«Янтарин»

Шишканова Катерина Янтарин

1. ВРЕМЯ ВЫПЛАТЫ ДОЛГОВ

— Интересный сегодня закат, — шепнула молодая королева, мружась на рубиново-алое закатное солнце, точно кошка. — Ветреный.

— Да, погода меняется, — согласился король, задумчиво вглядываясь в расплавленный горизонт с увитого вьюнками балкона. Где-то там усталые воины впервые за долгое время спокойно кормили комаров, оставив без поживы ненасытную Морту. Где-то там… интересно, что сейчас делает Диметрий: правит свои доспехи, молча, сосредоточенно тюкает по выгнутым пластинам чем-нибудь тяжёлым, не желая отдать их на починку мастеру, как в детстве, когда непременно желал всё делать сам, даже штопать собственную рубаху, или, вымотанный и замученный, спит в палатке какого-нибудь воина, обнаружившего начальство под каким-нибудь деревом и притащившего его на собственном горбу.

— Первый спокойный вечер за целый месяц, — вкрадчиво доложили сзади. Бледный темноволосый мужчина с чуть желтоватым вампирьим взглядом появился в комнате тихо и как всегда неожиданно. Тоже решил насладиться закатом и "выполз в люди", как непременно бы съязвила Фелиша. Впрочем, вредная девчонка язвила всегда, везде и по любому поводу. Если, конечно, рядом не было старшего брата, следившего за поведением сестрицы куда пристальней любых нянюшек и гувернанток. Пока не ушёл воевать.

Королева едва слышно ойкнула, залилась румянцем и поспешно отстранилась от мужа. Никак не привыкнет к своему положению при дворе. Ну, и к новому положению вообще. Король посмотрел на едва округлившийся животик супруги, тихонько улыбнулся в седеющие усы. Седина в бороду…

— Добрый вечер, Веллерен, — правитель отошёл от окна, неодобрительно взглянул в сторону потревожившего его покой субъекта. — Чем обязан твоему присутствию?

Веллерен склонил голову, вроде как в почтительном поклоне, но на самом деле всего лишь убрал тёмные патлы с глаз, дёрнув головой чуть импульсивней, чем следовало бы. Старый, потому такой наглый, хотя позволяет подобное только в присутствии самых близких. Вампиры не все такие, просто этот исключение даже из исключений. При дворе он обретался уже больше века, делясь бесценными советами, а частенько и почти бескорыстными поступками — обычно, тёмными и с запахом крови, поэтому знали об этих его услугах очень немногие. Для большинства Веллерен занимал пост советника, но действительно совета у него просили очень не часто, предпочитая обходиться без столь радикальных методов.

— Решил погреть старые кости. Дай, думаю, хоть взгляну мельком, что на улице творится. А тут вы с супругой, — Веллерен отвесил ещё один поклон, на этот раз чуть более душевный, хотя к трёхсотлетнему существу, когда-то вырезавшему целые деревни голыми руками, выражение "душевность" подходило так же мало, как к Фелише — "совестливость".

— А в мой кабинет вы попали волею злого рока и козней моей младшей дочери, — усмехнулся король.

— О, что вы, что вы?! Фелиша просто ангел, — вампир поморщился, — особенно, когда её удаётся удержать от огнива и пороха. Или хотя бы от алхимического террариума. Я здесь действительно из-за заката, мой король. Он… таит в себе нечто.

— Умоляю, не надо этой мрачной таинственности, — не хуже Веллерена поморщился король. Что с вампира взять, только бычью кровь хлестать горазд. И не слишком утруждая себя любезностями — привычка, позаимствованная у того же Веллерена — попытался спровадить нежелательного собеседника восвояси. Не вышло. На замечание "Вечер-то какой чудесный, пойдём, Милли, душа моя, свежим воздухом подышим", поганый вампирюга невозмутимо заметил, что воздух спёртым может быть только в склепе, посему наслаждаться им можно и в помещении.

— Простите мне мою дерзость, Ваше Величество, я искал вашу супругу. Госпожа, хочу узнать, что вы чувствуете.

Королева ещё больше покраснела под взглядами мужчин. Дар эмпатии, упорно развиваемый в ней всё тем же Веллереном, был слабым и плохо поддавался контролю, но даже такой, чахлый и непредсказуемый, был предметом зависти всех соседних держав. А уж заполучить его обладательницу себе в королевы… скольких же богов пришлось умаслить и от чего отречься, чтобы добиться желаемого? Лучше бы разглядели в эмпате испуганную девчонку, а не беглую рабыню, а уж там и карты в руки. Возможно, Милли откликнулась на чувства короля, приняв их за собственные, может, действительно полюбила самостоятельно, кто их, эмпатов, разберёт. Зато лучшей жены нельзя и желать — добрая, мягкая, умная. И дети от неё в восторге. Даже привередливая Фелиша.

— Ну, я чувствую что-то… настораживающее.

Веллерен хмыкнул. В этом вся Милли — даже закоренелого преступника, вырезавшего целый табун единорогов, прежде чем его скрутили, постаралась оправдать, а потом целую неделю ходила с опухшими веками и красным носом, пока известие о беременности не подняло настроения. Самая жестокая характеристика в её устах — настораживающее, угнетающее.

А вот старый вампир почувствовал неладное даже сквозь стены палаца. Можно назвать интуицией, можно предчувствием, дурным настроением, но мёртвая кровь его забурлила, требуя немедленных ответных действий.

— Милли, сердце моё, — король подошёл сзади, положил руки ей на плечи, стараясь успокоить и влить хоть немного сил. — Что там? Что происходит?

Разноцветные глаза его жены неожиданно затуманились, воронёные ресницы дрогнули и из-под них брызнули слёзы.

— Мой господин, — тихо прошептала она и, рыдая, упала на руки мужа.

Жаба осторожно высунулась из-под кувшинки, вопросительно раздула горло, но квакнуть не успела — плоский камушек свистнул по водной глади, поприветствовав земноводное точно между выпученных глаз.

— Есть! — Медно-рыжая девчонка с россыпью мелких бледных веснушек на вздёрнутом носу победно вскинула руки, отмечая победу. — Шесть из пяти.

— Почему шесть?

Рыжая обернулась, смерила взглядом янтарных глаз фигуру, такую же рыжую. Точно такую же до последней веснушки, если не считать того, что эта принадлежала хмурому мальчишке-подростку.

— Потому что перед этим двух зацепило одним снарядом, — задиристо откликнулась девчонка, задирая длинный подол уже подмоченного платья до колен и завязывая его в объёмный узел. Но разуться не успела. Её брат вздохнул, шагнул в воду прямо в сапогах, тут же сыто хлюпнувших водой, подобрал плавающую кверху брюхом жертву подлой атаки из пруда, помассировал пальцем бледное брюшко.

— Дышит? — жадно подалась вперёд девчонка. Жаба поспешно перекочевала за спину.

— Нет.

— Врёшь. Я же вижу — у тебя кончик носа покраснел.

— И что? — мальчишка на мгновение свёл глаза — такие же глубокие и янтарные, как у сестры — на кончике вздёрнутого носа. — Зачем она тебе?

— А тебе? — она хитро улыбнулась. — Как ты вообще жабу в руки взял, они же скользкие и с бородавками.

— С тобой же я как-то вожусь, — за спиной поспешно опустились рукава, что не укрылось от внимания девчонки.

— Отдай, а? По-хорошему прошу, Феликс.

Феликс тяжело вздохнул, обречённо зажмурился и замотал головой. Его сестра гаденько улыбнулась, подло ткнула брата в живот и тут же прыгнула ему за спину, выцарапав квакающую жертву произвола из его пальцев.

— Фелль!

— Какой ты всё-таки пресный, — удовлетворённо заключила она.

— А ты предсказуема, — огрызнулся он.

— Это почему?

— Потому что от тебя никто не ждёт ничего, кроме гадостей.

— Почему же ты со мной, такой ужасной, водишься?

Совершенно не интересуясь ответом, Фелиша присела у берега, не выпуская из рук многострадальной жабы. Взгляд её метался по жухлым прошлогодним листьям и мелким веточкам. Феликс ещё раз вздохнул, но никуда не ушёл. Присел рядом.

— Опять погребальный костёр устроишь?

— Не-а, надоело уже. Хочу найти соломинку.

— И?..

— И надуть. Только не спрашивай через что, поверь мне — не через рот.

Феликса передёрнуло.

— Пойдём, а, — почти жалобно попросил он. — Вечереет уже, меня комары загрызли. И вообще холодно.

— Ну так иди домой, — отмахнулась Фелиша. — Здесь недалеко.

— Лошадь-то одна.

— Небось не сахарная королева, не растаешь, если ножками протопаешь.

— Будешь такой вредной, сама пешком пойдёшь, — пригрозил брат. Его сестра только передёрнула плечами — ходить она не боялась. Точно так же, как лазить по деревьям и крышам палаца (и не только палаца, жрецы соседней молельни через одного поседели, когда на крыше главной башни обнаружили маленькую огненноволосую нелюдь с блестящими при луне глазищами).

— Фелль!

Девчонка сдержанно ругнулась, торжествующе квакающая жаба шлёпнулась под спасительную кувшинку, пустив по глади пруда несколько кругов.

— Чтоб тебя, — прошипела она, оборачиваясь к брату, но в его расширенных зрачках не было насмешки или желания нагадить сестре. — Слышишь?

Где-то далеко, скрытый деревьями старого городского парка, плакал колокол — старый бронзовый колокол, отлитый ещё древними мастерами и невесть каким чудом пришпиленный к часовой башне. Била в нём не было, но время от времени под купол залетал шальной порыв ветра, заставляя древний памятник петь на самые разные голоса иногда в течение нескольких часов. И тогда жрецы читали в его песнях знаки богов. Но на их памяти плакал колокол всего однажды — в тот день, когда с поля брани дракон принёс их мать…

Конь не стал задерживаться перед открывающимися воротами, перемахнув ограду и унёсся к палацу. Сжавшийся в седле Феликс страдальчески зажмурил глаза и мёртвой хваткой вцепился в разбушевавшуюся сестричку, пришпорившую жеребца.

— Не боись, Филя, — крикнула она, осадив взмыленное животное у крыльца. — Если что, до уборной доскачешь. — Пихнула брата локтем, скатилась сама, кинув поводья подбежавшему конюху и шумно ворвалась в палаты. Холодный мраморный зал встретил тишиной и запустением. Не сновали министры, не смеялись придворные дамы, не подглядывали вредные сенные девки, прирождённые сплетницы и доносчицы.

— А… где все? — Феликс заскочил следом, так же недоумённо протёр глаза.

— Ужасаются где-нибудь на площади, — буркнула Фелиша, тем не менее не удовлетворённая собственным предположением. Фрейлины и служанки наверняка там: охают, хватаются за сердце, падают в притворные обмороки, как принято в высшем обществе — желательно в руки неженатых молодых людей. Но где мужская половина?

— Нужно найти Милли.

— Что она тебе, Оракул всевидящий? — скривилась Фелиша. — Нужен батюшка. Ну или… — её передёрнуло, — Веллерен. Эта мерзкая Пиявка всегда в курсе всех событий, даже помнит имена горничных, бе.

— Юным леди не пристало подобным образом выражать свои чувства, особенно в адрес мерзких Пиявок, которые всегда в курсе всех событий, — вкрадчиво сообщили сзади. Феликс подскочил, громко икнув от неожиданности. Фелиша метнула в его сторону злой взгляд — шестнадцать лет старается привить брату чувства и реакции воина, хотя бы отдалённо напоминающие мамины, а выходит какая-то вялая размазня. Она и сама мало чем напоминает воительницу, скорей мелкая бандитка и вредитель, но в жизни не унизится до того, чтоб подскочить в присутствии вампира. Этого вампира. Мрачно скосила глаза туда, где обозначился советник отца, как всегда бледный и невозмутимый.

— Добрый вечер, господин советник, — процедила она. — Очень рада видеть вас в добром здравии.

Вполне удовлетворённый Веллерен кивнул. Строптивая девица его всегда немножко… забавляла. Эдакий надутый рыжий кузнечик, поставивший перед собой просто таки фундаментальную задачу — вывести его из себя. Вот и пыхтит теперь, раздражается почём зря. Мать близняшек тоже не сильно его жаловала — вампиры с её кланом никогда не ладили, но ей вполне хватало ума вести себя прилично и не позориться подброшенными в постель тарантулами.

— Не думал встретить вас в это время здесь.

— У нас нет комендантского часа, — один веснушчатый носик вызывающе задрался, второй постарался скрыться за лохмами отросших рыжих волос — хороший мальчишка, просто слишком нерешительный. В отличие от активной сестрёнки.

— Любопытное замечание, нужно будет при случае замолвить королю словечко о, бесспорно, полезном нововведении, — вампир хмыкнул. — Может хоть тарантулов из-под подушки вынимать больше не придется.

— Что случилось? — все свои грешки Фелиша и без его продёргивания прекрасно знала.

До того забавно: такие поразительно одинаковые внешне и совершенно разные внутри. Ведь оба поняли, что что-то неладно, но для неё надерзить неприятному типу намного важней, чем узнать правду, а он готов переступить собственную гордость, лишь бы знать, что с родными всё в порядке.

Веллерен нерешительно закусил губу, явив острый кончик желтоватого клыка.

— Думаю, вам нужно к себе. Сейчас я пришлю горничную с водой, чтоб смыли уличную пыль. А чуть позже к вам заглянет ваш батюшка, чтоб вы не волновались.

— Мы не волнуемся, господин Веллерен. Мы в восторге — целый палац к нашим услугам.

— Юная госпожа…

— Где все?

Не дожидаясь ответа, от Пиявки его всё равно не добиться, принцесса метнулась вверх по лестнице. И так понятно, что если что-то значимое, все заперлись в тронной зале, точнее — в неприметной комнатушке сбоку. Обсуждают нечто непременно важное и всеобъемлющее, злодеи. Единственное место в палаце действительно закрытое от её вздёрнутого носа. Даже в алхимическую лабораторию с четвёртой попытки смогла пробраться — хоть и разнесла в щепки дверь из морёного дуба.

— Ваша сестра, Феликс, слишком импульсивна, — прокомментировал Веллерен. Обернулся к мальчишке… и не обнаружил его. Вот ведь тихоня! Когда только успел смыться? И как умудрился проделать это незаметно от вампирьего слуха?

Когда Веллерен ушёл, Фелиша тихонько подошла к лестнице, свесилась с перилл.

— Филя, ты здесь?

Потёртый гобелен пошёл волнами. Вышитая на нём строгая дама с кислым лицом приобрела вид интригующе-подвыпивший с перекошенной миной и нетрезвым взглядом. Янтарный глаз подозрительно мигнул.

— Да ушёл он, ушёл. Чего ты такой нерешительный?

— А ты такая нервная? Веллерен специально тебя провоцирует. Он аж маслится, когда тебя выводит из себя. Поэтому и достаёт при каждом удобном случае. Проехали. Они не в комнате совещаний. Веллерен шёл из сада. И ушёл туда же. Не нюхает же он там цветочки.

— Думаешь, в беседке?

— Угу, в той трехъярусной. И скорей всего под самой крышей, чтоб ты не добралась.

Фелиша спустилась к брату, выбрала из его волос паутину и запутавшегося паука. Не удержалась, чмокнула в щёку.

— Чтоб мы не добрались.

— Даже не мечтай об этом! — тихонько прошипел Феликс, когда озаренная закатом беседка во всей красе предстала пред их глазами. Высокое здание, под крышу оплетённое плющом и вьюнком, тем не менее очень гармонично вписывалось в местную флору, почти не выделяясь на фоне колючек шиповника и разросшейся в безобразных количествах крапивы. И хотя вокруг было полно укромных уголков и беседок, оплетённых ещё не совсем одичавшими розами, только это здание привлекало близнецов. Одну так точно. Особенно в те моменты, когда единственная дверь в беседке изнутри замыкалась и сливалась со стеной. Деревьев рядом не было, а то единственное, что когда-то находилось в непозволительной близости от второго этажа, спилили сразу же, как Его Величество просёк лишнюю пару заинтересованных ушей под дверью на очередном собрании министров. — Там всё равно никого уже нет. Веллерен ведь ушёл.

— Я тебя умоляю, Филя. Станут они запечатывать вход, если внутри уже пусто. Спорим, что Милли тоже там?

— Вот потом у неё и спросим.

— А она ничего не расскажет. Сошлётся на головную боль и смоется к отцу отсиживаться.

— Когда это Милли врала?

— А когда это она нам всё рассказывала?

— Фелль, я туда не полезу.

— Я тебе поскулю!

— Сама ползи. Раскомандовалась.

Фелиша зарычала. Ползти до второго этажа по лохмам плюща в одиночестве ей не улыбалось. Хотя бы по той причине, что на плющ у неё была аллергия.

— Я отдам тебе кулон, — нехотя выдавила она.

— Побрякушками не увлекаюсь, — с достоинством ответил брат. Но уши его заинтересованно покраснели. — Мамин?

— Дам поносить, — тут же поправилась Фелиша. — На месяц… то есть, неделю.

— Прямо сейчас.

— В спальне, в шкатулке.

— Бессовестно врёшь. У тебя на шее. Всегда.

Янтарная капелька с попавшей внутрь веточкой перекочевала в требовательно протянутую ладонь.

— Вымогатель.

— Весь в тебя. Лезем?

— Ещё одна ма-аленькая просьба, — лицо Фелиши расплылось в улыбке.

…Узел плюща под ногой предательски прорвался и принцесса чертыхаясь повисла на руках. Ползущий рядом Феликс сделал круглые глаза и демонстративно зевнул. Пыхтя, Фелиша подтянулась к следующей ветке.

— Не знаю, заметила ли ты, но вообще-то я был рядом, — в пространство заметил её близнец. — Всего-то и нужно было, что помощи попросить.

— В помощи нуждаются слабаки и неудачники, — отбрила сестрёнка. — Ну, ещё иногда ты.

— Я не прошу!

— Зато так смотришь — подзаборные собаки так душу не рвут, как ты поскуливаешь, хе-хе.

— Ах ты…

Фелиша показала брату язык. Феликс привычно поджал губы и сунул под нос сестре кулак.

— Начинай, — она подползла ближе и хитро сощурилась. — Начинай мылить мне холку. Я с удовольствием полюбуюсь, как ты оторвёшь свои белые ручки от плюща и примешься меня лупить.

Принц вздохнул. Конечно же он не собирался бить свою близняшку. И не потому, что бить девочек некрасиво, а потому что в тот единственный раз, когда он попытался доказать свою точку зрения кулаками, его горячо любимая сестричка так отметелила близнеца, что он по гроб жизни зарёкся связываться с девчонками. И пусть с того памятного дня прошло много лет, память о позорном избиении въелась в самые основы сознания.

— Поверить не могу, что ты меня уболтала, — прошипел Феликс, в очередной раз оскальзываясь на разлапистом листе, уже пропитавшемся вечерней влагой. Сырой подол холодил лодыжки, в сапогах мерзко хлюпало. Сестра привычно придержала его за шиворот. Как только умудрилась со спущенными рукавами? Да и длинные штанины ей нисколько не мешают.

Зато себя даже представлять не хочется. Одно хорошо — они с сестрой настолько похожи, что никому и в голову не взбредёт, что…

— Вот будет смеху, если тебя в моём платье засекут, — хихикнула Фелиша.

Феликс мрачно повёл плечами, не слишком широкими, но всё же платье предостерегающе затрещало. Короткие рукава, собственно из-за которых его и забраковали для лазанья по беседкам, тихонько зашуршали.

— Я тебя плющом накормлю, если растреплешься, — предупредил он. — Может, отравишься, и я наконец-то буду…

— Шиш тебе. Кроме тебя у отца останется ещё двое и третий на подходе. — Фелиша неловко качнулась, плющ мазнул по щеке. Завтра она опухнет и будет жутко чесаться.

— З-зараза. Не можешь мне подол оторвать?

— Может, с тобой ещё и подштанниками поделиться? — глаза брата возмущённо сверкнули. — Ползи давай. Слышишь, уже шумят.

Весть о том, что передовой полк во главе с наследником престола разбит, а сам кронпринц исчез в неизвестном направлении, разлетелась по палацу в мгновение ока. Не успели даже рыдающую Милли в покои отконвоировать. А тут ещё храмовый колокол голос подал.

— Надо бы обговорить сложившуюся ситуацию, — заметил Веллерен. — И открывающиеся перспективы.

— Я знаю ваши предложения. Лучше успокойте Талину, Веллерен. Она любит ваш голос. — Король развернулся к выходу, остановился. — Приходите в беседку. Я буду ждать вас там через двадцать минут.

Вампир задумчиво вытянул губы трубочкой, вытащил из рукава небольшой свиток, пробежал его глазами, потом перевёл взгляд на солнце, почти закатившееся за горы. Второй этаж, не так высоко. Воровато огляделся, чтоб не устроить какой-нибудь любопытной горничной инфаркт, подошёл к перилам и без разбега спрыгнул вниз — иногда он любил вспомнить молодость и совершить что-то… нечеловеческое.

К Талине он не пошёл — Таша умная девушка. Если никто за ней не явился, значит бояться не стоит. Посидит ещё часок сама, соловья послушает, с собакой поиграет.

А вот две рыжие проблемы, точнее — одна, но от этого не легче, обязательно что-нибудь устроят. Вампир усмехнулся. Никогда не думал, что станет нянькой для королевских деток. Одно дело — вбивать в их головёнки разные науки от техники боя до древних языков, и совсем другое — следить за тем, чтоб веснушчатый нос принцессы Фелишии не влез на совещание прежде времени. Опустился. А ведь раньше вампиры вырезали воинов-фениксов целыми поселениями, не обращая внимания ни на возраст, ни на пол. Веллерен ещё помнил, когда его отряд налетел на храм, в котором укрылись старики и дети фениксов. Помнил, как горели притвор и святилище, и как бились в закрытые двери заточенные в храме люди. Молча. По-звериному скреблись в перекрытые балкой двери и безмолвствовали. Воины до мозга костей… Те, правда, тоже в долгу не оставались, методично избавляясь от кровососов такими же радикальными методами. Их последний налёт вымел почти всё вампирье племя с лица страны, разметав жалкие крохи по целому континенту. Правда, сам Веллерен в то время уже грелся у королевского костерка, уютно обустроившись в палатах тогдашнего правителя — прадеда нынешнего. Сломался после истории с храмом Солнца.

Ни Феликса, ни Фелиши в палаце не оказалось. Перехваченный конюший признался, что близняшки удрали к городскому пруду, прихватив лучшего королевского жеребца.

Ещё раз пересмотрел послание. "Смею напомнить, что пришло время выплаты долгов". Ни подписи, ни печати. Но почту принёс не голубь, а мелкий демон, их обладателю печать не нужна. А вот король Грэхем беспечно проигнорировал послание подземного соседа. Ломай теперь голову, как обезопасить вредную рыжую принцесску и при этом не упасть в собственных глазах.

К пруду он не поскакал — не успел. Игреневый Троян перемахнул парковую ограду, неся на спине королевских деток. Фелиша первой бросилась в палац, ткнув кулачком брату под рёбра. Что за девчонка, только и того, что юбку носит — замашки совершенно мальчишеские. Хотя, например, ни Диметрий, ни Феликс никогда не были забияками. Второй так даже драться не умеет. Совершенно. Веллерен пробовал обучить его хотя бы основным приёмам самообороны, только кисть мальчонке вывихнул. И глазомер ни к чёрту: Фелиша сбивает воробья камнем с тридцати футов, её брат попал с шестой попытки — с чувством запустил собственным ботинком, правда угодил прямо в блестящую лысину старого алхимика, нечаянно высунувшего нос с балкона. С тех пор старик косится на мальчишку с подозрением. Единственное достижение, и Веллерен этим очень гордился — принц ходил тише вампира. В отличие от своей сестрёнки, гупавшей и сопевшей на поворотах не хуже дракона.

— …жно найти Милли, — слабое эхо разнеслось, разорвав часть фразы, исказило голос. Хотя, голоса у этих двоих, как и мордахи, совершенно идентичные. Наверняка Феликс — его сестричка слишком независимая особа.

— Что она тебе, Оракул всевидящий? Нужен батюшка. Ну или… Веллерен. — Ого?! Это ж надо какая честь, в её устах — высшая похвала. — Эта мерзкая Пиявка всегда в курсе всех событий, даже помнит имена горничных, бе.

Ошибочка. Очередное продёргивание. Полукровка, а ненавидит вампира, точно как мамочка. Пожалуй, даже сильнее — маленькой дикарке так и не привили общественных взглядов на события давно минувших дней. Фиона была куда терпимее.

— Юным леди не пристало подобным образом выражать свои чувства, особенно в адрес мерзких Пиявок, которые всегда в курсе всех событий, — не выдержал, шагнул за порог, хотя уже и так понятно, что с ними ничего не случилось, живы и здоровы, охраны не требуют и взрослеть не собираются.

Феликс подскочил, икнул, заслужив испепеляющий взгляд сестрички. Саму её перекосило.

— Добрый вечер, господин советник, — процедил милый ребёнок. — Очень рада видеть вас в добром здравии.

— Не думал встретить вас в это время здесь.

— У нас нет комендантского часа.

— Любопытное замечание, нужно будет при случае замолвить королю словечко о, бесспорно, полезном нововведении. Может хоть тарантулов из-под подушки вынимать больше не придется.

— Что случилось? — подал голос Феликс.

Много чего. И давным-давно: десять лет назад, когда Янтарин принёс умирающую Фиону, выпросившую себе у Повелителя Душ день жизни в обмен на собственную дочь, двадцать лет назад, когда Грэхем женился на дочери вождя вымершего племени, и совсем недавно: месяц назад, когда пришло послание от всё того же Повелителя Душ и сегодня на закате, когда Милли уловила боль умирающих воинов.

— Думаю, вам нужно к себе. Сейчас я пришлю горничную с водой, чтоб смыли уличную пыль. А чуть позже к вам заглянет ваш батюшка, чтоб вы не волновались.

…но первым делом, нужно приставить тайную охрану, не всё же ему весенним козлом за ними скакать…

— Мы не волнуемся, господин Веллерен. Мы в восторге — целый палац к нашим услугам.

— Юная госпожа…

— Где все?

Веллерен промолчал. К чему пустое сотрясание воздуха, когда они и так прекрасно знают, где устраиваются совещания. Фелиша развернулась и убежала вверх по лестнице, тряхнув короткой огненной гривой. Все приличные девушки должны носить косы, все приличные принцессы обязаны мастерить из них самые разнообразные причёски в ожидании своего принца на белом коне. Это же чудо обсмалило свою шевелюру, добравшись до огнива и кресала и, не долго думая, обчекрыжило остаток волос метательным кинжалом, подаренным когда-то Феликсу Диметрием (и тут же перекочевавшему в постоянное пользование его неугомонной копии). Про принцев лучше вообще не заикаться: единственный, кто когда-то заикнулся о возможном бракосочетании с этой рыжей бестией, уже через пять минут прохлаждался в пруду с фонарём под правым глазом.

— Ваша сестра, Феликс, слишком импульсивна, — Веллерен повернулся к принцу. Не обнаружил его. Мимоходом отвесил себе мысленный подзатыльник за то, что упустил второго рыжего наследничка. Распустились. Или он настолько постарел и ослабил хватку?

Тихонько ругнулся и вышел обратно в сад. Пора было появиться на собрании. Заговоренная дверь беседки его нисколько не смущала — тому, кто сигает со второго этажа, так же легко на него запрыгнуть. Во всяком случае лазанье по заросшим плющом стенам — занятие куда более приятное, чем лазанье по всей спальне в поисках подкинутого Фелишей тарантула.

…Они доползли до самой балюстрады, просунув веснушчатые носы между витых балясин, оплетенных всё тем же плющом. Заползать на балюстраду и являть себя высокому собранию никто, естественно, не собирался. Печальный опыт подсказывал, что подобный сюрприз родителя вряд ли сильно огорчит, но не обрадует, так точно.

Король сидел к ним спиной, нервно барабаня сухими пальцами по снятой короне. Тут же разместились всевозможные министры, несколько приближённых дворян и веер советников. Милли нигде не было, зато Веллерен тук как тут — скучая, привалился к косяку, заняв место за спиной правителя — место, занять которое вправе разве что Милли, Диметрий или Таша, по возрасту уже заслужившая право присутствовать на собраниях. Впрочем, Веллерен прожил в палаце добрые полторы сотни лет, пережив не одно поколение оберегаемой им династии, поэтому заслужил право стать если не членом, то хотя бы её частью.

— Повторяю ещё раз: то, что наши пограничные войска разбиты, ещё не доказано. Следует отправить отряд. Пусть разнюхают что и как, — монотонно говорил бородатый пузан, облачённый в мантию старшего советника — на редкость нудный и нерешительный тип. — Может, удастся всё уладить без шума и пыли.

— Очнитесь, милейший, — затянутый в латы начальник тайной службы неодобрительно покосился в сторону советника. — Колокол оплакивал их души. Всё яснее некуда — нужно собирать войска.

— Какие? — министр внутренних дел, чем-то напоминающий вампира молодой мужчина, хрустнул пальцами. — Последний призыв полгода назад едва наскрёб три тысячи, это при том, что в добровольцы в последний раз записывались семь лет назад. И как я понимаю, все эти молодые люди находились в подчинении принца Диметрия.

— Я вас умоляю, Ларрэн, неужели на всю страну не наберётся и тысячи воинов?

— Можно собрать хоть десяток — селян, умеющих управляться разве что с вилами, достопочтимый господин советник. Но воины из этого быдла точно такие же, как из драконьей вырезки праздничная индейка.

— Но что-то же делать нужно?

Похожий на вампира Ларрэн мельком взглянул на короля.

— Нужно заручиться поддержкой соседей, — опережая присутствующих сказал тот.

Фелиша ткнула брата локтем. Тот понятливо хмыкнул — последнее подобное решение окончилось весьма плачевно — единственное лояльно настроенное к соседям государство ушло в глухую обиду после того, как их принц получил весьма жёсткий отказ принцессы Фелиши, не пожелавшей стать его женой.

Беда в том, что у короля было не так много детей, за которых можно было выторговать военную поддержку. После скандала с принцем Архэллом вряд ли кто-то польстится на Фелишу. Талина… полукровок никогда не жаловали в высшем обществе, хотя бы по той причине, что способности к продолжению рода они практически не имели, а проблем со здоровьем несли целый ворох и дочь короля и дриады из вырубленной берёзовой рощи не была исключением. Был ещё Феликс, но у соседей сыновья, а дальние державы слишком дальние, чтоб ждать от них быстрой и ощутимой помощи. Диметрий был далеко, а судя по колоколу, хорошо, если был вообще.

— Ваше Величество, Вы забываете ещё кое о чём, — тихо напомнил Веллерен. — Месяц назад в палац доставили одно послание от весьма неприятного, но опасного… м-мм… соседа. Он очень недвусмысленно дал понять о своём желании породниться с королём Грэхемом. И боюсь его просьбу будет очень трудно проигнорировать. Ваше Величество?

Король устало мазнул пальцами по глазам.

— Говори, чего уж там.

— С Вашего позволения. Вот письмо, доставленное в палац мелким демоном и сопровождалось здоровенным нетопырём. Думаю, не нужно напоминать, кто в последнее время прибрал к рукам весь призрачный мир. Так вот этот субъект скромно напоминает, что долги следует отдавать и по его мнению время настало.

— Чего же он хочет? — почти все участники собрания подались вперёд, выдохнув вопрос единым порывом.

— Не поверите — Фелишу.

Девчонка на плюще удивлённо икнула. Веллерен резко обернулся, сверкнув пожелтевшими зрачками, но ничего не заметил.

— Как оказалось, Повелителю Душ стало скучно в его мёртвом мире и теперь он всерьёз решил заняться покорением новых земель. А отправной точкой сделал наш Янтарный край.

— Фелиша? — забывшись, слишком удивлённо брякнул прямолинейный, а потому не очень корректный начальник тайной службы. — То есть, я хотел удивиться, в смысле…

— Мы все поняли, что вы хотели спросить, — перебил чуть надменный Ларрэн. — С другой стороны, девочка — самый лакомый кусочек на всём континенте. Не думал, конечно, что такое скажу, но я просто впадаю в ступор, когда соседние державы ещё раздумывают, брать её в правительницы или нет. Будь я на их месте…

— Вы даже не представляете сколь глубоко ошибаетесь, уважаемый, — осклабился Веллерен. — Я с пяти лет хожу за нашими близняшками по пятам, оберегаю их покой и свободу ценой собственного здоровья.

Фелиша недоверчиво прищурилась, решив расквитаться за столь громкое заявление этой же ночью. Благо пауки в банке ещё есть. Вернее одна — паучиха, зато какая… Чёрная, волосатая, вампир наверняка оценит. Феликс осуждающе покачал головой — о том, что они чуть ли не с люльки под охраной, он знал с той самой люльки. В отличие от слишком шумной сестрёнки, маминой любимицы, он больше времени проводил в одиночестве, слушая и наблюдая. И видел он куда больше, чем рассказывал: по крайней мере, молчаливого Веллерена, пристально всматривающегося в него и Фелль (а потом только в Фелль), Феликс помнил гораздо больше, чем отца.

Ну и, конечно же, тёмная история с пожаром в спальне принцессы пять лет назад. Фелиша мрачно отмалчивалась, батюшка отгораживался государственными заботами, а Таша, которая наверняка всё знала, делала вид, что оглохла, предпочитая разговаривать на миллион других тем. Добиться объяснений от самого Веллерена у принца не хватило духа, хотя он знал наверняка — Пиявка там был. Причём не просто так, он вытащил обгоревшую Фелль из огня, уже бесчувственную, надышавшуюся угарным газом и, кажется, обжёгшую лёгкие. Как только умудрилась, за пять-то минут. Вампир её спас. И она это знала, хоть и бубнила, что ничего такого не припомнит.

— Что бы там ни было, — продолжал вампир, — тайных поклонников непризнанных талантов нашей рыжей принцесски куда больше явных — за одиннадцать лет я вправил мозги как минимум десятку сластолюбцев. К слову, папаши Архэлла, приметившему девчушку ещё в колыбельке, среди провинившихся не было. Этот ради разнообразия решил поиграть в благородство, отправив сынишку год назад к уже повзрослевшей (хотя это как судить!) девице. Продолжение вы знаете.

— Мы не поняли сути, — заметил старый советник, уязвлённый тем, что его держали в неведении по столь серьёзному вопросу. — К чему вы раскрываете карты именно сейчас?

— Повелитель Душ, Мортемир, остался без ответа. Мы… — вампир метнул в сторону устало прикрывшего глаза короля короткий неодобрительный взгляд, — проигнорировали послание. Второго не было. Во всяком случает в письменном варианте. Как я понял, вторым предупреждением стала именно трагедия на границе. Вряд ли там действительно бойня, как нам сдуру показалось вначале. На самом деле этот жук больше нагоняет страху, ему не выгодно ссориться с возможными родственниками. Не сейчас. Королева Миллисент только учится искусству эмпатии, будь там действительно кровавая резня из трёх тысяч душ, уж поверьте, такое даже я почувствовал бы. А королева даже не заметила, пока я не попросил прислушаться. И вообще мне кажется, что потоки шли с запада — от Нерререна. Хотя я не спец, не мне судить.

— Я бы не был в этом так убеждён, — тихо возразил Ларрэн. — Повелитель Душ не самый опасный хищник в нашем болоте, в конце концов, принц Диметрий смог полоснуть его в самом первом своём бою, если не забыли, но всё же в нашем случае — не самое выгодное соседство. Можно подумать нам гоблинов и василисков мало. И всё же найдётся мало добровольцев, сунувшихся в пещеры к нему, уж лучше в гоблинам в котёл или к василиску на глаза.

— Мортемир не так силён, как кажется, — задумчиво заметил начальник тайной службы, человек упрямый и предприимчивый. Говорили, в юности он служил в войске в отряде оборотней ещё до того, как большая часть нежити окончательно расплевалась с людьми, и успел нахвататься много полезного. Правда или нет, но силу господин Хольт имел звериную, с ним даже Веллерен не любил ссориться. А ещё шептались, что он знал, куда девался мятежный сынок вожака оборотней, не пожелавший ввязываться в свару с людьми. — Он человек, значит смертен, хотя бы относительно. Но против него не выйдет ни одна армия, если только её не зажали в ущелье, как воинов Диметрия.

— Вы забываете о драконах, — вежливо напомнил Веллерен.

— Мы помним о том, что эти твари никому не подчиняются, — возразил один из молчавших доселе младших советников.

— Воинам-фениксам они подчинялись.

— Последней нет уже десять лет и тайну свою она унесла в могилу.

— Советник Ниэл, не падайте в моих глазах как большинство тех, кто занимал ваш пост до вас, — тихо попросил Веллерен. — Королева Фиона отдала жизнь и свободу собственной дочери, чтоб добраться до палаца и передать тайну повиновения драконов.

— Но не успела, — так же тихо и безрадостно напомнил Ларрэн. — Мы все в курсе. Янтарин был ранен, упал посреди городского парка, распахав добрый гектар земли. Пока королева Фиона пришла в себя, пока по обезлюдившим улицам добралась до палаца…

…такого же пустого и безжизненного. Она не звала на помощь — огненная кровь фениксов не позволяла опуститься до уровня обычной умирающей женщины, обычной матери, готовой во что бы то ни стало добраться до мужа и детей. До детей — муж на поле брани сражается в бессмысленной и бесполезной сваре, где сошлись люди, нелюди и нежить. Все против всех. Он даже не сразу понял, что произошло и куда делись Янтарин и его жена. Куда вообще разлетелись все драконы, уже не сдерживаемые волей феникса.

А когда поймёт, когда вырвется из кровавого месива, когда наконец сможет добраться до дома, обнаружит смерть и отчаяние…

— Моя жена не напрасно пожертвовала дочерью. Уже в бреду перед самой смертью она требовала отнести её в горный храм, — сказал король. — Скорей всего последнюю святыню фениксов — храм Солнца.

— Даже не требовала, — поддержал Веллерен, — просто неустанно повторяла, уже не разбираясь в происходящем, словно эта мысль была единственной, стоящей внимания ещё при трезвом рассудке. Королева была уже не в том состоянии, чтоб хоть что-то понимать, путала имена, лица… Меня с мужем перепутала…

Феликс почувствовал, как медленно сползает Фелль, остекленевшим взглядом зацепившаяся за ненавистного вампира. Она не помнила дня, когда умерла мама, по крайней мере того, что королева Фиона умирала на руках Веллерена. А он видел картинку весьма смутно, словно затёртой туманом, и плясали в ней разные лица, даже морда золотого дракона проявлялась во снах, но говорить об этом, как и многом другом, Феликс не любил. Не желал, предпочитая знать, что кулон с матери снял он. И отдал его сестре, когда та молча смотрела на погребальный костёр. И впервые назвал так, как любила звать её мама — Фелль…

— Значит, нужно отправить в этот храм отряд, проверить, найти какой-нибудь тайник. В древних сооружениях они напичканы везде, где только можно.

— Проблема в том, советник Ниэл, что храм сгорел две сотни лет назад, мой полк лично приложил к этому руку и в развалинах его вампиры не нашли ничего интересного. Можете поверить, ищеек лучше нас нет.

— Разве что оборотни сравняются, — тихонько пробормотал в усы господин Хольт. Окружающие предпочли не заметить последней фразы. Связываться с начальником тайной службы было не только бесполезно, но и опасно: странное запутанное прошлое этого человека, вселило в него просто необъяснимую любовь к разного рода клыкастым тварям. Например, к волкодавам. И те отвечали человеческому вояке взаимностью. Эти чудные создания под чутким руководством господина Хольта уже не раз спасали Говерлу от нашествия каких-нибудь нелюдей, наряду со стражниками выставляемые на городские стены. Было их десятков пять-шесть, слушались они лишь Хольта, и в перерывах между осадами собаки… исчезали. Растворялись в неизвестном направлении, словно и не существовали никогда. Во всяком случае ни специальных вольеров, ни собачников в палаце не было. Как и во всей столице.

— Мы не нашли тайников. Значит, либо их нет…

— Либо они запечатаны на определённый ключ — кровь фениксов, например, — улыбнулся Ларрэн, уже сообразивший что к чему. Вампир поощрительно кивнул и прикрыл глаза. Ему нравился быстрый ум этого человека. Потому когда-то и рекомендовал его на этот пост.

— Мы отправим детей? — ужаснулся древний старик, облачённый в мантию, вышитую каббалистическими знаками. Один из немногих счастливчиков, кого обминули нападки Фелиши. Может, потому к рыжим близняшкам он относился куда терпимее, даже с любовью.

— Магистр Кант, мы отправим повелителей драконов, способных отыскать разгадку там, где все остальные даже не увидят вопроса.

— Точнее, одного, — поправил король.

Вампир посмотрел на короля, зачем-то глянул себе за спину.

— А вторую отмоем, причешем и отправим в гости к будущему мужу.

— Что?!

Феликс даже не успел сообразить, когда его одуревшая от навалившейся информации сестрёнка пришла в себя и очутилась на балкончике, перемахнув через преграду.

— Выдать замуж? Вы что, окончательно здесь сбренди…

— Мы очень рады видеть тебя на закрытом собрании, Феликс, — холодно перебил Веллерен, как-то недобро косясь на рыжее чудо, неожиданно (но ожидаемо) возникшее на третьем этаже тщательнейшим образом заговоренном и опечатанном от вредоносного присутствия королевских деток. — Может, позовёшь свою подозрительно тихую сестру?

Фелиша удивлённо открыла рот, непонимающе уставилась на собравшихся — таких же сбитых с толку выходкой "принца" и непривычно молчаливых. Потом перевела взгляд на себя — одетую в одежду брата, на молча подошедшего и ставшего рядом Феликса — в её одежде, а потому совершенно неотличимого от того отражения, которое обычно смотрело на неё из зеркала и корчило рожи. Оба с короткими рыжими волосами, криво обскубанными (у неё — братовым кинжалом, у него — заботливой сестринской рукой, решившей, что причёски близнецов должны быть если не идентичными, то хотя бы одинаково кошмарными) и встрёпанными, оба нахохленные, как задиристые петушки, оба… похожие друг на друга настолько, что даже сами потерялись на секунду в собственном живом отражении. Феликс обнаружил себя — чуть более тощего и угловатого, но вполне убедительного даже в широченных штанах и спущенных рукавах. Фелиша увидела… не совсем то, что хотела увидеть в собственных мечтах, но вполне допустимое с её точки зрения зрелище — чуть раздавшаяся в плечах и талии девица с раскрасневшейся остренькой мордахой, с волосами, забитыми паутиной и тушками дохлых мух, в привычно мокрых сапогах, в платье с сырым подолом, в полурасшнурованном корсете, кокетливо схваченном неаккуратным бантиком. Всё как в жизни. Даже капелька маминого кулона зазывно посверкивает поверх высокого ворота, наспех зашнурованного, чтоб скрыть мальчишечий кадык.

Феликс задрал нос, подражая сестре, став совсем неотличимым от оригинала. Либо решил прикрыть сестру, что, в общем-то привычно, но всё равно неожиданно, либо просто не захотел позориться и признаваться, что нацепил девчачьи шмотки. Фелиша насупилась, копируя манеру брата, исподлобья зыркнула на окружающих. Смотреть в сторону внимательно прищурившегося Веллерена ей не хотелось — его так просто не обманешь, как только до сих пор не вычислил. Феликс незаметно протянул руку и стиснул её пальцы. Как в детстве, когда думал, что надо успокоить или защитить. Правда, тогда он ещё напевал песню, неважно какую, просто мурлыкал слишком мелодичным для мальчика голосом — подарок, доставшийся в наследство от сладкоголосой матери.

— Что ж, вполне ожидаемо, — рыкнул господин Хольт, сверля близнецов неподкупным прокурорским взглядом. — Что вы двое здесь забыли?

— Мимо проползали, — буркнул Феликс.

— Через третий этаж?

— Учились вызывать драконов. Дай, думаем, спрыгнем вниз — прилетят — не прилетят к своим повелителям?

— Очень смешно. Ваше Величество, позвольте вмешаться в процесс воспитания ваших детей и всё-таки познакомить их с настоящим кожаным ремнём. Кожа василиска, крепчайшая, выделанная, можно?

Король неопределённо крякнул.

— Я бы хотел пообщаться со своими детьми наедине, если не возражаете.

Высокое собрание неодобрительно покачало бородами, усами и посохами, поднялось с мест и медленно вышло. Почти.

— Я подумал, что мне бы тоже следовало остаться, — невозмутимо сообщил Веллерен, всё так же не отлипая от косяка.

Фелиша прикрыла глаза, чтоб её не перекосило.

— Батюшка… — тихонько позвала она.

— Феликс, я очень разочарован. Ещё понимаю — твоя сестра, она слишком импульсивна, но чтоб ты перебил столь важное совещание… как вам вообще взбрело в голову пробраться сюда? А вы, Веллерен? Как вы с вашей интуицией смогли упустить это безобразие?

Злорадная улыбка на миг скривила губки переодетой принцессы. Нос пришлось опустить ещё ниже, чтоб волосы завесили всё лицо и не выдали, как удовлетворённо оно зарделось.

— Ваше Величество, я задумался. Прошу прощения, — судя по скучающей роже — ему совершенно начхать на недовольство монарха.

— Позже обсудим вашу некомпетентность. Сейчас нужно обговорить наши планы относительно моих детей.

— Что? Батюшка, вы даже не будете нас наказывать?

Феликс ощутимо сжал ладонь сестры, заставив ту скривиться.

— Мой гнев, Феликс, даже если сейчас он очень даже к месту, всё равно слишком не вовремя. И не зыркай на меня, ишь, взял пример с сестры, чему б хорошему учился. Просить прощения за то, что не всё рассказывал, тем более не собираюсь — вы оба слишком малы, чтоб разобраться во всём не смешав личные интересы с государственными.

— Но для замужества, — Фелиша кивнула головой в сторону переодетого брата, — она уже подросла, так?

— Не дерзите, молодой человек!

— О, так он, оказывается, человек, — неожиданно возмутился Феликс. — А мне казалось, что он воин-феникс.

— Ну хватит! — рявкнул король Грэхем. Резко встал, саданув кулаком по столу, и ушёл, раздражённо бурча под нос какие-то угрозы.

— Вы что, совсем подурели? — тихий ядовитый шёпот за их спинами прозвенел похоронным набатом. Хлоп! Феликс схватился за затылок, откушавший тяжёлой вампирьей оплеухи.

— Да как вы смеете? — ошалев от подобного обращения, вякнул Феликс. — Я же… э-ээ… девушка!

— Ты в этом уверен? — мрачно ухмыльнулся Веллерен, демонстрируя клыки. — А если я задеру тебе юбку и как следует угощу мочёными розгами по заднице? Меня шмотками не обманешь. И кулон не спасёт. Кстати, кому из вас в башку пришла столь удачная идея переодевания?..

— Так вы с самого начала знали, что мы переоделись?!

Веллерен самодовольно зевнул, без особых церемоний растянувшись в кресле, прежде занимаемом королём, вытянул длинные ноги, бесцеремонно спихнув с пути сапоги, а заодно и всю фигуру сумрачного Феликса.

— Ваше Высочество, я знал о вашем присутствие ещё когда вы сегодня на заре прорывались со штурмом в лабораторию к магистру Канту и стащили у него любимую паучиху. Кстати, надеюсь, она ещё не в моей постели — было бы неправильно заставлять даму ждать, а к себе я вернусь очень не скоро.

— Не думала, что вы такой позёр, чтоб хвастаться своими вампирскими штучками.

— Не ожидал, что вы настолько безмозглы, чтоб вломиться на совещание! Ну подслушали, велика беда, проблем меньше — не нужно лишний раз воздух сотрясать и описывать всю картинку заново, ну даже раздраконили половину собравшихся, что, в общем-то тоже не новость, чёрт бы с ними, но зачем нужно было расплеваться с отцом?!

— Что? Как вы смеете?..

— Цыц!

Вампир неожиданно перетёк из сидячего состояния в какое-то смазанное, неопределённое, толкнувшее близнецов в кресла и тут же вернувшееся в прежнее положение. Враз пожелтевшие глаза сузились, оставив только хищный вертикальный зрачок, светившийся в тёмной комнате мёртвым светом. Феликс мысленно поздравил себя с победой сестры — за шестнадцать лет она всё же смогла довести невозмутимого Веллерена до точки кипения. А он — полюбоваться. И прочувствоваться.

— Значит так, ребятки. У нас большие проблемы, объяснять по десять раз я не люблю, поэтому слушаем внимательно и молча. Мы с вашим батюшкой составили некий план, немного подкорректированный буквально за последние десять минут. Согласно ему, один из вас отправится к чёрту на рога за мифическим артефактом, "ключом", способным подчинять себе волю драконов. Как он выглядит, как им пользоваться и что он вообще из себя представляет, мы не знаем. Даже не уверены в месте его пребывания. С рыжим счастливчиком отправится магистр Кант — он, конечно, не чародей, но замечательный алхимик и артефактовед. Заодно и раны, буде таковые появятся, латать умеет. Думаю, он поможет в нужный момент. Ну и плюс сопровождение, конечно же. Второе рыжее несчастье с пышным эскортом двинется в противоположную от храма сторону — на запад: в страну счастья, надежд и сговорчивых женихов. За неделю-полторы каждый из вас доберётся до точек назначения и даже возможно сможет справиться с поставленными задачами. Что из услышанного вам неясно?

— Что с нашим братом?

— Не знаю, Феликс. Но думаю, Мортемир забрал его как заложника, захочет поближе познакомиться с единственным человеческим существом, поцарапавшим ему когда-то шкурку. Если я прав — уже к утру сюда доберётся ещё один гонец. Надеюсь, с собой он принесёт письмо, а не какую-нибудь характерную часть принца Диметрия. Поэтому отправляющейся к женишку… хе-хе… невесте вести себя придётся очень и очень… м-мм… осмотрительно. Полумёртвый претендент на суповой набор Фелиши не должен знать, что его отдают другому. До поры до времени. Ещё вопросы?

— Наша мама…

— На твоём месте, принцесса, я бы поинтересовался, кому обещана твоя рука.

— Какая разница? — вспыхнула Фелиша. — Он уже покойник!

— Да. Если об этом узнают посторонние и раньше времени раззвонят по миру. Думаю, Мортемир, с его любовью к практической некромантии, не упустит случая попрактиковаться. Поэтому советую тебе, Феликс, сидеть в карете тише воды, ниже травы, а активному женишку по прибытии показывать только кончики пальцев. Желательно без скрученной на конце фиги — это… может ослабить наши позиции.

— Простите…

Вампир великодушно отмахнулся и заверил, что прощает.

— Вы сказали… Феликс?

— Я не страдаю расстройствами речи, принцесса. Глазки твоему жениху поедет строить твой брат. А вот ты, мой дорогой феникс, отправляешься в храм искать власти над огнём.

2. ГЕЛЬХЕН

Их Высочества спустились в сад практически кубарем — в очередной раз вспылившая принцесса поскакала к батюшке выяснять, какое такое имел право король Янтарного края отдавать без спроса руку своей собственной дочери? Феликс без особого энтузиазма поплёлся следом.

Веллерен клыкасто усмехнулся. Никуда, конечно, Фелиша не пойдёт. Попыхтит, поплюётся ядом, разгромит парочку стеллажей в библиотечном архиве и успокоится. Дурой принцесса не была — и лезть с претензиями к самому королю не посмеет. Она даже к его кабинету не подойдёт — самое большое, на что осмелится — тишком обрисует красками брата пыльный старый портрет правителя в каминной зале: облагородит батюшку кривыми рогами, козлиной бородой и фонарём под глазом.

…главное не забыть через полчасика отправить туда уборщицу порасторопней. И помолчаливей, чтоб не трепалась за углами о преобразившемся королевском облике…

Кого — Милену? Эта вроде не успела засветиться в чёрном списке сплетниц. Хотя, появилась она сравнительно недавно — год назад. Нет, рисковать не стоит, вдруг не удержится при виде фиолетового фингала под королевским оком и растреплется? Тогда, возможно, Нику? Эта и постарше и поопытнее в таких делах. Уже семь лет при кухне и ещё не разу не проштрафилась. Сынок у неё, правда, оторви и выбрось — мелкий пакостник, всё зубки на Феликса точит. Или на Фелишу? Не важно. И мужа у неё нет и не было никогда, подозрительно это. Тоже риск. Соломея? Ниела? Вампир подавил смешок — права была принцесса, он действительно помнит имена всех горничных, да и не только их, чем не может похвастаться ни один из трёх королевских управляющих.

Кстати о принцессе — ночью, пожалуй, следует заглянуть в спальню и проверить, как ей спится. Не приведи боги, опять кошмарами мучиться будет. И так почти каждую ночь кричит, говорит: огонь снится. Счастье, что после пожара только этим отделалась…

Сам вампир всё ещё прохлаждался в беседке, задумчиво катая в пальцах пузатый бокал с тихо хлюпающим внутри вязким пойлом. Диета вампира, пусть и не такая жуткая, как раньше, тем не менее не вызывала восторга у окружающих, даже у привыкшего к военной резне Хольта, поэтому наслаждаться бычьей кровью Веллерен предпочитал в глубоком одиночестве и, желательно, в полной темноте. Сегодняшняя ночь для такого никак не годилась — едва ущербная луна заливала балкон призрачным светом, высвечивая все изъяны жуткой картинки. Ничего, лезть по плющу на третий этаж сподобится разве что рыжая вредина, а она сейчас очень занята, все остальные предпочитают беседку обходить стороной, зная, кто любит заседать в ней после захода солнца.

Вампир скривился — дурная слава его соплеменников разъедала всё то, что он так кропотливо собирал две сотни лет. Что бы он не сделал, как бы себя не повёл, сколько бы жизней не спас, все всегда с содроганием ожидали какой-то затаённой пакости. Поговорил с умирающей королевой — точно выудил полезную информацию, а теперь, Пиявка эдакая, наверняка приберегает её для каких-то своих личных выгод. Или припугивает ею короля Грэхема. Не может же правитель так безоглядно доверять кровососу. Спас маленькую Фелишу? Да где там! Пытался прибить маленького феникса, на то он и вампир, а получил сдачи и решил затереть все хвосты, чтоб не прикопались. Обучает юную Миллисент? Да конечно! Натаскивает безмозглую эмпатку, опять-таки в своих личных интересах.

…идиоты…

Перед глазами заплясали неясные видения прошлого, подёрнутые маревом времени. И жАра. Скрипящие от огня балки, падающие одна за одной витые как рога единорогов колонны. И противоестественная тишина за заложенными брусом дверями.

Полыхнули-занялись розовые кусты, пушистым облаком окутывавшие храм. Вспыхнули глаза за оконной рамой. Такие же переливчато-охряные, как и стонущий вокруг огонь. По фарфоровому личику плясали отблески бушующей вокруг стихии. Кто же знал, что эти маразматики потянут за собой детей?! Взгляд прямой, открытый и в то же время какой-то слишком… оценивающий, изучающий. Настоящий волчонок.

Ребёнок по-птичьи склонил на бок голову, чуть прищурился, поймав остекленевший взгляд заклякшего вампира. От жара стекло лопнуло, осыпаясь с хрустальным звоном. Ирония судьбы — повелители огня заживо горели в собственном храме, не в силах преодолеть заслон из сотни лучников, облепивших все возможные щели с полными колчанами стрел. Самые проворные и удачливые прорвались к копейщикам. Но до мечников не добрался ни один.

Маленький феникс стоял и смотрел, совершенно не опасаясь опаляющего алебастровую кожу жара. Правая рука машинально оттянула тетиву, оперение стрелы пощекотало лицо. Феникс был всего в двух шагах, отгороженных хлипкой заслонкой осыпающегося стекла — совсем ничего, чтоб плюнуть в вампира огненным сгустком. Совсем ничего, чтоб схлопотать от него оперённый подарочек ещё до того, как начнёт плести свою магию.

А он просто смотрел своими поразительными огненными детскими глазами, словно пытался вынуть душу. Рука дрогнула, опустилась. Стрела ушла в каменистую горную породу.

Оконный проём вспыхнул. Феникс чуть заметно скривил рот, не сдержав гримасу боли под замком. Но так и не сдвинулся с места, отдавая своё тело стихии, которой так и не успел послужить. И молчал, пока пламя пожирало его рыжие волосы, лизало тонкую льняную рубаху, обнимало за плечи. Молчал. И смотрел.

Уже много позже до него дошло, что огонь взбесился не просто так. Феникс до последнего вытягивал из себя силы, чтоб успеть сгореть прежде, чем его нашпигуют болтами и стрелами. Странная необъяснимая любовь к огню вселила в этот древний народ веру — после смерти тело нужно сжечь, чтоб оно попало в райские кущи. Все остальные оставались заложниками земного царства, безмолвные тени, обречённые на вечное проклятие.

Но отважились на подобное не все. Возможно, просто не успели — крыша храма не выдержала и обвалилась первой, погребя под собой почти всех. Кого не убило потолочными балками, привалило рушащимися колоннами и сложившимися словно карточный домик стенами. Разгребать завалы никто не собирался…

И как после увиденного вернуться к прежней жизни?

Бокал с недопитой кровью хрустнул в ладони, Веллерен скривился. Фужер размазался об стенку, взорвавшись хрустальными осколками и расплылся по обоям кровавой кляксой.

…ну вот, теперь ещё и сюда молчаливую тётку искать. Ужас: бабу — и молчаливую…

Вампир потянулся за бутылкой и присосался к горлышку. Ещё раз криво улыбнулся, в который раз подумав насколько сильно опустился — от девичьих горлышек перешёл на горлышки бутылочные.

Веллерен ждал. Задумчиво болтал кровью в бутылке и слушал тишину. Наконец глухо скрипнула ветка. Почти не слышная из-за взбесившегося ветра, в ночь сорвалась пичуга. Вампир, вполне удовлетворённый услышанным, откинулся в королевском кресле и — всё равно уже убирать — запустил в стену бутылкой. Ещё одна кровавая клякса в россыпи хрустальных брызг. Ещё одна кривая ухмылка — на счастье.

Вышел на балкон, полюбовался на задрапированную набежавшими тучами луну. Где-то там летел к своему хозяину крылатый шпион, неся Повелителю Душ целый ворох информации. Хе-хе… ну, лети, голубок, лети.

Жёлтые глаза не мигая уставились в ночь. Не голубь, конечно. Воздух хищно рассекли перепончатые крылья здоровенного нетопыря. Или гарпии? Интересно, где он этой швали набрал?

Ещё раз поздравил себя с удачной афёрой. Расправил плечи, потянулся всем телом и без разбега перепрыгнул витые перекладины балюстрады, по-кошачьи бесшумно приземлившись на землю — сухую перед надвигающимся дождём.

Почти полная луна любопытно заглянула в окно, осветив тёмную комнату призрачным потусторонним светом. Здоровенный кобель поднял с лап узкую длинную морду, настороженно принюхался. Подумал и перебрался к тихонько скрипящему креслу из укрытых пледом глубин которого тут же выскользнула тонкая кисть, безошибочно упавшая на холку собаке.

— Добрый вечер, господин Веллерен, — едва сдерживая радостные нотки сказал молодой женский голос.

Вампир чуть заметно вздохнул. Разочарованно? Облегчённо?

— Уже поздно, Талина. Вам пора спать.

— Колокол плакал. Не хотите рассказать, что произошло?

— …Мы ещё не знаем…

— Не лгите. Вы сами учили меня разбираться во лжи, господин Веллерен. Это… связано с Диметрием?

Вампир промолчал, но собеседница и не требовала подтверждения. Провела рукой по собачьей морде, второй прикрыла блестящие в темноте глаза.

— Мне снился сон сегодня, господин Веллерен. Я слышала голос Диметрия из вязкой душной темноты. Он сказал мне, что заблудился и не может найти выход. Просил немного тепла.

Веллерен вздохнул.

— Приграничные войска разбиты Повелителем Душ. Выполз на наши головы. Что с вашим братом мы не знаем, но думаем, что ничего непоправимого с ним не произошло. Уж слишком ценна его голова.

Таша закусила губу. Ей снилось много снов. И каждый из них что-то значил, поэтому неприятное известие хоть и резануло по сердцу, не стало таким уж неожиданным. А ещё…

— Вы обещали сводить меня в город.

Если Веллерен и удивился, то виду не подал.

— Сейчас ночь, принцесса.

Вампир неслышно подошёл к окну, бесстыдно всматриваясь в тонкое белое лицо в россыпи тёмных локонов. Совсем не похожа на своего отца, ни внешностью, ни характером. Впрочем, от матери-дриады Таша унаследовала только нечеловеческую любовь к природе. Веллерен глянул на пса, предупреждающе зевнувшего — раззявил пасть чуть не до желудка, продемонстрировав клыки размером с указательный палец. Когда-то его стравливали с медведями в ярмарочные дни на городской площади — здоровенная, хоть и совсем молодая, серая с подпалинами зверюга рвала хищников на лоскутки. И он же преданно валялся в ногах отвергнутой обществом полукровки, ради неё превратившись в шерстяной коврик. Хольт приволок израненного окровавленного кобеля в палац, а тот всё ещё скалил клыки и рвал руки любого, сунувшегося с помощью. А потом появилась Таша и просто промыла псу раны. Природа тоже любила её.

— Вам ли бояться ночи, — улыбнулась принцесса, спуская ноги на пол. — А я и так живу в вечной темноте.

Рука вопросительно повисла в воздухе, безошибочно определив местоположение собеседника. Встать самостоятельно принцесса поленилась. Или не решилась, не до конца веря в силу своего убеждения. Несколько секунд кисть висела в воздухе, требовательно шевеля пальцами, пока с ними не переплелись пальцы вампира. Вынырнув в лунный свет, Талина улыбнулась, тряхнула волосами, закрывая ими лицо. И смотрящие сквозь вампира и луну невидящие глаза.

— Не стоит, — Веллерен подтянул девушку ближе, провёл пальцами по прядям, заправляя их за уши. — Это не так страшно, как вам кажется. К тому же ночью всё равно я единственный свидетель.

Таша упрямо вернула волосы на место. Один, десять — в столице не так много слепых полудриад, точнее — одна и все прекрасно знают если не её, то описание старшей королевской дочурки. А им оно сегодня не нужно.

— Дубовая роща, каштановая аллея или в городской парк к пруду? Хотя… там сегодня побывала ваша кроткая сестрёнка, боюсь небольшая воронка могла остаться. Она нынче не в духе.

Принцесса улыбнулась, укутываясь в плащ. Чем сегодня занималась её сестра она знала ещё неделю назад. Из сна.

— В кабак. На окраине города. Самый запущенный и сомнительный. И пожалуйста не делайте такие глаза, во сне я их очень испугалась.

Милли улыбнулась вошедшему супругу, посылая лёгкий неоформленный заряд нежности. Беда с этими недоделанными эмпатами. Мало того, что воруют чужие эмоции, так ещё и собственными разбрасываются. Правда, королева таких фокусов раньше не вытворяла — односторонний эмпат, она только ловила чувства окружающих, а вот её живот, точнее тот, кто в нём сидел, вполне мог унаследовать склонность мамочки к магическим способностям или слегка их преобразовать. Король тоже улыбнулся, хоть и не так открыто, как его жена. Впрочем, ему не нужны были слова, чтоб объяснить своё состояние. Едва он переступил порог комнаты, как Милли почувствовала его раздражение и разочарование в отношении Фелиши и Феликса. Вернее, в их отношении к делам государства. С другой стороны их мать была такой же вспыльчивой гордячкой, но это не помешало ей стать лучшей из правительниц и единственной из жён короля, заслуживших право попасть на Аллею Славы, где золотом выбивали имена лишь самых достойных.

Король жестом приказал служанке удалиться и сам взялся за полотенце, упавшее со лба Милли на подушки.

— Подсматриваешь, прыщ! — Фелиша как всегда возникла бесшумно, тут же отметившись локтем по рёбрам брата. Феликс поморщился, привычно снося грубые нежности сестры. Отступил от замочной скважины второй двери, ведшей в покои мачехи. Иногда Фелль объявлялась очень не вовремя, раздражая одной только необходимостью быть с нею похожим. Пусть и только внешне.

— Фелль, шла бы ты к себе, а? Вещи какие пособирала в дорогу. Заодно и мои рассортируешь.

— А ты в это время здесь в гляделки поиграешь? Филя, не темни.

— Я просто переживаю, — Феликс отошёл к столу с беспорядочно наваленными на него пергаментами. Не самое лучшее качество, но вполне пригодные для письма. И для рисования.

Фелиша оказалась там быстрее брата, бесцеремонно разворошив исписанные клочки.

— Ага, попался! — Феликс обречённо зажмурился. Фелиша вздохнула. С завистью — рисовать она не умела да и особо и не старалась; на уроках рисования ей куда больше нравилось бездумно шлёпать кистью по холсту, любуясь летящими во все стороны каплями чернил — в том числе и на отутюженного наставника, маэстро Н'елли. — Филя, ты сбрендил, да?

Маленький, но точный портретик Милли лежал на ладони Фелиши. Такая же, как и в жизни — милая, задумчивая, немножко грустная. Всего несколько штрихов, но королева смотрела на поджавшую губки падчерицу, как живая. Хоть и чёрно-белая.

— Втюхался?

— У-у.

— Я же знаю, что втюхался! Слюна так и капает, когда она по коридору идёт. Сдурел совсем!

Портретик болезненно сморщился, безжалостно смятый в тугой ком и выброшенный в окно.

— Ах так?! — на секунду Феликс стал похожим на мать, когда та раздувала ноздри, выпуская из них на потеху детям тоненькую струйку дыма. Дым не пошёл, но Фелиша была уверена — ещё чуть-чуть и огненные волосы, вставшие дыбом, возьмутся настоящим пламенем. — Сама сдурела! Если бы Диметрий не был нашим родным братом, я уверен, ты бы замучила батюшку, чтоб он выдал тебя за него замуж. Вечно скачешь вокруг него как собачонка! Того и гляди хвостиком завиляешь, если он тебе косточку кинет.

— Что?! Диметрий воин. Самый настоящий! Он Мортемира когда-то чуть не прикончил.

— Но не прикончил!

— Ты и клопа не придавишь — тебя сразу мутит. Не удивительно, что с ним мне куда интересней, чем с тобой, малеватель! — взвизгнула уязвлённая Фелиша. — И не скачу я, как собачонка!!!

— Пожалуй, да, — согласился медленно заливающийся пунцовой краской Феликс. — Если бы ты была настоящей собачкой, то уже выла бы где-то за пропавшим любимым хозяином. Или хотя бы выла, как настоящая девчонка, соскучившаяся за любимым братом. А ты даже когда мама умерла не смогла выдавить из себя слезинки.

— Настоящие воины не плачут, — тихо и не убедительно выдавила Фелиша.

— Ты не воин, — припечатал Феликс. И безжалостно добил, — ты — девчонка. Даже в храм тебя отправляют переодетой парнем, потому что ты всего лишь девчонка.

— А ты… — глаза её беспорядочно заметались от предмета к предмету, выискивая подходящее сравнение. Взгляд зацепился за стол. — А ты… а ты тоже не парень! Настоящие парни держат в руках мечи, а у тебя гусиное перо и чернила на коже, вот! — И совсем одуревшая от первой в жизни ссоры с братом, ляпнула, — поэтому мама меня больше любила!

Феликс резко побледнел, негнущимися пальцами сорвал кулон, до этого бережно скрытый за воротом рубахи, швырнул его под ноги сестре, и выскочил в коридор, открыв дверь пинком ноги. А Фелиша, напуганная и растерянная, шлёпнулась на колени, подтянула к себе драгоценное украшение и ещё долго молча сидела на ковре, не меняя позы. Только янтарная капля поблёскивала в свете почти полной луны, бесцеремонно заглядывающей во все окна палаца. Как слеза, так и не скатившаяся по щеке принцессы.

— Этот, который в центре, — уверенно сказала Таша, безошибочно указав направление кивком головы.

Веллерен задумчиво проследил в указанном направлении, оценил яркую картинку, заляпанную элем и парочкой выбитых зубов. Уделил особое внимание действующим лицам — троим медведеподобным мужикам, увлечённо месившим ещё одного, не такого внушительного и не такого заросшего. Пожалуй, даже вообще не заросшего, что в этих краях было несколько непривычно. Того самого, на которого указывал перст принцессы. Ошиблась? Таша?! Вампир ещё внимательней вгляделся в центрового. Довольно смазливый, но без самолюбования, раз не страшиться подставлять харю под такие кувалды. На высокой скуле, там где бугрился шрам от давнего ожога, наливался синяк, чётко очерченные губы слегка припухли — то ли от слишком страстного поцелуя женщины, то ли от не менее страстного поцелуя вражеского кулака. Хмыкнул. Сатанеющие громилы утроили усилия, но достать жертву так и не смогли. Избиваемый на первый взгляд, на второй оказался весьма проворным малым — ловко отмахивался из крайне неудобного положения, орудуя раскуроченным табуретом, кружкой с элем и даже подвернувшейся под руки сочно-рыжей разносчицей, которую удачно запустил в лапы самого здоровенного. Предварительно чмокнув в щёку. Посетители заведения вели себя спокойно, отсев поближе к стенам и освободив драчунам пространство в центре из чего следовало, что подобные дружеские посиделки здесь устраиваются дольно часто. Мебель вокруг сплошь дубовая, так что если и покалечатся, то ощутимого урона заведению не нанесут, а убьётся кто — на одного дурака на земле меньше станет. Опять же польза обществу.

Потасовка немного поутихла — сосватанная здоровяку рыжуха несколько охладила его пыл, заставив забыть товарищей и уединиться с кружкой эля и всё той же девицей где-то в углу. В центре драки из-под ярко-золотой чёлки сверкнул по-кошачьи хитрый серый глаз, на секунду масляно уставившийся на Ташу. Словно почувствовав его взгляд, принцесса едва заметно улыбнулась, чуть застенчиво и в то же время завлекательно прикусив нижнюю губу.

— Вы уверены?

Таша кивнула ещё раз, щелчком пальцев привлекая к себе внимание скучающего за стойкой кабачника.

— Абсолютно.

— Вы его знаете?

— Нет, конечно же. А вы?

— Вы будете удивлены, но… да. Его зовут Гельхен. Прозвище, хотя он его и не любит, Феникс.

— Почему?

— Больно живучий, — Веллерен хмыкнул, вспомнив все те неясные слухи, что пыльным ковриком катились следом за этой фигурой. — Его очень часто пытаются прибить и самое поразительное, каждый раз находятся неоспоримые доказательства того, что действительно пустили на корм ракам, развеяли по ветру или отправили кормить червяков. Я и сам однажды видел, как одна сволочь пырнула парня под лопатку. Даже пульс ему прощупал. И вот пожалуйста — жив, здоров и даже не протух. Правда, это было десять лет назад, мальцу было не больше шестнадцати, а его уже знали и не любили. С тех пор, он, кажется, совсем не изменился — всё такой же… хм… задиристый.

— Может, не он?

— Пахнет во всяком случае так же.

— Правда? — покладисто купилась Таша. — Чем?

— Элем и девками. Он повеса и волокита. Известный смутьян, но хороший воин. В прошлом. Теперь зарабатывает на жизнь вольным наймом, что не возвышает его в моих глазах. К тому же этот тип, как я слышал, имеет весьма зоркие глаза и чуткие уши, а это не лучшее качество для его профессии. Поэтому к его услугам прибегают крайне редко, в самых крайних случаях, а вот гонорар получается заоблачный.

— Удивительно, как много вы знаете о человеке, который так сильно вам безразличен, — язвительно заметили сзади. Веллерен обернулся. Давешний ярковолосый тип чуть насмешливо кивнул обсуждавшим его личностям, вытер разбитую в кровь губу и пустил по столу монету, жестом показав четыре порции. Сам он был весьма занят рассматриванием Таши, увлечённо нюхавшей глиняную кружку, услужливо поданную старым кабачником. Эль она никогда не пила, в палац его не доставляли, но Диметрий отзывался о нём очень восторженно, почему-то упоминая бочонки и весёлые песни после принятия тех самых бочонков. — Что нужно двум таким разным… людям в подобном заведении?

— Наёмник. Желательно, в меру порядочный и не в меру жизнелюбивый.

— Ого! Ох у вас и запросики, господин…?

— Можешь звать меня господином, — величественно разрешил вампир, совершенно не горя желанием делиться с наёмником своим именем. Даже придуманным. Лишняя ложь требует лишней концентрации внимания в будущем, а он уже не так молод, чтоб постоянно о чём-то помнить.

Привычный к причудам заказчиков, наёмник пожал плечами. Не глядя поймал отправленные кабачником кружки, тут же переправив три из них дальше по стойке: туда, где постанывали давешние бойцы.

— Плата за разминку, — поймав чуть удивлённый излом бровей собеседника пояснил мужчина. — Ну и моральный ущерб тоже.

— Не поделили что-то?

— Скорей, имеем общие вкусы на женскую фигуру. Правда, фигуре я приглянулся больше, чем эти шалопаи.

— Скажите, господин Гельхен, как вы относитесь к тому, чтоб прокатиться к восточному храму в приятной компании и за хорошее вознаграждение?

Веллерен не глядя отобрал Ташину кружку, чуть грубее чем следовало бы толкнул её за ближайший столик, бесцеремонно выбив со стула какого-то забулдыгу. Кто только за язык тянул? И зачем с собой взял, мог бы обо всём расспросить и быстренько со всем управиться.

— Моя спутница хотела спросить какие у вас планы на ближайшее время? — поправил Веллерен, усаживаясь рядом с принцессой.

— Я открыт для новых предложений, но вообще-то ещё не готов расставаться с жизнью, — чуть удивлённо признался мужчина. — К храму? Ваша подружка явно не дружит с головой или плохо знает местную географию.

— Вас не должно волновать ни душевное состояние моей спутницы, ни тем более её познания в области географии. — Чуть поколебавшись, Веллерен достал полотняный мешочек, сыто звякнувший золотом. — Если вы согласитесь подработать проводником, у вас будет иная компания.

Небо затянуло серой завесой, проглотившей звёзды и даже любопытную луну. Где-то за городской стеной пели русалки, в ожидании дождя подплывшие ближе к берегу реки. В лесу волки уныло выли друг другу о горькой судьбине, а в королевском саду какой-то упрямый павлин тявкал из загона, не желая принимать тот факт, что на улице вообще-то ночь и все порядочные дневные твари обязаны спать. Воздух в палатах стал душным и вязким, убивая сон, и без того не сильно крепкий.

Фелиша долго ворочалась с боку на бок, гоняя одеяло по всей кровати, подходила к двери, прорубленной плотниками в смежную комнату брата (переделанные после пожара спальни решили сделать смежными дабы в случае чего, кто-то успел поднять тревогу, а не надеялся на нечаянно проходящего мимо вампира), но Феликс так и не появился. Вряд ли он прятался — все его схроны Фелиша знала назубок хотя бы потому, что большую их часть сама ему и показала, а всё остальное с ним же и открыла. Но пойти и признать свою ошибку казалось непосильной задачей. Извиняться она не любила. Не умела делать это достаточно убедительно. Впрочем, ни разу в жизни она не считала себя достаточно виноватой. До сегодняшнего дня.

Судорожно всхлипнула, мазнула кулаком по глазам, но слёз так и не обнаружила. Со злостью долбанула по подушке, взбив облачко перьев, и зарылась носом в перину.

— Я не хотела…

— Я знаю, — иногда Феликс появлялся так же бесшумно, как вампир, заставляя окружающих хвататься за сердце. — Я тоже виноват.

Он лёг рядом с сестрой, обняв её за плечи и чмокнул в щёку, уже покрывшуюся аллергической коркой и разодранную нетерпеливой рукой.

— Мог и не приходить, — тут же пробубнила Фелиша, зарываясь носом в подушку.

Ну конечно! В помощи нуждаются только слабаки и неудачники! А ещё иногда она. Особенно по ночам, когда приходят огненные кошмары.

— Ты не похожа на собачку.

Фелиша уткнулась ему в грудь, громко засопела, вдыхая знакомый до оскомины запах брата.

— Я не была её любимицей. — Немного помолчала и добавила. — Я на самом деле похожа на собачку.

Феликс ещё крепче прижал к себе сестру, чувствуя, как слёзы душат изнутри — одни на двоих.

— Тебя она действительно любила сильнее…

— Принцесса, богов ради, улыбку пошире нацепите и улыбайтесь, улыбайтесь… — Веллерен заботливо расправил складку на подоле, заодно одёрнув его ещё ниже. — Вы зачем штаны под юбку напялили, Ваше Высочество, — процедил вампир, прикидывая, как бы незаметно отволочь паршивца в укромное местечко и заставить снять с себя компрометирующие шмотки.

Феликс одёрнул подол ещё ниже, засопел, но промолчал. Упрямый, как сестричка. Оба в мамочку!

Суетящиеся вокруг слуги ничего не заметили. Они продолжали сносить в карету Фелишины вещи, какие-то тючки с провизией и, главное, приданное, щедро выданное заботливым казначеем накануне вечером. Ещё несколько крытых обозов, доверху гружёных той же самой пакостью, уже стояли за воротами, привлекая внимания праздных зевак, стекающихся поглазеть на будущую королеву Нерререна. Сама королева, вернее, её печальный близнец, с каждой минутой становился всё более мрачным и идея с переодеванием, ещё накануне казавшаяся абсурдной, теперь выглядела попросту идиотской.

Из конюшни вывели десяток коней, прогарцевавших по свежим лужам, не заляпав копыт — рыжих, огненногривых, таких же, как и сама Фелиша. И Феликс. Изящное напоминание женишку о том, какое сокровище попадает в его загребущие ручонки. Впрочем, принцу Архэллу, уже познакомившемуся с принцессой и даже получившему от неё памятную оплеуху, вряд ли требовалось напоминать, насколько его невеста уникальна.

Наконец во двор вышло венценосное семейство во главе с королём, сдержанно напутствовавшим своего отпрыска в дальний опасный путь. Слишком распинаться перед целой кучей лишних ушей король не стал: всё нужное, он сообщил сыну ещё на заре, когда сонного и вялого, Феликса вытащили из спальни сестры и поставили пред светлы отцовы очи. Саму Фелишу загнали в покои брата и велели сидеть там и подбирать себе подходящие вещи.

— И чтоб не звука, — предупредил Веллерен, подозрительно жизнерадостный. Видимо, сказывалось отсутствие паука в его постели. — Выползете наружу, и я самолично прослежу за тем, чтоб вас познакомили с любимым ремнём господина Хольта.

— Но мой брат…

— Он вполне самостоятельная личность, чтоб прожить без вас хотя бы несколько часов, принцесса. С ним хочет побеседовать ваш батюшка. И господин Хольт тоже, в конце концов он едет вместе с вашим братом.

— Сколько человек в охране?

— Достаточно, чтоб вы спали спокойно, — вампир уже почти закрыл дверь, но Фелиша подставила в щель ногу, мило улыбнувшись в мрачный вампирий оскал. — Десять человек охраны и столько же тайной.

— И?..

— И пятеро ребят, с которыми побеседовал лично я и о которых знает только Его Величество. — Веллерен насмешливо фыркнул. — Теперь я могу идти, госпожа?

— Ещё одно, — Фелиша закусила губу, не зная с чего начать и как вообще оформить свои мысли. Вампир понятливо вздохнул. Если бы не ершистость девчонки, обязательно потрепал бы по лохматой макушке.

— Ваша мать не вспоминала о вас, Фелиша. Хотел бы сказать, но не могу. Она уже еле говорила, я едва разобрал, что она бормотала про храм. А потом неожиданно схватила меня за руку и сказала, что сгорает.

— Сгорает? Она была в огне?!

— Нет, принцесса. Когда феникс признаётся в любви, он говорит, что горит. Сгорает в её огне. Во всяком случае так считает большинство не фениксов ибо о том, что фениксы думают и говорят, знают только они сами. Но истинные фениксы всё делают с горячим сердцем — любят, ненавидят, живут… умирают. Вот и ваша мать признавалась, как она думала, своему мужу в том, насколько сильно он ей дорог.

— Почему вы не говорили этого раньше?

— И как вы себе это представляете? Вы высыпаете мне под подушку парочку тарантулов, а я в это время с видом проповедника рассказываю вам события давно минувших дней? Простите, но у меня не настолько больная фантазия.

Вампир ушёл, предусмотрительно заперев за собой дверь. Фелиша обвела взглядом комнату, решая с чего начать, обнаружила ворох смятых бумажек под столом. Отлично, можно успеть навести шороху, а чуть позже, когда отец наконец-то поговорит с сыном, не спеша выйти и попрощаться. Неужели вампир полагал, что из комнаты Феликса есть только один выход? А как же окно?..

Если свадебный кортеж с Феликсом отправляли с помпой и под восторженные вопли подготовленной герольдами толпы, то вылазка Фелиши должна была оставаться в строжайшем секрете. Саму принцессу, после того, как она всё же выбралась из комнаты и попрощалась с братом, вампир без особых церемоний запер в семейном склепе, пообещав выпустить к вечеру.

— И не визжите, словно весенняя кошка, миледи, — предупредил Веллерен, за шиворот втаскивая принцессу внутрь. — Я должен быть уверен, что застану вас именно там, где оставлял. Скакать козлом по всему палацу мне совершенно не улыбается.

— Пустите меня, ну!

Вампир подхватил упирающуюся девчонку под мышки, аккуратно подтолкнув вниз по ступенькам.

— Мой вам совет — не орите, рядом всё равно никого нет, только голос сорвёте, — проникновенно попросил Веллерен прежде, чем захлопнуть за собой дверь.

Потом были часы ожидания. В склепе оказалось сыро и холодно. Фелиша вообще часто мёрзла — дитя солнца, она не переносила мрак и непогоду. Но подобные воспитательные мероприятия со стороны королевского кровососа были ей не в новинку — мрачный юмор вампира вечно приобретал извращённые формы. Однажды Пиявка словил её за мирным выщипыванием волос из хвостов лучших королевских скакунов, после чего ей прочитали короткую яркую лекцию на тему "С какой стороны берётся лопата" и оставили в гордом одиночестве в конюшне, предварительно заперев её снаружи. Выход был только один — маленькая неприметная дверка в конце загонов — и та доверху заваленная конским навозом, который нерасторопный конюший не успел выкинуть. Ну и куда деваться? С тех пор конюшни принцесса предпочитала обходить десятой дорогой. В другой раз её поймали у чана с помоями, из которого принцесса увлечённо тягала наименее привлекательные куски. Куда она их собиралась использовать, Фелиша, само собой, не призналась. Но догадаться было не трудно и вампир не знал, каким богам молиться за счастливое избавление сиятельного батюшки от подобного подарочка в тарелке. Была правда слабенькая надежда, что объедки предназначались ему. Но обычно принцесса на такие мелочи не разменивалась — в тарелки Пиявки как правило подсовывалось что-нибудь никак не слабее крысиного яда. В тот раз, чтоб отбить любовь к подобным проделкам, Веллерен заставил Фелишу отведать всего того, что она вытащила из чана…

Когда дверь склепа открылась в следующий раз, на небе уже горели звёзды. Устроить сцену Веллерен не позволил, сунул в руки кусок хлеба, слил на ладонь молока из баклажки и без церемоний растёр по лицу Фелиши — там, где щёку расцветила сыпь от плюща, вытащил на улицу и поволок через усыпальню, сквозь парк.

— Вы чего? — только и успела вякнуть Фелиша, когда вампир одной рукой поднял её над канавой и перетащил через препятствие.

Веллерен мрачно оскалился каким-то своим мыслям, не отреагировав даже на укус.

— Вкусно? — неожиданно вкрадчиво поинтересовался он. Значит, всё-таки отреагировал. — Ведите себя тихо. Никто не должен знать, что мы покинули палац.

— Но почему?..

— Цыц! — вампир прикрыл укушенной рукой девчонке рот. Её трепыхания были грубо пресечены глухой оплеухой. Сам он замер посреди тропинки, так, что даже волосы не шевелились. Лишь глаза беспокойно обшаривали соседние кусты и ветви деревьев.

— Она где-то здесь, — тихо, скорее для себя, чем для чужих ушей, прошептал он и уже точно обращаясь к Фелише, разжав ладонь, добавил, — не шевелитесь.

— Вот ещё, стану я… — девчонка осеклась, когда вампир медленно оскалил клыки.

Мягко ступая по гравию, скользнул на пару шагов вперёд. Скрылся в шиповнике, так же не потревожив ни веточки. И возник уже за спиной подпрыгнувшей принцессы — вышел из тени карагача.

— Вы чего?

— Т-сс, — прикрыл пожелтевшие глаза, потёр виски. И тут же рванул в сторону. Послышался гневный вяк и нечто тёмное и визжащее забилось в сильных вампирьих руках, стараясь выдряпать Веллерену глаза. Эти твари всегда пытались сначала добраться до глаз… Больше всего она напоминала нетопыря-переростка с клювастой башкой и кривыми загнутыми когтями на лапах и сгибах перепончатых крыльев.

— Ну, гадина!

Тварь достала-таки кончиком кожистого крыла и рассекла бровь. Вампир ощерился, усилил хватку. Затрещали тонкие косточки. Существо захрипело, забилось изо всех сил, стараясь вырваться из смертельных тисков.

— Постойте!

Сильные пальцы провернули птичью шею. Фелиша завизжала. Вампир поморщился. Шваркнул убиенную под ноги и для верности наступил на тушку ногой.

— Ваше Высочество, заткнитесь пожалуйста, а? — устало попросил он, хватая принцессу за локоть и устремляясь с ней вверх по дорожке. — Эта тварь — шпион Повелителя Душ. Видимо, в паре работали: одну я засёк прошлой ночью — полетела сообщать хозяину про ваше обручение.

Парк упёрся в стену, высокую и когда-то неприступную. Но после последнего землетрясения в каменной кладке появились щели и выщербины, очень удобные для занятий скалолазанием. Ползать по ней было бы сплошным удовольствием, если бы не запрет батюшки и ревностное исполнение королевского указа стражниками.

— С наружной стороны живая изгородь, будьте осторожны, — шепнул вампир, без предупреждения подавая тело вперёд. Даже руками не помогал, просто сиганул через стену, уже с другой стороны хлопнув несколько раз ладонями друг о друга, сбивая пыль.

— М-мм, господин Веллерен, батюшка не одобряет… — тем не менее она проворно вскарабкалась наверх, по пути ободрав штанину.

— Не поцарапалась? — вампир оторвался от стражников, складируемых в кучку, глаза с тревогой пробежали по фигуре принцессы. Видимо, пыль его ладони сбивали не друг с друга.

— Да нет, вроде, — смутилась девчонка, неловко спрыгивая со стены прямо в руки ненавистного кровососа.

— Очень надеюсь. — Он вдохнул воздух, но запаха крови не почуял. — Ладно, идём. — Взял её за руку, что Фелише очень не понравилось, и словно маленького ребёнка перевёл через подъёмный мост, не подымавшийся с последней войны и вообще уже давно ставший просто декорацией. Тихонько свистнул и от противоположного конца улицы отлепилось несколько лошадей с обвязанными ветошью копытами. Из тени бесшумно вышел громадный пёс и так же бесшумно потрусил рядом с игреневым жеребцом, шедшим впереди.

— Таша?

Девушка приветливо улыбнулась, потрепав по холке Трояна.

— Вот, решила подышать свежим воздухом. Заодно провожу до городских ворот дорогого братца.

— Я не…

Веллерен незаметно наступил Фелише на ногу.

— Магистр Кант, добрый вечер. И ваш ученик с вами?.. — судя по голосу, встреча с последним оказалась неожиданностью. Но очень, очень, очень приятной…

Вампир присмотрелся к худощавому мальчишке, одетому в простую дорожную одежду и зябко кутавшемуся в шерстяной плащ. Фелиши он был старше от силы на год, но в отличие от принцессы в голове имел хотя бы зачатки здравого смысла. Но самым ценным в нём было не внутреннее наполнение, а внешность — тёмные без блеска глаза и тёмные же чуть волнистые волосы, забранные в хвост, как и положено человеку не самого высокого происхождения. Веллерен потянулся к оробевшему парню, сдирая с волос тесёмку. Волосы волной рассыпались по плечам. Кажется, малец даже слегка увлёкся, хоть косичку плети, прямо как у принца Диметрия. Но так даже лучше.

— Скажите, магистр, а ваш мальчик не смог бы одолжить свою одежду принцу?

В кабаке было душно и шумно. Завсегдатаи почти в полном составе толпились вокруг центрального стола, попеременно выкрикивая какие-то подбадривания. Вампир как всегда без особого почтения растолкал мужиков, пробираясь к сердцу смуты, задумчиво полюбовался открывшейся картинкой. Двое соперников сидели друг против друга, переплетя на середине стола руки. Ещё двое добровольцев держали на концах стола по свече, к одной из которых медленно клонилась рука солнечноволосого типа. Ещё миг и тыльной стороны ладони коснулся язык пламени, хищно лизнувший кожу. А уже в следующий момент рука пошла вверх и вниз, придавливая собой вздувшуюся буграми мускулов руку соперника, прижимая её к противоположной свече. Лицо одного из давешних громил исказилось, на шее вздулись вены, его соперник чуть напряжённо улыбнулся. Белый шрам на левой скуле стал багровым от неровного света свечи. Секунда — и кисть противника шлёпнулась в расплавленный воск. Жилистая рука победно взмыла вверх. Толпа восторженно взвыла, приветствуя победителя, послышался звон монет.

Сероглазый посмотрел вверх и обнаружил нависшего над ним давешнего нанимателя, мрачного, как грозовая туча.

— Не думал, что вы настолько не любите привлекать к себе внимание, — едко заметил тот.

— Я всего лишь зарабатываю на свой кусок хлеба с колбасой, — невозмутимо ответствовал Гельхен, перехватывая замурзанного пацанёнка, помощника кабачника, и вытряхивая из него несколько заслуженных серебрушек. — И потом, смотрю, вы тоже не очень держите слово. Сколько помню, мы договаривались об одном старике и одном подростке. А последних у вас вдвое больше. Или это у меня в глазах двоится?

Веллерен молча шлёпнул на стол ещё один мешочек с монетами.

— За рыжего. Решил, что племяннику нужен дополнительный… м-мм… сопровождающий. В свете последних событий.

Гельхен откинулся на стуле, чуть внимательней присмотревшись к вошедшим спутникам вампира. Уже знакомая девушка держалась за холку серого в подпалинах кобеля, неласково оскалившегося в сторону ближайшего умника, заметившего, что "с животными вход воспрещён". За ней шёл старик явно учёного вида, неумело переодевшийся в одежду простого крестьянина. Где ж это видно, чтоб в таком возрасте настоящий работяга без палки ходил? Да и вообще дожил до таких седин? А этот ещё и монокль в глаз вставил, умник. За ним шаг в шаг следовал молодой человек лет шестнадцати-семнадцати. Немного нервный, но вполне похожий на племянника собеседника — темноволосый, темноглазый и бледный. Одежда его была такой же неброской, как у старика, но явно с чужого плеча. Гельхен усмехнулся: тоже мне, конспираторы — у старого "работничка" значит чистая свежая одежда без единой заплатки, зато у юного возможно-племянника таинственного скорей-всего-вампира здоровенная рванина на коленке. Самым последним зашёл ещё один пацанёнок — с покрасневшей словно от пощёчины щекой, щуплый, взъерошенный и совершенно независимый, судя по развязной походке и куцему непокорному огненно-рыжему хвостику простолюдина на затылке с лохмами не захваченных ремешком прядей. Глаза мальчишки светло-светло-карие, почти янтарные, восхищённо округлились при виде целой толпы мускулистых мужиков, у большинства из которых к поясу был приторочен меч, топор или хотя бы кинжал. Эх, если бы ещё глаза пылали углями — совершеннейший феникс… Потом он увидел внимательно разглядывающего его Гельхена и смущённо потупился. Ну прям девица на выданье!

— В свете последних событий я мог бы затребовать увеличение оговоренной суммы, — наёмник отодвинул стул, приглашая черноволосую девушку сесть рядом. Но она словно не заметила, протянула руку спутнику, позволив усадить себя ему. Пёс улёгся у неё в ногах, глухо ворча на подозрительное окружение.

— Но не потребуете?

Заказчик подставил к столу несколько стульев, приглашая всю компанию сесть. Рыжий нагло занял место рядом с Гельхеном, с обожанием разглядывая не самого крупного, в общем-то, в своей жизни воина. Вон их сколько по кабаку шляется, так нет же, в янтарных глазах почти щенячий восторг, того и гляди тявкать начнёт и поскуливать. А впрочем, внешность наёмника и впрямь несколько отличалась от общепринятой — хотя бы отсутствием бороды. И вообще щетины. Но подобный восторг в глазах пацана всё же несколько напрягает.

— Отчего же? — наёмник щёлкнул назойливого обожателя по уху, слегка остудив его восхищение. — Ваша очаровательная… сестра? племянница? Если бы она хоть взглянула на меня…

— Моя невеста здесь исключительно для того, чтоб проводить своего любимого племянника, — оборвал собеседник, чуть подавшись вперёд.

Гельхен удовлетворённо улыбнулся — даже не посмотрела в его сторону, только вздрогнула, ещё ниже склонив голову и завешав лицо шёлком волос. Нормальные девицы, если и не в восторге от оказанного внимания, хотя бы взгляд бросят, оценят посягнувшего на их заинтересованность наглеца.

— Хватит дурачиться, — помрачневший вампир щёлкнул пальцами, привлекая к себе всеобщее внимание. Понял его уловку или действительно недоволен проявленным к невесте вниманием? — Я не нанимал фигляра, нам нужен проводник и охранник.

— Чей именно? — невинно поинтересовался Гельхен.

— Всех троих, — обрубил вампир. — Филя, — рыжий метнул в сторону говорившего короткий злой взгляд. Филя, ну-ну… — молочный брат юного Яноша, и мне бы не хотелось объясняться с их общей матушкой, весьма буйной особой, смею заверить, куда подевалось её золотое чудо…

Гельхену показалось, что мужчина вовремя прикусил язык, явно собираясь продолжить "чудо" до "чудовища".

— Отлично, но если ваше чудо будет излишне меня раздражать, я вполне имею право отвесить этому золотку оплеуху?

Парень насуплено отодвинулся. Щенячий восторг в глазах поубавился.

— Вполне. Воспитательные мероприятия пойдут молодому человеку на пользу.

Старик возмущённо завозился, но промолчал. Рыжий угрюмо насупился, став похожим на нахохлившегося воробья.

Минут через десять компания подошла к коновязи. Наёмник отошёл с мальчишкой конюшим о чём-то яростно перешёптываясь в самой конюшне, где стояли лошади постояльцев. Янош жался к наставнику, трясясь под плащом как осиновый лист. Таша наконец-то отпустила собачий загривок и с жаром обняла насупленную сестру.

— Прости, Фелиша, но нельзя было иначе, — тихонько зашептала она. — Ты не представляешь, что натворила, когда, прощаясь, дала Феликсу набор для рисования. Половина присутствующих поняла, кто на самом деле уехал в Нерререн. Ты ведь никогда не увлекалась рисованием.

— А может я решила исправиться? — неуверенно предположила Фелиша.

— А может вы наконец-то поумнеете? — холодно перебил Веллерен. — Нет времени на всякие сопли. Ваше Высочество, вы зря взяли Трояна. Он слишком породист, пока этот поганец нас окончательно не раскрыл, советую увести коня от коновязи. И так уже подозрительно косится, гад.

— Значит, пришло время попрощаться? — Таша протянула руки, Фелиша шагнула ей навстречу, неловко мазнув ладонями по талии. Прощаться она не умела, даже Феликса напоследок вместо прощального поцелуя наградила привычным тычком под рёбра. Дура!

— Увидишь Диметрия, не пугайся, на самом деле не всё так плохо.

— Что?

— Ваше Величество!

— Ухожу-ухожу.

Таша покладисто отправилась к Трояну, заодно попрощается с магистром и своим "племянничком", чтоб не вызвать подозрений.

Веллерен молча сунул оставшейся принцессе ещё один полотняный мешочек.

— Здесь медь и немного серебра, чтоб не было вопросов. Но вообще-то старайтесь особо не светить. Не нравится мне этот тип.

Фелиша прислушалась к голосам, идущим из конюшни. Судя по всему, Гельхен был чем-то очень недоволен — слышалось бурчание, тычки и хриплое покаркивание. Пацанёнок сдавленно отругивался, но судя по хлопкам не очень убедительно.

— Вы же просили почистить.

— Коня, дурень! Над птицей-то зачем надругался?

— Он у вас такой пыльный…

— Это пепел, дубина!

Из незарешёченного оконца выпорхнула встрёпанная ворона уныло-мшистого окраса. Возмущённо каркнула, шлёпнулась на голенастые лапы и почалапала обратно внутрь, упорно не принимая в расчёт наличие у себя здоровенных крыльев в алых разводах встопорщенных, словно вставших дыбом, перьев.

— Почему тогда наняли его? Он не громила, не маг, а выглядит ещё младше Диметрия. Он даже не воин. — Принцесса с явным сомнением прислушалась к сцене, провела взглядом экзотического питомца наёмника и осталась при мнении, что не только у придворных служак в башке водятся тараканы.

— Он воин и неплохой, Фелиша. К тому же совершенно не привязан к собственной жизни, если судить по слухам. Весьма ценный кадр в данной ситуации. А в компании с наёмником на вас будут обращать намного меньше внимания, чем если бы вокруг крутилась целая толпа тайных агентов с каменными минами вместо лиц. — Веллерен прикрыл глаза, собираясь с духом. — Поэтому по вашему следу не пойдёт ни одного дополнительного охранника. Король не знает об этой авантюре, она целиком на совести вашей сестры и моей. Хочу, чтоб вы знали. И были готовы.

— К чему?

— Ко всему. Днём прибыл демон. Принёс меч принца Диметрия. Не орите, богов ради, ваш брат жив, — Веллерен прикрыл девчонке рот, бросив взгляд в сторону конюшни, но Гельхен был слишком занят. — И даже вряд ли в гостях у некроманта. Будь иначе, нам бы доставили его голову. Но если вы не справитесь с заданием, думаю, его голова будет не единственным подарком. Феликс теперь тоже в опасности. Я увеличил тайную охрану, но вы должны понимать, если Мортемир всерьёз захочет близкого знакомства, вашему брату не поздоровится. А потом и вам. Я сумел донести идею?

— Что мне искать в храме?

Веллерен прикусил тонкую бескровную губу.

— На самом деле, храм — не конечная цель. Вернее вообще не цель, — наконец сказал он, пристально вглядываясь в лицо замершей собеседницы. Тонкое, как и у матери, но курносое, с крапинками веснушек и вьюнами непокорных локонов, вызывающе топорщащихся на манер колючек — слишком… человеческое. От фениксов одни глаза и те с возрастом посветлели: расплавленная лава стала таким же расплавленным золотом, а потом и прозрачным янтарём-мёдом. — Там на собрании мы говорили об этом, только чтоб сбить с толку присутствующих — все должны знать, что вы отправляетесь в храм. Но, боюсь, силы справиться с драконом у вас не будет, принцесса — ваши способности угасли за шестнадцать лет, как и у большинства полукровок, и вряд ли они проявятся в ближайшее время, только если вы не наткнётесь на какой-то мощный первоисточник, а это невозможно. Нам остаётся надеяться, что со временем всё же обнаружится какой-нибудь потомок фениксов.

— Тогда?..

— Нужно найти Диметрия. Ваш брат был единственным смертным, кто когда-то сумел приблизиться к некроманту на расстояние клинка. Возможно, он сможет ещё раз… Он единственный, кто в состоянии вас защитить. Об истинной цели похода знают очень немногие — магистр Кант один из тех, кому я безоговорочно доверяю, поэтому постарайтесь не ухлопать старика своим дивным характером.

— Он?..

— …в курсе всего. Кроме того, что с ним едет принцесса, а не принц. — Фелиша ехидно сощурилась — вот вам и "безграничное вампирье доверие". — К тому же он родом из приграничья, поэтому хорошо знает те места, вы быстро найдёте отряд Диметрия. Опять же ваша сестра настояла. Я не свечусь от идеи протащить ученика, но с другой стороны лишние руки не повредят. Да и лишняя голова тоже, — это уже в сторону и шёпотом, но Фелиша расслышала и вздрогнула. Всё верно — в темноте все кошки серы, если кто-то нападёт ночью, шансы быть схваченной урезаются вдвое и перекладываются на Яноша.

Девчонка закусила губу.

— Значит я?..

— Вы исчезаете всего лишь на время. Это необходимо, поверьте.

— Но Феликс…

— Нерререн теперь под ударом, вам там быть нельзя ни в коем случае.

— Что?

— Тише, принцесса, — вампир прижал палец к её губам. — Всё будет в порядке. Но только без вас. Это первое место, куда сунется некромант в поисках пропавшего феникса. Поверьте, никто не пострадает. Ваш брат там лишь для отвода глаз, его не убьют.

Веллерен чуть прикусил губу, незаметно сжимая кулаки — последнее утверждение было не совсем точным — убить не убьют, но если попадётся, Мортемир наверняка отыграется — он любил сделки. Как когда-то с Фионой. С другой стороны, жизнь Фелиши ценней многих, ценней брата. Скорей всего, обоих, а если ставить на весы, Таша тоже присоединится к ним. Всего за единственный шанс наткнуться на того, кто сможет влить огненных сил в последнего феникса…

— Где он может быть?

— А?

Веллерен сморгнул, выныривая на поверхность мрачных размышлений.

— Диметрий. Где он?

— На границе. Его войска стояли недалеко от восточных пещер. До недавнего времени мы думали — штольни обвалились и погань Мортемира достаёт только западный сектор Янтарного края. Принца нужно отыскать и желательно в сжатые сроки. И без привлечения лишних ушей. Я конечно понимаю, что это чистой воды безумие — идти к тому, кто и так слишком горячо тебя ждёт, но, может, поэтому, некромант не будет внимательно следить за тем, что творится у него под носом. На самом деле он прекрасно знает, что скорей вся Говерла сгорит, чем король отдаст тебя ему в лапы. Во всяком случае дня два у вас должно быть в запасе. Гельхен уже бывал в пещерах, шахты он знает, даже если и не идеально — вывести должен. По крайней мере у него есть замечательная птица, такие чуют дорогу на волю лучше, чем почтовые голуби знают дорогу домой.

Веллерен задумчиво глянул на то место, где всего минуту назад сидела и хрипло каркала свежевымытая пернатая спутница наёмника. Он давно не встречал таких в природе, считал, что подобных ей перебили ещё в позапрошлом столетии, однако вот пожалуйста, сидит и чистит встопорщенные перья, от которых несёт едва ощутимым горелым запахом, словно одно-два пера кто-то подкоптил лучиной.

— Рядом есть поселения, но все приграничные земли кишат нелюдью, вряд ли там остались фениксы, вас теперь вообще мало. Может, кто-то что-то слышал. Больше ничего не знаю. Старайтесь не слишком светиться со своим характером, всё-таки господин Гельхен не самый образцовый молодой человек. Но чересчур глазастый, к сожалению.

— Тогда почему?..

— Ваша сестра. Вы ведь знаете Талину. Она сама привела меня сюда и сама указала на этого драчливого типа. Сказала, что видела его во сне. Рядом с вами. Диметрия, кстати, она тоже видела, он просил немного тепла. А раз просит, значит жив.

Фелиша неуверенно улыбнулась. Веллерен подбадривающе подмигнул и, как когда-то и мечтал, потрепал по рыжим волосам.

Таша схватила пса за холку, села перед ним, вцепившись руками в уши и придвинула морду к себе.

— Слушай меня, слышишь?

Собака тихо заворчала.

— У тебя будет особое задание. Скажи, что понимаешь.

Пёс тихонько заскулил.

— Ври побольше! Я знаю, ты понимаешь каждое моё слово, Мартуф.

Псина недовольно рыкнула, попыталась вырваться из хватки, но нежная рука неожиданно властно дёрнула за драное на лоскуты ухо.

— Захлопнись. Мне совершенно наплевать на твой скулёж.

Кобель лизнул хозяйке лицо.

— Отлично. — Тонкие пальцы пробежали по мощной шее, сняв ошейник с глухо звякнувшей бляхой. — Надеюсь, ты помнишь, как пахнет магистр Кант.

Пёс недовольно чихнул. Таша засмеялась. Да уж, запах старого человека, да ещё и приправленного спёртым духом лаборатории, чуяла даже она. Что уж говорить о её мохнатом друге? Но в данном случае это было очень даже кстати — ароматы реактивов перебьют запах фениксов, чью гарь любая нечисть вычисляет на раз-два.

— Ну так слушай сюда…

Веллерен подошёл как всегда неслышно, тихонько коснувшись плеча девушки. Она сидела на террасе, обхватив колени руками и положив на них голову. Невидящие её глаза были полуприкрыты и тонкие веки слегка подрагивали. Вампир усмехнулся — за двадцать лет никто в палаце, включая родного отца, так и не узнал, что принцесса Таша страдает редким талантом засыпать мгновенно и в совершенно невообразимых местах. Довольно милая привычка, особенно если учесть, что в таком состоянии она иногда умудряется совершать прогулки по покатым крышам палаца. Вампир следовал за юной принцессой молчаливой тенью, успевая вернуть её в спальню до того, как кто-нибудь заметит шальную выходку… в том числе и она сама, поэтому Таша жила в счастливом неведении.

Вампир усмехнулся — из четырёх детей короля единственно нормальным можно было считать разве что Феликса и то с большой натяжкой, если учесть вредительское участие Фелиши в его жизни и, как следствие, характере. Диметрий, хоть и слыл славным воином, умудрился поцапаться с некромантом в первом же своём бою, за что среди людей прослыл героем. Вся же прочая толпа, основная масса жителей Янтарного края, да и прочих земель — нелюди и полулюди — считали его самоубийцей. И Веллерен не был исключением.

— Ваше Высочество, — тихонько окликнул он. Девушка сонно вздрогнула и проснулась. Невидящие глаза скользнули куда-то мимо вампира, замерев в пустоте ночи. Они редко впечатывались в него, да и то нечаянно, но от такого взгляда — пристального, но пустого Веллерену становилось не по себе. И внутри всё сжималось — словно удавка перетягивала горло. — Всё в порядке?

Она улыбнулась и кивнула.

— Отлично, — он оглянулся, но пса рядом не обнаружил. — Где ваш…хм… телохранитель?

Принцесса безмятежно пожала плечами и зевнула.

— Побежал погулять, — невинно хлопая ресницами ответила он.

Веллерен нахмурился. Вот уже два года зверюга не отходила от Таши ни на шаг и вдруг ускакала по своим собачьим делам, бросив хозяйку одну в ночной Говерле?

— Мне холодно, — принцесса капризно выпятила нижнюю губку, демонстративно оглаживая плечи ладонями.

Сработало. Вампир скинул плащ, укутывая озябшую девушку. Слишком увлёкся, чтоб заметить хитрую ухмылку. Поднял и повёл к фыркающему коню.

…а пёс так и не появился. Таша отмалчивалась, бубнила себе под нос про то, что её не ценят и угнетают, а однажды просто заткнула уши и принялась напевать куплеты весьма фривольного содержания.

3. БОЛОТИЩА ФЕРЕКРУСА

Утро выдалось серым и промозглым. Слепой дождь упорно долбился под плащи. Нахохленные всадники хмуро косились на Гельхена, ссутулившегося на своём коне и мрачно подгоняющего жеребца. Дорога, которой он повёл их, на карте не присутствовала да и в природе отметилась едва притоптанной тропинкой. Ни обозов, ни конных, ни пеших на ней не встретилось. Только тоскливые жёлтые глаза мигали из-за кустов, когда кони входили в перелесок. В поселения они въезжали по отдельности и в разное время, делая вид, что не знакомы. Хуже всего было в харчевнях, где от назойливого рыжего гадёныша не было спасения. Он внаглую подходил к стойке, где наёмник пил свой эль или разговаривал со смазливой разносчицей, "знакомился" и портил своим навязчивым присутствием весь отдых. Особенно после двух-трёх не самых лестных фраз, как будто нечаянно ляпнутых относительно внешности "дам". Гельхен заметил, как точно били слова, словно пацан всю жизнь провёл в женский бане, подслушивая тайные страхи баб: у этой одна бровь выщипана сильнее товарки, а у той грудь подкладная. И ведь не подкопаешься — состроит невинную мину, глазки распахнёт и поскуливает, мол, не виноват, просто интересно стало вот и спросил "А зачем взрослой тётеньке там тряпки, неужели не парит в такую-то жару"? И хочется двинуть, а формально вроде и не за что.

Гельхен мельком глянул на рыжее чудовище, мирно кунявшее носом в лошадиную холку. Буквально ночью вытащил его за шкварник из сеновала, где очень мило проводил время с дочкой кабачника. Вредитель! И ведь прижух в стоге словно мышь, если б на него сверху развязная девуля не шмякнулась, решившая таким образом окончательно "пленить" бровастого наёмника, так бы и не засекли.

Словно почувствовав тяжёлый взгляд, мальчишка вяло разлепил короткие рыжие реснички, сонно улыбнулся и тут же полез за пазуху за краюхой хлеба, через полминуты щедро скормленной пернатому предателю. Спелись — один подворовывает из продмешка, второй согревает по ночам вечно трясущуюся худышку. Правда, тут он мог птице только спасибо сказать — в первую ночь весь лагерь перебудоражился от дикого крика — это парень орал в своём кубле из подстилки и одеяла. Сучил во сне ногами, стонал, выл, обливался потом и никак не мог проснуться. Что снилось не признался. На вторую ночь кошмар повторился. И на третью. На четвёртую. А на пятую птица слетела на узкую хилую грудь и малец затих. С тех пор, вроде, не орал. Если не считать этой ночи, когда после громких разборок на сеновале, отстёганной задницы и почти оторванных ушей, гадёныш до утра не давал заснуть своим чёртовым кошмаром. В этот раз даже птица не помогла. Парня отпаивали водой, давали несколько воспитательных подзатыльников и заново укутывали в одеяло. Но стоило рыжему заснуть, сон возвращался. В конце концов Гельхен сдался, сгрёб в охапку мальчишку и до самой зари просидел с ним под мышкой, выцеживая по капле обрывки кошмара, но ничего кроме развалин огромного зелёного города тот вспомнить не смог. Его крылатый дружок сидел рядом, топорща перья и словно отгоняя ночные видения. Пацан даже имя птице дал, на которое тот, к удивлению Гельхена, стал охотно отзываться — своё собственное: Филя.

Уговоренный прежде маршрут был смят и выкинут в придорожную пыль сразу же, как только городские ворота выплюнули их из столицы. А потом корректировке подвергся и основной план — Гельхен бессовестно использовал халявную силу, припрягая мальчишек к готовке еды, мытью посуды и чистке лошадей. На возмущения старика не обращал никакого внимания, заявляя, что подобная муштра пойдёт сорванцам на пользу. Рыжий восторженно соглашался и просился пойти в караул, изумляя старика ещё больше. Правда, от ночных бдений пришлось отказаться — племянник вампира пугался любого шороха и тут же будил весь лагерь, а его сумасшедший молочный родственник, тоже в каждом шорохе обнаруживавший угрозу спокойствию спящих, начинал шумно от этой угрозы избавляться, швыряя в ночь попавшиеся под руку предметы и громко выкрикивая угрозы. Один раз нечаянно попал в наёмника, ещё пару раз обляпал оставшейся в котелке кашей брата. Сам же котелок обрушился на ни в чём не повинного старика. Поэтому дозорными шли сам Гельхен и старик, после случая с котелком вызвавшийся добровольцем.

Заброшенный тракт отблагодарил путников отсутствием ловушек и неприятных встреч. Лешаки и мавки не в счёт — к стоянкам они не приближались. Зато одним своим присутствием заставляли старика восторженно кудахтать и доставать пыльный фолиант, сверяясь со вписанными в него сведениями. Истинно городской житель, да ещё и судя по всему не естествовед, он понятия не имел, как ведёт себя в полевых условиях настоящая нежить. Как-как? Когтями по горлу и в овраг, чтоб с гнильцой было! Гельхен наблюдал за обучением темноволосого юноши, совершенно не похожего на племянника богатого человека (или не человека) — тихий, спокойный, рассудительный, исполнительный. В нём не было надменности, присущей изначально обеспеченному ребёнку, он не насмешничал над увечьями побирушек и не увлекался изысканной едой, без проблем запуская зубы в подгорелую яичницу. Впрочем, возможно, времена изменились, и теперь разгульная жизнь и мотовство не в моде. А вот замашки его молочного братца, от навязчивого внимания которого наёмник всё никак не мог увильнуть, вполне соответствовали его положению. Поначалу, ещё в кабаке, ему показалось, что главной фигурой всё же является именно рыжий, за чью всклокоченную башку наниматель так щедро отсыпал пятьдесят золотых. Где это видано, чтоб за простолюдинов так много платили? Где это видано, чтоб за них вообще платили золотом? Таких обычно использовали как пушечное мясо, когда через дикие земли перевозили ценный груз. Старик с ним заговаривал редко, явно не имея понятия, как к нему обращаться. Темноволосый мальчик вообще молчал, только задумчиво буравил спину взглядом, если "братец" долго сидел неподвижно, колупаясь в чём-нибудь интересном, например, в склянках старика, явно взятых без спроса. А ещё рыжий восторженно относился к любой военной цацке. На одной из стоянок даже умудрился стащить кинжал и азартно крошил им землю, пока не получил по ушам и не осознал своих ошибок. С другой стороны, он понятия не имел что такое этикет, первым совал нос в котелок, с удовольствием трескал полусырую кашу, мог увлечённо поковыряться в носу и незаметно вытереть пальцы о попону чужого коня. Однажды Гельхен обнаружил его на дереве, увлечённо разоряющем сорочье гнездо.

Прошло несколько дней. Плато смялось, прорезалось морщинами трещин и буграми холмов, сочная зелень постепенно пожухла, сменилась вереском и перекати-полем, леса росли клочками, уменьшившимися настолько, что даже белки в них появлялись всего два раза. Причём, одна старая и облезлая, а вторая — дохлая и неприятно пахнущая. Сёл становилось всё меньше, каждое из них всё больше напоминало укреплённый боевой форт, в котором жили люди, нелюди и всевозможные их потомки, перенявшие от родителей самые разнообразные черты, в основном, не человеческие. В последнем даже ночевать не стали, на чужаков там косились с почти гастрономическим интересом.

Сырость к вечеру переплавилась в густой туман, а ночью к стоянке пробралась парочка мелких духов, которых, к недовольству Гельхена, засёк всё тот же рыжий поганец. Радостно улюлюкая он гонял несчастных тварей половником вокруг костра, стараясь пришибить бесплотные в общем-то сущности, приползшие к человеческому теплу. В результате чего к стоянке, привлечённая запахом адреналина, пришлёпала ещё дюжина подобных экспериментов природы, поэтому ночёвка накрылась медным тазом. Правда, Гельхену показалось, что из темноты леса за лагерем следил кто-то ещё, кто-то достаточно умный, чтоб не светиться и совершенно безмозглый, чтоб досадливо лязгнуть зубами на сунувшегося к нему духа. По крайней мере, теплокровный… Но высказывать свои мысли по этому поводу наёмник не стал. Зачем пугать людей, если таинственный наблюдатель улизнул к утру и больше не скулил на огонь?

Дождь как-то резко прекратился и дорогу тут же упаковал туман, насунувшийся на тракт с северных болотищ, разросшихся за последние годы благодаря нездоровой активности местных кикимор и лешаков.

— Мне всегда казалось, что дождь и туман несовместимы, — пробурчал рыжий. Не удержался, зажмурился и звонко чихнул.

— Много ты понимаешь в особенностях местной погоды, — не оборачиваясь обронил Гельхен. — Хотя, будь это в Нерререне, я бы решил, что здесь хозяйничают духи природы: берегини, элементалы, они заправляют природой, заодно корректируют под себя погодные условия. Тут, кстати, неподалёку, живёт одна колония. Будем держаться тракта — не нарвёмся и не отгребём по самое это самое. Злющие, заразы, словно дикие осы.

— Но ведь берегини добрые, — неуверенно вмешался Янош, всегда дотошно изучавший местную живность — живую, условно живую и призрачную.

— Неверное определение, — встрепенулся дремавший до этого старик. — Берегини светлые.

— Да хоть в крапинку, — после ещё одного чиха Гельхен осадил коня, спрыгнул в чавкнувшую влагой траву, без обиняков ссадил за шиворот рыжего с уже распухшим носом, помог старику и ушёл в туман, захрустев собираемым хворостом. Племянник вампира сполз с седла кряхтя и почёсывая отсиженную задницу. С ним наёмник никогда не носился, предпочитая не замечать, если тот спотыкался, бился лбом о ветку или просто не успевал съесть вечерний паёк (который обычно оказывался в желудке рыжего проглота — этого слишком горячая каша никогда не смущала — свою порцию он уминал даже быстрее Гельхена и тут же бесцеремонно отнимал у Яноша, как только наёмник куда-нибудь отвлекался). Странно, мелкий пакостник словно притягивал Гельхена. Он сам не заметил, как рассказал мальчику об ожоге на лице, не таком жутком, как мог бы оказаться, но всё же оставившем метину — отсутствие щетины и вообще растительности ниже ресниц, неожиданно для себя угостил его элем в придорожной корчме, а потом долго хохотал, пока малец отплёвывался и запивал пожар колодезной водой прямо из ведра. А потом всю ночь баюкал состоявшегося пьянчужку и нервно огрызался на ещё больше поседевшего старика. — Духи нестабильны по своей природе, даже изначально светлые, они спокойно отрекаются от солнца, если в этом кроется спасение их шкуры. Ваши обожаемые берегини всего-навсего мелкие шкодницы. Воруют яйца птиц, разоряют гнёзда. В последнее время, правда, совсем с мозгами распрощались — спелись с кикиморами и устроили страну вечного тумана. Всю столицу обложили, стервы… Чего молчим, кого ждём? — наёмник вынырнул из-за смазанной туманом липы, шлёпнул под ноги стоящим обросший мхом сук. — Вы же не думаете, что в моём лице обрели бескорыстного труженика, стирающего руки в мозоли лишь бы обогреть ваши высокородные задницы? Хворост повсюду, если поднапрячься, через пять минут будет костёр.

— В такой сырости? — не поверил старик. Учитель Ольхен, как называл его рыжий. И магистр Кант, как нечаянно обмолвился темноволосый. За что и схлопотал по загривку от… хе-хе… молочного братца. Конечно же, "в тайне" от не в меру зоркого Гельхена.

Наёмник задумчиво взглянул на пернатого друга, угнездившегося на луке седла, нахохлившегося и потускневшего после принятия ванны. По жёстким маховым перьям пробежала сырая искра.

— Оставьте это мне, господин Ольхен.

Хуже всего оказалось, как Гельхен и подозревал, с рыжим. Парень унёсся на всех скоростях, исполнять приказ хмурого начальства, отсутствовал дольше остальных, но вернулся только с одним чурбаком — большим, сырым и невероятно тяжёлым, как только допёр?

— И что мы с ним будем делать? — наёмник недоверчиво пнул корягу, обросшую поганистого вида грибами. Она даже не гукнула, не сдвинулась с места.

Рыжий недоумённо воззрился на мужчину.

— Огонь разведём.

— Интересно как? Из этой гнилистой коряги только хатка для берегиньки и получится. Зелёная, сырая и… недавно срубленная?

Гельхен провёл рукой по срубу, забитому склизкой тиной, но всё ещё светлому, свежему. Не спиленному, а словно скушенному мелкими-мелкими зубчиками.

— Где ты его нашёл, парень?

— Там, — мальчишка неопределённо махнул рукой. — Их там вообще куча. Этот самый большой оказался, вот я и…

— Ой, дура-ак… — но донести идею до окружающих наёмнику не судилось. Из тумана высунулась кислая рожа обворованной берегиньки, судя по длиннющим треугольным ушам — местной королевки, а по оскаленным игольчатым зубкам, весьма раздражённой в связи с хищением личной собственности. Дамочка обвела собрание колючими жучиными глазками, обнаружила пропажу, раззявила кривой ротик и…

Умная птица среагировала первой, расправила крылья и почти по-гадючьи зашипела, перебивая беззвучный ор маленькой вредительницы, бросилась лапами вперёд и вместе с берегиней покатилась куда-то под корягу, откуда тут же полетели мелкая щепа и перья.

— Бегите, дурни, — под беззвучный вопль берегини, разрывающий ушные перепонки, Гельхен отвесил воспитательный щелбан рыжему, задав нужное направление и скорость… Не надолго. Пацанёнок затормозил, дёрнув куцым хвостиком. Идиот! Более умный старик, прихватив ученичка, дал стрекача, судя по хрусту веток, угнездившись где-то на дереве. Не самое надёжное укрытие, но всё же лучше, чем вот так стоять и смотреть своими почти совиными жёлтыми глазищами, как на полянку выныривают ещё восемь или девять зубастых люто скалящихся берегинь. Когда-то действительно светлые, теперь эти крошки не брезговали не только уворованными яйцами, но и подвернувшейся человечинкой. Правда, очень редко, в мозгах им всё же не откажешь, но скопом в десять-пятнадцать особей они вполне могли решиться пойти на штурм путников. Тем более таких недалёких, умудрившихся разбить лагерь по соседству с их колонией.

— Я же сказал: вон, — рявкнул наёмник, выхватывая ненадёжный с виду меч — с расхлябанным эфесом и иззубренным тёмным лезвием. По кромке, поймавшей слабый солнечный свет, блеснуло несколько витых линий "языков пламени" — заговоренный.

Поганец не успел оправдаться, одуревшие берегини брызнули со всех сторон одновременно, жужжа стрекозиными крылышками и рассекая туманный воздух когтистыми лапками. Но под росчерк меча не попала ни одна — все обрушились на завизжавшего пацана. Гельхен опомниться не успел, как деловитые дамочки схватили рыжего кто за ноги, кто за растрепавшиеся волосы, и смылись раньше, чем до него дошло, что вообще произошло.

…Орала Фелиша громко, но недолго. Одна из похитительниц сунула в рот девчонке кляп из коры. Небольшой, но очень невкусной.

— Попалассь, попалассь, — неслось со всех сторон.

— Ферекрусс, попалассь!

Куда её заволокли, она поняла, когда плюхнулась в вонючий бочаг, сыто хлюпнувший торфом и жижей. Тут же из бочага высунулась костлявая лапа, вцепившаяся в рукав, из-под воды мигнули два круглых жёлтых глаза.

— Ключ, — булькнуло бледное с прозеленью существо, быстро облапившее сконфузившуюся девчонку.

— Пшла вон, гадина, — Фелиша размахнулась и залепила звонкую оплеуху. Пока кикиморка оправлялась от потрясения (были бы мозги — так и от сотрясения), принцесса выбралась на более-менее твёрдую поверхность, брезгливо отряхнулась, тут же продрогнув до кости. — Ау, есть тут кто-нибудь, — тоскливо провыла она.

Тут были. И очень многие. Зло жужжали крыльями берегини, тихонько выныривали всклокоченные кикиморы, посверкивая настороженными водянистыми глазками, из тумана проявлялись и тут же исчезали странные безликие существа с одинаково обвислыми ртами. Даже коряги незаметно, но уверенно цеплялись за штанины, стараясь задержать и напугать. Всё это крутилось вокруг принцессы, обволакивало её склизкими щупальцами настороженности и незаметно толкало куда-то прочь от бочага. В мягкую, поблёскивающую каплями влаги, траву, мерно колышущуюся над тёмной стоялой водой. Фелиша почти поставила на ряску ногу, когда на голову ей спикировала тяжёлая встрепанная хрипло каркающая птица. Выкормыш Гельхена клюнул в рыжую макушку, обращая на себя непосредственное внимание, но непривыкшая к подобному обращению (то есть привыкшая, конечно, но разве с вампиром повоюешь?) девчонка ответила активным протестом, махом выщипнув пук перьев из птичьего хвоста. Филя заметался, кинулся в сторону, разбивая мощными крыльями клочки сизого тумана, захваченная азартом Фелиша бросилась следом, позабыв и о ряске, и о жутких харях, раззевающих кривые безгубые рты, и о самом болоте, напичканном разномастными недоброжелательно настроенными духами. Девчонка всё бежала и бежала, а птица неслась впереди по кривой траектории, заманчиво махая культяпкой куцего хвоста перед самым веснушчатым носом. Серые перья её налились красками, распугав всю напирающую нечисть. Берегини шипели, пищали, но убирались в щели тумана. Кикиморы скрежетали острыми зубами, но осмеливались вынырнуть только после того, как остроносые сапожки Фелиши проскачут мимо. Коряги изо всех сил старались выглядеть мирными и неживыми.

— Куда-то спешишь, птенчик?

От неожиданности она вскрикнула, непонятная хрупкая магия птицы лопнула, осыпавшись со вмиг поникших перьев тёплыми жёлтыми искрами. Фелиша за что-то зацепилась, хлопнулась носом в болото. Прямо к ногам странного заросшего тиной, раздутого как прошлогодний утопленник типа. Тип высунул синий язык, облизал отсутствующие губы. Пахнуло приторно-трупным запашком.

— Пасть закрой, а то надышишься, — почти дружелюбно посоветовал он, заметив, как янтарные глаза девчонки медленно собрались в кучку.

— Сам закрой пасть и медленно отойди от него, — тихо с затаённой угрозой попросил голос Гельхена. Сам он появился не сразу — сначала из-за туманной завесы проявился тусклый меч, напряжённо замерший у предполагаемого горла тинистого, потом холодным блеском засветились вмиг потемневшие глаза с яркой золотой короной вокруг лихорадочно расширившихся зрачков, а уже потом обнаружился и сам их обладатель, вокруг которого нарезал круги его верный птах.

Неизвестный тип оскалился. Что они говорили друг другу потом, обсуждаемая уже не слышала — какая-то коряга незаметно обмотала лодыжки принцессы и подло дёрнула в туман. Костлявые ручонки кикиморы сноровисто закинули на руки тонкий жгут из лиан, а берегиня, судя по потрёпанности и общипанности — давешняя королевка, со мстительным удовлетворением запихала в рот очередной кусок коры. Потом тухлая вода ударила Фелише в лицо, она запоздало поняла, что могла бы и побороться за свою жизнь, но не успела: болотная жижа хлюпнула, с благодарностью поглотив брошенную в бочаг жертву. Вода влилась в рот и нос. Мерзко защипало в горле. Фелиша забилась, не соображая вверх она подымается или опускается вниз. Прошло бесконечно долгое время, а, может, всего одна секунда, чьи-то сильные пальцы вцепились в волосы, дёрнули на себя.

Поляна оказалась незнакомой. Возможно потому, что обрыдший туман наконец отступил за деревья, явив миру каменную глыбу со сбритой макушкой. На глыбе была грубо накарябана дикая рожа. Вокруг плотненько разместились всевозможные обитатели "глубинки" от болотных огоньков, до выплывших ради такого дела утопленников. Все они молча смотрели на Фелишу. И на того, кто вытащил её из воды. Пахнуло знакомым трупным ароматом.

— Я же предупреждал про пасть, — добродушно напомнил тинник. — Только закричи, — лапы его бегло пробежались по зацепеневшей Фелише. — Где кулон?

— К-какой?

— Наверняка янтарный. Слеза дракона. Где он?

— Нет у меня.

Её подняли на руки и почти бережно отконвоировали к камню, оказавшемуся алтарём. Бухнули сверху, профессионально подцепили когтем путы на запястьях, а четыре болотника заросшего вида тут же растянули девчонку за руки и ноги, не давая пошевелиться. Да она и не шевелилась, выплюнула деревяшку и заорала.

— Чего орёшь? Не у тебя, так не у тебя, у второго заберём, — тинник отшатнулся, но тут же справился с эмоциями, прикрыл тухлой лапой орущий рот, а когтями второй чиркнул по рубахе, распоров ткань до самой груди, неосторожно оставив на животе длинную тонкую царапину. Неглубокую, но кровь струйками зазмеилась по телу, промочив ткань на боках и плюхнув на алтарь. Камень явственно вздрогнул, по толпе нечисти пробежал дружный вздох, кто-то облизнулся. Фелиша плюнула на чистоплюйность, которой всё равно никогда не страдала, и тяпнула лапу.

— Я же предупреждал, чтоб держался от пацана подальше, — Гельхен опять неприятным сюрпризом вышел от деревьев.

— П-шш, опять ты? Откуда такой умный взялся? — тинник попятился за алтарь.

— Да уж не от мамы с папой! Мне глаза не отведёшь, тропинки не запутаешь, отзови своих дуболомов, Ферекрус.

Присутствующие дружно ощетинились — кто зубами-когтями, кто заговоренным мечом.

— Вам же хуже, — Гельхен неожиданно спокойно засунул меч в кольцо на поясе, сложил на груди руки и выжидательно уставился на алтарь, всё сильнее вздрагивающий и словно ворочавшийся в земле. Птица, до этого спокойно сидевшая на хозяйском плече, сорвалась с места, слетела на алтарь, деловито подошла к краю и тюкнула по намалёванному глазу.

Тогда рожа моргнула и обиженно проворчала:

— Сдурел совсем? Шуток уже не понимаешь?

— Ты к моим тоже неодобрительно относишься, гляжу. Отпусти парня, а?

Харя перекатилась по плоскости камня на свою плоскую макушку, внимательно рассмотрела притихшую жертву и растянула нитку рта в гаденькой всё понявшей ухмылочке.

— Не вижу парня, вижу рыжую проблему, — сказал он.

— Верни. Со своими проблемами я разберусь как-нибудь без тебя.

— Ну и дурак, — вынесла вердикт харя. — И всегда таким был. Потому до наёмника и докатился, Феникс.

Птица ещё раз воспитательно тюкнула харю в глаз.

— Моё имя Гельхен, Ферекрус, — спокойно напомнил наёмник. — И, пожалуйста, прикажи своим тварям не смердеть возле моей проблемы. У неё уже глаза закатываются.

Ферекрус надул выбитые щёки, щелкнул языком.

— Ладно, забирай своё сокровище и проваливай, — величественно разрешил камень. Нежить тихонько растаяла, убравшись подальше в туман. Агрессивные наёмники её не устраивали.

— Угу, уже бегу, — Гельхен повелительно щёлкнул пальцами. Птица послушно тюкнула харю.

— Оу! Ну чего ещё?

— Я не помню, чтоб твои болота были в такой близи от Говерлы.

— Это завуалированный вопрос?

Тюк!

— Чего тебе, вредитель?!

— Мы же договаривались, чтоб ты к человеческим поселениям не лез.

— Я и не лезу. Говерла, эвон она где, я так на границе сижу, между Янтарным и Нерререном. А людишки сами как мошкара ко мне сунутся. Вот хотя бы твой юный…хю-хю… друг.

Тюк!

— Сами виноваты! Кто просил моих берегинек обижать?

Сдвоенный щелчок пальцев.

Тюк! Тюк!

— У-у, злодеи! — камень завозился. — Месяц назад ко мне заявился старый друг. Встреча была приблизительно такой же приятной, как и с тобой. Посидели мы с ним, поговорили. Он заметил, что мои подопечные очень славные ребята, а ещё, что ему как раз таких мелких служак и не хватает. Мол, у него война намечается, кадров бы подсобрать не мешало. Представляешь, моих добрых, славных, милых крошек запихнуть в какую-то вонючую дыру?

Добрые и славные крошки из-под дальних коряг глухо щёлкали зубами в бессильной злости от того, что не могут запустить их в ускользнувшую, но всё ещё прохлаждающуюся на алтаре добычу.

— Мортемир? Он был здесь?

— Ну, не совсем здесь. Как ты мудро заметил, раньше я зарабатывал радикулит в лесах Нерререна. Вот туда это чудовище и заявилось. Гад, почти всех болотников и тинников выбил. Вот я и решил, что уж лучше к Говерле подтянуться, чем и дальше изображать из себя пуп земли. Тут и места поспокойней, и люди подобрее. Правда, соседка, гадина, не жалует, ну да мир не без добрых людей.

Рожа заискивающе улыбнулась, но Гельхена не проняла.

— Почему он не перебил всех? Я знаю его привычки — мелких духов он прибирает подчистую, особенно, если их защищают такие прыщи, как ты. А самих прыщей раскатывает на пыль. Ты всё ещё здесь — большой, безнадёжно каменный и упёртый.

— У нас с ним уговор, — нехотя признался камень, — он не трогает моих ребят, я помогаю изловить одну рыжую фигуру с медальончиком.

— И?..

— Ошибся, — сухо выдавил Ферекрус. — Забирай своё чудо-юдо и топай. Да, и птицу свою клювастую прихвати, з-зараза, совсем без моргалок оставит. Знаешь, сколько на них стёртых когтей ушло?

Обсуждаемая мрачно каркнула и снялась с места, напоследок оставив рулетик личной росписи из-под ощипанного хвоста. Гельхен подошёл к алтарю, стянул совершенно обессиленную "проблему", умостил её на широком плече.

— И не смотри так на меня, — буркнул камень, отворачивая выбитое лицо. — К твоему Рыжику силы вернутся, пусть отоспится, а мне их только с кровью воровать и осталось.

— И не стыдно? — тихо спросил наёмник. Алтарь промолчал. Гельхен достал меч, молча чирканул по руке, приложил искалеченную ладонь к покрытому мхом каменному боку, пожелал "Чтоб ты наконец подавился" и зашагал прочь.

Туман рассеялся уже через пять минут…

Хлоп! Янтарные глаза возмущённо расширились, рыжая метёлка растрепалась, встав дыбом.

— За что?!

— Очухался? Очень рад.

Рыжий осовело посмотрел на наёмника, ни за что ни про что отвесившего оплеуху.

— Больно же!

— Переживёшь. К тому же твой дядя мне разрешил.

— А по щекам нельзя было похлопать? — мысли про "дядю" были упакованы в сундучок и припрятаны до лучших времён.

— Тоже мне барышня кисейная выискалась. Ноги в руки и пошёл, нечего на мне ездить.

— Я ранен, — тонкий синюшный палец обличающе ткнулся в живот.

Гельхен вздохнул. Его собственная рана была обмотана ветошью и подвязана гнилой шнуровкой с плаща, подолом которого он вытер уже подсохшую царапину на тощем пузе, тут же пугливо втянувшемся. Тьфу, стесняется он! Лучше б трескал больше, чтоб ветром не носило. И не ту дрянь, что вчера в речке поймал и ради любопытства слопал в сыром виде. А то костями всю шею натёр. И трясётся от каждого ветерка. Совсем как феникс.

Плащ лёг на узкие плечи.

— Пользуйся, Рыжик, — величественно разрешил наёмник. — Но если испакостишь — голову за уши отвинчу.

Парень недоумённо оглядел подарок — пыльный, испачканный кровью и воняющий болотом, в непонятных разводах и с подпаленными краями. Мальчишка огляделся.

— А где мы вообще?

— Недалеко от того места, где этот червяк Ферекрус нас поймал, надеюсь. Если будем идти быстро, дотопаем до ближайшей деревеньки часа за… в общем, скоро.

— А кто этот Ферекрус?

Гельхен мрачно покосился на парня.

— Когда-то был богом. Но очень давно, теперь его имя знают лишь несколько… самых проницательных его знакомых. Это хорошо, можно хоть как-то контролировать камень. Его, как и многих, забыли, но вместо того, чтоб уйти и раствориться, он решил избрать жизнь паразита.

— Где господин Ольхен и Янош?

— Не слишком много почтения к юному господину, — усмехнулся Гельхен, бодро топая через барсучьи норы. Считающего ворон мальчишку пришлось поддержать за шиворот, чтоб не влетел в одну из ям. — Они остались на том дереве, если, конечно же, не догадались спуститься вниз.

— Мы за ними вернёмся? — парень топал вяло, постоянно спотыкался, приходилось тормозить и терпеливо ждать. Отданная алтарю сила возвращаться неохотно со скоростью откормленной улитки.

— Они нас сами догонят.

— А где Филя? — вопросы сыпались как горох из дырявого мешка. Логическая цепочка в них если и просматривалась, то весьма и весьма отдалённо. Пунктуально отвечать на каждый Гельхену не хотелось. Отбрёхиваться односложными фразами не удавалось — почти любой простенький вопрос предполагал пространный ответ как минимум в два предложения. Отмалчиваться же оказалось невозможным: рыжий восторженно тарахтел по любому поводу, восхищаясь окружающей природой и поражаясь отсутствием болота. Совершенно самодостаточная личность, не удивительно, что от него решили избавиться любящие родственнички.

— Ищет наших лошадей с поклажей. Заодно может на твоих спутников наткнётся.

— А ваш меч правда такой разболтанный или это чтоб врагам глаза заплевать?

— Ч-чего?

— Ну… так мой брат говорит, когда хочет обмануть… э-э… противника.

— Янош что ли?

Впервые за полчаса словесная лавочка иссякла. Парень заглох, угрюмо насупился и на провокационные вопросики собеседника не отзывался, не желая ляпнуть чего-нибудь ещё компрометирующего. Гельхен посмеивался и втайне молил знакомых богов, чтоб любовь к тишине у Рыжика не растаяла хотя бы ещё столько же, сколько он мурыжил ему мозги.

Старик и второй мальчонка появились уже у самой деревушки — выползли из придорожных кустов, обтрёпанные и пыльные. Ни лошадей, ни сумок. Только Филя недовольно топорщил перья, ковыляя впереди унылой процессии.

Отсутствию коней наёмник хоть и огорчился, но не удивился — крошки Ферекруса всегда были голодны. Отпустили людей и на том спасибо.

— Ладно, — заявил он, — от них всё равно пришлось бы избавляться, уж больно породистые да приметные. Жаль только уплывших золотых — за таких по сотне не жалко отдать.

Вообще-то по полторы минимум, но эти знания учитель мудро умолчал.

— Надеюсь, вы не оставляли мошну при седле? — не терпящим возражения тоном заметил наёмник. — Учтите, со своего кармана расплачиваться не собираюсь.

Старик завозился, опустил очи долу и забормотал в бороду о проклятых мракобесах, скинувших ему на седую голову эту напасть.

Уже в селе Рыжик подошёл к старику и молча сунул ему полотняный мешочек, звякнувший медью. Гельхен сделал вид, что не заметил.

4. ПЬЯНАЯ ЛУНА

— А вы знаете, что у вас глаз за глазом не успевает?

Мужчина застонал и уронил голову на стойку, не желая участвовать в последующем кошмаре. Очень даже миленькая девица, действительно имевшая небольшую косинку, но от этого ничуть не проигравшая во внешности, вспыхнула до ушей и недоумённо захлопала длинными густыми ресницами.

Действительно очень милая, удивительно как только окружающие не пялились на неё, хотя лицо должно было притягивать взгляды. Даже щенок беспокойно заёрзал, когда её необычные глаза с шестиугольными жемчужными зрачками вскользь пробежались по его тощей фигуре. Правда, быстро пришёл в себя и тут же преисполнился чувством невыполненного долга. Сразу видно, пацан…

— Вот-вот, я же говорю — глаза в разные стороны разъезжаются, — торжественно заключил звонкий голосок. Крысёныш… — А вам оно не мешает? А вы видите, сколько я показываю пальцев? А зачем вы в башку шишку плюща воткнули? Это так модно, да? Ой, а у вас глаз дёргается!

— Знаешь что, парень… — наёмник не успел донести идею до радостно покрасневших ушей, девушка залилась слезами, вытащила из волос украшение, со злостью швырнув им в радостную солнечную физиономию, и бросилась прочь из заведения, едва не сбив по дороге кувшин с квасом. Гельхен поднялся, схватил сияющего поганца за счастливое ухо и поволок на улицу к колодцу.

— Неужели она вам понравилась? Нет, ну неужели? — пацан болтался на ухе, проворно перебирая ногами. — Что вы могли найти в этой ведьме, если у неё даже глаза кривые?! Вы вообще её разглядывали?

— Поверь, на глаза я смотрел в последнюю очередь, — процедил мужчина, выталкивая гадёныша на улицу. На глаза он вообще старался не смотреть, разглядев в них наядин омут. Даже не знал, что потомки водяных могут оказаться такими… необычными.

Гельхен окинул подворье цепким хищным взглядом, обнаружил каустик, расплавленный в лучах закатного солнца и, не долго думая, засунул кусок во всё никак не закроющийся рот.

…-Мы же договаривались, что вы будете следить за своим зверинцем, господин Ольхен, — рыжий пролетел по комнате, удачно вписавшись в кровать. Подскочил резиновым мячиком, сплюнул каустик, но улыбка не потухла.

Старик прочистил монокль, внимательно посмотрел на мальчишку. По щеке пацанёнка медленно расплывалось красное пятно, словно ожёг от крапивы. Его седеющие глаза возмущённо расширились.

— Да как вы посмели?!

Наёмник мрачно скосил глаза на щёку мальчишки.

— Это всего лишь плющ. — Довольно ухмыльнулся — хорошо всё-таки залепила русалка.

Глаза Ольхена стали ещё более круглыми, он слишком пристально вгляделся в мальчика, бесшумно шевеля губами, словно решаясь что-то спросить.

— Господин Гельхен, спасибо большое. Юный Филимон осознал свои ошибки, верно?

— Я полон раскаяния! — заверил Рыжик, быстро прикрывая распухающую щёку. Слишком поспешно, чтоб оказалось правдой. — Гадом буду!

Гельхен тихо сплюнул, подтверждая, что гад он и есть, и уже почти вышел, когда странная мысль лихо тюкнула по затылку.

— А где второй парень?

— Был в кабаке, — мигом среагировал рыжий. — Пускал слюни на эту вашу… косоглазую.

— А в это время на него пускали слюни парни в тёмных плащах за дальним столиком, — припомнил Гельхен. Не интересующие раньше детали всплыли с кристальной чёткостью — в приграничье постоянно шлялись толпы полукровок-недочеловеков, но нелюди, тем более недобитые вампиры, обычно околачивались ближе к подземельям Мортемира и на территорию Янтарного края не слишком забредали, особенно в последнее время — после нескольких удачных стычек с молодым принцем, предпочитая пыльную изрезанную ущельями и горами Границу. Даже не Приграничье, где по слухам удачно засел отряд славного принца Диметрия и всё ещё гнездились драконы, а именно Границу — пустынный край с мрачной аурой присутствия смерти. На взгляд Гельхена — обычный участок земли, может, немножко переселённый духами и реликтовой нежитью-нелюдью, но соваться туда не любили даже толстокожие василиски. Не удивительно, что говерлский вампирюга своего племянничка из столицы утащил — неясные слухи буквально за один день заставили мирных горожан взять в руки вилы и горячо объясниться с немногочисленной местной популяцией кровососов.

А ещё в углу сидел странный патлатый тип, слишком подозрительно принюхивающийся к мальчишкам. Вроде, человек, а вроде и не совсем — в густой темноте шиш разберёшь. По крайней мере в кубке у него плескалась обычная вода и от эля за соседним столом нос его неодобрительно морщился. А ещё глаза у него посверкивали — слишком большие для человека, даже прищуренные…

Хлоп! Подскочивший уже парень, дёрнулся от затрещины. Старик возмущённо приподнялся.

— Да как вы смеете?!

— Лучше бы за братцем следил, а не мне отдых портил. Эти костоломы в плащах трупно подванивают. Надеюсь, он ещё не перезнакомился со всеми ими до состояния "ням-ням".

— Кого "ням-ням"?

Обсуждаемый робко сунулся в комнату. Две пары гадючьих глаз и одна, облегчённо сморгнувшая, уставились на него. Янош заметно смутился.

— У-у, балбес, — наёмник вышел вон, уже в конце коридора услышав звонкий подзатыльник — учения Гельхена не прошли зря, а ручка у Рыжика тя-яжёлая…

Вышел во двор, высматривая знакомую косинку во взглядах окружающих. Девушка сама подошла к нему, неуверенно покусывая пухлую губку. В лучах заката кожа её казалась серебристой, словно чешуя, но пахла она человеком. В отличие от рыжей бестолочи — от этого вечно воняло палёным. Гельхен даже устраивал несколько проверок, выискивая огниво или кресало. Находил, устраивал взбучку, но запах никуда не девался.

— Спасибо, что согласились выслушать, господин Феникс.

— Моё имя Гельхен, — привычно огрызнулся мужчина. Она поспешно кивнула. — Показывай, где тут ваше подозрительное капище…

Ладонь прошлась по шершавой истресканной стеле, сквозь которую упорно долбился чахлый барвинок. Ни шорохов, ни звуков. Сумерки задумчиво потрескивали голосами сверчков и припозднившейся сойки. Укутанное лесом капище молча взирало на нежданных посетителей, так далеко забравшихся ради посещения столь заброшенного места. Задумчиво завыл волк.

— Вполне благопристойное кладбище, — наконец проговорил наёмник. — Может, поблизости есть курган? Здесь уже давно никто не шевелится.

Девушка прикусила губу.

— Извините, — наконец пробормотала она, словно река с берегов плеснула.

Он обернулся, но её уже не было. Обозвать себя хотя бы мысленно он не успел — из багульника, росшего на краю капища, послышалось тяжёлое ворочание и кто-то неуклюже полез сквозь куст, явно желая пообщаться с потянувшимся к мечу воином.

— Что вы здесь… ух ты!

Гельхен мысленно застонал. Меч вошёл в кольцо весьма неохотно, не до конца уверенный, а не познакомиться ли с гадёнышем поближе?

— Какого чёрта? — процедил сквозь зубы всё ещё нервный наёмник, схватил рыжего за шкирку и поставил пред свои грозны очи.

— Вы не пришли вечером, вот я и подумал…

…птица же с ними! Они под присмотром! Чего этим людям ещё надо?..

— Что?! Мне теперь обязательно желать вам спокойной ночи, чтоб вы оставили меня в покое хотя бы на час?

— Четыре часа, — тихонько поправил мальчик. — Скоро полночь.

Глаза Гельхена метнулись по поляне с кучей склепов и растресканных стел. Солнце только село, на западе ещё плескался свет, протягивая алые нити к застрявшим посреди леса людям. Или не на западе? Поляна сама светилась мерным тёплым светом. Всклокоченные рыжие волосы засветились внутренним огнём, в расширенных глазах плескалось жидкое пламя. Гельхен провёл рукой по своим волосам, зная, что в глазах мальчика отражается их изменившийся цвет. Такой же огненный.

— Валим отсюда, — буркнул он, не желая выслушивать трёп пацанёнка, но тот молчал. Просто смотрел на мужчину, беззвучно шевеля губами. — Идём, я сказал. Здесь скоро будет… холодно.

— Вы здесь с этой ведьмой были? — неожиданно зло то ли заключил, то ли обвинил парень.

— Сдурел совсем? Мне тут только твоих возмущений не доставало.

Волки взвыли особенно пронзительно. И дико. Ночная жизнь леса набирала обороты. Полночь. Скоро сюда наползут мелкие духи, вампирящие тепло человеческих жизней — небольшие паразиты, которыми даже некромант не заинтересуется, но которые и в одиночку способны иссушить такого глиста, как Рыжик. А в соседней речке наверняка живут русалки. Неприкрытая луна надъеденным краем подцепила дальнюю стену леса. Значит, к воде подходить тоже не стоит, подводные твари теряют остатки рассудка при лунном свете. Если только это не…

В лес они ворвались уже через полминуты. Всё ещё не до конца понимая, почему Гельхен такой мрачный, рыжий перебирал ногами, пыхтя, как загнанная лошадь. Мужчина резко затормозил, мальчишка ткнулся в него лбом.

— Вы чего?.. Ой…

— Угу…

Из кустов медленно выплывали серебристые в свете щербатой луны текуче-плавные фигуры. Бесшумно смыкали ряды, загораживая все возможные выходы. Рука Гельхена ближе притянула к себе рыжего.

— Только не трясись, — тихо предупредил он. — Они ничего нам не сделают, когда-то давно я спас их сестру.

Мальчишка неуверенно кивнул. Колотить его перестало, но дрожь неизменно пробегала по телу, заставляя его вжиматься в своего защитника.

— Не подходите, — процедил тот, предупреждающе сверкая глазами. — Вы должны мне услугу, не забыли? Не подходите.

А что ещё оставалось? Меч против воды не помощник. Стоящая ближе всех склонила голову, то ли рассыпав по плечам волосы, то ли разлив воду. В лунном свете замерцал тонкий ободок-венец.

— Приветствую тебя, Феникс, человеческий наёмник, — прожурчала фигура. Мужчина ощерился.

— Моё имя Гельхен, — упрямо прошипел он.

— Так же, как и моё Лиам, — непонятно с чем согласилась собеседница. Её водяные глаза медленно разглядывали прижавшуюся к наёмнику фигурку. Золотые глаза испуганно моргнули. Лиам задумчиво склонила голову. — Извини, что пришлось заманить тебя к усыпальням, но к человеческому поселению мне путь заказан, а как иначе я могла посмотреть на того, кто был мне так интересен.

Он даже не сразу понял, что женщина обращается к мальчишке. Который, кажется, отлично всё понимал и отчётливо лязгал зубами. Рука ещё ближе притянула его к себе.

— Хоть бы плащ на себя нацепил, дубина, прежде чем за мной сунуться, — едва слышно прошипел он, но Лиам его услышала, мелодично рассмеялась, давая знак своей свите отступить на шаг в лесные сумерки.

— Ты спас мою сестру, я не забыла этого, — сказала она. — Не бойся нас, наёмник Гельхен.

— Я и не боюсь. Наяды безобидны.

Лиам засмеялась. Рыжий отчётливо лязгнул зубами — безобидными наяды были сотню лет назад, во времена рассвета фениксов. Теперь расы отдалились друг от друга, кровь потеряла силу или наоборот — приобрела ранее невиданную власть. Мир изменился. И наяды не были исключением — защищая свою территорию они не гнушались притопить особо активных нарушителей границ. В последнее время.

— Зачем вам мальчишка?

Водяные глаза скользнули по шапке рыжих волос. С сожалением и недоумением.

— Хотела посмотреть на феникса, так взволновавшего Мортемира. Разве ты не слышал от Ферекруса, что некромант очень заинтересован в твоём маленьком друге?

— Он… что-то про ключ говорил, — невнятно буркнул Рыжик.

— Да. Он имел в виду тебя. Хотя и сам этого не знал.

— Он сказал про… про…

— Янтарный медальон? — квадратные зрачки переплавились в шестиугольные звёздочки, чуть насмешливо сверкнувшие в сторону изменившегося в лице наёмника. — В данном случае — фитюлька. Всего лишь подарок одного безмозглого юнца, эдакий талисман на удачу. Ну и жучок-поисковик, чтоб не терять из виду его обладателя. А Ферекрус чурбан. И всегда им был, даже когда не был камнем.

— Феликс? — тихо и неуверенно позвал Гельхен, поворачивая вспыхнувшего ребёнка к себе лицом. — Принц Феликс? Сын феникса королевы Фионы?

Лиам засмеялась.

— Воды небесные, Гельхен, неужели ты думаешь, что нам понадобилась бы твоя помощь, будь пред нами юноша? Открой глаза, человеческий наёмник, раз потерял нюх!

Рыжик вспыхнул… вспыхнула. Оглушённый, Гельхен неуверенно потянулся к залившемуся мёртвенной бледностью лицу. Королева почти никогда не бледнела, как истинный феникс, она пылала до корней волос. Её же дочь от мамочки унаследовала только… разве что…

— Ты не можешь быть дочерью королевы. В тебе нет ничего от фениксов, — сухо прокомментировал мужчина, когда рыжая девчонка вместо того, что отскочить и залиться румянцем, как все добропорядочные девицы, неожиданно ощерилась и попыталась тяпнуть бесцеремонную ладонь.

— Это в тебе нет ничего от фениксов, разве что потрепанная временем птица, — прожурчала Лиам. — За этой девочкой Мортемир выслал отряды по всему Янтарному краю вплоть до границ Нерререна, где его громилы должны караулить свадебную карету. Не знаю как вам удалось его перехитрить и забраться так далеко, но теперь можете считать, что везению пришёл конец. Воды, идущие с востока шепчут, как там неспокойно.

Гельхен потянулся к мечу.

— Оставь это, — грустно попросила наяда. — Если бы я хотела, уже давно отобрала маленького феникса и прикопала тебя в одном из склепов. Просто мне хотелось, чтоб ты знал, что по пятам за вами идут ищейки некроманта.

— Оборотни.

— И они тоже. По крайней мере один вынюхивает от самой Говерлы.

— Погоди, ты скала, Мортемир выслал… отряды? Но у падальщика нет постоянных воинов. Он нагребает их непосредственно перед боем.

Лиам кивнула. И грустные глаза её устремились за спины наёмника и прижавшейся к нему девчонки. Туда, где за деревьями мерцали могильные камни старого капища — последствие неудавшегося защитного заклинания.

— Ферекрус тебе не рассказал, зачем приходил Мортемир?

— Хотел забрать его ораву.

— Нет. Он приметил их для себя уже будучи "в гостях", как он любит говорить, — аккуратные губы скривились в горькой усмешке. — В болотах полным-полно мертвецов-утопленников. Ферекрус ими не интересуется и если те не вылазят из трясины самостоятельно, так и остаются забальзамированными памятниками сами себе. А этот стервятник в них очень даже заинтересован.

— Он набирает мертвецов…

Наяда стыдливо опустила ресницы.

— Он и здесь побывал?!

Едва уловимый вздох.

— Вы не защитили свои усыпальни!

Наяда вздёрнула подбородок.

— Мы — водяной народ, а не цепные псы. К тому же, он не забрал всех. Только обычных людей — на полукровок силёнок не хватило.

Но Гельхен не слушал, просчитывал в уме цифры. Никаких энергетических колебаний вокруг могил он не почуял, значит, прошёл как минимум месяц. Но капище светилось, значит наяды до сих пор ставили защиту. Словно опасались повторного пришествия. Зачем? Наяды даже не живы, чтоб отнять у них души и тем самым поработить. Да даже если этот гад нашёл способ подчинить себе древнюю расу нелюдей, какой в этом толк — воины из наяд никакие, богами они не являются, чтоб извести их на корню и тем самым осуществить своё жизненное предназначение. Значит, нацелился на захоронения полукровок. А чтобы их поднять, нужен артефакт, сотворённый кем-то посильнее простого некроманта. Бог, дух, нимфа — кто-то, неподвластный обстоятельствам, искривляющий пространство под себя, вечность убегающий от смерти Морты. Мир слишком изменился, нет тех богов, духов и нимф, способных сотворить подобное чудо — слишком мало осталось магии. Проще найти старый камешек, ещё оставшийся в этом пыльном мире, чем сотворить новый. Но как же их осталось мало — артефактов, способных подымать из могилы. Ферекрус на свой выменял каменное тело и подобие жизни, Родомир заплатил откупной за свободу племени, Лейм отколола кусок земли, сделав его островом и приютом для своих нимф.

Он посмотрел на наяду. Венец загадочно мерцал в ночи, наливаясь опаловым светом. Слишком заметный, даже невооружённым глазом, что уж говорить о чокнувшемся на поиске подобного артефакта некроманте? И как вообще ещё не забрал?

— Не помнишь, кому ещё поручали древние жальники?

Наяда поджала губы. Она с самого начала была не в восторге от идеи охранять места упокоения древних. Но и оставить без присмотра место Силы не решилась. Тем более, когда некромант набрал оборотов и понял, что в прадавних могилах энергии в десятки раз больше, чем в крови древнего бога.

— В Янтарном остался только один стоящий внимания могильник, ты знаешь, — Гельхен мрачно кивнул. — Все остальные раскиданы ближе к океану, возможно, в Геоне осталось три-четыре. Там хозяйничает дикарка Лейм со своими нимфами. Один в северной Феклисте — его охраняют кентавры Родомира. В Нерререне ещё парочка. Один, с окраины, был поручен Ферекрусу. Он же не защитил даже собственные угодья. Ещё один у самых стен Валенсии, столицы Нерререна, этот охраняет кто-то из ваших, какая-то шальная дракониха.

— Спасибо, Лиам.

— Я исполнила свой долг, — печально прошептала наяда. — Возможно, при следующей нашей встрече я буду на другой стороне — Мортемир навещал не одного Ферекруса. Но теперь хотя бы моя совесть чиста.

Полночь ослепила глаза, мгновенно вспыхнув мраком. Наяды исчезли, словно вода ушла под землю — ни шороха, ни запаха, только роса клонит высокие травы к остывающей земле.

— Ну ладно, — задумчиво буркнул Гельхен. Скользнул по сжавшейся в комочек девчонке скальпельным взглядом, губы вытянулись в тонкую линию. — Надеюсь, оно того стоило…

— Я же, кажется, предупреждал, чтоб следили за зверинцем, господин Ольхен, или как-вас-там?!

Девчонка стрелой влетела в комнату, хмуро зыркнув на Гельхена. Слишком широкий ворот рубахи сбился, открыв худенькую ключицу. Наёмник сглотнул — дурак, действительно, как раньше не замечал, что пацан на самом деле пацанка? Раздул ноздри, желая выплеснуть злость хоть на кого-то, но тут же гневно зашипел — комната оказалась пустой.

— Чтоб вас, где все?

— А я откуда знаю? — тихо, но неожиданно сварливо откликнулась девчонка.

Гельхен полоснул замарашку кинжальным взглядом, на несколько секунд прикрыл глаза, беззвучно шевеля губами. Потом ещё раз выругался.

— Как ты сбежала за мной? — задним числом спросил он.

— Ну… там внизу… праздник вроде как. Вот я и…

Гельхен скрипнул зубами. Праздника он не видел. Наоборот, единственная улица была до безобразия пустой и безжизненной. А в лесу всё фанатичней орали русалки.

— Пьяная Луна, — понятливо процедил он.

Девчонка пожала плечами — название её не слишком волновало. Да и чокнувшиеся враз жители, шумной толпой повалившие через ворота в лес к реке, скорее удивили. Упросить Яноша пройтись с ней и посмотреть на всё поближе не составило труда, парень просто лопался от распирающего его любопытства. Птах тоже не возражал — он вообще с воодушевлением принимал всё, что касалось рыжей подружки. Ну а магистр поплёлся вслед за ними… На опушке мужская часть коллектива окончательно забыла о намерении "только посмотреть" и во всю орала срамные песни вместе с другими мужиками. Женщин не было. Да ещё бы! В такие ночи женщины старались не попадаться на глаза обезумившим половинам, да и русалки соперниц не жаловали, могли и притопить, а вот к противоположному полу относились весьма благосклонно. Здесь принцесса и оставила своих спутников, решив прогуляться.

Гельхен испытующе взглянул в безмятежные медовые глаза.

— Ты хоть знаешь, что такое праздник Пьяной луны? — почти ласково спросил он. Девчонка сморщила нос. Про праздник она знала и очень хорошо — пробралась однажды в гарнизон брата, расположенный недалеко от Говерлы в соседней деревушке и целый вечер грела уши в довольно откровенных рассказах молодых парней, где фигурировал буйный неистовый праздник нелюдей, устраиваемый по чёртовым пятницам, если таковые появлялись в календаре. Откуда ж она знала, что истории у костра вызваны предвкушением следующей ночи, которая, собственно, и выгнала молодых вояк из казарм. Нимфы, мавки, даже дриады теряли головы и заставляли потерять их своих избранников, когда жаркими объятиями заманивали в леса. Уж лучше туда, чем в холодные лапки расшалившихся русалок — эти утягивали под воду и вырваться удавалось очень редко. Впрочем, жертвы не жаловались. В любом случае.

Не смотря на жуткие цифры статистики послепраздничных жертв, большая часть мужского населения прямо таки бредила Пьяной Луной — потянет, не потянет, и если потянет, то с кем повезёт? На цифры им было плевать, а в разгар ночи — и на жён, буде таковые имелись в наличии.

— Не угадала. На такие мероприятия обычных людей не пускают, потому что нормальные с шабаша не возвращаются.

…я всегда подозревала, что ребята Диметрия ненормальные…

Он по привычке потянулся к лохматой голове, дабы отвесить очередной подзатыльник, но удержался, щелкнув пальцами у самого уха. Девчонка не вздрогнула, только не мигая смотрела на Гельхена. Всё так же пристально, как и раньше, но теперь, когда мозги наёмника прояснились и он чётко видел… хм… девушку, подобная откровенность его несколько раздражала. И смущала.

— Тьфу!

Шагнул за порог, прикрыл глаза, вновь на чём-то сосредотачиваясь. Сзади послышалось сопение.

— Возвращайся в комнату и жди там, — не оборачиваясь приказал мужчина.

— Позвольте мне…

— Увижу у воды — сам притоплю.

Девчонка тут же скорчила рожицу, но села на кровать, чинно положив на колени руки. Угу, так и поверил! Вышел в коридор и запер за собой дверь. Подумал секунду и приставил к ней тяжеленный обструганный дубовый брус, призванный заменить стул.

Сделал несколько шагов прочь, гупнул несколько раз по полу и замер, выжидая реакцию из комнатки. Секунда, две — дверная ручка робко провернулась, послышалось недовольное бормотание. Усмехнувшись, наёмник вышел на улицу.

Лес бурлил. Гельхен не встретил никого, но тем не менее натыкался на пыхтящие и хихикающие кусты, кроны деревьев шептались совершенно определёнными человеческими голосами, сливаясь в пары — женский и мужской. Ещё раз закрыл глаза, но на мысленный призыв птица не отозвалась. Тонкая связывающая сознания нить вибрировала и совершенно не желала включать связь. На другом её конце пернатый предатель веселился во всю, совершенно непонятно как подцепив "в собеседники" блуждающий огонёк, выползший явно с болот Ферекруса.

А потом дорогу преградила река — широкая и заросшая камышом. Чернильные воды серебрились в неровном свете луны.

— Смотрите-ка, кого черти принесли, — насмешливо проворковали из воды.

Как только шаги наёмника смолкли, Фелиша рванула к выходу, дёрнула ручку, но дверь не поддалась.

— Вот гад, — с чувством сказала принцесса, подошла к окну — Гельхен как раз вышел во двор. Поднял голову, явно выискивая её, улыбнулся и помахал рукой. Когда он отвернулся, Фелиша мрачно скрутила ему в спину фигу. Словно почувствовав, рука мужчины взлетела вверх, сжавшись в предупреждающий кулак. Но сам он так и не обернулся, быстро направляясь в сторону распахнутых ворот.

Окно тут же распахнулось и Фелиша вскарабкалась на подоконник. Второй этаж — ерунда, крыша молельни в Говерле на три этажа выше, покатая и вся изгажена голубиным помётом. Осторожно спустила ноги, повернулась и заскользила животом по карнизу, стараясь ступнями нащупать подходящие выщербины. Внизу кто-то недовольно завозился и отчётливо зарычал. Девчонка вздрогнула, не удержалась за карниз и полетела к земле, прямо в заросли разросшейся ежевики.

Закричать она не успела. Даже не испугалась как следует — только руки содрала. Боль обожгла ладони, мазнула по локтю, сжала рёбра и ухнула куда-то сквозь тело в землю, оставив девушку осовело трясти звенящей головой.

— Ну надо же, — чуть удивлённо хмыкнули над самым ухом, — всю жизнь мечтал спасти невинную деву от дракона, а тут нате вам, девицы сами с небес валятся. Я не такой уж грешник, каким себя воображал.

Молодой темноволосый мужчина, встрепанный и немного неопрятный, чуть задержал дыхание, рассматривая свернувшийся клубком "дар небес", настороженно зыркающий из-под коряво общипанной чёлки. Потом разжал сцепленные замком руки и облегчённо вздохнул, когда Фелиша угрём выскользнула из объятий.

— Спасибо, — не глядя на спасителя буркнула девчонка и принялась яростно оббивать с одежды пыль.

— О, совершенно не за что, — незнакомец облокотился о стену, явно никуда не торопясь. Фелиша мельком глянула на него из-под рассыпавшихся волос. Весьма незаурядная личность — брови будто углём нарисовали, тонкие, изломанные, словно крылья парящей чайки. Скулы острые и вытянутые, а на губах непонятная сдержанная ухмылка — точь-в-точь оскал. А вот глаза… Фелиша могла поклясться, что таких огромных она не видела никогда и ни у кого. Даже прищуренные до щёлок они казались возмутительно большими. Единственным изъяном оказались уши — вопиюще большие и оттопыренные. Одно из них — левое — было обезображено рваными лоскутами плоти, наверняка попал в объятья к лесной кошке. Фелишу передёрнуло — Диметрий тоже имел подобное увечье. И не одно. На его красивом лице было как минимум три изъяна — одно он получил, когда отправился на первую охоту с отцом. Тогда загнанный волк, вместо того, чтоб принять свою участь, располосовал щеку ещё совсем юного наследника янтарной короны, второй достался в подарок от разъярённой мавки, так и не сумевшей соблазнить смертного принца на Пьяную Луну. Диметрий не любил про это хвастаться — не кривил вызывающе порванную нелюдью губу, как другие счастливчики, не дотрагивался до неё, желая привлечь лишнее внимание, и вообще угрюмо отмалчивался, если кто-то спрашивал про увечье. Последний шрам долго не зарастал, багровел крестом на той же исковерканной щеке. По этой метке даже не знавшие принца в лицо узнавали его и почтенно склонялись перед единственным смертным, сумевшим подобраться к некроманту на расстоянии клинка. И получившим от того своеобразное клеймо смертника.

Единственный шрам наёмника хоть и вклинивался в его красивое лицо, нарушая правильность черт, не был таким уж безобразным. При дневном свете его метины вообще практически сглаживались, если особо не присматриваться, так и не заметишь. Вечерами у костра или в лучах заката крученые бугры старого ожога словно отыгрывались за день — вылезали рваными тенями, искажая левую часть лица до неузнаваемости. И тем не менее Фелише не было противно. То ли потому что за плечами у неё была практика с Диметрием, то ли просто потому, что даже обезображенное ожогом, лицо Гельхена оставалось лицом человека. Хмурого, ворчливого и всё же, когда он улыбался даже шрам не мог спрятать ямочки на левой щеке…

Одежда явно с чужого плеча, причём судя по её состоянию — точно не с одного. Штаны, самые простые, холщёвые, были утыканы заплатками разного рода и цвета. Короткие и широкие, только шнурок на пузе позволяет не соскользнуть с сухого поджарого тела. Наверняка у пахаря спёр, эти единственные штаны носят даже тогда, когда заплаток на них больше, чем, собственно, штанов. Вышитая же шёлком рубашка навевала на мысли скорей о сундуке какого-нибудь местного феодала. Красная — значит, феодал собрался жениться. Обувь… А вот обуви не было — парень стоял босой и ничуть от этого не страдал, судя по задорно шевелящимся пальцам. С загнутыми волчьими когтями. Оборотень!

Фелиша ломанулась через живую изгородь даже быстрее, чем осознала свои выкладки — просто нырнула в кусты, мгновенно исцарапав всё тело, и вылетев с другой стороны чуть ли не на четырёх бросилась к воротам.

За спиной кто-то чертыхнулся, но погони девчонка не почуяла. Перед самыми воротами обернулась: мужчина исчез, словно его и не было.

Облегчённо вздохнула и выскочила в ночь к лесу.

Влажные леса Нерререна — естественная граница — остались позади, разойдясь за спиной тёмно-зелёной волной от юга до севера. За ней в такой же зелёной дымке виднелись нечёткие шпили далёкого горного массива. Очень далёкого.

Вряд ли Фелль успела добраться до него так быстро. Феликс вздохнул и откинулся на сидении, непроизвольно сжав в руках янтарный кулончик. Уже неделя прошла.

Пейзаж за окном сменился — яркая зелень пожухла и осыпалась, трава всё чаще перемежалась мёртвой бесплодной землёй. Сначала Феликс не обращал на это внимания. Тихонько хандрил в карете, неопределённо угумкая на вопросы Хольта, время от времени вспоминающего о своих обязанностях сопровождающего. Но начальник тайной службы был человеком не самым разговорчивым, по крайней мере в компании с "девушкой", поэтому разговор обычно заканчивался с первым же предложением. А потом Феликс вспомнил о прощальном подарке сестры и принялся тайком зарисовывать пейзажи. И вот тут заметил их потрёпанность и… неправильность.

Нерререн никогда не отличался обилием рек и пресных озёр, как южная Феклиста, не мог похвастаться богатыми залежами серебряных рудников в отличие от островной Геоны, и даже не имел повода поплакаться по поводу перенаселения нелюдей, в отличие от Янтарной Говерлы, имеющей на это полное право (хотя основная масса драконов гнездилась тоже здесь, но по этому поводу Грэхем имел двоякое мнение — жрут, конечно, много, и не только коров, но и василиски через границу не лезут, хотя очень даже не против). Самой яркой и самой приемлемой причиной, чтобы перебраться в Нерререн, была земля — плодородный чернозём, заставляющий умываться крокодильими слезами даже утопающую в достатке Геону. Хлеб, вино, лес — не удивительно, что отец Архэлла наплевал на… хм… наплевательское отношение Фелиши к сыну и всё же согласился на её приезд — заступничество пусть даже и недоделанного феникса заставило ближайших соседей отказаться от идеи заполучить лакомые земли силой.

Не было чернозёма. Виноградники, поля, даже обычные поселения — ничего. Пустошь.

На исходе второго дня, когда зашептались даже чёрствые к природе воины, Феликсу стало не по себе. А потом атмосфера как-то слишком быстро изменилась — из настороженной перетекла в напряжённо-ожидающую. Багровая физиономия Хольта нарисовалась в окне, диким взглядом метнулась по убранству кареты и вновь исчезла, удалившись куда-то вниз, к земле.

Вернее, это карета кувыркнулась в воздухе, приложив закрытого в ней всеми человеческими неровностями о пол и потолок, поменявшихся местами. Гарь и рёв ворвались под треснувшее днище, ставшее потолком, чьи-то когти полоснули дерево, где-то шумели воины. Всего на одно счастливое мгновение Феликсу показалось, что всё это дурной сон — откуда в благословенных отсутствием аномальщины землях Нерререна взяться здоровенной огнедышащей твари, да ещё и в такой близи от столицы?

"Не огнедышащий", — мимоходом отметил Феликс, когда сквозь разбитое днище просунулась тусклая морда ящера и раззявила пасть. Ни огня, ни плазмы, только смрадное дыхание и немного гари. "И маленький какой", — тут же внесло подсознание свою лепту.

Тем хуже — чем меньше, тем проворнее. Здоровенные, вроде Янтарина, могли одной фугасной волной разнести пол-Говерлы… и погибнуть от единственного точного удара даже не меча, а подобранной с земли палки. Всего-то и надо, что пробраться под передние лапы и ткнуть под чешую с левой стороны, там где бьётся двойное сердце. И ничего тот же самый Янтарин не сделает, слишком огромный и неповоротливый. В общем-то, он ничего и не сделал, когда кто-то штрыкнул его стрелой под ребро. Даже всадница Фиона не смогла защитить своего дракона. Не успела. Но королева расплатилась жизнью за то, что отвлеклась в бою, а дракон отделался всего лишь одним из сердец.

А вот эта тварь размером с лося, ей и огонь не нужен, чтоб раскурочить всё в радиусе пяти миль. Рогатая башка, когтистые лапы и шипастый хвост в ближнем бою куда опасней тяжёлой боевой туши золотого дракона.

Где-то на заднем фоне метались люди, кричали, суетились, бросали в дракона копья, а бледный Хольт тянул на себя заклинившую дверь, совершенно не обращая внимания на бесившегося над каретой дракона. Тот тоже не обращал на него ровно никакого внимания, перенеся весь свой интерес на застывшую в дюйме от клыкастой пасти жертву, отчаянно зажмурившуюся и не дышавшую. В руке блеснул кулон. Дракон осклабился, удовлетворённо заворчав и придвинул чешуйчатую морду вплотную.

— Бегите, — одними губами шепнул Хольт, но его не услышали. Дракон медленно ткнул Феликса в руку, почти чиркнув по открытой коже выступающим над верхней губой кривым клыком. Выдул струю тяжёлого гниющего воздуха, разметав рыжие волосы, вдохнул их аромат в себя, словно смакуя момент. Седые зрачки расширились. Дракон по-птичьи затянул глаза веками, будто прищурился, окинул окаменевшую жертву подслеповатым взглядом.

…Десяток воинов стоял вокруг раскуроченной кареты, бессильно наблюдая за беснующейся тварью, в одну минуту разнёсшую в щепки практически весь багаж. Тихо умирала покалеченная лошадь, получившая от дракона когтистую оплеуху, так же тихо шипел раненый стражник, нетвёрдыми руками зажимавший располосованное бедро. К Говерле уносилась перепуганная голубиная стая, вырвавшаяся из клети. Покорёженные тушки их неудачливых товарок безжизненными тряпками валялись под ногами — дракон отщёлкивал зубами вьющихся у морды птиц. Неожиданно карета ещё больше накренилась под весом вползающей внутрь гадины. В Хольта словно черти вселились, он наконец-то выдернул проклятую дверцу с мясом, отшвырнул её в сторону, не слишком заботясь о том, в кого угодил, и ломанулся внутрь. В тот же миг дракон отпрянул от раскуроченной кареты, оттолкнулся от земли и взмыл к облакам.

— Ну почему я постоянно застаю вас в компании с какими-то бабами?!

Русалки брызнули в разные стороны. Гельхен остался безучастным истуканом, застывшим по пояс в воде. Фелиша зло сощурилась, без всякого смущения рассматривая голый торс. Под левой лопаткой багровел короткий крученый шрам, словно кому-то было мало просто пырнуть наёмника, нужно было ещё и провернуть лезвие. Фелиша поёжилась. Толк в шрамах она знала, не даром общалась с ребятами Диметрия. Как Гельхен вообще только выжил? Обрывки рубашки уплывали вниз по течению — обычно русалки топили своих жертв, защекотав или просто приложив голышом по затылку, но сегодня им хотелось излить своё буйство иначе. Хорошо хоть рубашкой дело и ограничилось. Пока.

— П-шш, человеческая девка, — презрительно скривилась одна из речных жительниц, выплывая из своего укрытия за огромным валуном. Немного замешкалась и тут же получила в лоб увесистым камнем.

— Только суньтесь, — мрачно предупредила девчонка. К её ноге такой же угрюмый и нахохленный жался птах. Перья его, как и при первой встрече, стали уныло-мшистыми, крылья налились багрянцем, на них время от времени вспыхивали колючие сырые искры. Мокрый и сердитый. Но подойти к нему и уж тем более обидеть взятую под охрану нахалку речные жители не смели — вода и огонь слишком разные стихии.

Ещё один камень свистнул в воздухе, стукнув невменяемого наёмника по голове. Серые глаза мгновенно вспыхнули, включились.

— С возвращением, — буркнула Фелиша, перекидывая в руках ещё один голыш. Так, на всякий случай.

Гельхен медленно повернулся к девчонке, задумчиво оценил камень в руках, провёл рукой по затылку, всё ещё гудевшему от удара.

— Я подумала, раз уж вам так не хочется видеть меня у воды, вы можете закрыть глаза, — рыжая вызывающе вздернула подбородок.

— Сама закрой, — буркнул мужчина, выбираясь на берег и с удивлением обнаруживая клочки рубахи у камыша. — Маленькая ещё…

— Я вас умоляю, — Фелиша закатила глаза. О том, чем мужчины отличаются от женщин, она узнала ещё в десять лет, когда вместе с Феликсом пробралась к речке за городом полюбоваться весенними купаниями девиц. Девиц там не оказалось — вместо них на противоположном берегу рыбачило с десяток мужиков. День выдался жарким, не удивительно, что некоторые из них решили принять ванну.

Гельхен устало потёр виски. Вода с него лилась ручьями. Штаны прилипли к ногам, кольцо на поясе опустело. Фелиша молча подошла к камышам, пошуровала там рукой и вытащила за волосы шипящую русалку. Так и знала, что никуда не денутся — уж слишком луна сегодня сумасшедшая, вытесняет остатки здравого смысла, не позволяет удрать под безопасную корягу и пересидеть там.

— Верните имущество, пожалуйста, — вежливо попросила она. Русалка мелко оскалилась. — Ответ неверный. Филя…

Птица, не смотря на нелюбовь к полётам, перепорхнула на плечо и встряхнулась, осыпав взвизгнувшую нелюдь колючими потрескивающими искрами. Гельхен мимоходом отметил, как безропотно подчинился его питомец, с полуслова сообразивший, что от него требуется, и как спокойно отнеслась девчонка к огненной магии — искры не жгли кожу, не раздражали. Даже гусиной кожи не вызвали. Феникс…

Наёмник мысленно отвесил себе подзатыльник. Нет, конечно, будь она истинным фениксом, он бы это понял. Тут даже нюха не надо, чтоб во всём разобраться, но какие-то способности девчонке от матери точно достались. Его собственный феникс, пусть и потрепанный временем, разобралась во всём гораздо быстрее, ещё в самом начале. Гельхен вспомнил первые дни — птица не просто грела новую подружку, сама грелась в, пусть и слабеньком, но всё же отголоске прежних сил. Потому стала наливаться здоровым багрянцем, хотя последние десять лет щеголяла в пыльном сером оперении. Фениксы с фениксами связаны. Ещё одна мысленная затрещина. Действительно нюх потерял, раз не увидел очевидного. Да ещё и эта проблема: мальчик-девочка.

— Ваш меч, — мужчина недоумённо уставился на своё оружие, хищно ткнувшее в оголённый торс остриём клинка. Поморщился. Девчонка! И этим всё сказано. Хотя… пока его, как поганого котёнка, не ткнули в очевидное носом, даже представить не мог… Конечно не мог — единственный известный ему феникс сейчас должен был двигаться в противоположном направлении в Нерререн, чтоб в скором времени сыграть свадьбу, а не торчать сейчас в разгульно охающем лесу в компании с полуголым мокрым мужчиной. Девчонка… Да нет, не девчонка, а взрослая девица на выданье. Тьфу!

— Заколоть меня что ли решила? Оружие так не подают.

— А как надо?

Наёмник чуть удивлённо приподнял тёмные густые брови, но показал. Принцесса с воодушевлением отобрала железяку и повторила манёвр.

…пацанка…

— Ладно, нужно найти остальных, — буркнул Гельхен, вновь нехорошо чувствуя себя под слишком пристальным взглядом медовых глаз.

Девчонка хихикнула.

— Они на опушке. Отдыхают.

Брови поползли вверх. Девчонка ещё раз хихикнула. Наёмник был последним в списке. Надо признать, она вообще не думала, что его придётся идти искать, уж больно уверенно он шагал в сторону леса. Хотя, сам же говорил, что обычных людей на шабаш не пускают. И всё же на какой-то миг Фелише стало казаться что самоуверенность Гельхена вытекает из его происхождения — кто его, любителя и знатока нечисти, знает, человек ли он.

Магистра она нашла первым. Точнее, даже не нашла — буквально споткнулась на опушке о стонущего старика, потирающего отбитое место. "Не подошёл по возрастным критериям" и был безжалостно выкинут за пределы развратной гулянки. Его недотёпистый ученик обнаружился в компании нескольких мавок. Дамочки устроили буйный девичник, а в качестве главного блюда приготовили молодого неискушённого женским вниманием парня, подвешенного над костром в старой залепленной тиной сетке. Хорошо хоть опустить не догадались — болтался в шести футах над землёй и во все глаза таращился на неестественно глазастых бесстыдных девок, единственной одеждой которых были длинные до пят волосы. Мавок Фелиша распинала, помня из рассказов старшего брата о том, что власти над женщинами эти твари не имеют, Яноша, в общем-то, тоже распинала — парень никак не желал приходить в себя и всё таращился в ночь, куда уползла последняя подбитая мавка. А потом за ухо выволокла к охающему магистру.

Филя отыскался самостоятельно — его дружки огоньки оказались именно дружками. Правда, в речку окунуть всё же успели.

— Значит так, у нас проблема, — наёмник хмуро посмотрел в дальний угол комнаты, где свернувшись клубочком тихонько посапывала девочка. Там же кимарил Янош, прислонившись спиной к стене, но постепенно сползал и уже через несколько минут кулём свалился на ноги принцессе. "Пал к ногам". Гельхен ещё больше нахмурился — неожиданное открытие всё усложняло. Ну послали бы они мальчишку, её брата, куда бы они его там не послали, хоть к василиску на глаза. Её-то зачем впутали?

— Две проблемы, — мягко поправил старик Ольхен, многозначительно глядя в другой угол комнаты, где на второй кровати самым наглым образом развалился растрёпанный молодой парень в вышитой красной свадебной рубахе. Рот у него немного приоткрылся, но вместо храпа вырвалось едва слышное поскуливание. Всего лишь щенок-переросток.

Он ждал их у входа, насторожив потрёпанные судьбой уши. Фелль тут же юркнула за наёмника, недоверчиво посверкивая из-за своего укрытия янтарными расширенными от испуга глазищами. Ну и зря. Хотя он и сам немного удивился — не ожидал обнаружить на пороге знаменитого бунтаря… оказавшегося всего-навсего криволапым щенком.

— Его зовут Мартуф. Вы ведь слышали о нём?

— Ничего определённого, — старик недовольно поджал губы. — И потом, если он отвернулся от соплеменников, что ему запретит сделать то же самое со случайными встречными?

Не отвернулся — не посмел ослушаться отца, решившего ценой предательства спасти сыну жизнь. А потом и сам исчез, многие считали, что погиб от клыков своего же племени, но вообще-то просто удрал в приграничные леса — он всегда был одиночкой, хоть и вожаком. Но знать об этом не полагалось. А на границе, пусть и не такое значительно, всё же имелось захоронение, стоящее того, чтоб его охранять от падальщика Мортемира… На всякий случай.

— Не таким уж и случайными, раз ваша принцесса приказала ему защищать свою сестру.

— И следить издалека, — Ольхен ещё раз многозначительно взглянул на спящего, потом перевёл взгляд на соседнюю кровать. Всего шесть футов. Фелиша дёрнулась под навалившимся сверху Яношем, что-то невнятно забормотала. Гельхен подошёл к кровати, грубо смыкнул парня, заваливая его на противоположный бок. Посмотрел на девочку, обхватившую себя руками и подтянувшую колени чуть ли не к самому подбородку. Вздохнул и набросил сверху подаренный утром плащ. Плечи тут же перестали трястись.

— На вашем месте я бы только радовался, что он оказался под окном вашей комнаты — принцесса сорвалась с карниза, когда решила ослушаться моего приказа, и если бы не Мартуф, сейчас я не укрывал бы девчонку, а собирал в плащ её останки.

…или спокойно пускал пузыри со дна речки. Чёртовы русалки, раньше в них было больше уважения…

— Ну хорошо, допустим, вы ему доверяете, — сдался старик.

Гельхен усмехнулся. Буквально сегодня он перестал доверять даже самому себе. Зато феникс воспринял щенка вполне дружелюбно, спланировал к нему на голову и принялся копошиться в спутанных волосах.

— Насколько мне известно, он два года жил в палаце, охранял принцессу Талину. Если он до сих пор не проявил враждебности, не стоит опасаться этого сейчас. Оборотни слишком несдержанны, если бы он был заслан с определённой целью, раскрылся бы как минимум полтора года назад. Судя по всему он… — обсуждаемый склонил голову на бок и отчётливо всхрапнул. Безмятежно почмокал губами и опять поскулил, — …самый обычный щенок.

Потому так глупо прокололся сегодня вечером. Фелль ничего не сказала об их короткой встрече: может, забыла, может, не придала значения. А щенок решил, раз попался, чего теперь прятаться. Вот и не прячется теперь — храпит на магистровой кровати. Устал от недосыпа. Да и ел вряд ли от пуза. Слишком неопытный и доверчивый. Или уставший.

— У нас есть проблемка посерьезней.

Фелиша сонно вздрогнула и опять что-то забормотала.

— И как скоро вы собирались рассказать мне о том, что она девица? Да ещё и принцесса?

Ольхен смутился.

— Я и сам об этом только узнал — когда вы про плющ сказали. У принцессы на него аллергия.

Настоящая пацанка! Раз уж старика столько дней дурачила… и всё же… В окно поскрёбся феникс, наконец-то вернувшийся из дозора. Тут же распушился, спрыгнул с подоконника и поскакал к кровати подружки, дабы умоститься ей на грудь. После травмы так и не приучился доверять зажившим крыльям — летает только по необходимости.

— Узнай я обо всём утром, немедленно повернул бы обратно к Говерле с такими попутчиками, — буркнул Гельхен, недовольный тем, что птица сначала умостилась на девочке, а только потом как бы между прочим распушилась и довольно щёлкнула клювом: всё в порядке.

…да нет, не просто повернул — погнал коней по прямой, чтоб отделаться от компании в считанные дни…

— Что-то изменилось?

Лиам сказала: феникс. Нет, конечно, и всё же… Что-то в ней есть, раз Мортемир заинтересовался. Внутри предупреждающе заныло — уж слишком они похожи с братом внешне, а некромант не чувствует разницы, пока не доковыряется до души.

А ещё это разгромление усыпален! Вряд ли некромант сунется дальше Нерререна — гнать мертвяков через несколько стран только ради того, чтоб насолить бессильному врагу, слишком хлопотное занятие. Да и не оправдает оно себя — В Геоне в основном захоронения людей — за сотню лет с небольшим там вряд ли даже кости остались; в Феклисте жальники кентавров. У них своя особенная магия и всяким сумасшедшим некромантам продолбить защиту полулюдей вряд ли удастся. А вот Нерререн… Нечисть не зря обходит его леса десятой дорогой — уйдя из этого мира, эльфы, тем не менее, успели как следует в нём отметиться: накачали свои земли живой энергией, вырезали практически подчистую всю опасную нежить и, благословив мир напоследок, покинули его веков пять назад. А капища остались — отпугивали недобитых монстров и помогали земле из года в год радовать народ бешеными урожаями. Разве что драконы изредка залетят, отметятся — эти на эльфийскую магию чихать хотели с храмовой колокольни.

…храм…к нему падальщик сунется в последнюю очередь, когда поднакопит силёнок, чтоб справиться с огненными силами мёртвых фениксов…

— Скажите, принцесса общается с драконами?

Магистр невесело рассмеялся. Янтарин так и не вернулся в палац, даже когда погребальный костёр его всадницы взлетел в вечерние небеса. Всё верно — последняя, кто имела над ним власть, умерла, чего же более? Не потрепал, когда промывали его раны, и на том спасибо.

— Нет. Драконы избегают людей, а вылавливать слётков и проверять никто как-то не решился, знаете ли.

— А у неё не проявлялись, ну не знаю, какие-то особые качества — управление огнём, физическая сила, может, какие-то знания, которые она никак не могла получить в вашей библиотеке?

— Увы, у принцессы нет склонности к изучению наук и единственный раз, когда лично я застал её в библиотеке, она подпаливала бесценные древние фолианты. — Гельхен усмехнулся. Магистр тоже. — Все её наставники рыдают горючими слезами, когда наступает время уроков, так что тяги к знаниям у принцессы не обнаружено. Ну а с огнём она явно не так дружна, как вам бы того хотелось — ожогов, правда, не получала, но волосы обсмаливала и не раз. Придворный цирюльник уже даже не пытается исправить огрехи — зачем, если завтра появятся новые метины? А касательно физической силы — она любит общаться со старшим братом, воином, восторгается оружием и очень даже метко кидается камнями, но не более. Наверняка была бы не прочь обучаться бою на мечах, но Диметрий быстро пресёк это безобразие, даже наставника нанял по рисованию, некоего маэстро Н'елли, но с ним она не поладила, а потом произошла какая-то тёмная история с человеческой кровью в краске… В общем, с маэстро она распрощалась чуть ли не танцуя от радости.

— Я слышал о пожаре лет пять назад. Многие думали…

— Это не она, — старик покачал головой. — Спальня загорелась… хм… был досадный инцидент. Некий приграничный барон возжелал заполучить себе в коллекцию последнего феникса, собственно, её многие пытались заполучить — Веллерен изрядно попотел, пока объяснял всем желающим, что они в корне не правы, спасибо ему большое.

Гельхен недовольно скривился.

— Вы не правы. Этот вампир действительно защищает принцессу. Он вытащил её из огня. Правда, в благодарность, получил несколько укусов — принцесса никогда не умела сдерживать чувства. Слишком импульсивная, почти как её матушка — та всё же сумела унять бурю внутри и смириться с присутствием Веллерена. А её дочь методично изводит советника — в основном выловленными у меня в лаборатории тарантулами.

— Ого как!

— Да, Фелишия выражает свою благодарность весьма оригинально, надо признать. Но Веллерен терпелив. Девочка тогда здорово наглоталась дыма. Кто-то говорит, что ещё и обгорела, так что кожа лохмотьями висела, но я осматривал её всего через пятнадцать минут после случившегося и внешних повреждений не заметил — даже царапин. Её спаситель предпочитает отмалчиваться и я ещё не разу не слышал, чтоб он её хоть раз в чём-то упрекнул или напомнил о том, что она обязана ему жизнью.

— Судя по всему, характер у вашей принцессы не сахар.

Гельхен ещё раз взглянул на девчонку. Нет, он прекрасно помнил, как она изводила его всё это время, но всё же благородная кровь должна была хоть как-то в ней сказаться. Возможно, она всего лишь хотела быть больше похожей на мальчика, чтобы не привлекать внимания.

— Ну… в ней, конечно, много агрессии, даже нянюшек и наставниц всех поразгоняла, уж до чего тёртые да злющие тётки попадались. Но мне она никогда ничего не подстраивала. А за свою мачеху вообще с дворовой шантрапой подралась, когда те её обсуждали. Правда, об этом никто не знает, Фелиша не хочет показать, что Милли ей небезразлична. Я всего лишь недостойно подсмотрел всю сцену из окна палаца.

…а потом обработал разбитые лбы тех шалопаев — Фелиша оказалась девочкой находчивой и пустила в ход вырванную в саду шипастую розу. Правда, после этого два дня пряталась от глаз батюшки, чтоб не печалить его своей цветастой гулей на пол-лба и таким же цветастым фонарём под глазом. А ведь мальчишки так и не узнали, что подрались с девчонкой — всё шипели по поводу принца Феликса и его изворотливости.

Гельхен закусил губу. Сила у неё была. Пусть и недостаточная — но всё же не естественная для обычной девчонки. И огня она не боялась — чуть ли не из костра хватала свою кашу и, не кривясь, глотала обжигающие порции. И в лес побежала, не испугавшись нелюдей, словно подсознательно знала, что девчонке, да ещё под защитой феникса, не навредят. Мало. И всё же достаточно.

— Зачем вам нужно в пещеры?

— Неподалёку стоит отряд её брата. Он должен… защитить Фелишу.

Гельхен недоумённо поднял брови.

— От некроманта? — старик кивнул. Мужчина ошеломлённо потряс головой, словно выкидывая лишние мысли. Внутри заныло ещё сильнее, словно огнём полоснуло. — Вы что? Кому вообще в голову пришла идея прятать девчонку под самым носом этой твари? Особенно, если ему так приспичило с ней познакомиться?

— Принц Диметрий уже однажды проявил себя в бою с Мортемиром…

— Да, в первом бою, а значит совершенно случайно. И вы все решили, что он в состоянии защитить девчонку?

— Не орите, детей разбудите, — примиряюще шепнул старик. — Я сам не в восторге, если честно, но… Что нам было делать?

— Отправить в Нерререн вместо брата.

— Откуда вы?.. Не важно. Поймите, там он будет искать её в первую очередь, все вокруг очень даже в курсе намерений тамошнего правителя и его сына. Они, конечно, замечательные люди, раз решились прикрыть наши тылы, но это не значит, что из-за нас их должны разгромить твари Мортемира.

— Думаете, обнаружив обманку, они мило посмеются и уберутся восвояси?

— Думаем, что через месяц-второй шумиха уляжется и принцесса сможет беспрепятственно выбраться из наших земель. Архэлл как-нибудь потерпит.

— Ага, и Мортемир тоже. Затихарится, а как только почует неладное, тут же вынырнет из своих подземелий.

Внутри уже всё горело. Гельхен ещё раз мотнул головой, сморгнул неясные образы, внезапно вторгшиеся в сознание — вьющиеся вокруг белые птицы и бледная оцепеневшая Фелль с прижатыми к груди руками. Во всяком случае кто-то очень на неё похожий…

— Что-то не так? — насторожился магистр, когда наёмник пошатываясь встал и опять затряс головой.

— Нет, всего лишь сказывается купание в речке.

— Может, вам настойку какую организовать, у меня есть небольшой запас…

— Нужно всего лишь лечь и выспаться. Но сначала… — его мутные глаза метнулись к трём спавшим подросткам, сопевшим или трясущимся на своих кроватях, — скажите, у вас найдётся зелье, выедающее цвет волос?

5. О БРАКОНЬЕРАХ И ПОЦЕЛУЯХ

Костёр тихонько потрескивал, огненные язычки лизали раскалённые угли. Он сидел сгорбившись возле костра, задумчиво протянув к огню руки. Один язык пламени осторожно толкнулся в открытую ладонь, второй, третий. Неожиданно за спиной глухо треснул сухой валежник. В серых глазах мелькнула досада, которую тут же сменило предвкушение. Секунда для глубокого вздоха… и р-раз! Нечто верещащее налетело со спины, по подлому ткнув острым кулачком по почке. По глазам чиркнули мягкие огненно-рыжие волосы — перекрасить их так и не удалось: краска сползала вместе с водой. Жаль… Два! Спина так же подло выгнулась дугой, пропуская над собой наглеца, с тем же писком (правда теперь не с воинственным, а удивлённо-возмущённым) проскочившего вперёд и немного вверх. Три! Об спину ударились коленки, мелькнули удивлённые раздосадованные глаза невероятного медового цвета, последними в поле зрения пролетели ноги в остроносых кожаных сапожках на шнуровке.

Только потом до него дошло, что траектория падения наверняка заденет костёр, а то и обрушит в него безмозглого забияку. Чёртовы инстинкты!

Фелль извернулась в воздухе словно кошка, приняв удар земли на руки. Краткий миг страха, сердце сжалось в грудной клетке в преддверии неминуемого хруста ломающихся девчоночьих костей или вопля из-за обгорелых ладошек — это ж надо было догадаться: в пламя сунуться! Но девчонка ловко перекатилась через голову, изящно выпорхнув из костра, автоматически отряхнув ладони, развернулась, возмущённо хлопая короткими, но пушистыми ресницами. Огонь её не тронул…

— Так не честно!

Гельхен облегчённо вздохнул, ухмыльнулся.

— Скажи, ты орала специально, чтоб я не спутал тебя с каким-нибудь другим психом, посягнувшим на моё общество?

Девчонка смущённо прикусила губу. Бледные веснушки на носу стали чуть более отчётливыми.

— Я хотела напугать вас и сделать более уязвимым для нападения.

Ох, давно он так не хохотал! Даже слёзы на глаза навернулись. Нет, надо сосредоточиться. Глубокий вздох. Ещё один. В поле зрения попало раздосадованное личико рыжей. Ещё один приступ хохота.

— Вот теперь я действительно уязвимый, — наконец проговорил Гельхен, когда смех перестал его сотрясать и печальная мордашка принцессы больше не вызывала такой бурной реакции. — Признаю, ты первая за десять лет, кто мог бы сейчас откромсать мне башку.

Девочка вспыхнула — ну наконец-то нормальная реакция феникса! — и зарылась в продуктовую сумку. Недовольно наморщила курносый нос.

— Неужели нельзя было взять что-то кроме сухарей? У меня уже живот к спине прилип.

— Ещё есть вяленая оленина, но ты же не ешь сырого, — беззлобно поддел наёмник, вороша угли. Вообще-то это было странно, особенно если вспомнить, что раньше Фелль трескала всё подряд, включая сырую рыбину, полуварёную кашу и даже — на спор — выуженного после дождя червяка. Но с олениной упёрлась и свою часть ночи в лагере Гельхен спал под нестройное урчание бунтующегося подросткового желудка.

Лагерь! Если так можно назвать отряд из двух человек и… без всего остального. Ни старика магистра с его вечно звякающей сумкой и терпким запахом настоянных трав, ни молчаливого послушного "как бы племянника вампира", ни предателя феникса. Даже глазастый щенок Мартуф и тот отсутствует — вынюхивает дорогу к Диметрию. А заодно ведёт к нему под крыло всех вышеперечисленных. Нечего им под ногами Мортемира крутиться, они не виноваты, что выбор придворного кровососа пал именно на них. Гельхен мрачно ухмыльнулся — вампиров он никогда не любил, хоть и научился не показывать этого. Давняя вражда впечаталась в кровь. А к этому тем более не питал никакой слабости — уж очень он выглядел подозрительным в свете всех остальных своих собратьев. Кровососы подлые и злопамятные, никогда не спустят недругам даже пустяковой обиды, а этот не просто спустил на тормозах своё отвращение к прочему миру, но и плотно обосновался в королевском палаце, где и правит втихую балом уже две сотни лет. Может, и действительно заботится о королевских отпрысках — ходили в народе толки, якобы Веллерен за неугомонной принцессой Фелишией чуть ли не ползает по пятам, дабы с королевской дитятей чего не приключилось. И он действительно приволок её в кабак, чтобы вывезти вон за пределы столицы, хотя особой любви между ними Гельхен не заметил. С другой же стороны этот подозрительный тип отдал последнего феникса в руки совершенно незнакомого человека — наёмника, а это ещё хуже, у этой братии нет чести и совести — и спокойно ушёл по своим вампирским делам, как только понял, что сделка состоялась.

А ещё есть эта подозрительная девица с неуловим взглядом. Он, конечно, догадывался, но неужели у Веллерена хватило ума приволочь в столь злачное заведение ещё одну принцессу? А обратно прогуляться с ней наедине через трущобы и городской парк, ночью кишевший бродягами из низшего города? То ли ему действительно не занимать выдержки и нежная девичья шейка не привлечёт его внимания ни в одном из смыслов, то ли слухи про девушку тоже недалеки от истины — ведунья. Этим сам чёрт не брат, и уж тем более вампиры для них как раскрытая книга. Впрочем, как и все остальные. Тогда ясно, почему их выбор пал именно на него, наёмника. Гельхен ещё раз мрачно усмехнулся невесёлым мыслям. Увидала во сне, решила не спорить с судьбой. Он припомнил, как она уверенно кивнула в его сторону при первой встрече, даже не взглянув. Просто указала вампиру на товар, хотя и не требовала характеристик — предупредила о выборе. Тогда можно не гнать волну и спокойно обдумывать дальнейший план действий. Талина наверняка знала, что он обо всём догадается и тогда уже не будет нужды прикрывать сестру. И необходимость в лишних фигурах, замедляющих продвижение к цели — совсем не той! — отпадёт. Всего только и нужно, что выжечь Яношу волосы до ярко-рыжего, чтоб сдвоить следы — просто так, на всякий случай. Не феникс, конечно, но на безрыбье, как говорится… Спровадить их поможет высланный вслед молодой оборотень, который тоже наверняка не знает, зачем его действительно отправили вдогонку. Следить и "если что" защитить? Угу, с того расстояния, что он ошивался, разве что к торжественному погребению останков успеет. Слежка тем более не удалась, если даже Фелль засекла "наблюдателя" в самое первое и единственное, дежурство. Зато нюх у мальца, как у истинного оборотня — найдёт отряд принца в два счёта. А отправленный с ними феникс проследит, чтоб ни одна тварь не заинтересовалась их компанией. Щедро оторванные от души золотые, врученные магистру, должны скрасить путь — и на лошадей хватит, и на еду.

А вот они…

— И всё-таки сухари — это не еда, — буркнула Фелль.

— С каких это пор ты перебираешь харчами? — Гельхен в свою очередь потянулся к сумке, запустил руку в горловину и не глядя вытащил чёрствый хлебец. Так же не глядя откусил, недоумевая, почему тонкое личико девочки исказила злорадная улыбка. И тут ощутил вкус на языке.

— С тех самых, как они заплесневели. Неужели нельзя было не мочить сумку на переправе?

— А нечего было лезть с парома рассматривать дохлую рыбину. Я же не виноват, что ты шлёпнулась в озеро.

Фелль надулась. Рыбу пришибла именно она и хотела в этом убедиться, да вот какой-то гад подставил подножку и она кубарем полетела в холодную горную воду с битком набитого народом паромчика, перекидывающего их к пограничным горам. Гельхен посмотрел на Фелль и хихикнул. Конечно же он заметил хищное выражение на сосредоточенной мордахе тогда на озере и, приглядевшись, даже разглядел будущую жертву рыжей хулиганки. Бултыхнул прихваченный с берега камень и покойница всплыла брюхом кверху. Но вместо того, чтоб угомониться и наслаждаться целебным горным воздухом, девчонка подалась вперёд, чтоб убедиться в своей меткости. И, конечно же, поскользнулась на склизких досках, объеденных озёрной водой и разбухших от вечной влаги. Может, он бы её там и оставил, чтоб вбить в лохматую башку хоть немного здравого смысла, но то ли от шока, то ли потому что не умела, Фелль из воды не появлялась и смешки на пароме быстро исчезли. Кто-то неубедительно позвал на помощь, кто-то высказался относительно безмозглого сопляка и того, что на земле, хвала богам, на одного дурака стало меньше. А Гельхен, не помня себя от ужаса, бросился за пузырьками, естественно забыв отцепить от ремней меч и сумки. Кто же знал, что эта дурёха обнаружила под водой крапчатую спинку форели и устроила подводную охоту? В итоге никто их ждать, естественно, не стал, возблагодарив небо за усекновение ещё одного дурака, и остаток пути они проделали в гордом молчании и пофыркивании, хорошо хоть вообще доплыли — озеро оказалось на удивление благополучным, лишённым всякой нечисти. Наверняка поблизости водился табун единорогов, распугавших нежить. Недалеко от берега они развели костёр и протрусились возле него до поздней ночи, суша Фелишины вещи. Меч теперь потускнел ещё больше и отказывался срезать даже траву, крупы пришлось бросить в озере, чтоб доплыть до берега, поэтому из еды оставалось только мясо и сухари. Только мясо, судя по прелому вкусу на языке.

— А я не виновата, что у вас сумка тряпичная, а не кожаная, — неожиданно пробубнила принцесса, продолжая начатый спор.

У-у, глазастая! Свою кожаную он отдал Ольхену, откуда же было знать, что придётся принимать ванну.

— Лучше бы под ноги смотрела, а не на мою сумку, — досадливо бросил мужчина. В последнее время они с девчонкой постоянно задирались, выискивая проблемы там, где их в принципе быть не могло. Возможно, так было легче смириться с принятым решением — Фелль всего-навсего девчонка. Гельхен посмотрел на собеседницу — маленькую, всклокоченную. Однажды они набрели на луг, буквально задавленный фиолетовыми васильками, и тогда, к ужасу своему, Гельхен понял, что с ним действительно отправили девушку — мальчишка не начнёт фыркать и скакать по цветам, будто по густым облакам, только потому, что никогда не видел их в таком диком количестве, и не начнёт плести из них венок, пусть кривой и неумелый, но всё же… Венок утонул в озере. Фелиша смолчала, но он потом видел, как она долго сидела на берегу и не отрываясь смотрела туда, где нырнула за рыбой…

Не шибко качественная одежда, после озёрной воды вытянувшаяся и облепившая тело, после просушки не приняла прежнюю форму — так и висела в облипку на стройной девичьей фигурке, совершенно не скрывая ни хрупких покатых плеч, ни осиной талии, ни… Гельхен сглотнул. Брр. Болван, вызвался погеройствовать, совершенно не учитывая, что геройствовать в компании с юными девицами — дело заранее гиблое. Не "всего-навсего девчонка" — юная девушка, ещё даже не сообразившая какой властью будет обладать с такой огненной шевелюрой и кошачьими огромными глазищами.

…нет! Пацанка, пацанка, пацанка…

Жар бросился в лицо и, последовав собственному совету, наёмник уставился себе под ноги.

Серый кролик вопросительно уронил одно ухо, щёлкнул внушительными зубами и замер возле поваленного ствола, безжалостно источенного до щепы древоточцами и какой-то зубастой пакостью. Фелиша пригнулась за раскидистым кустом, впившись пальцами в рукоять уворованного у Гельхена кинжала, словно обвитого серебряной нитью и с обломанным остриём. Сам наёмник остался у костра, решив наконец-то высушить собственные вещи, о чём недвусмысленно намекало сухое першение в горле — всё-таки ночь в сырых одеждах — не самое лучшее времяпрепровождение: какая-то муть снилась опять про бледную принцессу на этот раз превратившуюся в мальчишку — такого же рыжего и встрепанного. С другой стороны снять их и подвесить над костром мешало присутствие трясущейся принцессы — ещё более синей и замёрзшей. Ещё и самому уйти пришлось, чтоб не смущать девушку. И вот с утра он наконец отыгрался — отправил Фелль с глаз долой, предоставив полную свободу действий.

— Если во что-нибудь вляпаешься, сама выкручивайся, я буду занят, — предупредил он и выкинул за пределы лагеря.

Вот теперь и развлекается. Указательный палец неуклюже скользнул по лезвию.

— Ш-ш, — глубокий порез набух кровью, рану тут же задёргало. А выслеживаемый кролик мгновенно скрылся в противоположных кустах ракитника. Фелиша чертыхнулась и пошла к ручью, встреченному по пути.

Бездумно запустила палец в рот, брезгливо отсасывая кровь и сплёвывая на землю. А потом заметила, что вокруг слишком много крови. Земля, кусты и даже низкие ветки деревьев были перемазаны подсыхающими красными полосами.

— Да не шевелись ты, скотина! Огрызается, ишь ты.

За кустами едва слышно фыркнула лошадь. Сердце подскочило к горлу. Сглотнув комок, Фелиша подкралась к ручью, тихонько раздвинув орешник целой рукой.

У ручья лежала снежно-белая лошадь, уткнувшись окровавленной мордой в холодную проточную воду. Некогда серебряные глаза её подернулись мутной плёнкой и текли по молочному храпу хрустально-чистые слёзы. А на лбу — у Фелиши перехватило дыхание — там, где снежная чёлка шёлковыми прядями спадала в воду, багровела окровавленная культяпка витого рога. Единорог оторвал от воды залитую кровью морду и, неожиданно ощерившись, попытался укусить нависшего над ним человека. Именно человека — нелюди, нечисть и даже нежить никогда в жизни не нападут на чистейшее создание, какое когда-либо создавала природа. А вот люди заметили, что из одного витого рога можно выжать до трёх сотен золотых у знающего в зельях толк знахаря. Браконьеров четвертовали без суда на площадях во всех городах от юга до севера и не только в Янтарной Говерле, хотя здесь единорогов водилось больше, чем во всех остальных странах вместе взятых. Собственно, как и прочей мифической живности.

— А ну, руки прочь от него! — не помня себя рявкнула Фелиша, выскакивая из своего укрытия и перекидывая нож в другую руку. В отличие от Феликса, не интересующегося военной наукой, Фелль научилась метать ножи не только правой рукой, но и левой, беря пример со старшего брата. Получалось у неё, конечно, не так хорошо, как у Диметрия, но дворовую шваль впечатлила, когда гадёныши решили перетереть косточки её мачехе. Не подавившись своими словами после порки розовым прутом, они уяснили, что были не правы, когда в ход пошли камни из королевского пруда, метко бившие в лоб как из правой, так и из левой руки.

— Тише, тише, молодой человек, — склонившаяся над умирающим единорогом фигура отпрянула назад, поспешно выставив перед собой руки ладонями вперёд. Немолодой уже мужчина, невысокий и кряжистый, в помятой поношенной серой хламиде. И сам весь какой-то серый, незапоминающийся — только глаза, большие и прищуренные, внимательно осматривают выскочившую из орешника всклокоченную фигурку, ощетинившуюся охотничьим ножом. Седеющие кустистые брови поползли вверх. — О, прошу прощения, мэм.

— Не заговаривайте мне зубы, руки прочь от единорога.

Мужчина отступил ещё на шаг, покорно склонив голову.

— Рог.

— Что, простите?

— Где рог?

— У меня его нет, мэм. Я нашёл несчастное животное в таком состоянии, простите.

Янтарные глаза метнулись по серой фигуре, выискивая витую кость, сочащуюся изнутри чистой алой кровью. Руки свободны, хламида без карманов и складок — простая шерстяная ткань без секретов. А в глазах недоумение. И сожаление.

— Вы позволите мне заняться животным? — кротко поинтересовался мужчина.

Фелиша рассеянно пожала плечами. Незнакомец безбоязненно прошёл мимо неё, вновь склонился над единорогом. Тот лишь прижал уши к набухшей кровью гриве и тяжело забил задними ногами об землю, всё больше заваливаясь в воду и окрашивая её своей кровью. Мужчина провел рукой по морде, уже не боясь выпада — теряющий силы единорог теперь мог только дышать — нахмурился, зачерпнул воды и осторожно омыл рану.

— Тише, тише, девочка, — тихонько шепнул он. — Не шевелись.

Единорог послушно закрыл глаза. А может просто совсем обессилил.

— Мне нужна материя, — не оборачиваясь он протянул руку к Фелише раскрытой ладонью вверх. Девчонка недоумённо уставилась на выжидательно замершую руку. — Ваш рукав, барышня, — мягко подсказал мужчина.

Неловко чиркнув ножом по ткани Фелиша дёрнула и передала оторванный с мясом рукав, кишкой повисший на ладони. Мужчина дёрнулся от окровавленного пальца, недовольно наморщив нос, покачал головой, но не отвлёкся, проворно налаживая на окровавленный обрубок мягкую ткань. Рукав тут же набух кровью и она посочилась сквозь него. Не дожидаясь просьбы, Фелиша молча оторвала второй рукав и отдала его мужчине… потом укоротила вытянувшуюся рубаху.

— Кто это был? — наконец спросила она, когда кровь перестала хлестать фонтаном и глаза единорога опять стали отсвечивать серебром.

— Местные умельцы, — с нескрываемой злобой выплюнул её собеседник. — Я с ними иногда по душам беседую, объясняю ребятам, что жить надо дружно, только они, стервецы, как раны залижут, снова за своё принимаются. Тут недалеко есть старое кладбище. Не кладбище даже — развалины сплошные, два с половиной склепа и покосившийся крест, так они там обретаются всей оравой. Грабежами живут. А в последнее время браконьерством грешить повадились — за неделю уже седьмой единорог. — Немного помолчал и добавил. — И первый, которого мне удалось найти ещё живым.

Единорог глубоко врезался в память Фелиши. Она шла вглубь леса, не слишком соображая, куда несут её ноги, и вспоминала яркую алую кровь ещё больше бьющую по глазам из-за снежно-белой шкуры, по которой та растекалась. Нити крови, тянущиеся по воде. Густые бордовые капли на ветках деревьев. И культяпка рога, бережно обматываемого большими руками странного серого типа с незапоминающимся лицом. Наверняка лесник или отшельник. Во всяком случае человек явно не из общества, привыкший жить в глуши — потому и единорог его принял спокойней, чем присутствие самой Фелиши. Во всяком случае, как только он пришёл в себя, наличие девушки его стало нервировать.

За кустами треснула ветка, повеяло запахом жарящегося мяса. Девчонка вышла из задумчивости, быстро оседлала ближайшее дерево, замаскировавшись ветками. Трое типов, довольно молодых, но заросших, увлечённо жевали мясо, срывая зубами его прямо с ножей, на которых оно собственно и жарилось. О чём они тихо шептались, она не слышала, да и не вслушивалась — прикипела взглядом к сверкающей в неровном огненном свете витой кости, словно налитой внутренним сиянием.

План возник мгновенно, чёткий до последней детали. Собственно, деталей в нём почти не было. Как и особых грандиозных замыслов. Просто отвлечь внимание вандалов и стащить украденное ими.

…И сорвалось всё в первую же минуту. Кто же знал, что трёх идиотов, поверивших в искусственный цокот копыт (копировать звуки живой природы Фелль научилась ещё лет в десять) прикрывал четвёртый. И идиотом он не был.

— Это что у нас за крыса хозяйничает? — услышала она над головой, когда скатилась к костру и беспечно зарылась в оставленное барахло. А уже в следующий миг обнаружила себя болтающей ногами в воздухе, лицом к лицу с премерзким типом, ухватившим её за шиворот и рывком развернувшим к себе. Лицо типа, и без того не вызывающее тёплых чувств, вблизи выглядело ещё более эффектно — заросшее… наполовину. Вторую половину расчертили четыре багровых шрама от виска до угла рта, словно тварь, оставившая метины, решила подарить своей жертве вечную полуулыбку. На которую Фелиша смотрела с нескрываемым ужасом — человек, почувствовав куда направлен её взгляд, высунул кончик языка и быстро мазнул по шраму, словно змея. Ухмыльнулся.

— Нравится, детка?

От кислого дыхания девушка непроизвольно сморщила нос.

— Ну-ну, будет тебе кочевряжиться, — опять ухмыльнулся мужчина, но глаза остались холодными. Быстро обшарили болтающуюся на вытяжке воришку оценивающим взглядом. — Ребята, эй, — порванные губы поджались, выплюнув пронзительный свист. — Сюда, болваны! Я же приказывал не оставлять трофеи.

Плевок под ноги. Выползшие из кустов удостоились пары крепких выражений.

— У нас гости. Скажи, крошка, ты как здесь очутилась?

Фелиша молча оскалилась.

— Неприступная, — ухмыльнулся мужчина. Задумчиво плямкнул губами и неожиданно влепил пощёчину. На щеке расцвёл багровый отпечаток широкой ладони. — Я привык получать ответы и без промедлений, уяснила?

— Мне понравились ваши побрякушки, решила посмотреть на них поближе, — буркнула Фелиша.

Ещё одна пощёчина.

— Не люблю юмористов.

И тогда Фелиша не выдержала — она вообще не любила, когда ею пытались помыкать, тем более так грубо — согнула ногу в колене и не слишком целясь выбросила её в коротком подлом ударе. Державшие девчонку руки разжались, мужик скорчился и осел на землю. Но тут же другие руки скрутили смутьянку и прижали к земле. Верёвки обожгли запястья. Кто-то ткнул выворачивающуюся из рук девушку кулаком в бок. Фелиша задохнулась, скривилась и тихонько взвыла, выпуская взорвавшуюся внутри боль. Её подняли, несколько раз встряхнули и опять швырнули — в этот раз за костёр на палую листву, где лежал мешок с чем-то мягким и явно живым.

— Хороша девка, — заметил кто-то, — на рынке за такую десяток золотых отсыпят.

— Тридцатник, — прохрипел главный. — Старый Хим специализируется на горячих штучках.

Фелиша сплюнула кровь и недавно услышанное от молодцев Диметрия выражение.

— Двадцать пять, — подкорректировал ещё один, включаясь в обсуждение подвалившего счастья. — Сквернавок не сильно жалуют.

— Зато тело хорошее, хоть и без выдающихся объёмов, — её опять сгребли в охапку, явно намереваясь продемонстрировать все достопримечательности. Фелиша червяком закрутилась в жёстких ладонях, извернулась и попыталась тяпнуть бесцеремонные пальцы, уже рванувшие горловину и без того изуродованной рубахи. Ещё одна пощёчина. В глазах заплясали цветные искры странного стального оттенка с золотой радугой.

— Уберите руки, — заорала она. Нет, на самом деле, едва прохрипела заплетающимся языком.

— Вы не поняли, — вкрадчиво прошелестело над самым ухом, — девушка попросила убрать от неё ваши конечности… пока они не превратились в обрубки.

— Гельхен, — выдохнула Фелиша, неожиданно ощутив, как сильно влипла. Четверо мужиков, распускающих руки, пугали её куда меньше наёмника, непонятно откуда узнавшего, где искать запропавшую спутницу. А может и не искал, вернее, вряд ли рассчитывал найти в компании с подозрительными типами и в столь близком контакте — просто набрёл случайно, ведь предупреждал, что пойдёт к озеру рыбы наловить. Даже меча не взял, мельком отметила девчонка, когда зрение вернулось хотя бы отчасти и она смогла сообразить, что стальные искры в россыпи радуг — колючие глаза наёмника с расплывшейся полыхающей багрянцем короной вокруг расширенного зрачка.

Ощетинившиеся ножами бандиты его не слишком смутили. Гельхен бегло осмотрел повреждения — разбитая губа, полыхающие щёки, оборванные рукава и ещё более всклокоченная шевелюра. Но глаза, хоть и мутные, горят — ни слёз, ни истерики, даже страха не читается, только досада, что попалась на горячем, словно кошка у кадушки со сметаной. "Ну, получишь ты у меня…"- широкая бровь многозначительно изогнулась ломаным треугольником, а потом нервы главаря не выдержали и он первым бросился на наглеца.

Фелиша не успела сообразить, что же её защитник сделал: просто было мгновение, когда предводитель бандитов кинулся на наёмника, по медвежьи расставив руки, и следующее, когда он кувырком полетел через голову, ломая кусты на другой стороне поляны. При этом руки его как-то странно помертвели и лапшой болтались вдоль тела. Второго и третьего постигла та же печальная участь — один полетел в весело зашипевший костёр, поперхнувшись криком, когда получил пусть и смазанный, но ощутимый удар ребром ладони по горлу; другой горестно взвыл и схватился за вывернутое плечо. А в следующий миг упал на колени — ноги подкосились от короткого злого удара по голени. Последний оказался проворней друзей — он успел выхватить из травы нож, стряхнуть с него недожаренное мясо и даже приставить его к горлу Фелиши, во все глаза таращащейся на избиение.

— Просто дайте мне уйти, — хрипло сплюнул он.

Гельхен обернулся. Сощурил полыхающие глаза. Фелиша скосила свои на лезвие, всё теснее прижимающееся к её горлу. Кожу защипало и к ключице потекла тонкая алая струйка.

— Лучше бы ты притворился трупом, — тихо шепнул наёмник, стряхивая правой рукой. Звякнул кинжал, загодя припрятанный в рукаве. Тускло сверкнуло лезвие.

И тут Фелиша поняла, что не узнает, чем закончится эта дикая бездумная и совершенно по-дурацки начавшаяся схватка — грязное замаранное жиром лезвие слишком близко от горла… кожу защипало опять и кровь побежала уже между ключицами во впадинку.

Кинжал наёмника полетел на землю быстрее, чем девчонка болезненно скривилась. По удовлетворённому хмыку она поняла, что браконьер доволен сделанным выбором. Гельхен скрипнул зубами, зацепил взглядом янтарные глаза… и опустил долу слишком длинные чёрные ресницы, так контрастирующие со светлыми волосами.

Дальше всё слилось в мутное размытое пятно, окрашенное огнём в горле, свистом в ушах и хрипом… одним, но долгим. Поняв намёк — да нет, приказ! — она юркнула под руку пленившего её громилы, предварительно отдавив ему ногу и нарвавшись на ещё один неглубокий порез. И ещё даже не успев вывернуться, услышала свистнувший мимо уха кинжал — Гельхен не любил полагаться на удачу и предпочитал дублировать оружие, особенно небольшое, а правая рука, левая — его не слишком беспокоило. Он подлетел к ней, не дав упасть на землю, рывком повернул к себе, тряхнул, пробежал пальцами по любу, щекам и изрезанной шее.

— Посмотри на меня, посмотри, — требовал наёмник, стараясь столкнуться с янтарным взглядом.

А Фелиша упорно искала глазами своего недавнего мучителя, но Гельхен старательно закрывал спиной невнятно хрипящего человека.

— Нет, на меня посмотри, Фелль…

Она подняла на него глаза.

— Ты его убил? — ломким чужим голосом тихо прошептала она.

Гельхен неуверенно кивнул, следя за её реакцией. Она скривилась, растирая правую руку.

— Болит? Что они сделали?

Тёплые медовые глаза посмотрели на него.

— Ничего не сделали, просто сильно нажали, а она когда-то была сломана, вот теперь и ноет иногда.

Ответ ему не понравился, мужчина закатал рукав и принялся рассматривать руку на предмет синяков.

— Правда, всё хорошо.

— Когда поломала-то? — пальцы осторожно пробежались по наливающимся краской пятнам синяков.

— Не помню.

Он недоверчиво хмыкнул. Девушка мотнула головой и слабо отталкивая руки наёмника попыталась его обойти.

— Нет, Фелль, — он ещё сильней перехватил её руки. — Не надо.

— Там… там фляга была, — пальцы непроизвольно потянулись к шее и подсохшим кровоподтёкам.

Он понятливо кивнул, но не оставил её — обнял за плечи и потащил за собой к костру. Поджаривающегося в нём уже не было — все, кто мог переставлять ногами, ретировались моментально, как только смогли. Фелиша молча отвинтила крышку, набрала пригоршню воды и оттёрла шею, даже не поморщившись, когда свежие раны защипало. Потом внимательно осмотрела разгромленную поляну — ту её часть, что не закрывала спина Гельхена — обнаружила кинжал с мясом и потянулась за едой. Наблюдающий за ней наёмник всё больше мрачнел.

— Вкусно?

— Да. Хочешь? Тут где-то ещё один должен быть.

— Да что с тобой такое?!

Она непонимающе посмотрела на вспылившего мужчину, подскочившего со своего места и принявшегося мерить поляну широкими шагами. Валявшийся невдалеке труп, ещё при жизни схвативший себя за пробитое горло, его больше не волновал. Фелиша скользнула по нему равнодушным взглядом и опять склонилась над кинжалом.

— На тебя напали четыре мужика, один чуть не прирезал к чертям, а ты не плачешь, не смеёшься, не бьёшься в истерике и вообще ведёшь себя так, будто ничего не произошло!

— Ты забыл про тело у дуба, — напомнила Фелиша.

— Тем более! — грымнул Гельхен. — Я на твоих глазах убил человека, а ты даже не вздрогнешь, когда смотришь на меня… и на него.

— Ну, ты же меня спас.

— Это я тебе говорить должен!

— Я не поняла, тебя не устраивает моя благодарность за спасённую жизнь? Или я обязательно должна броситься на шею и восхищённо визжать от воодушевления? Эти гады убили единорога, хотели меня продать, а в итоге и убить. А теперь у меня ещё и в животе бурчит, я что не имею права даже поесть, потому что у тебя истерика?

— У меня? У меня?! Ты первая женщина, которой наплевать, что рядом воняет труп, а пятнадцать минут назад её пытались изнасиловать.

— Никто меня не пытался… — впервые за это время её лицо залилось румянцем. — Они всего лишь хотели посмотреть…

Гельхен зло хохотнул, бухнувшись на колени перед Фелишей, впился сильными пальцами в худенькие плечи и как следует встряхнул её.

— Ты совсем сумасшедшая? Когда нормальные мужики останавливались на "посмотреть"? И чего тебя вообще понесло в этот гадюшник? Ради какой-то кости? Единорогу он уже не поможет, а тебе тем более без надобности. Тогда в чём дело?

Фелиша неопределённо пожала плечами. В тот момент свои действия она не обдумывала, просто хотела отомстить ненавистным убийцам за жизнь единорога. Рог заманчиво сверкнул из мешка — серебряный свет пробивался даже сквозь застывшую корку крови. Говорят, в нём сосредоточенна магия стихий, неактивная, но мощная, способная подарить жизнь. Или излечить от смертельной болезни. Или от не смертельной. Перед глазами всплыло прекрасное лицо сестры. Её незрячие глаза всегда болью отзывались в сердце Фелиши; сама Таша не считала себя увечной и всегда корила младшую сестрёнку за разбитые носы дворовой шпаны, распускавшей по этому поводу языки. Она всегда знала, кого и сколько раз поучала Фелиша, и как именно поучала, она тоже знала. Своих обидчиков Таша… жалела и называла слепцами, чего зрячая Фелиша не могла понять ни в шесть лет, ни в шестнадцать. И хотя Талина спокойно уживалась с собственной неполноценностью, её младшая сестра всегда мечтала подарить ей солнечный свет. Просто чтоб та увидела цвет неба и сияние звёзд. И даже постную физиономию вампира, который уделял принцессе куда больше внимания, чем собственный отец. Впрочем, король вообще редко уделял внимание отпрыскам, предпочитая гордиться ими на расстоянии и отгораживаться делами государственной важности.

— Может ты перестанешь меня взбалтывать? — тихонько попросила Фелиша. Гельхен тут же отстранился и, мрачный как туча, принялся стаскивать сухой лапник к костру. Девушка какое-то время молчала, наблюдая за скупыми всё ещё настороженными движениями спутника.

— Со мной правда всё хорошо, — наконец сказала она.

— Угу, — невнятно буркнул Гельхен, одними руками ломая здоровенный сук и бросая его во вспыхнувшее лиловым пламя.

— Нет, ну я не понимаю, — фыркнула Фелиша, подходя к наёмнику, отбирая сухие ветки и кидая их в огонь по одной, — я избавила тебя от истерики и душевных терзаний по поводу отсутствия носового платка, а ты же ещё и недоволен!

Гельхен усмехнулся — неожиданно весело и задорно, даже глаза перестали колоться и опять стали тёпло-серыми.

— Ваше Высочество, я польщён, что вы такого высокого обо мне мнения, но мне всего лишь не хочется терзаться страхом, что истерика будет, просто с опозданием. Будет неприятно обнаружить залитым себя слезами с ног до головы где-нибудь среди ночи — я не настолько сильный, чтоб вынести подобное испытание.

— Слёз не будет, — сухо пообещала девчонка. Гельхен насторожился.

— А что будет?

— Ничего, — пожала плечами Фелиша. — Я не знаю, что такое истерика. И что такое слёзы — тоже.

— Не умеешь плакать?

Она повернулась к нему спиной и пошла за очередной порцией лапника.

— Нет. Я росла в палаце, где исполнялось любое моё желание — королевской доченьке нет причин проливать слёзы.

…Маленькая рыжая дикарка внушала страх окружающим, даже профессиональным нянюшкам и опекуншам. Женщины с визгом удирали от чудовища, прикинувшегося девочкой, но не оставившего своих кровожадных замашек. Кто-то удирал от маленькой белой мышки с очаровательным, как казалось Фелише, розовым хвостом, кто-то "ломался" после ночного визита "маленького ручного привидения", в роли которого опять-таки выступала неугомонная принцесса (всего-то и надо, что накинуть простынь, выпачкать её фосфором и стонать поубедительнее); соль в каше, "нечаянные" подножки, растяжки на стульях, связанные шнурки сапог, иголки в постели, любимые цветы в ночных вазах и прочие бытовые неприятности выживали надсмотрщиц не хуже холеры. Мужчины тоже подозрительно косились на девочку, обожающую кидаться камнями, драться с хулиганами и буквально визжащую от холодного оружия. Маленький зверёныш. Потом девочка превратилась в девушку, но окружающие этого так и не заметили — она была "своим парнем" в компании воинов Диметрия — пожалуй, единственных, кто с восторгом воспринимал характер и поведение принцессы, и даже дворовая шайка, не единожды бившая и битая, считала, что воюет с принцем. Ненавидели, громко скрипели зубами и… уважали. Но так и не догадались, что воюют с девчонкой.

С девчонкой… Её упорно наряжали в платья, в комнату кто-то постоянно таскал ленты для волос и золотые гребни, наставники учили делать реверансы и танцевальные па, а в те редкие дни, когда у отца находилась свободная минутка и он изъявлял желание откушать в кругу семьи любимой оленины, Фелиша сидела, словно проглотив прут и не знала, за какую вилку хвататься, потому что предпочитала есть либо с ножа, либо руками. Просто так — в пику вечно занятому батюшке. Конечно, у неё был двойник, пусть и мальчишка, но похожий с ней один в один, но неужели отец даже не заподозрил, что тогда на балюстраде он называл Феликсом собственную дочь? Почему её привычки известны какому-то вампиру, но никак не родному отцу, не подходившему к дочери с момента смерти её матери? Ведь он так и не узнал, что шороху на крыше молельни надела именно его дочурка, а не нелюдь с огненными лупалками, даже не попытался выслушать сбивчивые извинения за подпаленную библиотеку, просто отмахнулся — да, мол, знаю, недоволен, но на злость времени нет. Как всегда. А Фелиша вместо того, чтоб угомониться, ещё больше распалялась и переносила свою злость с предметов и нянюшек на окружающих, тех, кого её жизнь не оставляла равнодушной. Веллерену доставалось больше всех, но принцесса не забывала и об армии остальных жалельщиков — подкармливала их подброшенными лягушками, пауками, выбитыми окнами в спальне или просто заброшенной за шиворот десертной ложкой.

Фелиша не хотела жалости. Ей просто нужно было почувствовать себя нужной. Не всем подряд — она всегда была слишком самостоятельной, чтоб зависеть от мнения окружающих, ей хотелось любви отца. Того самого, что когда-то в глубоком детстве таскал её чуть ли не в зубах, учил плавать в серебристом озерце где-то на юге Янтарного края, носился с ней на широкой спине мустанга, выловленного в северных степях, зажигал сигнальные огни на западе, провожая солнце в день солнцеворота и смотрел на него через восточное ущелье Кулан-Тар — Клыки Дракона, когда заря перекрашивает туманные горные хребты в бледно-розовой поволоке во все цвета радуги. Она объездила с отцом всю страну, знала каждую латку земли, каждое поселение. А потом… потом был раненый Янтарин в городском парке, погребальный костёр матери и… всё. Отец больше не подошёл, не взглянул, не пришёл ночью к кроватке, не прижал к себе и не увёз на другой конец света подальше от того хаоса, что творился в палаце долгие месяцы и годы. И сам не уезжал — похоронил себя в кабинете с министрами, даже тронный зал, где до этого восседал с женой, забросил. Забросил и дочку, разорвав все связи с умершей женой. Потом появилась Милли, тихая и нежная, совершенная противоположность Фионы. Совершенная противоположность всех предыдущих королев. Но укоренившиеся привычки короля не изменила — с Фелишей он так и не сблизился.

Принцесса расправила плечи, сморгнула воспоминания.

— Брр, мороз по коже от этого местечка. Давай разберёмся со всем поскорее и уберёмся. Как ты меня, кстати, нашёл?

Гельхен ухмыльнулся, прокрутил в руке уворованный у него ранее иззубренный кинжал. Потом подобрал тело и отконвоировал его к костру.

— Наткнулся на старого знакомого, когда ты не появилась через два часа. Оказывается, ты умеешь производить впечатление. Он с восторгом отзывался о юной особе, нападавшей на беззащитного с холодным оружием.

— Значит, этот старик не человек, — задумчиво кивнула Фелиша.

— С чего ты решила? — нахмурился наёмник.

Она удивлённо подняла глаза — сквозь недовольство в его голосе сквозила враждебность.

— Ты якшаешься только с нелюдями. Знаешь всё о мелкой нечисти, а она вся знает тебя и в один голос вспоминают твоё прозвище, помнишь забытые имена богов, а они в свою очередь не могут справиться с твоей не самой внушительной фигурой, даже наяды каким-то чудом умудрились вляпаться в долг обычному наёмнику. — Она взглянула на тело. — А вот человека ты убил не задумываясь.

— Тебя же защищал, — сквозь сжатые зубы процедил Гельхен.

Фелиша примиряюще дотронулась до его руки. Он вздрогнул, сцепил зубы, но глаз не поднял.

— Мне всё равно, кто ты…

…Они шли вялой растянувшейся процессией по пустоши, пока на горизонте не замаячила тёмная громада леса. Древнего и запущенного. Но даже тогда люди не прибавили шагу — ползли по выжженной земле подобно улиткам. На западе разгорался закат, багряными кляксами расплывавшийся на помятых латах воинов. Люди щурили глаза, прикрываясь от жарящего солнца, а тени от леса ползли вперёд. Вот первый ряд воинов оказался в теневых лапах вековых деревьев, шагнул в сумеречную зону второй и третий скрылся в густой тени вековечного леса.

Они не успели ступить на землю, смешанную с перепревшей прошлогодней листвой. Тихо загудела натягиваемая десятками сильных рук тетива, защёлкали предохранители арбалетов, глухо зазвенели мечи.

— Ну здравствуйте, люди добрые, заезжие, — возвестил звонкий, но мрачный голос. — Чего бродим, кого ищем?

Воины мгновенно ощетинились мечами и алебардами, сомкнувшись в плотный круг. Внутри кто-то злобно запыхтел.

— И тебе привет, бесплотный дух, — неприязненно буркнул предводитель — невысокий кряжистый мужчина с быстрыми настороженными глазами, безошибочно определивший откуда шёл голос. Он поднял широкое, заросшее чуть ли не до бровей лицо к кронам деревьев и тут же обнаружил нацеленную в нос алебарду.

— Ишь, догадливый, — недобро хохотнул голос, и на землю спрыгнул высокий молодой человек, обряженный в зелёные одежды, щедро приправленные ветками и листвой. Они же торчали и в густой шапке сочных каштановых волос, рваными прядями опускающимися до самых лопаток. На шее болтался кожаный шнурок — во время боя им перехватывали лезущие в глаза волосы. Когда-то сломанный нос теперь хищно раздувался. Чуть раскосые глаза недобро полыхали холодным зелёным светом. Руки сложены на груди, длинные пальцы беспокойно барабанят по плечам. На одном плече гадюкой свернулась кожаная чёрная плеть, готовая в любой момент развернуть кольца. За широким поясом, обвившим тонкую талию, вызывающе позвякивают кованые пятигранники звёзд.

Молодой и наглый, юноша свысока оглядел высокое собрание, презрительно скривил немного неаккуратные губы.

— Что в моём лесу делает скопище ржавого металлолома? — громко вопросил он, ни к кому особо не обращаясь. Но дальние ветви деревьев ответили дружным молодецким хохотом.

Предводитель воинов зарычал. Юноша сверкнул глазами, чуть сгорбился навстречу мужчине и неожиданно ядовито улыбнулся, явно нарываясь на драку.

— А ну, выпустите меня, — по спинам воинов кто-то саданул крепким кулаком. Не помогло — наподдал ногой. Бойцы неохотно отступили, пропуская вперёд встрепанную худощавую фигуру. Лёгкая кольчуга, слишком большая для узких плеч, была укорочена вручную, скорей всего кто-то из воинов просто отпилил звенья, из-за пояса торчит кисть и ошмёток пергамента. Зеленоглазый мазнул взглядом по рыжим волосам, янтарным глазам, светлым веснушкам, скупо присыпавшим вздёрнутый нос. На шее оранжевым пламенем ярко пыхнул сколотый кулон, привлекая к ней всеобщее внимание. Тонкая раздваивающаяся веточка сверкнула в слабом солнечном лучике, едва пробившемся сквозь лес.

Зелёные глаза удивлённо расширились.

— Ваше Высочество?

Гельхен открыл глаза. Несколько секунд всматривался в светляки звёзд, пробившиеся сквозь деревья, бездумно слушал стрекотание цикад. Хрупнула сухая ветка, благодарно пыхнуло пламя, принимая подношение.

— Почему ты меня не разбудила? — он повернул голову к костру. Фелль сидела возле самого огня, зябко прижимаясь к огненным языкам, и задумчиво тянула ладони к самому жару. Огонь лизал кожу, но не оставлял ни единой метины. Гельхен на мгновение задержал дыхание, переваривая картинку. Девушка повернулась к нему.

— Доброе утро.

Заря едва оплела восток, даже света ещё не давала, но то, что наёмник проспал свою очередь, было вполне очевидно.

— Ты же должна была разбудить меня в полночь!

Фелль пожала плечами.

— Ты плохо спал, метался во сне. И вообще я плохо ориентируюсь во времени.

— Ладно, я выспался. Иди, ложись.

— Я не хочу.

Украдкой зевнула в кулак, тряхнула короткой шевелюрой, сбивая липкую сонливость.

Гельхен недовольно заворчал — изменившаяся за последние сутки причёска спутницы его порядком нервировала, открывая вид на тонкую девичью шейку. В Подгорном, небольшом пыльном городишке у самого подножья восточного хребта, из-за этой стрижки ему пришлось всю ночь дежурить у двери её комнатки. Весь день как варёный ходил, вот теперь и отсыпается. Сам, правда, виноват, дурак, нечего было этот разговор про поцелуи заводить, вот и расхлёбывает.

Гельхен стянул с себя одеяло, накинул на плечи трясущейся девчонки и насильно оттащил её на нагретое уже место.

— Мне тут холодно, — закапризничала она. Наёмник подобрал сброшенное у костра второе одеяло и накинул на трясущийся свёрток. Фелль завозилась, подтягивая ноги к подбородку и бормоча под нос что-то невнятное. Наконец затихла, посверкивая прозрачными медовыми глазами из-под длинной чёлки.

Гельхен занял место принцессы у огня, утопив в нём руки по локоть и украдкой наблюдая за девушкой. Рыжая попутчица сопела носом и упорно щурилась. Ишь, не спит, упрямая, как осёл. Ну хоть чем-то похожа на мамочку — та тоже была упрямой и своевольной. И ничего хорошего из этого не вышло — даже мужу о своей любви не говорила из чистого упрямства. Всё пыталась доказать свою независимость и силу воли, а в итоге призналась в чувствах только на пороге смерти. И то вездесущему вампиру, где только на него наткнулась.

— О чём ты думаешь?

— О том, что вроде как приказывал тебе спать.

Фелль тихонько рассмеялась и открыла глаза.

— Принцессы плохо подчиняются чужим приказам.

— Ты и просьб не выполняешь. Я же просил, чтоб ты никуда не вляпывалась.

Девушка нахмурилась. Ей казалось, что разговор окончен, но два дня не смыли решимости наёмника во всём разобраться. Ей даже казалось, что Гельхен жаждет небольшой истерики, чтоб наконец-то успокоиться и забыть всё, как страшный сон.

…-Ты хоть представляешь, что эти гады могли с тобой сотворить?!

Глаза в глаза, нос к носу. Короткий выдох сквозь зубы, чтоб сдуть застившую глаза чёлку, но мужчина даже не вздрогнул — всё так же тяжело сопит над прижатой к дубу девушкой. Руки кулаками упёрлись в кору, кроша её побелевшими костяшками.

— Не считайте меня такой уж дурой, господин наёмник!

— О нет, принцесса, я вас считаю законченной идиоткой. Картинки, которые вы могли выцепить из отцовской библиотеки, совсем не всё объясняют.

Фелиша подавила смешок: картинками её творческий мозг никогда не ограничивался, а наткнуться на подходящую парочку, особенно в праздничные ночи, не стоило труда, только и нужно, что из палаца выбраться. Ну или по ночи пробраться на чердак кухни, где при свете лучин хвастаются своими подвигами не расползшиеся ещё по сеням работники — по выходным мужики, в остальные дни языкастые молодки. Да и у воинов Диметрия после нескольких кубков эля развязывался язык, а трепаться круглосуточно о подвигах слишком утомительно.

Нет, о том, что творится между мужчиной и женщиной под покровом темноты, да и не только, она была прекрасно осведомлена.

Не выдержав злого серого взгляда, девушка опустила глаза, предпочитая не распространяться, в чём она подкована, а в чём полный профан. Гельхен жарко выдохнул в рыжую макушку, приписав себе победу. А принцесса неожиданно зажмурилась и стала сползать спиной вниз по дереву, змеёй выскальзывая из замка наёмника.

— Куда?! Разговор не закончен, — капитулирующую за шкварник вернули в исходное положение.

— Лучше выпусти, — тихо попросила девушка, всё ещё не решаясь открыть глаза. — Иначе я начну кусаться.

…а точнее — бодаться и плеваться…

— Почему?

— Последнему, кто меня так держал, я разбила нос, — процедила Фелль.

…единственному, кто её так держал — тому, кто за склочным характером и хулиганскими повадками придумал себе образ белой и пушистой девицы, готовой упасть в объятия смазливого зеленоглазого типа с обаятельной улыбкой. Архэлл после этого предпочитал улыбаться на расстоянии, а руки держал исключительно сложенными в замок за спиной. Да и распухший от удара нос несколько портил общую картинку…

— За что? — руки поспешно исчезли, а сам Гельхен быстро отстранился, ругая себя за то, что забыл с кем имеет дело — всё никак не привыкнет, что перед ним девчонка… Тьфу ты, взрослая девушка.

Фелль скривилась.

— Целоваться полез.

…нет, безнадёжно — абсолютный ребёнок! И от девушки в ней разве что проклюнувшаяся фигура да заманчиво пухлые губы. Натуральная пацанка…

Наёмник не удержался и захохотал: то ли из-за мрачного тона, коим было сделано признание, то ли из-за перекосившегося от воспоминаний фарфорового личика. Ну где это видано, чтоб от подобных воспоминаний девиц так откровенно мутило?! Особенно, если учесть, что принц совсем не дурён собой. Потомок давно ушёдших эльфов, как-никак. Розовая мечта всех юных дев. Нормальных юных дев.

— Не смешно, — ледяным тоном отрезала она, ожёсточённо отряхивая с себя кору и листья.

— Вообще-то даже очень, — признался Гельхен, не в силах совладать с лицом и всё ещё сияя улыбкой. — Неужели так плохо вышло?

Девчонка густо покраснела. Гельхен захохотал ещё громче.

— Ничего не было, ясно?! Этот гад распустил свои слюнявые губки, вот я его и…

— Кулаком в нос? — предположил наёмник, хитро прищурившись и прокручивая в голове подходящие варианты. Ну и заодно яркие картинки.

— Вообще-то сначала я его укусила, — призналась всё ещё полыхающая до корней волос Фелль.

— Потом кулаком в нос?

Она покачала головой, недоверчиво подняла глаза и тоже улыбнулась.

— Я его головой боднула. Кровищи было…

— Видимо действительно плохо целуется. Обычно девушки иначе реагируют на посягательства подобного рода.

Фелль фыркнула. Гельхен насторожился.

— И много было… желающих?

Фелль фыркнула ещё раз, но тише и неуверенней. И потупилась. Наёмник прищурился, но подходить ближе не решился. За спиной догорал костёр, щерившийся почерневшими обугленными костями, небо давно затянуло ночью. Один день на пути к цели потрачен впустую. Да нет, жалеть о том, что он прошёл именно так, он не станет. Даже наоборот.

— Скажи, а неужели тебе никогда не хотелось… ну, не знаю, завести друга, общаться с кем-то кроме родственников и, вообще, девушки в твои годы в большинстве своём уже обвешаны как минимум двумя пищащими свёртками и очень даже довольны жизнью.

— Угу, всю жизнь мечтала выступать в роли озабоченной крольчихи. А в общении с посторонними у меня тем более проблем никаких — в палаце наткнуться на родственника куда сложнее, чем на того же Веллерена — этот за каждым кустом сидит, караулит. Ну, а насчёт друзей — так у меня их целый батальон.

Принцесса улыбнулась. Воины Диметрия, здоровенные мускулистые ребята, на чьих плечах трещали кольчуги, способные голыми руками порвать кожаные плети нерреренцев и завязать узлами мечи воинов из Феклисты, все как один обожали рыжую подружку и каждый раз после похода встречали её дружными воплями в сотню мощных глоток. Диметрий был не в восторге, предпочитая воспитывать в младшей сестрёнке девушку, а не горластую шалопайку. С другой стороны, его бойцы в Фелише девушки не видели, поэтому можно было не беспокоиться о неприличных мыслях в их головах. Хотя повыдёргивать конечности обидчикам принцессы они были очень даже не против. Чем не друзья? Весёлые, надёжные.

— Я имею в виду… м-мм… более тёплые чувства?

На этот раз засмеялась принцесса.

— Я родилась в неподходящем месте для тёплых отношений, — сказала она. — И любовь там даже не разменная монета. Всё заменила политика.

— То есть ты… — Гельхен прикусил губу, тщательно подбирая слова, — ни разу… даже не целовалась?

— А чего в этом такого особенного?! — запальчиво вскинула подбородок Фелиша. Слишком запальчиво. В неверном свете тухнущего за спинами костра было видно, как она досадливо прикусила нижнюю губу.

— Ну… целоваться приятно.

— Ковыряться в зубах сосновой иголкой — тоже, вот только нужно следить, чтоб не наколоть язык.

— Ты думаешь, что, целуясь, кто-то нечаянно откусит тебе язык? — Гельхен покачал головой и пошёл к кострищу ворошить угли.

Фелиша мрачно изучала его спину. Недели две назад, когда наёмник барахтался на сеновале с дочкой кабачника, о поцелуях она думала и похуже. Ей тогда показалось, что девица вознамерилась заглотить лицо её охранника целиком. Он, правда, к её губам не присасывался — тянулся к уху, явно намереваясь завязать какой-то, наверняка безумно интересный и личный, разговор. А потом схватил зубами за мочку. Девка приглушено расхохоталась, а принцессу чуть не стошнило.

— Гадость, — скривилась девушка.

— Угу. Откушенные языки и на вид противные, — весело согласился Гельхен.

— Я про поцелуи, — буркнула принцесса, всё ещё изучая спину мужчины, теперь расшнуровывающего горловину шевелящегося мешка. Наёмник запустил туда руку и за уши вытащил дикого кролика — того самого, за которым несколько часов назад охотилась сама Фелиша.

— Твоё мнение или языкоед какой поделился?

— Личные наблюдения, — ядовито прошипела принцесса. Гельхен подавился очередной порцией смеха.

— Сначала попробуй, а потом критикуй.

— Договорились. Поцелуй меня.

Конечно, он её не поцеловал! Даже не позволил себе секундного замешательства, втискивая в голову картинку: он и она прижимаются друг к другу и губы, его и её, перемежают жаркие прикосновения такими же жаркими словами — шепчут имя друг друга. Тьфу! Дурацкие видения, перемежаемые ещё более дурацкими снами. И представлять подобные картинки не обязательно, когда они мучают от полуночи до рассвета. Старый дурак!

Был нешуточный скандал, они припомнили, что не разрешали друг другу тыкать, что он — никчёмный жалкий бабник, обделяющий своим кобелиным вниманием разве что рыжих и конопатых, что она — зелёная сопля с завышенным самомнением и сомнительной наследственностью и, вообще, глаза б их друг друга не видели. Конечно, потом они помирились. Пришлось помириться — напряжённое молчание раздражало слух ещё больше, чем взаимные оскорбления.

Но идея поцелуя из рыжей головы так и не выветрилась. Это стало идеей фикс. Упрямая девчонка подстерегала у реки, где мылся наёмник, стояла за спиной, когда ему нужно было встать от костра и обязательно повернуться, воровала штаны, чтоб разозлить и тогда попасть в его руки и просто изводила пристальными взглядами. Всего день прошёл, а Гельхен уже выл дурным голосом, представляя что ждёт его с наступлением сумерек.

Повезло. Наткнулись на ферму с отзывчивыми хозяевами. Правда, выделили им один сеновал на двоих. Но вечер начался без происшествий. И без Фелль. Он даже успел задремать и опять провалиться в одно из своих видений — рыжий близнец принцессы ругался сквозь сцепленные зубы, а кряжистый заросший чёрной щетиной мужик вправлял кости в правой руке. Он даже запомнил тонкий ожёг на ладони, будто Рыжик держал в руке шнурок, который насильно выдрали с бешеной силой. Указательный палец распух; идиоты, наложите ребёнку на перелом шину…

А потом появилась Фелль. Да не сама, а в компании младшего сынка хозяев — быстроглазого смешливого молодого человека с немного лошадиной улыбкой и весьма внушительной для своих восемнадцати лет мускулатурой. И обнимались они совершенно неподобающим образом. А потом ему показалось мало и юноша решил добиться большего. Два тычка по зубам острым кулачком, пусть и профессиональных, но недостаточно сильных, его только распалили. А упрямая Фелль всё молчала. Сопела, отталкивала настырного ухажёра, но никак не решалась разбудить наёмника. Уже жующего солому, чтоб не взорваться и не разнести весь сеновал к чертям. Поганца он скрутил в бараний рог, устроил короткий точечный массаж по почкам и пинком выкинул куда-то в поле, напоследок ещё пересчитав лошадиные зубы.

А потом принялся за Фелль…

…Она опять отмалчивалась и совершенно не собиралась плакать — просто угрюмо смотрела из-под длинной чёлки.

— Да что с тобой такое, женщина?! — взорвался Гельхен, тряся девушку за плечи. — Тебя подослали специально, чтоб извести меня? Отвечай, живо!

— Мне больно.

— Не уходи от разговора! Ведёшь себя как уличная девка, ты же принцесса! Что ты себе позволяешь?

— Что я себе позволяю? Что Я?! Я?!! Как ты только что справедливо заметил, я — принцесса. И делаю, что желаю.

— И чего же ты желаешь?

— Хочу попробовать поцелуй на вкус, чтоб потом плеваться от собственных ощущений, а не подслушанных у кого-то другого. Но ты наотрез отказываешься снизойти до нас убогих и оделить хотя бы малой толикой своего божественного опыта, — Гельхен вздрогнул и ещё сильней сжал руки Фелль. — Поэтому не мешай хотя бы развлекаться.

— Развлекаться?! Этот гад сейчас не желал развлекаться. Вернее, желал, но в несколько иной ракурсе, а тебе всё хихоньки!

— Ну и что? Я бы с ним разобралась. Во всяком случае он хотя бы сказал, что я красивая.

— Соврал, — не подумав ляпнул наёмник. Янтарные глаза сузились, Фелль поднялась на цыпочки и подалась чуть вперёд.

— Я… уродка?

— Нет, но он так сказал только для того, чтоб затащить тебя на сеновал.

— Он меня провожал.

— Угу. Воздухом свежим дышал, небось.

— По себе судишь?

— Просто знаю.

— Ну конечно. Ты у нас всё знаешь, а как ты меня своей опёкой достал, знаешь? Я по-твоему не стою внимания, раз у меня ноги не от ушей и блузка на груди не лопается?

— Боги, лучше бы ты оставалась мальчишкой. Я тогда хотя бы с ума не сходил, подстраиваясь под твоё женское мышление! — взвыл Гельхен. — Я не говорил, что ты уродка!

— Угу. Я просто не достойна твоего внимания.

— Фелль…

— Лапы убери, у меня уже руки онемели! И нечего волком смотреть, я всё равно одних тараканов боюсь.

Он только сейчас понял, что склонился слишком близко и жадно вдыхает её запах, даже рот приоткрыл, чтоб ощутить вкус её дыхания на языке. Вот она, бесславная капитуляция, стоит только нагнуться — самую малость — и заткнуть словесный поток. Просто доказать этой глупышке, что она не уродка, нет — самое милое и чудесное существо на свете. Взъерошенная, взрывоопасная, но хрупкая и ранимая.

Фелль неожиданно затихла. Ошалелый взгляд её заметался от серо-золотых глаз сжимающего её в объятьях мужчины к его приоткрытым губам. Её собственные неожиданно пересохли, она совершенно безотчётно облизнула их быстрым почти неуловимым движением… и тотчас хрустальная сказка лопнула мыльным пузырём. Гельхен отстранился, почти оттолкнул замершую девушку и опять бухнулся на своё место, невидяще уставившись на потолочные балки.

А она молча ушла в свой угол. Долго копошилась в сене, переворачивалась с боку на бок, пока не услышала спокойное ровное дыхание наёмника. Тогда подошла к нему, быстро переворошила сумку, выискивая излюбленный кинжал с чёрной в серебре рукояткой и чуть обломанным остриём, а уже через полминуты первый медный локон развеялся по ветру, безжалостно срезанный заговоренной феклистской сталью.

На следующий день был очередной скандал. Вернее, целая куча неприятностей — сначала наёмник проснулся и обнаружил короткий ёжик вместо привычного соломенного снопа на голове принцессы. Всё бы ничего, короткая стрижка девчонку совершенно не портила. В том-то и проблема — остриженная "под мальчика" Фелль стала слишком похожей на девочку. В том плане, что теперь ни одна одежда не скрывала длинной тонкой шеи, а яркие рыжие волосы, весело курчавящиеся на солнце, привлекали всеобщее внимание в два раза чаще, чем они же, но бесформенным стогом. Конечно, Гельхену это не понравилось, но поскандалить как следует не получилось. Во-первых, он прекрасно понимал, из-за чего принцесса рассталась с волосами, и не был до конца уверен, что в этот раз не сболтнёт очередной глупости, которую его вспыльчивый феникс тут же воплотит в жизнь. А во-вторых, к сеновалу явилась целая процессия, возглавляемая подбитым ухажёром. Ребята недвусмысленно поигрывали мускулами и явно нарывались на драку. Гельхен не подвёл их ожиданий, но поскольку был не в духе, разобрался с малолетними дураками в считанные минуты. Следующая неприятность произошла уже в Подгорном. Вернее, Подгорный стал сплошной неприятностью — у наёмника сложилось такое впечатление, что основную массу жителей составляли озабоченные товарищи, не спускающие плотоядных взглядов с топающей рядом… м-да… то, что рядом идёт именно девушка, было очевидным. Не помогли даже мешковатые одежды, пожертвованные хозяевами фермы. А потом эта умница открыла рот и что-то прощебетала. Всё! Остаток вечера и всю ночь наёмник проторчал под её дверью к гостинице, патрулируя коридор и прислушиваясь к звукам в комнате — глухой, без окон, с одной только кроватью. По этому поводу была ещё одна ссора, но за последние дни их было бесконечное множество и запоминать каждую не имело смысла. Хватило того, что Фелль разозлилась и изъявила желание не видеть кислой физиономии наёмника до утра. Одной проблемой меньше! Она действительно не выходила и не отвлекала караулящего её мужчину. Просто перетянула кровать под дверь и очень громко засопела, завернувшись в сладко хрустящее постельное — слушай и майся!

…И вот теперь Гельхен отсыпается, бессовестно перевесив ответственность за безопасность лагеря на девчонку, которую ему нужно защищать. Нет, девчонку, которая когда-то защитит их всех.

Фелль сонно хлопнула густыми ресницами, наконец-то смиряясь со сном. Подложила ладонь под щёку и зевнула, совершенно по-детски чмокнув губами. Когда-то давно Фиона тоже сверкала глазами из-под чёлки и не желала слушаться своего охранника. Когда-то давно её точно так же выкинули во враждебный мир, отдав под охрану совершенно посторонней личности. Но Феникс, тогда ещё Феникс, не был чужим, его знали, ему доверяли, его… помнили. А своенравная наследница посмела переступить черту, влюбиться, чем изрядно подпортила жизнь — не только свою.

Гельхен прикрыл глаза, вспоминая узкое белое лицо и чуть прищуренные глаза цвета лавы в разломе вулкана. И она закатывала скандалы, требуя к себе внимания… а потом трепала нервы мужу, не желая признаваться в обычных человеческих чувствах. Последняя из фениксов… предпоследняя.

Последний их отпрыск тихонько посапывал во сне, не зная, что когда-то именно её мать расколола мир фениксов. Пусть и не желая этого. И не узнав об этом…

6. УЩЕЛЬЕ ДРАКОНЬИХ КЛЫКОВ

…Мир взорвался рёвом раненого дракона. Перед глазами поплыл кровавый туман — короли погибают не каждый день. Но корень всего рода умирает один раз, утянув за собой всех остальных. А он, всё ещё юный и беззаботный, не растерявший подростковый азарт жизнью, увяз в какой-то глупой сваре всего в тридцати футах от захлёбывающегося кровью дракона. И его теперь уже взрослая всадница — странно сосредоточенная и побледневшая — шепчет меловыми губами слова воззвания, занося над оголённой рукой маленький янтарный кулончик — "слезу дракона", его подарок.

Мортемир не заставил себя долго ждать — явился ещё до того, как слова окрашенного кровью заклятия затерялись в гуле сражения. Когда-то человек, он уже тогда утратил остатки человечности: сверкал хрустальными глазами из-под серого капюшона, предпочитая не показывать миру пергаментное лицо неестественно чистое, словно лишённое морщин и мимики. Окинул взглядом хрипящего зверя, королеву, склонившую при виде некроманта одно колено. Гордая, но сломленная.

— Чего тебе, феникс Фиона? — бескровные аккуратные губы кривит торжествующая улыбка. О, он прекрасно знает, ЧЕГО ей надо. Хрустальные глаза цепляют его из толпы ревущей схватки, губы опять кривятся в улыбке — открытой, ядовитой.

— Янтарин умирает. Спаси его.

Дракон щерит пасть, скалится, но заваливается на бок, открывая податливое чешуйчатое брюхо. И зияющую под передней левой лапой рану с обломанной до половины стрелой. Одно из сердец ещё бьётся, упорно цепляясь за жизнь, но толчки всё глуше и реже. Ещё несколько ударов.

— Меня это не интересует.

— Я тебя интересую.

— Нет, Иволга, что ты творишь?!

Не слышит. Или делает вид, что не слышит. Как всегда.

— Да. Но теперь ты мать двух очаровательных близняшек. Всё не так просто, — капюшон укоризненно качается. Белая, как полотно, Фиона становится серой.

— Нет, — одними губами шепчет она и он облегчённо вздыхает. Хоть в чём-то они сходятся.

— Ну, нет так нет. Мне торопиться некуда, подожду пару лет, — некромант пожимает плечами и разворачивается.

— Стой!.. Моя жизнь и Феликса.

Мир взрывается ещё раз. Один косой удар темным от крови лезвием по рылу напирающего гада, второму достаётся удар локтем под челюсть. Быстрее, быстрее, пока эта сумасшедшая… драконье сердце дёрнулось, хрипло заорал феникс, огненной стрелой проносясь над головами и устремляясь к умирающему другу. Даже забыл, что не может толком летать с повреждёнными-то крыльями… Все они, обладатели огненной крови, слишком чувствительны к потерям. Слишком тесно связаны друг с другом. И со своим божественным создателем. Когда фениксов выбивали, они неслись со всего континента к тому единственному, кто был в состоянии их защитить. А он смог защитить лишь этого. На свою беду. Лучше б дал погибнуть тогда, а не сращивал кости перебитых крыльев, чтоб не скучал столько лет за своей стаей, чтоб не выл сейчас дурным голосом за умирающим драконом.

— Не держи меня за идиота, детка. Твой сын родился вторым и крови феникса в нём не больше, чем во мне. Мне нужна твоя дочь. Фелль, так ты её зовёшь?

— Иволга, не надо…

Он не успел. Подбежал в тот момент, когда пальцы воина-феникса и некроманта сплелись в согласии принятого обета. Дракон взвыл. А, может, это он сам заорал, но не осознал этого. Фиона бросилась к оживающему Янтарину, даже не взглянув в его сторону. Просто вскочила на дракона и безжалостно всадила в бока шпоры — времени только до заката. Стандартный договор.

— Ты… — он поворачивается к застывшему каменным изваянием некроманту. Убийца смотрит в налитые багровым солнцем глаза. Его собственные, хрустальные, словно заполненные туманом, спокойны и бесчувственны. Что он, безусый юнец, может противопоставить существу, отказавшемуся от собственной души? Юнец… Это всех и раздражало, даже весельчака Ферекруса, даже апатичную Лиам, вообще предпочитающую не ввязываться в человеческие мелкие дрязги.

— Ну, я. И что из того?

Пальцы непроизвольно впились в рукоять, меч мелко затрясся. По клинку прошла рябь, высвечивая огненный узор, хищно пыхнувший на солнце.

— Не стоит, Феникс, ты же знаешь, это не поможет. Твоя подопечная — хозяйка своего слова. Она предложила цену, я счёл её разумной.

— Ты сам всё подстроил.

Некромант улыбнулся. Опять ядовито и самодовольно. Пырнувшая Янтарина тварь выбралась из-под груды тел и дёрнула в гущу схватки.

— Ты не оставил мне выбора. Ненавижу повторяться, но тебе и подобным тебе уродам в этом мире не место. Вот мы и вытравливаем вас всеми доступными способами. Прости, что страдают близкие тебе люди. Сам виноват. Хотя… возможно у тебя есть, что предложить мне взамен?..

Ну конечно! Столько лет и всегда одно и то же! И тем не менее теперь всё иначе — некуда отступать, не вывернуться. И всё же идти на поводу невозможно.

— Забирай мою жизнь.

Некромант расхохотался.

— О, я бы с преогромным удовольствием, Феникс, малыш, ты же знаешь — это моя розовая мечта. Но твоя гадкая птичка портит мне всё удовольствие. Мы ведь уже не раз это проходили, верно? Попытайся ещё раз? Только подключи фантазию. Можешь, кстати, поставить на кон своего пернатого, я не против. Хотя, этой твари тоже так просто шею не свернёшь.

Зубы скрипнули. Сначала птица, потом доберётся и до хозяина. Нет уж.

— Моя сила — их жизни.

— Не будь эгоистом. Две души за сомнительно счастье обладания твоим даром? Я, конечно, твой фанат, но не настолько.

Этого он и боялся. И некромант это знал.

Глаза обратились к солнцу, уже зацепившему вековечные леса Нерререна. Ещё час. Его феникс или фениксов отпрыск?

Он никогда не видел дочку своей Иволги, таков был когда-то уговор, когда залитая слезами принцесса фениксов наконец-то решилась войти в ворота Говерлы в качестве невесты тамошнего правителя. Но точно знал, что девочка не будет иметь огненной крови. Наполовину человек, одна из близнецов, она утратит силы в течение первых десяти лет жизни, если они у неё вообще есть. Да нет, точно есть, хотя бы сейчас — иначе бы её мать не смогла оставить на память о себе ожог, когда носила её под сердцем. И всё же спасти её — просто распылить силы вхолостую. Столько лет прошло, но королева совершенно не изменилась — чужую жизнь всегда ценила выше собственной. Тем более, жизнь собственной дочери. Она и так не простила его, даже когда признала, что он был прав.

— …принцесса.

— Идёт, — бескровные губы расплылись в змеиной улыбке. Костлявые пальцы коснулись руки, всё ещё сжимавшей плетёную рукоять меча. Он не почувствовал как сила хлынула из его тела, не увидел как разом взбесились присутствующие на поле брани драконы, более никем не управляемые.

— Наконец-то. Я слишком долго ждал, — прошипел некромант, выворачивая безвольную руку ненавистного врага. Свистнул кинжал, вспоров налившийся янтарным вечерним светов воздух. Действительно, Янтарный край… Где-то в небе закричал, заметался огненный птах. Поздно, слишком поздно. Или неумолимо рано. Не первый раз подставлять собственную спину под подлые удары некроманта, но приятней от этого не становится.

…-Гад ты всё-таки, — задумчиво пробормотал Мортемир, пнув распростёртого у ног мальчишку, великого и ужасного Феникса, наводившего шороху на весь сумеречный мир. Нет, обольщаться не стоит, внешность обманчива, уж ему ли это не знать.

Кинжал ушёл под левую лопатку до самой рукояти — чёрной, оплетённой серебряной паутиной. Обычный с виду кинжальчик. Вот только этого поганца обычным не завалишь, как, собственно, и его самого; чтоб хотя бы на время вышибить дух, нужно найти упавшую с неба звезду. Метал этот тугой, плавится неохотно, зато и сталь из него выходит преотличная — никакая Феклиста не сравнится.

Кровь вязким ручейком ударила в землю у самых ног некроманта. Светящаяся, не по-людски ярко-алая. В последний раз, голубчик, в последний раз.

— Принцесса, — высокомерно скривил губы. — Ну, будь по-твоему… И потом, мы же не договаривались за её жизнь, а время я, так и быть, дам. Немного, лет десять. Я же не зверь.

Воздух хлопнул тугими вихрями. Когтистые лапы скребнули загаженную кровью и трупами землю. Небольшой дымчатый дракон с тусклыми серыми глазами лёг на землю, подставляя увенчанную гребнем спину. Скосил глаза на мёртвого подростка, выдохнул из ноздрей серый дым.

— Но-но, малыш, успокойся.

Ни дракон, ни всадник не оглянулись — устроенная ими заварушка оправдала себя в полной мере. Когда полыхающая, словно раскалённый уголь, птица распласталась на окровавленной мальчишеской спине, солнце уже скрылось за горизонтом…

— Гельхен, — наёмник открыл глаза. Фелль потянулась к его лбу, но посмотрела в глаза и отдёрнула руку.

— Я опять уснул?

Девушка кивнула.

— Долго спал?

— Я могу и больше.

Он посмотрел в просвет меж деревьев. Солнце стояло в зените. Отлично, полдня потеряли.

— Собирайся, мы выступаем.

Принцесса молча подобрала сумку и перекинула через плечо. Гельхен, удивлённый такой покорностью, хмыкнул, но не прокомментировал.

Больше девчонка ему не перечила — выполняла все требования без высказывания собственного мнения. Она вообще молчала. Брела след в след, думая о чём-то своём и слепо натыкалась на его спину, если он резко тормозил. И даже если не резко. Его такая покорность конечно устраивала, но всё же настораживала, выматывала из себя, заставляя поминутно ждать более привычных пакостей.

— Может, вы наконец снизойдёте до наших низин и откроете жалкому рабу своему, что томит ваше сердце, Ваше Высочество? — наконец не выдержал Гельхен, когда после переправы девчонка всё так же апатично уселась перед костром жевать ненавистную ей оленину.

— Я думаю о том, куда ты меня ведёшь.

Глаза остались такими же безучастными. Не это занимало её мысли весь день. И всё же она имеет право знать, куда её волокут по дебрям Приграничья.

— Что ты знаешь об ущелье Кулан-Тар?

Фелль вздрогнула. На мгновение её взгляд расфокусировался, вероятно выпала из реальности в воспоминания.

— Говорят, оно… прекрасно.

…Тысячей радужных искр засветился утренний воздух. Даже клоки тумана, щупальцами расползающиеся по дну долины, не промозгло-стальные, а сахарно-розовые. И сотни острых шпилей скалящихся в небо, в брызгах янтарного света кажутся не драконьими клыками, а рогами замерших единорогов. Ветер прошелестит по дну, разметав рыжеющий на солнце туман, и серебряным эхом отразится от изломанных временем скал. Хрустально-прозрачный воздух налит светом. Янтарным, как здесь и положено.

И вьётся Кулан-Тар, змеится на десятки миль вперёд, огибая Храмовую гору, как истинный дракон, разевает пасть, защищая своё гнездо. На заре, в тот самый момент, когда первый луч пробивается к небу, Кулан-Тар загорается ровным золотым светом, копируя цвет чешуи первого дракона, праотца всей огненной магии. Всего на мгновение, но увидевшие это чудо, пронесут воспоминания сквозь всю жизнь…

— В ущелье живёт дракон, как я слышала.

— Да. Он охраняет развалины храма Солнца.

…и последнее пристанище сотни фениксов, погибших двести лет назад от лап кровососов…

Фелль встрепенулась.

— Мы идём к храму?

Собеседник промолчал. Просто посмотрел ей в глаза.

— Но я… я не умею повелевать драконами.

— Ты и не должна. Драконы независимы и слишком зациклены на собственном первородстве, чтоб допустить хотя бы мысль о подчинении кому-либо. Фениксы ими не управляли — они с ними дружили. Стоит только достучаться до их мыслей.

…"Феникс и дракон — единое целое, две части одного организма. Рядом с драконом феникс практически всесилен. И так же уязвим. Боль одного — общая боль, страх — единый для обоих, ненависть, страсть. А вот на любовь драконы не способны. В подобном тандеме преобладают звериные чувства. Фениксы идеальные воины, но на людей они похожи лишь внешне — такие же бессердечные твари […] " — на этой строчке её терпение закончилось. Несчастный талмуд, труд какого-то фанатика-вампира, совершенно непостижимым образом просочившийся в королевский архив и там упокоившийся на веки вечные, попался на глаза скучающей принцессы. Витиеватая надпись "Воины-фениксы. История" живо привлекла её внимание. Но потом она вчиталась в текст.

Как книга занялась в её трясущихся руках, она не поняла. Отбросила вспыхнувший том и в ужасе прислонилась к стеллажу. И тут же огонь змейками расползся по полкам, смачно пожирая древние всеми забытые, но всё ещё важные фолианты. Едкий дым забился в нос и горло, мешая дышать. Глаза заволокло пеленой, но проклятые слёзы так и не появились, глаза выжигал расползающийся по библиотеке жар.

Тогда-то её и нашёл магистр Кант…

Тучи плотно обложили небо. По изнанке рыхлого брюха расползся грязно-бардовый цвет — отголосок тающего заката. Над Кулан-Таром мерно покачивалась радуга, горя всего двумя цветами — золотым и бардовым. В ущелье уже забрела ночь, утопив его в вязкой сиреневой мгле. И раскаты редкого грома, попавшие в скальные ловушки, тихонько перерыкивались друг с другом. Никакой волшебной сказки, всё слишком обыденно и мрачно. Единственным мостиком к волшебству осталась возвышающаяся над ущельем гора, к обрыву которой прилипли развалины некогда могучего храма — последнего оплота огненного народа. Скудные лучи, пробивающиеся сквозь тучи, окрасили её по контуру тёплым светом, всё больше плавящимся в охряный. Фелиша присмотрелась к скальным клыкам, колючей бахромой обрамлявшим всё ущелье. Возле храма они обломались или были разрушены при осаде вампирами, отчего храмовая гора выглядела эдаким гнилым дуплом в пасти дракона.

— В ущелье спустимся завтра, — сказал Гельхен, скидывая с плеч обмундирование и блаженно растягиваясь на выжженной солнцем траве. Всего в миле от них щерились в бурое небо руины храма и от подножия Храмовой горы змеилась заросшая колючим кизилом и шиповником каменистая тропинка к самому дну ущелья, по которой весело скакало несколько диких коз. Когда-то в прадавние времена жрецы выложили тропу жемчужно-белым камнем, сверкающим в солнечных лучах на многие мили вокруг. Теперь валуны местами вросли в землю, местами раскрошились, но их гладкие отполированные бока, там, где время и кусты ещё не задавили их, до сих пор вышибали из глаз слёзы.

Ещё одна тропинка, ещё более запущенная и опасная, начиналась в нескольких футах от отдыхающего Гельхена, но он её гордо игнорировал, запустив вниз по склону попавшийся под руку камень.

Уже над самым горизонтом бордовые солнечные лучи прорвались сквозь тучи и высветили землю алыми красками. Заодно преобразили отдыхающего на ней мужчину. Фелиша не удержалась и села рядом, протянув руку ко вспыхнувшим огнём волосам.

— Что ты делаешь? — не открывая глаз спросил Гельхен, когда тонкие пальцы увязли в спутанных локонах цвета расплавленной меди.

— Косичку, — призналась девчонка. Наёмник удивлённо распахнул глаза и почти тут же зажмурился вновь. Но принцесса успела заметить, что их цвет тоже изменился, выеденный закатом до тёмно-малинового. — Тебе говорили, что ты похож на… феникса? — неожиданно для самой себя ляпнула она. И тут же об этом пожалела.

Разомлевший было мужчина мгновенно напрягся, вывернулся из заботливых рук и принялся ладить кострище и навес из скрещенных над головой лаптей орешника.

— Говорили, — сказал он, будто хлыстом полоснул.

Фелиша прикусила губу. Он повернулся, увидел выражение её лица и ещё больше помрачнел.

— Извини, не хотел на тебя рычать.

— Сама виновата, я же говорила, что мне всё равно, — принцесса схватила полюбившийся кинжал и принялась пилить последний шмат оленины.

Гельхен присел рядом, отобрал кинжал, прижал к себе засопевшую девчонку и положил подбородок ей на макушку.

— Ты мне ничего не обязана доказывать.

— А ты — рассказывать, — она потянулась к сухим веткам, брошенным наёмником, совершенно не задумываясь провела над ними ладонью. С замиранием сердца Гельхен следил за тем, как тонкая струйка дыма пробилась наружу, а через какое-то время сушняк неуверенно затрещал и начал проседать под разгорающимся внутри огнём.

Главное, не сосредотачивать на этом внимание, чтоб девчонка сама не сбилась. Чтоб она вообще не задумывалась над тем, что творит. Здесь, у старой усыпальни фениксов, её силы… не возросли, это в принципе не возможно у полукровки, они просто наконец-то проявились. Очень вовремя.

Фиона разбрасывалась огнём лет с пяти. Швыряла его комками во всё, что двигалось и очень огорчалась, если не попадала. Когда его вызвали ей в провожатые к Говерле, она одним взглядом могла подпалить целое поле. Фелль в её же возрасте едва воспламенила кучку хвороста. Но тем не менее, она тоже была фениксом и имела право знать хотя бы часть своего прошлого.

Кинжал лёг на ладони обломанным остриём к огню.

— Это подарок Мортемира в последнюю нашу встречу. Правда, пришлось выколупывать его из-под лопатки, но это отдельная история — длинная и печальная.

— Ты знаком с некромантом? — она вывернулась, чтоб посмотреть в лицо. Наёмник сглотнул ком в горле, предпочитая не задумываться о том, как непозволительно близко подпустил девушку.

— Угу.

— И давно?

Он мрачно улыбнулся.

— О, да. Но это тоже отдельная история. Так вот, пырнул он меня именно за то, что я слишком похож на фениксов.

— Но ты не феникс?

Гельхен сощурился, тщательно подбирая слова.

— Я — не воин-феникс, — согласился он.

— И тем не менее у тебя есть огненная птичка и нелюбимое прозвище.

Мужчина пожал плечами.

— Филю я обнаружил посреди тракта. Ему перебили крылья, я потом долго маялся с лубками. Пока возился, как-то незаметно приручил, хоть этот гадёныш здорово клевал мне руки на первых порах. Ну, а прозвище… наверняка ты тоже кого-нибудь осчастливила кличкой. Я вот когда-то нарвался.

Фелль хихикнула. Кличками она осчастливила практически весь палац, включая родного братца. Как-то незаметно прозвища распространились и теперь нет-нет да и мелькнёт в разговоре "Пиявка" Веллерен, принц "Филя" или "Сопелька" Н'елли. Единственные, кому она не приклеила прозвища — сестра, старший брат и мачеха. Правда, некоторые языкастые всё же наградили Милли хлёсткими "Королевка", "Приживалка" или "Нюня", но все они обычно щеголяли с подбитыми глазами после сказанного — Фелль строго следила за королевским авторитетом. Ну и просто не давала хрупкую и ранимую Милли в обиду.

— Нет, — лицо девчонки стало торжественно-одухотворённым. — Я над сирыми и убогими не издеваюсь. Мне вполне хватает измываться над Пиявкой.

…-Чёртов Пиявка! Ты бы знал, как он меня достаёт! — Юная королева нервно меряет шагами выжженную дотла поляну, ещё пять минут назад радовавшую глаз разлапистым рябиновым багрянцем. С дальнего осинника медленно падают пожухлые резные листья.

Он на глаз измеряет расстояние: огненная волна прошла футов пятьдесят, выедая всё на своём пути и только потом ослабла настолько, чтобы обжечь, а не испепелить. Неплохо. Для начинающего. У сформировавшихся фениксов огонь не такой разрушительный — контроль над ним впечатывается в подсознание и там же блокируется его разрушительная мощь.

— Нет, ты представляешь, он спросил меня, КАК Я СЕБЯ СЕГОДНЯ ЧУВСТВУЮ?!

Хохот рвётся наружу, но глаза цвета лавы злыми колючками впиваются в его лицо. Смех застревает в горле и вырывается наружу клохчущим бульканьем.

— И-извини, — из глаз текут слёзы, очередной приступ безудержного веселья валит его с обожжённого камня на землю. Или это плевок огненного заряда выбивает опору из-под трясущегося тела?

— Ах ты гад!

— Гы-гы-гы!!!

Королева бросается на заливающегося хохотом поганца, горя жаждой мщения. Цепкая пощёчина неожиданно обволакивается клубами голубоватого огня.

Он не успел среагировать. Окутанная огнём ладонь впечаталась в щёку, прожигая кожу насквозь. В нос ударил запах горелого мяса. Неожиданная и непривычная боль на миг парализовали тело. Он лежал на земле не в силах пошевелиться и смотрел на такую же застывшую молодую женщину, всё ещё прижимающую горящую ладонь к его щеке. Всего миг. Кожа треснула, обугливаясь и припекая расползающуюся рану. Перед глазами заплясали огненные пятна.

— Вот чёрт!

Огонь наконец-то втянулся в пальцы, пыхнув напоследок пахучим облачком. Королева смотрела на лицо своего друга, совершенно не изменившегося с первой их встречи, расширенными от ужаса глазами. За годы, что они были знакомы, Феникс ещё ни разу не позволил себя обжечь. Пламя скатывалось с его вёрткой фигуры, словно вода. Правда, она никогда и не желала навредить ему всерьёз. Сейчас — тоже. И всё же лицо мальчишки с левой стороны опухло и почернело. В глазах цвета расплавленного золота застыло странное выражение — смесь боли, укора и страха.

— Вот чёрт! — повторил вслед за своей подопечной Феникс, недоумённо трогая острую скулу, постепенно покрывающуюся волдырями.

Ранить его не так-то просто. Вообще-то, практически невозможно. Те жалкие попытки, что предпринимал Мортемир, конечно, неприятно жалили, но всё же не стоили особого внимания — пусть развлекается вражий дух, ему-то что. Пока по миру бродит хотя бы один истинный воин-феникс, ему совершенно начхать на Мортемира и его чахлые старания. Но вот феникс — его феникс! — поднял на него руку. И ранил. Не в том беда, что ранил — тот же Мортемир доставал его бесконечное число раз — а в том, что СУМЕЛ ранить.

— Шрам теперь останется, — пролепетала королева, виновато прикусывая губу и напряжённо зыркая из-под огненно-рыжей чёлки.

А он молчал. Внимательно рассматривал свою подопечную, подсчитывая в уме приложенную к его щеке силу. Один-единственный феникс такую энергию вместить не в состоянии… Глаза скользнули к венчальному кольцу, изящной полоской обвивший безымянный палец на правой руке. Тонкая рука непроизвольно легла на живот… пока ещё плоский. "Как она себя сегодня чувствует…" Поганый кровосос, конечно, он почуял изменения ещё раньше, чем королева сама обо всё догадалась! А вот он, идиот, вообще ни о чём подобном не должен задумываться — не дорос. И не дорастёт…

— Я сохраню его в память о вас, королева… Фиона…

— Ты задумался.

— Нет.

— А вот и да.

— А вот и нет.

— Слушай, ну чего ты ко мне цепляешься? Покидай кинжал, перебери сумку, сгоняй к ручью и постирай чего-нибудь… почему ты обязательно должна меня доставать?

— Прости, не думала, что так сильно… не нужна!

Развернулась и удрала в темноту.

Он вздохнул, поднялся и пошёл за девчонкой. Нашёл её сидящей на земле у ручья и обнявшей колени. Ноги притопывали в такт какому-то внутреннему мотиву. Ещё раз вздохнул. Сел рядом, скопировав позу.

— Брось дуться, — спустя минуту пихнул соседку локтем. Она не отреагировала. — Ладно, был не прав. Каюсь и пресмыкаюсь! Хватит изводиться самой и изводить меня.

— Я просто ушла посидеть в тишине. Иди к костру, я скоро приду и доставать тебя не буду.

— Да не достаёшь ты меня, я просто взвинченный, вот и сорвался. Ну, прости.

— Я не обиделась.

Гримаса.

— Правда! Поверь, я привыкла: уйди отсюда, не мешайся; я разозлён, но мне некогда; брысь под лавку, чтоб хотя бы видно не было, раз избавиться нет возможности.

— Глупая, — он сгрёб её в охапку, согревая вечно мёрзнущие плечи, взлохматил волосы. Опять забыла одеть плащ… — Не верю, что всё было настолько плохо. Первых несколько дней ты была слишком грустной, вряд ли от того, что позади остались только серость и пустота.

Она посмотрела в воду, где едва проглядывало неровное отражение — рыжее, янтарноглазое и печальное. Её собственное редко было таким, а вот…

— Я скучаю за братом.

— За Феликсом?

— Да. Он… он всё время отбирал у меня лягушек, гусениц и червяков, чтоб я над ними не издевалась, хотя панически их боится, он же всегда разряжал мои ловушки для горничных, если, конечно, мог дотянуться, постоянно будил, дуя в ухо или обижался, когда я не звала его на помощь. И он же всегда был рядом, защищал, даже, когда я была неправа, помогал, когда я не просила… даже переоделся в мои шмотки, когда нужно было.

— Чего?

Она тихонько сопела носом и что-то невнятно бормотала.

— Заснула?.. Спокойной ночи, крошка…

— Я не сплю.

— Тогда я тебя не несу на руках.

— Куда не несёшь?

— В ручье топить.

— А если честно?

— А если честно, дрыхни в конце концов… В снах мы приближаемся к тем, кого любим…

— Ну ладно, маленькая поганка, берегись! — Гельхен разлепил заплывший глаз, весь подобрался, чуть сгорбив спину для прыжка и… неожиданно распластался по земле, самым бессовестным образом перекатился на живот и отчётливо, хоть и фальшиво, захрапел.

Фелль помялась в темноте, не решаясь подойти к подозрительно умиротворённому мужчине, раскинувшему руки и ноги словно большая морская звезда. Пламя вспыхнуло чуть ярче, повинуясь зову её крови, высветило искажённые шрамом черты тонкого лица. Спит. Гад, храпит, хоть и не так жутко, как пришибленный подушкой Н'елли.

Растеряв остатки подозрительности, девушка шагнула к спящему.

И зря!

Одна нога его мгновенно ожила — подло ткнула носком в голень, вторая подкатила с другой стороны, зажимая ногу принцессы в клещи. Маленький подлый поворот к земле — и принцесса упала сначала на колени, потом ткнулась ладонями в траву, не желая распластаться по земле подобно медузе.

Огонь вспыхнул голубым, вылетел за пределы каменного круга и пыхнул в лицо мужчине.

— Эй-эй, поосторожней, пожалуйста, — Гельхен быстро отгородился от шипящего огненного жгута рукой, на мгновение забыв о хватке. Принцесса змеёй вывернулась из захвата и тут же прыгнула на спину наёмнику, прижав его к земле весом собственного тела.

Достаточно хлипкая преграда, но всё же Гельхен покорно растянулся на земле, позволив окрылённой девчонке несколько раз на нём попрыгать.

— Всё, ты меня победила. А теперь брысь!

Едва заметное движение телом, словно потянувшаяся кошка, и Фелль опять улетела в ночь.

— Ну пожа-алуйста…

— Ладно, иди сюда.

Осчастливленная девчонка подлетела быстрее ветра, нагнулась и… даже не успела сообразить, как её без особого почтения скрутили в бараний рог и опять выпихнули во тьму.

— Поняла?

— Нет.

Она кое-как распуталась и снова подползла к довольно щурящемуся на огонь наёмнику.

— Ладно. Ещё раз. Вот здесь, здесь и здесь, — палец поочерёдно ткнул в плечо, рядом с ключицей и на сгибе локтя. — Первая — болевая точка, остальное — нервные окончания. Чувствуешь, как дёргает?

Фелиша поморщилась, Гельхен разжал пальцы.

— Можно ещё прижать тыльную сторону кисти, но мне и так будут сниться твои корчи и вопли под ухом, так что экспериментируй самостоятельно.

— И что, это всё?

Мужчина, уже отвернувшийся от растирающей плечо собеседницы, нехотя разлепил один глаз.

— Зачем оно тебе надо? Юная девушка, да ещё и принцесса, совершенно не должна интересоваться болевыми точками.

— Достаточно того, что я согласилась не хвататься за меч.

Гельхен усмехнулся. Она бы его всё равно не удержала в руках. С другой стороны, лучше договориться по-хорошему, чтоб потом не трястись в ожидании утра — не приведи боги ещё поранится, упрямая, вся в мамочку. Хватит уже кинжалом палец повредила. Кровь феникса на лезвии — хуже разве что его собственная…

С другой стороны, нечаянно открыв прелести точечных ударов, он теперь не мог избавиться от буквально бульдожьей хватки заинтригованной девицы. Весь вечер, после того как строптивая девица всё же отказалась засыпать, и часть ночи, когда спать хотел он (но кто ж ему даст), он вдохновенно читал лекцию о том, как опасно владеть подобными знаниями такой беспечной особе, что силёнок у неё всё равно не хватит, и если уж ей так приспичило, пусть опробует парочку приёмов на нём…

— На самом деле на теле человека очень много чувствительных точек. Но в большинстве своём это именно точки — то есть очень небольшие зоны, в которые не то что попасть — найти порой бывает нелегко.

Фелль демонстративно зевнула. Гельхен нахмурился.

— Ладно. Начнём с головы. Самая выдающаяся часть лица — нос. В него и попасть несложно, и бить можно по-разному — хоть в переносицу, хоть в основание. Даже такой физически слабый противник, как ты, может вырубить любую гориллу, как следует приложив по этой выдающейся части тела что кулачком, что ребром ладони. Главное не переборщить и не вмять его в череп, тогда можно звать плакальщиц. Но тебе это не светит.

Вредная девчонка показала язык, а янтарные глаза как бы мимоходом задержались на его носу.

…ну да — помечтай…

Чётко очерченные губы дрогнули в ехидной улыбке, язык чуть не высунулся в ответ, но наёмник вовремя себя остановил: хватит, вырос уже. Вырос.

— Гельхен?

Он удивлённо вскинул густые угольные брови.

— У тебя глаза… злые.

— Кстати насчёт глаз — они тоже очень чувствительны к вторжению извне. Удар или даже простой тычок "вилкой" — и твой противник надолго забудет зачем вообще возжелал твоего общества.

Тонкий пальчик задумчиво согнулся и разогнулся.

…умница, главное — не сломай его, когда засунешь недругу в глазницу…

— Можно ещё ударить в висок — там очень тонкая кость, поэтому сильный удар может привести к потере сознания, сотрясению мозга или… нет, ты и до потери сознания не выключишь. Разве что камнем со всей дури.

— Проверим?

Фелль хищно хрустнула костяшками пальцев. Гельхена передёрнуло — ему показалось, что пальцы хрупнули переломами.

Зря переживал! Девчонка схватывала на лету.

Поддавшись благородному порыву, наёмник великодушно разрешил свалить себя неумелой подножкой, а уже через минуту взвыл от точных коротких ударов по всем названным местам. Хорошо хоть успел увернуться и "вилка" промахнулась, захватив только один, правый глаз, мгновенно заплывший. Кроме всего, принцессе понравилось импровизировать, и она воодушевлённо хлопнула поверженного и всё ещё не сообразившего что к чему мужчину чашками ладоней по ушам. Гельхен взвыл. Фелль — тоже. Он — от боли, она — от переполнившего её восторга. Когда минут десять спустя он всё же сумел отодрать от себя урчащее от удовольствия всклокоченное чудовище, глаз напрочь отказывался открываться, а нижняя губа распухла от смазанного удара — острый кулачок целил в нос, но — хвала богам! — он успел увернуться, и щедрый тычок пришёлся в губу, едва не выбив передний зуб.

Резко поумнев, Гельхен решил: хватит на сегодня ужасов практики точечного массажа и пошёл на попятную. Возбуждённая принцесса не сразу поняла, почему её за шкирку отдирают от добровольной груши. А когда дошло — сменила тактику и стала нападать из засады на спящего…

— Слушай, отвянь, — Гельхен вяло пошевелил плечами, предпочитая не открывать и без того повреждённого лица.

— Ну уж нет, покажи, как ты меня скинул.

— У тебя совесть есть? — он всё же отважился вынырнуть из травы, но тут же нос к носу столкнулся со склонившейся девушкой. Густые ресницы недоумённо хлопнули, когда серо-золотые глаза зажмурились, а лицо болезненно сморщилось.

— Ладно, показываю один раз, и ты, наконец-то, оставишь меня в покое…

Принцесса вновь прыгнула на него, но он перекатился на спину ещё до того, как она шлёпнулась сверху, перехватил сжавшиеся в кулаки руки, взбрыкнул ногами, скидывая девушку в траву. Подмял под себя, не удержался — украдкой ткнулся носом в рыжую шевелюру, быстро вдохнул… Разочарованно выдохнул — запах гари, щекотавший нос, шёл от костра и волосы всего лишь пропитались дымом. Какое-то время полюбовался пыхтящей раскрасневшейся Фелишей, зажал её руки одной ладонью, второй провёл по шее.

— Вот это, тебе, пожалуй, пригодится, — пальцы задержались на бьющейся жилке под челюстью. — Чувствуешь?

Фелль сглотнула. Она чувствовала — его горячие пальцы на собственной шее. И стучащую в висках кровь.

— Не отвлекайтесь, принцесса, иначе скручу верёвками и наконец-то отосплюсь.

Девичьи пальцы, скребнувшие сжавшую их ладонь, вновь расслабились.

— Отлично, — Гельхен украдкой перевёл дух. — Это сонная артерия. Стоит её пережать — и человек засыпает. Пережмёшь сильнее — и он уже никогда не проснётся. Запомнишь?

Фелль неуверенно кивнула.

— Вот и отлично. Теперь ты отцепишься?

— А ты меня поцелуешь?

…-А ты меня поцелуешь?

Он смотрит в её огненные глаза, сладко мружится на солнце, сочащееся сквозь такие же огненные волосы, медными локонами спадающие через плечи на его лицо. Голова склоняется чуть ниже, и становиться слышным запах гари в волосах — едва уловимый и совершенно не раздражающий — неотъемлемая часть огненного народа. Молодая и горячая — такой и должен быть истинный воин-феникс. Молодой и горячий — таким и должен быть огонь.

Фю-тиу-лиу! Флейтовый свист иволги раздался над самой головой.

Самое оно.

— Моя Иволга, — она довольно улыбается. Её пальцы осторожно касаются спутанных светлых волос.

Он глубоко вздохнул, удобней устраиваясь на её коленях, широко раскрыл глаза, выискивая в кроне дерева маленькую яркую птаху, всё никак не перестающую скрипеть-щебетать о своих мелких радостях.

— Спой. Для меня.

Пальцы ещё глубже зарываются в волосы. Ещё немного — и из груди вырвется мурлыканье.

— Отшумели великих деяний века,

Позабыты герои прошедших времён —

Время стёрло из памяти их имена,

Звон мечей, песни рога, сияющий трон.

Слишком сладкий голос, слишком ласково смотрят огненные глаза, слишком тихо стало вокруг — природа заглушила звуки, впитывая песню до последней ноты. Примолкла иволга, замер под ольхой заяц.

Не удержался — подался вперёд, завороженный любимым медовым голосом. И такими же медовыми губами.

Всего одно прикосновение, даже не успел ощутить вкус поцелуя. Губы словно взорвались жаром, перекинувшись на ни в чём не повинную девушку. Она вскрикнула, отпрянула, прикрыв ладошкой пылающие обожжённые губы. В карминно-лиловых глазах плескалось недоумение. Вторая рука упёрлась в сухую майскую траву.

Он только успел разглядеть, как чернеет наст под растопыренной пятернёй, мгновенно вянет и скукоживается иссушенная жаром трава, широкой дугой расходясь по лужайке. И вспыхивает огненными островками. Один, второй… пятый. Поляна вспыхнула. Вся. Одновременно. Закричала, заметалась одуревшая от страха иволга, вспыхнули маленькими факелами мечущиеся над головой бабочки и стрекозы, брызнул в лес горящий заживо заяц. Журчащий за ольхой ручей взорвался всеми оттенками голубого — цвета безумствующего на поляне огня.

…никаких поцелуев отныне. Отныне ты — феникс, я же — Феникс…

Наёмник молча отпихнул девчонку прочь, но закрыть глаз не успел. С Храмовой горы послышался скрежет разбивающегося камня.

— Что это?

— Надеюсь, галлюцинация, — буркнул Гельхен, подымаясь и нашаривая свой меч. — Сиди здесь и никуда не рыпайся.

— Но…

— Я сказал: "не рыпайся"! В прошлый раз тебя угораздило нарваться на оборотня. Боюсь даже представить, на что ты наткнёшься здесь. И надень, богов ради, мой плащ! Сколько можно говорить: без него — за пределы лагеря ни ногой. Надвигается гроза, ему вода не страшна. Всё.

Гельхен ушёл, спокойной уверенной походкой пересёк освещённую огнём полянку и скрылся в зарослях. Принцесса проводила его раздражённым взглядом.

Она уже почти решила последовать мудрому совету начальства, когда из темноты выскочила коза. Дикая рыжая коза с выпуклыми удивлёнными глазами и устюками, застрявшими в жидкой бороде. В голове моментально щёлкнуло: вяленая оленина заканчивалась, затариться продуктами в Подгорном Гельхен не смог — не было ни денег, ни времени, уж очень облизывались на принцессу местные, а кушать молодому сильному организму хотелось.

— Цыпа-цыпа-цыпа, — вкрадчиво позвала принцесса, облизываясь на потенциальный завтрак. Коза недоверчиво мекекнула, перебрала точёными ножками, но тут Фелиша потянулась за полюбившимся кинжалом. Рыжуху словно ветром сдуло. Цокнули по камням копытца — коза мчалась по тропинке вниз к ущёлью. Девчонка дунула за ней, оскальзываясь на осыпающихся камнях и мокрой от росы траве. Хорошо хоть плащ успела цапнуть. И завёрнутый в него свёрток…

Как только шею не свернула! Извилистую тропку перегородило хилое дерево, едва цепляющееся кручеными корнями за каменистую породу. Притормозить она не успела — перепрыгнула через узловатую культяпку вывернутого корня, ещё больше ускоряясь. По лодыжке чиркнула сухая колючка, оставляя кровавую метину.

Не так она представляла себе триумфальное возвращение в Кулан-Тар. Исцарапанная, запыхавшаяся, в пыльной рванине, ещё десять минут назад бывшей, пусть и мешковатыми, но весьма удобными, штанами и сорочкой на завязках-стяжках. Собственно, змейки шнурков, оплетающих одежду от груди до бёдер, во время спуска развязались и либо болтались дохлыми червями, цепляясь обмахрившимися кисточками за все кусты, мешая продвижению, либо благополучно выскользнули из петель и были втоптаны в пыль. Соответственно, сдерживаемая ими одежда, выросла размера на четыре и теперь принцесса старательно подтягивала сползающие штаны и слишком длинные рукава. Мучалась она недолго — рукава закатала, штанины обкромсала кинжалом и стянула на талии одним из шнуров, отцепленным от бедра: всё равно второй потерялся. Плащ бесформенным мешком свисал чуть ли не до самой земли, но толку от него не было — сквозь прорехи задувал не по ночному пронзительный ветер, а снять и выкинуть не позволяла совесть — всё-таки рванина принадлежала не ей, а Гельхен относился к этой половой тряпке с непонятной теплотой — мало ли какие у человека тараканы в голове.

Коза ещё раз мекекнула и удрала в ночь, дёрнув на прощанье куцым хвостом. Фелиша ругнулась. Посмотрела на тропинку, по которой только что спустилась кубарем и которая уходила вверх к небу на добрых футов триста. Извилистая, как и само ущелье, и такая же подлая — где пологая со ступенями-выступами, щедро предоставленными корнями редких елей, где почти отвесная, осыпающаяся под ногами мелким щебнем, а в нескольких местах тропка предательски обрывалась коротким провалом, обнаружить которые помогла весело скачущая перед носом козюлька. Спускаться по ней было глупостью, но подыматься, тем более беззвёздной ночью, подсвечиваемой лишь вспышками приближающейся грозы — самоубийством.

Недобрым словом помянув коз, драконов и Кулан-Тар, принцесса побрела вперёд, смутно припоминая, что где-то в нескольких милях отсюда была ещё одна дорожка, не такая пакостная, ведущая напрямую к руинам храма Солнца. Её выложили гладкими белыми камнями, выбивающими слёзы у тех, кто взглянул на них при ярком дневном свете. Сама она в это не сильно верила — огромные белые валуны, вросшие в землю и наполовину затёртые мхом, являли собой более чем удручающее зрелище. Хотя, двенадцать лет назад она с восторгом хлопала в ладоши, когда солнечные блики, отражённые от поверхности одного такого памятника прошлому плясали по её лицу…

Первая молния взорвалась над самой головой и в тот же момент на голову хлынули сплошные потоки дождя, вымочив до нитки в мгновение ока. Плащ отяжелел и обвис, клоня к земле, словно к подолу были пришиты гирьки. Ага, не промокаемый, как же! Хотя… Фелиша ощупала ткань — она пропускала воду сквозь себя, оставаясь едва сырой. Ну да, вода ему не страшна… Вскипели под ногами лужи, целеустремлённо ползущие к самому дну Кулан-Тара, туда, где сотни лет назад гремела грозная река, а теперь хлюпала дохлая речушка, почти полностью высыхающая жарким летом. Ослеплённые каплями глаза тем не менее выхватили во вспышке нечто светлое, лаково блестящее от дождя — белые камни.

Ещё один взрыв грома… или это в вышине загрохотали каменные плиты храма? Секундная тишина. Взвыл ветер, растрепавший мокрые волосы. И заглушивший далёкое лязганье стали о камень. Зашуршал гравий. Залепленные волосами глаза с удивлением обнаружили, как бесформенной кучей летят вниз белые камни-маяки, на чей блеск шла принцесса последнюю четверть мили. Рёв грома расколол небо, прокатился от горизонта до самой Говерлы, распылившись где-то над Нерререном. Загрохотали камни. Выщерилась раздвоенная как змеиный язык молния, на миг ослепившая застывшую девчонку. И осветившая двух жутких существ, вставших на дыбы друг против друга. То, что принцесса сослепу приняла за белые валуны, выгнулось горбом, встопорщив спинной игольчатый гребень, раздражённо мазнуло по ближайшей скале гигантским хвостом и пыхнуло малиновым огнём в морду соперника — не такого здоровенного, скорей даже мелкого, но тоже весьма агрессивно скалящего клыки, вызывающе торчащие из-под верхней губы. Второй — едва заметный в ночи из-за тёмной шкуры — мелкий и встопорщенный, словно дикобраз, проворно отскочил в сторону, раззявил украшенную кривыми клыками пасть и резко пронзительно заверещал. Светлый мотнул башкой, ещё раз шлёпнул хвостом по скале, сбив себе на спину несколько внушительных глыб. Здоровенный — футов десять в холке и раза в четыре больше в длину. Его ощерившийся противник, не такой внушительный по размерам — от острого рыла до кончика хвоста, увенчанного шипастой шишкой в нём едва ли наскреблось футов пятнадцать — тем не менее впечатлил Фелишу куда больше: юркий, как змея, вертлявый. На самом ни единой царапинки, а вот светлая шкура в проёме меж двумя сверкнувшими молниями, выкрасившими чешую в плавленое золото, украсилась четырьмя кровавыми полосами.

Они гупали по дну ущелья, плевались огнём и слюной и совершенно не желали делиться пространством. Девушка замерла у камня, вжавшись в него и даже дыша через раз, и во все глаза смотрела, как рвут друг друга монстры древности. Драконы не были таким уж редким явлением, особенно в Янтарном крае. Особенно в Кулан-Таре, где, по слухам, засел король, "корень рода", чуть ли не прародитель всех ныне здравствующих и уже почивших ящеров. Сказки, конечно, он исчез десять лет назад, когда погибла его всадница. Возможно, забился в какую-нибудь щель и благополучно околел на радость всем. Уж Фелиша, думая об этом, точно злорадствовала…

…-Ну, здравствуй, маленький феникс, — сладко улыбнулся подозрительный мужик у окна. Какого чёрта он пробрался в спальню и зачем приволок с собой огромный мешок, спрашивать не стоило — очередной любитель приключений и старых легенд — якобы к последнему отпрыску фениксов переходит вся сила огненного рода. Болван, зачем тогда один приволокся? И зачем притащил мешок — неужели надеется запихнуть в него девчонку одиннадцати лет — орущую и брыкающуюся?

Она недобро улыбнулась, прищурив глаза, цвета расплескавшейся лавы. Ну, допустим, легенда права. Что дальше?

Руки сложила на груди, вопросительно выгнула бровь. Письменный столик, бесценная вещь — красное дерево, инкрустированное перламутром — вспыхнул весёлым пламенем, налившимся изнутри голубым и оплавившимся охряным. Горе-похититель отпрянул от полыхнувшего жаром столика. Но не обратно в окно, как она ожидала — выхватил маленькую трубочку и дунул. Дротик ужалил шею. Снотворное вяло потекло по отравленным венам.

— Почему? — обиженно шепчут губы. Или уже не шепчут — едва шевелятся. А их хозяйка оседает на кровать, падает щекой на шёлковые простыни.

Мужчина подходит, задумчиво изучает борющуюся со сном жертву.

— У тебя потрясающие способности, принцесса, — наконец довольно заявляет премерзкий тип. — Ещё годик-другой и… эх! Будешь полыхать не хуже Янтарина, прям как твоя матушка.

Гнев вскипел где-то глубоко внутри — там, куда ещё не добралось снотворное. И никогда не доберётся.

…как он смеет?! Эта мерзкая ящерица оставила ЕЁ маму умирать, а сама убралась восвояси как только смогла шевелить крыльями. Жаль, магистр Кант подлатал гадину. Лучше б крысиным ядом накачал, большего предатель не заслуживает…

Кровать пыхнула. Балдахин свернулся от оплавившего его жара, прутья раскалились, шёлковое постельное затрещало и занялось в единый миг. Огонь лизнул деревянные перемычки, весело заплясал на ковре, пополз к тяжёлым портьерам. Человек в ужасе отпрянул, попытался было загородиться рукавом от полыхающей кровати и вытащить свернувшуюся на ней калачиком девочку, уже потерявшую сознание. А пламя ревело, жадно поедая пол и платяной шкаф.

Она не спала. Стиснула в руке янтарную каплю, не чувствуя, как острый угол вгрызается в ладонь и капает на горящую простынь алая-алая кровь.

Перед глазами взметнулись языки погребального костра. Такие же алые, как фениксова кровь. Такие же алые, как пламя золотого Янтарина.

Огонь брызнул вверх, лизнул потолок. Человек закричал, послышался звон разбиваемого стекла. Застонала дверь, вывернутая из косяка.

Веллерен ворвался в объятую огнём спальню как раз в тот момент, когда она решила показать на что способен обозлённый феникс — пожар вырвался через окно и плюнул в убегающего жаром, подсмалив пятки и штаны. А потом огненные глаза закрылись. Было ощущение полёта, глухое биение вампирьего сердца, когда королевский советник тащил уже едва дышащую принцессу в лазарет. Видел он или не видел, что горела не только спальня, но и она сама? Всего пару мгновений, пока его плащ не упал на полыхающее тело и не сбил пламя.

Потом она откроет глаза, с удивлением узнает, что провалялась в постели четыре дня, что за пять минут разбомбила всё спальное крыло и что спасением жизни обязана поганой Пиявке.

Одна вспышка гнева — два месяца ремонтных работ.

… нужно себя контролировать. Нельзя вымещать ненависть на ни в чём не повинных людях. А если бы там был Феликс? Или отец? А треклятого Янтарина нет… и мамы тоже…

Её глаза потускнели всего за месяц…

Драконы сцепились, как два мартовских кота — тёмный прыгнул на спину светлого, нещадно деря когтями задних лап отливающую муаром чешую. Белый дракон взревел, неестественно вывернул шею, плюнув багровым пламенем в морду запрыгнувшему на спину гаду, забил перепончатыми крыльями, щёлкая недоразвитыми когтями на сгибах локтей, взбрыкнул лапами, избавляясь от обидчика. Не тут-то было! Пепельный вывернулся, вцепившись в холку уже передними лапами, зло рявкнул в рогатый затылок, но всё же не удержался — свалился под брюхо светлого, тут же перекатился со спины на лапы, выскалился на податливый драконий живот. Но получил когтистую оплеуху и отскочил в сторону. Успев рвануть на память расправленное левое крыло. Ещё один клуб огня. Темный дракон привычно увернулся и струя полетела дальше, высвечивая затаившуюся у россыпи валунов девчонку. Брызнуло жаром. Фелиша инстинктивно закрылась рукой от огня, но он скатился с неё, впаявшись в камень за спиной. Валун треснул.

Обе твари ощерились. Сверкнули вытянутые зрачки — золотой и стальной.

Самое время от страха сползти по камню вниз и лишиться чувств. Но Фелиша не любила бояться и уж тем более не могла позволить ненавистным тварям видеть свои слабости. А падать в обмороки по расписанию она всё равно так и не научилась. Руки сжались в кулаки.

Тёмный потянул в себя воздух. Ноздри его расширились. Серый вытянутый зрачок стал почти круглым. Тварь довольно завозилась, заворчала, выгибая непропорционально длинную шею в сторону задохнувшейся ужасом девчонки.

Небо над головой полыхнуло ещё раз. Теперь — огнём. Сверху посыпалась оплавленная жаром каменная крошка. Пламя волнами скатилось со скалы, высветив на миг тёмную фигуру, зацепившуюся одной рукой за каменный выступ. Во второй был крепко зажат меч, а по лезвию его змеился знакомый до боли рисунок. В глазах Фелиши потемнело.

Она пронеслась мимо ощеренных пастей, услышав за спиной несколько припозднившееся клацанье мощных челюстей. Захлопали крылья, заклокотал едва сдерживаемый в горле огонь — вот-вот вырвется наружу, расплещется по кипящей от дождя земле. В лопатки фыкнуло дымом — серый раззявил пасть и почти ухватил беглянку за полу плаща, но неожиданно дёрнул мордой, а в следующую секунду светлый выплюнул нагнетаемый до этого заряд огня… В сторону соперника. Серый вякнул и взмыл в небеса. С его мгновенно раскалившейся багрово-матовой шкуры сыпались искры. Фелиша мельком оглянулась через плечо — светлый стоял каменным изваянием, только кончик хвоста нервно бил по задней лапе, словно у раздражённого кота. Несоразмерно большие для точёной морды глаза мерцали ярче вспышек молний. Золотые. Тёплые.

Дракон совершенно по-человечески прищурился, а потом приклонил красивую голову к земле.

Но Фелиша уже не видела — сломя голову неслась к мерцающим в темноте белым камням.

7. ЗАРЯ НАД ХРАМОМ СОЛНЦА

— Какого лешего ты здесь забыла?!

Из первого возмущённого вопля принцесса уяснила только, что Гельхен очень не в духе, но не поняла ни слова. Поэтому ему пришлось перевести на общечеловеческий. А заодно убрать все непечатные выражения.

К тому времени, как Фелль подскочила к обрыву, он уже лишился меча, улетевшего вниз, и медленно соскальзывал следом за неверным оружием, из последних сил цепляясь за крученый корень ели, крысиным хвостом торчащий из породы. От самой ели остался лишь обугленный ещё дымящийся комель. Она вцепилась в его плечи, скорей сталкивая вниз, чем помогая взобраться наверх. Молча упёрлась коленями в разбухшую от ливня землю, но не смотря на поток ругани под ухом, так и не выпустила наёмника. Наконец он, оттолкнулся ногой от каменного выступа и рывком подтянулся, попутно саданув спасительницу головой под челюсть.

— Какого лешего ты здесь забыла?! — Гельхен нагнулся, схватил осевшую девчонку за ворот рубахи и как следует встряхнул. — Я же кажется приказывал оставаться на месте.

Она подняла на него глаза, злобно прищурилась.

— А я уже, кажется, говорила, что чхать хотела на приказы.

— Да плевал я на что ты там чихаешь! — он ещё раз взболтал девушку. Она послушной тряпкой дёрнулась в такт рукам, на миг приподняв подбородок и высветив длинную глубокую царапину на скуле, память о загородившем тропинку кизиле. — Мокрая, грязная, где ты вообще шлялась?

— Воздухом свежим дышала, — окрысилась принцесса, — проверяла водонепроницаемость твоего драного плаща. Водичка ему действительно не страшна.

Костяшки пальцев, впившиеся в её ключицы, побелели.

— Тебе больно? — неожиданно спросила девушка, сама кривясь от всё сильнее сжимавших ей рук. Мужчина непонимающе моргнул. — Твои ожоги.

— Я не ранен, — сквозь зубы процедил Гельхен даже не потрудившись оглядеть себя.

Фелиша недоумённо захлопала ресницами — ещё минуту назад она была уверена, что лицо и руки наёмника покрыты жуткими волдырями. Но единственным изъяном в его внешности по-прежнему оставался давний шрам на левой скуле.

— Отпусти, — тихо попросила она, почти шипя от боли.

— Вот ещё, отпущу, когда сам того пожелаю.

— Отлично, давно мечтала услышать подобное… А их ты чем порадуешь?

Гельхен проследил глазами за янтарным взглядом, устремившимся ему за спину. Туда, где скалились в небо оставшиеся от храма последние две колонны, увитые вьюнком и диким виноградом. И лежали между ними глыбы разваленного храма — несколько щербатых валунов, сквозь которые долбилась чахлая болезненная зелень шиповника… И несколько десятков неприветливых мертвяков, на диво прытко выкарабкивающихся из-под них.

Уже вторая партия — от первого десятка осталось несколько вонючих кучек с шипением остывающего под дождём пепла.

— Не потяну, — самому себе буркнул под нос наёмник.

— Чего?

— Меча, говорю, нет, — он повернулся к Фелише, которую продолжал сжимать в руках, но так и не удосужился поднять с чавкающей влагой земли.

— У меня есть кинжал, — девушка вытащила из-за пояса оружие с уже приевшимся рисунком паутины по рукояти. Гельхен скривился.

…дался он ей!..

— У меня тоже есть, даже целых пять, только этим товарищам совершенно наплевать на них, собственно, как и на меч. Но тот хотя бы башку мертвяку снесёт. А колотой раны они даже не заметят.

Принцесса бросила взгляд на лужайку, всё ещё подсвечиваемую редкими всполохами удаляющейся грозы. Дождь почти перестал, поэтому в уши отчётливо ввинчивался низкий клокочущий звук, вырывающийся из трёх десятков глоток. Отрубленных голов, равно как и иных запчастей, видно не было — значит наёмник нашёл иной способ разобраться с настырными монстрами.

…Небо над головой полыхнуло ещё раз. Теперь — огнём. Сверху посыпалась оплавленная жаром каменная крошка. Пламя волнами скатилось со скалы…

— Откуда здесь огонь?

— Что?

— Огонь, говорю. Я видела.

— Что именно? — золотые глаза вновь стали холодными серыми ледышками. — Как тут бабахнули плиты, из-под которых сыпанула целая куча плотоядно облизывающихся покойников?

Фелиша промолчала — злая фраза, выплюнутая в лицо, совершенно не объясняла ни огня, ни ожогов, исчезнувших быстрее, чем они смогли запечатлеться в памяти.

Первый мертвяк оскалил на диво прочные белые зубы и бросился на метающих друг в друга убийственные взгляды людей. Гельхен быстро оттолкнул от себя девчонку, извернулся и наподдал ногой по мёртвой плоти. Мертвяк ухнул и полетел в провал. Второй и третий получили по кинжалу в глаз, но не заметили этого и утробно урча набросились на оскалившегося оставшимися железками мужчину. Фелиша зажмурилась, не желая смотреть, как её защитника растерзают голыми руками.

Откуда здесь вообще мертвяки? Тут же святыня фениксов, а после них не оставалось захоронений. Никогда. Почти.

…Таша поджала в кресле ноги, обняв себя одной рукой и положила голову на колени — любимая её поза. Вторая скользнула раскрытой ладонью вниз. Но не к собаке, обычно растягивающейся у хозяйского кресла. На его место опустился Веллерен, непривычно ссутулившийся, сгорбленный и какой-то совсем не демоничный — обычный уставший, с осунувшимся лицом и запавшими глазами. Почти человек… Пальцы принцессы по-свойски взлохматили тёмные волосы, на лице появилась улыбка.

Она часто видела, как улыбается её сестра, но даже искренняя улыбка Талины задевала лишь один уголок губ — второй всегда оставался безучастным. Ироничная и сдержанная. Не в этот раз — на щеках проступили ямочки.

— Что теперь?

Вампир тяжело откинул голову, подставляя под тонкие пальцы лицо.

— Ваша сестра подпалила библиотеку.

— Хм…

— Архивный сектор сгорел почти полностью. Ваш батюшка… м-мм… в общем он попросил во всём разобраться.

Таша нахмурилась.

Она тоже. И непроизвольно сжала кулаки. Как всегда занят.

…ну и чёрт бы с ним, но Пиявку зачем впутывать?..

— Как продвигается расследование?

— Принцесса, вы же всё знаете, — впервые на её памяти вампир улыбнулся не ехидно, а задорно и раскованно. Даже обнажившиеся клыки не заставили встать её волосы дыбом. Просто чуть более длинные и острые зубы. — Я к вашей сестрёнке и на трибушетный выстрел стараюсь не подходить, чтоб лишний раз не нарываться.

Таша шутливо смыкнула волосы.

— Экий вы корыстный. Только когда что-то надо, тогда и являетесь. А я, между прочим, целый день не знала, чем себя занять.

— Ага, и поэтому вас едва отыскали в третьей по счёту голубятне. Отметьте, городской. Вы зачем в город пошли? Да-да, я всё знаю. Не делайте такое виноватое лицо, я всё равно не верю в ваше раскаяние.

Таша хихикнула.

— Маэстро Н'елли достал — всё скулил, чтоб я на Фелишу повлияла, а то ему уже надоело по утрам лицо от масляных красок отмывать.

— Всё ясно. Займёмся Н'елли, он, если честно, и меня уже достал — тоже скулит: крови просит из моих личных запасов — человеческой.

— Зачем?

— Во-первых, он свято уверен, что она у меня есть. А во-вторых, этот дуралей вычитал где-то, что человеческая кровь делает красный цвет ещё более насыщенным. Интересно, а про прах мертвецов ему не рассказывали — якобы улучшает качества чёрных чернил? А тут ещё проблема с принцем Архэллом. Как знал, что не стоит его сюда приглашать, он теперь от нашего домашнего монстра шарахаться будет, как нечистый от распятия. Всё же на его глазах происходило. В буквальном смысле: я его у библиотеки нашёл, уже надышавшегося. Едва в лазарет успел дотащить. Ещё б немного и…

Вампир прикрыл глаза и почти отчётливо заурчал, когда прохладная ладонь прошлась от носа до подбородка.

— Фелиша хорошая девочка, — тихо шепнула Таша и на её лице опять появилась знакомая ей грустная однобокая улыбка. — Она только хочет выглядеть злой. Вчера побила мальчишек подмастерьев за то, что обзывали меня слепой курицей.

— Да, очень хорошая, — вновь ехидно скривился вампир, — магистр Кант еле позаштопывал их увечья.

— И всё же… я пыталась ей объяснить, что так нельзя, и эти мальчики истинные слепцы, им не дано увидеть красоту сердца, а она сказала, что в следующий раз ещё и уши пооткусывает. Глупышка.

— А ещё она сказала, что за вас выбьет зубы даже самому Дьяволу. И пойдёт за вами хоть к чёрту на рога… — Веллерен накрыл узкую ладошку своими пальцами, прижимая ко впалой щеке и бескровным губам. — Я тоже многое знаю. И я тоже пойду за вами к чёрту на рога.

— Всё, что предначертано, исполнится так или иначе, и незачем гневить судьбу и пытаться что-то изменить.

— Вы о чём?

— Там была книга, — тихо сказала Таша.

Она вся подобралась, каждой клеточкой ощущая, как плавится кожа в сжавшихся кулаках. Черти же её дёрнули сунуться в запертый тронный зал и выбираться из него через тайный лаз в гостиной — дыру в стене прикрывал гобелен. Хорошо хоть Таша не потащила за собой свою собачищу — эта скотина после того, как стараниями феникса не единожды лишалась шерсти на хвосте, чуяла врагиню не то что сквозь гобелен — сквозь саженый слой земли. Веллерен, правда, тоже отличался просто таки собачьим нюхом, но востроглазый Феликс как-то подметил, что рядом с Ташей папин советник не замечает вообще ничего вокруг — хоть звезда с неба упади и по маковке шарахни. Даже не почешется.

— Книга? Что за книга?

— Про фениксов. Она прочитала что-то, что её сильно… разозлило, наверное. Я не видела печали. Фелиша вспылила… в прямом смысле. Вот и вся история. Не нужно расследования. А королю можете сказать, что моя сестра нечаянно разлила масляный фонарь.

— Угу. А ещё понатыкала по всему архиву штук двадцать факелов, которые тоже нечаянно подожгла. От одного фонаря полздания не сносит. Хорошо хоть сама не убилась.

— Бросьте, Веллерен, она ведь феникс. Пусть даже и наполовину. Что ей будет от огня?

Она никогда не видела, чтоб Пиявку так косило! Он резко подобрался и сиганул на окно, подставив неожиданно разгорячённое лицо ночному ветру.

— Вы не видели того, принцесса, что видел я.

Таша соскользнула с кресла, протянула руку, слепо выискивая вспылившего собеседника. Ладонь прошлась по вздрогнувшей спине, но вампир не обернулся, только ещё больше подобрался, готовый в любой момент сорваться с карниза и удрать в спасительную прохладу ночи.

— Тебя беспокоит храм Солнца, я знаю. — Руки бесстрашно обхватили Веллерена, шёлковая завеса густых волос упала ему за плечи. — Что там произошло? Кроме очевидного.

Откуда ей было знать, что этот кровосос на самом деле умеет не только издеваться и насмехаться? Откуда она знала, что Пиявку тоже мучают кошмары? Даже чаще, чем её. Постоянно. Из ночи в ночь. Из года в год. Из столетия в столетие…

— Гельхен, прочь с дороги!

Сцепившиеся наёмник и мертвяк не сразу поняли, кто это пытается вклиниться в их тесный междусобойчик. Принцесса оттолкнула замешкавшегося мужчину, выхватывая что-то из-за пояса. Перламутрово блеснул витой рог. В ушах неожиданно заложило — умчавшаяся на запад гроза плюнула спаренной молнией и взорвалась в ушах рявканьем грома.

— …ет!

Поздно: скрытая в роге энергия полыхнула-плюнула в первую волну нападающих, разметав их, но не причинив ощутимого вреда. Остаток заряда прошёл сквозь неплотные ряды и впился в каменные плиты. Из которых тут же полезла очередная партия оживших трупов. Гельхен удручённо взвыл. Мертвяки тоже — от восторга.

— Что ты натворила?! — наёмник вырвал постепенно угасающий рог и со всей дури зашвырнул его в провал, где он взорвался, вызвав обвал одного из "клыков" Кулан-Тара. Ещё одно гнилое дупло… — Тебе что, этих не хватало? Там же светлая магия, она для этих тварей, что невинная девица для чернокнижника.

Он махнул в сторону урчащих мертвецов, попутно съездив кулаком самому ретивому. Тот отлетел в сторону, помотал башкой и полез обратно — свежий и перевозбуждённый.

— Бежим!

— Куда?

Их окружили на диво быстро и профессионально, словно мертвяки не лежали себе спокойно под обломками храма уже две сотни лет, а методично изучали искусство боя и сопутствующие ему приложения.

Гельхен отошёл к краю, задвигая себе за спину принцессу. И сам задвигаясь за обломок скалы, бывший некогда одним из "зубов", очень удачно отделивший небольшой закуток от общего бардака. Правда, между каменным боком и обрывом остался всего лишь шаг, но девчонке места хватит, а сам он отсиживаться не собирался.

— Только не вмешивайся.

Она удивлённо подняла глаза на его застывшую спину. Неужели попросил?

— Предупреждаю: будешь путаться под ногами — либо они схарчат, либо сам запинаю. Возможно, нечаянно.

Девушка хмыкнула. Чуть высунулась из укрытия, вгляделась в лица — никаких признаков разложения, хотя смотреть в них всё равно не хотелось — ничего живого там не осталось: пустые немигающие глаза, сухие не движущиеся губы, только носы хищно раздуваются, втягивая в себя запах живого тела. Двух тел, прижатых к обрыву и скале. Одно, оскаленное кинжалами, второе задумчиво присевшее на корточки и посматривающее на светлеющее после грозы небо.

— Рассвет скоро, — задумчиво проговорила Фелиша.

— И что? — рявкнул Гельхен, выскакивая наружу и откидывая сразу двоих. Третьего он таки полоснул по шее, но мертвяк даже не заметил. Тонкая полоска сукровицы выступила из раны и тут же засохла. — Думаешь, они отвлекутся на дивные пейзажи?

— А в могилу они не улягутся?

— С чего бы им…

Конец фразы утонул в треске ломающегося о головы камня, распавшегося в руках наёмника на две неравные половины. Одну он бросил в толпу, придавив самых шустрых, вторая вывернулась из руки и ударила по ноге. Фелиша вскрикнула. Он обернулся с искажённым лицом. Всего на секунду. И увидел летящий в его сторону кинжал с обломанным острием — даже не кинжал, а смазанную полоску стали, вызывающе ярко сверкнувшую в бледнеющем небе. Не успел не испугаться, не возмутиться: "я же говорил, чтоб не высовывалась!", "а в меня-то за что?" — лезвие вжикнуло мимо уха и чиркануло по белой тонкой руке, нацелившейся на открывшуюся шею. И улетело дальше. Чего ещё ожидать от девчонки? Хорошо хоть вообще попала. А могла и промазать. Вернее, угодить не в того, кого следует…

Совершенно пустяковая рана, скорей, даже царапина — не то что мёртвый, тут и не всякий живой почешется. Однако мертвяк взвыл неожиданно звонким мальчишеским голосом. Пустые глаза полыхнули привычной для фениксов огненной радужкой. И угасли. Закатились под лоб, мальчишка дёрнулся и упал к ногам замершего Гельхена.

— Чтоб тебя, — ахнул наёмник и обернулся к принцессе, — Фелиша! Фелль, ау!

Он шагнул к девушке, встряхнул за плечи, заставляя посмотреть себе в глаза.

— Эй, очнись давай!

— Он умер? — тихо шепнула принцесса. В глаза так и не взглянула — всё смотрела на распростёртого мертвяка. Нет, мёртвого феникса.

— Угу. Двести лет назад. Приди в себя!

— Но я не хотела…

Хлясь! Щека запылала от пощёчины.

Глаза из тёпло-медовых стали холодно-прозрачными.

— Ещё раз… — зло прошипела она, хватая мужчину за грудки. Меланхолии как не бывало. Гельхен усмехнулся, чувствуя как тлеет под хрупкими девичьими пальчиками его рубаха.

…значит, не от страха, а от гнева? Странно, обычно огонь — это защитная реакция. Любопытно, любопытно… И проблемно. Потушить гнев куда проще страха…

— И что тогда? — он надменно усмехнулся, разжал пальцы. — Ну что ты, соплячка, можешь мне сделать?

Из ладоней хлынуло пламя. Хорошо хоть успел вовремя вывернуть руки и огонь полоснул за скалу, опалив и без того чёрный комель ели и урчащих на некотором отдалении тварей. От тех, кто не успел отскочить, остались знакомо дымящиеся кучки пепла.

— Отлично! Вызови дракона. Здесь водится один.

— Что? Зачем?! — озадаченное выражение на лице сменилось удивлением и даже возмущением.

— Потому что он нас спасёт! Как ты собираешься выбираться? — он осторожно развернул взбугрившиеся ожогами ладошки, подул и волдыри стали быстро исчезать.

— А…

— Я что, больной, против тридцати выступать?

Оставшиеся твари кружили на расстоянии, невнятно урча, но не решаясь подойти ближе.

— Скоро они обратно полезут, памяти у них хватает минут на пять. Давай же!

— Как? — побледневшие губки жалко скривились.

— Откуда я знаю? По имени позови, посвисти, что там ещё у вашего племени практикуется?

— Я эту гадину на трибушетный выстрел к себе не подпущу!

Любопытно: Фиона не могла дождаться, когда познакомится со своим драконом. Потом, правда, долго ревела, когда оказалось, что не может найти с этой скотиной общий язык. Но когда научилась понимать, радости не было предела, даже Янтарин сделал счастливый кувырок, подмяв под свою тушу пару молодых тисов. Правда, кувырок он делал, когда ловил неугомонную девицу с верхушки одного из тех самых тисов, куда принцесса какого-то лешего забралась, а потом сорвалась вниз…

— Далековато лететь, — задумчиво заметил Гельхен, придвигаясь к самому обрыву. — Где ты его видела?

— Что? Откуда ты…

— Брось, ущелье не настолько широкое, чтоб разминуться с этой тварью.

— Ну ладно, где-то возле каменной дорожки.

— Прямо под нами. Отлично. Зови.

— А вот шиш!

Ладони опять опасно раскалились, въедаясь жаром в запястья наёмника. Гельхен заскрипел зубами, но отвлекать не стал — лучше ещё раз в мертвяков фугануть. Да и дракон уже должен был почуять самоуправство феникса, интересно, почему до сих пор не объявился, скотина упрямая. Ничего, скоро придётся оторвать свою крылатую задницу от земли, хе-хе… Но Фелиша успокоилась сама. Разжала пальцы и отступила к пропасти.

…тьфу, дьявол!.. так и знал, что успокоится…

— Зови этого чёртового дракона!

Она упрямо вскинула подбородок, но возразить он ей не дал — схватил за плечи, рывком притянул к себе и впился губами в её губы. Знакомая волна жара прокатилась от ёкнувшего сердца вверх по венам, по горлу, туда, где клокотал готовый вырваться наружу то ли стон, то ли хрип.

Секунда, вторая. Оловянные глаза Фелль закрылись, руки неуверенно скользнули к широким плечам, пальцы впились в кожу. Мучительно, невыносимо и… так природно, так законно, словно для этого и была создана вселенная — для одного только мига.

…когда же?..

Неожиданно её лицо вспыхнуло жаром, самым обычным, не плавящим кожу, но ткань на рукавах наёмника захрустела и стала чернеть под горящими ладонями. Её собственная одежда высыхала клочками. Принцесса окуталась едва заметным облачком пара.

…пора…

— Только не ори…

Её глаза недоумённо моргнули. Гельхен криво улыбнулся, провёл пальцами по её пылающему лицу. Земля под ногами быстро высыхала, хрупая трещинами.

Сзади запыхтели.

— Гельхен…

Она подалась вперёд. Он наклонился. Вздохнул и… толкнул девушку со скалы.

Фелиша не помнила, как сорвалась, белое лицо Гельхена тут же скрылось за надвинувшейся скалой. В ушах заломило от ветра.

Что она кричала и кричала ли, принцесса не знала — её ослепил яркий свет, наконец-то прорвавшийся из-за горизонта. Солнечная вспышка расплескала золото по всему Кулан-Тару. Вспыхнула и… нет, не погасла, как должна была бы, а, отразившись от приближающейся земли, отбилась огненной стрелой. Вспыхнула муаровой чешуёй, распахнула перепончатые крылья.

Золотой дракон изогнулся всем телом, ловя спиной падающую девчонку. Вывернулся, чтоб не располосовать её об игольчатый гребень. Крылья взмыли вверх, придерживая с боков потерявшую ориентацию принцессу. Она пошатнулась, склонилась к гребню и бездумно ухватилась за один из шипастых выростов. В тот же миг крылья пришли в движение и захлопали с удвоенной энергией, тормозя набравшее скорость тело, штопором несущееся к земле. Задние лапы гулко бухнулись о землю, вгрызаясь в неё когтями. Дракон отчётливо зашипел от боли, приседая. Фелиша кубарем скатилась с его спины, ляпнулась на четвереньки в грязь рядом с валяющимся мечом наёмника. Дракон повернул к ней точёную морду, по-птичьи склонил её на бок, словно прислушивающаяся собака. Красивая голова поблёскивала на солнце. Фелиша прищурилась — вокруг глазниц рваной сетью залегли белые тонкие шрамы, точно кто-то пытался добраться до драконьих глаз.

В тот единственный раз, когда мать взяла её с собой на Кулан-Тар, чтоб познакомить со своим крылатым другом, шрамов не было.

…жаль что всё-таки не сдох…

Принцесса схватила меч.

— Только сунься, — тихо предупредила она.

Дракон оскалился, но тут же спрятал клыки и отступил на шаг. Ещё немного подумал и лёг, осторожно поджимая отбитую заднюю лапу. Одно крыло плотно прижал к тяжело вздымающемуся боку, второе, повреждённое в недавней драке, расправил, стараясь не касаться порванной перепонки. И всё так же задумчиво уставился на ощетинившуюся чужим оружием девчонку.

Дракон выдохнул клуб пара. Фелише показалось, что он хмыкнул.

…гад ползучий, ну подожди ты у меня…

Гравировка на лезвие привычно налилась огнём.

— Опусти меч.

Фелиша недоумённо моргнула. Гельхен остался на скале, окружённый плотоядно облизывающимися мертвецами. И он же стоял в шаге от неё. По крайней мере, его голос до сих пор звучал в ушах. Дракон выдохнул ещё один клуб…

Когда перепачканный сажей Гельхен спотыкаясь добрёл до замерших друг против друга дракона и принцессы, солнце уже выкрасило ущелье до тёплого янтарного оттенка. Оба одновременно скосили на него глаза. Мужчина безбоязненно прошёл мимо драконьей туши, склонился над забившейся в камни девушкой, отобрал из заклякших рук свой меч.

— Надо же, — удивлённо пробормотал он, — а я уж думал, наконец избавлюсь от этой железяки.

Потом повернулся к выжидательно сощурившемуся дракону и, как ни в чём не бывало, поинтересовался:

— Ну как, познакомились?

— Познакомишься тут, как же, — недовольно проворчал дракон, вставая и отряхиваясь от дождевых капель. — Где ты эту дикарку подобрал, она из меня чуть шашлык не сделала. Кстати, где Феликс?

— Присматривает за одним щенком, одним стариком и одним недоучкой, которых я отправил к Диметрию, — усмехнулся наёмник.

— Подождите? — принцесса подскочила, даже не заметив, как саданула локтем об острый выступ. — Вы общаетесь?

Оба повернулись к ней. Гельхен недовольно нахмурился. Дракон удивлённо округлил глаза.

— А что нам смотреть друг на друга? — она могла бы поклясться, что говорит Гельхен. Но наёмник молчал, а вот губы дракона отчётливо шевелились. И всё же недостаточно, чтоб произносить слова так чётко. Хотя, кто их разберёт.

— Но ведь драконы ни с кем, кроме фениксов не… а, ладно, чему я удивляюсь? — буркнула принцесса, но её бурчание осталось практически незамеченным. Гельхен подошёл к порванному драконьему крылу, недовольно поцокал языком. Без страха провёл ладонью по располосованному боку. Дракон оскалился, рявкнул на бесцеремонного человечишку, но тот лишь отодвинул морду.

— Фелль, иди сюда, — позвал он. — Да не бойся ты, он ручной.

Дракон ещё раз показал клыки. Принцесса презрительно скривилась, но подошла, тайком от Гельхена ощерившись в ответ.

— Подымешь двоих?

Золотая морда недовольно скорчилась. Гельхен усмехнулся — один в один его всадница. Уже всадница.

— Выкину вас из своего ущелья, чтоб не воняло и, так и быть, отпущу с миром, — согласился дракон.

— Очень хочется посмотреть, как ты это ей объяснишь, — усмехнулся мужчина, проворно забираясь на драконью спину, тут же прогнувшуюся, чтоб удобней было сидеть. — Фелль, руку.

Девушка зло сузила глаза, заложила за спину руки.

— Ну и оставайся, — заметно обрадовалась драконья морда. — Пусть тебя твои ожившие предки сожрут. Мне головной боли меньше.

Принцесса закусила губу, но не двинулась с места.

— Фелль, не дури. Скоро здесь будут твои недобитые соплеменники, нам нужно делать ноги.

— Дурёха упрямая, — буркнул дракон, поднялся, и, резко вывернув шею, схватил девчонку за плащ, без особых церемоний закинув её себе на хребет. Руки Гельхена тут же оплели трясущуюся от возмущения принцессу.

— Т-шш, успокойтесь, Ваше Высочество, — шепнул он.

Дракон недовольно покосился на свою ношу и тяжело взмыл в оранжевое небо.

Единственная оставшаяся колонна тихо хрупнула и медленно завалилась набок, с тихим шелестом обрывая сожжённые нити вьюнков и винограда. С её увенчанной мраморным фениксом макушки сорвалась небольшая гарпия. Тварь распластала перепончатые нетопыриные крылья и с хриплым вяком шлёпнулась на сырую землю. Зябко поджала тонкую лапку, нахохлилась, щёлкнула сдвоенным змеиным языком.

Уныло взвыл ветер, разметая тонким слоем остатки пепла по плато. Развалины матово сверкали обожжёнными боками. Тихо шуршал единственный уцелевший куст шиповника.

Гадина подпрыгала к завалившейся колонне, скребнула лапой. Раз, второй, третий. Подлый металл сверкнул на секунду позже, чем его отрыли — брызнула чёрная кровь, загнутый коготь отлетел в сторону. Гарпия тихо рыкнула и куда более осторожно продолжила раскопки.

Через полчаса серая тварь взмыла в небо и понеслась в противоположную от дракона сторону. А в покалеченных лапах её тускло сверкал кинжал с оплетенной серебряной паутиной рукоятью.

— Знакомьтесь, Матильда, — зеленоглазый предводитель тихо разворошил соломенный бок крытого загона. Мерное сопение, доносившееся изнутри, заставляло закованных в латы воинов нервно переминаться с ноги на ногу и сильнее сжимать мечи. Окружившие их нерреренцы лишь посмеивались, вслед за предводителем складывая на груди руки — на этот раз просто чтоб расслабиться. Здесь, в глухой чащобе, куда не проникал ни единый солнечный луч, они чувствовали себя более чем уверенно. Они были хозяевами леса.

Рыжий принц осторожно ступил по хрупнувшим опилкам, приник к отверстию, ошалело помотал головой.

— Дракон?

Юноша самодовольно улыбнулся.

— Дракониха. Прилетела вслед за вторым, тем, что на вас напал. Выпалила несколько гектар леса — старалась отогнать его от Валенсии.

Сзади кто-то презрительно хмыкнул такой своеобразной заботе. Молодой человек обернулся, бросил быстрый взгляд на кряжистого вояку с хищным дёргающимся носом. Точь-в-точь медведь. Или сторожевой овчар. Это смотря по чём сравнивать — по габаритам или замашкам.

— Видите ли, смешливый вы наш, — юноша улыбнулся, но начальник отряда весь подобрался и прищурился — совсем как оборотень, эти никогда не смотрят на мир широко открытыми глазами, словно боятся выдать свою сущность звездчатыми зрачками, — мы бы тоже с вами поулыбались над неуклюжей помощью дракона, если бы не оплакивали тех, кого порвали поднявшиеся с городского кладбища мертвецы. И большинство из которых она собственнолапно упаковала обратно в могилу. Или развеяла по ветру.

Похожий на оборотня человек подошёл к своему принцу, довольно бесцеремонно отодвинул его в сторону и тоже заглянул в лазейку в стене. Этот разглядывал спящего внутри дракона дольше и восхищения в его взгляде было куда меньше. Скорей деловитый, оценивающий, цепкий — воин не только в сражении, воин по жизни.

— А скольких из вас она испепелила, когда вы штопали ей горло? — он наконец отошёл от стены загона, давая возможность всем желающим тоже взглянуть на мифическое чудо-юдо. В конце-концов драконы никогда не умели ладить с обычными людьми, то ли считая их умственно отсталыми, то ли просто не замечая под своими тушами.

— Она была без сознания, когда мы с ребятами накладывали швы, — выступил один из лесных людей. Его предводитель чуть заметно кивнул головой, разрешая продолжить. — Второй дракон рванул горло, она упала с порядочной высоты, повредила лапу и одно крыло. Мы нашли её уже после всего, что произошло, в роще.

— Рана не такая страшная, как кажется, — молодой атаман тоже прильнул к дыре и впервые на его лице промелькнуло что-то тёплое и сердечное. — У моих молодцев просто корявые руки…

— Пус-стышку подс-сунул, — прошипел дракон, — совс-сем, гад, опус-стилс-ся.

— Т-шш, спит, — Гельхен тихо кашлянул, привлекая внимание бубнящего дракона. Тот скосил глаза на посапывающую девчонку, свернувшуюся калачиком в руках наёмника и опасно поджавшую ноги. Покачал головой.

— Ты уверен? Её мамочка хорош-шо притворялась.

Гельхен пожал плечами.

— Вряд ли она может так спокойно дышать на твоей туше.

— Вряд ли она может так спокойно на моей туше дрых-хнуть, ос-собенно пос-сле с-столь лас-скового приёма.

Гельхен подоткнул полы плаща, укутывая принцессу.

— С-сам-то чего прос-снулся? Дрых ж-ше пять минут назад.

Наёмник потёр виски.

— Дрянь какая-то снилась. Не дрянь даже — леса Нерререна. И её брат с обломком янтарного амулета — успел познакомиться с Ониксом.

Дракон зашипел.

— Эта красавиц-са тоже ус-спела с ним повидаться — мы как раз мирно бес-седовали по поводу того, а не полетать бы этой гадине лес-сом, как, откуда ни возь-сьмись, выс-сунулось это чудо. Представляеш-шь наш-шу реакцию? Я вообще реш-шил, что эта тварь меня таки ухлопала и теперь я встретилс-ся с-с… короче, х-хана мне.

— Что он здесь делал?

— А ты не понял? Приш-шёл за мёртвыми. Между прочим, с-скорей вс-сего с-с обломком того с-самого амулета. Иначе ш-шиш бы они поднялис-сь.

— Да уж, поднялись так поднялись, — наёмник вздрогнул, вспомнив первый десяток мёртвых бесстрастных лиц. — Никогда не видел фениксов… такими.

Его собеседник чуть повернул голову, разглядывая разом побледневшее лицо. Крылья замерли на взмахе, с гудением разрезая тугой воздух. Повреждённая перепонка несколько раз хлопнула рваными краями.

— Ты с-слишком с-слаб, Ф-феникс-с, — наёмник вздрогнул и привычно сцепил зубы, но дракон не обратил внимания. — В Нерререне ей будет гораз-сдо без-сопас-сней. А с-свою работу ты выполнил. Я уж-ше з-сдес-сь. И я видел огонь. Не удивительно, что ты предпочитаеш-шь не рас-спрос-странятьс-ся по этому поводу. Как ты их улож-шил-то? Я имею в виду вторую партию.

…огромные глаза Фелль полыхнули огнём, она открыла рот, но он так и не услышал, чтоб с губ сорвался хотя бы стон — так и неслась к земле с обиженно искривлёнными губами, пока её не подхватил дракон, откликнувшийся на безмолвный призыв своей всадницы.

С раскрытых ладоней вырвались языки пламени, раздирающие плоть, а не просачивающиеся сквозь неё, как положено у огненного народа. Неприятно резануло палёной плотью — кожа мгновенно пропеклась до мяса.

…хотя б не устроить себе огненную могилу по примеру почивших здесь…

Повернулся… проникся открывшейся перспективой… удивлённо хмыкнул… сбил с рук пламя…

Мертвяков уже не было видно — тихо ушли кустами, ведомые силой янтарного артефакта, поднявшего их из древней могилы. Оникс улетел на запад, значит и они отправились туда же. Единственный, кто уже никуда не спешил, лежал в двух шагах от него, глядя в бледно-оранжевое небо остекленевшими глазами. Совсем ещё ребёнок, вряд ли старше самой Фелль. Длинные волосы стянуты тугим узлом, рыжая чёлка двумя тонкими косицами уходит к самому затылку, сплетаясь там воедино, чтоб не мешала в бою: его народ не носил такую причёску ни два века назад, ни десять. Так её носил только он.

— Юлифь…

Склонился над мальчишкой, прикрыл ему глаза, про себя проговаривая въевшиеся с древних времён слова молитвы. Мог бы и не стараться! С мальчика вполне хватит и того, что он сам заботится о его загробной жизни.

— Огонь в сердце моём. Погас, но воспламенён будет. Не скорбите о теле моём, ибо слёзы — вода, а плоть есьм земля сырая…

Едва зажившие ладони вспыхнули и погасли, но не быстрей, чем огонь перекинулся на тело.

— Лети на Запад, юный феникс.

Он разжал сжатую в кулак левую ладонь, ещё не охваченную пламенем, всыпал в неё горсть земли, смахнул туда же несколько капель с мокрых волос и легонько подул, отдавая дань последней из стихий. Когда мальчишка постучится в сотканные из солнечных лучей небесные врата, ему будет чем заплатить Привратнику…

— Гад, я даж-ше с-среагировать не ус-спел…

— А? — наёмник сморгнул недавние события, рассеянно охлопывая себя по карманам и тайникам в поисках пропавшего кинжала, вспоминая, о чём только что бурчал дракон.

— Говорю, Оникс-с на с-спину с-слетел, я и с-сгруппироватьс-ся толком не с-смог. С-скотина.

Гельхен тихо хмыкнул, дракон сверкнул налившимися огнём глазами. Тепла и света, которые раньше разглядела Фелиша, как не бывало.

— А с-сам-то чего припёрс-ся? С-сколько помню, раньше ты встречи не ис-скал, да и я ещё с-соскучитьс-ся не ус-спел.

— Её привёл, разве не ясно?

Золотая спина затряслась от едва сдерживаемого смеха.

— Вс-сё ещё пытаешьс-ся управлять с-событиями, человечес-ский наёмник? Теперь ты с-заложник обс-стоятелс-ств и не уподобляйс-ся богам, Гельхен, хотя бы меня не с-смеши.

Гельхен сжал кулаки. Дракон это заметил, чуть потянулся, словно кошка, и наёмник заскользил по вмиг сгладившейся чешуе.

— Э-э, нет, дружок, не глупи. В прош-шлый раз я тебя не отметелил только в память о Ней. Ещё раз ощериш-шься — клычата выбью.

— Снижайся давай, у тебя крылья дрожат. Да и Фелль…лиша замёрзла.

Дракон заложил вираж, блеснув на солнце глянцевым боком.

Кинжал так и не нашёлся.

8. ВАСИЛИСКИ И ЛЕГЕНДЫ

Фелиша открыла глаза. Дракон, свернувшись клубком, укутал её своим телом, мерно дыша на принцессу, согревая и оберегая. Но стоило ей пошевелиться, тут же открыл глаза. Правда не отстранился, скорей даже придвинул морду вплотную.

— Добрый вечер, соня.

Принцесса хмуро зевнула, отпихнула морду ящера (сказать по правде, если бы он не поддался, девчонка могла бы пыхтеть до скончания веков) и выбралась наружу. Холодный воздух неприятно щекотнул по щиколоткам. Ветер прошёл по холму, на котором расположился дракон, и затерялся в малиннике, разбившись на десятки шепчущихся голосов. Где-то внизу, уже скрытый надвинувшимся мраком, журчал ручей. С единственного дуба медленно осыпались листья, шелестя иссушенными телами — не выдержали яростного дыхания рассерженного дракона, решившего плюнуть в неповинное дерево, чем испепелить ненавистную фигуру давнего знакомого.

— Есть хочешь?

Девушка гордо фыркнула и ушла к журчащему ручью, предпочитая не слушать урчание в животе.

— Слушай, ну чего ты дуешься? — морда проломилась через кусты, едва не столкнув принцессу в воду. — Хочешь, я Гельхена пошамкаю немножко, может хоть тогда перестанешь с кислой миной ходить?

— Не смешно, — буркнула принцесса, брызгая студёной водой в лицо.

— А я и не смеюсь. Этот человечишка мне хуже горькой редьки надоел и мне почему-то кажется, что тебе иногда самой хочется его придушить.

— Колупался в моих чувствах? — не оборачиваясь спросила девушка, но дракон усмехнулся — умываться она перестала, вода просачивалась через пальцы.

— Незачем. Хватает и того, что для тебя я говорю его голосом. А судя по нему, его это событие ничуть не трогает.

Вода брызнула во все стороны. В глазах непривычно защипало.

— Где мы и где черти носят самого Гельхена?

— Не бойся, к сожалению, он никуда не денется. Во всяком случае, пока, — задумчиво прошелестел дракон. — Тут недалеко есть деревушка на пять дворов и твой герой решил разжиться чем-нибудь съедобным. Нам лучше подождать его здесь — незачем светиться раньше времени, Мортемир и так всюду вынюхивает, не хватало ещё по собственному почину к нему на огонёк заглянуть.

— Съедобным? У нас же ни копейки в кармане, — она всё-таки оглянулась, но слёз дракон так и не увидел, хотя мог поклясться, что ещё полминуты назад янтарные глаза пекло от них — в ноздрях нестерпимо щипало от солёной воды. Нет — сухие, внимательные и уже не такие янтарные, как несколько часов назад: потемнели, но не настолько, чтоб спутать с огнём фениксов.

— Он же наёмник, вот пусть и вспоминает, как это — наниматься на работу, топориком помашет, хрюшку какую разделать поможет, хе-хе…

Принцесса недоумённо подняла брови.

— Не обращай внимания, — золотая голова уползла обратно за малинник. Фелиша фыркнула. Плюнула в сторону исчезнувшего собеседника и, перепрыгнув неширокий ручеёк, ушла с холма, сшибая ногами редкие травинки. Говорить с чешуйчатым гадом она не хотела, как и вообще дышать с ним одним воздухом.

"Феникс и дракон — единое целое, две части одного организма. Боль одного — общая боль, страх — единый для обоих, ненависть, страсть", — значит не наврал урод, писал, не ужаленный музой, а собрав неопровержимые доказательства. Хотя, это же вроде как палка о двух концах, а она так и не получила доступ к чувствам дракона.

Подобрала камень и со всей силы запустила в тёмную громаду валунов. Послышался глухой треск — словно спружинивший, камень упал обратно к ногам девчонки. Громада глыб отчётливо вздрогнула и развернула каменные горбы. Мигнули-замерцали по-змеиному круглые оранжевые глаза с вытянутыми зрачками. Длинная морда с тупым словно обрубаным рылом повернулась в сторону застывшей нарушительницы покоя. Фелиша только успела закрыть лицо руками и отшатнуться, когда тварь раззявила пасть. Нет, не заорала — глухо рявкнула в сторону жертвы, подняла когтистую лапу, но пришлёпнуть принцессу не смогла — та откатилась в сторону, всё ещё не отрывая от лица рук. Там, где она только что стояла, земля задымилась, а сухие пучки травы затлели, чадя сырым. Прядь волос над ухом пыхнула палёным.

Тварь досадливо рявкнула, разворачиваясь уже во всю длину; не меньше золотого дракона, только уже и ниже — колоссальное змеиное тело медленно расправляло кольца. Хвост выпрямился, с тихим гудящим свистом хлопнув по каменистой почве.

Фелиша скорчилась под кривыми лапами, отчаянно зажмуриваясь и всё сильнее прижимая к лицу ладони.

— Беги, идиотка, — малинник за спиной вспыхнул ровным алым пламенем, сквозь него проломилась отливающая багровым драконья туша. С разбегу врезалась в змееподобное чудовище, отшвырнув уже занёсшего над скрючившейся девчонкой короткую лапу гада. В последний момент тварь извернулась, опалив взглядом защитника. Там, где скользнул его взгляд, шкура дракона задымилась и чешуя стала медленно плавиться. Досадливо рявкнув клыкастой пастью, он ещё раз боднул чудовище, извернулся и добавил шипастым хвостом. Пригнулся к девочке, ткнулся мордой, стараясь отнять от лица руки.

— Фелишия, эй, принцесса!

— Глаза горят.

— Сама не горишь, вот и шевелись давай, — дракон мордой подтолкнул девчонку, понукая подняться с земли и тут же прикрыл собой от ревущего монстра. Тварь рявкнула, стараясь дотянуться до принцессы. Захрустели шейные позвонки. Рявканье переплавилось в жуткий вой и хрип. Клацнули мощные челюсти.

— Всего лишь василиск, — сплюнул дракон, задумчиво отгребая лапой змеиное тело. — Забрёл дурень на чужую территорию, молодой совсем. Ты-то как?

Фелиша моргнула покрасневшими глазами, невидяще уставилась перед собой.

— Отлично. Успела увернуться, гад только мельком взглядом зацепил. Через несколько часов пройдёт.

Дракон вздохнул, придвинулся к принцессе, осторожно ткнулся мордой в руки, кулаками натирающие припухшие веки.

— Только не дыши, — тихо предупредил он и выдохнул огонь, чистый, прозрачный, почти янтарный, заботливыми язычками облепивший тонкое девичье лицо. Когда-то давно он точно так же дышал в лицо своей любимой всаднице, заживляя мелкие порезы и ссадины — неугомонная девица постоянно находила приключения на свою голову. В первый раз, когда он почти впритык дыхнул огнём, от вопля едва не заложило уши. А вот её дочь только вздрогнуть и удосужилась — сама подалась вперёд, горячими ладонями упираясь в прохладную чешую.

— Хорошенького понемножку, — наконец решил дракон и отстранился. Девчонка удивлённо сморгнула, зрачки опять стали реагировать на свет. Перевела взгляд на мёртвую тушу. Подошла к неестественно вывернутой голове, слепо таращащейся в ночное небо затянутыми полупрозрачными веками глазами — теперь неопасными.

— Собираешься пнуть? — дракон склонил голову.

Принцесса хмыкнула. Да, собиралась, но сомневалась, что этот гад подзеркалил её чувства — она совсем ничего не уловила.

— Точно так же ты лечил мою мать?

Дракон положил морду на лапы, растянулся во всю длину, блестя чешуёй в лунном свете.

…совсем такой же, как и раньше…

— Да, Фелишия, точно так же. Правда, в первый раз она закатила мне истерику.

Губы девчонки едва заметно дрогнули — то ли скривились от душивших слёз, то ли изогнулись в улыбке. Нет, плакать она не собиралась.

— Ну, скажи…

Она прищурила глаза.

— Что?

— Почему я не вылечил её в тот раз.

— Лучше расскажи, как у меня получается тебя слышать. Драконы и фениксы связаны духовно, но я не чувствую этой связи.

— Молодая ещё, неопытная, — буркнул дракон. И прикрыл глаза.

— Врёшь, — Фелиша присела у мёртвой головы василиска, прижав к подбородку колени и обхватив ноги руками. Подходить к дракону она не собиралась, чувствуя себя рядом с мёртвым чудищем куда уютнее, чем с гадиной, виновной в смерти матери.

— Действительно неопытная. Драконы не…

— …не умеют врать. Но они очень талантливо заговаривают зубы. Я знаю.

Он открыл глаза. Принцесса прищурилась.

— Не от Гельхена, если ты об этом, он вообще не говорил, что знается с подобными… подобными…

— Тварями, — подсказал дракон.

— Да.

— Не стесняйся, я в курсе, что ты обо мне думаешь.

Кошачьи глаза полыхнули злостью. Дракон лениво зевнул и свернулся калачиком — объясняться он не собирался, извиняться тем более. Но и уйти не смел. Не мог.

— Скажи, какая она?

Он блеснул глазом, вынырнув из клубка собственного тела.

— Иволга. Я знаю, ты её знаешь. Ты хитрая нудная змеюка, которая всегда в курсе всего.

— Вряд ли с тобой поделился Гельхен, — хитро прищурился дракон.

— Он разговаривает во сне, — бесстрастно подтвердила принцесса.

— О, — змей опять нырнул носом под лапу и явственно засопел. Продолжать разговор он не собирался.

Огонь взорвался всеми оттенками багряного, впившись в муаровую чешую. Не ожидавший подобного, ящер рыкнул, дёрнулся от огня. Девчонка сжала и разжала ладонь, огненная магия заискрила, пыхнула дымом.

"Рядом с драконом феникс практически всесилен. И так же уязвим…"

— Отлично, мама говорила, что я могу навредить, но, честно, не верилось, что твою тушу пробьёт хотя бы копьё из баллисты.

Дракон ощерился. Фелиша выгнула бровь.

— Иволга.

— Ладно. Что тебе надо?

— Всё.

Морда расплылась в клыкастой ухмылке.

— Всё — слишком много. Даже для твоего пытливого ума. Тебе должно быть достаточно того, что она оказалась единственной, о ком Феникс… до сих пор видит сны.

— Его невеста?

— Ох-хо, моя дорогая, какая у тебя больная фантазия. Нет, даже не возлюбленная, поверь мне.

— Ты бы видел его лицо, когда он произнёс её имя.

— Фелишия, в тебе играют гормоны и ревность. Беспочвенная. Этот подлый тип не достоин ни одной из вас.

Фелль фыркнула.

— Думай как хочешь, но где ты видела молодого человека, бросившего возлюбленную без особой на то причины? Не делай такие глаза — он кинул бедняжку, когда та как раз напридумывала себе радужных замков и невесть скольких карапузов с золотыми глазками.

— Гельхен? Не верю.

— О, вижу ты тоже попала под власть его золотого взгляда. Хотя, мне почему-то казалось, что цвет у него изменился после некоторых событий, вылинял. Ошибся. Даже драконы ошибаются.

— Не заговаривай зубы. Почему он бросил Иволгу? И не ври, я всё же феникс, хоть и половинчатый.

— Феникс не может быть фениксом только на половину. Именно поэтому твоя матушка родила близнецов — один истинный огневичок, второй человек.

— Я же просила не заговаривать зубы!

— Ладно. Я не понимаю, почему он бросил эту девушку. Но я понимаю, что он идиот, если тебе от этого легче.

— Возможно, неравные отношения?

Ухмылка стала ещё более ядовитой.

— Она смирилась со своим положением, а Феникс вообще никогда не обращал внимания на подобные мелочи. Нет, он ушёл, потому что ценит свободу превыше всего. Странно, но они остались друзьями. Хотя у них и выбора-то не было. Поначалу Иволга дулась, не желала общаться, потом пришла в себя. Вышла замуж. По его, между прочим, хм… совету.

— Что?

— Да. Кстати, мужа она полюбила, возможно, поэтому вновь смогла общаться с этим идиотом.

— Ух ты, я и не знала.

— Ты ничего не знаешь. Впрочем, та, вторая тоже не была в курсе событий. Обычно её ставили перед фактом.

— Иволга… странное имя для феникса. Она полукровка? Вряд ли обычная. Гельхена, кажется, обычные люди в принципе не волнуют.

Дракон очень долго смотрел на собеседницу, потом перевёл взгляд на небо.

— Почему же? Обычные-то как раз в наёмниках и нуждаются. Раз он выбрал такое ремесло, значит смирился с их присутствием в этом мире.

— Ты опять начинаешь?

— Извини. — Дракон прикрыл глаза, вздохнул. — Иволга была… необычной. Вряд ли Феникс её любил в привычном для тебя понимании, но уж ценил — это точно. Во всяком случае её смерть — единственное, что заставило твоего приятеля повзрослеть.

— Она умерла?

— Да. И не вороши больше этот муравейник, ничего полезного там не найдёшь, а если узнает Феникс, нам обоим хана.

— А…

— Принцесса, пожалей старую ящерицу, она уже не в своём уме, городит всякую чушь, утром и не вспомнит.

Гельхен появился неожиданно. Скользнул взглядом по мёртвому василиску, недовольно нахмурился при виде сидящей на земле девчонки, незаметно от Фелиши пнул в бок дракона, но тот не отреагировал. Прошёл мимо, скинув с плеча сумку, поднял за шиворот принцессу, перекинув её под морду второго участника беседы и прошёл дальше, к ручью. Послышалось фырканье и плеск воды. Принцесса поднялась, но дракон мотнул головой, заставляя шлёпнуться её обратно.

— Не стоит. Он уже минут пять стоял за моей спиной и слушал наш разговор. Нужно время, чтоб он всё это переварил.

— Что именно?

Дракон усмехнулся, когда девчонка совершенно бессознательно прижалась к его чешуе и перешла на шёпот.

— Пусть привыкает к тому, что ты в курсе его тёмных делишек, — совершенно не стесняясь возмущённого плеска в малиннике громко ответил он.

— Уснула?

Гельхен аккуратно укрыл плащом свернувшуюся калачом девчонку. Дракон едва заметно ощерился, но лапы, в которых так уютно сопела его новая знакомая, раскрыл.

— А при ней поговорить не желаеш-шь?

— Зачем, когда ты и так не умеешь держать язык за клыками? И потом, вам же нужно найти общий язык.

— Ч-што-нибудь уз-снал?

— Здесь неподалёку развалины древнего храма, ты его ещё должен помнить.

Дракон кивнул.

— С-сердце Гор. Там был чудный алтарь — ж-шертвенная чаш-ша, до краёв заполняемая кровью. Помню, я час-сто туда наведывалс-ся и почти ни раз-су не пожалел.

Гельхен кивнул. Жертвенник расколупали сравнительно недавно — один из последних артефактов прошлого, раскуроченный фанатиками-церковниками, как раз набиравшими обороты в этом мире. Драконы ещё долго слетались со всей страны, не в силах поверить, что последний источник силы навеки потерян… Многих из них уже и в помине нет — всё-таки драконы не приучены к дикой жизни — они изначально слишком привязаны к людям. Пусть и не ко всем, лишь к горстке избранных, огненных, но всё же…

Наёмник прикрыл глаза. Когда напали на Янтарина, его спасла всадница. И впервые попалась на глаза некроманту, тогда охотившемуся только за драконом. В тот же день Мортемир сменил свою цель…

— Недели три-четыре назад неподалёку был бой. Лютый. Говорят, земля мертвецов не держала — со всех окрестных кладбищ упыри вылезали. Местные до сих пор заикаются, как вспомнят.

— Как только в живых ос-сталис-сь.

— Их не тронули — спешили пообщаться с воинами принца, зажатыми у пещер,

Дракон зевнул.

— Ну, ребята там бравые, мальч-щик поотрывает мёртвые бошки, не ус-спеют и зубами щёлкнуть.

— Янтарь, пару дней назад я видел одного старого знакомого. Того самого, что охраняет капище у озера. У него были проблемы с единорогом.

Дракон усмехнулся, выдув клуб пламени.

— До с-сих пор воз-сится с этими конями-мутантами. Ну и как дела у с-старины С-серха?

— Как всегда интересовался, слышал ли я что-нибудь о сыне, а ещё жаловался на браконьеров.

— И?..

— И рассказал забавную историю — с месяц назад к озеру наведался чёрный дракон, распугал единорогов и, кажется, подзакусил парочкой браконьеров. Но не в этом дело. Той же ночью его кладбище… взбунтовалось.

Янтарин прикрыл глаза, огонь в зрачках пыхнул мрачным зеленоватым светом.

— Поч-щему он никому нич-щего не передал? Я же с-совс-сем близко. Мог бы предупредить, морда с-собачья.

— Он отшельник. Я вообще удивляюсь, как он столько лет на одном месте остаётся, если вспомнить, что он в розыске.

— А я удивляюс-сь, что ты ещ-щё не хвас-стаеш-шься, как припряг его к ч-щему-нибудь общ-щественно-полез-сному. Ну ж-ше, ч-щеловеч-щес-ский наёмник? В прош-шлом у тебя отлич-щно получ-щалос-сь управлять ч-щужими пос-ступками.

Гельхен невесело ухмыльнулся. В прошлом у него много что получалось.

— Он сам изъявил желание навестить добрых знакомых.

— Ну да. А заодно с-собрать вмес-сте вс-сю с-старую гвардию. Хотя вряд ли удас-стс-ся — Ферекрус-с не откликнитс-ся по… хе-хе… техничес-ским прич-щинам, Лиам оборотней на дух не перенос-сит, а Родомир с-слиш-шком глубоко ушёл в с-себя и чхать на вс-сех нас-с хотел. Правда, вс-сегда ес-сть Лейм. Эта бунтарка обожает выс-ступать против режима. К тому же они добрые знакомые. Практичес-ски родня.

Гельхен его не слушал.

— Думаю, подопечные Серха были первой волной, что напали на принца Диметрия. Я в это время находился в Говерле. У меня уши от колокольного плача позалаживало в тот вечер… Набрался браги, чтоб выбить звон из головы, подрался с несколькими дураками, даже вспоминать противно.

Янтарин открыл глаза, глянул на привалившегося к боку человека и взгляд его опять потеплел, избавился от трупного холодного блеска.

— До с-сих пор переживаеш-шь, — он не спрашивал, он утверждал.

— Кой только леший их туда понёс, вечно Диметрий нарывается. Дурак самоуверенный, полез в самое пекло. Будто мало ему было получить метку от Мортемира, так сам в пасть бежит.

— И ч-што? С-сколько уже лет прош-шло, ничего же не с-случилос-сь.

— Это-то больше всего и настораживает. Мальчишка тогда здорово подставился, а ему до сих пор не предъявили счёт… словно берегут для чего-то.

— Ты с-слиш-шком заботиш-шьс-ся о людях. Человечес-ское племя куда более живуче, чем хотя бы наш-ше. Пос-смотри на драконов — за десять лет, что у нас-с нет феникс-сов и алтаря, мы почти вымерли. А люди отдали пос-следнюю чес-сть Фионе, перес-ступили и пош-шли жить дальш-ше.

— Да. Помнится, Мортемир любил сравнивать людей с тараканами.

— А с-себя с богами. Это нич-щего не з-сначит.

— Кроме того, что и богов он не любит.

— Он никого не любит. Даже с-себя. Брос-сь, Феникс-с, мальчиш-шка с-сам жертва. Эта злобная з-смея не ос-ставит безнаказанным тот факт, что его с-смог покромс-сать какой-то жалкий с-смертный.

— Да уж. А эта дурочка ещё и восхищается.

— Она и тобой вос-схищаетс-ся, хотя, на мой взгляд, за пос-следние лет дес-сять ничего героического ты не с-соверш-шал. Хотя бы с-сейчас-с. Почему ты вс-сё ещ-щё з-сдес-сь?

Гельхен зажмурился, вызывая в памяти образ исхудалой драконихи, клубком свернувшейся в тёмном душном загоне. Рёбра чуть шкуру не прорывают, дыхание слишком быстрое для дракона — не может как следует вздохнуть, надышаться. И свист. Едва уловимый, раздражающий ухо только животных или нелюдей. В лёгких? Или всё же в повреждённом горле?

— В Нерререне тоже не всё гладко. Центральный могильник вскрыт.

— Страж?

— Жива, нездорова, но выздоравливает.

— А с-столица?

— Думаю, большая часть сгорела — там похозяйничал Оникс.

— Нерререн, Нерререн, — Янтарин задумчиво шевелил губами. — Это не там пропис-сан наречённый наш-шей буйной крош-шки?

— Архэлл, да. Славный юноша. Его ребята, кстати, спасли нашего дракона.

— Нужно не з-сабыть с-сказать ему с-спас-сибо при вс-стрече.

— Нужно отвезти туда принцессу. Вряд ли её будут искать в разгромленной стране, да ещё и зная, что туда вместо неё отправили её близнеца.

— З-саодно и с-с жениш-шком познакомитс-ся получш-ше, — ехидно хрюкнул дракон.

— Заткнись, — тихо попросил наёмник, заложил руки за голову и удобней умостился у драконьего бока. Задрал голову к ночному небу и долго всматривался в звёздные узоры, пока череда мутных видений не заплясала перед золотистыми глазами.

…Рыжий принц скрестил на груди руки и отрицательно покачал головой. Зеленоглазый отложил лютню, тряхнул шапкой каштановых волос и недобро сощурился.

— Я уже, кажется, говорил, что не в восторге от этой идеи, — процедил он. — Мои люди не покажут врагу спины и не оставят родные земли без охраны.

— А я не в восторге от идеи торчать здесь. Тем более, когда с севера приближается подозрительный табун кентавров. Мы с ними уже сто лет не в ладах. Вы — тоже, так чего ждать? Эта тварь улетела на восток к горам. Там моя сестра и, между прочим, твоя нареченная.

— От твоей сестрёнки я, кстати, тоже не в восторге.

— Угу, у вас это взаимно, — принц лукаво усмехнулся, глядя, как темнеет лицо собеседника.

Не взаимно. Да и Фелль скорее просто бесится, что выбора не дали. Ну и дураки — оба дикари, парочка — просто загляденье вырисовывается, лишь бы страну потом не разгромили. Хотя, именно поэтому друг другу и не подходят.

— Значит так, мои ребята работу выполнили — меня к вам доставили, а вот держать под замком они обещались именно мою сестрёнку, так что, уж извини, будем прощаться.

Юноша развернулся и вышел из палатки. Предводитель нерреренцев мрачно сопел ему вслед.

— Ваше Высочество!

С противоположной стороны в шатёр ворвался тот самый заросший тип, который напоминал молодому нерреренцу сторожевого овчара и медведя в одном лице.

— Вы разминулись, — он лениво указал на выход. Хольт взглянул в поскучневшее лицо эльфийского принца. Тот вопросительно поднял брови. Странно, обычно "величеством" он величал только своего рыжего принца, Архэлла же предпочитал окликать на "малец", "пацан" и "эй". — Что ещё?

— Как вы смотрите на то, чтоб одолжить нам свою дракониху?

Брови-дуги поползли на лоб.

— Извините?

Командир янтарного отряда ничуть не смутился ни ядовитому тону, ни сверкнувшим тиной глазам.

— Матильда. Она всё же дракониха, пусть и раненая. Думаю, на один перелёт до Говерлы её должно хватить.

— Возможно, но она слишком слаба и таскать на себе ваши туши…

— Только принц Феликс, — мгновенно среагировал Хольт и, увидев, как презрительно скривились тонкие мальчишеские губы, быстро зачастил, — это не побег, вы его не знаете, если парень зажёгся найти сестру, поверьте — именно этим он и займётся, а погибать за чужую страну в стычке с какими-то конями я ему всё равно не позволю.

Архэлл скрипнул зубами. Драться с кентаврами он бы принцу тоже не дал — ещё чего не хватало — мальчишку под копыта бросать! Но отпустить его в мир с тем, чтобы обнаружить там эту строптивую девицу, его сестру, это уже перебор. С этой девкой даже придворный вампир справиться не в силах, дай боги и некроманту поперёк горла встанет.

— Что ж, я постараюсь её уговорить.

— Стоять, паршивка!

Гельхен открыл один глаз, полюбовался яркой картинкой "невинная дева в пасти дракона", сонно улыбнулся и вернулся к прерванному сну.

— Хе-хе, я же говорил — не поможет, — самодовольно прошамкал ящер, выплёвывая обмусоленную жертву.

— П-придурок, — сплюнула Фелль. Встала и пошатываясь пошла вниз по склону.

— Куда?

Дракон задумчиво прижал лапой широкую штанину, девчонка дёрнулась, обернулась и плюнула в нахальную морду огнём. Сжала и разжала обожжённую ладонь. Дракон скосил глаза на подплавленую чешую.

— Ты слишком уверено ухмыляешься, детка, — Гельхен вновь открыл глаза. Дракон и принцесса замерли друг против друга. Она всё ещё сжимала кулачонки, он пытливо щурил пылающие золотые глаза. — Сама догадалась или мама рассказывала о моей уязвимости?

— Книги умные читала.

— О… и кто тот идиот, чьи рукописи попались тебе на глаза?

Костяшки пальцев побледнели.

— Просто отпусти меня, я всего лишь хочу умыться.

— Но там василиск.

— Дохлый. Твоими стараниями.

— Дурёха. Это здоровенная змеюка, порванная моими стараниями Не кажется ли тебе, что это не та картина, которой пристало любоваться юным леди?

— Юным леди не пристало лазить с заспанными рожами, — Гельхен потянулся до хруста в костях, прошёл к взъерошенной принцессе и уволок её за собой к ручью.

— Спасибо, — тихо шепнула девушка, брызгая в лицо холодной водой.

Гельхен невольно залюбовался. Всего три дня рядом с Янтарином, а прогресс уже на лицо: глаза, раньше медовые, теперь потемнели до бледно-малинового. Ещё чуть-чуть и станут цвета лавы в разломе вулкана. Как у Фионы. Как у всех воинов-фениксов.

КАК он мог проморгать это чудо? Это сокровище? КАК он мог не заметить, что отпущенная под его защиту девочка — дочка Иволги? У неё те же губы — чуть припухшие от вечных покусываний, чуть кривящиеся от затаённой дерзкой улыбки. Те же покатые плечи — такие же хрупкие, такие же сильные, вечно трясущиеся от малейшего сквозняка и вечно несущие на себе ношу о памяти всего клана. Тот же взгляд — открытый, чуть удивлённый, дерзкий и доверчивый одновременно; и такой же обозлённый, такой же… недетский. Даже привычка слегка задирать нос при разговоре, чтоб лучше видеть собеседника из-под лохмы вечно обсмаленых огнём волос, такая же. А он и забыл. Только теперь, глядя на живую почти копию любимой женщины, понял, как же он скучал за всеми этими маленькими деталями.

И всё же Фионой она не была: вздёрнутый нос в веснушках, дерзкий разлёт бровей, слишком независимый характер и это убийственное, просто не идущее ни в какие ворота хулиганство! Не глядя на внешнее сходство, Фиона и Фелиша были двумя разными людьми и это вносило в душу Гельхена невыразимую тоску и смятение.

Принцесса подняла глаза на молчаливого наёмника.

— Что-то не так?

— В следующий раз сама будешь разбираться со своими проблемами. И мой тебе совет — не заедайся с Янтарином. Всё же теперь вы с ним, хочешь того или нет, связаны.

Фелиша надулась, но промолчала. Гельхен нахмурился, но сделал вид, что поверил.

— Знаешь легенду о первом драконе?

Она оторвалась от своего заспанного отражения и удивлённо взглянула на замершего над ней мужчину. Он на неё не смотрел — тоже следил за рябью на воде.

— Тот, что охранял мировое дерево и из чьего яйца целый мир вылупился?

Гельхен хмыкнул.

— Нет. Тот, что был родным братом огненного бога. Неужели твоя мать никогда…

— Нет.

— Кхм, ну ладно… — он удивлённо выгнул брови, но тут же пришёл в себя. Присел рядом с принцессой и принялся чертить на мокром песке палкой шипастый драконий гребень. — Был такой себе дракон, Пламень. Был ли он первым неизвестно. И вряд ли он действительно был родным братом этого бога, но…

— Но?..

— Но между этими двумя была какая-то невероятная связь. Они были первыми, кто смог понимать друг друга. И они же научили первых фениксов этому чуду. С тех пор прошли многие века, теперь эта история звучит совсем иначе. И всё же…

— Зачем ты мне всё это рассказываешь?

— Когда дракон умирал, его бессмертный друг пообещал, что это чудо общения не прекратится.

Фелиша закусила губу.

— Ты тоже с ним разговариваешь.

— Ну, это совсем другое. Как ты уже заметила — у меня талант к общению с не людьми. А вот ты свой дар профукиваешь впустую. О чём вы сейчас скублись?

Девчонка медленно заливалась краской.

— Ну же?

— Он… он сказал, что я такая же упрямая, как и мама.

Сердце ухнуло вниз. Да, упрямство — ещё одна яркая черта обеих. Не он один их сравнивает.

— И что такого, если ты действительно такая?

— Что?

— Я имею в виду, он знает её, как никто другой, возможно, он имеет право судить.

Кулачок ткнулся в нарисованного на песке дракона, взметнув фонтанчик песка.

— ОН имеет меньше всего прав!

— Почему? Потому что твоя мать погибла из-за него?

Фелиша скрипнула зубами.

— Брось, принцесса. Лучше подумай о том, что он единственный, кто сможет рассказать тебе о ней. Кажется, с отцом ты не слишком ладишь. И ещё…

Он молча раздвинул ветки малинника. Дракон ворошил рылом прогоревшее кострище, потом вывернул туда содержимое принесённой наёмником сумки — десяток картофелин — и, невнятно что-то бормоча, принялся осторожно дуть на угли, мгновенно раскалившиеся до пылающе-оранжевого.

— Между прочим, мне эта скотина в жизни ничего не готовила, — тихо сказал он. — Впрочем, пару раз пыталась отравить.

Фелиша фыркнула, но Гельхен успел заметить, как она прикусила нижнюю губу. Покаянно… и в то же время упрямо…

…действительно, в мамочку…

— Через пять минут вылет. Мы отправляемся в Нерререн.

Фелиша перестала колупать полусырой картофель и удивлённо взглянула на Гельхена. Тот молча чистил меч. И никуда не спешил.

— Пожалуй, у нас ещё есть минут пятнадцать, — заметила она.

— У вас их нет, — наёмник наконец-то отложил оружие и в упор посмотрел на принцессу. — Вы отправляетесь в Нерререн. Я остаюсь здесь.

— Почему?

— Потому что так надо. Свою работу я выполнил. Осталось доставить тебя жениху, да побыстрее, а это уже его работа.

Дракон приглашающе выгнул шею.

— Что? — Фелиша отскочила от ящера, возмущённо пнула отложенный меч. — Нет! Я хочу…

— А я хочу, — Гельхен невозмутимо сгрёб девчонку в охапку, нацепил свой плащ и закинул на драконью спину, — чтоб ты прекратила мутить воду. Не забыла ещё, что я наёмник? Мне заплатили за твою безопасность.

— Тебе заплатили за то, чтоб ты доставил меня к брату.

— Ты туда и отправляешься. Феликс уже переживает, вот ты его и успокоишь. Янтарь, лети быстрее, молодой принц решил вернуться домой, нужно успеть его перехватить. Нечего ему сейчас по Янтарному краю ошиваться — Мортемир совсем озверел, раз поднял из могилы фениксов.

— Надеюсь, это единственные нелюди, на которых он нашёл управу, — тихонько проворчал дракон.

Продуктовая сумка упала Фелише в руки.

— Здесь вяленая оленина. Не кукся, твоё высочество, перелёт займёт сутки-двое и отвлекаться на еду никто не собирается.

— А как же?..

— Не переживай, принцесса, — дракон сощурил хитрые глаза. — Вы ещё увидитесь. От таких, как Феникс, так просто не отделываются. К тому же твоя семья по-прежнему должна ему денег.

Гельхен что-то прошипел, вытащил из своей сумки пеньковую верёвку и соорудил петлю на шее дракона. Янтарин покосился на сомнительное украшение, хмыкнул, но промолчал. Второй конец тоже украсила скользящая петля.

— Вот, всунь ногу, — приказал он. Фелиша чуть отодвинулась и подозрительно уставилась на болтающуюся в руках наёмника петлю.

— С чего бы это? Может лучше узду?

— Угу, которую я перепалю уже на втором вздохе, — ухмыльнулся дракон. Суй давай, а то и потеряться недолго.

— Руку удобней.

— Можешь без неё остаться, — честно предупредил Янтарин, оскаливаясь в хищной улыбке.

— А если я себе ногу выверну?

— Уж лучше так, чем расплывчатая клякса на земле. Драконы быстро летают, а в небе не всегда безопасно, вывалишься ещё ненароком. И потом: вывернуть ногу — это ещё баба надвое сказала, а вот руки точно не досчитаешься.

— Но я… а ты…

Гельхен отступил на шаг, качая головой. Дракон крякнул, подождал пока девчонка справится с верёвкой, выгнулся дугой и взмыл в небеса.

— Не пори горячку, Фелишия, — крылья хлопнули над головой, разрывая облако. — Я же говорил, что он чудовище. Такие не меняются.

Фелль открыла сумку. Достала обмотанный ветошью свёрток. Развернула тряпицу. Зажмурилась от радужных переливов витого рога. И когда только успел подобрать?

— А я говорила, что мне всё равно, кто он…

…Солнце ударило по глазам. Принцесса недовольно заворочалась, вытерла вызванные ветром и блеском чешуи слёзы.

— Знаешь, вот что странно — я никогда не плакала, — дракон повернул точёную морду к девчонке. За несколько часов пути она не произнесла ни слова — куталась в подаренный Гельхеном плащ и привычно тряслась от холода: фениксы вообще плохо переносят морозы, даже укутанные по самые брови будут звенеть словно сосульки, — думала, что для этого нужен особенный повод, — Фелиша поёжилась, вспоминая погребальный костёр и жжение в сухих глазах. Дракон тоже вздрогнул — влажная от слёз ладонь опустилась на едва зарубцевавшуюся от клыков Оникса рану. И тут же в голове замелькали клочки видений: погребальный костёр, два одинаковых лица в отражении зеркала с треснувшей рамой, мальчишка с золотыми глазами и огненной птицей на плече, слишком серьёзный для подростка, слишком расслабленный для сжимающего в руке меч, десятки драконов в небе, одновременно выдувающих огненные струи, приветствующие новую королевскую всадницу, горящая библиотека, сотни бабочек вокруг медноволосой огненноглазой девушки… Из-за них она и сорвалась тогда с дерева…

— Что это было?

Дракон сморгнул поток информации, разрывая связь. Сам на миг запутался, где своё, где чужое. Хотя, уже нет — чужого больше не было. Хрипло крякнул, резанув слух всаднице, ещё не слышавшей истинного голоса своего дракона.

— Добро пож-шаловать ко мне в голову, вс-садниц-са, — усмехнулся он и стрелой понёсся к земле. Впервые принцесса услышала настоящий голос дракона.

9. МАТИЛЬДА

Фелиша осмотрелась, недоумённо подбила ногой пожухлую листву, сплошным ковром устлавшую землю. Вокруг громоздились раскуроченные склепы, разрытые могилы скалились гнилыми досками вскрытых гробов.

— Где это мы?

Дракон слегка округлил глаза. Зрачок вытянулся и настороженно сверкнул охряным.

— Раз-све не видно — на кладбище, — буркнул он.

— На разгромленном кладбище, — дополнила принцесса. Подошла к треснутой надгробной плите, провела пальцем по надписи. — Мне кажется, я уже была здесь прежде.

— Надеюс-сь, нет. Это капище охраняют наяды, а они не оч-щень любят тех, кто вламываетс-ся в их владения.

— Наяды, — Фелиша прошлась ладонью по растресканой плите. — Такое ощущение, что здесь ни то что наяд, ни одного покойника не осталось.

— Не нравитс-ся мне это, — дракон скребнул лапой сухую землю. — З-сдесь должна была с-стоять мощная з-сащита. Наяды всегда были жуткими перес-страховщ-щицами. А тут такое ощущение, будто…

— …сняли сами?

Фелиша сама не поняла, как очутилась за драконом, мгновенно растопырившим крылья и хищно изогнувшим шею. Только когда чешуя налилась внутренним золотом, принцесса сообразила, от кого принимает защиту.

— П-сс, Лиам, ты?

Багульник на краю кладбища едва заметно затрясся, сухо кашлянул. Наяда так и не показалась. Только тихонько застонала.

— Так и знала, что ещё свижусь с тобой, Янтарин, надоедливая ты ящерица, — прожурчала она, когда дракон потянулся к зарослям и осторожно раздвинул их мордой. Наяда сидела, облокотившись о заросший мхом валун. Её поразительные волосы растеклись по плечам, медленно просачиваясь в землю родниковой водой. Чуть раскосые глаза подёрнулись туманом. Руки она чинно сложила на животе… Нет, прикрыла ладонями по рукоять ушедший в живот кинжал. В солнечном свете она ещё меньше походила на человека — полупрозрачная, будто из воды состоящая. Хотя, так оно и было. И всё же раньше она лучше контролировала собственную плоть.

— Этот стервятник всё же нашёл способ вскрыть могилы. Спустил на нас того чёртового дракона, не в обиду тебе, Янтарин, будет сказано, а пока мы пытались от него избавиться, какая-то мелкая пакость сломала защиту; они… они принесли в жертву одну из нас. Я же говорила Фениксу, что мы не воины.

— З-сахоронения полукровок?

— Да. Я даже не думала, что можно найти на них управу. Они же не принадлежат ни одной расе, ни одной вере.

— А я з-снаю одного идиота, который тож-ше не принадлеж-шит ни одной рас-се и теперь уже ни во что не верит. У Оникс-са был обломок янтарного амулета?

— У нас не было времени приглядываться, — нахмурилась Лиам. — Эта тварь угробила половину моих девочек раньше, чем мы вообще поняли, в чём дело. Но вообще-то, да — я сунулась к нему, а гадина шарахнула чем-то янтарным, так что я чуть на молекулы не растеклась.

Наяда скользнула взглядом по Фелише, высунувшейся из-за дракона, улыбнулась.

— О, маленький феникс тоже с тобой. Очень мило. Всю жизнь мечтала отправиться в Западные Воды на руках огненного народца.

— Брос-сь, Лиам, — дракон осторожно ткнулся носом в руки наяды, недовольно засопел, когда алая вода потекла сквозь судорожно сжавшиеся пальцы. — Ты же обещала с-спляс-сать на моём погребальном кос-стре. Нечего отлынивать.

Фелиша повернулась к дракону.

— Ты можешь что-то сделать?

— Нет. Она же из воды. Ес-сли я дыхну, она прос-сто превратитс-ся в пар.

— Не стоит за меня переживать, девочка, — Лиам плотнее прижала руки к животу. — Иволга была такой же — заботилась не о тех, о ком нужно: переживала за Феникса, когда этот дурень выпихнул её в Говерлу замуж, хотела найти тело Ферекрусу, хотя этой бестолочи нужна разве что новая голова. Даже меня жалела, дурочка — думала, что я жутко страдаю по поводу вымирания моего вида. И за спасение Янтарина заплатила двумя жизнями — своей и твоей. Не бери с неё пример, иногда нужно помнить только о себе.

Фелиша опустилась рядом с умирающей на колени.

— Я не понимаю, вы сказали… Иволга?

— Ну, вряд ли ты её знаешь под этим именем. Феникс королева Фиона звучит слишком вычурно и длинно. А наши не любят разводить церемонии, — Лиам перевела взгляд на дракона, — Янтарь, будь добр, ты бы не мог перенести меня ближе к реке? Не хочу бросать девочек, но должен же кто-то замолвить за них словечко в загробном мире.

Фелиша оглядела кладбище — там и здесь земля темнела расплескавшейся водой — всё, что осталось от поверженных наяд. И Лиам едва сдерживалась, чтоб самой не растечься родниковой водой и не оросить собой кладбищенскую землю.

Наяда что-то прошептала.

— Ась?

— Я не с тобой говорю, змея позорная. — Лиам с возмущением отбила сунувшуюся к ней морду. Фелиша вопросительно подняла брови. — Именно, детка. Подойди. — Наяда сняла свой венец. — Эта игрушка может перейти только от королевы к королеве. Или принцессе. Не хочу, чтоб он растёкся водой после моего ухода.

Не зная что сказать, Фелиша просто стиснула подарок в руках, чувствуя, как пульсирует чужая магия, не желая смиряться с новой хозяйкой.

Речка затерялась в кувшинках и лилиях. Наяда судорожно вздохнула, когда вода обвилась вокруг её лодыжек, скользнула слабеющей ладонью по драконьей морде, на секунду приникла к раздувающимся ноздрям, чмокнула чешую и тут же оттолкнула дракона. Ни улыбнулась, ни заплакала, даже рукой на прощание не махнула — просто без всплеска ушла в реку. Вода всколыхнулась, на миг замерла и частой рябью понеслась к затерявшемуся в папоротнике берегу, отдавая последнюю дань своей повелительнице.

— Значит, Иволга…

— С-слушай, ну подумай хорош-шенько с-своей рыжей головой, — Янтарин слишком сильно хлопнул крыльями, прибавляя скорость, словно желая улететь от неприятного разговора, — ты же не с-считаешь в с-самом деле, что птичка Гельхена и твой брат с-совершенно с-случайно нос-сят одинаковые имена?

— Ну, это необычно, но именам свойственно повторяться.

Дракон помолчал.

— Она была такой же юной, когда её отец выз-свал Гельхена, чтоб вывес-сти с-свою дочь за пределы нес-спокойного гос-сударс-ства — это были с-смутные времена, вампиры, нападали чуть ли не каждую неделю, нас-селение с-страны, и без того не с-слишком многочис-сленное, за каких-то четыре мес-сяца с-сократилос-сь наполовину. План был прос-ст — защитить нас-следную принцес-с-су и на какое-то время затерятьс-ся с-с ней где-нибудь у с-сос-седей. Думаю, ты з-снаешь, что с-случилос-сь с-с твоим племенем.

— Ночью взорвался вулкан, — тихо прошептала Фелиша.

— Да. Не з-снаю, как Феникс-с рас-с-сказал об этом твоей матери и как она вс-сё это пережила. Если чес-стно, даже не з-снаю, как он с-сам с-смог это пережить, он долго винил с-себя в гибели целого племени. Впрочем, ему прис-суще винить с-себя в том, в чём он не виноват.

— Ты о чём?

— О многом, — туманно изрёк Янтарин. — Потом они наш-шли меня — Феникс-с привёл Фиону, чтобы её род не утратил с-связь с-с драконами. И потом это была единс-ственная возможнос-сть хоть как-то привес-сти её в порядок. Дальше всё банально — эта глупыш-шка влюбилас-сь, напридумывала с-себе невес-сть знамо чего, и тогда Феникс-с решил, что хорошенького понемножку, и вообще она уже пришла в чувс-ство, поэтому хватит тут прохлаждатьс-ся, нашёл подходящего с-супруга, обо всём договорилс-ся и… ну, дальш-ше ты тоже вроде в курс-се.

— Значит, он её не любил?

— Фелишия, детка, ты з-снаешь, как у Гельхена появилс-ся феникс-с?

— Он его подбитого нашёл.

— Угу, это он так говорит. Вернее, да, Феликс-су переломали крылья, с-с тех пор он не сс-лишком любит летать, но вообще-то птица и так его ис-скала. Феникс-сов-птиц тогда тоже почти всех выбили и они ис-скали защиты. Нашёл только один. Видишь ли, когда кому-то из нас гроз-сит опас-снос-сть, мы с-стараемся с-ббитьс-ся в с-стаи и защититьс-ся. Но ес-сли нас ос-стаётс-ся с-слишком мало и никакая с-стая уже не с-спас-сёт, с-срабатывает другой инс-стинкт — мы ищем близких по крови, тех, кто с-сможет нас защитить.

Фелиша фыркнула.

— Ничего родственного между Филей и Гельхеном я не заметила — у одного крылья, у второго обгрызенный кинжал. Совершенно разные.

— О, это с-старо, как мир. Дело з-сдесь не во внешнем с-сходс-стве — я когда-то тоже ис-скал помощи и с-совсем не у с-стаи — почти вс-сех драконов тогда выбили, ос-ставалас-сь небольшая колония, мы тогда с-слеталис-сь с-со вс-сего континента к единс-ственному, кто мог нас-с защитить, и драконом он не являлс-ся.

— Кто это?

— Ты его, к с-сожалению, не з-снаешь, — сухо обронил дракон. — Гельхен лишь бледное подобие. Так вот, с-сила, которая влечёт нас-с к с-сущес-ствам пус-сть и заведомо с-слабее нас-с с-самих — это не прос-сто заболевший инс-стинкт с-самос-сохранения, это с-сила непреодолимая, как… хм… земное притяжение — с-сколько не махай крыльями, а с-стоит на минутку отвлечься и привет, жёс-сткая пос-садка. Так и здесь — ес-сли тебе грозит с-смерть и помочь некому, с-судьба обязательно с-сплетёт дорожки с-с Защитником, как бы ты не с-старался увильнуть.

— Гельхен был Защитником мамы?

— Не с-совсем это точное слово — Защитник, с-скорее хранитель или нечто подобное. Он… — Янтарин шевелил губами, подбирая правильные слова, — он с-считал, что чувс-ства его с-спутницы с-спуталис-сь; с-столько всего навалилос-сь — с-смерть племени, с-семьи, а она одна в чужой земле, в компании с-с молодым человеком, который уже не раз доказал, что умеет держать в руках меч. Кто же тут ус-стоит?

— В смысле он ей не поверил?

— Поверил, конечно, что ж он, с-совсем дурак, чтоб очевидного не видеть? Прос-сто у неё и выбора-то не было. Это во-первых, а во-вторых… когда с-спас-сали лично мою шкуру, я был практически влюблён в с-своего с-спас-сителя, не так чтоб до извращения, но он был для меня больш-ше, чем друг, больш-ше, чем брат — он был вс-сем, целым миром, не приведи боги кому ис-спытать подобное. Теперь же мы с-с ним практичес-ски не общаемс-ся. В предпос-следнюю нашу вс-стречу вообще чуть друг друга не поубивали.

— Значит, он всё списал на её благодарность?

— Фелишия, ты з-снаешь, что такое огонь?

Принцесса недоумённо заморгала — пробить странную логику собеседника она не могла.

— Стихия? — осторожно предположила она.

Дракон засмеялся. Его исполинское тело затряслось, заставляя сидящую на нём всадницу беспокойно ёрзать.

— Огонь, принцесс-с-са — это бес-сшабашная молодос-сть. Нет обязательс-ств, нет ус-словностей — только чис-стый обжигающий порыв. И Феникс-с был огнём — молодой, взбалмошный, он не с-собирался, не должен был с-связывать с-себя узами.

— Он… сбежал?

— Твоя мать так и с-считала. Но он выполнял с-свою работу — защищал пос-следнего феникс-са: нашёл дом и с-семью, а ещё не дал её роду зачахнуть.

— Думаю не дать её роду зачахнуть, он мог и сам, — буркнула Фелиша.

Дракон неопределённо мотнул башкой — своё личное мнение по поводу безмозглой выходки друга он предпочитал не высказывать, соглашаясь с ним умом, но противясь сердцем.

— Феникс-сы никогда не были многочис-сленным племенем, но с-с их с-силой с-считалис-сь, а как ты думаеш-шь, много кто заметит юную девушку, которая и с-с с-собс-ственным-то драконом не может толком наладить с-связь, никак не услышит его мыс-слей? Он обес-спечил ей будущее, в котором молодым феникс-сам не пришлос-сь ждать поколения и поколения, прежде, чем окрепнуть и заявить о с-себе в полный голос-с. Не стоило боятьс-ся ис-счезновения, будучи придавленными кем-то более масс-с-сивным. Посмотри на с-себя — мы даже не были уверены, что в тебе найдутс-ся дос-статочные с-силы для огненной с-стихии, а бароны всех с-сос-седних держав с-словно с-с цепи с-сорвалис-сь, нес-счастный Веллерен едва уберёг тебя от их болезненного внимания.

Девушку передёрнуло от упоминания вампира. И тут же неожиданно пришло ощущение опустошённости. Она… скучала. Не за самим Пиявкой, конечно, нет. За всем. Она ненавидела осуждающие шепотки за своей спиной, но как же ей не хватало платьев, каждое утро вылаживаемых на её постели чьей-то заботливой рукой. Она ведь так и не удосужилась узнать, кто так заботится её королевским обликом. Она сама выискивала повод затеять драку с дворовыми мальчишками и каждый день тайком подглядывала за их нехитрыми простолюдинскими забавами — игрой в ножички, чехарду. И страшно завидовала, что не может присоединиться. Всепрощающая и понимающая Милли, спокойная и рассудительная Таша, уравновешенный и ехидный Веллерен, пухлая вечно улыбающаяся стряпуха из кухни — она даже её имени не знала, такой же улыбающийся конюший, не смотря на запрет позволяющий принцессе брать батюшкиного лучшего скакуна, бледнеющий и заикающийся при её приближении Янош, старый магистр Кант с его замечательной всё в себя вмещающей алхимической лабораторией и ещё десятки и десятки лиц, которые она видела каждый день, которые терпели все её выходки. И которые прощали её не потому, что она принцесса и ей всё позволено. Многие, как, например, стряпуха, даже и не подозревали в замызганной худенькой девочке юную наследницу.

Палац, большой и не всегда уютный, тем не менее был её домом. Там остались те, кто наверняка о ней думал и переживал. Улыбнувшись этой мимолётной мысли, Фелиша склонилась к спине Янтарина и задремала, плотней укутавшись в непродуваемый плащ Гельхена. И подзеркаливающий её дракон тоже улыбнулся этим приятным мыслям.

Утро наступило зябкое и промозглое. Дракон открыл золотистые глаза, оббежал взглядом поляну. Принцессы нигде не было.

— Фелиш-шия, — позвал Янтарин.

Тишина. И сквозь эту тишину дракон услышал, как, тихонько шурша, опадают за кустарниками, опалённые пламенем, иссушенные листья. Янтарин мигом перетёк в боевую стойку.

— Фелиш-ша, прекращ-щай с-страдать ерундой. Отз-совис-сь немедленно!

— Тут я, — невесело откликнулся девчоночий голос из-за раскидистого куста.

— Ф-фух, — дракон облегчённо прикрыл глаза. — Ну где ты там зас-стряла?

Принцесса, мрачная, словно грозовая туча, вышла в просвет. А следом за ней на поляну вышло, высыпало и вылетело… двойное драконье сердце гулко бухнулось о грудную клетку… целая свора разномастной нечисти и нежити дружно оскалилась при виде золотой чешуи.

— Не поз-снакомиш-шь меня с-со с-своими друзьями?

Высокий неопрятный субъект с тонким прямым носом и выпирающими из-под верхней губы клыками неприветливо оскалился. Вампир. И судя по тому, как он щурится на утреннее солнце — очень древний вампир. Чхать он хотел на законы природы, которые запрещают кровососам появляться на людях средь бела дня. Старым и прогнившим до мозга костей — таким солнечный свет не помеха.

— Как любопытно, — чуть невнятно из-за длинных клыков проговорил он, — певчая птичка Феникса всё ещё пытается шутить.

Дракон ощерился. Клыкастый ослепительно улыбнулся. Нет, ощерился в ответ.

— Удивлён моими познаниями в вашем рычании, которое вы патетично называете языком?

Фелиша отчётливо всхлипнула. Облепившие её твари удовлетворённо заворчали. Парламентёр демонстративно сложил на груди руки.

— Всё ещё не ясно? — он хищно ухмыльнулся, сильней прижал к голове тонкий венец, мерно пульсирующий опаловым светом. — Забавная вещица. Говорят, с его помощью горы свернуть можно.

Нежить за спиной шумно заклокотала.

— Отдай девочку, — Фелиша вздрогнула. Голос дракона звучал глухо и ломко.

Клыкастый выдернул принцессу у своей свиты, задумчиво провёл острым когтем по её щеке, не сводя испытывающего хищного взгляда с напрягшегося Янтарина.

— Нет, — наконец решил он. — Мне она нравится — мягкая, живая. Хорошая игрушка для крошек Ферекруса. Они на неё давно облизываются, ещё с прошлого её прихода к их старому хозяину.

Фелиша подняла глаза на своего мучителя.

— Ферекруса?

Вампир скривил губы в усмешке и склонился к уху девушки, всё так же не сводя испытующего взгляда с дракона.

— Лиам была права — ты печёшься не о тех, о ком надо, — прошептал он. Его нос, острый и длинный, сморщился от искренней, и оттого ещё более противной улыбки.

…нос…

…Ладно. Начнём с головы. Самая выдающаяся часть лица — нос. В него и попасть несложно, и бить можно по-разному — хоть в переносицу, хоть в основание. Даже такой физически слабый противник, как ты, может вырубить любую гориллу, как следует приложив по этой выдающейся части тела что кулачком, что ребром ладони. Главное не переборщить и не вмять его в череп, тогда можно звать плакальщиц. Но тебе это не светит…

Принцесса вздрогнула, сцепила зубы и что силы боднула гада в переносицу. Веллерен наверняка бы увернулся, чертыхнулся и отвесил воспитательный подзатыльник. Его собрат по крови, не ожидавший прыти от девицы голубых кровей, среагировать не успел. Поэтому, схватившись за разбитое лицо, согнулся пополам, а Фелиша, окрылённая неожиданным успехом, на прощание со всей дури хлопнула похитителя чашками ладоней по ушам.

— Это моё, — она содрала венец, плюнула в хлынувшую толпу нежити огнём и дунула под защиту дракона.

В первую секунду она замерла, соображая, где её Янтарин. Не этот же ощеренный монстр, у которого с клыков капает слюна, а глаза безумно мечут мёртвые молнии. Крылья расправились, хлопнули тугие волны воздуха, разгоняя прошлогоднюю листву, ещё сохранившуюся в весеннем лесу. Когти скребнули наст, выворачивая комья влажной земли. Он не взлетел, а словно перепрыгнул полполяны, мгновенно очутившись над недавними вымогателями. Но вместо того, чтоб выдохнуть огонь, как он делал это десятки раз перед своей всадницей, дракон раззявил пасть и… челюсти сомкнулись на какой-то бородавчатой гадине с перепончатыми лапами, разрезая тело пополам. Тварь вякнула, дёрнулась и обмякла. Задние лапы и часть туловища выпала на завизжавших товарок. Вторая часть — обмусоленная и пожёванная — шваркнулась о ближайшее дерево, выплюнутая взбесившимся драконом. Щелчок, ещё один и ещё. Конвульсивно дёргающиеся конечности, брызги тухлой крови и сукровицы заполнили полполяны и сознание принцессы. Не веря глазам, она упала на колени и её вырвало. Удирающая нечисть на принцессу внимания не обращала, спеша убраться подобру-поздорову. Не помогло. Её всё больше тошнило, в нос ударил резкий спёртый запах изрубленных на куски тварей.

— Передай падальщ-щику, что её он получит только ч-щерез мой труп, — выплёвывая каждое слово сквозь клыки, процедил Янтарин. Мутным взором Фелиша увидела вдавленного в траву вампира. Над ним горой нависал дракон. Некогда золотая его шкура стала рябой от крови убитых им созданий.

— Я не… не понимаю, — прогнусавил клыкастый. Лицо его было залито кровью, он всё больше серел и в сознании, скорей всего, держался из последних сил. Жёлтые глаза его были расширены и с ненавистью взирали на агрессивную драконью тушу.

— Фелиш-ша, переведи, — не оборачиваясь попросил Янтарин.

— Он сказал, — принцесса потёрла ноющие виски, — сказал, что Повелителю Душ до меня не добраться.

— С-слово в с-слово, Фелиш-ша, — прошипел Янтарин.

— Он говорит: "Передай падальщику, что её он получит только через мой труп".

— Уяс-снил?

— Уяснил?

— Д-да.

— И ещ-щё одно. Я ос-ставляю тебе жизнь…

— …он оставляет тебе жизнь…

— …чтобы ты с-смог передать это пос-слание…

— …чтоб ты передал это послание…

— …падальщ-щику…

— …своему хозяину…

— Фелиш-ша!

— …падальщику…

— …но я хоч-щу з-снать твоё имя…

— …он желает знать твоё имя…

— …чтобы з-снать, кого я убью при с-следующ-щей наш-шей вс-стрече…

— …ему нужно имя того, кого он собирается убить в следующий раз…

Вампир скосил взгляд на девушку. Потом медленно перевёл обратно на дракона. Впился зрачками в его поалевшие глаза. Он тоже собирался запомнить нынешнюю встречу.

— Вертэн. Моё имя — Вертэн.

— Вот и отлич-щно. Фелиш-ша, нам пора. Воздух з-сдесь смердит тухлятиной.

— Что это было?! — дракон тяжело гупал, сшибая хвостом густые высокие травы. — Какого леш-шего ты не з-свала на помощ-щь?

Принцесса молча паковала венец и рог единорога. Проклятые штуковины никак не желали лежать вместе. Витая кость то и дело бабахала лёгкими зарядами энергии, не желая мириться с куда более мощным артефактом под боком, а венец недовольно гудел и в ответ стрелял электрическими импульсами. В конце концов они подпалили ветошь, в которую их упаковывали.

— Ба-алин!

— Что?

— Обожглась, — девушка недоумённо уставилась на взбухшую волдырями пятерню.

Дракон замер, склонил голову к ладони.

— Ож-шоги артефактов дорогого с-стоят. Дай залеч-щу.

Он открыл пасть, в горлянке заклокотал огонь, такой же чистый и прозрачный, необычного янтарного оттенка, как и тот, которым дракон лечил слепоту. Но принцесса, вместо того, чтоб подставить повреждённую руку под заботливые языки пламени, дёрнулась в сторону.

— Не подходи ко мне!

— Да не прич-щиню я тебе вреда, — угрюмо рыкнул дракон. — Давай с-сюда с-свою лапу.

— Пошёл вон от меня. Я в твоей защите не нуждаюсь. И помощи мне не надо — ни от тебя, ни от Гельхена, ни от кого другого.

— Ч-што за чуш-шь ты городиш-шь, принцес-с-са?

Девушка сжала в кулак здоровую кисть.

— Чушь? Чушь?! Я горожу?!! А что городил ты там, на поляне, когда растекался по поводу, какая я теперь защищённая. Через твой труп, говоришь? Да плевала я на твой труп! И Мортемир плевал! И никому не надо пускать пыль в глаза, и доказывать, насколько ты крут. Ты уже зарекомендовал себя. Десять лет назад, помнишь? Никакие слова не заставят поверить, что ты действительно быстрее сдохнешь, чем спасёшь меня. Не смей говорить подобного, гадина! Всё ты врёшь, врёшь, ВРЁШЬ!!!

Янтарин молча смотрел, как кричащая девчонка шлёпнулась на колени, как, не замечая боли, сжала уже оба кулачка, как побежала-разлилась чёрная выгоревшая полоса травы. Пожухла и осыпалась… с тем же едва уловим хрустом, что и листва на деревьях на той поляне.

Она предпочла сразиться с выродками Вертэна самостоятельно, чем позвать его на помощь.

— Я не вру, — спокойно сказал дракон. Подумал и сел. — Ты з-сабыла — мы не умеем врать.

— А ты умеешь. Ты говоришь мне о том, что ты невиновен, но как я могу верить словам существа, которое и когтем не шевельнуло, чтобы спасти свою всадницу?

— Я не говорил, что невиновен. Я единс-ственный во вс-сём виноват…

— Именно!

— …и я приму любую твою кару.

Девушка сощурилась. Глаза дракона закрылись, голова склонилась к земле в знак подтверждения сказанного.

Кулаки разжались.

…кара?..

…языки погребального костра. Такие же алые, как фениксова кровь. Такие же алые, как пламя золотого Янтарина… Такие же алые, как его же глаза сегодня утром…

— Ты можешь играть в благородство и даже требовать себе наказания, но ничто не сможет вернуть мне мамы: ни слова, ни поступки. Я просто хочу, чтобы ты страдал так же, как и я. Как и мой брат. Как и мой отец.

— Что ж… — Янтарин лёг перед своей всадницей, положил морду на лапы, чтобы быть на одном с ней уровне. — Можеш-шь не переж-шивать. Ни проходит и минуты с-с того дня, чтобы я не думал, не перебирал в памяти, что я мог с-сделать и чего не с-сделал. Каждый вдох, выдох, каждый глоток воз-сдуха и вс-сякая мыс-сль…

Трава по поляне стала вспыхивать клочками, постепенно расширяя круг.

— Все твои мысли меня не волнуют. Ты всего лишь большая саламандра, которая научилась разговаривать, вот и всё.

— Ты глуха в с-своём гневе, принцес-с-са. Ты науч-щилас-сь с-слыш-шать меня, так поч-щему же ты не хочеш-шь с-слуш-шать?

— Что? Ты… обвиняешь… меня?

— Прош-шу: вс-слуш-шайся. Увидь моими глазами.

— Нет! Я не хочу смотреть на неё через твои воспоминания. Я не буду порочить память о ней мыслями её же убийцы.

— Феникс-с и дракон — единое целое. Я не хочу, чтоб ты с-смотрела на неё моими глаз-сами. Мы с-с Иволгой видели один мир. Вмес-сте… Я предлагаю увидеть, как видела она.

Он легонько коснулся её сознания. Фелиша вздрогнула, упёрлась ладонями в траву.

Сердце затрепетало, словно в предвкушении чего-то радостного. Стало легко и свободно…

…как же она любит летать… чувствовать ласковое дыхание ветра на лице… ощущать волю… в небе нет проблем — никто не требует ответственных решений, мудрых действий… никто не знает, как надоели ей эти бесконечные заседания, хитрые увёртки политиков, лесть придворных, людская зависть… небо — это свобода… быть вольной от всего — усталости, обиды… семьи… вечно юная, как огонь, как Феникс; навеки единая с Янтарином… и если с ним хоть что-нибудь…

— ВОН!!! Не смей! — Она схватилась за голову, словно стараясь закрыться от нахлынувших ощущений. — Нет, нет, нет, нет, — всё бормотала и бормотала, а плечи вздрагивали, будто не огонь плясал по кустам, а ледяной ветер хлестал в лицо опьянённой полётом королеве. — Ты не имел права, ты не должен был…

Сердце сжалось словно в тисках — раненое, полумёртвое сердце. Оно терзало из года в год, изо дня в день и из удара в удар, напоминая о том, какой ценой осталось биться в драконьей груди.

…пусть её муж заперся во дворце и не желает верить, что возлюбленная жена покинула этот мир, пусть дети повзрослели за несколько дней и уже никогда не смогут вернуться в детство, пусть покорёжил тело и душу глупый Феникс… все они смертны, а смертным присуще забывать. Но забыть самое себя невозможно. Нельзя от самого себя спрятаться. И вернуть себя невозможно. Словно без руки остался. И рана уже зажила, и жить калекой невыносимо…

Фелиша взвыла.

— Прос-сти, — тихо шепнул Янтарин. — Но ты должна з-снать… даже ес-сли не поймёш-шь…

— Убирайся, — она скрутилась калачом, подтянула под себя ноги и уткнулась лицом в сухую пожухлую траву. — Просто уйди, я не хочу тебя видеть. И слышать. Я хочу быть одна, хочу, чтобы всё было как раньше.

— Но ты никогда не была одна, Фелиш-ша, — дракон осторожно ткнулся носом в выставленные на защиту трясущиеся руки. — Мы вс-сегда были вмес-сте: ты и я. Поэтому я не с-сошёл с-с ума в Кулан-Таре, а ты… а ты вс-сё это время жила половинчатой жиз-снью и гонялас-сь за с-снами.

Слёзы хлынули ручьём, заливая лицо, руки, одежду, выжженную землю. И драконью чешую. Она обхватила его морду руками, не осознавая того. Вцепилась слабыми пальцами и просто плакала. Отталкивала, тут же прижималась снова и всё никак не могла остановиться.

— Поплачь, поплачь, — тихонько шептал Янтарин голосом Гельхена. Не было нужды говорить вслух, он и так знал, почему такими дикими и необузданными были эти слёзы. Первые настоящие слёзы последнего настоящего феникса. То, что связывало их воедино, и что никак не могло проявить себя, пока они были в разлуке, наконец-то вырвалось, взорвалось чистой энергией, позволило выплакать несчастной перепуганной девочке всю свою боль и обиду.

Настоящие воины не плачут. Фениксы умеют плакать только если они настоящие. Без своих драконов, своих половинок, они просто оболочки — резкие бездушные оболочки.

И Фелиша плакала, очищаясь с каждой слезой, осмысливая новую для неё правду, смиряясь с ней и принимая её.

И её дракон плакал вместе с ней…

Летели молча. Под крылом промелькнули обугленные пеньки небольшого леска, выжженный остов деревеньки и сухая кишка выпаренной реки. Принцесса дёрнулась, но дракон только заложил вираж, чтоб лучше разглядеть жуткую картинку, и полетел дальше.

— Нет с-смыс-сла с-спускатьс-ся, — пророкотал он. — З-сдес-сь уже неделю пусто, даже вороны пораз-слеталис-сь.

— Но мы здесь были совсем недавно.

— И подпалили з-сдес-сь тоже с-совс-сем недавно. Как раз-с пос-сле ваш-шего ухода.

Фелиша поёжилась.

— Кто мог такое проделать?

— Я.

— Или этот Оникс, да?

Дракон неопределённо мотнул мордой, заодно незаметно от Фелиши окидывая небо внимательным взглядом. Приметил на горизонте тёмную точку и уши у принцессы заложило от скорости.

— Оникс-с — падальщик. Понятия не имею, где некромант его откопал, но боюс-сь, что именно откопал, потому что раз-сит от этой гадины хорошо протухшей дохлятиной. Хотя, возможно, это, так с-сказ-сать, издержки производс-ства.

— Мне казалось, что некромант ищет над вами власти, поэтому и потребовал меня, — девчонка прижалась к драконьему хребту, вцепилась руками в гребень, но всё равно чувствовала, как медленно соскальзывает с обтекаемой туши.

— О, нет. С-со всеми можно договоритьс-ся, даже с-с драконами. Например, меня вс-сё ж-ше уболтали прокатить тебя на с-спине, хотя я и не с-собиралс-ся поначалу. Вс-сего-то и надо, что зас-ставить тебя прогулятьс-ся ущельем. Якобы по с-собственному ж-шеланию. Или, хе-хе, с-спус-стить с-со с-скалы.

Фелиша мотнула головой, не совсем понимая о чём сейчас болтал дракон, и краем глаза зацепила странную тёмную массу, шевелящуюся за их спинами.

— А… м-мм… мне кажется сзади кто-то есть, — заметила принцесса.

— Угу, — откликнулся её собеседник, — это гарпии. Мортемир очень их ценит — дохнут как мухи, но и плодятс-ся заразы с-с той же мушиной с-скорос-стью. Поодиночке их перебьёт и с-селянин — они их вилами от домов отгоняют — но с-скопом и с-с налёта эти твари прогнали однажды даже меня с-с водопоя. Чуть глаза не выклевали.

— Любопытно, — Фелиша задумчиво скользнула взглядом по тонким шрамам на драконьей морде. — А сейчас они чего к нам привязались? Опять захотели полакомиться твоими зенками?

Дракона явственно передёрнуло. Он фыркнул, хлопнул крыльями и забрал в сторону к зелёной кромке нерреренских лесов. Пересёк её и полетел в глубь страны, оставляя Говерлу далеко в стороне.

…Сначала они услышали визг и только потом до ушей донеслись частые взмахи сотен крыльев. Гарпии летели кучей, такой плотной, что издали казалось, будто это одно многокрылое, многоголовое существо. Оно рявкало сотней глоток и хрипело сотнями голосов. Гарпии промчались мимо даже не затормозив, унеслись вперёд на десятки футов, неожиданно чёрная масса взмыла в закатные небеса, на несколько секунд распавшись на составляющие. Фелиша прищурилась — ей показалось, что в центре расправил крылья кто-то куда более внушительный, чем маленькие поджарые бандитки. Но уже в следующее мгновение гарпии вновь облепили силуэт, смешав его со своими телами.

— Ты видел? — спросила она, опасно разжимая руки и подаваясь вперёд.

Янтарин взмахнул крыльями, замедляясь. Вскинул морду, чуть прищурился и в тот же миг чёрный клубок изнутри прорвала когтистая лапа.

Дракон зашипел — точь-в-точь рассерженная кошка и тут же рванул к гарпиям. Фелиша завизжала, но только раззадорила его.

— Фелишия, держ-жис-сь, — рявкнул он, влипая в мятые чёрные тушки. Кто-то щёлкнул раздвоенным языком над самым ухом у принцессы, стегнул по плечу. Недолго думая, девушка извернулась и залепила посягнувшей на неё твари кулачком в клювастую морду. А дракон тем временем вцепился в клубок и принялся рвать его когтями. Чёрная лапа вновь прорвалась наружу, раздирая налипших тварей, вторая нечаянно мазнула когтями по подставившемуся дракону, но тот даже не заметил — пробивался навстречу попавшему в беду. Полуослепшая от нахлынувших эмоций, Фелиша вцепилась в спинной гребень и проворно вскарабкалась на драконью голову ближе к так неожиданно взволновавшему сердце Янтарина существу. Гарпии визжали и крутились перед лицом. Несколько самых проворных коготками расцарапали губы, мазнули по бровям. Кто-то вцепился в волосы.

— Плюнь в них огнём! — не слыша саму себя заорала принцесса, и тут же каким-то шестым или седьмым чувством поняла, что нельзя — тот, кого скрывают гарпии, очень уязвим. И слишком дорог дракону. Он скребнул всеми четырьмя лапами — Фелиша едва успела обхватить руками драконью шею — и в ту же секунду гарпии разлетелись в стороны. Пусть и не надолго, но хватило времени, чтоб их узник со скоростью света рванул к земле. Рванула. Маленькая, не больше Оникса, тёмно-вишнёвая. Дракониха.

— Фелишия-я, — не своим голосом заорал Янтарин. И рванул за ней. Всадница на нём завизжала, пальцы её медленно скользили по чешуе, но дракон только прибавил прыти. Дракониха плавно развернулась в воздухе лапами вверх, крылья подломились и безвольными мятыми тряпками облепили бока. Он нагнал её уже у самых деревьев, сцепился лапами, шумно захлопал крыльями, но затормозить не успел — они вломились в лес, круша ветки деревьев. Теперь, когда они были так близко друг к другу, принцесса увидела, что шкура драконихи не вишнёвая — такая же дымчато-серая, как у Оникса, просто вся в царапинах и порезах от когтей гарпий. Дракониха открыла мутные глаза — сизые, туманные, но всё равно невероятного небесного голубого цвета. Зрачки впились в прилипшую к Янтарину девушку, чьи руки лихорадочно обнимали дракона за шею. И неумолимо соскальзывали. А он, словно забывшись, выворачивался, принимая на себя все удары деревьев — только чтоб защитить дракониху.

Пасть её ощерилась мелкими игольчатыми клыками. В Фелише неожиданно полыхнула злость. Но не её, и не Янтарина — этого лихорадило от вида истерзанной драконихи, всё остальное вообще вышибло — принцесса даже себя на какое-то время забыла, запутавшись в драконьих чувствах и мыслях. Блеснули тонкие зубки, не ожидавший подлянки, Янтарин дёрнулся и выпустил свою ношу. Дракониха затерялась в густой кроне, зацепившись спиной за ветки. Дракон досадливо рявкнул, взбил когтями землю и повернул обратно.

— Тпру, конь ретивый, — в свою очередь рявкнула Фелиша и дракон неожиданно послушался — шлёпнулся, сложив крылья и припал на лапы.

— П-сс, принцесс-с-са, с-совс-сем с-сдурела?

Крылья слабо дёрнулись, но вновь опали — ослушаться приказа феникса он не смог.

Принцесса, корчась, избавилась от сдавившей ногу верёвки, на животе соскользнула с драконьей шеи, которую к концу полёта обхватывала уже не только руками, но и ногами. Голова кружилась, желудок всё никак не желал возвращаться на место.

— Чтоб я ещё когда летала на взбесившейся ящерице! — она в сердцах пнула золотое брюхо, но только отбила палец.

— Перес-стань дутьс-ся, ты же понимаешь, что мы не могли пролететь мимо.

— У-у, дубина, — из куста ракиты высунулась расцарапанная голубоглазая морда. — Я, конечно, догадывалась, что первородство шибануло тебе в башку, но чтоб ради моего спасения ухлопать последнего феникса!..

Дракониха внимательно посмотрела на девушку, открыто и почти нахально рассматривающую её. Выгнула своё исхудалое, но всё равно гибкое тело, толстый короткий хвост стал колом и потешно загнулся на самом кончике. Маленькая, с едва наклюнувшимся на хребте гребнем, но с опасной игольчатой гривой, начинавшейся от самых ушей, которые, не в пример другим драконам, были весьма впечатляющих размеров, словно у ослика-переростка, она очень сильно напоминала облинявшего от болезни дикобраза. Возможно, Фелиша и улыбнулась бы, кабы не в кровь разбитая передняя лапа, вроде и отставленная в сторону, чтоб не привлекать внимания, но всё же не поставленная на траву.

— Нравлюсь? — немного неприятным хриплым голосом игриво спросила дракониха. В горле её едва уловимо свистело, хотя вряд ли мешало хозяйке.

— Нет. Тощая, костлявая — наверняка невкусная.

Дракониха, явно польщённая, растянула губы в оскале, призванном заменить улыбку. Во всяком случае принцессе очень хотелось так думать.

— Матильда?

Она фыркнула.

— Человеческое имечко.

— Ты его заслужила, — тихо и, как показалось Фелише, ядовито прошипел Янтарин. Дракониха чуть прищурилась, но, вопреки ожиданиям принцессы, смолчала. Предпочла сделать вид, что не поняла или не расслышала выпада.

— Здешний принц окрестил, пока я без памяти валялась, так и приклеилось, — слишком независимо, чтоб оказалось правдой, затараторила она. — Хотя мне казалось, что за пределы Нерререна ещё не успело перекинуться.

Дракон тоже подозрительно взглянул на свою всадницу. Та лишь дёрнула плечами и хитро улыбнулась.

— Ты ведь знакома с моим братом, так? Во всяком случае он о тебе знает.

— Любопытно, любопытно, значит, не только амулетик сплетничает о его благополучии, — дракониха пожевала губами, обменявшись с Янтарином странными взглядами. — Будем знакомы, Фелишия.

— Угу. Я уже поняла, что ты меня знаешь, а как тебя зовут? — не сразу поняла принцесса.

Дракониха недоумённо округлила глаза, лапа её дёрнулась к голове, словно собиралась покрутить когтем у виска.

— Фелишия меня и зовут. Да-да, не делай такое выразительное лицо. У Иволги было странное чувство юмора. Мы с ней никогда особенно не ладили, поэтому подозреваю, что свою доченьку она назвала так только с тем, чтобы поиздеваться.

— Она говорила, что назвала меня в честь своей матери.

— Твою бабку тоже называли в честь меня. Редкая была стерва, но с понятием. С ней я тоже не слишком ладила, хоть она на мне и летала.

Дракониха презрительно пфекнула и ткнулась мордой ей в руки, автоматически сжимавшие сумку с провиантом.

— Ну-ка, что тут у нас, — бормотала она, топчась на месте и боком ненавязчиво отодвигая второго товарища в сторону. Наконец тонкий её нос сунулся в горловину, она втянула воздух и явственно облизнулась, блаженно закатив полуголодные глаза. — Жрать хочу, — без обиняков сообщила дракониха и, более не отвлекаясь на пояснения своего состояния, выхватила сумку зубами, тут же и оприходовав её нехитрое содержимое.

— Оленина, прелесть какая, — она мечтательно закатила голубые глаза, мгновенно отозвавшиеся на настроение хозяйки ярким лазурным блеском. Принцесса невольно залюбовалась ими. Но ехидная тёзка всё ещё пребывала в недостаточно доброжелательном расположении духа. — Чего пялишься? — сварливо рыкнула она. — И когда успела слопать всю оленину, мне только три кусочка и осталось, проглотка.

— На себя посмотри, — обозлилась девушка. — Бочка бездонная. Вроде кости сплошные, а трескаешь, как гоблин — не жуя, не дыша и воняя по поводу размера порций.

Дракон подавился смехом и повалился на бок, лупя лапами по земле, а дракониха выпучила глаза и какое-то время сидела молча, переваривая оскорбление. Потом щёлкнула челюстью, нагнулась к девчонке и фыкнула из ноздрей паром.

— Ишь ты, смелая какая, — протянула она не то с осуждением, не то с восхищением, — это потому что Феникс с барского плеча плащик удобный подкинул или просто потому что мозгов мама-природа не отжалела?

— Фелишия, — неожиданно ощетинился Янтарин, но дракониха и так поняла, что ляпнула лишнее — задрала острый нос и независимо ухромала в сторону.

— Ой, подумаешь, обиделась, — бурчала она, яростно очищая о траву тонкую морду, — уже и слова ей не скажи, фениксу недоштопанному. И где, спрашивается, её защитничек? Я слышала, из Говерлы принцесса ушла в компании с каким-то подозрительным наёмником.

Фелиша прищурила глаза, но её дракон лишь неопределённо дёрнул головой.

— Кс-стати, Фелишия, — он явно решил обминать скользкую тему, — а с-сама-то ты ничего нам рас-с-сказать не желаеш-шь? Хотя бы о тех жарких прис-ставаниях целой с-стаи гарпий.

— Не желаю.

— Она столкнулась с ними над самой Говерлой, когда пролетала над городом, — чуть прищурившись, доложила принцесса, смаргивая неясную, но такую знакомую картинку золотых куполов столичной молельни. — Кстати, спасибо, что увела эту пакость от палаца.

— Будешь должна.

— И за брата спасибо. Ты ведь его отвозила?

— Я просто летала на охоту. А этого задохлика за компанию подвезла.

— А где гарпий подцепить умудрилась?

Дракониха резко развернулась и явно попыталась уйти от разговора во всех допустимых смыслах, но покалеченная лапа предательски подломилась и она кубарем полетела в кусты, только кончик хвоста подрагивал, как у рассерженной кошки.

— Знаеш-шь, принцесс-с-са, — задумчиво пробормотал Янтарин, — что-то и у меня в желудке бурчит. С-слетаю-ка я на охоту, а ты тут ос-ставайс-ся, вс-сю с-спину мне рас-стёрла, с-сил никаких нет. Маленькая, а какая неудобная.

Подмигнул, взмахнул крыльями, разогнав тугую волну воздуха, и взмыл в небеса.

— Улетели? — не оборачиваясь сама у себя спросила дракониха. — Ну и скатертью дорога.

Принцесса вежливо кашлянула, привлекая внимание. Фелишия встрепенулась, её хвост уполз в кусты.

— Пфла отседофа, маляфка, — невнятно проворчала она, смешивая голос с треском ломающегося дерева. Принцесса прошла вперёд и её взгляду открылось дивное зрелище — дракониха, словно заяц-переросток, точила клыки о молодую ель, обречённо хрупающую сухой корой.

— Вкусно? — ехидно осведомилась она. Фелишия окатила нахалку мрачным взглядом.

— Жрать хочу, — ещё раз сказала она. — А здесь на пять миль окрест ни одного поселения и зверьё всё ушло — Оникс разогнал, ничего кроме деревьев и травы не осталось. Не тебя же в самом деле харчить? Не в том смысле, что я убеждённая вегетарианка, а в том, что люди — создания довольно-таки нечистоплотные и есть я вас не стану ни за какие коврижки.

— Это что, такой своеобразный наезд?

— Это комплимент, — заверила Фелишия. — Посмотри на себя — вся рожа в пыли и грязи, но всё равно видно, что ты человек, мало того, скорее всего женского рода. Уже достижение.

Фелиша усмехнулась, сложила на груди руки.

— Можешь не стараться, у тебя этот номер не пройдёт.

— Какой?

— Вывести меня. То есть, можешь, конечно, просто не забывай, что я тебя слышу не только ушами и прекрасно знаю, что ты чувствуешь и о чём думаешь, — она постучала пальцем по лбу.

Дракониха покосилась на человеческую девчонку.

— Не так чётко слышишь, как хотелось бы, — наконец сказала она.

— Ну, спроси, о чём ты думаешь, — принцесса улыбнулась. — Проверь меня.

— Не хочу, — дракониха дёрнула хвостом и попыталась углубиться в лес. — Я же говорила, что хочу есть.

— Врёшь — бессовестно и нагло. Просто боишься, ты давно не общалась с моим племенем и забыла, какие мы бессовестные — вечно колупаемся в чувствах других.

Дракониха неопределенно мотнула башкой и поползла в глубь леса.

— Дай посмотреть своё крыло.

Фелишия непроизвольно дёрнулась. Повреждённое крыло, до этого из последних сил прижимаемое к телу, безвольно опало с бока, скребнув землю. Она мрачно потопталась на месте, крыло дрожало, но подыматься не желало.

— Ну и чёрти с тобой, — она ещё раз презрительно пфекнула и предельно осторожно опустилась в траву. — Иди уже сюда, вредитель.

— …Плохо, слабо, лубок ни к чёрту и вообще, кто тебя так учил повязки накладывать? Криворукая, косоглазая…

Принцесса потянула на себя верёвку, перетянувшую выбитую кость, дракониха тихонько заскулила и дёрнула лапой.

— У-у, садистка, я же пошутила, — проскулила она, но Фелиша только усмехнулась.

Вправить кость у неё силёнок не хватило, к тому же тёмная драконья туша постоянно скулила, визжала и норовила скинуть принцессу с себя, а ещё лучше — нечаянно пришлёпнуть толстым, но вёртким хвостом. В конце концов, после часа пыхтения и упрёков крыло стянули верёвкой, чтоб оно не опадало и не мешало при ходьбе, цепляясь за кусты и низкие ветви деревьев. Настроения Фелишие это не прибавило — она хмурилась и пыхтела, жаловалась на неуклюжесть девушки, плохую погоду, поганое самочувствие и долбанного Янтарина, который улетел невесть куда и благополучно обо всех забыл.

— Слушай, ну хочешь — я тебе плащ Гельхена пожертвую. Думаю он не будет против, — наконец не выдержала принцесса и потянулась за плащом, который валялся в нескольких метрах от них на земле. Но дракониха скорчила морду.

— Оставь свою рванину себе, — великодушно позволила она. — Твой дружок её не для драконов берёг.

И, пошатываясь, побрела сквозь кусты и деревья туда, где солнечные лучи пронизывали светом лесную чащу. Принцесса шагнула следом, но была неприятно удивлена направленной в нос алебардой. Хозяин оружия, заросший пыльный мужик в плотно облегающей рубахе из тонкой выделанной кожи, чуть не лопающейся на мускулистых руках, неприветливо помахал остриём перед обескураженной драконьей мордой. Ярко-рыжая шевелюра задорно курчавилась и была заплетена в неопрятные косицы, словно выхваченные из середины волосяной кудели или переплетенные между собой. Но самым запоминающимся во внешности неприветливого типа оказались ноги — их было четыре и все они нервно перебирали тяжёлыми разбитыми копытами.

10. ПЯТЕРО, КОТОРЫЕ ЛОМАЛИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

— Кентавр!? Откуда я знала, что они все такие зацикленные? — прошипела девушка, сверкая глазам в сторону отошедших четвероногих… как их охарактеризовать, принцесса не знала: грабителями они не были, потому что грабить голодную дракониху и одинокую девчонку, единственным имуществом которых была разве что пустая сумка, было попросту глупо. На преступный элемент переговаривающаяся группа тоже не походила — забраться из Феклисты в Нерререн только чтоб помародёрствовать — так же глупо, как утверждать, что кентавр — не кентавр.

— Кто ж знал, что они не любят, когда их так называют?

— Они не любят, когда на их копыта таращатся больше пяти минут и не реагируют на тычки алебардой, — так же ядовито прошипела дракониха, косясь в сторону кентавров. Те спокойно обговаривали дела насущные, совершенно не переживая по поводу сохранности пленников: а чего переживать, когда одна еле перебирает лапами, а вторая укутана крученой верёвкой от носа до лодыжек. Нечего было вспоминать уроки Гельхена и пытаться выбить глаз тому хмурому рыжему типу. Кентавр, конечно же, увернулся, но почему-то скис окончательно и велел спеленать строптивицу.

— Дурёха, нечего было выделываться, сейчас бы дёрнула в чащу и шиш бы они тебя даже на четырёх догнали.

Принцесса молчала. Сосредоточенно щёлкала за спиной пальцами, старательно выбивая искру.

— Ты чего?

— Поджечь верёвки хочу, не ясно что ли? — одними губами ответила принцесса. Фелишия зевнула, дыхнув в сторону кентавров сизым дымным облачком.

— Лучше расслабься, подруга. Без Янтарина у тебя этот фокус не получится — слабенькая ты ещё, неопытная. Воин-феникс без своего дракона на первых порах яйца выеденного не стоит. Только и того, что пролазить в драконьи головы наловчилась. Теперь жди, когда он о нас вспомнит и явится.

— Не шушукайся! — густым приятным голосом велел черноволосый молодой кентавр, единственный, чьи волосы не змеились косами, а были забраны в конский хвост.

— Тогда идите сюда и пообщайтесь с нами, — нахально предложила дракониха, бессовестно строя глазки. — Дамам скучно.

Кентавры переглянулись и действительно подтянулись к пленницам. Правда, в мускулистых руках каждый сжимал по алебарде или луку со взведённой стрелой. А у некоторых посверкивали короткие злые ножи, прошивавшие при должном замахе даже людские тела.

— У тебя знакомое лицо, — простоволосый черноволосый кентавр с чернющими бровями-стрелами подцепил пальцем подбородок девушки и с полнейшей бесцеремонностью принялся вертеть лицо так, чтоб скупые солнечные лучи высветили его черты. — Мы раньше встречались?

— Мечтай побольше, — окрысилась принцесса и попыталась укусить вражью руку. Кентавр чертыхнулся, потряс укушенным пальцем.

— Ты, девка, отведёшь нас к своему вожаку, — стараясь держаться подальше от оскаленного ротика девчонки, черноволосый дёрнул за верёвку и та безвольной змеёй упала к ногам девушки, словно и не её перекрутили-зашнуровали мёртвыми узлами вокруг девичьего стана.

Принцесса потёрла затёкшие запястья, размахнулась и… уже наученный горьким опытом, кентавр перехватил её руку ещё до того, как кисть взлетела в воздух.

— Поосторожней, — прищурившись, предупредил он, тряхнув густой гривой, нависая над девчонкой. В укушенной руке блеснул хищно загнутый кинжал. — В следующий раз можешь не досчитаться пальцев.

Дракониха предупреждающе заворчала, повернув к кентавру голову. Тот ещё сильней прищурился, но девчачью руку отпустил, хотя и не отошёл, как его соплеменники.

— Передай этому мулу, чтоб не распускал свои конечности, если хочет, чтоб они так же остались в сохранности, — прошипела Фелишия, не сводя сапфировых глаз с кентавра.

— А…э… моя подруга просит передать, что очень рада познакомиться.

Черноволосый удивлённо взглянул на дракониху. Ощеренная пасть говорила об обратном. Впрочем, челюсти звучно защёлкнулись. Клокотание в горле притухло.

— Ты её понимаешь?

— Да. А вы — нет?

— Дурында, нет, конечно, нас никто не понимает, кроме вас.

— А как же Гельхен?

— Эй, не переговариваться!

— Пошли его к чёрту от моего имени, козла безрогого!

— Что она сказала?

— Попросила извинения. Зачем вы нас задержали?

— Раз ты понимаешь дракона, значит ты не нерреренка. Ты нам не нужна, можешь быть свободна, — чернобровый отступил в сторону. Сивый кентавр с седыми косами подошёл к нему и что-то прошептал на ухо.

Фелиша сделала неуверенный шаг. Кентавры не шевельнулись. Рыжий так даже одобрительно усмехнулся в бороду. Принцесса оглянулась на тихонько урчащую тёзку. Дракониха независимо фыркнула и неопределённо дёрнула головой: иди, мол, без тебя справлюсь.

…ну да, я такая же — тресну, а не покажу слабости…

— А как же она?

Фелишия заискивающе округлила глаза и пару раз хлопнула коротким хвостом по земле.

— Эта тварь останется и ответит за гибель наших братьев, на которых натравила орду оживших мертвецов.

— Бред же полнейший! Вы на неё посмотрите — в чём только душа держится, она и лететь-то не может, что уж говорить о Феклисте, которая в двух днях перелёта?!

— Но буквально утром ваш дракон летал в сторону Янтарного края и даже успел вернуться раньше заката.

— Ага, и теперь плюётся клубами сажи оттого, что вся такая из себя неслабая.

— Это от того, что я вообще не огневик, — тихонько прошипела Фелишия, скромно влезая в спор. Но принцесса грозно цыкнула на неё и та отвалила.

— Твой дракон разворошил все могильники на нашей земле.

Дракониха попятилась назад от замахнувшегося копьём седого кентавра, чьи косы двумя упитанными змеями упали за спину. Стрела прожужжала над самой макушкой дёрнувшейся девушки. И угодила в чёрную чешую. Дракониха свела в кучку глаза, разглядывая шальной подарочек.

— Эй, дед, ты чего, сдурел совсем?!

Фелишия взвилась на дыбы, мотнула башкой. Стрела, едва зацепившаяся остриём, бесславно соскользнула и упала к ногам принцессы, которая еле успела отскочить от взбеленившейся рептилии. Лязгнули драконьи зубы, а в следующий момент сивый взбил копытами землю, придавленный разбушевавшейся жертвой своего произвола.

— Фелишия, назад! — не своим голосом заорала принцесса. Вокруг загомонили, забили копытами кентавры. Кто-то бросил лёгкое копьё, но дракониха отмахнулась от него хвостом.

— Вот съем его и успокоюсь, — сообщила она, явственно облизываясь. Покалеченную лапу поставила на придавленного кентавра, тут же испачкав его в своей крови. Тот молча пыхтел под драконом, но освободиться не мог. Дракониха же упорно вдавливала врага в чавкающую сыростью землю и тоже молчала. Только сопела всё громче, явно увлекаясь молчаливым поединком. Вряд ли она поставила перед собой задачу прихлопнуть обидчика, скорей хотела напинать, чтоб неповадно было в следующий раз пугать даму. Его же товарищи, вместо того, чтоб броситься другу на помощь, неожиданно взяли урчащую парочку в кольцо. Но не делать ставки, как сдуру показалось Фелише: хвосты внутрь, наружу ощетинились штыки и стрелы. Хмурый брюнет довольно грубо толкнул замешкавшуюся девчонку внутрь защитного круга и тоже потянулся к колчану за спиной.

— А… м-мм… что-то не так? — робко, ни к кому особенно не обращаясь, поинтересовалась Фелиша.

— Это не наша стрела, — тихо пояснил огненно-рыжий со спутанной гривой волос кентавр, незаметно перебираясь ближе к принцессе. — Наши пробивают драконью чешую насквозь.

— Позёр, — прошипела дракониха, на секунду отвлёкшись от втаптывания в грязь противника. Но глаза на ближайшего стрелка скосила.

— Чья же это стрела?

— Судя по убогости изготовления — человеческая, — брюнет бросил хмурый взгляд на девушку.

— Чего? Сами меня сюда забросили!

Он криво ухмыльнулся, но отвечать не стал.

— Ронгар…

— Вижу, — тихо откликнулся рыжий. И ещё ближе приступил к Фелише, закрывая её собой.

Из зарослей высунулся всклокоченный мужичонка с вилами наперевес, подслеповато моргнул, разглядывая кентавров, и тут же выставил перед собой своё нехитрое оружие. Следом за ним объявились ещё несколько — помоложе и поагрессивней на вид. Эти обвешались пращами или луками. Один из них лихорадочно закладывал стрелу взамен уже использованной.

— Эй, кони! — рявкнул счастливый обладатель вил хриплым, словно треснутым, голосом, — а ну пшли, кыш от дракона. Гад наш.

Фелишия удивлённо икнула и даже выпустила сивого кентавра. Его собратья недоумённо переглянулись.

— Ты просто бьёшь все рекорды по популярности, — тихо шепнула Фелиша.

— Что-то я не заметил у него вашего клейма, — прогудел Ронгар. Черноволосый одобрительно поджал губы, вести переговоры он явно не собирался. Фелиша удивлённо посмотрела на него — странный. Хольт своих ребят держал в ежовых рукавицах, не приведи боги кто вякнет без начальственного соизволения, тем более на переговорах с врагом, а этот спокойно себе застыл столбом и даже предупредительных взглядов не посылает тем, кто в ответ на "коней" отправил по обратному маршруту не менее лестные определения, вроде безволосых обезьян. Да и вообще делает вид, что он здесь самый обычный: стал не в центре, знаков отличия не имеет, разве что волосы не в косы заплетены а тесёмкой схвачены, ну и ещё, пожалуй, на лицо моложе всех будет — был бы человеком, никто больше двадцати пяти не дал бы, как Гельхену. И тем не менее он здесь определённо главный — все то и дело косятся в его сторону.

Тем временем мужики окончательно осмелели и явили себя миру. Дружеский совет уйти подобру-поздорову они проигнорировали.

— Эта гадина сожрала последнюю корову в селе, мы её сутки выслеживаем, — сказал мужик с вилами.

— Да вы что все, с ума поспрыгивали?! Фелишия просто такого же раскраса, как тот дымчатый, что выжег столицу!

— М-ме… слышь, подруга, — дракониха задумчиво почесала больной лапой вислое ухо, — вообще-то, кажется, я действительно схарчила их травоядное… а что?! Я же говорила, что голодная — меня твой суженый-ряженый сеном пичкал, я там чуть копыта не откинула. Ещё и в хлев какой-то запёр, к солнцу не отпускал, своих головорезов науськал — они мне горлянку несколько раз перештопывали, пока я нити дыханием плавить не перестала… брр…

— Что она сказала? — черноволосый, не отрывая взгляда от окруживших людей, чуть склонил к бубнящей оправдания драконихе голову.

— Что понятия не имеет, о чём бормочет этот ущербный на голову, — сквозь зубы процедила принцесса, мысленно обещая себе, что при первой же возможности отвинтит безмозглую башку несносной рептилии. Заодно и Янтарина пришибёт, когда появится — чтоб не бросал, гад, неизвестно где, неизвестно с кем.

— Слышали, что сказала девушка — её дракон не ел вашу скотину, — сказал Ронгар, в ответ натягивая стрелу в лицо хозяину вил. — Этот зверь наш.

— Я тебя своими руками придушу, — одними губами прошипела Фелиша, ткнувшейся в спину виноватой морде.

Тем временем в стане новоприбывших произошла небольшая заминка. Все они нервно дёргались и то и дело поворачивались к кустам, из которых только что появились. Разгадка явила себя в виде двух десятков затянутых в зелёные тоги молодых людей с каменными лицами, бесшумно шагнувших на вечернюю поляну сразу со всех сторон. У каждого в руке змеёй извивалась чёрная кожаная плеть.

— Этот зверь наш и нечего распускать свои загребущие ручонки, — мрачно откликнулся голос над головой и в следующий момент в кольцо кентавров спрыгнула смазанная гибкая тень.

…Свистнула плеть, кентавры дружно оскалили крепкие широкие зубы, которые наверняка отгрызли не один палец, как мимоходом подумалось Фелише. Узелок на конце плети мазнул по щеке черноволосого кентавра. Тот ощерился не хуже Оникса. Принцесса и глазом не успела моргнуть — кентавр схватил кнут и дёрнул на себя. И тотчас же нерасторопный хозяин плети, не успевший расцепить пальцев, шлёпнулся в пыль к копытам осклабившегося кентавра. Предварительно подмяв под себя принцессу, стоявшую как раз между ними.

— О, прости, я… я не хотел, — она вывернулась. Округлившиеся тинистые зелёные глаза несколько раз недоумённо моргнули, каштановые кудри упали на лицо, закрывая перебитый когда-то нос. А принц Нерререна кулём лежал на Фелише и, кажется, совершенно забыл, что вокруг роют копытами кентавры, ругаются селяне и заливается хриплым смехом тёмная дракониха Матильда. Он всё смотрел на прижатую к земле девушку — на её сочные рыжие волосы, в прошлый раз они не резали глаз таким огненным оттенком; малиновые в темноте леса глаза — раньше они были светло-карими, почти медовыми; шея вытянулась, плечи стали покатыми и хрупкими — совершенно не такими, какими он запомнил их. И совсем с братом не похожа, хотя раньше словно две капли были. А теперь: глаза, губы, талия… Глаза впились в острые ключицы и медленно опустились…

— А ну пшёл с меня! — кулачок безошибочно отыскал ребро и ткнулся костяшками, заставив бесцеремонного молодого человека скатиться со вспыхнувшего феникса. — Ещё только раз…

Архэлл мотнул головой, вытряхивая ненужные сейчас мысли, поискал глазами плеть.

— Потерял что-то? — черноволосый демонстративно щёлкнул кнутом перед носом юноши. Точнее — мазнул по щеке, оставив точно такую же метину. Кровь заструилась по щеке, тяжёлыми каплями скатываясь вниз.

Дракониха вытянула шею, втискиваясь между нахохлившимися драчунами.

— Ау, краса моя, улыбайся лучезарней, чтоб эти петухи вспомнили, как вести себя при дамах.

— Что она сказала? — одновременно выпалили кентавр и человек, не спуская друг с друга внимательных чуть надменных взглядов.

Фелиша медленно опустила глаза на ладони, с которых сорвалось несколько язычков блёклого полупрозрачного пламени. Всё горячей и горячей. Она и не заметила, как было холодно, пока внутри вдруг не вспыхнуло потухшее было пламя. Для пробы щёлкнула пальцами и залюбовалась чистым ровным пламенем, острым язычком лижущим лесные сумерки. Кентавр и человек на всякий случай отступили.

— Что поубивает вас к чертям, если собачиться не перестанете, — задумчиво вглядываясь в переливы огня произнесла принцесса.

Янтарин спрятал голову под повреждённое крыло и тихо сопел, растянувшись на сухой подстилке на окраине лагеря. Время от времени золотой глаз приоткрывался и бегло осматривал территорию, после чего веки закрывались и дракон опять засыпал. Дракониха, вопреки ожиданиям Фелиши, по возвращении в лагерь не умостилась вместе с Янтарином, а уползла в свой загон, долго там топталась, умащиваясь поудобней, но так и не заснула. Лежала свернувшись клубком и сверкала на нечаянно сунувшихся голубыми глазищами, ощериваясь всякий раз, как попадались совсем уж недогадливые.

— Что это с тобой? — спросила её Фелиша, безбоязненно входя в загон и без всякого страха пиная заворчавшую дракониху у основания хвоста. Та слегка отодвинулась, давая нахалке требуемое место.

— А с тобой что? Почему опять припёрлась? Шла бы к своему дракону, рядом с ним и теплее, и надёжнее — эвон какая махина, а мне здесь и самой места мало.

Принцесса привалилась ко впалому драконьему боку, зевнула в кулак.

— От него тухлятиной разит, мотался чёрт знает где, а мне теперь всю ночь нюхать, фу.

…Дракон бухнулся на поляну, стряхивая с себя зеленоватого Хольта и нескольких молодцев из его гвардии — тоже весьма впечатлённых первым (и, скорей всего, единственным) полётом на драконе. Как только договорились? Не обращая внимания ни на агрессивных селян, всё ещё требующих драконьей крови, ни на гарцующих кентавров, чхать хотевших на все требования людей, ни на нерреренцев, вытянутыми луками застывших по всей поляне, он бросился к застывшей в центре всего этого бардака девице, зачарованно таращащейся на пламя из собственной ладони. Когда в очередной раз сбитая с ног принцесса сквозь крики и улюлюканье присутствующих разъяснила начальнику тайной службы, что она не горит и огонь в руке — это нормально для феникса, вот тут-то она и почуяла, что от господина Хольта, мягко говоря, разит. Уже потом, когда они нестройной толпой топали в лагерь нерреренцев, до неё дошло, что разит, а точнее — безбожно смердит, от её собственного дракона. Янтарин хмурился, на вопросы отвечал невпопад и старательно затирал свои мысли, не пуская своего феникса дальше осознания, что он есть Янтарин, королевский дракон. Правда, в мыслях мелькали обрывки выпаленного города и раскуроченного могильника — большого и, судя по разваленным временем каменным обелискам — очень старого. Понятно, на какую "охоту" летал дракон. Ну и как рядом с таким спать?

— Ну да, лучше мне нервы трепать, это куда приятней, — хмыкнула дракониха, но точёная морда повернулась к засыпающей девчонке, окутывая озябшие плечи теплом дыхания.

Уже почти заснув, Фелиша услышала слабое бормотание такой же почти уснувшей драконихи:

— Ну да, я как всегда безотказная дура — вожусь с чужими птенцами, а потом что?.. кукиш под нос… я, видите ли… хранитель… тухлых жмуриков… сбежавших…

Когда Фелиша открыла глаза, было далеко за полдень. Лагерь шумел и жил своей жизнью. Где-то бряцали наново затачиваемые мечи, фыркали в загонах кони, шипела вода в забытом котелке, журчал ручей, пели птицы и ругались воины. Причём, ругались у самого входа в вольер…

— А я вам говорю, что никуда вы не пройдёте, разве только по указанному ранее маршруту. К девочке я вас, сир, не пущу, — знакомый хрипловатый басок. Хольт. Наверняка всю ночь торчал у загона драконихи, чтоб, не приведи боги, кто покусился на жизнь его принцессы.

— А я вам, уважаемый, ещё раз повторяю — валите с моего пути, пока я не пересчитал ваши рёбра, — рассерженный свист петли, точно обозлённая гадюка зашипела. Архэлл. Ну надо же — раньше он был более сговорчивым. В этот раз вряд ли удастся отделаться укусом.

— Остыньте, мальчики. Я уже проснулась, — Фелиша выбралась наружу. Полюбовалась картиной: один дурак втаптывает в пыль второго — оба чумазые, словно чушки, по всему видать, втаптывают друг друга уже не первый час. Дураки! — Ну, вы пока заняты, я по быстрому к ручью сгоняю.

И пока они удивлённо затихли в пыли, перешагнула через обоих и ушла… к замершему у куста жимолости черноволосому кентавру. Тот поприветствовал принцессу лёгким кивком. Привычно не поворачиваясь. Смотреть на малопривлекательную серую птаху с помятыми топорщащимися перьями ему было куда интересней, чем на подошедшую девушку.

— Доброе утро, Иволга.

— Откуда вы?.. Вернее, с чего вдруг?..

Кентавр усмехнулся.

— Ты всё такая же, крошка. Ни капли не изменилась… Я рад, что слухи о твоей смерти оказались всего лишь слухами, маленький феникс. Прости мне мою небрежность вчера вечером — кентавры живут слишком обособленно, чтобы помнить и знать обо всём, что творится во внешнем мире. И я вижу, ты тоже предпочитаешь не засорять память старыми знакомствами.

— Вы… — принцесса прикусила губу. — Моё имя Фелиша, Иволга — моя мать. Она… она…

Кентавр бросил на собеседницу короткий взгляд. Печально вздохнул и вновь принялся разглядывать пичугу.

— Извини. До меня доходили смутные слухи, но слишком неясные и противоречивые. К тому же рядом с ней всегда был Феникс. Не думал, что он… не сможет защитить…

— Виноват дракон, — отчеканила принцесса. Кентавр снова покосился в её сторону. Потом взглянул на спящего Янтарина.

— Виноват всегда Феникс, — спокойно заверил кентавр. — Этот человек, Хольт, говорил, что теперь он носит другое имя. Он заслужил отказ от прошлого, это расплата. Судя по всему, ваша дракониха так же несёт наказание: вчера на поляне ты звала её одним именем, но сегодня молодой принц позвал её иначе. И она откликнулась.

Принцесса пожала плечами.

— Матильда. Да, я знаю. Просто Архэлл должен был как-то её звать, пока лечил. Вот и всё.

— Нет, юный феникс, — кентавр протянул руку. Птица спорхнула с ветки и уселась на указательный палец, подозрительно косясь на задержавшую дыхание девушку. — Дракон никогда не отзовётся на чужое имя или кличку. Как я понял, Матильда одна из стражей. Она не смогла защитить свою территорию — она провинилась. Потому золотой дракон так недоволен. Отныне имя Фелишия для неё потеряно. Как в своё время для твоего Янтарина. Его истинное имя захоронено в веках, думаю, смертные его уже не помнят.

Птица перепорхнула с руки на плечо и безбоязненно зарылась в шёлк чёрных волос.

— Кстати, об именах… моё имя…

— Я знаю, как вас зовут. Вы — Родомир. Предводитель кентавров из северной Феклисты. И вы тоже один из стражей тех таинственных захоронений, о которых я уже столько слышала.

— Да. Но боюсь, по примеру Матильды, и мне не долго хвастаться истинным именем. Как ты могла понять, наше капище тоже было потеряно — разрушено этим мерзким стервятником, Ониксом.

— Примите мои…

— Нет. Я виноват. Мои дети слишком ушли в себя, закрылись от остального мира, а я вместо того, чтоб образумить их — поддался общей волне отречения, забыл о старой клятве.

— Что вы теперь будете делать?

Родомир слегка дунул на увлёкшуюся пичугу. Та спорхнула и неожиданно для Фелиши села ей на автоматически открывшуюся ладонь.

— Это соловей, — сказал кентавр и принцесса поняла, что странная логика в разговоре вообще присуща всем нелюдям. — Не смотри на его невзрачное оперение. Это лучший певец в нерреренских лесах. Да и Феклиста с Говерлой вряд ли похвастаются кем-то более голосистым. Ты бы слышала его песни в конце весны, когда зацветает черёмуха, когда зарёй окутывается Мать Земля… — кентавр мечтательно прикрыл глаза, оживляя в памяти соловьиные переливы. — Но до тех пор, пока его голос не разольётся рядом с лесным ключом, сливаясь с водой в единую хрустальную трель, ты не поймёшь, не поверишь, что есть в этом мире подобная сила — чистая и всепоглощающая.

— Простите, я вас не понимаю, — осторожно заметила Фелиша, когда кентавр с по-прежнему закрытыми глазами слабо улыбнулся видению прошлого.

…Всё же это слишком ненормальный народ, они действительно чересчур глубоко ушли в себя… и заблудились…

— Видишь ли, феникс Фелишия, — всё так же не открывая глаз, заговорил Родомир, — когда-то давно мне в руки попался редкий свиток, выписка из некой книги "Воины-фениксы. История", — принцесса скривилась, но кентавр этого не видел. — Там есть интересные строчки: "Когда корень огненного рода и венец его воссоединяться — узрит земля мощь великую, силу невиданную, огненную". Думаю, мы вправе ждать от тебя великих деяний, венец огненной крови. Вся сила твоего племени бурлит в тебе, не зря ведь тебе подчинился корень рода — золотой дракон…

ЖЗла надрывно дзенькнула и лопнула, оставив на память о себе небольшой порез на пальце. Фелиша зашипела, прижимая кровоточащую ранку к губам.

— И зачем, спрашивается, надо было вредить моей лютне? — насмешливо донеслось из угла.

Принцесса ойкнула, дёрнулась и бросилась вон из палатки. Но полы драного плаща предательски зацепились за всё ещё возмущённо гудящую лютню. Бум!

— Нет, ну я знаю, что ты меня не любишь, но вот инструмент-то тебе чего сделал?

Архэлл за локоть поднял упавшую девушку, отряхнул пыль со спины и безрадостно склонился над разбитой лютней.

— Прости, я не хотела, — Фелиша присела рядом, неуверенно тыкая пальцем в отколовшийся гриф.

— Я тоже не хотел, — принц потянул её руку на себя. — Да не дёргайся так, всего лишь на рану посмотрю, — бросил он.

— Ничего особенного, — она постаралась высвободиться, но юноша хмуро цыкнул и потащил собеседницу к графину с водой. — Мне, правда, не надо.

— Глупая, твоя кровь слишком ценна, чтоб вот так просто её разбазаривать, — усмехнулся Архэлл, тщательно вымывая порез и искоса поглядывая на заживающие царапины на шее. Потом приложил чистую мягкую ткань. Тряпица тут же набухла кровью. — Ну вот, пожалуйста. Тут же даже раны как таковой нет, а глядишь ты, кровит.

— Это после ожога рука никак не отойдёт, — Фелиша отняла ветошь и по-простому облизала палец, втайне надеясь, что принца передёрнет и он постарается поскорей избавиться от её общества. Ничего подобного! Молодой человек спокойно смотрел ей в глаза и, кажется, даже не заметил недостойной принцессы выходки… гад.

— Мне казалось, что фениксы не обжигаются, — заметил Архэлл. Терпеливо подождал, пока вредная принцесса особенно смачно оближет царапину, всё так же не выдав омерзения ни словом, ни жестом.

— Мы и не обжигаемся. Просто этот ожёг мне достался от двух артефактов. Янтарин тогда едва залечил. Пальцы до сих пор толком не гнутся, вот и… я правда не хотела разбивать лютню, — она покаянно прикусила губу.

Архэлл мельком глянул туда, где ещё полчаса назад перебирал струны, подбирая на слух причудившуюся во сне мелодию. Зачем на стуле оставил? И почему сидел у входа? Обычно же забивался в самый глухой угол, чтоб никто из ребят не услышал. Одному только Феликсу и попался.

…потому что она подслушивала…

Пряталась за стенкой, тихонько хрупая ветками и сдерживая дыхание. Глупышка, лучше бы гупала, как дракон, тогда, быть может, он бы и не заметил. Маскироваться она, в отличие от брата, совершенно не умела. Тот же обладал поистине вампирской способностью подкрадываться бесшумно и так же бесшумно исчезать.

— Хочешь… хочешь, я отдам тебе Матильду?

Чуть кривая улыбка.

— Ты в праве распоряжаться жизнью дракона?

Вызывающе вздёрнула нос.

— Она не осмелится ослушаться.

Тонкие брови насмешливо выгнулись.

— Откупной? Интересно за что: за лютню… или за себя?

Принцесса нервно завозилась: смущать собеседника откровенными мыслями и неудобными вопросами было её прерогативой. Архэлл выжидательно прищурился. Рассмеяться и сказать, что это он так неудачно пошутил, он явно не собирался.

— Что ты делала в моей палатке?

Фелиша покраснела. Ничего она не делала. Точнее, не должна была. Просто, любопытная, как большинство женщин, хотела посмотреть на тот инструмент, который так печально пел в руках затаившегося в недрах палатки принца. В палаце её отца музыкой не увлекались. Не то, чтобы её не было совсем, но всё же пышных празднеств не устраивали, потому и музыкантов не держали. Даже, когда король Грэхем брал в жёны Милли, было всего несколько скрипок и флейт. И ни одной лютни.

— Ну?

Он не смог сдержать улыбки — пойманная на месте преступления девчонка залилась краской до корней волос. Приятно видеть — от злости она только бледнеет.

— Не скажу, — выпалила Фелиша и рванула на выход, а вслед ей со смехом неслось:

— Постой! "Не скажу" — это про палатку или про дракона?

За два дня в лагере принцесса успела перезнакомиться со всеми нерреренцами и завязать с ними дружеские отношения. Парни оказались такими же весёлыми и добродушными, как и ребята Диметрия, разве что мускулов имели поменьше, но подвигами бахвалились совершенно одинаково. Драконы целыми днями где-то пропадали, предпочитая держаться рядом, но не вместе. Прилетали поздно вечером чумазые и вонючие, наверняка крутились поблизости раскуроченного жальника, выискивая следы остаточной магии. Кентавры, хоть и пришли в лагерь вместе с людьми, предпочитали общество соплеменников или природы. Уходя в лес легко можно было наткнуться на кого-нибудь из них, отстранённо наблюдающего, например, за полётом бабочки. В тот же вечер появившиеся селяне подобно кентаврам держались отстранённо. Звать их с собой никто не звал, но и прогонять не стали. Будучи человеком достаточно общительным, Фелиша попыталась наладить отношения и с ними, но Хольт вовремя придержал — не стоит, уж слишком зло на неё и драконов смотрят. Сам он преданным псом след в след таскался за принцессой, раздражая навязчивой заботой. И удрать удалось лишь однажды — когда со злости подпалила охранничку штаны. Потом, правда, пришлось извиняться, но хотя бы немного вольным воздухом подышала.

А вот с Архэллом дела шли из рук вон плохо. Если не считать тот случай в палатке, с ним она ни разу и словом не перекинулась. Не то, чтобы эльфийский принц не хотел — янтарная принцесса удирала. Всякий раз, как он появлялся на горизонте, она находила повод, чтоб смыться и таки смывалась — бежала к кентаврам, если был — к Янтарину или шла к своим воинам и Хольту. А на горизонте он маячил практически постоянно. Если только не уходил в лес на охоту.

— Глупыш-шка, — усмехнулся Янтарин, когда она пожаловалась на пристальное внимание Архэлла. Они валялись на берегу небольшого лесного озера, в котором принцесса до этого старалась отмыть смердящего дракона. — Он же твой ж-шених. Вот и с-стараетс-ся парень, а ты прос-сто бес-счувс-ственный пенёк. Луч-ше помоги мальч-щику.

— Вот ещё, — она сложила на груди руки и отвернулась. Янтарин примиряюще ткнулся мордой в спину надувшегося феникса. — И не трись об меня, ящерица, не трись… не три-ись!

Дракон дурачась боднул свою всадницу, от чего та шлёпнулась, ударившись о песок коленями и ладонями.

— Оу! — Янтарин чуть скосил глаза, дёрнул отозвавшейся болью лапой. — Ч-што это было?

Девушка поднялась, тряся отбитой рукой.

— У-у, подлый, зачем опять подзеркаливаешь?

— У тебя рука болит. Дай, гляну.

— Да всё в порядке, — она раскрыла пятерню и шлёпнула её дракону прямо на влажный глаз. — Видишь? Это всего лишь тот ожёг.

Янтарин сморгнул и выдохнул клуб пара.

— Магия — странная штука, — тихонько прошептал он. — Артефакты светлые по своей природе. И всё же, отданные перед смертью, способны глубоко навредить. Хотя… — он прикрыл глаза, задумчиво шевеля губами. Раз-второй рванул лапами песок, нагребая его на себя и одновременно вкапываясь глубже. Фелиша проворно вскарабкалась ему на шею и принялась чесать ногтями гребень. Дракон расправил крылья, прогревая повреждённые перепонки на солнце, и блаженно закряхтел. — Ты что-нибудь с-слышала о с-слезах дракона?

Девушка хмыкнула. Она умылась драконьими слезами после того, как отревелась на поляне.

— Не те драконьи с-слёзы, дурёх-ха, — ухмыльнулся он, переворачиваясь на бок и лапами перекидывая себе на брюхо растянувшуюся на спине девчонку. Присутствуй при этом Хольт — и одним сердечником стало бы больше. — Это наз-свание определённой группы артефактов, некогда с-созданных нес-сколькими богами и полубогами. Вид они имели с-самый разный — каменная звезда, янтарная капля, малахитовый трилис-стник, лебединое перо, с-серебряная стрела и опаловый венец. Ни о чём не говорит?

Принцесса поудобней умостилась на брюхе друга, упёрлась локтями в полупрозрачную зеленоватую чешую.

— Венец Лиам?

— Он с-самый. Красс-сивая вещица, но опас-сная. Ос-собенно, когда теряет с-своего хозяина. Дело в том, что Лиам — вторая х-хозяйка венца. Первой была её с-сестра. Мортемир убил её и с-слеза дракона переш-шла по нас-следс-ству к малыш-шке Лиам. — Дракон чуть скривил губы. Посторонний наверняка принял бы это за оскал. Фелиша увидела лишь печаль. — Артефакт принял её не с-сразу, здорово ш-шкурку подпортил.

— Значит, мне стоит немного подождать и эта штуковина угомонится?

— Наверное. Я не з-снаю.

Девушка недоумённо сморгнула.

— Тогда зачем ты мне это рассказал?

— Чтобы ты з-снала. Ты феникс-с, но ты не ведаеш-шь с-своей ис-стории. Ты научилас-сь принимать проис-сходящее, не желая вникать в с-суть вещей. Разве тебе не интерес-сно, кто те с-сущес-ства, что когда-то с-создавали подобные вещи? И для чего их ис-спользовали? И почему некромант начал охоту за ними?

— И ты мне прямо всё расскажешь?

Янтарин усмехнулся.

— Нет, конечно. Многое ты прос-сто не поймёшь. И вс-сё же… Ты з-снаешь, для чего с-сущес-ствовали воины-феникс-сы?

— Чтобы поддерживать мир и порядок, — не задумываясь выпалила Фелиша. Первое, чему научила её мама. И единственное, что она узнала о своём роде.

— Умница. И вс-сё?

— Ну… думаю… думаю, мы — связь между людьми и не людьми.

— И это правда. И вс-сё?

Девушка развела руками. Все свои скудные познания в этой области она выложила.

— Тогда с-слушай…

…Солнце вызолотило маковки восточного хребта. Огромный белый храм, втиснутый прямо в толщу скалы, наливался тёплым багрянцем в лучах восходящего солнца. Исполинская каменная чаша перед входом, до середины заполненная кровью — единственное доказательство языческого вмешательства в сие белокаменное чудо — приобрела вид не такой устрашающий и даже, скорее, уютный, словно жидкий огонь в импровизированном камине. Подумаешь — кровь: всё вокруг кроваво-алое. Заря, пусть и не такая запоминающаяся, как в Кулан-Таре, окутала всё лёгкой серебристой дымкой.

Или не заря?

Дымка уплотнилась — и на каменную площадку ступила женщина, зябко передёргивая узкими плечами. Слишком длинные волосы мазнули по щиколоткам, оставляя на ногах мокрые следы. В больших глазах плескалось море. Наяда сощурилась на солнце, квадратные зрачки стали шестиугольными звёздами и, прежде чем успела спрятаться в тень мраморных колонн, на лестнице послышался перестук копыт.

— Доброе утро, вода, — взошедший на площадку чуть склонил голову, завесив лицо чёрными как смоль волосами. Из одежды на нём был только кулон-трилистник из малахита. Торс был бесстыдно оголён. Ниже… четыре лошадиные ноги нетерпеливо загарцевали, когда глаза наяды опустились к самым копытам. — Всё ещё не подружилась с солнцем?

— Дружить с конями я тоже как-то привычки за собой не замечала, — наяда чуть поджала губы, но кентавр лишь фыркнул и прошёл на своё место — один из лучей выложенной белым камнем пятиконечной звезды. Его вынужденная собеседница встала напротив — заняла своё.

— Чёй-то воздух как-то натянут, — гибкая, словно кошка, в центр пентаграммы спрыгнула девчонка, едва переступившая порог отрочества. Одежда на ней была самая варварская — драные тугие лосины, из-за кожаного плетёного пояса торчит рогатка, меховая драная же безрукавка, зашнурованная на груди грубыми шерстяными нитками и… всё. Тёмные короткие волосы с прозеленью, вызывающе жирные и немытые, стояли торчком, лаково переливаясь на солнце. Наяда чуть скривилась, взглянув на босые ступни явившейся — девица на собрание пришла с толстой коркой грязи вместо мокасин. Да и вообще, чистоплюйством не страдала — пыльная, чумазая, она чувствовала себя вполне комфортно. И на кривые взгляды наяды чихать хотела. Как и всегда.

— Нилл, Родомир, — поприветствовала варварка.

— Здравствуй, Лейм, — кентавр искренне улыбнулся девчонке, ставшей по левую руку от него на свой луч. — По-прежнему разбойничаешь?

Нимфа щёлкнула языком по ровным зубам, села на пол, достала складной нож и принялась стругать свою рогатку, совершенствуя её форму.

— Вообще-то на собрания проносить оружие запрещено, — заметила наяда.

— Людишки совсем охамели, Родомир, — не обращая внимание на замечание соседки слева сказала Лейм. — Прут в мой лес, словно к себе домой. Буквально на неделе выперла целое стадо — деревья рубили, расчищали место для панской усадьбы. А вот тебе ещё одна байка — говорят, эльфы решили покинуть наш мир. Целыми толпами уходят из лесов Нерререна. Представляешь?

— Не представляет, — воздух сжался тугой пружиной и реальность выплюнула на четвёртый луч молодого мужчину — счастливого обладателя обаятельной улыбки и хитрых прищуренных глаз. Пепельные волосы его были перехвачены на лбу плетёной тесёмкой. Поверх — ромашковый венок — единственное яркое пятно во всём облике: всё остальное было слишком… серым — глаза, одежда… крылья. — Не представляет, — повторил только что явившийся, — наш Родомир счастливый хозяин земель, отдалённых от людских поселений. И не людских.

Кентавр улыбнулся и ему — чуть сдержанней, чем нимфе и наяде, и всё же вполне искренне.

— И тебе здравствуй, Ферекрус. А где же замыкающий? Вы всегда появляетесь вместе.

— Янтарин припозднится, у него проблемы с драконами.

Нил удивлённо округлила водянистые глаза.

— Вроде же были грифоны?

Лейм скривилась словно от пощёчины и зашипела.

— Грифонов выбили ещё несколько лет назад, Нилл, — глядя в небо непринуждённо заметил кентавр. — Припоминаешь?

Наяда фыркнула. В отличие от отшельника Родомира, её род, живший в непосредственной близости от людей, никогда не лез не в свои дела и всегда немножко отставал в событиях.

— Ну вот все и в сборе, — серокрылый Ферекрус хлопнул в ладоши, отвлекая внимание от сконфуженной Нилл. — Можно начинать.

Появившийся на горизонте субъект несколько раз хлопнул мощными кожистыми крыльями и, слепя присутствующих литым золотом чешуи, опустился у пятого луча, зацепив развернувшимся хвостом треножник с жертвенной чашей.

— Дракон? Янтарин послал вместо себя дракона?

— Нилл, не вредничай.

— А ты вообще не смеешь обращаться ко мне по имени после того, что вытворил с моей сестрой!

— А что я вытворил? Малышка Лиам сама подбила меня на побег. Романтическая натура, м-да. Букет ромашек, пара слов — и девчонка поплыла. Кто ж ей виноват, что на ангела я похож только внешне?

Лейм прыснула в кулачок. Нилл метнула в её сторону свирепый взгляд, но нимфа его проигнорировала.

— Привет, Пламень, как поживаешь, дружок?

Дракон заурчал, выдохнув в сторону наяды клуб огня. Ферекрус скосил на него хитрые лисьи глаза и тоже улыбнулся.

— Что ж, если все в сборе?..

— Дракон будет вместо Янтарина?

— Нилл!

— Родомир, это дракон! Он даже общаться с нами не умеет.

— Возможно, это мы не можем? — весело предложил Ферекрус. Лейм подняла на него смеющиеся глаза.

— В любом случае нас он понимает, — решила нимфа, — и брату своему передаст услышанное.

— А говорить всё равно буду я, — серые исполинские крылья расправились, заслоняя взошедшее уже солнце. — Вы все должны были почувствовать, как изменился этот мир. Наша сила истаивает. Подвластные нам земли и твари истребляются. Люди расселились слишком быстро и на законы бытия им чихать, а это нарушило баланс сил.

— А заодно и пошатнуло твою власть, — хихикнула наяда.

— Твою — тоже, — одёрнул кентавр. — И всех нас. Вспомните. Янтарин уже не в первый раз отсутствует на собрании, решая проблемы. С грифонами ли, драконами — не важно. Буквально на той неделе я отбил раненого единорога у кучки дикарей. Они даже не поняли, почему я отпустил смертельно раненое животное и не позволил добить его. И тем более — забрать рог, — всех присутствующих, кроме дракона, передёрнуло. — А по дороге сюда видел, как пожар выедает степной север. Вы все это видите. И не говорите, что не заметили, как упали наши силы. Нилл, ты слышишь всю землю — через ручьи, протоки, каналы. Скажи, что говорит тебе Мать Земля? Разве она не стенает, жалуясь на то, что люди, это обезьянье племя, наловчились перекрывать ей вены?

Наяда вздохнула, но промолчала. Все и так прекрасно знали. И могли добавить от себя.

— Они расстреляли моих девочек, — неожиданно тихо сказала Лейм и её сросшиеся на переносице брови надвинулись на потускневшие зелёные глаза. — Люди в лесу. Они выпустили по нам залп из таких стальных гнутых штуковин, похожих на луки. И стрелы в них были необычные — короткие и без оперения.

— Арбалеты, — неожиданно безрадостно сказал Ферекрус, сходя со своего луча и набрасывая на поникшие плечи девочки свой плащ. — Это изобретение людей. Как и многое другое.

— О да, — с чувством сказала Лейм, шмыгая носом. — И мне бы очень хотелось думать, что огонь всё же принёс им не Янтарин.

— Можешь быть спокойна, это не я, — вспышка пламени, повеяло запахом ночного костра. Мальчишка щёлкнул пальцами, сгоняя со своего луча примостившегося дракона. Чуть сощурил глаза необычного огненного цвета — словно бушующая лава в разломе вулкана — наверняка пробрался в голову к своему дракону, подзеркаливая недавний разговор. — О, так вы только начали.

Его волосы, ярко-охряные в лучах алой зари, разочарованно потускнели до насыщенно-рыжего. Сам он выглядел немногим старше Лейм. Только взгляд, слишком серьёзный для ребёнка, выдавал в нём нечеловеческую кровь.

— Мы как раз успели поплакаться друг другу в жилетки, — усмехнулся Ферекрус, возвращаясь на свой луч.

— Тогда всё в порядке. Не будем распыляться по пустякам. Нам нужно создать барьер от изменений. Что-то, что поможет сдержать исчезающую магию.

— Умом рехнулся, малец? Моя сила должна будет валяться в каком-то пыльном сундуке, лишь бы плохие люди ей ничего не сделали? Нам она дана не для того.

— Во-первых, Нилл, возрастом мы равны, сколько я помню, — юноша опять прищурился, но от этого его взгляда наяда ощутимо задымилась и стала испаряться, — огонь и воду создали одновременно, чтоб они не изничтожили Землю Мать. А во-вторых, мы не заберём силы и не запечатаем их в сундуках — всего лишь скопируем отпечаток того, что имеем сейчас и вложим в некий предмет, который сможем всегда держать при себе. Согласитесь, это единственное, на что мы сейчас способны.

— А что будет дальше? — спросил молчавший доселе кентавр. — Заряженные амулеты — это сильное оружие. А ну как кто-то про них прознает? Как мы сможем их защитить? И что будет с нами после ритуала? Такого ещё никогда не делали.

Ферекрус, до этого времени задумчиво жевавший губы, щипнул себя за крыло, выдрав пук серых маховых перьев.

— Вот и узнаем, — морщась сказал он, разглядывая добытый материал. — В конце концов всегда можно подстраховаться. В нашем деле без круговой поруки нельзя. Лейм, ты со мной?

Нимфа достала из-за пояса болт, прилаживаемый на арбалеты — подобрала после той атаки в лесу. Даже не стальной — серебряный. Горько улыбнулась — за нежить приняли… Кровь сестёр она смыть смогла, но как иссушить пролитые по ним слёзы?

— Ещё бы!

— Родомир, тебе повезло больше всех из нас — твоё племя не пострадало, но ты ведь сам недавно вспоминал про единорога. Неужели ты считаешь, что на одном они остановятся?

Кентавр дёрнулся и опустил голову.

— Я согласен.

Янтарин перевёл взгляд на упрямо поджавшую губы наяду.

— Нилл, мне нужно напоминать про высушенную в Кулан-Таре реку? Кажется, это был твой дом до недавнего времени.

— Ребята, я действительно не считаю их злом, — почти жалобно пробормотала она. От прежней надменности не осталось и следа. — Они просто не знают законов, потому и вредят. Нужно всего лишь объяснить, они поймут.

— А никто и не говорит, что они глупцы, — заметил Ферекрус. — Не имея магической силы, в этом мире сложно прожить, а они умудрились не просто выжить, но и… хе… выжить ближайших соседей — тех же эльфов. И их слишком много. Люди теснят иные расы и те, исчезая, забывают нас.

— Так что же мы, просто будем смотреть, как они свинячат на наших землях, и спускать им это?

— Лейм, в тебе говорит злость за сестёр, но не все они такие. Недавно у старого вулкана я познакомился с одним мальчишкой, который приручил феникса, представляете? Обычный мальчик и огненная птица. И ожоги его не останавливают, если честно, я их и не нашёл; он даже со своими соплеменниками подрался, когда они хотели забить феникса камнями.

Нимфа фыркнула.

— Ты готов защищать любого убогого, пустившего умильные слюни на твоих птичек. Ещё скажи, что этот храбрец к дракону приглядывался.

— Он на нём летал, — бесстрастно подтвердил Янтарин, не мигая глядя на собеседницу. Лейм зашипела рассерженной кошкой.

— Дурак! Они истребляют нас, считают, что мы погань, нелюди. Конечно мы не люди, ещё б кто попытался причислить меня к сему презренному племени! Они вырезают моих оборотней, считают их недочеловеками, выбили всех твоих пегасов, Ферекрус, жгут твоим, Янтарин, огнём, твои, Родомир, земли. Нилл… разве не от этого стада существ отбивал тебя Янтарин год назад, когда они держали тебя в бочке из-под… напомни… из-под капусты? Или клюквы?

Наяда залилась краской.

— Лейм, угомонись, — попросил Янтарин. — Ты пугаешь Пламеня.

Свернувшийся клубком дракон приподнял золотую морду, укоризненно посмотрел на названного брата и зевнул.

— Неужели? — хмыкнула нимфа. — Ну, допустим, тот мальчик действительно такой из себя чудесный — ну так в семье не без урода.

— В большой семье и уродов насчитается немало, — Янтарин с протянутой рукой шагнул к упрямо задравшей подбородок девице и перед самым её носом разжал ладонь. Бледно-розовое солнце пыхнуло в руку медовой радугой, отразившись в… — Глянь. Неужели пресмыкающиеся, к которым ты так упорно причисляешь людской род, смогут сделать такую вещь?

На ладони лежала огранённая янтарная капля с застывшей в ней раздвоенной веточкой. Капельки воздуха, попавшиеся в янтаре, посверкивали словно мелкие жемчужинки. Солнце взошло, распылив по небу тонкие облака и поразительные волосы огненного бога играли такими же жемчужными бликами.

Нимфа раздула ноздри, свела на переносице брови.

— Подобрали где-нибудь, — буркнула она.

— Нет, ты же знаешь. Пускай их мастерство и не такое изящное, как у эльфов, но и они могут создавать прекрасные вещи. А мы научим жить их в ладу с природой.

— Или уйдём в небытие, — так же упрямо пробурчала Лейм.

— Или уйдём в небытие, — согласился Янтарин. — Бросай хандрить. Нилл права — люди не зло. Но это не значит, что мы не должны защититься от их навалы.

— И потом… — Янтарин и Ферекрус мрачно переглянулись, — здесь, на востоке, появилась новая сила, некое тёмное братство — не боги, не духи и не люди. У них своё божество — Морта. Смерть. Ферекрус, никак в силу своей скромности, умолчал, что уже сталкивался с одним из них — когда тот во славу своей богини попытался выкачать из него жизненные соки. Теперь эта тварь рыщет в поисках понравившегося ей лакомства. Старайтесь поменьше светиться со своей силой, особенно теперь, когда она слабнет.

Кентавр стукнул копытом и обвёл присутствующих — насупленных, вызывающе гневных и просто напряжённых — спокойным взглядом чёрных как ночь глаз.

— Значит, вопрос решён?

Все нестройно согласились.

Ферекрус задумчиво провёл своим пером через кулак.

— Осталось только решить, как будут выглядеть наши амулеты.

Янтарин посмотрел на янтарную каплю в руке, задумчиво склонил набок голову.

— И кто станет защищать Землю Мать, когда наша сила сойдёт на нет…

— Теперь поняла?

Фелиша открыла глаза. Дракон лежал рядом, зажмурившись, но он за ней наблюдал — так и не вылез из головы.

Солнце окрасилось истерично-алым — совсем не таким нежным, как та заря над белым храмом. Краски заката растеклись по всей земле — нерреренский лес стал багровым и неуютным, будто зарево от далёкого пожара, что тысячу лет назад выедал Землю Мать. Вода в озере, такая же красная, как и небо, тихо шуршала о песок. Того же цвета, что кровь в каменной чаше…

— Выброс-сь из головы, глупыш-шка, — дракон по-змеиному свернулся вокруг своей всадницы, медленно выдувая пастью тёплый воздух. — Многих из-с них теперь уже нет, а те, что выжили, с-слишком изменилис-сь — и внешне, и внутренне. Даже Родомир. Раньше он был в курс-се вс-сего, неважно какое рас-с-стояние отделяло его от предмета интерес-са. Теперь же за пределы с-своих земель его вынудило уйти лишь нападение Оникс-са.

— Ты похож на того золотого дракона, Пламеня. Ты его потомок?

Янтарин приоткрыл золотистый глаз.

— Мы все его потомки, — мысленно ответил он.

Фелиша, не подымаясь, ткнула собеседника кулаком в бронированный бок.

— Ладно, с-сдаюс-сь, во мне течёт его кровь, — согласился многотонный Янтарин с девчонкой, едва ли переплюнувшей бараний вес.

Удовлетворённая, принцесса заурчала.

— И вс-сё же… что ты вынес-сла из этой ис-стории?

— Я наконец-то узнала, в честь кого тебе дали такое забавное имя.

— Фелиш-шия…

— Ну ладно. Кажется, тот мальчик, о котором говорил огненный бог — это наш прародитель — первый воин-феникс. От него пошла наша история, ведь так?

— Верно. Юлифь. Первый вс-садник золотого Пламеня. Огненный бог оч-щень его ценил. В его чес-сть вс-сегда называли с-самого быс-строго и ловкого, того, кто летал на золотом драконе. Феникс-сы избрали вас-с как защитников и феникс-сами вас-с нарекли, чтобы помнили свои корни.

— Мы — защитники земли?

— Не земли — Земли. Она — наш-ша мать, наш-ша жизнь, наш-ш дом. Вы защищаете вс-сех нас-с от нас-с же с-самих. Раньше этим занималис-сь те пятеро, но их время уш-шло.

— Осталась куча артефактов, — принцесса провела пальцами по шее, там, где с детства болталась на верёвочке память о матери.

— Половина куч-щи, — лениво поправил Янтарин, вновь разворачиваясь. — Ферекрус-с рас-спрощалс-ся с-со с-своим пером, когда память о нём полнос-стью ис-счезла из с-сердец с-смертных. Родомир рас-сплатилс-ся трилис-стником за свой табун, забитый камнями фанатиков из Феклис-сты. А крош-шка Лейм тем арбалетным болтом рас-сколола Геону на ос-строва, чтобы только люди не тронули её лес-с и её с-сес-стёр. За ос-ставшимис-ся ведёт охоту Мортемир. Ты уже должна была понять, что один из артефактов — янтарная капля твоей матери. Гельхен с-сглупил, когда подарил артефакт ей.

— Опять эта скотина?

Дракон улыбнулся про себя — уже "скотина". Замечательно.

— Отметь, я всё слышала, — хмуро предупредила девушка.

Он лениво шевельнул хвостом.

— Не уходи в дебри, принцес-с-са, ты забыла ос-сновную мыс-сль. Артефакт не должен попас-сть в руки этого падальщ-щика. Каждый из них может одарить такой влас-стью, о которой даже подумать с-страшно. И каждый уникален — дополнительная с-сила ко вс-севлас-стию в руках маньяка: это с-страшный с-сон небожителей. Он гоняетс-ся за ос-статками предыдущих з-сащитников, ос-собенно за теми, у кого ес-сть нужные побрякуш-шки… Или за теми, кто может привес-сти нужную личнос-сть…

— А на меня-то ты чего так пялишься подозрительно? Я не знала, что этот кулон волшебный, иначе бы в жизни Филе не отдала. Меня тогда чуть инфаркт не посетил, когда на его карету Оникс напал!

— И час-сто ты видишь брата?

— Бывает. Но только на большом расстоянии. Когда мы поссорились в палаце, я не смогла его засечь, хотя точно знала, что эта пакость крутится поблизости.

— А твой брат? Он умеет чувс-ствовать?

— Я не знаю. Для него мир устроен иначе. Но он всегда знает, что со мной и где меня искать, если я в беде.

— Любопытно. Ты знаеш-шь, что боги пользовалис-сь подобной ментальной с-связью? Передавать на рас-с-стояние мыс-сли они не могли, но вс-сегда являлис-сь в храм, ес-сли так было нужно, хотя и не договаривалис-сь заранее. И они чуяли, когда кто-то попадал в беду.

— Боги, — тихо повторила Фелиша, — я думала, они… другие.

— Какие?

— Ну… не такие бессильные, наверное. И не такие сварливые. Что-то более возвышенное и неземное.

Янтарин открыл оба глаза, какое-то время смотрел на распластавшуюся в форме морской звезды девчонку, уткнувшуюся носом в песок, ещё хранивший тепло солнечного дня.

— Знаеш-шь, Фелиш-шия, от того, что пес-сок когда-то переплавили в с-стекло, он не перес-стал быть пес-ском. — Дракон сквозь сжатые челюсти выпустил голубой язык пламени, влепившийся между его передних лап. Потом подцепил носом получившуюся вязкую кашу и отправил в озеро. От прикосновения с раскалённой массой вода зашипела. Янтарин лениво пошевелил хвостом, извлекая остывшее стекло, и шлёпнул его перед носом своей всадницы. Та высунула из песка нос и с любопытством уставилась на мутноватый стеклянный камень размером с кулак.

— Ты имеешь в виду, что боги когда-то были обычными смертными?

— Поч-щти. Боги жили, чтобы служить и защ-щищ-щать их, конечно они должны были понимать, что именно они защ-щищ-щают. Их пороки и слабос-сти — вс-сего лишь необходимый атрибут, печать с-силы. Чтобы не зазналис-сь час-сом. К тому же эта пятёрка в с-свою очередь поклонялас-сь иной с-силе… Той, что избрала их, — Янтарин хитро сощурился. — Не догадываеш-шьс-ся?

— Земля Мать, — осипшим голосом прошептала принцесса.

— О да. Она, родимая. Возможно, она и ес-сть бог, возможно, она с-сущес-ство иного порядка, возможно, её не с-сущес-ствует и вс-сё же она дала им с-сил.

— Тогда какой смысл? Почему именно эти пятеро? Что отличает их от других?

— Хороший вопрос-с. Их отличает бес-с-смертие. Не абс-солютное, конечно же, и проявлетс-ся оно уже после… ритуала. И вс-сё же при необходимос-сти, эти с-созданя удирали от с-смерти с-сотни лет. Они подчинили с-себе обс-стоятельс-ства, вс-сегда наперёд зная, куда идти не с-стоит или почему с-следует пос-ступить именно так. И эта с-спос-собнос-сть дейс-ствительно врождённая. За вс-сё время с-сущес-ствования этого мира повелителей с-случая проявилос-сь не так уж и много — так, по нес-сколько штук в каждом поколении. Этим прос-сто повезло оказатьс-ся в нужное время в нужном мес-сте. И те, в конечном с-счёте, потеряли с-свои с-спос-собнос-сти. Не оправдали ожиданий Матери.

— Жаль. В том смысле, что я бы очень хотела пообщаться с таким, кто прогибает под себя весь мир. А ещё лучше — попробовать самой.

Принцесса мечтательно зажмурилась. Дракон оскалился в ухмылке.

— Ну, это прос-сто. Тебе вс-сего лишь надо найти Ключника, который взломает пос-следний артефакт, не принадлежащий ни одному из богов. — В нём подароч-щек для потомков — с-спос-собнос-сть ломать обс-стоятельс-ства.

— Который? — она мигом вскочила, готовая искать заветную бирюльку. Дракон хрюкнул. — Ну и сама догадаюсь, — принцесса зашевелила пальцами, в уме просчитывая названные артефакты и вспоминая те из них, что уже исчезли. Янтари, не мигая, следил за своим фениксом. Гельхен не обрадуется. А с другой стороны — он даже не феникс, чтобы решать судьбу Фелиши.

Поднялся, сверкнув в вечернем воздухе чешуёй. Шкура Пламеня горела тем же золотом, только более насыщенным. От её сияния до слёз резало глаза, а вот Янтарин… Его чешуя потухла и могла пылать лишь в Кулан-Таре. И всё же он был потомком первого дракона…

— Слушай…

— Да?

— Я… я говорила с Родомиром о Фелишии и её новом имени.

— Да?

— Я, конечно, понимаю, если ты возмутишься и всё такое…

— Ч-што уже с-случилос-сь?

Фелиша вздохнула.

— Всё то же. Моя мама.

Дракон склонился над фениксом и неожиданно лизнул девчонку тёплым шершавым языком по волосам.

— Ты права, я не зас-служил с-своё имя. Ты так ни разу и не наз-свала меня им.

— Чего ты улыбаешься? Уже подзеркалил, да?

— Да! — голос Гельхена. Драконьи губы даже не шевелились.

— Значит, Пламень?

— Я не зас-служил это имя. — Золотые глаза печально закрылись. — Оно не даётс-ся в наказание, только в награду.

Тёплая рука легла на золотую чешую. Дракон вздрогнул, но не отстранился, только сдавленно вздохнул, обдав прильнувшую девчонку жаром.

— Думаю, я свыкнусь.

— Ваше Высочество!

— Блин, встряла, — буркнула принцесса. — Такое ощущение, что Веллерен его специально на меня натаскивал.

Господин Хольт вышел на пляж в сопровождении Архэлла и нескольких своих молодцев. На плече одного из воинов болталась косуля. Дракон заинтересованно поднял морду.

— Пожалуй, с-стоит прис-смотреть за Матильдой, — задумчиво протянул Пламень. — Она с-сейчас-с голодная, опас-сная. Для кос-сули.

Развернул крылья и взлетел.

— Стой, подожди меня!

— Принцесса!

— Стой, ящерица треклятая!

Начальник охраны приближался. Принц взглянул на запаниковавшую девушку и, бросив что-то Хольту, направился в лагерь.

Дракон завис над головой принцессы, тяжело хлопая крыльями.

— Ну, так ты летиш-шь?

— Нашёл кузнечика. Садись.

— Заполз-сай, — перед девчонкой гупнулся драконий хвост. — Давай-давай, не верю, что ты не умееш-шь, хе-хе.

— Ваше Высочество, стойте!

— Да, щас!

— Надо поговорить!

— Гони, ящерица!!!

Пламень хакнул и взмыл в небо.

— Скаж-ши, какого леш-шего ты тас-скаешь с-с с-собой эту пакос-сть?

— Заглохни, саламандра. Ты собирался по своим делам? Вот и порхай отсюда. Я до лагеря сама доберусь. Чуть позже.

— Я тебя пос-среди лес-са с венцом и рогом не ос-ставлю. Забыла про с-свою руку?

— Да кому я тут нужна? К тому же они больше не вредничают, лежат себе смирно. Я просто… просто хочу побыть здесь. Тут… мило.

Пламень оглядел выжженную поляну: хрустящую под лапами корку пепла, остовы чёрных мёртвых деревьев.

— Оникс-с ис-спакос-стил не только с-столицу — выис-скивал прячущееся в чаще ополчение.

— Он же вроде не огневик, — принцесса растёрла в руках щепоть пепла, вслушиваясь в его хруст. Пепел оказался тёплым, почти горячим. Шальная мысль стрельнула лучистой молнией. Мортемир не был фениксом и всё же нашёл общий язык с драконом… А что если не с одним? — Так сколько, говоришь, у падальщика драконов?

Пламень задумчиво щёлкнул зубами.

— Так вот почему вы с Матильдой удираете из лагеря! Патрулируете границы Нерререна?

— Не буду тебе меш-шать нас-слаждаться уединением, — он расправил крылья, готовясь взлететь.

…Матильда не так умеет путать мысли. Не расскажешь ты — расколется она…

Дракон выругался.

— Сколько было драконов?

…Они появились с востока — пышущие пламенем, готовые рвать и выжигать всё на свом пути. Некогда защитники и помощники, мудрые советники и просто преданные друзья, теперь эти твари подпалили всю страну с четырёх сторон, оставляя лишь небольшие просеки: слишком торопились к столице.

Нерререн пылал в ночи, как огромный факел и ничто не могло справиться со взбесившейся стихией. Люди, те, что не обезумели от страха и боли и каким-то чудом уцелели в адском пожаре, вытаскивали из-под обломков зданий тела погибших. И предавали земле за разрушенными стенами Валенсии. Уже на новом кладбище — прежнее, что было ещё со времён эльфов, разворотили огненные твари.

И только раздробленность людских земель и малая численность выживших в этом кошмаре не позволила разнести по миру потрясающую и ужасающую весть: Нерререн перестал существовать…

— Много. С-с дюжину так точ-щно. Они ударили по вс-сему Нерререну одновременно и выжгли больш-шую его час-сть. Как раз перед приездом твоего брата.

— Дерево тлеет, — отрешённо заметила Фелиша. — В опустившихся сумерках это хорошо заметно. Значит, они по-прежнему здесь?

— Залетают время от времени… Тот, что похозяйничал на этой поляне, от нас-с удрал. И наверняка не с-сегодня-завтра доложитс-ся хозяину.

— И как скоро ты собирался меня обрадовать?

Дракон вновь расправил крылья.

— Зачем? Ты и так ночами не с-спишь — вс-сё над с-своими с-сокровищами чахнешь. А тебе с-следует учитьс-ся управлятьс-ся с-с огнём. Для этого нужны тишина и покой. В любом с-случае, я с-смогу увес-сти тебя за пятнадцать минут, — и, не дав ей возмутиться, быстро добавил, — откуда мы летели — ты видела, — дракон пакостно хрюкнул. — Передавай привет жениш-шку.

И улетел.

Фелиша показала ему в спину язык и развернула тряпицу, в которой лежали венец и рог единорога. Рука принцессы нерешительно зависла над рогом. Серебряный свет, который когда-то лился из витой кости, со временем померк, теперь же едва мерцал слабыми редкими вспышками.

Ферекрус и остальные изменились в лице, когда кентавр рассказал про тех варваров, что напали на единорога. Когда-то это было больше, чем просто преступление. Это было так же невозможно, как… как пытаться рассечь в воздухе перо. Хотя, нет — за рассечённое перо не вздёргивали на городской площади. И всё же этого было недостаточно. Светлые непорочные создания, некогда вольно жившие в этих лесах, видели, как зарождается магия, они сами были её чистым порождением, настолько безгрешным и светлым, что даже распоследний упырь ни разу в жизни не оскалил на них клыки. Только люди, единственные создания, так и не научившиеся слышать Землю Мать, подняли копья и решили, что им всё сойдёт с рук.

Фелиша всегда это чувствовала, хоть и не могла оформить мысли. Возможно, поэтому выкрала рог, чтобы грязные лапы убийц единорога не опорочили памяти об этом невероятном животном? Во всяком случае, в тот момент она меньше всего думала о слепой сестре или изуродованном лице брата. Да и потом мысль мелькнула и растаяла. Таша в любом случае откажется: она не захочет менять слепоту, из которой всё видно и понятно, на зрение, которое слепит зрячих хуже всякой темноты. Диметрий тоже не согласиться подправить лицо. Для него это что-то вроде клановой печати: отменный знак, по которому его узнают даже на островах Геоны. Ну и похвастать перед друзьями он любит, а чем бахвалиться, как не крестом Повелителя Душ?

Принцесса ещё раз взглянула на тухнущий рог. Потом на выжженную поляну. Драконий огонь не только превращает живое и неживое в пепел, он прожигает землю до корней. Здесь ещё долго ничего не вырастет. Если только…

Фелиша прикусила губу. Взять в руки рог она так и не отважилась. Вместо этого вытрусила из тряпицы венец, по примеру Вертэна нацепив его на руку, завернула в неё рог и принялась рыть руками припорошенную пеплом землю. Когда ямка была готова, не удержалась — ещё раз развернула рог.

— Интересная вещичка.

Девушка дёрнулась, резко обернулась. На краю поляны стоял мужчина. Неверный свет взошедшей луны искажал его черты. И всё же голос — хрипловатый и надтреснутый — его выдал: предводитель селян.

— Добрый вечер, — подозрительно протянула она.

Этот тип ей не нравился: заросший, кряжистый, совершенно не похож на других нерреренцев. И смотрел он на неё колючими подозрительными глазами, словно на сбежавшую каторжницу.

— Что ты там прячешь за спиной, детка? Надеюсь, ты не решила прибить меня этой чудной вещицей?

Рог предательски пыхнул — слабо-слабо, но этого хватило, чтоб глаза мужика вспыхнули.

— А знаешь ли ты, кукла, — Фелишу передёрнуло: куклой её называл только Вертэн. — что энергии в этой штуке хватит на целую деревню, разгромленную драконами? Такую, как моя.

— В нём не осталось энергии, — дрожащим голосом ответила принцесса, делая незаметный шаг в сторону живой изгороди за спиной.

— Его можно выгодно продать, — в отличие от девушки, мужик шагнул нагло, уверенно, сократив расстояние чуть ли не в половину.

— Это противозаконно, — ещё один шаг. Чуть более заметный. Мужчина криво улыбнулся и сделал два.

— Если знать правильных людей, закон может отойти в сторону и отдохнуть.

Фелиша не выдержала — развернулась и побежала.

Он прыгнул на неё развёрнутой пружиной, сбил с ног и навалился сверху. Не помня себя от страха, она завизжала. Нерреренец схватил её за плечи, развернул к себе лицом.

— Замолчи, замолчи сейчас же, — хрипло процедил он, впиваясь пальцами в худые ключицы девчонки и безумными глазами обыскивая её вырывающуюся фигуру. Нашарил мерцающий рог, но вырвать из побелевших пальцев не сумел: Фелиша чудом вывернула руку и заложила за спину, одновременно прижав собой и свалившимся сверху мужчиной. — Ты и понятия не имеешь, каково это — смотреть, как на твой дом падает здоровенный дракон; знать, что ты ни за что не успеешь и не сможешь спасти своих родных, слышать их крики, стоны, вой! Ты никогда не рыла яму для братской могилы, чтоб похоронить почти всех твоих близких, друзей и знакомых вместе только потому, что не в силах вырыть ямы для каждого. Ты ни разу в жизни не разбирала обсмаленные черепа и не гадала, кому же они принадлежат — сыну или дочери. И не смей орать, ты не имеешь права на это, ты, драконья девка!

Девушка упёрлась свободной рукой и ногами в мужика и скинула его с себя.

— Ах ты тварь! — он удивлённо уставился на свою дымящуюся грудь. Фелише на секунду показалось, что раненая недавно рука словно вплавилась в тело обидчика. Он схватил её за волосы и мазнул ладонью по лицу. В глазах у принцессы потемнело.

— Отойди от неё, — очень тихо и всё же достаточно слышно прозвучал из темноты злой голос.

А чтобы приказ не перепутали с просьбой, рядом со взбеленившимся психом в землю впилась стрела.

Архэлл подошёл медленно и нарочито спокойно. Только трясущиеся руки выдавали, как тяжело ему даётся это спокойствие. До хруста сжал кулаки, разжал, присел на корточки перед Фелишей, заботливо проведя ладонью по покрасневшей от удара щеке.

— Чтобы духу твоего в моих лесах не было, — сказал принц Нерререна подданному. — В твоём распоряжении полчаса: ты можешь успеть добраться до лагеря, сказать моим ребятам, что я приказал отсыпать тебе десять золотых и дать еды в дорогу — и вон. Твой отряд может остаться, обещаю, я им ничего не сделаю и никому не расскажу, что здесь вообще случилось. Оправдание придумаешь сам, а сейчас иди, пока я не передумал… НУ, ЧЕГО ЗАМЕР?!

Селянин медленно поднялся и спотыкаясь побрёл прочь. В противоположную от лагеря сторону.

И тогда Архэлл закрыл глаза, опустился рядом с примолкшей принцессой и потёр виски. Фелиша села, неуверенно тронула спасителя за плечо, но он не отреагировал.

— Спасибо, — тихонько пробормотала она.

— Благодари не меня, — неожиданно сварливо ответил принц, но плечо не убрал, а даже словно придвинулся, но тут Фелиша сама отдёрнула руку. — Это он меня сюда приволок.

— Он?

— Я, — из ночного леса вышел черноволосый кентавр с распущенными волосами. В одной руке он держал лук, в другой — стрелу, товарку той, что хищно вгрызлась в пепел справа от принцессы. — Мне показалось подозрительным, что этот тип удрал в лес за улетевшим драконом, хотя до этого ни разу не покидал лагерь.

— Я тоже из лагеря ещё не уходила, — чирикнула Фелиша.

— Угу, — невнятно буркнул Архэлл. — Мы так и поняли.

Поднялся и попытался поднять принцессу, но она увернулась, поспешно сдавая назад.

— Ты чего? — не понял он.

Кентавр, не обращая внимания на людей, подошёл к рогу, выпавшему из обёртки, перевёл взгляд на яму в нескольких метрах от места сражения и на девчонку, затравленно глядящую на своего жениха. И впервые улыбнулся — не усмехнулся, не скривил рот в наклеенной гримасе, а просто улыбнулся, глядя на человека.

С тех пор, как он защищал человеческий род в белом храме, утекло много воды. Он изменился, подстраиваясь под изменившийся мир, и уже давно принял точку зрения дикарки Лейм. Вот уж кто ни на йоту не изменил позиций!

— Что ты хотела делать с этим рогом?

Фелиша вздрогнула, подняла на него полные слёз глаза.

— Отдайте, — тихо, но решительно потребовала девушка.

Кентавр опять улыбнулся, обнажив зубы чуть сильнее, чем принято в обществе. Но рог вернул.

— Принц, можно вас на несколько слов? — Родомир послал принцессе хитрую улыбку.

Ничего не понимающий Архэлл отошёл за деревья.

— Что?

— Да ничего, в общем-то, — кентавр пожал плечами. — Полюбуйся лучше, как забытое непорочное прошлое может просачиваться в пыльное безрадостное настоящее.

А на поляне — выжженной дотла поляне — замурзанная продрогшая девчонка — наследная принцесса, потомок великого народа и просто замурзанная продрогшая девчонка — зарывала витой серебристый рог, навеки погасший и наконец-то умерший. И плакала, неся в себе память об умирающем единороге и его изувеченной прекрасной морде.

…И читала слова единственной заупокойной молитвы, которую знала.

— Огонь в сердце моём. Погас, но воспламенён будет. Не скорбите о теле моём, ибо слёзы — вода, а плоть есьм земля сырая. Моё же дыхание — дух небесный, воздушный. Прииди, Янтаре, прииди за мной…

11. ДИКАРКА ЛЕЙМ

— Ну что опять?!

Фелиша отскочила от принца и замерла соляной фигурой шагах в трёх от протянувшего к ней руку юноши. Архэлл недоумённо посмотрел на свою ладонь.

— Я же не собираюсь тебя кусать или выдергивать твою лапу из суставов! Нам пора.

Она исподлобья взглянула на замершего у края поляны кентавра, на хмурящегося Архэлла. Нерреренец непроизвольно улыбнулся — точь-в-точь братишка.

— Пожалуй, я пройдусь пешком. Тут же недалеко.

Родомир насмешливо выгнул брови. Архэлл всё ещё недоумевал.

— Ну, так я пошла?

— Я с тобой, нельзя же отпускать девушку в ночной лес в полном одиночестве. Вдруг на какого маньяка нарвёшься.

— О да, бедный маньяк, — Родомир бесшумно ступил в ночь, залаживая за спину лук и стрелу. Уведомлять о своём уходе юных повелителей он не собирался.

Фелиша прикусила губу. Ещё один шаг принца в её сторону и девчонка дёрнула в лес. Архэлл сплюнул и рванул за ней. Нагнал, схватил за руку и тут же отскочил прочь — ему показалось, что в ответ схватившие его пальцы словно приросли к плоти и вдавились в неё. Недоумённо взглянул на сжавшуюся в комок девушку.

— Ты чего? Я же тебя не обижу, — скосил взгляд на свою руку — да нет, всего лишь показалось. — Или ты думаешь?.. — облегчённо прикрыл глаза и чуть не расхохотался.

…Дурё-ёха…

— Слушай, Фелль… — она вздрогнула и уставилась на него большими чистыми огненными глазами. — Когда Феликс был здесь, мы совершили что-то вроде ритуала — смешали нашу кровь. Мы стали кровными братьями, понимаешь?.. Мы родственники теперь — он и я, и…

— Братья? — всё ещё недоверчиво зыркая огнём переспросила принцесса.

Архэлл вздохнул.

— И маленькая сестрёнка, — он протянул руку. — Если ты не против.

Лагерь гудел, как улей. Все носились туда-сюда, чуть не сшибив явившихся в лагерь молодых повелителей. Первым их заметил сердитый как сто чертей господин Хольт.

— Поосторожней там, — рявкнул он молодцу, налетевшему на принцессу. — Глаза разуй!

Воин поспешно извинился и бросился дальше по своим делам.

— Что-то произошло? — Фелиша удивлённо посмотрела на Архэлла. Тот чуть надменно скривил губы.

— Об этом мы и хотели поговорить с вами, принцесса, на берегу озера этим вечером, припоминаете?

— Не припоминаю, — нагло соврала она. — Господин Хольт, в чём дело?

— Мы сворачиваемся, — бухнул он.

— И выступаем в Янтарный край, — добавил Архэлл.

— Что? Почему?

— Советник вашего батюшки прислал гонца, просит помощи. Говерлу осаждают мёртвые.

Трава под ногами пыхнула и осыпалась. Архэлл и Хольт дружно отступили от феникса.

— Какое счастье, что вы сообщили мне об этом хотя бы между прочим, — с сарказмом проговорила Фелиша.

— Что здесь происходит? — Рыжий кентавр подошёл к замершей посреди бедлама группе.

— Мы уходим, Ронгар. Прости, что показал себя бездарным хозяином, и всё же мы уходим. Я отправлю для защиты небольшие отряды во все более-менее живые селения. Если вам не трудно, задержитесь ненадолго; я слышал: кентавры — жрецы земли. Помогите вернуть живность в наши леса.

— Не поможем, — сзади подошёл Родомир. Хольт недовольно зыркнул в его сторону — к кентаврам он относился с подозрением. Как и ко всем остальным. — Мы отправляемся в Янтарный край с вами. Только нам в другую сторону. Дело в том, что ко мне тоже прилетел вестник…

На его лошадиной спине кто-то встряхнулся, рассыпав вокруг колючие искры и тихонько каркнул.

— Филя? — оглушённая собственной невероятной догадкой, Фелиша шагнула к кентавру. Феникс Гельхена сидел нахохлившийся и невероятно довольный собой. От прошлой уныло-мшистой вороны не осталось и следа: топорщащиеся перья птицы были всех оттенков огня — от лимонного до ярко-голубого, а хвост и крылья заканчивались живыми языками пламени.

— Его хозяин вместе с отрядом людей засел в Кулан-Таре, прячась от взбесившихся драконов, и теперь просит помощи.

— Как любопытно, — звонкий девчоночий голос взлетел над лагерем, вклинившись в мерный гул взволнованных голосов. — Не ожидала услышать твоё ржание в таком провонявшем человечиной месте.

…Нимфа Лейм вольготно развалилась на охапке сена, откинувшись на бок распластавшейся сзади чёрной драконихи Матильды. Трупный запах, не выветрившийся из шкуры ещё с прошлой вылазки, её ничуть не смущал: чихнула, скривилась и сплюнула — вот и всё. У её босых ног лежал здоровенный серый с подпалинами кобель. Дремал, но стоило кому-то кроме кентавров сунуться поближе к хозяйке, пасть распахивалась и тихое, но о-очень нехорошее рычание предупреждало о ближайшем будущем смельчака.

Фелиша стояла за Архэллом, ненавязчиво затёршим её себе за спину, и с любопытством смотрела на нахальную гостью из-за его плеча.

Нимфа перестала рвать зубами мясо, благоговейно поднесённое ей нерреренцами. В упор взглянула на Фелишу. Ещё раз непочтительно сплюнула, голыми руками переломала кость. Одну половину отдала псу, тут же слизавшему кушанье с хозяйской ладони, второй смачно захрустела сама — зубы её, некогда ровные и белые, отчётливо пожелтели и обзавелись внушительными клыками, выпирающими из-под верхней губы.

— Неужели Феникс отправил к эльфам свою девку? — не сводя с принцессы глаз, спросила она, как оказалось — у Родомира. Кентавр стоял рядом с Архэллом, задумчиво наблюдая за свинячеством нимфы. Положил на плечо Фелиши руку, словно беря её под своё покровительство.

— Познакомьтесь, кстати: это Лейм. Она нимфа и имеет весьма премерзкий характер. — Лейм в подтверждение сказанного осклабилась и срыгнула. — А это — принцесса Фелишия, она дочка Иволги. И к слову, она такая же милая и нежная, как и ты. Просто советую пообщаться немного наедине. Когда-нибудь.

Нимфа щёлкнула языком по клыку.

— Какого ты тут делаешь?

— Я прохлопал наши захоронения. А след привёл сюда. Правда, оказалось, что это был другой след.

— Следопыт из тебя паршивый, — заявила Лейм.

— До такой степени, что я даже не могу сообразить, что здесь забыла ты.

Плотный круг людей как-то незаметно рассосался. Возможно оттого, что лохматая псина принялась бродить и разгонять своим видом слабонервных. Или тех, кто был не готов расставаться с конечностями. Даже кентавры в большинстве своём разошлись, остались только Родомир и его первый помощник Ронгар. Из людей стояли Фелиша, Архэлл и, как всегда, подозрительно прищурившийся Хольт. Последний был одним из двух счастливчиков, которого зверюга нимфы не обрычала. Даже наоборот — села перед склонившимся воякой и подала лапу, потешно вывалив из напичканной клыками пасти слюнявый язык. Второй оказалась Фелиша. Мимо неё кобель просто прошёл.

— За мной явился старый знакомый, — нимфа почесала за ухом пса, — и сказал, что падальщик в очередной раз распустил пёрышки. Про оживающих мертвецов трепался, но как-то невнятно, я толком и не запомнила даже. У нас как раз была небольшая стычка с упырями с капища. Представляешь: лежали себе тысячу лет смирно и тут неожиданно решили вылезти на свет божий, страхолюдины. Мы им, конечно, навтыкали как следует, утихомирили, но ощущение неприятное осталось. Вот я девчонок и оставила, а сама решила во всём разобраться.

Матильда отчётливо поперхнулась.

— Подруга, спроси у неё, а дракон там поблизости не крутился? — попросила она.

Нимфа вопросительно подняла брови и посмотрела на Фелишу.

— Что она сказала?

— Хотела узнать, не летал ли где поблизости дракон.

— Был один. Мы тогда решили, что это Фелишия и упустили подлюку. А тут как раз Серх объявился.

Хольт неожиданно громко крякнул.

— Я так и знал! Серх, паршивец, прекращай дурачиться!

Кобель гавкнул.

— Ну и вали, — разрешила Лейм, ногой отпихивая собаку. — Вали, вали, без тебя разберусь.

— Ваше Высочество…

— Свободны, господин Хольт, — пряча улыбку, кивнула принцесса.

— Но вы…

— Человек, если я решу свернуть шейку этой девице, — неожиданно вмешалась Лейм, — ты меня всё равно не остановишь. Так что иди и молись, чтобы я оставалась в радужном настроении.

— Отлично, — когда у драконихи остались кентавры, нимфа, и двое людей, выражение лица Лейм изменилось: из нахального и надменного перетекло в затравленное и даже напуганное. Некогда зелёные глаза, теперь отливающие чистой звериной желтизной, брызнули слезами. — Родомир, нам конец, — всхлипывая призналась она, и повисла на шее кентавра.

— Вот это поворот, — пробормотал смущённый Ронгар.

Дракониха, не меньше присутствующих поражённая слезами нимфы, протопала к Фелише, укрывшись за её спиной и удивлённо выглядывала из-за этого хлипкого (и едва заметного на фоне драконьих габаритов) укрытия.

Родомир в отличие от других, не растерялся. И, возможно, даже не удивился. Оторвал от себя нимфу, сжал плечи, приподымая на сильных руках на уровень глаз, взболтал.

— Успокоилась? — ровным голосом поинтересовался он.

Лейм шмыгнула носом и неожиданно ощерилась.

— А ну, пусти меня, копытное! Лапки — фу!

— Вот видите? — кентавр пожал плечами, отпуская буйную подружку на землю. — С ней такое случается. Не обращайте внимания.

— Хорош позорить! — рявкнула нимфа.

— Тогда перекрой фонтан слёз и рассказывай! — по всему видать, Родомиру такие сценки не в новинку.

Лейм скорчила гримасу, кентавр насупился.

— Ладно, ладно. Эта скотина перебила половину моих животных, угробила почти все рощи, в которых ютились дриады и в довершение чуть не укоротила вполовину лично меня. К тому же эти чёртовы упыри после того случая вылезают из земли каждую ночь и по новой уродуют моих девочек. Не лежится им!

Матильда вновь ткнулась мордой в руки Фелиши. Лейм тут же повела острыми ушками в сторону драконихи.

— Да?

— Она говорит: это оттого, что мертвяков зовёт поднявший их артефакт. Пока твои подчинённые будут укладывать их по могилам, они будут упорно из них вылезать.

— Так что же мне просто открыть плиты и помахать этим гадам вслед платочком?!

— Ещё раз заорёшь на меня, — ровно произнесла Фелиша, упиваясь неожиданным ощущением вседозволенности с мифическим существом, — я натравлю на тебя своего дракона.

Лейм прищурилась, оценивая остроту радостно продемонстрированных клыков.

— Мы с этой птичкой давние знакомые, — фыркнула она.

Фелиша вышла из-за плеча Архэлла, села напротив нимфы, по её примеру скрестив ноги, внаглую залезла в блюдо с мясом и щёлкнула языком по зубу, копируя хамскую манеру Лейм. И без страха уставилась в жёлтые лисьи глаза, возмущённо округлившиеся.

— Поздравляю, но вообще-то Матильду я знаю без году неделя, а вот летаю я на золотом королевском, помнишь таких? Эти мотыльки обидчикам своих половинок могут вынуть по живому сердце, так что переставай скалить зубки.

— Вообще-то я знаю в морду каждого дракона, — прищурилась нимфа.

Фелиша широко улыбнулась и прищурилась в ответ.

— Может, сделаем ставки? Думаю, в счёт давнего знакомства он тебе откусит только ноги. Или ногу и руку — на твой выбор.

В воздухе повисла звенящая тишина. Нимфа переваривала услышанное, принц Нерререна, оглушённый выходкой названной сестры, опустился рядом, сзади уселась на хвост любительница склок Матильда, размазывая по щекам счастливые драконьи слёзы.

— Я же говорил, что она просто ангел, — довольно сообщил Родомир. Ронгар неуверенно топтался на месте.

— Ладно, с этим разберёмся позже, — под нос буркнула Лейм. Фелиша гаденько кивнула — зазнайка, гордячка и склочница, тем не менее нимфа ей нравилась. Хотя бы тем, что за всей этой мишурой билось чистое и отважное сердце. Матильда определённо обрадовалась приходу дикарки, хотя к живому общению относилась весьма своеобразно. И феникс Филя подбежал к ней явно не с намерением обжечь или клюнуть в лодыжку. Она заметила, как Лейм, которая в это время поливала грязью убожество человеческого быта, совершенно автоматически приласкала птицу — безбоязненно провела ладонью по огненным перьям. Что уж говорить о той страхолюдине, что появилась вместе с девицей и вызвала такой восторг у Хольта?!

— Может, начнём разговор сначала?

— Незачем, — нимфа перевела взгляд на черноволосого кентавра. Я услышала: вы направляетесь в Янтарный край. Я иду с вами, — она хищно хрустнула пальцами. — У меня там свидание с падальщиком. И с этой скотиной Ониксом.

Рыжеволосый мчался по пустым коридорам рушащегося здания, закрывая рукавом нос и рот. Янтарные глаза слепо метались по трещащим стенам. Бах! По крыше зазмеились трещины.

— Чтоб вас всех!.. — саданул кулаком в резную дверь, вроде бы и хлипкую, но даже не гукнувшую на удар. — Милли! Милли, ты там?

Тихо. Насколько может быть тихо в рушащемся палаце.

— МИЛЛИ!!!

Дверь он снёс, даже не заметив, что выбил плечо. Ворвался в покои мачехи, безумным взглядом рыская по убранству комнаты. Кровать с балдахином, трельяж, ковры, полки со свитками, станок в углу — любимое развлечение молодой королевы на досуге, и вокруг вазы, горшки, кувшины. И нигде — Милли.

— Ваше Высочество, какого чёрта вы здесь забыли? — Веллерен ворвался в спальню королевы с другого входа, по пути сметая напольную вазу размером с небольшую лошадь. Ваза грустно крякнула и рассыпалась черепками. Ну надо же, а Фелиша когда-то эту махину с лестницы спустила и ничего — даже царапины не было…

Глаза вампира были жёлтыми-жёлтыми, если б не привычное высказывание в адрес недоделанных фениксов и обещание, впрочем, никогда не выполняемое, высечь задницу мочёными розгами, ни за что бы не узнал в этом звере домашнюю Пиявку. Прежде чем удивиться неожиданному, но вполне закономерному появлению придворного вампира, молодой принц мимоходом отметил, что его мачеху от увиденного хватил бы удар — над вазой она билась едва ли не месяц.

Сверху грохнуло ещё раз. Первым не выдержал здоровенный канделябр: величественно покачнулся и полетел прямо на застывшего под ним Феликса.

— З-зараза, ну и мощь, — Веллерен смазанной молнией метнулся к остолбеневшему мальчишке, вытолкнул его из-под стокилограммовой махины, рогами подсвечников вмазавшейся аккурат в то место, где они только что были, подхватил выпавший из ослабевших рук сколотый янтарный кулон.

— Веллерен, где все? — уже болтаясь на плече рванувшего наружу вампира спросил принц. Тот что-то ответил сквозь сцепленные клыки и принялся разгребать завал на выходе из крыла. Не успел — наружная стена осыпалась мелким крошевом и на них в упор радостно взглянула здоровенная изумрудная змеюка с жёлтыми гадючьими глазами. Второй этаж её совершенно не напрягал — даже шеи не тянула. Принц сглотнул. Прошлая встреча с драконом ему не очень понравилась, хотя впечатлений оставила на всю жизнь. А этот ещё и погабаритней раз в пять будет. С одной стороны хорошо — мелкие и вёрткие раздерут в клочья и не заметят, но в заваленном обломками палаце, где всего один прямой коридор и остался, только фугасной волны огня для полного счастья и не хватало.

— Была б моя воля, Феликс, я б вас так взмылил, чтоб вовек зареклись таскаться по рушащимся палацам, — вздохнув, сказал вампир, опуская принца на ноги. Дракон оскалился. — Передайте Таше: мне очень жаль.

И выпихнул парня наружу, прямо мимо раздувающей щёки драконьей морды.

Уже падая под лапы чудовища, Феликс почувствовал, как опалило жаром спину — огонь рванул в проломленную стену, выжигая до пепла некогда прекрасное убранство королевского палаца — ковры, гобелены, мебель… и вампира, пожертвовавшего ради спасения сунувшегося в пустой палац недоросля собственной трёхсотлетней жизнью.

Фелиша захлебнулась криком. Дракон из сна опустил морду к земле, вынюхивая ускользнувшего мальчишку, обшарил близорукими глазками землю…

— Эй, подруга! — морда Матильды, ткнувшаяся в лицо принцессе, привела её душу в ещё большее смятение.

— А-аа!

— Тьфу, дурища, — дракониха зевнула и спрятала морду обратно под крыло. — Когда-нибудь ты всё-таки переберёшься к Янтарину на ПМЖ и я наконец-то высплюсь.

— К Пламеню.

Голубые глаза стали выразительными-выразительными. Потом драконья морда расплылась в пакостной улыбке.

— Ну наконец-то!

Лагерь свернули быстро и совершенно для Фелиши незаметно. Вроде ушла спать в драконий загон поздней ночью и встала, когда звёзды только посветлели, а палаток уже и не осталось, вытоптанную сотнями ног землю заботливо присыпали сеном, чтоб с высоты драконьего полёта не отличалась от других участков леса, кострища забросали землёй и большую часть воинов уже распустили — ушли в назначенные пункты.

Матильда сонно заворочалась и на принцессу сверху что-то свалилось — что-то меховое и ругающееся.

— Твою мать! — смачно выругалась Лейм, откатываясь в сторону и тряся головой.

— Доброе утро, — Фелиша с любопытством смотрела на всклокоченную нимфу, стоящую на четырёх конечностях и продолжающую сквернословить. В ответ на приветствие Лейм высказала своё мнение по поводу сна на костлявой драконьей спине.

— Тогда почему ты сюда пришла? Могла бы потребовать себе отдельную палатку, выгнала бы на крайний случай кого ни есть пинками, — принцесса погладила драконьи веки, возвращая вздрогнувшую Матильду обратно в сон.

— Ну уж нет, — оскалилась нимфа, растягивая пухлые губы в задумчивой отстранённой улыбке. — Я — дитя природы, мне по рангу спать в гамаках не полагается.

— Правда?

— Нет, идиотина, я просто ненавижу всё, что касается людей!

— И ты мне так просто это заявляешь?

— А чего такого?

— Я же человек.

— В каком это месте? — нимфа зябко передёрнула плечами и отчётливо заклацала зубами. Фелиша вздохнула, щёлкнула перед носом Лейм пальцами, вызывая небольшой уютный костерок. Та хмыкнула, протягивая к огню руки. — А я что говорила? Тоже мне, нашёлся человек…

…не человек…

— Послушай, мне мой дракон рассказывал, что вы пользовались какой-то внутренней связью, когда возникали проблемы…

Нимфа чуть настороженно глянула на собеседницу.

— А что?

— Как это было?

— Неприятно по большей части. Мы на какое-то время сливались мыслями. Действует это бесконтрольно, обычно во сне, хотя бывали и исключения: если беда грозила половине из нас — в астрал уносило даже средь бела дня.

— Теперь — нет?

Лейм подобрала под себя ноги, обхватив их руками, и положила на колени голову — точь-в-точь Таша. Даже лицо такое же печальное и беззащитное.

— Я так понимаю, Лиам умерла на твоих руках, — она кивнула на венец наяды. — Тогда нас осталось всего двое — я и Родомир. Но ни у кого из нас уже нет тех сил, которые мы запечатывали в слезах дракона. Мы их… растрынькали. Да, пожалуй, это подходящее словечко. Ферекрус решил спасти свою шкуру, Родомир отдал за свободу и жизнь своих подопечных, хотя нужно было просто пойти и навтыкать как следует изловившим их людишкам. Ну, а я вообще не стала ждать, пока это племя заявится править на моих землях бал. Сейчас-то я понимаю, что не стоило пороть горячку, да только что уж поделаешь. Янтарин тоже исчез — сложил голову за своих обожаемых воинов-фениксов, его последнее и самое любимое творение. Хорошо хоть камушек не расколупал, хотя тоже поиздевался над артефактом — отдал его смертному. Теперь он гуляет по рукам. С одной стороны вроде и хорошо, когда его нельзя отследить, а с другой — я как подумаю, что где-то есть бомба замедленного действия, аж волосы на загривке дыбом встают: а ну как шарахнет?.. Да, теперь — нет.

Вошёл зевающий Архэлл, принёс завтрак.

— О, как раз вовремя, — возрадовалась Лейм, потирая ладошки. — Я голодная как собака.

— Ты же вчера почти половину косули сама умяла?!

— А тебе-то что? Я, между прочим, много энергии, пока сюда добиралась, потратила. Эй, принц, с каких это пор на заповедных землях Нерререна развелись гарпии? Меня чуть кондрашка не хватила, когда я на гнездо этой гнили нарвалась. И ладно бы одна-две гадины, так их там, натурально, кубло! Такой гадюшник развели, целый город раскурочили. И немалый… Или это уже и были руины…

Лицо Архэлла потемнело. Нимфа поняла, что ляпнула лишнее и ко всеобщему удовольствию заткнулась.

— …Что ещё?

— Неужели Архэлл тоже не человек, раз ты так запросто запустила лапы в тарелку с принесённой им едой? Или на похлёбку твоё человекоНЕлюбие не распространяется?

— Вообще-то я действительно не совсем человек, — отчаянно зевая признался парень, приваливаясь к боку Матильды и закрывая глаза. — Во мне течёт кровь эльфов, ведь так?

Лейм кивнула.

Понимая, что ничего не понимает, Фелиша вышла наружу.

— Господин Хольт!

Подошёл начальник королевской тайной службы.

— Я вам кое-то скажу, только не орите, ладно?

— Конечно, — мужчина недоумённо насупился.

— Кажется, на Говерлу напал дракон.

— А-аа!..

— Цыц! Всего один, и палац был пуст. — Сердце предательски сжалось. — Наверняка Таша предвидела. Или колокол плакал.

— Это… это хорошо. Надеюсь, они продержаться до нашего прихода.

— Дракон огромный, Хольт… Больше моего!

— Пойдём налегке и возьмём коней на замену. Три дня же они протянут? В столице стоит один гарнизон и там есть этот пронырливый вампирюга.

Фелиша потёрла виски. Ночной кошмар стоял перед глазами — пламя зелёного дракона, раскуроченный гадиной сад, крик брата, слившийся с её собственным.

— Да. Наверное, вы правы…

Пламень не появился. Не имеющие возможности ждать дальше, кентавры ушли вперёд, забрав с собой, ко всеобщему облегчению, сквернословящую налево и направо нимфу и её страхолюдного пса. Человеческие отряды вышли к обеду. Пусть их и было раз в десять меньше, чем просил в своей записке Веллерен, но, взращённые благодатной эльфийской землёй, нерреренцы не верили ни в чёрта, ни в бога и испугать их какой-то кучкой мертвяков было куда сложнее, чем жителей Янтарного края, выросших с этой дрянью бок о бок. Руководил отрядом Хольт. Архэлл остался с Фелишей, заявив, что его ребята приучены партизанить без руководства и как-нибудь недельку-другую перебьются без командира. Сама Фелиша, хоть и рвалась домой, бросить дракона не могла — уже нет, хоть когда-то и мечтала о подобном. Теперь же она в полной мере прочувствовалась положением феникса — навеки привязанного к единственному дракону и не имеющего возможность думать трезво, когда второй половинки нет рядом.

Они облетели Нерререн за несколько дней, обнюхали каждый кустик, излазили все стоянки, где Матильда и Янтарин рвались с другими драконами. Нарвались на несколько деревень, откуда их прогнали камнями и вилами при одном виде заискивающей голубоглазой морды драконихи, или где оставшиеся в живых благодаря заступничеству драконов прикармливали полуголодных правителей картошкой и грибами. Ещё один раз улепётывали от медного дракона с явными задатками матёрого уголовника — Матильда едва хвост унесла. Хорошо хоть в тот раз Архэлла на горбу не было — отправился в лес на охоту. А вот Фелишу здорово помотало, только и того, что умудрилась пробиться гаду в башку и заморочить не слишком быстрый ум детскими считалочками. К слову, феникс, оставшийся с ними, в очередной раз умудрился свернуть где-то крыло и теперь щеголял с шиной, регулярно подпаливаемой огненными перьями. Особо по этому поводу Фелиша не переживала — внимательно оглядев птицу, она пришла к выводу, что не так давно ему уже накладывали шины, а судя по рассказу Гельхена, птах даже свой трудовой путь начал с переломов. Куда больше её тревожило отсутствие дракона. Пламень не отзывался и не проявлялся, словно растворился в воздухе. Куда и зачем он улетал в последний раз, Матильда не знала. Ночные огненные кошмары вернулись, теперь Архэлл каждое утро встречал больной головой и клацаньем зубов от холода — огненная магия Фелиши постепенно исчезала.

— Слушай, у меня тут появилась одна идея, — однажды сказал он. — Здесь на окраине есть одно гиблое местечко. Наши туда не ходят, но, уверен, с приходом драконов оно не исчезло, как многое другое.

— Да?

— Болотища. Вообще-то они у нас величина блуждающая, но не исчезающая.

— Уже исчезнувшая. Месяц назад они были под Говерлой. Я познакомилась с их хозяином. Кстати, когда-то он был таким же, как и Лейм с Родомиром. Весёлый тип и жизнелюбивый.

— И всё же проверить стоит. Это было чуть ли не единственное место, где у нас водилась нечисть. Они могут знать, где Пламень.

— Думаю, можно было бы заглянуть в Валенсию, — она прикусила губу, увидев, как скривилось лицо Архэлла. Ну да, они об этом не заговаривали и даже старались не молчать на эту тему. Развалины столицы остались на пустоши, которая до недавнего времени пестрела старыми раскидистыми вязами. Теперь там не было ни деревьев, ни столицы, ни жизни. Там же остался король Нерререна. Архэлл не говорил, но Фелиша слышала от ребят — его так и не достали из-под обломков, не нашли…

Матильда задумчиво плямкнула губами.

— Слушай, давай проверим, а? Пламень, — дракониха с явным смаком произнесла новое имя друга, — мне тем утром что-то про болота трепал. Про какого-то Вертэна и про дурня Ферекруса тоже. Сказал, что учуял вампирий дух.

— Где?

— Где-то! Ты думаешь, он мне так вот обо всё докладывал, особенно после того, как я имени лишилась?! Нос задрал, тебя на меня скинул и растаял на горизонте. Тьфу на гада! Но если надо — найду. Нюх-то и у меня есть.

— Что она говорит?

— Что вся уже обрыдалась из-за пропавшего друга, — усмехнулась Фелиша.

— Хамка, — сквозь сцепленные клыки проворчала дракониха.

— Добро пожаловать, принцесса, — это были первые слова, сказанные вольготно расположившимся на камне вампиром, благодушно щурящимся на солнце.

Матильда ощерилась. Фелиша покраснела — подуманное драконихой выражение затмило всё слышанное от воинов Диметрия.

— Да не дёргайся ты, принц погорелый, — всё так же благодушно заметил Вертэн, сквозь зажмуренные веки уловив, как Архэлл потянулся за любимой плетью.

Вампир вёл себя слишком нагло и расслабленно для одиноко лежащего и загорающего на камне, перед которым напряжённо топтались агрессивно настроенный дракон и набычившийся парень, ловко владеющий луком и плетью. Фелиша хрустнула костяшками кулаков.

…гад. Наверняка припас козыри в рукаве…

— Я вас умоляю, — лениво протянул вампир. Потянулся, словно кот, и наконец-то принял более достойную позу. Сгорбившись, сел, нагло уставившись в глаза феникса. — Неужели вы облазили все урочища только для того, чтоб сейчас меня укокошить?

— Где Янтарин?

— Мне казалось у него теперь другое имечко — что-то более древнее и огненное.

— Где он?

— Не с тобой я буду говорить, — Вертэн даже не взглянул на Архэлла — поедал жёлтыми жадными глазами Фелишу. — Повелитель Душ шлёт тебе пламенный привет.

— Передай ему моё пламенное "пока". Верни моего Пламеня.

— Не в моей это власти, кукла. Твоя ящерица сейчас гостит у некроманта. С нетерпением ждёт встречи с тобой, передавала, что будет скучать.

Сама не заметила, как правая рука окуталась пламенем. П-шш! Камень зашипел, плавясь от голубого сгустка. Вампир сиганул прыжка на три в сторону за мгновение до удара. Принцесса выругалась — совсем забыла, на что способны кровососы.

— Зря, — Вертэн довольно оскалился. — Если вы меня пришибёте, кто вам передаст послание Повелителя Душ?

Ещё один сгусток — поменьше и послабее. И всё же достать гада смогла — подпалила бок. Подошла и наступила на живот. Вампир замер, чуть сузив глаза и раздув ноздри — скинуть мог в любой момент и всё же лежал. Мальчишка, птица и дракониха его ничуть не пугали: человеческий потомок эльфов, птах с переломанным крылом и едва стоящая на лапах вислоухая змеюка-переросток с порваным горлом, что они могут после почти недельного мыканья по лесам? Правда, девчонка тоже казалась измождённой, а огня вообще должна была лишиться без своего дракона. Эвон как ручка-то почернела, попеклась.

— Можешь передать ему от меня: если с Пламенем что-то случится — порву.

Развернулась и пошла к застывшим в позе восковых фигур спутникам.

— Полетели.

— С тобой всё в порядке? — тихонько спросил Архэлл.

— Шутишь? Еле на ногах держусь, — одними губами ответила Фелиша, — помоги.

— Здорово ты его, — восторженно хрюкнула Матильда, когда они уже взлетели над заболоченной землёй. — Я думала, ты с огнём без того дурня никак.

Фелиша закрыла глаза. Осторожно сжала-разжала горящую от боли ладонь. Не от ожогов. Точнее, не от новых.

…действительно "никак"…спасибо венцу и рогу — вот, значит, какой подарочек они устроили… Прав был Пламень — ожоги артефактов дорогого стоят…

— Я… сейчас… отключусь… ненадолго…

Архэлл успел схватить её за плечи и как следует встряхнуть.

— На руке, — тихонько шепнула Фелиша. — Венец одень… осторожно — у меня сейчас лапа отвалится…

Архэлл вздрогнул — покалеченная ладонь радовала глаз выеденной чуть ли не до кости плотью.

— …да не мне! На себя нацепи… вот и отлично. Матильда, с выражениями поосторожней, Архэлл теперь всё понимает.

— Куда летим?

— Спускаемся, ей нужно сделать примочку — девчонка вся горит, — принц Нерререна решил отложить восторг от возможности слышать склочный драконий голосок на неопределённое потом.

— Нет, летим в Говерлу к моему брату.

— Фелль, у тебя жар.

…Матильда, я приказываю — в Янтарный край…

Дракониха тихо заскулила — ослушаться прямого приказа она не могла.

— Кошмар, — покачал головой Архэлл, уловивший металл в мыслях названной сестры.

— Это ещё что, — Матильда заложила крутой вираж, сворачивая к границам Нерререна и Янтарного края. — Ты б видел, как она меня в узел крутила при первой встрече…

Последнее, что уловила Фелиша перед тем, как провалиться в болезненное беспамятство, это начало грустной истории о том, каким зверским способом будит по утрам юный феникс свою покорную слугу…

Очнулась она оттого, что мокрая тряпка сползла на лицо, любовно облепив пышущую жаром кожу. Кисть правой руки отмокала в плошке с чем-то маслянистым. Стоило её вынуть — кожа взорвалась грызущей болью.

— Фу, пакость!

Тряпка с лица почти полетела далеко и с музыкой, но тут принцесса пригляделась и поняла, что это рукав Архэлловой куртки. Самого его не было. Рядом весело трещал костёр. За ним мерно вздымалось драконье пузо, загораживая задрапированное тучами небо. На Матильде распушил перья Филя, впервые за всё время знакомства с Фелишей, пренебрёгший её компанией. Впрочем, увидев, что его подружка проснулась, дёрнулся к ней. И тут же чёрная когтистая лапа бдительно пришлёпнула фениксу хвост, дабы не рыпался: всё ясно — держат на коротком поводке, чтоб не тёрся у больной подружки, ей и так температуру сбить надо. Где-то с той стороны туши лилась тихая музыка — грустная и знакомая.

— А я-то думала, что это ты там в свёртке таскаешь?

— Тебе нельзя ещё вставать, — не оборачиваясь и не прекращая перебирать струны лютни, произнёс Архэлл.

— Это вам нельзя было садиться. Я же приказала.

— Ну, это ты дракону приказала, а я не раб, чтоб подчиняться.

— Но Матильда…

Послышалось хмыканье.

— Ты же мне её, кажется, подарила? Вот мы твой приказ вскладчину и перебили. Брось, Фелль, Матильда не железная и не такая огромная, как Ян… Пламень. Хочешь или нет, а ей надо иногда отдыхать, она и так полтора перелёта прошла, прежде чем я врубился в её состояние. Спасибо, кстати, за цацку, — он ткнул пальцем в посверкивающий на голове обруч, — полезная вещь.

Фелиша неожиданно словила себя на том, что любуется опаловыми переливами венца в шевелюре друга. Свет костра сюда не пробивался, распыляясь в небо, и всё же с этой стороны Матильды было едва ли темнее — венец сверкал и переливался нежным радужным сиянием: артефакт, упорно отказывавшийся принимать законного владельца, мирно уживался с временным пользователем… Даже не женщиной, на которую, вроде как, был рассчитан.

— Чего затихла, голова кружится?

— Задумалась просто, — она присела рядом, тихо радуясь, что ноги подкосились очень для Архэлла незаметно. — Ладно, забирай бирюльку себе, только обещай, что будешь пользоваться ею с умом.

Он удивлённо поднял брови, но тут же радостно улыбнулся и поправил обруч, надёжнее вдавливая в волосы, будто тот мог исчезнуть.

— Мы где вообще?

— Недалеко от Говерлы. Я даже видел крепостные стены, когда мы снижались… Да не дёргайся ты — никаких разрушений, ничего ужасающего. Поверь мне — я знаю толк в ужасающем… — На мгновение задумавшийся принц дёрнул головой, отбрасывая неприятные воспоминания. — Там была здоровенная дымящаяся куча — наверняка трупы мертвяков подпалили.

— А вдруг это горожане или твои ребята?

— Не-а, — он безмятежно потянулся, опуская руку на плечо понурившейся собеседницы, клацающей зубами почище любого разъярённого вампира, и потянул к себе. Укутал в драный плащ, с которым она по какой-то причине не расставалась даже во сне Прижался губами к горячему лбу — она даже не заметила, просто сидела и дрожала. — Я сомневаюсь, что мёртвые постарались устроить заупокойную жизнь почивших врагов. По-любому это живые подсуетились.

— Ты чего делаешь?

— Собираюсь отнести тебя к костру. Тебе холодно.

— Не. Плащ тёплый, хоть и рваньё рваньём, а от костра у меня глаза болят.

— И что мне с тобой делать?

— Сыграй. Мне нравится твоя музыка.

Архэлл скривил губы в улыбке.

— Феликсу тоже нравилась. Когда он впервые застукал меня за этим недостойным принца занятием, то таскался по пятам с утра до вечера и бубнил на ухо, чтоб я ему сыграл.

— Очень на него похоже — гадёныш только притворяется тихим и слабым. Когда надо, даже меня в узел может скрутить. Правда, такое было лишь однажды, лет в пять, и я его всё же побила. Но боги свидетели — мне тогда наложили два шва на ногу и вправили плечо… или нет — плечо я выбила ему. Теперь время от времени приходится кости вставлять на место — они от сильного удара выходят из пазов.

— Швы на ноге?

— Он меня укусил.

— Странно, мне он показался милым мальчиком. И совсем не забиякой.

— Он такой и есть, — Фелиша зажмурилась, рисуя перед собой образ близнеца. — Если его не раздраконить. А вообще-то, в тихом омуте черти водятся. Во всяком случае, своего он добивался всегда.

— Например?

— Мамин кулон. Сколько помню, он всегда был у меня, а Филя на него облизывался. В итоге он его всё же заполучил, причём самым идиотским способом.

— Каким?

Фелиша хихикнула.

— Был небольшой договорчик про переодевание. Кстати, из Фили вышла обалденная девица.

Архэлл расхохотался.

— Только ему не рассказывай при встрече, ладно?

— Х-хорошо.

— А чего рожа такая паскудная?

— Ой, не могу! Гы-гы-гы!!!

— Гад!

Парень повалился на траву, увлекая замахнувшуюся девчонку за собой. Несколько тумаков быстро охладило его пыл.

— Ша, сдаюсь. Но Феликс и женское платье… наверняка выглядел сногсшибательно.

— Да нет, как и я — ведь он и был в моей одежде. И никто нас не раскусил, кроме Веллерена.

— Это кто?

…Драконий огонь влепился в пролом в стене палаца. С гулом пронёсся по коридору, выжигая в пепел всё на своём пути…

— Да так… чудак один. Он моего Феликса спас недавно.

— И поэтому мы летим в Говерлу? Навестить твоего братца?

— Что?

— Брось, ваша столица окружена мертвяками, а ты даже не вздрогнула. Вы привыкли ко всякой пакости у себя в Янтарном крае и мертвецы, даже ожившие, в сущности, всего лишь мертвецы — просто пустые бездушные оболочки, расправиться с такими не составит труда. Я же видел, как заблестели твои глаза, когда нимфа сказала про Оникса. И ты оставила феникса при себе. Ты… хочешь в горы?.. То есть, я понимаю — я сам напросился в компанию и отчитываться ты не обязана…

— В десятке миль от Кулан-Тара в каком-то ущелье засел отряд Диметрия. Там сильные неунывающие ребята и мой брат — воин, каких поискать. Но рядом крутится Повелитель Душ, а теперь и целая куча сбрендивших драконов. — Здоровая рука непроизвольно сжалась в кулак. — А ещё там сидит один придурок, которому я должна вернуть его вечно подбитую птицу, — она кивнула в сторону нахохлившегося феникса.

— Понятно, — Архэлл чуть сощурился, глядя на звёзды в просвете туч. Лютня грустно дзенькнула расстроившимися струнами. — Тогда зачем мы всё-таки направляемся в Говерлу?

— У Феликса находится один из нужных Повелителю Душ артефактов — тот самый мамин кулон. Он каким-то чудом умудрился разнюхать, что тот принадлежит мне, и отправил моему отцу предложение решить всё полюбовно — свадебкой.

— Ага, и тебя тут же спихнули мне.

— Ну… в общем, да.

— А при чём тут Феликс?

— Тут вообще путаница получилась, как тогда с переодеванием. Нужный камешек принадлежал мне, кто же мог подумать, что мы решим переодеть в женское платье мальчишку и отправить его в Нерререн вместо меня? А тут ещё и этот чёртов уговор — мне пришлось отдать янтарь Филе. Всё просто идеально.

— Ты говорила, что этот ваш Веллерен не купился на маскарад. Вряд ли драконы тупее каких-то там Веллеренов.

— За переодетой мной тоже присматривали. Закогтили в самом начале пути в болотах, проверили на вшивость, обнаружили, что артефакта нет и тогда всерьёз взялись за второго близнеца. Вот и всё.

— И теперь мы едем забирать артефакт?

— Да.

— Зачем?

— Потому что это спасёт Пламеня.

— Фелль…

— Да знаю я и ничего никому отдавать не собираюсь, но нужна приманка, чтоб этот гад обратил внимание.

— А просто дослушать до конца того вампира не пробовала?

— Ни за что! Его хозяин любитель сделок. Ему даже рта раскрыть нельзя давать.

— Но если у тебя на руках будут козыри?..

— Да. Я сама смогу диктовать волю.

— Любопытно, как ты себе это представляешь — торговаться с существом, без раздумий стирающим целую страну на завтрак, а на ужин уже закусывающим безусым молокососом. Кстати, ведь Оникс наткнулся на тот кусок янтаря. Я видел Феликса после встречи с драконом — кулон был при нём, пусть и не целый, но всё же большая его часть.

— Лиам отдала мне венец по своей воле и он меня на следующий же день поджёг, ты представляешь, как взбесился янтарный камешек, когда его попытались отнять силой? Наверняка те вывихи и перелом пальца Феликсу устроил именно артефакт, будь это дракон — он по простому бы откусил лапу по локоть и не церемонился.

— Откуда ты… да и не важно. Но если я во всём этом разобрался…

Фелиша положила ладонь на беспокойные пальцы принца, бездумно дёргающие струны.

— Архэлл, ты мне веришь?

— Д-да.

— Вот и решили. А сейчас, может, всё-таки сыграешь?

12. АРХЭЛЛ СОШЁЛ С УМА

— Эй, сонька-дримка, распахни глазки и оскалься в улыбке. Как ты можешь дрыхнуть, когда я уже не сплю?

— Матильда, вали в пень.

— Чё я-то сразу?! — невнятно возмутилась дракониха, поперхнувшись пучком травы.

Кто-то подло дунул в ухо и хихикнул. Рука автоматически дёрнулась и попыталась пришлёпнуть источник раздражения, но хлопнула по собственному уху.

— Чтоб тебя разорвало и прихлопнуло! Чтоб ты нажрался одного гороха и тебя в тесной комнатке заперли! Чтоб тебе…

— Боги, как я скучал за твоими утренними благословениями, — хихикнул…

— Филя!!!

Ещё не разлепив глаза, она уже висела на шее хихикающего брата, болтая ногами в воздухе.

— Филя! ФИЛЯ!!! Архэлл, это Филя!

— Я в курсе, — усмехнулся нерреренец, обновляя перепаленную за ночь повязку на крыле феникса. — Я же его и привёл.

— Что? — Фелиша на мгновение оторвалась от ломания рёбер близнеца. — Привёл? Ты ходил в город? Один?!

— Извини, — усмехнулся тот, отрываясь от птицы и вкладывая в пасть Матильды очередную порцию лугового разнотравья, — ты мне не указ, я тоже волю люблю.

Принц Нерререна из-под чёлки следил за бурной встречей родственничков. И сравнивал. Когда он с ними только познакомился, отличить принца от принцессы было просто нереально. Говорили, что даже собственный отец путался в одинаковых до последней веснушки чадах, потому предпочитал держаться от них на расстоянии, дабы не позориться при посторонних. Распознать можно было единственным способом (вообще-то двумя, но вряд ли бы ему дозволили задирать юбку) — толкнуть и ждать реакции. Фелиша начинала ругаться и биться в ответ, Феликс же недоумённо хлопал короткими пушистыми ресницами и спрашивал, за что его так. Мальчишка ему, в общем-то, нравился, но всё же большую часть времени принц уделял своей наречённой, к вящему недовольству последней. Забияка и сквернословка, поначалу невеста повергла Архэлла в шок. А потом он подглядел, как девчонка месила дворовую шпану только за то, что те посмели что-то ляпнуть по поводу Милли, новой жены короля. Он даже не сразу сообразил, что это именно Фелиша — девчонка была одета в одежду брата, и всё же это была именно она — Архэлл никогда не слышал, чтоб второй близнец так грязно и неповторимо ругался…

В лесу он узнал Феликса только лишь по взгляду — извечная привычка смотреть из-под обкусанной чёлки выдала парня с головой. И потом, Фелиша, закрытая десятком телохранителей — это нечто невообразимое: уж слишком любит свободу. А вот саму Фелишу он едва узнал тогда, на поляне: кошачьи глаза, огненная обсмаленая шевелюра, ругательства сквозь сцепленные зубы — это да. Но взгляд, запах, фигура… Раньше она задирала нос и только с такой позиции предпочитала смотреть на мир (точнее, плевать на него и всех в нём), теперь же просто сверлила огненными очами собеседника, выбивая у того почву из-под ног. Раньше от неё пахло реактивами из алхимической лаборатории, тиной из паркового пруда и лошадиным потом, теперь же всё — от волос до плаща — пропиталось гарью, словно девчонка пристрастилась к курительному листу. Раньше её фигура… впрочем, не надо о наболевшем. О том, что это девица теперь догадаться не составит труда, особенно, когда они вместе — Феликс и Фелиша. Мальчишка тоже изменился, пусть и не так кардинально: вытянулся, адамово яблоко на горлянке проступило, чуть раздался в плечах… поднабрался ехидства, судя по репликам. И проворства — теперь ей не так-то просто придушить родственника.

Но отныне близнецами они не являлись.

— Там ведь волкодавы! Военное положение в Говерле — это в первую очередь натасканные Хольтом на уничтожение нежити здоровенные псы. Ты как за стену перебрался? Или?.. — она улыбнулась и покачала головой, — снова Таша в будущее заглядывала?

— Вообще-то… — парни бегло переглянулись.

— Филя, не кривись и не строй глазки Архэллу — он не в твоём вкусе. Что с Ташей?

Феликс разжал застывшие на шее руки, тяжело вздохнул и зажмурился.

…Чёрные драконьи крылья застыли двумя изломанными дугами. Ветер хлестал в лицо. К животу прилип горячий феникс, не пожелавший расставаться с подружкой. Матильда заложила вираж и влепилась точно между деревьями городского парка. Будь она помассивней — снесла бы пару-тройку вязов, чуть меньше — размазалась бы об их стволы. Сердце Фелиши сжалось — по старому любимому парку будто ураган прошёл, вывернув огромные деревья и швырнув их в кучу… нет, ураган разбрасывает всё на своём пути, а здесь… Фелиша присмотрелась внимательнее — деревья валялись в одной куче корнями наружу, являя собой удручающее зрелище. Дракониха неожиданно скуксилась и толкнула мордой в спину девушки. Совсем как тогда на поляне, окружённой кентаврами. Только в тот раз свой страх она скрывала за ехидными выпадами. Сейчас же просто поскуливала и яростно чесала лапой нос.

— Это… гнездо? — не веря собственной безумной догадке, произнесла Фелиша. Матильда горестно всхлипнула и поскребла лапой, предлагая валить из этого оглушающе тихого места и не оглядываться. Не обращая внимания на скулёж принцесса пробралась меж крученых корней в центр кубла.

— Ну, скоро ты там? — через несколько минут тёмная морда сунулась сквозь ветки поваленных вязов.

— Вали, если трусишь.

— Ты что, останки здесь ищешь?

Фелиша развернулась и без предупреждения влепила в морду огнём. Матильда высунула язык и исчезла раньше, чем пламя въелось в пожухлую листву.

— Дубина!

— Брысь отседа!

— Фелль, не надо! — Архэлл выскочил из-за спины, мягко перехватывая руки взбесившейся девчонки и заводя их за спину. Вторая порция огня распылилась в небо.

— Прижми её к земле, чтоб не светилась сильно, — Феликс материализовался как всегда бесшумно. Прошёл мимо брыкающейся в руках нерреренца сестры, провёл рукой по выжженным веткам, мельком увидев сквозь просвет в листве трущую лапой обожжённый нос дракониху. Феникс сидел на её спине и старался не высовываться. Поджал губы. — Фелль, не брыкайся!

Девчонка молча выворачивалась из хватки сконфуженного Архэлла.

— Ладно, пусти её, пусть придёт в себя, попсихует, взорвёт что-нибудь. Иначе ведь не успокоится.

Фелиша выругалась.

Она ругалась не переставая всё утро — когда выбивала подробности из брата, когда удирала от парней и сжимала в тисках сознание несчастной Матильды. Когда честила на все корки глупую, ничем не оправданную выходку старшей сестры.

…-Таша вышла к дракону. Отревелась из-за Веллерена, а ночью удрала в парк. Больше ни её, ни его не видели…

…глупая! Самоуверенная, ненормальная…

— Не зыркай на меня волком, будто я во всём виноват.

Фелиша сплюнула траву, набившуюся в рот, пока Архэлл добросовестно мокал её в зелёный наст.

— Нужно было за ней следить, а не пускать слюни на Милли и не делай такие глаза, я знаю, что всё так и было.

— Конечно, — Феликс бухнулся перед сестрой, без всякой брезгливости залез ей пальцем в рот, доставая последнюю травинку, — я именно для того и явился в Говерлу, чтоб торчать у постели Милли, мне же так нравится слушать лихорадочный бред!

— Что? Так ещё и Милли захворала? И ты молчал?

— Нет, я должен был орать тебе в спину, когда ты улетала на Матильде!

— Нет, ты мог сообщить об этом сразу же, а не студить мои уши!

— Ребята, а… м-мм… мне кажется…

— А ты!..

— А тебя!..

— Эй, стоп! БРЕК! Вы чё, ополоумели? — Не долго думая, Архэлл отвесил два подзатыльника. Две руки одновременно взлетели к рыжим шевелюрам и совершенно синхронно почесали затылки. — Разбираться вы будете потом, а сейчас, может, соизволите заметить, что мы в гнезде дракона?! Псы вроде не переживают, и всё же я бы здесь не задерживался, — он кивнул в сторону здоровенной собачищи, приветливо высунувшей язык и постукивающей хвостом, больше смахивающим на дубину, по взрытой драконьими когтями земле.

— Это?.. мне кажется или это волкодав из городской охраны?

— Он самый, родимый. Мы с собой на всякий случай десяток прихватили.

— Десяток? Они же только Хольта и слушаются.

Архэлл свистнул. Десять счастливых собачьих морд высунулись отовсюду, где их только можно и нельзя было предположить.

— Всё больше склоняюсь к мысли, что венец — штука просто незаменимая в хозяйстве. Думал, этот шнурок только мысли магических тварей слышать горазд, а он на собак переключился.

— Может, потому, что это не совсем собаки? — вкрадчиво спросили за их спиной.

Парни подпрыгнули. Фелиша… улыбнулась. Повернулась и помахала рукой знакомому серому типу. Правда, теперь он выглядел не таким уж и незапоминающимся — на бесстрастном раньше лице играла широкая улыбка, плавно переходящая в плохо прикрытый оскал, серые глаза, когда-то холодные и настороженные, потеплели и перестали щуриться, открывая тоскливые жёлтые зрачки. Ей не нужно было смотреть на ноги — обязательно босые и когтистые. Оборотень.

— Серх, вы чего нас пугаете?

— Филя, ты его знаешь?

— Ну да, — пожал плечами рыжий близнец, — он пришёл с Хольтом.

— Вы же были с Лейм.

Оборотень присел, почесал псу шею.

— Я нимфе не слуга, чтоб "быть с Лейм", — спокойно ответил он, — и иду туда, где больше всего нужен. К тому же здесь половина моего клана.

Собака заурчала. Феликс и Архэлл дружно отступили. Фелиша наоборот — наклонилась, упёршись рукой в колено, второй безбоязненно ткнула кобелю в нос.

— М-да, — задумчиво сказал Серх, — вы действительно необычны, даже для феникса.

— Прошу прощения?

— О, я беседовал о вас с несколькими личностями, кому ваша судьба небезразлична. Они были весьма заинтригованы поступками ещё не оформившегося толком потомка огненного народа.

— Правда, и кто же?

— Думаю, ты всех их знаешь. Ваши Высочества, я вообще-то по ваши души. На вашем месте, я бы убирался отсюда подальше, пока Хольт не засёк ваше местоположение. Думаю, он не обрадуется, узнав, что вы сунулись в гнездо к дракону.

— Пожалуй, да, — решили все и поспешили убраться подальше.

— Ну и ладно! Не больно-то и хотелось, просто думала нанести визит вежливости!!!

Дверь хлопнула так, что со стены посыпалась штукатурка. Фыркающая, словно кошка, Фелиша выскочила наружу, не потрудившись воспользоваться следующей дверью — просто сиганула в распахнутое из-за духоты окно. И свалилась на голову брата.

— Дубина, чуть мне шею не свернула! — Феликс извернулся под сестрой, встретившись с дорогой родственницей лицом к лицу.

— Сам дурак. Какого перепуга таскался под окнами резиденции? — перестав сучить ногами, девчонка схватила брата за ворот рубахи и подтянула ближе к глазам. Недолго думая, Феликс щёлкнул зубами возле самого кончика сестринского носа. Фелиша зашипела и сползла на траву.

— Тьфу, болван. Чего тут забыл вообще? Ты же вроде с Архэллом и Матильдой торчал.

— Тебя ждал, — отряхиваясь буркнул он.

— Почему не у входа?

— Потому что после общения с батюшкой ты ни разу не вышла через дверь. Всё! Хватит дурацких вопросов. Тебя Милли хочет видеть.

— Ага!

— Ну да, я к ней заходил, и что ты мне сделаешь?

— А ты изменился, — протянула Фелиша, пока брат волок её по лужайке к казармам, на время переоборудованным под королевскую резиденцию.

— Просто мне тебя не хватало, — бесхитростно ответил Феликс, — вот и пришлось стать рыжей ехидной. Всё, пришли.

Он втолкнул её в комнату и закрыл обшитую кованым железом дверь, оставшись снаружи.

— Здравствуй, Фелль.

Принцесса обернулась. В углу комнаты стояла кровать — старая продавленная жёсткая кровать, а на ней, облокотившись на подушки, полусидела бледная женщина с осунувшимся лицом и запавшими глазами. Сердце Фелиши заколотилось — бескровные сухие губы, всегда печально опущенные, теперь жалко кривились, словно сдерживали рвущийся наружу крик, а глаза — замечательные разноцветные глаза — были полны слёз. Даже выросший за несколько недель живот не круглый, как должен быть, а весь какой-то… острый.

— Милли, дурочка, ты что с собой творишь?

Фелиша на ватных ногах прошла через комнату и упала в руки мачехи.

С ней не надо было притворяться и строить из себя то чудовище, которым её знали все окружающие. Эмпат, Милли знала падчерицу едва ли не лучше её самой. И, скорей всего, понимала так же. Во всяком случае принимала со всеми тараканами. Они не были ни лучшими подругами, ни приятельницами. И всё же просто падчерицей и мачехой они тоже не являлись. Фелиша могла прийти к Милли просто чтобы помолчать и та молчала с нею рядом. Но знать об этом не мог даже Феликс.

— Милли, дурочка, ты что с собой творишь?

— На себя посмотри, мартышка, — холодный палец прошёлся по профилю. — Тощая, грязная, дёрганая… впрочем, как всегда.

— Шутит! Она ещё шутит. Ты… куда папа смотрит?

— О да… ты уже у него побывала… — она усмехнулась. — Меня так дёргало, будто ты снова принялась колотить фамильные сервизы.

— Ну… я вправду разбила одну или две чашки.

— Семь. Меня дёрнуло раз семь, не меньше.

— А… э… думаю, ты меня не за этим сюда звала.

Милли провела ладонью по растрепанным волосам, привычным жестом приглаживая их, словно так могла снять ершистость с девчонки.

— Это всё Таша. Не дёргайся. Меня от собственных чувств клинит, не усложняй мне задачу.

— Постараюсь.

— Она жива… я же просила не дёргаться! В последнее время она мучалась кошмарами. Она никому не говорила, но я всё равно знала — ей постоянно снился Диметрий. Каждую ночь к ней приходил.

Фелиша прикрыла глаза, сглотнула комок в горле.

— Дракон унёс Ташу живой и невредимой. И с тех пор не возвращался.

— Так просто? Почему он её уволок? Эти гады либо трескают человечину сразу, либо тягают её на своём горбу, как всадников, но Таша не феникс, чтоб драконы ей повиновались.

— Я не знаю. Дракон был здесь не просто так и долбил только лишь палац тоже не от нечего делать — возможно, ему было что-то нужно из него.

— Но ведь не Таша!

— А если она поняла, что именно?

…Веллерен смазанной молнией метнулся к застывшему мальчишке, вытолкнул его из-под стокилограммовой махины, рогами подсвечников вмазавшейся аккурат в то место, где они только что были, подхватил выпавший из ослабевших рук сколотый янтарный кулон…

Драконы не умеют чувствовать артефакты богов, иначе сняли бы венец Лиам ещё у капища, когда, обессиленная, она не могла даже толком говорить. Точно так же зелёная гадина долбила палац, уверенная, что владелец янтарной капельки отсиживается за его стенами. И в конце концов он туда таки заявился.

— Стой, ты куда?

— Милли, солнышко, прости, но мне нужно как следует взмылить одного конопатого типа за дверью.

— Фелиша…

— Ну чего?

— Твой отец… он… понимаешь… я знаю, ты постоянно злишься, что он не находит на тебя время… это не оттого, что он не любит тебя.

— Ты мне когда-то уже это говорила, — бесцветным голосом ответила Фелиша, замирая у двери. Она изо всех сил старалась сдерживаться, чтоб не калечить и без того расшатанные нервы беременной мачехи.

— Теперь ты стала фениксом и должна понять.

— Милли…

— Нет, постой. Она всегда уходила.

Фелиша замерла. Сердце гулко бухнулось о рёбра.

…она?..

— Твоя мать. Ты помнишь только обрывки, в которых она летала на Янтарине и совсем ничего из придворной жизни. И ты уже должна знать от своего дракона, как сильно она любила свободу. Слишком любила, больше всего остального. И пусть она всегда возвращалась, она чересчур часто уходила и надолго пропадала. Не сжимай кулачки, я не говорю плохого. Просто ты очень на неё похожа, ты тоже будешь уходить и однажды так же можешь не успеть вернуться. А твой отец не хочет заново переживать потери… Извини, не злись на меня, я говорю лишь то, что чувствую. Ты же знаешь.

— Не знаю!

Вышибла пинком дверь и выскочила на свежий воздух.

— То есть КАК не нашёл кулон?! Таша ускакала с драконом вместо него, а ты НЕ НАШЁЛ кулон?!!

— Фелль, не надо…

— Архэлл, ты хороший и я очень ценю твоё мнение, но не вмешивайся, а? Это сугубо наши внутриродственные разборки. Завянь и уползи в туман на время.

Феликс в это время упорно отмалчивался, возясь с цветастыми шерстяными нитями, удобно устроившись на заросшей парковой лужайке недалеко от здоровенного старого карагача, каким-то чудом уцелевшего после налёта дракона.

— Так ты мне не ответил, — прорычала Фелиша, нависая над братом.

— Вообще-то ответил, но ты за разбрызгиванием слюны и желчи не расслышала, должно быть, — не отрываясь от процесса плетения нитей буркнул Феликс. Фелиша мимо воли залюбовалась — пальцы брата, проворные и быстрые, были способны на такие чудеса, о которых она и мечтать не смела. Что такого в умении кидаться ножом? Всего лишь пара недель упорных тренировок. А вот сплести элементарную косичку она так и не научилась. Цветастая плетёнка росла на глазах, обрастая мелкими перламутровыми бусинами. Наверняка для Милли плетёт, паршивец, мачеха любит такие фенечки… И она их любит, только в жизни не признается. — Я НЕ НАШЁЛ кулон. Облазил весь палац с парком, обнюхал каждый камешек и, представь себе, всё-таки ни-че-го-не-на-шёл, бестолочь.

— Что? Это кого ты бестолочью обозвал, болван?

Феликс вскочил. Фелиша сдула со лба отросшую чёлку, хрустнула пальцами.

— Ребят…

— Захлопнись!

— Завянь!

— Да я не об этом… слышите?..

Все трое замерли.

— Вон там, за кустами шиповника.

— Архэлл, стой, балда, погоди!

Нерреренец рванул сквозь кусты, оставив в руках Фелиши и Феликса безрукавку. Близнецы мрачно переглянулись и дёрнули следом.

— Ух ты…

— Угу, — синхронно вздохнули оба, подозрительно косясь на замершего Архэлла, вытаращенными глазами рассматривающего…

— Кто догадался в королевском парке устроить королевский склеп?

Феникс сидел на каменной стеле и упоённо долбал новую повязку. Единственное яркое пятно в серых мрачных надгробьях.

— Были изощрённые юмористы… А тебя правда в дрожь не бросает?

— А чего? Мрачновато, конечно, но вообще-то… хотя, пожалуй, ночью бы мимо не гулял, так, на всякий случай.

— А вот она, — Феликс ткнул пальцем в сестру, — здесь даже ночевала пару раз. Не по собственной воле, конечно — в воспитательных целях, но заснуть от её воплей тогда всё спальное крыло не могло.

…И выпустить из заточения тоже не получилось — пока рано утром не заявился зевающий Веллерен и не отпер тяжеленную каменную дверь, сдвинуть которую могли либо шестеро здоровенных мужиков, либо один тощий поганый кровосос. Он вообще любил это место. Видимо, в связи с происхождением. Во всяком случае, забредал в эту часть парка, чтобы просто подышать свежим воздухом, он один…

— Идём отсюда, — Фелиша взяла парней за руки и повела прочь.

— Ты чего, Фелль?

Она мотнула головой, но промолчала. Не говорить же в самом деле, что горло неожиданно перехватило, когда вспомнила смеющиеся желтоватые глаза Пиявки.

— Она нашла камень.

Феликс поднял глаза на сестру. Хлопнул рядом с собой, приглашая сесть. Фелиша забралась под одеяло к брату и свернулась комочком.

— Янтарь?

— Да. Таша его нашла, она же ясновидящая.

— Тогда почему улетела? — Он обнял её как в прежние времена, согревая трясущиеся плечи. — Могла же просто отдать кулон.

— Кто их, прозревателей, разберёт? Но она бы не пошла в пасть к дракону, если бы не знала, что так и должно быть. Помнишь, как она говорила: всё…

— …что предначертано, исполнится так или иначе, и незачем гневить судьбу и пытаться что-то изменить.

— Лучше подтолкнуть события, а не получать пинки и зуботычины.

— Это уже твои слова.

— Но очень точные. Таша удрала не просто так.

Феликс откинулся на подушку, щедро отобранную сестрой, не мигая уставился в завешенный паутиной потолок комнаты. Его близняшка должна была поселиться по соседству, но, верная старым привычкам, пришла ночью к брату.

— Почему она так сделала? Пусть Таша и пифия, но ведь должна же она была понимать, что летит не на пряники с маком, а к чёрту в пасть.

Фелиша резко села, уставившись в лицо брата.

— Филя, ты гений. Однажды я ей сказала, что отправлюсь за ней хоть к чёрту на рога.

Феликс тоже сел, напряжённо сощурившись.

— Ты думаешь, она хотела, чтобы ты отправилась следом за ней?

Фелиша улыбнулась.

— Чтобы мы отправились.

— Феликс, ты сестру не видел, её в комнате нет, — Архэлл ворвался без стука в распахнутой сорочке и с горящими диким огнём глазами.

— Доброй ночи, во-первых, — Феликс нажал на лохматую голову сестры, запаковывая её обратно под одеяло. Нечего посторонним, пусть и близким друзьям, видеть, как они обсуждают дела насущные. Ещё поймёт неправильно, коситься будет. — А, во-вторых, тебе-то чего у неё понадобилось посередь ночи?

— Ваша сестра наверняка нашла тот камень и с ним отправилась к некроманту, как парламентёр.

— Вот и отлично, что сам догадался, — Фелиша высунулась из-под одеяла, отфыркиваясь от попавшего в нос пера. Феликс страдальчески закатил глаза и со стоном повалился на подушку: глаза Архэлла даже в неосвещённой комнате были слишком выразительными. — Не надо будет по второму кругу всё объяснять.

— Может, поговоришь с парнем, он ведь за весь день и слова не произнёс.

Фелиша хмыкнула, подхватила нежащегося на руках феникса и пошла сбивать ромашки к дальнему краю поляны. Архэлл сидел рядом с дрыхнущей Матильдой и угрюмо смотрел ей вслед. Когда ребята начали собираться в дорогу, он молча притащил свою лютню. И так же молча присоседился сзади Феликса на колючей спине драконихи. И молча сползал каждые два часа, когда уставшая от тройного груза Матильда буквально валилась с неба. И всё так же молча сверлил глазами не обращающую на него внимания Фелишу. За день дракониха осилила едва ли половину обычного перелёта.

— Фелль, не занудствуй, ты представляешь, чего он подумал? — Феликс догнал сестру и пошёл с ней рядом.

— Отойдёт. А объяснять я ничего никому не обязана. Если человек любит, он должен принимать своего избранника таким, какой тот есть. — Она подошла к изуродованному стволу вяза, чья мёртвя кора свисала рваными лохмотьями, приложила к увечью ладонь.

Феликс поднял брови.

— Так ты согласна на его любовь?

— Ты о чём? Это я так, к слову пришлось, лучше посмотри сюда, за деревом даже земля выжжена.

— Фелль, ты хоть в курсе, как к тебе Архэлл относится?

Она не стала его слушать, потянула за рукав в глубь рощи. Завернула за раскидистый куст.

— Фу, гадость какая!

— Закрой рот и нос и отойди назад, иначе стошнит, — не дожидаясь, пока он выполнит приказ, Фелиша вытолкала брата обратно за куст. Он появился тут же, зелёный и с сизыми глазами, явно последним усилием воли сдерживающий спазм. Сама Фелиша закрыла нос рукавом и подошла к куче мёртвых монстров. Точнее, к их гниющим изувеченным останкам.

— Следовало догадаться, что их не предадут земле, — пробормотала она, носком сапога поддевая чью-то когтистую лапу.

— Кто их так покалечил?

— Мой Пламень. Защищал меня, когда эти самоубийцы потребовали нашей капитуляции. Ты бы его видел — машина для убийства, в него словно сто чертей вселились. Мы, правда, потом крепко полаялись; видимо, на той самой ромашковой поляне, хотя раньше она выглядела иначе. Проросла после нашего отлёта.

— Ну и вонь, нужно валить отсюда, пока стервятники не послетались.

— Этим кускам уже недели две и есть их никто не будет — они же отравлены. Просто… это подручные одного моего знакомого. Вообще-то они все славные ребята со скидкой на характер. И их хозяин был славным, хотя и немножко чокнутым.

— Ладно, нам пора. Здесь неуютно.

Они вышли на поляну, когда Архэлл гонял по ней кого-то маленького и стрекочущего. Существо скрежетало острыми зубками и шустро работало стрекозиными полупрозрачными крылышками. Щёлк! Горячий нерреренец метнул звезду, отсёкшую половину верхнего крыла. Новоявленная калека потеряла равновесие, шмякнулась в ромашки и открыла пасть.

— Архэлл, заткни уши!

— Что?

Берегинька беззвучно заголосила. Звуковая лавина смела принца и бегущего к нему на выручку Феликса. Наученная горьким опытом, Фелиша успела запустить в оскаленную нечисть фениксом, пригревшимся на руках. Птица возмущённо каркнула, но слетела на берегиню и лихо тюкнула в макушку. Беззвучный плач прекратился.

Архэлл поднялся с четверенек, осовело мотая головой, невдалеке, такой же потерянный, подымался Феликс. Фелиша подошла к нечисти, собравшей глазки в кучку, подняла за шкварник на уровень глаз. Берегинька вяло оскалилась, болтая ножками.

— Что это за холера? — Архэлл подошёл первым, но его всё ещё шатало.

— Это подружка одного моего знакомого. Помнишь кровососа на болотах? Они принадлежали не ему. И эта берегинька из тех же мест. Но либо не нужна новому начальству, либо умудрилась сбежать. Хотя она чересчур глупа, чтобы додуматься удрать.

Берегиня ощерилась и тяпнула держащую её руку.

— З-зараза, ловите паршивку!

— Нет, стойте, — Архэлл выкинул вперёд руку, придерживая рванувшихся вперёд друзей. — Она… у неё слишком примитивное мышление, но, кажется, она хочет, чтобы мы шли за ней.

— А раньше она чего хотела, что ты за ней с такой озверелой рожей гонялся?

Они выбежали с поляны, миновали рощу. Лес оказался чахлым и затянутым дохленьким туманом. Гнилая земля противно чавкала под ногами.

— Ну, какого лешего остановились?

— Всё, — недоумённо протянул Архэлл. Посильнее прижал венец на голове, но вытрусить больше мыслей из головёнки нежити не сумел.

— Тогда возвращаемся, здесь смердит почти так же погано, как и возле той кучи.

— Филя, зажми нос и не нервируй меня. Эта мелкая притащилась сюда не просто так. Разуйте глаза, парни, может здесь что-то не так?

— Тут всё не так, — поморщился Архэлл. — Меня в штопор уводит от здешних ароматов.

— Тогда пошли вон оба, я сама тут пошурую.

— Лучше веником пошуруй, — предложил Архэлл, пиная подвернувшуюся под ноги глыбу, заросшую диким плющом. Феникс слетел на камень и тюкнул его в покатую верхушку. Покосился круглым глазом на принцессу и тюкнул ещё раз.

— Стоп! Архэлл, убери ногу.

Она наугад рванула плети растения, обвившие стелу. Ещё и ещё, не обращая внимания на привычныё аллергический зуд в ладонях. Феликс молча подошёл к сестре и, не задавая вопросов, принялся ей помогать. Архэлл достал звезду и расчищал плющ режущей кромкой лучей.

— Готово.

— Ну и рожа.

— Да уж, не пастораль маэстро Н'елли.

— Знакомьтесь, ребята, это Ферекрус. Он, конечно, пыльный и грязный, и незабудками пророс, но вообще-то когда-то был богом.

— Странные какие-то у богов понятия о внешности.

— Это всего лишь пристанище для духа. Я так понимаю, этот поганец жив, раз берегиня нас сюда приволокла. Вот только как будить божественные истуканы я понятия не имею.

— Должна иметь, — Архэлл спокойно посмотрел в глаза девушки. — Ты ведь феникс. У тебя это заложено на уровне инстинктов.

— На уровне инстинктов у меня заложено, как раздраконить дракона, но не больше. Стоп! Раздраконить дракона… Мальчики, вы можете допереть Ферекруса до поляны?

— Вряд ли, — переглянулись парни.

— Придётся. Те ромашки наверняка вымахали такими здоровенными не просто так. Слёзы дракона… артефакты не зря назвали именно так. Заставить огромную ящерицу разреветься — это ж какие эмоции надобно пережить! Это вам не простая водичка, в ней энергии не меньше, чем в роге единорога. Так что, уж простите, но вам всё же придётся горбатиться.

Архэлл с Феликсом переглянулись. Улыбнулись.

— Э, нет, Матильду даже не вздумайте эксплуатировать. Она и так с нами надрывается, ей ещё эту махину по лесам таскать не хватало.

Улыбки завяли.

Ночь плавно опустилась на поляну. Выбившиеся из сил ребята укутались в ромашковое облако и, не распыляясь на костёр, повалились спать. Фелиша долго сидела перед истуканом, но в конце концов сон сморил и её — зевая, шлёпнулась между парнями, без зазрения совести отбирая у брата половину одеяла. Подумала и потянулась за одеялом Архэлла.

— Ты знаешь, что воровство — это грех? — нерреренец перехватил руку даже не открывая глаз.

— Враньё — тоже, вот и не греши.

Юноша улыбнулся сквозь дрёму.

— Чем же это я заслужил подобную милость?

— Ты врал, что спишь.

— Нет, я просто не афишировал, что бодрствую. Ложные выводы ты сделала сама.

Глаза он так и не открыл. И руку не отпустил. Просто лежал и спокойно сопел перебитым когда-то носом.

— Будешь пялиться — протрёшь на моём лице дыру.

Фелиша фыркнула и отвернулась к брату. Пухлые губы Феликса чуть подрагивали в едва сдерживаемой улыбке. И этот притворяется. Буркнув что-то о рыжих поганцах, наградила близнеца весомым тычком в живот и постаралась поскорее заснуть.

Сон был коротким и невероятно глупым — серый крылатый Ферекрус смотрел на принцессу исполненным надменности взглядом. На его голове сверкал рог единорога и Фелиша точно знала, что это опаловый венец. "Ты не из наших", — скривив губы, сообщил он, снял с головы рог и попытался ткнуть им в глаз оторопевшей девчонке. "Дай мне своих слёз, — кричал он, — я очень хочу пить!" Феникс слетел ей на голову и принялся клевать в макушку. Она была драконом. Большим древним золотым драконом, чьё сияние выбивало слёзы почище острого рога. На его глазах зарождались и исчезали цивилизации, появились и пропали боги, континенты несколько раз сменили очертания, а он был себе и был. А где-то был маленький феникс, отчаянно стремящийся к нему. Нет, это она и была этим фениксом! Ферекрус присел на корточки перед ней, подцепил неожиданно когтистым пальцем подбородок и улыбнулся знакомой кривой улыбкой, искажённой шрамом ожога на скуле: "В снах мы приближаемся к тем, кого любим…", — сказал Гельхен, взял Архэлла и Феликса за руки и повёл их на встречу солнцу, растворяясь в его слепящем свете.

…А она, как ни старалась, так и не смогла их догнать. Даже шагу не сделала.

…ты не из наших…

— Сидишь?

Феликс сел рядом, подобно сестре ввинчиваясь взглядом в каменную стелу. Нацарапанное на камне лицо не подавало никаких признаков жизни. На нём распласталась берегинька, прогревая повреждённые крылышки. Тут же чистил перья феникс наёмника.

— Нам пора лететь.

— Угу, но ты хочешь его оживить. Глупо, особенно если учесть, что при знакомстве он хотел тобой подзакусить.

— Откуда ты?.. не важно, просто… — Фелиша прикусила губу. Она не могла этого объяснить, как и того, что чётко знала — с Пламенем, где бы он не находился, сейчас всё в порядке. Не радужно, конечно, иногда её сердце без видимых на то причин начинало ныть и рваться из груди, словно вознамерилось протиснуться сквозь рёбра и умчаться навстречу своей половинке. И точно так же рвалось и билось где-то на горизонте второе сердце — покалеченное и полумёртвое. И если бы с ним что-то случилось, она бы это сразу же узнала. С Матильдой всё было иначе — она была просто драконом, подчиняющейся фениксу по рождению, но её вторым Я не являлась и подслушать чувства драконихи Фелиша не могла, хотя от мыслей, мелких и едких, как дикие лесные пчёлы, не было спасения и вскоре, как и на лесной мёд, она заработала аллергию.

И точно так же, как она чувствовала состояние Пламеня, Фелиша знала, что Ферекруса обязательно надо разбудить. Может, потому, что он когда-то был одним из хранителей Земли Матери? Архэлл терпеливо торчал на поляне уже второй день, молча считая, что тот научит их активировать венец. Фелиша так же молча пропускала эти домыслы мимо ушей: ей диких необузданных божественных сил не хотелось. Тут лишь бы со своими совладать — исчезнувший было с пропажей дракона огонь, вернулся: окреп, одичал и справиться с ним не было никакой возможности. Он вырывался из покалеченной руки всякий раз, когда принцесса испытывала какое-нибудь потрясение, будь то глупый сон или дурацкая неудачная шутка брата — подошёл сзади и пугнул. Ну и получил: полполяны как не бывало, огонь слизнул даже дальние кусты, на миг превратив их в факелы. Хуже всего было с ожогами — от этого пламени они не проходили так быстро, хорошо хоть вообще до кости не обугливалось. Вторая рука, не пострадавшая от нападения артефактов и не плюющаяся на всех огнём, была покалечена припадочной берегиней — цапнула, когда ей на ладони предложили орех. Кто ж знал, что эти тварюшки предпочитают свежее мясо? Дракониха тоже сторонилась Фелиши, без обиняков сообщив, что своя шкура ей дороже, чем общество какой-то занюханной девчонки-феникса, и вообще у неё ещё с прошлого раза нос облупливается. Феникс безвылазно сидел на камне-Ферекрусе, на который огненная магия совершенно не действовала, и даже Архэлл предпочитал не высовываться на линию огня.

На камень юркнула мышь. Блымнула бусинами глаз и… не успела скрыться. Воинственно верещащая берегинька упала сверху, сцапала жертву и бросилась обратно на алтарь, ещё в воздухе раздирая визжащую мышь на куски. Шлёпнулась на вытертый камень и с утробным ворчанием принялась поедать убиенную, подозрительно косясь на застывших близнецов.

— Фу, гадость, — как всегда скривился Феликс. А Фелиша во все глаза смотрела на жертвенник, которым по сути являлся камень.

— Филя, неси нож.

— Зачем, решила присоединиться к пиршеству?

— Неси, пока я тебя не испепелила!

Руку ощутимо затрясло, Феликса словно ветром сдуло. Принесённый им нож оказался тупым и закопченным — с утра парни удачно поохотились и коптили на нём куски зайчатины. В итоге тушку слизала вечно голодная Матильда, а нож так никто и не удосужился отчистить.

Фелиша зажмурилась и полоснула по запястью. Кровь горячей дорожкой заструилась вниз. Порез задёргало. Феликс тихонько застонал и бросился рыться в карманах в поисках платка.

— Нет, не надо, — она покачала головой и подошла к алтарю. Феникс встопорщил перья, защёлкал клювом. — Чего?! А ну, брысь с камешка! — птица взвилась в воздух и принялась кружить над головой, неодобрительно покаркивая. Кровь с протянутой руки закапала на высеченное лицо с закрытыми круглыми глазами.

Камень вздрогнул. Фелиша приложила кровоточащей раной к нацарапанному рту, который тут же раскрылся и принялся жадно глотать подношение. Феликс за спиной сестры тихо охнул, вцепился в плечи сестры и оттащил словно прилипшую к алтарю девчонку.

— П-сс, дурни, — хриплым голосом сказал Ферекрус. — Зачем надо было будить, раз теперь не желаете кормить?

— Ищи себе еду самостоятельно, не маленький.

— Потише, юноша, вам ведь что-то надо, раз вы здесь уже не один час торчите. Постойте, угадаю — вы летите к падальщику в гости. Дураки.

— Откуда ты знаешь, если всё это время был в отключке?

Камень мечтательно закатил глаза.

— Я чувствую. У вас есть одна вещь, очень ценная для таких отбросов, как я. Если бы только…

— Даже не надейся, — насмешливо сообщили сзади. Архэлл скрестил на груди руки, неодобрительно поцокал языком. Артефакт на его голове вызывающе играл радужным светом.

— Я и не надеюсь, — покорно согласился камень, — этот венец мне не дастся.

— Ещё бы, вы обидели его предыдущую хозяйку.

— Молодой феникс весьма сведуща в делах давно минувших дней. Дракон насплетничал? Золотой, небось?

— Золотее не бывает.

Ферекрус удовлетворённо растянул нитку губ в улыбке.

— Пламень.

— Его потомок.

— Все драконы его потомки, но золотым может быть только один — корень драконьего рода, тот, на ком когда-то летал сам огненный бог.

Ферекрус прищурил круглые глаза, отчего те на мгновение стали такими же, как и тогда, в горном храме — хитрыми и живыми.

— ОН этого тебе так и не сказал, ведь так?

…Гельхен… ну да, ты имел в виду именно его…

Дракониха подползла к Архэллу и жалобно заскулила, как тогда, в королевском парке.

— Да, не сказал. И вообще, кажется, оставил с тупой саламандрой, как только вы наловчились понимать друг друга. Точно так же он оставил и Иволгу. О ней-то ты хоть знаешь?

…издеваешься, гад?..

— Знаю.

— Не от наёмника.

— Ошибаешься, в первую очередь от него. Пламень только разъяснил тёмные моменты.

— Ого как, Пламень? А вот это имечко наверняка нашептал наёмник, из смертных больше никто не мог знать. Молчишь? Так и есть. Гельхен выродок. Строит из себя такого безвинно оскорблённого, а на самом деле каким был, таким и остался.

— Фелиша, не надо, — жалобно захныкала Матильда.

— Каким?

Камень хекнул, переместил вычерченную рожу наверх и с аппетитом поглотил мышиный хвост, заодно сдул с себя зашипевшего феникса.

— Гавнюком, — не слишком церемонясь, без обиняков сообщил Ферекрус. — Весь из себя такой благородный, защитник сирых и убогих, а на самом деле даже сейчас контролирует всё с помощью своей цветастой пташки. Не зря же она сутками торчала на мне, не давала напитаться энергией поляны. Так бы мне здесь и протухнуть, если бы вы не догадались кровью поделиться.

Феникс каркнул и попытался тюкнуть рожу в глаз, но та оскалилась и выхватила из птичьего хвоста два пера. Без Гельхена бывший бог заметно осмелел. Дракониха всё больше жалась к Архэллу, феникс, не переставая, нападал на камень, не жалея хвоста и лап. Феликс подошёл к сестре и взял её за руку, мягко переводя внимание на себя. Скосил взгляд на ромашки вокруг себя — поляна быстро высыхала, отдавая силу Ферекрусу.

— Мы, пожалуй… нам пора, ребята.

— Куда же вы? — камень зашевелился, силясь сдвинуться с места.

Фелиша отступила назад, вцепившись в руку брата. Феликс закрыл её собой. Ферекрус мрачно улыбнулся.

— Не поможет, сын Иволги. Я бы очень хотел, но не поможет.

Внутри у Фелиши всё похолодело.

— Что не поможет?

И тут Матильда плюхнулась на хвост, запрокинула точёную морду и завыла не хуже волка.

— У Фелишии отличный нюх, чует тухлятину за десять миль. Улетайте, если успеете, ей с Ониксом не тягаться… Но вы не успеете.

— Когда только успел, козлина, — Архэлл подошёл с другой стороны и тоже прикрыл собой Фелишу.

— Валите, говорю, — угрюмо буркнул алтарь, — небо свидетель — я вас не предавал, но неужели вы думали, что мне оставили жизнь просто так? Падальщику нужна фениксова кровь, да и артефакт наверняка заинтересует, если он его обнаружит. Постарайтесь его не выдать в будущем. Лиам с этим неплохо справлялась, какой бы бездарностью во всём остальном не была.

Чёрная точка появилась на горизонте через несколько минут. У Фелиши ёкнуло сердце. Она безотчётно сжала руку Феликса. Тот обернулся.

— Сколько их, — тихо присвистнул он.

— Пятеро, — не оборачиваясь, угрюмо бросил Архэлл. — У них мысли слишком громкие. А рядом ещё какая-то мелкая погань шляется, что-то вроде гарпий.

— Я ничего не чую, — немного ревниво проворчала Фелиша.

Архэлл молча ткнул пальцем в венец.

— Ребята, они нас догоняют, — занервничал Феликс.

— А Матильда скоро выбьется из сил, — заложила дракониху принцесса. Та в ответ ощерилась.

— Я ничего не слышу, — сидящий первым, Архэлл прижался к длинной шее рванувшей вперёд драконихи.

— Потому что ты только мысли читаешь, — прокричала Фелиша.

— Ты, вообще-то, тоже.

— Ты — сиюминутные, я чую глубже.

— Насколько?

— Те пятеро мыслят примитивно и слишком заторможено, не так, как наши.

— С чего ты решила?

— Сам послушай, у них на уме только одно — схватить и употребить.

— Ребята, отвлекитесь. Матильда падает!

Дракониха, шумно хлопая крыльями, неслась вниз. Леса, луга и просёлочная дорога слились в одно смазанное пятно, быстро приближающееся. В лесной чаще мелькнуло озеро — то самое, в котором когда-то, кажется, вечность назад, неудачно ловили форель она и булькнувший за ней Гельхен.

Гельхен… его изувеченное ожогом лицо всплыло только в последние дни. Фелиша с удивлением поймала себя на мысли о том, что не сильно-то и скучала за ним, мысли о драконе занимали её куда чаще. На Гельхена она злилась. За то, что не рассказал про её мать, за то, что стравил с драконом и отделался, как только подвернулась возможность, за то, что смотрел на неё слишком серьёзно и печально, за то, что поцеловал тогда в Кулан-Таре, словно в финале истории точку поставил. Прав был Пламень: наёмник — личность слишком независимая и самостоятельная, ему свары местных королей совершенно без надобности, сделал своё дело и свободен, лишь бы заплатили. И всё же внутри заныло, когда Ферекрус отзывался о нём с таким злым ехидством. Она хотела видеть его. И тем не менее не нуждалась в его обществе. Единственное, без чего теперь она не мыслила жизни — это полёты на драконе. Её драконе. А Гельхен…

— …твою налево! Вернись из астрала, идиотина-а! Мы падае-ем!!! — пронзительный Матильдын визг привёл её в чувство. Они влетели в колючий кустарник. Архэлл развёрнутой пружиной рванул со спины драконихи, сцапав за шиворот обоих близнецов, и успел спрыгнуть ещё до того, как Матильда вломилась в кусты.

— Приехали, — тихо заключил Феликс, корчась из-за ушибленной спины. Архэлл, хромая, пробирался к оглушённой падением драконихе.

— Она в отключке, — не отвлекаясь на Матильду, Фелиша высунулась в просвет между деревьями, наблюдая за небом. В голове мерно бухали простые короткие мысли.

…я… тебя… слышу…

Она сморгнула. Слабый голос вклинивался между мыслей летящих где-то в небе драконов. Ехидный хриплый голос.

— Матильда?

…я тебя слышу, дубина…

Внутри всё похолодело.

…и они слышат…

— Феликс, — она упала перед братом на колени, зажав его лицо в ладонях. — Послушай, мне надо уйти.

— Что? Нет, Фелль! Архэ…

— Заткнись, — она зажала ему рот. — Мне ничего не стоит тебя вырубить, дурила, только не хочу, чтоб Архэлл с двумя припадочными возился. Не будешь орать?.. Вот и лапушка.

— Фелль… — он схватил её за руки, до хруста сжимая пальцы.

— Драконы слышат друг друга на расстоянии, и мы с Архэллом их слышим. Нас засекут в два счёта. Матильда сейчас не в себе, умница, что решилась на такое, но скоро она придёт в себя и укрыться мы не сможем. Я могу их отвлечь. Скажешь Архэллу, чтоб снял венец, пока они не улетят, его тоже мысли выдают.

— Не надо…

Она осторожно разжала белые пальцы брата, порывисто обняла, оттолкнула и бросилась в чащу.

Не успела. Архэлл, нюхом почуявший неладное, догнал её в три прыжка, схватил и прижал к осине.

— Ты куда намылилась? Не пущу!

— Вот ещё, буду я разрешения спрашивать.

Архэлл вжал её ещё сильнее так, что у девушки сбило дыхание. Склонился настолько низко, что его ресницы чуть не запутались в её.

— Отпусти, — одними губами прошептала Фелиша, опуская взгляд. Ей стало очень не по себе от прерывистого дыхания нерреренца на своей щеке, а Феликс, который всегда невовремя встревал и тактично смывался в самый неподходящий момент, остался где-то в роще рядом с приходящей в себя Матильдой.

Архэлл подцепил пальцем подбородок Фелиши.

— Не отпущу! Чтобы ты побежала к нему?

— Не знаю, кого ты имеешь в виду, — картонным голосом сказала принцесса, ужом выкручиваясь из железных рук Архэлла. Но он вцепился ещё сильнее.

— Хо-хо, не считай меня дураком. Этот хозяин птицы — скользкий тип.

— Откуда ты знаешь?

Архэлл желчно улыбнулся. Фелиша фыркнула.

— Он тебе всю душу вымотал, посмотри на себя: бродишь, словно тень, взгляд уставший и на птицу пялишься так, будто не решила — хочешь ты её придушить или обнять. Я же видел, какой ты была раньше.

— Мне нужно к Повелителю Душ, — упрямо не подымая глаз процедила принцесса.

— К нему я тем более тебя не пущу.

Больше упрашивать она не стала: вывернулась из сильных пальцев, резко присела, избавляясь от влепившихся в осиновый ствол по обе стороны рук, и рванула на волю. Архэлл выбросил вперёд руку, вцепился в плечо и дёрнул на себя.

— Можешь меня покусать, можешь снова ударить в нос, я тебя не отпущу!

— Убери ру…

Он приподнял её и закрыл губы поцелуем. Фелиша дёрнулась, но вырваться не смогла. Его губы оказались горячими-горячими. И требовательными. Не такими, как в прошлый раз.

— Фелль…

Она оттолкнула его лицо, но Архэлл словно обезумел — поднял её ещё выше, вдавливая в дерево, и покрывая поцелуями скулы, горло, ключицы. Фелиша забила кулачками по плечам и спине юноши, но только сильней распалила его.

— Не надо, Архэлл.

Горячие губы коснулись пальцев руки, взлетевшей к его лицу.

И тогда она просто его обняла и, всхлипывая, прижалась щекой к его напрягшемуся плечу. Архэлл затих. Медленно, словно во сне, отпустил девушку, сделал шаг назад, тяжело дыша. Лицо его пылало. Лихорадочно блестящие глаза постепенно тускнели до обычного тинистого цвета.

— Я… этого больше не повторится, — нет, так и не вернулись в норму — вместо привычного ехидного прищура он смотрел открыто и испуганно. — Извини.

Она подошла, провела ладонью по горячему лицу. Архэлл прикрыл глаза.

— Нет, это ты меня извини, — тонкие пальцы скользнули к шее, под челюсть, нащупали артерию и нажали. Чуть раскосые глаза возмущённо округлились, и он без чувств упал к ногам Фелиши.

…Матильда, присмотри за нашими шалопаями…

…проваливай. И… удачи тебе…

— Ну надо же, какое благородство, — Вертэн соскользнул с зелёного изумрудного дракона, подошёл к сложившей на груди руки принцессе уверенной походкой победителя. Беззастенчиво склонился над девушкой, полной грудью вдохнул её запах. Она едва заметно скривилась, но от его острого взгляда это не укрылось.

— Поосторожней, кукла, я ведь могу вспомнить о чокнутой драконихе и той милой штучке, что так проворно читает чужие мысли. Наверняка венец у вас.

— Не твоё собачье дело!

— Ого даже как… — вампир неодобрительно поцокал языком. — Ладно, это не моя проблема. Я так понимаю, Ваше Высочество решили присоединиться к нам?

Она кивнула. Вампир оскалился в ухмылке, отвесил издевательский поклон. Огромный зелёный дракон лёг перед принцессой, распластав крылья и прижав чуть приплюснутую изумрудную морду к земле. Круглые жёлтые глаза мигнули. Как у гадюки. Фелиша сглотнула и попятилась. Этой скотине понадобилось всего полночи, чтоб разбомбить палац…

— Ну чего ты, — Вертэн подтолкнул девушку в спину. — Циклон у нас мирный, только и того, что туша полнеба закрывает.

Мысли мирного Циклона витали где-то далеко и в основном касались еды и зверских способов её употребления. Поток размышлений дракона был слишком заторможенным, вязким. Фелишу передёрнуло: вблизи от изумрудного отчётливо веяло тухлятиной.

— Нравится, а? Это новое изобретение некроманта — раньше из могилы он подымал только двуногих. Драконы, конечно, великоваты и не стабильны, но их много и янтарному осколку они подчиняются куда веселее, чем другие тела.

— Что? Они все… мертвы? — Фелиша окинула взглядом пять массивных фигур. Два бронзовых, один изумрудный, ещё один серый с тёмными лапами и тёмный дымчатый, единственный не восхищающий взгляд обилием мышц и массы и тем не менее самый опасный. Старый знакомый — Оникс.

Вампир примостился рядом, ухватившись за спинной гребень. Критически разглядел фигуру принцессы, подтянул за плечи вверх, устраивая её в такой же удобной ложбине меж роговых выростов.

— Нет. Оникс из другого теста, но общая масса — да. В последнее время твоим новым друзьям туго приходилось: Пламень и та вторая, едва ли не единственные, кто смог пережить гонения — твой клан вымер, жертвенник в горах, из которого они черпали недостающие силы, раскурочили священники, а люди выследили и выбили камнями почти весь местный косяк. Кто сумел, тот удрал за горы, все остальные — вот они: мёртвые и бодрые.

Драконы взмыли в небо. Оникс мгновенно отстал, сделал повторный круг, цепляя хищным взглядом куски леса.

…не смей…

Дракон примружил раскосые глаза и, совершенно не обращая внимания на приказ феникса, принялся обшаривать взглядом возможные схованки, куда забились Матильда и принцы.

…НЕ СМЕЙ…

— Если ты пытаешься пообщаться с нашим птенчиком — то это зря, — флегматично заметили сзади. Вампир лениво зевнул, когда девушка к нему обернулась. — Повелитель Душ и Оникс как-то связаны, на этого дракона не влияют внешние раздражители.

Вампир ещё раз зевнул и слишком безмятежно потянулся. Интересно, сколько попыток он предпринял прежде, чем сообразил, что шкуру Оникса защищает не только чешуя?

— Советую расслабиться и получать удовольствие, принцесса, — Вертэн развязно провёл ладонью по её всклокоченным волосам. Девушка дёрнулась, но вампирьи пальцы цепко схватили рыжую прядь, не давая лицу отвернуться. — Что бы ты не задумала, кукла, зря ты это сделала. Мортемир — паук. И рано или поздно, но в его паутину попадаются все, кто ему нужен. И как бы ты не дёрла носик, считая, что летишь на встречу с некромантом по собственной воле, знай — ты всего лишь муха, попавшаяся в его липкую паутину.

— Убери от меня свои лапы, никуда я не удеру!

— Не сомневаюсь, Ваше Высочество, но если ты ещё раз соскользнёшь с драконьего брюха, я заикой останусь…

— Так тебе и надо!

— …и высеку тебя ремнём.

— Ах ты…

Вампир страдальчески закатил глаза, рванул неугомонную девицу на себя.

Дракон заложил крутой вираж, заваливаясь на противоположный бок и тем самым поддерживая повисшую с другой стороны принцессу, которую почти невозмутимый Вертэн за шиворот затаскивал назад на хребет.

— Поосторожней, егоза, ты, между прочим, не пушинка, чтоб я уже в третий раз руки обрывал.

— Ну так и не обрывай свои грабли, сама справлюсь… Ой! ТЫ МЕНЯ ПОЦАРАПАЛ!!!

— Заткнись и вползай, пока я не передумал и не осчастливил Циклона твоим отсутствием.

Фелиша фыркнула, неожиданно улыбнулась и… запустила ногти в держащую её руку. Вампир чертыхнулся, автоматически разжал пальцы. Принцесса умудрилась показать язык и исчезла из поля зрения быстрее, чем он успел помянуть нечистого ещё раз.

— Циклон, снижайся!

— Нет необходимости, — Фелиша ткнула кулачком дёрнувшегося кровососа, удобно умостившись сзади. Скорчила рожу возмущённо подскочившему Вертэну.

— Как ты?..

— Я феникс, болван, и летающие драконы для меня не препятствие.

Вампир сощурился.

— Запомним… — подхватил принцессу под мышки и перетащил вперёд себя. — Если не секрет, как ты перебралась мне за спину? Не по чешуе же, она скользкая и ненадёжная.

Принцесса подозрительно сощурилась, но вампир явственно зевнул, всем своим видом показывая, что спрашивает только чтоб убить время.

— По бокам у огнедышащих драконов есть роговые выступы, они проявляются только в полёте, на земле же втягиваются в брюхо.

Фелиша подавила смешок, когда вампир, забыв о конспирации, скосил глаза на желтоватое брюхо. На самом деле она уцепилась за основание крыльев и оттолкнулась от оттопыренных кривых лап. А дальше дело техники — успеть закогтить гибкий отросток на крестце и дело в шляпе.

— Похоже, ты всё знаешь о драконах, — сощурился Вертэн.

Фелиша сощурилась в ответ.

— Не всё, — протянула она. — Я так и не поняла, как вы смогли закогтить Пламеня.

— Очень просто — отравили.

— Неправда. На драконов яды не действуют.

— В основном — да. Но мой хозяин разработал… даже не так… есть некий предмет, отравленный очень редким составом, можно сказать — единственным в своём роде.

— Ну?.. Что за дебильная привычка говорить "а" и засыпать, когда нужно сказать "б"?

— Твоего дракона пырнули кинжалом, на его лезвии была твоя кровь. Небольшой укол — и он закатил глаза.

Фелиша сжала кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не закатать гулкую пощёчину собеседнику. Каким бы общительным Вертэн не казался, как бы не позволял над собой измываться во время перелёта — его глаза оставались по-звериному жёлтыми и настороженными. Он оставался вампиром, кровным врагом её клана.

— Чушь. Моя кровь позволила слышать его мысли и чувства когда-то.

— Ну, твоя кровь была не единственной. Кинжал когда-то напился крови у одного пацана, ты должна была с ним встречаться, уж очень значительная фигура в вашей истории. Феникс, так его звал Мортемир. Его кровь такая же необыкновенная, как у тебя, даже ещё замечательней — я слышал, как ругался однажды хозяин. Судя по всему, Феникс портит ему настроение чуть ли не от начала времён. Всё никак не отойдёт в лучший мир.

— Да, я знакома с Фениксом. И даже видела шрам под лопаткой, подаренный твоим хозяином. Но он человек. Обычный смертный.

Вертэн щёлкнул языком, покачал всклокоченной головой.

— Видать, плохо ты его знаешь. Человек, как же! На северных пустошах, когда ранили Янтарина, я видел его в деле — сопляк-подросток, а в одиночку перекоцал треть нашего войска. И драконов он без всяких фенечек понимает, они его как родную маму слушаются, не чета вам, огненным воинам. Я ещё тогда приметил его и старался держаться на расстоянии. Сила у парня просто дьявольская. — Вампир закрыл глаза, смакуя подробности прошлого. — Я тогда решил, что увидел разгневанного бога.

— Гельхен — бог?! Чушь!

— Не спорю, — он открыл глаза и впервые серьёзно посмотрел на девушку, без ехидства и надменности. — Но он необычный. Не человек, не нелюдь, не полукровка, не смертный, но и не бессмертный, хотя я знаю его достаточно давно, слишком давно, даже для вампира.

— Спутал с кем-нибудь.

— Он защищал ещё твою прабабку во время нашего налёта. Правда, не сильно светился — утянул девку на чёрной драконихе. Она в ночи и затерялась.

— Но Феникс… не может быть богом. Я видела нескольких, они… другие.

— Раз ты видела богов, ты должна быть знакома с их наперсниками.

— Наперсниками?

— Это помощники небожителей. В прямом смысле — наместники богов на земле. Не короли, не делай такие глаза. Они что-то вроде лучших друзей, любимых игрушек и сундучков для хранения божественного барахла, типа знания, в одном лице. У них есть небольшие способности, но не особенные, правда, в сравнении с божественными силами. Достаточно, чтоб спасти свою шкуру и вынести те самые бесценные знания, а заодно раскурочить полстраны на память. Обычно держаться недалеко от своего создателя и вид имеют самый разный. У Ферекруса берегиня, странный выбор, особенно, если учесть умственные способности этой нечисти. Но у Ферекруса всегда было странное чувство юмора. Родомир слепил себе подобного.

— Ронгар, — тихо шепнула принцесса. Вампир кивнул.

— Лейм пожалела своего и бессмертием не прокляла. У неё оборотень. Всегда — вожак собачьего клана. Необычно, но вполне приемлемо, хотя эти рядом не крутятся, но нимфа всегда была особой чересчур независимой. У Нилл наперсницей стала сестра. В конечном итоге она же заняла её место.

— Значит, ты думаешь, что Феникс?..

— А почему бы и нет? Огненный бог исчез давно, по идее, на его место должен был прийти следующий, кто понесёт бремя защитника какого-то там вселенского божества, а он так и не объявился. По идее, наперсник может стать следующим богом, если подходящая кандидатура не отыщется за век-другой, но в этом случае огненный повелитель так и не объявился. Зато есть подозрительный пацан, который вечно крутится недалеко от клана фениксов и чья кровь в смешении с кровью последней из огненного народа может заставить золотого дракона склеить ласты. Это заставляет задуматься.

Фелиша судорожно вздохнула. Она тоже много чего передумала обо всех тех нестыковках, что вились вокруг наёмника. И всё же столь дикие мысли её не посещали. Возможно потому, что о наперсниках она и слыхом не слыхивала? Она вообще много о чём не знала раньше.

— Ты что-нибудь слышал о хранителях?

— Вымирающее племя находит того, кто сможет его спасти? — принцесса кивнула. — Наперсники и есть эти хранители. Ну и боги, естественно. Странно, что ты не знаешь. Ты ведь тоже исчезающий вид. Значит, судьба уже сплела ваши дорожки.

…ну, Пламень, гад, попляшешь ты у меня, дай только добраться… Знал же, всё, скотина, знал. И промолчал. Нет, скрыл. Обманул, а ещё клялся, что драконы не умеют…

— Где вы раздобыли кинжал?

— Понятия не имею, — вампир пожал плечами. — Повелитель Душ не слишком хвастается своими подвигами. А я, признаться, не люблю лезть в душу. Не рассматривай меня с таким хищным интересом — девицам так смотреть на мужчин не полагается. А кинжальчика у меня всё равно нет, с ним носится одна гарпия. — Вертэн скривился. — Мне…

— …не доверяют, — с удовольствием заключила принцесса.

— Скорей, стараются не перегружать посторонними делами, — слегка ощерился уязвлённый вампир.

Фелиша чуть отстранилась, скосив глаза вниз — под крылом дракона зеленел лес, затихая в ожидании вечера. С востока нависали скалы. Где-то там свил гнездо некромант. И лететь к нему в лапы, не смотря ни на что, совершенно не хотелось.

Холодные пальцы впились в локти, клыки царапнули ухо.

— Только посмей, — тихо, но весомо процедил вампир, совершенно не стесняясь недопустимой близости. — Чхать я хотел на приказы — если спрыгнешь, всё равно словлю и так взгрею, что своё имя забудешь.

Её ладонь легла на напрягшуюся руку Вертэна. Чуть сжала, когда вампир дёрнулся от впившегося в кожу жара.

— Не забывай, кто я, вампир. Никогда не забывай.

Вертэн широко улыбнулся. Вторая рука взлетела к побелевшему от гнева лицу Фелиши, любовно коснулась скулы. Коготь прошёл по коже, оставляя за собой красную дорожку. Жёлтые глаза налились кровью. Всего на миг. Вертэн умел владеть собой.

— И ты не забывай, кто я, феникс.

…Солнце вспыхнуло тёплым золотом, близость Кулан-Тара оплавила шпили скал. Принцесса вздрогнула — тёмные мрачные громады, обветренные багрянцем заката, приобрели вид запущенно-интригующий. И фальшивый. Словно зелёная кочка на болоте — яркая, сухая и уютная, а стоит ступить — и смельчак будет любоваться солнцем строго из-под болотной жижи.

— Холодно? — вампир окинул скептическим взглядом рваный плащ и вздрогнувшие узкие плечи. — Не удивительно, всякие тряпки на себя цепляешь.

Снял с себя куртку подбитую мехом и попытался набросить на девушку. Фелиша дёрнула плечами.

— Не стоит. Мне не холодно. — Она посмотрела на скалы, нависшие над ними. Близость ночи испачкала их в грязно-серый цвет. Но днём они слепили глаза чистой белизной. — Просто здесь… жутко.

Вертэн кивнул.

— Твоя сестра тоже здесь занервничала, хотя уж ей-то… — договорить он не успел, Фелиша развернулась и схватила вампира за ворот рубахи.

— Что ты сказал? Повтори немедленно!!!

— Эй-эй, потише, кукла.

— Ещё раз обзовёшь меня куклой — летать научу!

— Ладно, — вампир осклабился в клыкастой едкой ухмылке и неожиданно легко разжал побелевшие руки, которые едва ли смог бы расцепить даже Диметрий, голыми руками раздиравший пасть волку. — Тогда перестань взрываться каждый раз, когда мой неблагоговейный трёп достигает твоего утончённого слуха, дорогуша.

Фелиша открыла рот. И тут же захлопнула его обратно. Ладно, вернуть шпильку она всегда успеет.

— Таша.

— Твоя сестричка? Милая девушка и очень непредвзятая в общении.

— Имеешь в виду, что она чхать хотела, что её ключник — кровосос? Спешу донести, в общении с твоим племенем моя семья уже набила оскомину.

— Я слышал об этом. Говорят, в палаце пригрелся один вампир, — Вертэн ослепительно улыбнулся. Руки Фелиши он так и не отпустил и она это наконец заметила: попыталась освободиться, но он проворно скрутил её, подтянул ближе и всё-таки укутал курткой. — Вроде как, нянькой подрабатывает.

— Он советник короля.

— Да хоть его главная любовница! Вампиры не предназначены для политики. Мы убийцы.

— По себе судишь? — принцесса безбоязненно устроилась в куртке, ещё плотней упаковываясь в тёплый короткий мех. Жилистые когтистые руки заботливо застегнули замки, окончательно замыкая девушку в тепле. Вампир подумал и провёл пальцем по скуле, вытирая подсохшую полоску крови.

— И это тоже, — серьёзно подтвердил Вертэн. — Мы — дети луны, нам боги велели быть такими.

— Думаю, богам чихать на вас, дети луны. Теперь им вообще на всё чихать. Однако, ты отвлёкся. Ты выкрал мою сестру?

— Принцесса Талина вышла к нам самостоятельно. Предложила себя взамен на то, что мы искали. Сказала — эта вещь придёт к нам в руки сама. За ней следом. По-видимому, не ошиблась.

— Ошиблась. Я так и не нашла артефакт. Где она теперь?

— О, ты ещё не догадалась? — вампир широко развёл рукой, предлагая насладиться своеобразной красотой ночных белых скал. Такими серыми и жуткими в её памяти они были лишь однажды: за миг до того, как солнце разбрызгалось по белому храму. — Добро пожаловать в резиденцию Повелителя Душ, Ваше Высочество.

13. СЕРДЦЕ ГОР

Шаги гулко разносились по коридору, закручивающемуся в спираль и уходящему вглубь скалы. Ненадёжные кривые тени скакали по стенам, сопровождая несущего в руке чадящий факел вампира и спотыкающуюся молодую девушку, бредущую следом. Потолок и стены прохода терялись в темноте, вырастая только в бледном свете, чтоб отразить кривые изломанные тени. Тоннель был огромным — наверняка Янтарин прополз бы здесь и даже не зацепился спинным гребнем за облепленный сосульками сталактитов потолок.

— Поосторожней, Ваше Высочество, — он скосил глаза. Принцесса тихонько ругнулась, отряхнула руки и поплелась дальше. Вертэн ухмыльнулся. Слишком гордая, чтоб даже ответить — только плотнее губы сжала. Девчонка совершенно изменилась, как только ступила на мраморные плиты белого храма, стала угрюмой и неразговорчивой. Дурочка, неужели правда считает, что Он вот так вот сразу решит встретиться с новой гостьей? Сначала этот гад доведёт до отчаяния — засунет в какой-нибудь затхлый уголок потемнее, сутки-другие запретит приносить еду и даже ходить мимо, чтоб ни один звук не доносился до ушей новоприбывшей.

Вампир мимо воли сглотнул. Фениксы горды и взрывоопасны. Он потёр обожжённое запястье — в прямом смысле взрывоопасны. И тем не менее принцесса Фелишия всего лишь молодая заброшенная чёрту на рога девчонка. Не неженка, но и до воина, как вампиру до херувима. Дурёха благородная! Лучше бы бежала без оглядки, а не совала голову в пасть к некроманту. Слишком похожа на королеву Фиону — такая же гордая, независимая, бесстрашная. Дура! Та тоже не побоялась Повелителя Душ, а в итоге что?

…Перед глазами всплыло лицо с такими же налитыми огнём глазами. Суровое, жёсткое. И прекрасное. Обливающий призрением взгляд, надменно кривящиеся губы, которые она покусывает от досады и злости на саму себя. И он лежит перед ней, придавленный её ногой, обездвиженный, беззащитный. Она на это и купилась, когда снесла голову какой-то гадине, замахнувшейся на, как она думала, человеческого воина. Уже потом увидела клыки и жёлтые вампирьи глаза. Но пришпилить к земле безоружного не смогла.

— Убирайся с глаз моих, — шипит она и вновь бросается в гущу схватки — вытаскивать из окружения светловолосого пацана с золотыми глазами. Ха! Пока она добежала, сопляк располосовал пятерых и ещё двум наподдал пинком, чтоб не мешались под ногами.

А он лежит на земле и оглушённый пялится её вслед, словно пацан.

И он же первым засёк тварь, на которую ни она, ни златоглазый не обратили внимания. Никогда не обращали — отвешивали пинки и всё. А зря, одна из таких гадин подобрала стрелу, подскочила к севшему невдалеке золотому дракону и…

Коридор вильнул влево. Вампир сглотнул ещё раз. Не так давно он на своей шкуре прочувствовал все прелести проснувшейся… совести? Душевности? Тоски по живому сердцу? Говорят, вампир из палаца тоже однажды пересмотрел свои приоритеты, хотя бы постарался смыть кровь с рук, потому и попал в услужение людям. Вертэн пока что не был готов на такой радикальный шаг, как подрабатывание нянькой, но и убивать просто ради забавы или в угоду сильным мира сего не тянуло. Тем более этого всклокоченного птенца. Возможно, когда-нибудь потом, когда она повзрослеет и в полной мере пропитается ненавистью к кровососам, как когда-то весь её клан. Возможно, тогда у него и проснётся желание рвать и ломать. Или он схватит её, взболтает и попытается вспомнить — за что же они должны ненавидеть друг друга…

Птенец опять споткнулся. Схватилась за стену, чтоб не упасть. В носу зачесалось от крови. Вампир закрыл глаза и шумно выдохнул сквозь стиснутые клыки. Любопытно, как же с рефлексами справляется его соплеменник?

— Вам сюда, — как и следовало ожидать — маленькая затхлая комнатушка, забитая паутиной и пылью. Втянул чутким носом воздух. Тонкий приторный запах въелся в ноздри. — Искренне надеюсь, вы не боитесь крыс.

Она зашла в камеру, сощурила полыхнувшие огнём глазища.

— А чего вас бояться, только и того, что щериться научились.

— Ну ладно, маленькая злюка! — схватил за локоть, рванул на себя.

— Ну что? — вместо того, чтоб испугаться и завизжать, как порядочная девица, она сама приподнялась на мыски, чтоб нос к носу поравняться с кровососом. — Укусишь меня? Начинай.

И рванула шнуровку на горле.

— Идиотка! Нашла где перья распускать!

Ещё сильнее сжал локоть и поволок по коридору прочь от просмердевшей крысами камеры. Она пыхтела следом, не в состоянии вырваться. Хе-хе. Вырваться! Как будто из его рук когда-то можно было освободиться!

— Пусти! Пусти, гад, а не то клыки повышибаю.

Он громко хмыкнул, давая понять, какого мнения о физической силе принцессы. Тогда она извернулась и впилась клычатами ему в ладонь. Дурень! Мог бы и вспомнить, что от благородства в девке только звание венценосной особы. От матери разве что цвет волос да глаз остался. Замашки совершенно хамские.

Когти впились в ладонь, чтоб не рвануть девчонку.

— Вертэн.

Ноги вросли в пол. Фелиша не успела затормозить и впечаталась в сгорбившуюся спину, урча от забившего рот большого пальца — хе-хе, будешь знать, как распускать зубы.

Фелиша перевела взгляд на окаменевшую спину вампира. Ей показалось или кровосос постарался прикрыть её собой? От кого?

— Вертэн, куда вы ведёте пленницу, если вам были даны чёткие указания оставить её в склепе?

Тёмная фигура слилась со стеной, совершенно не затронутая факельным светом. Принцесса дёрнулась, но не смогла двинуться с места. Отчасти, потому что была оглушена резанувшим слух голосом, отчасти, потому что рука вампира впилась в её запястье, сжимая до хруста в костях.

— Никак вас приставили надсмотрщиком надо мной, — невесело, с затаённым рычанием прошептал вампир, ещё сильней стискивая руку девчонки за своей спиной.

— Скорей, соглядатаем, — усмехнулся его собеседник, — дабы… удержать от опрометчивых поступков.

Фигура вышла из темноты, поскрипывая доспехами. Гнутыми, как всегда и представляла себе Фелиша, всякий раз, когда думала о нём.

— Диметрий!!!

Как только вывернулась? Проскочила мимо Вертэна и бросилась на шею брату, восковой фигурой застывшему против оскалившегося вампира. Бледный, поседевший хуже отца, а в свете факела увечья на его некогда красивом лице стали ещё отчётливее и страшнее. Полосы от волчьих когтей взбугрились и исказили левую скулу, впечатанный сверху крест разбух и покраснел, словно недавно его обновили, а губы, с которых раньше не сходила весёлая слегка ехидная улыбка, теперь кривились будто от мерзкого запаха под носом. И от этого рваный шрам на них был ещё более отчётлив и неприятен. Что там говорила Таша, когда проводила её из столичного кабака: "Увидишь Диметрия, не пугайся, на самом деле не всё так плохо"? Куда уж хуже! В душе Фелиша была готова ко многому — к новым увечьям, к отсеченным конечностям — особенно эта мысль посещала после знакомства с Вертэном, когда дракон в капусту изрубил нападающих — но не к этому. Её брат, её обожаемый старший брат, совершенно не изменился внешне, если не считать седых волос, даже вмятины на сбруе явно сам выправлял, и всё же… холодные руки легли на плечи принцессы. Она едва удержалась, чтоб не вскрикнуть — пальцы впились с такой силой, с какой даже Вертэн не смел удерживать свою пленницу. Лицо без единой эмоции, будто каменное. Только и того, что черты знакомые — чужое, неродное.

— Вертэн, вам было приказано держать девчонку под контролем, — чужим холодным голосом сказал Диметрий.

Сердце сделало два гулких удара и замерло. "Девчонку"? Он расцепил в замок сложенные руки Фелиши, на миг задержав на ней взгляд.

— Диметрий?

На неё безучастно смотрели бездушные хрустальные глаза. Куда девался тёплый карий взгляд? И почему левое веко не дёргается, ведь он же должен был заметить, как она выглядит и с кем проводит свободное время?! Разве не видно, что у неё обстрижены волосы, разорван ворот рубахи, а пешка некроманта вообще не тот тип, с которым можно хоть словом перекинуться! У него всегда дёргает веко, когда он видит, что его сестра больше похожа на бандитку, чем на принцессу!

— Фелишия, вам лучше отойти от него, — напряжённо посоветовал Вертэн, но дожидаться реакции не стал — подошёл сам и оттащил оцепеневшую девушку. Она во все глаза смотрела на стоящего перед ней мужчину, не замечая, что творится вокруг.

— Куда вы её тащили? — Диметрий перевёл равнодушный взгляд на вампира. — Я настоятельно требую отвести её обратно.

— Полно вам. Девчонка устала и совершенно без сил. Она не натворит особых бед. К тому же сюда она пришла добровольно, можно сжалиться и позволить ей встретиться с сестрой… Если уж другие родственники…

Диметрий сощурился. Вертэну очень не хотелось признаваться, но хрустальный взгляд вышибал из него дух.

— Я доложу о вашем самоуправстве.

— Так я могу отвести девочку к её сестре?

Диметрий развернулся и зашагал прочь, куда-то вглубь храма, уходившего в скалу на десятки миль. В клубке переходов и тоннелей не заблудиться — задача практически непосильная. Вампир со своим нюхом решался зайти не глубже шестого уровня… из семнадцати известных. Человек начинал блудить уже на втором. Принц же без страха уходил в самые глубокие катакомбы, туда, где располагались апартаменты Повелителя Душ.

— Что ж, буду считать это официальным разрешением.

Уже стихло эхо их шагов и смолк голос Вертэна, что-то бормотавшего молчавшей принцессе. Диметрий вышел из своего укрытия, прошёл к тому месту, где встретился с вампиром и человеческой девчонкой. Руки непроизвольно коснулись шеи — там, где она вцепилась своими пальчиками. Глупая, наивная, эмоциональная. Нагнулся, поднял шнурок, выскользнувший из разорванного ворота, схваченного когда-то тесёмкой. Безвкусная — цветастая, слишком яркая, ещё и бусины перламутровые вплетены. Подумал и зачем-то намотал на запястье. И тут же недоумённо потянулся к левому глазу — веко мерно дёргалось от нервного тика…

Руки Таши вынырнули из темноты, обхватили Фелишу и прижали её к себе. Вампир чуть сконфуженно хмыкнул, запер дверь и ушёл.

— Ну наконец-то, я уж думала, вы там заснули, — с укором шептала принцесса, прижимая к себе младшую сестрёнку. — Боги, да у тебя руки ледяные! Что ты вообще здесь забыла?

— Что я здесь забыла?! — истерично захохотала Фелиша, отнимая от своего лица ладони Таши, едва ли теплее её собственных. — Я пришла за тобой. Это что ты здесь делаешь? Что ты себе вообразила, когда решила прогуляться в гости к падальщику?! Таша, ты сумасшедшая, ты бы себя сейчас видела — осунувшаяся, холодная, неужели ты даже куртку не одела? Ну погоди, задам я тебе…

Она стащила свой плащ, но Таша сжала его в руках сестры и покачала головой.

— Не время вредничать, он не такой уж и грязный.

— Прости, нет.

Лицо её, особенно на фоне тёмных волос, было мелово-белым, в темноте вообще призрачным, глаза, которые всегда отдавались болью в сердце Фелиши, слепо шарили в пустоте. И улыбались! Морщинки, даже незаметные в недрах скального храма, лучиками расходились от уголков глаз. Она никогда раньше так не улыбалась, разве только Веллерену.

— Ты так выросла за это время, — всё так же тихо улыбаясь, проговорила Таша, проводя тонкой ладошкой по лицу сестры. — Слишком взрослая. И такая красивая.

Слёзы горячим потоком хлынули по щекам, вниз по шее. Она не заметила, как шлёпнулась на колени, так и не выпустив из объятий сестру. Таша покорно опустилась на холодный пол, прижимая всхлипывающую рыжую голову к груди.

— Я рада, что ты наконец-то научилась плакать, — прошептала она, всё ещё улыбаясь.

Фелиша схватила сестру за плечи, что есть силы встряхнула. Судорожно всхлипнула, подавляя потоки слёз.

— Что здесь происходит, Таша? Не увиливай, ты всё знаешь, в такой-то близости. Почему Диметрий такой… чужой, где эта сволочь Мортемир, что здесь вообще происходит?!

— Т-шш, глупышка, — она прижала палец к губам трясущейся девчонки. — Тебя здесь вообще быть не должно. Что тебе стрельнуло забраться в такой гадюшник?

— Ты! Тебя же сюда за каким-то чёртом понесло?!

Таша скривила губы, выпуская с одной стороны ямочку.

— У меня здесь встреча. И не с тобой.

Фелиша заскрипела зубами. Когда сестра говорила таким тоном, спорить с ней было бесполезно. Встала, отряхнулась, подошла к двери, задумчиво провела рукой сквозь прутья, схватив воздух.

— Как ты думаешь, они сильно разозлятся, если я тут немного пошурую?

Таша вновь скривила уголок губ в улыбке.

— Сюда меня перевели недавно, как раз перед отлётом Вертэна. Он же меня сюда и перевёл. Очень обходительный, несмотря на то, что водится с подобным обществом. Думаю, он предвидел нечто подобное.

Фелиша хмыкнула — этот кровосос явно играл какую-то свою маленькую роль во всём этом бардаке, не слишком прогибаясь под приказы Повелителя Душ. С одной стороны он отчётливо дал понять, что свернёт её шею при первой же возможности, с другой — явно старался уберечь шкуру кровной врагини. Неужели настолько возжелал отвинтить рыжую башку собственноручно, чтоб идти против воли своего господина? Кто их, кровососов, разберёт. И некромантов тоже — ведь не мог же он не заметить, что хоть и по пустякам, но его приказы не всегда выполняются.

Дверь на противовесах: открывалась и закрывалась грузом, прикреплённым пенькой. Всего-то делов: пыхнуть огнём и ждать, когда пламя разъест верёвку. Решётка с лязганьем отползла в сторону, более ничем не сдерживаемая.

— Ты иди, — Таша отступила в глубь камеры. — Мне нужно остаться.

— Не глупи. Некромант не обрадуется, если найдёт тебя здесь в гордом одиночестве.

— Нет. Я всё равно буду помехой, у тебя своя дорога, у меня — своя.

— Таша…

В тоне слепой принцессы прорезались неумолимые стальные ноты.

— Скажи хотя бы, где мне искать Пламеня, — убитым голосом попросила Фелиша.

— Его здесь нет, дурында! — зло сплюнули из-за стенки. — Эдакая туша, попробуй его притащи. Лучше бы пораскинула остатками мозгов и сообразила, что тебя элементарно надули… Дракон остался в Нерререне — был просто без сознания, чтоб не отзывался на твои мысли. Старая, как мир, ловушка. А вот теперь, скорей всего, летит по твоему следу, если уже в состоянии шевелить крыльями. Бестолочь, ты наживка. Никто не в состоянии притащить дракона против воли куда бы то ни было. Особенно, золотого, — за стенкой едва слышно вздохнули: впервые — горько. — Но он может сам сделать выбор и прилететь на помощь.

— Лейм? Что ты здесь делаешь?

— В основном, сижу, — сварливо донеслось из соседней камеры. — И сидеть мне до старости, если ты не почешешься и не откроешь меня.

— Она… решила освободить томящуюся в темнице принцессу в одиночку, — чуть поджала губы Таша. Фелиша подавила смешок — это какой же язвой надо быть, чтоб вывести её сестру из практически ангельского терпения.

— Нас было двое, — буркнула Лейм. И кто-то согласно проскулил.

— Не может быть! Ты приволокла с собой Мартуфа?!

— Может, всё-таки освободишь меня?

— Обещай, что будешь хорошей девочкой?

Нимфа сдавленно зарычала.

Открыть дверь оказалось не сложней первой. Лейм выбралась из камеры, пыльная и оборванная: в общем, как обычно, но язык прикусила. На прощание пнула длиннолапого пса, отсылая его к Таше, в то время как та толкнула сестру в руки нимфе. Лейм отсалютовала принцессе и поволокла девчонку прочь от камер.

— Эй, пусти!

— Заткнись и перебирай ногами, — шикнула Лейм, сосредоточенно принюхиваясь у развилки. — Ей ничего не сделают, а вот твоё отсутствие уже заметили. Давай живее, скоро они…

Совершенно не обращая внимания на то, что в основном говорила именно она, нимфа зажала рот девчонке, подтягивая её к себе, и влипла в стену, прикрыв свою жертву собой. Меховая безрукавка слилась со стеной. Мимо, топоча, проскакала толпа разномастных гадов от мелких болотных до полуразложившихся упырей.

— Видала? Это по твою душу. Хорошо, меня засечь не могут — у меня запаха нет.

— Куда мы?

— Я тебя забираю. К нашим. Родомир с Фениксом строят из себя крутых мужиков, но уже до смерти всем нам надоели своими постными физиономиями.

Жар бросился в лицо. Не смеет… никаких прав не имеет переживать! А Лейм, паршивка эдакая, могла бы и заткнуться, а не разливаться соловьём о том, как там в лагере всем кисло.

— Он же шпионит за мной с помощью своей птицы, не преувеличивай.

Нимфа фыркнула, рванула в левый отвилок коридора, по пути пнув припозднившегося ужастика с вывернутыми вперёд коленками и трёхпалыми когтистыми лапами. Фелиша с чувством пробежалась по вякнувшей нежити, Лейм одобрительно хмыкнула, но скорости не сбавила.

— Стой!

Нимфа зашипела. Резко затормозила, хищно влипая носом в лицо принцессы. Будь она выше, жест возымел бы эффект. Но Лейм была подростком, едва ли старше самой Фелиши — такая же угловатая и задиристая, но никак не высокая и внушительная. И если не вглядываться в её пожелтевшие от времени и злобы глаза, перед принцессой стояла обычная девчонка. Такая же ехидная, дикая и независимая, как и она сама. Лейм нравилась Фелише, даже не глядя на вечное ворчание, и к ней она предпочитала относиться ни как к древнему существу, а как к своей сверстнице… не спрашивая, нравится ли это самой нимфе. Впрочем, она была уверена — не нравится.

— Что ещё? Таша выберется. Я оставила с ней Мартуфа. Перебесится, поумнеет и удерёт, она же ясновидящая, тут вообще никаких хлопот. Да и падальщику девчонка не нужна. Вертэн — дурак, забрал не ту…

— Откуда бежали все те гады?

Лейм скривилась. Даже в темноте было видно, как сморщилось её острое личико.

— Их послал Повелитель Душ?

— Вот ещё, у него куча марионеток, стоит только дёрнуть…

— Значит, это был Диметрий, — она прокричала это уже на ходу. Нимфа не успела хлопнуть ресницами, а принцесса уже скрылась из виду.

— Стой, дура! Куда?

От стены отлепилась смазанная тень, любовно обняла её сзади, прижимая руки к телу.

— Свою роль ты исполнила, — тихо прошептал хрустальноглазый, склоняясь к самому уху, брыкающейся пленницы. Глаза Лейм расширились.

— Вот чёрт…

На лицо упали мягкие серебристые пряди.

— Почти…

Она всё бежала и бежала, бездумно сворачивая то в один, то в другой отвилок коридора. О том, что Лейм отстала, Фелиша догадалась минут через десять после, собственно, события. А, может, через полчаса. Или практически сразу. Но коридоры были пусты и молчаливы, только вода капала, нарушая тягучую тишину, и возвращаться принцесса не собиралась. Несколько раз ей казалось, что за ней следят — словно в стенах прорастали глаза и лёгкий шорох за спиной заставлял ей вздрогнуть и броситься за призрачным наблюдателем. В боку закололо. Фелиша сплюнула, отёрла рот, брезгливо скривилась, почувствовав на губах вкус крови. Сплюнула ещё раз, вспомнив о том, что в последний раз ела, кажется, вчера.

Она бежала… шла… брела… Когда сил совсем не осталось, опустилась на пол и отключилась.

Чёрная дракониха заложила вираж, присматривая место для посадки. Ущелье скалилось тонкими хрупкими на вид скалами-клыками. Дальше они увеличивались, становились мощнее и меняли цвет — от грязно-белого до насыщенно жемчужного, шли вдоль кромки обрыва до самых развалин храма. И уходили дальше — за гору, за горизонт. Но здесь, в самом начале, они не были такими величественными и непорочно-белыми. Обычные камни — грубые, острые, растресканные. Кулан-Тар, каким его знал весь мир, здесь терял свою сказочную красоту и становился серым и неуютным. Собственно, Кулан-Тар, о котором знал мир, начинался именно здесь, забытый, казалось, самой природой.

Самое подходящее место, чтобы спрятать от досужих глаз целый гарнизон. Люди и нелюди бродили по каменистому дну ущелья, не прячась от посторонних, сбивались в отряды и… явно куда-то собирались. Даже не выставили постовых. Впрочем, на одном из клыков вспыхнула огненная птица — лучшего охранника и не нужно.

— Вот, значит, куда исчез, шкура, — хмыкнул рыжеволосый подросток, оборачиваясь к своему спутнику — сидящему за ним худощавому парню. Но тот не слушал, хищно обшаривал взглядом лагерь, словно выискивал кого-то. Нашёл. Впился зелёными глазами в молодого светловолосого мужчину, каменным истуканом замершего в центре толкотни, выбиваясь из общей суматохи. Он тоже смотрел на кружащую над лагерем дракониху и беззвучно шевелил губами.

— Гад, он умеет общаться с драконами, — не слушая рыжего, процедил юноша.

Дракониха радостно хрюкнула и шлёпнулась прямо перед светловолосым. Мужчина улыбнулся, закрыл от сунувшейся чёрной морды лицо, исковерканное старым бугристым ожогом. Зеленоглазого передёрнуло — глаза незнакомца лучились чистым золотом, точно таким же, как и шкура королевского дракона. Не может у человека быть таких глаз. Мужчина перевёл взгляд на драконьих всадников, чуть заметно улыбнулся, глядя на ярко-рыжую шевелюру впередисидящего. Второй угрюмо сощурился. На него мужчина тоже посмотрел — спокойно, внимательно… оценивающе. Это ему не понравилось ещё больше. Как и то, что светловолосый едва заметно покачал головой.

Можно подумать, ему важно чьё-либо мнение о себе! Тем более его…

Обманчиво светлые волосы рванул ветер, на миг скрывая от зрителей изувеченное лицо. Юноша зажмурился. Показалось? Расплавленное золото во взгляде потухло. Или его и не было никогда? Обычные… ну, не совсем обычные, хотя для Янтарного края с его засильем полукровок вполне приемлемые глаза — серые с золотистой короной вокруг зрачка.

…красавчик… не удивительно, что…

Опустил ресницы, скрывая улыбку. Слишком проницательный. Или это он так расслабился, что позволил эмоциям отпечататься на лице?

…ну и пусть! Пусть, гад, знает…

— Добро пожаловать в лагерь, Ваши Высочества.

Лежать было приятно. Тёплая уютная комната без затхлых углов и затёкших стен. Завешана звериными шкурами — потому все шорохи скрадываются. Большая круглая с уходящим в темноту потолком. Освещение здесь было таким же скудным, хотя глаза давно привыкли к полумраку. Странно, кроме единственного факела, зажженного, кажется, вечность назад вампиром, на стенах не было ни единой лучины, и всё же скальные проходы не пугали непроглядной мглой. Белый храм был белым даже глубоко под землёй. Белый камень не отражал солнце, заливаясь солнечным светом — он сам его источал. Даже сквозь шкуры.

Фелиша поднялась с пушистого ковра. Ворс отпечатался на щеке. Она рассеянно потёрла кожу, глядя в центр комнаты. На круглом серебряном подносе лежали фрукты. Много фруктов — самых разных. И не только их. Она протянула руку, нерешительно взяла геонское яблоко — круглый оранжевый плод с ароматной шкуркой, которую Диметрий добавлял в кипяток и пил вместо утреннего чая. Она ненавидела их: шкурка горчила, а от пахучих долек в горле взрывалась изжога.

Зажмурилась, вздохнула и откусила кусок, не удосужившись снять кожицу.

— Мне говорили, что ты дикарка, но чтобы настолько…

Она подскочила, чуть не подавившись куском яблока, и, прежде чем развернулась на звук голоса, запустила в нарушителя спокойствия огрызком истекающего липким соком плода.

Диметрий перехватил его в нескольких сантиметрах от лица, практически не шелохнувшись — только рука взлетела на перехват. Сам он стоял у дальней стенки, почти полностью с нею сливаясь. Хрустальные глаза посверкивали из-под длинной растрепанной чёлки. Волнистые серебряные от седины волосы разметались по плечам, скрывая большую часть шрамов.

Принцесса в нерешительности замерла посреди комнаты. Броситься на шею брата, как в предыдущий раз, она боялась — не хотела ощущать под пальцами напрягшиеся мускулы и стальную хватку на запястьях, теперь пестривших лиловыми синяками.

Он прошёл к ближайшему креслу, не сводя взгляда с закусившей нижнюю губу девчонки, удобно расположился в нём, закинув ногу на ногу, сложил домиком пальцы. Диметрий никогда не сидел в креслах — даже на заседаниях в беседке, где всё вокруг было мягким и ситцевым, стоял у косяка за спиной отца, сложив на груди руки. Воин до мозга костей, он предпочитал суровый спартанский быт и ребят своих держал в ежовых рукавицах. И чхать хотел на перешёптывания недовольных министров, когда заявлялся в палац перепачканный дорожной пылью и прежде, чем доложиться отцу, утаскивал в казармы свои вещи, упорно возвращаемые благодетелями на малую родину во время очередного похода. И уж тем более не спрашивал их разрешения, когда забирал свои густые каштановые волосы в простолюдинский хвостик.

— Налюбовалась? — холодно осведомился Диметрий.

Фелиша вздрогнула.

— Где я?

— Всё там же, — недоумённо поднял брови собеседник. А вот брови остались тёмными, чуть сросшимися на переносице. — В Сердце Гор.

— Где?

— В храме. Ты что же, не знала, куда летишь? Это древнее сооружение, ещё более древнее и значимое, чем ваш хвалёный храм Солнца. Его тоннели остались от корней мирового дерева, которое здесь некогда произрастало, а потом на этом месте древние построили сооружение. Здесь сокрыта колоссальная энергия…

— Занятная история, но ты должен знать — я не люблю этот предмет.

— Любопытно. А что ты любишь?

Хрустальные глаза сверлили стоящую перед ним девушку. Словно чувствуя режущий взгляд, она отступила на шаг, тяжело опустив плечи и понурив голову. Порванные губы скривила чуть заметная усмешка.

— Тебя.

Он даже не шелохнулся.

— Мы были любовниками?

— Что? Нет! Ты совсем ничего не помнишь? Ты же мой брат!

Зря надеялся, что сможет долго сдерживать её взрывной темперамент — Фелиша подскочила к застывшему ледяной скульптурой мужчине, дёрнула на себя руки, разжимая холодные ладони и прижимая их к своему лицу, упала на колени, впечатываясь в топкий ворс ковра.

— Вспомни! Вспомни, ты же так держал меня, когда уходил в последний раз. Ты мне обещал вернуться!!! — ледяная кожа жгла щёки. Он смотрел на неё всё с тем же вежливым недоумением. Не пробовал выдернуть руки из её слабых ладошек, не пытался сжать их в ответ, даже дышал всё так же ровно, только чуть склонился, увлекаемый вниз за бормочущей девчонкой. — Ты говорил, что не позволишь мне окончательно одичать, — большая горячая слеза скатилась по лицу, упала на его руку.

— Ну хватит! — он вскочил, отталкивая её. Брезгливо стёр слезинку. — Вижу, вопреки всему, ты всё же стала настоящей дикаркой, принцесса. Хватит разводить сырость, мне некогда осушать твои слёзы. У меня сейчас дела, но через несколько часов я вновь зайду. Будь хорошей девочкой, приведи себя в порядок и поешь. Не хочу, чтоб ты бухнулась в голодный обморок прямо посреди церемонии.

Фелиша икнула.

— Какой церемонии?

Впервые на бесстрастном лице Диметрия проявилось настоящее недоумение.

— Ты всё-таки невеста Повелителя Душ. А он и так слишком долго ждал.

— Вы издеваетесь, да? — Фелиша задумчиво подняла белые тряпки, ранее не замеченные, прилежно разложенные по половине кровати, тоже ранее не замеченной. Вторая половина была безбожно измята — видимо с кроватью она всё же познакомилась, но во сне свалилась, чего с ней давненько не случалось. Белый балахон здорово смахивал на саван, но был тёплым и чистым, в отличие от её пропыленной всеми ветрами Янтарного края драной одежды. Подумав, она сняла своё рваньё и надела саван. Он оказался неожиданно тяжёлым, но удобным, словно на неё сшитым, хотя, скорей всего, так и было. Поёжилась от непривычного покроя — открытые плечи мгновенно озябли и пошли гусиной кожей. Расширяющиеся от локтя рукава, пожалуй, единственная неудобная деталь, отсекали любые попытки чего-нибудь схватить и метнуть в противника — руки в них терялись в складках атласной ткани. Заниженная талия выгодно подчёркивала постройневшую, вытянувшуюся из детских округлостей фигурку, а вот подол по примеру рукавов расширялся книзу, но в нём ноги не путались по той простой причине, что эти самые ноги за последних два месяца вытянулись на пару сантиметров и теперь щеголяли открытыми лодыжками. Всё платье было обсыпано мелким речным жемчугом и обшито серебряной нитью, потому так и тянуло вниз. И тихонько шелестело при ходьбе.

Фелиша задумчиво огладила себя по бокам. Чего-то не хватает. Сняла со штанов широкий кожаный чёрный пояс и прикрутила его себе на талию — стянутые у Архэлла и припрятанные в потайных запоясных карманах две звезды благодарно звякнули. Одной из них она тут же по локоть откромсала мешающие рукава. Стало удобно и прохладно. Подумала ещё и натянула свои сапоги — в туфлях было холодно и непривычно. Последним штрихом стал рваный плащ Гельхена.

— И вовсе ты мне не нужен, — мрачно буркнула она ткани, с мягким шуршанием облепившей трясущиеся плечи, — просто мне тебя одолжили и обещали, если что, отвинтить голову за уши.

…Просто так сидеть и ждать своей участи Фелиша не стала. Ха! Ещё чего не хватало: трястись в ожидании знакомства с женишком. Ещё раз — ха! В последнее время что-то много желающих развелось. Ничего, она ещё не забыла, как строить окружающих. Кай, придворный гадёныш, отирающийся у кухни, получил розой по лбу только за то, что оскалился на Ташу и Милли. Это было официальной версией. На самом же деле эта гадина таскалась за принцессой с тех самых пор, как семь лет назад появилась в палаце. И исподтишка кидалась комьями земли. А однажды она засекла его, когда пацан клал у её двери вырванную в саду розу-плетёнку. Возможно, в память об этом и получал по носу именно розами… В любом случае, ему она мстила с особой настойчивостью, не прощая даже мелких оплошностей. И таких проштрафившихся была целая котомка…

Первым делом Фелиша поела. Игнорировать бурчание в животе становилось всё тяжелее, а голодать принцесса не любила ещё со времён принудительных бдений в королевском склепе. Потом тщательно обследовала комнату, но тайных схронов не обнаружила, за шкурами были всё те же светящиеся стены. Единственная дверь, через которую вышел Диметрий, на удивление была открыта, но обрадоваться принцесса не успела.

— А, кхм… простите, я ошиблась выходом, — в проёме оскалилась вытянутая морда вурдалака.

Дверь поспешно захлопнулась. Засова не было. Фелиша выругалась. Потянулась за жемчужной сеткой для волос, заложила в неё несколько ягод посочнее и приладила ловушку над дверью. Лучше бы было с кувшином воды, как она однажды подшутила над маэстро Н'елли, он тогда долго заикался.

Молча отвесила себе подзатыльник. Размечталась, задумалась дурында! А нужно выбираться. Окинула цепким взглядом комнату. Ничего особенного — кровать, пара кресел и пушистый ковёр. Всё. Словно зная о подлом характере пленницы, её отправили в самую нудную темницу. Да нет! Точно знали. Один так наверняка. От души размахнулась подносом и влепила острым боком в дверь. Сверху на блюдо шмякнулась плохо закреплённая сетка с фруктами.

Дверь открылась. Диметрий зашёл внутрь. Скривил губы, разглядывая странный натюрморт. Перевёл взгляд на девушку, напряжённо застывшую на кровати. Оценил необычный наряд. Хмыкнул.

— Любопытно. Решила покорить жениха с первого взгляда?

Она сумрачно сверкнула глазами. За последний час Фелиша много передумала, и мысли были одна мрачней другой. Человек с хрустальными глазами напоминал её брата лишь внешне, хотя раньше наверняка был именно принцем Диметрием. Теперь же он смотрел на неё равнодушно, без малейшего намёка на хоть какое-то чувство. Искать у него помощи было бесполезно, попытаться выкрасть и выбить из головы дурь — ещё и опасно: он никогда не любил чужих указаний и вмешательств в личное пространство. Но и оставить его преданным рабом некроманта она не могла. А значит должна была оставаться до тех пор, пока не найдёт способ привести брата в чувство.

— Что он с тобой сделал?

Сросшиеся брови удивлённо изломались.

— Падальщик. Что эта скотина с тобой сотворила? Зачаровала? Но ты плохо поддаёшься гипнозу. Запудрила мозги? Хотя нет, ты слишком умный, чтобы слушать чужие бредни. Тогда, возможно, соблазнился властью? Ты всегда был немного честолюбив, хотя и не шёл по головам. Тоже нет. Ты ещё и слишком гордый, чтоб принимать помощь от всякой падали. И вряд ли сломался под угрозами — весь твой отряд на свободе и в полном здравии, а сам ты никакой боли не боишься. Значит всё же — магия?

— Нарассуждалась? — холодно осведомился мужчина.

— А ты что-нибудь вспомнил? — Фелиша предпочла проигнорировать вопрос.

— Вряд ли, — он подошёл, подобрал туфли, склонился на колено перед замершей мраморной фигурой девушкой и, не церемонясь, стащил с ног грубые сапоги, чтобы тут же обуть туфли.

— Теперь ты удовлетворён? — она так и не пошевелилась.

— Почти.

— Ты точно так же обувал Ташу, когда бывал в палаце.

— Это та слепая девица, к которой отвёл тебя Вертэн? Да, она что-то подобное бормотала, пока я выбирал ей камеру. Кстати, она попыталась сбежать с каким-то вампиром.

— С каким?

Несмотря на наивность, Таша далеко не дура, а уж инстинкты у неё куда сильнее звериных. И доверяет она только одному кровососу…

— Нам пора.

Схватил её за локоть и потащил на выход. Она шла молча, поджав губы и не стараясь освободиться от неудобной хватки. Странно, девчонка не казалась такой уж покорной. Она не должна была молчать и безропотно брести след в след за своим стражником. Впившийся в дверь поднос говорил о том, что принцесса была той ещё штучкой и идти на поводу у обстоятельств не любила.

— Зачем я нужна твоему хозяину? — с явным отвращением произнесла она.

— У меня нет хозяина.

— Ну господину! Друг, начальник, собрат или учитель — мне всё равно. На кой я ему сдалась?

— Юным девам не пристало так выражаться, — он нахмурился. Рука скользнула по гладкой ткани к запястью. Узкая ладошка развернулась и тонкие горячие пальчики сжали холодные сильные пальцы. Он непроизвольно опустил взгляд. Её тёплые малиновые глаза улыбались. Правая бровь вопросительно выгнулась.

— Ты не любишь, когда я так говорю, — пояснила она.

— Ну да, мне не нравится, — рассеянно подтвердил он.

Фелиша покачала головой.

— Нет. Диметрий никогда не любил, когда я так себя вела, вечно пытался слепить из меня благородную даму.

— И что по его мнению это означало? — без особого интереса спросил Диметрий, выводя Фелишу в огромный неправильной формы зал, половина которого была отгорожена перилами и за ними плескалась вода.

Принцесса пожала плечами.

— Всякое. Не бегать, не драться, не сквернословить, слушаться старших, не препираться.

— Судя по всему, ему не удалось привить тебе основы культурного поведения.

Следующий коридор был намного темнее предыдущего и постепенно спускался вниз. Что-то в нём было не так, но что именно — Фелиша не знала. Она споткнулась, но Диметрий нетерпеливо дёрнул девчонку на себя.

— Наверно да, ведь я сейчас иду в компании отпетого уголовника, судя по твоему поведению.

Мужчина дёрнулся, облил нахалку ледяным взглядом. Она счастливо улыбнулась.

— У тебя веко дёргается, — с готовностью сообщила девушка. Диметрий недоумённо коснулся левого глаза. — У тебя всего нервный тик, когда я забываю о приличиях.

— Испытываешь моё терпение, девка?!

Хлоп!

Он замахнулся, но рука зависла над съёжившейся девчонкой, спрятавшей за спину отбитую руку. Последняя фраза словно раздвоилась и звенела в ушах.

…-Испытываешь моё терпение, девка?!

Она недоумённо колотит кулачками в грудь, всё ещё не понимая, что с ним произошло? Ловит исковерканное волком лицо в ладони, что-то успокаивающе шепчет.

…беги, дурочка, убегай, пока не поздно…

Хмельной туман заволок сознание. В ушах гремит музыка и хохот мавок, высыпавших на опушку в поисках новых жертв. Все поразбредались, рассыпались по лесу — Пьяная Луна в разгаре и последние капли разума покидают голову. Какой кретин проволок девчонку в лагерь? Почему они вообще сюда припёрлись? Где найти сил, чтобы удрать подальше в лес и попасться в руки какой-нибудь шальной дриаде, чтоб только не покалечить собственную сестру? Бессильный идиот! Жалкий извращенец!

Костёр взвился до небес и мгновенно потух, успев отразиться в расширенных от ужаса и боли поалевших зрачках, когда кости в её правой руке не выдержали и тихо хрустнули. Девчонка забилась в сжимающих её тисках. Наконец-то сообразила! Слишком поздно… Дальше всё было словно в тумане — скулу обожгла неумелая оплеуха. Он повалил её, вырвав целый пучок рыжих волос, но всё же прижал к земле. И тогда она сама набросилась на своего мучителя: вцепилась крепкими зубами в нижнюю губу и рванула на себя…

— С тобой всё в порядке?

Он сморгнул странное видение, провёл пальцем по рваному шраму.

— Ты девственница?

Девушка поперхнулась.

— Чего?

— Я спросил, девственница ли ты?

Фелиша сощурилась.

— А что, бракованные твоему дружку не по нутру? В таком случае — нет!

Диметрий без тени улыбки осматривал пленницу. Сконфуженная и явно смущённая, она старалась замять неприятный допрос привычным хамством. Зря. Румянец залил щёки красноречивей любых слов отвечая на вопрос — девица.

— Просто хочу знать, что твой брат с тобой сделал или не сделал, — так же спокойно сказал Диметрий, вновь беря принцессу за локоть. — Пьяная Луна лишает воли и памяти. Судя по тому, как рьяно ты пытаешься вернуть своего Диметрия, ты ничего не помнишь. Или не понимаешь. А вот для него потрясение стало слишком тяжёлым… Как раз то, что нужно некроманту — смятение, стыд, ужас, страх, отчаяние.

— О чём ты говоришь?

— А ты ещё не поняла? — он склонился, провёл пальцем по щеке вжавшейся в стену девчонки, оставляя на коже красный след от нажатия. — Твой Диметрий тебя любил и не хотел причинять зла родной сестре. И всё же он причинил. Столько оберегал и тем не менее собственноручно сделал больно.

— Это ничего, — неуверенно прошептала она, — я не сержусь. Правда.

Хрустальные глаза чуть сузились. И, кажется, чуть потемнели, приближаясь если не к светло-карему, то хотя бы просто к тёмному, человеческому.

— Ты ничего не помнишь.

— Да что было то?

— Только распусти язык, гниль, — Фелиша никогда не слышала, чтобы её сестра так говорила. Тем более с братом.

Таша стояла в нескольких шагах от них. Как она так тихо подкралась? Из-за спины девушки вышел вампир, сверкнул ярко-жёлтыми глазами, оскалил клыки. Она никогда не думала, что кровососы могут быть настолько… хищными. Даже не сразу узнала этого вечного зануду и моралиста.

— Веллерен?!!

Перед глазами поплыл туман. Вампир, которого все уже оплакали и отпели (хе-хе, можно только представить, как коробило ненавидевших кровососа священников, которым Фелиша заказала заупокойную. Её, принявшую языческую веру матери, они тоже не любили, но отказать принцессе не посмели. Вампир и сам чхал на новую веру в единого бога и только неодобрительно качал головой, глядя на короля, приказавшего построить молельню рядом с палацем, но он наверняка бы повеселился, зная, что даже после смерти умудрился насолить этим серым вечно постным типам с невыразительными лицами. И принцесса втихаря почтила его память, заранее попросив у его души прощения за подобное богохульство) жив-живёхонек стоял перед ней.

Он бросил только короткий взгляд, но удостоверился, что она цела и вновь принялся буравить притянувшего к себе принцессу Диметрия.

— Рад видеть тебя, сестрёнка в самый значительный день в моей жизни. Уж и не чаял встретиться — на такой-то глубине. Сюда даже Вертэн не рискует соваться без особой надобности — мало ли на какую пакость наткнётся. Логово-то мертвецами напичкано. И не только.

— Отпусти девочку, — глухо прорычал вампир.

— Ого как, — мрачно улыбнулся Диметрий, — холодные пальцы недвусмысленно легли на Фелишино горло. — Вы уверены, что хотите продолжить?

Веллерен напрягся, но Таша неожиданно положила ему на плечо руку и покачала головой.

— Умница, — похвалил Диметрий. — Приглашаю на свадьбу. Нет? Ну и скатертью дорожка.

Он поднял вверх руку и глухо щёлкнул пальцами. И в тот же момент тёмные стены взорвались светом. Это слетели облепившие их гарпии. Закружило, заклокотало, завертело вокруг диким ревущим смерчем. Фелиша закричала. Где-то за десятками и сотнями крыльев точно так же завизжала Таша, которую Веллерен не успел прикрыть собой. Вот он прорвался к ней, разрывая за крылья отчаянно сопротивляющуюся гарпию, попавшуюся ему в когти. Вторую влепил в стену с такой силой, что кровь забрызгала белый камень. Дальше Фелиша не видела — Диметрий дёрнул её на себя и втолкнул в тёмный проём. Под ногами неприятно хлюпнуло.

— Пусти меня! — она попыталась было вывернуться, но он скрутил ей за спиной руки, не давая возможности разогнуться. Тогда она развернулась к нему и что есть силы наступила каблуком на ногу. Диметрий взвыл, но хватки не ослабил. Тогда она закрепила результат, уже протанцевав по второй ноге. Как только пальцы соскользнули с плеча, она рванула к заполненному криками гарпий коридору, но выбраться наружу не успела — Диметрий схватил её за ногу. Фелиша шлёпнулась на колени — прямо в сыто хлюпавшую под ногами жижу. Точно так же когда-то хлюпало на болотах Ферекруса, понятно, куда делась его сила.

— Зря, — шепнул на ухо Диметрий, разворачивая беглянку за плечи к себе. И тут она впервые услышала странные глухие нотки в голосе брата, словно одновременно говорили двое. Голоса наложились: один, молодой и звонкий, и второй, глухой, уставший, безжизненный. Хрустальные глаза вспыхнули в темноте — он понял, что она поняла…

— Ну наконец-то, — прошептал некромант. — Я уж думал, ты никогда не догадаешься.

— Где Диметрий?

Он потянулся к лицу девушки, сжал пальцами подбородок так, что она мимо воли зашипела.

— Разве не поняла? Я забрал его. Сильное молодое тело, как раз то, что мне давно было нужно. Сейчас, правда, мы только привыкаем друг к другу, иногда прорываются чужие воспоминания или мысли, но не больше, хотя в первые дни это был просто тайфун. Видишь ли, боги наделены противоестественной способностью удирать от смерти. Мне же, чтобы поддерживать жизнь, надо менять тела, когда они стареют и слабеют. Твой брат когда-то получил метку за то, что поднял на меня руку. Отчаянный храбрый юноша. Я сразу же обратил на него внимание. Думаю, скоро мы станем с ним добрыми друзьями.

— Значит, он не вернётся? — ломким от едва сдерживаемых слёз голосом шепнула Фелиша.

— Пусть тебя согревает то, что его любовь к тебе и желание защитить сдерживает меня от… необдуманных поступков.

Она сощурилась, отводя взгляд от хищных алчных глаз.

— Зачем я тебе? — прошептала девчонка, корчась от железных тисков. — У меня с собой даже слезы дракона нет.

— Скоро будет. Скоро всё будет. К тому же пока я не могу справиться с этими замечательными цацками — не имею нужной силы. Но у меня есть ты.

— Я?

— Ты особенная, — ладонь большим пауком легла ей на лицо. — Ты — последний феникс, в твоей крови скрыта большая мощь. Достаточная, чтоб подчинить себе оставшихся драконов. Особенно, золотого. Пламень никогда не хвастался, что он когда-то охранял мировое дерево? Потому после смерти своей всадницы он удрал именно к Кулан-Тару, чтобы быть рядом с Сердцем Гор, от которого всё ещё получает силу. Ну и заодно присматривал за кладбищем твоих предков. О, я очень хочу с ним пообщаться. Это совершенно особенное существо — удерживающее на земле весь драконий род. Ты не знала, что он связан не только со своим всадником, но и его второй половинкой? Да-да. Стоит мне с тобой обвенчаться и стать законным обладателем твоей души, и Пламеню некуда будет деться. Хотя, у него уже нет выбора.

Словно отвечая на эти слова, где-то далеко-далеко храм сотряс дикий рёв. И стены будто засветились ярче. Некромант явственно зашипел.

— К тому же тебе повезло познакомиться с этим выродком, Фениксом. Он тоже идёт сюда за тобой. Можно сказать, благодаря тебе я смогу устроить небольшую вечеринку для старых знакомых. И, конечно же, лахудра Лейм с молчуном Родомиром. С одной я уже разобрался. Второй получит своё чуть позже. Могу и ошибаться, но сдаётся мне, что оставшиеся слёзы дракона тоже объявятся на празднике. Буду считать это твоим подарком на свадьбу.

Она отбила его руку.

— Не стоит ёрничать. Это не в твоих интересах, принцесса.

Он прижал её ещё сильнее и внезапно пол начал уходить из-под ног. Точнее, как и когда-то на болотах, их стало всасывать куда-то вниз. Широкая ладонь прикрыла рот, запирая готовый вырваться наружу крик.

— Ты же никогда не звала на помощь — всегда считала это признаком слабости.

В следующий миг пол исчез полностью и они куда-то провалились.

14. НЕКРОМАНТ

Смешанные отряды рванули к затерявшемуся в скалах храму. Необычное зрелище — человеческие воины восседали на кентаврах, заранее сняв тяжёлые доспехи, чтобы облегчить союзникам ношу. Над ними с утробным душераздирающим хаканьем носилась чёрная дымчатая дракониха, слишком перевозбуждённая, чтобы просто махать крыльями.

— Может, кто-нибудь попросит её заткнуться?

Простоволосый кентавр, морщась на небо и беснующуюся тварь, обернулся к своему всаднику. Задорно сверкнули золотые глаза. Мужчина приложил к ним ладонь, чтобы лучше разглядеть дракониху.

— Думаю, она знает когда замолчать. Пока мы не подошли к храму, она вполне имеет право продрать горло.

— Так что же, нам до самой ночи наслаждаться?

— Раньше ты был куда терпимее, Родомир.

— А ты — легче.

Мужчина пожал плечами, попутно стряхнув с них задремавшего феникса, пусть слетает, разомнёт крылья, заодно и разведка не помешает. Некромант, конечно, совершенно распустился, нахально не выставляет постов, будто приглашает в гости, но всё же за столько веков натура его абсолютно не изменилась — совершенно подлая личность.

— Что поделаешь, люди растут, становятся тяжелее.

— Обычно, они ещё и умнеют. А мы по твоей милости прёмся в явную ловушку.

— Мог бы и не идти.

Кентавр промолчал. Ещё раз взглянул на дракониху и её седоков.

— Архэлл очень злится.

Золотоглазый безмятежно почесал повреждённую скулу, склонился с кентавра и на ходу сорвал травинку, чудом пробившуюся сквозь серые камни.

— Переживёт. Но рисковать чужими жизнями я ему не позволю.

— Ты забыл должно быть, этот мальчик — будущий король Нерререна. Когда я его встретил, он очень неплохо управлялся со своими подчинёнными.

— Матильда и Феликс не его подчинённые. Если ему так горело топать к храму, шёл бы пешком. В крайнем случае магистр Кант был не против отдать свою лошадь.

— Мог бы полететь с ними вместо того, чтобы приказывать Матильде держаться отряда. Заодно и сам бы маяться перестал.

Золотые глаза сузились, на скулах заиграли желваки. Кентавр краем глаза заметил изменения, но только лишь презрительно ухмыльнулся — жалеть дураков было не в его правилах. Сам себе жизнь усложнил.

— Это была бы катастрофа.

— Что?

— Наш с принцем Архэллом полёт. Матильда с тремя быстро устанет, соответственно Феликса пришлось бы оставить вам. Представляешь, что бы произошло с его психикой? Это раз. Ну а два: ты видел как этот недоэльф на меня смотрит? Впервые за всю жизнь мне становится не по себе. Тут уж впору о собственной психике позаботиться.

— Ну-ну, мальчишка просто захлёбывается ревностью.

— Ну и дурак. Подумаешь, я с драконом без бирюлек общаться умею. Я много чего умею, так что же мне теперь в нору забиться? Слыхал, как он меня выродком обозвал?

— Нет. При мне он называл тебя только гиббоном и чёртовой сволочью.

— Ну вот, а ты хочешь, чтобы я с этим недорослем наедине остался.

Родомир подавил улыбку. Единственную причину, которая действительно словно пробежавшая чёрная кошка разъединила Архэлла и Феникса, они не обсуждали. На то и друзья, чтобы не лезть в душу.

Внезапно золотоглазый весь подобрался. Взгляд его, обычно пристальный и внимательный, рассеялся в пространстве. Какое-то время он смотрел на мир глазами своей необыкновенной птицы.

— Матильда, ко мне, — не повышая голоса позвал он, но дракониха услышала. Рванула к земле и через секунду грохнулась в пыль перед застывшим кентавром.

— Какого?..

Он не стал ублажать слух красного от ярости принца, распыляясь в извинениях и разъяснениях. Впрочем, как всегда — будто ему доставляло удовольствие доводить молодого правителя Нерререна. Просто спихнул гневно вякнувшего пацана ближе к драконьему хвосту. Бросил короткий взгляд на второго парня. Принц Феликс нахмурился и привычно опустил лицо, завешивая его рыжей шевелюрой. Его сестричка всегда задирала нос. Уверен, раньше их только так и различали. Сморгнул старое воспоминание.

— Родомир, прибавьте ходу — к храму нужно добраться ещё до заката. Мы вылетаем вперёд.

— Что-то случилось? — хором спросили повелители, кентавр, дракониха и отирающийся сзади седой магистр со своим учеником. Блин, и без него никуда! Ведь уговаривали чуть ли не всем отрядом, чтоб сидел тихо в закутке и ухаживал за ранеными. Так нет же — попёрся вызволять свою ненаглядную принцессу. Хорошо хоть про попавшего в плен Диметрия не разболтали — считает, что принц отлёживается в одной из деревень после ранения.

— Пламень. Он уже в Сердце Гор. И он здорово ранен…

— Добро пожаловать в сердце Сердца Гор, Фелишия, — некромант склонился над девушкой, проверил крепления на руках и ногах. Она гневно раздула ноздри, дёрнулась, но освободиться не смогла. — Полноте, дорогуша. — Он по-хозяйски убрал с лица рыжие волосы, отдёрнул руку, когда пленница попыталась отхватить пальцы. Задумчиво посмотрел на замусоленный плащ, вклинивающийся в светлые одежды, потянулся было к нему, но передумал. Рука зависла над тесёмками, но так их и не развязала.

— Что ты собираешься делать?

— Прежде всего закрою тебе кляпом рот, чтоб ты не сорвала церемонию.

И тут же всунул этот самый кляп. Лишённая возможности говорить, Фелиша стала рассматривать помещение. Зал был огромным, в нём с лёгкостью уместилась бы вся столичная площадь. С высоченного потолка бахромой свисали сталактиты, отражаясь в отполированном временем и сотнями ног полу. По кругу на равном расстоянии друг от друга стояли здоровенный грубо отесанные глыбы, чем-то напоминающие Ферекруса. Десять алтарей, расставленных в шахматном порядке — пять бледно мерцали, ещё пять, казалось, поглощали и без того скудное освещение зала. От них паутиной расходились дорожки-желобки, сходящиеся у центрального, скорей выточенного из камня, круглого и влажного, будто пропитанного сыростью пещер. На нём нервно возилась принцесса.

Стены облеплены уже надоевшими гарпиями. С каждой минутой их прилетало всё больше. Постепенно появлялись и другие твари — некоторых из них Фелиша видела в библиотечных талмудах в запретной секции под заголовком "твари опасные, ядовитые и вымирающие". Тут этих вымирающих было — яблоку негде упасть: зубастые, клювастые, с рогами на головах или рылами вместо носа, мелькали синие морды тинников, рассерженно шипели придавленные аспиды гигантских размеров, грюкали по стенам дубинками одноглазые циклопы, отдельной кучкой сидели хищные клыкастые твари с разноцветными глазами и словно полупрозрачной шкурой — химеры. Этих обминали даже наглые раскормленные аспиды, ползавшие по всему залу. Один из них забрался на принцессу и удобно устроился на ней, свившись тугими компактными кольцами. Не мигая уставился маленькими чёрными глазами.

Фелиша сощурилась, напрягая мышцы рук. Прилаживающий крепления на одном из алтарей некромант заметил, ухмыльнулся.

— Можешь не стараться, принцесса. Ты слишком долго была без дракона — у тебя не осталось сил на огонь.

Обожжённая артефактами ладонь пыхнула пламенем, слишком слабым, чтоб напугать охамевшую гадину, но достаточным, чтобы перепалить пеньковый шнурок. Она тут же скинула чёрную змею и поспешно принялась развязывать второе крепление. Некромант лениво щёлкнул пальцами. Четыре химеры подошли к алтарю и просто сели рядом, уставившись на Фелишу немигающим плотоядным взглядом.

— Выпусти меня немедленно!

— О, так значит ты всё же вытащила кляп? — всё так же не отрываясь от дела поинтересовался некромант.

— Ты хочешь выпустить мне кровь?

— Нет, с чего ты взяла?

— Я лежу на жертвеннике, вокруг толпа нежити, а у тебя за поясом чёрный нож, кстати, надеюсь, ты его хотя бы вымыл, не приведи боги потом какая царапина ещё загниёт.

— Если бы я хотел выпустить твою кровь, я бы сделал это, пока ты прибывала в отключке. — Он всё же подошёл, придавил Фелишу обратно к деревянному алтарю и на этот раз привязал цветастым шнурком, обшитым бисером и жемчугом. Перехватил недоумённый взгляд пленницы. — Нравится? Это последнее, что твой братишка сумел сделать — спереть твоё украшение.

— Чего ты ждёшь?

— Неужели ты куда-то спешишь? Ах да, понимаю — думаешь, что тебя спасут твои друзья. Зря надеешься — здесь сотни миль и столько же ходов, а пробраться к сердечнику храма можно только сквозь болотища. Не делай таких глаз, детка — ты бормочешь в забытьи. Значит, сам Феникс отметил тебя своей благосклонностью? Как нелепо иногда повторяются события. Твоя мать тоже однажды положилась на него — когда решила, что он сможет уберечь от меня её дочь. Длинная история, я когда-нибудь её тебе расскажу… дорогая.

Фелишу передёрнуло. Она отвернулась, чтоб не видеть искажённого ядовитой радостью лица брата. Брови Диметрия тоже начали выцветать, теперь от прежнего него осталось только имя, и то присвоило существо с насквозь прогнившей душой. Или оно её не имело? Ходили слухи, что когда-то давным-давно некромант отказался от неё, чтобы получить бессмертие.

— О, наконец-то первые гости, я уже заждался, — некромант поднял голову на приближающийся шум. В зал влетело целое облако гарпий, дико верещащих и каркающих. Они рассеялись и выплюнули из себя порядочно помятых Ташу и крепко её обнимающего Веллерена. Одежда на них висела клочьями, вампир был изрядно поцарапан и зажимал одной рукой располосованную щёку, но его спутница была скорей растрёпана и испугана, чем изувечена.

Некромант хлопнул в ладоши, от толпы нечисти отделилось несколько внушительного размера циклопов. Они схватили ещё не успевших прийти в себя вампира и полукровку и в мгновение ока определили их на алтари — обоих на светлые.

— Вы чего здесь делаете? — Фелиша, как могла, вывернула голову, но смогла разглядеть только ноги вампира, вяло отбрыкивающиеся от нескольких гадов, привинчивающих его к камню. — Мне казалось, здесь вы случайные гастролёры — навестили памятник древности и — до свидания.

— Ну да, — неуверенно отозвалась Таша, — но вон те милые птички решительно попросили нас задержаться. Мы не могли отказать. К тому же Мартуф куда-то удрал, а я не могла его оставить.

Фелиша выругалась. Веллерен, судя по сдавленному шипению, тоже.

— Сейчас подтянутся и остальные, — доложил некромант. — Давно пора, нельзя заставлять хозяев ждать, это невежливо.

В ту же минуту появилась не менее шумная толпа болотных гадов. Эти притащили скрученного, словно гусеница, пса, которого шваркнули на ещё не занятый белый жертвенник. Мартуф тихонько поскулил, но заметил Ташу и явственно зарычал. Привязать его так и не решились, удовольствовались мотком верёвок, обвивших тело оборотня.

— И наконец, последний штрих!

По хлопку в зал вошёл Вертэн, неся на руках бесчувственную Лейм.

Один из циклопов принял её, оттащил на следующий светлый камень. Ещё двое одноглазых подошли к самому вампиру, тот оскалился.

— Не стоит, — вкрадчиво попросил некромант. — Ты должен был знать, куда попадёшь, и всё же сам вызвался привести нимфу. Неужели так горело увидеться с моей невестой? Или в очередной раз попытался её спасти? — на руках вампира мимо воли прорезались когти. Некромант хмыкнул. Что ты нашёл в этой костлявой бескровной девчонке?

Вертэн бросил взгляд на девушку, распятую на деревянном жертвеннике. Она смотрела на него тем же гадливым взглядом, что и королева Фиона десяток лет назад. И всё же ни одна, ни вторая не вышибли из него дух, хотя вполне могли.

— Её мать когда-то спасла мне жизнь и я не успел ей отплатить, — глухо ответил он.

— Ах как возвышенно! Кровь предателя облегчит ей боль, так что можешь утешать себя хотя бы этим, дурак.

Вампира впечатали в последний светлый жертвенник.

— Вот теперь можно начинать. Со стороны невесты все званые гости уже собрались. А вот с моей… — некромант задумался, потом кивнул нескольким одноглазым слугам. Циклопы шагнули к толпе нежити, схватили первых попавшихся гадов и оттащили их на чёрные камни. Возмущённый визг они прекращали мощными ударами кулаков. Одну гарпию пришлось заменить — черепушка не выдержала воспитательной экзекуции.

— Приведите жреца, — потребовал некромант. Сам он подошёл к Фелише, достал нож и остриём подцепил тесёмки плаща. Вампиры одновременно рванули каждый со своего алтаря, но удостоились только кривой ухмылки. — Защитнички, тоже мне. Лучше поберегите силы, нечего моей будущей жене уподобляться зомби, она должна быть полна жизненных соков.

— Да я лучше землю буду есть, чем обвенчаюсь с собственным братом!

— Фелишия, детка, когда же ты поймёшь наконец — от твоего брата остались только шрамы.

Принцесса рванула к некроманту, непозволительно близко склонившемуся над ней, и цапнула за шею. Мужчина чертыхнулся, отодрал от себя девчонку и отвесил звонкую пощёчину.

— Как видишь, более меня ничто не сдерживает.

Фелиша цветасто выругалась, завозилась на своём ложе, не желая больше быть послушной овечкой.

— Э, нет, так не пойдёт, — он шагнул к ней с пиалой в руках. В посудине что-то плескалось. Зажал девчонке нос и, когда она открыла рот, вылил содержимое туда, тут же накрыв губы ладонью.

Она, не мигая, смотрела колючими злыми глазами. Ежу понятно, что глотать неизвестное снадобье из рук врага она не станет. Достал из-за пояса кинжал, полюбовался чёрной рукояткой, оплетенной серебряной паутиной. Его брат-близнец был когда-то любимой игрушкой Фелиши, разве что у этого остриё не обломано. Девушку передёрнуло, теперь-то она поняла, почему Гельхен так смотрел на него — с презрением и ненавистью. И почему не выбросил ненавистное оружие тоже поняла — наверняка хотел лично вернуть хозяину.

Остриё кинжала задумчиво нацелилось на Ташу.

— Не глотнёшь, я нашпигую твою сестру железом, — меланхолично протянул некромант.

— Даже не вздумай, — сквозь клыки процедил Вертэн.

Фелиша зажмурилась и глотнула.

В голове тихо зашумело, глаза сами собой стали слипаться. Она постаралась открыть их как можно шире, но все образы стали сливаться в мутное смазанное пятно. Снотворное тёплым ядом заструилось по венам.

— Вы за мной посылали?

Неуверенный запинающийся голос прозвучал неожиданно громко в мгновенно затихшем зале. Мартуф оскалился, Веллерен, Таша и Фелиша разом повернули головы к вошедшему человеку, облачённому в серую волочащуюся по полу мантию. В руках он нёс здоровенный фолиант с витиеватой тиснёной надписью: "Воины-фениксы. История". Глаза Фелиши округлились. Не книга вызвала удивление, хотя спорить с тем, что это последний предмет, который она собиралась здесь увидеть, было бы глупо, но нёсший её человек выглядел здесь ещё более неуместно, особенно, если учесть его просто таки вселенскую трусость. Водянистые бледно-голубые глаза пугливо метались от ощерившегося королевского советника к его младшей подопечной. От кого из них он в своё время натерпелся больше, ещё стоило подумать.

— Маэстро Н'елли?..

Феликс тихонько застонал и начал заваливаться на бок. Архэлл даже не успел толком сообразить в чём дело, а Феникс уже развёрнутой пружиной выстрелил с крякнувшей обессиленной драконихи, совершенно по-паучьи перебрался по боку, цепляясь за основание крыла и отталкиваясь ногами от подставленной лапы. Схватил парня и… до земли было не меньше шестнадцати футов. У Архэлла потемнело в глазах, но дракониха только хрюкнула и стрелой понеслась за выпавшими пассажирами. Подцепила когтями, чудом не располосовав Фениксу спину, и поволокла свою ношу к земле. Хотя, скорее, просто постаралась задержать падение, не в силах как следует удержать два тела. Судя по тому, как быстро и спокойно она отреагировала на сигания Феникса, подобное проделывалось уже не впервые.

Феликс выпал из ослабевших рук своего спасителя уже у самой земли. Упал на камни, но не почувствовал этого. Остекленевший взгляд упёрся в небо, побелевшие губы плотно сжаты. Архэлл рванул к другу, желая непременно свернуть шею его горе-спасителю, но тут же к ужасу своему понял, ПОЧЕМУ Феникс выпустил парня — его выцветшие стеклянные глаза были ещё более ужасны — из них ручьём текли слёзы.

В глазах потемнело ещё раз. Голова закружилась, в висках заломило от нахлынувших образов.

Фелиша лежала на алтаре. Лицо её было белым и спокойным, что казалось совершенно неестественным, если учесть, что над ней склонился молодой человек с необычными белыми до серебристого волосами. В руках у него был нож, которым он сделал небольшой укол на животе девушки, заранее вспоров ткань белого венчального платья. Ещё пять надрезов — меж открытых ключиц, на руках и ногах — набухли кровью. Заструились-потекли алые дорожки, стекая в желобки вдоль алтаря. Девушка отчётливо скривилась, прикусывая губу, чтобы не заорать. Кровь хлестала из ран, забрызгивая белое платье и пуская рябь по странно блестящему полу. Минута — и она настолько ослабнет, что впадёт в беспамятство, а потом и…

Тут же маячил серый тип знакомой наружности, вроде бы он уже видел его в палаце, но никак не мог вспомнить, кем этот серый там был. На заднем плане копошилась разношёрстая толпа нежити, одурманенная запахом жертвы. И не только. Десять каменных алтарей заливала кровь. На чёрных стелах бились в агонии подыхающие твари. Этим безжалостно перерезали глотки, зная, что Морта всё равно заберёт их не сразу. А вот более хрупкие квартиранты светлых жертвенников должны были умирать постепенно. Жизнь из них вытекала по вскрытым венам.

Архэлл застонал, разглядев белое лицо старшей сестры Фелиши, обессиленного рычащего Веллерена, бездумно бьющегося затылком о камень юношу с порванным левым ухом. О том, дышит ли лежащая на соседнем алтаре белая, словно полотно, нимфа или нет, думать не хотелось. Точно так же, как и соображать, что в их компании забыл ещё один кровосос, приспешник некроманта.

Серый знакомый тип опустил на треножник фолиант, зашуршал страницами, а в это время среброволосый лёг рядом с бесчувственной Фелишей, загодя приложившись бескровными губами ко всем её ранам.

Дракониха дёрнулась, вырывая бредящего нерреренца в реальность, зашипела рассерженной кошкой. Они мчались к храму так быстро, что краски смешивались перед глазами, а в ушах ломило от ветра. Храм играл всеми оттенками красного — от алого до бардового, хотя до заката оставалось ещё минимум два часа. Белый камень наливался кровью изнутри, отзываясь на кровавый ритуал глубоко в своих недрах. Не это рассердило Матильду — на раскуроченной площадке храма, там, где когда-то была установлена жертвенная каменная чаша, рвали друг друга два дракона — дымчато-серый и пронзительно-золотой. Маленький юркий Оникс и грузный внушительный Пламень когда-то чуть не разнесли Кулан-Тар, не в силах определить, кто же сильнее. Теперь обнаружить сильнейшего не составило труда: золотой едва держался на лапах, больше уклоняясь и парируя злые короткие удары соперника. Хотя стоит отдать ему должное — пробиться сквозь его защиту в храм Оникс, к своему вящему неудовольствию, не мог.

Дракониха глухо рыкнула, расправляя крылья и выравниваясь для нападения. Растопырила лапы, став похожей на гарпию, и бросилась в самую гущу схватки.

Архэлла она скинула на подлёте, безбоязненно отправив прямо под лапы гупающим драконам. Он мячиков выскочил из-под дерущихся туш, затормозив о какой-то грубо отесанный валун, зачем-то оставленный прямо посреди дорожки, метнулся к раззявившему чёрную пасть провала входу, некогда закрытому такими же, как и в храме Солнца, витыми колоннами. От прошлого великолепия осталась только выложенная белым камнем пятиконечная звезда, потускневшая и запыленная. По мрамору проскребли когтистые лапы, оставляя на древнем украшении четыре глубокие отметины. Он даже не сразу сообразил, что это Матильда. Она боком выпихнула золотого и приняла страшный рвущий удар Оникса на себя. Перепонка на крыле лопнула, зазмеилась разрывом, но это только раззадорило её: оскалила клыки и клюнула обидчика во вторую лапу, уже нацелившуюся на и без того порванное горло. Дымчатый зашипел, отскакивая на трёх лапах, налитые злостью глаза сузились. И тут Матильда задрала верхнюю губу, демонстрируя мелкие тонкие изогнутые клычки, плотно прилегающие к первому ряду. Она так и не смогла добраться до него в прошлый раз, хотя очень старалась, но в полёте драконихи всегда уступают драконам. А вот земля — их стихия, здесь только дотянуться и цапнуть ядовитыми клыками, которыми природа щедро оделила женскую половину… И укоротить себе жизнь чуть ли не до критической точки. Но оно того стоило.

…не забудь забрать парней…

Архэлл обернулся, всматриваясь в пологий склон, на котором остались его бесчувственные спутники. Феликс лежал всё той же изломанной куклой, бездумно уставившись в серое небо. Архэлла передёрнуло — он слышал о подобном, но в столь тесную ментальную связь не верил. До сегодня. Ладно ещё родной брат, но откуда у него эти странные видения: серый тип нашёл нужную страницу, загундосил совершенно ненормальный для ритуала слова: "Феникс и дракон — единое целое, две части одного организма. Рядом с драконом феникс практически всесилен. И так же уязвим. Боль одного — общая боль, страх — единый для обоих, ненависть, страсть"… Фелиша уже давно перестала корчиться от боли — кровь из соседних алтарей тонкими струями подымалась к центральному жертвеннику, впитываясь в новую хозяйку. Открыла глаза — неестественно светлые, словно налитые водой. Села, бесстрашно столкнув с себя чёрного откормленного аспида. Странно, её же вроде привязывали?.. "Фениксы идеальные воины, но на людей они похожи лишь внешне — такие же бессердечные твари". Вот он — ключ к душе феникса, живущего в страхе и злобе после прочитанного.

…Он там был — в королевской библиотеке. Следил за этой странной дикой кошкой, обещанной ему в жёны. И слышал из-за соседнего стеллажа, как она бормотала про фениксов и драконов. Сначала голос радостно подрагивал, но потом запнулся. Он даже не сразу сообразил, что архив горит. Пламя будто вспыхнуло одновременно, с аппетитом пожирая тома законодательства, фолианты древнейшей истории Янтарного края и прочую никому не нужную, но обязательную макулатуру. Принцесса потеряла сознание, вдохнув слишком большую порцию дыма, и он так и не смог к ней пробиться. Выбрался наружу, схватил первого попавшегося человека, седовласого старика алхимика, и поволок его в уже рушащееся здание. Сам он так туда и не вернулся — свалился на пороге и был утянут в лазарет кем-то подоспевшим на подмогу…

Значит, вот как они собираются вытащить душу? Напомнить о старых страхах. Или о старой злости? В любом случае это подействовало: принцесса повернула к беловолосому бесстрастное застывшее точно маска лицо. Красивое. Неестественно красивое, будто у фарфоровой куклы, и оттого жуткое. Что-то сказала. Мужчина самодовольно кивнул и склонился над потянувшейся к нему девушкой.

— Нет! — слова вырвались мимо воли. Не ревность толкнула его в подземный лабиринт белого храма, хотя её повиновение болью отозвалось в груди. Дикий необузданный страх сковал сердце ледяными щупальцами: им нельзя целоваться, во что бы то ни стало нужно помешать белым рваным губам коснуться нежной тёплой девичьей кожи. Пока ещё нежной и тёплой.

Но он далеко. А Фелиша где-то в глубинах храмовых катакомб и сейчас ей совершенно плевать, что она расстаётся с душой, что везде стоят залитые кровью её друзей и врагов алтари, что вокруг обступила толпа монстров, а где-то далеко-далеко от неё её же дракон чуть не сложил голову, пытаясь расквитаться с крылатой зверушкой некроманта.

Кстати о драконе — где Пламень? Ведь только же был здесь, блеснул на солнце чешуёй, подымаясь в небо… Архэлл перевёл взгляд обратно на бесчувственных спутников. Одного. Второй, этот невыносимый всезнайка наёмник, вечно сверлящий его своими странными золотыми глазами и испытывающий его терпение постоянными многозначительными хмыканьями, исчез.

— Ну и вали! Надеюсь, подальше.

— Не надейся, — хрипло рассмеялся грубый валун на входе в храм, — Янтарин помчался к ней. Они оба помчались к ней.

— Ферекрус?

Некромант потянулся к Фелише, чтобы завершить ритуал и наконец-то поставить большую жирную точку. В глазах девчонки плескалась вода — несколько дней и станут такими же хрустальными, как и у Диметрия. И тогда можно не опасаться, что она укусит или плюнет на обувь, или завизжит, распугивая сидящих под ногами химер — как сейчас. Сознание принцессы пробилось сквозь транс — девчонка оценила обстановку и тут же устроила небольшой импровизированный бунт. Мужчина поморщился, отступая от новоиспечённой… уже жены? Ещё невесты? Обряд прошёл успешно, но без поцелуя, основной печати, скрепляющий договор едва ли не крепче крови, ритуал — всего лишь пшик и фикция; просто убили время.

Фелиша метнулась к затихшей Таше, попыталась остановить кровь из вен. Рванула за подол своё платье, но крепкая ткань не поддалась. Не долго думая она подошла к по-прежнему сидящему на центральном алтаре некроманту, протянула руку, требовательно сжала и разжала ладонь.

— Кинжал.

Он пожал плечами, но требуемое дал. Принцесса не дура, швыряться в супруга в напичканной нежитью зале не станет. Девушка бросилась к сестре, по пути с брезгливой гримасой обминая хрипящих подыхающих постояльцев чёрных жертвенников. Рванула подол венчального платья кинжалом, отрезая широкую полосу ткани, пережала кровоточащие раны.

…поздно, детка, такие обряды проводятся не для того, чтобы кто-то из жертв выжил…

— Спаси их.

Он недоумённо поднял брови — почти такие же белые, как и волосы.

— Прости?

— Спаси моих друзей.

— С чего вдруг?

— Потому что они мои друзья! — она сузила глаза. Но тут же лицо расслабилось, хмурые морщины на переносице разгладились. На какое-то мгновение сидящему на жертвеннике мужчине показалось, что девушка сдалась и перестала бороться с магией, вновь впадая в транс. Но она улыбнулась, хитро сощурив водянистые глаза… нет, бледно-медовые с поволокой. — Пусть это будет твоим подарком на свадьбу.

Он мимо воли усмехнулся.

— Тогда сделай мне ответный подарок и прекрати кидаться, словно дикарка.

Она поджала губы, стараясь сдержаться от колкости, но уже в следующее мгновение все ответы и обстоятельства стали излишними — веснушчатое лицо вновь застыло непроницаемой маской.

Некромант задумчиво цокнул языком, чуть расслабил вербальную хватку — девчачьи глаза вновь налились жизнью и сознанием. Подумал и, прежде, чем она окончательно пришла в себя, вновь заглушил её волю.

— Н'елли, перевяжи раны этим… "друзьям".

…подарок, так подарок, с меня не убудет…

Сам он подошёл к Фелише, подцепил подбородок девушки, задумчиво склонился и… в очередной раз не успел скрепить весь этот бред поцелуем. Распугивая гарпий, в зал влетел огненный ком. Верещащий феникс кинулся на некроманта. Тот чертыхнулся, успел прикрыть глаза рукавом, но обнаглевшая птица дотянулась клювом и располосовала руку. От близости огня принцесса вновь очнулась, вздрогнула, бросилась за своим защитником, заодно пытаясь защитить его от скопом набросившихся гарпий.

…этого только не хватало — где один, там скоро объявится второй, а здесь для полного бедлама как раз Феникса и не…

— Убери свои слюнявые губы от девушки! — он возник, как всегда, неприятным сюрпризом — совсем не там, где по логике вещей должен появляться человек из крови и плоти: практически в центре зала в клубе голубоватого пламени. Смотри-ка, до сих пор пырхает, хотя уже и сил толком не осталось, и девчонка вроде как не совсем в курсе, кто есть кто.

…ну вот, отлично…

И тут Фелиша развернулась к объявившемуся, свела на переносице бровки, полыхнула вмиг поалевшими глазищами и неожиданно для всех, включая золотоглазого, заявила:

— Ану проваливай!

Феникс застыл, словно громом поражённый. Некромант, тоже оглушённый резким выпадом девчонки, на секунду замер.

— Браво. Феникс, ты слышал мою супругу? Проваливай. Так и быть, я тебя выпущу, пшёл.

Фелиша отвернулась от серого Н'елли, делавшего последнюю перевязку Вертэну. Этому, пожалуй, можно было выпустить и всю кровь, но раз сегодня её свадьба…

— И ты проваливай. Все — пошли вон! Как вы мне надоели, кто бы знал.

— Я з-снаю, малыш-шка, — в зал просунулась золотая драконья морда, прищурилась и фуганула в нежить, по большему счёту жмущуюся к противоположной стене. Тех, кто не догадался смыться на полминуты раньше, размазало в обугленные пятна. Оставшиеся в живых счастливчики в спешном порядке покидали неуютное, несмотря на обилие огня, помещение. Зал затопило жёлтым светом, высветив всё до малейших деталей — пол был залит тонким слоем воды, вот почему под ногами постоянно тихо хлюпало, на алтарях оказались выбиты старинные руны, стены щербились трещинами, а деревянный жертвенник на самом деле оказался обтесанным пнём древнего дерева, очевидно некогда выросшего здесь. Он занялся ровным ярким пламенем, исказив выползшую по ту сторону драконью тушу.

Фелиша неуверенно шагнула к нему, губы дрогнули в несмелой улыбке.

— Пламень…

Урчание дракона перешло в утробное хаканье, тут же заглушенного утробным же стоном задрожавших стен подземелья — храм ощутимо вздрогнул, по воде пошли круги. Фелиша вскрикнула.

Заметила.

В драконьей груди, ближе к левой лапе торчала-поблёскивала рукоять кинжала, оправленная в серебряную паутину. Кинжал ушёл под чешую на всю длину лезвия.

Обомлевшая, она повернулась к некроманту.

— Ты…

Тот зевнул.

— Мне ещё семейных сцен на людях не хватало, — схватил девчонку в охапку и прежде, чем кто-то успел хоть что-нибудь сообразить, топнул по полу ногой. Плеснула вода и тут же вязко окутала две пары ног — широко расставленные для равновесия и брыкающиеся, пинающие всё, что попадалось на пути.

Ни наёмник, ни дракон не успели — Фелишу и её новоиспечённого супруга засосало в пол.

— Чтоб тебя с твоими хрипами, — выругался Гельхен, подходя к пылающему жертвеннику. Сдёрнул за подол лежащий на нём плащ, совершенно не тронутый огнём и накинул на себя.

Дракон, в это время гупающий лапой по полу в поисках прохода, не удержался и плюнул в обидчика огненной струёй, но тот рассёк её на подлёте мечом. Криво ухмыльнулся, на миг полыхнув огненной радужкой.

Нашёл на кого лапку задирать. Тем более рядом с корягой мирового дерева!

— Она моя, — неожиданно зло оскалилась драконья морда.

Гельхен раздул ноздри, но тут же себя осадил: всё верно — она его, дракона, и всегда будет принадлежать в первую очередь ему. Как и он ей.

— Луч-ше забери с-слезу, дурень, пока ещё помнишь, зач-щем с-сюда явилс-ся.

Мужчина подошёл к алтарю, на котором лежал приходящий в себя Веллерен, спокойно сунул руку вампиру за пазуху, выуживая полупрозрачный янтарный камешек. Мрачно цикнул на отползшего в дальний угол Н'елли. Подумал, схватил скулящего маэстро за шиворот, приподымая на уровень глаз.

— Куда он её поволок?

Допрашиваемый что-то нервно пробормотал, икнул и в совершенно невменяемом состоянии попытался вырваться из хватки, но получил оплеуху и опять забормотал под нос на странном гортанном наречии — своём родном языке. Идиот, лучше бы сидел у себя на островах и не высовывался, чем попался в сети к этому пауку Мортемиру. Или уже Диметрию? Чёрт, чёрт, чёрт!!! Зачем только пацан сюда сунулся? Этот дурак ясно чего хотел — знаний и власти, самоуверенный псих, решивший, что сможет подчинить себе время и, возможно, приструнить некроманта. Ха! Падальщик обожал этот тип людей, коего в избытке было в прошлом и с лихвой имелось в настоящем — мелочные, жадные до власти дураки без чести и совести. А вот что понадобилось здесь принцу? Его ребята говорили, что атаку оживших мертвецов они успешно отбили.

"Даже не запачкались, — глухо бормочет Вириелий, высокий плечистый парень, первый заместитель и лучший друг Диметрия, — разбили нелюдей в два счёта, а ночью принц ушёл. Мы за ним в этот проклятый храм сунулись, а он… ну и вот…"- и смущённо прикрывает ладонью располосованный мечом бок.

— Так я не расслышал, куда он поволок принцессу?

— Позвольте, допросом займусь я, — глухо кашлянул Веллерен, сползая с алтаря.

— Я тоже присоединюсь, если вы не против, — прохрипел всё ещё серый Вертэн, пошатываясь на негнущихся ногах.

— Тебе-то оно зачем?

— Профессиональная гордость — этому сморчку Мортемир доверял куда больше, чем мне.

Понятно, значит не признается.

Веллерен подозрительно зыркнул в его сторону, но посторонился, освобождая место.

— Феликс, — наёмник требовательно щёлкнул пальцами и беспорядочно мечущаяся под потолком птица послушна села на отставленную руку. Подошёл к по-прежнему лежащим на алтарях. Скулящих гарпий и аспидов добил коротким ножом, потом проверил пульс у остальных и наконец стряхнул феникса на грудь принцессе Талине. Веллерен скосил глаза, на миг отвлёкшись от допроса вертящегося на когте человека. Птица распласталась по груди, раскрыв крылья, притушила рвущийся с перьев огонь, чтоб не опалить кожу девушки и принялась тихонько квохтать.

— Всё так плохо?

Гельхен поднял на него задумчивый взгляд.

— Что?

— Я видел, как десять лет назад эта же птица лечила тебя после удара некроманта. Хотя, признаться, думал, что просто оплакивает.

Наёмник посмотрел на лежащую перед ним девушку. Дыхание постепенно восстанавливалось, хриплые прерывающиеся нотки исчезали — обычный смертный этого ещё не различал, но вампир уже почуял, как человеческая кровь прекратила бурлить в полупустых венах и принялась медленно восстанавливаться, втянул носом воздух, и благодарно кивнул Гельхену. Но тот не смотрел: сел в ногах Лейм, сложив руки в замок и принялся ждать, краем глаза заметив, как на выходе блеснула золотая чешуя; всё верно — она его.

К тому времени, как нимфа открыла сизые глаза, Н'елли признался, что понятия не имеет, куда его хозяин поволок девчонку и теперь старался вспомнить хоть что-то полезное, чтоб оскалившие клыки вампиры не пустили его с молотка всем желавшим расквитаться со старым знакомым. Таша уже пришла в себя и, тихонько сползла с алтаря, сидела, поджав под себя колени, и внимательно слушала возню вампиров с бывшим наставником Фелиши. Рядом с ней примостился Мартуф, тоже пришедший в себя и вновь приобретший способность перевоплощаться, поэтому сидел он опять в любимой собачьей шкуре, чуть склонив на бок голову и вывалив из пасти язык. Время от времени он тыкался носом в руки хозяйке и принимался зализывать мелкие царапины, не скрытые повязками.

— Дайте этого червя мне, — хрипло потребовала Лейм, выпадая из выемки на камне прямо на холодный пол. Выглядела она жутко — вся в кровоподтёках, ссадинах и мелких царапинах от когтей любимых птичек некроманта. Один глаз набух кровью, не перенеся знакомства с острым коготком шальной гарпии. Лейм сплюнула. Вместе с кровью и клыком вылетел ошмёток кожистого крыла — судя по всему, за глаз она расквиталась сполна. Правая бровь была рассечена до виска, от левой скулы к шее тянулась сетка красноватых дорожек. Меховая безрукавка была местами выщипана, тугие лосины превратились в искромсанные ошмётки бридж. По открытым ногам тоже змеились царапины. Увидев себя в отражении воды, нимфа грязно выругалась, не стесняясь в выражениях и их количестве.

— Вряд ли удастся вытрясти что-то ещё, — заметил Веллерен, — этот идиот даже не знает, как выбраться отсюда. Единственное, для чего он был нужен Ди… некроманту — это провести обряд, такие дела должен делать обычный смертный, чистокровный человек.

— Рада за вас, — холодно процедила нимфа, отмахиваясь от рук Гельхена, — но вообще-то я просто собиралась с его помощью восстановить силы, вряд ли вы захотите одолжить мне кровь Таши.

Веллерен глухо зарычал, Мартуф прижался к принцессе, собираясь во что бы то ни стало защитить свою хозяйку. Лейм посмотрела на их напряжённые физиономии и ещё раз сплюнула.

— Тьфу на вас, я же сказала, что хочу эту вонючку, — её когтистый пальчик уткнулся в посеревшего маэстро. — Таша всё равно невкусная, у неё смешанная кровь и воняет древесным соком.

— Лейм, не глупи, — вмешался Гельхен, — он жилистый и невкусный, от него же за милю разит страхом.

— Всё равно, у него так забавно трясутся поджилки, а у меня просто живот сводит, — она облизнулась и упрямо шагнула к Н'елли. И тут нервы его не выдержали, он забился в конвульсиях, задёргался и неожиданно обмяк в вампирьих руках, потеряв сознание. Нимфа задумчиво выпятила нижнюю губу, скрывая единственный уцелевший клык. — М-да, ну и народец малахольный пошёл, — Лейм пнула бесчувственное тело, — я ему, можно сказать, комплимент сделала, сказала, что он меня вполне даже устраивает, не глядя на то, что он тут чуть не обде…

— Дорогу к выходу покажет моя птица, — повышая голос, чтоб перекрыть несдержанные слова Лейм, сообщил Гельхен. — У Феликса встроенный маяк.

— Как и у дракона, куда же делась эта подлая змеюка?

— Не сверни шею, Лейм, эта змеюка ушла за Фелишей.

Она подняла сросшиеся на переносице брови, надменно хмыкнула.

— А наш герой?

— А ваш герой отведёт вас наружу. У Пламеня хватит сил отбить своего феникса и хватит мозгов не вступать с падальщиком в бой. Всё. Сильные несут на горбу слабых, все на выход.

В переплетении переходов Лейм нагнала идущего впереди наёмника, опустила на плечо руку.

— Я уже в порядке и справлюсь с этими недобитнями. Вампиры восстанавливаются быстро, на следующем уровне уже смогут унюхать дорогу наверх, Мартуф тоже не сдохнет, а девчонку мы уж как-нибудь допрём. Если ты оставишь свою пташку, мы уже через час будем дышать свежим воздухом.

— Ну да, мы и идём дышать свежим воздухом, — он упрямо дёрнул плечом, но крепкие пальцы до хруста сжали кость — Лейм действительно быстро приходила в себя.

— А чего рожа такая постная? Я же знаю, как ты хочешь пообщаться с этой гнилой тварью. А твоя саламандра сама не справится, у девчонки теперь труха вместо мозгов.

— Я… успею.

Нимфа тихо зарычала. Гельхен в ответ сверкнул огненной радужкой.

— Ну и дурак! — надутая, она отвернулась, сложив на груди руки. И вдруг… — Ой, а вы что здесь забыли?

Мужчина повернулся, вглядываясь в темноту, куда указывал дрожащий то ли от возбуждения, то ли от страха палец.

Бум! Сцепленные замком руки подло обрушились на его затылок. Гельхен мешком осунулся к ногам хакнувшей нимфы. Та подула на отшибленные костяшки.

— Ну, чего уставились? — хмуро цикнула она на остановившихся в отдалении спутников. — Мы всего лишь переиграли наши планы. Феникс остаётся, у него тут незаконченные дела, а вас поведу я.

— Боги, спасите, — тихонько буркнул Вертэн.

— Я тут именно для этого, — бесстрастно подтвердила Лейм. — А теперь заткнулись и за мной. Ты меня ещё поблагодаришь, — сказала она молчаливому затылку наёмника, перешагнула и пошла дальше. Предатель-феникс согласно каркнул и полетел вперёд освещать дорогу. Смущённые вампиры хмыкали и тоже переступали уже начавшего шевелиться наёмника. Таша высвободила руку из хватки Веллерена, склонилась над Гельхеном и вложила ему в ладонь подобранный в зале бисерный шнурок.

— И всё же мне кажется, это было очень глупо, — недовольно заметил Веллерен, поравнявшись с нимфой. Дикой необузданной девчонки с необычными будто вампирьими глазами он… опасался, чувствуя в ней слишком… нечеловека. И тем не менее, к безграничному своему удивлению, почти так же безгранично доверял, чего с ним не случалось практически все триста лет жизни.

— Вы меня ещё аморальностью моего поступка загрузите, — скривилась та и прибавила ходу.

Говорить Фениксу о последнем подарочке падальщика — западне в урочище перед Сердцем Гор — она не стала. Прилетев на драконе, они обминули засаду, а вот Родомиру не повезёт. Что ж, она успеет, а вот человеческому наёмнику об этом знать незачем. К чему беспокоить человека? Только завязнет в битве и не сможет убраться обратно в переходы к Пламеню, в очередной раз защищая кого-нибудь не слишком в этом нуждающегося. Болезненное самомнение старого друга ей было чересчур хорошо знакомо ещё по прежним вылазкам: самая ярка увенчалась успехом, он тогда спас сестру Лиам, хотя вполне мог подождать её и напинать гнусным людишкам вместе с нимфой. Прошли годы, он так и не поумнел и не заметил, что одиночные победы — скорее удачное стечение обстоятельств, и наглядно это ему продемонстрировал всё тот же некромант в той битве, которая каждую ночь прокрадывалась в человеческие сны Гельхена; Лиам знала — слышала, как он бормотал в соседней палатке в Кулан-Таре.

…а ведь мог задержать эту чёртову битву! Всего на один день — достаточно, чтобы кентавры и нимфы добрались через море и Нерререн к северным пустошам Янтарного края. Мог, но опять решил сыграть соло…

С тех пор они не виделись. Лейм не пожелала общаться с человеком и не приняла Гельхена. Да он и сам не слишком искал встреч со старыми друзьями — растворился в человеческом мире, даже со своим Янтарином погрызся, злые языки болтали, будто они друг другу чуть глотки не поперегрызали после смерти Иволги.

Но вот этот хлыщ прислал свою подкопченную птичку и она, забыв о своей злости, рванула на помощь. Нимфа внутренне улыбнулась. Родомир тоже дулся, считая последнюю выходку Феникса предательством чистой воды. И тем не менее и он рванул по первому зову объявившегося… Гельхена? Феникса?

Лейм улыбнулась ещё раз — ехидно, не скрывая единственного оставшегося клыка — их друг ненавидел, когда они звали его прежним именем, цедил сквозь плотно сжатые зубы, что он Гельхен, хотя и раздражался, когда его называли наёмником. Ну и пусть. Она обожала раздражать окружающих. Особенно людей. Или дураков, примкнувших к их рядам.

В голове помутилось от наслаивающихся одна на другую картинок…

Ночь взорвалась грохотом боя. Обрыв храмовой лестницы, на которой сцепились рыжий кентавр и несколько живых мертвецов с бесстрастными серыми лицами Рядом с ним чертыхался черноволосый; завалившись на бок, он поспешно выколупывал из задней ноги обломок чьего-то копья. Всё ущелье перед Сердцем Гор было завалена мертвяками. Живыми. Людей и кентавров было раза в три меньше. Ничего, не впервой. Родомир обожает ходить по лезвию ножа, хотя и не так отчаянно, как Феникс желает геройствовать — скорее, любит делиться развлечением с друзьями или союзниками… И всё же их слишком много. Ожившие порождения некроманта бесстрашно лезли в самую гущу схватки, не боясь ни штыков, ни мечей, ни стрел, разбивали группы и давили массой.

На передний план вырвалось перекошенное азартом боя широкое лицо в обрамлении рыжеватых слипшихся прядей. Вириелий, вечный неряха и лучший друг принца Диметрия. И такой же непоседливый! С его ранами даже по личным делам только в компании лекаря выходить, а он в отряд пробрался. Один из нападавших прыгнул, почувствовав слабину. Человек ощетинился короткими парными мечами с иззубренным подлым лезвием, рвущим любые доспехи. Несколько замахов и мертвяк окончательно перешёл в мир иной, превратившись в грубо переработанный фарш. Второй сунувшийся отправился следом за первым, но третий и четвёртый напали вместе. И пятый, и шестой… Не помогли мечи, никто даже не заметил, что на одного бойца стало меньше… И тут на копошащийся клубок прыгнул здоровенный оскаленный серый пёс и сразу же принялся рвать когтями податливую мёртвую плоть. А следом за ним в ущелье ворвались ещё несколько десятков подобных волкодавов. Всё-таки Хольт не выдержал — приволокся вместе со своими пушистыми друзьями…

Мертвецы всё не убывали, сыпались с обрывов скал, не боясь боли и переломов. Падали и подымались, точно это не у них хрустели, ломаясь, позвонки. Ратники подымали секиры с мечами и с воплями шли на врага, кентавры топтали мертвецов копытами, а оборотни рвали клыками всякого, кто подходил ближе, чем на два шага. Возможно, поэтому их не особенно любили видеть в союзных войсках — такие творили дел почище врага.

И что в этой рычащей хрипящей свалке забыл долговязый нескладный мальчишка без шлема или хотя бы кольчуги? Яркие медные волосы развеваются, будто победный стяг Янтарной Говерлы, глаза лихорадочно рыщут по бьющимся силуэтам, смазанным светом серого предутреннего неба. Чья-то когтистая лапа коснулась его ноги. Парень опустил глаза — серый в подпалинах кобель с рваной раной в груди ещё раз дотронулся до него, привлекая к себе внимание.

— Вы не видели магистра Канта?! — кричит мальчишка, склоняясь над умирающим, но в гуще схватки его голос едва различим. Оборотень скосил глаза куда-то за спину подростка, дёрнулся в последний раз и затих.

Кто-то налетел на рыжего сзади, опрокидывая его на мёртвое тело, после смерти переплавляющееся и всё больше принимающее очертания человеческого.

— Чтоб вас всех, смотрите под ноги, сукины дети! — ревёт заросший мужик в изодранной на лоскуты кольчуге. Конечно, где один, там обязательно второй! Его взгляд задерживается на бледном лице мальчишки, потом падает на вытянувшегося на камнях человека. Уже человека. — Серх…

Потом всплыла мерзкая харя Ферекруса. Этот просто себе стоял. Конечно, а что ещё делать каменюке? Но рядом с ним лежала, распластав крылья, чёрная дракониха. Выцветшие глаза её ртутно блестели, хотя она едва дышала. Чернявка повернула морду и оскалилась — рядом лежал ещё один дракон, такой же обессиленный, но несломленный. Этот рвал когтями каменный пол, явно проживая последние минуты, из порванного горла хлестала кровь, оба крыла изодраны в не очень крупные лохмотья — Фелишия всегда была мстительной девочкой: из последних сил рвала противника, уже отравленного подлым ядом, убивающим даже мёртвых. Пусть это и гнусно — добивать упавшего, но Матильда — существо злопамятное. И всегда одинокое. Не теперь — рядом сидел без единой кровинки в лице Архэлл. Ну конечно, кто же ещё! А где второй? Словно отвечая на вопрос, по обломкам лестницы промчался рыжий близнец невесты некроманта. Он обминул Ронгара, уже разобравшегося с мертвяками и помогающего Родомиру подняться на ноги, и взлетел на площадку. По пятам за ним следовал седой Ольхен и его дерганый ученик с дикой раздражающей глаза рыжей шевелюрой. Старик охнул, увидев рваные раны Оникса, но тут же взял себя в руки, прошёл мимо и склонился над хрипящей Матильдой. Она скосила на него свои огромные глаза, тихо хрюкнула что-то своему Архэллу и затихла.

— Намечталась? — ещё один хлёсткий удар по щеке выбил Фелишу из нахлынувших образов. Она дёрнулась, но сильные руки пригвоздили её к кровати, на которой она лежала.

— Мне больно, — сквозь зубы процедила принцесса, сверкая глазами на склонившегося над ней мужчину.

— Отлично, значит ты приблизительно представляешь, что будет, если ты начнёшь сопротивляться.

Он склонился ещё ниже. Она закрыла глаза и инстинктивно упёрлась ладонями ему в грудь. Что произошло потом, Фелиша не поняла — некромант тихо охнул и откатился в сторону, на его открытой груди багровело пятно, в точности повторяющее контуры правой ладони принцессы.

— Чтоб тебя! — он перехватил её руку, внимательно рассмотрел всё никак не заживающие ожоги, хмыкнул и осторожно отвёл кисть замершей Фелише за голову. — Теперь понятно, как ты подпалила крепления на алтаре. Ожоги артефактов, да?

Он подался вперёд. Её тело отреагировало раньше, чем она вообще сообразила, что некромант собирается сделать — согнула ногу в колене и ударила, и тут же змеёй выкрутилась из-под навалившегося сверху стонущего мужчины. Лихорадочно схватилась за рубаху, скинутую некромантом на пол и нацепила на голое тело, с опозданием осознав — совершенно голое.

…ладно, подумаю об этом позже, сейчас — некогда…

Обшарила взглядом комнату — свою бывшую спальню, куда Диметрий приволок её после гуляния по коридорам — отыскивая свои вещи. Нашла недалеко от кровати, на которой уже приходил в себя некромант. Нет, времени слишком мало — торопливо нацепила пояс и рванула на себя дверь… Вурдалак по-прежнему был там — его выпотрошенная туша слепо скалилась на принцессу, которая, чтобы не заорать, закрыла рот обеими ладонями. Попыталась обойти, но мёртвая тварь дёрнулась в сторону босой ноги. Не выдержала и завизжала.

— Забавно, правда? Даже в мёртвых телах остаётся достаточно энергии, чтобы напугать не слишком шуганную, вроде бы, девчонку, — некромант привалился к косяку, задумчиво перебирая в воздухе пальцами, словно дёргал нити невидимой марионетки. Хотя, почему невидимой — нежить завалилась на бок, подчиняясь желанию своего кукловода, и окончательно преградила путь к бегству.

— Специально выпотрошил свою псину, чтобы продемонстрировать мне своё могущество? — она с вызовом задрала подбородок, тем не менее не решаясь ни переступить через подозрительно дохлого вурдалака, ни вернуться в приветливо распахнутые двери спальни, к которым привалился ничуть не смущаясь голого торса беловолосый обладатель хрустальных глаз. Тугой узел в животе немного ослаб, когда она увидела, что одежды на некроманте нет только сверху.

— Нет. Вурдалака тяпнула твоя зверюга, пока ты пребывала в астрале. Родная, и часто у тебя бывают такие приступы?

— Пламень?! — она всё-таки попыталась перескочить через мёртвую тушу, но некромант лениво дёрнул пальцами и покойный одновременно выщелкнул все двадцать пять когтей. — Где мой дракон?

Ядовитая улыбка скривила рваные губы.

— Ты хотела сказать… наш дракон? Да, милая, не делай такое лицо — я ещё, конечно, не приспособился, кроме чтения его мыслей ничего не выходит, всё-таки эта тварь слишком для меня живая, но я над этим работаю.

— Где он?

— Поцелуй за информацию?

Она заскрипела зубами.

— Чего ты ко мне цепляешься, словно ненормальный?

— Всё очень просто — мы провели ритуал, но чтобы до конца завладеть твоей душой и силой, мне нужно твоё добровольное согласие, поцелуй вполне сойдёт. Как оказалось, в бесчувственном состоянии твои лобзания гроша ломаного не стоят. Ну, так что, поцелуй?..

— У моей матери ты выбивал согласие иным путём.

— Я всего лишь забрал её душу, в твоём случае я решил воспользоваться ещё и силой. Поцелуй?

— Заладил, — Фелиша отступила к стене, закусив губу. Её собеседник изобразил на лице скуку и дёрнул невидимые нити, вурдалак пихнул девчонку, отсылая её к своему хозяину.

— Вот так-то лучше, — перехватил правую руку за запястье, подтягивая упирающуюся девчонку ближе. — Да не брыкайся!.. У нас гости.

Его взгляд метнулся за её спину. Некромант повернул Фелишу лицом к новоприбывшему, прижав к себе колючими лопатками.

— Поздоровайся, дорогая, и будь поприветливее с молодым человеком, всё-таки нас связывает слишком много, чтобы считаться просто знакомыми.

Выходя из тени перехода Феникс отчётливо зарычал. Фелиша злобно зыркнула в ответ.

— Ух ты, — восхищённо присвистнул Повелитель Душ, — мне-то, недалёкому, казалось, ты пришёл мстить за поруганную честь и давнюю любовь, а тут такие страсти.

— Ты на что похожа? — не обращая внимания на выпад некроманта рявкнул наёмник, заодно отвешивая пинок растянувшейся между ними туше. Вурдалак отлетел в сторону и безвольной тряпкой распластался в углу.

Принцесса подбоченилась, сверкнула кошачьими глазищами.

— Я, между прочим, из постели законного супруга, так что мне, можно сказать, положено быть в подобном виде!

— Сдурела окончательно?

— Сам сдурел, раз сюда сунулся!

— За тобой, между прочим, шёл!

— А тебя просили? — Фелиша что есть сил запустила зубы в перехватившую её руку и как только хватка ослабла, метнулась к Гельхену, уже протянувшему к ней свободную руку. Пальцы сплелись в прочный замок, и прежде чем шипящий от боли некромант успел хоть что-то предпринять, они уже неслись по тоннелю.

— Чтоб тебя, ты хоть представляешь, как меня напугала, Фелль?

Они затормозили у развилки. Девушка тут же высвободила ладонь и опустилась на пол. Сердце билось в рёбрах, не желая спокойно перегонять кровь, его разрывало от нехватки воздуха. В боку нещадно кололо от долго бега. Во рту пересохло, икру свело судорогой.

А её спаситель, бодрый и возмутительно свежий, полон сил и желания продолжать бесконечный бег. Склонился, снимая плащ и собираясь накинуть на трясущиеся плечи Фелиши.

Стены покрылись новыми трещинами. Словно волна прошла по лабиринту, выбивая из вековечных стен стон.

— Нам пора.

— Нет. Я устала! — она увернулась, не желая принимать дар. — У меня избиты ноги, гудит голова и я хочу есть! Мы уже час удираем, а я не слышу никакой погони, так чего же спешить?

— Потому что твой… муженёк, — Гельхен заскрипел зубами, но быстро взял себя в руки, как только увидел довольную улыбку на губах вредной девчонки, — та ещё сволочь. Он не унизится до ловли беглецов. Скорей, придумает что-нибудь эдакое, чтоб…

— …чтоб вы сами ко мне явились, — сказали губы Фелиши чужим властным голосом. И сама она стала чужой и холодной — из застывшего лица словно ушли все краски, даже радужку в глазах выело.

Она взглянула на Гельхена безучастными пустыми глазами. Нет, это некромант посмотрел на давнего врага. Высокомерно кивнул. И ядовито ухмыльнулся, когда хрустнувшие пальцы вцепились в расползающийся ворот рубахи.

— Ну что? — Фелишины брови вопросительно изломались, когда рычащий наёмник как следует встряхнул одержимую. — Думаешь вытрусить меня из её головы? Лучше убери лапы, пока не вытряхнул девчонку из одежды, вон уже ткань трещит… Или, — губы растянулись в злой усмешке, изуродовавшей девчоночье лицо, — именно этим, старый извращенец, и собираешься заняться?

— Чего ты хочешь? — в бессильной злобе Гельхен впечатал кулак в стену за спиной Фелиши.

— Её, — нимало не смущаясь кипевшей в золотых глазах ярости, сказал некромант. — Поэтому верни мою любимую игрушку на место, пока я не разозлился по-настоящему.

— А если нет? У меня вполне хватит сил вытащить из твоего гадюшника сопротивляющуюся девчонку. Если надо будет, просто ненадолго отключу. В конце концов я смогу смириться с твоим редким присутствием в её теле.

— Ну, если понадобится, я просто остановлю ей сердце, но отсюда ты её не выведешь.

На скулах мужчины заиграли желваки.

— Брось, Феникс, не в твоих интересах меня раздражать. Отведи девчонку обратно.

— И что дальше?

— Если ты сделаешь это быстро, возможно, я вытащу из груди Пламеня кинжал. Если будешь продолжать раздражать меня дурацкими вопросами, вобью его ещё глубже, как раз достаточно, чтоб пробить последнее сердце первого дракона. Достаточно?

Гельхен бессильно кивнул.

— Более чем.

— Что — более чем? — рыжая голова вопросительно склонилась набок. Бледные глаза, быстро наливающиеся мёдом, удивлённо округлились, когда мужчина вздохнул и обнял девушку, уткнувшись лбом в ложбинку между шеей и плечом. — Гельхен, ты чего?

— Фелль, нам надо вернуться.

— Хорошо, — всё ещё удивлённая неожиданным поведением обычно сдержанного наёмника, согласилась девушка.

— Мы идём к Мортемиру.

— Ладно.

— Ты хоть понимаешь, что я сейчас говорю? — он наконец отстранился, с подозрением глядя на Фелишу.

Холодная ладошка осторожно коснулась старого ожога на скуле.

— Ты ведь рядом, чего мне бояться?

Некромант ждал их, сидя в любимом кресле, сцепив под подбородком пальцы. Взгляд Гельхена пробежал по смятой постели и скомканному венчальному платью в пятнах подсохшей крови. Повелитель Душ спокойно ждал, пока золотые глаза перестанут метать молнии.

— Налюбовался? — наконец спросил он. — А теперь, может, отдашь то, что тебе не принадлежит?

Пальцы наёмника крепко сжали ладонь Фелиши и завели себе за спину.

— Не глупи, Феникс, — глухо прошипела принцесса голосом замершего в кресле Повелителя Душ. В спину ему упёрся острый луч кованной метательной звезды.

— Почему ты просто не прикажешь её телу подойти к тебе? — наёмник скосил глаза на пустое лицо девушки.

— Потому что у неё, к сожалению, есть ты, и точно так же, как мне нужно её согласие, чтобы окончательно пленить её силы, так мне нужно твоё разрешение, чтобы она безраздельно принадлежала лишь мне.

По иззубренному старому лезвию меча побежали огненные линии, "языки пламени".

— И ты думаешь, я дам тебе своё согласие?

Некромант пожал плечами.

— Ну, ты же привёл её сюда.

— Я всего лишь не захотел оставлять её в лабиринте.

— Тогда зачем явился? — хрустальные глаза метнулись к хищно багровевшему гравировкой мечу. — Неужели ты окончательно спятил и решил таки сложить здесь голову?

Фелиша безжизненной куклой отступила в сторону.

— Ну и дурак, — некромант встал. — Вряд ли твоей подопечной понравится, что ради её спасения ты угробил её же дракона.

Храм неожиданно вздрогнул, по стенам зазмеились тонкие трещины. Гельхен нахмурился: подземелье трусило всё чаще и ощутимей.

— Пламень достаточно жил, он поймёт, а она когда-нибудь смирится. К тому же с проблемой добычи огня, как я погляжу, принцесса уже разобралась.

— А как же все будущие поколения этих тварей, которым из-за твоей дурости не суждено будет вылупиться из яиц?

Феникс горько усмехнулся. Всех драконов он видел несколько ночей назад, когда они напали на лагерь, и ни одного живого он так и не засёк. Матильда и Пламень были последними.

…Дракониха скосила огромные глаза на склонившегося к ней мальчишку, тихо хрюкнула что-то и затихла…

Пламень был последним. А ему вполне хватило мытарств с Феликсом, тоже последним в своём роде и потому обречённым на вечное одиночество. Если бы можно было всё переиграть и избавить бедную птицу от вечной жизни, на которую он, глупец, когда-то обрёк несчастную тварь, не желая признавать своё поражение.

— Она жива, — некромант явно разочарованно покачал головой, — та ядовитая змея, размазавшая моего Оникса по храмовой площадке, она жива. И теперь возникает законный вопрос, а долго ли ей пребывать в таком состоянии после смерти нашего золотого друга.

— Возьми меня.

Повелитель Душ криво улыбнулся.

— Я не до такой степени извращенец.

— Ты знаешь о чём я.

— Зачем ты мне? Твоё бессмертие я отобрал, твои силы мне не нужны, да их и не осталось почти.

На ладони Гельхена сверкнула янтарная капля.

— Слеза дракона. Забирай.

— Только попробуй! — неожиданно завизжала пришедшая в себя Фелиша — некромант на миг потерял над собой контроль, впившись алчным взглядом в переливающееся огнём украшение. Она успела подбежать к наёмнику, но тут же застыла восковой фигурой, вновь попадая в плен чужой воли. Гельхен заскрипел зубами.

— Импульсивная, прям как мамочка, — восторженно заметил Повелитель Душ.

— Нет. Они совершенно разные, — процедил Гельхен.

— Когда ж это ты успел заметить? — весело хлопнул в ладоши некромант. — Неужели… опять?!

— Тебе нужен этот чёртов артефакт? Бери и проваливай!

Рваные губы растянулись в тонкую нитку. Он ни разу не потерял над собой контроль, просто позволил подойти девчонке на расстояние удара.

— Когда же ты запомнишь, что я не люблю играть по правилам? — бездушно сказала Фелиша и замахнулась хищно блеснувшей звездой…

Лейм вздрогнула, когда очередная волна прокатилась по подземелью, и прибавила ходу. Притихший Мартуф жался к ноге полудриады, мешая идти и без того не слишком внимательной девушке. Оба вампира безотчётно ссутулились и нимфа совершенно перестала слышать шум их шагов — окончательно переплавились в свою хищную ипостась, дабы в случае опасности быстрее сделать ноги. Или хотя бы просто почуять заранее. Феникс, на которого так безоглядно положились все пятеро, очень не вовремя отделился, отрезанный от группы обвалом ещё на прошлой развилке.

Перед разветвлением Вертэн бесшумно возник рядом, перехватывая Лейм за руку. Она тут же выпустила коготки и замахнулась в невозмутимую рожу, но он перехватил и вторую руку. При абсолютном попустительстве второго кровососа. Не это задело её гордость — никто никогда не мог перебить её удар. За исключением, разве что Янтарина, Ферекруса, Родомира и, возможно, Нилл.

Вампир возвёл к потолку жёлтые глаза, склонился над Лейм и подхватил её на руки.

— Не хорохорься, богиня, — глухо проговорил он, прижимая к груди брыкающуюся нимфу, которая таки умудрилась зацепить нос острым локтем, — мы же видим в каком ты состоянии после смерти наперсника. А нам надо спешить.

— Пусти, — упрямо процедила Лейм.

— Не-а. Веллерен, у меня нюх отшибло от её кулаков, куда идти?

Но ответить тот не успел: ещё один спазм переходов неожиданно вышел из-под контроля, точнее — хрупкой уверенности, что где-то эти судороги всё-таки сдерживаются. Не сдержали. Кишка хода треснула прямо между двумя вампирами, разделяя их посыпавшимися из потолка и стен глыбами. Напрасно Вертэн рвал когтями валуны, напрасно выл с другой стороны Мартуф — собачий вой эхом разносился назад, впереди разбиваясь о неприступную преграду, а бесплодные попытки вампира только стесали ему когти.

…Бой был окончен. Где-то ещё глухо чавкала сталь или свистели стрелы, но основная масса ожившей некромантской пакости уже отошла в иной мир, чтобы навеки остаться в нём. Люди, кентавры и оборотни складывали тела в кучу. Нечисть обкладывали хворостом и поджигали, для павших товарищей рыли братскую могилу. Архэлл безучастно смотрел, как над Матильдой суетится старик магистр. За последние полчаса она сделала два судорожных вздоха и больше не откликалась даже на мысленные призывы, глухо уйдя из сознания. Феликса рядом не было — он помогал внизу.

Зелёные глаза безотчетно поискали друга в наливающемся рассветом ущелье. Вот он — бродит у расколотого камня, собирая сухую траву для костра.

Внутри всё похолодело и оборвалось, когда незамеченная воинами тварь прыгнула сверху, метя в беззащитного мальчишку, слишком увлёкшегося общественно полезным делом. Архэлл вскочил и побежал быстрее ветра, только краем сознания заметив, как кто-то большой и заросший грузно ринулся наперехват кровожадной гадине, уже не успевая нашпиговать её сталью, но хотя бы сумев подставить собственное тело.

…Как и положено начальнику тайной службы…

15. ДОРОГИ СУДЬБЫ

Фелиша пришла в себя от того, что кто-то довольно грубо плеснул ей в лицо холодной воды. Она стояла посреди просторного помещения, освещённого несколькими факелами. Больше всего комната напоминала спальню Веллерена: ни один факел не мог разогнать тьму и промозглость, а там, где факельный свет всё же пробивался сквозь густой сумрак, взгляд цеплял разрушенные временем и сыростью весьма нелицеприятные для психики предметы — прогнивший стул с прибитыми к сиденью кольями, необычное крестообразное приспособление с петлями на выдвигающихся досках-лучах, сандалии из железных полос, на заляпанном уже засохшей кровью столе находились железные колодки, набор устрашающего вида щипцов, свёрл и игл, с потолка свисала перекладина с перекинутой через неё верёвкой — дыба, к дальней стене были привинчены железные кольца наручников. А в них зажаты чьи-то руки. Девушка сморгнула, избавляясь от сизой мути, застилавшей глаза после каждого видения, насильно вторгшегося в сознание.

Гельхен тяжело обвис в тисках. Глаза его были закрыты, хотя, когда она окликнула его вмиг охрипшим голосом, слабо зашевелился. На пол закапала вязкая, словно кисель, кровь.

Руки сами собой сжались в кулаки, ожидая, когда правая нальётся огнём.

— Не стоит, — как и следовало ожидать, оставлять её наедине с наёмником Повелитель Душ не стал, стоял у выхода и испытующе смотрел на замершую посреди камеры девчонку. — Всё равно ничего не выйдет, — он протянул ладонь и подул на неё, распыляя в воздухе мелкую янтарную крошку. — Я использовал твой кулон, чтоб залечить рану от предыдущего артефакта.

— Скотина!

— Можешь кипятиться сколько угодно, фениксы — народ горячий.

Она сняла пояс и хлопнула им на манер кнута. Некромант перехватил кожаную плеть.

— Ты же не хочешь его потерять?

— Я не могу потерять то, чего не имею, — спокойно ответила она, не выпуская из рук ременную петлю.

— Да. Но как же твой второй друг?

Щелчок пальцев. Мимо принцессы просеменил дёрганный Н'елли. Не утерпела и поставила подножку. Прихвостень некроманта упал, быстро подобрался и отгрёб от опасно дёрнувшейся ножки на четырёх конечностях.

— Не удержалась, — мило улыбнулась Фелиша, глядя в бесстрастное лицо брата. Или мужа? Или садиста — Гельхен едва слышно зашипел, защемив кожу на запястье.

Явно отыгрываясь за недавнее унижение, Н'елли со злостью лязгнул железным крюком, нажимая какой-то рычаг. Часть стены отъехала в сторону, открывая толстую решётку. Фелиша даже не сразу поняла, что это за масса ворочается за прутьями клетки. Серая и тусклая, она будто поглощала и без того скупой рассеянный свет и только мягкое касание её сознания смеющегося голоса наёмника, который в это время без сознания свисал с крепей, подсказало, что эта дышащая через раз громадина на самом деле её несокрушимый защитник.

Дракон собрал все силы и бросился на прутья, лязгая в сторону невозмутимого некроманта клыками.

— Что ты сделал с Пламенем? — не веря глазам она выпустила ремень и подлетела к дракону, пропустив через прутья окоченевшие руки. Выцветшие до белого пластины чешуи ткнулись в ладони. Дракон затих, зарычал, когда Н'елли опасно близко прошёл мимо, спеша укрыться за спиной некроманта, хищно следившего за сценой встречи. — Отвечай!

— Он отравлен, — мирно пояснил Повелитель Душ. — Всё тем же кинжалом. И не сверкай глазами, я не виноват, что эта тварь не разрешает мне убрать клинок из своей груди.

— Или вбить его поглубже?

— Ну, я рассматривал такой вариант, — немало не смущаясь ответил некромант. — Но, несмотря на дурные наклонности, я всё же не самоубийца, — и тут же пояснил поднявшей брови девушке, — твоя недобитая зверушка связана с этим местом не только духовно, но и вполне физически — ему плохо, потому Сердце Гор и стонет, и трещит по всему периметру. Если он здесь издохнет, нам, мягко говоря, не посчастливится увидеть синее небо.

— Тогда впусти меня и я сама вытащу эту дрянь.

— Не выйдет. Кинжал зачарован, вынуть его могу только я.

— И ты хочешь, чтобы я уговорила Пламеня позволить тебе к нему подойти?

— Нет. Я смогу сделать это и сам, когда ты станешь моей.

— В каком смысле?

— Всё в том же — мне нужен твой поцелуй.

Фелиша выругалась. Гельхен пришёл в себя и криво улыбнулся потрескавшимися от температуры губами.

— Я же говорил, что она не похожа на Иволгу, — тихо шепнул он.

Фелиша вздрогнула. Её собеседник тоже, но не от неожиданности, а от раздражения. Вжикнула последняя метательная звезда, загодя отобранная у бесчувственной принцессы, и плотоядно впилась в плечо наёмника.

— Прекрати! Сейчас же!!! — она бросилась на помощь, вытащила звезду, трясущимися руками попыталась остановить струящуюся из раны кровь.

— Брось, рана не такая уж и страшная, — некромант оказался рядом раньше, чем Фелиша сообразила, что звезда неплохое оружие, хоть и одноразовое, и можно было его не швырять на пол, а хотя бы запустить в лоб червяку Н'елли в отместку за выплеснутую в лицо воду. Сильные руки оторвали её от Гельхена и оттолкнули ближе к клетке с ослабевшим драконом, в бессильной ярости грызущем толстенные прутья решётки. Некромант по-хозяйски осмотрел порез, с силой провёл по нему рукой, вызывая новую волну крови. Подумал и ударил наёмника кулаком в лицо, после чего сорвал с его запястья оплетенный бисером шнурок. Покрутил в длинных пальцах, наблюдая за лютой ненавистью в золотых глазах и повязал уже вокруг собственного запястья, даже не понял — зачем. — Это мелочи по сравнению с дыркой, которую ты собственноручно пробуравила между его лопатками каких-то сорок минут назад. Точнее, с тремя дырками — я едва умудрился тебя оторвать.

— Ты их отпустишь? — она не стала слушать про все те зверства, которые совершала, будучи одержимой. Наверняка, он не лгал — Гельхен молчал, закрыв глаза, чтобы взглядом не выдать чего лишнего. Да и Пламень точно в курсе — подсунулся ближе и ободряюще лизнул сухим языком просунутую за прутья руку.

— С чего вдруг?

— Если я останусь и буду твоей послушной марионеткой?

— То есть, будешь законно моей, не попытаешься удрать, прирезать меня во сне и вообще станешь тихой и покорной?

Она кивнула. Так же быстро, не раздумывая, как мать десять лет назад. Уже давно приняла решение, теперь же просто пыталась выгоднее продать свою жизнь. Или свободу.

Феникс забился в железных наручниках.

— Ты что творишь?!

Не слушает, точно как и та, вторая. Даже не смотрит в его сторону, чтобы нечаянно не столкнуться с золотыми глазами. Глухо заворочался, захрипел дракон, неожиданно бросаясь на решётку. И на него не смотрит, гонит из головы все мысли, чтоб только он не достучался до неё через ментальную связь.

— Ты клянёшься, что отпустишь Пламеня и Гельхена живыми? Дашь им уйти и не выкинешь никакой подлянки по дороге? Они покинут Сердце Гор вместе с войсками и даже потом ты не будешь искать способа от них избавиться ни физически, ни морально, ни как-либо ещё.

— Долго репетировала?

Действительно Феникс прав — день и ночь: Иволга слишком горячая и импульсивная, этот же встрепанный воробей вырос уже в человеческом мире и с их обычаями.

— Долго обдумывала, — ничуть не смущаясь дикого вопля за спиной проговорила принцесса — Пламень таки дотянулся когтем до неуклюжего любителя подмешивать в краску человеческую кровь. Жаль, не смертельно, руку только чиркнул, но, удовлетворённый, отступил от раскалённого прута с тавром вглубь клетки.

— Ладно. В конце концов я получу своё любой ценой, так почему бы и не сделать новобрачной ещё один маленький подарок?

— И один большой, — мило улыбнулась новобрачная, игнорируя проклятья со стороны тисков. — Я хочу, чтобы Гельхен меня поцеловал. Сейчас. Эта сволочь морочила мне мозги два месяца и порядком меня достала. Ненавижу, когда чего-то не получаю. Не думаю, что твоим планам это как-то навредит.

— Не навредит, — задумчиво проговорил некромант, вглядываясь в свою то ли невесту, то ли жену, то ли сестру. — Но я бы не сказал, что мне это нравится.

— А мне не нравится, что ты забрал тело моего родного брата, но я же не копчу по этому поводу воздух!

Он ещё немного побуравил взглядом Фелишу, истекающего кровью Феникса, обессиленного Пламеня, в изнеможении привалившегося к решётке, лишь бы ещё разок цапнуть забившегося в другой угол Н'елли.

— Так и быть, — сдался Повелитель Душ. — Но если ты хоть попытаешься что-то провернуть…

Она не стала больше ждать, повернулась и спокойно пошла к Гельхену. Ещё минуту назад он смотрел на неё теми же жуткими глазами, которые были у него тогда на поле боя. Теперь же появился тот испуганный подросток, каким и должен был быть этот подлец все века их знакомства. Дикий и необузданный, как сама стихия, которой он служил, Феникс, наконец, покорился своей доле — перестал рваться с цепи, даже наоборот, вжался в холодную стену, лишь бы девчонка на миг дольше шла к нему по камере. А она остановилась в каком-то полушаге, чтобы только дотянуться рукой до лица, убрать с мокрого лба налипшие пряди, запустить пальцы в спутанные волосы. Он смотрел, не отрываясь, как она хозяйничает на его теле, вытирает с разбитой губы кровь.

— Ты скажешь наконец? — не таясь спрашивает она, сжимая в руке вихры и наклоняя голову, чтоб он больше не смотрел на неё сверху вниз.

— Что?

— Что любишь меня!

Ох эти девицы! Столько усилий, логических ловушек и хитросплетений линий поведения, и всё только для того, чтоб в самый неподходящий момент она потребовала разобраться в чувствах с самым неподходящим субъектом?! Что ж, хотя бы не стоит больше ломать голову, зачем она действительно всё это затеяла, больше у неё и впрямь не будет такой возможности.

Словно солнце пробилось сквозь саван туч, лицо наёмника помолодело на добрый десяток лет. На девчонку глянули всё те же хитрые с прищуром глаза, непокорная улыбка заиграла во взгляде и на губах, вокруг которых на мгновение разгладились все хмурые морщины, проклюнувшиеся у неизбежно старящегося лица.

— Я тебя не люблю, — просто ответил он, не отстраняясь более от дрогнувшей руки.

— Действительно, — шепчет она, — фениксы не любят…

Он сам склонился к ней, ловя что-то шепчущие губы, жадно подался вперёд всем телом, не имея возможности ни обнять, ни прижать к себе, ни, тем более, защитить. Всё, что он мог — это целовать, и весь мир разбился на несколько трепетных жарких прикосновений. Жарких в прямом смысле — волна жара привычно прокатилась от самого ёкнувшего сердца вверх по венам, перекинувшись на девичье лицо.

Она оттолкнула его, зло вытерла набежавшие слёзы, изо всех сил сдерживая струящийся по телу огонь, повернулась к некроманту.

— Теперь моя часть уговора.

Притянула его к себе, целуя в порванный уголок губ, как можно сильнее прижала руками, чтобы не оттолкнул и не убежал. Его руки обвили её талию, прошлись по спине к лопаткам — точно так же, как однажды в саду, когда он посадил её перед собой, зажал в ладонях лицо, заставляя смотреть себе в глаза, и клятвенно пообещал, что обязательно вернётся.

— Ты ведь просил немного тепла? — шепнула она ему на ухо. Он вздрогнул. Попытался расцепить её руки на своей шее.

Пламя вспыхнуло по всему её телу одновременно, запаковывая принцессу и её жертву в прочный огненный кокон, взвилось маревом над притихшей комнатой и сплелось с криком ворвавшейся в камеру огненной птицы. Зашипели горящие на голове белые волосы, затрещала покрывающаяся волдырями кожа, вспыхнула, расползаясь, одежда, а сильные руки неожиданно крепко прижали к груди теряющую волю девчонку.

— Моя умница, — тихо шепнул в ухо бархатный баритон. — Я тебя очень люблю.

И опали. Диметрий потерял сознание.

И в тот же миг взревел Пламень, в которого мстительный Н'елли всадил таки прут. Стены вздрогнули ещё раз. Но не хрупнули трещинами, а тихо зашипели, осыпаясь по всему лабиринту. Фелиша вскочила, опасаясь прикасаться всё ещё горящими руками к брату. Влепила в подлого человечишку огненный сгусток и бросилась к Гельхену, на котором уже болтался растопыривший крылья феникс. Она стащила птицу и переложила её на грудь к Диметрию.

— Что ты делаешь? — бессильно поинтересовался наёмник, пока она клещами разжимала ему тиски.

— Спасаю своего брата, — огрызнулась она.

— Не выйдет, он уже во власти падальщика.

— Не говори мне что выйдет, а что нет, ты потерял право совать свой нос в мои дела, когда бросил.

— Я тебя не бросал!

— Оставил одну с драконом, которого я терпеть не могла.

— И за которого ты сейчас вышибла дух из вон того бренного тела?

Она перевела взгляд в угол, где должны были смердеть останки Н'елли, но их там не оказалось.

Гельхен поднял рычаг, открывая клеть с Пламенем. Дракон осовело мотал мордой и скрёб обожжённое горло. При виде тавра Фелиша заскрипела зубами — надо было со всей дури вмазать.

— Некогда, — наёмник хмуро покосился на осыпающийся мелкой крошкой потолок. — Пора убираться.

— Я тоже так думаю, — глухо сказали за спиной Фелиши.

Ледяные пальцы впились в плечи, она даже не успела сообразить, что же происходит, просто сзади дико взревел дракон, подымаясь на задние лапы и расправляя крылья. Гельхена смело потоком воздуха, но Пламень этого не заметил, он открыл пасть, нагнетая огонь… и бессильно повалился на пол, раздирая лапами и без того покалеченную грудь. Чужая боль на миг затмила сознание.

А Фелиша стояла и смотрела в хрустальные глаза некроманта, зачем-то на мгновение прижавшего её к себе и теперь отступившего к двери. Ожоги почти полностью сошли, обсмаленые серебряные волосы ещё сильнее выделялись на закопченном лице, которое вновь застыло восковой маской, только глаза зло прищурились, когда она попыталась открыть рот и позвать его. И не смогла — грудь сдавило и залило горячей болью.

— Я предупреждал, чтобы ты не юлила, детка, — сказал Повелитель Душ.

Перед глазами заплясали мутные пятна, она даже не поняла, что упала на колени. Судорожно вздохнула, наконец почувствовав лезвие кинжала, почти по рукоять вгрызшееся в грудь.

И растворилась в бесконечной темноте…

У Гельхена потемнело в глазах, когда он увидел прижавшего к себе Фелишу некроманта. Блеснула тёмная сталь кинжала, хотя, возможно, ему просто показалось.

— Я предупреждал, чтобы ты не юлила, детка, — сказал падальщик, отступая к двери. Но не ушёл — стоял и спокойно смотрел, как девчонка оседает на пол. — И тебя предупреждал, что остановлю ей сердце, Феникс, — хрустальные глаза посмотрели на оглушённого увиденным наёмника. Где-то в углу молча скребла лапами птица — ей вновь безжалостно переломали крылья.

Дракон всё-таки поднялся и попытался прыгнуть — самоубийство в замкнутом пространстве. Хотя, с его тушей вряд ли, а вот человеку пришлось туго уже оттого, что эта орясина решила показать характер и расправить крылья.

— Только рыпнись, — тихо, но внятно предупредила меловыми губами Фелиша. Голос её был сухим и безжизненным, из стеклянных глаз ушло сознание. Руки взялись за оплетенную паутиной рукоятку. — К тому же, пока девчонка в таком состоянии, кровь почти не идёт. Считайте, я оказываю ей благодеяние.

— Что ты хочешь? — прошипел Феникс.

— Того же, что и раньше, — пожал плечами Повелитель Душ и связанная его сознанием Фелиша тоже пожала плечами. — Распылить тебя на ветру, как и всю вашу шайку. Но для этого мне нужна сила. Ваша.

— У нас её не осталось — возьми кинжал и прирежь. Ты мастер бить в спину.

Девичьи руки чуть нажали на рукоять, вгоняя лезвие ещё глубже в податливое человеческое тело. Дракон тихо захрипел — чувствует, гад, её боль, как и написано в книге.

— Не зли меня. Своим братом ты бы ещё пожертвовал, как я недавно понял, но девчонка заставит тебя склониться, — повреждённые губы скривились, — я думал, только люди способны всё больше поражать своей глупостью, вроде уже изучил до мелочей, ан нет — обязательно выкинут что-то идиотское. И вдруг сюрприз — вы точно такие же. Ни века жизни, ни бессмертие, ни какая другая ерунда не способны вдолбить в вас хоть толику здравого смысла. И всё же спасибо за это — смертная девка пришлась очень кстати к моим амбициям.

— Так что же конкретно тебе надо?

Я выразился более чем понятно — ваша сила. Что бы я ни делал, как ни пытался вас перетопить, словно паршивых котят, вы всё равно всплываете. Даже наяды и те умудрились передать перед смертью свою силу. Мне нужно немножко больше, чем у меня уже есть, и, возможно, тогда вы наконец соизволите сдохнуть окончательно.

— У нас нет сил, — упрямо повторил Гельхен, отступая к дракону.

Некромант покачал головой, чуть сдвинул брови и пальцы Фелиши ещё крепче впились в кинжал.

— Не считай меня дураком, я видел на что вы с этой махиной способны в дуэте.

Мужчина вернулся на место.

— Продолжим. Я знаю про ваши хвалёные слёзы дракона.

— Я уже отдал свою.

— И я даже умудрился её использовать, если ты не заметил. Кстати, не слышу благодарностей за то, что залечил ей рану, — он кивнул на бездушную девчонку, уставившуюся в одну точку в пространстве.

Наёмник скрипнул зубами.

— Я, кажется, просил не считать меня дураком. Все ваши артефакты слишком своенравны и не такие уж палочки-выручалочки, какими бы я хотел их видеть. Янтарная капля спасала от огня, стрела, кажется, разъединяла земную твердь, и прочие по мелочи. Только и того, что мертвецов сподобились поднять. Но я не зря пришёл в Сердце Гор, ты ведь понимаешь?..

Золотые глаза расширились. О да, он прекрасно понял ЗА ЧЕМ явился некромант.

— Тебе нужна звезда.

Повелитель Душ кивнул.

— Ты её не вскроешь. Она подчиняется только богам.

— Или тем, кто должен ими стать, ведь так? — вкрадчиво напомнила Фелиша, поворачивая к Гельхену пустое лицо. — Я ведь догадывался, что эти ребята появились здесь не случайно — её брат и этот недобитый принц. В прошлый раз всё было точно так же — судьба свела несколько необычных существ, а уж они потом наломали дров.

Гельхен сжал кулаки.

— В прошлый раз их было пятеро. Для завершения пентаграммы в этот раз не хватает ещё двоих. Они всего лишь люди с необычными способностями.

— Трое присутствующих — больше, чем двое отсутствующих, которых всегда можно заменить или добавить из старого состава.

— Именно поэтому Оникс приволок Ферекруса? Обычный камень не сможет сопротивляться. Даже удрать не сможет.

— Или не захочет. Ему, обычному камню, больше, чем кому-то другому не хватает былых сил.

Гельхен молчал. Спрашивать, кто будет пятым, он не хотел, некромант очень ясно дал понять, что ОЧЕНЬ желает получить заключённую в звезде силу.

— Ты всё равно не сможешь её вскрыть.

— Конечно. И никто не сможет, кроме Ключника — я слышал эту легенду.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, кто это?

— Ты сам должен этого хотеть, Феникс. Энергия звезды спасёт жизнь девчонке, смотри, она уже едва дышит.

Гельхен закрыл глаза, будто это могло спасти его уши от тяжёлого хрипа, который срывался с губ Фелиши. Сама она всё ещё сидела на коленях с неестественно прямой спиной, держась за кинжал и это противоречие сводило с ума. Дракон беззвучно ощерился.

— С-скажи ему.

— Можешь мне сам сказать, — некромант перевёл взгляд на оскаленную морду. — Я прекрасно тебя понимаю. Благодаря моей дорогой жене… Хотя, можешь не распыляться на слова, я уже покопался в твоих мыслях. Значит, Ключник, да? Что ж, в таком случае, твой… кем вы там друг другу с Фениксом приходитесь?.. в общем, он мне больше не нужен.

Гельхен выбросил вперёд руку, окутавшуюся синим пламенем.

— Зря…

Он знал — почувствовал, что действительно зря. Когда с Пламенем разговаривала Фелиша, или Иволга, или Юлифь, или десяток других фениксов, это всегда было настолько естественно, что почувствовать соприкосновение с драконьим сознанием было практически невозможно, словно пером пощекотали. Повелитель Душ пробился с элегантностью отбойного молотка. И всё же сознание дракона он не контролировал — тот сам сделал свой выбор: спасти старую дружбу или жизнь своей всадницы. Пламень грузно сдвинулся с места, взмахнул лапой и отшвырнул Гельхена к стене раньше, чем сгусток огня сорвался в ухмыляющуюся рожу некроманта. Хорошо хоть когтями не рванул.

— Умница, — ядовито похвалил некромант. Подошёл. С явным удовольствием полюбовался, как Пламень склонил голову. Рванул из драконьей груди кинжал. Пламень охнул, оседая на задние лапы. Но тут же рыкнул, дёрнул хвостом, отсекая всё ещё оглушённого Гельхена от некроманта, уже заводящего руку с кинжалом для броска. Угрожающе оскалился — что бы только что не произошло, отдавать шкуру наёмника своему нынешнему союзнику он не собирался. Тот хмыкнул, покачал головой, но ссориться с огромной махиной, уже наливающейся привычным режущим глаз жидким золотом не стал. Подобрал бесчувственную девчонку и занял место между спинных гребней.

Залечить раны от этого кинжала Пламень не мог, и всё же некромант был прав — каменная звезда выбрасывала столько лишней энергии, что её вполне бы хватило даже на десяток подобных ран. Дракон виновато рыкнул, отворачиваясь от распластавшегося человека.

— Чем быстрее ты доберёшься, тем меньше крови из неё вытечет, — щелчок пальцев. Фелиша застонала, приходя в себя. Кровь из-под рукоятки заструилась вязким киселём. В ноздри ударил ржавый запах из раны. — Считай, время пошло.

Фелиша не помнила, как оказалась на летящем драконе, и не понимала, почему руки Гельхена такие жёсткие и холодные — они всегда были горячими и далёкими, будто наёмник специально избегал касаться принцессы. Или там был ещё какой-то вампир? Нет, кровосос цеплялся клещами, оставляя на руках синяки, эти же руки держали её по-хозяйски, не давая возможности пошевелиться. Или это режущая в груди боль не позволяла даже лишний раз вздохнуть? Она совсем окоченела. Где же рваный заношенный до дыр плащ, который столько недель согревал её? Будь рядом действительно Гельхен, он бы обязательно закутал её в это позорное рваньё, так не подходящее принцессе, но так нравящееся её необузданной натуре. И что это за дикая нереальная картинка перед глазами, будто собственный брат всадил в неё кинжал?

Темнота затхлых подземелий раскололась нежным утренним светом. В голове шумело, она не могла сообразить, рвёт ли пристань океан или это всё же человеческий рокот. Смутно знакомая площадка, будто из давнего детского сна — залитая зарёй. И кровью. Нет, во сне здесь была каменная чаша и какие-то люди. Или нелюди — с крыльями, копытами или клыками, они спорили о чём-то, шутили, печалились и кого-то ждали. Как и она сейчас ждёт возвращения горячих рук и единственного человека, самого дорогого и ненавистного. Здесь тоже есть люди. И нелюди. Много. Большинство внизу, но и на заваленной каменной крошкой площадке достаточно. И все почему-то ощеренные мечами или луками. Только чёрный дракон молча лежит в тени колонн, глядя огромными неестественно-голубыми глазами.

Почему же так шумит в ушах? Ничего не разобрать: что сказал беловолосый мужчина и почему роют копытами странные четвероногие существа. И рыжий мальчишка с пронзительными медовыми глазами согласно кивает и делает шаг в сторону от основной толпы. Следом за ним отходит зеленоглазый дикий на вид тип с перебитым когда-то носом — вот-вот кинется, верхняя губа подрагивает, точь-в-точь цепной пёс.

Люди ушли, кентавры остались. Черноволосый с жалостью посмотрел на истекающую кровью девушку, но покачал головой. Этот не собирался соглашаться с беловолосым, чего бы тот не хотел. Тогда тварь, несущая на себе принцессу, сшибла нелюдей и отправила их вниз по лестнице. Ещё двое людей — старик и жмущийся к нему подросток — отступили в чёрный провал, ближе к голубоглазому дракону, испуганно косясь на драконьего всадника, невозмутимо поигрывающего тёмным кинжалом. Его близнец плотоядно вгрызался в тело принцессы. Золотой дракон гребнул лапой, сметая осколки вывернутого мрамора и обнажая выложенную белым камнем пентаграмму.

Беловолосый спустил девушку на один из лучей звезды. На второй дракон смахнул огромный неотёсанный валун, который тут же развернулся к теряющей связь с реальным миром девчонке и скорчил на выбитом лице рожу. Она слабо улыбнулась в ответ — хитрая харя ей почему-то нравилась, хотя стойкое ощущение, что доверять морде нельзя, настойчиво стучало в гудящую голову. Следующие два луча заняли зеленоглазый дикарь и его рыжий друг. Последний попытался подойти к задыхающейся от боли девушке, но её беловолосый спутник угрожающе сверкнул кинжалом. Сам он, прежде чем занять последнее свободное место, подошёл к тихо зарычавшему дракону и грубо наклонил его морду вниз. Мазнул ладонью по широко открытому глазу, выбивая слезу.

В голове что-то щёлкнуло. Слёзы дракона… Драконы странные животные, уже почти полностью ушедшие в сказки и историю, они не могут плакать. Потому что они большие и сильные. Потому что платать они могут только рядом со своими половинками, своими фениксами. Или из-за них. Золотой тёплый глаз моргнул и в большой чистой слезе отразилось выползшее из-за скал солнце. Ладонь тут же стёрла слезу с чешуйчатой щеки и понесла драгоценную влагу к звезде, которую тут же ею и окропили. Потом звуки отключились, будто голову накрыли подушкой. А, может, природа отозвалась на странные скрипучие слова, которые произносили покалеченные губы беловолосого, которые она из-за бешеного пульса так и не разобрала?

Фелиша бредила. Ей казалось, что прошли часы и дни, прежде чем хоть что-то изменилось во внешнем мире: луч солнца переполз ближе к чёрному жерлу входа в храм или сзади пошевелился застывший не хуже гримасничающего камня дракон, или зеленоглазый наконец перестал сверлить её своими страшными дикими глазами. Что-то изменилось в мире, из которого по-прежнему не пробивалось ни единого звука. Цвет? Запах? Или он сам словно изломал грани, открывая совсем другую картину: Сердце Гор, древний и величественный храм исчез, вместо него прямо из скалы выбился уже каменеющий от времени белый ствол гигантского дерева, чья серебристо-изумрудная крона терялась в лазурном весеннем небе. Не было вокруг ни изрезанных ветром и временем гор, ни жутких смердящих куч искрошенных в капусту мертвецов. Не было воинов, как не было и войн, сама жизнь текла плавно и естественно: на плато пасся табун единорогов, разрывал облака огромный крылатый лев с головой орла, хищно высматривающий парящего над самой землёй пегаса. И падали резные листья, засыпая всё вокруг необычным серебристо-зелёным дождём — и холмы, и табун, и нежащегося в тени каменеющего ствола пронзительно-золотого дракона.

Когда-нибудь этот ствол сгниёт или раскрошится каменной крошкой, только часть его сохранится, чтобы стать центральным жертвенником в зале с залитым водой полом. Или это не вода, а древесный сок, который не даёт умереть последнему воспоминанию о чудесном растении, когда-то охранявшем этот девственный мир получше всяких там богов?

Грани сместились, видение рассеялось. Вместо дерева, заросшего складками гор и скал, стоял белый храм, отражая свет сурового осеннего солнца. И ревущий вокруг огонь не мог растопить хмурых свинцовых туч, хотя, казалось, его щупальца тянулись до самого неба. А вокруг, словно обезумевшие, носились драконы. И дико кричала рыжеволосая всадница, безбоязненно соскальзывающая с бока своего золотого напарника, чтобы возникнуть с другой стороны, успеть спрыгнуть на площадку и угостить по почкам мародёра, сыпавшего под каменную чащу взрывчатый порошок. И вновь уйти в небо, дико хохоча от собственной ловкости.

Сколько ещё она видела того, что видело колоссальное дерево или высеченный из его окаменелого ствола храм? Вечность. И всего лишь один миг.

Мир взорвался красками и разветвился на тысячи и миллиарды дорог. Каждый путь ветвился, сходился и разъединялся с предыдущими тропами и трактами. Заброшенные, забытые, натоптанные, наезженные и никогда не хоженые, они свивались паутиной, расходились перепутанными лабиринтами и вновь переплетались спиралью. Солнце всходило и закатывалось раньше, чем появлялось на горизонте, небо затянуло осенней моросью и тут же распылило летним маревом. И так бесконечное число раз и дорог.

Она только начала постигать странную всеобъемлющую истину — дерево пронизало корнями всю землю, чувствуя боль и радость во всех уголках мира, когда её собственный маленький мир взорвался дикой болью. Все эти бесконечные перепутанные дороги вкладывать в её голову и человеческое тело не хотело, не могло принять в себя весь этот объём. Вламываясь в её сознание, где-то закричал зеленоглазый дикарь, падая на пол и начиная кататься, неистово колотясь головой обо всё, что только попадалось на пути. Рядом в конвульсиях дёргался его друг, до боли закусив губу и закатив под лоб глаза. Ещё один человек, беловолосый, с кучей увечий на некогда красивом лице, чтобы оставаться в сознании, с угрюмой решительностью безжалостно кромсал себе кинжалом левую руку. Пентаграмма засветилась режущим глаза белым светом. Рядом рвануло каменной крошкой и один из лучей пентаграммы завалило рассыпавшимся камнем.

Фелиша больше не хотела, не могла терпеть, разум проснулся, будто после долгого сна, но был переполнен знаниями и силой — не какой-то там мифической нечеловеческой, а вполне реальной, брызжущей, требующей немедленно себя реализовать, чтобы не разорвать тело на мелкие куски. Ничего больше не болело и не ныло — ни выбитые на крыше молельни позвонки, когда она всё же сорвалась и разбилась бы в лепёшку, кабы не удачно проползающая внизу спина Пиявки вместе с, собственно, самим кровососом, ни сломанная на Пьяную Луну рука, залеченная втайне от батюшки, Веллерена и даже Феликса, а потому залеченная ужасно и не до конца, ни жуткая дырка в груди, заткнутая чёрной рукояткой безжалостно впившегося кинжала. Куда делась вся боль? А была ли она вообще?

Сияние жгло глаза. Она зажмурилась, но свет пробивался даже сквозь веки. И тогда она услышала, как кто-то, кто не относился к пылающей звезде, пересёк границу и с силой схватил её за плечи. Неужели кто-то осмелился… кто-то СМОГ проникнуть в пентаграмму?! Пробежал горячими пальцами по лицу, опустился туда, где ещё пять минут назад… или целую вечность тому?.. пульсировала и рвала плоть колотая рана. И вытолкнул её прочь за пределы выжигающего глаза света…

Кровь у Фелиши успела запечься, рана зарубцевалась, оставив только грубый красный шрам, но ждать больше было нельзя — звезда пульсировала, наливаясь белым светом, слепящим уже даже драконов. Более восприимчивая глазастая Матильда отворачивала точёную морду, залитую такими редкими у её племени слезами.

Никто не видел, когда во вспышке огня на площадке появился Гельхен и как долго он стоял, неотрывно глядя на корчащуюся в холодном пламени активированного артефакта девчонку. Краска постепенно возвращалась на щёки и губы, вот ярко вспыхнули открывшиеся глаза. Она всё ещё не понимала, кто она и где находится — зрачки метались в пространстве, натыкаясь на видные только ей образы-миражи. Схватилась за голову, будто боялась, что та вот-вот лопнет от переполнявших её видений, мыслей и знаний.

И тут Ферекрус пошёл трещинами, хрупнул каменным телом и развалился крошевом. А уже через мгновение из-под обломков показались серые крылья, хлопнувшие по воздуху, превращая последние каменные сегменты в перья. Мужчина распрямился, совершенно не стесняясь наготы, сощуренные глаза его выцепили в толпе наблюдателей Гельхена. Кивнул, о чём-то молча договариваясь, и тут же развёрнутой пружиной бросился на калечащего собственную руку некроманта. И в тот же миг в лихорадочно поалевшую пентаграмму бросились наёмник и нимфа, как раз выскочившая вместе с Вертэном из чёрного зева входа.

…Просчитались. Повелитель Душ не зря крошил собственную плоть, чтоб не расстаться с сознанием. Он отреагировал ещё быстрее, чем Ферекрус кивнул давнему приятелю, соглашаясь с его молчаливой просьбой?.. или приказом? Развернулся и наотмашь ударил вынутым из Пламеня кинжалом. Ферекрус оскалился, зажимая рукой располосованную грудь. И отступил, давая место наконец-то пробившимся сквозь барьер Лейм и Гельхену. Последний бросился ко вновь зажмурившейся девушке, стёр бегущую из её носа кровь, не удержался и провёл пальцами по тонкой нитке побелевшего шрама. После чего вытолкнул прочь за пределы пентаграммы, уже выплеснувшей большую часть заточенной внутри силы и информации — прямо в заботливые руки подоспевшего магистра.

Звезда вспыхнула, загудела, мелко задрожала, отзываясь на буйство, творящееся внутри. Гельхен что-то проорал, но сквозь пышущую энергией пентаграмму его было не слышно. И всё же золотой дракон понял: раззявил пасть, нагнетая огонь, дунул в ревущую пентаграмму, но пламя расплескалось о размытые контуры света, вновь выцветшего до белого оттенка. Тогда он подскочил и ткнул когтистой пятернёй прямо через сияющую преграду.

Не помня себя, Фелиша заорала, вырвалась из рук старика Канта и повисла на лапе дракона.

— Не смей! Слышишь? Никогда не смей!

Пламень зашипел, пятясь от звезды и заодно оттаскивая за окровавленную рубаху шипящую принцессу.

— Пусти меня немедленно!

Она с ужасом наблюдала за тем, как опадает силовая защита артефакта, как приходят в себя Феликс и Архэлл, ещё не понимающие в чём дело, но уже готовые ринуться на помощь. И не Диметрию… И как натягивает гудящую тетиву взошедший на лестницу Родомир, целясь в спину некроманта. И её брата. Кем бы не было это существо, раньше это был Диметрий, и Таша говорила, что не всё так плохо. Она никогда не врала, она была ясновидящей, неужели она не видела, что какой-то сбрендивший монстр украдёт тело её старшего брата? Раз смолчала, значит, "не всё так плохо".

Свечение распылилось хвостатыми искрами как раз в тот момент, когда Гельхен вырвал-таки из рук врага плотоядно скалящийся обломанным лезвием кинжал. Свистнула выпускаемая стрела, разрывая пространство. Она сумела пихнуть старика и вырваться, но остановить смертоносный подарок кентавра не успела. Да и не могла. Зато могла прыгнуть вперёд, закрывая его спину своей…

16. КОНЕЦ… И НАЧАЛО

Кто-то провёл мокрым полотенцем по лбу. Брр, гадость какая. Ещё с тех пор, как она чуть не зажарилась в собственной спальне, ощущение чего-то мокрого и липкого на лице её нервировало. Она высвободила из-под одеяла руку и стащила раздражающую кожу тряпку. Кто-то тихонько усмехнулся, но вернул полотенце на место.

Фелиша открыла глаза. И тут же зажмурилась от яркого света, лившегося через окно прямо на кровать. Знакомая больничная обстановка лазарета — тихо и пусто, только тумбочки, застеклённые шкафы с массой колб и ланцетов и стойкий аромат болезней, невымываемый ни одной хлоркой. Даже пряный запах весны, льющийся с улицы, не освежает воздух, а словно пачкает его ещё сильнее, оставляя ощущение беспомощности и незавершённости.

Но прежде, чем она зажмурилась, взгляд выцепил сидящего рядом человека. Сердце забилось гулко и больно — он ужасно поседел с их последней встречи неделю назад и выглядел слишком усталым и больным, совсем не таким, каким привыкли видеть его окружающие. Горячая сухая рука легла ей на плечо и тихонько затряслась. Она не замечала раньше, как сильно трясутся его руки, только злилась и обижалась. Или они начали трястись совсем недавно?

— Па… — едва слышно прошептали пересохшие губы и глаза, всё ещё закрытые, нещадно защипало от сдерживаемых слёз, — папа, прости меня.

Трясущаяся рука с силой сдавила ей плечо, но она хотела, чтобы рука сжалась в кулак и как следует съездила ей по голове, и без того гудящей и будто набитой ватой. Она не справилась, не спасла Диметрия, не вытащила из той адской звезды Феликса, орущего от хлынувшей внутрь то ли силы, то ли информации, то ли ещё чёрт знает чего, что разрывало человеческое тело на части и не давало вспомнить даже собственное имя.

Он сгрёб её в охапку и из тёплых карих глаз заструились слёзы, смешивающиеся с её собственными.

…К тому времени, как Фелиша пришла в себя, наступило лето. Воины Янтарного края вернулись в столицу и успели опять уйти. Вместо погибшей Валенсии в сердце Нерререна заложили новый город, собственно, туда и отправился почти весь Янтарный гарнизон во главе с их новым предводителем — Вириелием: на поддержание вздрогнувших от хлынувшей после побега некроманта границ и в помощь юному принцу Архэллу, чья коронация должна была состояться сразу же по закладыванию последнего камня в городской стене. Никто так толком и не объяснил, как принцесса оказалась в Говерле и почему с тех пор прошёл почти месяц. Единственное, что она поняла из разговора с объявившейся однажды на пороге нимфой, смачно приправленного отборной руганью, проклятиями и стенаниями по поводу безвременно изгаженной любимой безрукавки — подумать только, ей же и пятисот лет не было! — это то, что в катакомбах храма она провела в общей сложности три дня, а домой её принёс Ферекрус, чьи сила и скорость едва ли уступали драконьей, а вот качеством полёта он Пламеня переплюнул, потому нёсся впереди с бессознательной девчонкой на руках, а дракон пыхтел сзади с магистром Кантом на горбе, взлетевшем туда раньше, чем кто-то что-то сумел сообразить.

— Впрочем, Пламень не сопротивлялся, едва ли он вообще хоть что-то соображал в тот момент, — Лейм без зазрения совести бухнулась прямо на хрустнувшие от стерильности простыни, тут же оставив на них грязный отпечаток от своего нового "делового костюма" — короткая кожаная безрукавка, наброшенная поверх мужской рубахи, неопрятно завязанной на тощем пузе практически морским узлом. Старые лосины заменили выигранные в кабаке на спор "кто победит хрупкую девушку" штаны, размеров на пять больше, чем нужно было Лейм. Брючины она укоротила на глаз тесаком с подвернувшейся на пути скотобойни, не слишком заморачиваясь точностью измерений и переживанием по поводу брызг крови на лезвии своих "ножниц" и, соответственно, на ткани одежды. Но самым её любимым атрибутом была повязка на повреждённом глазу, от которой шарахались все прохожие. Впрочем, они могли шарахаться и от тряпья, которое нимфа искренне считала одеждой. Глаз уже почти полностью зажил, но она по-прежнему таскалась с повязкой и ни в какую не хотела с ней расставаться. К слову, жёлтый звериный цвет каменная звезда выела, так же, как и сгладила единственный оставшийся клык, и теперь нимфа опять сверкала изумрудной зеленью и ослепительной улыбкой (в смысле, могла бы, если б захотела, но она предпочитала хмуро скалиться и вызывающе щёлкать языком по зубам, что в приличном обществе за хорошие манеры, даже с натяжкой на её трудное детство, никак не прокатывало). Возможно, поэтому Лейм и не хотела показываться в полной красе, став слишком похожей на людей. Даже волосы предательски потемнели, попробуй докажи прохожим, что ты не душевнобольная, а самая настоящая дикая нимфа.

— А где сейчас Пламень? — Фелиша поморщилась, осторожно переместила ноги, стараясь не сильно напрягать спину, и без того отзывающуюся на малейшее движение тупой болью меж лопаток.

— Неужели ты его не чувствуешь? Иволга всегда знала, где эта ящерица, — Лейм ещё немного поёрзала, удобней устраиваясь на уже занятой кровати. Впрочем, её такие мелочи не смущали. Как и такие, что воспоминания об Иволге могут быть нежелательными. Она единственная не зацикливалась на этом и возможно потому Фелише так нравилось проводить с ней время, хотя требовалось много усилий, чтоб не перенять хамских словечек собеседницы.

— Нет, я не знаю, — угрюмо отозвалась принцесса. Замечание по поводу того, что её мать всегда чувствовала своего дракона, неожиданно задели её куда сильнее, чем само упоминание об Иволге. Всё, на что хватало Фелиши — это способность чувствовать (очень посредственно) состояние Пламеня.

Лейм кинула на неё пронзительный зелёный взгляд. Фелиша ответила мрачным блеском в багровых зрачках.

— Они с Фениксом и другими таскают блоки для новой Валенсии под чутким руководством Архэлла.

— Понятно, — эта фраза ещё сильнее тюкнула по гордости. Ни один, ни второй так и не появились в больничном крыле, чтобы навестить её. Хотя, нет, после того, как ушёл отец, она увидела на столе небольшой венок из васильков — кривой и неумелый, совсем такой же, как её собственный когда-то.

И всё же, он не появился — отгородился цветами и якобы срочным делом. Можно подумать, Архэллу так уж нужна его компания! Фелиша видела, как эти двое косятся друг на друга. Пламень ещё куда не шло, он её даже залечить не сумел, сам был слишком ранен, хорошо хоть Канта привёз. Дракон здесь не объявлялся даже в золотые времена с Иволгой — она действительно всегда знала где его искать, а он чувствовал, что нужен ей, и тогда они встречались. В Говерлу он попал лишь однажды, но если вспомнить — зачем, то он вряд ли захочет обновить воспоминания.

Фелиша откинулась на подушках — плоских и раздражающих.

— А где остальные?

…глупый вопрос — остальные…

— Самый идиотский вопрос из всех, которые ты мне сегодня задавала — они тоже на стройке, — фыркнула Лейм.

— А ты со мной, потому что единственная девица на весь их гадюшник и должна быть сиделкой при больных?

— Я с тобой, потому что не собираюсь пачкать руки для мелких склочных людишек, кем бы ни был их принц.

— И кем бы он ни был? — тут же включилась Фелиша.

— Будущим королём, — невозмутимо зевнула нимфа.

— То есть ты просто мной прикрылась?

Лейм неопределённо пожала плечами. Фелиша сощурилась — она явно что-то недоговаривала: как бы нимфа не косилась на склочное людское племя, она бы ни за что не упустила возможности пополнить свой багаж ругательств и вылить собственный на уши неблагодарной публике.

— Мне кажется, ты не очень хочешь, чтобы Архэлл был королём.

Глупо, конечно, такое думать. Да ещё и облекла свои мысли в какие-то дурацкие слишком детские слова — какое нимфе дело до человеческих страстишек? Она всегда слишком ясно давала понять — ей чихать на смертных в любом случае кроме того, когда они сунут нос на её территорию. Тогда она этот самый нос с превеликим удовольствием отгрызёт, а потом снова будет гордо чихать на, теперь уже, калек.

— А если и так, тебе-то что? — спокойно заметила нимфа, перекидывая одну ногу на другую, а руки залаживая за голову.

— Почему?

— Потому что.

Принцесса смотрела в затопленное солнцем окно, наблюдая за плавающей в лучах света пылью. Новое больничное крыло выходило как раз на ту сторону парка, где возвышалась оплетенная плющом беседка, любимое, если не считать королевской усыпальни, место Веллерена.

Словно прочитав её мысли, Лейм скосила глаза в сад.

— Они так и не появились, — задумчиво сказала она и Фелиша не поняла, злится Лейм на самоуверенность случайной сокамерницы или всё же грустит за ней.

Мартуф нашёл нимфу спустя неделю, тощий и пыльный, но живой и невредимый. Толком объяснить, что же произошло, он так и не смог, как Лейм не сыпала проклятьями и угрозами. Сейчас он тоже был в Нерререне — повёл туда остатки стаи. Теперь принадлежащую ему по праву рождения.

— И не появятся, — слабо улыбаясь сказала Фелиша.

Лейм удивлённо подняла вызывающе сросшиеся брови, но она только пожала плечами.

Таша всегда была немного эгоистичной, зная всё, что произошло и что точно случится, и не делясь своими знаниями с окружающими. Возможно, будь она сговорчивей, и кто-то из соседей всё же решился связать свою судьбу с полукровкой, но Таша была слишком эгоистична в своём желании молчания. И она же была слишком бескорыстной по отношению ко многим другим вещам: к распускающей язык дворне, к забитому собственными проблемами отцу, к взбалмошной и дикой младшей сестре, к королевскому советнику, взвалившему на себя груз охраны королевских отпрысков, но на деле следящим конкретно за одной неуёмной личностью в ущерб остальным. В ущерб лично Таше.

Её старшая сестра была ясновидящей, знающей и видящей всё. Но она была одинокой и слабой. Она была женщиной. Но она же была принцессой. А никто не позволит принцессе, пусть и полукровке, связать жизнь с вампиром, пусть и королевским советником… Но ведь она была ясновидящей…

— И не появятся, — ещё раз сказала Фелиша

Она лежала и смотрела в окно на залитый солнцем палац и королевский парк, и тихо засыпала под убаюкивающее, точно у большой кошки, урчание Лейм. И заливающегося трелями соловья.

Однажды прилетела Матильда — шлёпнулась прямо посреди городского парка, повергнув публику в глубокий шок и очень культурно поинтересовалась у присутствующих, как пройти к палацу. Архэлл, должно быть, долго смеялся, когда ладил ей на голову свой венец. Но ещё дольше трусила кондрашка людей, которые услышали и к своему ужасу поняли дракониху.

В тот же день Фелиша и Лейм улетели в Нерререн на коронацию Архэлла. Прошло больше месяца с тех пор, как принцесса пришла в себя. Спина уже почти не болела, хотя пекла и ныла на изменения в погоде. Сама она, бледная и худая, была свято уверена, что полностью поправилась и сильно возмущалась, когда бессовестная нимфа на весь двор громко заверила Его Величество о том, что побудет нянькой при его калеке-дочурке. Сам он оставался с женой, но Фелиша почему-то больше не сердилась.

Валенсия утопала в цветах и зелени, словно прошитая насквозь вековечными нерреренскими деревьями. Не такая большая, как Говерла, и всё же стекающиеся сюда люди улыбались и смеялись куда чаще и искренней, чем жители столицы Янтарного края. И будто знали один другого, во всяком случае именно такое ощущение поселилось в душе Фелиши, когда она ступила на булыжную мостовую и прямо на её глазах два человека из совершенно разных сословий приветливо раскланялись друг с другом.

— Видала? — она кивнула шагающей рядом Лейм, уже успевшей запустить по локоть руки в чей-то лоток и вытащить из него пирожок побольше.

— В конце концов у них опять появился дом, почему бы не поделиться этой радостью с окружающими? — нимфа равнодушно провела глазами парочку.

— Лейм, а где твой дом? — неожиданно выпалила Фелиша. Не то, чтобы она так уж сильно напрашивалась в гости или даже могла представить дикую антисоциальную нимфу в любимом кресле возле уютно потрескивающего камина. Наоборот, виденное скорее относилось к промозглой пещере, в которой не смолкает ветер, и куче разномастных костей убитых и употреблённых в сыром виде животных.

Лейм на какой-то миг округлила глаза, осмысливая услышанное. Видимо, подобный вопрос её не занимал уже много лет. Если вообще когда-то был актуальным.

— У меня нет дома, — наконец сказала она. — И никогда не было. По крайней мере в том понимании, в котором ты видишь это слово. Ни у кого из нас никогда не было дома. Мы бродим с места на место, возвращаемся или не возвращаемся на одни и те же пути, но никогда не оседаем под одной крышей дольше, чем необходимо для разрешения какой-нибудь проблемы.

— Почему?

Лейм раздула ноздри, явно сдерживаясь, чтоб не ляпнуть какую-нибудь нецензурщину.

— Потому что это опасно. В первую очередь для тех, кто нас окружает, хотя могут быть и исключения — Лиам не слишком таилась, где провела последние полторы сотни лет, вот и не рассчитала сил. Потому, например, Ферекрус, уж на что чурка чуркой, а менял своё местоположение по совершенно неподдающейся логике траектории, — нимфа задумчиво щёлкнула языком по зубам. — Мы обладаем слишком большой силой и можем просто не заметить, что причиняем боль близким.

Брови Фелиши недоумённо взлетели под самую чёлку, отросшую за время болезни, но Лейм фыркнула и предпочла не распространяться.

— Может ты и не поймёшь, но наш дом там, где мы все вместе, вся наша пощипанная временем компания.

— Значит, добро пожаловать домой, — весело сказал высокий улыбающийся юноша, выныривая из уличной толпы.

Фелише понадобилась добрая минута, чтобы узнать в хитрых медовых глазах и едкой кривой улыбке лицо своего близнеца. Что-то в нём изменилось с тех пор, как они побывали в Сердце Гор. И не изменилось совершенно. Он был таким же высоким и немножко нескладным, как и большинство подростков, и точно таким же веснушчатым и безнадёжно рыжим. Внешне он не изменился ни капли. То есть — совершенно. А вот нескладыш Янош умудрился вытянуться на пол-ладони, обзавестись прыщами и ломким баском, из-за чего теперь старался отмалчиваться и вообще не попадаться на глаза хихикающей принцессе. У её же брата изменился разве что взгляд — слишком проницательный, слишком оценивающий… слишком раздражающий своей идентичностью с золотым взглядом Гельхена.

Феликс протянул к сестре руки и прижал её к себе. Ей показалось или, когда она вынырнула из складок мантии, нимфа и её брат вели содержательный, хотя и молчаливый, диалог.

— Ну что, вы готовы к торжеству? — весело спросила Лейм.

Лейм? Весело?!

Феликс усмехнулся и повёл их к замку, затонувшему в облаке кустов и деревьев.

Заря расплескалась по небу, уйдя далеко на запад. Карминно-алые облака лениво цеплялись за горизонт, глуша в себе звуки засыпающего дня и крики мечущихся по небу птиц.

Фелиша стояла на балюстраде, вдыхая аромат распускающихся ночных цветов.

— Интересный сегодня закат, — заметил Архэлл, подходя к девушке и тоже облокачиваясь о перила. — Ветреный.

— Да, погода меняется, — она задумчиво щёлкнула пальцами, вызывая трепещущий язычок пламени. Теперь, рядом со своим Пламенем, выздоровевшим и даже почти отъевшимся, способность к воспроизведению огня вернулась. А вот необычное воздушное чувство, связывающее феникса и его дракона, исчезло, растворившись в каком-то другом чувстве, горьком и липком. Ощущая её смятение, Пламень не спешил искать встречи со своей всадницей, довольствуясь отстроенным специально для драконов загоном.

— Первый спокойный вечер за целый месяц.

— За много месяцев.

Она не хотела смотреть на него. Достаточно было дня, когда принцесса увидела восходящего на престол молодого короля. Ей хватило взгляда, чтобы понять — этот тоже не изменился внешне. Подобно стоящему рядом Феликсу, король Архэллиэль II обзавёлся цепким оценивающим всё и вся взглядом, будто бы выворачивающим наизнанку. Ей не нравился этот взгляд. Иногда, когда Гельхен забывался, он смотрел именно такими сжигающими глазами.

И Лейм… И Родомир… Даже Ферекрус, однажды явившийся навестить больную и принёсший письмо от брата и пламенный клыкастый привет от пропадающего здесь же Вертэна. Такие же глаза теперь были и у Мартуфа.

— Скажи, почему ты… — он вздохнул, решаясь на вопрос, — …почему ты подставила спину, там, у храма?

Фелиша закрыла глаза. Она знала, почему — потому что Диметрий был её братом и она его любила, не глядя на все его ошибки. Но даже Феликс, пусть и молча, поддержал Гельхена, когда попытался скрутить некроманта. Или он только собирался скрутить, она толком не помнила.

— Семья — сложная штука, — наконец решила она.

— Настолько, что ты готова простить ему даже кинжал в груди?

— Я простила ему даже сломанную руку, — невнятно подтвердила она. Он помолчал, не зная, хочет ли развивать странный разговор.

— Ты была такая забавная, когда дубасила Кая.

Не удержалась и всё же открыла глаза. Архэлл спокойно смотрел на солнце, предпочитая не смущать своим странным пронзительным взглядом собеседницу.

— Я подглядывал за тобой, — признался он. — Постоянно. Вообще-то, я за всеми вами подглядывал, хотел понять — каково это, иметь братьев и сестёр и постоянно их в чём-нибудь покрывать или защищать. Я тебе завидовал.

— В чём? Мой старший брат постоянно пропадал в походах, старшая сестра предпочитала вообще не показываться на глаза, а близнец вечно скулил по поводу моей невменяемости и портил своей правильностью любое развлечение.

— Ты знаешь, что не права, — мягко упрекнул король. — Но вообще-то я завидовал по другому поводу: ты эгоистка. Ты любишь свободу больше всего остального, я — тоже. Но ты смогла наплевать на приказ отца и послать меня лесом, — он усмехнулся, вспоминая звонкую оплеуху и разбитый нос, — я же, как бы не хотел удрать из замка и стать менестрелем, должен был остаться в Нерререне и рано или поздно сделаться королём. — Он усмехнулся ещё раз, теперь — желчно и едко. — И я им всё же стал, не глядя на обстоятельства.

…обстоятельства…

Он наконец взглянул на неё и в зелёных глазах вспыхнули-разбежались сотни и тысячи дорог, спутанным клубком занялись на миг и погасли. Точно такие же, какие видела она сама в Сердце Гор. Но её дороги растворились, её вышибли раньше, чем они смогли укрепиться в сознании и натворить там дел… А вот её брат и её друг оставались там до самого конца… Вот почему Лейм была против коронации и почему безвылазно торчала у постели Фелиши. Она сказала, что у богов не может быть дома, что это может быть опасным. Судя по всему, Архэлл так не думал. Он вообще редко думал так, как полагалось. А вредная нимфа следила за состоянием раненой, отмечая изменения… Или их отсутствие.

Он улыбнулся.

— Я выиграл. Мы заключили пари с Вертэном, что ты не догадаешься.

Не слушая, Фелиша быстро ощупала собственное лицо, будто искала признаки божественного вмешательства.

— Не беспокойся, у тебя, вроде бы всё нормально, — он не удержался, провёл пальцами по её щеке. — Чего не скажешь о Фениксе и Лейм. Они получили половину твоей дозы на нос и, кажется, теперь немного нервничают.

Фелиша вздрогнула: Гельхена она так и не видела, хотя половину церемонии потратила на косые взгляды в толпу. Драконы были — чинно сидели на площади хвостом к хвосту, были оборотни, в большинстве своём рассевшиеся вокруг драконов, были кентавры, был крылатый Ферекрус, который нагло послал ей воздушное сердечко и поцелуй, и был даже Вертэн, прячущийся в тени колонн — вряд ли от света, но его племя всё же недолюбливали. А наёмника не было.

— Он здесь, — оказывается они молчали уже несколько минут. Архэлл всё ещё внимательно изучал собеседницу. Во взгляде больше не было лабиринтов дорог. Он стал спокойным и уравновешенным. — Постоянно торчит в ангаре Пламеня после того, как отпустил свою недобитую птицу на волю.

Она отвернулась от заката, скрестив на груди руки.

— Что ж, надеюсь, когда-нибудь он сможет залечить и собственные крылья.

— Я надеюсь, когда-нибудь ты сможешь залечить свои.

— У меня всё отлично.

Он обнял её за плечи, положив подбородок на голову.

— Я бы очень хотел, чтобы так и было. Но ты слишком изменилась. В отличие от нас с Феликсом.

— И в отличие от вас с Феликсом я осталась человеком.

Она попыталась мягко высвободиться из рук молодого короля, но не смогла. Он сам отпустил её.

— И что? Мне всё равно, что говорят Родомир и Лейм. Я не собираюсь уходить в тень только потому, что неожиданно узнал, как обмануть время, и не собираюсь отказываться от земной жизни в угоду им же и Фениксу в придачу.

— Под земной жизнью ты подразумеваешь меня?

Он неожиданно ткнул пальцем ей в нос и улыбнулся, так же дерзко и нахально, как когда-то при первой встрече в палаце её отца.

— Я подразумеваю, что каждый сам выбирает свою дорогу: и боги, и фениксы. Особенно — боги и фениксы. Одни помнят пути, вторые могут увидеть их с высоты полёта на драконе.

Она отошла, сделала реверанс.

— Что ж, осталось договориться с драконом, — и выбежала в коридор.

Архэлл какое-то время смотрел ей вслед, потом отвернулся к уже затухающему небу.

— И ты думаешь, она решится связать с тобой свою жизнь? Особенно после того, как ты дал ей свободу выбора?

Никакого выбора не было. Ни у кого и никогда. Были только миллиарды вероятности судьбы, ещё задолго до рождения предопределившие ту или иную ситуацию. И всё, что не просчитывалось, всё равно было заложено где-то в самых основах мироздания. Все ситуации и обстоятельства, все мысли, желания и поступки были предопределены. Можно было смириться с этим знанием, можно было гнать от себя прочь подобные мысли, а можно было пойти на поводу у единственного призрачного шанса.

Лейм гибкой кошкой спрыгнула с ветки дерева, свисающей над самой балюстрадой. Архэлл посторонился, давая нимфе место. Посмотрел, как она невозмутимо крошит в пальцах скорлупу яйца, украденного из гнезда. Скорлупа хрупнула, нимфа с урчанием слизала вытекающий на пальцы белок.

— Надеюсь, что да… — он протянул руку, забирая второе яйцо из цепких пальчиков похрюкивающей дикарки. Задумчиво покатал на ладони, вглядываясь в тёмные серые пятнышки на скорлупе, поднёс к губам и осторожно дунул. Скорлупа тихо хрупнула во второй раз, но вместо вытекающего белка в руке молодого короля чирикнул пушистый птенец. — Но боюсь, что нет…

Пламя в руке неровно затрепетало, когда распахнулись двери. Нет — приоткрылись ровно настолько, чтоб пропустить гибкую девичью фигурку. Она скользнула внутрь, прошла к затянутой балдахином кровати, сжала ладонь в кулак, туша огонь.

И склонилась над лежащим человеком.

— Не будь воровкой, — не открывая глаз попросил мужчина.

— Я не воровка.

Он всё же взглянул на нарушительницу покоя. Заложил руки за голову и удобней устроился в подушках, но она могла бы поклясться — всё тело напряглось, готовое в любой момент… вскочить и удрать? Схватить её и скрутить в бараний рог?

— Именно воровка. Как ещё можно назвать человека, вломившегося ночью в чужую спальню и пытающегося без спроса что-то стащить у хозяина комнаты?

— Такого ты обо мне мнения — воровка?

— Я того мнения, что сейчас ты собираешься совершить нелогичную и необоснованную глупость. Ты юна и неопытна, а ещё упряма и своевольна. Будь паинькой хоть раз и не заставляй меня обливаться потом, втолковывая тебе прописные истины.

— Например, такие, что девица не должна ломиться к мужчинам в спальни?

Когда только умудрилась забраться на кровать, мягко скользнув на рано расслабившегося наёмника? Тот разжался, будто взведённая пружина, опрокинул девчонку, заложил ей руки за спину. Сплюнул проклятье, глядя, как она спокойно принимает его деспотизм.

— Да хотя бы!

— Я тебя лю… — он прикрыл ей рот. Глаза недобро вспыхнули, в темноте теряя свой золотой цвет, стали скорей жёлтыми и тоскливыми, как у загнанного когда-то наследным принцем волка.

— Я — ветер, сквозняк: залетел в распахнутое окно, разбил вазу и улетел. Я не хочу, чтобы твой уютный мирок просквозило. Или выжгло, это ближе к моей натуре, понимаешь?

— Понимаю, почему фениксы говорят, что сгорают. Они горят по-настоящему, ведь так? Как мы тогда в Сердце Гор. Или в Кулан-Таре.

— Это чушь, я всего лишь поделился огнём, чтобы вызвать дракона или помочь разобраться с некромантом.

— Врёшь.

— Нет.

— Тогда поцелуй и докажи.

— Мы не маленькие дети, чтобы играть в доказательства, — раздражённо бросил он.

Она улыбнулась. Потянулась всем телом, будто мартовская кошка.

— Вот именно, мы взрослые и рассудительные.

Он даже не сообразил, когда она успела высвободить из-под него одну ногу: горячая ступня игриво прошлась по штанине. Процедил что-то сквозь зубы… а уже в следующий момент притянул девушку к себе, зарываясь руками в отросшие мягкие локоны. Канделябр над головой вспыхнул десятками свечей.

— Вот чёрт! Что ты со мной творишь?!

Он вскочил с кровати, злобно взглянул на всё ещё лежащую на смятых простынях девушку, потянувшуюся с гибкостью ласки и перекатившуюся на бок. Задравшийся до колена подол полупрозрачной ночной сорочки скользнул ещё выше по бедру.

Глухой щелчок пальцев — свечи пыхнули и погасли.

— Ох, как мы целомудренны.

— Очень на это надеюсь!

Принцесса согнула ноги, положив одну на другую. Чёртова луна — тут и свечей не надо…

— А то что? Отшлёпаешь меня? — она чувственно провела языком по пересохшим губам. — Тебе не кажется, что все твои слова слегка смазываются недавно произошедшим?

— Фелль, Фелиша, Фелишия, ты хоть соображаешь, куда ты суёшься?

Гельхен схватил её за плечи, встряхнул. Подумал, снял со спинки кровати свой заношенный плащ и накинул на бесстыже потянувшуюся к нему девчонку.

— Я уже говорила — мне всё равно кто ты: человеческий наёмник или наместник бога.

— Мне!.. мне не всё равно, понимаешь? — Он так её и не выпустил, всё сильнее сжимал плечи. Встряхнул ещё раз, но на неё это не действовало. — Я бессмертный выродок, которому однажды хватило смелости отказаться ради тебя от бессмертия, а второй раз — принять его… вместо тебя же. Ты хоть представляешь, каково это — десятки и сотни раз оставлять позади тех, кого знал и любил, только лишь потому, что они, увы, смертны?! Каково это — проснуться однажды утром и услышать от любимого человека: "Уходи" и всё из-за того, что у тебя никогда не появятся морщины или пигментные пятна от старости? Вы не хотите, чтобы вас видели старыми и некрасивыми, вам непременно нужно, чтобы вас запомнили молодыми, сильными и здоровыми, и никак не умирающими. И можешь не говорить мне, что ты не такая — они тоже так говорили и каждый раз я ошибался и верил.

— То есть у нас не может быть будущего, потому что для смертной оно в принципе нереально, а бессмертный не желает пачкаться новыми отношениями?

— Я не желаю пачкать тебя. Можешь сколько угодно фыркать, рычать и рвать меня взглядом, но будет так, как я сказал.

— Я тебе не подчиняюсь, — мигом ощетинилась девушка. Гельхен подавил улыбку.

— Подчинишься рано или поздно.

— Никогда!

Мужчина пожал плечами — к чему лишний раз мутить воду, когда-нибудь круги разойдутся. И Фелиша смирится.

— Не наступай на те же грабли, что и твоя мать.

— Это ты не наступай на те же грабли, что и с моей матерью!

Он громко засопел. Она тоже.

— Почему же тогда Архэлл так не думает, ведь он тоже ступил на эту стезю?

— Он молод и горяч, считает, что ещё может прогнуть под себя весь мир. На самом деле мы всего лишь знаем, где самая слабая точка, и лупим по ней изо всех сил, но это всё.

— Значит ты позволишь Архэллу забрать меня в качестве подопытного кролика и урока на будущее?

Он спокойно посмотрел ей в глаза.

— Это ваш выбор. Я смогу защитить тебя только там, где решаешь ты одна, но дальше вмешиваться я не стану, имей собственную голову на плечах. Я всего лишь твой хранитель, но не камердинер.

— Значит, загубить жизнь с тобой нельзя, а с Архэллом — пожалуйста?

Он угрюмо сверкнул пожелтевшими белками глаз.

— Я всё сказал.

— Отлично… — внутри Фелиши подымалась волна плохо сдерживаемого гнева. — Тогда — ВОН!

Он стоял посреди спальни и непонимающе молчал.

— Я не хочу тебя видеть, — зло выпалила принцесса. — Мне всё равно, как далеко ты умотаешь и как долго я тебя не встречу — надеюсь, никогда, но ты сей же час соберёшься и улетишь на Пламене куда подальше, чтоб здесь даже духу твоего не было. Понял меня, хранитель?

— Дракон твой, — глухо сказал Гельхен.

— Нет, не мой. Он подчиняется твоим командам и лжёт мне, так чей же он? Вы оба видите во мне Иволгу, поэтому иногда позволяете безобразничать, словно шкодливому ребёнку, но я не чувствую Пламеня так, как должна была бы. Мне без него плохо, но терпимо. Думаю, когда вы утрясёте ваши тёмные делишки, он вернётся сюда. А я буду ждать. Так ему и передай, Феникс.

— У меня другое имя, — сквозь зубы процедил мужчина, недобро сверкая вмиг потускневшими очами.

— У тебя его вообще нет, судя по всему, но большинство наших общих знакомых именуют тебя именно так, так почему мне быть исключением?

— Потому что моё имя Гельхен, — упрямо возразил наёмник.

— Нет. И я даже сомневаюсь, что ты вообще его помнишь. Ты отрёкся от прошлого имени в наказание за смерть Иволги. Ну так вот тебе новость — никому к чёрту не нужна твоя жертва! Ни Лейм, ни Лиам, ни Родомир, ни Ферекрус не считают тебя виноватым, иначе бы давно прекратили вспоминать старое прозвище. А они упорны в своих убеждениях и тебя это бесит. Но они правы, ты — Феникс.

Он склонил голову.

— Как пожелаете, моя принцесса.

— Нет. Не твоя, — соскользнула с кровати и растворилась в темноте замковых коридоров.

Феликс осторожно разжал тонкие хрупкие на вид пальцы сестры и вытащил здоровенную книгу в кожаном переплёте с тиснёными заковыристыми буквами на обложке: "Воины-фениксы. История". Склонился и подул в ухо. Фелиша заворочалась, открыла воспалённые с ночи глаза, недоумённо хлопая ресницами.

— Тьфу, болван, — сквозь зубы процедила принцесса, ощупывая отпечатанные на щеке полосы. — А если бы я огнём пульнула?

Он пожал плечами, протянул ладонь, на которой тут же образовался комок воды.

— Без комментариев, — она вздохнула, отсаживаясь на кровати и давая место брату. Тот растянулся рядом.

Так они сидели-лежали много минут, пока солнце не сменило утренний полыхающий огненный наряд на более спокойный лимонный. Фелиша молча перебирала волосы брата. Тот задумчиво мурлыкал любимую мамину песню. Когда-то давно, вечность назад, они удирали в городской парк к пруду, чтобы просто побыть одним. Там порхание стрекоз и кваканье лягушек не мешали сидеть и молчать. Они были малы и беззаботны, впереди лежала целая вечность, чтобы сказать друг другу все те вещи, о которых они так дружно молчали. Теперь молчание было слишком пустым и болезненным. Перед ним действительно лежала вечность. Она же должна была остаться мимолётным вздохом где-то в самом её начале. Но сейчас, в наполненной утром и рассветом спальне, эта вечность ещё не раззявила бездонную пасть и не поглотила укутанный розовой поволокой воздух в воспоминаниях.

— Я возвращаюсь домой, — сказала она.

Он спокойно поднял на неё глаза. Правильно, чему удивляться, когда путей и дорог в его уже нечеловеческом мозгу отпечаталось десятки миллиардов? Он знал их все — все нехоженые тропинки и наезженные тракты, которые однажды должна будет пройти его сестра. И всё же со всем своим всезнанием он мог знать только следствие, но никак не причину поступков.

— Папе нужен кто-то хотя бы до тех пор, пока не подрастёт малышка.

— Или малыш.

— Скорей всего, оба, — заметил Архэлл, входя в спальню и без особых церемоний распихивая близнецов, чтобы втиснуться посередине.

— С чего ты взял? — недовольно поджал губы Феликс.

— Потому что десять минут назад прилетел голубь с известием. Поздравляю, у вас ещё на одних брата и сестру больше.

— Абзац! — пробормотала Фелиша. — Пожалуй, стоит передумать свои планы на будущее.

— Всегда пожалуйста. Сегодня у меня охота на гарпий. Приглашаю.

— Чур, я на Матильде!

— А мы?

— А вы — на охоте.

— Зануда.

— Провокаторы.

— Ребят, — Архэлл неожиданно обнял взъерошенных близнецов, притягивая ближе к себе. — Всё-таки здорово, что мы все родились и однажды встретились.

Фелиша и Феликс переглянулись.

Да, судьба уже раскидала каждому карты и разъединила пути, но здесь и сейчас они были вместе и новый день встречали такие же молодые и беззаботные, как и вечность назад.

— Да, это действительно здорово…

P.S. Драконья чешуя блеснула в первых лучах солнца, заиграв всеми оттенками золотого, разбилась тысячей вспышек. Пламень недовольно покосился на сидящего между спинных пластин мужчину с теми же ядовито-золотыми глазами, что и окраска его шкуры. Волосы в очередной раз сменили цвет, полыхнув почти малиновым, отразившись от расписанного зарёй неба.

— С-сволочь ты вс-сё-таки, — проникновенно заверил дракон.

Мужчина ухмыльнулся.

— И без тебя в курсе.

— Ч-щем ты не угодил в этот раз?

— Сказал, что предпочитаю драконов.

— Извращ-щенец.

— Она тоже так решила.

— И ты опять удрал, — с непередаваемым оттенком злорадства и жалости констатировал Пламень.

Его собеседник потянулся и откинулся на спину, любуясь светлеющим небом.

— Она не пропадёт, — наконец сказал он.

— Конечно, — охотно согласился золотой дракон, прорываясь сквозь полупрозрачное серебристое облако. — Ты ведь ос-ставил ей с-свой драный плащ. Неужели нельзя было с-сотворить оберег более приемлемым для человечес-ского глаза?

Мужчина хмыкнул.

— Она во всяком случае не возражала.

Глаза его непроизвольно метнулись к стремительно удаляющемуся замку. Дракон усмехнулся, заложил вираж, прощаясь с приветливой уютной Новой Валенсией.

— Куда теперь?

— К Сердцу Гор. Там остался мой меч и, возможно, какие-нибудь зацепки, где искать Мортемира.

— Диметрия, — тихо прошипел дракон. — Он с-сменил имя, как и ш-шкуру.

— Да, его любовь к смене шкур сродни змеиной.

— Кс-стати о з-смеях и их ш-шкурах, а когда ты расскажешь ей?

— Что?

— Ч-што на самом деле ты не с-сдох, Янтарин!

Золотые глаза сузились, сквозь обветренное временем лицо проступили черты огненного золотоглазого подростка, принёсшего однажды в горный храм янтарную каплю.

Огненный бог задумчиво провёл рукой по скуле — шрам исчез после активирования звезды, но рука по-прежнему тянулась загладить все неровности и бугры. Шрамы — это память, а богам нельзя помнить слишком много, иначе они не выдержат и однажды сломаются. Как уже случилось когда-то.

Он посмотрел на зелёное море леса внизу. Нерререн уже почти зализал раны, оставленные драконьим отрядом — Мать Земля пробудилась, откликнувшись на призыв своих непутёвых детей. Его раны тоже зажили. Звезда ли помогла или он сам наконец решил избавиться от памяти?

— Когда-нибудь, брат мой… когда-нибудь…

Пламень оскалился в клыкастой ухмылке и повернул к Янтарному краю.

Отшумели великих деяний века,

Позабыты герои прошедших времён.

Время стёрло из памяти их имена,

Звон мечей, песни рога, сияющий трон.

Только ветер — свидетель минувших боёв,

Гулко взвоет в полях, где седеют курганы.

В пыль рассыпалась память мерцанья корон,

Где стояли дворцы — ныне там котлованы.

Слава прошлого призрачна и неверна,

Благодарность потомков — лишь песнь менестрелей.

Плачет иволга, туги о прошлом полна.

Вот и всё, что осталось от древних напевов…

Оглавление

Шишканова Катерина . Янтарин

1. ВРЕМЯ ВЫПЛАТЫ ДОЛГОВ

2. ГЕЛЬХЕН

3. БОЛОТИЩА ФЕРЕКРУСА

4. ПЬЯНАЯ ЛУНА

5. О БРАКОНЬЕРАХ И ПОЦЕЛУЯХ

6. УЩЕЛЬЕ ДРАКОНЬИХ КЛЫКОВ

7. ЗАРЯ НАД ХРАМОМ СОЛНЦА

8. ВАСИЛИСКИ И ЛЕГЕНДЫ

9. МАТИЛЬДА

10. ПЯТЕРО, КОТОРЫЕ ЛОМАЛИ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

11. ДИКАРКА ЛЕЙМ

12. АРХЭЛЛ СОШЁЛ С УМА

13. СЕРДЦЕ ГОР

14. НЕКРОМАНТ

15. ДОРОГИ СУДЬБЫ

16. КОНЕЦ… И НАЧАЛО

Реклама на сайте