«Три грани рока»

К. А. Ветошко Три грани рока

Пролог

— Экий ты неумеха! Поди, в городе своем вилы и в руках не держал? Куды с этого бока начал? Гний со стороны отвала брать надо!

Винстон совершенно не понимал, какая разница, откуда начинать грузить навоз, но перечить не стал, а лишь, с тоской посмотрев на дядю, воткнул вилы в кучу с другой стороны. Однако, несмотря на удвоенные усилия, после могучего (для его не слишком уж развитого к шестнадцати годам тела) рывка в телегу плюхнулось лишь несколько небольших комков навоза с торчащей соломой…

— Этак ты долго будешь мамку лохматить! Тут слоями поддевать надобно! — с этими словами отобрав у городского племянника вилы, уже переваливший за пятьдесят годов, но по-прежнему вполне крепкий и кряжистый мужик начал наставлять непутевую молодежь на личном примере.

Морщась от отвратительного запаха, Винстон без энтузиазма наблюдал за премудростями навозогрузительства и слушал разглагольствования отцовского двоюродного брата, умудрявшегося не только споро орудовать вилами, но и подводить под это дело нехилую теоретическую базу.

Не спорю, с навозом у меня как-то не заладилось, — думал он. — Но ведь я не для того девять лет ходил в лучшую в нашем городке школу для простолюдинов! Не для того столько времени потратил, изучая целую прорву наук начиная от грамоты и заканчивая изящной словесностью (последняя, кстати, преподавалась лишь по высочайшему соизволению местного герцога, так как считалась чисто дворянской, равно как этикет, танцы, фехтование…). Так что ничего зазорного в том, что я не знаю азов «тонкого мастерства» погрузки навоза, нет, скорее наоборот.

Вообще Винстон гостил у своих родственников уже неделю. За это время он успел познакомиться с такими ужасными изобретениями человеческого разума, как коса, колун, плуг, заработать на не привыкших к работе ладонях изрядные мозоли, но ни на шаг не приблизился к той цели, с которой он собственно и прибыл в эту деревеньку так далеко от родного Ортсмута.

Тут из-за дома показалась знакомая фигура его тети, спешащей к ним. Сердце Винстона забилось чаще, он понял, что затянувший его в свои объятия кошмар под названием «деревенская жизнь», похоже, подходит концу.

— Живо ополоснись и принарядись в чистое, — тетя была, как всегда, немногословна. — Он тебя примет.

Уже через каких-то полчаса Винстон нерешительно переминался перед старой и рассохшейся дверью в дом, который так и тянуло назвать землянкой, настолько глубоко его задняя стена вдавалась в крутой холм. Странный отшельник жил в этих местах очень давно, люди говаривали, что испокон веков, но это уже явно были бабские сказки. А вот в том, что к высшим силам он имеет прямое отношение, была уверена вся округа. Если его хорошенько попросить и приготовить соответствующее подношение, то порой оказывал старик соседям мелкие услуги — корову там вылечить или дождь на поля свести.

Гирская империя — крупнейшая страна этого материка — относилась к государствам Союза Великих Сил, олицетворяя самую непоколебимую из стихий — Землю. В полном соответствии с постулатами Веры обращение к силе Вечного Круга считалось допустимым только для клириков и адептов. Однако на деле на существование в этой глуши отшельника и использование им слабенькой магии смотрели сквозь пальцы. О причинах такой лояльности доподлинно никто не знал, хотя авторитетная в кругах местных сплетниц старуха Дифия и хвалилась, якобы ей шепнул один из внучатых племянников, клирик мелкого ранга в столичном храме Изменчивой Воды, что когда-то этот отшельник был ни много ни мало высшим иерархом какой-то из Великих Сил.

Надо сказать, в империи было достаточно адептов Вечного Круга, но в основном служителей Земли, а проводников других стихий в ней жило куда как меньше. Чаще всего здесь практиковали лекари-водники. Из числа служителей Воздуха и Огня услуги жителям оказывала лишь незначительная часть, и брали они за свою помощь дорого, что делало обращение к ним уделом дворян и богатейших купцов. Собственно поэтому Винстон и оказался в этой забытой Великими Силами дыре: оплатить услуги единственного практикующего в Ортсмуте служителя Воздуха для его отца, мелкого купца, было не по карману.

Здешний же отшельник за помощь звонкой монеты никогда не требовал, посему и тянулся народ к рассохшимся дверям (сколько уже раз предлагали ему поправить!) с прошениями. Правда вот, помогал он не всегда и только местным, а не то очереди к нему выстраивались бы со всех окрестных земель. Но Винстону, судя по всему, повезло — тетка сумела упросить отшельника взглянуть на юношу.

Наконец собравшись с духом, он толкнул скрипучую дверь и шагнул в прохладный сумрак. В нос сразу ударили ароматы множества незнакомых трав и еще непонятно чего, терпкого и словно бы даже немного пьянящего. За единственным в доме старым массивным столом восседал отшельник. Именно восседал, по-другому трудно было назвать эту величественную позу, больше бы подошедшую если не королю, то уж герцогу точно.

Юноша робко приблизился к потрескавшемуся столу и, как учила тетя, низко поклонился. Небрежным движением пальцев отшельник указал на грубо сколоченный табурет. Винстон уселся и замер, боясь даже пошевелиться. Колдун же вперил свой пристальный немигающий взгляд туда, где у юноши туловище переходило в худую шею. Но время шло, ничего не менялось. Некстати зачесался нос. Потом начали неметь ноги, а в довершение всех несчастий захотелось сходить по малой нужде. Сначала Винстон, моля все Великие Силы, чтобы не потревожить отшельника, почесал нос. Потом начал потихоньку ерзать, стараясь размять млеющие ноги. Еще минут на пятнадцать Винстону хватило силы воли, но желание справить нужду пересилило, и он несмело спросил:

— Извините, а много ли вам еще времени надо, чтобы понять, есть ли у меня способности?

Отшельник невозмутимо перевел свой странный немигающий взор выше и посмотрел юноше прямо в лицо. Однако, к удивлению Винстона, ощущения, которое обычно возникает, когда люди встречаются глазами, не было, словно старик был слеп, несмотря на то, что и зрачок, и радужка вроде бы были в порядке, если не считать ее странного блеклого серого цвета.

— Мне хватило одной минуты, — разлепил губы отшельник. — Просто было интересно, сколько ты сможешь просидеть, изображая из себя императорского гвардейца гранитной сотни на посту.

В душе Винстона всколыхнулась обида за такое издевательство, но ее тут же вымыло жгучее любопытство.

— У меня есть дар?!

Этот вопрос его мучил с того самого дня, когда он, сорвавшись с крыши трехэтажного здания, даже не отбил себе ноги, на которые так удачно приземлился. А уж когда внезапно появившийся порыв ветра раскидал уличную шпану, подстерегшую его с друзьями в одном из беднейших кварталов города, куда они попали в поисках приключений, в их семье в открытую заговорили, что у младшего из Варнау, возможно, есть дар. Визит к адепту Земли ясности не добавил, он способностей в юноше не разглядел, но, как известно, каждая стихия наделяет своего служителя возможностью узнавать лишь подобного себе.

— Да, у тебя есть способности. Ты мог бы стать неплохим купцом. Ладно, ладно, не смотри на меня как Гварг[1] на сырое мясо. Есть у тебя способности к одной из Великих сил — тебя отметил Воздух. А вот радоваться не спеши, время покажет, дар это али крест. Но одно ведаю точно: это твоя судьба.

Глава 1

— Винс! Ты как баба прихорашиваешься! Мне на сборы хватило пяти минут! — Торстена, как всегда, когда он загорался какой-то идеей или куда-то спешил, буквально переполняла энергия, и тратить драгоценные мгновения на «пустые» сборы ему казалось кощунством.

— Вот и радуйся, что твои три тонюсеньких волоска на подбородке такого же белого цвета, как и вся твоя шевелюра, которая больше бы подошла какой-нибудь смазливой леди, а не оболтусу, прожужжавшему мне все уши о планах стать великим воином, — Винстон с раздражением смочил слюной палец и потер порез, который с трудом разглядел в старинном мутном бронзовом зеркале. — Если же я неделю не побреюсь, то меня от дикого горца с Эльтруских гор не отличишь.

— Хватит болтать, пойдем уже, — Торстен нисколько не обиделся на привычную подначку. Он и действительно был довольно смазлив, но внушительные мышцы и репутация одного из самых отчаянных забияк во всем купеческом квартале начисто отбивали желание подшучивать по этому поводу у любого другого, кроме его лучшего друга. Взгляд ярко голубых глаз юноши не только с легкостью разбивал девичьи сердца, но и порой буквально светился яростью и желанием подраться, отлично предостерегая остряков.

На улице было не протолкнуться. Солнце уже скрылось за крышами домов, и многочисленный торговый и ремесленный люд вовсю спешил домой в объятия заслуженного отдыха. Этот район Ортсмута только назывался купеческим, на самом деле здесь жили люди из совершенно разных сословий: ремесленники, купцы, магистратские чиновники, попадались даже дома жалованного дворянства, а недалеко от таверны отца Торстена, почтенного Загфрида Алфхилда, и вовсе возвышался особняк какого-то барона. Единственное, что объединяло здешних жителей, — все они были зажиточны, могли позволить себе не самое дешевое в городе жилье, немалые платежи за освещение и уборку улиц, сборы на городскую стражу, регулярно патрулирующую улицы.

Юноши умело лавировали в толпе, пробираясь в сторону просторного двухэтажного дома, притулившегося всего через одно здание от «акульего ушка» — узкого моста, перекинутого над каналом и ведущего в ремесленный квартал. Даже несмотря на заполненные улицы, Винстон, не особо утруждаясь, не терял светлую шевелюру своего друга из вида. Сам юноша не мог похвастаться большим ростом, а вот Торстен был не только прекрасно сложен, но и высок.

Хватило бы одного взгляда на возвышавшиеся вдоль мощеной улицы строения, чтобы понять, что и на краю купеческого квартала селились далеко не бедные горожане. А тот дом, к которому направлялись друзья, смотрелся роскошно даже на этом фоне. В отличие от соседних зданий, традиционно построенных из обожженного кирпича, он был возведен из тесаного камня, облицован плитами красного и черного мрамора, украшен орнаментом в виде обвитой гирляндами оливковой ветви с двумя побегами и другими роскошными барельефами.

Когда они, слегка запыхавшись, ввалились в просторную трапезную на втором этаже, там уже собралась вся компания. Комната была ярко освещена множеством свечей в изящных канделябрах, и в ней витали чудесные запахи наготовленных яств и каких-то благовоний. Потянув ноздрями разлитые в воздухе пьянящие ароматы, изрядно проголодавшийся Винстон сглотнул слюну.

Их появление было встречено дежурными шутками про братьев-близнецов, которые, несмотря на каприз природы, сделавший их столь непохожими, никогда не расстаются. В этих словах имелась некоторая толика правды. Конечно, никакими братьями они не были, но вот с шести лет действительно оставались не разлей вода. Но всему приходит конец, и именно по этому поводу сегодня все здесь собрались.

Школьные годы закончились. Для кого-то они пролетели очень быстро, куда быстрее, чем хотелось бы, для кого-то, наоборот, показались вечностью. Но как бы то ни было, этим летом большинству собравшихся здесь подростков предстояло сделать первый шаг навстречу взрослой жизни…

Стол уже был накрыт, родители Тидша уехали по торговым делам еще вчера, поэтому к прощальной пирушке готовились с размахом и заранее. На почетном месте возвышался большой бронзовый поднос с жареной на оливковом масле телятиной, залитой соусом из изюма, вина, уксуса, меда и специй. Рядом исходили сводящими с ума ароматами несколько цыплят, фаршированных смесью отварной крупы, яиц, молотого перца, любистока, имбиря, рубленой свинины и еще пары ингредиентов. Вокруг теснились подносы с другими разносолами, одним своим видом заставлявшими урчать животы. Не было недостатка и в различных соусах: от традиционного соленого, приготовленного на основе рыбьих потрохов, до густого сиропа из инжира.

Слуг в дом не было, поэтому остальные кушанья сразу принесли в трапезную и поставили на небольшом столике в углу. Там же ждали своей очереди и многочисленные десерты, начиная от привычных слоеных пирогов с медом и заканчивая изысканными финиками, фаршированными орехами и тушеными в подслащенном вине.

Винстон как обычно постарался сесть поближе к Алейде. Эта миниатюрная кареглазая и темноволосая девушка давно заняла все его помыслы. Знакомы они были почти столько же, сколько с Тором. Вместе ходили в одну школу (правда, в разные классы, ведь мальчиков и девочек, несмотря на новомодные веяния, по-прежнему обучали только раздельно), вместе играли, вместе впервые тайком попробовали разбавленное вино…

Лейд всегда была частью их компании, таким же боевым товарищем по детским играм, как и Тор, Риг, Тидш… И лишь в последние несколько лет Винстон начал на нее поглядывать как на девушку, но никак не решался попробовать раскрыть свои чувства, и вот сегодня наконец собрался с духом и твердо пообещал себе поговорить с Алейде.

Торстен заметил мелькнувшее на лице друга столь знакомое выражение «решительного упрямства» и усмехнулся. Видать, созрел для разговора. Не прошло и десяти лет… Все в их компании давно догадывались о чувствах Винстона, но предпочитали делать вид, что ничего не замечают. Наверняка понимала все и сама Алейде…

Тидш, между тем, на правах хозяина лихо откупорил бутыль с вином и начал, не поднимая горлышка, наполнять сдвинутые серебряные кубки (ох, и увидели бы это его родители…). Как всегда, он запачкал стол, но юноша не переставал надеяться достичь в этом искусстве достаточной сноровки, чтобы не проливать ни капли сего божественного напитка… Божественного, правда, в этом вине ничего не было, решил Винстон, откашлявшись после слишком большого глотка, скорее наоборот, уж больно оно оказалось забористым. Но сейчас это было то, что нужно.

Уже после нескольких кубков вся честная компания изрядно захмелела. Вместо подготовленных заранее красивых притч и пожеланий зазвучали привычные односложные здравницы вроде «За нас!», «За нашу фортуну!»… Торстен, как всегда, начал хвастаться очередными частично вымышленными, частично правдивыми (чаще все же вымышленными) похождениями. Младший Алфхилд вообще любил, как он выражался, «добавить событиям больше красок». Винстон лишь ухмылялся. Ему вспомнилась история, которую Торстен, как и остальные ее участники, очень не любил вспоминать, история, столь круто изменившая его жизнь…

Неизвестно, какая вожжа около года назад попала Торстену под хвост, но он закусил удила, словно самый настоящий боевой гварг, и стал подбивать друзей прогуляться в район городских трущоб. Нетрудно догадаться, что через пару недель они уступили его уговорам и вчетвером отправились на поиски приключений. Остатков благоразумия хватило только на то, чтобы пойти на эту авантюру днем.

Когда-то район, куда тайком от родителей отправились сорванцы, был обычным кварталом за пределами городских стен, где селились те, кто победнее. Каменных домов в нем стояло мало, а улицы не мостились. Не дотянулась сюда и стоки для нечистот выстроенной еще во времена старой империи канализации. Появился этот квартал меньше ста лет назад — население росло и в пределах стен все желающие уже не помещались. От других подобных районов, ютящихся у каждых из городских ворот, он был отделен каналом и ведущим в Ортсмут акведуком. Лет десять назад здесь вспыхнул сильный пожар, и квартал полностью выгорел. С той поры его так и не восстановили, а выжившие жители постепенно покинули это место. Городская стража сюда не заглядывала, и заброшенный район облюбовало всевозможное отребье.

Приключения на свою голову (и на другие части тела) друзья нашли довольно быстро. На первый взгляд, обступившая их банда оборванцев особой опасности не представляла. Их было с полдюжины, оружия или даже палок на виду никто не держал, сами жители трущоб впечатления хороших бойцов не производили.

Но зачастую куда важнее крепости мышц оказывается способность вцепиться в противника не жалея себя, без страха и раздумий, действуя на звериных инстинктах. Торстен с друзьями выросли в благополучных районах города, за надежными спинами родителей. Они не знали, что такое жизнь в постоянной схватке за каждый кусок хлеба, жизнь в страхе и ненависти, жизнь, когда единственным волоском, отделяющим от смерти, является звериная хитрость и ярость. Подростки ждали привычного ритуала — оскорблений, тычков, на худой конец предложения «купить булыжник». Но трущобные крысы атаковали сразу.

Не успевший среагировать Тидш мгновенно пропустил несколько ударов и из схватки выбыл. Остальным повезло несколько больше, Торстен даже сумел вырубить одного из нападавших, но на этом успехи закончились. На Рига разом навалились двое противников, один из них подсек ему ноги, и юноша упал. Подняться ему уже не дали. Винстон рванулся на помощь другу, ловко отшвырнув одного из нападавших, но был встречен сильнейшим ударом в живот другого оборванца. Чьи-то грязные пальцы схватили его за волосы, и последним, что он увидел, было летящее в лицо колено.

Когда Винстон очнулся, то первым, что он почувствовал, был удар по ребрам. Один из нападавших тешился, пиная лежачего противника ногами. На губах чувствовался солоноватый привкус крови. Чуть в стороне четверо оборванцев прижали к обгоревшей стене до сих пор сопротивляющегося Торстена и методично его избивали.

Несмотря на то, что несколько секунд назад Винстон лежал без сознания, мысли были на удивление четкими. Он понял, что из этого переулка живыми их уже не выпустят. Избивавший его оборванец нанес еще один удар, и внутри что-то хрустнуло. Ребра сломал, сволочь, — мысли были холодными и отстраненными. — Вот и все. Как глупо…

Не осознавая, что делает, Винстон на одних инстинктах, на одном зверином желании жить напряг все свои силы и словно потянулся к чему-то столь далекому, но порой манящему своей близостью… И вот сейчас, вплотную приблизившись к грани, отделяющей жизнь от смерти, он сумел прикоснуться к этой энергии и зачерпнуть ее частичку. Какой-нибудь из адептов Великих Сил, окажись он свидетелем происходящего, сказал бы, что Винстон сотворил свое первое в жизни плетение. Но на самом деле это был не более чем выброс сырой силы, едва не стоивший юноше жизни…

Нападавших смело порывом ветра и впечатало в соседнее полуразвалившееся здание. Единственный оставшийся на ногах оборванец выхватил заточенный кусок железа, ближе к основанию обмотанный ветошью, и с рычанием кинулся на Торстена, но тот, несмотря на потрясение от столь быстрого изменения ситуации, не сплоховал — успел перехватить его руку и со всей силы всадить лоб в переносицу нападавшему, отчего тот обмяк и прилег отдохнуть на некогда утоптанную, а теперь заросшую травой землю.

— Всегда знал, что голова — это мое самое сильное место, — ухмыльнулся Торстен. — Но кто мне объяснит, что тут вообще сейчас произошло?

Да, тот поход в трущобы оставил долгую память. В первую очередь, Ригу, который лишился двух передних зубов, и самому Винстону, на чью долю перепали сломанные ребра, перебитый нос и, как следствие, хронический насморк. Меньше всех, как ни странно, пострадал Тидш. Выбывший в самом начале, он отделался внушительным синяком под правым глазом. Но для Винстона во всей этой истории важнее всего была окрепшая уверенность в том, что у него есть способности обращаться к силе одной из великих стихий.

С очередной здравницей поднялся Риг. Как и Винстон, он считал себя настоящим патриотом и не мог не поднять кубок за родную страну и императора. А гордиться действительно было чем. Гирская империя занимала девятую часть крупнейшего в мире материка — Тангеи. Именно на этом континенте когда-то появились первые человеческие племена, именно отсюда в неизвестность отправлялись корабли отчаянных смельчаков-исследователей.

Теперь люди вольготно чувствовали себя еще на двух материках. Их коренным обитателям пришлось потесниться под напором молодой расы, сталью и магией доказавшей свое право властвовать над миром. Лишь на одном континенте люди по-прежнему осмеливались появляться только в нескольких выстроенных ими портах, через которые шла робкая торговля с лучшими в мире войнами — расой грау.

Сейчас Тангею покрывало лоскутное одеяло стран, но когда-то все было иначе. Несколько поколений правителей одного из королевств сумели золотом и хитростью, предательством и благородством, огнем и мечом постепенно объединить под своей рукой весь материк и создать величайшую из империй, которую знал этот мир.

Некоторые племена, страны и даже целые народы гордо отказывались признавать ее власть, за что и расплачивались кровью. Те, кто поумнее, на словах подчинялись, но продолжали жить по своему разумению. Императорские наместники чаще всего назначались из числа местных жителей, прошедших обучение в столице, а наиболее дальновидные правители даже сумели остаться у власти, закрепив для своих династий этот титул.

Не все было спокойно внутри страны. Случались мятежи, бунты и даже войны. Но, несмотря на это, полтысячелетия зенита славы империи по праву считались золотым веком. Невиданный ранее расцвет культуры и ремесел, общие для всех язык и деньги, развитие науки и магии… Десятки тысяч рабов тянули мощеные дороги к самым удаленным уголкам империи, связывая все провинции в единое целое. Возводились величественные города, осваивались заброшенные земли, процветала торговля.

Императоры даже лелеяли планы о вторжении на другие материки, где существовали людские государства. Армады кораблей отправлялись к чужеземным берегам, неся в трюмах легионы, но и правители тамошних стран сумели дать отпор захватчикам. За кровавыми войнами и увеселениями императоры все больше забывали о своих землях.

Упадок империи продолжался несколько столетий. Все чаще случались бунты и погромы. Каждый неурожай означал голод, и в провинциях нарастало недовольство. Некогда полновесная монета с профилем императоров содержала все меньше серебра и золота. Восстания рабов не прекращались, вспыхивая по всей империи. Налоги росли с каждым годом. Аристократия утопала в роскоши и разврате, а простонародье влачило жалкое существование. Правившая в стране некогда могучая династия выродилась, и дворцовые перевороты и заговоры сыпались как из рога изобилия. Священники разных религий враждовали между собой. Не было единства и среди многочисленных магических орденов…

Потеряв лучшие легионы в бессмысленных схватках в чужих краях, империя захлебнулась в религиозных и освободительных войнах, восстаниях рабов и дворянских бунтах. Основанная на рабском труде экономика трещала по швам, а многочисленные претенденты на престол ничуть не заботились о стране, которой мечтали править. Провинции откалывались одна за другой. Череда междоусобных войн окончательно подорвала мощь некогда великого государства.

Распад империи, которую теперь называли старой, породил множество вечно враждующих королевств и герцогств, султанатов и каганатов, вольных городов и маленьких, но спесивых империй. Но несколько государств сохранили остатки былой мощи. Гирская империя оказалась самым крупным из всех осколков, и считала себя наследницей традиций старой империи. Все ее жители были уверены, что ни какая чужеземная страна не может сравниться с величием их державы.

В годы смуты многие города были сожжены дотла. Во время междоусобной войны, в отчаянной схватке могущественных магов была полностью уничтожена столица великого государства. Но жителям Гирской империи от предков в наследство досталось немало уцелевшего. Они тщательно ухаживали за дорогами, связывающими разные провинции их страны, гордились древними полисами, в особенности одним из крупнейших торговых центров старой империи — городом Гир, вскоре ставшим столицей.

Несмотря на уважение к обычаям предков, в Гирской империи многое уже разительно отличалось от прежних времен. Наученная горьким опытом кровавых восстаний, новая династия императоров запретила рабство и ограничила права аристократии. Единственной официальной религий стала вера в Великие Силы.

Всякий, кто был способен внести в казну не слишком обременительную плату, теперь мог отдать своих детей в школы для простолюдинов, ну а чадам богатых купцов даже была открыта дорога в лучшие университеты страны. Именно из простонародья империя получала различный чиновничий люд — от писарей до служак императорской канцелярии. Ну а те из дворян, кто был чужд праздности, чаще всего подавались в императорскую армию или уж если выбирали мирную стезю, то на мелкие должности не разменивались.

Именно Гирская империя предложила государствам, на чей территории успела всерьез укорениться молодая религия Вечного Круга Великих Сил, заключить между собой оборонительный и торговый союз. Постепенно, в каждой из них стали усерднее молиться какой-то одной из стихий. Так в королевстве Айрит больше поклонялись Воздуху, на Норденских островах в почете была Вода, а в Фирском княжестве истово верили в силу Огня.

Большая часть Гирской империи раскинулась на широких равнинах, и ее жители из всех Великих Сил выделяли Землю. Помощь клириков и адептов этой стихии позволяла крестьянам собирать по несколько урожаев в год, без их могущества не были бы созданы крупные золотые и серебряные рудники и прииски, а на всем этом и зиждилось процветание империи.

Помимо общей веры, сближало государства союза Великих Сил и то, что все они полностью отказались от рабства, тогда как на большей части материка оно процветало. Все это породило нескончаемую череду мелких стычек и больших войн с окружавшими их странами. Ни одно серьезное столкновение не обходилось без Гирской империи, и ей раз за разом приходилось демонстрировать мощь своих легионов и служителей стихий. Впрочем, и сама она была не прочь потревожить покой соседей и понемногу расширяла свои границы.

Даже не имея личной власти над крестьянами, аристократия в Гирской империи владела большей частью земель и представляла собой грозную силу. Не раз и не два дворяне пытались добиться больших прав и свобод, стать полновластными владыками в своих наделах. Пока власть Императора была крепка, никто и подумать не мог об открытом мятеже, но стоило дворянской вольнице перестать чувствовать на своем горле стальную хватку его длани, как в стране начиналась очередная смута. За четыре века существования Гирской империи в ней сменилось три династии, а число неудачных попыток дворцовых переворотов исчислялось десятками.

Впрочем, простых людей мало интересовало происходящее в высоких чертогах. Их куда больше волновали цены на хлеб, расплодившиеся на дорогах разбойники, наглость императорских мытарей…

Сжимая кубок с вином, Риг начал витиеватую речь, но выпить за благополучие и процветание Гирской империи им сегодня было не суждено. С улицы послышались громкие вопли, а следом в окно, сопровождаемый звоном разбитого стекла и радостными криками, влетел булыжник. Компания оторопело уставилась на нежданно появившуюся часть символа[2] императорской пехоты и осколки дорогого цветного витража.

Первым среагировал Торстен. Он метнулся к разбитому окну, короткого взгляда наружу хватило, чтобы с проклятьем отшатнуться вглубь комнаты. Вслед за первым камнем с улицы метнули еще несколько булыжников, которыми была вымощена мостовая, и второе окно в трапезной также разлетелось разноцветными осколками.

— Драные чистяки! — Тор был не столько испуган, сколько взбешен. Ситуация действительно была хуже не придумаешь.

Движение Чистых зародилось сразу после распада старой империи. Различные народы в ней были густо перемешаны, немало осело здесь и нелюдей. Стоило некогда могучему государству развалиться на множество враждующих осколков, как повсеместно начались гонения на всех, кто хоть как-то отличался от местных. История различных погромов была столь же длинна, как и кровава. Больше всех, естественно, доставалось ашиадам.

Шиад — небольшой остров, еще в староимперские времена был хоть и маленьким, зато одним из самых процветающих государств, а потом и провинций империи. Но год за годом он погружался в воду. Неудивительно, что этот народ быстро рассеялся по всем людским странам трех континентов. Успешные занятия торговлей и ростовщичеством принесли ашиадам внушительные состояния и скверную репутацию среди рабочего люда и бедняков.

В Гирской империи погромы не были обыденностью, но в последнее время случались все чаще. Движение Чистых набрало немалую силу, и шепотом поговаривали о том, что им покровительствует кто-то в ближних к императору кругах. Ничем иным объяснить подозрительную нерасторопность городской стражи и необъяснимое равнодушие тайной службы империи было нельзя.

Торстен происходил из семьи выходцев из Норденских островов, однако к народам стран союза Великих Сил чистяки особо и не придирались (это было чревато). Куда хуже обстояло дело с тем, что Тидш являлся самым что ни на есть чистокровным ашиадом, а пирушка по случаю «начала взрослой жизни» проходила как раз в доме его родителей, поэтому надеяться, что толпа будет довольствоваться разбитыми в доме стеклами, не приходилось.

Тидш метнулся в родительскую комнату и через несколько секунд примчался с арбалетом и связкой болтов. За пояс у него был заткнут длинный кинжал. Несмотря на явную несвоевременность таких мыслей, Винстон мимолетно удивился — разрешение на хранение даже охотничьего арбалета стоило очень дорого, так повелось еще со времен безуспешных попыток искоренить заказные убийства во времена второй дворянской смуты.

— Ну, что, покажем этой мрази! — Торстен деловито содрал со стены пару закрепленных там топоров и протянул один Винстону. В его глазах плескалось веселье и предвкушение боя.

Да он же пьян, — ужаснулся Варнау, — мы все пьяны, да и будь трезвыми, какие из нас бойцы! Нас всего семеро, двоим нет еще и шестнадцати! Толпа сметет и не заметит! Проклятье! Ну почему Тидш сегодня отпустил наемника, которому платили его родители за охрану дома?! Хотя что бы смог сделать даже один профессиональный воин против разъяренной толпы? Мы обречены! Я так и не успел признаться в своих чувствах Лейд… Нет, не поддаваться панике! Нужно что-то придумать. А что если… Тогда у меня получилось, может, и сейчас удастся обратиться к силе Великой стихии?

Ворвавшийся через разбитые витражи ветер свободно гулял по трапезной, заставляя пламя свечей трепетать и гаснуть под его напором. По стенам комнаты плясали пугающие тени, а с улицы доносился рев разъяренной толпы. На пару секунд подростки замерли в растерянности, но несколько новых камней, влетевших в окна, вырвали их из оцепенения.

— Быстро вниз, попробуем остановить их на лестнице! А вы сидите здесь и не высовывайтесь, — Торстен одним рывком перевернул еще полный всевозможной снеди стол и укрыл за ним женскую часть компании. По выстланному мягкими коврами полу с жалобным звоном покатились осколки посуды, остатки кушаний, растекались пятна изысканных вин.

Оказавшись у лестницы, Винстон отдал топор Ригу, а сам судорожно стал пытаться вспомнить, что же он сделал полгода назад, лежа на мостовой и понимая, что жить ему осталось несколько минут. В дверь что-то бухнуло. Похоже, нападавших организовывал кто-то умелый: погромщики запаслись бревном, с успехом заменявшим таран.

Винстон понял, что волосок, отделяющий всю их компанию от смерти, как никогда тонок. В шансы остановить разгоряченную толпу при помощи оружия он верил даже меньше, чем в действенность призывов к миру и смирению. С оглушительным треском засов на двери лопнул, и внутрь ринулась пьяная голытьба. Сами Чистые благоразумно держались чуть позади. Наверху в ужасе завизжали девушки.

Первый из ворвавшихся в дом рухнул со стрелой в животе. Рука у Тидша не дрогнула, и он всадил болт прямехонько в здоровенного детину, вооруженного топором. Раненый был мгновенно опрокинут, и толпа ринулась к лестнице. Вслед за кое-как вооруженными оборванцами осторожно протиснулась пара Чистых, сжимая в руках короткие мечи. Под просторными балахонами угадывалась кольчуги, лица скрывали традиционные белые маски.

Еще один из нападавших упал под ноги толпе, удачно встретившись лицом с тем самым булыжником, чье появление в трапезной минуту назад прервало шумную пирушку: Торстен метко вернул «подарочек». Но остальные, словно и не замечая первых потерь, хлынули к лестнице. Замелькали топоры, ранее украшавшие стену, и стулья, которыми вооружились остальные ребята. Еще несколько нападавших рухнули, истекая кровью. Комната наполнилась криками ярости и боли.

Очередной оборванец пригнувшись кинулся к Торстену, но был встречен страшным ударом сапога, сломавшим ему челюсть и отбросившим под ноги разъяренной толпе. Тидш сделал новый выстрел из отцовского охотничьего арбалета, на этот раз не столь удачный — болт, нацеленный в грудь одному из Чистых, попал в плечо только что протиснувшемуся в выбитые двери толстяку, совсем недавно бывшему владельцем потихоньку хиреющей таверны, конфискованной у него за долги на прошлой неделе. Судя по всему, сегодня он пришел в дом своих кредиторов с твердым намерением рассчитаться с «кровопийцами, наживающимися на страданиях честных гирских работяг», а заодно чем-нибудь поживиться в жилище богатых ашиадов.

Один из нападавших ловко взмахнул цепью. Торстен хотел отшатнуться, но на узкой лестнице, подпираемый другими защитниками дома, он не мог увернуться и лишь попытался заблокировать удар. Цепь захлестнула древко, удачливый оборванец резко дернул на себя, стремясь опрокинуть противника, но Торстен успел сделать шаг вперед и вбил декоративный полудрагоценный камень, заменявший противовес секиры, в висок погромщику. Однако тут удача ему изменила — споткнувшись о тело ранее убитого им нападавшего, юноша пропустил сразу несколько сильных ударов и, обливаясь кровью из рассеченной головы, рухнул под ноги толпе, опьяненной безнаказанностью и вседозволенностью.

Завидев, что наиболее опасный из оборонявшихся смят, в бой вступили доселе лишь наблюдавшие Чистые, один из них отработанным движением перехватил неумелый удар кинжала Тидша и вогнал ему лезвие в живот.

С яростным криком Риг обрушил секиру на голову Чистого, занесшего свой меч над упавшим Тором, но выдернуть оружие уже не успел. Клинок второго фанатика перерубил обе кисти, сжимавшие неудобную декоративную рукоять. Риг еще успел в ужасе раскрыть рот, уставившись на хлещущую из обрубков рук кровь, когда кузнечный молот впечатался ему в лицо. Троих подростков, оборонявших лестницу со стульями в руках, забрызгало ошметками мозгов всегда жизнерадостного и острого на язык приятеля. Они в панике побросали свое импровизированное оружие и опрометью кинулись на второй этаж в тщетной надежде сбежать от неминуемой смерти.

Забыв о попытках воззвать к силе великой Стихии, Винстон схватил высоченный бронзовый канделябр и со звериным воплем ринулся вниз. От страшного удара череп уже немолодого кузнеца, жившего на соседней улице и с которым не раз вели торговые дела родители Тидша, лопнул, словно перезревшая тыква. Вновь поднять импровизированную дубину времени уже не хватало — Чистый резко шагнул вперед и нанес колющий удар, но поскользнулся на заливавшей ступени смеси крови, внутренностей и фекалий и лишь прочертил кончиком клинка кровавую полосу на груди у юноши.

Винстон с наслаждением обрушил на голову нападавшего канделябр, вкладывая в этот удар всю ненависть к убийце друга, все понимание того, что уже ничего нельзя изменить — ни спасти ребят, ни выжить самому. Чистого с раздробленным черепом перекинуло через ограждение лестницы, но сделать еще что-нибудь юноша не успел. На его бедро обрушился страшный удар мотыги, а в плечо впечатался железный прут.

Даже не вскрикнув, Винстон рухнул на тело убитого им кузнеца. Чья-то нога в испачканном конскими яблоками сапоге наступила на лицо, разрывая щеку. Прежде чем погрузиться в спасительную тьму, он еще успел услышать яростные крики на улице и увидеть, как в проем выбитой двери метнулась громадная и стремительная фигура.

* * *

Очнулся Винстон спустя две недели. Лишь вмешательство опытных целителей из числа адептов Воды[3] спасло ему жизнь. Но даже их искусство не способно было справиться со всеми последствиями многочисленных травм. Срывающимся от горя голосом мать призналась, что он навсегда останется хромым, и зарыдала у него на груди.

В тот проклятый день раненых было столько, что целители не справлялись. На скорую руку подлатав Винстона и ускорив заживление его ран, они передали юношу обычным лекарям и занялись другими пострадавшими. Прошло больше недели, прежде чем целители вновь его осмотрели, но к тому времени раздробленные кости уже начали неправильно срастаться. Опять ломать истощенному юноше бедро и накладывать новые чары поверх запутанного клубка старых плетений ни один из адептов Воды не решился, а потом уже было поздно.

Сам Винстон лежал в оцепенении и ни на что не обращал внимания. Через всю его щеку тянулся уродливый шрам, но куда более глубокие раны таились в душе. Раз за разом в кошмарах он оказывался на залитой кровью лестнице и видел гибель друзей. Раз за разом он пытался спасти их и раз за разом чувствовал свое бессилие. Иногда в этих видениях его убивали, что в бреду казалось спасеньем…

Часто заходил Торстен. Ему повезло больше, и уже на второй день после погрома, который быстро окрестили Ортсмутской бойней, он встал на ноги. Кроме них с Винстоном выжил еще один паренек, который первым бросился бежать и успел забиться в угол. Девушки также не пострадали, лишь одной из них пьяные погромщики успели задрать юбку за голову.

Спас их всех лишь счастливый случай, который распорядился, чтобы одним из соседей родителей Тидша был представитель расы грау. В недавнем прошлом он служил в какой-то из гвардейских частей Гирской армии, а ныне осел в Ортсмуте, что не было такой уж редкостью. Во всех людских странах грау за глаза иначе, чем котами, не называли. Но в лицо поименовать их так не решился бы и самый отчаянный смельчак. Будучи потомками кошачьих (о чем явно свидетельствовал их внешний вид), грау ненавидели такое обращение, и это, помноженное на их крайнюю вспыльчивость и славу лучших в мире воинов, заставляло держать язык за зубами даже записных остряков.

Каждый грау представлял собой страшную боевую машину. Рост около двух метров, более ста пятидесяти килограммов мускулов, потрясающая скорость и реакция… Вполне естественно, что они являлись желанными гостями в любой армии мира. На материке грау война, по сути, никогда не прекращалась. Постоянные междоусобные схватки союзов и отдельных кланов, жесткое и подчас кровавое противостояние внутри самих племен… Нередко остатки поверженной стороны, спасаясь от полного уничтожения, были вынуждены бежать в людские земли и становились там наемниками. Такова была и судьба ур-Ррала — одного из соседей семьи Тидша.

Погромщикам было прекрасно известно, кто является хозяином ничем не примечательного двухэтажного дома. Смерть «проклятого нелюдя» должна была стать апогеем погромов и принести Чистым дополнительную популярность среди простонародья, люто ненавидевшего всех, кто хоть чем-то от них отличался. Но фанатики сильно переоценили свои возможности.

Застать ур-Ррала врасплох не удалось, чувство опасности у него было развито десятилетиями постоянных схваток, и Чистым пришлось столкнуться с полностью одоспешенным и вооруженным ветераном грау. Он расправлялся с противниками с пугающей легкостью, и толпа вскоре отхлынула, оставив в доме и на мостовой десятки тел. Бывший гвардеец же, не довольствуясь этим, ворвался и в жилище Тидша, разметав проникших туда погромщиков. На другие улицы он соваться не стал, зато рядом с его домом больше не рискнул показаться ни один фанатик.

Пока в Ортсмуте лилась кровь, городская стража заперлась в казармах и бездействовала несколько часов. Лишь глубокой ночью в озаряемый пожарами город были введены войска, разогнавшие погромщиков. А через неделю к восторгу толпы возглавлявшего городскую стражу пожилого септима прилюдно казнили. Прежде чем палач заткнул ему рот, ветеран в страхе выкрикивал какие-то бредни о том, что у него был приказ не вмешиваться…

Лежа в кровати, Винстон постоянно вспоминал погибших друзей. Он жалел, что был в беспамятстве и не смог почтить их память на похоронах. Торстен, услышав от него об этом, лишь зло рассмеялся:

— Жалеешь?! Да я бы многое отдал, чтобы не видеть глаза их матерей, не слышать их рыдания! Они ни слова не сказали, ничем меня не попрекнули. Но клянусь тебе, в дрожании их губ, в немом укоре их сгорбленных фигур, в исполненных боли глазах я отчетливо видел, что это я должен лежать в земле, а их сыновья жить!

Винстон потрясенно смотрел на друга. Никогда еще Торстен не говорил так красиво, никогда его слова не были так страшны, ведь они отзывались в его душе той же болью, что терзала норда. Юноша и сам не раз думал, что виноват в произошедшем. Сумей он воззвать к Воздуху — и его друзья были бы живы. Именно в такие моменты, сжимая кулаки от беспомощности что-то изменить и спасти ребят, Винстон исступленно, раз за разом клялся себе, что никогда не даст повториться подобному. Он освоит искусство обращения к великой Стихии и больше никогда не будет беспомощен.

— Почему их похоронили в разных местах? Я уверен, что и Риг, и Тидш хотели бы покоиться рядом с другом, сражаясь плечом к плечу с которым они встретили смерть.

— Почему? — Торстен вновь зло улыбнулся. — Да потому, что даже смерть детей не выбила из их родителей проклятых предрассудков. Разные похороны, разные поминки, разные могилы. Смерть только вот одна…

— Когда ты уезжаешь? — тихо спросил Винстон.

— Завтра поутру. Недалеко от Термонта находится тренировочный лагерь императорской армии. Думаю туда и податься. Уверен, возьмут меня безо всяких проблем. Родители вот только пытались отговорить, мать даже истерики устраивала. Но я решил. А уж если мы, Алфхилды, что-то решаем, то переубеждать нас пустая затея. Отец это понимает, да и сам он в юности повоевал, — с плохо скрываемой гордостью улыбнулся Торстен.

— Ты это, давай выздоравливай, тебе еще ехать становиться великим адептом Воздуха. До вступительных испытаний осталось не так уж и долго. Я узнавал. Они в начале месяца песка[4], а уже подходит к концу месяц земли. Я, собственно, чего зашел-то: завтра меня к тебе спозаранку твоя мать не пустит, так что я сегодня попрощаться решил, — тут Торстен запнулся.

Неловкую тишину нарушил Винстон:

— Да, надо прощаться. Но я уверен, мы еще с тобой свидимся. Куда бы тебя ни привела судьба, помни, что у тебя всегда есть друг, на которого ты можешь положиться, — поняв, что его слова становятся все более высокопарными и пафосными, он тоже замолчал и просто протянул ладонь. Крепкое рукопожатие сказало двум друзьям больше, чем любые сбивчивые объяснения.

Глава 2

— Откель будешь? Из нордов?

— Ну да, но мой отец почти всю свою жизнь провел в империи — в Ортсмуте. Я островов даже и не видел, — Торстен, вытянувшись в струнку, пожирал глазами однорукого ветерана, медленно выводившего пожелтевшим пером на внушительном свитке имя нового рекрута. Он понимал, что принять-то его примут, но вот в каких частях он окажется — во многом зависело от этого битого жизнью старика, сумевшего уцелеть а бесконечных войнах и теперь доживавшего свой век на спокойной должности.

— Хм, парень ты вроде крепкий. Владению оружием обучен?

— Мечом и топором неплохо могу. Еще из лука и арбалета немного.

— Ну-ну. Эй, Вил, пойди-ка сюда. Проверь сего отрока. Не отправит ли он себя на погост, коли ему меч в руки дать.

От частокола рядом с распахнутыми воротами, где отлеживался в тени, нехотя отделился угрюмый мужик в одних портках[5] на голое тело. Волосатую грудь заливал пот, и жара его явно пугала куда больше, чем наказание за неположенную форму одежды. Он молча протянул Торстену толстую стеганую рукавицу и тяжелый деревянный меч. Второй точно такой же солдат поднял перед грудью, становясь в стойку.

Юноша глубоко вздохнул и призвал на помощь все вколоченные в него отцом навыки. Перспектива оказаться в какой-нибудь тыловой части его не прельщала ни в малейшей мере.

Вил, дождавшись, пока рекрут примет стойку, атаковал. Он не собирался щадить новичка, и Торстену пришлось туго. Юный норд не смотрелся уж совсем мальчиком для битья, но отражать все удары у него не получалось, и скоро его тело украсило несколько красных рубцов, обещавших вылиться в солидные синяки.

— Будет, — ветеран взмахом уцелевшей и еще по-прежнему мускулистой руки остановил бой. — С мечом ты знаком, отрок, вот только с соображалкой у тебя покамест проблемы. Ты выше и тяжелее Вила. Определенно Вечный Круг тебя и силушкой не обделил. Тебе бы аккурат атаковать, давить своей мощью. А ты безропотно стоял и отбивался. Ну да ладно. Так ты вроде парень не промах, хороший боец одиночный может из тебя вырасти, а они ныне в цене. Посему, разумею я, в строй тебя загонять не будем. Пойдешь в смешанную пехоту.

Торстен радостно улыбнулся. Такое назначение пришлось ему по душе. Нынешний императорский легион включал три основных типа отрядов. Ядро составляла тяжелая пехота, имевшая совсем небольшие щиты, притороченные на руке, но зато изрядно одоспешенная и вооруженная длинными копьями.

Не менее многочисленная пехота старого образца гордилась богатой и славной историей, уходящей корнями еще к знаменитым легионам старой империи. Эти солдаты носили более легкие доспехи, но зато у каждого был большой щит. Оружие их по-прежнему состояло из коротких мечей и дротиков, а вот выполняемая ими роль разительно переменилась. Если раньше они были главной ударной силой, то теперь зачастую просто прикрывали фланги и не давали обойти с тыла. Этому способствовало развитие тяжелой конницы, против которой длинные копья были куда как сподручнее. Но по-прежнему пехота старого образца отличалась выучкой и маневренностью, позволявшими атаковать противника как сплошным фронтом, так и вклиниваться в разрывы строя, окружать с флангов и тыла, что являлось грозным оружием в руках умелых командиров.

Торстен, отдавая должное силе легионов, никогда не имел особого желания сражаться в строю: как и поколения его предков, отчаянных рубак нордов, он предпочитал одиночные схватки, где все зависело от собственной силы и умения, а не от хорошей строевой подготовки и железой дисциплины.

Третьей же составляющей пехотного легиона служили лучники и арбалетчики, в чьих рядах оказаться он не хотел и подавно. Шансов попасть в кавалерию Торстен имел мало, ведь у него отсутствовали навыки конного боя, а служить там считалось куда почетнее, соответственно, и отбор был строже. Поэтому смешанная пехота была едва ли не лучшим из возможных вариантов.

Несмотря на то, что основную силу пехотных частей составляли именно легионы, о воинах, обученных одиночному бою вне строя, в империи также не забывали. Работа для них находилась всегда: от охраны крепостей и патрулирования неспокойных трактов до стремительных ночных атак на вражеские укрепления, разведки и рейдов по вражеским тылам. Смешанной пехотой эти отряды называли за обширный круг задач, умение сражаться вне строя и то, что каждый в их рядах должен был освоить оружие и ближнего, и дальнего боя.

— Давай, топай направо к интенданту, он тебе справит что надо — от исподнего до доспеха, — прервал размышления Торстена сиплый голос однорукого ветерана. — А потом двигай на другой конец лагеря, аккурат там и есть учебная полутысяча мешанины[6].

* * *

Кель в последний раз всадил разбитые костяшки кулаков в набитый песком мешок и с облегчением отошел в сторону, уступая место следующему из их десятка. Солнце жгло нещадно, и пот стекал по его жилистому телу, словно он только что вылез из воды. Но манящая прохладой тень ему не светила. Мастер Игрит чертовски любил, как он сам выражался, «дать рекрутам прочувствовать на собственной шкуре, что жизнь солдата — это самый что ни на есть настоящий мед, вот только его малехо многовато. Поэтому ноздри едва торчат, а в любой момент может пойти волна…». Октат[7] Ливий с ним был полностью согласен, только вот вместо меда ему виделось куда менее приятное, но зато более пахучее вещество. Поэтому он всегда добавлял, что таким беременным каракатицам, по недоразумению Великих Сил пачкающим своим присутствием окружающий мир, утонуть в нем уж точно не грозит, но нахлебаться рекруты просто обязаны.

Однако привычный ритм изматывающей тренировки по кулачному бою неожиданно был нарушен появлением какого-то верзилы, с виду норда. Новичок даже не догадался переодеться в выданную ему привычную одежду легионера (естественно, довольно поношенную), а значит, сейчас его наряд ждет серьезное испытание.

Кель довольно ухмыльнулся. Норд был одет добротно и даже щегольски — он явно был не из бедной семьи и наверняка рос окруженный заботой и любовью. Кель родителей никогда не знал и провел детство в городских трущобах, отстаивая свое право на жизнь в отчаянных схватках с другими оборванцами.

Такие, как этот норд, нежились в объятиях матерей, ходили в школу и играли с другими счастливыми бездельниками. А он замерзал, дрался за убитых крыс, в отчаянии прятался и от городской стражи, и от бандитов, которым пригодился бы еще один покалеченный (за этим бы дело не стало) малолетний попрошайка. Кель не слыхал ни одного доброго слова, даже имя ему дал бродяга, к которому он случайно прибился. Этот горький пьяница пытался научить мальчугана воровать, но не преуспел в этом, а вскоре сам был застрелен редким в их районе патрулем, стражники в котором поспорили, кто первый попадет из арбалета в страхе забившуюся в угол и закутанную в тряпки фигуру…

Но он не сломался. Великий круг наделил его звериной жаждой жизни, и Кель упорно прогрызал себе путь во враждебном мире. Он не пошел по проторенной тропе для таких же выходцев из городских трущоб — не попытался прибиться к какой-нибудь из городских банд, не отправился разбойничать на дорогах, не стал щипачом или домушником. Талантов к воровству он в себе не чувствовал, а быть шестеркой или тупым быком на подхвате не собирался из чувства самосохранения: смертность в их рядах была изрядной, да и мало кого Кель ненавидел столь же сильно, насмотревшись и натерпевшись от этих отбросов в трущобах.

Самым счастливым временем в его жизни были месяцы, когда он побирался вместе с бродягой, который когда-то был вполне успешным ученым. О причинах нынешнего своего жалкого существования тот никогда не распространялся, но зато научил Келя правильной речи, чтению и даже азам письма. Неизвестно, как бы повернулась судьба смышленого мальчишки-бродяги, не умри этот единственный добрый человек, встреченный им в жизни, от лихорадки. Но теперь он четко понимал: для него была только одна дорога — в императорские легионы. И вот Кель уже две недели находился в учебном лагере.

Октат, между тем, неспешно оглядывал пополнение:

— Как твое имя, мясо?

— Торстен, — с некоторой заминкой ответил рекрут, явно не сразу поняв, что «мясо» — это он. Кель опять ухмыльнулся. Что же, этого домашнего мальчика ждет еще немало сюрпризов и открытий. Стезя имперского солдата не для слабаков и маменькиных сыночков.

— Ну что же, мясо. Теперь ты рекрут четвертого тавта третьей учебной сотни смешанной пехоты лагеря Термот. Я октат Ливий. На ближайший год ты мой, и я сделаю из тебя приличного бойца. Если выживешь после первого боя, будешь вспоминать меня с благодарностью. Кидай вещи, посмотрим, что ты из себя представляешь. Мастер Игрит тут как раз работе без оружия учит, вот и покажешь, на что способен. Кель, поработай с ним.

Торстен аккуратно сложил выданное ему снаряжение и вышел в центр образованного тавтом круга. Кель, также не спеша, вразвалочку, приблизился к нему. На его лице застыла широкая улыбка, которая, впрочем, все больше начинала напоминать оскал.

Ну, давай, маменькин сынок, покажи, чему ты научился в своей сытой и спокойной жизни за спинами родителей. Сапожки на тебе расшитые, волосы пострижены красиво, а вот приходилось ли тебе драться не за соседскую девушку, а за собственную жизнь?

Не став дожидаться действий норда, Кель стремительно атаковал. Ложный удар справа, сильнейший в челюсть с левой руки, и тут же пинок сапогом в колено. Торстен, однако, не сплоховал — ловко заблокировал кулак жилистого рекрута, успел убрать ногу и нанес ответную серию ударов такой силы, что, пройди хоть один из них чисто, схватка тут же закончилась бы. Остальные бойцы тавта разразились азартными воплями.

Два рекрута кружились, осыпая друг друга ударами. Несмотря на внушительные габариты, Торстен ненамного уступал в скорости жилистому противнику и вскоре сумел зацепить его всерьез. Кель отлетел и растянулся на утрамбованном сотнями ног песке, лицо его начинала заливать кровь из разбитого носа. Даже не пытаясь утереть ее, он приподнял голову, ловя взгляд норда.

Немного запыхавшийся Торстен с улыбкой взирал на поверженного противника. От этой снисходительной ухмылки Кель буквально взбесился. Его разом бросило в жар, а весь мир потускнел и утратил реальность — перед глазами возвышалась лишь излучающая самодовольство фигура. Сколько Кель в своей жизни ловил презрительных взглядов! Сколько раз на него смотрели с брезгливой жалостью или насмешливым снисхождением! Это было хуже, чем страх, хуже, чем ненависть. Кель оскалил зубы, глаза его застилало бешенство, он словно снова оказался в вонючих трущобах в отчаянной схватке за собственную жизнь.

Насладиться победой Торстен не успел. Словно подброшенный невидимой силой, Кель резко взвился на ноги, кидая в лицо норду горсть песка, и тут же, подскочив, нанес сильнейший удар в пах. Тот согнулся, и он, ухватив его за белокурые волосы, со всей силы несколько раз впечатал колено в самодовольное лицо. Не давая опомниться противнику, Кель нащупал пальцами кадык, готовясь вырвать его, нисколько не задумываясь о последствиях, лишь бы навсегда стереть презрительную ухмылку с лица норда.

— Что творите, сукины дети?! Прекратить! Я кому сказал, прекратить! — Октат Ливий отшвырнул Келя, не дав привычно добить поверженного противника. — Это тебе не твои любимые вонючие трущобы, ты, мразь, теперь императорский рекрут, а не скаренная[8] крыса! Я тебя сам сейчас придушу! Еще раз попробуешь кого-нибудь из рекрутов покалечить, а уж тем паче добить — можешь рыть себе могилу, до трибунала ты не доживешь! Пятнадцать плетей, и благодари Великие Силы, что так легко отделался!

* * *

Торстен осматривал свое жилище на ближайшие девять месяцев. Честно говоря, впечатления оно не производило. Тесный и темный барак на полсотни человек, внутри которого витали запахи затхлости и пота. В нем имелось несколько грубо сколоченных табуретов, а каждому рекруту полагался жесткий топчан. Одежда и доспехи вешалась на вбитые в стены деревянные клинья, остальные вещи хранили в выданных стандартных легионерских походных торбах.

Настроение было хуже некуда. В паху еще побаливало (хорошо, успел чуть дернуть корпусом, а то и вовсе пришлось бы в евнухи податься), а под глазом наливался внушительный синяк. Но сильнее боли жег стыд от поражения. Это же надо так опозориться на глазах у всех! А еще считал себя хорошим бойцом! Процесс мысленного самобичевания был внезапно прерван самым что ни на есть грубым образом — кто-то сильно пнул топчан.

— Что это за новое скаренное чучело появилось в нашем бараке? Да еще и валяется, не спросив у нас разрешения! Что-то галька[9] наглая пошла! — над Торстеном возвышались несколько типов в рекрутской форме. К нему обращался не то чтобы сильно здоровый, но крепкий мужик лет двадцати пяти с добродушным лицом. Но злые глаза явно не соответствовали радушной улыбке, да и речь его не оставляла сомнений, что назревает новая драка.

Торстен сразу смекнул, что вновь прибывшие из числа другого тавта, живущего в этом бараке, и, судя по тому, как испуганно рассосались по углам остальные его сослуживцы, эти рекруты в лагере уже давно и успели навести свои порядки. Торстен неспешно поднялся, оглядываясь и надеясь найти хоть какую-то поддержку. Но надежды его были напрасны. Рекруты из его тавта усиленно делали вид, что их тут нет, и прятали глаза. Лишь Кель метнул на стоящих ненавидящий взгляд, но помогать норду, из-за которого вся его спина была покрыта кровавыми рубцами, явно не собирался.

Силы были неравны: против Торстена оказалось сразу пятеро рекрутов, которые к тому же явно пробыли тут не один месяц и были поднатасканы кулачному бою. Но гордость не позволяла норду лебезить перед всякой мразью. Будь что будет, решил он и словно прыгнул головой в омут:

— С чего тебя так напрягает, что я здесь отдыхаю? Ты что, тут служанкой подрабатываешь, постели заправляешь? Или, может, это и вовсе твое рабочее место, а рекрутская форма лишь заводит твоих богатых клиенток?

— Ах, ты, скаренная сука! — словарный запас у заводилы явно бал маловат. — Лупите этого…

Закончить он не успел. Торстен не собирался ждать избиения и начал первым, сразу заткнув рот горлопану ударом в челюсть. Но в тесном пространстве казармы шансов у него не было никаких. Рекруты дружно насели на него со всех сторон и повалили. Перед тем как потерять сознание, уже лежа, избиваемый норд успел еще одного противника отправить в отключку страшным ударом обеих ног.

Очнулся Торстен от того, что кто-то плеснул ему в лицо воды. С трудом поднявшись, он обнаружил, что рядом уже никого нет и все рекруты занимаются своими делами. В углу расположилась компания, недавно его избивавшая. Судя по возгласам, они азартно резались в кости. Торстен с удивлением пришел к выводу, что у него ничего не сломано. Судя по всему, правило не калечить других рекрутов соблюдалось даже такими отморозками.

Ну, твари. Я вас по одному отлавливать буду. Посмотрим, насколько вы сильны поодиночке, а не толпой, — в душе норда клокотала ярость, но быть битым третий раз за день он не хотел и решил повременить с возвратом долгов. — Ну, ничего, я вам каждый удар верну, да еще с процентами.

Сладкие мысли об отмщении были прерваны звуком горна. Судя по тому, как все резво начали залезать на свои койки, это был сигнал отбоя. Торстен, охнув от боли, также завалился на свое место. Первый день в роли рекрута императорской армии оказался совсем не таким, как он себе представлял.

* * *

— Так, сегодня первая тренировка со щитами. Позже будете учиться бою группами и строем, а пока вам надо освоить хотя бы азы. Да вообще, вы мешанина, а значит, одиночные схватки для вас — это все! — октат Ливий потряс щитом, стараясь придать своим словам большую внушительность.

Бойцы тавта, выстроившись в две шеренги, усердно внимали. Каждый рекрут был вооружен тренировочным деревянным мечом. Оружие как по длине, так и по весу совпадало с привычным для любого воина смешанной пехоты. Мечи с длиной клинка сантиметров семидесяти пяти были изготовлены из прочного и тяжелого гранитного дерева, а внутри еще и залиты свинцом. Рекруты были одеты в воняющие потом грязные и засаленные тренировочные набивные доспехи и насквозь ржавые, украшенные многочисленными вмятинами шлемы. Кисти защищали толстые стеганые рукавицы. Также каждый рекрут получил грубо сколоченный щит треугольной формы высотой сантиметров девяноста. Обтягивать кожей их, естественно, никто не стал.

— Так, а ты, деревенщина? Забыл где право, где лево? Как, еще помнишь? Что же ты тогда, осел, так стал?! Дурья башка, когда у тебя в руках щит, то стойка обратная, это без него меч впереди! Эй, ты, бывшая крыса, как там тебя… а, точно, Кель, выйди из строя. Ну-ка, попробуй отбить мой удар, — октат скользящим боевым шагом подошел к напрягшемуся рекруту. Но вместо ожидаемого удара мечом Ливий пнул ногой в щит, и его край с силой впечатался в колено юноше.

Кель зашипел от боли, а октат обвел рекрутов тяжелым взглядом:

— Поняли ошибку? Держать переднюю ступню можно чутки повернутой в сторону, но не слишком сильно и вовнутрь, а не от себя! Тогда при ударе ваша скаренная нога лишь подогнется, а не сломается, и не хрустнет колено. И сильно левую вперед не выставляйте, а то лишитесь ее быстро, правую немного отставьте назад для устойчивости и большого вложения корпуса и хватит. Живо все стали как полагается!

Октат лично подошел к каждому и проверил стойку, помогая особо недогадливым при помощи тумаков изобразить хотя бы некое ее подобие. Потом, вызвав из строя еще одного рекрута, начал показывать, как правильно блокировать щитом удары.

— У этого скаренного недоноска явно талант! Он, пытаясь защищаться от моих ударов, совершает все возможные ошибки — не каждому дано быть настолько тупым! Ты зачем, деревенщина, руку со щитом выставляешь вперед?! Ты так долго сможешь им орудовать? Почему, защищаясь, ты закрываешь себе обзор собственным щитом? Запомните, вы всегда должны видеть противника, как только потеряете его — умрете! Щит держите всегда наклоненным, правый угол направлен чуть вверх! Вы же смотрите на противника справа от щита. Если вам наносят удар слева, то он придется в щит. Если нужно защищаться с другой стороны, то не просто дергайте руку, а делайте движение корпусом! И на противника уже смотрите слева над щитом, который по-прежнему чуть наклонен! Защищая голени, не наклоняйте корпус вперед! Делайте одной из своих скаренных ног шаг назад и немного приседайте. Корпус остается ровным, и вам удобно быстро принимать обычную стойку или отвечать, есть неплохой шанс сбить противника ударом корпуса и щита. Живо все разбились на пары и начинаем отрабатывать правильную защиту…

— Рубите бревна, они тут для того и вкопаны, не жалейте. Вы еще столько с ними будете бодаться, что возненавидите их почище утренней пробежечки. Да, Кель, ты прав, под утренней пробежечкой я имею в виду именно пятикилометровый забег вокруг лагеря. Но могу вас обрадовать — скоро на такие дистанции мы бегать перестанем. Вот это дело: прямо засияли соколики мои. Молодцы! Первый раз вижу, чтобы так радовались новости о том, что со следующей недели мы начинаем бегать по десять километров. Ну, что уставились на меня, я вам не приговор о казни огласил. Живо продолжили отрабатывать атаку, — октат неспешно двигался за спинами рекрутов, придавая им энтузиазм как словесными угрозами, так и самым эффективным методом обучения в императорской армии — при помощи пинков и затрещин.

— Эй, ты, рыжий осел, по-твоему, это удар? Я сколько вам повторять должен: удар без вложения корпуса и ног — это лишь трата сил! Вы уже не мальчишки с прутиками! Если правильно корпус вложить, то даже расслабленной рукой сильный удар нанесете, а иначе сплошное баловство получится!

— А ты что творишь, громила недоделанный! Какая лучшая позиция для удара справа в голову? Локоть согнут, рукоять чуть выше и позади плеча. Не сильно позади корпуса и не перед ним. Если руку вперед выставишь — силы в ударе не будет. Слишком широко замахнешься — пока твой меч будет лететь, самого успеют зарубить, да и силу удара растеряешь. А так самое оно, и корпус хорошо вложить можно. Ну-ка, повтори…

— Так, а теперь тоже справа, но в бедро. Скаренные бараны, где вас понабрали?! Ну, какого лешего у тебя кисть остается сверху, а меч наклонен к земле?! Ты так не можешь знать, куда попадешь, все зависит только от расстояния до врага. Дерьмо это, а не удар! Меч должен ровно идти! Да и движение кистью делаешь рано. Корпус к земле не наклоняй, дубина, колени не забывай сгибать и щитом голову закрывать! Бараны, смазка для клинков, если сейчас на тренировках не научитесь наносить удары как надо, то сгинете в первом же бою! Ладно, на сегодня хватит, разойтись.

Торстен с наслаждением размял пальцы. После тяжелого тренировочного меча они болели нещадно. Он не спеша направился в сторону казармы. С того дня, как он записался в рекруты, прошло уже три месяца. За это время норд прилично прибавил в боевом мастерстве, да и физически также набрал отличную форму. Гоняли в лагере нещадно, но зато и кормили как на убой. Начал Торстен и осваивать ранее не известное ему искусство стрельбы из арбалета. Здесь, правда, успехи пока были довольно скромными.

А вот друзей у молодого норда так и не прибавилось. Большую часть своего тавта Торстен презирал, не понимая, как они могут безропотно сносить издевательства более опытных рекрутов. Его же, в свою очередь, не любили за то, что он был неплохо подготовлен еще до вступления в рекруты и сразу стал одним из лучших, чем заметно гордился.

Зато с наживанием врагов у Торстена проблем не было. Уже на второй день в лагере он по очереди подстерег двоих из компании, избившей его, в том числе и главного заводилу — Мьера. Проблем измочалить их один на один не составило. Но вечером его опять избили. На этот раз отморозки были злы и обрабатывали норда долго и с фантазией. Лежа в луже собственной крови и выплевывая выбитые зубы, Торстен понял, что готов убивать. Вот скаренные твари! Проклятье, как теперь улыбаться? Поубиваю! Опять подстерегу поодиночке и теперь уже буду всерьез калечить!

Но сразу отомстить Торстену не удалось. Тавт Ливий был прекрасно осведомлен о расправе над ним и, заметив опасный блеск в глазах рекрута, сразу смекнул, что дело пахнет серьезной кровью. Он настоял, чтобы командир второго тавта, живущего у них в бараке, распорядился всыпать по десятку плетей каждому из участвовавших в избиении. А норда вызвал к себе для серьезного разговора.

— Ты думаешь, что твой октат слепой? Молчать! Я прекрасно знаю, что рекруты второго тавта наводят свои порядки в бараке. Так было, так есть и так будет. Всегда опытные помыкают молодняком. Ничего страшно в этом нет. Мыть полы, таскать воду с озера — все это мелочи. А ты решил, что особенный. А теперь, когда тебя немного помяли, хочешь устроить бойню. Молчать! Если такие мысли не оставишь, то в следующий раз будешь собирать выбитые зубы сломанными руками! Это я тебе обещаю! Драки среди рекрутов — это нормально! Но за покалеченных и тем более убитых с меня спросят!

После разговора с октатом Торстен немного остыл. Нет, он не отказался от планов мести. Но после того, как первоначальная ярость утихла, юноша понял, что если он займется сведением счетов сейчас, то его покалечат или и вовсе упекут на каторгу. Руководство лагеря ни в малейшей степени не беспокоили жесткие порядки, царящие в нем. Но вот серьезные происшествия им были не нужны, и они скорее устроили бы «несчастный» случай норду, чем допустили бойню среди рекрутов, за которую их самих могли ждать серьезные неприятности. Осознав это, Торстен решил затаиться и выждать удобный момент. И вот спустя три месяца час мести настал.

Обучение второго тавта, жившего в бараке вместе с ними, подошло к концу. И уже считавшие себя легионерами курсанты по этому поводу устраивали традиционную попойку в ближайшем городке. Торстену повезло, он также сумел получить пару вольных дней на эти выходные и теперь вовсю строил кровожадные планы.

Термот был городком средних размеров, каких в империи были сотни. Но расположенный неподалеку учебный лагерь императорской армии наложил свой отпечаток на его облик. Количество всевозможных питейных и игорных заведений впечатляло. Улицы патрулировались не городской стражей, а легионерами, бдительно следившими, чтобы рекруты не переходили границ. На драки они смотрели сквозь пальцы, но только если не трогали местных жителей. Строго было и с оружием — обнаживший его рекрут рисковал не только вылететь из армии, но и примерить на себя робу каторжника.

Торстену не составило труда узнать, в какое заведение отправились без пяти минут легионеры. «Черный мрамор» был одной из самых больших таверн в городе и имел дозволительные бумаги на большинство азартных игр. Цены в этом заведении были солидными, но рекрутам, закончившим обучение, выдавали двойное месячное жалование (что равнялось заработку рядового легионера, не участвующего в боевых действиях и не имеющего наград), и они явно решили в полном соответствии с традициями гульнуть на широкую ногу. Деньги у Торстена тоже были. В карманах звенели целых три полновесных серебряных[10] — последнее жалованье и половина предыдущего. Но он предпочел устроиться в игорном заведении напротив: вступать в конфликт с целым тавтом, да еще на глазах у многочисленных свидетелей было последним, чего он желал.

Играть Торстен никогда не любил, но, чтобы скоротать время, решил попытать удачу в кости. Правила были незамысловатыми — бросались пять костей, потом за дополнительную ставку часть из них (или даже все) можно было метнуть снова. Целью было выбросить как можно больше одинаковых чисел.

Молодой рекрут присел за покрытый зарубками и царапинами, но чистый стол, стоявший вплотную к окну, выходящему на улицу. К нему тут же подскочила миниатюрная служанка. Торстен заказал себе дешевого вина и оглядел зал в поисках желающих раскинуть кости. Ждать долго не пришлось — практически сразу к нему подсел щуплый субъект лет сорока. Внешность он имел заурядную, представился Летом и предложил сыграть. Причин отказывать не было.

Сначала игра шла с переменным успехом. Но вскоре Торстену стало все больше везти. Лет все его успехи сопровождал горестными стенаниями о том, что сегодня не его день, и многословными похвалами удачи соперника. Простаком молодой норд никогда не был, и его изрядно насторожило происходящее. Судя по всему, к нему подсел профессиональный игрок, который сейчас пытался заставить рекрута поверить в собственную удачу и начать делать большие ставки. Что же, не буду его разочаровывать, — с веселой злостью подумал Торстен.

— Да, что-то мне сегодня везет. Все, ставлю полновесный серебряный! — провозгласил он. И уже тише, как бы про себя, но в тоже время достаточно громко для внимательно прислушивающегося Лета добавил:

— Если повезет, то можно будет сыграть и на общие деньги. А на два золотых я развернусь…

Делая вид, что не замечает откровенно алчного взгляда соперника, Торстен метнул кости. Бросок был не совсем удачный — всего одна пара, но за исход он не волновался. И точно: перебросив, он уже имел три пятерки, а Лет сумел выкинуть лишь две тройки. Наслаждаясь моментом, юноша небрежным движением смахнул выигранные деньги и, поднимаясь из-за стола, нарочно громко обратился к ошарашенному сопернику:

— Большое спасибо за интересную игру, сегодня мне везло. Счастливо оставаться.

— Но… Но как же так?! — Лет, также поднимаясь, заполошно взмахнул руками. — Давайте еще пометаем кости. Сегодня ваш день, вы можете выиграть гораздо больше!

— Не хочу спугнуть удачу, хорошего понемножку, — Торстен, уже не скрываясь, открыто ухмыльнулся в лицо мошеннику и направился к выходу. Едва он переступил порог, как к нему шагнула пара подозрительных и широкоплечих личностей.

Дожидаться традиционных вопросов в стиле «куда спешишь, служивый?» Торстен не стал и встретил первого из громил ударом в челюсть. Не ожидавший такого развития событий, второй нападавший все же не растерялся и обрушил на прыткого рекрута короткую дубинку. Торстену с трудом удалось избежать контакта твердого дерева со своей головой, и удар пришелся в плечо.

Руку пронзила резкая боль, и подстегнутый ею норд, резко сократив дистанцию, вмял переносицу громилы ударом локтя, отправив его в беспамятство следом за первым нападавшим. Несмотря на довольно скорую победу, задерживаться было нельзя. В любой момент мог появиться патруль легионеров или выйти поглазеть те самые рекруты, которых Торстен выслеживал.

Быстрым шагом юноша направился в сторону тренировочного лагеря, решив дожидаться своих обидчиков в лесу возле тракта. Подобрав солидный дрын и выбрав удобное место, Торстен присел на упавшее дерево так, чтобы с дороги его нельзя было заметить из-за густого подлеска, в то время как сам он имел вполне приличный обзор. В лесу царила ночная тишина, лишь иногда нарушаемая далекой перекличкой его пернатых обитателей. Разминая ноющую от удара руку, Торстен задумался над тем, что ему делать, если его обидчики будут возвращаться домой большой группой. Месть местью, но рисковать опять быть битым, а уж тем более покалеченным или зарытым в этом лесу ему совсем не улыбалось.

Составить хоть какое-то подобие плана Торстен не успел. Раздумья его были прерваны донесшейся из-за поворота разухабистой песней, которую выводили несколько здоровых мужских глоток. Сам Торстен не был наделен музыкальным и вокальным талантами, но от раздирающего ночную тишину редкого сочетания ужасного текста песни, полного отсутствия слуха у исполнителей и их жутких голосов, способных распугать даже стаю волков, его передернуло.

Нда… Даже не имей я на них зуб, таких сволочей стоило бы убить лишь за одну эту песню, — с некоторой долей восхищения подумал он. — Это же надо умудряться издавать столь жуткие звуки и считать это пением.

Между тем из-за поворота показались и сами исполнители, продолжавшие самозабвенно выводить похабные куплеты. Их было пятеро — та самая компания, что учинила расправу над Торстеном. Юноша в растерянности застыл за кустами, вглядываясь в ненавистные фигуры. Что делать дальше, он не знал.

Веселая компания миновала место, где скрывался Торстен, и не спеша, вразвалочку удалялась в сторону лагеря. А он все стоял, сжимая в руках бесполезный сук…

В первые секунды в темноте Торстен даже не понял, что произошло. Песня прервалась, и в прохладной ночи раздался неожиданно громкий и пугающий хрип. Один из рекрутов скорчился на земле, ухватившись руками за что-то, вонзившееся ему в горло. По пальцам еще совсем молодого парня струились ручейки крови, а он безостановочно хрипел и пытался куда-то ползти. Опомниться никто не успел. Короткий свист — и второй из компании молча завалился на спину — в его глазнице торчала обмотанная кожей рукоять метательного ножа.

В этот момент все пришло в движение: один из рекрутов указал рукой на подлесок в стороне от дороги и с яростным криком ринулся туда, двое его товарищей на секунду замешкались, но потом бросились следом. Нового свиста за воинственными воплями Торстен не услышал, лишь разглядел, как первый из бегущих резко отпрянул в сторону, а где-то в лесу раздался звук воткнувшегося в дерево ножа. Сбрасывая оцепенение, норд рванулся следом. Словно молодой кабан, уже нимало не заботясь о скрытности, он вломился в подлесок, кидаясь на звук ожесточенной схватки. Его взору предстала картина побоища: трое уцелевших рекрутов в ярости избивали нападавшего.

Ни секунды не задумываясь, действуя на одних рефлексах, Торстен обрушил свою импровизированную дубину на голову ближайшего. Раздался громкий хруст, и дрын сломался, а рекрут рухнул как подкошенный. Отбросив бесполезный обломок, Торстен метнулся к следующему из ненавистных ублюдков, уже обернувшемуся в его сторону. Сильный и красивый взмах ногой пропал втуне, и юного норда с разгону пронесло мимо верткого противника. Тут же ухо обжег сильный удар, а еще один прилетел в беззащитный бок. Понимая, что все решают секунды, Торстен, не обращая внимания на кулак противника, едва не сломавший ему нос, сократил расстояние и сумел ухватить того за горло.

Обладая преимуществом в весе и силе, норд впечатал спину рекрута в дерево. Противник ловко пнул его в голень и попытался пальцами нащупать глаза. Торстен с яростным ревом ударил рекрута коленом в живот и еще сильнее стиснул мертвую хватку на горле. Наконец тот обмяк, и для верности несколько раз приложив затылком о дерево, норд отбросил тело, оглядываясь в поисках последнего из компании, имевшей несчастье выбить ему зубы.

Однако все уже было кончено. С изрытой во время борьбы земли с окровавленным ножом в руках поднимался Кель. Когда он шагнул вперед, Торстен напрягся, готовясь к новой схватке, но тот лишь протянул руку. Поколебавшись пару мгновений, Торстен пожал ладонь, вымазанную в теплой крови.

— Почему? — норд еще не отошел от горячки боя, и его голос слегка дрожал.

— А ты думал, эти скаренные ублюдки одного тебя тронули? Меня били четыре раза, а одному из них я откусил ухо. Лишь благодаря вмешательству октата они меня не убили сразу, решив подождать до конца обучения. Но, как видишь, я их опередил, — Кель широко улыбался, что вкупе с разбитым и вымазанным своей и чужой кровью лицом выглядело жутко.

— Как ты из лагеря выбрался, у тебя же нет сегодня вольного дня?

— Через забор. Эти олухи из охраны не представляют себе, что такое жизнь в трущобах и чему она учит, — Кель немного помолчал, а потом слегка осипшим голосом продолжил:

— Знаешь, я еще никому этого не говорил, но спасибо. Не за то, что ты спас мне жизнь: немного она стоит. Спасибо за то, что помог мне осуществить месть. Ладно, пойдем посмотрим того, об которого ты обломал свой «боевой посох».

Нагнувшись над упавшим, Кель скоро выпрямился и протянул Торстену нож:

— Он еще живой, дорежь его.

Юный норд склонился над беспомощным рекрутом. Тот, словно почувствовав опасность, застонал и как-то совсем по-детски всхлипнул. Торстен облизнул испачканные в крови губы, сглотнул вязкую и солоноватую слюну и резким движением резанул лежащего по шее с противоположной от себя стороны.

Радуясь, что темнота скрывает его бледность и дрожащие руки, он протянул нож Келю, но тот лишь отрицательно мотнул головой:

— Выкинь его, я их специально выкрал в городе для этого дела. А ты не маменькин сыночек, за которого тебя принял поначалу. Ты как относишься, если я тебя буду Тором называть?

— Друзья так и величают, — Торстен все еще оторопело пялился на последний акт агонии только что убитого им человека.

— Думаю, боевые товарищи тоже так будут называть, — ухмыльнулся Кель. — Но это пока у тебя прозвище не появится. Ладно, нам еще надо придумать себе хорошую легенду насчет того, с кем мы этой ночью дрались, иначе ждут нас рудники или галеры…

— Ну, мне придумывать не надо, я еще в Термоте с местными громилами успел сойтись накоротке. А с тобой мы устроим драку в бараке, когда я туда вернусь. Получим, конечно, по первое число, но это лучше, чем подозрение в участии в этой бойне.

— Дельно излагаешь, — Кель с уважением посмотрел на Торстена. — Ну, я тогда побежал, к твоему возвращению нужно уже в барак забраться, да так, чтобы меня не заметили. Тут неподалеку ручей, не забудь кровь смыть. Я на входе тебя встречу и повод прицепиться придумаю, ты только сильно не бей, мне на сегодня хватит, — еще раз, широко улыбнувшись, Кель скрылся в ночи, оставив Торстена наедине с собственными мыслями, ночной прохладой и еще теплыми кусками мяса, несколько минут назад бывшими счастливыми и беззаботными людьми, строящими планы на будущее, в котором их ждал успех, а смерть казалась далека и не страшна…

Глава 3

— Винс, рот прикрой, не стоит вешать на себя табличку, что мы здесь в первый раз, — отец, несмотря на свои слова, сам выглядел ошарашенным. Причина такого удивления была самая что ни на есть веская. Извилистая горная дорога сделала крутой поворот, и перед изумленно ахнувшими пассажирами длинной рейсовой повозки открылся изумительный вид на Конд'аэр — знаменитый «парящий замок», цитадель адептов Воздуха. Винстон знал, что вблизи он кажется продолжением скалы, на которой возвышается, и лишь одна широкая, но извилистая дорога бесконечными витками опоясывает ее и ведет к красивым узорчатым створкам, которые не в силах сломать ни один таран… Но с той точки, где они сейчас находились, всё основание скалы терялось в дымке и чудилось, что Конд'аэр парит в небесах. От красоты открывшегося вида захватывало дух.

Возница, специально придержавший лошадей, давая пассажирам насладиться зрелищем, вновь щелкнул поводьями, и повозка споро покатила дальше. Сам он работал на этом тракте уже не один год, но по-прежнему искренне наслаждался удивлением и восторгами приезжих…

Винстон продолжал ошарашено взирать на Конд'аэр. Над казавшимся отсюда хрупким замком он отчетливо видел серебристое сияние, сотканное из отдельных ручейков света. Ни на секунду не замирая, они словно вели собственную жизнь, сплетаясь в причудливые узоры. Зрелище было настолько завораживающим, что будущий адепт Воздуха с трудом оторвался от его созерцания.

— Вот это красота! — голос юноши дрожал от восторга. — Нигде не читал про то, что «парящий замок» еще и светится!

— О чем ты? — отец с недоумением уставился на Винстона. — Никакого сияния и нет.

— Ха, а я его отчетливо вижу и скажу тебе: зрелище это стоящее! Наверное, только те, кто отмечен Воздухом, способны разглядеть эту красоту! — не без самодовольства ответил младший Варнау.

Спустя еще час повозка спустилась в долину, лежащую у подножья величественной Небесной Пяты — так именовался пик, на вершине которого во времена старой империи воздвигли Конд'аэр. Мало кто помнил, как обозначали раскинувшийся здесь городок на древних картах, но сейчас иначе, чем Подножье, его никто не называл.

Винстон с отцом поселились в одной из многочисленных гостиниц средней руки. В путь они отправились с запасом, и до начала вступительных испытаний еще оставалась целая неделя. Помимо резонных опасений непредвиденных задержек в пути, старший Варнау вдобавок спешил из-за беспокойства за душевное состояние сына.

Время после отъезда Торстена тянулось для Винстона ужасающе медленно. Редкие визиты приятелей не доставляли радости. А та единственная, к которой отчаянно стремилось его сердце, так и не снизошла до визита к калеке. Потом ему рассказали, что родители Алейде сумели договориться, чтобы ей позволили участвовать во вступительных испытаниях в престижнейшую столичную Академию дипломатии. Всегда отличавшаяся умом и прагматизмом, она тут же смекнула, какой это великолепный шанс выбиться в люди и удачно выйти замуж. Все прежние друзья, подружки были мгновенно забыты, и Алейде с головой окунулась в учебу.

В эти месяцы Винстон впервые почувствовал себя одиноким, и даже навязчивая забота родителей не могла растопить ледяную стену отчуждения между ним и окружающими. Увечье все больше угнетало юношу. Он часами мог сидеть у окна, с тоской рассматривая знакомую улицу и мечтая промчаться по ней на пределе скорости, уничтожая в безумии бешеного бега воспоминания о покалеченной ноге… Когда отец нарочито веселым тоном объявил, что через неделю они отправляются в путь, Винстон испытал искреннее облегчение, узнав о скорой разлуке с родным домом.

Попасть в Конд'аэр ни один из посторонних не мог, поэтому оставшуюся неделю им с отцом оставались лишь прогулки по Подножью и созерцание местных красот. Посмотреть действительно было на что. Скалистые вершины, чьи каменные тела не смела покрыть никакая растительность, не оставили бы своей мрачной величественностью равнодушным никого. А у их подножий располагались живописные долины, в которых изумрудные луга обрамляли бесчисленные небольшие озерца.

Винстон, однако, мало внимания обращал на окружающие пейзажи. Его начали терзать сомнения. Было общеизвестно, что лишь каждый второй из пытавшихся стать студиозом в «парящем замке» получал заветный узор на тыльной стороне ладони, где в случае успешного окончания обучения в обрамлении древних рун раскинула бы крылья птица, сжимающая в когтях цифру. Подавляющее число выпускников Конд'аэра получали седьмую ступень, но некоторые умудрялись достаточно укрепить свои познания и практические навыки, чтобы перескочить через нее и обрести сразу шестую. Решение принималось специальными советами опытных адептов. Птица же на татуировке зависела лишь от личных качеств адепта и появлялась независимо от людских желаний. Так, с руки нынешнего ректора университета Воздуха важно взирал на мир мудрый Филин, а Верховный адепт мог похвастаться гордо парящим Орлом.

…Утро долгожданного дня испытания выдалось пасмурным. Зябко кутаясь в плащ, который так и норовили распахнуть порывы беспощадного пронизывающего ветра, Винстон, подволакивая ногу, брел по извилистой дороге навстречу своей мечте. По традиции этот путь претендент должен был преодолеть пешком, и юноше пришлось выйти еще затемно. Сейчас он уже приближался к заветным воротам, но и время поджимало. Порывы свежего горного ветра трепали волосы, но Винстон сильно вспотел и запыхался. Ныла увечная нога.

Мимо струился поток других жаждущих поступления в университет Воздуха. Все они были довольно молоды, вряд ли кто-то перевалил за двадцать пять весен. Если к этому возрасту способности к обращению к силе стихий не начинали развивать, то они быстро ослабевали. Многие из пришедших на испытание, проходя мимо Винстона, насмешливо улыбались, но он, стиснув зубы, делал вид, что не замечает насмешек.

Вот и заветные ворота. Миновав узорчатые створки, ставшие благодаря вложенной в них создателями магии неуязвимыми для обычных таранов, Винстон с облегчением остановился на краю небольшой площади, вымощенной белым мрамором. По бокам в несколько ярусов располагались широкие галереи, сейчас заполненные обитателями Конд'аэра. В основном мелькали мантии студиозов, но и наставники в полном составе почтили своим присутствием церемонию испытания.

Ворота за спиной претендентов плавно и почти беззвучно сомкнулись. Монотонный шум голосов утих. Все замерли в ожидании. Воображение рисовало Винстону торжественную процессию, которая вот-вот должна была появиться на противоположном конце площади. Его ожидания оправдались частично. Процессия впереди действительно показалась, вот только особо торжественной она не была и состояла лишь из пяти человек.

Возбужденный шепот пролетел среди пришедших на испытание. Ректор — донеслось до Винстона, и он с восторгом уставился на неспешно шествующего впереди адепта Воздуха — наверняка это и был глава университета. Выглядел один из сильнейших в мире служителей Великих сил действительно внушительно. Высокий рост, статная осанка, настоящая грива седых волос…

Между тем, процессия остановилась. Вперед выступил адепт, до этого шедший по центру и, казалось бы, ничем не примечательный. Небольшого роста, коротко стриженный, лет пятидесяти пяти на вид. Но когда он начал свою речь, послушный Воздух бережно подхватывал каждое его слово и доносил негромкие звуки до каждого из собравшихся:

— Здравствуйте, ищущие знаний, я ректор университета Воздуха. Мое имя Гал'аэр.

Винстон со стыдом понял, что внешность ввела в его заблуждение. Почему-то он считал, что такой великий человек должен и выглядеть соответственно. На самом деле все оказалось далеко не так, и теперь юноша с удивлением вглядывался в лицо ректора, стараясь найти в его внешности признаки внутренней силы. И не находил. Ничем не примечательный мужчина, разве что взгляд его серых глаз был на удивление живым, больше подходящим восемнадцатилетнему юнцу, а не опытному адепту, воспитавшему уже не один десяток поколений служителей Воздуха. Между тем ректор продолжал:

— Не буду утомлять вас и остальных здесь собравшихся длинными речами. Скажу лишь, что сейчас вам предстоит пройти так называемое испытание. Это совершенно безопасно. Не надо страшиться и неудачного исхода. Он не перечеркнет для вас путь к служению Воздуху. Каждый из здесь собравшихся может обращаться к нашей великой стихии. Если вы окажетесь не готовы стать адептами, то вам по-прежнему открыта дорога в клирики — храмы по всей стране нуждаются в тех, на чей призыв откликается Воздух, пусть они даже и не способны полноценно контролировать эту силу.

Услышав последние слова ректора, Винстон скривился, как от зубной боли, и внутренне горько усмехнулся: — Оставь эти речи для дураков. Как же, ничего страшного, что не можешь контролировать силу. Да какой смысл в ее спонтанных проявлениях или умении направлять в специальные алтари, посвященные твоей стихии! Я помню, что такое жгучее бессилие, когда тянешься к силе, а она ускользает, как вода из решета! Я помню, что такое бессильно сжимать кулаки, наблюдая за гибелью друзей, и быть не в силах их спасти. Это не для меня. Или я научусь полному контролю над своим даром, или навсегда забуду о своих планах служения Воздуху.

В этих мыслях Винстон словно бы черпал решимость, прогоняя предательское малодушие. Он сознательно накручивал себя, стараясь злостью подавить страх.

Насколько позволяла покалеченная нога, юноша постарался принять наиболее, по его мнению, гордую и независимую позу, усилием воли заставить себя успокоиться и прогнать нервную дрожь, но это удавалось ему плохо. Слишком многое зависело от того, что сейчас должно было произойти. Винстон видел, что и другие прибывшие на испытание с трудом сдерживают волнение. Сделав паузу, давая ищущим ученичества осознать услышанное, ректор продолжил:

— Суть испытания проста. На камни этой площади еще во времена старой империи было наложено крайне могущественное плетение. Оно позволяет достаточно опытному адепту Воздуха направить часть своих сил другому. Такая сила быстро рассеивается. У вас будет лишь около минуты. Вы будете окружены надежным защитным плетением, которое не даст причинить вред ни вам самим, ни окружающим. Так что смело пытайтесь обуздать ту силу, что получите, и сотворить какое-либо действие. Не стремитесь создавать полноценные плетения, лишь единицы способны на это без подготовки. Вам достаточно будет простого выброса сырой силы. Лишь достойный стать адептом сможет произвести хоть какое-то действие. Обычные клирики способны лишь на спонтанное создание плетений и не могут распоряжаться силой, пришедшей извне, это если не считать алтарей стихий. Поэтому каждый, кто сумеет хоть как-то распорядиться силой воздуха, будет принят в университет. Удачи!

Ректор со свитой вновь отошел к краю площади, жестом пригласив первого из прибывших выйти в центр, где уже установили высокий шест с флагом небесно-голубого цвета. Тут возникла некоторая заминка. Сначала никто не решался первым пройти испытание, а затем, наоборот, сразу несколько человек ринулись вперед и затеяли свару. Наконец, самый нетерпеливый из них вышел в центр площади и замер, зябко передернув плечами. Винстон увидел, как от одного из адептов Воздуха устремился сгусток света и растекся по древним камням площади, а затем, будто отразившись, отдельные ручейки метнулись к испытуемому, окутав его в сияющий кокон. Дернувшись, словно от невидимого удара, он оторопело уставился на ректора, ожидая подсказки, но все окружающие молчали. Время стремительно таяло, а испытуемый по-прежнему растерянно переминался с ноги на ногу. Когда казалось, что минута уже пролетела, а сияние почти угасло, полотнище на шесте резко затрепетало под порывом ветра. Винстон успел заметить слабенький поток сияния и понял, что это и был выброс сырой силы.

Статный седовласый адепт, вначале принятый юношей за ректора, серьезно провозгласил:

— Поздравляю, вы приняты. Отойдите в сторону и дайте другим проверить себя.

Воодушевленные успехом первого прошедшего испытание, остальные прибывшие спешно стали выстраиваться в очередь. Один за другим они выходили в центр площади и пытались обуздать непокорную силу воздушной стихии. Кому-то удавалось заставить полотнище затрепетать, кто-то, потратив драгоценное время в тщетных усилиях, понуро отходил в сторону. Лишь одному из пришедших на испытание удалось полноценное плетение.

В центр площади этот парень вышел неспешно, с гордо поднятой головой. С внешностью ему действительно повезло. Он был высок и статен, имел хорошо развитое тело, красивое и мужественное лицо, длинные русые волосы. Образ завершали небесно-голубые глаза. Такими любили описывать главных героев в любовных балладах. Да и одежда его недвусмысленно намекала на дворянское происхождение. Столпившиеся на площади и сидящие на галереях девушки стали возбужденно переговариваться, толкая друг дружку локотками.

Между тем, аристократ, не обращая ни на кого внимания, невозмутимо ожидал начала испытания. Вот он сделал небрежный жест рукой, и под рокот грома с его пальцев сорвалась яркая молния, ударившая в камни мостовой. Потрясенный вздох пронесся над площадью. Многие студиозы и молодые преподаватели на галереях повскакивали со своих мест. Но большинство опытных магов остались невозмутимы. Только что необученным юношей было продемонстрировано полноценное боевое плетение, но подобные случаи истории были известны, пусть и случалось они не чаще нескольких раз в столетие. Только что с блеском прошедшего испытание аристократа поздравили, как и всех до него, а церемония продолжилась в обычном порядке.

Вот в центр площади вышел могучего сложения детина. С внушительным телом абсолютно не сочеталось молодое и веселое лицо. Юноша долго не мог ничего сделать, и сияние вокруг него уже угасло, но вот Винстон наконец увидел сгусток света. Однако направлен он был в сторону от полотнища на шесте, и оно осталось висеть неподвижно. Увалень понуро направился к другим неудачникам, но тут вперед шагнул один из адептов и обратился к нему:

— Постой, ты принят. Поздравляю.

Над площадью разнесся удивленный шепот, и служитель Воздуха пояснил:

— Он сумел направить поток сырой силы, вот только не в ту сторону. Защита не дала вам почувствовать порыв ветра, но, уверяю вас, опытные адепты отчетливо чувствуют любое плетение или даже такое вот действие. Когда-нибудь этому научитесь и вы.

Винстон стоял пораженный. Они что, не видят потоки силы!? Ему казалось, что этим умением наделены все адепты. И вот выясняется, что это удел немногих, а возможно, эта способность и уникальна! От мысли, что он может владеть чем-то, что неподвластно больше никому, у Винстона перехватило дух. Он пообещал себе первым делом после поступления разобраться с этими способностями, выяснить, являются ли они уникальными, и понять, как их лучше использовать.

За сладкими мыслями о собственной уникальности Винстон даже не заметил, что испытание плавно подошло к концу, а он остался единственным, кто еще не выходил в центр площади. Лишь все более громкий удивленный ропот заставил его встрепенуться. Юноша спешно заковылял в центр площади, подволакивая покалеченную ногу. Откуда-то справа раздалось насмешливое улюлюканье. Винстон пытался не обращать ни на что внимания, взять себя в руки и сосредоточиться перед этим судьбоносным моментом, но у него плохо получалось. Мешала ноющая боль в ноге, выкрики окружающих, собственные эмоции, которые, казалось, грозили разорвать его изнутри, настолько они были противоречивы и сильны.

Взмах руки одного из адептов — и Винстон увидел сияние, растекшееся вокруг него. Юноша, не теряя времени, потянулся к этой силе, стараясь задать ей хоть какое-то направление, но она предательски ускользала от него. Сердце в груди бухало, словно кузнечный молот, стало трудно дышать, Винстон запаниковал. Он раз за разом пытался до мельчайших подробностей восстановить в памяти тот момент, когда сумел порывом воздуха раскидать оборванцев, и повторить это. Но, как и в доме Тидша, его усилия были бесплодны.

Минута, между тем, пролетела, и Винстон видел, как таяли последние ручейки свечения вокруг него, знаменуя полный и окончательный крах всех планов и надежд. С пониманием этого к юноше пришли спокойствие и отрешенность. Он уже не обращал внимания на окружающих, а его эмоции были вымыты жгучей обидой на самого себя. В эти мгновения Винстон прощался со своей самой заветной мечтой. С того дня, когда он понял, что больше никогда не сможет не то что бегать, а даже быстро ходить, для юноши осталась только одна отрада. Винстон верил, что сможет стать адептом Воздуха и рано или поздно воспарит над землей, чтобы окунуться с головой в восторг бешеной скорости полета. Только эти мечты давали ему силы примириться с увечьем, не пускали в его душу яд безразличия и апатии.

Винстон стоял и смотрел в ясное небо. Он так желал окунуться в эту голубую бездну, воспарив не столько над землей, сколько над собственными страхами и неуверенностью, так мечтал раскинуть крылья, навсегда распрощавшись с чувством ущербности… Не осознавая, что делает, Винстон потянулся вверх к небу, и ему показалось, что оно тоже тянется ему навстречу. Он не слышал грохота падающих стульев, опрокинутых вскочившими на галереях, и криков удивления среди собравшихся. Он просто тянулся навстречу своей мечте. А изумленные адепты и студиозы наблюдали, как робкий хромой юноша медленно взмывает вверх.

Опьяняющее чувства полета было недолгим. Внезапно словно исчезла невидимая опора, толкавшая Винстона вверх, и он с коротким криком рухнул с двадцатиметровой высоты. Защитное заклинание не сплоховало, и вместо камней, которыми была вымощена площадь, его встретила мягкая воздушная перина, принявшая в себя юношу и бережно опустившая его на землю. Он неуверенно сделал пару шагов, поморщившись от боли в ноге. Вперед шагнул ректор и ласково обратился к нему:

— Поздравляю, вы прошли испытание, юноша.

И уже обращаясь ко всем собравшимся, ректор продолжил:

— Что ж, добро пожаловать в Конд'аэр. Сейчас все поступившие пройдут за моим заместителем — проректором Тарумом, — он указал на того самого адепта, которого Винстон поначалу принял за ректора. — Он разделит вас на группы и представит кураторов, которые подробно все вам расскажут и покажут.

Площадь пришла в движение. Провалившие испытание с опущенными головами побрели к выходу, а счастливчики, наоборот, радостно столпились вокруг статного седовласого адепта. Винстон, пожалуй, единственный по-прежнему оставался на месте. Он не мог поверить в то, что все уже позади. Он принят! Более того, он сумел подняться в воздух! А значит, рано или поздно сможет освоить необходимые для полета плетения и впервые после той страшной ночи обретет шанс почувствовать себя полноценным, оставить на земле ощущение ущербности и насладиться бешеной скоростью!

Наконец сбросив оцепенение и преодолевая запоздавшую нервную дрожь, Винстон присоединился к обступившим проректора. Тот уже закончил свою витиеватую и торжественную поздравительную речь и теперь, руководствуясь одними ему понятными критериями, делил студиозов на группы. Всего их получилось пять — примерно по двадцать человек в каждой.

Винстон с интересом оглядел тех, с кем ему предстояло учиться ближайшие пять лет. Две трети группы составляли девушки, что отражало их общую долю среди всех поступивших. Новоиспеченные ученицы уже успели сбиться в этакую оживленно щебечущую стайку и активно обсуждали остальных студиозов. На Винстона они в основном старались не смотреть, чему он сам был только рад, ведь во взглядах, которыми девушки его все же удостаивали, легко читалась неприкрытая жалость к калеке.

Стараясь не пересекаться взглядом с остальными студиозами, Винстон не сразу понял, что один из них пристально смотрит на него. Это был тот самый добродушный здоровяк, который во время испытания направил поток силы не в ту сторону. Заметив удивленный взгляд Винстона, будущий адепт Воздуха направился к нему.

— Гиллиан, — представился он, протягивая широкую ладонь, напомнившую Винстону лопату. Добродушная улыбка на его лице стала еще шире, хотя казалось, что это невозможно.

— Винстон, — представился юноша, с некоторой опаской протягивая свою ладонь. Рукопожатие у здоровяка оказалось на удивление мягким.

— Ты откуда сам-то? Я так понимаю, из Гирской империи? Я вот рос в основном недалеко от столицы.

— А я в Ортсмуте, может, слышал? — ответил Винстон, радуясь возможности пообщаться хоть с кем-то и побороть неприятное ощущение, что он совершенно одинок, а все над ним насмехаются.

— Ха, как же, слышал. У вас там недавно вроде Чистые устроили настоящую бойню?

Лицо Винстона окаменело. Перед глазами опять промелькнули страшные воспоминания, и от внезапно нахлынувшего чувства бессилия сжались кулаки. От Гиллиана эти перемены не укрылись, и его лицо стало серьезным и немного виноватым.

— У тебя что, кто-то погиб тогда?

— Да. Двух моих друзей убили у меня на глазах, ну, а меня самого, как видишь, покалечили. Так что этой проклятой хромотой и шрамом я обязан Чистым, — Винстон хотел произнести это грозно, но почему-то голос предательски дрогнул, и получилось почти что жалобно.

— Извини, — Гиллиан неловко переминался с ноги на ногу, не зная, чем заполнить паузу, повисшую после его неосторожной фразы, но тут к их группе подошел еще один адепт Воздуха. К удивлению всех присутствующих, это была довольно молодая и симпатичная девушка. На вид Винстон дал бы ей лет двадцать пять, хотя если присмотреться, то все же было заметно, что она вплотную приблизилась к третьему десятку, а то и перевалила за этот крайне ненавистный для любой женщины рубеж.

— Здравствуйте. Мое имя Велиса. Если кто не догадался, меня назначили вашим куратором. Для тех, кто не знает, у нас принято обращаться к преподавателям и старшим по рангу адептам, добавляя общепринятое обращение к служителям стихий — «скайрэ».

Некоторые из новоиспеченных студиозов не смогли удержаться от удивленных возгласов. В их представлении куратор должен был быть солидным и опытным адептом, а никак не сопливой девчонкой ненамного их старше.

— Я далеко не так неопытна, как выгляжу, и являюсь одним из старших наставников в университете Конд'аэра, — почувствовав настроение своих подопечных, скайрэ Велиса демонстративно выставила вперед руку. На тыльной стороне ее ладони в окружении рун раскинула крылья ласточка, сжимающая в коготках цифру три. Решив, что внушила подопечным достаточное почтение, она продолжила свою заготовленную загодя речь.

— Для начала я хотела бы поздравить вас с поступлением в нашу великую обитель знаний. Путь, который вы выбрали, тернист, но способен привести к подлинному величию. И я всегда буду рядом, дабы помочь в трудную минуту, не дать оступиться на тропе магических знаний, — тут скайрэ перевела дыхание и обвела взглядом почтительно внимавших ей студиозов.

Интересно, сколько она репетировала перед зеркалом? — мелькнула у Винстона неуместная мысль. Гордая осанка, легкий наклон головы — все в ее позе наводило на мысль о тщательно проработанном образе. Но юноша смотрел на своего куратора и видел не могучего адепта Воздуха, не мудрого наставника, а вполне обычную девушку, которую распирала гордость от своих успехов. Наверняка она и старшим наставником стала только-только. И мы ее первое назначение куратором. Проклятье, вот не повезло… Хотя, может, зря я на нее наговариваю. Ладно, жизнь покажет.

Задумавшись, Винстон совершенно пропустил мимо ушей большую часть высокопарной речи куратора и вновь стал прислушиваться, лишь когда она перешла к не столь торжественным, но зато куда более полезным вещам.

— Жить вы будете в общежитиях для студиозов. Их, естественно, два — мужское и женское. Комнаты рассчитаны на двух человек. Мы учтем ваше мнение, поэтому можете договориться, кто с кем предпочтет жить. Только поторопитесь, расселение состоится уже через час.

Один из парней, отличавшийся высоким ростом и приятной внешностью, немедленно задал вопрос:

— А в каких пределах учитывается наше мнение? Можно ли поселиться с девушкой?

— А что, сюда поступила твоя пассия? — удивилась скайрэ Велиса.

— Нет, конечно, но у меня же есть целый час! — будущий адепт Воздуха мило улыбнулся куратору. — Кстати, а здесь все наставники так же обворожительны, или только нам так повезло?

Раздосадованная отсутствием должного почтения к ее статусу, недовольно фыркнув, Велиса обвела взглядом площадь и хищно улыбнулась, увидев проходящего мимо адепта.

— Младший наставник Ролан! — окликнула она его. Тот нарочито неспешно приблизился к группе. Выглядел он примерно ровесником скайрэ Велисы, а на тыльной стороне его ладони наиболее глазастые студиозы могли рассмотреть воробья и цифру четыре.

— Да, старший наставник, новоиспеченный куратор и, наверняка, в будущем величайший адепт Воздуха всех времен и народов скайрэ Велиса? — фраза была произнесена совершенно спокойным тоном, наполненным искренним уважением. И лишь веселый блеск в глазах с головой выдавал адепта.

Разом покраснев от гнева, Велиса вперила свой почти осязаемо пышущий жаром ярости взор в насмешника. Ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться. Лишь после этого она смогла вновь обратиться к Ролану:

— Эти студиозы только что успешно прошли испытание и до расселения у них еще остался целый час. Покажешь им Конд'аэр. А после расселения отведешь к интенданту университета.

И уже снова обращаясь к своей группе, продолжила:

— Через три часа во второй большой учебной зале состоится вводная лекция, которую проведет проректор Тарум. Не вздумайте опоздать! Ну, а чтобы показать, как туда пройти, я думаю, хватит даже невеликих способностей младшего наставника Ролана.

Скайрэ Велиса гордо повернулась и направилась прочь. Внезапный порыв ветра взлохматил ее аккуратно уложенные русые волосы, собрав их в них некое карикатурное подобие короны. Удивленные студиозы в недоумении уставились на эту живописную картину. Лишь Винстон успел заметить тоненькие ручейки света, протянувшиеся от Ролана. Глянув на его совершенно невинное лицо, он не смог удержаться, и губы непроизвольно растянулись в улыбке. Остальные схватку со смехом проиграли еще быстрее, и над площадью прогремел дружный взрыв хохота.

Взгляд, которым скайрэ Велиса одарила так опрометчиво окликнутого ею Ролана, должен был, по меньшей мере, сжечь его на месте и развеять прах по ветру. Но он лишь, мило улыбнувшись, обронил:

— О, я смотрю, вы, став старшим наставником, не только возвысились над такими бездарностями, как я, но еще и далеко продвинулись в умении создавать оригинальные прически с помощью силы. Не могу не выразить своего восхищения — эта корона великолепно подчеркивает ваше величие старшего наставника.

Либо у Винстона наметились слуховые галлюцинации, либо их куратор действительно сдавленно зарычала, опрометью метнувшись прочь с площади. Ролан с преувеличенным сожалением развел руками вслед Велисе:

— Как видите, ваш куратор очень спешит, наверное, побежала хвастаться перед подругами неповторимым произведением магического искусства у себя на голове. Ну да ладно. Думаю, она успела вам прочитать великолепную, отрепетированную и совершенно бесполезную речь. Так что давайте задавайте, у кого какие вопросы возникли.

Вперед шагнула невысокая рыжая девчушка лет восемнадцати. Ее усыпанное веснушками лицо излучало ничем непоколебимый оптимизм:

— Скайрэ Ролан. Вот вы сейчас и скайрэ Велиса чуть раньше упомянули магию. Но ведь каждый ребенок знает, что магией называют силу Стихий невежественные дикари других стран, не входящих в Союз Великих Сил и не осененных светом истинной веры. На самом же деле эти так называемые маги пользуются крохами сил, даруемых в своей щедрости Стихиями, которые, как известно, в первую очередь обласкивают верующих, но и остальных заблудших детей своих не бросают без помощи.

— Тут не поспоришь. Именно такова официальная версия. Именно это внушают клирики. Но в реальности все обстоит несколько иначе. Вам потом расскажут дела давно минувших дней куда более подробно, я не буду особо углубляться в историю. В старой империи магическая наука процветала. И именно маги создали веру в Великие Стихии, являющиеся первоначалами всему сущему и наделенные разумом, чье величие и многогранность не в силах постигнуть люди.

Обведя внимательным взглядом удивленные лица учеников, наставник продолжил:

— Да-да. Эта вера была искусственно создана. Кое-кто из магов очень жаждал власти не только над магической силой, но и над людскими душами. Проблем с созданием всевозможных чудес у них, естественно, не было. Главенствовавшая в то время вера в большой пантеон богов ничего не могла противопоставить. Все это стало причиной очень больших потрясений и даже полноценной религиозной войны. Ну, повторюсь, это вам и без меня расскажут. Суть в том, что когда после распада старой империи образовались страны Союза Великих Сил, всю правду об этих событиях тщательно вымарали со страниц истории. Естественно, коснулось это и самого понятия магии.

— Но откуда пошло разделение на клириков и адептов? — Винстон, увлеченный рассказом младшего наставника, приоткрывшего завесу над событиями тысячелетней давности, не смог удержаться и, в нетерпении подавшись вперед, выпалил вопрос.

— Очень хороший вопрос, юноша. Действительно, первоначально все высшие жрецы являлись магами. Но когда был открыт способ управления силой стихий при помощи особых артефактов, ныне известных вам как алтари, то в служители стали попадать люди, не способные самостоятельно контролировать силу. Именно они впоследствии и стали клириками, быстро оттеснившими обычных магов от религиозных дел. Те, в свою очередь, и стали теми, кого ныне именуют адептами. И, надо сказать, среди нас сейчас лишь единицы действительно верят в Великие Стихии.

— Как это не верят?! — истерично вскрикнула какая-то девушка. Ростом она была считай что с Винстона, но худобой могла поспорить и с галерными рабами. Красотой и умом (так решил для себя Винстон) данная представительница вида типичных фанатиков (это юноша также понял сразу) явно не отличалась, но зато верила наверняка истово и была потрясена рассказом наставника. То ли от шока, то ли от гнева у нее дрожал голос.

— Непросто верить в разумность и величие силы, которую ты способен использовать по своему желанию как заблагорассудится. Поэтому мы очень часто между собой продолжаем использовать слово «магия», и, как вы скоро убедитесь, многие даже чаще себя называют магами, чем адептами. Для нас это одно и то же. Да, вот еще. Маги стихий других государств не так уж и сильно уступают нам в могуществе, хотя, конечно, у нас мастерство управления силой все же более развито, — скайрэ Ролан развел руками, словно извиняясь за то, что за каких-то несколько минут разрушил картину окружающего мира, которую молодежи внушали с самого детства.

— А как относятся к такому пренебрежению верой среди адептов сами клирики? — многие из студиозов удивленно посмотрели на Гиллиана. Именно этот здоровяк задал столь щекотливый вопрос.

— А как они могут относиться? Конечно, их это раздражает. Но что они могут поделать? Хотя конфликты по этому поводу постоянно возникают. И сразу предупреждаю, чаще всего их причиной становится пренебрежение молодых магов правилами поведения среди простых людей. Для аристократов и для армейской элиты это далеко не новость. Но вы не должны пытаться рассказать правду кому-то еще, не должны в присутствии несведущих называть силу Великих Стихий магией и так далее. Как я уже сказал, периодически такое случается, и знайте, что за подобный проступок вас могут и наказать. Пока это лишь редкие эпизоды, никто из обычных людей не усомнится в вере в Великие Стихии, но стоит магам начать пренебрегать этими правилами постоянно — и неизбежно будут заронены семена сомнения в слишком большое число неокрепших умов. Последствия этого, как вы сами понимаете, могут быть плачевны.

Сделав паузу для внушительности, скайрэ Ролан продолжил:

— Ладно, хватит вопросов, лучше прогуляемся немного по нашему запарившему замку. Не смотрите на меня такими телячьими глазами. Потом поймете, почему студиозы университета довольно часто называют наш Парящий Замок именно так. Для особо недогадливых поясняю: ударение ставится именно на первый слог. После начала занятий поймете почему. Ну, двинулись, не отставайте, по сторонам смотреть смотрите, только шеи не сверните.

Подмигнув слегка опешившим новичкам, младший наставник Ролан упругой походкой двинулся вверх по извилистой улице, при этом весело и совсем немелодично что-то насвистывая. Настроение у него явно было приподнятое, и у Винстона мелькнула мысль, что он слегка пьян.

Глава 4

Улицы в Конд'аэре были узкими, и высокие дома в три-четыре этажа закрывали солнечный свет. Винстон, всегда любивший смотреть на небо, с тоской подумал, что адепты Воздуха могли бы устроить себе замок попросторнее хотя бы ради возможности созерцать бесконечную воздушную бездну над головой. Как оказалось, такие мысли пришли на ум не ему одному, и кто-то из новичков задал этот вопрос наставнику.

— Вы думаете, мы тут любим в тени сидеть? Зря. Как видите, я особой бледностью не страдаю, — скайрэ Ролан ухмыльнулся с изрядной толикой гордости. Он и действительно мог похвастаться красивым ровным загаром. — Дело в том, что в Конд'аэре места маловато, поэтому приходится использовать ту часть любого дома, где его предостаточно. Я говорю про крыши. Именно там мы куда чаще гуляем, чем по улицам. Крыши, смею вас заверить, сделаны у нас так, что находиться на них одно удовольствие, а на некоторых общественных зданиях даже установлены полноценные широкие лестницы, ведущие к другим ярусам, что позволяет значительно экономить время, избегая долгого пути по извилистой улице. Кстати говоря, она у нас одна и, опоясывая витками гору, поднимается к самой вершине, к знаменитому Клыку Ветра, где находится зал совета Воздуха и резиденция Верховного адепта.

— А как вы тогда различаете дома? Неужели просто по номерам? — спросила одна из девушек — та самая невысокая красавица с огненно-рыжими волосами, которую Винстон сразу отнес к непробиваемым оптимистам.

— А чего тут различать? — искренне удивился наставник. — Каждый дом имеет номер, чем он больше — тем ниже к подножью он располагается. Соответственно, чем он меньше — то ближе к центру и престижнее.

— А частные дома тут есть? — это уже полюбопытствовал Гиллиан.

— Конечно, но их не очень много. Купить тут дом может только маг не меньше чем третей ступени, да и стоят они баснословно дорого. Так что пока вам и мечтать не стоит о собственном жилье. Зато каждому адепту доступна возможность за вполне приемлемую цену арендовать себе комнату в общественных домах на любой по длительности срок. Вон, кстати, одно из таких зданий, — Ролан указал на длинный трехэтажный дом, мимо которого они проходили.

В этот момент, словно по заказу, из открытого окна на третьем этаже выпрыгнул человек. Не успели студиозы толком и рты открыть, а особо впечатлительные девчонки завизжать, как он уже приземлился. Всем показалось, что воздух словно загустел и бережно подхватил своего адепта, опуская на мостовую. Не обращая внимания на повышенный интерес к своей персоне, маг поспешил по своим делам.

— Думаю, вы обратили внимание на такой способ покинуть здание? Могу вас заверить, он здесь очень популярен. Такое магическое действие сил тратит немного, но значительно экономит время и позволяет лишний раз почувствовать, что ты уже больше, чем простой человек. Кстати, сразу предупреждаю: рано или поздно вы начнете упиваться собственным могуществом. Через это проходят все. И чем раньше вы поймете, что все то, чего вы достигли, лишь капля в море того, чего еще можете достигнуть, тем лучше, — наставник серьезным взглядом обвел притихших студиозов и продолжил.

— Как только вы посчитаете, что достигли уже многого — тут и закончится ваше развитие как магов. Ладно, пойдем дальше, я вам хочу еще показать здания университета, библиотеки и, естественно, Клык Ветра, — с этими словами Ролан направился дальше вверх по единственной извилистой улице замка.

Студиозы нестройною гурьбой потянулись вслед за наставником. Винстон также не отставал, но давалось это ему с трудом. Еще не отошедшая после утреннего подъема, поврежденная нога нещадно болела. Пот заливал глаза, и юноша с тоской подумал, что даже не пересекай его щеку жуткий шрам, ни одна девушка ближе, чем на пять метров, к нему не подошла бы просто из-за запаха. Он, наверное, был единственным испытавшим не восторг, а облегчение, когда они добрались до вершины скалы, на которой располагался замок, и вышли на его главную площадь.

А полюбоваться здесь было на что. С одной стороны над площадью возвышалось величественное здание университета. Высотой в шесть этажей, оно полукругом опоясывало добрую треть площади, поражая не столько размерами, сколько красотой отделки фасада. Нижние ярусы были облицованы серым мрамором и малахитом, а украшавший вход порфировый портик опирался на два ряда колон из красного гранита. Для большей выразительности камни стен обтесали так, чтобы швы между ними были более заметны. Два верхних этажа покрывали плиты из тщательно отполированного белого мрамора, с прослойками из яшмы, и на них безостановочно играли ослепительные блики света. Вдоль стен тянулись стройные ряды аркад, украшенных пилястрами, в нишах которых стояли статуи древних магов, повсюду были разбросаны декоративные выступы и рельефы, но все это не смотрелось аляписто или слишком броско, а наоборот, порождало ауру спокойствия и величественности.

Напротив здания университета располагалась знаменитая Библиотека Воздуха, считавшаяся наравне с императорской одной из лучших в мире. Причиной тому было то, что великие книгохранилища магов других стихий не полностью уцелели в смутные времена распада старой империи. Ну, а про библиотеки стран, не входящих в Союз Великих Сил, распространяться в Гирской империи принято не было. Ее здание хоть и насчитывало всего четыре этажа, но также производило впечатление. Выстроенное в форме овала, оно поражало строгим и даже аскетичным стилем, так не похожим на пышность строений старой империи. И, тем не менее, сразу становилось понятно, что эти потемневшие стены помнят не одно тысячелетие.

— В библиотеке еще очень глубокие подземные хранилища, выдолбленные в толще скал. Так что она гораздо больше, чем отсюда кажется, — Ролан продолжил экскурсию. — Ну, да ладно, что в здании университета, что в библиотеке вы еще побываете, они вам еще надоесть успеют. А вот в Клык Ветра не всякий из вас когда-нибудь попадет. Поэтому любуйтесь.

Идеально белая игла, сверкающая в лучах солнца, взмывала вверх к небесам, словно бы бросая вызов бесконечным воздушным просторам, царапая мягкое подбрюшье облаков. Ее основанием служило двухэтажное здание в форме ромба, один из углов которого был направлен в центр площади. Студиозы заворожено взирали на сказочно прекрасный Клык Ветра. Вблизи он смотрелся настолько величественно, что захватывало дух. Воплощенный символ могущества адептов Воздуха, — потрясенно подумал Винстон.

Дав немного полюбоваться центром Конд'аэра, Ролан повел новичков к общежитиям: время поджимало, и расселение должно было вот-вот начаться. Пока спускались вниз, он продолжал рассказывать о замке.

— Вы обратили внимание на отсутствие стоков для нечистот? Канализация тут полностью подземная, и вся грязь выводится сразу за пределы замка. Да и вода во все дома поступает по подземным трубам. Эта великолепная система уцелела еще со времен старой империи, настолько могущественные плетения на нее наложены. Всяких надоедливых насекомых тут вы тоже не встретите, над замком накинут специальный полог. Погода большую часть времени поддерживается солнечная, облака пускаются в обход. Но иногда для разнообразия погодники вызывают и дожди, их расписания вы без труда обнаружите в холлах общежитий. Зимой тут довольно-таки холодно, несмотря на то, что студеным ветрам разгуляться не дают…

Расселение на удивление не заняло много времени. Единственным, с кем Винстон успел познакомиться, был Гиллиан, поэтому именно ему он предложил вместе поселиться, на что тот, не раздумывая, ответил согласием. Доставшаяся им комната располагалась на третьем этаже. Как успел их просветить один из студиозов старшего курса, именно этот этаж считался лучшим, так как был последним. С него было быстрей всего выходить на крышу, да и прыгать на улицу куда веселее. Гиллиан явно был доволен расселением, а вот Винстон, хоть и старался не подавать вида, был вовсе не в восторге. С его хромотой последний этаж грозил стать не преимуществом, а серьезным недостатком.

Личные вещи студиозов еще не подвезли с Подножья, поэтому распаковывать было нечего. Проверив шкафы и кровати, будущие адепты Воздуха отправились знакомиться с соседями. Комнату напротив как раз заняли двое ребят из их группы. Одного из них Винстон помнил. Это был тот самый весельчак, что начал делать комплименты скайрэ Велисе на площади. Когда Винстон зашел в комнату, он как раз придирчиво разглядывал свою внешность в медном зеркале, висевшем на одной из стен. Короткие темные волосы, высокий рост, широкие плечи. Только вот особо развитой мускулатурой он не обладал.

Когда Гиллиан и Винстон зашли к ним в комнату, он, окинув последнего небрежным взглядом, прокомментировал:

— О, и хромой тут!

Кровь бросилась увечному юноше в голову. Он резко, насколько позволяла поврежденная нога, шагнул к красавчику и ударил его в плечо. Остатков самообладания хватило только на то, чтобы бить не в полную силу. Но и без того не ожидавший такой реакции, весельчак пошатнулся и зашипел от боли.

— Ах ты, калека скаренный, я тебе сейчас так ногой врежу, что ты повторишь свой полет на площади без всякой силы воздуха! — угрожающе произнес он, надвигаясь на Винстона.

Едва не вспыхнувшую драку пресек Гиллиан. Он резко шагнул вперед, загородив собой друга, и угрожающе произнес:

— Попробуй и сможешь проверить прямо сейчас, каково это — покидать здание через окно, — слова эти были сказаны совершенно спокойным и даже будничным тоном, и никто не усомнился, что Гиллиан действительно может выкинуть незадачливого студиоза на улицу, нимало не заботясь о последствиях.

Неловкую паузу нарушил второй обитатель комнаты. Шагнув вперед, он протянул руку Гиллиану и представился:

— Ингвар. Можно и просто Инг, я не обижаюсь. Как вы, наверное, догадались я с Нордернских островов, — пожав ребятам руки и услышав их имена, он добавил: — Рад знакомству.

Среднего роста, крепкого сложения, Ингвар имел характерную внешность норда и чем-то очень напоминал Торстена. Скорее всего широкой улыбкой, редко сходившей с его лица.

— Ладно, а я Нойль, — представился весельчак, явно решивший не развивать конфликт, и, добродушно улыбаясь, протянул руку Винстону.

Сам юноша даже почувствовал угрызения совести из-за своей вспыльчивости и извинился за свой удар. Нойль на это еще шире улыбнулся и с ехидным смешком обронил:

— Ну, если бы меня так жизнь изуродовала, я бы тоже злился.

После этой фразы Винстон пожалел о своих извинениях и с трудом удержался от нового удара, теперь уже в лицо. Ситуацию вновь разрядил Ингвар, предложив пойти поискать, где тут можно ополоснуться.

Купальня обнаружилась на первом этаже. Обычно воду в больших котлах нагревали три раза в день, но никто не мешал при желании сделать это самостоятельно. А к заселению новичков слуги также подготовили все для омовения, и вскоре новоиспеченные студиозы уже нежились в неглубоких, но просторных купальнях. Впрочем, времени до начала первой в их жизни лекции оставалось не так уж и много, и им пришлось покинуть теплую воду и, наскоро вытершись, отправиться вниз, где их уже ждал скайрэ Ролан.

Когда последние из их группы собрались (естественно, дольше пришлось ждать девушек), наставник недовольно пробурчал:

— Ну, наконец-то! Отец вашей кураторши, знаете ли, сильно не любит опоздавших! Не смотрите на меня удивленно, да, проректор Тарум — это отец Велисы. Не за красивые же глаза ее уже сделали старшим наставником! Ладно, двигаемся, визит к интенданту придется отложить на потом.

Вступительная лекция традиционно проходила в самом большом зале университета, в главном его здании, поэтому опять пришлось преодолеть длинный и извилистый путь к вершине. Винстону было настолько тяжело, что он лишь из чувства гордости сумел отказаться от помощи Ингвара, который заметил, с каким трудом дается юноше новый подъем.

Когда наконец показалась центральная площадь замка, Винстон испытал такое облегчение, что обрадовался даже насмешливому взгляду того самого аристократа, что сумел метнуть молнию на испытании. Его группа пришла раньше, но, как отметил Гиллиан, наверняка такой познавательной экскурсии по замку им не проводили.

Внутри здание университета оказалось куда скромнее, чем снаружи. Аскетизм убранства словно подчеркивал, что в этой цитадели знаний надлежало прилежно постигать тайные науки, а не отвлекаться на искусство зодчих. Зато там, где не хватало падающего из широких виражей дневного света, мягко переливались ровным пламенем магические светильники. В любом другом месте их можно было бы счесть роскошью, но адептам воздуха не стоило особых усилий перезаряжать артефакты.

Главный зал университета Воздуха впечатлял. В нем могло разместиться не менее полутысячи человек, и поэтому кресла себе можно было выбирать свободно. Винстон, Гиллиан и Ингвар предпочли расположиться позади. Прямо перед ними присели две девушки из их группы, и юный норд поспешил с ними познакомиться, попутно в шутливой форме представив им и своих друзей.

Одной из них оказалась та самая невысокая рыженькая красавица, которую Винстон заприметил еще на площади. Звали ее Лаурэнэ, и, как выяснил неугомонный Ингвар, родом она была из королевства Айрит — второго по величине государства, входящего в Союз Великих Сил. Его еще часто называли воздушным, так как именно Воздух был наиболее почитаемой из стихий Вечного Круга. Собственно, на территории этого королевства и располагался Конд'аэр.

Вторая из девушек особой красотой не блистала, ее так и тянуло назвать серой мышкой. Средний рост, едва доходившие до плеч темные волосы — в ее внешности все, казалось, было обычным. Она также представилась, но ее имя быстро вылетело у Винстона из головы. Он больше с удовольствием вслушивался в волшебный смех Лаурэнэ и жалел, что сидя позади нее, не может толком разглядеть ее чарующую улыбку, но в тоже время радовался, что как раз благодаря этому она не заметит его интереса к ней. Занятый этими мыслями, Винстон даже не заметил, как на трибуне появился скайрэ Тарум, и лишь когда по взмаху руки проректора в комнате наступила тишина, он перевел свой взор на мага.

Особого сходства наставника с Велисой заметно не было, но стоило ему начать приветственную речь, и всем в их группе сразу стало понятно, что они действительно родственники, настолько манера речи была похожа. Винстон пропустил мимо ушей витиеватые кружева пустых и пафосных слов, с нетерпением ожидая, когда же тот перейдет к полезной информации. Но сначала, как выяснилось, им еще предстояло прослушать краткий экскурс в историю. Чуть более подробно скайрэ Тарум повторил то, что уже рассказывал им Ролан об истоках зарождения религии Великих Сил и отношении адептов к ней. Во время этого рассказа Гиллиан толкнул Винстона в бок локтем и прошептал:

— Заметь, только что поступившим сразу об этом сообщают, стараясь, чтобы они как можно быстрее перестали верить. Это неспроста. Полагаю, у адептов и клириков существуют серьезные трения, и маги боятся влияния религии на молодежь.

Немного подумав, Винстон вынужден был с ним согласиться. Между тем, скайрэ Тарум наконец перешел к интересующим юношу вещам. Для начала он кратко рассказал о предстоящем им обучении. Длилось оно от трех до пяти лет. Зависело это от способностей самого студиоза. После первого курса их всех должны были заново перераспределить на три группы, одной из которых предстояло учиться еще два года, а двум другим соответственно три и четыре. Скайрэ Тарум сразу оговорился, что в первой группе нагрузки, естественно, значительно больше, чем в остальных, поэтому каждый, кого туда зачислят, мог добровольно предпочесть четырех- или пятилетнее обучение.

В конце любого курса студиозов ждали суровые экзамены, не сдав которые нельзя было перейти дальше. Ну, а в конце обучения к ним еще и добавлялось некое испытание. Проректор расписал его не очень подробно, но в целом Винстон понял так, что им придется выбрать какую-то определенную сферу приложения силы воздуха и выполнить довольно сложные задания, связанные с ней и сопровождаемые активным противодействием кого-то из адептов. Звучало это довольно пугающе, но времени до этих самых испытаний была еще прорва, и Винстон, как и большинство остальных поступивших, решил пока особо не задумываться о такой отдаленной перспективе.

Между тем, проректор перешел к тому, что их ожидало уже на первом курсе. Список обязательных к изучению дисциплин внушал уважение. Во-первых, это были чисто теоретические дисциплины. Скайрэ Тарум сразу оговорился, что, к сожалению, в учебном графике нет возможности уделять им действительно достаточно времени, но, тем не менее, студиозам не стоит пренебрегать ими. Далее последовала длинная и напыщенная речь о важности этих дисциплин, являющихся необходимым теоретическим фундаментом практических навыков любого адепта. Всю эту словесную шелуху Винстон уже привычно пропускал мимо ушей, запоминая лишь названия предметов. Сюда относились: общая история магической науки, общая теория видов магии, общая теория энергоформ, общая теория стихии Воздуха, общая теория стихий…

— Ясно, предметы все «в общем», а на деле наверняка ни о чем, — саркастически обронил Ингвар, и Лаурэнэ тихонько захихикала. Винстон пока не склонен был с ним соглашаться, вначале стоило хотя бы узнать, что будут им рассказывать на этих предметах, а уже потом делать выводы.

Основную массу учебного времени, по словам проректора, занимали дисциплины, объединяющие в себе и практические, и теоретические начала. Сюда он причислил основы медитативных техник, базовые разовые плетения, теорию и практику построения стабильных энергоформ, практикум внутреннего зрения и магической чувствительности, базовое владение чистой силой, базовые техники использования силы природных явлений, основы укрепления и защиты энергетической и ментальной оболочек.

— Н-да, а когда мы спать-то будем с таким количеством предметов? — мрачно спросил Ингвар.

— Ничего, по мне предмет медитации как раз для этого подходит, — утешил друга Гиллиан.

Тем временем проректор Тарум перешел к графику студиозов. Картина вырисовывалась безрадостная. В день они обязательным учебным дисциплинам должны были посвятить в среднем семь-восемь часов. Графики занятий новоиспеченным студиозам пообещали принести прямо в общежития к сегодняшнему вечеру. Выходной полагался только один. Летом полтора месяца отводилось на практику, и лишь один месяц был свободным. Винстон с тоской подумал, что дома нормально побывать ему и другим студиозам с дальних краев не светит.

Как оказалось, помимо общеобязательных дисциплин существовали и факультативные. Каждый студиоз мог свободно подтянуть свои знания как в специфических аспектах владения силой, так и в немагических дисциплинах. По словам проректора Тарума, о первой категории дополнительных дисциплин им пока задумываться было рано, для начала стоило разобраться в своих способностях и возможностях, а уже потом опытные наставники посоветуют, на что стоит направить усилия. А вот студиозам, в детстве не получившим достаточного образования, пренебрегать обычными предметами вроде словесности или каллиграфии он настоятельно не рекомендовал. Это им было необходимо хотя бы для того, чтобы понимать все термины и заумные фразы, что будут произносить наставники.

Далее скайрэ Тарум перешел к той части своей речи, которая пришлась собравшимся совсем не по душе — стал со вкусом рассказывать про правила поведения в Конд'аэре и многочисленные наказания за их нарушение. В целом, правда, ничего удивительного в них не было, но от этого они менее раздражающими не становились. Так, например, студиозам запрещалось употреблять на территории замка спиртное, а проход через ворота для них был закрыт с часа ночи до шести утра. Ну, где такое издевательство над людьми видано!

— Правила для того и созданы, чтобы их нарушать, — уверенно заявил Ингвар. — Да и никто нам не мешает на выходные спуститься в Подножье, а там я уже присмотрел несколько неплохих заведений. Кстати, сегодня все равно большинство туда отправится, чтобы пообщаться с родными, так, может, вечером отметим наше поступление? Девочки, вы как на это смотрите?

— О, я только что сама хотела это предложить, — радостно сообщила Лаурэнэ. — Конечно, мы пойдем.

— А я думаю, вообще надо всей группой собраться, — добавила вторая девушка, имя который Винстон так и не запомнил.

— Да, хорошая идея, — кивнул Гиллиан. — Я после окончания занятий соберу нашу группу и сообщу, чтобы все были часов в восемь возле «Шальной молнии».

Ингвар, тоже уже побывавший в этом заведении, выбор приятеля поддержал, а вот Винстон про себя с удивлением отметил, что его сосед по комнате как-то и не интересовался мнением как тех, кто слышал его слова, так и остальных студиозов группы. Словно прочтя мысли юноши, Гиллиан спохватился и добавил:

— Если, конечно, никто не будет против. Поспрашиваем остальных, — после этой фразы здоровяк как-то странно передернул плечами, и Винстону показалось, что он сильно недоволен собой.

Отдельно проректор коснулся темы всевозможных конфликтов. Драки были строго запрещены. А вот поединки с использованием силы воздуха разрешались, но только со второго курса и в специальных залах под присмотром наставников, которые поддерживали защитные плетения, не дающие нанести противникам друг другу действительно серьезных повреждений.

Под конец вводной лекции скайрэ Тарум вновь ударился в пространные наставления молодежи. Собравшиеся прилагали титанические усилия, чтобы не начать зевать, и, надо сказать, не у всех это получалось. Закончилась первая в их жизни лекция объявлением, что и вторая не заставит себя долго ждать и состоится в этой же аудитории через десять минут.

За перерыв Гиллиан успел переговорить с некоторыми из их группы. Большая часть была согласна с идеей совместного отмечания поступления. Правда, пара человек отказались, сославшись на желание провести этот вечер с семьей. А та самая фанатичка, которая едва не устроила истерику, услышав правду о появлении веры в стихии Вечного круга, и вовсе визгливым голосом заявила, что у нее нет времени на такие детские глупости, как совместные посиделки. На что Лаурэнэ громко фыркнула и, ничуть не стесняясь, в полный голос отчеканила:

— Ну, вот и хорошо, думаю, никто не опечалится, — и, повернувшись к Гиллиану, добавила: — Ты вообще о чем думал, когда ее приглашал, а вдруг бы она пошла?

В этот момент в главный зал университета зашел новый адепт. С первого взгляда становилось понятно, что он очень стар. Если учесть, что в среднем предельный срок жизни адепта какой-либо из стихий приближался к полутора сотням лет, то складывалось впечатление, что вновь прибывший уже вплотную приблизился к этой черте. Сухонький старичок неспешно взошел на трибуну и, привлекая к себе внимание нарочитым покашливанием, представился:

— Здравствуйте, почтенные. Мое имя скайрэ Венинсон, я имею честь являться старшим наставником. Мне доверено читать вам две дисциплины, с одной из которых — общей историей магической науки — вы начнете под моим руководством знакомиться уже завтра, а сейчас состоится первая для вас лекция по такому важнейшему предмету, как общая теория видов магии. Если мне не изменяет зрение, в зале кое-кто недоволен тем, что я именую силу Стихий магией. Но, дорогие мои, смею вас заверить, эти студиозы заблуждаются. Произнося «магия», я подразумеваю далеко не только искусство, подвластное адептам. Стихийная магия лишь один из ее видов, пусть и самый распространенный.

Сделав паузу, старший наставник внимательно обвел взглядом аудиторию и обронил:

— Кхе, милочка в первом ряду, будьте добры, прекратите морщиться каждый раз, когда я произношу слово «магия». Смею вас заверить, его вы тут еще услышите не раз. Кхе, о чем то бишь я?.. Так вот, стихийная магия самая распространенная, но отнюдь не единственная. Для начала я поведаю вам о тех ее видах, которые человеку, к моему превеликому сожалению, пока не подвластны.

Даже неугомонный Ингвар заворожено застыл на своем месте, вслушиваясь в негромкий голос пожилого наставника. Сейчас перед ними открывались покровы волшебных тайн, о которых в странах союза Великих Сил даже в сказках не было упоминаний. Винстон обратил внимание, что многие прилежно скрипят перьями, записывая наиболее важные моменты. По-видимому, остальные группы успели зайти к интенданту и получить все необходимое для учебы. Ну и ладно, потом возьмем у кого-нибудь записи, решил он и, отбросив посторонние мысли, погрузился в увлекательное повествование скайрэ Венинсона.

Первым делом он кратко рассказал об одном из самых таинственных видов — магии жизни. Ни один человек не сумел хоть немного проникнуть в ее загадки. Единственной расой, владеющей этим искусством, были загадочные Сийяри. Известно о них было мало. Обитали они на третьем континенте, по большей части занятом первозданными непроходимыми джунглями. Лишь его треть когда-то была отвоевана у лесов, и там жили люди. Сами же Сийяри обитали исключительно в джунглях и успешно противились любым попыткам их вырубки. Естественно, поэтому у них и возникали постоянные стычки с людьми, которым хотелось увеличить свои земли. Но в джунглях Сийяри были непобедимы. Причин этому было три.

Первой служили физические особенности этой расы. Необыкновенно пластичные, способные изгибаться в самых непредсказуемых позах, они были не слишком многочисленны и уступали в открытом бою людям. Но зато Сийяри считались совершенными хамелеонами. Они могли за пару секунд придать своему кожному покрову окраску, полностью повторяющую окружающий пейзаж, что делало их непревзойденными мастерами засад. К слову, и само наименование Сийяри не было самоназванием этой расы. Никаких мирных контактов с ними зафиксировано не было. Поэтому ученые в качестве наименования им присвоили слово, являющееся человеческой попыткой воспроизвести крик, который, по рассказам редких выживших в боях с Сийяри очевидцев, иногда издавали эти загадочные обитатели джунглей. Но чаще всего обычные люди называли их просто хамелеонами.

Второй опорой могущества этой расы служила как раз магия жизни. Сийяри способны были воздействовать непосредственно на любую живую плоть, при желании заставляя внутренние органы человека просто переставать работать. Многие исследователи полагали, что магия жизни может являться не только страшным оружием, но и самым совершенным инструментом излечения в умелых руках. Так это или нет, до сих пор доподлинно не известно. Методы противодействия магии жизни известны были, и их студиозам пообещали обучать на более поздних курсах. Но простой человек без магической поддержки в схватке против Сийяри, владеющего магией жизни, был обречен. Да даже адепт не был застрахован от гибели, окажись против него несколько таких противников, либо даже просто один, но очень искусный.

Третьим источником могущества хамелеонов, по словам наставника, являлся еще один вид магии — ментальная. Он был куда более изучен людьми, так как и среди них встречались способные овладеть им. Ментальная магия заключалась в прямом воздействии на разум как представителей любой расы, так и подчинении обычных животных. Именно контролем всевозможной живности в совершенстве овладели Сийяри, поэтому любая схватка с ними оборачивалась еще и бесконечной бойней с неразумными обитателями джунглей.

Мастера ментальной магии среди людей имелись в нескольких странах, но в основном это были одиночки, передающие знания от учителя к ученику. Серьезная школа, по словам скайрэ Венинсона, имелась только в знаменитом Иреданском университете. Заметив недоуменные взгляды, наставник объяснил, что в странах союза Великих Сил не принято о нем распространяться, но эти пробелы в их знаниях он непременно заполнит на первом же занятии по истории магической науки. Так же ментальная магия была развита у шаманов горцев Эльтруских гор. Как и Сийяри, наиболее преуспели они в подчинении себе животных.

Обучением методам защиты от ментальной магии студиозам должны были начать обучать уже на первом курсе. Этим предметом являлись основы укрепления и защиты энергетической и ментальной оболочек. По словам наставника, он вообще был предусмотрен для обучения противостоянию двум видам магии — ментальной и энергетической. Последняя также была доступна для овладения как людям, так и другим расам. В частности, хорошо всем знакомые ульды достигали немалых высот в ней.

Ульдами люди назвали представителей самой близкой к ним расы. Многие ученые до сих пор всерьез утверждали, что это не другие разумные, а лишь сильно обособившаяся ветвь человечества. Но все их аргументы перечеркивались одним обстоятельством — детей люди и ульды вместе иметь не могли. Но при этом сходство внешности было поразительным. Необычными для обычных людей во внешности ульдов казались только невысокий рост, голубоватая кожа, покрытая пушком волос, и глаза — полностью оранжевые, если не считать черной точки зрачка.

У этой расы на четвертом, самом маленьком из континентов имелось собственное государство, занимавшее добрую четверть материка и продолжавшее существовать, несмотря на регулярно вспыхивающие войны с соседними людскими странами. Но когда-то они были полновластными хозяевами всех этих земель. Каждый род ревностно защищал свою честь и даже помыслить не мог о таком попрании заветов предков, как единое государство. Лишь вторжение людей заставило ульдов отбросить вековые устои и, объединившись, отстоять жалкие остатки былого величия. Впрочем, их страна до сих управлялась советом из представителей знатнейших родов, а сами они не упускали случая пустить друг другу кровь.

Теперь, помимо своей родины, ульды селились и в любых других людских землях, зачастую организуя даже целые анклавы, неукоснительно, впрочем, соблюдавшие все местные законы и обычаи. До недавних пор немало их жило и в Гирской империи, а один из родов ульдов даже передавал по наследству графский титул. Но не так давно, лет пять назад, он был полностью вырезан во время печально известного заговора трех герцогов.

По слухам граф-ульд предал не только императора, но и строил козни против всего человеческого рода, а его единственный сын был чернокнижником. Впрочем, о заговоре трех герцогов рассказывали столько небылиц, что верилось в это с трудом. Что было известно точно, так это что самого графа гвардейцы распяли на воротах замка, а из всего рода, милостью императора, в живых остался лишь его сын.

Вообще, по словам наставника, раса ульдов была способна использовать сразу несколько видов магии — ментальную и энергетическую. Но наибольших успехов они достигли именно в последней. Сила ее заключалась в непосредственном воздействии на энергетическую оболочку человека. Вдаваться в подробности сейчас скайрэ Венинсон не стал, пообещав уделить этому внимание на последующих лекциях.

Также наставник вскользь упомянул про искусство магической мутации. Всерьез его на этом предмете не разбирали, так как оно было утрачено еще во времена старой империи. Поэтому коснуться более подробно данной темы предстояло в ходе изучения этого периода истории. В общих чертах данный вид магии представлял собой искусство вызова у различных животных направленных мутаций. Основан он был благодаря исследованиям обитателей знаменитой Темной Пустоши. Эта обширная территория находилась чуть в стороне от Гирской империи и представляла интерес не только своей резко отличающейся от остальной части континента природой, но, в первую очередь, населяющими ее животными, которым больше бы подошло наименование монстров. Об истории исследований Темной Зоны им также предстояло прослушать лекцию в будущем.

По-видимому, под влиянием упоминания об этой загадочной области, кто-то из студиозов другой группы набрался смелости задать вопрос об одном из самых популярных в сказках видов силы — темной магии. Тут скайрэ Венинсон, несколько стушевавшись, вынужден был признать, что после магии жизни это наименее изученный из разделов искусства. По его словам, причиной этому являлось то, что единственным способом черпать силы для темной магии были жертвоприношения. Никакой силы тьмы в природе постоянно не существовало, и она жестко была связана с распадом энергетических и ментальных оболочек разумного существа. Естественно никому из окружающих такой способ не нравился, и посему любой идущий по тропе темной магии рано или поздно уничтожался. Если и существовали такие умельцы, что умудрялись сохранять свои эксперименты в тайне, то, естественно, о них никаких упоминаний не сохранилось.

Далее наставник коротко и в общих чертах рассказал про астральную магию. Этот раздел искусства, по его словам, был уникален. Дело в том, что любой владеющий одним из уже упомянутых видов магии после должного обучения был способен работать с так называемыми астральными сущностями, в просторечии их чаще всего называли духами. Но большинство ничего серьезного в этой сфере достичь были не способны, для подлинного овладения этим искусством нужен был талант, который встречался не так уж и часто. Астрал по-научному определяли как информационно-энергетическую субстанцию пространственного бытия всего сущего. На деле, по словам скайрэ Венинсона, эта заумная фраза означала некое особое пространство, где все происходящее в реальном мире находит свое отражение. Достаточно талантливый и обученный маг мог получать оттуда информацию и использовать в своих целях бесчисленных его обитателей. Ну, а наиболее сильные мастера этой магии способны были напрямую воздействовать на реальность через астрал. На более поздних курсах всех студиозов обязательно проверяли на предмет подобных талантов. Если обнаруживалась предрасположенность к астральной магии, то ей такого счастливчика обучали факультативно.

— Да уж, счастливчика. Даю голову на отсечение, свободного времени у такого бедолаги вообще не будет, — прошептал Ингвар скептически.

Винстон согласно кивнул, но про себя подумал, что был бы не против получить подобный дополнительный источник могущества, даже если за это придется заплатить резким увеличением учебной нагрузки. Он на собственной шкуре уже прочувствовал, насколько суров окружающий мир. Юноша понимал, что пока что он никто, но при этом верил, что так будет продолжаться недолго. Винстон до зубовного скрежета хотел обрести могущество, чтобы никогда больше не чувствовать обжигающее бессилие, не смотреть на то, как убивают дорогих ему людей, будучи не в силах что-либо изменить. И он понимал, что только в сказках герою все дается легко и просто. Могущество не обрушится с небес, его не найдешь случайно кем-то забытым в кустах. Но его можно достичь. И Винстон был готов, стиснув зубы, упорно трудиться день за днем ради этой цели.

Последним видом магии, которого коснулся наставник, было создание артефактов. Скайрэ Венинсон сразу подчеркнул, что из всех разновидностей искусства он стоит особняком. Это был не самостоятельный вид магии, а скорее ее отрасль, объединявшая все другие. Довольно редко, но все же рождались люди, которые были способны видеть различные проявления силы. Эта способность называлась истинным зрением. Помимо изначально наделенных ею талантов, каждый адепт за десятилетия упорного труда мог в себе развить необходимые навыки. Научившись этому, маг после должного обучения был способен вложить плетение в какой-либо предмет.

Винстон после того, как скайрэ Венинсон начал рассказ про магию артефактов, даже дышать перестал. В нем боролись два чувства. С одной стороны, он радовался, что наконец узнал о природе своей способности видеть потоки силы. С другой стороны, ему немного было обидно, что это умение является хоть и редким, но все же не уникальным.

Наставник также вскользь упомянул, что артефакты могут создаваться и при помощи обычных заклинаний. Но такой способ имел целый ряд недостатков, главным из которых была малая сила и функциональность большинства зачарованных предметов. В государствах союза Великих Сил он не был распространен.

Время лекции пролетело незаметно, и когда наставник сообщил, что она закончена, многие с недоумением оглядывались на внушительные песочные часы, висящие на задней стене зала. У выхода группу уже поджидала скайрэ Велиса.

Куратор осведомилась, не было ли каких-либо проблем с расселением, и повела их к интенданту университета. Там каждому без лишних слов выдали по два комплекта положенной формы, обувь, а также различные канцелярские принадлежности. Все остальное им подлежало приобретать самостоятельно.

Положенная студиозам одежда пришлась Винстону по душе. Никаких популярных среди дворян и богатых купцов чулок-шоссов — вместо них широкие портки. Мягкие кожаные башмаки подбирались каждому по ноге. Поверх льняной рубахи, одевался котарди[11] из сине-красного сукна, подпоясанный ремнем с латунной пряжкой и грузиком. Шерстяную накидку, застегивающуюся на плече изящной бронзовой фибулой, будущий маг сразу бросил в ящик для вещей.

Но еще больше Винстона, да и остальных студиозов, порадовали наряды девушек. Кто бы ни выбирал одежду для будущих волшебниц, но этот человек явно был ценителем и знал толк в женской красоте. Никаких традиционных для простолюдинок закрытых и бесформенных платьев, опускавшихся до земли и прятавших под складками тяжелой ткани все линии тела. Никаких роскошных и пышных, но неудобных нарядов, что ценились у аристократок. Вместо этого будущие волшебницы с удовольствием облачились в элегантные драпированные туники, опускавшиеся до пят, но при ходьбе приоткрывавшие в небольших разрезах бархатную кожу стройных икр. Сверху надевался узкий короткий жилет, отделанный галуном и вышивкой, поддерживающий грудь. Пояс, украшенный узорами и тонкими медными накладками причудливых форм, располагался на бедрах, а концы его свисали спереди почти до земли.

Головные уборы и вуали обязательными не считались, и девушки с удовольствием демонстрировали разнообразные прически и очаровательные улыбки. Длинные плащи в виде мантий, стянутых спереди лентами, украшенными круглыми пряжками, большинство будущих волшебниц одевать не стали, наслаждаясь новыми непривычными, но элегантными нарядами. Стоит ли говорить, что после такого преображения юным магам с трудом удавалось отводить жадные взоры от девичьих тел…

Разнеся полученное по комнатам, студиозы дружною гурьбой двинулись к воротам, спеша в Подножье, чтобы попрощаться с родственниками и устроить пирушку по случаю поступления. Винстон от общей группы отстал, сославшись на то, что забыл важную вещь в комнате. На самом деле он просто был уже не в состоянии поспевать за остальными студиозами. Поэтому юноша предпочел отстать под благовидным предлогом и потом в одиночку не спеша спуститься к Подножью, не ловя насмешливых или, что гораздо страшнее, сочувствующих взглядов.

Глава 5

— Куда прешь, нелюдь?! — вход в «Хищник», лучшую таверну в городе, загородила пара верзил. В этом заведении собирались самые удачливые из темных трапперов, и пускали сюда далеко не всех, поэтому настроены они были решительно.

Но Ирси знал, что способно сделать вышибал приветливее. Мелкая серебряная монета перекочевала в руки первого из громил, и они шагнули назад, пропуская в таверну. Такое отношение для юноши было вполне привычным, ведь он был ульдом.

Несколько столетий род, к которому принадлежал Ирси, жил на территории Гирской империи. Его предки веками верно служили этому государству и были удостоены наследственного графского титула. Отец всегда учил Ирси, что у них нет и не будет другой родины. Поэтому он с детства готовился в свое время принять бремя правления графством.

У Ирси довольно рано были обнаружены задатки к энергетической и ментальной магии. Его даже стали обучать, но много времени этому не уделялось — он был наследником графа и поэтому куда важнее считались обычные подобающие дворянину науки. Да и сила и знания немногочисленных ведающих, которые служили их роду, были лишь далеким отголоском мощи и виртуозного искусства подлинных повелителей этих видов магии. Поэтому к шестнадцати годам Ирси не мог похвастаться особыми успехами в управлении собственной силой, что, впрочем, не особо его беспокоило. Жизнь виделась ему как прямая дорога, и он полагал, что его стезя в ней уже раз и навсегда предопределена.

Но все это было перечеркнуто пять лет назад. Ирси доподлинно не знал, что толкнуло трех герцогов на создание заговора. Возможно, разрушительная политика императора, чьи необдуманные решения все больше подтачивали могучую державу, возможно, ненависть к Элиссии — его новой молодой жене, которая, получив в руки власть, начала с молчаливого согласия мужа наводить свои порядки. А может, и вовсе не было никакого заговора…

Единственный в империи графский род ульдов был безжалостно уничтожен, как и многие другие дворяне, имевшие несчастье быть близкими к окружению заговорщиков. Ирси спасло лишь то, что за несколько дней до резни он отправился на охоту. Это увлечение было единственным в его жизни, что не соответствовало дворянским канонам. Молодой ульд любил охотиться в одиночку, без положенных в таких случаях загонщиков и многочисленной свиты. Со своим верным луком он готов был неделями бродить по диким местам, постигая давно забытое искусство предков, некогда непревзойденных охотников.

Когда молодой ульд вернулся к родному замку, ему сразу стало ясно, что произошло непоправимое. Вместо привычного знамени над стенами развевался императорский штандарт. Зоркие глаза сумели различить, что на крепостных воротах кто-то распят. Лишь Великие Силы знают, чего стоило Ирси не броситься вперед в тщетной попытке разглядеть, чье это тело. С трудом дождавшись ночи, он подкрался к родному замку. До последнего в нем еще теплилась нелепая надежда, но на воротах, ярко освещенных множеством факелов, висело тело его отца.

Почти полтора месяца Ирси удавалось скрываться в лесах. Все это время в его душе не прекращалась борьба. Одна часть жаждала немедленной мести. Но другая рассудительно полагала, что, убив пару гвардейцев, считать родителей и себя отомщенным нельзя, и поэтому надо выжидать. Неизвестно, чем бы это все обернулось, но не привыкший к таким длительным испытаниям организм, подточенный внутренней борьбой и переживаниями, дал сбой. В одиночку спастись в лесу, у сжигаемого лихорадкой ульда шансов не было.

Ирси пришлось зайти в одну из деревень в поисках лекаря, где он и был пойман крестьянами, резонно рассудившими, что ульд в оборванных, но когда-то богатых одеждах наверняка от кого-то скрывается. Впрочем, пользы им это не принесло. Когда крестьяне сдали его патрулю, к их несказанному разочарованию оказалось, что никакой награды за голову ульда назначено не было.

К счастью, к тому времени, когда Ирси попал в цепкие руки императорской тайной службы, волна репрессий уже пошла на спад. Даже император и его супруга почувствовали, что очень многие в стране недовольны столь кровавой расправой, и сменили гнев на милость. Молодой ульд был лишен титула, все земли рода были конфискованы, а вскоре отданы ставленнику императрицы, активно вырезавшему семьи заговорщиков и просто всех неугодных. Самого же Ирси приговорили к изгнанию, выбросив избитого и истощенного юношу на границе с одним из соседних государств.

Дальнейший период своей жизни Ирси вспоминать не любил. Чтобы выжить, ему приходилось нищенствовать, воровать и даже грабить, используя свои слабенькие магические умения. Лишь ненависть поддерживала в изможденном юноше жажду бороться. И он выжил.

Ирси повезло, что от когда-то раскинувшейся на весь континент империи остался единый язык, на котором и по сей день свободно общались в большей части стран материка. Изрядно хлебнув лиха на чужбине, он все-же сумел собрать денег, чтобы спустя два года скитаний добраться до Иредана. Успешно пройдя испытания во всемирно известном университете магии, юноша впервые с гибели своих родителей улыбнулся.

Ирси поступил на факультет ментальной магии. Обучение сразу по нескольким различным направлениям в Иреданском университете практиковалось редко. Но талантливого ульда быстро заметили и предоставили возможность дополнительно заниматься и энергетической магией.

Несмотря на то, что Ирси был единственным на потоке не принадлежащим к человеческой расе, среди товарищей по обучению он быстро стал своим. Неугомонный плутовской характер вкупе с неиссякаемой энергией породили взрывную смесь — истории о его похождениях и проделках, еще долго со вкусом пересказывались студиозами. В учебе молодой ульд тоже был хоть и не в числе лучших, но и далеко не среди отстающих. Ментальная магия давалась ему все легче, а вот с влиянием на энергетику не слишком-то ладилось. И причиной этому в первую очередь служил сам юноша, зачастую предпочитавший факультативным занятиям дружеские пирушки или свидания с девушками. Среди женской половины он на удивление пользовался большой популярностью. Экзотическая внешность была скорей достоинством в глазах многих из них, да и то, что детей от сих связей появиться не могло, также служило немалым плюсом.

Вошедшая в размеренную колею жизнь понемногу начала затягивать ульда. Он все реже вспоминал о планах мести и, возможно, со временем отказался бы от них совсем. Но, по-видимому, ему судьбой не была предначертана спокойная жизнь дипломированного мага. Незадолго до экзаменов в конце третьего курса произошло еще одно событие, вновь круто изменившее жизнь молодого ульда.

Еще в самом начале обучения Ирси крепко повздорил с одним из студиозов. Тот до поступления состоял в рядах Чистых и потому считал своим долгом издеваться над ульдом. К счастью, обучались они на разных факультетах и редко встречались, но и этого хватило для возникновения нескольких драк. Поначалу до действительно серьезных столкновений не доходило, но потом все изменилось.

Неизвестно как, но проклятый насмешник сумел разнюхать историю рода Ирси и поспешил этим воспользоваться, надавив на самое больное место. Услышав грязные ругательства в адрес мертвых родителей, молодой ульд потерял над собой контроль и, забыв осторожность, нанес болезненный, но неопасный удар ментальной магией. Чистый не был труслив, но, почувствовав давление на свой разум, запаниковал и обратился к силе Огня, владеть которой обучался в стенах университета. С трудом увернувшись от полноценного боевого огненного шара, Ирси окончательно перестал сдерживаться и нанес удар ментальной магией, вложив в него всю ненависть к людям, вырезавшим его род…

Юноше повезло: он был приговорен лишь к отчислению, совет учел неоднократные провокации пострадавшего фанатика, ныне впавшего в детство после атаки на разум. В памяти людей еще были свежи воспоминания о погромах, устроенных Чистыми в сразу нескольких странах. Даже из языческой Гирской империи доходили слухи о бойне, учиненной фанатиками в Орстмуте. Рассказывали о сотнях зверски замученных людей и ульдов, о потоках крови, подобно воде, стекавшей по камням…

По слухам чтобы прекратить погромы гирские язычники призвали на помощь несколько сотен кровожадных грау, которые, разогнав фанатиков, вырезали и множество простых людей. Но чаще всего люди возмущались вероломными ашиадами, которые после этих событий перестали давать деньги в долг или ломили громадные проценты. Шептались, что именно жадные ростовщики и были виноваты в погромах…

Но легче на душе у Ирси от понимания того, что с ним могли обойтись куда жестче, не становилось. Он вновь превратился в бесправного скитальца, и у него больше не было цели в жизни. Вернее цель как раз была — месть, но теперь юноша не знал, как ее достигнуть.

Оказавшись перед выбором, Ирси растерялся. Уже второй раз жизнь выбилась из привычной колеи. Сначала он был уверен, что станет графом, потом собирался выучиться и обрести статус и права дипломированного мага. Все эти мечты остались в прошлом, и юноша не знал, что его ждало впереди. Его пугала даже не столько неизвестность, сколько необходимость вновь принимать решение самостоятельно в условиях, когда не существовало очевидного пути.

Колебания Ирси длились месяц, пока он пытался понять, в какой области его навыки недоученного мага пригодятся и где то, что он ульд, не станет серьезной помехой. Выводы были неутешительны. Заниматься свободной практикой без диплома на территории большинства стран он не имел права. Также ему была закрыта дорога в другие магические учебные заведения: о провинившемся студиозе Иреданский университет туда сразу сообщил. В его родной Гирской империи и других государствах союза Великих Сил ментальная магия официально и вовсе не существовала. В конце концов, после долгих метаний юный ульд решил податься в темные охотники — трапперы.

Эта профессия своему появлению была обязана Темной Пустоши, по поводу происхождения которой до сих пор не утихали споры. Возникшая еще во времена становления старой империи, она тысячелетиями манила представителей всех рас своими тайнами. Какие только предположения не строились! Но больше всего сторонников имела теория о том, что Темная Пустошь как-то связана с сильным землетрясением, случившимся незадолго до ее появления.

Чудом сохранившиеся летописи донесли сквозь пыль веков отголоски ужаса и паники, царивших в те времена. На не успевшую отойти от разрушительного землетрясения провинцию обрушились новые, доселе невиданные напасти.

Во время катаклизма небо над этой частью империи затянули темные клубы пыли. Через пару дней они осели, и воздух отчистился, но именно тогда пострадавшую провинцию и стали впервые называть темной. Вряд ли это наименование настолько бы укоренилось в людской памяти, что стало официальным. Но беда не приходит одна. Долгие годы спавший вулкан начал извержение и снова застлал небо клубами пепла, окончательно закрепив за этими проклятыми богами землями в людских умах название «темная провинция».

Потом начала меняться природа. Климат стал холоднее — некоторые ученые и маги полагали, что в этом виноваты облака пепла, закрывшие солнце. Появлялись неизвестные растения, быстро вытеснявшие привычные. Все чаще на людей нападали диковинные животные и птицы. Все эти беды обрушились на провинцию не сразу, растянувшись на десятилетия. Но людям покинуть опасные места пришлось значительно раньше, чем Темная Пустошь приобрела нынешние очертания. Целые деревни уничтожались неизвестными тварями, а крупные города оказывались в осаде. Люди боялись покидать защиту крепостных стен. Императору ничего не оставалось, кроме как уводить из опасных мест всех жителей. Именно когда некогда обжитые земли окончательно опустели, провинцию стали называть Темной Пустошью.

Все в империи боялись, что непонятные изменения и дальше будут распространяться, но, словно дойдя до определенной черты, они прекратились. Некоторые твари вырывались из Темной Пустоши, но случалось это крайне редко и далеко в обжитые земли хищники не забирались.

Пока существовала старая империя, вся территория Темной Пустоши была оцеплена плотной сетью легионерских постов. Любые исследования строго контролировались. Во времена распада великой страны Темная Пустошь не досталась ни одному из осколков империи. Сейчас с ней граничили сразу несколько различных стран, а вплотную примыкающие земли объявили ничейными. Доступ к этой гигантской загадке оказался открыт для всех желающих.

Маги и ученые большинства появившихся на карте государств продолжили исследования. Им нужны были твари Темной Пустоши для экспериментов. Затем во многих странах вспыхнул бум на гладиаторские бои с участием этих монстров, стало модно украшать замки их чучелами. Повсеместно высоко ценились шкуры, шедшие на изготовление уникальной одежды. Вдобавок оказалось, что ряд лекарств, производимых в старой империи, изготавливался именно из органов тварей, населяющих Пустошь. Все это привело к появлению темных трапперов — вольных охотников, чьей работой стали вылазки в смертельно опасные земли с целью добыть ценнейшие шкуры и ингредиенты, а то и живых монстров.

Когда перед молодым ульдом встал вопрос о его дальнейшей судьбе, он рассудил, что вряд ли где еще сможет достичь больших успехов. Ирси знал, что дипломированные маги не жаловали трапперов, пользуясь их услугами, они никогда не вступали в ряды охотников. Поэтому среди этих рискованных парней высоко ценились даже недоучки. Любой владеющий хотя бы азами магии значительно повышал шансы отряда трапперов.

К тому же среди темных охотников смешались выходцы множества народов и даже рас. Многие бежали в эти вольные края, спасаясь от преследования. За головы некоторых из них на родине обещали немало золота. Здесь не принято было интересоваться прошлым, не играло роли, откуда ты и какого цвета у тебя кожа и глаза.

Имевшихся у ульда сбережений хватило, чтобы добраться до Фанроста — одного из небольших городков, притулившегося на самой границе Темной Пустоши, после чего Ирси начал собирать информацию. Ему было необходимо подыскать подходящий отряд охотников. Он сразу отбросил трапперов, постоянно работавших на определенного нанимателя. Не интересовали его и охотники, не рисковавшие забираться вглубь Пустоши и промышлявшие добычей наиболее безобидных из темных тварей. Слишком уж удачливые тоже не годились: им вряд ли бы понадобились услуги мага-недоучки. После долгих раздумий ульд решил, что ему подходит только один отряд, имевший свою базу в Фанросте, и он решил податься к Псам Хангена.

Узнать, где эти трапперы собираются после своих вылазок в пустошь, не составило труда, и вскоре, дождавшись возращения отряда из рейда, Ирси направился к «Хищнику» — лучшей таверне в городе. Преодолев при помощи мелкой серебряной монеты препятствие в виде двух недружелюбных вышибал, ульд оказался в таверне. «Хищник» не зря считался лучшим в городе заведением. Зал был ярко освещен развешенными на закопченных стенах сальными свечами и масляными лампами, а в центре гордо возвышался массивный камин. Вертел над огнем был пуст, но в зале плавали сводящие с ума запахи жареного мяса, и Ирси, с утра не державший во рту и крошки, невольно сглотнул слюну. Между столами проворно сновали служанки, среди которых юноша по привычке отметил парочку очень даже аппетитных.

Глаза Ирси сразу зацепились за стоящий в противоположном от входа углу длинный дубовый стол, уставленный глиняными тарелками со снедью и кувшинами с выпивкой. За ними вольготно расположилась компания охотников, в которых Ирси, помнивший подробное описание их внешности, безошибочно опознал Псов Хангена, одним из которых он сам собирался стать. На почетном месте посреди стола аппетитно сверкал румяными боками зажаренный целиком молочный поросенок, а над ним с кинжалом в руках склонился один из охотников, выделявшийся большим ростом и внушающим почтение размахом плеч.

Приблизившись к столу, ульд был встречен пристальными и настороженными взглядами. Понимая, что тянуть нельзя, он начал разговор:

— Мое имя Ирси. Я хочу вступить к вам в отряд.

Ответом ему был дружный взрыв хохота. Отсмеявшись, один из сидящих — невысокий, но широкоплечий здоровяк, лет сорока на вид, презрительно улыбаясь, обронил:

— Иди отсюда, мелюзга, по-хорошему. У меня в отряде только стоящие люди собраны. А ты не похож ни на человека, ни на полезного в нашем деле парня. Так что проваливай.

— Уверяю вас, я могу доказать свою полезность. Я обучался в Иреданском университете и…

— Так мы тебе и поверили, — с ехидной ухмылкой перебила ульда единственная из сидящих за столом девушка, одетая в платье со шнуровкой, выгодно подчеркивающей ее стройный стан и высокую грудь. — Гал, проводи недомерка.

Самый могучий из охотников прекратил пластовать жареного поросенка, отложил кинжал, тщательно облизнул испачканные в жире пальцы и неспешно направился к юноше. Ирси понял, что дело принимает дурной оборот, и, спешно прекратив разглядывать аппетитную грудь девушки, решил пустить в ход свой последний козырь. Зайдя в таверну, он приметил, что у входа на кухню разлегся крупный пес. Аккуратное касание ментальной магией — и через секунду перед громилой, оскалив клыки, с угрожающим рычанием замер волкодав.

— Эй, хозяин! Чой-то с твоей псиной? — удивленно закричал Гал, медленно пятясь назад к столу. Но та самая девушка, что приказала ему выпроводить ульда, соображала быстрее.

— Подожди, не ори. Это ведь твоя работа? — обратилась она к ульду, сверля его пристальным и подозрительным взглядом.

— Да. Я как раз пытался вам рассказать, что владею ментальной магией и способен воздействовать на разум любых животных и тварей в том числе.

— А ты знаешь, что ментальная магия на обитателей темной пустоши действует куда как слабее, чем на обычную животину, — вступил в разговор сам Ханген.

— Главное, что все же действует! — парировал Ирси. И понимая, что необходимо как можно скорее разрушить лед недоверия, начал вдохновенно врать: — К нам на факультет привозили одну из тварей пустоши для экспериментов. Уверяю вас, я подчинял ее своей воле. Это, конечно, сложнее, чем с обычным животным, но все же возможно. Я смогу это доказать в первом же рейде.

— Хм, Хан, может, стоит взять мальца? — в разговор вступил самый пожилой из охотников, на вид он уже перевалил за пятый десяток. — Пускай вначале побегает за обычную долю, а потом, если действительно польза с него будет, дадим полноценную колдовскую. Я ульдов неплохо знаю, они хоть тебе едва до плеча и достают, но ребята толковые и крепкие.

Немного подумав, глава отряда вынес вердикт:

— Ладно, садись, забыл, как тебя там зовут. Рассказывай по порядку свою историю. Коли ты слышал, что тут прошлым не сильно интересуются, то забудь об этом. Нам еще с тобой в Пустошь ходить, так что выкладывай все подчистую. А не по нраву что — вали к глупцам, мнящим себя охотниками, но не способным добыть даже шкуру проклятого волка.

Ирси не надо был повторять дважды, и, сев с краю стола, он начал свой рассказ. Упоминать про свое происхождение ульд естественно не стал, обронив лишь, что родился в Гирской империи. А вот на своем обучении в университете и причинах, вынудивших его покинуть, юноша остановился куда как подробнее. Правда, и здесь он не стал выдавать то, что владеет сразу двумя видами магии. Иметь лишний козырь в рукаве наученный жизнью ульд считал не лишним.

Рассказанная ульдом история удовлетворила трапперов, и в отряд его приняли, правда, пообещав на первых порах внимательно за ним присматривать. Мысленно Ирси победно вскинул руки вверх, но на лице его отразилась лишь легкая улыбка. Ну а потом ульда знакомили с остальными трапперами.

Девушку звали Неядой, до появления Ирси она была единственной в отряде, кто хоть как-то владел магией. Естественно, полноценной дипломированной волшебнице здесь делать было нечего, но рассказывать новичку, где она обучалась, никто не стал, лишь упомянули, что повелевает Нея силой Воды.

Внешность у девушки была что надо. Невысокий рост, стройная фигурка, длинные русые волосы, ну и конечно сразу приглянувшаяся ульду не слишком большая, но высокая и соразмерная грудь. Через некоторое время он приметил, что у волшебницы очень выразительные голубые глаза. У Ирси мелькнула дурацкая мысль, что лучше бы они были ярко-синими, подобными морской воле, а голубой цвет больше подходит повелительнице магии воздуха… В целом, на вкус ульда, девушка была красивой, естественно, для человека. Но Ирси поспешил приструнить собственные мысли, далеко зашедшие в любовных планах, и пообещал себе сначала присмотреться: скорей всего, Нея спала с кем-то из отряда, и ему не хотелось нажить себе врага из-за очередной человеческой самки.

Пожилого охотника, первым предложившего взять Ирси в отряд, звали Тэралом. Он был опытным следопытом и знатоком повадок обитателей Пустоши. Заметив острожные взгляды, кидаемые на его седую шевелюру, Тэрал, ухмыльнувшись, пояснил ульду, что ему пока еще нет и пятидесяти, просто уж очень его потрепала жизнь.

Самого могучего из охотников, как уже знал Ирси, звали Галеном. Его отрекомендовали как отличного бойца, и родом он был из одного из вольных городов. Также похвалы из уст лидера отряда удостоился высокий, жилистый и смуглокожий траппер с совершенно спокойным и непроницаемым лицом. Звали его Винди, и его народ жил на другом континенте. Когда упомянули о его происхождении, на лице охотника на секунду появилось странное выражение. Ирси решил, что с этим связана какая-то тайна.

Представили юноше и трех других охотников. Но их имена мгновенно выветрились из памяти ульда, так как больше ничего об этих трапперах ему не рассказали. Примечательным из них был только один — по внешнему виду вылитый кочевник, но он даже словом не обмолвился с ульдом, лишь кивнув, когда его назвали.

После знакомства новоиспеченного охотника огорошили, сообщив, что снаряжение каждый покупает за свой счет. Времени до следующего рейда еще было предостаточно, и Тэрал пообещал помочь ему с подбором всего необходимого. Также он вызвался просветить ульда относительно основных правил поведения в Пустоши и рассказать о повадках ее обитателей.

Ну, а дальше Псы Хангена продолжили заниматься тем занятием, ради которого отряд здесь и собрался — отмечать возращение из предыдущего рейда, пусть и не совсем удачного. Упрашивать Ирси не пришлось, и он с удовольствием присоединился к ним. Вино в Хищнике, конечно, не могло сравниться с тем, что он пробовал в замке отца, но те времена уже давно казались ульду выдуманной им самим чудесной сказкой. Поэтому он искренне наслаждался тем хмельным, что подавали в таверне, радуясь, что первый шаг к цели был им сделан.

Глава 6

— Ну, за то, чтобы мы все тут стали великими магами! — провозгласил Нойль и опрокинул в себя кубок разбавленного горячей водой вина, обильно приправленного перцем и медом.

— Адептами, — недовольно поморщившись, поправила Кэмия, лишь слегка пригубив вино. Сидела она напротив Винстона, и ему хорошо было заметно, что подруга Лаурэнэ к хмельному относится прохладно и лишь из приличия делает вид, что пьет, как и все. На оговорку самоуверенного красавца за столом, кроме нее, мало кто обратил внимание. А между тем, в таверне сидели не только будущие адепты, поэтому не стоило громко произносить слово «маг».

Винстон несколько раз повторил про себя: «Кэмия, Кэмия, Кэмия…» — стараясь хоть на этот раз запомнить предательски норовившее вылететь из памяти имя невзрачной черноволосой девушки. Впрочем, мысль о том, что постоянно забывать, как ее зовут, неприлично, он быстро отбросил, вновь обратив все свое внимание на также сидящую рядом Лаурэнэ, оживленно щебечущую о чем-то с Ингваром. Первая их студенческая пирушка только начиналась.

Спустившись после первого дня в университете Воздуха в Подножье, Винстон, немного смущаясь, обнял отца, чувствуя, что в уголках глаз предательски пытаются выступить слезы. Пообещав на каникулах непременно приехать домой и иногда отправлять письма дорогой, но надежной императорской почтовой службой, он стал прощаться. Отец протянул ему увесистый мешочек.

— Тут серебром десять золотых, а то знаю я молодежь, денег вечно не хватает. Только уж совсем сразу все не потрать, но если что — пиши, мы с матерью еще насобираем. Ты всегда помни, что какие бы проблемы у тебя ни возникли, мы поможем.

— Папа, спасибо большое, — Винстон еще сильнее растрогался и вновь обнял отца. Он прекрасно понимал, что это были немаленькие деньги для его родителей, и ему они скоро могли весьма и весьма пригодиться. Для обучающихся в университете Воздуха проживание и питание было бесплатным, также им выдавали одежду. Но на все прочие нужды тратились только собственные деньги, и если бы не помощь родителей, то пришлось бы Винстону обходиться без многих студенческих радостей.

Распрощавшись с отцом, младший Варнау сдал вещи слугам из Конда'аэра, которых прислали специально, чтобы забрать багаж новоиспеченных студиозов, и поспешил к «Шальной молнии». Когда он доковылял до таверны, большая часть его группы уже расположилась за широкими столами в ярко освещенном зале. Изящные бронзовые лампы, развешенные на массивных деревянных балках и вдоль стен, почти не коптили, прогорклый запах масла не чувствовался, а вот аппетитные ароматы еды и пряностей сразу настойчиво защекотали ноздри. Сев на занятое для него Ингваром место, Винстон тут же оглядел собравшихся, ища глазами Лаурэнэ, но, судя по всему, она со своей подругой еще не пришла. Мелькнула мысль, что, может, эта обаятельная красавица и вовсе не появится, но он спешно ее отогнал.

Н-да, а вы ведь, дорогой мой будущий великий маг, похоже, влюбились, — Винстон, не прислушиваясь к разговорам за столом, погрузился в свои мысли. — Идиот, еще на глаза слезы обиды наворачиваются каждый раз, как вспомнишь про предательство Алейде, даже не зашедшей попрощаться, а уже опять влюбился. Понятное дело, что на такого меня она и не посмотрит. Больно ей нужен калека! Ей больше Ингвар по душе. Ну, и темные твари с ними! Запретить себе чувствовать я пока не могу, но вот не показывать свои чувства — это в моих силах!

Погрузившись в свои переживания, Винстон даже пропустил момент, когда в таверне (последними из группы) появились Лаурэнэ и ее черноволосая подружка. Вначале она хотела расположиться на другом конце стола, и сердце Винстона сжалось от расстройства. Но подруга потянула Лаурэнэ в сторону, и они сели напротив юноши. Он только задумался, о чем бы заговорить с ними, а Ингвар уже начал перекидываться остротами и необидно подшучивать над девушками. В итоге Винстон решил в разговор пока не вступать. Краем уха он уловил, что спутницу Лаурэнэ зовут Кэмией, и пообещал себе хоть на этот раз запомнить ее имя.

Служанки подносили все новые подносы с изысканными блюдами и кувшины с вином, как холодным, так и горячим, пирушка шла своим чередом. Новоиспеченные студиозы сбрасывали напряжение безумного дня, заливая хмельным пережитый страх, делились первыми впечатлениями. Пропустив пару кубков вина, Винстон тоже расслабился и вступил в разговор. Один раз у него даже получилось удачно пошутить, и Лаурэнэ залилась звонким смехом. Внутренне юноша возликовал.

Когда очередь произносить здравницу дошла до него, Винстон, немного смущаясь, привстал, вспоминая заготовленные заранее слова.

— Знаете, то, что нас приняли в обучение, это только начало. Мы еще ничего не умеем и не знаем. Но нам дали возможность узнать и научиться. Так давайте выпьем за то, чтобы мы этой возможностью сумели хорошо распорядиться! — произнеся эти слова, Винстон осушил кубок и уселся на свое место.

— Хорошее пожелание, — улыбаясь, произнесла подруга Лаурэнэ.

— Спасибо, Кэмия, — с трудом ответил Винстон и закинул в рот обжаренный оливковом масле, смазанный медом и посыпанный маком шарик из белого хлеба. Выпитый разом кубок вина обжег горло, и теперь юноша спешил поскорее заесть гадкий привкус.

— Называй меня просто Кэми, мне так привычнее, — еще раз улыбнулась девушка.

Винстон ответил ей вежливым кивком и повернулся к Нойлю и Гиллиану, которые заспорили о политике, и юноша с интересом стал прислушиваться их разговору, ведь речь шла о его родной Гирской империи, а точнее, о ее императрице.

— Нет, я не спорю. Ты совершенно прав, что именно Элиссия вертит своим мужем, и определяет все, что творится у вас в стране! Об этом здесь у нас открыто говорят, — Нойль увлеченно вещал, размахивая руками и успевая периодически отхлебывать из кубка.

— Ну, так почему ты только что сказал, что не согласен с тем, что она плохая императрица? — мрачно спросил Гиллиан.

— А потому, что я не считаю то, что творится в вашей стране, неправильным курсом! — радостно провозгласил Нойль.

— А может, нам, жителям империи, виднее, чем тебе из своего Воздушного королевства? — Гиллиан не разделял восторга собеседника, обсуждаемая тема явно задела его за живое.

— Ты не прав, как раз со стороны виднее! Вот назови хотя бы пару ошибок императорской четы.

— Пару, говоришь? Да считай все их действия! Например, планы строительства новой столицы, безумные траты на всевозможные развлечения, как следствие всего этого — резко поднятые налоги, которые душат население! — Гиллиан все больше распалялся. — А чего стоит ее внешняя политика? Мы так скоро ввяжемся в несколько крупных войн!

— Ну ладно, давай возьмем перенос столицы на новое место. По мне так очень правильная мера. В новую столицу можно взять только тех, кто там действительно нужен. Если ее построить как надо, то она станет одним из красивейших городов, символом процветания империи, — Нойль торжествующее посмотрел на собеседника, которому, как ему казалось, он только что объяснил очевидное.

— Да какой символ процветания?! — Гиллиан схватился за голову. — Да нет никакого процветания, простые люди стонут под непомерными налогами, лучшую часть дворянства уничтожили или она пребывает в опале, армия разлагается! А новая столица так и останется на бумаге! Да и не сравниться ей по величию и красоте с Гиром!

— Ладно тебе, мелочи это все. Зато как лихо императрица и ее супруг с заговором трех герцогов расправилась! — мечтательно закатил глаза Нойль. — Повязали всех как курей, и пискнуть не успели!

— А ты уверен, что он вообще был, этот заговор? — потемнел лицом Гиллиан.

— А то как же? У нас говорили, что взятые живыми дворяне прилюдно и сознались! — удивился Нойль.

— Ага. Сознались. На плахе и после нескольких дней в пыточных застенках, — стиснул зубы Гиллиан.

— Да нет, я лично купца слыхал, который в столице был тогда. Солидный дядька, напрасно говорить не будет. Так он клялся, что они все целыми были, только вот двигались как-то странно — дергано, но это поди от пут, а не пыток.

— Темное дело с этим заговором, — упрямо нагнул голову Гиллин. — Ты только по слухам и судишь, а там многие хорошие люди голов лишились.

— Зато, пока суд да дело, и над чернокнижниками расправу учинили! — не сдавался Нойль.

— Это ты про кого? — опешил будущий маг.

— Так про графа этого ульдского, да его сынка, — победно улыбнулся Нойль.

— Хватит бабские сказки пересказывать! Ни граф, ни его сын чернокнижниками не были! — Гиллиан стукнул пудовым кулаком по столу. — Обычные дворяне, хоть и не люди, но честно служившие империи. Я с Ирси лично знаком, отличный веселый и добродушный парень, даром что ульд. Потенциал мага в нем был, вот и пошли всякие глупые слухи.

— Ладно-ладно, успокойся, — Нойль явно удивился и даже слегка испугался столь бурной реакции на свои слова. Я же не знал, что ты с аристократами знался, тем более такими. — Давай вон Винса спросим, он ведь тоже твой земляк.

Винстон, услышав, что обращаются к нему, немного растерялся. Обмакнув кусок жареной телятины в соленый рыбный соус, он задумался.

— Ну, я, честно говоря, не особо много об этом знаю. У нас в городе за крамольные разговоры о действиях императора можно было сильно пострадать. Я и о том, что сейчас именно императрица принимает наиболее важные решения, услышал впервые только что. Но точно скажу, что не все у нас ладно. Вот, например, Чистых взять. Совсем ублюдки распоясались, и нет им укорота! — последние слова Винстон произнес с плохо скрываемой ненавистью.

— Ладно, давайте выпьем за Гирскую империю, пусть всегда будет незыблема и плодородна ее земля! — Гиллиан решил прекратить спор, и остальные тоже предпочли оставить неудобную тему, поэтому, осушив кубки, переключились на обсуждение предстоящего обучения.

Дошла очередь говорить и до Лаурэнэ. Явно наслаждаясь вниманием к своей персоне, она слегка облизнула пухленькие губки и обворожительным голоском проворковала:

— Вы знаете, то, что выбрали именно нас, не просто так. Значит, мы особенные, лучше других. Неудачники, которых отсеяли, будут утешать себя мыслью, что могут стать клириками. Но клирики — это просто исполнители, а мы маги, творцы, наше искусство — полет мысли, а не следование канонам! Так давайте выпьем за нас, лучших из лучших! — выпалив последние слова, Лаурэнэ сделала большой глоток вина и, грациозно присев, элегантно промокнула губы льняной тряпочкой.

Будущие маги ее речь встретили дружным ревом одобрения и с удовольствием осушили кубки. Но помимо них в зале были и другие, кто внимательно выслушал эти слова. Еще до прихода новоиспеченных студиозов за угловым столиком устроилась мрачная компания из семи парней. В них без труда можно было узнать тех, кому во время испытания не удалось доказать свою способность управлять силой. По-видимому, они решили вместе залить горе и обсудить возможность податься в клирики. К моменту, когда здравницу произносила Лаурэнэ, парни уже изрядно захмелели и ее слова им пришлись не по вкусу.

— Неудачники, говоришь? — с угрозой произнес здоровенный детина, неспешно поднимаясь из-за стола. — Так, может, это вы неудачники?! Вы тут через слово себя магами называете, уже позабыли основы веры?! Так, может, всякий адепт забывает про честь и совесть и начинает плевать на Великие Силы? Скаренные твари вы, а не лучшие!

— Да как ты смеешь оскорблять НАС, ублюдок чокнутой распутной девки! — также изрядно захмелевший, Нойль за словом в карман не полез и тут же едва успел увернуться от просвистевшей у него над головой глиняной кружки. Здоровяк, которого он оскорбил, не оценил фантазии студиоза и, когда его импровизированный метательный снаряд не нашел цели, с ревом бросился врукопашную с явным намерением превратить лицо обидчика в кровавое месиво. За ним немедленно последовали и остальные сидевшие за угловым столом.

К несчастью, ближе всех к нападавшим сидел именно Винстон. Он попытался резко вскочить, но подвела увечная нога. Едва юноша успел подняться с лавки, как на него налетел зачинщик драки. Стремясь поскорее добраться до посмевшего его оскорбить, здоровяк просто отшвырнул попавшегося на пути студиоза, не отличавшегося богатырским телосложением. Уже оказавшись на полу Винстон с грустью увидел, как со стола на него падает бронзовая тарелка с им же недоеденными солеными грибочками…

Нойль, между тем, вовсе не горел желанием сойтись накоротке с обладателем столь внушительных габаритов и резво отскочил за спины остальных будущих магов, успев при этом выкрикнуть еще что-то оскорбительное. На пути нападавшего оказался Гиллиан, не уступавший ему телосложением. Однако он повел себя так, будто вовсе не имел никакого опыта подобных драк и зачем-то бестолково выставил вперед руки, чем и воспользовался противник, ловко заехав ему в ухо, но тут же сам пропустил умелый удар в подбородок от Димидия.

С этим студиозом Винстон толком познакомился только здесь, за столом. Димидий был старше всех в группе, по его словам, ему уже исполнилось двадцать пять, что для сумевшего поступить в любой стихийный университет было редкостью, ведь ни для кого не было секретом, что если человека не обучить обращаться к силе, то постепенно этот талант исчезнет вовсе. Способные стать адептами даже в двадцать пять лет уже были редкостью, а после тридцати таких не попадалось и вовсе. Сам Димидий родом был из Айрита, Воздушного королевства. За свою жизнь он участвовал в большем количестве трактирных потасовок, чем все остальные парни группы вместе взятые, поэтому в начавшейся драке чувствовал себя как рыба в воде.

Первый из нападавших еще не успел упасть, а Димидий уже схватился со следующим из непринятых в университет. Один из них замахнулся было на него кувшином, но тут же уронил его, получив удар коленом в живот от Ингвара. На норда хотел кинуться другой нападавший, но Винстон, не вставая, подкатился ему под ноги и, опрокинул на пол. Забравшись сверху, юноша начал ожесточенно лупить кулаками слегка оглушенного противника, радуясь, что тут-то его хромата никак не могла помешать.

Еще один из тех, кому на испытании не повезло, ухватил тяжелый табурет и ринулся на Димидия, но в этот момент поднялся крайне разозленный Гиллиан. На этот раз он уже не мешкал и не мудрствуя лукаво тараном врезался в противника, используя свое преимущество в весе и силе, после чего схватился с еще одним несостоявшимся студиозом.

Нойль в завязавшейся потасовке предпочел в гущу событий не лезть, зато всласть попинал опрокинутого Димидием первого нападавшего, со словесной перепалки с которым и началась драка. При этом он еще успевал изощряться в оскорблениях в адрес поверженного здоровяка и даже, улучив момент, подхватил с едва не опрокинутого стола кувшин с вином и, несколько раз из него отхлебнув, метнул его в другого противника. К расстройству юноши, импровизированный метательный снаряд цели не достиг. Зато по чистой случайности не задел он и никого из прочих посетителей заведения, иначе в драку включились бы новые зело злые действующие лица.

Шестой парень в их группе, которого звали Нил, также бывший родом из Воздушного королевства, драться не умел вовсе. Его неуклюжие и слабые удары особой пользы не принесли, зато сам он быстро схлопотал ногой в живот и свернулся калачиком на полу, потеряв к происходящему всякий интерес.

Часть девчонок из группы азартными криками поддерживала своих, остальные просто перепугано визжали. Прочие посетители заведения за потасовкой наблюдали с интересом, но предпочитали не вмешиваться. Винстон, поднявшись с пола, с ходу оценил обстановку и поспешил на помощь Ингвару, на которого насели сразу двое нападавших. Но добраться до них ему было не суждено.

Один из посетителей, ничем особо не примечательный парень до этого спокойно сидевший в углу, внезапно поднялся и, недовольно скривившись, взмахнул рукой. Сильный порыв ветра разом раскидал дерущихся, ощутимо приложив их о мебель и стены. Затем адепт Воздуха (что это именно он, всем стало очевидно сразу) неспешно оглядел потрепанную молодежь и с осуждением произнес:

— Эх, птенцы желторотые! Великими адептами себя уже мнят, а на деле от безмозглых деревенских увальней мало отличаетесь! А вы, непоступившие, и вовсе решили выместить свою обиду на тех, кому больше повезло! Хороши и те, и другие! Еще скажите спасибо, что я адепт Воздуха, а то видел я как-то, как драку разнимал служитель Огня. Вы бы это о-о-очень надолго запомнили, — маг улыбнулся своим воспоминаниям и, кинув на стол серебряную монету, направился к выходу, оставив ошарашенную молодежь подниматься с пола и со стонами ощупывать себя.

Компания парней, которых не приняли в Конд'аэр, сразу расплатилась, в том числе и за некоторый беспорядок, возникший в ходе потасовки, и мрачно удалилась, а новоиспеченные студиозы вновь расположилась за спешно вытертыми и вновь накрытыми служанками столами и принялись азартно делиться впечатлениями от драки. Больше всех, естественно, хвалился своими успехами наименее пострадавший Нойль. Посетитель, зашедший в таверну уже после окончания потасовки, послушав его рассказы, наверняка бы решил, что здесь имела место эпическая битва, в который сей скромный юноша играючи раскидал всех нападавших, и лишь вмешательство невоспитанного адепта не дало ему быстро закончить схватку, повергнув оставшихся противников…

* * *

— Не спи, а то будешь нам своим храпом мешать наслаждаться красноречием наставницы, — прошептав это, Гиллиан сам зевнул и крепко заехал Винсу локтем по ребрам. Тот разом встрепенулся, скривившись от боли в изрядно пострадавшем ночью боку, и в который уже раз протер глаза. Больше всего ему сейчас хотелось забиться куда-нибудь и выспаться. Вчера после драки, продолжая отмечать поступление, он разумно не сильно налегал на выпивку, поэтому, кроме жажды, никаких последствий похмелья не наблюдалось. Но вот закончилась пирушка уже ближе к утру, и теперь Винстон засыпал прямо на занятии по общей теории энергоформ, а вдобавок ко всем несчастьям нещадно болели отбитые плечо и бок, которыми он крепко приложился о стену таверны после вмешательства адепта.

Предмет, к слову, сам по себе был довольно интересным и полезным. Но вот тихий невыразительный голос наставницы действовал на юношу не хуже сонного зелья. Средних лет невзрачная женщина, казалось, абсолютно не заботилась, слушает ли ее кто-то. Но пронырливый Ингвар уже успел пообщаться со студиозами старших курсов и обрадовал их группу рассказом о жуткой сложности сдачи экзаменов у этой с виду безобидной наставницы. Так что приходилось, превозмогая сон, вслушиваться в монотонное бубнение лекторши и даже пытаться делать какие-то записи.

С превеликим трудом Винстон уловил главное — типологию энергоформ. Видов их, как выяснилось, было превеликое множество, но еще больше существовало классификаций по различным основаниям. Винстон, как и большинство студиозов, сумел запомнить с ходу только две.

Самым простым было деление энергоформ по времени их действия на разовые и стабильные, которые в свою очередь бывали длительными и постоянными. Вторая классификация была, пожалуй, не только самой интересной, но и основной. По сути это было деление энергоформ по способам работы с магической силой. Среди основных из них перечислены были: плетения, заклинания, руны, колдовские жесты и ритуалы, знаки, направляющие артефакты, чистые выбросы сырой силы, ментальные удары и посылы, энергетические щупы и ауры… На каждом виде энергоформ на будущих лекциях наставник обещала остановиться подробно.

В перерыве Винстон успел ополоснуть лицо холодной водой и хоть немного прогнал сон. Если бы следующий предмет тоже был теоретическим, он, наверное, не выдержал бы и отправился в свою комнату, но сейчас им предстояло первое практическое занятие по базовым разовым плетениям.

Кабинет, в котором им предстояло заниматься, был довольно необычен. Большую часть просторной овальной комнаты занимало пустое пространство, отгороженное невысоким заборчиком из потемневших от времени деревянных колышков, изрезанных рунами и отстоящих друг от друга на метр. Состояло оно из трех отдельных секций, между которыми также пролегла эта странная ограда. Винстон заметил, что колышки окутаны святящейся дымкой, и решил, что на них наложено какое-то плетение, скорей всего, защитное. В другой части комнаты ровными рядами стояло десятка три стульев. Место Винстону Гиллиан уже занял, естественно, в последнем ряду, и юноша с наслаждением откинулся на обитую кожей спинку стула, подумав, что как бы комфорт не сыграл с ним злую шутку и его опять не потянуло в сон.

Наставником оказалась женщина на вид средних лет, ничем не примечательная, если не считать выражения глаз, в которых до сих пор горел юношеский задор и любопытство. Никакого подобия кафедры в кабинете предусмотрено не было, и она просто остановилась перед сидящими студиозами и начала занятие.

— Здравствуйте, можете называть меня скайрэ Тимия. Не знаю, кто составлял расписание, но, к сожалению, первое наше с вами занятие поставили именно практическое, хотя куда логичнее было бы начать с теории. Тут уже ничего не поделаешь. Но сначала я все равно немного коснусь теории, правда, постараюсь слишком сильно вас не утомлять. Как вы уже знаете, разовых энергоформ существует много. Большинство стихийных магов других стран делают упор на заклинания и в некоторой степени жесты и знаки. Но все истинные повелители стихий признают только один вид — плетения. Эта энергоформа наиболее сложна, но вместе с тем и наиболее эффективна, если речь идет о необходимости сотворить что-то без долгой предварительной подготовки. Отработанное плетение всегда быстрее аналогичного заклинания и даже отнимает меньше энергии, — скайрэ Тимия сделала паузу, давая студиозам осознать услышанное, и обвела их взглядом, словно пыталась прочитать на их лицах что-то. Ее взгляд задержался на подружке Лаурэне Кэмии.

— Вижу, что вы хотите что-то спросить?

— Да, — немного смущаясь, тихо произнесла девушка. — Если плетения настолько превосходят другие энергоформы, то почему иностранные маги до сих пор ими не пользуются?

— Очень хороший вопрос! — на лице скайрэ Тимии расцвела улыбка. — Только немного вас поправлю. Во-первых, плетения настолько эффективны только когда нет времени для предварительной подготовки, если же есть возможность неспешно плести заклинания или творить ритуалы, то преимущество плетений перед ними не так уж и существенно. Ну, и, во-вторых, ими не пользуются не все, а лишь большинство иностранных магов. Все дело в том, что процесс обучения плетениям очень труден. Поэтому только наиболее сильные и опытные из магов ими владеют в достаточной мере. В наших университетах стихий стран союза Великих Сил обучение владению плетениями на порядок проще, благодаря использованию особых артефактов, замурованных еще во времена старой империи в основаниях этих зданий. Как вы уже знаете, плетение — это энергоформа, позволяющая направить силу стихий при помощи создаваемого усилием воли и разума узора из силовых линий. Нарисовать на бумаге можно только жалкое подобие трехмерного и постоянно меняющегося плетения. К счастью, еще во времена старой империи было изготовлено несколько артефактов, позволяющих создавать видимые иллюзии, повторяющие плетение, творимое адептом. К сожалению, даже они не способны дать полное представление о движении потоков энергий внутри силовых линий сложных плетений. В этом и заключается главная трудность их освоения. Но повторюсь, без этих артефактов обучение было бы в разы более сложным.

— Н-да, чую, эта наша наставница своей предмет просто обожает, вон с каким удовольствием говорит, — зевая, прошептал Гиллиан, и Винстон мысленно с ним согласился, подумав, что такой любящий работу наставник куда предпочтительнее, чем те, у которых на лекциях засыпаешь. Ему не терпелось увидеть иллюзию плетения и сравнить с тем, что он видит сам, без всяких артефактов, благодаря своим способностям. К счастью, скайрэ Тимия не стала тянуть. Ей и самой не терпелось продемонстрировать ученикам, как выглядит иллюзия, почти полностью повторяющая плетение.

Когда в середине комнаты повис фиолетовый узор, состоящий из постоянно переплетающихся линий, студиозы удивленно ахнули. Но Винстону хватило одного быстрого взгляда на это жалкое подобие. Он разглядывал плетение, зависшее над наставницей. Он видел, что силовые линии неоднородны, ручейки энергий в них бежали в разных направлениях, что и заставляло их постоянно изгибаться. Плетение казалось живым и постоянно изменялось. Более того, энергии в силовых линиях друг от друга сильно отличались, для Винстона это выглядело как разные оттенки насыщенности света. Ни на секунду не прекращался их бег по дорожкам, проложенным волей мага. Различные потоки энергий периодически смешивались в силовых линях, порождая новые. Зрелище было действительно завораживающим, Винстон, погрузившись в созерцание великолепного плетения, даже не сразу понял, что наставница что-то рассказывает.

— Как вы видите, иллюзия очень сложна. Но я вас уверяю, само плетение куда более сложно. Силовые линии неоднородны, и мы непосредственно не воздействуем на них, заставляя сплетать необходимый узор. Для этого магу необходимо управлять составляющими эти линии потоками энергии разной насыщенности. Именно тонко оперируя ими, мы и создаем плетение. Данное плетение является очень сложным, обучение же мы начнем с простейших, включающих всего два энергетических потока — насыщенный и разряженный. Подобные плетения, а также трех- и четырехпоточные и называются базовыми…

На обеденный перерыв все студиозы дружно отправились в столовую. Трехразовое питание в университете как для обучающихся, так и для наставников было бесплатным. Винстон же, заметив мелькнувшую фигуру их куратора, предпочел отложить обед и, пообещав друзьям присоединиться к ним позже, устремился за скайрэ Велисой. Заметив краем глаза спешащего за ней студиоза, она остановилась и дождалась юношу.

— Ты что-то хочешь узнать? Кстати, как тебя зовут?

— Меня зовут Винстон, скайрэ Велиса. Я хотел с вами поговорить. Сегодня на общей теории видов магии нам рассказывали про создание артефактов. Видите ли, я, наверное, тоже смогу их делать. Я вижу плетения.

— Ты уже научился самостоятельно творить плетения? — в голосе куратора явственно слышалось недоверие.

— Нет. Но на испытании я видел…

— Не смей обманывать! На испытании вы все пользовались не своей силой, и ее ты видеть не мог! А сам ты только что сказал, что плетения ты еще не научился творить, а значит, нет у тебя никаких способностей артефактора! — скайрэ Велиса не на шутку разозлилась. Винстон понял, что разговор пошел совсем не так, как ему хотелось, и необходимо срочно объяснить все подробно.

— Подождите! Я же не говорю, что вижу свои плетения, я их действительно еще не умею творить! Но чужие-то я могу видеть! И сырую силу на испытании тоже! — юноша выпалил все это торопливо, боясь, что его опять прервут.

— Ты что, видишь плетения других адептов? — недоверие в голосе наставницы уступило место изумлению.

— Да! Я действительно их вижу! Они так красивы, — последние слова вырвались у Винстона сами собой. Но именно они разрушили стену недоверия, и скайрэ Велиса посмотрела на него уже с новым интересом.

— Ну, если ты не врешь, то думаю, с тобой захочет поговорить сам ректор. И избавься от дурацкой привычки открывать рот от изумления. Пойдем.

Подъем к вершине замка дался Винстону как всегда непросто. Но сейчас он совершенно не думал об усталости: волновался перед предстоящей аудиенцией у ректора. В голове беспорядочно роились мысли.

Неужели куратор на самом деле считает, что я настолько важен, чтобы отнимать время у самого скайрэ Гал'аэра? Может, я все-таки действительно уникален? Стоп, а вдруг мне по какой-то причине нельзя обучаться, и меня отчислят?! Да нет, глупости…

Как Винстон ни гнал последнюю мысль, она на удивление прочно засела в голове, и он все больше стал опасаться предстоящего разговора, хотя умом и понимал, что его страхи глупы.

Когда скайрэ Велиса, оставив его в приемной, зашла в кабинет к ректору, Винстон уже не знал, куда деваться от волнения. Он пытался успокоиться, мысленно раз за разом твердя, что накручивать себя глупо, но вместо этого переживал все сильнее. Слишком много для него значила мечта повелевать силой, и даже малейший шанс лишиться такой возможности приводил его в ужас. Он уже жалел, что вообще рассказал о том, что видит плетения.

Скайрэ Велиса пробыла у ректора лишь пару минут, но Винстону они показались вечностью. Когда наконец покрытые резьбой створки приоткрылись и наставница сделала приглашающий жест, юноша испытал облегчение. Что бы ему сейчас ни предстояло, он хотел побыстрее узнать об этом: неизвестность и пустые гадания высасывали из него силы и мужество.

Кабинет ректора производил впечатление. Пол покрывали плиты из лазурита[12] и смоляно-черного обсидиана, вдоль стен тянулись стеллажи, где теснились внушительные фолианты и самые неожиданные предметы, окутанные легкой дымкой свечения, большую часть комнаты занимал массивный стол из красного дерева, за которым без проблем могла разместиться дюжина человек. Света хватало — одна из стен представляла собой витраж из очень тонкого и прозрачного стекла. Воздух в кабинете был необычайно свеж, словно после грозы.

Ректор поприветствовал студиоза величественным кивком и жестом указал ему садиться. Скайрэ Велиса, вежливо поклонившись, вышла. Только опустившись на массивный, обитый кожей стул, Винстон сообразил, что сам даже не поприветствовал руководителя университета. Густо покраснев, он попытался вновь вскочить на ноги, чтобы выразить свое почтение ректору, но скайрэ Гал'аэр лишь недовольно поморщился и, угадав мысли юноши, произнес слегка насмешливым тоном:

— Оставьте, я не сторонник постоянного соблюдения этикета. Вижу, вы волнуетесь, и не буду томить. Скайрэ Велиса поведала мне, будто вы полагаете, что способны видеть чужие плетения, — дождавшись робкого кивка, он продолжил: — Что же, это прекрасно. Будьте добры, опишите мне, как выглядит плетение, которое я сейчас сотворил.

Винстон удивленно покрутил головой. Как он ни всматривался, различить хоть какой-то проблеск силы не получалось. В душе нарастала паника. Это же надо так опозориться, да еще и перед самим ректором! Он опустил голову и дрогнувшим голосом с трудом выдавил из себя:

— Извините, но я не могу ничего разглядеть. Но я честно раньше видел, я не вру!

— Не переживайте, я пока еще и не создавал плетений. Лучше вот это опишите, — скайрэ Гал'аэр с улыбкой прервал оправдывающегося студиоза.

Винстон с радостным трепетом увидел, как над ректором мгновенно соткался удивительно красивый и изящный ажурный узор, составленный из множества тончайших силовых линий, внутри которых он различал десятки отдельных ручейков энергий. Юноша поспешно начал описывать увиденное, но получалось плохо: словами это передать было трудно. Но даже такие сбивчивые объяснения вполне устроили великого мага, и он с довольной улыбкой откинулся на кресле.

— Юноша, могу вас поздравить. Вы действительно можете видеть плетения. Но вы не совсем верно поняли наставника, рассказывавшего вам про создание артефактов. Те люди, о которых он вам поведал, могут видеть только свои плетения, ваши же способности куда шире. Нет, вы вполне можете стать и неплохим артефактором, но я бы не советовал. Способность видеть не только свои, но и чужие плетения куда более редка. Это так называемое полное истинное зрение.

Винстон, уже успевший полностью успокоиться, после этих слов в душе возликовал. Еще бы — ведь он все-таки уникален! Но радость была преждевременной. По-видимому, не суждено ему было, подобно героям сказок, быть единственным и неповторимым. Уже следующие слова ректора разрушили радужные мечты:

— Конечно, это тоже не уникальный дар. Такие маги встречались и раньше, есть они и среди ныне живущих. Например, у меня эта способность тоже имеется. Для того, чтобы достичь полного истинного зрения мне понадобилось полвека упорного труда. Но не думайте, что оно сделает вас сразу могучим повелителем Воздуха. Нет. Это не более чем неплохие начальные предпосылки для дальнейшего развития. Вам будет куда легче усваивать плетения и большинство других энергоформ. Но для того, чтобы использовать свой потенциал по-настоящему, необходимо упорно учиться, куда больше чем обычным студиозам, — ректор окинул юношу внимательным взглядом, словно пытаясь угадать, достаточно ли тот умен и трудолюбив, чтобы в полной мере воспользоваться своими выдающимися способностями.

Винстон почтительно кивал, пытаясь показать, что всецело согласен с ректором и в полной мере проникся его мудростью. Но на самом деле все эти рассуждения проносились мимо его сознания. Как и любой сверстник, он не обращал ни малейшего внимания на нравоучения. А вот возможность стать могучим магом всерьез увлекла юношу. В своих мечтах он уже гордо парил в небесах, забыв про покалеченную ногу и насмешливые взгляды.

Скайрэ Гал'аэр на своем веку повидал немало не менее одаренных и многообещающих студиозов. Но большинство из них не достигали высот в постижении магической науки. Кто-то предпочитал многочасовым бдениям над пыльными фолиантами простые студенческие радости вроде хорошей выпивки и девушек. Кто-то жаждал приключений и вечно попадал во всевозможные истории, а на учебу просто не хватало времени. Кто-то и вовсе был ленив и искренне убежден, что сила и умения придут к нему сами, без всякого труда, подобно героям сказок.

Великому магу очень хотелось верить, что сейчас перед ним сидит юноша, у которого есть не только великолепные способности, но и желание и умение трудиться и совершенствоваться. И, главное, он надеялся, что этот студиоз сможет действительно полюбить магию, понять, что нет в мире ничего более сладостного, чем процесс постижения нового, прочувствовать непередаваемое удовлетворение от сотворения пусть даже самого слабого, но собственного плетения или заклинания. Только те, кто в магии видит не только науку, но и искусство, кто любит ее всей душой, кто отдается ей полностью, без остатка, способны стать Великими.

В противном случае, из этого юноши неизбежно вырастет очередной одаренный болван, гордящийся своей уникальностью и ждущий, что все блага мира сами упадут к его стопам. Видя волнение студиоза, ректор не стал больше затягивать паузу и продолжил:

— Курсе на втором-третьем, если вы проявите должное усердие в постижении магических наук, я вам предложу факультативно позаниматься несколькими предметами, которые поспособствуют огранке ваших талантов. А пока все в ваших руках. Никто не способен заставить человека к чему-то стремиться. Но я помню ваше испытание, помню ваши глаза, наполненные упорством и желанием покорить силу, — глаза человека, у которого есть цель. Поэтому я верю, что вы способны заставить себя совершенствоваться, презрев лень и зачастую отказываясь от многих радостей студенческой жизни.

Винстон, не зная, какой от него ждут реакции, лишь несмело кивнул. А ректор, окинув его задумчивым взглядом, добавил:

— Что же, не буду больше вас задерживать. Желаю вам успехов в обучении. Поспешите, а то придется вам сегодня остаться без обеда, а это как раз не та радость студенческой жизни, от которой стоит отказываться, — произнеся это, скайрэ Гал'аэр подмигнул опешившему юноше и перевел взгляд на лежащие на столе бумаги, давая понять, что аудиенция окончена.

Глава 7

Торстен подвигал головой, проверяя, не слишком ли сильно затянул ремешки шлема. Немного жало, а потрескавшаяся от времени кожа натирала, но в целом было терпимо, и норд решил оставить так. Шлем на нем был типичный для смешанной пехоты. От старого легионерского образца он отличался и был ближе к кавалерийскому, имея еще более широкие нащечники, которые полностью сходились на подбородке и прикрывали лицо от ушей до носа, а также стрелку, защищающую нос. Впрочем, такой тип в последние годы все чаще использовался и в легионерских частях. Внутри имелся вшивной подшлемник, хоть изрядно грязный и вытертый, но еще способный смягчать удары. В целом защиту этот шлем обеспечивал неплохую, при этом почти не ограничивая обзор и не закрывая уши, а значит, не мешая бойцу слышать.

Стоило Торстену встать с колоды, на которой имел обыкновение отдыхать их октат, наблюдая за мучениями рекрутов, как к нему подошел Кель, неся щит и тренировочный меч. Он широко улыбался, предвкушая славную драку, в которой он был уверен в победе друга. Молодой норд, натянув толстые стеганые рукавицы (на правой было нашито несколько железных пластин), вдел руку в петли щита, взял тренировочный меч и направился к ристалищу. Губы невольно растягивались в кровожадной ухмылке: ярость кипела в крови, и хотелось немедленно ринуться в бой.

Уже минуло больше девяти месяцев с тех пор, как Торстен переступил порог тренировочного лагеря. С того дня, когда он впервые убил человека и неожиданно обрел друга, особых изменений в его жизни не произошло. После расправы над рекрутами весь лагерь был на ушах, и юноша несколько раз замечал на себе подозрительные взгляды октата. Но никаких следов, позволивших бы доказать их причастность, друзья не оставили. Да и куда выгоднее было октату списать произошедшее на разбойное нападение или конфликт с местными. Стань известно, что он допустил ситуацию в тавте до смертоубийства, — о дальнейшей карьере можно было забыть. В лучшем случае октата просто бы с позором выгнали без права на ветеранскую пенсию. Поэтому дальше подозрительных взглядов дело не заходило.

С Келем за это время Торстен успел крепко сдружиться. После гибели самых отмороженных из рекрутов их барака больше никто не рисковал задевать бешеных в драке товарищей, а после ухода закончивших обучение в строевые части они и вовсе стали непререкаемыми авторитетами. Когда к ним подселили новобранцев, друзья быстро навели порядок, раз и навсегда показав, кто тут хозяин. Как-то незаметно вокруг них сплотилось небольшая группа самых уверенных в себе и задиристых рекрутов. Впрочем, до серьезных издевательств над новичками Торстен дело не доводил, ограничиваясь лишь традиционным взваливанием всей черновой работы в бараке на их еще не обросшие мускулами и не обгоревшие под ярким солнцем плечи.

Из всего тавта норд был самым сильным бойцом в одиночных схватках, превосходя даже предпочитающего в основном метательное оружие Келя. Поэтому когда пришла пора традиционных поединков, октат Ливий даже не стал проводить отбор в отряде, сразу выставив его.

Раз в полгода во всем лагере устраивались различные бои и соревнования для стрелков и метателей, в которых выявлялись наиболее преуспевшие в постижении науки убивать. Это служило прекрасным средством разнообразить монотонные тренировочные будни и хорошим стимулом для рекрутов. Допускались к участию в них те бойцы, которые тренировались в лагере уже минимум полгода. За победу наградой служило полугодовое жалование, несколько вольных дней в городе и специальный наградной знак, который считали незазорным носить наравне с боевыми наградами даже опытные легионеры.

Естественно, пехота смешанная, тяжелая и старого образца соревновалась отдельно. Рекрутов, служащих в мешанине, ждали три дисциплины. Первые две — стрельба из лука и арбалета. Ну, а третьей, самой престижной, естественно, считались одиночные поединки. Если в них драться от тавта доверили Торстену, то испытать свою меткость предстояло Келю.

Правила одиночных боев были просты. Поединок длился порядка семи минут. Если до его конца победитель не выявлялся, то он определялся по количеству удачных ударов и общему впечатлению об эффективности манеры ведения боя. Естественно, в роли судей выступали мастера, тренирующие рекрутов. Других правил не было, разве что запрещалось намеренно калечить противника и добивать лежачего, если он не предпринимает попыток встать. В случае если на земле оказывались оба бойца, бой останавливался и им давали подняться.

Сначала бойцы из четырех тавтов должны были между собой выявить лучшего, которому потом предстояло сойтись в схватке с такими же, как он, из других сотен. Несмотря на название, учебная полутысяча могла состоять из куда большего числа рекрутов. Так, сейчас в нее входило целых восемь сотен бойцов, и Торстен всерьез рассчитывал стать среди них лучшим, получив вожделенную награду и, главное, доказав себе, что он действительно чего-то стоит.

Первый бой обещал быть для норда самым легким. Как метко заметил Кель, третий тавт представлял собой сборище неудачников, где действительно умелых бойцов просто не было. Он успел как следует разведать о сильных сторонах всех противников и даже посмотрел несколько их схваток. Благодаря своему пронырливому другу, Торстен теперь имел проработанный план боя и не сомневался в том, что в своей сотне займет первое место без особых проблем. Надо сказать, что и удача к нему была благосклонна: волею жребия в первом бою ему достался, как он был уверен, самый слабый из четырех представителей своих тавтов.

Выйдя на ристалище, Торстен едва удержался, чтобы не зарычать от переполнявшего восторга. Всегда получавший удовольствие от хорошей схватки, он сейчас был опьянен предвкушением победы. А вот противник явно чувствовал себя куда менее комфортно. Наверняка в других отрядах в преддверии поединков тоже присматривались к наиболее сильным бойцам, и поэтому представитель третьего тавта уже знал, что волей судьбы ему сразу достался считавшийся самым опасным бойцом во всей сотне. Да и после кровавой расправы над рекрутами, которые, как всем было прекрасно известно, не раз избивали Торстена, слухи о нем ходили довольно пугающие. Поэтому противник Норда, судя по всему, больше переживал не о том, что проиграет бой, а о своем здоровье.

Кель, заметив в глазах рекрута страх, презрительно засмеялся. Торстен тоже растянул губы в кровожадной ухмылке. Тот, кто боится противника и не в состоянии обуздать свой страх, в схватке обречен. А ведь особых поводов для такой откровенной трусости не было. К набивным доспехам и стеганой защите ног были добавлены высокие поножи, закрывающие голени и колени, а также наручи-лодочки на правую руку и наплечники. Шансы получить действительно серьезное повреждение были не так уж и велики, а к синякам рекрутам было не привыкать.

Как бы то ни было, но затягивать предстоящий поединок Торстен не собирался. Благодаря знанию слабых мест противника и его страху, у него был неплохой шанс победить быстро и красиво.

Импровизированное ристалище обступили рекруты обоих тавтов. Стоило одному из мастеров дать отмашку, начиная бой, как они дружно стали скандировать, поддерживая своих бойцов.

Торстен несколько секунд постоял, наслаждаясь уже откровенным страхом в глазах противника, а потом двинулся к нему. Неспешно приблизившись на необходимую дистанцию, он резко атаковал. Шаг вперед и одновременно сильный удар справа в голову — «плевок». Тренировочный меч встречает на своем пути вовремя поднятый щит. Сразу, продолжая связку и движение, шаг вперед и в сторону, резкое движение корпусом, плечом и рукой, метя мечом тоже в голову, но уже слева, и одновременно с этим резкий удар щит в щит, вкладывая собственный вес. Противник покачнулся и сделал неловкий шаг назад, продолжая защищать верхнюю часть тела и закрыв себе обзор. Торстену только это было и надо. Он не рассчитывал сразу попасть в голову, целью его действий было заблокировать щит противника, не дав ему среагировать на третий удар связки — в неосторожно открытую ногу.

Расчет Торсетна полностью оправдался. Сильнейший удар чуть выше колена, где единственной защитой служили стеганые шоссы[13], оказался очень болезненным. Как и ожидалось, боец третьего тавта резко опустил щит, закрывая ноги, и попытался разорвать дистанцию. Естественно, этого ему Торстен сделать не дал, проведя несколько связок из ударов в голову и в ногу.

Этого оказалось достаточно, чтобы противник со стоном бросил меч, давая понять, что сдается. На секунду Торстен даже посочувствовал шипящему от боли рекруту: несколько сильных ударов в слабо защищенное место в лучшем случае должны были оставить после себя громадный синяк, а возможно, что-то и посерьезней. Но норд быстро отбросил мысли о поверженном противнике, ведь тот, как и он, был бойцом, а значит, боль была частью их пути, без которой не научиться владеть оружием.

Второй бой между бойцами других тавтов завершился еще раньше. Торстену, только что окончившему схватку, полагался отдых, до того как сойтись с ее победителем. Но норд провел бой так стремительно, что даже толком не успел запыхаться. Поэтому он решил начинать схватку сразу. Подошедшему Келю Торстен небрежно обронил, что лишний раз не желает снимать шлем, дабы потом снова не регулировать неудобные ремешки. Но тот лишь усмехнулся, понимая, что истинным мотивом этого решения было желание друга покрасоваться, выиграв в двух боях подряд.

Противник Торстена от него такой прыти не ожидал, и пришлось прождать некоторое время, пока он полностью одоспешится. Юноша это время провел, сидя все на той же колоде и лениво наблюдая за приготовлениями лучшего бойца первого тавта. Кель еще до начала схваток уверенно заявлял, что именно он является самым опасным конкурентом в сотне, и оказался прав.

Телосложение у этого рекрута было довольно внушительное. Ни ростом, ни шириной плеч он не уступал Торстену. Старый шрам, рассекающий бровь, придавал его лицу некоторое мрачноватое очарование. Когда рекрут пришел в тренировочный лагерь, он поведал свою историю только наставникам, а рекруты даже не знали его настоящего имени, довольствуясь прозвищем «Коготь». Это в имперской армии не запрещалось, пришедший сюда имел право начать жизнь с чистого листа, если за ним, конечно, не тянулся шлейф преступлений или долгов.

Юный норд пристально следил за движениями рекрута, пытаясь определить, насколько он хороший боец. Естественно, созерцание того, как тот не спеша надевает шлем, ничего не дало, и приходилось надеться, что Кель не ошибся, утверждая, что хоть это и очень серьезный противник, но Тору вполне по силам.

В этот раз вокруг площадки толпа собралась куда внушительнее — почитай вся их сотня. Торстен, дождавшись, пока противник встанет напротив, попытался поймать его взгляд. Коготь не стал отводить глаза. Несколько секунд противники сверлили друг друга тяжелым взглядом. Оба были спокойны и уверены в своих силах. Ни тени сомнений не мелькнуло ни в голубых глазах норда, ни в карем взгляде его противника. Эта незримая дуэль прекратилась только тогда, когда мастер дал отмашку, начиная бой.

С первых же секунд схватки Торстен понял, что противник ему достался действительно серьезный. Бойцы раз за разом сходились в ристалище, поддерживаемые азартными криками остальных рекрутов. Удары сыпались один за другим, большинство из них приходилось в щиты, но иногда особо удачная серия или ошибка противника заканчивалась попаданием. Несколько раз оба бойца пытались провести удары ногами в нижний край щита соперника и в этот момент достать мечом открытую голову. Каждое удачное действие встречалось громкими криками…

Торстен не знал, сколько времени уже продолжался бой. Легкие разрывались, глаза ел пот. Норду казалось, что каждый наносимый им удар станет последним и он больше уже не сможет поднять меч, но юноша, превозмогая усталость, раз за разом обрушивал клинок на противника. Движения обоих бойцов все замедлялись. Серии стали короче, а иногда и вовсе уступали место отдельным ударам.

Все чаще рекруты застывали на месте, навалившись друг на друга щитами и стараясь побороть противника. Иногда, когда дистанция между бойцами была очень мала и не позволяла замахнуться, они начинали наносить удары яблоками противовесов тренировочных мечей. Несколько раз противники после такой борьбы вместе оказывались на земле, но мастер сразу прекращал бой и продолжал его лишь после того, как они поднимались на ноги.

Когда Торстену уже стало казаться, что они бьются, раз в пять дольше, чем положено, наставник остановил схватку. Пока судьи совещались, юноша, сняв шлем, с трудом стоял и пытался хоть как-то успокоить сердце, грозящее выпрыгнуть из груди. Очень болела правая кисть — даже стеганая рукавица с несколькими нашитыми пластинами не смогла смягчить один из пришедшихся в уязвимое место ударов. Усталость от схватки отошла на второй план, уступив место волнению за ее результат. Нет, Торстен был уверен, что выиграл бой, но переживал, заметили ли это мастера.

Наконец от группки судей отделился тот самый, что командовал боем, и вышел в центр ристалища. Небрежным жестом прекратив гул обсуждающих упорную схватку рекрутов, он начал объявлять результаты. Но сначала мастер похвалил противников и даже обмолвился, что они уже отдаленно напоминают настоящих императорских воинов, а не мешки с дерьмом, которыми по-прежнему остаются многие из здесь собравшихся. Все это молодой норд пропустил мимо ушей, с нетерпением ожидая главных слов. И вот, наконец, был объявлен победитель. Им стал Торстен, и не на шутку расстроенному Когтю пришлось подойти и поздравить победителя.

Торстен хотел направиться к вожделенной колоде, но не тут-то было. Рекруты, как сговорившись, посчитали своим долгом подойти поздравить победителя и пожелать ему удачи в завтрашних боях. Торстена хлопали по спине, пожимали руку, о чем-то спрашивали и что-то желали, а он только и думал о том, как бы поскорее стянуть с себя пропитанный потом набивной доспех и дать прохладному ветерку добраться до разгоряченного тела…

* * *

На следующее утро Торстен проснулся за несколько минут до сигнала побудки, чего с ним никогда еще не случалось. Обычно из сладкого сна непременно вырывали именно ненавистные удары гонга. Но волнение перед предстоящими схватками давало о себе знать. Торстен всю ночь беспокойно ворочался и проснулся настолько легко, будто и не засыпал вовсе.

По случаю предстоящих сегодня боев тренировки как таковые были отменены, естественно, за исключением утренней пробежки и разминки. Выйдя из барака, норд зябко поежился. Его предки жили в куда более суровых условиях, но он, воспитанный в довольно теплых землях, особой устойчивостью к холоду не отличался. Весна уже вовсю вступала в свои права, но по утрам все равно еще было очень зябко.

Торстен с тоской обвел взглядом лагерь, вернее, ту его часть, которую мог различить в предрассветной мгле за плотным туманом, окутавшим окрестности. Солнце еще не поднялось над горизонтом, но уже, наверное, немного осветило небо… Молочная пелена густого тумана казалась фиолетовой, в ней с трудом угадывались очертания соседних барков.

Почему-то открывшаяся картина крайне удручающе подействовала на Торстена, и у него впервые закралась мысль, что, возможно, он не сможет стать сегодня лучшим бойцом. Юноша поскорее прогнал предательскую малодушность, но червячок сомнений уже успел закрасться и начал подтачивать до сего момента непоколебимую веру в свои силы. Неизвестно, до чего бы додумался Торстен, но как никогда вовремя за его спиной возник Кель и сразу хлопнул его по спине, едва не заставив растянуться на пороге барака.

— Вижу твои мысли! Не трусь, ты у нас вне конкуренции! Раздавишь всех этих выскочек, как гранитная глыба песчаник! — весь вид выходца из трущоб излучал оптимизм и уверенность в победе друга.

— Это как, интересно, можно видеть мысли? — потирая плечо, буркнул Торстен.

— Да очень просто. Когда такой олух, как ты, застывает в дверях, разглядывая столь безрадостно выглядящие окрестности, — к клирику не ходи, наверняка он не туманом любуется, а о чем-то переживает. Повода заподозрить тебя в такой глупости, как влюбленность в какую-нибудь пустоголовую вертихвостку, ты не давал, а значит, ни о чем, кроме предстоящих боев, ты думать не можешь. Можешь не восторгаться моей непревзойденной логикой, я и так знаю, что велик, — не выдержав собственного серьезного тона, Кель жизнерадостно засмеялся.

Торстен, видя, что друг уверен в его победе, встряхнулся, заражаясь от него оптимизмом. Вскоре ему собственная неуверенность тоже начала казаться несусветной глупостью. Ну, а когда появился октат, все рекруты привычно отправились наматывать круги вокруг лагеря, и молодой норд окончательно отбросил малодушные мысли… Вдобавок он очень кстати вспомнил, что вчера они с Келем неплохо подзаработали благодаря ставкам, которые тот делал на Торстена. Норд довольно усмехнулся: сегодня у них будет хороший шанс гораздо значительней увеличить капитал…

Посмотреть на решающие бои желали все без исключения рекруты смешанной пехоты. Поэтому их традиционно проводили на так называемой «арене». Представляла она собой обычную тренировочную площадку. Только вот располагалось это ристалище в довольно глубокой впадине, пологие склоны которой предоставляли собравшимся вполне сносный обзор.

Решающие схватки по воле мастеров имели ряд особенностей. Так, бойцов вооружали не привычными тренировочными мечами, а самыми что ни на есть настоящими стальными, только незаточенными и с закругленными концами. Защита же их дополнительно усиливалась кольчугами и толстыми стегаными воротниками с ожерельями, призванными предохранять от серьезных повреждений шею и плечевой пояс рекрутов.

Торстену выпало право участвовать во втором поединке. На первой схватке норд не присутствовал, предпочтя это время посвятить разминке и настраиванию на предстоящий бой. Но вскоре торжественный рев с трибун возвестил о том, что пришла его пора показать, на что он способен….

Выйдя в центр ристалища, Торстен с некоторой оторопью разглядывал противника. Отличаясь высоким ростом и крепким телосложением, норд не привык чувствовать себя физически слабее. Но сейчас он с удивлением понял, что по всем статьям уступает бойцу из первой сотни. Выглядел противник действительно устрашающе. Ростом за два метра, он казался коренастым благодаря широченным плечам. Конечно, этот здоровяк не был атлетом, чье тело обтягивали исключительно тугие мышцы. Сразу был заметен жирок и уже немаленькое пузо, но это никого не могло ввести в заблуждение. С первого взгляда становилось понятно, что боец чудовищно силен.

Торстен, рассматривая противника, с тоской вспоминал, как мало внимания он уделял отработке приемов против ударов щитом. Даже прекрасно понимая эффективность и опасность таранных наскоков с вложением всего веса, он куда больше оттачивал атаку, а не методы защиты от них. Оставалось надеяться, что тех занятий, когда он волей наставников выступал в роли мишени, которую старались сбить с ног, окажется достаточно.

Пытаться постоянно принимать на щит таранные удары, которыми наверняка будет пользоваться противник, Торстен не собирался. Он понимал, что его единственный шанс — вовремя смещаться в сторону. Но это требовало особой сноровки, ведь движение следовало начинать только в последний момент, иначе ничто не мешало противнику изменить направление удара следом за верткой целью. Кроме того, шанс полностью избежать столкновения был очень мал. Куда важнее было принять удар вскользь и удачно контратаковать. Поэтому двигаться приходилось очень плавно, сохраняя устойчивость, не давая противнику ни малейшего шанса сбить тебя с ног.

Торстен постарался отбросить все посторонние мысли и сосредоточиться на предстоящем поединке. Гул голосов словно отдалился, взгляд намертво прикипел к противнику. В схватке с бойцом с таким преимуществом в весе секундная невнимательность могла дорого обойтись. Стоит оказаться на земле — и подняться тебе уже не удастся.

Как только мастер дал сигнал к началу поединка, боец первой сотни ринулся вперед. В последний момент Торстен шагнул вправо, но либо сделал это недостаточно быстро, либо противник этого от него и ожидал — удар получился хоть и слегка смазанным, но все же очень сильным. Ни о какой контратаке речь не шла, молодой норд с трудом удержался на ногах, отброшенный могучим противником. Не давая передышки, тот атаковал снова. На этот раз он начал с сокрушительного удара мечом, подкрепив его не менее опасным движением щита, метя его кромкой в переносицу норду.

Торстен с трудом сумел закрыться от этих атак и достал противника коротким рубящим чуть ниже колена. К сожалению, благодаря поножам здоровяк не обратил на это никакого внимания, зато сумел прекрасно воспользоваться секунднйо заминкой юноши. Не мудрствуя лукаво, боец первой сотни просто навалился щитом на норда, пытаясь подавить своим весом. Однако этот прием, обычно исправно приносящий быстрые победы, сейчас дал сбой. Хоть и уступая противнику габаритами, Торстен все же был очень силен. Он не упал под напором и сумел вывернуться, тут же проведя быструю серию уколов, ни один из которых, впрочем, цели не достиг.

Взревев, противник бросил тело в новый таранный удар, но в этот раз Торстен оказался куда расторопнее и, уйдя в сторону, удачно достал здоровяка по шлему. Но на этом его успехи и закончились. С проворством, которого трудно было ожидать от человека таких размеров, рекрут первой сотни с разворота нанес рубящий удар кромкой щита. В это движение он вложил и энергию поворота корпуса, и свой громадный вес. Торстен сумел закрыться щитом, но следом уже летел меч, и ему снова пришлось защищаться. Воспользовавшись тем, что противник на секунду потерял подвижность, могучий рекрут вновь бросил тело вперед, рассчитывая сбить норда с ног. Толчок был настолько силен, что Торстен, даже успев заслониться, получил сильный удар кромкой собственного щита в основанье стрелки, защищавшей нос.

Голова взорвалась болью, и только благодаря наработанным многочисленными тренировками рефлексам он сумел разорвать дистанцию, не позволив себя добить и закончить бой. Где-то в отдалении в восторге ревели зрители, а из носа Торстена хлынула кровь. От новой атаки он ушел, просто отбежав от противника. С импровизированных трибун раздался свист, посыпались оскорбления. Лучший боец первой сотни, не собираясь бегать за противником, остановился и презрительно засмеялся…

Несколько раз встряхнув головой, Торстен немного пришел в себя. Дышать было трудно, всю грудь уже залила кровь. Со всех сторон неслись насмешки, а противник застыл на месте, явно полагая, что бой уже выигран. Торстен внезапно поймал его взгляд и оскалил зубы в усмешке. Рано радуешься, тварь, я тоже умею атаковать! — пронеслось у него в голове, и, взревев, норд ринулся на противника.

Тот явно не ожидал такой прыти. Привыкший всегда нападать, используя грубую силу, он был не особо силен в защите. Поэтому здоровяк оказался не готов к такому напору. Торстен обрушил на него серию сразу из десятка ударов и при этом что есть силы бил щитом. В этом бешеном напоре он настолько сократил дистанцию, что неудобно стало работать мечом. Но, не прерывая движения, норд раз за разом обрушивал на лицо противника кулак, затянутый в рукавицу с нашитыми железными пластинами, тяжелое яблоко противовеса и гарду тренировочного меча, чередуя это ударами кромкой щита.

Собравшиеся рекруты дружно взревели в восторге от столь быстрой смены ролей. Но противники были достойны друг друга. Здоровяк из первой сотни быстро оправился от напора противника и отшвырнул норда. На ристалище опять вспыхнула ожесточенная схватка. Бойцы вновь и вновь сходились, взрывая сапогами песок и оглашая окрестности яростными воплями. Торстен пытался использовать свое преимущество в технике и скорости, его противник давил массой…

Несколько раз молодой норд едва не оказывался на земле. Но ему все же удавалось выдерживать натиск противника и не давать ему сбить себя с ног, а иногда и успешно контратаковать. Несколько минут бой был равным, но потом рекрут из первой сотни начал сдавать. С выносливостью у него дело обстояло явно похуже, чем с силой. Он все реже кидался вперед, и у Торстена впервые с начала схватки появилась возможность плести кружева быстрых атак. Норд в ярости проводил связки одну за другой, и не все его удары противнику удавалось заблокировать. Правда, и уставший здоровяк иногда довольно опасно огрызался, а в самом конце боя едва не повернул удачу к себе лицом, удачно встретив таранным ударом щита забывшего об осторожности Торстена.

Когда мастер, исполнявший обязанности судьи, прокричал, что бой закончен, его слова даже не сразу дошли до разгоряченных бойцов. Пока их разводили в разные концы площадки, большинство собравшихся рекрутов уже были уверены, что знают имя победителя. И они не ошиблись. После недолгого совещания, судьи объявили, что выиграл Торстен. Норд поднял руки, приветствуя зрителей, а потом двинулся к своему противнику. Похлопав по спине изнуренного и расстроенного бойца из первого тавта, он искренне его похвалил, прекрасно понимая, что бой мог закончиться и иначе.

Смотреть оставшиеся две схватки Торстен устроился в первом ряду. Ему это место уступили как участнику боев, что было очень кстати — он смог сесть на землю и дать отдых уставшему и избитому телу. Юному норду казалось, что у него болит каждая косточка, каждая мышца, даже те, о существовании которых он никогда не подозревал. С некоторым испугом он подумал, что может не успеть восстановиться к следующему бою, уж очень тяжело ему далась победа. Но овладеть собой сомнениям Торстен не дал и, отбросив малодушные мысли, сосредоточился на схватках своих будущих противников.

Посмотреть было на что. Все четверо бойцов на взгляд норда оказались хороши. Он с искренним наслаждением наблюдал за поединками, мысленно представляя себя на месте противников и пытаясь выявить слабые стороны в их технике и манере боя.

В одной из схваток победу одержал рекрут, ничем не уступающий по физическим данным тому громиле, с которым Торстену уже пришлось схватиться. Пожалуй, этот боец казался даже более грозным за счет меньшего пуза и более широких плеч, да и мечом владел умело. Юноша мысленно взмолился, чтобы ему достался не этот здоровяк: уверенности в том, что он сможет выдержать вторую схватку с таким могучим противником подряд, у него не было.

В последнем бое этого раунда победу одержал боец, не отличающийся таким уж выдающимся сложением, но зато имевший очень хорошую технику. Мысленно Торстен решил, что этот рекрут наиболее предпочтителен для него в следующей схватке, хотя, конечно, он не видел выигравшего первый поединок.

После часового перерыва для восстановления сил бойцов, был вновь кинут жребий. Волею судьбы Торстену в противники достался единственный из рекрутов, чей поединок состоялся еще до его собственного, и который он не видел. Норд пожалел, что пренебрег этой схваткой, и начал пристально разглядывать своего противника, стремясь понять, чем он опасен.

Особого впечатления этот рекрут на первый взгляд не производил. Телосложением он заметно уступал Торстену. Единственное, что настораживало, — этот боец, судя по всему, по возрасту уже приближался к третьему десятку, а значит опыта ему не занимать. Эти опасения подтвердил и Кель.

— Видал своего противника? Будь осторожнее. Я про него поспрошал. Он вроде раньше был телохранителем и в армию подался только опосля какой-то темной истории. Говорят, мечом владеет, гад, будь здоров, так что не расслабляйся, — Кель весело подмигнул другу.

— Что-то ты прямо лучишься от радости, — недовольно буркнул Торстен, стараясь сосредоточиться перед схваткой.

— Так я, ставя на тебя, неплохой навар получил! Ты не пыли, ясно дело — половина твоя. Ладно, пойду и на этот поединок попытаю удачу, а то уже скоро начнут. Ты лучше давай, отделай его знатно. Удачи! — неугомонный друг умчался делать ставку, а норд, встряхнувшись, стал надевать шлем.

Стоило мастеру дать сигнал к началу поединка, как Торстен медленным стелящимся шагом двинулся к противнику. Тот желания атаковать не высказывал и Торстен провел пробную связку ударов. Бывший телохранитель спокойно заблокировал «троечку». Только первый «плевок» справа в голову он принял на щит. Второй удар слева боец парировал клинком, а от последнего в связке легко ушел, просто сделав шаг назад и убрав ногу, в которую он был нацелен.

Ничуть не обескураженный демонстрацией неплохих защитных навыков противника, Торстен продолжил атаковать. Он обрушил на бывшего телохранителя несколько одиночных уколов и связок ударов, стараясь наносить их как можно быстрее. Но все усилия так и не увенчались успехом, и вместо того, чтобы достать противника, Торстен неожиданно сам пропустил молниеносный удар в голову.

Дальнейшая схватка продолжалась в том же ключе. Торстен раз за разом обрушивал на противника шквал ударов, но большая часть из них натыкалась на экономную и выверенную защиту. А стоило норду хоть чуть-чуть зазеваться, как незамедлительно следовали молниеносные контратаки, часть из которых доходила до цели. В целом защитная манера боя бывшего телохранителя оказалась очень эффективной, и он чаще доставал юного норда.

Почувствовав, что проигрывает, Торстен взъярился. Он все чаще старался врезаться в противника щитом, вкладывая свой вес и пытаясь его повалить. Но эта тактика также не принесла успеха. Опытный боец обладал прекрасным чувством дистанции и умело уходил в сторону от наскоков норда или щитом направлял энергию его движения в сторону, после чего успешно контратаковал.

Почувствовав, что его силы, веса и умения работать корпусом недостаточно, чтобы отправить противника на землю, Торстен вновь сменил тактику. Теперь он бил щитом только с короткой дистанции и очень резко, сочетая это с привычными быстрыми связками ударов мечом, стремясь вывести бывшего телохранителя из ритма и сломать его великолепную защиту. Это принесло определенные плоды. Все чаще удары Торстена нет-нет да и достигали цели. Но и противник в долгу не оставался — его контратаки были по-прежнему молниеносны и очень опасны.

Легкие горели огнем. Торстен с трудом ловил ртом воздух и из последних сил продолжал атаковать. Ему казалось, что еще чуть-чуть и он сможет ликвидировать появившееся в начале боя отставание от противника. Но силы стремительно таяли, поддерживать столь высокий темп, заданный им самим, было все труднее. А противник словно и не замечал тяжелого боя, продолжая сражаться расчетливо и экономно. Под конец схватки он опять стал все чаще доставать юного норда резкими ответными ударами, один из которых крайне неудачно для Торстена опять пришелся в стрелку, защищающую и без того уже пострадавший нос, и вызвал новую вспышку боли.

Когда поединок остановили и бойцов развели, норд понял, что проиграл. Но, несмотря на это, до последнего момента в нем теплилась надежда, что судьи учтут, что он провел схватку куда агрессивнее, а те его удары, что достигли цели, были немного сильнее, чем контратаки противника, и в реальном бою имели больше шансов пробить доспехи…

Но чуда не произошло. Победителем объявили противника Торстена. Пересиливая себя, норд подошел и, пожав руку выигравшему рекруту, перекинулся с ним парой слов, заручившись обещанием еще как-нибудь провести пару тренировочных боев, после чего чуть хромая отковылял в сторону. Один из ударов пришелся немного выше колена, где не было жесткой защиты, а стеганые набедренники лишь слегка его смягчили, и синяк там обещал появиться знатный.

К понуро бредущему Торстену пробился Кель. С его лица привычно не сходила широкая улыбка. Догнав норда, он хлопнул друга по плечу и радостно выпалил:

— Чего у тебя такой вид, будто ты на собственных похоронах присутствуешь? Ну, проиграл, с кем не бывает? Этот мужик уже столько времени мечом орудует, неудивительно, что успел наловчиться.

— Гад, ты что творишь! У меня все тело болит, — прошипел Торстен, потирая ушибленное плечо.

— Да ладно, тоже мне хрупкая леди нашлась. Не корчи из себя Великие Силы знают что. Воспринимай произошедшее с другой стороны! Ведь ты вошел в четверку лучших бойцов полутысячи! Сегодня тебе увольнительное дадут по-любому, я тоже заранее озаботился. Так что идем в город праздновать. Убери эту кислую мину со своего лица, не хочешь праздновать — заливай горе, а я рядом буду праздновать! — Кель подмигнул мрачному другу.

— И на какие, спрашивается, деньги мы будем гулять? До жалования еще далеко, а то, что было, ты вроде проиграл на ставках!

— Кто тебе сказал такую глупость! Ничего я не проиграл!

— Ты что, не ставил на последний бой? — с надеждой спросил Торстен.

— Ставил, конечно, только не на твою победу, — улыбка Келя чуть угасла, он явно не был уверен, как отреагирует норд на такую новость.

Торстен несколько секунд неверяще смотрел на друга, а потом зашелся в приступе безудержного смеха, забыв про горечь поражения. Отсмеявшись, он изрек:

— Ладно, пойдем праздновать, но первую здравницу я непременно подниму за то, что мой друг такой проныра!

Глава 8

Тэрал не соврал и действительно провел несколько дней, помогая Ирси подбирать снаряжение. Деньги у ульда еще были, поэтому он имел возможность экипироваться добротно, не считая каждый серебряный. С оружием дело обстояло проще всего. У него уже имелся лук, специально изготовленный под заказ еще во времена его обучения в Иреданском университете. Мог ли он тогда подумать, что когда-нибудь вновь отправится скитаться, сжимая его в руках?

Как бы то ни было, но денег Ирси в свое время не пожалел и заказал великолепный составной лук, состоящий из деревянной основы, роговых пластин и тщательно вываренных сухожилий. Сверху он был обклеен тонкой кожей и покрыт узорами, что делало грозное оружие красивым и даже изящным. По форме лук грациозно изгибался по обеим сторонам от жесткой рукояти, а тетивы к нему были изготовлены из шелка. Несмотря на относительно небольшую высоту (самому ульду его кончик едва доставал до груди), он был довольно тугим.

Стрел у Ирси пока хватало. Придирчиво изучив древки, оперенье и наконечники нескольких из них, Тэрал небрежно обронил:

— Все твари очень живучие, да и шкура у них подчас, что твой доспех. Так что чем выше пробиваемость, тем лучше. Вот наконечники, я вижу, у тебя что надо — стальные, каленые, граненые. Ты их чем-нибудь смазываешь? — опытный траппер вопросительно посмотрел на ульда.

— Только воском, чтобы глубже проникали. Или вы можете хороший яд против обитателей пустоши посоветовать? — спокойно ответил Ирси.

— Нет, вот чего-чего, а ядов, которые этих тварей берут, еще никто не нашел, — рассмеялся Тэрал.

— Жаль, а то бы всадил стрелу — тварь обездвижена, бери ее и вяжи, — задумчиво пробормотал ульд.

— Помечтай, помечтай. У нас таких мечтателей до тебя знаешь, сколько было? — добродушно усмехнулся охотник. — Надеюсь, ты со своей игрушкой управляться хорошо умеешь, нам еще один хороший лучник не помешает. Впрочем, какой из тебя маг, мы еще потом посмотрим, а вот как ты стреляешь, можем и сейчас. Тут недалеко за городом подобие стрельбища имеется. Пойдем, покажешь, на что ты годен.

Помимо Тэрала посмотреть на бесплатное представление пришли еще несколько человек из отряда, в том числе единственная девушка и маг — Неяда. И Ирси собравшихся не разочаровал.

Нельзя сказать, чтобы раса ульдов испокон веков славилась каким-то особым искусством стрельбы. Но, несмотря на небольшой рост, они были не намного слабее людей, поэтому могли пользоваться довольно тугими луками, а в меткости им и вовсе ничуть не уступали. Сам же Ирси по меркам своей расы был очень умелым стрелком, к тому же даже обучаясь магии в университете, он не забросил свое увлечение и продолжал упорные тренировки, поддерживая себя в необходимой форме, что теперь с успехом и продемонстрировал.

Ульд давно превратился из легкомысленного юноши в потрепанного жизнью бродягу и отнесся к испытанию очень серьезно, прекрасно понимая, что сейчас ему необходимо доказать свою несомненную пользу отряду, пусть даже пока и без магических умений.

Ирси слышал, как собравшиеся обсуждают его предполагаемую меткость и даже заключают пари. Но это его волновало мало. Надев на большой палец специальное кольцо, Ирси натянул тетиву и навскидку сделал первый выстрел, поразив стоящую метрах в сорока мишень. Этим, естественно, никого было не удивить, но и он не собирался останавливаться. Следующий его выстрел расколол деревянный кругляш размером с человеческую голову, располагавшийся уже в шестидесяти метрах.

Для третьего выстрела ульд наметил сколоченную из досок фигуру, отдаленно напоминающую человека. До нее уже было не меньше восьмидесяти метров, но Ирси не зря был уверен в себе — попадание и вновь было точным. На этот раз удачный выстрел был встречен явственно слышимым гулом одобрения, а Неяда даже радостно зааплодировала. Уже продемонстрированная ульдом меткость была вполне достаточной для признания его очень хорошим лучником, но он был способен и на большее, что после секундного колебания и решил доказать.

Для последнего выстрела Ирси выбрал мишень, до которой было больше ста метров. На таком расстоянии даже просто попасть в деревянную фигуру, ничуть не уступающую размерами настоящему человеку, было далеко не просто. Поэтому на этот раз он позволил себе несколько секунд прицеливания, прежде чем спустить тетиву. Верный глаз и твердая рука не подвели, и пущенная навесом стрела вновь затрепетала, вонзившись в дерево мишени. Ульд радостно улыбнулся и даже из озорства поклонился аплодирующим ему охотникам, после чего стал снимать с лука тетиву. Закончилось импровизированное испытание предсказуемо — очередной пирушкой.

На следующий день они с Тэралом продолжили подбор снаряжения. Помимо лука у ульда имелись два длинных кинжала и засапожный нож. По зрелом размышлении решили, что увеличивать этот арсенал нет резона, ведь бою на более длинном оружии он обучен не был, в то время как с короткими клинками немного умел обращаться.

А вот одеждой и обувью ульда опытный охотник остался недоволен. По его словам, для Темной Пустоши она не годилась по целому ряду причин. Например, слишком заметная расцветка, необычный, а значит, привлекательный для тварей запах, недостаточная прочность…

Возражения Ирси о том, что вообще-то его одежда достаточно прочная, коричневый цвет вовсе неброский, а любые вещи скоро будут пахнуть своим владельцем, Тэрал не стал даже слушать.

— Это ты судишь об одежде из обычных материалов. А уважающий себя охотник наденет на себя только изготовленную из шкур обитателей Пустоши. Такая одежда имеет ряд преимуществ. Про обувь я вообще молчу — твои сапоги для вылазок в пустошь не годятся, — опытному охотнику, судя по его тону, действительно доставляло удовольствие наставлять новичка, чему сам юный ульд был только рад.

Нигде цены на изделия из шкур тварей Пустоши не были так дешевы, как в приграничных с нею городках, поэтому Ирси смог себе позволить прикупить все необходимое, хотя ему и пришлось для этого изрядно облегчить кошелек. Всю одежду местные умельцы подрядились быстро подогнать под телосложение ульда, и через пару дней он уже щеголял обновками.

Портки из плотной темной кожи оказались немного непривычны, но зато, по словам Тэрала, почти не промокали, были очень прочными и, главное, не давали собственному запаху юноши свободно разноситься по просторам Пустоши, привлекая желающих полакомиться человечиной, а вернее, ульдятиной.

Коснувшись этой темы, опытный траппер еще долго обсуждал с Ирси, существует ли для тварей разница в мясе двуногих различных видов или же они слопают их обоих с одинаковым аппетитом. При этом Тэрал настаивал на том, что худому ульду они всегда предпочтут в меру упитанного и сочного человека, а вот Ирси, обидевшись за свой народ, на полном серьезе доказывал, что ульд, наоборот, выступит в роли редкого и желанного деликатеса. Юноша мотивировал свою уверенность тем, что глупые люди постоянно лезут на обед к тварям, а вот ульдов они, наверное, и в глаза еще не видели.

Особого внимания заслуживал новый дуплет из плотной кожи, усиленный нашитыми в наиболее уязвимых местах костяными пластинами. Тэрал уверял, что по прочности они хоть и уступают стали, но все же неплохо защищают и к тому же очень легкие. Подкладка в дуплете была стеганная, набитая шерстью и обшитая изнутри льном. Ирси даже забеспокоился, не будет ли в нем слишком жарко, но все в один голос его заверили, что такая одежда, наоборот, то, что нужно для Пустоши.

Новые сапоги, напротив, особого восторга у ульда не вызвали. Они ему казались куда менее удобными, чем прежние, да и смотрелись далеко не так эффектно. Зато Тэрал клялся, что по прочности новая обувка далеко превосходит изящные полусапожки, в которых юноша щеголял раньше.

Оставшееся до первого в своей жизни рейда в Темную Пустошь время ульд провел, как и остальной отряд, предаваясь праздности и стараясь залить вином страх и неуверенность. Разве что иногда Тэрал вносил разнообразие, рассказывая ему о различных видах темных тварей и правилах поведения во время охотничьих вылазок.

— Ну, братцы, двинулись, что ли? — спросил Гален. Здоровяк навьючил на себя груза значительно больше, чем кто-либо еще в отряде, но, судя по всему, нисколько этим не тяготился. За спиной гиганта покачивался закрепленный на ременных петлях внушительный моргенштерн на длинном деревянном древке, местами еще и обитом железом.

— Обождите секунду, — шагнул вперед Тэрал и протянул Ирси небольшой туесок с крайне отвратительной на вид серой массой. — Намажь это на лицо, шею, руки.

Отряд двинулся в путь, а ульд безропотно взял мазь и с отвращением на ходу стал втирать дурно пахнущую субстанцию в кожу. Он помнил наставления опытного охотника о том, что это должно заглушить его собственный запах.

— Тэрал, а зачем нам это вообще надо? Мы же за тварями охотиться идем, так они бы сами к нам прибежали на запах, — наивно спросил юноша, закончив намазываться. Охотники от такого предложения дружно залились смехом.

— Эх, молодежь, — успокоившись, Тэрал снисходительно и с улыбкой посмотрел на Ирси. — Прибежать твари-то прибегут, только будет их столько, что они еще за наши останки между собой будут долго драться. Так что если ты не хочешь подкормить обитателей Пустоши своим мясом, то забудь о таком бреде.

— Был у нас аккурат такой же случай, — в разговор вступил один из трапперов, вооруженный тяжелым копьем. — Заявился к нам в городок один ученый. Справный такой из себя — борода окладистая, нос крючком, в руках посох… Все как люди об их братии бают. Неведомо какая вошь его укусила, но он возьми да вообрази, что тварюки наши, значит, только с голодухи такие злые. Ну и, как водится у этих чудиков, опосля такой мысли, нет, чтобы обмыть это событие и забыть, а этот высоколобый решил провести экскремент.

— Сколько раз тебе повторять, не экскремент, а эксперимент, — недовольно буркнула Неяда, но было заметно, что она не сильно рассчитывает, что ее слова возымеют действие. А хитрый блеск в глазах охотника и вовсе выдавал, что он прекрасно знает разницу между этими словами, но предпочитает немного позлить волшебницу.

— Ну, экспримент так экспримент, неважно это. Так, о чем то бишь я? Стало быть, этот высоколобый нанял за бешеную деньгу каких-то оборванцев. Они бы его сразу за городом и порешили, но на пару охранников он тож расщедрился, еще аккурат как к нам добрался. И погнали они в Пустошь стадо коров, уповая, что, покушавши, тварюки станут поласковее, и ученый сможет на них издалека подивиться — повадки, стало быть, поизучать.

— Ну, и чем все закончилось? — всерьез заинтересовался Ирси.

— Набежала тварюк пропасть! Коровок порвали быстро. Охрана, да вся та голь, что стадо гнали, разбежались. Ну, а сам чудик и стал для тварюк десертом, опосля говядины. Вот так-то оно.

За разговорами Ирси и не заметил, как природа начала неуловимо меняться. Вокруг по-прежнему расстилалась унылая степь, а над головой простиралось затянутое плотными облаками небо, но вот привычная трава и кустарники исчезли. Вместо них под ногами недовольно шуршали зеленовато-серые стебли какого-то непонятного растения. Ульд нагнулся потрогать эту необычную траву и тут же одернул руку. На пальце расплывалось небольшое пятнышко крови.

— Ты руками поаккуратнее-то, — в который уже раз усмехнулся Тэрал. — Травка здесь дюже колючая, думаешь, я чего тебя сапоги сменить заставил?

— Да уж, теперь вижу, — Ирси догнал опытного траппера. — Слушай, я вот еще один вопрос хотел задать. Почему на тварей ловушки никакие не делают? Охотничьи ямы там и так далее.

— Хороший вопрос, — в разговор неожиданно вмешался сам Ханген, до этого шедший молча, не встревая в беседу трапперов своего отряда. — Пробовали это. И сейчас еще пробуют подчас. Тогда и трапперами нас называть стали. Только бесполезны, оказались любые ловушки. Никто тебе не скажет как, но чуют твари их и не попадаются.

— А не пробовали ловушки мазать той гадостью, в которой мы извазюкались перед выходом в Пустошь? — удивился ульд.

— Как же, пробовали. Не помогает, — в разговор вновь вступил Тэрал. — Я так кумекаю, что эта гадость только на дальних расстояниях запах перебивает, а если поближе подобраться, то уже нет. Так что приходится нам по старинке идти в Пустошь своими ногами и ждать, пока на нас накинутся. А там уж кому больше повезет.

— А я слышал, иногда получается логова тварей находить и даже живых детенышей оттуда доставать, — сказал Ирси.

— Да, бывает и такое. Только уж это совсем редкостная удача. Нам вот один раз так фортуна улыбнулась. Для этого надо очень далеко вглубь этих проклятых земель забраться, а вернуться оттуда уже ох как не просто…

Уже миновало четыре часа, как отряд шел по Пустоши. Монотонный пейзаж убаюкивал. Над казавшейся серой равниной проплывали еще более серые то ли облака, то ли тучи, через которые с трудом пробивался тусклый свет далекого солнца.

Желудок Ирси все настойчивее требовал обеда, но он знал, что до привала еще час. Чтобы хоть как-то отвлечься, он вновь начал донимать вопросами Тэрала.

— А вся Пустошь — это степь?

— Нет, конечно. Есть тут и леса, и горы, и даже вулкан. Но мы предпочитаем по равнинам бродить, тут безопаснее. В леса только самые рискованные суются, и то нечасто, уж больно велик шанс оттуда не вернуться. Ну, а до гор тут топать так далеко, что туда и вовсе единицы доходили. Ну, или, по крайней мере, возвращались оттуда, чтобы рассказать об этом, — опытный траппер и сам был рад поводу нарушить монотонность похода разговором и отвечал охотно.

— И что, никто не хвастается своими мнимыми успехами?

— Ну, это само собой разумеется. Только оно не трудно различить, когда не просто приукрашивают, а врут напропалую. Над такими хвастунами опытные охотники только потешаются.

— Мне вот еще что интересно. А что, твари все подчистую плотоядные? — не унимался любопытный ульд.

— Нет, конечно. Только вот те из обитателей Пустоши, для которых травка повкуснее свежего мясца, убегают, не успеваешь ты к ним толком и приблизиться. Так что такие трофеи редкость и большая удача. Вот, например, был случай… — Тэрал резко замолчал, напряженно уставившись на Неяду.

Единственная девушка в отряде замерла, словно во что-то вслушиваясь. Ирси запоздало сообразил попробовать прощупать магией окрестности и уже хотел сплести ментальную сеть, когда Неяда резко указала куда вбок и с ненавистью прошипела:

— Твари!

Все охотники разом сбросили с себя лишний груз и начали спешно готовиться к схватке. Страха никто не показывал, действовали четко и быстро — чувствовалось, что подобные встречи с обитателями Пустоши давно стали привычными.

Понимая, что дорога каждая секунда, Ирси стал натягивать на лук тетиву, проклиная себя за беспечность. Но магическая чувствительность Неяды подарила отряду достаточно времени для того, чтобы полностью приготовиться к встрече с тварями. Поэтому когда Ирси наконец сумел разглядеть несколько размытых силуэтов, быстро приближающихся к охотникам, он уже сжимал в руках верный лук с наложенной стрелой. Присмотревшись, Ульд решил, что тварей с полдюжины.

— Темные гончие, — спокойно сказал Винди, тоже сжимающий в своих жилистых руках лук.

Ирси тут же вспомнил рассказы Тэрала. Об этом виде обитателей Пустоши он ему поведал практически сразу. Темные гончие были очень распространены. По словам траппера, ученые и маги их называли псевдоволками. Охотились они всегда стаями примерно от пяти до дюжины особей. Из обитателей Пустоши они были далеко не самыми опасными и брали только числом и внезапностью.

Пока все слышанное об этих животных проносилось у ульда в голове, темные гончие успели приблизиться на дистанцию выстрела, и Ульд, постаравшись учесть слабый ветерок и упреждение, спустил тетиву. Он был готов поклясться, что его стрела достигла цели, но выбранная им в качестве цели тварь не упала, а лишь на секунду замедлила бег, пропустив вперед своих товарок.

Ирси спешно достал из колчана еще одну стрелу и вновь растянул лук. На этот раз помимо него тетивы разом спустили еще трое охотников, а Ханген и Тэрал изготовили к бою мощные арбалеты. Выстрелы был удачными — одна из темных гончих, получив сразу две стрелы, покатилась по траве, но оставшиеся твари только прибавили скорости.

Последний залп был сделан уже почти в упор и оказался самым результативным. У Ирси в памяти успела запечатлеться оскаленная клыкастая пасть и отливающие бездонной чернотой глаза, прежде чем его стрела, вонзившись в нёбо твари, дошла до мозга, прервав стремительный бег.

До охотников добрались только две темные гончие, остальные закувыркались по земле, сраженные удачными выстрелами. Ирси не успел даже испугаться, увидев метнувшегося к нему поджарого хищника, как вперед шагнул Гален. Растянувшуюся в прыжке тварь встретил страшный удар моргенштерна, разом раздробивший ей череп.

Последняя темная гончая — та самая, у которой в груди засела выпущенная ульдом стрела — была ловко встречена копьем одним из охотников и теперь в извивалась, глубоко насадившись на длинное древко. Юноша потрясенно переводил взгляд с одной корчащейся в агонии твари на другую. Стремительная схватка не дала ему толком испугаться и теперь его запоздало трясло. Охотники же хладнокровно начали снимать с убитых темных гончих шкуры.

— Давайте быстрее, пока на запах крови не набежали! — Ханген настороженно вглядывался в горизонт и поторапливал подчиненных. — Все равно за такую шкуру много не выручишь! Печень не вырезайте, нам еще дальше в Пустошь идти, костер разжигать не будем, не сырой же ее есть! Гал, я кому сказал? Не вырезать! И не забудьте тщательно с себя всю кровь оттереть!

Ирси почувствовал себя лишним и подошел к также стоящей в сторонке Неяде.

— Слушай, а как ты их так ловко почувствовала? — несмело спросил он.

— Да вот почувствовала, есть у меня методы. А вот почему не почувствовал ты? — девушка смерила ульда уничтожающим взглядом.

— Ну, я просто не прощупывал окрестности, — смутился юноша.

— Будь добр в следующий раз не полагать, что ты на увеселительной прогулке в парке, и прощупывать! — еще раз смерив его презрительным взглядом, девушка направилась к Хану.

Ах, ты ж, какие мы гордые! — мысленно усмехнулся Ирси. Такое презрение его сильно задело. Благодаря тому, что он сам и много поколений его предков прожили бок о бок с людьми, по психологии ульд был к ним очень близок. Поэтому столь явное пренебрежение и презрение со стороны молодой женщины было для него неприятным и непривычным. Ну, ладно, мы еще посмотрим, как ты на меня будешь смотреть, когда я докажу, чего стою на самом деле.

После скоротечной схватки привал пришлось отложить: Ханген спешил уйти от места побоища подальше, опасаясь тварей, которые могли сбежаться на запах крови в таком количестве, что от отряда остались бы только воспоминания. Да и когда наконец раздалась команда остановиться, отдых был недолгим. Наскоро перекусив, охотники вновь поспешили вглубь Пустоши.

Ирси никогда не жаловался на недостаток выносливости, но к тому времени, когда стало темнеть, он уже порядком вымотался, а ведь еще вдобавок четверть ночи пришлось вместе с Тэралом сторожить сон спутников. Им досталась вторая смена.

Разговаривать было опасно, в ночной тишине звуки разносились очень далеко, а встреча с тварями сейчас могла оказаться фатальной. Огонь естественно не разжигали, и было очень жутко сидеть в темноте и вглядываться в накрывший Пустошь мрак. Лунный свет не пробивался через плотную завесу облаков, и от этого на душе становилось еще тяжелее.

Где-то вдали раздался чей-то рык, и мигом проснувшиеся охотники вскочили и, похватав оружие, напряженно вглядывались в ночной мрак. Ирси попытался магией прощупать окрестности, но его ментальные щупальца не встретили вблизи никакой жизни. Через некоторое время расслабились и остальные охотники — судя по всему, твари были далеко и отряд не почуяли.

Все вновь улеглись, а Ирси, ежась от холодного ветра, продолжил вглядываться в темноту. Порой ему казалось, что он краем глаза на грани восприятия замечал в окружающем мраке движение, но это, скорей всего, шалило воображение, подогретое еще кипящим в крови адреналином.

Когда закончилось время дежурства и Тэрал растолкал сменщиков, юноша с наслаждением опустился на расстеленное на земле одеяло и сразу провалился в сон.

Наутро, едва рассвело, отряд продолжил свой путь. Не выспавшийся Гален громко зевал, но, поймав многообещающий взгляд Тэрала, предпочел старательно зажимать рот ладонью. Ирси, решив не экономить магические силы, на ходу ощупывал окрестности ментальными щупальцами. Именно он первым насторожился, почувствовав где-то на грани восприятия чье-то присутствие. Он судорожно сглотнул и окликнул охотников.

— Прямо на нас что-то движется! — в собственном голосе ульд с ужасом услышал панические нотки. Вновь сглотнув ставшую вязкой слюну, юноша спешно принялся натягивать тетиву на лук.

— А тебе с недосыпа не привиделось случаем? — в голосе Хангена не было ничего, кроме скуки. — Я ничего не вижу, да и Нея молчит.

— Нет, постойте! Я тоже что-то чувствую! — встрепенулась волшебница. — Твари!

Разом отбросив сомнения, охотники начали готовиться к бою. На этот раз, когда вдали появились быстро приближающиеся силуэты, первым их опознал сам Ханген.

— Проклятье! Это же рвачи! — в голосе главы отряда звучала нешуточная тревога.

И надо сказать, повод для беспокойства имелся. Приближающиеся к охотникам существа были куда опаснее встреченных вчера темных гончих. Насколько Ирси запомнил рассказ Тэрала, каждая такая тварь значительно превосходила их по размеру, скорости и живучести. По внешнему виду рвачи отдаленно напоминали тех же волков, но в холке имели больше метра в высоту, были куда массивнее, да еще и вдобавок их шкуру покрывала прочная костяная броня. Кстати, пластины, нашитые на дуплет ульда, были сняты именно такой твари. Также, если память юноше не изменяла, Тэрал говорил, что рвачи всегда охотятся поодиночке. К сожалению, бегущие к охотникам твари этого не знали.

Поначалу Ирси решил, что к ним несется только две особи, но, судя по серьезным лицам остальных охотников, даже пара рвачей представляла собой нешуточную опасность. Но уже через секунду ульд разглядел третью, а потом и еще двух тварей, немного отставших от товарок. Охотники разразились ругательствами.

Как и прежде, первым сделать выстрел решился ульд. И на этот раз он был точен, но стрела с граненым наконечником лишь скользнула по роговой броне.

К следующему выстрелу Ирси отнесся со всей серьезностью и попал под идеально прямым углом, сумев пробить пластины естественной брони твари. Однако было не похоже, чтобы засевшая в теле стрела причиняла этому обитателю Пустоши хоть какие-то неудобства. Прочные костяные пластины и мощные мышцы не дали граненому наконечнику дотянуться до жизненно важных органов. Не могли похвастаться особыми успехами и трое других лучников — лишь одна из их стрел также засела в груди у первой твари, ничуть не замедлив ее стремительный бег.

Последний выстрел — уже почти в упор — ульд нацелил в голову ближайшего рвача. Он надеялся попасть в глаза или, если тварь разинет пасть, в незащищенную глотку, подобно тому, как он сумел прикончить темную гончую вчера. Задержав дыхание, юноша плавно спустил тетиву, но выбранная жертвой зверюка в момент выстрела чуть-чуть ниже пригнула к земле массивную башку, и стрела лишь впустую оцарапала шкуру, отскочив от толстой лобной кости.

Выпущенные в упор тяжелые арбалетные болты глубоко вошли в тело того же зверя, в которого стрелял ульд, но оказались куда действеннее. Рвач, яростно взревев, закружился на месте, а потом и вовсе ринулся куда-то в сторону, орошая сероватую траву потоками очень темной крови.

Остальные твари, казалось, не обратили никакого внимания на произошедшее с их собратом. Ближайший рвач растянулся в прыжке, стремясь достать до лакомой человечины, но был встречен сразу тремя копьями и яростно взревел, глубоко насадившись на каленые наконечники. Одно древко не выдержало напора чудовища и с сухим треском сломалось, но не зевавший Гален несколько раз обрушил свой моргенштерн ему на голову, вкладывая в эти удары всю доступную ему силу. Даже прочнейший череп твари не смог выдержать такого, и рвач забился в конвульсиях, сумев даже после смерти навредить охотникам, придавив своей тушей уцелевшие копья.

В этот момент следующая из нападавших тварей, взвившись в прыжке, попыталась обрушиться на гиганта, но ей навстречу, выставив копье, шагнул еще один охотник. Пятку своего оружия он предусмотрительно успел упереть в землю, и рвач глубоко насадился на острие. Но даже дополнительно укрепленное древко оказалось недостаточно прочным для того, чтобы выдержать напор зверя. Оставшись без оружия, охотник не успел ничего сделать, и челюсти твари сомкнулись у него на голове.

Тэрал хладнокровно шагнул вплотную к твари и глубоко вбил ей в глазницу свой клевец[14]. Громадная туша конвульсивно дернулась, и он, спасаясь от предсмертных ударов страшных когтей, отскочил, выпустив свое оружие, но даже секундная заминка, когда он пытался освободить застрявшее острие, дорого обошлась опытному трапперу.

Оставшиеся две твари атаковали синхронно. Одна из них бросилась на Галена, но тот, ловко крутанув моргенштерн, встретил ее умелым ударом, сбившим прыжок, а потом прицельно обрушил свое оружие на голову зверя.

А вот Тэралу не так повезло. Его клевец так и остался торчать в глазнице, а выхватить другое оружие он уже не успевал. Увидев метнувшуюся к нему тварь, он попытался отпрыгнуть в сторону, но чуть-чуть запоздал. И этого чуть-чуть хватило зверю, чтобы успеть вцепиться ему в руку. Траппер, дико заорав, упал на землю и потерял сознание от болевого шока.

В этот момент вперед прыгнул Ханген. Он стремился не дать твари добраться до горла упавшего охотника, и его секира с хрустом врубилась в загривок зверя. Еще один охотник, уже успевший освободить свое копье, вонзил его в бок обитателя Пустоши, удачно попав между пластин роговой брони. Но рвач не собирался безропотно умирать. Крутнувшись на месте, он вырвал оружие из рук спешно отпрыгнувшего Хангена и страшным ударом лапы сломал древко ранившего его копья. Для охотников все могло окончиться плачевно, если бы в этот момент не напомнила о себя Неяда.

Волшебница успела сплести полноценное боевое заклинание и, воспользовавшись тем, что последний рвач на секунду остановился, пустила его в ход. С разведенных ладоней девушки сорвалась громадная сосулька, играючи вспоровшая бок твари. С протяжным воем зверь ринулся в степь, волоча за собой вываливающиеся внутренности, но, не пробежав и полусотни метров, рухнул и забился в конвульсиях.

Ошеломленный скоротечностью схватки, Ирси даже не успел достать свои длинные кинжалы и по-прежнему сжимал в руках лук. Оттолкнув его с дороги, вперед кинулась Неяда. Волшебница опустилась на колени у первого пострадавшего охотника, но тут же вскочила и бросилась к глухо стонавшему Тэралу.

Ульд наконец вспомнил, что он тоже маг, пусть и не особо разбирающийся во врачевании, и направился к лежащему трапперу. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что тут уже в лечении необходимости нет. Страшные челюсти зверя, впившись в лицо несчастному, откусили ему полчерепа. Мертвым охотником оказался тот самый весельчак, который вчера с удовольствием травил байки про чудака ученого, решившего накормить тварей, но все равно попавшего к ним на зуб.

Ульда неожиданно для него самого вырвало прямо на останки товарища по отряду. Юношу вновь скрутило, но чья-то сильная рука отбросила его в сторону и дала пару пощечин.

— Приди в себя! Ты же маг! — в узких глазах Винди плескались ярость и презрение.

Почувствовав стыд, Ирси с трудом приподнялся и на четвереньках подполз к Неяде, склонившейся над Тэралом. Картина его глазам предстала неприглядная. У опытного траппера ниже локтя рука отсутствовала. Нея перетягивала культю жгутом, одновременно плетя какую-то волшбу. Юноша в панике начал перебирать доступные ему заклинания, надеясь найти что-либо подходящее, но на ум ничего не приходило.

Но, в отличие от впервые попавшего в такую переделку ульда, Неяда не потеряла головы. Заметив рядом юношу, она закончила читать очередное заклинание и непонятно почему охрипшим голосом просипела:

— Шок у него хотя бы сними!

Спохватившись, Ирси спешно направил ментальное щупальце к разуму охотника и едва не отшатнулся, почувствовав далекие отголоски переполнявшего того океана боли. Но привычная магия немного успокоила юношу: необходимые действия уже давно были вбиты на уровне рефлексов. Он довольно быстро сумел заблокировать восприятие мозгом охотника болевых сигналов, и тот, наконец расслабив сведенные судорогой мышцы, обмяк на земле.

Ирси, все же сумев вспомнить азы лекарской науки, догадался воспользоваться вторым видом доступной ему магии и напрямую влил в Тэрала заряд чистой энергии. Такой способ передачи жизненной силы был очень топорным, и большая ее часть просто бесполезно рассеивалась в пространстве. Но даже жалкие крохи, усвоенные борющимся за жизнь организмом, могли оказаться решающими и не дать смерти прибрать к рукам еще одного охотника.

— Хан! Ты посмотри только! Я, похоже, одну тварь не убил, она еще живая! — оглянувшись, Ирси увидел, что встревоженный Гален указывает на лежащего рвача. Услышав это, оставшиеся охотники разом отшатнулись подальше от лежачего тела и ощетинились оружием.

— Не добивай! Мы за живого громадный куш сорвем! — Ханген быстро сообразил, что дело пахнет большими деньгами. — А ну-ка, постой рядом со своим моргенштерном! А вы живо цепи доставайте! Пасть ему в вяжите, да понадежнее! И на лапы не жалейте, наматывайте все цепи, что есть!

Когда оглушенного зверя плотно спеленали, а Неяда закончила возиться с раной Тэрала, встал вопрос о том, что делать с телом погибшего охотника.

— Я так кумекаю — надобно бы его схоронить, — несмело предложил Гален.

— Согласен. Нам еще мертвых тварей потрошить — аккурат и могилу поспеем справить, — это вступил в разговор смуглокожий Винди.

— Да вы что, с ума посходили!? Мы и так уже слишком долго сидим, того и гляди набегут желающие нами полакомиться! Оглянитесь — тут все залито кровью! Бьюсь об заклад, сюда уже спешат твари со всей округи!!! — Ханген в ярости сорвался на крик. — Хищники тело все равно учуют и достанут. Глубокую яму не вырыть — без нормальных лопат много не накопаем!

— Мы не сможем его тело с собой унести! — устало вставила Неяда. — Нам же еще эту тварь на себе волочь, да и Тэрала придется поддерживать!

— Правильно. Поэтому мы и оставим тело здесь, — глава отряда был непреклонен и, услышав недовольный ропот, добавил: — Рвача четверым придется тянуть! Остается только Неяда и ульд, на них Тэрал. Так что живо все заткнулись! Туши тварей не трогать, могилу не рыть! Ему уже все равно, а я подыхать из-за всяких глупостей не хочу!

Дальнейшее ульд помнил смутно. Тэрал еще не пришел в сознание, и им с Неядой пришлось волочь тяжелого охотника на себе. Ирси с трудом переставлял потяжелевшие ноги, мечтая только о том, чтобы упасть и забыть этот кошмарный бег по пустоши. Когда, наконец, Ханген счел, что они удалились достаточно далеко от опасного места, он в изнеможении рухнул на колючую траву, даже не расстелив одеяло.

Но долго наслаждаться отдыхом ульду не дали, и нос тяжелого сапога болезненно приложился ему по ребрам. Над юношей возвышался мрачный Ханген.

— Ульд, мы тебя в отряд брали как мага. Вот и продемонстрируй нам свое мастерство хоть сейчас, если уж в бою от тебя мало толку. Иди потренируй свою магию на твари, а то у меня начинают закрадываться сомнения в том, можешь ли ты вообще подчинить себе обитателя Пустоши.

Ирси с трудом приподнялся и направился к лежащему зверю. Рвач уже успел прийти себя, но прочные цепи не давали ему даже приподняться. Юношу внезапно накрыла волна ненависти к этой твари, чьи собратья совсем недавно убили неплохого человека, а ставшему для ульда настоящим другом Тэралу оторвали руку. Он с яростью направил ментальный удар на разум твари, но его натиск внезапно был отброшен и недоучившийся маг очумело затряс разом загудевшей головой.

Немного придя в себя, Ирси уселся перед связанным зверем, с интересом его разглядывая. Утолив свое любопытство и изучив обитателя Пустоши в подробностях, юноша вновь выпустил ментальные щупальца, но на этот раз не стал пытаться подчинить тварь разом, а стал подбираться к ее разуму осторожно.

Ульду приходилось сталкиваться с магами, чье сознание было натренировано и закрыто прочнейшими ментальными щитами. Но в этот раз ощущения были совершенно другими. Его ментальные посылы словно увязали в сознании твари, воспринимаемом им как густая и вязкая патока. Сначала сопротивление казалось несильным, но чем глубже юноша пытался проникнуть в разум, тем сильнее его отталкивало.

Не на шутку заинтересовавшись, Ирси позабыл об усталости и стал экспериментировать, пытаясь пробить естественное сопротивление и подчинить себе обитателя Пустоши. Но, несмотря на все его усилия, у него не получалось даже просто заставить зверя замереть. Из транса его вновь вывел Ханген. Привал закончился, и надо было идти дальше и как можно скорее покинуть Пустошь.

К счастью, Тэрэл уже успел прийти в себя. В его затуманенных болью и магией глазах не отражалось и грани мысли, но, поддерживаемый ульдом и волшебницей, он оказался в состоянии переставлять ноги.

На ходу Ирси размышлял над своей неудачей. Он и раньше слышал об удивительном сопротивлении ментальной магии населявших Пустошь тварей. Но также юноша знал, что, несмотря на это, имелись довольно значительные успехи в их подчинении. Например, ульд хорошо помнил биографию одного из талантливейших магов прошлого, который занимался исследованием Темной Пустоши. Этот маг, если верить официальным источникам, мог одновременно полностью контролировать сразу нескольких тварей!

Ирси прекрасно осознавал, что до действительно великих магов прошлого ему далеко, но уж в то, что он настолько их слабее, что не способен хотя бы заставить замереть тварь на месте, ульд поверить не мог. А значит, им допускается какая-то ошибка.

Юноша клял себя за то, что так мало внимания уделял изучению доступных материалов относительно исследований, проводимых над обитателями Пустоши. Даже тому, что он вообще имел хоть какие-то познания в этой области, ульд был обязан собственным интересом к биографиям нескольких магов, достигших очень больших успехов в подчинении тварей. Внимание студиоза к их личностям привлек тот факт, что они, как и он, владели сразу и ментальной, и энергетической магией.

А ну-ка, стоп! — мысли ульда лихорадочно заметались. — А может, в том-то и крылся их секрет успеха? Может, они применяли вместе с ментальной и энергетическую магию, что и дало им выдающийся результат? Эх, жаль нельзя сразу проверить!

Загоревшись новой идеей, юноша еле дождался долгожданного привала. Как только была отдана команда, он коршуном кинулся к связанной твари. На этот раз ульд стал тщательно исследовать энергетическую оболочку этого существа. Результаты были просто поразительные. Энергетика у этой твари для внутреннего зрения Ирси казалась ярким костром и была куда насыщеннее, чем типичная не только для любого животного, но даже для обычного человека.

Немного подумав, юноша решил проверить появившуюся у него теорию на практике. Он начал через каналы выкачивать силу из энергетической оболочки твари. Давалось это нелегко, а усвоить даже капельку из вытягиваемого было совершенно невозможно — настолько это существо отличалось от человека и привычных животных.

Сумев значительно ослабить энергетическую оболочку твари, Ирси потянулся к ней ментальными щупальцами. На этот раз, к его восторгу, сопротивление значительно ослабло, и он хоть и с трудом, но смог воздействовать на сознание зверя.

— Я сделал это! — восторг в голосе юноши мешался с неподдельной гордостью.

— И что ты там учудил? Кучу навалил? — подозрительно спросил Гален.

— Да ну тебя! Я сломал эту тварь! Она теперь будет делать то, что я ей прикажу! — Ирси обвел победным взором уставших охотников, смотрящих на него с вялым интересом.

— Ну так пущай что-нибудь учудит, коли не заливаешь, — со скукой в голосе проронил Ханген, мало поверившей ульду.

— Так как тварь что-то сделает, если вы ее спеленали как младенца? — удивился юноша.

— Может, нам этого скаренного монстра еще освободить, чтобы он нам головы поотрывал? — с сарказмом спросил глава отряда. — Ладно, дам тебе шанс. Ребята, распутайте ей передние, хотя нет, лучше задние лапы. Только не балуйте, подальше от когтей держитесь, мне потерь на рейд и так хватит. А ты, Гал, встань-ка рядышком со своей дубинкой на всяк случай. Ну, а ты, ульд, если соврал, я тебя прямо здесь и закопаю.

Когда цепи сняли, Ирси, секунду поколебавшись, громко скомандовал:

— Вставай!

Потом повторил команду это мысленным посылом. Подчиняясь настойчивому ментальному импульсу, рвач неуклюже приподнялся на задних лапах, упираясь с другой стороны в жесткою траву сразу и мордой, и спутанными передними конечностями. Среди охотников возник удивленный ропот.

— Пусть ямку выроет! — выпалила также заинтересовавшаяся Неяда.

Ирси отправил команду, и тварь действительно принялась старательно работать задними лапами, взрывая землю.

— Ульд, как тебя там? Ирси! И сколько ты этаких зверюк можешь заставить себя слушаться? — голос Хангена дрожал от возбуждения. Он сразу понял, какие перспективы открываются перед отрядом.

— Ну, пока только одну, — немного виновато ответил юноша. Смысла врать ульд не видел, а на подчинение хищника действительно уходили все его силы.

— Хм. Да Пустошь с ним! Даже одна живая тварюка стоит много золота. А уж если их из каждого рейда приводить… Поздравляю тебя, Ирси. Ты принят в отряд, будешь иметь долю как маг, — промолвив это, Ханген нарочито торжественно пожал крайне смущенному и обрадованному юноше руку. Впрочем, очень внимательный наблюдатель мог бы разглядеть и на мгновение промелькнувшую откровенную насмешку в глазах ульда.

Глава 9

Проснулся Винстон легко, словно и не ложился. Для него это было необычно. Он любил понежиться в теплой постели и всегда затрачивал очень большие усилия на то, чтобы гигантским напряжением воли заставить себя собираться и не опоздать на занятия. Но сегодня юноша спал крайне беспокойно. Всю ночь его преследовали беспорядочные отрывки кошмаров, он много ворочался и несколько раз даже просыпался.

Такое волнение было легко объяснимо. Не меньше этой ночью переживала и большая часть остальных студиозов первого курса, которым предстоял важнейший экзамен по практике простых магических плетений.

Разбудив Гиллиана, который как раз нимало не волновался и безмятежно посапывал, вытянувшись во весь свой немаленький рост, Винстон отправился умываться, размышляя над собственными эмоциями.

В том, что предстоящее испытание он выдержит с блеском, юноша нисколько не сомневался. Но — вот парадокс! — все равно продолжал немного побаиваться. Практический экзамен по простым плетениям был самым важным из всех, сдаваемых после первого курса. Во многом именно от него зависело, в какую группу попадет будущий маг после перераспределения студиозов по их способностям и скорости усваивания знаний.

Еще больше волнения добавлял тот факт, что проводился экзамен публично в большом зале университета, а значит, присутствовать на нем мог любой желающий. Опозориться на глазах многочисленной аудитории было последним, чего мог хотеть любой из студиозов.

Первый год обучения пролетел незаметно. Винстона быстро затянула учеба, и, в отличие от многих других студиозов, на большинство занятий он ходил с искренним удовольствием. Были, конечно, и исключения, особенно это касалось нескольких теоретических предметов, наставники которых вели их уж слишком сухо и скучно. Тогда юноше приходилось прикладывать немало усилий, чтобы не выдавать себя громкой зевотой и через силу, даже не задумываясь над содержанием, конспектировать лекции.

Настоящей отдушиной для Винстона оказались практические занятия, особенно это касалось создания плетений. Благодаря своему изумительному внутреннему зрению, позволявшему ему видеть их, он достиг немалых успехов. Усвоение любого плетения давалось ему на порядок легче, чем другим обучающимся. Но юноша всерьез увлекся магией и не стал довольствоваться преподаваемым стандартным набором.

Набравшись смелости, он обратился к скайрэ Велисе с просьбой дать ему право на посещение дополнительных занятий. Предупрежденная ректором, наставница с удовольствием помогла в этом юноше. Поэтому после обычных занятий будущий маг спешил на дополнительные спецкурсы. При этом он стал единственным студиозом первого года обучения, допущенным к посещению этих предметов наряду со своими куда более опытными товарищами по университету.

Иногда Винстону и вовсе разрешалось посещать занятия старших потоков, и он быстро доказал, что даже среди них он не выглядит незнамо как затесавшимся недоучкой. Наставники не могли нарадоваться интересом студиоза к магии и его скоростью усвоения знаний. Для него даже был немного расширен стандартный допуск в библиотеку и хранилище артефактов. Юноша порой готов был просиживать там часами, склонившись над особо интересной книгой или разглядывая изящное плетение, вложенное создателем в магический предмет.

Винстон также интересовался и другими практическими дисциплинами. Помимо плетений, он с удовольствием изучал и другие виды энергоформ, занимался укреплением и защитой своих энергетической и ментальной оболочек. Серьезных успехов юноша добился и в использовании силы природных явлений. Так, уже через три месяца он сумел, как это называли маги, впервые «почувствовать грозу» и впитать часть ее мощи.

На практикуме развития внутреннего зрения и магической чувствительности Винстону и вовсе не было равных. Такого же их уровня, как даровала ему природа, остальным студиозам достичь в ближайшее десятилетие не стоило даже мечтать. Поэтому юноша этой дисциплиной занимался индивидуально с наставником, обучаясь использованию своих уникальных способностей.

А вот обычной студенческой жизни такая увлеченность магией не шла на пользу. Винстон не часто выбирался с друзьями на веселые пирушки, а уж на танцы не ходил и вовсе. Последнее, правда, было вызвано не только недостатком времени, а, в первую очередь, хромотой юноши, по поводу которой он очень переживал и стеснялся.

Несмотря на некоторую замкнутость Винстона, он действительно крепко сдружился с Гиллианом и Ингваром. Они не оставляли попыток хоть иногда отрывать друга от пыльных фолиантов, и порой это удавалось, за что он им был благодарен. Вместе они весело проводили время весело, не раз уже умудрялись влипать во всевозможные истории.

А вот на любовном фронте у Винстона не складывалось. Юноша продолжал тихо любоваться Лаурэнэ, но признаться в своих чувствах не решался. А сама она на хромого юношу не обращала не малейшего внимания, порхая от одного ухажера к другому. Недостатком популярности эффектная девушка не страдала.

В учебе Винстон за минувший год особых проблем не испытывал. Во всех изучаемых практических предметах за ним закрепилась репутация лучшего студиоза на потоке. В теоретических дисциплинах юноша, правда, был далеко не первым.

Некоторые девушки, старательно записывающие, а потом заучивающие каждое слово лекций, приходились наставникам этих предметов куда больше по душе. Винстон же никогда не зубрил, предпочитая с ходу вычленять и запоминать из материала самое важное, сразу выкидывая из памяти теоретические выкладки, не несущие практической пользы.

Впрочем, на фоне того же Гиллиана и Ингвара, он смотрелся чуть ли не гением, даже в этих предметах. Если первый еще худо-бедно пытался усваивать хоть какие-то теоретические знания, то норд их просто игнорировал, будучи уверенным, что магу в них пользы нет никакой.

Успехи друзей Винстона на практических занятиях были куда значительней. Преподаваемыми всем плетениями они овладевали без особых проблем, да еще вдобавок иногда под влиянием друга изучали немного и сверх программы первого курса. Поэтому и Гиллиан, и Ингвар по уровню создания энергоформ были в группе далеко не в последних рядах.

Как оно всегда бывает, экзамены в конце первого курса подкрались незаметно. Друзья спешно начали одалживать у одногруппников недостающие конспекты, а Винстон и Гиллиан еще и набрали учебников в библиотеке. Привычная для студиозов обычных учебных заведений практика написания шпаргалок в университете Воздуха не годилась. Наставники при помощи плетений с легкостью обнаруживали любые подсказки, в каких бы неожиданных местах их ни прятали студиозы. Поэтому скрепя сердце пришлось засесть за зубрежку.

Ингвар честно пытался уделять подготовке к экзаменам хотя бы часть своего времени, но получалось это у него плохо. Поэтому, когда Винстон уже был уверен в отличных оценках, а Гиллиан полагал, что у него есть неплохие шансы сдать, норд был к первому экзамену абсолютно не готов. Но никогда не унывающий Ингвар был уверен в том, что фортуна и на этот раз от него не отвернется. Как выяснилось, зря.

Из семидесяти билетов по общей истории магической науки к экзамену юный норд более-менее подготовил пять. Уверенно зайдя в аудиторию, он недрогнувшей рукой вытянул заветный листок. Но удаче в этот день не было дела до весельчака норда, и билет оказался совершенно ему не знаком. Однако не в его характере было так просто сдаваться.

— Только не тридцатый! — голос Ингвара был наполнен настоящим ужасом, и он быстро бросил вытянутый им пятый билет в кучу ко всем остальным. Судя по всему, в норде пропадал неплохой актер. Никто из студиозов не усомнился в том, что он вытащил именно тридцатый билет.

Однако скайрэ Венинсон не зря столько десятилетий был наставником в университете Воздуха. Он не стал искать тридцатый номер, чтобы вручить его назад студиозу, а быстро создал простейшее поисковое плетение, протянувшее тоненькую ниточку связи между нордом и брошенным им билетом. Вытянув его, наставник, хитро улыбаясь, обратился к Ингвару:

— Да не переживайте вы так, милейший! Не такой уж он и тридцатый! Это у вас просто со зрением проблемы наметились, а билет вы вытащили самый что ни на есть пятый, — еще раз растянув губы в добродушной усмешке, скайрэ Венинсон протянул его мрачному студиозу.

Излишним будет сказать, что экзамен Ингвар не сдал, и ему пришлось готовиться к пересдаче. Правда, к остальным предметам он уже подошел с большей серьезностью и пусть с трудом, но все же сумел их сдать.

У Гиллиана дела обстояли успешнее. Большую часть экзаменов он стал без особых проблем, продемонстрировав пусть не выдающийся, но все же вполне добротный уровень знаний. Винстон и вовсе умудрился получить только отличные отметки, даже по не особо уважаемым им теоретическим предметам, а уж на практических дисциплинах ему не было равных.

Таким образом, к последнему, самому важному экзамену по практике простых магических плетений друзья подошли в приподнятом настроении, предвкушая долгожданные каникулы.

С трудом дождавшись еле-еле передвигающегося заспанного Гиллиана, Винстон привычно шагнул с третьего этажа, и послушный воле будущего мага Воздух мгновенно подхватил его, плавно опустив на брусчатку. Друзья поспешили вверх по улице к главному корпусу университета. Ингвар еще вчера предупредил их, что предпочитает подольше поспать, и пойдет сдавать ближе к концу экзамена. Сейчас Гиллиан понимал, насколько он был прав, но неугомонный Винстон, наоборот, поторапливал друга.

— Винс, да ну его к темным тварям! Давай попозже пойдем, а то у меня глаза слипаются, — зевая, в который уже раз пробормотал здоровяк.

— Гил, да ты что, совсем совесть потерял?! Я хочу с самого начала посмотреть на потуги остальных студиозов! Да и сам предпочитаю пораньше сдать, так шансы на высокую оценку выше! Да и мы ведь договорились! — Винстон с возмущением посмотрел на друга, с которым еще вчера условился идти к самому началу экзамена.

— Издеваешься? — Гиллиан опять широко зевнул. — То, что было вчера, не считается. Я наверняка был не в себе, если пообещал встать так рано. Ну, а про твои шансы на высшую оценку ты вообще чушь несешь. В создании плетений тебе на потоке равных нет.

— Кончай отмазываться! Все равно уже вышли, не возвращаться же! — Винстон был непреклонен, и Гиллиану ничего не оставалось, как, зевая, плестись дальше.

Когда друзья зашли в главный зал университета, экзамен еще не начался, но там уже царила суета. Стоило им усесться на обитые мягкой кожей стулья, как к ним подскочил Нил.

— Слышали новость? — глаза однокурсника сверкали от переполняющего его возбуждения.

— Что, экзамена не будет? — тут же оживился Гиллиан.

— Да нет, я не про то. В смысле, будет экзамен, куда он денется. Так я что хотел-то сказать. Один из наставников проговорился, что сегодня сюда приедут несколько высших аристократов Гирской империи. Да не просто приедут, а конкретно на этот экзамен.

— Ого, а что они тут забыли? — удивился Винстон.

— Ну, тут версии разные есть, но большинство уверены, что это родители приедут понаблюдать за успехами своего чада, — Нил выпалил это с такой гордостью, будто это он принадлежал к высшей аристократии. — Все только тем и заняты, что гадают, кто же это из нас такой благородный. Вон, кстати, и самая вероятная кандидатура идет.

Винстон оглянулся на один из входов в зал и увидел важно вышагивающего Тиберия. Это был тот самый талантливый юноша аристократичной внешности, который на вступительном испытании сумел метнуть молнию. Он и сейчас являлся одним из лучших среди студиозов по практике создания плетений, но, как обмолвился Винстону по секрету один из наставников, слишком большое самомнение мешало этому красавчику серьезно прогрессировать. А скайрэ Велиса недавно прямо сказала, что Винстон уже куда умелее это аристократишки. Впрочем, произнесено это было в перепалке как раз с куратором той группы, где Тиберий учился, поэтому сам юноша не знал, стоит ли воспринимать эти слова всерьез, и ему было очень любопытно посмотреть, как тот себя покажет на сегодняшнем экзамене.

Между тем Тиберий, наслаждаясь вниманием, вальяжно проследовал в центр зала, где и уселся в окружении стайки оживленно щебечущих девчушек, пытающихся всеми правдами и неправдами обратить на себя его внимание. Вокруг красавчика их всегда вилось немало, но сегодня любопытство студенточек было подогрето слухами, и их собралось еще больше.

— И этот напыщенный индюк — дворянин из числа высшей аристократии? — насмешливо фыркнул Гиллиан, а Винстон, услышав это, лишь хитро усмехнулся собственным мыслям, окинув друга озорным взглядом. Он также имел некоторые догадки насчет того, на кого это должны были приехать полюбоваться аристократы из его родной империи.

Привычный монотонный гул множества голосов утих, и Винстон, встрепенувшись, вновь перевел взгляд на узорчатые створки дверей. Сопровождаемые одним из младших наставников, в зал вошли два человека. С первого взгляда становилось понятно, что это аристократы, и далеко не из последних. Дорогая, но неброская одежда могла принадлежать кому-то еще, но гордая осанка и осязаемая аура властности не оставляли сомнений. Но при этом в вошедших не чувствовалось ни капли надменности.

Судя по фамильному сходству и разнице в возрасте, аристократы были родственниками, скорей всего, отец и сын. Оба очень высокие и широкоплечие, они даже в безопасных стенах Конд'аэра не расставались с привычными мечами, а мягкая скользящая походка натренированному взгляду выдавала в них опытных и умелых бойцов.

Разглядев аристократов, Винстон непонятно почему очень развеселился и толкнул локтем Гиллиана.

— Вот, а ты бы сейчас дрых в комнате, как баран, так что скажи спасибо, — юноша довольно засмеялся, разглядывая задумчивое лицо друга.

Между тем прибывшие дворяне оглядели весь зал, но подходить ни к кому не стали, устроившись на правой половине. Среди окружавших Тиберия девушек пролетел легкий ропот разочарования.

Увлекшись разглядыванием аристократов, мало кто заметил, как в зале появились наставники. Для того чтобы экзамен не затянулся до вечера, свои знания демонстрировали одновременно два студиоза. Естественно, в зале были сооружены две площадки, отгороженные могучими защитными плетениями.

Винстон, воспользовавшись тем, что никто не решался быть первым, вышел вперед и вежливо поздоровался с наставником. Тот, также прекрасно знавший талантливого юношу, кивнул ему и предложил продемонстрировать элементарное плетение воздушной подушки. На эту нехитрую задачу юноша не потратил и секунды.

Следующее плетение, которое юноше пришлось создавать, было уже куда сложнее. Так называемая малая воздушная стена относилась к разряду пусть и не самых сильных, но полноценных боевых энергоформ. Но для Винстона сотворить его уже давно составляло труда.

Экзаменатор, довольно усмехаясь, попросил юношу продемонстрировать еще несколько плетений из числа сложнейших изучаемых на первом курсе. Когда Винстон с легкостью все выполнил, наставник обратился к нему:

— Достаточно, вижу, обязательная программа для вас не представляет никакой сложности и давно не таит загадок. Вы, безусловно, заслуживаете высшей оценки. Но позволю себе отнять еще немного вашего времени. Я знаю о вашем похвальном стремлении к новым знаниям и дополнительных занятиях. Не могли бы вы продемонстрировать какие-нибудь свои успехи? — в голосе пожилого наставника слышалось неподдельное любопытство.

Молча кивнув, Винстон начал стремительно создавать одно из изученных им совсем недавно плетений, которым он очень гордился. Какие-то несколько секунд — и между разведенных ладоней, сухо потрескивая, заискрился внушительный клубок молний. По залу пробежал ропот удивления. Самонаводящаяся шаровая молния такого размера относилась к разряду серьезных боевых плетений, и то, что им владеет студиоз, едва закончивший обучение на первом курсе, было действительно удивительным.

Тиберий недовольно поджал губы. Выполненное им на вступительных испытаниях заклинание обычной молнии и в подметки не годилось только что продемонстрированному плетению. А ведь за весь первый курс сам аристократ ничего более серьезного так и не разучил.

Насладившись произведенным эффектом, Винстон очень осторожно рассеял шаровую молнию и краем глаза заметил одобрительный взгляд наставника. Тот, похоже, больше всего оценил именно эту предусмотрительную неторопливость во впитывании убийственной энергии и отсутствие показной лихости, тогда как многие легкомысленные адепты пытались схлопнуть боевые плетения в один момент, рискуя не совладать с магией.

Юноша на секунду задумался, чем бы еще удивить присутствующих, но быстро вспомнил о своих экспериментах по созданию иллюзий. Изучать этот предмет начинали не раньше второго года обучения, но сам Винстон уже неплохо в нем поднаторел и ловко накинул на себя ложный облик. Из озорства он сотворил очень правдоподобную иллюзию одной из наставниц, которую «благодарные» ученики чаще всего именовали бледной поганкой. Известна она была абсолютной невозмутимостью, крайне скучным и убаюкивающим голосом, а также нудностью своего чисто теоретического предмета. Естественно, редкий студиоз хоть раз не усыпал на ее лекциях.

В зале раздались смешки, а когда рядом внезапно соткались несколько фигур, изображающих студиозов, то все просто застыли в предвкушении. И Винстон их не разочаровал. Развернувшаяся пантомима привела всех хоть раз бывавших на занятиях у этой наставницы в настоящий восторг. Всегда разговаривающая скучным и ничего не выражающим голосом, сохранявшая невозмутимость, даже когда в комнате раздавался особо громкий храп, иллюзией она предстала перед собравшимися в совершенно новом облике. С яростным выражением лица наставница возбужденно что-то доказывала, потрясая руками. Окружающие ее — иногда слегка прозрачные — студиозы внимали каждому ее слову и что-то напряженно записывали.

Сидевшие в зале начали азартно обсуждать, что же такое по замыслу автора композиции могло так разозлить столь невозмутимую особу. Наконец, окончательно распалившись, иллюзорная наставница большими светящимися буквами вывела прямо в воздухе: «Почему никто не спит на занятии? Я буду жаловаться!». Студиозы разразились хохотом и криками одобрения.

Винстон, шутливо поклонившись, порадовался, что ставшей предметом шутки наставницы в зале нет, и вопросительно посмотрел на экзаменатора. Опытный маг с улыбкой наблюдал за юношей. Он, в отличие от большинства собравшихся в зале, оценил не только шутливую пантомиму, но и саму хитрую энергоформу, заметно отличающуюся от стандартной. Судя по всему, этот студиоз не боялся экспериментировать, и ему уже вполне удавалось вносить свои удачные изменения в привычные плетения и заклинания.

— Очень неплохо, юноша. Вижу, у вас присутствует не только редкая тяга к знаниям, но и чувство юмора, что также немаловажно, — пожилой маг весело подмигнул Винстону и продолжил: — С удовольствием буду следить за вашими дальнейшими успехами, а пока поздравляю вас с блестяще сданным экзаменом.

Винстон не спеша доковылял до своего места, пожалуй, впервые не обращая внимания на то, что очень много людей видят его увечье. Юноше казалось, что он плывет в море заинтересованных, одобрительных, а иногда и восхищенных взглядов. Впрочем, когда захлестнувшая его волна эйфории чуть-чуть спала, он сообразил, что большинству студиозов продемонстрированное им мастерство абсолютно безразлично, а их восторг не более чем плод его воображения, но даже это не способно было испортить ему настроение.

Несмотря на уговоры, Гиллиан наотрез отказался идти «сдаваться» сразу, предпочтя продолжать пялиться на более решительных студиозов, выжидая непонятно чего. По мнению Винстона, это было глупо, ведь от сидения на месте ни знаний, ни умений не прибавится, поэтому лучше отмучиться поскорее.

Один студиоз сменялся другим. Кто-то уверено создавал требуемые плетения, кто-то со стыдом признавался, что это ему не по силам. Несколько раз магия выходила из-под контроля у совсем уж неумелых студиозов, но мощные защитные заклинания не давали потокам силы причинить хоть какой-то вред ни окружающим, ни самим недоучкам.

Винстона начала утомлять монотонность экзамена, но в этот момент появился выспавшийся и довольный Ингвар, и друзья оживились, пересказывая норду все, что он пропустил. Тот заинтересовано посмотрел на спокойно сидящих аристократов из Гирской империи и удивленно покачал головой.

Тем временем вперед вышел Тиберий. Винстон различил на лице надменного аристократа отчетливые следы волнения и даже откровенного страха и довольно ухмыльнулся. Его раздражал этот напыщенный индюк. Брал бы пример с вон тех двух аристократов, — подумал он. — Вот кто действительно достоин уважения! Никакой надменности и высокомерия, но в тоже время аристократичность и властность осязаемы и сквозят в каждом движении! Как еще кто-то мог подумать, что они родственники с этим мелким дворянчиком?

Между тем, Тиберий приступил к демонстрации своих умений по созданию плетений. Ничего особенного он не показал, так, вполне добротный средний уровень. Если на вступительном испытании аристократ сумел поразить всех, то сейчас стало понятно, что за минувший год он несильно расширил арсенал доступных ему плетений. Высокомерие и уверенность в собственной исключительности еще никому не пошли на пользу. Без упорного ежедневного труда прекрасные способности не раскрываются в полной мере, и талантливейший маг так и остается посредственным адептом, что успешно доказал Тиберий, лоботрясничавший весь год.

Следующим, сопровождаемый пожеланиями удачи, сдавать экзамен вышел Гиллиан. Винстон готов был поклясться, что еще утром его друг ни капельки не волновался. Но сейчас его губы были плотно сжаты, а в глазах здоровяка сквозила нешуточная тревога. Походка юноши также была непривычной. Если обычно Гиллиан передвигался с редкой для его комплекции легкостью, словно перетекая с одного места на другое, то сейчас как будто проглотил палку — настолько прямо старался держать спину, а плечи широко разведенными.

Винстон понимающие усмехнулся. Он догадывался о причинах таких перемен, произошедших с другом, и мысленно еще раз пожелал ему удачи и спокойствия. Словно услышав, Гиллиан встряхнул головой и немного расслабился, концентрируясь на предстоящем испытании, а не на собственных переживаниях. К счастью, экзаменатор, тоже видя состояние студиоза, начал не сразу с трудных заданий, а попросил создать пару совсем элементарных плетений.

Привычная покорная магия успокоила Гиллиана, и когда наставник перешел к куда более серьезным энергоформам, он довольно уверенно продемонстрировал вполне достойное владение силой и удостоился за этот экзамен отличной оценки. Однако, возвращаясь на свое место, юноша не выглядел полностью успокоенным и умиротворенным. Во всей фигуре Гиллиана, выражении лица и глаз друзья, неплохо уже его изучившие, различали напряжение, словно ему предстоял еще один, не менее важный экзамен.

Ингвар, как всегда, предпочел пойти в самых последних рядах. С практикой создания плетений у него проблем не было, поэтому он также успешно сдал экзамен.

Когда последние из будущих магов продемонстрировали свои навыки, собравшиеся, поднявшись со своих мест и выйдя в просторный холл перед главным залом университета, против обыкновения, не спешили расходиться. Все, затаив дыхание, следили за прибывшими из Гирской империи аристократами. Когда эти дворяне направились к центру холла, все замерли, а среди окружавших Тиберия девушек даже послышался приглушенный писк восторга.

Но двое аристократов словно и не заметили испуганно отошедшего в сторону юношу. От его обычной надменности не осталось и следа. Среди студиозов пролетел удивленный ропот, но дворяне уверенно направились в другой конец зала, где на подоконнике устроился Винстон с друзьями.

Гиллиан поспешно вскочил. Секунду он еще колебался, но, увидев широкую улыбку на лице более молодого из аристократов, шагнул на встречу и крепко с ним обнялся.

— Привет, брат! — они выпалили это одновременно и громко рассмеялись. Теперь, когда дворяне стояли рядом со студиозом, у всех словно пелена упала с глаз, и они наконец заметили их поразительное сходство.

— Рот закрой, а то птичка какая-нибудь залетит, — с улыбкой тихо прошептал Винстон ошарашенному Ингвару. — Неужели ты не замечал за нашим другом периодически проскальзывающих аристократических привычек и манер? Не, ну ладно, сделаем скидку на то, что, во-первых, ты не из Гирской империи и не очень знаком с нашими обычаями, а во-вторых, ты просто чурбан, чьей внимательности не позавидует даже слепоглухонемой.

— Блин, да замолчи ты, — так же тихо зашипел в ответ Ингвар, — если сам такой умный, то почему, хотя бы мне не намекнул? Ничего себе новость! Один из моих лучших друзей, оказывается, принадлежит к высшей аристократии Гирской империи, а второй об этом знает и ни слова мне не говорит!

— Да ладно тебе! Про высшую аристократию я сам сегодня только догадался, а про то, что этот балбес вообще дворянин… Это его личное дело. Если он нам не говорил, значит, не хотел, поэтому я и оставлял свои догадки при себе.

Пока продолжался этот очень тихий диалог, Гиллиан, закончив обниматься с братом, шагнул ко второму аристократу.

— Здравствуй, отец, — обычно уверенный и громкий, голос юноши был непривычно робок.

— Да оставь ты официальность. Простил я тебя уже давно за твое решение стать магом. Более того, в последнее время столько всего произошло, что я начинаю подумывать, что ты был прав, а я просто слишком привык к тому, что все представители нашего рода становились воинами, — голос дворянина звучал искренне и наполнен был теплом и гордостью за сына. — Видел я, как ты управляешь магией. Достойно. Да и друзья у тебя, смотрю, не промах. Кстати, не стой столбом, представь нас.

— Это мой отец — герцог Фириан Альтрейни. А это мой брат — маркиз Эллиан Альтрейни, — немного смущаясь, назвал свою семью Гиллиан. — А это мои друзья Винстон Варнау и Ингвар Ноймед.

После представления друзья поспешили вежливо раскланяться. Стоило им чуть-чуть отойти от аристократов, как на них коршунами налетели любопытствующие. Их интересовало все. В первую очередь, допытывались, правда ли то, что их друг — сын прибывшего аристократа, на что Винстон утвердительно кивнул. Но на все другие вопросы ребята отвечали, что это они пускай у самого Гиллиана узнают, а особо любопытствующие могут прямо сейчас подойти, спросить у самих дворян и послушать, как далеко их пошлют. После чего Винстон и Ингвар, игнорируя зевак, отправились к себе в комнату.

Гиллиан появился часа через два после окончания экзамена. Выглядел он уставшим и даже каким-то взмыленным.

— Тебя что, так родственники укатали семейной любовью? — с иронией спросил Ингвар у друга. Сам норд разлегся на незастеленной постели Гиллиана.

— Не, ну, ты свинья. Не мог застелить постель хотя бы? Меня Винстон утром вытащил ни свет ни заря, я естественно не успел, а ты улегся прямо в своей пыльной одежде, — недовольно уставился на друга младший Альтрейни.

— Да ладно. Я всю пыль с себя плетением стряхнул, так что не пострадает твоя любимая постель. Ты лучше на мой вопрос ответь, — Ингвар продолжал лениво ронять слова, и не подумав вставать.

— Не, с братом и отцом я нормально пообщался. А вот дегенераты, по недосмотру Великих Сил учащиеся вместе с нами, достали просто. Вы прикиньте, эти придурки полтора часа всюду за нами следовали только ради того, чтобы забросать меня идиотскими вопросами.

— Они еще с нас начали. Я сам едва сдержался, чтобы сразу откровенно не послать их, — в разговор вступил Винстон, отвлекшись от чтения толстенного фолианта, посвященного магии жестов.

— А я и не стал сдерживаться, — рассмеялся Гиллиан, садясь на жалобно скрипнувший под его весом стол. — Только они же с первого раза не понимают….

— Народ, а кто в курсе, во сколько мы идем отмечать окончание экзаменов? — вновь подал голос сонный Ингвар и зевнул.

— Чего ты, гад, зеваешь? Мы с Гилом насколько раньше встали и не зеваем, — сказав это, Винстон тут же громко зевнул. — Тьфу ты, и меня заразил!

— Великие силы! Вы что, сегодня сговорились на вопросы не отвечать? Для самых глухих повторяю, во сколько мы идем?

— Кэми вроде говорила часов в девять и, кажется, опять в «Шальной молнии», — ответил Винстон.

— Ясно. Кстати, насчет Кэмии. Ты, Винс, либо слепой, либо прикидываешься, что не замечаешь ее интереса к своей персоне. Вроде девочка ничего, не красавица, но и не уродина. Да и поговорить с ней есть о чем. Так чего ты теряешься? — Ингвар с любопытством уставился на друга.

— Да отстань ты, сам разберусь, — отмахнулся Винстон.

— Нет, ты нам друг или не друг? А так как все-таки друг, то мы должны о твоем здоровье и психическом состоянии заботиться. А какое оно у тебя может быть, если за минувший год ни одной девочки не повалял? — не отставал настырный норд.

— Инг, а не пойти ли тебе куда подальше? И оставь свое «мы», это ты меня сейчас достаешь, а не Гиллиан.

— Правильно говоришь. Так что там скажет по этой животрепещущей проблеме наш новоиспеченный аристократ? О, великий Гиллиан, снизойди до нас, простых смертных, и озари наши глупые головы светом своей дворянской мудрости! — весельчак Ингвар был, как всегда, в своем репертуаре.

— Инг, не нарывайся. Будешь хохмить по поводу моего происхождения — схлопочешь. Я не шучу, — Гиллиан продемонстрировал внушительный кулак. — Но вообще по теме, ты совершенно прав. Как человек, живущий в одной с Винстоном комнате, подтверждаю: фактов его уединения с особами противоположного пола не отмечено.

— Вот! — Ингвар внушительно поднял указательный палец, и Гиллиан продолжил:

— Это меня, опять-таки как человека, ночующего в одной с ним комнате, уже начинает сильно настораживать и даже пугать. Скоро на всякий случай начну спать спиной к стенке, — проговорив это с вполне серозным видом, здоровяк едва успел увернуться от тяжелого фолианта, посвященного магии жестов.

— Да ну вас, — нисколько не обиделся на привычные подколки Винстон. — Гил, ты давай лучше признавайся, какой у тебя титул.

— Граф, — немного смущенно ответил Гиллиан.

— Слушай, а почему так? — удивился Ингвар. — Твой отец герцог. Я думал, и ты должен быть герцогом.

— Ха, ну ты даешь. У нас в империи сыновья герцога имеют такие титулы учтивости. Старшие — маркизов, младшие — графов, — Гиллиану, похоже, было приятно, что есть люди, не знающие таких элементарных для давно опостылевшей ему дворянской среды вещей.

— Хм, граф Гиллиан Альтрейни, — медленно, словно пробуя слова на вкус, произнес Винстон. — Звучит. А твой отец и брат что, уже уехали?

— Нет, они на пару дней тут задержатся. Посмотрят Конд'аэр, отец с ректором еще встретиться хочет, так что я сегодня могу спокойно гулять, а завтра с родственниками еще наобщаюсь.

— Ясно. Ну, тогда я немного подрыхну, а то что-то меня в сон клонит, — вновь зевая, проговорил Винстон. — Только разбудите меня хотя бы за час, мне еще надо ополоснуться и побриться.

* * *

Около девяти вечера студиозы уже заваливались веселой гурьбой в гостеприимно распахнутые двери таверны. В «Шаровой молнии» их давно знали в лицо, а кто-то из девчонок озаботился заранее заказать просторный стол, поэтому они, оживленно переговариваясь, сразу стали рассаживаться на дубовых лавках, а прислуга уже спешила с кувшинами вина и подносами разнообразной закуски.

Напротив Винстона, как всегда, устроилась Кэмия. Исподтишка бросив на нее несколько оценивающих взглядов, юноша задумался. А ведь Ингвар действительно прав. Я уже не один раз замечал, что она проявляет ко мне интерес. Чего я уперся, как баран, в эту Лаурэнэ? Да, красивая. Но ведь умом не блещет. Характер стервозный. Ну, и, главное, на меня все равно даже внимания не обращает, если только по учебе помочь не надо. Так сдались мне эти несбыточные мечты? Чего я не обращал внимания на Кэми? Вполне милая девушка, умная и добрая. Решено, иду на штурм.

Празднование продолжалось своим ходом. Будущие маги, как самые обычные юноши и девушки, пили вино, много смеялись и танцевали. Естественно, звездой вечера оказался Гиллиан, которого студиозы засыпали вопросами. Тут он уже не мог просто игнорировать всех, и ему приходилось либо отвечать, либо отшучиваться и уводить разговор в сторону.

Кэмия, всегда бывшая одной из лучших в учебе, но немного стеснительной во время таких посиделок, сейчас пребывала в состоянии тихого восторга. Винстон сегодня был просто не похож на себя и весь вечер общался только с ней одной.

Кэмия уже давно пыталась обратить на себя внимание этого необычного юноши. Ее не привлекали слащавые красавчики, вокруг которых вилось большинство ее подружек. Все они поголовно оказывались тупоголовыми и самовлюбленными болванами, а этот тип людей она терпеть не могла, да и сама им не сильно нравилась своей невзрачной внешностью и привычкой открыто демонстрировать интеллектуальное превосходство над ними.

Винстон же хоть и не был красив, но обладал какой-то непонятной привлекательностью. Его щеку пересекал шрам, но, по мнению Кэмии, он только придавал ему мрачноватого очарования. Обычно он был немного замкнут, но если уж вылезал из своей скорлупы, то более интересного собеседника нужно было еще поискать. Поэтому девушка с первых дней обучения выделяла юношу, но, будучи стеснительной, сама сделать первые шаги не решалась, зато своего интереса к нему не скрывала.

Кэмия прекрасно видела, какими глазами Винстон смотрит на ее глуповатую подругу Лаурэнэ, и за это ее тихо ненавидела, мечтая, что когда-нибудь у него откроются глаза и за красивой оболочкой он разглядит пустоту. И вот сегодня это свершилось. Винстон на Лаурэнэ не обращал ровным счетом никакого внимания, предпочитая оживленно болтать с Кэмией, при этом, не забывая непринужденно ронять комплименты в ее адрес.

В зале заиграла медленная музыка, и на специально отведенном для этого месте закружилось несколько пар. К сожалению, у Винстона была сильно повреждена нога и ни о каких танцах не могла даже идти речь. От внимательного взгляда Кэмии не ускользнуло, как пробежала по лицу юноши тень, когда он посмотрел на выписывающие изящные пируэты пары, и она задумалась. Надо дать ему возможность поговорить со мной наедине. Танец не годится. Нужно что-то другое!

Громко обронив подругам, что она пойдет подышать воздухом, Кэмия вышла из таверны и остановилась недалеко от входа, наслаждаясь ночной прохладой. Она одернула платье, поправила схваченные в хвост длинные черные волосы и облизнула губы, чтобы они призывно блестели в лунном свете. За спиной скрипнула дверь, и даже не оборачиваясь, девушка почувствовала, что это он.

В этот вечер Винстон использовал все красноречие, на которое был способен. Он поддерживал оживленную беседу с Кэмией, стараясь вставить в разговор как можно больше комплиментов, да так, чтобы они казались оброненными небрежно, а не тщательно придуманными. Про себя же юноша судорожно искал возможность остаться с ней наедине. В конце концов, Винстон решил, что надо будет проводить девушку в Конд'аэр, когда вечер закончится.

В углу таверны устроился пожилой бард и начал медленно перебирать струны лютни. Юноша с ненавистью уставился на двигающиеся в центре зала пары. Чего бы он только ни отдал за возможность пригласить Кэмию и закружиться с ней в изящных пируэтах танца, столь похожих на полет! В этот момент девушка, сообщив подругам, что подышит воздухом, вышла из таверны. Сама судьба предоставляет мне шанс! — радостно подумал Винстон и также направился к двери, на ходу стараясь расправить непослушные волосы.

Ингвар, проводив друга взглядом и кивнув на дверь, радостно подмигнул Гиллиану, после чего обнял сидящую рядом девушку и стал нашептывать всякие глупости в ее изящное ушко.

Разглядев одинокую худенькую фигурку, Винстон направился к ней. На секунду юноша замешкался, не зная как начать разговор, но Кэмия уже сама повернулась, и он утонул в ее больших и пронзительно красивых глазах.

— Прохладно на улице, ты не мерзнешь? — спросил будущий маг.

— Есть немножко, — робко ответила Кэмия.

Винстон стал судорожно соображать, что бы ей предложить накинуть, ведь у него не было ничего кроме легкой туники, но потом бросил это глупое занятие, и внутренне обмирая, нежно обнял девушку. Кэмия не протестовала и положила голову ему на плечо.

Винстон, сильнее, чем от вина, пьянея от летней ночи и нежного аромата девушки, наклонился и поцеловал ее. Губы и язычок Кэмии охотно включились в эту самую древнюю игру, и назад в таверну будущие маги уже не вернулись.

* * *

Ректор университета Воздуха, устроившись в своем любимом кресле, сплетал разработанное еще в старой империи заклинание дальней связи. Оно всегда относилось к разряду трудных и могучих энергоформ, но для такого мага не представляло никаких проблем. Он поднялся на ноги, и перед ним возник тонкий слой сгустившегося воздуха, на котором отразился тот, к кому он взывал. На скэйрэ Гал'аэра смотрел хищный взгляд верховного адепта Воздуха, одного из четырех архимагов государств союза Великих Сил.

— Здравствуй, Гал, — всегда жесткий голос разом потеплел, стоило ему увидеть старого друга.

— Привет, Тир, — улыбнулся ректор. — У меня для тебя весьма неожиданные новости. Сегодня ко мне прибыл герцог Альтрейни.

— Тот самый, который приходится двоюродным братом Гирскому императору? — не на шутку удивился верховный адепт Воздуха.

— Именно. Я тебе уже говорил, что у меня учится его младший сын. Герцог приехал посмотреть на его успехи, а заодно и поговорить со мной. Он предлагает нам довольно широкое сотрудничество.

— Ты догадываешься, чем это вызвано?

— Конечно. Да и он сам не скрывает своих опасений. Над всеми, кто способен составить хоть какую-то оппозицию императрице, еще со времен заговора трех герцогов нависла нешуточная угроза. Фириан хорошо усвоил уроки кровавых репрессий, не только над теми, кто действительно был замешан в заговоре, но и просто чем-то мешал, — тон скайрэ Гал'аэра был очень серьезен, и выдавал нешуточную тревогу.

— Итак, он опасается расправы над собой и своей семьей? И хочет заручиться нашей поддержкой?

— Именно так, — кивнул ректор.

— Что же, до определенных пределов в этом нет ничего невозможного. Перспективы настолько значительно усилить наше влияние в Гирской империи стоят многого, да и доступ к личной герцогской библиотеке и хранилищу артефактов тоже не будет лишним. Естественно, золотом мы также не побрезгуем. Но сразу предупреди Альтрейни, что мы, ни при каких условиях, не ввяжемся в открытое противостояние, ни с императором и его чокнутой женушкой, ни с клирикам, ни с другими адептами стихий. Слишком увлекаться политическими играми нельзя, иначе это обернется против нас самих. Кстати, он не говорил, пытается ли заручиться чей-либо еще поддержкой?

— Обмолвился, что хотел бы встретится с архимагом Огня.

— Хм, тут я ему даже помогу, — улыбнулся верховный адепт Воздуха, услышав об извечных союзниках. — А почему он забывает про столь близкую для его страны силу Земли?

— Ее маги слишком тесно контактируют напрямую с императорской четой. Фириан не может рисковать.

— Знаешь что, я, пожалуй, сам встречусь с герцогом. Передай ему, что я скоро навещу его, да и выйти на верховного адепта Огня помогу. Нам всем есть что обсудить, — усмехнулся архимаг. — Кстати, у тебя же, получается, сегодня был последний экзамен первого курса? Как общее впечатление?

— И не спрашивай, — ректор расстроено махнул рукой. — Мы постоянно совершенствуем методики обучения, а студиозы, словно специально, все меньше проявляют интереса к постижению новых знаний. Так что в целом основная масса такие же лоботрясы, что и в наши времена. Состав обучающихся также нисколько не изменился. По-прежнему две трети — это девочки, но все так же каждый средний студиоз мужского рода магически куда сильнее средней волшебницы.

— Ну, это понятно. При этом девушки наверняка больше тяготеют к теории, парни к практике. Все как всегда. Ты лучше скажи, есть ли какие перспективные таланты? — поинтересовался верховный маг.

— Есть несколько. Один паренек так вовсе практически полным истинным зрением владеет, — голос ректора потеплел.

— Это, конечно, хорошо, но что он из себя представляет? Не зароет ли свой талант в землю, как множество разгильдяев до него?

— Ну, жизнь покажет, но пока этот юноша производит очень приятное впечатление. Он буквально болен магией, посвящает ей большинство свободного времени, впитывает знания как губка. Я этому, как могу, стараюсь способствовать.

— Ну, увлеченность — это хорошо, но какова ее причина? Ты прекрасно знаешь, что ничего на этом свете не бывает просто так! Почему юноша предпочитает просиживать за учебниками, а не черпать полной ложкой все радости студенческой жизни? — нахмурился архимаг. — Может, месть?

— Да не паникуй ты, — усмехнулся в ответ ректор. — Паренек калека, ходит и то с трудом, поэтому и бредит полетами. Да и просто он наделен от природы немалым умом и любознательностью, такие сами тянутся к знаниям, их лишь иногда надо подталкивать в правильном направлении. А я уж постараюсь, чтобы из него толк вышел.

— Ну, ладно, не буду лезть в твои дела, ты на воспитании молодых магов собаку съел, — также улыбнулся архимаг и, разом посерьезнев, добавил: — Не забудь герцогу передать мои слова, я как с ним сам поговорю, свяжусь с тобой.

Рассеяв заклинание, скэйрэ Гал'аэр вновь уселся за свой рабочий стол и окунулся в изучение бумаг: университет продолжал жить своей жизнью, и любая небрежность с его стороны грозила сбоем в отлаженном механизме по обучению юных магов.

Глава 10

— Эх, нам бы на севере такой ветерок! — мечтательно проговорил Торстен, подставляя лицо теплому потоку воздуха. — Ощущение, что на тебя дует какой-то запыхавшийся великан! Первый раз такой теплый и сухой ветер встречаю!

— Ты не сильно-то радуйся, — обронил один из ветеранов, — это сейчас здесь прохладно, и ветерок очень приятен. Но если он будет дуть еще часа четыре, то в этой долине станет так жарко, что ты с тоской вспомнишь свои северные вьюги.

— Не думаю, что мы тут надолго остановились, — вступил в разговор Кель. — Вон в караване уже наметилось шевеление, скоро двинемся дальше.

Миновало уже три месяца с того дня, как друзья получили статус полноценных легионеров и отбыли в строевые части. Вместе с еще полусотней бывших рекрутов их отправили для пополнения смешанной пехоты, расквартированной в Эльтруских горах. Здесь десятилетиями, то затихая, то вновь разгораясь, тлела необъявленная война с местными племенами горцев.

Во времена старой империи все проживающие здесь народы под угрозой полного уничтожения были вынуждены присягнуть единой на всем континенте власти. Но после ее распада большинство посчитали, что теперь они свободны. Самый крупный из обломков погибшего великого государства — Гирская империя — полагал по-другому и видел в местных племенах своих поданных. О хитросплетениях дальнейших взаимоотношений учеными была написана не одна книга, но на практике все это вылилось в то, что в этих местах всегда было неспокойно, и приходилось держать изрядный военный контингент.

Ситуация сильно осложнялась тем, что через Эльтрусские горы пролегал один из крупных торговых маршрутов империи. И даже считавшиеся лояльными горцы нет-нет, да и совершали налеты на слабо защищенные караваны. Поэтому империя уже давно в дополнение к обычной охране приставляла к купцам и свои отряды смешанной пехоты.

От учебного лагеря Термот до места службы добираться было изрядно, и многие новоиспеченные солдаты испытали искреннюю радость, когда это утомительное путешествие подошло к концу. Как выяснилось, им всем выпал жребий влиться в ряды тысячи, расквартированной в крупном военном лагере в одной из долин у подножья Эльтруских гор.

Сразу с марша пополнение построили на плацу, и седоусый секст[15], на груди которого было тесно от различных наград, пройдясь вдоль не особо ровной лини, мрачно изрек:

— Слушайте меня внимательно, галька! Вы научились различать, где у меча острый конец, и теперь уже считаете себя настоящими солдатами! На самом деле пока вы не более чем пыль на сапогах настоящих воинов империи! — после этих пафосных и явно давно заготовленных слов офицер обвел пристальным взглядом строй, словно выискивая тех, кто позволит себе усомниться в собственном ничтожестве.

Не найдя самоубийц, позволивших себе хотя бы неуставное шевеление бровей, секст продолжил:

— Не думайте, что ваши тренировки прекратятся! Только смерть способна прекратить тренировки в императорской армии! Солдат всегда должен оттачивать свое мастерство! Ваши октаты будут нести личную ответственность за уровень вашей подготовки, так что не рассчитывайте на легкую жизнь, — опять оглядев строй и не найдя ни тени неудовольствия на лицах прибывшего пополнения, офицер продолжил: — Как бы то ни было, теперь вы смешанная пехота! И пусть хотя бы один скаренный ублюдок позволит себе забыть, что он теперь не в учебном лагере, а на боевой службе! За пренебрежение своими воинскими обязанностями наказание одно — смерть! Местные горцы — это настоящие дикие животные! Они хитры и только и ждут возможности нанести удар вам в спину! Стоит только забыть об осторожности — и вы мертвы! И хвала великим силам, если за собой не утянете своих товарищей! Сейчас вас распределят по отрядам и остальное до ваших убогих умов доведут октаты. Запомните: они для вас здесь как вторая мать! Только если будете неукоснительно их слушаться — выживете! Разойтись!

Кель и Торстен оказались в одном тавте, при этом им даже не пришлось прикладывать никаких усилий: в императорской армии знали цену боевому братству и охотно распределяли друзей вместе. Помимо них, в отряд были зачислены еще три новобранца, из чего норд сделал неутешительный вывод, что подразделение недавно понесло серьезные потери.

Первое впечатление от их нового командира было в целом положительным. Судя по всему, возраст октата был чуть больше тридцати лет, а несколько шрамов на лице выдавали богатый боевой опыт. В отличие от секста, он не был любителем пафосных речей и предпочел сразу расставить все по местам:

— Мое имя Риган, я командир второго тавта пятой сотни. Будете служить под моим началом.

Услышав имя погибшего друга, Торстен вздрогнул. Но он тут же одернул себя: серьезного повода для удивления такому совпадению не было. Имя Риган было довольно распространенным в империи. А октат, не заметив реакции одного из своих новых бойцов, спокойно продолжал:

— Не буду утомлять вас долгими речами, все, что надо, вы еще успеете узнать. Пока лишь зарубите себе на носу, что с дисциплиной у нас тут жестко. И давайте двигайте к арсеналу получать положенное снаряжение, пока там не осталась одна ржавая рухлядь.

Уже через час все пополнение могло похвастаться пусть не новыми, но еще вполне добротными доспехами и оружием. Торстен, однако, был недоволен. Прежде всего, ему пришлась не по душе защитная амуниция, практически ничем не отличавшаяся от используемой в тренировочном лагере.

По поводу высоких стальных поножей, наручей и наплечников у него особых нареканий не было. А вот кольчуга не нравилась. Качества она на первый взгляд была неплохого, по длине с запасом доходила до колен и весила изрядно.

В одном месте на доспехе видны были следы залатанной дыры, но вовсе не это беспокоило норда. В первую очередь, большие сомнения у него вызывала способность кольчуги хорошо защищать от стрел, которыми местное «дружеское» население наверняка не преминет угостить зазевавшегося пехотинца. Торстен скорей бы предпочел стандартную для легионеров лорику[16], но приходилось довольствоваться положенными смешанной пехоте доспехами.

Еще одну проблему представлял собой шлем. Привычная его конструкция с очень широкими нащечниками и стрелкой для носа в целом Торстена устраивала. Но его сильно беспокоило, что в выданном снаряжении полностью отсутствовала защита шеи, если не считать таковой высокий воротник поддоспешника. Стоит перестать втягивать голову в плечи — и любой удачный удар в эту область неизбежно будет стоить пехотинцу жизни.

Торстен заметил, что один из ветеранов щеголяет шлемом с прикрепленной к нему бармицей[17], и подошел поинтересоваться, откуда тот разжился столь необходимым дополнением к доспеху. Опытный боец был не против просветить новичка, и от него норд узнал, что в смешанной пехоте, в отличие от обычных легионов, не возбраняется за собственные деньги или используя трофеи дополнять свои доспехи. Требований к этим усовершенствованиям было всего два. Первое — боевые возможности и скорость передвижения не должны были снижаться. Второе — сохранение внешней узнаваемости в качестве солдата Гирской империи. Слова ветерана быстро нашли подтверждение — Торстен заприметил еще одного из старожилов, одевшего поверх кольчуги стальной нагрудник.

Обсудив эту новость, друзья пришли к выводу, что при первой же возможности необходимо разжиться некоторыми элементами доспехов, особенно защитой для шеи и более существенной, чем кольчуга, для корпуса. Но так как пока, ни достаточной суммы денег, ни трофеев не наблюдалось, эти планы пришлось отложить до лучших времен.

После того, как новички полностью экипировались, им показали казарму и наконец, отвели к остальной части тавта. Познакомившись с теми, с кем в недалеком будущем предстояло вместе проливать кровь, Торстен пришел к выводу, что в целом им повезло. Ребята в отряде подобрались спокойные, знающие себе цену и не проявляющие агрессивность понапрасну. Служба в боевой части всегда благотворно сказывалась на дисциплине и предотвращала множество неизбежных в других условиях конфликтов. Если солдат понимает, что его жизнь зависит не только от него самого, но и от товарища по отряду, то всякие глупости не имеют обыкновения задерживаться в головах даже самых тупых и агрессивных пехотинцев.

Служба быстро вошла в размеренную колею. Львиную долю времени в распорядке дня по-прежнему занимали тренировки. Довольно часто новобранцев задействовали и в караулах. Кель умудрялся находить в монотонном многочасовом стоянии на посту свои плюсы, но Торстен его в этом абсолютно не понимал, люто ненавидя бездействие.

Пару раз их тавт задействовали в охране проходящих через горы караванов. Несмотря на опасность, норд радовался каждому такому заданию как ребенок, ведь это была возможность нарушить рутину будней и насладиться пьянящим ощущением риска. Еще месяц тавт, в котором числились друзья, провел на дежурстве в стационарном посту, оборудованном прямо посреди важного горного перевала.

За повседневной муштрой и тренировками время не то чтобы пролетало, но как-то незаметно таяло. Новоиспеченным императорским солдатам настроение портило лишь отсутствие вблизи от лагеря какого-нибудь городка, где уставший вояка мог расслабиться, найдя выпивку и сговорчивых женщин. Во многом именно поэтому расквартированные здесь части меняли каждые полтора года. Хотя некоторые солдаты полагали, что командование императорской армии просто пытается таким образом дать боевой опыт как можно большему количеству смешанной пехоты. Как сразу выяснил Кель, следующая такая смена ожидалась не раньше, чем через год. Впрочем, до этого времени им еще полагалось первая увольнительная с правом отправиться на пару дней в расположенный довольно далеко городок и весело там провести время.

Когда миновало три месяца со дня их появления в лагере, отряду вновь поставили боевую задачу. После привычного сигнала подъема тавт построили на плацу, и октат сообщил, что они опять идут сопровождать небольшой торговый караван. Необходимая провизия на несколько дней уже была собрана, и пехотинцам оставалось только еще раз проверить свое снаряжение. Через пару часов была дана команда выступать.

Кель, как всегда, был прав. Привал оказался коротким, и уже через несколько минут караван вновь тронулся. С того дня, как они покинули лагерь, миновала уже пара суток. Пока в пути никаких проблем не возникало, и двигались они довольно быстро, естественно, с учетом скорости тяжелогруженых повозок и пеших солдат.

Помимо одного тавта смешанной пехоты, караван также берегли три десятка собственных охранников. Впрочем, по поводу их боевых качеств у Торстена имелись большие сомнения, уж слишком разномастный народ там подобрался. Чего стоил только неведомо как затесавшийся в такую компанию лучник — ульд.

Охранники каравана с профессиональными солдатами держались осторожно, нередко в их взглядах проскальзывала откровенная неприязнь. Торстен вначале удивлялся такому отношению, но более опытные товарищи рассказали, что любому купцу за сопровождение боевым подразделением приходится внести в казну империи немаленькую сумму. Естественно, вынужденные расставаться с деньгами, они старались отыграться на собственных охранниках и урезали им оплату. Возмущенным наемникам неизменно отвечали, что если уж они не способны без армейских частей обеспечить безопасность, то и денег должны получать меньше.

Опасаясь внезапного нападения, большинство солдат держалось ближе к каравану, естественно, если их не отправляли в дозор. А вот Кель, напротив, предпочитал не глотать пыль от повозок, а больше бродить по окрестностям. Выросший в городских трущобах, он искренне наслаждался чистым воздухом и нетронутой горной природой, пользуясь любой возможностью отойти подальше. Менее выносливый Торстен иногда присоединялся к другу, но чаще лишь наблюдал за ним издалека. Вот и на этот раз, когда караван медленно перебирался через мелкий, но довольно бурный горный поток, неугомонный Кель воспользовался тем, что сейчас не входил в число дозорных, и в одиночестве направился в сторону.

Отойдя от повозок подальше, он уселся на показавшийся удобным валун и стал с удовольствием созерцать окрестности. Какой-нибудь седобородый ученый, изучающий людское мышление, долго бы удивлялся, узнав, что в душе беспризорника осталось место для любви к прекрасному. Но это было именно так. Кель не был поэтом, но, как и они, он способен был увидеть в окружающей действительности нечто большее, чем привычные декорации. Его сердце давно зачерствело по отношению к большинству из людей, ведь от них он в жизни видел мало хорошего, но вот дикая, необузданная красота первозданной горной природы по-прежнему задевала какие-то струнки в его душе.

Кель полюбовался на ручей и представил, как весной он превращается в стремительный горный поток. Потом он неспешно направился в сторону уходящего вдаль извилистого тракта. По обеим сторонам дороги возвышались горы, поросшие густым лесом. Кель с наслаждением втянул полной грудью чистый воздух и замер. Ему почудилось, что порыв ветра принес с собой едва ощутимое зловоние. Этот запах был настолько мимолетным, что большинство людей сочли бы, что им просто показалось. Но выживание в трущобах учит осторожности, обостряет те животные инстинкты и чувства, о которых считающий себя венцом творения цивилизованный человек даже не догадывается.

Кель нарочито неспешно поднялся и двинулся назад к каравану, последние повозки которого только-только преодолели ручей. Умиротворяющий покой природы теперь казался гнетущей тишиной, и, подойдя ближе, он с удовольствием вслушивался в какофонию звуков, производимых караваном, но в то же время боялся, что из-за них не услышит свист стрел. Юноша ощущал, как за ним следит чей-то пристальный взгляд, хотя с равным успехом это могло оказаться и шуткой подстегнутого страхом воображения. Дойдя до своих, Кель сразу направился к командиру:

— Октат, отойдя чуть в сторону, я вроде бы различил какой-то подозрительный запах. Не оказалось бы по бокам от дороги засады, — юноша постарался придать своему голосу всю доступную твердость, опасаясь, что его поднимут на смех. Неопытный командир скорей всего так бы и поступил, но их отрядом руководил много повидавший на своем веку вояка, на собственной шкуре давно усвоивший, что осторожность лишней не бывает.

Октат подозвал к себе пожилого ветерана мрачноватого вида, руководившего охранниками каравана, и посоветовал ему отправить нескольких человек прочесать лес по сторонам от дороги. Тот недовольно зыркнул на старшего из пехотинцев, но вынужден был подчиниться: пока караван не миновал горы, императорский солдат имел полное право им командовать.

От повозок отделилось трое наемников, в том числе и тот лучник — ульд, который многих удивил своим присутствием среди охранников. Октат же, не теряя времени, отдал своим людям команду проверить доспехи и надеть шлемы. Многие наемники также последовали примеру императорских солдат и потуже затянули ремни амуниции.

Кель прислонил свой щит к боку одной из повозок и взял в руки свой арбалет.

— Как думаешь, есть там кто? — спросил он у друга.

— Надеюсь, что тебе просто показалось, — недовольно буркнул в ответ Торстен, надевший на одну руку щит, а вторую положивший на рукоять меча.

— Ну, уж нет. Надо мною тогда еще долго будут потешаться в отряде, — в голосе Келя сквозила тревога, он уже пожалел, что вообще поднял переполох. Но ему не суждено было оказаться в роли главной мишени для солдатских насмешек.

Неизвестные наблюдатели, похоже, поняли, что их обнаружили и, пока охрана внимательно все не проверит, ближе караван не подойдет. Никто не услышал ни звука, но словно по команде из леса полетели стрелы. Расстояние от повозок до первых деревьев было не меньше пятидесяти метров, но посланные на разведку трое охранников уже были вдвое ближе. Они упали сразу, пронзенные каждый несколькими стрелами. Ульд так и сжимал в уже мертвых руках лук, который не успел даже натянуть.

Стрелы посыпались и на караван. Расставить повозки так, чтобы укрываться за ними, не успели, и отряд оказался как на ладони у скрывающихся в лесу лучников. Стрелы летели не так уж чтобы совсем густо, но иногда особо меткая нет-нет, да и находила свою дорожку в доспехах, и хищное острие впивалось в вожделенную человеческую плоть. Раздались первые крики раненых.

Торстен не успел толком осознать, что начался бой, как в его щит уже вонзилась первая стрела. Справа от него раздался громкий стон, и, переведя туда взгляд, юноша оторопел. Схватившись за древко стрелы, торчащей из груди, на землю оседал Кель. Решение взять в руки арбалет и отставить в сторону щит оказалось ошибочным. Когда началось нападение, Кель еще смог послать болт куда-то наугад в тень деревьев и отбросить разряженное оружие. Но подхватить с земли щит он уже не успел, и вражеская стрела пробила кольчугу.

К счастью для каравана, октат не растерялся. Он сразу понял, что допустил ошибку, недооценив опасность и послав вперед разведку вместо того, чтобы сразу выстроить повозки в защитный периметр, а уже потом проверять, есть ли угроза вообще. Теперь неизвестные стрелки могли методично расстреливать караван, и единственным способом этому помешать было навязать им рукопашную схватку.

— Щиты поднять! Бегом к лесу! И шевелитесь, скаренные каракатицы, если вам жизнь дорога! — зычный голос октата заглушил даже крики раненых.

Услышав команду, Торстен не рассуждая, обнажил меч и ринулся вперед. Остальные солдаты поступили так же, а вот часть охранников каравана замешкалась. Когда до деревьев оставалась какая-то дюжина метров, норду попали в голову, но стрела лишь скользнула по шлему и бессильно закувыркалась по каменистой почве.

Словно стадо кабанов, закованные в броню солдаты вломились в молодой подлесок. Склон сразу забирал круто вверх, что сильно усложняло жизнь пехотинцам, несущим на своих плечах отнюдь не легкие доспехи. К счастью, чтобы обстреливать караван, нападавшие были вынуждены расположиться поближе к дороге, а не глубоко в лесу.

Едва забежав под кроны деревьев, Торстен столкнулся нос к носу с первым горцем. Совсем еще юный налетчик сжимал в руках лук с уже наложенной стрелой. Но сделать выстрел он не успел — тяжелый и длинный меч пехотинца разом разрубил подставленное в нелепом защитном жесте оружие и глубоко увяз в черепе паренька.

С трудом вырвав застрявшее оружие, Торстен едва успел развернуться и встретить нового нападавшего. Матерый горец, чьи виски уже тронула легкая седина, оскалив зубы, с диким криком кинулся на солдата. Ярость затуманила ему разум, и норд, легко приняв на щит удар секиры, отточенным движением рубанул ему по шее. Захрипев, горец упал, но даже перед смертью успел бросить полный боли и горя взгляд на тело убитого за несколько секунд до него паренька.

Получив маленькую передышку, Торстен огляделся. В тени деревьев разгорелись десятки отчаянных схваток. На стороне императорских солдат были доспехи и лучшая выучка. Нападавшие старались давить численностью. Норд хотел ринуться на помощь ближайшему бойцу своего тавта, но не успел: на него самого кинулся еще один горец.

На этот раз противник пехотинцу достался куда более умелый. Нападавший довольно лихо орудовал тяжелым ятаганом, сопровождая каждый свой удар выкриками на непонятном Торстену языке. Впрочем не приходилось сомневаться, что это были ругательства. Подвело горца плохое вооружение. Чтобы в такой схватке, с одним ятаганом, биться на равных против имеющего щит солдата, нужно серьезно превосходить его в мастерстве, чем и воспользовался норд.

Приняв очередной сильный удар на щит, Торстен резко контратаковал. Первый удар был отбит, не достигли цели и следующие два. Но императорский пехотинец, воспользовавшись тем, что на ятагане горца отсутствует гарда, и дождавшись, когда противник заблокирует клинок под удобным углом, просто резко опустил свой меч вдоль вражеского лезвия, срезав нападавшему несколько пальцев. Следующий удар должен был стать для налетчика последним, но норд заметил быстрое движение откуда-то справа и резко развернулся в сторону новой опасности, вскидывая щит.

Замешкайся Торстен хоть на секунду — и ему пришлось бы отправиться на новый круг перерождения[18]. Подобравшийся сбоку здоровенный горец, одетый в кожаные доспехи, со всей мощью обрушил на него свой огромный клеймор[19]. Сила этого удара была такова, что, разрубив верхнюю кромку подставленного щита, меч еще и оставил на шлеме норда изрядную вмятину, к счастью, не пробив его, но зато немного оглушив.

Действуя на одних впитавшихся в кровь рефлексах, Торстен резко сократил дистанцию, не давая нападавшему вновь замахнуться своим двуручником. Теперь норд, не мог нанести приличный удар лезвием своего меча и просто раз за разом впечатывал яблоко противовеса в ничем не защищенное лицо горца. Налетчик, однако, и не подумал падать и, не обращая внимания на обильно струящуюся по лицу кровь, шагнул в сторону, успев еще пнуть имперского солдата точнехенько в голень, к счастью, надежно защищенную стальными поножами.

Горец разорвал дистанцию, но пользы ему это не принесло. Он уже начал замахиваться, но пришедший в себя от первого страшного удара Торстен, как только появилось пространство, что есть силы обрушил свой меч на защищенную лишь кожаными доспехами ногу противника. Меч глубоко впился в бедро пронзительно завизжавшего здоровяка и застрял, дойдя до кости. Норд попытался выдернуть увязшее оружие, но не успел.

Первое ощущение было таким, словно в спину ему воткнулась раскаленная игла. Выпустив скользкую от крови рукоять, Торстен резко обернулся и увидел яростный оскал того самого горца, которому отрубил несколько пальцев. В левой руке он сжимал длинный кинжал, которым и пырнул имперского пехотинца в спину. Торстен попытался ударить его щитом, а когда тот сумел отшатнуться, с ревом обрушил одетый в кольчужную рукавицу кулак на лицо налетчика, выбивая ему зубы и разрывая губы, после чего ловкой подсечкой опрокинул на землю. Упавший горец остервенело пнул норда ногой и попытался встать, но это ему уже не удалось.

Освободившись из лямок и взявшись за щит двумя руками, Торстен раз за разом обрушивал его на катающегося по земле противника, а потом, отбросив его, выхватил свой кинжал и попытался добить налетчика. Но, прежде чем норд успел вонзить свое оружие в податливую плоть врага, он внезапно сам почувствовал тупой удар в живот. Налетчик даже лежа сумел пырнуть его — к счастью, кольчуга не подвела, и уже через секунду клинок юноши вошел между ребер горца. Навалившись сверху, Торстен некоторое время с трудом удерживал отчаянно бьющееся в конвульсиях тело налетчика, пока тот не затих.

Кое-как поднявшись на ноги, норд первым делом, даже не пытаясь выдрать из еще агонизирующего противника свой застрявший меч, схватил валявшийся рядом клеймор убитого им горца, и хотел осмотреться, но это далось ему с трудом. Глаза заливала непонятно откуда взявшаяся кровь, дико болела спина и раскалывалась голова. Юноша двинулся вперед на звук схватки, но вскоре был вынужден остановиться. Ноги стали ватными, по ним стекало что-то теплое, и Торстен с ужасом понял, что рана серьезна. В голове испуганной птицей билась одна мысль: — Пока идет бой, тебе никто не поможет. Единственный шанс — это добить нападавших, и тогда уже с тебя снимут пробитую кольчугу и перевяжут рану на спине. Главное не упасть. Во что бы то ни стало не упасть!

В голове нарастал шум, его шатало. Боль все усиливалась, ломая барьеры воли, и из груди Торстена вырвался стон. Не в силах дальше устоять на ногах, норд вонзил двуручник в землю, надеясь удержаться, но рухнул на колени, а потом завалился на бок. Уже лежа, он еще успел разглядеть смутно виднеющиеся фигуры, приближающиеся к нему. Последней была мысль: — Вот сейчас меня и дорежут как барана, — и он заскреб по земле руками, пытаясь встать, но, чуть-чуть приподнявшись, вновь упал и потерял сознание.

Когда Торстен открыл глаза, первым, что он увидел, было улыбающееся лицо Келя.

— Проклятье! — слабо застонал норд, а его друг улыбнулся еще шире. — Я считал, что круг перерождения всяк начинает сам. Так почему я здесь вижу твою отвратительную рожу?

— Пациент острит, значит, идет на поправку, — пропищал Кель, подражая тонкому голосу следовавшего с караваном медика, и еще что-то добавил, но Торстен уже его не слышал, погрузившись в забытье.

Когда норд вновь пришел в себя, над ним склонился врач. Медик внимательно вглядывался в глаза юноши, а потом, сделав для себя какие-то выводы, довольно хмыкнул:

— Скоро будете как новенький, милсдарь солдат. Не обделили вас Великие Силы здоровьем и живучестью, непременно закажите молебен в часовне Воды, как представится возможность, — голос сопровождавшего торговца эскулапа был одновременно пискляв и до отвращения слащав. Он с трудом перевернул лежавшего на боку норда на живот.

Торстен попытался пошевелиться, но тут же замер: спину пронзила резкая боль. Чуть-чуть отдышавшись, норд стал вспоминать произошедшее. Голос медика разбудил какие-то ассоциации, и он вспомнил Келя, пародировавшего этого эскулапа. Внезапно норда пронзила ужасная мысль: — А что, если это действительно был врач, а мне в бреду лицо друга привиделось? Точно, Кель же схлопотал стрелу в грудь, а с такой раной без мага выжить трудно!

Торстен откинулся на грязном тюфяке и застонал, но не от боли, а от осознания, что в этом проклятом бою он потерял друга.

— Кель… — сорвался с его губ наполненный горечью шепот.

— Что? — голос друга, как всегда, был жизнерадостен.

Вот и все. Скаренный горец слишком сильно меня по голове ударил, если я уже мертвецов слышать начал. Спишут меня, и стану я очередным спятившим дурачком, просящим на улицах милостыню, — как-то отстраненно и спокойно подумал норд.

— Слышь, Тор, ты как? А то ты мое имя произнес, а теперь замолчал. Может, опять медика позвать? — в голосе Келя сквозила непривычная тревога. Но Торстен продолжал молча лежать, и тогда он плеснул ему в лицо воды.

— Слушай, для призрака ты слишком сильно меня достаешь, — разозлился норд.

— Так, медика, похоже, все же надо звать. Какой призрак? Ты бредишь? — участливо спросил Кель, с запозданием подумав, что, может, лучше было согласиться на роль духа, чтобы не тревожить раненого друга. Да и простор для шуток это давало изрядный.

— Я сам видел, как тебе стрела в грудь попала, — все так же устало прошептал в ответ Торстен.

— Тебе в горячке боя показалось. Не в грудь, а в плечо, просто очень близко. Кольчугу-то она пробила, но глубоко не вошла и ничего важного не задела, так что я быстрей тебя к нашей любимой муштре успею вернуться, — улыбнулся Кель.

— Ну и везучий же ты гад! — то ли от слабости, то ли от избытка чувств голос Торстена дрожал.

— На себя посмотри, — довольно рассмеялся Кель. — Тебя так в спину пырнули, что мог сразу концы отдать. Так мало того, что ты от потери крови не загнулся, так еще и ни один жизненно важный орган не задет!

Внезапно все качнулось, и спина норда вновь отозвалась вспышкой боли.

— Где мы? — прохрипел Торстен.

— В одной из тех повозок, куда раненых положили. Привал окончился. На, выпей воды, — Кель поднес к губам лежащего друга мех с водой.

— Мы хоть победили? — спросил норд, напившись.

— А ты как думаешь? Разговаривали бы мы с тобой сейчас, добей нас эти скаренные горцы? Разогнали наши их, конечно. Кстати, всё, больше мы не галька — прошли боевое крещение. Да и скоро у нас на груди будет болтаться Кровавая роса, — довольно проговорил Кель.

Торстен улыбнулся, мысленно соглашаясь с другом. Гранатовая ветвь им действительно была обеспечена. Этот знак получал каждый солдат императорской армии, серьезно раненный в бою. И за каждую новую дырку в своей шкуре он получал еще один камушек. Сами солдаты чаще всего называли эту награду Кровавой росой.

— А что с потерями?

— Плохо, — ответил немного помрачневший Кель. — Наших четверо легло. Наемники, охранявшие этот проклятый караван, и вовсе десяток своих недосчитались. А уж про раненых я вообще молчу — все повозки ими забиты. Наш октат целую битву с купцом выдержал, чтобы заставить его потеснить часть грузов.

— Н-да, серьезные потери, но могло быть и хуже, не почувствуй ты как кто-то из горцев навонял.

— Это точно, — разом повеселел Кель. — Октат мне медную планку[20] за это обещал. А еще мех вина — как вернемся в лагерь, будет чем отметить наш первый бой. Кстати, мы с собой прихватили немного оружия этих ублюдков, в том числе и клеймор, которым тебя едва не убили. Этот двуручник теперь принадлежит тебе на правах трофея.

— Ну и отлично, будет, чем мясо резать на закуску к обещанному тебе вину, — тихо пробормотал Торстен и уснул, убаюканный мерным покачиванием повозки.

Глава 11

— Винс, хватит пялиться в свой фолиант, пошли уже! Договаривались же сходить в «Торнадо»! — голос Гиллиана оторвал юношу от изучения описанных в книге магических защитных жестов и вернул к окружающей действительности.

— А не пойти ли вам, ваше графство, куда подальше? Ничего я не договаривался. Я вообще не хочу сейчас никуда идти. Даже не уговаривайте, — Винстон кривил душой, он прекрасно помнил, что они действительно еще вчера условились сходить в только что открывшуюся таверну в Подножье. Но сейчас юноша увлекся изучением магических жестов и особенно широкими возможностями их использования вместе с другими энергоформами и забыл обо всем. Тянуться сейчас вниз, только чтобы выпить вина, послушать музыку и пообщаться. Ну, уж нет, поищите другого дурака, — подумал он и повернулся на другой бок, поудобнее устраивая тяжелый фолиант.

— А если тебя попрошу я? — раздался над ухом сладкий голосок Кэмии, и она нежно укусила Винстона за мочку. Против таких доводов будущий маг оказался бессилен и, со вздохом отложив книгу, начал собираться.

Со дня памятного экзамена по созданию плетений миновало уже пять месяцев. Летняя практика, на которую все студиозы возлагали столько надежд, откровенно разочаровала. Как выяснилось, наставники и не думали посылать своих неопытных учеников туда, где их могла подстерегать хоть какая-то опасность.

Любые предложения студиозов отправить их в армию в качестве боевых магов, на флот для борьбы с пиратством, включить в экспедиции, исследующие опасные районы, или на худой конец даже просто усилить городскую стражу для борьбы с преступностью вызывали только улыбки и сразу отвергались. По этому поводу емко выразился один из наставников:

— Вы слишком много сказок в детстве читали. Ну, кто, скажите на милость, пошлет вас в крепость, на которую может быть совершено нападение? Или на корабль, который в любой момент может схватиться с пиратами? Или даже патрулировать неспокойные улицы? Только в сказках наставники настолько глупы, чтобы так попросту рисковать своим будущим. Знаете, сколько на каждого из вас потрачено усилий? Да мы в студиозов, можно сказать, частицу своей души вкладываем! Только полностью обученный и дипломированный маг сам сможет решить, чем заниматься, в том числе и рисковать своей жизнью, — с улыбкой выговаривал своим ученикам пожилой наставник.

В итоге студиозов распределяли в самые что ни на есть безопасные места в качестве магов исключительно мирных профессий, например, погодников. При этом, определяя, куда их послать, старались выбрать район поближе к родным для них краям. Поэтому Винстону выпало отправиться на практику в Ортсмут, где он вырос. Вначале он этому изрядно удивился, но ему пояснили, что четыре университета стихий распределяют студиозов во все государства союза Великих сил, соответствующие соглашения были заключены еще давным-давно.

Винстон, как и все студиозы, на людях сильно возмущался такой глупой политикой наставников и рвался к приключениям. Но в глубине души он был только рад такому решению. Случившейся почти полтора года назад с ним и его друзьями трагедии оказалось достаточно, чтобы юноша раз и навсегда понял, что такое смертельная опасность и что лучше ее избегать всеми средствами. Да и побывать дома соскучившийся по родному городу и, главное, родителям будущий маг был очень рад.

Лето пролетело быстро, и Винстон вновь встретился в уже ставшем родным Конд'аэре со своими друзьями. Здесь их сразу ждал неприятный сюрприз. По результатам экзаменов первого курса и вообще учебы в течение года всех студиозов перераспределили в три новые группы в зависимости от степени усваиваемости знаний и скорости обучения практике применения энергоформ.

Винстон вполне закономерно попал в первую, самую маленькую группу. Студиозам, распределенным в нее, учиться оставалось лишь пару лет — таким образом, в сумме на то, чтобы стать дипломированными магами, они могли затратить лишь три года. Сюда же попала и Кэмия. А вот Гиллиана и Ингвара наставники сочли недостаточно способными и трудолюбивыми. В итоге друзья Винстона вошли во вторую группу, которой учиться предстояло еще целых три года. По размеру она была чуть-чуть меньше последней, с пятилетним образованием (если считать в сумме с первым курсом).

Для друзей это стало неприятной новостью, и вначале они все просто кипели от негодования. Но, немного поостыв, будущие маги были вынуждены признать правоту наставников. За прошедший год обучения та же Кэмия, не говоря уж о Винстоне, усвоила куда больше знаний, чем Гиллиан и Ингвар. Конечно, в практике создания плетений они от нее несильно отставали, да и их энергоформы были сильнее. Но в целом парни постоянно находили себе более веселые занятия, чем сидение за пыльными фолиантами или медитации в свободное время, поэтому и учиться им предстояло дольше.

Винстону поначалу было непривычно, что теперь с ним на занятиях не сидели его никогда не унывающие друзья. Впрочем, рядом всегда была Кэмия, а сами предметы стали куда интенсивнее и увлекательнее. Так что юноша быстро привык, тем более что свободное время он все равно проводил с друзьями.

Отношения с Кэмией его вполне устраивали. Общие интересы и подходящие друг другу характеры позволяли им встречаться без особых ссор. Винстон не был уверен, какие точно чувства он испытывает к девушке. Возможно, это была любовь, возможно, просто очень сильная симпатия. Как бы то ни было, их отношения были ровными и нисколько его не тяготили, а, наоборот, приносили много положительных эмоций. Разве что иногда Винстона огорчало, что ради друзей и девушки довольно много времени приходилось отрывать от постижения тайн магии, но такие мысли посещали его не так уж часто, а в остальное время он искренне наслаждался простыми человеческими радостями.

Впрочем, в новом учебном году ждали юношу и приятные сюрпризы. Так, с ним начал несколько раз в неделю индивидуально заниматься сам скайрэ Рут'аэр. Этот опытный маг занимал в университете пост проректора по научным изысканиям. Среди наставников он был, если не считать самого ректора, единственным Великим магом Воздуха[21]. Винстон сначала недоумевал, почему удостоился внимания столь могучего адепта. Но уже после первого занятия юноша узнал, что скайрэ Рут'аэр, как и ректор, обладает истинным зрением и способен видеть чужие плетения и любые другие энергоформы.

То, чему учил Винстона этот маг, вряд ли знал хотя бы один простой наставник. Многое повидавший на своем веку, адепт показывал юноше специфические способы использования его таланта. Он демонстрировал, как, наблюдая за чужим плетением, можно найти в нем слабые места и либо усилить, либо уничтожить его. Учил, как благодаря способности видеть направляемые потоки энергии расходовать силу максимально экономно. Показывал, как с помощью уникальных способностей юноши можно эффективно использовать природную магию, щедро разлитую в воздухе.

На одном из занятий скайрэ Рут'аэр удивил Винстона, рассказав ему, что сам он изначально не обладал истинным зрением, а смог его развить за годы упорного труда. Уникумы, обладающие им от рождения, встречались редко. А еще реже они достигали высот в постижении искусства управления силой. Но годы упорного труда и практики позволяли развить эту способность. Одним из критериев, чтобы претендовать на титул Великого мага, было именно абсолютное истинное зрение.

От дополнительных занятий с таким сильным адептом Винстон был просто в восторге. Сам же наставник с удовольствием вглядывался в горящие глаза юноши, усмехался, вспоминая, как когда-то был таким же увлеченным студиозом, и радовался, что скоро сможет с его помощью проверить несколько своих теорий.

За всеми этими делами время пролетало незаметно. И вот наступил этот казавшийся самым обычным день месяца дождей. И никто не знал, что именно сегодня произойдет происшествие, о котором мало кто будет знать, но во многом именно с него начнут отсчет события, которые повлияют на судьбы миллионов разумных.

Новая таверна в целом всем пришлась по вкусу, хотя цены тут были и повыше, чем в привычной «Шаровой молнии». После бурного обсуждения было решено иногда сюда наведываться, но основное место студенческих посиделок все же не менять.

Сегодня они собрались чисто своей компанией. Винстон, естественно, сидел, обнявшись с Кэмией. Ингвар нежно гладил по коленке очередную свою пассию. Никто, кроме него самого, еще не успел запомнить, как ее зовут, знали только, что на этот раз она с первого курса.

А вот Гиллиан был один. Нет, проблем с женским вниманием у него не было. Даже скорее наоборот — после того, как стало известно, что он сын герцога Гирской империи, девушки на юношу буквально вешались. Но сегодня младший Альтрейни решил отдохнуть от своих поклонниц и просто попить вина в приятной компании без того, чтобы очередная дурочка опять применяла на нем весь свой небогатый арсенал средств соблазнения, в тщетной надежде когда-нибудь стать графиней…

Вечер удался. Ингвар сыпал шутками, над которыми пришедшая с ним девица неизменно хихикала, при этом смех у нее, на взгляд Винстона, звучал довольно глупо. Его Кэми больше красиво улыбалась и не упускала случая сама вовремя вставленным словечком уколоть остряка, на что норд ни в малейшей степени не обижался. Гиллиан же налегал на вино и просто наслаждался тем, что находится среди людей, которые видят в нем не графа Альтрейни, а просто своего друга.

Взгляды, кидаемые друг на друга Ингваром и его первокурсницей, становились все более жаркими, да и сам Винстон, поглаживая Кэмию чуть ниже талии, стал подумывать, что пора закругляться и продолжать вечер уже по парам. Юноша вопросительно посмотрел на Гиллиана, и тот, вздохнув, кивнул. Ему в очередной раз придется ночевать в комнате у кого-нибудь из ребят их общежития. Впрочем, Винстон ему уступал жилплощадь не реже, так что никаких обид быть не могло.

Когда друзья, весело смеясь, вывались из дверей таверны, на улице уже властвовала темнота. Винстон с наслаждением втянул пьянящий аромат ночи и почувствовал себя совершенно счастливым. Гиллиан, которому еще предстояло договариваться о том, где спать, вырвался чуть-чуть вперед, уже собираясь распрощаться с друзьями и поспешить в Конд'аэр, но в этот момент услышал какой-то звук. Младший сын герцога Альтрейни даже не успел посмотреть в направлении этого неясного шума, когда его кинули на землю сразу три арбалетных болта, вонзившихся в грудь.

Винстон, слушавший веселое щебетание Кэмии, увидел, как его друга словно кто-то ударил и он растянулся на земле. Из его груди торчали три толстых и коротких арбалетных болта. Несколько секунд у него ушло на осмысление и осознание произошедшего, и, пожалуй, имей неизвестные нападавшие цель перебить всех студиозов, им бы это удалось. Первой отреагировала первокурсница, пришедшая с Ингваром, и оглушительно завизжала. Сам норд лишь оторопело смотрел на тело друга.

Визг девушки вырвал Винстона из ступора. В его душе разом всколыхнулись воспоминания о той ночи, когда он потерял двух своих друзей, растерзанных обезумевшей толпой. Тогда, несмотря на его безуспешные попытки, сила Воздуха так и не пришла на помощь, и юноша впервые почувствовал жуткое ощущение собственного бессилия что-либо изменить. И вот сейчас вновь на его глазах убили ставшего ему настоящим другом Гиллиана.

Разум Винстона разом уступил место нерассуждающей ненависти и дикой ярости. Вырвавшийся из его груди крик мало общего имел с человеческим. Скорей он походил на безумный рев смертельно раненного зверя.

Повинуясь воле обезумевшего от горя мага, высокого в небо взвилась осветительная шаровая молния, и ночь отпрянула под натиском волн яркого света. Но вместо того, чтобы разглядеть нападавших, Винстон лишь зажмурился, ослепленный собственным заклинанием, и убийцы, воспользовавшись этим, вполне могли успеть скрыться, не вмешайся Кэмия. Потеряв ориентацию в пространстве, девушка в испуге просто направила наугад сильнейший порыв ветра, заставивший жалобно застонать деревья и стены домов.

Винстон спешно снизил интенсивность своей осветительной молнии и, проморгавшись, через пару секунд разглядел несколько неясных фигур, которых заклинание Кэмии задело лишь краем, и теперь они уже поднимались на ноги.

Сумев наконец увидеть врага, Винстон не мешкал. Удар грома на секунду оглушил даже самого мага, а с его рук сорвалась короткая, но яркая молния и растеклась по груди первого из убийц. Но тот не и подумал падать — лишь пошатнулся, и у него на запястье ярко полыхнул тусклым светом наборный браслет, состоящий из изящно обработанных пластинок различных камней. Не медля ни секунды, Винстон метнул еще одну молнию, а потом сплел малый молот ветра, но все это казалось бесполезно. Нападавшие шатались под магическими ударами, но упорно продвигались все дальше к спасительной для них темноте, надеясь скрыться.

Понимая, что стоит дать убийцам хоть пару секунд передышки и они убегут, Винстон раз за разом применял самые быстрые из доступных ему простых боевых плетений. Но ни молнии, ни невидимые лезвия, ни даже воздушное копье не смогли пробить защиту нападавших.

Юноша в отчаянии сообразил, что на убийцах сильные амулеты, озарявшие ночь вспышками тусклого света каждый раз, когда об их мощь разбивались посланные студиозом простенькие плетения. Чтобы сокрушить такую защиту, необходимо было создать энергоформу посложнее, но для этого требовалось хотя бы несколько секунд, а их убийцам как раз и хватило бы, чтобы метнуться за ближайшее здание и скрыться.

Положение спасли пришедшие в себя Ингвар и Кэмия. Они тоже стали засыпать убийц простенькими боевыми плетениями, и Винстон смог создать что-то более серьезное. С его ладоней сорвалась мощнейшая шаровая молния, за секунду преодолевшая расстояние до первого из нападавших и превратившая его в обугленный труп. В упоении Винстон захохотал, создавая новое плетение, и вскоре следующего убийцу стиснул со всех сторон невидимый воздушный кокон. Защиты хватило лишь на пару секунд, и вот уже жертва, издав жуткий крик, превратилась в груду переломанных костей.

Последний из нападавших, отчаявшись скрыться, решил подороже продать свою жизнь. Сумев увернуться от посланной Ингваром молнии, он сделал резкое движение рукой, отправляя в стремительный полет метательный нож, целясь в Винстона, безошибочно определив в нем самого опасного из начинающих магов. К счастью, у Кэмии хватило ума заранее создать вокруг друзей простенькую воздушную стену, в которой и увяз посланный убийцей клинок.

Винстон на секунду оторопел, увидев в каком-то метре от себя застывший метательный нож, который, если бы не предусмотрительность девушки, мог сейчас торчать у него в груди. Очнувшись, юноша спешно воздвиг вокруг себя и друзей еще одно защитное плетение и, вновь скривив губы в злой усмешке, стал создавать петлю молний, которая должна была легко справиться с амулетом убийцы и превратить его в кучку пепла.

И когда с вытянутой ладони Винстона уже вот-вот должно было сорваться убийственное плетение, в его голову впервые с того момента, как упал Гилилан, пришла рациональная и спокойная мысль. А если это просто наемный убийца? Я этого ублюдка сейчас уничтожу, и потом никогда не докопаться, кто заплатил за жизнь моего друга!

Винстон словно с разбегу налетел на стену. Усилием воли он сдержал рвущуюся наружу смертельную энергию и спешно вновь начал создавать воздушный кокон. Когда плетение было готово, он прокричал Ингвару и Кэмии, чтобы они прекратили метать свои заклинания.

Получив передышку, убийца тут же вскочил, но не успел сделать и шага. Вокруг взвыл покорный магу воздух, сжимая того в невидимых тисках. Но на этот раз Винстон не собирался превращать нападавшего в груду равномерно перемешанных осколков костей, мышц и внутренних органов. Стоило защитному амулету вспыхнуть в последний раз и перестать препятствовать плетению юноши, как он остановил сжимающийся воздух и рассеял структуру.

Не верящий своему счастью убийца только успел сделать первый жадный глоток вновь доступного его легким воздуха, а Винстон уже небрежным жестом послал в него простенький невидимый кулак. Плетение превратило лицо нападавшего в кровавую маску и начисто выбило сознание, оставив лежать на мостовой с широко раскинутыми руками.

Поняв, что убийцы нейтрализованы, будущие маги кинулись к Гиллиану. Винстон с содроганием посмотрел на тело друга и увидел, что на его груди тихим жемчужным светом горит кулон, который тот никогда не снимал. Внезапно вспыхнувшая надежда заставила юношу опрометью рухнуть на колени и спешно создать простейшее плетение из разряда целительской магии. Стоило ему начать действовать, как взгляду стали доступны жизненные каналы Гиллиана. Большинство из них едва светилось, а вокруг трех арбалетных болтов расползалась багровая тьма. Но главным было то, что, вопреки всему, в теле студиоза все еще теплилась жизнь!

— Жив, он жив! — голос Винстона от волнения срывался. — У него какой-то амулет, который не дает ему умереть! Точнее не могу разобрать, слишком сложные плетения в него вложены, притом из магии Воды! Но артефакт потихоньку слабеет, у него скоро закончится энергия! Живо зовите на помощь!

Первокурсница опрометью метнулась к дверям таверны, но Винстон уже понял, что это все напрасно и окриком остановил Кэмию и Ингвара. Находись сейчас в Подножье полноценный адепт, он наверняка бы почувствовал применение боевой магии и уже был бы здесь. Простые же люди в страхе отсиживались по своим домам. Поэтому спасти Гиллиана могли только они сами.

— Проклятье! Я не знаю, как напитать энергией амулет с водной магией! — в отчаянии взвыл юноша и в кровь расшиб костяшки кулака о мостовую.

— Ты же сутками за своими книжками просиживаешь, придумай что-нибудь! — закричал в ответ Ингвар, и в его голосе отчетливо слышалась паника.

— Да не знаю я, что делать с этим скаренным амулетом! — в ярости заорал Винстон, вперив в норда наполненный бешенством и отчаянием взгляд. — А лечебная магия такого уровня, чтобы хотя бы поддерживать жизнь с такими ранами, мне и близко недоступна!

— Его нужно в Конд'аэр! — Кэмия, на удивление, сохранила больше всех хладнокровия. — Только там Гила спасут!

— Дура, да пока мы его туда дотащим, он уже десять раз концы отдаст! — Ингвар с ненавистью пнул ни в чем не повинную плетеную корзину для мусора.

Из дверей «Торнадо», подгоняемые первокурсницей, стали осторожно высовываться первые люди, но Винстон уже ни на что не обращал внимания. Слова Кэмии подтолкнули его к на первый взгляд безумной мысли. Шансов донести друга до Парящего замка не было. Но это если передвигаться по земле. Винстон же решил, что пришла пора доказать, что он недаром собирается носить гордое звание мага Воздуха.

Юноша уже давно мечтал овладеть полетом и вплотную приблизился к этому. Более того, сложнейшее плетение, которое изучали лишь в числе самых последних из обязательной программы университета, он уже неплохо освоил. Только вот столь большое количество энергетических потоков, накладываемых непосредственно на самого себя, требовало вдобавок нескольких недель усердных тренировок, прежде чем магическую структуру можно было бы безопасно применять на практике. Но и после этого не меньше месяца уходило на освоение искусства управления полетом, иначе велик был шанс найти смерть, разбившись о скалы.

Но что значит риск, если рядом последние мгновения доживает раненый друг и только ты можешь его спасти? Винстон не колебался ни секунды. Понимая, что Гиллиан слишком для него тяжел, он невидимыми жгутами свернутого воздуха приподнял его тело и надежно привязал к себе, после чего приступил к сотворению плетения полета.

Не обращая внимания на удивленные вопросы Ингвара и Кэмии, Винстон, зажмурившись, старательно вспоминал каждую черточку магического узора. Потом он открыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и начал сплетать в причудливую вязь неоднородные и разнонаправленные энергетические потоки. Никогда еще юноша не пытался сотворить что-то настолько сложное. Куда до этого плетения было пусть и умело направленным, но жалким потокам сырой силы, благодаря которым он сумел приподняться над землей на вступительном испытании! Энергоформа полета была одним из самых мощных и знаменитых плетений, доступных широкому кругу магов Воздуха. Именно с этим заклинанием и ассоциировались адепты этой стихии в умах простых людей.

Ингвар и Кэмия увидели, как вокруг Винстона начинает зарождаться радужное свечение, и поспешили отойти, хотя до конца еще не верили в то, что он решился на полет. Но юноша уже закончил плетение, и за его спиной из сгустившегося воздуха соткались ажурные крылья — каждое не меньше четырех метров длиною. Кэмия восхищенно охнула, разглядывая безумно красивое творение магии Воздуха. Ингвар же просто с надеждой смотрел на друга, и в его голове билась только одна мысль: Только бы он долетел! Только бы успел!

Между тем Винстон потянулся раскинутыми далеко в стороны тонкими нитями плетения, и сразу послушный его воле порыв ветра наполнил радужные крылья. Оттолкнувшись, юноша взмыл в воздух. Прочнейшим заклинанием к нему был плотно притянут умирающий друг, да и сам юноша шел на смертельный риск. Но все это на секунду прекратило иметь значение, стоило суметь оторваться на земли. Эмоции захлестнули Винстона, заставив на мгновенье почувствовать себя всемогущим.

Но реальность быстро напомнила о себе. Рвущийся из груди юноши крик восторга мгновенно был остановлен сильнейшим встречным потоком воздуха. Ветер не давал вдохнуть и обжигал лицо ледяными лезвиями. Винстон был вынужден закрыть глаза и сразу же начисто потерял ориентацию.

Кляня себя за забывчивость, юноша спешно создал плетение, и перед его лицом возникла невидимая преграда, гасящая скорость воздуха. Сумев наконец вздохнуть, Винстон открыл слезящиеся глаза и с ужасом понял, что стремительно теряет высоту. В панике он потянул за управляющие нити плетения, но добился обратного результата. Порыв ветра, вместо того чтобы наполнить крылья, только ускорил падение. Впереди уже отчетливо вырисовывались стремительно приближающиеся темные очертания скалы.

Понимая, что второго шанса у него уже не будет, Винстон вновь стал судорожно менять управляющий контур плетения, вкладывая в это усилие все свое желание жить. На этот раз ему удалось вернуть контроль над воздушной стихией, и сотворенные им крылья поймали сильнейший порыв ветра. От дикой перегрузки у юноши потемнело в глазах, но он уже вновь взмыл вверх. В голове шумело, но главное Винстону удалось, юноша сумел набрать высоту и теперь пытался сориентироваться, чтобы понять, в какую сторону ему необходимо лететь.

Найдя вдали изящную дымку магической энергии от бесчисленных плетений, окутывающих Конд'аэр, юноша направился туда. Полет давался ему непросто. Он был слишком неопытен, да еще и вдобавок волок с собой весящего в полтора раза больше него самого Гиллиана. Сила воздушных потоков, наполняющих крылья, в любой момент грозила оказаться недостаточной, и юноша тут же начинал падать. Но каждый раз он с большим трудом, но все же выравнивал полет.

Немного освоившись, студиоз стал набирать высоту более плавно, не срываясь периодически в штопор. Но стоило полету выровняться, как юношу начали одолевать плохие предчувствия. Несмотря на защитное плетение, предохранявшее от сильных порывов ветра, Винстон все сильнее мерз. Вокруг властвовала ночь. В безбрежной темноте на будущего мага стали накатываться волны одиночества и страха. Он впервые осознал, на какой громадный риск пошел. Более того, он понял, что поставил на карту не только свою жизнь, но и судьбу друга. Возможно, все же стоило остаться на месте и попытаться как-то дотянуться магией до Конд'аэра и вызвать подмогу. Винстон старался гнать прочь сомнения, убеждал себя, что не знает способных на это заклинаний, но лишь больше себя накручивал. Хуже всего было то, что во время полета он не мог проверить, не иссякла ли еще энергия амулета и жив ли Гиллиан.

Темная безлунная ночь осязаемо давила. В глубине души юноша поверил в то, что его друг уже умер и сейчас он несет с собой лишь бездыханное тело. Не освоенное толком плетение полета быстро вытягивало из него силы, и поддерживать его становилось все труднее. От магического истощения и страха юношу колотила дрожь, он с трудом давил в себе панику и в надежде всматривался в приближающиеся очертания Парящего замка, казавшегося ему единственным реальным объектом в окружающей темной бездне.

И вот, наконец, Конд'аэр предстал во всей своей красе. Мостовая и крыша каждого здания светилась приглушенным голубоватым светом, не мешающим спящим, но делавшим перемещение по ночному замку безопасным. По высоким шпилям пробегали словно игравшие в догонялки россыпи веселых огоньков. Откуда-то доносились неспешные переборы гитары, и Винстон едва не расплакался от облегчения, поняв, что дотянул и что он больше не один в этом темном и враждебном безмолвии.

С трудом справившись с вновь взбрыкнувшим плетением, юноша направил полет к единственной здесь больнице. Магия Воздуха всегда была сильна в целительстве и уступала в этом только силе Воды. В Конд'аэре имелась шикарная больница, в которой одновременно лечили пациентов и занимались научными изысканиями. Более того, помимо целителей-воздушников, практиковали здесь и несколько сильных магов Воды. Для адептов лечение здесь было несильно обременительным для кошелька, а для студиозов и преподавателей университета и вовсе бесплатным. А вот простым смертным, пусть даже знатным и очень богатым, приходилось изрядно облегчать свою мошну, чтобы получить помощь здешних лекарей.

Винстон по пологой дуге попытался плавно опуститься на специально для этого предназначенную крышу больницы, но сказался недостаток опыта в управлении плетением полета. Вместо аккуратной посадки юноша на довольно большой скорости просто рухнул, даже не успев сгруппироваться. Резкая боль прострелила его хромую ногу, и Винстон, надсадно взвыв, покатился по крыше. Неудачно выставленная рука разом вырвалась из суставной сумки, и юноша захлебнулся собственным криком. На глаза навернулись слезы, но он сумел взять себя в руки. На секунду забыв даже о боли, будущий маг рассеял плетение, державшее тело Гиллиана, и с трудом развернулся к нему.

Винстон с ужасом смотрел на стремительно тускнеющий амулет, в котором вскоре не осталось ни капли магии. В его голове не укладывалось, что все было напрасно. Размазывая сопли и слезы и подвывая от боли и горя, он отвесил себе несколько пощечин здоровой рукой и на последних крохах магических сил создал плетение, позволяющее видеть энергетические потоки в человеческом организме. Он еще успел разглядеть, как в теле друга быстро угасают последние искры жизни, когда судорога его первого полного магического истощения скрутила юношу. Его долго и мучительно рвало, но он заметил, как на крышу стремительно выбежали несколько человек, сразу кинувшихся к нему. Винстон из последних сил оттолкнул лекаря, указывая на Гиллиана. Сразу все поняв, оба мага склонились над лежащим, и с их рук заструились энергетические потоки мощнейших плетений.

На крышу выбежал еще один адепт и направился к свернувшемуся калачиком и тихо скулящему Винстону. Нагнувшись над студиозом, он резко вправил ему руку. От ужасной боли юноша захлебнулся в новом крике, но опытный лекарь уже накладывал плетение, и последним, что почувствовал юноша, было мягкое касание силы, мгновенно погрузившее его в сон.

Ректор Университета Воздуха скайрэ Гал'аэр чувствовал себя полностью опустошенным. Неприятности начались еще неделю назад — когда архимаг сообщил ему, что сразу несколько пророков живущих в Гирской империи углядели в будущем смутную угрозу. Все видения были отрывочны и путаны, но маги сходились в одном — через несколько лет для страны, а значит и для всех государств союза Великих Сил, наступят черные времена.

Пару дней назад куда-то запропастился один из наставников, и ему срочно пришлось искать замену. А накануне ректора университета подвело собственное тело — голова разболелась так, что не помогали никакие усилия целителей. И вот в довершение всех несчастий в его собственном университете едва не убили сына герцога Альрейни.

На улице уже светало, а он так и не сомкнул глаз с того момента, как к нему вскоре после полуночи постучался помощник, принесший дурные вести. Услышав о случившемся, ректор впервые за многие годы на секунду растерялся. Когда с ним на контакт вышел герцог Альтрейни, он с удовольствием пообещал ему присматривать за младшим сыном, полагая, что обеспечить ему безопасность не представляет никакого труда: в Конд'аэре и даже в Подножье преступность отсутствовала напрочь. Мысль о том, что кто-то захочет убить Гиллиана и решится на ссору с магами Воздуха, даже не пришла ему в голову. Но, тем не менее, именно это и произошло.

Услышав от помощника о покушении, скайрэ Гал'аэр, преодолев замешательство, развил бурную деятельность. Во-первых, он распорядился поднять с постелей всех без исключения магов-лекарей и приказать им спасти Гиллиана любой ценой. Стоило ему услышать о том, как в госпиталь был доставлен юноша, ректор сразу дал указание отправить в Подножье не меньше дюжины опытных магов, чтобы прочесать местность и любой ценой найти нападавших.

Отдав первые необходимые распоряжения, скайрэ Гал'аэр поспешил связаться с архимагом. Заспанный верховный адепт Воздуха сразу ответил на вызов. Стоило ему услышать о произошедшем, архимаг нахмурился и, попросив держать его в курсе, поспешил прервать связь. Он понимал, что необходимо как можно скорее принять меры, ведь вряд ли неизвестные убийцы хотели смерти лишь одного младшего Альтрейни. А значит, и над самим герцогом, и над его старшим сыном нависла серьезная угроза.

Не будучи в силах оставаться на месте и дожидаться новостей, ректор поспешил в больницу, желая лично убедиться в том, что для спасения юноши делается все возможное. Стоило ему мягко опуститься на крышу, как к нему навстречу вышел один из магов-целителей. Уставшим голосом он рассказал, что жизни обоих пациентов уже ничего не угрожает. Успокоившись, скайрэ Гал'аэр прошел следом за лекарем вглубь здания, где, расположившись в удобном кресле, потребовал подробностей.

По словам целителя выходило, что им всем очень крупно повезло. Когда дежурные лекари, привлеченные магическими всплесками и криками, выбежали на крышу, Гиллиан уже шагнул одной ногой за грань. В груди юноши торчало три арбалетных болта, которые и сами по себе могли убить даже куда более живучего человека. Вдобавок они еще были пропитаны сильнодействующим ядом. В итоге все решили секунды. Попади Гиллиан в заботливые руки целителей хотя бы на четверть минуты позже, и они уже ничем не смогли бы ему помочь. Юноше не давал соскользнуть за грань смерти только очень мощный амулет, основанный на силе магии Воды. Но стоило его энергии иссякнуть, и юноша сразу бы умер, что почти и произошло. К счастью, подоспевшие маги успели его спасти. Пришлось, конечно, изрядно повозиться, но во многом благодаря помощи адептов Воды схватку со смертью целители выиграли.

Удостоверившись, что сыну герцога Альтрейни уже ничего не угрожает, ректор поинтересовался здоровьем второго студиоза.

— О, этот юноша через пару дней будет в полном порядке. У него сильное магическое истощение, а также выбито плечо. Неудачно приземлился на крыше, наверное, не очень усердно тренировался, когда отрабатывал полет и посадку, — улыбнулся целитель.

— Зря смеетесь. Он вообще не тренировал полет, — сказал ректор и, заметив недоумение на лице лекаря, добавил: — Это не студиоз старшего курса, как вы подумали. Он едва-едва на второй перешел. И этот полет стал для него первым.

— Но как он смог? Без тренировки, в темноте, с дополнительным грузом… Он должен был разбиться! — удивлению целителя не было предела.

— Попадаются и среди молодежи талантливые самородки, — усмехнулся скайрэ Гал'аэр и потеплевшим голосом добавил: — Этот юноша одарен и сегодня, даже еще не закончив обучение, спас наш университет от очень больших проблем. Великий маг из него может вырасти, если не собьется с правильного пути…

Распорядившись трястись над здоровьем студиозов больше, чем над собственным, ректор отправился вниз в Подножье, чтобы лично удостовериться, что все убийцы будут обнаружены и взяты живыми. Здесь его ждал сюрприз. Руководящий поисковыми работами маг рассказал ему, что, прибыв на место, они обнаружили нескольких растерянных студиозов университета, а также два тела и одного пребывающего без сознания убийцу. Прочесывание местности ничего к этому не добавило.

Ректор пожелал лично услышать о произошедшем, и скоро к нему подвели Ингвара и Кэмию. Первым делом они засыпали его вопросами о друзьях и успокоились, лишь услышав, что они живы и им уже ничего не угрожает. Кэмия внезапно разрыдалась. Ректор понимал ее состояние: нервное напряжение было слишком велико и искало сейчас выход в слезах. Поэтому он распорядился, чтобы одна из волшебниц отвела всхлипывающую девушку в сторону, а сам стал расспрашивать Ингвара.

Юноша отвечал на все вопросы, но глаза его были пусты. Нервное напряжение, страх и переживания за друзей не прошли напрасно и для него. Горячка боя давно схлынула, и сейчас норд ощущал себя так, словно из него вынули стержень. Но юноша понимал, что не может сейчас позволить слабость и старательно вспоминал даже малейшие подробности.

Узнав у студиоза все, что тот мог рассказать, и осмотрев защитные амулеты убийц, ректор задал еще несколько вопросов руководящему расследованием магу, после чего распорядился отправить пленника в Конд'аэр. Картина вырисовывалась удручающая. Неизвестные убийцы были настоящими профессионалами и действовали наверняка. Арбалетные болты, которыми стреляли в Гиллиана, были дополнительно зачарованы и легко могли преодолеть простенькую магическую защиту вроде воздушной стены. Но им этого даже не потребовалось. Студиозы ничего не подозревали, и убийцы беспрепятственно разрядили оружие в свою жертву. Если бы не мощнейший амулет, младший сын герцога Альтрейни сразу бы отправился на новый круг перерождения. Сами же убийцы сумели бы скрыться, растворившись в ночи.

Но один просчет нападавшими все же был допущен. Они не сочли опасными друзей Гиллиана, сосредоточив все свои усилия на основной цели, за что и поплатились. Продемонстрировав неплохое владение простенькими боевыми плетениями и невероятное везение, студиозы сумели справиться с ними. Не помогли убийцам даже защитные амулеты, основанные на магии Земли. Но самым важным ректор полагал тот факт, что Винстон сумел побороть свою ярость и ненависть и оставил одного из нападавших в живых. Это давало возможность пролить свет на то, кто настолько заинтересован в смерти сына герцога, что готов идти на конфликт с Конд'аэром.

Начавшийся допрос пленника едва не ознаменовался новым провалом. Над убийцей немало потрудился неизвестный знаток ментальной магии. Стоило адептам Воздуха начать грубо подавлять волю нападавшего, как сработала закладка в его разуме. Пленник так бы и умер, не успев выдать своих хозяев, не вмешайся еще один ментальный маг, работавший в университете. Стоит сказать, что, несмотря на то, что в странах союза Великих Сил любая другая магия кроме стихийной была слабо развита, владеющие другими ее видами все же имелись. Та же ментальная магия была слишком удобным инструментом, чтобы от нее полностью отказаться. Поэтому таких волшебников можно было встретить на службе как у их стихийных коллег, так и у мирских и духовных владык. При университетах Великих сил даже негласно обучали специалистов.

Специалисту по ментальной магии пришлось изрядно повозиться, но результат того стоил. Как только он умел проникнуть в разум убийцы, тот выложил все, что только знал. От услышанного даже опытным магам стало не по себе. Нападавший работал в тайной службе Гирской империи и именно от своего непосредственного начальства получил задание устранить младшего сына герцога Альтрейни. Для ректора университета Воздуха это, впрочем, не стало открытием. Нечто подобное он и предполагал.

Выпытав у пленника все, что можно, скайрэ Гал'аэр поспешил к себе в кабинет. Он устало опустился в кресло и начал создавать заклинание дальней связи. Когда верховный адепт Воздуха ему ответил, ректор обрисовал ему все произошедшее, стараясь не пропустить ни одной детали. В ответ архимаг поведал другу, что покушение не было единственным. Этой ночью пытались убить и старшего сына герцога Альтрейни, но вовремя предупрежденный адепт Воздуха, приставленный к нему, сумел его спасти, уничтожив нападавших. К сожалению, ни одного из них живым взять не удалось. А вчера от рук собственного охранника погиб еще один из герцогов империи. Когда рассказ был окончен, друзья несколько секунд помолчали. Оба мага понимали, что эти покушения будут иметь большие последствия.

Закончив разговор с ректором университета Воздуха, архимаг секунду постоял в задумчивости, а потом и сам стал создавать заклинание дальней связи. Вскоре на него уже смотрел очень уставший герцог Альтрейни.

— У меня для вас хорошие новости, — начал разговор Верховный адепт Воздуха. — Жизни Гиллиана уже ничего не угрожает, наши целители о нем позаботятся. На вашего старшего сына тоже покушались, но наш маг уничтожил убийц. Думаю, следующей жертвой непременно станете вы. Надеюсь, по моему совету были усилены меры безопасности?

— Можете не волноваться. Покушение уже состоялось, — устало ответил герцог. — Получив от вас сообщение, я незамедлительно усилил меры безопасности. Вся прислуга в моем замке переполошилась, и скоро одна из служанок сообщила, что мой личный повар ведет себя странно. Когда его привели, несчастный не выдержал и рыдая упал передо мной на колени. По его словам, вчера, когда он был в городе вместе с семьей, на них напали неизвестные. Его сразу скрутили, и кто-то в маске сказал, что если повар хочет, чтобы его жена и дети остались в живых, то он должен делать то, что ему прикажут. Несчастному дали пузырек с сильнодействующим ядом и велели вылить мне его в вино. В случае если он так и сделает, ему была обещана большая сумма золотом и безопасность для него и всей семьи.

— Уже устроил облаву? — деловито поинтересовался архимаг.

— Конечно. Но единственный результат — мы нашли тела жены и детей моего повара. Судя по всему, их зарезали сразу после разговора с несчастным.

— Ожидаемо. Работали профессионалы. Кстати, повара этого рядом с собой не оставляйте. Кто знает, что теперь взбредет ему в голову.

— В этом совете уже нет нужды. Несчастный, узнав о судьбе своей семьи, повесился. Лучше расскажите, есть ли у вас какие-либо успехи? Узнали, кто мог желать смерти мне и моим сыновьям? — в голосе герцога проскользнули стальные нотки.

— Есть, только вот новости крайне неприятные. Одного ублюдка мы взяли живым. Покопавшись в его голове, мы установили, что покушение планировалось императорской тайной службой, — голос верховного адепта Воздуха был сух, он пристально наблюдал за реакцией собеседника, гадая, не напрасно ли выбрал его в качестве союзника.

— Проклятье! Этого я и боялся! — в голосе герцога не проскользнуло ни капли страха, лишь бессильная ярость. — Я ничего не могу сейчас предпринять против императора и его безумной женушки! Но и сидеть сложа руки нельзя. Императорская тайная служба рано или поздно добьется своего, и от рода Альтрейни останутся только фамильный склеп и пыльные портреты!

— Могу дать совет. Срочно отправляйтесь в столицу.

— Чтобы самому положить голову на плаху? — горько усмехнулся герцог.

— Добейтесь аудиенции у императорской четы. Сообщите им, что на вас и ваших сыновей были совершены покушения, к счастью, безуспешные. Доложите, что все убийцы уничтожены, взять живым никого не удалось. Непременно выразите уверенность, что это происки внешних и внутренних врагов империи, решивших извести лояльную лично императору и императрице герцогскую династию. Просите защиты и обещайте, что всегда будете самым верным их сторонником, готовым выступить против любого противника. Подчеркивайте, что вам неважно, будет ли этот враг внешним или внутренним. Если вы окажетесь достаточно убедительны, то появится время для того, чтобы не спеша подготовиться и когда-нибудь рассчитаться по всем счетам.

— В этом есть смысл, — задумчиво протянул герцог Альтрейни.

— Других вариантов просто нет. Если вам не удастся убедить императора и, что еще важнее, его супругу в своей лояльности, то рано или поздно вас и вашу семью достанут убийцы.

— Что ж, тут вы правы. У меня нет выбора. Но даже если я окажусь недостаточно убедителен и отправлюсь на плаху, прошу, позаботьтесь о моих сыновьях.

— Конечно, — уверенно кивнул архимаг, но внутренне лишь грустно усмехнулся. Он знал, что если император сейчас прикажет казнить герцога, то, опасаясь прямого конфликта, открыто защищать его сыновей маги Воздуха не будут. Возможно, и сам герцог понимал это, но слишком ему хотелось верить в обратное, ведь больше ему надеяться было не на кого.

Глава 12

Торстен нежно обнял прекрасную беловолосую девушку и повалил ее на кровать. Его рука уже начала задирать платье, когда раздались звонкие удары гонга. Норд попытался перевернуться на другой бок, но противные звуки настойчиво проникали ему в уши. Он со вздохом сел на жестком топчане и встряхнул головой, прогоняя последние остатки сна.

Вокруг уже вовсю суетились разбуженные солдаты тавта. Пожалев о прерванном приятном сновидении, Торстен помянул нехорошим словом того, кто выбрал место для лагеря так далеко от любых поселков. Он был здесь уже больше пяти месяцев и сильно истосковался по хорошей выпивке и женской ласке. Если без первого норд еще мог обойтись, то образы красивых и на все согласных девушек в последнее время посещали его каждую ночь. До долгожданного длительного увольнительного с правом отправиться в ближайший город оставалось всего ничего — пара недель, и терпеть сил уже совсем не осталось.

Рядом с топчана соскочил Кель и тут же широко зевнул. При этом, абсолютно непонятно как, он умудрился сделать это жизнерадостно, хотя Торстен не мог себе представить ничего менее настраивающего на позитивный лад, чем побудка в казарме. А вот его друг не унывал и умудрялся находить плюсы даже там, где остальные бойцы готовы были впасть в отчаянье.

Торстен с тяжкими вздохами начал одеваться. Натягивая пропитанный потом поддоспешник, норд поморщился. Служба давно отучила его от излишней брезгливости и выбила любые намеки на мягкотелость, но облачаться в доспех не хотелось. Давней мечтой всех солдат смешанной пехоты было выяснить, кем было установлено правило, что днем боец всегда должен находиться в полном защитном обмундировании, если не занят такой работой, в которой оно помешает. Учитывая (даже без шлема) солидный вес положенных доспехов, этот обычай серьезно осложнял жизнь любому простому пехотинцу и наполнял его сердце горячим желанием когда-нибудь встретить в темном переулке затейника, придумавшего это. Хотя Торстен уже не раз ловил себя на мысли, что зато теперь он очень привык к доспехам, и они ему мешают куда меньше, чем раньше.

Кель, экипировавшись очень быстро, в который уже раз с любовью провел рукой по прикрепленной к его шлему бармице. После их первого боя оба друга, помимо Кровавой росы за ранения, еще и получили по медной планке. Кель удостоился ее за обнаруженную засаду, а Торстен — за проявленное мужество и стойкость в бою. После допроса одного из раненых и плененных горцев выяснилось, что убитый нордом здоровяк был лучшим в их селе воином и как раз возглавлял отряд, напавший на караван. К наградам полагалось и небольшое количество звонких монет, которых вместе с частью жалования вполне хватило для того, чтобы справить у одного из работавших в лагере кузнецов пару кольчужных бармиц. Денег было жалко, но свои шеи они ценили куда больше.

Когда весь тавт привычно построился перед казармой, появился неспешно идущий октат. Передвигался он медленно не в силу природной лени, а потому, что сопровождал септима, который как раз и шествовал без особой прыти, словно пытаясь подчеркнуть этим собственную важность. Когда командиры остановились перед отрядом, то каждый из стоящих солдат понял, что назревают какие-то события: уж слишком был у них задумчивый, а у октата даже немного тревожный вид.

— Солдаты! Вашему тавту поставлена важная задача. Несколько дней назад нами был захвачен один из горцев, который, прежде чем сдохнуть, под пытками выдал нам примерное расположение своей деревни, — довольно пафосно начал свою речь септим. Ни один из бойцов тавта даже не пошевелился, но все они внутри недоумевали. В горах существовали десятки и даже сотни деревень, и никакого смысла пытками выяснять расположение еще одной не было. Видимо, все же заметив в глазах солдат растерянность, септим поджал губы и продолжил:

— Неделю назад горцы разграбили один из караванов и захватили несколько путешествовавших с ним человек. Пойманный нами горец участвовал в налете и клянется, что их содержат в его деревне. Вам ясна задача?

Дождавшись положенного по уставу ответа, септим с чувством выполненного долга удалился, а октат со вздохом повернулся к подчиненным. Он ни на секунду не поверил, что они действительно поняли приказ, и начал объяснять сам:

— Мы должны максимально скрытно выдвинуться к одной из деревень горцев, где предположительно держат пленников, и освободить их. Самое главное в этом походе — остаться незамеченными до того, как мы нападем на деревню. В противном случае пленников увезут в неизвестном направлении, а нас быстро перебьют. Для того, чтобы обеспечить скрытность, идет только наш тавт, — когда командир произнес последние слова, в его голосе послышались явные нотки раздражения. По-видимому, он не был в восторге от идеи выполнять это опасное задание такими малыми силами. Но приказы в императорской армии не обсуждались, и ему ничего не оставалось, как постараться добиться поставленной цели, не погубив при этом весь свой отряд.

Торстен в очередной раз, стараясь не слишком шуметь, попытался устроиться поудобнее на жестких камнях. Место для привала, по его мнению, было выбрано очень неудачно. Да, от узкой тропы их отделял полноценный скальный уступ, да и деревьев хватало. Но уж очень каменистой оказалась почва. Казалось, куда ни повернись — в ребра вопьется жесткая грань.

Тавт уже четвертые сутки пробирался по Эльтрусским горам туда, где предположительно держали пленников, оказавшихся настолько ценными, чтобы ради их спасения рискнули целым отрядом. Шли только ночью, а днем пережидали в укромных местах, опасаясь быть замеченными. Октат лютовал и требовал от своих подчиненных, чтобы они даже малую и большую нужду справляли в ямку, которую потом тщательно закапывали и маскировали. Сверху ее еще вдобавок посыпали смесью перца и табака, опасаясь собак.

Постоянная необходимость соблюдать осторожность и передвигаться скрытно утомляла. Шлемы несли в заплечных мешках, но постоянно какая-нибудь деталь доспехов так и норовила громко лязгнуть в ночной тишине. Сейчас был полдень, и большая часть тавта мирно спала, надежно укрывшись от солнца и чужих взглядов под тенью уже пожелтевших деревьев. Торстен же вместе с еще двумя солдатами стоял на страже, а вернее, лежал. От долгой неподвижности тело затекало, вдобавок очень сильно надоедала мошкара, которая словно и не заметила приход осени, продолжая настырно атаковать норда.

— Слышь, Тор, — прошептал лежащий рядом пехотинец.

— Ну, — зевнул норд.

— Слыхал, что в империи творится?

— Не-а. Откуда здесь в горах вообще что-то можно узнать? — Торстен дернул головой, прогоняя назойливую мошкару.

— Мне Ритал рассказал, а он еще до рейда где-то новостями разжился.

— Ну выкладывай, — норду не то чтобы было интересно, но ему уже порядком надоело молча пялиться на горный пейзаж.

— Бают — одного из герцогов убили! А еще одного пытались, но его повар спас! А за это убийцы ему в отместку всю семью вырезали, и он с горя повесился!

— Герцог что-ли? — заинтересовался Торстен.

— Да нет, повар! У герцога сыновей тож порешить пытались, но их благословение Великих Сил спасло!

— Прямо и благословение? — усомнился норд.

— Одного в военном лагере убить хотели! Так люди говорят — прямо молния с неба ударила и точнехенько в убийцу! — пехотинец произнес это с таким гордым видом, будто сам лично спас жизнь сыновьям герцога.

— А второго?

— О, про него вообще слухи ходят всякие. Говорят, что младшенького даже в империи нет. Отец его то ли в Фирское княжество, то ли в Айрит отослал. Но и там убийцы мальца достали и тяжело ранили. Но Великие Силы не оставили свое дитя в беде — их посланник донес бездыханное тело до лекарей!

— Прямо и посланник? — скептически хмыкнул Торстен.

— Люди зря говорить не будут, — пехотинец внушительно потряс пальцем.

— Сказки, — отмахнулся норд. — Ты лучше объясни мне, с чего это виднейших аристократов империи кто-то резать взялся?

— Да кто же его знает. Но люди бают, что враги императора верных ему дворян извести хотят.

Торстен в очередной раз заворочался и замер, расслышав какой-то посторонний шум. Он уставился на напарника и встретил такой же настороженный взгляд — второй пехотинец тоже что-то уловил.

Через несколько секунд стали слышны человеческие голоса. Торстен опять переглянулся со своим напарником, и тот, поняв его без слов, ужом пополз к месту привала. Норд же остался тревожно вслушиваться в приближающиеся голоса. Вскоре сзади послышался шорох, он обернулся и увидел, что сюда ползет октат. Приблизившись, командир замер. Еще на четверть минуты все застыли в напряженном ожидании, надеясь, что неизвестные пройдут мимо. Но сегодня Великие Силы были не на их стороне. Голоса звучали все ближе. Уже можно было разобрать, что к ним приближаются двое, скорей всего, молодой парень и девушка, если судить по звонкому смеху.

Торстен почувствовал, как его тронули за плечо, и, обернувшись, увидел, что октат показывает ему отползать к остальным. Стараясь производить как можно меньше шума, они двинулись к месту стоянки. Норд прижимался пузом к земле, но внутри недоумевал, зачем они ползут, если неизвестные еще не должны их видеть. Но приказы всем солдатам даны были четкие — приходилось подчиняться.

Остальные пехотинцы уже давно проснулись и теперь тоже распластались за укрытиями. Торстен подполз к Келю, сжимающему арбалет, и замер. У него еще теплилась надежда, что местные жители минуют уютную прогалину, где расположился тавт. Но судьба распорядилась иначе. Вскоре солдаты разглядели взявшуюся за руки парочку, с веселым смехом идущую прямо на них. Торстен подумал, что им стоило сразу сниматься и пытаться уйти дальше в горы, но он быстро отбросил эту глупую мысль. Сделать это достаточно быстро и незаметно у них вряд ли бы получилось. Особенно если учесть, что горы дальше довольно круто забирали вверх.

Торстен растерянно смотрел на приближающихся горцев и не знал, что предпринять. По понятным причинам отдать команду октат не мог, но большинство опытных бойцов и так знали, что делать. До первых солдат оставалось каких-то метров двадцать, когда горец что-то почувствовал. Неизвестно, что выдало тавт. Возможно, порыв ветра донес чуждый лесу и горам запах, или не углядели, и на видном месте осталось что-то из вещей. Как бы то ни было, юношу что-то насторожило.

Звериное чутье на опасность не подвело горца: он резко замер, а потом, не задумываясь, бросился бежать назад, волоча за руку растерявшуюся девушку. Сухо щелкнули арбалеты, и сразу три болта впились ему в спину. Но его спутница уже успела осознать происходящее и ни на секунду не замешкалась, метнувшись за очередное дерево и не давая стрелкам взять верный прицел.

Резко вскочив, Торстен бросился в погоню. Отправляясь на дежурство в дальний секрет, пехотинцы снимали свои кольчуги, и сейчас ничто не мешало ему бежать в полную силу. Беглянка выросла в этих местах и с детства привыкла носиться по заросшим лесом горам. Но Торстен, несмотря на это, постепенно сокращал дистанцию. Девушка мчалась испуганной ланью, но норд неумолимо ее настигал.

И вот до беглянки осталось каких-то пара метров. На пути попалось упавшее дерево, и та его обогнула, а солдат, одним прыжком преодолев препятствие, успел схватить ее за плечо. От сильного рывка девушку развернуло, и она покатилась по пожухшей траве. Даже не пытаясь приподняться, беглянка осталась лежать, где упала, сотрясаясь в рыданиях. Торстен же так и застыл на месте, не зная, что предпринять.

Через какое-то время сзади появились запыхавшиеся октат и тот самый боец, что был в карауле вместе с нордом. Увидев лежащую девушку и стоящего рядом норда, они уже шагом подошли к ним.

— Ну, что стоишь? Давай, доделывай. Тьфу, шуму-то подняли… — сухо сказал октат, отдышавшись.

— Что? — растерялся Торстен.

— Горло ей перережь! Или ты думал, что мы ее отпустим? — саркастически усмехнулся октат.

— Командир, а может, мы ее того, немного попользуем? — облизнул губы боец, прибежавший вместе с октатом. И тут же согнулся от сильного удара в живот, которым наградил его октат.

— Ты что, сдурел?! Мы армия, а не отребье! Ты, скаренный ублюдок, что о себе возомнил? Мы выполняем приказ, а не мародерствуем на захваченной территории! Еще раз такое от тебя услышу — сам прирежу! — голос октата буквально звенел от гнева.

— А может, ее просто привязать к дереву и рот заткнуть? Или с собой взять? — с необычной робостью в голосе спросил очнувшийся Торстен.

— Ты, пока бежал, все мозги растерял? Ну, привяжем мы ее. И что? Будет два варианта. Первый — ее никто не найдет. В этом случае она так и сдохнет тут от голода. Второй куда вероятнее. Этих двоих влюбленных начнут искать, ее обнаружат. Тогда она с превеликим удовольствием выложит, что здесь были не горцы из другого клана, а императорские солдаты. Надеюсь, в твоей тупой башке хватает мозгов, чтобы понять последствия? — Октат скривил губы в злой усмешке.

— Взять эту дикарку с собой еще глупее. Она замедлит наше передвижение, может оставить какие-то следы или выдать. Ее род пропажу наверняка заметит и устроит полноценную облаву. Даже если нас не обнаружат сразу, то перехватят на обратном пути. Куда проще изобразить, что этих двоих убили горцы из другого племени. Пускай они между собой дерутся, а мы в это время успеем выполнить задуманное. Нам приказано любой ценой не допустить, чтобы о нас узнали заранее! Любой ценой! Если не удастся укрыться от местного населения, мы не имеем права оставлять их в живых. Это война, понимаешь, война, а не детские сказки! — тихий, но наполненный сталью голос октата внезапно дал петуха. — Боец, я отдал тебе приказ. Выполнять!

Торстен судорожно сглотнул и медленно двинулся к лежащей девушке, доставая кинжал. Ему уже не раз приходилось убивать. Один раз добивал он и беспомощного врага. Но хладнокровно зарезать беззащитную женщину? Это не умещалось у него в голове. Он легко мог убить в азарте схватки. Хоть и с внутренним содроганием, но мог и расправиться с беспомощным врагом. Но женщина? Не воевавшая против них мегера, а просто обычная хрупкая девушка, которой не повезло оказаться не в том месте и не в то время. Разве это враг, которого необходимо убить? Торстен вновь в растерянности остановился и посмотрел на командира.

— Понимаю, что тебе тяжело. Но такую уж судьбу ты выбрал сам. Смешанная пехота куда сильнее обычных легионов на своей шкуре чувствует обратную сторону красивых парадов. Наш удел не масштабные сражения, а каждодневная тяжелая и грязная работа. А иногда нас кидают и в рейд по вражеским тылам. Ремесло солдата — это не подвиги из красивых баллад. Это кровь, пот, боль, гибель друзей, необходимость творить такое, что потом будешь вскакивать в холодном поту от ночных кошмаров. Мы не рыцари в сияющих доспехах. Мы убийцы. Профессиональные убийцы на службе государства. Так было и так будет всегда. Ты сам это выбрал. Мы сейчас в боевых условиях. Действуй. Иначе нам придется закапывать не два, а три тела, — в голосе октата звучала горечь и… скука?! Торстен не мог поверить, что для кого-то хладнокровное убийство превращается в рутину. Он отогнал от себя эту мысль, решив, что ему послышалось, тем более, судя по лицу командира, тот и сам с большим удовольствием обошелся бы без крайних мер, но другого выхода просто не видел.

Торстен опять перевел взгляд на девушку. Та уже даже не всхлипывала, а просто свернулась калачиком и замерла, как перепуганный зверек. Красивые темные волосы разметались во все стороны. В них запутались опавшие листья, хвойные иголки, грязь. Но Торстену все равно казалось, что он не видел раньше ничего более прекрасного. Норд смотрел на хрупкое тело молоденькой девушки, а в голове было пусто. Сердце тяжело бухало в груди, и на секунду юноша даже подумал, что было бы неплохо, если бы оно сейчас разорвалось и избавило его от выбора.

Торстен до крови прокусил губу, но даже не замечал стекающих по подбородку солоноватых струек. Ладонь, сжимающая рукоять кинжала, вспотела. Он резко шагнул вперед и, ухватив девушку за волосы, дернул ее голову вверх, а затем с силой резанул блестящим лезвием по смуглой коже шеи с противоположной от себя стороны. Жертва в ужасе дернулась, и на мгновение на норда глянули широко распахнутые карие глаза.

Когда-то Торстен прочитал в одном из небрежно забытых матерью дамских романов, как убивали молодую девушку. Ему запомнилось описание ее глаз: в них не было страха, одно лишь удивление и детская обида. Эти слова тогда запали юноше в душу, и сейчас ему показалось, что он увидит то же самое во взоре дикарки. Но реальность имеет обыкновение сильно отличаться от таких книжек.

Лицо умирающей девушки было искажено предсмертной мукой, а в глазах плескался дикий ужас. Торстена словно ударили в лоб кувалдой. Он попытался отвести взгляд, но не мог. Стоял и смотрел на последнюю агонию прекрасного девичьего тела. Смотрел, как струится алый поток по ее черным как смоль волосам. Смотрел, как в последнем усилии скребут землю ее изящные пальчики.

Девушка уже затихла, и только тогда Торстен разжал судорожно стиснутую ладонь, из которой выпал испачканный в крови кинжал. Октат что-то ему говорил, но норд не слышал. В груди поднималась волна дикой и нерассуждающей ярости. Он ненавидел. Ненавидел самого себя. Глухо застонав, Торстен шагнул к ближайшему дереву и ударил по нему кулаком. А потом еще и еще. Костяшки мгновенно оказались содраны в кровь, но он не замечал этого, стараясь загасить внутреннюю боль, и находил извращенное удовольствие в боли физической. Октат вместе со вторым солдатом с трудом оттащили Торстена от дерева и плеснули ему в лицо воды. Норд как-то сразу, словно из него вытащили стержень, обмяк.

— Все, я успокоился, — голос норда был сухим и безжизненным. Торстен поднялся, взял свой кинжал и тщательно вытер его об одежду убитой девушки.

— Живо к остальным, пускай несколько человек с лопатками сюда придут. Нужно закопать тело. И пусть захватят с собой один горский кинжал из моей котомки, положим в могилу по их обычаям. Пусть думают, что их убил кто-то из другого клана. Да, и напомни, чтобы из юноши вырезали болты. Вместо них лучше пусть одну из горских стрел воткнут, — октат уже вновь превратился в энергичного и уверенного в себя командира, лишь иногда с тревогой посматривая на норда. Но тот уже не буйствовал, а просто с безразличием ко всему сидел.

Вскоре подошли еще несколько солдат тавта. Одним из них был Кель. Он сразу обратил внимание, что Торстен сидит, словно безжизненная кукла, и направился к нему.

— Тор, ты что, ранен? — с участием в голосе спросил Кель, хотя прекрасно видел, что друг невредим. Просто надо было как-то начать разговор.

— Нет, — это слово, сказанное тихим безжизненным голосом, испугало Келя сильнее, чем если бы норд резко заорал.

— Э, так не пойдет. Мы друзья или не друзья? Давай рассказывай.

— Что рассказывать? — в голосе Торстена послышалась горечь.

— Что тут произошло такого, что ты сидишь, словно у тебя на глазах всю твою семью перебили? — не отставал Кель.

— Да ничего страшного. Просто очередная невинная жертва войны. Никто и не заметит. Только мне ее глаза теперь до конца жизни сниться будут, — губы Торстена искривились в злой усмешке. — Я убийца. Понимаешь, обычный убийца, просто на службе у империи.

— Нет, друг, так не пойдет, — Кель сел напротив Торстена и попытался поймать его взгляд, но тот упорно нагибал голову. — Да, мы убийцы. Но разница есть. Мы убиваем, чтобы предотвратить другие убийства. Вот сейчас этих двух горцев мы убили. Но не ради удовольствия, не ради денег. Ради того, чтобы спасти невинных пленников, захваченных этими варварами. Кто виноват в этих смертях? Мы? Нет. Те ублюдки, что уничтожили караван. Это на их руках кровь девушки — не на твоих! Твой выбор ничего не решал, ее бы все равно убили! Все было предопределено еще тогда, когда первый горец спустил тетиву, целясь в наших ребят, охранявших караван. Так что встряхнись, хватит себя жалеть. Мы солдаты, и это наш долг.

— Да, это наш долг. Но это не значит, что я не имею права себя ненавидеть, — Торстен наконец поднял голову и встретился глазами с Келем. Губы бывшего обитателя трущоб расплылись в улыбке, когда он увидел во взгляде друга привычную стальную твердость и уверенность в себе.

— Да хоть вешайся, только делай это с улыбкой на лице, а не с такой кислой рожей! — рассмеялся Кель, хлопнув Торстена по плечу, и норд почувствовал, как тиски отчаяния и ненависти к себе немного ослабли. Он поднялся с земли, втянул полной грудью прохладный осенний воздух и направился к остальным солдатам, чтобы помочь вырыть могилу.

— Вот и наша милая деревушка, ради которой мы столько протопали, — тихо прошептал Кель, разглядывая в неверном свете зарождавшейся зари раскинувшееся в уютной долине поселение горцев. — Ничего так местечко выбрали. Природа вокруг сказочная. Жили бы себе мирно. Чего им от нашего каравана понадобилось?

— Что с дикарей возьмешь? Для них грабеж — это доблесть, а все иноземцы — не больше чем изнеженные животные. И вообще они хотят жить самостоятельно, а не под императорской рукой, вот и лютуют, — прошептал в ответ Торстен.

— Ха, чего захотели! Столь маленькие кланы обязательно подомнет под себя какое-нибудь государство. Никто им вольготно ходить набегами на соседние страны не даст. Гирская империя еще нормальный вариант, могли этих дикарей и вовсе под корень вырезать. Да и на землях они наших располагаются, — не унимался Кель. Торстен хотел ему ответить, что вообще-то горцы эти земли считают своими, но их жестом подозвал к себе октат.

Когда они подошли, вокруг командира уже собрался весь отряд за исключением нескольких бойцов, оставленных дежурить. Октат тихим, но уверенным голосом обратился к солдатам:

— Впереди наша цель. Деревня не имеет даже частокола, но не стоит обольщаться. Мы не знаем, сколько там взрослых горцев. Надо быть готовыми к тому, что из каждого окна может вылететь стрела. Ямы с рабами находятся на самой окраине поселения, но там мы будем как на ладони у лучников. Поэтому пока половина отряда будет освобождать пленников, остальные ворвутся в ближайшие дома. Взрослых мужчин убивать сразу. Остальных по усмотрению и если оказывают сопротивление. Когда всех пленников отведут подальше от деревни, те, кто их освобождал, прикрывают стрелами отход второй половины. Я ворвусь в деревню. Со мной идут те, кто более силен в рукопашной схватке. Все хорошие лучники достают из клеток пленников и прикрывают отход. Все ясно? — голос октата был сух и деловит, но в глазах плескалось предвкушение боя.

Кель как хороший стрелок был отправлен во второй отряд. Торстену же выпал жребий ворваться в поселение. Он надел шлем, тщательно затянув все ремешки, расправил спадающую на плечи кольчужную сетку бармицы. Это был уже не первый его бой, но норд, хоть и боялся признаться в этом даже самому себе, чувствовал неясное волнение и даже испуг. Он не видел перед собой четкого врага. В селении могло оказаться и десять, и пятьдесят, и сто горцев. И эта неизвестность пугала. Зрелище обычной мирной деревенской жизни заставляло сердце юноши биться чаще, а ладонь — сжиматься на рукояти меча, словно он видел перед собой строй врага.

Наконец прозвучала долгожданная приглушенная команда, и весь тавт в едином порыве ринулся вперед. Торстен бежал, сжимая в руках щит и каждую секунду ожидая, что из окон домов полетят безжалостные стрелы. Но для горцев нападение стало полной неожиданностью. Несколько варваров, зачем-то вставших в столь ранний час, побросав все свои дела, с криками разбежались.

Торстен миновал ямы, где содержали рабов, и не останавливаясь вылетел на околицу. Здесь он встретил первое сопротивление. Оказали его вовсе не горцы, а местные псы. Матерые горные волкодавы бесстрашно встретили налетчиков своими внушительными клыками. Торстен принял прыгнувшую на него собаку на щит и тут же раскроил ей череп ударом меча, но на него сразу кинулось еще две. Атаку одного из волкодавов норд опять успел умело отбить, а вот второй пес, воспользовавшись секундной заминкой, вцепился ему в ногу. Спасли Торстена стальные поножи, и он с криком ярости обрушил свой меч на спину громадной собаки.

Остальных солдат империи тоже атаковали местные четвероногие обитатели, но всех волкодавов быстро перебили, а псы помельче с воем разбежались. Торстен перепрыгнул через плетеную изгородь и ринулся к двери первого попавшегося на пути дома. Не успел он к ней подбежать, как она распахнулась сама, и оттуда выскочил здоровенный полуголый варвар, сжимающий в руках большущий топор. С воплем ярости он прыгнул к норду и обрушил на него свое оружие. Увидев перед собой реального врага, Торстен разом успокоился, забыв о волнении. Он хладнокровно шагнул вперед и закрылся щитом. Удар варвара не успел набрать достаточную скорость и силу, и топор лишь оставил глубокую зарубку на окантовке, а меч солдата вошел глубоко в живот горца.

Выдернув клинок, Торстен позволил хрипящему здоровяку медленно завалиться на землю. Переступив через тело хозяина дома, он шагнул дальше, но в этот момент краем глаза уловил в одном из окон смутное движение. Рефлексы заставили чуть приподнять щит. И не напрасно. В него тут же вонзилась стрела. С ревом Торстен ринулся вперед, плечом распахивая дверь, но стоило ему оказаться внутри, как об его шлем разбился метко пущенный глиняный кувшин.

Глаза норда даже не успели привыкнуть к царящему в доме полумраку, а он уже ринулся к смутно различимой фигуре, сжимающей лук и достающей новую стрелу. Удар меча разом отделил горцу руку от тела, и он зашелся в пронзительном крике. Откуда-то сзади раздался истошный вопль, и на Торстена дикой кошкой налетела уже немолодая женщина. В ее руках даже не было оружия, и она просто в отчаянии колотила по доспехам норда кулаками. На секунду опешив от такого безумного натиска, он ударом щита опрокинул обезумевшую и аккуратно опустил ей на затылок закованный в сталь кулак, стараясь не убить и не покалечить. Хозяйка дома потеряла сознание, а императорский солдат получил, наконец, возможность перевести дух.

Торстен поморщился от отвратительного вони и осмотрел убогую обстановку дома, а потом перевел взгляд на убитого им лучника. Тот уже неподвижно замер на полу в луже собственной крови. Норд присмотрелся к его лицу и вздрогнул, словно ему отвесили пощечину. Молодой паренек лет четырнадцати пялился в закопченный потолок ничего не видящими глазами. Его лицо было искажено в муке, а зубы оскалены в ужасной ухмылке, показавшейся норду издевательской. Торстена передернуло, и он опрометью ринулся из этого проклятого дома.

Оказавшись на улице, боец увидел своего октата, бегущего с окровавленным мечом к дому, откуда в солдат летели стрелы, и бросился ему на помощь. Откуда-то сбоку выпрыгнул неизвестно как уцелевший волкодав и попытался вцепиться в командира, но тот ловко проткнул его мечом. Секундной заминки хватило, чтобы Торстен, прикрывшись щитом от еще одной стрелы, первым ринулся внутрь дома. Он перепрыгнул через скулящую в агонии собаку и рывком распахнул дверь.

Первым, что увидел норд, были очень испуганные большие карие глаза. На него в ужасе смотрела совсем еще молодая девушка. На секунду Торстену даже показалось, что это та самая дикарка, которую он убил два дня назад. Пехотинец не смог себя заставить к ней прикоснуться и так и шагнул вглубь дома, оставив ее за спиной. В примитивном очаге догорал хворост, и в комнате плавал едкий дым, не желавший уходить через проделанное в крыше отверстие. У Торстена заслезились глаза, и он закашлялся, но не прекратил движение. В щит вонзилась еще одна стрела, в панике выпущенная лучником, но норд уже был рядом и сильным ударом меча отделил голову горца от тела.

Стоило Торстену обернуться, как он увидел ту самую испуганную девушку, зачем-то сжимающую в руках дымящийся чугунный чан. Дикарка шагнула к норду, но в этот момент в дом ворвался октат. Он не успел толком ничего понять, как девушка, пронзительно завизжав, окатила командира содержимым чана. Вопль, который издал Риган, перекрыл собой все окружающие звуки. Октат рухнул на землю, корчась от адской боли. Шлем не смог защитить от кипятка, поэтому его лицо и, что еще страшнее, глаза сильно пострадали.

Торстен взвыл от ужаса и ярости, и, прежде чем успел задуматься над тем, что делает, одним ударом разрубил голову девушки, беспомощно сжимавшей в руках пустой чан, а потом опустился на колени перед командиром. Но тот уже затих, потеряв сознание от боли. С проклятьем отбросив щит, норд взвалил тяжелое тело октата на плечи и выбежал на улицу.

Бой уже затих. Горцев в стоящих на околице домах перебили, а остальные отступили вглубь поселения. Организовать серьезное сопротивление никто не успел, но Торстен увидел несколько тел императорских солдат с торчащими из них древками. Покачиваясь под тяжкой ношей, он поспешил прочь от деревни в сторону второго отряда, который должен был стрелами прикрыть отход. Вскоре к нему подбежал еще один пехотинец, и они уже вдвоем поволокли пребывающего в беспамятстве командира.

Всех пленников, за которыми тавт отправился в этот опасный рейд, уже успели достать, а остальным рабам из числа местных горцев оставили спущенной в яму веревку — может, кто-то из них и обретет сегодня свободу, ведь скорей всего местному племени будет не до погони за ними. Пехотинцы организованно покидали деревню, унося с собой раненых и убитых товарищей.

Торстен с радостью увидел, что Кель цел и невредим, но отвлекаться на разговоры времени не было. Отойдя на достаточное расстояние, пехотинцы спешно стали сооружать носилки. Вместо октата командовал один из ветеранов, числившийся первым помощником командира.

Торстен работал как заведенный, а в его голове билась только одна мысль: — Это моя вина! Моя и никого больше! Я не тронул ту девушку. Она хотела облить кипятком меня, но не повезло октату! Он сейчас лежит в страшных ожогах из-за моей глупости и мягкосердечности! Расчувствовался, скаренный баран, пожалел дикарку! Если бы не командир, сейчас бы был на его месте. И поделом! На войне нет места жалости!

Наскоро соорудив носилки и перевязав раненых, которых помимо октата было еще трое, тавт с максимально доступной скоростью направился прочь от деревни дикарей, шумящей, словно рассерженный улей. Тело единственного погибшего бойца пришлось оставить. Все понимали, что если мужчин среди горцев окажется достаточно и они быстро опомнятся, то императорской пехоте придется солоно, и спешили уйти как можно дальше.

Привал был объявлен только тогда, когда все солдаты уже окончательно выбились из сил. Вдобавок ко всему, последнюю пару часов пришлось на себе волочь и обессилевших пленников. Взявший на себя командование ветеран выставил часовых и, как и все, в изнеможении растянулся на земле. Один лишь неугомонный Кель нашел в себе силы встать и внимательно рассмотреть тех, ради кого они все рисковали своей шкурой. Вскоре он вернулся и поделился своим впечатлением с Торстеном:

— Хоть убей, не пойму, чего в них такого. Бывших пленников трое. Один мужик и две бабы. На аристократов не похожи, хотя они сейчас в таком виде, что вообще на людей мало похожи. Ладно, вернемся в лагерь, наверняка узнаем, ради кого мы себя под стрелы подставляли.

В этот момент раздался громкий крик одного из часовых, тут же перешедший в хрип. Все бойцы тавта разом вскочили, готовясь к отражению атаки. Но секунда шла за секундой, а вокруг по-прежнему царила пугающая тишина. Какая-то из освобожденных девушек судорожно всхлипнула, но тут же зажала себе рот ладонью. Наконец послышались чьи-то торопливые шаги. Солдаты напряглись, но это оказался всего лишь один из часовых, спешащий на соединение с тавтом в страхе разделить судьбу того пехотинца, чей предсмертный крик всех переполошил.

Командовавший отрядом ветеран напряженно вглядывался в окрестности и стискивал рукоять меча. Он колебался, не зная, что предпринять. Но секунды таяли, и временный командир наконец решился, приказав четверым пехотинцам выдвигаться к тому месту, где располагалась позиция погибшего часового. В их число попали Торстен и Кель.

Солдаты двигались медленно и осторожно. Кель, сжимающий в руках арбалет, шел сразу за Торстеном, который прикрывался щитом и защищал друга собой. Вскоре они увидели распростершегося на камнях в луже собственной крови пехотинца. Рядом валялся разряженный арбалет. Солдаты замерли на месте, пристально оглядывая окрестности, но не увидели и намека на опасность. Наконец они двинулись дальше, каждую секунду ожидая нападения, но им позволили беспрепятственно дойти до тела товарища. Из груди мертвого пехотинца торчало древко длинной стрелы с черным оперением.

Императорские солдаты замерли в нерешительности, ведь им никто толком не объяснил задачу. Оставлять мертвого товарища лежать здесь не хотелось, но и хоронить его было слишком опасно. Стоять на том самом месте, где несколько минут назад был застрелен императорский солдат, было крайне неуютно, и, поколебавшись, они начали отходить, так и не решившись забрать тело. Повернуться к ставшим разом таким враждебным скалам они боялись, поэтому медленно пятились назад. Торстену казалось, что его неотступно сверлит холодный и беспощадный взгляд, тщательно примеряющийся, куда послать смертельную стрелу.

Под ногой Келя хрустнула сухая ветка, и все разом вздрогнули. Один из солдат тихо выругался, а Торстен судорожно сглотнул, жалея, что не может вытереть выступившую на лбе холодную испарину.

— Проклятье, мы так сами со страха помрем, не надо будет и стрелы на нас тратить, — нервно хохотнул Кель, пытаясь хотя бы голосом разогнать наваждение. Императорские пехотинцы, привыкшие смотреть смерти в глаза, чувствовали себя не в своей тарелке, так как не видели врага, но точно знали, что он где-то рядом и в любой момент может прилететь смертельная стрела.

Наконец четверо солдат дошли до остального тавта. Увидев, что за время их отсутствия ничего не изменилось, Торстен с облегчением выдохнул. Ему в последний момент почему-то показалось, что они найдут лишь тела своих товарищей, после чего придет и их черед.

Бойцы наскоро доложили об увиденном, заставив временного командира крепко задуматься.

— Думаю, это погоня из той деревни, где мы славно повеселились, освобождая пленников. Но бойцов у них немного, и они не решаются напасть на нас открыто. Думаю, горцев не больше десятка, а в лучшем случае этот ублюдок один. Так что нужно просто усилить бдительность, — ветеран чеканил слова, стараясь вселить в солдат уверенность, которой и сам не ощущал.

Закончив привал, тавт двинулся дальше, стараясь поддерживать максимально возможную скорость передвижения. Поначалу каждый боец внимательно вглядывался в окрестности, но через несколько часов усталость начала брать свое, и все больше пар глаз смотрело исключительно себе под ноги. И в этот момент преследователи напомнили о себе.

Никто ничего не заметил, просто внезапно пронзительно вскрикнул один из замыкающих бойцов и упал лицом вперед, а в его спине торчало древко с черным оперением. Практически в тот же миг еще одна стрела чиркнула по шлему шедшего рядом с ним солдата. Торстен мгновенно сообразил, откуда примерно прилетели смертоносные посланцы, и ринулся в том направлении. За ним последовало еще несколько пехотинцев. Но бежать в доспехах со щитом в руках занятие не из простых, и вскоре они были вынуждены остановиться, так и не увидев нападавших. Когда бойцы вернулись к остальной части тавта, там уже успели наскоро перевязать раненного в спину солдата и соорудить для него еще одни носилки. Но всем было понятно, что без адепта-лекаря у него почти нет шансов выжить.

На ночной привал императорские пехотинцы устраивались с изрядной опаской. Местом была выбрана находящаяся чуть в стороне от тропы небольшая поляна, с другой стороны от которой начинался лес. Дежурить решено было сразу по шестеро человек, которые должны были расположиться попарно. Как-то тихо и незаметно умер один из раненных еще в деревне бойцов, и его, воспользовавшись длительной остановкой, похоронили, вырыв настоящую могилу.

Торстену и Келю как вполне слаженной паре бойцов доверили караулить вместе. Им досталось считающееся самым неудобным время — два предрассветных часа, когда сон наиболее сладок. Их разбудили отдежурившие свое солдаты, и друзья, зябко ежась, стали устраиваться на своей позиции. Стоять никто из караульных не рисковал, опасаясь, что из ночной темноты прилетит стрела, разом оборвав жизнь забывшему об осторожности бойцу. А лежа не давать себе заснуть было очень сложно.

В ночной тишине раздался слабый стон — это ворочался в горячке раненный днем в спину пехотинец. Торстен в который уже раз широко зевнул, стараясь при этом не издать ни звука. Веки так и норовили предательски сомкнуться, но пока ему удавалось выигрывать схватку со сном. Внезапно его чуткий слух уловил тихий треск со стороны леса. Разом подобравшись, норд вглядывался в темноту, но кроме смутно различимых силуэтов деревьев ничего не видел.

А вот Кель оказался куда более внимательным и через некоторое время уловил едва заметное движение. Ни секунды не раздумывая, он разрядил свой арбалет в замеченный им силуэт. Ночную тишину разорвал громкий стон, и Торстен, словно подброшенный невидимой пружиной, ринулся в направлении этого звука. Через несколько секунд норд налетел на одного из подкрадывающихся к лагерю. Горец отбросил бесполезный лук, наложить стрелу на тетиву которого он так и не успел, и выхватил тяжелую саблю.

Рукопашная схватка была стихией Торстена, и не имеющий щита противник не смог ему ничего противопоставить. Через каких-то десять секунд все было кончено, и горец упал, орошая землю кровью из разрубленного бока. Рядом из темноты возник Кель с обнаженным мечом, но помощь уже не требовалась. Второй из несостоявшихся мстителей тоже лежал мертвым, в последнем усилии схватившись за арбалетный болт, торчащий в груди. Подойдя к нему, Кель удивленно покачал головой. Ему очень повезло, ведь стрелял он в темноте и почти наугад.

Сзади один за другим стали возникать переполошившиеся бойцы тавта. Командовавший ветеран, опасаясь, что нападавших могло быть больше, чем двое, распорядился продолжить дежурство, удвоив бдительность, но до утра солдат империи больше никто не побеспокоил. Когда стали перевязывать раненых, то обнаружили, что душа пехотинца, схлопотавшего стрелу в спину, уже отправилась на новый круг перерождения, и для него пришлось рыть еще одну могилу. Зато ненадолго пришел в себя октат.

Дальнейший путь до лагеря запомнился только изматывающей усталостью и беспочвенными опасениями новых атак. Но горцы о себе больше не напоминали. Когда вдали появились привычные очертания защитного вала и частокола, солдаты испытали настоящее облегчение. Вскоре они уже сидели в ставшей почти родной казарме и привыкали к мысли, что их тавт в этом рейде потерял четырех бойцов и командира, ведь октат хоть и выжил, но лишился зрения, и ему уже не суждено было вернуться в строй.

Через несколько дней просочились первые слухи, и солдаты наконец узнали, кого они с таким трудом и потерями вызволяли из плена. Септим, заведовавший хозяйственным обеспечением тысячи, в присутствии нескольких октатов спьяну проговорился, что одна из пленниц приходилась Квинту дальней родственницей. Именно поэтому тысячник так сильно всполошился, когда был разграблен караван, в котором она следовала к своему отцу, также являющемуся офицером императорской армии и отправленному на постоянную службу в другой конец государства.

Услышав, что отбитые с таким трудом пленники вовсе не были важными птицами, не обладали уникальным и важнейшим знанием, на худой конец хотя бы не отметились серьезными заслугами перед империей, солдаты зароптали. Они готовы были умирать, но защищая интересы государства, а не отдельных личностей. Вдобавок никто из них не был награжден, если не считать Кровавой росы раненым. Полноценного командира у их тавта еще не было, и некому было похлопотать за то, чтобы их заслуги отметили. Более того, официально этого сложнейшего рейда не было, а боевые им начислили так, как если бы они просто охраняли очередной караван. Но, естественно, недовольство дальше разговоров в казармах не пошло.

А через неделю Кель и Торстен отправились в столь долгожданную увольнительную. Городок особого впечатления не производил. Весь какой-то грязный и совершенно обычный, он почему-то казался просто очень большой деревней. Но в нем было несколько таверн, и даже имелся бордель. А что еще нужно солдату, желающему расслабиться после непростой службы на страже империи?..

Два дня, проведенных в этом городке, Торстен помнил смутно. Было много выпивки, и он пил, не зная меры, швыряясь деньгами, стараясь в вине заглушить воспоминания о мертвых товарищах, о падающих под его ударами горцах, о жутко кричащем от страшных ожогов октате, об убитом им молодом парнишке, единственной виной которого было то, что он пытался защитить свой дом и семью… А потом было много доступных женщин. Торстен брал их грубо, выпуская наружу животное начало, стараясь в их объятиях навсегда забыть алую кровь, заливающую черные как смоль волосы, и девичьи глаза, наполненные предсмертным ужасом и мукой.

Глава 13

— У нас заказ, — голос Хангена прервал размышления Ирси, вернув его к реальности. Ульд зевнул, привстал из-за дубового стола в таверне, потянулся и несколько раз крутанул шеей, разминания позвонки, после чего опять опустился на лавку.

— Что-то я задумался. Едва не уснул. Что ты там говорил? — обратился Ирси к командиру отряда охотников.

— В рейд, говорю, скоро пойдем. Заказ у нас новый, — ответил он.

— Ого. Нам что, какую-то особую тварь изловить надо будет?

— Если бы. В этот раз нам придется сопровождать в Пустошь нескольких человек, — Ханген внимательно посмотрел на ульда, изучая его реакцию.

— Не понял. Мы что, в телохранители подались? Нас случаем из-за тех, кого мы будем охранять, не разорвут твари? Может, не стоит связываться? — Ирси не на шутку обеспокоился.

— Да не волнуйся. Их всего трое, и при этом они обузой не должны стать. Один маг, двое других его ученики. Глубоко в Пустошь лезть не собираются, пойдем без ночевки. Так что дело обещает быть не особо трудным, — успокоил самого ценного охотника в отряде Ханген.

— Платят хоть неплохо? — спросил Ирси и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — Когда выходим?

— Завтра с утра. Так что сегодня вечером ни капли. И снаряжение проверь.

— Ну, мое главное оружие всегда при мне, — ульд постучал указательным пальцем по виску и усмехнулся. — Не волнуйся, буду завтра готов. А сейчас пойду, наверное, к Тэралу забегу.

— Ладно, давай. А мне еще остальных искать, а то о рейде пока еще только Нея знает, — Ханген развернулся и отправился к выходу из таверны.

Уже больше полугода Ирси был полноценным темным охотником. Несмотря на понесенные потери, после того приснопамятного рейда псы Хангена довольно быстро по праву стали считаться еще более успешным отрядом, чем раньше. Сейчас они в основном занимались отловом живых тварей Пустоши. Раньше это удавалось очень редко и, как правило, чисто случайно. Пытаться ловить тварей живьем было делом опасным и часто заканчивалось гибелью кого-то из охотников. Но благодаря магии Ирси и своему искусству псы Хангена больше не несли потерь. Юноша научился не только быстро подчинять своей воле кого-нибудь из нападающих хищников, но и даже натравливать его на остальную стаю.

Теперь почти из каждого рейда трапперы приводили очередного обитателя Пустоши, зачарованного ульдом. Юный маг настойчиво пытался научиться подавлять разум сразу нескольких тварей, но пока его попытки были безуспешны. Впрочем, он не унывал, ведь даже умение подчинить одного подобного монстра позволило отряду быстро стать самых богатым и успешным среди всех трапперов, промышлявших в этом городке на краю Темной Пустоши.

Отряд пополнился сразу тремя охотниками — опытными и проверенными бойцами, заменившими погибшего траппера и Тэрала. Последний, лишившись руки, наперекор всему выжил. О том, чтобы калекой продолжать оставаться в отряде не могло быть и речи. Но этот человек обладал удивительной силой воли и не сломался после такого удара судьбы. Тэрал нашел себе новое занятие. На правах ветерана он стал за вознаграждение делиться опытом с начинающими охотниками и просто приезжими, что приносило пусть небольшой, но позволяющий худо-бедно жить доход. Да и Ирси всегда был готов отдать ему некоторую часть от той доли добычи, что была ему положена в отряде.

Надо сказать, что после увечья остальные бывшие друзья и товарищи по рейдам в Пустошь быстро забыли дорогу к дому Тэрала. Они могли перекинуться с ним парой слов, если случайно встречали на улице, но не больше. Ни о какой помощи деньгами бывшему члену отряда, ставшему калекой, не могло идти и речи. А вот Ирси, напротив, стал проводить с Тэралом еще больше времени, да и звонких монет не жалел. Вначале траппер пытался из гордости отказываться, но, прочувствовав в полной мере всю незавидность судьбы калеки, был вынужден смирить свой гонор и с благодарностью принять помощь от ульда.

Так сложилось, что Тэрал, даже получив увечье, для Ирси по-прежнему остался единственным другом, в отличие от нынешних товарищей по походам в Пустошь. Ульда в отряде ценили и очень опасались, как бы его не переманили другие охотники. Его доля при дележе денег, полученных за продажу пойманных тварей и их шкур, была одной из самых больших, уступая только командирской. На словах ульда всегда хвалили и во время веселых пирушек с удовольствием поднимали в его честь пенящиеся кружки и чаши с вином. Но Ирси чувствовал, что действительно своим в отряде так и не стал. Да и не был он уверен, что охотники вообще воспринимали товарищей не просто как компаньонов, с которыми ходят в опасные рейды, а как настоящих друзей.

К тому же Тэрал был единственным в отряде, кто бывал в Гирской империи, и с ним Ирси мог обсудить новости из далекой родины. Поэтому и перед предстоящим выходом в Пустошь он провел вечер, за неспешной беседой распив кувшин вина вместе с одноруким охотником.

— Я тут с одним гирским купцом пообщался, интересные новости он привез, — Тэрал вытянул ноги поближе к камину. — Неспокойно ныне в империи. Одного из герцогов убили, а еще одного пытались. Даже любопытно кому это понадобилось.

— А тут и думать нечего. Император и его бешеная женушка продолжают вырезать аристократию, — с ненавистью произнес Ирси.

— Ну может и так, — задумчиво кивнул собственным мыслям Тэрал. — Ладно, империя далеко отсюда, ты лучше скажи, что это у вас за рейд такой странный намечается.

— Да какому-то магу сопровождение нужно, только и всего, — отмахнулся Ирси.

— Вы там поосторожнее. Меня чутье редко подводит. Нехорошо от этого дела пахнет.

— Ай, да ладно. Я сам маг, если ты забыл. Что мне грозить может? Да и деньги хорошие. Вечно вы старики все усложняете.

— Я тебе покажу старик! — в шутку погрозил единственным кулаком охотник. — Это вы молодежь думаете, что всемогущи и бессмертны. А ты походи в пустошь с мое, вот тогда поймешь, что осторожность лишней не бывает.

— Ладно тебе нудеть, — Ирси не обратил на ворчание ветерана ни малейшего внимания и подвинул к нему бронзовый кубок. — Разливай остатки вина, да я побегу, а то завтра рано выходим.

Утром Ирси проснулся с хорошим настроением. Рейд обещал оказаться недолгим и спокойным. Прибыв на место сбора, ульд обнаружил, что весь отряд уже собрался. Еще минут пять пришлось ждать нанимателей.

Ульд с интересом оглядел мага и его учеников, но остался разочарован. Ничего в них не выдавало принадлежность к владеющим силой. Один походил на средней руки купца, уже перевалившего за пятый десяток. Примечательным во внешности мага был только жесткий пронзительный взгляд, не вязавшийся с широкой и радушной улыбкой, которая расцвела на его лице, стоило ему приблизиться к отряду. Двое других прибывших и вовсе больше смахивали на деревенских увальней, чем на учеников волшебника.

Внимательно изучив внешность клиентов, Ирси попытался прощупать их при помощи ментальных щупалец. Тут его ждало новое потрясение. Сам маг был наглухо закрыт, и ульд даже не смог понять, каким видом силы он повелевает. Но удивило ульда вовсе не это. Было бы как раз странно, если бы он смог пробиться через ментальную защиту опытного мага, каким бы видом искусства он ни повелевал. А вот прощупывая учеников, он не встретил абсолютно никакого сопротивления. Более того, Ирси готов был поклясться, что они вообще не владеют магией!

Между тем прибывший волшебник тепло поздоровался с Хангеном, и тот представил его остальным членам отряда. Звали прибывшего Зэалом. Учеников он по именам называть не стал, а те и вовсе не проронили ни слова. Еще раз повторив для прибывших обязательные правила поведения в рейде и намазавшись мазью, отбивающей запах, отряд двинулся в сторону Темной Пустоши.

Ирси вначале хотел отозвать в сторону Хангена и сообщить ему, что представленные как ученики мага таковыми вовсе не являются, но потом раздумал. Какая разница, кто они? Ну, захотел маг назвать так, к примеру, своих телохранителей. Главное, чтобы деньги за этот рейд исправно заплатил, а остальное ульда не интересовало.

Время в пути тянулось удручающе медленно. Зэал без умолку расспрашивал Хангена о Пустоши, и тот хоть неохотно, но был вынужден отвечать. Командир отряда таковым являлся в первую очередь потому, что прекрасно умел находить общий язык с покупателями и клиентами. Вот и сейчас он, пересиливая себя, развлекал рассказами того, кто платил отряду немаленькие деньги всего лишь за один короткий рейд в Пустошь.

Парни, которых представили как учеников мага, упорно молчали. Ирси сначала хотел их расспросить, но потом махнул на это рукой и продолжал путь, погрузившись в собственные мысли, просто механически переставляя ноги. В последнее время он все больше стал задумываться о собственном будущем. Пребывание в отряде приносило ему солидный доход, но зато здесь у него отсутствовали какие-либо перспективы. Ирси судорожно искал способ как угодно, но суметь закончить прерванное образование и полностью овладеть своей силой. Пока ничего путного ему в голову не приходило, но чем больше у него скапливалось денег, тем выше был шанс, что с их помощью ему еще представится вожделенная возможность влиться в элиту полноценных магов…

Задумавшись, Ирси даже не успел ничего понять. Мощнейший удар ментальной магии смел его собственную защиту, заставив потерявшего контроль над телом ульда безвольно упасть на месте, словно марионетку с оторванными веревочками. На юношу разом нахлынула паника. Его разум заметался в тесной клетке, пытаясь дотянуться до собственной магии и дать отпор. Но все было тщетно. Куда недоучке состязаться с полноценным опытным повелителем разума! Маг, который, как теперь стало понятно, владел ментальной силой, умело выбрал момент и, атаковав внезапно, не дал ульду оказать хоть какое-то сопротивление.

Ирси абсолютно утратил над телом контроль, но вот чувствительности не потерял и с ужасом ощутил, как по его ногам заструилось что-то теплое. Он сообразил, что это его собственная моча, и содрогнулся в омерзении, а затем опять в отчаянии попытался прорвать ментальную блокаду, но вновь был отброшен под натиском силы и умения, значительно превышающих его собственные.

Упал Ирси еще довольно удачно — его голова оказалась повернута на бок, и он сумел разглядеть также лежащего на земле Хангена и еще одного охотника отряда. У юноши не оставалось сомнений, что точно такими же безвольными куклами рухнули и остальные. Запоздало пришло понимание, что он напрасно пренебрег враньем о якобы учениках мага, не являющихся таковыми. Ирси мысленно застонал от чувства бессилия. Все его попытки предпринять хоть что-то приводили только к тому, что он раз за разом убеждался, что нападавший был настоящим мастером и не оставил ни малейшей лазейки.

Внезапно перед глазами Ирси опустилась на землю чья-то нога, и ульд внутренне замер в страхе. Но, к счастью, мага — а это именно он перешагнул через лежащего юношу — интересовал не он. Не спеша, Зэал подошел к телу лежащего охотника и нагнулся к нему, доставая что-то из-под плаща. Блеснуло лезвие кинжала, и маг хладнокровно полоснул несчастного по шее.

Если бы Ирси мог, он бы, наверное, закричал от ужаса. Но юноша был не в состоянии даже захрипеть. Ульду оставалось только наблюдать за тем, как маг спокойно, словно делая будничную и давно привычную работу, подошел к Хангену и невозмутимо перерезал ему горло, после чего, даже не вытирая кинжала, вновь шагнул к Ирси. Поняв, что пришел его черед, юноша обезумел от ужаса.

В этот ментальный рывок Ирси вложил всю свою силу, все желание жить, но не добился абсолютно ничего. Сильное потрясение и страх способны были открыть дополнительные резервы, но не могли сравнять его с опытным магом. А тот, даже и не заметив жалких потуг недоучки, перешагнул через него, оставив не верящего своему счастью юношу валяться на земле.

Ирси не знал, сколько прошло времени. Ему казалось, что чуть ли не часы, но, скорее всего, миновало не больше нескольких минут, когда он услышал громкий голос.

— Берите этих двоих, но поаккуратнее, ничего им не сломайте, — тон мага был сух и властен. В ответ ему раздались угодливые заверения двух здоровяков, что они все сделают в лучшем виде.

Ирси почувствовал, как его крепко ухватили за пояс, а потом земля перед глазами разом качнулась, и он оказался заброшенным к кому-то на плечо. Последним, что запомнил юноша, была новая волна ментальной магии, лишившая его сознания.

Ирси очнулся очень легко, словно всего лишь задремал на несколько секунд, а не был отправлен в беспамятство мощной волной враждебной магии. Открыв глаза, он увидел над собой прутья решетки, а за ними высокий каменный свод. Пошевелившись, юноша почувствовал, что у него на шее тяжелый ошейник. Ульд сел на застеленном соломой каменном полу и осмотрелся. Он находился в просторной железной клетке, вмурованной в одну из стен большого зала. Толстые прутья слегка закрывали обзор, но все же позволяли в подробностях разглядеть окружающую обстановку.

По первому впечатлению зал, где очнулся Ирси, был частью какого-то уже изрядно обветшавшего замка. Вдоль стен тянулись ряды железных клеток, в которых находились разные существа. Ульд разглядел несколько обычных животных, с полдесятка обитающих в Пустошах тварей и не меньше дюжины людей.

Центр зала занимало что-то очень похожее на большой алтарь, а также несколько просторных столов, заставленных всевозможными медицинскими и алхимическими колбами и инструментам. Наметанный глаз разглядел и большое количество приспособлений, которые могли принадлежать только лаборатории мага. В зале работало несколько человек. Приглядевшись, Ирси решил, что они не могут быть никем, кроме магов и их помощников: настолько все это напоминало ему лаборатории родного Иреданского университета.

Стараясь сделать это как можно незаметнее, Ирси подошел к одной из стен своей клетки и начал разглядывать товарища по несчастью. Сначала он не мог понять, что это за существо. Но обитатель соседней клетки пошевелился, и Ирси догадался, что это закутавшийся в лохмотья и свернувшийся калачиком человек. Когда он выпрямился, ульд увидел, что его шею тоже охватывает железный ошейник. Пленник оказался молодым юношей, точный возраст сказать было затруднительно, так как он был сильно исхудавшим и вдобавок явно давно не мылся. Товарищ по несчастью несколько секунд осматривал ульда, а потом удивленно вскрикнул:

— Постой! Ты тот самый ментальный маг — ульд, который превратил огневика в пускающего слюни ребенка?

— Ты что, меня знаешь? — опешил Ирси.

— Конечно, знаю. В университете эта история очень долго обсуждалась. Большинство, кстати, было на твоей стороне, и многие даже жалели, что с тобой поступили слишком жестко, — оживился пленник.

— Так ты из Иреданского университета? — догадался ульд.

— Конечно. Я на втором курсе факультета Земли был, когда эта история произошла.

— Слушай. Ты знаешь, что это за место? Кто люди в центре зала? Как ты здесь оказался?

— Могу ответить только на один вопрос из трех. Оказался я здесь по глупости. Кто люди в центре зала и что это за место — могу лишь догадываться. Судя по всему, это магическая лаборатория, больше я ничего сказать не могу, так как и сам не знаю.

— Нет, ты расскажи поподробнее, как здесь очутился, — попросил ульд.

— Да чего воздух попросту сотрясать? Дурак я. Во время летних каникул встретил в родном городе бывшего преподавателя из университета, и он мне предложил съездить посмотреть на Темную Пустошь. Я, как баран, согласился и действительно отправился с ним. А потом он меня вырубил магией и очнулся я уже здесь пару недель назад. Вот и все. Самое обидное, что никто даже не знает, куда и с кем я поехал. Этот гад так все обставил, что я ни с кем переговорить, кроме родителей, не успел, а им я, естественно, наврал… — голос пленника был полон горечи.

— Да, дела… Как тебя-то зовут? Я вот Ирси, — ульд постарался произнести это как можно жизнерадостнее, хотя сам был очень испуган.

— Я Илейс. А сам-то как ты сюда попал? И где скитался, как тебя из университета выгнали? — полюбопытствовал пленник, и ульд коротко рассказал свою историю.

— Слушай. Ты не видел, чем эти маги в зале занимаются? — Ирси вновь начал выпытывать у товарища по несчастью подробности.

— Да пес их знает. Исследования ведут, а что конкретно изучают, не знаю. Один раз зарезали тварь какую-то и долго потом препарировали. В любом случае, нам от них ничего хорошего ждать не приходится, — в сердцах махнул рукой Илейс. — Хоть кормят хорошо и воды дают вдоволь.

— По тебе и не скажешь, — с сомнением оглядел пленника Ирси.

— Это я больше со страха и нервных переживаний похудел, — грустно усмехнулся Илейс.

— А сбежать не пробовал? Ты же вроде Землей владеешь, тебе выбраться из клетки не проблема? — поинтересовался Ирси.

— Ха! Ты что, не заметил? На нас ошейники. Снять эти железяки не получается, а на них чары из разряда ментальной магии. Блокируют они мои силы качественно. Полноценного мага, может быть, и не удержали бы, но для меня их вполне хватает. Стой, ты же как раз на ментальном факультете был! Может, сможешь с наложенными на них заклинаниями совладать? — чумазое лицо пленника осветила надежда.

— Не знаю, но уж постараюсь. Сидеть здесь и ждать, пока меня пустят на опыты, я не собираюсь, — нервно хохотнул ульд. — Ладно, дай-ка я попробую пощупать магией ошейник. А ты посматривай, если кто из здешних хозяев к нашим клеткам пойдет, то скажи, чтобы я успел из транса выйти.

Вновь сев на полу, Ирси начал медитировать. Погрузившись в транс, он привычно потянулся к своей силе, но словно встретил невидимую преграду. Юноша чувствовал, что в нем кипит магическая энергия, но вот воспользоваться ею не мог. Ирси напряг память, вспоминая все, что им рассказывали о способах блокирования силы волшебника. В целом все известные ему факты говорили об одном: никаких безупречных способов не существовало. Любую преграду рано или поздно при наличии таланта и желания можно было взломать. Немного воспрянув духом, ульд перестал тянуться к своему магическому резерву, вместо этого предприняв попытку прочувствовать мешающее ему заклинание лишь при помощи собственного разума, обостренного многочисленными тренировками. Постепенно Ирси стал понимать принцип, по которому работал надетый на шею артефакт. Но в этот момент его транс был нарушен чьим-то громким криком:

— Ирси! Ирси!

Суматошно оглянувшись, ульд увидел, что в еще одной соседней клетке, вцепившись пальцами в прутья, стояла Неяда. Поднявшись на ноги, он подошел к ней ближе и попытался успокоить.

— Я здесь, Нея. Успокойся. Не кричи, не надо привлекать внимание. Ну, замолчи, пожалуйста, а то будет только хуже, — Ирси старался достучаться до разума девушки, но все было бесполезно.

— Они убили! Они всех убили! Я видела! Они Хангену горло перерезали! Он мертв! Они все мертвы! И нас убьют! — девушка впадала в истерику и кричала все громче. Работающим в центре зала магам это пришлось не по душе, и внезапно пленников скрутил приступ резкой боли.

Когда волна ментальной магии схлынула, с трудом отдышавшись, Ирси поднялся на ноги. Из клетки, где держали Неяду, раздавались только тихие всхлипы.

— Нея, не переживай. Я вытащу нас отсюда. Я тебе обещаю, — Ирси постарался вложить в свой голос уверенность, которой вовсе не ощущал. Но девушка, скорчившись на грязной соломе, не обращала на него никакого внимания, полностью уйдя в себя.

Ульд со вздохом вновь устроился на полу и погрузился в транс. На этот раз ему никто не мешал, и он смог как следует изучить заклинание, не дававшее воспользоваться магией. Энергоформа была хитрой, да и силы создатель вложил в нее немало. Но ломать — не строить, и у Ирси уже забрезжила идея, как разрушить эти чары.

Заклинание на ошейнике было ориентировано на то, чтобы блокировать попытки мага воспользоваться своими силами. Создатель чар позаботился о том, чтобы наглухо закрывались любые виды силы, даже если пленник владеет несколькими. Но в этом и скрывалось слабое место в заклинании.

Поэкспериментировав, Ирси понял, что если попеременно изо всех сил тянуться к ментальной и энергетической магии, то чары начнут потихоньку слабеть, уж слишком затратным был переход с блокирования одного вида силы на другой. По самым оптимистичным прикидкам выходило, что Ирси сможет окончательно сломать заклинание уже через две-три недели упорного труда. Несколько часов ульд занимался раскачиванием чар, наложенных на ошейник, и лишь полностью выбившись из сил, уснул.

Наутро его разбудил скрежет открывающейся решетки. В клетку зашел громила с откровенно разбойничьей рожей и поставил на пол тарелку с едой и плошку воды. Еще один тюремщик в это время стоял снаружи возле двери, сверля ульда исподлобья подозрительным взглядом. Поев, ульд почувствовал прилив сил и уже снова хотел приступить к попыткам разрушить заклинание, когда увидел, что к его клетке еще кто-то приближается. На этот раз Ирси сразу опознал мага.

Ульд сжался в комок, надеясь, что один из здешних хозяев пройдет мимо, но тот направлялся именно к нему. Маг зашел в клетку, и на юношу накатила волна ментальной силы, отнявшей у него контроль над телом. Волшебник подошел к лежащему пленнику и начал творить еще одно заклинание. Когда ульд почувствовал, что за чары создал маг, он едва не заплакал от дикого разочарования. Заклинание из разряда ментальной магии полностью напитало ошейник на шее пленника. Все вчерашние попытки Ирси израсходовать запас энергии артефакта оказались бесполезны.

Стоило магу покинуть клетку, юноша вновь ушел в транс, стараясь найти новый способ сломать вложенное в ошейник заклинание. Но ему катастрофически не хватало знаний и силы собственного разума. Здесь нужен был полноценный маг, а не недоучившийся студиоз, который к тому же не слишком-то перетруждался на занятиях. Поняв, что он тут бессилен, ульд в отчаянии застонал и замер на грязной соломе, уставившись в каменную стену. Из прострации его вывел громкий шепот Илейса:

— Эй! Ульд! Ирси! Ты посмотри, похоже, эти скаренные ублюдки что-то затевают! — в голосе пленника любопытство мешалось со страхом.

Юноша сел и посмотрел в центр зала. Там и вправду царила непонятная суета. Через некоторое время на странное сооружение, которое ульд принял за алтарь, привели какую-то тварь Пустоши и самого обычного волка, явно находящихся под контролем ментальной магии. Обоих животных приковали цепями, а потом начали производить странные манипуляции. Ирси толком разглядел только то, что им что-то влили в пасти. Наконец оставив двух хищников в покое, маги и их помощники принялись устанавливать по периметру плиты, на которой они были прикованы, какие-то непонятные артефакты. Вдобавок ульд разглядел, что на ней уже успели начертать какую-то пентаграмму, и понял, что здешние хозяева не брезгуют и ритуальной магией.

Когда все было закончено, большинство людей отошли в сторону, а в самом центре зала осталось только семеро магов. Один из них откашлялся и басовитым голосом провозгласил:

— Коллеги! Начинаем пятую серию экспериментов по истинной трансмутации сущности. Позволю себе выразить уверенность, что на этот раз они наверняка увенчаются успехом. Просьба ко всем при создании заклинаний проявлять максимальную внимательность, не допуская и малейшей ошибки. Приступаем.

Ирси был лишен возможности воспользоваться привычными ментальными щупальцами, но даже тех отголосков, которые до него докатывались, хватило, чтобы понять, что семь фигур приступили к созданию очень мощных энергоформ. Некоторые маги творили обычные вербальные заклинания, один даже помогал себе жестами. А вот трое, в том числе и произнесший речь волшебник, никак внешне свои действия не проявляли. Ирси решил, что они либо работают с помощью плетений, либо являются мастерами ментальной, астральной или энергетической магии и используют щупы, посылы, ауры и другие энергоформы, не требующие внешнего проявления.

Прислушавшись к своим ощущениям, ульд с удивлением понял, что в центре зала применяется сразу несколько видов силы. Помимо уже упомянутой ментальной и энергетической магии, он отчетливо различал эманации использования водной стихии и даже очень редкие астральные чары. Определенную роль наверняка играли и многочисленные расставленные артефакты непонятного назначения.

Маги плели свои чары не меньше четверти часа, и Ирси уже успел заскучать. Но вот, наконец, они закончили. Разом взвыли прикованный волк и тварь из Темной Пустоши, но через секунду разом замолкли и неподвижно замерли. Ранее не участвовавшие в наложении чар маги и их помощники без спешки и особой суеты начали снимать с животных оковы. Через некоторое время ставших жертвами эксперимента созданий уже разложили на двух столах и начали увлеченно препарировать и осыпать, как предположил ульд, исследовательскими заклинаниями.

Ирси, наконец, отвел потрясенный взгляд от центра зала и посмотрел на соседнюю клетку, сразу встретившись глазами с Илейсом. В его взоре читалась та же страшная догадка, что пронзила и ульда. Некоторое время они так и смотрели друг на друга, не решаясь вымолвить ни слова, но в этот момент из-за спины раздался голос Неяды. Юная повелительница Воды словно озвучила мысли двух недоучившихся магов:

— Вот и нас сюда для того же приволокли. Так что скоро окажемся мы на этом жертвеннике, — в голосе девушки не слышалось никаких эмоций, казалось, что она была совершенно спокойна, и это производило жуткое впечатление.

— Это не жертвенник, — немного севшим голосом прошептал Ирси.

— Да мне все равно, — все так же безразлично ответила Неяда. — Нас уже нет. Нам жить осталось, пока не наступит наша очередь.

Ирси и Илейс хотели утешить девушку, убедить, что они спасутся. Но им не удалось вытолкнуть из себя ни слова. Каждый из них понимал, что она полностью права.

За пять суток магами были проведены еще два эксперимента, полностью повторяющих первый. Один раз в зал привели и рассадили по клеткам еще четверых тварей из Пустоши. Ирси с тоской подумал, что, наверное, их покупают у таких же охотников, как его бывший отряд, от которого теперь остались только он да Нея. Девушка за эти дни уже успела прийти в себя и хотя бы не пугала всех своим полностью безжизненным голосом. Она часто плакала, свернувшись калачиком на грязной соломе, много вспоминала Хангена, которого, похоже, действительно любила.

Ирси все эти дни пытался придумать, как спастись, но ему в голову так и не пришло ничего, что могло сойти хотя бы за подобие плана. Тюремщики не допускали ошибок. Висящий на шее ошейник по-прежнему надежно блокировал магию ульда, и он ничего не мог с этим поделать. Все попытки истратить в артефакте энергию были тщетны. Каждый день к нему заходил один из местных хозяев, вновь наполнявший накопители проклятого амулета. Ирси заметил, что у других пленников это делают гораздо реже, и пришел к выводу, что о его жалких потугах тюремщики прекрасно осведомлены.

На шестой день заточения в центре зала опять наметилось шевеление, свидетельствующее о подготовке нового эксперимента. Все шло по уже привычному сценарию, пока дело не дошло до подопытных. На этот раз вместо животного тюремщики выволокли отчаянно сопротивляющегося человека. Стоило одному из магов направить на него взгляд, как он разом затих, подчиненный мощнейшему ментальному посылу, и позволил прикрутить себя к каменной плите, которую с подачи Неи пленники стали называть жертвенником.

Дальше все вновь пошло по накатанной колее до того момента, как маги закончили свои заклинания. Прикрученного человека выгнуло дугой, и немолодой мужчина зашелся в полном отчаяния и боли вопле. Но на этот раз он не умер, а продолжил надсадно кричать. Рядом скулила тварь из Пустоши. Человеку и животному влили внутрь какую-то жидкость, от которой они разом замолчали, а потом маги начали творить новую серию заклинаний. На этот раз на создание чар было затрачено меньше времени. И уже через каких-то десять минут подопытных скрутил новый приступ боли, после которого они безжизненно обмякли на жертвеннике. Ирси долго не мог оторвать взгляд от их тел. Мертвые человек и хищник казались ему чем-то похожими, словно общая смерть сумела их сблизить.

Философские размышлении ульда были прерваны, когда подопытных стали отвязывать. Дальнейшее уже было прекрасно знакомо пленникам, и Ирси поспешно отвернулся, не желая смотреть, как будут препарировать человека, на чьем месте в скором времени может оказаться и он сам.

В течение примерно недели — точный счет дням узники потеряли — еще два раза эксперимент проводили на незнакомых ульду людях. А потом пришел черед Неяды. Когда девушка поняла, что настал ее час, она словно дикая кошка с визгом бросилась на тюремщиков, метя им ногтями в глаза. Но здоровенные охранники легко скрутили волшебницу и выволокли ее из клетки, а потом кто-то из ментальных магов подчинил жертву своей воле, заставив покорно выполнять команды.

Ирси и Илейс с ужасом наблюдали, как над девушкой совершают уже знакомые манипуляции. Когда магами была завершена первая группа заклинаний, ульд сжался, ожидая крика Неяды, но его не последовало. Молчала и прикрученная к алтарю темная гончая. Ничуть этому не удивившись, маги дождались, пока подопытным силой вольют какую-то жидкость, и продолжили сплетать чары.

Окончания второй группы заклинаний Ирси ждал со страхом и в тоже время с робкой надеждой. Но вскоре вопль, исторгнутый Неядой, заставил ульда сжаться в ужасе. Он не мог поверить, что это кричит человек, да еще и девушка. А пронзительный крик все длился и длился, пока не перешел в отчаянный хрип. К волшебнице подбежали несколько человек и стали чем-то отпаивать. Ирси замер, пронзенный внезапной надеждой. И действительно, Нея не умерла, и никто не спешил отвязывать ее от плиты, чтобы начать препарировать.

Ульд вцепился в прутья решетки, моля всех богов и Великие Силы, чтобы на этом эксперимент закончился и девушку вернули назад в клетку. Но его надеждам не суждено было сбыться. Маги вновь начали сплетать заклинания, и он обессиленно опустился на грязную солому. На этот раз чары накладывались куда дольше, чем первые две их группы. Все это время Ирси продолжал надеться, что девушка выдержит и эту волшбу, но он ошибся. Последняя необычайно мощная вспышка ментальной магии возвестила об окончании эксперимента — и Нея, уже не способная кричать, захрипела от новой волны боли, выгибаясь на камне жертвенника, а потом разом обмякла.

Ирси попытался убедить себя, что она просто потеряла сознание, но вскоре девушку перенесли на один из столов и начали вскрывать, тщательно препарируя. Не в силах выносить этого зрелища, юноша отвернулся, с трудом сдерживая слезы. Ирси не знал, чего в его душе сейчас было больше — жалости к погибшей девушке или страха за собственную участь. Но вот в чем ульд был уверен, так это в том, что к людям, способным творить такое, он испытывает одну лишь чистую и незамутненную ненависть. От жалости, страха и ярости его била крупная дрожь. В этот момент Ирси услышал шепот Илейса:

— Я буду следующим. Я чувствую. Я следующий. Я точно тебе говорю, я следующий, — в голосе недоучившегося мага Земли звучало такое отчаяние, что ульда передернуло.

— Да ладно. Может, это я буду следующим. Давай спорить? — Ирси попытался мрачноватой шуткой подбодрить товарища по несчастью, но тот не обратил на его потуги никакого внимания.

— Я не хочу! Почему это со мной происходит? Я не хочу! Я же маг! Я могу повелевать Землей! Почему она не расступится и не поглотит здесь все? Я не хочу! Нет. Нет! Нет!!! Нельзя меня! Я не согласен! Не дамся! Не-е-ет!!! — голос Илейса становился все громче и несвязнее. Он в отчаянии замолотил кулаками по железным прутьям клетки. Ирси молча смотрел на впавшего в истерику юношу и сам с трудом удерживался от того, чтобы не кинуться на решетку с голыми руками. В этот момент кому-то из магов в зале надоели вопли, и их скрутила вспышка боли….

Илейс оказался прав. Через два дня пришли и за ним. Юноша не кричал и не сопротивлялся. Он даже без ментальной магии покорно подчинялся, полностью сломленный страхом и отчаянием. Ирси пытался не смотреть на происходящее, но не мог. Жуткий эксперимент словно притягивал его взгляд. Илейс, так и не успевший стать магом Земли, умер, как и Нея, после третьей группы заклинаний.

Только когда затих его отчаянный крик, Ирси смог отвернуться и зарыться лицом в солому, сотрясаясь от рыданий. К страху и ужасу от ожидающей его судьбы добавилось горькое чувство полного одиночества. Сейчас юноша жалел, что его не забрали раньше, ведь в этом случае, идя на смерть, он хотя бы чувствовал наполненные жалостью взгляды Неяды и Илейса. А теперь никто кроме экспериментаторов даже не заметит его гибели, ни у кого на душе не станет тяжело.

Сейчас Ирси многое отдал бы за пусть даже и самый короткий разговор с любым разумным существом. Ему невыносимо хотелось выплеснуть в словах всю свою жажду жить, весь страх, все желание оставить в этом мире хоть какой-то след после себя. Одиночество сводило с ума, а потребность излить свою душу кому угодно становилась просто невыносимой. Всегда презиравший священников, сейчас Ирси понял настоящий смысл исповеди и всей душой жаждал такой милости. Но все соседние клетки были или пусты, или заполнены животными. Ульд в ужасе сидел, обняв руками колени, с каждой секундой все отчетливее понимая, что после его смерти в мире ничего не изменится, словно просто небрежно задуют свечу.

Через два дня наступил черед Ирси. Когда он увидел, что к клетке направляются тюремщики, то его накрыла волна паники. Словно загнанный в угол зверь, юноша заметался, ища спасения. Громко скрипнув, отворилась дверь, и в клетку протиснулся первый из тюремщиков. В отчаянии Ирси метнул в него кувшин с водой и прыгнул следом, пытаясь вцепиться в горло. Пришедший за ульдом громила оказался готов к такому развитию событий и, заслонив голову от импровизированного метательного снаряда предплечьем, ловко заломил юноше руку и выволок из клетки.

Ирси почувствовал щупальца враждебной воли, но ничего не мог ей противопоставить, и вот уже его тело передвигается самостоятельно, выполняя команды мага. Ульд послушно лег на каменную плиту и позволил приковать себя. Через какое-то время свобода воли к нему вернулась, но это уже ничего не решало. Цепи были прочными, и, для порядка подергав их, юноша затих. Чуть в стороне приковали какую-то из обитавших в Пустоши темных тварей. Ульду показалось, что это обычная темная гончая.

К Ирси с заиндевевшим кувшином приблизился один из тех, кого он посчитал помощником мага. Юноша попытался не дать влить в себя неизвестную жидкость, но подошедший оказался непрост и ментальным ударом заставил его открыть рот и выпить все без остатка. Пить лежа было неудобно, и он закашлялся. Ульд ожидал, что неизвестное варево окажется отвратительным на вкус, но на удивление все оказалось не так. Чем-то зелье отдаленно напоминало сильно перебродивший квас и приятно бодрило.

Спустя минуту к Ирси приблизился еще один из помощников, сжимая в руках две металлические пластины с нанесенными на них рунами. Их прикрепили ульду на виски, прочно привязав веревкой. Потом принесли еще одну пластину, на этот раз больше по размеру. С одной стороны в нее были вставлены различные драгоценные камни. Этот артефакт (а сомнений в этом у Ирси не было ни малейших) закрепили на лбу юноши, после чего все, кроме семи магов, отошли, и он понял, что сейчас начнут эксперимент.

На Ирси нахлынула волна паники. Он забился, пытаясь сбросить с головы непонятные артефакты, но ему это не удалось, ведь за шею ульда также предусмотрительно привязали к плите кожаным ремнем. А здешние хозяева, не обращая на его действия ровно никакого внимания, уже приступили к созданию первой группы заклинаний. Ирси замер, со страхом прислушиваясь к своим ощущениям, но пока ничего не происходило. Ему ничего не оставалось, как покорно лежать и ждать, когда неизвестные чары начнут действовать.

Через некоторое время у Ирси появилось странное ощущение. Словно чьи-то невидимые щупальца начали проникать ему в разум и настырно там рыться. Еще во время обучения в Иреданском университете, тренируя их выставлять мощные ментальные щиты, преподаватели часто демонстрировали изъяны в преградах студиозов, проникая им в разум. Испытываемое им сейчас было похожим, только еще более противным и сильным. Неприятные ощущения все нарастали, и ульд с трудом сдерживал рвущийся на волю стон. Внезапно, единым мигом, с его разума словно сдернули все природную защиту, и он, не выдержав, закричал — настолько это было отвратительно.

Ирси казалось, что ему отрезали верхнюю часть головы и сейчас на его беззащитный мозг неспешно садится пыль. Это ощущение неспешно опускающихся пылинок было невыносимым. Юноше дико захотелось почесать свой мозг, и ульд с ужасом подумал, что так недолго и сойти с ума. Скрутившая его через некоторое время вспышка резкой боли показалась избавлением, и он даже не застонал, лишь с каким-то извращенным наслаждением улыбнулся этой жгучей волне, подавившей невыносимый зуд. Рядом раздался протяжный вопль темной гончей, и юноше даже стало ее жалко, ведь сейчас она оставалась его единственным товарищем по несчастью, с ней им вместе предстояло принять одну смерть на двоих.

К Ирси опять приблизился кто-то из ассистентов магов с очередным зельем. Ирси послушно открыл рот и глотнул теплую жидкость, сразу закашлявшись. На этот раз варево оказалось куда отвратительнее, и он с трудом сдержал рвотные позывы.

Передохнув, маги начали сплетать новые чары. Теперь неприятные ощущения появились практически сразу. Ирси чувствовал, что из него словно выкачивают всю энергию. У юноши закружилась голова и навалилась страшная слабость. Несмотря на то, что он лежал на твердом камне, ульду казалось, что его тело словно расползается лужицей, не в состоянии поддерживать форму. Слабость все усиливалась, а зал вокруг кружился все быстрее. Ирси хотел закричать, но не мог. Ему казалось, что он даже дышать перестал, настолько обессилел. Где-то на грани сознания мелькнула мысль, что это очень грубо экспериментируют над его энергетической оболочкой, но тут же исчезла, сметенная накатывающимися волнами отупляющей слабости.

Когда все кончилось и пришла боль, Ирси обрадовался ей, словно долгожданному другу, с наслаждением выплескивая в крике весь испытанный им ужас. Когда к его губам поднесли кувшин с еще каким-то зельем, он пил его жадно, смакуя мерзкий горький привкус, позволяющий хоть чуть-чуть рассеять пелену слабости и головокружения.

Немного придя в себя, Ирси с тоской понял, что жить ему осталось совсем недолго. Сейчас маги приступят к третьей группе заклинаний, после которой он повторит судьбу Неяды и Илейса. Ульд представил, как его тело положат на стол и начнут препарировать, неспешно разрезая плоть, копаясь во внутренностях, творя непонятные заклинания, и его передернуло от отвращения. Сейчас он бы отдал все за милость умереть мгновенно, рассыпавшись кучкой пепла и не позволив издеваться над ним и после смерти.

Вокруг началось непонятное шевеление. Ирси почувствовал, как ремешок, охватывавший его шею, ослаб, и с трудом приподнял голову. Несколько человек приблизились к покорно лежавшей темной гончей и стали ее отковывать. В душе ульда всколыхнулась безумная надежда, что эксперимент закончился. Но его никто и не думал освобождать. С твари из Пустоши сняли все цепи, кроме одной, тянувшейся от толстенного металлического ошейника к центру плиты. Несколько секунд животное лежало неподвижно, но затем над ней ослабили ментальный контроль, и темная гончая неуверенно поднялась на ноги.

Ирси боялся даже дышать, чтобы не привлекать внимания хищника, но тот и так прекрасно ощущал запах окружающих его ненавистных двуногих. Темная гончая с яростным рыком бросилась к стоящим в отдалении магам, но длины цепи сильно не хватало, чтобы дотянуться до вожделенной плоти. Тогда тварь переключила свое внимание на куда ближе находящееся существо, и метнулось к беспомощно распластанному ульду.

Лицо Ирси исказила гримаса ужаса, но не дотянувшись до него на какой-то жалкий метр, темная гончая была остановлена натянувшейся цепью. Ульд с облегчением перевел дух, но внезапно заметил, что беснующийся хищник медленно, но верно приближается к нему. Цепь, сдерживающую напор твари, постепенно отпускали все дальше. Ирси в отчаянии закричал и забился в сковавших его цепях.

— Колдуй, дурак! — громкий голос одного из магов ворвался в разум ульда, заставив его на секунду замереть. Ирси потянулся к своей магической силе и с удивлением не встретил ни малейшего сопротивления! Он даже не заметил, когда на его ошейнике разомкнули чары, убрав преграду, не дававшую ему колдовать.

Но стоило юноше понять, что теперь он не беззащитен, как в голову пришла еще одна мысль. Они же этого от меня и добиваются! Специально медленно отпускают цепь, чтобы я направил на тварь свою магию! Не дождетесь!

Ирси попытался ударить своей силой экспериментаторов, но все его жалкие попытки наткнулись на прочный магический щит, окружавший плиту, на которой он лежал. Между тем, темной гончей до его ног оставалось уже каких-то несколько десятков сантиметров. Ирси видел, как из распахнутой пасти капает слюна, видел безумную ярость в маленьких красных глазках, видел страшные когти беснующегося чудовища, оставляющие царапины даже на камне. Волна первобытного ужаса и желания жить вымела все другие мысли, и юноша начал судорожно творить заклинания.

Слабость и головная боль очень мешали, но цепь пока больше не отпускали, и Ирси сумел нанести ментальный удар. Разум темной гончей поддался его воле непривычно легко. Ульд хотел натравить зачарованную им тварь на окружающих магов, но ее по-прежнему прочно держала цепь, не давая выбраться за пределы каменной плиты.

— Продолжаем! — раздался громкий и властный голос. Ирси почувствовал, что маги приступили к созданию третьей группы заклинаний, и в отчаянии застонал. У него мелькнула мысль отпустить подчиненную темную гончую и позволить ей прикончить себя, но в отвращении содрогнувшись, он ее отбросил. Быть заживо съеденным это тварью — слишком страшная смерть, уж лучше дождаться окончания эксперимента и умереть так же, как Неяда и Илейс.

Маги все творили и творили различные заклинания. Ирси чувствовал, как какие-то изменения происходят в его разуме, как истощается его энергетическая оболочка. Иногда различал он и прохладные касания водной лекарской магии. Держать темную гончую под контролем становилось все труднее. Забыв обо всем, ульд сосредоточился только на том, чтобы удержать вот-вот грозящее рассеяться заклинание. Одна мысль осталась в гудящей голове — не дать твари, вырвавшись на волю, добраться до него.

Когда Ирси уже почти потерял сознание, держась только на силе воли и отчаянном желании жить, маги наконец закончили последние заклинания. От страшной боли ульда выгнуло дугой. Ему казалось, что все его тело исковеркано. Метаясь в горячке, он чувствовал то свой хвост, то клыкастую пасть, то четыре лапы, заканчивающиеся страшными когтями… Даже зал, где проходил эксперимент, Ирси видел словно сразу с нескольких мест. Вокруг расплывалось резкое зловоние, источаемое непонятными двуногими, и до боли хотелось впиться клыками в их плоть.

В распахнутый рот полилось какое-то зелье, сопровождаемое ледяной волной лечебной магии, и юноше стало чуть лучше. Он сумел осознать, что по-прежнему лежит прикованный на плите, и его тело ничуть не изменилось. Но жуткое ощущение раздвоенности не прошло, просто чуть отдалилось на несколько секунд. Ирси не успел даже обрадоваться тому, что сумел выжить после создания третьей группы чар, а окружающие плиту маги уже вновь начали сплетать заклинания. Ульду резко стало хуже, и он вновь заметался в бреду, уже не разделяя реальные и ложные ощущения.

Ирси чувствовал спиной холод каменной плиты, но перед его мысленным взором вставали странные видения. Вот в грозовом небе, озаряемом сполохами молний, парит окутанный серебряным сиянием стриж. Но странный образ тут же гаснет, сменяясь новой картиной — на роскошном белоснежном ковре ощетинился забрызганный кровью пес. А вот уже на земле, запутавшись в сетях, бьется альбатрос… Ведения сменялись все чаще, сливаясь в нескончаемый калейдоскоп красок и ощущений, и ульд закричал.

Последним, что запомнил Ирси перед тем, как провалиться в забытье, было жуткое чувство, что его, словно раскаленную заготовку, которую опускают в ледяную воду, окатили необычайно мощной волной магии, безжалостно коверкая энергетическую оболочку, ауру и разум, заставляя отвратительную чуждость намертво врасти в них.

Глава 14

Из груди Винстона рвался вопль восторга. Под ним на дикой скорости проносились заснеженные скалы, сзади стонал рассекаемый радужными крыльями морозный зимний воздух, вторя кипящей в душе юноши безудержной и беззаботной радости. Сам будущий маг был заключен в невидимую глазу защитную сферу, призванную предохранять от сумасшедшего встречного потока ветра. Вдобавок, некоторую часть сил приходилось тратить на то, чтобы поддерживать внутри этого кокона нормальную температуру.

Винстон сделал в воздухе петлю. В голове зашумело от перегрузки, но ничто не могло заставить юношу перестать наслаждаться скоростью. Он вопил от восторга, чувствуя себя в этот момент всемогущим. На земле юноша по-прежнему оставался калекой, но здесь, в небесных просторах, чувствовал себя подобно птице. Винстон очень тяжело переживал то, что после страшной травмы был способен передвигаться только ковыляя. Он наотрез отказывался от трости, боясь сделать свое увечье еще более заметным. Единственной отдушиной для него стали мечты о полетах. К этой цели Винстон шел с поражающим многих упорством. И вот наконец он ее достиг.

С того дня, когда Винсон впервые сумел по-настоящему взлететь, прошло уже несколько месяцев. У целителей юноша пробыл тогда недолго, его признали полностью здоровым через три дня. А вот Гиллиану пришлось проваляться в койке куда дольше. Прошло не меньше трех недель, прежде чем на месте страшных ран у него на груди остались лишь свежие шрамы. Искусство магов-целителей оказалось сильнее и арбалетных болтов, и наложенных на них чар, и смертельного яда, покрывавшего наконечники. Сейчас уже ничего не напоминало о нападении, разве что Гиллиан стал мрачнее, чем прежде, да вдобавок вся их дружеская компания теперь была куда осторожнее. К примеру, Винстон, находясь за пределами Конд'аэра, на открытом пространстве всегда держал наготове защитное плетение.

Гиллиан своим происхождением всегда привлекал интерес студиозов, а нападение на него и вовсе надолго стало главной темой для разговоров в университете. А когда из Гирской империи пришли новости о покушении на его отца и убийстве другого герцога, Конд'аэр загудел как встревоженный улей. События той ночи мгновенно обросли множеством самых невероятных слухов, а у Гиллиана и его друзей пытались выпытать любые подробности. Впрочем, по настойчивой просьбе ректора сами они хранили загадочное молчание.

Узнать о том, кто пытался убить Гиллиана, будущим магам, несмотря на все усилия, не удалось. На прямые вопросы наставники и целители лишь удивленно пожимали плечами. А когда Винстон осмелился настойчиво попросить объяснений у скайрэ Рут'аэра, тот улыбнулся и ответил, что ничего точно не установлено, а вот про имеющиеся догадки студиозы узнают в свое время. На резонный вопрос о том, что стало с пленником, наставник сообщил юноше, что сработала ментальная блокада, и он умер, не успев ничего сообщить.

Сыну герцога Альтрейни сам ректор университета Воздуха лично вручил новый защитный амулет. Он заверил Гиллиана, что этот артефакт превосходит прежний на порядок. Амулет был зачарован сразу при помощи водной и воздушной магии. Он способен был не только поддерживать жизнь хозяина, но при возникновении угрозы еще и создавать вокруг него прочнейший воздушный щит.

Не довольствуясь этим, друзья стали посещать дополнительные занятия по совершенствованию экстрасенсорной чувствительности мага, а попросту говоря, по развитию интуиции. Вскоре Винстон уже мог похвастаться обострившимся чувством опасности, и в будущем он надеялся, что его уже не удастся застать врасплох. Не отставал от него и Гиллиан, чью восприимчивость очень подстегнули покушение и пребывание на грани смерти. А вот у Ингвара и Кэмии успехов пока не наблюдалось, но и они не отчаивались, продолжая усердно заниматься, понимая, что такое умение лишним быть не может.

Еще одной новой дисциплиной для Винстона стали основы техник противостояния магии жизни. Подвигли его на посещение столь редкого спецкурса рассказы скайрэ Рут'аэра. Великий маг за свою долгую жизнь успел побывать даже на других континентах. Довелось ему и участвовать в одной из экспедиций в джунгли Сийяри. Когда наставник коснулся этой темы, то на его лицо набежала тень. Он не стал рассказывать подробностей, упомянув лишь, что почти весь отряд был уничтожен.

Винстону накрепко врезались в память слова наставника: «Мне много чего пришлось повидать на своем веку. Но такого ужаса и такой беспомощности, как тогда, я больше не испытывал. Магия жизни страшная вещь. Разработанные против нее защитные плетения и другие энергоформы помогают слабо. Меня спасло только то, что я, еще обучаясь в университете, по специальной методике укреплял контроль над своим телом. Если когда-нибудь сунешься в эти проклятые джунгли, не забывай: одних плетений может не хватить».

Винстон надолго запомнил наполненный грустью и горечью взгляд скайрэ Рут'аэра, когда он упомянул про ту злополучную экспедицию.

Естественно, юноша после такого рассказа записался на этот непопулярный спецкурс. И быстро понял, что не зря. Основы техник противостояния магии жизни включали в себя два компонента. Первый — собственно магический — представлял собой несколько видов хитрых плетений, заклинаний и даже жестов. Они могли либо полностью защитить, либо, по крайней мере, значительно ослабить влияние магии жизни. А вот второй компонент заключался в тех самых специальных методиках укрепления контроля над своим организмом, о которых упоминал скайрэ Рут'аэр.

Сюда входили особые медитации, отработка специфических поз, движений, дыхания. Все это было направлено на то, чтобы научить будущих магов как можно лучше контролировать собственный организм. Пожилой наставник, преподававший этот спецкурс, не уставал повторять, что для адепта Воздуха дыхание имеет особое значение и позволяет получать дополнительную энергию. Но, по его словам, то, что они пока осваивали, было лишь первым шагом. В дальнейшем при достаточном развитии контроля концентрация мысли на определенных частях или органах тела позволит жизненной энергии наполнять и оздоравливать их, а также противиться любым внешним негативным воздействиям.

Винстон не знал, придется ли ему когда-нибудь столкнуться с магией жизни, но уже через пару месяцев занятий почувствовал, что общее состояние организма значительно улучшилось. Даже увечная нога стала доставлять ему куда меньше неприятностей. А вот его друзья, несмотря на все уговоры, заниматься вместе с ним не стали, предпочитая вместо медитаций проводить время, вкушая радости жизни.

Стоило Винстону восстановиться после сильнейшего магического истощения, как он начал всерьез осваивать искусство полета. За это дело будущий маг взялся с таким энтузиазмом, что даже вызвал неудовольствие наставников, привыкших к его прилежности в обучении. Ради полетов юноша готов был забыть о любых других спецкурсах, за исключением, пожалуй, только регулярных занятий со скайрэ Рут'аэром. То, чему учил Великий маг, было настолько интересным и уникальным, что пропустить хотя бы один урок Винстону просто не пришло бы в голову. Также юноша продолжал уделять внимание тем дисциплинам, которые ему рекомендовал скайрэ Рут'аэр: уж очень он уважал и доверял мнению этого наставника. Вдобавок, все эти спецкурсы как один были неординарны и интересны.

Потренировавшись всего неделю с общей группой студентов последнего курса, юноша получил разрешение летать самостоятельно. Теперь каждую свободную минуту он тратил на то, чтобы носиться в воздухе на бешеной скорости. Винстон упивался полетами до тех пор, пока почти полностью не опустошал весь свой магический резерв. Несмотря на запреты, он часто брал с собой и Кэмию, желая поделиться с ней своим счастьем.

Сначала девушка тоже пришла от полетов в восторг. Но постепенно они ей наскучили. Вид с высоты птичьего полета на окружающие Конд'аэр скалы стал привычен и уже не заставлял быстрее биться сердце. Скорость тоже быстро перестала радовать. Теперь Кэмии хотелось в полной мере ощутить полную свободу и собственное могущество, а не выступать в роли груза, но для этого ей нужно было самой освоить плетение полета, пока остававшееся для девушки слишком сложным.

К своему стыду, Винстон даже немного обрадовался, когда девушка в первый раз отказалась лететь, ведь, взяв ее с собой, он не мог наслаждаться максимальной скоростью и на пределе возможностей выписывать в воздухе изящные фигуры. Кэмия хотела, чтобы юноша, видя, что ей наскучили полеты, и сам стал тратить на них меньше времени, проводя его с ней, сидя в каком-нибудь уютном местечке и попивая вино. Но Винстон чаще всего делал вид, что не замечает намеков, и просто отправлялся летать в одиночку.

С друзьями и Кэмией он стал проводить куда меньше времени, но ничего не мог с собой поделать. Скорость пьянила сильнее крепкого вина и требовалась ему, словно доза опиума одному из трясущихся[22]. И с каждым днем зависимость от нее становилась все сильнее. Некоторые наставники всерьез обеспокоились такой увлеченностью, но большинство считало, что рано или поздно он налетается вдоволь и будет относиться к скорости куда более спокойно.

Сделав последний круг над замком, Винстон нехотя пошел на снижение. Он бы летал и дальше, но имелись две важные причины, из-за которых юноша не мог продолжить наслаждаться скоростью. Первая из них была самой что ни на есть тривиальной. Зимой темнело быстро, а полеты ночью были строжайше запрещены. Винстона не прельщала перспектива вообще лишиться возможности парить в небесах, поэтому он предпочитал не злить наставников и, едва солнце опускалось за пики скал, спешил назад в Конд'аэр.

Второй причиной было то, что сегодня Винстон собирался сделать Кэмии подарок. Именно поэтому будущий маг прервал свое любимое занятие так рано. Он прекрасно понимал, что стал уделять ей очень мало внимания, и уже не раз замечал, как она начинает обижаться. Поэтому юноша пообещал себе впредь проводить с Кэмией куда больше времени и, чтобы загладить свою вину, решил ей что-нибудь подарить.

Некоторое время Винстон колебался, не зная, что же ему выбрать. Денег для приобретения очень дорогой вещи у него не было. Но юноша твердо решил, что если уж собрался делать подарок, то это должно быть что-то действительно впечатляющее. Выход он нашел довольно быстро.

В одном из магазинчиков подножья Винстон приобрел красивую серебряную цепочку и небольшой кулон в виде молнии. Естественно, таким подарком он бы Кэмию не удивил. Но будущий маг решил из обычного украшения сделать полноценный амулет.

Винстон ранее уже создавал артефакты, и с каждым разом это давалось ему все проще. Но на этот раз работа предстояла куда труднее. Во-первых, небольшой кулон был очень неудобен для вкладывания в него узора плетения. Во-вторых, на этот раз юноша затеял наделить амулет сразу несколькими свойствами.

Первоначально Винстон планировал вложить в артефакт сразу четыре группы плетений, но после долгих мучений смог воплотить в жизнь ровно половину задуманного. Его трудами амулет стал способен по желанию владельца создавать прочный воздушный щит, а также творить малые живительные шаровые молнии. Последние, кстати, относились к арсеналу магов-целителей и могли придать человеку сил или на некоторое время снять боль.

Запас силы в кулон был вложен не самый большой, зато он был самовосполняющимся за счет эманаций природной магии, что уже являлось большой редкостью. С учетом редкости артефактов и их ценности подарок получился действительно высшего разряда, и теперь Винстон в нетерпении предвкушал радость Кэмии от такого знака внимания.

Плавно опустившись на крышу своего общежития, юноша заметил идущего по ней Ингвара.

— Привет, я тебя сегодня даже не видел, — радостно поприветствовал он друга и протянул руку.

— Это скорей мы тебя не видим, совсем со своими полетами сдурел, — с улыбкой ответил на приветствие норд. — В последнее время я твою девушку в нашей компании наблюдаю раза в четыре чаще, чем тебя.

— Ну, что поделать. Совсем времени нет. Надо и на занятия успевать, и на спецкурсы… А полет, Инг, это такая вещь… Пока не попробуешь — не поймешь, я вот уже не представляю, как можно жить, не имея возможности взмыть в небеса… Ладно, пошли ко мне в комнату.

В это время на крышу, непривычно сгорбившись, поднялся Гиллиан. По его лицу сразу было понятно, что что-то не так.

— Винс, нам надо поговорить, — голос юноши был безжизненным. Судя по изменившемуся выражению лица Ингвара, он догадывался, о чем аристократ хочет рассказать другу, но норд, разом помрачнев, лишь отошел в сторону.

Для Гиллиана день начался безрадостно. С самого утра ему предстояло идти на один из самых ненавистных предметов — базовую защиту ментальной оболочки. На этой дисциплине студиозов не только обучали соответствующим плетениям, но и заставляли развивать естественную защиту разума. Гиллиан был искренне убежден, что эти занятия — сущая глупость. Был разработан целый ряд плетений и заклинаний, позволяющих создавать защиту от ментальных атак, и, по его мнению, их вполне было достаточно. Смысла в развитии естественной сопротивляемости сын герцога не видел ни малейшего. Слова наставника о том, что не всегда даже сложные плетения и заклинания смогут помочь защититься от атаки на разум, его нисколько не убеждали. Ну, где, скажите на милость, он может встретиться с враждебным ментальным магом?

Относительно самого наставника у студиозов также было немало вопросов. Уже после первых занятий всем стало ясно, что он является ментальным магом, и методы обучения у него были соответствующими. После отработки плетений, специальных упражнений и медитаций, он в конце каждого занятия переходил к демонстрации слабости защиты разума студентов. Ментальные атаки опытного мага с легкостью преодолевали создаваемые ими слабенькие преграды и пока толком не развитое естественное сопротивление. Ощущения при этом были не из приятных. Поэтому среди всех студиозов лишь единицы способны были говорить об этом предмете без отвращения. Одним из таких, кстати, был Винстон.

Вспомнив друга, Гиллиан усмехнулся. Вот уж кто был рад любому практическому навыку. Правда, в последнее время он поумерил даже свой интерес к поглощению новых знаний. Страсть к полетам накрыла юношу с головой, и теперь друзья его видели еще реже, чем раньше.

Когда занятие по базовой защите ментальной оболочки закончилось, Гиллиан вздохнул с облегчением. У него сильно разболелась голова. Сначала младший Альтрейни надеялся, что это быстро пройдет, но его ждало разочарование. Ему казалось, что с каждой минутой боль только усиливалась. Гиллиан с ненавистью думал о тех, кто умудрился столь неприятную дисциплину поставить с самого утра. С трудом досидев до конца занятий, он побрел в свою комнату.

Подходя к общежитию, Гиллиан случайно встретил Кэмию.

— Привет, — буркнул он и попытался изобразить подобие улыбки.

— Приветик! А ты чего такой хмурый? — в свою очередь очень тепло улыбнулась девушка.

— Да голова болит. Опять с утра этот мозголом нам ментальную оболочку «укреплял». Откуда он вообще вылез со своими глупостями про мощь ментальной магии? Пара молний его бы быстро отучили лезть в чужую голову.

— Сочувствую. У нас в группе тоже только Винстон от этого предмета умудряется удовольствие получать. Он, видите ли, задался целью когда-нибудь суметь не дать наставнику проникнуть в свой разум. Наивный. Понапридумывал себе всяких глупостей, а теперь из кожи вон лезет, чтобы достичь этой самим же вымышленной цели. Кстати, не в курсе, он дома?

— Да кто же его знает. Пошли, посмотрим, — на этот раз улыбка далась Гиллиану куда проще.

В комнате Винстона не оказалось. Но ни юный аристократ, ни Кэмия не расстроились, продолжая весело болтать. От общения с девушкой у Гиллиана даже прекратила болеть голова. Настроение стало стремительно улучшаться, и этот день уже не казался безнадежно испорченным.

Последние месяцы, несмотря на то, что сам Винстон все меньше времени проводил с друзьями, предпочитая в прямом смысле парить в небесах, Кэмия продолжала постоянно находиться в их компании. Гиллиан этому был очень рад. Многочисленные пустоголовые поклонницы его утомили, а вот общество этой улыбчивой девушки доставляло ему искреннее удовольствие. Более того, он все чаще стал ловить себя на том, что откровенно ею любуется и с наслаждением вслушивается в каждое слово, произнесенное дивным голоском.

Гиллиан ни на секунду не забывал, что Кэмия — девушка его друга, и не предпринимал никаких попыток отбить ее у Винстона. Он понимал это умом, но сердце твердило обратное. Заставить себя прекратить любоваться очаровательной волшебницей юноша был не в состоянии. С каждой встречей он все глубже и глубже проваливался в сверкающую бездну лучащихся весельем глаз и уже с трудом представлял, как сможет обходиться без ее общества.

Впоследствии Гиллиан даже не мог вспомнить, о чем они разговаривали. Просто весело болтали о всякой чепухе, подтрунивая друг над другом. Внезапно ему до боли захотелось обнять и поцеловать девушку. Лишь диким усилием воли он сумел сдержать этот порыв и неловко замолчал на полуслове.

Но в этот момент Кэмия, словно угадав его мысли, сама шагнула вперед, доверчиво прижимаясь к юноше. Тут уже Гиллиан не сдержался и жадно впился в ее податливые губы, да так, словно это был одновременно первый и последний поцелуй в его жизни. Руки сами легли чуть ниже талии девушки, и их обоих пронзила молния острого желания. Дальше Гиллиан уже не думал ни о чем, полностью отдавшись зову страсти.

День выдался прекрасным. Отсидев положенные занятия, Кэмия немного поболтала с Винстоном, который, впрочем, скоро по обыкновению умчался наворачивать круги в небе над окружающими Конд'аэр скалами. Девушка этому даже и не сильно расстроилась и лишь задумалась о том, чем бы теперь заняться. Настроение было слишком хорошим, чтобы провести остаток дня в ожидании этого фанатика, помешавшегося на полетах. Вспомнив, что сейчас как раз должен освободиться Гиллиан, Кэмия отправилась в сторону общежития.

В последнее время Винстон стал все больше ее раздражать. Она жаждала внимания и восхищения, а не бесконечных разговоров о магии и полетах. Юноша по-прежнему был очень мил и ласков, но это теперь только раздражало. Девушке хотелось, чтобы ее парень проводил с ней все свое свободное время, а не изредка выкраивал его между дополнительными занятиями и бесконечными полетами. Но Винстон упорно делал вид, что не понимает намеков. Он постоянно демонстрировал готовность повсюду таскать Кэмию за собой, но не соглашался проводить время так, как хотелось ей. Девушке быстро надоело летать вместе с ним, не говоря уж о посещении дополнительных занятий. Обделенная вниманием Винстона, она все чаще стала проводить время с его друзьями, особенно с Гиллианом.

Оказавшийся сыном одного из виднейших аристократов Гирской империи юноша манил ее своей незаурядностью. Несмотря на столь высокое происхождение, он совсем не задирал нос. Обладая очень мощным сложением, он не был неуклюж, а наоборот, передвигался с грацией хищника. К тому же Гиллиан был отнюдь не глуп и довольно красив. Проводить с ним время было очень весело, да и чувствовалось, что сам юноша тоже радуется каждой встрече с ней.

А вот Ингвар, напротив, с каждым днем стал посматривать на девушку со все возрастающей неприязнью. Норд не был дураком, да и в сердечных делах имел немалый опыт. Он чувствовал, что Кэмия может стать причиной серьезной ссоры между его друзьями, но ничего не мог поделать и ограничивался лишь иногда прорывавшимся в резких словах неудовольствием.

Завязать разговор с Гиллианом для Кэмии не составило труда. Сделав вид, что не знает, в комнате ли Винстон, она легко добилась, чтобы юноша пригласил ее к себе. В непринужденном общении время пролетело быстро, и настроение еще больше улучшилось. Девушка улыбалась графу Альтрейни, а про себя все больше и больше удивлялась, что вообще изначально обратила внимание на Винстона, а не на его друга.

В конце концов, почему бы и нет? Я что, клятву верности давала? Или я ему что-то должна? Не знаю, любила ли я его когда-нибудь, но теперь это чувство точно ушло. А вот Гиллиан мне нравится. Вернее, пора признаться себе самой, не просто нравится, а ты, подруга, просто в восторге от него. Увидишь его улыбку, и настроение поднимается. Услышишь голос, и сердце начинает стучать быстрее. Стоит тебе посмотреть на его сильное тело, и в тебе разгорается желание. А ведь он вдобавок дворянин, и не из последних! Так чего ты ждешь? Все! Решено! Винстон еще долго будет в небесах парить, так что никто нам не помешает, — закончив внутренний диалог с самой собой, Кэмия приняла решение и улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой.

Девушка немного облизала губки, села так, чтобы грудь посильнее натянула плотную ткань, и послала Гиллиану самый пленительный взгляд, на который была способна. Кэмия ясно видела, как ему остро захотелось прикоснуться к ней. Но юноша лишь замолк на полуслове и судорожно сглотнул. Мысленно проклиная недогадливость парней, девушка сама к нему шагнула, прижимаясь и подставляя губы для поцелуя. Тут уж Гиллиан не стал мешкать, и вскоре Кэмия забыла обо всем в его объятиях.

Когда безумие страсти схлынуло и разгоряченные Гиллиан и Кэмия, обнявшись, лежали на его растрепанной постели, юноша наконец осознал произошедшее. В отчаянии он застонал, сжимая кулаки в бессильной ненависти к самому себе.

Кэмия вновь прильнула к Гиллиану, стараясь его успокоить, но он не обращал на нее внимания, потрясенный пониманием того, что сорвался и предал друга. Огорченно хмыкнув, Кэмия начала одеваться. Она беспокоилась о том, чтобы чувство вины перед другом и с детства вдалбливаемые понятия о чести не помешали их дальнейшим отношениям.

Сама девушка тоже ощущала себя неуютно. Она ни о чем не жалела, но понимала, что было бы честнее сначала объясниться с Винстоном, а уже потом давать себе волю. Теперь ей предстоял непростой разговор. Мелькнула мысль скрыть произошедшее, но, кинув взгляд на Гиллиана, она ее отбросила. Будущая волшебница не сомневалась, что он сегодня же во всем честно признается другу.

Винстон вопросительно смотрел на Гиллиана, а тот непривычно мялся, не зная, как начать неприятный разговор.

— Винс, я тебя предал. Я переспал с Кэмией, — словно бросаясь с головой в омут, хриплым голосом нарушил гнетущую тишину аристократ.

Несколько секунд Винстон не мог или не хотел понять слова дворянина. Не в силах поверить, несколько секунд он молча смотрел на друга, которому недавно, смертельно рискуя, спас жизнь, а потом, словно устыдившись своих мыслей, отвел глаза в сторону.

Гиллиан что-то сбивчиво объяснял, но юноша пропускал его слова мимо ушей. Он смотрел на небо, озаренное красивым закатом, и ощущал, как на глаза наворачиваются непрошеные слезы. Боясь, что Гиллиан заметит это проявление слабости, Винстон отвернулся. Ему стало противно и гадко, словно он искупался в отхожем месте, и тогда юный маг создал плетение полета и, раскинув радужные крылья, взмыл в воздух.

Винстон не знал, куда направляется. Он просто летел, гася скоростью душевную боль, стараясь убежать от собственных мрачных мыслей и нахлынувшего стыда. Внизу проносились засыпанные снегом и окрашенные закатом в розовый цвет утесы. Юноша все ускорялся. Ему внезапно показалось, что если полететь еще чуть-чуть быстрее, то он сможет нагнать прошлое и его изменить. Все сильнее стонал рассекаемый крыльями воздух, но солнце постепенно скрылось за далекими скалами, доказывая, что никому пока еще не по силам обмануть время.

На Винстона нахлынула апатия, и он плавно опустился на пологую площадку на одном из горных пиков. Вокруг царила звенящая тишина. Юноша молча сидел и разглядывал трещинки на льду. Ему почему-то казалось, что в их переплетении скрыт глубокий смысл. За этим занятием он пытался укрыться от реальности, уйти от проблем, решая несуществующую загадку. Но минуты таяли, и в голову все настойчивее стали лезть мысли, которые юноша так упорно гнал от себя.

Проклятье. Это же конец. Не обманывай себя, она не вернется. Это не минутная слабость. Ты уже не раз ловил взгляды, кидаемые ею на Гиллиана. Ты уже не раз видел в ее глазах недовольство тобой. А кто виноват? Кэми? А с чего ей тебя любить, если ты совсем не проводил с ней время? Полеты — это прекрасно, а ты подумал, какой ей толк от твоих незабываемых ощущений? Сколько раз она почти открытым текстом говорила, что ей надоело дожидаться тебя на земле, но и летать тоже уже не хочется. Можно же было пореже парить в облаках, зато почаще проводить время с ней! Можно же было придумать, как сделать для нее полеты с тобой более интересными или хотя бы попытаться! Да много чего можно было, но все, все это теперь именно было!

А что ты вообще из себя представляешь? Не красавец, не имеешь атлетического сложения, не дворянин, и главное — калека. За что любить такого слизняка? Кэмия тебя бы все равно рано или поздно бросила, это был только вопрос времени.

Именно здесь, сидя на обледенелой скале и наблюдая, как в небе тают последние отблески догорающего за заснеженными пиками заката, Винстон впервые понял, что действительно любит Кэмию. Он с тоской перебирал в памяти драгоценные мгновенья, проведенные вместе, и жалел о каждом миге, потраченном впустую. Юноша вспоминал улыбку и смех Кэмии, и ему хотелось плакать. Теперь Винстону казалось, что было бы лучше, не встречайся они вообще никогда. По крайней мере, ему не было бы сейчас так горько и обидно. Стоило только об этом подумать, как на него нахлынула жалость к самому себе. Но почти сразу она вновь сменялась ненавистью и презрением.

Неизвестно, сколько бы юноша еще просидел, предаваясь воспоминаниям и самобичеванию, но окружающий мир напомнил о себе. Винстон быстро замерз и был вынужден подготовить несколько плетений, создав прозрачную сферу нагретого воздуха. Привычная магия немного успокоила студиоза и заставила заработать его разум.

Так, стоп! Прекратить истерику! — Мысленно одернул себя Винстон. — Ты же будущий маг! Твоя сила — это разум! Вот и произошедшее надо рассматривать не через призму чувств, а с позиции здравого смысла.

Сделав себе такое внушение, Винстон несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, и начал анализировать случившееся. Первый вывод, к которому он пришел, полностью повторял его предыдущие размышления: виноват в произошедшем был, в первую очередь, он сам. Ничего удивительного в том, что Кэмия предпочла ему Гиллиана, не было. Тот обладал всеми возможными преимуществами перед калекой и простолюдином. Единственным своим достоинством Винстон видел то, что он был умнее и значительно дальше продвинулся в изучении магии.

Проанализировав причины, юноша стал размышлять над тем, есть ли шанс что-либо изменить и вернуть Кэмию. По этому вопросу его выводы были также не утешительны. Ни малейшей возможности вернуть Кэмию он не видел.

Поняв, что ничего изменить не может, Винстон стал обдумывать последствия произошедшего. И вот здесь его разум, в отличие от чувств, подсказывал, что не все так уж плохо. Минусов юноша видел два. Первый — прекращение отношений с Кэмией, которую он, как ему сейчас казалось, действительно любил. Второй — предательство Гиллиана. Терять друга не хотелось.

Но были в произошедшем и свою плюсы. Так, теперь у него должно было освободиться больше времени на то, чтобы изучать магию и тренировать искусство полета. Значительно меньше будет уходить и денег, а то в последнее время он все сильнее ощущал их нехватку, а просить родителей присылать ему больше Винстон не стал бы ни при каких условиях. Юноша попытался убедить себя, что все, что ни делается, к лучшему, но на душе по-прежнему было тяжело.

Винстон достал серебряный кулон, который зачаровал для Кэмии. На секунду ему захотелось со всей силы размахнуться и бросить его вниз, но он подавил этот порыв.

Ты не аристократ и не богач! Так что не стоит разбрасываться дорогими вещами. Подарю его на прощанье Кэмии. Хотя зачем? Почему я должен ей еще что-то дарить? Нет. Лучше будет этот артефакт продать, решив проблему нехватки денег.

Винстон посмотрел в темнеющее небо и грустно улыбнулся.

Что же, мне не привыкать к ударам судьбы. И не такое уже выдерживал. По сравнению с гибелью друзей и собственным увечьем не так уж случившееся и трагично. Пошли они все! Я никому не покажу своей слабости! Не чувства мною управляют, а я чувствами! С помощью своего разума я повелеваю магией! А значит, смогу и повелевать самим собой! Все, поиграл в обычного идиота и хватит. С этого момента ты подчиняешься только своему интеллекту, а не эмоциям.

Создав плетение, будущий маг оттолкнулся от скалы и прыгнул вниз, расправляя крылья. Сзади стонал рассекаемый воздух, и душа юноши вторила ему в прощальной песне потерянной любви.

Когда Винстон добрался до Кондэ'аэра, уже стемнело. Будь сейчас обычный день, юноша бы сильно переживал, как бы его не заметили наставники и не запретили полеты. Но сейчас ему уже было наплевать. Он плавно опустился на крышу общежития и увидел одиноко сидящую фигуру. Почему-то юноша ни на секунду не усомнился в том, что это Гиллиан.

Винстон медленно подошел и опустился на холодные камни рядом с ним. Несколько секунд они сидели в тишине. Первым не выдержал сын герцога Альтрейни.

— Винс… Я понимаю, что ты считаешь меня ублюдком. И ты полностью прав. Я не знаю, как это произошло… Я не пытался отбить у тебя Кэмию… Я просто разом потерял над собой контроль. Это было словно наваждение… Я понимаю, это бессмысленно, но прими мои извинения… Если можешь, прости, — всегда жизнерадостный и громкий голос Гиллиана сейчас был непривычно тих.

Винстон хотел ответить, но сам не зная почему промолчал. Не дождавшись от друга ни слова, Альтрейни вновь сбивчиво заговорил, на этот раз куда громче:

— Я понимаю, что не достоин сейчас даже ответа. Но пойми, я не хотел! Мне и в страшном сне не могло присниться, что я так низко паду! Переспать с девушкой лучшего друга, который спас мне жизнь! Великие силы! Я опозорил не только себя! Все мои предки, весь род Альтрейни! — в ярости Гиллиан ударил своим пудовым кулаком по каменной крыше здания.

— Оставь. Это уже перебор. Происходящее слишком сильно напоминает дешевый спектакль. Ты перечитал баллад в детстве, — грустно усмехнулся Винстон.

— Послушай. Ты можешь быть уверен: я больше и близко не подойду к Кэмии. Если хочешь, я вообще уйду из университета, чтобы вам не мешать, — Гиллиан с надеждой смотрел на друга.

А что, если это выход? Может, Кэмия вернется? — В голове Винстона лихорадочно заметались мысли. Но юноша не дал овладеть собой минутной слабости. — Нет. Ничего не вернуть и не исправить. Причина не в Гиллиане. Все, чего ты этим добьешься, — потеряешь друга.

— Гил. Скажи мне. Только честно. Ты передо мной сейчас виноват, поэтому отвечай правдиво. Что ты испытываешь к Кэмии? — Винстон пристально вглядывался в лицо друга, боясь увидеть признаки фальши. Но тот, секунду помедлив, поднял голову и посмотрел юноше прямо в глаза.

— Это трудно передать словами. Это дикая страсть, когда видишь ее прекрасное тело… Это полный покой и расслабленность, когда она просто рядом…. Это щенячий восторг от ее улыбки… Это тоска, когда долго с ней не видишься… Я не знаю, как это назвать. Возможно, это именно то, что считается любовью. Но ничего подобного я раньше не испытывал ни к одной девушке.

Винстон смотрел на друга и понимал, что тот не врет. Он видел его эмоции и задавался вопросом: а был ли он сам способен на такие чувства по отношению к Кэмии?

— Гил, ничего тебе не надо делать. Ни уезжать, ни сторониться Кэмии. Пусть все идет так, как идет. Я свой шанс упустил. И никто в этом не виноват, кроме меня, — эти слова дались Винстону с трудом. Он словно выдавливал их из себя, но понимал, что должен их сказать, иначе потеряет не только девушку, но и друга.

— Нет, Винс. Я же видел твой взгляд сегодня, когда рассказал правду. Ты не должен отказываться от счастья, — испуганно замотал головой Гиллиан.

— Да было ли оно, это счастье? Я, наверное, никогда ее не любил. Просто мне было хорошо с ней. Так что не думай — я не приношу в жертву любовь, — Винстон криво улыбнулся, всеми силами стараясь не показать другу, что он сейчас врет. Но тот был в плену собственных переживаний и принял признание юноши за чистую монету. Гиллиан секунду постоял, оглушенный этой новостью, а потом порывисто шагнул к нему и крепко пожал руку.

— Винс, ты настоящий друг. Я счастлив, что встретил тебя. Знай, ты всегда можешь на меня рассчитывать. В роду Альтрейни не было предателей, и я окажусь достоин моих великих предков. Помни, что я всегда готов буду прийти на помощь, — голос аристократа был неуместно торжественен, но за пафосом чувствовались эмоции, переполнявшие юношу.

Винстон опять улыбнулся. И на этот раз вполне искренне. Он радовался тому, что сумел сохранить друга и, главное, не показать свою слабость, не дать понять, насколько его душе сейчас больно. Винстон был уверен, что выбрал единственно верный путь. Собственные переживания он сможет подавить и не дать чувствам вырваться наружу, а значит, только станет сильнее и свободнее.

И только где-то на грани сознания билась мысль, которую юноша раз за разом тщетно гнал от себя:

— Вовсе ты не великодушный, не мудрый, не расчетливый, не сильный, не свободный… Ты просто трус. Трус, который боится бороться за свою любовь, за свое счастье

Глава 15

— Это что, шутка? — в голосе Торстена слышалось даже не удивление, он был просто потрясен.

— Хм. Тогда у шутника неплохой вкус. Бабенка ничего, я бы с ней покувыркался. Только вот зачем она на себя столько железок нацепила? Долго раздевать придется, — Кель привычно шутил, но было видно, что даже его проняло. И ничего удивительного в этом не было. Временно руководившему тавтом ветерану приказали вывести солдат на тренировочную площадку и дожидаться нового командира. И вот вместо матерого вояки появляется какая-то девчонка, пусть и одетая в доспехи.

— Стройся! — зычный голос септима привел солдат в чувство, а недовольный вид заставил выполнить команду максимально быстро. Пройдясь вдоль ровной шеренги, имперский офицер мрачно изрек:

— Солдаты. Это ваш новый командир — октат Гейрэ.

Заметив потрясенные взгляды пехотинцев, септим недовольно дернул щекой. Чувствовалось, что он и сам кипит от возмущения, но вынужден выполнять приказ. А солдаты тавта продолжали обалдело таращиться на своего нового командира, вернее, на командиршу.

Перед строем, гордо подбоченившись, стояла высокая девушка. На вид ей вряд ли можно было дать больше двадцати пяти лет. Лицом не то чтобы красавица, но и не дурнушка. Впечатление портил только надменно вздернутый подбородок и презрительный взгляд, которым она окинула бойцов своего нового отряда.

Октат была одета в очень дорогую кольчугу. Торстен не был знатоком, но даже ему сразу стало понятно, что стоит она больше, чем все снаряжение рядовых бойцов тавта вместе взятых. На ногах красовались изящно украшенные поножи. Руки вместо обычных наручей охватывали хитро сплетенные из отдельных полосок позолоченные боевые браслеты. Шлема не было, и на наплечники, выполненные в виде небольших стальных лепестков, свободно спадал водопад русых волос. Несмотря на доспехи, легко угадывалось, что девушка обладает далеко не хрупким телосложением, хотя даже до жилистого Келя ей было далеко. На боку у нее висели изящные ножны, из которых выглядывали богато украшенная витая гарда и рукоять, обернутая мягкой кожей. Торстен для себя решил, что вооружена она чем-то вроде рапиры.

— Офицер, вы не представили меня как полагается. Я леди[23] Гейрэ Тринсин. Я попросила бы вас не забываться, — голос свалившегося на голову отряду счастья полностью оправдывал ожидания. Он буквально был пропитан капризностью и стервозностью. Торстена передернуло. Норд обладал неплохим воображением, и оно быстро нарисовало ему картины грядущих неприятностей.

— Это вы забываетесь, октат, — с явным наслаждением одернул девушку септим. — В императорской армии не обращаются по титулам. Тут все решает звание, а не длина родословной. Постарайтесь это запомнить.

Глаза аристократки опасно сузились. Офицер, похоже, понял, что перегнул палку и, пытаясь загладить свою резкость, максимально учтиво обратился к ней:

— А теперь прошу, пройдемте со мной. Я постараюсь не отнять у вас много времени и кратко расскажу вам о местной обстановке и ваших обязанностях. Разойтись! — последнее уже было произнесено прежним жестким и властным голосом и адресовано пехотинцам.

Когда септим и их новый командир удалились, солдаты мрачно переглянулись. Общее настроение озвучил Кель.

— Ну, что, ребята? Раньше мы скарили баб, а теперь баба нас будет, да не просто, а во все щели. Попали, как петух в ощип. И откуда такое счастье нам на голову свалилось? — всегда веселая улыбка на лице солдата сейчас больше напоминала вымученный оскал.

— Да ясно откуда. Скучающая аристократка начиталась баллад и возомнила себя воительницей. Славы захотелось. Дворянам получить под командование отряд не проблема. Но папенька вряд ли ее именно сюда отпускал. Чтобы попасть в боевые части, наверняка с кем-то переспала. А еще вероятнее — сразу с несколькими из отцов-командиров, — один из опытных ветеранов, закончив говорить, с ненавистью сплюнул. Про него в тавте ходили разные слухи. По одной из версий он когда-то был чуть ли не офицером, но, крепко повздорив с кем-то из благородных, был разжалован. Если это было правдой, то понятно, откуда взялась такая ярость и ненависть в его глазах.

— Прав ты, Ритал. Кругом прав. Ох, чую, выйдет нам это все боком. Ладно еще, пока в лагере сидим. А коли опять кинут в бой? Да с таким командиром мы все, поди, останемся в этих скаренных горах, — вмешался еще один из ветеранов. Остальные солдаты тавта лишь мрачно кивали и подавленно молчали.

— Одно могу сказать точно, — это уже привычно жизнерадостным голосом произнес Кель, — с кем бы эта аристократочка ни спала, чтобы получить сюда назначение, наш септим в их число не попал. Уж больно у него мрачная рожа была.

Среди солдат раздалось несколько смешков, а юноша продолжал шутить:

— И вообще, чего нос повесили? Что, баб не видали? Может, эта цыпочка в армию из-за недостатка мужского внимания сбежала. Мы ей его со всем старанием обеспечим. Даже по несколько раз за ночь. И будет она с нами ласковой. Главное, из-за очередности не передраться, — подмигнул товарищам Кель, пытаясь их немного приободрить. Но, как показали дальнейшие события, уныние пехотинцев было полностью оправданным, и вскоре начали сбываться самые худшие ожидания.

Торстен лениво потянулся, поднимаясь с лежащего на земле щита. Рядом также вставали остальные бойцы тавта.

— Все-таки приятно иногда просто посидеть. Особенно во время столь тяжелого бега на длинные дистанции, — довольно ухмылялся Кель. Пехотинцы дружно рассмеялись. Ситуация и впрямь была забавной. Их тавт сейчас действительно совершал марш-бросок на пяток километров в полном вооружении. Вернее, должен был совершать.

В имперской армии одним из неписаных правил было то, что октат всегда сопровождает своих подчиненных во время тренировок. Но нынешний командир отряда его не соблюдала. Высокородная леди то ли считала ниже своего достоинства бегать вместе с простолюдинами, то ли просто не могла сама выполнить то, что требовала от подчиненных. Лично Торстен полагал, что обе эти причины присутствовали одновременно. Поэтому леди Гейрэ, скомандовав тавту совершать бросок, отправилась еще понежиться в постели. Солдаты, естественно, не преминули этим воспользоваться, превратив тяжелое испытание в легкую утреннюю пробежку.

Аристократка вообще к тренировкам своих подчиненных относилась спустя рукава. Вся ее роль ограничивалась тем, что она презрительным тоном приказывала приступить к занятиям и удалялась. Сама леди с солдатами никогда не тренировалась, предпочитая общество еще одного дворянина, недавно появившегося в лагере и также назначенного октатом в другом отряде. Торстен, видевший жалкое подобие настоящего боя между ними, вначале лишь удивленно покачал головой.

Вместо стандартного тяжелого тренировочного меча леди Гейрэ предпочитала пусть и прочную, но легкую и тонкую палку. По размерам она была схожа с тем оружием, которое пряталось в изящно украшенных ножнах, висящих на боку аристократки. Торстен был готов биться об заклад, что эта рапира, или что у нее там, не выдержит хорошего прямого удара настоящего меча. Дополняло картину отсутствие щита, а еще одна короткая палка изображала дагу. Схожим тренировочным оружием работал и противник девушки.

Первое впечатление оказалось верным. Фигурка у леди действительно оказалась поджарой. Плечи у нее были для девушки довольно широкими, да и мускулатура неплохо развита. Но в целом она совсем не казалась серьезным бойцом. Не было у аристократки достаточной массы и силы удара для боя с имеющим щит и закованным в сталь противником. В этом Торстен был уверен. Да и особой выносливостью, судя по всему, она не отличалась.

По поводу предполагаемых низких индивидуальных боевых качеств нового октата Торстен переживал не сильно. Если во время схватки убьют такого командира, то вряд ли отряд сильно от этого пострадает, а может и наоборот — только выиграет от этого. Все пехотинцы уже давно для себя решили, что руководить во время боя она умеет не больше, чем в мирное время.

Что Торстена расстраивало в новом октате, так это почти плоская грудь аристократки. Норд не отказался бы полюбоваться парой внушительных округлостей, но, увы, природа оказалась в этом не милостива к бедняжке, наделив ее фигурой, подходящей больше юноше. Впрочем, несмотря на это, в условиях отсутствия в лагере других женщин многие бойцы и даже офицеры поглядывали на дворянку со вполне определенным интересом.

А вот что-что, а техника владения оружием у девушки имелась. Торстен, с интересом понаблюдав издали за учебной схваткой, пришел к выводу, что обучали аристократку неплохие мастера изящной игры клинков, и на совесть. Только слишком уж мало общего ее фехтование имело с настоящим боем. Все ее приемы подходили разве что для схватки с противником, не имеющим ни серьезных доспехов, ни щита и при этом вооруженным не слишком тяжелым и длинным оружием.

Торстен и раньше знал, что среди благородных быстро распространяется заимствованная из-за границы мода на легкие клинки. Но увидеть технику владения ими ему еще не доводилось. Сначала норду показалось, что это не схватка, а какая-то пародия. Но понаблюдав, он быстро понял, что это искусство — возможно даже большее, чем работа привычным тяжелым мечом. Здесь все решала скорость и техника. Зрелище было действительно завораживающим, но при этом норд четко понимал, что это не более чем баловство. Достаточно взять в левую руку щит — и никакие изящные фехтовальные приемы не спасут противника.

Насколько помнил Торстен из рассказов своего отца, каждого дворянина с детства обучали настоящему бою с тяжелым оружием и щитом. Работа с легкими клинками была не более чем дополнительным увлечением части аристократов и вошла в моду не так уж и давно. А вот для девушки, пусть и имеющей достаточно развитое и натренированное тело, но все же не способной сражаться в обычном бою, это был единственный вид схваток, где она могла попытаться соперничать с мужчинами. Правда, в целом их преимущество было очевидным и в поединках на легких клинках, но разрыв хотя бы не был столь велик.

Последние месяцы солдаты тавта оказались предоставлены сами себе. Леди Гейрэ не вмешивалась ни в их тренировки, ни в бытовую жизнь. Даже положенные дежурства до сих пор распределял Ритал, словно нового октата и не назначали вовсе, а ветеран по-прежнему исполнял его обязанности. Но вот когда спустя месяц отряд был отправлен сопровождать караван, все переменилось. Если раньше аристократку абсолютно не интересовало, что творится в тавте, то теперь она стремилась руководить каждым шагом подчиненных.

Во время перехода через горы леди Гейрэ развила бурную деятельность, не давая солдатам ни секунды покоя. По мнению опытных служак, большинство ее приказов было лишено смысла, но им, стиснув зубы, приходилось выполнять даже самые абсурдные распоряжения этой взбалмошной девчонки. Ситуация осложнялась тем, что возглавлявший караван купец положил взгляд на дворянку и всю дорогу неустанно осыпал ее комплиментами, только подогревая ее и так нездоровое честолюбие. В результате она, стремясь показать себя умелым и опытным командиром, буквально замучила подчиненных. К счастью, горцы караваном не заинтересовались, иначе все могло закончиться плохо.

Стоило тавту вернуться в лагерь, как леди вновь утратила интерес к своей игрушке, ведь больше не перед кем было строить из себя одну из легендарных белых волчиц[24]. На фоне настоящих боевых командиров ее попытки смотрелись бы смешно, и она предпочитала проводить время среди офицеров, осыпаемая знаками внимания со стороны истосковавшихся по женскому обществу мужчин. Единственная часть работы по руководству отрядом, которую девушка выполняла охотно, — наказания. За малейшие провинности она имела привычку карать максимально жестоко. Солдаты быстро поняли, что аристократке доставляет удовольствие чувствовать, что они в ее власти, и старались не злить фурию понапрасну.

Выждав некоторое время, чтобы иметь возможность врать, что действительно пробежали положенный пяток километров, пехотинцы бегом направились в лагерь. Вспотеть им было необходимо, в противном случае октат получила бы повод от души повеселиться, подвергнув наказанию всех своих подчиненных разом. На ходу солдаты еще успевали переговариваться.

— Неладные дела творятся в империи. Ох, неладные. Помяните мое слово, — это на бегу мрачно бурчал себе под нос Ритал, бывший самым опытным ветераном в отряде. — Разве раньше позволили бы бабе сунуться в армию? Нет, будь она хоть трижды дворянка. А теперь этим аристократам дозволено все. Когда-то даже специальные парадные части существовали, куда этих бездельников только и брали. А теперь куда ни плюнь — всюду благородные. Без длинной вереницы предков выше септима, почитай, и не подняться. Да даже став офицером, приходится внимательно следить, чтобы, не дай бог, не задеть аристократа!

— Да хватит уже причитать! — пропыхтел еще один из ветеранов. — Паркетных крыс среди дворян хватает, но большинство вроде неплохие солдаты. Командиры из них толковые вырастают. Главное, чтобы всю эту рыцарскую дурь из головы побыстрее выкинули. А вот то, что эту бешеную суку сюда пустили, это да. Убил бы того, кто нам такую свинью подложил. Поиграться девочке, видите ли, захотелось.

— Не зря император проредил этих напыщенных ублюдков после заговора трех герцогов! Ох, не зря. Жаль, до конца не довел, по мне так лучше бы их всех под нож! — Ритал не успокаивался.

— Ты это, поосторожнее со словами. Здесь-то все свои, но не приведи Великие Силы, вырвется у тебя такое, когда рядом будет кто из дворян. Они даром что благородные, на честный бой тебя вызывать не станут, якобы побрезгуют. А на самом деле струсят и прикажут страже тебя вязать и в кандалы, — Кель, выросший в трущобах, к элите Гирской империи уважения тоже не питал.

Солдаты уже приближались к лагерю и начали усиленно изображать из себя бедолаг, изнуренных длительным броском. Лучшие драматурги империи пришли бы в восторг, увидев игру иссеченных шрамами бойцов, боящихся всего лишь гнева юной леди, оказавшейся волею судьбы их командиром. Но на этот раз они старались зря. Стоило им, хрипло дыша, вбежать в расположение тысячи, как каждому сразу стало ясно, что сейчас аристократке не до них.

Прямо перед воротами лагеря разворачивалась крайне любопытная сцена. Гордо подбоченившись, леди Гейрэ осыпала отборными ругательствами какого-то неизвестного дворянина. Тот в долгу не оставался. Его даже нисколько не смущало, что перед ним девушка. Из того потока брани, который лился из уст аристократов, Торстен сумел понять только то, что они уже давно знакомы и люто ненавидят друг друга. Понять из беспорядочных взаимных обвинений и оскорблений суть их разногласий не представлялось возможным.

— Ты, скаренный слизняк, трусишь даже вызвать меня на бой! — в ярости визжала леди Гейрэ.

— Ха. Ты пустоголовая кукла, возомнившая себя белой волчицей, принимаешь меня за идиота? Я прекрасно знаком со всеми императорскими эдиктами и помню, что поединки с солдатами строжайше запрещены. Так что не трать сил и закрой свою пасть, из нее очень неприятно пахнет. Ах, леди, зачем же так сверкать своими поросячьими глазками? Может, любезная Гейрэ, сама меня вызовешь? — издевательски захохотал дворянин, разглядывая девушку, чье лицо от ярости покрылось пятнами.

— Ну, уж нет. Убить тебя мне здесь все равно не дадут, но не думай, что так просто отделаешься. Рано или поздно я отрежу тебе яйца и заставлю их съесть! — сейчас голос девушки больше напоминал шипение змеи.

— Всегда к вашим услугам, — неизвестный дворянин церемониально поклонился и отправился к выходу из лагеря, сопровождаемый несколькими широкоплечими молодчиками, закованными в железо, по-видимому, его охранниками.

— А вы чего уставились! — девушка перевела взгляд на подчиненных, так некстати ставших свидетелями этой ссоры. — Разойдись!

Предпочитая больше не злить и без того разгневанную аристократку, солдаты рысью направились в казарму, гадая, что же могло ее так вывести из себя и кто этот таинственный дворянин. Пожалуй, они бы так и остались в неведении, но помог случай.

Через неделю после скандала, учиненного на виду у всех аристократкой и неизвестным, хитрюга Кель умудрился подслушать разговор двух септимов, в котором они как раз и обсуждали эти события. Тот самый дворянин, с которым леди Гейрэ изволила регулярно тренироваться, как выяснилось, знал ее и раньше. Стоило офицерам пустить в ход проверенный временем метод и слегка его напоить, как аристократ с удовольствием выложил все подчистую.

Этот дворянин жил неподалеку от графского имения отца леди Гейрэ. И он во всех подробностях помнил скандал, ставший одной из главных тем разговоров для всей окрестной знати чуть ли не на полгода. Леди Гейрэ с детства отличалась изрядной эксцентричностью, предпочитая куклам деревянные мечи. Несильно изменилась девушка и повзрослев, по-прежнему больше времени посвящая фехтованию и охоте, чем балам и неспешным променадам. При этом она искренне полагала всех дворянок, не разделяющих ее взглядов, полными дурами, на которых не взглянет ни один мужчина. Но все оказалось наоборот. Большинство из ее одногодок уже были помолвлены, а леди Гейрэ по-прежнему довольствовалась лишь редкими интрижками. Но влияние и богатство ее отца было велико, и скоро он подыскал для любимой дочурки, в которой не чаял души и постоянно баловал, подходящую партию.

Прибывший обручиться с леди Гейрэ виконт был недурен собой и умел найти подход к женщинам. Он не был беден, но дочь очень богатого графа казалось ему вполне приемлемой партией. Поэтому виконт был убежден, что никаких проблем возникнуть не может, в чем неоднократно заверял графа до встречи с его дочерью. Но с будущей супругой он не нашел общего языка. Дворянин согласен был жениться без любви, но при этом желал видеть своей спутницей жизни покорную его воле девушку, а не взбалмошную стерву, считающую себя во всем лучше, чем он. А если добавить к этому ее ничем не примечательную внешность и попытки постоянно продемонстрировать свое превосходство над ним, то получался как раз тот тип женщин, от которых виконт предпочитал держаться подальше.

Скандал, которым сопровождался их разрыв, имел эпический размах. Напоследок брошенная девушка даже попыталась убить несостоявшегося жениха, но у нее вовремя выбили охотничий арбалет. Эти события произошли каких-то полтора года назад, и за это время отец леди Гейрэ так и не подыскал для нее новую подходящую партию. А потом она уговорила его позволить провести год в армии и отправилась в одну из частей, расквартированных в тихой и безопасной провинции, откуда благополучно через пару месяцев сумела тайно перевестись сюда.

И вот в этом лагере на краю Эльтруских гор она нежданно-негаданно встретила отвергнувшего ее негодяя. По официальной версии дворянин приехал поохотиться на обитающих в горах животных. В реальности все понимали, что виконт действительно приехал охотиться, только на двуногую дичь. Среди аристократов в последнее время стала распространяться мода щекотать себе нервы, убивая дикарей, и Эльтурсские горы были одним из любимых мест для этого развлечения.

Столкнувшись нос к носу с ненавистным виконтом, леди Гейрэ рассвирепела. Только запрет на поединки с участием императорских солдат не дал немедленно начаться кровопролитию.

Выслушав от Келя эту историю, бойцы тавта пришли в восторг. Сам юноша встал в гордую позу и нарочито громким голосом изрек:

— Я так и знал, что в армию она сбежала в поисках мужиков! Дома ее жених бросил, остальные внимания не обращали. Вот ничего и не оставалось бедняжке, разве что сюда податься. Намекнула бы сразу! Ну, разве мы бы оставили даму в беде? Я хоть и не дворянин, но первый бы пошел и дал ей почувствовать себя настоящей женщиной!

Ответом бывшему беспризорнику стал громкий смех, а он продолжал:

— Ритал, вот ты все ноешь, что это невиданно, чтобы женщину в армию взяли. А я считаю, правильно придумали. А то без ласковых женских губок нам никуда! — Кель сделал многозначительную паузу. — А так и далеко ходить не надо, опять-таки, в поход можно взять и кашеварить научить!

— Трепло, — незлобно ответил ветеран. — Иди, сходи к этой бешеной волчице с таким предложением. Она тебя быстро удовлетворит твоим же тренировочным мечом.

— А мне вот другое в этой истории не понравилось, — вмешался в разговор Торстен. — Это что за мода на охоту на горцев? Нам что, проблем с ними мало? Да и сами дикари далеко не безобидные овечки, с удовольствием наладят промысел по отлову золоченых баранов из числа аристократии. А нас потом будут отправлять спасать этих скаренных высокородных ублюдков. Да и как бы наша октат не разделяла этого увлечения. Если ей нужны мужики, то в тыловой части дворян для охмурения побольше будет. Нет, не за этим она здесь. Задницей чую, не за этим…

Через две недели тавт отправили на патрулирование одного из пересекающих горы трактов. Торстен был готов поклясться, что леди Гейрэ этому обрадовалась как-то слишком уж сильно, и его начали мучить плохие предчувствия. Но приказы не обсуждаются, и в положенное время отряд выдвинулся из расположения тысячи и направился в горы. Недалеко от лагеря опасности можно было не ждать, и норд, даже не понижая голоса, принялся расспрашивать более опытных солдат:

— Я вот чего не пойму. Почему нас на патрулирование посылают? Тут же рядом конная сотня стоит. Они бы куда лучше с этим справились. Да и караваны охранять им сподручнее.

— Э, не, не скажи. Патрулировать-то они иногда патрулируют, но в схватке от их лошадей больше вреда, чем пользы. Горцы нападают из засады, а в густой лес и горы ты верхом не полезешь. А если полезешь, то вместе со своим конем там и останешься. Так что пехота в этом деле незаменима, — усмехнулся в усы ветеран.

— А ну, тихо там! Мы на задании, а не на прогулке! — грозно прикрикнула на солдат леди Гейрэ.

— Опять из себя белую волчицу строит, — тихо прошептал Кель.

— Было бы перед кем. Мы ее все равно как бойца или как командира не воспринимаем, — согласно кивнул Торстен.

Дальнейший путь пришлось продолжить молча, опасаясь разозлить аристократку. На третьи сутки патрулирования тавт подошел к приметной скале, чем-то очень напоминавшей широкий наконечник копья. От основного тракта здесь отделялась едва заметная тропинка, уходящая в горы. К удивлению солдат, леди Гейрэ приказала им свернуть на нее.

— Октат, дозвольте обратиться, — на правах ветерана и заместителя командира решился задать вопрос Ритал. — Нам приказано патрулировать тракт, а эта тропинка протоптана горцами и уходит вглубь их территории.

— Вам приказываю я! Поэтому и выполняйте мои распоряжения! Ваше дело подчиняться, остальное солдат и простолюдинов не касается! — голос леди Гейрэ не предвещал ничего хорошего тому, кто осмелится ослушаться. Солдаты удивленно покачали головами, но не решились дальше возражать и стали подниматься по скалистой тропинке.

Через пару часов пути отряд вышел к небольшой ровной площадке, на которой их уже ждали. Солдаты с удивлением узнал того самого виконта, с которым ссорилась леди Гейрэ. Рядом с ним расположилось пятеро одетых в легкие кольчужные доспехи наемников, явно из его свиты. Один из них сидел без шлема, привалившись спиной к камню. На его голове красовалась холстяная повязка со свежими пятнами крови.

— О, моя дорогая Гейрэ! О, прекрасный свет луны, мешающий мне спать! О, небесное щебетанье птиц, будящее меня по утрам! О, солнце моей жизни, от которого слезятся глаза! — виконт был в хорошем настроении и даже отвесил девушке изящный поклон.

— Не демонстрируй нам свое скудоумие, бесхребетный слизняк, — голос аристократки, напротив, буквально звенел от переполнявшего его гнева. — Вижу, один из твоих псов получил отметину. Не так уж и беззащитна дичь оказалась?

— О, да, моя дорогая! Ты представляешь, эти вонючие дикари посмели выразить неудовольствие тем, что я на них напал. Один из моих верных телохранителей даже попрощался с жизнью, а второй был ранен. Как мило с твоей стороны проявить к нему сочувствие, — голос виконта был сладок.

— Хватит устраивать здесь балаган! Пора закончить эту затянувшуюся историю! Прикажи своим псам отойти!

— Конечно, о, кошмар моих ночей, — виконт сделал своим охранникам знак, и они ушли на другой конец поляны.

— Отойдите к тропе, — громко сказала леди Гейрэ, повернувшись к бойцам тавта, а потом уже гораздо тише добавила: — И арбалеты наготове держите.

Виконт уже ждал противницу в центре поляны. Полный доспех он надевать не стал, ограничившись длинной подпоясанной кольчугой и поножами. Шлемом аристократ также пренебрег. В руках дворянин привычно сжимал ничем не примечательный прямой меч. С его губ не сходила уверенная усмешка.

Леди Гейрэ надела открытый шлем со стрелкой, защищающей переносицу, но без нащечников. Подойдя к противнику, девушка обнажила свое оружие. Солдаты тавта еще никогда не видели его вынутым из ножен и сейчас с любопытством уставились на клинок. Как и предполагал Торстен, это оказалась рапира. Но ее вид вызвал восхищенный вздох даже у виконта. Кузнец, сотворивший это оружие, безусловно, был мастером, но не это ошеломило всех присутствующих. По тонкому лезвию тянулась изящная вязь рун, и клинок то и дело вспыхивал тихим лазурным светом от вложенной в него магии.

— Великие Силы! Зачарованный клинок! Да эта рапира стоит больше, чем я денег видел за всю свою жизнь! — потрясенно прошептал Кель.

— Ну, что, не ожидал? — леди Гейрэ наслаждалась произведенным эффектом. — Думал, махнешь своей железкой, и мой клинок послушно переломится? Ха. Готовься к смерти и моли пощады!

— Тьфу на тебя. Убила все очарование момента. Даже сейчас не можешь без дешевого пафоса. Меньше читать героических баллад надо, — виконт не проявил и тени испуга, становясь в привычную стойку. Левая рука у обоих противников осталась пустой, по-видимому, это было заранее оговорено в условиях поединка.

Зашипев рассерженной кошкой, леди Гейрэ плавно шагнула вперед, нанося первый укол. Противник его отбил, но за ним последовал целая серия. Девушка двигалась легко, плавно перетекая из стойки в стойку. Ее рапира была длиннее меча виконта, и это давало преимущество. Дворянину часто приходилось отшатываться, спасаясь от нацеленного в него острия. Об атаках он и не помышлял, с трудом парируя уколы и пытаясь нащупать удобную дистанцию, но пока это ему не удавалось.

Рапира леди Гейрэ была великолепна. Зачарованный клинок оставлял глубокие зарубки на мече виконта. Каждый ее укол был стремителен и смертельно опасен. Никто из наблюдавших за этой схваткой ни на секунду не усомнился, что кольчуга не спасет от пропитанной магией стали. Вынужденный постоянно обороняться от более длинной, чем его меч, рапиры, виконт не мог использовать свое преимущество в силе, а тяжесть его оружия в такой схватке превратилась в помеху. Ему была необходима пауза, чтобы изменить рисунок боя и перейти из обороны в атаку, но леди Гейрэ не давала противнику ни секунды передышки, буквально гоняя аристократа по всей поляне.

На мгновение дворянин запнулся ногой о камень и не успел вовремя сделать шаг назад. Девушка не замедлила этим воспользоваться и нанесла великолепный удар из позиции имброкаты[25]. Острие прочертило на щеке виконта кровавую полосу, и он упал, но, перекатившись, тут же вскочил, выставив вперед меч. Однако леди Гейрэ не спешила опять на него нападать, лишь ее губы расплылись в довольной улыбке.

— Что, холодно, котик? — промурлыкала девушка.

— Шука, — с трудом проговорил виконт. Левая половина его лица мигом занемела от страшного холода. В рапиру девушки, помимо крепости и остроты, еще была вложена и магия льда.

— Ну, котик, не злись. Я с тобой всего лишь чуть-чуть поиграю, а потом ты останешься лежать на этой полянке кусочками изрубленного льда. Это же просто прелестнейшее место для того, чтобы умереть! — леди Гейрэ не атаковала, куражась над поверженным, как ей казалось, противником. И это стало роковой ошибкой.

Виконт был опытным рубакой и уже прекрасно понял все свои промахи. Он не ожидал, что у его несостоявшейся супруги есть магическое оружие, и согласился на такие условия поединка, которые почти не оставляли ему шансов. Дворянин с тоской подумал о щите и тяжелых доспехах, с которыми расправиться с этой стервой не составило бы труда. Но виконт был бойцом и не привык сдаваться. У него по-прежнему оставался шанс. Гейрэ слишком упивалась чувством своей власти над его жизнью и давала ему возможность атаковать первым, а значит, и сократить дистанцию.

Молниеносный рывок вперед, и виконт с размаху наносит простой, но очень сильный рубящий удар сверху. Не успевшая отшатнуться, девушка вынуждена просто подставить свою рапиру, не парируя, а блокируя клинок. Зачарованное лезвие не подвело, с легкостью выдержав страшный удар. Но вот рука леди Гейрэ была куда слабее пропитанной магией стали, и ее клинок легко подается вниз. Меч виконта достает девушку и оставляет отметину на ее шлеме. Ни на секунду не останавливаясь, дворянин левой рукой бьет кулаком в лицо, и оглушенная аристократка падает на землю. Виконт ногой отбрасывает в сторону рапиру и заносит меч для последнего удара.

— Не надо! Прошу, не надо! Мой отец будет мстить! Не делай этого! — в ужасе визжит леди Гейрэ, напрасно пытаясь отползти.

Но виконт не собирался тратить время на разговоры. В глазах его не было жалости и сомнений, только спокойствие и решимость довести дело до конца.

— Стреляйте, стреляйте! — визг девушки больно резанул по ушам. Секундная заминка, и бойцы тавта делают залп. Пробитый сразу тремя болтами виконт, хрипя, падает на землю. Его охранники с воплями ярости выхватывают оружие и кидаются на солдат. Даже раненый телохранитель с перевязанной головой несется к бойцам тавта, сжимая секиру. Новый залп из не разряженных ранее арбалетов, и люди виконта, оставшиеся ему верными до конца, разделяют судьбу дворянина.

Ритал подошел к октату и помог ей подняться. Он принюхался, почувствовав какое-то неопрятное зловоние. Когда ветеран понял, что это за запах, его губы, несмотря на все усилия, начали расплываться в усмешке. Похоже, доблестная леди Гейрэ успела обмочиться. Аристократка правильно поняла улыбку солдата и пришла в ярость. Выхватив кинжал, она наотмашь ударила ветерана в лицо коротким шипом на конце рукояти.

Торстен помог подняться злобно шипящему Риталу. Скула солдата была рассечена, и норд протянул ему тряпку, чтобы остановить кровь. Ветеран приложил холстину к лицу и посмотрел в спину аристократки тяжелым взглядом, словно примеряясь, куда бы вонзить клинок.

— Тварь. Обмочилась со страху, а теперь на нас будет отыгрываться! — тихий голос ветерана звенел от ярости.

— Октат, позвольте обыскать тела, — обратился к леди Гейрэ один из солдат.

— Этих смердов дозволяю. А к виконту не прикасаться! Он хоть был сволочью, но дворянином! Не по чину рукам жалких простолюдинов шарить в его одежде! — девушка стояла, гордо подбоченившись, и ее голос вновь был наполнен привычным презрением. Картину воплощенного высокомерия портили только наливавшийся на скуле внушительный синяк и подрагивающие от пережитого страха губы.

— Эй, ребята. Либо у меня уже едет крыша, либо вон из-за тех деревьев я слышал какие-то звуки, — обнажая оружие, кликнул остальных отошедший чуть в сторону Кель.

Когда несколько бойцов обошли указанные деревья, их взгляду предстал тщательно привязанный к одному из них горец. Ему зачем-то заткнули уши и рот, и он усиленно мычал, пытаясь привлечь к себе внимание.

— Оба, а нам покойнички-то подарок оставили! — довольно улыбнулся Кель и вынул кляп, а потом освободил пленнику и уши. Едва получив возможность говорить, горец скороговоркой выпалил:

— Вы не из этих. Вы имперские солдаты. Я и мои родичи шли в ваш лагерь. На нас напали. У меня есть важные сведения вашим командирам! Отведите меня к ним. Вас щедро наградят! — на новоимперском языке горец разговаривал неплохо и почти без акцента.

— Что-то сильно болтливые горцы пошли. Может, ему еще один рот нарисовать, на шее? — усмехнулся один из солдат.

— Да нет. Вряд ли врет. Если привезем это чучело в лагерь, а он никаких интересных сведений офицерам не сообщит, то решат, что горец их теперь не хочет выдавать. Его не просто убьют, а запытают, — хохотнул другой. — Ладно, пускай пока повисит.

Оставив пару бойцов сторожить пленного, остальные отправились, чтобы доложить о находке октату. Выслушав их объяснения, леди Гейрэ равнодушно обронила:

— Убейте его.

— Как убейте? — позволил себе высказать удивление Торстен. — А вдруг он действительно что-то важное знает? Мы же все равно в лагерь идем, раненых у нас нет. Сильно этот дикарь передвижение не замедлит.

— Я что, должна два раза повторять? — холодно обронила леди Гейрэ. — Мы сейчас вовсе не в лагерь возвращаемся, а идем дальше в горы! Так что перережьте горло этому горцу и выдвигаемся.

— Как это, дальше в горы? Мы и так уже очень далеко от тракта, который должны патрулировать. Скоро стемнеет, а у нас с собой мало провизии. Мы уже должны направляться назад в лагерь, — без всякого почтения влез Ритал.

— Молчать! Мои приказы не обсуждаются! — начала заводиться леди Гейрэ, в ее голосе стали проскальзывать истеричные нотки. — Провизию возьмем в первом же попавшемся поселении горцев, до того как его сожжем.

— Дозвольте сказать, октат, — обратился к командирше еще один из ветеранов. — Видится мне, что сейчас нападать на деревню горцев не мудро. А уж полностью ее жечь — это верную смерть искать. Вон те наймиты, что дохлыми валяются у деревьев, покрошили ихний отряд. Горцы теперь пуганые, и только Великим силам известно, не топают ли сюда еще дикари. Пойдем дальше в горы — нас передушат, как кутят, что в речке топят! Уходить надо отседова!

— Да мне плевать на ваши жалкие жизни! Много ли они стоят, что вы так за них трясетесь! Вы как были смердами, так ими и остались! Медяк цена вашим трусливым душонкам! Не сметь мне перечить! — леди Гейрэ уже кричала. Она не собиралась возвращаться в лагерь, не смыв свой позор кровью горцев и не сыскав себе славы.

— Но это же нарушение приказа! Мы и так сильно удалились от района патрулирования! За уничтожение поселения горцев нас не наградят, а в лучшем случае высекут плетьми! — это уже не выдержал и влез Кель.

— Действительно, мы готовы проливать кровь — за империю, отрабатывая наше жалованье. Но сейчас вы предлагаете нам идти на смерть, нарушив приказ! — вмешался Торстен, а остальные солдаты поддержали его ропотом одобрения.

— Приказ для вас один! Мое слово! Как вы смеете осуждать мои замыслы?! Если вы сейчас же не сделаете того, что я говорю, то по прибытии в лагерь вас казнят за невыполнение приказа командира в боевой обстановке! — завизжала леди Гейрэ, брызжа слюной и размахивая кинжалом. — Если немедленно не подчинитесь, я скажу, что отряд без моего приказа покинул тракт, убив мирно охотившегося дворянина и его свиту! Скаренные ублюдки! Я лично вас всех сечь буду! Грязнорожденные твари! Мой отец граф! Я вами командую! Вы все мои! Вы должны повиноваться!

Наблюдавший эту сцену с гримасой ярости и презрения на лице Ритал подошел к телу виконта и поднял его меч. Плавной походкой хищника, готового к прыжку, он приблизился к беснующейся аристократке и резко рванул ее за плечо, разворачивая лицом к себе. Не успела леди Гейрэ набрать в легкие воздуха, чтобы разразиться новой гневной тирадой и замахнуться кинжалом, как ветеран с силой вонзил меч виконта ей в грудь, пробив кольчугу и глубоко погрузив клинок в тело девушки. Аристократка в ужасе взвыла, схватившись руками за лезвие, но скоро захлебнулась кровью и закашлялась. Несколько секунд она еще стояла, словно пришпиленная бабочка, повиснув на клинке, а когда Ритал выпустил рукоять, рухнула на землю.

Замершие солдаты молча смотрели на агонию леди Гейрэ. Когда она последний раз дернулась и застыла навечно, тишину нарушил Кель:

— Ну, что, ребята, все видели, что произошло? Октат приказала нам покинуть тракт и привела к этой поляне. Здесь состоялся поединок, в котором виконт убил нашего командира, хотя условиями было оговорено сражаться до первой крови, а леди Гейрэ была уже им ранена. Увидев это, мы нашпиговали болтами и дворянина, и его охрану, бросившуюся на нас. Все ясно?

— Так это, она же и не раненная вовсе, — растерянно пробормотал один из солдат. — Ну, в смысле, кроме как смертельно.

— Тьфу ты, идиот, — пробормотал Кель и, шагнув к телу, слегка резанул девушку своим мечом по лицу. — Теперь все довольны? Кто по пьяни проговорится, первый на виселицу пойдет! Так что запомните эту версию накрепко, лучше чтобы вы сами в нее поверили!

— Думаю, все усвоили, — Ритал обвел солдат мрачным взглядом.

— Нужно горца пленного развязать. Возьмем с собой, — голос Торстена был каким-то непривычно глухим. — Если он действительно что полезное знает, то, может, и начальство про смерть этой фурии забудет.

— Ха, вот так сразу возьмут и забудут про смерть любимой дочери графа. Горца с собой возьмем, но из нас все равно еще успеют всю душу вынуть допросами, так что надо детали отработать, — усмехнулся Кель. — Торстен, доставай меч, ты будешь играть виконта, а я эту мразь. Надо несколько раз проиграть бой, чтобы никто не ошибся, когда нас по одному будут допрашивать! А вы запоминайте!

Спорить с Келем, явно сведущим в деле сокрытия преступлений, остальные не стали. Когда все детали схватки были повторены несколько раз, солдаты двинулись к деревьям. Внезапно Торстен замер как вкопанный и перевел обеспокоенный взгляд на товарищей.

— Постойте. Так этот горец наверняка слышал все, что мы тут болтали! Он же нас и выдаст! Нет, брать его с собой нельзя, лучше прирежем, — голос норда был тверд, но совсем не выражал никаких чувств.

— Не пыли, не слышал он ничего, — криво ухмыльнулся Ритал. — Я ему уши обратно заткнул и завязал на совесть. Некоторые солдаты после этой фразы косо посмотрели на ветерана, но никто не осмелился ничего сказать.

Отвязав пленного горца, пехотинцы забрали тела виконта и леди Гейрэ. Также взяли и их оружие. Кель, не довольствуясь обычным вытиранием, на всякий случай прополоскал меч дворянина, а заодно и свой собственный клинок в первом же попавшемся горном ручейке. На удивленные взгляды товарищей он ответил, что кто его знает, какой маг будет помогать ведущим расследование. Если выпишут специалиста, способного подчинить себе разум солдат, то они все уже покойники, что ни предпринимай. Если же будет кто-то из стихийных, то чем меньше следов, тем лучше.

Обратный путь в лагерь не доставил особых проблем, несмотря на то, что приходилось нести носилки с телами и внимательно следить за пленным горцем. Когда вдали показались такие привычные очертания вала и частокола, солдаты вместо обычного облегчения испытали новый приступ страха и еще больше сгорбились, словно их пригибала к земле непосильная ноша. Один лишь Кель расправил плечи, радостно улыбнулся и, подмигнув товарищам, весело проговорил:

— Ну, что носы повесили? Да с такими лицами вас всех сразу под замок посадят. У меня вон тоже кошки на душе скребутся, но я не делаю похоронную мину. Ну, убили мы этого дворянчика. Так он горячо нами любимую леди Гейрэ прикончил. Никто нас не осудит. И вообще, больше улыбаться надо. Жизнь ведь все-таки хорошая штука, и надо спешить ей радоваться, а то уж очень она коротка, — закончив этот монолог, Кель, как бы подтверждая свои слова, кивнул на носилки с телами и, еще раз широко улыбнувшись, упругим шагом направился к воротам лагеря.

Глава 16

Сзади доносился яростный вой, полный кровожадного предвкушения. Ирси бежал из последних сил. Острая трава Темной пустоши безжалостно резала босые ноги, но боли ульд не ощущал. В голове билась только одна паническая мысль — бежать, бежать от этой твари! Оглянувшись, юноша в ужасе увидел, что преследующее его существо все ближе. Ирси постарался прибавить скорости, но движения, наоборот, замедлились, словно воздух сгустился и мешал каждому шагу.

Преследующий ульда монстр стал неуклонно приближаться. Вот он уже в какой-то паре метров. Юноша в ужасе взвыл и рванулся вперед, но все было напрасно. Громадный хищник взвился в прыжке, и его страшные когти с легкостью раскроили голову ульду. Тварь пустоши склонилась над неподвижным телом с аккуратно вскрытой черепной коробкой и начала лизать шершавым языком мозг юноши. Из последних сил Ирси заорал и проснулся от собственного крика.

Несколько секунд юноша судорожно пытался пошевелить руками или ногами, но потом замер, почувствовав, что крепко прикован. Сердце колотилось в бешеном ритме, а с тела стекал холодный пот. Сон, всего лишь сон, — с облегчением подумал ульд. Но ощущение шершавого языка, лижущего его мозг, не пропало. Более того, оно только усилилось.

Ирси несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь окончательно прийти в себя, разделить иллюзии воспаленного воображения и реальность. Но ему с каждой секундой становилось только хуже. Накатила слабость, а мир вокруг начал вращаться. Ульд почувствовал позывы к рвоте и в отчаянии застонал. В этот момент уверенная рука приподняла его голову, и ему в рот полилось какое-то отвратительное варево. Несмотря на мерзкий вкус зелья, через несколько минут юноше полегчало.

Мир вокруг казался Ирси каким-то размытым и тусклым. Ульд с трудом различал людей, находящихся всего в паре дюжин шагов он него. Все, что он мог сказать — они тихо разговаривали, слов было не разобрать. Лишь того самца, что поил юношу неизвестным эликсиром, ульд видел более-менее четко. Этот двуногий был уже не молод, одет в одежду из кожи молодой самочки оленя. Также Ирси разглядел, что на себя это существо вылило много ярких благовоний, притуплявших и без того необычайно слабое зрение.

Стоп! Я что, схожу с ума?!? С каких пор благовония мешают зрению? Они притупляют только нюх! И как я разглядел, что его одежда именно из кожи молодого оленя, а тем более понял, что это была самочка?!? — Внезапно Ирси осознал, что все это время, он так и не открывал глаза и замер от ужасной догадки. — Ну, все. Точно сбрендил. Я же пытаюсь смотреть не глазами, а при помощи обоняния! Не удивительно, что я с трудом чую людей в паре дюжин шагов от меня. Наоборот, странно, что я вообще их различаю при помощи нюха. И почему я стоящего рядом человека вначале посчитал непонятным существом? Что со мной происходит?!?

Ирси открыл глаза и тут же зажмурился. Это нехитрое действие вызвало у него новый приступ головокружения, а следом пришла боль. Ульд опять перестал воспринимать окружающий мир, превратившийся в мельтешение ярких красок, звуков и запахов. Стоило закрыть глаза, как юноше полегчало, и он с наслаждением откинулся на твердом ложе, к которому был прикован.

Что же со мной происходит? Неужели мой разум не способен справиться с поступающей от органов чувств информацией? — Ирси постарался успокоиться и проанализировать происходящее с ним. — Если инстинкты отказывают, надо попробовать делать это сознательно, а потом и вовсе заставить мозг работать как прежде. Иначе я сойду с ума, запутавшись в том, какое место в моем восприятии занимают зрение, слух, обоняние… Я же ментальный маг! Даже без силы, мой разум давно является послушным мне инструментом. Воздействовать на себя мне ничто не помешает. Нужно просто сосредоточиться.

Привычно отрешившись от окружающего мира, Ирси начал осторожно прощупывать свой разум. Здесь его ждало потрясение. Привычная и многократно исследованная структура была искажена, словно кто-то могучий намеренно задался целью исковеркать ментальную оболочку ульда. Вначале юноша пришел в ужас, решив, что эти изменения необратимы и фатальны для него. Но немного успокоившись, он пришел к выводу, что если сейчас способен мыслить связно, то значит все не так уж и плохо. Дальнейшие исследования показали, что над разумом ульда не просто издевались, ломая привычную структуру, а очень умело и тонко перестраивали ее.

Исследуя свою ментальную оболочку, Ирси все сильнее убеждался в том, что над ним сотворили что-то страшное. Он не мог постигнуть новую структуру своего разума, ведь в ней появились некоторые чуждые ей ранее элементы, органично переплетающиеся с вполне привычными. Решив, что дальнейшее изучение можно отложить на потом, ульд принялся работать с периферийными каналами, отвечающими за органы чувств. Вернуть большей их части привычную форму и направление ему, на удивление, не составило особого труда. А вот пытаться восстановить еще какой-нибудь участок своего разума он пока поостерегся. Слишком уж тесно в нем переплетались обычные каналы с совершенно непонятными и чуждыми. Ульд пока боялся воздействовать на них — перспектива самому свести себя с ума его не прельщала.

Приведя в относительный порядок свои органы чувств, Ирси с опаской открыл глаза. Но никакого дискомфорта он не ощутил и с облегчением выдохнул, поняв, что уже не пытается смотреть при помощи носа. Но вот слабость и головокружение и не думали пропадать. Ульд начал подозревать, что это связано с его энергетической оболочкой и решил теперь изучить ее. Он уже нисколько не удивился, обнаружив, что и здесь неизвестные умельцы постарались и умудрились переплести все каналы в непривычной, но довольно стройной структуре.

Ирси быстро установил, что изменения в его энергетической оболочке куда масштабнее и причудливее, чем даже в ментальной. Чуть ли не треть всех каналов оказалась ему не знакома. Ульд даже не мог установить, что за тип энергии течет по ним. Ни о каких попытках что-то изменить не могло идти и речи. Проклятье! Да кто я теперь вообще такой?!? — В отчаянии мысленно закричал Ирси. — Не ульд, это точно. Эх, жаль я не могу исследовать свою ауру. Но даю голову на отсечение — и там эти скаренные экспериментаторы поработали.

Погруженный в горестные мысли, Ирси даже не заметил, как к нему подошло несколько человек. Его голову слегка приподняли сильные руки и заставили выпить очередной эликсир, на этот раз для разнообразия безвкусный. Тьфу, совсем крыша едет! Это же вода, а не зелье! — ульд засмеялся непривычным каркающим смехом и закашлялся.

— Начинаем. Сначала зрение, — раздался громкий и уверенный голос, и юноша увидел, как к нему приблизилась целая делегация магов и их помощников.

Ирси не успел даже подумать, что это экспериментаторы собираются начать, когда прямо перед его глазами вспыхнул шар яркого света. Ульд с проклятьем зажмурился и замер в страхе, ожидая новых терзаний, и они не заставили себя ждать.

Резкий удар гонга заставил его сморщиться и зашипеть. В голове этот звук отдался новой вспышкой боли. Через несколько секунд, к лицу Ирси поднесли смоченную чем-то тряпку, и его передернуло от резкого и неприятного запаха. Потом его заставили глотнуть какую-то жидкость, и юношу едва не вывернуло от отвратительного вкуса — он с трудом выплюнул эту гадость и закашлялся.

Ульд хватал ртом воздух, гадая, что с ним сделают дальше. По-прежнему его шею охватывал прочный ошейник, прилепленный к столу, поэтому обзор был не очень хорошим, но юноша разглядел, как к нему приблизился один из экспериментаторов с узким стилетом и еще чем-то непонятным в руках. Ирси в страхе задергался в оковах, но никто не обратил на это внимания. Ульд весь сжался в ожидании боли, и даже громко застонал от внезапного ощущения, но быстро понял, что это пока лишь обжигающий холод от прикосновения куском льда.

Ирси с облегчением расслабился, и в этот момент помощник мага хладнокровно вонзил ему в ногу узкий клинок. Ирси захлебнулся в крике и вновь задергался на столе, словно насекомое, которое поймали и мучают дети. Нога пульсировала болью, и ульду казалось, что с каждым ее вспышкой из него вместе с кровью вытекает жизнь. Юноша в панике понял, что цель эксперимента проследить за его агонией и вновь в отчаянии взвыл. Ему хотелось зализать рану, но оковы держали крепко и ульд лишь яростно зарычал на окружающих двуногих. С каким бы он удовольствием прыгнул на них и впился зубами в податливую плоть.

Осознав свои последние мысли, Ирси на секунду забыл даже о боли. Да что же со мной такое происходит??? Откуда это жгучее желание терзать их податливые тела и поедать еще живую и трепещущую плоть? Что эти сволочи, со мной сделали??? Да какая разница, я все равно скоро от потери крови умру! — Ульд вновь в отчаянии закричал.

Время шло, а никто и не думал оказывать юноше помощь, лишь один из помощников наполнил несколько небольших сосудов его кровью. Ирси начал впадать в апатию и с тоской смотрел в каменный потолок. Но постепенно кровотечение стало замедляться, а вскоре и вовсе прекратилось. Собравшиеся вокруг стола экспериментаторы возбужденно заголосили, а один из них склонился над распластанным ульдом и стал внимательно осматривать рану.

— Есть! Рана действительно закрывается! А значит можно считать доказанным, что истинная трансмутация сущности влияет и на телесные возможности организма! — голос склонившегося над ульдом человека был наполнен восторгом.

— Хм. Не смешите меня. Скорее всего, речь идет не более чем о лучшем контроле разума над телом и влиянии измененной энергетики, — скептически хмыкнул другой маг.

— Мы еще не убедились, что трансформация сущности вообще произошла, — в разговор вмешался еще один собеседник, но на него тут же дружно накинулись оппоненты.

— Ай, оставьте! Вы что? Нас совсем за бездарей держите? Я лично столько раз его энергетику прощупывал, что нет ни малейшего сомнения, эксперимент был успешен! — Голос мага дрожал от возмущения.

— Ладно, ладно. Прекратим эту бессмысленную полемику. Уважаемый Зэал, как вы полагает, стоит ли мне применить магию и исцелить подопытного?

— Безусловно, нет, — в голосе пленившего Ирси мага звучало удивление. — Необходимо понаблюдать за тем, насколько усилились регенеративные способности. И попытаться понять причину этого явления. Я лично как раз склоняюсь к измененной энергетике подопытного. Да, и накормите его.

Собравшиеся вокруг подопытного постепенно разошлись. Рядом с прикованным ульдом осталось только четверо. Вскоре появился помощник, несущий широкое блюдо, и начал руками заталкивать юноше в рот кусочки вареного мяса и овощей. Ирси передергивало от отвращения. Ему совершенно не хотелось есть с чужих рук, но отказываться было еще глупее. Юношу все равно бы заставили употребить эту же пищу, только процедура для него могла оказаться куда неприятнее.

Ирси постоянно чувствовал, что магические щупальца настойчиво исследуют его ментальную и энергетическую оболочки. Ощущения были очень неприятные, ему казалось, что внутри него постоянно скользят скользкие и склизкие змеиные тела. Но помешать экспериментаторам продолжать ставить опыты он не мог.

Через несколько часов боль в раненной ноге поутихла, и Ирси провалился в наполненный кошмарами сон. За ним опять гнались твари пустоши. Раз за разом ему снилось, как его настигают и, вскрыв голову, начинают медленно поедать мозг. После каждого такого кошмара ульд просыпался в холодной поту. Наконец его вновь пришли кормить. На этот раз к отваренному мясу и овощам добавилась новая порция какого-то отвратительного зелья, которую юноше пришлось выпить до дна.

Дежурившие возле стола с распластанным ульдом маги, пока он спал, успели смениться, но новые экспериментаторы по-прежнему продолжали настойчиво рыться в его голове и зондировать энергетику. А вот тупая ноющая боль в ноге ослабла и сменилась все усиливающимся зудом. Через несколько часов, Ирси от жгучего желания почесать рану начал в ярости рычать.

Еще через несколько часов, вокруг него вновь собралась целая толпа экспериментаторов. Один из них вновь изучил рану.

— Скорость регенерации значительно усилилась! — провозгласил он настолько гордым тоном, словно это был его личный успех.

— Но вторичные признаки указывают в первую очередь на магическое заживление, — вступил в разговор один из дежуривших рядом с ульдом магов. — Похоже, все-таки были правы те, кто полагал, что это не изменение тела, а лишь влияние новой энергетической оболочки. Думаю, что пора начинать углубленное исследование. Пациент уже достаточно окреп, чтобы его пережить.

— Приступайте, — раздавшийся голос был настолько пропитан уверенностью в себе и властностью, что Ирси решил, что это местный заправила. Додумать эту мысль до конца он не успел, почувствовав мощную волну ментальной магии. Если раньше ему казалось, что в его голове копошится клубок змей, то теперь они разом начали кусаться и словно пытались растащить разум юноши по кусочкам. Уже не осознавая ничего вокруг, ульд по-звериному взвыл, извиваясь в оковах, но через несколько секунд провалился в беспамятство.

* * *

Пришел в себя Ирси от омерзения. Он чувствовал себя так, словно его сначала полностью выпотрошили, промыли каждый орган отвратительной болотной жижей, а потом вернули назад. Юношу несколько раз мучительно вырвало. Когда желудок перестал выворачиваться, он, тихо постанывая, свернулся калачиком, обхватив руками колени. Немного придя в себя, ульд сообразил, что больше не лежит прикованным на столе. Осмотревшись, он понял, что вновь оказался в одной из клеток. Единственным отличием было наличие не грязной, а чистой соломы на полу, а также небольшого топчана, на котором недоучившийся маг сейчас и скорчился.

Самочувствие Ирси постепенно пришло в норму. Но стоило ему начать обдумывать сложившуюся ситуацию, как на душе у него стало совсем гадко. Ульд прекрасно понимал, что вся его дальнейшая жизнь теперь превратится в существование подопытного животного, на котором постоянно будут ставить эксперименты. Несколько раз ему в голову приходили мысли о самоубийстве. Но то ли жажда жизни, то ли страх каждый раз побеждали и не давали пленнику всерьез задуматься, о поиске способов покончить с собой.

Когда ему принесли еду, то Ирси с трудом заставил себя прожевать хотя бы чуть-чуть мяса, зато напился вдоволь. Когда кормить пришли второй раз, он уже насытился с куда больше охотой. Даже если всерьез задумываться о самоубийстве, то уж голодная смерть совсем не казалась легкой и бесполезной.

А вот вареное мясо с бульоном и овощи ульду пришлись не по вкусу. Умом он понимал, что для измученного организма это хорошая пища. Но все равно, вместо нее юноше хотелось впиться зубами в кусок свежей плоти, наполнив рот соленой кровью. Впервые поймав себя на подобных мыслях, Ирси испугался. Ульд сразу догадался, что появились они у него исключительно благодаря тем экспериментам, невольным участником которых он стал. Обдумав произошедшее, недоучившийся маг понял, что здешние хозяева нашли какой-то новый способ мутации и применили его на нем.

На большой части из лекций по истории магии Ирси присутствовал, поэтому сейчас с трудом, но припомнил, что им об этом рассказывали. В старой империи, раскинувшейся на весь материк, очень много внимания уделяли изучению Темной пустоши и ее обитателей. На основании полученных данных, маги сумели выделить из организмов пойманных там тварей несколько видов субстанций, получивших название мутагенов. При их помощи, а также сложной системы заклинаний, были разработаны первые методики изменения живых организмов. Со временем искусство направленных мутацией только окрепло, и с его помощью были выведены целые виды вполне жизнеспособных существ. Многие из них существуют до сих пор.

Во время потрясений, которыми сопровождался распад великого государства, это искусство было во многом потеряно. Сейчас в Иреданском университете активно вели исследования, пытаясь вернуть утраченное умение, но Ирси не слышал, чтобы там добились действительно значительных успехов. Кроме того, даже великие маги прошлого, в своих экспериментах не достигли никаких результатов в мутациях людей или ульдов. Тогда же появилась до сих пор не опровергнутая теория, согласно которой разумные обладали каким-то иммунитетом, поэтому скорее погибали, но не поддавались действию мутагенов.

Сам процесс изменения животных был очень сложен. Мутагены вводились в организм подопытного сразу несколькими способами и в течение довольно длительного периода. После этого мутации контролировались и развивались магически. Ничего общего с тем, что совершили над юношей.

Так же Ирси был готов поклясться, что все успехи магов занимавшихся направленными мутациями находились в плоскости изменений физической формы существ. Даже инстинкты менялись лишь со временем, приспосабливаясь к новым условиям и жестко контролируясь ментальной магией. Юноша же был уверен, что его тело осталось прежним.

О том, чтобы кому-то удалось подвергнуть столько кардинальным изменениям энергетическую и ментальную оболочки, Ирси даже не слышал. Любой маг соответствующего профиля мог исковеркать их и посильнее. Но вот объединить в новую, жизнеспособную структуру… До недавнего времени, юноша наверняка счел бы это выдумкой или бредом сумасшедшего. Но вот теперь, он сам являлся наглядным доказательством того, что магическое искусство не стояло на месте и далеко ушло вперед даже по сравнению с великой старой империей.

На второй день за Ирси вновь пришли. Он покорно встал и позволил вывести себя из клетки. Юноша не сомневался, что сейчас его ждет очередная серия экспериментов, но понимал, что сопротивляться бесполезно. Лишь когда ульда подвели к той самой плите, на которой расстались с жизнью Неяда и Илейс, в его душе зародилась паника. Сердце забилось чаще, в крови закипел адреналин. Ни на секунду не задумавшись о том, что делает, юноша резко вырвался из захвата конвоира и прыгнул ему на грудь, стараясь, вцепиться зубами в горло.

Охранник, не ожидавший такого развития событий, однако не растерялся и перехватил пленника. Яростно зарычав, ульд впился зубами ему в руку. С проклятьем здоровяк отшвырнул от себя юношу, впечатал носок тяжелого подкованного сапога ему в ребра, начисто выбив из тщедушного тельца дух, и сразу же упал, корчась от боли, вызванной ударом мощной волны ментальной магии. Ирси неподвижно замер на полу, лишившись контроля над собственным телом.

— Что ты себя позволяешь! — над охранником остановился один из магов. — Еще раз совершишь подобное и умрешь! Прикрепите подопытного и уберите этого забывшегося борова.

Безвольное тело ульда тщательно приковали к каменной плите. Внутри юноши бушевала море дикой звериной ярости. Ему хотелось в бешенстве броситься на ненавистных двуногих, но предательское тело не слушалось. Только через несколько минут Ирси немного пришел в себя и с содроганием задался вопросом, что же происходит с его психикой.

Вскоре привели покорную темную гончую и прикрепили к ее ошейнику длинную цепь. Когда все ассистенты удалились, маг прекратил сковывать волю юноши. Первым что увидел Ирси, приподняв голову, была беснующаяся в каком-то метре от его ног тварь пустоши. Это мы уже проходили, — мысли были отрывистыми и злыми. — Повторяетесь, господа экспериментаторы. Ох, повторяетесь. Но что же вы со мной все-таки сделали. Неужели я теперь стал опасным безумцем, не способным контролировать вспышки ярости? Или это со временем пройдет? Или я уже и вовсе на грани помешательства? Ладно, сейчас не до таких мыслей.

Ирси почувствовал, как преграда, не дававшая ему пользоваться своей силой, исчезла, и торопливо потянулся к магии. Но вместо привычного ощущения контроля, он словно окунулся в бушующее море. Магические потоки вели себя совершенно непривычно и никак не желали подчиняться воле ульда. Последний раз юноша такое испытывал в детстве, когда его начинали учить самым основам, и он с трудом постигал азы создания заклинаний.

На то, чтобы взять под контроль ставшие такими непривычными потоки собственной силы у Ирси ушло времени раз в двадцать больше, чем требовалось раньше. Но наконец он сумел совладать с магией и попытался подчинить разум твари. Тут никаких дополнительных проблем ульд уже не встретил, даже наоборот, далось это ему непривычно легко.

Как только Ирси взял под контроль разум твари, то почувствовал щупальца враждебной магии, начавшие внимательно изучать его энергетическую и ментальные оболочки. Первой инстинктивно реакцией было дать отпор, тем более что сила пока была еще доступна ульду. Но юноша сумел сдержаться, прекрасно понимая, что все эти попытки пока бесполезны.

Ирси не знал, сколько времени его исследовали. Просто внезапно он почувствовал вспышку ментальной магии, легко подчинившей беззащитный разум. Темная гончая разом вышла из под контроля, но натянувшаяся цепь заставила ее отойти от распластанного тела. Юноше вновь заблокировали доступ к магии и только после этого ослабили ментальный давление на его разум.

Ирси ничего не оставалось, как лежать и гадать, что же на этот раз придумают экспериментаторы. Цепь опять начали отпускать и темная гончая медленно, но верно начала приближаться к ульду. Юноша немного занервничал, но пока панике не поддавался. Когда уже маги снимут с меня сдерживающие чары? А то что-то этот песик все ближе и ближе. Чего они добиваются???

Цепь, сдерживающую тварь, действительно отпускали все дальше и дальше. Темная гончая ярилась и силилась дотянуться до распластанного тела. Ирси начал беспокоится. Но на его ошейнике и не думали размыкать чары, не дававшие ему пользоваться магией. Когда страшные когти начали царапать камень в каких-то считанных сантиметрах от его ног, юноша начал паниковать, задергался в оковах и даже закричал, умоляя окружавших каменную плиту магов одуматься и дать ему подчинить темную гончую, пока она его не прикончила. Но все было тщетно.

Инстинктивно Ирси попытался хоть чуть-чуть отодвинуться от хищника, но оковы не позволяли ему даже этой малости. Ульд перестал выкрикивать мольбы и просто бессвязно вопил в ужасе. Цепь отпустили еще чуть-чуть, и когти твари глубоко распороли ступню юноши. Ирси зашелся в крике, и в этот момент в нем начала разгораться ярость. Еще несколько секунд он воспринимал происходящее, а потом его сознание было вынуждено уступить проснувшейся в нем первобытной жажде убивать.

Когти обитателя Темной пустоши опять задели ногу прикованного юноши, оторвав ему мизинец. Ульд оскалил зубы и в ярости зарычал на этого жалкого щенка, посмевшего покуситься на него. Темная гончая в удивлении замерла, смутно почувствовав в этом двуногом родство. Цепь, сдерживавшую тварь, полностью отпустили, но она не спешила вновь нападать. Хищник осторожно ткнулся носом в ногу ульда. Нюх подсказывал ему, что это добыча. Но другое чувство, которому все обитатели темной пустоши привыкли доверять куда больше, настойчиво твердило, что перед ним такой же хищник, неведомо как заключенный в это слабое и нелепое тело.

Темная гончая лизнула кровоточащую рану юноши, и Ульда накрыл новый приступ неконтролируемой ярости. Только оковы не дали ему кинуться на тварь, стараясь впиться зубами ей в глотку. Почувствовав рядом более крупного и агрессивно хищника, темная гончая в замешательстве отступила назад.

Окружавшие каменную плиту возбужденно загомонили. Но Ирси не воспринимал, о чем они говорят. Он по-прежнему плавал в кипящем океане ярости. Ульда переполняло желание убивать. Темная гончая, опасливо порыкивая в его строну, пятилась в обратном направлении, пока полностью не натянула цепь и замерла, прижавшись брюхом к камню. Так продолжалось некоторое время, а потом маги, устав ждать, вновь подчинили себе тварь пустоши, и несколько помощников увели покорного хищника в клетку.

Постепенно приступ ярости пошел на убыль, и Ирси вновь смог связно мыслить. Но вместе с контролем над собственным разумом к нему вернулась и боль. Ирси громко застонал. От мысли, что и на этот раз экспериментаторы будут ждать, пока рана не затянется сама, становилось особенно тяжело и противно на душе. К счастью для ульда, в его регенерации маги уже убедились, и один из ассистентов наложил повязку. Только сейчас юноша обратил внимание на то, что все это время его продолжали внимательно изучать при помощи ментальных и энергетических щупов. Провозившись с ним не меньше часа, маги наконец угомонились и полуживого ульда отнесли в клетку.

Дальнейшая жизнь превратилась для Ирси в бесконечную череду экспериментов. А между ними он упорно пытался разобраться в том, что же с ним сотворили. Иногда на ульда вновь накатывали приступы неконтролируемой ярости. Порой, наоборот, юношу накрывала волна полной апатии. Он часами исследовал свой разум и энергетику, пытаясь постигнуть суть произведенных в них изменений и найти способ вернуть к первоначальному состоянию. Но все было напрасно.

Ирси раз за разом убеждался, что сотворенное с ним необратимо. После пары недель бесплотных усилий, ульд перестал пытаться изменить что-то в своих ментальных и энергетических оболочках, а сосредоточился на простом их изучении. В первую очередь юношу тревожило то, что периодически он теряет над собой контроль. Стоило ему сильно испугаться или почувствовать боль, как он либо превращался в беснующегося зверя, либо впадал в полный ступор, при этом приступы ярости постепенно учащались, вытесняя периоды апатии.

Ирси жестоко страдал от одиночества. Он даже начал разговаривать вслух, опасаясь, что его разум не справится с обрушившимися на него испытаниями и утратит связь с реальностью. Временами на него накатывало жгучее желание броситься на ненавистные прутья решетки и грызть их зубами, но ульд сдерживал эти порывы, и лишь до боли сжимая кулаки и раскачиваясь, твердил в отчаянии:

— Я не псих. Я нормальный. Думаете, я сойду с ума? Нет. Я выдержу. Я не псих. Я не псих. Я нормальный, — а потом юноша заливался тихим смехом и вновь откидывался на топчане.

По ощущениям Ирси, прошел где-то месяц, прежде чем маги угомонились и прекратили ставить над ним эксперименты. То ли они выжали из него все, что только хотели, то ли просто решили оставить его на потом, а пока заняться новыми исследованиями. Последняя версия быстро нашла подтверждение.

Сначала в зале в течение нескольких дней царила суматоха. Устанавливалось новое магическое и алхимическое оборудование, была заменена часть окружающих плиту артефактов. Серьезно были пополнены и ряды обитавших в клетках существ. Привели и нескольких людей. К разочарованию Ирси, всех их заперли довольно далеко, поэтому скрасить его одиночество по-прежнему было некому.

Наконец к остальным собравшимся в центре зала обратился один из магов, которого ульд мысленно определил как заправляющего всем этим безобразием:

— Коллеги. За девять лет исследований и четыре года экспериментов мы достигли выдающихся результатов. Сегодня мы как никогда прежде близки к концептуальному прорыву. Нами не только восстановлено считавшееся давно утраченным искусство магической мутации. Мы теперь с уверенностью можем сказать, что далеко продвинулись в этой области. Успешно были завершены серии экспериментов по трансмутации тела ряда видов животных и человека, чего не могли добиться со времен старой империи, — голос мага звенел от распиравшей его гордости. — Более того, впервые в истории мы сумели осуществить истинную трансмутацию сущности разумного. Теперь пришла пора объединить все наши успехи. Необходимые исследования и расчеты уже проведены. Нам остается только воплотить их в жизнь. Поэтому сегодня мы начинаем первый этап серии экспериментов, по созданию контролируемой полной трансмутации с возможностью обратимости.

Ирси послушав этого самодовольного болвана, лишь удивленно покачал головой. Это же надо вмещать в себя столько спеси и веры в собственный гений! Лучше бы не над другими издевался, а себе что-нибудь натрансмутировал. Например — совесть. А еще лучше какую-нибудь железу, которая сразу бы при рождении выпрыскивала таким ублюдкам в кровь яд, да посильнее.

В зале началась подготовка к эксперименту, а Ирси вновь погрузился в транс. В последние дни его неотступно преследовала одна интересная идея. Не дававший ему применять магию артефакт не блокировал способность ощущать силу. Долгое время после эксперимента, сотворенного с ним, юноша был просто потрясен количеством изменений в восприятии. Но за прошедший месяц Ирси сумел немного привыкнуть и разобраться с некоторыми новыми особенностями своих ментальных и энергетических оболочек. Теперь он начал замечать, что и собственную магическую силу ощущает как-то по-другому.

Сначала Ирси не придавал этому значения. Но еще через какое-то время понял, что изменилось не его восприятие, а как раз сама природа доступной магии. Во время тех экспериментов, когда с него снимали блокирующие чары, ульд сумел убедиться, в том, что он прав. Более того, юноша с удивлением понял, что сила ментальной и энергетической магии изменений как раз не претерпела. И тогда ему пришла в голову мысль, что возможно то, что с ним сотворили, приоткрыло доступ чему-то совершенно новому.

Ирси не находил себя места от желания понять, что за силу он чувствует на грани восприятия и научиться ею пользоваться. Он уже давно догадался, что во время эксперимента его сущность заставили измениться и перенять многие черты тварей Темной пустоши. Ульд прекрасно помнил, что вкладывают маги в это понятие. В классической теории сущность означала совокупность трех оболочек разумного существа — ментальной, энергетической, астральной. Эта концепция бала господствующей и в Иреданском университете. Но некоторые исследователи выделяли и еще одну — магическую, которая имеется не у всех людей. И вот теперь ульд полагал, что они правы, а значит, изменения разом претерпели сразу все его четыре оболочки.

Ирси был уверен, что надетый на него ошейник не сможет блокировать доступ к неизвестному виду магии. Этот артефакт жестко был привязан к традиционным видам силы. Поэтому ульд настойчиво пытался дотянуться до непонятной энергии. В нем вновь проснулся, казалось бы, уже давно позабытый азарт исследователя, подогреваемый надеждами, что эта пока неизвестная магия может оказаться тем козырем, который позволит ему обрести свободу.

Долгое время все усилия ульда оставались бесплодными. Это напоминало ему те времена, когда еще совсем юный сын графа делал первые шаги в освоении магии под руководством строгих начальников. Тогда ему тоже долгое время не удавалось дотянуться до манящей близостью силы. Но в то время Ирси был менее опытен, его разум был слаб. По всему выходило, что сейчас у него должно было получиться впервые коснуться магической энергии, куда быстрее. Но ульд раз, за разом терпел неудачу.

Постепенно Ирси пришел к выводу, что все его попытки бесполезны и глупы. Произошедшие в нем изменения прорывались наружу не так уж и часто. Поэтому он предположил, что также обстоят дела и с неведомой магией. А значит, прежде чем пытаться овладеть ею, было необходимо взять под контроль вспышки ярости. Придя к такому выводу, ульд принялся за дело.

Ирси намеренно накручивал себя, стараясь впасть в ярость, но не утратить контроль над разумом. Долгое время и здесь все его усилия были бесплодны, но потом наметились первые успехи. Теперь, превращаясь в беснующегося хищника, обычное сознание ульда полностью не отключалось, а как-то отстраненно наблюдало за происходящим. Добившись этого, юноша удвоил усилия, стараясь научиться влиять на свои действия в состоянии ярости.

Между тем, в зале полным ходом шли новые эксперименты. На первый взгляд во многом происходящее напоминало то, чему подвергся Ирси. Но было несколько серьезных различий. Во-первых, это касалось тех, кто являлся подопытными. Когда их подвели к хорошо знакомой каменной плите, ульд от удивления даже открыл рот. Человек являлся таковым только на первый взгляд. Стоило Ирси увидеть его лицо, как он понял, что над ним уже проводили эксперименты по мутации. Об этом говорили очень странный сероватый оттенок кожи и глаза с узкими вертикальными зрачками и желтой радужкой.

Еще больше поразила Ирси тварь из Темной пустоши. Этот вид охотники называли перекидышами. К счастью для них, встречались эти существа очень редко и только в глубине пустоши. Такие твари по праву считались одними из самых опасных. Они обладали возможностями полного изменения собственного тела. При этом принимаемые этими хищниками формы были очень разнообразны и ограничены только массой их тел. Насколько Ирси помнил из рассказов Тэрала, перевертышей очень редко получалось убить, а уж поймать живую тварь и вовсе никогда не удавалось.

Прежде чем приступить к ритуалу, маги и их ассистенты довольно долго производили манипуляции с прикованным к алтарю человеком. В него вливали, какие-то эликсиры, чем-то натирали. Потом и вовсе, в ход пошли виденные ульдом в лабораториях целителей иглы дикобраза, обитавшего на другом континенте. С их помощью непонятные растворы вливались несчастному сразу в кровь.

Магическая часть эксперимента была очень похожа на сотворенный над самим ульдом ритуал, но проводилась уже не семью, а десятью волшебниками. Вдобавок групп заклинаний было пять, да и подопытные все время лежали безвольными куклами, ни разу не закричав. Ирси был уверен, что все прошло успешно, пока человека не начали препарировать.

В дальнейшем эти эксперименты проводились не меньше дюжины раз. При этом в последних двух и человек и перевертыш остались живы. Но Ирси не обращал внимания на происходящее в зале. У него наконец получилось сделать что-то осмысленное в состоянии ярости. Пока это ему удавалось далеко не всегда и с очень большим трудом. Но теперь он мог возобновить свои попытки дотянуться до неизвестной магической силы.

Устроившись на жестком топчане, Ирси стал вспоминать тот день, когда вернувшись с охоты, он увидел на воротах замка распятое тело отца. Волна удушающей ярости и ненависти мгновенно накрыла его разум. Ульд приподнялся и непроизвольно зарычал. Инстинкты требовали сломать клетку и броситься на ненавистных двуногих. Но в этот раз Ирси удалось возобладать над сознанием хищника и подчинить волну ярости своей воле. Заставив тело вновь опуститься на жесткий топчан, он потянулся к неизвестной магической силе и почувствовал, что у него получилось прикоснуться к ней! От удивления и радости концентрация разом нарушилась, и ульд перестал ощущать в себе беснующегося хищника. Но это его уже волновало мало, первый шаг был сделан.

После нескольких бесплодных попыток Ирси вновь сумел дотянуться до непонятной силы. Ощущения были непривычными. Ульду казалось, что он пытается удержать в руках рой злых пчел. Но юноша сумел взять магию под контроль, и сразу был поставлен в тупик вопросом о ее применении. Обычно начинающим волшебникам это объясняли опытные наставники. Но никакого даже самого что ни на есть завалящего учителя рядом не наблюдалось. Да и не был Ирси уверен, что вообще есть в мире кто-то, уже освоивший этот вид силы.

Ульду ничего не оставалось, как попробовать работать с этим видом магии, словно с привычными ментальной и энергетической. Немного поколебавшись, он попытался создать из нее классический щуп и тут же превратился в ничего не соображающего хищника. Волна боли еще сильнее подстегнула ярость юноши, и он вновь перестал себя контролировать.

Дальнейшие эксперименты Ирси проводил с максимальной осторожностью, но все его попытки неизменно оканчивались новыми вспышками боли. Таинственная сила настойчиво противилась попыткам придать ей любую форму. Тогда юноша в отчаянии попробовал просто зачерпнуть этой неизвестной магии и вытолкнуть ее из себя, даже не пытаясь совершать какие-либо манипуляции кроме придания направления. И тут его ждал первый успех. Негромкий, но басовитый вибрирующий звук, и половина покрытого соломой топчана рассыпается горсткой невесомого праха, а сам ульд рычит от нового приступа боли.

Н-да, доэкспериментировался! Баран! Лучше бы головой об стену побился, вреда было бы меньше, да и какой-никакой шанс ее проломить! Как теперь замаскировать отсутствие половины топчана?!? Охранники рано или поздно заметят! И тогда все. Стоит здешним хозяевам понять, что после их ритуала у меня открылся доступ к новому источнику силы, как они замучают меня исследованиями, не дав ни малейшего шанса на бегство! Нужно было сначала научиться толком пользоваться новыми способностями, а уже потом рискнуть и вырваться отсюда любой ценой! — обуреваемый паническими мыслями Ирси, словно загнанный зверь, заметался по клетке, не зная, что предпринять.

Но судьбе было угодно, чтобы именно в этот день маги приступили к новой серии экспериментов, в которой планировалось использовать ульда. Когда Ирси увидел, что к его клетке приближаются охранники, он замер перед ее дверцей, моля всех богов о том, чтобы они не обратили внимания на последствия его попытки овладеть непонятной силой. Тюремщик с удивлением уставился на остатки топчана, но решил, что сейчас не время разбираться с этим и ловко скрутил юношу.

Ирси вначале полагал, что ему предстоит очередной виток исследований, и не волновался. Но охранник повел его к ненавистной каменной плите, вокруг которой, казалось, столпились все обитатели этого места. Сглотнув ставшую вязкой слюну, ульд закрутил головой, пытаясь понять, что тут намечается. Ему сразу бросилась в глаза установленная в центре плиты мраморная пирамида, вся изрезанная неизвестными рунами. Понять ее предназначение Ирси не мог, но чувствовал, что в этот артефакт вложено колоссальное количество магической силы.

Ульда приковали к каменной плите, а через некоторое время привели еще двух невольных участников эксперимента. В одном из них Ирси узнал одного из бедолаг, сумевших выжить в закончившемся неделю назад ритуале. Массивный и перевитый мускулами парень, периодически спотыкаясь, безвольно плелся поддерживаемый с двух сторон охранниками. А вот при виде второго собрата по несчастью юноша не смог сдержать удивленного возгласа.

Непонятное существо представляло собой одного из обитателей темной пустоши. Только вот над тварью нешуточно потрудились неизвестные кудесники, сумев придать ей еще более отвратительный и в тоже время грозный вид. Ирси не смог понять, к какому виду принадлежал этот хищник, но был уверен, что теперь он стал еще опаснее чем прежде, хотя по размерам и весу он ничуть не превосходил обычного крупного человека. Но толком рассмотреть тварь Ирси не успел, так как ее тоже приковали к каменной плите.

Юноше на голову одели уже привычные артефакты и дали выпить какой-то мерзкий на вкус эликсир. А потом он почувствовал резкую вспышку боли, и в его голове прогремел голос одного из магов:

— Подчини своей воле человека и хищника. Иначе боль усилится, — мыслеречь не несла эмоций, но Ирси был уверен, что будь слова произнесены вслух, в них не было бы больше человеческих чувств.

Юноша давно понял, что все команды здесь лучше выполнять немедля, и послушно потянулся к привычной магии. Чары на ошейнике естественно уже разомкнули, и он, пусть и с трудом, но смог подчинить своей воле остальных невольных участников эксперимента.

Вокруг каменной плиты расположились сразу четырнадцать магов, и вскоре они приступили к созданию заклинаний. Вскоре Ирси почувствовал неприятные ощущения. Ему начало казаться, что сквозь него текут потоки различных энергий. Он то начинал воспринимать себя прикованной тварью, то, наоборот, чувствовал отчаянье изуродованного экспериментами человека.

Ирси с трудом сохранял сознание, пытаясь сохранить свое «я» в этом потоке чужих мыслей и чувств, не раствориться в водопаде передаваемой через него энергии. Он потерял счет времени. Несколько раз юноше становилось лучше, и ассистенты поили его эликсирами. А потом все начиналось заново. Затем пришла боль. Сначала ульд ей обрадовался, словно любимой, ведь она позволила немного отстраниться от жуткого ощущения даже не раздвоенности, а разтроенности сознания и энергетики. Но боль все нарастала и нарастала, становясь невыносимой.

Ирси выгнуло дугой, и он зарычал, впадая в состояние неконтролируемой ярости. Но на этот раз спрятаться от боли за маской хищника не получилось. Она все усиливалась, а окружавшие плиту маги продолжали из последних сил сплетать могучие чары. Ульд не мог кричать, а просто хрипел, корчась на обжигающе холодном камне плиты. Не терзай его в этот момент выворачивающая душу боль, юноша смог бы почувствовать в творимых магами чарах отголоски пассажей тех заклинаний, которыми ранее завершались все успешные эксперименты. Но он уже не способен был мыслить адекватно и не догадывался, что его мучения вот-вот закончатся.

Ульд, превратившийся в беснующегося в оковах хищника, мечтал только о том, чтобы прекратить сводящую с ума боль. Ярость внутри него все нарастала, и казалось, что еще мгновенье и разум ульда окончательно уступит место инстинктам разгневанного хищника. Но в этот момент боль на секунду чуть разжала свои тиски, и Ирси сумел восстановить контроль над собственным разумом. И тогда он в отчаянии потянулся к клубящейся в нем разрушительной силе, пытаясь зачерпнуть как можно больше, и просто оттолкнул ее от себя, направляя на установленную в центре плиты мраморную пирамиду. А потом была вспышка режущего глаза света, и юноша провалился в спасительное забытье.

Глава 17

— Винстон. Зайди ко мне в кабинет, — не дожидаясь ответа, скайрэ Рут'аэр направился к двери.

Юноша на секунду в растерянности замер. Он спешил на тренировку, но и обижать столь уважаемого и любимого им наставника не хотелось. Поэтому после секундного колебания будущий маг поспешил в кабинет.

— Да не ерзай ты, — с улыбкой начал разговор скайрэ Рут'аэр, дождавшись когда юноша усядется в мягкое кресло напротив него. — Знаю, что спешишь, но разговор у нас сейчас поважнее твоего увлечения. Для тебя поважнее.

Винстон всем своим видом изобразил крайнюю степень внимания, хотя изнутри его распирало желание сломя голову мчаться к месту заключительной тренировки. Опытный наставник прекрасно это видел, но не подавал виду.

— Ты уже определился со специализацией? — спокойно спросил он.

— Ну да. Вы же наверняка знаете, — удивился Винстон. Он еще несколько дней назад сообщил куратору о своем выборе. Последний курс (а для студиозов проходящих четырех и пятилетний курс образования — два последних года) традиционно был посвящен углубленному изучению дисциплин в соответствии со специализацией. Будущие маги воздуха выбирали между пятью направлениями.

Самой традиционной и популярной являлась стезя погодника. Многие также выбирали и путь боевого мага. Оставшиеся три специальности были куда менее распространены, и обычно их предпочитало примерно равное количество студиозов. В их число входили: общенаучное направление, целительство и профессия гонца. Винстон остановил свой выбор именно на последней.

— Вот то-то и оно, что знаю, — в голосе великого мага явственно слышались нотки недовольства. — Ты мне скажи, зачем ты решил податься в гонцы?

— Ну, а почему бы и нет? Мне же нравится летать, а только на этой специальности главное внимание уделяется именно полетам. — Винстон с трудом подбирал слова, чтобы объяснить очевидное.

— Я признаться надеялся, что ты предпочтешь заняться наукой. У тебя выдающиеся способности. Мы могли бы вместе достичь небывалых высот!

— Ну, я же выбирал ту специализацию, к которой у меня больше лежит душа! — немного растеряно оправдывался юноша.

— А к изучению и развитию магической науки она у тебя разве не лежит?! Ты всегда с удовольствием занимался и впитывал знания как губка. Экспериментировать в области магии тоже любишь! Так в чем причина? — Винстон еще никогда не видел наставника таким эмоциональным.

— Да, я не скрываю, мне все это очень интересно. Но летать я люблю больше! Полученные под вашим руководством знания мне в жизни очень пригодятся. Но вот посвящать свою жизнь исследованиям я не хочу! — Юноша постарался вложить в свой голос всю твердость, на которую был способен.

— Ну ладно. Допустим. Ты еще молод. Перебесишься и поймешь, что нет ничего более интересного, чем совершенствовать искусство магии, продвигать вперед магическую науку… Но почему именно профессия гонца? Если жаждешь приключений, то ремесло боевого мага куда больше для этого подходит.

— Да по той же самой причине. Я люблю летать куда больше, чем швыряться молниями. Поэтому и решил стать гонцом. Ведь в курьерской службе самое главное как раз полеты, ну и различные заклинания связи, но это уже не так важно, — Винстон полагал, что отвечает вполне искренне, хотя была еще одна причина, о которой он боялся признаться даже себе. Страх. Простой человеческий страх. Побывав в двух опасных переделках, оказавшись на краю смерти, узнав, что такое гибель друзей, юноша теперь изрядно побаивался сражений и поэтому не стремился на войну.

— Да, недооценил я твою страсть к полетам. Но если ты думаешь, что я позволю тебе зарыть свой талант в землю, то сильно ошибаешься. Винстон, ты еще слишком мало умеешь и еще меньше знаешь. Ты даже еще не про все виды магии слышал. Нет. Индивидуальные занятия на твоем последнем, третьем курсе мы, безусловно, продолжим. Это не обсуждается. И список обязательных к посещению спецкурсов я тебе подготовлю. Не волнуйся, скучать тебе на них не придется. Да, еще будешь посещать ряд занятий со студиозами других специальностей. С твоими способностями универсализм просто необходим. И вот еще. Пора уже тебя проверить на склонность к астральной магии.

— Хорошо, — Винстон старательно кивал, поддакивая наставнику, но мысленно в ужасе стонал. Нагрузка обещала значительно возрасти, а значит, придется отнимать время от полетов и тренировок. — Скайрэ Рут'аэр, а что за неизвестные мне виды магии вы упомянули? Разве нам на общей теории не про все рассказали?

— Хм, вот что я в тебе ценю, так это любопытство, — улыбнулся наставник. — Запомни Винстон — это главное качество для мага. Как только у тебя пропадет интерес к новым знаниям — все, дальше развиваться ты перестанешь. По поводу твоего вопроса. Вам действительно не про все виды магии рассказывали. Нецелесообразным это считается. По мне так дурость, но, к сожалению, учебные программы утверждаю не только я…

— Но вы ведь мне расскажете? — Глаза Винстона горели искренним интересом.

— Ты же вроде бы спешил? — рассмеялся скайрэ Рут'аэр. — Ладно, в двух словах утолю твое любопытство. Вам не рассказывали про два вида магии. Оба очень редкие и малоизвестные. Первый из них — это магия крови. Людям она не доступна. Этой силой повелевать умеют маги только одной расы — Грау.

— Так общеизвестно, что у них магов нет! — В удивлении воскликнул Винстон. — Даже поговорка есть, что разбирайся Грау в мореходстве и магии — давно бы захватили весь мир.

— Винстон, с каких пор ты начал меня перебивать? — Недовольно дернул плечом наставник. — Я прекрасно знаю общепринятую версию. Во многом это правда. Привычные виды сил этой расе не доступны. Да и магов крови у них настолько мало, что серьезной опасности они не представляют. Но факт, что такие среди них все же существуют. Магия крови очень редка даже среди Грау, другие расы ею и вовсе не могут пользоваться, поэтому людьми она почти не изучена. Никогда еще ни один владеющий ею не покидал родной для котов материк. Доподлинно известно, что источником этой силы является сама жизнь мага крови. Еще есть несколько заслуживающих доверия описаний последствий ее применения. Я тебе как-нибудь расскажу поподробнее.

— А почему нам про эту магию ничего не рассказывали? — удивился Винстон. — Чего тут такого тайного?

— Опасаются, что распространятся слухи о том, что Грау вообще владеют магией. Уверения в том, что магов среди котов слишком мало, никого не убедят. Эту расу и так слишком сильно побаиваются из-за их выдающихся боевых качеств, а уж узнав о магии крови…

— Глупости какие-то, — удивился Винстон.

— Полностью с тобой согласен, ученик. Но не мне это решать. Тут замешаны и маги, и клирики, и мирские власти… Вообще, эти тайны еще со времен старой империи пошли. В любом случае, ты смотри, сильно не распространяйся про магию крови. Обычно мы молодым магам сообщаем о ней позже — когда они вновь возвращаются в Конд'аэр, чтобы пройти обучение для получения более высокого ранга. Сейчас, правда, рассматривается вопрос о внесении изменений в учебные программы.

— А какой второй неизвестный мне вид магии?

— Ну, магией в полном смысле этого слова эта сила не является. Речь идет о предсказаниях. Да, да. Не делай удивленные глаза. Тут как раз тот случай, когда в сказках содержится доля правды. Конечно, ни о каких текстах зловещих пророчеств речь не идет. Но действительно, очень редко, но встречаются ментальные маги, способные видеть определенные смутные образы о будущем человека или предмета. Чаще всего они связаны со смертью или другими очень сильными изменениям.

— Ничего себе изменение — смерть, — удивленно хмыкнул Винстон. — Скайрэ Рут'аэр, так что, пророки способны предсказать, когда и как умрет любой человек?

— Нет, конечно. Это бывает очень и очень редко. А когда произойдет то событие, чьи отголоски маг уловил, никто не знает. Но каждый прорицатель, их, кстати, очень мало, может почувствовать изменения, которые произойдут не позже чем через три года. Вот тебе и все примерное время. Кстати, точные описания грядущего не встречаются вовсе. Добавь к этому и то, что иногда у прорицателей случаются ошибки. Например, они могут разговаривать с человеком, который умрет завтра и ничего не почувствовать. А способности к прорицанию не постоянны, поэтому появляются и пропадают у ментальных магов по непонятным причинам. В общем, не самый научный и полезный вид магии.

— Хм, так чего его в секрете держат? — скептически усмехнулся Винстон.

— А ты представь, что например все придворные узнают, что есть люди способные понять, что скоро их король, император, в общем, власть держащий умрет? Или представь количество шарлатанов, которые будут пытаться выдавать себя за пророков? А какие конфликты могут развернуться из-за неосторожно оброненного прорицателем слова?

— Понял, понял. Тут я согласен. Незачем простым людям об этой магии знать. Пусть лучше ее сказками считают, — опасаясь длинной лекции на этот счет, Винстон поднял ладони, давая понять, что прекрасно осознал правоту наставника, хотя мысленно по-прежнему продолжал считать все эти запреты глупостями пожилых магов, создающих тайны из ничего.

— Ограничение на разглашение сведений о существовании магии пророчеств тоже еще в старой империи появилось. А в государствах союза Великих Сил этот запрет и вовсе особое значение приобрел. У нас же ментальных магов вроде как и нет, — усмехнулся скайрэ Рут'аэр. — Для опытных магов это не тайна, но вот не закончившим Конд'аэр рассказываем о ней редко, только уж очень любознательным студиозам. Ладно, давай беги на свою тренировку. Потом еще поговорим на эту тему.

Поблагодарив наставника за интересную беседу, Винстон поспешил на улицу. Он действительно очень сильно опоздал на тренировку по венлуду. Одно из любимых развлечений адептов Воздуха появилось вскоре после создания плетения полета. Венетум Лудус — лазурная игра, так гордо назвали свое изобретение маги старой империи. За минувшие столетия правила претерпели серьезные изменения. Сократилось до менее благозвучного, но куда более удобного и название этой игры. Но вот популярности среди магов воздуха она не утратила.

Почти каждый, кто способен был овладеть полетом, пробовал себя в этом развлечении. Кому-то оно приходилось по вкусу, кому-то нет. Правила были не то чтобы совсем просты, но и особых трудностей не представляли. Более того, неизменными оставались только общие рамки игры, а вообще маги постоянно изменяли их по своему вкусу и в зависимости от обстоятельств и настроения.

Играли в венлуд командами. В каждую из них входило от двух до семи магов воздуха. В зависимости от их численности менялись и размеры площадки. Максимально она была длиной в сто пятьдесят метров, а шириной в сто. Допустимая высота обычно не превышала пятидесяти метров.

К площадке для лазурной игры никаких особых требований, кроме размера, не предъявлялось. Ее границы четко обозначали при помощи светящихся силовых линий сами игроки или при наличии — судья. Помимо разграничения игровой площадки и разбора спорных ситуаций, он вдобавок еще и поддерживал над самой землей защитный полог, призванный предохранить игроков от серьезных травм.

Играли в венлуд при помощи очень прочного, тяжелого, набитого песком вьюка длиной в полтора метра. Каждый игрок имел право касаться этого мешка только специальным светящимся магическим щупом, созданным из сгустившегося воздуха. Его длина была строго регламентирована — не более трех метров. Запрещались любые броски вьюка — он должен был передаваться только при непосредственном контакте с другим щупом, а в плетение в обязательном порядке встраивались энергетические каналы, которые заставляли отпустить кожаный мешок, как только его касалась чужая силовая линия.

Во избежание травм, каждый из магов поддерживал вокруг себя прочный магический щит и простенькое плетение «перина», смягчающее удары. В результате в воздухе постоянно происходили зрелищные столкновения и силовая борьба.

Смысл лазурной игры состоял в том, чтобы суметь пронести вьюк через обозначенное святящимися силовыми линиями круглое окно на противоположном конце площадки соперника. Диаметр его был не велик — до десяти метров.

Естественно, главной составляющей венлуда являлись полеты. Все пятнадцать минут, которые длилась одна игра, представляли собой головокружительное и динамичное зрелище. Столкновения окружавших магов щитов порождали яркие вспышки и целые снопы искр. Но наблюдать с земли, задрав головы, было очень неудобно, поэтому кроме как у самих участников, особой популярностью игра не пользовалась.

С того злосчастного дня, когда Винстон расстался с Кэмией, прошло уже полгода. Первое время ему очень тяжело давалось держать на лице маску безразличия. Судя по косым взглядам, которые нет-нет, да кидал в его сторону Ингвар, юноша не в полной мере маскировал свои чувства. Поэтому он старался больше времени проводить в одиночестве. Но главное, что его переживаний не замечал Гиллиан. Аристократ был полностью поглощен своим романом с Кэмией и мало на что обращал внимание.

Вообще, отношения в их компании претерпели сильные изменения. Винстон стал проводить еще меньше времени вместе со всеми. Ему было неприятно видеть, как бывшая девушка воркует с его другом. Да и закралось ему в душу некоторое недоверие к Гиллиану. Он не перестал считать его другом, но требовалось время, чтобы суметь окончательно забыть о произошедшем, хотя Винстон и понимал, что аристократ просто поддался минутной слабости, а не намеренно отбил у него девушку.

Ингвар не подавал виду, но явно стал испытывать к Кэмии некоторую неприязнь, да и поступок Гиллиана не одобрял, поэтому, когда с ними не было Винстона, тоже предпочитал оставлять парочку наедине. Впрочем, влюбленные этому нисколько не расстраивались. Кэмия даже перешла в группу с четырехлетним обучением, чтобы постоянно быть вместе с Гиллианом.

Теперь, если Винстон выбирался отдохнуть, они с Ингваром куда чаще проводили время вдвоем, знакомясь с приглянувшимися первокурсницами или просто беседуя за кувшинчиком вина. Бывшие когда-то традиционными посиделки всей их компании стали редкостью.

Сам будущий маг теперь еще больше времени посвящал полетам. Винстон упивался скоростью, наслаждался одиночеством и тишиной. Под его радужными крыльями проплывали заснеженные вершины, и ему хотелось, чтобы его душа стала подобна этим спокойным и непоколебимым ледяным гигантам, которых не в малейшей степени ни затрагивали тревоги и проблемы внешнего мира, и даже время, казалось, обходило стороной.

Постепенно Винстон все чаще стал вспоминать о Кэмии не с тоской, а с легкой грустью. Как оно обычно и бывает, время оказалось лучшим лекарем. Новые впечатления и эмоции заслонили собой воспоминания, словно первый снег, который присыпал пепелище когда-то яркого костра…

Решив, что он уже достаточно подготовлен и не ударит в грязь лицом, Винстон обратился к скайрэ Ролану — тому самому адепту, что показывал замок группе юноши в первый их день прибивания в Конд'аэре. Именно он являлся судьей венлуда в университете. По совместительству, этот наставник был и капитаном сборной Конд'аэра.

Так как плетение полета преподавалось на последних курсах, то обычно и участвовали в лазурной игре только студиозы, уже почти ставшие выпускниками. Винстон оказался исключением. После первых же тренировок стало ясно, что у него очень большой потенциал к этой игре. Плетение щупа юноша освоил сразу. Навыки полета у него тоже были вполне развиты. Скайрэ Ролан с удовлетворением заметил, что юноше надо просто отточить маневренность и как следует поднатореть в тактической составляющей игры.

Новому увлечению юноша теперь посвящал все свободное время. К своему удивлению, Винстон быстро сдружился со скайрэ Роланом. Наставник вел себя с ним как с равным, и разница в возрасте и ранге совершенно не ощущалась. К ужасу юноши, оказалось, что скайрэ Ролан, как и очень многие в университете, прекрасно осведомлен о драматической концовке его взаимоотношений с Кэмией. Усмехнувшись, он рассказал ему, что эта тема долгое время была самой обсуждаемой сплетней. В первую очередь, этому способствовала личность Гиллиана, который давно и прочно занял первое место среди тех студиозов, которым наиболее охотно перемывали кости любители почесать языками.

Сначала Винстон стеснялся разговаривать о столь личных переживаниях, но Ролан за кувшинчиком хорошего вина поделился с ним схожими проблемами. Сам наставник в очередной раз расстался с бывшим куратором группы юноши — скайрэ Велисой. К тому же, как и Винстон, он был фанатом полетов, поэтому общий язык они нашли быстро.

Время и несколько мимолетных романов с первокурсницами окончательно убедили Винстона, что он принял правильное решение, не пытаясь сохранить отношения с Кэмией. Постепенно юноша стал замечать у нее недостатки, на которые раньше почему-то совсем не обращал внимания. Теперь Винстон уже не был уверен, что вообще по-настоящему любил эту девушку. А вот счастью — ее и Гиллиана, в последнее время радовался вполне искренне, хотя неприятный остаток в душе все равно остался, поэтому он пока не мог доверять Гиллиану столь же безоговорочно как когда-то.

Заводить новые постоянные отношения Винстон не пытался. Тратить много времени на случайных подружек юноша считал слишком большой роскошью, а вот такой девушки, чтобы заставила его забыть обо всем, он пока не встречал…

Проблем с деньгами у Винстона теперь не было. Кулон, предназначавшийся Кэмии, он продал с немалой выгодой. Теперь изредка изготавливаемые им амулеты, за очень неплохие деньги покупали в имевшемся в Подножье представительстве купеческой гильдии Айрита. Тут, кстати, опять помог скайрэ Ролан. Прекрасно разбираясь в существующих ценах на артефакты, на очередные переговоры он направился вместе с юношей. В результате Винстон теперь получал за свои творенья чуть ли не в пять раз больше чем раньше.

Экзамены по окончании второго курса дались Винстону в целом легко, хотя и пришлось покорпеть над конспектами и учебниками по столь его раздражающим теоретическим предметам. К счастью, упор уже делался на практику, и их было не так и много.

Когда Винстон после разговора со скайрэ Рут'аэром плавно спикировал на луг, где традиционно проводились тренировки, взгляды которыми его встретили остальные маги, входившие в сборную Кондэ'аэра, были далеки от ласковых. Юноша виновато опустил голову. Опаздывать с его стороны действительно было большой наглостью. Он был самым младшим и единственным в команде, кто не имел статуса полноправного мага. Костяк сборной составляли пять молодых наставников из университета. Помимо Винстона, в нее также входил один из адептов воздуха занимавшихся целительством в Конд'аре. Случаи, когда в сборную попадали студиозы, были редкостью. Обычно они узнавали премудрости полета уже в самом конце обучения и скоро уходили из университета, не успев на достаточном уровне освоить тонкости лазурной игры и принять участие в соревнованиях.

Извинившись за то, что его пришлось ждать, Винстон присоединился к команде. Все уже вольготно расселись на нескольких специально срубленных и доставленных сюда с помощью магии стволах трех внушительных деревьев.

— Так, теперь, когда все в сборе, приступим, — на правах капитана начал Ролан. — Игры будут проходить на большой королевской арене. Трибуны там не маленькие, но все равно, чтобы зрители не задирали головы, максимальная высота полета тридцать метров. Да и вообще — вся площадка меньше привычной. Игры будут проходить традиционно пять на пять.

— Да слышали мы уже это все. Давай ближе к делу, — недовольно буркнул один из магов.

— Ничего страшного, еще раз вам напомнил, — улыбнулся Ролан. — Завтра мы вылетаем. Вещей много с собой не берите, но обязательно прихватите что-нибудь поприличнее. Турнир продлится всего три дня, но за это время состоится несколько балов, куда нас непременно пригласят. Говорю сразу — если кто появится в грязной или рваной одежде, то я сделаю вид, что его не знаю, и он не из нашей команды.

Раздались смешки, а Винстон решил уточнить некоторые моменты:

— А что, в форме нашей команды на эти мероприятия нельзя прийти? — Винстон постарался не выдать голосом свои опасения. Он вовсе не был уверен, что в имеющемся у него гардеробе найдется что-то достаточно приличное и подобающее балу.

— Прийти-то можно в чем угодно. Но вот как на тебя будут смотреть — это другой вопрос. Не переживай, я еще пару недель назад портному, у которого с тебя снимали мерки для формы, сделал заказ. Так что будет у тебя приличная одежда, считай моим подарком и платой за то, что из-за игры тебе придется появиться в гадюшнике, который называют высшим светом, — после последних слов Ролан грустно усмехнулся. Винстон уже знал, что наставник происходит из семьи обедневших дворян, и не удивился его реакции.

— Ладно, хватит разглагольствовать, — пробасил Инурий, единственный целитель и самый молодой маг в команде, если не считать Винстона. — Мы тут все на подобных мероприятиях по нескольку раз побывали. А Варнау у нас парень умный, сам все на лету схватит. А не схватит, так мы ему потом разжуем и в рот положим.

— Ну-ну. Вот ты и будешь главным разжевывателем, — улыбнулся Ролан. — Ладно, никого сегодня дополнительно не звали, так что давайте по шестеро человек в команде поработаем.

— Хм. Наивный. Ничего тебе не придется объяснять, ведь так Винстон? А вот повеселимся мы с тобой знатно. Таких девушек очаруем, что этому задаваке и не снились, — Инурий дружески ткнул юношу локтем в бок.

— Это точно. А коли внезапно появится муж — не беда. Нам высокие башни и твердая мостовая не помеха, — улыбнулся в ответ Винстон, но сам он уже весь погрузился в размышления о предстоящем турнире.

Везде, где работало и жило много магов воздуха, иногда играли в венлуд. Но все это не выходило за рамки простого развлечения. Действительно полноценный турнир проводился только раз в год. В нем участвовало восемь команд. Королевство Айрит выставляло четыре. По одной сборной представляло каждую из остальных стран союза Великих сил. Ну и последней являлась команда Конд'аэра.

Турниры всегда проходили в воздушном королевстве. На этот раз местом его проведения был Андирия — второй по величине город страны, являющийся главным центром ремесел и торговли. На соревнования традиционно съежилась вся знать Айрита, а также многие высокородные и богачи из соседних государств. Такой популярностью эти соревнования были обязаны исключительно тому, что лазурные игры лишь предваряли собой большой королевский турнир, который начинался на следующий же день после их окончания. Поэтому для Винстона эта поездка была окном в пока неведомый ему мир высшего общества.

Погода в день отлета была пасмурной. Разглядывая серую пелену то ли очень густых облаков, то ли уже туч, Винстон ворчал, что при такой концентрации магов-погодников на один квадратный метр, могли бы уже и обеспечить чистое небо над Конд'аэром.

— Да ладно тебе. Сам бы первый взвыл, поддерживай тут только хорошую погоду. Разнообразие необходимо, — пришедший проводить друга Ингвар хлопнул юношу по спине. — Ты лучше давай настраивайся. Без первого места назад и не прилетай! Ну, или если уж не получится, то прихвати с собой хоть пару красивых девчонок. А то примелькались мне что-то здешние обитательницы. Никакого разнообразия…

— Тебе все по бабам бегать, — вступил в разговор Гиллиан. — Лучше захвати нам винца хорошего, а то в Подножье сущую воду подавать стали.

— Да, да, да. Так и вижу себя возвращающимся с турнира, — Винстон изобразил, что вглядывается вдаль. — Вот он летит доблестный маг. Подмышками он сжимает двух смазливых девиц… В зубах у него бочонок вина… Великие силы, что у него торчит в заднице?! Наверняка это кубок по венлуду за первое место! Тьфу на вас, будете рады если вообще прилечу. Ладно, давайте. Мне пора.

Пожав друзьям руки, Винстон подошел к остальным магам, уже приступившим к созданию плетений полета. Убедившись, что все в сборе, Ролан дал команду, и они начали взмывать в воздух. Никакими построениями в полете маги себя не утруждали и парили как душе угодно. Винстон с интересом рассматривал проносившиеся под ними горы. Он впервые так далеко улетал от Конд'аэра. Постепенно горные пейзажи сменились холмистой местностью, а потом и вовсе равниной. К разочарованию юноши самым большим поселением, над которым они пролетали, был небольшой городок даже не имевший стен.

Задававший темп полета Ролан не слишком спешил. Через три часа сделали первый привал. Как прикинул Винстон, за это время они преодолели не меньше двух с половиной сотен километров. Юный маг, не привыкший к таким полетам, даже подустал. Но он понимал, что это только начало. Расстояние от Конд'аэра до места проведения турнира, даже по прямой приближалось к семистам километрам.

Когда вдали показалась Андирия, Винстон пришел в восторг. Этот город был самым большим из всех, что юноша видел. Сначала начинались густонаселенные пригороды. Количество людей, проживающих в них, было очень велико, ведь сам город был опоясан высокой стеной, а значит и жестко ограничен в размерах. Винстону сразу бросились в глаза, наложенные на укрепления мощные чары. Он знал, что эти стены одни из немногих в королевстве сохранились еще со времен старой империи. Чувствовалось, что за ними тщательно ухаживали, при этом заботясь не только о крепости укреплений, но и об их внешнем виде. Когда маги подлетели ближе, Винстон разглядел, что сейчас они облицованы белым мрамором. Андирия недаром считалась не только одним из самых крупных, но и самых красивых городов в королевстве.

У городских ворот адептам Воздуха пришлось опуститься на землю и пройти общепринятую процедуру. Впрочем, стражники и городской маг явно ожидали их прибытия и пропустили практически сразу, стоило местному волшебнику убедиться, что на них нет иллюзий, и они те за кого себя выдают.

— Обычно и вовсе не стали бы проверять. Просто сейчас ждут прибытия короля, и меры безопасности усилены, — пояснил Ролан, когда они уже далеко удалились от ворот. — Винс, вон туда посмотри. Этот собор второй по величине из посвященных Воздуху.

Винстон уже и без подсказки разглядывал возвышающееся на другом конце площади величественное строение. Он его заприметил, еще подлетая к городу, но только сейчас смог оценить по достоинству. Мастерство зодчих поражало. Если все виденные юношей храмы, посвященные Земле, впечатляли своей массивностью и скрытой мощью, то этот собор был на диво изящен. Его создатели сумели воплотить в нем качества, свойственные воздушной стихии. Пучки пилястров, сдвоенные колонны, ребра купола — все в этом здании изображало согласованное, стремительное движение ввысь, к небу.

Сам купол был непривычно удлиненным, а все элементы, в то числе и окна, во много раз превышали человеческий рост. Ни о какой строгости форм и стиля не шла и речь. Взгляд путался в сложной системе подымающихся, опускающихся, уходящих и надвигающихся, то подчеркнутых, то теряющихся линий. Все это производило впечатление какого-то движения, непрерывного бега линий и потока форм. Еще более это подчеркивалось при помощи созданного магией освещения. На поверхности собора в бесконечном движении играли в догонялки небольшие лазурные огоньки, вспышки, ниточки света. Зрелище было завораживающим, и Винстон пообещал себе непременно полюбоваться на него ночью.

Разместили магов в одной из лучших гостиниц города, благо места для них были заказаны заранее, и оплачивали все устроители большого королевского турнира. Винстон вместе с еще несколькими парнями из команды побродил по Андирии. Город ему очень понравился. Невольно сравнивая его Ортсумутом, Винстон пришел к выводу, что его родной город уступает по всем статьям. Здесь встречались здания, от которых буквально веяло древностью. Все они были ухожены, казалось, даже окружающие их дома были построены так, чтобы оттенять красоту исторических строений.

Несмотря на то, что город находился в королевстве, посвященном воздушной стихии, Винстон отчетливо различал многочисленные чары земли, наложенные на наиболее богатые дома и даже иногда на мостовую. В родном Ортсмуте это было куда большей редкостью. Имелось в городе и несколько акведуков, а в его центре даже было устроено несколько фонтанов, от которых явственно тянуло водной магией.

Естественно, в Андирии существовала канализация, поэтому отвратительный запах, присущий некоторым небольшим или появившимся не так давно городкам, не ощущался. В Ортсмуте она тоже имелась, но город разросся, и на окраинах нечистоты зачастую выливали прямо на улицу. Насколько помнил Винстон, даже в странах союза Великих сил после падения старой империи канализация строилась лишь считанное число раз. За их пределами это искусство и вовсе было потерянно.

Хорошо выспаться не удалось. От волнения Винстон постоянно ворочался и просыпался, хотя, казалось бы, поводов для этого было не много — вряд ли ему предстояло поучаствовать в игре. Вполне естественно, что неопытный юноша был одними из двух запасных, поэтому завтра подняться в воздух ему доведется, только если кто-то из магов получит травму или потратит слишком много сил.

Одна из двух имевшихся в стране больших королевских арен производила впечатление. Умели строить в старой империи с размахом. При виде этого величественного сооружения у Винстона даже промелькнула тоскливая мысль, что как бы ни кичились нынешние владыки, но после развала раскинувшейся на весь материк империи, ничего столь же грандиозного построено не было.

На взгляд вместимость арены составляла несколько десятков тысяч человек, хватало и специальных просторных лож для знатных гостей. Трибуны начинались на высоте метров пяти над ристалищем, которое сейчас представляло собой плотно утрамбованную и скрепленную магией до состояния монолита землю, лишь слегка присыпанную песком.

Трибуны быстро заполнялись. Винстон крутил головой, пытаясь угадать в какой из лож находится король. Но когда он решил уточнить это у скайрэ Ролана, тот его разочаровал.

— Не приехал еще король. Может завтра появится. Но уж на финал лазурных игр и на начало большого турнира точно приедет. Нашел чему расстраиваться. Человек как человек. В Конд'аэре обитает куда как больше действительно выдающихся личностей, — усмехнулся наставник, заметив разочарование юноши.

Вперед вышел распорядитель и магически усиленным голосом объявил о начале предваряющих будущий турнир лазурных играх магов Воздуха. Затем по очереди на арену вылетели все восемь команд и, сделав несколько кругов над восторженно орущими трибунами, опустились на песок арены. Капитаны вытащили жребий, определяя с кем предстоит встретиться в первом раунде. Из каждой пары дальше проходила только одна команда, одержавшая две победы в пятнадцатиминутных играх.

Вскоре стало известно, что представителям Конд'аэра предстоит встретиться с адептами воздуха из числа боевых магов, прикрепленных к гвардейским частям королевства.

— Н-да, неудачный я жребий вытянул, — расстроено произнес скайрэ Ролан. — Одна из самых сильных команд. Все их игроки обычно находятся неподалеку друг от друга, поэтому могут себе позволить постоянные совместные тренировки. Помимо них подобную возможность имеем только мы.

— Так что? Мы будем сразу с самыми сильными противниками играть? — Расстроился Винстон.

— Игры покажут, кто тут самый сильный, но претендуют они на победу точно. Есть еще одна очень опасная команда тоже из Айрита — сборная из числа магов королевской курьерской службы. Остальные, пожалуй, послабее будут. Кстати, наши игры первые. Играем пока основным составом, Винс, Инури, выйдете потом на замены.

За игрой Винстон наблюдал так, словно видел венлуд первый раз в жизни. Маги каждой команды окрасили свои защитные щиты в один цвет — синий у представителей Конд'аэра, красный у гвардейцев, поэтому легко было следить за ходом противостояния. Из-за маленьких размеров площадки на первый план вышла маневренность полета и силовые столкновения окружавших адептов сфер. Каждое их соприкосновение порождало потоки красивых искр, и зрители на трибунах разражались восторженными воплями.

Только мощные защитные заклинания не давали игрокам разбиться насмерть. Один из гвардейцев, столкнувшись с атакующим Роланом, был с силой отброшен в сторону и едва не врезался в нескольких испуганно завизжавших дворянок, расположившихся в роскошной ложе. Но судьи не зря поддерживали над площадкой надежный полог, поэтому он просто отлетел назад в сияющем облаке ярких искр, на секунду отразившемся в широко распахнутых от ужаса глазах аристократок. А маги продолжали и продолжали на бешеной скорости носиться в воздухе, заставляя замирать сердца зрителей в сладком восторге.

Игра была равной, и одно время команда Конд'аэра даже вырвалась вперед, но в итоге победу одержали представители военной элиты королевства Айрит. Винстон и Инурий подобрались, ожидая, что теперь и они наконец-то смогут принять участие в этом захватывающем противостоянии, но их ждало разочарование.

— Ребят, гвардейцы очень сильны. Войти в такую игру вам будет трудно, поэтому пока продолжаем летать тем же составом. Нужно во что бы то ни стало вырвать сейчас победу. А вот уже на третью игру выйдут Винс и Инури, вместо двоих самых уставших, — лицо Ролана выдавало предельную сосредоточенность, а голос слегка дрожал от переполнявшего его азарта.

Но судьбе не было угодно, чтобы юноше довелось сегодня поучаствовать в лазурных играх. Маги Конд'аэра боролись до последнего, и временами даже казалось, что им удастся вырвать победу, но в итоге вновь чего-то не хватило, и гвардейцы оказались лучше. Когда Винстон понял, что турнир для них закончен, его накрыла волна разочарования. Юноше казалось, что его обманули, ведь он так и не поучаствовал ни в одной игре.

— Н-да, давненько мы в первом же раунде не вылетали. Неудачный день, — скайрэ Ролан был уставшим, но не сказать, чтобы он выглядел очень уж злым. — Ладно, бывает. А ты Винс зря нос повесил. Еще успеешь наиграться, какие твои годы. Оставаться до конца турнира не будем, сегодня вечером сходим на бал, а завтра улетаем.

Винстон про себя удивился такому странному решению. Он бы с удовольствием остался здесь до конца не только лазурных игр, но и вообще королевского турнира. Но перечить юноша не стал, решив, что у наставника имеются какие-то свои веские причины, о которых он сам просто не знает.

— Хорошая игра, пришлось с вами повозиться, — раздался зычный голос, наполненный весельем. Оглянувшись, Винстон увидел, что к ним незаметно спланировал капитан победившей команды. Выглядел маг довольно молодо, но юноша разглядел татуировку на тыльной стороне его ладони, где в окружении рун раскинула крылья какая-то птица, сжимающая в когтях цифру три, означавшую довольно высокий ранг.

— Это сокол-сапсан, самая быстрая птица в мире, — заметив взгляд юноши, не без самодовольства похвастался гвардеец.

— Тебе бы дятел больше подошел, — скайрэ Ролан добродушно рассмеялся, чувствовалось, что с этим магом он давно и хорошо знаком. — Ладно, гордись. С третьей попытки ты у моей команды выиграл, но в следующем году не рассчитывай, что отделаешься так легко. Ладно, пойдем на трибуны, посмотрим оставшиеся игры.

Вечер начался для Винстона с мучений. То, что скайрэ Ролан назвал подобающей одеждой, на деле оказалось крайне непривычным и неудобным для Винстона облачением. Посмеиваясь наставник обронил, что юноше еще повезло — он не стал гнаться за последней модой и предпочел более удобный стиль.

Единственной деталью одежды, хоть немного привычной для юноши, оказались короткие брэ[26]. К ним при помощи завязок крепились чулки-шоссы из темно-серого шерстяного драпа. Под коленями они перехватывались ремешками из изящно выделанной и расшитой кожи. Винстону шоссы показались страшно неудобными и слишком жаркими для лета. Он привык носить куда более распространенные среди не дворянских сословий портки.

С верхней одеждой дела обстояли чуть лучше. К зеленой блузе до колен, украшенной золотым шитьем, Винстон особых претензий не имел. Она немногим отличалась от привычной туники или котарди — подпоясывалась в талии, была широка внизу, с очень длинными и узкими рукавами и небольшим разрезом на груди. Кожаный ремень украшали позолоченные накладки, изящная пряжка и сапфир, заключенный в массивную оправу грузика.

К счастью, тоги, практически не изменившиеся со времен старой империи, сейчас стали непопулярны, а их ношение на балах и прочих мероприятиях уже давно не было обязательным. Поэтому Винстону не пришлось мучиться с ее одеванием, и он ограничился синим шелковым плащом, заколотым на груди изящной фибулой изображающей зигзаг молнии.

Ношение головного убора к облегчению Винстона в королевстве Айрит, как и в его родной Гирской империи, не считалось обязательным. Изящные узорные полусапожки и приличных размеров сапфир, заключенный в золоченую оправу ожерелья, дополняли образ франтоватого дворянина, следящего за модой, но не слишком сорящего деньгами и все же предпочитающего удобство попыткам выделиться из толпы.

Внимательно оглядев себя в старинном бронзовом зеркале, Винстон задумался о статусе адептов стихий. Ни одному простолюдину, даже богатому купцу, одеваться подобным образом не дозволялось. А вот маги во всех правах были приравнены к дворянству. По сути, они являлись равноценной элитой, пусть не наделенной земельными владениями, но также имеющей реальную власть благодаря собственной силе.

С размышлений о сословном устройстве стран союза Великих Сил ход мыслей Винстона перескочил на стоимость надетого на него наряда. Он не сильно разбирался в ценах на дорогую одежду, но понимал, что скайрэ Ролан отдал за нее очень большие деньги. Юноша решил непременно возместить наставнику эти расходы, ведь благодаря изготовлению и продаже артефактов, финансовых проблем он сам сейчас не испытывал.

К месту проведения бала — зданию дворянского собрания, Винстон направился вдвоем с Инурием. Целитель был в городе далеко не первый раз и прекрасно в нем ориентировался.

— А почему мы так спешно уезжаем? Ведь могли бы досмотреть до конца все игры по венлуду, да и на большой королевский турнир я бы полюбовался, — спросил Винстон мага, когда они поднимались по мраморным ступеням, ведущим к распахнутым настежь резным створкам дверей самого большого в городе зала.

— Так завтра сюда приедут родственники Ролана. Он с ними не хочет пересекаться, вот и спешит, — усмехнулся в ответ целитель.

— А мы-то тут при чем? Один бы и улетел, — в голосе юноши проскользнули нотки обиды.

— Если бы он спешно ретировался в одиночку, то это было бы прямым оскорблением его родственникам. А так всегда сможет оправдаться… Кстати, остаться тут одному даже не думай. Ролану за это голову в Конд'аэре оторвут, так что завтра придется улетать…

— Слушай, а что вообще из себя этот бал представляет? Не хочу церемониал нарушить и выставить себя невоспитанным невеждой, — с опаской поинтересовался Винстон.

— Да не переживай. Этот бал считается малым, король и многие знатные дворяне присутствовать на нем не будут. Поэтому никакого особого церемониала не соблюдается. Считай это обычной пирушкой с выпивкой и танцами. Здесь будет много магов и мелких дворян, которых на большой королевский бал могут и не пригласить, — пока целитель произносил это, они уже вошли и он начал вертеть головой, пытаясь найти остальных из команды Конд'аэра.

Зал, где проходил бал, был огромен. Стройные ряды резных колонн из белого мрамора поддерживали свод, покрытый искусной росписью, изображавшей небесную гладь. В одном из углов гигантской фрески хмурились грозовые тучи, с другой стороны наползали причудливые облака, но в основном она сверкала лазурью. По центру свода возвышался стеклянный купол, к которому прилипли сотни сверкающих шаров магических светильников. Похоже, по замыслу зодчего он олицетворял собой солнце.

В зале вообще не было видно привычных даже в домах аристократов факелов и свечей: на многочисленных золоченых канделябрах плясали искры волшебного пламени. Юноша представил, во сколько обходиться казне королевства услуги магов, заряжающих все эти артефакты, и ужаснулся.

У Винстона в глазах зарябило от пышных нарядов и украшений, уши наполнились раскатами музыки, обрывками разговоров, громким смехом. Он с оторопью подумал, что если это еще малый был, то каков же будет размах у большого королевского…

Весь центр зала был оккупирован кружащимися в танцах парочками. Ближе к стенам неспешно прохаживалась или степенно стояли гости. Кавалеры спешили пригласить на танец приглянувшихся девушек. Те в свою очередь сбивались в стайки и, весело хихикая, обсуждали достоинства и недостатки ухажеров. Степенные матроны неодобрительно поглядывали на развлечения молодежи, но не вмешивались.

Многие дворяне и маги предпочитали танцам неспешные беседы и отходили в другой конец зала, подальше от вовсю старающихся музыкантов. Между представителями высшего общества легкими тенями скользили слуги, разнося напитки и легкую закуску.

Инурий заметил кого-то из знакомых и оставил Винстона в одиночестве. Юноша устроился подальше от танцующих, взял с золоченого подноса кубок с вином и стал размышлять, чем бы ему заняться. Подойти к кому-то из аристократов и завязать беседу будущий маг побаивался. Возможно, юноша просто слишком предвзято относился к дворянам, но почему-то он был уверен, что они не преминут выставить его необразованным простолюдином.

Подходить к магам Винстон тоже опасался, ведь он сам еще не мог похвастаться татуировкой на тыльной стороне ладони. О том чтобы с его увечной ногой пригласить какую-нибудь девушку на танец и вовсе не могло идти и речи. В итоге, так ни на что и не решившись, юноша просто мялся в стороне, мысленно проклиная свое согласие вообще прийти на бал. Но вскоре выяснилось, что его странное поведение не осталось незамеченным.

— А почему вы не танцуете? — очаровательно проворковала белокурая прелестница, останавливаясь перед юношей.

— Леди, вы знаете, я решительно сегодня не в голосе, — Винстон изобразил самую учтивую улыбку, на которую был способен.

— Не в голосе? — Удивилась аристократка. — Но я же не спрашиваю, почему вы не поете!

— И совершенно зря. У меня просто великолепный голос, — Винстон по-прежнему сохранял на лице выражение полной серьезности.

— Так может, вы это продемонстрируете? — скептически хмыкнула дворянка.

— Вот видите леди, я уже ответил на ваш вопрос. Мне не привыкать к тому, что каждый так и норовит упросить меня продемонстрировать восхитительные вокальные способности. Я сразу понял, что вас интересуют именно они, не стоило скрывать это за вопросом о танцах — Винстон едва сдержался, чтобы не засмеяться, разглядывая наряженную работу мысли на лице белокурой красавицы. Так и не найдя достойного ответа, она поспешно ретировалась, а юноша остался стоять, скрестив руки и надеясь, что больше его не будут беспокоить любители лезть не в свое дело.

Впрочем, Винстону недолго довелось в одиночестве разглядывать кружащиеся в танце парочки. Через пару минут к нему с надменным видом подошел один из дворян. По-видимому, он как раз принадлежал к тому типу людей, которые из кожи готовы вылезти, лишь бы суметь выделиться из толпы — его плащ был настолько длинен, что волочился за ним по полу.

— Виконт Дитрайл, — представился он с таким видом, словно по меньшей мере сообщил о том, что является королем этой страны.

— Винстон, — спокойно произнес юноша и, заметив недоумение на лице дворянина, добавил. — Скайрэ Винстон.

— О, так вы адепт. Полагаю воздушной стихии? — Дождавшись утвердительно кивка, виконт продолжил. — Ну и как вам город? Уже осмотрели наш собор Воздуха? Как полагаете, не слишком ли велико в его архитектуре влияние ульратского стиля, на староимперский?

— Не думаю. А вот влияние западногарнийского стиля прослеживается отчетливо, — с важным видом ответил Винстон. — Но еще более меня впечатлили каскады закольцованных энергоформ, наложенных на него создателями. Не находите, что это решение для своего времени было революционным?

— Безусловно, я с вами согласен, — слегка обескуражено кивнул аристократ и поспешил откланяться.

— Винс, что за западногарнийский стиль, о котором ты говорил? — Полюбопытствовал подошедший Ролан. — Я в архитектуре неплохо разбираюсь, но о таком не слышал.

— Да пес его знает. Что в голову пришло, то и ляпнул, — улыбнулся в ответ Винстон. — Этот напыщенный индюк хотел показать свое превосходство, а сам на деле заучил несколько фраз об архитектуре, и все.

— Молодчина. Умеешь поставить на место, — рассмеялся Ролан. — Ну ладно, развлекайся, пойду, приглашу вон ту рыженькую прелестницу, уж больно озорные взгляды она на меня кидает.

Винстон вновь остался в одиночестве. Взяв еще один кубок с вином, он принялся развлекаться, мысленно гадая, кто из танцующих пар начнет следующее утро, проснувшись в одной постели.

— Унылое это зрелище — балы, не правда ли, — раздался озорной голосок. Перед Винстоном стояла довольно милая девушка, одетая в очень красивое, но не слишком пышное платье из синего бархата.

— Со столь очаровательной девушкой трудно не согласиться, что бы она ни говорила. Но вы совершенно правы. На месте организаторов я бы включил в программу развлечений чего-нибудь повеселее, — произнося эту фразу, Винстон, как ему казалось, незаметно оглядел незнакомку.

— Ну, во-первых, меня зовут Ирен. Во-вторых, предлагаю перейти на ты, жутко не люблю всю эту официальность. Ну а в-третьих, с большим удовольствием послушаю любые идеи, способные превратить это сборище болванов в интересное мероприятие, — улыбка девушки была искренней и очень лукавой.

— Естественно, прежде чем огласить мой гениальный план, необходимо представиться. Зовут меня Винстон, но я готов откликаться на любое имя, произнесенное столь чарующим голосом, — юноша учтиво поклонился.

— Ну-ну. Я бы на твоем месте не давала таких опрометчивых обещаний. Фантазия у меня богатая, потом сам не рад будешь, — рассмеялась Ирен. — Но не заговаривай мне зубы. Я просто горю нетерпением услышать подробности твоего коварного, в этом я не сомневаюсь, замысла.

— Все просто. Для начала я бы распорядился пускать на бал только девушек наделенных несравненной красотой, чарующим обаянием и изумительным умом. Затем выгнал бы всех спесивых индюков, не способных оценить их по достоинству. И вот когда мы остались бы вдвоем… — Винстон выпятив грудь, загадочно возвел глаза к небу, а Ирен залилась звонким смехом.

— Я тебя сегодня видела на поле во время лазурной игры. Ты маг воздуха? — Спросила девушка отсмеявшись.

— Да, только мне еще год предстоит учиться, — немного смущенно признался Винстон.

— А я год назад закончила. Моя стихия вода, я целитель. А ты сам откуда? Я вот с Гирской империи, сюда специально приехала на турнир посмотреть, да и вообще по королевству попутешествовать.

— О, так мы земляки, — искренне обрадовался Винстон, незаметно кидая взгляд на тыльную сторону ладони девушки, и увидел там в окружении рун цифру шесть. — А из какого ты города?

Между Винстоном и Ирен завязался непринужденный разговор. У них оказалось немало общих тем. Особенно каждого из них интересовали подробности обучения и жизни в оплотах другой стихии. Девушка оказалась очень интересным и остроумным собеседником, а уж Винстон и вовсе никогда за словом в карман не лез. Время пролетело незаметно.

— Винс. А ты хорошо умеешь летать? — внезапно поинтересовалась Ирен.

— Ну, неплохо. А что? — с некоторым удивлением ответил юноша.

— А двоих ты сможешь в воздух поднять? — лукаво улыбнулась Ирен, и их взгляды встретились.

— Смогу, — Винстон тоже улыбнулся. — Думаю, что нам стоит поискать какой-нибудь не слишком людный балкончик.

Найдя подходящее место, Винстон нежно обнял девушку и дополнительно аккуратно прикрепил ее невидимыми жгутами воздуха, после чего раскинул крылья и взмыл в воздух.

Внизу простирался ночной город. Андирия по случаю предстоящего турнира и сопровождающих его празднеств была ярко освещена тысячами огней и смотрелась с высоты птичьего полета впечатляюще. Но даже этот зрелище блекло по сравнению с величественным зданием собора, посвященного воздушной стихии.

Еще днем, оно произвело на Винстона неизгладимое впечатление. Но ночью собор просто потрясал. Искусство архитекторов, соединившись с мастерством накладывавших плетения магов, породило волшебное зрелище ажурного строения, словно сотканного из ручейков света. Оно казалось совершенно невесомым и готовым в любой момент взмыть в небеса.

Винстон и Ирен обнявшись парили в ночной прохладе. Юный маг специально не ставил защиту, и их свободно обволакивали ручейки ветра, заставляя девушку еще плотнее прижиматься к нему. Винстона слегка щекотали длинные волосы волшебницы, в его ноздри проникала пьянящая свежесть ее запаха… Над ними простиралось безоблачное звездное небо, и юноша не шевелился, боясь нарушить хрупкое очарование момента. Он хотел что-то сказать, попытаться облачить в слова весь свой восторг и внезапно нахлынувшую негу, но Ирен не дала ему этого сделать, нежно поцеловав в губы.

Юноша не знал, сколько они парили в небесах, купаясь в океане счастья и эйфории. Ирен оторвалась от его губ и доверчиво уткнулась в плечо, еще крепче обняв будущего мага. С помощью плетения ночного зрения разглядев пологую крышу одного из высоких зданий, Винстон плавно направился к ней. Когда их ноги коснулись черепицы, Ирен так и не разомкнула объятий. Порывом ветра Винстон сбросил с плеч свой плащ, расстилая его на крыше, и нежно опустил на него девушку, не прекращая покрывать ее шею поцелуями и мысленно благодаря великие силы за то, что она предпочитала не слишком пышные и не состоящие из многих слоев платья.

Совсем недавно непроглядно темное небо постепенно светлело, предвещая скорый рассвет. Ирен неторопливо приводила в порядок одежду и поправляла сбившиеся волосы. А на Винстона нахлынула грусть. Сказочная ночь подошла к концу, и ему до боли хотелось остановить время и вновь и вновь переживать этот восторг и нежность, вновь и вновь купаться в волнах наслаждения, забыв про весь остальной мир…

Когда Винстон и Ирен плавно опустились на один из балконов здания дворянского собрания, веселье уже подходило к концу, и в зале почти никого не осталось. Несколько секунд они стояли молча.

— Я сегодня улетаю обратно в Конд'аэр, — наконец нарушил Винстон неловкое молчание. — Может, встретимся в империи? У меня…

— Не надо, — Ирен приложила палец к губам юноши. — Не стоит нарушать очарованье безумия планами, которым возможно не суждено сбыться. Судьба изобретательна и любит шутки. Быть может, она еще сведет нас вместе… Быть может, и нет… Главное, что воспоминания об этой ночи навсегда останутся с нами.

Волшебница шагнула к Винстону, и их губы вновь слились в долгом и сладостном поцелуе. А потом она, бросив на него прощальный взгляд, развернулась и направилась к выходу. А Винстон так и остался стоять, гадая, не допускает ли он ошибку, о которой потом будет долго жалеть.

Глава 18

— Ритал, живо к септиму, — скучающим тоном обронил посыльный, заходя в казарму, после чего не дожидаясь ответа, развернулся и вышел. Бойцы тавта разом прервали разговор и мрачно переглянулись. В их взглядах читалось нешуточное беспокойство. Ветеран не спеша встал, тщательно поправил одежду, аккуратно прислонил к стене табурет и направился к выходу, оставив остальных солдат сидеть в гнетущей тишине.

После того, как отряд прибыл в лагерь, и Ритал сообщил о гибели октата, началось форменное безумие. Каждого бойца допрашивали по нескольку раз, стараясь выявить малейшие несоответствия в их рассказах. На место схватки спешно отправилась группа опытных следопытов. Но все усилия были напрасны. Солдаты твердили одно и то же, осмотр залитой кровью поляны тоже ничего не добавил к их словам.

Расследование странной гибели октата было поручено дознавателю императорской тайной службы. Несмотря на давление со стороны высших чинов смешанной пехоты, желающих побыстрее закрыть дело, он к поиску правды подошел со всем старанием. Словно матерый охотничий пес, дознаватель чуял, что не все в этой истории чисто, но раскопать ничего не мог. Он даже уже собрался послать запрос о привлечении к делу мага соответствующего профиля, но неожиданно ему улыбнулась удача. Допрашивая одного из октатов — друга и земляка погибшей, представитель тайной службы добился от него признания. Выяснилось, что именно этот дворянин по просьбе леди Гейрэ передал от нее сообщение виконту о месте, времени и условиях поединка.

Рассказ бойцов тавта признали правдивым и дознание закрыли. Солдатам предоставили два свободных дня и выдали изрядное количество вина. Счастливые пехотинцы веселились от души. К удивлению товарищей, единственным кто не разделял всеобщее веселье, оказался Кель.

— Не думаю я, что все закончилось. Отец этой твари не успокоится. Ох, рано радуемся, — всегда веселый и неунывающий бывший обитатель трущоб сейчас был непривычно серьезен и задумчив. Но немного посидев с непроницаемым выражением лица, он встряхнул головой, словно прогоняя дурные мысли, и поднимаясь из-за стола, уже привычно озорным голосом произнес. — А и шут с ним. Все равно ничего не изменим, так что давайте гулять, но языки по пьяни не распускайте!

И вот спустя неделю после завершения дознания Ритала поздним вечером вызывают к командиру. Уже казалось накрепко забытые страхи, вновь всколыхнулись в душе, и солдаты напряженно стали дожидаться возвращения ветерана. Лишь один из бойцов тавта не поддался унынию. Естественно, это был Кель.

— Чего носы повесили братцы? Ритал у нас за командира — вот его и вызвали. Может задачу ставят или наконец-таки решили в октаты произвести. Прибудь сюда новый дознаватель или маг, нас бы сразу потянули на допросы, а не давали сидеть тут и разговаривать. Так что сделайте лица попроще и отдыхайте, — сам Кель расслаблено лежал на койке, и казалось, что его ни в малейшей степени не волнует происходящее.

Ритал вернулся через полчаса. Он не выглядел мрачным, скорее задумчивым. Усевшись на грубо сколоченный табурет, ветеран принялся делиться новостями.

— Можете не волноваться. Речь о гибели леди Гейрэ не заходила. Дела куда как постраньше творятся. Тот горец, которого эта бестия приказала зарезать, а мы сюда приволокли, рассказал много интересного. Настолько интересного, что командование не на шутку всполошилось, — Ритал, словно профессиональный рассказчик, выдержал паузу, давая остальным солдатам осознать важность сообщаемых им новостей.

— Ну и что он там нарассказывал? — Не выдержал Торстен.

— Этот дикарь клянется предками, что у горцев появился новый вождь, жаждущий объединить все племена под своей рукой. При этом он обещает дикарям выгнать из их исконных земель всех солдат ненавистной Гирской империи. Это не считая обычной шелухи про богатые походы за добычей и рабами вглубь хорошо обжитых земель, — Ритал опять замолк, ожидая реакции бойцов.

— Ну и чего тут такого важного, что все всполошились? — удивился один из солдат.

— А то, что у этого скаренного горца все действительно может получиться! Уже половина племен признали его власть, а остальные разрознены и скоро будут вынуждены склониться перед ним или будут уничтожены. Эти сведения подтверждаются и из других источников. А пленник как раз из рода, не желающего идти под руку к этому вождю. И вот их старейшины придумали хитрый план. Не имея сил самим справиться с этой угрозой, они решили натравить на него солдат ненавистной империи.

— Размечтались. Не пойдут командиры на поводу у грязных дикарей, — усмехнулся в усы один из ветеранов тавта.

— Уже пошли, — мрачно ответил Ритал, посмотрев на солдат исподлобья. — Большая война с горцами им не нужна. Проще задавить сопротивление в зародыше, не дав разрозненным племенам объединиться и выступить против нас единым кулаком. Поэтому решено ударить на опережение и отправить отряд для уничтожения слишком прыткого вождя.

— Дай угадаю, кто будет этим отрядом, — мрачно усмехнулся Кель, а Торстен в который раз задумался над тем, кем был в прошлом Ритал. В этом ветеране чувствовалась привычка распоряжаться солдатами, а разговаривал он порой так, словно находился на военном совете.

— Почти угадал, — Ритал недовольно дернул щекой. — От нашего тавта пойдет около полутора десятка бойцов. Отбирать буду я сам. Основную ударную силу составит дюжина гвардейцев.

— Откуда здесь гвардейцы? И из какой тысячи? — посыпались со всех сторон удивленные вопросы.

— Откуда взялись — не знаю, но это, естественно, Сплав[27]. Другие гвардейцы в горы не полезут, — ответил Ритал.

Торстен мысленно согласился с ним. Действительно, смешно было ожидать, что здесь может оказаться кто-то из расфуфыренных золотых или серебряных гвардейцев, не говоря уж о гранитной или алмазной сотнях. А вот солдат Сплава всегда кидали в самые опасные места, они были привычны к пешему бою, в том числе и в горах, поэтому ничего удивительного в том, что на такое важное дело посылают именно их, не было.

— А мы им для чего понадобились? — с подозрением спросил Кель.

— Я же говорю, гвардейцев здесь сейчас всего полтавта. Сочли, что дюжины даже таких хороших рубак может оказаться маловато. Ну а наш отряд заварил всю эту кашу с пленным горцем. Кого как не нас отправить? Ладно, хватит разговоров. Мне еще нужно обдумать, кого не стыдно в рейд взять. Да, и не болтайте за пределами тавта! — Ритал дал понять, что на сегодня общее обсуждение закончено, и бойцы, тихо переговариваясь, разбрелись по койкам.

Утром Ритал назвал дюжину имен тех, кому предстояло вместе с ним отправиться в горы. Естественно, среди них оказались и Кель с Торстеном. Внимательно осмотрев названых им бойцов, Ритал заставил поправить некоторые огрехи в одежде и доспехах, после чего повел их на другой конец лагеря, чтобы познакомить с гвардейцами.

Бойцы Сплава на Торстена особого впечатления не произвели. Он ожидал увидеть в их облике что-то необычное, но просчитался. Конечно, сразу чувствовалось, что гвардейцы опытные и умелые рубаки, но, тем не менее, это были обычные солдаты.

Доспехи бойцов Сплава Торстену пришлись по душе. Они были изготовлены из дорогой вороненой стали. Наручи и поножи не сильно отличались от используемых смешанной пехотой.

А вот защита корпуса и бедер у гвардейцев имелась посерьезнее, чем обычная кольчуга — они были одеты в чешуйчатые доспехи. Каждая пластинка сверху была пришита к кожаной основе. Следующий ряд ложился внахлест, надежно закрывая эти завязки. Так же Торстен разглядел, что на груди и спине чешуйки еще и дополнительно приклепаны по центру. Это должно было очень помочь при колющем ударе снизу, хотя и немного снижало гибкость и эластичность. Несколько бойцов были облачены в комбинированный чешуйчато-пластинчатый доспех, в котором грудь и часть спины вместо мелких чешуек закрывали крупные пластины.

Все места, неприкрытые доспехами, дополнительно защищались кольчужными вставками, нашитыми на поддоспешник. Естественно, шлемов на гвардейцах не было, но Торстен разглядел их аккуратно сложенными неподалеку. По форме они были вполне привычны для смешанной пехоты, изготовлены из вороненой стали, и к каждому крепилась кольчужная сетка бармицы.

Никаких накидок поверх доспехов не наблюдалось, и Торстен решил, что октат гвардейцев пытается немного попижонить перед временным пополнением и показать своих бойцов во всей красе. В то, что они постоянно ходят в открытом железе под жарким летним солнцем, норд не верил.

Торстен услышал, как рядом восторженно цокает языком Кель, и мысленно с ним согласился. Доспехи у бойцов Сплава были хороши и имели только один существенный недостаток — большой вес.

Вперед вышел командир гвардейцев, и Торстен стал с интересом его разглядывать. На первый взгляд октат не выглядел таким уж грозным воякой. На вид ему вряд ли можно было дать больше тридцати лет, добродушное лицо без единого шрама, стриженные коротким ежиком волосы. Но вот пронзительный взгляд и ранняя седина на висках говорили о том, что гвардейцу пришлось немало повидать на своем веку. Да и сложение он имел внушительное. Высокий рост, широкие плечи, общее впечатление немного портила только медленная и вальяжная походка. Но Торстен готов был поклясться, что в любой момент гвардеец готов взорваться настоящим вихрем смертоносных движений.

Ритал четко доложил о том, что бойцы для рейда им отобраны и построены. Октат гвардейцев прошелся вдоль строя, оглядывая каждого солдата.

— Мое имя Керит. Вскоре вы под моим командованием отправитесь в горы. Не буду болтать попросту. Подробности о нашей цели узнаете позже. Пока лишь зарубите у себя на носу, что теперь я ваш командир. Ни малейших сомнений и колебаний в исполнении моих приказов я не допущу. И не сочтите это преувеличением, — октат гвардейцев окинул строй таким взглядом, что никому и в голову не пришло усомниться в его словах. — Ладно. Пока немного разомнемся — посмотрим, на что вы способны.

Последовавшее за этим импровизированное испытание показало изрядное преимущество подготовки гвардейцев над простыми пехотинцами. Среди стрелков лишь Кель и еще один боец из тавта удостоились сдержанной похвалы со стороны Керита. С ближним боем дело обстояло не лучше.

Благодаря постоянным тренировкам, за год службы, Торстен неплохо прибавил во владении мечом. Поэтому он наивно полагал, что сейчас на равных сможет противостоять большинству противников. Эти иллюзии были разрушены в первом же тренировочном бою, в котором норду достался октат гвардейцев.

Торстен быстро понял, что уступает Кериту по всем направлениям. Ветеран ненамного превосходил юношу в силе и скорости, но за счет куда лучшего владения собственным телом и умения использовать промахи противника, швырял норда как мальчишку. От ударов гвардейца щитом Торстен с трудом удерживался на ногах. Несколько раз он оказывался опрокинут на землю ловкими приемами Керита, который на вблизи просто виртуозно использовал подножки и подсечки.

Манера работы мечом гвардейца была Торстену непривычна. Октат значительно больше, чем сам норд, действовал корпусом, порой только за счет быстрого наклона или поворота, резко меняя направление удара. Это доставляло юноше большие неудобства. Стоило ему только поднять собственный меч, чтобы заблокировать оружие гвардейца или провести контратаку, как противник умело и очень резко менял направление движения, и его тренировочный клинок прилетал в незащищенное место.

Несмотря на столь убедительное превосходство Керита, в целом Торстен не выглядел слишком уж блекло, даже на фоне рядовых гвардейцев. Пожалуй, в ближнем бою он не сильно уступал среднему уровню бойцов Сплава. Из всех солдат родного для норда тавта это можно было еще сказать разве что о паре человек, в том числе и о Ритале.

Командир гвардейцев хмурился, но чувствовалось, что в целом он доволен подготовкой переданных под его командование пехотинцев. Опытный вояка и не ожидал, что обычные солдаты смогут составить достойную конкуренцию отборным бойцам Сплава. Даже то, что несколько пехотинцев примерно соответствовали требованиям гвардии, его уже радовало.

Вечером командир гвардейцев, Ритал и септим долго обсуждали, стоит ли идти в горы в доспехах. Сотником в целях увеличения скорости и мобильности тавта предлагались варианты легкой кожаной защиты и даже полного ее отсутствия. Но Керит настоял на своем. Гвардеец был уверен, что коли им предстоит бой, а не простая разведка, то значит и без хороших доспехов никак не обойтись.

В рейд отправились на следующий день. Уже перед воротами лагеря к отряду присоединился тот самый горец, от которого стало известно об угрозе объединения племен под одной сильной рукой. В ответ на удивленный взгляды Керит пояснил, что этот варвар знает, куда и каким маршрутом в ближайшее время направится новоявленный великий вождь и обещает помочь устроить засаду.

Увидев в составе отряда тех самых легионеров, что доставили его в лагерь, горец широко улыбнулся и вежливо им поклонился. От этой неподдельной радости Торстену почему-то стало не по себе.

— Что-то ты разулыбался. Зубы лишние выросли? — Ритал кинул на пленного мрачный и многообещающий взгляд, но тот ответил новой ухмылкой — настроение у горца было приподнятым.

Перед выходом из лагеря Керит еще раз долго и нудно рассказал об их цели и правилах поведения в рейде. Все понимали, что не составляй половину отряда вместо гвардейцев обычная смешанная пехота, он не стал бы лишний раз объяснять очевидные вещи. Закончив с инструктажем, октат подошел к каждому из гвардейцев и забрал какие-то кулоны на цепочках. Такой же амулет он снял и с собственной шеи, после чего передал их септиму.

Естественно, утолять любопытство солдат никто не спешил, но Торстен для себя решил, что это были защитные артефакты. Возможно, были опасения, что горские шаманы смогут их почуять, а может и вовсе — просто боялись выдать участие элитных войск империи в убийстве нового великого вождя горских кланов.

Судя по всему, именно в целях секретности у всех стрелков отобрали арбалеты, вооружив их луками. Да и стрелы, которыми были наполнены их колчаны, отличались от привычных. По словам Келя выходило, что по качеству они куда хуже, чем обычные имперские. Он уверял, что зато эти стрелы не отличишь от используемых горцами. Все эти детали навели Торстена на мысль, что убийство вождя хотят замаскировать под междоусобные конфликты племен.

Рейд выдался тяжелым. Солдаты зашли на десяток дней пути вглубь территории горских племен, и все это время приходилось двигаться очень осторожно, прячась от хозяев Эльтруских гор. Только по двум причинам отряд не был замечен и не вступил в бой задолго до замеченной цели. Первая — мастерство Керита. Гвардеец оказался очень умелым командиром, сведущим в скрытных рейдах по тылам противника.

Но даже опыт октата не позволил бы императорским солдатам забраться так глубоко в горы, не будь с ними проводника — пленный горец хорошо знал эту местность и оказался просто незаменим. При этом Керит не позволял ему вести отряд вслепую. Гвардеец постоянно допытывался у горца о ближайших поселениях, о том насколько часто используются местными тропы, которыми двигался тавт, и главное — сколько им еще осталось идти до перевала, на котором варвар обещал им верный шанс подстеречь вождя.

Во время очередного привала, в ответ на надоевшие вопросы, горец буркнул, что они уже почти пришли. Мигом подобравшийся Керит указал на виднеющийся в дали перевал и поинтересовался, не туда ли они идут. Получив утвердительный ответ, гвардеец подозвал пару своих людей и шепотом дал им какие-то указания, после чего они растворились в окружающем лесу. А потом, к всеобщему удивлению, командир приказал тавту свернуть стоянку и выступать в том направлении, откуда они только что пришли.

— Солдат, нам идти вперед. Нам нужен перевал, — не на шутку разволновался пленный горец.

— Мы сейчас находимся на единственной тропе, которая ведет от этого перевала. Если этот ваш вождь будет через него идти, то и нас не минует, — спокойно ответил Керит.

— Там хорошее место для засады. Здесь нет! — видя серьезность намерений гвардейца не подниматься на перевал, горец насел на него, размахивая руками.

— Не забывайся, — кулак октата встретившись с животом пленного, заставил его согнуться от боли. Керит накинул ему на шею ошейник с хитрым замком, после чего приказал двум гвардейцам всегда держать горца рядом с собой и отдал им конец не слишком длинной цепи.

Когда отряд вернулся по собственным следам на полдня пути, Керит распорядился свернуть в сторону, скрытно расположиться на привал и начать готовить засаду возле тропы. Все это время пленный горец не прекращал попыток уговорить командира отправиться на указанный им перевал и в результате поплатился сломанным носом.

К вечеру вернулись гвардейцы, которых куда-то отсылал октат. Торстен разглядел на перчатке одного из них кровавые брызги, но вопросов задавать не стал. Дальнейшие два дня прошли в напряженном ожидании. В первую же ночь пытался сбежать проводник, что стоило ему выбитых передних зубов. Но, несмотря на это, он оказался на диво непонятлив и решился повторить это безумство. В результате теперь горец не мог быстро передвигаться из-за сломанной лодыжки, а на его теле и лице прибавилось ссадин и кровоподтеков. Также ему заткнули рот и связали руки.

Наутро третьего дня один из дозорных сообщил, что со стороны перевала по тропе кто-то движется. Бойцы быстро привели в порядок доспехи, а потом спокойно и без суеты стали занимать заранее отведенные позиции. Пленного горца тщательно привязали к дереву, лишний раз проверив, плотно ли сидит кляп.

Торстен лежал за облюбованным им деревом, вжимаясь животом в каменистую землю. Выглядывать из-за за укрытия он опасался, предоставив лучникам право напряжено всматриваться в приближающихся горцев. Он уже знал, что их отряд довольно велик — не меньше трех десятков. Варвары были на удивление хорошо вооружены. Каждый имел кожаные, а то и стальные доспехи, хватало у них и щитов, поэтому легкой схватка быть не обещала. Зато, насколько помнил Торстен, шлемы горцы носили не часто и только открытые — у этих варваров считалось трусостью прятать лицо. Обнадеживало также и то, что чувствовали они себя здесь очень уверенно и не слишком осторожничали, почти не высылая по сторонам дозоры.

Стоило горцам пересечь заранее определенный рубеж, как на них со всех сторон посыпались стрелы. Басовитый гул первой спущенной тетивы тут же заглушили крики раненых. Торстен стрелком был неважным, поэтому просто наблюдал, как посылают смертоносных посланцев лучшие лучники, отобранные из солдат его тавта. Гвардейцы тоже не оставались в стороне. Среди бойцов Сплава не меньше половины оказались великолепными лучниками, и сейчас они не жалели стрел.

Понеся в первые же секунды большие потери, горцы, однако, не растерялись и ринулись вверх по склону к деревьям, за которыми укрывались лучники. Когда варварам осталось пробежать какой-то десяток метров, им на встречу, обнажая мечи, слитно шагнули императорские солдаты. Оскалив зубы, Тосртен принял на щит первый удар истошно вопящего горца и достал мечом его незащищенное колено. Клинок Келя, бросившего бесполезный сейчас лук, довершил дело, раскроив раненому голову.

Следующего нападавшего Торстен встретил сильным ударом в лицо, но горец успел закрыться своим выкрашенным в зеленый цвет щитом. Кель тут же воспользовался моментом и вонзил свой меч в неосмотрительно открытую подмышку, но сам едва не лишился головы от удара двуручным топором, прорубившим железную окантовку его щита и глубоко застрявшим в досках. Освободить свое оружие горец уже не успел — в его открытую шею вошел клинок одного из гвардейцев.

Воспользовавшись секундной передышкой, Торстен поудобнее перехватил меч. Еще один из набегавших горцев замешкался, потерял разгон, и он встретил его ударом ноги в бок. Стоило варвару на секунду отшатнуться и чуть-чуть опустить щит, как норд раскроил ему череп незамысловатым, но очень сильным ударом меча.

На строй с воплями ярости кинулось сразу несколько варваров. Торстен ловко достал в правую сторону груди одного из нападавших, который, блокируя удар по ногам, неосмотрительно опустил щит, но меч норда хоть и прорубил кольчугу с нашитыми на нее металлически пластинами, а также толстый кожаный поддоспешник, нанести серьезную рану уже не смог. Клинок горца тут же оставил глубокую зарубку на наручах солдата, но больше варвар ничего не успел сделать. Торстен сбил его с ног сильным ударом щита, а упавшего тут же добил Кель.

Схватка разом закончилась. Стонали раненые, а один из горцев, роняя из оскаленного рта кровавую пену и подвывая, упорно куда-то полз, неловко загребая пыль культею правой руки. Сжимающий окровавленный меч Керит махнул паре гвардейцев и они отправились добивать еще живых дикарей, а остальные бойцы принялись оказывать помощь товарищам.

Потери оказались небольшими. Погиб только один из бойцов смешанной пехоты. Меч варвара вошел аккурат под край шлема и разрубил незащищенное горло. Еще четверо были ранены, но при этом трое из них могли передвигаться самостоятельно. Керит приказал соорудить носилки и привести пленного горца, а сам начал внимательно осматривать трупы.

Идти проводник сам был не в состоянии — мешала сломанная лодыжка и замлевшее от тугих веревок тело. Когда двое гвардейцев его приволокли, он внимательно оглядел открывшуюся его взору бойню. Лицо горца расплылось в довольной улыбке, которая тут же сменилась испуганной гримасой, стоило ему разглядеть древко и оперенье стрелы, торчащей из шеи одного из варваров.

— Видишь тело вождя? — голос октата был сух и деловит.

Сначала горец замешкался с ответом, но удар по ребрам быстро вернул его к реальности и заставил поспешно замотать головой.

— Поносите его здесь. Пусть найдет тело, — в голосе Керита не проскользнуло и капли неуверенности.

Через некоторое время один из гвардейцев подозвал командира и указал на тело горца, одетого в дорогой кольчужный доспех, скорей всего когда-то принадлежавший какому-то дворянину, сложившему голову в этих горах.

— Это он? — спросил октат.

— Никак не могу знать. Но пленник странно дернулся, когда увидел это тело. Только скаренный уродец ничего не сказал, не реагирует даже на удары, — доложил гвардеец.

— Не реагирует на удары? Ну-ну, — Керит достал из-за пояса кинжал и вперил свой тяжелый взгляд в повисшего на руках у гвардейцев горца. — Это он? Отвечай.

— Я не уверен! Не штоит шпешить! Обшледуем вше тела! — горец заискивающе смотрел на отктата.

— Не стоит спешить, говоришь? Ну-ну, — Керит вонзил кинжал в ногу пленника и зажал ему рот рукой. А потом начал медленно поворачивать клинок в ране, не обращая внимании на отчаянное мычанье извивающегося тела. Когда в расширившихся глазах горца не осталось ничего кроме боли, он выдернул кинжал и открыл ему рот.

— Он это, он, — захлебнулся в пронзительно крике пленник.

— Отлично, — октат тщательно вытер об его одежду свой кинжал и обратился к гвардейцам. — Найдите тело дикаря, убитого в ближнем бою, отнесите подальше в кусты, и там его оружием прирежьте эту свинью. Да, вот еще что — возьмите у Ритала ятаган нашего пленного горца, вымажьте в крови и вложите его телу в руку.

Гвардейцы послушно выполнили приказ, и скоро раздался последний отчаянный крик пленника. К этому времени все оружие императорских солдат с поля боя уже собрали. Не поленились даже взять с собой остатки разбитых щитов. Носилки тоже соорудили и на них положили тело убитого пехотинца, а также тяжелораненого солдата.

— Выдвигаемся, — скомандовал октат, внимательно оглядев поле боя. — Соплеменники нашего бывшего проводника ждать не будут.

Солдаты рысью направились прочь от места побоища. Торстен ускорился и поравнялся с Риталом.

— Слушай, а что это Керит про родичей нашего пленника вспомнил? Они же сами нас на этого скаренного вождя натравили. Зачем им нам мстить? — спросил на бегу норд.

— Ты что шутишь? Или правда не понимаешь? Думаешь, они сами не могли организовать засаду? Еще как могли. И вождя бы убили. Но весь их род непременно вырезали бы из мести. Тут мы и оказались им нужны — выполнить нашими руками грязную работу. А потом хитрые горцы укладывают ровными рядками всех имперских кровопийц и выступают в роли героев, — пропыхтел на бегу Ритал.

— Вот почему наш пленник так настойчиво уговаривал подняться к перевалу, — осенило Торстена. — Там нас и поджидали горцы из его племени.

— Именно. Уверен, что на перевале нас всех бы и перерезали, стоило только сделать дело, — пропыхтел на бегу поравнявшийся с ними Кель.

— Ха. А Керит отплатил им той же монетой. Умно, — улыбнулся Торстен. — Теперь им ни за что не доказать, что это не их род виновен в расправе над вождем-объединителем.

— Умно бы было вообще не лезть в борьбу варварских кланов, — сплюнул Ритал. — Рано или поздно этот вождь сам бы себе шею свернул.

— Хм. А если нет? — С сомнением хмыкнул норд. — Нет, такие дела на самотек пускать не стоит. Горцы и так много крови империи попортили. Большая война в горах никому не нужна.

Вскоре отряд был вынужден перейти на быстрый шаг. Больше бежать солдаты уже были не в состоянии. С каждым километром доспехи казались все тяжелее, а ведь еще приходилось тащить носилки. Но октат безжалостно гнал бойцов вперед, выжимая из них все, на что они были способны. Сам он еще и успевал рысью перемещаться вдоль растянувшегося отряда, но казалось, ни в малейшей степени не уставал.

Привал на ночь был очень коротким — Керит поднял отряд еще затемно. Но ворчания среди солдат слышно не было. Все понимали, что сейчас от скорости зависит их жизнь. К полудню, несмотря на изматывающую усталость и припекавшее летнее солнце, все повеселели. Возможная погоня никак себя не проявила, и многие стали надеяться, что либо ее нет вовсе, либо она безнадежно отстала.

— Рано мы радуемся, ох рано, — недовольно прошипел Кель, услышав эти разговоры. — У нас было изрядное преимущество. Но горцы прекрасно знают все окрестные тропы. У них нет таких тяжелых доспехов. Они не волокут за собой тела. Боюсь, что варварам хватит прыти не просто нас нагнать, но еще и устроить засаду.

— Тьфу на тебя, не наводи страху, — мотнул головой Торстен. — Если догонят, то тем хуже для самих горцев.

Мрачные предположения Келя начали сбываться на следующий день. Один из дозорных, шедший чуть впереди отряда, внезапно что-то заметил. Гвардеец жестом руки остановил тавт, а сам, надев шлем и закрывшись щитом, осторожно двинулся вверх по склону вглубь, растущего по сторонам от тропы леса. Почти дойдя до первых деревьев, он начал медленно пятиться назад, не поворачиваясь к ним спиной. И это оказалось ошибкой. По его поведению горцы поняли, что засада обнаружена, и в гвардейца полетели стрелы.

Часть смертоносных посланцев дрожа засела в щите, остальные бессильно скользнули по доспехам. Гвардеец спешно пятился, но в этот момент за дело принялись горцы, засевшие по другую сторону дороги. Им приходилось стрелять с куда большего расстояния, но зато мишенью являлась спина императорского солдата. Наконечники стрел у варваров были не слишком высоко качества, и доспехи гвардейца оказались для них слишком хороши. Но часть выстрелов пришлась в куда менее защищенные места.

Один из лучников попал аккурат чуть выше поножей — с обратной стороны от колена. Это место защищалось тонкой кольчужной ластовицей, но пробив ее, стрела глубоко впилась в ногу. Несмотря на рану, гвардеец продолжал отступать, неловко подволакивая ногу, но в этот момент еще один смертоносный посланец пронзил незащищенную ступню. Закричав не столько от боли, сколько от звериной ярости и внезапно нахлынувшего страха перед неминуемой смертью, солдат упал на землю. На него продолжали сыпаться стрелы, но он упорно полз назад, рыча и оставляя за собой кровавый след.

Вот одна из стрел, пущенная с близкого расстояния, нашла-таки слабое место в доспехах и вошла ему в бок. Еще один наконечник пробил кольчужную ластовицу защищавшую подмышку и глубоко засел в теле. Гвардеец отчаянно хрипел и сплевывал кровь, но продолжал извиваться, пытаясь уползти. В этот момент чья-то меткая стрела сумела поднырнуть под чешуйчатую юбку, закрывавшую бедра, и вонзилась в пах. Захлебнувшись в протяжном крике, гвардеец скорчился на земле. Испытывая жуткую боль, он все равно оставался в сознании до последнего момента. Его мучениям положил конец могучий горец, несмотря на кольчужную сетку бармицы, одним ударом двуручного топора разрубивший шею израненному гвардейцу.

А основному отряду было не до спасения своего дозорного — на них тоже посыпались стрелы. К счастью, расстояние до засады было изрядным и поэтому, долетая до солдат, смертоносные посланцы уже не имели прежней убийственной скорости. Прикрываясь щитами, гвардейцы и пехотинцы быстро отступили к деревьям. Здесь достать их стрелами издали уже было нельзя. Лучники спешно натягивали тетивы на луки, опасаясь, что горцы кинутся в атаку, но пока варвары сохраняли удивительное хладнокровие и не спешили нахрапом лезть на имперских солдат, изготовившихся к бою.

— Они долго ждать не будут! — голос Ритала дрожал от возбуждения. — Эти дикари строем драться не умеют, а значит, нам нужно встретить их единым кулаком и в более удобном для боя строем месте!

— Зато они прекрасно умеют стрелять. Стоит показаться на тропе, нас просто перестреляют, — голос Керита был спокоен. — Занимаем позиции здесь. Держаться плотно — насколько позволяют деревья. Стоять в два ряда, чуть-чуть полукругом в правую сторону. Слева крутой склон, но особо отчаянные горцы могут и на него забраться, так что внимательно! Во время боя вперед не вырываться. Старайтесь сохранять линию пока можно. По сторонам посматривайте, как соседей начнут отжимать, и сами не спеша отходите. Как станут окружать, смыкаемся в круг!

Торстен занял указанное ему место в строю. Слева возвышалось внушительное дерево, и начинался крутой склон. Справа от него позицию занят один из гвардейцев. За спиной привычно расположился Кель, сжимавший в руках лук, но готовый в любой момент отбросить ставшее бесполезным оружие, подхватить прислоненный к дереву щит и обнажить меч.

Горцы нападать не спешили, и в голову начали лезть непрошенные мысли. Торстен внезапно понял, что они ничего не знают ни о численности, ни о вооружении противника. Варвары могли и вовсе не ввязываться в прямой бой, а попробовать просто затравить отряд в горах внезапными нападениями и засадами. Но времени у вождя горцев не было, и он все же решил рискнуть жизнями своих воинов ради выживания всего рода.

Выходить из-под прикрытия деревьев на хорошо простреливаемый тракт горцы не решились. Громкий треск подлеска, а потом и боевые кличи варваров возвестили о начале схватки. Пока волна дикарей не нахлынула на строй императорских солдат, Торстен успел рассмотреть, что горцы сильно превосходят по численности их отряд, зато доспехи имелись не у всех, да и те в основном кожаные. Оружие у них тоже было разномастным — похоже, что дикари бросили в бой всех — от ветеранов до безусых юнцов.

Кель использовал это время с куда большим толком и успел сделать три выстрела. Не теряли времени и другие лучники отряда. Сразу несколько нападавших кувыркнулись под ноги остальным, с торчащими из тел древками. Но остановить стрелами этот вал тел было невозможно.

В дерево слева от юноши вонзилось неудачно посланное копье. Просвистело над головами и несколько стрел. А как только горцы подбежали ближе, их метательное оружие стало куда опаснее. По шлему Торстена чиркнула стрела, еще одна вонзилась в его щит. Стоящий рядом гвардеец с проклятьем поспешно отрубил древки глубоко вошедшего в доски копья и нескольких стрел. В этот момент волна горцев нахлынула на строй императорских солдат.

Торстен и стоящий рядом гвардеец поплотнее сдвинули щиты и приняли на них первого нападавшего. От слаженного удара горца отбросило назад, и меч норда легко разрубил незащищенное горло. Тут же на них навалилось сразу несколько варваров. Удачно отрубив наконечник копья, которым его пытались проткнуть, Торстен обменялся несколькими ударами с еще одним доставшимся ему противником и был вынужден сделать шаг назад под напором одетого в кожаный доспех здоровяка, вооруженного топором и круглым щитом. В дело вовремя вступил Кель, на чей сильный удар горец отвлекся, и его бок пропорол меч гвардейца.

Торстен даже не успел шагнуть вперед, как был вынужден встречать нового варвара в кольчуге и открытом шлеме. Нападавший умело отбил удар мечом справа, но норд с силой ударил кромкой щита в незащищенное лицо горца, и тот рухнул как подкошенный, глотая выбитые зубы. Торстен улучил момент и рубанул яростно нападавшего на гвардейца коренастого, но могучего дикаря. Его меч рассек толстую кожу с несколькими нашитыми костяными пластинами и глубоко впился в ключицу истошно заверещавшего варвара, а сам норд с трудом успел отшатнуться от удара двуручным мечом, которым ловко орудовал еще один горец, чье лицо было изуродовано многочисленными жуткими шрамами. Но этому умельцу не повезло — он то ли поскользнулся на чьих-то внутренностях, то ли зацепился ногой за одно из тел, но потерял равновесие и стал легкой добычей для клинка гвардейца.

Воспользовавшись секундной передышкой, Торстен поудобнее перехватил рукоять меча, добил хрипящего, но упорно пытавшегося встать горца с выбитыми зубами и шагнул вперед, выравнивая строй. На него с воплем налетел вооруженный кистенем варвар. Норд еще успел как-то отстранено удивиться такому странному выбору оружия для схватки в лесу, когда обойдя подставленный щит, костяная гирька сильно ударила по шлему бойца, а меч Келя отрубил нападавшему руку. Один из горцев попытался насадить Торстена на копье, но отбив несколько ударов щитом, пехотинец изловчился и кончиком клинка отрубил кисть сжимавшей древко руки.

Вокруг вовсю кипела схватка. Горцы были хуже вооружены и обучены, но их было гораздо больше, и варвары с воинственными кличами лезли вперед, не считаясь с потерями. Гвардейцы отбивались уверено и умело. Их спокойствие передалось и простым пехотинцам. Но даже великолепная выучка и хорошие доспехи не всегда помогали. Первые солдаты начали падать, обливаясь кровью из глубоких ран. Имперцам оставалось только порадоваться тому, что копий у горцев было немного и работать строем они были не обучены.

Торстену отчаянно хотелось смахнуть заливавший глаза пот, но противник не давал ни секунды передышки. Вот норду приходится отбивать страшный удар двуручного топора. Оружие горца пробило щит и глубоко засело в его досках. Могучий варвар, в волосах которого уже белели седые пряди, тут же с силой потянул древко на себя. Торстен не успел освободить левую руку из лямок, и был выдернут из и так редкого строя. На него обрушился град ударов. Шлем и наплечники достойно выдержали испытание, не дав оружию добраться до беззащитной плоти, а вот кольчуга подвела. Меч горца разрубил ее кольца, стеганный поддоспешник, и уже потеряв убийственную силу, тем не менее, оставил неглубокую, но длинную и обильно кровоточащую рану на груди норда.

Спасли Торстена соседние бойцы и Кель, дружно сделавшие шаг вперед и на несколько секунд оттеснившие горцев. Варвару с двуручным топором один из гвардейцев сильным ударом разрубил лицо, но даже умирая, дикарь не выпустил оружие, и Торстену с проклятьем пришлось оставить щит.

Оставшись с одним мечом, Торстен отошел во второй ряд, а его место занял Кель. Еще минуту они успешно отбивались от наседавшего противника, когда он краем глаза успел заметить движение слева. Совсем еще юный горец забрался по крутому склону и оттуда прыгнул на солдат. Его тело напоролось на выставленный нордом клинок, но свое дело варвар сделал. Торстен и Кель покатились по земле, сбитые с ног этим безумцем.

Норд оказался придавлен прыгнувшим сверху горцем. Он попытался сбросить его с себя, но смертельно раненный дикарь, ломая ногти, вцепился в бармицу, из последних сил пытаясь задушить солдата. Рядом, разбрызгивая кровь, рухнул еще один нападавший. Его нога, одетая в мягкий чувяк[28] в агонии несколько раз лягнула Торстена в бок.

Бившийся справа от норда гвардеец попытался в одиночку закрыть упавших товарищей, но горцы сполна воспользовались удачным моментом. Вынужденный отбивать сразу несколько ударов в голову, боец Сплава не успел дернуть щит вниз, и узкое лезвие топора, прорубив чешуйчатый доспех, глубоко впилось в бедро солдата. Отчаянно взвыв, гвардеец насадил горца на свой меч, но тут же его шлем смялся под страшным ударом клеймора, которым орудовал иссеченный многочисленными шрамами варвар, одетый в не единожды залатанную кольчугу.

Едва Кель начал подниматься на ноги, как был вынужден заслоняться своим оружием от летящего в него двуручного меча. Со звоном клинок сломался, а пехотинец пошатнулся, потрясенный ударом, оставившим на его шлеме огромную вмятину. Спас его Керит, оказавшийся рядом, и зарубивший орудовавшего клеймором горца. До этого командир видимо не вступал в бой и ринулся в схватку, только заметив разрыв строя.

Наконец стряхнув с себя еще дергающееся в предсмертной агонии тело, весь залитый своей и чужой кровью, вымазанный в пыли и мелком лесном мусоре Торстен освободил клинок и с ревом шагнул вперед, заслоняя упавшего сначала на колени, а потом и вовсе распластавшегося на земле Келя. Из носа и ушей юноши текла кровь, и в бою он был больше не помощник. С криком ярости Торстен успел левой рукой схватить за древко только начавший разгон топор и вонзил свой меч в живот варвару. На секунду их лица оказалось в каких-то сантиметрах друг от друга. Торстен увидел безумно вытаращенные глаза, оскаленный рот с выступившей на губах кровавой пеной, почувствовал смрад последнего хриплого вздоха варвара, и отшатнувшись, с проклятьем отбросил тело ударом ноги.

Еще один дикарь вознамерился проткнуть норда острием на конце секиры, орудуя ею как и копьем, но он успел уклониться. Несколькими молниеносными ударами Керит расправился сразу с двумя горцами, и Торстен получил пару секунд для того, чтобы поднять щит убитого гвардейца и поправить перекошенный шлем.

Еще полминуты они вполне удачно сдерживали напор горцев, а потом норда опять едва не оказался выдернут вперед. Один из варваров, нанося удар сверху вниз, ловко зацепил своим топором кромку щита пехотинца и рванул его на себя. На ногах Торстен удержался, но невольно раскрылся. Воспользовавшись этим, горец нанес быстрый тычок углом топора, метя в щель между нащечниками. К счастью, норд успел дернуть головой, и удар пришелся в сталь шлема, а меч солдата разрубил ногу истошно завопившему варвару.

Торстену становилось все труднее и труднее двигаться. Несмотря на то, что рана была неглубока, она обильно кровоточила, и яростно шипевший норд постепенно терял силы. Изматывающая, притупляющая внимание и реакцию усталость все возрастала. Левая рука уже с трудом поднимала щит, а правая все медленнее ворочала мечом. Из груди вырывалось хриплое дыханье, горло пересохло, до боли хотелось напиться холодной воды. Жара становилась невыносимой, и струйки пота обильно мешались с кровью. Изрядно покореженные доспехи все сильнее сковывали движения, а кольчуга не давала вздохнуть полной грудью. Но Торстен не имел права на передышку и вновь и вновь сталью встречал врагов.

Ряды императорских солдат таяли, а нападавшие не ослабляли натиск. Вот один из гвардейцев, закрывая голову щитом, не успел отступить или отбить удар по ногам, и выщербленное лезвие секиры горца легко отсекло защищенные лишь кожей сапог пальцы. Яростно взвыв, солдат вскинул меч в отчаянном замахе, но клинок другого варвара, пробив тонкую кольчужную вставку, глубоко вошел ему в руку с внутренней стороны, а потом сразу несколько сильных ударов шестопером и топором смяли его шлем, проломив череп.

Бойцы справа все сильнее пятились, не давая себя обойти. Один из пехотинцев замешкался, и это стоило ему жизни. Вскоре оставшийся на ногах неполный десяток израненных и уставших солдат сомкнулся в кольцо. В основном это были гвардейцы, из тавта Торстена способными сражаться оставалось только трое. И в этот момент варвары разом отхлынули. По выставленным щитам скользнула брошенная кем-то секира, вонзилось несколько копий. Чуть в стороне из последних сил, волоча за собой внутренности, полз один из горцев. Его надрывные вопли мешались со стонами других раненных.

— Сейчас луками довершат, — голос Керита был буквально пропитан ледяным спокойствием. Казалось, что его нисколько не беспокоит неминуемая гибель. — Жаль, что мы им стрелами ответить уже не сможем.

— Ну, так станцуем со смертью последний танец, — грустно усмехнулся Ритал, напряженно всматриваясь в фигуры горцев, словно пытаясь угадать, кому же из них суждено оборвать нить его жизни.

— Не спеши себя хоронить, — тихо произнес Керит, внимательно оглядел израненных товарищей, улыбнулся им и тут же взорвался яростным воплем. — За империю! Режь!!!

Солдаты подхватили безумный клич и с остервенением ринулись вперед, навязывая горцам ближней бой и не давая издали засыпать стрелами. Торстен, как и все, с бешенством рубил ненавистных варваров, но в его голове нарастал шум, а меч и щит делались все неподъемнее.

От очередного удара мокрая от крови и пота рукоять вырвалась из пальцев, и норд оказался безоружным. Разрывая горло в безумном крике, Торстен бил щитом, закованным в сталь кулаком, локтями. На его шлем, наплечники, правую руку обрушилось несколько сильных ударов, но норд, рыча от ярости, продолжал крушить врага. Боец понимал, что стоит дать противнику как следует размахнуться, и его уже ничто не спасет. Под отчаянными ударами сминались оскаленные лица варваров, он даже сумел провести удачную подножку, опрокинув одного из противников, но тут же получил сильный тычок в переносицу обратным концом секиры, а потом и вовсе был отброшен назад.

На Торстена обрушилось несколько сильных ударов, от которых он с трудом смог закрыться щитом, но потом тяжелый шестопер оставил на его шлеме внушительную вмятину, а чей-то клинок едва не отрубил правую кисть. Норд рухнул на колени, но его заслонил сражавшийся рядом Ритал. Несколько долгих секунд ветеран умело отбивался от наседающих горцев, но потом не смог выдернуть застрявший в ключице врага клинок, а на щите у него повис еще один варвар. Ритал разжал сжимающие рукоять меча пальцы и попытался отшатнуться, но не успел. Меч горца кончиком клинка попал аккурат между двумя нащечниками и легко разрубил губы и небо, выбивая передние зубы. Варвар, повисший на его щите, сделал подножку, и ветеран упал, захлебываясь кровью.

Но за эти короткие мгновенья Торстен успел подхватить с земли чей-то топор. Выпрямившись, он застонал от боли не только в груди, но и правом боку, с ужасом понимая, что там его кольчугу тоже пробил чей-то меткий удар. Шею и грудь заливала хлещущая из носа кровь. Норд вывихнул кисть, и правая рука плохо слушалась, а при каждом движении она еще и отдавалась болью под изрубленным наплечником. Перед глазами замелькали разноцветные огоньки, и норд едва не упал от нахлынувшей слабости. Его шлем был смят в нескольких местах, а глаза теперь заливал не только пот, но и кровь из рассеченной головы.

Внезапно в уши ворвался громкий, протяжный звук, напоминающий горн, и горцы вновь поспешно отхлынули назад, оставив стоять четверых пошатывающихся солдат, с головы до пят заляпанных своей и чужой кровью. Лишь командир отряда держался на ногах уверенно и казался полностью расслабленным, словно и не побывал сейчас в бою. Из-под разрубленного наплечника медленными толчками стекала кровь, на шлеме виднелось несколько больших вмятин, но он совсем не обращал внимания ни на раны, ни даже на отходящих варваров, а пристально разглядывал что-то внизу.

Торстен тоже с удивлением разглядел стелящийся по земле туман, но в этот момент белесые полотнища взметнулись по его ногам вверх, и он вдохнул пропитанный влагой воздух. На норда словно разом навалилась неподъемная тяжесть, и пехотинец рухнул как подкошенный.

Рядом падали и другие солдаты. Уже лежа на боку, Торстен разглядел, как командир гвардейцев в отчаянном усилии кидает свой меч в сторону смутно виднеющейся в тумане фигуры, вокруг которой в страхе расступались горцы. А последним что увидел норд, прежде чем окончательно погрузиться в беспамятство, был грозно разевающий жала рыжий муравей, готовый до конца защищать свое жилище, разрушенное ногами глупых людей.

Глава 19

Ирси открыл глаза. На него, не мигая, уставилась пара вертикальных зрачков, обрамленных ярко-оранжевой радужкой. Ульд медленно закрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прогнать это видение и привести мысли в порядок. Чувствовал юноша себя скверно. По телу расползлась противная слабость, а голова кружилась. Очень хотелось пить.

Когда Ирси вновь осмелился открыть глаза, жуткий взгляд никуда не исчез, правда, немного отдалился. Теперь стало видно и очень бледное, с сероватым оттенком кожи, лицо человека лет тридцати. Неизвестный смотрел на ульда и широко улыбался, демонстрируя неприлично развитые для обычного человека клыки.

— Вот и все. Теперь-то точно сдвинулся, если такие видения посещают, — с тоской подумал Ирси. В детстве он любил страшные сказки, особенно про вампиров. Естественно, повзрослев, ульд понял, что на самом деле они не существуют, и никогда не существовали. Вот только смотрящее на него видение имело подозрительное сходство с их описаниями.

— Очнулся? — голос человека, смахивающего на вампира, был вполне нормален, разве что чуть-чуть хрипловат.

Ирси хотел что-то ответить. Но тут он наконец-таки смог привести мысли в порядок и сообразил, что к нему обращается вовсе не вампир. Это был один из тех несчастных, что подверглись экспериментам местных магов. Именно этим и объяснялись странности в его облике. Присмотревшись ульд разглядел, что и клыки у разговаривавшего с ним парня пусть и довольно большие, но все же вполне человеческие.

— Эй, ты как? Чего молчишь?

Ирси попытался ответить, но из пересохшего гола вырвался лишь жалкий хрип. К его губам поднесли чашу, и он стал жадно глотать теплую воду, сейчас казавшуюся ему божественным напитком.

— Что произошло? — спросил ульд, наконец утолив жажду.

— Это у тебя надо спрашивать, — довольно ухмыльнулся незнакомец, вставая.

Ирси с трудом сел и огляделся. Он лежал все на той же злосчастной каменной плите, где проводились эксперименты. Помимо парня, с которым ульд разговаривал, вокруг столпилось еще трое человек. Одним из них был добротно одетый и упитанный юноша лет двадцати. Сразу бросалось в глаза, что его лицо украшали несколько живописных ссадин, а на скуле наливался внушительный синяк.

Еще двое — молодые парень и девушка, если судить по их оборванной одежде и изможденному виду, недавно были здесь пленниками. Всмотревшись им в лица, Ирси вздрогнул. Они были очень похожи, и ульд предположил, что это брат с сестрой. Но юношу насторожило отнюдь не фамильное сходство, а неестественная бледность их кожи. Но в отличие от того парня, что привел Ирси в чувство, глаза у парочки были обычными человеческими. Тем не менее, он решил, что над ними тоже изрядно потрудились местные маги — ничем другим объяснить такую бледность ульд не мог.

— Да я толком ничего не помню, — неуверенно ответил Ирси, а потому уже более твердым голосом добавил. — Маги ставили очередные опыты, а потом темнота. А вы что видели? Что произошло? Где хозяйничавшие здесь маги?

— На последний вопрос ответить не трудно — вон они в уголке все мирно лежат, — кровожадно ухмыльнулся незнакомец, указывая куда-то за спину Ирси. Оглянувшись, ульд действительно увидел сваленные в кучу тела.

Юноша непроизвольно сглотнул, и незнакомец, заметив его испуг, растянул бледные губы в довольном оскале. Внутри Ирси удушающей волной всколыхнулось ярость. С трудом сдерживаясь, ульд посмотрел прямо в глаза улыбающегося человека. Ему до боли хотелось, чтобы он осмелился бросить ему вызов. Пальцы Ирси невольно скрючились, словно заканчивались когтями, а верхняя губа приподнялась, обнажая клыки. В груди начинало зарождаться клокотанье. Но незнакомец, заметив реакцию ульда, лишь удивленно моргнул и отвел взгляд.

— Рассказывайте, кто вы такие, как сюда попали и что видели, — Ирси и сам поразился звучащей в его голосе властности. Клокочущая в нем ярость требовала выхода, и он неожиданно для себя облачил ее в холодный лед слов.

— Мое имя Сиал. Волею судьбы мне довелось оказаться в плену у здешних магов. После их издевательств я едва не протянул ноги, но, как видите, пока жив, — все это было сказано уверенным тоном, но Ирси почему-то казалось, что этот уже не молодой и много повидавший мужик сам удивляется своей готовности отвечать на вопросы ульда.

— Что ты видел? — Ирси и не подумал убирать сталь из голоса. Что-то внутри него подсказывало, что сейчас ни на секунду нельзя показывать слабость.

— Да почитай ничего. Сидел в своей клетке, когда маги опять начали свои скаренные ритуалы. Магичили они долго, а потом жуткий скрежет, и меня вместе с топчаном впечатало в стену. Встал, а в зале уже все мертвы, — в голосе Сиала больше не сквозило и тени эмоций.

— Выбрался-то из клетки как? — Приподнял бровь Ирси.

— А вот у этого урода спроси, — Сиал сильно пнул сжавшегося в страхе упитанного и добротно одетого юношу — Он сам ко мне в клетку заскочил.

Ирси с новым интересом перевел взгляд на пленника — в его статусе он больше не сомневался. Внезапно в нем мелькнуло ощущение узнавания. Он уже чувствовал этот запах, когда ему в рот заливали очередной отвратительный эликсир. Ульд понял, что перед ним один из помощников ставивших тут эксперименты магов, и на него вновь нахлынул приступ ярости, а из груди вырвалось глухое рычанье.

— Я все, все расскажу! — Испуганно зачастил пленник, восприняв ярость в глазах ульда, как неудовольствие своим молчанием. — Во время эксперимента я находился за пределами этого зала. Я не знаю, что тут произошло. Когда мы вбежали сюда, уже все лежали. На свободу вырвалось несколько тварей, и они кинулись на нас. Остальные помощники попытались использовать магию, но я-то не мог! Я участвовал в подготовке и был полностью пуст! Я ничем не мог им помочь, схватил ключи и бросился к первой попавшейся клетке. Вот и все, клянусь вам!

Ирси перевел взгляд на Сиала и тот кивнул, подтверждая слова пленника.

— Ну и что стало с остальными помощниками и просто охранниками, которых не было в зале? — спросил ульд.

— Их всех загрызли, — опустив глаза, тихо произнес пленник.

— А твари пустоши где? — удивился уже успокоившийся Ирси. В ушах зашумело, и на секунду показалось, что до него далеким эхом доносятся чьи-то голоса. Он несколько раз встряхнул головой, прогоняя наваждение.

— Друг друга перегрызли, а последнюю изрядно порванную гончую я добил, — ответил Сиал и с некоторым вызовом вновь посмотрел в глаза ульду.

— Добил, говоришь. Хвалю, — несмотря на новую вспышку ярости, ульд нашел в себе силы улыбнуться, а Сиал вновь поспешно опустил взгляд. — А вы кто будете?

— Я Юлин, а это моя сестра Юлиана, — несколько робея, представился одетый в лохмотья юноша. — Мы тоже пленниками были. Во время ритуала я еще успел разглядеть яркую вспышку, а потом был скрежет, и нас приложило о стену. Потом в зал забежало несколько людей, и на них бросились чудовища. Когда Сиал уничтожил последнюю тварь, он нас выпустил. Вот и все.

— А тела кто в угол таскал? — вновь приподнял бровь Ирси.

— Мы все и таскали, — с удивлением ответил Юлиан. — Кто же еще?

— Ладно, в целом понятно, — Ирси не стал спрашивать, зачем им это понадобилось, и на секунду задумался. В конце концов, он решил, что пришла пора представиться и самому. — Мое имя Ирси.

— Так, а к тебе у меня еще много вопросов, — ульд вновь вперил свой взгляд в сильно потеющего упитанного юношу. — Но для начала — ты знаешь, как снять ошейник у меня на шее?

— Да, — кивнул пленник и тут же икнул. Он уже вспомнил, что этот ульд, от которого так и тянуло яростью и желанием убивать, никто иной как маг. Снимать с него ошейник ему совсем не хотелось. Стоило бы протянуть время, пока его магический резерв не восстановится, а уже затем повернуть ситуацию в свою пользу. Но этот тщедушный ульд пугал его настолько, что он с трудом мог мыслить связно, и заставить себя соврать юноша не смог.

— Так снимай, и поживее! — Ирси подобрался, словно хищник, почуявший добычу. Юноша обреченно кивнул и шагнул к нему, но в этот момент ульд уловил чуть в стороне движение. Остальные тоже его заметили и перевели испуганные взоры на зашевелившееся тело. Это был тот самый могучий парень, что стал одной из жертв рокового последнего эксперимента. Не открывая глаз, он медленно приподнялся, втягивая трепещущими ноздрями воздух, а потом протяжно и отчаянно взвыл, задергавшись в оковах.

— Ох ты ж, ляжки Сандоры[29]! Это что еще за скаренное чучело?!? — в голосе Сиала сквозил не то чтобы испуг, но некоторая оторопь. Ирси удивленно хмыкнул, а остальные просто со страхом смотрели на это существо, когда-то бывшее человеком.

А несчастный продолжал выть и извиваться в оковах. Ирси уже начал подумывать о том, чтобы найти что-нибудь поострее и прекратить его мучения, когда тот начал преображаться. Выглядело это действительно жутко. Сначала на неестественно бледной коже человека начала выступать отвратительная слизь, а потом он забился в судорогах, меняясь на глазах. Через каких-то несколько секунд на плите уже корчилось непонятное существо, напоминающее разом и человека и тварь пустоши.

— Эй, ты! — от волнения Ирси даже забыл, как зовут того парня, что привел его в чувство. — Чем ты там гончую убил? Надо это существо уничтожить, да поскорее!!!

Сиал выхватил длинный кинжал, но приближаться к непонятному то ли человеку, то ли хищнику не спешил. И это стало ошибкой. Через несколько секунд, закончив превращение, кошмарное существо резко дернулось в оковах и оказалось на свободе.

Сзади раздался чей-то всхлип, но Ирси не мог отвести взгляда от приближающейся смерти. Теперь, когда существо выпрямилось, он мог рассмотреть его во всей красе. Ростом оно было с обычного человека, но благодаря могучему сложению выглядело значительнее кряжистее. Иногда этот монстр, сильно горбясь, поднимался на двух ногах, но при движении постоянно припадал на все четыре конечности. Кожа была покрыта толстым слоем слизи от этого и казалась темной. На руках выросли внушительные когти, а человеческое лицо превратилось в уродливую морду с торчащим во рту устрашающим набором клыков. На людей, не мигая, смотрели узкие вертикальные зрачки, обрамленные ярко-оранжевой радужкой.

У Сиала не выдержали нервы, и он с криком метнул свой кинжал, целясь в кошмарную фигуру. Но неизвестное существо оказалось быстрее. Молниеносным движением оно припало к земле, и клинок лишь напрасно рассек воздух. Ирси разглядел, как под кожей перекатываются могучие мускулы, и понял, что им даже всем вместе не справиться с этим монстром, созданным для убийств. А хищник начал кружиться вокруг людей, медленно приближаясь все ближе и ближе.

Все замерли, боясь даже пошевелиться. А Ирси, словно зачарованный, не мог оторвать взгляда от ужасного, но в тоже время чем-то прекрасного и грациозного хищника. Круги все сужались, и ульд почувствовал, что еще несколько мгновений и существо прыгнет. Ошейник все еще не давал ему применять свою магию, и он понял, что сейчас умрет. Страх принес за собой уже привычную ярость, и ее обжигающая волна вымыла любые мысли и чувства, оставив только жажду убивать. Зарычав, Ирси шагнул навстречу хищнику, осмелившемуся покуситься на него.

Сиал стоял и ждал смерти. За последние месяцы он уже столько раз смотрел ей в лицо, что даже как-то свыкся с мыслью, что жить ему осталось недолго. Сиал давно для себя решил, что терять в этом мире ему нечего. Никто не будет лить о нем слезы. Вряд ли даже кто-то просто вспомнит о том, что когда-то жил такой человек. А значит, смерть была не так уж и страшна, она означала лишь конец мучениям. Но сейчас все было по-другому. Умереть, оказавшись на пороге вожделенной свободы, казалось последней изощренной издёвкой судьбы.

Сиал был уроженцем Коринсии — второй по величине страны материка после Гирской империи. Третий сын купеческого приказчика, он с детства был обучен грамоте, письму и счету. Казалось, что ему предопределено повторить путь своего отца, но непоседливого юношу манила другая стезя. Он бредил сказаниями о доблестных войнах и прекрасных принцессах, кровавых схватках и роскошных пирах. Вместе с соседскими мальчишками сорванец готов был часами размахивать палками, воображая себя рыцарем.

Но отец Сиала твердо знал, что воинская служба — это последнее что он бы желал своему сыну. Поэтому за воспитание непутевого отпрыска почтенный купеческий приказчик взялся со всем старанием, используя для этого строжайшие запреты и розги. И поначалу казалось, что его четырнадцатилетний сын взялся за ум. Он стал прилежно заниматься подобающими науками, покорно слушался отца, помогал на купеческом подворье вместе со старшими братьями. А потом Сиал сбежал, отправившись навстречу вольному ветру и приключениям.

Судьба благоволила к несмышленому юноше. Он не сгинул в жестоком мире, который так отличался от прекрасных баллад и сказаний. Вдоволь постранствовав, Сиал даже сумел осуществить свою мечту и стать воином, прибившись к ветерану наемнику, который в редком порыве жалости взял под свою защиту недоросля. Когда опытный воин был убит в одной из стычек с крупной бандой разбойников, юноша уже достаточно окреп и смог самостоятельно податься в наемники.

Сиал не единожды клял себя за побег из дома, и с тоской вспоминал мудрость своих родителей. Но что-то исправить, судьбой ему было не дано. Когда через восемь лет он приехал в родной дом, оказалось, что отца и матушку унесло моровое поветрие всего с полгода назад. Старший из братьев погиб в трактирной драке, второй стал купцом и постоянно находился в разъездах. А для остальных родственников Сиал был чужим. Вот и пришлось ему вновь возвращаться к единственному ремеслу, которое он освоил — проливать свою и чужую кровь за золото нанимателя.

Очередной контракт казался довольно легким. Одному из магов требовалась охрана и люди для выполнения различных поручений. Но вскоре Сиал понял, что ввязался во что-то серьезное. Если похищения людей не слишком взволновали наемника повидавшего на своем веку и не такое, то вот от проводимых в крепости экспериментов у него в жилах стыла кровь. Сиала не волновала судьба несчастных, над которыми ставили опыты маги. Но он понимал, что все это делается в строжайшей тайне, а значит, живых свидетелей никто не отпустит.

Сиал тщательно готовил побег. Наемнику удалось скрыться от мага, которого он сопровождал в поездке в город. Не теряя времени, Сиал бежал в леса. Две недели он пробирался глухими тропами, прежде чем решился впервые выйти к человеческому жилью. А еще через два дня его поймали. Сиал даже ничего не успел понять — просто тело перестало ему повиноваться и покорно вышло во двор таверны, чтобы наемник предстал перед кровожадно улыбающимся магом, от которого он так неосмотрительно попытался сбежать.

Сиал вновь оказался в ненавистной крепости, но теперь не в качестве охранника, а материала для нужд магов. Его жизнь превратилась в пытку чередой бесконечных опытов. Он потерял счет дням, мечтая только о смерти. Но удача в очередной раз улыбнулась наемнику, и непонятная катастрофа подарила свободу. Сначала он рассчитывал получить ответы у ульда, найденного в центре каменной плиты, на которой проводился эксперимент. Но тот не пролил свет на произошедшее. Зато, неожиданно для Сиала, держался недомерок уверенно и даже нагло, словно не сомневался в своем праве командовать горсткой выживших.

Несколько раз наемник хотел поставить выскочку на место, но неизменно ловил взгляд, наполненный звериной яростью, и не решался вступать в конфликт. Сиал не хотел себе в этом признаваться, но с виду вполне обычный ульд пугал его. Каким-то неведомым обостренным чувством наемник ясно различал таящуюся в нем смертельную опасность. Ему казалось, что этот недомерок просто наполнен звериной яростью и только ждет повода, чтобы дать ей выход. Умом Сиал понимал, что легко справится с щуплым ульдом, но развитое годами скитаний чувство опасности кричало об обратном, и пока он предпочитал к нему прислушиваться.

Когда очнулось существо, прикованное к плите, и которое все так неосторожно посчитали мертвым, наемник внезапно для себя запаниковал. Он чувствовал излучаемую этой тварью опасность. Нужно было расправиться с ней, пока она не пришла в себя до конца, но Сиал в страхе промедлил, а потом уже было поздно. Отчаянный бросок кинжала лишь оставил наемника полностью беззащитным перед лицом надвигающейся смерти.

Рядом раздалось низкое угрожающее рычание. Сиал перевел взгляд на ульда. От невысокой тщедушной фигурки веяло такой звериной яростью, что наемника передернуло. Ирси плавно и неторопливо вышел вперед. Два хищника застыли друг напротив друга. Внешне ульд нисколько не изменился, но Сиал готов был поклясться, что сейчас он был не разумным существом, а таким же хищником как монстр, застывший напротив.

На секунду в зале повисла тишина, а потом кошмарное существо, застывшее перед людьми, ответило яростным ревом. Этот хищник не боялся противника, который сначала и вовсе показался добычей — сладко пахнущим двуногим. Он подобрался к прыжку, готовясь растерзать небольшое существо осмелившееся бросить ему вызов.

Разум Ирси заволокла пелена ярости. Он с трудом удерживал сознание на грани беспамятства, отстраненно наблюдая, как его тело, подчиняясь инстинктам зверя, бросает вызов кошмарному оборотню. Но этот хищник не испугался внезапному преображению ульда. В нем плескалась не меньшая ярость, и он с радостью готов был выплеснуть ее в короткой беспощадной схватке. Ирси понял, что жить ему остаются считанные мгновенья. Несмотря на внутреннее преображение, его тело по-прежнему оставалось слабым. Шансов против могучего хищника не было никаких.

В этот момент накатил очередной приступ. В голове вновь бесконечным прибоем зазвучали обрывки чьих-то слов, нахлынула волна слабости и жуткого ощущения, что он растворяется в волнах чужих мыслей. Звериная ярость ушла, оставив после себя пустоту и отчаянье. Пытаясь не упасть, Ирси с бессильной ненавистью уставился на оскалившегося оборотня, жалея, что не может воспользоваться магией. Но монстр не нападал, а ульд внезапно почувствовал недоумение хищника, вновь переставшего чувствовать сильного и яростного противника.

Ирси замер, потрясенный тем, что сумел проникнуть в разум этого существа, не применяя магию. Он осторожно попытался прощупать его сознание и тут же замер в испуге. Рядом с яростью зверя крылись отчаянье и страх разумного существа. Ульд осторожно потянулся к этим чувствам, а потом уже увереннее начал настойчиво их подталкивать, пытаясь помочь им вытеснить все остальное.

Оборотня затрясло. Взревев, он несколько раз мотнул уродливой башкой, а потом рухнул на пол и начал преображаться. Через несколько секунд на камнях неподвижно лежало могучее, но человеческое тело. Сзади раздались рыданья, и оглянувшись, Ирси увидел как слезы стекают по щекам упитанного помощника магов.

Сиал подобрал свой кинжал и с опаской направился к лежащему телу. В его глазах читалась твердая решимость не повторять ошибок и зарезать оборотня пока есть возможность.

— Стой, он больше не причинит нам вреда. Пусть лежит. — Ирси вновь внутренне удивился властности своего голоса, а потом, недобро прищурившись, уставился на пленника. — А ты давай — живо снимай с меня ошейник.

Сиал хотел возразить, но передумал. Перечить ульду, сумевшему каким-то образом совладать с таким монстром, у него не было ни малейшего желания.

Между тем, пленник, изрядно порывшись в горах разбитого оборудования, извлек оттуда какой-то невзрачный жезл. С его помощью он за несколько минут снял с ульда ненавистный ошейник.

Получив возможность свободно использовать магию, Ирси едва не впал в эйфорию. Теперь он казался себе всемогущим, и лишь усилием воли юноша не позволил расцвести на лице глуповатой улыбке. Давя в себе неуместные порывы, ульд быстро обдумал сложившуюся ситуацию и решил, что вот теперь самое время для вопросов.

— Отвечай, — Ирси просто посмотрел в глаза пленнику, но тот, словно чего-то испугавшись, поспешно опустил взгляд, и ульд на всякий случай добавил. — Очень советую говорить быстро и правдиво. Кому тут все подчинялись? Кто давал деньги? Какое-то государство? Сообщество магов? Отвечай!

— Я не знаю, клянусь вам, этого я не знаю, — в панике затрясся пленник. — Я подчинялся своему учителю. А тут руководил всем один из магов! Больше я ничего не знаю!

— Что тут проводились за эксперименты? — голос ульда не изменился и по-прежнему был спокоен, но все почувствовали, что в нем вновь начинает разгораться ярость.

— Серия экспериментов различных видов трансмутации, — поспешно выпалил юноша.

— Ты околесицу не неси! Говори ясно, что с нами сотворили! — взорвался Сиал.

— Вы трое подверглись ограниченной трансмутации тела, — опасливо поглядывая на наемника начал пленник.

— Что в них изменили? — Спокойно спросил Ирси, положив руку на плечо Сиалу, не давая ему кинуться на бывшего помощника его мучителей.

— Сущую малость. Они из партии по отработке незначительных изменений. Несколько увеличена сила, скорость, реакция. Значительно усилена регенерация. У вот этого еще улучшены координация, зрение и слух, — пленник указал на злобно смотрящего на него Сиала.

— А почему они все такие бледные? — полюбопытствовал Ирси.

— Во-первых, чуть изменилась кожа. Ее верхние слои стали толще. Кроме того, потоки крови значительно перераспределены на внутренние органы. Со временем тело приспособится и бледность не будет такой заметной, — коснувшись хорошо знакомой темы, пленник почувствовал себя увереннее, и в его голосе даже начали проскальзывать нотки превосходства.

— Других изменений нет? Восприимчивость к каким-либо внешним воздействиям повышена? Возможны ли обратные изменения? — спокойно расспрашивал пленника Ирси.

— Мы как этот парень в монстров превращаться не начнем? — взволнованно выпалил Юлин.

— Нет, ничего в них больше не изменилось. Они по-прежнему люди, только чуточку лучше. И стать как прежде могут только после проведения обратных изменений, что еще труднее, чем первоначальные опыты.

— А со мной что сделали? — этот вопрос ульд задал все тем же ровным тоном, но пленник разом вспотел и вновь втянул голову в плечи.

— Истинная трансмутация сущности. Ваше тело осталось прежним, но ментальная, энергетическая и астральная оболочки были полностью изменены.

— Это я и без тебя догадался. Есть ли способ обратить эти процессы? — Ирси уже и сам знал ответ на свой вопрос, но не спросить об этом было выше его сил.

— Нет, — пленник сжался, ожидая удара, но пугающий его до дрожи ульд лишь грустно кивнул головой в такт собственным мыслям.

— А эта тварь, что нас едва не порвала? — Ирси кивнул на распластанное тело.

— О, это вершина всей нашей работы! — пленник оживился, словно на секунду забыв, в каком незавидном положении он оказался. — Мы сумели воплотить в жизнь легенды! Контролируемая полная трансмутация с возможностью обратимости! Это существо одновременно и человек и страшный хищник. Все в нем — и разум и тело, плод долгих усилий и кропотливой работы. Произведение искусства! Доказательство того, что возможности человеческого разума безграничны!

— Ты это — давай поменьше слов. А то нам тут станет неудобно, что мы не настолько совершенны как эта склизкая туша, — Сиал многообещающе смотрел на пленника.

— Это что — настоящий оборотень? — приподнял бровь Ирси, прервав неловкую паузу.

— Да! Я же вам это и твержу! Даже в человеческом обличье он физически превосходит обычных людей, а уж во второй форме и вовсе воплощение смертоносности! Более того, мы вдобавок сумели воплотить мечту многих поколений магов. У этого существа значительно развито сопротивление к прямым воздействиям магии! — Пленник опять с гордостью обвел горящим взором остальных выживших.

— Ладно, хватит хвалиться вашими достижениями, — Ирси с иронией смотрел на жалкого помощника мага. — Ты лучше объясни такое сходство плодов ваших экспериментов с некоторыми мифическими существами из сказок и легенд. Если у тебя было трудное детство, то могу напомнить. Я о внешнем сходстве с вампирами и настоящем оборотне.

— Ну, мастер Зэал высказывал гипотезу, что когда-то подобные эксперименты проводились и раньше, а все эти легенды лишь отголоски народной памяти о похожих существах. Я в это не верю — наша работа абсолютно уникальна.

— Ладно. Что ты можешь сказать о последнем эксперименте? Зачем в нем был нужен я и что произошло? — Ирси задал давно мучивший его вопрос.

— Это был заключительный эксперимент в целой их серии. При помощи посредника, — тут пленник запнулся, ожидая реакции ульда, но, заметив, что тот продолжает спокойно его слушать, поспешил продолжить. — При помощи посредника должно было завершиться полное слияние сущностей объектов, после чего подопытный смог бы оборачиваться. Судя по всему, эксперимент прошел успешно. Как я уже говорил, меня не было в зале, и я не знаю, что произошло в конце, почему наружу вырвалась столь разрушительная сила, убившая всех магов.

Ирси задумчиво кивнул собственным мыслям и дал знак остальным выжившим, разрешая им задавать вопросы, а сам направился к распластанному телу оборотня. Опустившись рядом с ним на колени, юноша осторожно потянулся магическими щупальцами, исследуя энергетику и ментальную оболочку существа. Как он и предполагал, его мысленному взору предстала страшная и завораживающая картина. Изменений в сущности было даже больше, чем у самого ульда. Теперь становилось понятно, почему парень едва очнувшись, превратился в зверя. Тяжело вздохнув, Ирси принялся за работу, стараясь хоть немного упорядочить эту мешанину из нормальных человеческих и совершенно чуждых каналов.

Когда ульд решил, что больше ничего сделать уже не может, он немного помедлил, но затем, разом решившись, мысленным усилием заставил человека очнуться. Сначала оборотень принюхался, а потом осторожно открыл глаза. Могучий парень сжался, словно ожидая удара, и с недоверием уставился на окружавших его людей.

— Не бойся. Тебе никто не причинит вреда, — мягким, но уверенным голосом произнес ульд.

— Кто вы? Где я? — и не думал успокаиваться оборотень.

— Мы такие же узники в этой крепости. Все маги, ставившие на нас опыты, уничтожены. Мы свободны. Но над тобой эти скаренные ублюдки потрудились изрядно, превратив в оборотня. Ты уже один раз приходил в себя, но от непривычных ощущений и проблем с органами чувств, сразу превратился в зверя.

Парень с недоверием смотрел на ульда, пытаясь осмыслить сказанное им.

— Как оборотень? — наконец оторопело спросил он.

— К сожалению, это так, — улыбнулся Ирси ошарашенному парню. — Изменить уже ничего нельзя, придется тебе учиться жить с этим. Я сам разбираюсь в магии и немного подлатал тебе разум и энергетику. Если возникнут какие-то трудности, сразу говори мне.

— А? — парень совсем запутался и просто растерянно смотрел на ульда.

— Как тебя зовут? — Ирси решил, что необходимо растормошить оборотня, и создал ментальный посыл, вкладывая в него ощущение дружелюбия.

— Вервальд, — несмело улыбнулся гигант. Он с трудом верил в то, что бесконечный кошмар последних месяцев закончился, но почему-то чувствовал непонятную симпатию и доверие к этому маленькому ульду.

— Отлично. А я Ирси, — широко улыбнувшись, ульд шагнул вперед и протянул руку. После секундного колебания человек пожал ее и тоже робко приподнял уголки губ.

Пока Ирси возился с оборотнем, остальные продолжали расспрашивать бывшего помощника. Даже Юлин и Юлиана, которые до этого предпочитали в основном помалкивать, задали несколько вопросов. Сиал же просто обрушился на пленника, пытаясь вытрясти из него малейшие детали.

— Как вы держали связь с внешним миром? Должен ли сюда вскоре кто-то прибыть? Где хранились запасы оружия и денег? — Сиал засыпал пленника вопросами, но тот мало что знал и оказался почти бесполезен. Оставив напрасные попытки вытрясти из него что-нибудь дельное, наемник вместе с остальными выжившими принялся внимательно осматривать здание. Он предпочел умолчать, что когда-то жил здесь в статусе одного из охранников, но и без его подсказок бывшие пленники быстро обшарили все уголки.

Результатами поисков стали несколько неплохих мечей, секир и копий, с полдюжины добрых луков, изрядное количество кольчуг и прочих элементов доспехов. В погребе, где хранились продукты, успел побывать кто-то из обитателей пустоши, но провианта на несколько дней пути все же набрали. Денег было найдено достаточно много, и Ирси, не задумываясь, разделил их всем поровну.

Ульд не стал одевать даже кольчугу, ограничившись великоватыми кожаным дуплетом и сапогами, а также вполне приличными суконными портками и рубахой. Из оружия он взял пару длинных кинжалов, и морщась, выбрал один из луков.

Вервальд одежду себе нашел с большим трудом, слишком он был велик. Из доспехов молодой парень и вовсе ограничился парой стальных наручей. Зато оборотень подобрал по руке внушительную булаву и пару топоров. Еще гиганту приглянулся небольшой изящный кинжал, который в его лапище смотрелся как игрушка. Клинок в красиво украшенных ножнах тут же был засунут за пояс.

Юлин легко нашел себе одежду по размеру и облачился в кольчугу. Из оружия он взял меч, кинжал и тяжелое копье. Его сестра на доспехи внимания не обратила, а вот лук себе по руке подобрала, а также прихватила небольшой кинжал в изящных ножнах. С одеждой Юлиане вначале везло меньше всех. Долгие поиски уже начали не на шутку раздражать Ирси, когда, в конце концов, к всеобщей радости были обнаружены вещи одной из волшебниц, и проблема с тряпками для единственной женщины в их отряде была решена.

Кто отвел душу, так это Сиал. Он долго и придирчиво изучал всевозможные железяки и, в конце концов, таки подобрал себе доспех и оружие по вкусу. Не слишком новые, но зато умело изготовленные кольчуга, наручи, поножи тут же были им надеты на себя. Взял наемник и открытый шлем. Из оружия он подобрал себе по руке секиру и меч, не побрезговал и небольшим треугольным щитом. О мелочах вроде пары длинных кинжалов и десятка метательных ножей не стоит и говорить.

Было найдено и много всевозможных артефактов. Ирси долго расспрашивал пленника, а потом с опаской отобрал несколько знакомых, предпочтя не связываться с теми, чье предназначение оставалось ему неведомо.

Также ульд прихватил с собой и несколько внушительных фолиантов, в которых велись записи о проводимых экспериментах. Взять все он не мог, поэтому пришлось бегло пролистать лишь некоторые из них и довериться своему чутью.

— А с ним что будем делать? — кивнул на сжавшегося в углу пленника Сиал, когда весь провиант и вещи были разложены по нескольким удобным и вместительным торбам.

— С ним? Хм. Мне жаль, что все эти гениальные маги — выдающиеся теоретики и главное экспериментаторы, погибли, — Ирси задумчиво посмотрел на сваленную в углу кучу тел, а потом перевел взгляд на просветлевшее лицо пленника. — Действительно жаль. Теперь я сам не смогу медленно замучить каждого из этих скаренных ублюдков. К счастью судьба оставила нам небольшой подарок.

Упитанный юноша даже не успел толком испугаться, когда скрюченные пальцы ульда вонзились ему в глаза. Пленник захлебнулся в протяжном и пронзительном вопле, который, впрочем, тут же прервался, когда Ирси вырвал у него кадык. Остальные бывшие узники спокойно смотрели на расправу и если о чем и жалели, то о том, что ульд не сдержался и убил его слишком быстро. Ну а Сиал еще порадовался своему решению не сообщать остальным, что когда-то был одним из тюремщиков на службе у ныне сваленных в кучу выдающихся теоретиков и экспериментаторов.

* * *

— Ну что, куда теперь двинемся? — Сиал пристально вглядывался в раскинувшуюся до горизонта пустошь, откуда они выбирались последние три дня. Способностей Ирси оказалось достаточно, чтобы их маленький отряд не знал проблем с тварями, населявшими эти негостеприимные места.

В пути выжившие успели неплохо познакомиться, но темы о том, что делать дальше старательно избегали. Эти несколько дней в безлюдной пустыне оказались не лишними. Измененные люди с оторопью осваивались с новыми возможностями. Юлиана, и раньше бывшая неплохим стрелком, продолжала оттачивать это мастерство. Парни больше тренировались в ближнем бою, пытаясь понять, насколько они стали сильнее и быстрее.

Несколько раз по просьбе Ирси Вервальд оборачивался. Ульд пытался научить оборотня контролировать себя в форме зверя, но пока это давалось с трудом. Поначалу лишь магическое искусство юноши не давало Вервальду накинуться на товарищей. Тем не менее, с каждым разом он все лучше себя контролировал. Правда, случалось, что на него накатывали приступы ярости и в людском обличье. Сначала Вервальд сразу преображался в беснующегося хищника, но постепенно ульд приучил его сдерживаться и оставаться человеком.

Ирси неожиданно для себя стал в небольшом отряде лидером. Даже Сиал не рисковал бросить ему вызов и перечить, а Вервальд и вовсе безоговорочно признал верховенство ульда, чье искусство помогало ему не превратиться в дикого зверя.

— У кого-нибудь есть надежное убежище? Вас где-то любят и ждут? Вообще есть куда идти? — Ирси обвел взглядом помрачневшие лица и грустно усмехнулся. — Я так и думал. Нам всем некуда идти. Нужно подаваться подальше от пустоши и туда, где не задают лишних вопросов.

— Может быть в наемники? Мне довелось вдоволь постранствовать в этой роли. Никого не интересует, откуда родом тот, кто готов проливать кровь за деньги. А что предложить нам есть. Даже Юлиана не будет лишней — меткость ее стрел мы уже оценили.

— Хм. А это вариант, — улыбнулся ульд, который уже давно решил, что им нет другого пути как в наемники и мысленно считал этот вопрос решенным. — Юлиану мы в обиду не дадим, да теперь она и сама способна на многое. А уж с моими способностями нас наемники оторвут с руками. А там глядишь людишек наберем и свой отряд создадим. Только смотрите, про мою магию не болтать! Все, что надо, я буду сам говорить.

— Да, вот еще, — продолжил Ирси, дождавшись, когда все выразят согласие. — Мне необходимо заглянуть в один городок неподалеку.

Проникнуть в Фанрост не составило труда — на ульда даже никто не обратил внимания, хотя нелюди и не были частыми гостями в этих краях. Знакомыми переулками Ирси направился к дому Тэрала. Против ожиданий, на стук долго никто не выходил. Ульд уже собирался развернуться и уйти, когда массивная дверь отворилась, и на пороге возник внушительных размеров полуголый мужик разбойничьей внешности.

— Чего тебе, недомерок? — поросячьи глазки с трудом остановились на лице юноши.

— Мне нужен Тэрал, — Ирси постарался произнести это с почтением, с трудом подавляя желание мысленным усилием заставить этого борова вести себя как ему больше подходит — словно обычная уважающая себя свинья.

— Нет тут никаких Тэров, проваливай, — даже не став тратить свое драгоценное время на недомерка, здоровяк просто захлопнул дверь и отправился дальше выводить замысловатые рулады храпа.

Ирси, стиснув кулаки, стоял перед закрытой дверью. Он понимал, что сейчас неподходящее время устраивать бойню, но как же тяжело ему далось сдержать рвущегося на волю зверя. От ярости заломило в висках, и он спешно направился прочь от дома, пока еще мог себя контролировать.

Ну, ничего. Мир тесный. Еще встретимся, боров проклятый. И тогда сочтемся. Есть много способов убивать. Я бы тебя познакомил сразу с несколькими из них, да помучительнее. — Услышь здоровяк мысли Ирси, он бы вряд ли смог дальше спокойно спать, не задушив собственноручно этого странного ульда.

Не зная где искать Тэрала, Ирси решил зайти в первую попавшуюся таверну. Народа в утренний час в зале было немного, и ульд, с наслаждением усевшись на широкой дубовой лавке, заказал себе вина и мяса. Дородная подавальщица, от которой вкусно пахло парным молоком и свежим мясом, поставила на широкий стол поднос со снедью.

Ирси сделал несколько больших глотков крепкого вина, а потом с наслаждением впился зубами в горячее мясо. Рот наполнился жиром и кровью из плохо прожаренного куска. Ульд ел жадно, разрывая мясо зубами и порыкивая от удовольствия, стараясь побыстрее набить живот, словно опасаясь, что появятся другие хищники, претендующие на его добычу.

Внезапно рядом раздался громкий взрыв смеха, и Ирси заметил, что трое охотников, устроившихся неподалеку, хохочут, указывая на него пальцами.

— Только гляньте на это скаренное чучело! Недомерок давится мясом так, будто до этого год жрал только собственное дерьмо! Кто этаких психов сюда пущает! — оттачивал остроумие один из трапперов, а остальные вторили ему дружными взрывами хохота.

Ирси тщательно облизал жир с пальцев, не спеша поднялся и направился к шутникам. Молодые и здоровенные охотники неприятностей от щуплого ульда не ожидали и лишь залились в новом приступе смеха.

— Вы полагаете, что я псих? — голос юноши был спокоен, и лишь приподнявшаяся верхняя губа и расширившиеся зрачки выдавали его ярость.

— Ползи отсюда, юродивый, мы тебе ничего пожрать не дадим, — рассмеялся один из сидящих за столом.

Ирси послушно сгорбился и, как всем показалось, начал поворачиваться, но тут же резко прыгнул на охотника, вонзая пальцы ему в глаза. Не успел траппер взвыть от ужаса и боли, как ульд уже впечатал подхваченный со стола тяжелый глиняный кувшин в висок его товарищу. Третий охотник, яростно взревев, начал подниматься из-за стола с намерением догнать и забить до смерти проклятого недомерка, но Ирси сам прыгнул к нему.

Кулак человека в каких-то сантиметрах разминулся с головой ульда, и скрюченные пальцы юноши впились в шею траппера. Рывок — и в руках удовлетворенно рычащего Ирси остался кадык шутника, а тот, хрипя и обливаясь кровью из разорванного горла, падает на пол.

Третий из охотников заворочался и попытался встать. Рассмеявшись, ульд отбросил вырванный кусок плоти и схватил его за волосы.

— Я не псих, — голос юноши был почти ласков, а в глазах плескалась безмятежность. Он с силой наступил на пальцы попытавшемуся опереться на руку охотнику.

— Я не псих… — Ульд аккуратно впечатал лоб скулящего человека в угол деревянной лавки, а в его голосе появились нотки обиды, словно у ребенка которого родители отругали за шалость.

— Я не псих! Я не псих!! Я не псих!!! — уже крича, Ирси с каждым словом обрушивал голову охотника на дубовую лавку, пока не превратил его череп в мешанину из осколков костей и кровавых ошметков.

Выпрямившись, юноша обвел взглядом остальных немногочисленных посетителей и прислугу таверны. Все они в ужасе замерли на месте, боясь даже пошевелиться, и с какой-то обреченностью смотрели на тщедушного ульда, с головы до пят забрызганного кровью.

— Я же им говорил, что я не псих, — произнеся это, ульд улыбнулся и тщательно облизал испачканные в крови пальцы. А потом подошел к тихо скулящему и руками зажимающему пустые глазницы охотнику. Не спеша достав нож, Ирси резанул молодого парня по шее с противоположной от себя стороны, а потом в гробовой тишине направился на кухню.

Там он вылил на себя пару ведер воды, нашел просторную холщевую сумку, куда накидал первой попавшейся под руку снеди и аккуратно положил несколько пыльных бутылок вина. Вернувшись в общий зал, ульд обнаружил, что все так и сидят на своих местах, боясь даже пошевелиться. Приступ ярости уже схлынул, и Ирси сообразил, что он неосознанно усилил внушаемый ужас ментальной магией. Рассмеявшись, юноша приложил палец к губам и, подмигнув икнувшему трактирщику, вышел на улицу.

Никто не обращал внимания на неспешно бредущего мокрого и взъерошенного ульда. Никто, кроме детей. Ирси заметил небольшую ватагу местных мальчишек, тычущих в его строну грязными пальцами и оживленно о чем-то спорящих. Губы ульда растянулись в довольной улыбке, и он направился к притихшей компании.

— Не хотите заработать? — спросил Ирси продолжая улыбаться.

— Заработать-то всяк хочет, — с подобающей его статусу важностью ответил старший из мальчишек, опасливо поглядывая на странного незнакомца. — Что надо-то?

— Однорукого Тэрала знаете? Укажите где его искать, получите пару медяков, — уже без улыбки небрежно обронил Ирси.

— Знать-то знаем. Да кто же его теперь сыщет? В городе изрядно его уже не видали. Мы бы слыхали, кабы где окрест объявился, — старший говорил уверено, но Ирси успел заметить несколько испуганных взглядов, которые осторожно кинули на вожака остальные отроки.

— Говори правду, — паренек даже не успел дернуться, как руки ульда крепко ухватили его за плечи, и полный ярости взгляд уперся ему в лицо. Остальные мальчишки прыснули во все стороны, и только медленно оседала на мостовую поднятая босыми ногами пыль.

— Нету его больше! Издох он! — плаксиво завыл мальчишка, незаметно примеряясь, куда бы пнуть проклятую нелюдь.

— Если правдиво поведаешь о его смерти, то получишь серебряный, — прошипел Ирси, подкрепив свои слова промелькнувшей в ловких пальцах монетой и очередным полным ярости взглядом.

— Аккурат через пару месяцев после пропажи отряда Хангена его из дома вышвырнули-то за долги, — на этом месте мальчишка в испуге замолк на секунду, сообразив, кем может быть этот странный ульд, но потом спешно затараторил дальше — Старику вздумалось показать свой гонор. Айзет со своими ребятами поучил его уму-разуму. Перестарались-то и забили до смерти. Вот и все. Клянусь. Гони монету!

— Не так быстро. Сначала ты меня отведешь к дому этого Айзета, — Ирси не спешил разжимать пальцы, крепко сжимающие плечо худощавого паренька.

— Так чего тут показывать-то? В доме Тэрала он и живет, — удивился тупости ульда парень.

— Значит в его доме поселились… Мир тесен, — медленно пробормотал Ирси, а его ноздри затрепетали, словно он уже чувствовал запах поджаривающейся на медленном огне плоти.

— Ладно. Благодарю за помощь, — небрежно обронил ульд, раздумывая, стоит ли умертвить этого мальчишку, стереть ему память, или просто отпустить. В конце концов, он пришел к выводу, что и так достаточно наследил в городе, поэтому кинул ему мелкую серебряную монетку и зашагал в сторону хорошо знакомого дома.

Устроившись в тени неподалеку от бывшего жилища Тэрала, Ирси приготовился ждать. Не прошло и часа, как из дома вывалилась компания из трех мужиков разбойничьего вида и направилась к городским воротам. Невольно кривя губы в кровожадной ухмылке, Ирси поспешил за ними следом.

Путь Айзета и его подручных лежал за пределы города. Изрядно пройдясь по пыльному тракту, они свернули на не слишком широкую тропу, петляющую между редкими деревьями. Ирси держался в удалении, благодаря магии не опасаясь потерять их из вида. Наконец в просвете показалась цель, ради которой Айзет и его ребята забрались в такую даль — просторный бревенчатый сруб. Ульд устроился на стволе поваленного дерева и принялся ждать.

Некоторое время в лесу стояла тишина. Потом из дома стали доноситься все более громкие крики. Пронзительно заверещала женщина, раздался яростный лай, тут же сменившийся полным боли визгом. Дверь сруба распахнулась, и в лес опрометью метнулся худощавый мальчонка лет десяти. За ним следом с проклятьями побежал один из подручных Айзета. Он быстро догнал паренька и, повалив на землю, стал избивать ногами, а потом за волосы поволок жалобно кричащего ребенка назад.

Из дома вальяжно вышел Айзет, сжимающий в руках окровавленный топор. Еще один из его подручных выволок рыдающую женщину, грубо повалил на землю, задрал ей юбки и приспустил с себя портки. С минуту он пытался насиловать впавшую в ступор жертву, а потом разъяренный отсутствием сопротивления начал колоть ее ножом. Но в бешенстве бандит перестарался и зарезал несчастную, полностью перемазавшись в крови.

Айзет и второй его подручный, развлекавшейся тем, что иногда пинал пойманного им мальчонку, встретили неудачу своего товарища веселым гоготом, а тот в бессильной ярости еще несколько раз пнул уже мертвое женское тело.

Ирси сидел и смотрел на происходящее, надежно укрытый за деревьями. Судьба хозяев сруба нисколько его не тронула, словно произошедшее в клетке у магов начисто вымыло из него прежние человеческие эмоции. Но это впечатление было обманчивым. Стоило ему подумать о судьбе Тэрала, и в нем удушающей волной всколыхнулась ненависть.

Ирси с тоской вспоминал однорукого охотника, не потерявшего присутствия духа и достоинства даже после увечья. Сколько таких прекрасных и далеких вечеров они провели с ним вместе за бутылочкой вина? Его друг, его учитель. Если в мире и оставалось живое существо, которому было небезразлично существование ульда, то это был Тэрал. Ирси вспоминал его уверенный голос, мудрые и понимающие глаза, дружелюбную улыбку, и в горле начинало клокотать от ярости, а глаза застилала кровавая пелена.

Резко вскочив, ульд шагнул к дому, ведомый желанием убивать. Айзет и его подручные не успели даже удивиться, когда волна магии заставила их бессильно растянуться на земле. Тяжело дыша, Ирси остановился над распростертыми ублюдками.

— Ты убил Тэрала? — голос ульда скорей походил на змеиное шипенье, но бандиты поняли его.

— Да, этот старик так забавно стучал культей по полу, когда я медленно давил ему яйца, — рассмеялся один из подручных Айзета, подстегнутый волной ментальной магии. Это был тот самый заплывший салом здоровяк, смахивающий на борова.

Ирси почувствовал, что теряет над собой контроль. Несмотря на все усилия, ярость затмевала разум. Желание рвать зубами и когтями эти куски отвратительно пахнущей плоти было настолько сильным, что он зарычал не в силах сдерживаться. Ментальное давление на разум лежащих исчезло, и все еще не способные встать бандиты испуганно завопили. Их чутье подсказывало, что сейчас этот странный ульд, чей бешеный взгляд наводил на мысли о диком звере, бросится на них, чтобы по-волчьи вцепиться в беззащитные глотки. Но контроль над телом еще не скоро должен был вернуться к бандитам, и все что они могли — кричать и сыпать угрозами.

Ирси уже готов был сдаться и, поддавшись ярости, позволить зверю внутри себя вырваться наружу, когда внезапно понял, что не сумев сдержать его сейчас, он никогда не сможет сделать это и впредь. Словно прозрев, ульд осознал, что с каждой минутой, прошедшей после навсегда изменившего его эксперимента, он все больше превращается в зверя. С каждым разом сдерживать ярость становилось все труднее, а разум все больше пасовал перед животными инстинктами. Шаг за шагом Ирси уступал, усиливая в себе животные начала. Бойня в таверне показала, насколько он уже близок к той грани, за которой исчезнет разумное существо, а останется кровожадный монстр, мучимый жаждой убивать.

— Неееет!!! - мысленно взвыл ульд, обхватив голову руками. — Я не сошел с ума! Я не животное! Я выдержу!!!

В висках тяжело стучала кровь. Желание убивать стало просто нестерпимым, но Ирси упорно боролся, не давая зверю внутри себя вырваться наружу. Он понимал, что нельзя позволить себе сорваться. Только не сейчас, когда жажда крови Айзета и его подручных слишком сильна. Убивать должен разумный, а не обезумевшее от ярости животное.

Во рту стало солоно. Ирси даже не заметил, как глубоко прокусил губу, и по подбородку потекли ручейки крови. И именно кровь, сводящая с ума, сладкая и притягательная кровь, сейчас позволила ульду на секунду отвлечься. А потом пришла боль, непривычно не подстегнувшая ярость, а немного отрезвившая. Грудь Ирси с трудом вздымалась, исторгая хриплое дыханье, а по его телу стекал обильный пот. Ему по-прежнему до боли хотелось убивать, но он уже сумел обуздать ярость и, дергаясь словно марионетка, начал медленно пятиться прочь от распластанных бандитов.

Но, одержав победу над собственными чувствами, Ирси столкнулся с другой проблемой. Теперь и его разум протестовал против того, чтобы оставить этих ублюдков в живых. Ульд понимал, что сейчас не может позволить себе сорваться и растерзать их, но и пощадить убийц Тэрала он не мог.

Рядом раздались тоненькие всхлипы, и на земле завозился тот самый мальчонка, которого славно обработал ногами один из бандитов. Ирси кровожадно ухмыльнулся, достал из-за пояса икнувшего Айзета кинжал и подошел к пареньку.

— Встать можешь? — даже в камне, лежащем в пустыне, жизни было бы больше, чем в тихом голосе ульда.

— Могу, — яростно прошептал мальчонка, размазывая слезы, и действительно — морщась от боли, с трудом, но встал на ноги.

— Ну, тогда тебе это пригодится, — Ирси протянул ему кинжал и развернувшись направился в лес.

Ульд не оглядывался и не видел, как мальчонка в исступлении неумело бьет кинжалом то одного, то другого из пронзительно визжащих беспомощных бандитов, убивших на глазах у ребенка его родителей. Быстрая и безболезненная смерть Айзету и его подручным не грозила, но Ирси здесь уже больше ничего не интересовало. Он шел туда, где его ждали остальные выжившие в застенках магов. Сомнений и колебаний не осталось. Спокойная мощь разума переплелась с бешеной яростью зверя, даруя уверенность в собственных силах и величии. Теперь ульд уже не сомневался в своем праве командовать, решать, кому жить, а кому умирать.

Глава 20

Разом очнувшись, Торстен судорожно отплевывался, бестолково дергаясь в путах. С тела норда потоками стекала вода, он несколько раз ощутимо приложился головой обо что-то твердое. Рядом раздался довольный смех, и юноша с удвоенными усилиями забился в веревках, пытаясь обрести свободу.

— Не дергайся, — голос Керита был спокоен.

Восприняв слова гвардейца как приказ, Торстен замер, тяжело дыша, и попытался оглядеться. В глаза попала грязь, поэтому он с трудом сумел проморгаться, и лишь через полминуты смог разглядеть в тусклом свете окружающую обстановку.

Норд лежал на кипе мокрой и грязной соломы, головой упираясь в кривую земляную стену, из которой торчали камни и обрубки корней. Одет он был в какое-то рванье. Рядом виднелись фигуры остальных пленных, также надежно связанных толстыми веревками и брошенных на пол. Торстен насчитал еще шестерых товарищей по несчастью. Свет в яму проникал через небольшое отверстие на потолке.

В полуметре от Торстена, довольно скалясь, возвышался могучий горец. В руках варвар сжимал пустое ведро, и у норда не осталось сомнений, что это он привел его в чувство, окатив водой.

— О, Тор! Добро пожаловать в нашу уютную яму! — Торстен с облегчением услышал привычно веселый голос Келя. — Я все гадал, сколько ты будешь расслабляться на этой мягчайшей и чистейшей соломе, но гостеприимный хозяин оказался столь любезен, что соблаговолил помочь тебе очнуться, а заодно и освежиться, — последнее слово юноша уже яростно прошипел, после того как носок испачканного в навозе сапога горца встретился с его ребрами.

Грозно оглядев беспомощных имперцев, варвар для острастки отвесил пленникам несколько сильных пинков и ловко выбрался из ямы по сильно измочаленному канату. Через несколько секунд единственный клочок неба закрыла массивная деревянная решетка.

— Что происходит? — Торстен решил, что сейчас самое время расспросить товарищей по несчастью.

— Мы в плену, — жизнерадостно сообщил ему Кель.

— Это я и без тебя знаю! — недовольно буркнул норд.

— А зачем тогда спрашиваешь? Ты здоров? — участливо поинтересовался весельчак.

— Кель, как только выберемся из этой передряги, я тебя придушу, — беззлобно ругнулся Торстен. — Ты лучше объясни, как мы сюда попали и как будем выбираться?

— Ну и чего ты у меня это спрашиваешь? Нас тут всех усыпил этот скаренный шаман. Очнулись уже здесь. Кстати, это он нас своей проклятой магией и подлатал!

— И зачем мы понадобились горцам живыми? — удивился Торстен.

— Это-то как раз понятно. Мы нужны, чтобы послужить живым доказательством непричастности племени к убийству великого вождя, — уверенно ответил Керит. — Нас обвинят в его смерти, а потом торжественно запытают. Мне вот больше интересно, почему шаман вмешался так поздно? Мы же успели изрядно проредить ряды воинов племени.

— Жаль не порубили всех! — В этом жутком скрежещущем и шипящем голосе, сопровождаемом странным посвистыванием, Торстен с большим трудом узнал знакомые нотки и далеко не сразу понял, что говорит ни кто иной как Ритал. — Мне все равно, почему шаман так долго не приходил на помощь грязным дикарям. Все что я хочу, это своими руками убить каждого из этих недочеловеков.

— Возможно, он просто слишком поздно прибыл? — Керит, словно и не слыша слов пехотинца, рассуждал вслух. — Боялся? Или он не из этого племени и его с трудом смогли уговорить вмешаться? Или он и вовсе специально ждал, позволяя нам убивать? Проклятье, как некстати, что мы были без защитных амулетов!

Торстен с трудом приподнялся и теперь силился рассмотреть в неверном свете, что же произошло с Риталом. Когда ему это удалось, норд непроизвольно вздрогнул. Верхняя губа и небо пехотинца были разрублены, передние зубы выбиты. Судя по всему, пострадало у него и горло, но Торстен не смог толком разглядеть насколько. Но страшнее всего было то, что все лицо Ритала представляло собой кровавую маску из тысяч мелких ранок. Местами оно было обглодано чуть ли не до кости. Ничем кроме вмешательства магии то, что он был не только жив, но еще и разговаривал, объяснить было нельзя.

— Неплохо меня эти скаренные дикари отделали, Тор. А потом еще и муравьи лесные поглодали, — Торстен только хотел спросить о том, что произошло у солдата с лицом, когда Ритал, словно угадав его мысли, растянул покореженные губы в жутковатой улыбке и сам пролил свет на свои злоключенья.

— Лучше давайте думать, как нам выбираться, — в голосе Келя не проскользнуло и капли сомнения, что это вообще возможно.

Но пленникам не довелось обсудить побег. Решетка, закрывающая вход в яму, с громким треском откинулась, и в нее спустились сразу трое горцев. Варвары по одному поднимали императорских солдат и привязывали их к канату, после чего пленников поднимали наверх. Очередь дошла до Торстена только тогда, когда всех товарищей уже увели. Оказавшись на поверхности, норд зажмурился от яркого света. Не успели его глаза толком приспособиться, как юношу подхватили под руки и куда-то поволокли. Торстен мельком увидел большое селение варваров, а потом его словно мешок с мукой зашвырнули в обветшалый барак.

Рядом с ним на земляном полу беспомощно лежали и остальные пленники. С трудом оглядевшись, норд понял, что намечающееся здесь действо ему решительно не нравится. В просторной комнате стояло несколько больших столов, на одном из которых был разложен внушительный набор ножей, игл и прочего инструмента определенного толка. Имелась и небольшая жаровня, в которой уже калилось несколько железных прутов. Возле нее, кровожадно улыбаясь, стояла пара горцев.

— А нельзя сразу перейти к той части, где мы уже пришли к соглашению с любезными хозяевами, и обойтись без этих милых игрушек? — голос Келя был привычно весел, но чуткий слух Торстена легко различил в нем нотки страха.

На попытку пошутить никто не обратил внимания, а гвардейцы разразились проклятьями. Норд же смог наконец рассмотреть всех пленников. Похоже, что из солдат смешанной пехоты выжили только он сам, Кель и Ритал. Гвардейцев в плен попало четверо, в том числе и командир отряда — Керит. Октат, кстати, был единственным, кто оставался полностью спокойным и взирал на пыточный инструментарий без всякого страха.

Горцы на пленников внимания пока не обращали, словно кого-то дожидаясь. И действительно, через несколько минут в дом зашли сразу четверо варваров. По богатой по местным меркам одежде и хорошему оружию без труда можно было понять, что это далеко не простые дикари, и скорей всего кто-то из них вождь племени.

— Вы совершил тяжкий грех, — величественно провозгласил один из прибывших, отличавшийся внушительным пузом, и вперил тяжелый взгляд в беспомощных пленников. На имперском он говорил чисто и почти без акцента. — Вы по недомыслию оборвали жизнь вождя племени. За это вас ждет суровая кара. Но в милости своей я готов даровать вам легкую смерть, если вы честно расскажете представителям племен о том, что сами, без чей-либо помощи, совершили это злодеяние.

Ответом горцу послужило мрачное молчание. Все пленники понимали, что выбор у них сейчас прост — как встретить смерть. В то, что их убьют быстро и безболезненно ни один из них не поверил. Трусов среди солдат не было, и после секундного колебания общее мнение выразил Керит.

— У меня другое предложение. Иди и утопись в выгребной яме ублюдок. Твои лживые обещания не помешают нам умереть достойно. И перед смертью мы будем знать, что твое скаренное племя вырежут под корень, от таких жирных откормленных отбросами боровов как ты до голозадых детей, уродливых женщин и спятивших стариков! — Голос Керита ни разу не дрогнул, в нем не было даже намека на эмоции, а вот горец к которому он обращался, с каждым словом все больше наливался кровью, с бешенством буравя гвардейца своими поросячьими глазками.

— Ты… — От ярости вождь племени не смог ничего сказать и просто указал на ближайшего пленника. Гвардейца тут же подхватили, раздели и кинули на грубо сколоченный и заляпанный чем-то красным стол. Губы солдата шевелились в беззвучной молитве.

Среди пленников послышались бессильные проклятья, они прекрасно понимали, что сейчас будет происходить. Один из горцев любовно погладив разложенные лезвия, выбрал средних размеров нож и ловким, привычным движением отрезал гвардейцу палец. Но боец Сплава не закричал. Стиснув зубы, он лишь тихо застонал и несколько раз дернулся связанным телом, а потом с ненавистью уставился на палача.

Но горца было не запугать грозными взглядами. Неторопливо подойдя к жаровне, он извлек раскаленный докрасна прут и с наслаждением прижег пленнику рану. Тут уже даже могучая выдержка гвардейца дала сбой, и он зашелся в отчаянном вопле. Когда солдат перестал кричать и лишь хрипло дышал сквозь стиснутые зубы, к нему обратился вождь.

— Ну что? Хочешь безболезненную смерть? Все что тебе нужно, это просто признаться в том, что ты и так сделал. К чему упорство? О нем никто не узнает. Сделай как сказано, и мы похороним твое тело по вашим обычаям. Решайся! — голос горца стал ласковым и вкрадчивым, что сильно не вязалось с его внешностью.

— Сдохни, скаренная тварь, — гвардеец попытался плюнуть в лицо вождю, но не смог, и вязкая, кровавая слюна растянулась у него по подбородку.

Горец с силой ударил пленника в живот и отошел, давая знак палачу продолжать. Торстен хотел закрыть глаза, но его словно притягивало жуткое зрелище. Пытали гвардейца долго и с фантазией. Ему загоняли иглы под ногти, жгли железом, медленно снимали кожу. От отчаянных криков закладывало уши, но могучий гвардеец не терял сознание и упорно продолжал бороться с болью.

Иногда пытки прерывали, и вождь племени спрашивал, не образумился ли пленник, но тот неизменно отвечал руганью, а когда сил уже совсем не осталось, просто в ярости рычал. Когда ему раскаленной иглой выжгли глаза, гвардейцу наконец повезло, и он умер, прервав свои мученья. Торстен смотрел, как горец в ярости пинает мертвое тело, и думал о том, что даже не помнит, как звали бойца Сплава, сумевшего уйти из этого мира не потеряв достоинство и честь.

— Участь этого глупца — это вам урок! — В ярости прошипел вождь, оглядывая пленников. — Кто готов рассказать правду и принять достойную и безболезненную смерть?

Не дождавшись ответа, горец указал на новую жертву. Торстен вздрогнул — на этот раз не повезло Келю.

— Ребят, а как насчет последнего желания? Обещаю — у меня очень скромные запросы! — Пытался отсрочить неизбежное Кель, когда его подняли, уложили на стол и стянули одежду.

Но горцы не обращали внимания на слова. На этот раз палач сразу взялся за раскаленный прут, и уже через секунду Кель, отчаянно воя, забился в путах. Торстен заскрипел зубами и в который уже раз напрасно попытался разорвать толстые веревки. Видеть, как пытают твоего друга, и быть не в силах помешать — для норда это было настоящим мучением.

А палач, не удовлетворившись достигнутым, еще несколько раз ткнул раскаленным прутом в пленника, заставляя Келя отчаянно извиваться на столе в жалкой и бесполезной попытке уползти. А горец явно получал удовольствие и весело гоготал, наблюдая за мучениями беспомощного пленника.

— Я скажу! Я все скажу! — Торстен не поверил своим ушам — голос его друга дрожал и прерывался рыданиями.

— И что же ты скажешь? — Ласково спросил вождь, жестом остановив палача.

— Мы должны были напасть на одну из деревень, где содержался важный пленник… Случайно столкнулись с отрядом горцев… Заметили их раньше, чем они нас… Устроили засаду… Перебили всех… Нам никто не помогал, проводника у нас не было! — Кель казался полностью сломленным и всхлипывал после каждой фразы.

— Молодец, ты умнее прочих, — довольно рассмеялся вождь. А остальные пленные разразились ругательствами. Торстен и Ритал со вкусом поливали отборной бранью горцев, а гвардейцы еще и сыпали проклятьями в адрес малодушного товарища. Молчал только Керит. Командир отряда с каким-то новым интересом смотрел на Келя, а потом кивнул в такт собственным мыслям.

— Ладно, пожалуй, закрепим урок, — вождь растянул губы в улыбке предвкушения и, подхватив раскаленный прут, еще несколько раз приложил его к телу Келя, заставив его зайтись в новом вопле, перешедшем в кашель и сдавленные рыданья.

От жгучей ненависти у Торстена перехватило горло, и он просто яростно рычал, подобно дикому зверю. От безуспешных попыток разорвать путы, веревки глубоко впились в его плоть. Один из горцев со смехом ударил его ногой в лицо, опрокинув привставшего с пола норда. Ритал опять разразился ругательствами, но закашлялся, когда сапог варвара впечатался ему в живот.

— Заткнуть всем рты и назад в яму, — скомандовал вождь, вдоволь натешившись. Но пленники его уже не поняли, ведь сказано это было на одном из горских наречий, зато они прекрасно видели, как дикарь указал на лежащего на столе пленника. — А этого одеть в имперскую одежду, да так, чтобы не было видно следов пыток, и ко мне в дом.

Все еще связанного Келя горцы отволокли в просторный дом и кинули в угол. Юноша осторожно осмотрелся, стараясь не привлекать внимание. Через пару небольших окон в помещение проникал тусклый свет, а по углам горцы зажгли несколько лучин. Дом, похоже, принадлежал кому-то из богатых горцев — пол оказался не земляным, а деревянным и был устлан циновками, а на противоположной от входа стене был занавешен меховой накидкой еще один проем в соседнюю комнату, и оттуда тянуло чарующими ароматами жареного мяса и свежевыпеченного хлеба. Кель судорожно сглотнул слюну и понюхал свое плечо, перебивая вонью давно немытого тела нестерпимо вкусные запахи.

В помещении помимо нескольких непростых, если судить по одежде и оружию, горцев, находился и сам вождь, нервно расхаживавший из угла в угол. Все они чего-то напряженно ждали, и Кель незаметно улыбнулся, догадавшись, кто должен здесь скоро появиться.

Оставаться неподвижным становилось все труднее. Ожоги на теле болели нещадно, и хотелось зарычать от ярости, но Кель старательно опускал взгляд, пытаясь казаться полностью сломленным. Он понимал, что у него есть только один шанс сделать то, что задумал.

Ожидание продолжалось не меньше часа. Тело замлело, и юноше приходилось задействовать всю свою выдержку, чтобы продолжать изображать полную опустошенность и покорность. Наконец в дом забежал один из горцев, что-то возбужденно выкрикнувший на своем наречии, и вождь спешно удалился следом за ним. Кель внутреннее подобрался и заворочался на полу, стараясь размять тело. Изображать безразличие смысла уже не было.

Не прошло и получаса, как в дом в сопровождении вождя племени неторопливо зашло несколько горцев. Все в их облике выдавало властность и привычку повелевать. Богатая одежда и оружие только дополняли образ.

Хозяева мгновенно притащили из соседней комнаты широкие лавки и стол, уставленный всевозможной снедью, но прибывшие лишь раздраженно отмахнулись и их унесли. Помимо вождя в комнате осталось только четверо горцев племени.

Вновь прибывших варваров было шестеро. Их внимательные, изучающие взгляды остановились на связанном пленнике, и один из горцев что-то гортанно выкрикнул на своем наречии. Вождь племени тут же сделал знак, и Келя подняли, поставив перед ними.

— Кто ты? — голос седоволосого горца дрожал от едва сдерживаемой ненависти.

— Мое имя Кель. Я солдат смешанной пехоты Гирской империи, — юноша постарался изобразить страх, впрочем, так уж сильно притворяться ему и не пришлось.

— Ты был в отряде, напавшем на величайшего из вождей и его свиту? — это спросил уже другой горец, в чьих глазах плескался такой фанатизм и ярость, что пленник ощутимо вздрогнул.

— Нет, что вы! Наш отряд патрулировал, когда на нас напали воины местного племени, — Кель с трудом смог сдержать злорадную улыбку, когда увидел, как изменился в лице заправлявший здесь горец.

— Ах ты, собака! Как ты смеешь врать! — вождь в ярости ударил Келя в живот, а потом вознамерился вцепиться ему в горло, но один из прибывших молниеносным движением выхватил длинный кинжал и приставил к горлу хозяина, заставив его замереть.

— Не дергайся! К твоему племени и так слишком много вопросов! — прошипел тот самый старик, что начал разговор, а потом вновь вперил свой взор в пленника. — Отвечай, как все было!

— Я же говорю, мы ни на кого не нападали! Меня пытали и требовали, чтобы я сказал, что наш тавт перебил какой-то отряд горцев. Но ничего подобного не было, клянусь! — Кель задействовал все свои таланты ко лжи, стараясь казаться искренним.

— И что ты на это скажешь? — старик повернулся к вождю.

— Он врет! Это они напали на великого вождя! Неужели вы поверите проклятому имперцу? Они же рождены во лжи! — лицо горца налилось кровь, и он с бессильной ненавистью смотрел на обманувшего его солдата.

— Что же, думаю — пытки покажут, кто прав! — растянул губы в змеиной усмешке властный старик.

— Не надо пыток! — вполне искренне запаниковал Кель. Такое развитие событий его не устраивало, и он поспешил пустить в ход последний из припасенных козырей. — Спросите у остальных пленников! Со мной вместе захватили еще шестерых солдат! Они еще живы и сидят в яме для рабов!

— Ты же утверждал, что живым удалось взять только одного из солдат? — ноздри горца раздувались, словно у хищника почуявшего добычу, а его взгляд не предвещал вождю местного племени ничего хорошего.

— Э… Ну… Они не хотели говорить правду, — растерянно пролепетал вождь, пятясь. Его испуг был настолько очевиден, что Кель мысленно презрительно улыбнулся. Он ненавидел тех, кто не умел достойно проигрывать.

— Шакал, — в голосе главного из прибывших горцев больше не было и тени сомнений, только ненависть. — Вы боялись истинного величия нашего народа. Вы как могли противились пришествию великого вождя-объединителя! Вы предательски убили его, когда поняли свое бессилие!!!

Если вождь окончательно растерялся, то остальные хозяева быстрее поняли, что сейчас произойдет, и не стали покорно дожидаться расправы. С силой толкнув Келя на разговаривавшего с ним старика, они выхватили кинжалы и ринулись вперед. В тесной комнате вспыхнула яростная и беспощадная схватка, и в тусклом свете трудно было разобрать, чьи тела сплелись в последних смертельных объятиях. Кель упал на пол и откатился к стене, стараясь оказаться как можно дальше от обезумевших от гнева варваров.

Горцы, прибывшие сюда мстить за убитого вождя, оказались настороже. Один из них, не успевая достать оружие, кинулся на хозяев. Он сумел перехватить руку с кинжалом и с силой ударить головой в лицо противнику, но тут удача изменила горцу, и другой нападавший ловко вонзил свой клинок ему под ребра.

Однако этой небольшой заминки хватило, чтобы остальные чужаки успели выхватить оружие. Тот самый варвар, что смотрел на Келя с фанатичной ненавистью, с яростным рыком бросился на нападавших. Его встретили умелым ударом, прочертившим кровавую полосу на груди, но варвар, не обращая внимания на рану, с воплем вонзил свой кинжал в горло противника и тут же отлетел, отброшенный метким ударом ноги в живот.

Из-за спины опрокинутого товарища ужом вывернулся худощавый горец; его кинжал по самую рукоять входит в живот яростно взревевшего дикаря, но тот в последнем усилии проламывает череп своего убийцы страшным ударом золоченого противовеса кинжала.

Вот еще один из хозяев, удачно угодив коленом в лицо кинувшемуся в ноги фанатику, широко размахивается шестопером, но и сам сгибается от сильного удара ногой в пах, а потом получает сразу несколько глубоких ран в беззащитную спину и со стоном падает на пол, обливаясь кровью.

Последний из горцев местного племени успевает откуда-то достать топор и с яростным воплем кидается на врага. Его противники спешно отпрыгивают подальше от сверкающего полукруга лезвия, но один из варваров спотыкается о еще бьющееся в агонии тело. Эта секундная заминка стоила ему жизни — зазубренное лезвие топора глубоко врубилось в ключицу заверещавшего дикаря. Выдернуть из падающего тела и вновь поднять оружие горец уже не успел — двое варваров крякнув от натуги, обрушили на него тяжелую деревянную лавку, а потом упавшему и оглушенному противнику перерезали горло.

Пока его люди в отчаянной схватке старались подороже продать свою жизнь, вождь племени, рассудив, что ничем им не поможет, попытался скрыться. Когда-то он был неплохим бойцом, но даже во времена своей молодости всегда находился за спиной могучего брата. Этот великий воин был известен далеко за пределами племени, но был слишком простоват и бесхитростен. Зато его брату изворотливости и властолюбия хватало на двоих. Со временем он сумел, опираясь на поддержку родни и не стесняясь самых подлых методов, подмять под себя и возглавить племя. Но его могучий брат пал в схватке с проклятыми имперцами, и теперь некому было загородить перехитрившего самого себя горца от опасности.

Воспользовавшись суматохой, вождь, возможно, и сумел бы скрыться, но откатившийся в угол Кель имел свое мнение на этот счет. Извернувшись всем телом, он подсек ноги горцу и даже умудрился несколько раз сильно приложиться ему по голове. Этой заминки хватило, чтобы с местными варварами расправились, и на беспомощно распростершегося рядом с выходом главу племени вновь обратили внимание.

Седовласый горец подскочил к пытающемуся встать вождю и ударом ноги опрокинул его назад на пол. А потом к нему подбежал тот самый варвар, чей фанатичный блеск в глазах изрядно напугал Келя. С яростным воплем дикарь стал ожесточенно рубить вождя топором, заставив императорского солдата откатиться подальше, спасаясь от обильных брызг крови, летящих во все стороны. Впрочем, при этом он задел лужу, натекшую из-под другого еще дергающегося в агонии тела, и все равно весь перемазался.

Не обращая внимания на участь вождя, седовласый горец шагнул к двери, но она уже распахивалась ему на встречу. В дом заглянул один из воинов племени, встревоженный криками. Увидев царящей в комнате разгром, варвар в испуге отшатнулся, но старик оказался быстрее и воткнул свой кинжал ему в сердце. Не давая телу упасть, он толкнул его перед собой, сбивая с ног еще одного из местных горцев, и во всю мощь что-то прокричал на своем гортанном наречии. Ответом ему стали яростные вопли прибывших воинов и испуганные голоса хозяев. Следом за седовласым горцем, держа оружие наготове, покинули дом и остальные выжившие варвары.

Снаружи доносились жуткие вопли, но Кель ни на секунду не посочувствовал обитателям селения. Он извиваясь пополз к одному из убитых горцев, до сих пор в последнем усилии мертвой хваткой сжимавшему кинжал. Каждое движение давалось с трудом, замлевшее тело не хотело слушаться, но юноша, стиснув зубы, упорно приближался к цели. Он еще сильнее перепачкался в крови, обильно растекшейся по полу, но наконец дополз до мертвого горца, и, повернувшись к нему спиной, попытался нащупать кинжал. Почти сразу клинок глубоко рассек ему кисть, но Кель, не обращая внимания на боль, начал тереть веревки, связывающие руки, о лезвие.

Снаружи начали стихать крики, и юноша удвоил усилия, стараясь быстрее рассечь путы. Он еще несколько раз поранил ладони, но толстые веревки наконец поддались. Теперь предстояло расправиться с теми путами, что связывали ноги и притягивали руки к телу. Кель попытался сесть и ухватить кинжал липкой ладонью, но дверь дома с треском распахнулась, и в помещение неторопливо ввалилась пара горцев, заляпанных кровью.

Кель замер на месте, оставаясь с виду полностью безмятежным, но внутри него бушевала буря эмоций. Услышь вошедшие горцы те проклятья, которые он призывал на их головы, они незамедлительно расправились бы с имперцем. Но варвары видели лишь покорно дожидающегося своей участи жалкого и сломленного пленника, поэтому быстро обыскав все тела и забрав всё представляющее хоть маломальскую ценность, с двух сторон подхватили юношу и выволокли наружу.

Мрачный Торстен полусидел, привалившись спиной к стене. В поясницу больно упирался один из корней, а на плечо упал и теперь там извивался длинный дождевой червяк, но не это беспокоило норда. Уже прошло не меньше получаса, как пленников вновь кинули в яму, но гвардейцы не унимались, продолжая сыпать проклятьями. Естественно адресованы они все были смалодушничавшему Келю.

— Неужели этот скаренный ублюдок не понимает, что теперь нас всех будут пытать еще усерднее! И начнут горцы именно с этого тупого трусливого слизняка, — распалялся гвардеец, сжимая кулаки в бессильной ярости.

— Да заткнитесь вы, — наконец взорвался Торстен. — Я верю Келю как себе! Он не предатель и не трус! Он просто что-то задумал!

— Ты это нам говоришь или себя пытаешься убедить? — Парировал один из гвардейцев. — Слабовата духом оказалась смешанная пехота!

— Ты это поосторожнее, — яростно проскрипел Ритал. — Трусов тут нет!

— Прекратить свару, — спокойный голос Керита разом оборвал разгоравшийся спор. — Поживем — увидим. Но мне тоже показалось, что этот юноша что-то задумал. Сломался он не из-за боли и страха, уж в этом я разбираюсь.

После слов командира пленники замолчали, полностью отдавшись во власть мрачных мыслей. Торстен пытался думать о чем угодно, но неизменно возвращался к поступку Келя. Он верил другу, но не мог полностью вытравить червячок сомнения. Как норд ни отгонял предательские мысли, они вновь и вновь лезли ему в голову.

Тогда, чтобы хоть как-то отвлечься, Торстен принялся вспоминать родителей. Сейчас, из этой сырой ямы, наполненной насекомыми, прежняя жизнь казалось придуманной им самим сказкой. Норд был готов пожертвовать чем угодно, лишь бы еще хоть раз обнять родителей, услышать родные голоса, посмотреть в их любящие глаза…

С тоской вспоминал Торстен и своих друзей. Ему почему-то казалось справедливым, что он не так уж и надолго пережил Рига и Тидша. Но они хотя бы погибли в своем родном городе, сражаясь с фанатиками, а вот ему предстояло сгинуть в безвестном селении горцев, и не в бою, а словно покорному скоту на бойне.

Торстен всегда с презрением относился к любым ритуалам. Но вот сейчас от понимания, что у него даже не будет могилы, хотелось взвыть…

— Интересно, а где сейчас Винс? Наверное, парит себе в небесах, но уж точно не сидит в яме, ожидая смерти, — с грустью думал норд, вспоминая своего друга.

Торстен не знал, сколько времени он предавался мрачным размышлением, когда наверху заголосили. Пленники со страхом и надеждой вслушиваясь в звуки разгорающегося боя. Отбросив тоскливые мысли, Торстен, подобравшись, ждал шанса если не обрести свободу, то хотя бы умереть в бою. Постепенно сражение стало стихать, и все чаще вместо протяжных криков умирающих доносились отчаянные вопли насилуемых женщин и жалобный детский плач. Наконец все стихло, зазвучал довольный смех и гортанные выкрики на горском наречии.

Еще через несколько минут томительного ожидания решетка откинулась, и в яму заглянул горец. Внимательно осмотрев всех пленников, он что-то выкрикнул на своем непонятном наречии и спустил вниз веревку. В яму ловко спрыгнули еще два варвара и начали по одному поднимать солдат.

Вскоре наверху оказались все пленники. Торстен оглядел селение горцев и невольно вздрогнул. Повсюду валялись тела. Это были и убитые в беспощадной схватке воины, и беспомощные старики. Очевидно, что мужчины племени старались дорого продать свою жизнь, но силы были не равны. По селению, обыскивая тела и дома, вальяжно разгуливали многочисленные горцы, прибывшие покарать отступников. Хорошее оружие и добротные доспехи выдавали в них отборных воинов из личной дружины великого вождя, так и не успевшего объединить под своей рукой все племена.

Хватало и безжизненных женских тел, раскрывших рты то ли в бесполезной мольбе, то ли в последнем проклятии мучителям. А где-то в стороне нападавшие еще продолжали веселиться — оттуда доносились отчаянные женские стоны и довольный гогот луженых мужских глоток. Несколько раз взгляд норда натыкался на бессильно раскинувших маленькие ручонки детей, лежащих в луже собственной крови, и его передергивало.

— Что же это за люди такие, что готовы безжалостно вырезать детей таких же горцев, как они? — потрясенно пробормотал Торстен.

— Да не люди это. Они хуже диких животных, — проскрежетал Ритал, а его изуродованное лицо искривилось в гримасе ненависти. — Их всех надо уничтожать! Так, как делают они сами — без тени сомнений и колебаний. Всех — от мала до велика!

— Тише, — ледяной тон Керита разом заставил замолчать пленников. Октат внимательно оглядывался по сторонам, словно что-то выискивая. — Сдается мне, что наша судьба еще не решена, и не стоит злить победившую сторону.

Один из горцев, довольно ухмыляясь, достал длинный кинжал и подошел к пленникам. Солдаты невольно напряглись и замерли, ожидая своей участи. Варвар склонился над Торстеном и приложил острие к его шее. Норд чувствовал, как лезвие холодит его кожу, как она постепенно поддается под напором дрянного и плохо заточенного железа. В образованной клинком ямочке медленно начинала собираться кровь, и горцу оставалось только чуть-чуть усилить нажим, чтобы прервать хрупкую нить жизни.

А Торстен смотрел в пустые глаза варвара и почему-то не мог поверить, что пришел его черед. Норд разглядел, что у горца нет половины носа, а в засаленных, всклокоченных волосах ползают насекомые, и скривился от идущей от него вони.

— Мразь, грязный дикарь, — мысли в голове были отрывочными и злыми. — Прав Ритал — никакой пощады. Вы не люди. Вы хуже зверей. Ну, что же ты медлишь? Ждешь испуга? Зря. Ненависть сильнее страха. И у меня не дрогнет рука, как только выпадет шанс тебя прирезать.

Скулы сводило от желания вцепиться в горло проклятому варвару, но Торстен, дернувшись в путах, лишь искривил губы в усмешке и посмотрел прямо в глаза горцу. Дикарь же еще несколько секунд промедлил, и не дождавшись от жертвы страха, разочарованно полоснул кинжалом по стягивавшим ноги норда путам. Остальным пленникам горец разрезал веревки, не дававшие встать, куда быстрее и отошел в сторону.

— Ноги разминайте, — скомандовал Керит. — Если нам прикажут сейчас бежать, то горцам будет плевать, в состоянии ли вы двигаться. Прирежут или забьют до смерти.

Через некоторое время пленники даже смогли с опаской встать. Пара горцев, охранявших их, не проявили беспокойства, и Торстен заметил, как напрягся Керит. Октат начал медленно и словно невзначай приближаться к одному из варваров. Остальные двое гвардейцев точно так же постепенно подбирались к другому охраннику.

Торстен встретился глазами с командиром, и тот мимолетным движением бровей указал ему на ближайшего горца. Норд приготовился действовать, хотя и сомневался, что им со связанными руками удастся быстро расправиться с охраной. Напрягся и Ритал. Он пока остался на месте и внимательно озирался по сторонам, готовый предупредить товарищей, а при необходимости и вмешаться в схватку. Но судьбе не было угодно даровать им шанс добыть вожделенную свободу.

— Глядите-ка, кого ведут, — Ритал тихим голосом привлек внимание остальных пленников и кивнул куда-то в сторону.

Обернувшись, солдаты увидели двух горцев, волокущих перемазанного в крови Келя. Бросив его рядом с остальными пленниками, варвары разрезали ему веревки на ногах и остановились неподалеку, о чем-то переговариваясь. На секунду у Торстена мелькнула кошмарная мысль, что его друг мертв, но тот сразу заворочался и сел.

— Кель! — от несвойственного ему порыва чувств у норда перехватило дыхание, и не в силах больше ничего сказать, он просто радостно разулыбался.

— Кель, Кель, кто же еще, — вяло кивнул юноша, пытаясь размять ноги.

— Что тут вообще произошло? Почему эти скаренные горцы перерезали друг друга? — в жутком голосе Ритала трудно было уловить эмоции, но Торстену показалось, что солдат тоже очень рад тому, что боевой товарищ жив.

— Что-что. Здешнее племя подстерегло и убило какого-то важного вождя, за что с ними другие горцы и расквитались, — Кель незаметно указал глазами на стоящих неподалеку охранников. — Хотели сделать вид, что это мы виноваты, но я рассказал правду, и им, естественно, не поверили.

— Так ты с самого начала не собирался признаваться? — в голосе гвардейца удивление мешалось с радостью.

— Ну ясное дело! — Кель посмотрел на бойца Сплава так, словно прикидывал, не слишком ли сильно его приложили по голове во время схватки.

— А почему ты сразу не попытался изобразить, что со страху готов сказать что угодно? До того, как тебя начали пытать? — Поинтересовался еще один гвардеец.

— Не позволь я пройтись по себе каленым железом, в мою покорность не поверили бы. Ныне покойный вождь и так предпочел еще немного поиграться с горячим железом для острастки, — Кель вспомнил превращенное в кровавое месиво тело мучителя и безмятежно улыбнулся, а потом глазами дал понять пленникам, что пора прекращать обсуждать такие скользкие темы прямо перед носом у охранников.

— Ладно, наговоримся еще, — Керит тоже решил, что сейчас неподходящее время для разговоров, и бросил на Келя одобрительный взгляд.

Ожиданье продлилось не меньше часа. Наконец к пленникам направилось несколько варваров, в одном из которых Кель узнал того самого седовласого горца, что задавал ему вопросы. Остановившись напротив солдат, дикари их внимательно оглядели. Торстена передернуло от их оценивающих взглядов — подобные он когда-то не раз замечал на большом торжище у покупателей. Удовлетворившись осмотром, горцы о чем-то весело переговорили на своем наречии, а потом один из них, одетый попроще, даже соизволил снизойти до разговора с пленниками.

— Недостойное племя, что жило здесь, свершило тяжкое преступление. Страшась кары, они пытались обвинить в нем вас, но не преуспели и за все заплатили сполна. Поэтому в своей щедрости вождь дарует вам жизнь. Отныне вы рабы нашего великого племени. Славьте мудрость и милосердие великого Нолоса — правой руки вероломно убитого Вождя Всех Племен.

— Они что тут, общеимперскому языку по героическим балладам и сказаниям учатся? — пробормотал Кель, и не подумавший восторгаться ниспосланной ему милостью, за что тут же получил сильный удар ногой по и так многострадальным ребрам. Остальные пленники после этого благоразумно предпочли промолчать и покорно склонили головы.

Через час, когда все в селении, представляющее хоть какую-то ценность, было разграблено, а скот угнан, горцы двинулись в путь. Сзади поднимались клубы густого дыма от горящих домов и посевов. Бежать со связанными руками было неудобно, но пленникам приходилось пошевеливаться, опасаясь плетей в руках не слишком благодушных охранников.

Вскоре единая колона разделилась. Похоже, отряд состоял из воинов сразу нескольких племен, которых объединил под своей рукой несостоявшийся великий вождь. Отомстив за его смерть, они возвращались в свои племена. Торстен и остальные солдаты остались в одной из самых больших колон.

До селения великого Нолоса, которого пленники с легкой руки Келя между собой сразу стали величать не иначе как фаллосом, добирались несколько дней. Солдаты постоянно искали хоть малейшую возможность для побега, но горцы, искушенные в умении обращаться с живым товаром, не дали ни единого шанса, и вскоре над ними вновь захлопнулась деревянная решетка.

Глава 21

В селении Нолоса оказалось сразу несколько просторных ям для рабов. Новым пленникам разрезали веревки, стягивающие руки, и кинули в одну из них. Не успели глаза толком привыкнуть к полумраку, как к ним из темноты шагнула коренастая фигура.

— Вы кто? — не слишком дружелюбно низким басовитым голосом спросил незнакомец.

— Ты лучше сам представься, — еще недружелюбнее ответил Ритал и растянул покореженные губы в зловещей улыбке. То ли его изуродованное лицо, еще более пугающее в неверном свете, то ли неприятный скрежещущий голос, произвели на обитателя ямы сильное впечатление, и он поспешил выпалить:

— Исул я… Здесь уже с полмесяца… Такой же раб, как вы… — немного запинаясь, пробормотал толстяк.

— Раб, говоришь… А как сюда попал? — Ритал вплотную подошел к низкорослому пленнику и склонился так, что его изуродованное лицо оказалось в каких-то сантиметрах от разом вспотевшего раба. Похоже, что солдату нравилось видеть страх и отвращение в глазах толстяка.

— Меня разграбили… В смысле, наш караван разграбили… Они перерыли все тюки и сундуки… В смысле, я сражался, но их было больше! — с трудом закончив мысль, Исул попытался забиться в угол ямы, но ему это не позволили.

— Не спеши, — холодный голос Керита напугал толстяка сильнее, чем змеиное шипенье Ритала. — Зачем горцам столько рабов? Их используют для каких-то работ?

— Если бы, — лицо пленника исказила гримаса страха. — Нет, нет, не используют…. В смысле, используют, но не нас, а их.

— А попонятнее нельзя? — влез в разговор неугомонный Кель.

— В смысле, горцы заставляют работать на полях, но в основном женщин-рабынь… Мужчины нужны им для другого, — толстяк испуганно заозирался, словно боялся, что его немедленно покарают за откровенность.

— Логичнее было бы наоборот. Чертовы извращенцы! — задумчиво обронил Кель, почесывая торчащую неровными клоками бороду.

— Тьфу на тебя, болтун! — беззлобно ругнулся один из гвардейцев.

— Для чего горцам нужны мужчины? — терпеливо задал толстяку новый вопрос Керит. Голос октата по-прежнему оставался спокоен, но Торстену, сосредоточенно растиравшему на запястьях рубцы от веревок, показалось, что гвардеец уже на грани, и пленник играет с огнем.

— Они заставляют рабов биться насмерть! — Исул, похоже, тоже что-то почувствовал и, испуганно посматривая на спокойное лицо Керита, ответил на удивление быстро и четко.

— То есть нам дадут оружие? — разом подобрался Торстен.

— Д-д-дадут, — похоже, что толстяка это совсем не радовало, скорей наоборот. — Там лучники, собаки, и с топорами! В смысле, варвары с топорами!

— Так, давай по порядку. Ты в этих боях участвовал? — Керит ронял слова медленно и четко, словно сомневался в способности пленника его понять.

— Нет, нет! — толстяк энергично затряс головой. — Но я видел! Клянусь вам, я видел! Они выгоняют смотреть всех рабов!

— Часто ли проводятся бои? — Торстен решил тоже поучаствовать в допросе и сразу поймал недовольный взгляд Керита.

— Н-н-не знаю! — пленник все сильнее потел и запинался. Норд подумал, что, возможно, его беспокоит жутко изуродованное лицо Ритала, неотступно маячащее перед глазами бывшего купца. При этом солдат кровожадно улыбался и временами делал вид, что принюхивается к толстяку.

— Ритал, отойди, — скомандовал Керит. Дождавшись, пока солдат с явным неудовольствием прекратит пугать пленника, а тот немного успокоится, октат продолжил допрос.

Картина вырисовывалась безрадостная. У горцев вошло в привычку развлекаться, устраивая бои среди своих рабов. Правила были различны. Порой дрались голыми руками, но чаще на разнообразном оружии. Бывало, что на пленников натравливали собак. От таких развлечений поголовье рабов неуклонно сокращалось, но постоянные набеги как на соседние племена, так и на караваны, неспешно ползущие по трактам через Эльтруские горы, позволяли варварам не экономить живой товар.

— Я же говорю: горцы — это нелюди! Их нужно уничтожать от мала до велика! Скаренные дикари, нашли развлечение — живых людей стравливать, как псов боевых! — Ритал завел уже привычную волынку о вредоносности варваров в целом и дикарей местного племени в частности.

— Ты не прав, — спокойно оборвал солдата Керит. — Это развлечение не горцы придумали. Еще в старой империи гладиаторские бои были очень популярны. Дикари просто переняли этот обычай.

— Мне больше другой староимперский обычай по вкусу — вырезать варваров целыми селениями, — недовольно пробурчал Ритал, но вскоре замолк, позволив продолжить расспрашивать толстяка.

По словам пленника выходило, что любые попытки бегства обречены на провал. Впрочем, ему никто не поверил. Из уст толстого и пугливого торговца предостережения звучали совсем неубедительно. Но пока возможности обрести свободу не наблюдалось, и пленникам не осталось ничего иного как ждать.

Кормили рабов отвратительно. Раз в день в яму спускалась плетеная корзина с какими-то отбросами и ведро воды. Уже через пару дней сразу несколько солдат мучились животом. В качестве отхожего места приходилось использовать небольшое углубление в дальнем конце ямы. Первые время страшная вонь преследовала пленников днем и ночью, но постепенно они сами покрылись слоем грязи и уже не сильно обращали на нее внимание.

Миновало не меньше двух недель, прежде чем деревянная решетка, закрывающая яму, откинулась, и в нее сбросили веревку. Один из горцев, ужасно коверкая слова на ломаном общеимперском, приказал рабам вылезать по одному. Пленники встрепенулись, почуяв возможность сбежать, но тут же разочарованно поникли, разглядев с полдюжины вооруженных горцев, стоящих по краям ямы.

Стоило очередному солдату вылезти из узкого отверстия, как его пинком опрокидывали на землю и грубо вязали руки за спиной. Рядом свирепо скалилось несколько крупных псов.

— Блохастые ублюдки! — в ярости заорал Кель, когда одна из собак его куснула, и ловко приложился ногой по морде свирепо рычащей бестии. К счастью, горцы быстро отогнали четвероногих сторожей, не дав им расправиться с беспомощными пленниками.

Последним из ямы с большим трудом выбрался толстяк-торговец. Недовольные его медлительностью варвары всласть потешались, попинав жалобно стонущего пленника. Пока горцы развлекались, Торстен разглядел, что рядом из других ям тоже достают рабов. Когда охранникам надоело глумиться над толстяком, они повели пленников куда-то в центр селения.

Вокруг мгновенно образовалась толпа детей. Юные горцы сначала оживленно тыкали в пленников пальцами, а заметив, что охранники не обращают на них внимания, начали с азартом кидаться комьями земли и навоза.

— Ублюдки малолетние, — рычал Ритал, которому доставалось больше всех.

— Да ладно, представь, что это цветы! — не унывал Кель, ловко уворачиваясь от летящего в него мусора.

— Да хоть свежие фрукты, — сплюнул кровь из разбитой губы Торстен и, поддев ногой камень, отправил его в сторону мучителей.

Сорванцы все распалялись, и в пленников полетели первые камни. Но тут уже вмешались охранники и отогнали мальчишек.

Ристалище особого впечатления не производило. Это была просто круглая утрамбованная площадка. Земля была изрядно перепачкана кровью, и от этого казалось бурой. С одной стороны импровизированная арена упиралась в крутой холм. Всех пленников заставили сесть на землю, а рядом вальяжно расположилось несколько охранников. Невдалеке, порыкивая и то и дело пытаясь подобраться поближе, бродили собаки.

— Ну и зачем они нас сюда всех притащили? Неужели все будем в боях участвовать? — Мрачно поинтересовался Торстен, безуспешно пытаясь отогнать облепивших его мух.

— Вряд ли. Так они рабов не напасутся, — спокойно ответил Керит. — Еще не выбрали жертву. А если и попытаемся бежать — дополнительное развлечение.

— Скаренные дикари! Попадись они мне в руки живьем, уж я бы устроил им развлечения! — проскрежетал Ритал.

— Ну и отлично. В случае чего так и будем делить — тебе на забаву мужиков, а я возьму горских женщин, — с серьезным видом сказал Кель, но солдат не обратил на шутку внимания. Риталу с его изуродованным лицом приходилось хуже всех, и он ожесточенно тряс головой, пытаясь прогнать надоедливых насекомых.

Вскоре привели и остальных рабов. Торстен насчитал не меньше двух десятков пленников. Среди них были и мрачно посматривающие по сторонам горцы, и покорно бредущие жители империи. Но от всех веяло такой безнадежностью и отчаянием, что норда передернуло.

Вокруг ристалища постепенно рассаживались горцы. Похоже, что это селение по размеру было далеко не из последних, во всяком случае, жителей собралось несколько сотен. Сначала пленникам пришлось изрядно поскучать. Горцы произносили длинные речи на своем гортанном языке, а потом и вовсе исполнили какое-то подобие песни. Но солдаты с радостью слушали бы эти завывания и целый день напролет, лишь бы не участвовать в предстоящих боях.

В первых схватках горцы выходили в круг сами и без оружия. Торстен с интересом смотрел за этими боями и даже на некоторое время забыл о том, что находится в плену. Дрались голыми руками горцы с остервенением, но без особого умения. Весь упор делался на грубую силу, так что норд не удивился, что победителем чаще всего выходил самый могучий из поединщиков.

Вдоволь натешившись схваткой с соплеменниками, уже одержавший несколько побед горец выдернул из нестройной толпы пленников одного из них. Не такой уж и щуплый раб смотрелся на фоне могучего варвара жалко. Ему разрезали веревки на руках и вытолкали в круг. Несчастный пытался сопротивляться, но все было бесполезно. Горец избивал пленника не спеша, растягивая удовольствие. Но, в конце концов, от очередного сильного удара раб рухнул как покошенный.

Пленника отволокли в сторону, а на ристалище вывели трех громадных псов. Собаки грозно скалились на пленников, и Торстену показалось, что в их рыке он слышит кровожадное предвкушение.

— Ничего себе песики, — присвистнул Кель. — Надеюсь, не нам доведется их сегодня покормить. Я животных вообще люблю, но жертвовать свое мясо этим монстрам на пропитание как-то не хочется.

После недолгих раздумий, из толпы рабов выволокли еще совсем юного горца. Пленник побледнел и что-то зло выкрикнул. Собравшиеся вокруг ристалища разразились смехом и издевательским улюлюканьем, но варвар лишь задрал подбородок и гордо отвернулся. Ему освободили руки и вытолкали в центр круга.

Псы захлебывались от лая и рвались к юноше, а он просто стоял и смотрел куда-то вдаль. Губы пленника беззвучно шевелились, а во взоре плескалась такая тоска, что Торстен поспешно опустил глаза, боясь встретиться с ним взглядом.

Пронзительно что-то закричав, хозяева спустили псов и одновременно кинули под ноги рабу кинжал. Пленник метнулся вперед, успев крепко стиснуть в руке наборную рукоять и кувырком уйти от броска самой шустрой из собак. Юноша только начал подниматься, когда в прыжке взвился еще один пес. Быстрый взмах руки — и собака, скуля, отскочила, роняя кровавые брызги с располосованной морды. Окружавшие ристалище горцы разразились криками.

Но, отгоняя четвероногого хищника, пленник на секунду отвлекся. Третий пес оказался проворнее, и его клыки сомкнулись на левой руке заоравшего не столько от боли, сколько от неожиданности и страха горца. Он с силой вонзил клинок в грудь собаки, но та, яростно рыча, не разжала челюсти. Юноша еще несколько раз ударил пса кинжалом, но от боли забыл про еще одну собаку. Оказавшись за спиной у пленника, четвероногая бестия в полной мере воспользовалась преимуществом и, взвившись в длинном прыжке, повалила раба на землю.

Окружившие ристалище зрители разразились восторженными воплями. Торстен с отвращением разглядел, что в упоении кричат не только мужчины, но даже женщины и дети. На секунду ему показалось, что вокруг беснуются такие же хищники, как и четвероногий, рвущий на арене отчаянно воющего раба.

Горец еще успел полоснуть лезвием по груди собаки и даже неглубоко вонзить кинжал ей в ребра, но пес, словно этого и не заметив, вцепился юноше в горло. Хрипя и захлебываясь кровью, пленник в отчаянии забился, пытаясь скинуть с себя хищника, но все было напрасно. Через полминуты юноша затих, а пес, не обращая внимания на собственные раны, принялся лакать теплую кровь.

— Скаренные дикари, — сипло прошептал один из гвардейцев, а остальные пленники просто подавленно молчали.

Когда ристалище очистили, двое горцев вновь направились к сбившимся в кучу рабам. Они подошли прямо к солдатам, и сидевший ближе всех Торстен вздрогнул, решив, что пришел его черед. Но хозяева, оживленно о чем-то переговариваясь и посмеиваясь, схватили громко икнувшего толстяка-торговца.

Исула выволокли в центр круга, и только тогда он в полной мере осознал, что происходит. Протяжно взвыв, толстяк рухнул на колени. С его уст слетали бессвязные мольбы, он даже попытался обхватить колени одного из горцев, но лишь получил сильный удар ногой в лицо.

Не спеша хозяева выбрали еще одного раба. Им вновь оказался горец. Этот варвар был уже далеко не юн — покрывающие его кожу шрамы выдавали в нем опытного бойца. Он сам вышел в центр круга, с презрением разглядывая сотрясаемое рыданиями тело толстяка.

Хозяева бросили пленникам пару топоров, и тут же по бокам от ристалища встали несколько лучников. Горец-раб нагнулся и подобрал оружие. Он неспешно выбрал один из топоров, а второй швырнул торговцу. Толстяк в отчаянии взвыл, но даже не попытался взяться за оружие. Варвар шагнул вперед и пнул его по ребрам. Но и после этого пленник продолжал лишь корчиться в пыли и рыдать.

Раздосадованный горец занес над толстяком лезвие, и только тогда торговец судорожно ухватился за топорище. Подгоняемый гортанными криками хозяев, варвар отошел в сторону, позволяя противнику подняться на ноги. Исул с трудом встал и в отчаянии обвел глазами окружающую ристалище толпу.

На лице толстяка мешались слезы и кровь, он постоянно моргал и шмыгал носом. Казалось, что торговец не может поверить в происходящее и жгуче желает поскорее очнуться от этого кошмара. Торстен встретился с ним глазами и вздрогнул, прочитав во взгляде пленника бессильную мольбу.

Раб-варвар неспешно шагнул вперед, поигрывая топором. Толстяк, не прекращая рыдать, в отчаянии поднял свое оружие, но этот жест был настолько неловким и нелепым, что горец лишь рассмеялся и первым же ударом отрубил пальцы, неумело сжимавшие топорище. Жуткие вопли торговца даже на время заглушили восторженные крики толпы.

А пленный горец не спеша расправлялся с противником. Он явно получал удовольствие, убивая имперца медленно. Под рев зрителей варвар рубил еще живого толстяка на куски. А торговец, отчаянно цепляясь за угасающую жизнь, все полз и полз по ристалищу, оставляя за собой кровавый след. Конец его страданиям варвар положил одним сильнейшим ударом, отделившим голову от тела. Подняв ее за волосы, горец довольно рассмеялся и с презрением швырнул в толпу. Потом он с задумчивым видом покачал в руках топор, но, покосившись в сторону лучников, все же разочарованно швырнул измазанное в крови оружие охранникам.

Никто и не подумал посыпать уже изрядно залитое кровью ристалище песком. Вместо этого горцы вновь направились к пленникам. На этот раз императорским солдатам не повезло, и охранники выбрали одного из гвардейцев. Керит успел только на прощанье ободряющее похлопать друга по плечу.

Оказавшись в центре круга, гвардеец, не теряя времени, начал разминаться. В отличие от погибшего толстяка, он мог за себя постоять и сейчас недобро посматривал в сторону пленных горцев, гадая, кто же окажется его противником. Но его ждало потрясение. Солдат оторопело смотрел, как на ристалище волокут по виду такого же жителя Гирской империи, как и он. Было хорошо видно, что пленник подволакивает правую ногу.

— Ты откуда? — хрипло спросил гвардеец.

— Из империи, ясно дело. Купеческий охранник я… Был. На нас напали в этих скаренных горах, — грустно улыбнулся пленник. Его добродушное лицо украшали несколько синяков и ссадин.

— Это что? Нам придется сражаться и убивать друг друга на потеху этим дикарям? — тихо спросил гвардеец.

— Нет. Я не буду сопротивляться, — сглотнул пленник. — Ногу мне серьезно подранили. Я тут не жилец. Лучше быстрая смерть. Не буду я тешить этих скаренных ублюдков своей агонией. Только сделай это быстро. Я не хочу мучиться.

— Я не стану убивать тебя на потеху дикарям! Я дворянин! Я гвардеец! Я не уроню свою честь даже перед этими грязными животными, — приняв решение, солдат Сплава с облегчением улыбнулся и гордо расправил плечи. — Но и покорно умирать, как баран на бойне, я не собираюсь. Спляшем на прощанье?

— А то, — улыбнулся пленник.

Горцы бросили на арену пару мечей. Подобрав их, оба раба остановились друг напротив друга, а зрители разразились радостными воплями в предвкушении схватки. Но пленники не собирались доставлять им удовольствие. По команде гвардейца они рванулись в стороны.

Бывший охранник замешкался из-за раненой ноги, и лучник, к которому он бежал, оказался быстрее — стрела вонзилась ему в плечо. Зарычав от ярости, пленник не остановился, но тут же еще один смертоносный посланец вошел ему в грудь, заставив пошатнуться. Разрывая горло в отчаянном вопле, охранник из последних сил метнул свой меч. Но клинок не был сбалансирован, да и сам он не был силен в этом искусстве. Меч бессильно закувыркался в пыли, а пленник со стоном рухнул на землю.

Гвардеец был куда проворнее товарища по несчастью. Он оказался подле лучника раньше, чем тот успел спустить тетиву. Молниеносный и с виду небрежный удар, и горец падает с разрубленным горлом. А сам гвардеец уже кувырком ушел в сторону, и над ним бессильно просвистело сразу две стрелы.

Пленник одним слитным движением вскакивает на ноги и бросается к следующему лучнику. Наперерез ему метнулся поджарый пес, но гвардеец ловко отмахнулся мечом, и собака покатилась по земле с разрубленной головой.

Среди остальных рабов наметилось движение. Гвардейцы и пехотинцы вскочили на ноги, но охранники, обнажив оружие, обступили солдат, и пленники вынуждены были замереть на месте, бессильно наблюдая за последним актом разыгравшейся драмы. Другие рабы смотрели на происходящее безучастно, словно им уже не раз доводилось видеть подобное.

Гвардеец почти успел добраться до следующего стрелка, когда ему на встречу шагнул горец с секирой в руках. Умело уйдя от могучего взмаха узорного лезвия, солдат разрубил варвару плечо и кинулся к отшатнувшемуся в испуге лучнику. Но тут удача изменила пленнику. Прилетевшая справа стрела вошла ему в шею, разом сбив расчетливые и выверенные движения.

Захлебываясь кровью, гвардеец еще попытался добраться до ненавистных горцев, но подскочивший к нему варвар вонзил копье в живот пленнику и опрокинул на землю. Зрители разразились радостными воплями. Похоже, что их нисколько не расстроило, а лишь раззадорило дополнительное развлечение. Лишь пара женщин, подвывая, бросились к убитому лучнику, а еще несколько человек оказывали помощь раненому с разрубленным плечом.

Когда тела убрали с ристалища, горцы вновь направились к мрачным пленникам. Среди рабов зародился недовольный ропот, но охранники, опять обнажив оружие, разом заставили всех замолчать и принялись выбирать новую жертву. На этот раз не повезло Торстену.

Подталкиваемый охранниками, норд, словно во сне, брел в центр круга. Он судорожно пытался сообразить, что же ему делать. Поступок погибшего сильно его впечатлил. Гвардеец умер в бою, не уронив чести и отказавшись сражаться на потеху дикарям. Он не пытался ценой чужой смерти вырвать себе еще несколько дней жалкой рабской жизни. Норд восторгался этим подвигом, но не был уверен, что в силах его повторить.

Остановившись в центре ристалища, Торстен обернулся и увидел, что горцы уже ведут его противника. Надеждам норда не суждено было сбыться, и вместо одного из обращенных в рабство варваров охранники вновь выбрали пленника из Гирской империи. С виду он производил впечатление опытного воина. Поджарое и покрытое шрамами тело, седина на висках, спокойный и уверенный взгляд. Норду даже на секунду показалось, что горцы не ведут, а сопровождают ветерана, будто почетный эскорт.

— Смешанная пехота? — хладнокровно спросил пленник, внимательно оглядев норда.

— Да, — оторопело кивнул Торстен. — как ты понял?

— Сам оттуда же. Догадаться не трудно, — растянул губы в грустной улыбке ветеран.

Торстен был в смятении. С одной стороны он не испытывал ни малейшего желания сражаться и убивать, развлекая дикарей. Тем более что его противником был такой же солдат империи, волею случая попавший в плен. Но норд хотел жить. Все внутри него переворачивалось от мысли, что через несколько минут его за ноги выволокут с ристалища и скормят собакам.

Когда Торстен подавался в императорские легионы, он прекрасно понимал, что рискует. Но умереть вот так — бесславно, бессмысленно, глупо, в этом давно забытом Великими Силами селении варваров? Добровольно пойти на верную смерть, зная, что у него есть шанс с помощью воинского мастерства отвоевать право на жизнь? Норда передернуло. У него не хватало мужества, чтобы подавить жажду жизни и самому выбрать гордую смерть. Он с надеждой посмотрел на товарища по несчастью, надеясь, что тот поможет ему решиться, но встретил лишь пристальный оценивающий взгляд.

— Что, думаешь, как умирать? Это ведь твой товарищ зарубил лучника? — Дождавшись утвердительно кивка, пленник продолжил. — Знатный воин был. И смерть выбрал красивую. Не поступился честью и ушел из жизни гордо, не дав поглумиться дикарям. Впечатлило? И ты теперь думаешь последовать его примеру, но не можешь решиться? Думаешь, что я тебе помогу?

— Угу, — с несвойственной ему робостью признался Торстен и уже с воодушевлением добавил. — Я же вижу — ты не простым солдатом был!

— Кем я был, теперь уже не важно. Не жди от меня совета. Странные мы существа — люди… Мним себя свободными, но годами живем в плену чьих-то ожиданий. Нас постоянно учат — что правильно, а что нет. Люди всегда скованы обычаями и законами. Так что мы редко можем сами решать, как жить, но зато вольны выбирать — как умирать. Именно сейчас ты и я, возможно, впервые по-настоящему свободны. Так что это твой выбор. Не жди, что я решу за тебя.

Торстен в растерянности оглянулся на остальных пленников, ища поддержки, и лицо ветерана исказила кривая ухмылка.

— Не прячься за чужие спины. Это твой выбор. Только твой! — он чеканил слова.

— А сам ты решил? — тихо спросил Торстен.

— Да, — голос пленника зазвенел словно сталь. — Вот твой товарищ предпочел красивую смерть. Его право. Его выбор. А я не таков. Я всегда цеплялся за жизнь. Ты увидел подвиг героя, решившего умереть стоя, а не жить на коленях? Как бы не так — это глупость и самообман, не более того. Бороться нужно до конца. Я всегда буду пытаться выжить, несмотря ни на что. Буду барахтаться в любом дерьме. А ты думай сам.

— Я решил, — с внезапно нахлынувшим спокойствием Торстен посмотрел в глаза противнику. Пленник же слегка улыбнулся и кивнул, без слов угадав выбор норда.

У ног рабов уже лежала пара мечей, и Торстен поднял один из них. Обычный прямой одноручный клинок оставлял желать лучшего. Он был не слишком хорошо сбалансирован, а дрянное железо покрывали многочисленные зазубрины. Зато рукоять, обмотанная изрядно потертой кожей, удобно легла в руку.

Торстен несколько раз взмахнул мечом, пытаясь привыкнуть к оружию. Было очень странно сжимать его голой ладонью. За годы тренировок и боевых походов норд привык, что на руке всегда одета какая-то защита. Кольчужные или кожаные перчатки с нашитыми стальными пластинами, стеганные или железные рукавицы — все они немного мешали в полной мере почувствовать и контролировать оружие.

Сейчас Торстен, ощущал шершавую кожу на рукояти, меч лежал в ладони как влитой. Это ощущение было норду приятно, но в тоже время пугало, ведь кисть теперь защищала лишь небольшая гарда.

Торстен еще несколько раз взмахнул мечом, разминаясь. Без привычных доспехов норд сам себе казался на удивление быстрым. Не было даже почти ставшего родным пропитанного потом поддоспешника, и ничто не сковывало движения. Без шлема значительно лучше был и обзор.

Все это дарило ощущение непривычной легкости, скорости и ловкости, но в тоже время и пугающей беззащитности. Любой пропущенный, пусть даже не слишком сильный удар, грозил тяжелой раной. Торстен с тоской подумал, что с удовольствием обменял бы всю эту необычную легкость движений на привычное ощущение тяжелых, но надежных доспехов. Но больше всего норду сейчас не хватало щита.

Торстен стал в не слишком привычную стойку, немного выдвинув вперед правое плечо и клинок. Противник же неприятно удивил норда, взяв меч в левую руку. Торстен недовольно дернул уголком рта — без щита противостоять левше ему еще не доводилось.

Первый выпад норд едва не пропустил. Противник резко изменил направление удара, и хоть его движение и лишилось убийственной силы и скорости, позволяющей пробивать доспехи, зато клинок едва не полоснул юношу по беззащитной руке. Но Торстен сумел вовремя подставить свой меч и ответил быстрой связкой, впрочем, тоже не достигшей успеха.

Противники закружились по ристалищу, прощупывая защиту друг друга. Никто не спешил лезть вперед сломя голову. Без доспехов приходилось сохранять осторожность, терпеливо дожидаясь ошибки противника.

Торстен сразу понял, что ему противостоит очень опытный и умелый боец. Каждое его движение было выверенным и таило в себя угрозу. По лицу ветерана ничего нельзя было прочитать, на нем не скользило и тени эмоций, лишь спокойная уверенность в своих силах и решимость плескались в безмятежном взоре. Он легко перемещался по ристалищу, и его дыхание не сбилось ни на секунду. Норд понял, что попытки взять противника измором обречены на провал.

Торстена уже изрядно утомили бесконечные ложные движения, осторожные атаки и строго выверенная защита. Он все больше опасался, что может первым допустить роковую ошибку. Бой протекал в непривычном для норда ключе. Обычно он делал ставку на напор и натиск, стараясь использовать в полной мере преимущество своей силы, искусной работы щитом, умения быстро сокращать и разрывать дистанцию. Но в схватке без доспехов Торстен оказался втянут в тонкую игру клинков, где все решал опыт и фехтовальное мастерство. Понимая, что ни первого, ни второго противнику не занимать, норд попытался изменить рисунок боя, и это оказалось ошибкой.

Вокруг в упоении орали горцы, какие-то советы выкрикивал Кель, но Торстен ни на что не обращал внимания, полностью сосредоточившись на схватке. Он все чаще стал наносить рубящие удары и всерьез вкладываться в них, стараясь продавить защиту противника. На клинках оставались глубокие зарубки, и норд всерьез стал подумывать о том, чтобы попытаться перерубить или сломать меч в руках солдата. Но тот имел свое мнение насчет исхода боя.

Шагнув вперед, взмыленный Торстен в очередной раз с силой обрушил меч на отступающего ветерана, но увлекся и подошел слишком близко. Противник, отбив удар, одновременно резко подался вперед, нанося молниеносный укол. Торстен среагировал и даже попытался уклониться, но уйти от клинка полностью не успел. Скользнув вдоль меча норда, острие глубоко вспороло ему щеку и отрезало мочку уха.

Торстен с криком ярости контратаковал, но ветеран умело ушел от его ударов, не получив ни царапины. На секунду бойцы замерли. Вокруг бесновались горцы, что-то кричал Керит. Грудь норда заливала кровь, и он с необычайной ясностью осознал, что каждая ее капля отсчитывает оставшиеся мгновения его жизни. Противнику теперь было достаточно подождать и дать норду самому бессильно рухнуть на ристалище.

Торстен смахнул заливавший глаза пот и попытался улыбнуться, но щека отдалась вспышкой боли. И тогда норд атаковал. На этот раз он решил сыграть по своим правилам. Никаких осторожных движений, ложных выпадов, выверенных шагов, тонких приемов… Бешеный ритм боя, рваная дистанция, сильнейшие удары — вот что Торстен предложил противнику. Но ветеран не дрогнул и спокойно выдержал натиск.

Заливая ристалище кровью, Торстен рубил и колол из последних сил. Его грудь бешено вздымалась, а из горла рвалось рычанье. Ветеран же оставался спокоен и дышал ровно, словно и не было ожесточенной схватки. Вот после очередного взмаха норда он кончиком клинка достал руку юноши, оставив на ней неглубокую, но обильно кровоточащую рану. Торстен, в бешенстве взревев, словно дикий зверь, обрушил на противника меч, вкладывая в этот удар всю свою силу и ярость, всю жажду жить и страх смерти.

Не дрогнув ни на секунду, ветеран отбил и эту атаку, но сила удара заставила на мгновенье замереть его клинок и даже чуть податься вниз под натиском норда. Торстен воспользовался предоставленным ему шансом сполна — левой рукой он успел схватить противника за кисть сжимающую меч.

Мгновенья превращаются в вечность. Лицо ветерана впервые в бою искажает гримаса ярости, он судорожно пытается освободить руку или самому ухватить кисть норда, но Торстен успевает отвести назад свой меч и страшным прямым выпадом вгоняет клинок в грудь противнику.

Глаза ветерана расширяются от боли и ужаса, отчаянным рывком он пытается освободиться из захвата, и мокрые от крови пальцы норда предательски соскальзывают. Торстен не может вырвать свой клинок из груди противника, а тот в последнем усилии поднимает меч, собираясь забрать юношу с собой в могилу.

Торстен не успевает отшатнуться, и ему нечем отбивать удар. Нелепо выставленная голая и беззащитная ладонь — вот все, чем он может встретить зазубренное лезвие. Секунда тает за секундой, кровь ручейками стекает в пыль, но удара все нет — клинок ветерана остановил смертоносный разбег. Норд, бросив свой меч в груди противника, отскочил, но солдат и не пытался его преследовать.

— Живи, — на губах ветерана выступила кровавая пена, он с трудом ронял слова. — Нечего… Зачем вдвоем умирать… Живи… Мой выбор…

Словно величественное дерево пленник медленно опустился на землю. Он с мольбой смотрел на Торстена, будто хотел о чем-то рассказать, о чем-то попросить, но смерть не дала ему закончить. А норд молча стоял и вглядывался в навсегда застывшие открытые глаза, пытаясь прочитать в них, что же не успел до него донести этот человек, всего несколько мгновений назад казавшийся смертельным врагом, а сейчас разом ставший таким родным и близким.

Грубый тычок в спину вывел Торстена из транса. Горцы не дали норду времени проститься с мертвым противником, который мог бы при других обстоятельствах стать ему другом. Один из варваров швырнул пару тряпок и его отвели к остальным пленникам.

— Ну, ты зверюка! — радостный голос Келя ворвался в мрачные мысли Торстена. — Тут все уже решили, что тебе конец, но я-то знал, что ты не так прост! Молодец, долго прикидывался, что проигрываешь. Эх, были бы тут ставки… Я бы на тебе нагреб золотишка!

— Хватит шутить, лучше помоги перевязать голову! — Торстен еще не отошел от горячки боя и не был настроен слушать подтрунивания друга.

В этот день еще состоялось две схватки, но, к счастью, никого из солдат для них не выбрали. Кое-как перевязав раны, Торстен сгорбился, полностью погрузившись в мрачные мысли. На гибель еще двух рабов норд не обратил внимания и оживился лишь когда понял, что на сегодня смертельные развлечения закончились.

И во время боев, и пока их вели назад, пленники неустанно искали хоть малейшую возможность для побега, но шанс так и не представился, и они вновь оказались в уже привычной яме.

Глава 22

Прошло не меньше недели, прежде чем о пленниках вновь вспомнили. На этот раз охранников был еще больше, так что ни о каком побеге не приходилось и думать. К удивлению солдат, их повели не к ристалищу. Пройдя почти через все селение варваров, пленники оказались в просторном и даже роскошном по местным меркам доме. Их тщательно связали и усадили на широкую деревянную лавку. Охранники устроились неподалеку.

— Интересно — чего или кого мы дожидаемся? — спокойно спросил Керит, оглядываясь по сторонам.

— Не знаю. Но я надеюсь, что мы приглянулись какой-нибудь вдовушке посимпатичнее, — Кель мечтательно облизнулся.

— Так и запишем. Если вдовушка будет весить, как откормленная свиноматка, то у нас уже есть доброволец, — Торстен попытался улыбнуться, но зашипел от боли в не успевшей зажить щеке.

Ждать пришлось не меньше часа. Наконец на пороге дома показалась странная процессия. Возглавлял ее уже знакомый пленникам вождь племени. За ним семенил низенький старичок — по виду уроженец империи. Ну а последним важно шествовал высокий и седовласый горец, весь обвешанный амулетами. Его пронзительный взгляд сразу уперся в пленников, заставив поежиться всех, кроме Керита.

— Рабы. У вас есть шанс послужить правой цели и обрести свободу, — с привычным пафосом начал вождь. — Отвечайте на вопросы честно и без утайки.

— Ну, началось. Сейчас нас будут вербовать, — презрительно прошептал Кель.

Вперед вышел тот щуплый старичок, которого пленники посчитали уроженцем империи. Одет он был добротно — особо в глаза бросались расшитые узорами сапоги из тщательно выделанной красной кожи. Да и вообще, общей ухоженностью и уверенностью на лице он никак не напоминал пленника.

— Соколики, вы из смешанной пехоты будете? — спросил старичок, хитро прищурившись.

— Да, — спокойно ответил за всех Керит.

— Вот и отличненько! Значит, про лагерь у восточного перевала вам рассказывать не надобно. Ну, а где камеры для пленников, и подавно знаете-то! — старик с довольным видом повернулся к вождю племени и что-то ему затараторил на гортанном горском наречии.

— Во, а мы все гадаем, откуда горцы про караваны узнают! — сплюнул Ритал, но тут же получил сильный удар в живот и дальше лишь с ненавистью рычал сквозь сжатые зубы.

— В вашем лагере в плену томится великий человек, — опять обратился к пленникам вождь. — Тем, кто согласится помочь в его освобождении, будет дарована свобода и щедрая награда! Кто готов послужить благой цели?

Солдаты подавленно молчали. Торстену до боли захотелось плюнуть в лицо ненавистному горцу, но он сдержал глупый порыв. Пребывание в плену научило осторожности — оказаться на пыточном столе норд не спешил.

— Они что — нам на слово поверят? — тихо хмыкнул Кель. — Что-то не нравится мне вон тот горец, обвешанный побрякушками как баба.

— Ну же! Неужели вы настолько глупы, что предпочтете мучительную смерть свободе и богатству? — в голосе вождя проскользнули первые нотки разгорающегося гнева.

— Я согласен, — внезапно выпалил один из гвардейцев. Торстен и Ритал посмотрели на него с нешуточным удивлением, а вот во взглядах Керита и Келя плескалась только жалость.

— Отлично, — лицо вождя расплылось в довольной улыбке. Он сделал небрежный жест горцу увешанному амулетами, указав на пленника. Охранники мигом подскочили к рабу и подняли его на ноги.

— Ты действительно готов помочь освободить пленного горца? — остановившись перед гвардейцем, неприятным сухим и безжизненным голосом спросил седовласый варвар.

— Да, — уверено кивнул пленник.

— Не стоило мне врать, — бледные губы изогнулись в подобии улыбки, и горец, выхватив кинжал, одним слитным и плавным движением вонзил его в живот гвардейцу.

Несколько секунд пленник неверяще смотрел на шамана, а потом, разрывая горло в отчаянном крике, забился в руках охранников. Лишь вчетвером горцы сумели удержать связанного гвардейца.

Торстен словно зачарованный смотрел, как варвар медленно наматывает кишки истошно вопящего пленника на руку. Рядом, наблюдая, как убивают последнего из гвардейцев его отряда, рычал и бился в путах Керит. Кель просто отвернулся, а вот Ритал, наоборот, запоминал каждое движение дикаря. В его глазах читалось обещание когда-нибудь вернуть горцам все долги сторицей.

Когда гвардеец затих, перемазанный в крови шаман отошел в сторону и к пленникам вновь подошел вождь.

— Ну что? Больше никто не желает попробовать обмануть великого шамана? — с угрозой спросил горец и тут же вздрогнул, встретившись с совершенно бешеным взглядом Керита. Вымещая свой страх и секундную слабость, вождь несколько раз ударил октата ногой по лицу, и только потом вновь обратился к пленникам.

— Жизнь! Свобода! Богатство! Или медленная и мучительная смерть! Другого шанса у вас не будет. Не рассчитывайте умереть так же легко, как эта свинья! — горец пнул окровавленное тело гвардейца.

— Я согласен, — совсем тихо произнес Кель, но все разом повернулись в его сторону. Торстен с удивлением посмотрел на друга.

Неужели он не понимает, что обмануть шамана не удастся?! Тот почувствует ложь, и Кель окажется на пыточном столе! Что же делать??? — перепуганными птицами бились в голове норда мысли.

— Хм. Помню тебя. Ты уже раз доказал, что можешь быть благоразумным. Надеюсь, и сейчас ты не решил с нами поиграть, — вождь изучающее смотрел на Келя.

— Ты готов отправиться с отрядом к лагерю императорской армии, помочь освободить пленника и незаметно скрыться нашим людям? Не попытаешься привлечь внимание охраны или кого-либо еще? — шаман сверлил раба подозрительным взглядом.

— Да, — спокойно ответил Кель и улыбнулся. Он заметил, что на этот раз горец был куда многословнее, а значит, опасался, что пленник хитрит.

— Он не врет, — с некоторым удивлением произнес увешанный амулетами горец, поворачиваясь к вождю. — Но думаю, что стоит еще задать несколько вопросов.

— Ты не будешь пытаться сбежать? — прищурившись, шаман вновь вперил в пленника свой странный немигающий взгляд.

— А вы бы на моем месте не пытались? — искренне удивился Кель.

— Оставь, — вождь положил руку на плечо шаману. — Главное, что он взаправду готов помочь освободить пленника и не собирается выдать отряд.

— А с ними что делать? — спросил один из охранников, указав на остальных солдат.

— Вы упустили свой шанс. Что же — рабы нам пригодятся! — со злорадной улыбкой обратился к пленникам вождь. — В яму их.

* * *

Отряд вышел к лагерю смешанной пехоты в этот же день. Помимо Келя в него вошло всего семь горцев. Почти все они были опытными воинами и рабу не доверяли ни в малейшей степени. Его руки были надежно прикручены за спиной, а каждую ночь пленника и вовсе привязывали к дереву.

Несмотря ни на что Кель пребывал в хорошем настроении. Кормили его теперь из одного котла с варварами, что после жалких объедков, которые перепадали рабам, казалось настоящим пиршеством. Да и утомительный переход через горы вместо зловонной ямы воспринимался с воодушевлением. Вдобавок грело душу пленника и то, что в заплечных мешках варвары несли одежду и доспех императорского пехотинца. В них его собирались облачить, когда настанет черед проникнуть в лагерь.

Казалось, что горцы не знают усталости. Отряд выступал еще затемно, а на новый привал останавливался лишь, когда солнце окончательно скрывалось за горами и становилось не видно ни зги. Хотя пленник успел убедиться, что варвары чувствовали себя уверено даже в темноте.

Именно в такой момент, когда вокруг уже сгустился ночной мрак, но горцы еще не остановились на ночлег, Кель споткнулся и покатился по камням, разбив себе лицо. Варвары и не подумали помогать пленнику. Хохоча, дикари пинками заставили раба подняться на ноги. Один из варваров, посматривая на шатающегося пленника с недоверием, хотел было проверить его веревки, но разглядев в сумраке залитое кровью лицо, лишь рассмеялся и ударил неловкого имперца в живот.

Отряд устроился на ночлег в небольшой лощине. Варвары развели костер и подвесили над ним пару наскоро ощипанных фазанов. Во время дневного перехода самый юный из горцев сумел подстрелить нескольких птиц, за что и удостоился сдержанной похвалы от старших товарищей.

Под ноги пленнику кинули крыло и кусок черствого хлеба. Развязывать ему руки никто не собирался, поэтому он уже привычно опустился на колени и начал жадно рвать зубами испачканное в пыли мясо. Сверху фазан успел подгореть, зато внутри мясо не прожарилось, и рот Келя наполнился обжигающим жиром и кровью.

Поначалу горцев забавляло зрелище гордого императорского солдата, подобно животному поглощающего пищу на четвереньках. Варвары, довольно гогоча, бросали в него обглоданные кости, кидали ему под нос траву или ветки, пинали беспомощного пленника. Но спустя пару дней это развлечение им наскучило, поэтому сейчас никто не помешал Келю утолить голод.

Когда от фазанов остались только воспоминания и небольшая кучка тщательно обглоданных костей, горцы привязали пленника к дереву, а сами, закутавшись в меховые плащи и положив рядом оружие, улеглись около костра. Лишь один варвар, чья стража была первой, устроив на коленях копье, внимательно вглядывался в ночной мрак.

Дождавшись, пока горцы погрузятся в крепкий сон, а охранник сядет лицом к костру, Кель начал медленно тереть путы на руках острой гранью подобранного им во время падения камня. За этот призрачный шанс обрести свободу он заплатил разбитым лицом, но он того стоил. Камень оказался даже лучше, чем предполагал Кель, и не прошло и часа, как веревки на руках были перетерты. Несколько раз дежуривший горец вставал и обходил стоянку, но ничего подозрительного он так и не заметил.

Освободив руки, Кель принялся за путы, которыми был привязан к дереву. Когда последняя веревка была перерезана и упала на землю, он замер, боясь шелохнуться. Сердце глухо бухало в груди, но юноша заставлял дышать себя ровно, притворяясь спящим.

За пределами круга света, очерченного светом костра, лес жил своей жизнью. Перекликались ночные обитатели, о чем-то переговариваясь, шумели кронами деревья. Откуда-то издалека донесся полный предвкушения кровожадный вой, возвестивший, что хищники настигли очередную жертву. Кель поежился от холода. В вышине светились равнодушные звезды, и ухмылялась ехидная луна.

На секунду Келю показалось, что весь остальной мир не более чем плод его воображения, а на самом деле существуют лишь эта освещенная неверным светом костра поляна и темнота вокруг. Юноша необычайно остро ощутил свое одиночество и беззащитность. Ночной мрак сейчас казался живым существом, хищником, поджидающим добычу. Кель посмотрел на спящих, и в его сердце ненависть на мгновенье уступила непривычному чувству родства с этими такими другими, но все же людьми. Расположившийся у огня варвар поерзал, поудобнее устроив на коленях копье, и наваждение разом спало.

Некоторое время Кель оставался неподвижным, всматриваясь в каждое движение сидящего к нему спиной дикаря. Напасть сразу он не решился — тело занемело и могло подвести в самый ответственный момент. Но постепенно к нему возвращалась чувствительность, а сам солдат все еще судорожно обдумывал план действий.

У Келя мелькнула мысль бежать, но юноша ее отбросил. В этих горах он безоружный, без припасов, преследуемый варварами, был бы обречен.

Большим соблазном было попытаться по-тихому задушить часового, а потом расправиться со спящими горцами. Но Кель не был уверен, что это ему удастся. На земле хватало сухих веток, а малейший шум насторожил бы охранника и потревожил чуткий сон остальных варваров.

Можно было и напасть сразу, уповая на неожиданность и воинское умение. Но безоружный Кель не склонен был переоценивать свои возможности, поэтому решил все же попытаться подкрасться незамеченным.

Сжимая в руках камень, Кель медленно сделал первый шаг. Он внимательно смотрел себе под ноги, пытаясь в неверном свете костра найти клочок земли свободный от сухих иголок и веток. Тишина сейчас была его единственной защитой, а незаметность самым главным оружием.

Шаг. Где-то в темноте закричала ночная птица. Кель замер, но горцы по-прежнему находились в объятиях сна, а варвар несущий стражу не обращал внимания на привычные звуки.

Шаг. С трудом сдерживая рвущееся из груди порывистое дыхание, юноша остановился, высматривая, куда ступить дальше. В костре треснула ветка, послав в ночь маленький сноп искр. Кель вздрогнул, но варвар остался неподвижным.

Шаг. Один из спящих горцев перевернулся на другой бок и тихо засопел. Ночная прохлада холодила кожу, и Кель почувствовал, как каждый волосок на его теле встал дыбом. Напряжение все нарастало. Юноша сам себе казался натянутой до предела тетивой, готовой лопнуть в любой миг.

Шаг. Сидящий у костра горец лениво потянулся. Нервная дрожь растеклась по телу Келя. Хотелось взорваться в бешеном ритме движения, криком разорвать ночную тишину. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, а по телу стекал холодный пот, но Кель сдерживался и неторопливо подкрадывался к беззащитной спине охранника.

До горца, сидящего у костра, оставалось всего несколько метров, когда под ногой предательски хрустнула ветка. Варвар начал оборачиваться, и Кель сорвался с места. В два прыжка он подскочил к горцу и силой ударил дикаря камнем в висок. Не успело тело рухнуть наземь, а юноша уже выхватил у него из-за пояса кинжал и кинулся к остальным варварам.

Фигуры на земле уже зашевелились. Кель с силой вонзил клинок в левое подреберье ближайшего воина и попытался подхватить его топор, но тот самый юный горец, что накануне подстрелил пару перепелок, мертвой хваткой сжал древко. В его широко распахнутых глазах плескался ужас и боль. Несколько раз дернувшись всем телом, он замер навеки, но так и не разжал пальцы. Со сдавленным проклятьем Кель выпустил топорище и выдернул из тела кинжал.

Рывком поднявшись на ноги, пехотинец полоснул лезвием по горлу уже привставшего иссеченного шрамами горца и, опрокинув хрипящее тело, кинулся к следующему противнику, сжимавшему в руках двуручную секиру. Сонный варвар не успел встретить пленника сверкающим полукружьем лезвия и попытался отшатнуться, но клинок солдата легко поднырнул под изрезанное рунами древко и вошел в живот глухо застонавшего дикаря.

Взревев от ярости и боли, горец, уронил секиру и еще попытался вцепиться в горло рабу, но Кель ловкой подножкой опрокинул могучего варвара и едва успел кувырком уйти от страшного удара двуручного меча нового противника. А справа к нему уже приближался еще один воин.

Перекатившись, левой рукой Кель схватил горсть земли вместе с сухими иголками и швырнул ее в лицо горцу, сжимавшему в каждой руке по топору. Дикарь с проклятьем выпустил оружие и принялся тереть глаза, но, загородив свет костра, на пленника уже вновь надвигался варвар с двуручным клеймором в руках.

Понимая, что жить ему осталось считанные мгновенья, Кель метнул кинжал. Рука не дрогнула, и клинок вошел в горло горца. Хрипя и захлебываясь кровью, варвар в последнем усилии обрушил свой громадный меч на раба, но пленник успел откатиться в сторону, и лезвие вонзилось в землю.

Вскочив на ноги, Кель оказался лицом к лицу с новым противником. Горец сжимал в руках обычный прямой меч, а лицо его исказила злобная усмешка. Красноватые отблески костра играли на обнаженной груди, иссеченной шрамами.

Первым порывом было броситься бежать, а уже потом среди деревьев расправиться с преследователем, но пленник не поддался слабости. В темноте он видел куда хуже горца, да и в лесу варвары чувствовали себя как дома.

Отскочив от надвигающегося дикаря, Кель оказался рядом с костром. Поддев ногой раскаленные угли, он заставил зарычавшего горца заслонить лицо рукой, и ринулся вперед. Клинок варвара лишь прочертил кровавую полосу на плече солдата, а пленник успел одной рукой схватить кисть, сжимавшую меч, и попытался кулаком достать кадык дикаря. Но горец оказался слишком быстр. Перехватив замах, он с силой ударил головой ему в лицо.

На секунду Кель выпал из реальности. Одни Великие Силы знают, чего ему стоило не выпустить кисть горца, сжимавшую меч. Сам же варвар, не теряя времени, впечатал колено в живот рабу и другой рукой выхватил из-за пояса кинжал.

С отчаянным воплем Кель извернулся и клинок лишь скользнул по его ребрам, а скрюченные пальцы пленника впились в глаза горцу. Заорав от боли и отчаяния, варвар отмахнулся кинжалом. Кель отшатнулся, но недостаточно быстро, и лезвие располосовало ему щеку.

Юноша хотел подобрать оружие и добить ослепленного противника, но встретился взглядом с тем горцем, которому швырнул в лицо горсть земли. По его щекам еще стекали слезы, но глаза уже с лютой ненавистью уставились на пленника.

Кель напрягся, готовясь прыгнуть на варвара, как только тот нагнется за своими топорами, но дикарь оказался далеко не прост. Даже не пытаясь подобрать брошенное оружие, горец вытащил кинжал и двинулся к юноше. Словно у хищника, его верхняя губа приподнялась, а из груди рвалось глухое рычанье.

Несколько секунд противники просто смотрели друг другу в глаза. На лице варвара читалось презренье, для него пленник все еще был не более чем жалким рабом. В душе Келя удушающей волной вскипела ярость. Для выходца из трущоб презренье казалось страшнее ненависти и подстегивало сильнее, чем боль. Но пехотинец не позволил чувствам затмить разум и сдержал порыв броситься вперед. Он по-прежнему был безоружен, а противник ждал малейшей его ошибки.

Пленник начал медленно отступать, и горец не выдержал. Тело варвара взвилось в прыжке, но клинок лишь напрасно рассек воздух. Кель успел уклониться и ударом кулака сломал дикарю нос. Но горец, не обращая внимания на хлынувшую кровь, вновь взмахнул кинжалом. На этот раз Кель с большим трудом сумел перехватить руку варвара, остановив острие в каких-то сантиметрах от своей груди.

На секунду противники застыли в шатком равновесии. Горец давил на кинжал обеими руками, пытаясь вогнать начищенное до блеска лезвие в грудь рабу, а тот, наоборот, из последних сил сдерживал этот натиск. Кель разглядел, как бьется жилка на виске дикаря, почувствовал на лице его тяжелое дыхание. Но уже через несколько мгновений он понял, что уступает по силе рослому варвару. Острие неуклонно приближалось к груди пленника, а лицо дикаря расплылось в кровожадной усмешке.

Кель резко подался назад, падая на спину и увлекая за собой противника. Ногой он уперся в живот горцу и попытался перебросить его через себя. Но варвар оказался слишком тяжел и силен. Дикарь навалился на пленника сверху и несколько раз ударил локтем в голову, а потом вновь надавил на кинжал всем своим весом.

Отчаянным усилием Кель отодвинул лезвие чуть в сторону, и клинок бессильно вонзился в землю рядом с его щекой. Не теряя ни секунды, юноша впился зубами в плечо варвара. Рот наполнился солоноватой кровью, но он лишь сильнее стиснул челюсти. Закричав от боли, горец левой рукой схватил юношу за волосы и с трудом оторвал его от себя.

Приподнявшись, варвар хотел вновь ударить раба кинжалом, но утратил равновесие, и Кель сумел опрокинуть его на бок. Юноша попытался дотянуться до глаз, но пальцы лишь скользнули по щеке дикаря. От сильного удара ногой в живот пленник отлетел в сторону, а горец, сжимая кинжал, кинулся к нему и вновь навалился сверху.

Левой пятерней варвар уперся рабу в лицо и занес над ним клинок. Отчаянно вертя головой, Кель сумел впиться в один из пальцев зубами и почти откусил фалангу. Но яростно рыча, горец не прекратил попыток достать пленника кинжалом. Из последних сил пехотинец не давал вонзить клинок себе в грудь, а другой рукой шарил рядом, пытаясь что-нибудь ухватить.

Пальцы обожгло резкой болью — противники оказались совсем близко к костру. Разрывая горло в крике, Кель сунул руку в огонь, выхватил головню и сунул ее в лицо горцу. Извиваясь, варвар попытался отшатнуться от пылающей палки, но пленник сумел ткнуть его в глаз. От боли дикарь забыл обо всем, и пленник воспользовался шансом сполна, воткнув кинжал горца ему в живот.

Кель с трудом сбросил с себя бьющееся в агонии тело и со стоном отполз от костра. Полежав некоторое время, он, пошатываясь, поднялся на ноги, подобрал секиру и осторожно направился к ослепшему горцу. Варвар прижался спиной к дереву и глухо стонал, но оружие из рук не выпускал. Услышав шаги, он что-то гортанно выкрикнул. Кель поморщился от боли в рассеченной щеке, слизнул с губ кровь и подошел к варвару вплотную. Тот попытался отмахнуться мечом, но бывший раб легко ушел от неловкого удара и безжалостно раскроил горцу голову.

Затем Кель, подойдя к каждому из отряда, убедился, что все они мертвы, и только тогда позволил себе бессильно рухнуть на землю. Из многочисленных ран стекала кровь, сильно болела обожженная рука, но юноша ни на что не обращал внимания. Мертвый горец лежал лицом в костре, над поляной расплывался сладковатый запах паленой человеческой плоти, а Кель лежал и хохотал, не в силах поверить в свою удачу.

* * *

Торстен проснулся от неясного шума. Приподнявшись, он напряженно вглядывался в темноту, пытаясь разглядеть закрывавшую яму решетку. Ему показалось, что выход открыт, но больше ничего различить в ночи норд не смог. Рядом настороженно застыли остальные пленники.

С тихим шелестом в яму упала веревка, а сверху донесся хорошо знакомый ехидный голос.

— Вам что, отдельное приглашение нужно? Ну извините, фанфары я в спешке забыл захватить. А герольды нынче дороги, так что давайте вылезайте, и без шума! — прошептал Кель.

— Кель, — у Торстена перехватило дыхание от радости, а его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Тихо! — зашипел на норда Керит, первым хватаясь на веревку.

Торстен выбрался наверх следом за ним. Его глаза привыкли к темноте, и, осмотревшись, он сумел разглядеть в ночном мраке лежащее неподалеку тело.

— Не вовремя отошел отлить, — прошептал Кель, кивнув в сторону мертвого горца, и протянул Торстену секиру. Керит уже успел вооружиться мечом и напряженно вглядывался в сторону селения варваров.

Пока из ямы последним выбирался Ритал, норд осмотрел друга. Выглядел Кель не очень. Даже в темноте бросались в глаза изможденное лицо, громадный синяк на скуле, распухший нос и кровавые пятна на закрывавшей пол-лица повязке. Он был одет как подобает императорскому пехотинцу, но кольчуга зияла несколькими прорехами, а шлема не было и вовсе. Зато глаза бывшего обитателя трущоб светились привычной уверенностью и иронией.

— Уходим, живо! Ветер дует в нашу сторону, но не приведи Великие Силы, нас услышат или почуют собаки! — прошептал Кель и поспешил в темноту. Пленники осторожно двинулись следом.

Торстен на ходу успел заметить, что чуть в стороне валяется еще одно тело. В темноте он разглядел только красные сапоги и злорадно улыбнулся, догадавшись, с кем расквитался Кель.

Следующие несколько дней Торстен помнил смутно. Все, что осталось в его памяти — это бесконечный изматывающий бег. Усталость начисто вымыла все мысли и чувства, оставив одно желание — упасть на землю и забыться в беспробудном сне. Даже у неугомонного Келя не осталось сил на шутки, израненный солдат с трудом передвигал ноги.

Керит легче остальных пленников переносил тяготы марша и успевал охотиться. Иногда гвардейцу даже улыбалась удача. Солдаты боялись разводить огонь, и мясо приходилось есть сырым.

Бывшие пленники на привал останавливались только ночью. Опасаясь погони, солдаты по очереди сторожили сон товарищей. Никто из четверых беглецов не хотел вновь оказываться в шкуре раба. Когда наступал черед дежурить Торстену, он проклинал все на свете. Веки наливались свинцом, и ему дорогого стоило не давать себе заснуть. Однажды норд все же не выдержал и очнулся, только завалившись на бок.

Несколько часов беспокойного и тяжелого сна, и вновь бесконечный бег. Сапоги, снятые Келем с тел убитых горцев, были непривычны, и все солдаты быстро сбили ноги. У Келя вдобавок загноилась рана на плече, и ее пришлось чистить ножом и прижигать.

Найдя небольшую лощинку, беглецы впервые осмелились развести костер и накалили на огне лезвие ножа. Чтобы крики Келя не разнеслись далеко по окрестностям и не выдали отряд, ему пришлось заткнуть рот, а Торстен и Ритал держали товарища.

Солдаты так и не узнали, была ли выслана за ними погоня. Бывшим пленникам не встретился ни один горец, но они все равно продолжали бежать и бежать, выбиваясь из последних сил. Воспоминания о рабстве были слишком свежи и не давали расслабиться ни на секунду.

Заросшие, грязные, изможденные беглецы теперь казались отдаленными тенями себя прежних. Больше всех сдал Кель — сказывались раны. Его лицо еще сильнее осунулось, он с трудом поспевал за остальными, и лишь глаза горели лихорадочным блеском.

Когда до лагеря имперских войск оставалось всего несколько дневных переходов, Ритал от усталости споткнулся и серьезно повредил лодыжку. Теперь его пришлось нести на самодельных носилках. Силы солдат уже были на исходе, когда им наконец повезло.

Бежавший первым Керит резко остановился и предупреждающе поднял руку. Солдаты замерли, прислушались и действительно различили, чью-то речь и смех. Как назло, рядом не было никакого укрытия, а носилки мешали двигаться быстро. Беглецы, выбиваясь из сил, попытались спрятаться за лежащим чуть в стороне крупным обломком скалы, но не успели.

К облегчению Торстена, на тропе показались не горцы, а императорский патруль. Но остальные спутники не разделяли радости норда.

— Не делайте резких движений. Разговаривать буду я, — Керит медленно положил свое оружие на землю, и вовремя — патруль уже направил на них арбалеты.

— Кто такие?!? — судя по голосу, настроен командир патруля был воинственно.

— Гвардия. Сплав. Бежали из плена. Приказываю прекратить патрулирование и сопроводить нас до лагеря императорских войск, — голос Керита был настолько пропитан надменностью и властностью, что даже Торстену захотелось вытянуться и поправить несуществующие доспехи.

— Ну-ну. Эко складно баешь. Но откель вы будете, мы еще поглядим. В лагерь-то доставим в лучшем виде, но ток без глупостей! Мы ныне больно нервные, неча нас в соблазн вводить! — сбить с панталыку командира патруля оказалось непросто.

— Носилки помогите с раненым нести. Мои люди выбились из сил, — все тем же спокойным и властным голосом распорядился Керит, словно и не заметив недоверия в словах октата.

— Ну эт можно, — октат сделал знак, и двое солдат, закинув за спину арбалеты и морщась от вони, исходящей от беглецов, взялись за носилки.

До лагеря добирались три дня. Всё это время солдаты пристально следили за подозрительными бродягами. Как назло, все они прибыли сюда недавно и среди них не оказалось ни одного знакомого.

Когда вдали показались уже слегка позабытые очертания вала и частокола, на Торстена нахлынула грусть. Он вспомнил, как в этот злосчастный рейд уходили двадцать пять уверенных в себе отличных бойцов, а теперь назад вернулись лишь четверо израненных беглецов. Норд порадовался, что хоть половина тавта не участвовала в этой безумной вылазке.

Пока пленников вели по территории лагеря, они крутили головами, пытаясь заметить кого-нибудь знакомого, но этим надеждам не суждено было сбыться. Их заперли в камере, и вскоре Керита увели на допрос.

Торстен с наслаждением стянул сапоги, лег на грубо сколоченный топчан и закрыл глаза. Уставшие ноги гудели, а покрытое грязью тело чесалось, но все равно было невыносимо приятно, что больше не нужно никуда бежать.

Других обитателей в камере не оказалось, и пленники могли спокойно разговаривать. Во время бегства им было не до расспросов, но теперь Торстен решил задать давно мучивший его вопрос.

— Кель, — окликнул друга норд.

— Ну, — вяло ответил изможденный юноша, почесывая бороду.

— Слышь, а как ты шамана-то обманул? Я уж испугался, что он и тебя выпотрошит, — норд, перевернувшись на бок, с любопытством уставился на друга.

— Никак, — ответил Кель и зевнул.

— Да ну тебя! Что — трудно ответить? — разозлился Торстен.

— Так я тебе и отвечаю. Не обманывал я его.

— То есть как это — не обманывал? — от удивления Торстен даже приподнялся.

— А так. Я же не говорил, что не буду пытаться сбежать. Каждое мое слово было правдой. Не сумей я раньше перерезать горцев, пришлось бы им помогать освобождать скаренного пленника. А стоило попытаться привлечь внимание охраны — закопали бы меня в одной могиле с варварами, никто и не подумал бы разбираться, — Кель с усмешкой посмотрел на ошарашенного друга.

Обитая железом дверь отворилась, и внутрь зашел Керит. Увидев, что командира никто не охраняет, а камера так и осталась открытой, пленники воспрянули духом, но гвардеец был мрачен.

— Один из септимов хоть и с трудом, но узнал меня. Так что я разговаривал сразу с тысячником. Мы теперь вне подозрений, — Керит внезапно замолчал.

— Похоже, что есть и плохие новости, — прямо спросил Кель.

— Да. Квинт рассказал о том, что тут произошло после нашего ухода, — мрачно обронил гвардеец. — Догадываетесь, о чем я?

— Скаренная сука! — Кель с яростью пнул жалобно заскрипевший топчан. Ритал чаще задышал и впился глазами в лицо Керита, а вот Торстен лишь недоуменно посмотрел на своих друзей.

— Да, вы правильно поняли. Отец этой вашей леди Гейрэ не успокоился. Он был уверен, что с ее смертью дело нечисто, и добился, чтобы сюда прислали мага, — заметив недоумение на лице солдат, Керит недовольно дернул щекой и поправился. — Ну, если хотите — не мага, а адепта, хотя какая разница. Главное, что он оказался специалистом по разуму и легко разговорил ту половину вашего тавта, что не отправилась в рейд. Так что о том, как вы убили своего октата, теперь известно в малейших подробностях.

— Уже? — тихо прошептал Ритал и как-то разом сгорбился.

— Да, — гвардеец сразу понял, о чем его спрашивает изуродованный солдат. — Всех бойцов вашего отряда повесили.

Торстен сидел, словно оглушенный. В голове не укладывалось, что из всего тавта в живых осталось лишь трое человек, сидящих здесь. Впрочем, надолго ли?

На Ритала было жалко смотреть. Он прекрасно помнил, чья рука оборвала жизнь леди Гейрэ, и, похоже, винил себя во всем. По изуродованному лицу, оставляя влажные дорожки, скатились первые слезы.

— Мы уже не успеем уйти из лагеря? — с тоской спросил Кель, стиснув кулаки.

— Успеете. Никто из ваших знакомых нам не встретился, да и трудно вас сейчас узнать. Я соврал, что спаслись только гвардейцы из моего отряда, — Керит оценивающе смотрел на солдат, словно что-то для себя решая.

— Я не побегу, — скрежещущий голос Ритала сейчас показался особенно жутким. — Пускай вешают.

— Почему вы ее убили? — внезапно спросил Керит.

— Она сошла с ума, — Торстен смело посмотрел в глаза гвардейцу. — Нарушила приказ. Устроила бойню. Решила идти вглубь земель горцев, чтобы выжигать их селения. Размахивала оружием и грозилась заявить, что виконта и его охрану мы убили самовольно. Не подчинись мы ей — в лагере она добилась бы нашей смерти. У нас не было выхода.

— Я так и думал, — кивнул в такт собственным мыслям Керит. — Есть еще один выход помимо бегства. Гвардия.

Трое бывших пленников с удивлением смотрели на октата, а тот, разглядывая их ошарашенные лица, не удержался от улыбки.

— Со своими командирами я договорюсь — они мне и так сильно задолжали за этот рейд, — Керит зло усмехнулся. — Здесь никто и не узнает, что вы живы. До отца вашей фурии не дойдет ни малейших слухов. Все детали беру на себя.

— Гвардия, Сплав… — медленно произнес Ритал, словно пробуя слова на вкус. — Почту за честь.

— Я согласен, — Торстен ни секунды не колебался, словно этот выбор уже был давно предопределен судьбой. Он почувствовал необычайное спокойствие, а на душе посветлело.

— Ну а я уж тем более. Куда вас одних отпускать, — ухмыльнулся Кель.

— Буду рад взять вас в свой тавт, — тепло улыбнулся Керит и пожал каждому руку.

Кель внезапно захохотал. Остальные с недоумением смотрели на него.

— Чего смешного-то? — Торстен с подозрением покосился на друга, опасаясь, что его разум не выдержал испытаний последних дней.

— А вы на себя посмотрите, гвардейцы недоделанные! Да нам только от грязи неделю отмываться, а вшей и за месяц не вытравим, — опять расхохотался Кель и на этот раз к нему присоединились остальные.

Глава 23

Из груди Винстона вырвался стон. Он тяжело дышал, а голова раскалывалась. Внизу проносились горные вершины, но против обыкновения полет не доставлял ни малейшего удовольствия. Сзади стонал рассекаемый радужными крыльями теплый летний воздух, и от этого звука голова болела еще больше.

Магических сил оставалось совсем чуть-чуть, и юноша летел медленно, стараясь продержаться в воздухе как можно дольше. Он уже понял, что сильно переоценил свои возможности и теперь расплачивается за самоуверенность.

С ним поравнялся неспешно парящий орел. Властелин горных вершин с удивлением разглядывал неизвестное существо, а Винстон с завистью смотрел на сильную и гордую птицу. Орел был по-настоящему свободен. Он был полновластным хозяином небес. Он был рожден парить в вышине. Его полет не зависел от быстро таящих магических сил.

Последний год обучения в Конд'аэре пролетел быстро. По настоянию своего наставника помимо традиционных для специализации гонца Винстону пришлось штудировать и множество других дисциплин. Ему не раз приходилось сиживать на занятиях лекарей, теоретиков, боевых магов и даже погодников. Не прекращались и регулярные уроки у скайрэ Рут'аэра.

А вот к астральной магии к разочарованию наставника у Винстона особых способностей не оказалось. Кое-какие азы он освоил, но не более того. В конце концов скайрэ Рут'аэр решил, что лучше сосредоточиться на том, что дается юноше лучше всего и оставить астральную магию до лучших времен.

Великий маг, судя по всему, всерьез решил вырастить из Винстона универсала. Ни в малейшей степени не интересуясь мнением юноши, он буквально пичкал его знаниями. С разрешения ректора университета наставник полностью перекроил учебный план будущего адепта воздуха. При этом, как сетовал Винстон друзьям, скайрэ Рут'аэр похоже даже не слышал о том, что такое свободное время.

Сам Винстон за последний год уже порядком подустал от бесконечных занятий, экспериментов и медитаций. Он был по-прежнему любознателен и трудолюбив, но теперь хотел сам решать чем и когда заниматься. Многое из того, что ему приходилось изучать, нисколько не интересовало юношу.

Иногда в голову даже закрадывалась предательская мысль, что для скайрэ Рут'аэра его обучение стало своеобразным экспериментом, настолько много времени великий маг уделял студиозу. Но каждый раз, разозлившись на самого себя, юноша гнал прочь подобные глупости.

Винстон понимал, что многим обязан скайрэ Рут'аэру. Разочаровывать наставника не хотелось, и юноша продолжал безропотно корпеть над постижением премудростей магической науки.

Великолепные способности к созданию плетений и прекрасная память позволяли Винстону быстро совершенствовать свое мастерство. Наставники не могли нарадоваться на прилежного ученика, среди студиозов он безоговорочно считался лучшим, но счастья все это не приносило.

Теперь Винстон почти не выбирался куда-нибудь развеяться. Лишь изредка у него получалось выкроить немного времени и провести его с друзьями. Старые обиды уже давно были забыты, и он вновь с удовольствием общался с Гиллианом. Аристократ продолжал свой роман с Кэмией, и, похоже, у них все было серьезно. Сам Винстон уже не сомневался, что и после окончания обучения эти двое не расстанутся.

Правда, не все были довольны пылкими чувствами будущих магов. Наставники с неудовольствием отмечали, что Гиллиан совсем забросил учебу и витает в облаках не в прямом, а лишь в переносном смысле. Но еще больше злила его любовь к невзрачной, но улыбчивой черноволосой девушке других обитательниц Конд'аэра. Очень многие из них были не прочь заманить к себе в постель красивого и родовитого аристократа и с презрением смотрели на удачливую выскочку.

Вот кто нисколько не изменился — так это неугомонный Ингвар. Он по-прежнему пользовался популярностью среди будущих волшебниц, не пропускал мимо ни одной смазливой мордашки, но ни с кем не оставался надолго, не отдавая предпочтения никакой из своих многочисленных пассий.

А вот у Винстона на личную жизнь времени не хватало. Он с головой ушел в учебу и за последний год не закрутил даже мимолетного романа, хотя желающие поближе познакомиться с подающим большие надежды студиозом были. Неожиданно для самого себя юноша среди девушек стал загадочной и весьма обсуждаемой фигурой. Обросшие невероятными подробностями истории спасения им жизни Гиллиану и предательства Кэмии, продолжали будоражить умы местных сплетниц. Вкупе с выдающимися успехами юноши в изучении магических наук, хромотой, шрамом на щеке и особенно добровольным затворничеством, они породили вокруг него ореол загадочности и таинственности.

Неприятным сюрпризом для Винстона стал визит к нему представителя гильдии артефакторов королевства Айрит. Почтенные маги очень болезненно восприняли его попытки торговать амулетами. Больше всего Винстона возмутило то, что артефаткоры и не подумали предложить ему вступить в гильдию или продавать волшебные предметы через их представителей. Надменные маги были уверены, что юноша вообще не имеет права этим заниматься только потому, что они не выдали ему какое-то разрешение.

Лишь вмешательство скайрэ Рут'аэра позволило погасить зарождавшийся конфликт. Не решившись ссориться с великим магом, гильдия артефакторов, скрипя зубами, разрешила Винстону до окончания обучения продавать до шести амулетов в год. Даже этого хватало, чтобы проблем с деньгами у юноши не возникало, но он все равно остался недоволен.

После окончания обучения изготовление магических предметов позволило бы бушующему адепту быстро заработать солидное состояние. Теперь же выяснилось, что во всех государствах союза Великих Сил существует своя гильдия артефакторов, и без ее разрешения любому магу не стоило пытаться продать даже самый завалящий амулет. Вступать в ее ряды Винстона тоже не прельщало. Новых магов туда брали неохотно, а тем счастливчикам, что все же туда попадали, первый десяток лет приходилось отдавать гильдии три четверти дохода.

За последний год Винстон тесно сошелся с Инурием, с которым вместе играл в венлуд. Именно молодой лекарь растолковал наивному юноше, почему существуют столь жесткие правила торговли артефактами.

— А ты вот подумай сам, — как-то сидя в таверне и неспешно потягивая из серебряной чаши вино, завел об этом разговор маг. — Сейчас артефакты стоят кучу золота. Чем их будет больше, тем быстрее упадет цена. Верхушка гильдии этого не хочет.

— Ну так продавали бы больше артефактов, пусть и по низким ценам, — искренне удивился Винстон.

— Ты хоть знаешь, сколько стоят услуги мага даже с неполным истинным зрением? Артефакторов не так уж и много, они тратят на каждый амулет уйму времени. Обычные адепты просто не могут изготавливать волшебные побрякушки быстрее. Прирожденные маги вроде тебя большая редкость, и волшебники, достигшие высот многолетним трудом, не хотят, чтобы они сбивали цены.

Время полетело незаметно, и вскоре на горизонте замаячили выпускные экзамены. Винстон был уверен в своих знаниях и умениях, но все равно немного побаивался. Больше не нуждаясь в понуканиях, он с удвоенной силой принялся штудировать пыльные фолианты, зубрить сложнейшие заклинания, оттачивать плетения.

На теоретических экзаменах Винстон получил только высшие баллы, но скайрэ Рут'аэр все равно остался им недоволен. Ему пришлось не по вкусу, что его ученик не во всех дисциплинах стал лучшим среди студиозов.

Практические экзамены по обязательным и сложным плетениям, длительным и редким энергоформам, базовым навыкам медитаций и развитию истинного зрения дались Винстону легко. К удовольствию скайрэ Рут'аэра на этот раз первенство его ученика среди всех студиозов было бесспорным. Не менее успешно сдал он и обязательный для гонцов экзамен по плетениям и заклинаниям связи.

Но вот дальше начались неприятности. К ужасу Винстона наставник настоял на том, чтобы юноша сдавал сразу несколько лишних экзаменов, не обязательных для специальности гонца. Если с управлением погодой и лекарскими плетениями проблем у него не возникло, то вот с боевой магией дела обстояли куда хуже.

На этом экзамене традиционно требовали не просто создавать необходимые защитные и атакующие плетения, но и делать это очень быстро. Испытание проводилось прямо на главной площади Конда'аэра при помощи иллюзий и энергоформ, имитирующих настоящие боевые заклинания и плетения. Смотреть за мучениями студиозов со стороны было забавно, и на широких галереях собралось много зрителей.

Когда пришел его черед, Винстон, прихрамывая, вышел в центр площади и замер. В груди перепуганной птицей билось сердце. Каждое громкое слово, каждый смешок, доносившийся с трибун, он воспринимал на свой счет и невольно ежился под сотнями взглядов.

Винстон стоял на пропитанных магией древних каменных плитах и старался изобразить спокойствие, но у него это получалось плохо. Вместо независимой и гордой позы он, сам того не замечая, сгорбился и втянул голову в плечи. По его телу пробегала нервная дрожь, а кулаки были стиснуты. Лишь в глазах юноши плескалась отчаянная решимость.

Наконец Винстон истинным зрением различил, как над площадью соткался радужный защитный купол. Разглядев плетение, он завистливо присвистнул — о таком мастерстве и силе ему пока приходилось только мечтать. Но посторонние мысли пришлось выкинуть из головы — экзамен начался.

Сначала студиоза проверяли иллюзиями хищников. Они возникали со всех сторон и бесшумными тенями кидались в атаку. Под аккомпанемент громовых раскатов Винстон спокойно встречал фантомы простейшими боевыми плетениями — вроде обычной молнии. Их энергия легко проходила сквозь мигом тающие иллюзии, но гасла, коснувшись накрывшего площадь защитного купала.

Фигуры животных сменились фантомами людей. Воздев призрачное оружие и открыв рты в беззвучном крике, они бежали к одинокой фигуре в центре площади. Винстон стал использовать более мощные плетения. Невидимые лезвия рассекали фантомов, мощные воздушные тараны прокладывали просеки в их рядах, цепные молнии выкашивали иллюзии десятками.

Не успел Винстон проверить в деле весь свой запас боевых плетений средней силы, как из воздуха соткалась первая фигура лучника. Призрачная стрела сорвалась с тетивы фантома, но бессильно рассеялась, натолкнувшись на предусмотрительно возведенную вокруг мага защиту.

Довольно улыбаясь, Винстон продолжал прореживать ряды фантомов. На него со всех сторон сыпались иллюзии стрел, но укрытый надежным щитом юноша не обращал на них внимания — и, как оказалось, зря. Звонко тренькнув на прощанье, его защита разом лопнула, пропуская сияющий багровым пламенем арбалетный болт. Винстон в страхе отшатнулся, но иллюзия и скрывавшееся за ней плетение рассеялись в каких-то сантиметрах перед его лицом.

Первой мыслью было желание совсем по детски заорать, что так нечестно. Но он сдержался. В голове сами собой всплыли любимые слова наставника по боевой магии:

— Запомните — на войне нет правил. Удивить — значит победить!

Среди собравшихся на трибунах зрителей раздались шепотки и смешки. Винстон постарался не обращать на них внимания, несколько раз глубоко вздохнул и немного успокоился. Он уже догадался, что пробившая его щит иллюзия изображала не что иное, как вражеский артефакт, а значит, в этом позоре была виновата лишь его беспечность.

Дав студиозу немного прийти в себя, наставники продолжили экзамен. Наученный горьким опытом, теперь Винстон создал мощное защитное плетение, о которое бессильно разбивались любые спрятанные за иллюзиями заклинания.

Фантомы появлялись и появлялись на площади, чтобы почти сразу исчезнуть под натиском боевых плетений юноши. Винстон не знал, сколько продолжалась схватка с призрачными лучниками, но он успел изрядно устать. Мощный щит неумолимо вытягивал из него магические силы.

Наконец иллюзии лучников стали сменяться одинокими фигурами, изображавшими вражеских колдунов. На Винстона обрушился град бесхитростных, но мощных магических ударов. Утомленный студиоз продолжал держать щит и изредка отвечал точными плетениями, легко расправлявшимися с фантомами.

Продолжать бой становилось все труднее. Винстон уже весь вспотел, ноги подгибались. Физическая усталость всегда была одним из верных признаков магического истощения, и юноша понимал, что скоро его покинут последние силы. От громовых раскатов и ярких вспышек разболелась голова.

Экзаменаторы теперь прикрывали свои фантомы мощными магическими щитами, а их атаки становились все сильнее и изощреннее. Винстон держался из последних сил. Он хорошо видел структуру вражеских энергоформ и только благодаря этому еще не был погребен под их напором.

Щиты, прикрывавшие фантомов, юноша ломал точными ударами в плохо спрятанные узлы плетений, а ответные атаки старался просто отклонить, и только если этого сделать не удавалось, встречал своей защитой. Среди собравшихся зрителей нарастал одобрительный ропот, но в этот момент его покинули последние силы.

Винстон рухнул на колени, а окружавший его щит исчез. Юноша испуганно моргнул, но летящая ему в лицо мощная молния рассеялась, не дотянувшись до него каких-то сантиметров. Скривившись от боли в разбитых коленках, он встал на ноги и пошатываясь направился к краю площади, где его уже дожидался скайрэ Ролан. Молодой наставник оглядел изможденного студиоза и сочувственно похлопал по плечу.

— Горазд ты боевой магией швыряться, но в бой тебя посылать нельзя, — в голосе мага не было ни капли издевки.

— Это еще почему? — немного обиделся Винстон. — Из-за этой проклятой стрелы?

— В том числе, но не только. Куда важнее, что ты творил потом, — усмехнулся наставник.

— И что я творил? Да никто из других студиозов не продержался бы дольше! — не на шутку разозлился задетый за живое Винстон.

— Не спорю. Но ты сам мог куда лучше справиться с испытанием. Ты зачем, садовая твоя голова, такой мощный щит сотворил? Ты же на нем большую часть своих сил и потерял еще до появления фантомов-магов! — скайрэ Ролан с улыбкой смотрел на юношу.

— Ну, я не хотел, чтобы меня опять застали врасплох новой особо зловредной иллюзией, — Винстон с удивлением пояснил и так очевидное.

— Ага. А щиты с мерцающим контуром тебя не учили ставить? А про защиту с непостоянной подпиткой ты тоже забыл? Ты же все это умеешь, так зачем было тратить лишние силы против иллюзий стрел, где хорошо, если одна из сотни несла в себе атакующее плетение?

Винстону нечего было ответить наставнику, и он пристыжено опустил голову. Юноша отчетливо понял, что ему далеко до настоящих боевых магов. Мало было владеть нужными плетениями. Умение их грамотно использовать оказалось куда важнее. Единственным утешением ему служило то, что юноша не собирался становиться боевым магом, и если бы не скайрэ Рут'аэр, то он и вовсе не оказался на этом проклятом испытании.

Винстон таки получил высший бал и за этот экзамен, но его самолюбие было задето. Восстановить уверенность и показать себя во всей красе юноша теперь рассчитывал на заключительном испытании. Практика полета была обязательной дисциплиной для специальности гонца, и он рассчитывал, что уж здесь точно сможет блеснуть.

Сначала будущие маги демонстрировали умение быстро взлетать, контролировать полет, ловко маневрировать в воздухе. Здесь среди студиозов Винстону не было равных. Он уже давно практиковался в искусстве полета, а уж тренировки по венлуду отточили его навыки, поставив в один ряд с опытными адептами воздуха.

Но самым главным для любого мага, выбравшего специализацию гонца, всегда была выносливость и скорость при длинных перелетах. Именно их студиозам было предложено продемонстрировать в заключительной части испытания.

Главная сложность экзамена заключалась в том, что будущим адептам приходилось самим рассчитать свои силы. Они должны были отлететь от Конд'аэра как можно дальше, поставить там специальную метку для заклинания дальней связи и вернуться назад.

Мало кто из юных магов был способен точно понять, сколько у него осталось сил. Поэтому обычно им приходилось оставлять приличный запас, не залетая слишком далеко, иначе велик был риск провалить испытание. Но Винстон был уверен в своих силах и опыте полетов.

Юноша летел вперед до последнего, пока не почувствовал что вот-вот перейдет грань, за которой уже не сможет вернуться назад. Довольно улыбаясь, он спешно оставил магическую метку и вновь поднялся в воздух.

Вокруг растиралось безоблачная лазурь неба. Винстон, умиротворенно щурясь, парил в вышине, разглядывая проплывающие под ним пейзажи. Настроение у него было отличным. Он берег магические силы и летел не слишком быстро, но был уверен, что их аккурат хватит добраться до Конд'аэра.

Но Винстон слишком рано стал предвкушать свое триумфальное возвращение. Вдали показались первые тучи, и ему в лицо задул сильный ветер. Окружавшая мага невидимая сфера надежно защищала от порывов зарождавшегося урагана, но сил на полет теперь приходилось тратить немного больше.

Чтобы не влететь в грозовые тучи, Винстону пришлось снизиться. Вокруг потемнело, а по защитной сфере хлестали упругие струи ливня. Юноша продолжал упорно лететь к Конд'аэру, но внутри него нарастала паника. Он боялся, что теперь у него не получится добраться до университета, а это означало полный провал экзамена.

Пытаться изменить погоду было глупо — сил на это ушло бы еще больше, но и ощущать свое бессилие перед стихией было невыносимо. Винстон привык считать себя повелителем бурь, властелином неба. Для него бы не составило труда рассеять грозу, но только не сейчас, когда на счету была каждая капля магической силы.

Юноша судорожно искал выход. В его голове проносились десятки безумных и невыполнимых идей. Не придумав ничего лучше, Винстон попытался вобрать в себя хоть чуть-чуть энергии грозы. Находись он сейчас на земле, это не составило бы труда. Получасовая медитация, и юноша вновь бы взмыл в небо, немного пополнив магический резерв. Во время полета, постоянно контролируя сбесившиеся воздушные потоки, это казалось безумием, но опуститься на землю означало провалить испытание, и будущий маг в отчаянии решил рискнуть.

Винстон попытался сосредоточиться и почувствовать мощь разбушевавшейся стихии. Он даже немного ослабил защитный кокон, пытаясь окунуться в бурлящие вокруг эманации силы. На секунду ему показалось, что его сознание растворилось в пропитавшем воздух ощущении безудержного движения и изменчивости. Время потеряло значение. Юноша потянулся к щедро разлитой вокруг энергии грозы, но слишком увлекся и отпустил на волю воздушные потоки.

Взбесившийся ветер разом ударил в радужные крылья, и юноша камнем рухнул вниз. Па его защитной сфере яркой вспышкой растеклась молния, а страшный грохот больно ударил по ушам. С трудом выровняв полет, Винстон еще долго не мог прийти в себя. Перед глазами плясали яркие пятна, разболелась голова. Концентрация была безвозвратно потеряна, и о разлитой вокруг энергии грозы пришлось забыть.

До Конд'аэра оставалось не больше получаса полета и, повинуясь воле тамошних магов, тучи покорно рассеялись. Но Винстону это уже не могло помочь. Он осознал, что ему не добраться до Конд'аэра и теперь клял себя за самоуверенность. Вдобавок ко всем несчастьям, голова просто раскалывалась.

Винстон смотрел на парящего рядом орла и с ужасом представлял себе разочарование на лице скайрэ Рут'аэра, когда наставник узнает о проваленном экзамене. Юноша думал о том, как его будут утешать друзья, и ему хотелось взвыть.

Мысли студиоза перескочили на неудачу во время испытания по боевой магии. Как он тогда себя успокаивал, что она ему и не нужна. Как тешил себя мыслью, что уж во время полетов покажет себя во всей красе… От стыда хотелось сложить сотканные из сгустившегося воздуха крылья и камнем рухнуть вниз.

Но когда Винстон уже был близок к отчаянью, ему в голову пришла спасительная мысль. Вспомнив экзамен по боевой магии, он словно наяву услышал слова наставника «запомните — на войне нет правил». И тут юношу осенило. У него же на груди висел собственноручно изготовленный защитный амулет, доверху накачанный энергией. Умелый маг вполне мог использовать его силу. Да, при обратном высасывании энергии из артефакта большая ее часть терялась, но это был шанс!

Никто и не подумал перед экзаменом проверять наличие у студиозов амулетов. Наставникам казалось само собой разумеющимся, что будущие маги должны опираться только на свои силы. Артефакты были редки и дороги, мало кто из студиозов мог похвастаться такой игрушкой, да и использовать вложенную в них энергию мог либо создатель, либо уж действительно виртуозный мастер.

На секунду Винстон почувствовал угрызения совести. То, что он сейчас собирался сделать, иначе как мошенничеством назвать было нельзя. Обманывать наставников не хотелось, но страх провалить испытание пересилил.

Впитав искорку энергии из амулета, Винстон на этом не остановился и осушил еще пару артефактов, с которыми обычно не расставался. В итоге он с трудом сумел дотянуть до Конд'аэра и в полном изнеможении опустился на камни перед наставниками. Проверив его метку, опытные маги не удержались от улыбок — студиоз оправдал самые смелые ожидания.

Винстон стоял и слушал, как его расхваливают. Один из наставников восторгался расчетливостью юноши, который догадался постоянно контролировать погоду и распределить силы с учетом урагана… Другой славил за выдающиеся для студиоза дальность и скорость полета… А Винстон вымученно улыбался и готов был провалиться под землю от стыда.

Все экзамены были сданы, и студиозам предстояло последнее испытание — выпускная работа. Каждый из будущих магов был обязан создать свою энергоформу, чаще всего это было плетение. Винстон с трепетом ждал того дня, когда сможет представить на обозрение совета плоды своих трудов.

Под руководством скайрэ Рут'аэра юноша бился над плетением почти целый год. Несколько раз он порывался бросить эту работу, но одумавшись, лишь стискивал зубы и упорно продолжал корпеть над своей задумкой. Наставник не мог нарадоваться на своего ученика — юноша замахнулся на создание действительно нового и сложного плетения.

Винстон стоял в коридоре университета и не знал куда деть руки. Юноша то разглядывал барельефы на древних стенах, то расхаживал от одного широкого витража к другому. Внешне он старался оставаться спокойным, но по коже бегали мурашки, а в внутри поселился холодок страха. Рядом на массивной дубовой лавке расположились его друзья.

— Да не трясись ты! — Ингвар встал и хлопнул юношу по спине. — Не съест тебя совет.

— Тебе легко говорить, — вымученно улыбнулся Винстон. — Посмотрю я на тебя через год, когда сам будешь перед этими дверьми стоять.

— Да ладно тебе, — улыбнувшись, пробасил Гиллиан. — Мы-то может и будем волноваться, а тебе-то чего паниковать? Уверен, что твое плетение — шедевр! Недаром ты его в тайне держишь, даже не намекнул, что оно из себя представляет!

— Винс, ну правда. Ты прямо побледнел, — Кэмия подошла к юноше и ему юноше волосы. — Я тебя даже перед выпускными экзаменами таким не видела. Ты блестяще прошел последнее испытание. Вспомни об этом! Будь уверен в своих силах.

— Лучше бы она этого не говорила, — мрачно подумал Винстон. — Я-то знаю, что на самом деле провалил экзамен и схитрил. Стыдно-то как…

Воспоминание о позоре еще больше выбило студиоза из колеи, и по телу прошла нервная дрожь. Он с тоской оглядел длинный коридор и увидел неспешно идущего к ним мага.

— Всем привет, — жизнерадостно улыбнулся Инурий. — Ну что, наш выпускник еще со страху из окна не пытался выпрыгнуть? В стены лбом не бьется? Волосы на голове не рвет?

— Хорош издеваться! Сам, небось, в свое время так же переживал! — ничуть не обиделся на целителя Винстон.

— Не. Я еще тем оболтусом был. Волноваться времени не хватало, — рассмеялся маг.

— Винстон Варнау, — показавшись из дверей, важно объявила молоденькая наставница и сделала приглашающий жест.

Винстон вздрогнул. В горле застыл ком, стало трудно дышать. Сердце кузнечным молотом глухо бухало в груди. Юноша вытер об одежду разом вспотевшие ладони и прихрамывая двинулся к резным створкам массивных дверей. Сзади доносились разномастные пожелания удачи, но он нашел в себе силы лишь на то, чтобы обернуться и благодарно улыбнуться друзьям.

Стоило Винстону оказаться внутри, как волнение разом улетучилось. Отступать уже было некуда, пришла пора действовать. Поприветствовав совет, он приступил к теоретическому описанию своего плетения. В нем проснулся азарт, а уверенность в собственных знаниях привычно затмила страх. Сидевший среди наставников скайрэ Рут'аэр подмигнул ученику, а от ректора университета он удостоился сдержанного кивка.

Волноваться о том, что разработанное им плетение сочтут недостаточно полезным или сложным не приходилось. Винстон замахнулся, ни много ни мало, на создание совершенно новой энергоформы, позволяющей подслушать все существующие заклинания связи. Это при том, что раньше подобное считалось невозможным.

Наставники, встретившие студиоза выражением привычной скуки, уже с первых его слов оживились и внимательно сверлили юношу пронзительными взглядами, в которых читалось недоверие. Чувствовалось, что всех магов съедает нетерпение поскорее увидеть само плетение и убедиться, что оно действительно существует и работает.

Естественно, Винстона никто не прервал, но он и сам догадался поскорее свернуть пространные описания и теоретическое обоснование принципов плетения и приступил к его созданию.

Скайрэ Рут'аэр вышел в коридор и сотворил заклинание дальней связи с одним из преподавателей, отдыхавшим у себя дома на другом конце Конд'аэра. Многократно отработанное плетение не подвело, и оставшиеся в комнате наставники слышали весь разговор двух магов.

Винстон рассеял плетение, и на него посыпался град вопросов. Магов интересовало буквально все. Юноша гордо отвечал, что достаточно находиться в сотне метров от одной из сторон разговора, что на поддержание плетения уходит много энергии, что природные условия и возмущения магического фона никак на нем не сказываются, что понять, не подслушивают ли твой разговор, никак нельзя, что защиты пока не существует, а стены и другие препятствия ему не помеха…

Винстону пришлось еще несколько раз демонстрировать как плетение полностью, так и его отдельные узлы. Но даже опытные маги, обладавшие развитым истинным зрением, не смогли сразу запомнить столь сложный энергетический узор.

Против обыкновения, наставники даже не стали совещаться и единогласно оценили выпускную работу студиоза высшим балом. Довольный Винстон вышел в холл, где его тут же обступили друзья.

Мимо, не обратив на него ровным счетом никакого внимания, прошли скайрэ Гал'аэр и скайрэ Рут'аэр.

— Ну, спасибо, ну удружил! Ладно он-то еще ничего не соображает, но ты-то чем думал? Днем и ночью будешь у меня защиту создавать… — донесся до Винстона раздраженный голос ректора.

Юноша проводил наставников удивленным взглядом и повернулся к друзьям. На него сразу посыпались вопросы. Гордясь собой, он рассказал друзьям о своем плетении и, смакуя малейшие детали, описал реакцию наставников. С удовольствием выслушав все поздравления и похвалы, Винстон поделился с ними удивлением по поводу недовольства ректора.

— Ты не прекращаешь меня поражать. Неужели не понимаешь, какую кашу ты заварил? — Инурий с улыбкой посмотрел на друга.

— Ну, — неуверенно протянул Винстон. Он действительно раньше даже и не задумывался о том, что принесет в мир созданное им плетение. Идея показалась удачной, а процесс творения поглотил его полностью, заставив забыть о любых сомнениях. А сейчас он представил себе, сколько возникнет проблем с подслушанными переговорами, перехваченными сообщениями, и ужаснулся.

— Осознал? — опять рассмеялся целитель.

— Осознал, — обреченно кивнул Винстон. — О чем я только думал?

— Да не переживай. Это не твои проблемы. Вот наставнику твоему достанется от ректора по первое число. Любит скайрэ Рут'аэр проводить магические эксперименты, а только потом думать о последствиях. И ты ему под стать, — уже серьезно посмотрел на друга маг.

— Да, чую, наведет твое плетение шороху, — рассмеялся Ингвар. Норд воспринял все это как хорошую шутку над наставниками. — Ну и правильно, пусть знаю наших!

— Хм. Любая тайная служба за такое плетение отсыпала бы целую кучу золота, — задумчиво пробормотал Гиллиан.

— Ага. А потом бы вместе с этим золотом и закопала, — Кэмия ткнула аристократа кулачком в бок.

— Правильно говоришь, — одобрительно кивнул Инурий. Лицо целителя стало серьезным. — Ввязываться в игры тайных служб — последнее дело. Но вот то, что ты, Винс, продешевил — это точно.

— В смысле — продешевил? — удивился юноша.

— В прямом. За каждую новую полезную энергоформу, которую маг предоставит в распоряжение Конд'аэра и остальных адептов, он вправе требовать вознаграждение. За такое плетение, как твое, не пожалели бы никаких сокровищ. Но это выпускная работа, а она передается университету бесплатно, — целитель с грустью смотрел на ошарашенного друга.

— Н-да, свалял я дурака, — расстроился Винстон. — Ну и ладно. Все равно, куда бы я столько золота потратил?

— Ну, не знаю. Мог бы избавиться от своей хроматы, — пожал плечами Инурий.

— Что значит — избавиться от хромоты? Полностью исцелить мою ногу? — Винстон разом подобрался. — Все целители, даже водные, в один голос уверяли, что кости уже срослись и ничего сделать нельзя!

— Ну ясное дело. Но кому-нибудь из великих водных магов и эта задача по силам. Только берут они за свои услуги очень дорого. В полтысячи золотых это станет, не меньше, но исцелить они-то смогут. Неужели ты не знал?

— Нет, — ошарашено мотнул головой Винстон и, уже закипая, выкрикнул — Почему мне никто не сказал?!

— Мы и сами не знали, — примирительно поднял руки Гиллиан, и остальные будущие маги вразнобой подтвердили его слова.

— А я не знал, что ты не знаешь, — виновато улыбнулся целитель и положил ладонь другу на плечо.

— Извините, что сорвался, — взяв себя в руки, Винстон вымученно улыбнулся друзьям, но мысленно поставил зарубку в памяти задать несколько неприятных вопросов скайрэ Рут'аэру.

На следующий день была назначена волнительная для любого студиоза церемония присвоения первого в их жизни ранга и нанесения татуировки тотема. Изображение птицы, которое должно было украсить руку каждого новоиспеченного мага, носило только символический характер. Но, несмотря на это, молодые адепты с трепетом гадали, кто же достанется им.

Решение о том, какой ступени достоин тот или иной студиоз, принимал совет во главе с ректором. А вот изображение птицы определял специальный артефакт, изготовленный еще в старой империи. В нем тесно переплетались сразу несколько видов магии, в том числе и ментальная, поэтому он учитывал личные качества каждого адепта.

Церемония традиционно проводилась в бальном зале университета. Одетый в парадную мантию Винстон волновался и чувствовал себя неуютно. Из друзей его сопровождал только Инурий — помимо только закончивших обучение студиозов, в зал по традиции допускались только полноправные маги. Молодой целитель шутил и подбадривал друга, не забывая перемигиваться со знакомыми волшебницами.

Церемония проходила в непринужденной обстановке. В зале звучала тихая музыка, стояло несколько столов с легкими закусками и кубками наполненными вином. Маги неспешно прохаживались и вели светские беседы, не забывая поздравлять каждого новоиспеченного мага.

Когда очередь дошла до Винстона, он двинулся к артефакту, гадая, какая татуировка появится на его руке. Мысленно он почему-то был уверен, что это будет сокол. Эта гордая и прекрасная птица была самой быстрой, а значит, древний артефакт был просто обязан заметить любовь Винстона к полетам и выбрать именно ее.

Приложив тыльную сторону ладони к изрезанной рунами пластине, Винстон напрягся, ожидая боли. Но вместо этого он на секунду перестал чувствовать руку. Через мгновенье все вернулось на круги своя, и только легкое покалывание напоминало, что теперь он полноправный маг.

Винстон с волнением посмотрел на свою руку и вначале даже не понял, что за маленькая птица раскинула крылья на тыльной стороны его ладони. Несколько секунд ему понадобилось, чтобы поверить в то, что теперь навсегда его тотемом будет обычный стриж.

Сгорбившись и подволакивая увечную ногу, Винстон отошел от артефакта. На сыпавшиеся со всех сторон поздравления он не обращал внимания.

— Ну что у тебя, — с любопытством спросил Инурий, подходя к юноше.

— Стриж, — с напускным безразлично обронил он.

— Ну и отлично! А то мне вон аиста эта каменюка намалевала, — рассмеялся целитель, и правда своей высокой и долговязой фигурой немного напоминавший эту птицу. — А вообще это просто традиция, не важно, что тебе там нарисуют.

— Я сокола хотел, — непроизвольно вырвалось у Винстона.

— Э, друг. Не нравится мне тоска в твоем голосе. Сдался тебе этот сокол! — глаза мага внимательно изучали лицо юноши.

— Так сокол — самая быстрая птица, — все еще с обидой буркнул Винстон.

— Это когда сверху камнем падает на добычу. А если просто лететь, то твой стриж кому хочешь фору даст! Так что не бери в голову! — бодро и уверено заявил Инурий.

— Да Великие Силы с этой татуировкой, — отмахнулся Винстон, не желая показывать, насколько его расстроил выбор артефакта. — Сейчас уже начнут ранги присуждать!

— Да тебе-то тут чего переживать? — удивился целитель. — Даю голову на отсечение, что тебе шестую ступень присвоят. Ты же лучший выпускник этого года!

— Ну да, — кивнул Винстон, но подумал совсем о другом. Втайне он надеялся, что наставники расщедрятся и присвоят ему сразу пятую ступень. Юноша был уверен, что по своему мастерству и силе вполне ее заслуживает. Ну и что, что доселе ни один студиоз не удостаивался такой чести. Винстону казалось, что для него-то сделают исключение.

Ректор по очереди вызывал каждого выпускника и объявлял о присвоенном ему ранге, после чего бывшему студиозу при помощи еще одного артефакта на руку наносилась магическая татуировка. Винстон с волнением вслушивался в каждое имя и ожидал, когда настанет его черед. Большая часть выпускников получала седьмую ступень. Немногие счастливчики удостаивались сразу шестой.

Время шло, а Винстона все не вызывали. Наконец он понял, что остался последним. В груде сладко защемило от предвкушения, и он в волнении стиснул кулаки. Не зря же его оставили напоследок. Наверняка решили присвоить пятую ступень!

— Винстон Варнау, — зычно объявил ректор, и юноша, не чуя под собой ног, вышел вперед.

— Ваши успехи хочется отметить отдельно, — тепло улыбаясь, обратился скайрэ Гал'аэр к засиявшему юноше. — Свой талант вы помножили на упорство и трудолюбие, что позволило вам стать лучшим среди всех выпускников этого года! Поэтому мы даже не сомневались в своем выборе и присвоили шестую ступень. Поздравляю.

Словно во сне Винстон улыбался и пожимал руку ректору, а в его душе нарастало чувство обиды. Стоило ли вкладывать столько усилий в учебу, если он получил тот же ранг что и остальные? Стоило ли пренебрегать простыми студенческими радостями, чтобы лишь удостоиться пары слов похвалы? Стоило ли стремиться быть первым среди студиозов, если за пределами университета об этом никто не узнает?

Винстон протянул руку, и артефакт нанес на тыльную сторону ладони новую татуировку. Теперь в обрамлении древних рун парящий стриж сжимал цифру шесть.

— Вот я и маг, — мелькнула в голове Винстона мысль. Сколько он об этом мечтал, но сейчас почему-то вместо веселья в душе мешалась легкая грусть и обида.

— Винс, ты чего расстроился? На тебе лица нет, — Инурий с беспокойством смотрел на друга.

— Да так, — отмахнулся Винстон, но маг и не подумал от него отстать.

— Э нет, так дело не пойдет. Что у тебя сегодня за настроение такое? Рассказывай, — целитель был настроен решительно.

— Да нечего рассказывать, — поморщился Винстон, не желая признаваться в своих глупых мечтаниях.

— Я, кажется, и сам догадываюсь, — понимающе усмехнулся целитель. — Думал, что уж тебе такому талантливому и трудолюбивому пятую ступень сразу дадут? Зря. Пойми, ранг присваивают исходя не только из мастерства мага, но и его опыта. Не принято выпускникам давать сразу пятую ступень, а значит, хоть ты бейся головой о мостовую, но ее не получишь. Так что хватит хандрить, тебе сегодня еще праздновать с остальными выпускниками. А завтра с нами будешь за свою татуировку вино хлестать.

Винстон невольно улыбнулся, почувствовав, как настроение стремительно улучшается. Он потер слегка зудящую кожу, украшенную изображением стрижа, и хотел что-то ответить другу, когда увидел идущего к ним скайрэ Рут'аэра. Целитель тоже заметил великого мага, и вежливо ему кивнув, спешно отошел в сторону.

— Поздравляю, ученик, ты оправдал мои надежды, — наставник с улыбкой смотрел на юношу. — Напрасно ты собираешься покинуть Конд'аэр. Перед тобой открываются отличные перспективы. Уверен, через несколько лет ты уже был бы младшим наставником. Подумай.

— Спасибо, конечно, но я уже решил, — твердо ответил Винстон и тут же задал мучивший его вопрос. — Наставник, а почему вы мне не говорили, что великим магам воды по силам вылечить мою ногу?

— Вечно ты о всяких глупостях, — недовольно буркнул адепт. — Разве это важно?

— Конечно, важно, — Винстон даже задохнулся от обиды.

— Не разочаровывай меня, ученик. Магическая наука — вот что действительно важно! Кстати, могу тебя обрадовать. Опыт твоего обучения оказался очень успешен. Я уже заканчиваю исследование на этот счет. Ты доказал, что достаточно трудолюбивый и талантливый студиоз может достичь гораздо большего под пристальным руководством опытного мага. Вскоре я буду ратовать за внедрение в университете персонального обучения наиболее одаренных адептов. Так что можешь гордиться, возможно, что ты стоишь у истоков начала новой эры нашего университета! — лицо великого мага просто светилось от переполнявшего его восторга. Винстону показалось, что он смотрит на него с любовью, словно ремесленник на особо удавшуюся поделку.

— Очень рад, — Винстон с трудом растянул губы в улыбке, но у него внутри поселились холод и отстраненность. Горько было осознавать, что искренне любимый им наставник видит в нем удачный эксперимент, а его увечье считает не более чем мелочью.

— Еще раз спасибо за поздравления, но меня ждут, — не слишком вежливо поспешил откланяться Винстон и, подволакивая увечную ногу, направился прочь, оставив великого мага недоуменно смотреть ему вслед. Наставник не понимал, что происходит с его учеником, и поэтому волновался. Он всерьез привязался к этому юноше и теперь гадал, не обидел ли его чем-то.

— Что за неделя! С ректором поругался, теперь и любимый ученик сторонится. Неужели его так задела фраза про увечье? Так это действительно мелочь, для мага главное то, что внутри, а не снаружи. Вот как представился бы удобный случай, так и исцелили бы мы его, — задумчиво пробормотал себе под нос скайрэ Рут'аэр и, уже погрузившись мыслями в очередное исследование, двинулся прочь из зала.

Винстон с трудом шел по коридору меж изящных резных колон. Сильно ныла нога, и очень хотелось выпить крепкого вина. Мысленно он решил, что сегодня не будет сдерживаться и напьется вусмерть.

— Милейший, подождите секундочку, — юношу догнал какой-то высокий и худой человек.

— Да, — удивленный таким обращением, Винстон повернулся к незнакомцу.

— Меня зовут Эйлет. Я имею честь представлять императорскую службу гонцов. Я так понимаю, что вы мой земляк и родом из Гирской империи?

— Так оно и есть, — несколько прохладно ответил Винстон.

— Вы лучший маг из всех выпускников, к тому же выбрали специальность гонца. Мы заинтересованы в ваших услугах, — радушно улыбнулся Эйлет, но уголки его рта смотрели вниз.

— Вы предлагаете мне стать гонцом в Гирской империи? — заинтересовался Винстон.

— Да, но не только. Сейчас мы набираем талантливых гонцов для особой работы, — Винстону удивился, как у этого вербовщика не болят скулы, настолько он широко улыбался.

— И что это за работа? — с подозрением спросил юноша.

— О, не волнуйтесь. Ничего противозаконного или слишком опасного. Просто некоторое время придется провести на другом материке, — Эйлет еще шире растянул губы в улыбке, заставив Винстона всерьез испугаться, что они вот-вот лопнут.

— И на каком же это материке, позвольте узнать? — Винстон отметил оговорку про не «слишком опасную» работу и сразу насторожился.

— Всего лишь Сияр, — улыбка на лице вербовщика чуть угасла, он напряженно наблюдал за реакцией юного мага.

— Ого, всего лишь. Хуже только к грау в гости отправиться, — усмехнулся Винстон. — Я так понимаю, ваша особая работа как-то связана с хозяевами джунглей — Сийяри?

— Да. Император, да продлятся его дни, подписал договор с одной из тамошних стран о совместном изучении этих проклятых лесов. Для того чтобы избежать напрасных жертв, в мудрости своей, наш правитель распорядился делать это с воздуха, поэтому нам и требуются ваши услуги. Разгуливать по джунглям вам не придется, будьте уверены.

— Интересно. И какова же оплата? — Винстон не слишком поверил уверениям вербовщика о полной безопасности и поинтересовался скорей из любопытства.

— О, вот это правильный подход, — сразу оживился Эйлет. — Каждому магу Воздуха причитается по полсотни золотых в месяц!

— Неплохо, — задумчиво протянул Винстон, производя в уме нехитрые подсчеты. Оплата для начинающего мага и вправду была неслыханной, и он всерьез заинтересовался предложением. Соблазн всего за один год накопить золота на лечение увечной ноги был велик.

— Ну, как вам такая оплата? — заискивающе посмотрел на юношу вербовщик.

— Что же, я обдумаю ваше предложение, — ответил Винстон, но в глубине души он уже знал, что согласится. Обучение было законченно. Ему надоело глотать пыль древних фолиантов, проводить бесчисленные часы в медитациях, оттачивать новые плетения. Теперь он стал полноправным магом и хотел сам распоряжаться своей судьбой.

Природная осторожность, многими по недомыслию принимаемая за трусость, шептала, что большие деньги означают и большой риск. Винстон мечтал увидеть чужеземные края, но совсем не жаждал найти на свою голову приключений. Ему хотелось попутешествовать, но жаль было расставаться с друзьями. Он помнил все что ему говорил скайрэ Рут'аэр, и преклонялся перед мудростью великого мага, но вовсе не собирался становиться похожим на своего наставника, не замечавшего вокруг ничего кроме своих исследований.

В душе юноши боролись противоречивые чувства, но желание побыстрее исцелиться пересилило страх. Винстон принял решение, вздохнул полной грудью и улыбнулся. На душе посветлело, а настроение улучшилось — его уже манили вольные ветры неведомых земель, а в крови кипело пьянящее чувство свободы.

Эпилог

Высокая, статная фигура склонилась над потрепанным холщовым заплечным мешком. Длинные седые волосы так и норовили упасть на глаза, мешая отшельнику укладывать вещи. Почти полвека он провел в этой глуши, но теперь пришла пора покинуть обветшавший дом.

Столетие назад его знали под именем Аринул. Потомок древнего, но обедневшего рода, он сызмальства мечтал о воинской славе и рассчитывал непременно попасть в гвардию. Но судьба распорядилась иначе, и у юноши отыскались совсем другие способности.

Один из клириков в столичном храме Земли случайно разглядел в худом и нескладном подростке талант к ментальной магии. Аринула забрали в закрытую от чужих глаз семинарию, где и обучили многим премудростям этого искусства. Ментальные маги в Гирской империи официально не существовали, но очень ценились как мирскими владыками, так и церковными иерархами.

Несколько десятилетий безупречной службы церкви, и мага ждал новый удар — у него открылись редчайшие способности пророка. Аринул едва не сошел сума, но сумел обуздать нежданный дар Великих Сил и стал одним из самых могучих и ценных оракулов на службе у церкви.

Никто за пределами храма не знал ни о его способностях, ни даже о его существовании. Десятилетия бесконечных кошмаров и отрывочных видений вновь едва не поставили мага на грань безумия. Железная воля позволила Аринулу сохранить разум, но силы были подорваны. Когда-то красивый и статный юноша превратился в изможденного старика, не способного поднести ложку ко рту. Возможно, он бы так тихо и угас в храме, терзаемый горячим бредом и видениями грядущего, но судьба вновь преподнесла сюрприз.

Никто не знал, почему ментальные маги порой становились пророками. Но неведомо было и то, почему они теряли эти способности. Так произошло и с Аринулом. В один прекрасный день он проснулся обычным магом, не способным узреть грядущее.

Тело Аринула постепенно восстановилось. С виду он вновь был бодр, но в душе поселилась пустота. Маг превратился в тень себя прежнего. Он смертельно устал и хотел лишь покоя. Но иерархи церкви не могли просто даровать магу свободу — ему были известны слишком многие секреты. Еще два десятилетия он жил в келье, вместе с другими послушниками одного из горных монастырей, пока его не сочли возможным отпустить.

Теперь Аринул был свободен, он накопил много золота, как мага его ждала долгая жизнь, но ему уже все было безразлично. Волшебник стал отшельником и поселился в глуши. Он не жаждал смерти, но и жизнь ему была скучна. Окрестные крестьяне быстро прознали о странном затворнике, поселившемся в наскоро вырытой землянке. Поначалу они отнеслись к нему с опаской, но после случая с исцеленной слепой девочкой к отшельнику потянулись просители.

Аринул, в прошлом могучий маг разума, по-прежнему мог силой мысли творить даже простенькое стихийное волшебство, и неожиданно для себя стал помогать крестьянам. Ему приятно было читать их бесхитростные мысли и чувствовать искренние эмоции. Год за годом он все больше привыкал к своему новому статусу. Благодарные крестьяне справили ему новый дом, не знал отшельник и недостатка в простой деревенской еде.

Десятилетие уплывало за десятилетием, и Аринул, почти забывший, что его когда-то так звали, все больше врастал в новую роль. Истерзанной душе нравилась такая неспешная жизнь, он все чаще ловил себя на мысли, что нашел свою стезю и останется здесь навсегда. Но четыре года назад все переменилось.

Тем летом к нему привели отрока, желавшего узнать о своих способностях. Ничем не примечательный с виду, он поразил Аринула своей необычайно яркой аурой. Отшельник вглядывался и вглядывался в разум юноши, читая в нем как в открытой книге, и внезапно вновь уловил, впервые за последнюю сотню лет, отголоски грядущего. Видения были отрывочны и сумбурны, но маг отчетливо видел на мальчике печать рока.

Перед его внутренним взором вставали смутные образы торжественных процессий и верениц рабов, рушащихся храмов и возводимых на их развалинах алтарей, сошедшихся в кровопролитных сражениях армий и пылающих городов, оскаливших окровавленные пасти непонятных существ и рассыпающихся прахом закованных в доспехи тел… Но наиболее ярко в памяти отшельника запечатлелось несколько лиц.

Он видел могучего светловолосого норда, припавшего на колени на роскошном белоснежном ковре и целующего женскую руку, унизанную перстнями. Видел богато одетого здоровяка, посреди походного шатра мутузившего пудовыми кулаками затянутого в парчу толстяка. Видел ульда в странном кожаном доспехе, с улыбкой вырывающего из груди чье-то сердце. Видел светловолосую девушку в ободранной одежде, своим телом закрывавшую плачущего младенца. Видел поджарого, словно хищник, гвардейца, с ненавистью рвущего на клочки обгоревшее письмо и стискивающего рукоять эбенового кинжала…

Среди этого калейдоскопа лиц узрел маг и отрока, что сейчас робко сидел пред ним. В видении отшельника повзрослевший юноша, что-то яростно крича, парил в грозовом небе. Порывы ветра свободно трепали отмеченные сединой волосы, через щеку тянулся шрам, а с его рук нескончаемым потоком стекали нестерпимо яркие молнии.

Неуверенный голос мальчонки вывел пророка из транса. Он с трудом взял себя в руки и сообщил просиявшему юноше, что тот может стать магом Воздуха, а когда тот радостно сорвался с места, еще долго сидел в задумчивости, обуреваемый дурными предчувствиями.

Отшельник осознал, что вновь стал пророком, но поначалу пытался не обращать внимания на смутные образы и жить по-прежнему. На четвертое же лето все переменилось. Теперь на лице каждого приходящего к нему селянина маг отчетливо видел маску смерти. Он даже, нарушив собственные правила, отправился в ближайшую деревню, но там было еще страшнее.

В окружении удивленных крестьян, отшельник шел по широкой освещенной солнцем улице, но ему казалось, что он шагает по погосту. Маг смотрел на возбужденно гомонящих людей, а перед внутренним взором вставали молчаливые ряды мертвецов. Он видел радостно играющих в пыли детей, а в голове его всплывали картины бессильно раскинувших маленькие ручонки тел.

Отшельник так и ушел из деревни, не осмелившись сообщить крестьянам, что они все обречены, не решившись бросить вызов судьбе. Он молча зашел в свой дом и начал собираться.

Отшельник не знал, что за беда надвигается на Гирскую империю. Будет ли это война или неведомый мор, вторжение или ярость разбушевавшихся стихий, но он не собирался дожидаться здесь смерти. Старый маг затянул ветхий холщовый мешок и закинул его за спину. Будь что будет, но пока еще есть время, он постарается оказаться подальше от этих проклятых Великими Силами земель.

Примечания

1

Гварги — магически выведенная в старой империи порода боевых коней, обладают значительно более высокой силой и агрессивностью, чем обычные лошади, являются плотоядными, наделены внушительными клыками, вместо копыт имеют лапы. На коротких дистанциях немного превосходят лошадей в скорости, однако значительно уступают в выносливости.

(обратно)

2

На знаменах сухопутных родов войск императорской армии изображены: пехота — непоколебимая скала, лучники и арбалетчики — убийственный камнепад, конница — стремительная сель.

(обратно)

3

Лечить в некоторой степени способны три из четырех стихий (кроме огня). Наиболее сильно целительное искусство адептов Воды.

(обратно)

4

Месяц песка — девятый из месяцев в году, первый из осенних. Месяц плодородной земли — пятый месяц в году, третий из весенних. Подробно о месяцах года смотри глоссарий.

(обратно)

5

Портки — мужские штаны.

(обратно)

6

Мешанина — просторечное название смешанной пехоты.

(обратно)

7

Октат — не являясь офицером, командует тавтом — отрядом из двадцати пяти человек, в который в боевых частях входит и сам.

(обратно)

8

Скарить — ругательство, означает половое сношение в извращенной форме.

(обратно)

9

Галька — прозвище рекрутов и легионеров, ни разу не участвовавших в бою.

(обратно)

10

Полновесный серебряный — денежная единица Гирской империи. Равна десяти малым серебряным или ста медякам. Десять полновесных серебряных равны одному имперскому золотому.

(обратно)

11

Котарди — узкая, облегающая фигуру верхняя одежда. Представляет собой удлинённую куртку (обычно до колена) с застёжками по центру переда и низко расположенным поясом.

(обратно)

12

Лазурит — красивый ярко-синий камень со стеклянным матовым блеском.

(обратно)

13

Стеганые шоссы представляют собой один из элементов поддоспешника для защиты ног. Они доходят до щиколоток либо до колен и не заканчиваются «носком». Состоят из 2-х слоев холста или льна, набиты паклей, хлопком, конским волосом или шерстью.

(обратно)

14

Клевец — дробяще-колющее холодное оружие. Лезвие выполнено в форме узкого отогнутого книзу острия. Топорище прямое, длиной в руку.

(обратно)

15

Секст — офицер в императорской армии. Заместитель квинта, в тысяче их может быть двое или трое.

(обратно)

16

Лорика — в Гирской империи вид доспеха, защищавшего корпус легионера; состоит из кожаной основы, на которую нашиты стальные полосы, попарно скрепленные на животе и спине, образуя таким образом обруч, охватывающий торс солдата. Плечи, а также верхняя часть груди и спины защищались дополнительными полосами.

(обратно)

17

Бармица — кольчужная сетка, крепящаяся к нижней кромке шлема. Закрывает шею и плечи, а если шлем неполный — то и затылок, боковые стороны головы, нижнюю часть лица.

(обратно)

18

Круг перерождения — согласно религии Великих Сил, душа человека после смерти проходит через стадии слияния со всеми четырьмя великими стихиями, после чего опять возрождается. Чем праведнее была жизнь и крепче вера, тем быстрее это произойдет.

(обратно)

19

Клеймор — двуручный меч с длинной рукоятью и широким клинком. Отличительной особенностью является характерная форма гарды — прямые дужки крестовины сужаются к концам и направлены вниз (от рукояти к концу клинка).

(обратно)

20

Медная планка — одна из наград в императорской армии. Также существуют более значимые бронзовые, стальные, серебряные и золотые планки.

(обратно)

21

Великие маги стихий — адепты, достигшие в постижении магии небывалых высот. На данный момент в государствах союза Великих сил не более дюжины Великих магов каждой стихии. Достигнув такого ранга, они получают право на особую приставку к короткому имени. У магов Воздуха это «аэр».

(обратно)

22

Трясущиеся — так в большинстве человеческих стран называют людей, попавших в зависимость от опиума или другого подобного ему вещества.

(обратно)

23

Леди — в Гирской империи один из титулов учтивости. Им обладают дочери герцогов, маркизов и графов.

(обратно)

24

Белые волчицы — согласно легенде, так называли личную стражу одной из королев существовавшей в древности страны, располагавшейся на Ульрате, самом маленьком из четырех материков мира. Сейчас почти во всех человеческих государствах являются символом женщины-воина.

(обратно)

25

Имброката — положение, при котором эфес находится выше головы, костяшки пальцев кверху, остриё направлено в лицо или грудь оппонента.

(обратно)

26

Брэ — деталь мужского костюма, нижнее белье. Изначально представляли собой длинные (до колена), широкие «штаны» из льняной ткани. Сейчас их длина доходит лишь до середины бедра.

(обратно)

27

Сплав — единственная пехотная гвардейская тысяча Гирской империи. В нее отбираются лучшие солдаты и офицеры из числа смешанной пехоты. Считается наименее престижной среди гвардейских частей, но имеет наибольший боевой опыт. Подробнее см. Глоссарий.

(обратно)

28

Чувяк — мягкая кожаная обувь без каблуков. Представляют собой кожаные тапочки с закрытой пяткой.

(обратно)

29

Сандора — богиня любви и плодородия, почитаемая во многих странах, за исключение государств Союза Великих Сил.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Эпилог . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте