«Окутанка и гизель»

Роджер Желязны Окутанка и гизель

Очнувшись в темной комнате, я осознал, что занимаюсь любовью с некой дамой, при этом мне не удалось вспомнить, как она оказалась у меня в постели. Жизнь иной раз преподносит сюрпризы. Порой у них бывает непривычно сладкий вкус. У меня не было желания нарушать наше согласие, и я продолжал, снова и снова, совершать те действия, за которыми меня застало пробуждение, продолжала их совершать и она, пока мы не достигли той точки, когда понятия «отдать» и «взять» сливаются воедино, момента уравновешенности и успокоения.

Я сделал незаметное движение левой рукой, и приглушенный свет возник и замерцал над нашими головами. У нее были длинные черные волосы и зеленые глаза, высокие скулы и широкий лоб. Когда зажегся свет, она засмеялась, приоткрыв зубы вампира. Однако на ее губах не было следов крови, и я посчитал невежливым потрогать свое горло в поисках следов укусов.

— Сколько лет, сколько зим, Мерлин, — мягко сказала она.

— Мадам, преимущество на вашей стороне, — сказал я.

Она вновь засмеялась.

— Едва ли, — ответила она и произвела несколько телодвижений, которые имели целью окончательно повергнуть меня в смущение и вызвать целую бурю в моем теле.

— Это несправедливо, — сказал я, вглядываясь в эти глубокие, словно море, глаза и гладя этот бледный лоб. В ней было нечто ужасно знакомое, но я не мог понять что.

— Подумай, — сказала она, — ибо я хочу, чтобы меня вспомнили.

— Я, право... Ранда? — спросил я.

— Твоя первая любовь, так же, как ты — моя, — сказала она, улыбаясь, — помнишь, там, в мавзолее? Просто заигравшиеся дети. Но это было восхитительно, не правда ли?

— Это и сейчас восхитительно, — отозвался я, гладя ее волосы. — Нет, я не забыл тебя. Хотя и не надеялся увидеть тебя вновь после того, как нашел ту записку, где говорилось, что твои родители больше не разрешают тебе играть со мной... они думали, что я вампир.

— Было похоже на то, мой принц Хаоса и Амбера. Твои необычайные силы и твоя магия...

Я посмотрел на ее рот, на ее не прикрытые губами клыки.

— Странный запрет для семьи вампиров, — отметил я.

— Вампиры? Мы не вампиры, — сказала она. — Мы принадлежим к последним из окутанов. Нас осталось всего пять семей во всех секретных образах всех теней отсюда до Амбера — и дальше, в самом Амбере и вплоть до Хаоса.

Я еще крепче сжал ее в объятиях, и через мой мозг пронеслась лавина странных воспоминаний. Через некоторое время я сказал:

— Прости, но я не имею ни малейшего представления о том, кто такие окутаны.

Помолчав, она нехотя ответила:

— Было бы странно, если бы ты знал о нас, поскольку мы всегда были тайной расой. — Она открыла рот, и я увидел в призрачном свете, как ее клыки медленно втягивались в десны, принимая вид нормальных зубов. — Они появляются в минуты страсти, не только от предвкушения пира, — подчеркнула она.

— Значит, вы используете их так же, как это делают вампиры, — сказал я.

— Или упыри, — согласилась она. — Их плоть еще вкуснее, чем их кровь.

— «Их»? — переспросил я.

— Плоть тех, кого мы выбираем.

— И кто ими может оказаться? — спросил я.

— Те, без кого мир стал бы лучше, — ответила она. — Большинство из них просто исчезает. Некоторые гуляки, попировав, оставляют части плоти.

Я помотал головой.

— Госпожа окутанка, я не все понимаю, — сказал я ей.

— Мы приходим и уходим, куда захотим. Мы неуловимый народ, гордый народ. Мы живем по кодексу чести, который защищает нас от всего вашего унылого понимания. Даже те, кто подозревает о нашем существовании, не знают, где нас искать.

— И все же ты приходишь и рассказываешь мне все эти вещи.

— Я наблюдала за тобой большую часть жизни. Ты нас не выдашь. Ты ведь тоже живешь по кодексу чести.

— Наблюдала за мной? Каким образом?

Но в этот момент наше взаимное возбуждение вновь достигло высшей точки. Я, разумеется, не дал ему схлынуть. Когда мы уже лежали бок о бок, я повторил вопрос. Но теперь она была готова к ответу.

— Я — мимолетная тень в твоем зеркале, — сказала она. — Когда я выглядываю, ты не успеваешь меня заметить. У каждого из нас, любовь моя, есть свои питомцы, люди или увлечения, которым мы предаемся. Ты всегда был моим увлечением.

— Почему ты пришла ко мне сейчас, Ранда? — спросил я. — После стольких лет?

Она отвернулась.

— Может так случиться, что ты скоро умрешь, — ответила она, помолчав, — и мне захотелось воскресить память о наших счастливых днях, проведенных вместе в Диком лесу.

— Скоро умру? Я живу среди опасностей. Не могу этого отрицать. Я слишком близок к Трону. Но у меня есть сильные защитники — и сам я сильнее, чем думают люди.

— Как я уже сказала, я наблюдала за тобой, — настаивала она. — И я не сомневаюсь в твоей доблести. Я видела, как ты освоил много заклинаний и способен применять их. Некоторые из них даже я не понимаю.

— Так ты колдунья?

Она покачала головой.

— Мои знания в этой области хотя и обширны, но остаются чисто академическими, — сказала она. — Моя собственная сила не в этом.

— А в чем? — поинтересовался я.

Она показала на стену. Я долго рассматривал ее, потом признался: «Не понимаю».

— Ты можешь повернуть это вверх? — спросила она, кивнув в сторону источника призрачного света.

Я подчинился.

— А теперь перемести это к зеркалу.

Я вновь подчинился. Зеркало было очень темным, но здесь все тонуло в темноте, в этом гостевом домике Мэндора, где я решил провести ночь после нашего недавнего примирения.

Я вылез из кровати и пересек комнату. Зеркало было абсолютно черным, в нем ничто не отражалось.

— Странно, — заметил я.

— Ничего странного, — сказала она. — Я закрыла и заперла его после того, как вошла сюда. Так же, как и все остальные зеркала в доме.

— Ты пришла сюда из зеркала.

— Да. Я живу в зеркальном мире.

— А твоя семья? И четыре остальные семьи, которые ты упомянула?

— Все мы устраиваем свои жилища вне пределов отражения.

— И оттуда ты путешествуешь с места на место?

— Именно так.

— Очевидно, для того, чтобы присматривать за своими питомцами. И поедать людей, которых ты не одобряешь?

— И это тоже.

— Ты пугаешь меня, Ранда. — Я вернулся к кровати, пристроился на краешке и взял ее за руку. — И все же приятно видеть тебя вновь. Жаль, что ты не приходила раньше.

— Я приходила, — сказала она, — используя наши собственные сонные чары.

— Жаль, что ты не будила меня.

Она кивнула.

— Я хотела бы остаться с тобой или взять тебя к себе домой. Но на этом этапе своей жизни ты неминуемо принесешь с собой опасность.

— Похоже на то, — согласился я. — И все же... Если оставить в стороне очевидное, почему ты здесь?

— Опасность распространилась. Теперь она затрагивает и нас.

— Вообще-то я думал, что опасности моей жизни в последнее время немного сократились, — признался я. — Мне удалось отбить попытки Дары и Мэндора управлять мною и достичь с ними определенного понимания.

— И все же они продолжат свои интриги.

Я пожал плечами.

— Это в их природе. Они знают, что я знаю, и знают, что во многом наши мысли совпадают. Им известно, что я для них созрел. Что касается моего брата Джарта... с ним мы тоже пришли к пониманию. А Джулия... нас помирили. Мы...

Она засмеялась.

— Джулия уже использовала ваше «примирение» для попытки восстановить Джарта против тебя. Я наблюдала за этим. Я знаю. Она подогревает его ревность намеками на то, что больше заботится о тебе, чем о нем. Чего ей действительно хочется, так это твоего устранения, так же как и семерых твоих соперников — и остальных, кто готов вступить в борьбу. Она будет королевой Хаоса.

— Ей далеко до Дары, — сказал я.

— После того как ей удалось разгромить Джасру, она очень высокого мнения о себе. Ей еще не пришло в голову, что Джасра сделалась такой вялой и растерянной в результате трюка, а не под натиском силы. Джулия переоценивает свое могущество. И в этом ее слабость. Она склонна объединиться с тобой, чтобы притупить твою бдительность, а также стремится вновь восстановить против тебя брата.

— Теперь я предупрежден и благодарю тебя, — хотя на самом деле на трон претендуют, кроме меня, только шестеро. Я был наследником номер один, но в последнее время откуда-то появилось полдюжины соперников. Ты же упомянула семь. Неужели есть кто-то, о ком я не знаю?

— Есть один тайный претендент, — сообщила она. — Имени его я тебе сказать не могу, потому что не знаю, мне известно лишь, что ты видел его в бассейне Сухея. Я знаю его внешность, хаосианскую и человеческую. Мне известно, что даже Мэндор считает его достойным соперником, когда речь идет об интригах. И напротив, я думаю, что Мэндор является основной причиной, почему он укрылся в нашем царстве. Он боится Мэндора.

— Так он живет в зеркальном мире?

— Да, хотя ему до сих пор неизвестно о нашем существовании в этом мире. Он обнаружил зеркальный мир по чистой случайности, но ему кажется, что он сделал восхитительное открытие — тайный путь, ведущий почти что куда угодно, позволяющий видеть почти все, что угодно, не рискуя быть обнаруженным. Нашим людям до сих пор удавалось избегать обнаружения, используя искривления, которых он не ощущает. Но жизнь в зеркальном мире дала ему несравненные возможности в борьбе за Трон.

— Если он может заглянуть куда угодно — даже подслушать — с помощью зеркала, не рискуя быть замеченным; если он может выйти из зеркала, убить кого угодно и ускользнуть тем же самым путем — да, я с этим согласен.

Ночь внезапно показалась очень холодной. Глаза Ранды расширились. Я потянулся к стулу, куда бросил свою одежду, и начал одеваться.

— Это своевременно, — сказала она.

— Есть что-то еще, да?

— Да. Укрывшийся в зазеркалье обнаружил и вытащил на свет кошмар нашего мирного царства. Он где-то нашел гизель.

— Что такое гизель?

— Существо из наших мифов, считавшееся давно вымершим в нашем зеркальном мире. Ее сородичи почти истребили окутанов. Чудовище уничтожало целые семьи до последнего.

Я застегнул ремень для ножен и натянул сапоги. Управившись с одеждой, я пересек комнату, подошел к зеркалу и подержал руку перед его чернотой. Да, оно казалось источником могильного холода.

— Ты закрыла и заперла их все? — спросил я. — Все зеркала поблизости?

— Укрывшийся послал по зеркальным путям гизель, чтобы уничтожить своих девятерых соперников в борьбе за Трон. Сейчас она добирается до десятого — до тебя.

— Понятно. Гизель может сломать твои замки?

— Не знаю. Смею надеяться, это непросто. Однако известно, что от нее исходит холод. Она притаилась за зеркалом. Она знает, что ты здесь.

— Как она выглядит?

— Крылатый угорь с множеством когтистых лап. Около десяти футов длиной.

— А если ее впустить?

— Она нападет на тебя.

— А если нам самим войти в зеркало?

— Она нападет на тебя.

— На какой стороне она сильнее?

— На обеих, я думаю.

— Вот черт! А можем мы войти туда через другое зеркало и напасть на нее с тыла?

— Может быть.

— Давай попробуем. Идем.

Ранда поднялась, быстро оделась в кроваво-красное платье и последовала за мной через стену в комнату, которая на самом деле находилась на расстоянии нескольких миль. Как большинство аристократов Хаоса, брат Мэндор предпочитал в целях безопасности разбрасывать свои резиденции по пространству. Продолговатое зеркало висело на дальней стене, между письменным столом и большими хаосианскими часами. Я увидел, что часы, почувствовав наблюдателя, стали готовиться к немелодичному бою. Отлично. Я обнажил меч.

— Я даже не знала, что здесь еще одно зеркало, — сказала Ранда.

— Мы находимся на некотором расстоянии от комнаты, в которой я спал. Введи меня туда.

— Хотела бы сначала предупредить тебя, — сказала она. — Предания говорят, что никому еще не удавалось убить гизель мечом, а также посредством магии. Гизель способна поглощать заклинания и натиск силы. Ей не страшны самые жестокие раны.

— Какие, в таком случае, будут предложения?

— Сбей ее с толку, возьми в плен, прогони прочь. Это может оказаться эффективнее, чем пытаться убить ее.

— Хорошо, будем играть теми картами, которые сданы. Если я попаду в переплет, постарайся извлечь из этого пользу.

Вместо ответа окутанка взяла меня за руку и шагнула в зеркало. Поскольку я следовал за ней, старинные хаосианские часы начали неритмично отбивать время. Внутри зеркала комната казалась точно такой же, как по ту сторону, только все было перевернуто. Ранда повела меня через комнату влево и шагнула за угол.

Мы попали в перекошенное, тускло освещенное пространство, где громоздились башни и огромные дома, очертания которых были мне незнакомы. В воздухе здесь и там летали пучки каких-то волнистых, искривленных линий. Она подошла к одному из пучков, вставила в него свободную руку и шагнула сквозь него, увлекая меня за собой. Мы очутились на изогнутой улице, обрамленной перекошенными зданиями.

— Спасибо, — сказал я тогда, — за предупреждение и за шанс нанести удар.

Она сжала мою руку.

— Я сделала это не столько для тебя, сколько для своей семьи.

— Я знаю, — сказал я.

— Я бы не стала этого делать, если бы не верила, что у тебя есть шанс одолеть эту тварь. Но я также помню один день... там, в Диком лесу... когда ты обещал быть моим рыцарем. Тогда ты казался мне настоящим героем.

Припомнив тот пасмурный день, я улыбнулся. Мы читали рыцарские сказки в мавзолее. В припадке благородства я вывел Ранду наружу, хотя в небе грохотал гром, и, стоя среди могильных камней неизвестных смертных — Денниса Кольта, Ремо Уильямса, Джона Гонта, — поклялся быть ее рыцарем, если ей когда-нибудь понадобится помощь. Она поцеловала меня, и я искренне надеялся, что в ту же минуту произойдет какое-нибудь ужасное событие, чтобы я мог пожертвовать ради нее жизнью. Но ничего не произошло.

Мы двинулись вперед, она отсчитывала двери, остановившись перед седьмой.

— Эта дверь, — сказала она, — ведет через искривление к месту, расположенному позади запертого зеркала в твоей комнате.

Я отпустил ее руку и шагнул мимо нее.

— Хорошо, — сказал я, — пора на охоту за гизелью, — и отправился в путь.

Гизель избавила меня от труда петлять в изгибах пространства, появившись передо мной прежде, чем я добрался до места.

Это было существо десяти или двенадцати футов в длину, безглазое, насколько я мог заметить, покрытое быстро трепещущими ресничками с той стороны, где, по моим расчетам, была голова. Гизель была интенсивно розового цвета; длинная зеленая полоса пересекала ее тело в одном направлении, а синяя — в другом. Она приподняла конец тела фута на четыре над землей и закачалась из стороны в сторону. При этом она издавала скрипучий звук. То, что мне показалось головой, повернулось в мою сторону. Внизу я заметил большой треугольный рот, наподобие акульего; она несколько раз открыла и закрыла его, и я увидел множество зубов. Зеленая, ядовитая по виду жидкость капала из этого отверстия и дымилась на земле.

Я подождал, пока она приблизится, и она приблизилась. Я внимательно наблюдал за тем, как она двигается — быстро, как выяснилось, — с помощью мириад маленьких ножек. В ожидании нападения я выставил клинок перед собой в позиции «en garde». Про себя я повторял заклинания.

Она подползла ближе, и я поразил ее заклинаниями Ускользающего Бьюика и Пылающего Фасада. Она мгновенно замерла в ожидании начала их действия. Воздух сделался морозным, от ее рта и живота повалил пар. Когда пар исчез, она двинулась дальше, и я наслал на нее заклинание Инструментов Безумной Силы. И вновь она остановилась, впала в неподвижность и задымилась. На этот раз я бросился вперед и нанес ей страшный удар мечом. Она зазвенела, словно колокол, но больше ничего не случилось, и я отступил.

— Кажется, она пожирает мои чары и перерабатывает их в холод, — сказал я.

— Это замечали до тебя, — отозвалась Ранда.

Не успели мы договорить, как гизель выгнула тело таким образом, что ее жуткий рот оказался на самом верху, и метнулась ко мне. Я воткнул ей меч в горло, но ее удлинившиеся ножки вцепились в меня множеством когтей. Оттесняя меня назад, она сжала зубы, и я услышал треск сломанного металла. В руке у меня осталась лишь рукоять. Гизель откусила клинок. Гнусный рот вновь раскрылся, и я в страхе начал искать источник дополнительной силы.

Ворота спикарда были открыты, и я поразил тварь сырой энергией, извлеченной откуда-то из Тени. И вновь существо оказалось замороженным, а воздух вокруг меня — нестерпимо холодным. Я оторвал от себя когтистые ножки, тело мое кровоточило от множества мелких ран. Откатившись прочь, я вскочил на ноги, продолжая избивать гизель спикардом, чтобы она не размораживалась. Я старался расчленить ее, но она пожирала всю силу моих атак, оставаясь статуей из розового льда.

Потянувшись через Тень, я отыскал себе другой меч. Его кончиком я начертил в воздухе треугольник, вписав в центр его светящийся круг. Силой воли и желания я дотянулся до него. Через мгновение я почувствовал контакт.

— Отец! Я чувствую тебя, но не вижу!

— Призрачное Колесо, — сказал я, — я бьюсь за свою жизнь и, без сомнения, за множество других жизней. Приди ко мне, если можешь.

— Я пытаюсь. Но ты попал в странное пространство. Похоже, у меня нет туда доступа.

— Проклятье!

— В самом деле. Я сталкивался с этой проблемой и раньше во время своих странствий. Эта проблема не имеет готовых решений.

Гизель вновь зашевелилась. Я попытался не потерять контакт, но он становился все слабее. «Отец — крикнул Призрачное Колесо, чувствуя, что я ускользаю. — Попытайся...» И тут он умолк окончательно. Пятясь, я взглянул на Ранду. Теперь рядом с ней стояли десятки других окутанов, все они были одеты в черные, белые или красные одежды. Они затянули странную мелодию, наподобие погребального песнопения, словно включился мрачный саундтрек, необходимый для нашей битвы. Похоже, эта музыка замедлила движения газели.

Я откинул голову назад и издал тот неповторимый улюлюкающий крик, который слышал однажды во сне и не смог забыть.

И мой друг пришел на зов.

Кергма — живое уравнение — скользнул одновременно из многих углов. Я терпеливо ждал, наблюдая, как он/она/оно — в этом я никогда не был вполне уверен — наконец соединился в нечто целое.

Кергма был моим другом детства, вместе с Глат и Гриллом.

Ранда, должно быть, тоже вспомнила это существо, которое могло проникать куда угодно, поскольку я услышал ее вздох. Кергма принялся кружиться вокруг ее тела, совершая обряд приветствия, затем проделал то же самое со мной.

— Друзья мои! Как давно вы не звали меня поиграть! Я так скучал без вас!

Гизель подалась вперед, невзирая на песнопение окутанов, словно начиная превозмогать его силу.

— Это не игра, — ответил я. — Этот зверь уничтожит нас всех, если мы прежде не прижмем его к ногтю, — сказал я.

— Значит, я должен решить это для вас. Все живое суть уравнение, сложное сочетание чисел. Я говорил вам об этом много лет назад.

— Да. Попытайся. Пожалуйста.

Я опасался бить зверюгу спикардом, пока Кергма работал над своими вычислениями, старался только, чтобы она ему не мешала. Меч и спикард я держал наготове, а сам продолжал медленно отступать. Окутаны пятились вместе со мной.

— Убийственное равновесие, — сказал наконец Кергма. — У нее замечательное уравнение жизни. Ну-ка, останови ее на время своей игрушкой.

Я вновь заморозил гизель спикардом. Песнь окутанов возобновилась.

Через продолжительное время Кергма сказал:

— Есть оружие, которое может уничтожить ее при благоприятных обстоятельствах. Однако ты должен до него дотянуться. Это скрученный клинок, который ты когда-то держал в руках. Он висит на стене бара, где вы однажды выпивали с Люком.

— Меч Ворпала? — спросил я. — Он может убить ее?

— Если отрезать кусок за куском при определенных обстоятельствах.

— Ты знаешь эти обстоятельства?

— Я их вычислил.

Я сжал свое оружие и вновь поразил гизель силой спикарда. Она заскрипела и застыла. Тогда я отбросил свой меч и потянулся — далеко-далеко, сквозь Тень. Я много времени провел в поисках, преодолевая мощное сопротивление, так что мне пришлось добавить силу спикарда к своей собственной, и вот, наконец, он пришел ко мне. Вновь я держал в руках сияющий изогнутый меч Ворпала.

Я шагнул вперед, чтобы ударить им гизель, но Кергма остановил меня. Мне пришлось вновь поразить ее силой, добытой из спикарда.

— Не так. Не так.

— А как тогда?

— Нам нужен дайсоновский вариант зеркального уравнения.

— Покажи.

Зеркальные стены стремительно сомкнулись, окружив со всех сторон меня, гизель и Кергму, но не Ранду. Мы поднялись в воздух и поплыли к центру образовавшейся сферы. Отовсюду на нас надвигались наши собственные изображения.

— Пора. Но не позволяй ей дотрагиваться до стен.

— Запомни свое уравнение. Оно мне может пригодиться позднее.

Я ударил дремавшую гизель мечом Ворпала. И вновь она издала металлический звон, но осталась неподвижной.

— Нет, — сказал Кергма, — пусть оттает.

Я послушался и стал ждать, пока она не зашевелится, собираясь напасть. Все оказалось не так просто. Снаружи доносилось еле слышное пение окутанов.

Гизель очнулась быстрее, чем я предполагал. Но я размахнулся и снес ей половину головы, которая тут же рассыпалась на множество полупрозрачных изображений, разлетевшихся во всех направлениях.

— Калу! Калэй! — выкрикнул я, размахиваясь вновь, и отрубил изрядный кусок ее правого бока, который повторил трюк с разлетающимися призрачными мотыльками. Гизель шагнула вперед, и я вновь ударил. Еще один ломоть отделился от извивающегося тела и исчез тем же манером. Как только ее судорожные движения подталкивали ее к внутренней поверхности сферы, я заслонял ее собственным телом и мечом, продвигая ее назад к центру и продолжая кромсать эту розовую колбасу.

Вновь и вновь она надвигалась на меня или отскакивала к стене. Каждый раз я рубил ее. Но она не умирала. Так я сражался, пока лишь кусочек извивающегося хвоста не остался передо мной.

— Кергма, — сказал я тогда, — мы отправили бóльшую ее часть странствовать по неизведанным путям. Не можешь ли ты перепроверить уравнение? Тогда я извлек бы с помощью спикарда массу вещества, достаточную, чтобы ты смог создать для меня другую гизель, — такую, которая вернулась бы к тому, кто послал эту, и приняла его за добычу.

— Думаю, что смогу, — сказал Кергма. — Я так понимаю, что ты оставил этот последний кусочек, чтобы новая гизель съела его?

— Да, такова моя идея.

И это было исполнено. Когда стены вновь раздвинулись, новая гизель — черная, с красной и желтой полосами — терлась о мои лодыжки, словно кошка. Пение прекратилось.

— Иди и отыщи укрывшегося, — сказал я, — и верни ему послание.

Она заспешила прочь, нырнула в изгиб и исчезла.

— Что ты сделал? — спросила меня Ранда.

Я объяснил ей.

— Укрывшийся теперь будет считать тебя самым опасным соперником, — сказала она, — если выживет. Возможно, отныне он удвоит усилия, направленные на борьбу с тобой, став более изощренным и свирепым.

— Хорошо, — сказал я. — Я надеюсь на это. Мне хотелось бы настоящей конфронтации. Думаю, что и ему отныне станет неуютно в вашем мире, ведь он никогда не будет знать, когда новая гизель выйдет на охоту.

— Верно, — сказала она. — Ты мой рыцарь, — и она поцеловала меня.

В эту самую минуту из ниоткуда возникла мохнатая лапа и вцепилась в лезвие меча, который я держал в руках. Другая лапа помахала перед моим носом двумя листами бумаги. Вкрадчивый голос заговорил:

— Ты взял этот меч напрокат, не расписавшись за него. Будь любезен, сделай это сейчас, Мерлин. Другой листок для последнего раза, когда ты сможешь воспользоваться им.

Я нашел в складках плаща шариковую ручку и подписал договор. К тому времени кот материализовался целиком.

— С тебя 40 долларов, — сказал он. — 20 баксов за каждый неполный час.

Я порылся в карманах и протянул ему деньги. Кот ухмыльнулся и начал таять.

— С тобой приятно делать бизнес, — промурлыкал он сквозь улыбку. — Приходи к нам поскорее. Очередная выпивка за счет заведения. И захвати Люка. У него классный баритон.

Когда он растворился окончательно, я заметил, что семейство окутанов тоже исчезло. Кергма пододвинулся поближе.

— А где двое остальных — Глайт и Грилл?

— Глайт я оставил в лесу, — ответил я, — хотя теперь она уже могла вернуться в вазу Виндмастера в музее Грэмбла на Путях Савалла. Если увидишь ее, скажи, что здоровенная тварь не съела меня, и мы когда-нибудь выпьем с ней теплого молока, и я расскажу ей свои новые сказки. Грилл, я думаю, на службе у дяди Сухея.

— Ах, Виндмастер... вот это было время, — сказал он. — Да, мы должны опять собраться и поиграть все вместе. Спасибо за то, что позвал меня на эту игру, — он скользнул одновременно во многих направлениях и исчез вслед за остальными.

— Что теперь? — спросила Ранда.

— Возвращаюсь домой, в постель. — Я поколебался и предложил. — Пойдем со мной?

Она тоже поколебалась, потом кивнула.

— Давай закончим ночь тем же, чем мы ее начали, — сказала она.

Мы прошли через седьмую дверь, и она отперла зеркало. Я знал, что, когда я проснусь, ее не будет рядом.