Наталья Евгеньевна Котрасева Попутчики
Дело было в конце октября. Как-то так вышло, что в купе оказалось пятеро, но заметили это, только когда уже пора стало ложиться спать. До этого, за разговором, никому в голову не пришло пересчитать попутчиков. А тут глядь — пятеро на четыре места.
Дедок, так и не снявший потертого серого пальто и шарфа даже в душном купе, сразу предложил посмотреть на билеты. Все потянулись за сумками и кошельками. Билетов оказалось ровно четыре, хотя каждый достал по одному.
И ведь не пил никто, даже чай еще не предлагали. Парень в трениках, правда, был вроде как уже поддатый, а может и похуже, но так остальные-то в рот ни капли не взяли!
— Ничего не понимаю! — авторитетно сказал дедок.
Все согласно заохали и захмыкали.
— Как это так — нас же пятеро, а билетов четыре. И у каждого есть билет. Так не бывает!
Стали считать вслух, тыкая пальцами в попутчиков. Мнения разошлись. Кто считал по именам, Марья Сергеевна, Серафим Эдуардович, Колян и Оленька, у тех выходило четверо. А кто по головам — пятеро. Стали шуметь и спорить, а Серафим Эдуардович и креститься. Тут вроде в мозгах прояснилось, и все сошлись на том, что их четверо, и мест на всех хватит.
Решили ложиться спать, пока не поздно. Кто знает, что потом будет — может к ночи и шестерых насчитают. Трое улеглись по полкам, а Оленька осталась растеряно стоять посреди купе, сжимая в руках одеяло. Места для нее не хватило.
— Вот что, дорогуша, — сказала Марья Сергеевна, — а ты посчитай, кто на полках лежит.
На полках лежали сама Марья Сергеевна (на нижней правой), Серафим Эдуардович (на нижней левой), и Колян (на верхней правой). И все, свободных полок не осталось. Оленька испугано пересчитала еще раз. Теперь на верхних были Серафим Эдуардович и Марья Сергеевна, а Коля снизу слева. И опять свободных мест вроде как не осталось.
— Надо идти за проводником! — решительно заявила Марья Сергеевна, встала с нижней левой полки и, сунув ноги в потертые тапки, вышла из купе.
Не было ее долго. Вернулась Марья Сергеевна недовольной и зло сообщила, что проводника на месте нет, все купе в вагоне заперты, и даже туалет, и тот закрыт на амбарный замок.
Тогда уже все обеспокоились и решили пойти найти хоть кого живого. Стучались во все купе, дергали за ручки, но никто не открыл. Колян даже сбегал в соседний вагон, так и там никого живого не оказалось. Больше никто по вагонам бегать не решался. Спать тоже не ложились. Впятером сходили за кипятком, впятером же сели пить чай. Молча, испуганно и подозрительно оглядывая друг-друга под стук колес и чайных ложек. Прошло минут двадцать, а то и все сорок. Никто не спешил заводить разговор, будто всем казалось — стоит озвучить, что здесь творится чертовщина, как станет еще хуже.
Наконец Колян встал, натянул кожаную куртку, смачно выругался и неразборчиво пробормотал что-то про покурить. Он скрылся за дверью, и снова все погрузились в молчание. Затем послышались неспешные шаркающие шаги. Мужской голос в конце коридора спросил визгливо и громко, так, что в купе было все прекрасно слышно:
— Огонька не найдется?
Колян промычал тихо и утвердительно.
— Ну разве ж это огонек! — пренебрежительно высказался голос. — Вот у меня будет огонек так огонек!
Затем что-то громыхнуло, будто взорвалось, и Колян стал кричать и громко ругаться.
— Беда случилась! — подытожила Марья Сергеевна боязливо, не пытаясь даже встать и выйти посмотреть.
Все с ней были согласны.
В относительной тишине прошло минут пять, затем кто-то зашагал к купе. Все напряглись, но это оказался Колян, только весь будто в саже, и волосы опаленные. Объяснять он ничего не стал. Судя по безумному взгляду, потому как не мог.
Оленька тогда встала и заперла дверь изнутри — а то вдруг кому еще огонек понадобится?
— Тоскливо как… — ни к кому не обращаясь, тихонько сказала она.
— Может, окно откроем? — спросила Марья Сергеевна. — А то и правда, в духоте, с закрытой дверью сидеть…
Подняли шторку, раздвинули занавески, приоткрыли шелку, из которой потянуло свежим воздухом. Все сразу как-то приободрились. Поезд шел по холмам, покрытым сочной травой, хотя началась уже вторая половина осени. В ярком свете луны по одному из пригорков неспешно шагал тяжеловоз с махоньким всадником на спине.
— Малец, видно, в ночное вышел, — пояснил Серафим Эдуардович. — Смотрите, у него коров-то сколько!
Но он ошибся, это были не коровы. Уже стояла ночь, но и в темноте можно было разглядеть, что всадника окружали фигуры вроде бы человеческие, но не совсем — все какие-то сгорбленные и перекошенные, с огромными длинными носами. Будто пни ожили и пошли гулять на лугу.
— Боже сохрани, — испуганно прошептала Оленька, — он что, троллей пасет?
За окном заливисто рассмеялись.
— Закройте, закройте, пока можно! — Оленька взвизгнула и поджала ноги, будто увидела противную мышь.
Колян смотрел в окно все тем же безумным взглядом и вставать не спешил. Марья Сергеевна изобразила рукой какой-то знак — возможно, это она пробовала неумело креститься. Серафим Эдуардович встал и потянулся к окну со словами:
— Что ж вы все коров-то испугались!
— Ты, дурак, кого здесь коровой обозвал? — спросил скрипучий голос, и в щель просунулся длинный бородавчатый нос.
Тут Колян наконец пришел в себя. Он схватил со стола недопитый стакан чая и швырнул прямо в страшный нос. Попасть он не попал, но нос убрался.
— Ну вы, ребят, даете, — обижено сказали за окном, — я же к вам по-хорошему.
— Что, чаек не понравился? — издевательски протянул другой голос.
— Чаек? Где чаек? — наперебой заволновались невидимки.
Затем в окно, со скрипом и чпоканьем, протиснулось не меньше 10 носов сразу, один краше другого — в бородавках, кривые и мясистые. Самый длинный — сантиметров 25. Носы шевелились в разнобой, явно принюхиваясь.
— Да, да, чаем пахнет! — взволновано сказал обладатель самого красного носа, удальски загнутого вверх.
Колян уж потянулся было за следующим стаканом, но вдруг раздался звук, будто хлестнули плеткой, и писклявый голосок приказал:
— А ну на место, твари! Расшалились! А ну я вас!
Носы сразу убрались, будто их и не было.
Марья Сергеевна быстро наклонилась к окну и захлопнула его. Было видно, что она готова в любой момент отпрянуть.
— Ой, а что это там? — спросила она.
Оленька тоже выглянула.
— Дерево!
И правда, на горизонте показалась огромная башня, верхушка которой терялась в вышине. Приглядевшись, можно было заметить, что у башни есть ветки, тоже толстые и огромные, но почти не видимые в тумане.
Поезд плавно заворачивал прямо в сторону небывалого дерева, успокаивающе стуча колесами. Затем к этому звуку добавилось тихое посвистывание и завывание, будто ветер гудел вдалеке. А затем послышались хриплые возбужденные голоса откуда-то сверху.
— Это не носатые опять? — спросила Марья Сергеевна.
Это были не они. Высоко в небе, по направлению к поезду, неслась тяжелая серая туча. Временами она как будто распадалась на отдельные фигуры, а может, это из облаков выглядывали те, кто несся вместе с ней. Туча передвигалась необыкновенно быстро. Скоро она уже вилась сбоку от поезда, снижаясь и рассыпаясь на вереницы всадников с копьями, мечами и луками. Их предводитель скакал на восьминогом огромном коне, а сбоку от него неслась колесница, запряженная двумя козлами. Человек в колеснице достал какой-то топор или молот или что-то такое, и ударил гром.
— Мамочка, что делается! — Серафим Эдуардович аж открыл рот от удивления. Его челюсть возбужденно подрагивала. — Это ж Дикая Охота! Мне про нее дочка рассказывала! Однажды ее муж… впрочем, не важно!
— Что? — попутчики его явно не знали, о чем идет речь.
— Ну, Вотан… бабы голые — валькирии, Тор этот, который с молотом на змея охотился… — старик ткнул пальцем в сторону колесницы.
Тор, будто решив наглядно показать, о чем рассказывал Серафим Эдуардович, размахнулся, и молот с ослепительной вспышкой полетел в поезд. Поезд зашипел и изогнулся. Их вагон потянуло куда-то вверх и вбок, так что вещи и люди попадали на пол. Что в точности произошло потом, никто не понял. Кажется, поезд то ли сам взлетел, то ли был утянут молотом вверх, в вышину. Затем за окном все стало серо, и только изредка по стеклу шлепали то рука, то голая женская нога. Когда в окно попытались упереться сразу три лошадиных копыта, стекло со звоном разбилось. Брызнула кровь.
— Вернуть их, куда положено! — громко приказал чей-то голос.
Дальше все происходило так быстро, что никто даже не испугался толком, когда поезд вспомнил о силе притяжения и с жутким свистом рухнул обратно.
Падал он окном вниз. Первой вывалилась наружу Оленька, за нее удалось схватиться Серафиму Эдуардовичу. Колян и Марья Сергеевна летели чуть поодаль. Марья Сергеевна планировала ощутимо медленнее всех. Падали они долго. Оленька даже успела пару раз перекувырнуться и увидеть, как в вышине, блестя чешуей, бьется в судорогах раненный поезд, и как дикая охота с гиканьем и свистом уносится прочь.
Слева в тумане чернело бесконечно высокое дерево.
Они падали как раз к его корням, на изумрудно зеленые холмы, рядом с какими-то постройками. Вместо того, чтобы разбиться в лепешку, они приземлились плавно, как во сне. Оказалось, что рядом с ними стоит человек в сером, а в руке у него тыква-фонарь, с прорезанными глазами и ухмылкой.
— Проходите, а то не успеете! — строго сказал человек, поднимая фонарь. — Через час граница закроется.
Затем тип в сером развернулся и растаял в ночи, а фонарь так и остался висеть в воздухе. В его тусклом свете было видно, что впереди высокий забор из кольев, на которые вперемежку были наколоты такие же тыквы с горящими свечами и отрубленные человеческие головы. Дубовые ворота были заперты на засов, но рядом оказалась приоткрытая калитка.
Никто не мог сообразить, что делать дальше, поэтому, когда фонарь поплыл по воздуху к калитке, люди покорно двинулись следом.
— У меня кровь, мне руку стеклом отрезало! — беспомощно проговорил Колян.
И правда, только сейчас все заметили, что правой руки у парня не было. Из обрывков рукава капала кровь.
— Тебе больно? — участливо захлопотала Марья Сергеевна. — Надо ж перевязку сделать!
— Нет, нет, спасибо, — Колян говорил ровно, как зомби. Да и похож он сейчас был на зомби — такой же бледный, до синевы, и в окровавленных обрывках кожаной куртки. — Я себя хорошо чувствую. Просто хотел сказать, чтобы вы потом не удивлялись.
Никто уже давно не удивлялся.
Они вошли в калитку, и та со скрипом захлопнулась.
Во дворе было людно. Здесь толпились сотни существ, образовав длинную очередь по периметру.
— Кто ж это такие? — сдавленно прошептал Серафим Эдуардович. — Посмотрите, у того шесть ног и восемь рук!
Шестиножием и восьмиручием странности вокруг не ограничивались. Попутчики как-то незаметно для себя самих оказались в самом конце очереди. Перед ними стоял маленький эльф с крылышками, весь в зеленом, с дудочкой за поясом. Рядом — почти бесплотная женщина без ног, зато с длинными черными волосами. Какие-то карлики-уродцы все время хихикали и бросали на нее похабные взгляды. Еще в очереди была пара классических привидений — в белом, с цепями на ногах. Остальные, к счастью, в темноте были почти не видны — тыква светила тускло.
Вдруг раздался удар гонга. Очередь забеспокоилась и начала жаться к стенам. В центр двора вышли четверо в красном, по виду чиновники. Один держал бронзовый гонг, один палку, чтобы в гонг бить, а двое важно встали по бокам и начали оглядывать толпу.
— До того, как закроются ворота между мирами, остался один час! — прокричал чиновник с гонгом. — Поспешите! Кто не знает, кто он и куда ему, решайте скорее! Всем построиться у ворот!
Очередь послушно зашевелилась, распалась на отдельные группки, которые двинулись к воротам. Минут за десять все столпились у деревянного забора. Сразу стало тесно и душно. Оленьке на ногу наступил кентавр, а Колян чуть не утопил в собственной крови стадо божьих коровок, послушно трусившее за пастухом-эльфом. Кто-то хрипло и взволнованно дышал, кто-то еле слышно перешептывался.
Чиновник с палкой ударил в гонг.
— Молчать! — проорал он.
— Итак, решайтесь, пока не поздно! — продолжил его коллега. — Кто уже знает, куда ему, слушай дальнейшие указания! — он сделал паузу, дожидаясь полной тишины. — Желающие вернуться в преисподнюю, попрошу выстроиться слева от меня!
Толпа снова зашевелилась. Вначале вылетела безногая женщина. За ней потянулись привидения, гремя цепями. Следом, прихохатывая и возбужденно размахивая кружками с пивом, проскакала шайка чертей.
— Все ли собрались? — спросил чиновник. — Еще есть желающие?
Зачем-то вышел из толпы недоумевающий кентавр, но чиновник отрицательно покачал головой, и тот похромал обратно.
— Хорошо, — сказал чиновник. — Мой коллега отведет вас к судье северо-западных ворот. Тот проверит документы, поставит печать о возвращении, и вы сможете пройти. А теперь те, кто хочет вернуться в мир духов. К правой стене!
После этих слов толпа изрядно поредела. Направо потянулись эльфы, фэйри, огромные уродливые тролли, несколько гномов, и множество существ, чьи названия люди давно уже забыли.
— Мой коллега отведет вас к юго-восточным воротам, и вы сможете вернуться в свой мир после стандартных процедур! — заявил чиновник. — Теперь те, кому в мир людей. Два шага вперед.
— Ох, а я уж забеспокоилась! — облегченно вздохнула Марья Сергеевна. — Думала, туда нас и не позовут!
Она первой вышла вперед. Следом подошли капающий кровью Колян, Оленька и Серафим Эдуардович. К ним присоединилась какая-то мокрая девушка, пахнущая тиной, два странных маленьких человечка и бородатый негр, судя по запаху и цвету лица, давно уже мертвый.
— За мной! С остальными разберется мой коллега.
Чиновник почтительно поднял гонг над головой, и тот уменьшился до размеров ореха. Тогда чиновник сунул его в широкий рукав и направился к деревянному зданию, украшенному резьбой. Внутри оказалась просторная комната, с рядом стульев у стенки, и столом посредине. Чиновник уселся за стол.
— Итак, — заявил он, — я буду говорить с каждым по очереди. На кого покажу, выходит к столу, встает на колени и почтительно докладывает. Глаз не поднимать, на меня не смотреть, не возражать и не спорить. На вопросы отвечать внятно. Ты первая! — палец указал на мокрую девушку.
Она послушно вышла вперед и неуклюже упала на колени. Вокруг нее сразу натекла пахнущая рыбой лужа.
— Как зовут, и зачем собралась в мир людей? Отвечай!
— При жизни звали меня Мартой Николаевной Федосовой, — тихо объяснила девушка. — После смерти стали кликать Мокрой Мартой. История моя печальна и трагична. Мой любимый, Васенька Иванчеев, отвез меня как-то на середину озера, под предлогом покататься и луной полюбоваться, и коварно утопил в темных водах. Обиды я ему не простила и стала русалкой. Живу теперь в озере и, по мере слабых сил и умений, стараюсь топить мужчин и парней, особенно тех, что девушкам врут.
— А Васенька Иванчеев? — поинтересовался чиновник.
— Васеньку первым утопила. С тех пор он попал в преисподнюю, где каждый божий день черти баграми его к дну озера прижимают. А всплыть и глотнуть воздуха дают раз в восемнадцать лет. А на дне озера его грызут угри и щуки, а изнутри горит Васенька огнем жарким, так что и сам себе готов внутренности вырвать. И скрежещет он зубами и плачет, и клянется больше девок не обижать. Я как раз его проведать ходила. Посмотреть на него мне всегда приятно.
— Хорошо, сказал чиновник, доставая из стола большую квадратную печать. — Давай паспорт, и можешь возвращаться.
Следующим был вызван негр, оказавшийся личным зомби какого-то колдуна. Его посылали в мир духов за редкими костями. С негром тоже быстро разобрались. С двумя человечками поговорили на каком-то скрипуче-щебечущем языке, так что никто ничего не понял, и только Серафим Эдуардович пробормотал:
— Гляди ж, это вьетнамский выговор, или древнеарамейский?
Затем палец указал на Марью Сергеевну, и она вышла вперед.
— Кто такая и куда ходила? — требовательно спросил чиновник.
— Марья Сергеевна меня зовут, — испуганно объяснила женщина. — Ехала я из Питера в Москву. Села в поезд, как обычно, а тут как начнутся всякие странности!
— Молчать! — рявкнул чиновник. — Что за чушь! Всыпать ей 20 палок!
Откуда-то набежали вдруг люди в синих кафтанах, и началось избиение. Марья Сергеевна причитала и визгливо плакала.
— За что вы так со старой женщиной! — спросила она жалобно, глядя на чиновника, когда все закончилось.
— На меня не смотреть, кому было сказано! — Чиновник кивнул, и Марья Сергеевна получила еще пару ударов по спине. — Отвечай правдиво, глупая женщина. Куда ездила и зачем, и почему теперь врешь.
— Да не вру я! Как села я на поезд на Московском….
— Еще двадцать ударов!
Снова из теней повылезали люди в синем.
— Ой, ой! Не надо опять палок, я все расскажу! — Марья Сергеевна испуганно сжалась.
— То-то же. Говори!
— Ну… я летала на шабаш на Лысую гору, — скороговоркой пробормотала она.
— А почему скрываешь?
— С детства стыжусь своих способностей. Стыдиться приучена отцом и матерью, которые были добрыми христианами. Вот и боялась признаться… в присутствии посторонних. — Марья Сергеевна сконфуженно посмотрела на своих попутчиков.
— Вот это баба! — восхитился Колян. — На маму мою похожа!
— Опять врешь, женщина! — чиновник был неумолим. — Если ты летала на шабаш, как и положено, на метле, почему обратно ехала на поезде?
— Притомилась, силы уже не те…
— Да, и что поезд между мирами — нелегальный, скажешь, тоже не знала?
— Нет, не знала! Богом клянусь! Чертом клянусь! Великой богиней клянусь!
— А паспорт твой где?
— Потеряла в пути. На нас дикая охота вышла, вот в неразберихе и…
— 60 палок! — чиновник взмахнул рукой.
— Вот он, вот он! — женщина потянулась, и вытащила из бюстгальтера помятый и засаленный паспорт черного цвета, с серебристыми буквами и символами. — Только что вспомнила, что для сохранности сюда его положила, а не в карман.
Чиновник хмыкнул, всем своим видом показывая, что предвидел такой ход событий. Затем он начал внимательно исследовать паспорт, страницу за страницей, время от времени чертя пальцем какие-то знаки. Когда паспорт вдруг задымился и стал искриться, чиновник победно усмехнулся.
— Ага, так я и знал. Все вы, ведьмы, одинаковы. Значит ты уехала на Лысую Гору в прошлом году, вышла там замуж за Дьявола, да так там и осталась. Без визы. Нелегально! А штамп в паспорте о том, будто возвращалась в свой мир, как положено, навела колдовскими чарами. И ты думала, меня можно обмануть? Сто палок ей!
— Господин хороший начальник! — Ведьма распласталась на полу и зашлась в рыданиях. — Не хотела! Любовь у нас случилась! Я же не собиралась оставаться. А как увидела его, как в анус поцеловала, так между нами и вспыхнуло пламя любви. Ну не могла я уехать, не могла! Такое раз в жизни бывает!
— Ах ты, шлюха! А вернуться и за визой «Невеста Дьявола» ты обратиться не могла? Знаешь ведь, как по правилам нужно действовать, а все туда же!
— Я не знала! Я не могла вернуться! Вот я бы вернулась, а он бы меня сразу разлюбил! Как же я могла такой шанс упустить! Господин начальник, не гневайтесь, не ломайте мою судьбу! Я теперь все поняла, я возвращалась в раскаянии. Думала, приеду, получу визу. Какую положено, и обратно, к любимому! Ситуация моя необычная!
— Как же, необычная, — чиновник гневно рассмеялся. — Да вас таких влюбленных по 20 штук на дню приходит. Знала ведь, что Дьявол тебя обратно не позовет, вот и не возвращалась. Он о тебе и забыл давно — ведь вы виделись только на шабаше. А потом ты бродила по заповедным лесам и рвала священные травы. Небось, и контрабанды сейчас везешь!
— Да где же? Нет у меня ничего! — Марья Сергеевна демонстративно вывернула карманы.
— Она у тебя не в карманах!
Снова появились чиновники в синих кафтанах. Начальник приказал:
— Отвести в камеру для обыска. Раздеть, вывернуть наизнанку и одежду и саму подозреваемую, обыскать все тщательнейшим образом. Особенно смотрите по женской части. Затем наказание — 50 палок по пяткам, 50 — по зубам, за вранье.
Марью Сергеевну взяли под руки и повели прочь.
— А паспорт, а паспорт мой? — тоскливо и безнадежно спросила она чиновника, обернувшись, и смотря на заветный документ в его руках.
— А паспорт мы аннулируем. Пожизненно. Больше никаких Лысых Гор и шабашей.
— Невозможно! — заверещала Марья Сергеевна. — Я буду жаловаться! Подлый чинуша! Это ты к нам в поезд лазутчика подослал, я сразу поняла! Ну, не сразу — вначале я решила, что мой любимый тайком за мной подглядывает… Но быстро сообразила, чьи это проделки!
— Кому жаловаться-то? — спросил чиновник.
— Дьяволу! Он меня выручит!
— Придет выручать — и его паспорт аннулируем, — с некоторой дерзкой надеждой пообещал чиновник. — Следующий!
Палец указал на Коляна.
Тот вышел вперед и опустился на колени.
— Ну че, — сказал он. — Я Колян. Фамилии не помню. Как в поезд попал — не знаю. Грибы помню только. Руки вот у меня нет. Требую компенсации.
— Ах, один из этих! — чиновник досадливо поморщился. — В кутузку на отсып. Потом посмотрим, куда его — обратно вернем, или отправим блуждать по мирам. Следующий!
Вышел Серафим Эдуардович и интеллигентно представился.
— Дочка у меня живет под зеленым холмом, — сказал он. — 30 лет уже, как живет. Один раз постучался к нам в дверь незнакомец весь в красном, на зеленой машине, представился гражданином Сидовым. Сказал, что доктор ему срочно нужен. А дочка моя как раз врачом работала. Ну, она с ним и поехала. И так и не вернулась. Долго я ее искал, найти не мог. Плакал много, она же у меня одна. А потом явилась она мне во сне и рассказала, что забрали ее жить с маленьким народцем. И что фамилия ее теперь Сидова. И что рада бы вернуться, но не может — сказала, если вернется, сразу станет старой и некрасивой, хотя, говорит, прожила там всего три дня и три ночи. Время, говорит, там по-другому течет. Но сказала, что можно будет ее раз в год навещать, в ночь на первое ноября. Тогда, говорит, все двери открываются. И вот так мы и встречаемся — то она ко мне в этот день придет — когда двери открыты, и ей можно. Ну, вы и сами знаете. Когда я к ней поеду. А в этот раз боялся я обратно опоздать. А зять мой и говорит: «Вы бы, дедушка, садились на поезд. У нас теперь экспресс новый до таможни ходит. Очень это всем удобно». Ну я и сел. И сюда попал, хотя страху натерпелся. Странно все это, в следующий раз пешком пойду, по старинке.
— Что ж, уважаемый Серафим Эдуардович, — очень вежливо сказал чиновник. — Вы у нас на хорошем счету, за вами никаких нарушений никогда не было. Только поездом больше не пользуйтесь — зять ваш не знал, но поезд этот годится не для всех. Впредь можете к дочери ездить свободно и к нам не являться. — Он достал большую печать и торжественно приложил ее к паспорту старика. — Всего вам хорошего!
— И вам, сынок! — радостно сказал старик, с кряхтеньем поднимаясь с колен.
Его куда-то увели, и осталась только Оленька. Чиновник указал на нее. Девушка робко опустилась на колени перед столом.
— Меня зовут Оленька, — тихо сказала она. — Я не знаю, куда и зачем ехала. Просто каталась, наверное.
— Грибы любишь? — строго спросил чиновник.
— Не-е-ет.
— Марки?
— Не собираю…
— Сома? Хаома? Пилюли долголетия? Что-нибудь из перечисленного употребляешь?
— Не-е-ет…
— Хм, — задумался чиновник. — Покажи паспорт!
— Нету у меня паспорта… — девушка готова была разрыдаться… — Мне никто никогда не давал.
— Такого не может быть!
— Я бедная, у меня ничего нет… а я хотела бы паспорт… такой же черненький, с буквами… я бы и дочку хотела… и фамилию Сидова…. и грибов…. и копье и молот… и печать!!!
С этими словами Оленька вдруг вскочила и бросилась на чиновника.
— Стража! Держите ее, это голодный дух! — заорал чиновник.
— Сам ты голодный дух, собака-чиновник! — пролаяла девушка, вырывая печать. — Я лиса! А эту печать ты в моем святилище украл, подлый вор!
— Взять ее! — скомандовал чиновник, сам отбегая подальше от разгневанной девушки.
Вышли люди в синем, с палками наперевес. Оленька закрутилась на месте, и вдруг оказалась белой девятихвостой лисой. В зубах она сжимала печать.
Люди с палками взяли ее в кольцо, но напасть пока никто не решался.
И тогда раздался невыносимо громкий звон.
— Утро, утро наступило! — зычно заявил бесплотный голос. — Кто не успел, тот опоздал!
Комната начала собираться, будто была складной игрушкой. Чиновники вдруг стали плоскими, и аккуратной гармошкой сползли на пол. С ослепительной вспышкой исчезла лиса. Прошло не больше пяти секунд, а дом, забор с головами и тыквами, огромное дерево, все исчезло. Остался только какой-то задрипанный луг, тропинка и появилась парочка сонно жующих коров.
Где-то кричал невидимый петух, а из-за горизонта вставало солнце.
На тропинке показалось двое мальчишек лет четырнадцати, в джинсах и рубашках. Один сонно тер глаза, а второй рассматривал свой мобильный. Они неспешно двигались к коровам.
— Надо было вчера коров идти искать, вчера!
— Ты что, дурак, кто по своей воле вчера бы в ночь вышел из дому? Вот ты же не вышел?
— Нет…
— Правильно, сидел дома, как все нормальные люди, на окне, что к кладбищу выходит, свечку поставил. Так и надо! А коров сейчас приведем. Они и сами-то не вернулись, потому что им маленький народец глаза запорошил…
— Дурак ты, в такую ерунду веришь!
Они уже почти дошли до коров, когда раздался стон.
— Что это? — спросил парень с мобильным. — Слышал?
Снова застонали. Теперь стало понятно, что это в кустах.
— Пойдем проверим?
Второй боязливо кивнул.
Они тихо свернули с тропинки и подошли к кусту.
— Рука… моя рука… — застонал тот.
— Ух ты, глянь, у него крови сколько! Поднимай его, он почти мертвый!
Мальчишки нырнули в куст, а вынырнули уже с Коляном. Тот был жалок и потрепан, и совсем не понимал, где он.
— Где я? — пробормотал он. — Где моя рука? Куда вы меня ведете? Что это за место? Вы на каком языке говорите? На английском что ли? Я что, в Лондоне? Но у меня же нет визы…
Конечно, луг был совсем не похож на Лондон, но Колян смутно помнил, что уехал вчера очень далеко. И Лондон казался наиболее вероятным местом назначения. Еще Коляна почему-то очень беспокоил вопрос визы. Хотя вспомнить, чем это вызвано, он не мог.
Комментарии к книге «Попутчики», Иска Локс
Всего 0 комментариев