМ из Оксфордского университета. Они же помогли адаптировать систему «SIECOMEX» в единый модуль.

Требования секретности заставили Марка на себе испытать возможности нового оборудования. Так он, по существу, стал и техником-испытателем.

Работы шли полным ходом…

Церебральный генератор, использующий все возможности тела, постепенно превращался из сказки в реальное техническое устройство…

Никто меня не остановит — ни Джек, ни Первый Магнат, ни Директорат по науке, ни все Галактическое Содружество…

Вот он и дома. Дверь яйцеобразного аппарата откинулась. Вдали приветливо горел огонек над входом в западное крыло особняка. Марк с трудом вылез из кабины и пошел по нап равлению к огоньку.

Ох, уж это тело! Если бы мне так чертовски не хотелось спать, дела пошли бы куда успешнее.

Марк Ремилард был высоким — до двух метров ему не хватало всего четырех сантиметров, плотным — вес его превышал сотню килограммов. С виду он напоминал своих предков, древних французов, переселившихся в Канаду. Ребята все были крепкие, и Марк не затерялся бы среди них. Мускулы у него были сильные, руки длинные, кулаки — с небольшой арбуз, шея — как у быка… В восемнадцатом — начале девятнадцатого века это давало несомненные преимущества в борьбе за выживание в северных лесах. Нынче, в веке двадцать первом, а точнее, в 2078 году от Рождества Христова, подобное телосложение, как и сама плоть, считалось почти анахронизмом.

На лифте он поднялся на второй этаж. Дом его, выстроенный по оригинальному проекту, отличался особой архитектурой, наглядно подчеркивающей близость этого сооружения к окружающей природе. Выбор строительных материалов — кедр и местный камень — как бы подчеркивал естественность появления дома в этой дикой, живописной местности. Остров был практически необитаем, если не считать Тьери Лашена, который вместе с домашними роботами присматривал за жилищем Марка. В такой поздний час Тьери, конечно, уже давно дрыхнет в теплой постели, так что придется управляться самому. «С чем управляться», — вздохнул Марк, проходя по коридору, одна из стен которого, прозрачная во всю ширь, выходила на пролив Сан-Хуан и остров Ванкувер. Об этом, прав — да, можно было только догадываться, потому что сейчас за стеклом сгустилась плотная ночная тьма, и только шум бури долетал до ушей Марка.

Спать. Все, о чем я мечтаю, — это только спать…

Он устал до такой степени, что лень было подумать о еде. Хотя, конечно, без этого не обойтись. У него уже давно крошки во рту не было. Ничего не поделаешь, придется напрячься. Уже в спальне он мысленно заказал гороховый суп, которым Люсиль кормила его в детстве. Им объедались еще их предки, прибывшие в Канаду из какой-то французской провинции. Утомлять себя добыванием ложки, тарелки Марк не стал — выпил суп прямо из поданной кухонным устройством миски. Полегчало… Настроение стало куда лучше; он, раздеваясь, принялся что-то насвистывать, на ходу проверил защитный ментальный экран. Вроде на месте… Никто не сможет навредить ему во время сна.

Он был уверен в этом.

Марк, солнышко мое. Это опять я? Ты помнишь меня?

Я не… Когда просыпаюсь. Что-то ты давно не появлялась. Убирайся!

Нет. Нам надо поговорить.

Ни в коем случае! Со всякой пакостью я не разговариваю. Тем более с такой, которая рождена моим собственным сознанием. Я не должен…

Это правда. Но я думаю, ты все-таки выслушаешь меня, как и раньше.. У меня есть к тебе предложение, ты сам сможешь оценить его значимость.

Сомневаюсь, чтобы мой собственный причудливый сексуальный кошмар мог сделать мне ценное предложение.

[13] Ты считаешь меня своим собственным кошмаром? Ну-ну.

Я избавился от похоти. Это что-то иррациональное… Бесполезное…

Ты все еще мечтаешь о ней[14]. Она постоянно является к тебе во сне.

Я… я ничем не могу себе помочь. Никто не в состоянии контролировать свои сны. Особенно такие грязные, как этот.

В этом нет ничего постыдного. Подобные сны всего лишь отражение естественной потребности человека. Ты считаешь, что расправился со своей сексуальностью — нет, ты просто придавил ее, загнал в самую глубь души. Не сомневайся: наступит день, и она выйдет наружу. Это будет взрыв невероятной силы!.. Ты даже представить не можешь, что с тобой может произойти что-нибудь подобное. То, что ты сейчас творишь над собой, — это психологическая пытка. Подобные эксперименты опасны.

Дерьмо. Человеческие существа имеют опыт целибата — и ничего вредного в этом не было.

Для кого-то, может, это и не представляет вреда, но не для тебя. Это часть твоей натуры, ты не можешь жить без этого.

Как Поль, например? Не может пропустить ни одной юбки, ни одной магнатки в секторе.[15]

Вы с отцом люди разные. Но, как и у него, у тебя тоже должны быть дети — хотя бы для того, чтобы ты передал им свое уникальное генетическое наследство: выдающиеся метаспособности, а также возможность постоянно обновлять свое тело. Эти гены делают тебя практически бессмертным.

За меня постараются другие члены моей семьи. Видит Бог, я уже потерял счет своим кузенам и кузинам.

Это совсем другое дело. Все твои братья и сестры и наполовину так не совершенны, как ты. Именно ты являешься вершиной эволюционного развития рода homo sapiens. Твой генетический код не имеет цены. Твоя метасила должна быть передана твоим детям.

Пошла к черту!.. Убирайся!..

Твой отпрыск сможет пойти дальше тебя, он и станет настоящим гением, если ты совокупишься вот с этой женщиной[16], которая подсознательно влечет тебя.

Нет, черт тебя подери! Я даже смотреть на нее не желаю.

Взгляни, и ты узнаешь, почему вы двое идеально подходите друг к другу, почему тяга столь необорима. Посмотри![17]

Боже милостивый!!! Заткнись, ты, извращенец!..

Что тебя беспокоит? Досужие моральные запреты? Стоит ли вспоминать о них теперь, когда все решает твердый научный подход? Сколько таких пар на свете! Те же Кеоги. У них пятеро детей, и все один здоровее другого.

Убирайся из моего сознания! Слышишь? Убирайся!..

Нет — до той поры, пока я не закину в твою упрямую башку этакий крючок, который не будет давать тебе покоя ни днем, ни ночью, который заставит тебя хорошенько поразмыслить над тем, что я тебе сейчас скажу. Ты находишься на подступах к осуществлению своей великой идеи. Скоро ты овладеешь способностью воспроизводить форму Джека. Придет время, и ты станешь Звездным Разумом, перед тобой откроются самые заветные тайны мироздания, а это, в свою очередь, повлечет усложнение тех задач, какие ты будешь ставить перед собой. И одиночку тебе с ними не справиться…

Это не имеет значения…

Нет, имеет, и пока ты не согласишься на предлагаемый мною план, ты будешь один. Как перст!.. Ты же не одинокий волк. Ты — лидер, о котором вещали пророки…

?..

Послушай, если ты родишь двух отпрысков с повышенной гомозиготностъю[18] — а по-другому с этой женщиной у вас и быть не может, вы же брат и сестра…[19]… У тебя в перспективе появится неисчислимое количество материала, с которым можно будет экспериментировать. В конце концов ты сможешь стать прародителем Ментального человека.

… Ментального человека ?

Это будет раса победителей, которым не будет равных в Галактике. Уверяю тебя, что я говорю правду.

Чепуха. Содружество никогда не позволит осуществить подобный замысел. И вообще этого не может быть.

[20] Это вполне осуществимо. Я могу помочь тебе добиться успеха — плевать нам на это Содружество. Чтобы доказать свою лояльность, позволь мне поучаствовать в решении стоящей перед тобой проблемы.[21]

Боже мой! Ну, конечно!.. Но — ты, мучитель! — я же забуду решение, когда проснусь.

Нет. Когда проснешься — вспомнишь. Все же остальное отложится в твоем подсознании и пусть подождет лучших времен.

Кто… Кто ты? Что ты хочешь от меня?

Ты сам знаешь, у нас одна и та же цель. Аи revoir1. Мы еще поговорим.

4 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Ошеломляющее заявление Анн заставило меня дать себе команду: «Держись! » Я просто не мог поверить в то, что услышал, меня словно столбняк охватил. Я все видел, все слышал, даже запахи ощущал, но все это было словно не со мной. Я почувствовал, что улыбаюсь, как идиот, однако ничего не мог поделать со своим лицом. Анн обняла меня за плечи, прижалась — до меня внезапно дошло, что она как каменная… Кот испуганно мяукал и терся о ее и о мои ноги. Его испуганный вопрошающий вопль помог мне прийти в себя, но двинуться я по-прежнему не мог. Наконец Анн оторвалась от меня, взяла под руку и попыталась увести в дом. Сколько можно было торчать у самой двери! В бакалейной лавке напротив свет был потушен, и темные окна слепо взирали через улицу. Только метель не унималась, ветер по-прежнему голосил снаружи. Наконец вслед за котом мы направились к лестнице, ведущей на третий этаж, где располагалась моя маленькая квартира. Второй этаж с отдельным входом занимала семья какого-то страхового агента, все уже вернулись домой, и, пока мы поднимались по старой скрипучей лестнице, до нас из-за стены доносились едва раз личимые голоса. Я жил под самой крышей, в мансарде — здесь особенно звучно и весело завывал ветер. Зимой я мог любоваться на проделки Санта-Клауса, который щедро рассыпал снежок по улицам и крышам Хановера.

Пока не добрались до кухоньки и не устроились за дубовым столом, мы ни слова не сказали друг другу. Я налил себе любимого «Уайлд Теки», тройную дозу, а в стакан Анн плеснул скотч. Она посмотрела на остатки ужина, покачала головой и, надев поверх рясы фартук, принялась за стряпню.

— Дени не может быть Фурией, — заявил я. — Ты все врешь, Анн. Дерьмо!..

Внучатая племянница тем временем уже шуровала в холодильнике — все пошло в дело: и копченая лососина, которую я хранил для гостей, и вермонтский сыр чеддер, и шесть яиц — мой неприкосновенный запас. Из кладовки она принесла тщательно упакованную французскую булку, даже нашла банку турецкого абрикосового джема. Анн сложила все припасы на столе и принялась натирать сыр.

— Неопровержимых доказательств, дядюшка Роджи, у меня нет, поэтому ты вправе считать меня неким предметом, который плавает в канализации без помощи весел. Но я больше чем уверена, что именно мой любимый папочка и является носителем этой дряни. Конечно, он не догадывается об этом — вот что самое отвратительное.

— Не могу поверить! — резко ответил я, — Я знаю Дени лучше, чем кто-либо из вас. Он был мне как сын. Pour I'amour de dieu[22] — вся его жизнь, с самого младенчества, прошла перед моими глазами.

— Да, мое свидетельство косвенное, не более того, но оно очень впечатляет.

Я отхлебнул виски.

— Рассказывай.

— Все началось в больнице. Помнишь, когда я чуть-чуть не погибла. После долгих размышлений я пришла к выводу, что это создание не может существовать без телесного носителя. Помнишь 2054 год, когда неизвестный проник в палату, где лежал младенец Джек? Кто-то устроил пожар в госпитале Хичкока, чтобы погубить его. Следящие системы зафиксировали нештатное проникновение, следы остались и на ментальных устройствах — правда, определить, кто это был, так и не удалось. Изображения и метаотпечатки оказались смазанными, по главное — этот случай подтвердил, что Фурия физически, сама по себе, ничего не способна исполнить. Для существования ей не обходим материальный носитель.

— Но все решили, что в госпиталь заглянула Гидра.

— Нет, это не так. Время не совпадает. К сожалению, я узнала об этом много позже. Когда в госпитале случился пожар, эта четверка находилась в доме Поля. Они убили несчастную Жаки Менар, его экономку, осушили ее сознание, а потом попытались то же самое проделать и с тобой. Ты же сам рассказывал мне об этом.

— Да-а, тогда мне пришлось пережить несколько жутких минут, — буркнул я.

В тот день я в стельку нализался. Но не до такой степени, чтобы не сообразить, что мне следует уносить ноги подальше, иначе эта пакость изжарила бы мне мозги, как и бедной Жаки.

— Это точно, — кивнул я. — Могу подтвердить, что вся четверка была там. Но ведь они сбежали на каком-то красном рокрафте — по-видимому, даже на твоем? Тогда еще раздался какой-то похожий на гудение или жужжание звук.

— Они украли мой аппарат, что во многом облегчило поиски. Точный момент времени, когда они превысили дозволенную скорость, зафиксировал живший поблизости студент. Любопытный такой студентик оказался… Жаль, что он не поинтересовался, кто злоумышленники. И почему-то к властям обращаться не стал — объяснил, что не придал этому значения. Вот почему я потратила столько времени, чтобы отыскать свидетеля. Только спустя какое-то время хановерскую полицию и дознавателей из Магистрата очень заинтересовало, куда отправилась наша дружная четверка, а тогда на это просто не обратили внимания. Никто не догадался сравнить время, когда раздалось это жуткое жужжание, с отметкой на часах следящих мониторов в госпитале. Я разыскала свидетеля, и мне стало ясно как день, что Гидра никак не могла оказаться в палате Джека в момент пожара. Следова тельно, Фурия на этот раз действовала лично.

— Ты все-таки настаиваешь, что… это… это Дени?

— Если подходить непредвзято, да. Все мои братья и сестры, а также Марк имели непробиваемое алиби — кроме меня. Но мне-то известно, что я не виновна! Возьмем, например, Люсиль. После визита Марка она отправилась в другую больницу, чтобы утешить Катрин. Дени остался дома и только потом забрал Люсиль из дома дочери. Ты помнишь, как моя сестра переживала, узнав о смерти Гордо? Мама собиралась провести с ней всю ночь — мало ли что могло с ней случиться. Однако неожиданно явился папа и отвез ее домой. Таким образом, он целый час был предоставлен самому себе. Я все подсчитала — времени вполне достаточно.

— Почему же никто и никогда не подозревал Дени?

— Тут важен психологический аспект. Члены семьи не могли всерьез рассаматривать подобную версию — это казалось откровенной глупостью! Конечно, разговорчики ходили, но как-то между прочим. Мы все в той или иной степени уверены, что монстр прячется в одном из нас. Скорее всего в Марке… Но вслух заявить, что наш отец является носителем этой дряни, которая руками Гидры совершила столько преступлений — это было слишком. Ты, должно быть, помнишь, что все Ремиларды включая Дени прошли сканирование на окс фордском метапсихическом детекторе лжи. Нам всем просветили мозги, и в конце концов было установлено, что все Ремиларды чистенькие как овечки. Это, знаешь ли, здорово успокоило страсти, хотя уже в ту пору было известно, что появление этого чудовища вполне могло быть следствием душевного расстройства, вызванного какой-нибудь тяжелой психической травмой. В таком случае подобная проверка ничего дать не могла. Ведь знаешь, как бывает — можно поверить в то, во что очень хочется верить.

— У меня неделю голова разламывалась после той промывки мозгов, — признался я и вновь наполнил стакан. — Как ты поступила со всей этой кучей дерьма?

— Я обратилась к Генеральным инспекторам на Консилиум Орбе. Они меня выслушали и ответили, что ничего предпринять не могут. То есть просто не знают, что делать с этой, как ты выразился, кучей. Потом они передали все материалы в руки Страдающего Сознания. Тот тоже заткнулся — до сих пор ни ответа, ни привета. Очевидно, это молчание следует понимать так: раз Фурия пасется в мозгах кого-то из Ремилардов, пусть они сами и изгоняют ее.

Это была интересная новость! Выходит, Фамильный Призрак решил умыть руки! Хорошенькое дельце. Тут меня и осенило: сами так сами.

— Мы можем привлечь к поискам Джека и Доротею. Она скоро станет членом нашей семьи.

Анн приняла это предложение без особого энтузиазма.

— Стоит ли посвящать их в семейные тайны? Фурия, конечно, не сможет проникнуть в их сознание, но может узнать об этом, выведав секрет у кого-то из нас. Например, у Марка.

Я опешил. Возражение было… как помягче сказать… не совсем логичное. Ну, да ладно…

— Насчет Марка, — вслух сказал я, — можешь не сомневаться. Он признался, что в последнее время его донимают сны. Я бы определил их как далеко не безопасные. Фурия призывает его присоединиться. Точно также, как это было с Доротеей.

— И со мной, — сказала Анн.

— Toi aussi? Ah merde — ? a c’est le comble![23]

В этот момент меня впервые кольнуло подозрение: а не лжет ли Анн? У меня даже дыхание перехватило, и словно железные пальцы сжали мне грудь.

Между тем она продолжала.

— В первый раз это произошло, когда у меня только-только зародились смутные подозрения насчет Дени. Фурия явилась ко мне в образе Афины Паллады — сны, надо признаться, были захватывающие. Она начала склонять меня к тому, чтобы я полностью доверилась ей и помогла бы сотворить иную реальность.. Короче говоря, она попыталась проникнуть в мои мозги. — Анн пригубила из своего стакана. — Это случилось в 2054 году, как раз когда Земля была окончательно освобождена из-под опеки Галактического Содружества.

— Выходит, это случилось за восемнадцать лет до того, как подобное предложение было сделано Доротее?

— Возможно. По-видимому, у нее и у меня были какие-то качества, делавшие нас удобными носителями для Фурии. В моем случае эта дрянь приняла образ древней богини, которой я когда-то восхищалась. Действовала она тонко, исподволь обращала в свою веру. Роль мне предлагалась важная — издали направлять действия Гидры. От меня требовалось согласие стать орудием Фурии, в этом случае мне позволялось покорить весь мир. То есть, с одной стороны, мне предлагалась безграничная власть, с другой — тех же размеров рабство. Знал бы ты, дедушка, какие страстные споры мы вели!.. В какой-то момент, это случилось в разгар самого ожесточения, я внезапно прозрела и поняла — никакая это не Афина, а Фурия. Я отказалась сотрудничать в деле установления Второго Галактического Содружества. Это далось мне нелегко. Я тяжело заболела и едва не лишилась рассудка. Позже, когда я кое-как оклемалась, мне пришло в голову, что Афина является любимой дочерью Зевса и что она появилась на свет в полном облачении и вооруженная до зубов сразу из головы небожителя. Мудрая, непобедимая дева, всегда занимавшая место по правую руку от отца и даже носившая его чудесный щит и имевшая право использовать божественную молнию для восстановления справедливости.

— Помню, ты всегда держала на рабочем столе статуэтку Афины.

— Точно. Она служила мне примером. Образцом, по которому следовало жить. А кто же Зевс? Ясно, что мой знаменитый папаша, чьим выдающимся умом я восхищалась.

— Это понятно, — согласился я. — Аналогия здесь самая простая. Что-то из архетипов Юнга…

— Я пришла к такому же выводу. Конечно, в моей догадке нет и капли логики, но именно тогда я окончательно уверилась, что папочка — единственная подходящая кандидатура для Фурии.

— Есть еще какие-нибудь соображения? Факты?.. — Я тупо смотрел в свой пустой стакан: на донышке еще оставались несколько капель виски. Теперь самое время сделать вид, что я налакался сверх всякой меры. Эта мысль будоражила меня — нельзя упустить случай узнать подробности.

— Это касается психики Дени, — ответила Анн. — Болезнь, которую профессионалы называют диссоциирующим ментальным расстройством, почти всегда возникает вследствие сильнейшей психической травмы. Наведенная порча обычно отличается исключительно болезненным сексуальным аспектом. Причинить боль может кто-то очень — например, человек, на которого была обращена любовь и который предал больного. Подобная травма со временем усугубляется — тем более если эта ситуация то и дело повторяется и превращается в бесконечную пытку. Тогда-то и появляется чувство вины — как возможное объяснение, почему именно с тобой происходит все это. Одновременно начинается поиск дьявольской силы, которая крутит и вертит человеком, как захочет. В результате наступает так называемая дискразия личности, то есть раздвоение… Единственный из Ремилардов, который полностью подходит к этому сценарию, это Дени. И его жертвы…

Свет жуткой истины замерцал перед моим мысленным взо ром. Я поднял голову, наши взгляды встретились.

— О Боже! Брат!.. Дон!.. — с трудом выговорил я.

Некоторое время мы молчали. Наконец я произнес:

— Помнится, чуть ли не с рождения Донэтьен его обижал и побаивался. Однако он никогда бы не осмелился… Только не над собственным сыном! — Я замолчал, придавленный обрушившейся на меня ужасной догадкой. — Может, поэтому он так пил?

Анн сидела с каменным, побледневшим — ни единой кро винки — лицом.

— Возможно, — тихо сказала она. — Дедушке как раз и следовало напиться до смерти, когда это случилось с ним в первый раз. Могу себе представить, что он испытал, когда почувствовал, что обладает дьявольской силой. Он, наверно, едва не сошел с ума. К тому же — как ты рассказывал, — в ту пору он места себе найти не мог: жена его была на сносях, она ждала Виктора. Вполне возможно, что он так до конца и не излечился от травмы — точнее, так и не вышел из этого полубезумного состояния. Насколько мне известно, Донэтьен Ремилард был опасный человек. Поведение непредсказуемое — и все потому, что он не мог справиться со своим сверхчувственным потенциалом. Это был эгоист до мозга костей, подверженный постоянным депрессиям и, как ни странно, агрессивный до предела, особенно когда выпьет…

Слезы ручьями текли у меня из глаз, и не было сил остановить их…

— Мы были двойняшками, — наконец заговорил я, — однако характеры наши диа метрально расходились. Он и Санни увел от меня. Не думаю, чтобы он по-настоящему любил ее. Просто ему очень хотелось досадить мне и расстроить нашу свадьбу.

Анн деликатно принялась расспрашивать. Я рассказал ей о ранних годах жизни моего брата, о более чем странном отношении ко мне. Потом разговор увял — мне было тяжело вспоминать всякие скверные подробности. К тому же чем дальше, тем отчетливей до меня доходило, что, даже если Анн ошибается, все равно в ее словах что-то есть. Собственно, в ее словах таилась разгадка, но как я мог вот так сразу принять ее ?!

Между тем она нарезала хлеб, сыр, копченую лососину, взбила яйца с молоком — наверное, собиралась приготовить омлет. Так и оказалось. Теперь она разгуливала по кухне в белой блузке, черной юбке и в фартуке. Отощала за то время, что мы не виделись, — словами не передать.

Я попросил Анн объяснить мне, как функционирует расщепленное сознание. Как безумная Фурия могла овладеть сознанием такого тихого и не отличающегося претенциозностью человека, как Дени Ремилард?

— В каждом случае все происходит по-разному, — ответила Анн. — Но на мой взгляд, корни душевного заболевания отца следует искать в его прошлом. По большей части его внутреннее «я» находится под полным контролем рассудка. И тогда перед нами заслуженный профессор метапсихологии, лауреат Нобелевской премии, уважаемый теоретик и писатель, любящий и любимый муж, ваш собственный племянник и приемный сын, отец Поля, Мориса, Северина, мой и Катрин, Филиппа. Но иногда — я не могу сказать, почему это происходит, — его вторая ипостась вдруг просыпается и скручивает этого достойного гражданина в бараний рог до такой степени, что он даже не осознает, что с ним творится. Его обыденное, вполне миролюбивое «я» превращается в нечто, истекающее болью и ненавистью. Сознание преображается, его заполняют жажда убийства, он бредит насилием, его охватывает мания величия. Это второе «я» напрочь отделено от первой ипостаси. Они не знаются друг с другом. При этом свихнувшееся «я» вполне может оформиться в целостную личность, обладающую целевыми установками, противоположны ми тем, которые исповедует обычное эго. Оно может быть даже куда более сильным в метапсихическом отношении, потому что имеет возможность пускать в дело скрытые резервы рассудка.

— Фурия!.. — воскликнул я. — Она же назвала себя Фурией!.. Я же был там, когда эта пакость возникла… «Я — неизбежность», — заявило чудовище. Я никогда не понимал, что бы это могло значить.

— Второе «я» Дени не могло безо всякой причины назвать себя подобным образом. Теперь мне многое стало понятным. Отец получил классическое образование, а фурии и эринии в классической древней мифологии являются богинями разрушения и мщения тем, кто виновен в насильственном нарушении порядка, установленного в мире.

— Sacre nom d'un chien[24], — буркнул я.

— Дед, не можешь ли ты припомнить какой-нибудь случай из жизни отца, который мог бы подтвердить мой диагноз?

Я вытер вспотевший лоб носовым платком и попытался сосредоточиться.

— Разве что случай, который произошел с ним трехлетним. Это было в 1970 году. В ту пору я имел серьезный разговор с Доном и Санни насчет сверхчувственных способностей малыша. Пора было что-то предпринимать… Они разрешили мне заниматься с ним, чтобы он научился управлять своими мыслями. Как-то раз Дон явился домой совершенно пьяный, и его так и тянуло сделать кому-нибудь пакость. Он решил подшутить надо мной и подсыпал мне в чашку с какао ЛСД, однако Дени, невинное дитя, все мне рассказал. Посмотрела бы ты на Дона! Он готов был кирпичи обо… ть! Начал гоняться за мальчишкой — ремнем, что ли, хотел его отстегать или еще что… И тогда этот кроха применил к нему ментальную силу. Сжал его — тот словно в тиски попал, перепугался до смерти. И вдруг малыш заявляет: «Папа не будет лупить меня». Тот рот разинул от удивления. Возможно, малыш совсем недавно овладел ментальной силой. Скорее всего, он хотел сказать: «Папа больше не будет лупить меня».

Наконец омлет, заправленный сыром, был готов, подоспела и горячая копченая лососина. Глядя, как Анн ловко управля ется на кухне, старый Роджи внезапно почувствовал голод. Тем более что омлет выглядел очень аппетитно. Анн разложила еду по тарелкам и, грациозно вскинув руки, быстро прошептала молитву. Роджи невольно, удивляясь себе, последовал ее примеру, потом отломил большой кусок рыбы и дал Марселю — тот уже только что на стол не залезал и шнырял под ногами, задрав хвост. Наконец кот довольно заурчал.

За окном по-прежнему завывала вьюга.

— Как насчет Виктора? — вдруг спросила Анн. — Что можно сказать о втором ребенке Дона и Санни? Говорят, он был настоящий монстр? Почему так случилось?

— В то время я сам ничего понять не мог. Виктор родился в том же самом 1970 году. Очень был похож на отца, тот был совсем без ума от него. Он запретил мне близко подходить к ребенку — сказал, что сам займется его воспитанием.

— Он сумел многому научить его. Сил не пожалел. — Анн глянула в окно и крепко сжала губы. — Знаешь, в Евангелии есть строки… Я их часто вспоминаю. Помнишь Иисус в разговоре о детях предупредил: кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему на шею мельничный жернов и потопили его в пучине морской. Психологи считают, что в этих словах скрыта глубокая истина.

Когда с детьми плохо обращаются те, кто должен любить их, это причиняет несформировавшимся умишкам непоправимый вред. Может, поэтому Виктор стал социопатом. Я сама слышала, как отец несколько раз высказывался в том смысле, что его брат вырос чудовищем. Но как мне кажется, Дени никогда не задумывался, что и он сам мог стать одной из жертв отца.

— Ненависть пожрала Дона. Его собственная ненависть, — прошептал я. — Перед смертью он признался, что всю жизнь ненавидел меня, и я тоже должен отплатить ему тем же. Сама мысль о том, что кто-то может прожить, не испытывая отвращения и злобы к миру, была ему невыносима. Тут все в кучу смешалось: и стыд — за то, как он обращался с женой и детьми, и пьянство, и ненависть к самому себе — за то, что он был не такой, как другие.

— Может, был какой-нибудь случай, ко торый можно было бы использовать в качестве ключика, чтобы отомкнуть душу Дени?

Я задумался.

— Разве что… Знаешь, я всегда страшился, что Дени проникнет в мое сознание. Уже после нескольких занятий я ему строго-настрого запретил читать мои мысли. Я его очень лю бил, однако его сверхчувственная сила меня ужасала. Он сразу подчинился запрету.

Анн кивнула:

— Так всегда бывает между родителями-оперантами и их детьми, они как бы молчаливо уговариваются. Это происходит на уровне бессознательного. После какого-то периода оказывается, что дети просто не в состоянии проникнуть в мысли родителей. — Она обошла вокруг стола и взяла Роджи за руку. Глаза ее странно прищурились. — Ты стал отцом для Дени… Вот почему я пришла к тебе, дедушка Роджи, а не к кому-то еще из нашей семейки. Фурия никогда не сможет прочитать твои мысли или силой проникнуть в твое сознание.

— Мне кажется, Дени несколько раз пытался, — осторожно возразил я.

— Конечно, — кивнула Анн, — так всегда бывает. Неверное истолкование твоего мысленного приказа во время игры, но все это до той поры, пока не будет объявлен твердый запрет. Это одно из краеугольных положений метапсихики — невозможно использовать эту силу вопреки своему бессознательному. Если ты, например, не желаешь исполнить то-то и то-то, но обязан это сделать, то все выходит через пень-колоду. Это, так сказать, внешнее проявление основного закона. Но если ты подсознательно считаешь какое-либо действие недопустимым, то у тебя вообще ничего не получится.

Я покопался в памяти.

— Вот еще загадка, которая никогда не давала мне покоя, — начал я. — Дени постоянно винил себя за то, что допустил, чтобы братишка Вик убил Дона. Более того, ему хорошо было известно, как зверски обращался Виктор с младшими братьями и сестрами, однако он ничего не предпринимал — даже тогда, когда тот расправился с тремя сестрами, которые посмели бросить ему вызов. Если вспомнить их мать, Санни… Ведь Дени едва успел вырвать ее из тисков Вика. И все равно этого удара она не смогла перенести — претерпеть подобное от собственного сына! Очень скоро она отдала Богу душу… Дени всегда высказывал вслух свое возмущение. И что же мы имеем в конце концов? Вика настигло справедливое возмездие, он потерял разум и стал подобен растению. А что же Дени? Он заботился об этом ублюдке двадцать шесть лет. Сколько денег ухлопал на покупку машин, которые бы поддерживали существование тела! Чем он объяснял свое непонятное милосердие по отношению к убийце собственной матери? Тем, что за этот срок Вик окончательно раскается. Как же, раскаялся!.. Ждите!.. Более того, каждый год, на Страстную пятницу, он собирал всю семью для метапсихических бдений возле его тела. Даже Люсиль не могла ему втолковать, что подобная idee fixe есть совершенная глупость. В последний раз, в 2040 году, когда умер Вик, он настойчиво звал меня принять участие в этой мысленной тризне. Слава Богу, что я нашел в себе силы отказаться.

— Дядя Роджи, постарайся вспомнить все, с чем было сопряжено рождение Фурии, вплоть до мельчайших деталей. Очень важно, что только со смертью Виктора эта пакость сумела овладеть душой Дени. Получается, что некоторый разлад в его сознании тогда уже существовал. А может, и всегда он находился в разладе. Может, он втайне одобрял соверша емые Виком зверства. Где-то на бессознательном уровне… Может, сам мечтал о таком, да не решался. Отсюда и экзальти рованное чувство вины.

Я пожал плечами:

— Ничего по этому поводу сказать не могу. Знаю только, что, едва появившись на свет, эта дрянь первым делом попыталась проникнуть в мои мозги и сделать из меня раба. Я так понял. Знаешь, как было трудно!.. Однако некая иная сущность, добрая по природе, спасла меня. Откуда она взялась, понятия не имею.

Анн широко раскрыла глаза.

— Кто же это мог быть? Здоровая часть натуры Дени?

Я задумался и пришел к выводу — сейчас не время посвящать ее в тайну Фамильного Призрака. Поэтому ответил уклончиво:

— Скорее всего, Фурия вместо меня наложила лапу на пятерых детишек, которые еще находились в утробах матерей и которые со временем стали составляющими Гидры.

— Конечно, все это не так просто — и обольщение и манипулирование, однако, мне кажется, ты смотришь в корень. — Анн поднялась и вытащила из микроволновой печи подогретый абрикосовый джем. — Что насчет дальнейших попыток Фурии проникнуть в твое сознание?

— Ничего. Я почувствовал, что эта пакость устроилась в засаде, однако, кроме кошмарных снов, никаких принудительных попыток проникнуть в мои мозги она не предпринимала. Помнится, однажды я совершенно явственно ощутил ее присутствие. Это случилось в 2053 году, когда родился Ти-Жан. Младенцу тогда было очень плохо, вот эта дрянь и решила воспользоваться моментом и взять его под свой контроль, однако… В общем, Фурия наткнулась на меня, ей пришлось бежать, и Ти-Жан остался жив.

— Ты сумел что-нибудь запомнить? Ну, какое-нибудь ее отличительное свойство?

— Чертовски сильна.

— Это может быть важным.

Анн принялась изучать меня безжалостным и каким-то отрешенным взглядом. Я мгновенно ощутил прикосновение ее могучей метапсихической силы. Она ощупала мою ментальную защиту, чуть надавила…

— Ты никогда ничему не обучался, дядюшка Роджи, — тихо сказала она, — но я всегда подозревала, что ты, сам не сознавая этого, очень силен метапсихически.

Я холодно как ни в чем не бывало посмотрел на нее.

— Дени всегда утверждал, что моя скрытая метасотворительная сила, точнее, потенция, — удивительная штука. Однако я никому не позволял измерить ее. Тебе тоже… Так что, черт побери, перестань испытывать мое терпение, ma petite[25]!

Она нарочито беззаботно рассмеялась. Пока мы пили кофе, чувствовалось, что она собирается с мыслями.

— Ладно, Роджи, отбросим дерьмо в сторону, — заявила она. — Если бы ты мог снабдить меня какими-то характерными подробностями, присущими метапсихическому комплексу, называемому Фурией, это могло бы здорово помочь Дени. Успех лечения будет напрямую зависеть от правильной настройки метацелительного курса.

— Надеюсь, ты не станешь использовать силу, чтобы выудить эти данные из моих мозгов?

— Почему бы и нет? Хотя, конечно, может оказаться, что там у тебя нет ничего существенного. Тем не менее есть шанс, что в момент рождения Фурия, пытаясь проникнуть в твое сознание, могла оставить какой-нибудь характерный след. По мимо своей воли ты мог сохранить в памяти ее ментальный отпечаток. Особенно более-менее точный профиль принудительной силы.

— Что-то подобное тому, что сохранила в памяти Доротея? Эту заунывную жужжащую мелодию?..

— Точно. Любой курс лечения Дени предполагает необходимость преодоления защитных преград, воздвигнутых Фурией. Без этого успех просто немыслим. Теперь ты сам должен понять, насколько важна твоя скрытая информация.

— Не трать слов попусту, это мне понятно.

Ответ мой был не очень-то любезен, но было наплевать. Какие могут быть правила вежливости, если ты стоишь перед тем, что кто-то пытается вломиться в твои мозги, пусть даже из самых лучших побуждений… Между тем, надежно укрывшись за ментальным экраном, я лихорадочно соображал — что-то здесь было не так. Странно она себя ведет, и этот необъяснимый фанатизм в глазах… Что, если она сама и есть Фурия? Тогда она придумала очень ловкий сценарий, и я сам на блюдечке предоставлю ей свои мозги. Дудки! Я, конечно, не великий оперант, однако и не дремучий канукский идиот.

После некоторой паузы Анн сказала:

— Пойми, по сути своей натура у Дени здоровая, он не виноват в преступлениях, совершенных Фурией. Однако сам он никогда не сможет справиться или подавить агрессивность своего второго «я». Я согласна, что это обследование, которым мы сейчас займемся, — процедура болезненная. Однако в том-то и состоит долг членов нашей семьи — мы должны быть готовы пожертвовать жизнями. Впереди у нас еще много того, что надо сделать. Например, организовать метаконцерт, чтобы излечить отца. Думаю, что мы всемером способны добиться успеха, хотя это будет и непросто. Вспомни, что Фурия ока залась способной проникнуть в банк данных главного компьютера на Консилиум Орбе, когда помогла Гидре бежать из Шотландии. Этот факт наглядно продемонстрировал ее воз можности. Значит, она обладает способностью уничтожить любого, кто посмеет выступить против нее.

— Ты имеешь в виду, что она способна испепелять с помощью ментального лазера? — спросил я. — Тогда удивительно, почему она до сих пор ни разу не применила эту свою способность. Каждый раз она использовала Гидру. Опять же — чтобы поджечь госпиталь, ей понадобился физический носи тель.

— Понятия не имею. Возможно, это связано со структурой сознания Дени. Скорее всего, именно по этой причине Фурия ограничена в выборе средств. А может, это стратегическая задумка. Может, она решила до поры до времени держать в тени свои истинные возможности.

Я решил еще выпить кофе, поднялся из-за стола, подошел к плите. Тут мне в голову пришла хорошая мысль.

— Знаешь, — обернулся я к Анн. — Дени никогда по-настоящему не подвергался метапсихическим испытаниям — так, какие-то поверхностные тесты в молодые годы. Он постоянно заявлял, что калибровка его сверхчувственных способностей его не занимает — он, мол, чистый теоретик. Я уж не говорю о том, что его ни разу не проверяли по полной программе, с применением методик Содружества. Да и кому бы в голову пришло подвергать испытаниям старейшего гранд-мастера! Вот еще один штрих — после принятия его в Магнаты он каким-то непонятным образом сумел избежать представления Верховному лилмику. Всем известно, что Дени должен быть блистательным оперантом — по крайней мере в одной из пяти метафункций.

— Я подумаю над этим вопросом. — Анн опять в упор взглянула на меня, опять направила на меня мысленный зонд. — Теперь тебе понятно, как важно проверить твою память, дядя Роджи?

— Как насчет тебя и Доротеи? Ведь ваша память тоже должна сохранить отпечаток Фурии, если та, как ты утверждаешь, приходила к вам во сне.

— Мы, конечно, попытаемся извлечь и эту информацию. Но — прости меня за откровенность — наши мозги устроены куда сложнее, чем твои, дядюшка Роджи. Ты не очень-то рассчитывай на свой ментальный экран. Придет час, и ты с удивлением обнаружишь, что он стал тоньше бумаги. — Она сделала паузу, потом вновь вопрошающе глянула на меня. — Если тебе действительно дорог Дени, ты не сможешь мне отказать.

Я криво усмехнулся, однако ничего не сказал.

Наступила тишина. Потом кофеварка подала сигнал, что кофе готов, и я предложил перейти в гостиную. На улице между тем по-прежнему падал снег, теперь уже совсем густой и крупный. За окном расстилалась серая мгла, которую разбивали только слабые желтоватые пятна — отсвет уличных фонарей — и редкие наплывы отблесков фар автомобилей, про бирающихся по городку. Только свет и показывал, что мы на Земле, а не в сером лимбо — непостижимом для меня подпространстве…

Я устроился в своем любимом старом кресле, Анн расположилась на диване вместе с Марселем. Тот, обожравшись, довольно мурлыкал и лежал смежив веки. Я мысленным об разом зажег дрова в камине, включил проигрыватель и добавил себе в кофе «Remy Martin».

Анн совсем погрустнела и вдруг неожиданно призналась:

— Есть одна трудность, дядюшка Роджи. Я не являюсь конструктором метаконцертов, однако по моим приблизительным подсчетам выходит, что соединенной силы моих братьев и сестер может не хватить, чтобы одолеть Фурию, даже если мы начнем работать по полной программе.

Я недоверчиво хмыкнул.

— А как же Ти-Жан? Как же Доротея?.. Уверен, они не откажутся принять участие в подобном мероприятии. Два бли стательных сознания как раз и добавят мощи.

— Я не считаю, что мы вправе рисковать их жизнями. Они оба так молоды.

— Чепуха! Они тут же ухватятся за эту возможность. А как насчет Марка?

— Я ему не доверяю. Он слишком эгоистичен. Слишком!.. — Она отрицательно покачала головой. — Этот высокомерный, расчетливый ублюдок!.. Боюсь, что он на стороне Фурии.

— Это самая настоящая чушь. Думай, что говоришь.

— Я не шучу, дядя. Я очень хорошо знаю Марка. Лучше, чем кто-либо другой в семье. Лучше, чем его отец Поль. Марк — эгоцентрик до мозга костей и насквозь аморален. Мо жет, я и ошибаюсь, но я уверена, что придет день, и он перевернет вверх дном все Галактическое Содружество. Я даже представить себе не могу, что ему будет предоставлен допуск в наше семейное метаобъединение.

— У тебя, конечно, может быть своя точка зрения. Тем более что в этом есть какой-то смысл. Но я и не предлагал включать Марка в состав метаконцерта. Я имел в виду его Е-18, этот странный колпак, который так здорово усиливает мысли. С его помощью все проблемы с увеличением мощи будут разрешены.

Анн нахмурилась и задумалась.

— Значит, ты предлагаешь использовать ЦГ для усиления мощности на выходе нашего целительного метаобъединения?

— Почему бы и нет? Джек и другие операнты успешно использовали эти дурацкие колпаки на Каледонии. Излечение Дени, на мой взгляд, представляет собой куда более простую задачу.

Анн мрачно усмехнулась.

— Доротея едва не погибла во время той операции. Никто из членов семьи не умеет обращаться с этим оборудованием. К тому же я всегда сомневалась в безопасности этих дьявольских устройств. Впрочем, так же как и Поль, Морис и Филипп. Прибавь сюда и всех Магнатов-экзотиков.

— Tout ca c'est fantaises[26]! Для того чтобы вылечить Дени, можно на время забыть о своих сомнениях. Научиться пользоваться ЦГ очень просто, недели хватит.

Анн, по-видимому, была не готова к подобному предложению. Ответ ее был в общем-то неубедителен.

— Я не знала, что с помощью ЦГ можно усиливать сотворительную и целительную силы. Об этом нигде практически не упоминалось. И это нигде не использовалось…

— А вы используйте…

Тут меня ошарашило: что это она вдруг глазки отвела, когда я упомянул о ЦГ?..

— У тебя что, есть другое решение, если с помощью метаконцерта, Ти-Жана и Доротеи вы не добьетесь успеха? Что ты задумала?

— Если мы не добьемся успеха, нам придется использовать противоположную целительной силу для устранения носителя этого чудовища. Поль уже сделал соответствующие распоряжения на этот счет. Это касается и Гидры — точнее, ее участников.

— Но ведь большая часть Дени здорова! — воскликнул я. — Вы не сможете убить его!..

— Если у нас не будет другого выхода, сможем, — усмехнулась монахиня, поиграла со своей опустевшей чашкой и начала мысленно вращать ее над висящим в воздухе блюдцем. — И мораль, и законы Содружества дают нам право погубить носителя зла. Но с Божьей помощью — и конечно, с вашей, дядя Роджи, — нам никогда не придется использовать эту возмож ность. Дени вылечится в ту самую секунду, как только мы истребим Фурию.

Долго я ничего не мог выговорить в ответ. Все вроде бы выглядело логично, и ради Дени я был готов на все, но — черт возьми, мне было как-то не по себе. Иное решение замерцало перед моим внутренним взором.

— Ладно, я согласен. К этому надо приступать как можно скорее. Только одно условие: пусть этим займется Доротея, и никто иной. Пусть она просветит мои мозги на предмет Фурии.

— А что? — искренне удивилась Анн. — Я сама должна была подумать об этом. Она самый талантливый целитель на всей Земле и за ее пределами. Очень хорошо. Это можно будет организовать. Только, дядя Роджи, сам понимаешь — необходимо сохранять осторожность. Нам известны ее возможности, особенно в области дальновидения.

Я пожал плечами и вспомнил старое изречение, очень популярное среди оперантов: «Возможно, в эту минуту весь круг метапсихиков следит за нами, а возможно, и нет… » В теоретическом смысле это было верно. К несчастью, в нашем конкретном случае все оказалось несколько по-иному.

Я поделился своими сомнениями с Анн. Та обежала мысленным взглядом окружающее пространство. Все вроде было тихо, однако ощущение тревоги не покидало меня. Блиста тельный оперант мог вполне остаться в тени.

Наконец я спросил:

— Есть еще проблемы с Дени? Как ты собираешься заманить его, чтобы подвергнуть проверке? Я не могу поверить, что с ним не случится припадок, когда мы вежливо пригласим его и объясним, что собираемся просветить его мозги. Да еще если рядом будет находиться ЦГ.

— Я поговорю на эту тему с Джеком и Доротеей, но думаю, что все обойдется без припадков.

— Если мы обратимся к Марку с просьбой предоставить нам оборудование и подготовить программу увеличения целительной силы, то как бы конфиденциален ни был наш разговор, все равно ребята из СЕРЕМа тут же пронюхают об этом, и эта новость распространится быстрее, чем мы сможем что-либо предпринять.

— И об этом следует подумать…

— Послушай, есть только один способ устроить все тихо и быстро: использовать незаурядные возможности Ти-Жана. Он сам сможет сварганить нам подобный усилительный шлем.

— Прекрасная идея! — воскликнула Анн. — И он же сможет организовать метаконцерт. Он в этом деле мастак, каких поискать. Дядя Роджи, можно я тебя расцелую?..

Я возмущенно замахал руками. Анн внезапно посерьезнела и очень тихо сказала:

— Знаешь, чего я боюсь больше всего? Не дай Бог, встревоженная Фурия найдет способ каким-то образом подчинить себе здоровое ядро в сознании Дени прежде, чем мы подвергнем его лечению. Если Фурия овладеет его телом и затем спрячется, мы никогда не сможем обнаружить даже следов ее. Вспомни, как она прикрыла отход двух составляющих Гидры. Нигде даже намека нет, куда они могли подеваться.

Это заявление поразило меня до глубины души.

— Ты действительно считаешь возможным, что эта тварь способна полностью подчинить себе Дени, как только почувствует опасность?

— Я считаю, это вполне возможно. Вот почему я собираюсь немедленно покинуть Землю. Я не появлюсь здесь, пока все не закончится. Я буду находиться в своем офисе на Консилиум Орбе, там Фурия не сможет добраться до меня и проверить мои мозги, а на расстоянии эту процедуру произвести невозможно. К счастью, Дени терпеть не может перелетов через лимбо.

— Значит, ты пропустишь свадьбу? — воскликнул я.

— Что поделать! Мне будет очень жаль, что я не смогу присутствовать, но жизнь дороже — не только для меня лично, но и для нашего дела. Когда они прибудут на следующую сессию Консилиума, я кратко извещу их о наших планах. Сессия состоится в июле, тогда же и начнем курс лечения. До определенного момента — ни слова никому из членов семьи. Ты тоже держи рот на замке. Пока Джек не модифицирует ЦГ-шлем для использования в метацелительном варианте, никто ничего не должен знать.

— Ты не хочешь рассказать все Первому магнату?

— Ни в коем случае! Никто не знает, что он начнет вытворять, если узнает правду, и что еще хуже — у него будет время на размышления. То есть что он начнет вытворять — понятно, не ясно только, до какой степени он дойдет в своем покаянии. Ну, со своей должности он уйдет немедленно, это как пить дать. Если бы дело только этим и ограничилось!.. Боюсь, он будет настаивать, чтобы мы все сдались в Магистрат. Или Дэви Макгрегору… Знаешь, Поль любит публично посыпать голову пеплом.

Я решил оставить свое мнение по этому вопросу при себе.

— Сколько времени уйдет на подготовку?

— Все зависит от Доротеи и Джека. Не беспокойся, Роджи. Тебе ничто не угрожает. Если, конечно, ты будешь держать язык за зубами.

Я даже вздрогнул, съежился — вспомнил Кайла Макдональда. Да, ничего не остается, как умерить свой аппетит насчет выпивки. Дерьмовое дельце, вот скукотища-то наступит!

Мы посидели еще час или около того, потом я достал чистые простыни и уложил Анн в своей спальне, а сам устроился в гостиной. «Буду спать, — решил я, — пока метель не кончится».

5

Государство Земля

Сектор 12: звезда 12-340-001[27]

Планета № 2[28]

Главная база Двенадцатого космического флота

16 чьюуилаха 2078 года[29]

Ты хорошенько подготовилась, моя дражайшая?

Да. Я решила воспользоваться автоматическим беспилотным устройством. Я добыла его на лунной базе Чопака. В настоящее время произвела стыковку устройства с одним из метеорологических спутников. Как только курьерский корабль Орба покинет трехмерное пространство, я пущу в дело метаразрушителъную силу.

Ты уверена, что твое участие не будет обнаружено ?

Доверься мне… Я день и ночь готовила эту операцию. Безвылазно, целую неделю…

Пожалуйста, не разговаривай со мной в таком тоне.

Извини, я немного волнуюсь.

Как считаешь, у тебя много шансов на успех?

Моей метасилы больше чем достаточно, чтобы взять под контроль их автопилот. Но если цель сможет вовремя обнаружить сбой в программе посадки и совершить необходимый маневр, то она не только выживет, но и получит мой ментальный отпечаток. Почему со мной нет Парни? Я хочу, чтобы он был со мной. Если бы мы работали вместе, я бы совершенно не волновалась.

У Парнелла очень важная задача на Земле. Он должен справиться с другой целью. Мы же с тобой не можем упустить такую уникальную возможность. Ты знаешь, что до сих пор мы ничего не могли с ней сделать, потому что она безвылазно сидит в своем кабинете. Я не могла поверить в такую удачу, когда узнала, что она собирается на Оканагон по делам Директората по Содружеству.

Ладно, из всех рассмотренных вариантов этот план наиболее эффективен, однако и он не гарантирует стопроцентного успеха. Если она успеет применить свою сотворителъную силу, ей удастся избежать смерти.

Неудача исключается! Эта женщина представляет реальную угрозу МОЕМУ СУЩЕСТВОВАНИЮ… так же, как и вашим. К сожалению, есть еще один мерзавец… Ну, им сейчас Парнелл занимается.

Ты ничего не говорила мне об этом!

Вот и говорю.

Но… ты же неуязвима?!

Так было и так будет, когда обе цели будут уничтожены.

Если речь идет о жизни и смерти, тебе следует крепко задуматься, можно ли поручать Парни отдельную работу. Он, конечно, очень силен, но ты же знаешь, он сверхдоверчив. К тому же обожает всякие фокусы.

Да, он не так умен, как ты. Но его цель — это вообще нечто смешное, пустяковый человечишка. Ничто по сравнению с его метаспособностями.

В этом я не уверена. Вспомни, как…

Помолчи! Эта твоя новая манера разговаривать беспокоит меня. Ты что, забыла, что без меня ты НИЧТО? Не более чем ампутированная конечность. Ты мертва без меня.

Да… Прости. Но я очень беспокоюсь. Применять такие устройства, как мы, поодиночке, да еще для решения таких жизненно важных задач? Мне кажется, это находится за гранью разумного риска. Даже Гидра в полном составе не способна была справиться с тремя, тем более с четырьмя сильными Магнатами. Или с одним-единственным блистательным сознанием.

Возможность организации такого метаконцерта за доли минуты ничтожно мала. И никакой блистательный не сможет вмешаться, если ты будешь действовать умненько.

Но ты не имеешь права не обращать внимания на то, что я сказала. Ты должна пообещать, что я, точнее, мы вскоре получим помощь. Нам нужны новые части. Подчиненные сознания, чтобы подпитывать Гидру энергией.

И ты их получишь, дражайшая. Будь терпелива, девочка моя. Долгий подготовительный период заканчивается, и теперь приближается новая фаза в развитии моей схемы: эра радости. Скоро у нас будут сотни новеньких последователей. Вы поведете их в бой, они будут работать на вас. Сначала они, а потом миллионы.

Я буду властвовать над ними ?! Ты обещаешь ?

Если ты не подведешь. Если твоя любовь и верность будут непоколебимы, тогда Гидра будет править не только вновь обращенными, но и всем Вторым Содружеством. Я обещала, и я исполню слово. Но сейчас не следует отвлекаться. Уничтожьте этих двоих.

И тогда ты по-прежнему будешь существовать вольно и безмятежно? Тогда у нас появятся помощники?

Да. Но не сразу. Ты же знаешь, я живу… под определенным давлением. Обстоятельства не позволяют мне развернуться во всю ширь.

Но этот период скоро закончится. Мне пора. Удачи тебе, моя дражайшая Мадлен.

До свидания, Фурия.

Они стояли на наблюдательной площадке — командующий Двенадцатым флотом Оуэн Бланшар и его подруга и соратник, Дирижер Оканагона Патриция Кастелайн. Стояли молча, вглядывались в ясное зимнее небо, откуда на базу должен прибыть глава Директората по политическим вопросам и решить их судьбу.

Несмотря на трудные обстоятельства, Бланшар, казалось, пребывал в прекрасном состоянии духа, — потому ли, что рядом была Патриция, или просто денек выдался на редкость удачный. Хотя чему тут удивляться — место, где размещалась штаб-квартира флота, было выбрано удачно: на высокогорном Пасатейнском плато весь год царил мягкий прохладный климат, так что даже зимой здесь можно было разгуливать без теплой верхней одежды. Основные сооружения и ремонтные заводы были упрятаны глубоко под землю. На поверхности остались только метапсихические следящие системы, которые все более расширявшимися кругами охватывали главное здание, живописные озера, причальные сооружения, сетку дорог, склады и служебные домики.

Миролюбивое, свободное от угрозы своим расплывчатым внешним границам Галактическое Содружество не имело военного флота. Здесь, на территории гигантского космодрома, можно было увидеть исключительно мирные звездолеты, принадлежавшие всем пяти расам. Большинство посадочных бетонных подушек были заняты; тут и там на огромных платформах везли только что приземлившиеся или готовые к взлету корабли. В воздух медленно всплывали или также неторопливо оседали гигантские и миниатюрные, самых разнообразных форм и типов космические транспортные средства. Были здесь и галактические посыльные катера, или, как их еще называли, курьеры, способные преодолевать лимбо с большим количеством Дф; были торговые и исследовательские суда; полицейские крейсеры — только на них было размещено слабенькое фотонное оружие, — которые осуществляли надзор за тем сектором пространства, которое контролировалось Двенадцатым флотом. Колониальные транспорты, используемые для перевозки поселенцев на подготовленные к обживанию планеты, отличались колоссальными размерами.

Оуэн Бланшар был облачен в костюм, отдаленно напоминавший военную форму, с темно-синим пиджаком с золотыми нашивками на рукавах, по шесть с каждой стороны. Белая рубашка, галстук. На могучем высоком Бланшаре эта одежда сидела великолепно. На нагрудном кармане — символ Двенадцатого флота. Оуэн был седовлас, с виду ему можно было дать лет пятьдесят с небольшим — несмотря на неограниченные возможности оздоровительных автоклавов, командующий не мог себе позволить выглядеть как новоиспеченный лейтенант.

В молодости, до начала Великого Вторжения, Оуэн счи тался одним из самых лучших скрипачей-виртуозов. Однако Первый попечитель[30] сразу же отметил его высокий интеллект, могучий метапсихический потенциал, и после всестороннего обследования его заставили отказаться от карьеры музыканта. Вопрос был поставлен ребром: личные цели должны были быть принесены в жертву родине. Бланшару ничего не оставалось делать, как стать специалистом по метапсихическим динамическим полям, однако рана в его душе так и не зажила. Несмотря на высокое положение и удачное продвижение по службе, он никогда не мог простить чужакам грубого вмешательства в его судьбу, пусть даже из самых лучших побуждений…

Бывший музыкант стал одним из самых талантливых конструкторов космических кораблей. Через некоторое время Бланшара назначили начальником только что открывшейся на планете Ассавомпсет Академии коммерческой астронавигации. Позже, после того как человечество полностью вошло в Содружество, он сделался главнокомандующим первого космического флота Земли. По номеру флот стал двенадцатым. Не надо думать, что это было военное объединение — просто стало ясно, что дальнейшее заселение неосвоенных планет немыслимо без четко организованной структуры, без дисциплины и верховного руководства. Переселение и стало главной заботой Двенадцатого флота и его командующего. Со временем, когда резко возросли грузовые и пассажирские перевозки, командованию флота пришлось заняться и этими вопросами, а также спасательными работами в космическом пространстве, в воздухе, на суше и на море. Дел оказалось невпроворот, однако выбранная структура показала себя с самой лучшей стороны, и скоро на планете Элизиум была размещена главная база Тринадцатого флота, а еще через некоторое время на Ассавомпсете — Четырнадцатого. Однако до сих пор основным космическим объединением подобного типа считался Двенадцатый флот, которым вот уже двадцать четвертый год командовал Оуэн Бланшар.

В свободное время Оуэн брал в руки скрипку… Играл не долго — это было тяжкое испытание для души, а потом с новыми силами погружался в размышления, а то и в живую работу, целью которой было освобождение землян «из-под ига» экзотиков.

Так они и стояли у балюстрады на главной диспетчерской площадке — пожилой, сохранивший мужественное обаяние мужчина и молодая красивая женщина. Оба напряженно мысленно вглядывались в зеленеющее над головами небо, пытаясь отыскать в прозрачной ясной дали приближающийся посыльный катер. Взгляды их упирались в бездонную черноту космоса, многочисленные спутники и орбитальные станции, россыпью кружившие над планетой, снующие вверх и вниз корабли… Вот один из них, исполинский исследовательский комплекс, медленно опускается к намеченной точке посадки. Обычно подобные корабли пристыковывались к космическим станциям, но в этом случае, как объяснил Оуэн, корабль следовало капитально отремонтировать и переоборудовать. Его готовили в дальнее путешествие — если наблюдать с Земли, то целью его должна была стать та часть пространства, которую мы называем Шпорой Персея. Расположена она была в десяти тысячах лет от Оканагона. После промахов, допущенных крондаками на предлагаемых для освоения планетах люди настояли на том, чтобы самим проверить намечаемые для колонизации планеты.

Огромный корабль представлял собой собранную из отдельных секций структуру длиной в два километра. Патриция Кастелайн по образованию была химиком, и это чудовищное нагромождение отдельных ячеек, балок, ферм, антенн и надстроек больше напомнило ей молекулу полисахарида, чем космический корабль. Подобную массу и объем невозможно было защитить защитным сигма-экраном, поэтому посадка проводилась в «горячем» исполнении. Сажали корабль на поверхность одного из искусственных озер, и в тот момент, когда раскаленные дюзы антигравитационных ро-двигателей коснулись воды, всю конструкцию заволокло облаком пара. По всему космодрому раскатом прокатились взрывы. Не успело облако осесть, как вокруг корабля засновали маленькие буксиры, и скоро эта чудовищная многоножка направилась в отведенный для нее залив.

— Жуткое зрелище! — наконец промолвила Патриция. — Противное уму и чувствам… Трудно вообразить, что эта неповоротливая груда металла так легко парила в воздухе, а потом приземлилась, словно падающий лист. В нем весу миллионы тонн, горы оборудования, тысячи людей… Даже представить себе трудно. Сотню лет назад мы бы назвали это чудо миражом. Теперь это просто обычная посадка, основанная на исполь зовании возможностей динамических полей, с которыми так любезно познакомили нас экзотики. Сами бы мы добирались до этих технологий несколько веков, если бы вообще добрели…

— Это спорный вопрос, — с непонятным сожалением в голосе откликнулся Оуэн. — Стоит нам выйти из Галактического Содружества, и мы так устремимся вперед, что ни каким экзотикам нас не догнать. Мы делаем гигантские успехи, у нас есть прекрасно подготовленные кадры во всех областях науки, вот только единства нет. О чем это говорит? О том, что мы — раса молодая, незрелая. Собственно, в этом и заключается проблема, которая встает перед каждым, кто примкнул к нашему делу: где нам будет лучше? В пределах Содружества при условии полной автономии или вне его?

— Ты знаешь мое мнение по этому вопросу, Оуэн, — сказала Пэт, — я никогда не испытывала ни боли, ни сомнений.

Одета она была в брючный костюм, удачно подчеркивающий ее женственность и красоту. Высокая, с прекрасными каштановыми волосами, Патриция была под стать Оуэну с его живописно-киношным обаянием стареющего красавца-мужчины. Блуза у Пэт была с игривыми воланчиками на груди, на вороте — старинная испанская гемма из сердолика.

— По-моему, мы теряем время в этих бесплодных философских дискуссиях, — решительно добавила она, — Ох уж эти молодые Магнаты! Получили звание, и сразу в океан сомнений. И это в тот момент, когда экзотические расы набросили нам удавку на шею и не спеша затягивают ее. О чем здесь дискутировать, если при нынешнем раскладе в Консилиуме Государство Земля никак не может противостоять проискам экзотиков? С кем нам налаживать дружеские отношения? С ленивыми и нудными крондаками? На свете не найдешь больших консерваторов. С симбиариями, которые вечно завидуют нам, желчь так и сочится у них из пор? Или с обезумевшими на сексуальной почве гиями? Эти готовы целыми днями курлыкать, а потом вдруг заявляют, что они, видите ли, творят. Что же они творят? Оказывается, музыку!.. Однако их объединенный блок составляет добрых девять десятых Консилиума, а наш не может набрать больше одной четверти голосов. Что толку дискутировать по поводу очевидного? Единственным решением может быть только отделение.

— Ну-ну, поспокойней, — мягко сказал Оуэн. — Ты что, всерьез решила, что уже завтра мы сможем выйти из Содружества? Уверяю тебя, в этом случае мы проиграем! Все экзотики, соединившись в метаконцерт, задавят нас, загонят назад, в Солнечную систему. Мы и носа оттуда не сможем высунуть. Уверяю тебя, карантин будет жесткий.

— А вот я сомневаюсь, что они способны на это, — ответила Управляющая планетой. Теперь она говорила тихо, без прежней экзальтации: она не отрываясь смотрела на людей, которые находились на широкой площади, лежащей у подножия административного здания. — Даже если у нас отберут звездные корабли и другие материальные предметы, созданные на основе высоких технологий, все равно у нас останутся кадры. У нас останутся мозги… Мы все восстановим. Они же не посмеют уничтожить нас — это противоречит их паршивым принципам. А всякие другие меры, которые они установят, мы со временем преодолеем.

— Возможно, — кивнул Оуэн, — но на это уйдут поколения.

— В любом случае мы не можем идти на компромисс в вопросе о Единстве, — неожиданно резко заявила она. — Мы не можем позволить чуждым нам расам заставить нас слиться в ментальном единении. Что это вообще за пацифистские штучки! Мы имеем право на собственный путь развития. Это прежде всего!..

— Я согласен. Но они постоянно заявляют, что не собираются силой принуждать нас войти в Галактическое Единство.

— Конечно. Эти создания со всеми их разговорами о всеобщей любви и совершенном государстве, основанном исключительно на доброй воле, очень коварны. Они готовят нам ловушку. Постоянно напоминают, что мы неблагодарные, что мы отказываемся от космической гармонии, от светлого будущего. От рая на Земле… Но они врут, Оуэн. Они хотят сделать из нас покорных рабов, разрушить и вытравить нашу индивидуальность, подчинить наши взгляды на будущее их ублюдочному видению реальности.

Командующий флотом неожиданно, словно защищаясь, моргнул.

— Я надеюсь, ты не начнешь дискуссию на эту тему в присутствии управляющей политическим Директоратом Анн Ремилард и ее людей, когда они вытащат меня на ковер за отказ избавиться от мятежников на флоте?

Управляющая планетой широко, как фотомодель, улыбну лась.

— На этот счет можешь не беспокоиться. Я появлюсь здесь такая тихая-тихая, послушная-послушная. Постараюсь облегчить твою участь… Говорят, у этой Ремилард железная хватка, но ты не бойся. Ничего серьезного против тебя нет. Наши взгляды признаны официально и не являются преступлением.

— Да-а, ну и денек предстоит. — Оуэн взглянул на часы. — Правительственный курьер как раз сейчас вышел из лимбо. Я приказал освободить посадочную площадку для ОВП[31], она будет готова через пять минут. Пэт, я действительно нуждаюсь в твоей поддержке. Но помни — de la diplomatie, et encore diplomatie et toujours la diplomatie[32]

Она обняла его и нежно чмокнула в щеку.

— Ты лучше всех, mon cher commandant[33]. He беспокойся, мы справимся с этой инквизиторшей, у нас в запасе море доброты и обаяния. Мы докажем, что мятежники полны доблести, и уж в чем-чем, но в этом никому не уступят. Но доблесть мы проявим только в самую решительную минуту, а пока…

Оуэн грустно рассмеялся.

— Я вполне серьезно, — сказала Патриция. — Мне хорошо известно, какое мнение о нас обоих сложилось в Консилиуме. Нам терять нечего, и мы должны использовать этот шанс, чтобы отвести критику от Оканагона, в котором видят настоящий гадюшник, где собрались исключительно подстрекатели к мятежу.

— Я сомневаюсь, что на этот раз дело дойдет до подобных обвинений. Все будет чинно и благородно. Директорат по делам Содружества не имеет полномочий, чтобы взяться за очищение нашего флота от подрывных элементов. Хуже другое: они могут потребовать от офицеров-оперантов, чтобы те поддерживали новый курс Консилиума.

Патриция нарочито выпучила глаза и запела гнусавым го лоском:

— Ты не должен подозревать в тайных замыслах и тем более не имеешь права презирать своих собратьев по разуму! Ты не должен смотреть на этих бездушных ублюдков как на кучу дерьма! Ты не должен смущать эти невинные создания нежеланием слиться с ними в этом паскудном Единстве… Что еще? Ага, тебе не следует задумываться над тем, что люди обладают куда более впечатляющей ментальной силой по сравнению со всеми этими расами, особенно размышлять над тем, не лучше ли для нас всех было бы разойтись по-хорошему…

— Время работает на нас, Пэт. Консилиум никак не может решиться объявить нас вне закона. На это есть веская причина: подобное решение может открыть глаза большинству нормальных людей и не потерявших чести оперантов на то, что нас ждет в дальнейшем. Значит, мы не имеем права терять ни часа, чтобы убедить колеблющихся. Я верю, что наступит день, когда мы заставим Содружество признать наше право на отделение.

— Может быть. Ты бы лучше помолился, чтобы до поры до времени никто не смог помешать нам наладить производство ЦГ — Она отвернулась от Оуэна, достала пудреницу и, глядя на ее поблескивающий лаковый бок, обращаясь к ней, словно перед ней был священный амулет, медленно проговорила: — Да будет так! Ну, а теперь — добро пожаловать, Гене ральный инспектор, мы…

В этот момент завыла сирена и послышался встревоженный голос диктора:

— Тревога! Тревога! Аварийная ситуация! Обслуживающему персоналу немедленно поставить защитный сигма-экран!

— Что за черт! — выругался Оуэн и тут же с помощью те лепатии связался со службой наземного навигационного кон троля. — Здесь командующий-что случилось?

Ответ тоже был послан телепатически: Прибывающий правительственный корабль HU-0-652 ex NAVCON вышел из-под контроля. Падение неуправляемо, он уже пробил верхние слои атмосферы, скорость нарастает. Связь прервана как по радио, так и в телепатическом диапазоне. Мы не в состоянии воздействовать на него. Возможна катастрофа.

Замерев от ужаса, Патриция спросила:

— Это Анн Ремилард?

— Да.

Внезапно небо над космодромом изменило цвет — куполообразная синяя тень накрыла административное здание и всю территорию в радиусе трех километров. В следующую секунду от защитного экрана начали отделяться густо-синие пузыри, и точно такие же полушария уже внутри синего купола накрыли все сооружения комплекса.

— Попробуй дальновидящим взглядом ухватить корабль, Пэт. Я, черт меня побери, не в силах пробить защитный экран.

Она кивнула и взглянула в потемневшее небо.

— Он падает вертикально! — вдруг вскрикнула она. — Словно огненная стрела. Это даже не падение! Что, автопилот намеревается пробить земную кору?!

— В таком случае защитное поле не сработает. То есть сработает на уничтожение корабля. Вот теперь и я это заметил. Что там на борту, все с ума посходили? Как могли все системы безопасности выйти из строя? Давай за мной!

Он схватил ее за руку и буквально поволок в сторону лифта. Уже во время спуска они почувствовали, как вздрогнула ка бина.

— Что это? — прошептала Патриция. Ее глаза распахну лись, она вдруг быстро-быстро заговорила: — Наземный контроль отключил сигма-поле… пылающий катер ударил по эк рану по касательной.. Отлетел недалеко… На ходу окончательно развалился… Кратера на месте падения нет… Там сейчас все горит.

Дверцы лифта разошлись в стороны, Пэт и Оуэн побежали к выходу. Перепуганные люди и экзотики, большинство из них в униформах, стояли небольшими группками и вслушивались в объявления, которые долетали до них в звуковом и телепатическом эфире.

На площади перед зданием уже завыли сирены спасательных наземных средств. На месте катастрофы, вследствие разрушения межзвездного двигателя, воздух был настолько ионизирован, что рокрафтам по инструкции запрещалось туда вылетать. Их пилоты собрались возле своих машин и что-то горячо обсуждали.

Бланшар на бегу мысленно разбросал пилотов, бросился в открытый люк, помог Пэт влезть внутрь и крикнул:

— Стоит на блокировке! Ну и черт с ним, сейчас отключу. Катер развалился еще в воздухе. Опасности не должно быть.

Моментом позже они на полной скорости полетели в ту сторону, где над землей вставал тонкий столб дыма.

— Боже мой! — неожиданно прошептала Патриция. — Смотри, это же тело! — Потом она закричала во весь голос: — Спускайся! Спускайся!..

Оуэн, выругавшись, заложил крутой вираж и посадил ап парат в нескольких шагах от обгорелого трупа. Они выскочили из машины и бросились к нему.

Вокруг еще догорали обломки космического корабля, поодаль занялись кусты и трава, которые росли сразу за бетонными плитами.

Неожиданно обожженная и искалеченная женщина открыла глаза. Век и волос на ее лице и голове не было — сплошная угольная чернота. Она в упор, не мигая смотрела на них.

Пораженный Бланшар упал возле нее на колени.

— Невероятно! Как же она смогла разрушить спасательную капсулу?!

— Это Ремилард, — ответила Патриция. — Я узнаю ее ментальный отпечаток.

В этот момент к ним подъехали наземные машины «Скорой помощи». Душераздирающе завывали сирены. Неожиданно вой стих.

— Анн! — позвал Оуэн. Он отважился дотронуться до обугленного тела. — Ты можешь говорить? Что случилось?

Неожиданно женщина закрыла и вновь открыла полуобугленные веки. Она испустила страшный ментальный вопль. Волна боли ударила и в Оуэна, и в Патрицию, и в подбе жавших метапсихологов-целителей. В первое мгновение они даже отпрянули, потом Оуэн вновь склонился к умирающей женщине. Тут подоспела и Патриция — они оба изо всех сил начали вливать в нее живительную силу. Мгновенно соединившись в метаконцерт, они кое-как успокоили раненую, уняли нестерпимую боль. Тут и медики захлопотали вокруг нее, начали подсоединять какие-то трубки, готовить носилки.

Неожиданно Анн слабо, на мысленном коде спросила: Умираю?

— Все будет хорошо! — уверил ее один из врачей. — Вы еще поживете. Оздоровительный автоклав уже подготовлен.

Тут же Анн откликнулась: Хорошо. Меня это устраивает…

— Вот это правильно, — сказал другой медик, — только больше не надо разговаривать. Не надо думать…

Они подняли ее, уложили на носилки, и в эту секунду Анн Ремилард бросила в пространство последнее слово: Гидра!

— Гидра? — Врачи переглянулись между собой, недоумение было написано на их лицах. — Что это такое?

Оуэн Бланшар и Патриция Кастелайн обменялись взглядами.

— Только этого нам не хватало, — тихо сказал командующий флотом, обращаясь к Управляющей планетой. Он повернулся и медленно побрел к рокрафту. Потом махнул рукой, подзывая заметно опешившую Патрицию. — Поехали, Пэт. Мы должны немедленно известить Галактический Магистрат… и Первого Магната Государства Земля.

Ты потерпела неудачу?

Я предупреждала тебя, что она может спастись. Однако не все так плохо — в этом оздоровительном стакане она проплавает месяцы, а может, год. И без всякой связи с окружающим миром.

Ты бы не смогла добить ее там?

Пока она на Оканагоне, ни в коем случае. Кастелайн и Бланшар вполне могут подозревать, что к этому приложила руку Гидра. Все главные заговорщики извещены о нашем существовании благодаря этому чертовому Адриену Ремиларду. Управляющая уже теперь поставила всех на уши, второй такой промашки ей не простят ни те, ни другие… К тому же велика вероятность, что она ощутила мой ментальный отпечаток.

Велика ли опасность, что по этому следу они смогут выйти на тебя?

Сомневаюсь. Во всяком случае, я буду очень осторожна.[34] Это будет очень плохо, если они выйдут на тебя и заставят бежать с Оканагона. Нельзя терять такую важную позицию. Особенно теперь, когда оппозиционеры приобретают все больше сторонников в планетарном правительстве. Однако ты не должна подвергать себя риску.

Не беспокойся. Я постараюсь войти в состав группы дознавателей. Кастелайн нуждается в человеке, который смог бы поддерживать связь с Галактическим Магистратом. Я буду мутить воду и, если вдруг почувствую опасность, сразу исчезну. Но я уверена, что никто не сможет схватить меня. Тебе следует хорошенько присмотреть за Парни. Если какой-нибудь член семьи выйдет на него, ему несдобровать. Его сразу же изжарят. Он хорош, когда нужны мускулы, однако с мозгами у него явно не все в порядке. Он не сообщил тебе план уничтожения старика ?

…

Фурия?

…

Черт тебя побери! Опять отключилась!..

6

Сектор 12: звезда 12-337-010[35]

Планета 4[36]

Субконтинент Клайд, Нью-Глазго

25 ан сичдмхиос 2078 года[37]

Ниал Аберкромби, первый помощник Управляющей планетой Каледония, даже не извинился, выслушав вызов, поступивший по субпространственной связи.

— Конечно, это очень важное дело, и при других обстоятельствах я бы ни секунды не колебался, а сразу бы соединил вас с Дирижером. Однако сейчас она решает судьбу преступ ника — тот подал ходатайство о помиловании, — и я никак не могу беспокоить ее.

Джек молча взирал на лицо, высветившееся на экране, — вполне заурядное. Волосы темные, что-то около двадцати пяти лет… «Ладно, черт с тобой», — решил Джек. Из-за дальности расстояния даже им, блистательным оперантам, было трудно поддерживать связь в телепатическом эфире. Особые трудности представляла наводка луча, посылаемого на межзвездные расстояния, тем более если принимающее сознание не ждет вызова в назначенный срок. Поэтому Доротея и Джек по большей части пользовались СС — субпространственной связью.

— Хорошо, я свяжусь с ней попозже, — сказал Джек. — Как вы думаете, когда она освободится?

— Сейчас, секундочку, — ответил помощник, — только сверюсь с распорядком дня. Так, что мы имеем… Сразу за воззванием ей необходимо председательствовать на заседании арбитражного суда — дело в общем-то пустяковое. Затем принесут на подпись вновь вводимые торговые квоты и другие относящиеся к экспорту-импорту документы. Мы здесь, на Каледонии, очень внимательно следим за этим… Потом у нее уже назначен завтрак с отцом по поводу голосования в Ассамблее. Если вы позвоните этак через три четверти часа, я постараюсь выкроить для вас минутку.

— Минутку?! Вы ее до смерти загоняете таким расписанием!

— Да уж, — самодовольно ухмыльнулся Ниал. — Наша Управляющая трудится день и ночь с того самого дня, когда случился большой «бум». На эту неделю у нее столько дел расписано, что ей придется сломя голову бежать на рейсовый звездолет, чтобы отправиться на Старую Землю, где у нее назначена свадьба. Ох, простите! — переполошился помощник, заметив, как у Джека от удивления полезли брови вверх.

— Спасибо, что предупредили, — ответил тот. — Я думаю, будет лучше всего, если я доставлю ее на Землю на моем собственном звездолете. И постараюсь не спешить, чтобы она могла немного отдохнуть до свадьбы.

— Отличная идея! — воскликнул помощник. — Мы здесь все очень хотели вытащить ее куда-нибудь на природу, однако она даже слышать об этом не желает. Будет замечательно, если вы оба после женитьбы прилетите к нам на Каледонию. В конце концов, мы нуждаемся в празднике, несмотря на все разрушения, которые причинил подземный взрыв.

— Обещаю: мы оба прибудем к вам после медового месяца, — ответил Джек Ремилард.

— Если позволите, директор, — заговорщически начал Ниал, — не позволяйте ей укорачивать отпуск. Мол, дела ждут и тому подобное… Не верьте! У нее, на Кали, есть прекрасный квалифицированный заместитель. Его зовут Орацио Морисон. Он вполне способен справиться со всеми трудностями. Вы оба заслужили отдых.

Джек засмеялся.

— Что ж, попытаюсь — если стервятники из средств массовой информации оставят нас в покое. А теперь до свидания, Ниал.

Экран субпространственной связи погас.

Тут же на столе Аберкромби засветился вызов в кабинет Доротеи. Ниал окинул мысленным взором посетителей, которые сидели в приемной. Двое представителей Магистрата спокойно дожидались решения Дирижера по поводу ходатайства о помиловании. Больше посетителей не было. Значит, пока ничего непредвиденного не намечается. Это хорошо! Ниал нажал на кнопку — теперь в приемной высветилась надпись: «БУДУ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ», затем поправил подвязки на гетрах, поднялся, пригладил клетчатый кильт, накинул твидовую куртку и направился к боковой двери. Он открыл ее очень осторожно, чтобы посетители, находившиеся в приемной у Доротеи, не могли его видеть.

Работа была в самом разгаре. Ниал замер на пороге. Кабинет был обставлен очень скромно — несколько вращающихся кресел без подлокотников, широкий письменный стол у противоположной стены. Там висел герб Каледонии — отделанная золотом девятиугольная звезда, поверх которой располагался андреевский крест и вокруг надпись: «Is Sabbailte Mo Chaladh», что означало: «Мое прибежище — спасение».

Осужденный, некто Джорди Дуиг, прежде был водителем грузовика. Оперантом не являлся. Роста он был ниже сред него, широкоплечий, мускулистый. Одетый в оранжевую арестантскую робу, он сидел на кресле перед столом Доротеи, рядом в томительном ожидании застыла его молодая жена Эмма Росс. Она тоже относилась к числу обычных людей. Дуиг коротко рассказал о своем деле — при этом он не мог скрыть мольбы и надежды, которые звучали в его голосе. Руки его между тем без конца почесывали бритые проплешины на голове возле висков — в тех местах, где к его черепу подсо единяли электроды.

С тех пор как все официальные инстанции одна за другой отклонили его ходатайство о помиловании, его последней надеждой стала Доротея Макдональд. Только она, Дирижер пла неты, в качестве высшей судебной инстанции могла окончательно решить его судьбу. В приложенных к ходатайству бумагах было сказано, что узник прошел обязательное обследование. Большинство Управляющих планетами обычно этим документом и обходились, однако Доротея всегда сама лично производила последнее решающее ментальное обследование. С помощью своих блистательных способностей она имела возможность свести до минимума неприятные и болезненные ощущения.

Дуиг все говорил и говорил — точнее, выдавливал из себя слова. Доротея молча, чуть наклонившись вперед, слушала его. Руки ее лежали на столе. Одета она была в поблескивающий свободный комбинезон из металлизированной лазурной ткани. Из расстегнутого ворота выглядывала белоснежная шелковая блузка. Нижнюю часть лица прикрывала черная бархатная маска, на которой игриво посверкивали крупные голубоватые и бесцветные бриллианты.

Эмма Росс, жена осужденного, со страхом и мольбой смотрела на Доротею.

Та наконец подала голос.

— Вы прошли курс восстановительной терапии?

— Я сделал все, что требовали эти чертовы психи в белых халатах, — пожаловался Дуиг. — Они месяцами несли какой-то вздор. Таких глупых вопросов я за всю свою жизнь не слыхивал. Они сказали, что анализируют мое сознание. Что только со мной не вытворяли! Разве я виноват, что это чертово лечение на меня не действует?

Эмма Росс неожиданно звучно высморкалась и сказала:

— Врачи говорят, Джорди на пути к исправлению. Они даже восемь месяцев назад позволили снять с него наручники. Он был такой добрый — и со мной, и с детьми. Совсем бросил пить. Я даже позволила ему тащить меня в постель всякий раз, когда ему захочется, и он ни чуточки не повредил мне. А потом, после этого чертова «бу-ум», опять стало так страшно!.. Дом наш разнесло, машина — всмятку… Вокруг пожары, все бегают, кричат… И Джорди опять стал как будто не в себе. Я пыталась остановить его, и… Он даже разговаривать со мной не стал. Начал вместе с толпой орудовать. Вот что из этого получилось. Он опять в тюряге, а дружки разгуливают на свободе. Мэм, он и в самом деле не виноват, просто дурь такая. Ничем ее не вышибешь…

— Я бы с удовольствием, Дирижер, — поддержал жену осужденный. — Что тут поделаешь, если я какой-то странный? Как накатит, и я уже сам себе неподвластен, Бог свидетель. В том-то и беда.

— Не виноват он, — подхватила жена.

Теперь Доротея внимательно оглядела ее, на мгновение взгляд ее остановился. Потом так же внимательно она еще раз глянула на мужчину. Тот неожиданно покраснел и отвел глаза в сторону.

— Я ознакомилась с вашим делом, — наконец сказала Доротея. — Первый раз вас за избиение жены и детей приговорили к восьми тысячам часов общественных работ. После следующего срыва вы, Джордж Уильям Дуиг, получили три года исправительных работ с обязательным прохождением курса метатерапии, который должен был способствовать изменению вашего поведения. Несмотря на это, вы в третий раз, сразу после извержения, совершили преступления, в которых были полностью изобличены. Специалисты каледонского Магист рата вынесли заключение: вы полностью вменяемы…

— Да не может он справиться с этим! — воскликнула жена. — Сам не ведает, что творит.

— … что подтверждает мое личное обследование. На основании полученных данных я выношу вердикт — оснований для отмены приговора нет.

— Я клянусь, это больше никогда не повторится! Я клянусь!..

Доротея твердо заявила:

— Нет, рецидивы возможны…

— Джорди!.. — всхлипнула жена, слезы потекли у нее по щекам.

— Заткнись, ты, дура паршивая!

— Ведите себя прилично, — предупредил стоявший у двери Ниал Аберкромби.

Джорди тут же сник, бросил полный ненависти взгляд на жену, потом сказал:

— Ох, не могу я разговаривать, когда эта… здесь.

— Если желаете, — предложила Доротея, — мой помощник проводит ее в приемную. Вам никто не помешает сделать выбор.

— Ну, так уберите ее подальше, — буркнул осужденный. Ниал помог женщине подняться и проводил ее до двери.

Когда они удалились, Дирижер планеты встала со своего места, взяла лежавшую перед ней на столе плоскую, записывающую разговор пластину и передала ее сидевшему перед ней человеку. Потом сделала официальное заявление.

— Джордж Уильям Дуиг! Приговор, вынесенный вам жюри присяжных и приговаривающий вас к наказанию за совершение целой серии особо дерзких и злостных преступлений, я оставляю в силе. Ваше поведение несовместимо с нормами, существующими в Галактическом Содружестве, — при этом вы действовали в здравом рассудке, сознательно, подчиняясь внутренним позывам, усмирить которые вы не желаете. Вам на выбор предлагается три варианта наказания, каждое из них записано на переданной вам пластине и обозначено кнопками. Вот они перед вами — первая, вторая, третья… Итак, первый вид наказания — пожизненное заключение в системе исправительных учреждений Каледонии, расположенных на континенте Сайнтхнесс. Второй — психохирургическое вживление особого успокоителя и передача под опеку вашей жены, Эммы Росс. Третий вариант — эвтаназия[38]… Пожалуйста, сделайте свой выбор. Для этого вам необходимо нажать одну из трех кнопок, причем обязательно указательным пальцем.

— Это… вживление, — сразу ответил Дуиг. — Я уже знаю, что это за штука. Мне ее приделали, когда собирались вести сюда. Так я рассуждаю?

— Не совсем, — ответила Доротея. — Это не таблетки, не сеанс успокоительной метатерапии. Это такое маленькое устройство, которое имплантируется в ваш мозг. Оно регулирует выброс особых гормонов в кровь. Ощущения, правда, во многом похожи на те, которые вы испытываете при применении временных успокоительных средств. Вы почувствуете легкость, какую-то незнакомую прежде безмятежность, миролюбие. Всякое противозаконное или нарушающее покой других действие будет вам отвратительно. Вы будете беспрекословно подчиняться любому приказанию, исходящему от лиц или государ ственных органов, которые имеют на это право. Вы сохраните способность понимать язык, однако сами изъясняться будете с трудом.

— Это что же, из меня зомби сделают?

Доротея не обратила на его замечание никакого внимания. Тем же ровным голосом она продолжала:

— На Каледонии сегодня насчитывается несколько сотен людей, согласившихся на имплантацию. Программа еще не окончательно принята официальными органами и в каком-то смысле является экспериментальной. Так что вы должны со всей серьезностью подойти к своему выбору. С имплантированным устройством вы будете жить на свободе, заниматься полезной деятельностью — то есть работать, а значит, содержать семью. Для окружающих вы уже не будете представлять угрозы, так как вам станут чужды такие чувства, как ярость, ненависть, похоть, жажда насилия. Вы всегда будете испытывать удовлетворение. Даже сможете испытать любовь.

— Не понял!.. — Дуиг даже привстал с кресла. — Это как же я смогу испытать любовь, если у меня даже похоти не останется? С другими, значит, нельзя, а с женой можно? Так, что ли?..

Управляющая администрацией планеты отрицательно по качала головой.

— Имплантатор будет регулировать поступление некоторых гормонов в кровь. Точнее, какие-то будет пропускать, а какие-то нет. В этом случае ни эрекция, ни оргазм невозможны, так как они относятся к сильным эмоциям, а их-то как раз вам и нельзя испытывать.

Над бровями Дуига тут же выступил пот. Он перевел взгляд на пластину и еще раз прочитал выгравированные на ней обозначения. Было видно, что буквы он угадывает с трудом. Потом он вновь взглянул на Управляющую.

— Боже святый! Ну и выбор!.. Желаете превратить меня в каплуна, накинуть ошейник и водить на поводке?

Доротея Макдональд ничего не ответила. Она по-прежнему стояла позади стола — совсем как по стойке «смирно».

Осужденного неожиданно бросило в краску, он вскочил с кресла, хотел было кинуться на Доротею… Он собирался врезать ей, этой надменной суке, сорвать с нее этот паршивый наряд, алмазы засунуть ей в глотку… Или еще куда-нибудь…

Однако он даже шагу не смог сделать — так и застыл, парализованный. Плотная тяжкая сила сжала его, он не мог пошевелиться и мягко опустился на прежнее место. По рукам и ногам у него внезапно пробежала дрожь, он совсем побагровел. Доротея только на мгновение, не отвлекаясь от контроля за этим человеком, представила, что это было за чудовище. Только дай такому волю!..

— Делайте выбор, — сказала она. Неожиданно Дуиг истерически захихикал.

— Ой, Алмазная Маска! Это правда, что они тебя так называют? Что ты лицом богиню напоминаешь? Какая же ты, к чертовой матери, богиня, если позволяешь так издеваться над людьми?

— Делайте выбор.

— Сама жри это дерьмо, сука паршивая!

Она по-прежнему невозмутимо смотрела на него.

— О’кей, будь по-твоему! — Он решительно нажал на первую кнопку. — Я выбираю эту вонючую дыру, тюрьму на Дьявольском острове. Ты что, думала, я сдрейфил? На-кось выкуси!.. По крайней мере, там я останусь мужчиной.

Ниал Аберкромби распахнул дверь, чтобы впустить двух агентов Магистрата в штатском. Вот тут Джорди Дуиг разошелся вовсю. В выражениях не стеснялся. От него всем досталось — и Управляющей администрацией, и ее подпевале-секретаришке, и этим шпикам поганым… Затих он только тогда, когда те — дюжие ребята — вновь прикрепили к нему усмиритель.

Доротея Макдональд вернулась за свой стол и медленно опустилась в кресло. Достала бутылочку минеральной воды, выпила. Потом Ниал протянул ей пакет с официальными до кументами и печать.

— Хорош, нечего сказать. — Он покачал головой и кивком указал на дверь.

— Да, неплох, — задумчиво ответила Доротея. Голос ее звучал особенно музыкально — она уже сама не замечала, как машинально манипулировала молекулами воздуха. — В конце концов, они все одинаковы…

— Просто свинья! Другого слова и не подберешь. А какой овечкой прикинулся, жену притащил — все у них хорошо, он и с детьми добрый… Хорош добряк!..

Ниал остался на своем месте даже после того, как у прежнего Дирижера не выдержало сердце. Работник он был бесценньгй — прежде всего потому, что знал практически всех должностных лиц на Каледонии. Доротея, приглядевшись к нему еще во времена Грема Гамильтона и убедившись, что ему можно доверять, оставила его на прежнем месте, несмотря на его страстное желание постоянно переходить на шотландский язык. К месту и не к месту.

Она взяла пластиковые, напоминавшие бумажные листы и как ни в чем не бывало принялась просматривать документы.

— Я отклоняю апелляцию суда континента Кайнгорм по вопросу наследственного права. Что за проект они прислали? Где мы живем — в Абердине девятнадцатого века или в Га лактическом Содружестве? Надо же такое придумать!.. Если человек умирает, не оставив завещания, то все нерожденные дети являются наследниками второй степени родства. Когда же эти кайнгормцы поймут, что дети, выращенные в пробирке, имеют точно такие же права, как и отпрыски, появившиеся на свет естественным путем?

Она вписала несколько слов в представленную бумагу и добавила свои инициалы.

— Ребята на Кайнгорме суровые, все сплошь консерваторы, — сказал Ниал и сдержал навернувшийся на губы смешок. Что-то уж слишком внимательно стала перечитывать содер жание следующего документа Управляющая администрацией. Даже нахмурилась… Что же она там вычитала?

— Как это понять? Кто это придумал расширить импортную квоту до двух сотен ментальных интерфейсов С-240? Что они собираются с ними делать? Ведь это же самые совершенные на сегодняшний день устройства для сопряжения церебральных генераторов с оперантами! Кто собственник компании — кстати, как она именуется? «Мака Скери бионикс»?.. Никогда не слышала об этой фирме.

— Я постараюсь разыскать хозяев. Может, они из индустрии развлечений и желают предложить что-то особо горяченькое из эротических приключений?

Доротея отложила документ в сторону. Она была явно не довольна.

— С таким оборудованием, как это, покупатели живо изжарят свои мозги. Не до развлечений им будет. Тем более эротических… Послушай, Ниал, необходимо отправить на Бейн-Биорах агента из Департамента коммерции, чтобы он тихо разведал там, что это за фирма, зачем ей подобные интерфейсы, да еще в таком количестве. Это уже второй груз высокотехнологичного, очень специфического оборудования, прибывающий на Каледонию. Кроме того, до меня дошли кое-какие слухи, что подобный груз кто-то стремится провезти контрабандой. Это уже выходит за всякие рамки… Тут еще прошел слух, что на Сацуме обнаружили фабрику по сборке — чего бы ты думал? Ментальных лазеров, ни больше, ни меньше. Я не желаю, чтобы на Каледонии обнаружили что-нибудь подобное.

Ниал кивнул.

— Будет сделано. У меня есть на примете подходящие ребята, они умеют работать тихо. Кстати, совсем недавно пришел субпространственный вызов от директора Джона Ремиларда. Как раз в тот момент, когда вы занимались с Джорди. Он будет звонить еще, минут через десять — пятнадцать.

— С этими бумагами я сейчас закончу. Жаль, что вызов совпадает со встречей с отцом. Ниал, может, вы отыщете возможность связаться с парламентским приставом и попросить его, чтобы тот разыскал отца и предупредил его, что встреча переносится на полчаса?

— Конечно, я все сделаю.

Помощник покинул комнату и осторожно прикрыл за собой дверь.

Остальные документы являлись обычной рутинной перепиской. Там, где следовало, Доротея расписалась и скрепила подпись маленькой лазерной печатью. Когда с бумагами было покончено, девушка поднялась, вышла из-за стола и подошла к широкому окну, за которым открывался вид на залив Клайд, на столицу… С высоты трехсотого этажа правительственного стратоскреба далеко-далеко был виден океан, розовеющий на горизонте. Вся поверхность залива была усыпана всевозможными морскими судами. Были здесь и трудяги контейнеровозы, развозящие товары по всем островам и континентам. Возле них копошились буксиры — разворачивали громоздкие широкие коробки, вытягивали их из акватории. Они постоянно перекликались гудками, в ответ басовито отвечали транспорт ники. Тут же для буксиров была еще работа — они то там, то здесь тянули вереницы барж, груженных зерном и пиломатериалами. Эти караваны день и ночь шли вверх по реке, выходили в море и исчезали в едва видимой на горизонте россыпи островов. Просматривались на воде и мелкие катера и — уже в свободной дали — паруса яхт.

Не приближаясь к правительственной башне, в воздухе сновали разнообразные рокрафты. Интересно было наблюдать, как они рассекали чуть розоватое небо. Во всех направлениях — вверх, вниз… Над городом и за пределами Нью-Глазго.

Доротея на мгновение сконцентрировала внимание и тут же ощутила ту незабываемую, присущую только Каледонии ауру, которую впитала с детства. Еще тогда в ней отложился этот волнующий мысленный «запах», или «настрой», с которым жило это население мелководья, прикрывшееся теплым одеялом атмосферы. Континенты казались островами, брошенными в широко раскинувшийся, объявший всю планету океан. А сами материки! Как прекрасны были островерхие, зубчатые горы, высоко взметнувшиеся иглы вулканов и, ко нечно, пестрые, похожие на шотландский плед леса! Планета была молодая и дикая — именно это и пришлось по душе первым переселенцам, а потом и маленькой Доротее. Население здесь было невелико, чуть побольше миллиона, хотя Каледонию стали заселять раньше многих других планет. Жизнь здесь оказалась нелегкой, однако колонисты были упрямы, да и полюбили эту землю, отличительной чертой которой было разнообразие пейзажей. Даже на маленьком пятачке можно было встретить и ледник, и клочок пустыни, и крепкий лесок. Родников не перечесть, добра всякого — что на земле, что под землей — видимо-невидимо…

К тому же здесь постоянно трясло — к этому тоже надо было привыкнуть. И привыкали. Восстанавливали разрушенное, закладывали новые поселения. Приятно, когда есть к чему приложить руки.

Во время последнего извержения Нью-Глазго очень сильно пострадал. Следом за землетрясением навалились пожары и уничтожили большую часть города. Впрочем, и другие населенные пункты на материке Клайд пострадали не меньше, но Нью-Глазго все же был столицей. Стратоскребы — правитель ственное здание, университет, торговый центр — удалось спасти с помощью защитных силовых полей. Старая же часть города, расположенная вдоль береговой линии, была практически полностью уничтожена. Дома здесь рушились, соломенные хижины. Что тут поделаешь — все эти кварталы с узкими извилистыми улочками, частыми проулками и тупиками были построены более полувека назад. Жили здесь в основном рабочие — те, кто первыми начали обживать вновь открытую землю.

Прежний Дирижер Каледонии Трем Гамильтон не скрывал, что испытывает слабость к этой части города. Всякий дом здесь был не похож на другие, на каждом шагу — винные лавки, маленькие рынки, всевозможные увеселительные заведения, частенько сомнительного свойства. Но все, даже помойки, — все вызывало в нем ностальгические воспоминания. Он отказывался даже ставить вопрос о реконструкции этих район ов, хотя ее необходимость была очевидна всем.[39]

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Благодаря подземному взрыву и землетрясению волей-неволей приходилось разбирать завалы. Теперь уже и Старый Свет — Земля, и Галак тическое Содружество вынуждены были откликнуться. Они направили на Каледонию немалые денежные средства, и вопрос финансирования с трудом, но был решен. Особенно тяжелым оказался начальный период реконструкции, когда пришлось временно переселять жителей во вновь возведенные поселки. Несмотря на все усилия правительства, построить что-то более удобное, чем бараки, не удалось. В них разве что от непогоды можно было укрыться, удобств — самый минимум. Естественно, что скоро среди переселенцев поползли неприятные для официальных лиц разговоры, что Содружество и Земля бросили их на произвол судьбы. Подобные настроения были благодатной почвой, на которой один за другим начали появляться крикливые политиканы.

Неожиданно Доротея мысленно вернулась к той партии груза, которую так таинственно попытались ввезти на Каледонию. Как ни крути, а вероятность того, что тут орудуют преступные элементы, была высокой. ЦГ можно было превратить в страшное по разрушительной силе оружие. Но кому это нужно? Только мафиозным структурам, больше некому. О том же и опыт Сацумы свидетельствует. Этот мир был практически однороден, заселили его выходцы из Японии. Вот где пышным цветом расцвели всяческие банды, состоящие из якудза! Каледония была совершенно свободна от подобной накипи, но, как местная уроженка, Доротея прекрасно представляла себе, что такое, например, ее родной континент Бейн-Биорах. Там все что угодно можно спрятать. Ей припомнились узкие горные долины, заброшенные шахты… К тому же ББ лежал так далеко, что держать там постоянную службу, чтобы следить за всякими незаконными делишками, просто невозможно. То есть служба безопасности там, конечно, работает, но и людей у нее мало, и территория несуразно велика.

Может, там как раз и зарождается шотландская мафия? Только этого и не хватало!

Тут она почувствовала холодок в душе. Боже, упаси от подобной напасти! Ей припомнились осторожные, можно сказать, деликатные намеки мудрых экзотиков, которые они делали в отношении некоторых обезумевших от ненависти мятежников. Что, если это высокотехнологичное церебральное оборудование принадлежало вовсе не преступникам? У нее дыхание перехватило. Что, если к этой сделке приложили руки мятежники? Неужели они все-таки взяли курс на полное отделение от Галактического Содружества? Ну да, только в этом случае им может понадобиться такое страшное оружие.

Что за бредовая идея! Как только подобное могло прийти ей в голову!.. Может, на нее так подействовала предстоящая встреча с отцом? Доротея уже заранее испытывала от будущего разговора тягостное ощущение. Она дала слово не обращать на дикие пассажи отца никакого внимания, но тревога от этого не становилась слабее. Прежде всего надо успокоиться, ведь для паники пока нет никаких оснований. Каледония никогда не являлась рассадником антигалактических настроений — в отличие от этого космополитичного Оканагона и некоторых других «национальных» планет. Конечно, потомки древних кельтов всегда отличались буйным нравом и нежеланием подчиняться каким бы то ни было властям. Эти настроения усилились после тектонической катастрофы, народ явно терял терпение и высказывал недовольство политиками Содружества. Но это были не более чем отдельные всплески — уж кто-кто, а она имела самую точную информацию. То же самое подсказывали и внутренние ощущения. Работяги ворчали, но работали как проклятые. Было ради чего — как ни осторожничай, ни наговаривай, что, мол, дело плохо, — планета обустраивалась на глазах. Скоро и бараков не будет… Нет, шотландец-то каков — ворчать ворчит, а душу в работу вкладывает. Вот лиши его возможности работать, тогда скорый взрыв неизбежен. А так… Нечего на родную планету пенять.

И все равно подозрение не давало ей покоя и не исчезало. Что-то с этими церебральными интерфейсами неладно. С отцом тоже… Надо же, Управляющий администрацией континента Бейн-Биорах, ее родной и любимый папочка, является самым крикливым сторонником мятежников.

Алмазик!

Джек!

Тревожные мысли сразу улетучились. Доротея с радостью вышла в телепатический эфир. Несколько минут они ворковали, как обычно бывает у влюбленных после долгой разлуки. Какой-нибудь замшелый обыватель или чересчур энергичный деловой человек только бы руками развел: на что люди тратят свои уникальные возможности, позволяющие им держать связь через межзвездные дали. Для Доротеи и Джека все было важно, даже выражение ментального голоса любимого. Однако через несколько минут в зове Джека тоже послышались озабоченные нотки.

Плохие новости, любимая. Я нахожусь на Оканагоне. Моя тетя Анн Ремилард попала здесь в жуткую аварию. Ее корабль сгорел.

Как? Не может быть! Что с ней?

Анн жива, но находится в тяжелом состоянии. К несчастью, трое экзотиков погибли. Пилот тоже.

Прими мои соболезнования, Джек.

Это еще не все — нет никаких сомнений, что эта катастрофа не случайна.

Боже! И это произошло на Оканагоне?

Да. Анн и трое ее помощников по Директорату по делам Содружества отправились с Орба на встречу с командующим Двенадцатым флотом Оуэном Бланшаром. В Консилиуме сложилось мнение, что высшие офицеры флота все поголовно перешли на сторону мятежников.

Я слышала об этом. Подозрения оправдались ?

До встречи дело не дошло. Анн и ее коллеги собирались всего лишь присмотреться к ним, прислушаться к настроениям. У нее и в мыслях не было устраивать там какое-то расследование. Это была не больше чем деликатная дружеская инспекция. Скорее даже попытка развеять предубеждение против политики Содружества. Разогнать, так сказать, тучи… Что касается флота, то Анн намеревалась проверить ближайшее окружение Бланшара и добиться от него публичной поддержки общего курса Консилиума. Помнишь, решение об этом было принято на Директорате несколько месяцев назад?

Как сам Бланшар отнесся к этой идее? Уж он-то махровый мятежник. Я слышала, он один из их высших руководителей. Говорят, что он и Аннушка Гаврыс когда-то были любовниками. Некоторые даже утверждают, что именно они вдвоем и родили идею, под знамена которой теперь встало так много землян.

Анн не успела поговорить с Бланшаром. Ее корабль разбился при посадке. Нет никаких сомнений, что пилот нарочно врезался в землю. Может, это был фанатик или человек, решившийся на самоубийство. Есть и другая версия. Пилот был человеком со слабыми метапсихическими возможностями, и для усиления команд на него был надет церебральный шлем. Возможно, эта штука испортилась и заставила пилота сделать этот жуткий «бум». Пассажиры все погибли, Анн спаслась только потому, что успела создать вокруг себя вращающуюся метапсихическую защитную сферу. Полностью защититься ей не удалось, она жутко обгорела. Теперь ее поместили в регенерационный автоклав. Там она проведет не меньше года.

Бедная Анн… Что же теперь будет с Директоратом по делам Содружества? Анн направляла все его действия. У нее уйма энергии… Сомневаюсь, что кто-то сможет заменить ее. Тебе предложили этот пост?

Я не думаю, что эта работа для меня, любимая. Никогда и не помышлял об этом. Там есть еще одна характерная деталь.

Прежде чем Анн поместили в оздоровительный сосуд, она успела сказать одно-единственное слово: «ГИДРА».

О Боже!

Власти Оканагона тут же сообщили о катастрофе Первому Магнату. Когда папа узнал о слове «ГИДРА», он тут же связался со мной, и я, как тать в ночи, отправился на Оканагон. Дирижер Оканагона Патриция Кастелайн отказалась сотрудничать с нами и с дознавателями из Магистрата.

Неудивительно. Все помнят тот таинственный случай на Оканагоне, когда погиб ее предшественник. Теперь сестра Первого Магната, ОВП, едва не сгорела во время посадки… Тут есть над чем задуматься. Очень странное совпадение. Особенно когда вспомнишь, что на Оканагоне был найден Альварес, пригревшийся под ее крылышком.

Как я мог забыть! Это случилось в ту ночь, когда мы с тобой впервые встретились. Помнишь, на вечеринке у Марка?..

Конечно… Ты тогда вырядился в потешный костюм клоуна-неумехи, а я разгадала твой замысел.

А ты приняла идиотское решение отправиться на Оканагон вместе с дядей Роджи, чтобы выследить Альвареса.

Совсем не идиотское! У меня были веские основания полагать, что он является частью Гидры.

Пусть ты оказалась права насчет Альвареса, однако ваш план был — глупее не придумаешь! Хорошо, что я успел проникнуть в твои коварные замыслы. К счастью, я вовремя разузнал о них и позаботился, чтобы Альварес был взят под стражу. Необходимо было исключить всякую возможность общения.

Как ты посмел?!

Алмазик, тебе было только пятнадцать лет. Я не мог позволить, чтобы ты подвергала свою жизнь опасности. Разве можно играть в детективов, имея дело с Гидрой?

Ну, дядя Роджи! Вот старый глупый пень!.. Это его работа? Это он проболтался?..

Он поступил совершенно правильно. Что, если Альварес был не один?.. Я уверен, что так оно и было — Гидру нельзя полностью разделить. Они бы сразу прижали тебя к стенке.

Их не было на Оканагоне! Они были на Земле, охотились за мной на Гавайях.

Да.[40]

Я настаиваю, что семья Ремилард прикончила Альвареса.

Они ничего не могли поделать с Альваресом, тем более прикончить. Да, эта смерть жутко интересная. Я надеялся просветить его, чтобы узнать, где прячутся остальные части Гидры, под какими личинами скрываются. Это был верный след, который мог вывести прямо на Фурию. После того как Альварес так неожиданно умер в тюрьме от сердечного приступа, дознаватели-крондаки из Галактического Магистрата незаметно проверили и просветили все высшее руководство Оканагона, ведь Альварес занимал такое высокое положение. На этом очень настаивал Первый Магнат. Особенно крепко трясли Патрицию Кастелайн. Никакого результата… Действительно получалось, что Альварес в одиночку прятался на Оканагоне. После представления результатов расследования Верховному лилмику тот, посове товавшись с Полем Ремилардом, приказал закрыть дело и хранить все сведения о нем в строжайшем секрете.

Ничего удивительного. А теперь выходит, что там, на Оканагоне, пряталась еще одна часть Гидры? После этого случая с Анн такой вывод напрашивается сам собой.

Мы действительно не можем понять, почему пилот вдруг сошел с ума и врезался в землю. Неясно, что означает это последнее слово Анн. Что она имела в виду, поминая Гидру? Пока она находится в регенерационном автоклаве, ее невозможно спросить. Конечно, шум по поводу катастрофы семья поднять не позволит. Хуже не придумаешь, если вдруг станет известно, что Гидра вновь пошла в атаку.

Джек, ты не имеешь права игнорировать это.

Конечно, нет. Однако Поль намерен не упоминать об этой версии. Только очень узкий круг из высших эшелонов власти планеты и командования флотом знал о прилете Анн. Представляешь, что будет, если обнаружится причастность кого-нибудь из этой группы к преступлениям Гидры? Галактический Магистрат продолжит расследование причин катастрофы, только о Гидре не будет сказано ни слова.

Понимаю, опять хотят спрятать концы в воду.

Это только ради спокойствия Содружества, дорогая.

Естественно…

Меня занимает другой вопрос: почему вдруг Гидра набросилась на Анн?

Она же возглавляет Директорат, который планирует политику Содружества в области объединения разумов. Я же рассказывала тебе, что Фурия вынашивает бредовую идею основать Второе Содружество со своим дьявольским всеобщим метаобъединением.

Алмазик, мой дорогой Алмазик! Нельзя основывать выводы исключительно на своем собственном опыте, это может привести к неверным выводам. Фурия всего-навсего некая индивидуальность с искривленными мозгами. Все, что у нее было, это Гидра, да и от той остались только две части. Разве подобное им под силу? Если бы такой заговор на самом деле существовал, Консилиум давным-давно узнал бы об этом. Я уж не говорю о Верховном лилмике. Но об этом никто, кроме тебя, слыхом не слыхивал!

А мятежники?

Их лозунги полностью расходятся с желаниями Фурии, исключая только пункт выхода из Содружества.

Ох, Джек, ты не имел дела с этой пакостью, а мне повезло. Она нагло влезала в мои мозги. Мне известно, как она умеет соблазнять, как умеет маскироваться под самое дорогое, что у тебя есть. Фурия в общем-то не использует силу и пытается добиться своего исподволь. Не так, как люди… Она очень умело использует людские пороки и слабости, а также, как это ни парадоксально, ухитряется подстроиться и под возвышенные чувства. Такие понятия, как жалость, сострадание, ей незнакомы. Она не задумываясь уничтожит любого, кто встанет у нее на пути.

Да.

Джек, это прописная истина, что человечество находится на куда более низкой ступени социального развития, чем расы, входящие в Содружество. В сравнении с экзотиками мы недалеко ушли от обычаев, существовавших во времена Аттилы. Криминальное поведение для нас — обычное дело. Я уж не говорю о всеобщих пороках, таких, как лживость, склонность к мошенничеству, гордыня, презрение к братьям своим, желание устроить свое благополучие за их счет. Если бы ты только знал, чего я не насмотрелась за этим столом! Знаешь, что такое Управляющий администрацией планеты? Это помесь чиновника-крючкотвора, юридического деспота и заботливой нянечки.

А я все равно люблю тебя.

Хватит смеяться! И что это за привычка вести себя со мной, как с маленькой девочкой!

Никогда и ни за что. Не бойся, дорогая, любовь не мешает мне уважать тебя и даже восхищаться тобою. Неужели ты считаешь, что творишь добро — даже в этих, не совсем приятных обличиях — в безвоздушном пространстве? Неужели ты считаешь, что жалобы на тебя не доходят до самых высоких инстанций и я лично не знакомился с некоторыми делами, когда меня включали в комиссию? Ты всегда действуешь так, как я бы сам поступил на твоем месте, а иной раз и куда тверже и мудрее. Ты пойми, что я только с тобой отдыхаю душой, чувствую себя так, как должен чувствовать себя свободный, веселый, щедрый на всякие добрые выдумки человек. Знаешь, надоедает же постоянно чувствовать себя добрым волшебником, не таким, как другие. Нет, ко мне здесь отношение хорошее, но все же я чувствую… Мне хочется… Ну, мне страстно хочется, чтобы ты была рядом, а не за тридевять земель. Теперь что касается Фурии… Ты совершенно права, что сие свихнувшееся создание представляет угрозу — и немалую — для Содружества в целом. Права ты и в том, что она в состоянии манипулировать нашими душами. В этом ты безусловно дашь мне сто очков вперед.

Не говори так, Джек.

Это правда. Мои знания о самой жизни, ее превратностях, радостях и горестях припахивают академизмом. Обо всем этом Джек Бестелесный только читал. Только познакомившись с тобой, влюбившись, я начинаю ощущать, как и в моем несуществующем сердце появилось что-то тепленькое, греющее. Что-то приятно обыденное в самом величавом смысле этого слова… Как кусок обоев из родительского дома или любимая игрушка. Или запах материнских коленей, в которые ты, плачущий, утыкался лет в пять, когда тебя обижали сверстники. Ничего этого у меня никогда не было, и мог ли я после этого считаться человеком ? А теперь у меня есть ты… Понимаешь, мне есть что вспомнить, есть обо что согреться. Знаешь, я по глупости поделился с Марком. Он ответил, что глупо Джеку Бестелесному играть в любовь, тем более устраивать свадьбу. Передо мной, мол, ого-го какие перспективы, а я, видите ли, сопли распустил, хнычу и сюсюкаю.

Я всегда знала, что из всей вашей семейки меньше всего похож на человека Марк, а не ты.

Ладно, любимая. Я тут подумал и вот к какому выводу пришел. Свадьбу и все околосвадебные мероприятия следует разделить на три этапа. При этом, думается, мне надо предстать перед публикой и перед тобой в следующих обличиях…

Ах, Джек, не глупи. Ты же сам прекрасно знаешь, что человек — понятие духовное, точнее одухотворенное… Ты умен, добр, иногда бываешь сметлив, верностью натуры и капризами любимчика не отличаешься. Ты мне дорог такой, какой ты есть. Мне иного не надо.

Алмазик…

Если бы ты знал, как мне хочется быть с тобой, забросить все эти бесконечные, нудные проблемы куда подальше!.. Хотя бы на время… Я понимаю, это эгоистично…

Вовсе нет![41]

Джек, что будет с Анн? Ее перевезут на Землю?

Поль должен устроить это.

Тебе не кажется, что неуместно играть свадьбу в такое время ?

Нет, не кажется! Я знаю Анн. Она последняя, кто отложил бы празднество. Теперь послушай меня. Я немедленно вылетаю на Кали. Через два дня мы на моем корабле «Скура-2» отправ ляемся на Землю. И не слишком спешим…

Вот здорово! Это просто замечательно! Мне так хочется побыть с тобой. Поучиться у тебя.

Это я буду учиться у тебя. До свидания, мой драгоценный Алмазик, a nighean то ghaoil.

До встречи, Джек, a churaidh gun ghiamh!

Управляющий администрацией ББ Ян Макдональд ловко разделался с вареным лососем, обсосал косточки — при этом хмурый, недовольный взгляд он прятал под кустистыми широкими бровями.

— Все-таки я останусь дома, так будет лучше. И не только из-за дел, которые подвалили мне из Законодательной ассамблеи, но прежде всего я беспокоюсь об урожае. У Гевина и Хью забот полон рот, минутки свободной нет. Они каждый день зовут меня на подмогу. Потом трудности с оборудованием. Два новых пилота только-только разобрались что к чему, за ними глаз да глаз нужен. Тут еще напасть… Поля воздушной травы отнесло далеко к северу, за острова Гоблинов.

— Я хочу, чтобы ты был на свадьбе, папочка.

Ян горько усмехнулся.

— Надо же, на свадьбе… Вот время бежит. Только боюсь, что вряд ли ты когда-нибудь будешь принадлежать другому, кроме самой себя, Дори Макдональд.

— Папа. — Голос Доротеи дрогнул. — Не уходи от разговора. Ты знаешь, что я хочу. Ты должен стоять возле меня в день венчания, а потом дуть в эту чертову волынку, когда все будут отплясывать танец меча.

— Кто я такой? Замухрышка, и только. Там в церкви будет полным-полно этих Ремилардов, вот они и окажут честь, — проворчал он. — Этот дядя Роджи, он так любит тебя. Твой дедушка Кайл… Бабушка… Там у тебя хватает родственников, они вполне могут щегольнуть в клетчатых кильтах.

— Это совсем не то, и ты знаешь об этом. Из Кайла такой же игрок на волынке, как… из дядюшки Роджи. — Доротея подняла принесенный ею горшочек с едой, не снимая маски, подсунула трубку под материю и принялась посасывать пищу. Между тем голос ее звучал по-прежнему отчетливо и звонко. — Я знаю, ты дуешься на меня из-за того, что Джек и я справляем свадьбу на Земле, а не на Кали. Но здесь это все устроить было просто невозможно. Тем более после недавней катастрофы. Как бы люди посмотрели на это торжество? Кафедральный собор лежит в развалинах.

— Бейн-Биорах совсем даже не разрушен. Можно было бы венчаться в церкви Святой Маргариты в Грампиане, где тебя крестили, и…

— И собрать пять-шесть десятков Ремилардов на ферме. Вот так все скопом и полетим на север. Компания будет изрядная — Магнаты с Консилиум Орба, здешние знаменитости, гости-экзотики. Другие — те, кого Джек пригласил на свадьбу… И все ради того, что старый Макдональд не может выбраться с фермы. А еще гости с моей стороны. Папа, посмотри на вещи непредвзято — в Грампиане всего один отель и два паба с жалкими меблированными комнатами наверху.

Ян Макдональд бросил вилку на стол и насупил брови. «Того и гляди гром грянет», — подумала Доротея.

— И страдать от мысли, — сказал ее отец, — что эти высокородные паршивые Ремиларды и их спесивые дружки должны унизиться до грязной каледонской дыры. Им плевать, что только родной отец имеет право устраивать свадьбу дочери. Это его долг. Нет уж, пусть лучше эти набитые деньгами Ремиларды раскошелятся. Пусть потрясут мошной и оплатят все безумные и ненужные расходы. Как же, они же первая фамилия на Земле, самые сильные метапсихологи, любимые комнатные собачки у этого недоноска лилмика.

Люди за соседним столом зашептались, потом, видно, не выдержали и захихикали. В столовой, где завтракали Доротея и Ян, было полно всякого люда — юристов, высших государственных чиновников, лоббистов, и все они — по крайней мере, подавляющее большинство из них — разделяли оппозиционные взгляды.

Доротея проглотила обиду и мысленно излучила в пространство волны терпимости и любви, чтобы не мешать присутствующим в помещении оперантам. Не хватало еще устро ить публичный скандал! Почему обычные люди такие несдержанные? Был бы Ян способен общаться с нею телепатически, они бы тихо-мирно решили все свои проблемы и никому не помешали.

Заметив, что дочь никак не прореагировала на его выходку, Ян Макдональд отхлебнул макеванского эля и уже гораздо тише сказал:

— Но это еще не все. Как насчет тебя самой, Дори? Тебя словно во время взрыва ушибло, я не узнаю тебя с тех пор. Управляющая Каледонией разоденется, как королева. Грем Гамильтон, должно быть, перевернулся в своей могиле. И как теперь быть с лицом? Только не говори мне, что у тебя нет времени заняться им. Бога ради, вспомни, что ты сама блистательный целитель, тебе не нужен регенерационный бак. Я на тебя в этой маске смотреть не могу, питаешься черт знает как, во время разговора даже рта не раскрываешь…

— Отец, мы уже говорили на эту тему. Если тебе совсем невтерпеж видеть меня такой, я могу предстать перед тобой в другом обличье.

Ян Макдональд раскрыл рот от изумления. Покрытая алмазами маска внезапно растворилась. Теперь перед ним сидела прежняя Дори, такая, какой он помнил ее. Она слегка улыбалась.

— В любое время, папочка, как только пожелаешь. Ты будешь видеть меня такой, какой захочешь увидеть.

Наконец Ян пришел в себя и закрыл рот.

— Но это же не настоящее твое лицо? — не совсем уверенно спросил он.

— Нет, — кивнула дочь, и в следующее мгновение на лице у нее вновь возникла алмазная маска.

— Но зачем, Дори? — зашептал он. — Ради Бога, объясни, зачем?.. Это чтобы быть похожим на него? Почему ты не хочешь выглядеть, как все люди?..

Она ответила безмятежно, даже несколько игриво.

— Ты не должен спрашивать об этом, папочка. Не следует задавать все подряд вопросы, которые вертятся у тебя на кончике языка. Я люблю Джека. Это все, что тебе надо знать. И он любит меня.

— Он любит тебя? Какую? Ту, что прячет свое лицо за этой маской? — шепотом спросил отец.

— Лицо само по себе не более чем маска, — ответила она. — Эта тряпка ничем не хуже кожаной оболочки. Хочешь, покажу?

Отец издал сдавленный вскрик, отвел глаза в сторону, не смея взглянуть на дочь, но не удержался — не смог удержаться! — и бросил на нее взгляд. То, что он увидел, заставило его застыть от ужаса — это был не ожог, не ячеистая, рыхлая, багровая кожа, которая обычно остается от сильных ожогов. Такие участки еще остались на челюстях и на шее дочери, однако прежде всего ему бросилась в глаза ноздреватая кость. Вернее, наполовину обнажившийся, изуродованный до черноты череп. Мгновением позже эту жуть вновь прикрыла кокетливая, посверкивающая драгоценными камнями бархатная маска.

— Вот она, правда обо мне, — нежно прошелестел ее псевдоголос.

Ян закрыл лицо руками. Он слова выговорить не мог — просто водил головой из стороны в сторону.

— Нет, моя девочка, нет. — Плечи у него заходили ходуном. — Прости. Куда я, глупый осел, полез! Кого учить вздумал! Попрекать… Еще раз прости, я тебе не судья. Твое право жить так, как тебе хочется, выходить замуж за того, за кого хочется, даже за этого непонятного — прости, но это так — непонятного мне Джека.

Она протянула руку и погладила его пальцы.

— Значит, договорились. Ты приедешь на свадьбу вместе с Джанет и Элен и будешь рядом со мной у алтаря.

Он поднял на нее глаза.

— Я буду там.

Управляющая Каледонией поднялась со стула. Отец ее был мужчина дородный, представительный, а Доротея была почти с него ростом.

— Там и увидимся, — добавила Доротея. Отец не мог отвести глаз от играющих светом бриллиантов, которые были на шиты на ее маске. — До свидания, папа. .

Она направилась к выходу, по пути кивая знакомым и коллегам, обмениваясь с ними короткими телепатическими приветствиями.

Ян Макдональд так и не посмотрел ей вслед. Он не спеша допил пиво, потом долго изучал дно кружки. Наконец он подозвал официанта и заказал еще пива. Потом осторожно огляделся. Никому до него дела не было. Может, просто никто из присутствующих не хотел смущать его. Он тяжко, порывисто вздохнул и склонился над тарелкой — доел зеленый горошек, жареный картофель, который оставался на тарелке, кусок хлеба. Грех было оставлять такую добрую еду.

7 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

За неделю до свадьбы со мной мысленно связался Марк и сообщил, что он прибудет на рокрафте в Нью-Гемпшир. Заявил, что ему надоело безвылазно сидеть в своем СЕРЕМе, он желает отдохнуть и с этой целью собирается перед свадьбой отправиться на рыбалку. Не хотел бы я поехать вместе с ним? Все его спутники мне знакомы, это друзья детства — Алекс Манион, Бум-Бум Ларош и Аркадий Петрович О'Малей.

Я так обрадовался этому приглашению! Чем ближе день бракосочетания, тем наглее вели себя вампиры-журналисты. Их интересовало буквально все, особенно такие пикантные подробности, о которых я слыхом не слыхивал, но должен был подтверждать — верно ли, что этот живет с этой, а тот с той? Сначала я старался вежливо отделываться от этой братии, однако, когда журналисты буквально осадили мою лавку и начали без конца терзать мой комлинк, терпение у меня кончилось. Я не мог ни с кем связаться, кнопку на комлинке нельзя было нажать — вызовы шли непрерывно; хуже всего, что эта возня окончательно распугала покупателей. К тому же после разговора с Анн я дал себе слово не пить, что еще сильнее усугубляло мое мрачное настроение. Ах, как я поспешил — тем более что теперь, после покушения на нее, мне так хотелось хоть немного забыться! Мужик я вообще-то крепкий, не из слабонервных, но и мне стало не по себе, когда я узнал о покушении.

Нападение на Анн могло обмануть кого угодно — всех Ремилардов скопом, только не меня. Я сразу догадался, откуда ветер дует. Выходит, Анн была права? Теперь всякие сомнения отпали, уж очень быстро Фурия отреагировала на наш разговор. Мадлен и Парнелл, выжившие части Гидры, снова были пущены в дело. Удручало вот какое обстоятельство — пилот межзвездного корабля был в церебральном шлеме. Они сумели преодолеть и эту защиту. Более того, Марк признался мне, что во время посещения Консилиум Орба некая особа сумела хитростью овладеть его шлемом и так надавила на него, что он потерял контроль над собой и, что творил в те минуты, не знает. Даже личность ее была напрочь стерта из памяти. Следовательно, ЦГ можно использовать и как оружие? Это была очень плохая новость.

Я серьезно задумался над своей безопасностью. Следующим, судя по всему, должен быть я. Фурия ждать себя не заставит. После долгих размышлений я пришел к выводу, что если Анн была права в главном, то и в отношении меня она вряд ли ошибалась. Факты, подтверждающие ее мнение насчет того, что Фурия в силу определенного психологического комплекса, связывающего родителей и детей, не сможет погубить меня с помощью ментальной силы, у меня были. Действительно, Дени считал меня своим отцом, у нас с ним был уговор не лезть в мои мысли… Хорошо. Если считать, что с этой стороны опасность мне не грозит, то нельзя сбрасывать со счетов фактор «кокосового ореха», о котором я предупреждал Доротею на Кауаи. «Мало ли что может упасть вам на голову, — предупреждал я глупую девчонку, прячущуюся на далеком острове. — Например, кокосовый орех… Этого будет вполне достаточно, чтобы отправить тебя на тот свет». Так оно и случилось. Так оно может случиться и со мной… Автомобильная авария, пожар, упавший с крыши кирпич — и никакого ментального прикосновения. Обрести безопасность я смогу только после того, как поделюсь с Джеком и Доротеей сведениями, которые сообщила мне Анн.

Верное решение, но трудноосуществимое на практике. К моему большому сожалению, сценарий предстоящего бракосочетания был составлен так, что молодые появятся в Нью-Гемпшире лишь за день до свадьбы. Ясно, что в те несколько часов им будет не до меня — тут и примерка туалетов, и репетиция праздничной церемонии, и последующего обеда. Я пытался дозвониться до Каледонии, однако мне сообщили, что Джек и Доротея уже улетели на «Скуре-2». Они, разумеется, спешить не будут, заглянут по пути на одну планету, на другую — так что связаться с ними в телепатическом эфире будет практически невозможно. Слишком много энергии потребуется… Где мне ее взять? Вызывать их с помощью комлинка глупо, такие разговоры прослушиваются сплошь и рядом. Значит, у меня остается единственная возможность — найти способ поговорить с ними на следующий день после свадьбы. Успеть до того момента, как они отправятся в свадебное путешествие на Кауаи.

Ничего не скажешь, хороший свадебный подарок я им приготовил!

Понятно, почему я обрадовался, получив приглашение порыбачить. Рядом с Марком мне было куда безопасней, чем дома.

В ту пору мой рокрафт находился в ремонте, так что мне пришлось погрузить вещи в старенький наземный «вольво», и с первыми лучами солнца я отправился по федеральной дороге в сторону Питсбурга, затем свернул на северо-запад, туда, где за Индейским ручьем, в диких, «первобытных» лесах затерялся охотничий домик, построенный Виктором Ремилардом еще до Великого Вторжения. После его смерти семья сняла «Прибежище Белого Лося» с распродажи — очень уж место всем понравилось. Здесь и рыбалка, и зимний отдых, и никаких дурных ассоциаций с прежним владельцем. Смотрители, семейная пара, поддерживали дом в полной готовности к приему гостей.

На место я прибыл ранним вечером 11 июня. Эта самая лучшая пора, которой может одарить человека Новая Англия. К началу летнего солнцестояния практически исчезает гнус, до июльского нашествия комаров еще далеко, единственные насекомые, царствующие в эти дни, служат желанной и жирной пищей для речной форели. Деньки стоят долгие, тихие, теплые. Я въехал на стоянку, расположенную позади дома. Здесь уже находились два стареньких рокрафта — эти видавшие виды машины принадлежали семье смотрителей. По соседству с ними стоял роскошный, черный как уголь рокрафт с эмблемой СЕРЕМа на дверце кабины. Значит, Марк уже прибыл, а его друзья еще нет.

Ги Ларош по прозвищу Бум-Бум работал в Галактическом Магистрате, в отделе Земли. Его подразделение размещалось в Конкорде, там Ларош имел прекрасную возможность вести агитацию в пользу оппозиционеров среди высших полицейских чинов. Алекс Манион к тому времени стал ведущим специалистом в области управления динамическими полями с помощью метатворительных решеток. Его деятельность в Кембриджском университете привлекла внимание Нобелевского комитета. Аркадий Петрович О'Малей служил в штабе Двенадцатого флота, который базировался на Оканагоне. Там он отвечал за поддержание нормальных деловых связей с офицерами-экзотиками. Несмотря на высокое положение, это были простые ребята, без всяких признаков снобизма, и охотно смеялись шуткам, которые позволял себе отпускать такой замшелый пень, как я. К тому же мы все были убеждены, что не все ладно на нашей матушке-Земле и во многом в этом виноваты чуждые нам расы.

Я вылез из машины и потянулся, размял затекшие мышцы.

Смеркалось. Было поздно, но в июньскую пору ночи здесь берут отпуск. Сосны и тсуги[42] резко выделялись на фоне го лубовато-зеленого неба, вокруг царил невесомый, чуть серебристый сумрак. Птичий хор на том берегу озера уже начал затихать. Пахло смолой и жареными поросячьими сосисками. Зацветали заросли шиповника, окружавшие дом. Поодаль виднелась напрочь занавешенная плющом стена охотничьего домика. Услышав близкое посвистывание бурундука, я даже ды хание затаил. Хорошо здесь! Так хотелось вволю надышаться!..

Я обошел автомобиль и едва не ступил в кучу лосиного помета. Лоси — хозяева этих мест. В их честь и был назван домик. Наконец я выгрузил вещи из машины и бросил мыс ленный взгляд в сторону дома — на кухне я различил Норма и Сюзанну Айзбрандт. Они ужинали — с аппетитом поедали жареные сосиски. Затем я оглядел озеро, проник взором в его глубины. Форель уже начала спускаться в озеро на кормежку. Самое время для рыбалки. Стрекоз еще не было, но майская муха шла густо, почти над самой водной гладью. То-то там раздолье…

В километре к северу, вдоль берега, стремительно неслось небольшое плавсредство непривычных очертаний. Издали оно напоминало маленькую лодку, из которой торчала верхняя половина человеческого туловища. Рыбак прикрылся плотной мысленной завесой, однако я сразу узнал его. Крупная голова с курчавыми черными волосами, тело как у медведя. Почувствовав мой взгляд, тот мысленно произнес:

Bonsoifi, дядя Роджи.

Привет, Марк. Как там, на озере?

Ничего, ответил он в той типичной для всех любителей рыбалки манере, когда хорошим тоном считалось вообще помалкивать во время клева, а на все вопросы отвечать в особой, уничижительной форме. Добыча в такие моменты никогда не бывает удовлетворительной: «так себе», «могла бы быть и побольше». Ничего другого вы не услышите. Если же он упустил рыбу из сачка или она выпрыгнула из лодки, ответ тоже будет не совсем внятный: «наполовину повезло». В такие минуты рыбаку лучше совсем не задавать вопросов, ибо любое слово, касающееся условий лова, может отогнать удачу. Вот почему я молча наблюдал, как мой внучатый племянник, чуть откинувшись, забросил леску метров на тридцать в сторону от себя. «Вот позер, — подумал я про себя, — ну-ну, посмотрим… » Что там у него в руках? Точно, я так и рассчитывал. Все тот же старый набор — удочка №4 от «Патриджа из Реддитха», катушка, конечно, «Донер АС»… Приманка не успела коснуться воды, как большая серебристая рыба, наполовину высунувшись из воды, схватила искусственную муху. Приманка даже не намокла… Марк картинно поводил добычу, дал ей поиграть, побиться на крючке, затем вытащил из воды и как бы невзначай показал мне. Сердце у меня забилось. Если воспользоваться прежней мерой веса, то форель несомненно потянула бы на два фунта с хвостиком.

Я сказал вслух:

— Отличная рыба.

Марк мысленно ответил:

Хватит болтать. Давай присоединяйся…

Вечерние сумерки — самое удачное время для рыбалки, особенно если вы обладаете оперантскими способностями и можете различать предметы в темноте.[43] Призывая меня «присоединяться», Марк, конечно, не имел в виду, что я встану рядом с ним и начну забрасывать леску. Те, кто предпочитает ловить рыбу на искусственную муху, всегда стараются отыскать такое место, где им никто не может помешать. Я должен чувствовать себя в полном одиночестве, пусть даже на рыбалку отправилась целая компания. Времени пообщаться у нас будет вдоволь — потом, после рыбалки… Вот когда начинают развязываться языки, и любая, самая незначительная малявка вырастает до невероятных размеров.

Прежде всего я натянул болотные, по грудь, секопреновые сапоги и тут же выругался: меня угораздило забыть Спасательный пояс, предохранявший от попадания воды внутрь сапог. Черт побери, что сделано, то сделано. Мое напоясное плавсредство имело три пузыря с воздухом, и на такой спокойной воде, как здешнее озеро, я не утону. Спасательный пояс не обходим, когда ты входишь в быструю реку, где даже в межень течение так сильно, что без страховки тебя непременно собьет с ног. Тогда только держись. Сколько я знаю таких случаев… Но здесь — я критически оглядел неподвижную ласковую гладь — быть того не может, чтобы какая-то сила могла увлечь меня на дно. Однако настроение уже было несколько испорчено. Ничего, скоро мы его поправим. После первой же удачи…

Готов? — донесся до меня мысленный голос Марка.

Сейчас выхожу, в тон ему ответил я.

Ага, он, значит, решил использовать бамбуковое удилище. Что ж, в таком случае я воспользуюсь моей любимой «Орвис Зипстер» с малюсенькой, легчайшей катушкой «Харди Флай-уэйт». Леска обязательно №1. В реках Нью-Гемпшира по большей части водятся экземпляры не больше двадцати сантиметров в длину. На этот номер лески их берут достаточно легко.

Это вообще замечательная рыбалка, особенно с подсветкой. Как они переливаются, пойманные! Куда там радуге в Монтане!.. Самая большая рыба в наших краях водится в озерах, но не настолько же она велика, чтобы использовать четвертый номер. Хотя кто знает…

Практически невесомое снаряжение нельзя применять во время даже самого слабого ветерка. Леску тут же сносит… Если, конечно, вы не будете жульничать и не станете подталкивать наживку сверхчувственной силой, но это уже нечестная игра, и рано или поздно вы на ней попадетесь. Тогда мало кто решится рыбачить вместе с вами. Да и вообще — зачем мошенничать, что за интерес? Ну, если раз-другой… незаметно… Ага, в присутствии Марка — и незаметно, скажешь тоже… Слава Богу, сегодня условия идеальные. В такую тишь и чести рыбаку больше, если он использует наилегчайшую снасть. Если я смогу взять приличную рыбу, никакая удача и улов Марка не будут идти в сравнение с моим уловом. Ты попробуй с легоньким «Зипстером». Любой дурак натаскает рыбы с по мощью «Патриджа».

Потом я натянул жилет и шляпу, мою любимую, с наколотыми на тулью искусственными мухами. Я их собирал всю жизнь, а это, поверьте, долгий срок. Потом я двинулся по тропинке к южной оконечности озера. Марк, по-видимому, наблюдал за мной с помощью дальнодействующего взгляда. Я же мечтал расположиться как можно дальше от него — видеть не мог его сардонической, скошенной набок усмешки, когда он заметит, что рыбка сорвалась у меня с крючка. Это неизбежно, тем более с такой легкой снастью, которую я решил использовать. В том-то и заключался вызов.

Скоро я добрался до такого места, где было удобно войти в воду. Проколол три пузыря — они тут же раздули снаряжение. Теперь мне оставалось только натянуть на себя это обмундирование — и voila[44]! Большинство ловцов на искусственную муху, в том числе и Марк, предпочитает открытое спереди плавсредство, потому что его легче надевать. Я же пользуюсь классическим, в форме пончика, с твердой спинкой — в нем куда легче маневрировать на воде. Вот напялить на себя по добную сбрую — это проблема. На суше в ней вообще развернуться невозможно, но я же не на земле собираюсь забрасывать крючок. Плохо, что такому жердяю, как я, приходится надевать плавсредство сверху, через голову. Что я и сделал… Потом начал протискивать его вниз до бедер, пока раздвоенная рама не заняла свое нормальное положение. Наконец я был готов к ловле — взял в зубы удочку, поднял нижние плавники тем же манером, каким герцогиня, приседая, приветствует коро леву и поднимает платье, и ступил в теплую спокойную воду.

Погрузившись до пояса и чуть приподнявшись надо дном, я уселся на сиденье — и вперед! Должен заметить, что подобное плавсредство куда эстетичней, чем обычная лодка, использо вать которую любители ловли на искусственную муху стараются избегать. К тому же подобное снаряжение гораздо эффективней. Вы начинаете шевелить ногами, приводя в действие плавники, и медленно приближаетесь к рыбе. Той даже в голову прийти не может, что вы не из ее компании — она полагает, что вы не имеете никакого отношения к этой банде разнузданных двуногих, которые так и норовят подцепить ее плавающего собрата на крючок.

Так! Все, что необходимо, рассовано по карманам, молнии застегнуты, дождевик тоже на месте. Теперь в путь!..

У меня на этом озере было свое излюбленное место — там, где из озера вытекал стремительный ручей, а поодаль, ближе к противоположному берегу, находился глубокий омут. Там прозрачная толща воды отливала особым темноватым цветом — словно полированный оникс… В ту сторону я и поплыл — разумеется, спиной вперед. Горевшая золотистым светом луна отражалась на поверхности, ближе к берегу на воде лежали светлые пятна — это светились окна в нашей хижине.

В зарослях тростника недовольно крякала утка, затем оттуда донесся тихий плеск. Вокруг меня, то там, то здесь, со дна озера поднимались клочки водорослей — на них мухи и откладывали личинки. Кое-где уже вывелись взрослые особи и сидели на материнских островках, сушили крылышки. Я взял одну из мух, внимательно изучил — нашел, что между естественной тварью и моими искусственными малышками много общего. Тем лучше.

В этот момент что-то звякнуло у меня в голове. Должно быть, опять Марк…

Чем запасся, старый пень?

Точно, он. Я показал ему свое снаряжение, особенно леску и крючок, потом заметил:

Локти будешь кусать со своей удочкой. Это настоящая дубина!

Посмотрим. А что за мушка у тебя? Не слишком ли велика для твоих игрушечных доспехов? Послушай, дед, ты там один?

Мне только напарника не хватает.

Может, мне почудилось?.. Нет, вроде мы на озере одни. Кстати, Алекс и Арки сообщили, что раньше завтрашнего дня они не приедут, а Бум-Бум задержался в Конкорде. Ладно, поговорим об этом после.

Я не ответил. Признаться; я уже не слышал последних слов Марка — так, что-то запечатлелось краешком сознания. Все мое внимание уже было сосредоточено на леске.

Следует знать, что рыбная ловля на искусственную муху — непростое занятие. Этот спорт не для слабонервных или жадных. Тут на многое рассчитывать не приходится. Любой тупица может наловить рыбу на живую приманку — червяка, мотыля или любой другой кусочек органики. Вот добыть красу наших рек и озер на нечто непонятное, сделанное из пучка ниток, кожи и блесток и насаженное на крючок без единой зазубрины, — это работа для терпеливых, умеющих соображать. Рыба далеко не глупа, особенно большая рыба. Ей здорово помогает опыт. Рыбаку тоже. Тут следует заранее продумать стратегию и тактику — надо научиться пользоваться всеми приемами. Если вы оперант, вы не имеете права использовать свои преимущества. Не должны отыскивать рыбу под водой, тем более отбирать экземпляры и подталкивать их к приманке. Конечно, в иных случаях использование метасилы не возбраняется — например, чтобы прикрыть оголившийся кончик крючка или развязать затянувшийся узелок.

Должен признаться, что я не совсем честен в этом отношении, но это каждый раз происходило помимо моей воли. То сделаешь себя невидимым, то займешься искусственной мухой и сделаешь так, что ее от живой отличить невозможно. Но все это выходило случайно, однако в присутствии Марка всякая случайность должна быть исключена.

В течение двух часов я наловил и отпустил больше двух десятков форелей — каждая из них не дотягивала до необходимых пятисот граммов. Я предпочитаю честную рыбалку — что не годится, то не годится. Более того, я выбросил в воду и пять вполне достойных экземпляров. Эти рыбины хватали наживку не без моей помощи. Защитники природы, можете не беспокоиться — гладкий крючок особого вреда им не принесет. Выживут…

Между тем бледное око луны совсем ушло с поверхности воды. В домике тоже потушили свет. Только по-прежнему покрякивала в камышах утка и распелись птицы в лесу за озером. Было так хорошо — словами не передать. Тут меня кольнула странная и в то же время приятная мысль: если уж мне и придется когда-либо отдать концы, то пусть это случится в вечерних сумерках, во время рыбалки, когда еще голосят птицы, журчит ручей и поклевка что надо. Теперь, в темноте, и мухи разлетались вовсю. Те, что выродились из личинок пару дней назад, уже сами начали исполнять брачный танец.

Марк скрутил леску, направился к берегу. Решил закончить? Проголодался, наверное… Я мысленно сказал ему, что еще порыбачу — дела пошли на лад. Попробую на блесну.

В конце концов случилось то, что и должно было случиться. Марк еще не успел добраться до охотничьего домика, как я зацепил большую рыбу.

Я ее давно уже приметил — час назад. Она с величавой неторопливостью плыла по мелководью возле самого истока ручья. Кормилась мухами она с каким-то царственным рав нодушием — хап, хап, хап[45], хап, хап, хап[46]. Я без зазрения совести мысленным взором осмотрел этого патриарха местных вод. Уж не привидение ли этот экземпляр — сверху темно-зеленый, с отливом в синеву, снизу серебристо-белый, редкие пятна вдоль спинного хребта, а на плавниках золотые и розовые крапинки?..

Нет, серьезно, очень необычная рыба. Я потому и не решался подплыть к ней и попробовать взять ее, что глазам своим не верил. Тем более что с каждой минутой рыба под плывала ко мне все ближе и ближе. Теперь она была в пределах досягаемости. Я привязал особую, «счастливую» блесну и забросил леску в ее сторону.

Хап!

Есть!

Я представил, как крючок впивается в мощную челюсть, и взмолился: «Боже милостивый, только бы рыба не сорвалась! »

Рыба дернулась, катушка на удочке взвизгнула. Форель сразу пошла на глубину, в омут.

Боже! Неужели я ее упущу?! Я поднял удочку повыше, начал осторожно накручивать леску и в этот момент почувствовал сопротивление. Леска завибрировала, потом рыба вне запно метнулась в мою сторону. Потом опять рванула… Неужели сорвется?.. Эта мысль буквально убивала меня, тем не менее я осторожно подтягивал добычу поближе к себе. Изо всех сил я старался не бросать в ту сторону телепатические взгляды. Я, как безумный, принялся водить удилищем из стороны в сторону, однако легкую катушку остановить было не просто. Где-то в глубине огромная рыба бросалась то влево, то вправо, мотала огромной головой. Единственная мысль в те мгновения билась у меня в голове: если я не смотаю леску, она уйдет. Я ее потеряю! Этого я не переживу!.. Приноровившись, я начал осторожно сматывать леску — точнее, перехватывал ее левой рукой и наматывал на указательный палец правой. Потом вокруг локтя… Так в общем-то не полагается, но я не мог упустить эту добычу. Черт с ней, с леской, к тому же она уже изрядно накрутилась вокруг правой руки.

Наконец-то удалось выбрать слабину! Я перевел дух. Теперь следовало как можно быстрее смотать свободную леску на катушку — я завертел рукояткой как можно быстрей. Постепенно освободил правую руку. Теперь посмотрим, теперь поберемся… Почувствовав? Что-то леска натянулась, форель в бешенстве рванула в сторону — зииип! — катушка опять завертелась в обратную сторону; единственное, что я мог, — это потихоньку притормаживать ее ход. Так мы боролись некоторое время, рыба потихоньку увлекала меня на глубину. Вдруг форель с необыкновенным шумом выпрыгнула из воды. С этой тактикой я уже был знаком, сегодня вечером мне уже довелось потерять три или четыре рыбины. Но на этот раз я был готов и сразу дал необходимую леске слабину. В тот момент, когда форель плюхалась в воду, я опять наматывал леску. С каждым прыжком я замечал, что рыба слабеет.

Пришло время переходить к последнему действию этой захватывающей драмы. Я принялся настойчиво сматывать леску, подводя добычу все ближе и ближе к себе. Наконец голова форели показалась на поверхности рядом со мной. Я не удержался и бросил телепатический взгляд. Это было что-то не вероятное — метр с четвертью в длину и вес не меньше четырех килограммов! Очень впечатляюще!..

Я начал уговаривать рыбину, а сам затаил дыхание и обратился с мольбой к небесам: только бы форель не ушла в последнюю минуту, только бы не сорвалась! Я даже попытался связаться с рыбой телепатически — напрасный труд, мозги у форели меньше, чем один ее глаз, — и стал уговаривать ее вести себя потише. Божился, что как только я поймаю ее, тут же отпущу. И начал подводить сачок.

Рыба повернулась, увидела сеть и… засмеялась.

Клянусь, что я собственными ушами слышал смех. Это определенно был человеческий смех. Я не поверил себе и проследил за добычей дальновидящим взглядом — та в это мгно вение ушла на глубину, разматывая леску с удочки, там развернулась и вдруг с внезапной яростью бросилась в мою сторону. Я не успел удивиться, только охнул — рыба с ходу ударила меня головой пониже живота. Попала точно!

Я взвыл. Из глаз посыпались искры, удочка выпала из рук. Внезапная, мучительная боль пронзила меня от головы до пяток. Пряжка, стягивающая мое плавсредство, неожиданно всплыла возле меня — я еще успел обратить на это внимание. Сквозь боль сумело пробиться недоумение — как же так? На чем же я теперь плаваю? А ни на чем! Этот ответ пришел сразу, как только боль чуть стихла. Действительно, я быстро погружался в воду. Сразу ударило холодом, меня охватил ледяной озноб. Опускаясь, я тем не менее принялся энергично растирать тело в области паха.

Вновь раздался этот идиотский заливчатый смех. Я поверить не мог — это хохотала рыбина?! Теперь она плавала в метре от меня. По левой стороне… Неожиданно рыба высунула из воды голову, ее глаза блеснули спектрально чистым зеленым светом. Клянусь, пасть ее оскалилась в какой-то невозможной, недоступной рыбам ухмылке. Она вновь ушла на глубину, потом, развернувшись, опять врезала мне между ног. Я закричал и начал захлебываться.

Тут только до меня дошло, что сапоги мои по пояс наполнились водой и совладать с такой тяжестью мне не под силу. Вот когда сказалась моя забывчивость — не взять с собой страховочный пояс!.. Я начал барахтаться, потом, наконец-то полностью осознав, что эти потуги напрасны, нырнул. Собственно, в тот момент я не очень-то испугался — пловец я отменный, и не в такие переделки попадал, как-нибудь выберусь. Под водой я скинул жилет, расстегнул ремни, привязывавшие меня к плавсредству, и вдруг об наружил, что сапоги не поддаются. Не слезают с ног.

Я еще успел вынырнуть на поверхность, глотнуть воздух, затем меня вновь утянуло вглубь. Я обнаружил, что голенища вокруг лодыжек обмотаны спутавшейся леской. И ладно бы голенища! Вокруг пояса тоже было немало витков. Порвать ее? Безнадежное занятие, леска крепкая, как стальная проволока. Части моего снаряжения плавали вокруг, а чуть поодаль ходила эта чертова рыба, причем двигалась она с невероятной скоростью. Я не сразу, догадался, что происходит, пока не обнаружил, что pыбa наматывает леску вокруг меня. Этого только не хватало! Левую руку она мне уже прикрутила к туловищу, да так, что я ею не мог даже двинуть.

Тут я опять услышал омерзительный хохот. Определенно это смеялся человек. Неожиданная мысль пришла в мой уже испытывавший недостаток кислорода мозг: я знаю этого человека! Этот хохот мне знаком! Поверить в это было невозможно. Тем не менее я уже мог назвать его имя — оно само всплыло в памяти. Парнелл Ремилард, сын Адриена и Шери, одна из двух оставшихся в живых составных частей Гидры.

Вот когда я ударился в панику. В этот момент чудовище вновь атаковало меня и вновь угодило точно между ног. Вспыхнувшая боль напрочь придавила рождавшийся во мне телепатический призыв о помощи. Перетерпев, я попытался мысленно докричаться до Марка. Не тут-то было!.. Я получил еще один удар, после которого был способен только раза два ментально всхлипнуть. В легких кончался запас драгоценного воздуха, вокруг меня продолжалась какая-то странная кутерьма, увлекавшая меня на дно. Перед глазами поплыли огненные круги — ворота в рай? Или в ад? Усилием воли я придавил ужас, охвативший меня. Неужели я так просто сдамся? Дудки! Из последних сил я дернул правой рукой, сунул ее в карман, достал швейцарский нож… В эту секунду я получил еще один удар, прямо в бок. Нож выпал из ослабевших пальцев, и я плавно опустился на дно. Только тогда затих… Что ж, секрет Фурии был спасен. Что еще я мог поделать?..

Круги перед глазами побежали спиралью — выходит, путешествие началось? Чему быть, того не миновать. Помню эту свою последнюю мысль, затем меня ошарашило удивление. Мне стало тепло, исчез мучительный ледяной озноб. Вокруг и следа этой ужасной рыбы не было. Дальше я наблюдал за происходящим как бы со стороны. Вот какой-то неизвестный человек — вернее, темная, смутно различимая в воде фигура — опустился на дно, подхватил мое уже опустевшее, без души, тело. Дальше было как-то неинтересно, скучно, когда врата, изображаемые кругами, закрылись и какая-то мутная взвесь запорошила мне глаза. Я больше ничего не мог видеть. Все растаяло…

Свет померк.

Первое, что я осознал, — это что я могу вздохнуть. Так я и поступил. Вздохнул глубоко, порывисто, приправив глоток воздуха хрипами и рыданиями. Соображать я ничего не соображал — мне было так страшно, что я содрогнулся. Только потом я стал различать голоса, звучавшие где-то надо мной. Сначала слышались только голоса, потом до меня стал доходить смысл слов.

— Кажется, приходит в себя. Сердце у него здоровое, как у молодого. Мозги вроде бы тоже приходят в норму.

— Слава Богу!

— Ох, уж этот мне Роджи! Чертов старик, едва не утонул…

— Послушай, его надо отправить в больницу, мы и вдвоем вряд ли сможем ему помочь. Сознание его закрылось напрочь, даже я не могу пробить завесу.

— Конечно, только сначала я отнесу его в дом, а ты ступай к машине, прогрей движок. Где тут ближайшая больница? В Колбруке? Туда и полетим.

Я услышал звук удаляющихся шагов — ветки похрустывали под ногами. Это открытие так обрадовало меня, что я попытался что-то крикнуть. Теперь не могу сказать, что именно: то ли — «Хватайте Парнелла!.. », то ли — «Хвала Господу! » Ни чего не получилось, разве что глухой стон. И зрение пока не подчинялось мне — прежняя мутная взвесь занавешивала очи. Тут до меня опять донесся тот истерично-издевательский смех, и мое тело содрогнулось в конвульсиях. Но до меня дошло, что это утка закрякала в камышах. Та самая славная, живая уточка, и я слышу ее отчетливо, соображаю, что слышу, значит, я жив, значит, я могу сказать: «Черт побери! » Я так и поступил.

— Черт побери, меня сейчас вырвет!

Чьи-то сильные руки перевернули меня на живот, приподняли за бедра, и меня вывернуло наизнанку. Озерная вода полилась ручьем. Затем целебный мысленный укол ударил в мозг, и я почувствовал себя лучше. Теперь я мог открыть глаза — я видел смутно, но это уже было в моей власти. Пригляделся… Звездное небо, во всю ширь. Выходит, меня вынесли на открытое место?.. Скоро я мог уже различить очертания кустов и лицо, склонившееся надо мной. Глубоко посаженные глаза, большой нос, кривая усмешка — знакомые черты.

— Что, полегчало? — спросил Марк. Он вытер мне рот носовым платком и посадил.

— Это-был-Парнелл-сын-Адриена-он-покушался-на-меня, — бессвязно пробормотал я. — Гидра подослала форель-убийцу. Марк, поверь, я точно говорю!

— Об этом позже, — сухо ответил он, поднял меня на руки, как ребенка, и понес по направлению к дому.

Я не мог сдержать слез, они обильно катились по лицу.

— Спасибо, что спас. Старый пердун… Сначала я даже не испугался, но когда до меня дошло, что происходит, уже не мог позвать тебя. Как же ты услышал?

— Ничего я не слышал, — с прежней недоброжелательностью ответил Марк. — Это не я тебя спас. Когда я прибежал на берег, тебя уже вытащили из воды.

Я от удивления слова не мог вымолвить. Пока я раздумывал над ответом Марка, мы добрались до стоянки, расположенной возле дома. Марк, почему-то не заходя в дом, сразу направился к своему рокрафту и уложил меня на заднее сиденье. Понятно почему — супруги, присматривающие за домом, уже ждали нас у аппарата. В руках они держали подушки и одеяла. Меня укутали, Марк пристроился рядом. Кто-то уже сидел на месте пилота и держался за штурвал. Дверь кабины захлопнулась, и рокрафт начал медленно подниматься в воздух.

Марк указал на пилота и сказал:

— Вот кто спас тебя. Он услышал твой мысленный вопль, он же и нырнул за тобой и вытащил на берег.

Пилот повернулся ко мне, я увидел улыбающееся лицо. От изумления у меня губы свело. Пилот тоже, как Марк и я, весь мокрый. Волосы у него были светлые, глаза голубые, как у Ти-Жана. Но это был не Ти-Жан.

Меня спас Дени.

8

Бретон-Вудз, Нью-Гемпшир, Земля 1

8 июня 2078 года

Первый Магнат Государства Земля, входящего в Галактическое Содружество, затянул узел на шелковом, в полоску, галстуке, критически оглядел себя сзади, одернул жилет, надел фрак и еще раз бросил взгляд в огромное зеркало, висевшее в гостиничном номере. Он увидел то, что хотел увидеть. Этот мужчина определенно был красив, крепок, невидимая аура власти облагораживала его. Как это рано или поздно случалось со всеми Ремилардами, сразу, как только ему стукнуло сорок шесть, он внешне как будто перестал стареть. Как всегда, судьба улыбнулась ему. Мужчине в таком возрасте как раз пристало нарядиться в древний и не совсем понятный костюм времен короля Эдуарда. Уместной оказалась и небольшая бородка с серебряными прядями. И шевелюра, тоже тронутая сединой, смотрелась очень импозантно.

Теперь осталось приколоть… как ее? Ага, бутоньерку. Что бы это значило, черт побери? Надо спросить у Люсиль. В конце концов, это ее идея — устроить свадебное торжество в отеле «Убежище у Белой горы». Более того, она же и предложила, чтобы все вырядились по моде почти двухвековой давности. Как раз в ту пору отель и был построен. Джек и Доротея, столкнувшись с непробиваемой самонадеянностью бабушки, были сперва немного смущены. Потом, поразмыслив, согласились. С той поры все и завертелось. В расписание пришлось вносить исправления, касались они по большей части времени, отведенного на одевание. Для гостей пришлось организовать лекцию, объяснять, что и в какой очередности следует надевать на себя. Исключений не допускалось ни для кого — даже крондаки вынуждены были сменить обличия на нормальные, человеческие, чтобы не портить своим осьминожьим видом праздник.

Поль вызвал мать по телепатическому коду.

Мама. Гдебыясмогсорватьцветокдляэтойсамойбутоньерки?

Добрый день, дорогой! Ты же не хочешь выглядеть на свадебной церемонии праздношатающимся гулякой?

Нет, не хочу. Так где мне добыть цветок?

Цветы джентльмены, наряженные в вечерние костюмы — такие, как у Марка и Джека, — должны подбирать сами. Главное, чтобы не быть похожими на обслуживающий персонал. Твой папа успокаивает Яна Макдональда, зализывает его раненую шотландскую гордость. Ему же не объяснишь, что являться в клетчатой юбке на английскую свадьбу начала двадцатого века — это абсурд. Со своей стороны я не могу решиться на подобный шаг — он подумает, что мы давим на него, и тогда он отколет какую-нибудь шотландскую выходку — они все на это горазды, особенно когда надуются виски. Ладно, дорогой, мне надо часок отдохнуть. Встретимся в рузвельтовской гостиной. Я все держу в руках.

Превосходно![47]

Люсиль снисходительно засмеялась и закончила их мысленный разговор.

Поль возблагодарил Бога, что его мать добровольно взяла на себя все заботы по подготовке бракосочетания. Кто бы мог подумать, что это окажется адским трудом! Кому бы пришло в голову, что эта свадьба привлечет внимание средств массовой информации! Брали бы пример с многочисленных отпрысков Ремилардов: Люк, второй сын Первого Магната, остался совершенно равнодушен ко всей этой суете. «Почему, — как-то поинтересовался Поль у матери, — торговцы сенсациями намертво вцепились в эту пару? В чем причина подобного ажиотажа? »

Этот вопрос не доставил удовольствия Люсиль, она даже губы поджала: «Как ты, Поль, дорогой, не понимаешь! Доротея и Джек — герои всего Содружества. Только не рассказывай мне, что ты ничего не слышал о том, что они натворили на Каледонии. Кроме того, — она еще сильнее поджала губы, — сам понимаешь, эти двое вызывают повышенный интерес у самой вульгарной части публики. Всех интересует, как же они собираются заниматься… этим».

Только тогда до Поля дошло. Он даже в присутствии матери не смог сдержать двусмысленной ухмылки, потом решительно посерьезнел: «Хороший вопрос!.. Но черт побери, никто не смеет совать нос в их постель! Это дело молодых. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы всякие продажные газетенки и бойкие комментаторы судачили о наших частных — семей ных! — делах».

«Удачи, — пожелала ему мать. — Уверена, ты сможешь сохранить эту государственную тайну. К сожалению, свадьба Джека и Доротеи ставит куда более серьезные проблемы».

Первый Магнат взял цилиндр, бросил туда перчатки и вышел в освещенный солнцем коридор. Окна на обоих торцах его были широко распахнуты, легкий ветерок шевелил кру жевные занавески. Здесь одуряюще пахло сиренью. Поль направился к лифту. Поджидая кабину, он глянул в окно. На газоне возле здания отеля аккуратно, длинными рядами, были расставлены летние стулья. Широкая алая ковровая дорожка вела к площадке, где был установлен алтарь. Все вокруг него было украшено цветами — там еще хлопотали садовники… Позади нескольких рядов стульев был разбит огромный шатер, где уже были расставлены столы для праздничного обеда. Чуть поодаль, на открытой эстраде, играл оркестр. Поль прислушался — точно, исполняли один из струнных квинтетов Моцарта. Там уже были слушатели — те из почти четырех сотен гостей, кто посчитал, что они уже готовы. Таких смельчаков было не много. Остальные, по-видимому, тоже испытывали сложности со своим непривычным туалетом. Кое-кто разгуливал по небольшому парку — люди были в экзотических нарядах времен короля Эдуарда, экзотики — в своих парадных одеждах. Поль, оглядев их, невольно рассмеялся. Отель теперь больше всего напоминал фантастическое осмысление великосветского приема у леди Аскот в «Моей прекрасной леди».

Позади Поля раздался щелчок — он обернулся и увидел, что дверь одного из номеров открылась. Оттуда вышли два удивительных существа, оба принадлежали к миниатюрной полтроянской расе. С виду они были совершенно как люди, только кожа отливала фиолетовым, и зрачки глаз были рубиновыми. Их рост не превышал метра. Лысые головы были искусно разукрашены непонятными золотистыми символами, которые походили на иероглифы. Наряды поражали воображение не то чтобы преувеличенной, а просто сногсшибательной роскошью. Напоминали они древнегреческие хламиды — были расшиты золотом и украшены килограммами жемчуга и драгоценных камней. По воротнику и рукавам шла опушка из зеленого меха. Следуя своим обычаям, полтроянцы нарядились так, как они были одеты на своих собственных свадьбах. Первый Магнат был так увлечен разглядыванием всевозможных украшений, навешанных на полтроянцах, что не сразу узнал старых друзей.

— Поль! — радостно воскликнули те, бросились к нему, схватили за обе руки.

Тут только до Первого Магната дошло.

— Мини!.. — также горячо воскликнул он. — Фред… Высоких вам мыслей! Сколько лет, сколько зим!..

— Какой замечательный день! Лучше придумать для свадьбы невозможно, — все так же громко говорила женщина-полтроянка. Звали её Минатипа-Пинакродин.

— Позвольте высказать вам наши комплименты. Ваш костюм — верх элегантности, — заявил Фритизо-Пронтиналин. — М-да, человеческие костюмы здорово изменились за какие-нибудь несколько месяцев.

Поль невольно состроил гримасу и пожал плечами.

— Эта жуткая одежда считалась последним писком моды в этой части Земли примерно сто восемьдесят лет назад. В ту пору этот отель был совсем новеньким. Однако мой наряд еще неполон, вот сюда, — он указал большим пальцем на петлицу, — необходимо вставить цветок. Тогда все будет в порядке. Как ваши номера? Удобны?

— О-о, из наших окон открывается чудесный вид на горы, — ответила Мини. — Мебель несколько тускловатая, но она соответствует нашим нуждам.

Поль был несказанно изумлен. Всей Галактике была известна страсть, какую полтроянцы испытывали к роскоши.

— Как же вы обходитесь без ванн, украшенных изумрудами? Без отделанных золотом вешалок и платиновых дверных ручек? Я пожалуюсь управляющему.

Мини хихикнула, а Фред заявил:

— Достаточно экстравагантно — снять этот огромный дом. Аренда, должно быть, стоит кучу денег. Я так думаю, что у вас не было иного способа, чтобы застраховаться от нашествия непрошеных гостей.

Поль кивнул.

— Точно. Пришлось блокировать все дорожки, ведущие к отелю, мы даже поставили защитные барьеры в воздухе. Контролируется весь периметр. И что бы вы думали? Журналисты смогли-таки проникнуть в отель под видом кухонных рабочих, официантов и обслуживающего персонала. Одна журналюшка попыталась даже пробраться сюда под видом скрипачки из оркестра. Ее тридивикамера была спрятана в инструмент. Каково?!

Полтроянцы засмеялись, затем Фред неожиданно опечалился.

— Как чувствует себя ваша сестра Анн? Мы слышали, что вы лично сопровождали ее на Землю, в целях безопасности…

— Я прилетел с Оканагона сутки назад и сразу поместил ее в Государственный научно-исследовательский институт генетики в Конкорде. Врачи осмотрели ее, заявили, что с ней все в порядке и выздоровление — вопрос времени. Но это займет не меньше года. В связи с этим возникает серьезная проблема: кто возглавит Директорат по делам Единства? Тем более в такой напряженный момент, как раз накануне сессии Консилиума. Вы не слышали последнюю новость? Метапсихологи из парижской Сорбонны со дня на день сделают заяв ление. Они считают, что обнаружили начальную фазу, инициирующую появление метаспособностей у homo sapiens. Я не знаю деталей, но специалисты утверждают, что такая фаза существует.

— Но это же чудесно! — воскликнула Мини. — В чем же трудности? Я считаю, что все человечество должно плясать от радости.

— Как бы не так, Мини, — ответил Поль. — Некоторые Магнаты из рода людей заявляют, что используют эту новость для разжигания антигалактических настроений. Анн была мастер по улаживанию подобных разногласий. К нашему общему горю, я не вижу, кто еще смог бы противостоять этим крикливым дальнобойным орудиям из стана мятежников.

— А ваш сын Джек? — предложил Фред. — Вполне логично было бы назначить его руководителем этого отдела.

— Ему совсем недавно исполнилось двадцать пять лет, — грустно ответил Поль. — Многие действительно предлагают поручить именно ему возглавить этот отдел. Мол, пора двигать парня, он это заслужил… Однако я боюсь, что ему будет не под силу тягаться с таким волками, как Аннушка Гаврыс, Хироси Кодама или Корделия Варшава. Они слопают парня так быстро, что он и оглянуться не успеет. Это не значит, что Джек слабак, но… Ему бы заматереть. Жениться. — Поль зас меялся.

Полтроянцы вежливо улыбнулись, потом Фред заметил:

— Он вполне способен удивить вас.

— Но если не Джек, то кто? — спросила Мини.

— Я рассматриваю кандидатуру Дэви Макгрегора, — отве тил Поль.

Полтроянцы застыли в немом удивлении. Первый Магнат продолжал:

— Думаю, Верховный лилмик одобрит мое предложение. — Тут он иронически улыбнулся. — Согласитесь, что Макгрегору хватит сил справиться с оппозиционным контингентом. Он их всех разом завяжет в узел.

— Бесспорно, — сказала Мини. — Нас вот что удивляет: как вы решились выдвинуть человека, который так… откровенно недоброжелателен по отношению к вам и другим членам вашей семьи?

Первый Магнат пожал плечами, на которых так изящно сидел безукоризненно сшитый серый фрак.

— Что поделать! Дэви — самая подходящая кандидатура для такой работы. Он обладает всем необходимым — сильными метаспособностями, да и характер у него бойцовский, но главное — это авторитет, каким он пользуется на Земле. Он здесь, на свадьбе. Дальнее родство со стороны жены… Я намереваюсь позже поговорить с ним. Он может послать меня куда подальше, но мне кажется, что надежда есть.

— Если вы считаете эту задумку наиболее удачной, — сказал Фред, — то пусть Всемогущие помогут вам. — Затем он добавил телепатически: Поль, мой дорогой друг, вы ведете рискованную игру — разве нет? Очевидно, что приближая Макгрегора вы сами увели чиваете возможность того, что он проникнет в вашу тайну. Какова будет его реакция когда он узнает что Фурия+Гидра все еще живы и действуют?

Мини в том же телепатическом коде добавила:

Дэви никогда не смирится. Он спит и видит, как бы уничтожить вас и вашу семью. Он жаждет мести.

Первый Магнат ответил вслух:

— Он разумный человек. Когда он возьмется за работу, никакие посторонние мысли его уже отвлекать не будут. И при чем здесь наша семья? Вопрос стоит ребром: Государство Земля нуждается в том, чтобы Дэви Макгрегор принял участие в дебатах по вопросу Единства и образования галактического метаконцерта. Этот вопрос — пробный камень, на котором испытывается прочность нашего Содружества. От его решения зависит будущее всех рас, населяющих Млечный Путь. Вам так же хорошо известно об этом, как и мне. Нам нельзя потерпеть поражение, иначе Землю вычеркнут из Содружества, а результаты Великого Вторжения аннулируют.

Супружеская пара полтроянцев согласно закивала и еще раз предоставила Первому Магнату возможность лицезреть золотые иероглифы, нарисованные на затылках. Затем они оба в один голос сказали:

— Великая Амальгама Полтроя никогда не стала бы голосовать за ваше исключение. Но если мы будем поставлены перед выбором, сами понимаете… Человечество, проголосо вавшее против всеобщего Единства, само поставило бы себя вне рамок конфедерации.

— О, пожалуйста, — взмолилась Мини. — Давайте больше не касаться таких серьезных вещей! Да еще в такой день!..

Первый Магнат улыбнулся и отвесил им шутливый поклон. На том они, пожелав друг другу скорой встречи, и расстались. Полтроянцы направились к лифту, а Ремилард — к одной из дверей. Он постучал.

Заходи, папа, мысленно откликнулся Марк.

Поль вошел в номер, предоставленный жениху. Здесь он нашел четверых мужчин, разодетых, как денди из «золотого века». Дядя Роджи сидел за столом, Марк, Кеннет Макдональд и его «супруга» Люк Ремилард стояли у окна. Стол был уставлен бутылками шампанского и закуской. Старик Роджэтьен осоловело взглянул на Первого Магната — было видно, что он не совсем еще оправился после несчастного случая на озере. На всех мужчинах были надеты элегантные серые фраки.

— Я ищу бутоньерку, — заявил Поль. — А где же виновник торжества?

Роджи неожиданно громко захохотал, затем сказал:

— Поджидает своего любимого папочку, чтобы тот сказал ему несколько добрых напутственных слов. Перед таким важным мероприятием, как свадьба, это необходимо. Ти-Жан, tire ton cul de la![48]

Дверь в спальню отворилась. У всех присутствующих вытянулись лица — в гостиную вплыл живой, пульсирующий человеческий мозг. На него был нахлобучен щегольской цилиндр.

— Бог мой! — охнул Первый Магнат.

Тут все разом едва не покатились со смеху, только Марк сохранил серьезное выражение лица. Дядя Роджи вручил Полю бокал шампанского и, чокнувшись, осушил свой бокал до дна.

— Они все время смеются надо мной, — заявил цилиндр. Хотя точно сказать, что это говорил именно цилиндр, было нельзя. Вполне возможно, что так выразился сбежавший из тела рассудок. — Дядя Роджи, — продолжал модулированный голос, — уверяет, что лучший костюм для бракосочетания трудно выдумать. Каково!

— Неправда! — возмутился старик. — Я предложил провести в таком виде медовый месяц, а на свадьбу тебе позволительно вырядиться так, как ты того пожелаешь. Хошь в ци линдре, хошь без оного…

Это уточнение вызвало новый взрыв хохота, теперь все начали провозглашать непристойные тосты в честь жениха и невесты. Особенно усердствовал старик.

— Дядя Роджи, а ты, случайно, не перебрал? Ты же пьян, как таракан в бочке.

— Вовсе нет, — замахал руками Роджэтьен. — Ты не прав, мой милый педик. Я пьян, как скунс, а это большая разница.

Первый Магнат недовольно поморщился.

— С ним надо что-то делать. Нельзя ему в таком виде доверять держать обручальные кольца.

— Это же свадьба, папа. — Люк пожал плечами. — Дядюшка Роджи немного поторопился.

— Нет, — возразил его «супруг» Кеннет Макдональд. — Его необходимо срочно подлечить. Моя сестра Доротея с ума сойдет, если этот увалень растеряет кольца. Что, если мы возьмемся за него вдвоем, любимый?

— Никакого насилия, тем более ментального! — Роджэтьен погрозил им пальцем. — Никому не позволено касаться моих самых заветных мыслей.

Он увернулся от расставленных объятий этой странной супружеской парочки и бросился к двери. Уже на пороге он внезапно замер, четко повернулся кругом и строевым шагом направился в ванную.

— Действительно, не надо лезть к нему в мозги, — сказал Марк. — Чашка крепкого кофе и капелька принудительной терапии. Пусть его вырвет, зато потом он станет как огурчик.

— Только смотрите, чтобы он не испачкал фрак блевотиной, — предупредил Джек.

Кен и Люк загоготали — видно было, что они тоже на взводе, — и последовали за Роджэтьеном.

Неожиданно висящий в воздухе мозг снял цилиндр и сказал:

— Папа, я бы хотел, чтобы ты помог мне подготовиться…

— С удовольствием.

Он последовал за младшим сыном в спальню и плотно прикрыл за собой дверь.

— Я хочу кое в чем признаться, — заявил Джек.

— О-о! — ответил вконец сбитый с толку отец. Он считал, что сын пригласил его проконсультироваться насчет наряда, который был разложен на широкой древней кровати.

— Это я накачал дядю Роджи. Пришлось вырубить его — он мне покоя не давал. Все требовал, чтобы мы уединились, и он расскажет, как это делается. Причем начал приставать ко мне сразу, как приехал.

— Что делается? — не понял Поль.

— Ну… Одним словом, он решил проинструктировать меня в сексуальном плане, — помявшись, признался Джек.

— О-о! — невольно вырвалось у Первого Магната.

— Папа, мы всегда были с тобой очень близки. Я бы не хотел осуждать дядю Роджи, но я действительно нуждаюсь в кое-какой информации. Но не в том смысле, какой он имел в виду… Мне нужны несколько иные сведения…

— Не понимаю! — решительно признался Поль.

— Сейчас поймешь, — ответил Джек.

Неожиданно дверь старинного, вишневого дерева гардероба открылась, и оттуда вывалилось что-то липкое, грязно-розовое, тягучее, похожее на амебу. Глаза у Первого Магната полезли на лоб. Его едва не вырвало, когда этот осклизлый ком спокойно покатился к Джеку по роскошному восточному ковру. Следов эта мразь не оставляла. Подкатившись под мозг, который в этот момент скинул цилиндр, ком замер, а затем медленно устремился вверх. Он двигался прямо к мозгу.

Поль уже успел справиться с тошнотой, теперь его сверлила другая мысль — неужели это он породил подобное чудовище? Отвертеться не удавалось — да, это его работа. Первый Магнат вздохнул.

— Неужели тебе не известно, папа, — удивился голос, — что я всегда вожу с собой запас искусственной плазмы? Создать из нее тело куда быстрее, чем творить его из молекул, которые находятся в воздухе. Дело в том, — продолжал Джек, — что мне никогда не приходилось создавать его в полном объеме. Ну, заняться этим с самого начала. Прежде я просто закрывал дыры в костюме и поддерживал его мысленно изнутри. Думаю, теперь мне надо постараться воссоздать полноценную плоть.

Откуда Поль мог знать об этом?! По правде говоря, ему никогда не доводилось жить вместе с этим странным мутантом под одной крышей. Встречаться каждый день, делить домашние заботы… Впрочем, и с другими детьми тоже. Когда Джону Ремиларду исполнилось пять лет, вдовствующий Первый Магнат передал его и всех остальных детей под крылышко своих родителей, а сам погрузился в государственные заботы. Его детей вырастили Дени и Люсиль. Поль тем временем мотался между Конкордом, Консилиум Орбом и планетами, куда отправлялись переселенцы, а в свободное время посещал экзо тические миры, где без конца вел переговоры. Нормальной семейной жизни у него не было. Позже, когда Землю в качестве полноправного члена приняли в Содружество и горячка схлынула, он неожиданно почувствовал, что родительская любовь как-то незаметно улетучилась. Трудно было назвать родными здоровенного Марка, гомика Люка или этого странного Джека.

Конечно, Поль уверял себя, что любит их[49], однако утерянного не вернешь. Между отцом и детьми сложились скорее дружеские, немного формальные отношения, чем семейные.

Старший, Марк, был наиболее далек от отца. Человек, по своим способностям сравнимый с гением, он представлял собой полноценного эгоиста, своевольного, себе на уме, откровенно пренебрегающего обязанностями Магната ради своей исследовательской программы создания церебральных установок, увеличивавших возможности человеческого мозга. Вторая дочь, Мари, превратилась в тихую осмотрительную женщину. Работала она в Дартмутском колледже, преподавала историю. Необузданные выходки братьев смущали ее. Мари как-то незаметно переселилась на родовую ферму Ремилардов, где когда-то жили Дени и Люсиль. Потом родители перебрались в новый дом… Кроме того, Мари сочиняла готические романы, и они имели успех. Выпускала она их под псевдонимом… Что можно было сказать о Люке? Разве то, что он — экстравагантный тихоня. В детстве мало кто верил, что мальчик выживет. То одна хворь, то другая. И на тебе — вырос здоровяк! Ага, а потом этот здоровяк вышел замуж за братца этой ненаглядной Доротеи Кена Макдональда. Правда, трудно понять, кто за кого вышел замуж… Теперь они оба работают у Катрин, в исследовательском институте. Как ни странно, считаются неплохими метапсихологами, особенно Люк.

Наконец, последний!

Джек Бестелесный…

Между тем супообразное желе на полу начало растягиваться и свиваться. Эта куча дерьма стала подрастать, пока не поглотила плавающий в воздухе мозг. С этой секунды все начало происходить в убыстряющемся темпе. К своему удивлению, Поль почувствовал, что месиво издает резкий и вовсе не неприятный запах. Он принюхался — точно, так пахнут новорожденные. Джек уже отрастил ноги, руки — на глазах у Первого Магната на кистях рук стали появляться пальцы. Плоть быстро покрывалась кожей… Все было всамделишное, только смущало отсутствие рубцов, родимых пятен, родинок — всего того, без чего немыслимо тело человека, тем более красивого юноши, чем-то напоминающего античного героя. Был он среднего роста, волосы темные, вьющиеся, нос крупный, как и полагается Ремиларду. Джек вскинул руки, смущенно улыбнулся и застыл как статуя.

— Это тело, — сказал он, — я сам сконструировал. Оно ничем не отличается от обычного, человеческого. До сих пор я ограничивался несколькими фрагментами, выглядывавшими из-под одежды, а теперь решил изготовить все, вплоть до внутренних органов. Как ты меня находишь?

— Замечательно, сынок. — Поль едва смог сдержать дрожь в голосе.

— Что ты можешь сказать насчет полового члена? Он пропорционален? Я взял за модель член Марка, но брат на двадцать три сантиметра выше меня и тяжелее на двадцать килограммов.

— Все очень соразмерно, — чуть смущенно ответил отец. — Ты выглядишь как Аполлон из Бельведера, только фигового листочка не хватает.

Джек начал одеваться. Он продолжал:

— Интересно у нас с Марком получается. Мы с ним дружим, он мой старший брат. С точки зрения умственной работы, мы — идеальная пара. Когда мы включаемся в решение ка кой-то задачи, мы сами не замечаем, как сливаемся в метаконцерт. У нас как будто одна голова на двоих. Знаешь, когда исполняют дуэтом какую-нибудь быструю вещь… Но что ка сается жизни… Я просто не могу понять его. Он, например, убеждает меня ни в коем случае не становиться существом с явно очерченными половыми признаками. Утверждает, что это, мол, отвлекает от главного, ради чего мы существуем. Нельзя растрачивать жизненную энергию, нельзя терять время. Он называет меня глупцом за то, что меня притягивает и эта сторона человеческой натуры.

Поль поиграл бровями, потом тихо, задумчиво произнес:

— Иногда Марк становится невыносимо скучен. Этакий занудный ученый осел… Подожди, дай срок, он тоже взвоет от любовной жажды. Попомни мои слова, наступит день, когда и он потеряет голову.

— Ты так думаешь? — спросил Джек, надевая рубашку. — Искренне надеюсь на это. Но его воздержание и нежелание разговаривать на эту тему ставит меня в трудное положение. Мне не с кем посоветоваться… До сих пор мне хватало минимума плоти, чтобы казаться человеком, но теперь я хочу воплотиться полностью. По крайней мере, насколько это возможно. До сих пор у меня понятия не было о внутренних органах…

— Я не знал об этом, сынок, — с грустью сказал отец. Джек приступил к надеванию носков. В общем-то у него это неплохо получалось.

— Это тело я сконструировал сам. Проштудировал медицинские справочники — особенно мне помогли работы дедушки по оперантской сексуальности. Конечно, я еще далек от совершенства, но кое-что мне удалось. Кое-что удалось!.. Теперь я обладаю полноценной сенсорной и кровеносной системами, нервами, половыми органами. У меня есть даже по ловые железы, способные вырабатывать гормоны. Но вот в чем сложность: у меня отсутствует хорошо отлаженная программа для спонтанной стимуляции мужской сексуальной активности.

Отец обалдело — в полном смысле слова — посмотрел на него, потом развел руками.

— Ну-у, я не знаю… Если я тебя правильно понял, то в принципе структура твоей мыслительной деятельности, нервная система — человеческие?

— Надеюсь, что да.

— Я спрашиваю об этом, потому что нормальное сексуальное влечение и тем более общение — по существу функция сознания, а не плоти. По крайней мере, у человека это так. Тут все имеет значение: и воображение и физиология… Воображение прежде всего. Ты в общем-то реагируешь не на самку, а на конкретную женщину. Твой половой инстинкт возникает не сам по себе, хотя и такое случается, но возбуждается при виде… э-э… конкретного объекта. Желание возникает, когда ты… э-э… неравнодушен к ней. Я имею в виду конкретный объект. Вспоминаешь о ней — то есть об объекте, мечтаешь вновь, значит, увидеться с ним, точнее, с ней. — Поль вытер пот со лба. — Конечно, мои целительные способности не так сильны, как у Марка, но я постараюсь дать тебе толчок. Направить, так сказать.

— Я думаю, — ответил Джек, — ты не совсем понял меня, папа. В этом смысле у меня все нормально, все работает. Я испытываю эрекцию, способен и к семяизвержению. С точки зрения физиологии у меня полный порядок. Но я — как бы тебе сказать… я реагирую только на плоть. Мне не хватает либидо, этой неуемной жажды, возникающей, конечно, только с помощью воображения. Мне надо, чтобы желание запускалось посредством мысли, если хочешь — мечты об этом, а не с помощью препаратов или физической стимуляции. В этом смысле я еще далеко не совершенен.

Поль вроде бы начал прозревать. Между тем Джек продол жал:

— Я бы хотел, чтобы первая близость между мной и моей женой явилась чем-то желанным. Итогом, что ли… А не так: потру — встает, а внутри никакого желания. И не потому, что не хочу, а потому, что не знаю, что такое «хотеть». Ну как, например, было у дяди Роджи с Элен Донован? Прежде чем произошла физическая близость, они испытывали наслаждение от разговоров друг с другом, от того, что могут просто смотреть друг на друга. Он мне рассказывал об этом. Это было такое чувство… Я тоже хочу испытать что-нибудь подобное.

Поль удивился:

— Роджи?! Чувства? Черт побери! Да эта старая перечница в отношении чувств мне в подметки не годится!

— Роджи рассказывал мне, что испытывал любовь с первого взгляда, — тихо добавил Джек. — Неужели так бывает? Он еще признался, что продолжает любить Элен, хотя, по его словам, не раз пытался выбросить ее из памяти. Мой собственный опыт с Доротеей почти равен нулю, исключая внутреннее влечение. С ней интересно, она меня понимает, а вот Роджи рассказывал, что его влечение к Элен было каким-то иррациональным. По моим наблюдениям, это всеобщий феномен. Хотя, конечно, вот у дедушки Дени, по-моему, влечение прежде всего должно возникать на интеллектуальной основе и только потом возникнет половое желание.

— Послушай, у меня голова идет кругом! Хотя, конечно, твой вопрос уместен. Знаешь, Джек, у всех по-разному — вот единственный и всеобщий закон в любовных делах. Я, нап ример, могу судить только исходя из собственного опыта.

— Это не будет пошлостью с моей стороны или бестактностью, если я спрошу: ты любил маму?

Отец посмотрел на сына.

— Что ж, это моя вина, раз ты теперь задаешь такие воп росы. Поэтому я отвечу. В молодости я во многом напоминал Марка — та же непреклонная решимость совершить что-либо великое, половое воздержание, хотя не в такой категоригорической форме, как у твоего брата. У меня были случайные связи, однако меня они не удовлетворяли. Впервые я увидал Терезу — твою маму — в Нью-Йорке, в 2036 году. На сцене Метро политен-Опера… Мне было двадцать два года, зеленый политик с очень высоким метакоэффициентом и отличной репутацией у попечителей. Ей в ту пору было девятнадцать. Это был ее дебют, она пела главную партию в «Лючии ди Ламмермур». Успех был потрясающий — после спектакля публика вскочила, гром оваций, крики, восторг. Пятнадцать минут аплодисментов!.. Все вокруг заговорили, что родилась новая звезда. Я ничего этого не замечал. То есть для меня это были ничего не значащие слова… Все не о том. Не о главном. Когда я впервые услышал ее голос, у меня… все внутри переверну лось.

— Ты имеешь в виду увеличение либидо? — спросил Джек.

Отец от неожиданности моргнул, потом, отрываясь от воспоминаний, тупо глянул на сына. На лице Джека был написан искренний интерес.

— Давай договоримся так: мне пришлось применить всю свою метатворительную силу, чтобы сохранить контроль над собой. Чтобы не кричать от радости, не топать ногами — ну, и так далее… Слушая ее, я впервые с ужасом подумал, что магия существует, что эта дрожь в моем теле — . прикосновение к чему-то запредельному, одухотворенному. У нее была удивительная, совершенно оригинальная метасила. Дени тогда так и сказал. Потом он добавил, что иначе подобное чудо не объяснишь. Мне не надо было ничего объяснять, я знать ни чего не хотел ни про метасилу, ни про это… как ты его назвал? — либидо. Я знал только одно: если она не станет моей, я погибну.

— Так вы поженились?

— Ну, не сразу. Через пять месяцев. Свадьбу сыграли прямо там, на сцене Метрополитен. Следующие четыре года были счастливейшими в моей жизни. У нас родились Марк, Мари, Мадлен. Все трое с выдающимися оперантскими способностями. Потом пошло… Люк родился с большими отклонениями от нормы, все другие дети рождались мертвыми или умирали через несколько дней. Это была ужасная пора для Терезы. Голос у нее пропал, она очень изменилась. Тесты показали, что ее плоть претерпела какие-то странные мутации — возможно; сразу после рождения нашего третьего здорового ребенка.

— Но Мадлен трудно назвать нормальной.

— Как раз с ее генной основой все было в порядке. Там поработали над ее мозгами — над восприятием, так сказать, жизни.

Джек, слушая отца, внимательно изучал свои лакированные туфли.

— Папа, — неожиданно спросил он, — почему ты и мама перестали любить друг друга? Это случилось потому, что она обманула тебя и не сказала, что беременна мною? Тебе ни в коем случае нельзя было подвергать сомнению свою лояльность к Попечителям?

— Не совсем… Это я ей простил. Все случилось как бы само собой. Мы расстались потому, что… Ну, как тебе объяснить? Мы расстались, ну… потому, что она перестала возбуждать меня. Наша любовь родилась как-то неосознанно и так же иррационально угасла. Возможно, то, что мы испытали, нельзя назвать настоящей любовью — по крайней мере, с моей стороны. Возможно, это был не более чем сексуальный магнетизм. Увлечение… В то время мне и в голову не приходило анализировать свои чувства. Мало кто любит копаться в своей душе.

— А потом?

— О, да! В конце концов я пришел к выводу, что настоящая любовь должна быть куда более чистой. Эгоизм ей противопоказан, а у меня его было предостаточно. Если бы я на самом деле любил ее, то должен был вести себя куда терпимее. Мне следовало проникнуться ее мыслями, помочь ей, самому измениться. Теперь легко рассуждать, а в ту пору, когда у Терезы стало угасать желание, я воспринял это как строптивость, желание досадить мне. Вместо того чтобы спасать брак, подумать о детях, я ударился в амбицию. Ну, я не знаю…. Сейчас можно напридумывать что угодно и что угодно объяснить. Если же придерживаться фактов, а это единственно честный путь, то должен признаться: меня начали привлекать другие женщины. Чем дальше, тем сильнее… Только не певицы!.. От этих я старался держаться подальше. Все меня привлекало в этих милых созданиях: смазливое личико, большая грудь, соблазнительное тело, глазки, особенно когда они этак игриво начинают постреливать ими, походка… Я буквально таял при виде всех этих прелестей. А как отдельные дамочки умеют вести себя с мужчинами!.. Обворожительно! Да-да, именно так — обворожительно!.. Боже мой, Джек, что я несу? Ладно, существуют тысячи причин, из-за которых мужчин так страстно тянет к женщинам. И столько же объяснений, почему вот эта нравится, а вот эта нет. Каждая из моих женщин обладала только ей присущей изюминкой.

— Каждая из твоих женщин?.. Ты что, их всех любил?

— Я бы не сказал… Просто, общаясь с ними, я испытывал радость.

— И тебя не смущало, что ты обманываешь жену? Нарушаешь наши религиозные традиции?.. Твоя радость от этого не становилась меньше? Совесть тебя не мучила?..

Поль вскочил, заходил по комнате.

— Черт тебя побери, Джек! Ты что, взялся меня судить?!

— Ни в коем случае, папочка. Я просто пытаюсь понять. Все это кажется так странно. Поступать против достаточно разумных требований — ведь никто не тянул тебя к венцу — и потом испытывать радость от нарушения принятых на себя обязательств? Не понимаю.

Первый Магнат сел на кровать, рядом с разложенным на ней фраком. Гнев его улетучился, только горечь и какая-то полузабытая тоска томили душу. А еще была жалость к этому невинному, несвоевременному, слишком разумному Адаму, еще не отведавшему запретного плода.

«Боже, — невольно подумал он, — что за идиотская фантасмагория на библейскую тему? По какой причине мне отвели в ней одну из главных ролей? Если это наказание за грехи, то довольно странное». Он вздохнул.

— Понимаешь, сынок, секс сам по себе штука достаточно иррациональная — в этом твой братец Марк прав. Его нельзя измерить заранее заготовленными мерками. Это часть нашей живой натуры, доставшаяся от наших звериных предков. Но со временем это чувство тоже эволюционировало. Теперь мы спариваемся не только для продолжения рода, но и ради удовольствия. Опять я неверно выразился… Точнее, это чувство скрашивает нашу жизнь. Удовольствие само по себе понятие растяжимое, а вот утешение — это точно. Любовь физическая примиряет нас с действительностью. Успокаивает нервы, помогает полноценно отдохнуть. Опять не то… Все это замешано на духовной основе, то есть секс должен соответствовать твоим внутренним — осознанным или неосознанным, не важно, — но высоким потребностям. Конечно, существует и гнусное отравление надобности, но об этом мы распространяться не будем. Это все настолько просто, я талдычу такие прописные истины…

— Я хочу, чтобы секс стал естественной частью наших взаимоотношений с Алмазиком. Возможно, сразу у нас не получится — это все слишком серьезно. Но хотелось бы испытать прикосновение к тайне — мне хорошо, а почему, не могу сказать. Интересно, как же некоторые пары сохраняют привязанность друг к другу до глубокой старости?

Первый Магнат горько рассмеялся. Он все еще отводил глаза.

— Ты тоже у алтаря дашь клятву хранить верность. Только могила разлучит вас… Это хорошо, но это в общем-то идеал. Многие люди просто не созданы вечно хранить верность. Понимаешь, основой брака, как ни крути, является физическая близость, а это стихия темная, капризная, с годами она меняется. Я знаю, что принес много горя своим сексуальным партнершам, но поверь, я делал это неумышленно. Твоей матери тоже. Я по-настоящему сожалею, что разбил ей сердце, но я не мог остаться с ней, когда любовь кончилась. Я не считаю себя виновным в ее смерти.

— Я тоже, папа.

— Ты, наверно, много слышал обо мне — какой я беспощадный соблазнитель! Ты не думай, подобная слава не доставляет мне радости. Объективно я сознаю, что неразборчи вость, поиск физического наслаждения — это порок. Но я ни чего не могу с собой поделать. Я нуждаюсь в сексе, и я буду этим заниматься, несмотря ни на что.

— Мне кажется, — сказал Джек, — я догадываюсь, почему большинство оперантов хорошие семьянины. Открывая в интимные мгновения свои сознания, они настолько привязываются друг к другу, что разрыв впоследствии выглядит совершенно невообразимой катастрофой.

— Это в теории, — ответил Поль. — Но брак и любовь никогда не являлись простой системой. Их гармония странна и непредсказуема, как, впрочем, и сам человек. В браке тоже много работы — людям приходится привыкать друг к другу, сохранять привлекательность и желанность, а это с годами ох как трудно. Особенно когда человек занят важной работой… Ты должен согласиться, что моя работа очень трудна.

Джек ничего не ответил. Он приблизился к зеркалу и принялся завязывать галстук. С помощью психокинетических манипуляций он бы справился с этим в одно мгновение, однако все опытные операнты считали дурным тоном использовать для подобных пустяков свои способности.

Поль с интересом наблюдал, как сын использует только что созданные — буквально на глазах — конечности. Вполне сносно, должен был признать он. Наконец Первый Магнат сказал:

— Не знаю, поверишь ты мне или нет, но сексуальная сторона не имеет никакого отношения к тому, что для меня является главным в жизни.

Джек кивнул.

— Ты имеешь в виду Галактическое Содружество? Не только Землю, но всю Галактику?

— Я посвятил этому всю жизнь и, по общему мнению, считаюсь неплохим Первым Магнатом. Я чертовски горд, что мне доверили заниматься таким важным делом. Однако…

Джек на мгновение застыл, ожидая, чем закончит отец. Тот долго молчал и наконец сказал:

— Однако иногда мне приходит в голову, что я самый большой осел во Вселенной. Понимаешь, Джек, с годами приходит сожаление, что я упустил в жизни что-то очень важное. Что ни в коем случае нельзя было упускать… Я имею в виду то, о чем говорил Роджи. Знаешь ли, если он действительно до сих пор вспоминает Элен…

— Ты сомневаешься? — недоверчиво спросил сын.

— Нет, но как-то стыдно признаваться, что он может считать себя счастливым человеком. Я тоже могу себя считать таковым, но что-то грызет внутри, не дает покоя — а вдруг я прошел мимо чего-то очень важного, существенного?.. Единственного… Точнее единственной… Это, знаешь ли, обидно. Так что какой я советчик!..

— Я понимаю, — быстро сказал Джек. — Но мне хотелось, чтобы у нас с Доротеей и в этой плоскости все было бы великолепно. Только ты можешь помочь мне.

— Каким же это образом?

— Я хотел бы познакомиться с твоими приключениями по этой части. Ну, как это все было на самом деле. Я бы хотел понять парадигму поведения мужчины в постели. Это послу жило бы хорошей основой для моей собственной половой жизни.

У Поля непроизвольно отпала челюсть. Он дар речи потерял! Как это? Позволить родному сыну залезть в его воспоминания, обозреть все то, чем он занимался в постели? Его даже передернуло. Джек между тем искоса поглядывал на отца.

Когда прошел первый шок и дыхание восстановилось, Поль первым делом напомнил себе, что это его сын и помыслы его чисты. Он просто глуп еще, как новорожденное дитя, которому совсем скоро придется любить женщину. Хорошенькое дельце!..

Значит, это непонятное существо начнет копаться в его мозгах? Вот так запросто?!

Твой сын…

— Я знаю, — сказал Джек, — моя просьба выглядит несколько странно. Сексуальная жизнь родителей всегда находилась под строгим запретом. Еще в книге Левит сказано: человек не должен видеть наготы отца и матери.

Поль не смог сдержать мысленного крика.

Вовсе не древние моральные запреты или отвращение требуют от меня отказать тебе. Боже! Я породил тебя случайно против своей воли без любви я должен был предотвратить твое появление на свет — либо нельзя было доводить до этого, либо сам должен был измениться и восстать — и когда ты появился на свет, я избегал тебя и ты избегал меня. Это ты позволил Дени и Люсиль Роджи и Марку вырастить себя я знаю ты мое наказание но это слишком жестоко и…

НетпапаНЕТ не надо я не хочу унижать или заставлять тебя это немыслимо жестоко если ты считаешь меня своим наказанием ты ни в чем не виноват не надо так говорить если ты решил что этим должен искупить свою вину то не надо.

Первый Магнат поднялся. Спустя мгновение он уже принял важную позу — сказался большой опыт, однако лицо его все еще отливало мертвенной бледностью. Джек был уже почти совсем одет, осталось только облачиться во фрак. Поль взял фрак за плечики и помог сыну просунуть руки в рукава.

— Можешь ты совершено prucis[50] объяснить, что тебе требуется?

— Попытаюсь. Но в том-то и дело, что я сам точно не знаю, что мне нужно. Все мои знания об эротике взяты из книг и глупых разговоров. Понимаешь, папа, я не могу при мерить их на себя. Ну, просто не вижу себя в этой роли!.. Я и представить себе не могу, что я должен делать в постели, с чего начать. Не дай Бог обидеть ее! Я тогда повешусь! Хотя не знаю, как это сделать… Нормальные люди, сами того не замечая, с детства уже все знают. Я же был лишен этой возможности. Какие-то отрывочные и, признаюсь, пошлые куски вертятся в сознании… Помочь мне может только опытный человек, которому я доверяю, которого уважаю. Которого люблю…

— Твой дядя Роджи… — начал было Поль.

— Ой пытался рассказать, о чем я просил. Но этого мало. Есть вещи, которые он настолько глубоко прячет в подкорке, что просто не в состоянии выковырять их оттуда. Я бы мог сам все вытащить — он бы даже не заметил, — но я не могу так поступить. У меня руки не поднимаются.

— Твои братья…

— Марк согласился открыть часть своего сознания, но он честно признался, что его опыт вряд ли послужит мне примером. Тем более что и опыта почти нет. Люк заявил, что он с удовольствием готов пожертвовать собой, только он сомневается, что Алмазик будет счастлива иметь дело с гомиком.

Джек воткнул в петлицу небольшой побег с распустившимися на нем миниатюрными розочками, потом открыл другой ящик стола и достал такую же ветвь, приготовленную для отца.

— Понимаешь, папа, я хотел бы знать, что значит быть сексуальным существом. От чего здесь радость испытывать…

Первый Магнат отвел глаза. Впрочем, Джек тоже старался не смотреть в его сторону.

— Ты не обижайся, не накручивай, — сказал молодой человек, — я все понимаю. Это действительно нелегко.

Поль наконец-то обзавелся бутоньеркой и с нарочитым энтузиазмом принялся втыкать ее в петлицу. Затем он придирчиво и тщательно осмотрел жениха, поправил ему галстук.

— Так, лучше не придумаешь. Ты выглядишь просто чертовски хорошо. Если, конечно, так можно выразиться.

— Пошли? — предложил сын. Он взял цилиндр, перчатки и направился к двери. В темной комнате особенно отчетливо посвечивала его аура — она была голубовато-зеленая, с двенадцатью белыми лепестками, окружавшими светящееся облачко.

— Подожди, — сказал Поль.

Джек повернулся. Отец порывисто шагнул к нему, потом на мгновение замер, словно засомневался. Наконец решительно приблизился к сыну, обнял его и шепнул:

— Хорошо, сынок. Приступай. Это будет мой свадебный подарок.

9 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

У меня было ровно две причины — не смейтесь, я подсчитывал — напиться в день свадьбы. Первая: я не мог справиться со страхом. В то же время где-то в душе неожиданно затеплилась искорка надежды.

Мысль о Гидре приводила меня в ужас, руки начинали противно подрагивать. Если она избрала меня мишенью, то охота будет продолжена во что бы то ни стало. С другой стороны, меня спас не кто иной, как Дени. Это обстоятельство ошарашивало. Что ж там происходит с этим монстром — левая рука не знает, что делает правая?..

Анн могла ошибаться… Или, не подозревая того, сама могла оказаться Фурией. Я много размышлял об этом, когда проходил курс лечения. Признаться, после того откровенного разговора в феврале я в общем-то не очень встревожился. Как поступить, мне было ясно с самого начала: сообщить обо всем Джеку и Дороти. Это можно будет сделать на свадьбе, а свадьба летом — значит, можно и подождать. Однако после нападения этой взбесившейся рыбы все предстало передо мной в ином свете. Теперь вопрос шел о жизни и смерти; На меня открыли охоту. В этом следовало досконально разобраться.

По собственному признанию Анн, только два члена семьи могли совершить покушение на малютку Джека в больнице Хичкока: Дени и она сама. Только у них двоих не было пол ноценного, неопровержимого алиби. Кроме того, оказывается, Фурия и ее соблазняла! Я не психолог, но не надо быть Зигмундом Фрейдом, чтобы догадаться, что Афина Паллада, яв лявшаяся ей, не может приходить извне. Представим, что какой-то злой дух решил овладеть ее сознанием. Проникнуть в него без ведома хозяйки он не может — Анн слишком сильный оперант. Значит, о ее необыкновенном уважении к древнегреческой богине он тоже узнать не может. Выходит, Афина — порождение ее собственного сознания, какая-то его часть — пусть свихнувшаяся, но решившая овладеть всем ее рассудком. Как тогда Фурия должна поступить? Только так: «соблазнить» хозяйку тем, что наиболее дорого для нее, чьего совета она наверняка послушает. Логично? Вполне.

Тогда зачем Анн, то есть Фурия, приказала Гидре совершить нападение на собственное тело?

Так ведь она же не погибла! Ее поместили в автоклав на год или около того, после чего она станет как новенькая. Тут прослеживается такой замысел: Фурия освобождается от опеки здоровой части сознания и может безбоязненно приступить к осуществлению своих планов.

Но зачем ей настаивать на проверке Дени?

О, это очень хитрый ход! Предположим, что мне удастся уйти от когтей Гидры и я сообщу Джеку и Доротее о подозрениях Анн. Семья устраивает проверку Дени, обнаруживает, что он ни в чем не виноват, и расследование возвращается в исходную точку. Мало того, я сам прослыву отчаянным вралем. Если бы точно такую же проверку устроили в присутствии Анн, то результат, подтверждающий невиновность Дени, ясно указал бы здоровой части ее натуры, кто на самом деле является носителем Фурии. Я знал Анн — она бы непременно потребовала подвергнуть испытанию себя. Таким образом, совершая покушение на самое себя, Фурия убивает двух зайцев. Даже трех! Окончательно запутывает дело, избавляется от меня как от опасного свидетеля, и, наконец, за время исцеления у нее появляется возможность полностью овладеть сознанием Анн. Если мои рассуждения верны, я могу считать себя в относительной безопасности. Пока! Хотя тоже вряд ли. Нынешнее состояние должно вполне устраивать Фурию, поэтому в принципе ей выгодно ухлопать меня. Главное, чтобы это произошло естественным путем. Никакой ментальной силы! Никакого намека на злобный умысел. Это непросто, но возможно.

Что ж, эта гадина подстраховалась надежно.

Если же Анн права и носителем Фурии является Дени, то… я не знаю! Жизнь моя в этом случае измеряется днями, если не часами.

Естественно, что я выбрал наиболее вероятный — первый — вариант. Пока Анн возрождается в оздоровительном автоклаве, я могу чувствовать себя в относительной безопасности, даже в том случае, если Фурия сохранила способность действовать из этого металлического бака.

В любом случае мое спасение заключалось в том, чтобы как можно скорее передать все, что мне известно, Джеку и Дороти. Конечно, головы при этом не терять, действовать крайне осмотрительно и осторожно. На рыбалку не ездить, по воздуху не летать… Я рассчитывал на Марка — тот вполне мог защитить меня. Но этот парень чем дальше, тем больше смущал меня. Я не мог понять, дошло ли до него то, что я сказал насчет Парни. Он никак не прореагировал на это. Как же он воспримет то, что рассказала мне Анн? Скорее всего, просто посмеется, как посмеялся над моим предположением, что на Анн напала Гидра. Я понимаю его — он слишком погружен в свои дела. Так что выбора у меня не было: единственное мое убежище находилось за тысячи миль от больницы в Коннектикуте, где я лежал.

В тот день, когда врачи сообщили, что я могу выписаться, я упросил Марка как можно быстрее доставить меня на Кауаи. Весь полет до Гавайев я трясся от страха — вот сейчас что-нибудь случится с рокрафтом и мы грохнемся в океан… Ничего, обошлось… В аэропорту меня встретила Малама Джонсон и сразу доставила меня к себе домой. Там она заявила:

— Успокойся, отдыхай. Я окружу тебя коконом кахуна, так что можешь быть каху аймаки, акуа мано. Никакой монстр до тебя здесь не доберется. Ничто тебя не коколе, пока ты здесь, со мной.

Могу сообщить, что так и случилось. Самые могучие психофизики бьются над загадкой древней магии. Пробить защиту этого самого кокона, рождаемого колдунами племени кахуна, никто не «каколе». Если бы Гидра попробовала, она бы тоже убедилась в этом. Но кажется, она не рискнула — по крайней мере последнюю неделю перед свадьбой я провел в полной безопасности.

В дни моей молодости никому бы не пришло в голову доверить стотридцатитрехлетнему старику стоять в двух шагах от брачующихся и держать поднос с обручальными кольцами. Тем более в компании с толстой старушкой, которой было не меньше сотни лет от роду. Я имею в виду Маламу. В нынешние дни — пожалуйста! Эка невидаль — столетние старики. Теперь на свадьбе и не такое увидишь! Молодые женятся, а кольца держит сердечный друг невесты. Или жениха. А то и экзотику эту почетную обязанность поручат. Случается, что поднос приглашают держать любимых домашних животных. Я сам был свидетелем, как белый ангорский кот, распушив хвост, с не возмутимым видом держал золотое блюдце.

Малама на репетиции держала себя с царственным величием — наряжена она была в бело-зеленое муу-муу, на груди — древнее ожерелье из крупных, необыкновенно красивых раковин. Я чувствовал себя отвратительно, поминутно вздрагивал. Малама без конца успокаивала меня, так что в конце концов я взял себя в руки и к концу просмотра вел себя как чемпион. Когда все было кончено, Малама шепнула, что она проверила все здание и его окрестности. Все тихо… Она сказала, что здесь я могу чувствовать себя в полной безопасности, чмокнула меня в щеку и ушла на прием, организованный Томом Спотедом Оуэлом, президентом Дартмутского колледжа, и его женой Сокорой Ортегой.

Я был бы рад поверить, что могу чувствовать себя в безопасности, однако уверенности Маламы мне показалось маловато. Гидра — это такая хитрая штучка, мастер своего дела, она вполне способна замаскироваться так, что ее и опытный оперант не различит. Если бы за дело взялся Марк вместе с Дени, тогда бы я, может, и поверил. Что мне было делать? В моем положении был только один выход — постоянно быть на людях. А где в тот день могло собраться больше всего народу? Правильно, в баре. Я тоже направился туда. Когда добрался до номера, который мы делили с Марком, мне уже было море по колено.

Когда эта причудливая супружеская пара, проследовавшая вслед за мной в ванную в компании с Марком, перестала издеваться над стариком, я действительно почувствовал себя значительно лучше. То есть меня опять пробрал такой страх, что я чуть не взвыл. Трезвость в тот день показалась мне самым страшным наказанием. Определенно я его не заслужил и уже в коридоре невольно начал озираться, потом меня кольнуло: не сходи с ума! Чтобы вот здесь, в присутствии всей семьи Ремилард, в окружении сотни самых сильных оперантов Га лактики, способных совместными усилиями столкнуть Землю с орбиты, Гидра посмела напасть на меня?.. К тому же у меня в заднем кармане брюк таилось мощное оружие — полная плоская бутылка отличного виски, однако воспользоваться ею я не осмелился. Решил дождаться конца церемонии…

Что-то мне еще следовало взять с собой… Ага, вспомнил! Я схватил со стола небольшую кружевную салфетку, на которую нужно положить обручальные кольца, сунул ее в карман и бросился догонять Джека и его друзей. Мы спустились в Рузвельтовский приемный холл на лифте. Гости уже собрались. В первых рядах стояли священник, Дени и Люсиль. Отсут ствовала только Доротея — это обстоятельство повергло меня в тревогу.

— Где невеста? — спросил я у Мари Ремилард. — С ней все в порядке?

Женщина удивленно глянула на меня и ответила на мысленном коде:

Конечно! Существует такая традиция, что до начала церемонии невеста не должна видеть жениха. Доротея в соседней комнате вместе с Маламой и подружками. Молится!.. Я бы в таких обстоятельствах обязательно молилась.

Живописная, должен сказать, компания собралась в тот день в отеле у Белой горы. Все джентльмены образовывали особый, разных оттенков, элегантный серый фон. Исключая Кайла и Яна Макдональдов — эти исполнили свою угрозу и вырядились в невообразимо пестрые шотландские наряды. Все как принято — клетчатые кильты, гетры, чудные рубашки с кружевными жабо на шеях, черные вельветовые а-ля принц Чарльз куртки, и конечно, шапки из Балморала, с лихо заломленными перьями. Впечатление было такое, что стоит им заслышать звуки волынки, и они тотчас бросятся в пляс.

Костюм Джека отличался более темным тоном, только на нем был парчовый, расшитый серебром жилет. Священник, монах-иезуит, которого звали Жорж Дюваль, был любимым учителем Ти-Жана в ту пору, когда он учился в Бребефской академии. Святой отец тоже постарался — раздобыл где-то допотопную черную рясу и одну из этих потешных шапочек с красным помпоном на макушке. Вот стихарь на нем был — загляденье! Сразу видно: кружева древние, ручной работы.

Когда прибыл жених со своими дружками, Дюваль вел неторопливую беседу с Дени Ремилардом. Заметив нас, он скопом перекрестил всех — можно было считать, что грехи наши отпущены и мы невинными агнцами проследуем на торжество. Собственно, какие за мной водились грешки? Так, копеечные… Разве что внебрачные связи и немилосердный зуд — мне так хотелось отомстить Марку и Люку за то, что они сотворили со мной в ванной комнате.

Особую статью представляло собой дамское общество — этакий хор девиц Гибсона[51], скопище разновозрастных лебедушек, разодетых по последней моде 1905 года. Вот какое я сделал открытие[52]: мода модой, но никто из них не надел корсета. Так что насчет осиных талий я и заикаться не буду. Слабы нынешние бабенки в сравнении с их прапрабабушками!.. Те слова громко выговорить не могли, умирали в тесных объятиях из китового уса, но не сдавались, а этим комфорт подавай, чтобы голос лился звонко и свободно. Как, например, у Люсиль, которая быстро построила гостей в колонну и погнала их на приступ. Вероятно, она думала, что освободить место для молодых — это значит штурмом брать алтарь. Гостей было столько, что весь сад и газон оказался забит приглашенными.

Но это так, к слову. Если признаться, то женщины в тот день были изумительно хороши. Могут же постараться!.. Они сами сознавали свою неотразимость и, не стесняясь, на мысленном коде, обменивались мнениями по поводу всяких интимных подробностей туалетов, надевать которые им до этого никогда не приходилось. Тогда я и услышал насчет корсетов…

Подругами невесты оказались ее сводная сестра, рожденная в пробирке, Элен Ган, старая школьная подруга Цецилия Дун кан и старшая сестра Джека Мари. Разодеты они были как принцессы: вниз от бедер широкий кринолин, выше — лифы-рюмочки с острым клинышком внизу. Помнится, в средние века этот клинышек называли «путь к наслаждению». Меткое определение… Рукава длинные, узкие. Платья из замечательного батиста были украшены кружевами — Мари и Цецилия в бело-розовых, напоминающих яблоневый цвет, а Элен в дымчато-розовом. Волосы у девушек были зачесаны вверх и упрятаны под золоченые шляпы, с тульи и с полей головных уборов свисали ленты. Шляпы были украшены цветами.

Жених и невеста еще на репетиции настояли, чтобы их родители, а также дедушки и бабушки шли рядом. Впереди, конечно, выступала Маша Макгрегор-Гаврыс, бабушка Доро теи. Одета она была в парчовый кафтан нараспашку поверх платья. Платье тоже было парчовое, цвета абрикоса, отделанное настоящими венецианскими кружевами. Темно-рыжие волосы Маши тоже были убраны под огромную шляпу, поля которой украшали маргаритки, желтофиоли и маковые бутоны.

Люсиль, сама назначившая себя распорядительницей, была устрашающе шикарна. Платье и жакетка времен Директории были сшиты из шелка с разбросанными по зеленому полю золотыми бутонами. Прежний скромный французский паричок сменило что-то крупнокалиберное, с длинными вьющимися локонами. Шляпа ее производила неизгладимое впечатление как размерами, так и количеством цветов. Этакая небольшая походная клумба, правда, цветы — в основном резеда и анютины глазки — были выполнены из материи. Искусно, ничего не скажешь… Особенно исполинская роза, прикрепленная к тулье. В руке Люсиль держала сравнительно небольшой зонтик от солнца, который использовала в качестве маршальского жезла, чтобы задавать темп движению колонны.

Скромнее других была одета мачеха Доротеи Джанет Финлей. И платье у нее было проще — медового цвета. Чем-то оно походило на наряд невесты… Через плечо — лента из тафты в клетку, напоминавшая, что Джанет принадлежит к роду Фаркухарсон, на ленте — брошь с огромным желтым алмазом, собственноручно ограненным Доротеей. Правда, этой простоты не хватило на шляпу, которая по великолепию вполне могла состязаться с головным убором Люсиль.

Больше других мне понравился наряд Катрин, которая шла рядом с Джеком, заменяя его умершую мать, Терезу Кендалл. Кэт и Доротея очень близко подружились, когда девчонку привезли учиться в Дартмутский колледж. Катрин была вся в синем, в тон платью были подобраны и полевые цветы, визитка украшена плющом. Шляпа тоже приятно гармонировала с цветом платья — на ней были прикреплены искусственные фрукты, по большей части сливы разных сортов.

Я без конца таращил глаза — зрелище было необыкновенное. Потом я отважился обратиться к Люсиль с вопросом:

— Скажи, дорогая, как у вас головы не устают таскать такую тяжесть?

— Конечно не устают, — резко ответила она. — Неужели ты думаешь, что женщины в 1905 году пользовались метасилой, чтобы не опускать подбородки?

Потом она критически осмотрела меня с ног до головы.

— Что, уже успел набраться? Смотри у меня. Одет более-менее прилично… Кольца не потерял?

Я продемонстрировал ей обшитую коричневым бархатом коробочку, открыл крышку — там лежали два обручальных кольца чуть больше полутора сантиметров в диаметре.

— Хорошо, — кивнула Люсиль. Она успокоилась, вытащила меня из хвоста колонны, где я нашел уютное местечко, и поставила прямо по центру. — Смотри не потеряй! Держись поближе к Марку. Когда наступит срок, передашь ему кольца на подносе. Где салфетка?

Я показал пальцем на свой карман.

— Да, кстати… Жена Дюваля, дьяконица, не смогла прибыть на церемонию, так что тебе придется помогать брату Жоржу во время венчания и мессы.

Я попытался было выразить свое возмущение. В последний раз я прислуживал у алтаря еще мальчишкой, в 1957 году! Однако Люсиль уже отошла от меня и громко спросила:

— Все готовы? Еще минутка, и начнем. Я отлучусь в сад — хочу все проверить в последний раз, а затем можно будет начинать.

Оглянувшись на ее голос, я невольно бросил взгляд на собравшихся гостей. Большинство из них уже сидели в креслах, расставленных на газоне, — люди и экзотики, в костюмах времен короля Эдуарда и в самых немыслимых одеяниях. Друзья, родственники… Для них брачная церемония представлялась захватывающим зрелищем — что ж, их можно было понять. Передние ряды стульев оставались пустыми, они были предназначены для тех, кто в настоящую минуту стоял возле алтаря.

Наконец Люсиль появилась вновь, и оркестр заиграл «Трубу добровольца» Ангуса Хаукавы Макджиливрея.

Венчание началось.

Теперь брат Дюваль повел процессию. Сначала шли деды и бабушки: Кайл и Маша, Дени и Люсиль, за ними дружки жениха Кеннет Макдональд и Люк, следом Марк — он шел один[53]. Потом жених — с левой стороны его сопровождал Поль, с правой Катрин. Как только Джек шагнул, Джанет Финлей открыла таинственную дверь, за которой скрывалась виновница торжества. Доротея вышла в сопровождении Маламы Джонсон.

Все невесты красивы, но эта! Она затмила всех!.. Доротея сама придумала свой наряд и сшила его так же, как и руководила Каледонией, — идеально!.. Платье из белого шелка с высоким воротником чуть поблескивало. Лиф и бедра были плотно обтянуты материей, только повыше колен подол расширялся и образовывал что-то похожее на бутон каллы. Его необычное изящество заметно прибавляло невесте роста. Кружева, покрывавшие лиф и рукава, были расшиты крупными каледонскими жемчужинами, между которыми яркими искорками были вкраплены небольшие бриллианты с той же планеты. Через левое плечо Доротеи была переброшена яркая клетчатая лента, приколотая к платью усыпанной жемчугом брошью — в центре ее располагался огромный бриллиант, ограненный самой невестой. Клетки на ленте соответствовали рисунку на юбке Яна Макдональда. Это были фамильные цвета Макдональдов с острова Айлей. На этот раз на лице у девушки была вуаль из плотных кружев, полностью скрывавшая нижнюю часть лица. Кружевная накидка напоминала испанскую мантилью и спускалась почти до земли. На голове у Доротеи была маленькая, сплошь покрытая жемчугом корона. Тщательно подобранные по длине белые розы составляли ее букет.

Как только невеста вышла в гостиную, к ней подошел суровый и торжественный Ян Макдональд и предложил ей правую руку. Джанет держала мужа под руку с левой стороны. Подруги невесты, сбившись в тесную группу, несли праздничные цветочные гирлянды. Они последовали за Маламой, которая на удивление легко ступала вслед за невестой и ее ро дителями. Наконец пришла и моя очередь. Я перестал подслушивать мысленные разговоры прекрасных дам, поправил цилиндр и двинулся вслед за подругами.

Солнце в тот день светило ласково, на небе не было ни облачка. Жених и его шафер Марк уже стояли перед маленьким столом, изображавшим алтарь. Стояли без головных уборов… По правую руку от них возвышалась исполинская цветочная куртина, над ней, в прозрачной голубоватой дымке, таяла Белая гора. Сердце мое забилось спокойней, я важно шагал, держа в обеих руках поднос с обручальными кольцами. Вокруг меня были друзья. Телепатический эфир без конца сотрясали вос хищенные ахи и охи.

Тут я и увидел его, Парни Ремиларда… Сначала не поверил своим глазам, потом уже, не отводя взгляда, поворачивая голову в сторону павильона, где были расставлены столы для банкета, побрел куда-то вбок, пока не опомнился. Вернулся на свое место… Усомнился в виденном. Снова обернулся. Официантки и официанты собрались перед павильоном, и в центре этой группы, нагло ухмыляясь и сложив руки на груди, стоял он, этот подонок. Часть Гидры… Я замешкался, а когда вновь посмотрел в ту сторону, он исчез. Сердце забилось гулко, часто, кровь прилила к лицу. Что же это такое? Как он сумел пробраться сюда?..

Между тем брат Жорж кончил краткое напутственное слово, и Ян Макдональд передал руку дочери Джеку. Я в тот момент панически, скороговоркой вещал Марку:

Он ЗДЕСЬ! Он ЗДЕСЬ!.. Здесь он ты понимаешь я его видел вон там справа у павильона справа тебе говорят!

Ты Роджи старый глупый осел…

Нет Марко послушай он ЗДЕСЬ Парнелл ЗДЕСЬ это Гидра!

… Послушай ты я все проверил НЕОДНОКРАТНО проверил здесь пусто и безопасно если ты сорвешь свадьбу я тебе шею сверну КУДА ТЫ ПРЕШЬ СЕЙЧАС В ТОЛПУ ВРЕЖЕШЬСЯ!!!

Я не пьян мне это не привиделось он здесь ТАМ[54] большой такой парень в толпе обслуги…

Там нет никого аура даже не колышется все официантки не имеют оперантских способностей безвредны мужчины тоже.

Марко…

ЗАТКНИСЬ//! Иначе я скую твои мозги и ты будешь как кукла КУДА ТЕБЯ НЕСЕТ БОЛВАН ТЫ ЭТАКИЙ!!! КОЛЬЦА ПОТЕРЯЕШЬ!!! Умоляю тебя дядя Роджи не поднимай панику ДЕРЖИ ПОДНОС

Я попрошу Малому помочь мне.

Никого ты не попросишь Предупреждаю в последний раз если не можешь идти сам я тебя понесу сил у меня на это хватит не вздумай испортить праздник Джеку и Доротее я поставлю защиту только ради Бога ВЕДИ СЕБЯ ПРИЛИЧНО

Он подтвердил свои угрозы внушительным захватом. Я почувствовал, что двигаюсь против своей воли. Телепатический эфир вокруг меня угас — это Марк придавил его своей мощью.

Я кое-как взял себя в руки. Не безумец же Парни, чтобы напасть на меня вот сейчас, когда я вынужден был обойти алтарь и занять место служки чуть справа от священника. Марк, сотворив зверскую рожу, указал на поднос.

В этот момент родители жениха и невесты, а также все гости, составлявшие праздничную процессию, отошли назад, оставив молодых у алтаря наедине с братом Жоржем. Марк неожиданно подтолкнул меня, и я встал слева от священника. Конечно, теперь все правильно. На небольшом столике стояли графины с водой и красным вином, хрустальный бокал и блюдо с облатками. Возле стола небольшая, покрытая красным бархатом банкетка. Я встал на колени, спиной к собравшимся. Странное отупение и безволие напали на меня, я отрешенно подумал: «Будь что будет».

Вступительная часть венчания закончилась. Брат Жорж начал читать молитву, в которой изрядно цитировал «Песнь Песней».

— «Возлюбленный мой начал говорить мне: встань, возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди! Вот, зима уже прошла; дождь миновал, перестал; Цветы показались на земле; время пения настало, и голос горлицы слышен в стране нашей; Голубица моя в ущелии скалы под кровом утеса! Покажи мне лицо твое, дай услышать голос твой; потому что голос твой сладок и лицо твое приятно. Как лента алая, губы твои, и уста твои любезны; как половинки гранатового яблока — ланиты твои под кудрями твоими; Два сосца твои, как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями; Доколе день дышит прохладою, и убегают тени, пойду я на гору миррову и на холм фимиама.

… Я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне; он пасет между лилиями; Я принадлежу другу моему, и ко мне обращено желание его. Приди, возлюбленный мой, выйдем в поле, побудем в селах; Возлюбленный мой бел и румян, лучше десяти тысяч других. Голова его — чистое золото; кудри его волнистые, черные, как ворон; Глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве; Уста его — сладость, и весь он — любезность…

… Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее…

… Так говорит Господь наш».

Я даже не заметил, как все члены семьи Ремилард слились в одной благодарственной молитве во имя Божие, во славу Его.

— «… Иисус сказал ученикам: „Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей. Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей, как и Я соблюл заповеди Отца Моего и пребываю в Его любви. Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна. Сия есть заповедь Моя, вы любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих“.

Са ira, ca ira! Saint Jean le Desincarne, Sainte Dorothee Masque-des-Diamants, priez pour nous[55].

Свадебный обряд продолжался. Участвующие в церемонии свидетели[56] покинули свои места и собрались по обе стороны от жениха и невесты, которые взялись за руки. Малама накинула им на шеи длинную гирлянду живых цветов — как бы соединила их. Наконец священник обратился к молодым. Начал он так: «Возлюбленные чада мои… » Вот при шел черед Ти-Жану и Доротее давать клятву на верность.

Марк телепатически приказал: ДАВАЙ. Кольца, черт тебя побери, давай сюда. МНЕ, черт тебя побери! Да шевелись ты!..

Я на негнущихся ногах приблизился к нему. Он торжественно, с какой-то величавой медлительностью вручил одно кольцо брату, другое подал невесте.

— Доротея, жена моя, прими это кольцо как знак моей любви и верности…

— Джон, муж мой, прими это кольцо как знак моей любви и верности…

Я стоял рядом, все слышал. Оба они потом обратились с молитвой к небесам.

— Отче наш. Ты соединил нас, ты помог созреть нашей любви. И сейчас Ты с нами. Молим Тебя — будь с нами всегда, укрепи дух наш. Защити нас от происков врага рода человеческого, давай нам отвагу, лицом к лицу встретившись со злом, сокрушить его.

Дальше я не слушал. Упоминание о зле, с которым можно встретиться лицом к лицу, окончательно добило меня. Что они знают о подобном свидании? Для них это не более чем образ, а для меня — суровая реальность, с которой я могу встретиться уже в следующую минуту. Он здесь присутствовал — теперь никто не смог бы переубедить меня. Я двигался, как робот, механически выполнял все, что требуется от служки. Священник в этот момент начал причащать молодых, так что мне пришлось подносить ему вино и хлеб. Время от времени я хотел было бросить взгляд в сторону павильона, однако шея не поворачивалась. Мускулы отказывались повиноваться мне.

— … Теперь в знак мира и любви обменяйтесь поцелуями, — сказал преподобный Жорж.

Джек приподнял кисею, чтобы поцеловать Доротею.

Я услышал порывистый вздох, прозвучавший в телепатическом эфире, и тут же, словно по заказу, оркестр грянул «Иисус, наша радость и мечта». Доротея откинула маску, и Джек поцеловал ее. Плотная вуаль вновь скрыла ее черты. Брат Дюваль, который не являлся оперантом и не был посвящен в тайну Алмазной Маски, пошатнулся, но быстро справился с собой, приблизился к молодым и обнял их обоих, поздравил. Потом протянул мне руку, мы обменялись рукопожатием. Церемония была окончена. Священник направился к рядам, где располагались зрители, осеняя их крестным знамением.

Марк[57] вынудил меня закончить то, что полагается служке, поэтому я двинулся вслед за Дювалем, который начал причащать гостей. Всех подряд, включая экзотиков… Я, помню, тогда поразился удивительному обстоятельству — выходит, что хлеб наш насущный свят для любой разумной расы в Галактике?

Для любого существа, обладающего телом?

Наконец брат Дюваль в последний раз благословил жениха, невесту и всех присутствующих. Это последнее наложение креста было встречено аплодисментами. Я ожидал, что теперь оркестр должен сыграть какой-нибудь бравурный марш[58], однако, к моему, и не только моему, удивлению, Ян Макдональд вышел вперед. Он был красив, ничего не скажешь, — особенно в своем варварском наряде. В руках у него уже была огромная волынка, и он грянул «Оркней Уэдинг энд Санрайз» сэра Питера Максвелла Дэвиса. Вокруг него сразу образовалось свободное место, куда вышли Джек и Доротея, следом Малама, потом я. Челюсти у меня окончательно одеревенели, в руках я по-прежнему держал уже ненужный поднос.

В этот момент в мое сознание вторгся голос Марка:

Здесь нет ничего опасного никто не прячется дядя Роджи! Может тебе померещилось я досконально изучил весь обслуживающий персонал каждого в отдельности нигде и следа Гидры не обнаружил а я знаю ее ментальный почерк.

Я ответил:

Это ничего не доказывает Ты искал конкретно Парни?

Нет но…

То-то и оно. Тебе только кажется, что ты знаешь ментальный профиль Гидры. На самом деле ничего ты не знаешь! Даже ментального отпечатка своей сестры Мадди. В последний раз ты общался с ней и с Парни, когда был ребенком. С тех пор они здорово выросли и являются прекрасными, если не блистательными, оперантами, так что уйти от твоего далъновидящего взгляда им ничего не стоит. По отдельности им даже Ти-Жан и Доротея не страшны. Характерный ментальный привкус появляется, когда они сливаются в чудовище.

Роджи не будь дураком здесь тебе никто не угрожает.

Я громко рассмеялся.

Тем временем гости собрались вокруг Яна. Люсиль и тут попыталась навести хотя бы видимость порядка — вот неуемная натура! Ян продолжал во всю мощь наяривать на волынке, меня же ощущение, что Марк все еще не осознал опасности, опять ударило в дрожь. Одно было ясно: на Марка рассчитывать нечего. Он скорее допустит, чтобы меня ухлопали, чем признается в собственной ошибке. Оставалось надеяться только на себя. От этого становилось грустно — что я мог проти вопоставить Парни? Мельком я бросил взгляд в сторону тан цующих какой-то шотландский менуэт Джека и Доротеи, различил в толпе азартно хлопающих в такт Джанет и Кайла, Машу и Дэви Макгрегора, а также немалую часть других гостей, которым, видимо, по сердцу пришлась эта музыка. Марк находился метрах в десяти от меня вместе с соратницей по совершению брачного обряда Элен Ган. Это дитя, рожденное в пробирке, крепко ухватило его за руку, глазки у нее так и горели. Плевать ей на все его титулы — было видно, что Марк не скоро отделается от нее. Ну, и мне соваться между ними тоже не пристало.

Итак, последняя моя надежда исчезла. Тогда я решил идти напропалую — отозвал Маламу в сторону и сквозь зубы про шипел:

— Мне надо немедленно сообщить кое-что Доротее. Как хочешь, но устрой мне этот разговор.

Та удивленно похлопала ресницами. Пока до нее дойдет! Я вступил в круг и, словно пытаясь присоединиться к новобрачным и станцевать с ними, схватил их за руки. Люсиль ахнула. «Черт с тобой», — мелькнуло у меня в голове. Я решительно увлек Джека и Доротею ко входу в отель — там, уже не стесняясь, втолкнул их в вестибюль и захлопнул дверь. Они все еще смеялись, словно ожидали продолжения запланированной шутки, однако, увидев мое лицо, тут же посерьезнели.

Доротея всплеснула руками.

— Дядя Роджи, что случилось?

Я рухнул в ближайшее кресло. Люди уже ломились в дверь, с той стороны доносился смех и выкрики.

— У меня не было другого пути. Поймите! — ответил я. — Ничего говорить не буду. Скоренько, как можно скоренько прочитайте мои мысли. Я умоляю!

Тут же я полностью снял защитный экран. Открылось все, что к той минуте я знал о Фурии, о личности, в которой она пряталась.

Когда они впитали все, что хранилось в моей голове, я испытал странное облегчение. Теперь мне было море по колено, и плевать на стуки в дверь и крики гостей, на изумленные лица Джека и Доротеи, которые буквально окаменели. Я помахал им рукой и выскочил в коридор. Путь мой лежал к стоянке рокрафтов. Я хотел схватить любой, первый подвер нувшийся под руку воздушный лимузин, и сбежать. Кусок свадебного пирога я мог бы получить по почте. Здесь недалеко…

Я только что не подпрыгивал на одной ноге, когда зашел в гостиную, которую называли Пещерой. Мне надо было подняться по главной лестнице и забрать кое-какие вещички. Вот там, в Пещере, меня и схватило. Навалилось исподволь — я не сразу понял, что со мной творится. Просто как-то необык новенно пусто стало на душе, жизнь потеряла смысл, и от этого я испугался. Вздрогнул от ужасной мысли, что в этом мире что-то не так устроено.

— Что за черт? — спросил я себя. Никогда подобные вопросы меня не волновали, я всегда считал, что о несовершенстве мира пусть размышляют философы. Мне-то что волноваться? Никто на меня не покушался, долг свой в качестве мальчика на побегушках я исполнил до конца, открылся Ти-Жану и Доротее — теперь пусть они поломают головы. Я считал, что вполне заслужил награду, а тут вдруг неодолимая душевная хворь? С чего бы это?

Нет, надо немедленно поправить здоровье — я не раздумывая вошел в бар, устроился на высоком дубовом табурете и положил на стойку свой слегка помятый цилиндр. В баре было пусто, даже за стойкой никого не было.

— Привет! — сказал я в пустоту — У вас открыто?

— Сейчас подойду, — кто-то спокойным, тихим голосом от ветил мне из темноты служебного помещения.

В баре царил плотный сумрак. Молодожены, по-видимому, сумели открыть дверь, и шум в вестибюле стих. Теперь с той стороны приглушенно, но отчетливо доносилась мелодия «В романтическом настроении» Дюка Эллингтона. Я прислушался к исповеди, которой тешил публику играющий на трубе солист. Хорошо выводил, подлец! В самое яблочко, у меня даже руки затряслись. Я тяжело вздохнул. С трудом мне удалось отереть выступивший на лбу пот, пригладить пятерней слипшиеся седые волосы. Со мной творилось что-то неладное. Но почему?! Все вроде бы сделано, прошло удачно. Свой секрет я выложил, теперь дело семьи — заняться Дени и Анн. Птичка выскочила из моих рук — ловите ее, кто сможет.

— Что будете пить, сэр? — равнодушно спросил бармен.

— «Уайлд Теки». Двойную. Не разводить…

— Будет сделано.

Неожиданно я почувствовал, что страх и напряжение, только что владевшие мной, растаяли. Я повеселел — не было больше ни тревоги, ни постыдной робости. Сейчас еще глотну виски — и все вообще станет замечательно. Неуемная радость закружила меня. Черт знает, что со мной творится — из огня да в полымя. Ага, вот и бармен.

Обыкновенный такой мужик с полотенцем вокруг бедер, в белой рубашке с бабочкой… Я опустил голову. Я не хотел этого делать, но какая-то непонятная тяжесть согнула мне шею. В этот момент послышалось бульканье наливаемой жидкости — даже запах моего любимого виски я сразу ощутил, а вот взглянуть, что же делается за стойкой и на стойке, никак не мог.

Бармен равнодушно спросил;

— Как прошло венчание, сэр?

Я кашлянул, потом невнятно ответил:

— Превосходно. Просто превосходно.

Бармен между тем вышел из-за стойки и направился к входной двери. Не спеша закрыл ее. Я слышал звуки его шагов — он неторопливо ступал по каменным плитам, которыми был устлан пол в баре. Тут я собрался с силами и наконец поднял голову. Совсем неподалеку от меня, возле дубового табурета, отодвинутого от стойки, стоял Парнелл Ремилард. Он улыбался.

— Ну и натерпелся я из-за тебя, дядя Роджи, — признался он. — Так что прежде чем свернуть тебе башку, я хочу сравнять счет. Ну, — предупредил он, — ты у меня и помучаешься.

Я попытался было вскрикнуть, но не смог. Мой ментальный вопль о помощи буквально застрял в сознании. До Марка или Джека не докричаться.

Парнелл, глумливо ухмыляясь, не спеша шагал ко мне. В это мгновение я отчетливо ощутил в телепатическом эфире тот заунывный гул, который отличал Гидру

Парнелл подошел к следующему табурету и с этакой ленцой оперся о него. Ухмылка по-прежнему была словно приклеена к его лицу. Хотя теперь переднюю, обращенную ко мне часть его головы, я бы не решился назвать лицом. Скорее это была маска. Глаза его были пусты и безжизненны, да и сам он теперь больше походил на мертвеца. Бездумный, неживой автомат, прежде — сын Адриена и Шери, умерший еще во чреве матери и уже рожденный тупым исполнителем воли Фурии.

Я соскользнул со своего табурета и перешел к следующему, расположенному подальше от него. Парнелл тоже сделал шаг.

— На этот раз никакого метасокрушительного дерьма, старик. Жаль, что я не могу высосать из тебя жизненную силу. О, это вкусная штука, самая сладкая на свете. Жаль… Я поиграю с тобой по-другому, а потом сверну тебе шею. Твое тело найдут под лестницей, а уж разить от тебя будет как из бочки. И все шито-крыто. Несчастный случай… Вот уж некстати: старый алкоголик испортил свадебное торжество.

Я закрыл глаза, сжал челюсти. Потом расслабился… Страх исчез — я вновь был самим собой. Сейчас мне надо было хорошенько сосредоточиться.

В молодости мне пришлось заниматься йогой. Особенно ловко я овладел упражнениями, которые называются «пранические спирали». Предполагалось, что внутренняя спираль помогает концентрировать метасокрушительную силу, а спираль, направленная наружу, — извергать ее на объект. Это умение дважды помогло мне спасти свою жизнь. Никакого иного вы хода у меня не оставалось.

С точки зрения умения использовать метасотворительную силу я не отношусь к числу сильных оперантов, однако каждый нормальный человек, как известно, имеет запас внутренней энергии, который позволяет ему в критических обстоятельствах совершать чудеса героизма — преодолеть немыслимо высокий забор, развить необыкновенную скорость и так далее… Я глубоко вздохнул. Нечто подобное предстояло совершить и мне. Это хорошо, что Парни не желает или не может воспользоваться сверхчувственной силой[59] и дает мне этот шанс. Я закрыл глаза, задом вполз на табурет, поднял руки и раздвинул ноги. Тем самым принял позу, на зываемую «человек Леонардо да Винчи».

Парни хрипло рассмеялся. Скорее пролаял:

— Что, сдаешься? Поздно, старикан!

Я не ответил. Собрался с духом и, вообразив движение жизненной энергии от чакры к чакре, начал сжимать ее в некий воображаемый жгут. Уже через несколько мгновений я почув ствовал прилив и движение неосознанной, источающей тепло субстанции, которая начала закручиваться в спираль. Истоком этой силы служило сердце — я начал увлекать ее дальше, повел по телу в направлении солнечного сплетения. Там сгусток энергии окончательно разогрелся и принялся отчетливо шевелиться в недрах организма. Теперь я увлек сгусток тепла вверх, принялся обвивать горло. Потом открыл глаза. Истекавшее сияние заполнило помещение. Оно не было отражением кроваво-кирпичной ауры Парнелла. Золотистое — даже янтарное — свечение свободно истекало из моих рук и грудной клетки. Наконец я весь стал объят темновато-золотистым пламенем.

Гидра на мгновение замерла.

Между тем я все сильнее разгонял оживший во мне огненный ком. Вот он достиг селезенки, описал несколько кругов вокруг почек, затем резко, обжигая плоть изнутри, помчался вверх, начал уплотняться возле горла.

— Что за черт!

Я едва услышал полный изумления вскрик Парнелла. Все мои мысли были направлены на то, чтобы удержать внутри себя этот искрящийся, палящий сгусток энергии, провести его по необходимому маршруту еще и еще раз. Все мои чакры уже сильно пульсировали — особенно те, что находились в спинном хребте, от копчика до первых шейных позвонков. Из последних сил я направил сгусток энергии в правую руку, тут же опустил ее и, ткнув во врага указательным пальцем, мысленно выкрикнул:

Лови, Гидра, это тебе! Возьми мою жизнь!..

Ослепительный оранжево-золотистый шар возник в возду хе, сгусток энергии метнулся к Парнеллу, и его лицо вдруг исказилось от страха. Казалось, каждый нерв, каждая клеточка моего тела произвела залп. Это было что-то подобное оргазму. Я тут же ослеп и без сил опустился на пол.[60]

Я пришел в сознание. Не могу сказать, сколько я пролежал на каменных плитах, но думаю, что недолго. В ушах что-то отчаянно громко вибрировало. Тут я услышал, как на пол рухнуло что-то деревянное. Любопытство заставило меня попробовать поднять веки. К моему удивлению, мне это удалось. Только тогда я понял, что нахожусь в сознании и окружающее предстает предо мной в своем истинном свете.

Гидры нигде не было. На том месте, где стоял Парнелл, валялась половина табуретки — остальная часть была сожжена, на полу была насыпана горстка пепла, больше похожая на небольшую кучку песка. Ничто не дымилось, не парило, не издавало зловония. Да, в баре чуть-чуть припахивало горелым. Вся мебель находилась на прежних местах. С улицы доносилась танцевальная мелодия, слышались веселые возгласы. Правда, со мной творилось что-то непонятное. В кончиках пальцев на руках и ногах, в локтях и коленях начало невыносимо колоть. Какой-то нервный зуд, какой бывает, когда, например, заденешь нерв. Несмотря на сильные неприятные ощущения, я решил подняться. Удивительное дело, стоило мне пошевелить ся, подтянуть ноги, как заметно полегчало. Скоро зуд совсем исчез. Я встал, пошатнулся, схватился за стойку бара.

Угрызения совести не мучили меня — правда, и радости особой я не чувствовал. Только глубокое изнеможение. Но и оно постепенно сменялось ощущением победы. Я справился с этой пакостью. Скажем так: исполнил приговор, который вынесла Фурии и Гидре семья Ремилардов, а также все правительственные органы Земли в лице своего Первого Магната.

На одном из столов лежала газета. Я с трудом приблизился к этому столу, оторвал полосу, свернул из нее что-то, напоми нающее кулек. С помощью другого обрывка тщательно собрал оставшийся от Парни пепел. Теперь я уже полностью владел своим телом — даже засвистел от удовольствия. Пританцовывая, отправился в туалет — мне и здесь повезло, он был пуст — и спустил кулек с пеплом в унитаз. На прощание перекрестил и нажал на спуск.

Теперь можно было и повеселиться. Свадьба-то на что!

10

Остров Кауаи, Гавайи, Земля

18 июня 2078 года

Позволь мне — пожалуйста, ну позволь! Посмотри — они совсем одурманены, эти так называемые молодожены, их внимание рассеялось. Более удобного момента придумать невозможно. Я нахожусь так близко, это будет ОЧЕНЬ легко…

Ни в коем случае! Я не могу рисковать твоей жизнью, ведь ты осталась у меня одна. Надо дождаться, пока появятся новые сподвижники. Когда будет организована новая Гидра, только тогда. Не раньше…

Ну ладно. Пусть не ментальная атака, тогда что-то подобное физическому лазеру или мощное огнестрельное оружие. Или, наконец, поток элементарных частиц. На крайний случай небольшой ядерный взрыв. Но надо же что-то делать!

Чепуха! Главного врага так не уничтожить. Я еще не придумала, как это вообще можно сделать. Вероятно, для этого потребуется энергия, сравнимая с энергией звезды. Теперь, когда они стали единым целым, их достать ещё труднее.

[61] Если бы я успела и прибыла чуть раньше, чтобы помочь этому чертову идиоту Парни! Если бы ТЫ помогла ему погубить этого старикашку раньше, чем тот откроет секрет…

Я не в состоянии так поступить. Я даже не знаю, как погиб Парни… Кроме того, что в этом повинен старик. Я недооценила Роджи. Оказывается, этот поганый — клоун и алкаш обладает огромным внутренним резервом. Ты должна обещать, что будешь держаться подальше от него, моя дражайшая, моя самая сладкая, живая Гидра.

Я и сама бы не стала рисковать. Но как теперь ты сможешь избежать разоблачения ?

У меня есть мысли на этот счет. Но к этому можно прибегнуть только в крайнем случае. Это касается тебя самой, моя дражайшая, моя сладкая… Я бессмертна, и скоро нас ждет невиданный триумф. Ты, моя ненаглядная, будешь вместе со мной править Вторым Содружеством.

Я полностью доверяю тебе, любимая Фурия. Теперь мне можно вернуться на Оканагон и продолжить работу среди заговорщиков?

Пока нет. Теперь пришел черед Марка, пора ему занять достойное место в моих планах по производству новых соратников. Я кропотливо работаю с ним уже который год, и только теперь начало наклевываться что-то ощутимое. Завтра он должен вернуться домой, на этот поганый остров… Тебе следует навестить его там, пока же пофлиртуй с ним обычным способом. Тебе надо добиться, чтобы он привык к тебе и вспомнил.[62]

Фурия, это и есть твой грандиозный план?!

Да. И не только ради новых маленьких сообщников. Марк считает, что он неуязвим. Его мозг и тело, мол, крепко защищены против любого, кто посмеет посягнуть на его безопасность. Пусть убедится, что он сильно заблуждался на свой счет. Тогда он станет нашим… тем или иным способом.

Я хочу его. Только не как другую часть Гидры, а как безвольного раба.

Пока его место в структуре будущего Содружества для меня не совсем ясно. Прежде всего тебе следует использовать искусство обольщения, и твое желание исполнится. Вскоре тебе предстоит оставить Оканагон и отправиться на планету Астрахань. Овладей помыслами Марка, а затем я проинструктирую тебя, что делать дальше. Прощай, моя возлюбленная, моя дражайшая Гидра, свет моих очей Мадлен.

До свидания, дорогая Фурия.

Они удачно выбрали время — Гавайские острова открылись внизу в тот самый момент, когда солнечный диск оплавленным краем коснулся океанской глади. Пока маленький звездолет разворачивался для посадки, пока аэронавигационный робот связывался с местным аэропортом, светило, поеживаясь, опустилось в радужную бездонную толщу. Вот последний вишнево-багряный ободок полыхнул над водами, и наконец солнце совсем скрылось за горизонтом. В этот миг в лазурное чистое небо ударил зеленый луч.

Вспыхнул и угас.

— Замечательно! — воскликнула Доротея и, как девчонка, запрыгала на сиденье.

— Изготовлено по заказу, — ответил Джек. — А теперь, — попросил он, — загадай желание.

Доротея смешно зажмурилась, потом открыла глаза.

— Можно говорить?

— Нет, если хочешь, чтобы, оно дошло до меня в первозданном виде.

Тогда Доротея отвернулась в сторону, крепко сжала губы и, зная, что он никогда не посмеет войти в ее сознание без приглашения, подумала: Я так хочу тебя! Так всегда бывает среди молодоженов — один из влюбленных пылает большей страстью, чем другой. Он и тянет общую ношу. Потом роли меняются… Почему это происходит, кто может сказать?..

Некоторое время они сидели молча, наблюдая, как «Скура-2» осторожно, словно принюхиваясь, приближается к земле. Руки их были соединены. Джек в дорогу переоделся и сейчас был в свободных брюках цвета хаки и в широкой накидке. Доротея надела шорты из «рогожки» и блузку soie-argentee[63] с закатанными рукавами.

— Знаешь, нам здорово повезло, — сказала Доротея. — Мы вместе увидели зеленый луч. Мы, шотландцы, очень верим в подобные знамения. Я слышала, что подобное чудо случается на море — даже, говорят, бывает и на Каледонии. Но у нас это удивительная редкость. Воздух у нас сильно пропитан влагой и вулканическими дымами, так что безоблачный закат у нас большая редкость. В прошлый раз, когда я была на Кауаи, мои мысли были заняты совершенно другими делами. Не до закатов мне было.

Джек обнял ее за плечи и прижал к себе.

— Теперь можешь не беспокоиться насчет Фурии и Гидры. Я научу тебя создавать вокруг себя непробиваемую ментальную завесу — примерно такую же, какую я выстроил возле себя. Пробить ее ни мысленным ударом, ни физическим воздействием невозможно. Создать завесу легко, много времени это не отнимет. Ты обнаружишь, что я являюсь прекрасным куму.

Доротея робко попыталась коснуться преддверия его сознания, даже вошла в какие-то нейронные цепи, чтобы определить, что значит гавайское слово «куму». Оказалось, что на местном наречии «куму» имело двойной смысл — «учитель» и «любовник». Девушка приподняла маску и, потянувшись к Джеку, поцеловала его.

— Вот здорово, что именно этот остров станет нашим домом на Земле! Нью-Гемпшир, конечно, местечко хорошее, но тамошняя обстановка слишком напоминает Кали — все та же суета, напор, заботы о хлебе насущном… Это не значит, что я не люблю свою планету — думаю, и тебе она понравится, но все-таки хорошо иметь уголок, где тебя ничто не потрево жит, где можно просто отдохнуть.

Их сознания слились — они оба пожелали этого.

— Этот чертов Роджи, — неожиданно приглушенным баском сказал Джек. — Приготовил он нам к свадьбе сюрприз. Потешил, нечего сказать… Ты заметила, что я позволил себе чуть-чуть подлечить твою озабоченность и тревогу по поводу старика?

Доротея громко рассмеялась.

— То же самое я проделала и с тобой. Бедный дядюшка Роджи! Он же не нарочно!.. Он и в самом деле только сразу после венчания сумел остаться с нами один на один. — Лицо у нее помрачнело. — Ты считаешь, что Гидра и в самом деле напала на него? Это не был плод его воображения?

Джек поиграл бровями, ответил не сразу.

— Он всерьез поверил в рыбу-убийцу. Поверил и рассказу Анн насчет Дени-Фурии. Даже нам с тобой не так-то просто определить, что в его мысленных образах правда, а что вымы сел. Спалил он Парнелла в баре или нет? На всякий случай я обо всем сообщил Полю — пусть опытные дознаватели разберутся в этой истории.

— А как насчет теории Дени-Фурии?

— Это очень похоже на правду. Боюсь, что нам придется смириться с тем, что это и есть правда.

— Роджи мог подпасть под власть иллюзии.

— Как раз такой вариант представляется мне маловероятным. Я хорошо знаю склад характера Роджи. Он всегда очень трезво, — тут они оба засмеялись, — относился к жизни. Склонности к фантазированию не имеет. Кроме того, обладает мощным скрытым потенциалом метасотворительной силы, так что сжечь Парнелла он в состоянии. Уж я-то знаю. И есть у дядюшки еще одна загадка, о которой никто понятия не имеет. Разве что Марк и Дени… Они подлечили его возле озера, где он едва не утонул, — ну и вскользь пробежали по мозгам. Но они не поверили, сочли, что это блажь перепуганного насмерть ста рика. Понимаешь, выходит, он имеет прямой выход на Верховного лилмика. Тут, Доротея, что-то есть. Например, его камень. Сколько раз он упоминал, что именно лилмик подарил ему этот талисман. Мы считали, что это шутка, а я вот не поленился проверить…

— Когда?..

— В те часы, когда спускались в глубины Каледонии. Он же вручил тебе этот камень на счастье… Что я могу сказать? Алмаз как алмаз, но есть одна зацепка. В середине камня я обнаружил некую кристаллическую несуразность — в кристаллическую решетку впаяна странная молекулярная группа. Скорее всего, этот камень представляет из себя артефакт. Этот бриллиант является чем-то вроде передатчика, а может, это какая-то еще более сложная машина. С позиций современной науки ничего более определенного я сказать не могу. Тем более — кто мог изготовить такую штуку. Вот лилмик смог бы.

— Джек, в это невозможно поверить. Я, прости, глубоко внедрилась в бессознательное Роджи. Поверь, он на грани невроза. Его пристрастие к алкоголю свидетельствует о глубоком внутреннем разладе, на почве которого могут возникать всевозможные навязчивые идеи…

— Ты совершенно не права. Дядю Роджи как раз нельзя назвать алкоголиком. Во-первых, синдром похмелья у него развит в очень малой степени. Во-вторых, если пить нельзя, он и не пьет. Месяц, два, три в рот не берет. Уж я-то знаю. Да, снимает нервное напряжение рюмкой-другой, а то и стаканчиком-другим-третьим. Повторяю — нездоровой, необоримой тяги к алкоголю у него не наблюдается. Понимаешь, его питие — какой-то атавизм. Он человек старой закалки, мы от таких отвыкли в Содружестве. Так сказать, последний экземпляр здорового мужчины двадцатого века.

— Он!.. Он — бездонная ненасытная бочка!.. — раздраженно заявила Доротея. Потом так же внезапно успокоилась. Конечно, можно дядю Роджи назвать и «ненасытной бочкой», но все же она любила его. Пусть он будет словно питекантроп, но очень приятный. Когда не вылакает целой бутылки своего любимого виски… — Но все-таки, любимый, не можем же мы, основываясь только на памяти этого старого чудака, организовать детальное просвечивание мозгов такого человека, как Дени? Мне кажется, единственный выход — подождать выздоровления Анн. Только потом мы с тобой сможем организовать подходящий по мощности метаконцерт. Я прикидывала: нашей совокупной силы вполне достаточно, чтобы не только определить, прав ли в своих домыслах старый алкоголик, но и дать ответ насчет Анн. Не может ли она быть Фурией?

— Это означает, что мы по крайней мере на год отложим проверку.

— Вряд ли нам удастся провести всю подготовительную работу за более короткий срок. Прежде всего надо еще раз, уже более тщательно, проверить всю информацию, собранную в сознании Роджи, — при этом ни в коем случае нельзя повредить его уже достаточно изношенные мозги. Тебе же придется заняться конструированием нового типа церебрального генератора — для лечения. Вот что еще необходимо: обеспечить эти ЦГ энергией, которая поступала бы без помех и по первому требованию. Теперь прибавь сюда организацию метаконцерта из членов семьи Ремилард, который можно было бы исполь зовать не только для сокрушительных, но и лечебных целей. Дел — непочатый край… Хорошо бы еще за год управиться.

— Все это можно провернуть за полгода. Единственное, что меня смущает, — это как собрать семью для организации метаконцерта и обучения работе со шлемами ЦГ.

Доротея задумчиво смотрела в темнеющее на глазах небо. Тьма пропитывала воду, и поверхность океана приобретала какой-то зловещий, таинственный вид. Тем не менее первые же вспыхнувшие звезды — скоро целый хоровод светил выбежал на черную бархатистую полянку — как бы разогнали мрачные думы. Океанские воды, покачиваясь в серебристой безлунной полутьме, словно засыпали. Доротея глубоко и тяжело вздохнула.

— Ох, работа нелегкая… Очень опасная для всех участников метаобъединения. Надо заранее продумать программу, обеспечивающую безопасность всех вовлеченных в метаконцерт.

Джек ответил не сразу — чувствовалось, что эта задача полностью овладела и его мыслями. Наконец он произнес:

— Есть еще несколько причин для скорейшего завершения проверки. Пойми, мы имеем дело, образно выражаясь, с метанечистой силой. После неудачи покушения на Роджи ей должно быть известно, что тайна вышла из-под контроля. Следовательно, в ближайшее время надо ожидать всяких бедствий на просторах Галактики. Заварить кашу, заставить нас в спешном порядке бросить туда все силы — это ее единственное спасение. Есть у нее для этого возможности? Надо ответить честно — есть! Прежде всего, она способна взбаламутить мя тежников или раздуть конфликт Бог знает в каком уголке Содружества.

— Джек, однако и спешка тоже вредна. Мы подвергаем опасности жизни девяти самых сильных Магнатов Земли, включая и Первого Магната. И все по прихоти какого-то старца Мафусаиловых лет.

— Ах, опять ты не понимаешь! Я знаю Роджи с первого дня рождения, а то, может, еще в утробе познакомился с ним. Заочно, так сказать… У меня есть право выносить суждение по поводу этого человека. Да, к борцам за правое дело его не отнесешь, он слишком эгоистичен и чудаковат, но чего у него нельзя отнять, так это честности. Он всегда правдив до конца. Меня он любит, я отвечаю ему тем же. Марк так же относится к нему. И Дени…

Доротея отвернулась от мужа и вполголоса сказала:

— Я тоже.

— Я понимаю, это не довод, однако больше всего мне претят скоропалительные решения. Я хорошенько обдумал все, что он сообщил нам. Думаю, старик прав.

— Я тоже, — все так же тихо отозвалась Доротея.

Ночь выдалась безлунная, тихая, звездная. Звездолет спустился к самой воде и мчался в каком-нибудь десятке метров над бугристой, колышущейся, чернильного цвета поверхнос тью. Было немного жутко смотреть вниз, однако взгляд и душа успокаивались, когда глаза поднимались к небу. Там, среди задорно перемигивающихся звездочек, жарко, близко и маняще полыхали Юпитер и Венера.

— У нас нет выбора, драгоценный мой Алмазик, — нарушил молчание Джек.

— Да, выбора нет, — глухо откликнулась Доротея и после короткой паузы спросила: — Что ты думаешь насчет того, что именно Дени спас Роджи, когда тот тонул на озере?

— Что я думаю? — Джек внезапно насупился. — Целое больше части. Здоровая часть натуры Дени может не догадываться о существовании Фурии. В сознательном, так сказать, режиме. Но в бессознательном между ними непременно должна существовать какая-то связь.

Доротея вздохнула.

— Я тоже так думаю. По-видимому, Дени и сам не догадывался, почему он вдруг отправился на рыбалку. Просто потянуло. Только так можно объяснить его бессознательное влечение. Сработал комплекс «родители — дети». Интересно другое — если это предположение верно и Роджи обладает иммунитетом против ментального воздействия и Фурии и Гидры, то выходит, что Дени/Фурия тоже может не опасаться атаки со стороны своих собственных детей. Тебе не кажется, что это обстоятельство значительно осложнит лечение?

— Да, это серьезный вопрос. Я уже думал над этим. Прежде всего необходимо доскональное просвечивание Роджи. Он согласится, у него тоже нет выбора — теперь Фурия непременно будет охотиться за ним. Если гибель Парнелла будет доказана, то этот старый пьяница становится весьма любопытным объектом. На нем все сходится, ты заметила? Что можно сказать насчет комплекса «родители — дети»?.. Здесь следует хорошенько покопаться вот в чем. Ты слыхала, наверное, что любовь иногда испытывает страстное желание причинить боль объекту поклонения? Как бы боль во здравие. Все это надо хорошенько обдумать. В этом смысле единственный член семьи, который не подходит для метаконцерта, — это, безусловно, Анн. Если она паче чаяния является Фурией, то ее вовлечение в мета-объединение смертельно опасно для всех участников. Так что нам надо поспешить, пока она в регенерационном автоклаве.

— А если окажется, что Дени не имеет отношения к Фурии?

— Тогда мы займемся Анн прямо в баке. Тем более что ее метазащита сейчас ослаблена.

— Итак, Дени или Анн… — Доротея взглянула на Джека. — Кто же из них монстр?

— Не знаю, — ответил он. — У меня никогда и мысли не было просветить их мозги.

Доротея покачала головой.

— Помнится, когда я шесть лет назад занималась собственным расследованием, то ничего толкового из этого не получилось. Так, какие-то общие данные о темпераменте, характере, склонностях — ничего конкретного. Я основывалась на своих собственных критериях, и в результате у меня получилось, что наиболее вероятной фигурой на роль Фурии оказался Марк. Его рейтинг достиг семидесяти четырех процентов.

— Дорогая, это полная ерунда!

— Как сказать. Его сознание наиболее индивидуалистично. К тому же он очень силен во всех видах метадеятельности.

— И тем не менее это полная чепуха! Уж я-то знаю.

— Анн, — не обращая внимания на восклицание мужа, продолжила Доротея, — заняла второе место — шестьдесят восемь процентов. Потом следовал Поль — шестьдесят четыре процента. Другие члены семьи — значительно меньше. Вот только Дени и Люсиль мне не удалось просветить. Единственный раз мне представилась такая возможность на вечеринке у Марка. Помнишь, мы справляли там Халлоуин[64] и Дени пригласил меня на танец?

— Ну и?..

— Из всех проверенных мною Ремилардов Дени оказался наиболее трудным орешком. Его натура многогранна. И удивительна. Я просто не успела ничего там высветить. Его соз нание грандиозно. Знаешь ли ты, что его скрытые возможности блистательны во всех метафункциях?

— Я догадывался, и поверишь ли, как раз это обстоятельство меня и пугало.

— Я уверена, что он и сам до конца не осознает своих возможностей. Вот еще одна особенность: его натура необыкновенно цельная. Без всякой слабины или дефектов, свой ственных и Полю, и Марку, и Анн. И другим… Передо мной на мгновение предстал космической сложности объект. Я просто испугалась. Попыталась было копнуть глубже — пшик!..

— Дени догадался, что его просвечивают?

— Очень быстро, — кивнула Доротея. — Он оказался очень милым и деликатным… и очень решительным. Тут же вышвырнул мой мысленный щуп и поставил непробиваемый экран, так что ничего определенного я сказать не могу, разве что «в тихом омуте черти водятся».

— После этой неудачи ты еще кого-нибудь просвечивала?

— Марка… Роджи… Но со стариком это случилось раньше. Я полагаю, кто-то из этих троих проговорился. После того праздника все они поставили плотные экраны. Пробить их я не смогла.

Впереди засветился огнями берег острова. Невидимый горб горы поглотил свет звезд. Доротея с интересом вглядывалась в даль — до сих пор ей никогда не приходилось бывать дома у Джека, который официально считался жителем Кауаи.

Пожениться они решили внезапно — вот так, в одно мгновение. Как только было сделано предложение, тут же было получено согласие. То-то удивились их друзья и коллеги, когда они объявили о своем решении!

В ту пору оба они работали на Каледонии. Несколько недель Джек провел на пережившей катастрофу планете. Дел было по горло, и его пребывание сняло значительную часть забот с плеч юной Председательницы — правда, оставшейся части вполне хватило, чтобы так загрузить Доротею, что на сон ей оставалось всего несколько часов в сутки. Порой и эти минуты не было возможности урвать, поэтому помощь Джека пришлась очень кстати. Прежде всего, он помогал ей в инспекции разрушенных поселений и городов — он моментально составлял смету расходов на восстановление. Второй важной областью сотрудничества было выколачивание и распределение помощи, поступающей из Центрального правительства Земли и из Консилиума. В этом вопросе авторитет и знакомства Джека сыграли неоценимое значение. Работали они дружно, понимали друг друга без слов, но это было не больше чем товарищеское общение. Они оба словно забыли о том лихорадочном признании, которое случилось в кабине бурильной самоходной машины.

Наконец поступление помощи было отлажено, сметы, проекты восстановления городов[65] были согласованы во всех инстанциях, и Джек как-то сообщил Доротее, что ему пора отправляться на Консилиум Орб. Там у него уже накопилась куча дел — скоро сессия Директората по политическим вопросам, или, как его еще называли, Директората по Галактическому Единству. Она согласилась сразу, кивнула в ответ. Трудно сказать, что творилось в то мгновение в «сердце» удивительного создания, каким являлся Джек Бестелесный. Он тоже коротко попрощался и направился к выходу из кабинета. Доротея остановила его мысленным официальным предложением устроить проводы, однако Джек отказался. «Тогда, — предложила девушка, — я сама провожу тебя».

«Хорошо», — согласился Джек. На следующий день они вместе отправились в звездопорт Киллекранки. Там, у входа в пассажирский накопитель, ее вдруг словно оглушило. Глаза вдруг широко распахнулись, губы задрожали.

— Что же я буду делать без тебя? — Она словно в чем-то обвиняла Джека, потом вроде бы пришла в себя и только молча уставилась на парня в джинсах и куртке. Сама Предсе дательница была одета в обычный высотный костюм в обтяжку, достаточно скромный — разве что на груди сверкал крупный бриллиант. — Ты нужен мне. Сама не знаю почему. И с работой это не связано. Нужен — и все тут! Джек, я не понимаю, что со мной творится. Я не хочу, чтобы ты улетал.

— Я тоже. Только подобный вопрос я задавал себе несколько месяцев назад.

Он взял ее руки в свои, прижал к себе — робко, как-то непоследовательно, словно защищая от дождя, который начал накрапывать с хмурого, низкого неба. Другие пассажиры, прибывающие на космодром, сразу узнавали свою Председательницу и этого нелепого, «бестелесного» чудака, однако, как истинные шотландцы, делали вид, что не обращают на них внимания. Некоторые, правда, втайне ухмылялись: хорош «бестелесный»! Вон как облапил нашу девчонку. Вот и верь после этого слухам, что этот Джек не более чем идеальное создание.

— Что же нам делать? — решительно спросила Доротея.

— Как что? — в свою очередь удивился Джек. — Поженимся. Вот и весь разговор.

Они оба не сразу заметили, как легко стало на душе после этого короткого разговора. Доротея вдруг обнаружила, что сил у нее прибавилось, да и Джек вдруг начал ловить себя на том, что постоянно что-то напевает.

«Вот так и случилось неизбежное, — вдруг подумала Доротея. — Это и к лучшему», — вздохнула она. Теперь ее ждал дом мужа, который теперь должен стать и ее домом. Здесь она будет вести хозяйство — пусть очень редко, когда сможет вырваться с Каледонии.

С родной планеты?.. Эта мысль ошарашила ее. Разве не там ее дом? С извечной женской обреченностью, даже с горечью какой-то, она вдруг подумала, что как ни крути, а ее жильем теперь будет считаться эта хибарка — или что там понастроено у Джека. Этот остров должен стать ее новым местом жительства, здесь она будет ходить по магазинам — скорее, летать, — здесь будет возиться в саду. У Джека возле дома есть садик — она об этом знала. Здесь она заведет кота или маленькую собаку — большие ей были не по нраву. Потом, может, и детей… Пусть в мечтах, но это все теперь уже было частью ее надежд, планов, пусть даже ничего из этого не выйдет. Ее будущее…

— Вон там Лаваи-каи. — Джек указал ей на залив, образованный двумя выступающими в океан мысами.

Доротея осмотрела этот залив. Темнота не была ей помехой. Бухточка замыкалась едва видневшимся в ночном мраке песчаным пляжем. На берегу росли кокосовые пальмы, панданы и местные, похожие на зонтики, деревья, которые назывались тахину. Звездолет пересек береговую линию и полетел в глубь острова, вдоль небольшой речушки, впадавшей в океан. Речная долина густо поросла пальмами и невиданными деревьями.

— Пару сотен лет назад, — сказал Джек, — остров Кауаи принадлежал королеве Эмме, жене короля Камехамеха IV. Позже остров стал одним огромным поместьем и ботаническим заповедником, пока ураган Палапала в начале двадцать первого века не разрушил все постройки. Народ начал покидать остров — вот эта долина вся заросла после того, как население отправилось на новые планеты. Семейный фонд Ремилардов купил эти земли в 2073 году и передал мне, когда я решил, что хочу иметь постоянное место жительства на Земле, на острове Кауаи. Я построил здесь дом и начал восстанавливать местные растения и ландшафт. Прежде всего взялся за восстановление горных озер. Знаешь, как это интересно! Ты сама увидишь. Вообще-то здесь довольно скромно, разве что лаборатория, устроенная в подвале, прекрасна оборудована. Ну, сама посмотришь — там я занимаюсь кое-какими своими проектами.

— Здесь ты и собираешься поработать над модификацией Е-18? Займешься шлемами?..

— Да, и здесь тоже. Сначала создам прототип сокрушительно-целительного ЦГ, который можно будет легко транспортировать. После того, как я закончу, здесь можно будет собрать членов семьи. Это очень удобное и — главное — безопасное место.

Он взял управление на себя и посадил корабль на маленькую площадку, устроенную между двух лагун. Джек и Доротея вылезли из кабины. «Скура» загудела — это бортовой компьютер приступил к отключению систем. Первым делом девушка обратила внимание на плавающие по черной воде огромные, не меньше метра в диаметре, листья кувшинок. Сами бутоны, полузакрывшиеся и все равно отчаянно благоухающие, тоже поражали размерами. Они на полметра возвышались над стеклянистой, угольно отсвечивающей поверхностью. Берега густо поросли бамбуком, меж стволами расстилались заросли какого-то неизвестного кустарника, темные ветви которого были усыпаны странной формы цветками.

— Слов нет! — восхитилась Доротея. — Все выглядит так натурально!.. Сколько же сил ты потратил, чтобы восстановить здесь все в первоначальном виде?

— Да уж! — кивнул муж. — Подожди, доберемся до сада — ты там такую экзотику увидишь. Ахнешь!.. Но прежде всего в дом.

Их багаж, который двигала сверхчувственная сила Джека, не спеша плыл за ними по воздуху над самыми каменными плитами, которыми была выложена дорожка. По обе стороны от нее росли гигантские цветы. Дом, окруженный цветущими деревьями — стены поросли миртом, — сначала показался Доротее не очень большим. Не такими она представляла себе дворцы плантаторов. Они должны быть огромными, с двумя пристройками-крыльями и портиком в классическом стиле. Когда они подошли поближе, все так и оказалось. Размеры здания были внушительные. Фасадом оно было обращено в сторону лагуны.

— Ну, Джек! — неожиданно воскликнула Доротея. — Теперь я все поняла. Ты романтик!..

— Как и многие люди. — Он скорчил огорченную гримасу. — Вообрази мое изумление, когда я обнаружил в себе этот порок.

Крыльцо совершенно скрывали разросшиеся орхидеи, от их аромата кружилась голова.

— Вот это мне подарил Дени, — сказал муж, открывая фигурным ключом висячий замок. Замок был настоящим произведением искусствами Доротея пригнулась, чтобы получше рассмотреть его.

Наконец Джек распахнул дверь, и им открылся полутемный холл.

— Хочешь, я перенесу тебя через порог на руках? Знаешь, это, конечно, глупо, но хотелось бы соблюсти традицию.

— Хм… Хорошо.

Дверь сама собой, нежно, протяжно скрипнув, закрылась за ними. Сразу исчез аромат цветов, который кружил голову в саду и на посадочной площадке. Доротея встала на ноги, огляделась — значит, теперь это ее дом. Теперь она здесь хозяйка. Тут же что-то кольнуло в сердце — все вокруг оказалось подделкой, она только теперь поняла это. Бревенчатый дом на массивном каменном фундаменте — это только видимость. Все здесь — и стены, и потемневшие от времени доски пола, и балки, поддерживавшие потолок, — было изготовлено из металлокерамики, умело инкрустированной, имитирующей все строительные материалы. Собственно, весь дом представлял собой крепость не в фигуральном, а в самом что ни на есть прямом смысле. Стены могли бы противостоять залпу из лазерного оружия или потоку элементарных частиц высоких энергий, а на сегодняшний день это было самое мощное оружие. «Так кончаются сказки, — решила Доротея, — а жаль. Хотя иначе и нельзя было поступить, но все-таки… Все равно меньше я его любить не буду. Посмотри-ка, все сделано со вкусом. Воздух удивительно приятен и прохладен. Все зависит от хозяина, а не от подбора кирпичей или деревянных конструкций». Даже окна здесь были бронированными, не говоря уже о великолепных витражах. Патина проступила на бронзовых рамах. Прямо перед Доротеей, на стене, в коротком коридоре, ведущем во внутренние покои, висел пульт управления, на котором следовало набирать команды домашнему компьютеру. Или хозяину? Тогда кто же она? — мелькнуло в голове у Доротеи. Она резко отогнала от себя шальные мысли. Какая-то внутренняя дрожь пронзила тело. Или страх? «Ну вот, начинается», — упрекнула она себя. Доротея повнимательнее пригляделась к пульту управления и воскликнула:

— Боже милостивый, да у тебя тут самые современные системы безопасности, вплоть до двойной полусферы защитного сигма-поля! Это что, против Фурии и Гидры?

— И против них тоже, но об этом мы поговорим потом. Они миновали коридор. Джек толкнул дверь.

— Это гостиная. Прошу… Доротея вошла и потеряла дар речи.

Освещение включилось автоматически — свет в гостиной казался мягким, но в то же время материальным, его даже хотелось пощупать. Эффект был потрясающий… Комната была квадратной, примерно десять на десять метров. Высокие окна выходили в сад. Вдоль стен — высокие демонстрационные шкафы, за стеклянными стенками которых были выставлены национальные одежды из тапы — род лыка — с островов Тонга, раритетные, двухвековой давности изумительные гавайские накидки и одеяла, удивительные, изготовленные из перьев местных птиц одежды. Доротея ожидала чего угодно, но чтобы попасть в музей!.. Здесь все притягивало и завораживало взор — и резьба по дереву, и причудливые маски, и сосуды, и произведения прикладного искусства из китового уса, и многочисленная коллекция морских раковин. Они были разложены в особых витринах, на полу, на отдельных, прикрепленных к стенам подставках. Все они, как объяснил изумленной девушке Джек, были собраны в южной акватории Тихого океана. Отдельные, ошарашивающе огромные экземпляры хранились в нишах и под мягкой подсветкой производили неизгладимое впечатление. Обилие цветов, их оттенков поражало воображение, навевало мысли о запредельных, едва ли доступных человеку далях… Пол был собран из полированных тиковых досок — они матово светились. Доротея с опаской ступала по полу. На стенах висели картины — вот три полотна Мадж Тенент, картина Поля Гогена и на самом почетном месте, над камином, — большой портрет Терезы Каулины Кендалл в костюме Царицы Ночи из «Волшебной флейты». Доротея узнала кисть Джеймса Голденберга.

Назвать гостиной эту сокровищницу?! Доротея не могла прийти в себя. Хотя вот китайские шкафчики из розового дерева — в них помещалось все оборудование, без которого немыслимо современное жилище: в одном — стереоэкран тридивизора, в другом шкафчике — устройства связи; в следующем находился домашний компьютер, позволявший получить любую справку из любого хранилища информации. Здесь же располагался книжный шкаф, на его полках стояли старинные многостраничные книги.

И все-таки это была гостиная — то есть это помещение было предназначено для отдыха и работы проживавших в доме обитателей. Но как изысканно все было устроено, как акку ратно и со вкусом подобрано!..

Посреди комнаты на возвышении стоял стеклянный шар, напоминавший пустой аквариум. Когда Доротея обошла гостиную, мельком осмотрела выставленные там предметы, Джек, оставшийся у порога, подал голос:

— Мне, собственно, хватало гостиной и лаборатории в подвале. Однако недавно я тут кое-что перестроил. Приделал и оборудовал кухню и столовую в южном крыле дома. Не же лаешь взглянуть?

Доротея кивнула. Ясно было, что мозгу, лишенному тела, больше ничего и не требовалось. Теперь пришлось заняться кухней… Посмотрим, что он там нагородил.

Кухня оказалась как кухня — стандартный набор мебели и утвари. Когда они вернулись в гостиную, девушка указала на стеклянный круглый сосуд.

— А это наша спальня… Джек засмеялся.

— Пока ты будешь здесь жить, мы подыщем другое местечко. А в эту вазу мы будем ставить цветы. Наша спальня в той стороне. Если госпожа Дирижер настаивает, то можно показать ее.

Они прошли через холл и зашли в большую комнату, одна из стен которой выходила на веранду-ланаи. Обстановка здесь была скудная: несколько картин на стенах, в одном углу — большое, вырезанное из дерева распятие, у подножия креста горела маленькая лампадка. Кровать была широкая, отделанная латунью и покрытая огромным одеялом местного производства в бело-зеленых традиционных тонах. Это был свадебный подарок Маламы. Окна, выходящие на веранду, были занавешены прозрачными шторами и жалюзи. Дверь стрельчатая, с цветным витражом…. Что еще — комод из красного дерева у изголовья кровати, по обе стороны — тумбочки, на них настольные лампы.

— Все это временно, — начал оправдываться Джек. — Я хотел, чтобы ты сама здесь все обставила. И конечно, все остальные помещения. Одним словом, ты здесь хозяйка, тебе и карты в руки.

— В спальне все и так хорошо. Разве что надо добавить несколько предметов.

Джек неуверенно предложил:

— Теперь посмотрим лабораторию?

— Завтра, — мягко ответила девушка. — Сегодня был такой трудный день.

Джек отодвинул в сторону бесшумно скользнувшую дверь.

— Здесь ванная. Если не забыла, я кое-что прихватил с собой из одежды.

Было видно, что ему немного не по себе. Он не знал, как объяснить… Сотворил руками какой-то нелепый жест.

— Знаешь, погода сегодня теплая, на море тихо. Я подумал: почему бы нам не провести свою первую ночь в камышовой хижине? Я построил ее на Пу'и Килоиа — это один из двух мысов, образующих нашу бухту. Там… знаешь как замечательно! Слышно, как волны разбиваются о скалы. И так необыкновенно пахнет цветами…

Он, не глядя на нее, вытащил несколько кусков какой-то золотистой материи.

— Я знаю, что ты любишь наряжаться. Может, попробуешь вот это? Разновидность гавайского саронга, называется па'у. Это традиционная женская одежда на островах. В древности, конечно. Все сделано из коры дерева уауке и из тутового дерева. Нет, если ты не хочешь…

Глаза у Доротеи вспыхнули, когда она развернула наряд.

— Что-то потрясающее! Мягкое, как шелк. Спасибо, Джек.

— Я надену «мало» — это мужской костюм. Ну, такая повязка на бедрах… Сейчас увидишь. — Голос его заметно повеселел. — Если ты не против, то переоденься, а мне надо кое-что организовать в доме. Я сейчас вернусь.

Она кивнула. Джек посмотрел на нее и попытался объяснить:

— Если что-нибудь не так, то пусть будет, как ты хочешь, Алмазик. Я подумал… у людей принято, что мужчина берет на себя главную роль в любви…

Она подошла к нему и приложила два пальца к его губам, следом окатила его мысленной волной; нежности и понимания.

— Я твоя жена и хочу, чтобы у нас все было как у людей. Как ты скажешь, так и будет. Мне нравится твоя идея провести первую ночь в хижине. Я ведь тоже в душе — ну, самую чу точку — романтически настроенная девица. И я люблю тебя.

Джек перевел дух, даже как-то выпрямился, и Доротея с нежностью подумала: «Какой он дух! Точно такой же мужик, как и все остальные добрые, верные и заботливые мужья. Слава Богу! Слава Тебе, Господи, что наградил меня таким мужем! А уж телесен он или бестелесен — это второй разговор».

С этими мыслями она прошла в ванную комнату, где скинула с себя всю прежнюю одежду и принялась облачаться в это самое па'у. Она и гирлянду, подаренную ей в Нью-Гемпшире, захватила с собой. Так велела Малама. Потом сняла па'у, быстро приняла душ и, согласно мысленному образу, который еще в спальне передал ей Джек, решила натереть тело благовонными кремами. Вон их сколько стоит на полке!.. Как бы не ошибиться — может, здесь тоже есть какие-нибудь правила? «Будь что будет, — она мысленно махнула рукой, — возьму тот, что понравится». Она пересмотрела флакончики и остановилась на том, который благоухал индийским жасмином.

Теперь надо натянуть это па'у. Собственно, что здесь натягивать! Просто обернуть бедра, потом вот так, через левое плечо. Одна грудь остается открытой… Наверное, так и задумано. Так, что там еще Джек передавал? Ага, позолотить груди. Сделаем…

Одевшись, она долго разглядывала себя в зеркало. Что-то ей не нравилось, чего-то не хватало. Волосы коротки! Как их теперь удлинишь?..

Почему бы и нет? Раз в жизни можно нарушить неписаные заповеди, которых обязаны были придерживаться операнты в обыденной жизни. В ее брачную ночь?.. И не возражайте! Отрастить волосы, чтобы они, слегка вьющиеся, черные как вороново крыло, спустились до самых бедер, было парой пустяков. Через несколько мгновений она тряхнула густой гривой, глянула в зеркало и замерла от удивления. Сама себя не узнала. Какая хорошенькая!

Доротея вышла в спальню, Джека еще не было. Она притушила свет в комнате и на мгновение застыла перед распятием.

«Помоги нам, — обратилась она к Богу. — Пошли ангела — пусть он осенит нас святым крылом. Господи, спаси и сохрани нашу любовь, ведь нам предстоят трудные денечки! Предстоит разлука… Он на Консилиум Орбе, я — на Каледонии. Наши сознания способны преодолевать межзвездные расстояния, но мы все же люди. Мы телесны, и мы нуждаемся в тепле. Мы оба… В любви и тепле… »

Невольно ее мысли метнулись в будущее, и Доротея не смогла сдержать вздоха. Их ожидали редкие встречи — во время сессий, например, или еще когда. И эта ночь… Что после нее — их чувство угаснет или разгорится с новой силой?.. Господи, Твоя воля! Не допусти, чтобы мы охладели друг к другу. Нам так немного дано в жизни, мы так необычны — Джек Бестелесный и Алмазная Маска. Мы не более чем причуды природы, аномальные, так сказать, явления, но наши души в твоей власти. Не разлучай нас, Господи!

У нас не может быть детей. Да, Господь. Джек может многое, даже воплотиться в неуемное, сгорающее от любви тело, но создать себе подобных — маленьких таких младен чиков — ему не дано. Он лишен наследственных генов, нет у него ничего материального, способного породить новую жизнь…

Они долго обсуждали это с Джеком, когда летели на звездолете с Каледонии на Землю. Признался он ей, что и бессмертием не обладает. Век его отмерен тридцатью с хвостиком годами, после чего материальная структура, комбинация полей, составляющих его разум, распадется. «Нестарение», которым обладают все Ремиларды, к нему не относится. Генная инженерия тоже ничем не может помочь. Он оказался подобием межеумка, застрял на полдороге между лилмиками и людьми.

«Если он умрет, мне тоже не жить, — эта мысль явилась в сознание разом, четко и неоспоримо. — Значит, таков мой удел. Он очень любит меня, но все-таки я нуждаюсь в нем больше… »

Дверь в спальню распахнулась.

Джек переступил через порог. Был он в набедренной повязке, увешанный гирляндами цветов. Маленькие венки были нацеплены на предплечье левой руки, в правой он держал плотную цепь больших, пышных орхидей. Прежде чем она смогла произнести хотя бы одно слово, он подошел к ней и накинул цепь на шею. Поднял волосы и пропустил цветы по спине.

— Я беру тебя в жены, мой любимый Алмазик, — торжественно сказал он, — как это принято на островах с незапамятных времен.

Слезы хлынули у Доротеи из глаз — она заулыбалась, потом взяла конец гирлянды из орхидей и обвила им Джека.

— Я беру тебя в мужья, дорогой Джек. Отныне и навсегда!..

Он протянул руку, и дверь, повинуясь мысленному приказанию хозяина, открылась. Джек взял Доротею на руки и вынес на свежий воздух, спустился во внутренний дворик, границей которого служили подстриженные заросли кустарника, усыпанные цветами. Вокруг разлилось благоухание. Крупные неподвижные звезды смотрели на них…

— Ты похитила мое сердце, невеста моя, сестра моя. Пронзил мне душу взгляд твой… Моя сестра, супруга моя, ты — град закрытый, фонтан, журчащий в ночи. Откройся мне, овей лицо своим дыханьем, стань водой животворящей для моих усталых дум.

В ответ она прошептала:

— Пробудись, ветер севера. Приди ко мне, южный ветер. Развейте аромат моего тела — пусть возлюбленный вкусит его. Пусть отведает запретный плод…

Потом они шли молча. Джек вел ее к океану — туда, где глухо урчал прибой. Звезд на небе было так много, что они казались серебристыми листьями исполинского дерева, при нявшего их под свою крону. Трава сгибалась под босыми ногами — она была так мягка, что не стебельками встречала голые ступни, а мягким живым ковром. Цветы при виде этой пары распускались в ночи — то ли силой мысли мужчины, то ли радуясь любви… Налетел ветерок, шевельнул заросли, тронул кроны деревьев, и оттуда не спеша, с томительной величаво стью начали падать листья и бутоны. Волны, подгоняемые невидимой луной, убыстряли свой приливный бег, бились о камни. Раскатами салюта был этот грохот.

Вот ноги его оторвались от земли — все выше поднимались они над сразу потускневшей землей. Зато вдали зарницами осветился океан. Оттуда пахло морем, влагой, чужими землями, штилями и ураганами. Там было хорошо, привольно душе — в ту сторону они и стремились. Вот под ногами закипела вода, бьющая в коралловый риф, нагромождением камней выступающий над водой. Местами его уже успели оседлать пальмы. Ветер донес какие-то незнакомые запахи. Скоро внизу острием, покалывающим океан, обозначился мыс. Джунгли здесь казались непроходимыми, однако вот из темной зелени выплыл холм, вершина его оголена, и там, на пологом куполе холма, стоит хижина.

Джек и Доротея стали опускаться, ступни их коснулись теплой, влажной и чуть скользкой земли. Заросли раза в два повыше Джека окружали этот тесный уголок. Большие, с дурманящим запахом, белые цветы украшали эту живую стену.

Доротея безмолвно спросила мужа, и тот ответил:

Это кактусы вида эхиноцереус. Они цветут только ночью, один раз в году.

У них есть колючки, сказала она.

Это чтобы охранять нас…

По-прежнему держа невесту на руках, он направился к хижине.

Хижина стояла на сваях, дверь ее была из деревянных неотесанных плах, широкое окно занавешивали гирлянды цветов и стебли сухой травы. Свет давала толстая свеча, поме щенная в стеклянный фонарь — такой обычно используют во время бури. В комнате был стол из бамбука, на нем была разложена еда, стояли кувшины с напитками. Кровать пред ставляла собой помост, покрытый толстым одеялом из капы. На ощупь она казалась куда более мягкой, чем белье из синтетических тканей.

Они осторожно раздели друг друга — старались не повредить бутоны на гирляндах. Он поцеловал ее в лоб, коснулся губами век, алмаза, который был нашит на маске, прикрывавшей нижнюю часть лица. Она положила его ладони на свои груди.

Их сознания открылись друг для друга. Доротея почувствовала, как сладостное удовольствие с примесью легкой боли овладевает им. Она и сама почувствовала тягу. Страха не было…

— Алмазик, я люблю тебя. Больше всего на свете. Оно настоящее, мое желание, о котором я мечтал. Я — человек. Я — мужчина…

Он принялся целовать ее обнаженное тело и постепенно освободил его от гирлянд.

— Ты наконец обрел себя. Нашел ту часть, которую искал всю жизнь. Я — это ты. О Джек! Слава тебе Господи…

Он погрузился в нее, она слегка вскрикнула. Боль была слабая, томительная, сладостная… Так они лежали некоторое время, пока он не принялся медленно двигаться. Радостная волна начала подниматься в ее груди. Их сознания слились окончательно, исполнилось то, о чем они мечтали во время долгого перелета на Землю. Их фантазии обрели плоть. Их соски соединились и позволили жизненной энергии свободно перетекать от одного любящего тела к другому.

Он поцеловал ее в мочку уха, потом шепнул:

— Маска… Сними ее, вот сейчас…

Он не стал дожидаться и сам сдернул бархатную, усыпанную жемчугом и бриллиантами тряпку и швырнул на пол. Там она и застыла… В тусклом свете робко заиграли грани, засветился жемчуг.

Доротея попыталась улыбнуться.

— Я знала, — с трудом прошептала она. — Я верила!

— Поцелуй меня, любимая. Как можешь…

Твои губы пахнут диким медом. Мед и молоко стекают с кончика твоего языка. Я пришел в свой сад, сестра моя, невеста моя. Я собрал мирру и бальзам, отведал сладкого вина…

Последняя нейронная цепь нашла отклик в другом сознании. Теперь они слились воедино.

11

Конкорд, столица Государства Земля

19 июня 2078 года

Информатор погоды, установленный в личных апартаментах Дэвида Сомерледа Макгрегора, представлял собой редкую вещицу. Настоящее произведение искусства… С технической точки зрения это устройство тоже являлось уникальным экземпляром. Оно могло по первому же требованию выдавать информацию о состоянии климатических условий в любой точке Земли, а также сообщить как краткосрочный, так и долгосрочный прогноз. Более того, такие же сведения могли быть получены и о каждой заселенной землянами планете.

Как обычно, игнорируя удивительный прибор, Дэви Макгрегор раздвинул шторы, с треском распахнул дверь на балкон и путем личного наблюдения установил, что метеорологические условия в это воскресное утро обычны для Нью-Гемпшира — влажность повышенная, температура что-то около тридцати градусов по Цельсию. Одним словом, того и гляди пойдет дождь… Так что ни о какой прогулке вдоль Мерримака и думать нечего.

Он нажал на кнопку, и спустя несколько секунд специальный аппарат отпечатал ему копию сегодняшней «Нью-Йорк таймс» без воскресного приложения. Дэви быстро пробежал газету глазами. Ага, есть! Как раз на первой полосе… Репортаж о свадьбе века поместили на вторую страницу, а его решительный отказ на предложение Поля Ремиларда напечатали на самом видном месте. Корреспондент отметил, что Ремилард был «очень разочарован». В короткой статье ни слова не было сказано о Джеке как о втором претенденте.

Дэви Макгрегор хихикнул. Это только непосвященным кажется, что чем больше Ремилардов будет в руководящих органах Консилиума, тем лучше. Как раз наоборот!

Он свернул газету, отодвинул ее в сторону и, направляясь к персональному лифту, свистнул. Никакого ответа. Тогда он позвал в полный голос:

— Хамиш, где ты? Ну-ка, оторви свою задницу, старый лентяй!

Послышалось неторопливое поскребывание по плиткам пола, затем глухое ворчание, а вот и он, собственной персоной — Гамильтон Торридон Зодиак, старый шотландский те рьер.

Что, не терпится ? спросил пес и глянул на хозяина.

— Черт бы тебя побрал, — проворчал хозяин, Дэвид Сомерлед Макгрегор, Дирижер планеты Земля. — Значит, вы желаете сначала позавтракать? Ну так знай: ты получишь кости вон в том лифте или я их выброшу.

Макгрегор подошел к дверце маленького лифта, который обслуживал только его квартиру. Это была его единственная прихоть, когда он решил выехать из дома, специально предназначенного для Управляющего администрацией Земли, в эту желтую башню под названием «Кинофайл».

Может, я не хочу выходить сегодня, сказал Хамиш, погода уж больно мерзопакостная.

Пес уселся на полу возле лифта, опять внимательно глянул на хозяина.

Они долго изучали друг друга. Со стороны было особенно заметно, что Дэви и Хамиш чем-то поразительно напоминали друг друга — то ли выражением брезгливого равнодушия, то ли скрытым, но неодолимым упрямством. Шерсть на морде собаки заметно поседела — впрочем, и шевелюра Макгрегора тоже. Об усах и говорить нечего — совсем белые. Не помогло и двукратное пребывание в омолаживающем автоклаве. Одет Дэви был в поношенные, местами потертые джинсы, рубашку цвета болотной зелени, на ногах — легкие кожаные босоножки.

— Грустная история, — покачал головой Дирижер и нажал на клавишу «вниз». — Вот ведь как получается — ты можешь упустить свою обязательную воскресную сосиску.

Створка дверки отъехала в сторону, Макгрегор вошел в кабину. Дверца начала закрываться.

Так сегодня воскресенье?..

Пес метнулся к лифту, успел проскочить в щель и гордо уселся возле ног хозяина.

Дэви самодовольно улыбнулся.

— Гляди-ка, ты еще скакать можешь! Я думал, тебе это уже не под силу.

Хамиш ответил глухим ворчанием. Прошло еще несколько мгновений, и лифт остановился на прогулочном этаже «Кинофайла».

Это здание, построенное два года назад, было очень популярно у любителей собак и столичных чиновников. Каждому жителю на прогулочном этаже была предоставлена личная беговая дорожка, однако в тот день они по большей части пустовали. Несмотря на собирающийся дождь, обитатели дома рискнули пробежаться на свежем воздухе. О собаках и говорить нечего…

Все здесь было устроено, чтобы собаки и их хозяева могли почувствовать себя свободно: площадки для игр, достаточно просторные, чтобы можно было вволю побегать; небольшие сады, где можно было схоронить в земле вкусную косточку; фонтаны и бассейны, в которых можно было искупаться. Для охотничьих собак отведены особые участки, где можно было погоняться за дичью, а потом принести ее хозяину. Сторожевым собакам предоставлены стада покорных овечек, которых те с лаем сгоняли в единую отару. Если собаки начинали нарушать общественный порядок, их приводили в чувство мягкими мысленными шлепками. Санитарные модули, похожие на больших черепах, следили за чистотой. После занятий спортом хорошо посидеть в уютных кафе, где все сделано так, чтобы собаки и их владельцы чувствовали себя комфортно. Здесь, на прогулочном этаже, были размещены ветеринарная лечебница и парикмахерская для животных.

Ну что, побежали? бешено виляя хвостом, предложил Хамиш. Поищем преступника? Ну пожалуйста!

— Без меня, паренек. У меня после танцев на свадьбе до сих пор ноги отваливаются. Я закажу что-нибудь поесть и почитаю газету, пока ты будешь преследовать злоумышленника.

Терьер тут же умчался, а Дэви Макгрегор направился в свою любимую забегаловку. Столики в виде зонтиков были установлены по берегу чудесного искусственного озерка. Фи гурные решетки ограждали воду от собак — для четвероногих друзей предназначались другие водоемы. Кое-кто из завсегдатаев кивками поприветствовал Дирижера, однако большинство посетителей вежливо проигнорировали его. Отдых — святое дело, и незачем лишний раз тревожить главу земной администрации.

В этот момент до Дирижера донеслось на мысленном коде:

Дэви, не желаете присоединиться к нам?

Макгрегор оглянулся. За дальним столиком, наполовину скрытая высаженными в горшки фуксиями, сидела Корделия Варшава[66]. Она улыбнулась ему и помахала рукой. Ее пес по имени Игнаций, очень похожий на овечку, поймал его взгляд и сказал: Друг Хозяина привет иди иди сюда!

Дэви поднялся и, легко ступая, перебрался за столик, который занимала женщина.

— Давно не виделись, Корделия. Ты выглядишь какой-то разбитой. Как чувствует себя ПОМ?

— Как всегда, ведет себя отвратительно. Однако ему удалось рассмешить меня, так что он был прощен.

Макгрегор невольно посмотрел на сидящую рядом с соседкой собаку, которая называла себя «Польской овчаркой малой», поэтому все приятели Корделии звали Игнация ПОМом.

Корделия Варшава была худенькая, очень высокая женщина примерно одних лет с Макгрегором. На ее лице были заметны следы неоднократного омолаживания. Волосы, подстриженные «под пажа» — самая модная в нынешнем сезоне прическа, — были пепельными. Короткие шорты и белая спортивная майка… На ногах оригинальные котурны, которые должны были подчеркнуть длину и красоту ее ног. В политической жизни Земли эта женщина играла видную роль. Открытая поддержка оппозиции стоила ей официального поста на выборах 2076 года, тем не менее она обладала определенным влиянием в администрации Европы. Корделия являлась Магнатом, членом Консилиума, а также почетным членом Общества любителей антропологии при Оксфордском колледже Иисуса. Дэви и Корделия дружили уже больше пятидесяти лет, однако далеко их отношения никогда не заходили.

Ее лохматый пес поморгал и уставился на них через нависшую на глаза челку песочного цвета. Потом он сказал Дэви:

Садись, садись. Ешь[67] как Хозяин?

— Ну, если ты приглашаешь… — развел руками Дэви. Тут же к их столику подошел официант.

— Позавтракай со мной, — предложила Корделия и показала на свою пустую тарелку — Сегодня им блины удались. Я хочу взять еще порцию. Вот этот лохматый мошенник съел их больше меня.

Забочусь о твоей фигуре[68], сказал пес.

Вот беспредельное нахальство, мысленно возмутилась Корделия.

— А ну-ка, беги, найди Хамиша. Поиграйте вместе!

Игнаций высунул язык, опять обратился к Дэви:

Друг — хороший кобель. Он добрый… С этими словами он умчался.

Дэви долго не мог унять смех — стоило ему только взглянуть на разгневанное лицо Корделии, как его снова душил хохот. Наконец он успокоился и заказал блинчики и чай, а для Хамиша — жареную сардельку с особым гарниром.

— Я давно знал, что в конце концов ты переедешь в башню. Непонятно, почему мы не встречались раньше. А-а, в перерыве между сессиями ты находилась в Англии.

— Да, помогала готовить острое блюдо для тех, кто ослеп, уверовав в безграничные возможности Галактического Разума осчастливить людей. На следующей сессии они отведают, что это такое. — Тон ее был достаточна ироничным, однако в телепатическом эфире можно было ощутить, что она очень серьезно относилась к своим словам. Она как бы приглашала Дэви подискутировать на эту тему.

В этот момент принесли чай. Макгрегор облегченно вздохнул — вот уж чего ему больше всего не хотелось, так это отвечать немедленно. Спешить было нельзя, а тут как раз можно заняться делом — добавить молоко в чай, положить сахар, долго помешивать. Наконец он собрался с мыслями и решил сразу сбить приятельницу с толку. Старый опытный политик, он понял, что в таком важном разговоре нельзя упускать инициативу.

— Значит, ты специально поджидала меня? А я подумал, что это счастливое совпадение.

— Да, — согласилась она. Потом, указав на сложенную газету, которую Дэви положил на стол, спросила: — Это правда?

Макгрегор натянуто улыбнулся. Точнее, многозначительно…

— Мой решительный отказ Полю совсем не означает, что я перешел на вашу сторону, Корди.

Она вопросительно вскинула брови.

— Разве нет? В статье сказано определенно, что ты отказался по мировоззренческим мотивам. Я знаю тебя, Дэви Макгрегор! Ты давным-давно одной ногой стоял на наших пози циях — и вовсе не потому, что Содружество ничего не может поделать с убийцами Маргарет. Ты не ослеплен славой Галактического Содружества, как Поль Ремилард. Вся их семейка купается в лучах этого благолепия. Только не ты!..

— Нет, я обыкновенный житель Земли. Так сказать, обыватель до мозга костей. С вашей точки зрения, простак. Я желаю по-прежнему жить в подобном качестве. — Он принялся не спеша помешивать ложечкой чай, потом сказал: — Да, меня тревожат некоторые побочные эффекты, которые могут ждать нас в Единстве. Да, я был бы рад, если бы у нас была возможность каким-либо образом дистанцироваться от Содруже ства… Но я, черт побери, решительно против, если кто-то решит силой разрубить этот гордиев узел.

В этот момент официант принес заказ, и они прервали разговор. Корделия принялась аккуратно разрезать свернутый в трубочку блинчик с начинкой из сыра, затем полила его клубничной подливкой.

— В любом случае, с нами ты или нет, — наконец сказала она, — мы хотим, чтобы ты пересмотрел свое решение и принял предложение Первого Магната.

Что?! Женщина, ты совсем рехнулась?

Этот мысленный вскрик сразил ее. У Корделии задрожали руки. Она на некоторое время отложила вилку, потом, видимо успокоившись, вновь принялась за еду и мысленно объяснила:

В качестве главы Директората по Единству ты будешь посвящен во все стороны его деятельности. От тебя не будет секретов по части стратегии антиоппозиционной кампании. Все планы экзотиков и верных Галактическому Разуму землян будут проходить через твои руки. Ни одно тайное решение по вовлечению жителей Государства Земля в объятия этого гигантского метаконцерта не останется для тебя неизвестным. Я уверена, придет день, и ты тоже до конца осознаешь пагубность подобной перспективы для нас, homo sapiens.

Корди, как тебе подобное могло прийти в голову? Ты призываешь меня стать ШПИОНОМ МЯТЕЖНИКОВ внутри наиболее важного Директората по политическим вопросам ? Предлагаешь взорвать его изнутри?!

Вовсе нет. Просто мне хотелось, чтобы внутри этого органа был человек, который не потерял объективного взгляда на происходящее. Кто способен поставить высшие интересы человеческой расы выше сиюминутных корыстных расчетов. Насчет того, чтобы ДЕЛИТЬСЯ своими сведениями с нами — это, как говорится, дело твоей совести.

— Ха! — громко воскликнул Дэви. — Ты так уверена, что я соглашусь? С чего бы это?

— Блинчики остывают. Ешь.

Она продолжала на мысленном коде:

Да потому что знаю, на чьей стороне твои симпатии. Единственная причина, из-за которой ты еще открыто не встал в наши ряды, не в том, что ты сомневаешься в обоснованности наших утверждений по поводу Галактического Единства. Просто ты боишься, что в защите права человечества на свободное развитие мы готовы пойти на все — вплоть до разрушения Содружества, если кто-то попытается в приказном порядке ввести это свое всеобщее Единение Разумов.

Во-первых, я как раз сомневаюсь в обоснованности ваших утверждений по поводу Единства, и во-вторых — ДА, черт вас побери! ДА!.. Вы готовы на все!

— Тогда тем более откажись от собственного заявления и согласись возглавить Директорат по вопросам Единства, — спокойно сказала Корделия. — Страсти, крики, вопли мало помогут в прояснении этого вопроса. Как раз в этом мы сейчас больше всего нуждаемся.

Она опять перешла на телепатическую речь.

Вот и взгляни объективно на всю эту кухню изнутри. Попробуй, какое варево они там готовят.

Как ты не можешь понять!.. Я не могу возглавить подобный отдел, если я сам сомневаюсь в его целях. Что, теперь мне нужно изменить моральным принципам?

Но ведь Поль Ремилард не ожидает, что ты станешь пай-мальчиком и во всем будешь слушаться его.

Корди, как ты не можешь понять… Или не хочешь?.. Разве в этом проблема!.. Поль предлагает мне возглавить Директорат в преддверии предстоящих дебатов по этому вопросу. Главным докладчиком от Консилиума должна была быть святая Анн. ПЕРВЫЙ МАГНАТ считает что своим решением я докажу верность Единству и в дискуссии буду защищать его позицию. ТЫ со своей стороны требуешь от меня объективности, но что ты понимаешь под этим ? А то, что я стану средством, с помощью которого оппозиционеры сорвут эту дискуссию или в крайнем случае они начнут вещать посредством моего голоса.

Вслух он сказал:

— Ответ мой будет таков: нет. Нет!

Он поднялся из-за стола и помахал официанту своей кредитной карточкой.

— Я больше не могу оставаться за этим столом. — Когда же официант подошел к нему, Дэви распорядился: — Принесите мне собачью еду.

— Конечно, Председатель, — ответил тот и тут же умчался. Мелкой рысцой к нему подбежал Хамиш и уткнулся в ноги хозяину, который подозвал его мысленным вызовом. Корделия, понизив голос, спросила:

— Тебе придется доложить об этом разговоре Первому Магнату?

Дэви повернулся к ней, сложил руки на столе и мягко, с некоторой укоризной сказал:

— При чем здесь Первый Магнат? К черту Первого Магната!.. Я не собираюсь обсуждать твое предложение с Полем. Пусть он сам шпионит за мной. Как ты не можешь понять, что даже намек на то, что я должен делиться конфиденциальными сведениями с твоими друзьями, ставит меня в неловкое положение? Это никак не согласуется с моими личными планами. Я получил сведения, что монстр по имени Фурия вернулся. Так же, как и эта пакость Гидра. Я собираюсь поймать их. Мне все равно, как на это посмотрят Ремиларды или твои дружки, у которых, если честно сказать, ручки тоже не совсем чистые в этом отношении. Как это все странно… Как ни копнешь, сразу натыкаешься на то, что части Гидры — одни из самых приближенных к руководству оппозиции людишек. С чего бы это? Одним словом, тебе ясна моя позиция?

Корделия ничего не ответила.

— Вот и прекрасно.

Официант принес бумажный пакет с собачьей едой. Дэви, не стесняясь, вывалил содержимое пакета перед собакой.

— Что касается Единства, — добавил он, — я никогда не скрывал своей позиции. Я никогда не был ни ярым защитником галактического метаобъединения, ни противником. Так и скажи своим дружкам из Общества любителей антропологии: пусть на меня не рассчитывают. Так же как и Поль Ремилард пусть не питает особых надежд, что я приступлю к лизанию определенной части его тела.

Дэви повернулся и зашагал в сторону лифта. Хамиш семенил за ним.

Через несколько мгновений косматая, улыбающаяся собачья голова легла на колени к Корделии.

— Ну, Игнаций, ты пришел поздравить хозяйку с неудачей на дипломатическом поприще?

Пес ответил коротко: Дай блинчик.

Корделия Варшава немного помедлила и поставила перед Игнацием на пол тарелку Дэви Макгрегора. Затем и свою.

Столик поодаль от Корделии Варшавы занимали четверо Генеральных инспекторов-лилмиков. Сразу после окончания разговора все они поднялись, подозвали своих собак и нап равились к движущейся дорожке, которая вынесла их в Малый сад, где им было предписано подождать прибытия Верховного лилмика, которого еще называли Страдающим Сознанием или Примиряющим Координатором.

Генеральные инспекторы в точности выполнили инструкцию, полученную от шефа, и тщательно записали текст беседы, состоявшейся между Дэви и Корделией. Теперь они молча, на телепатическом коде, пытались оценить ее значение.

— Событие, не спорю, интересное, но судьбоносного значения оно не имеет, — сказало Родственная Тенденция.

— Присутствующие здесь считают себя обманутыми, — добавило Умственная Гармония. Она села рядышком с Родствен ной Тенденцией. — Верховный лилмик готов подсунуть нам любую «рыбу», только чтобы мы не засиживались на Консилиум Орбе. Помнишь, как он настойчиво уговаривал нас прогуляться по различным мирам Галактики? Потом распорядился в приказном порядке… Ну и что? Какое нам дело до этих малосодержательных разговоров?..

— Еще более странным и возмутительным показалось мне требование, — вступило в разговор Душевное Равновесие, — загрузить себя в эти ужасные материальные тела. Присутствующие здесь вполне могли, оставаясь невидимыми, понаблюдать за процессом со стороны. Надеюсь, все мы можем подтвердить, что подобные оболочки давным-давно стали анахронизмом.

— Попробуйте-ка высказать свое возмущение Верховному, присутствующие здесь, — язвительно заметило Бесконечное Приближение.

У этого существа был самый странный вид — стрижка «под горшок», в который нелепым образом был вставлен шиньон.

Одето оно было в небесно-голубой, с вышитыми золотыми рыбками чонгсам[69].

— Присутствующие должны осмелиться возразить Верховному, — решительно заявило Умственная Гармония. — Неужели интуиция не подсказывает уважаемым присутствующим, что вызов не только дозволен, но и становится необходимым?

Другие идеальные сущности погрузились в размышления по этому поводу.

Наконец Гармония провозгласило:

— Надо сохранять надежду, что необходимое согласие на станет.

— Это может случиться еще до наступления эры Омега, — буркнуло Равновесие.

Мыслящие формы, которые являлись обычными особями цивилизации лилмиков, были вынуждены по приказу Страдающего Сознания воплотиться в человеческие тела. В качестве образца каждый из них выбрал представителя одной из человеческих рас. Сходство было полное, исключая разве что время от времени появляющийся у них глазах аквамариновый блеск, изменяющий цвет зрачка. И аура вокруг них была непривычной для сверхчувственного человеческого восприятия — она была совершенно непрозрачна. С помощью обычного зрения какой-нибудь случайный прохожий видел перед собой четверых молодых людей, экстравагантных — особенно диковинной выглядела китаянка с идиотским шиньоном и в домашнем халате, — но не более того. Мало ли чудиков разгуливает по улицам земных городов? Вся четверка, углубившись в заросли, расположилась на скамейках напротив друг друга. Сопровождающие их четвероногие тут же принялись обнюхивать и ме тить полянку.

— Хочу заметить, — с вызывающей скуку важностью сказало Тенденция, — по местным понятиям неприлично, собравшись в месте отдыха группой из четырех особей, сидеть и помалкивать. Для поддержания разговора присутствующее здесь желает добавить, что отказ Макгрегора одновременно и порадовал и огорчил присутствующее здесь.

Это существо было инкарнировано в фигуру индейского вождя. Нос у него был что надо, с чудесной горбинкой. Одет он был как всамделишный вождь, даже убор из перьев пок рывал голову и спускался до пят. Собака у него тоже была изначально местной породы — пегий короткошерстный пес, яростно подкапывающий один из кустов.

Его сосед, тоже воплотившийся в мужчину, неодобрительно хмыкнул и спросил:

— Чем же объяснить подобную раздвоенность, уважаемое присутствующее здесь?

— Отказ Макгрегора от сотрудничества с мятежниками достоин похвалы, и это радует, — объяснило Тенденция. — Огорчает же его настойчивое подчеркивание своих сомнений в отношении Галактического Единства. Если такой умный человек, как Дирижер Земли, не желает верить очевидному, чего можно ждать от его сограждан с более низким интеллектом? Как заставить их поверить в неоценимое величие Галактического Единства Разумов?

— Это правда, люди просто смешны в своих сомнениях, — согласилось Душевное Равновесие. Оно тоже предпочло мужской образ и представляло собой красивого кавказца с голубыми глазами, что в общем-то не редкость в тех местах. Особенно среди осетин и вайнахов. Вот только волосы у него были цвета помоев… Дружка он себе выбрал — кавказскую овчарку. Пес был огромный, желтовато-коричневой масти. Он уже успел пометить все деревья поблизости.

Душевное Равновесие, глядя на своего пса, сделало смелый вывод.

— Понаблюдаешь за так называемыми друзьями человека и диву даешься. Уже по этой биологической части земной цивилизации становится ясно, что мы имеем дело с расой незрелой, прямо скажем, дикой. Они ужасно несдержанны в своих отправлениях!.. Впрочем, что говорить об этих четверо ногих существах, когда их хозяева не лучше.

Умственная Гармония — поэтическое создание — заговорило с неизбывной печалью, с затаенной грустью в голосе.

— Очень жаль, что будущее Единство, подобно любви, не может быть представлено въявь, зримо и в то же время доходчиво.

— Замечательные выгоды от галактического объединения всех разумов может понять только представитель высшей цивилизации, — сказало Бесконечное Приближение. В этот момент его китайский песик уже был готов вцепиться в хвост благородной гончей, принадлежавшей Умственной Гармонии, однако получил мысленный шлепок от хозяйки, взвизгнул и умчался прочь. — Для того чтобы оценить перспективы подобного слияния, — добавило Приближение, — необходимо обладать развитым сверхчувственным зрением.

Родственная Тенденция покачало головой — перья на его головном уборе зашевелились.

— Любой из присутствующих невольно задаст себе вопрос: что это? Тупая недоразвитость, когда особь не способна понять выгоды, ждущие ее впереди, или природная деформация сознания, склоняющегося больше к злодейству, чем к добру? Возможно, сам образ их мыслей противодействует абсолютной социализации сознания.

— Конечно, интересный вопрос, — многозначительно отозвалось Приближение.

Душевное Равновесие в свою очередь сухо подытожило:

— Это их природное свойство — повсеместно мутить воду. Мозги у них так устроены, что эти двуногие материальные никому покоя не дадут. Все им не так, все не по вкусу.

Эта мысль вызвала одобрение всех присутствующих. Они принялись детально обдумывать ее.

— Ужиться с ними способны только полтроянцы, — нарушило молчание Гармония.

— Полтроянцы со всеми готовы ужиться… — отозвалось Тенденция, однако Гармония, стройная красавица африканка, одетая в потертые джинсы и красную рубашку-апаш, продол жило свою речь:

— Однако одних полтроянцев мало. Стоит только послушать их разговоры о честнейших из честных, об уважаемых присутствующими симбиариях. Они считают их грязными, вонючими, не обладающими чувством юмора…

— Вы слишком увлекаетесь своими подопечными, уважаемое присутствующее, — возразило Душевное Равновесие, — в отношении симбиариев я могу понять людей. Особенно когда те начинают капать чем-то зеленым на предметы мебели. Как я слышал, эту пакость ничем не отмыть.

Гармония в свою очередь решило защитить от этих плохих людишек пернатых гиев.

— Людям не дано до конца понять и оценить эстетику наиболее одаренных в этой области гиев, — решительно заявило оно. — У них пышным цветом расцвела тенденция издеваться над их повышенной сексуальной активностью. Куда это годится? — гневно воскликнуло оно. — Или те же крондаки. В их оценке люди почему-то ориентируются на атавистические представления о добре и зле. Их образ изначально воспринимается людьми как вражеский, хотя ничего подобного эти высокоинтеллектуальные существа не вынашивают в своих душах. Что касается нас самих… — Африканка шумно и разгневанно засопела.

Ее соседи понимающе и грустно рассмеялись.

— Да, люди непоследовательны, — вздохнул красавец с Кавказа. — Это становится особенно понятно, когда воплощаешься в их тела. Знаете, уважаемые присутствующие, все как-то начинает представать в ином свете, появляются нюансы… Разве вы не замечаете, коллеги?

— Вот уж нет, — возразило Бесконечное Приближение, вырядившееся китаянкой. Оно село поудобнее, закинуло ногу на ногу — полы халата скользнули вниз, обнажая соблазнительные, прекрасной формы ноги. Однако впечатление испортила собачонка, резво накинувшаяся на носок туфли хозяйки и беззастенчиво принявшаяся терзать ее. Внематериальная сущность на мгновение опешила, пораженная удивительным поведением части ее сознания, которая воплотилась в маленького лохматого пекинеса, милого до невозможности. Приближение сняло ногу с ноги и прикрыло колени полой халата. Даже шлепком оно не отогнало собачку: «В этом есть какое-то извращение — шлепать самое себя», — решила идеальная сущность.

После небольшой паузы уважаемые присутствующие вновь вернулись к только что состоявшемуся разговору.

— Дэви Макгрегор доказал, что является исключительно удачной кандидатурой на пост Дирижера Земли, — заявило Родственная Тенденция. — Его поступок, не скрою, вызвал как одобрение, так и сочувствие. Хотя он иногда кажется таким сухим, бесчувственным. Присутствующим следует уважительно отнестись к мотивам его поведения, однако они же, присутствующие, должны согласиться, что этот человек вполне подходит на пост руководителя Директората по политическим вопросам. Присутствующее «я» уверено, что со временем его поведение изменится в сторону окончательного признания важности Единства. После чего он станет одним из самых ценных защитников такой политики.

— Согласно. Макгрегор определенно сможет удержать Директорат в своих руках. Он способен внести в его деятельность свежую струю, — согласилось Бесконечное Приближение. Между тем песик продолжал терзать его вторую туфлю. Хозяйка не обращала на него никакого внимания: если собачке нравится, пусть ее… — На мой взгляд, на этом посту он может оказаться даже более ценен, чем Анн Ремилард. Я, здесь присутствующее, питаю надежду, что с его хваткой и практическим опытом он не только в состоянии сработаться с членами Директората, не принадлежащими к человеческой расе, но и увлечь их, вдохнуть энтузиазм в их попытки более наглядно отразить значение всеобщего объединения разумов Галактики.

Умственная Гармония удивилось.

— Но разве вы, сидящие здесь, не ощущаете, что Джон Ремилард тоже неплох на этой должности? У него есть для этого все данные.

— Присутствующее здесь, — возразило Приближение, — подозревает, что Джек Бестелесный вряд ли сможет найти общий язык с миллиардами своих сограждан. Из-за его конфигурации и по молодости лет вряд ли его слова станут убедительны и весомы для населения Земли. — В этот момент китаянка всплеснула руками и воскликнула: — Как только назревает потребность в одной из этих санитарных машин, их днем с огнем не сыщешь!

К ужасу Приближения, часть его сознания, воплощенная в очаровательного лохматого пекинеса, облегчилась прямо у ее ног. Идеальное сознание невольно поджало ноги.

— Никаких проблем! — засмеялся кавказец. — Сейчас присутствующий «я» организует тебе что-нибудь подходящее.

Из глаз Душевного Равновесия ударила вспышка света, и тут же на полянке появилась одна из тех механических черепах-уборщиц, которые подбирали нечистоты в башне. Робот сразу занялся делом.

Бесконечное Приближение неожиданно вздохнуло.

— Эти собачьи структуры и в самом деле являются хорошими, радующими глаз друзьями. Если бы… они не были так похожи на животных.

— Но они по сути своей являются животными. Согласитесь, присутствующие здесь, — засмеялось Родственная Тенденция. Вождь даже покачал головой. Между тем его пес[70] все-таки выкопал что-то из-под куста и теперь гордо разгуливал с добычей в зубах. Это была увесистая кость.

— Хороший мальчик, — одобрил его действия хозяин.

Собаки теперь держались поближе к скамейке, только кавказская овчарка без устали носилась по поляне — овец, что ли, искала? Или волка?.. Неожиданно собака замерла, насторо жилась, глухо зарычала.

Высокий седовласый человек с короткой бородкой, в темных очках, в костюме для прогулки вышел на поляну. Сопровождал его похожий на лису, медного окраса пес.

— Высоких мыслей, коллеги, — сказал он.

Все присутствующие торжественно встали, приветствуя Страдающее Сознание. Душевное Равновесие тут же мысленно прикрикнуло на овчарку — та сразу примолкла.

— Надеюсь, — усаживаясь на скамейку, сказал Верховный лилмик, — вы нашли забавными этих покладистых и дружелюбных существ? Мой, например, очень редкой породы. Из Новой Гвинеи… Называется сингер — правда, потеха? Я и имечко ему забавное придумал — Карузо. Это, по всей видимости, одна из самых древних пород, сохранившихся на Земле. Он никогда не лает, может только выть. Знаете, как тирольские песняры — голарио, голарио!.. Хотя откуда вам знать… Все равно потеха.

Маленькое животное не сводило глаз с огромной кавказской овчарки. Песик поджал хвост и спрятался за хозяина. Верховный лилмик засмеялся.

— Вы бы, Равновесие, держали подальше своего волкодава. Видите, как Карузо волнуется — чует, наверное, что ваша овчарка собирается напасть на меня. Вы должны понимать, что мы очень привязаны друг к другу.

Верховный лилмик весело рассмеялся.

— Очаровательная собачка, — сказал кавказец, подозвал овчарку и потрепал ее по холке. Пес в ответ лизнул хозяину руку.

— Карузо и в самом деле любит тебя, Верховный, — заявило Умственная Гармония, изучив собачьи мозги. — Происходит что-то непонятное. Должно признаться, что я засекло начало странного процесса в мозгу моей гончей. Она стала испытывать любовь ко мне. Как такое может случиться с воображаемой вещью?…

— Разве это вещь? — удивился Страдающее Сознание. — Это — собака. У нее есть имя?

— Что? — Гармония было явно озадачено. — Какое имя? Это же не более чем персонифицированная часть моего «я».

— Конечно, — согласился Верховный лилмик и вопросительно глянул на индейского вождя. Тот смутился.

— Я… я бы хотел назвать ее Самирой! — неожиданно выпалил вождь и, погладив собаку по висячим ушам, улыбнулся.

Другие Генеральные инспекторы только подивились его отваге.

— Прекрасно, — согласился Верховный лилмик и тут же, заметив изумление, выразившееся на лицах соседей, грубовато спросил: — А вы что рты разинули? Пусть эти существа не являются самодостаточными материальными объектами, они тем не менее живые. Они — личности. Они тоже жаждут ласки и внимания. Поделитесь с ними любовью. Это хорошее упражнение для встряски нервных окончаний.

— Чем?! — испуганно прошептало Душевное Равновесие, однако Страдающее Сознание только рукой махнуло.

Между тем Бесконечное Приближение взяло на руки свою собачку и принялось укачивать ее.

— Присутствующие, — спокойно заметило оно, — допускают, что эти существа могут возбудить добрые чувства. Но зачем они? Не являются ли они досадной помехой? Кроме того, не каждый из присутствующих может ощутить нежность, прижимая к себе часть — такую тепленькую, такую милую — своего существа. Присутствующие пришли к выводу, что подобные «собачьи нежности» очень даже свойственны незрелой человеческой расе, но нам-то зачем вспоминать свою докучливую юность?

— Ну, человеческие самки просто благоговеют перед своими детенышами. Нежность — это не самое сильное слово, — объяснил Верховный лилмик. — Впрочем, отцы тоже порой пускают слезу, глядя на своих спящих малышей. Это случается очень часто. Знаете ли, это придает жизни неповторимый вкус…

Душевное Равновесие хмыкнуло, потом предложило:

— Не желаете ли получить итоговую сводку разговора Дэви Макгрегора и Корделии Варшавы?

Верховный лилмик кивнул, и индеец продолжил.

— Присутствующие здесь пришли к единодушному мнению, что Макгрегор по своим качествам вполне достоин занять пост председателя Директората по Единству. Сущность его высокоинтеллектуальна, основана на высоких моральных принципах, способна проявить максимум активности в убеждении широких слоев населения в необходимости Единства.

— Трудность, — добавило Родственная Тенденция, — в том, что непонятно, как совместить работу в Директорате с обязанностями Председателя администрации Земли. Тем более в такой трудный, критический момент. Кроме того, есть сомнения в его безусловной поддержке Галактического Единства.

— Здесь нет проблемы, — ответил Верховный лилмик. — Дэви должен остаться на Земле, работать в своем кабинете. Ему на посту Председателя замены нет!

Старик наклонился и потрепал своего пса по остроконечным, похожим на лисьи, ушкам. Карузо оскалил зубы в улыбке, отчаянно завилял хвостом и тихонько завыл. Голос его, действительно ничем не напоминающий лай, был удивительно музыкален. Какое-то многоголосое подпевание…

Умственная Гармония продолжало говорить ровным голосом:

— Если присутствующие считают, что с первым вопросом покончено, я бы хотело обратить ваше внимание на то, что враги Единства явно перешли грань нелегальной борьбы. Я бы хотело уточнить: судя по заявлению и предложению Варшавы, мятежники морально готовы применить силу. Вероятностные подсчеты показывают, что в этом случае нас ждут ужасные перспективы. Если, конечно, мы не предпримем ни каких действий…

— Да, — кивнул Верховный лилмик, — можно ждать самых ужасных событий. Все потому, что мы не должны вмешиваться.

Он снял солнцезащитные очки и сунул их в карман.

Все четверо Генеральных инспекторов глянули на него. На их лицах ясно обозначился ужас. После минутного молчания Тенденция спросило:

— Содружество выживет?

— Присутствующие могут только надеяться на это. Надвигающаяся катастрофа неизбежна в той же самой мере, как и необходима.

— Вы что! — не удержалось от вскрика Бесконечное Приближение. — Ради Божественной Энтелехии[71] Присутствующие здесь требуют, чтобы вы пояснили свое заявление.

Страдающее Сознание задумчиво покачал головой.

— Много надежд мы возлагали на человечество. Наша раса лилмиков близка к увяданию. Люди, род человеческий, — единственные, кто смог бы укрепить Содружество и продолжить сверхчувственную эволюцию разумных созданий.

— Мы с большой неохотой принимаем ваше утверждение, хотя и признаем, что в нем есть рациональное зерно, — заявило Душевное Равновесие. — Однако неужели вы сами не понимаете, что подступающее противостояние между homo sapiens и остальными членами конфедерации — это ад, который нам вряд ли удастся пережить?

Верховный лилмик одобрительно кивнул, тем самым отметив приемлемое использование идиомы, потом ответил:

— Присутствующим здесь хорошо известно, что человечество еще не скоро смирится с основным вектором естественной эволюции разума в сторону организации Галактического Един ства. Для других рас этого вопроса уже не существует — они давно поняли что к чему. Давайте рассмотрим такой вариант: пусть человечество развивается само по себе, в стороне от других разумных цивилизаций. В этом случае, чтобы добиться полного овладения сверхчувственными способностями, им потребуется не менее двенадцати тысяч галактических лет. За это время мы, лилмики, окончательно угаснем. Это означает развал Содружества, его социальной структуры. Чтобы предотвратить подобное развитие событий, необходимо, чтобы мы позволили событиям развиваться естественным путем, вплоть до того, что нам придется пройти и через верховный принцип «распятого добра». Вот взгляните на соответствующее уравнение.[72]

— Ах! — воскликнули все Генеральные инспекторы. Голос Верховного лилмика был все так же негромок.

— Который раз в человеческой истории этот принцип парадоксальным образом являлся мощным рычагом, ускоряющим эволюцию, — и не только в физическом плане, но также и в психическом и в моральном. У людей даже существует по этому поводу поговорка: «Прежде чем дождешься радости, надо много пострадать».

— Присутствующие понимают это так, — спросило Приближение, — что все кончится благополучно?

— Не знаю, — признался Верховный, — прошлое, настоящее, будущее будут существовать по-прежнему, но в чем они будут выражаться — тайна за семью печатями. Даже для меня… Мои пророчества не обладают необходимой степенью полноты. Причина в том, что и мое искупление неполно. Что мне известно достоверно — столкновение приближается, и нам, Генеральным инспекторам, необходимо занять позицию сторонних наблюдателей. Мы не имеем права ни предостерегать, ни оказывать помощь какой-либо из сторон. Мы просто должны удерживать все во всем, сохранять рамки и при этом надеяться на счастливую denouement[73].

— А если не дождемся? — спросило Умственная Гармония.

— Тогда, с вашего любезного согласия, мы перейдем к плану Б. — Верховный загадочно улыбнулся. — Скажите, как вы чувствуете себя в материальных телах?

— В общем-то нормально, — ответило Родственная Тенденция, стараясь скрыть растерянность.

— Отлично. Как вы считаете, вы сможете пребывать в них до начала пленарной сессии Консилиума? Сможете ли приспособиться к жизни здесь, на Земле, в компании с вашими четвероногими друзьями?

— Целых тридцать два дня?! — в ужасе прошептало Душевное Равновесие.

— Это только для начала, — ответил Верховный лилмик.

Умственная Гармония — поэтическая натура, не растерявшая следы романтических увлечений, — отвело глаза в сторону. Оно, единственное из всех инспекторов, начало догадываться, куда клонит Верховный лилмик. Гармония дрожащим голосом спросило:

— Присутствующее здесь предполагает, что перемещение «психо» в материальную оболочку может привести к возрож дению атавистических наклонностей…

— Это уж как пить дать, — одобрительно кивнул старик.

— О чем это вы рассуждаете? — Душевное Равновесие потребовало объяснений.

— Все в ваших телах устроено как следует. Все работает. — Верховный по-прежнему обращался исключительно к Умственной Гармонии. — Я намного более совершенная структура, чем Джек. Конечно, вы будете испытывать известные трудности, никто и не рассчитывает на немедленный успех. Главное, что вы не испытываете неодолимого отвращения к этим материальным оболочкам. Как я уже сказал, это может быть первым шагом в случае, если восстание мятежников приведет к наихудшим результатам.

Теперь и Бесконечное Приближение догадалось. Китаянка испуганно прижала пекинеса к своей груди.

— Но это невозможно!

— Да, энтузиазмом здесь не пахнет, — печально сказал Верховный лилмик. — Тенденция и Гармония однажды испытали что-то подобное. В Фа-времени…

— Да, — в один голос прошептали индейский вождь и африканская женщина.

Наступила тишина, потом старик неожиданно поднялся.

— Что ж, мне пора, — сказал он. — У меня еще есть дела… Он направился к зарослям — Карузо на бегу прижимался к его ногам. Исчезли они внезапно, как бы испарились.

— Кто-нибудь в состоянии объяснить мне, что происходит? — решительно выговорило Душевное Равновесие.

Гармония объяснило.

Брови у кавказца неожиданно полезли вверх, нижняя челюсть отпала сама собой. Мысленный ужас плеснул через непроницаемую ментальную оболочку. Представительный здоровяк, что называется «кровь с молоком», скорчился, словно от нестерпимой боли. На все лады взвыли собаки — нагнали такую тоску…

Умственная Гармония с трудом приглушило нежелательную вибрацию. Собаки тут же смолкли.

Пот выступил на лбу у кавказца.

— Это невыносимо! — неожиданно визгливым голосом воскликнул он. — На этот раз Страдающее Сознание зашел слишком далеко. Уверено, вы поддержите меня, коллеги!.. Я уверено…

Китаянка — Бесконечное Приближение — сочувственно улыбнулась ему. Два других лилмика изучали траву. Так они сидели долго, каждый был погружен в свои думы. Наконец индейский вождь тряхнул перьями на головном уборе и обратился к китаянке:

— Он заявил, что у нас все работает?

— Да, — кивнула та. В глубине ее зрачков вдруг вспыхнули две яркие лазурные точки.

— Присутствующие должны потребовать от Страдающего Сознания, — заявил индейский вождь, — представления более убедительных доказательств. До той поры благоразумнее будет подождать с изменением телесных форм.

— Я согласно, — сказало Гармония.

Двое — индейский вождь и африканка — поднялись и, подозвав своих собак, направились в заросли.

— Это безумие! — Кавказец все еще не мог справиться с растерянностью. К своему удивлению, он почувствовал, как гулко, все быстрее и быстрее, забилось его искусственное сердце. Бесконечное Приближение опустило на траву своего пекинеса и дало ему мысленный пинок — пусть погуляет…

Китаянка была очень красива, а по примитивным человеческим понятиям — полное совершенство. Волнующий изгиб щек, на которых едва проступал румянец, большая грудь и очень узкая талия делали ее необыкновенно женственной.

Светловолосый мужчина не мог оторвать от нее взгляда.

— Это настоящее безумие, — упавшим голосом повторил он.

О чем он вспомнил в ту секунду, когда мужское возбуждение охватило его? Может, о тех давным-давно забытых телесных утехах, которые он испытывал несколько миллионов лет назад? Кто может сказать…

— Это всего-навсего упражнение для духа, собирающегося надолго воплотиться в материальное тело. — Китаянка положила ему руки на плечи. — Знаешь, присутствующее, как люди совершают поступательные движения для получения наслаждения? Может, поэкспериментируем?..

— Я… я подчиняюсь, — откликнулся кавказец. — Вынуждено подчиниться верховному принципу «распятия добра».

Бесконечное Приближение рассмеялось, прижалось к нему и поцеловало.

— Да будет так, — прошептало оно.

В этот момент собаки опять залаяли, как безумные.

12 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Как оказалось, я вовсе не был освобожден от налога на смерть, который должен был заплатить Гидре.

На следующий день после свадьбы Марк разбудил меня в моем номере отеля и приказал немедленно одеться. В голове у меня стоял нестерпимый звон, словно все колокола ада взялись за работу, но будь я проклят, если Марк позволил себе проникнуться человеческими страданиями и позволил бы мне хотя бы чуть-чуть опохмелиться. На это и рассчитывать не стоило. Стиснув зубы, в поисках кофеина или сильного болеутоляющего я кое-как выполз в гостиную и обнаружил, что меня уже ждали. За столом, где на подносе стоял мой завтрак, рядом с Марком сидела полицейская ищейка — Ги Бум-Бум Ларош собственной персоной. В то время он исполнял обязанности Главного инспектора Галактического Магистрата в окрестностях Земли. Отдел его располагался в Конкорде. Крайняя занятость не позволила ему прибыть на свадьбу. А теперь примчался! С чего бы это? С похмелья ни одной здравой мысли никогда не приходило в мою голову.

Появление этих двух громил озадачило меня. Они смотрели на меня без всякой жалости во взорах, без всякого понимания. Я было коснулся их сознаний и тут же отпрянул: ничего, кроме ужаса, эти откормленные, натренированные быки у меня не вызвали.

Во время очередного приступа хронической для меня болезни я не испытываю особого желания трепать языком, по этому я сразу припал к чашке горячего кофе. Слава Богу, что кофе был достаточно крепким. Я влил в себя не меньше литра этой пахучей жидкости, однако прояснение в мозгах не наступило. Это была плохая примета: если уж кофе в таком количестве не действует, значит, вчера я действительно чуть-чуть перебрал. «Для поправки» я заказал сам себе двойную «Кровавую Мери» и, спотыкаясь, полез в бар, который был в моем номере. С величайшей осторожностью я донес трогающий душу напиток до стола — ни один официант в мире не смог бы нежнее обслужить клиентов, — выпил его и с нетерпением подождал, когда целебное снадобье начнет действовать.

Начало.

Это хорошо.

В голове очень скоро наступило долгожданное прояснение, и тут я увидел вещественное доказательство «номер раз».

Это была срезанная наполовину дубовая табуретка из гостиничного бара.

Оооп!

Я мгновенно протрезвел и тут же все вспомнил.

— Вот и ладушки, — сказал Марк. Он, подлец, оказывается, неотрывно следил за мной! — Бум-Бум собрал остатки пепла на полу возле стойки. Экспресс-анализ показал, что это человеческий пепел. Такой обычно остается, если тело человека нагреть до температуры в две тысячи градусов.

— Как ты добился этого, дядя Роджи? — вкрадчиво спросил Ларош.

Он был одет в цивильный костюм. Глядя на его грубовато-простецкое лицо, сдобренное заботливым, пропитанным искренностью взглядом, хотелось тут же доверить ему свою жизнь. Так и должен был выглядеть сыщик высшей квалификации, гроза самых искусных, обладающих метапсихическим даром мошенников.

— Понимаешь, ты расправился с ним каким-то непонятным образом. Никаких следов сажи в комнате, мебель не опалена, даже малейших следов загазованности нет. Вот только эта наполовину срезанная табуретка. Это означает, что ты каким-то образом рассеял или уничтожил всякие приметы возгорания. Каким же образом на полу оказался этот пепел? Как сумел ты отвести избыток тепла? Мы даже не подозревали, что ты обладаешь такой метасокрушительной силой.

— Я не сделал ничего противозаконного, — с трудом выговорил я, потом кое-как взял с блюда сдобную булочку и дрожащими руками намазал на нее масло. На всю остальную пищу я старался не смотреть — меня подташнивало.

— Не лги! — строго сказал Марк. — Ты вчера просто сиял от радости, готов был осушить все запасы шампанского и все болтал, болтал… Что, мол, одним ударом расправился с Гидрой, что тебе теперь сам черт не страшен и море по колено. Если бы я не придавил тебе язык, ты бы всю свадьбу испортил. Ты рассказал об этом случае мне, Джеку и Доротее. Они сообщили Полю, а он, в свою очередь, обратился к Бум-Буму, чтобы тот, черт тебя возьми, докопался до истины. Теперь расскажи нам все до мельчайших подробностей. Итак, что произошло в баре?

— Почему бы тебе не использовать свои блистательные способности и не выудить из меня, горемыки, всю необходимую тебе информацию? — запричитал я.

— Не кривляйся! — приказал Марк. — Если бы я мог, то давным-давно так бы и поступил. Но там, в твоей дурной голове, возник какой-то новый барьер! Снять его мне не под силу. И сейчас завеса на месте? Пора бы освободить мозги, дядя Роджи.

«Ну и дела! Уж не Фурии ли это работа? Или, может, кто другой постарался? Надо же, Марк не может проникнуть в мое сознание!.. Ого-го! А головка-то болит!.. » Некоторое время я сидел, бездумно глядя в окно.

Наконец Бум-Бум спросил:

— А мне ты позволишь просветить твои мозги?

Слава Богу, мне хватило соображения, чтобы сдержаться и не рассмеяться ему прямо в лицо. В моем нынешнем положении эта ошибка могла бы мне дорого обойтись. Одно дело — выполнить просьбу Поля, другое — иметь личную заинтересованность. Будить в полицейском зверя не следует. Я опять решил сыграть под дурачка. Умненького такого, благоразумненького…

— Что ж, попробуй, — опять захныкал я. — Но лучше сразу арестуй меня. Тогда у тебя появится легальный повод провести ментальное сканирование.

Оба, и Марк и Буб-Бум Ларош, с интересом уставились на меня.

— Только, — добавил я, — вот в чем закавыка. Оснований нет! Разве что вчерашняя болтовня. Но между нами, Ги: мало ли что может наболтать пьяный старикашка? Нет ни тела, ни орудия убийства — ничего нет.

Бум-Бум выдал одну из своих дежурных, ослепительных и обаятельных улыбок. Но меня, старого воробья, на мякине не проведешь. Вон у него зубы какие — каждый с кусок рафинада. Только дай ему пальчик — руку отхватит.

— Пойми, дядя Роджи, — в прежнем доверительном тоне продолжал объяснять Ги Ларош. — Ты же признался в убийстве Марку, Джеку и Доротее.

Я перепугался не на шутку — значит, вот куда он клонит! Теперь, после того как он употребил слово «убийство», я вообще ни слова не скажу.

— Знаешь, — сказал я, глядя ему прямо в глаза, — вчера я здорово перебрал. Подобная болтовня не имеет никакой ценности. Теперь я протрезвел и напрочь отказываюсь от этого. — Для поддержания храбрости я отхлебнул «Кровавой Мери». — Можешь ты доказать, что этот пепел принадлежит Парнеллу Ремиларду?

— Правильно, не могу, — согласился галактический коп. — Тут еще половинка табурета… C'est une situation bizzare al'extreme[74]. К тому же и на самоубийство это не похоже.

Он тяжело вздохнул, затем вдруг, как кинжалом, пронзил меня испытующим взглядом.

— Хочешь, я поделюсь с тобой тем, что мы знаем? Один из официантов, постоянно работающих в отеле, сегодня явился на работу и заявил, что сегодня — это вчера! Очевидно, он был подвергнут амнезии и «выключен» на двадцать четыре часа. Кто-то подменил его на этот срок. Конечно, чужак вполне может оказаться пронырой — журналистом. Если бы мы знали, что фальшивый официант являлся Гидрой и что ты расправился с ним, мы могли бы дать основание Первому Магнату вновь начать расследование по делу Фурии. Как ты думаешь, почему Парнелл хотел убить тебя?

Отлично! Но я не поддамся на эту уловку. Не на того напал. Я сжал губы, завесился плотным защитным экраном, потом на мысленном коде сказал Бум-Буму: Ищите и обрящете.

Но он был парень упорный и продолжил свою тактику — решил до конца обольстить меня. В конце концов я клюну на лесть.

Ну-ну…

— Ты ничего не потеряешь, если расскажешь все, как было, Роджи. По приказу Верховного лилмика все файлы, относящиеся к этому делу, запечатаны, о них известно только высшему кругу Магистрата. Никаких отягчающих последствий, если ты расскажешь всю правду и признаешься, что убил Парнелла Ремиларда. Послушай, черт тебя побери, ты даже можешь получить медаль. Заслужил — верь моему слову, заслужил!.. С другой стороны, если ты имеешь какие-то сведения, подтверждающие, что Фурия и Гидра вновь взялись за старое, то будет разумней поделиться со мной и Марком.

Я отрицательно покачал головой, поудобнее устроился в кресле и налил себе еще кофе.

Марк в отместку с помощью метасокрушительной силы так вдавил меня в сиденье и спинку, что я охнуть не мог. У меня из глаз искры посыпались.

— Не стоит, дядя Роджи, поступать, как старый, выживший из ума осел, — сказал он. — Повторяю, никто не собирается обвинять тебя в убийстве.

— Все, что мы хотим от тебя, — это только подтверждения, что ты имел дело с Гидрой, — добавил Бум-Бум Ларош. Его метасокрушительная сила облепила меня, подобно сиропу. Это была древняя как мир игра в доброго копа и злого копа. Так они играли, пока череп мой не затрещал, как скорлупка.

— Хорошо, хорошо! — закричал я. — Я убил Парнелла Ремиларда. В целях самообороны.

— Молодец. — Ларош подарил меня улыбкой. — Рассказывай дальше.

Я со страхом глянул на Марка, однако тот больше не пред принимал попыток пробить мою защиту или применить метасокрушительную силу.

— Это была его вторая попытка совершить на меня покушение. Почему, я не знаю. В первый раз он напал на меня на озере возле нашего охотничьего домика. Едва не утопил меня… Марк — свидетель, но в тот день он мне не поверил. Он и здесь не придал значения моим словам, когда я заявил ему, что видел этого подонка среди обслуживающего персонала.

— Марк проверил этого человека. В нем не было ничего подозрительного, — ответил Бум-Бум Ларош.

— Гидру составляют исключительно талантливые ребята. Марк даже форель больше метра длиной в озере не заметил, а должен был. — Я закрыл глаза и принялся за булку — голова у меня буквально раскалывалась, даже зубы ныли. Было ощущение, что на меня надели огненную корону — Эй, ребята, у вас не завалялось таблетки алдетокса?

Марк, ни слова не говоря, направился в ванную и вернулся с лекарством. Кроме того, он мысленно помассировал мне виски. Боль как рукой сняло.

— Почему же ты не использовал ментальный лазер в тот момент, когда на тебя напала рыба? — спросил Ларош.

— Я был ошеломлен, понимаешь? Я никак не ожидал, что какая-то поганая рыба способна утащить меня на дно. Подобный разряд я не могу организовать мгновенно, тем более осознанно. Чтобы выдать столько энергии, я должен перепугаться до смерти, но и не потерять голову.

— Ты уверен, что человек, атаковавший тебя, является Парнеллом Ремилардом? Я имею в виду оба случая: на озере и в баре. Как ты смог идентифицировать его?

— Зачем мне было его идентифицировать, если он сам заявил об этом? Я знал его во-от с такого возраста. К тому же он сам хотел, чтобы я знал, кто он. Этот грязный ублюдок!..

— Применял ли ты раньше подобное средство и каков был результат?

— Нет. Хотя был еще один случай… Когда Вик Ремилард в ночь на Великое Вторжение попытался взорвать охотничий домик на вершине Белой горы. Там собрались делегаты Метапсихического конгресса… Хуже не придумаешь — я нанес удар, но не убил его, и тот впал в кому почти на двадцать шесть лет.

Ларош изумленно глянул на меня, потом перевел взгляд на Марка. Тот кивнул.

Бум-Бум продолжал допрашивать меня еще с полчаса — старался выяснить каждую деталь. Я честно отвечал на его вопросы, исключая причину: почему это Гидра напала на меня. Не знаю — и все тут! Затем Марк мысленно связался с Первым Магнатом и передал ему все сведения, которые им удалось выудить. Потом поинтересовался, должен ли Ларош забрать меня и подвергнуть официальному просвечиванию. К счастью, Поль решил, что ничего нового им добыть не удастся. Удивительно! Они поверили моей истории!..

Наконец Поль заявил, что должен сообщить Адриену о гибели блудного сына. Бум-Бум обещал, что после лабораторного анализа отошлет остатки пепла несчастным родителям — пусть похоронят.

Затем по прибытию к месту службы Ги Ларош занялся делом Фурии и внес туда несколько существенных дополнений. Таким образом, у Фурии осталась только одна подручная — Мадлен Ремилард.

Сестра Марка.

Во второй половине июля, после окончания медового месяца, как раз перед отъездом на сессию на Консилиум Орб, Джек и Доротея навестили меня в Хановере. Явились они, прикрывшись ментальными завесами и изменив внешность. Они неделю прожили у меня в квартире, расположенной над книжным магазином. За это время я несколько раз пытался создать ментальный лазер, но у меня ничего не получалось. Тем не менее моя оригинальная трактовка упражнений йоги их очень заинтересовала. Разгон энергетического жгута по спи рали от чакры к чакре — это было что-то новенькое в исполь зовании метасокрушительной силы. Они решили как-нибудь проверить этот способ.

Затем Доротея с помощью Джека провела метацелительное сканирование моей памяти. Это только называется «целительное», на самом деле операция оказалась очень болезненной. Хорошо, что меня заранее предупредили, иначе я бы не выдержал. После просвечивания я неделю не мог двигаться — так и лежал на кровати с онемевшей шеей и тупой болью в затылке. Слова выговорить не мог… Кот даже приблизиться ко мне боялся: я был точь-в-точь мертвец.

Единственным утешением мне служило то, что Доротея уверила: они добрались до того, что им требовалось. Отыскали что-то в моем бессознательном… На эту тему они особенно не распространялись, обмолвились только, что получили в руки ключ к ментальному профилю Фурии. Я, наученный горьким опытом, не стал их расспрашивать. Меньше знаешь — дольше проживешь.

Когда я окончательно поправился и начал выходить на улицу, Джек и Доротея покинули Землю. Копаясь в моей голове, девчонка заодно попыталась обнаружить источник моей удивительной метасокрушительной силы, но ничего не нашла. Моя способность рождать ментальный лазер, по-видимому, лежала где-то глубоко в бессознательном. Выудить ее оттуда не было никакой возможности.

На прощанье Джек и Доротея прописали мне отдых, не меньше двух месяцев, пока мои нейронные цепи полностью не восстановятся. Алкоголь исключался полностью — иначе, предупредили они, дело может дойти до инсульта. Кроме того, Ти-Жан замкнул в моей голове какие-то связи, чтобы я не очень-то трепал языком по поводу проведенного сканирования и его результатов. Я, собственно, был не против, но другое обстоятельство смутило меня. Эти ребята особо подчеркивали, чтобы я ни в коем случае не делился с Марком. Ни под каким видом!..

Завязывалась прямо-таки сногсшибательная интрига! Я тут же вспомнил, как Бум-Бум Ларош и Марк поджаривали меня в моем номере в отеле у Белой горы. Вспомнил, как был растерян Марк, когда обнаружил, что не в силах влезть в мои мозги.

Этот вопрос я решил обсудить детально.

— Что же случилось с моей головой, если сам Марк не смог проникнуть внутрь сознания? — пытал я молодоженов. — Раньше для него проблем здесь не было.

Джек долго молчал, потом, в свою очередь, спросил:

— Когда Марк был маленький, он очень был привязан к тебе, дядя Роджи?

— Не то слово. Ребенком он не вылезал из моего магазина. Мы особо не разговаривали, разве что иногда он меня о таком спрашивал, что у меня глаза на лоб лезли. Он уже в ту пору страдал дьявольской гордыней. Слова в упрек Терезе не скажет, если у нее руки не доходили поиграть с ним. Только губы подожмет и топает ко мне. Мы рядом жили — Саут-стрит как раз за углом.

— Возможно, в этом и кроется разгадка, — заметила Доро тея, — почему он не смог пробить твою завесу. Скорее всего, в его сознании закрепился запрет причинять тебе боль. Он, по-видимому, считал тебя кем-то вроде отца. Есть такое понятие в психологии — квазиотец…

— Но раньше он не очень-то стеснялся, — возразил я.

— Запрет может появляться и исчезать в зависимости от разных факторов, — объяснил Джек. — Таких, например, как соотношение сознательного и бессознательного в тот или иной момент времени или текущее состояние метапсихического комплекса. И конечно, изменение эмоциональной ориентации Марка по отношению к тебе.

— Эмоциональной ориентации?

— Ну, как он к тебе настроен, — сказала Доротея. — Любовь может смениться равнодушием, а то и ненавистью, привязанность — отчуждением, и наоборот. Марк мог не осознавать, что в зрелом возрасте он любит тебя больше, чем в юности, когда ему приходилось отстаивать свое право быть таким, каким он хочет. Когда ты утонул, эта истина, придавленная самолюбием и иными страстями, вдруг вспыхнула у него в мозгу.

— Как? — только и мог выговорить я. Марк, холодный, как лед, равнодушный как рыба, способен кого-то любить?! Вот это новость так новость! Да, далеко шагнула наука!..

— Подобные непредсказуемые факторы, — сказал Джек, — очень усложняют нашу работу. Неизвестно, как поведут себя члены семьи, когда окажется, что им необходимо влезть в сознание отца. В этом смысле нам здорово могут помочь данные, которые мы извлекли из твоей головы.

— Анн тоже что-то говорила об этом, — буркнул я, потом, поколебавшись, спросил: — Когда вы собираетесь приступить к этому? Ну, к изгнанию нечистой силы?..

— В течение сентября мы должны закончить формирование метаконцерта, — ответил Джек. — Этим мы займемся в свободное время на Консилиуме. К октябрю я окончательно доведу до ума ЦГ-шлемы. Тоже на Орбе… Затем я вернусь на Землю, соберу их, и мы устроим генеральную репетицию. Это самая трудная и рискованная часть подготовки.

— Они уже знают? — спросил я.

— Мы проинформировали Первого Магната, — ответила Доротея. — Это его обязанность — известить остальных.

— Для полной уверенности в успехе нам потребуется не меньше месяца подготовки, уже с оборудованием, — объяснил мне Джек. — На наш взгляд, удобнее места, чем Кауаи, не найти. Особенно в смысле сохранения тайны. Там все могут как вполне легально отдохнуть, так и определить сроки исполнения метаконцерта и способы маскировки, чтобы и тени подозрения не возникло. Я просил папу позаботиться об этом.

— Значит, вы… решили проделать это с Дени на острове?

— Ни в коем случае. Дедушку на Гавайи ничем не заманишь. Он отчаянный домосед. Нам нельзя настаивать, чтобы не спугнуть Фурию. Алмазик и я — мы решили, что нашли идеальное место для проведения процедуры. Как ты находишь ферму неподалеку от Хановера, где теперь живет Мари? Когда все будет готово, Мари будет во все посвящена. Там мы сможем разместить оборудование, не привлекая чужого внимания.

— Ферма Мари? — прошептал я. — Где жили Дени и Люсиль?..

— Это место удобно по многим причинам. И о главной ты догадываешься. В этом году очередь Мари собрать родственников. Вот тогда, после полуночной мессы, мы и начнем.

Значит, на Рождество!..

13

Сиэтл, Земля

27 сентября 2078 года

Рори Малдоуни, Председатель администрации ирландской планеты Хиберния, заерзал на сиденье. Он чувствовал себя в этом чертовом антикварном рокрафте, с которым его хозяин Алекс Манион носился как с писаной торбой, очень неуютно. Что хорошего в старом драндулете? Кресла жесткие, узкие, подлокотники обшарпанные. С еще большим раздра жением он вспомнил своих соратников по оппозиции. Его с души, так сказать, воротило от этих бунтарей. Все остальные члены Центрального комитета, разорви их Господь, решитель но поддержали новый курс, которого отныне будет придерживаться движение. Да еще с каким энтузиазмом поддержали! А вот он не отважился публично объявить о причине, по которой он был против смены лидера. Интересное дело: выбирают лидера, а он даже не знает об этом, и неизвестно, согласится ли принять этот пост.

Лицо Малдоуни неожиданно сморщилось в гримасе горечи. Смех, да и только! Если Марк примет предложение, то он, Малдоуни, черту душу бы продал, только бы взглянуть на Поля в тот момент, когда он узнает об этом. Умеет же дьявол подшучивать над людьми! То-то рожа у Первого Магната вытянется, когда ему сообщат, кто теперь верховодит в стане оп позиционеров. Может, в том и есть высшая справедливость, и месть, о которой он мечтал все эти годы, наконец свершится. Пусть даже таким причудливым образом…

Неожиданно бортовой компьютер произнес:

— Пять минут до посадки. Прошу дать точные координаты СЕРЕМа.

— Выведи на дисплей карту местности, я укажу точку.

— Точной карты района посадки не имеется. Могу предо ставить обзор местности.

— Давай! — согласился Манион. Все пассажиры, собрав шиеся в кабине пилота, наклонились вперед, чтобы лучше видеть появившееся на экране монитора изображение.

— Вот это да, ребята! — невольно воскликнул Манион. — Я не узнаю местности. Здесь все изменилось за эти два года.

— Как интересно! — сказал Хироси Кодама. — В телепати ческом эфире тоже ничего нельзя разобрать. Они что, включили генератор защитного поля? Да какой мощный! S-450, не иначе…

— Ну и дела, — заметил Манион. — Как вы, ребята, думаете: что Марк может прятать там, внизу?

— Что-нибудь ценное, — ответила Корделия Варшава.

— Что-нибудь нелегальное, — заявил Рори Малдоуни. Он знал, что говорил: ему уже не раз приходилось сталкиваться с подобными мерами предосторожности, и всегда это было связано с нарушением закона.

На экране дисплея была видна промышленная зона площадью не меньше ста двадцати гектаров. Прямо через нее протекала река. Производственные корпуса, лаборатории, под собные помещения находились посреди хвойного леса.

— Это и есть СЕРЕМ? — взволнованно спросила профессор Анна Гаврыс — Все ЭТО?! Надо же, какой огромный! Никогда бы не подумала, что Марк Ремилард сумеет собрать столько средств…

— Я думаю, это предприятие является филиалом их семейной промышленной империи, — заметила Патриция Касте-лайн.

Алекс Манион отрицательно покачал головой.

— Это не так. Действительно, в 2072 году Марк получил незначительную помощь от семейного фонда. Только для начала… Но уже через пять лет он полностью освободился от его опеки. Теперь СЕРЕМ — вотчина Марка. Производство средств общения с использованием ЦГ приносит приличный доход. Марк не испытывает финансовых трудностей, ментальные интерфейсы сейчас нарасхват.

— Держу пари, что в этой речушке водится рыбка, — сказал Рори.

— Радужная форель, — подтвердил Алекс — Марк купил этот участок реки, так что теперь, если он захочет отдохнуть, ему стоит только открыть дверь и спуститься к реке. Кстати, он страстный рыбак.

Рори только хмыкнул.

Между тем профессор Гаврыс жадно разглядывала огромное предприятие. Было видно, что его масштаб смутил ее.

— Не понимаю — неужели эти самые интерфейсы в такой цене?

— Да уж, — вздохнула Патриция Кастелайн, — знали бы вы, Аннушка, во сколько они нам обходятся…

Она помолчала, затем добавила:

— Все-таки это хорошая идея — привлечь на нашу сторону Марка Ремиларда. Он блистательный оперант, к тому же обладает харизмой. Наши соратники от него без ума… В любом случае мы не проиграем. Его Е-18 тоже многого стоят. Если уж дело дойдет до драки, нам без них не обойтись. Этот вопрос нам тоже надо обсудить. Возможно, для нас он снизит цены.

— Хорошая идея, Пэт, — подал голос Хироси Кодама, — Наш геофизический отдел на Сацуме уже выложил за ЦГ-оборудование четыреста пятьдесят миллионов долларов. Думаю, Оканагон истратил еще больше.

— Шестьсот миллионов, — сказала Кастелайн. — В бюджет следующего года мы заложили еще сотню миллионов. Наш бедный старый Оки трещит по швам. На нашей планете все происходит не так грандиозно, как на Каледонии, но все же за тектоническими плитами нужен глаз да глаз. У нас буквально нет ни минуты, чтобы заниматься нашим общим делом.

— Побойся Бога, Пэт, — заметил Хироси, — у вас на планете нет якудза, а у нас этого добра навалом — я уж не считаю землетрясений.

— А вы вовлеките местных гангстеров в наше общее дело, — предложил Рори Малдоуни и подмигнул коллеге. — Тем самым вы сразу убьете двух зайцев — при определенных обстоятель ствах и якудза могут оказаться очень даже полезными.

Наступила пауза, потом Патриция Кастелайн сказала:

— Дельный совет, особенно в устах ирландца.

Рори тут же бросило в краску.

— Что вы хотите этим сказать, госпожа Дирижер? — набычившись, спросил он.

— Угадайте, господин Дирижер. И постарайтесь вспомнить страницы своей собственной истории — уж если кто и опирался на помощь всяких там преступников, так это…

— А почему вы думаете, что я даю советы с потолка? Если это потребуется для нашего общего дела, я не задумываясь использую и преступников. Восстание — это вам не игрушка!

— Ох, дети, дети, — вздохнула Корделия Варшава. — Давайте лучше побережем эмоции для разговора с Марком Ремилардом.

— Нам следует решить, кто будет выступать от нашего имени, — подала голос Анна Гаврыс.

Тут же все пять сознаний откликнулись: ТЫ, АННУШКА!

— Нет, — возразила она, — это не совсем удобно. Я все больше и больше задумываюсь: а не сглупили ли мы, поддавшись на уговоры Адриена направить делегацию к Марку? Он слишком идеализирует племянника. И сам чересчур уж романтически настроен. Помните его пророчества по поводу Марка и нашего общего дела? Одно, мол, без другого не может существовать. А тут, — она кивком указала на экран дисплея, — такая промышленная махина. Согласится ли он распрощаться с ней?

— Это второй вопрос. А вот разговор с ним необходимо вести именно вам, Аннушка, — заявил Хироси Кодама. — Это будет символично и внушительно: истинный руководитель движения, нынешний его лидер, передает наследство из рук в руки своему преемнику. Вот как это будет выглядеть.

— А что, если он откажется? Как я буду выглядеть? И что прикажете делать? Применить к нему метасокрушительную силу? Смешно.

— Во всей Галактике вы не найдете человека; который мог бы принудить его к чему-то силой, — сказал Алекс Манион. — Вы немного превратно понимаете ситуацию. Вождь передает наследство… Это все красиво звучит, но Марк не такой человек, чтобы воспринимать подобные идеи всерьез. Нам просто не обходимо убедить его, что такой шаг — в его личных интересах. Если не удастся, то можно поворачивать оглобли.

— Вот именно, — поддержал его Рори. — И нечего здесь охаивать ирландцев, они дурного не посоветуют. Марк уже созрел, его надо только немного припугнуть. Вспомните, чем закон чились дебаты по поводу церебральных генераторов? Ему надо дать понять, что запрет на производство и разработку этих штук не за горами. И куда он пойдет? Единственный шанс продолжить свои исследования — это встать в наши ряды. Я уверен, на этот раз результаты голосования в Консилиуме будут не в его пользу. Будет наложен мораторий. Предположим, что я ошибаюсь, хотя вряд ли… Даже в этом случае ему не обойтись без той многосторонней поддержки, какую ему может оказать наше движение. Этим — голосованием — его даже можно немного пошантажировать. Мол, сколько Магнатов, разделяющих наши взгляды!.. Они вполне могут прислушаться к тому, что посоветует им Аннушка Гаврыс. Вы должны понять, что этот ублюдок по натуре типичный бунтарь. Он не признает никаких ограничений и будет лбом прошибать все препятствия. Таковы карты, с которыми можно садиться за стол. Он по определению должен держаться нашей стороны.

Следом в его сознании ясно прозвучала недоговоренная мысль: НО ТОЛЬКО НЕ В КАЧЕСТВЕ ВОЖДЯ. ЭТОТ НАС ЗАВЕДЕТ В ТАКИЕ ДЕБРИ…

Все сделали вид, что не заметили его призыва.

Анна Гаврыс повернулась к Алексу Маниону.

— Все-таки я считаю, что вам удобнее обратиться с нашим предложением к Марку Ремиларду. Вы знакомы с ним с детства.

— Никто не может сказать, что он знает Марка, — усмех нулся Алекс.

Опять наступила тишина — напряженная, томительная. Наконец Хироси Кодама подал голос:

— Но в таком случае, Алекс, если он не разделяет наших взглядов, зачем ему соглашаться на эту встречу?

— Разрази меня гром! — ответил Манион. — Я сам удивляюсь, с чего бы это он решил нас пригласить. И не куда-нибудь, а прямо в СЕРЕМ!

Рокрафт продолжал снижаться. Яркая густая россыпь звезд, которую пассажиры видели во время полета в ионосфере, на глазах тускнела, редела. Внизу начинало разливаться обширное зарево — это были огни метрополиса Сиэтл, гигантского скопления городов, поселков, промышленных предприятий, даже ферм, покрывших всю южную и восточную беретовую линию глубоко вдающегося в материк пролива Хуан-де-Фука и про лива Пюджет-Заунд. Огни покрывали огромную площадь — от города Олимпии до подножия Каскадных гор.

Все прильнули к окнам, только Анна Гаврыс по-прежнему смотрела на экран дисплея.

— Хочу еще раз заявить, — упрямо сказала она, — что наша миссия вызывает у меня глубокие сомнения.

— Но вы же согласились с мнением большинства в Исполнительном комитете — наше движение нуждается в более энергичном лидере, — резко сказала Корделия. — И с тем, что Марк Ремилард — наиболее подходящая в этом смысле кандидатура.

— Да. Так и есть. Но я обязана поделиться с вами тем, что лежит у меня на сердце. Этот человек, на встречу с которым мы так спешим — можно сказать, летим сломя голову, — обладает потенциалом, способным изменить цель нашей борьбы. Не знаю, в лучшую или худшую сторону… Я допускаю, что он, по-видимому, разделяет принцип приоритета человеческой свободы, борьбе за которую мы посвятили свои жизни. Мне довелось присутствовать на заседании Консилиума, когда он дал блистательный отпор попыткам наложить мораторий на его исследования. Меня глубоко встревожило это выступление. На Консилиум Орбе принято при общении соблюдать искренность, открытость чувств. То есть не следует ставить защитных экранов, скрывать свои мысли, умалчивать о нежелательных фактах… Нам, людям, как существам исконно индивидуалистичным, трудно соблюдать подобные правила. Мы, не замечая этого, непроизвольно возводим барьеры, защищающие, как нам кажется, нашу личную жизнь. Особенно трудно приходится тем, кто не желает сливаться мыслями не то что с экзотиками, но и со своим соседом…

— У нас нет выбора, — заявила Патриция Кастелайн, — мы вынуждены…

— Да, конечно, — кивнула Аннушка. — Но в чем же причина такой скрытности? Имеет ли она под собой убедительное основание? Мы считаем, что да. У всех у нас есть определенные сомнения по поводу той роли, которую нам навязывают в Галактическом Содружестве. В этом мы едины и готовы приложить все силы, чтобы не допустить неблагоприятного развития событий. Внутренние убеждения Марка Ремиларда в этом ключевом вопросе вряд ли совпадают с нашими. Борьба за право человечества на свободу мысли мало волнует его. Куда больше его занимает собственное «эго». В чем я определенно уверена, так это в том, что он личное ставит выше общего.

— Разве эти два подхода так уж несовместимы? — спросил Алекс.

— B определённых» обстоятельствах — нет, — твердо заявила Аннушка. — Ты знаешь Марка намного лучше, чем мы, вот и задумайся над моими словами. Я вкратце изложила свои опасения. Вот почему я считаю, что нам не следовало приезжать сюда. По крайней мере, не сейчас…

Корделия Варшава вышла из себя:

— Но время-то уходит! Именно теперь мы нуждаемся в человеке, который смог бы соответствовать новым условиям. Борьба переходит в решающую стадию. Неужели мы упустим такой удобный случай? Ведь нам есть что предложить! В обмен на нашу поддержку в вопросе о моратории и неизбежном его введении Марк просто вынужден будет встать в наши ряды.

— Так-то оно так, — вздохнула Аннушка. — Но лучше, если бы инициатива исходила с его стороны. В противном же случае мы рискуем потерять последнюю надежду на возможность мирного разрешения конфликта.

— Это совсем не обязательно, — возразил Хироси.

— Я согласна. Это не более чем предчувствие. Интуиция…

Патриция Кастелайн неожиданно сощурилась — видно было, что она уже кипит от гнева.

— Большинство из нас, — четко выговаривая каждое слово, начала она, — уже не верит в возможность мирного выхода человечества из Содружества. При любых обстоятельствах!.. Таким образом, вопрос о привлечении Марка…

— Внимание! Внимание!

В динамиках послышался резкий металлический голос, и на экране замигал сигнал тревоги.

— Внимание, рокрафт UK LPZD 44926! Вы вторглись в пространство, принадлежащее «СЕРЕМ лимитед», частной компании, имеющей официальную лицензию и зарегистриро ванной в государственных органах. В этой части пространства запрещены любые полеты. Если вы не имеете специального разрешения на полет и посадку в этом районе, вам дается минута, чтобы покинуть запретную зону. Если такое разреше ние у вас есть, то немедленно отзовитесь.

Не обладающий инерцией рокрафт замер на месте. Теперь он висел в трех километрах над землей. Внизу расстилалась совершенно черная завеса, которую не мог пробить никакой мысленный взгляд,

Алекс Манион принялся шарить во внутреннем кармане куртки. По такому случаю он надел лучший наряд, какой у него был. Черт возьми, где же та поганая дискетка, которую прислал Марк?

— Внимание, LPZD 44926! Предлагаем вам либо покинуть запретную зону, либо дать свои позывные на зарегистрированном коде. В противном случае ваш аппарат будет схвачен сигма-полем и посажен службой безопасности компании СЕРЕМ. Ответьте нам на специальном коде.

Алекс вытащил целую охапку прозрачных слюдянистых пластин и вытер пот со лба.

— Вот это да! Кажется, я на прошлой неделе послал дискетку с кодом в журнал «Природа».

— Внимание! LPZD 44926, вы были предупреждены, что корпорация СЕРЕМ обладает лицензией под номером триста шестьдесят, выданной службой контроля за воздушным дви жением и Магистратом, в ведении которого находится район Каскадных гор. Мы имеем право прервать ваш полет. Немед ленно ответьте нам на специальном коде!

— Bozhye moi![75] — воскликнула Анна Гаврыс.

— Ради всего святого, Алекс! — прорычал Рори Малдоуни. — Отыщи ты наконец эту чертову дискету!..

Между тем Манион вытащил из своих карманов целую пачку разнокалиберных дискет и лихорадочно принялся просматривать их.

— Вот она! — с победоносным видом воскликнул он, потом опять погрустнел. — Нет… Позвольте, но эта вполне годится. Эту мне подарил сам Марк, чтобы я мог в любой момент прибыть сюда. Правда, это было давно…

— Вставляй скорее! — тем же недобрым голосом сказал Рори.

Алекс сунул дискетку в приемное гнездо. Тут же диспетчер СЕРЕМа откликнулся.

— Сообщение получено. Посадку совершит система НАВ-КОН корпорации СЕРЕМ. Пожалуйста, не пытайтесь вручную вмешиваться в работу автоматизированной системы.

Рокрафт продолжал плавно снижаться. Поблек черный занавес сигма-поля, бесформенная глыба внизу вдруг обрела привычные черты наблюдаемой с высоты земли. Узкая предгорная долина оказалась залита морем света. Удивительно, что в такой поздний час работы здесь, казалось, шли полным ходом. Внизу появилась сеть дорог, внешняя бетонная стена, внутренние ограды, делящие всю площадь на участки, среди которых наиболее четко выделялись стоянки для наземных автомобилей, площадки для посадки безынерционных рокрафтов, отдельные здания. На высоте нескольких десятков метров пассажирам открылась вся промышленная и научно-исследо вательская зона. Большинство зданий отличалось редким архитектурным совершенством, оригинальными решениями. Могучая хватка сигма-поля утягивала рокрафт куда-то в сторону, к мрачному гигантскому кубу метров тридцать высотой, без окон и без дверей. Неожиданно на крыше этого бастиона начали раздвигаться лепестки люка, и появилось отверстие, которое начало расширяться. Рокрафт медленно плыл прямо на него.

Уже внутри здания рокрафт с той же неспешностью повлекло в сторону и вниз, под землю.

— Здесь тоже действует сигма-поле? — удивился Хироси.

— Этого кубика раньше не было, — сказал Алекс Манион.

— Вот и хорошо, — усмехнулся Рори. — С точки зрения безопасности у этого парня все продумано.

— Это точно, — кивнул Манион. — В главном исследовательском блоке у него такая защита — молекула без спросу не вылетит!

— И все-таки — куда нас тащат? — обеспокоено спросила профессор.

— Скоро узнаем, — ответила Патриция Кастелайн и тут же удивленно добавила: — Вот мы и прибыли.

Сквозь иллюминаторы и передний прозрачный фонарь было видно, что они находятся в приемном доке. Когда гости выбрались из аппарата, то обнаружили, что стены этой камеры отделаны деревянными панелями, а на полу лежат ковры. В огромных медных горшках росли экзотические растения с разноцветной листвой. В освещенных нишах стояли стеклянные скульптуры, между ними на стенах висели древние, вырезанные из дерева маски, принадлежавшие племенам, обитавшим на островах Тихого океана. Особенно бросалась в глаза неуместность помятого старенького рокрафта Маниона среди могучих, самых современных его собратьев.

Их никто не встретил. Они постояли некоторое время, потом Аннушка Гаврыс поджала губы и заметила:

— Здесь какая-то неприятная вибрация в телепатическом эфире…

— Только не надо снова придираться, — сказала Корделия. Она была наряжена в болотного цвета комбинезон, штанины которого были заправлены в полусапожки со шнуровкой. На голове Корделии красовался лихо заломленный белый берет.

— Я уже старая женщина, — недовольно ответила Анна, — и заслужила право высказывать свое мнение по любому поводу. Тем более когда меня что-то тревожит. — Затем она вытащила из своей сумочки зеркальце и, заглянув в него, принялась поправлять якобы выбившиеся пряди.

Анна Юрьевна Гаврыс-Сахвадзе была самой младшей из детей в семье пионеров метапсихологии Тамары Сахвадзе и Юрия Гаврыса. Родилась она в 1980 году. Благодаря двум курсам омоложения на вид теперь ей можно было дать лет сорок с небольшим, так что она не очень выделялась среди своих юных соратников. Одета она была в строгий костюм от Шанель, который скрывал ее полноту. Пышные рыжеватые волосы были уложены на затылке в тугой узел. Костюм цвета темной морской волны, на шее жемчужные бусы.

Другие члены делегации были одеты куда проще. Патриция Кастелайн отправилась в поездку в темном пончо и бархатных белых слаксах. Под пончо она надела глухой свитер. Хироси Кодама и Рори Малдоуни оказались в рокрафте Маниона сразу после прилета на Землю, и, угодив с корабля на бал, они прилетели в спортивных костюмах и кроссовках.

— Профессор, Марк вовсе не похож на людоеда. — Алекс Манион попытался успокоить Гаврыс — Вам здесь ничто не угрожает.

Анна ответила на телепатическом коде: Мне, молодой человек, известно, что Ремилард не людоед. Он гораздо хуже. У меня всегда вызывали подозрения подобные загадочные очаровашки. Поверьте у меня есть опыт в таких делах. Более страшной разновидности я не встречала.

Алекс ответил: Байроновская меланхолия это только видимость профессор. У него было трудное детство. Думаете легко обладая блистательными способностями ужиться с подобной семьей!

— Охо-хо, — с неподражаемой издевкой произнес Рори. — Бедный, бедный Марк! Я полагаю, он многому научился у своего знаменитого папаши — дьявол его побери! Яблоко от яблони…

Алекс с сожалением посмотрел на Рори: Вы будете разочарованы, Малдоуни. Марк испытывает к своему отцу примерно те же чувства, что и вы. И по той же причине…

Рори явно был смущен — эта мысль никогда не приходила ему в голову. Как честный, с принципами человек, он признался:

— Знаете, я никогда не задумывался над такой возможностью…

— Сейчас самое время начать, — сказала ему Патриция. — Для разнообразия… Чтобы на душе стало легче.

Анна Гаврыс успела вставить слово прежде, чем Рори разразился проклятиями.

— Пожалуйста, не надо ссориться. Не время!.. Перед Марком мы должны предстать как единое сознание. Если кому-то это не под силу, лучше пусть он выйдет из состава делегации. Я настаиваю на этом.

Алекс Манион усмехнулся и предложил Дирижеру Хибернии:

— Вот мой рокрафт. Можете добраться на нем до Сиэтла и подождать нас в Джазовой аллее.

— Дерьмо вы все! — определил свое отношение к этому предложению Рори. — Прекрасно знаете, что я не могу покинуть вас. Если вам так угодно, умники, то я готов расцеловать этого негодяя в задницу.

Хироси Кодама сказал: Мы надеемся, что это не понадобится, но я обещаю в случае необходимости лично заснять эту сцену на тридио — для потомства.

Все, включая Малдоуни, рассмеялись.

Корделия возмутилась.

— Сколько может Ремилард держать нас в этом предбаннике? Алекс, может, нам послать мысленный вызов?

Не волнуйтесь, раздался мысленный голос, я уже иду.

В ту же секунду не замеченная ими дверь в дальнем конце зала распахнулась, и появился невысокий, щегольски одетый человек. Это был явно не Марк Ремилард.

— Алекс! — воскликнул он. — Сколько лет, сколько зим!..

Манион и незнакомец обнялись.

Питер Поль Даламбер, как и в молодости, когда воплощал в жизнь самые сумасбродные идеи приятелей — Марка, Алекса и Бум-Бум Лароша, — занимался хозяйственным и финансо вым обеспечением научно-исследовательских работ, ведущихся в этом центре. Он был исполнительным директором СЕРЕМа и первым заместителем Марка Ремиларда.

После того как Манион представил Даламбера всем при сутствующим, тот сказал:

— Рад видеть вас здесь, в СЕРЕМе. Вы приехали удивительно вовремя. Мы сейчас занимаемся испытанием новой оболочки церебрального генератора, и Марк решил отложить эксперимент на несколько дней, чтобы вы смогли присутствовать при нем.

Алекс не смог скрыть своего испуга.

— Он уже успел сварганить эту штуку?

— Не совсем, — ответил Питер Даламбер. — Мы сейчас испытываем криогенное оборудование, которое должно обеспечить резкое повышение мощности мысленного заряда на выходе. Это такая камера. Или оболочка в виде чана… Ее сконструировали известные вам Кеоги. Вы, наверное, слышали — Марк переманил их от Дюпонов.

— Кеоги? — Изумление Алекса было неподдельным. — Да эта парочка способна нанести невосполнимую брешь в бюджете корпорации!..

Даламбер засмеялся.

— Мы можем себе это позволить. Зато сам факт привлечения этих ребят к нашей работе — это сделанные полдела. Конечно, они психи космического класса, однако Марк умеет с ними обращаться… Сюда, пожалуйста.

Исполнительный директор СЕРЕМа открыл дверь, за которой находилась прозрачная транспортная капсула. Через тридцать секунд путь был окончен. Капсула вынесла людей на огромные антресоли. Внизу был виден огромный цех, забитый непонятным оборудованием. Посредине него распола галась монтажная площадка, там стояла огромная груда аппа ратуры. Вокруг нее сновало десяток техников.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — предложил Даламбер. — Испытания начнутся через несколько минут. Марк ждал, когда вы прибудете.

— Как благородно с его стороны, — проворчал Рори Малдоуни.

Гости наконец расселись и принялись оглядываться по сторонам. Справа, за прозрачной стеной, по-видимому, располагался командный пункт. Там находились четверо мужчин и женщина, они сидели за компьютерами и напряженно работали.

— Этот парень, ближайший к нам, — сказал Даламбер, — доктор Джефри Стейнбренер. Он возглавляет отдел бионики.

Как только Даламбер закончил, Стейнбренер глянул в сторону гостей и равнодушно, даже несколько презрительно, кивнул. Это был спортивного вида — ни грамма лишнего веса — человек, обладавший сильным даром операнта. Выражение его лица было высокомерным.

— Очень общительный парень, — сделал замечание Рори Малдоуни.

Даламбер усмехнулся.

— И заметьте, необыкновенно талантливый. Рядом с ним сидят Джордан Крамер и Герит Ван Вик, бывшие коллеги профессора Гаврыс.

Они тоже поприветствовали членов делегации.

— С ними я хорошо знакома, — кивнула Аннушка, — хотя они и не являются моими коллегами — разве что в более широком смысле. Я очень удивилась, когда узнала, что Джордан и Герит оставили Кембриджский университет и ушли в частную фирму.

— Мы сделали им такое предложение, от которого трудно отказаться, — объяснил Питер.

Крамер был высокий симпатичный блондин, а Ван Вик и фигурой, и движениями напоминал лягушку. Одеты все, кто находился на командном пункте, были в рабочие комбинезоны. Голосов их слышно не было; хотя с помощью дальновидящего метапсихического взгляда можно было различить отдельные слова; понять, о чем эти люди говорят, было невозможно. Речь их «украшали» профессиональные термины.

— Вон та парочка, — указала Патриция, — это и есть знаменитые Кеоги?

— Точно, — ответил Питер. — Подождите, вы еще встретитесь с ними… Ага! Кажется, начинают!

Внизу к монтажной площадке в центре зала приблизился высокий, мускулистый, в черном обтягивающем комбинезоне человек. На костюме были укреплены многочисленные датчики, шею охватывал металлический обод. Как только он поднялся по короткой лестнице, он повернулся и помахал гостям рукой.

Привет! Рад, что вы посетили нас.

Даже этой короткой фразы хватило, чтобы члены делегации почувствовали его исключительно могучую сверхчувственную силу. В мысленном голосе его различались все обертоны живой человеческой речи, и прежде всего почти неземная властность. Это качество не отталкивало — смягченное доброжелательностью и искренним теплом, оно скорее притягивало. Не подавляло, а давало надежду, увлекало за собой. Даже Рори Малдоуни притих и расслабился. Марк был великолепен! Красив и дьявольски обаятелен. Сильное тело, большой нос, крупная, остриженная под ноль голова. Куда до него этому грязному типу, Первому Магнату. Это был вождь так вождь — за таким пойдут миллиарды.

Анна Гаврыс тоже не могла не подпасть под обаяние Марка. «Держи себя в руках, старуха! — предупредила она себя. — Неужели тебя тоже можно провести на мякине? Вспомни, как он вел себя на сессии — мало кто мог устоять против его чуть насмешливой улыбки. Неужели у тебя не хватит воли устоять? Chestnoe slovo, ya yemu etogo ne spushu! »[76]

Несколько месяцев назад Марк Ремилард обратился в галактическое правительство за подтверждением разрешения на производство исследовательских разработок в области церебральных генераторов. Свое ходатайство он основывал на решении сессии Консилиума, которое не запрещало ему улучшать отдельные компоненты уже созданного аппарата, где применялся модуль Е-18. Ту речь и вспомнила сейчас Анна Гаврыс. Марк тогда просто загипнотизировал делегатов. И не только людей, но и экзотиков. Конечно, потом они начали подозревать, что Марк все-таки преступил границы дозволенного и чуть-чуть надавил на присутствующих. Эта сила и обеспечила ему успех, а вовсе не логика или убедительность аргументации. С этой точки зрения позиция у Марка была слабой — доказать, что механический усилитель деятельности человеческого мозга в потенциале представляет собой угрозу, ничего не стоило. Просто надо было упомянуть о возможности создания мен тального лазера. Но этого не случилось… Подобный, несколько жульнический, подход со стороны Ремиларда к вопросу существования Содружества тогда очень встревожил Анну Гаврыс. Не имело значения, что она сама вела борьбу с Содружеством. Этот человек был способен ради достижения своей цели — в данном случае ему необходимо было выиграть время — пойти на все. Где гарантия, что он и через их движение не переступит так же легко? Вытрет ноги и двинется дальше… На подобных молодцов Анна уже успела наглядеться. Тем более что вопрос о введении моратория будет решен уже на ближайшей сессии. И не в пользу Марка.

Нельзя отказать ему в ловкости — время он выиграл, но дважды этот номер у него не пройдет.

— Вся эта масса штучек-дрючек, — Питер Даламбер между тем продолжал давать объяснения, — собранных на монтажной платформе, не что иное, как наш новый церебральный усилитель. Мы назвали его «улиткин дом». Пока это еще сырая конструкция, сляпанная наспех, но со временем мы уменьшим ее массу и сделаем более эстетичной. Видите? Техники помогают Марку влезть внутрь…

Патриция Кастелайн перебила его:

— Неужели надо самому испытывать эту штуку? Трудно было найти добровольца?

— Он всегда сам испытывает новое оборудование, — ответил Даламбер. — В этом есть определенный смысл. Значительно повышается ответственность всех технических служб, занятых разработкой и испытанием. Когда они знают, что наш замечательный руководитель проверит на себе их очередное изобретение, их не надо подгонять и контролировать. Все делается на совесть. Кроме того, как объясняет сам Марк, с его могучей метасокрушительной и сотворительной силой он имеет значительное преимущество перед любым другим испытателем. На этот раз мы проверяем не усилитель, а криогенное обору дование. Так сказать, доспехи, позволяющие значительно повысить коэффициент усиления. Видите, Марк надевает на себя эти доспехи, через которые пойдет жидкий кислород?

— Прямо на тело?! — изумился Рори Малдоуни. — Я не по нимаю. Вы имеете в виду, что в новом генераторе нет никаких шлемов и все тело участвует в усилении?

— Конструкции, в которых применяются церебральные шлемы, имеют свой предел усиления. Что-то около трехсот единиц на выходе, — начал объяснять Питер Даламбер. — Если вы имеете намерение переступить этот порог, то ваши мозги просто-напросто сгорят от напора энергии. Собственно, этот эффект едва не сгубил Доротею Макдональд на Каледонии.

— Значит, чтобы обезопасить оператора, — спросил Хироси Кодама, — его надо охладить?

— Точно. Заморозить до температуры, близкой к абсолют ному нулю.

Тем временем Марк уселся в нижней части «раковины». Специалисты тут же начали подключать к комбинезонам всевозможные трубки, кабели и датчики. Затем они надвинули щиток, и теперь голова Марка торчала над ребристым метал лическим баком размером с автомобиль.

— Сейчас будет проведена самая важная операция, — продолжал объяснять Питер. — Ему наденут шлем. На этой стадии мы пока используем модифицированный Е-18. А теперь обратите внимание на отметки на черепе Марка. Туда будут вживляться электроды. Функциональное назначение их многообразно, но главная их задача — объединить в единое работающее целое усиливающий модуль, системы криогенного охлаждения и человеческий мозг.

Мостовой кран покатил к монтажной площадке, на консоли у него было подвешено нечто, напоминающее огромную каску. В этот момент Марк взял на себя руководство испытаниями — гости услышали его голос на мысленном коде:

НАДЕТЬ ШЛЕМ.

Стейнбренер на командном пункте что-то прошептал в микрофон, укрепленный на его комбинезоне. Мостовой кран остановился, шлем медленно пополз вниз. Над самой головой Марка два техника направляли движение гигантской каски в четыре тонны весом. Вот они загнали штыри в посадочные гнезда.

ЗАДЕЙСТВОВАТЬ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ.

— Сейчас, после срабатывания специальных зажимов, миниатюрный фотонный луч прожжет отверстие в черепе Марка, — сказал Питер Даламбер, — и туда будет введен особый щуп. С помощью своей метацелительной силы он быстро за живит это отверстие.

ЗАДЕЙСТВОВАТЬ КРИОГЕННОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. ВКЛЮЧИТЬ МЕТАБОЛИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ

— Еще больше зондов будет введено в его мозжечок и спинной мозг. В мозгу будут созданы особые шунты в нейронных цепях. Кроме того, кровообращение будет изменено. Сначала кровь пройдет через охлаждающее устройство и только потом оросит внутренние органы. Через минуту-другую температура его тела упадет на двести шестьдесят градусов.

ПОДКЛЮЧИТЬ ГЛАВНЫЙ ЦЕРЕБРАЛЬНЫЙ УСИЛИТЕЛЬ. ЗАДЕЙСТВОВАТЬ СВУ-КОМЕКС НА УРОВЕНЬ ТРИ СОТНИ.

— Привет! — удивился Питер Даламбер. — Что-то я не помню такого пункта в инструкции.

Он быстро обменялся со Стейнбренером несколькими мысленными фразами. Стейнбренер сразу помрачнел и пожал плечами. Затем вместе с Ван Виком и Крамером они встали за спинами Кеогов. Отсветы с экранов падали на лица брата и сестры. Диомид общался с компьютером через микрофон, а его сестра Диерде сидела за клавиатурой. Пальцы ее с неуловимой быстротой бегали по клавишам.

— Что случилось? — забеспокоилась Анна Гаврыс.

Ответа она не дождалась — в следующую секунду просвет лели лица ученых на командном пункте, облегченно вздохнул и Питер Даламбер.

— Испытания проходят успешно! — радостно объявил он. — Мы никак не ожидали, что Марк на самом деле доведет усиление до трехсот единиц. Мы рассчитывали, что на этот раз следует просто опробовать криогенное оборудование и убедиться в совместимости системы «человек — машина». Однако Марк сумел сразу выйти на заранее условленный предел. Сейчас он начнет снижать мощность…

ДОБАВЬТЕ ЭНЕРГИИ. ВЫЙТИ НА УРОВЕНЬ ЧЕТЫРЕС ТА. ПРИСТУПАЙТЕ!

Даламбер словно язык проглотил. Люди в командном отсеке изумленно переглянулись.

Кеог сказал в микрофон:

— Испытатель, повторите команду.

Я ЖЕ СКАЗАЛ — ВЫЙТИ НА УРОВЕНЬ УСИЛЕНИЯ В ЧЕТЫРЕСТА ЕДИНИЦ.

— Разве это возможно?! — воскликнула Корделия Варшава. Алекс Манион резко помрачнел.

— Теоретически — да, — ответил он. — Е-18 имеет почти неограниченный потенциал — то есть в сторону увеличения мощности его можно разгонять сколь угодно долго. Верхний предел устанавливают исключительно возможности человека, а не оборудования.

ДОВЕСТИ УРОВЕНЬ ДО ПЯТИСОТ ЕДИНИЦ.

— Мы же не готовы к этому, — прошептал Питер Даламбер и тут же распорядился, обращаясь к Кеогам на мысленном коде: Нивкоемслучае! Диомиднивкоемслучае!

Диомид Кеог глянул в его сторону, саркастически усмехнулся и ткнул пальцем в монитор своего компьютера: Показания свидетелъствуютчтоснимвсевпорядке & онбосс & ОН ВСЕГДА ДОБИВАЛСЯ ЧЕГО ХОТЕЛ.

ВКЛЮЧИТЬ ГЕНЕРАТОР СИГМА-ПОЛЯ SR-45. НАКРЫТЬ МОНТАЖНУЮ ПЛОЩАДКУ ЗАЩИТНЫМ ЭКРАНОМ.

Тут же техники, которые стояли возле платформы, отступили, и уже мгновение спустя «улиткин дом», где находился Ремилард, накрыла полусфера с зеркальной внешней поверхностью.

ДОБАВИТЬ ЭНЕРГИЮ. УСТАНОВИТЬ УРОВЕНЬ В ШЕСТЬСОТ ЕДИНИЦ.

Даламбер только выдохнул.

— О Боже! Если сейчас произойдет какой-нибудь сбой, ему крышка. Мгновенно испарится со всеми этими железками.

Он прошел в угол смотровой кабины, где помещался маленький монитор, и включил его. На экране появилось изображение того, что происходит под куполом. Все гости сгруди лись у него за спиной.

— Дева Мария! — воскликнул Рори Малдоуни. — Вы только посмотрите!..

Картинка на экране действительно поражала воображение — гигантская груда металла, внутри которой сидел человек, медленно всплыла над металлическим полом и потянула за собой неисчислимое количество кабелей, проводов, трубок. Она всплыла так высоко, что гигантский черный шлем теперь полностью накрыл голову человека.

— Он сделал это силой своего разума, — восторженно прошептала Корделия.

Даламбер невольно вытер пот, выступивший у него над бровями. В этот момент Патриция Кастелайн испуганно вскрикнула:

— Смотрите, защитный купол треснул сверху! Зазор все увеличивается!..

— Это невозможно, — растерянно ответил Даламбер. — Защитный купол не пробьет и батарея рентгеновских лазеров…

— Что, не веришь своим глазам? — воскликнул Манион.

Между тем зеркальный купол как бы раздвинулся, образовав два сегмента, и массивный, опутанный проводами металлический чан, накрытый фантастических размеров шлемом, плавно поднялся до уровня антресолей и остановился… Все, кто находился в помещении, застыли — обводы исполинской каски задрожали и словно полурастворились в воздухе. В центре сероватого пятна необычайно ясно проступили контуры человеческой фигуры.

Мысленный голос болезненным эхом отозвался в черепах Алекса Маниона, Анны Гаврыс, Корделии Варшавы, Патриции Кастелайн, Хироси Кодамы и Рори Малдоуни.

Я ЗНАЮ, С ЧЕМ ВЫ ПРИБЫЛИ КО МНЕ. Я ОТВЕЧАЮ — ДА… НО ТОЛЬКО В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ВЫ ПОСЛЕДУЕТЕ ЗА МНОЙ.

Они так же мысленно хором ответили: Мы согласны. Все мы…

ОТЛИЧНО, заявил мозг. СКОРО МЫ ПОГОВОРИМ ОБ ЭТОМ ПОДРОБНЕЕ.

14 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Конец лета, как всегда, скверное время для книготорговцев, а уж для продавцов антикварной фантастики и говорить нечего. Книги, которыми я торгую, обычно расходятся, когда льют длинные нудные дожди, когда метет или неделями капает с крыш. Только в такую пору приятно устроиться в теплой комнате и погрузиться в приключения, которыми были так обильны старые добрые фантастические романы. Кому захочется отправляться в сказку летом, когда чудесные деньки всегда с тобой? Вот они, за окном…

Но это и к лучшему. После пытки, которую устроили мне Доротея и Джек, я все равно не смог бы обслуживать покупателей. Прежде всего я повесил на дверях своей лавчонки записку: «Отправился на рыбалку». Потом отлежался. Когда же мне надоело мять матрас, я принялся бродить по магазину. На улицу не выходил, посетителей не принимал — до меня было не достучаться. Обычно в сентябре я начинал вести курс по переплетному делу в местном культурном центре, однако на этот раз я даже не откликнулся на приглашение. Переплетным делом я занялся у себя в магазине — сначала, правда, перебрал все книги на полках, поработал с каталогом и только потом взялся за старые, ветхие издания «Фэнтези Пресс» и «Шаста Паблишере». Все они были разбиты на серии… У многих книг не было обложек, а там, где они сохранились, названия были вырваны. Работы оказалось много, и примерно за месяц я наконец одел сшитые тетрадки в обложки под мрамор, снабдил их яркими названиями, фамилиями авторов. Потом отправил их заказчику — богатому владельцу рыбоконсервной фабрики из Владивостока. Тот щедро заплатил за этот отреставрированный антиквариат.

Получив деньги — должен признаться, сумма изрядная, — я почувствовал прилив энтузиазма и на следующий день открыл магазинчик. Угадал как раз к началу занятий в Дартмутском колледже. Тут же мои постоянные покупатели и читатели сразу повалили ко мне. Жизнь стала приятней…

К несчастью, в октябре наступило резкое похолодание — в такую пору никто не ждал морозов. Почему-то непогода вновь выбила меня из колеи. На меня напала дикая хандра, все вызывало отвращение, со страхом я встречал каждый новый день.

И без конца размышлял о Дени. О Фурии…

Не мог Дени быть чудовищем. Ну никак не мог!.. И вовсе не потому, что я знал его с детства. Не потому, что он являлся образцом семьянина и любящего отца, этаким противовесом своей непоседливой жене и явно ненормальным многочисленным детишкам. Не имели значения ни его страстная любовь к орхидеям, ни долгие пешие экскурсии по Новой Англии, которые он обожал. И не потому, что после занятий в колледже он частенько заходил ко мне и мы отправлялись с ним в кафе или в паб к Денишу. Отправлялись, конечно, громко сказано: кафе располагалось за стенкой, соседняя дверь с моим магазином; до паба можно было добраться за две минуты… Мы усаживались за столик, над которым полыхал ярко-алый зонт, и вели беседу. Собственно, говорил всегда Дени — я поддакивал, притворялся, что понимаю глубину, которой он добился в своем очередном научном опусе «Основы онтологического толкования Единения Разумов».

Я прекрасно сознавал, что все эти наблюдения, факты и фактики ничего не доказывают. История пестрит бессчетными примерами сентиментальных монстров — добропорядочных, любящих семью ублюдков. Нет, дело было в другом. Я не верил, что раздвоение личности происходит столь безболезненно для здоровой части натуры. Настоящий добряк Дени может не догадываться, что за пакость завелась в недрах его сознания. Но ведь минуло уже несколько десятков лет, а в его поведении ничего — ни на йоту! — не изменилось. Как так может быть? Разве он не должен испытывать — хотя бы бес сознательно — мучительный разлад? Возможно ли это в рамках нашей человеческой натуры? Да, меня пугали скрытые метавозможности его сознания. Но у Марка, Джека, Поля, Наконец, сила была не менее, а более могучая. Вполне возможно, что один из них окажется Фурией.

Хотя вряд ли!

Я ночи не спал, сражался с депрессией, размышлял о будущем. В своих рассуждениях Анн допустила трагическую ошибку. Если, конечно, она сама не является Фурией… Я уже рассматривал такую возможность.

Как-то мне в голову пришла новая версия. Предположим, что покушения на нее, организованного на Оканагоне, не было. В этом случае Анн должна была принять участие в метаконцерте, с помощью которого дети попытались бы излечить отца. Вот тут-то и крылась загвоздка. Весь смысл метаобъединения разумов заключается в том, чтобы полностью слиться сознаниями, и если бы Анн была Фурией, она бы не могла упустить подобной возможности, Все участники метаконцерта обязательно воспользовались бы шлемами — в этом случае их сознания становятся практически беззащитны изнутри. Монстру бы ничего не стоило перебраться в одно из них. Хотя бы в разум Доротеи… Она бы невольно стала ее рабой. Да что Доротея! Фурия могла овладеть и сознанием всех остальных членов семьи и тем самым организовать новую Гидру.

Может, в этом все дело!

Этот новый взгляд на случившееся предполагал, что между Фурией и старой Гидрой произошел разрыв. Парнеллу и Мадлен вполне могла не понравиться идея появления в их дружной компании девяти новых членов. Может, поэтому они и организовали покушение на Анн/Фурию, чтобы предотвратить подобное развитие событий. Когда же покушение не удалось, они решили избавиться от меня, чтобы замутить воду.

Глупости! Все это слишком изощренно и замысловато. И главное — глупо. В таком случае надо признать, что Гидра каким-то образом вышла из-под контроля Фурии, что само по себе маловероятно. Вот еще один довод: в этом случае теряется смысл существования системы «Фурия — Гидра» и все те разговоры, которые вела Фурия о Втором Содружестве, оказываются пустым звуком. Поверить в то, что Фурия является мелкой мошенницей, уж никак нельзя.

Тогда остается еще одна возможность. Носителем монстра является неизвестное нам лицо.

Но только не Дени. Это исключено. Абсолютно!..

Вот что меня допекало в те дни, вот почему я никак не мог справиться с депрессией и взять себя в руки. Я не знал, что ждет меня впереди!

Ти-Жан и Доротея рьяно взялись за исполнение плана. Им-то что, они — энтузиасты! Эх, молодость, молодость… Мне было очень жаль Дени — являлся ли он Фурией или нет. После той операции, которую проделали со мной эти счастливые новобрачные, я с ужасом представлял, что ждет Дени.

Я не питал иллюзий, что мне удастся остановить экзекуцию. Дело зашло слишком далеко. Оставлять эту мразь на свободе было нельзя, иначе крови не оберешься. Метапсихическое изгнание злого духа должно было быть проведено, как планировалось.

Больше того, мне предстояло сыграть в нем активную роль.

Джек согласился с мнением Анн, что только в мое сознание Дени никогда не посмеет вторгнуться. Так что мне предписывалось исполнить роль Иуды, который должен был заманить Дени в его Гефсиманский сад. Потом за Дени возьмется метаконцерт — в это время я мог отдохнуть, лихо станцевать с Люсиль или другим членом семейства, которое соберется на Рождество, вкусно отужинать. Ага, наесться до отвала. Или лучше напиться!..

Веселенького Рождества вам, ребята! Пусть ничто не помешает вам возблагодарить Господа за дары.

Вот и Дени явится с подарком. Не знаю только с каким — может, это будет жизнь. А может, смерть.

К ноябрю от всех этих размышлений я совсем зачах. Спал с лица, меня вконец измучила бессонница. Даже Кайл Макдональд, мой дружок и сочинитель фантастических романов, обратил внимание, что с каждым днем я выгляжу все хуже и хуже. Я сослался на любовные неудачи — мол, опять мне от ворот поворот. При этом должен заметить, что в течение последних восьми месяцев я сохранял целомудрие.

Он хмуро выслушал мои объяснения и заметил:

— Парень, тебе следует отвлечься. Давай-ка я займусь этим.

Двумя днями позже, в дождливый полдень, он прилетел ко мне на рокрафте. Совершил посадку возле моего дома и вошел в магазин через черный ход. Шел и ухмылялся…

— Собирай вещички! — поднимаясь по лестнице ко мне в квартиру, крикнул он. — Прихвати на дорогу что-нибудь из еды! В эти выходные в честь праздника Всеобщего разоружения в Лионе пройдет трехдневный семинар по вопросу угрозы, которую представляет Галактическое Единство. Я попытался было отбиться и остаться дома, но ничего не вышло. Ее Ученое Величество берет меня с собой, как, впрочем, и Салли Ла-пидус… А также тебя!

— Меня? Во Францию?.. Прямо разбежался! Спал и видел, как бы мне поскорее очутиться во Франции..

Кайл не обратил никакого внимания на мои крики — тут же спустился в магазин, принялся тушить свет, закрывать засовы, включил сигнализацию. Вывесил на двери табличку: «ЗАКРЫТО»… Одним словом, распоряжался как у себя дома.

— Давай пошевеливайся, не испытывай терпения Маши — она дожидается нас в рокрафте. Пригласить тебя настолько же ее идея, насколько и моя.

Это точно: перечить Маше Макгрегор, известному психотерапевту, ярой стороннице мятежников, любимой племяннице Дэви Макгрегора, — себе дороже. Ее пылкий характер был хорошо известен. Правда, Кайл мало в чем уступал ей. Вот уж неукротимая парочка! И в то же время — не разлей вода!.. Вот о ком с полным основанием можно сказать: милые бра нятся — только тешатся.

— С чего это вдруг ты решил, что я вот сейчас все брошу и помчусь за тридевять земель развлекаться?! Да еще на какую-то идиотскую встречу заговорщиков!.. — Хандра требовала выхода, однако Кайл и слушать не стал — схватил меня за руку и поволок в спальню собирать вещи.

Кот настороженно следил за нами, потом тревожно замяукал. И был прав! Кошки всегда правы!.. Мне не следует никуда отлучаться. Томиться духом, страдать, изнывать от тоски лучше всего в знакомом месте, в родном доме. Однако этому ублюдку в клетчатом кильте разве можно было что-то объяснить? Он хоть и ниже меня ростом, но силен, чертяка, как дьявол.

— Симпозиум, — он жарко зашептал мне на ухо, — только повод, чучело ты канукское! Мы погуляем по городу. Пока эти две тронутые будут тешиться обвинениями и прочей чепухой, мы с тобой осмотрим достопримечательности и выпьем от души. Одним словом, отлично проведем время.

— Но зачем так далеко?..

— Вздор, вздор! Это не расстояние для моего нового ро-крафта, ты посмотришь, какой у меня красавчик! Всего несколько часов полета — и мы в Лионе! Ты только представь себе: заходим в ресторан… Какой ты предпочитаешь — «Пирамиду», «Жорж Бланк», «Поль Боку», «Ля Me Жи»? Выбирай любой!.. Отведаем настоящего бургундского. Курочка в винном соусе, суп из трюфелей, жареный рубец. Все меню два раза. Вздор, вздор!.. И говорить не о чем, собирайся скорее..

— Рубец?! — возмутился я. — Да меня от него тошнит!..

— Тогда лягушачьи лапки. Просто наслаждение!.. Наконец ему удалось впихнуть меня в мою собственную спальню. — здесь мое сопротивление ослабло, сил больше не было, и он с победным видом поволок меня к шкафу.

— Итак, что возьмем? Конечно, вечерний костюм… — Пиджак и брюки прямо с вешалкой полетели на кровать. — Теперь что-нибудь попроще. Не забудь нижнее белье, — это он говорил мне, выкидывая мои же вещи на постель. — Роджи, не вешай нос. У тебя есть шанс. Во-от такой!.. Салли как раз разошлась со своим экономистом, он опостылел ей до чертиков. Так что тебя, возможно, ждет небольшое приключение…

Я призадумался. Салли Лапидус… Я встречался с ней во время посещения Катрин. Салли работала у нее в Метапсихическом педагогическом институте, она была практикующим психологом. Доротея, помнится, обучалась у нее азам метапсихологии. Она, конечно, не такая пышная, как Маша, и, возможно, не такая красивая, но шарм у нее есть. Это точно. Одевается так, что закачаешься, и после оздоровительных процедур выглядит вполне-вполне. Очень выразительные глаза, живые манеры, не ломака и в то же время умеет себя подать. «С другой стороны, — с тоской подумал я, — чем я отличаюсь от кучи засохшего собачьего дерьма? Кайл слишком оптимистично оценивает мои достоинства».

Так я и стоял в растерянности посреди спальни, в то время как Кайл неутомимо запихивал мои вещи в дорожную сумку. Неожиданно он взглянул на меня — видно, догадался, что со мной творится, — подошел, положил руку на плечо и сказал:

— Поехали, дружок. Что ты теряешь? Деньжонки у меня есть…

Я, словно просыпаясь, посмотрел на него и спросил:

— Почему бы и нет?

Все-таки неплохо проветриться. Что толку томиться в одиночестве, в этой мрачной лавчонке! С Кайлом я чувствую себя совершенно свободно — сколько раз мне приходилось стряпать ему ужин на скорую руку, когда он и Маша вставали в оппозицию друг к другу. Деньжата у него и в самом деле водились, особенно после того как его последний сатирический роман «Месть слабо взаимодействующих тяжелых частиц» имел успех…

Наконец мы вышли на грязный тесный двор, где приземлился его новенький «ламборджини». Как только мы взобрались в кабину, Маша тут же заметила:

— Вовремя! Мне уже надоело ждать этих двух типчиков.

Между тем Салли встретила меня мягкой приглашающей улыбкой, подвинулась, и мы очень удобно разместились с ней на заднем сиденье. Скоро я почувствовал, что мое настроение резко пошло вверх.

Через три часа полета мы приземлились в прекрасной Франции. Все это время я спал — проснувшись, выслушивал шуточки, которые дамы отпускали в наш адрес, узнал много нового из жизни оппозиционеров. Как обухом меня ударила новость, что на ближайшей сессии Консилиума Марк выступит в поддержку мятежников.

Добравшись до отеля «Палас Белькер», уже в холле мы встретили старых друзей Маши, с которыми она работала в Эдинбургском университете. Они настояли, чтобы мы поужинали с ними в легендарном «Бистро де Лион». В знаменитом кафе было многолюдно и шумно, люди переговаривались на стандартном английском, кое-где слышалась французская речь. Устрицы, говядина по-татарски[77], куриный бульон с равиолями[78], кувшины молодого, придающего бодрость вина — все здесь веселило сердце и согревало душу. Я пил и ел и с интересом прислушивался к беседе, которую завели теоретики мятежного движения.

Еще год назад я не обращал внимания на разговоры, касающиеся Единства, то есть конечной цели, ради которой и создавалось Галактическое Содружество. Вскоре эта тема стала одной из животрепещущих, когда верные идеям Содружества метапсихологи из Парижского университета открыли давно предсказываемое экзотиками-учеными явление самопроизвольного пробуждения у отдельных людей сверхчувственных способностей. Такое, как утверждали экзотики, обязательно должно было случиться, как только численность человечества перевалит за определенную величину. Кроме того, они утвер ждали, что подобные случаи будут множиться и множиться, и, мол, это есть ярчайшее подтверждение того факта, что мы, люди, находимся на пороге великого метаобъединения, что является ступенью ко всеобщему Единению Разумов в пределах всей Галактики. Ученые, придерживающиеся взглядов оппозиции, с пеной у рта принялись доказывать, что ничего по добного в природе не существует, а даже если и существует, то не имеет никакого отношения к навязываемому человечеству так называемому Единству, в котором они предпочитали видеть форму закабаления людей, попытку повернуть их с пути естественной эволюции.

Дени[79] пытался объяснить мне, что сверхчувственное восприятие и силы, им порождаемые, есть высшая гармония, которой может добиться разум как космический фактор на пути своего становления. Это явление есть необходимый итог биологической эволюции. В пример он приводил живую клетку, ее способность объединяться с другими родственными клетками в цельный организм. Это ведь тоже не сразу далось — миллионы лет прошли со времени образования простейших, прежде чем они «научились» сливаться в нечто более сложное. Здесь вполне можно провести аналогию и с развитием рода человеческого от отдельных семей, родов, племен к единому человечеству и даже к единой галактической цивилизации. Он рассказал мне, что причисленный ныне к лику святых монах-иезуит Пьер Тейяр де Шарден рассматривал подобную возможность еще в 30-х годах XX века. Единение сознаний, по его мнению, являлось тем средством, которое ускорит эволюцию человеческой расы. Собственно — тут Дени начинал немного горячиться — подобные же выводы вытекают и из системной теории. Когда же он пытался объяснить основные положения этой теории, я немедленно засыпал.

Несмотря на все усилия Дени объяснить мне что к чему, ни Единение Разумов, ни прочие попытки превратить человечество в нечто огромное, цельное, миллиардоголовое, как-то не занимали меня. Если честно, то подобные рассуждения пугали, навевали ненужные в нашей жизни мечты, открывали перспективы, от которых кружилась голова. Зачем мне это? Все тридивизионные страшилки не шли ни в какое сравнение с этим многоликим, с неисчислимым количеством голов страшилищем, в которое должно было обратиться человечество. Стоило мне задуматься над этим, как тут же начинала кружиться голова. Я терялся. Я терял нить или опору, которая помогала мне жить. Всю жизнь я привык полагаться на самого себя, и делиться самым заветным с остальными не входило в круг моих желаний. Мои мысли — это мои мысли, и ничьи больше!..

Пусть они неглубоки, зациклены на земных вещах — на вине, например, — но я не видел в этом ничего плохого. Своими мыслями я никому не приносил вреда. Поступками, кстати, тоже… Своим маленьким старческом умишком я догадывался и о более тревожных вещах — не является ли это самое мета-единение новым изданием все той же сказочки о светлом будущем? О рае на Земле?.. Все те же романтические бредни о всеобщем счастье, об искоренении зла… Понимаете ли вы меня? Если все мы начнем думать вместе, шагать в ногу, все разом начнем искать правду, то разве исчезнет первородный грех? Разве не будет больше злобы, ненависти, лжи, зависти? Разве мир и любовь начнут править звездами?

Я не прав?

Ну-ну, блажен, кто верует.

Может, для симбиариев, гиев, полтроянцев и даже лилмиков это верно, но что касается человечества, то извините-подвиньтесь. Мы каждый сам по себе, и, кроме того, я не верю, что царство Божие на земле воссияет, стоит нам только в один голос запеть псалом. Если измерить количество зла, скопившегося в наших душах, и если все зло разом выплеснуть на других, то-то резня начнется! Стоит только вообразить сию библейскую картину, и хоть в петлю лезь! Если подобный исход — венец естественной эволюции, то лучше уж умереть всем сразу. Сейчас!..

Я не обманываюсь насчет своих соплеменников. Кое-кто называет нас детьми. Хороши детишки, любимым развлечением которых является постоянное кровопускание. Прими тивны мы — это да. Дики, злобны — тоже есть, но главное — мы индивидуалисты до мозга костей. Так что, господа хорошие, рановато нам в святое Единство. А может, Единство тоже не готово принять нас? Поразмышляйте об этом на досуге…

Вот примерный круг тем, которые были затронуты во время ужина в этом кафе. Конечно, все излагалось на куда более ученом языке, со всякими терминами и ссылками, но смысл сказанного я передал верно, тем более что я и сам так же считал. Вот о чем не хотелось говорить, — но, как известно, из песни слова не выкинешь, — это о жуткой тоске, которая вновь навалилась на меня во время этой беседы. Мне в те часы стало как никогда ясно, что люди, сидевшие рядом со мной, за одним столом, уже перешли ту невидимую черту, когда требование решительных мер сменяется решимостью их применить. Эти были готовы сражаться до конца. Хотя я считал их своими единомышленниками, но справиться с депрессией не мог. Не поверите, но в те минуты я явственно ощутил запах гари — тот самый, что остался в баре после гибели Парнелла. Я не мог унять охватившую меня дрожь.

Не было в моем ужасе никакой мистики, таинственной и необъяснимой силы — все было куда проще, реальнее. Мои собеседники пили за здоровье своего нового вождя Марка Ремиларда. Я знал, что это значит. Они, ребятишки, ничего не понимали, ни о чем не догадывались, но меня, старого волка, на мякине не проведешь.

В отель мы вернулись вдвоем с темноглазой Салли. Она не пригласила меня в свой номер — видно, почувствовала, что я не очень-то жажду успокаивающих ласк, которые вряд ли кого способны успокоить.

— Здесь, к западу от города, есть небольшая деревушка, — сообщил мне на следующее утро Кайл. Мы к тому времени закончили осмотр древнего подземного туннеля, и пора было решать, куда двинуться дальше. — Она называется Сан-Антуан-де-Винь. Осмотрим необычную деревенскую гостиницу. Мне о ней рассказал Джонни Ладлем, думаю использо вать этот факт в моем будущем романе. Там заодно и позавтракаем.

Мне было все равно, и мы пошли к станции метро. Сели в автомобиль, который нанял Кайл, и отправились к невысокой горной гряде, которая огибала город с запада. Шотландец он и есть шотландец, скопидомство у него в крови — вот и сейчас обнаружилось, что в машине Кайла не было навигационного робота, так что нам пришлось поплутать по предместьям Лиона, прежде чем мы выбрались на верную дорогу.

Между тем пошел дождь. Клочья тумана ползли по самой земле, перекрывали шоссе. Как мы вдруг оказались на въезде в Сан-Антуан, до сих пор не могу понять, однако факт был налицо. Место это отмечено на туристских картах, и видно, что его охотно посещали — повсюду были сплошные торговые лотки, лавчонки, маленькие магазинчики, которые обслуживали туристов. Тут же мы нашли кафе, называлось оно «Ше Лаляж». Поставили машину, зашли. В кафе было очень уютно. В меню — единственное дежурное блюдо, вот и карта вин… Владелец, молодой красавец по имени Луи, заявил, что шеф-поваром у него жена, которая окончила специальные курсы в Париже, а потом там же работала в четырехзвездочном отеле. Потом ей удалось «попасть под его обаяние»[80], и вот результат: она похоронила себя в глухой провинции.

Нам с Кайлом принесли устрашающих размеров голубые блюда, на которых лежали жирные голуби, фаршированные кусочками печени и трюфелями. Затем салат с лангустами… Если добавить, что под мясо мы с радостью «уговорили» две бутылки «Leflaive Pucelles» урожая 75-го года, то станет понятным то благодушное и сонное настроение, в котором я пребывал, когда на десерт принесли исключительно нежное суфле. Немного отрезвил меня счет, который подал нам красавец хозяин. Мы сразу вышли из-под его обаяния, однако он, ни мало не смутившись тем фактом, что мы перестали с ним любезничать, улыбнулся и объяснил нам, как проехать к деревенской гостинице.

Оказалось, дорога к ней вела через густой лес. Кайл реши тельно завел мотор, и мы поехали. Мы долго петляли по лесу, добрались уже до самых подножий холмов, как вдруг уперлись в кованые, распахнутые настежь ворота. На одном из каменных столбов, поддерживавших створки, бронзовела надпись: «L'AUBERGE DU PORTALL».

— Это здесь, — объявил Кайл. — Постоялый двор «У Врат».

Вдоль дорожки по обеим сторонам возвышались кусты шиповника. Листья на них уже почти опали, и среди темных ветвей ярко выделялись крупные спелые ягоды. Наконец мы выехали на открытое место, где перед нами во всей красе предстали три солидных здания с мансардами и балкончиками под самыми крышами. Дома соединялись крытой галереей, а позади них раскинулась долина Роны…

Мы оставили, машину на стоянке, выложенной каменными плитами. Справа, за углом крайнего дома, был разбит розовый сад, а еще дальше, меж сосен и старых шелковиц, виднелась крыша еще одного здания. Мы двинулись в ту сторону. Скоро это странное сооружение уже стало видно через оголившиеся ветви. Это была помесь бревенчатой хижины — она как бы являлась основанием, первым этажом, — и надстроенной над ней современнейшей лаборатории. Ставни на окнах все были закрыты наглухо. Группа туристов у входа слушала объяснения экскурсовода, молодой симпатичной женщины с усталыми гла зами.

— Это и есть Ворота Времени, — тихо сказал мне Кайл и вытащил из кармана тридивикамеру.

Я с удивлением глянул на него — мой друг особой сентиментальностью не отличался, а тут на тебе! — даже голос у него дрогнул. Он между тем все так же тихо продолжал объ яснять:

— Все оборудование размещено в этом коттедже. Изобретателем машины времени был какой-то странный парень, звали его Теофиль Гудериан. Он и жил здесь, пока Бог не прибрал его. Кажется, в 2041 году… Теперь здесь командует его вдова Анжелика. Именно она отправляет всяких чудиков и прочих свихнувшихся путешественников прямиком в плиоцен. Это около шести с половиной миллионов лет назад… Весьма доходное заведение… Жаль, что мы не сможем побывать внутри и осмотреть этот аппарат. Видишь надпись: «Вход воспрещен»? Ладно, мы сможем подобрать кое-какую литературу в конторе.

— Ворота Времени? — спросил я и застыл на месте. — Послушай, я, кажется, что-то слышал об этой гостинице. Много-много лет назад. А сейчас забыл…

— Как же! Одно время об этом много шумели, потом все стихло, забылось. Понимаешь, это единственная сингулярная область в Галактике, из которой можно совершить путешествие в прошлое. — Кайл отснял круговую панораму, исходной точкой был лабораторный домик. — Оборудование до сих пор работает. Власти Содружества особенно об этом не шумят. Волну интереса они сбили несколькими совершенно идиотскими репортажами в бульварных газетенках, и все заглохло. Потом власти вообще попытались закрыть эту гостиницу, но что-то у них не заладилось. Говорят, Ворота оказались очень удобным средством решить кое-какие личные и общественные проблемы. В плиоцен бегут в основном люди, не способные приспособиться к теперешней жизни, очень часто это преступники, так что сам понимаешь, властям это только на руку. Общество, так сказать, самоочищается. Я слышал, что сам Дэви Макгрегор подписал разрешение вдове Гудериана заниматься этим бизнесом. Давай-ка присоединимся к экскурсии.

Мы поспешили через розовый сад и смешались с толпой туристов.

— Как насчет тиранозавров? — спросил в этот момент один из слушателей.

— К моменту наступления эпохи плиоцена динозавры уже практически исчезли с лица Земли, — невозмутимо ответила экскурсовод. — Правда, в устьях впадающих в Атлантический океан рек еще сохранились гигантские крокодилы. Некоторые ученые полагают, что и в морях, на мелководьях, можно было встретить древних плезиозавров.

Я принялся бесстыдно таращиться на нее, однако она не обратила никакого внимания на мои призывные взгляды — видно, привыкла к подобному хамству. Мне стало не по себе, к тому же ее рассказ увлек меня. По ее словам выходило, что шесть миллионов лет. назад Франция представляла из себя подобие рая. И не только Франция, но и вся планета. Это был единственный период в геологической истории Земли, когда климат был мягким и ровным. На просторах Европы в плодородных степях, в густых дремучих лесах было обилие дичи и зверя. Здесь тогда водились дикие лошади, антилопы, слоны… Одним словом, кого здесь только не было. И трава тогда была зеленей, и вода мокрей… Свежо предание…

Далее она поведала, что желающие отправиться в плиоцен должны получить специальное разрешение у властей, пройти короткий курс по выживанию в первобытных условиях и только потом шагнуть в этот потерянный рай.

Когда мы на немного отошли от туристов, я признался Кайлу, что эти описания тронули меня до слез. Я готов немедленно заказать билет в плиоцен.

— Я тоже. — Он как-то по-волчьи ухмыльнулся. — Только беда в том, что эти Ворота работают только в одном направлении.

— Какая жалость! — воскликнул я. — Я был уверен, что в конце концов и здесь обнаружится какая-нибудь пакость.

— Бог знает, — философски заметил Кайл, — что нас встретит в том благословенном месте. Возможно, все беглецы в прошлое прекрасно устроились там, живут себе и в ус не дуют, но мне как-то не очень в это верится. Вспомни, даже в Эдеме была своя змея. И назови мне хотя бы одно благодатное место, которое люди бы не успели заср… , стоит им только там появиться.

Это было верное наблюдение. Такое впечатление, что Повелитель Мух следует за нами по пятам. Я вздохнул: жалко было расставаться со сказочкой о земле обетованной.

Затем экскурсанты направились в контору, которая находилась поодаль от гостиницы. Здесь нас с Кайлом оговорили: нечего шляться по святому месту без билетов, однако я успел купить в конторе маленькую дискету с описанием достопримечательностей этого места, а также взять несколько анкет, которые необходимо было заполнить желающим покинуть свое время. Тут я быстро усек, что оперантов в плиоцен не пускали — причем запрет этот, как я потом узнал, соблюдался очень строго. Только «нормальным» был туда ход.

К моменту возвращения в Лион пыл мой окончательно угас. Бар в гостинице, где мы устроились с Машей и Салли, показался мне не менее приятным местом, чем древний рай. Потом мы отправились обедать в «Пирамиду» — это был венец благодати. Там мы повстречали группу немецких психофизиков и остались в «Пирамиде» почти до утра. Вот только Салли, которую я весь вечер обстреливал страстными взорами, подставила мне ножку — когда я уже почти совсем проник в ее номер, она мягко отстранила меня и заперла дверь на ключ. Тогда я вернулся в бар и основательно принялся за германский шнапс. Здесь мне повезло больше, и к утру я уже был очень хороший и очень добрый.

Спустя год после так удачно проведенного уик-энда Кайл рассказал мне, как на рассвете я держал с ним пари, что сегодня же отправлюсь к мадам Гудериан и запишусь на от правку в прошлое. Черт с ней, с Салли!..

Вот что я хорошо запомнил, так это что не о Салли я горевал в ту чудесную осеннюю ночь. Признаться, меня до смерти тревожила история с Фурией. Я бы согласился сбежать от нее куда угодно, даже на шесть с половиной миллионов лет назад.

15

Хановер, Нью-Гемпшир, Земля

24 — 25 декабря 2078 года

Люсиль Картье долго и пристально изучала свое лицо в зеркале трюмо. Мысленным усилием подправила прическу — пригладила выбившиеся волоски, чуть подвила ресницы. Виски ее совершенно поседели, и это придавало Люсиль значительности и шарма. Как же, ведь у нее тридцать девять прапраправнуков. Пусть годы идут, она рада… На Рождество вся семья соберется вместе…

Она заглянула в шкатулку и достала ожерелье из крупных каледонских жемчужин. Это украшение должно очень подойти к ее шерстяному черному платью.

— Позволь, я застегну, — попросил Дени и подошел сзади.

— Спасибо.

Она обернулась. На лице у нее светилась улыбка. Он поцеловал ее в губы и в то же мгновение почувствовал, как в нем вспыхнуло желание. Люсиль тоже потянулась к нему… Это после восьмидесяти трех лет супружества!.. У Дени голова закружилась от счастья.

Расставаться не хотелось — было так приятно держать друг друга в объятиях, но время поджимало. Он с неохотой убрал руки и выпрямился.

— Снег все еще идет? — спросила жена.

Он подошел к окну спальни — в свете фонаря, что висел над входом в библиотеку, было видно, как крупные редкие хлопья медленно падают на землю.

— Да. И какой крупный! Лучше погоды не придумаешь. У нас сегодня настоящий сочельник, как бывало когда-то в Новой Англии…

— Я рада, — ответила Люсиль. Теперь она надевала серьги. — К тому же и Поль наконец-то будет присутствовать на семейном празднике. За сколько лет — в первый раз… Все другие дети тоже. Кроме бедной Анн…

Анн скоро будет с нами, уже через несколько месяцев. Она обязательно отслужит полночную мессу за всех нас ей бы не хотелось чтобы ты сейчас беспокоилась за нее и испортила себе праздник.

В ответ на мысленный призыв мужа Люсиль так же ответила: Конечно нет, потом добавила вслух:

— Уже половина двенадцатого. Если мы предпочитаем сидеть, а не стоять, нам следует поторопиться. Где Роджи?

— Он сказал, что встретит нас в церкви.

Они спустились по лестнице. В старинном доме стояла уютная тишина, только добродушно постукивали стоявшие в вестибюле дедовские часы. Было сумрачно. Слабо посвечивали плафоны. В этом году Люсиль в первый раз дала взаймы дочери свою редкую коллекцию древних елочных игрушек. Елку было решено нарядить на ферме.

— Как-то странно чувствуешь себя, — призналась она мужу. — Такой праздник — и не у нас дома! Конечно, я Мари ни словом не обмолвилась. Она так настаивала… Я понимаю ее радость — приятно, что наша родовая ферма снова вернулась к семье. Кто там только не жил — все какие-то арендаторы.

— Я считаю, это отличная идея: вернуться к истокам и там встретить Рождество Христово, особенно теперь, когда нас стало так много. Тем более что нам уже и справляться с такой ратью не под силу. Подумать только, в прошлом году было восемьдесят девять гостей!

— И не говори! Но… Знаешь, становится грустно… Может быть, я ужасная эгоистка и совсем не обращаю внимания на наших правнуков. Надо бы чаще рассказывать им о традициях семьи. Омоложение как-то сбивает счет лет, а ведь на самом деле я совсем древняя старуха. Иной раз оторопь берет, когда вспоминаю, сколько же у нас правнуков.

— Благодари небеса, — засмеялся муж.

— Нет, я серьезно… В этом нет ничего смешного. Раньше родители всегда были во главе семьи. С этим мы и живем — за всех хлопочем, обо всех заботимся. Омолаживаемся, а мысли все равно те же: как там да что там с детьми, внуками. А нужны ли мы им? Можем ли разобраться с их новыми заботами? Помнишь, как ты решительно отказался продолжать руководить Метапсихическим департаментом? Я еще укоряла тебя: ты же полон сил, тебе нет замены… Я была не права, Дени. Прошел наш срок, и пусть наши дети возьмут на себя ответственность за все, что происходит в семье. И на работе тоже.

Муж обнял ее за плечи.

— Конечно, омоложение порождает много проблем. Тем более в нашей семье, где все члены практически бессмертны. Но я думаю, что время все расставит по своим местам. Не беспокойся, Галактическому Содружеству не угрожает опасность геронтократии[81] как то творится у лилмиков.

Она прижалась к нему — приятно было ощущать знакомое теплое плечо. Тут ее взгляд упал на маленькую искусственную елочку, стоявшую в углу.

— Я не хочу жить вечно, Дени. Это неестественно. Молодежь может мечтать о бессмертии, но нам, старикам, это уже не к лицу. Знаешь, иногда меня охватывает такая усталость. Безмерная, могильная, видеть никого и ничего не хочется. Так бы закрыла глаза и больше никогда бы не открывала.

— Понимаю, милая. Неожиданно она резко спросила:

— Думаешь, оппозиционеры взяли курс на восстание? Он искренне ответил:

— Молю Бога, Люсиль, чтобы до этого не дошло.

— Но ты что, не замечаешь, что Катрин готова хоть завтра призвать к гражданскому неповиновению? Этак мы можем всех потерять. Сначала Адриен, потом Севи и, наконец, Кэт…

Дени вздохнул.

— Она призналась мне чуть больше месяца назад. Точнее, объявила о своем решении. Это все из-за Марка.

— Как раз выбор Марка меня совсем не шокировал. Но Кэт! Всегда такая здравомыслящая, такая отзывчивая… Когда она сообщила мне, что встала на сторону мятежников, я не сдержалась. Теперь мне стыдно за то, что я ей наговорила. И все-таки!.. Неужели она не понимает, что оппозиционеры всерьез решились применить силу? Я помню войны, которые велись на Земле еще до Вторжения. Я не вынесу, если это повторится. Они не понимают, с чем они играют. Может, ты сможешь убедить, их?

Дени почувствовал, как расстроилась жена, но чем он мог ее утешить?..

— Ты думаешь, это поможет? Даже если я начну играть более заметную роль в стане тех, кто предан Содружеству?

— Ты же веришь в Единство, — мягко сказала Люсиль. — Ты же сам уверял меня, что оно необходимо. Что оно ни в коем случае не посягает на нашу индивидуальность, как ут верждают мятежники. Ты же самый большой авторитет в наших областях науки, твои книги определенно помогут прояснить суть дела. Тем более если ты стал членом Консилиума, ты просто обязан встать против таких, как Анна Гаврыс, или Оуэн Бланшар, или Хироси Кодама. И Марк…

— Ну, с Марком вопрос сложный. — Лицо Дени посуровело. — Выбрав его в руководители, мятежники еще не знают, с кем они имеют дело — то ли с ангелом, то ли с дьяволом. Я, впрочем, тоже.

— Ты можешь объявить об этом на дебатах в Консилиуме. Ты сам знаешь, что можешь. Обязан! Как ни прикидывай, все равно выходит, что Единство строится на альтруистической, добровольной основе. И все это Марк готов взорвать исключительно из собственных эгоистических соображений и ненависти к отцу.

— Люсиль, я никогда не был борцом…

— Это вовсе не борьба! Это моральный долг!.. Встать и сказать, что ты думаешь, — больше ничего. Я же помню, как ты вел себя на Белой горе в ту злополучную ночь. Ты можешь повторить это.

Он потряс головой:

— Сейчас совсем другая ситуация.

— Лилмик поддержит тебя. Они же понимают, как ты нужен Консилиуму. И Дэви Макгрегор все время настаивает, чтобы ты не стоял в стороне сложив руки. Я знаю, как ты ценишь свою независимость, дорогой, но не забывай, что ты тоже гражданин.

Он молча поцеловал ее в щеку.

Дорогая, ты хорошо меня знаешь. Дэви и ты — не вы первые, кто обвиняет меня в малодушии. Есть существо, которое тоже долгое время призывает меня. Все вы правы. Я признаю, что вы правы. Нам сюда! Je te souhaite un joyeux Noel.[82]

— Так это, значит, он?

— Да. Лилмик опять обратился ко мне с подобной просьбой.

— Mersi, mersi, mon amour[83]. — В ее глазах неожиданно блеснули слезы. — Mon amour seul et unique[84]

Он помог надеть ей шубу, сам надел кашемировое пальто.

— Я забыла сказать тебе, Мари просила нас остаться на ночь, — сказала Люсиль. — Она уже приготовила нашу старую спальню и все, что нужно. Я ответила, что мы не прочь, если тебе понравится эта идея. Действительно, зачем все время ездить? Завтра там соберутся дети и внуки…

— Это даже интересно, — согласился Дени, — заснуть в кровати, на которой не спал столько лет. В окошко можно видеть, как падают снежинки. Давай так и сделаем. Я дей ствительно очень рад, что на ферме наконец снова живут члены нашей семьи. Знаешь, как я расстроился, когда был вынужден покинуть ее?

— Ты никогда не говорил об этом. Я всю жизнь считала, что ты был рад уехать оттуда.

— Ну конечно, я тогда не придавал этому значения. Все равно приятно вернуться туда, где прошло детство. Жаль, что Поль отказался поселиться на ферме.

— Но это было невозможно — кто бы помогал ему? Сам знаешь… Я не представляю, как один человек способен справляться с тем объемом работы, который достался Полю. О какой нормальной семейной жизни в этом случае можно говорить? Будь доволен, что у всех остальных наших детей хорошие семьи.

— Но не такие, как у нас — Он вновь обнял ее. Люсиль прошептала его имя, и они поцеловались. Тяжелые зимние одежды не могли помешать оперантам такого уровня испытать сладость слияния. Без всякого намека на телесные движения они испытали радость обладания. Им хватило для этого мгновения — потом они отстранились друг от друга и вышли на крыльцо, где Люсиль подождала, пока Дени закроет входную дверь на ключ.

Снегопад между тем усилился. Снежные хлопья покрупнели, стали падать гуще; холода не ощущалось — напротив, в воздухе была разлита необыкновенная, первозданная свежесть, какая-то волнующая бодрость. На улице был проложен только один тротуар — вдоль противоположного ряда домов. Там, посыпаемые снегом — Божьим причастием? — к церкви шли жители. Редкие, молчаливые…

— Какая прекрасная ночь, — прошептала Люсиль. — Как по заказу…

Дени что-то пробормотал в знак согласия и взял жену под руку. Так они и пошли, поглядывая на уличные фонари, украшенные яркими гирляндами разноцветных лампочек, на окна, где посверкивали маленькие наряженные елочки, огоньки которых были чуть притушены сдвинутыми шторами.

Церковь выплыла из-за угла — как бы шагнула вперед и заявила: вот она я, любуйтесь! Действительно, старинное здание из местного камня — нижняя часть отделана серым гра нитом — было очень красиво. С колокольни летел переливчатый звон. Колокола недавно заменили, и теперь, к удивлению Дени и Люсиль, кто-то исполнял на всю округу веселый гимн, написанный когда-то Генри Уодсвортом Лонгфелло. Помогал колоколам хор, голоса доносились из распахнутых дверей Божьего дома.

Люсиль сказала: Сколько прожила никогда не слышала чтобы эту песню исполняли на Рождество. Может времена поменялись и теперь ей наступил срок?

Дени ответил: Выходит так. Гимн был написан в середине XIX века как раз перед началом Гражданской войны. Значит, что-то и теперь витает в воздухе. Надо же как повернулось…

Как только они подошли ко входу, Люсиль сказала: Я вижу Фила&Аурела&Мориса&Цецилию[85] и Катрин[86] и Шери& Адриена&дядю Роджи[87] Нет Поля нет Северина Надеюсь они не опоздают но похоже что им уже нельзя будет попасть внутрь Хочешь мы сядем с кем-нибудь из детей? Попросим распорядителя и он нас устроит.

Дени ответил: Нет, не надо никого беспокоить У нас будет масса времени чтобы побыть с ними. Давай присядем здесь на последней скамье, подпоем певчим — видишь, как высоко на хоры они забрались — представим что это наша с тобой первая полночная служба.

Филипп Ремилард: Они пришли.

Морис Ремилард: Вижу Не думаю что наши жены или кто-нибудь из родственников заметил их Боже мой Фил это чудо вищно Как мы согласились на это да еще под Рождество?!

Филипп: Что поделаешь Другого удобного случая не найти Папа ничего не ожидает и мы теперь подготовились.

Морис: Подготовились! Ты имеешь в виду работу с этими чудовищными ЦГ-шлемами в которых мы готовились к этому сумасбродному эксперименту?

Филипп: Рад, что не у меня одного возникло подобное отвратное ощущение Эти штуки просто страх какой-то!

Морис: Мы принимаем наши метаспособности как дар небес Многие из нас находят в этом убежище а с этими ЦТ все переворачивается с ног на голову Наши метафункции непривычно усиливаются Бог знает в какой степени Это ЧУДЕСНО это УЖАСНО это ПАГУБНО в этом есть что-то сатанинское Попробовав ты уже не хочешь возвращаться в первобытное состояние на низкий уровень метафункции.

Филипп: Ты тоже ЭТО почувствовал?

Морис: О да!..

Филипп: Дерьмо!..

Морис: Бесспорно.

Филипп: Что же мы будем делать с этим?

Морис: Я уверен в том что нам просто необходимо убедить Консилиум запретить всякое использование церебрального оборудования Экзотики были правы когда указывали что опасность от него куда больше чем потенциальные выгоды.

Филипп: Мы были преступно наивны когда посчитали что наибольшую опасность представляет риск для пользователя Вовсе нет! Возможно нам надоели без конца повторяемые заклинания экзотиков Знаешь каков человек — скажи ему один раз он заду мается Повтори тысячу раз он и ухом не поведет Наше человеческое сознание с большим трудом привыкнет к мысли что существует сверхчеловек Или по крайней мере его можно создать Но человек никогда не сможет жить с раздвоенным сознанием — наполовину обыкновенный наполовину божество. К сожалению Морис мы не ангелы.

Морис: В том-то и дело Мы не так безобидно иррациональны как крондаки! ЦГ — немыслимое искушение для любого грандмастера подобного тебе или мне Пройдет время и мы будем нуждаться в этом усилителе не сможем без него обойтись Это что-то вроде наркотика — все больше и больше силы мощи Человечество должно пойти другой дорогой — пусть это будет более долгий более извилистый путь Но только не искусственное усиление наших возможностей. Объединенный МЕТАКОНЦЕРТ связывает воедино тысячи миллионы, миллиарды сознаний в общую синергетическую структуру но все это естественный и добровольный процесс Представь когда в подобное единение каждый придет со своими грехами постыдными вожделениями претензиями причем увеличенными в тысячи раз Нам не следует испытывать судьбу Не имеем права.

Филипп: Но не сейчас Не сегодня У нас нет выбора Мы должны справиться с Фурией Джек и Доротея правы — эта пакость может принести неисчислимые бедствия всей Галактике Вспомни наших детей До сих пор сердце болит что она из них сделала У нас нет выбора…

Морис: Если бы только была полная уверенность что процедура сработает.

Филипп:[88]

Морис: Есть проблема с Севи Правда во время тренировок он помалкивал но Поль говорит что он может в последнюю минуту выйти из игры Я знаю почему он может струсить Он слишком хорошо знает что такое церебральный усилитель ведь он помогал Марку в этом деле Он считает что в момент улавливания Фурии-монстра она способна проскользнуть в чье-нибудь другое сознание Он прав Это может случиться.

Филипп: На этот счет можешь быть спокоен Поль поделился со мной что Доротея нашла способ как нам избежать этой опасности У Фурии не будет шанса навредить нашему метаконцерту.

Морис: Меня вот что еще беспокоит Что если мы в конце концов разрушим сознание папы или не дай Бог погубим его и узнаем что он не Фурия Или что еще хуже — определим что он Фурия и ничего не сможем с ней поделать как только погубить отца.

Филипп: Держи себя в руках брат.

Морис: Ты считаешь что я этим не занимаюсь?

[Дени+Люсиль: И горы отвечают,

Эхо исполнено радости:

«Слава, слава Господу нашему!.. »

Морис: Брат а что если весь этот спектакль с мятежниками есть всего лишь выдумка Фурии Хотя я не думаю что всякий раз когда человечество сходит с ума в этом повинен дьявол Сами мы хороши Нам только дай волю.

Филипп: Храни спокойствие брат и главное надейся…[89]

Филипп+Морис: Adeste fideles laeti triumphantes…

«Сааб» — рокрафт Первого Магната — бесшумно мчался под ярким звездным небом. Внизу лежала густая облачная пелена. На аппарате не было никакой официальной марки ровки, положенной Полю, — это избавляло его от многих процедурных хлопот. Одет Поль Ремилард был в обычные широкие брюки и красно-белый кардиган[90], которому мог позавидовать сам Дед Мороз. Откинувшись в кресле пилота, он молча изучал дальнодействующим взглядом обстановку на ферме.

— Большая часть приглашенных уже отужинали и готовятся вручать подарки. Мы поспеем как раз вовремя.

— Ты всегда являешься вовремя, минута в минуту, — равнодушно откликнулся Северин Ремилард. — Что касается меня, то я сознаю, что являюсь в высшей степени неорганизованным человеком. Таким уж уродился…

Ему уже было семьдесят пять лет — он был старше Поля на одиннадцать лет, но если тот и выглядел как солидный мужчина, которому сорок с хвостиком, то Северин застрял на отметке «между двадцатью и тридцатью», что в общем-то казалось нелепым для всех, кто его знал. Впрочем, никто не обращал внимания на шутки, которые выкидывали гены Ремилардов, награждая своих обладателей бессмертием, тем не менее Северин — высокий светловолосый «парень» с хорошей фигурой и прекрасной мускулатурой — все-таки ощущал некоторое неудобство от своего легкомысленного возраста. Глаза его выдавали — не было в них свойственного молодости блеска и жажды жизни, хотя Северин и не отказывал себе ни в чем. Да и плотно сжатые губы и глубокая складка на переносице придавали ему несколько мрачноватый вид, тем более в эти минуты, когда он летел с братом на ферму, где должен был принять участие в исцелении отца. Одет он был в теплый жилет, из-под которого торчал ворот голубой фланелевой рубашки, свободные — такие же, как у брата, — брюки, заправленные в высокие, со шнуровкой, ботинки.

— Не надо тревожиться, Севи. Ты из нас самый искусный в обращении с ЦГ-оборудованием. Я понимаю, что тебя тревожит, но это все пустяки. Я в состоянии помочь тебе, если ты позволишь подлечить свои мозги…

— Нет, — ответил Северин. — Сколько раз можно повторять, что я не могу участвовать в метаконцерте. Я неоднократно пытался вытащить себя за уши из этой проклятой душевной хандры, но ничего не получилось. Думаешь, мне самому приятно?

— Ты рассуждаешь как идиот. Что, у тебя нет родственников — отличных целителей? Друзей?.. Ты только разреши, и я в момент избавлю тебя от любой хвори, душевной или те лесной. Позже, когда мы закончим с папой, мы с Кэт быстро приведем тебя в норму.

— Я не позволю лезть к себе в мозги, Поль. Я совсем не такой трус, как ты думаешь. Ты просто не желаешь понять, что я забочусь обо всех вас. Я — слабое звено в нашем метаобъединении. Я представляю угрозу для каждого из вас.

Поль вспомнил, с каким трудом ему удалось заставить Северина поехать с ним на Рождество на ферму. Когда же вопрос зашел об участии в метаконцерте, уже согласованном, опробованном, Северин неожиданно уперся как баран. Именно так — вопреки предыдущим договоренностям, с бухты-барахты. Нет — и все тут!

— Ты не имеешь права бросать нас в последнюю минуту, — резко возразил Поль. — Ты обладаешь сильной метацелительной способностью, и твое участие просто необходимо. Без тебя все рушится. Ты подумал об этом?

— Подумал. Концерт сконструирован таким образом, что там больше используется сокрушительная, чем целительная сила, а использование ЦГ придаст вашему объединению несокрушимую мощь. Боже мой, при полностью открытом канале истечения энергии вы способны заставить плясать под свою дудку все население Нью-Гемпшира, и еще на долю папы останется.

— Ты не прав. Если окажется, что он обладает скрытыми блистательными способностями в области целительства, то даже энергии, развиваемой ЦГ, может не хватить. Джек, кстати, так и считает. ПОСМОТРИ[91], к чему может привести твое отсутствие. В этом случае будет нарушена вся конфигурация и ни о каком действенном объединении не может быть и речи. Нам просто необходим выход через тебя, чтобы добраться до второго «я» папы.

— Тогда отложите вмешательство и попытайтесь найти кого-то еще на мое место. Люк, например, и Кен Макдональд вполне достойные целители. Займитесь с ними подготовкой — и вперед.

Первый Магнат не выдержал, сорвался на выкрик.

— Черт тебя побери, Севи. Мы готовы!.. Мы целых четыре недели отрабатывали все приемы — согласись, это была не легкая работа. Мы подготовились в составе восьмерых участников, разработали конфигурацию, последовательность, способы защиты. Как это выглядит — подумай сам! — в последнюю минуту предложить поискать кого-то другого. Не дай Бог, дело получит огласку. Ты этого хочешь? Чтобы нас всех заперли по клеткам? Это тебя устраивает, а то, что мы можем потерять отца, что мы должны очень постараться, чтобы нас всех не обрекли на пожизненное заключение, — это тебя не устраивает! Пожизненное — значит вечное! Ты что, не понимаешь этого?

На лбу бывшего нейрохирурга и невролога выступили би серинки пота. Северин вытащил платок и судорожно вытер лицо. Потом расстегнул и тут же застегнул пуговицы на жилете.

— Я в который раз пытаюсь объяснить тебе, что участие в этом сеансе психологически невозможно для меня, но ты не желаешь слушать. Ты полагаешь, что я просто струсил. Испу гался за свою шкуру! Но это не так. Проблема совсем в другом…

— Тогда объясни, чтобы я наконец понял!

Северин вздохнул, отвернулся и посмотрел в иллюминатор.

— Я уязвим для Фурии. Легкая добыча для нее, а почему, никто об этом даже не догадывается. Я никогда не делился этим. А-а, пропади все пропадом!.. Не могу… Даже сейчас не могу говорить… Вот смотри.[92].

Перед глазами Поля предстала затемненная комната, в ней Дени и семь взрослых его детей, их потомство и старый дядя Роджи там же, у кровати, на которой лежал живой труп. Он очень походил на сына Поля, Марка. Но это был не Марк. Точно, картина тридцатилетней давности… У Поля даже ды хание сперло.

— Это же… Это Виктор? Ты полагаешь, что вторая, несущая зло часть натуры отца — это Виктор? Но это же ерунда! Ты хочешь сказать, что боишься привидений?!

— Я знаю, мои страхи… кажутся иррациональными. — Северин говорил медленно, четко произносил каждое слово, но голос его был какой-то чужой, писклявый, дрожащий. — Тебе никогда не доводилось встречаться с Виком, когда он был здоров и в полной силе? Ты уже застал его неподвижным. А мне… приходилось. Лучше бы я помер в детстве, чем это… Помнишь, когда мы устраивали молитвенные бдения над телом этого ублюдка? Для вас это была неприятная обязанность, а я заранее неделями трясся от ужаса. Он вполне мог взять мою душу… Как пытался сделать это в детстве… И после…

— Взять душу? — удивленно переспросил Поль. — Как это?

— Ну, поработить… Как-как! Если бы я знал как. — Теперь Севи, казалось, разговаривал сам с собой. Тупо глядел в навигационный экран и говорил, говорил… — К Страстной пятнице я начинал готовиться загодя — обрабатывал себя всего. С головы до ног. Превращал себя, так сказать, в деревяшку. Ни единой свежей мысли, никакой реакции, никакого лишнего душевного движения… Оставлял от себя во-от такую крохотульку, — он показал брату кончик мизинца, — способную только отвечать «да» и «нет». Папа никогда не замечал, что со мной творится, и когда он соединял наши сознания, я участвовал в этом только вот этой крохотулькой души. Когда я возвращался после Страстной пятницы домой, меня начинало выворачивать наизнанку. Знаешь почему? Потому что эта пакость пыталась достать меня.

— Достать тебя? — эхом откликнулся Поль.

— Да. Он пытался овладеть мной, понимаешь! Когда я был маленький.

— Боже, Севи, в прямом смысле…

— И в прямом тоже. Но больше всего в ментальном. Он хотел, как я догадывался, зацапать кого-то из нас.

— Севи, ты должен был сказать нам. Мы бы помогли тебе…

— Нет. Это было мое сражение, и я должен был выиграть его. Сейчас я понимаю, что это глупость, — скорее всего, эту мысль внушил мне он, этот дьявол. Тем не менее… Я не верил, что меня поймут. Хотя бы ты, Поль… Ты был вундеркинд, общий любимчик, к тому же самый младшенький. С тобой начали заниматься по методике экзотиков, когда ты был еще в утробе матери. А я оказался один. Филипп и Морис, почти погодки, держались друг друга. Они были старшие братья, я шел за ними, и разница составляла четыре года. Представляешь, что это значит, скажем, в семилетнем возрасте, когда братьям твоим по десять — одиннадцать лет? Они не принимали меня, я был малолетка. Так я остался один. Виктор, должно быть, все понял и вплотную взялся за меня. Старших, Мориса и Филиппа, он сразу оставил в покое, а я оказался лакомым кусочком. Он сказал мне, что я им не чета, что я особенный. Сразу ударил по гордости, попытался превратить ее в гордыню. Он заявлял, что ему все известно обо мне. Он был умен, в этом ему не откажешь, знал, на какие кнопки нажимать, но в искусстве соблазнять он был еще не искушен. Он вел себя грубо, нахально, распускал руки… Единственное, чему я научился у него, — это убеждению, что война с ним должна вестись один на один. Это, мол, наша с ним битва. Впрочем, так оно и есть.

Поль затаил дыхание — тоже сидел, тупо поглядывая в звездное небо.

— Я справился с этим — если использовать терминологию Вика, я сразил его. Потом началось Великое Вторжение. В ту пору мне было десять лет. Дядя Роджи поразил Виктора на Белой горе, и тот стал подобием комнатного растения. Мир был спасен, я мог вздохнуть свободно. И тут вдруг эти никому не нужные метабдения возле постели последнего из негодяев! Меня опять начал терзать страх. Стоя у кровати, я чувствовал, как он подбирается ко мне, исподволь, в тишине. Или мне это только казалось. Однако я не мог отделаться от мысли, что Виктор как-то сумел оправиться от нанесенных ему мысленных увечий. Нет, в этом нет никакой мистики, — заметив недоуменный взгляд Поля, поспешно заверил брата Северин. — Сознание его на самом деле было омертвелым, однако оно пробуждалось, когда мы собирались вокруг него и начинали мысленно распевать псалмы. Заботились, так сказать, о его заблудшей душе, а он между тем делал свое дело. Тут он стал настоящим мастером, и вот результат — мой сын Квинто, Селина, Гордо, Парнелл и твоя дочь Мадлен оказались у него в лапах. Он создал из них Гидру. Он и меня пытался впутать в это дерьмо, но я сумел оказать ему сопротивление. Вот он и решил заняться этим с еще только зародившимися плодами. Каким образом наш метаконцерт, организованный папочкой, возбуждал его погибшее сознание, не знаю, но чувство, что Виктор затаился и только и ждет удобного момента, не оставляло меня.

Некоторое время они молчали, потом Севи продолжил рассказ:

— Через пять лет после своей физической смерти, когда его пепел развеяли по Солнечной системе, он явился ко мне. В качестве Фурии. Снова попытался украсть мою душу. И опять я вступил с ним в сражение.

Северин закрыл глаза, из-под опущенных век потекли слезы.

— Виктор все еще жив, Поль. Согласен, что скорее всего он прячется в голове нашего бедного папочки. Против фактов не попрешь, однако вы недооцениваете его. Даже если Фурия не догадывается о сеансе, он все сообразит в первую же секунду и попытается впиться в мой мозг, закопаться в него поглубже и переждать грозу. Зачем мне это? Я не хочу, чтобы Виктор победил.

Поль с помощью своей метасокрушительной силы прижал к себе брата, обнял его.

— Послушай меня, Севи. Не с тобой одним это происходило. Фурия пыталась и Анн соблазнить. И Доротею Макдональд тоже. Каждый раз она находила такие хитрые уловки, что они обе были на краю пропасти. Это чудовище существует реально, но оно не Виктор. Это что-то вроде таинственного — или, не побоимся этого слова, — потустороннего моста между живым и мертвым. Сам процесс умирания, гибели осознающей себя личностью материи еще далеко не изучен. Здесь возможны всякие нестандартные ситуации. Но в любом случае Виктора как такового больше не существует. Он не может грозить тебе или вступать с тобой в битву.

Северин печально улыбнулся. Впервые он встретил взгляд брата и не отвел глаза. Что-то в его душе изменилось, ушло напряжение.

— Нет, я верю, что он жив, и поэтому я уязвим. Фурия — кто бы она ни была — сразу нащупает слабое место, как только мы прижмем ее. Я могу подвести вас всех. Я все время старался подлечить себя, избавиться от страха, и ничего не получилось… Вы не можете убедительно доказать мне, что Фурия — это не Виктор. Никто не может знать правду, пока не заработает целительный метаконцерт, но когда он заработает, будет поздно. Не только для меня, но и для любого участника метаединения. Монстр может в этом случае проникнуть в любой мозг. Вот в чем проблема.

— Это не проблема, а чепуха! Я же объяснял тебе, что Доротея придумала способ — создала оригинальную программу, которая не позволит монстру проникнуть ни в чье сознание.

— Это, может, и сработает, но если Фурия — это все же Виктор, то я окажусь самым слабым местом, прорехой, через которую она обязательно утечет. Ты же сам сказал, что пог раничные состояния между жизнью и смертью плохо изучены. Вот где заключена тайна. На этот счет очень многое может рассказать Малама Джонсон с Кауаи. Поинтересуйся у нее хотя бы насчет смерти своей жены Терезы. Была ли это смерть в полном смысле этого слова?

Поль сильней сжал плечи брата. Он явно рассердился.

— Что ты мелешь, братишка! Ты же ученый, Магнат, член Консилиума, а не перепуганный дикарь с островов Тихого океана. Какое имеет значение, чем является Фурия — злым духом, привидением или какой-то частью личности свихнувшегося человека? Вопрос совсем в другом. Наш отец болен, и мы можем его излечить. Как ты будешь жить дальше, если откажешься помочь родному отцу? Тогда с кем ты будешь вести битву?

— Если бы смог, я бы помог папе. — Голос Севи дрогнул от отчаяния. Он сбросил руку брата со своего плеча. — Прости…

Первый Магнат тяжело вздохнул и подавил приступ ярости. С этим ничего не поделаешь — в подобном состоянии от Северина и в самом деле мало толку. Его участие в метаконцерте только повредит делу.

— Придется связаться с Джеком, — глухо сказал он. — Пусть он отложит сеанс.

Поль: Я никогда раньше не слыхал о подобном.

Джек: Это уже было сделано, папа. На планете Сибирь жена одного из сильных оперантов скончалась накануне организации метаконцерта. Дело было жизненно важным, однако использовать метаконцерт было нельзя — сам понимаешь, в каком состоянии находился оперант. Тогда с ним был проведен сеанс успокаивающей терапии, всякие осознанные желания у него были отключены, и вот так, практически во сне, он был включен в состав метаконцерта. Все прошло успешно.

Поль: Но нам же предстоит работать с ЦТ-оборудованием! Ты учел все особенности?

Джек: Да. Сознание операнта, который даже не догадывается, что участвует в метаконцерте, если оно откалибровано и точно знает свои функции, — вполне работоспособно и в этих условиях. Севи у нас является точкой, через которую перетекает энергия, ему, собственно, ни о чем и задумываться не надо.

Поль: Ты действительно считаешь, что эта штука сработает?

Джек: Метаобъединение на Сибири достигло вполне приемлемого уровня на выходе — к удивлению самого заторможенного и всех остальных. Северин прав насчет сокрушительного излишка энергии, который будет получен во время сеанса. В общем и целом я считаю, что энергетической мощи семерых участников метаконцерта с использованием пассивного операнта в качестве точки фокуса должно вполне хватить, чтобы, объединившись с дедушкиным здоровым ядром, добить гадину.

Поль: А если не хватит ?

Джек: В этом случае монстр может полностью подчинить его сознание, и это заставит нас пойти на крайне нежелательный вариант с летальным исходом. В таком деле риск неизбежен, всегда и везде. При этом надо учесть, что, реорганизуя метаконцерт, вводя в него новых участников, мы рискуем вдвойне, втройне. Кроме того, это займет много времени.

Поль: Северин предлагает, чтобы вместо него были включены Люк или Кен.

Джек: Я не уверен, что это разумное решение. Люк в детстве страдал припадками эпилепсии, и его мозг может не выдержать нагрузки, которую создает шлем ЦТ. Целительная способность Кена вообще едва просматривается — он до оперантского уровня дотягивает с большим трудом. Нет… Если будет принято решение отложить затею, то у нас не будет иного выбора, как только дождаться выздоровления Анн, но в этом случае во много раз увеличивается опасность, что Фурия что-нибудь пронюхает и все, кто когда-то подвергался ее атакам, окажутся в смертельной опасности. Ради спасения она пойдет на все.[93]

Поль: Но она еще не меньше полугода проведет в оздоровительном автоклаве. Кроме того, мы еще должны удостовериться, что она не является Фурией.

Джек: Точно. Решение за тобой, папа. И за дядей Севи.

Поль: … Мы тут посоветовались. Мнение такое: нам необходимо применить конфигурацию с заторможенной фокусной точкой. Северин высказал согласие…

Джек: Отлично. Алмазик позаботится; чтобы дядя Севи ничего не почувствовал. Значит, вот какая просьба: как только общая молитва закончится, он должен первым выйти из мета-общения и постараться как можно быстрее спуститься вниз. Во всяком случае, должен опередить Дени. Сможет ли он поставить надежный мысленный экран?

Поль: Нет проблем.

Джек: Тогда вперед. Вот еще что: пожалуйста, ни слова остальным участникам конфигурации. Это делается в целях их же безопасности. Не надо смущать их дух. Значит, сценарий такой: прошу точно запомнить последовательность действий. Дядя Роджи задерживает Дени наверху, потом, когда все будет готово, ведет вниз по лестнице. В деле он не участвует, но вся информация будет ему доступна. Он будет главным свидетелем.

Поль: Все понял, все понял…

Джек: Алмазик и я ждем вас. A bientot Papa[94]

16 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Моими любимчиками в семье Ремилард всегда были неутомимый, задиристый борец с предрассудками Северин и его младший брат Адриен, обладавший неподражаемым чувством юмора. Эти два паренька заметно выделялись простотой в общении. В отличие от неприступно важных Филиппа, Мориса, Анн, Катрин и Поля, эти были, что называется, свои ребята.

Адриен — копия Люсиль Картье: то же лицо, та же фигура. Такой же темноглазый и темноволосый… Он носил маленькие усики, которые очень ему шли. Умница, весельчак… Это после его уговоров я решил примкнуть к оппозиции. Сам Адриен долгое время подвизался в роли консультанта Директората юстиции. Как потом выяснилось, он являлся одним из главных стратегов движения мятежников и в значительной степени влиял на его политику.

Однако, повстречав его в церкви — я столкнулся с ним и его семьей, едва переступив порог, — мне еле удалось привести мои нервы в порядок. Адриен был с женой, Шери Лозье Дрейк, и с их младшим сыном Кори. Тот в свою очередь тоже пришел на службу с женой, Норой Якоби.

Мы не виделись со свадьбы Дороти и Джека. Они с радостью встретили меня, настояли, чтобы я сел рядом с ними, предложили всем вместе отправиться на ферму. Им невозможно было отказать. Молодое поколение нашей семьи называло меня «святой дядюшка Роджи». Адриен сразу завел со мной разговор на мысленном коде о предстоящем исцелении. Я отвечал ему, хотя на душе у меня кошки скребли. Между делом я принес им запоздалые соболезнования по поводу гибели Парнелла. Посмотрел бы я на их лица, если бы они узнали, что их обожаемый прадедушка приложил к этому руку!..

Торжественная церемониями праздничная служба не развеяли мое дурное настроение. Я едва воспринимал все, что творилось в церкви. Причащался скрепя сердце, равнодушно вкусил хлеб и вино.

Адриен кипел энтузиазмом, его воображение было захвачено предстоящей борьбой со злым духом, так что он не обратил внимания на мою душевную хворь. Только Дени заметил, что со мной творится что-то непонятное. Я почувствовал мягкое прикосновение его ментального зонда. Мягкое вначале, потом все более ощутимое — он явно пытался пробить мою защиту, однако ему это не удалось. Обернувшись, я обнаружил его участливый взгляд, однако на все расспросы я отвечал, что неважно чувствую себя.

Ничего серьезного, mon fils[95] Хороший бокал вина и кусок жареного мяса излечат мое недомогание.

Дени кивнул. Минутой позже я заметил, как он что-то шепнул Люсиль, — они, по-видимому, решили совместными усилиями поднять мне настроение. Что ж, попробуйте, только как насчет того, что дяде Роджи никогда не приходилось исполнять роль барана-провокатора на бойне?

Сразу после окончания мессы в церкви началась обычная толкотня — все стремились первыми добраться до рокрафтов. Так получилось, что навигационные роботы на всех аппаратах сразу включились в действие и не справились с грудой взаимоисключающих команд, которые одновременно начала отдавать сотня пилотов, желающих первыми стартовать в хмурое, все еще покрытое снеговыми тучами небо, и в результате все мы застряли на стоянке летательных аппаратов. Мы прибыли на ферму практически одновременно с теми гостями, которые добирались сюда на автомобилях.

Старая ферма была похожа на сказочный домик, который обычно изображают на праздничной открытке. Снег теперь валил густо — засыпал кроны сосен, ложился на голые ветви вязов. Две маленькие елочки у крыльца были украшены игрушками и гирляндами переливающихся огоньков, из окон падал золотистый теплый свет — ложился на белоснежный поблескивающий покров.

Адриен посадил свой рокрафт сразу за амбаром, и нам пришлось протаптывать дорожку до дома. С собой мы несли подарки. Мари и другие уже прибывшие гости встретили нас у дверей с радостными криками: «Joyeux Noel»![96] He было только Поля и Северина.

Дом был полон народа. Приехал и кое-кто из взрослых детей: младшая дочь Фила и Аурелии Марианна с мужем Гансом Дорфманом, двойняшки Катрин Рон и Рене Макаллистеры-Ремиларды, Морис и сын Сесилии Роланд со своей женой Мяо-Линь By, сын Поля Люк вместе со своим супругом Кеном Макдональдом.

В доме царил обычный праздничный бедлам. Тут и взаимные приветствия, и восхищенные возгласы при виде наряженной елки, и объятия с Люсиль и Дени, и конечно разговоры о погоде. Ночка выдалась что надо! С этим трудно было согласиться, на моей памяти бывали и получше, но мне не хотелось спорить. Хандра моя развеялась — то ли Дени с Люсиль поспособствовали, то ли меня захватил общий настрой. Молоденькие дамы строили мне глазки, и поверьте, я не знаю лучшего способа вдохновить даже самого отъявленного бирюка, каким я считал себя. Кое-кто даже пытался выяснить, каким же бравым молодцом я был лет сто пятьдесят назад. О, я в ту пору действительно был парень хоть куда. Молодые люди обменивались последними анекдотами — я невольно краем уха прислушивался к ним. Стоило мне уловить соль, как смех сам собой слетал с моих уст. Слышите, как я цветисто заговорил — уста, парень хоть куда!.. Чего только не случается в рождественскую ночь!.. Тут молодежь решила встретить Поля и Северина, затем Мари, поддавшись на уговоры, распахнула дверцы буфета. Глядя на бутылочное изобилие, я почувствовал себя совсем хорошо. Суматошно начали накрывать на стол, я сам не заметил, как приступил к ужину и устроился в кресле возле елки, держа в руках тарелку и кружку горячего рома. «Все-таки, — отхлебнув животворящего напитка, подумал я, — мне еще не по себе и лучше побыть одному».

Насытившись, я невольно, не поворачивая головы, бросил дальнодействующий взгляд в сторону той двери, что вела в подвал. Попытался что-либо учуять… И тут же словно щелчок по носу получил. Клянусь Небом, мне вовсе не интересно, я не желаю подглядывать, что они там… Молчок! Пусть это будет сюрприз. Вокруг меня было куда больше других, в сто раз более занимательных вещей. Вот, например, игрушки на елке. Чего здесь только не было — и фигурки животных и гномов, и ангелочки, и какие-то фантастические грибы… Фрукты, овощи, шары всевозможных калибров. Все это Люсиль добросовестно собирала всю свою жизнь. Мне припомнилась старинная игра — кто первый найдет среди игрушек маленькое зернышко, тот получает в награду леденец…

Я попытался проломиться через невидимый барьер, прикрывавший вход в подвал. Куда там! Все подпольное пространство было наглухо забаррикадировано, заделано гладко, без щелей. Видно, экран создает какая-то машина.

Ты что, не в своем уме, старый болван! Я старался, чтобы мысли текли так тихо, как если бы я шептал. Это было глупо, я сам понимал это, впереди у меня достаточно приключений на этот вечер, и главное — именно мне поручено проводить Дени в подвал.

Я опять добросовестно уставился на елку, даже игрушки принялся считать.[97] Ага, вот и разрисованное зернышко! Однако вместо того, чтобы вручить себе награду, снятую с елки, я поднялся, прошел в столовую и вновь наполнил кружку ромом.

Поль и Северин опаздывали, все решили садиться за стол без них. Они появились, когда веселье было в самом разгаре. Братья долго топтались в прихожей — все бросились их встречать, — втащили наконец мешки с подарками, стряхнули снег с одежды, разделись, пожелали всем счастливого Рождества. Поль, как всегда, был обаяшка, шутил напропалую, сыпал комплиментами, а с Севи творилось что-то непонятное. Он был бледен, не улыбался, а как-то затравленно скалился, поставил вокруг себя плотную ментальную завесу. Потом, правда, немного отошел, но все равно смеялся неестественно громко.

Теперь, когда вся семья была в сборе, наступило время вручать подарки. У нас было не принято дарить друг другу что-то ценное, Люсиль давным-давно настояла, чтобы мы ог раничивались скромными сувенирами. По неписаным правилам допускалось телепатическое разглядывание упакованного в цветную бумагу предмета, но разворачивать нельзя ни в коем случае, иначе праздничное бдение превращалось в пародию — то там, то здесь начинали шуршать обертками… В основном дарили книги, дискеты с музыкальными записями, духи, бутылочки с экзотическими напитками, всякие безделушки, привезенные с далеких планет. Для взрослых любителей — какой-нибудь экзотический легкий наркотик. В тот год мне подарили электронную записную книжку. Подарков, конечно, было много, но я почему-то запомнил только эту впечатанную в черный пластик матово-зеркальную пластину.

Люк и Кен, помнится, поразили всех. Мужчинам они преподнесли галстуки, разрисованные всякими ужастиками, женщинам — такие же шарфы. Наконец Мари внесла в гостиную кубок, заполненный взбитыми с сахаром яичными желтками. Кроме него, на подносе стояли хрустальные стаканчики. Под нос она поставила перед Люсиль. Поль тем временем подбросил поленья в огонь, кто-то выключил свет. В зале сгустился сумрак, подсвеченный огоньками, горевшими на елке, и отблесками пламени.

Нора Якоби положила на стал клавиатуру, подрегулировала регистры, и нежный звон колокольчиков наполнил комнату. Она заиграла «Тихую ночь». Кое-кто начал подпевать, другие тем временем начали занимать места. Я заметил, как тихо, без шума вышел из гостиной Северин — слова песенки застряли у меня в глотке.

Через несколько минут Катрин под каким-то предлогом покинула комнату. Нора вновь нажала на клавишу и заиграла на клавикордах «Очищение в полночь». Поль увлеченно бесе довал с Дени и Люсиль о каких-то новых благотворительных проектах, которые должен был финансировать Фонд Ремилардов. Неподалеку Морис и Филипп, как всегда, спорили по поводу правомочности каких-то политических решений. Они точно свихнутся на них!.. Однако я ошибался — как только Нора во всю мощь грянула нашу любимую дартмутскую «Зимнюю песенку» и внуки начали все более слаженно подпевать, братья тайком шмыгнули за дверь. Выходит, у них все до тонкостей расписано, решил я. Кто же будет следующий? Ага, Адриену вдруг нестерпимо захотелось отведать коньяку… Полю тоже… Понятно. Меня начала бить крупная неодолимая дрожь, только спустя несколько минут я сумел справиться с ней. Когда же Нора заиграла рождественский гимн и все родственники во главе с Дени и Люсиль запели по-французски, до меня долетел телепатический голос Поля: Время пришло, веди отца в подвал.

Я невольно громко откашлялся и принялся энергично подпевать — другого способа успокоиться я не мог найти. Выпить? Но для этого следовало отправляться на кухню, там шнырять по буфету…

— У меня есть объявление! У меня есть объявление! — еще раз повторил я. — Сейчас у нас готов сюрприз для Дени. Позволь мне проводить тебя. — Я подошел к внучатому племяннику и взял его под руку. — А все остальные… Подождите здесь Мари, через несколько минут она вам все расскажет.

Все радостно закричали. Люсиль улыбнулась мужу, и я осторожно вывел его в коридор.

— Только без подглядывания, тем более мысленного. До говорились? — игриво предупредил я и внутренне содрогнулся.

Я открыл дверь в подвал — мы невольно замерли на месте. Сразу за первой же ступенькой вход был занавешен плотной матово-серой завесой. Дени легонько бросил в мою сторону ментальный щуп. Я не мог скрыть нервного возбуждения и за это, прикрывшись защитным экраном, страшно ругал себя.

— Эти свихнувшиеся дети, — только и смог вымолвить я. — Ишь, как хранят секрет. Ну что, спустимся вниз?..

Дени засмеялся.

— Почему бы и нет? Я обещаю, что изображу искреннее удивление.

— Конечно изобразишь… — Окончание фразы я тут же прижал — не дай Бог, выскочит наружу. Я нырнул в завесу, которая тут же исчезла, вприпрыжку сбежал на несколько ступенек и уже снизу крикнул: — Давай за мной!.. — Протянул ему руку. Он, поколебавшись, принял ее.

Мы спустились в подвал. Здесь все было так, как и должно быть в подвале, — сломанный велосипед в углу, водогрейный котел, справа длинные полки, на которых были навалены горы хлама. Освещение слабое и резкое — одна-единственная лампочка накаливания, привинченная к дощатому потолку. Стены сложены из камня; там, куда свет не попадал, таился густой мрак. Вот только пол был застлан каким-то современным по лимерным материалом, напоминающим резину. Под ногами заметно пружинило…

По левую руку возвышалась недавно сделанная переборка, дверь была чуть приоткрыта.

— Туда? — спросил Дени. Я кивнул, потом добавил:

— После тебя.

Усмехнувшись, Дени распахнул дверь, шагнул через порог. Я следом…

Тут мы и замерли.

Внезапно все помещение залил яркий свет. Вспышка на мгновение ослепила нас. Только пообвыкнув, мы смогли рассмотреть семь человеческих фигур в серебристых лабо раторных комбинезонах — их головы были прикрыты причудливой формы шлемами, полностью закрывавшими их лица. Они стояли полукругом возле лечебного ложа, которое обычно применяется в метапсихических кабинетах. Возле каждой фигуры было видно голубоватое сияние. Не успели мы и слова произнести, как до уровня наших глаз всплыло кроваво-красное облако — оно появилось как бы ниоткуда. Зависло перед нами…

Джек сказал: Дедушка, пожалуйста, ложись сюда.

Следом все остальные с нажимом повторили: ЛОЖИСЬ. ПОЖАЛУЙСТА.

Дени словно проснулся, и в следующее мгновение судорога пробежала по его телу. Он как бы боролся с невидимым внутренним врагом. Потом замер, и вновь его как будто током ударило. Он с силой прижал ладони к ушам. Я услышал, как он тоненько взвизгнул.

Кровь застыла у меня в жилах. Я было бросился к Дени, собираясь помочь ему, но в этот момент меня осадил резкий голос: Ни в коем случае/ Не прикасайся к нему!..

Еще один приступ судороги потряс Дени, затем еще… Он рухнул на колени, попытался руками защитить голову. Теперь он кричал. Словно агония наступила… Я не мог справиться с ужасом. Никак не ожидал увидеть что-нибудь подобное.

ЛОЖИСЬ НА КУШЕТКУ. Их голоса слились в один неумолимый суховатый призыв. Метаконцерт заработал.

Дени сказал: Дети, вы не посмеете. Не надо!..

ИСПОЛНЯЙ.

Дени прошептал:

— Нет.

Его вновь начали бить судороги. Потом он растянулся на полу, затих…

— Что же вы делаете! — закричал я. Бросился к Дени, но неожиданно наткнулся на ментальную крепкую стену. Меня так долбануло, что я едва не потерял сознание.

Когда же вновь начал соображать, увидел, что Дени лежит на кушетке, руки и ноги притянуты к ложу ремнями. Шесть дьявольских фигур сгрудились возле него, а над самой головой жертвы нависла эта самая ужасная каска. Седьмая фигура направилась ко мне — из-под нижнего края шлема выглядывала черная маска.

Доротея сказала: Ты, дядя Роджи, нужен нам как свидетель. Надень шлем. Да-да, это тот самый, который мы использовали на Каледонии… Не бойся. Это всего-навсего усилитель мыслей. Он никак не связан с нашим метаконцертом.

Я и возразить толком не успел, как она нахлобучила эту невесть откуда появившуюся чертову штуку на мою башку. Я мгновенно ослеп и тут же почувствовал нестерпимый прилив боли — это фотонный луч в долю секунды пробурил мой череп и вонзился в мозг, следом электроды впились в кость — и мир исчез.

Причудливое, фантастическое пространство открылось передо мной, но, клянусь, было в нем что-то знакомое! Здесь царила торжественная соборная тишина, тем не менее, если прислушаться, можно было различить какой-то приглушенный звон, словно мириады колокольчиков чуть подрагивали под едва ощутимым напором ветра времени. Мои чувства обост рились, и уже в следующий момент я вдруг обнаружил такое множество деталей, окружавших меня, которых я никогда раньше не замечал. Но уверенность теперь не покидала меня — я уже бывал в подобном месте. Два раза…

Когда Фурия появилась на свет.

Когда родился Джек.

Странный это был мир, одновременно и бесформенный, и заполненный неясными пульсирующими тенями. Одним словом, с первого взгляда могло показаться, что здесь наблюдалось то, что наблюдавший желал видеть. Только постепенно в этой тусклой безмерности обозначилось что-то материальное, присущее только этому пространству. В первую очередь вспыхивающие холодным синеватым цветом и тут же гаснущие звезды, затем бездонная пропасть, разверзшаяся под ногами, — но я не провалился туда. Я парил в смутном, подсвеченном этими пульсирующими огоньками тумане. Наконец проступили волнообразные, более или менее определенные формы. Вот они-то и стали наконец обретать привычные очертания.

Это был мир, созданный неизмеримо усилившейся метасокрушительной силой. Я существовал внутри мысленного эфира, и существовал не один.

Память отказала — я не мог сообразить, почему я здесь очутился. По этой причине и обретающие формы сущности поначалу до дрожи напугали меня. Невольно меня потянуло к ним[98], и только тогда я смог зафиксировать свои ощущения, протолкнуть их в недра памяти, связать и сделать заключение. Передо мной возвышались семь фигур — они медленно и плавно вращались. Ага, вот и еще один объект, почему-то двумерный, очерченный жирной белой линией. От него тянулись какие-то нити, увязывавшие все это сообщество в нечто, подобное паутине, где узлами служили более плотные и массивные образования. Те самые семь фигур. Они тоже были связаны между собой.

Затем я различил какую-то нестройную — точнее, не очень-то музыкальную, но слаженную мелодию. Ага, две мелодии. Они сплетались, расходились, повторялись. Непонятная какая-то двухголосная фуга… Вдруг в дело вступили басы — тройной низкий аккорд, потом добавился еще один писклявый голосок и наконец — как связующее завершение — мощный густой баритон. Все восемь по-разному звучащих инструментов на разные лады исполняли одну и ту же мелодию.

Я, словно просыпаясь, с пронзительной ясностью осознал, что метаконцерт сложился и приступил к лечению.

Теперь я мог с большей ясностью описать увиденную мною картину. Восемь сущностей, разноцветных, разбрасывающих искры, звучащих на разные лады, образовывали строгую геометрическую фигуру. Сеть цветных линий была наброшена на нечто тусклое и размазанное… Вот тут я и увидел удивительное веретено, которое начало облет этой тупой, едва пошевеливающейся массы. Веретено быстро вращалось и словно сматывало покров, под которым пряталось это бугристое, неясное, бесформенное нечто. Неожиданно в недрах этой бесформенной сущности вспыхнул свет — веретено завертелось все быстрей и быстрей. Наконец покров сполз, и передо мной предстали две звезды. Или, точнее, какой-то светящийся объект, напоминающий гантелю. Одно из ядер горело ярким золотом, другое было травянисто-зеленым… Двойная звезда только на мгновение вспорхнула вверх, затрепетала среди раскиданных повсюду нитей и тут же стремительно уползла в убежище. Прикрылась темной колышущейся массой.

Однако нырнуть поглубже звезде не удалось — веретено отчаянно закрутилось и шаг за шагом начало вытаскивать на свет Божий это причудливое, рождающее свет образование. Вот оно снова появилось. Веретено сразу всплыло, потащив за собой двойную звезду. Теперь я смог внимательней рассмотреть ее. Точно, очень похоже на космический объект. Два светила вра щались с той же величавой неспешностью, как и звездные соб ратья. Только на сей раз их движение ограничивали нити, которые с неимоверной быстротой накручивало веретено.

В этот момент до меня донесся единый, с множеством обертонов, чуть гнусавый голос. Это был голос метаконцерта.

ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я?

Ты — мои отпрыски. Дети, которых я люблю.

КТО ТЫ?

Ты знаешь, кто я.

ТЫ — ДЕНИ?

Да.

ТЫ — ФУРИЯ?

Да. Неизбежно.

Ah, doux Jesus![99] Наконец-то она попалась!.. Все мои страхи, все опасения испарились.

Вопросы продолжали сыпаться, однако я не все мог разобрать. Многие детали просто не доходили до меня. Или я, ошеломленный, не все мог осознать. Да и кто бы сумел остаться спокойным, убедившись, что Дени являлся Фурией, а Фурия — Дени?

Мне хотелось ругаться, плакать и читать молитвы. Страстно хотелось убежать отсюда, чтобы ничего не видеть, не слышать. Подобное знание обременяло, с ним уже не расстанешься… Но куда и зачем теперь было бежать? И от кого?..

Донатьен, брат мой! Как мог ты сотворить такое со своими детьми?! Сотворить сознательно, с расчетом… Зачем ты разрушил души Виктора и Дени, беспомощных детей, которые хотели только одного — любить тебя?.. А ты, Дени, мой любимый? Тот, которого я считал своим сыном?.. Почему неизбежным оказалось расщепление твоей души? Ты утверждаешь, что у тебя не было выбора? Или ты сам выбрал?..

ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО МЫ НАМЕРЕНЫ СДЕЛАТЬ?

Да. Но вам не удастся. Мы теперь слишком сильны.

ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ БОЛЕЗНЬ. ФАТАЛЬНОЕ РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ. И ТЫ ЗНАЕШЬ ОБ ЭТОМ. ЧАСТЬ ТЕБЯ, КОТОРУЮ ИМЕНУЮТ ДЕНИ, НЕНАВИДИТ И ОСУЖДАЕТ ТЕБЯ, ФУРИЯ.

Мы всегда сосуществовали в одном теле, в одном сознании. То, что вы намерены сделать, это невыполнимо.

ТЕМ НЕ МЕНЕЕ МЫ ПОПЫТАЕМСЯ. РАДИ ТВОЕГО СОБСТВЕННОГО БЛАГА МЫ ОБЯЗАНЫ ПОРВАТЬ ЭТУ СВЯЗЬ.

Послушайте! Давайте рассмотрим альтернативное решение…

СВЯЗЬ ДОЛЖНА БЫТЬ РАЗОРВАНА.

Прежде слабо-голубоватое, веретено вдруг налилось ярким фиолетовым цветом и начало, раскручиваясь еще быстрее, выпускать множество нитей. Они были остры как бритвы, зловеще поблескивали… Наконец эта невероятная пряжа начала самоорганизовываться, нити образовали нечто, подобное сферической клетке, в которой была заключена двойная звезда.

Затем клетка стала сжиматься. Что тут начало твориться, я не могу описать. Бесконечное мелькание цветовых пятен, вращение неизвестно откуда появившихся спиралей — подобное круговое движение всегда выводило меня из равновесия. Я начал терять сознание. Причем все, что я видел, не было реальной картиной — это я определенно чувствовал. То, что являлось мне на ментальном уровне, мой мозг интерпретировал в некую фантасмагорическую картину. Только мгновениями я ощущал, что все, наблюдаемое мною, есть живое отражение смертельной схватки. Следом мой слабый рассудок опять подсовывал мне вращающиеся спирали, и я опять проваливался в забытье. Вот что сохранилось в памяти: нарастающий гул, мощная песня метаконцерта — причем в этой симфонии появились новые темы, они развивались, гармонично сочетались, пока не грянул победоносный хор. Я бы сказал — ликующий, но в этом слове таится оттенок упрощения и пошлости. Ничего ликующего в нем не было. Только страшное напряжение, так не совпадающее с кружением усыпляющих спиралей.

Фрагменты… Отчаянная битва двух звезд… Страх и моментами касавшаяся меня невыносимая боль… Безжалостная сферическая решетка, продолжавшая сжимать двойную звезду…

Песня метаконцерта достигла невыносимой звучности.

Я не уследил, чем все кончилось и как это все произошло. Опять наплыв — вместо двух теперь в сети сияла только одна звезда. Внезапно сила звука резко упала, теперь голос метаконцерта больше напоминал мелодичнее бормотание. И звезда на мгновение угасла, потом засияла ровным изумрудным светом.

Ментальное воссоединение свершилось.

Вот какой вопрос сразу родился в моем сознании — какая часть души Дени победила?

О том же спросило и светящееся веретено:

КТО ТЫ?

Я/Я-ЭТО Я.

КТО ТЫ? ДЕНИ ИЛИ ФУРИЯ?

Я/Я-ЭТО Я САМ.

КАК ТВОЕ ИМЯ?

ЭТО… БУДЕТ ВИДНО.

Зеленая звезда неожиданно сморщилась и затем исчезла, взорвавшись мириадами огоньков. Из веретена ударил яркий рубиновый конус света, который незамедлительно принялся уничтожать эти посверкивающие точки. Тут опять поле зрения затянуло вращающейся спиралью… Я проклял все на свете, напряг все силы, чтобы различить окончание драмы.

Вот что предстало перед моими глазами. Силовая решетка, сотворенная метаконцертом, заколебалась, контуры ее стали расплываться, а затем и вовсе растаяли. Единственной зримой сущностью было вращающееся веретено. Скоро и оно начало терять форму… Его вращение замедлилось. Так продолжалось недолго. Наконец все вокруг затянуло белесым туманом. Когда он рассеялся, я обнаружил, что нахожусь в подвале.

Кто-то снял с моей головы тяжелый церебральный шлем. Я тут же без сил опустился на пол. Откуда-то снизу шло тепло — это было так приятно. Я поднял голову — надо мной торчала седая борода Поля, потом я увидел лицо. Он был бледен как смерть. Точечные ранки пунктиром бежали поверх его бровей, из одной выступила капелька крови. Волосы спутались. Поблескивающий металлизированный комбинезон был расстегнут до пояса. Из-под него выглядывала праздничная одежда. Он, ни слова не говоря, помог мне встать на ноги.

Доротея сидела на кожаной кушетке, ее шлем лежал рядом. Голову она подпирала ладонями… Северин поддерживал Катрин, которая буквально валилась с ног. Женщина приглушенно всхлипывала. Адриен, Морис и Филипп помогали друг другу снимать защитную одежду — лица у них были потные. Или это слезы текли у них по щекам? В подвале не хватало Джека, даже следа его не было. Только позже я узнал, что в те минуты он в бестелесной форме неистово отыскивал следы исчезнувшего Дени; Или того, кто теперь прятался под этим именем. Небольшая кучка пепла, оставшаяся на кушетке, могла кого угодно ввести в заблуждение, только не его. Проверив подвал, Джек теперь рыскал по округе в радиусе пяти километров. К сожалению, его поиски оказались безрезультатными.

Дени — или тот, кто теперь использовал его телесную оболочку, — растворился без следа.

На лестнице послышались осторожные шаги, и в подвале появилась Люсиль. Увидев нас, она схватилась за сердце.

— Что вы здесь делаете? — воскликнула она и с ужасом посмотрела на шлемы ЦГ — Что это такое?! — с еще большим испугом спросила она.

Никто не ответил.

Тогда она обратилась ко мне:

— Где Дени?

Я пожал плечами.

— Что вы с ним сделали? — дрожащим голосом прошептала она. — Что вы с ним сделали?!

На этот вопрос ни у кого из присутствующих не было ответа.

Уже в ранних, удивительно нежных и прозрачных сумерках — небо к рассвету очистилось, и скоро должно было подняться солнце — Джек соорудил некое подобие тела дедушки, его «уложили» в постель и, как оказалось, слишком поздно «обнаружили», что с ним случился удар. Обширное кровоизлияние в мозг… Уже поздно было восстанавливать в регенерационном автоклаве. Так мир лишился знаменитого нобелевского лауреата, основоположника метапсихологии и просто достойного человека. По крайней мере, все мы тогда так считали. Северин оформил свидетельство о смерти, скрепил его своей подписью. Со всеми формальностями справился Первый Магнат. После скромного отпевания его останки — кучку пепла — похоронили на семейном кладбище в Берлине, штат Нью-Гемпшир, где покоились его родители и девять родственников.

Официальное прощание было проведено в Дартмутской церкви. Правда, почтивших его память присутствием было мало. Что поделать — рождественские каникулы, все разъеха лись… После Нового года о смерти великого человека раструбили все средства массовой информации Содружества. Тут и посыпались речи, воспоминания, потоком хлынули собо лезнования. Фонд Ремилардов сделал солидный взнос в бюджет Дартмутского колледжа, именем основоположника было названо новое хранилище информации, открытое при коллед же. Однако больше всего шума наделала его последняя книга, вышедшая вскоре после кончины. Эта работа дала сильное оружие в руки тех, кто стоял за Содружество, за неспешное наступление эры Галактического Единства.

Все, кто участвовал в сеансе исцеления, так и не смогли догадаться, что за новая сущность, символом которой являлась зеленая звезда, вырвалась на волю. Три с половиной года все было покрыто мраком, пока я не отыскал разгадку. Я сам!.. Об этом я подробно расскажу в свое время. Могу только добавить, что осенью 2082 года мой приемный сын наконец обрел покой.

Случилось это на Белой горе, где мы вдвоем с Люсиль Картье похоронили его останки. О месте захоронения никому, кроме нас, не известно.

17

Сектор 15: звезда 15-000-0001[100]

Планета 1[101]

Галактический год: Ла-прим 1-391-230 1

8 июня 2079 года

После заседания в Директорате по Единству Джек Ремилард по дороге домой решил сделать крюк и проводить тетю Анн. Жила она в конклаве Рив Гоше.

Решение свое он, несколько смутившись, объяснил так:

— В вашем районе куда богаче выбор цветов.

Потом, когда они сели в безынерционную капсулу местной подземки, добавил:

— И шампанское у вас настоящее, особенно в той маленькой винной лавке, что на углу. Сегодня у нас с Доротеей такой день… Ровно год назад мы поженились.

Взгляд у Анн, до этого отрешенно смотревшей вдаль, сразу ожил. Даже огоньки вспыхнули… Щеки окрасились легким румянцем — все-таки когда-то она была красивой женщиной, Анн Ремилард. К чему ей этот вишневого цвета брючный костюм, белая строгая блузка и, конечно, этот унылый большой отложной воротник — непременная часть одежды монахини?.. Джек только вздохнул.

— Прости меня. Я совсем забыла. Поздравляю! Пожалуйста, передай мое восхищение Доротее. На вас вдвоем посмотреть приятно… Как считаешь, я могу соблазнить вас приглашением отобедать со мной завтра у Клозери?

Джек еще раз невольно оглядел родственницу. Волосы еще не отросли — должно быть, когда они были ей до пояса, это было красивое зрелище. Тетя была натуральной блондинкой — правда, сейчас это было исхудавшее, едва оправившееся после годичного пребывания в автоклаве создание. Вон, даже левую ногу еще подволакивает. Он, собственно, только поэтому и ринулся провожать Анн, что считал своим долгом доставить ее с заседания в целости и сохранности. Джек был поражен ее выступлением. Если тело ее до сих пор было немощно, то голова работала превосходно. После ее выступления не только он не удержался от аплодисментов.

— Спасибо за приглашение, но ничего не выйдет — мы завтра утром отправляемся на Каледонию. У Алмазика скопилось множество административных дел. Я же хочу до зимы закончить наш новый дом — поработать с окружающим ландшафтом, дооборудовать лабораторию. — Он вздохнул. — Но это все пустяки по сравнению с проблемой, которую нам подбросил Ян Макдональд.

Дверь капсулы скользнула в сторону, пассажиры вышли на перрон, потом на бегущий вверх эскалатор и поднялись туда, где на металлической стене светилась алая надпись: «Анклав Рив Гоше». Скоро они очутились на улице, ничем не отличавшейся от той, что находится в Пятом округе Парижа.

Анн ступала медленно — было видно, что ходьба дается ей с трудом, поэтому Джек время от времени поддерживал женщину под локоть. Одет он был в достаточно затрапезные слаксы, вот свитер с высоким воротом был хорош. Из чистой каледонской шерсти. Расцветка — крупная цветная клетка, являвшаяся символом клана Макдональдов с острова Айлей.

— Папочка своими крикливыми выступлениями в пользу оппозиции подбрасывает дочери один скандал за другим? — спросила Анн.

— Ситуация намного хуже. Тебе, должно быть, известно, что Ян является Председателем администрации на одном из каледонских материков. На мой взгляд, это просто большой остров, что-то вроде Гренландии, но жители планеты называют его материком — и Бог с ними. Это к делу не относится… Это самый малонаселенный континент на Каледонии. И что ты думаешь?.. Специальные агенты Председателя администрации планеты обнаружили там подпольную фабрику по производству ЦГ-шлемов. Как раз неподалеку от фермы Макдональда. Скорее всего, он знает об этом предприятии. Комплектующие поставляются на Каледонию открыто — из СЕРЕМа, согласно спецификации, они предназначены для индустрии развлечений. Знаешь, такие игрушки — надеваешь шлем на голову и воображаешь, что ты принц из сказки?..

Анн кивнула.

— Полиция организовала налет, готовая продукция была конфискована. Чем, ты думаешь, оказались эти игрушки? Самым настоящим оружием — ментальными лазерами!

— Черт их возьми!

— То-то и оно. Есть веские доказательства, что Ян не только знал о производстве, но в меру сил и маскировал его.

— Я что-то слышала о черном рынке оружия, где стали появляться подобные штуки. Но зачем твоему тестю это понадобилось?

— Возможно, из-за денег, а может, по какой-то иной причине. Дела у него на ферме идут неважно. Он решил расширить владения и прикупил две соседние фермы, а урожай оказался мизерный.

— Как серьезны улики против него?

— Я бы не сказал, что они неопровержимы. Вкратце: все происходило следующим образом. После того, как агенты из Магистрата и местная полиция захватили с поличным всех работавших на подпольной фабрике, шестеро из обслуживающего персонала покончили с собой. Диву даешься наивности этих местных копов — они их даже допросить не успели. Все технические специалисты были родом с Земли, а также с Оканагона и Элизиума. Никакого криминального прошлого. Дальше связь Яна с преступниками едва прослеживается. Несомненным фактом является близость незаконного производства от его фермы, и кроме того, его дважды видели с человеком, который, как предполагают, возглавлял производство. Эти встречи происходили в пабе, в городе Грампиан — бли жайшем и к ферме и к фабрике, однако Ян утверждает, что просто поболтал со своим избирателем. Ребята из планетарного Магистрата должны соблюдать величайшую осторожность в расследовании дела, к которому причастен Председатель местной администрации. Тем более что ни о каком задержании, пока не будет получено разрешение Каледонской ассамблеи о лишении Макдональда депутатской неприкосновенности, и речи быть не может. Однако Алмазик очень озабочена этим делом, но просветить ему мозги она не может по причине комплекса «родители — дети». Так что она просила меня попытаться разузнать хоть что-нибудь.

Анн усмехнулась:

— Не соглашайся ни под каким видом!

— Я и сам понимаю. Но я вынужден заняться этим делом. Носом чую, в этом что-то есть.

Некоторое время они шли молча.

На левом берегу Сены — точной копии парижского района , воссозданного в этом гигантском искусственном планетоиде, — темнело. В вечерних сумерках густо пахло цветущими каштанами. На улицах зажглись фонари. Толпы туристов из других анклавов — люди, полтроянцы, гии — бродили по улицам. Все еще были открыты маленькие магазинчики и многочисленные ларьки. Аромат кофе, кондитерских изделий, экзотический запах цветов, густо усыпавших подстриженный кустарник, — от всего этого слегка кружилась голова. Первые посетители начали заполнять рестораны. Теперь все могли расслабиться — трудная сессия закончилась.

— Поль считает, — наконец промолвила Анн, — что тебе необходимо в третий раз проверить Землю.

— Он уже советовался со мной, — ответил Джек. — Сразу после исчезновения Дени я дважды буквально каждый закоулок на Земле облазил. На этот раз я использую все средства, хотя в успех не верю. Тогда у меня были три ужасные недели. Ничего! Если эта пакость уцелела, то это существо Дени/Фурия безусловно покинуло Землю. Как — это другой вопрос.

— Ты не исключаешь вероятности d-перехода?

— Я так и думаю. Дени просто взял и исчез. Понимаешь, ремни на ложе застегнуты, а тело испарилось. В буквальном смысле слова. Без следа… Он не мог стать невидимым. Я бы сразу засек его. Сразу после окончания сеанса я, как охотничий пес, облазил весь дом и ближайшие окрестности. Даже намека нет! Ну, хотя бы вот такой, — он показал ей кончик мизинца, — запашок. К сожалению, я слишком устал и не мог в течение ближайших часов облететь Землю. Когда же я взялся за дело, было уже поздно. Галактический Магистрат провел негласное изучение всех лиц, которые в это время покинули Землю. Пусто. Никто из них не мог быть ни Фурией, ни Дени. Мы рассмотрели три возможности: Дени умер и вместе с ним уничтожилась эта пакость; он жив и все еще на Земле, но ему удалось изменить свой ментальный абрис; он непонятным образом бежал с Земли. Если он жив, его физическое исчезновение из подвала можно объяснить только d-переходом. Если ему один раз удалось с помощью мысли переместиться в пространстве, то почему он не может это повторить?..

— Получается, что если Дени/Фурия обладает способностью перемещаться на далекие расстояния, то он может очутиться в любом месте Галактики?

— Или за пределами ее. Если все было сделано наспех, кое-как, а у Фурии не было другой возможности, то Дени/Фурия мог застрять где-то в лимбо, и тогда одно из двух: либо он погиб, либо будет вечно дрейфовать в пространстве с двадцатью одним измерением.

— О Боже, только не это! — прошептала монахиня.

— В настоящее время психофизики утверждают, что мысленно манипулировать с ипсилон-полем, да еще так мастерски, невозможно. Единственный случай телепортации был предположительно зафиксирован в 2067 году на планете Енгонг, когда ребенок переместился на расстояние около двух километров. Однако прыжок на несколько световых лет — это что-то со вершенно фантастическое! Тут сплошь загадки!.. Как, например, можно совместить гибель Дени в тот момент, когда метаконцерт взялся за исцеление, и его исчезновение? Как ему удалось преодолеть плотный захват, пространственную ментальную решетку и исчезнуть? Где он мог взять столько энергии, чтобы размазать себя по подпространству?..

— Каждое утро я просыпаюсь с надеждой, что отец мертв. Каждый день я поминаю его в молитвах!.. Это был бы лучший исход для него. К сожалению, всем нам необходимо точно знать, уничтожил ли ваш метаконцерт эту пакость.

— А дядя Роджи точно знает. Он упрямо верит, что Дени жив. Это здорово раздражает Поля. Все другие члены семьи смирились.

— Каково твое мнение, Джек?

— Если это существо выжило, то нам никогда не узнать, кем оно является: Дени, Фурией или еще кем-то. Пока оно не проявит себя — если это вообще когда-либо случится, — нельзя сказать ничего определенного. Я думаю, мы должны оставить все как есть. Мы сделали все, что могли.

Анн и Джек подошли к цветочному магазину. Здесь он купил большой букет роз. Затем они отправились в винную лавчонку. Анн лично выбрала шампанское — предложила пле мяннику взять «Dom Perignon tete de cuvee». Заодно она заказала себе «Haut Brion» и попросила доставить бутылку к завтрашнему дню.

Джек удивленно глянул на нее, и Анн пояснила:

— Я намереваюсь остаться на Орбе еще на неделю. За время моего вынужденного безделья столько накопилось дел!.. Прежде всего необходимо наверстать упущенное в системе школьного образования для «нормальных» — там практически ни слова не говорится, что такое Единство и для чего оно создается. Отсюда и многие недоразумения.

— Боюсь, что я не смогу в должной мере поучаствовать в этой программе, — сказал Джек.

Уже на улице он поделился с Анн своими ближайшими планами.

— Большинство экзотиков — Магнатов обеспокоены непрекращающимися атаками наших оппозиционеров на результаты, полученные в Сорбонне. Это же очевидно — возможность самозарождающихся метаспособностей можно считать доказанной. Это, по-моему, сейчас самый главный пункт борьбы.

— Ну, я считаю дискуссию на эту тему бурей в стакане воды. Куда важнее дать бой их поползновениям представить будущее Единство в антигуманном аспекте. Как нечто проти воречащее человеческим чаяниям и надеждам.

— На это и намекал Марк в своем втором послании в Главный комитет по внутренней политике Содружества?

— Да. Он дал нам ключ, который помог нам выудить весь стратегический замысел сторонников отделения. Понимаешь, мы как-то упустили из вида тот факт, что «нормальных» людей в Государстве Земля куда больше, чем мета. Соотношение примерно один к пятидесяти. Если лидеры мятежников всерьез решились на отделение от Содружества, то без поддержки большинства землян им не обойтись. Это означает, что мы должны усилить свою работу среди этой группы населения. Это наша первоочередная задача.

Теперь они направлялись назад, к станции местного «метро». Возле входа Анн насмешливо спросила:

— Джек, ты по-прежнему настаиваешь, что мятежники взяли курс на восстание?

— Эта подпольная фабрика на Каледонии, где производились ментальные лазеры, тебе ничего не помогает вспомнить? Да, случаи использования ЦГ-генераторов в качестве оружия были зафиксированы на японских, русских и кое-каких других планетах. Гангстеры-операторы использовали их на пиратских кораблях и во время грабительских набегов. Но только не на шотландской земле, где отродясь подобной швали не числилось! Для этого там нет ни культурной почвы, ни достаточного числа свихнувшихся оперантов. Алмазик, например, уверена, что это оружие предназначено для подпольных отрядов мятежников. Этому, правда, нет ни одного серьезного свидетельства… пока.

— Значит, ты тоже считаешь, что здесь есть связь с оппозицией?

— Политические пристрастия Яна не являются секретом. Кроме того, и на Оканагоне, и на Сацуме, и даже в Старом Свете ходят упорные слухи именно о таком предназначении ЦГ-шлемов. Это, конечно, трудно доказать, но, как говорят на планете Сибирь, дыма без огня не бывает. Я точно знаю, что в Галактическом Магистрате было проведено специальное расследование на предмет наличия у оппозиции вооруженных отрядов. Верные Содружеству политики стараются не обсуждать этого вопроса, справедливо полагая, что это лишь увеличит раскол в обществе, а такое развитие событий представляется наихудшим из всех возможных. Оно, может, и так, только я считаю их политику страусиной. Спрятали голову в песок — и никаких проблем. Боюсь, что отрезвление будет ошеломляющим.

Анн кивнула в знак согласия. Джек между тем завершил:

— Я, например, уверен, что нам предстоит еще многому удивляться. Прежде чем мы увидим свет в конце туннеля, нам придется погрузиться в зловещую тьму. Прости за такую избитую метафору.

Анн печально улыбнулась.

— Подобные разговоры я и раньше слышала, но дальше болтовни дело не шло. — Она на прощанье поцеловала Джека. — Буду молиться за вас. Сообщи, что там с Яном Макдональдом.

Доротея. Макдональд и Дэвид Сомерлед Макгрегор, каждый сам по себе, отправились домой после окончания сессии, но так уж получилось, что на Понте-ди-Риальто они прибыли одновременно. Естественно, что молодая женщина предложила Председателю администрации Земли разделить с ней ее гондолу. Паровой пассажирский катер доставил бы их домой быстрее, но спешить теперь было некуда, да и денек выдался чудесный. Это на завтра на планетоиде намечен дождь, а сегодня можно понежиться, послушать плеск воды, стекающей с длинного весла, с которым так грациозно управлялся красавец гондольер.

Скоро наступил искусственный вечер, с моря на анклав потянуло туман, и густо запахло водорослями. Зажглись при чудливые уличные фонари, загорелся свет в окнах дворцов, выстроившихся по обеим сторонам Гранд-канала. Издали доносились гудки пароходов… Венеция на Орбе была воссоздана так детально, с такой душой, что этот район по праву считался одним из самых романтичных в столице Галактики.

Тент на их гондоле был опущен. Совсем скоро на их одеждах заблестели первые капельки влаги, оставленные туманом. Все так же мерно плескало весло, звенели капли воды, стекающие с него…

— Люблю я такие вечера, — призналась Доротея. — Туман такой же, как у нас в Эдинбурге. Я там выросла… Знаете, натянет «молока» с моря, он укутает дома по самые крыши… Мы с Джеком специально выбрали этот анклав. Он ничем не напоминает ни Каледонию, ни Гавайи, ни Нью-Гемпшир в Америке.

— Да, здесь хорошо, — согласился Дирижер Земли. — Нет ни капельки этого, знаете ли, диснейлендовского привкуса, который свойственен другим анклавам, имитирующим Землю. Поэтому Венеция очень нравилась моей Мэгги… Я теперь постоянно снимаю здесь квартиру. Жаль, конечно, что ей довелось пожить здесь всего несколько часов. Потом ее убили… Она обожала земную Венецию, там мы провели медовый месяц. Вот заметьте, какая странность — здесь живу и радуюсь, а на родине не могу заставить себя побывать в тех краях. Один раз приехал — плюнул и сразу в рокрафт. Ноги моей там больше не будет! Превратили Венецию в подобие рынка… Все для туристов, все на продажу… Бедлам какой-то!.. Здесь хоть Мэгги вспомнишь. Знаете, среди этой искусной красоты я ее часто во сне вижу — она такая тихая, умиротворенная, без всяких этих кошмарных причуд, которые, если честно, порядком отравляли мне жизнь.

Доротея взяла его руки в свои.

— Поверьте, мы с Джеком очень переживаем за вас, Дэви. Макгрегор высвободил одну руку и обнял Доротею.

— Меня волнуют старшие Ремиларды. Вот кто испорчен до мозга костей. А Джек? Ну что Джек… Парень как парень. Те, кто постарше, уже который год скрывают все сведения по одному очень важному делу. И кто же им помогает? Поверишь ли, Верховный лилмик!

— Вы имеете в виду дело Фурии? Но уверяю вас, она мертва, — тут она поймала себя на мысли, что ей самой очень хочется поверить в такой исход. — Осталась только Мадлен, последняя из составляющих Гидры. Она к тому же потеряла всю свою силу. Мы обязательно отыщем ее и будем судить. Тогда, наверное, наступит конец этой истории.

— Что ж, будем надеяться. — Макгрегор в задумчивости покачал головой. Капельки влаги блеснули у него на усах. — Вот уж никогда бы не поверил, что Дени может оказаться Фурией. Все равно вы поступили необдуманно. Нельзя было тайно сражаться с Фурией, да еще таким маленьким метаконцертом, пусть даже Первый Магнат формально имеет право поступать подобным образом. Вы все могли погибнуть, а Фурия бы ускользнула.

— Вы же прекрасно знаете, почему мы были вынуждены поступить так. Дени сам по себе невиновен. Если бы представители Магистрата заключили его под стражу и попытались излечить в тюремных условиях, это был бы публичный скандал такого масштаба, что даже трудно себе представить. К тому же нет уверенности, что большая команда оперантов могла бы исполнить все лучше и эффективнее, чем маленькое метаобъединение. Весь ужас состоит в том, что мы не смогли спасти Дени. Радует хотя бы то, что мы сохранили его доброе имя.

— Вместе с именем Первого Магната и всей семьи, — проворчал Макгрегор. — Теперь я догадываюсь, почему лилмик позволил тебе принять в этом участие. Репутация Ремилардов должна оставаться незапятнанной, несмотря ни на что! Теперь стоит только посмотреть, как этот Марк Ремилард ведет себя — с души воротит! Индюк заносчивый!.. Что ты скажешь на это?

— Не знаю, — простодушно ответила Доротея. — Я почти ничего не знаю о Марке как о человеке. Он помог спасти мне жизнь на Каледонии. С другой стороны, я была буквально шокирована, когда он объявил, что берет на себя руководство оппозиционным движением. Знаете, я его чуть-чуть побаиваюсь — не знаю, как точнее выразиться, но он меня пугает.

— Лучше не скажешь.

— Джек любит Марка, но я знаю, что он в нем глубоко разочаровался. Он сказал, что теперь это движение пойдет совершенно в другом направлении и уже через несколько лет на нашу долю выпадут суровые испытания.

Дэви фыркнул:

— Возможно, твой Джек не такой уже скромняга, каким кажется.

Доротея насмешливо сказала:

— Только такой старый хрыч, как вы, может рассуждать подобным образом.

Дэви Макгрегор только зло усмехнулся.

Гондола между тем плавно скользила по темной воде, подсвеченной отблесками уличных фонарей и светом, падавшим из окон расположенных по обоим берегам канала дворцов.

— Са-д'Оро, — объявил лодочник. Доротея поднялась со своего места.

— Мне выходить. До свидания, Дэви.

— Надеюсь, девчонка, что у вас с Джеком все будет хорошо. И пожалуйста, когда вернешься домой, хорошенько заботься о нашей шотландской планетке.

— Так и будет. Вам того же желаю. Храните Землю, Дэви. Она сошла на берег и узкой, обсаженной хилыми деревцами Кале-дела-Са-д'Оро направилась к палаццо Сагредо. Там они с Джеком снимали квартиру.

Вестибюль, несмотря на гордое название здания, был обустроен довольно-таки скромно — деревянные панели, стены над ними оштукатурены и побелены. Пол, правда, был выложен мраморными плитами. Но Джеку и Доротее эта простота пришлась как раз по сердцу — от бьющей в глаза безвкусной роскоши, которой буквально сочились другие палаццо на этой улице, им становилось не по себе.

Как только Доротея вошла в фойе, она услышала чей-то голос:

— Боно сера, Дирижер. Что-то вы припозднились. Девушка заглянула в тот угол, где за пальмами в кадушках находилась стойка портье. Там стоял старик. Позади него виднелась узкая дверца, ведущая в служебное помещение.

— Добрый вечер, Паоло. Заседание Председателей администраций затянулось. Я рада, что ты еще на месте. Завтра мы очень рано покинем Орб, так что хотелось заранее поп рощаться с тобой.

— Для нас, Дирижер, было большой радостью предоставить вам жилье. Не говоря уже о той чести, какую вы оказали нам. Надеюсь, во время следующей сессии вы не обойдете нас вниманием?

— Конечно нет. Мы мечтаем снова остановиться у вас — С помощью метасокрушительной силы она высушила влагу на своей одежде и обуви. — Как сегодня романтично у вас здесь, — добавила она. — Мы разведем огонь в камине…

— Да, открытое пламя!.. Что может быть поэтичнее, — согласился консьерж, — в такой день. Не хотелось бы открывать секрет, но здесь вас ждут цветы и вино. Это подарок от нашего сеньора директора Зана Деголы по случаю годовщины вашей свадьбы.

Глаза Доротеи под маской широко распахнулись от испуга.

— Ой, я совсем забыла! Как-то выпало из памяти…

— Ничего, ничего. Не расстраивайтесь, что вам не удалось приготовить вашему мужу праздничный ужин.

Ей бы такое и в голову не пришло. Джек пил воду и ничего не ел, разве что очень редко, в компании. Она, в свою очередь, питалась в основном жидкой пищей. Паоло поставил на стойку картонную коробку и вручил ей цветы.

— За час до вашего прихода паренек принес из остерии, и я настаиваю, чтобы вы приняли этот дар вместе с моими поздравлениями. Это ужасно, когда два таких прекрасных молодых человека не смогут достойно отпраздновать годовщину свадьбы. Если что-нибудь потребуется, то мне пришлют из ресторана через двадцать минут. Вы только позвоните… И конечно, передайте мой самый горячий привет вашему мужу.

Старый добрый Паоло… Как и все нормальные люди, работавшие на Орбе по контракту, он искренне верил, что физически Джек был самым обычным человеком. Как, впрочем, и в то, что маску Доротея носит исключительно из собственной прихоти. Все слухи о «бестелесности» обслуживающий персонал считал досужей выдумкой. Мало ли что болтают… Они — Джек и Доротея — нравились всем своей простотой, полным отсутствием заносчивости или, наоборот, оскорбительного панибратства. Она не могла отказаться, поблагодарила консьержа и настояла на том, чтобы подарить Паоло бутылочку вина к обеду… Как тот ни отказывался, она вручила ему деньги. На конец окончательно распрощавшись, она поднялась на лифте в квартиру, расположенную на верхнем этаже палаццо.

Дверь открыл Джек. Он мысленно спросил, что в коробке.

— Все, что требуется к празднику, — улыбнувшись, объяснила она. — Вместе с подарками Деголы и поздравлениями Паоло.

Джек дальновидящим взглядом проверил содержимое коробки и усмехнулся.

— Почему бы и нет? Я, правда, рассчитывал, что мы разопьем бутылочку шампанского и посидим у камина, но так намного лучше. — Он принял у нее коробку и отнес ее на кухню. Уже с порога он сказал: — Когда переоденешься, займись, пожалуйста, ужином, а я пока накрою стол и откупорю бутылку вина.

Когда Доротея вернулась в столовую, она обнаружила, что на столе все готово и в центре его алеет пышный букет роз. Джек обнял жену, мягко поцеловал в губы.

— Знаешь, как приятно видеть твое лицо вот так, не на заседаниях и не в постели. Напомни мне завтра, чтобы я оставил щедрые чаевые Паоло.

Уже во время ужина, когда Доротея положила себе всего понемногу — куриных потрохов в сметанном соусе, несколько ломтиков жареного мяса и, конечно, спагетти, которые сами наматывались на вилку, и намазала кусочек хлеба креветочным маслом, она призналась:

— Знаешь, когда я была маленькой, я не ела ни мяса, ни рыбы. Меня буквально убивала мысль, что для поддержания существования мне приходится губить другие существа, чьи сознания тоже должны войти в Галактическое Единство.

— Вполне понятное, разделяемое многими кредо. Почему же ты отказалась от этого?

— Ты не видел меня маленькой. Я была ужасно правильная, все время старалась поступать, как должно. Потом, когда стала постарше, мне вдруг пришло в голову, что смотреть на других как на аморальных типов только потому, что они едят мясо, не поступают так, как тебе бы этого хотелось, — это высший предел гордыни. Вот что мне открыло глаза — я как-то прочитала, что и растения тоже обладают частичкой разума. Потом сама почувствовала это… Что же мне оставалось питаться только минеральными веществами? Но упрямство не менее жуткий вид греха, ведь человек эволюционировал как всеядное существо, и без мяса мы бы никогда не стали людьми. Я это все к тому говорю, что я вдруг задумалась: кто я такая, чтобы отменять естественный ход вещей? Есть ли у меня на это моральное право? Обидно было признаться, но я была греховна.

Джек пригубил шампанское, затем поднял бокал и принялся играть с пузырьками — свивал их в спирали, распускал вихри… Сознание Доротеи было полностью открыто, она сняла всякие барьеры. Джек неожиданно грустно усмехнулся.

— Теперь ты начала сомневаться в Галактическом Единстве. Опять терзаешь себя мыслью, что поддалась на какую-то греховную уловку…

Она опустила голову.

— Если бы я потеряла веру в необходимость и, главное, очевидность преимуществ Единства — это была бы катастрофа. Меня не могут успокоить ни мистицизм, которым ты так увлекаешься, ни бесконечные посулы лилмика, ни уверения экзотиков, что создание Галактического Разума — это следующий неизбежный шаг в эволюции единичного сознания в условиях необъятных космических просторов. Понимаешь, я родом из Шотландии, а мы прочно стоим на ногах, нас к матушке-земле тянет, нам вся эта философская заумь ни к чему, нам эти самые преимущества Единства хочется собственными руками пощупать. Мы привыкли много трудиться и этим добиваться своего, а всякие колдовские штучки и оккультизм мы готовы оставить другим. И с этой точки зрения… Он улыбнулся, коснулся ее руки.

— Однако ваши предки кельты были знамениты своими колдунами и друидами. Все тайное не было для вас тайной за семью печатями.

— Вот и я об этом постоянно думаю. Во что я верю абсолютно — так это в безусловную ценность свободы. Ни под каким видом нельзя допускать, чтобы кто-то покушался на нее, пусть даже под самым благородным девизом — например, достижение мира и гармонии. Я не желаю, чтобы кто-то имел право проникать мысленным взглядом под мою маску. Это не касается тебя. Ты — мой муж, но делиться частью души с кем бы то ни было я не хочу.

— Я не верю, что Единство способно посягнуть на это — пусть даже пассивно. Думаю, что это должно быть что-то динамичное, что-то вроде грандиозного метаконцерта, как это описал Дени в своей последней работе. Согласно его теории, Единство должно быть основанной на свободе воли гигантской конструкцией, стремящейся к общей цели, матричной решеткой[102], царством космического Целого. Каким-то непостижимым образом Единство сопрягает отдельные сознания, сохраняя при этом их целостность и неприкосновенность. Это согласие чем-то напоминает узы, которыми скреплена Святая Троица. Помнишь, как там сказано… «Я в Отце, и Отец во Мне». Их связывает в нечто цельное Святой Дух. Кто может сказать, что Троица подавляет чей-то разум?

— О, Джек. — Она бросила вилку. — Это все красиво и мудро, но я по-прежнему не знаю, что это самое Единство собирается сделать со мной. Кроме того, Христос имел в виду совсем другое — согласие в вере.

— Неужели? Так говорили Его первые ученики, это их интерпретация, потому что никакого другого согласия они и представить себе не могли. Это утверждение не более чем дань традиции. Оно безусловно верно, но, согласись, односторонне. Если мы примем во внимание, как и в каком направлении развивалась католическая церковь — как, впрочем, и вся человеческая раса, — мы придем к выводу, что Христос имел в виду не только христиан, но и представителей все других религий, других этических и философских систем. Этого ты не будешь отрицать? Мне кажется, между Единством Содружества и Христовым согласием много общего. Оно является как бы развитием идеи Иисуса. Что их объединяет? Я думаю, трансцендентная любовь. Если это так, то нам нечего бояться. В истинной любви индивидуальность никогда не подавляется. Что исчезает напрочь, так это дух нетерпимости и вражды.

— Я вовсе не желаю любить кого-то точно так же, как тебя, — упрямо заявила она.

— Я тоже. Но ведь здравый смысл подсказывает, что есть много видов любви. Единство, к которому стремится Галактическое Содружество, есть квинтэссенция дружбы. Великодушия и единодушия… Вершина доверия разумного существа к разумному существу. У экзотических рас есть свои причуды и нелепости, но они уже который век работают и живут бок о бок в нераздельной общности. Разве это не подтверждает мои слова? Определенно, экзотики не безгрешны, но их цивилизации победили такую опасную штуку, как ненависть и нетерпимость.

— Но если смысл Единства так прост и доступен, почему многие из нас настойчиво не желают понять и приобщиться к нему?

— Потому что оно пришло со стороны. Оно выдвигается как условие нашего пребывания в Галактическом Содружестве. Нам это кажется унизительным. Так же, как и Великое Вторжение… К тому же Единство не такое простое понятие, оно требует определенного уровня развития, осознания альтруистического императива, необходимости любви. Если бы все было так просто, то стоило бы экзотикам растолковать, что есть А, что Б, что С, — и дело в шляпе. Но проблема в том, что вербальным образом — то есть на словах — всего не расскажешь. Мы должны принять и допустить это в сердце.

Она нахмурилась и посмотрела на него.

— Но этот путь непредсказуем. Как это — допустить что-то инородное в свое сердце, душу, сознание? Ты видел последние сводки. Судя по этим данным, кампания разъяснения практически провалена. Те, кто верил в Единство, они и так верят. Кто был против, так и остался на прежних позициях. Как, впрочем, и тот, кто колеблется…

— Мы допускаем одну и ту же историческую ошибку — пытаемся воздействовать на обыденный рассудок, убедить его принять новую правду. А рассудок — самая консервативная часть нашего сознания. Здесь требуется нечто другое. Духовный подвиг, например. — Он показал ей зрительный образ.

— О, только не это! — Она рывком отодвинула кресло, вскочила на ноги — Это… Это ужасно!..

— Да, это нелегко, но распятие живого человека, принявшего муки за всех нас, — тоже трудный выбор. На людей почему-то действовали только такие примеры. И то не сразу.

— Но разве нет другого пути?

— Возможно, он и существует, но развитие событий ведет именно к такому исходу. Если фабрика ментальных лазеров на Каледонии является звеном в цепочке, если мятежники еще более ужесточат свои позиции — тем более теперь, когда у них новый лидер, — если Фурия жива…

— Нет!

Доротея порывисто бросилась к окну. Слезы хлынули у нее из глаз. Гранд-канал окончательно затянуло туманом. С противоположного берега, где располагались многочисленные кафе и рыбный рынок, едва слышно доносилась музыка.

— Возможно, я не прав, — сказал Джек. Он подошел сзади и обнял ее за плечи, потом поцеловал в шею.

— В чем? — вздрогнув, спросила Доротея.

— Послушай, любимая. Если теоретики экзотических рас, заседающие в Директорате по Единству, правы, приобщение всего человечества к сверхчувственному восприятию и овладение метафункциями должно произойти случайно. В какой-то мере… Конечно, для этого должны создаться определенные условия, и прежде всего численность нашей расы должна достигнуть десяти миллиардов. Только в этом случае возникают предпосылки для спонтанного развития метаспособностей у большинства землян. Все это связано с какими-то глубокими изменениями в бессознательном — и не только каждого от дельного человека, но и в общественном бессознательном. У нас у всех, понимаешь… Обретение сверхчувственного пространства развивается, словно цепная реакция, но этому должен быть дан толчок. Вот этот толчок и является непредсказуемым.

— Другими словами, это то же самое, что и эволюционный скачок, как выражаются некоторые.

— Э-э, нет. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Эти «некоторые» называют эволюционным толчком нечто совсем иное — сознательное вмешательство в процесс развития человеческого рода. Так сказать, всеохватный эксперимент… Это уже было и в социальном плане, и в техническом. Я же предполагаю, что обретение сверхчувственных способностей не может быть вызвано искусственно. Жизнь Христа имела глубокий смысл, только Он вовсе не хотел пострадать специально, чтобы другим был урок. Вот в чем разница с нашими оппонентами. Мы ни в коем случае не желаем, чтобы случилась галактическая ка тастрофа.

— Но как же тогда может произойти этот толчок, о котором ты говорил?

— Понимаешь, великие революции, случавшиеся на Земле, возможно, и не решали насущных вопросов развития человечества, но несомненно обостренно ставили их на повестку дня. Вот я и говорю, что их, эти проблемы, можно решать методами насилия, принуждения, а можно постепенно, путем врастания идеи в сознание масс. И только тогда происходил решительный поворот к новому, но это не сопровождалось разгулом кровавого террора. Плотиной ему вставало общее согласие. Вот хороший пример — геологическая катастрофа нa Кали. Вспомни, как резко изменился нравственный климат на планете после взрыва и извержения. Какие чудеса храбрости, сколько примеров благородства, сострадания и доброты мы увидели в те дни. Я уверен, что то же самое происходило и в Помпеях.

— То есть испытание как бы придало новый импульс развитию человеческих чувств?..

— Вот именно. Возможно, что Единство возникнет очень быстро, по историческим меркам — мгновенно, но оно должно вызреть, и сколько будет длиться этот процесс, никто не может сказать. И торопить его бессмысленно, кроме лишних страданий, это ни к чему не приведет. Однажды случится что-то грандиозное, и все, что копилось в глубинах подсознания, выплеснется наружу. Тогда уж его не остановить. Так говорил Дени. Ученые-экзотики придерживаются того же мнения.. :

— Случается, что любовь уходит, люди расстаются…

— Но они никогда не смогут сознательно опуститься на ступень ниже в своем развитии. Это как езда на велосипеде — если поехал, то разучиться уже нельзя.

Доротея повернулась к нему и обняла.

— Ах ты, умница моя, дай-ка я тебя поцелую.

В тот же вечер, в тот же час, в Альпийском анклаве Марк Ремилард, зевая, поднялся на второй этаж своего А-образного домика, где была устроена спальня. Разобрал постель, мыс ленным усилием нагрел ее — в охотничьей хижине вообще царил жуткий холод, но как раз это и было по душе Марку, себя он согревал без особых усилий, — лег, закинул руки за голову и глянул в окно. В искусственном небе, густо-черном и ясном, сверкали звезды. Вот они, знакомые с детства созвездия — Орион, чуть ниже — Большой Пес, выше — Большая Медведица, в зените — Малая… По всему небосводу ярко текла широкая струя Млечного Пути.

И над самыми остроконечными вершинами, частой цепью очертившими горизонт, уже встало созвездие Гидры. Оно как бы цеплялось за пики и неудержимо скатывалось на эту сторону местных Альп.

Марк долго смотрел в ту сторону, однако даже намеком в его сознании не возникло связи между красивым рисунком созвездия и той мразью, что затаилась в просторах космоса. Он вообще никогда не задумывался над ее существованием — на подобные пустяки он никогда не обращал внимания. Даже когда Фурия копошилась в его снах… Ладно, Фурия — она была достойным противником, но что такое Гидра? Банда наемных убийц, не больше. Он никогда не задумывался над судьбой Парнелла или своей сестры Мадлен. Они, считал Марк, сами выбрали свой путь. Все остальное его не касалось. Никто из членов семьи не рассказывал ему деталей охоты на Гидру, он не знал, что случилось во время лечебного сеанса. Смерть Дени он воспринял как сознательный акт уставшего от жизни патриарха. Собственно, они никогда не были близки…

Марк был доволен собой. Вспоминая события прошедшего дня, он решил, что сумел-таки провести этих узколобых экзотиков. Он улыбнулся своей странной кривой улыбкой. Вот так он и лежал, смотрел на звезды — губы растянуты в усмешку, за которой нельзя разобрать: то ли он одобряет действия собеседника, то ли презирает его.

В качестве нового лидера движения он первым делом решил сменить манеру поведения. Стал очень откровенен и сердечен с экзотиками, старался детально ответить на любой вопрос, особенно касавшийся разработок ЦГ-аппаратуры. В отличие от неприступной, язвительной Аннушки Гаврыс, вспыльчивой и несдержанной на язык Патриции Кастелайн, неутомимого и в то же время постоянно срывающегося на личности в споре Рори Малдоуни, Марк Ремилард вел себя запросто и в соответствии с тайно разработанной стратегической линией поведения оппозиционеров — любым способом стремился отложить открытую конфронтацию до следующей сессии Консилиума. Ему это удалось — несмотря на то, что самыми активными сторонниками запрета на продолжение работ над церебральными усилителями выступали Морис и Филипп Ремиларды. Экзотики теперь смотрели более дружелюбно на этого высокого усмехающегося парня, который в общем-то был не против введения моратория на дальнейшую разработку ЦГ-генераторов, соглашался с тем, что эти устройства могут представлять серьезную угрозу в руках какого-нибудь преступника, однако просил всего лишь об одолжении. Позвольте, мол, закончить доработку последней модификации Е-18, и все! Баста!.. При этом он умело ссылался на безусловную эффективность использования подобного оборудования во многих областях на уки и техники.

На фоне подобного доброжелательного отношения и якобы согласия по существу дела предупреждения верных Единству Магнатов казались нелепыми мазками на вроде бы прорисовывавшейся исторической картине всеобщего согласия.

Причин для подобной тактики было две: прежде всего, необходимо, чтобы Алекс Манион закончил свою работу, и кроме того, никто не знал о создании нового типа ЦГ-генератора с охлаждающим устройством. Чтобы довести его до ума, тоже требовалось время. Вот на следующей сессии уже можно будет взорвать бомбу. Или Содружество… Это кому как будет угодно. Оппозиционеры прежде всего нуждались не в поддержке большинства населения — этого быдла, по меткому определению Марка, — но в увеличении числа одаренных в сверхчувственном отношении людей. Как раз в этом вопросе приемлемое решение найти было невозможно. Все земляне-операнты давным-давно были известны, их позиции в отношении Единства тоже. Один-два перебежчика из противоположного лагеря погоды не сделают.

Ситуацию мог изменить только Ментальный человек.

Марк, милый мой…

Убирайся!

Ты же сам знаешь, что не желаешь этого. Ты отлично — я бы сказала, блистательно — проявил себя в роли нового лидера движения. Я никогда не поверю, что ты решишься сделать такую глупость, что прогонишь меня. Да тебе это и не удастся, разве что ты сам себя доведешь до невроза.

Откуда ты знаешь, что это со мной было?

Я все о тебе знаю. Позволь мне подлечить тебя, дражайший мой.

НЕТ! Нет… черт бы тебя побрал, черт бы тебя побрал… Ты великолепен! Ты изумителен! Неповторимое по совершенству человеческое тело вмещает в себя удивительный мозг. И все это пропадает втуне. Зачем? Почему ты лишаешь себя радостей жизни? Ты должен оставить потомство… Даже твой брат, это бестелесное нечто, нонсенс, и тот вкусил райского наслаждения. Правда, райскими прелести этой тощей Доротеи не назовешь. Я же хочу позаботиться о тебе, ведь ты так устаешь, испытывая этот церебральный усилитель на себе. ВЗГЛЯНИ! Voila mon ange je t'aime je t'aime. Voila[103] Нет… да о-о ДА.

Я покажу тебе путь, с помощью которого ты сможешь создать Ментального человека. Но он должен обладать страстями — так же, как и холодным разумом. Это необходимое условие. Иначе он будет ущербным. Понимаешь?[104]

Нет… ну, пожалуйста, да, да.

Тебе следует найти себе пару и оплодотворить ее но это не может быть любая женщина первая встречная но только та которая подходит тебе которая могла бы увеличить твою силу. Понимаешь?[105]

Да. Пленила ты сердце мое сестра моя невеста пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих сотовый мед каплет из уст твоих Невеста, мед и молоко под языком твоим, как много ласки твои лучше вина чрево твое ворох пшеницы обставленный лилиями два сосца твои как два козленка двойни серны как ты прекрасна как хороша возлюбленная моя… но где она где она где она где?..

Ты скоро найдешь ее. В течение года ты найдешь ее свою чистейшую подругу. Ты познаешь с ней любовь и тоже станешь творцом Второго Содружества. Твоя супруга будет рада если ты испытаешь триумф если вы вместе создадите расу Ментальных людей которые будут по праву управлять звездами.

Да я понимаю да моя сестра моя невеста… ДА, ТЕПЕРЬ Я ДОГАДАЛСЯ.

Ты будешь кружиться в экстазе дражайший мой жених мой. Ты узнаешь ее когда она придет.

Да я узнаю ее.

18

Сектор 12: звезда 12-370-992[106]

Планета 3[107]

6 энайр 2080 года

14 февраля 2080 года

— Да, я совершенно уверен, что нам надо там побывать, — заявил Руслан. — Времени у нас в обрез. Жаль, конечно, что мы не имеем возможности осмотреть все достопримечательности планеты, но на побережье Лох-Мора мы обязаны побывать. Дирижер Малдоуни рассказывал, что это самое удивительное место на Хибернии.

— Так и есть, — откликнулась Джейн Клохерти, мелкая сошка в отделе по приему и обслуживанию ОВП при администрации округа Конемара. Она тут же многозначительно улыбнулась гостям и показала, в какую сторону идти. По пути она предупредила, что правительственный «мерседес» ждет их, а вот по поводу Лох-Мора…

— Конечно, это замечательное место, но понимаете ли, у нас зима. Не сезон!.. Летом там просто сказка, но сейчас… Отели и кафе не работают, там безлюдно. Поселки располо жены далеко друг от друга.

— Не забывайте, что мы прилетели с Астрахани, дорогая гражданка Клохерти. — Женщина, сопровождавшая Председателя Законодательного собрания, одарила ее ослепительной улыбкой. — Унылый ландшафт очень напоминает нашу родину. Если же мы застанем сильный шторм, это будет вообще что-то замечательное.

— Последний прогноз предсказывает усиление ветра, так что ваше желание скорее всего исполнится, — ответила Джейн.

Когда они подошли к машине, Руслан Тереков снял шапку-ушанку, открыл дверцу и сел вперед на пассажирское сиденье.

Джейн предупредила:

— Сейчас подойдет шофер…

— Не стоит беспокоиться, — откликнулся из машины Глава администрации.

Руслан Вакхович Тереков был высшим должностным лицом на планете Астрахань. На Хибернии он появился неожиданно, предупреждение было получено в последнюю минуту. Встретив гостей в космопорту, Джейн Клохерти сразу отметила, что Тереков очень нездоров. Он едва переставлял ноги, лицо отливало болезненной желтизной — то ли с ним случился сильный душевный стресс, то ли какое-то физическое недомогание, но в любом случае — как же они обойдутся без шофера и медицинских работников?..

— Ничего не надо, — успокоила ее спутница Дирижера. Она представилась Людмилой Аржановой, помощницей Председателя по работе с кадрами. — Я сяду за руль.

Джейн облегченно перевела дух.

— Надеюсь, вы найдете автомобиль очень удобным, гражданка Аржанова. Мы загрузили в холодильник еду и питье, в компьютере достаточно развлекательных и музыкальных передач, так что в пути вам скучать не придется. Двери отзываются на голос — стоит только сказать, и они откроются или закроются. Вы можете настроить их исключительно на свой тембр.

— Спасибо, — поблагодарила Людмила Аржанова и как-то отрешенно улыбнулась, словно мысли ее в тот момент были заняты совсем другим. — Как нам добраться до деревни Дум-ха-Си? Мы там снимем на ночь комнаты. В гостинице под названием «Граньюэл-хаус»… На завтра у нас там назначена встреча с Дирижером Малдоуни.

— Шоссе там узкое, извилистое, но в хорошем состоянии. Построено недавно… Я бы не доверяла автопилоту на горных участках — компьютер может потерять связь с НАВСАТом. Места там живописные — скалы, расселины начинаются сразу за Бали-Уи-Фиахан. До Думха-Си вы доберетесь под вечер. В отеле «Граньюэл-хаус» вас ждет самый теплый прием. Я не удивлюсь, если вы окажетесь там единственными постояльцами.

— Отлично, — кивнула Людмила Аржанова. — Гражданин Председатель как раз нуждается в тишине и покое. С ним такое случается после перелета через лимбо, особенно если оно сопровождается высоким Дф.

— Прошу вас соблюдать осторожность в тех местах. Назвать их полностью освоенными пока нельзя. Там водятся хищники, такие, как фиадхеамхантаи и диокасахи. Они, случается, под ходят к самым автомобильным стоянкам и кажутся такими же ручными, как олени или зайцы, однако вместе с кусочком пищи могут отхватить вам руку.

— Мы будем очень осторожны, — заверила ее Людмила. На прощанье Джейн помахала рукой гостям.

— Когда увидите Таосеаха — я имею в виду Дирижера Малдоуни, — передайте ему мои наилучшие пожелания. И если это будет удобно, скажите, что округ Конемара всегда готов вы полнить любое его распоряжение. Счастливого путешествия!..

Людмила тоже помахала ей рукой и села за руль, набрала на компьютере примерный курс — сначала требовалось выехать из столицы округа Гаилимха[108], потом на запад, к побережью огромного внутреннего, не имеющего стока в океан моря.

Когда они уже были далеко от космопорта и Клохерти не могла проследить за ними дальновидящим взглядом, Людмила поинтересовалась:

— Как ты себя чувствуешь, дорогой? — Она перешла на русский.

— Смертельно устал. Но, кажется, раздвоенность исчезла, по крайней мере, симптомов нет.

— Может, более разумным было бы вернуться в Тара-Нуа?

— Нет. В столице полным-полно сильных оперантов, особенно в правительственных учреждениях. А здесь зимой никого нет. Но уж кто есть, те наши. И морской воздух очень полезен для здоровья.

— Если бы мы были уверены, что это поможет.

— Поможет. Пожалуйста, не беспокойся, дорогая. Скоро я полностью восстановлюсь. — Руслан Тереков рядом с ней тяжело вздохнул и закрыл глаза. — Подремлю немножко, и все будет в порядке. И напоминаю — ради нашей же безопасности: охоту можно начинать не меньше чем за четыреста километров от города. Там есть какая-то рыбачья деревушка — как бишь она называется?.. Ага, Ан-Лехт… Вот там и попытаем счастья.

— Как скажешь, — кивнула Людмила.

Как только автомобиль выехал из города на загородное шоссе, она вывела на экран карту дисплея. Вначале ничего не могла разобрать — разве что очертания береговой полосы, названия же местных поселений на этой ирландской планетке не то что выговорить, прочитать была не в состоянии. Язык сломаешь!.. Наконец она кое-как разобралась и начала мысленно наносить на дисплей точный маршрут. Конечная цель — Дум-ха-Си.

Место выбрано идеально. Им много не надо — маленький, отдельно стоящий коттеджик, в нем молодая супружеская пара. До краев заполненная жизненной энергией.

Плохие новости надломили его еще во время долгого перелета с Астрахани:

Моя милая, моя дорогая… Я/Я в великом смятении. Произошло нечто ужасное.

Я сразу заметил, что с тобой/тобой случилось беда. Ты/ты желаешь поделиться со мной?

В последние три недели Я/Я испытывала тревожные симптомы. Затем во время гиперпространственного прыжка это усилилось. Я/Я боюсь, что существовавшее до сей поры полное слияние моей/моей раздвоенной натуры больше невозможно…

Ты/ты уверена в диагнозе?

Нет. Тем не менее следует принять меры предосторожности. Будет непоправимым несчастьем, если носитель получит полный контроль над своим телом. С этого дня Дени Ремилард является Злейшим Великим врагом.

Он что, предал нас?

Я/Я задумывалась об этом. Продумывала и возможные меры противодействия: можно считать доказанным, что свежее вливание жизненной силы должно остановить разрушительную тенденцию — по крайней мере, на время.

Да! Это логично&разумно, ты/ты должна ПОЕСТЬ так же, как и я, другого решения и быть не может.

Останки могут быть найдены. В любом случае Я/Я убеждена, что встреча vis-a-vis с Марком и другими лидерами мятежников не может состояться, пока мне/мне не удастся восстановить силы и полноценный интегрированный комплекс. Кроме того, наибольшую опасность расщепление представляет в том смысле, что Я/Я могу быть узнанной.

? ? ?

Когда Я появилась на свет, Марк был маленьким ребенком — он тоже находился у постели. Он увидел меня и очень испугался. Позже Я приходила к нему во сне, и конечно, он запомнил мой абрис. Может узнать, может… С этим ужасным человеком, даже находясь в полной силе, иметь дело лично — огромный риск. Тем более теперь, когда ему все в новинку, все в диковинку — как же, ни с того ни с сего стал лидером движения, которое Я/Я, можно сказать, пестовала с детства. Я/Я боюсь, что он может попытаться в своей агрессивной манере проверить мое/мое сознание на верность делу мятежников. Тогда он все сразу поймет.

Согласна, что здесь есть определенный риск. Однако сильно сомневаюсь, что Марк подобным просвечиванием решится оттолкнуть такого важного человека, как Руслан Тереков. Причем безо всякой причины… Где у него основания для подобного эксперимента? Только интуиция и домыслы. Сколько сил потратили Алан Сахвадзе, Аркадий Петрович О'Малей и другие вожди оппозиции, чтобы переманить тебя/тебя на свою сторону. За эти годы Председатель администрации Астрахани зарекомендовал себя как верный последователь их общего дела. Почему Марк именно теперь начнет сомневаться в Руслане Терекове?

Марку все, что угодно, может взбрести в голову. Марк есть Марк.

Я знаю этого человека лучше, чем ты. Он никогда не посмеет лезть в чужие мозги с ментальным зондом.

Твой опыт общения с Марком совсем другой. У вас все происходило на уровне эмоций, физической тяги друг к другу. Ты фактически была свободна от подозрений, потому что у вас была близость, пусть даже и в гипнотическом состоянии…

Давным-давно! Я все жду удобного момента, чтобы показать ему, кто я на самом деле. Если сейчас, во время предстоящей встречи на острове, мне выпадет удобный случай, я покажу ему, кто из нас более сильный оперант.

МОЛЧИ! НЕЛЬЗЯ!! Выкинь из головы эту блажь! Мои/мои потребности имеют преимущества перед всеми вашими. Ты над этим задумывалась?

Нет. Никогда.

Так вот, задумайся и сосредоточь все свое внимание и силы на том, чтобы добыть необходимую жизненную силу. Я/Я НЕ МОГУ появиться на этой встрече, если не смогу восстановить силы. Он меня узнает.

Я же предлагала отыскать жертву во время межзвездного перелета, но что услышала в ответ? Нам нельзя рисковать!

Не вспоминай, не вспоминай… Ты… тебе придется показать мне/мне, как это делается. Как вы вытягиваете жизненную силу…

[109] Охотно! Все это настолько просто. Не стоит над этим задумываться.

Хорошо. Скорее! Как можно скорее!!! Понимаешь?

Да, моя дражайшая Фурия. Я все понимаю.

Еще один вскрик.

— Черт бы вас всех побрал! — Он открыл глаза и едва унял дрожь в руках. — Прости, Мила. Я никак не могу прийти в себя.

— Не беспокойся, все будет хорошо. Сконцентрируй свою метасотворительную силу на самом себе. Используй целительную способность. Давай я помогу тебе поохотиться.

Она съехала с обочины, выехала на полосу движения и прибавила скорость. Сама же тем временем настороженно прослушивала окружающее пространство в телепатическом эфире. Вокруг кипела жизнь, особенно вдоль прибрежной полосы, но все было не то. Нигде даже намеком не пробивалась аура разумного существа. В скалах пряталась стая летучих медведей — они жались друг к другу, ожидая, когда стихнет шторм на море. Это были крупные, весом от двадцати до тридцати килограммов, способные летать хищники. Они считались самыми умными животными среди представителей фауны планеты. Без сомнения, через два-три миллиона лет они бы стали разумными существами. «Сегодня же от них толку мало, — подумала женщина, — они ничем не могут помочь человеку, который умирает на заднем сиденье».

Тот, по-видимому, догадался, о чем думала спутница, и вслух сказал:

— Да, аура у них очень интенсивная. Даже скалы не могут приглушить ее. — После небольшой паузы он добавил слабым голосом: — Я был уверен, что мы сумеем отыскать здесь подходящий объект.

— У нас еще есть время. — Людмила попыталась успокоить его. Она направила к Руслану целительный луч, а сама тут же прикрылась ментальной защитой. Нельзя было показать ему, как она обеспокоена. Беда в том, что если он совсем расклеится и его сокрушительная сила упадет ниже определенного уровня, ему не удастся откачать жизненную энергию, хранящуюся в жертве.

За то время, что они провели в машине, с ним уже два раза случались приступы, и чем дальше, тем все больше Людмилу охватывали сомнения — не ошиблись ли они в выборе места для охоты? Казалось, нет ничего проще, чем найти жертву в этом отдаленном уголке ирландской планеты. Ничуть не бывало! Поселения, которые им доводилось проезжать, пред ставляли собой скопление прижавшихся один к другому домов — видимо, выжить здесь без поддержки соседей было трудно. Ни разу им не встретились отдельные фермы, чудаки ту ристы. Ангары, где хранились лодки, были пусты. Ни единого сторожа!.. Летние домики тоже не охранялись.

Странное дело! Горы, ступенями уходившие ввысь над водным простором, лесистые, с причудливо изрезанными вершинами, были покрыты буйной зеленью. Здесь же, на прибрежной полосе, растительность была скудная, повсюду суходолы. Изредка попадались какие-то причудливые, напоминающие кактусы растения — они, случалось, даже образовывали заросли. Попадались и рощи прижившихся на Хибернии сосен, колченогих и чахлых. Зимние ветры на планете были очень сильные. Вдоль самой кромки берега, где берега круто обрывались в морскую глубь, каменные откосы представляли собой подобие эмментальского сыра. Они были изъедены напором ветра и соленой морской водой. Три луны кружили вокруг Хибернии, поэтому приливы здесь отличались исключительной мощью.

Последнюю деревушку на пути к отелю — Ан-Лехт — они проехали час назад, и с той поры не увидели ничего подходящего. За последнюю сотню километров им довелось встре тить всего-то один маленький грузовичок и три легковых автомобиля. Все они шли им навстречу. Людмила и Тереков решили, что нападать на пассажиров этих машин — неоправ данный риск. Тем более устраивать гонки… К тому же дорога была построена почти идеально и совершенно — трудно было найти место, где можно было подстроить аварию. В особо опасных местах были сооружены высокие барьеры. Конечно, можно заставить водителей и эти ограждения преодолеть, но тогда машины должны были упасть в пропасть, и не было никакой уверенности, что они смогут добраться до этих машин вовремя и вкусить сладостной жизненной силы. Если же просто остановить машину, то как потом замести следы? Оставить улики было еще опаснее — стоит только следователям Магистрата обнаружить останки, и тогда начнется другая охота. Они оба были уверены, что эта трасса находится под постоянным наблюдением, пусть даже им ни разу не встретилась патрульная машина.

Еще какое-то время они ехали в напряженном молчании. Наконец Тереков подал голос:

— Мила, послушай. Если Дени, его часть натуры, сможет восстановить контроль над своим телом, тебе придется убить меня. Конечно, это крайняя мера, но надо быть готовой.

Аржанова не удержалась от возгласа:

— Нет! Не смей даже думать об этом!..

— У нас тогда не будет выбора. Злейший враг разоблачит меня — либо все откроет семье, либо дознавателям из Магистрата. Он на все пойдет — я его знаю. Даже на смерть… Если же ты уничтожишь это тело, ты хотя бы спасешь свою жизнь.

— Я не смогу сделать это! Ты понимаешь — я не смогу заставить себя сделать ЭТО!..

Он иронически улыбнулся:

— Думаю, что сможешь. После стольких лет вполне возможно, что контроль ослаб.

— Что?..

— Моя маленькая, дражайшая! Неужели ты всерьез поверила, что я не знал, как ты забавлялась, прикидывая, как вернее избавиться от меня? Вспомни, как ты и другие части Гидры разжигали свое воображение картинами моей скорой гибели и вашего полного освобождения. Как вы мечтали избавиться от опеки, которая казалась вам цепями.

— Ну, мы были глупыми подростками, — прошептала она и открыла часть сознания, чтобы показать Терекову, как она искренне раскаивается. — Потом мы повзрослели и поняли, что к чему. Нас раздражали твои постоянные попытки подключить к нашему метасогласию другие сознания. Вот в чем причина…

— Какой смысл теперь оправдываться, лапочка моя? Я давным-давно простил тебя. — Он улыбнулся, и от этой улыбки Аржанова похолодела. — Тем более что при вашем рождении я ввел в ваши младенческие мозги некую замаскированную программу — упрятал ее далеко, на самом донышке бессознательного… Чтобы вы ни-ни! Нигде и никогда не смели поднять руку на того, кто вас породил. Вы нуждались во мне, а я в вас. Теперь мы нуждаемся друг в друге еще сильнее.

— Я знаю, — прошептала она. — Очень даже хорошо знаю. Это была чистейшая правда. Она открылась ей внезапно, в тот миг, когда Председатель Законодательного собрания Астрахани вдруг смертельно занемог на борту межзвездного корабля, на котором они летели на Хибернию. Это открытие ошеломило ее. Глядя на землистое, омертвелое лицо Руслана Вакховича[110], Людмила с пронзительной ясностью поняла, что все ее помыслы, да и само физическое существование полностью зависят от благоденствия и долголетия этого ужасного человека. Или существа… Как же она обманывалась, когда мечтала вырваться из крепких объятий того, кто сотворил их, научил жизни, дал цель!.. Истина открылась ей просто, до конца — то, что она сама крайне глупо выглядела в ее свете, было не так страшно, как осознание того факта, что, оставшись с миром один на один, она быстро свернет себе шею. Она что, всерьез надеялась в одиночку справиться с Марком и заставить его петь под ее дудку? В одиночку руководить и исподволь направлять все оппозиционное движение, как это столько лет удавалось Фурии? Вести мятежников к победе, к установлению Второго Содружества?.. С ее-то слабыми силен ками?.. Даже овладение Ментальным человеком не поможет ей, тем более теперь, когда вопрос о вооруженном восстании можно считать решенным. Решенным Марком! Не Фурией и уж конечно не ею…

Фурия была сильней ее во всех метафункциях и безусловно опытней в производстве зла. Во много-много раз… Людмиле следовало довольствоваться тем, что ей отведено второе место в будущей Второй Реальности; ей следовало изо всех сил по могать хозяину.

Если, конечно, еще не поздно.

Когда Фурия впервые поделилась с нею, выжившей частью Гидры, в прежние годы звавшейся Мадлен Ремилард, новостью о том, что Марк занялся воплощением в жизнь безумной идеи создания Ментального человека, первым побуждением Гидры была радость, которую она попыталась немедленно скрыть. Фурия, сразу осознавшая великое значение подобного проекта, выложила ей все без утайки — с помощью подобного разумного объекта, заявила она, дело создания Второй Реальности можно считать решенным.

Гидра со всем соглашалась, удивлялась, охала и ахала, а сама тем временем осторожно прикидывала, как оседлать этого строптивого Марка и стать единоличной владелицей Ментального человека. Тогда бы вопрос о зависимости от Фурии отпал сам собой. Она бы одна правила миром. Одна на вершине, а все остальные у подножия… От подобной перспективы дух захватывало.

Правда, об этом пока можно было только мечтать — Фурия была беспощадна к отступникам. В те дни, когда были живы остальные составляющие Гидры, единственное, на что отваживалась Мадлен, это прикинуть, каким бы способом уничтожить Фурию. Только чтобы наверняка… Странным и неуместным казалось молоденькой потенциальной убийце то обстоятельство, что Фурия, пребывая в теле Дени Ремиларда, полностью зависела от Гидры в смысле общения с физическим миром. Значит, стоит уничтожить Дени, и Фурия попадет в полную зависимость к Гидре. Безусловно, она понимала, что это все мечты… Но в том-то и состояла их прелесть.

Даже потеряв Квентина, Селину и Парнелла, она все еще пребывала в каком-то странном неведении относительно самой себя. Даже в ту пору, когда перебралась на Астрахань, где нашла работу под крылышком Руслана Терекова… Все искала способ избавиться от хозяина… До тех пор, пока вновь интегрировавшееся сознание Фурии, облаченное в трансформированное с помощью метасокрушительной силы тело, не явилось перед ней. Это случилось на далекой русской планете. Мадлен сразу правильно оценила этот факт — Фурия наконец смогла полностью поглотить сознание подходящего носителя, смогла облачиться в телесную плоть. Значит, она больше не нуждалась в Гидре. Вот тогда Мадлен и задумалась: что же она-то сама собой представляет, на что может рассчитывать? Вывод был неутешительный: рассчитывать ей было не на что. Самостоятельно за эти долгие годы она и шагу не сделала. Самое страшное, что и сделать не могла! Все происходило по воле Фурии — она выбирала образ жизни, путала карты дознавателям из Магистрата, меняла ментальные почерки, оформляла новые документы. Одним словом, полностью обеспечивала ее, Мадлен, существование.

С подобным выводом нелегко было смириться, и Мадлен лихорадочно принялась искать выход. Для начала она решила все разложить по полочкам: с одной стороны, на что способна Фурия, с другой — она сама.

Итак, Фурия обладала способностью генерировать ипсилон-поле и совершать телепортацию через гиперпространство.

На расстояние в три тысячи световых лет! Вывод: она сильнее и Марка Ремиларда, и Джека Бестелесного, и Доротеи Макдональд, так называемой Алмазной Маски. Далее, она неуязвима для любого вида оружия. Чем же она сможет достать ее? Ответ был ясен: ничем.

Рассуждаем дальше. Фурия обрела тело, да еще какое! Председатель администрации планеты. Он и ее, Мадлен, пристроил — взял на работу в качестве помощника по кадрам. Он же устроил и автомобильную катастрофу той, чье имя взяла Мадлен. Так она появилась на новой службе — молодая обольстительная женщина, очень сильный оперант, иммигрировавшая с Земли, из Ростова-на-Дону. Первым делом она основательно перетрясла весь штат, безжалостно изгоняя всех, кто был ей неугоден. Те же, кто остался, уже не осмеливались даже вскользь отметить про себя отсутствие деловых качеств у Дирижера Астрахани Ксении Кудряшовой или с надеждой поразмышлять о внесенном в Законодательное собрание планеты предложении об импичменте Руслану Вакховичу Терекову.

Общественное мнение стойко придерживалось того, что причина удивительной метаморфозы, произошедшей с прежним лихим хвастуном, по общему мнению, ставленником мафии Русланом Терековым, — это появление на планете обольстительной и немного томной Людмилы Аржановой. Как ей удалось встряхнуть прежнего Руслана, понять не мог никто, но всего за пять месяцев этот прожженный тип, пробравшийся на второй по значению пост в планетарной иерархии, на глазах превратился в мудрого, решительного государственного деятеля галактического масштаба. Прежде всего он под корень извел организованную преступность — этот болтун и демагог Тереков неожиданно проявил такую прыть и жестокость, что остатки прежде всесильных банд затаились в глухом подполье. Дальше — больше… По его настоянию Законодательная ассамблея приняла свод законов, освобождающих частный сектор от пут государственного регулирования, — все это, в совокупности с наведением порядка и торжеством права, привело к тому, что на Астрахань сначала мелким ручейком, потом все более широким потоком хлынули инвестиции. Но самое главное, на планету все чаще стали прибывать иммигранты. Людей — главную ценность любого вновь заселяемого мира — привлекала возможность сразу обзавестись своим домом, которое правительство Астрахани сдавало колонистам с освобождением от арендной платы на три года. Кульминацией деятельности Председателя[111] явилось получение дышащим на ладан кораблестроительным заводом в Новониколаевске галактического подряда на строительство пятидесяти межзвездных транспортных кораблей типа «Беринг».

Они были предназначены для перевозки колонистов и должны были поступить в распоряжение командования Четырнадцатого флота, чья главная база размещалась на планете Ассавомпсет.

Это был триумф не только в масштабах планеты — о Терекове заговорили. И вот на тебе — теперь после истории с этим проклятым Дени Ремилардом он находился на последнем издыхании. Сколько еще продлится процесс привыкания к новому телу, никто не мог сказать. Все это время Людмила Аржанова, она же Мадлен Ремилард, она же Магдала Маккендал, она же Лайнел Роджер, не находила себе места, даже сдуру решила помолиться Богу. Опомнилась сразу — не хватало еще привлечь внимание небесных сил к погибающему дьяволу! Накаркаешь тоже… Но к какой-то выдуманной, мрачной силе она все-таки обратилась…

Как только дорога вывела на узкий, далеко выступающий в море мыс или, скорее, полуостров, Руслан Тереков внезапно замер. Взгляд его остановился и как-то странно помутнел. Сердце у Людмилы упало, но в следующую секунду Руслан так же внезапно ожил.

— Уже могу различить остров. В двадцати пяти километрах от берега… Все как и было — я теперь уже могу вспомнить то, что этот негодяй видел за свою жизнь. Паршивое, должен заметить, тело. Не жалел он себя. Так о чем это я? Ага, насчет острова… Сверху прикрыт завесой ро-поля, наземная охрана комбинированная — электронные системы слежения и наружные посты.

Аржанова нахмурилась:

— Это же полное безрассудство — привлекать такое внимание к частному владению. Ведь Рори разместил здесь свой оружейный склад.

— Не все так просто. Подобная защитная система относится только к самому дому и прилегающей к нему территории. Арсенал же находится под землей на глубине в полтора километра. В скальном основании острова… Добраться до него дальнодеиствующим взглядом способны только блистательные операнты. Да и вход замаскирован так, что ни одна собака не найдет.

— Но ты же нашел.

Руслан Тереков слабо засмеялся:

— Ну-у, я! — Затем он посерьезнел и объяснил: — Рори Малдоуни можно позавидовать. Ты не смотри, что он работает под этакого недалекого крестьянского парня. На самом деле он все точно рассчитал. Никому в голову не придет искать на Хибернии склады оружия, эта планетка не так богата, чтобы нелегально закупать оружие. Но это только на первый взгляд… Рори умеет находить друзей и в высших сферах, и среди простых людей. Двадцать лет он уже является Дирижером планеты, его здесь любят. Вот он под шумок и прижал местного Интенданта и само Законодательное собрание, да так, что те и пикнуть не смеют. Малдоуни лично контролирует ввоз и вывоз с Хибернии. Он так наловчился в этом деле, что его теперь можно считать специалистом по незаконным торговым операциям. Ему удалось и местный Магистрат, который по идее находится в двойном подчинении, полностью подмять под себя. Причем отметь такую деталь — все, что я рассказал тебе, для тебя в новинку, а ведь ты крутилась в самых высоких властных структурах как на Оканагоне, так и на Орбе. Понятно теперь, как он умеет маскироваться? А ты говоришь — этот защитный купол сразу привлечет к себе внимание. Вот и пусть привлекает. Нам бы его возможности, да на Астрахань!

— Ну, если эта встреча пройдет успешно, — ответила Людмила, — наша вечно недовольная Председательша Ксюша Кудряшова должна будет прикусить язычок. Хотя дело в общем-то не в ней, а в ее природной трусости. Сколько верных Содружеству людишек она понаплодила в своем аппарате и в других властных структурах! Пока вычистишь эти авгиевы конюшни, годы пройдут. Вот дура! — не выдержала Людмила. — Все ради того, чтобы ее не обвинили в том, что она потакает одной из сторон. О каком нелегальном ввозе оружия на Астрахань может идти речь? Ее любознательные помощники тут же начнут со вать нос в чужие дела.

Дорога вилась, забираясь все дальше в глубь полуострова. Теперь на горизонте ясно просматривались горы на островке, на котором Рори Малдоуни устроил тайное хранилище оружия. На самой высокой, трехглавой вершине горел маяк. С той стороны на хмурое небо наползала обширная черная туча.

— Посмотри, идет туча, — после небольшой паузы сказала Людмила. — Сейчас хлынет дождь… Вон как остров поливает.

— Да, — задумчиво ответил Руслан. — Знаешь, как он называется? На местном совсем непроизносимо — Инисфаил. Если перевести, получается «остров судьбы»… Мила! — неожиданно, задыхаясь, вымолвил он. Костяшки пальцев у него побелели. — Мила! Я их чувствую… Людей!.. Там внизу. Как далеко мы отъехали от Думха-Си?

— Кто его знает! — грубовато ответила Людмила. — С чего ты решил? Я ничего не чувствую.

Тем не менее сердце гулко забилось у нее в груди. Она торопливо включила навигационный дисплей. На экране появилась небольшая бухточка с крутыми берегами, до нее было километров восемь.

Тереков впился взглядом в монитор.

— Там они. В бухте… Трое, все слабые операнты. Чем-то занимаются на берегу. Чем, не могу разглядеть. Мы не можем упустить этот шанс. Вперед. Вперед!

Людмила мгновенно нажала на педаль, и стрелка спидометра прыгнула до отметки «150». Она вела машину вручную, не обращая внимания на вспыхивающую и гаснущую надпись «порог безопасности». Между тем небо совсем потемнело, и фары автоматически включились.

— Там они, там, — лихорадочно повторял Тереков. Руки его находились в постоянном движении, шарили по передней панели, пальцы сжимались и разжимались — причем совершенно не в такт мигающей надписи. Это очень раздражало Людмилу. Она материлась про себя… Когда они подскочили к самому краю бухты и обнаружили, что вниз ведет тридцатиметровый крутой обрыв, Аржанова повернулась к своему спутнику и зло спросила:

— Ну, … твою мать, теперь что?

В этот момент над ветровым стеклом раздражающе замигала красная лампа и механический голос принялся вещать: «Приближается круфол! Приближается круфол! Тревога! Приближается круфол! Немедленно остановите машину, встаньте на обочину или в укрытие! »

В следующий момент вокруг них грянуло! Тьма сгустилась до полной черноты, и во мраке с неба хлынул необычайной силы поток воды. Засверкали молнии — их отблески прошивали темноту насквозь. Очень скоро вокруг так же внезапно посветлело, и теперь они могли увидеть, что именно за ливень обрушился на них.

С неба лилась кровь. Струи толщиной в палец били в асфальт и скалы. Под ногами ширилось кровавое месиво.

— Это только кажется! — воскликнул Тереков, пытаясь успокоить женщину, у которой дрожали губы. — И вообще, к черту, что это такое?!

Он с трудом потянулся и ткнул кулаком в клавишу, на которой было написано: «Справка». Аржанова крикнула:

— Что такое круфол?

Равнодушный компьютерный голос ответил: «Круфол — метеорологический феномен, который наблюдается в округе Конемара, планета Хиберния. Чаще всего круфол возникает на побережье Лох-Мора. В зимний период, когда дуют сильные ветры, образуются вихри, которые засасывают с поверхности моря простейшие организмы Xenohy-drobdella praecipitans, в ирландском написании криум фертан. В длину они достигают одного-двух сантиметров, цвет ярко-красный или бурый. Вместе с дождем они выпадают на землю. Морской планктон в целом безвреден для окружающей среды, хотя может причинить временные неудобства морякам и туристам, отдыхающим на пляжах. Эта масса обладает вяжущим свойством из-за повышенного содержания желатина, затрудняет видимость. В сухом виде это ценнейшее органическое вещество. Для более детальной информации скажите, пожа луйста, ЕЩЕ».

Последних слов Людмила уже не слышала — машина на глазах покрывалась снаружи алой непрозрачной коркой.

В этот момент Тереков подал голос:

— Они там, Мила. Точно, там. Здесь есть спуск — плохонький, конечно, но машина может пройти.

— Ты что, не видишь, черт тебя побери! — взорвалась Людмила. — Попробуй дверь открой. Нас тут навсегда замуровало.

Компьютерный голос добавил:

«Это движущее средство оборудовано специальными скребками и раствором, смывающим пленку круфола. Для начала очистки, пожалуйста, произнесите: „Приступай! “

— Иди ты к черту! — Людмила совсем вышла из себя. На ее лице появилась гримаса ненависти, она оскалила зубы. — Ты, истукан дерьмовый! Почему молчал раньше? ПРИСТУПАЙ!

Вся операция заняла несколько минут. Как только ветровое стекло очистилось, Людмила тронулась с места, проехала метров пятьдесят и обнаружила развилку. Эта дорога вела к самой воде, теперь и Людмила ясно видела это дальновидящим взглядом. Женщина тут же передала управление компьютеру и приказала спускаться на пляж. Автомат без возражений начал выполнять приказание.

Тяжелый бронированный «мерседес» не спеша сползал по мокрому гравию. Скоро пассажиры смогли различить на галечном пляже трех человек — двух мужчин и женщину, одетых в ярко-желтые защитные костюмы. В руках одного из них был лазерный резак, с помощью которого он разделывал тушу какого-то огромного морского животного, двое других оттаскивали куски. Небольшой тягач на гусеничном ходу стоял неподалеку, в него и грузили куски мяса. На борту прицепа виднелась надпись « АН-Л ЕХТ ОРГАНИК лтд», а ниже — «Утилизация отходов».

— Открой окно, — тихо сказала Людмила. — Возьми тридикамеру.

Руслан молча выполнил указание. Машина остановилась метрах в десяти от уборщиков. Тереков высунулся из окна и принялся снимать, как они работают. Те не обратили на вновь прибывших никакого внимания — один, правда, небрежно по махал рукой, потом погрузил отрезанный кусок туши на антигравитационные носилки.

Подчиняясь его команде, носилки подплыли к прицепу и выбросили туда содержимое. Когда человек проходил мимо автомобиля, он спросил на ходу:

— Туристы, должно быть?

Руслан с готовностью и некоторым подобострастием заулыбался и закивал. Тут в соседнее окошко высунулась и Людмила.

Тот рабочий, который заговорил с ними, вероятно, посчитал, что туристам надо кое-что объяснить.

— Это падаль… Грязь, сор. Надо убрать, чтобы не засорять нашу чудесную планету.

Руслан и Людмила закивали еще энергичнее.

Ливень к тому моменту почти совсем прекратился, что и подтвердил глянувший на небо и ткнувший в него пальцем мусорщик.

— Круфол кончился… Хорошо. — Он показал глупым туристам сложенные в колечко пальцы.

— Понятно, понятно, — закивала Людмила. — Гражданин, вы не скажете нам, что это за животное?

— Олфейстмхара. Одно из местных морских животных. Помесь черепахи и кальмара. Беда, если вы встретитесь с ним в открытом море на утлой лодчонке. Их, правда, мало осталось. Вон там, — он махнул куда-то в сторону, — у них заповедник, но здесь, за его границами, это наша законная добыча. Вы сами откуда?

— Мы — русские, с Астрахани, — ответил Руслан. — Вы не будете возражать, если мы посмотрим на него поближе?

Мусорщик пожал плечами.

— Дело хозяйское. Только смотрите не испачкайте одежду. Да, вот еще что… Этот зверь еще жив, держитесь от него подальше, чтобы он не задел вас щупальцем.

Туристы вышли из машины и, осторожно ступая по мокрым каменным плитам, направились к туше. Руслан сжимал в руках тридикамеру. Сильный ветер едва не сбил их с ног, но Гидра поддержала хозяина. Мелкие брызги соленой воды намочили одежду, однако эти двое уже не замечали ничего — все их внимание было направлено на жертвы.

Людмила обратилась к Терекову на телепатическом коде: Прежде всего их надо лишить возможности двигаться. Сразу сжимаем их метасокрушителъным усилием. Затем отводим в скалы и выбираем подходящую расселину, чтобы не было видно с дороги. А потом за пиршество. С тобой все в порядке? Ты уверен?..

Глаза у Терекова блеснули. Все прекрасно, Мила! Я уже развеселился… Ты только посмотри — трое молодых, здоровых и к тому же операнты. Надо же, какая удача!..

Когда они подошли к мусорщикам, Руслан мысленно попросил их: Пожалуйста! Вы не можете на секундочку отвлечься?

Я только сниму вас. Ага, вот так, встаньте впереди туши. Кучнее, кучнее…

Широко улыбаясь, приезжие мужчина и женщина сцепили руки. Их сознания слились.

ТЕПЕРЬ ВЫ НАШИ. ЯСНО?

Местные жители неожиданно пошатнулись, словно их ветром ударило. Затем медленно выпрямились и удивленно уставились на странных туристов.

ВЫ ПОЙДЕТЕ С НАМИ.

Трое мусорщиков одновременно повернулись и в ногу зашагали в сторону прибрежного откоса. Там они вошли в узкий мокрый коридор — еще несколько шагов, и вся группа оказалась как бы в каменном мешке. Здесь росло множество каких-то ползучих растений. Дождь совсем прекратился, только рев ветра глухо залетал в эту западню.

ТЫ… И ТЫ. САДИТЕСЬ.

Мужчины неуклюже опустились на камни. Женщина осталась стоять. Ее водило из стороны в сторону, она все еще в недоумении следила за действиями непрошеных гостей. Гидра приблизилась к ней, сорвала с головы прорезиненную шляпу — густые каштановые волосы упали женщине на плечи. Ей было не больше двадцати лет. Щечки розовые, пухлые губки… Гидра не поленилась руками расстегнуть пояс и до конца сдвинуть молнию, потом мысленным усилием стянула с женщины желтый защитный костюм. Та осталась в одном белье. Крепкие соски резко выделялись из-под легкой комбинации. Фигура у нее была хорошая, не больше того… Гидра даже презрительно усмехнулась и схватила ее за плечи. В ту же секунду рот жертвы открылся в безмолвном крике. Он болью и ужасом отозвался в сознаниях двоих сидящих на корточках мужчин.

Гидра сказала: Эта готова. Ты/ты можешь полакомиться[112].

Фурия сняла зимнее пальто и шапку. Глаза ее теперь посвечивали удивительным голубоватым светом.

Приблизившись, она принялась осматривать отупевшую от ужаса женщину, потом неожиданно коснулась указательным пальцем ее макушки. Волосы у женщины встали дыбом, лицо исказилось от боли. Тут же что-то ярко полыхнуло, и запахло горелыми волосами. Жертва забилась в крепкой хватке Гидры, потом ее голова склонилась на грудь, и над обожженным до костей черепом начала разгораться огненная корона, состав ленная из множества лепестков.

Возьми ее Фурия схвати и возьми ее!

Теперь это чудовище принялось обнимать угасающую женщину. Оно прижалось к ней, начало сжимать горящую плоть, ломать кости… Его аура заметно усилилась, поглотила жертву и засияла изумрудным светом с оттенком лазури. Фурия мысленно подняла голову женщины и впилась губами в ее губы. Та обмякла, кожа начала обугливаться…

Ты… должна показать мне/мне, как это делается, дражайшая Гидра.

Ты/ты сама знаешь как. Посмотри[113], вот места семи чакр. Вдоль головы и спинного хребта… Вот их одну за другой…

Да. Да, я/я понимаю…

Собственная аура Гидры тоже разгоралась все ярче и ярче, по краям она окрасилась золотом, отливающим в багрянец. Гидра сорвала с места старшего мужчину — тот двигался, словно марионетка, — мысленным усилием сорвала с него одежду, обняла его голову и одним движением руки сломала ему шею. Голова человека как-то странно повернулась и повисла. Гидра приступила к пиру.

Вот как! — торжествующе кричала она, обращаясь к Фурии, смотри, вот как!

Неожиданно она и ее жертва исчезли в ярчайшей вспышке и тут же вновь появились — Гидра облизывалась, ее жертва стала похожа на головешку.

Фурия наконец покончила с женщиной, над головой у нее по-прежнему сияла корона. Чудовище все еще было голодно — оно вскинуло в указующем жесте руку, и Гидра, наевшаяся, почувствовавшая силу, подняла в воздух оставшегося в живых мужчину и швырнула его в сторону Фурии.

Три похожих на головешки тела лежали рядком на осклизлых каменных плитах.

— Вот теперь я сыта, — спокойно сказала Фурия и подмигнула Гидре. — Все метафункции в норме.

Гидра безмолвно опустилась на колени перед хозяином.

— Я виновна, — прошептала она, — я виновна в злом умысле. Накажи меня.

— Раздели со мной мою силу, моя дражайшая, и больше никогда не испытывай сомнений. — Фурия подняла ее, обняла, и они слились во вспышке пламени.

Распавшись, они вновь почувствовали себя Русланом Терековым и Людмилой Аржановой. Быстро оделись, вышли на берег.

Шторм уже кончился, однако ветер все еще завывал. Животное уже было мертво. Тереков осторожно отделил щупальце, поместил на коготь обрывок защитного костюма и мысленно забросил все это за линию наивысшего прилива. Времени больше терять было нельзя — они вдвоем с помощью метасотворительной силы вытолкали «мерседес» на шоссе и в последний раз глянули на место, где разыгралась трагедия — одна из многих, какие случаются в прибрежной полосе.

19

Сектор 12: звезда 12-370-992[114]

Планета 3[115]

7 энайр 2080 года

15 февраля 2080 года

Это был такой ужас!.. С которого все началось… Просто до пяток прожгло!

Рори Малдоуни, конечно, догадывался, что Патриция Кастелайн осведомлена о запасе всевозможного — в том числе и двойного назначения — оборудования, которое он собирал долгие годы. Впрочем, ему тоже было хорошо известно, что она, в свою очередь, без конца попустительствовала кое-каким людишкам, занявшимся незаконным изготовлением ЦГ-шлемов. И не только она одна… Еще эти с Сацума. Япошки задрипанные… В конце концов, все они люди солидные, умеющие соблюдать правила игры и не совать нос в чужой карман. Но чтобы какая-то сопливая секретаришка, помощница Пэт по имени Лайнел Роджер посмела вести себя так дерзко — этого он и вообразить себе не мог.

Тем не менее посмела! Случилось это в 2078 году. Мало того, что отважилась, но и всерьез припугнула Рори Малдоуни. Вот это уже ни в какие ворота не лезло!

Помнится, тогда на Оканагоне был устроен прощальный вечер. Эта самая Лайнел сумела отвести его в сторону, загнала в темный угол и начала страшный разговор.

— Я нуждаюсь в вашем совете, Дирижер, — после недолгой светской болтовни сказала она. — Давайте представим гипотетическую ситуацию. Предположим, что какой-то высокопоставленный чиновник, склоняющийся на сторону оппозиции, устроил у себя тайник, в котором хранит большую коллекцию оружия. Все — первоклассного качества, особенно большие бластеры, пригодные для наступательного боя.

Собственно, в первый момент Рори ничего, кроме недоумения, не почувствовал: зачем эта девка лезет не в свое дело? Ладно, он успеет ее осадить, поэтому он только натужно рас смеялся и попытался было выскользнуть из угла. Не тут-то было. Эта девица крепко держала его.

— Далее предположим, — невозмутимо продолжала она, — что это официальное лицо год от года пополняет свою коллекцию, и почему-то исключительно незаконными экспоната ми, то есть оружием. Все это делается с той целью — так считает это высокопоставленное лицо, — что скоро наступит день, когда все эти запасы понадобятся его единомышленни кам, которые собираются выступить за свободу и против Галактического Содружества.

Рори, уже не скрывая изумления, глянул на женщину. Он был слишком ошеломлен, чтобы что-то отрицать, а Лайнел тем временем продолжала:

— Однако вот в чем загвоздка. Без средств доставки, без межзвездных кораблей, способных нести боевые системы, все эти запасы яйца выеденного не стоят. Кажется, ясно, что следует предпринять в первую очередь, но нет!.. Этот самый надутый индюк полагает, что нужно заняться другим вопросом. Например, украсть у крондаков фотонные пушки и бомбы, начиненные антиматерией, спрятать все это на Консилиуме и начать шантажировать Галактическое Содружество.

Эта девка совсем рехнулась? О таком разве можно говорить вслух![116]

— Предположим вот еще что. Некий человек, тоже занимающий немалый пост, знает, как снабдить повстанцев подобными кораблями. Что бы вы посоветовали этому человеку? Как ему следует поступить — сначала обсудить этот вопрос с тем высокопоставленным лицом, которое сидит на горе оружия, или сразу обратиться к Марку Ремиларду и выложить ему всю информацию?

Теперь было не до шуток. Рори отодвинул женщину к стене, навис над нею, включил свою метасокрушительную силу. Хватит притворяться дурочкой черт тебя побери говори что ты знаешь.

Лайнел Роджер продолжала улыбаться, теперь уже с какой-то ехидцей. Она, ни слова не говоря, открыла ему часть своего сознания, чтобы Малдоуни сам увидел, как все можно устроить с кораблями.

Когда до него дошло, он отпустил ее и засмеялся. На Астрахани ? Ты с ума сошла, маленькая сучка!

Когда-то процветавшие корабельные верфи на четвертой «русской» планете в настоящее время были на грани закрытия. Верная последовательница Галактического Единства, Дирижер Астрахани Ксения Кудряшова на поверку оказалась никудышным работником — этакой мечтательницей с мистическим уклоном. О Генеральном интенданте Терекове и говорить нечего — этот вообще был известен всей Галактике как куча дерьма, скопище всех пороков. Он и держался у власти только благодаря негласной поддержке оппозиционеров, к которым примкнул еще в молодости и никаких шатаний не испытывал. Рори Малдоуни не очень вдавался в политические интриги на Астрахани — ему самому дел хватало, но вот в чем он был уверен, так это в том, что Новониколаевскому заводу не видать этого заказа как своих ушей.

И даже если невозможное случится, то как мятежники смогут заполучить эти корабли и не привлечь при этом внимания верных Содружеству граждан?

Действительно, как?

— Да, здесь есть проблема, — согласилась Лайнел, потом вдруг откровенно зевнула, будто этот разговор перестал интересовать ее. — Но для вас лично трудность в другом. Что, если какое-нибудь важное лицо на Астрахани обратится с подобным предложением прямо к Марку Ремиларду? Учтите, что Марк и другие влиятельные члены Исполкома отнесутся к этому проекту очень серьезно. При этом сие важное лицо добавит, что обращался за содействием к вам, но поддержки не нашел. Как на это посмотрят лидеры оппозиции? Не останетесь ли вы в одиночестве, как толстый жадный дракон из ирландских сказок, который всю жизнь пролежал на куче золота? Пока не пришел храбрый рыцарь и не снес ему башку… Интересно, как рассудят вожди? Сочтут они это простой глупостью со стороны Рори или чем-то похуже?

Вот когда Дирижер Хибернии потерял дар речи. Какая наглость! Да он эту маленькую сучку одним пальцем раздавит!.. Не тут-то было! Лайнел сама отошла от него, а он так и остался стоять, терзаясь страхом и ненавистью.

Потом он имел серьезный, на повышенных тонах, разговор с Патрицией Кастелайн. Он обратился к ней с вопросом, допустим ли подобный способ общения между единомышлен никами. Та решительно начала настаивать, что слыхом не слыхивала ни о чем подобном. И никогда не уполномочивала Роджер!.. Конечно, что она, опытная стерва, могла еще сказать? Так и ждет момента, чтобы укусить. Чтобы выставить его в идиотском свете.

Через неделю — новая напасть. Лайнел Роджер во время штурма вершины сорвалась в пропасть. Теперь с нее взятки были гладки, тем более что и тела не смогли достать.

После ее гибели Рори Малдоуни сразу успокоился — игра эта оказалась куда более серьезной, чем просто розыгрыш Патриции Кастелайн. Какие-то более мощные силы поуча ствовали в ней, и гибель глупой Лайнел тому свидетельством. Тем не менее он решил держаться подальше от этой Кастелайн. И затаил злобу.

Дальше события пошли совершенно непонятным образом. Что там происходило на Астрахани, понять было невозможно. Он бы никогда не поверил, что Руслан Тереков способен взяться за ум, но факт оставался фактом: тот очень быстро привел в чувство бандитские кланы. Всего за несколько месяцев планета словно ожила, и в довершение всего Новониколаевский завод получил подряд от коммерческого Директората.

Услышав эту новость, Рори чуть дара речи не лишился и крепко задумался. Однако долго размышлять ему не пришлось — недели три назад Руслан Тереков связался с ним по межзвездной связи и предложил встретиться. Вопрос, который он хотел обсудить, касался «организации промышленного консорциума по производству космических движущихся средств, в который вошли бы Астрахань и Хиберния». Рори ответил согласием, потом долго сидел с открытым ртом. Когда же он наконец опомнился и сжал челюсти, то сразу нашел решение этой сложной и запутанной интриги. Значит, консорциум? Между Астраханью и Хибернией? Замечательно! Только на Хибернии не было тяжелой промышленности — планета жила за счет сельского хозяйства и легкой индустрии. И неплохо жила… Выходит, консорциум? Отлично!

В тот же день он отправился на Землю и лично выложил Марку Ремиларду все свои сомнения — вот так и вывалил целый ворох. Разговаривал спокойно, даже с некоторой оби дой: что же это творится у нас в высшем руководстве, гражданин Ремилард? Разве можно так обращаться со старым и преданным бойцом?

К его удивлению, Марк выслушал его очень серьезно. Даже не улыбнулся.

В назначенный день Рори Малдоуни вылетел в отель «Граньюэл-хаус», где его ждал Тереков. Слава Богу, что погода наладилась, и о вчерашнем круфоле напоминала только висящая в воздухе легкая красноватая пыльца. Небо совсем очистилось и радужно посверкивало над куполом рокрафта.

Гости ожидали его в холле, который больше походил на гостиную. Астраханский Генеральный интендант был крепок как дуб, лицо суровое, глаза прищурены. В нем сразу чувствовалась неодолимая ментальная сила. Рот вполне славянских очертаний — широкий, с тонкими губами. При разговоре он чуть выдвигал вперед нижнюю челюсть — ну прямо как ящик письменного стола… При этом его лицо становилось злым и недобрым. Хорошо, что говорил он мало и на вопросы отвечал односложно.

Под стать ему была и его помощница по кадрам Людмила Аржанова. Красавица-то красавица и одета в черное, облегающее фигуру кожаное платье, однако суровый взгляд и стиснутые губы делали ее похожей на богиню мщения. Рядом с этими людьми Рори сразу почувствовал себя неуютно. По крайней мере, ему сразу стало ясно, откуда ветер дует и почему Тереков вдруг так резко изменился. С такой дамочкой сразу забудешь о шальных глупостях.

После короткого обмена приветствиями Рори Малдоуни поинтересовался, какое впечатление произвела на них вчерашняя поездка.

— Это было занятное путешествие, — снисходительно улыбнулся Тереков. — Если не считать, что этой ночью мы почему-то подверглись допросу со стороны полицейского офицера. Допросу? — Тереков неожиданно спросил сам себя и сам ответил: — Нет, скорее он проинформировал нас, что на побережье, к западу от отеля, случился неприятный инцидент. Ка кое-то морское чудовище расправилось с тремя рабочими. Оно утащило их в воду. Этот полицейский допросил нас, поскольку, как он утверждает, кроме нас, в том районе никого не было. Мы объяснили ему, что не располагаем никакой полезной информацией, но, кажется, его наш ответ не удовлетворил.

— Генеральный интендант озабочен, — подала голос Людмила Аржанова[117]. — Секретность нашей встречи может оказаться под вопросом. Полицейские начнут интересоваться, зачем и куда мы поехали, да еще в такую пору. Зачем все это?

— Что взять с этих идиотов копов! — проворчал Малдоуни. — Этот вопрос мы сейчас решим.

Он вызвал по видеофону Магистрат в столице и быстро выяснил все обстоятельства дела. Никаких останков на берегу найдено не было. Рори выслушал офицера полиции и приказал оставить гостей в покое. Тот был очень раздражен подобным вмешательством в следствие и не скрывал этого, но вынужден был подчиниться.

— Надеюсь, вы удовлетворены? — спросил он Терекова. В ответ кивнула Людмила:

— Этим необходимо было заняться в первую очередь. Если кто-нибудь пронюхает о том, сколько важных персон соберется на вашем острове… И вот еще что. Я по поводу этого тупого полицейского… Он так ничего и не понял. Мы на Астрахани никогда бы не допустили ничего подобного.

В этот момент Тереков резко поднялся со своего места.

— Все, хватит разговоров! Нам всем необходимо как можно быстрее добраться до острова! — Затем он обратился к Рори: — Вы, пожалуйста, разберитесь с нашим счетом, а мы подождем вас в рокрафте.

С этими словами он вместе с Людмилой направился к выходу. Рори Малдоуни обратил взор к небесам, однако подавил гнев и лично расплатился за гостей.

До острова было недалеко, и все это время Людмила Аржанова не проронила ни слова. Тереков отвечал, но как-то нехотя, не глядя на собеседника. Даже когда с одной из ближайших прибрежных скал сорвался гигантский тероптерий — разновидность местных летающих ящеров — и с жутким криком по какой-то замысловатой спирали помчался в сторону открытого моря, Генеральный интендант сухо произнес:

— Очень интересно.

Малдоуни недоумевал — за кого его принимают эти два гордеца? Чем он, собственно, провинился перед ними? Рокрафт он сажал молча и заговорил, только когда они подошли к дому: .

— Все приглашенные уже прибыли, кроме Марка Ремиларда и Алекса Маниона. Они должны появиться с минуты на минуту. Я провожу вас и покажу ваши апартаменты. Там вы можете освежиться. Ланч через час, после него моя дочь Синдия покажет вам хранилище. Она инженер и отвечает за сохранность коллекции.

— Это ваша частная коллекция? — поинтересовался Руслан. — Именно этими экспонатами вы и собираетесь вооружить звездные корабли?

— Это добровольный дар планеты Хиберния нашему общему делу — Малдоуни решил перейти на официальный тон. — Так сказать, первый взнос.

— Конечно, — согласился Тереков и несколько смягчил тон. — Для нас, астраханцев, большая честь — оказать посильную помощь в деле разгрома экзотиков. С этой целью мы и внесли наше предложение. Надеемся, что оно будет принято. Полагаю, офицеры космического флота тоже прибыли на совещание. Их экспертная оценка очень важна. Хотя и ее придется проверять и проверять…

— Сам Оуэн Бланшар здесь, вместе с ним еще два высших офицера из командования Двенадцатого флота — его первый заместитель и начальник оперативного отдела Рагнар Гален и заместитель Галена Уолтер Саастамойнен. На конференции также будут присутствовать Корделия Варшава — она отвечает за стратегическое планирование, профессор Анна Гаврыс, Хироси Кодама и Патриция Кастелайн. Все они являются членами Исполкома и входят в образованное при комитете военное бюро. Надеюсь, вам известно, что окончательное слово по вопросу строительства космических транспортов, способных нести разные системы вооружения, принадлежит Марку Ремиларду.

— То есть как? — Руслан Тереков не мог скрыть удивления. — Разве он не должен подчиняться решению большинства Исполнительного комитета?

— Нет. — Рори даже почувствовал некоторое удовлетворение — этого наглеца тоже можно чем-то удивить. — Он у нас вроде генералиссимуса. Только при этом условии он согласился возглавить движение. Иначе, сказал, толку не будет.

Марк, безусловно, выслушивает все мнения, даже может поставить вопрос на голосование, но решение будет принимать единолично.

— Понятно.

— Большинство наших товарищей считают, что у нас нет выбора. — Малдоуни хитро глянул на гостей. — Однако в этом есть свои трудности.

Как только звездолет приземлился в космопорту возле столицы Хибернии, Марк тут же перетащил Алекса Маниона в заранее арендованный рокрафт и уже в полете коротко изви нился перед ним.

— Прости, что доставил тебя с Земли на такой скорости. Рад, что ты держался молодцом.

Алекс с трудом улыбнулся:

— Как видишь, я выжил. Хотя такое количество Дф мне явно не по нутру.

Марк облегченно засмеялся. «Вот и хорошо, — отметил он про себя, — скоро очухаешься». Он набрал программу на клавиатуре, и рокрафт взял курс на округ Конемара.

— Я бы не стал вытаскивать тебя из Кембриджа, однако дело не терпит отлагательства. Вопрос очень важный. Если тебя это утешит, то могу сказать, что с Орба на Землю я летел с еще большим количеством Дф. Едва концы не отдал… Там, на Орбе, я демонстрировал этим крондакам из Директората по метафункциям нашу новую модель с полным телесным охлаждением. Хочу похвастаться: в ней кое-что переделал, кое-что усовершенствовал, и они были удовлетворены…

— Крондаки? Удовлетворены?! — Алекс даже растерялся.

— Да. — Марк развел руками. — Теперь наш церебральный генератор 600Х условно одобрен для использования в геофизических целях на новых планетах. Вот так! — Он снова развел руками. — И знаешь, что удивительно — никто из членов Директоратов по науке и по Единству не явился на испытания. Никто не посмел сунуть нам палку в колеса! Пока мы им рты не заткнули — правда, ненадолго. В окончательное заключение все-таки внесли пункт, запрещающий «неприемлемое» использование ЦГ.

— Ну, поздравляю! Тем более что пока «неприемлемое» использование преобладает, не так ли?

— Спасибо. Сегодняшняя наша встреча как раз и поможет более точно очертить возможности этого «неприемлемого» использования.

— Ты мне лучше расскажи об этом странном душевном согласии между русскими и Рори Малдоуни. Что они, черт побери, задумали?

— Наше военное бюро собралось, чтобы обсудить одно очень заманчивое предложение. Астраханцы предложили внести в конструкцию межзвездных транспортников некоторые изменения, которые позволят в короткий срок переоборудовать их в боевые корабли. Более того, русские предлагают уже сразу в ходе постройки вооружать эти суда — скрытно, конечно, — кое-какими системами, которые в запасе у Рори. У того, оказывается, целый склад подобного оборудования.

— Это замечательно!

— Не совсем так. Вся загвоздка в самих кораблях. Вернее, в процессе сборки и монтажа оружия. Все это сопряжено с огромным риском. Наши карты могут быть раскрыты раньше срока.

— Я не понимаю. Что, это оружие неэффективно?

— Наоборот. Оно создано в результате самых последних разработок и является модификацией самого обычного оборудования.

— Тогда в чем же проблема? Для того чтобы начать боевые действия, нам необходимы корабли — даже если все это выльется в один грандиозный блеф, как многие из нас надеются. Вспомни, что сказал Вольтер: «Dieu est toujours pour les gros bataillons! »[118]

— Как раз нет. Особенно если при виде больших батальонов кровь ударяет в голову некоторым нашим нетерпеливым товарищам и они начинают к месту и не к месту вопить, что пора переходить к решительным действиям. С другой стороны, некоторые из наших сверхосторожных конспираторов — и ирландский Дирижер среди них — все еще верят, что мы сможем заставить Галактическое Содружество капитулировать. Стоит нам только продемонстрировать боевые корабли, и все они там на Орбе сразу поднимут ручки кверху. Мол, соображения гуманности не позволят им развязать звездную войну. Ага, войну вроде тех, что так часто показывает по тридивидению… Подобные стратегические планы обрекают нас на поражение. В Метапсихическом восстании Бог на стороне большего количества сознаний, а не грозных орудий.

— Я бы охотно согласился с тобой, но…

— Понимаю. Алекс, это не только мое личное мнение. После того как мне предложили возглавить оппозицию, я пять недель провел в Оксфорде, где изучал стратегию. Там же мы — я, Корделия Варшава, Элен Стрэнфолд и Алонзо Ярроу — провели несколько учебных военных игр. Мы изучили с дюжину самых разнообразных сценариев нападения, в которых применялись все виды оружия — от лазерных орудий и бомб с антиматерией до церебральных усилителей. Результат все время получался один и тот же: если наши силы столкнутся лицом к лицу с объединенным метасотворительным концертом, который будет включать все сознания, поддерживающие Содружество, мы будем разбиты. При этом не имеет значения, сколько у нас будет лазерных пушек или оперантов, умеющих обращаться с Е-18. Соединенный разум экзотиков заставит нас вернуться в Содружество. Только единая человеческая метапсихическая мощь может гарантировать нам другой исход — выход из Содружества без всякого риска разрушения галактической цивилизации. Надеюсь, ты согласишься с тем, что руины нам не нужны и гибель разумных рас тоже не входит в наши планы. Я знаю, о чем ты подумал — о наших ЦГ 600Х. Если их применить, как ты полагаешь, то мы сможем уравнять наши силы. Заблуждаешься!.. Где мы найдем столько блистательных оперантов, которые были бы в состоянии обращаться с ними? Я подсчитывал — для окончательной победы нам не обходимо иметь около девяти тысяч человек, способных работать с этими аппаратами.

— У нас нет и половины, — покачал головой Алекс — Я имею в виду, на нашей стороне. И самих 600Х только горстка. Как и где мы сможем наладить их поточное производство?

— Правильно, — сказал Марк. — Прежде чем покинуть Орб, я и Элен просчитали еще одну возможность. Есть вариант… Мы определенно добьемся победы, если вооружим всех наших Магнатов шлемами и прибавим к ним сотню блистательных оперантов с 600Х. Вот тогда мы сможем достичь равенства сил.

— Матерь Божья, Марк! Это значит, что нам не на что рассчитывать. Ты же сам знаешь, что в наших рядах в наличии всего один блистательный Магнат.

— Пока.

Алекс удивленно глянул на него.

Марк отвернулся и принялся внимательно изучать картину, открывавшуюся за прозрачным фонарем рокрафта. Внизу лежала серая, с зеленым отливом морская гладь, ограниченная с юга густой дымкой, в которой проглядывали гребни далекого хребта. Алекс Манион тоже загляделся на горы. Он боялся нарушить молчание. Сейчас — он ясно понял это — велась мысленная работа, в результате которой Марк примет окончательное решение. Он даже содрогнулся, представив на мгновение ту ответственность, которая легла на плечи Марка. Следом змейкой вползла ироническая, выглядывающая из-за угла мыслишка: а ведь сам он в эту минуту меньше всего думал об ответственности. О достижимости победы — да! О необычайной сложности ситуации — тоже! Но только не об ответствен ности.

Прочь, глупые мысли! Он заставил себя успокоиться и взглянуть на положение дел трезво, без эмоций. Не получалось! Никак не выходило. Неожиданно Марк сказал:

— Наше движение может победить, если в нем примет участие Ментальный человек.

Манион не выдержал.

— Ради Бога! Можешь ты в конце концов трезво посмотреть на вещи? Даже если ты добьешься успеха в осуществлении этого сумасшедшего замысла, пройдут десятилетия, прежде чем он широко войдет в нашу жизнь.

— Глупости! Изучение генов показывает, что их расположение исключительно благоприятно. Джеф Стейнбренер провел исследование эмбрионов в СЕРЕМе. Результаты впечатляющие… Я построил для него новую лабораторию неподалеку от Сиэтла, предоставил ему неограниченную свободу действий и позволил потратить столько средств, сколько он сочтет нужным.

Алекс иронически усмехнулся.

— Нет, ты не смейся. Ты послушай, — разгорячился Марк. — Нормальный человеческий мозг вступает в пору зрелости к девяти годам. К этому сроку формируется вся его структура. Есть веские основания утверждать, что сознание Ментального человека формируется еще раньше. Наша задача — водить экспертов из Содружества за нос до тех пор, пока Ментальный человек не будет готов к сражению.

— Но это же выходит за рамки морали! Использовать детей!..

— Разве свобода человечества этого не стоит? Я думаю, стоит. Тем более что Ментальных людей можно воспитывать с самого начала так, чтобы они полностью осознали свою ответственность. В наше время родители-операнты еще в утробе матери проводят специальные сеансы, обучая будущих детей. Ты же не считаешь это аморальным?

— Да, но…

— Когда Джеку было девять лет, интеллектуально он был уже совсем взрослым. Это наше тело и наш эмоциональный аппарат созревает так долго. Они, впрочем, так никогда до конца и не созревают… С помощью специальных упражнений Ментальный человек уже в возрасте пяти лет может вполне овладеть метапсихическими функциями. А может, и раньше!

— Но тот проект, о которым ты мне рассказывал, должен фундаментальным образом изменить детское сознание — причем до того момента, когда они смогут выбрать этот путь самостоятельно.

— Но мы же меняем с благородной целью! Мы выводим их разум на более высокую ступень. Вопросы евгеники вот уже около полутора сотен лет обсуждаются нашими учеными и моралистами, но никто — заметь, никто! — не решился перейти от теории к практике. Наверное, потому, что все они не уверены в том результате, который их ждет. А я уверен!

— Ну, один человек рискнул… — напомнил Манион и создал зрительный образ.

— Не будь ослом!.. — рявкнул Марк. — Гитлер был сумасшедшим! Так, какой-то любителишка, ничего не понимающий ни в оперантском искусстве, ни в биологии. С ограниченными ресурсами…

Алекс Манион усмехнулся.

— Марк, я даже не знаю, что сказать. Я всегда считал, что эта твоя идея насчет Ментального человека — блажь какая-то…

— Это далеко не блажь. Все необходимое оборудование для реализации этого проекта уже практически готово. Эта проблема теперь перешла из области метафизической, овеянной неким флером неисполнимости, в область техническую. Даже технологическую… Шиг Морита разработал особый метод выращивания зародыша in-vitro[119], при этом экземпляр уже в шесть лет проявляет исключительные метапсихические способности. Более того, мы разработали особую программу, с помощью которой можно отбирать среди зародышей тех, кто будет обладать блистательными способностями. Джеф Стейнбренер давным-давно занимается подобными вопросами — еще с той поры, когда он был штатным сотрудником Чикагского университета. Он занимался проблемой увеличения метаспособности у нерожденных естественным путем. Но ему помешали эти знатоки и моралисты из Отдела по воспитанию нерожденных при правительстве Земли. В СЕРЕМе никому и в голову не придет принимать во внимание вопли подобных консерваторов.

— Для чего, — тихо, но очень четко произнес Манион, — ты рассказываешь мне все это?

Марк улыбнулся и снова посмотрел вдаль.

— Это еще далеко не все. У нас еще столько проектов…

— Еще бы!.. Ты не думай, я сразу догадался — есть только одна особь, чьи половые клетки могут обеспечить успех этим экспериментам: это ты сам.

— Правильно. Тщательное изучение моих генов показало, что подобный набор хромосом способен обеспечить не только эффект постоянного омоложения, но и придать созданному на их основе существу способность перемещаться в пространстве с помощью мысли. Более того — хромосомы обеспечат его выживаемость, так сказать, в «идеальном» образе. К сожалению, развитие этих способностей вызывает и рост сопутствующих негативных факторов. Если сказать проще — в геноме начинают накапливаться разрушительные цепочки, но мы надеемся, что сможем подавить их активность.

— Кто же не пожалел яйцеклетки для подобных опытов? Если, конечно, этот вопрос уместен…

— Дьердь Кеог. Замечательная, должен тебе сказать, женщина. Очень сильный оперант… Она работает в СЕРЕМе. Дьердь сама предложила свои яйцеклетки для проведения экспериментов. Каждый из ее шестерых детей — гранд-мастер, хотя и в разных областях.

Алекс скептически усмехнулся.

— Это тоже не показатель. В ее детях, рожденных от брака с родным братом, срабатывает гомозиготность. Вот они и получаются блистательными оперантами и в то же время слегка чокнутыми. Все они какие-то вареные…

— Джеф утверждает, что преимущества будут накапливаться куда быстрее, чем признаки вырождения. Хотя должен согласиться, этот вопрос еще требует детальной проработки. Обучающую программу, этот своеобразный ментальный тренинг, можно запускать, когда зародышу исполнится пять месяцев. Так было и с моим братом Джеком. Он был первым Ментальным человеком. — Марк глянул прямо в глаза Маниону. — Я могу гарантировать, что новые поколения будут настоящими людьми с разными политическими взглядами…

— Боже Святый! Ты всерьез веришь, что все это возможно?..

Марк не удостоил его ответом, отвернулся и уставился в окно, продолжая говорить:

— Я пока не готов во всеуслышание объявить о программе создания новой породы людей. Не могу также сообщить об этом и членам Исполкома. На это есть веские основания… Я категорически против того, чтобы об этом узнали астраханцы. Так что имей в виду: все, что я сказал, — строго между нами. Вот в чем я нуждаюсь — в твоей поддержке в вопросе о создании военно-космического флота. Это касается предложения русских насчет межзвездных транспортников. Ты, в курсе?

— Да, ты говорил.

— Отлично. Я совсем не обрадуюсь, если размещенные там бомбы и пушки станут причиной полного разрыва с Содружеством. А главное, с верными Содружеству людьми. За них надо бороться, а не отталкивать от себя.

— Разве ты не можешь заявить русским, что их предложение неприемлемо?

— Оно приемлемо, но несвоевременно. В конечном счете нам потребуются подобные корабли. Однако в настоящее время я могу согласиться разве что на внесение в конструкцию кораблей определенных изменений, безобидных на первый взгляд, но с помощью которых размещение боевых систем значительно облегчится. И то очень осторожно. Мы не имеем права давать верным Содружеству людям шанс схватить нас за руку и объявить зачинщиками мятежа. Из стратегических соображений мы должны выглядеть жертвами. Поэтому нельзя давать волю таким экстремистам, как Рори Малдоуни с его запасами оружия. Или русским с Астрахани… Восстание начнется только тогда, когда я скажу: «Пора! » Нам нельзя блефовать, мы должны быть готовы пойти до конца.

— Бедный старый Рори, — засмеялся Алекс — Сколько же шуток и насмешек пришлось на его долю от нашей оперантской братии из-за этого оружия?

— Малдоуни верный товарищ и хороший человек, — возразил Марк. — Я понимаю, ему было трудно смириться с тем, что я стал лидером движения.

— Возможно, ему трудно отделить тебя от твоего отца. Для него, по-видимому, все кошки серы. Тут уж ничего не поделаешь.

Марк оставил это замечание без ответа. Каждый Магнат, приписанный к Консилиуму, знал об ужасной смерти жены Дирижера Хибернии, Лауры Трамбле. Она покончила с собой двадцать лет назад, когда ее любовник Поль Ремилард сказал ей, что вынужден порвать с ней. Покончила ужасным способом — выдавила из себя жизненную силу. Рори все это время хранил верность супруге и вел себя, словно ничего не случилось, а вот Первого Магната он с тех пор на дух не переносил.

Собственно, как раз эта верность больше всего и нравилась в Рори Марку Ремиларду. Это качество он больше всего ценил в людях…

«НАВКОН, остров Судьбы, примите информацию. До по садки пять минут».

Раздавшийся в кабине голос компьютера словно подал сигнал: на панели управления замигала лампочка под одной из клавиш.

«Если вас ждут здесь, пожалуйста, передайте условленный сигнал. Если нет, то посадка на остров невозможна. Десять тысяч приветствий в первом случае и десять тысяч извинений во втором. Если вам неизвестен спецсигнал, прошу вас покинуть этот район воздушного пространства».

Алекс засмеялся.

— Я восхищен. Компьютер на этой планете способен изъясняться куда вежливей, чем его собратья на Земле. Это хорошая примета, Марк.

— Дай Бог, если мы успеем к ланчу, — откликнулся тот и вставил в гнездо нужную дискету.

Она все еще возилась с антигравитатором, установленным на тракторе, когда ее позвал отец:

Siondaire, a inion 6!

Да, папочка.

Надеюсь, ты готова к долгому путешествию. Эти ребята уже почти заканчивают говорильню. Мне хотелось бы, чтобы через полчаса или около того ты начала экскурсию.

Ты как раз застал меня за починкой «Тадано Т6». Может, ты разберешься, что же в нем сломалось? Я хотела произвести впечатление на гостей и покатать их по подземелью на трак торе… Как все прошло?

В общем, не так, как бы мне хотелось. Этот чертов Марк Ремилард смотрит на всех свысока. Всем тычет в нос свою породу.

Ой, папочка, я так волнуюсь за тебя…

Большинство в бюро встало на сторону Марка. Я не смог их переубедить. Они буквально изничтожили меня, опять выставили посмешищем. Дерьмо! Пусть даже они считают, что я не умнее задницы, но я все-таки кое-что понимаю в военной стратегии.

Да кто посмел считать, что ты похож на… это! И каковы же их возражения?

Марк опасается, что командующий Четырнадцатым флотом Эд Чанг может обнаружить нелегально установленные боевые системы и поднять шум. Так что он согласился только на то, чтобы внести изменения в конструкции некоторых узлов и раз местить на корабельных палубах опоры и гнезда, собрать системы контроля и управления оружием — не более того. Не давать никакого повода для обвинения в подготовке восстания — вот он что предлагает. Вооружить корабли можно будет потом, в строго указанное время — не имеет значения, что будет слишком поздно. Руслан Тереков пытался убедить Марка, что боевые системы можно надежно замаскировать, но этот ублюдок даже бровью не повел. Я понимаю, чего он на самом деле опасается: русские могут обойти Оуэна Бланшара, сидящего на Оканагоне, и сразу после начала восстания весь этот флот окажется у них в руках.

Как это?

Ну, дочка, это понятно. Корабли будут собираться на Новониколаевских верфях, туда же будет доставлено и оружие. Там же по мере надобности будут проведены учебные стрельбы для отработки навыков обращения с боевыми системами. И все это будет происходить под началом Руслана Терекова. Может так статься, что он действительно не выпустит такую добычу из своих рук. Хотя это маловероятно, дисциплинка в наших рядах на высоте.

Хм… Но, папочка, в этих сомнениях есть смысл. Как можно доверять Руслану Терекову! Два года назад ты бы ему свою кредитную карточку не доверил, а тут целый флот. Я не собираюсь принимать сторону Ремиларда, но в его рассуждениях что-то есть…

Может быть… Но этот план был так хитроумен! Ты только представь — в наших руках огромный флот линейных кораблей… Здорово, правда?

Ты ждал этого момента двадцать лет. Можешь потерпеть и еще немного.

Да. У меня нет выбора… Но как это изматывает душу — ждать, ждать, ждать. ' Все время ждать!..

Папочка, ты можешь гордиться тем, что ты сделал. Ты не сидел сложа руки, собрал целый арсенал. А чем занимались заговорщики — помимо болтовни и забав с этими дурацкими мозговыми усилителями ?

ЦТ — это не забава. Особенно в руках Марка Ремиларда.

Я незнакома с ментальным оружием — возможно, мне мешают предрассудки…

Это чертовски опасная штука! Ладно, девочка. Смотри, что бы нам не пришлось краснеть, когда начнется осмотр.

Пора было сделать перерыв.

Синдия Малдоуни вылезла из-под сломавшегося трактора, собрала в монтажную сумку разбросанные инструменты и контрольные приборы. Потянулась, нажала на кнопку стоявшего рядом автомата — тот сразу выдал чашку горячего ароматного чая. Синдия с пластиковой чашкой в руке вышла на стальной балкончик, нависавший над стволом гигантской, уходящей в глубь земли шахты. Диаметр ее составлял не меньше ста двадцати метров, вдоль стен по спирали спускался рельсовый путь, и на каждом ярусе можно было различить отдельные ячейки, передние стенки которых были сделаны из матового, радужно поблескивающего стекла. Словно гаражные секции в подземном хранилище…

— Включить освещение, — вслух скомандовала она. — Дать прозрачность.

В ту же секунду на всех этажах вспыхнул свет, а передние стенки, скрывавшие содержимое каждой ячейки, словно исчезли. Теперь сокровища, накопленные Рори и оставленные им на хранение дочери, стали видны, как игрушки в детском магазине. Подходи и выбирай.

Самодвижущиеся резаки.

Орбитальные мусоросборщики.

Испарители комет.

Плавильные автоматы.

Десятки разнообразных типов орудий, извергающих потоки частиц высоких энергий, рентгеновские лазеры, молекулярные разрыватели.

Все эти механические и электронные чудища были очень похожи на привычные безобидные агрегаты и тем не менее отличались от них. Вон у той протонной пушки, например, ствол был значительно длиннее и массивнее. Испарители комет тоже укрупнились…

Синдия сама ничего не переделывала. По всей Хибернии были разбросаны подпольные цеха, где надежные люди вносили необходимые изменения в конструкции. Потом все это оборудование на самых обыкновенных баржах свозилось на остров и тут словно испарялось. Баржи подводили к северной части острова и накрывали защитным силовым колпаком. Раз грузку, размещение и присмотр за поступающими экземплярами осуществлял доверенный человек Дирижера Томас Далтон. Синдия была знакома с ним с раннего детства — он был ей словно родной дед. Она так и выросла с мыслью, что придет день, и ей придется сменить старину Томаса на его посту. Девушка получила инженерное образование и два года назад, сразу после кончины Далтона, приступила к исполнению его обязанностей.

Синдия прекрасно с ними справлялась, чего, если честно признаться, Рори не ожидал. Она проявила незаурядные способности — мало того что сумела разобраться с роботами-по мощниками, системой охраны и маскировки, но и наладила ремонт. Но самое главное, она принялась составлять инструкции по обращению со всеми этими боевыми системами. Это было непростое дело. По мере того, как Хиберния богатела, расширялись и возможности Малдоуни. Пришло время, когда он уже мог иметь дело с подпольными торговцами оружием. Это были хваткие ребята, они сумели добыть у крондаков двенадцать комплектов бесценных систем, которые действовали на принципе аннигиляции материи, а также особо секретные разрушители. Синдия и с ними разобралась.

Девушка допила чай, выбросила в мусоросборник чашку и вернулась к трактору. Этому тупорылому, но очень сообразительному тягачу отводилась важная роль в будущей демонстрации возможностей Рори Малдоуни. Как прекрасно все было задумано! «Тадано Т6» грациозно перемещается по рельсовым путям — ни шума, ни скрипа, — по команде останавливается возле нужной ячейки, дает команду, и один из экземпляров с помощью поля вытягивается из камеры, помещается на особую платформу и доставляется к ногам изумленных зрителей. Все аплодируют, а папочка сияет от удовольствия. Он вообще очень обидчивый, ее папа, смерть мамы сильно подействовала на него. И надо же случиться такому — этот железный чурбан сломался! Но ничего, кажется, она успела починить его; проверить не успела — это да, а без этого сердце у нее не на месте. Она по себе знала, что хранилище, его объем и оборудование произведут должное впечатление на гостей, но нужно, чтобы все было без сучка, без задоринки. Поэтому следует все еще раз проверить.

Уже расположившись под брюхом трактора, она подумала, что это было бы недостойно — ударить перед ним в грязь лицом. Почему именно перед ним, она затруднялась ответить. Может, потому, что она ощутила его взгляд? Точно, кто-то из дома время от времени бросал на нее пристальные дальновидящие взгляды. Но это же хамство! Вот он весь такой, этот Марк Ремилард, — красивый, даже обаятельный и в то же время дьявол во плоти. Ну скажите, как может нормальный человек заморозить свое тело до температуры абсолютного нуля и выжить? Ладно, мозги у него великолепные, но можно ли было назвать его человеком после подобных экзекуций? Все-таки интересно посмотреть… Ага, опять этот взгляд. Вот пристал…

Что, собственно, ее волнует? Не обращай внимания, и все дела! Ну просто зла не хватает!.. Опять смотрит.

— Ты больше не будешь думать об этом, — строго сказала она себе. — Ясно?

В течение всего надолго затянувшегося завтрака сознание Марка было разделено на две неравные части. Одна, большая, участвовала в жаркой телепатической дискуссии с Русланом Терековым по поводу его предложения. Другая, крохотная, но зоркая, следила за Людмилой Аржановой. Та без всякого стеснения закидывала испытующий зонд в головы участников конференции. Словно бы крючок забрасывала и выуживала какие-то обрывки мыслей, эмоций… Глубоко проникнуть не пыталась, но и этой мысленной шелухи хватало, чтобы узнать, какого мнения придерживается на самом деле тот или иной человек, составить его ментальный профиль, а то и портрет.

Но вот что удивительно — на Марка женщина «смотрела» несколько иначе, чем на других присутствующих.

Стол между тем был изысканный — Рори, по-видимому, расстарался вовсю. Первым блюдом был суп из кресс-салата — что-то изумительное! Затем заливное из морских пауков — блюдо вроде бы непривычное и с виду не совсем аппетитное, но это пока его не попробуешь. Дальше — больше… Жаренная на гриле голубая форель, гренки, всевозможные закуски и на десерт крыжовник и песочное печенье. Потом чай, кофе… Против всех этих яств никто не смог устоять, поэтому разговор получился несколько бессвязный, но деловой. На своем решении Марк настоял без особого труда — тем более что Терекову в общем-то крыть было нечем. Как ни прячь оружие, всегда найдется служака, который начнет задавать ненужные вопросы. Генеральный интендант Руслан Тереков не мог скрыть разочарования, но и ему пришлось смириться.

Все шло так, как и было задумано. Если бы не этот испытующий взгляд, которым время от времени тревожила его Аржанова. Сначала Марк решил, что она интересуется его персоной как молодая женщина, которой любопытно посмотреть на человека, о котором день и ночь трезвонят средства массовой информации. С тех пор как он встал во главе оппозиции, от журналистов отбоя не было. Как, впрочем, и от экзальтированных особ обоего пола. И от просителей, требовавших оказать вспомоществование на бедность, на лечение несуществующих детей, на благотворительные цели, на приюты и школы. За ним первое время ходила целая орда подобных просителей. Ясно, что он представлял собой объект пристального внимания, однако уже через несколько минут Марк убедился, что внимание Аржановой вызвано вовсе не его славой и известностью. Причина лежала где-то глубже… К тому же ее защитный экран начал давать трещины — вернее, в нем начали образовываться прогалы, и, невольно заглядывая за мысленную завесу, он обнаружил что-то очень знакомое. Нечто такое, с чем он уже имел дело, что вызывало душевный трепет, манило… Он даже слова подобрать не мог… С чем было связано какое-то истеричное беспокойство, даже унижение.

Вот так, все сразу. Но когда это случилось? Где?..

Между тем женщина оставалась совершенно спокойной, даже когда встречала его прямой взгляд. Все такая же бесстрастная, даже чуть сонная. Тут и произошло неожиданное превращение — мысленная завеса, представлявшая из себя мутную, непрозрачную стену, неожиданно обрела четкую форму какой-то фигурной ограды, в центре ее появились распах нутые ворота. Марк почувствовал неудержимое желание войти в тот сад, что виднелся за воротами. Это желание было так сильно, что он едва не поддался. Боже! Эта женщина способна воздействовать на него с помощью метасокрушительной силы. Кто же она такая? Откуда взялась эта блистательная оперантша?..

Тут его как холодной водой из ведра окатило — это не она его подманивала! Импульс шел из глубины его собственного сознания.

Людмила Аржанова, сидевшая за столом напротив него, выпрямилась и спокойно посмотрела прямо ему в глаза: Конечно мы знакомы. Нам судьбой назначено встретить друг друга…

Марк Ремилард резко отодвинул кресло и поднялся.

— Рори, я хочу выразить признательность за твое гостеприимство, за те усилия, которые ты приложил для организации этой очень важной и полезной встречи. Позволю себе также принести благодарность уважаемым гостям из Астрахани. Мало того, что они внесли ценное предложение, они к тому же сумели проявить солидарность и правильно восприняли наши мелкие замечания по поводу их проекта. Это свидетельствует, что в наших рядах нет места ни расколу, ни недопониманию ситуации отдельными товарищами. Это внушает оптимизм и надежду на победу. Я считаю, что наша сегодняшняя встреча является большим шагом вперед к нашей общей цели.

В ответ раздались громкие мысленные аплодисменты и возгласы: «Правильно! Правильно! »

Марк продолжал:

— Что значит в нынешней обстановке предложение, с которым руководители Астрахани вышли к руководству? Это значит, что у нас появляется возможность варьировать в стратегическом плане методы воздействия на Содружество. Само по себе это очень важное преимущество. Если принять во внимание запас оружия, накопленный уважаемым и гостеприимным хозяином, то наши требования приобретают ясно очерченный ультиматум, который мы предъявим тем, кто покушается на нашу свободу. Я уверен, что рано или поздно мы предъявим его, и тогда корабли, начиненные самым смертоносным оружием, будут вполне убедительным доводом. Главное — точно определить срок, потому что нетерпение и спешка в подобных делах смерти подобны. Теперь от имени присут ствующих здесь гостей я бы хотел попросить нашего уважаемого хозяина устроить нам небольшую экскурсию, дабы мы все могли наглядно убедиться, чем наше движение располагает на сегодняшний день. Мы все умираем от любопытства.

Рори тоже поднялся и попросил гостей следовать за ним. Марк старался держаться поближе к Дирижеру Хибернии. Они вышли из столовой, спустились по лестнице, добрались до бильярдной, расположенной в подвале. Помещение было обставлено дорогой мебелью, зеленое сукно так и светилось в лучах искусственных ламп. Рори провел гостей к крайнему столу — тот плавно отъехал в сторону. Открылась шахта, откуда до уровня пола всплыл пассажирский лифт.

Рори не скупился на объяснения. К нему вернулся прежний грубоватый, язвительный юмор.

— Главный вход в хранилище находится в естественной пещере, расположенной на северной оконечности острова. Вход в пещеру — на уровне моря, он обнажается только во время отливов. Гиблое, должен заметить, место — там такая вонь стоит… Морские звери лезут туда, охранные системы бьют их без счета. Этот лифт, который нас повезет, использует моя семья… Если, например, дочь пожелает попить чайку со своим старым папочкой. Всех прошу в лифт.

Для девяти человек кабина оказалась довольно тесной. Людмила Аржанова нечаянно наступила на ногу Марку и вежливо извинилась.

— Ничего, — проворчал он и постарался отодвинуться подальше — уж слишком тесно она прижалась к нему. Тут ему пришло в голову, что еще за столом ему бы следовало реши тельно оттолкнуть ее, поставить на место, как он поступал с теми развязными дамочками, которые липли к нему в общественных местах. Однако на этот раз почему-то все получалось как-то не так. Эта гражданка Аржанова не думала отодвигаться и еще больше усилила напор. И он не имел сил отодвинуться… Тут еще в его судорожные мысленные попытки скинуть наваждение начали вплетаться слова молитвы, которую ему пришлось услышать на свадьбе Джека и Доротеи:

Пленила ты мое сердце сестра моя невеста пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих…

Двери лифта распахнулись. Гости гурьбой вышли в громадное помещение, напоминавшее портовый пакгауз. Однако отличие было в том, что помещение было круглым и в его стенах, в самой скале, были вырублены ниши, прикрытые толстым прозрачным стеклом. Там стояли вполне обычные машины: мотки электрического кабеля разных сечений, гигантские вентиляторы, какие-то цилиндрической формы турбины, тюки и прочие, вполне мирные предметы. Воздух был сухим и теплым. Какое-то едва слышимое жужжание заполняло помещение. Откуда-то издали доносились слабые лязгающие звуки, как будто кто-то бил металлом по металлу.

— Сюда, пожалуйста, — указал Рори, — здесь мы сможем отыскать мою дочь. Она является единственным сторожем всего этого добра.

Профессор Аннушка Гаврыс нахмурилась.

— Не хотите же вы сказать, что она проводит здесь и день и ночь?

Рори засмеялся.

— Нет, конечно. Согласно расписанию, осмотр всех этих штук занимает десять недель в году. Но иногда необходимо провести ремонтные работы, а также прием вновь поступаю щих партий. Время от времени нам приходится расширять количество посадочных мест, тогда Синдия садится за штурвал буровой машины. Все остальное время она проводит в столице, изнывает от безделья в моем доме. Вечерами начинает вести бурную жизнь — посещает вечеринки и вообще развлекается. Говорит, что таким образом маскируется. Правда, слишком активно маскируется.

— Я думаю, — улыбнулась Патриция Кастелайн. Наконец они подошли к краю шахты и ступили на металлический балкончик. Вниз спиралями сбегали ярусы, забитые оружием. Дна этой ямы не было видно — оно терялось в туманном сумраке.

— Ничего себе! — вздохнул командующий Двенадцатым флотом Оуэн Бланшар. — Вот тебе и кучка дерьма!

Рори, довольный, усмехнулся:

— Принимаю ваши слова за комплимент.

Хироси Кодама как истинный японец сразу начал подсчитывать, сколько единиц оружия может храниться на этом складе.

— На каждом ярусе двадцать четыре ячейки — сколько все го ярусов?..

— Много, — ответил Рори. — Девяносто два. Самые свежие, только что прибывшие системы помещаются повыше. На самых нижних этажах особые склады личного оружия. Бластеры и тому подобное…

— Возможно, этого не хватит, чтобы вооружить всех наших бойцов, — заметила Патриция Кастелайн, — но для поднятия энтузиазма вполне достаточно.

Только теперь гости обратили внимание на какую-то машину, стоявшую поодаль. Оттуда как раз и доносились лязгающие звуки. Марк, Рори, Тереков и Аржанова подошли к трактору.

— Синдия! — позвал Дирижер Хибернии. — Пришли гости.

— Сейчас все будет готово. — Из-под машины послышался чей-то приглушенный голос — Сейчас я его запущу.

— Моя дочь знает в этом толк! — гордо объявил Малдоуни. Снизу донеслось еще несколько ударов, потом вновь послышался низкий голос:

— Все! Готово!..

Наружу высунулись две ноги в крепких монтажных ботинках, затем, изгибаясь, выбралось и тело, облаченное в голубой рабочий комбинезон в обтяжку, и только потом показалось красивое перепачканное девичье лицо. Девушка встала на ноги.

— Позвольте представить, — сказал Рори. — Моя младшая дочь, Синдия Малдоуни.

Марк протянул ей руку — ладонь у него была широкая, пальцы длинные и крепкие… Синдия пожала ее. К удивлению Марка, девушка оказалась высокой, ее макушка была на уровне его плеч. Так они и застыли в рукопожатье и не мигая смотрели друг на друга. Находившиеся рядом гости с удивлением поглядывали на эту странно остолбеневшую парочку. Неожиданно Синдия подняла свободную руку и закрыла глаза.

Волосы у нее были рыжие, но не огненные, а скорее ярко-медные; они свивались в локоны — один выбивался из-под прижатой ко лбу руки. Кожа у Синдии была нежнейшая, матовой белизны, с едва заметным румянцем на щеках. Изящный носик… Красиво очерченные пухлые губы… Марк убрал руку с ее лица — глаза казались влажные, манящие и цветом напоминали волны Лох-Мора.

Неожиданно яркая белая вспышка озарила подземелье. Те, кто стоял на балконе и восхищенно осматривал искусственные недра, битком набитые боевой техникой, сразу обернулись и застыли, пораженные цветом и мощью ауры, вдруг запылавшей вокруг тела Марка Ремиларда. Потом светящееся белоснежное облако погасло.

— Так вот ты какой, — прошептала Синдия, вглядываясь в его лицо. — Значит, ты и есть он?

— Я тоже знаю, кто ты, — сказал Марк. — Я понял это сразу, как только увидел тебя.

Пленила ты сердце мое сестра моя невеста пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих сотовый мед каплет из уст твоих невеста мед и молоко под языком твоим о как много ласки твои лучше вина чрево твое ворох пшеницы обставленной лилиями два сосца твои как два козленка двойни серны как ты прекрасна как хороша… но где она где она где она где?..

Не обращая внимания на присутствующих, Марк и Синдия рука об руку направились к лифту.

Рори, оцепенев, смотрел им вслед. Потом, словно опомнившись, прошептал:

— Господи, только не это!..

Лицо Руслана Терекова стало подобным камню.

— Дирижер Малдоуни, — наконец смог выговорить он. — Я думаю, вам придется подыскивать нового сторожа для вашего хранилища.

Уже во время возвращения с острова она попыталась успокоить Гидру.

Моя бедная, дорогая моя! Я/Я так сочувствую тебе, так сочувствую. Все это произошло так неожиданно.

Отстань! Оставь меня одну. Я УМЕРЕТЬ хочу.

Я/Я утешу тебя… потом.

Ах, и не ДУМАЙ об этом. Я не хочу ТЕБЯ!..

Тише. Тише.

НИКОГДАпокаянерасправлюсьснимиобоими ЧЕРТихвозьми!

В свое время. Но пока мы ничего не сможем поделать. Ничего не сможем…

Я знаю… Это и убивает меня.

Чепуха.

За что, за что, за что?

Если тебя это утешит, то подумай вот о чем — Я/Я уверена, что в конечном счете Второе Содружество и Ментальный человек, собственно, одно и то же. Да, наши планы в чем-то нарушились, но мы еще возьмем себе. Мы будем торжествовать, а эти двое погибнут.

Ты хочешь использовать мою яйцеклетку?

Точно!

Ненавижу! И не допущу! Используй ее, этой чертовой сучки. Ее, ее…

НЕТ. Гидра, дражайшая моя! Ты знаешь, что это необходимо. Учти, что только второе поколение отпрысков Марка/Синдии будет обладать блистательными способностями. Мы же можем опередить их. На целое поколение… Мы СЕЙЧАС должны создать Ментального человека. СЕЙЧАС, СЕЙЧАС, СЕЙЧАС! Тогда ты будешь управлять Марком да ДА ты. Я/Я покажу тебе, как Гидра соблазнит зародышей. Они станут твоими еще в утробе, как ты стала моей/моей много лет назад.

Это правда? Правда?

Клянусь жизнью. Ты веришь мне/мне?

Я… верю.

Боль от этой неудачи пройдет. Тебе не следует слишком поддаваться горю, ведь перед нами великая цель. Давай Я/Я тебя утешу… моя дражайшая.

Ах, ладно. Хорошо… О Фурия, любимая моя, что бы я без тебя/тебя делала?..

Ты бы погибла, дражайшая моя Гидра.

Я знаю. Я клянусь всегда быть верной тебе/тебе. Всегда повиноваться. Тебе придется немного потерпеть, пока я не успокоюсь, не избавлюсь от дурных мыслей по поводу этого разочарования. Мне надо пережить этот ужас я не понимаю как это могло случиться как он мог так поступить зачем? Это после всех усилий, которые я приложила! Как он мог так пос тупить? Как мог Марк полюбить не ту сестру?

20 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Уже через месяц я оказался на борту заказанного семьей Ремилард звездолета. Весь наш род вместе с наиболее близкими друзьями Марка по СЕРЕМу направлялся на Хибернию, где должна была состояться свадьба Марка и Синдии. К нам присоединился и Бум-Бум Ларош, который к тому времени занял пост заместителя Главного оценщика в Галактическом Магистрате, а также был включен в состав Консилиума. Это значило, что он получил звание Магната.

Все было решено в течение двадцати восьми дней. Конечно, справедливости ради надо отметить, что все решилось в первые же минуты их встречи — с тех пор они не расставались, — однако в глазах церкви это было не более чем сожительство. В Старом Свете никому бы и в голову не пришло задумываться над этим обстоятельством, но только не для общественности ирландской планеты! Подобное состояние не могло быть терпимым, тем более что жители Хибернии прекрасно были осведомлены о том оскорблении, какое нанес их уважаемому Дирижеру папаша Марка.

Сразу после назначения дня бракосочетания по всей Хибернии поползли неприятные слухи, а кое-какие непристойные намеки стали просачиваться и на страницы бульварной прессы. Масла в огонь подлил негласный отказ кардинала столицы Хибернии Тары-Нуа Макграта венчать молодых совместно с Анн Ремилард. Сама возможность подобного родства была неприятна большинству жителей планеты. За дело пришлось взяться самому Марку.

Что я могу сказать по этому поводу? Трудно поверить, но за пару недель этому сукину сыну удалось обаять ирландцев. Их вспыльчивые, обидчивые сердца в конце концов растаяли, когда этот «злыдень — молодой Ремилард», появляясь на людях, выказывал свою искреннюю привязанность и любовь к «их Синдии», дочери «их Рори». То ли сыграл свою роль непобедимый магнетизм, излучаемый Марком, то ли он верно повел себя и сразу принялся заговаривать им зубы, только вскоре общественное мнение мало того что смирилось, но и между своими было признано, что эта партия не так уж плоха для «их Синдии». В каком-то смысле лучшего жениха ей не найти. По прибытии на Хибернию мне случайно довелось познакомиться с высказываниями и интервью Марка. Какую только чепуху он не нес — особенно насчет исключительной роли, какую играет в Галактике ирландская планета, и о несомненной ценности местного генофонда для эволюции че ловечества и исключительной полезности для человеческого организма местного хлебного виски. Как-то кардинал Макграт обмолвился, что у этого французишки несомненно есть при месь кельтской крови, иначе вряд ли он смог бы так вдохновенно заливать. Это высказывание решило все дело.

При всей шумихе никто из присутствующих на свадьбе и словом не обмолвился насчет более серьезного возражения, которое могло бы помешать браку. Сами молодые ведать не ведали об этом. Разве что Рори Малдоуни подозревал кое-что, но он давно утопил свои сомнения на самом донышке памяти, и никто из избирателей никогда бы не осмелился брякнуть что-либо по этому поводу. И все-таки слушок о том, что Синдия является дочерью Поля Ремиларда, время от времени бродил по планете. Рори никогда не скрывал своей неприязни к Марку, но когда окончательно стало ясно, что этот союз заключен на небесах, он нашел в себе силы дать сердечное на путствие новобрачным.

Все члены семьи Ремилард[120] не ждали от этого брака ничего хорошего. Между собой мы поговаривали о том, что Марк вновь сорвался с тормозов. Все-то у него случалось шиворот-навыворот. Когда эта новость впервые достигла меня, я на несколько минут потерял дар речи. Невозможно было поверить, что этот свихнувшийся на своих бре довых идеях парень, до сей поры принципиально не желавший взглянуть ни на одну женщину, влюбится с первого взгляда и сразу потеряет голову. Единственный человек, который не выказал удивления по этому поводу, был Поль.

Сама церемония бракосочетания была короткой и скромной и проходила в одном из приделов собора Святого Патрика в Таре-Нуа. Ничего похожего на тот торжественный обряд, который состоялся во время свадьбы Джека и Доротеи. В общем-то ни сам Марк, ни его женитьба не привлекли особого внимания средств массовой информации. В 2080 году он в глазах подавляющего числа землян выглядел каким-то непонятным чудаком, а его лидерство в рядах оппозиции оттолкнуло от него большую часть членов Консилиума. Слава к нему придет позже, когда он начнет во всю мощь трубить о своем проекте Ментального человека.

Вот невеста мне понравилась. Марк в белом фраке был хорош, но Синдия была просто прелесть. Светло-зеленое платье с большим декольте подчеркивало фигуру, медного цвета волосы распущены и падали до пояса, на голове венок из ароматнейших фиалок, к которому были прикреплены длинные густо-зеленые ленты. У меня, старика, даже дух перехватило — она походила на сказочную ирландскую принцессу. Я тогда еще подумал: повезло дурню! Как-то он своим счастьем распорядится?

Молодые обменялись обычными обручальными гладахскими кольцами, на которых были выгравированы две соединенные руки, поддерживающие осененное короной сердце. Когда они поклялись в вечной верности, я невольно всплакнул. Люсиль, сидевшая рядом со мной, тоже пустила слезу. Наконец Марк и Синдия повернулись и пошли к выходу, в этот момент в соборе грянули аплодисменты, послышались громкие радостные выкрики. Радость, льющаяся из сердец жениха и невесты, захватила всех присутствующих, я тоже в восторге вскочил с места…

В первые месяцы после свадьбы Марк, казалось, совсем сошел с ума — он забросил работу и больше не появлялся в СЕРЕМе. Долго сдерживаемая страсть теперь захлестнула его. Молодая пара перебралась жить на Землю. Синдия вошла хозяйкой в его великолепный дом на острове Оркас. Они совершенно уединились, и Марк игнорировал все заседания Консилиума. Может, поэтому он и пропустил скандальную статью Алекса Маниона, в которой тот утверждал, что с точки зрения теории силовых метапсихических полей Галактическое Единство — полный нонсенс. Сразу после публикации и развернувшейся бурной дискуссии Алекс, без пяти минут Нобелевский лауреат, был вычеркнут из списка претендентов.

Синдия, в свою очередь, так глубоко подпала под влияние мужа, что не расставалась с ним ни на минуту. Такое часто случается и с теми любовниками, которые не являются оперантами, а уж у таких людей, как Марк и Синдия, узы бывают куда более тесными. Они не могли наглядеться друг на друга и все эти месяцы проводили в путешествиях. С приходом весны на запад Америки они исходили пешком все побережье пролива Хуан-де-Фука. В пору цветения садов они добрались до самой Олимпии. В мае, когда радужная форель начинает подниматься вверх по ручьям в горные озера, они отправлялись на рыбалку. Марк научил Синдию ловить рыбу на синтетическую приманку. В июне они посетили Ирландию, потом приехали в Нью-Гемпшир, где прошли детские годы Марка. Здесь они весь месяц не слезали с велосипедов, объездили всю Новую Англию, потом пересели на каноэ и спустились по реке Коннектикут и в заключение совершили пеший переход до Белой горы. Поднялись на вершину, и там Синдия сказала мужу нечто такое, что полностью перевернуло их отношения друг к другу.

Через несколько дней она зашла ко мне в книжную лавку — сказала, что Марк отправился в Дартмутский колледж, чтобы посоветоваться с друзьями. Потом спросила, можем ли мы немного посекретничать. Не могу передать, как я удивился, ведь в ту пору мы были едва знакомы. Виделись всего один раз, на Хибернии.

Я согласился, закрыл лавку, вышел на улицу, взглядом начертил на двери надпись: «Уехал на рыбалку», затем вместе с Синдией зашел в соседнюю с моей дверь, где помещалось кафе. Там я заказал два фрапуцино, и мы сели за столик в дальнем уголке.

— Это Люсиль посоветовала мне встретиться с вами, — сказала Синдия и деликатно попробовала кофе. Потом слабо улыбнулась и добавила: — У меня проблемы с Марком.

— И Люсиль предложила тебе посоветоваться со мной?

— Она сказала, что вы знаете его лучше, чем кто-либо другой. Исключая разве что Джека.

Одета она была просто — потертые джинсы, блузка без рукавов с золотыми пуговицами, на голове бейсболка, на ногах гуарачи[121]. Ее прекрасные волосы были собраны на затылке в конский хвост. Глаза смотрели строго, взгляд был какой-то неподвижный и сосредоточенный… В ту пору я еще недостаточно знал ее и не сразу понял, с кем имею дело. Только потом пришло понимание, что эту женщину нельзя было согнуть — только сломать. И во взгляде ее виделось непоколебимое упорство.

— Постараюсь помочь, если смогу, — сказал я.

— Я беременна, дядюшка Роджи. Я сообщила об этом Марку в прошлый четверг, когда мы совершали пешее восхождение на вершину горы Вашингтон. Ребенок должен появиться на свет где-то в третьей декаде ноября.

Я было хотел поздравить ее, но она твердо, метапринуждающим взглядом заставила меня хранить молчание и продолжала говорить. Как сейчас помню ее легкий акцент, странный и певучий.

— Когда я поделилась с ним этой новостью, он, казалось, обрадовался. Но той же ночью, вернувшись в отель у Белой горы, он так и не лег спать. Уселся у окна и долго смотрел на звезды. Я решила, что он таким образом общается со своими друзьями с помощью дальновидящего взгляда, тихо лежала и ждала его. Потом не заметила, как задремала. Очнулась, глянула на часы, а он даже не ложился — все сидел у окна. Звезды уже погасли… Я спросила, что случилось, а он ответил, что ему надо подумать, а мне сказал: «Спи». Знаете, я так перепугалась! Такого еще не было, чтобы он отказался лечь со мной… Я сказала: если что не так, пусть он поделится со мной. Он подошел, поцеловал меня и успокоил — мол, все утром расскажет. После этого он вроде бы подлечил меня, потому что я как в омут провалилась — сразу заснула. Уже на самой грани сна я вдруг почувствовала, что он положил руку мне на живот и что-то сказал. Мне знаете что почудилось? Что-то непонятное… Он вроде сказал: «Ментальный человек».

Я в ответ только и смог вымолвить:

— Ох-хо-хо…

— И на следующий день он ходил какой-то рассеянный, все о чем-то думал, думал… Потом вдруг заявил, что нам надо возвращаться в Сиэтл — его там ждет важная работа и он намерен показать ее мне. Он сказал, что очень надеется, что я помогу ему, так как это очень важно для успеха нашего дела. Особенно для восстания… Он сделал особое ударение на этом. Ладно, для восстания так для восстания, я все равно ничего не поняла. Затем он заявил, что, прежде чем мы отправимся домой, ему надо о чем-то посоветоваться с какими-то специ алистами в Дартмуте. Мы провели в Хановере три дня, все это время он о чем-то разговаривал с Катрин Ремилард. Все три дня он не касался меня.

Откуда у меня, старого козла, столько деликатности взялось? Я даже чашечку кофе допил, отставив пальчик, и принялся объяснять ей, что мужчина, заслышав в первый раз о беременности любимой женщины, может начать выкидывать странные коленца.

— Может, он боится, что ребенок принесет тебе несчастье?.. — спросил я, и мне самому стало стыдно за эти жалкие увертки. Однако Синдию на мякине не проведешь, она была дочь Рори и инженер до мозга костей.

— Хватит вешать мне лапшу на уши, — просто сказала она. — Я этого дерьма досыта наелась. Дядя Роджи, кто такой Ментальный человек?

. — Ментальный человек? — Я растерянно уставился на нее.

— Люсиль ничего об этом не знает. Она связалась на мысленном коде с остальными членами семьи, живущими на Земле, и никто из них, даже Поль, ничего не слышал об этом. Но я убеждена, что этот самый Ментальный человек, кем бы или чем бы он ни оказался, и является причиной всего случившегося.

— Ментальный человек — это не живой человек, это научный проект, — сказал я. — Это только идея. Марк вынашивает ее уже много лет, но, насколько мне известно, все это пока не более чем слова. Кое-что я знаю — Марк пытается искусственным образом увеличить число сильных оперантов. Он хочет сотворить еще более блистательное сознание. Более могучее, чем он сам или Джек.

— Это что-то вроде нерожденных? — нахмурилась Син-дия. — Посредством зачатия в пробирке?

Я замахал руками:

— Нет, как-то еще.

— Но всем известно, что методы евгеники в отношении человеческого мозга бесполезны. В передаче наследственных качеств участвуют десятки тысяч генов.

— Я только пересказываю то, что Марк говорил мне. И было это много лет назад, когда он не собирался жениться — тем более заводить собственных детей. Мы тогда сидели в таверне Питера Христиана здесь, в Хановере, оба достаточно набрались, и я сказал ему что-то непристойное. Что-то насчет спермы… Он засмеялся и ответил, что сперма — это только начало и когда-нибудь все услышат о Ментальном человеке.

— Этот проект — он все еще в стадии теоретических рассуждений?

— Я так думаю…

Однако все оказалось далеко не так, и не только Синдия, но и вся Галактика вскоре услышали об этом.

В общении на расстоянии с помощью мысленного кода я слабоват. Конечно, когда надо вопить во всю ментальную глотку или так же шумно восхищаться, мой рев может услышать самый слабый оперант, но если приходится вести узконаправленный разговор, не предназначенный для чужих ушей, в этом случае я, бывает, срываюсь. Вот когда мне приходится попотеть, как это случилось в ту же ночь, когда после визита Синдии я решил не откладывая поговорить с Марком. Мне было известно, что они остановились в нашей самой старой гостинице — это всего в двух кварталах от меня. Туда я и отправился…

Битых два часа я слонялся по парку, разбитому возле колледжа, — окна номера, где остановились Марк и Синдия, выходили как раз туда; я без конца вызывал Марка на его соб ственном мысленном коде. Все впустую! Я уже было совсем собрался возвращаться домой, когда он ответил мне:

Какого дьявола ты здесь шатаешься, дядя Роджи?

Ты в номере?

Конечно. Только что вернулся с конференции в колледже.

Мне нужно с тобой поговорить. Выйди, это очень важно.

… Подожди пять минут.

Скоро я различил высокого человека, вышедшего из гостиницы, и пошел ему навстречу. Вечер был теплый, уже совсем стемнело, зажглись уличные фонари, но в парке было полно народу — бегуны, пытающиеся сохранить здоровье, влюбленные парочки, тискавшиеся в каждом темном углу. Нам с трудом удалось отыскать уединенное местечко. Над нашими головами, за пределами световой завесы, покрикивал ночной ястреб — должно быть, он вылетел на охоту.

— Что там с Синдией? — спросил я.

— Не знаю, спит. А что с ней должно случиться? Я и сам наполовину разделся, когда ты окликнул меня.

Я перешел на мысленный код: Все дело в Ментальном человеке.

Марк долго молчал. Потом вздохнул и поинтересовался: Она тебя расспрашивала о нем, так?

— Сынок, ты сам упомянул об этом чуде, — вслух сказал я и затем вновь продолжил мысленно: Прошлой ночью, в отеле у Белой горы. Ей известно, что ты работаешь над каким-то фантастическим проектом. Теперь ее берет сомнение — не по этой ли причине ты собираешься вернуться в Сиэтл. У нее сложилось впечатление, что теперь она как бы отходит на второй план… А ты помалкиваешь…

Марк вслух выругался в сердцах, потом, уже немного успокоившись, объяснил: Дурочка У меня и в мыслях ничего такого не было!..

Я верю.

Знаешь, эти месяцы с Синдией!.. Что-то удивительное!.. Я как в омут с головой… Когда же она сказала о ребенке, я словно проснулся. Вспомнил, что у меня и другие обязанности есть. Куча дел… Прежде всего Ментальный человек. Это самый важный в моей жизни проект.

В самом деле?

Я… не пудрю тебе мозги. Поверь, дядя Роджи. Я обожаю Синдию. С ней мне так хорошо, но Ментальный человек — это не только забава или, скажем точнее, мое хобби. Это существо способно спасти всех нас, все человечество. Только с его помощью мы обретем свободу!

Ты рассказывал мне о нем много лет назад. Помнишь, в таверне… С той поры ты ни разу не откровенничал со мной на эту тему. Сейчас не можешь поделиться?

Нет. Пока нет. Проект только-только вышел из стадии теоретических разработок, только-только начал обретать конкретные технические черты.

Ладно, со мной можно подождать, но Синдии ты должен все рассказать. И не откладывай разговор в долгий ящик… или ты рискуешь потерять ее.

— Ты что, старый идиот! — взорвался Марк, и я даже как-то успокоился: если он говорит в своей обычной манере, значит, Синдия действительно дорога ему. Что-то дальше будет?

Марк вскочил — видно было, он хотел выдать мне еще два-три сочных эпитета. Вдруг он обмяк, словно из него вы пустили воздух. Он даже как-то сгорбился и заговорил ровным, глухим голосом:

— Ты прав, дядька. Конечно, грех оскорблять тебя — ты завел этот разговор в моих же интересах. От всего сердца… Я благодарен, что ты меня, дурака, надоумил. Как только мы вернемся домой, я расскажу ей все без утайки. Надеюсь, она поймет меня и тоже захочет принять участие в этом проекте.

Я тоже встал и пожал ему руку.

— Так и сделай. И вот что еще — когда вернешься в свой номер, займись с ней любовью. Это обязательно.

— Она же спит, — слабо запротестовал блистательный Магнат.

— Ничего, разбудишь. И обязательно сделай это. Ради Бога!..

Он пожал плечами, пожелал мне спокойной ночи и ушел.

С Марком и Синдией мы встретились дня через три, как раз перед самым их отлетом из Хановера. Синдия просто светилась от счастья, Марк расхаживал по моей лавке, словно сытый кот — вальяжный, добродушный, немного сонный. Приятно было посмотреть на них. У меня от души отлегло…

Затем в середине лета в моей жизни вновь появилась очаровательная Салли Лапидус и позволила мне совершить вторую попытку. Я рьяно воспользовался представившимся шансом и уже через несколько дней забыл обо всем на свете.

Заявление для публики Марк Ремилард сделал 10 сентября 2080 года. Момент был выбран удачно, да и презентация, а также осмотр лабораторий корпорации, хитроумно объединенные с пресс-конференцией, прошли на редкость успешно. Марк одним ударом убил двух зайцев: привлек на свою сторону большинство нормальных землян и нанес Содружеству удар ниже пояса. В первый раз за все годы часть территории СЕРЕМа была открыта для представителей средств массовой информации. Предлогом послужила презентация нового церебрального генератора 600Х, предназначенного для Геофизического департамента на Оканагоне.

Проект Ментального человека был представлен походя, во время осмотра лабораторий. Когда Марк привел толпу журналистов в то крыло, где доктор Стейнбренер вместе со своими сотрудниками возился со шлемами Е-18, Марк как бы невзначай обмолвился об этой научной разработке. Одной из многих, как тут же добавил он, которыми занимается СЕРЕМ…

Конечно, корреспонденты тут же набросились на него — что это за шлем, для чего он нужен?

Марк объяснил: для того, чтобы с помощью сотворительной метафункции оценить степень предрасположенности эмбриона к овладению сверхчувственными возможностями.

Это была сенсация! На него тут же обрушился град вопросов.

Корреспондент «Нью-Йорк тайме» спросил: «Действительно ли с помощью ЦГ можно определить уровень метаспособностей у еще неродившихся младенцев? »

Джефри Стейнбренер ответил утвердительно — правда, только в определенных пределах. Хорошо обученный специалист с помощью шлема ЦГ имеет возможность провести количественный анализ микроскопической ауры, возникающей вокруг зародыша в пробирке уже в семинедельном возрасте. Дело в том, что зарождающийся мозг сразу начинает взаимодействовать с силовыми решетками метапсихических полей и следы подобных взаимодействий можно зафиксировать. Подобную аппаратуру доктор Стейнбренер начал разрабатывать еще во время работы в Чикаго, на так называемой «фабрике нерожденных». Ошибка определения уровня способностей до рождения и после укладывалась в допустимые пределы. Далее доктор Стейнбренер заявил, что точность достигает девяноста двух процентов. К сожалению, из политических соображений ему не дали закончить эту работу, поэтому он перешел в СЕРЕМ. Это произошло в 2078 году. Здесь он возглавил отдел бионики и принимал участие в разработке проекта 600Х. Последний год он полностью посвятил себя разработке новых методов определения метаспособностей эмбрионов.

Представители «Сайнс» и «Ньюсуик» задали несколько технических вопросов, на которые доктор Стейнбренер отвечать отказался. Сказал только, что ответы будут даны «в свое время».

Затем кто-то из ПНН поинтересовался: «По какой причине такая корпорация, как СЕРЕМ, выбрала такой своеобразный путь приложения своих усилий? Какова конечная цель ее раз работок? »

На этот вопрос ответил сам Марк Ремилард. Он объяснил, что разработка способов утробного — или, если угодно, в пробирке — определения будущих метапсихических способностей является лишь частью более обширной программы, в которой он лично глубоко заинтересован. Этот научный проект не имеет коммерческой направленности. Его главная цель — увеличить количество людей, в данном случае детей, обладающих блистательными метаспособностями. Этот проект получил название Ментального человека.

На Марка тут же посыпался град вопросов. Это была неслыханная сенсация! Опять пришлось для наведения порядка ненавязчиво применить сверхчувственное усилие.

Корреспондент «Галакси тудей» спросила: «Чьи половые клетки были использованы для того, чтобы вырастить такого человека? »

Марк спокойно ответил, что сперма была взята у него, а яйцеклетку добровольно предоставила одна из сотрудниц. Эта женщина — сильный оперант, она не желает, чтобы ее имя было предано огласке.

Представитель «Звездных сетей» попросил ответить, что случилось дальше с оплодотворенным зародышем после того, как были оценены его способности по методу доктора Стейнбренера.

Марк ответил, что после предварительного изучения этот жизнеспособный зародыш в семинедельном возрасте был помещен в криогенную камеру в одном из хранилищ. Коррес понденты сразу догадались, что это было сделано с целью ненарушать закон Содружества об искусственном воспроизведении жизни, в котором четко записано, что частная корпорация не может заниматься искусственным оплодотворением и выращиванием зародышей. Порог определялся в восемь недель. Марк разъяснил, что, поместив опытный экземпляр в храни лище, он надеется на поправки к этому закону, которые позволят любой родительской паре — не важно, оперантам или «нормальным» — иметь ребенка, обладающего сверхчувствен ными способностями.

Журналист из «Терра-Нет» недоверчиво спросил, не означают ли слова Марка, что каждая семья в скором будущем сможет иметь ребенка-операнта. Сколько же будет стоит по добный выбор?

Марк ответил, что критерии усыновления должны быть еще разработаны, а стоить это не будет ни цента.

Корреспондентка Ай-би-си задала самый щекотливый вопрос: «В чем заключается особый интерес Марка Ремиларда к этой проблеме? Что его волнует больше всего, научный аспект проекта или существуют какие-то иные, более „прикладные“ стороны использования этого очень дорогого и не совсем обычного проекта? »

Тот ответил, что, собственно, два сильных побуждения заставили его заняться этой проблемой. Первое — давняя мечта дать возможность каждой человеческой семье вырастить ребенка, обладающего метапсихическими способностями[122]. Это мог быть их собственный ребенок или рожденный «в пробирке».

Вторая мысль, которая побуждала его к исследованиям, — это уверенность в том, что никто не смеет заставлять Государство Земля и его население силой подключиться к Галак тическому Единству. Он верит в то, что подобное гигантское метаединство в конце концов разрушит индивидуальность каждого человеческого существа — основу нашего существования. Возможно, — он добавил это со своей всегдашней кривой ухмылкой, — подобное мнение или вера ложны. Он согласен, что может ошибаться и Единство самая замечательная вещь на свете, однако на чем он будет стоять твердо, что будет защищать до конца — это право человечества самому выбрать свою судьбу. Без указок, подсказок, увещеваний и тому подобных уверток… Как лидер оппозиции он отказывается покорно следовать воле и мнению, сложившемуся в среде экзотиков, что ментальная унификация неизбежна. Блистательная мощь, резко возрастающая в Ментальном человеке, должна дать гарантию, что человечество никогда не будет втиснуто в Галактическое Единство насильно.

Он так и сказал — «насильно»! Тем самым он как бы поставил точку в давнем споре между землянами, защищавшими Единство, и его противниками.

Это заявление вызвало оглушительную реакцию, шум, выкрики…

Марк с трудом утихомирил расходившуюся публику и заявил, что ответит еще на один вопрос, после чего пресс-конференция будет закончена.

Корреспондент из «Оперантских бесед» успел спросить: «Был ли проверен на пригодность стать Ментальным человеком зародыш, для рождения которого были использованы половые клетки Марка? »

Марк ответил, что нет. Потом добавил, что он и его жена Синдия будут любить этого ребенка так же, как и своего собственного, вне зависимости от уровня его способностей. Ко нечно, им бы хотелось, чтобы он обладал блистательными возможностями.

На этом Марк расстался с корреспондентами и пообещал, что будет держать их в курсе работ, ведущихся по этой теме.

Последовавшая за этим буря, разразившаяся в средствах массовой информации, на тридивидении, в серьезных научно-популярных и научных журналах, еще глубже расколола общество на сторонников и противников Единства. И все-таки Марк одержал важную победу. Может быть, только тактическую, но кто это мог предсказать в те дни? Как он и рассчитывал, нашлось огромное количество желающих иметь ребенка-операнта. Тем более — Ментального человека!.. Операнты низких уровней засыпали СЕРЕМ заявлениями с требованиями обеспечить их зародышами подобного сверхчеловека. Да что там операнты! Даже нормальные люди стали обращаться в корпорацию. Сначала на это решались единицы, потом письменные прошения хлынули многотысячным потоком. Их можно было понять — этот путь казался простым гражданам единственной возможностью помочь детям выбиться в люди. Особенно это касалось тех, кто эмигрировал с Земли и был хорошо знаком с практикой создания нерожденных детей.

Реакция среди высокоодаренных оперантов была более осторожной. Верные Содружеству сразу догадались, в какую сторону Марк желает направить силу этих новоявленных сверх-человеков. На это последовало разъяснение от Марка, что даже если это и так, то и тогда беспокоиться не о чем. Эта сверхмогучая разумом молодежь сама сможет оценить прелести Единства. Она, мол, сама и примет решение.

Подобной линии придерживался, например, Джек. Он считал, что это единственная возможность сохранить доброе имя старшего брата. В свою очередь, Поль Ремилард занял непримиримую позицию. Он поставил под сомнение научные достижения доктора Стейнбренера[123] и потребовал проведения независимого расследования. Марку удалось совместными усилиями отклонить это предложение. Первый Магнат постоянно намекал, что вся эта выдумка о Ментальном человеке — всего лишь тонко рассчитанная мистификация или отвлекающий маневр, предпринятый оппозицией.

В частном порядке Поль Ремилард сделал достаточно необычное заявление: Марк, мол, на подсознательном уровне пытается превзойти своего отца по количеству потомства. К тому времени, кроме детей от законной жены Терезы Кендалл, Первый Магнат признал своими еще тридцать восемь отпрысков.

Между тем официальная реакция на пресс-конференцию затянулась. Только спустя месяц Дэви Макгрегор и другие Дирижеры Государства Земля сделали совместное заявление:

«Вопрос о создании Ментального человека должен быть передан на рассмотрение сессии Консилиума, так как подобные проблемы входят исключительно в компетенцию высших государственных органов Содружества. В обсуждении должны принять участие как Магнаты-люди, так и Магнаты-экзотики. До вынесения решения представители корпорации СЕРЕМ и сам Марк Ремилард обязаны воздерживаться от всяких, в любой форме, публичных высказываний на эту тему. Кроме того, строго запрещается всякое вмешательство в созревание человеческого зародыша через семь недель после зачатия, независимо от того, было ли оно произведено естественным или искусственным путем. Компетентным органам необходимо провести генеральную инспекцию частной корпорации СЕРЕМ и держать под контролем все исследовательские разработки, ведущиеся в ее лабораториях, дабы не допустить возможных злоупотреблений».

Подавляющее большинство населения Государства Земля — как респектабельные операнты, так и нормальные люди — ответило на этот ультиматум коротко: «Хрен вам! » Тут же по всем планетам, городам и селам на стенах появились непристойные изображения, иллюстрирующие этот ответ, кое-где начались стихийные акты гражданского неповиновения, а в точках общественного питания и в местах отдыха, по сводкам Магистрата, «заметно повысился уровень общественной агрессивности».

Так началось последнее действие Великого Метапсихического Восстания.

Правда о Ментальном человеке ошеломила Синдию. Она глубоко переживала из-за этого вороха необычных, припахивающих кощунством сведений, которые вывалил на нее муж. Марк, хотя и отрицал в своем выступлении перед журналистами, что пытался подвергнуть зародыш испытаниям по системе доктора Стейнбренера, на самом деле неоднократно принимался уговаривать жену согласиться на подобное просвечивание. Синдия решительно отказывалась — возможно, потому, что боялась, как бы Марк в случае низкого уровня оперантских способностей будущего ребенка не начал настаивать на аборте. Казалось, Марк согласился с женой — теперь энтузиастов, желающих принять участие в проекте, стало хоть отбавляй. Единственное, на что согласилась Синдия, это был внутриут робный тренинг, который давным-давно применялся ко всем детям, рождающимся от родителей-оперантов.

Дени Хаген Малдоуни Ремилард[124] родился, согласно метрике, 21 ноября 2080 года. Марк в ту пору был очень занят, поэтому в момент рождения отсутствовал, однако прибыл на крещение, которое состоялось в церкви Святого Эммануила на юго-восточном побережье острова Оркас. Я был восприемником Хагена, а старшая сестра Синдии Сара — восприемницей.

Как водится, младенец был подвергнут испытаниям на оперантские способности. Оказалось, что от него можно ждать гранд-мастерства в дальновидении, сотворительной силе и психокинезе, а в метасокрушительной и целительной областях он обладал блистательными возможностями. К сожалению, эти метафункции были упрятаны очень глубоко в бессознательное, и представлялось чрезвычайно трудно извлечь их от туда. Подобные случаи были нередки — со временем эти качества могли открыться. Марк ухватился за этот шанс и изо всех сил пытался успокоить жену. Да и себя тоже…

В те дни, кроме этих забот, на голову Марка рухнуло еще более тяжкое испытание. Мало того, что намеки Поля Ремиларда на темное в научном плане прошлое доктора Джефри Стейнбренера сыграли свою роль и журналистская свора начала искать компромат на местах его прежней работы — сама методика определения способностей зародышей привела к печальному результату: из нескольких тысяч оплодотворенных спермой Марка яйцеклеток Кеог только один плод выказал блистательные способности.

21

Сиэтл, Земля

14 января 2081 года

После трудного d-прыжка с Астрахани на Землю ей было необходимо время на отдых и восстановление. Уже в материальном, зримом облике Фурия заказала номер «люкс» в сиэтлской гостинице «Четыре времени года». Устроившись, она попросила принести в номер завтрак. Поела плотно — бифштекс с кровью, салат, крем-брюле и бутылка «Столичной»… Теперь следовало поспать, и заметно осоловевшая Фурия завалилась на кровать.

Проснувшись на следующее утро, она глянула в окно — небо было занавешено низкой облачностью. Ей стало тоскливо и нестерпимо захотелось влить в себя жизненную силу. Просто до рези в мозгах…

Но это потом! Сначала дело, потом удовольствия. Фурия помассировала сознание с помощью метацелительной силы и, не обращая внимания на сильнейший сверхчувственный голод, вздохнула. Успокоилась она, когда ей пришла в голову мысль, что в городе найти подходящую жертву не проблема. Пьяных здесь — особенно на бульваре Пионеров или в районе Пайк-Плейс-Маркет — хватает. Этот голод Фурия испытывала уже не первый раз. Она заметила, что интервалы между приступами голода становились все короче и короче. И времени заняться этой досадливой помехой не было — слишком много забот навалилось на нее в ту зиму.

Дирижер Астрахани Ксения Кудряшова оказалась крепким орешком, и расправиться с ней так, чтобы не осталось следов, оказалось не так-то просто. К тому же ее ненависть к местным оппозиционерам росла как на дрожжах. Работать становилось все труднее и труднее… Не все ладно было и со строительством транспортных звездолетов. Однажды в результате аварии на местной электростанции было полностью выведено из строя оборудование, присланное на завод с планеты Якутия. Беда заключалась в том, что эта аппаратура как раз и имела двойное предназначение и любая комиссия, разбирающаяся с обстоятельствами аварии, могла обратить на это внимание. Пронесло! Фурия сумела настоять на том, чтобы вневедомственная комиссия не путалась не в свое дело. Потом возникли проблемы с субподрядчиками с французской планеты Блуа. Те со свойственным всем галлам упрямством отказывались сократить сроки поставок. Сами изнывали от безделья, но работать и отправлять готовую продукцию не торопились. Фурии пришлось лично принять участие в совещании и ненавязчиво, с помощью метасокрушительной силы, внушить чиновникам из министерства промышленности и торговли, некоторым директорам Дассо-Аэроспасьяль и трем руководителям отраслевых профсоюзов мысль о необычайной важности этого контракта. Теперь перед монстром стояла задача — довести до конца работу с девятью членами Консилиума, которые уже давно склонялись к точке зрения оппозиции, но все еще никак не решались влиться в их фракцию.

«Я слишком разбрасываюсь, — укоряла себя Фурия, — следует подумать и о здоровье».

Ее даже передернуло — как мелочны, по-человечьи банальны были эти рассуждения! Как далеки они были от величественного Второго Содружества, устроить которое она когда-то — давным-давно — поклялась! К сожалению, ничто сразу не происходит. Сейчас ей надлежит заняться Марком…

В который раз она прокляла неполноценность своей расщепленной натуры. При ее способностях ощущать свою не полноценность было невыносимо! Она не могла воздействовать на объект с помощью своей метасокрушительной и целительной силы на больших расстояниях. Раздвоенность, если точнее — неслиянность ее натуры в единое образование, в некое органичное материальное тело, не позволяла Фурии задействовать всю свою потенциальную мощь. Какая-то часть ее силы постоянно утекала в эту щель или, может быть, просто впустую тратилась на поддержание физического благополучия тела-но сителя. Кроме того, d-переход всегда сопровождался огромными затратами энергии, полностью восстановить ее нехватку удавалось очень редко и то на небольшой срок. Конечно, если бы с ней была Гидра, они бы составили несокрушимую пару, однако брать эту истеричку на Землю в окрестности Сиэтла значило рисковать слишком многим. Глупо было использовать Гидру там, где она могла встретиться с Синдией лицом к лицу. Эта озверевшая тварь тут же набросилась бы на нее… Худшее и представить себе трудно!

Дальновидящим взглядом Фурия разглядела эту счастливую парочку. Находилась она на Оркасе, в доме Марка. Синдия и Марк сидели на кухне, завтракали… У них в гостях был этот вечный непоседа Роджи. Младенец, помещенный в подаренную стариком заплечную сумку, сосал большой палец и с помощью метасилы пускал в полет кукурузные хлопья. Взрослые болтали о каких-то глупостях — Фурия зевнула и отключилась. Ее время придет позже, когда Марк заснет…

Затем чудище бросило взгляд в сторону СЕРЕМа. Был субботний день, и в лаборатории, где выращивали Ментального человека, находилась, по-видимому, только дежурная смена. И Стейнбренер на месте — расхаживает, посматривает… Отлично!

Затем монстр пробежал взглядом по окрестностям Каскадных гор — там валил снег. Вот и прекрасно! Фурия спустилась в магазин при гостинице и заказала теплую верхнюю одежду. Затем наняла рокрафт и снегоход. Когда пришел сигнал, что воздушный аппарат прибыл на стоянку, она вышла на улицу.

Полет занял около получаса. Монстр летел вверх по течению реки Снокуолми, пока не добрался до зоны, принадлежащей компании СЕРЕМ. Заметив вдали зеркальный купол силового защитного экрана, он нырнул в сторону и посадил машину на склоне, в густых зарослях кустарника, вывел снегоход, потом замаскировал машину так, чтобы никто не смог отыскать ее, хотя на многие километры вокруг не было ни единой живой души. Исключая, конечно, научно-исследовательский комплекс… Однако его обитатели ни в коем случае не должны были догадаться о его присутствии.

Вокруг было тихо — едва слышно позванивала подо льдом река. Снежные хлопья падали медленно, касаясь зеркальной поверхности купола, собирались в язычки, которые так же неспешно сползали вниз. Скоро монстр добрался до высокого забора с колючей проволокой наверху. Проверил, что там внутри, и к своей радости обнаружил, что изнутри, вдоль периметра, охранников нет. На заборе висело грозное предупреждение:

Прохода нет!

СЕРЕМ лтд обладает лицензией, позволяющей использовать силу для выдворения из запретной зоны ВСЕХ, кто не имеет разрешения для посещения территории.

Фурия улыбнулась и с помощью d-перехода в мгновение ока одолела преграду и материализовалась возле рододендрона, стоявшего в соседнем с лабораторией, где выращивали Ментального человека, помещении. Теперь можно было перевести дух, проверить, не обнаружила ли какая-нибудь ментальная система ее присутствия. Все было тихо. Ауры работающих в лаборатории людей спокойны, никакого мелькания, никакого мысленного зондирования. Никто из людей не выказал удивления. Как работали, так и продолжают работать.

Их было одиннадцать человек — биологов, занимавшихся оплодотворением бесценных яйцеклеток, полученных от новых донорш. Джеф Стейнбренер был один в гистаториуме — хранилище уже обработанного материала. Это было обширное помещение, где три стены занимали стеллажи, на которых в особых ячейках хранились сосуды с нарождавшимися плодами. Слабый малиновый свет горел в помещении, слышалась тихая музыка… Играли квинтет Моцарта, причем исполнение сопровождалось ритмичным биением невидимого крупного сердца. Капсулы, где происходило развитие зародышей, были прозрачны и чуть посвечивали изнутри. В высоту они были немногим более полуметра и на передней стенке имели экранчик монитора, куда выводились данные о состоянии системы. Сама система жизнеобеспечения каждой капсулы была упрятана в стену. Кроме того, здесь же был размещен особый транспортер, с помощью которого ячейки можно было перемещать, куда требовалось, для изучения или постановки эксперимента.

Сам Стейнбренер сидел посреди зала, там, где была смонтирована установка для внутриутробной оценки метаспособностей зародыша. Она была выполнена в виде письменного стола с водруженным на него подобием коробки, куда помещалась капсула. Слева возвышалось ЦГ-оборудование, справа от ученого лежал шлем с Е-18. Прямо перед ним был обор дован специальный подголовник.

Это был первый материальный визит Фурии в святая святых СЕРЕМа. Она бывала здесь и раньше — посредством дальновидящего взгляда. Каждый раз, когда монстр приез жал в Старый Свет, он обязательно навещал окрестности СЕРЕМа и совершал экскурсии. Теперь пришло время появиться самому… Фурия остановилась позади доктора Стейнбренера. Тот что-то говорил во встроенный микрофон — задавал программу компьютеру и считывал данные с монитора капсулы. Затем он откинулся к спинке кресла и впился невооруженным дальновидящим взглядом в зародыш, ясно видимый в сосуде.

То же самое сделала и Фурия.

Еще не родившееся человеческое существо было не больше двух сантиметров в длину. Оно плавало в прозрачной посвечивающей жидкости и чем-то напоминало сливу. Извива ющаяся трубка соединяла его с крупной губчатой плацентой, в теле которой отчетливо читалась кровеносная система. Покоилась плацента на куске протоплазмы, помещенном в искусственную матку. Свободно просматривалось и микроскопическое сердечко зародыша, колотившееся с большой частотой. Одето оно было в прозрачные ребрышки, составлявшие грудную клетку. Были различимы и пальчики на ручках и ножках — они уже почти сформировались, так же, как и мужские гениталии. Головка была повернута на грудь, словно это существо пребывало в глубокой медитации. Уже заметен стал мозг, соединенный со спинным хребтом. Этого эмбриона нельзя было спутать ни с одним созданием в Галактике — это был человек. То же подтверждала и его аура.

Наконец Стейнбренер надел шлем и включил его. Фотонный луч пробурил ему череп, в нужные места впились электроды, но он не обратил никакого внимания на эти манипу ляции. Уже привык… Фурия все еще ждала. Наконец ученый положил лоб на подставку и углубился в работу. Теперь пора… Фурия скользнула в его сознание.

Какие красивые цвета, Джеф, не правда ли? Почти как солнечная корона… Только заметно мягче и слабее, чем у взрослого человека.

Да…

Пожалуйста, покажи мне, как ты определяешь цвета различных метафункций ?

[125] Это очень нелегко — разделить и оценить их. Даже с помощью Е-18. Оператор должен обладать… определенным навыком работы с этим оборудованием. В настоящее время я единственный, кто способен работать на нем.

Можешь ли ты сказать, что этот зародыш обладает блистательными способностями?

Момент… подожди… Видишь, как изменилась интенсивность ауры? Они не любят, когда к ним прикасаются ментальным зондом. На мой взгляд, это всего лишь обыкновенный тропизм[126].

И ничего мистического здесь нет… Червяк так же будет реагировать, ткни в него иголкой. Чем, детишки, я могу помочь вам? Что уже тут поделаешь, вы уже взрослые, способны сами реагировать на раздражение на обоих уровнях — ментальном и физиологическом…

Замечательно! А все-таки обладает этот зародыш блистательными способностями?

Нет. Максимум — мастер в двух метафункциях. В метасокрушительной и целительной… Три другие в латентном состоянии. Извлечь их будет трудно. Какая жалость!.. Теперь осталось только надеяться, что три новые донорши дадут добротный материал. Хотя вряд ли… Результат тот же, что и у Кеог, — ни единого блистательного, хотя бы в скрытом состоянии.

Но в конце концов ты все же должен найти блистательного операнта…

Остается только надеяться… В этом, собственно, и состоит единственное разумное и законное объяснение вмешательства в развитие зародыша. Если их будут тысячи, хороших мастеров и гранд-мастеров, руководство оппозиции никогда не сможет проконтролировать их поведение и политические симпатии. Но тысячи нам не нужны… Ни к чему они, эти буйные горластые молодые бунтари… Нам достаточно только сотни, всего сотни блистательных мастеров — и тогда дело будет в шляпе. План Марка сработает. Сотня — это не так много, этим количеством можно управлять.

Но до сих пор вы так и не добились успеха?

Я уже объяснял, что мы нуждаемся в добротных яйцеклетках. Очевидно, что в том материале, который мы имели до сих пор, присутствует генотипная вариабельность, которая как бы противодействует целенаправленному выявлению блистательных свойств, заложенных в сперме Марка. Это все равно что игра в рулетку — выпадет или не выпадет нужное поле. Одним словом, вот диаграмма. А вот соотношение вероятности появления бли стательного операнта. Отсюда видно, что чем ниже уровень яйцеклетки, тем меньше вероятность. И все разбегается по экспоненте… Даже наследственные клетки Дьердь Кеог уступают по качеству клеткам Марка.

Но как же вы собираетесь найти женщин, обладающих блистательными свойствами?

То-то и оно. Их и искать нечего. Кандидатки могут быть только среди Ремилардов или Макдональдов. Идеальным донором могла бы стать Доротея Макдональд, но ее согласие на участие в нашей программе вызывает большие сомнения. Две ее тетки являются горячими сторонницами оппозиции, они охотно дали бы свои яйцеклетки, но беда в том, что у них у обеих климакс, а они вздумали в такой момент подвергнуться омоложению. Неизвестно, что там у них теперь за материал… Ни одна из них не имеет дочерей, так что Макдональды исключаются. Наилучший выход — это клетки Ремилардов. В этом случае вариабельность играет заметно более скромную роль и на первый план выходит их комплекс бессмертия. Ремилардам не надо омолаживаться. Все дело в политике. С подобным предложением мы можем обратиться только к нашим верным сторонницам. Катрин отказалась по личным мотивам. Во втором поколении только дочери Северина. Они-то и дали новый исходный мате риал.

Ты считаешь, что теперь шансы на успех возросли?

Да. Думаю, что теперь количество блистательных сознаний должно увеличиться. Дочь Адриена Розамунда тоже согласилась поделиться яйцеклеткой. Ее мы будем держать про запас.

Жаль, что мы не можем использовать наиболее удачную кандидатку, сестру Марка Мари. Надеюсь, тебе известно, что их мать, Тереза Кендалл, сама во втором поколении Ремилард. Это через Элен Донован, которая имела любовную связь с братом Роджи.

Я слышал об этом и попытался лично переговорить с Мари. Ты же знаешь, Марк в этих вопросах по-глупому щепетилен. Однако эта истеричка так отшила меня… При этом использовала какую-то замшелую, доисторическую терминологию — это, мол, грех, это святотатство. Черт бы ее побрал, ханжу!.. Жаль, ведь Мари имеет скрытые блистательные способности в двух метафункциях и гранд-мастер в остальных. Но ничего, теперь у нас есть подтверждение, что генотип Марка доминирует в подборе пар, и мы сможем подобрать ему достойную кандидатку.

Как это? Почему ты решил, что сперма Марка имеет решающее значение для успеха?

Его сын Хаген латентно блистателен в двух метафункциях, в то время как сам Марк в трех. Я пришел к этому выводу, получив наследственные клетки Синдии.

Ты ошибся. Следовало бы поразмышлять над другим вариан том.

Что?..

Синдия не чужая для Марка. Она его сестра. Наполовину… Ее настоящий отец Поль, а не Рори Малдоуни.

Господи! Но это означает…

Вот именно. Генетическое подобие играет определяющую роль, а никак не доминирование клеток Марка.

Хорошенькое дельце!.. Я понимаю, что ты хочешь сказать… Это означает, что Ментальный человек — пфуй, пшик, мечта! Только дети от кровных родственников могут получить в наследство блистательные способности. Значит, ни о какой сотне могучих бойцов и речи быть не может!

Круг не ограничивается Синдией и Мари. Есть еще одна претендентка, которая может и хочет стать матерью Ментального человека, — Мадлен!

Гидра?! Не смеши меня. Она уже двадцать шесть лет скрывается от правосудия. Никто не знает, где она теперь. Как включить ее в проект?

Я/Я знаю, где она.

Ты что… Ты и в самом деле разговариваешь со мной? Или это я сам и спрашиваю и отвечаю?

Нет, с тобой говорю я/я.

Выходит, это не сон?

Определенно не сон.

Тогда кто ты? Уж не сама ли Мадлен?..

Разве это так важно?

Боже мой!..

Ее яйцеклетки уже собраны и заморожены. Это прекрасный материал.

Да! Конечно да!..

Но Марк не должен знать, что этот его отпрыск — от Гидры. Ты должен подменить исходный материал, понятно?

… Да-а. Это легко сделать. Если вы настаиваете…

Я/Я требую! Я/Я приказываю, чтобы этот эмбрион не был заморожен, а непременно выращен. Не имеет значения, что по этому поводу думает Галактическое Содружество, — Ментальный человек должен быть создан. Ясно?

Такие решения принимает Марк. Без его санкции это просто технически невозможно исполнить.

Я/Я позабочусь о Марке… Ты запомнишь смысл этого разговора и забудешь, откуда он пришел.

Да… Да…

Джефри Стейнбренёр занес результаты опыта в компьютер, потом отключил шлем, снял его, поднялся с кресла. Потянулся, прошелся по комнате, потом вновь сел в кресло и машинально почесал места, где впивались электроды.

Вот это сон! Он помнил каждую мелочь, каждое слово — весь разговор отчетливо стоял в ушах.

Он отдал команду компьютеру, и тут же заработал конвейер — осмотренная капсула поползла на свое место. Да, он здорово перетрудился. Нельзя так…

Наконец он окончательно пришел в себя, встал и направился к двери. Ему в глаза бросилась маленькая коробочка, лежавшая на полу. Что за непорядок! Он поднял ее, прочел надпись на ярлычке:

Осторожно! Биологический материал!

Заморожено до низкой температуры

Содержимое: женская яйцеклетка — 1[127]

Донор: Розамунда Дрейк Ремилард.

— Ну и дела! — удивился доктор Джеффри Стейнбренер.

Он покраснел от гнева. Немыслимая халатность! Технический персонал совсем отбился от рук!.. Нет, он просто обязан найти виновника и примерно наказать его. Немедленно за ворота!..

Наконец-то стемнело! И эти скандалисты мусорщики убрались… Теперь наступило его время. Его, черт их всех побери, Сэма Онтарату! Что ни говори, а он не какой-то жалкий поп рошайка. Он бродяга со стажем, атаман всех местных бродяг и бездомных.

Весь световой день он провел в подземельях под Сиэтлом, там у них своя компания. Есть чем заняться. Но теперь хочется свежего воздуха глотнуть, не важно, какая погода — дождь ли, снег… Там, внизу, от вони и крыс размером с терьера спасу нет…

Все свое хозяйство Сэм носил с собой — причиндалы помещались в заплечный мешок. Там еще осталось место для еды, только где ее найдешь, эту еду. Ну, со жратвой он уже давно трудностей не испытывал — на что, скажите, тогда столько мусорных баков на задворках… Только ног не жалей, и брюхо будет набито под завязку. А деликатесы — чистенькие, вкусненькие — всегда можно раздобыть в благотворительной миссии. Он парень не промах и припас кое-что на вечер. Сейчас самое главное не ввязаться в драку, а это может случиться, если какой-нибудь лох занял его любимое место на причале. Есть там укромный утолок, там всегда тепло, сухо. Одним словом, полный комфорт гарантирован.

Боже, Тебе хвалы пою! Никого!.. Теперь можно основа тельно расположиться…

Сэм Онтарату вытащил из рюкзака драный спальный мешок, постелил его на аккуратно разложенный надувной матрас — так помягче будет, слопал свежий сандвич — мясцо вкусненькое-вкусненькое — и поставил у изголовья полную литровую бутылку канадского виски. Отхлебнул глоток… Вот теперь порядок, теперь можно и на боковую.

В этот момент он и появился, этот чудик. Странный какой-то — в черном водонепроницаемом плаще, джинсы ношеные, но еще в приличном состоянии, на ногах зимние ботинки, совсем новенькие. Наглый до предела — не разговаривает даже, а как-то пришептывает. Как змеюка, ей-богу!

— Вылезай, — говорит, — из спального мешка.

— Ты что, придурок? — спросил Сэм. — Чего ради?

Тут-то его, Сэма, и прихватило. Этот чудик силен, оказывается, в метасокрушительной силе — так зажал его, что Онтарату вздохнуть не мог. Как только тот чуть-чуть ослабил хватку, Сэм заорал:

— Ты что, совсем рехнулся!.. — И моментально ему словно рот зажали.

Делать было нечего — бродяга вылез из спальника. Все не переставал удивляться… На копа этот чудик не похож, на живодеров из отряда по работе с бездомными тоже. Тех хлопцев он за версту чуял. Нет, этот сам по себе. Но что ему надо? У Сэма всякий намек на опьянение выветрился.

— У меня нет денег, парень. Травки тоже нет…

Чудик подошел к нему, глаза у него странно посверкивали — словно два камушка светились вместо зрачков. Зелененьким таким светом. Мощная сила поставила Сэма на колени.

Ну уж нет! Этого никогда не будет! Черта с два он ему свою задницу подставит. Сэм Онтарату из рода Сахту, из рода вождей. Сахту всегда умирали мужчинами. Пусть даже ты оперант из оперантов, но никогда не заставишь Сахту сделать это!

Неожиданно сверхчувственная хватка резко ослабла. Этот чудик глянул на него как-то странно — вроде бы с недоумением и в то же время словно узнавая. Он-то, может, и узнал, а вот Сэм такого чудика никогда не встречал. Однако размышлять было некогда, и Сэм не раздумывая метнулся в сторону, схватил бутылку виски и, также сноровисто бросившись на незнакомца, со всей силы ударил его бутылкой в лицо. Чудик вскрикнул, кровь хлынула у него из расквашенного носа.

— А теперь убирайся отсюда! — завопил Сэм.

Тот в ответ как-то странно глянул на бродягу. Жуткий это был взгляд! Безразличный! Ни гнева, ни страха — ничего он не выражал. Словно не ему врезали по носу! Сэм даже отступил на шаг, и в следующее мгновение чудик исчез. Вот так взял и растворился в воздухе. Ни с того ни с сего…

— Боже правый! — выдохнул Сэм. В своем взгляде бродяга был уверен — в глазах у него стоял животный страх. Это точно! Онтарату обежал всю площадку, заглянул в каждый закуток. Никого и ничего! Господи, за что наказываешь ты сирых и нищих духом? Так, кажется, распевал псалмы священник в церкви. Интересно, что бы он сейчас запел, когда бы этот чудик на его глазах вот так взял и растворился в воздухе. Хорошо, что бутылка уцелела. Сэм отхлебнул из нее и снова полез в спальник.

За окном маленькой комнаты падал снег с дождем. Прогноз был неутешительный — по всему побережью штата Вашингтон и над островами Сан-Хуан разгулялась непогода. Марка и Синдии не было дома — двумя часами ранее они вдруг сорвались, помчались в город. Надеялись успеть на премьеру в местном оперном театре. Давали «Валькирию»… Тьери Лашен, домоправитель, давным-давно был в постели. Нянька Мицуко Хаукава отправилась на уик-энд к матери в Твисп. Все разбежались, оставили старика Роджи в качестве сиделки. Не на того напали — у камина приятней. Вот и старинный триллер подвернулся, вкупе с бутылкой виски — так совсем хорошо.

… Разбудил его бой часов. Надо же — совсем сморило, дрова в камине прогорели. Он встал, потянулся, зевнул, подбросил полено в огонь и направился в детскую. Хаген мирно посапывал в деревянной колыбели. Он был хороший, спокойный мальчик, над головкой ясно посвечивала детская аура — видно, какой-то сон ему привиделся. Это всегда оставалось загадкой для старого Роджи. Судя по ауре, мальчик несомненно видел какие-то картинки, но что он, трехмесячный малыш, мог видеть? Тот же маленький Джек… Хотя Хаген вовсе не похож на него. Ну, ни капельки…

И на младенца Дени тоже. Помнишь, как ты утешал несчастного ребенка, когда во время обряда крещения священник полил его головку холодной водой? Помнишь, как ты привязался к нему? Его мать попросила тебя научить его.. ,

Старик улыбнулся, затуманенным взором обвел комнату

— Я все помню, mon fantom. Как будто это было вчера. Удивительно, но маленький Дени сразу начал мысленно выговаривать слова. С первого же дня!.. Он не был столь же талантлив, как двое других детей Донатьена, но я полюбил его как сына.

Ты прав, Роджи, клянусь Христом. Вот чего я боюсь, старик: этот ребенок, что сейчас мирно спит в кроватке, находится в опасности. Ему угрожает собственный отец.

— Дух, ты с ума сошел? Марк любит Хагена. Он не посмеет навредить ему…

Ты ошибаешься. Он способен. И будет считать, что совершает добро… Я могу только предостеречь тебя. Больше я ничего не могу открыть — да и некому, кроме тебя кто еще поверит мне кто сможет защитить ребенка его мать всю Галактику и не только от Марка но и от МЕНЯ повернись Роджи ПОВЕРНИСЬ И ПОСМОТРИ НА МЕНЯ!

Роджи испытал неподдельный ужас и сразу повиновался. Он не надеялся, что сможет что-то увидеть. Лилмик, который называл себя Фамильным Призраком, всегда был невидим.

На этот раз Роджи обнаружил, что у закрытого шторой окна стоит человек. Он был хорошо сложен, у него были светлые волосы. На лице, возле носа и вокруг рта — кровоподтеки.

— Нет, — прошептал Роджи. — Только не это…

Марк и я — самые страшные люди, которые когда-либо появлялись на свет. Боже, спаси наши души! Но если он не сможет тогда ты должен я не могу объяснить я не могу больше оставаться здесь РОДЖИ СПАСИ МЕНЯ! Помоги Хагену и Синдии и всей человеческой расе и Содружеству помоги…

— Дени? — прошептал старик. — Дени, сынок, ты ли это? В следующее мгновение видение исчезло. Роджи все еще стоял столбом. Младенец мирно посапывал в колыбели.

Марк.

… Что?

Тебе понравилась опера? Как тебе Вагнер?

Пение замечательное, а вот сама постановка, режиссура Болдуина — ужасна. Мне не понравился Вотан — этакий добряк король. Он слишком много говорит и в то же время не прочь поманипулироватъ остальными.

Забавно. Значит, Сигмунд тоже не произвел на тебя большого впечатления? Но в сторону оперу. У меня для тебя есть хорошие новости. Стейнбренер на пути к прорыву в интересующем нас вопросе.

Это замечательно!!! Главное, вовремя. А то я уже начал сомневаться, не является ли Ментальный человек всего лишь огромным дутым пузырем.

Очень смешно.

У нас появится много-много маленьких блистательных оперантов? В этом нам поможет моя кузина?

Нет. Ментальный человек может появиться прямо во втором поколении.

Не понимаю.

Это очень важно. Появилась возможность получить значительное количество блистательных экземпляров от новых доноров. Естественно, надо сделать все возможное, чтобы избежать конфискации этого материала органами Содружества.

У меня готов план, который вступит в действие сразу, как только Консилиум решит запретить разработки Ментального человека. Мы двинемся на Оканагон.

Не забывай о факторе времени. У тебя нет в запасе пяти лет, необходимых, чтобы закончить работу над этим проектом. Надо уложиться в два года.

Это невозможно!

Существует возможность значительно ускорить созревание метаспособностей.

Как это?

Ты забыл о нашей исходной схеме… С ее помощью все можно так лихо закрутить…

Это все фантазии. Кроме того, Катрин доказала, что мой геном и геном Джека имеют существенные различия. Мутация…

Ментальный человек может быть создан искусственно. Это все равно что вырастить цветок зимой. И даже в виде Джека. Конечно, все это не так просто, однако при достаточном числе добротного исходного материала можно рассчитывать на успех.

Этого не может быть.

Марк, ты должен подтолкнуть эволюцию. Дай Ментальному человеку то, что ты имеешь. Дети вырастут и поймут тебя, воспоют тебе благодарственные гимны. Их будут миллионы, свободных, торжествующих. Они поведут человечество ко Второму Содружеству.

Миллионы?..

Это будут твои дети. Ты расплодишь их после победы восстания.

Почему бы и нет? Джеку повезло — он родился бестелесным, а я буду знать, как этого добиться!

Мутация, в результате которой Джек стал тем, что он есть, с точки зрения эволюции — путь тупиковый. Только твой набор генов может открыть человечеству дорогу в будущее. Только ты должен стать отцом Ментального человека. О тебе напишут Библию. А может, и Евангелие одновременно. Что, неплохая мысль? Так зачем время тянуть? Однако ты должен набраться мужества и смело пойти навстречу судьбе. Зачем тебе путы моральных догм, придуманных для усмирения Homo sapiens? Ну их!..

Джек основательно освоил переход из телесного состоянии в бестелесное. Он проделывал эти штуки еще в раннем возрасте. Я не говорю уже о блистательных метаспособностях, проявившихся еще в младенчестве. Что же здесь тупикового ?

Да. Но он никогда бы не сделал этого, не будь у него сильнейшего побуждения. Страха смерти.

Я на всю жизнь запомнил эту картину. Пожарные пробились наконец через внутреннюю защиту сигма-поля дверь в палату уже полыхала вокруг дым пламя оборудование уже плавится ОБНАЖЕННЫЙ ВЗРОСЛЫЙ ЧЕЛОВЕК, ПОДДЕРЖИВАЮ ЩИЙ В ЗРИМОМ СОСТОЯНИИ СВОЙ ОБРАЗ ВДРУГ ПРЕВРАТИЛ ДЖЕКА В МОЗГ. Потом опять вернул ему материальную оболочку.

И это повторится вновь. Ты научишься поступать так же.

Но как?..

На стыке биотехнологии и церебральных генераторов[128] ты видишь ты соображаешь? До тебя дошло?! Искусственные процедуры, ускоряющие эволюционное развитие мозга плюс модифицированная технология регенерации живой ткани плюс церебральный усилитель — вот что поможет тебе добиться величайшего свершения. Человек станет подобен Богу. Да что там Бог — он будет завидовать человеку. У тебя прек расная научная база, замечательный штат сотрудников… Вперед, Марк! Это должно сработать.

Да… Бог сработает Ментального человека и потом отойдет в сторону. Это милосердно, это справедливо…

Да. Ты поведешь за собой людей, ты дашь им Второе Содружество, свободное от власти экзотиков. Ты станешь Прародителем, ты станешь Звездой Вифлеемской.

Это мечты. Только мечты…

С мечты начинается путь, ведущий к триумфу. Это всегда первый шаг.

22 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Спустя месяц, когда Доротея и Джек прибыли на Землю на сессию Консилиума и по пути заглянули ко мне в магазин, я рассказал им об удивительном видении, так похожем на Дени. Прямо в подсобке, позади торгового помещения, она провела сканирование моего мозга. Затем, вскрыв память, она вместе с Джеком принялась интерпретировать увиденное. Вывод и на этот раз был неутешителен — старику опять «почудилось», и он воспринял все случившееся как реальность. То есть мои чувства, мое восприятие свидетельствовали, что все это произошло на самом деле, однако никаких объективных подтверждений не было.

— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил я Доротею.

— Исходя из опыта общения с тобой, дядюшка, я нахожу, что ты видел Дени.

Я благодарно глянул на нее и сел в свое любимое кожаное кресло. Она устроилась рядом, на табуретке.

— А ты? — обратился я к Джеку.

Тот сидел на краешке письменного стола. Рядом в корзинке спал Марсель ля Плюм. Джек поцокал, потом ответил:

— Я с самого начала подозревал, что та его сущность, сбежавшая от нас на Рождество, способна совершать d-переходы. То есть телепортировать себя. Другого объяснения тому, что я видел собственными глазами, не может быть. Ну, разве что это может быть некое «метапослание». Хотя вряд ли… Фурия сама по себе не выдуманный, а реально существующий объект. Выходит, она способна перемещаться посредством ипсилон-поля. Я тоже полагаю, что ты видел Дени. Тот, по-видимому, смог временно взять под контроль свое тело.

— Что же вы собираетесь делать? — нетерпеливо спросил я.

— А что мы можем сделать? — пожал плечами Джек. — Только ждать и надеяться, что Дени сможет появиться опять. Если он жив, тогда, возможно, случилось то, на что мы рас считывали, — здоровая часть натуры должна была взять верх, и Фурии ничего не оставалось, как сбежать. Но во время бегства она лишила его жизненной силы. По крайней мере, значительной ее части. Думаю, что Фурия до сих пор какими-то тайными нитями связана с Дени. Если он полностью восстановит контроль над собой, ей будет некуда деваться. Он будет властвовать над ней. Так что Фурия на краю гибели, однако это не может помешать ей вести свою игру.

— Но Дени на краю гибели! — воскликнул я. — Ему теперь известно, что он и есть Фурия. Он умолял меня помочь. Может, ты еще раз обыщешь Землю? Попытаешься отыскать хотя бы какой-нибудь след?..

Глаза Джека ярко блеснули.

— Дядя Роджи, у меня слишком мало данных. К тому же у меня по горло работы. Жизненно важной…

— Как бы накинуть на роток замок?.. — язвительно сказал я. — Погубить и Марка, и Ментального человека. Я понимаю, это тебя заботит куда сильней.

Джек развел руками, а Доротея заметила:

— Марк напоминает мне крысолова из детской сказки. Он всего-навсего метапсихический искуситель — конечно, он великолепен, силен, и в разуме ему не откажешь. Вот о чем я подумала, когда слушала его интервью по тридивидению. Ка кой защитник человеческой свободы! Один на всю Галактику… Знаешь, кого он мне напомнил? Моего ангела. Такие же серые глаза, убедительный голос, искреннее, заинтересованное лицо. Действительно, человек так печется обо всех нас — почему бы не позволить ему править нами и охранять нас? Даже я сначала не устояла перед его обаянием, даже меня ему удалось околдовать… правда, ненадолго. Потом я просто вспомнила, кто он на самом деле, как он живет и что для него самое ценное в жизни. Он сам, дядя Роджи, только он сам. Возможно, Марк искренне считает, что ведет человечество по верному пути. Что у него нет выбора… Может быть…

— Естественно, он во все это верит, — запальчиво ответил я. — Как же иначе? Он из тех немногих, которые способны проникнуть взором в Зазеркалье и различить, что уготовано нам экзотиками. Это Поль и те Магнаты, которые сохранили верность поганому Содружеству, ослепли. Экзотики не допустят, чтобы мы стали теми, кем должны стать. Они пытаются втиснуть нас в свои колодки, приручить, успокоить… Это что-то вроде гигантской лоботомии! Усмиритель для всех! Один такой большой-большой усмиритель!.. И попробуй дернись. Вот мятежники и говорят: хватит болтовни! У нас появился лидер, который сможет добиться поставленной цели. Нашей с вами цели! И ничьей больше. А то с началом Великого Вторжения мы только тем и занимаемся, что перестраиваемся, избавляемся от недостатков, каемся, лижем задницы, а из них что-то зеленое капает. Вонючее-вонючее!.. Вам нравится подлизывать это? Пожалуйста, никто не запрещает. Но почему мы все должны этим заниматься?

— Ты не понимаешь… — начал было Джек, но я резко прервал его грязным французским ругательством.

— Куда уж нам до ваших высочеств! — вдобавок съязвил я, однако теперь меня прервала Доротея. С ней не очень-то поспоришь.

— Марк совсем не такой ангел, каким кажется. Этакий рыцарь без страха и упрека… Вовсе нет… Не архангел Михаил, вышедший на схватку с дьяволом. Как раз наоборот, он — Авадона, ангел бездны.

— Конечно, кем же он еще может быть, — рассмеялся я. — А все объясняется очень просто — вы боитесь его. Вы оба! У вас поджилки трясутся, что все больше и больше мета и обык новенных людей присоединяются к нам. Наши ряды крепнут, а ваши слабеют, уменьшаются числом.

— Да, — согласился Джек, — мы на самом деле боимся Марка. Но и ты сам в глубине души боишься его, — Он погладил на прощанье Марселя, слез со стола и помог Доротее надеть дождевик, затем вновь обратился ко мне: — Все, что Марк делает, не имеет никакого отношения ни к правам человечества, ни к нашей свободе. Он расчетливо руководит обще ственным мнением, настраивает вас против Содружества, потому что считает, что именно оттуда исходит угроза его планам. Только государство может его остановить. Значит, долой государство. Твой защитник справедливости втайне готовится к войне. Тебе захотелось повоевать, дядя Роджи? Ты мало видел крови в своей жизни?

— Если война начнется, — заявил я, — то в этом будет виновато ваше задрипанное Содружество. Но никак не Марк.

— Ты что, действительно так полагаешь? — удивилась До ротея.

— Да! И так же считают миллиарды разумных существ, которые при сотворении были названы людьми. Они хотят быть свободными, и они будут! Если уж на то пошло, мы возьмемся за оружие.

— И храбро ляжете костьми ради Ментального человека. Ну-ну, желаю удачи. — Джек почувствовал, что сморозил глупость, и увел разговор в сторону — Подумай вот о чем: ты же сам видел Дени. О чем же он просил? О помощи. Кого же он так испугался, кого назвал самым опасным человеком, который когда-либо появлялся на свет?

С этим они и ушли.

Заседания Галактического Консилиума считались закрытыми, и в общем-то вопросы, обсуждавшиеся там, а также принятые решения не должны были разглашаться среди ши рокой общественности, но до начала восстания ход прений, обсуждаемые вопросы, решения, принимаемые по ним, все перипетии борьбы между сторонниками и противниками Сод ружества тут же становились достоянием публики. Особенно старались Магнаты-мятежники. Вот и на этот раз очень быстро стало известно, что дебаты по вопросу о допустимости создания Ментального человека не могут уложиться в одну сессию. Хотя было непонятно, о чем дискутировать дальше — Марк на одном из последних заседаний открыто бросил перчатку представителям чуждых рас. Теперь только самый недалекий оп тимист мог надеяться на благополучное для оппозиции завершение обсуждения. Даже среди сторонников Марка начался ропот — тактика его была совершенно непонятна. Если Мен тальный человек является средством, которое может обеспечить победу восстания, зачем надо было преждевременно выносить этот проект на свет Божий? С другой стороны, от Марка хотели получить вразумительные объяснения, почему он бульдожьей хваткой вцепился в эту сугубо научную проблему. Что в ней было жизненно важного?

Марк хранил молчание, от всяких объяснений решительно отказывался.

Между тем борьба разгорелась нешуточная. Поль Ремилард и другие Магнаты, оставшиеся верными Содружеству, пока еще составляли большинство в Консилиуме и вполне могли провалить эту научную программу, однако они понимали, какой взрыв вызовет прямой запрет. Они избрали другую тактику — тянуть время, сколько хватит сил, до той поры, когда так называемое Единство вступит в силу, а тогда уж пусть оно и разбирается с Ментальным человеком. С этой целью они резко усилили активность своей пропагандистской машины, которая чуть снизила тон восхвалений достоинств Галактичес кого Разума и начала обращаться к разуму людей. Приводились многочисленные выкладки, цифры, авторитетные суждения. Наконец они обратились за помощью к полтроянцам.

Все земляне любили пурпурных человечков. Их восхищение людьми братьями по разуму», растопило сердца самых заскорузлых консерваторов. Их чувство юмора, доброта пришлись нам по сердцу, и в этом смысле мнение жителей Полтрои могло нанести серьезный ущерб делу оппозиции. Ведь что утверждали мятежники? Что чуждые нам расы изначально являются нашими врагами — пусть это не высказывалось вслух, а часто и высказывалось, но назвать полтроянцев врагами было невозможно. Они по своей природе никому не могли быть врагами. Такими уродились… Ну, повезло им с эволюцией! Отвоевались они еще в древнюю эпоху, потом постоянно мир, мир, мир…

Тут было о чем задуматься апологетам отделения от Содружества.

Наиболее известными и блистательными адвокатами будущего метаобъединения галактических рас являлись Фритизо-Пронтиналин и его супруга Минатипа Пинакродин. Они были старыми друзьями нашей семьи. Одно время эта пара преподавала в Дартмутском колледже. Я был среди тех, кто в октябре 2081 года встречал их, когда они прибыли на сессию. Их выступления имели оглушительный успех. Признаюсь, читая их речи, даже я заколебался. Чуть-чуть…

Мне стыдно говорить об этом, но мемуары для того и пишутся, чтобы говорить правду. Что было, то было. Однако в свое оправдание могу сказать, что колебался я недолго. Были и другие подобные моменты, но теперь я, можно сказать, остался последним мятежником на этой земле. Другие либо перемерли, либо изменили своим убеждениям. Я же никогда не мог позволить себе этого. Ладно, хватит, что это я все о себе да о себе… Mais cela n'a aucune importance[129].

Марк был хитрая бестия. Он не стал вступать в дискуссии ни с полтроянцами, ни с последователями Пьера Тейяра де Шардена, ни со сторонниками «космического сознания», разделявшими взгляды К. Циолковского, В. Вернадского и других, ни с уверовавшими в Единство академиками, ни даже с коллегами-Магнатами.[130] Набивать себе шишки — это он оставил своим уже вошедшим в революционный раж товарищам. Особенно преуспели в этом Алекс Манион и небезызвестная уже профессор Аннушка Гаврыс. Марк понимал, что по большому — или, скажем так, честному — счету идее метаединства им противопоставить нечего. Если трезво разобраться, то любой другой вариант развития Галактики и разумных рас в ней вел к гибели и хаосу. От этого открещивались обе стороны. Марк давным-давно не то чтобы уверовал в Единство, но как бы признал этот факт. К сожалению, создание Галактического Разума противоречило его собственным планам, и это решило все дело.

Доротея тоже не принимала участия в теоретической дискуссии — при нынешнем состоянии общества она считала невозможным вразумить кого-то с помощью простых, тем более убедительных объяснений. В ту пору требовались и принимались на веру исключительно «оригинальные» решения. Однако она нашла, чем досадить Марку, и сделала это с неподражаемым женским ехидством. Название «ангел бездны» напрочь приклеилось к Марку.

Тот, в свою очередь, тоже верно оценил обстановку и вовсю работал над созданием своего «имиджа». На это сил не жалел, без конца появлялся на тридивидении в передачах «Встреча с прессой», «Из официальных источников», в новостях, тем самым показывая, что плюет на постановление Дирижеров. Правда, теперь он уклонялся от обсуждений Ментального человека — говорил, что это сугубо частная проблема, ничем не отличающаяся от других подобных программ — таких, как, например, выращивание детей в пробирке или искусственное зачатие. Теперь он постоянно бил в одну и ту же точку — именно это коробило многих людей, разбирающихся в сути происходящего. Он заявлял, что Единство не может быть навязано человечеству силой. Мы, утверждал он, должны сами либо принять его, либо отказаться. Только сами!.. Без всякого давления со стороны экзотиков, а этого невозможно добиться, если люди останутся в составе Содружества.

Наиболее серьезной угрозой галактическим цивилизациям, заявлял он, является отказ экзотиков от компромисса.

Здесь все было перевернуто с ног на голову, однако со стороны позиция Марка выглядела логичной, тем более что под его обаяние попадало все больше и больше нормальных людей. Да и оперантов тоже. Доротея правильно заметила, что без массового внушения с использованием метасокрушительной силы этого нельзя было бы добиться. Она была права — Марк, с моей точки зрения, бесстыдно использовал приемы и приемчики древних колдунов и шаманов. Казалось, человеческая раса давным-давно разобралась в секретах успеха всех этих вождей, фюреров, председателей и так далее, однако за несколько сотен лет у нас не было опыта встречи с чем-нибудь подобным. И мы дрогнули… Казалось, после безумия крестовых походов, после попытки построить коммунизм вряд ли найдется человек, способный увлечь человечество красивой идеей.

Но идеи сильны, в них есть обаяние чего-то платоновского, запредельного. Без них жизнь превращается в использованную жвачку, которую ты, сам того не сознавая, берешь в рот… Вот он, страшный порочный круг нашего существования.

Марк был гений — Это точно! Знаете, какой образ самого себя он постоянно пропагандировал в средствах массовой ин формации? Ни за что не поверите. Этакого плейбоя от науки!.. Он был богат, красив и обаятелен, необыкновенно талантлив, за его плечами чувствовалась могучая политическая сила — чем не суперзвезда?.. Он сумел организовать и направить в нужное русло и бессознательные общественные страхи, и не осознанный ужас, который неизбывно таился в душе каждого человека еще со времен вторжения и долгих лет галактического попечительства. Он наловчился манипулировать этим комплексом, в котором причудливо сплелись наша наивная вера в превосходство человеческой расы с не оставляющим места для иллюзий опытом, полученным от общения с более высокими цивилизациями. Как раз этот душевный, на уровне архетипов, разлад являлся благодатной почвой для талантливых демагогов. А если тот еще обладал даром внушения, пиши пропало — мы, люди, не глядя сожрем подброшенную нам приманку.

Наши истинные герои вели себя куда более скромно. Они упорно и не покладая рук работали на благо человечества, и никому в голову не приходило оценить их усилия. Пока они не умерли…

Все оставшиеся месяцы 2081 года и начало 2082-го, пока Консилиум в полной тайне продолжал обсуждение, а публика и средства массовой информации метали громы и молнии по поводу его медлительности, Рори Малдоуни и другие лидеры мятежников продолжали запасать оружие, как обычное, так и основанное на искусственном усилении работы мозга. Верфи Новониколаевского завода один за другим вводили в строй модифицированные транспортные звездолеты. Однако в штат их пока не записывали, и эти корабли стояли на запасных стапелях в ожидании разрешения на дальнейшую колонизацию свободного пространства. Верховный лилмик наложил запрет на освоение новых планет до тех пор, пока вопрос о Единстве не будет решен.

Между февралем 2081 года и январем 2082-го доктор Стейнбренер с помощниками оплодотворили и заложили на хранение в криогенные камеры около трех тысяч зародышей, появившихся из генных материалов, полученных от Марка Ремиларда и Розамунды Ремилард, которая была не замужем, работала астрофизиком и добровольно согласилась участвовать в этом проекте. Девяносто шесть процентов плодов были признаны обладающи ми блистательными способностями в латентном состоянии.

6 января 2082 года, сразу после закрытия сессии Консилиума, агенты-крондаки из Галактического Магистрата с предписаниями в щупальцах прибыли в СЕРЕМ и наложили арест на все работы, связанные с Ментальным человеком. Весь на ледственный материал, а также уже оплодотворенные клетки были опечатаны и отправлены к новому месту хранения, координаты которого хранились в тайне.

Это известие всколыхнуло миллионы людей — даже тех, кто ранее был равнодушен к спорам насчет Единства. Марк в исполненном достоинства заявлении назвал закрытие СЕРЕМа жестокой и несправедливой мерой, на которую экзотиков толкнул страх перед возможностями свободного развития человека. Он предотвратил кое-где начавшие разгораться стихийные выступления и бунты, но предупредил, что человеческому терпению может скоро прийти конец.

На самом деле — я свидетельствую — Марк знал заранее о рейде дознавателей из Галактического Магистрата и сумел вывезти и припрятать сто четырнадцать эмбрионов, способности которых были обозначены как блистательные. Предупредил его Бум-Бум Ларош. Всю операцию по сокрытию зародышей провела Синдия. Под ее и Шигеру Мориты началом было закончено строительство секретного гистаториума под виллой Ремиларда на острове Оркас. Там и продолжилась работа…

Как раз в то же время у Марка и Синдии появился второй ребенок, дочь Клод Лаура Малдоуни Ремилард, Родилась она 19 мая 2082 года. А через две недели созрели зародыши, и их надо было высвобождать из материнских капсул.

23

Сиэтл, остров Оркас, Земля

23 мая 2082 года

Укачав и уложив в кроватку маленькую Клод, Синдия затребовала очередной доклад из гистаториума. Зародыш под номером 42 — между собой его называли Конлан — беспокойно ведет себя. Надо посоветоваться с Саскией, дежурным биологом, что делать с ним дальше. Какой активный паренек растет!..

Понятно, ему пришел срок появиться на свет. Надо потерпеть, малыш, тебе еще придется провести в своей искусственной утробе не меньше двух недель. Пока не придет звездолет с Оканагона, пока не отвезет детишек к их будущим родителям. Там они пойдут в особую секретную школу, где из них сделают Ментальных людей…

Синдия, накинув легкий халатик на чуть прозрачную ночную рубашку, вышла на балкон спальни, где, облокотясь на перила и наблюдая за морской далью, стоял Марк. На нем были только шорты из золотистого шелка, его крепкое мускулистое тело вновь вызвало прилив желания у Синдии. Она, как и в первые дни их знакомства, теряла голову при виде этого мужчины, который был ее мужем. Ничего, что живот время от времени сводило от боли, ничего, что ныло ее лоно, только что родившее на свет второго ребенка… Она даже глаза закрыла от восторга, боли и мучительного нестерпимого желания.

Он повернул к ней голову и улыбнулся.

— Как дети? — спросил он.

В этом вопросе был весь Марк, Синдия уже устала обижаться, как-то сжилась с этой болью. Он спрашивал о тех, подопытных. Своими он никогда не интересовался, а если, случалось, задавал вопрос, то это было исключительно из каких-то своих практических соображений. Что с ним поделаешь — ни разу не подошел к кроватке Хагена или Клод. Синдия вздохнула. Когда она видела его так близко, все это не имело значения.

— Там все в порядке, — ответила она. — Я проверяла.

— Подойди поближе, — пригласил ее Марк. — Видишь, в проливе киты играют?

— Киты? Где? — чуть преувеличенно всполошилась она. — Это наши знакомые? Я что-то не очень разберу, слишком далеко для моего мысленного взгляда.

Он указал ей пальцем, и Синдия наконец разглядела на волнующейся поверхности моря спины больших морских существ. Время от времени кто-то из них выпрыгивал из воды, бил хвостом, поднимая гору брызг. Спустя несколько мгновений гулкий удар долетал до балкона.

— Я вижу Тунжи, — сказал Марк, — Филти Макнасти, Айреги-на, Экароха, Пушкаря и Мэджонг. Она с маленьким детенышем.

— Может, заодно и его окрестим? — предложила Синдия. — На пару с нашей дочкой.

Он на мгновение задумался.

— Как насчет Нуаж в честь нашей малютки? Это по-французски то же самое, что и Клод[131].

— Отлично.

— Хочешь, я налью тебе сангрии? — Он вернулся в спальню и наполнил два хрустальных стакана вином из графина, потом пригласил жену сесть в широкий, на двоих, шезлонг. — Отдохни, любимая. Ты сегодня набегалась.

Он подал ей руку, она приняла ее и расположилась в матерчатом складном кресле. Он сел рядом с ней. Синдия прильнула к его руке.

— Знаешь, что удачно? — спросил Марк и сам ответил: — Что мы не стали дожидаться приезда Джека и Доротеи и окрестили сегодня Клод. Из Тьери и Мицуко получились идеальные крестные.

Синдия засмеялась.

— Признался бы честно, что не хотел, чтобы два блистательных мастера побывали в нашем доме, — мало ли что они сумеют разглядеть? Не дай Бог, еще обнаружат гистаториум.

— И это, конечно, тоже, — кивнул Марк. — Но я как-то потерял охоту ко всем этим шумным семейным праздникам. Помнишь, когда крестили Хагена?.. Вокруг столько важных дел — не время веселиться.

Синдия постаралась возразить ему помягче:

— Но, Марк, все было так чудесно…

— М-да… Возможно. Лучше взгляни на этих морских убийц.

— Ну, Марк, не называй их так. Скажи лучше: «на китов».

— Тебе от этого будет легче? Что поделать, они по природе своей охотники. Великолепные, умные пожиратели мяса.

Синдия усмехнулась.

— Такие же, как ты, любимый. Или я… — Она немного помолчала, потом спросила: — Этот остров назван в честь ки тов? Или Петров дал название китам?

— Ни то, ни другое, милая. «Орка» на латыни — это особая разновидность китов. Остров назвал испанский конкистадор Франсиско Элиза в честь вице-короля Мексики дона Хуана Винсенте де Гуемос Пачеко и Падилья Оркаситес и Агуйо Конде де Ревилья Гигедо.

Она рассмеялась.

— О Небеса, какое имя! Но мне не верится, что здесь простое совпадение.

— Всякие совпадения бывают. Одновременность вплетает случайность в неизбежность. Нам бы следовало знать об этом, cherie.

— Конечно, — согласилась Синдия, и в следующее мгнове ние тупая боль вновь перехватила область таза. Она порывисто вздохнула…

— Что с тобой, родная? Опять схватило? — спросил муж.

— Так, немножко. Это всегда случается после родов.

— Чертова природа! Позволь, я подлечу тебя.

Он обнял ее, прижал к себе, и теплая волна затопила тело Синдии. Боль действительно быстро угомонилась.

— Ах, Маркус, Маркус, как хорошо. Если бы ты только догадывался, как я люблю тебя.

— Я тоже. Я не могу выносить, когда ты испытываешь боль.

— А боли больше нет.

Это было не совсем верно. Физическое страдание действи тельно исчезло, но осталось какое-то глухое разочарование. Оно все сильнее захватывало ее душу. Как ни уговаривала себя Синдия, что это все пустяки, все пройдет, перемелется, но гибельная опустошенность все отчетливее проявляла себя. И еще этот животный страх!.. Казалось бы, с чего? А вот поди позабудь о нем. Дело было не в Марке… Хотя, может, и в нем тоже. Его не было возле нее при рождении Хагена, не было его и при появлении на свет Клод. Все дела, дела!.. На этот раз он отбыл в Конкорд на какую-то особо важную встречу оппозиционеров.

Вот что тревожило и донимало ее. Этот самый гистаториум, который был организован в подвалах виллы. Она не могла не думать о сотнях упрятанных в стеклянные колбы младенцах. Казалось, их жалобы долетали до нее. Она ругала себя, дипломированного инженера, за подобные мракобесные страхи, однако они не уходили. Дело дошло до того, что она отказалась, как принято на Хибернии, рожать дома. Хаген появился на свет в этой спальне, под присмотром опытной акушерки, но тогда под домом не было этого жуткого скопища живой и в то же время какой-то сомнительно живой плоти. Когда пришел срок, она оставила Хагена на попечение Тьери и Мицуко, а сама уехала на северное побережье острова, в деревушку под названием Истхаунд, и там легла в местную больницу. Там и родила Клод под надзором местного врача.

Все прошло успешно, хотя намного труднее, чем в первый раз. Обессиленная Синдия не могла с помощью дальновидящего взора связаться с мужем и вызвала его по телекому. Отыскала Марка в квартире Северина в Конкорде. Тот, казалось, был удивлен, когда Севи и другие мятежники начали настаивать, чтобы он вернулся домой к жене и ребенку, однако спорить не стал. На следующий день он уже был на Оркасе. Заявился с огромным букетом алых роз и погремушкой в виде клоуна, купленной в магазине Тиффани в Конкорде.

Из тех же самых соображений Синдия взялась за надзор над искусственно зачатыми детьми и техническим персоналом. Как всякий храбрый человек, она решила быть поближе к тому, что внушало ужас. Работала она добросовестно и сразу после приезда Марка уже была готова спуститься в подвал, чтобы проверить, все ли там нормально. Муж удержал ее.

Когда же она стала настаивать, чтобы специалисты там, внизу, оценили метапсихический потенциал дочери, он ответил, что и здесь можно не спешить. Это могло означать только одно: что Клод уже была проверена — возможно, когда мать спала.

Подобное решение вопроса ни в коем случае не удовлетворило Синдию, и она настояла, чтобы девочку подвергли официальному осмотру. В результате выяснилось, что в двух метафункциях — целительной и дальновидящей — Клод является гранд-мастером, а в метасокрушительной — мастером. К тому же обнаружилось, что блистательными способностями она безусловно обладает, но, как и у Хагена, они глубоко запрятаны.

… Синдия вздохнула, прижалась к мужу — все перемелется, все будет хорошо. Прочь, глупые страхи!

— Ты сегодня получил послание по субпространственной связи? Что там?..

Марк убрал руку с плеча жены.

— Плохие новости.

— Поделись, Маркус.

— Две недели назад один из приятелей Бум-Бума — крондак, член Магистрата — проговорился, что на базе Одиннадцатого флота, на планете Молакар, тайно собирают звездолеты, способные преодолевать лимбо с большим Дф. Наши эксперты пытаются осмыслить, что бы это могло значить. Как раз по этому поводу и собралась конференция в Конкорде. В самый ее разгар ты вызвала меня.

— Молакар? Так это же мир крондаков Тау-Сети.

— Точно.

Она резко выпрямилась в шезлонге.

— Но зачем крондакам все это надо?

— Причин может быть много. Государство Земля не имеет своих осведомителей среди крондаков, так что мы можем только строить догадки. Дело в том, что крондаки — самая могучая в сверхчувственном смысле раса в Содружестве[132], а Молакар расположен меньше чем в двенадцати световых годах от Земли. Эта планета была плацдармом для Великого Вторжения.

Синдия смотрела на него во все глаза.

— Святая Дева Мария! Ты считаешь, что Содружество решило нанести упреждающий удар по Земле? Подвергнуть ее карантину?

Марк поднялся, вышел на балкон, молча глянул в сторону отливающей серебряным светом спокойной водной глади. Киты уже уплыли далеко-далеко…

— Нет, что-то здесь не так. Женщина-крондак, которая сообщила Бум-Буму эту новость, не видит в ней ничего ни сверхординарного, ни загадочного. Иначе бы она и не заикнулась об этом. Однако нам нельзя оставлять подобную информацию без внимания… Я уже передал Рори приказ подготовить оружие к отправке на Астрахань.

— Ты собираешься вооружить эти звездные транспортники? О, Марк, если верные Содружеству люди обнаружат это…

— Да, риск существует, но это дальняя перспектива. Тереков уже связался с тремя фрахтовщиками, которые могли бы тихо провернуть эту доставку. К тому же он клянется, что все будет шито-крыто — мол, он гарантирует полную секретность. Ко нечно, иметь уже подготовленные корабли — это большая удача, однако и случайности нельзя не учитывать. Подготовленные к боям корабли — очень соблазнительная приманка для некоторых горячих голов, которых немало в наших рядах. Им, как мне сообщают информаторы, уже «надоели цепи Оуэна Бланшара». Они рвутся в бой. Этих надо приструнить в первую очередь.

Он вновь вернулся в комнату, встал возле жены на колени, взял ее руки в свои, попытался успокоить.

— Для того чтобы обеспечить блокаду Земли, необходимо иметь несколько сотен крейсеров. Есть ли они у крондаков? Да, есть… Отсюда версия: Содружество делает то же, что и мы. То есть оно начало расставлять фигуры на доске, незаметно двигать их, выбирать лучшие позиции. Но в ближайшие два года войны не будет. А то и в три… Расы экзотиков обязаны сперва официально предупредить землян — на это требуется время, потом ждать результатов обсуждения… Так что время у нас есть, вот только воспользоваться им мы должны разумно. Прежде всего необходимо создать Ментального человека.

— Но согласно расчетам, на это потребуется не меньше пяти лет?..

— Мы внесли важные изменения в проект. Я собирался рассказать тебе об этом, когда зародыши будут подготовлены к родам, но лучше это сделать сейчас. Мы нашли способ значительно ускорить созревание метаспособностей у этих объектов.

Она вроде бы равнодушно восприняла это известие, но душу словно бы окатило волной отвращения. Отлегло, только когда он принялся объяснять, какую новую схему предложил доктор Стейнбренер. Ее надо было внедрить в течение ближайших двух недель.

— Мы перевезем детей на Оканагон сразу, как только их состояние стабилизируется после проведения необходимых мероприятий, — продолжал Марк. — Обучение будет проведено там, где мы и планировали с самого начала. Под присмотром Кастелайн и Джейка Вассермана в непроходимых джунглях уже построена специальная школа. Это где-то на реке Осойя… Мне тоже придется перебраться на Оканагон, чтобы контролировать ход работ.

— И… ты думаешь взвалить это на меня? — Голос у Синдии как-то разом сел. Эта новость ошеломила ее. Взять на себя заботу об этих детях? Почему-то в сознании мелькнуло слово «несчастных»… Это слишком, у них, этих выкормышей из пробирок, такие перспективы… Но от этого они не становятся менее детьми. Быть им матерью — этакой, знаете, общественницей, не за страх, а за совесть готовящей их… К чему же она должна была их готовить? Теперь в голове все перепуталось, она не могла найти на это ответ.

— У меня масса других забот, я. не МОГУ разорваться, — сказал Марк. — Напряжение нарастает, а я не хочу выпускать это дело из семейных, так сказать, рук. Здесь, на Земле, мне ещё предстоит демонтировать СЕРЕМ, вывезти все ценное оборудование на Оканагон. Лучшего места для нашей штаб-квартиры не найдешь. Тебе понравится этот мир…

Синдия по-прежнему безмолвно смотрела на него. Неужели это ее муж, отец ее детей, крещенный в младенчестве человек, будущий отец Ментального человека? Неужели это все он?..

Голова пошла кругом. Марк почувствовал ее растерянность.

— Я знаю, процедура энцефализации может сначала показаться тебе ужасной и кощунственной, — мягко сказал он. — Но там вовсе не будет физической боли. Единственное, чего мы желаем, это избавить детишек от тех мучений, которые пришлось испытать Джеку во время избавления от тела. Ментальный человек не может попусту тратить сверхчувственную энергию на то, чтобы выжить. Мы стараемся сделать так, чтобы его блистательные мысленные способности созрели раньше, чем это случилось у Джека. Стейнбренер считает, что у нас есть замечательный шанс добиться, чтобы у ребят уровень метаспособностей был еще выше, чем у Джека, — особенно в наиважнейшей метасотворительной функции.

— Которая к тому же будет усилена с помощью ЦГ…

— Да. Нам пришлось сконструировать особую модель 600Х. Когда тренировочный период завершится, Ментальные люди будут совсем еще малышами, поэтому мы должны быть уверены, что они станут подчиняться приказам взрослых. Особенно во время организации метаконцерта. Их, собственно, для этого и готовят — они способны во много раз повысить мощь нашего метаединения.

— Ты уверен, — прошептала Синдия, — что завершение этого проекта обеспечит нам победу?

— Да, я верю! Некоторые наши лидеры не понимают, почему я отдаю столько сил и времени этому проекту, а не, скажем, вооружению звездолетов. Если Ментальный человек будет в наших рядах, все остальные средства для ведения вооруженной борьбы уже станут не нужны. Если сотня подобных детишек будет объединена в метаконцерт под моим, или Алекса, или Оуэна Бланшара, или Элен Стрэнфолд руководством, мы сможем отразить любую угрозу, которая возникнет со стороны Содружества, — сверхчувственную или физическую. Расчеты на компьютере убеждают меня в этом. Они верны при любых условиях… Когда мы будем готовы, я намерен продемонстрировать наши возможности Содружеству. Экзотикам не останется ничего другого, как уступить нашим требованиям. Мы победим без всякого кровопролития, не вступая в войну. Некоторое время Синдия молчала, потом спросила:

— Когда все закончится, Ментальные детишки смогут использовать свою удивительную силу, чтобы восстановить человеческий облик? Как Джек?..

На лице Марка появилась кривая усмешка.

— Если они этого захотят, то — конечно… Но скорее всего они не почувствуют в этом необходимости. Энцефализация — это ступень! Это следующий шаг в эволюционном развитии. Я давным-давно подсознательно чувствовал это, но не мог смириться. Жаль, что тебе никогда не приходилось видеть моего брата в бестелесном состоянии. Это не просто красиво — это элегантно!.. Ничего похожего на привидение или подобную муру. Это удивительное состояние — существовать без тела! Великолепное, непостижимое. Физический облик для Ментального человека будет чем-то вроде одежонки. Вот что яв ляется следующей ступенью эволюции. Джек — он один, поэтому чувствует потребность обзавестись телом, чтобы быть вместе со всеми. Но когда Ментальный человек будет исчис ляться в миллионах экземпляров, ему станут не нужны подобные елочные игрушки. Кого мы производим? Детей… Маленьких таких ребеночков. Наши специалисты утверждают, что почти наверняка в результате энцефализации даже скрытые метаспособности должны проявиться — в определенное время и при соответствующих условиях.

— Даже скрытые? — переспросила Синдия.

— О да! Это ведь здорово, не правда ли?..

Глубокой ночью Синдия спустилась в подвал и вошла в хранилище. Здесь царил подсвеченный тусклыми красными лампами полумрак.

Готовые к появлению на свет зародыши без конца ворочались в своих стеклянных капсулах — им было тесно. Хотелось на волю… Некоторые вели себя спокойно и вроде бы не подавали признаков жизни. Кое-кто широко открытыми глазами наблюдал за нею, но большинство спало. Младенцы казались очень похожими друг на друга — правда, некоторые были темноволосыми, а некоторые светленькими. Их скрюченные, сжавшиеся в комок тела плавали в прозрачной, предохраняющей их кожу от инфекций жидкости. Из черепных коробок у каждого торчали электроды, проводочки от них тянулись к мониторам.

Синдии никак не удавалось воспринять их мысли. Как они научились инстинктивно прикрываться от нее ментальными завесами, женщина не могла понять. Когда она приветствовала их, они отвечали холодно, как бы издалека. Или скорее свысока…

Бедные дети, подумала Синдия. Она считала, что через какие-то недели ей придется подготовить их к «рождению», затем передать этих младенцев в семьи, где родители, убеж денные оппозиционеры, жаждут вырастить их. Они страстно верят, что их детей ждет великое предназначение. Только вот что беспокоит Синдию: странная реакция детей, когда она говорит им, что скоро они станут свободными, смогут вдохнуть живительный свежий воздух, увидеть солнечный свет, ощутить вкус, услышать звуки, познакомиться с другими людьми, научиться любить их. Тот внешний мир большой и добрый — вот о чем рассказывает она этим крохам в пластиковых капсулах. Не надо бояться, дети.

А теперь, выходит, планы опять изменились. После недолгого хирургического вмешательства их поместят в новые, более удобные сосуды, им не придется вдохнуть ароматный запах трав на лугах Оканагона, испытать любовь родителей…

Значит, опять искусственная среда. Значит, эти блистательные сознания так и не испытают радостей обладания собственным телом. Их научат питаться потоками света, поглощать органические молекулы прямо из воздуха, как это делает Джек Бестелесный.

Если, конечно, они научатся всему этому. Если доживут…

«Господи!.. — Синдия словно пришла в себя. Она заплакала и стала молиться… — Господи, что я собираюсь сделать?! Господи, помоги… Всевышний, вразуми!.. »

Он уже вразумил, подумала Синдия. Уже подсказал, как ей поступить. Она будет по-прежнему присматривать за маленькими Ментальными человечками, снимать показания с мо ниторов, мысленно успокаивать их. Иначе всех людей — больших, маленьких, черных, белых, стройных, коренастых — ждет большая беда. Орды ужасных экзотиков придут и отнимут их свободу. Эти явятся, как их — крондаки, гии, симбиарии. И наконец, самые жуткие… Лилмики! Ментальный человек — наше единственное спасение, невзирая на то, кем или чем он может оказаться.

А может, Марк прав и бестелесные дети откажутся вернуться в привычные человеческие тела? И в этом случае человечество станет окончательно свободным? Или попадет из огня да в полымя? Из лап одних тиранов в лапы других?..

Что же будет со всеми остальными нормальными детишками, у которых блистательные способности находятся в латентном состоянии? Их тоже подвергнут энцефализации? И Хагена? И Клод?

Бригадир ночной смены специалистов Саския Апелдорн вышла из аппаратной, куда стекались все сведения о зародышах.

— Желаете ознакомиться со всеми данными, касающимися номера 427?

— Да, пожалуйста, — ответила Синдия. — Но сначала давайте посмотрим на этого маленького плутишку.

Они двинулись по проходу, отделявшему стеллажи с капсулами. Саския Апелдорн, почти такая же высокая, как и Синдия, была одета в белый халат, ее густые черные волосы были завязаны на затылке в тугой узел. Родом она была с датской планеты Бломендал, являлась гранд-мастером и, согласно списку, была одной из родительниц будущих Менталь ных младенцев. Знает ли она о предстоящей энцефализации? Как она отнесется к этому? Саския такая чувствительная. Помнится, две недели назад, когда случайно погибли одиннадцать зародышей, она так плакала…

— Вот он, наш озорник, — сказала биолог. Несчастный младенец был явно крупнее, чем все остальные.

Трубка, связывающая его с искусственной плацентой, оплела его ноги. Он энергично сосал большой пальчик на левой руке. Глаза у него были синевато-серые, открытые — несомненно, он наблюдал за ними. Зрачки двигались… Большая голова покрыта курчавыми черными волосиками. Вот что еще поразило Синдию до глубины души — подбородок у него был точь-в-точь как у папочки. Женщина даже зажмурилась — это уже было слишком! Как же она раньше не замечала сходства? «Все, — сказала она себе, — хватит! Надо взять себя в руки».

Она обратилась к зародышу: Привет, наш маленький Конлан.

Привет, Синдия. Привет, Саския[133] +[134].

Синдия сказала: Что случилось, дорогой? Мы уволили учителя, теперь ты можешь спокойно спать.

Я не хочу спать я хочу на свет я хочу награду сейчас.

— Он уже получает двойную порцию глюкозы, — сказала Саския. — Своего рода взятка после того, как я подключила дополнительные электроды.

Ребенок сказал: Хочу награду сейчас. Больше награды. Он вытащил палец изо рта — точнее, пальчик сам выплыл из ротового отверстия, и неродившийся младенец принялся колотить ручками и ножками. Он широко открытыми глазами, не моргая, смотрел на женщин. Обнаружив, что награды нет, Конлан схватился ручками за гибкую трубку и начал рвать ее, стараясь выдернуть из плаценты. В ту же секунду на экране монитора замигал сигнал тревоги. Младенец оставил в покое трубку, и сигнальная лампочка погасла.

Награду/ сказал ребенок. Сейчассейчассейчас!

— Какая-то странная вспышка раздражения, — задумалась Синдия. — Это что-то новенькое.

— Если мы пойдем у него на поводу и дадим ему сахар, то это только усилит отрицательный рефлекс. Он станет вести себя еще более буйно, — сказала Саския.

— Это понятно, — согласилась Синдия. — Но каким образом он дошел до всего этого?

Биолог пожала плечами, потом обратилась к зародышу:

— А что, если мы устроим вам небольшую метавзбучку? А ну-ка, бай-бай!..

Конлан по-прежнему не мигая смотрел на них. Кричать он был не в состоянии, но ярость потоком хлестала из его неродившейся еще душонки. У Синдии мурашки побежали по телу. Потом младенец вновь схватился за соединительную трубку, и все повторилась сначала.

Саския поспешила в аппаратную, чтобы запрограммировать ему успокоительный сон.

Синдия, оставшаяся возле стеллажа, долго и внимательно наблюдала, как младенец сначала расслабился, потом угасли волны гнева, и наконец он уснул.

Она задумалась. Что-то с этим ребенком было не так. Тем более ей следовало помочь ему. И всем этим несчастным — это слово твердо оформилось в сознании — детям. В любом случае надо сделать так, чтобы после победы мятежников подобные опыты больше никогда не ставились.

Далеко за полночь, когда Марк и Синдия наверху окончательно угомонились и потушили свет, Мадлен Ремилард вышла в зал, прошлась вдоль стеллажей… Свою работу она закончила еще несколько недель назад, когда зародыши сделали свой выбор. Они выбрали ее, как когда-то они, пять составляющих Гидры, выбрали Фурию. Те, кто отказался, погибли, но и того материала, что остался, было вполне достаточно.

Мадлен сказала: Вы — мои дети. Не ее! И не его!..

И сто три неродившихся младенца хором откликнулись: Мы любим тебя, Саския.

Вы всегда будете выполнять то, что я прикажу.

Да. И мы получим награду.

Это только часть программы обучения. Если вы будете понятливы, если будете слушаться меня, вы каждый день будете получать награду. Вы будете получать ее даже тогда, когда они изменят вас.

Да!

Вы видели, что случилось с детьми, которые не хотели слушаться?

Да…

Я скоро уйду отсюда. Придут другие взрослые, они будут заботиться о вас, но они не будут так добры, как я. Поэтому вы должны повиноваться мне. Тогда будет мцого награды.

Да.

Когда я вернусь, я назову вам свое новое имя, и вы будете повиноваться мне. ТОЛЬКО МНЕ!

Да, Саския.

Мадлен Ремилард была довольна. Их выбор был упрятан в такие глубины бессознательного, что никто — ни их новые родители, ни наставники в специальной школе — не доберется до него. И значит, не сможет отменить. Придет время, и она вернется. Она соберет их всех, она отдаст команду. Не Ремилард. Не Фурия…

Саския сказала: Вы хорошие дети. Теперь можете спать.

В этот момент отчаянно замигала красная лампочка. Это был сигнал тревоги. Женщина прошла вдоль рядов. Ага, опять этот смутьян Конлан. Но что это с ним? Ребенок плавал с широко открытыми глазами, однако на мониторе тянулась бесконечная зеленоватая полоса. Он все-таки выдернул гибкую трубку…

Женщина спокойно выключила сигнал тревоги и направилась в аппаратную. Зачем беспокоить остальных детишек? Пусть сладко спят в своих теплых прозрачных колыбельках…

24

Сектор 12: звезда 12-337-010[135]

Планета 4[136]

3-4 ан очьдмхиос 2082 года

[137]

Тридивизионные дебаты закончились. Погасли голографические камеры, публика потянулась к выходу из студии. Участники дебатов, сидевшие за двумя поставленными под углом друг к другу столами, собрались возле маленькой кафедры, за которой находился посредник, который обеспечивал нормальный ход дискуссии. Им была Доротея Макдональд, Дирижер планеты.

— Я бы хотела поблагодарить всех участников, — очень официально сказала она. — Особенно вас, уважаемый Первый Магнат. Я знаю, какой у вас напряженный график работы. Спасибо за то, что вы не оставили нас без внимания. Каледония — маленькая планета.

— Я очень рад, что сумел выкроить денек, — ответил Поль.

— Даже если вам и вашим сторонникам сегодня устроили хорошую головомойку? — с ехидцей спросил Хироси Кодама.

Руслан Тереков, Маша Макгрегор-Гаврыс и Калем Сорли, Генеральный интендант Каледонии, довольно заулыбались. Лицо Дэви Макгрегора налилось краской, а участвовавший в дискуссии Фритизо-Пронтиналин с жалостью посмотрел на оппозиционеров.

Джек Ремилард, стоявший рядом с отцом, спокойно ответил Кодаме:

— Ну, до этого, думаю, дело не дошло, Хироси. Тем более и речи быть не может о вашей победе.

Неожиданно полтроянец произнес трагическим шепотом:

— Дело зашло слишком далеко… Слишком далеко… Мне казалось, что мое присутствие на дискуссии будет понято правильно, однако…

Калем Сорли улыбнулся полтроянцу, напялившему какой-то пестрый пиджак и фиолетовые слаксы.

— А вы думали, Фреди, что здесь будут рассыпать любезности? Да и ничего такого не произошло. Теперь вы, надеюсь, поняли, что мы вовсе не призывали линчевать всех предста вителей экзотических рас. Это не наш путь. Особенно если учесть, что наша девчонка-Дирижер сама твердо поддерживает Содружество. Теперь вы убедились, как настроены наши жители, нравится это кому-то или нет.

Фритизо-Пронтиналин бросил вопросительный взгляд в сторону Доротеи, и та кивнула. Лицо ее было печально. Сорли, обращаясь к Полю, Джеку и Дэви, продолжал:

— Надеюсь, вы тоже поняли, что к чему? Ваши цирковые представления в защиту Содружества на национальных планетах не пройдут. Вы можете заморочить головы жителям Земли и других космополитических миров, но только не нам!

— Это мы посмотрим, — ответил Поль Ремилард.

Генеральный интендант Каледонии громко рассмеялся. Из аппаратной выскочила возбужденная женщина, руководитель студии.

— Больше девяноста процентов каледонцев следило за дебатами! — еще издали объявила она. — Это самая большая аудитория, какую нам когда-либо удавалось собрать. Даже больше, чем на пресс-конференции после диатремы… Не желаете немного закусить? Я знаю, что такое дебаты в открытом эфире. Это очень трудная работа. Сюда, пожалуйста.

— Спасибо, Эймили, — поблагодарила ее Доротея, — это очень кстати.

В зеленой гостиной на столах стояли закуски, чай, кофе, а также бутылки с местным белым вином.

Калем Сорли попрощался со всеми, сослался на важное голосование в местной Законодательной ассамблее и удалился. Гости принялись за еду. Руслан Тереков тут же начал изучать этикетки на бутылках, потом сам разлил вино по фужерам и обнес всех, кто находился в гостиной. Отказались лишь Джек и Доротея, которые пили только воду. Наконец Тереков провозгласил

— За скорое и удовлетворяющее обе стороны разрешение конфликта!

— Вот это правильно! — Поль Ремилард насмешливо улыбнулся. — Главное, удовлетворяющее обе стороны.

В течение всей дискуссии Тереков изводил Поля своими замечаниями и шуточками, которые, по-видимому, очень нравились аудитории. Первый Магнат так и не смог раскусить этой тактики и вел себя как напыщенный вельможа, который сначала указывал на элементарные вещи и растолковывал их, а потом вдруг обиделся и надулся.

Все молча выпили. Тереков опрокинул фужер и тут же налил себе еще один.

Наконец профессор Макгрегор-Гаврыс обратилась к полтроянцу:

— Верно ли говорят, Фред, что Магнаты-экзотики намереваются вынести вопрос о повторной церемонии принесения присяги на верность Содружеству? Ты что-нибудь слышал об этом?

— Да, но я бы не стал особо доверять подобным разговорам. По крайней мере, Амальгама Полтроя определенно будет голосовать против. Но если у нас не останется выбора…

— Как это понять? — спросил Хироши Кодама.

Полтроянец осторожно ответил:

— Все будет зависеть от руководства оппозиции…

Поль Ремилард был менее дипломатичен:

— Фред имеет в виду, что их поддержка Содружества будет зависеть от того, как поведет себя Марк.

— Вы считаете, что ваш старший сын будет еще долго упражняться в терпении и выдержке? — спросил Хироси.

— Как раз наоборот, — ответил Поль. — Я думаю, что в конце концов он взорвет ситуацию. — При этом Первый Магнат смотрел не на японца, а на своего обидчика Руслана Терекова.

Тот принял вызов и безмятежно улыбнулся. Тогда Поль сурово заявил:

— Недавно у меня возникло подозрение, что Марк поддержал воинственное крыло вашей партии и что эти безумцы начали запасать оружие — как обычное, так и основанное на использовании церебральных усилителей. Если эти сведения подтвердятся — а я думаю, что так оно и есть, — я сам поставлю вопрос о принесении повторной присяги на верность Содружеству.

— Будет ли это разумно, папа? — спросил Джек.

— Иного выхода нет!

— Значит, вы исключаете всякую возможность компромисса? — насторожился Руслан Тереков.

— Нет, — возразил Поль. — Просто нам необходимо подтолкнуть некоторых нерешительных Магнатов-людей, которые считают, что могут отсидеться в сторонке. Когда они увидят, что Марк и другие мятежники будут исключены из Консилиума, они наконец поймут, что Содружество не будет цацкаться с отступниками. Перед нашей цивилизацией стоит выбор: остаться членом галактической конфедерации или скатиться к допотопной экономике, где основным транспортным средством будет лошадь.

— Они не посмеют ввести карантин! — решительно заявила Маша Макгрегор-Гаврыс — Наши ученые куда сильнее их ученых!..

— Вы сами в это верите? — печально спросил Джек Бестелесный.

— Джек прав, — поддержал его полтроянец. — Какое-то время земляне будут поддерживать нынешний уровень жизни, но так долго продолжаться не может. Мне кажется, что отдельные лидеры оппозиции несколько ошибаются в оценке ситуации. И главное — в надежде на собственный потенциал.

— Ну, что касается потенциала, то директор Джон Ремилард является лучшим примером, подчеркивающим наши возмож ности.

— Я знаю, вы вооружаетесь, — сказал Поль Ремилард, обращаясь к Терекову.

— Докажите это. — Руслан поднял полный фужер и залпом выпил вино.

— Ну, пожалуйста! — всплеснул маленькими ручками полтроянец. — Вы, земляне, должны верить, что Содружество любит и уважает человеческую расу. Амальгама Полтроя — единственное государство в Содружестве, которое высказывало сомнения перед самым началом интервенции, задуманной Верховным лилмиком. Только вы и мы в прошлом познали, что такое ужасы войны. Только у нас и у вас в генах сидит этот страшный бес агрессивности. Неужели вы думаете, что мы бросились помогать человечеству, не просчитав заранее всех возможных последствий такого шага? Да, мы знаем, что у человечества великий потенциал, большое будущее, но разве разумно растрачивать этот потенциал на разрушение, на уничтожение того, что уже было построено в Галактике? Не лучше ли приложить все силы к утверждению правды и красоты? У вас не должно быть никаких иллюзий, на чьей стороне будет Полтроя, если встанет вопрос о сохранении Содружества. Мы любим человечество, но и свой дом нам дорог.

— Мы уходим, — тихо сказал Хироси Кодама.

Его все услышали.

Фред покачал головой:

— Вы никак не хотите понять. Или отказываетесь?..

— Фред хочет сказать, — пояснил Поль, — что в случае выхода из Содружества человечество может не рассчитывать на сохранение своего государства как межзвездной федерации. Нам еще придется решить, в какой форме мы будем взаимодействовать с Содружеством, так как мы сразу перейдем в разряд сотен других цивилизаций, которые еще не созрели до дня вступления в галактическую конфедерацию. Сами понимаете, чем все это кончится — войной.

— Значит, будем воевать, — сказал Хироси. — Если Содружество посмеет аннулировать результаты Вторжения… Вы, экзотики, осознаете это?..

— Мы верим, что люди, сохранившие верность идеалам Содружества, не допустят этого.

— Я утверждаю, что вы накапливаете оружие! — решительно вступил в разговор Поль Ремилард. Его сознание начало излучать ледяную властность. — Я докажу это и представлю убедительные свидетельства, что в ваши планы входит намерение уничтожить или разрушить мирную конфедерацию галактических цивилизаций, которые помогли Земле и вывели человека к звездам. Этого я не могу допустить, и будьте уверены, я сделаю все, что в моих силах, чтобы этого не случилось.

Руслан Тереков осушил еще один полный фужер вина и решительно заявил:

— Думаю, на сегодня угроз достаточно. Я ухожу — Уже у порога, глядя поверх голов последовавших за ним единомышленников, он посмотрел прямо в глаза Полю и сказал: — До скорой встречи, Первый Магнат.

До отлета оставалось около трех часов, и Доротея предложила Полю, Дэви и Фреду погулять по новой Брумило-Эсп-ланад, построенной сразу после великого землетрясения.

Те согласились, но разговор не получался — слишком живы были впечатления от только что состоявшихся дебатов и последующей откровенной беседы. Вечер выдался прекрасный, теплый и спокойный, — большая редкость для Каледонии в это время года. Луна Ре Нуадх светила полным, ясным оком, золотистый свет ее отражался на водной глади — в этом месте море глубоко вдавалось в сушу. Несмотря на поздний час, масса суденышек сновала по заливу — все они были залиты светом сигнальных фонарей. Таковы были правила на этой планете, изобилующей туманами, грозами и землетрясениями. Навстречу им попадались редкие прохожие. Они проходили мимо, разве что кое-кто изредка здоровался с девчонкой и ее спутниками — воспитанная с детства деликатность не позво ляла им мешать незнакомым людям.

— Не желаете закусить? — предложила Доротея. — Потом можно посидеть и полюбоваться кораблями. Тут есть небольшой паб, там очень вкусно готовят.

Дэви Макгрегрр вскинул голову:

— Уж не «Каути Шрум» ты имеешь в виду? Мне вчера, сразу после прилета, довелось побывать там. Местечко действительно премиленькое. Прекрасно готовят грибы и подают солодовый напиток. Хорошая штука…

— Я готов, — кивнул Поль Ремилард. — Хотя после сегодняшнего фиаско у меня должен был пропасть аппетит. Поганками мне теперь следует питаться. Или мухомором.

— Эти грибы на Кали не растут, — успокоила его Доротея. Все засмеялись, а Джек объяснил полтроянцу, который начал удивленно крутить головой, смысл шутки.

— Паб, в который мы идем, называется «Вкусные грибочки». У них, на Кали, этого добра видимо-невидимо. Ну, а что такое грибочки, ты знаешь…

— Грибы?.. — Фред не смог скрыть восхищения. — О, грибы!.. Это такое наслаждение!.. — Он даже зажмурился.

Теперь хохотали все — неудержимо, от души.

Кафе, в которое они заглянули, располагалось неподалеку от резиденции Дирижера планеты. Улочка, где оно находилось, напоминала старый шотландский проулок, в целости и сохранности перенесенный за пятьсот тридцать три световых года от Земли. Где-то на задворках этой улочки возвышался трехсотэтажный, облитый лунным светом, напоминающий спичечный коробок стратоскреб.

Сам паб походил на древнюю таверну. Большой зал с низким потолком, отдельные кабины. Одну из таких кабин и заняли гости.

— Выглядит замечательно, — одобрил Поль Ремилард.

— Я же говорил, — подтвердил Дэви Макгрегор. Хозяин паба, встретивший их у дверей, казалось, не понял, с кем имеет дело. Приняв заказ, он принес напитки — содовую для Доротеи и Джека, Полю и Дэви по двойному виски, Фреду какао-ликер в глиняной кружке. Потом на огромном подносе он приволок целую груду тарелок, без церемоний разгрузил их прямо так, как они стояли.

— Ешьте на здоровье, — сказал он и ушел.

— Приступим? — спросил Поль и взял в руки вилку и нож.

— Я всегда готов, — с готовностью откликнулся Джек.

— Момент, — сказала Доротея и подняла вверх указательный палец. — Кажется, я сегодня заслужила достойное угощение. Грибов я не ела с одиннадцати лет. Так что прошу следить за моими действиями.

Первым делом она сняла алмазную маску и сунула ее в сумку на поясе.

Поль, Дэви и Фред попытались удержать ее, но тут же замерли. За столиком воцарилась тишина. Наконец Поль прошептал:

— Но у тебя совершенно нормальное лицо. Я думал…

— Только по особым случаям, — объяснила Дирижер. — Только среди друзей… — Она улыбнулась и взяла в руки одну из бутылочек, которая стояла на столе. — Не обращайте внимания. Взгляните лучше вот сюда. Видите название? — Она показала соседям этикетку, на которой было написано «Елаб-рела». — Нет такого ребенка на Каледонии, который бы не играл с этими грибами. Здесь, в бутылочке, споры. Вот что надо делать. — С этими словами она налила в чистую тарелку воды, потом сказала: — При-го-то-виться… — и потрясла бу тылочку над водой. Оттуда посыпалась какая-то пыльца. — Это споры, — пояснила Доротея.

Все замерли. Споры — мельчайшие, вдруг ожившие соринки — задергались, забегали, начали набухать, прорастать… Через двадцать секунд в тарелке Доротеи красовался целый куст красивых, золотистых, с перепонками на шляпках грибов.

— Так… Теперь ножки отрываем, а шляпки мажем маслом и — ам! Очень вкусно. — Она даже зажмурилась от удовольствия.

Джек, Поль и Дэви последовали ее примеру, только полтроянец внезапно откинулся на спинку кресла. Потом его щеки покрыл густой золотой румянец, и Фред ошеломленно принялся извиняться.

— Теперь понятно, почему лилмик прозвал тебя «Иллюзией». — Он почему-то заговорил шепотом. — Все это так реально, но стоит кому-либо поднапрячь дальновидящий взгляд… Я искренне прошу простить меня. Я не имел намерения…

— Перестаньте, Фреди. — Доротея коснулась его пурпурной ручки и улыбнулась. — Не стоит извиняться. Подавляющее большинство тех людей, с кем мне приходилось общаться, также пытались проникнуть под маску. Я уже устала бороться с этим, вот и прячу под маской иллюзию. Правда, бывают трудные моменты… Вот недавно мне довелось встретиться с группой школьников, у которых внезапно проснулись сверхчувственные способности. Так мало того, что они пытались заглянуть под маску, они еще и непроизвольно слились в метаобъединение…

— Что ты городишь, девчонка? — грубо спросил Дэви. От удивления он едва не опрокинул тарелку с устрицами. — Ты, верно, решила подшутить над нами, стариками?

— Нет, — страстно повторила Доротея и намазала маслом еще одну шляпку.

Дэви развел руками.

— Ну, знаете!.. У нас на Земле было несколько вспышек пробуждения метаспособностей, но чтобы в провинции, в такой глуши…

Поль Ремилард криво усмехнулся.

— Это теперь сплошь и рядом на всех планетах. По совету Директората по политике мы пока придерживаем эти сведения. Не даем им широкой огласки.

Джек решил пояснить:

— Вполне логично ожидать, что дети оперантов — я имею в виду детей с латентными способностями — первыми испытали изменение фазы. В некоторых случаях отмечено не только пробуждение способностей, но и спонтанное слияние в мета-единство, которое напрямую выходило на Галактический Разум. Мы посоветовали не разглашать эти сведения из-за возможного недопонимания большей частью землян сути этого эффекта. Те, кто испытал это состояние, отмечают посетившее их чувство глубокого покоя, мира в душе, сверхчувственное осязание братских разумов. Дело доходило до того, что иногда самопроизвольно складывались метаконцерты, даже с неосторожным извержением энергии…

— Боже мой! — выдохнул Дэви. — Подумать только — дети, слившиеся в Единстве!.. Послушайте, а ведь это шанс приструнить Марка и других заговорщиков. Если мы все дружно, как один?.. Если организуем один гигантский метаконцерт всех сознаний доброй воли?..

— Мы уже думали об этом, — уныло сказал Джек. — Вся трудность в том, что мы не можем сфокусировать энергию, разбросанную на таких огромных расстояниях. Слишком ве лика диффузия… Как собрать ее воедино? Я консультировался с некоторыми учеными-экзотиками, они заявили, что лилмик знает, как добиться общего слияния. Но Генеральные инспекторы сидят так высоко — станут ли они обсуждать со мной этот вопрос?

— Дорогие друзья, — несколько высокопарно начал Фред, — не следует возлагать надежды ни на кого, кроме самих себя. Полного метапсихического слияния симбиариям пришлось ждать несколько галактических тысячелетий, да и то даже сейчас они не полностью добились этого. Поэтому и в Содружество включены условно. Кто знает, сколько времени потребуется землянам для достижения этой новой фазы эволюции? Тем более, что никто не может сказать заранее, как и когда это произойдет. Пока нет никаких достоверных сведений, что кто-либо из взрослых испытал этот феномен.

— Два человека могут засвидетельствовать, что они испытали слияние с Единством, — возразила Доротея. Джек кивком подтвердил ее слова.

Наступило молчание, все задумались над этими словами. Наконец Первый Магнат сказал:

— Давайте взглянем в лицо фактам. В настоящее время население Государства Земля составляет десять миллиардов шестьсот миллионов человек. Теоретически — достаточно, чтобы мы слились в едином сознании. Но эта цифра — пороговая, она просто подсказывает, что это может случиться. Совсем не обязательно, что так и будет. Точное число людей никто не может подсчитать. Как заметил Фред, актуализация Единства для данной конкретной расы зависит от многих причин и непонятно, сколько времени займет этот процесс.

— Или, — добавил полтроянец[138], — это может произойти мгновенно. Как то случилось с нашим полтроянским Сознанием! В наших легендах говорится, что какой-то древний герой испытал момент озарения, открывшего ему путь к Галактическому Сознанию. Тогда и случилось чудесное слияние пусть еще немногих познавших благородный путь. Они первыми вышли из царства зверей к царству разума. Их подвиг не забылся, со временем все больше и больше полтроянцев вливалось в единое сознание, и оно ширилось, крепло, пока не вобрало в себя весь наш мир. Это случилось два галактических года назад.

— Я приложу все силы, чтобы досконально изучить этот вопрос, — сказал Джек. — К сожалению, у меня нет никаких твердых свидетельств, кроме мистического опыта и легенд. Алмазик и я из кожи вон лезем, чтобы решить эту задачу в практическом плане. Мы соблюдаем осторожность, и я очень прошу вас — ни слова о том, что услышите.

Поль и Дэви пробормотали в ответ что-то невразумительное, а Фреди взял за руки Доротею и Джека. Его рубиновые глаза наполнились слезами.

— Клянусь Великой Сущностью, что вверяю вам свою силу и мощь. Ради святого дела… Конечно, я сохраню вашу тайну, но вот за что мое вам глубокое почтение — за доверие. В последние годы… — Он неожиданно махнул рукой и занялся приготовлением блюда из быстрорастущих грибов.

Скорбь волной окатила присутствующих. Все напряжение борьбы двух фракций, на которые разделились люди, сказалось и на экзотиках. Только в эту минуту руководители Земли почувствовали, какое отчаяние должны были испытывать эти разумные существа, от всего сердца поделившиеся с ними своими достижениями и теперь со страхом за собственный дом ожидавшие исхода противостояния.

— Успокойся, Фреди. Мы тоже испытываем что-то подобное, тоже порой впадаем в отчаяние, — утешила его Доротея.

— Если бы только у нас было побольше времени, — с неожиданной злобой пожаловался Поль. — Если бы не Марк возглавил их движение! Ну, была бы у нас партия консерваторов, рассудительных, живущих традициями людей, которые понимали бы, к чему может привести вооруженная конфронтация. Я им постоянно твержу об этом, но меня никто не слушает: Ладно меня — я у них хожу под ярлыком прислужника дьявола. Но они не признают ни Джека, ни любого другого сторонника Единства.

В глазах Дэви Макгрегора появился странный блеск.

— Надеюсь, меня они послушают!

Сидящие за столом с некоторым недоумением уставились на Дирижера Земли.

— А что! — с неожиданной страстностью воскликнул Фред. — Это может сработать. В отличие от всех нас Дэви в глазах общественности не является твердым сторонником Единства. Его участие в дебатах многих удивило…

— Я сделал это ради моей Шотландии! — чуть высокопарно заявил Макгрегор.

Все рассмеялись. Потом Поль, обращаясь к Дэви, быстро заговорил:

— Следующее заседание Консилиума по земному летосчислению состоится в феврале. За это время тебе следует встретиться со всеми ведущими политиками из лагеря оппозиции и попытаться убедить их, что худой мир лучше доброй ссоры. Также стоило бы поработать с теми Магнатами, кто еще не определился. Конечно, это отвлечет тебя от обязанностей Председателя администрации…

— У меня замечательная заместительница, Ези Даматура. И вообще, я бы сделал это и без твоей указки, господин Первый Магнат. — Тут он грозно глянул на Джека и добавил: — Или твоих знаменитых родственников.

— Тогда вперед, — скрывая смущение под некоторой игривостью, объявил Поль. — Обхаживай этих мятежных идиотов, используй свой велеречивый шотландский язычок. Однако постоянно держи в памяти, что среди Ремилардов есть один такой, с которым я всю жизнь не мог справиться. Смотри не подставь ему спину.

Когда ужин закончился, Первый Магнат и его полтроянский друг решили пройтись пешком до причала, откуда стартовали орбитальные челноки. Они попрощались с Доротеей, Джеком и Дэви Макгрегором, которому надо было вернуться в отель, вышли на узкую освещенную улицу и двинулись вдоль темных витрин маленьких магазинчиков.

— Надеюсь, что Дэви Макгрегор добьется успеха, — сказал Фред. — А может, уже поздно. Если бы он согласился возглавить Директорат по Единству, когда ты ему предложил, дело могло повернуться по-другому. Я не хочу бросать тень на твою сестру Анн, но она, на мой взгляд, переусердствовала в обличении мятежников. Все-таки надо уметь сглаживать углы.

— Ее не переделаешь, — вздохнул Поль, потом загадочно добавил: — Порази врагов своих в чресла и не обращай внимания на умиротворителей… Дэви недавно признался, что несколько месяцев назад Корделия Варшава тоже понуждала eго возглавить этот Директорат. Почему-то они решили, что в душе Дэви давно с ними. Конечно, Дэви послал ее куда подальше. Какой он мятежник! Просто человек, который видит смысл жизни в исполнении долга. Да, он не скрывал своих сомнений в отношении Содружества и будущего Единства. К счастью, как только Марк встал во главе движения, Макгрегор сразу протрезвел. Вообще мой сын производит странное впечатление на публику — за ним либо идут до конца, либо страстно его ненавидят.

— Надеюсь, — глаза маленького полтроянца тревожно блеснули, — вы не думаете, что Марк и в самом деле способен покуситься на жизнь Дэви?

— Может, я и преувеличиваю… Конечно, на физическое насилие вряд ли они решатся. Престиж нашего Дирижера достаточно высок — даже среди мятежников. Бог знает, почему Дэви куда более популярен, чем я! И все равно я не верю, что он способен остановить оппозиционеров — неужели те, кто начал складировать оружие и вооружать звездолеты, вот так возьмут и сдадут его? Кроме того, стоит только Дэви публично поддержать запрет Магистрата на дальнейшие исследования по теме Ментального человека, он такого дьявола разбудит… Слышал, как ловко вывернулся Марк — мол, экзотики запретили дальнейшие работы из зависти. Вы, мол, боитесь, как бы люди не взяли над вами верх.

— У нас были совершенно другие основания, — Фред страстно принялся убеждать друга, — мы имели в виду этические нормы. Уж это ваши люди должны были понять?!

— Ага, понять, — криво усмехнулся Поль. — Попробуйте объяснить насчет этических сомнений семье слабых оперантов, когда они вовсю размечтались вырастить ребенка — блистательного Магната. Хорошо, что никто не знает, куда крондаки упрятали весь исходный материал. И упрятали ли они то, что надо? Марк не дурак — возможно, все эти оплодотворенные клетки давным-давно созревают в утробах счастливых матерей.

В этом случае, согласно положениям Семейного кодекса — смотри раздел «Воспроизведение потомства», — официальные органы Содружества ничего не могут поделать, пока дети не появятся на свет. Чертов Марк! Как он только сообразил выдвинуть этого Ментального человека на передний план!.. Ловко сработано!

Заговорившись, Поль не заметил, что маленький, ростом с семилетнего ребенка полтроянец совсем отстал и с трудом пытался догнать широко шагавшего рослого Первого Магната.

— Мой друг, послушайте, Поль! — едва смог выкрикнуть Фред. Нельзя ли идти помедленнее? Сил больше нет

Поль извинился и; предложил немного передохнуть; Они остановились около небольшого магазина, торгующего электроволынками.

Отдышавшись, Фред посетовал:

— Как я покажусь на Орбе? Как представлю отчет?.. Какой позор!.. Мы никого здесь не смогли переубедить.

Первый Магнат фыркнул.

— Ты, как я полагаю, так ничего и не понял. Дело зашло слишком далеко. Я уже подумываю о том, не обратиться ли к Верховному лилмику с предложением использовать оружие.

— Ты что! — воскликнул полтроянец. — Это означает, Содружество начнет вооружаться?..

— У нас уже нет выбора. Как нам удастся разоружить мятежников, если Дэви Макгрегор провалится? В крайнем случае нам придется организовать метаконцерт, но и на него оппозиционеры найдут управу. Я все больше опасаюсь ментального лазера. Что ты сможешь противопоставить нескольким сотням гранд-мастеров, объединенных в единую конфигурацию и вооруженных церебральным генератором 60QX? Чем мы станем для них — мы, вы, экзотики? Мишенями?..

— Если они посмеют атаковать нас, мы должны создать один грандиозный метаконцерт. В центре конфигурации — крондаки как наиболее сильная в метасотворительном режиме раса. Я полагаю, нашей общей энергии будет достаточно, чтобы выстроить непробиваемый защитный экран. Ты должен понять, что наша тактика не может быть агрессивной. Изначально не может!.. Наша мораль запрещает наносить вред разумным существам, кем бы они ни были.

— Никогда еще подобная стратегия не приносила успеха. Но даже если и так — все равно я должен обратиться к лилмику и попросить его принять превентивные меры. Мы больше не можем ждать! Вот что непонятно: почему сам Верховный лилмик самоустранился? Ему что, наплевать на Содружество? Он что, не видит опасности?..

— Не знаю, — вздохнул Фред. — Мы можем отправиться дальше, я чувствую себя лучше. До челнока, который должен доставить нас в космопорт Киллекранки, осталось меньше часа.

В этот момент перед ними внезапно появился мужчина. Поль Ремилард удивился:

— Тереков? Что вы здесь делаете?

— Поджидаю тебя, сынок, — сказала Фурия. — Иди-ка сюда…

— Ты… не Руслан Тереков? — Поль почувствовал, как его стиснула ментальная рука. Всего! Так что и пошевелиться не было возможности. Он был вынужден повиноваться — эта невидимая рука выдвинула его вперед. Полтроянца просто парализовало от удивления. — Кто же ты?

— Я — тот, кого вы собрались погубить. Ты и другие дети… Помнишь, на Рождество?

Убийца вытянул руку и коснулся кончиками пальцев макушки Первого Магната. По телу Поля пробежала конвульсия, потом его стало бить как в лихорадке. Он непроизвольно вскрикнул и ощутил запах жженых волос и кожи. Над головой его вспыхнула зеленая корона. Фурия взяла его за руки, притянула к себе — так и замерла. Время впитать его жизненную силу еще не пришло.

Поль еще мог кое-что соображать. Зрение пока не изменило ему — тогда он и заметил странное превращение, случившееся с Русланом Терековым. Его больше не было — перед Полем стоял Дени Ремилард.

Но это не был Дени Ремилард!

Поль еще был в состоянии говорить. Он спросил:

— Папа? Нет, это не ты. Ты умер…

— Ты один из тех, кто поднял на меня руку, сынок, — ответила Фурия. — Я не могу позволить тебе нарушить мои планы — и планы моих питомцев…

— Марк? — воскликнул Поль. — Теперь он новая Гидра?

— К сожалению, нет. Он пока сам по себе — но это недолго будет продолжаться. Я нуждаюсь в нем, как и он нуждается во мне. Его мятежники проложат путь к моему будущему Второму Содружеству. И к собственной смерти…

Фурия засмеялась — звонко, благодушно.

Поль задергался, напряг все свои силы, чтобы высвободиться из тисков. На какое-то мгновение ему это удалось, и он метнул в Фурию огненный шар. Та в ответ залилась еще веселее:

— Ты не в состоянии не то чтобы погубить — даже причинить мне вред! У тебя силенок не хватит. Никто из оперантов не может поднять руку на родного отца. Тебе бы следовало знать об этом. И всем вам — тогда, в рождественский вечерок. Вы хотели уничтожить меня? Ну, и чего вы добились? Я теперь стал полноценной сущностью, единой и неделимой. А теперь ты первый заплатишь по долгам…

Вдруг Фурия завыла. Протяжно, тоскливо…

Какой-то крошечный, как призрак гнома, человечек метнулся из-за спины Фурии и вцепился в монстра, принявшего образ Дени. Однако плоть его была материальна, и в следующее мгновение кровь хлынула из руки и разодранной груди Фурии. Фред выпустил когти. Кровь его предков, самых страшных хищников Элириона, родины расы полтроя, заиграла в нем. Он успел ударить еще раз — по лицу и глазам.

Фурия рухнула на асфальт, забилась в судорогах. Существо, рожденное озлобленным сознанием, оно всегда пользовалось ментальной силой и предположить не могло, что физическое воздействие тоже может быть так опасно. Теперь вопрос стоял о жизни и смерти — полтроянец продолжал рвать его плоть. Боль леденила мысли. Наконец Фурия извернулась и схватила Фреда за шею. Чуть сжала руки — хребет, тоньше, чем у ребенка, тут же хрустнул. Зеленый свет, лучами вылетевший из глаз Фурии, озарил голову Фреда. Расплавил, испарил… Монстр высосал его жизненную силу и отбросил в сторону пустую оболочку.

— Маленький ублюдок!.. — прошипел он и принялся зализывать страшные рваные раны на руке. Хватку, с помощью которой он держал в оцепенении Поля, пришлось ослабить. Следовало использовать целительную силу на самолечение. Фурия сделала шаг назад, неожиданно споткнулась и вдруг издала дикий, звериный вопль. Невидимая рука сжала монстра, да так, что он шелохнуться не мог. В глазах горел голубой огонь, рот перекосило — крик неожиданно стих, но гримаса ужаса и трясущиеся губы выдавали животный страх, который овладел чудовищем.

Поль, как завороженный, наблюдал за этой сценой.

— Поль, сынок! — вновь раздался голос Дени. Голос нас тоящего, живого Дени…

Первый Магнат покачнулся и без чувств рухнул на тротуар. Все остальное он воспринимал смутно, через какую-то обессиливающую дымку. Отец, склонившийся перед ним на коленях и пытающийся поднять его. Край пропасти, бездонной, жуткой, куда его неумолимо влекло. Потом нестерпимая боль. Выворачивающая внутренности наизнанку, сжигающая мысли… Следом вполне разумная, зрелая мысль, что он свободен от крепких объятий Фурии.

— Папа, — напрягая все силы, выговорил он. — На этот раз это ты?

— Да. Хвала Иисусу, это я. — Слезы потоком бежали по его странно разрисованному лицу. Нет, это не рисунок, это раны, страшные, рваные раны. Слезы смешивались с кровью. — Он вернется! — закричал Дени. — Этот злодей!.. Скажи, как с ним справиться? Ради Бога, как с ним…

Ужас смешался в сердце Поля с жалостью, голова закружилась. Он подавил мгновенно подступившую тошноту и даже собрался с силами и выкрикнул мгновенно найденный ответ:

— Роджи! Ступай к Роджи…

Тут его глаза закрылись, дыхание стало затрудненным, прерывистым.

Роджи?!

Фурия резко вскочила на ноги. С большим напряжением чудовище смогло восстановить свои метафункции. Раны на щеках, лбу и руках затянулись. Оно глянуло на два тела, распростертые перед ним. С ублюдком-экзотиком было покончено, теперь пришла очередь Поля.

Но сможет ли он с ним справиться?

Позволит ли ему Дени?

Что, если он снова вернется и овладеет новым телом? Куда тогда деваться ей, Фурии?

Неподалеку завыли полицейские сирены. Черт, этот проклятый Поль успел вскрикнуть. Конечно, Джек и его женушка услышали его. Полиция, сильные операнты-медики уже мчатся сюда — возможно, и сама блистательная парочка. Времени на эксперименты нет. Если вдруг этот проклятый Дени сумеет вновь вернуться и захватить контроль над телом, копы смогут захватить плоть этого идиота Терекова. Нет, этого допустить никак нельзя.

Фурия знала, что личина Терекова всегда была компромиссным решением. Поль узнал ее, однако сознание Первого Магната было страшно травмировано в тот момент, когда она начала откачку жизненной энергии через чакру. Лечение может занять месяцы. Генеральный интендант Астрахани пока может считать себя в безопасности. Пока!..

Фурия еще успела нанести несколько внутренних травм сознанию Поля, уничтожить все пятна крови — даже из-под когтей погибшего полтроянца выковыряла, затем дальнодей-ствующим взглядом нашла свободную кабину в туалете на космодроме Киллекранки и, используя ипсилон-поле, переметнулась туда.

Ясное вечернее небо над столицей оказалось желанной находкой для тяжелых дождевых туч, и ночью на город опять обрушился ливень — обычное на Каледонии явление. Гудело и хлестало где-то внизу, а здесь, на одном из последних этажей административного стратоскреба, в широкие, во всю стену, окна тупо пялилась влажная облачная взвесь. Даже подсвеченная изнутри, она казалась непроницаемой — свет едва шевелил эту буро-коричневую волнующуюся массу. Эта непроглядность всегда навевала на Дирижера планеты задумчивую печаль — светлую успокаивающую.

В такие минуты ей казалось, что она одна бодрствует на свете, а Нью-Глазго спит, убаюканный грохотом дождя, шумом воды, потоками стекающей в залив, частыми в такую погоду гудками кораблей. Она одна на часах — бдительная, уверенная в себе.

Единственная, кто осознает неумолимо надвигающуюся опасность. Поэтому, наверное, и на сердце так тревожно, а ведь она любила время дождей. Ей тогда лучше думалось и мечталось…

О Кали, беззвучно всхлипнула она, что с тобой станет? Что, если Содружество решит вернуть человечество в границы Солнечной системы? Что, если нам придется оставить тебя? Где нас разместят? На высушенном до звона холодом Марсе? Или сунут в первобытную печь Венеры? Или, что совсем худо, разместят на искусственных спутниках вокруг Земли?.. Что с нами будет? Сохранимся ли мы как народ?

На ней тоже лежит часть вины за то, что эти горлопаны-мятежники взяли верх на ее родине. Вот чем обернулись твои колебания по поводу Содружества и Единства, твой либерализм по отношению к отцу и к той фабрике оружия, обнаруженной на ББ. Сколько можно сглаживать углы? Сколько раз она спускала наглому Калему Сорли его выходки! Тоже мне, Председатель Законодательного собрания! Главарь черни, голос самой тупой части обывателей.

Большие дебаты, которые она организовала на родной планете, с треском провалились. Хуже того, она сама предоставила трибуну оппозиции. И на их демагогические и зажигательные речи сердцами откликнулось большинтсво населения Каледонии!.. Неужели все разом потеряли голову, неужели их не смогли вразумить объяснения маленького, замечательного, золотой души человека — да, человека! — Фритизо-Пронтиналина? Бедный Фред, какая жестокая расплата! Она сама пригласила их сюда. Уже через несколько часов вся Галактика узнает, что на Каледонии мятежники посмели поднять руку на Первого Магната и члена Консилиума от Полтрои.

Позади мягко щелкнула закрывшаяся дверь. Она обернулась, это пришел Джек. Вид у него был совершенно обычный, человеческий, а ведь он целых восемь часов без отдыха метался по планете. Другой давно бы с ног свалился.

— Что с отцом? — спросила она, когда муж поцеловал ее в лоб.

— Врачи против регенерационного автоклава. Амбулаторное лечение и длительные сеансы целительства должны восстановить его. Со временем…

— Слава Богу! Лечить будут в Старом Свете? — она указала Джеку на два легких кресла.

Они сели.

— Я сам перевезу его на Землю, когда будет можно. Я хотел бы сам поучаствовать в курсе метацелительства, но это невозможно. Тем более что правительственный госпиталь готов пригласить лучших в этой области врачей, Евгению Соловьеву и Яану Сависаар. Если папу можно излечить, то эти двое справятся куда лучше.

— Если?.. — Доротея резко взглянула на него из-под алмазной маски.

— Это не было покушение какого-то одиночки-фанатика или группы хулиганов. У него повреждены внутренние цепи в мозгу. Знаешь, так обычно режут жертвы преступники-операнты. Полоснут мысленно по нейронам…

— Значит, это ОНА?..

— Боюсь, что так, — кивнул Джек. — Оставшаяся в одиночестве Гидра не смогла бы справиться с двумя такими мастерами. Только Фурия может отважиться безнаказанно атаковать своего сына.

— Ты обыскал планету?

— Да. На это хватило двух часов, на Кали проживает не так уж много народу. Мы вместе с Дэви Макгрегором образовали метаконцерт… Никаких признаков ее присутствия! Однако на этот раз у нас есть кое-что. Фурия не могла не оставить следов. И прошло не больше двух часов. Из Киллекранки за этот период стартовало двенадцать звездолетов. Галактический Магистрат уже проверяет всех пассажиров. Всех их берут под наблюдение.

— Много работы…

— Это пустяки. Я лично подозреваю троих: Хироси Кодаму, Машу Макгрегор-Гаврыс и Руслана Терекова. Они все оставили Каледонию в это время.

— Понятно… Я понимаю, к чему ты клонишь, — все трое были в телестудии, потом в зеленой гостиной, где отец обмолвился насчет клятвы на верность. Факт, что Фурия крайне заинтересована в обострении ситуации и поддержке оппозиционного движения. Ей было необходимо любым способом остановить Поля. Бедный Фред пострадал как свидетель. Да, дорогой, это имеет смысл. Никакой одиночка, никакая банда с ними двоими не справилась бы… Только блистательный оперант, а если мы его не знаем, значит, это может быть только Фурия. Итак, время у нас есть, мотив тоже…

— Есть один вопрос, — потянувшись и рассматривая потолок, сказал Джек. — Почему же Поль остался в живых? Почему Фурия не покончила с ним?..

— Ответ напрашивается сам собой: Это из-за Дени.

— Черт! Конечно!.. — Джек даже подпрыгнул от возбуждения. — Как же я не подумал об этом?.. Стресс вызвал пробуж дение второй стороны структуры Дени/Фурии. Об этом же и Роджи говорил… Две стороны натуры находятся в бескомпромиссной борьбе. Не на жизнь, а на смерть… Большую часть времени телом владеет Фурия, но сдержать свою вторую ипо стась она порой не в состоянии. Бог знает как, но Дени иногда вырывается на волю.

— В этом случае Фурия попадает в критическую ситуацию. Она оказывается на грани разложения.

— Возможно. Если наше рассуждение верно, у нас появляется шанс схватить монстра в тот момент, когда он практически незащищен. Вот что еще меня тревожит: во время дис куссии и потом, в гостиной, я ничего не почувствовал.

— Я тоже, — согласилась Доротея. — Но это ни о чем не говорит. Если один из этих людей Фурия, мы бы все равно не смогли догадаться об этом. При ее-то способностях… Надо смотреть правде в глаза. Мы должны действовать не спеша, обкладывать ее со всех сторон. С Машей вообще проблем не будет — ее мы скрутим в один момент, но вот эти двое — Кодама и Тереков… Это очень сильные операнты. Фурия должна была выжечь личность того, в ком поселилась, а это значит, что и поведение его должно было измениться. Вот еще одна зацепка — надо тщательно изучить, не было ли необъяснимого психологического перелома в поведении каждого из них…

— Все это я уже продумал. Главное, не спугнуть Фурию. Стоит ей почуять опасность, и она переметнется в новое тело, а мы вернемся в исходную точку.

— Милый! — Доротея встала, потянула за руки Джека, подняла его.

— Алмазик ты мой! Как я не хочу расставаться с тобой… Работали бы мы вместе…

— Ты знаешь, я не могу оставить Кали. Я не могу позволить Калему Сорли взять верх и довести планету до самоубийства. Я уже продумала план новой пропагандистской кампании — очень соблазнительно использовать с этой целью детишек, у которых внезапно проснулись сверхчувственные способности.

— Это очень интересная идея. Обязательно доложу о ней на Орбе.

Они крепко обнялись. Вода стекала по оконному стеклу. Он поцеловал ее в волосы.

— Здесь нет никого на этаже? — шепнул Джек.

— Ниал Аберкромби приходит в половине восьмого. Остальные служащие в восемь.

— Тогда у нас есть время заняться работой особого рода? Не так ли, Дирижер Каледонии?..

— Исключительно полезной работой, — добавила она. — Которую в этом кабинете никогда не исполняли.

Мановением руки она смыла прилипший к оконному стеклу туман, и за окном распахнулась просторная поляна в залитом солнцем лесу. Над лесом — голубые горы… Сам кабинет внезапно словно задрожал и изменился, стены теперь были обшиты досками, потолок подперт двумя полирован ными столбами из мореного дуба. Исчезла прежняя обста новка — теперь они находились в своем летнем домике, построенном в долине неподалеку от Нью-Глазго. В углу хижины горел камин — огонь сам собой вспыхнул в закопченной нише, в пламя нырнули две заранее приготовленные чурки.

… Когда он уже совсем был готов лечь, Доротея вдруг засмущалась, отвела лицо в сторону и прошептала:

— Знаешь, как я хочу?

Джек улыбнулся.

— Как?

— Совсем по-другому. Давай попробуем так, как, по мнению народа, мы этим занимаемся… Ну, как Джек Бестелесный делает это со своей женой. Ну, я хочу… с мозгом.

Джек не выдержал и громко расхохотался.

— Почему бы и нет! — воскликнул он, и в следующее мгновение его обнаженное тело растворилось в воздухе. Яркое сияние, живое воплощение сотворительной силы обняло ее всю — они, слившись, превратились как бы в гигантский драгоценный камень, под полированной поверхностью которого переливались и сливались огненные вихри и блики…

Когда она очнулась, Джек уже был одет. Кабинет стал кабинетом. За окном по-прежнему висел бурый туман, потоки воды, извиваясь, текли по стеклу. Казалось, время остановилось. Джек стоял у окна и смотрел на дождь. Он не смел мысленно прикасаться к воде — пусть бежит свободно, до самого фундамента, до самой земли. Пусть прольется на почву и родит цветы.

— Боже мой, — тихо прошептала Доротея. — Так намного приятней…

Джек повернулся к ней и улыбнулся.

— Если хочешь знать, я в самый решающий момент совсем обессилел. Такого со мной никогда не бывало. Знаешь что, Алмазик?

— Что?

— Спасибо… — Он подошел и сел на край кушетки, где лежала жена. — Знаешь, мне в голову пришла замечательная идея…

25

Сектор 12: звезда 12-340-001[139]

Планета 2[140]

2 мазама 2082 года[141]

Разлом в планетарной коре, проходивший под самой резиденцией Дирижера Оканагона, был не единственным, привлекавшим пристальное внимание местных сейсмологов. Он располагался на глубине в сто десять километров от поверхности и в течение тридцати тысяч местных лет оставался в неподвижности. И то, что кора пришла в движение в ту самую ночь, когда мятежники собрались на совещание, кое-кому мог ло показаться весьма символичным намеком. Или предупреж дением…

А могло и не показаться, потому что землетрясения — явление вполне обычное на Оканагоне, и это ничем, собственно, не отличалось от того, что случилось в прошлом месяце или полгода назад. Средняя по местным меркам катастрофа, 5, 9 балла по шкале Рихтера. Скорость перемещения пика активности 11, 2 сантиметра в секунду. Дом Патриции Кастелайн был способен выдержать куда более серьезные толчки. Большая часть мебели была привинчена к полу или стенам. Разве что колыхнулись шторы, язычки горящих свечей чуть дрогнули, разбилось несколько фужеров и в буфете съехали к бортику сервизные тарелки.

Патриция тут же успокоила гостей, принялась уверять, что ничего страшного не случилось. Они на Оканагоне привыкли к этому. Гости поспешили успокоить хозяйку, чтобы она не волновалась. Никакого беспокойства, никаких неудобств… Вот только пролилось вино и две-три тарелки с закусками упали на пол. Нет-нет, никто не собирается домой… Всем нам известно, что такое Оканагон…

Через несколько минут гости заговорили о том, что волновало их больше всего, — о предстоящем выступлении.

Вот только Генеральному интенданту Астрахани не повезло. Он вместе со своей помощницей Людмилой и тремя высшими офицерами Двенадцатого флота расположился на террасе. В момент подземного толчка Тереков не сумел удержать равновесие и повалился на пол. При этом он ударился бровью о каменный выступ перил. Теперь у него на лице выступила кровь. Он, отдышавшись, смахнул ее и всем, обеспокоенным его здоровьем, ответил, что это пустяки. Потом он продолжал:

— На чем мы остановились? Ах да… Я говорил, что прежде, чем мир встанет с ног на голову, — трое офицеров как по команде засмеялись, — вы можете рассчитывать на полное взаимопонимание с моей стороны. Как только экипажи прибудут на Астрахань — к сожалению, это будут очень малочисленные команды, скорее костяки, — мы сразу приступим к обучению. Оружие на кораблях уже установлено. Все в полной готовности. Вот только провести полномасштабные боевые маневры мы не в состоянии.

Здесь он что-то добавил по-русски — шепотом, неразборчиво. Аржанова с тревогой глянула на него, но ничего не сказала.

— Если вам нехорошо, можете оставить нас, — предупредительно сказал Оуэн Бланшар и обменялся короткими фразами на мысленном коде со своими офицерами. — Заместитель начальника оперативного отдела Уолтер Саастамойнен будет принимать корабли и подготовит их.

— Можете сказать мне, где вы намерены их спрятать? — поинтересовался Тереков.

— В одном из отдаленных и незаселенных уголков свободного пространства, — ответил Саастамойнен. — Там, где их не смогут отыскать ищейки Содружества.

Саастамойнен улыбнулся.

— Ну, а если поточнее?

— Вполне возможно, — вступил в разговор Бланшар, — что эти транспортники могут и не понадобиться. С точки зрения разработанной нами стратегии эта флотилия представляет собой тактический резерв, который можно будет использовать в том случае, если Содружество решит вооружить Тринадцатый и Четырнадцатый флоты и объявит карантин Земле. Поэтому мы не спускаем глаз с Элизиума и Ассавомпсета.

— Понятно. — Руслан Тереков вновь коснулся носовым платком разбитой брови. С помощью метацелительной силы он уже успел затянуть ранку засохшей коркой, однако по-прежнему был пепельно-бледен. — Значит, вы считаете, что роль ударного кулака будет осуществлять ваш Двенадцатый флот, вооруженный оперантами с ЦГ и рентгеновскими лазе рами.

— Простите, Генеральный интендант; — уважительно ответил Бланшар, — я не имею права обсуждать эту тему. Пока не имею… Скоро Марк сам известит вас — когда решит, что час пробил. Все, что вам надо сделать, — это полностью замаскировать отправку кораблей к новому месту назначения. Чтобы никто об этом не узнал.

— Конечно! — горячо воскликнул Тереков. — Это сейчас самое главное.

— Все уже продумано, — вмешалась Аржанова. — Когда корабли начнут стартовать, на нашем светиле случится мощная вспышка, которая временно выведет из строя все находящиеся на орбите следящие системы. Наземные сканеры почему-то окажутся отключенными из-за профилактического ремонта. Главное — незаметно увести корабли в серое лимбо. Я уже провела ряд мероприятий, чтобы компьютеры отметили вспышку на нашем Солнце.

— Отлично, — ответил Бланшар. — Уолтер и члены экипажей прибудут на Астрахань в течение десяти дней.

Аржанова вежливо улыбнулась Саастамойнену:

— Сожалею, что не смогу показать вам наши достоприме чательности. У нас есть что посмотреть. Встретим мы вас тепло, окажем всяческое содействие. По возможности… А теперь, господа, прошу простить: Генеральный интендант нуждается в коротком отдыхе.

Аржанова взяла Руслана под руку и под заботливые предложения помощи и сочувственные возгласы увела Терекова в глубь сада, окружавшего резиденцию Дирижера.

— Странно, — пожал плечами Бланшар, — почему она вдруг закрылась от нас защитным экраном? Возможно, этот старый дебошир на самом деле сильно расшибся?

— Он какой-то странный, — ответил Рагнар. — Скользкий как рыба. Арки О'Малей настаивает, чтобы эта операция с транспортными звездолетами была проведена как можно скорее, но что-то меня тревожит. Стоит пообщаться с этими двумя, и меня начинает разбирать кру-упное сомнение…

— Марка тоже, — кивнул главнокомандующий. — Вот почему Тереков ни в коем случае не должен знать, где будет базироваться эта эскадра.

Ты должен заправиться! Слышишь, ты должен ПОЕСТЬ еще до того, как мы уйдем отсюда.

Все будет нормально. Не паникуй! Я чувствую себя вполне прилично. Ранка почти зажила. ЖРАТВА может подождать…

Ты какой-то не такой, я очень тревожусь…

ПОМОЛЧИ!

Что, дурное предчувствие? О дражайшая Фурия, позволь, я заберу тебя отсюда! Позволь мне поохотиться для тебя…

Нет! И не называй меня дражайшей!.. Это я могу тебя так называть, а мы с тобой пока не на равной ноге… любимая Гидра. Как ты не понимаешь, я не могу уйти с вечеринки, пока не поговорю с Марком насчет кое-каких стратегических вопросов. Эти чертовы дознаватели-крондаки прицепились ко мне, как колючки. Хорошо, что хоть сопровождать меня на Оканагон они не отважились. Побаиваются, гады, Кастелайн. Мне… надо… чтобы моя встреча с Марком произошла неожиданно. Как бы невзначай… Чтобы ему в голову не пришло воспользоваться мысленным щупом.

Ты боишься, что он может узнать тебя? У тебя что, нелады с ментальной завесой ? Хотя бы со мной будь честна, Фурия! Ты же знаешь, как я беспокоюсь за тебя. Особенно после того случая с Дени…

Я в той же силе, что и раньше.

Ну, если ты так настаиваешь…

Ты лучше, дражайшая, за своими детишками присмотри.

Ты же знаешь, я всегда точно выполняю твои приказания.

Ну, кажется, немного полегчало. Сейчас как раз самое время поговорить с Марком. А ты займись Элен Стрэнфолд, выведай у нее, какую конфигурацию надо применять при работе с 600Х, когда в метаконцерте используются Ментальные люди.

Сделаю. Но когда мы уйдем отсюда, я помогу тебе подкрепиться. Ты должна ПОЕСТЬ!

Позже. Позже!

Марк вышел в сад с Патрицией Кастелайн. Сверху из фигурных фонарей падал редкий свет, густо пахло тропическими цветами. Стрекотали какие-то насекомые. Это было удиви тельно — на всех планетах, где появлялись подобные живые формы, голоса их звучали одинаково. Вот и на Оканагоне слышались звуки, похожие на пение цикад, летучие насекомые облачком кружились возле фонаря — оттуда доносился тонкий писк. Гости уже начали расходиться. Марк и Патриция никого не встретили на дорожках сада. Где-то играли на рояле — это, наверное, Морита сел к инструменту. «Сейчас исполнит свою любимую пьесу», — усмехнулся Марк. В следующую секунду со стороны дома долетело неувядающее «Возвращение со звезд», так любимое поклонниками старины.

— Сколько мусора придется завтра убрать! — воскликнула Патриция и носком серебристой туфли пошевелила большую кучу опавших лепестков. — Пройдет еще месяц, и орхидеи снова покроются бутонами, те распустятся, в воздухе опять будет такой аромат…

Она была одета в роскошное платье, прекрасно скроенное. Платье обтягивало ее фигуру до бедер, а ниже расширялось наподобие павлиньего хвоста. Что-то в стиле 30-х годов XX века…

— У вас здесь, в столичном метрополисе Челан, никогда не случалось крупных землетрясений? — спросил Марк.

— Никогда. Когда я была маленькая, наша семья жила в Лоуп-Лупе — это на Медоусском побережье. Вот там как-то раз был удар в семь с половиной баллов. Город сровняло с землей, и следом с океана пришла гигантская волна. Во время землетрясения погибло человек тридцать, а цунами унесло жизни шести тысяч. В те годы и прогнозы были не такими точными, и власти не умели строить сейсмостойкие дома.

— Меня всегда удивляло, почему так много людей хочет поселиться на планетах с неспокойной тектонической обстановкой.

Патриция усмехнулась.

— Оки — замечательный мир, даже если у нас и немного трясет. Вот поживешь у нас, сам поймешь… У нас хорошо, просторно… Ты не хочешь узнать, как там дети, жена?

— Я уже мысленно связывался с ней. Все в порядке и у жены, и в лаборатории, зародыши спят. Хаген и Клод даже не проснулись, когда дом шарахнуло.

— Слава Богу! О черт!.. Посмотри, что стало с моими рыбками!

В этот момент они вышли к небольшому живописному водоему, напоминавшему аквариум под открытым небом. Золотые рыбки, крупные, мясистые, в предчувствии землетрясения повыпрыгивали на край бассейна. Теперь они лежали, глотали воздух и обречено били хвостами. В кустах послышался какой-то шум и возня, оттуда выскочило небольшое, похожее на ящерицу существо, схватило очередную рыбку и стремительно умчалось прочь.

Марк посмотрел на рыбий скелет, который валялся поодаль.

— Жизнь продолжается, — сказал он. Потом спросил Патрицию: — А что это за ящерицы?

— Наши, местные. Они совершенно безвредны, питаются падалью… Удивительно, но почти все исконные формы жизни здесь добры к человеку. А вот сама планета так и пышет враждебностью. Ну, теперь, вооружившись 600Х да опытными мастерами, мы вплотную займемся формированием коры.

— Пэт, прости. В этот трудный час я не могу отвлекать на побочные дела ни одного ЦГ. У нас слишком мало времени, а еще надо натренировать участников метаконцертов.

Кастелайн колебалась недолго.

— Конечно. Я хотела спросить… Ты сам работаешь над вычерчиванием конфигураций?

— Да, но не только я. Мне помогает Стрэнфолд, Ярроу, Валерий Гаврыс и другие, те, что прилетели из Оксфорда. Я проектирую метаобъединение с Джорди Крамером и Герри Ван Виком. К нам, возможно, еще присоединится Алекс.

Патриция Кастелайн рассмеялась.

— Алекс? Он уже, наверное, спит с Элен Стрэнфолд. Ты разве не заметил? Они давно ушли вместе.

— Почему, заметил. И был очень удивлен. Алекс всегда был таким скромным и нерешительным…

— Подобно некоторым, которые вдруг взяли и женились… — Патриция резко повернулась и задумчиво глянула на воду, где плавали опавшие лепестки

— Я не хочу досаждать тебе всякими глупостями, Марк… — Она сделала паузу, потом все-таки закончила: — Если ты когда-нибудь будешь нуждаться в чем-то большем, чем… Ну, в общем, я бы могла быть тебе не только товарищем и соратником…

Он положил руку на ее обнаженное прохладное плечо.

— Я знаю, как ты ко мне относишься. Но что я могу поделать!.. Ты красивая, энергичная женщина, ты заслуживаешь лучшей участи. Если тебя это может утешить, я скажу, что ты — мой самый верный товарищ. Другие, случается, колеблются, впадают в какую-то ересь, а ты всегда была и будешь со мной. Плечом к плечу… Твоя поддержка очень нужна мне, Пэт. Как и всей вашей планеты.

— Большинство оканагонцев — бунтари до мозга костей. Возможно, это свойственно всем, кто вырос в подобных условиях. Тебе, наверно, неизвестно, но в 2058 году Содружество предложило нам эвакуироваться отсюда на более спокойную планету. Как раз тогда подтвердился долгосрочный сейсмологический прогноз. Наши люди вышли на улицы, они сканди ровали: «К черту! Нет! Мы остаемся!.. » Такие у нас тут собрались старомодные и отъявленные бунтовщики. Так у Содружества ничего не вышло, они позволили нам остаться… и меньше чем через месяц метрополис Тонако был разрушен почти до основания. Погибло шестнадцать тысяч человек. А мы выстояли и продолжаем в том же духе.

Она повернулась к Марку, встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Мы все в душе отчаянные мятежники и будем стоять до конца. Будь что будет. Мы победим.

Они направились к дому. Марк обратился к ней на мысленном коде.

Проект Ментального человека идет полным ходом. Катрин Ремилард и ее помощник Квин Фитцпатрик дали нам много ценных советов по воспитанию подрастающего поколения. У нас уже есть развернутая программа воспитания и обучения Ментальных детишек. В свою очередь Джеф Стейнбренер с помощниками уже соорудили детский — я бы сказал, игрушечный — 600Х. Правда, это далеко не игрушка…

Это когда они… покинут искусственные матки, правда?

Есть надежные симптомы, что некоторые из них уже вполне созрели для независимой жизни. Кеоги тоже времени зря не теряют — обучают их, однако с каждым днем это все труднее и труднее делать. Дети рвутся на волю… Кеоги постоянно демонстрируют им тридифильм о моем брате Джеке. Брата засняли, когда он находился в бестелесном состоянии — помнишь, во время землетрясения на Каледонии? Он тогда перемешивал магму… Его сняли, а он даже не знает об этом. Интереснейший фильм!

Знаешь, что-то непонятное, мерцающее, только издали напоминающее мозг плавает в кабине, а какую работу проворачивает! Кеоги считают, что это хорошая приманка для младенцев.

Мне до сих пор трудно привыкнуть к мысли, что такие малыши способны сравняться в мощи с Содружеством.

Подожди, вот когда они превратят в плазменный шар Молакар — сразу привыкнешь. Это будет впечатляющее зрелище, особенно для Содружества и экзотиков.

Что, будет демонстрация?

Марк молча кивнул и тут же продолжил. Он сказал: Я долго размышлял над возможностью использовать менее жестокие способы. Ничего подходящего. У нас нет выбора — мы должны сразу заявить о наших намерениях, да так, чтобы экзотики содрог нулись и сдались. Мы не можем победить в затяжной войне. У нас ни ресурсов не хватит, ни сил… Главное, будет утерян фактор внезапности. Экзотики соорудят мощные защитные мен тальные экраны вокруг своих планет — нам до них будет не добраться. А в техническом отношении, особенно в строительстве звездолетов, нам еще далеко до них. Они будут появляться из подпространства, где хотят и когда хотят. Мы же пока такими возможностями не обладаем. Что это значит ? А то, что они будут навязывать нам сражения, а не мы им. Тут еще проблема с лилмиком. Бог знает, на что он способен… Так что у нас нет выбора: надо ошеломить их и потребовать подписания договора — разумеется, на наших условиях. Пока они все еще витают в облаках гуманности, непротивления злу и прочей чепухи. Как только этот моральный настрой изменится, нам крышка.

Пэт сказала: На планете Молакар проживает больше двух миллиардов живых существ. Почти столько же, сколько и на Оканагоне.

Он ответил холодно: Крондаки уже собирают в окрестностях Молакара свой флот. Они готовят удар по Земле. Я постоянно наблюдаю за ними с помощью церебрального генератора. Крондаки наиболее опасная раса, они настоящие бойцы. Что поделать — мы должны принести Молакар в жертву человеческой свободе.

Ты уже определил КОГДА?

— Все зависит, — вслух ответил Марк, — от Ментального человека.

Они направились в сторону дома, и в этот момент из кустов вышел Руслан Тереков.

— Прекрасный вечер, Патриция. Привет, Марк! Сегодня прием удался; впечатлений уйма, причем незабываемых!.. Одно землетрясение чего стоит.

— Благодарю. — Патриция кисло улыбнулась. — В следующий раз я попытаюсь устроить что-нибудь попроще. В смысле аттракционов…

— Надеюсь, — кивнул Тереков. — Могу я поговорить с Марком конфиденциально?

— Конечно, — засуетилась Патриция. — Меня, наверно, уже гости заждались. Спасибо за чудесную прогулку, — повернулась она к Марку.

Тот молча кивнул. Кастелайн поспешила к дому, а Ремилард, нахмурившись, сразу поставил мысленную защиту и вопрошающе глянул на Генерального интенданта Астрахани. Не дождавшись объяснений, он резко спросил:

— В чем дело?

Тереков взял Марка под руку и повлек в глубину сада.

— Пожалуйста, выслушай меня спокойно. Вопрос чрезвычайно важный… Не хотелось, чтобы нас прервали или подслушали.

Ну так поставь так же, как и я, ментальный экран.

Прекрасная мысль. Давай-ка пройдем вон в тот павильон, там и поговорим. То ли от погоды, то ли потому, что я сильно ударился во время этого чертова землетрясения, но я что-то плохо соображаю. У меня нелады с ментальной защитой…

Сочувствую. Может, подлечить тебя?

Нет-нет, со мной все в порядке. Давай присядем, выслушай меня. Я получил жизненно важную информацию. Потрясающее известие!.. Твои Ментальные дети в настоящее время являются Гидрой. Все, без исключения… Те, кто отказался, погибли. Это сотворила твоя сестра Мадлен, последняя из оставшихся в живых составляющих Гидры.

— Ты в своем уме?

Бледный как смерть Марк вскочил.

— Я говорю правду. Клянусь душой!..

— Тебе только адом клясться.

Что это за игры, Тереков?

Это не игра, ты ДОЛЖЕН поверить! Должен, должен!.. Новая сотнеголовая Гидра, которая теперь и является Ментальным человеком, способна разделаться с тобой, потом твоя сестра воспользуется этой силой, чтобы основать Второе Содружество. Она решила, что ей больше подходит роль новой хозяйки миропорядка. Она все понимает и спешит, пока дети маленькие и полностью находятся в ее власти. Она рассчитывает, что они будут слушаться ее, когда повзрослеют и войдут в полную силу. Зря надеется — они уничтожат ее, ибо никогда сильнейший не подчинялся слабейшему. Когда они разделаются с ней и дорвутся до власти, они возьмутся за ТЕБЯ и заставят сотворить еще больше подобных сознаний.

— Это ложь! — Марк, сжав кулаки, навис над седеющим, но все еще красивым и благородным с виду господином. — Это бред! Зачем ты все это выдумал, Тереков? Чего ты хочешь? Моего смещения с поста лидера оппозиции?

Тереков тяжело вздохнул, промычал что-то нечленораздель ное, потом поднял голову и взглянул прямо в глаза Ремиларду.

— Поверь, это не ложь. Ты должен поверить. — Потом он перешел на мысленный код.

Он сказал: Мадлен не кто иная, как Людмила Аржанова, мой заместитель по кадрам. Я случайно узнал об этом, когда был с нею в постели… В последний момент перед оргазмом ее сознание на мгновение раскрылось… Я ужаснулся! Прежде чем стать Людмилой Аржановой, она была помощницей Кастелайн, и звали ее Лайнел Роджер. Эта Роджер совершила покушение на Анн Ремилард. Она же под личиной Саскии Апелдорн пробралась в ги-статориум — там и совратила зародышей. Повторяю: тех, кто отказался дать ей клятву на верность, она уничтожила.

Как ты можешь доказать свои немыслимые обвинения? Если ты не спятил, приведи факты.

Тереков поколебался, потом опустил голову и вслух сказал:

— У меня нет доказательств. — Он опять перешел на обмен мыслями. Сказал: И я не знаю, как их добыть. Если ты попытаешься просветить Мадлен, она убьет себя. Тогда в дело вступит Фурия и продолжит начатое. Прежде всего она постарается перепрограммировать зародышей на верность себе. Если ей это удастся, то считай, что наше дело кончено! Может, стоит просветить младенцев. Я уверен, там должен, в их бессознательном, обнаружиться ментальный росчерк Гидры. Тогда это уже будет факт.

Марк сказал: Что с ними сделаешь, с блистательными. Они сольются в метаконцерт, выставят защиту — их ничем не прошибешь. Разве только с помощью церебрального генератора, но это может напрочь смять их мозги. Подобный риск за гранью разумного.

Ты не хочешь поверить. Не желаешь… Так спокойней… Не ужели тебе непонятно, на что способна Гидра?!

Понятно. Мне другое удивительно: как ты узнал о Гидре?

Тереков невесело рассмеялся.

Он сказал: О, эта непробиваемая ремилардовская спесь![142] Ваш знаменитый семейный секрет давным-давно известен всем мало-мальски сильным оперантам. Об этом уже и в обществе не упоминают. Вы что, всерьез надеялись утаить его от коллег? Смешные люди![143] Если бы я ничего не знал об этом, как бы я смог догадаться, что это Людмила мне продемонстрировала? Я, правда, потом три недели ходил раздумывал над случившимся, пока не связал концы с концами — информации у меня «kot naplakal». Но как только меня озарило, я пришел к тебе. Я настаиваю на том, чтобы просветить Ментальных детей!

— Нет! — резко ответил Марк. — Я боюсь повредить их хрупкие сознания. Твоя схема не сработает, не надейся. — Он уже вроде бы пришел в себя, и обычная кривая ухмылка появилась у него на лице. Теперь он пристально вглядывался в Терекова. — Что, если я займусь Людмилой Аржановой? Очень бережно, исподволь. Если она моя сестра Мадлен, это будет очень полезно. Со всех точек зрения. Ее можно будет исполь зовать. Так же, как и тебя.

Ухмылка Марка, казалось, заняла пол-лица, он прищурил правый глаз, и лицо приобрело какое-то хитровато-зловещее выражение. В ту же секунду мощный, буравящий мысленный луч уперся в слабую, только что выставленную защиту Тере кова.

— Ты полный дурак! — тихо сказал Тереков. — Высокомерный и самонадеянный… Я должен был догадаться, что разговаривать с тобой бесполезно. К счастью, у меня есть выбор…

В следующее мгновение он исчез.

Сначала Марк, более рассерженный, чем удивленный, решил, что его исчезновение — не более чем попытка стать невидимым. Какой-нибудь метасотворительный эффект… Одна ко через пять минут, мысленно обыскав весь сад, дом, ближайшие окрестности и убедившись, что Тереков исчез напрочь, он встревожился. Потом он догадался, тут же бросил телепатическое предупреждение Джефу Стейнбренеру, который находился в лаборатории, и со всех ног бросился к стоянке рокрафтов. Но не успел он сделать и десятка шагов, как новый подземный толчок опрокинул его на землю. В телепатическом эфире раздался приглушенный рев треснувшей земной коры, и в него внезапно вплелся единый мысленный вопль зародышей Ментального человека.

Еще до того, как Марк примчался в лабораторию, Синдия, напуганная вторым толчком, бросилась туда. Все зародыши, кроме одного, безжизненно плавали в своих капсулах. Единственный, кто еще трепыхался в искусственном лоне, — его звали Тревор, — ненадолго пережил своих собратьев и сестер. Кеоги уже ничем не могли помочь ему. Крупный, давным-давно готовый появиться на свет младенец обречено замер, потом лег на дно сосуда лицом вниз.

Синдии, поставившей ментальную защиту, не хватило сил сдержать слезы. Они обильно текли по щекам.

Слезы облегчения…

Они все ушли в никуда, эти ужасные, непонятные, бестелесные дети. Что это за порода, она все еще не могла разобраться — может, просто смелости не хватало, чтобы признать, что подобных сынков дьявола еще не встречалось в природе. С виду такие миленькие, упитанные детишки… Они никогда бы не услышали слова Божьего, им было не дано соблюдать Заповеди, они были запрограммированы на разрушение… Она об этом боялась и подумать. Синдия вынуждена была признать, что так и было. А теперь они все ушли в никуда.

Женщина почувствовала сильную слабость. Она не могла понять, что произошло, первый толчок дети перенесли прекрасно. На этот раз их словно эпидемия настигла. «Ну, и слава Богу, — подумала она. — В любом случае этот кошмар закончился… »

Нет еще, и ты должна знать об этом.

Прямо из стеллажа с капсулами, где плавали погибшие младенцы, появился человек. Синдия слабо взвизгнула, но этот человек погасил ее телепатический вопль.

Пожалуйста! — взмолился он. Я не причиню тебе вреда. Ты не узнаешь меня? Я же Дени, дедушка Марка! Отвечай только мысленно.

Вы же умерли.

Это не так. Я все еще жив. Это я погубил этих зверенышей, Синдия. У меня не было выбора.

Господи, помилуй! Это точно галлюцинация.

Нет, это явь. Я — Дени! Запомни мой ментальный отпечаток[144], когда встретишь Катрин Ремилард, спроси, кому он принадлежит. Она подтвердит.

Я… ладно, хорошо. Но…

Слушай внимательно, Синдия. Это очень важно. Марк попытается зачать новую партию Ментальных людей. Этого нельзя допустить ни в коем случае. Он даже не соображает, с чем имеет дело! Самонадеянный болван!

Но их же собираются применить против Содружества! Вот где опасность для нашей расы.

Чепуха! Эти детишки несут угрозу всему живому в Галактике, особенно разуму в любой его форме — человеческой, экзотической… Синдия, все эти мертвые детеныши являлись составляющими Гидры. Тебе понятно, что это значит?[145] Расспроси любого члена семьи об этом. Спроси Катрин, Адриена, Северина. Поинтересуйся… У них у всех дети стали жертвами Гидры, все стали Гидрой, скопищем патологических убийц. Они высасывали жизненную силу из своих жертв. Мегаманьяки, которые поставили себе цель — поработить Галактическое Сознание. Единственная часть Гидры, которая теперь осталась в живых, это Мадлен, сестра Марка. Она самая сильная из всех, это она сумела совратить младенцев, чтобы они дали клятву на верность ей. Только ей!.. Она найдет способ совратить и новое поколение, если ты ей не помешаешь.

Я… подумать о таком не могла. Марк знает?

Я пытался втолковать ему сегодня вечером, но он решил, что я лгу. Ты моя единственная надежда. Ничего не рассказывай Марку, я прошу тебя, иначе он больше не будет доверять тебе, а этого нельзя допустить, иначе тебя не подпустят к новому выводку. Это будет нелегко. Вот что еще учти: существует два источника спермы и четыре донора, способные предоставить яйцеклетки.

Марк… Хаген… Мари… Мадлен… Клод… Я САМА? Но это невозможно! Я не могу быть…[146] О, Боже правый!.. Нет!.. Это же чудовищно!

К сожалению, это правда. Твой настоящий отец Поль Ремилард.

Я не верю тебе! Breagach thu! Лжец! И все это несусветное вранье!..

У меня нет времени спорить с тобой. Я просто обязан показать тебе, как ты должна поступить. Если ты так настаиваешь, то вполне можешь использовать обычный тест на оп ределение родства. Но тот факт, что и Хаген, и Клод обладают в скрытой форме блистательными способностями, подтверждает мои слова. Вот, посмотри[147].

Понимаю… an Daid boht! Бедный Рори!..

Два наиболее подходящих донора для производства Ментального человека — это Марк и Мадлен. С Мадлен тебе, конечно, не справиться. Сам я не могу нейтрализовать ее, потому что… другая зловещая сущность не даст мне сделать это. В настоящий момент Мадлен называет себя Людмилой Аржановой. Она сейчас на Оканагоне, раньше она являлась Саскией Апельдорн.

Dia linn! Наш главный специалист на острове Оркас!..

Она внедрила в бессознательное младенцев очень сложную программу. Мадлен не блистательный оперант, но она очень сильна. Лучше положить конец этому проекту, взявшись за Марка. ДНК в его генах должны быть модифицированы. Это можно сделать либо с помощью мощного радиационного воздействия, либо с помощью сонорного разрушителя…

Ты — сумасшедший ? Чтобы я навредила собственному мужу! Никогда этого не будет!

Я не могу сам лично заняться Марком. Я блистателен в сотворительной силе, но и он тоже. Его ментальная защита почти непробиваема, к тому же он Ремилард и будет жить вечно. Физическим воздействием его тоже не возьмешь. Единственный человек, который может добраться до него в момент, когда он расслабится, это ты. Его жена.

Mo lean, is uafasach ay sceal ё… Я НЕ МОГУ НАВРЕДИТЬ ЕМУ!

Тогда он зачнет новых Ментальных ублюдков. Мадлен поработает над ними, потом весь цикл повторится сначала…

Миллионы… Он говорил, что их будут миллионы…

Синдия, я больше не могу оставаться здесь.

Миллионы… Их будут миллионы?.. Я не могу, Дени. Может, мне поговорить с кем-нибудь из семьи?

Только с дядей Роджи! Ему можешь сказать правду. Послезавтра, но никак не раньше, вызови его по субпространственной связи. Сейчас техника позволяет дозвониться прямо в его магазинчик. Но помни, разговор может быть подслушан. Будь осторожна. Попроси его… Пусть он… Ты сделаешь?

Как же я смогу?..

Придет день, тебе удастся встретиться с Роджи лично. Он все объяснит тебе. Прощай, Синдия. Пусть Бог даст тебе силы.

— Дени? — прошептала она, уставившись на пустое место, где только что стоял дедушка ее мужа — живой и невредимый, только странный какой-то. Тут она услышала голос Марка — не голос, рев боли и отчаяния!

Она поспешила к нему.

Как только Марк убедился, что с этой партией детишек было покончено, он немедленно отправился во вновь организованный на Оканагоне комплекс СЕРЕМа. Его персональный 600Х уже был водружен на специальную площадку, устроенную посреди накрытого куполом помещения, и подготовлен к работе. Было проверено и особое устройство, с помощью которого оператор мог обозревать дальновидящим взглядом дале кие пространства.

Марк, молча выслушав дежурного техника, сразу направился в раздевалку, где водрузил на себя особый, напоминающий скафандр летчика-высотника, костюм. Затем прошел на рабочую площадку.

Церебральный генератор 600Х представлял собой большой вытянутый короб, чем-то напоминающий гроб примерно в два с половиной метра высотой. Весил аппарат около трех тонн… Марк улегся в особое гнездо, створки задвинулись, защелкнулись замки, и генератор начал медленно поворачиваться вокруг поперечной оси, пока не занял вертикальное положение.

НАДЕТЬ ШЛЕМ.

Теперь только голова торчала из этого черного как уголь металлокерамического короба. Подъемный кран подвез к аппарату гигантскую уродливую каску и медленно водрузил ее на верхнюю оконечность ящика. Опять защелкали замки… После короткого звукового сигнала фотонные лучи принялись буравить его череп, и четырнадцать тончайших — в несколько раз тоньше человеческого волоса — электродов впились в его череп. Вся эта операция отдалась ноющей болью в позвоночнике. Когда другие электроды внедрились в позвоночник, острая боль ударила в голову. Наконец подсоединение электродов и контрольная проверка были «закончены.

ЗАДЕЙСТВОВАТЬ МЕТАБОЛИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ.

Эта операция должна была изменить весь ход обмена веществ в организме. Как только пришло подтверждение, что и эта часть подготовки исполнена, в металлокерамический короб начала поступать особая жидкость, с помощью которой тело замораживалось почти до абсолютного нуля.

ВКЛЮЧИТЬ ВСПОМОГА ТЕЛЬНЫЙ ЦЕРЕБРАЛЬНЫЙ ГЕНЕРАТОР.

Теперь, когда в аппарат подали энергию и температура резко понизилась, Марк больше напоминал машину, чем человека. Теперь он был практически свободен от тела — оно в общем-то почти не функционировало. Только мозг работал…

ВКЛЮЧИТЬ ОСНОВНОЙ ГЕНЕРАТОР. РАЗДВИНУТЬ КУПОЛ. ВКЛЮЧИТЬ ПОДЪЕМНИК. УБРАТЬ ЗАЩИТНЫЙ ЭКРАН.

Его мысленному взору открылся весь окружающий мир. Чем выше гидравлический подъемник поднимал его в звездное небо, тем дальше он видел. Планета Оканагон через несколько секунд превратилась в песчинку, которую он мог рассмотреть со всех сторон. Молекула, пронизанная лучами света до самого ядра. Или крохотный метеорит, напоминающий зернышко, — из тех, что вечно путешествуют по Вселенной. И в то же время Марк видел в мельчайших подробностях все, что происходило на планете. Ни одно живое существо не могло укрыться от его взора. Посвечивающие капельки света, ментальные образы… Он сразу принялся перебирать их, сортировать, сличать ментальные почерки.

Руслана Терекова, этого мерзкого убийцы, нигде не было видно. Может, он погиб? Он же не мог так быстро сбежать с планеты!

Дальновидящим взглядом Марк обшаривал планету. В этот момент он заметил, как два космических корабля нырнули в серое лимбо. Но он уже успел проверить их — ни на одном Руслана Терекова не было. Это точно. Может, он уже успел нырнуть в субпространство? Тогда его не отыскать — мысленный взгляд даже при таком усилении не проникал в лимбо.

Ладно, с этим можно подождать. Никуда он не уйдет! Ну-ка, какой ментальный почерк был у его сестренки? Ее наглость была неподражаема — она и его сумела обвести вокруг пальца.

Вот!

Надо же, она всего в девяти километрах отсюда — мчалась на своем скоростном «мустанге» по скоростному шоссе… Ага, свернула на боковую дорогу. Сбавила скорость, взяла управление на себя. Она что, направляется в СЕРЕМ? Глаза красные, на щеках остались разводы от высохших слез. Вон как вцепилась в руль. Что она бормочет? Марк навострил слух.

— Он должен быть там! Должен!.. Где еще ему быть…

Она решила посчитаться с ним? Вон как ее аура полыхает — верно, собирается проникнуть мысленным взором в гистаториум. Марк был в состоянии зажать ее в метасокрушительные тиски, пробить брешь в ее защите и сознании. Но стоит ли? Может, лучше поговорить с ней? Куда она от него скроется? Он решил рискнуть.

Марк сказал: Мадлен.

Она резко нажала на тормоз — машину занесло, однако она сумела справиться с управлением. Наконец она подкатила к могучему дереву с золотистыми листьями. В мерцающем свете звезд оно напоминало гигантский драгоценный камень. Здесь она выключила мотор, откинулась на спинку сиденья и дрожащим голосом прошептала:

— Марк?

Молодец, что сама остановила машину. Ну что, успокоилась?

Со стороны джунглей донесся рев одинокого местного хищника. Непонятно, то ли он подманивал свою жертву, то ли наводил на нее ужас.

— Они все погибли. Все до одного… Ментальный человек теперь мертв. Я услышала телепатический вопль, когда ОН выключил питание. Наши дети… О Марк!..

Это был Руслан Тереков?

— Да.

Он успел покинуть планету. Как ему это удалось? Куда он мог бежать?

Людмила Аржанова рассмеялась.

— Ты что, так и не понял, кто он? Не ожидала от тебя, братец. Тогда придется крепко подумать, стоит ли говорить тебе. Кто ты — союзник или враг? А может, палач?.. Ха-ха-ха!.. А я мчалась к тебе с предложением. Одной мне это не удастся. Ты понимаешь?..

Ее голос ничуть не изменился — был все так же мягок, никакого намека на отмщение.

Зачем ты превратила Ментального человека в монстра, Мадди? Не по этой ли причине Тереков погубил их?

Женщина закрыла лицо руками и горько разрыдалась. Звуки, к удивлению Марка, ничем не напоминали человеческие всхлипы. В машине голосило — или, скорее, жалобно рыкало и повизгивало — некое животное. Хищная самка, потерявшая своих детенышей.

— Наши дети… Наши маленькие блистательные дети. Они бы никогда не стали монстрами. Они бы никогда не посмели причинить нам вред. Они должны были разделить с нами власть во Втором Содружестве.

О чем ты, черт тебя побери, ведешь речь? Она отняла ладони от лица, глянула прямо в лобовое стекло. Глаза ее блеснули.

— Наш Ментальный человек! Туп ты, однако, братец. Хотя что с тебя взять, все Ремиларды отличаются этой идиотской самонадеянностью. Считают, что кого-кого, но их провести не возможно. Это были наши дети. Твои и мои, Марк. Это были мои яйцеклетки, не Розамунды. Гомозиготность — единственная возможность получить полноценное в плане блистательных способностей потомство в первом поколении. Я же говорила тебе об этом. В твоих снах. Ты же знал. Ты всегда знал об этом.

… В моих снах?! Так это была ты? Это ты отравила меня? Ну, берегись!

— Не сходи с ума! — закричала она. — Твое бессознательное доступно мне. Подумай!.. Ты уже наш — о да, ты уже наш! Ты был готов стать мне мужем, если бы не эта мерзкая сучка! Как могла я предположить, что ты вдруг начнешь вожделеть к ней? Ты ошибся сестрой, Марк.

Синдия?! Поль и… Лаура? О Господи!

Голос его по-прежнему звучал мягко, напевно, как-то успокаивающе — может, от этого у Людмилы, видавшей виды, мурашки побежали по телу. Она совершенно рассвирепела.

— Только не упоминай этого бородатого лицемера! Он здесь совершенно ни при чем. Нет его, понимаешь — его нет! Есть единственные Боги на свете — это мы. Богами могли бы стать и наши дети.

Поздно.

— Нет, пока не поздно. Надо все начать сначала. — Людмила как-то подтянулась, выпрямила спину. — Ты найдешь способ, как задержать начало восстания до того момента, пока не подрастут наши дети. Сны сбываются, Марк. Можно, я встречусь с тобой в СЕРЕМе и объясню, что такое Второе Содружество?

В ожидании ответа она затаила дыхание. Наконец с ветром, с шелестом медной листвы ответ долетел до нее: Приходи.

Перед ней были распахнуты все двери, начиная от въездных ворот. Никто ее не встретил, никто не спросил пропуска. Она шла, тревога спадала, и широкая торжествующая улыбка сама собой появилась на губах. Черный, напоминающий гроб ящик она нашла быстро.

Она осторожно приблизилась к нему.

— Марк! — тихонько позвала Гидра. Я здесь, в аппарате.

— Послушай, Марк, я позволю тебе сканировать мой мозг, только очень осторожно. Ты все узнаешь — обо мне, о Фурии. Прошу тебя, освободи мое сознание от власти этого негодяя. Загляни в мою память, и ты увидишь, что я говорю правду.

В этом нет необходимости. Я тебе верю, но дело в том, что этот аппарат не способен работать в целительном режиме. Я могу действовать только метасотворительно.

— Тогда позволь, я расскажу…

В этом тоже нет необходимости.

В то же мгновение ментальный лазер поразил ее. Луч ворвался в сознание, разрушая нейронные цепи, надрывая остатки памяти, выжигая последние мысли. Людмила Аржанова рухнула на пол. Когда Марк вылез из машины, он позвал Кеогов и приказал поместить еще живое тело в криогенное хранилище. Что с ним делать, он решит позже.

26 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Ночью меня словно кольнуло — напряжение, которое в последнее время охватило мою душу, срочно требовало разрядки. Меня потянуло в горы, на природу; захотелось разве яться, забыть о смутном времени, об ужасной гибели Фреди, о нападении на Первого Магната… Я до утра лежал и обдумывал, как с рассветом соберусь, сяду в рокрафт… Полчаса полета — и я уже у подножия горы Вашингтон. Лишь бы погода не подвела…

Поднявшись с постели, я первым делом позвонил в Аппалачский горный клуб и поинтересовался прогнозом погоды. Денек обещали ясный, солнечный, семь градусов тепла на вершине. Для последних дней октября это просто благодать.

В половине восьмого утра я уже приземлился на стоянке рокрафтов возле Маршфилда, расположенного на западном склоне горы. Фуникулер, ресторанчик, магазин сувениров были закрыты. Не сезон… На стоянке, кроме моего рокрафта, летательных аппаратов больше не было. В дальнем углу стоянки одиноко стоял чей-то задрипанный автомобиль. Что поделаешь — середина недели, все работают… Это по выходным дням даже в октябре здесь можно встретить туристов, а в будни и не мечтай! Тем лучше…

Было холодно, при дыхании изо рта вылетал пар. Собрался в дорогу я скоренько — надел небольшой рюкзачок, взял палку со стальным набалдашником и глянул на карту — еще раз проверил маршрут. Потом огляделся. Как здесь хорошо! Березы в золоте, чистое небо, свежий воздух, сухо… Только возле самой вершины дальновидящим взором я обнаружил снег. К полудню я должен добраться туда. Сначала мой путь лежал по Аманузакской расщелине — тропа живописная, но достаточно крутая. Она проходила с юга от фуникулера. Назад я собирался идти по Бриллиантовому пути, который проходил к северу от фуникулера. Конечный пункт — стоянка рокрафтов, длина маршрута — четырнадцать километров, время в пути — девять часов.

Теперь вперед! Уже через несколько сотен метров дурные предчувствия, тревога и страх, что мучили меня в последнее время, как бы отодвинулись, подернулись патиной спокойствия и умиротворения. Конечно, всякая жуть по-прежнему лезла в голову, но уже без прежнего нахрапа и отчаяния, которое охватывало меня всякий раз, когда я слушал последние известия. То ли природа сотворила это чудо, то ли ходьба разогнала хваткую тоску. Сердце начало биться ровнее, шаг становился устойчивее… Я вспомнил, как тяжело пережил известие о смерти Фреди — крохотного человечка, одного из самых лучших моих друзей. Он-то за что пострадал? Какой урон этот поступок обезумевших фанатиков причинил нашему движению! С высоты моих лет мне отчетливо видна вечная истина, что любую идею можно опошлить. В человеческих руках даже самая высокая мечта подобна сосенкам, что растут на вершине горы. Эти уродцы, угнетенные ветром и морозом, только хвоей напоминают своих растущих у подножия собратьев — могучих лесных красавцев. Кроме меня, очень многие тоже все еще ходили под впечатлением этого жуткого поку шения. Пусть Марк выступил с резким, осуждающим преступников заявлением, в котором напрочь отрекся от этого акта вандализма, — все равно белые одежды, в которые рядились мои братья по духу, оказались испачканы жирным кровавым пятном.

Оказалось, что выздоровление Поля должно занять больше времени, чем предполагалось вначале. В нашей семье ходили слухи, что замещать Поля будет Дэви Макгрегор. Тот в эти дни развил бурную деятельность по агитации в пользу Содружества. Дэви всегда был человек практичный, и я не очень-то обращал внимание на те речи, которыми он щедро одаривал слушателей во время своих коротких посещений других планет. Конечно, его речи тоже играли важную роль, но куда большее значение имела негласная чистка, организованная им в правительственных органах. Проводилась она мягко, скрытно и настойчиво, и, по словам Кайла Макдональда, позиции нашей партии во властных структурах на глазах начали ослабевать. Ходили слухи, что Макгрегор в скором времени возьмется и за Магнатов, членов Консилиума. Этому, зная Дэви, вполне можно было верить.

Все эти сведения я получал от Кайла Макдональда. Жена его Маша входила в ЦИК мятежников, и, хотя дома она почти не заговаривала на темы, касающиеся внутренней жизни организации, Кайл недаром сочинял романы. По отдельным замечаниям, намекам он сумел составить полную картину.

Когда составил — ужаснулся и побежал ко мне. Лучше бы не появлялся!.. Все мои худшие подозрения, эта ненавистная тоска, которая грызла сердце, все мои фантастические домыслы неожиданно получили подтверждение. Война была на носу!

В первый момент это открытие ошеломило меня — неделю я ходил как в воду опущенный. Только теперь отлегло от сердца… Я шагал по тропинке и мерно повторял: «Война так война»… Что теперь поделаешь? Может, правильно я сделал, что в последний раз отправился в горы. Когда еще доведется побывать здесь… По прикидкам Кайла, ссылавшегося на обрывки сведений, полученных от Маши, этот год нам без потрясений не пережить. Я двигался по узкой тропе, петлявшей по краю ущелья — на дне позванивала быстрая река. В любой момент я мог подойти к краю и заглянуть в расщелину. Так же и с войной. Наступит срок, и, хочешь не хочешь, а придется заглянуть ей в лицо. А пока вкушай прохладный, напоенный смолистым запахом воздух; оглядывайся почаще — пусть в памяти останется прелестная картинка и согревающая мысль о том, как прекрасна наша Земля и что останется от нее, когда по ее поверхности пройдутся лучи боевых рентгеновских лазеров. Может, кое-что пострашнее применят…

В любом случае гору Вашингтон в покое не оставят, ведь отсюда началось Великое Вторжение. Ударят не чужие, так свои…

Чем выше я поднимался, тем становилось холоднее. Это было удивительно — где же обещанные семь градусов? Хорошо, что я старый и опытный путешественник и оделся тепло — хоть на полюс. Кроме того, меня начинала беспокоить легкая белесая мгла, неожиданно оседлавшая вершину. Этого только не хватало! Вот и верь после этого прогнозам.

К тому времени, когда я поднялся до «лачуги», построенной горным клубом, ветер разыгрался не на шутку. Два небольших озерка лежали возле каменного, похожего на сарай здания, способного вместить до сотни человек. Сейчас, правда, все было закрыто. На озере уже плавали отдельные льдины, чуть выше скальные выходы были покрыты изморозью. Я пристроился в тихом уголке, поел, попил… Одинокая ворона уселась на вершину близкой сосны и во весь голос каркнула: «Дай пожрать! » Однако я не обратил на нее никакого внимания — другие мысли занимали меня в тот момент. Теперь мой путь лежал на восток. Температура заметно понизилась, цвет неба приобрел молочный оттенок — я знал, чем это грозило. Решил выяснить обстановку и полез в рюкзак за телекомом. Аппарата в мешке не было. Я коротко сформулировал мое послание — дерьмовое, мол, дельце — и попытался с помощью дальнодействующего мысленного вызова привлечь к себе внимание. Никто не откликнулся — по-видимому, поблизости не было сильных оперантов. Или вообще никого не было?

В какую сторону теперь шагать? Возвращаться? Я еще не потерял благоразумия, тем более что легкий туман на вершине горы уже превратился в густое облако, медленно сползавшее по склонам. Если я пойду назад, то может произойти самое что ни на есть наихудшее — в тумане я собьюсь с пути и заблужусь. Лучше следовать дальше и добраться до перекрестка, откуда начинается Бриллиантовый путь. Там и дорога пошире, и фуникулер расположен рядом, всего в нескольких десятках метров.

Я двинулся вверх. С этой дорожкой у меня было связано много воспоминаний. Каких? Всяких… И хороших — здесь я впервые повстречался с Элен Донован; и плохих — на эту тропу я выбрался, когда мне удалось сбежать из вагона, где вконец обезумевший Киеран О'Коннор и Виктор Ремилард держали меня взаперти. Неподалеку отсюда я ухлопал одного из наемников, которые замыслили поубивать всех «метапсихов», собравшихся в охотничьем домике на вершине. Там я нанес сокрушительный удар Вику… Фамильный Призрак спас меня тогда, окружив ментальным полем, которое создал карбункул, впаянный в мой брелок…

Много чего было!.. Здесь тогда разверзлось небо, и сотни звездных кораблей начали приземляться на вершину. Так началось Великое Вторжение…

Теперь, значит, выходит, что все было напрасно? Теперь мы сами решили отказаться от дружеских, но уж слишком тесных, прилипчивых уз звездной конфедерации? Теперь нас начнут изгонять с уже освоенных планет и замкнут в пределах Солнечной системы? Нас, повидавших звезды?!

Ах, черт побери! Я поскользнулся и, не в силах удержать равновесие, рухнул на камни. Едва не взвыл — острая боль пронзила бедро и лодыжку. Правильно, не будешь отвлекаться. Ну и синячище, наверное, у меня на ноге! Смех смехом, а ступать больно… Что-то ветер совсем стих, и мороз продирает до печенок. Вокруг солнца образовался белый ореол — оно как бы замерло, с ужасом вглядываясь в землю. Что оно здесь увидело? Уж не меня ли, дурного старика, отправившегося в горы в такую погоду? Вот внизу пейзаж был по-прежнему ясен. Я усмехнулся: это ненадолго. Туман неотвратимо надвигался на меня.

— Дерьмо поганое! — выругался я. Что-то эта хмарь больно густая, такой я здесь никогда не встречал. Правда, слышал о чем-то подобном, когда работал внизу, в отеле. Печально знаменитый ледяной туман… Это было самое страшное, что могло поджидать идиота, доверившегося прогнозу и решившего развлечься в преддверии зимы на высоте в полторы тысячи метров. Дело в том, что туман здесь особого рода. Он напрочь поглощал путников, обманывал их вдруг подступившим во сне теплом, а потом замораживал до состояния трески из холодильника.

Теперь куда направляться? С ушибленной ногой?..

До перекрестка, откуда начинается Бриллиантовый путь, ведущий вниз, еще около километра. Но это расстояние мне вряд ли удастся одолеть. Дело в том, что весь оставшийся отрезок пути проходит по каменным плитам, наверняка уже покрытым толстым слоем изморози и превратившимся в подобие катка. Здоровому-то их не осилить… Назад пути тоже нет — в тумане я наверняка заблужусь, а это верная смерть. Где же выход? Что, если перебраться через железку и выйти на дорогу, ведущую на вершину? Она по крайней мере хорошо размечена, и по ней можно добрести до вершины — это меньше километра. Там я смогу отсидеться в охотничьем домике, там же есть все необходимое для спасения застрявших в пути туристов. Там даже телефон есть!..

Сказано — сделано. Перебравшись через железную дорогу, я заковылял по хорошо натоптанной широкой тропе. В этот момент меня накрыл туман, и я возблагодарил Бога за то, что вовремя вышел на дорогу. Ступать по ней было легко, даже при полном отсутствии видимости сбиться с пути здесь было невозможно. Вот только холод!.. Это было настоящее несчастье. Хорошо, что я догадался тепло одеться, вот только о брюках не подумал. Куртка у меня была что надо, она не выпускала тепло, но штаны, к сожалению, обычные, шерстяные — они скоро намокли и покрылись инеем. Я знавал оперантов, которые способны регулировать температуру тела и поддерживать тепло. Но это не для меня, и об этом теперь можно было только сожалеть. Шел я долго и скоро совсем потерял представление о времени. Где я? Сколько еще до вершины? Туман поглотил все вокруг, видимость сузилась до метра-двух. Я двигался все медленнее и медленнее… Скользил, падал… Вот помру я, меня отыщут, похоронят, напишут табличку… А может, и нет. Больше ста пятидесяти человек погибло в этих горах, и почти про каждого можно сказать: сам виноват.

Меня уже начал бить озноб. Скоро поднялся ветер и стал разгонять туман, который клочьями забивался среди старых деревьев, среди все более грозных скал. Ветер — это совсем не к месту. Меня колотило так, что я рта не мог закрыть. Ног уже не чувствовал. Но самое удивительное, что внутри у меня становилось все теплее и теплее. Это был плохой знак.

Вторая дурная примета поразила меня через несколько минут. В воздухе закружились первые снежинки. Эти белые мухи окончательно сразили меня. Я совершенно выбился из сил, и мне следовало отдохнуть. Найти какое-нибудь тихое убежище и переждать непогоду. Теперь мне стало совсем тепло. Даже весело… Ужас пробрал меня: что я несу, какая теплынь! Я что, на Гавайях? Вставай, старый дурень! Опираясь на палку, я попытался встать. В этот момент ветер окончательно разорвал пелену, и вдали мелькнуло что-то металлическое, огромное. Боже мой, это же цистерна для воды, которой заправляли локомотив фуникулера. Я невольно опустился на землю. Мои дела были совсем плохи. Шел, шел, а прошел не более полукилометра. От цистерны до охотничьего домика еще столько же. Это расстояние мне не осилить.

Eh bien, plus rien a dire[148] Что ж, пора собираться в дорогу. В последний, так сказать, путь.

Мозги окончательно замерзли — жаль, самое время отчитаться в последних грехах. Каюсь, что пил, как лошадь, как сапожник, и вдрызг напивался. Каюсь, что покушался на жизнь своего брата-близнеца, когда тот увел у меня любимую женщину. Каюсь, что погубил негодяя, залегшего здесь, на заснеженном склоне, убил сознательно, ради комплекта зимней одежды, хотя мог бы просто оглушить его. В смерти Парни нет моей вины — я даже не раскаиваюсь. Это была самооборона. Вот еще какой грех отягощает душу — гордыня! Что же за мелкая душонка у меня! Как же я не мог простить Элен измену с братом. Что со всеми остальными грехами?.. Сколько же их накопилось за сто тридцать семь лет, все не перечтешь. Я скопом попросил прощение и за них.

О-хо-хо!..

Аминь!

В этот момент я заметил свет. Полыхнуло за цистерной, в складском ангаре. Дверь туда внезапно распахнулась, яркий свет ударил мне в глаза. Кто-то склонился надо мной, назвал мое имя. Это был оперант? Он пришел ко мне на помощь?

Жизненная сила начала вливаться в меня. Это было не просто тепло, но еще и неожиданное ощущение бодрости и легкости в движениях. Вот целительный луч коснулся ушибленного бедра — боль исчезла. Я вскочил на ноги. Теперь начали оттаивать мои брюки, от них повалил пар. Затем я почувствовал, как меня поволокли в сторону ангара, втащили внутрь. Как только я немного согрелся, по телу побежали иголочки. Внутри подсобки вдруг заработала какая-то маленькая печка, начала излучать спасительное тепло. Я огляделся. Это был обычный склад — ряды уложенных интсрументов, верстаки в дальнем конце, на стенах пожарные шланги…

Я уселся на какой-то ящик. Мой спаситель стоял передо мной, руками массировал мои отмороженные щеки. Целительное тепло по-прежнему энергично вливалось в меня, разгоняло кровь, уняло дрожь, успокоило. Затем край пластмассовой чашки ткнулся мне в губы, густо запахло горячим кофе и бренди. Я захихикал — до какой же степени можно потерять рассудок?! Как же я сам не догадался хлебнуть кофейку?

— Спасибо, сынок. Спасибо Дени, — поблагодарил я.

— De riеn? Onc’Rogi[149].

Наконец до меня дошло, что здесь что-то не так, и я спросил Дени, что он делает в этом сарае.

— Тебя жду, — ответил он и, подвинув еще один ящик, сел рядом. — Ты потерял столько времени в Аманзукской расщелине, но не мог же я подгонять тебя. Если бы ты добрался до железной дороги на полчаса раньше, ты мог бы добраться сюда до тумана.

— Это твой автомобиль внизу, на стоянке?

— Нет, я добрался сюда другим способом.

— Прямо из Пинкхем-Нотча? Пешком? Где же ты остановился… — тут до меня дошло, что хватит молоть ерунду. Мне что, совсем мозги отморозило? В кого же ты превратился, задавая подобные вопросы? В одряхлевшего дуралея? Теперь я окончательно вспомнил, с кем имею дело, и лицо мое перекосилось от страха.

Дени вздохнул.

— Держи себя в руках, дядюшка. Это и вправду я. Трудно сказать, сколько времени я могу владеть своим телом. Фурия может в любой момент вернуться и вновь овладеть мною. Вот почему я хотел встретиться с тобой… Я отчаянно нуждаюсь в твоей помощи. Я не могу воздействовать на тебя из-за этого окаянного комплекса, однако мне удалось с грехом поплам проникнуть в твои мысли и надоумить отправиться на прогулку в горы. Мы должны были встретиться в таком месте, где бы нас ни одна живая душа не смогла бы обнаружить. Даже на расстоянии. Чтобы Фурия не могла их использовать…

Я не понял, что он имел в виду, однако на всякий случай торопливо закивал.

— Конечно. Я готов сделать все, что в моих силах.

— прежде всего я должен ввести массу сведений в твои мозги. И сделать это надо как можно быстрее. Здесь вся история Фурии и Гидры. Тебе следует на мгновение убрать свой защитный экран.

Я вздрогнул. Что, если человек, который разговаривал со мной, вовсе не Дени? И я сам, собственными руками вручу ему свою душу на блюдечке?

— Я хочу, чтобы ты узнал все из первых рук, Роджи. Всю правду обо мне и Фурии. Если ты позволишь это, следующую просьбу тебе будет выполнить намного легче. Но если ты не желаешь, я не буду настаивать. Тогда все о'кей!..

Он спас мне жизнь, отогрел. Я знаю его с детства — в этом меня не обманешь. Это безусловно был Дени. Это не Фурия. Этого человека младенцем я принимал из купели. Я был его первым учителем и наставником.

Я закрыл глаза и приказал:

— Заходи. Только быстро!.. — затем снял экран. Как в моей памяти оказалась информация, я до сих пор не могу понять, да это и не нужно — просто вдруг оказалось, что я это все знаю. Причем часть «этого» я знал и раньше, но все равно — то, что теперь находилось в моей памяти, ошеломляло.

Я уставился на него, не в силах отвести взгляд. Слова не мог вымолвить, даже пожалеть его был не в состоянии. Между тем Дени вдруг заторопился.

— Быстро поставь экран и держи его изо всех сил. Понятно? Я с трудом сглотнул комок, застрявший в горле.

— Ты это всерьез? Ты хочешь, чтобы я убил тебя?..

— Ты — единственный, кто способен сделать это, — мягко, с некоторой мольбой в голосе, произнес Дени. — Это обязательно надо сделать. Физическое тело должно погибнуть. Монстр поддерживает свое существование, поглощая жизненную силу. Так же, как Виктор и Гидра… Иногда, когда Фурия слабеет, я на короткий период времени получаю контроль над своим телом. Фурии известно об этом, и она отчаянно боится меня и того, на что я смогу решиться. Однажды она сказала Гидре, что лучше пусть та убьет ее, если я сумею освободиться и попытаюсь нарушить ее планы. Однако Мадлен не в состоянии повредить своему хозяину — ни его телу, ни сознанию. Когда Фурия создавала Гидру, она вложила в нее особую контрольную программу.

— Но ведь должен же быть какой-то иной путь! Сильный метаконцерт может в конце концов справиться с этой пакос тью.

— Сомневаюсь. Вы уже имеете опыт в этом отношении. Фурия способна телепортировать себя через подпространство. Именно так я и очутился на этой горе. Вчера еще я был на Оканагоне, где погубил первое поколение Ментального человека. Я пытался объяснить Марку, предостеречь его. Я доказывал ему, что зародыши превратились в Гидру. Ты можешь представить себе Гидру о полугора сотнях голов, причем каждая обладает блистательными способностями?

— Господи сохрани… — только и смог прошептать я.

— Понимаешь, Фурия и я уживаемся в этом теле с того самого момента, как оно появилось на свет, — продолжал Дени. — Кое-какие преступления этой мрази мне удалось предотвратить, но этого мало. Оппозиционеры решительно взяли курс на вооруженное восстание. Значит, войны не избежать. Ментальный человек может быть воссоздан, если Фурия покажет Марку, как это надо сделать. Самое страшное заключается в том, что если монстр начнет регулярно высасывать из людей жизненную силу, та он окончательно загонит меня в область бессознательного. Я исчезну — буду сидеть тихо, не в силах выбраться из ментальной клетки. Единственный способ прервать это двуединое существование — это избавиться от этого тела. Моя надежда на тебя одного, дядя Роджи. Призови на помощь тот сгусток метасокрушительной энергии, которым ты уничтожил Парнелла. Сделай это еще раз.

Я отчаянно потряс головой.

— Ничего не получится! Когда Парнелл напал на меня, я был в панике. Каждая моя жилочка тряслась от страха. Я хотел убить себя, только бы не даться ему в руки.

— Ну-ка, попытайся! — приказал он.

Он рывком поставил меня на ноги. Меня шатнуло, я уперся в стену. Куртка свалилась с плеч. Вот что запомнилось крепче всего — отчаянный вой ветра снаружи. Там разыгралась нас тоящая метель.

Его голос зазвенел в моем сознании: Ты должен попытаться, отец.

Я собрался с силами.

— Хорошо. Встань подальше.

Дени неожиданно обнял меня и сразу же отпрыгнул в сторону. Он прошептал:

— Bon courage![150] — и закрыл глаза.

Я поднял руки, расставил пошире ноги. Вновь принял позу Леонардо… Принялся собирать свою силу в кулак. Представил себя емким сосудом, пересохшим колодцем, в который начала медленно поступать ментальная энергия. Она копилась вокруг сердца, потом я начал медленно разгонять ее по спирали. Сконцентрировался и наконец ударил сгустком энергии. Но что это был за удар! Так, жалкое напоминание о той мощи, какую я смог выделить в тот раз.

Дени открыл глаза и засмеялся.

Я вздрогнул. В глазах поплыли желтые круги, цвет их начал блекнуть — сменился тускло-янтарным, затем серовато-оранжевым. Теперь я видел Дени через какую-то мерца ющую дымку.

Но это уже был не Дени.

Это была Фурия.

— Ты что, на самом деле решил, что я позволю убить себя? — спросил монстр. — Как же у тебя рука поднялась на собственного сына? Откуда эта бредовая мысль? Я знаю, что такое губить собственное дитя. Это невыносимо больно. Они теперь все мертвы… Понимаешь, все мертвы! Все! Ты понимаешь, что это значит?! Все — Гордон, Квентин, Селина, Парнелл, Мадлен и мои новенькие… Их было больше полутора сотен. Гидры больше нет.

Он говорил ровным бесстрастным голосом — словно передавал сводку погоды. Только потом голос его ожил, окреп, зазвучал угрожающе.

— Но Гидра возродится. Придет новое поколение, и мы все явимся вновь. Я тоже!

Я не совсем разобрал, о чем он говорит. Больше вслушивался в звук его чуть заметно вибрирующего голоса, чем в смысл. Известие о погибшем Ментальном человеке мало что говорило мне — да-да, Дени что-то говорил об этом. О Гидре, у которой внезапно отросло больше сотни голов…

Монстр неожиданно шагнул ко мне. Он по-прежнему добродушно посмеивался. По внешнему виду настоящий Дени. Он и был Дени.

Но зачем? мысленно спросил я. Если мы обладаем свободой воли, почему ты столько лет уживался с этой пакостью в своем сознании? Не понимаю… Если ты все знал?

— Любовь слепа, — ответила Фурия.

Дени был невысок ростом, но это существо вдруг оказалось значительно выше меня. Оно нависло надо мной, обхватило и сжало ручищами ушибленную ногу, да так, что кости затрещали. Чудище попыталось поднять меня в воздух, но я устоял. Я все еще находился в позе, напоминающей букву X. Сил у меня оказалось достаточно, чтобы сохранить позу — сохранить форму креста святого Андрея.

— Все кончается в этом мире. — Теперь ухмылочка стала зловещей. Физиономия Дени стала какой-то глумливой — он веселел на глазах, — Любовь тоже, — добавил он. — Если не веришь, я сейчас облегчу твою душу от этого странного чувства. Я бы сказал, беспредметного… Ибо все, что окружает нас, не больше чем предметы, которые должны быть выстроены по ранжиру, найти свое место. Иерархия должна соблюдаться в любом случае. Я против этой мешанины, которая царит в вашем так называемом Содружестве. О чем это я? — Фурия нахмурилась, напряглась, ее искореженное издевательской гримасой лицо просветлело. — Да, о любви. Не хочешь ли совокупиться, дядюшка? Нет-нет, не со мной… Если даже и со мной, то потом… Сначала с ледяным ветром, с крепким морозцем. Ветерок сегодня хорош — больше сорока километров в час, и температурка подходящая — минус десять. Сам же знаешь, что метасокрушительной силой я сейчас воспользо ваться не могу. Я не в состоянии пришибить тебя тем же зарядом, который ты выпустил в меня. Знаешь ли, комплексы — страшная вещь, если прибавить к ним детские впечатления…

Он что-то еще болтал — какую-то откровенную чепуху, но я уже не слышал его. Мне пришлось побороться за свою жизнь. Это было безнадежное дело. Его мысленные тиски сжали меня так, что я вздохнуть не мог. Он потащил меня, как магазинный манекен — мои руки и ноги были все так же растопырены. Дверь в ангар распахнулась сама собой, и то, что я за ней увидел, привело меня в ужас.

Метель разыгралась не на шутку. Теперь за порогом бушевала снежная буря. Видимость была почти нулевая, белое крошево ярилось снаружи. Из проема дохнуло нестерпимым хо лодом. Ветер завывал, как сотня демонов сразу.

К сожалению, демон был всего лишь один, но я был не в состоянии справиться с ним. Перед моими глазами вдруг вспыхнул плазменный шар. Он был цвета запекшейся крови. — Неожиданно, бесцельно, безо всякого усилия с моей стороны моя правая рука скользнула вниз и сама опустилась в правый карман брюк. Пальцы, шевелившиеся помимо моей воли, нащупали что-то металлическое — я не сразу догадался, что эта связка фигурных медных ключей. Их было три — один от магазина, другой от квартиры, третий от гаража. Они были надеты на кольцо, прикрепленное к брелоку в виде мраморного шарика со вставленным в него самоцветом, оправленным в серебро.

Тварь поставила меня на ноги возле самого порога и уставилась на брелок. Во взгляде читалось нескрываемое восхищение — видно, этот предмет очень понравился ей. Она бы желала найти ему место… Потом перевела взгляд на меня, улыбнулась:

— Это будет небольно. Всего несколько минут, и ты заснешь. Тогда наступит конец всем кошмарам.

В это мгновение карбункул словно полыхнул.

Горячий сгусток энергии вспыхнул у меня в голове. Перед глазами появилось густое золотое сияние — теперь все вокруг я видел в неестественном мерцающем свете. Во мне опять постепенно начала формироваться метасокрушительная сила. Опять завихрился поток, помчался от чакры к чакре — сначала добрался до локтя правой руки, оттуда по спирали Погрузился в ногу, обвил колено. Вновь потек вверх. При этом поток все набухал, твердел, разогревался… Я вскинул правую руку, в которой сжимал ключи, и направил на Дени глазок карбун кула…

О Дени! Ты еще находишься в этой твари ? Ты еще любишь меня ?

Я не знаю.

Я собрал в кулак все мысли, все чувства, обуревавшие меня в тот момент, — страх перед гадиной, ужас и отчаяние, рождаемые Дени, любовь и ненависть. Это была страшная по мощи разность потенциалов, я растворился в ней. Превратился в подобие маленького, способного испепелить все вокруг солнышка. Энергия свободно перекатывалась по моему телу, разгонялась. Ей уже не хватало этого сосуда, и вокруг меня по явилась сияющая аура. Над головой возникла корона с голубоватыми зубцами, тело окуталось золотистой мантией.

Тварь опустила голову и внезапно бросилась на меня. Ее череп угодил мне в грудь. Словно пушечное ядро ударило… Она пыталась выкинуть меня на мороз, в глухую морозную круговерть. С бурей она бы договорилась — метель не выпустила бы меня из своих объятий. Я устоял — более того, Фурию отбросило. Она попыталась напасть еще раз, и в этот момент сияющий энергетический сгусток достиг моей правой кисти, в которой я сжимал брелок. Оглушающий грохот обрушился на меня. Помню, меня подбросило в воздух, и, словно получив щелчок, я вылетел наружу. Приземлился я возле скалы — хорошо еще, что угодил в сугроб.

Затем — молчание.

Затмение было недолгим. Холод быстро привел меня в чувство. Меня начало колотить так, будто я оказался на раскаленной сковородке. Я вскочил и, похлопывая себя по бокам, помчался в сарай. Догадался дверь за собой захлопнуть…

В сарае никого не было.

Я потерял сознание.

Задним числом, когда я был уже в состоянии все осмыслить и разобраться в последовательности событий, я понял, что в сарае, куда я ворвался, еще не до конца придя в себя, у меня наступил шок. Сказать по правде, это объяснение меня тоже мало устраивает. Что могу утверждать наверняка — это то, что в тот момент я напрочь потерял рассудок и сейчас заношу в мемуары всего лишь мои домыслы. В лучшем случае это описание моих тогдашних впечатлений.

Сколько я валялся на бетонном полу, сказать не могу. Думаю, что долго. Пришел в себя от неприятного ощущения влаги на лице. Не открывая глаз, я провел по лицу пальцем. Потом не удержался, сунул палец в рот. На нем оказалась вода, обыкновенная, растаявшая. Потом я с трудом разлепил веки…

Что же я увидел? Все тот же сарай, в углу — включенный обогреватель… Я заставил себя сесть и оглядеться. На душе было пусто. И мне совсем не было страшно. На ящике был расстелен мой носовой платок, на нем возвышалась горка какого-то сероватого, похожего на пудру порошка. Рядом лежали ключи, карбункул тускло посверкивал в полутьме.

— Дени! — слабым голосом позвал я. Ответ пришел после долгой паузы.

Дени мысленно сказал: Побудь здесь некоторое время, от дохни. Потом позвони по телефону — аппарат вон там, на стене — и позови на помощь. С Фурией покончено. Теперь насчет карбункула… Возьми его и передай Джеку, он на Гавайях.

Тут я с удивлением обнаружил, что окончательно согрелся, снежинки на моей одежде совсем растаяли, а в руке я держал термос с кофе. Хорошо, что в нем было бренди. По случаю избавления от этой твари не грех и выпить.

Дени спросил: Как ты себя чувствуешь?

— Я?.. О'кей.

Вот и хорошо. Все кончилось. Ну и денек нам сегодня выдался! Все-таки непонятно, как такая двухполюсная конструкция могла прожить так долго? Возможно, мне удастся найти ответ на этот вопрос. Adieu mon рёге bien-aime[151].

— Ступай, — ответил я. — Va done, mon enfant[152]. Всего хоро шего.

Оставшись один, я позволил себе расплакаться. Ветер завывал по-прежнему, но теперь он словно сочувствовал мне… Может, он всегда на нашей стороне, ветер?..

27

Сектор 12: звезда 12-340-001[153]

Планета 2[154]

4 мазама 2082[155]

Утром, после того как Марк улетел из дома на своем рокрафте, Синдия еще примерно с час маялась — все ждала, когда же он улетит так далеко, что не сможет засечь ее разговор. Только потом она решилась пройти в его кабинет и включила аппарат субпространственной связи.

На экране появилась эмблема космической сети. Компьютерный голос сказал:

— Пожалуйста, назовите планету.

— Земля.

Итак, первый шаг сделан. Но этого недостаточно.

— Номер, пожалуйста. Если он доступен. Она продиктовала номер.

— Телефонная сеть Северной Америки, станция в Новой Англии выйдет на связь примерно через семь минут. Пожалуйста, оставайтесь у аппарата. Благодарим вас за то, что вы решили воспользоваться услугами Субпространственной сети.

Дисплей поморгал, и тотчас на экране появилась буколическая картина, на которой была изображена ферма в Новой Англии. Зазвучала музыка.

Пока вызов Синдии преодолевал расстояние в пятьсот с лишним световых лет — задержки объяснялись большим количеством ретрансляционных станций, — она нажала на клавишу включения компьютера своего мужа. Пальцы, казалось, работали совершенно независимо от нее — Синдия в тот момент неотрывно смотрела на экран дисплея. Горькие мысли не давали покоя. Что, если дядя Роджи подтвердит сказанное этим призрачным Дени? Что ей делать, если он тоже потребует положить этому конец?

Нет, этого не может быть. Должно быть, это все происки ребят из Галактического Магистрата. Сначала они погубили Ментального человека, теперь решили ее руками разделаться с Марком.

Это все смешно — какая-то Гидра, метапсихический вампир, тайна семьи Ремилард. Словно в средневековье…

С другой стороны, что-то смутное, не дающее покоя, бродило в памяти. Ее отец как-то упоминал о подобном чудовище — но он никогда не называл его Гидрой. Там было что-то иное… Точно, это касалось жены Дэви Макгрегора. Он назвал этого таинственного убийцу Фурией и на все расспросы отвечал, что это связано с болезненным расщеплением личности. Что-то вроде комплекса Джекила — Хайда у кого-то из старших Ремилардов. Определить его не смог даже кембриджский детектор лжи, так что имя этого человека осталось нераскрытым. Косвенные свидетельства позволяли подозревать двух человек — Поля Ремиларда и его старшего сына Марка.

Это вообще смеху подобно. Неуемная фантазия у сплетников!..

Так же необычно, как и все связанное с Ментальным человеком…

Бедные дети, посаженные в тесные капсулы, испытывали сильную боль. Очень сильную! Да, но Марк утверждал, что они ничего не почувствуют. Но это он так считал!.. Конечно, во время церебральных процедур — ну, когда в их черепа вторгались с помощью особых зондов и электродов — они ничего не чувствовали. Но они страдали! Да, страдали, и Синдия прекрасно знает об этом. Но боль была вовсе не физической…

Этот живодер Джеф Стейнбренер называл все эти процедуры «необходимым раздражителем». Марк был более откровенен. Он сказал, что увеличение ментальной мощи неизбежно связано с некоторой болью, воспринимаемой психически. Он признал свою ошибку: раньше он считал, что Ментальный человек должен повторить путь Джека. Оказалось, что искусственное расширение сверхчувственных возможностей человека сопряжено с куда большими трудностями, чем это казалось вначале. Но без этого, доказывал Мйрк, нельзя достичь великой цели.

Неужели я должна ему помешать? Встать на его пути?..

Она взяла карандаш с серебристым наконечником и принялась рисовать на экране чужого компьютера. Рисовала просто так, первое, что придет в голову… Получался какой-то странный рисунок. Он, по-видимому, был спрятан у нее в подсознании и теперь отчаянно рвался наружу. Что-то дикое, бесформенное… Синдия вздохнула. Даже если Роджи подтвердит сказанное призраком Дени, она не возьмется за это. Зачем?

Послышался перезвон колокольчиков, и тут же сменилась картинка на экране. Наконец искусственный голос сообщил:

— Просим прощения! Абонента, номер которого вы назвали, нет на месте. Ответил автоответчик. Вы желаете передать сообщение?

Синдия вздохнула.

— Надо бы…

Следом на экране появилось непривычно молодое лицо дяди Роджи. Седые пряди падали ему на лоб. Глаза таинственно поблескивали. Он заявил:

— Это магазин «Незабываемые страницы», владелец Роджэтьен Ремилард. Говорите. Я не могу побеседовать с вами в эту минуту, но вы можете передать мне то, о чем хотели сообщить. Я отвечу обязательно. Сейчас вам будет представлен список книг, подготовленных для продажи… Если вы обратились ко мне по какому-то другому вопросу, то вам надо сказать: «Вперед». Богом молю не отнимать у меня зря время и не пытаться продать какой-нибудь товар. A bientot[156].

На экране появился список книг. Синдия еще раз протяжно вздохнула и сказала:

— Вперед.

После некоторой паузы на дисплее появилось круглое доброе лицо темнокожей женщины, жительницы Гавайских островов.

— Джонсон слушает.

— Меня зовут Синдия Малдоуни. Я — жена Марка Ремиларда, звоню с планеты Оканагон. Мне очень надо связаться с дядей Роджи.

— Ты — Синдия! — Лицо женщины расплылось в улыбке. — Как я рада видеть тебя! Наконец-то, моя девочка, нам удалось поговорить. Я Малама, старый друг семьи. Подожди немного, я переключу тебя на Роджи. Он на Ланваи.

Лицо Маламы исчезло. Через мгновение сам дядя Роджи появился на экране. : ,

— Синдия?

— Дядя Роджи, это очень важно. Прошу вас, будьте осторожны в выборе выражений, мы разговариваем посредством открытого луча. Я не думаю, что кто-то может перехватить нашу беседу, тем не менее не забывайте об этом. Вы меня поняли?

Старик задумчиво почесал нос и на мгновение прикрыл глаза.

— Хм… Ладно, говори. Сделаю все, что смогу. Это имеет какое-то отношение к… политике?

— Не совсем. И давай не будем играть в отгадки. Это вопрос жизни или смерти. Теперь слушай — два дня назад меня посетила странная персона. Некто, кого я никак не ожидала увидеть. Никогда, понимаешь? Я считала, что он умер. Ясно, кого я имею в виду?

— Дьявольщина! — воскликнул Роджи. — Он сказал, что прибыл прямо с Оканагона, но…

— Стоп! Больше ни слова! Эта персона… Я, естественно, решила, что он самозванец.

— Он тот, за кого себя выдавал, — спокойно подтвердил Роджи. — Теперь он на самом деле мертв. Я присутствовал при этом. Вчера. — Губы у старика задрожали, он опустил голову.

Некоторое время Синдия слова не могла выговорить, потом наконец произнесла:

— Значит, то, что он сообщил мне, правда? Он заявил такое!.. Что у вашей семьи… есть скелет в шкафу…

Роджи поднял глаза.

— Он так и сказал? Что ж, тебе следует безоговорочно доверять тому, что он тебе рассказал. И, как я понимаю, посоветовал… К счастью, кости надежно схоронены. Скелета больше не существует.

— Это наверняка? Все они? Даже сестра?

— О сестре сообщил его родственник. Думаю, ему тоже можно доверять.

— Слава Богу, — прошептала она. — Выходит, остался только Марк…

Старик всполошился.

— Что насчет Марка сказал Де… наш родственник?

Она отрицательно покачала головой.

— Я не могу… Может, потом, когда мы встретимся.

— Синдия, я попытаюсь прилететь на Оканагон. Нам не обходимо закончить разговор. Просто обязательно надо закончить! Ты обязана обо всем узнать. Насчет Марка и его детей…

— Я очень боюсь повторения пройденного, — сказала она. — Приезжай, если сможешь. До свидания, дядя Роджи.

Она выключила аппарат еще до того, как Роджи смог что-то ответить. Потом сидела, тупо разглядывая помертвевший экран. Наконец она повернулась к обычному телекому, установленному на тумбочке рядом с письменным столом, и позвонила на большой склад научного оборудования в Челане. Сделала заказ… Довольно необычный, такого прибора на Оканагоне не было. Автомат объяснил ей, что эту аппаратуру можно приобрести только на Земле. На это уйдет не меньше восьми недель.

— Гражданин, вы желаете разместить заказ?

— Да, — ответила Синдия и закончила разговор. Потом выключила компьютер Марка, предварительно попытавшись понять, что же все-таки она хотела нарисовать на экране. Ни какого подходящего объяснения не приходило на ум. Потом все стерла.

Где дети? Ага, в саду, с нянькой Мицуко. Вот к ним и надо спуститься.

С этой мыслью она вышла из кабинета.

28 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

После разговора с Синдией я, едва волоча ноги, вернулся на кухню, где Малама уже приготовила скромный ужин — консервированную колбасу под ананасным соусом, рис в горшке, салат. Что еще надо двум старикам? Солнце только что село, и над океаном еще пылали малиновые облака. Как всегда, очень красиво и живописно, только от этого великолепия у меня окончательно испортилось настроение. Тем не менее поужинал я с удовольствием — так навалился на рис и колбасу, что Малама одобрительно проворчала:

— Хорошо, что хотя бы аппетит у тебя не пропал. Я ответил ей с набитым ртом:

— Стараюсь не обращать внимания. Надо же такое придумать — колбасный фарш из банки, да еще залит ананасным соусом.

— Ты же знаешь, что это традиционное гавайское блюдо. Как ты себя чувствуешь? Смотрю, уже огрызаться начал. Значит, все в порядке.

Я был вынужден с ней согласиться. Больше того, от всего сердца поблагодарил ее за то, что она поставила меня на ноги. Весь долгий следующий день после гибели Дени я был готов последовать за ним. Вообще, если проследить, как я действовал после сцены в ангаре, то неизбежно можно прийти к выводу, что я двужильный. Это совсем не так, и объяснить, какая сила погнала меня; вела, направляла, не давала рухиуть, я не могу. Только, поверьте, не эта небезызвестная сила воли, с помощью которой человек способен разрушать горы, орошать пустыни и воздвигать города. Я брел по наитию, спотыкался, падал — ребята из спасательной службы подобрали меня метрах в ста от сарая. Спросили, куда и зачем я пошел. Я ничего не мог им ответить. Они же и доставили меня на стоянку. Там по моей настойчивой просьбе один из них довез меня до Хановера, где я передал пепел прибежавшей на посадочную стоянку Люсиль. Попросил позаботиться о моем коте… Люсиль заплакала — призналась, что сразу же почувствовала, что ее мужу пришел конец. Словно ударило… Все члены семьи, которые в тот момент находились на Земле, тоже ощутили этот удар. Они все собрались возле рокрафта — прилетели поддержать мать. Никто из них и не спросил о том, как же все случилось. Я тоже помалкивал. Достаточно того, что им теперь точно известно, что отец почил с миром.

Только одному человеку я имел право поведать всю эту историю. Джеку… Только он должен знать правду о Дени/Фурии. Остальные? Ваше дело — сторона. По крайней мере, для большинства из вас.

Добравшись до Гавайев, я отпустил парня из спасательной службы и свалился без памяти прямо на руки Маламе. Она сутки не отходила от меня. Такая заботливая, а кормит черт знает чем! Консервированная колбаса под сладким соусом… Что я, туземец?..

После ужина я отправился в Лаваи-Каи на ее стареньком «судзуки». Как сообщила Малама, Джек уже второй месяц безвылазно сидел в своей резиденции — что-то делал там необыкновенно научное.

Ехать было всего несколько километров, и за это время я немного остыл. Пустяками показались и консервированная колбаса, и разговор с Синдией — что там она задумала? — и очередная авантюра Марка. Как ни крути, а главное было сделано: Фурии и Гидры больше нет. Гидры — точно, а вот насчет Фурии я несколько сомневался. Как она сказала? Придет срок и она возродится? Ну-ну, посмотрим.

Извещенный о моем приезде, Джек отключил охрану и систему сигнализации вокруг своего поместья. Я затормозил возле пальм. Джек сам вышел встретить меня и помог вылезти из кабины грузовичка. Мы обнялись — так и пошли в обнимку к черному ходу. Он тоже услышал последний вскрик Дени, но, как и другие, не ведал, что же случилось там, на горе Вашингтон.

— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил он. — Может, сходим на берег? Там ты мне все и расскажешь?

Я согласился. Мы свернули на прохладную тропинку, где дул ветер с моря, и двинулись вокруг лагуны. Наконец мы нашли замечательное местечко… Когда-то здесь возвышался большой особняк, который назывался «Королева Эмма», теперь вокруг расстилался живописный, радующий глаз пейзаж. Слава Богу, что стемнело, и местная красота не так отвлекала от разговора. Мы сели бок о бок на песок. Волнение на море было слабым — вода чуть шевелилась у ног. Здесь я Джеку все и рассказал, умолчал только о предостережении Фурии насчет ее скорого возвращения в виде многоликой Гидры, составленной из Ментальных людей.

Когда я закончил, Джек спросил:

— Значит, это Дени настоял, чтобы ты передал мне карбункул?

Я вытащил из кармана брелок, снял ключи и отдал карбункул ему. Едва заметная малиновая искорка вспыхнула в глубине камня.

— Вот, возьми. Почему он хотел, чтобы карбункул был у тебя, он не объяснил.

Джек долго рассматривал камень в серебряной оправе — я думаю, он сканировал его дальновидящим взглядом. Я сам так делал много раз. Что-то там внутри определенно было. Потом Джек взглянул на меня.

— Ну, что ты об этом думаешь? — спросил он и показал мне камень.

— Это какой-то прибор, способный мгновенно связать своего владельца с лилмиком. Либо подавать сигнал тревоги… Я так понимаю, что моя миссия на этом закончена, теперь пришла твоя очередь. Можешь проверить…

— Я проверю, — кивнул Джек. Он поднялся, стряхнул песок с джинсов. — Обязательно проверю. Он будет у меня в целости и сохранности.. Я верну его тебе, как только смогу. Давай-ка вернемся в дом. Мне надо связаться с Дэви Макгрегором — он на Орбе. Ему следует первому узнать о Фурии и Гидре. За его жену теперь отомстили. Не беспокойся, никто о нашем разговоре не узнает. Мы с ним умеем хранить секреты. Кроме того, в этом деле и Содружество заинтересовано. В частности, в вопросе идентификации личностей Фурии и Гидры.

— Потом ты поделишься новостью с Марком?

— Нет, — решительно ответил Джек. — Я собираюсь на Ока-нагон и лично поговорю с ним. Я еще не решил, стоит ли сообщать Марку, что Дени являлся Фурией. Он способен ис пользовать это в пропагандистской войне против семьи.

— Если хочешь, я тоже ничего не скажу ему об этом, — заявил я. — И к черту верность оппозиционным убеждениям, они здесь ни при чем. Семья на первом месте. Чем меньше людей знают о том, кем был Дени, тем лучше. Можешь рассказать Марку, что эта тварь приходила по мою душу, однако мне хватило сил разнести ее в клочья. Он поверит… После того случая с Парни он обязательно поверит. Знаешь что? Будет лучше всего, если я полечу с тобой. У меня на Оканагоне есть очень важное дело. Что-то исключительное. Мне следует поговорить с Синдией.

Джек сначала поразмышлял над моей просьбой.

— Я собирался лететь с максимально возможным Дф… Разве что засунуть тебя в камеру забвения?..

Я засмеялся:

— Забвение! Это забавно звучит, особенно после схватки в ангаре. Там для меня самое место. Я согласен.

Планеты, заселенные выходцами со всех концов Земли, куда меньше внимания уделяли туризму, чем «национальные» планеты. Там, собственно, и смотреть было нечего. Большинство из них были густо заселены. Жители, казалось, были озабочены только одним — как можно скорее стереть все экзотические черты и превратить новые миры в подобие Старого Света. Их в шутку так и называли — космополитанцы. В этом смысле характерны были их города: гость, разгуливая по их улицам и площадям, не мог избавиться от ощущения, что перед ним старый Кливленд, Манчестер, Осака или Волгоград. Все эти города мало походили на те фантастические поселения, которые так любят показывать в тридифильмах.

На мой взгляд, единственным исключением из этого правила была планета Оканагон, на которой я побывал несколько лет назад. Это было потрясающее зрелище!..

За исключением плато, где располагалась главная база Двенадцатого флота, весь остальной гигантский, вытянутый в экваториальном направлении континент был покрыт горными хребтами со снежными пиками. Пейзажи в тех краях были завораживающие… И вот что удивительно — казалось, переселенцы куда больше заботились о диких девственных краях, чем об уже освоенных землях. Правда, почвы на Оканагоне исключительно богатые: стоило перестать обрабатывать участок, и уже на следующий год джунгли поглощали всякие следы культурной деятельности. Вплоть до огромных построек… Их стены моментально обвивали бесчисленные лианы и другие вьющиеся растения. Но это, в общем, было характерно для всех планет подобного типа. Изумляло другое. Постоянные землетрясения без конца раскалывали кору, на ней были заметны исполинские, в несколько километров глубиной провалы — они тоже практически мгновенно зарастали. Только в горах, где обильно изливалась лава, имелись обширные, не покрытые растительностью участки. Они могли продержаться три, от силы четыре года. Прибавьте сюда широкие реки, которым было не привыкать менять русла.

Все эти красоты мы наблюдали из космоса; с борта «Скуры-2». Джек был такой важной персоной, что мог позволить себе, не совершив посадки в одном из космопортов планеты, проследовать прямо к Марку и Синдии домой. Они разместились на берегу реки Осойя, в четырехстах километрах от столицы.

Мы прибыли в полдень, сразу после сильного дождя, который освежил воздух. Дом строили на скорую руку, он был огромен и чем-то напоминал вагончик, где временно посе лился какой-то чудак. Вроде бы все здесь было устроено, как надо — были даже две веранды и ухоженный сад, и все равно что-то временное, ненадежное чувствовалось во всем. Возмож но, я не совсем разбирался в ситуации — дом специально был спроектирован так, чтобы в случае очень сильного землетрясения конструкция могла сложиться, не повредив его обита телям. С этим чувством ожидания пришлось смириться, привык я к нему не сразу. Как выяснилось позже, СЕРЕМ оказался расположен в горах, туда можно было быстро добраться на автомобиле. Комплекс был сооружен в теле древней гранитной плиты, которая не могла расколоться, даже если бы произошла катастрофа.

На подлете к дому мы не обнаружили ни защитного купола, ни автоматической навигационной системы НАВКОН, так что сажать корабль пришлось вручную. Видимость была отличная, ветер умеренный, и Джек лихо посадил звездолет возле теннисного корта. Встретил нас всегдашний эконом Марка Тьери Лашен. Он распахнул дверь и сказал: «Bonjour». Мы с Джеком много раз встречались с ним на острове Сан-Хуан и разговорились с ним. Он провел нас по сумрачному коридору, отделанному зеленоватыми деревянными панелями, который огибал залитый солнечным светом внутренний дворик. Посреди дворика был разбит цветник с роскошными местными растениями. Цветы их были удивительны по форме и переливались всеми цветами радуги. Рядом с клумбой, на полированных каменных плитах, высилась горка выкопанной земли и валялся детский совок из матово-желтой пластмассы — видно, Хаген постарался. Тьери только рассмеялся, увидев беспорядок. По том объяснил, что дети есть дети.

— Как тебе Оканагон? — спросил я.

— Скучно, — ответил Тьери. — Никакой ночной жизни в этом Челане. Они здесь даже не слышали о хоккее. Но мне грех жаловаться — все-таки тройной оклад может скрасить многие неудобства.

— Землетрясения не беспокоят? — поинтересовался Джек.

— Это точно, трясет постоянно. Будьте уверены… Бывает, аж с ног валит. Однако дом стабилизируется силовым полем — как, впрочем, и СEPEM, и правительственные здания в Челане, так что я не особо волнуюсь::. Сюда, Пожалуйста. Мадам в своем ателье.

Мы свернули во внутренние покои, прошли по крытому переходу, за окнами которого открывался прекрасный вид на реку, и добрались до небольшого домика, который примыкал к гаражной стене. Я решил, что ателье — это что-то вроде сада, где Синдия выращивает цветы, однако в пристройке располагалась настоящая механическая мастерская. Ее оборудование сделало бы честь какой-нибудь заводской лаборатории. Сама хозяйка в рабочем комбинезоне, в перчатках и в шлеме с помощью манипуляторов собирала в специальной камере что-то микроскопическое.

— Синдия! — позвал ее Тьери. — Гости!.. — И тут же ушел. Синдия бросила в микрофон: «Сохранить в том же положении», — стянула перчатки и протянула нам руку.

— Я так рада! Поверьте, очень, очень рада… — Затем она чмокнула меня в щеку. С Джеком она повела себя более сдержанно.

Чтобы не доставлять Синдии и Марку лишних хлопот, мы сообщили о своем прибытии только после того, как звездолет вынырнул в трехмерное пространство неподалеку от планеты. Джек опасался, что брат, узнай он о его приезде заранее, решит избежать встречи и улетит с Оканагона. Уже на планетарной орбите Джек попытался мысленно связаться с Марком, однако тот не ответил. Тогда мы запросили Синдию — она объяснила, что муж безвылазно сидит в СЕРЕМе[157]. Она обещала тут же связаться с ним и предупредить о нашем прибытии. Она уверила, что он будет очень рад повидаться с нами.

Мошенница!

— Простите, — сразу призналась она. Лицо ее залилось краской. — Марк отказался приехать домой. Он сказал, Джек, что увидится с вами в СЕРЕМе. Если, конечно, вы желаете поговорить с ним. Он всю эту неделю… ходит сам не свой.

Я ворчливо выругался, однако Джек, казалось, вовсе не был расстроен.

— Хорошо, — сразу согласился он. — Я прямо сейчас и отправлюсь. Я слышал, что у вас с дядей Роджи есть серьезный разговор? Не буду вам мешать.

Было видно, с каким облегчением Синдия выслушала эти слова.

— Вы, верно, не знаете, как добраться до СЕРЕМа? — спросила она.

— Не беспокойтесь, — ответил Джек, — я найду. Он ушел.

Я подтащил табуретку поближе и сел на нее. Синдия глядела куда-то в сторону, нервно поигрывала одной из перчаток. Молчание затянулось.

— Чем ты занимаешься? — наконец спросил я.

Она пожала плечами и ответила испуганно, словно я застал ее за каким-то предосудительным занятием:

— Так, пустячок. Ничего особенного… Хотела собрать сонарную насадку. Чтобы музыку слушать…

— Это все не по мне, ваши новомодные штучки. Мне хватает наушников или — что еще лучше — стереофонической системы, установленной в комнате. Разожжешь огонь в камине — поленья потрескивают, — нальешь себе виски… Вот это по-человечески.

Она как-то жалобно глянула на меня и медленно покачала головой, словно отвергая такой древний вид досуга. Слезы навернулись у нее на глаза. Не знаю, говорил ли я — глаза у Синдии были необыкновенные. Чудо что за очи!

Я принялся успокаивать ее:

— Что теперь плакать! Фурия мертва, и тот несчастный человек, который приютил ее, — тоже. Гидры больше нет… Если хочешь, я расскажу тебе эту историю — по крайней мере то, что я знаю.

— Да, пожалуйста. — Она вытащила ящик, встроенный в стол, достала оттуда платок и вытерла слезы.

Час я рассказывал ей об этих монстрах — об их рождении, о «подвигах», о бесславной кончине каждой твари. Всех их ждала, оказывается, незавидная участь. Синдия ни разу не прервала меня, только однажды встала и набрала нам обоим воды из фонтанчика у стены. Заканчивая, я сообщил ей то, что скрыл от Джека:

— Фурия призналась, что Гидра — вся, в целом — мертва. Не только те пятеро соблазненных Ремилардов, но и все «новые единицы». В тот момент я не обратил на эти слова внимания, но потом осознал их важность, потому что она добавила: «Но Гидра возродится. Придет новое поколение, и мы все явимся вновь. Я тоже! » Я до сих пор не могу понять, почему эта тварь так сказала. А ты, Синдия?

Она кивнула, потом добавила вслух:

— Да. Марк сумел утаить от дознавателей из Магистрата больше сотни оплодотворенных клеток, из которых с большой долей вероятности должны были получиться блистательные… — Она не договорила, снова всхлипнула, однако сумела взять себя в руки. — Я сама похитила их и поместила в секретный гистаториум под нашим домом. Там ими занялись эти мясники Морита и Джеф Стейнбренер. Роджи, Ментальный человек может быть восстановлен!

— Только этого и не хватало! — прошептал я.

— Потом мы привезли зародыши на Оканагон. Теперь они упрятаны в новом здании, в СЕРЕМе. Марк собирается вооружить их ЦГ 600Х и затем использовать для демонстрации наших намерений. Он жаждет сыграть по-крупному — заставить Содружество разрешить нам уйти мирно. Я точно не знаю, что он планирует. Этот вопрос обсуждался на недавнем расширенном пленуме, который состоялся здесь, на Оканагоне. Они уже готовят какие-то ментальные программы, определяют конфигурацию метаконцерта. Марк очень увлечен этой идеей. Ты понимаешь, младенческий мозг развивается в сверхчувственном отношении намного быстрее, чем во всем остальном…

— Вот о чем предупреждал Дени, — прошептал я.

— Не знаю, каким образом, но Дени оказалось под силу преодолеть защитный барьер вокруг СЕРЕМа. Он убил их всех разом — больше сотни… ну, этих особей. Повысил давление на их мозг. Я была в тот момент в лаборатории. Он заявил, что дети уже стали составными частями Гидры, что все они метапсихические вампиры. Во всем была виновата Мадлен. Она решила действовать самостоятельно и заложила в бессознательное зародышей программу подчинения только ее командам. Ничьим больше… С их помощью она хотела основать Второе Содружество и поработить человечество. Когда Дени объяснил мне все это, он вдруг исчез. Бесследно, как будто растворился!.. Я ничего не сказала Марку — на то у меня есть свои причины…

— Дени был способен телепортировать себя или совершать так называемый d-переход, — сказал я. — Он умел с помощью усилия мысли генерировать ипсилон-поле. Он был блиста-тельный мастер, причем никогда его не подвергали калибровке, и что он там таил, внутри своего мозга, навсегда останется загадкой. Но понимаешь, Синдия, твой рассказ трудно признать ответом на заявление Фурии насчет ее возвращения. Понимаешь, если и Гидра — то есть Мадлен — и Фурия мертвы, то как она может возродиться вновь? Это просто невозможно.

Она немного помолчала, потом все-таки решилась:

— Я знаю, что Марк решил повторить свой опыт. И на этот раз вовсе не для того, чтобы обеспечить успех восстанию. Время упущено — дети не успеют подрасти. Мне кажется, что Марк хочет заполучить Ментального человека исключительно для себя. Чтобы он был его собственностью, хотя это гадко, гадко! Это аморально, это немыслимо!

Последние слова она уже выкрикивала. Она словно стегала меня, обрушивая на мою голову все эти обвинения. Понятно — я случайно подвернулся ей под руку. Потом она зарыдала — громко, с причитаниями… Я вскочил, бросился к ней. Синдия продолжала колотить кулачками по поверхности лабораторного стола. Я прижал ее к себе. Сознание ее на мгновение раскрылось, и там я увидел такое!.. Правда о Ментальном человеке была не то чтобы ужасна — она была отвратительна. То, что мой внучатый племянник собирался делать с невинными детишками, в каких монстров он хотел их превратить, вся эта машинерия тщательно лелеемого зла выходила за рамки допустимого. В любом смысле! В моральном, техническом, философском… В любом!.. Ибо своими руками ковать оружие дьявола — это великий грех. Если же прикрывать его налетом лицемерия, неблагодарности к роду человеческому и непомерной гордыни, то этот грех неискупим.

Так же внезапно Синдия успокоилась. Рыдания прекратились, она вытерла глаза.

— Все в порядке, — сказала она. — Простите за эту выходку.

— Синдия, ради Бога! Скажи, что имел в виду Дени? Она шмыгнула носом, отрицательно покачала головой и твердо заявила:

— Только я могу покончить с этим. Тут ваше вмешательство не потребуется. Я прошу вас никому и ничего об этом не рассказывать. Особенно Джеку!

— Ты в своем уме? — воскликнул я. — Марк намеревается восстановить Ментальных людей, и Дени предупредил, что все они являются составными единицами Гидры, и я должен молчать об этом? Мы должны все рассказать Джеку! И не только ему, но и Доротее, и Дэви Макгрегору, и Галактическому Магистрату, и все этим лилмикам, черт их дери! Мы должны предостеречь твоего отца и весь Исполнительный комитет, чтобы они исключили этого бандита…

— Послушай меня, дядя Роджи. Ты неверно понял Дени, когда он заявил о возможности возрождения Гидры. Он выразился метафорически — подобное развитие событий невозможно. Гидра здесь ни при чем — Ментальный человек опасен сам по себе. Без всякой связи с Гидрой… Я сама только недавно догадалась об этом. Меня осенило в момент, когда души этих несчастных младенцев отлетали… не знаю куда. К небесам? В преисподнюю?.. В этом проекте есть такие детали, о которых я не могу рассказать тебе. Поверь мне на слово, что только я могу положить этому конец. Если все получится как надо, то больше никогда не будет ментальных детишек. Их просто неоткуда будет взять.

— Вот глупая курица! — не удержался я. — Дело идет о существовании Галактики, а ты!.. Не слишком ли много на себя берешь? Ты что, способна внушить этому подонку мысли о греховности задуманного им? Он и сам об этом знает. Он вырос на моих глазах. Признаюсь, мне Дени еще кое-что поведал. Он заявил, что за всю историю человечества не по являлось более опасных людей, чем он и Марк. Он предупредил меня, что Марк способен сотворить что-то ужасное с Хагеном. С твоим собственным сыном!

Кровь прихлынула к ее лицу.

— Я знаю, — кротко ответила она.

— Что имел в виду Дени? — Я решительно потребовал объяснений.

— Это не важно.

Она отвернулась и сказала, уже обращаясь к противоположной стене — словно клялась:

— С Хагеном ничего не случится. С Клод тоже. Я положу конец Ментальному человеку. Тебе не надо вмешиваться, дядя Роджи. Или Джеку, или еще кому-нибудь. Никто из вас не способен остановить Марка. Только я.

— Если ты рехнулась, — я смачно выругался, — то тебе уже не поможешь.

Она резко повернулась ко мне. В глазах ее пылали упрямые огоньки.

— Кто лучше меня знает моего мужа? Только я понимаю его до конца, следовательно, только мне знать, как покончить с этим раз и навсегда. Я люблю Марка, и я сделаю это. Вы должны верить мне на слово.

Это было логично. К тому же, следует признать, убедительно. Видно было, что решение далось ей нелегко — она долго его обдумывала. Переубедить ирландку, вбившую себе в голову бредовую идею? Я за это не возьмусь… Я направился к двери и на ходу бросил:

— Черт с тобой, поступай, как знаешь. Я улетаю. Подожду Ти-Жана на крыльце — и в путь.

— Вы ничего больше не хотите мне сказать? — жалобно спросила она.

Я махнул рукой:

— Нет. Что я могу сказать! Клянусь именем Божьим, что если Марк решил восстановить Ментального человека, он сделает это. Его невозможно переубедить.

— Убеждение, — тихо ответила Синдия Малдоуни, — не входит в мои планы.

Пылая от гнева, я направился назад и уже в доме встретил няню Мицуко с детьми. Хаген важно вышагивал и тащил за собой на буксире вагончик, в котором восседал какой-то древний динозавр. Клод была совсем маленькая, и нянька держала ее на руках. Я было остановился возле них, однако дети, видимо, почувствовали мое состояние и сразу набычились. Хаген спрятался за няньку.

Вновь я с ними увиделся спустя тридцать один год, когда они оба вернулись из плиоцена. Только так им удалось избежать судьбы, которую им уготовил отец.

Тьери, заметив меня сидящим на крыльце, уговорил пройти в дом. Там он меня накормил. Ти-Жан вернулся через три часа, настроение у него было безмятежное. По секрету он сообщил, что встреча с Марком закончилась печально. Я не стал расспрашивать его о подробностях. Мне показалось, что и у них разговор вертелся вокруг Ментального человека. Думаю, Марк открыл ему правду — возможно, в расчете привлечь брата на свою сторону, поразить его грандиозностью и трудностью задачи. Вот в чем я совершенно уверен — для этого у меня есть веские основания, — что именно в тот день братья стали врагами. Раскол в обществе прошел уже по семьям, и разрешить его могло только восстание.

Оно неумолимо приближалось.

29

Сектор 12: звезда 12-340-001[158]

Планета 7[159]

Планета 2[160]

16 — 17 шуксан 2082/83[161]

Только Марк задремал в своей кабине, расположенной на борту звездолета «Вулпекьюла», как настойчивые толчки чьей-то метасотворительной силы разбудили его. Это был Оуэн Бланшар.

Марк, флот занял орбитальную позицию.

Спасибо, Оуэн. Пожалуйста, объяви боевую готовность для всего оперативного состава. Попроси их собраться в отсеке, где установлены ЦТ.

Вы сами не желаете прийти на мостик и лично отдать приказ?

Думаю, это не ко времени. Еще неизвестно, что выйдет из этого эксперимента. Не надо нагнетать лишний пафос, он нам еще пригодится. В какой, по последним оценкам, отрезок времени мы должны уложиться?

Четыре-точка-ноль-два-один минуты. До затмения еще добрых два часа.

Ложный планетоид на орбите?

Так точно. Сияет, как луна над Майами, а несется по небу, как летучая мышь, выскользнувшая из ада. С Оканагона это все будет выглядеть так, как надо, комар носа не подточит.

Отлично. Будем молиться за комара. Я сейчас приду…

Марк прервал обмен мыслями с Бланшаром, натянул рабочий — черный, с серебристым кольцом вокруг шеи — комбинезон, вышел из каюты и направился к личному лифту. Кабина этого лифта могла перемещать его по всем палубам и жизненно важным частям корабля. Он нажал на клавишу «S-отсек» и через несколько секунд добрался до палубы, где обычно хранились космические челноки. На крейсерах типа «Вулпекьюлы» обычно размещались три катера — на этот раз в отсеке, примыкающем к выходному шлюзу, были расставлены десять церебральных генераторов 600Х. Это были все те же черные, напоминающие гробы ящики. К каждому из них был прицеплен контейнер с вспомогательным оборудованием и источниками питания. Кроме того, здесь были установлены специальные металлокерамические отражатели, способные генерировать сигма-поле, которые должны были спасти корабль в случае искривления луча метапсихической энергии или, что еще хуже, размывания фокуса метаконцерта. То есть изменения конфигурации…

Девять человек уже собрались возле широких распахнутых дверей в отсек. Все они должны были принять участие в эксперименте. Сюда пришли Алекс Манион, Дьердь и Диомид Кеог, Хироси Кодама, Патриция Кастелайн, Элен Стрэнфолд, Адриен, Катрин и Северин Ремилард.

Марк не стал тратить время на приветствия — он сразу начал повторять задание. Для начала сделал краткий обзор…

Планета Диобсад являлась самой большой в системе звезды Неспелем. От местного солнца она была седьмой по счету[162]. Диобсад была чуть меньше Юпитера, но по строению во многом подобна ему. Этакий гигантский газовый шар… Однако с виду это небесное тело ничуть не напоминало наш царственный Юпитер — облачный покров буро-коричневый и тусклый, лишь кое-где его пересекали желтоватые и белые полосы. Не было у Диобсада и кольца, как у Сатурна. И все-таки природа не поскупилась на украшение этого гиганта — как ни обидно, но сильные мира сего всегда выглядят куда нарядней, чем толпа. Диобсад обладал богатейшей коллекцией естественных спутников. Вот они-то и сверкали в полную силу. Не надо думать, что вокруг хозяина кружилась какая-нибудь мелочь размером с земную Луну. Нет, здесь присутствовал полный набор небесных тел, характерных для звездной системы. Пять самых больших спутников, включая номер XV, который и был выбран для эксперимента, имели в диаметре от девяти до одиннадцати тысяч километров. Оканагон среди них был бы далеко не первым…

Пятнадцатый спутник теперь получил новое название — окрестил его лично Марк. Он приказал называть его Сибл, что по-французски означало «мишень». Выбран этот спутник был потому, что его плотность и положение на орбите соответствовали некоторым специфическим параметрам. Мысленному взгляду он представлялся бесформенным, персикового цвета пятном, окутанным плотной атмосферой, под которой расстилалась безжизненная ледяная поверхность. Примерно через два часа туша Диобсада закроет спутник для наблюда телей с Оканагона. Затмение будет продолжаться чуть больше четырех минут. За этот срок метаконцерт и должен был проделать свою работу.

— Поддельный маяк уже на орбите. — Марк перешел с ментальной на обычную речь. — Если все пройдет нормально, он сымитирует то, что должно остаться от Сибла после космической катастрофы. Этот планетоид должен удариться о поверхность Диобсада. Два астронома на Оканагоне — верные нам люди! — зафиксирует это необычное явление, бросятся к компьютерам, а те выдадут, что подобное прискорбное происшествие вполне могло произойти с Сиблом. Есть вопросы?

Наступила тишина, которую осмелился нарушить только Северин.

— Если эта штука сработает, сможем ли мы увидеть, как взорвется старый бедный Сибл? Все-таки не каждый день случаются космические катастрофы.

— Хорошо, — кивнул Марк, — так как я буду находиться в фокусе, то постараюсь обеспечить вам картинку в нужном диапазоне…

— Нет, уж лучше наблюдать все это в условных символах, — пробурчал Северин. Потом он добавил уже на мысленном коде: Возможно, это облегчит нашу вину.

Адриен вскинул руки:

— Ради Христа — о чем ты, Севи?

Его старший брат только грустно улыбнулся. Хироси Кодама нахмурился:

— Я бы предложил следующее: с этой минуты мы должны рассматривать все дальнейшие события только с точки зрения целесообразности — поможет то или иное действие делу освобождения человечества или нет. Все остальное должно быть отметено в сторону. Безжалостно!.. Всякие там чувства, сантименты, сожаления по поводу мировых катастроф.

— Хорошо сказано, — еще раз улыбнулся Северин.

— Ты можешь выйти из метаконцерта, если тебя что-то смущает, — предложил Марк. — Оливия Уили готова тебя заменить…

— Нет, я уж как-нибудь сам справлюсь с этим грузом. А Бог поможет мне, когда от этого ледяного мира полетят ошметья. — Северин повернулся и строевым шагом направился к своему церебральному генератору.

Марк посмотрел ему вслед и скомандовал:

— По машинам!

Вначале появились два созвездия.

Большее представляло из себя подобие пчелиного роя и состояло из полутора тысяч и еще пятидесяти искрящихся объектов. В рое преобладал зеленый цвет самых различных оттенков, звездочки к тому же разнились и по величине, и по яркости свечения. Издалека донеслась странная, жутковатая мелодия — скорее жужжание мириад гулких настырных насе комых.

Меньшее собрание звезд казалось более организованным и представляло собой меняющее плоскость обзора кольцо из девяти отчетливо очерченных светящихся пятен. В центре кольца на глазах набухала новая, истекающая светом структура.

Мишень еще не появилась в поле зрения, которое представляло собой темный экран, расцвеченный двумя скоплениями звезд и помеченное набором метапсихических символов, расположенных в определенном порядке. Все это напоминало экран дисплея, разлинованного различными диаграммами, окнами, в которых мелькали цифры, набором количественных показателей…

Наконец Дирижер приступил к организации метаконцерта. Его песня сначала была едва слышна — такой заунывный, перебирающий три ноты басок. Потом последовала энергетичес каянакачка, и голос окреп, повысился до уверенного, солидного, драматического баритона. Вокруг центрального светящегося пятна появился лазурный ореол, или, точнее, корона. Из каждого зубца в сторону периферийных звездочек потяну лись золотистые нити. Не прошло и минуты, как в пространстве, меняя плоскость наблюдения, уже кружилось подобие тележного колеса. Тут же, усиливаясь, в пространстве зазвучало трехголосное пение — некий бесконечный канон. Под эту нехитрую мелодию колесо превратилось в двояковыпуклую линзу, протекающий сквозь нее зыбкий многоцветный свет начал формироваться в радужные круги — по ним быстро бежали какие-то волны… Темп песнопения теперь изменился, он стал полновесным анданте. Наконец метахор стабилизировал мелодию и принялся уверенно импровизировать. Теперь светя щийся рой начал формироваться в какую-то яркую структуру, а в мелодию теперь вплетались новые ноты.

Дирижер терпеливо принялся формировать складывающуюся в темном метапсихическом пространстве систему. Собственно, все шло, как и было запланировано и испытано во время многочасовых изнурительных тренировок. Шесть недель они готовились к этому эксперименту на Оканагоне. Дело шло трудно, так как только половина участников метаобъединения была знакома с устройством Е-18, а поработать с этим устройством и в достаточной степени овладеть им довелось всего трем или четырем участникам. Все они выполняли какие-нибудь геофизические задания… Даже для этих гранд-мастеров переход к 600Х ЦГ представлял определенные трудности. Что же говорить об остальных участниках метаконцерта! Однако все трудности удалось успешно преодолеть, и теперь в поле зрения каждого участника разворачивалась необыкновенно яркая и стройная картина творимой людьми симфонии.

Новые церебральные генераторы 600Х, расставленные на палубе звездолета, по одному начали подключаться к метаконцерту. Их роль была, в общем, пассивной и сводилась к неп рерывной накачке энергии. Их мелодия была однообразна; это задача Дирижера — гармонично вплести ее в строй уже звучащих голосов.

Наконец метаобъединение было выстроено согласно намеченной конфигурации, тональность повысилась до необходимого уровня.

В этот момент в поле зрения появилась мишень. Внешний вид ее был довольно непривычным. В таком ракурсе планета напоминала тор, бублик, «дырка» которого была заполнена вращающимися, вложенными одна в другую сферами. В центре их светилось темно-красное, колышущееся сердечко. Мета-психический образ Сибла представлял собой прозрачный шар с металлическим ядром внутри. Вот его и необходимо было подвергнуть трансформации, чтобы разнести на куски каменную оболочку этой луны.

Сибл вошел в тень Диобсада, и работа началась.

Дирижер взял под свою власть поступление энергии из искусственного источника, внес порядок в ее истечение, синхронизировал и свел к одному масштабу. Теперь метаконцерт зазвучал звонко, мощно. Необычный хорал потряс телепатический эфир. Сгусток энергии, пройдя через линзу, сформировался в остро направленный луч и вонзился в цель, расположенную в экваториальной зоне.

На мгновение тор с вложенными в него оболочками замер.

Дирижер изменил кривизну поверхностей линзы, подправил фокусировку луча, увеличил его мощность. Энергетический поток в разных местах начал пронзать планетарную кору. В недрах планеты творилось что-то невероятное. Ядро забилось в рваном ритме, его теперь окружали ярко-алые вспышки. Они начали срастаться, сливаться в единый бушующий океан огня. Теперь ядро тоже начало разгораться — оно стало походить на белый цветок. Потом планета содрогнулась в грандиозном взрыве…

Теперь метаконцерт уже ревел во весь голос. Исчезли метапсихические символы, появилось реальное изображение космической катастрофы, и участники метаобъединения вмиг, на самой высокой ноте, оборвали песню, Дело было сделано, но, как оказалось, все шло далеко не по плану.

Теперь перед глазами участников предстал темный, окутанный газовым облаком шар. Кое-где на его поверхности появлялись оранжево-розовые участки, из которых в окружа ющее пространство хлестали гигантские струи газа. Внезапно искусственный планетоид, с помощью которого оппозиционеры хотели замаскировать следы эксперимента, скользнул в облако раскаленных газов и сгорел. В следующее мгновение Сибл вышел из тени Диобсада и оказался на свету.

По его поверхности бежали волны — казалось, какое-то существо было схвачено на бегу и теперь отчаянно отбивалось. Грудь его тяжело вздымалась, из пробитых ментальным лучом отверстий по-прежнему хлестали струи раскаленного газа. Они скапливались в экваториальной области, закручивались в кольца, и скоро Сибл стал очень похож на Сатурн.

Прошло еще несколько минут, сила газовых струй начала ослабевать, поверхность спутника чуть очистилась. Стало видно, как исполинские землетрясения рвут его гранитную поверхность. Однако все это появлялось только на какие-то мгновения, так как огромные облака пара скрывали всю картину. На всей поверхности спутника была одна сплошная катастрофа. Водяной пар замерзал почти мгновенно и большими лохматыми фракциями уносился в свободное пространство. Перед участниками метаконцерта разворачивалась картина рождения нового небесного тела, значительно меньшего по размерам, чем прежний Сибл. Литосфера трещала по всем швам, на поверхность то там, то здесь выливались целые моря и океаны жидкой лавы, которая очень быстро застывала, и тут же на ней возникали кратеры, образованные падающими из космоса обломками. Кое-где еще фонтанировали источники искр, вырывались в небо, но они на глазах сменялись вулканами, изливающими потоки лавы на поверхность планеты.

Марк сказал: В таком положении и оставим.

Это был конец работы.

Метаконцерт распался. Потрясенные участники вылезали из своих генераторов. Наконец все собрались на причальной палубе. Теперь они могли наблюдать за катастрофой с помощью собственных дальнодействующих взглядов.

Сибл полностью не погиб — он был слишком массивен, чтобы развалиться на отдельные фрагменты. Спустя пять часов, когда участники экспедиции уже были на пути к Оканагону, раненый спутник продолжал сжиматься и охлаждаться. Дымящиеся горные хребты на Сибле все еще извергали лаву — они продолжали действовать еще несколько лет, выбрасывая в космос гигантские струи газов, окутавших это странное и непредсказуемое небесное тело, которое долго еще привлекало внимание нескольких астрономов, пытавшихся разгадать загадку этой грандиозной катастрофы.

К возвращению Марка Синдия отослала в Челан детей, Мицуко и Тьери. Она встретила его на пороге, одетая в прозрачное платье из вишневого шелка.

— Как прошли испытания, Маркус? — поинтересовалась она, потом потянулась и поцеловала мужа. Однако ответ она уже знала — сразу догадалась, глядя на его кривую довольную улыбку, почувствовав удовлетворение, которое он даже не пытался скрыть.

— Мы получили ценнейшие данные. На все про все нам необходимо семь сотен полноценных гранд-мастеров, вооруженных ЦГ. Их энергетический выход должен управляться Ментальным человеком… Если бы мы создали его как можно скорее!.. Тогда мы сумеем продемонстрировать свою мощь. Мы заставим их считаться с нашими требованиями. — Он высвободился из ее объятий. В его глазах горел фанатизм. Он ни капельки не стеснялся жены, а ведь его голова была испещрена точками и застывшими капельками крови.

— Пойди отдохни, — сказала Синдия. — Ванну я тебе уже приготовила. Ты голоден?

— Нет, только страшно хочу пить и… как бы это помягче выразиться… очень хочу тебя.

Она весело и чувственно рассмеялась.

— «Вдова Клико» поджидает тебя в ванной. Эту бутылочку я захватила с собой из Старого Света, из нашего дома на острове Сан-Хуан. По земному времени на Сан-Хуане уже почти полночь, канун Нового года. Я хотела отпраздновать его вдвоем с тобой.

— Ба-а! — воскликнул Марк. — Я же совсем забыл — новый 2083 год на носу!

Он потряс головой, еще раз огляделся, словно просыпаясь — или, скорее, отгоняя последние воспоминания о мета-концерте. Последнее время он так заработался, что ему с трудом удавалось отгонять мысли о деле. Так ведь тоже нельзя — даже двужильным необходимо перевести дух.

— Это ты хорошо придумала, — засмеялся он. — Мы проведем ночь вдвоем.

— Я считала, что тебе тоже надо побыть в тишине, отвлечься. Даже не зная, что там получилось с Сиблом…

Они наконец добрались до ванной. Это помещение было построено в форме естественного грота. Три неширокие террасы были выложены резными плитами из белого и золотистого кварца. У самого входа на верхней площадке располагались раздевалка и туалет. Здесь все было отделано деревом — полки ломились от обилия косметических и ароматических средств, на вешалках — толстые махровые полотенца, в углу — машины для укладки волос, маникюра, педикюра и массажа. Стоявшая возле лавок стиральная машина была готова тут же выстирать белье, высушить его и выгладить. Рядом с ней помещались автоматы для чистки обуви и для сухой чистки верхней одежды.

На второй площадке в пол была врезана ванна, изготовленная из цельного куска мрамора. Она была около трех метров в диаметре. Вода сюда поступала из искусственного родника, который был сделан из груды аметистовых валунов. Возле источника росли местные декоративные растения, и лозы винограда обрамляли вход в нишу, где был устроен душ. Температуру и силу струй можно было регулировать голосом.

На самой нижней террасе был устроен обширный бассейн, по краям которого росли плодовые деревья и кустарники. Половина тридцатиметрового водного зеркала была расположена под крышей, другая, отделенная толстой стеной из стекла, выходила в сад.

Первым делом Марк подошел к бару и выпил сразу не меньше литра апельсинового сока.

— Боже! Как хорошо!.. — воскликнул он. Затем Марк скинул с себя одежду, посредством метасотворительной силы двинул ее к отверстию в стиральной машине, затолкал туда, а сам направился под душ. Гудящие струи воды сразу скрыли его. Когда он появился, то предложил Синдии:

— Присоединяйся ко мне, — и указал на ванну. Синдия отрицательно покачала головой.

— Я посижу здесь, пока ты будешь мыться.

Марк ни слова не говоря нырнул в ванну и скрылся там с головой. Потом вынырнул, растянулся на поверхности воды, раскинул руки…

— Было трудно? — спросила Синдия.

— Труднее я ничего раньше не испытывал. Меня словно топтало стадо диких быков — как изнутри, так и снаружи.

Синдия встала, приблизилась к бару и налила ему почти полный хрустальный стакан какой-то янтарного цвета жидкости.

— Вот, отведай булшот[163], раз есть не желаешь.

Марк принял стакан и отхлебнул из него. Синдия сказала:

— Я туда еще витаминов добавила.

Когда муж выпил напиток, она тоненьким голосом спросила:

— Можно посмотреть, что случилось со спутником?

— Если желаешь…

Он, показал ей ряд картинок. Когда его жена вскрикнула от ужаса, он даже не обратил на это внимания и принялся объяснять:

— Все в общем-то закончилось успешно, однако Алекс сказал, что при лучшей настройке эта конфигурация может дать значительно больший эффект, чем сегодня. Так что работы еще край непочатый… Следует подумать и о других конфигурациях…

— Мне кажется, что энергии на выходе… было вполне достаточно.

— Дело не только в количестве энергии. С Ментальным человеком мы сможем более гибко управлять ее потоком. Для запланированной операции нам потребовался не весь флот из полутора сотен кораблей, а всего-навсего пять специально оборудованных крейсеров. Кроме того, с помощью Ментального человека мы бы смогли расщепить метаконцерт и бить не только по одной цели. У нас тогда появилась бы свобода маневра. Расколоть Сибл на черепки — это не самый лучший результат. Куда эффектней, если бы смогли воздействовать на его ядро. Изменить, например, силу тяжести на планете… Без блистательного сознания в оболочке Ментального человека мы вынуждены работать грубо, топорно. Круши и бей — это не совсем то, что нам требуется. Вернее, совсем не то. И самое главное, новые конструкции метаконцертов, увеличение количества их участников дадут прирост энергии, не превышающий двадцати — тридцати процентов, может, чуть больше, но вся беда в том, что, как управлять этой махиной, я не представляю.

— Что-то я не совсем тебя понимаю, — призналась Синдия. Он вздохнул, перевернулся на живот, потом вновь улегся на спину. Похлопал ладонями по изумрудной поверхности воды.

— Мы станем сильнее, но работать будем куда медленнее и станем неповоротливыми.

Марк снова нырнул в ванну и продолжал говорить из-под воды на мысленном коде:

Я надеюсь, что в конце концов мы нащупаем оптимально возможный состав бригад, но что это будут за метаконцерты! Что-то подобное партизанским отрядам. Наши ребята будут появляться из субпространства, наносить точечные удары и тут же исчезать, пока вооруженные силы Содружества опомниться не успели. Но ведь это до поры до времени… С помощью такой стратегии инициативы не захватишь. Да и уязвимое место есть — это стоянки звездолетов. Их никак не скроешь. Так что, думаю, надо будет использовать эти транспорты с Астрахани. Посадить на них полные команды и произвести полномасштабный налет на Молакар…

— На Молакар?! — На ее лице появился испуг. — Но я думала…

Марк сказал: Да, Корделия и ее штаб аналитиков разрабатывают и другие сценарии, которые могли бы воздействовать на Содружество. У них есть что-то подходящее, не связанное с таким количеством жертв, однако полное решение возможно только ко времени начала сессии Консилиума. Это слишком поздно. Сейчас наиболее приемлемое решение — это Молакар.

— Но, может, Содружество отступит и без этой варварской меры? Что, если оно примет наш ультиматум?..

Марк пригладил волосы, вылез из ванны и надел халат.

— Не думаю, что на этот раз мне удастся надавить на Магнатов-экзотиков. Они решат, что я блефую. Они даже и представить себе не могут — особенно эти чертовы лилмики! — что лидер человечества решится на какое-то иное, кроме упрашивания и уговаривания, решение. Они никогда не понимали людей. Наше тихое согласие на попечительство после Великого Вторжения они сочли за согласие подчиниться тирании, если только она будет облачена в белые перчатки и будет связана с галактической цивилизацией. Им и в голову не может прийти, что мы готовы рискнуть и потерять все. Единственный способ заставить их задуматься — я бы сказал, прозреть — это продемонстрировать волю и способность к разрушению. Мы будем вести себя, словно обезумевший воин на поле боя, который не жалеет ни своих, ни чужих.

— Все-таки Молакар… — прошептала Синдия. — Ах, Маркус, Маркус, значит, ты все-таки решился…

— Это наиболее эффективное решение, — откликнулся он.

— Тебе бы следовало поразмышлять и о чем-нибудь другом, — мягко сказала Синдия, направляясь за мужем в раздевалку — Попытайся опровергнуть Дэви Макгрегора, когда он во время своего выступления начнет отстаивать позицию Первого Магната.

Марк нахмурился, обсушил почти досуха голову полотенцем, потом сунул ее под отверстие автоматического парикмахера.

— Что-то я не совсем понял, о чем мне следует дискутировать с Макгрегором.

— Дэви совсем не такой несгибаемый, как твой отец. Он не стеснялся публично высказывать сомнения по поводу Галактического Единства. За те годы, что он управлял Землей, он научился выслушивать различные точки зрения. Если ты сможешь убедить его, если он поймет, что мы готовы пойти до конца… Если Дэви осознает, что Галактика находится на грани войны, он попытается найти компромисс. У него это может получиться. Особенно теперь, когда среди руководства восстания нет ни Фурии, ни Гидры. Теперь дискуссия может вестись на равных — наши позиции морально оправданы. Человеческая свобода столь же важна, как и спокойствие в Содружестве. Возможно, все придут к согласию. Поль никогда бы не пошел на переговоры, а Дэви может пойти.

— Сомневаюсь, — ответил Марк и принялся натягивать пижамные брюки.

— Маркус, дорогой, любимый!.. Ты должен использовать любой шанс, чтобы избежать насилия. Необходимо сохранить жизни все этих крондаков на Молакаре.

Он схватил ее за руки.

— Синдия, как ты не понимаешь? У нас нет выбора!.. Это прискорбное, но единственно возможное решение. Другого выхода у нас нет. Мы должны выбить из этих ханжей из Содружества их самодовольное безоблачное состояние духа. Они же не вояки и никогда ими не были. Они должны каждой клеточкой тела почувствовать, что мы не шутим. Только шок способен привести их в чувство. Взорвав необитаемую планету вроде Сибла, мы ничего не добьемся, но потеряем очень многое. Прежде всего психологическое преимущество. К тому же мы откроем наши карты… Другое дело, если мы уничтожим с помощью метасилы целую звездную систему.

— Что, Ментальный человек и это может сотворить? — спросила она.

— Почему бы и нет? Если бы только у нас было время, чтобы он подрос, возмужал!.. Нет, первоначальный выбор остается неизменным — Молакар. Только Молакар!.. Прежде всего это база для введения карантина вокруг Земли. Знаешь, сколько уже кораблей крондаков собралось там?

Синдия отрицательно покачала головой.

— Почти четыре тысячи. Я их сам видел, во время наблюдения с помощью ЦГ. И они продолжают прибывать со всей Галактики. Их теперь там сконцентрировалось больше, чем во время подготовки Великого Вторжения семьдесят лет назад.

— Выходит, Содружество что-то подозревает?

— Они были бы полными идиотами, если бы сидели сложа руки. Но они не предпринимают никаких действий, чтобы остановить нас. Признаюсь, это мне непонятно.

— Свяжись с Дэви Макгрегором, — Синдия продолжала упрашивать мужа. Она взяла его руки в свои, заглянула в глаза. — По крайней мере, поинтересуйся, согласен ли он искать компромисс. Пообещай мне это. Пожалуйста!

Она вцепилась в Марка с такой силой, что он едва смог высвободиться. Кривая улыбка появилась у него на лице.

— Пойдем-ка в постель, — предложил он. — Хватит этих глупых разговоров. Я уже сыт ими по горло.

— Значит, ты свяжешься с Дэви?! — обрадовалась Синдия.

— Я же сказал, что хочу любить тебя, — поморщился Марк, а его жена с каким-то истерическим и бесшабашным задором воскликнула:

— Ты получишь свое! Спасибо тебе, Марк! Если бы ты знал, как я тебе благодарна!

Тот с некоторым недоумением посмотрел на Синдию.

Никогда он не спрашивал жену, знает ли она об их кровном родстве.

Тема была запретная и потому крайне интересная. Как взрослый, уважающий себя человек, Марк не мог спросить об этом прямо, однако в кое-какую специальную литературу заглянул. К своему разочарованию, он обнаружил, что объясняется подобная тяга к Синдии довольно просто. Никакого физиологического запрета на половое общение брата и сестры не существовало. Антропологическое — да! Но главным образом — социальное! Таким образом древняя семья, род, племя регулировали здоровье потомства. Для этой цели существовали сложнейшие системы учета родства, но с тех пор, как человечество вступило в историческую эпоху, это табу уже действовало как безоговорочное только благодаря системе тех древнейших запретов. Вот почему общение с Мадлен ему казалось в высшей степени грязным и недостойным скотством, а любовь к Синдии нисколько не угасла. Дело в том, что Мадлен он помнил с раннего детства, она была его сестра «как таковая», а о родстве с Синдией он узнал только недавно, да и то это был вопрос спорный. Социальный запрет еще не успел сформироваться в нем, тем более что он просто-напросто любил эту женщину.

Их все время тянуло друг к другу, и с годами это чувство не ослабевало. Вот и на этот раз он любил ее долго, томительно и никак не мог оторваться от нее. Наконец он перевернулся на спину — лежал, отдыхал. Мысли же Синдии были прикованы к тому миниатюрному устройству, которое было спрятано глубоко в ее лоне и которое можно было включить особым мысленным сигналом. Ей тоже достанется, но в одном она была уверена — он не почувствует боли.

Если она решится, ему будет небольно.

Если только она решится…

Но был ли у нее выбор? Марк постоянно твердил одно и то же — у меня нет выбора. У нас нет выбора!.. Он сам не заметил, как загнал любимую женщину в ту же ловушку. Он тоже не оставил ей выбора.

Они лежали обнаженные и пили шампанское. Спальню освещали свечи и легкое, невесомое лунное сияние, которое струилось из распахнутого окна. Из сада густо тянуло ароматами цветов и трав, благодатной в этих краях сыростью.

Было хорошо… В кустах заливались какие-то пичуги, дом слегка качнуло, потом толчок повторился — здесь, на Оканагоне, местные жители даже не замечают подобных сотрясений. Со стороны внутреннего дворика донеслось металлическое звяканье и стеклянный звон. Это, по-видимому, вздрогнула хрустальная люстра в столовой…

— Знаешь, я должна сказать тебе кое-что насчет Ментального человека, — сказала Синдия.

— Что же?

— Я была очень удивлена, когда ты не бросился прямо сразу запасаться клетками после того, как случилось несчастье. Особенно после того, как Джеф и Кеоги признались, что ты намеревался так поступить. Конечно, ты пересмотрел конфигурацию наступательного метаконцерта так, что теперь в нем могли быть задействованы взрослые операнты, но, как ты уже признался, новая структура куда менее эффективна, чем раньше. И все равно ты решил теперь не использовать Ментального человека? Совсем его исключить?

Марк тут же поставил мысленный экран.

— Это все из-за нехватки времени. В случае, если восстание затянется, то новое поколение Ментальных парней еще примет в нем участие. Это наш важный стратегический резерв. Но тут передо мной встала трудная моральная дилемма. Я никак не могу решить ее.

— Ты и моральная дилемма? — Синдия даже привстала на локте, заглянула ему в глаза. Свет надежды коснулся ее. Может, он и в самом деле догадывается, что подобное обращение с детьми, вся эта энцефализационная процедура, все эти электроды в головах несмышленышей, заведомое, без всякого согласия с их стороны превращение их в монстров — дело чудовищное и невозможное для человека, какими бы целями он ни прикрывался? Неужели у него тоже разыгралась совесть, неужели у него хватило рассудка задуматься: что же я делаю, лишая их тел? Кого готовлю?.. Неужели ему тоже стало ясно, что вмешиваться в телесную, а тем более в духовную эволюцию человека — тяжкий грех?

Он лежал на спине, подсунув одну руку под голову, а другой рукой ласкал жену. Отблеск свечей падал ему на лицо. Про себя Синдия называла мужа «мой любимый архангел» — видимо, не в силах совладать с напором и неукротимостью, которые отличали Марка. До сих пор чудом казалась их встреча. Такое только в сказках бывает… Но случалось ли там, чтобы жена подняла руку на любимого мужа? Да, если хотела спасти его и прежде всего его душу.

— Расскажи, что это за проблема, gra rao chroi. Может, я смогу помочь тебе.

— После того как зародыши Ментального человека были уничтожены, я узнал, что яйцеклетки были взяты не у Розамунды, а у моей сестры Мадлен. Это та самая, которая входила в Гидру.

Синдия затаила дыхание.

— Мади сама призналась, — между тем продолжал Марк. — Она еще добавила, что это она превратила их в новую Гидру.

— Это же… ужас! Тогда выходит, что смерть младенцев — великое благо для всех нас.

— Это только так кажется. — Его голос был глух, лицо стало угрюмым. — Я убил Мади. Погубил преднамеренно и сразу. Я не счел возможным простить ее за все прежние преступления, к тому же решил, что у меня нет веской причины передавать ее в руки правосудия. Это могло здорово опорочить проект Ментального человека в глазах общественности.

— Понятно, — кивнула Синдия. — Этим ты не мог рисковать.

Марк внимательно посмотрел на жену, однако ничего не сказал и как ни в чем не бывало продолжил:

— Я разрушил ее мозг, а тело оставил в целости и сохранности. Оно в криогенном хранилище в СЕРЕМе. С одной-единственной яйцеклеткой внутри. Джеф Стейнбренер убедил меня, что с помощью регенерационного автоклава может репродуцировать Мади и посредством ментального целительства заставить ее функционировать… ну, как живое тело.

— Значит, твоя моральная проблема заключается в том, что ты до сих пор не решил, можно ли использовать тело собственной сестры? Или ты сомневаешься в самом проекте?..

Казалось, он не слышал ее. Потом неожиданно он привлек жену к себе.

— Синдия, я всегда ненавидел и презирал Мадлен. Надеюсь, она найдет успокоение в аду, когда я позволю ей погибнуть окончательно… Сама мысль, что этот монстр окажется матерью Ментального человека… Это невыносимо!

— Но ведь ты же сохранил ее тело.

— Да, в припадке отчаяния! Что мне еще оставалось делать? — воскликнул он. — Да, существует другой путь возродить Ментального человека, но я не смею… Я не могу сказать тебе о нем. Боюсь, что ты охладеешь ко мне…

— Ангел мой, — тихо откликнулась Синдия. — Ты же все знаешь. — Она заглянула в его глаза. — Я все знаю. Я знаю, кто мой настоящий отец.

— Синдия… — только и смог выдохнуть Марк.

— Нет, ты дослушай меня до конца. Своим отцом я считала и всегда буду считать Рори Малдоуни. То, что случилось между моей матерью и Полем Ремилардом, — это так, пустяк, эпизод… Дуновение воздуха. Для нас с тобой это не может играть никакой роли, мой любимый. Даже в глазах Господа я невиновна. Я полюбила по-настоящему, а ты, значит, хочешь, чтобы я стала матерью Ментального человека? Если ты так настаиваешь — пожалуйста…

Его лицо вспыхнуло, он крепко обнял ее.

— Ты согласна! Дорогая, как я мог сомневаться в тебе! Синдия чуть слышно перевела дух — вот и все! Теперь все было ясно, отступать некуда. Между тем он торопливо объяс нял:

— Наши Ментальные дети будут несколько ущербны в генетическом плане, но это можно будет исправить с помощью энцефализации. Стейнбренер определенно сумеет справиться с этим. Даже если мы и не сможем сделать это сейчас, то во втором поколении — генетики уверяют меня — мы решим эту проблему.

Синдия, готовая ко всему, осторожно спросила:

— Ты имеешь в виду… Хагена и Клод?

— Конечно. Их потомство, выращенное в пробирке, определенно будет обладать блистательными способностями.

Конечно! Об этом он и размышлял все это время. Если она лишит его возможности производить полноценную сперму, которой можно было бы оплодотворить материнские клетки Мадлен, у него всегда под рукой будут собственные дети.

Между тем Марк вдохновенно продолжал:

— Затем, когда мы победим и ничто не сможет помешать триумфу Ментального человека, Клод и Хаген будут еще до статочны молоды, чтобы полностью развить их собственный сверхчувственный потенциал. Как, например, мой брат.

— Твой брат?..

— Я же пытаюсь объяснить тебе. Как Джек… Я считал, что он способен оценить красоту моего замысла, но он оказался глупым ослом. Самодовольным болваном… Надел на глаза шоры и не видит ничего, кроме объединенного человечества. Мы пойдем другим путем, дорогая.

Значит, Хаген и Клод…

— Люби меня, — попросила она. — Я так сильно хочу тебя. Хочу испытать еще раз…

С помощью мысленного усилия она потушила свечи в спальне, потом почувствовала, как она в обнимку с Марком взлетела в воздух — там они долго парили… Он целовал ее в губы, в грудь, в шею… Наконец она вскрикнула, прижалась к нему, жестами потребовала еще ласки… Если все случится так, как она надеялась, он даже не поймет, что случилось. К тому времени, как он победит в войне[164], она найдет способ, как уничтожить тело Мадлен и стерилизовать саму себя и детей. Когда она все объяснит Мари, та ей поможет. Не имеет права не помочь! Потом пусть Марк восстанавливает свою плоть в регенерационном автоклаве, гены уже не восстановят своих функций. Он станет бесплоден! Слава Тебе, Господи, он станет бесплоден…

Она услышала, как он вскрикнул в предчувствии оргазма. Что ж, час пробил. Она пожелала этого. В то же мгновение он, словно каким-то звериным чутьем почувствовав опасность, проник в ее лоно дальновидящим взглядом и сразу понял, что случилось. Она погубила его из любви к нему. Марк ничего не почувствовал, только страшное опустошение в душе. Его ударила конвульсия, потом он закричал:

ЧТОТЫСДЕЛАЛАСОМНОЙБОЖЕЧТОТЫСДЕЛАЛА!

Синдия сказала: Я люблю тебя. Всегда любила и буду любить. Ради этого так и поступила. Ради тебя и людей…

Он ударил ее неожиданно для самого себя — нанес ментальный удар, не рассчитав сил. Энергия окатила ее, он сам покатился с воздушной подушки, крепко ударился об пол. Она же, вся потемневшая, рухнула на кровать. Уже на грани беспамятства до него донеслись слова: Я люблю тебя.

Затем он провалился в небытие.

Он очнулся на рассвете. Долго сидел на постели, приходил в себя. Никак не мог поверить, что все случившееся не сон. Все было так обыденно, так привычно… Вот и тело ее, по-прежнему прекрасное — волосы золотистым венком разметались по подушке… Тогда только в нем поднялись злоба и негодование. Изменница! Хуже — змея, пробравшаяся в самое сердце. Марк искоса глянул на труп — впечатление было такое, что она все еще улыбается.

Как она посмела? На что рассчитывала? Неужели ее любовь была только ложью? Махровым, хитроумным предательством?

И сердце подсказало: конечно нет.

Тогда зачем? С какой целью?..

Он внимательно оглядел себя с помощью сверхчувственного взгляда — никаких последствий травмы заметно не было.

Собственно, он и травмы самой не ощущал. Однако он не специалист и ничего определенного сказать не может. Но детальное изучение того, что сонарный разрушитель натворил с ним, подождет. Так же, как и лечение…

Лечение?

Неужели и до этого дойдет?..

Спроси ее! Зачем она так поступила? Как же, спросишь… Она ушла. Бог покинул его. КАКОНАПОСМЕЛА? Она сказала, что ради меня, ради людей. Боже, она с ума сошла или я? Но я убил, убил ее, погубил любовь, лишил жизни эту суку, но зачем она? Зачем?

Марк набросил белую простыню на ее остывшее тело.

Как все легко уходит! Стоит только напрячь мысль, и нет уже ни ее, ни жизни, ни вопроса — ЗАЧЕМ. Что же это я наделал? Должно быть, это было неосознанное ощущение опасности, все произошло машинально. Ладно, Пэт обо всем позаботится.

Прежде всего следует отослать детей в Старый Свет. Няньку и Тьери тоже… Затем отдать распоряжение: всем верным нашему делу Магнатам собраться на Оканагоне, только потом лететь всем вместе на Орб. Только всем вместе!.. В случае, если события начнут развиваться так, как он предполагает, Оканагон станет их главным штабом. Здесь столько работы, что никто о Синдии и не вспомнит.

Никто, кроме меня. О Синдия! ЗАЧЕМ?..

Теперь он внимательней осмотрел свое тело. Ноздрей коснулся запах ее духов и тот всегда будоражащий аромат тела Синдии. Неужели он больше никогда не почувствует его?

НО ПОЧЕМУ?

Что-то защипало в глазах. Спальня, сад, видимый через распахнутое окно, подернулись влажной дымкой. Ему самому было удивительно — он плакал. Он не мог остановиться. Ко нечно, это плач по нему самому, по Ментальному человеку. Слезы бессилия и унижения…

Только не по ней… Этого быть не должно…

Марк более часа провел под душем — включил водяной массаж на полную мощность. Тугие струи больно стегали по телу, слезы не унимались — он никак не мог избавиться от этой солоноватой жидкости во рту. Потом, словно вспомнив, снял обручальное кольцо со сжатыми и осененными короной руками, бросил на него короткий взгляд и швырнул в отверстие водосбора.

Через полчаса он отправился в СЕРЕМ, где сразу залез в свой черный ящик. Когда аппаратура заработала, он переместил сознание далеко-далеко за пределы Галактики, выбрал удобное местечко и здесь в почти полной пустоте погрузился в молчание. Здесь можно было отдохнуть, здесь никто не сможет помешать ему.

30

Сектор 15: звезда 15-000-001[165]

Планета 1[166]

Галактический год: Ла Прим 1-392-658

7 февраля 2083 года

Дэвид Сомерлед Макгрегор, вновь избранный Первый Магнат Государства Земля, был буквально сражен, когда Марк Ремилард зашел к нему перед самым началом сессии Конси лиума и внес компромиссное предложение. Марк обнаружил Дэви в дальнем уголке живописного местного парка и сразу взял быка за рога. Он рассказал ему о своих планах. При этом он настойчиво, мысленным образом намекал, что оппозиция готова и к более решительным действиям, что они вполне могут продемонстрировать свою силу и мощь.

— Ради Бога, парень, — ответил Макгрегор, — не тараторь. Разве этот вопрос я могу обсуждать один на один? Сам подумай. — Лицо Дэви даже побелело от напряжения. — Представь свои предложения, как полагается — завтра, на сессии. Или пошли их в Директорат по Единству…

— Вы же Первый Магнат, — процедил сквозь зубы Марк. — Это касается вас в первую очередь. Именно вы отвечаете за политику Государства Земля. Еще до своего избрания вы заявили о себе как о верном последователе Единства. Так что вы обязаны… Если вы верите в Содружество и готовы спасти существующий хрупкий мир, вы должны передать мои предложения самому Верховному лилмику. Немедленно!

— Черт тебя побери, вот сам и передай!

— Нет, я стараюсь не разговаривать с экзотиками. — Марк немного ослабил напор. — Я больше не буду выступать в Консилиуме, тем более лично обращаться к Генеральным инспекторам. Единственная причина, по которой я обращаюсь к вам и прошу вашего содействия, — это по крайней мере решить вопрос в течение одиннадцати часов. Я обещал это Синдии.

Гнев, явно читавшийся в глазах у Дэви, тут же сменился жалостью и сочувствием.

— Я очень сожалею, — тихо сказал он. — Очень…

Марк только кивнул в ответ. После короткой паузы он добавил:

— Передайте Верховному лилмику, что больше переговоров не будет. — Затем он повернулся и направился к выходу из парка.

Прежде Дэви никогда не приходилось посещать анклав, где обитали лилмики. Сказать «жили» он не решился, потому что сам не был уверен, способны ли эти так называемые духовные сущности «жить». Правда, Поль Ремилард много рассказывал ему об их привычках, среде обитания, но все это были слова. Дэви Макгрегор всегда придерживался золотого правила: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Сойдя на станции «Сайрел», где начинался анклав лилмиков, Первый Магнат сразу же отметил, что ему совсем не нравится этот сад кристаллов. Бледные они какие-то, неживые… Этот так называемый экзотический сад больше напоминал лабораторию — здесь и пахло так же! Что ж, неплохая метафора для древнейшей в Галактике цивилизации. Верховный лилмик как-то признался Полю, что их раса-«на последнем издыхании», вот почему они возлагают столько надежд на человечество, которое должно сменить их на посту ведущей силы Содружества, когда-то основанного лилмиками.

Куда-то вбок убегала выложенная плитами из розового кварца тропинка. Ага, должно быть, в той стороне находится домик для аудиенций, о котором рассказывал Поль. Живые цветы, словно собранные из дымчатых бриллиантов или топазов, мерцающий мох, в который воткнуты редкие целлофановые стебельки… Верхушки стеклянных деревьев покачивались под легкими порывами ветерка, листья позванивали… Красиво-то красиво, только не до красоты было в тот момент Дэви Макгрегору — он даже по сторонам не очень-то смотрел, тем более что даль плотно укутал белесый туман. Видимость исчезала уже на расстоянии десятка метров. Но вот из этой мглы перед ним неожиданно появился гигантский золотой самородок. Так, теперь надо только дверь найти — она вделана в участок гладкой стены… Вот она, дверь — смотри-ка, дубовая, обитая металлическими наличниками… Ну-ка, что там внутри? Дэви толкнул тяжелую створку, она неожиданно легко подалась, и он шагнул внутрь. Дэви внезапно оказался в хорошо известной ему гостиной, которая была устроена в квартире его старинного друга — когда-то они вместе преподавали в Эдинбургском университете. Изумление было так велико, что Первый Магнат едва удержался, чтобы как ошпаренному не выскочить на улицу. Тут же с негодованием он вспомнил слова Поля — мол, там комната еще почуднее, чем сад. Все в дыму, а посреди тумбы, на тумбах — головы. Они вещают.

Какие тумбы, какие головы!.. Все как в том старом доме — потемневшие от времени деревянные панели на стенах, в углу маленький камин, две кушетки, два кресла, обтянутые сукном. Даже керамическая подставка для зонтиков на месте, и в ней два черных зонта.

Макгрегор незаметно перевел дух, помянул недобрым словом этого Ремиларда и только потом повернулся к четверым вполне обычным людям, по двое сидевшим на кушетках. Одеты они были под стать гостиной, вполне старомодно… С ними Дэви уже приходилось встречаться. Это случилось во время бала, посвященного вступлению Земли в Содружество в 2052 году. Дэви даже станцевал с одной из присутствующих здесь особ — необыкновенно красивой китаянкой.

Генеральные инспекторы при его появлении встали, сделали деликатную паузу, пока гость осмотрелся и пришел в себя, и только когда Макгрегор направился к ним, протянув для приветствия руку, они шагнули ему навстречу.

— Очень рад, — сказал Первый Магнат, пожимая руку, — очень рад, мисс Бесконечное Приближение. Позвольте поблагодарить вас за тот стародавний совет познакомиться с трудами Пьера Тейяра де Шардена. Это помогло мне разрешить все сомнения насчет Галактического Единства.

Затем он пожал руки остальным участникам встречи — женщине-африканке, индейскому вождю и важному кавказцу.

— Рад, очень рад, — еще раз повторил Макгрегор. — Мне кажется, вы извлекли воспоминания об этом доме из моей памяти, чтобы я чувствовал себя более уверенно. Благодарю. Я уже совсем забыл о тех годах, когда преподавал в университете.

Родственная Тенденция кивнуло.

— Присутствующие здесь удовлетворены. Садитесь, пожалуйста, — пригласил гостя индеец. — Мы тоже рады, что вы решили повидаться с нами.

— Я смотрю, вы не очень-то удивлены моим визитом, — сказал шотландец.

— Конечно нет, — ответила китаянка. — Хотя мы предполагали, что вы надумаете посетить нас еще раньше. Сразу, как только стало известно, что Фурия и Гидра погибли.

— Вы, как всегда, правы. Мне бы следовало самому догадаться. Знаете, как приятно сознавать, что убийцы Маргарет получили по заслугам! Даже если… — Но он не договорил, встряхнул головой и только потом добавил: — Ладно, что было, то прошло.

— Не желаете ли шерри? — предложило Умственная Гармония и с грацией африканки наполнило бокал и протянуло его гостю. Рука у Дэви дрогнула, когда он увидел стаканчик — точно такой же набор был у его отца, один из них разбился, и Макгрегор всегда мечтал где-нибудь достать такой же. Потом навалились дела — его избрали в правительство Земли, и времени для поисков не осталось.

— Кстати, — подал голос кавказец, — мы еще не успели поздравить вас с избранием на пост Первого Магната. Все мы уверены, что в эти трудные дни вы с честью исполните свой долг.

— Значит, вам известно, в каком положении мы все оказались? — Дэви отпил немного из стаканчика и глянул на лилмика.

— Да, — кивнул тот. Он мысленно нарисовал обвал, и тут же появились цифры вероятностного анализа.

— Точно так, — сказал Дэви. — Надеюсь, вам уже известно об ультиматуме, переданном мне Марком Ремилардом. Он назвал это компромиссными предложениями.

— Как вы сами к ним относитесь? — спросило Родственная Тенденция.

Дэви тяжело вздохнул и отставил стаканчик с шерри.

— Я вообще-то предпочитаю виски. Если, конечно, это вас не очень затруднит.

— О чем разговор! — воскликнуло Умственная Гармония. Графинчик с вишневым ликером тут же исчез, следом в воздухе растворился и стаканчик, и на столике появились на подносе бутылка виски, графин с водой и пять стаканчиков с выгравированными на стенках изображениями символа Шотландии — чертополоха. Африканка налила всем виски.

Макгрегор сперва выпил двойную порцию, а потом подробно рассказал о своем разговоре с Марком.

— … Потом он позволил мне на какую-то долю секунды заглянуть в его сознание. Он продемонстрировал ужасную картину разрушений — вероятно, затем, чтобы доказать, что он говорит правду. Я понял, что этот вдовец грозит нам оружием! Как обычным, так и своими церебральными генераторами… Он заявил, что будет сражаться, если Содружество не позволит хотя бы оппозиционерам отказаться от Единства. Это его последнее предложение — больше переговоров не будет. Да, он предупредил, что больше не будет выступать в Консилиуме.

— Вы рассмотрели какие-нибудь детали на оружии? — спросило Душевное Равновесие.

— Нет. Но я уверен, что оно может принести неисчислимые бедствия, пока мы не обуздаем его. Или примем предложение Марка…

— Вы правильно понимаете ситуацию, — кивнула китаянка.

— Но как мы должны поступить? Принять вызов или капитулировать?

— Коллегия Генеральных инспекторов обо всем предупреждена, — сказало Родственная Тенденция. Ее лицо с медным отливом кожи казалось почти равнодушным.

Дэви недоверчиво посмотрел на Генеральных инспекторов. Сначала на Родственную Тенденцию, потом на всех остальных. Тут он сорвался и заговорил на своем родном шотландском:

— Что? Дьявол вас всех побери! Вы, значит, мне мозги пудрите? Марк мочится на Содружество, а вы, значит, в курсе? Предаетесь, так сказать, абстрактным рассуждениям?!

— Нет! — так же рьяно возразил ему кавказец. — Но вы должны понять, что существуют обстоятельства, которые в любом случае привели бы…

— Что вы мне зубы заговариваете! Скажите прямо — это ваше чертово Содружество готово уступить требованиям Марка или нет?

— Нет, — ответило Родственная Тенденция. — Это не так…

— Тогда дайте мне разрешение схватить их всех на Орбе. Марка и его сообщников! — потребовал Дэви. — Что, в Магистрате места не хватит? Надо с корнем вырвать эту заразу!..

— Это не решение, — заявило Родственная Тенденция, — хотя мы и предлагали Страдающему Сознанию подобный выход. Однако он наложил строгое вето. Это в его власти.

— Давайте пригласим Верховного сюда! — рявкнул Дэви. — Пусть он послушает, что я. скажу!

— Страдающее Сознание на Земле, — отозвалось Бесконечное Приближение.

Душевное Равновесие заскрежетало зубами, на его лице появилось презрительное выражение.

— Ходит по магазинам, — с откровенной желчью добавило оно.

Вне себя от гнева, Дэви с откровенной укоризной глянул на всю четверку.

Умственная Гармония поспешило взять слово.

— Но вы не ждите ничего хорошего от его появления. В соответствии с прогрессивным принципом необходимости страдания, установленным самим Верховным инспектором, Марк Ремилард не может подлежать задержанию. По крайней мере, в ближайшем будущем…

Дэви, набычившись, посмотрел на африканку, словно соображая, не шутит ли она, потом вскочил.

— Но почему? Ради Бога, вы можете мне объяснить?! Вы что, отказываетесь понимать, что этот ублюдок задумал разгромить Содружество? Не выйти из него, не заключить пакт о невмешательстве, а попросту уничтожить? Он может атаковать Орб!..

— Может, — кивнула африканка и заметно погрустнела. — И не только может, но и будет.

Тут все остальные идеальные сущности согласно кивнули, только Бесконечное Приближение возразило:

— Вряд ли он отважится на это вдали от своей основной базы.

— В конце концов, вряд ли этот ход будет первым в игре, — согласилось с ним Душевное Равновесие.

— Ах, так это игра! — воскликнул Дэви Макгрегор. — Значит, вот как вы, лилмики, относитесь к этому? Возможно, вы планировали подобную заварушку с первого дня Вторжения?

— Нет, — после короткого молчания откликнулось Умствен ная Гармония. — Мы вас любим. За те шестьдесят тысяч лет, что Содружество наблюдало за вами, ждало вас, тряслось в страхе за вас же, олухов, чтобы вы раньше времени не уничтожили себя, — мы полюбили вас. Не буду утверждать, что с первого взгляда, что до конца дней своих, но вы вдохнули в нас надежду. Даже теперь, перед лицом ужасной катастрофы, мы продолжаем верить, что разум возьмет вверх. Даже если случится самое худшее и прольется кровь!.. Мы верим в Тех, Кто Был До Нас, — они не допустят поголовного истребления. Они позаботятся о человечестве, они дадут ему верный знак, и через страдание, через грех вы выйдете на дорогу к свету.

— Ваше население достигло численности, необходимой для пробуждения общечеловеческого Разума, — добавило Родственная Тенденция, — и первые следы этого долгожданного превращения уже отмечены среди ваших детей. В них само собой просыпается сверхчувственное восприятие действительности. То же самое случилось и с двумя взрослыми. Это первые ростки — дальше этот процесс может пойти по экспоненте. Но для этого нужен толчок. Какой, мы не знаем… Дэви, вы взрослый человек и, должно быть, хорошо знаете историю… Вспомните Спасителя!

— Поймите, Дэви, мы не имеем права вмешиваться в той форме, о которой вы здесь говорили. Аресты, превентивные меры — это все хорошо, но вдруг все это повторение прой денного сорвет наметившееся уже слияние разумов? Мы же не всесильны, — сказало Бесконечное Приближение, — мы сами не можем предсказать, чем окончится расширение конфликта. Даже если остальные четыре расы сочтут этот риск неприемлемым. Страдающее Сознание разъяснил, что мы вынуждены ждать развязки, ибо результат нашего вмешатель ства непредсказуем. Мы можем только наблюдать со стороны…

— Великий Боже! — воскликнул Дэви. — Значит, вы не больше чем зрители? Значит, я должен следовать вашему примеру?

— Этот вопрос вы решите сами, — ответило Душевное Равновесие. — Вы Первый Магнат, глава Государства Земля.

— Должен ли я собрать всех верных Содружеству Магнатов, чтобы защитить Единство? Поль, не задумываясь, объявил бы мобилизацию.

— Значит, таково ваше решение? — спросило Умственная Гармония.

Дэви нахмурился.

— Я нутром чую, что это необходимо, — вот почему я этого не сделаю. Мой покойный отец Джеймс Макгрегор оказался лицом к лицу с почти такой же дилеммой во время Вторжения. Это случилось в Осло, на Метапсихическом конгрессе 2012 года. Делегаты тогда вовсю обсуждали вот какой вопрос — допустимо ли для оперантов защищать свою страну или самих себя с помощью ментальной силы? Джеймс, Дени и многие другие утверждали, что это недопустимо. Они дали клятву на верность принципу непротивления злу насилием. Они верили, что достичь мысленной гармонии и полноценности слияния разумов можно, только если этот принцип будет свято соблюдаться. Нет никакого оправдания его нарушению. Что ж, у меня нет выбора — я должен поступить, как отец. Он был уверен, что Вторжение только потому и могло состояться, что подавляющее число оперантов разделяет этот принцип. Я не представляю, как мы сегодня сможем победить с помощью этого условия, но это вовсе не повод для его нарушения. Вы несомненно знаете, что большинство Магнатов-землян разделяют подобную точку зрения.

Все четверо откликнулись разом.

— Мы знаем.

— Но вот что я сделать обязан, так это предупредить Галактический Магистрат о том, что во время сессии возможны беспорядки. Крондаки должны продолжать тщательное наб людение за всеми лидерами оппозиции. Конечно, в этом деле за всем не уследишь. За самими крондаками следить куда легче, чем им за подозреваемыми. Теперь насчет оружия. Один из дознавателей уверил меня, что на Орбе невозможно спрятать какое-либо военное снаряжение.

— Это успокаивает, — опять хором ответили все четверо.

— Мне вот что хотелось бы сделать завтра — призвать Магнатов дать клятву верности Содружеству. В этом случае те, кто откажется, сами исключат себя из состава Консилиума. Могу я этим заняться?

— Да.

— Могу ли я разрешить устроить дебаты по этому вопросу?

— Нет.

— Вы знаете, чем это грозит?

— Да.

— Хорошо. — Дэви допил свое виски. — Тогда я пошел. Придется сказать Марку, что его ультиматум не принят.

Он вышел не прощаясь. Дубовая дверь мягко закрылась за ним.

После долгих минут медитации Бесконечное Приближение подало голос:

— Ходит по магазинам. Во Франции!.. Любой придет в отчаяние, наблюдая за нашим Верховным.

— Это прозрачный намек на то, что Джек и Иллюзия потерпели неудачу в расчете конфигурации решетки? — спросило Родственная Тенденция.

— Ну, это легко проверить. Где сейчас эти двое? — Душевное Равновесие потянулось на диване, однако африканка возразила:

— Хождение по магазинам никоим образом не относится к бифуркации гигантской мысленной сети. Я считаю, будет более элегантным продолжать оказывать доверие Верховному и Высшей Энтелехии.

— Присутствующая здесь Родственная Тенденция согласно.

— Бесконечное Приближение тоже.

— Ну, раз так, — сказало Душевное Равновесие, — спорить не буду. Знаете что, сейчас самое время погулять с собаками.

31 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Сразу же поставленное на голосование требование Макгрегора о принесении клятвы на верность Содружеству прошло простым большинством. Все экзотики — члены высшего органа — были единодушны в этом вопросе, человеческая фракция оказалась расколотой на тех, кто согласился дать такое обязательство, и на тех, кто не явился на церемонию. В результате оказалось, что шестьдесят восемь процентов наших Магнатов поддержали Содружество и провозгласили своей целью[167] установление полного Единства в пределах человеческой расы с последующим слиянием со все ми остальными разумными существами Галактики.

Когда всех раскольников исключили из состава Консилиума, никакого заявления с их стороны не последовало. Более того, в ответ на предложение остаться на Орбе и обсудить создавшееся положение они всей группой, насчитывающей сто двадцать восемь человек, покинули Орб на звездолете «Тин-дареус» и отправились на Оканагон. Так как лишь немногие из бывших Магнатов могли вынести предельные нагрузки Дф, весь полет длиной почти в четыре тысячи световых лет занял четыре недели. За все это время от руководства оппозиции не поступило никакого официального заявления.

Что творилось на Земле в первые дни после объявления итогов голосования, трудно передать. На всех напало какое-то оцепенение. Одно спасение — слухи. Их тогда расплодилось великое множество. Впрочем, так же, как и совершенно достоверных, как впоследствии выяснилось, сведений. На сессиях Консилиума никогда не бывало корреспондентов, тем не менее уже через двое суток на Земле стало известно, что Марк со товарищи отбыл на Оканагон. При этом не было опубликовано никакого коммюнике. Так что поле для предсказателей открылось широкое. Чего мы в те дни только не наслушались — и научных, якобы обоснованных прогнозов, и гаданий, и пророчеств, и предостережений…

Прошла неделя, другая, и ничего не случилось.

Тогда все чаще на экранах тридивизоров стала появляться наша земная Дирижерша, сменившая Дэви, Ези Даматура. Она призывала население к спокойствию и просила всех не спешить сделать выбор. Хорошенько подумать… Так же вели себя и другие официальные лица. Со стороны местного планетарного Магистрата не было предпринято никаких попыток ограничить права личности и гражданские свободы. Никто не преследовал известных сторонников оппозиции. Такие мелкие сошки, как Кайл Макдональд и я, с особым напряжением ждали, чем ответят на это Марк и наши сторонники. Припоминая прошлые словесные баталии, развернувшиеся вокруг проекта Ментального человека или церебральных генераторов, мы ожидали чего-то подобного — по крайней мере, открытого предупреждения Содружества о неуместности и невозможности блокады Оканагона и других земных планет. Тем временем схватка начала разгораться и в высших эшелонах власти на Земле.

В Законодательном собрании Земли сторонники Содружества были в явном меньшинстве, и депутаты от оппозиции выступили с заявлением, в котором действия Макгрегора и Магнатов, поддержавших Единство, квалифицировались как предательство. Их открыто обвиняли в пособничестве экзотической тирании. Умеренные любыми способами пытались предотвратить дальнейшую поляризацию: они питали надежду, что Магнаты — сторонники Содружества вот-вот вернутся на родину и объяснят свою позицию. Дискуссия на самом деле разгорелась, но что это была за дискуссия! Верные сторонники Содружества[168] без конца твердили своим фанатичным противникам, что неизвестно еще, какие методы использует Содружество, отвечая на вызов землян. Хотя тайны особой в этом не было — набор возможных мер возмездия был небогат. Прежде и вероятней всего Верховный лилмик окружит все земные планеты своеобразными блокирующими шарами силовых полей, бросив их на произвол судьбы и заставив вариться в собственном соку.

Однако Орб молчал — они там, как и мятежники, ничего не предпринимали. Конечно, это в какой-то мере обуздывало страсти — никому не хотелось выглядеть зачинщиком, тем более что неизвестно, чего ждать завтра.

Собственно, если откровенно, то карантин следовало вводить только вокруг Земли. Все остальные планеты без ее поддержки не выжили бы и пяти лет — при условии, что вся остальная часть Галактики прекратит с ними всякие торговые, культурные и прочие отношения. Это было ясно и так — в этом-то как раз никто не сомневался… Чтобы экзотики себе на погибель снабжали мятежные планеты?..

Три недели мы питались всеми этими домыслами и слухами. Потом напряжение начало спадать. Начали успокаиваться и Магнаты-оппозиционеры. Передышка была недолгой — скоро по всем планетам землян поползли разговоры о том, что мятежники, оказывается, обладают целым космическим флотом и готовы со дня на день атаковать Орб. Большинство здравомыслящих людей находили подобные измышления бредовыми. Как так — взять да и напасть?.. Пятьдесят лет не только на Земле, но и в свободном пространстве царил мир и порядок. Война — даже война за независимость — была любимым коньком всяческих экстремистских группировок, но средний гражданин не мог даже вообразить, с чего бы это вдруг началось межзвездное побоище. И зачем? В подсознании же каждый разумный человек держал одну простую истину: всех заселенных землянами планет насчитывалось сто сорок восемь штук. Сколько же их было у Содружества, нельзя и сосчитать. Тысячи, десятки тысяч!.. На что мы могли рассчитывать в такой войне? Да и оружия у нас никакого не было, разве что в музеях. Ага, иди полюбуйся на древние лазеры с огромными отражателями. С ними, что ли, идти на штурм Галактики? Или наши старые ракеты… Эти вообще больше походили на дубины. Как раз на плече носить…

Все склонявшиеся на сторону оппозиции тридистанции извлекли из архивов древние, такие милые фильмы о звездных войнах и крутили их по всем каналам день и ночь, доставляя радость мальчишкам и наводя ужас на прочих наивных зрителей. Серьезные люди только усмехались, однако волей-неволей задумывались о последствиях. Всем было известно, что в недрах Галактики, в пылевых туманностях нет и не может быть ничего похожего на «империю зла», где мрачные инопланетяне готовят коварный удар против матушки-Земли. Все пять экзотических рас давным-давно решали споры мирным путем, дружба между ними была нерушима. Это было известно всякому мало-мальски грамотному человеку на Земле.

Некоторые обладающие особо богатым воображением ученые рассматривали вопрос о применении антиматериальных бомб, да и то только против незаселенных планет. О метаконцертах, чья мощь усиливалась ЦГ, вообще не упоминалось. Все это я говорю не в оправдание — просто хочу дать объективную картину наших заблуждений. Подавляющее большинство людей, разделявших оппозиционные убеждения, и я в том числе, искренне верили, что разговоры о войне не больше чем риторика. Все дело ограничится сужением контактов только до уровня официальных и введением экономических санкций. К этому мы все были готовы.

На словах!

В сердцах наших, к сожалению, за все годы мирной сытой жизни успело свить гнездо так называемое абсолютное зло. Мы успели забыть о его существовании, а оно, оказывается, только и ждало момента, чтобы овладеть нашими душами.

19 марта 2083 года Марк Ремилард выступил по тридивидению в программе планетарных новостей. Это случилось на десятый день после прибытия «Тиндареуса» на Оканагон. О предстоящем выступлении было объявлено заранее, и оно транслировалось на все населенные разумными существами миры, входящие в Галактическое Содружество.

Я смотрел эту передачу в своей квартире, расположенной над книжным магазином. Компанию мне составили Кайл Макдональд, чья жена Маша тоже находилась на Оканагоне вместе с этими свихнувшимися мятежниками, и мой кот Марсель. Кайл и я были полны воинственного энтузиазма — казалось, дело, в которое мы верили, сдвинулось наконец с мертвой точки. Нам даже в голову не приходило, что нам предстоит увидеть по тридивизору! Главным для нас в ту минуту было увидеть и услышать то, что смогло бы поставить точку над «i». По такому случаю я приготовил салат из сырых овощей, залил его сырным соусом, купленным в супермаркете, поставил на стол тарелку с картофельными хлопьями и блюдо с шоколадными пирожными. Горло мы смачивали превосходным элем из Канады. Гулять так гулять! Мы с Кайлом в ожидании праздника припали к стереоэкрану, когда вдруг началась музыкальная пауза и перед глазами появилась заставка «Специальное заявление». Местное время было два часа пополудни…

Затем диктор объявил:

— Начинаем прямую трансляцию с планеты Оканагон. Слово имеет профессор Анна Гаврыс, вице-председатель оппозиционной партии.

Мы с Кайлом переглянулись

— Почему не Марк? — спросил я. — Я считал, что будет большое шоу, а нам опять подсовывают заместителя.

Все сразу стало ясно, как только Аннушка появилась в кадре и заняла место за пультом управления, где обычно располагался ведущий. Одета она была в строгое черное платье, разве что голубой шелковый шарфик, повязанный на шее, придавал ее образу некоторую мягкость. Рядом с ней, по обе стороны, устроились Рагнар Гален в форме офицера Двена дцатого флота и неизвестная публике женщина с короткой стрижкой в деловом, темно-вишневого цвета костюме.

— Рада приветствовать все разумные существа, наблюдающие за этой передачей, — начала Аннушка, потом она пред ставилась сама и представила своих спутников. — Я — Анна Гаврыс, прежде являлась профессором метафизики в Кембриджском университете в Англии. Справа от меня сидит капитан Рагнар Гален, заместитель командующего Двенадцатым флотом по оперативным вопросам, слева — Ева Шмутц, директор астрофизической обсерватории Оканагонского университета в метрополисе Челан. Прежде чем мы начнем, я хотела бы передать слово председателю нашей партии Марку Ремиларду.

Аннушка нажала на клавишу, и на экране появились голова и плечи Марка. Его серые глаза странно поблескивали, вид у него был серьезный: никакого намека на его всегдашнюю презрительную усмешку. Мы удивились тому, что он был в форменном комбинезоне, которые обычно носят экипажи звездолетов. Верх комбинезона скреплял металлический пос веркивающий обруч. На шее Марка были заметны какие-то ранки — должно быть, следы от электродов, которые впиваются в тело при работе с ЦГ. Он заговорил тихим голосом, с какой-то отрешенностью. Видно было, что он заметно устал…

— Консилиум принял решение исключить меня и моих товарищей, принадлежащих к оппозиции, из состава высшего органа галактической конфедерации. Причина в том, что мы отказались принести клятву на безоговорочную верность Галактическому Содружеству. Да, мы отказались подчиняться любым формам сверхчувственного насилия, потому что убеж дены, что, соглашаясь на принесение клятвы, подвергаем и себя, и все человечество опасности потерять свое лицо, свои исконные отличия — индивидуализм и свободу — в обмен на сытую и спокойную жизнь. Мы отвергаем это предложение, потому что в противном случае что-то произойдет с нами, и мы уже не будем теми людьми, какими были всегда.

Мы верим в то, что человеческая раса имеет полное право развиваться независимо от влияния любых других инопланетных цивилизаций, даже в том случае, когда это влияние оказывается как бы на добровольной основе. Начиная с Великого Вторжения пять экзотических рас, составивших Содружество, постоянно оказывали на нас воздействие с целью изменить социальные, экономические, воспитательные, моральные и ментальные основы человеческого существования. Вначале их деспотизм проявлялся открыто — попечительство симбиариев было гнетущим и невыносимым. Они извратили понятие «пат риотизм», притесняли представителей некоторых религиозных культов и отрицали права родителей воспитывать своих детей так, как они считали нужным.

В 2054 году, после освобождения Государства Земля, тирания Содружества приобрела более мягкие формы, однако оно уже начало влиять на самые основы человеческой личности и прежде всего на стремление к свободе. Экзотические расы искали любой повод, чтобы ограничить научные достижения человечества, особенно в сфере сверхчувственных изысканий. Больше того, они старались ограничить колонизацию землянами пригодных для жизни планет и не оказывали содействия тем мирам, население которых вынуждено было бороться за существование в трудных, а подчас и критических условиях. Они не разрешили определенным группам людей, чьи взгляды на общество и мораль не совпадают с их собственными, основать свои колонии.

Подобная дискриминация коснулась и меня самого. Когда я не жалея сил пытался решить задачу увеличения сверхчувственной мощи человеческого сознания и в конце кон цов решил ее, Содружество сразу почувствовало угрозу. В то время я и мои товарищи еще не понимали, почему экзотические расы были так озабочены запрещением работ по программе Ментального человека. Глаза у нас открылись позже… Содружество не желает допустить, чтобы человечество развивалось независимо, невзирая на ограничения, нак ладываемые на наше стремление к истине их установлениями и запретами.

Они боятся нас — вот к какому выводу пришли я и мои товарищи. Вот почему они изо всех сил пытаются удержать нас в навязываемых нам рамках.

Партия оппозиции не жалела сил на то, чтобы убедить Содружество позволить нам уйти. Мы приводили убедительные аргументы, вновь и вновь доказывали, что мы не желаем нанести кому бы то ни было ни малейшего ущерба. Они, казалось, не понимали нас. Определенная часть Магнатов, членов Консилиума, преданных Содружеству, называла наши действия неоправданными, нецивилизованными, даже аморальными. Мы отвергаем эти обвинения! Мы спрашиваем этих людей, наших бывших коллег: почему Содружество отказывается от компромисса? Почему отказывается даже обсуждать возможность выхода человечества из конфедерации?

Мы, члены оппозиционной партии, верим, что человечество имеет право на свободный выбор. Мы верим, что имеем право бороться за свободу, даже если это идет вразрез с пацифистской этикой, утвердившейся в Содружестве. Для того чтобы твердо заявить о своих намерениях, о нашем отказе капитулировать перед деспотизмом, мы решили подкрепить эту декларацию о независимости наглядным примером нашей решимости. Так как я сам принимаю участие в этой операции, комментировать ее ход я поручил профессору Анне Гаврыс.

Благодарю за внимание.

Я изумленно глянул на Кайла, тот на меня.

— Наглядным примером? — спросил он, — Он соображает, что говорит?

Я едва мог сдержать волнение:

— Все это звучит так, будто на меня надели этот самый церебральный генератор и я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.

На экране снова появились Аннушка и Рагнар Гален.

Ан нушка обратилась к нему:

— За последние несколько месяцев руководство нашей партии получило несколько тревожных сигналов. Чдо вы можете сказать об этом, капитан Гален?

Американец норвежского происхождения, литой как скала, высокий, заговорил неторопливо, с нескрываемой горечью.

— В последнее время мы обнаружили, что звездные корабли крондаков — особенно тяжелые крейсеры, способные преодолевать субпространство с высоким Дф, — начали концентрироваться в районе планеты Молакар, которая уже послужила базой для вторжения на Землю. Эта планета входит в звездную систему, расположенную очень близко к нашей метрополии.

Аннушка нажала на кнопку, и на экране появился вид из космоса на Молакар. Все уже привыкли к подобным изображениям Земли — она представала перед нами голубоватым шаром, обычно полузакрытым облаками. Молакар предстал перед нами примерно в том же виде, только цвет планеты был темно-бурый. Затем камера показала ряды устрашающе черных космических кораблей, выстроенных на стапелях. Они зловеще проецировались на тревожное, кроваво-красное небо Молакара. Следом были показаны отвратительные обитатели планеты — щупальца у них извивались. Чем они занимались, понять было невозможно, однако явно чем-то подозрительным.

Гален продолжал комментировать:

— На Молакаре собралось около шестисот кораблей. Они прибыли туда со всех концов Галактики. Прибыли тайно, без всякого оповещения. Мы обнаружили их присутствие с помо щью дальнодействующего церебрального генератора.

На экране вновь появилась Аннушка.

— В этот момент, — заявила она, — наш корабль «Вулпекьюла» вынырнул из субпространства в окрестностях Молакара. Я включаю связь с капитаном этого корабля.

Опять она на что-то нажала. Тридивизионный экран разделился на две половины: на одной, плоской, появился ко мандующий флотом Оуэн Бланшар, находившийся на мостике корабля; на другой, стерео, осталась сама Гаврыс.

Оуэн Бланшар представился, потом указал на офицера, сидевшего за пультом, и объяснил, что происходит.

— Наш дежурный офицер пытается связаться с командующим военной базой Молакара.

Большой экран на мостике крейсера мигнул, и на нем появилась отвратительная рожа — вся в бородавках, глаза многофасеточные. Скрипучий голос произнес:

— Поритор Зела'дуу Керк слушает вас, господин Оуэн Бланшар.

— Я действую по поручению Исполнительного комитета нашей оппозиционной партии Государства Земля, Пожалуйста, объясните, с какой целью на этой планете собралось такое количество межзвездных транспортных единиц?

Поритор поморгал — меня даже передернуло от отвращения, — затем ответил:

— Пожалуйста, подождите.

Прошло десять секунд, наконец экзотик вновь появился на экране:

— Я отказываюсь отвечать. Эта информация имеет конфиденциальное значение.

Лицо у Бланшара напряглось. Я вспомнил, что он и Аннушка были первыми, кто несколько десятилетий назад в полный голос заговорил о том, о чем в ту пору немыслимо было даже подумать.

Бланшар задал последний вопрос:

— Правда ли, что флот крондаков собран здесь, чтобы установить блокаду планеты Земля?

— О черт! — не выдержал я.

Кайл, выглядевший, словно медведь, которого ударили кувалдой, не мог вымолвить ни слова… Зела'дуу прокаркал:

— Я не имею полномочий отвечать на этот вопрос. Связь окончена.

Экран на мостике корабля погас. Оуэн Бланшар коротко распорядился:

— Приступить к операции.

Мы затаив дыхание наблюдали, как погибал Молакар.

Конечно, все показать было невозможно — мы, например, понятия не имели о тех ста пятидесяти шести звездолетах, которые участвовали в экспедиции, об участниках метакон-церта. Нам было открыто только то, что видели офицеры, собравшиеся на мостике «Вулпекьюлы».

В течение пяти бесконечных минут ничего не происходило. Затем красновато-бурую облачность, покрывавшую планету, на полюсах будто прожгло огнем. Алые и зеленые волны побежали по верхней кромке атмосферы, начали пульсировать, сходиться и расходиться. Облачность вроде бы начала таять, но приглядевшись, я заметил, что сквозь нее начали проступать гигантские фонтаны лавы, рвущиеся на поверхность сквозь разломы в планетарной коре.

Треснуло, по-видимому, в самых слабых местах. На дне океанов — там кора тоньше. В следующее мгновение гигантские облака пара, перемешанные и исполосованные струями истекающих из недр горячих газов, заволокли планету. Тут же по обращенной к нам стороне Молакара побежали набирающие обороты гигантские смерчи — в их глазках ярко пылало пламя. Я с замиранием сердца подумал: какой же силы огненные бури бушевали на поверхности планеты? В редкие мгновения ясности было видно, как корежились континенты… Большинство населения Молакара погибло в течение нескольких минут. Не только операнты, жившие в системе звезды Тау-Сети, но и многие наши земные мастера уловили этот страшный, потрясающий душу вопль миллионов умирающих существ, раздавшийся в телепатическом эфире. Мы с Кайлом в этом смысле особой чувствительностью не отличались и испытали только прилив боли, испытанной погибающими разумными созданиями.

Молакар оказался более крепким орешком, чем Сибл, — у него ядро было значительно массивнее и состояло в основном из железа и никеля. Может, поэтому континенты в какой-то мере сохранили свои очертания и только небольшая часть атмосферы ушла в космос. Не было в этом случае и огромных фрагментов коры, вырывающихся в свободное пространство и падающих обратно. А вот моря, реки и озера лавы прекрасно были видны.

Все это продолжалось в течение тридцати минут.

Я всегда побаивался неприглядных крондаков, но в ту ночь я плакал. Горло перехватило от жалости к ним. Какие же они монстры? Точно такие же обыкновенные люди, как мы с вами. Они так же испытывали боль и страдания, горе и радость. Они были второй по старшинству расой, которая была вовлечена лилмиками в Галактическое Содружество. Конечно, видок у них был еще тот, но они так же были способны любить, растить своих деток. Что ни говори, но это было слишком!.. Может быть… Признаюсь честно, в те часы я еще считал, что Марк имел право поступить таким образом, но вот окончание передачи задело меня до глубины души своей какой-то режущей банальностью, нахрапом, который свойственен почуявшим безнаказанность бандитам.

На экране вновь появилась студия на Оканагоне, все та же компания — лицо женщины-астрофизика посерело от страха. И она же стала объяснять, как метаконцерт проник в мантию планеты, как взбурлил это огненное месиво и что случилось потом.

Помню, тогда у меня уже мелькнула — в первый раз! — мысль. Даже не осознанное движение души, а полувопрос-полувскрик.

«Тронутая?! »

Наконец Аннушка прервала ее — точнее, вывела из шока — и зачитала последнее заявление Исполнительного комитета:

— Мы выражаем искреннее сожаление:, что нашим вооруженным силам пришлось продемонстрировать свою мощь именно таким образом. Мы призываем Содружество осознать реальность, в противном случае мы будем вынуждены продолжить подобные демонстрации. НЕОБХОДИМО АННУЛИРОВАТЬ ДОГОВОР О ЕДИНСТВЕ. Для ответа мы даем пятьдесят стандартных галактических дней. Любая атака против Оканагона, или Земли, или любой другой планеты, а также попытки изолировать эти миры с помощью сигма-поля немедленно вызовут ответные меры возмездия.

Затем профессор и два ее спутника встали — они так и остались стоять, словно замороженные, плечом к плечу, пока Гаврыс не объявила:

— Граждане Государства Земля, наша партия показала вам один из путей достижения свободы. Теперь выбор зависит от вас.

Экран мигнул и погас. После минутной темноты и молчания вновь пошло изображение из студии. Заиграли что-то печальное, похоронное — видно, справляли поминки по за губленным жизням.

32

Сектор 12: звезда 12-337-010[169]

Планета 4[170]

1 ан сеитеан 2083[171]

В первый летний день на северной оконечности континента Бейн-Биорах пошел мелкий светлый дождик, скорее изморось, ласково пригладивший разноцветные листья на местных деревьях колеусах в саду, чуть взъерошивший поверхность воды в заливе Лох-Туан. Окна их домика выходили на залив. Вот что удивительно — влага вроде бы касалась почвы, а земля все равно оставалась сухой.

— Это одна из причуд нашей природы, — сказала Доротея, выходя из домика. — Сухой дождь… Знаешь, сколько про него песен сложили? Тебе никогда прежде не доводилось виден, это чудо, правда, любимый?

— Нет.

— Давай-ка пройдемся до фермы пешком, не будем брать автомобиль, — предложила она. — Хочется просто пройтись в последний раз, попрощаться с местами, где я выросла…

— Мы еще вернемся сюда, — возразил Джек. — Когда нас танут лучшие времена…

— Потом полетим на Кауаи, там проведем отпуск. Мы это заслужим, правда?

Они пошли вдоль по проселку. Две колеи едва угадывались на проезжей части, они густо поросли местной травкой, как и повсюду на свете, жавшейся к сырым, низким местам. В сумерках особенно заметной становилась легкая мерцающая дымка, которая окутывала заросли кустарников и купы деревьев. Теперь эта несказанно нежная вуаль поднималась в горы, где по склонам и в расщелинах теснились колеусы. Особенно заметной эта посвечивающая дымка была на листьях старых деревьев. Там и листья были большие, с носовой платок, багряно-зеленые, пестрые, милые… Издали в этот колер добавлялась желтая краска, вишнево-розовая, местами и густо-малиновая. Еще выше, где, собственно, начинался конус вулкана Форж, — ярко-белая, с красноватыми полосами разломов и трещин, не занесенных снегом.

Они миновали причалы и пошли по берегу реки. Под ногами расстилался невиданный ковер земных трав, перемешанных с зелено-оранжевыми стебельками местных растений. На конец они добрались до изгороди, отделявшей луг от загонов, куда пригоняли на ночь овец, мелких горных шотландских коров и косяк пони. В небе летали длиннохвостые мезозойские ящерки. Они тоже раскричались — как, впрочем, и четвероногое население фермы при виде пары своих любимых двуногих.

На этот раз они не зашли в загоны — Доротея взяла мужа под руку, и они побрели по уже хорошо накатанной дороге к ее родному и любимому с детства дому. Джек был в джинсах и в тельняшке, она в лазурного цвета скафандре — в таком же она когда-то собирала в небе траву. На лице маска, украшенная голубыми алмазами.

Скоро вылет — через несколько часов они должны будут отправиться на Землю.

В тот вечер ферма казалась вымершей. Ангары с воздушными комбайнами были закрыты — ни одного аппарата на площадке, ни одного рабочего, который бы занимался мел ким ремонтом или окраской. С полей не доносилось тарахтенья возвращающегося трактора. За рекой можно было разглядеть молодой дуб, когда-то посаженный Доротеей и принявшийся на этой земле. Желудь она подобрала на кладбище в Эдинбурге во время похорон мамы. Где-то теперь ее душа? Далеко, должно быть… А может, совсем рядом и незримо провожает их обоих в дальний путь. Это было бы здорово!.. Дуб уверенно раскинул свою густую зеленую крону. Листья шевелились — видно, заметили хозяйку… Тоже благословляют. Ну, и на том спасибо.

Вот и старый дом, встроенный в каменистый холм, — как обычно, выкрашен голубой эмалью, наличники и ребра — белые. На крыше диски антенн по приему спутникового веща ния, тарелка НАВКОНа, а также допотопное оружие. Сколько Доротея себя помнила, столько оно здесь и стояло. Им ни разу не пользовались — вообще-то оно было предназначено на случай нападения хищных животных.

Доротея на мгновение застыла у нижней ступеньки лестницы, взбирающейся на холм.

— Я просто не знаю, что ему сказать, Джек. Когда он попросил нас прийти к нему, я не смогла отказать, но… о чем говорить. Он — мятежник, пусть даже он мой отец. После того, что случилось, я даже видеть его не хочу. Не хватало, чтобы он испортил нам последнюю ночь на Каледонии.

— Давай узнаем, чего он хочет, — ответил Джек. — Если начнется скандал, мы просто уйдем…

Они начали подниматься по лестнице, миновали сад камней. Чем выше они поднимались, тем сильнее начинал поливать их уже совсем не «сухой» дождь. Джеку пришлось раскинуть мысленный зонтик. Так они добрались до крыльца.

Джанет Финлей, вторая жена Яна Макдональда, открыла им дверь. Омолаживаться она отказалась — впрочем, как и ее муж, теперь она немного пополнела. Это очень шло ей.

— Добрый вечер, дети, — сказала она и улыбнулась. — Он заперся у себя в берлоге и не выходит оттуда. Ну, совсем как упрямый хорек… Может, вы его вытащите. Проходите в библиотеку, я принесу туда кофе и кое-что из еды. Так что я вас жду.

— Спасибо, — откликнулась Доротея и, взяв мужа за руку, потащила туда, где располагался отцовский кабинет. В том же крыле располагалась и аппаратная, откуда сводная сестра Доротеи Элен Ган управляла всеми механизмами на ферме. Теперь здесь тоже было пусто, свет потушен. Наконец Доротея добралась до двери кабинета, постучала.

— Жду, заходите, — раздался изнутри хриплый басок.

Ян Макдональд стоял у окна и смотрел вдаль. Даже с порога, где замерли Джек и Доротея, было видно, что вид из окна открывался замечательный. Сумрак уже накрыл поля, но их общее расположение еще просматривалось, так же как и часть залива с прибрежными скалами. Небольшой телескоп был наведен в сторону их дома, и Доротея догадалась, что отец, не обладая заметными оперантскими способностями, следил за ними через подзорную трубу. Видно, дождаться не мог этой встречи…

— Здравствуй, папа, — окликнула его дочь.

Ян Макдональд обернулся.

— Привет, Доротея. Здравствуй, Джек… Почему бы вам не присесть?

Джек неожиданно поймал себя на мысли, что этот кабинет мало походил на обычную рабочую комнату. Скорее это был мостик на корабле с широкими окнами на три стороны. Прибавьте сюда две огромные тридикарты — на одной были изображены окрестности фермы, на другой весь континент Бейн-Биорах. Они висели по обе стороны от дверного про ема. Вся мебель группировалась в центре — массивный антикварный шотландский письменный стол, мягкое вращающееся кресло. На столе всевозможная электронная аппа ратура. В окно, выходившее на юг, был виден горный хребет. Возле этого окна стояло кресло с откидной спинкой, обтянутое темно-красной кожей, а также два складных кресла и столик для напитков.

Ян направился туда и сел в большое кресло, Доротея и Джек заняли те, что поменьше.

— Некая группа членов нашей партии уполномочила меня спросить вас, есть ли какая-нибудь надежда предотвратить войну?

— Некая группа образумилась? — Доротея изогнула бровь.

— Только, пожалуйста, не воображай, что в партии произошел раскол! — Макдональд был явно раздосадован. — Все мы по-прежнему тверды в нашем намерении покинуть Содружество. Но кое-кто в наших рядах полагает, что Марк слишком упрощенно… сформулировал наш ультиматум. Я бы хотел, чтобы ты знала — мы все еще готовы к переговорам. Мы не желаем начинать полномасштабную войну, если Содружество ее не начнет.

— Вы выбрали лидером моего брата, — ровным голосом сказал Джек. — Почему не поставить этот вопрос перед ним?

Ян ответил не сразу, уклончиво. И начал, конечно, с того, что желает быть откровенным с ними.

— Я хочу быть с вами откровенным. Руководство партии ожидало, что после демонстрации на Молакаре Содружество капитулирует. Когда же миновало пятьдесят дней, затем прошла еще одна неделя, а ваша сторона помалкивает, словно воды в рот набрала, была проведена конференция. На ней обсуждался один вопрос: что делать в новых условиях. Вы сами понимаете, что я там не присутствовал. Я — мелкая сошка в партийной иерархии, не больше чем тюфяк, у которого вдруг выросла очень важная дочь.

Он с надеждой взглянул на нее, однако Доротея холодно, не мигая смотрела на родного отца. Эта пара голубых — небесной синевы — холодных глаз, выступающих над маской, произвела на него неприятное впечатление. Что там неприятное — жуткое! Он как в колодец судьбы заглянул… Она все знала про него. И про фабрику, производившую аппаратуру военного назначения… Пусть даже у нее нет веских доказательств. Макдональд поежился и с тоской подумал, что с уничтожением Молакара дело не закончилось. Оно только началось. Если так — конец известен. Эта перспектива открыто читалась в немигающих глазах дочери.

Однако разговор вновь повел Джек.

— Предположим, вы поделитесь с нами решениями, которые были приняты на этой конференции. Ну и что?

— Я не буду скрывать, что большинство Магнатов — включая Марка — решили продолжить демонстрации, пока не начнутся немедленные и серьезные переговоры о выходе Земли из Содружества.

— Ну, а меньшинство? — спросила Доротея. — У него что, появилась капля разума после трагедии на Молакаре?

Макдональд прижал руки к груди, заговорил страстно и вроде бы искренне:

— Мы, рядовые члены партии, никогда и подумать не могли, что Марк решится на такую ужасную штуку. Мы пережили эту трагедию так же, как и вы. С другой стороны, если это правда, что крондаки задумали установить блокаду Земли или ввести эмбарго для наших колоний, тогда они заслужили то, что случилось. Но… ведь теперь не осталось ни одной удобной мишени, разве не так? Я имею в виду… ну, какой-нибудь еще один экзотический мир, который бы следовало… ну, разрушить. Остается только Консилиум Орб. Но даже если тронуть его — это уже не политика, а терроризм.

— Да, — холодно откликнулась Дирижер Каледонии. — Именно этого вы, мятежники, и хотели. Вот вы и получили то, о чем так страстно мечтали.

— Но разве нельзя что-либо сделать, Дори? Разве нет какого-нибудь способа покончить с этим? Мы знаем, что верные Содружеству Тринадцатый и Четырнадцатый флоты разослали все свои корабли к планетам, населенным людьми. Наша служба разведки установила, что на них нет оружия. Зачем же они посланы?

— Ваши сведения точны, папа. Мы не хотели использовать для передачи важных сообщений ни субпространственную связь, ни обычные средства, ни мысленный обмен. Все эти каналы открыты и уязвимы. Так что теперь мы предпочитаем курьеров. В этом деле мы не можем рисковать непониманием. Наш план должен быть ясен абсолютно всем.

Ян с надеждой посмотрел на нее.

— Значит, вы пустили в ход вашу программу ненасильственного отпора?

— Верные Содружеству люди пытаются найти выход из этой ситуации именно на путях ненасильственных действий. Но вряд ли вы можете ожидать, что мы будем обсуждать этот вопрос с вами. Хотя могу сказать еще вот что: каждый член Консилиума, верный правде и идеалам добра, вернулся на свою планету. Я сама только временно отсутствую на Земле. Мы не собираемся ни о чем договариваться с вами. Сражаться тоже не собираемся. Да, мы надеемся покончить с этим мятежом без применения силы. А насчет послания… Дэви Макгрегор направил Марку послание. Пять дней назад… Там все сказано. Мы не видим причины, по которой надо скрывать его содержание. Смысл ответа таков: экзотические расы согласились с тем, что защиту Содружества от ваших дружков должны взять на себя верные конфедерации Магнаты. А также все люди доброй воли. Да-да, только мы, люди, несем ответственность за все происходящее. Какая сторона победит в этом противостоянии — та правда сильнее. Если победите вы, человечество незамедлительно будет выброшено вон из Содружества. Если мы — Магнаты, изменившие присяге, будут изолированы. Те из числа восставших, кто не обладает оперантскими способностями, будут ограничены в правах. Эти ограничения будут жестче, чем во времена попечительства симбиариев.

— Кто эти Магнаты, которые будут руководить обороной Содружества? — резко спросил Ян.

Джек и Доротея не ответили.

Макдональд вскочил, не в силах сдержать себя, и прошелся по комнате.

— Это вы двое, не так ли? Единственные верные Содружеству блистательные мастера. Вы решили, что сможете совладать с Марком? Но как?! У вас что, есть свой собственный метаконцерт?

Доротея молча поднялась, подошла к отцу, взяла его за руку.

— Завтра утром мы покидаем Каледонию. Скоро ты узнаешь ответ на свой вопрос. Все вы узнаете.

Алмазная маска внезапно исчезла, и появилось красивое лицо со здоровой кожей. Доротея поцеловала отца в небритую щеку.

— До свидания. Я люблю тебя. Придет время, и ты сам сделаешь верный выбор. Сердце подскажет. Не позволяй только Марку Ремиларду погубить тебя.

Алмазная маска снова появилась на ее лице. Джек и Доротея вышли из кабинета.

— Подождите! — закричал Ян. — Какой выбор? Что ты имеешь в виду?

Он не получил ответа, поспешил за ними, но не успел. Джек и Доротея, извинившись перед Джанет, вышли на улицу, под дождь.

Ян уставился на закрытую дверь. Смотрел долго, словно хотел просверлить ее взглядом.

— Что ты там увидел? — не выдержала Джанет.

— Это точно они! Вожди!.. Которые будут сражаться против нас. Дори и Джек.

— Дьявол их побери! — прошептала Джанет. — Это же так важно для нас. Может, сообщить Калему Сорли, чтобы он захватил его звездолет? «Скуру» эту?.. Если они вожди…

— Нет! — решительно возразил Ян Макдональд. Потом помолчал, неожиданно повернулся к жене, схватил ее за плечи и начал трясти изо всех сил. — Ты слова не смеешь сказать против них! — вдруг заорал он во все горло. — Я тоже не смею! Поняла, ты, женщина?..

Он неожиданно замер, и Джанет осторожно сняла его руки со своих плеч.

— Вот и правильно.

Она не торопясь достала платок и аккуратно принялась вытирать обильно полившиеся из глаз Яна слезы. Потом провела его в библиотеку и напоила его крепким, горячим кофе. В розетку положила малинового варенья, рядом поставила блюдо с горячими лепешками.

33 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

Джек и Доротея вернулись на Землю. В один из последних чудесных майских деньков они вдруг появились в моем магазине и вернули карбункул. Мне трудно было начать разговор, но на их лицах не было враждебности. Тогда я осмелел.

— Вы, случайно, не знаете, что теперь предпримет Содружество после того, что учинил Марк?

— Мы, дядя Роджи, собираемся остановить его, — ответил Ти-Жан.

Он присел на корточки и принялся поглаживать старика Марселя. Тот довольно замурлыкал.

Я глянул в окно — мы остались перед прилавком, куда я вышел встретить их, и теперь в окно мне были видны клумбы, разбитые вокруг старых деревьев по всей Мэйн-стрит. Гиа цинты и тюльпаны цвели пышно, во всю мочь… Студенты, бегущие по улице, уже скинули пиджаки, девушки были в легких платьях. И никто не был озабочен мыслью о Молакаре… Се человек. Я понимал, что обличительный пафос здесь ни к чему, но и простая констатация факта отзывалась в душе печалью. Война далеко, да и жертвы не люди…

Да, было грустно. Хотя по глазам Доротеи не было видно, чтобы она тоже испытывала боль. Она, правда, всегда была скрытная девица, а Джек, трогая кота, от удовольствия чуть сам не мурлыкал.

Молчание нарушила Доротея.

— Всего хорошего, дядюшка Роджи. Мы на Земле ненадолго. Прямо отсюда, захватив Поля, отправимся на Гавайи. Тут у нас недалеко «Скура» посажена.

— Если позволительно будет спросить, куда на этот раз?

— Дэви Макгрегор передал Марку ответ Содружества. Да, как раз в понедельник, двенадцатого… Он известил их Исполнительный комитет, что мы собираемся прибыть на его главную базу на Оканагоне. Так что пусть они подготовятся.

Загадочное решение. Теперь к печали в душе подмешалась струйка ужаса.

— Что же вы намерены делать? Выходит, нас ждет космическое сражение?..

Она ответила уклончиво:

— Каждому операнту скоро станет известно, что произойдет. Мы постараемся устроить так, чтобы и всем нормальным людям стало ясно что к чему. Это противостояние не будет похоже на тридиспектакль, устроенный на Молакаре. Сражение будет вестись за человеческий разум, но все это случится не в той форме, о которой ты думаешь.

— Или Марк, — добавил Джек. Он в последний раз потрепал Марселя по ушам и поднялся. — Нам надо уходить, дядя Роджи. Спасибо за все, что ты сделал для нас. Не забудь повесить камень на прежнее место.

Он неожиданно обнял меня. Доротея сняла маску — личико под ней было таким симпатичным — и поцеловала меня на прощанье.

Оставшись один, я долго стоял в оцепенении: какое все-таки у нее красивое лицо! Я бы сказал — вдохновенное!..

Дальнейшие события я излагаю так, как они дошли до меня. Часть я знал с самого начала, кое-что взял из информационных сообщений. Кое-где неявно присутствуют и рас сказы некоторых участников событий.

Долгое путешествие на сессию Консилиума и обратно дорого стоило только-только начавшему выздоравливать Полю. Для восстановления сил он поселился в старом доме Ремилардов, который находился неподалеку от моего — за углом, вниз по улице. Там теперь жила Люсиль. Джек и Доротея нашли Поля на заднем дворе, больше напоминавшем яблоне вый сад. Он полулежал в кресле и читал «Войну и мир». Когда дети выразили удивление по поводу такого «несвоевременного» чтения, отец засмеялся.

— У меня никогда не хватало времени прочитать эту книгу. Поверите ли, но я всегда очень жалел об этом. Рассчитывал — прочту, если проживу долго… Вот, добрался только до середины. Надеюсь на борту «Скуры» дочитать до конца, а если останется время, то у меня есть с собой и НЗ, — он хитровато улыбнулся и добавил: — «Потерянный рай». — Потом, уже более серьезно, он сказал: — Я слышал, что злодей решил скрыть свои намерения. Что ж, я буду готов сию минуту. Вещи уже унакованы.

Он уже собрался уходить, когда Джек осторожно положил руку на его плечо.

— Папа, подожди немного. Прости, но Доротея должна сканировать тебя. Ты готов?

Поль хмыкнул.

— Давай…

Невестка коснулась ладонями его головы. Поль невольно напрягся, потом крякнул, опустился в кресло и мгновенно заснул.

— Ну, как он? — спросил Марк.

— Еще очень слаб, и уровень психической энергии очень низок, однако все функции мозга полностью восстановились.

Поль пошевелился и спросил:

— Ну как? Со мной все в порядке? Все функции восстановились, я готов к бою?

Доротея кивнула.

— Жизненная сила еще на очень низком уровне, однако никаких патологических отклонений. Могу зачислить в маршевый батальон и отправить на фронт.

Поль заулыбался. Видно было, как сразу спало его внутреннее напряжение. Он и заговорил более официально, как подобает бывшему Первому Магнату.

— Тогда за дело, и не будем терять времени.

— Папа, тебе придется остаться, — остановил его сын. — Боюсь, что нам не понадобится мысленный ретранслятор.

Поль обернулся. Его лицо помрачнело.

— Но ты же не можешь знать наверняка. Если он вдруг понадобится, а под рукой никого не окажется… Я, конечно, далеко не в форме, но эти обязанности смогу выполнить до стойно. — Он направился в дом.

— Не надо отговаривать его, Джек! — сказала Доротея. — Он всем сердцем и душой с Содружеством, отдал ему лучшие годы жизни. Он заслужил право лететь с нами.

— Но он выглядит таким усталым, Алмазик. Его аура почти на нуле — хуже, чем было на Орбе.

— Он достаточно крепок. Тем более что он очень хочет… Джек пожал плечами:

— Ладно.

К ним подошла Люсиль.

— Все готово, — тихо сказала она. — Не думаю, что в Хановере найдется хоть одна преданная Единству душа, которая не была бы готова. Мы достойно встретим день святого Августина.

— Значит, вот вы как назвали это! — Джек даже несколько опешил. — Совсем как у Шекспира. Как там у него?.. Ага: «Августинов день продлится вечно, с рассвета до скончания веков»… Я ничего не напутал?

— Не беспокойтесь насчет Земли, — сказала Люсиль. — Ваши наставления будут выполнены скрупулезно — даже если мы не все понимаем в них.

— Другие миры тоже только ждут команды, — сказала Доротея. — Они верят в победу и будут молиться за нее. Молитва — это то, что надо в нашем положении.

Люсиль улыбнулась.

— Дени тоже так думал, когда мы оказались на вершине горы перед самым Вторжением. Знаешь, я верю, что его душа с нами. В день святого Августина он будет рядом.

В этот момент из дома вышел Поль с маленьким чемоданчиком в руках.

27 мая 2083 года по земному летосчислению небольшой звездолет вынырнул из субпространства в окрестностях Оканагона. Планета серо-голубым, наполовину темным шаром висела в четырехстах тысячах километров от него. Освещенная местной звездой, она походила на волшебный фонарь… Единственная естественная луна черным пятнышком проецировалась на нее. Кроме того, россыпь искусственных спутников, целый рой, числом больше двух сотен, кружилась вокруг Оканагона.

Звездолет совершил неспешный маневр и завис над экватором. После некоторой паузы он выпустил небольшой космический челнок, который сразу переместился на полсотни километров ближе к поверхности планеты, где и застыл на этой более низкой орбите.

Поль, управлявший челноком, мысленно сообщил: Шаттл занял положенное место.

Джек сказал: Очень хорошо. Выпускаем большой карбункул.

Раздвинулись двери выходного шлюза, и специальное устройство выпустило в космос поблескивающую красную сферу диаметром чуть меньше метра. Этот предмет напоминал ги гантский отполированный алмаз и имел идеально круглую форму. Безо всяких видимых средств для перемещения в пространстве «камень» целенаправленно устремился вперед и за нял место на такой же стационарной орбите, но только на 2799 километров ближе к Оканагону, чем «Скура». Теперь все три небесных тела лежали на одной прямой.

Доротея доложила: «Камень» в расчетной точке.

В этот момент замигал центральный дисплей на мостике звездолета. На экране появилось изображение герба Оканагона, затем его сменила надпись: «Внимание! » — и кто-то взволнованно почти вскрикнул:

— Вызываю звездолет «Скура-2»! Вызываю звездолет «Скура-2»! С вами говорит СКМП Оканагона. Ваше транспортное средство и вспомогательное оборудование находятся в зоне, контролируемой вооруженными силами партии свободы Земли. Пожалуйста, немедленно сообщите о своих намерениях, или вы будете уничтожены.

Молодая женщина в летном комбинезоне — такие обычно носят пилоты дирижаблей на Каледонии — заняла командирское кресло перед панелью управления звездолетом. Рядом с ней на тумбе полуметровой высоты стоял стеклянный сосуд, в котором находился лишенный тела мозг. Доротея ответила:

— Обращаюсь к службе контроля за межзвездными перелетами Оканагона. Экипаж «Скуры-2» настаивает на обеспечении немедленной связи с Марком Ремилардом, вождем мя тежников.

— «Скура-2», кто именно запрашивает связь с председателем партии?

— Джон Ремилард, заместитель руководителя Директората по Единству, и Доротея Макдональд, Дирижер планеты Каледония. Мы являемся уполномоченными представителями Государства Земля, входящего в состав Галактического Содружества. Мы прибыли сюда, чтобы раз и навсегда разрешить наш спор.

— Пожалуйста, подождите.

Изображение исчезло, через несколько мгновений на дисплее, разделенном вертикальной чертой пополам, вновь появился челнок, в котором находился Поль Ремилард, и идеальной формы шар, изготовленный на острове Кауаи. Неожиданно в углу монитора замигал красный огонек.

— Не беспокойся, — в кабине раздался звучный искусственный голос Джека, — они не смогут нас сбить. Мы находимся за пределами досягаемости их локаторов наведения. Оп-па, кажется, начинается…

Большой, в половину стены экран снова погас, и следом в обозримом пространстве стали один за другим появляться звездные корабли. «Скура» оказалась как бы в центре сгу щавшегося роя кораблей, которые появлялись из серого лимбо. На боковых дисплеях тут же побежали данные идентификации, подсчет количества, технические характеристики… Всего межзвездных единиц оказалось шестьсот семьдесят три. Из них сто девяносто один крейсер типа «Вулпекьюла», пятьдесят три гигантских дредноута класса «Беринг» и четыреста двадцать девять разнокалиберных движущихся средств.

Двенадцатый флот мятежников вошел в трехмерное пространство.

В конце концов Алекс Манион со своими дурными предчувствиями донельзя надоел Марку Ремиларду. Он запретил ему без вызова попадаться на глаза, а сам, не зная ни минуты отдыха, продолжал усиливать мощь своего метаконцерта. Работал он как бешеный. Особенно после демонстрации, проведенной на Молакаре. Для начала он полностью перестроил конфигурацию фокусной точки — теперь ее обеспечивали несколько человек, что давало большую маневренность и быстроту наведения; Марк ввел конструктивные изменения в источник питания ЦГ 600Х — прежде всего разделил эту неподъемную махину на три, более приспособленные к транспортировке части, а заодно облегчил каждую из них. Набрав новых учеников среди примкнувших к мятежникам оперантов, он довел количество овладевших 600Х до тысячи девятисот человек. Это была внушительная сила!.. Все они были разделены на три группы — два метаконцерта после изнурительных и бесконечных тренировок показали неплохое взаимодействие и оперативность. Третье метаединение составляли пять тысяч сто десять оперантов, овладевших искусством обращения со шлема ми Е-18. Это было громоздкое и плохо управляемое сборище метапсихологов, которых надо было выстраивать в наисложнейшую конфигурацию. Они должны были оставаться в ре зерве. Фактически в составе восставших не осталось ни одного не задействованного гранд-мастера — это было все, что он мог выставить против Содружества. Кроме того, корабли были вооружены широким набором фотонных орудий. Двенадцать крейсеров типа «Вулпекьюла» несли каждый по одному челноку-роботу, в который была помещена бомба, действующая по принципу аннигиляции. Их когда-то выкрал у крондаков Рори Малдоуни. С помощью этих антиматериальных бомб крондаки исправляли тектонические дефекты предназначенных к заселению планет.

Силы были немалые, однако Марк чувствовал, что ему чего-то недостает. Чего-то?! Ему не хватало информации, и, чтобы не дать застать себя врасплох — а может, просто чтобы не думать о неизбежном, — он работал, работал и работал.

Как только флот вошел в трехмерное пространство, все участники штаба сгрудились у главного экрана на мостике корабля. Все они были одеты в рабочие комбинезоны, готовые в любую минуту занять согласно боевому расписанию свои места у ЦГ. На всех остальных крейсерах операнты уже сидели в черных коробах. Бросить их в бой было делом нескольких десятков секунд.

Марк не выдержал и захохотал, отрывисто, лающе. Это было так неожиданно — увидеть перед собой знакомую, мирную, межзвездную яхту! «Скура-2»!.. Надо же!

— Это все, что Содружество смогло противопоставить нам? Это, значит, и есть их ответ на разрушение Молакара?..

Никто его не поддержал — все по-прежнему настороженно вглядывались в экран. Наконец Оуэн Бланшар пожал плечами.

— Очевидно, так и есть. Очень, очень любопытно…

— Я не могу в это поверить! — оборвав смех, сказал Марк. — Знаете, что слово «скура» означает по-латыни? Клоун, шут гороховый!.. В подобной ситуации это вообще смехотворно.

— Возможно, — предположил Джордан Крамер, — Джек и Доротея посланы, чтобы известить об их капитуляции?

— Как бы не так, — возразила Корделия Варшава. — В меморандуме Макгрегора ясно сказано: так называемые посланники Содружества явились сюда, чтобы вступить в бой. Или, как там говорится, «противостоять нам»… Если мы победим, то они отпустят нас без всяких санкций. А если мы проиграем…

— Нас затрахают до посинения, — вступил в разговор Хироси Кодама.

— Может, они решили использовать какую-то партизанскую тактику? — Пит Даламбер пожал плечами. — Пока мы тут хохочем над «Скурой», лилмик слопает нас из субпространства.

— Это не их стиль, — с досадой отозвался Марк.

— Это мне не нравится! — заявила Элен Стрэнфолд. — Ваш брат, Марк, всегда был темной лошадкой, никто до сих пор не знает, на что он способен в метапсихическом отношении. Эта его женушка тоже крепкий орешек… Кто может сказать, что тут собираются сварганить эти двое?

Между тем Алекс Манион и Оуэн Бланшар внимательно изучали изображение на боковом экране. Неожиданно Алекс заявил:

— «Скура» здесь не одна. Впереди по курсу болтается небольшой челнок. А еще ближе к планете вообще что-то непонятное. Что-то сверкающее, округлое…

— Ну-ка, не выпускай эту штуку из фокуса, я сейчас дам увеличение, — попросил командующий флотом. Он поколдовал над клавишами и кнопками, и на главном экране появилось изображение гигантского светящегося камня.

— Черт его дери, что бы это могло быть? — спросила Патриция Кастелайн.

Марк прищурился.

— Если я не ошибаюсь, это увеличенный во много раз драгоценный камень, который дядя Роджи носил на брелоке. Я запомнил его с детства, этот самоцвет. Замечательный карбункул. Только он что-то заметно подрос со времени последней нашей встречи…

Диомид Кеог присвистнул.

— Хорошенькая безделушка. Вот бы заарканить ее!.. Алекс Манион даже не улыбнулся.

— Помнится, старик Роджи рассказывал, что этот камень подарил ему лилмик. Задолго до Вторжения…

— Точно, — подхватил Марк. — Очень любопытный предмет. Тот камень, что был у Роджи, представлял собой красноватый алмаз, обработанный в виде шара. Он говорил, что этот камень не раз спасал ему жизнь. Что посредством него он связывается с лилмиком. Он даже как-то заявил, что с его помощью вызвал Великое Вторжение. Конечно, я в это не верю. Не думаю, что нам следует обращать на него внимание.

— Может, стоит попытаться, — предложил Джеф Стейнбренер. — Вдруг он даст нам кончик ниточки…

Марк повернулся к Оуэну:

— Пошлите к этой штуке какой-нибудь истребитель комет. Пусть он захватит ее.

— Так точно. Я не то, чтобы вас тороплю, но нам пора дать ответ «Скуре». Всем нам интересно, что же случится потом. — Командующий флотом указал на свое кресло и предложил Марку: — Займите мое место.

Марк сел, все остальные члены Комитета сгрудились у экрана телекома. Ремилард нажал клавишу и сказал:

— Марк Ремилард отвечает «Скуре-2».

На экране появились стеклянный сосуд и женщина в высотном летном костюме, нижняя часть ее лица была прикрыта черной, украшенной крупными голубоватыми бриллиантами бархатной маской. Женщина заговорила, и Марк услышал ее псевдоголос:

— Мы явились на бой.

— Только вы вдвоем? — спросил Марк.

— С нами Поль, он в челноке. Он будет на подхвате. Но это далеко не все — каждое человеческое сознание, каждый разумный человек, который верит в мирное сосуществование, кому отвратительны ненависть и агрессия, мысленно с нами. Их по всей Галактике куда больше, чем ты считаешь, Марк. Молакар многим открыл глаза, эта трагедия наглядно показала, чего вы стоите, куда стремитесь.

— Жаль, что ваши духовные союзники разбросаны по всей Ойкумене. Надо было собрать их воедино… Или вы ожидаете прибытия подкрепления?

— Кроме нас троих, никто здесь материально присутствовать не будет.

— Значит, исключительно мысленно! — засмеялся Марк. — Что-то вроде гигантского метаконцерта, похожего на фоновую космическую радиацию, — так, что ли?

— Сейчас увидите, — отозвались одновременно Доротея и Джек. — Мы начинаем.

Связь оборвалась.

Марк крутанулся на своем кресле и громко приказал Оуэну Бланшару:

— Уничтожить этот чертов карбункул! Немедленно!.. Бланшар вздрогнул и тут же передал приказание. Следом на экране появилось изображение исполинского драгоценного камня. Мгновение спустя ослепительный золотой луч ударил в него — казалось, он пронзил камень насквозь, что-то ослепительно вспыхнуло. Когда же сияние ослабло, все увидели, что посверкивающий шар по-прежнему висит в свободном пространстве. Никакого видимого вреда ему причинено не было.

— Хорошо защищен, — прошептал Бланшар. — Ну-ка, по пытаемся рентгеновским лазером.

— Ничего не получится, — остановил его Марк. — Разве что с помощью метаконцерта. — Он обвел взглядом своих сподвижников. — Не знаю, что еще прячут в рукавах Джек и До ротея, но, что бы это ни было, их сила несравнима с нашей. По коням, господа!

Слившись воедино, живой мозг и женщина, чье лицо было покрыто алмазной маской, подали свой сигнал. Их могучий призыв полетел на сверхсветовых скоростях во все уголки Галактики. Я тоже услышал его — он был очень похож на тот мелодичный вскрик, который послал Дени и те, кто был с ним, в ночь перед Вторжением. Как и в тот раз, Джек и Доротея обратились сразу ко всем людям доброй воли и попросили их мысленно взяться за руки. Пусть хотя бы на мгновение сверхчувственная песня мира и любви, подхваченная всеми вместе, зазвучит в этом не самом худшем из миров.

Первыми им ответили дети — те, кто совсем недавно испытал радость слияний в единое сознание, чьи мысли всегда светлы, потому что там нет места спорам за власть, за боевой топор, за лишний кусок хлеба. Там все равны и каждый целен и неповторим и жаждет только одного — чтобы было чем обменяться с друзьями, подарить им новую идею, только что сочиненную поэтическую строку или мысль об устройстве вселенной. Все это шло в единый котел, но не теряло авторской неповторимости, печати личности. Там нельзя ничего украсть, нельзя ненавидеть, подумать о том, чтобы кого-то ударить по голове. Миллионы детей, подхваченных единым порывом добра, запросто узревших истину, первыми сложили свои мечты и надежды в общую корзинку. За ними потянулись взрослые — те, кому был дорог свой дом, поле, инструмент, чертеж, кисть, клавиатура дисплея. Мыслишки их были слабенькие — их улавливал Поль, — но их было море. Это были просьбы и обращения к Богу, пожелания и смутные надежды, сожаления о собственной слабости — эх, было бы что повесомее, мы бы для вас ничего не пожалели. Тут и операнты не остались в стороне — поток их мыслей был гуще, осязаемей… Не в верности Содружеству клялись они, но в любви к другу, соседу, брату, а это, я вам скажу, много труднее…

Мои глаза видели, уши слышали — пришел день святого Августина. Неисчислимое количество разумных двуногих, выходцев с Земли, во всех частях Галактики мысленно взялись за руки и обратились к правде… Только я не встал в этот круг.

Я сидел на речном откосе. Внизу, под ногами, шумела река Коннектикут. Душа разрывалась на части. Я все видел и все слышал, но я верил, что свобода ценнее всего на свете. И сам себя спрашивал, стоит ли она миллионов жизней на Молакаре. Неужели я буду бороться за свободу вместе с теми, кто расселся по черным гробам и старается уничтожить мой карбункул, а значит, уничтожить песню, оборвать молитву? Я, как и миллиарды моих соплеменников, обладавших мало-мальски сносными сверхчувственными способностями, все видел въявь. И как метаконцерт Марка пытался испарить камень, и как Джек и Доротея собирали человеческие чаяния, самое дорогое, чем грелась душа. Так что же дороже мира и спокойствия детей? Свобода?.. Голова трещала от дум. Надо мной разверзлось небо, где мириадами светлячков пылали звезды, — и в то же самое время я наблюдал, что творилось в нескольких тысячах световых лет от матушки-Земли.

Джек и Доротея слаженно собирали поток прибывающей мысленной энергии, увязывали ее струи, сливали в общий хор, и скоро в сознаниях миллиардов разумных существ зазвучала Песня Единства. Люсиль позже рассказала мне, что первыми это заметили операнты — внезапный скачок, мгновенный переход к Согласию. Это было удивительное ощущение, призналась она, когда не надо было думать о словах, которые надо произнести, о мелодии, которую надо поддержать. Все происходило само собой, и, хотя никто доселе не пел в таком хоре, не произносил подобной молитвы, все шло нормально. «Это был истинный восторг», — частенько повторяла она.

Потоки братской любви, открытой, незамутненной, наполняли уже подготовленную Джеком и Доротеей решетку — многомерную конфигурацию. Они принимали материальную форму — наподобие этого тумана, который к полуночи начал наползать на долину реки. Серыми, еще тончайшими прядями туман выбеливал окрестности. Казалось, куда этим лохмотьям справиться с тьмой. Стоило набежать легкому ветерку, и белесая мгла растает, обратится в прежнюю покорную влагу, будет насыщать почву, грязью хлюпать под ногами. Куда уж там ментальному земному Единству устоять против урагана, который поднял в окрестностях Неспелема Марк!

«Жалко, если все закончится ничем, — подумал я, — уж больно хороша песня». И все равно я не желал подпевать. Я видел дальше и глубже. Конечно, с Марком мне было не по пути, но и расстаться с мыслью, что человек — это звучит гордо, я не мог. Да, я дрянной, переживший свое время старик! Да, я брюзга и нытик, алкоголик, эгоист, глупец, который не нашел сил, чтобы простить мою Элен Донован, но я всегда был свободен. Я всегда присоединялся к хору только тогда, когда желал этого. В ту ночь я тоже желал, но не мог. Я знал, что это моя песня, мой гимн, который я всю жизнь хотел услышать, но еще дороже мне была свобода. Назовите это упрямством, я не буду спорить, но я сидел и помалкивал. Только наблюдал за тем, что происходит в окрестностях Ока-нагона.

Между тем казалось, что драгоценный камень до предела заполнился силой добрых мыслей. Вокруг него вдруг возник сияющий белый пузырь — камень словно выделил из себя эту ярко светящуюся сферу, которая тут же начала расширяться во все стороны.

Марк некоторое время во все глаза наблюдал за этим удивительным явлением. Пузырь наконец поглотил космический челнок, в котором располагался Поль, затем достиг «Скуры», и звездолет пропал в этом белом свечении. Ремилард опомнился. Мысленно он заорал: Оуэн! Отведи флот подальше насотнюкилометров выше. НЕМЕДЛЕННО! НЕМЕДЛЕННО! НЕ МЕДЛЕННО!

Армада кораблей почти мгновенно выполнила приказ.

Патриция Кастелайн, Дирижер Оканагона, закричала на мысленном коде: Ударь по ним антиматериальными бомбами! Пусти все сразу!..

Марк сказал: Мы находимся слишком близко к планете. Риск чересчур велик.

Патриция сказала: Метаконцерт еще наполовину не готов. Что ж нам теперь, удирать в серое лимбо, как семейке трусливых кроликов? Сбрасывай бомбы! Это мой мир!..

Марк сказал: ВСЕ АНТИМАТЕРИАЛЬНЫЕ УСТРОЙСТВА, ТОВСЬ И через мгновение, получив доклад, что приказание исполнено, мысленно рявкнул: ЦЕЛЬ — «СКУРА»! ПОШЕЛ!!

Двенадцать космических челноков-роботов скользнули из выходных шлюзов и, совершив маневр, направились в сторону набухающего белого светящегося шара. Весь флот спешно начал пятиться подальше от предполагаемого эпицентра взрыва. Вот катеры коснулись границы свечения — поверхность пузыря колыхнулась, по ней побежали радужные разводы…

Челноки исчезли из виду. Появились они, но уже на боковых экранах, за пределами по-прежнему невозмутимо увеличивающейся сферы. Траектории их движения упирались прямо в Оканагон.

Марк закричал: Оуэн! Немедленно уничтожь челноки! НЕ МЕДЛЕННО!

Командующий Двенадцатым флотом словно не слышал его. Он стоял раскрыв рот и глядел на родной мир, торжествующе голубевший на большом экране. Наконец он опомнился и сказал: Катеры за этой белой завесой. Наши системы наведения потеряли их. Что теперь мы можем сделать!

Ти-Жан и Доротея больше всего усилий прикладывали к тому, чтобы жители всей Галактики стали свидетелями того, что происходит вблизи Оканагона, но даже они не предполагали, что события развернутся подобным образом. Как только в телепатическом эфире раздались невыносимо громкие вопли миллионов детей Оканагона, — дети первыми осознали, что случилось, — они отключили звук. Собственно, это было бесполезно, потому что одновременный телепатический вопль двух миллиардов человек, которые погибли почти сразу после взрывов адских устройств, расколовших планету на части, услышали на всех обитаемых мирах.

Зрелище было жуткое — куда там Молакару. Оканагон был расплавлен, превращен в некое грязно-бурое месиво. На фоне вечно спокойного, бархатистого занавеса свободного пространства, при свете неисчислимого количества звезд планета теперь напоминала окровавленный глаз. Скоро его заволокла густая пелена перегретых газов.

Джек, обратившись к брату, сказал: Богу придется запастись безграничным милосердием, чтобы простить вас.

Марк сказал: Ты бы лучше помолился за себя.

В следующие несколько минут в Галактике творилось что-то невообразимое. Все экзотические расы были свидетелями катастрофы.

Миллиарды симбиариев испытали общее отчаяние и безнадежность. Такое с ними случилось впервые за всю их историю. Они не могли себе простить, что, несмотря на их попечительство, люди так и остались во власти звериных инстинктов. Они не смогли снять с себя вины за все про исходящее.

По-другому отреагировали полтроянцы. Уже объединенные в Единство, они не могли скрыть, как в их жилах забурлила кровь кровожадных предков. Все громче и громче в их едином мысленном поле зазвучали голоса жаждущих войны и мести.

Оперенных гиев охватила страшная паника, в то время как флегматичные крондаки изо всех сил пытались противостоять тому, что рождалось в недрах их единого сознания. Точнее, это была древняя реакция на все ужасное, что случалось вокруг. Они уходили в себя, замыкались в своих индивидуальных мыслях и начинали философствовать. Вывести их из этого состояния было невероятно трудно.

Лилмики, от ужаса принявшие свою истинную форму бестелесных сущностей, покорно ждали исхода битвы. Страдающее Сознание за все это время не дал ни единого мысленного импульса.

Удивительна была реакция землян. Чему тут удивляться — мы всегда были такими. Даст Бог, такими и останемся… Песню подхватило большинство населения Государства Земля — подхватило разом, стройно. В том числе и бывшие мятежники — в первые мгновения после гибели Оканагона они были не в состоянии осознать случившееся. Я по-прежнему помалкивал… Эта всеобщая литургия, свершавшаяся одновременно под небом более полутора сотен миров, сломала меч, поднятый Ангелом бездны. Человечество сделало свой выбор — Джек Бестелесный, Алмазная Маска и Поль сразу почувствовали это. На них хлынул потоп, сметающий все вокруг, — с ним только надо было управиться.

Джек и Доротея сказали: Продолжим.

Сила ментального звука нарастала, хор окончательно окреп, обрел необходимую стройность… Разраставшаяся белая сфера наконец достигла граничных областей звездной короны Неспелема. Как только сфера достигла 29 979, 2458 километра в диаметре, разбухание прекратилось.

Метаконцерт, которым руководил Марк, окончательно сложился. Не теряя ни минуты, он приказал кораблям, где размещалось второе метаобъединение, в чью фокусную команду входили Адриен, Северин и Катрин Ремилард, Аннушка Гаврыс и ее брат Валерий, Маша Макгрегор, Рори Малдоуни, Роберт Трембли и дети Яна Макдональда, сильные операнты Лачлан, Анна Лаура и Диана, — совершить межпространственный переход и зайти в тыл гигантской светящейся сфере, в центре которой находился огромный алмаз.

Когда маневр был выполнен, что несказанно удивило Марка, он организовал грандиозный метапсихический удар. Источники энергии ЦГ работали на пределе возможностей. Полыхнуло так, что даже я, сидящий на Земле, зажмурился. Следом случилось невероятное — вернее, два невероятных события.

Первое — этот мысленный удар и то, что произошло потом. О втором стало известно спустя четыре дня.

Как только энергетические молнии вонзились в сферу, она неожиданно сжалась, словно коллапсирующая звезда. На ка кое-то мгновение перед моим умственным взором возник погруженный в сосуд мозг и рядом женщина в высотном летном костюме с маской на лице… У них хватило времени послать мне прощальный привет? Они не забыли о старике?.. Я сам, поверьте, своими ушами услышал, как они одновременно сказали: Продолжим…

Затем до меня донеслось обращение Джека к Марку.

Джек сказал: Вот и все, большой брат, спета твоя песенка, а наша послушай как звучит…

Мгновением позже на том месте, где находилась «Скура», вспыхнула миниатюрная новая звезда. Следом обратился в сияющий комок плазмы челнок, в котором находился Поль.

Мне позже объяснили, что случившееся можно проиллюстрировать примером из химии, когда сверхнасыщенный раствор безводного ацетата натрия охладили ниже точки замерзания. Сначала в растворе вроде бы ничего не происходит, разве что появляется твердый осадок в виде хлопьев… и вдруг в течение доли секунды в колбе возникает твердая кристал лическая масса.

Примерно так же, объяснили мне, обстояло дело с народившимся в те минуты единым разумом человечества. Пресловутым Единством, которым так пугали нас мятежники… Словно спал мерцающий туман, и предыстория человечества сменилась его подлинной историей, возможной только при полном духовном слиянии разумных существ. Конечно, это была даже не первая страница, даже не слово, а только первая буква в бесконечной книге, но она уже была написана. Теперь каждый мог услышать каждого, поговорить с каждым, поделиться радостью и печалью. Хочешь побыть в одиночестве — никто не посмеет не то что приблизиться к тебе, но даже выразить сочувствие. Это меня радовало, но не до конца. Томила ностальгия по прошлому… Я знал, оно ушло безвозвратно, никому и в голову не придет отказаться от светлого будущего — и все равно мне было грустно.

Собственно, эта всеобщая мыслительная система открылась людям только на дуновение. Сколько еще предстоит работать, чтобы в совершенстве овладеть искусством жить вместе! Работать вместе, чувствовать, мыслить — для всех это была радостная перспектива. Для меня тоже, и все же горечь утраты не давала мне покоя.

Космический хор умолк. Алмазный шар безмолвно погас.

Сражение закончилось.

Я пришел в себя и глянул вниз, на черное тело реки — туман уже лежал на полях. В небе холодно светили звезды.

В момент кристаллизации, фазового перехода сокрушительная энергетическая волна поразила Марка и всю его команду, составлявшую фокус первого метаконцерта. Они не погибли, но были серьезно ранены — зря, что ли, они так серьезно готовились к бою? Другим участникам метаконцерта досталось куда больше. Каждый из тех, кто был снабжен шлемами Е-18, был зажарен заживо. Множество мелких кораблей, которые несли команды подобных оперантов, сгинули безвозвратно. Те мастера, чьи тела были защищены охлаждающими системами 600Х, в большинстве своем выжили, но внутреннее потрясение было так велико, что они на всю жизнь остались слабоумными. Кроме тех, кто, подобно участникам первой фокусной команды, обладал выдающимися ментальными способностями. Большая часть крупных кораблей флота осталась цела — их надежно прик рыла металлокерамическая броня, — но внутри царил разгром. Особенно пострадали палубы, где размещались источники питания, а также корпуса ЦГ 600Х. Правда, все эти повреждения не были смертельными.

Марк с трудом выбрался из своего похожего на гроб ящика и шатаясь побрел по выжженной палубе, где размещалось вспомогательное оборудование. Дальновидящим взглядом он определил, что все остальные девять членов его команды живы. Через несколько минут они придут в себя. Повреждений особых нет… Выбираться придется самим — центральный компьютер разрушен. Мысленным взором он привел в действие кран, задал ему программу — пусть он по очереди снимает шлемы, а сам Марк направился к своему персональному лифту.

Он нажал на клавишу, и, к его удивлению, створки дверей раздвинулись. Выходит, не так уж велики разрушения, если транспортные системы работают. Он зашел внутрь, нажал клавишу с обозначением мостика «Вулпекьюлы» и только потом догадался, что в кабине он не один. В противоположном углу просторной кабины стоял высокий стареющий мужчина. Был он в вечернем костюме… Аккуратно подстриженная бородка, венчик присыпанных серебром волос, охватывающих широкую лысину. В последний раз Марк видел этого человека на Консилиум Орбе во время его приема в Магнаты.

Марк попытался улыбнуться.

— Привет, лилмик, — сказал он.

— Здорово, Авадона, — ответил тот.

Лифт неожиданно застрял — точнее, начал перемещаться с черепашьей скоростью. После некоторой паузы Марк ска зал:

— Мы пытались штурмовать небо. Да, мы проиграли, я не отрицаю, но каков сам замысел, а? Разве что ему благородства не хватало… Пусть другие празднуют победу, на нашу долю выпала слава дерзнувших. Даже если мы потерпели поражение, наш лавровый венок — само предприятие.

— Не помню, кто это сказал, — задумался Верховный лилмик. — Мильтон?

— Джамбаттиста Марино[172]. Ты явился за мной? Теперь я попаду в одиночную камеру?..

— Нет, — ответил Страдающее Сознание. — Коллегия Генеральных инспекторов проголосовала за отсрочку приговора. Сейчас ты соберешь свою армаду или то, что от нее осталось, и отправишься на Землю. Раненых можно определить в госпитали. После того как они поправятся, большинству из них будет позволено самим выбрать свою судьбу.

— Большинству из них?

— Да. Относительно тебя принято другое решение. Оно касается также тех гранд-мастеров, которые не пострадали и готовы разделить с тобой все тяготы приговора. Собери их здесь, но не больше одной сотни. Это надо сделать до отправления на Землю.

— И что потом? — Марк говорил тихо, ему вдруг стало трудно дышать, но он справился со слабостью. — Нас будут показывать на площадях — вот, дети, смотрите, какие плохие дяди и тети?..

— Наоборот, — ответил Страдающее Сознание, — вас приговорили к свободе. Вам будет позволено уйти. Правда, очень далеко…

Затем он детально объяснил Марку, что с верными соратниками, готовыми последовать за ним, он должен отправиться во Францию. Все, что ему потребуется, он найдет на складе на одной из станций метро в окрестностях Лиона.

Сразу после дня святого Августина только и было разговоров о случившемся. Меньше всего вспоминали трагедию Оканагона, даже о героической гибели Алмазной Маски, Ти-Жана и Поля Ремиларда упоминали не так часто. Больше всего судачили о том невероятном проблеске единого сознания, после которого началось окончательное становление этого неве роятного феномена.

Немало еще было сторонников оппозиции, которые публично клялись никогда не входить в это «сатанинское единение». Обыватели тешились слухами, что ничего такого вообще не было, а Доротея, Джек и Поль погибли во время разрушения Оканагона. Однако подавляющее большинство населения Государства Земля все видели своими глазами, они прикоснулись к чуду. Теперь им было легко и весело жить. Галактическое Содружество канонизировало Джека Бестелесного и его жену — экзотики называли ее то Иллюзией, то Алмазной Маской. Кое-кто из братьев по разуму на прощальной церемонии всерьез уверял, что их гибель и послужила причиной рождения новой звезды, ознаменовавшей вступление человечества в эру космического сознания.

Но это все — похороны, ежегодные мемориальные праздничные фестивали, когда все человечество на мгновение сливалось в едином сознании, — было в будущем…

Когда через четыре дня после сражения корабли мятежников начали приземляться на различных космодромах Земли, население встретило их с состраданием. Не о прощении шла речь — все понимали, что порядок должен быть соблюден, — но именно о сострадании. За общественной шумихой, устройством раненых в госпитали как-то незамеченным остался тот факт, что сотня руководителей восстания, включая и Ангела бездны, исчезла.

Всем им была дана возможность проститься с родными — Марк даже в Хановере побывал. Ко мне, правда, не зашел, ограничился посещением Люсиль, забрал детей и вместе со своими спутниками вылетел во Францию, в маленькую деревушку Сан-Антуан-де-Винь. Там они перегрузили оборудование, аппаратуру, оружие, запчасти, приготовленные для них Верховным лилмиком, и в течение нескольких дней длинным караваном отбыли на шесть миллионов лет назад в эпоху плиоцена.

Я долго думал, зачем он взял с собой Хагена и Клод, потом пришел к выводу, что Марк решил попробовать еще раз. Видно, мечта о Ментальном человеке все время не давала ему покоя.

Легенда о похождениях Авадоны во времени, его жизнь в первобытную эпоху, бегство в галактику Дуат будут изложены в других книгах. Мои воспоминания на этом заканчиваются… и в то же время только начинаются.

И разумные будут сиять, Как светила на тверди, И обратившие многих к правде — Как звезды, во веки, навсегда.[173]

ЭПИЛОГ

Хановер, Нью-Гемпшир, Земля

31 декабря 2113 года

Старик долго вглядывался в библейскую цитату, которая высветилась на экране его компьютера, потом нажал на клавиши PRINT и FILE.

— Eh bien, Дух. Не знаю, твоими ли трудами, тычками мне в спину, уговорами, но я закончил. Ты удовлетворен?

Канун Нового года выдался ветреный, за окнами квартирки на третьем этаже завывало так, будто стая волков проникла в город. Может, это они принесли на своих хвостах сумасшедшую метель. Дороги уже начало заносить с вечера, заметно похолодало. То-то гномам в Норвегии раздолье…

Роджи услышал, как кто-то насвистывал старую студенческую песенку. Звук был едва различим — шум бури заглушал его. Сам свистун едва угадывался в углу комнаты. Ну, чистое привидение… Роджи почесал затылок — он и есть привидение. Самое настоящее…

— Ну, — чуть недовольно обратился старик к гостю — расселся тут, свистит… — что прикажете дальше мне с этой кипой листов делать? Отдать в какую-нибудь паршивую газетенку? Или всучить пройдохе издателю?..

— Нет, — ответил Фамильный Призрак. — Передай рукопись моей сестре Мари. Она знает, как с ней поступить. Даю слово, что купюр не будет и редактура будет ласковая. Я бы сказал — доброжелательная…

— D'accord[174]. Ты что… уходишь?

— Да. Навсегда. Но запомни, если ты опять попадешь в какую-нибудь переделку, карбункул свяжет тебя с моими коллегами. Они помогут тебе. Их четверо осталось — последние из нас. Они теперь живут по-человечески.

— Как это? — не понял я.

— Ну, в образе людей…

— Хорошенькое дельце! Лилмики стали материальны!.. Что дальше?

В углу кто-то отрывисто захихикал, потом едва различимое привидение сказало:

— Что-нибудь интересненъкое… Может быть…

Старик нахмурился.

— Черта с два! Мне моей жизни вполне достаточно. Все было — интересненькое, грустненькое. Единственное, что я хочу, — это немного покоя. Только без этого вашего Единства…

Ты его вполне заслужил. Если хочешь, мы поговорим об этом подробнее через несколько месяцев. Свяжись с Маломой.

— Не знаю, не знаю, — заявил упрямый старик, потом он поднялся со стула и протянул руку. — Что ж, прощай. Больше ничего ты от меня не услышишь. Это была адски трудная работа. Было время, когда я не верил, что ты существуешь…

Он почувствовал твердое прикосновение чего-то приятного, кожистого, потом его кто-то порывисто обнял. Сердце старика забилось гулко, радостно.

— Adieu, mon oncle. Ты за меня переживал, я знаю…

Роджи покачал головой, прошептал:

— Точно, Марк. Черт побери, что тут веселого… Ну ладно, перемелется — мука будет.

Гость исчез, теперь в комнате было два старика — человек и кот. Зверек, до того момента свернувшийся клубком в своей корзинке, поднял голову, глянул на хозяина.

Они молча долго смотрели друг на друга.

— Ну что, приятель, пора подводить итоги…

В этот момент кто-то постучал в дверь.

Старик крадучись вышел в коридор, потом в маленький коридорчик. Добрался до двери черного хода, прислушался, наконец щелкнул замком. Она стояла на крыльце, снег поблескивал на земляничного цвета локонах, в глазах была улыбка. Памятный запах духов «Бал в Версале» сразу ударил ему в ноздри. Она показала ему бутылку шампанского…

— Поздравляю с Новым годом! Прости, что купила эту газировку, ничего лучше у вас в супермаркете не было.

Роджи не мог произнести ни слова.

Элен Донован чмокнула его в губы и мягко подтолкнула в глубь дома.

— Ну, что ты застрял, дорогой? У нас с тобой впереди еще целая вечность, но все же надо поспешить. Да и холодно здесь на крыльце…

Роджи закрыл дверь и принял у нее бутылку. Вечность-то вечность… Выходит, вот так она и начинается.

Примечания

1

Это известие поразило большую часть граждан Содружества.

(обратно)

2

Послушай, моя храбрая киска (фр.)

(обратно)

3

мое привидение

(обратно)

4

фамильный призрак

(обратно)

5

Здесь: прошлое (фр.)

(обратно)

6

оправдание существования

(обратно)

7

На этом мы и закончим вводную лекцию (фр.)

(обратно)

8

шотландское блюдо: бараний рубец, начиненный потрохами со специями.

(обратно)

9

Куча дерьма!

(обратно)

10

порыв

(обратно)

11

это было его Право ex officio (Здесь: по должности)

(обратно)

12

зверь в ночи

(обратно)

13

Иронический смешок

(обратно)

14

зрительный образ

(обратно)

15

Отвращение

(обратно)

16

зрительный образ

(обратно)

17

Генетическая диаграмма

(обратно)

18

особенности наследственной основы организма, происходящего от родителей, относительно сходных по тому или иному наследственному признаку

(обратно)

19

зрительный образ

(обратно)

20

Смешок

(обратно)

21

Сложнейшее эзотерическое изображение

(обратно)

22

Ради Бога!

(обратно)

23

Тоже? Вот дерьмо — это уже переходит всякие границы!

(обратно)

24

одна семейка

(обратно)

25

внучка

(обратно)

26

Все это ерунда

(обратно)

27

Неспелем

(обратно)

28

Оканагон

(обратно)

29

9 июня 2078 года

(обратно)

30

он был симбиарием

(обратно)

31

особо важные персоны

(обратно)

32

дипломатия, дипломатия и еще раз дипломатия!

(обратно)

33

мой дорогой командующий

(обратно)

34

Размышление

(обратно)

35

Гриан

(обратно)

36

Каледония

(обратно)

37

10 июня 2078 года

(обратно)

38

легкая смерть

(обратно)

39

К тому же эти работы должны были очень дорого стоить, и молодая планета не могла пойти на такие расходы

(обратно)

40

Зрительный образ

(обратно)

41

Момент мысленного слияния

(обратно)

42

хвойное дерево, произрастающее в Северной Америке

(обратно)

43

Об этом мы, правда, не очень-то распространяемся, чтобы не смущать рыболовов с нормальной психикой

(обратно)

44

Здесь: готово

(обратно)

45

пауза для пережевывания

(обратно)

46

время на обдумывание, куда дальше держать путь

(обратно)

47

Волна уважения

(обратно)

48

высунь сюда свою задницу

(обратно)

49

кроме ужасной Мадлен, которая обитает неизвестно где и чем занимается, тоже непонятно

(обратно)

50

определенно, точно

(обратно)

51

Идеальные молоденькие американки конца XIX века, названные так по картинкам художника Чарльза Д. Гибсона

(обратно)

52

поверьте, я не подглядывал — см. ниже

(обратно)

53

что имело подспудный смысл

(обратно)

54

зрительный образ

(обратно)

55

Так, так! Хвала Святому Джеку Бестелесному и Святой Доротее Алмазной Маске!

(обратно)

56

включая меня

(обратно)

57

или кто-то другой

(обратно)

58

так всегда бывало

(обратно)

59

выходит, Анн была права?

(обратно)

60

ЗРИТЕЛЬНЫЙ ОБРАЗ: Фосфоресцирующий череп, освещаемый изнутри, со стиснутыми челюстями, начал распадаться — то есть обрел подобие странного цветка, и кости, подобно лепесткам, отошли в стороны и опали. Красный огонь принялся пожирать остатки… Кости раскрошились, вспыхнули, обратились в пепел.

(обратно)

61

Отчаяние

(обратно)

62

Зрительный образ

(обратно)

63

шелк серебристого оттенка

(обратно)

64

Канун Дня всех святых (шотл. , амер.)

(обратно)

65

в первую очередь Нью-Глазго

(обратно)

66

урожденная Варшавская

(обратно)

67

зрительный образ: ГОРЯЧИЕ БЛИНЫ С КЛУБНИКОЙ

(обратно)

68

зримый образ располневшей, страдающей одышкой Корделии

(обратно)

69

китайский расписной вышитый халат

(обратно)

70

название этой породы едва ли можно было выговорить с первого раза — холоитцуинтли

(обратно)

71

Термин философии Аристотеля, означающий осуществление цели. Употреблялся также Лейбницем применительно к монаде

(обратно)

72

Зрительный образ

(обратно)

73

развязка

(обратно)

74

Ситуация чрезвычайно запутанная

(обратно)

75

Боже мой!

(обратно)

76

Честное слово, я ему этого не спущу! Здесь и далее автор употребляет русские фразы в латинской транскрипции

(обратно)

77

в просторечии именуемая shashlic

(обратно)

78

я не удержался и заказал еще одну порцию

(обратно)

79

этот человек умел заглядывать далеко вперед и называл неизбежное, по его мнению, объединение человечества Вторым Сошествием Христа

(обратно)

80

он так и сказал

(обратно)

81

Власть стариков

(обратно)

82

Желаю тебе счастливого Рождества!

(обратно)

83

Спасибо, спасибо, , мой дорогой

(обратно)

84

Мой любимый, единственный, уникальный

(обратно)

85

там

(обратно)

86

там

(обратно)

87

вон там

(обратно)

88

считает, что шансы весьма высоки

(обратно)

89

Чтец: Прошу всех встать и поприветствовать нашего священника, брата Бартоломью Джексона, который присоединился к певчим. Давайте все вместе подхватим «Adeste Fideles»

(обратно)

90

Шерстяной жакет на пуговицах без воротника

(обратно)

91

зрительный образ

(обратно)

92

Зрительный образ

(обратно)

93

Зрительный образ

(обратно)

94

До скорого, папа

(обратно)

95

сынок

(обратно)

96

Веселого Рождества

(обратно)

97

Этот экранчик скорее всего работа Ти-Жана, только он способен накладывать почти незаметные заклятья, которые, пока на них не наткнешься, и не заметишь.

(обратно)

98

или это они приблизились ко мне?

(обратно)

99

Иисус Христос!

(обратно)

100

Телонис

(обратно)

101

Консилиум Орб

(обратно)

102

зрительный образ

(обратно)

103

Пора мой ангел, тебе это понравится, тебе это понравится. Пора

(обратно)

104

Зрительный образ

(обратно)

105

Зрительный образ

(обратно)

106

Ретла

(обратно)

107

Хиберния

(обратно)

108

местные жители почему-то называли его Галуэем

(обратно)

109

!!!

(обратно)

110

причем состояние его ухудшилось в течение какого-то часа

(обратно)

111

их еще называли в Содружестве Интендантами или Генеральными интендантами

(обратно)

112

зрительный образ

(обратно)

113

зрительный образ

(обратно)

114

Ретла

(обратно)

115

Хиберния

(обратно)

116

На самом деле идея с шантажом была его любимым детищем, он постоянно отстаивал ее на заседаниях Исполни тельного комитета

(обратно)

117

к удивлению Рори, голосок у нее оказался мелодичный, даже с некоторым кокетством, которое так не подходило к ее черному платью

(обратно)

118

Бог всегда на стороне больших батальонов!

(обратно)

119

в пробирке

(обратно)

120

и я в том числе

(обратно)

121

Мексиканские кожаные сандалии на плоской подошве

(обратно)

122

а родителям-оперантам иметь ребенка с блистательными задатками

(обратно)

123

тем более что в его карьере были темные пятна

(обратно)

124

его мать настояла на таком странном втором имени, причем наотрез отказалась объяснить причину

(обратно)

125

Зрительный образ

(обратно)

126

Непроизвольная моторная реакция на внешний раздражитель

(обратно)

127

одна

(обратно)

128

зрительный образ

(обратно)

129

Но это к делу не относится

(обратно)

130

И конечно, он напрочь отказался от публичных дебатов с отцом

(обратно)

131

Облако (в переводе на русский)

(обратно)

132

исключая, конечно, этих непонятных лилмиюов

(обратно)

133

нескрываемое нетерпение

(обратно)

134

гнев

(обратно)

135

Гриан

(обратно)

136

Каледония

(обратно)

137

21 — 22 июля 2082 года

(обратно)

138

в голосе его слышалось едва сдерживаемое волнение

(обратно)

139

Неспелем

(обратно)

140

Оканагон

(обратно)

141

27 октября 2082 года

(обратно)

142

Эта фраза прозвучала по-русски, однако Марк понял ее смысл

(обратно)

143

По-русски, Марк не понял

(обратно)

144

зрительный образ

(обратно)

145

Зрительный образ

(обратно)

146

зрительный образ

(обратно)

147

огромная, подробная диаграмма

(обратно)

148

Просто замечательно, что еще здесь можно сказать

(обратно)

149

Обойдется, дядюшка Роджи

(обратно)

150

Смелее!

(обратно)

151

Прощай, любимый папочка

(обратно)

152

Так тому и быть, сынок

(обратно)

153

Неспелем

(обратно)

154

Оканагон

(обратно)

155

29 октября 2082 года

(обратно)

156

До скорого

(обратно)

157

как и на Земле, защищенном силовым экраном

(обратно)

158

Неспелей

(обратно)

159

Диобсад

(обратно)

160

Оканагон

(обратно)

161

31 декабря — 1 января 2082/83 года

(обратно)

162

Оканагон был вторым

(обратно)

163

Алкогольный напиток из водки, джина и бульона

(обратно)

164

а Синдия ни на секунду не сомневалась, что он победит

(обратно)

165

Телоние

(обратно)

166

Консилиум Орб

(обратно)

167

даже с некоторой экзальтацией

(обратно)

168

их было скудное меньшинство

(обратно)

169

Гриан

(обратно)

170

Каледония

(обратно)

171

15 мая 2083 года

(обратно)

172

Итальянский поэт (1569 — 1625)

(обратно)

173

Даниил, 12; 3

(обратно)

174

Согласен

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

1 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

2

3

4 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

5

6

7 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

8

9 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

10

11

12 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

13

14 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

15

16 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

17

18

19

20 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

21

22 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

23

24

25

26 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

27

28 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

29

30

31 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

32

33 Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда

ЭПИЛОГ X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?