«Люди крыш. Пройти по краю»

Любовь Романова ЛЮДИ КРЫШ Пройти по краю

ГЛАВА 1

Слово «хаос» было почти закончено. Вопреки традиции, Женька написала его по-русски — английское «chaos» не могло передать того, что творилось сейчас в ее голове. Она тряхнула длинной челкой и еще раз придирчиво взглянула на трехмерные буквы. Завтра, когда стройку зальет весеннее солнце, даже самому последнему дилетанту будет понятно: кровавая надпись на стене — настоящий шедевр граффити. Работа мастера. Теперь нужно поставить тэг — фирменный автограф — и можно собираться.

Женька уже полгода подписывала свои скетчи как Miss Tik. Так называла себя французская поэтесса, рисовавшая в середине двадцатого века на стенах Парижа. Разница была только в последней букве — чтобы избежать обвинений в мистификации, «с» пришлось заменить на «к». Впрочем, перепутать Женькины рисунки с чужими работами было невозможно. На городских форумах, посвященных граффити, все чаще появлялись самые невероятные предположения о личности загадочного райтера с таким необычным почерком. Женьке это льстило.

Она направила дозатор акрилового баллончика на кусок картона, служившего трафаретом для тэга. Рой черных капель ударил в стену, и на ней появилась хитрая вязь Женькиной подписи. Все, пора отчаливать. Ее рука застыла, так и не спрятав баллончик в рюкзак, — где-то над головой послышался шорох. Словно мелкие камешки забарабанили по бетонным плитам.

Только не хватало встретить здесь конкурентов. Стена-то лакомая, со всех точек просматривается — удачнее места для граффити не придумаешь. Еще хуже нарваться сейчас на охранников. Стройка, хоть и замороженная, но не заброшенная. Женька находилась на крыше самого низкого из корпусов будущего здания. Они примыкали друг к другу и уходили гигантскими ступенями в глубину спального района. Стена, которая сейчас скалилась свежей надписью, принадлежала следующему по высоте корпусу.

Стараясь не шуметь, Женька поднялась по деревянной лестнице, забытой строителями, и осторожно выглянула из-за бетонной плиты. В груди ухнуло. Ей пришлось ухватиться за металлическую арматуру, чтобы не полететь вниз. В темноте вспыхнули два желтых огонька. Но в следующую секунду стало понятно — бояться нечего. На крыше корпуса, в паре метров от Женькиного лица, сидела кошка. Крупная, дымчатая, с хищно вытянутой мордой.

— Мя, — сказала кошка.

— Дура, — в сердцах бросила Женька и показала зверюге язык.

Она еще немного постояла на шаткой лестнице и начала нащупывать ногой нижнюю ступеньку. Сложно сказать, что заставило ее оглянуться. Не было слышно ни шагов, ни голосов. Наверное, тревогу забило шестое чувство, выработанное ночными вылазками на городские стройки и крыши.

Их было трое. Или четверо.

Уличные фонари светили в спины непрошеным гостям, не давая разглядеть, кто пожаловал на стройку в такое время. Серые фигуры появились на нижнем ярусе, отрезав путь к людному проспекту. Оставалась только дорога наверх.

Торопливо перемахнув через край крыши, Женя легла животом на холодный бетон и начала наблюдать за чужаками. В тусклом свете люди казались плоскими, будто вырезанными из бумаги. В их движениях было что-то неправильное — они перемещались слишком плавно, словно скользили по невидимому слою льда.

Ей стало страшно. Но Женя взяла себя в руки и попробовала рассуждать здраво. Если это такие же райтеры, как и она, то опасаться нечего. У них не принято мешать друг другу. Придется, конечно, рассекретиться — до сих пор Мисс Тик удавалось сохранять инкогнито — но рано или поздно это все равно случится.

Плохо, если нелегкая занесла на крышу вневедомственную охрану. Еще хуже — если милицию. Как-никак, художники граффити нарушают закон. Сто шестьдесят седьмая статья Уголовного кодекса: «Умышленное уничтожение и повреждение имущества». Или статья двести четырнадцать: «Вандализм». Конечно, тринадцатилетнюю девчонку никто в тюрьму не посадит, но к матери потащат. Могут даже штраф заставить платить, а с деньгами у них не густо. Да и после сегодняшнего скандала не хотелось давать повод для новой войны. Женька перестала дышать в надежде, что ее не заметят и опасность исчезнет сама собой.

Но люди внизу будто знали, где она прячется. Темные силуэты уверенно двинулись к лестнице. Черт! Женька только тут поняла, что рюкзак с баллончиками остался валяться внизу. Продолжать притворяться пустым местом не имело смысла. Она вскочила и понеслась еще к одной лестнице, которая вела на крышу третьего корпуса. На этот раз ее ждала железная конструкция, приваренная к стене. Она ржаво скрипела и ухала под ногами, обжигая руки металлическим холодом.

Добравшись почти до конца лестницы, Женька разрешила себе оглянуться. Из-за спины снова не доносилось ни звука. Может, и не было никакой погони? Немного успокоившись, она посмотрела вниз.

И увидела лицо.

Совсем белое в свете далеких фонарей. Лицо осклабилось черным провалом. Один из преследователей стоял на лестнице всего на пару ступеней ниже беглянки и тянул руку, чтобы ухватить ее за штанину.

Женька заорала.

Вопль вышел тоненький и жалкий, но он вернул ей способность действовать. Руки забарабанили по железным перекладинам, нога оттолкнулась от чего-то мягкого, и снизу послышался сдавленный крик. Женька больше не оглядывалась — знала: теперь ее не оставят в покое.

Взлетев на очередную крышу, она рванула вперед, в лабиринт из сложенных в стопки плит и рулонов стекловаты. Под подошвами ботинок скрипела бетонная крошка, грудную клетку разрывало бешеное дыхание, в ушах стучал тяжелый молот, заглушавший все мысли, кроме одной: «Останавливаться нельзя». Она в очередной раз свернула за груду плит, похожую на гигантскую колоду карт, и шарахнулась в сторону. Под ноги метнулась серая тень. «Кошка», — подумала Женька, и тут крыша неожиданно кончилась.

Тугой воздух ударил в лицо, перед глазами мелькнули темные силуэты на фоне сиреневого неба, мимо заскользили пустые глазницы оконных проемов. Женька падала. Падала с высоты седьмого этажа на усыпанную гравием землю.

Весь день накануне Женьке так не везло, что даже черные кошки обходили ее стороной. По крайней мере, маленькая пантера Глуша, завидев худую фигуру в широких штанах и растянутой кофте с капюшоном, задрала хвост и демонстративно покинула школьное крыльцо.

— Ну и, пожалуйста!

Если быть честной, темная полоса в Женькиной жизни началась гораздо раньше. Еще в сентябре, когда Алька и компания выбрали ее своей новой жертвой. Сама Алька — Альбина Стекольникова — принадлежала к людям, в жизни которых даже черные и белые полосы сделаны из шоколада. Во-первых, она была блондинкой. Натуральнее не придумаешь. Бурный поток светлых кудряшек заканчивался где-то в районе талии, обтянутой блузкой известного бренда. Во-вторых, Алька в свои неполные четырнадцать лет имела вполне зрелые формы. На ее фоне Женька казалась себе заключенным Освенцима.

Но главным достоинством Стекольниковой был ее папа — депутат областной Думы и владелец винно-водочного завода. Он без лишних слов соглашался спонсировать школьные праздники и охотно выделял деньги на внеплановый ремонт учительской. Наверное, поэтому унылая классная — Антонина Леонтьевна Павловская, которую ученики окрестили Собакой Павлова, обращаясь к Альке, всегда расплывалась в сладкой улыбке, как хозяйка пряничного домика. Кажется, в сказке милая старушка собиралась скушать Грету и Генделя? Тогда эта сказка точно про Собаку Павлова. Только роль заблудившихся детишек в ней досталась Женьке.

День начался с того, что она решила блеснуть своим знанием разговорного английского. Какой-то леший дернул ее поправить Собаку Павлова, преподававшую иностранный язык. Не вставая с места, Женька громко заметила, что выражение «yes, of course» звучит не слишком вежливо. Гораздо правильнее использовать нейтральное «sure». На это классная потребовала выйти к доске. Мол, если ты так хорошо знаешь предмет, веди урок вместо меня. К несчастью, подлый леший не желал успокаиваться. Он снова дернул Женьку, и та невинно спросила, может ли она в таком случае рассчитывать на часть зарплаты Антонины Леонтьевны?

Подобной наглости хозяйка пряничного домика простить не могла. Через минуту Женька стояла в школьном коридоре и печально смотрела на закрытую дверь класса. Ее выгнали. Но это еще было полбеды — ей не раз приходилось куковать на школьных подоконниках в ожидании звонка. Хуже всего, что ее рюкзак остался лежать под партой. А в рюкзаке — почти законченный скетч будущего рисунка.

Женька давно хотела создать что-то из ряда вон. Даже место присмотрела — стену большой трансформаторной будки в паре кварталов от своего дома. Она почти неделю работала над эскизом. Ей представлялась огромная картина метра четыре в высоту и восемь — в длину. Зрителю должно было казаться, что в грязной стене появилась дыра, за которой лежит волшебная страна с лиловым небом, голубыми лугами и парящим в высоте разноцветным аэростатом. На переднем плане, возле исковерканной воображаемым взрывом кирпичной кладки, стояла девочка. Тоненькая, чем-то похожая на Женьку. Она смотрела в провал, не решаясь шагнуть за границу реального мира. Возле ее ног терлась черная кошка — лоснящаяся, словно школьная Глуша.

Конечно, такой сюжет совсем не походил на традиционное граффити, но Женьку это мало волновало. В конце концов, настенные рисунки знаменитого Немо вообще печатали в детских книгах. Он заселял фасады Бельвиля смешными бегемотами, кошками, собаками, бабочками и цветами. А еще часто изображал силуэт черного человека в окружении разноцветной живности. Во всем мире его знали как «сказочника акрила».

Нет, Женька не стремилась подражать известному райтеру. Она просто рисовала мир, куда ей самой хотелось сбежать. Подальше от унылой классной и ядовитой Стекольниковой с ее свитой. Но, кажется, в этот раз побегу было не суждено состояться. Едва прозвенел звонок на перемену, Женька влетела в класс. Рюкзак все так же валялся под партой. Только эскиза в нем не было. Она попыталась вспомнить, не оставила ли его дома, и тут услышала за спиной приглушенные смешки.

Великолепная четверка сидела на подоконнике, возле распахнутого окна. Стекольникова, Дашка Блинова — ее подруга, похожая на куклу для самовара, — такая же щекастая и курносая, и два верных оруженосца: Косолапов с Горячевым. Оба длинные, затянутые в узкие джинсы и тесные рубашки. Парни отличались только прическами и папами. Горячев носил выщипанную челку, свисавшую на глаза, и был сыном известного режиссера. Косолапов предпочитал локоны до плеч и хвастался, что его отец — шишка в мэрии. А вот у Блиновой родители были самые обычные. Предприниматели средней руки. Стекольникова приблизила ее к себе не из-за мамы с папой. Просто толстуха Дашка выгодно оттеняла точеную фигуру королевы класса и всегда во всем с ней соглашалась.

Компания шушукалась, поглядывая поверх Женькиной головы. Стало ясно: случилось что-то гадкое. Предчувствие беды было таким же сильным, как желание сбежать из душного класса в город, полный майских запахов и гуляющих с детьми бабушек. Но вместо этого Женька проследила за взглядами четверки и вздрогнула, увидев свой рисунок.

Странно, что она не заметила его раньше. Альбомный лист со скетчем висел точно посередине классной доски. Поверх полыхающего закатом неба теперь стоял грязный отпечаток подошвы мужского ботинка. Наверное, кто-то из парней постарался. Эскиз перечеркивала пара ругательств, написанных черным маркером, а к девочке был подрисован носатый уродец, который лапал ее кривыми ручками ниже талии.

Женька почувствовала, как кровь приливает к ушам. В носу защипало. Она зажмурилась в надежде, что, когда снова откроет глаза, ее искалеченный рисунок исчезнет. Не будет ни подлой Альки, ни притихших в ожидании бури одноклассников, ни изуродованной волшебной страны. Ничего не будет! И самой Женьки тоже…

— Что, ягодка, тебе не нравится? — Каждый раз, устроив очередную пакость, Стекольникова становилась приторно-сладкой и называла Женьку ягодкой. Из-за ее смешной фамилии — Смородина.

— Она от восторга онемела! — Дашка всегда искала случая поддакнуть подруге. — Эй, Смородина-уродина, чего пялишься?

— Ну, зачем ты на нее давишь? — Алька продолжала манерничать. — Не каждый может оценить наш художественный вкус.

Не чуя ног, Женька пошла к доске и сняла свой рисунок. Убить! Немедленно. Всех сразу и каждого в отдельности. Вцепиться зубами в горло и перегрызть сонную артерию! Считая шаги, чтобы не заорать, она приблизилась к четверке и уставилась в переносицу Стекольниковой.

Королева и ее свита молчали. Радостно ждали продолжения.

— Твари! — Женька удивилась тому, как глухо прозвучало это слово, развернулась и выбежала в коридор.

Класс за ее спиной удовлетворенно заржал.

Последний раз Женька ревела полгода назад, когда неудачно прыгнула с крыши гаража и проткнула гвоздем ногу. Но тогда это были правильные слезы. Они разгоняли боль и ужас от вида набухающей кровью кроссовки. Сейчас же ей казалось, что вся вода в ее организме превратилась в яд и по лицу струятся потоки едкой отравы. Слезы не приносили облегчения — только обжигали кожу.

Женька неслась в ближайший туалет. Нужно умыться. Нельзя, чтобы эти сволочи видели ее зареванной! Она толкнула дверь с криво приклеенной буквой «Ж» и застыла на пороге. От ударившего в нос запаха к горлу подкатил противный комок. Зловоние было слишком сильным даже для школьной уборной. Женька попробовала дышать ртом, но тут же вспомнила, что запах — это рассеянные в воздухе частицы вещества. Зря вспомнила — стало совсем дурно. Она зажала нос и заглянула в туалет. Увиденное вызвало еще один приступ тошноты. Похоже, шесть унитазов одновременно решили вернуть школе все спущенное в них за день. Женька метнулась к двери и на полном ходу врезалась во что-то мягкое.

— Стоять! — этот голос было сложно с чем-нибудь спутать. Наверное, так ревут африканские слоны, окруженные браконьерами. Или морские львы во время брачного периода. А еще — директриса школы Зинаида Геннадиевна Голубец. — Вот ты и попалась, Смородина.

Она отодвинула Женьку в сторону и оглядела место катастрофы. На ее красном лице, напоминавшем груду вареных раков, не возникло и тени брезгливости. За двадцать три года работы в школе Голубец видала картины и похуже. А уж какой-то вонью педагога со стажем тем более не испугаешь!

— Что же ты творишь, паразитка такая! — ее низкий голос отразился от кафельных стен уборной и заметался под потолком. — Я тебя спрашиваю! В колонию для малолетних захотела?

— Это не я…

— Ты из себя овечку-то не строй! Это чье? — Директриса раскрыла свою большую, как у грузчика, ладонь, и продемонстрировала смятую бумажку. Коричневые буквы сложились в слово «Дрожжи». Женька вспомнила: если в унитаз бросить хотя бы кусочек, то произойдет примерно то же, что сейчас творилось в школьном туалете. Она пару раз читала подобные советы на Интернет-форумах.

— Это не мое!

— Ее! Мы у нее в рюкзаке нашли! — из-за спины директрисы выглянули Горячев с Косолаповым. Когда же они успели все это подстроить? Еще и Голубец притащили. — Она в классе хвасталась, что сорвет сегодня уроки.

— Неправда!

— Правда! — гаркнули хором Алькины дружки. — Антонина Леонтьевна Смородину из класса выгнала, вот она и отомстила.

— Вранье! — в горле запершило.

— Спросите нашу классную! — нанес последний удар Косолапов. — Она подтвердит — этой пол-урока не было!

— Милиция разберется! А сейчас, Смородина, убирайся! Чтобы я в школе тебя не видела! Завтра перед уроками жду у себя в кабинете. С матерью!

Директриса вскинула бульдожий подбородок, на котором пробивался совсем неженский пушок, ухватила Женьку за капюшон и потащила к выходу из школы. Голубец прекрасно помнила, как с месяц назад, поздно вечером, застала Смородину за мазней под окнами своего кабинета. С этого момента она была уверена, что точно знает, кто стоит за всеми школьными диверсиями. Худая семиклассница шла номером один в списке хулиганов.

— Сколько ж твоя мать ко мне таскалась! — бубнила Голубец, волоча Женьку по школьным коридорам. — Все упрашивала в хороший класс тебя, бандитку, пристроить! Чуяло мое сердце, нельзя с безотцовщиной связываться! Никакой управы!

— Причем здесь мой отец?!! — Женька вывернулась из директорской клешни и посмотрела в лицо Голубец.

— Был бы отец — лупил бы тебя как Сидорову козу! А мать только сопли вытирает! — Директриса заметно вспотела и никак не могла справиться с одышкой. — Отдайте ее вещи, — бросила она шедшим следом парням. — Пусть идет!

Горячев, гаденько улыбнувшись, швырнул Женьке под ноги рюкзак. Она, молча, подобрала его и, ни на кого не глядя, вышла из школы.

Глаза высохли. Плакать расхотелось.

Женька медленно брела через спортивную площадку и изводила себя вопросом «Почему?» Почему Стекольникова из трех десятков одноклассников достает именно ее? За то, что она ходит в испачканных краской штанах? Считает угги верхом уродства? Или до сих пор не обзавелась мобильником? А может, у Женьки на лбу написано «ЖЕРТВА», и всю оставшуюся жизнь она только и будет, что отбиваться от таких, как Стекольникова? Зачем вообще нужна такая жизнь?

Проходя мимо школьных ворот, Женька сообразила, что все еще сжимает в руке испорченный рисунок. Смотреть на него было больно. Как будто Алькины прихлебатели нашли ее тайное убежище и устроили в нем сортир. Туда не то что возвращаться — думать противно! Выбросить и забыть!

Она согнула лист пополам и засунула его в ближайшую урну. Развернулась, чтобы уйти, но ее остановил женский голос.

— Хороший скетч. Не жалко?

— А вам-то какое дело? — Странно, что незнакомка сказала именно «скетч», а не рисунок. Словно знала про граффити.

— Знакомый почерк, — улыбнулась она, разворачивая эскиз. И ведь не побрезговала из урны достать. — Хочешь, я назову твой тэг?

— Попробуйте! — во рту пересохло. Еще не хватало ко всем неприятностям прямо тут признаться в авторстве полусотни граффити по всему городу. Хотя не похоже, что ей это чем-то грозит. Незнакомка была настроена дружелюбно.

Женька попыталась определить ее возраст и не смогла. Наверное, потому, что она была очень красива. Высокая, стройная, одета в платье из черного шелка и узкий серый пиджак. Темные волосы стягивал гладкий узел, правильное лицо казалось отлитым из золотистого металла. На мгновение женщина повернула голову, и Женька подумала, что ее профиль похож на кошачий — прямой нос казался продолжением лба.

Багира. Настоящая пантера — сытая и блестящая. Наставница маленьких лягушат.

— Красивая идея. Такой рисунок за неделю облетит все форумы райтеров. И подпись «Мисс Тик» под ним будет хорошо смотреться.

— Как вы узнали?

— Это не так сложно, как тебе кажется. Кстати, давай познакомимся. Марта.

— Женя.

Марта незаметно увлекла ее со школьного двора, и теперь они не спеша, шли к Женькиному дому. Она внезапно поймала себя на необъяснимом чувстве родства с этой женщиной. Казалось, Марта слышит ее мысли. Надо только чуть-чуть сосредоточиться, и она тоже поймет, о чем думает новая знакомая. Даже захотелось шепнуть: «Мы с тобой одной крови — ты и я». Надо же, какие глупости лезут в голову!

— Знаешь, Женя, индейцы племени навахо рисовали сухими красками на песке. Первый порыв ветра, и картины нет…

— Это вы к чему?

— Они знали, что однажды созданное никуда не исчезает. Оно продолжает жить в их памяти.

— Никто не может разрушить придуманный тобой мир, испортив рисунок. Мир уже существует. Хочется тебе этого или нет. — Она протянула Женьке эскиз. — Теперь нужно показать его остальным, а то трансформаторная будка так и останется обычной трансформаторной будкой…

— Откуда вы…

— Это гораздо проще, чем тебе кажется.

Марта резко остановилась, подняла руку в знак прощания и нырнула в черную машину, припаркованную у тротуара. У Женьки аж дыхание перехватило. Она не разбиралась в марках автомобилей, но эта мерцающая черная капля не могла оставить равнодушной даже ее. Спортивное купе тихо заурчало и исчезло в зеленой дымке весенней листвы.

Женька постояла еще немного и направилась к своему подъезду. Как ни странно, после разговора с Мартой саднящее чувство в груди исчезло. Яд потерял свою силу.

ГЛАВА 2

В ванной капала вода. Она капала, сколько Женька себя помнила. В их доме никогда не было мужчины, чтобы починить текущий кран, а нанимать специально обученных людей мама не хотела. Денег и так в обрез. Поэтому в двухкомнатной квартире с тонкими перегородками всегда жил звук ударов водяных шариков о желтоватую эмаль ванны.

После встречи с Мартой Женьку наполняла странная легкость. Ожидание чего-то необыкновенного. Она открыла кран и сунула руки под холодную струю. Горячей воды днем, как всегда, не было.

Кусок мыла лениво закрутился в ладонях — с рук побежал серый поток смытой грязи, и Женька случайно скользнула взглядом по зеркалу над раковиной.

Только край ванны не дал ей грохнуться на пол. Из-за стекла на нее смотрела звериная морда. Серая. С блюдцами желтых глаз и белыми кустиками бровей.

Это продолжалось всего полсекунды. Может, даже четверть. Женька моргнула, и морда исчезла. Вместо нее в зеркале вновь отразилась бледная девочка-подросток с острым подбородком.

Она подождала, пока сердце чуть сбавит темп, глубоко вздохнула и вышла из ванной. В коридоре ее ждала мама. Поджатые губы и покрасневший нос не оставляли сомнений — ей уже позвонили из школы.

— Женя, зачем ты это сделала? — всхлипнула она, снимая очки.

Знакомство с Мартой волшебным образом вытеснило из Женькиной головы мысли о предстоящем разговоре с матерью. Ничего хорошего от него ждать не приходилось. Мама до истерик не любила ходить в школу. Она и на родительские собрания-то шла через силу — все равно дочь будут только ругать. А уж если ее вызывала к себе учительница, и тем более директор, то причитаниям не было конца. К тому же, в последнее время такое случалось все чаще и чаще.

— Я ничего не делала! — Женька скрестила на груди руки и уставилась в пол.

— Ну, сколько можно! Я день и ночь работаю! Сижу, вычитываю тексты, порчу глаза, и все ради чего? Ради того, чтобы мне из школы звонили? Рассказывали, что у меня дочь рецидивистка?

— Мама, ты слышишь меня? ЭТО НЕ Я!

— А кто? Опять Альбина? Я же говорила тебе — не лезь на рожон! Не ссорься с этой девочкой. Ты знаешь, кто у нее отец? Подружись с ней. Дружат же остальные.

— Остальные ей задницу лижут! — Женькино терпение таяло быстрее, чем комок снега на раскаленной плите.

— Что ты такое говоришь! Как грубо! — всплеснула руками мать. — Тебе нужно быть хитрее, научиться подстраиваться под них! Посмотри на себя — в чем ты ходишь! На мальчишку похожа! Поэтому с тобой никто и не общается.

Сколько раз Женька слышала эти слова! Она даже считать перестала. Ее мать больше всего на свете боялась оказаться в центре внимания. Высунуться. Опозориться. Всю свою жизнь она вела политику невмешательства. Если Женьке приходило в голову пожаловаться, что над ней издеваются в классе — засовывают в унитаз тетрадки и ставят подножки, — то в ответ она слышала: «А ты отойди! Не становись с ними на один уровень! Мы же интеллигентные люди!»

Да, Женькина мама — Елена Александровна Смородина — была очень интеллигентным человеком. Наверное, поэтому она так никогда и не вышла замуж. Целыми днями, а иногда и ночами, Елена Александровна вычитывала статьи в научных журналах. Она работала корректором. Из дому выходила только для того, чтобы взять в редакции распечатки новых текстов и отвезти уже исправленные.

Женька никогда не видела ее накрашенной. Из одежды она предпочитала мешковатую серую кофту и вельветовые штаны, повидавшие в своей длинной жизни больше, чем великий путешественник Васко да Гама.

— Лучше на себя посмотри! — огрызнулась Женька. — Ты-то на кого похожа!

— Что? Что ты сказала? — Подбородок матери задрожал, а вместе с ним жиденький хвостик на затылке, перетянутый детской резинкой.

Нужно было остановиться, пожалеть ее и попросить прощения, но лешего в Женькиной голове опять потянуло на подвиги.

— То и сказала! Если бы ты сама выглядела, как женщина, отец бы нас не бросил! Хоть бы алименты платил!

Пощечина заставила Женьку замолчать.

— Разбирайся со своими проблемами сама! — тихо сказала мать и вышла из комнаты.

Через минуту квартиру наполнили гипнотические звуки музыки Вагнера. Теперь она весь день будет слушать оперу «Тристан и Изольда». Работать, рыдать и пить кофе без сахара, но с лимоном.

На душе у Женьки стало гадко. Так гадко, что она схватила валявшийся в прихожей рюкзак со снаряжением для граффити и выбежала из дому.

Ну, зачем? Зачем нужно было напоминать про отца? Бить по больному? Женьке ведь было плевать на него! Бросил и бросил! Что с того? Одни проживем.

Раньше, лет пять назад, она пыталась узнать у мамы, кем был ее отец. Но та только отмалчивалась или принималась плакать, закрывшись в своей комнате. Тогда Женька решила: раз ушел, значит, этот человек не стоит того, чтобы о нем думать. И думать перестала.

Только иногда, когда Алька и ее дружки становились совсем уж невыносимыми, Женька жалела, что за нее некому заступиться. Некому взять приятелей Стекольниковой за шиворот: Косолапова в одну руку, Горячева — в другую и встряхнуть как следует. Или лбами друг о друга стукнуть. Вот вам за рисунок, вот вам за дрожжи в унитазах…

Размышляя, Женька до темноты бродила по улицам. Смотрела, как запускают после зимы фонтан. Ела горячий лаваш. Кормила крошками голубей и мечтала о тарелке супа. Когда же город затопили фиолетовые чернила и долговязые фонари заморгали глазами, заливая тротуары дрожащим светом, она отправилась на стройку. Ей хотелось избавиться от хаоса в душе, выплеснув его на стену серой громадины.

Тогда у нее не возникло ни малейшего предчувствия, чем закончится эта прогулка.

Вам когда-нибудь приходилось падать с крыши семиэтажного дома? Хорошо — трехэтажного? Нет? А с крыши гаража? В сугроб?

Первые мгновения, когда теряешь опору и проваливаешься в пустоту, внутри образуется невесомость. Возникает ощущение лифта, уходящего в шахту. Только вместо радости оно приносит ужас. Дикий ужас с запахом аммиака. Вы знаете, как пахнет аммиак? Очень скверно.

За доли секунды между двумя ударами сердца Женька успела подумать о десятке важных и не очень вещей. Кто позвонит маме, когда ее найдут? Что скажет Стекольникова и директриса? Повесят ли в школьном вестибюле Женькину фотографию в траурной рамке? А умирать — это долго? Сколько придется лежать там внизу, чувствуя невыносимую боль?

И вдруг все изменилось. Аммиак выветрился из легких. Земля показалась близкой и нестрашной. Воздух стал упругим, словно спортивный батут. Он замедлил падение, дав сгруппироваться, согнуть ноги в коленях и приготовиться к приземлению.

Кто сказал, что седьмой этаж — это высоко?

Почему упасть с него — значит разбиться насмерть?

Мягкий удар, и она на твердой почве. Стоит на четвереньках, упираясь руками в усеянную весенним мусором землю.

С минуту Женька тупо разглядывала комочек розовой жвачки. Он лежал на земле, среди мелких обломков бетонных плит. Потом появилась боль. Осколок бутылочного стекла впился в подушечку большого пальца. Эта боль и заставила ее прийти в себя. Она подняла голову в тот момент, когда рядом легко приземлились темные тени преследователей.

Все-таки их было четверо.

Ей хотелось вскочить и бежать — удачное приземление, казалось, утроило силы. Но бежать было некуда. Женька находилась точно в центре квадрата, образованного серыми силуэтами.

— Цела? — голос показался знакомым. — Я — Марта. Помнишь меня?

— Марта?

От облегчения у Женьки перед глазами заплясали белые светлячки. Вместо жуткого оборотня или, на худой конец, оборотня в погонах, перед ней стояла ее недавняя знакомая. Шелковое платье сменил черный костюм, напоминавший экипировку японских ниндзя. На ногах замшевые полусапожки без каблука, ухоженные руки спрятаны в кожаные перчатки с отрезанными пальцами. На плече серебристая эмблема — заключенная в круг ломаная линия, напоминающая одновременно кошачий профиль и силуэт крыла летучей мыши — тускло поблескивает в темноте.

— Ну, тихо, тихо! — Марта притянула ее к себе и обняла. — Испугалась? Все хорошо. Ты молодец.

Тугой шарик, росший в груди весь день, неожиданно лопнул. Внутри стало горячо. Из глаз хлынули слезы. Она ревела. Ревела, как последняя малолетка. Громко, со всхлипами и завыванием.

— Я же говорила, не надо ее пугать! — услышала Женька сквозь собственные рыдания голос, принадлежавший очень недовольной девушке. — Зачем ты полез за ней на лестницу?! Еще и за штаны схватил?

— А что, нужно было на танец пригласить? — огрызнулся невидимый парень за спиной. Ровесник. Или немного старше.

— Стоп разборки! — скомандовал мужской голос. — Нам пора уходить. Скоро здесь будет охрана.

— Ты как? — Марта взяла Женьку за плечи. Заглянула в ее мокрое лицо. Ласково отодвинула челку со лба. — Ничего не болит? Руки? Ноги?

Тело гудело после падения, но боли не было. Даже порез на пальце не давал о себе знать. Женька замотала головой и украдкой огляделась.

По правую руку от нее стояла девушка лет пятнадцати. Как Марта и оба ее спутника, она была одета в черное трико и куртку с эмблемой на левом плече. Первое, что поразило в ней Женьку, — это волосы. Сплошной темный поток до пояса. В свете фонарей, наблюдавших за происходящим из-за высокой ограды, он отливал синевой.

А еще лицо. В нем было что-то от восточной принцессы. Сияющая кожа, темные глаза и чуть приплюснутый профиль. Он совсем не портил девушку. Наоборот, добавлял ей экзотики. Поставь рядом с ней блондинку Альку, и та потеряется, поблекнет, словно безвкусная Барби на фоне коллекционной куклы.

— Я в порядке! — всхлипнула Женька в последний раз.

— Тогда идем! — пригласила ее Марта.

— Куда?

— Увидишь.

Сопротивляться не хотелось. Падение изменило Женьку. Необходимость идти туда не знаю куда, казалась вполне логичной. Ну не к маме же! С ее нытьем и Вагнером!

— Ник, командуй! — сказала Марта поджарому мужчине лет сорока. Женя не успела его толком рассмотреть. Заметила только шапку прошитых сединой волос и глубоко запавшие глаза.

— Идем северо-западной тропой, — отозвался он глухо. — Я первый. Тим за мной. Потом Марта с Женей. Дина замыкает.

— Почему она, а не я? — возмутился четвертый член группы.

Он казался на пару лет старше Женьки. Невысокий, худой, с узким лицом и упрямой нижней губой. Непослушные волосы торчали, как перья, в разные стороны. Парень напоминал взъерошенного воробья. Задиристого и злого.

А злился он, похоже, на Женьку. Это ему она съездила кроссовкой по физиономии. Вон как зыркает. И все время прикладывает наручные часы к щеке. Вместо льда.

— Почему? — Марта посмотрела на Тима, изогнув одну бровь. — Потому что приказы старших не обсуждаются, дорогой! Вперед!

Вопреки ожиданиям, они не пошли к освещенному проспекту, а вернулись на крышу недостроенного корпуса. Второго по счету. От него до ближайшего дома было всего ничего — метров двадцать. Кто-то решил этим воспользоваться и соединил два здания висячим мостом. Хлипкая деревянная конструкция покачивалась над землей на высоте пятого этажа. Ее противоположный конец выходил на крышу магазина, пристроенного к жилой многоэтажке.

Ник, не снижая темпа, шагнул на скрипучую ленту с веревочными перилами и заскользил по ней, словно ртутный шарик по полу. Тим пошел следом. У Женьки похолодело внутри, как будто в живот проскочил нерастаявший кусок мороженого.

— Не бойся! — Марта почувствовала ее состояние. — Я буду рядом.

Старые доски повизгивали под ногами, мост ходил ходуном. Хорошо, что Женьку никогда по-настоящему не пугала высота, а то ползла бы сейчас на четвереньках.

Но вот деревянная лента осталась позади. Они поднялись по пожарной лестнице на крышу жилого дома, пересекли ее и очутились возле еще одного моста. Это сооружение выглядело надежнее предыдущего — решетка из железных прутьев с приваренными к ней перилами, — зато находилось гораздо выше. Кажется, в домах, которые оно соединяло, было по двенадцать этажей. Плюс чердак. Жене стало не по себе. Но она безжалостно раздавила росток страха и шагнула следом за Ником.

«Семь шагов по облакам — семь шагов над бездной», — вспомнилась строчка из старой песни. Ладони стали влажными, в животе противно засосало. Она оторвала взгляд от решетки под своими ногами и едва не полетела вниз. Второй раз за вечер.

Ее испугали два черных пятна, несущихся мимо. Они приземлились на противоположной крыше, кувыркнулись и оказались Диной с Тимом. Между домами было метров десять. А то и все пятнадцать. Эти двое вполне могли рассчитывать на место в олимпийской сборной по прыжкам в длину.

— Пижон! — фыркнула Дина, взмахнув черной гривой.

— Дура! — отпарировал Тим.

— Прыгаешь, как сопляк!

— На себя посмотри.

— Вернитесь на свои места! Немедленно! — От Марты повеяло холодом, как из распахнутой форточки. — Детский сад!

Любители сумасшедших прыжков, тихо переругиваясь, выполнили приказ. А Женька почувствовала запоздалый прилив паники. Кто они — эти люди? Почему прыгают с крыши на крышу не хуже Бэтмана? Что за эмблемы у них на одежде? И откуда взялись загадочные мосты?

— Это — Дорога, — кажется, Марта умела читать мысли. — Одна из самых длинных в городе. Она соединяет больше сорока домов и заканчивается Башней — убежищем для таких, как мы.

— Как мы?

— Как ты и я. Как Тим, Дина и Ник.

— Я не…

— Тсс. Поговорим позже. Нам надо спешить. Эта Дорога — не самый безопасный из наших маршрутов.

Ник постепенно увеличивал темп. В движениях Женькиных спутников появилась странная, нечеловеческая плавность, которая так испугала ее на стройке. Казалось, они не шли, а летели над крышами, минуя один мост за другим.

Дина с Тимом под строгим взглядом Марты держались каждый своего места в цепочке. Но из чувства противоречия не пользовались мостами — перемахивали через пропасти между высотками, словно герои китайских боевиков.

Наблюдая за ними, Женька ощущала, как где-то внутри растет дикое желание повторить этот трюк. Разбежаться и взлететь над разноцветными огнями спящего города.

Что за глупость! Если повезет, она долетит как раз до середины дистанции. А потом — не жди меня, мама, безумную дочку. Соскребите девочку с асфальта и пошлите домой по почте! Откуда же взялась эта бесшабашная уверенность, что она сможет? Нужно только представить себя на той стороне. Как будто пропасть уже за спиной, как будто ее вообще нет…

И, выбрав подходящий момент, Женька прыгнула.

— Куда! Еще рано! — услышала за спиной встревоженный голос Марты.

Крыша противоположного дома безжалостно ударила по ногам. Женька не устояла и покатилась кубарем по колючему рубероиду. Зацепилась ногой за трубу и замерла, лежа на спине. По небу, задевая белую тарелку луны, неслись лоскутья облаков. Надо же, сегодня полнолуние.

— Вставай, сумасшедшая, — Женька не разобрала, чего было больше в голосе Марты, — недовольства или уважения. — Пришли.

— Уже?

— На сегодня хватит полетов. Ты нам нужна в собранном виде.

— Зачем?

— Для экспериментов.

Женька села, в испуге уставившись на Марту.

— Правда?

— Шучу. Давай руку.

Похоже, ночному путешествию и впрямь пришел конец. Они стояли на краю крыши — дальше пути не было.

Перед ними возвышалась гигантская башня не так давно построенного офисного центра. Громадина переливалась ночными огнями, отраженными в ее стеклянной поверхности. Женька попыталась сосчитать этажи, но почти сразу забросила это занятие — слишком много. Она смутно помнила: в новостях говорили — то ли тридцать, то ли сорок. Самое высокое здание в городе. Воплощение мечты иллюстраторов фантастических романов.

— Нам сюда, — сказала Марта и подтолкнула Женю к чердачному окну за ее спиной.

С тоской ребенка, которого согнали с карусели, она покинула крышу и спустилась на пахнущий свежей штукатуркой чердак. Прошла следом за Тимом через решетчатые двери, сбежала по лестнице и очутилась на верхнем этаже какого-то учреждения. В обе стороны тянулся широкий коридор с одинаковыми дверями.

В груди шевельнулось беспокойство. А вдруг из-за поворота вырулит сердитый охранник и спросит, какого дьявола они тут делают ночью? Инстинкты Мисс Тик завопили об опасности.

И охранник появился. Вернее, охранники. Трое плечистых мужиков в черной униформе. Они преградили им путь, демонстративно поправляя кобуру на поясах. Сейчас достанут пистолеты, объявят тревогу и вызовут милицию! Даже если Марта, Ник и Дина с Тимом, включая Женьку, навалятся на них — перевес все равно будет на стороне вооруженной охраны.

Женя сжалась. Зажмурилась.

— Доброй ночи! Что-то вы сегодня рано? — услышала она заискивающий голос.

— По-разному бывает, — небрежно бросил Ник.

Охранники проводили их взглядом, почтительно встав в шеренгу вдоль стены. Грубые физиономии расплылись в счастливых улыбках, которые возникают только при виде ну очень большого начальства. Такого большого, что его нет смысла бояться — оно никогда не снизойдет до того, чтобы испортить жизнь маленьким человечкам. Его можно только обожать. Искренне и беззаветно.

Проходя мимо их подобранных животов, Женьке ужасно захотелось скорчить рожу. Но она сдержалась. Большое начальство так себя не ведет.

Женя не заметила, как оказалась в широкой застекленной галерее. Судя по виду из окон, она привела их к Башне. Ник толкнул дверь, и вся процессия вошла в лифт. Его кабина тускло сияла хромированными поверхностями и мелодично оповещала о прибытии на нужный этаж. Не лифт, а космический корабль. Вот только на панели управления оказалось всего четыре кнопки. Марта нажала самую верхнюю.

Меньше всего Женя ожидала очутиться в таком месте. Огромное пространство под прозрачным куполом, через который можно разглядеть белую луну в рваном ореоле майских туч. Лифт привез их на крышу офисного центра. Ее поверхность устилал шелковистый травяной ковер.

Женька опустилась на корточки и сорвала стебелек. Живой. Пахнет весной.

Пространство не освещалось ничем, кроме нескольких костров. Один, самый большой, метался беспокойным пленником в железном бочонке. Вокруг него на узорчатых коврах и подушках лежали люди. Они тихо переговаривались, глядя на пламя, пили что-то из тонких бокалов и ели крошечные бутерброды, сложенные рядом на низком столике.

Стоило вновь прибывшим шагнуть в оранжевый круг, как все разом заговорили:

— Доброй дороги, Марта!

— Лунной ночи, Ник!

— Как прошла инициация?

— Где она?

Женьке почудилось свое имя. Оно металось эхом среди незнакомых ей людей. Его повторяли красивые женщины с блестящими волосами и сложными татуировками на спинах и плечах. Его передавали друг другу крепкие мужчины с узкими, как у Ника, лицами. Его шептали стоявшие тут же подростки в надежде поймать Женькин взгляд.

Ей стало неловко за свою невзрачную и уже порядком испачканную одежду. Она попыталась спрятаться за спинами спутников, но Марта взяла ее за плечи и подвела почти вплотную к дышащему жаром бочонку. Только тут Женя заметила, что женщина переоделась. Когда? Они же не расставались ни на секунду — все вместе шли от лифта.

На Марте снова было шелковое платье. На этот раз — длинное, шоколадное, открывающее руки и плечи.

— Дорогие мои, — она говорила не громко, но каждое ее слово разносилось по залу, словно усиленное спрятанным в одежде микрофоном, — наконец-то случилось то, чего мы так ждали все эти месяцы. Наша сестра с нами. Она уже прошла первую часть инициации, и я не могу вспомнить случая, чтобы кому-нибудь из нас с ходу удавалось достичь столько, сколько смогла Женя. Ее способности развиваются с удивительной скоростью. Пройдет совсем немного времени, и наш народ будет гордиться одной из самых сильных своих дочерей!

Услышанное не желало укладываться в голове. Какой народ? Что за инициация? Чего такого она добилась? Это какая-то глупость! Розыгрыш!

Но люди вокруг улыбались, ловили ее растерянный взгляд и шептали что-то ободряющее. Впервые в жизни она чувствовала себя среди своих. И молчаливый Ник, и красавица Дина, и вон тот старик у огня, похожий на пожилого хиппи, и маленькая девочка с нарисованным на щеке полумесяцем, и высокие женщины в искристых, словно рыбья чешуя, платьях, и даже противный Тим были сейчас ближе, чем все одноклассники, вместе взятые.

Ее усадили на подушку рядом с Мартой. Сунули под нос тарелку с бутербродами, налили легкого вина, больше похожего на душистый компот с кусочками фруктов.

— За вставшую на Лунную дорогу! — прозвучал первый тост.

— За мудрость Лунной кошки, вернувшую нам ее! — подхватили остальные. — За Женю! За ее будущее!

Женя сделала глоток и почувствовала, как по телу вместо тепла разливается холодный страх. А что, если все эти люди ошибаются? Ничья она не дочь. Самая обыкновенная ученица средней школы. Мишень для насмешек! Чучело! Смородина-уродина!

— Марта, мне нужно тебя… вас спросить.

— Тебя, моя милая. Мы все здесь равны, поэтому обращаемся друг к другу только на «ты». Конечно, можно. Спрашивай.

Неожиданно они остались одни у огня. Все остальные тактично исчезли. Почувствовали, что у новоиспеченной дочери накопилось много вопросов для разговора с глазу на глаз.

— Что все это значит? — Женя испугалась резкости своих слов.

— Только то, что я сказала. Ты — одна из людей крыш.

— Люди крыш? Кто это?

Марта помолчала, ища понятные слова, а Женька залюбовалась ее кошачьим профилем. Пожалуй, стоит вплести его в один из своих скетчей, а фоном дать ночной город…

— Мы другие. Не похожие на тех, кто ходит по земле. Наш мир — это крыши. Сотни маршрутов, опутывающих города планеты. Наше время — это ночь. — Марта отхлебнула вина. — Мы рассказываем своим детям легенду, что наш народ произошел от Лунной кошки. Она спустилась ненадолго на Землю и оставила на ее поверхности следы. После первого дождя эти следы превратились в людей, которым нравилось ходить по крышам.

— Это правда?

— Настолько же, насколько обычные люди произошли от Адама и Евы. Все зависит от того, во что ты веришь.

— А что могут люди крыш?

— Например, спрыгнуть с седьмого этажа и не получить ни одного перелома. Я уже не говорю о синяках. — Марта позволила себе лукавую улыбку. — Мы имеем очень прочный скелет и повышенную регенерацию тканей. Вспомни, у тебя ведь никогда не было серьезных травм. Так?

— Так. — Перед Женькиным взором возникла картинка полугодовой давности. После неудачного прыжка с крыши она, доковыляв до дома, стаскивает пропитанную кровью кроссовку. Ошарашено смотрит на ногу, которую десять минут назад проткнул ржавый гвоздь. Ничего. Только сизое пятнышко. К утру не осталось и его.

— Но это не все. Особое устройство мышечной системы даже без физической подготовки позволяет нам прыгать на фантастические для обычных людей расстояния. А еще мы двигаемся в десятки раз быстрее, слышим не хуже кошек, видим в темноте…

— Марта, но я же ничего этого не умею!

— Научишься. Ты только-только прошла инициацию.

— Когда?

— Сегодня. Падая с крыши. Угроза жизни разбудила твои способности.

— А если ты ошибаешься? Если все это случайность? Ну, вываливаются же из окон алкоголики. И ни царапины.

— Алкоголики, говоришь? — Марта залилась низким смехом. — Посмотри на меня. Ничего необычного не видишь?

Ее глаза были цвета темного меда. Каштанового. Такой хранился у них с мамой в шкафу, над холодильником. Если поднести баночку к лампе, то в золотистой жиже вспыхивали искорки. Совсем как в глазах Марты в свете догорающего огня. Но было в них еще что-то. Тревожное. Неправильное.

Зрачки!

Женька судорожно сглотнула. Они оказались вертикальными. Как у кошки. Или змеи.

— Увидела? А теперь смотри, — в руках женщины очутилось миниатюрное зеркальце со знакомой эмблемой на крышке. Она поднесла его к Женькиному лицу, и та прикусила язык, чтобы не закричать. В наступившей темноте ее собственные глаза пересекали узкие щели вертикальных зрачков.

Точно таких же, как у Марты.

ГЛАВА 3

— Ищет.

— Кто?

— Крысомать. Она всегда ищет. — Змеиные зрачки Сиплого зловеще блеснули в полумраке.

Чухонь вздрогнул. Сиплый на кого хочешь страху нагонит.

— Что ищет-то?

— Цыц! — Горбун больно ткнул его здоровым, как кувалда, кулаком под ребра. — Она слышит.

Легенда об огромной крысе была Чухоню знакома. Рассказывали, будто ее вывели после Второй мировой войны в подземной лаборатории. Тысяч крыс морили голодом и накачивали химикатами. Они стервенели, пожирали друг друга, пока не осталась одна, — самая умная и злобная. Секретное оружие осколков Третьего рейха. Но создатели допустили ошибку. Гигантская тварь вырвалась на свободу, загрызла своих мучителей и скрылась в паутине подземных лабиринтов.

Верить в трехметровое чудовище Чухоню не хотелось. Ему вообще не нравились голохвостые грызуны. То ли дело шерстоканы — тараканы-альбиносы размером с крупную таксу. У них на спинках росла мягкая длинная шерсть. Гладишь такого, а он лапками сучит и глаза закатывает. Балдеет.

Чухонь раз набрел на их гнездо под землей. Отловил одного — хотел тренировать для боев. Только шерстокан попался ленивый. Лопал все подряд и спал целыми днями.

— Слышь, Сиплый, дай отдохнуть. Не могу больше — ноги натер, — взмолился Чухонь.

— Чтоб Крысомать твою печень сожрала! — раздраженно буркнул тот, но остановился.

«Вот упырь! — Чухонь втихаря разглядывал своего спутника. — Голова лысая, кожа синюшная, нос крючком, глаза водянистые. А взгляд такой злющий, что мурашки вдоль хребта. Еще и горб на спине».

Ноги ничего не чувствовали. Чухонь сел на каменный пол, снял ботинки и пошевелил пальцами в линялых носках.

— Ну и вонь! — Горбун, словно цапля, углядевшая на дне болота лягушку, сунул длинный нос прямо в гриндер. — Тебе туда шерстокан наблевал?

— Это Гоблин пошутил, чтоб ему в паучьем желудке застрять! — пожаловался Чухонь. — Свои подсунул. На размер меньше. Я спросонья не разобрал.

— Слабак. — Сиплый метко сплюнул на тупоносый ботинок. — Как ты в Братстве оказался, не пойму!

Злая обида сдавила грудь железным обручем. Чухонь отвернулся. Ему еще нет шестнадцати, и в норе он самый мелкий. Знал бы Сиплый, каково это — постоянно терпеть насмешки и только криво улыбаться.

— Не хнычь, задохлик. — В заскорузлой лапе горбуна блеснуло стальное лезвие. — Решим сейчас твои проблемы.

Чухонь испуганно поджал ноги. Сиплый осклабился и отсек ножом тяжелому гриндеру тупой мыс. Со вторым ботинком он проделал то же самое.

— Готово. Напяливай и шевели поршнями.

Идти легче не стало. Теперь мелкий мусор и острые камешки, попадая в ботинки, больно кололи измученные ноги. Чухонь, стиснув зубы, терпел. Мечтал уже куда-нибудь прийти. Не мог дождаться, когда закончится этот серпантин из узких тоннелей.

Интересно, на какой они глубине? До чутких ушей Чухоня не долетало ни звука из внешнего мира. Зато воняло, как в лотке у шерстокана. Мохнорыло его знает, что за запах!

Наконец они вышли на небольшую платформу. Под ногами гудел металл, где-то рядом смрадно вздыхала невидимая бездна. Снизу скрежетало, шуршало и попискивало. Чухонь чувствовал: там таится что-то ужасное.

— Всё, — каркнул Сиплый. — Мы на месте.

— И чё?

— Кому чё — кому ничё, а кому через плечо. Вниз посмотри!

Чухонь осторожно подошел к краю платформы и еле сдержал испуганный всхлип. Внизу мохнатой массой копошились крысы. Словно в каменном колодце без входа и выхода.

Он слишком поздно понял, зачем Сиплый привел его сюда. Получив удар между лопаток, Чухонь, давясь беззвучным воплем, полетел вниз. Серый ковер на мгновение разошелся и тут же сомкнулся, поглотив его.

Привидится же такое! К чему кошкам снятся крысы? Может, к плотному завтраку? Есть хотелось до жути! Женька села на кровати и огляделась.

Ее новая комната ничуть не походила на ту, в которой она прожила целых тринадцать лет. Во-первых, кровать. Низкая перина, застеленная черным шелковым бельем. На ней вполне могли уместиться пять таких Женек, если класть поперек. Она вспомнила, как мама удивлялась причудам богатых, когда в сериалах появлялись похожие кровати. «Почему белье черное? У них проблемы со стиркой?» Эх, мама, знала бы ты, как это красиво!

Во-вторых, окно. Она никогда не видела окон во всю стену. От пола до потолка, от правого угла до левого. А если учесть, что ее новая комната не уступала размером их с мамой квартире и находилась на последнем этаже небоскреба, то возникало ощущение полета над городом в рубке космического корабля.

Стены были выкрашены в белый цвет с перламутровым отливом. На полу лежал мохнатый светло-серый ковер. Из мебели — письменный стол, большое зеркало, гигантская панель плазменного телевизора и стеклянный шкафчик для косметики и других пустячков.

А еще подушки. Горы подушек повсюду. Красные, черные, белые, синие… Похоже, народ Лунной кошки считал их главной деталью любого интерьера. Женьке это ужасно нравилось. Можно кидаться, строить мягкие гнезда и просто, обложившись ими, валяться перед телевизором.

Она бы так и сделала. Вот только сил вчера совсем не осталось. Еле-еле до постели добралась. И еще ей все время мешал вредный червячок, который зудел в ухо: «Это все мне? А за что?»

Дверь с тихим жужжанием отползла в сторону. В широком проеме появилась Дина в шелковой розовой пижаме и бордовом халате до пола. В руках огромная кружка с глазастым котенком на боку.

— Я пришла спасти тебя от голодной смерти! — промурлыкала она, вплывая в комнату и забираясь с ногами на кровать. — Тихого утра.

В кружке оказался густой напиток, напоминавший какао с молоком. Только гораздо вкуснее. Женька сделала два глотка и почувствовала, как голод съежился и уполз на дно желудка.

— Спасибо. — Ей было страшно неудобно. Чем она заслужила такую заботу? Неужели Люди крыш встречают с какао в постель каждого новобранца?

— На здоровье. Это специальный калорийный коктейль. С витаминами. После инициации всегда ужасно хочется есть. Организм тратит слишком много энергии.

— Ты тоже ее проходила?

— Конечно. Только раньше, чем ты. В одиннадцать лет.

— Падала с крыши?

— Прыгала. Нас с детства готовят, поэтому не так страшно. Ладно, некогда болтать. Тебе до школы нужно еще много успеть.

— До школы? — Женька наивно полагала, что отныне в ее жизни не будет этого мерзкого заведения. Зачем дочери Лунной кошки алгебра с химией?

Вчера Марта позвонила ей домой, представилась матерью несуществующей подруги и попросила разрешить Жене остаться у них на ночь. Елена Александровна с облегчением согласилась. Похоже, она не знала, как общаться с дочерью после пощечины. А еще Марта пообещала, что, как только начнутся летние каникулы, можно будет совсем перебраться в Башню.

Люди крыш занимали в офисном центре два верхних этажа и крышу. Здесь они спали, ели, тренировались, проводили Большой и Малый советы. Чем отличается один от другого и зачем детям Лунной кошки советоваться, Женька не знала. Решила расспросить Марту как-нибудь потом. Ей казалось, что потом будет много свободного времени, а тут школа. Обидно!

Пока Женька размышляла на эту неприятную тему, они с Диной вышли в широкий коридор и направились в столовую. Босые ноги уютно тонули в золотистом ковре, ноздри щекотал запах свежего хлеба. На Жене был такой же, как на Дине, халат. Только серо-голубой. В цвет глаз. Она нашла его рядом с кроватью и страшно боялась — вдруг эта красота попала к ней в комнату по ошибке. Таких вещей не водилось в Женькином гардеробе. Она казалась себе бледной молью, натянувшей крылья бабочки. Все-таки тоскливо быть такой невзрачной.

— Прилетели, пташечки мои ранние! — За низким столиком, откинувшись на алые подушки, сидела женщина. Тучная. Темноволосая. С усиками над верхней губой.

В просторном помещении столовой было пусто. Слишком рано для тех, кто ложится на рассвете.

— Привет, Мамаша Мурр. — Дина наклонилась к толстухе и звонко чмокнула ее в круглую, словно каравай, щеку. — Мы голодные, как стая мартовских котов.

— Обожаю голодных девочек! — закудахтала Мамаша Мурр, отчего ее безразмерный бюст заходил ходуном. А под ним затрепетали жировые складки, обтянутые бежевым пеньюаром. Казалось, что у этой женщины не меньше трех пар грудей. И все очень пышные. — Садитесь, ласточки. Сейчас принесу праздничный завтрак. Посвящение бывает один раз в жизни.

— Могу поспорить, я знаю, о чем ты думаешь! — шепнула Дина, наблюдая, как Мамаша Мурр извлекает свою тушу из-за стола и несет ее на кухню.

— О чем?

— Ты думаешь, как она с таким весом прыгает по крышам.

— Точно! — прыснула Женька. — Страшно представить, что творится на верхних этажах, когда Мамаша Мурр приземляется.

— Если честно, последние лет десять она бывает только на крыше Башни.

— Разве она не…

— Одна из нас. Но это ничего не значит. Как будто тебе никогда не встречались толстые кошки! Такие, которые и по деревьям-то уже лазить не могут. Знаешь, стоит ей выпить хотя бы бокал шампанского, она начинает рыдать и давать себе клятвы, что похудеет.

— Ну и?

— И ну. Свои пирожки Мамаша Мурр любит больше крыш. Поэтому хозяйничает на кухне и кормит всю фратрию.

— Всю что?

— Фратрию. Российскую фратрию людей крыш. Есть еще европейская, китайская, японская, фратрия США и пара-тройка совсем мелких.

Толстуха вновь появилась возле их столика. Она держала поднос, полный угощений. Желудки Дины и Жени хором заурчали.

— Булочки сегодня нежнее младенческой попки, куропаточки мои! — затараторила Мамаша Мурр, выставляя перед девушками маленькие тарелочки. — Творожная паста с укропчиком и шампиньонами сама в рот просится. Мажьте ее на хлебушек — только что испекла. Яички фаршированные. Салатик фруктовый. Круасанчики с карамелью. Суфле клубничное…

— Ну, Мамулечка Муррочка, пожалей нас! — Дина мученически закатила глаза. — Ты хочешь, чтобы мы умерли от обжорства?

— Ох, не смеши меня, худышка! — Мамаша Мурр отмахнулась от нее, как от неразумного котенка, и растворилась в воздухе.

Точнее, Жене так показалось. Все-таки люди крыш, пусть даже толстые, умеют очень быстро двигаться.

К концу завтрака новообращенная дочь Лунной кошки хорошо представляла, как ощущает себя удав, проглотивший стадо слонов. Все было так вкусно, что чувство меры на время покинуло ее. Взяло отпуск и укатило на Багамы.

— Не могу идти! — пожаловалась Женька, вылезая из-за стола. — Снова спать хочется!

— Даже не думай! Сейчас начнется самое интересное!

Женька не сразу поняла, куда привела ее Дина. Большую комнату со светлым паркетом опоясывали вешалки и полки. На них, словно в парадном марше, замерли шеренги блузок, юбок, платьев и брюк всех доступных глазу оттенков. Под одеждой дремали в ожидании своего выхода невесомые босоножки, лакированные туфли, сапоги самых невероятных фасонов и даже поблескивали круглыми боками, будто бегемоты в тине, тяжелые гриндеры. На верхних полках громоздились картонные коробки с перчатками, шляпками и платками. В центре этого рая для модниц на дубовой подставке вращалось тяжелое зеркало в человеческий рост.

— Где мы?

— В гардеробной.

— Чьей?

— Марты.

— Разве она английская королева? — неловко пошутила Женя.

— Она — глава Большого Совета, — Дина смерила свою подругу насмешливым взглядом. — Первая среди людей крыш всех фратрий.

Вот оно как. А Женьке-то даже в голову не пришло спросить Марту, кто она у своего народа? Нет, Смородина, все-таки ты полная дура!

— Тихого утра, мои милые!

Марта на мгновение замерла в дверях гардеробной. Точно примадонна на сцене, давая возможность залу насладиться своим видом. Сегодня на ней был нежно-розовый костюм — приталенный пиджак и узкая юбка до колен. На плече висела крошечная сумочка.

— Тихого утра! — Женька чувствовала себя слегка выбитой из колеи, поэтому решила спрятать смущение за случайным вопросом.

— А почему утро тихое, а не доброе?

— Потому что для тех, кто не спит всю ночь, утро добрым не бывает. Вы уже что-то подобрали?

— Нет пока. — Дина смутилась. — Мы только что из столовой.

— Попали в крепкие объятия Мамаши Мурр? Ну что ж, посмотрим, влезет ли теперь Женя в новую одежду! Думаю, нам понадобятся узкие джинсы, замшевые туфли на каблуке и что-нибудь голубенькое сверху.

Женька чувствовала себя куклой. Большой некрасивой куклой, попавшей в руки опытных стилистов. Она не видела своего отражения. Только безропотно выполняла приказы: «Надень!», «Поправь!», «Повернись!», «Сними!». Зачем это все? Никогда она не будет похожа на статуэтку Дину или богиню Марту. Тощая, сутулая, руки, как грабли.

— Нет некрасивых женщин, есть ленивые, — откликнулась Марта на ее робкие возражения. — Всё. Смотрим. Только выпрямись. Неважно, что груди нет, — нарастет. Лишь бы спина была, как у балерины.

Тяжелое зеркало медленно повернулось вокруг своей оси.

Первое, что увидела Женя, были ноги. Ее собственные ноги. Они казались взятыми взаймы у героини аниме. Туфли на высоком каблуке и узкие джинсы сработали не хуже волшебной палочки. Короткий пиджак с рукавами-фонариками и выглядывающий из-под него шелковый голубой платочек тоже сыграли не последнюю роль в магическом преображении. У Женьки, кроме ног, появилась талия, и отсутствие груди уже не казалось таким фатальным.

Вот только голова. Она осталась прежней. Если ее отрезать и заменить на другую, посимпатичнее можно смело идти в топ-модели. Женька, конечно, не горела желанием дефилировать по подиуму, но сама возможность тешила ее самолюбие.

— Резать не будем! — очень серьезно ответила Марта, словно не исключала такого варианта. — Работаем с тем, что есть. Дина, пенку, фен, синий карандаш для век и тушь для ресниц!

Через полчаса тяжелое зеркало совершило еще один поворот. Пытаясь обуздать любопытство, Женька медленно подняла глаза.

Из овала, заключенного в деревянную раму, вместо отражения девушки смотрела густая, словно горький шоколад, темнота. Мгновение, и в ней возник силуэт огромной птицы. Полыхнул стальной клюв, послышался утробный рев, и мимо пронеслось гигантское крыло, покрытое стальным оперением. Женька отшатнулась от зеркала.

— Не понравилось? — услышала она над ухом полный разочарования голос Дины.

— Что ты видела? — Марта развернула Женьку к себе и больно сжала ее плечи. — Ну! Говори!

Глаза женщины светились изнутри. Сейчас они меньше всего походили на человеческие — такие глаза должен иметь демон огня, живущий в доменных печах, — большие и желтые.

— Птицу. Я видела огромную птицу.

— Хорошо. Это значит, твои способности набирают силу. — Марта отвела взгляд и выпрямилась. Чуть поспешнее, чем требовалось. — Идем! Уроки начнутся через двадцать минут. Я тебя подвезу.

Перед тем как выскочить из гардеробной Женька осторожно посмотрела в зеркало. Чуда не произошло. Она не превратилась в королеву красоты. Челка исчезла, глаза стали глубже, волосы — пышнее. Теперь ее, пожалуй, можно было назвать симпатичной. Что тоже неплохо.

— Эй! Здесь нельзя парковаться! — К машине подкатился охранник. Камуфляжная куртка обтягивала его круглый живот, словно полиэтилен сосиску. — Вы, типа, что удумали? А? Это, типа, школа, а не птичий рынок!

Машина Марты остановилась в паре метров от школьного крыльца. Такой возмутительной наглости не позволял себе даже водитель Стекольниковой. Но женщине за рулем не было дела до чьих-то правил. Стекло с ее стороны с театральной медлительностью уползло вниз, и охранник застыл, будто муха, угодившая в липкую патоку.

— Э-э-э… Я, типа…

— Да?

Это низкое «да» совсем лишило бедолагу способности соображать. Он стоял истукан истуканом, глядя на Марту и глупо улыбаясь генеральскими усами. Женька хихикнула.

— Всё, моя милая. Твой выход. — Марта не обращала внимания на жертву своих чар. — Погоди! Перед тем как открыть дверь, сядь на самый краешек сиденья. Так делают опытные женщины, когда выходят из автомобиля. А вы, да, вы, — небрежно кивнула она охраннику, — подайте девушке руку.

Тот безропотно повиновался.

Еще сидя в автомобиле, Женька заметила Стекольникову со свитой. Они стояли на ступенях и молча разглядывали шикарную машину, посмевшую припарковаться под директорскими окнами. Ждали, кто из нее появится.

Женя сосчитала до десяти и распахнула дверь.

Что чувствовал Гадкий Утенок, пролетая прекрасным лебедем над скотным двором? Что испытывала Золушка, когда принц на глазах у злых сестер надел ей на ножку хрустальную туфельку? Что ощущал Иван Царевич, увидев вместо лягушонки в коробчонке Василису Премудрую?

Сложите это все, умножьте на пять, и станет понятно, чем было для Женьки триумфальное появление на ступеньках школы. Она протянула руку охраннику и выпорхнула из автомобиля.

— Это же «Ягуар»! Один на город! — выдавил Горячев.

— Это же Смородина! Ни фига себе! — почти заорала Дашка.

Женя поднималась по лестнице, расправив плечи, а сама думала: «Только бы не грохнуться». Ходить на каблуках она не умела. Главное — преодолеть ступени и доковылять до класса, а там уж можно вообще из-за парты не вставать.

Вот она поравнялась с ошарашенной четверкой.

Вот встретилась взглядом со Стекольниковой.

Вот заметила возле дверей квадратную фигуру Голубец…

Черт! Как она могла забыть? Женька резко развернулась, сбежала по ступеням и села в машину. Слава Богу, Марта решила дождаться, пока ее протеже отбудет на уроки.

— Я не могу туда идти.

— Мы же все обсудили! Ты сдаешь экзамены и забираешь документы.

— Голубец меня не пустит. — Женька чувствовала себя полной дурой. Дурой на каблуках и с макияжем. — Она сказала вчера прийти с матерью, а я с ней поссорилась.

— Разве это проблема? Идем!

— Но…

— Эй, уважаемый, присмотрите за машиной! — бросила Марта охраннику, едва не вызвав у того сердечный приступ.

Подниматься по лестнице рядом с Мартой было гораздо проще. Ноги не дрожали, каблуки бодро цокали по бетонным ступенькам, а королевская осанка выходила сама собой. Женька прекрасно слышала разговоры за спиной: «Вот это мадама! Зашибись!» — «Она ее мать?» — «Не-е-е, мать у Смородины — серая мышь!»

Ну почему, почему мама хотя бы на половину, хоть на четверть, на одну десятую не такая, как Марта? Разве тогда Стекольникова посмела бы открыть рот?

Уверенность в себе сменилась тихой паникой, когда они переступили дубовый порог директорской приемной.

— Вы кто? — раздраженно спросила секретарша. Ее лицо по форме напоминало саперную лопатку. Такое же острое и плоское.

— Меня ждут, — небрежно бросила Марта и исчезла за дверью с позолоченной табличкой «Директор».

Не успела Женька устроиться на краешке стула, как в приемную влетела перепуганная Собака Павлова.

— Кто там? — шепотом спросила она у секретарши.

— Не знаю! — ответила та одними губами. — По-моему, какая-то фря из гороно.

Нос классной покрылся бусинками пота. Она смахнула их платком и прошмыгнула в кабинет директора. Женька была готова поцеловать Стекольникову в макушку, лишь бы узнать, что там происходит. Но худая секретарша не дремала. Наблюдала из-за монитора выпуклым глазом — не подслушаешь.

Интересно, а если бы на Женькином месте оказалась, например, Дина? Сумела бы она разобрать разговор? Как далеко простираются возможности людей крыш? Может, стоит проверить?

Женька откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Сосредоточилась. Но единственный звук, достигавший ее ушей, был цокот острых ногтей секретарши по клавиатуре компьютера.

Нужно настроиться на правильные мысли. Как вчера на крыше. Например, представить, что стены нет. Директриса стоит совсем рядом. Поджимает злые губы, поправляет залитый лаком кокон на голове…

— …как тетя ребенка, вы должны понимать… — Женька вздрогнула. Ей почудилось, что Голубец сказала эти слова прямо в ухо. Связь с кабинетом директора почти сразу прервалась.

Во второй раз она решила зайти со стороны Собаки Павлова. Мысленно нарисовала ее портрет: вытянутое лицо с носом-каплей, тяжелые очки и тусклые волосы. Сотни тонких иголочек немедленно впились в ладони. Так бывает, когда отсидишь ногу и пытаешься восстановить кровообращение. От рук покалывание поползло по плечам, пробежало по шее и охватило затылок.

Сначала голоса звучали совсем тихо. Будто слушаешь через две меховые шапки. Потом начали набирать силу. Спустя полминуты Жене казалось, что она стоит между нервной Собакой Павлова, сердитой Голубец и сладкой, словно отравленное вино, Мартой.

— Я уверена, вы не хуже меня знаете, что творится у вас в классе! Педагог с таким опытом просто не может этого не знать, — в голосе Марты нарастал металл. — Смотрели фильм «Чучело»? Тогда посмотрите еще раз — станет понятно, каково приходится моей племяннице!

— Марта Сергеевна, вы уходите от темы! — загудела Голубец. — Она испортила нам всю сантехнику! А это — финансовая нагрузка для школьного бюджета!

— Уважаемая Зинаида Геннадиевна! Я-то как раз в теме. Ну-ка вспомните, кто принес вам упаковку от дрожжей? А кто сказал, что во всем виновата Женя? Вы давно работаете — должны хорошо разбираться в детях.

— Я не понимаю, на что вы намекаете!

— Неужели? Придется говорить иначе. Антонина Леонтьевна, вас номинировали на звание «Учитель года»? А если в комиссии обнаружат, что вы купили свой диплом в подземном переходе?

— Что? Как вы узнали? — ахнула Собака Павлова.

Женька чуть не свалилась со стула, услышав это.

— Зинаида Геннадиевна! Вы надеетесь получить транш в пять миллионов рублей? Не боитесь, что в отделе образования выяснят, куда утекли предыдущие деньги? Кстати, как поживает ваша дача в Андреевке?

— Да кто вы такая? — еле ворочая языком, выдавила Голубец.

— Я — тетя Жени Смородиной, — голос Марты снова стал мягким, словно пение кошки. — Надеюсь, моя племянница без проблем закончит седьмой класс. Вы же, милые мои, как опытные педагоги ей в этом поможете?

В эфире возник странный звук. Как будто резиновый мячик ритмично лупит по паркету. До Женьки не сразу дошло, что это икает Собака Павлова.

ГЛАВА 4

«Триумф, как вино, пьянит и чреват похмельем». Этот афоризм когда-то Женька выбрала в качестве эпиграфа к реферату про Наполеона. Что такое похмелье, она не знала, но опьянение испытала в полном объеме.

Все началось с урока английского. Бледная Собака Павлова прибежала на него, когда до конца оставалось минут двадцать. Наверное, выясняла отношения с директрисой. На Женю классная не смотрела, но, стоило той поднять руку, — немедленно спрашивала.

В первый раз, когда Женька встала из-за парты для ответа, за спиной послышалось шипение Блиновой — подруги Стекольниковой:

— Глянь, какие у нее джинсы!

— Мейд ин Чайна? — Алька старательно изображала равнодушие.

— Ты что! Это же настоящие Гуччи! Я просила мать такие купить — она мне дулю показала. Говорит, если каждый раз столько бабла за шмотки выкладывать — разориться можно!

— Обезьяну как ни одень — останется обезьяной!

Алькины укусы не могли испортить Женьке настроение. Бедная глупая блондинка, она не знает, что отныне Смородина другая — одна из Людей крыш. И ей все равно, что думает по ее поводу дочка какого-то там депутата! Женька в сотый раз посмотрела на крошечные часики, подаренные ей Диной. Сразу после уроков Марта пообещала за ней приехать. А пока оставалось ловить на себе любопытные взгляды одноклассников.

— Смородина, ты влюбилась, что ли? — спросил ее на перемене Костя Изгаршев — официально признанный ловелас седьмого «Б». Он слыл своей раскованностью в обращении со слабым полом. Ради поддержания имиджа вполне мог поинтересоваться: «На какой барахолке шмотки покупаешь?» или «Знаешь, что такое французский поцелуй?». От него всегда стоило ждать подвоха.

— Да, Изгаршев. В тебя! — криво усмехнулась Женька. — Так влюбилась, что сейчас пойду повешусь!

— Я же серьезно! — надулся Костя. — Вон, какая ты сегодня.

— Просто я наследство получила. Дядя в Америке умер — все мне оставил. Экзамены сдам и сразу уеду.

На удивление, это дурацкое объяснение Изгаршева вполне устроило. Уже через пять минут Женя, благодаря своим новым способностям, слушала, как Костя пушит хвост перед одноклассницами:

— А вы разве не в курсе? Смородина получила в наследство семь миллионов долларов, виллу в Калифорнии и яхту. Кстати, дамочка, которая ее сегодня подвозила, — вдова покойного дядюшки.

К концу шестого урока вся школа знала, что ученица седьмого класса неожиданно стала миллионершей. Дверь кабинета химии, где сидела в это время Женя, то и дело нахально скрипела — это самые любопытные рвались посмотреть на счастливую наследницу. В конце концов, учительница не выдержала и закрыла класс на замок.

Но ажиотаж от этого не ослаб. Скорее наоборот.

Сразу после уроков Женьку схватил за руку Семен Перегудов — парень из параллельного класса и капитан школьной команды КВН.

— Слушай, Смородина, приходи завтра на репетицию в сто двенадцатый кабинет. Нам симпатичные девчонки нужны! — сказал он, демонстрируя в широкой улыбке почти прозрачные брекеты.

Женька не хуже его знала, что в симпатичных девчонках у команды дефицита не было. Присутствие в ней Перегудова и Изгаршева гарантировало их постоянный приток. Лучше бы уж сразу спросил про наследство. Она тоже улыбнулась и ответила, что подумает.

В вестибюле ее ждал новый сюрприз. Радостная, как продавщица в Макдоналдсе, Блинова поинтересовалась, не хочет ли Женя сходить в субботу вместе с девчонками в аквапарк? О том, что в компании будет Стекольникова, ее верная подруга не упоминала. Блинова, словно флюгер, всегда точно знала, в какую сторону ветер дует и на чьей стороне сила. Она безошибочно угадывала среди новых учителей тех, к кому стоило подлизываться с особым усердием. Недаром именно она оказалась первой фрейлиной королевы класса.

Женя честно ответила, что в выходные она занята, и направилась к выходу. Ее лучший день в школе подошел к концу. Все произошедшее казалось невероятной выдумкой режиссера телесериала. Только в кино аутсайдер может вмиг стать звездой школьного масштаба. Раньше Женька считала это такой же фантастикой, как существование народа, живущего на крышах.

Когда она вышла на залитое весенним солнцем крыльцо, там уже толпились ее одноклассники. Каждый делал вид, что просто так задержался у дверей школы поболтать с друзьями.

На самом же деле они хотели увидеть, кто приедет встречать после уроков наследницу миллионов.

Минуты текли, как автомобильная река в час пик, а Марта все не появлялась. Вот уже обмелел поток учеников, покидающих школу, продребезжал звонок на седьмой урок и в спортзале начались занятия в секции карате. Ноги с непривычки к каблукам налились тупой болью. Дико хотелось сесть, но рядом со школьным крыльцом не было ни одной скамейки.

Постепенно в сознание тонкой иглой проникла мысль: «А что, если никто за ней так и не приедет?» Может, люди крыш, Дина, Ник, Мамаша Мурр — плоды ее фантазии? Воображаемые друзья?

Женька поежилась.

Верный способ убедиться, что она ничего не выдумала, — это вспомнить о своих способностях. Подняться на третий этаж школы и сигануть вниз. На каблуках? Бред какой-то! Лучше попробовать подслушать, о чем говорят ее одноклассники.

Она уже дважды за сегодня, не считая самого первого раза в приемной, включала свой новый слух. Нужно было только представить лицо кого-нибудь из стоящих сзади. Например, Изгаршева. Женька зажмурилась. Увидела ежик волос, карие глаза, сросшиеся на переносице брови и… Никакой реакции! Как она ни пыталась вызвать покалывание в затылке, ничего не выходило. Женька не на шутку испугалась. Неужели все-таки придумала?

— Эй, ягода-малина, кого ждешь? — Голос Стекольниковой был приторным, словно сироп от кашля. — Тебе к мамочке не пора?

— Похоже, наследницу кинули! — поддержал подругу Горячев.

Ну откуда эти шакалы так хорошо знают, чего она больше всего боится? Почему их удары каждый раз попадают точно в цель? Женька сжала кулаки, чтобы не расплакаться. Надо что-то делать! Нельзя здесь стоять до вечера.

Не оборачиваясь, она шагнула вниз по лестнице. И тут на площадку перед крыльцом вырулил огромный черный внедорожник. Переваливаясь с колеса на колесо и пугая голубей, пасущихся на горячем от солнца асфальте, он злобно рыкнул и остановился. Водительская дверь тяжело распахнулась. Из машины выглянула Динка.

— Прости-прости-прости меня, пожалуйста! — закричала она. — Малый совет затянулся, и Марта попросила тебя встретить. А я, как дура, застряла в пробке! Давай сюда!

Счастливо улыбнувшись и не обращая внимания на боль в ногах, Женька сбежала по лестнице. Напоследок, уже сидя в пахнущем кожей салоне автомобиля, она глянула в сторону своих одноклассников. Лица у них были ошарашенные. Чувствовалось, что красавица Динка за рулем ворчливого монстра произвела не менее сильное впечатление, чем Марта за рулем «Ягуара».

— Куда мы сейчас? — осторожно спросила Женька, когда внедорожник, сыто урча, выехал за ворота школы.

— К тебе!

— Ко мне? Зачем?

— Ты в Башню хочешь переехать или нет?

— Хочу!

— Тогда нужно у матери отпроситься. А то она тебя искать начнет. По моргам.

Женька притихла, разглядывая Дину украдкой. Тонкие загорелые руки уверенно управлялись с механической коробкой передач. Сколько же ей на самом деле лет, раз она уже водит машину? Может, Дина — это японская кошка-оборотень? Нэко? По ночам она обрастает шерстью и отправляется охотиться на мышей. Просто так, ради спортивного интереса. Тогда ей точно не меньше ста. Японские оборотни живут долго и взрослеют поздно.

— Приехали! Вываливайся! — скомандовала кошка-оборотень. Сверкающее чудовище замерло возле подъезда, вызвав ажиотаж среди дворовых мальчишек. Женя почувствовала, что ноги отказываются нести ее домой. Каждый шаг давался с трудом, словно идешь против речного течения. Будь рядом Марта, Женька бы ничего не боялась! Но Марты рядом не было.

— Запомни, я твоя школьная подруга. Мы вместе готовимся к экзаменам. Представишь меня маме и молчи. Я сама. — Сказав это, Дина нажала на заляпанный краской звонок.

Дверь открылась почти мгновенно. Как будто мать сидела в прихожей, прислушиваясь к шагам на лестнице.

— Женечка, я… — Она замолчала, разглядывая свою дочь. Недоумение на ее лице сменилось мимолетной радостью, которую тут же вытеснила тревога. — Что с тобой случилось?

— Здравствуйте, Елена Александровна! Мы тут немножко с имиджем поработали. Вам нравится? — бодро защебетала Дина, едва Женя ее представила. — Если бы вы только видели, как на нее сегодня смотрели учителя и одноклассники! Все девчонки обзавидовались!

— Да, доченька, тебе очень идет, — осторожно согласилась мать. — Но откуда ты взяла такие вещи?

— А-а, ерунда! — ответила вместо нее Дина. — Одежда моя. Поносит — отдаст. Ой! Неужели это… это… Венская опера! — Дина подбежала к настенному календарю с большой фотографией серого здания. — Вы там были?

— Нет, — вздохнула Елена Александровна. Ее взгляд потеплел. — Но всегда мечтала. Как некоторые рвутся в Париж, так я — в Вену.

— В этом сезоне дают «Тристана и Изольду». Я ужасно хочу туда попасть!

— Неужели, Диночка? Это так не характерно для современной молодежи! Женя не слушает ничего, кроме тяжелого рока. Знаете, такой жуткий грохот…

Конец фразы расслышать не удалось. Мама потащила Дину показывать музыкальные диски, а Женя толкнула дверь своей комнаты. Нужно собрать учебники.

Кажется, она не была здесь целую вечность. Как будто только что вернулась из поездки в деревню на все лето. Изменилась, повзрослела, пережила сотню приключений, а ее комната осталась прежней. И теперь предстоит заново привыкать к старой скорлупке, вспоминая, какой ты была когда-то.

О чем это она? Ни привыкать, ни вспоминать больше не нужно. Ее ждет Башня. Женя скользнула взглядом по надорванному постеру с раскинувшей крылья летучей мышью, короткому диванчику и стопке незаконченных концептов. Прощайте! Пишите письма. Адрес: «Новая жизнь».

Женя на мгновение застыла на пороге. В груди кольнуло внезапным предчувствием — она никогда сюда не вернется. Никогда.

— Диночка, ты уверена, что твои родители не будут против? — Мама с мнимой школьной подругой снова появились в коридоре.

— Ну что вы! Им ужасно понравилась Женя! Они сами предложили ей пожить у нас.

— Правда? Передай им, что ты мне тоже понравилась. Очень-очень. Только, девочки, прошу вас, звоните мне почаще!

— Конечно, мам! Не сомневайся!

Уже сидя в машине, взявшей курс на Башню, Женька восхищенно вздохнула:

— И как ты так быстро ее уломала? Магия кошек?

— Просто всегда нужно начинать разговор с того, что интересно собеседнику, а не тебе. Это сильно упрощает жизнь.

— Слушай, можно вопрос? Личный? — Женя собралась с духом. — А бывает такое, что сначала способности есть, а потом раз — и пропали?

Дина сбросила скорость и внимательно посмотрела на нее.

— Бывает. Можно вообще лишиться способностей. Но все это, пока не пройдешь посвящение. Тогда уже пути назад нет. У тебя что-то перестало получаться? Не бойся! С сегодняшнего дня к тебе приставлен учитель!

— Марта?

— Ты что! Она глава Большого Совета. У нее дел по горло.

— Ты?

— Нет. — Дина поджала губы. Похоже, она была не согласна с теми, кто выбирал наставника.

— Рано ей учить! Самой нужно из памперсов выбраться!

От неожиданности Женька чуть не сползла на пол автомобиля. Между ней и Диной появилась голова. Взъерошенная, медноволосая со свекольным полумесяцем на щеке — следом от удара кроссовки.

— Проснулся, сенсей? — Дина не пыталась скрыть сарказма. — Знакомься, Женя, это твой учитель — уважаемый Тимофей. Между нами, девочками, — Тимоша. Жуткий злюка и балабол!

— Я буду звать тебя Жэка!

— Зачем? — Женька терпеть не могла этот вариант своего имени.

— Женя — слишком сопливо, Евгения — как-то официально, Жэка — в самый раз! Вот, держи.

На кровать перед ней шлепнулся темный сверток. Первым, что бросилось в глаза, едва она его развернула, была серебристая эмблема. Жене выдали униформу людей крыш. Черный эластичный костюм. Следом за свертком на шелковое одеяло приземлились черные замшевые ботинки.

— Подбирал на глаз! — небрежно заметил Тим. — Если промахнулся, уж извини!

— А меня нельзя было позвать? — огрызнулась Женька.

— Нельзя. Ты — ученик. Твое дело с благодарностью принимать все, что делает учитель. То есть я. Одевайся. Жду на крыше.

В целом костюм оказался как раз. Рукава немного длинноваты, но это — меньшая из бед. И ботинки велики. По ощущению на размер. Хотя велики — не малы. Стоит затянуть шнурки потуже и, дай Бог, не свалятся.

В большом зеркале ее комнаты на последнем этаже Башни появилось отражение синоби. Щуплого и нестрашного. Женька встала в боевую стойку, наподобие тех, что принимали в фильмах убийцы-невидимки. Получилось до ужаса неуклюже. Она сложила руки лодочкой, поклонилась зеркалу на восточный манер и помчалась к своему новому учителю.

Найти Тимофея оказалось не просто. Женька несколько раз обошла крышу Башни, прежде чем заметила его вихрастую голову. Он сидел на узком балконе снаружи стеклянного купола, по-турецки скрестив ноги. Смотрел на город. Прямо под ним один за другим вспыхивали желтые глаза домов — город переходил на ночное зрение.

Минут пять Тим делал вид, что рядом никого нет. Тени на травяном ковре становились все темнее. Алый плавник круглой рыбы-солнца завис ненадолго над иглами многоэтажек, чтобы через минуту нырнуть в море грязно-сиреневого смога. Женя начала терять терпение.

— Ну? — наконец не выдержала она. — Ты будешь меня учить?

— Буду! — немедленно откликнулся Тим. — Урок первый. Если учитель молчит, он думает. Если учитель думает, его нельзя беспокоить.

— Прекрасно! Пока, Тимоша!

— Учитель!

— Что?

— Урок второй. Ко мне нужно обращаться — «учитель».

— Не вопрос, учитель. Пока ты тут сидишь, я пойду готовиться к контрольной по алгебре.

— Иди. Только посвящение ты не осилишь.

Все-таки права была Дина — злюка и балабол!

Женя скрестила на груди руки и осталась стоять на месте.

— Что ты знаешь о посвящении?

— Всё! В отличие от некоторых, я его давно прошел. — Тим не спеша поднялся, сплюнул в пропасть, внимательно проследив неровный полет слюны, а затем сердито уставился на Женьку. — Чего стоим? Работать пора! К лифту шагом марш!

Они шли совсем недолго. Десять минут, и Женя со своим новым учителем оказалась в кольце разноуровневых крыш. Дома из красного кирпича, словно старые сплетницы, стояли тесным кружком, поэтому Дорога в этом месте делала кольцо. Метров триста в диаметре.

— Это твой тренировочный полигон! — важно сообщил Тим. — Полигон, знакомься, это Жэка. Жэка, это полигон.

— Очень смешно. — Она начала оглядываться и почти сразу заметила на стенах и крышах крупные цифры. «1», «4», «3», «7»… Кто-то недавно нарисовал их белой краской. А вот и пустое ведерко валяется… — Ну и что мы будем делать?

— Не мы, а ты. Это — полоса препятствий. Каждое препятствие пронумеровано. Твоя задача — пройти их все по порядку. — Тим перевернул ведро из-под краски и сел на него верхом. Приготовился наслаждаться Женькиным позором.

Первым испытанием оказалась вертикальная стена. Два дома стояли вплотную друг к другу, но один был на пару этажей выше. Жене предстояло запрыгнуть на его крышу.

— Эй! И как это делается? — Она запрокинула голову. В синей вышине неслись клочья облаков, похожие на хлопья серой пыли. Казалось, черная громадина дома заваливается на стоящую под ней Женьку.

— Думай! Ты же, вроде, одна из нас.

Вот гад! Сенсей недоделанный! Она попыталась подпрыгнуть. Получилось не очень — ноги оторвались от рубероида в лучшем случае на полметра. Тимофей за спиной презрительно фыркнул. Ну и черт с ним! Еще одна попытка. То же самое. Нужно успокоиться и вызвать знакомое ощущение, что она уже справилась. Стоит наверху и снисходительно смотрит на своего самоуверенного учителя.

А вдруг способности пропали навсегда? Не вышло же сегодня подслушать одноклассников. Покалывание так и не появилось. Стоп! Хватит изводить себя тем, что было. Есть только здесь и сейчас.

Крыша, стена, небо…

Женька сама не поняла, как это произошло. Словно в каждой ноге появилось по пружине. Эти пружины внезапно разжались, и ее выстрелило в темное небо. Она взлетела чуть выше нужной высоты и мягко приземлилась на крышу среди бутылочного стекла и кирпичной крошки.

— Тим, смотри! Получилось! — Восторг до отказа наполнил легкие и потребовал немедленно им с кем-то поделиться.

— Так себе. Давай работай.

От радости ничего не осталось. Как водой смыли. Потянули за веревочку и смыли. Ладно, что там дальше? Испытание номер «два» — провал между крышами. Метров пять, не больше. И не на такие расстояния прыгали.

«Три» — ряд труб, спрятанных в кирпичные саркофаги. Нужно перемахнуть? Разбег, толчок. Есть!

«Четыре» — спрыгнуть вниз. Всего каких-то три этажа.

«Пять» — еще одна пропасть между крышами.

«Шесть» — прыжок через чердачную постройку.

«Семь» — полет над крошечным двориком…

Я все прошла.

— Учитель!

— Я все прошла, учитель. Что дальше?

— А дальше то же самое. Только теперь я буду называть цифры вразнобой.

— Это еще зачем?

— Затем, что по приколу! Выполняй, ученик! «Шесть»!

Ну и флаг ему в руки! Вразнобой так вразнобой. Женька разбежалась и еще раз перелетела через кирпичный домик с зеленой дверцей, ведущей на чердак. Наверное, в таком жил Карлсон.

— «Два»!

Издевается! Выбирает, что подальше.

— «Пять»! Быстрее давай!

Точно, издевается! Все Марте расскажу!

— «Семь»!

Ненавижу! Почему он вообще мной командует?!

— «Один»! Шевели оглоблями!

Да пошел он! Женька изменила направление и перепрыгнула на крышу за пределами полигона. Не слушая крики Тима, она неслась вперед. Навстречу убывающей луне.

Город смотрел на нее желтыми квадратами окон, подсвечивал уличными фонарями и чуть-чуть сдвигал дома, когда Женя прыгала с крыши на крышу. Ему нравилась эта девочка, рисовавшая на его стенах яркие картины. Поэтому Город вздрогнул, когда она совсем немного не долетела до очередной крыши. Усики телевизионных антенн и спутниковые тарелки замерли в испуге, наблюдая, как хрупкая тень вскрикнула и заскользила по серой стене дома.

Вниз, вниз, по торцу, цепляясь за стыки бетонных плит.

Стоявший рядом пирамидальный тополь сосчитал этажи и ахнул: «Десять!» Слишком много для неопытной кошки. Но уже в следующую минуту кусты акации вздохнули с облегчением: «Жива!»

Женя лежала на узкой асфальтовой дорожке, идущей вдоль стены. Пахло бетонной пылью, влажной землей и сладкими духами. Откуда здесь запах духов? Она попыталась сесть и тихо заскулила от боли. Похоже, коленки и локти содраны в кровь. Женька начала осторожно закатывать штанину, поэтому не сразу заметила три сутулые фигуры. А когда подняла глаза, бежать было поздно.

Они стояли совсем рядом. Низкорослые. Лысые. С узкими, как у людей крыш, зрачками.

Стояли и ухмылялись.

Оглушенный ударом, Чухонь лежал на дне каменного стакана и чувствовал, как по нему снуют крысы. Тяжелые, каждая размером с молодую кошку, они совали усатые морды в ноздри и уши, лезли за шиворот, царапали, скребли и щекотали открытые части тела. Их испражнения толстым слоем покрывали дно темницы. От сладковатой вони Чухонь почувствовал тошноту. Он закашлялся, приподнялся на локтях, стряхнул с себя возмущенно орущих грызунов и встал на ноги.

Голова гудела, как будто в ней шел Чемпионат по шерстоканьим боям. Чухонь сделал пару нетвердых шагов наугад и уперся в холодную стену.

— Эй, Сиплый, — крикнул он, задрав голову, — хватит прятаться! Мне уже эти приколы надоели!

Ему ответило эхо и крысиное попискивание. К дурацким шуткам товарищей он давно привык. Главное, — не показывать, что тебе обидно. А вот от Сиплого такой подлости не ожидал. Зачем только он его сюда притащил? Разбудил, велел быстро собраться, намекал на важное задание. Чухонь обрадовался. Скоро ежегодные шерстоканьи бои — нужна дополнительная группа чесальщиков. Он недавно подал заявку и, когда в Норе появился Сиплый, как последний дурак, решил, что ему повезло — его приняли.

Правильно вычесывать шерстокана — целая наука. Шерсть у него мягкая, словно пух, в колтуны сваливается. Они делают зверя неуклюжим и лишают боевого духа. Шерстокан ведь существо нежное, обидчивое — чуть что, сразу в меланхолию впадает и начинает лопать, как не в себя. Хрысь в юности был подающим гребня у самого мастера Плюха. Тот только с чемпионами работал. Вот и Чухонь, наслушавшись дядькиных рассказов, тоже мечтал стать знаменитым чесальщиком.

Размышляя над странным поступком Сиплого, он брел по кругу, касаясь ладонью скользкой стены. Крысы не обращали на него внимания — посвистывали рядом, занятые своими делами. Под ногой что-то хрустнуло и рассыпалось в пыль. Чухонь решил, что раздавил один из крысиных домиков. Они были в беспорядке разбросаны по дну каменного мешка — круглые, белые, с маленькими окошками…

Вдруг сердце сделало бешеный скачок и провалилось куда-то под коленки. Вопль ужаса застрял у Чухоня в горле.

Это не домики!

Это черепа!

Человеческие!

Он вжался в холодную стену, с ужасом глядя на мохнатых грызунов. Крысы больше не казались ему безобидными комками шерсти. Когда же они нападут? Сейчас? Или подождут, пока он сам сдохнет от голода и жажды? Выходит, Сиплый и не думал шутить. С чего он вообще взял, что у горбуна есть чувство юмора?

— Жрите! — завопил Чухонь. — Жрите, гады! Быстрее уже! Ну?

Он не сразу заметил, как тихо стало вокруг. Писк и шуршание прекратились. Крысы сидели на задних лапах. Рядами, как в театре. С минуту они заинтересованно разглядывали его черными бусинами глаз, потом синхронно умыли острые морды и расступились, открывая узенький проход к противоположной стене. Хуже уже не будет, решил Чухонь и двинулся по дорожке, искоса поглядывая на пасюков.

Ничего необычного в том месте, куда привели его обитатели темницы, он не заметил. Стена как стена. Холодная, корявая, покрытая вонючей слизью. Ощупав в сотый раз каждый выступ, Чухонь в отчаянии саданул кулаком по неровному камню.

Вечно с ним что-то случается. Прав был дядька Хрысь, когда говорил: «Крысомать при твоем рождении отвлеклась почистить хвост». Небольшого роста, бесцветный, с острыми чертами лица, Чухонь казался себе недоношенным крысенком — самым мелким в помете.

Вдруг камень под рукой дрогнул, издал низкий стон и уполз вовнутрь. На его месте в полутора метрах над полом открылся квадратный проход. Достаточно большой, чтобы пролезть тщедушному Чухоню. Он подтянулся на руках и нырнул в спасительную щель.

Туннель оказался таким тесным, что ползти приходилось, не отрывая живота от пола. Пахло плесенью и ржавчиной. Влажные стены блестели желто-зелеными подтеками. Наверное, раньше эта труба служила для подачи воды в колодец, пока его не приспособили под крысиный загон.

Чухонь одолевал метр за метром и с тоской думал о родной Норе. Как весело там горят желтые фонарики, как уютно мурлычет шерстокан и бубнит дядька Хрысь. Даже Гоблин с Пельменем теперь казались славными ребятами.

Внезапно туннель закончился, и он замер, высунувшись до пояса из дыры, словно дождевой червь из земляного склона, созданного лопатой рыбака. В обе стороны уходил широкий коридор с высокими сводами. По стенам тянулись черные кишки проводов и тонкие трубы, покрытые капельками воды. Где-то рядом была Нора. Конечно, не своя, чужая, но братья везде братья. Он пойдет к местному бригадиру и расскажет про колодец с крысами. В Братстве законы суровые — Сиплого накажут. А за то, что прикрывался распоряжением Старшего Сына — Крысоматери, еще и язык отрежут! Не мог Глухой отдать такой приказ.

Точно, не мог!

Чухонь бодро шагал по тоннелю, мыслями уже находясь в Норе. Он то и дело принюхивался, надеясь почувствовать братьев, но воздух был наполнен запахом сырости и плесени. С каждым поворотом росло беспокойство: куда же ведет эта дорога, если не к жилью?

Коридор в очередной раз свернул, и Чухонь очутился в огромном зале. Его потолок и стены терялись в темноте, а пол представлял собой гигантскую бетонную платформу. По ее поверхности змеились провода, уходя в круглые отверстия по краям. Из отверстий шел слабый свет, и слышались приглушенные голоса. Чухонь присел на корточки, заглянул в одно из них и едва не свалился вниз от удивления.

Он сидел на крыше бункера тайной резиденции Глухого — главы Норного Братства. Любящего, но строгого Старшего Сына Крысоматери. Того, чей портрет висел в каждой Норе подземного города. Чухонь ощутил прилив восторга. Его руки задрожали, на глаза навернулись слезы — он почувствовал, что все кошмары остались позади. Глухой поможет ему и накажет лысого горбуна!

Сквозь решетку, прикрывавшую круглое отверстие, Чухонь ошалело разглядывал роскошный кабинет Глухого. Это тебе не Нора с деревянными нарами и жгущими кислород буржуйками. Огромную комнату мягко освещали дымчатые шары светильников. Их держали в когтистых лапах позолоченные статуи странных существ, напоминавших одновременно крыс и ящериц. Стены драпировал бордовый бархат. Черные, отполированные до блеска колонны подпирали низкий потолок.

В центре помещения, поразившего воображение бедного Чухоня, находился стол. Он был таким огромным, что человек, сидевший за ним, казался лилипутом, занявшим место Гулливера. Но это только казалось. Глава Норного Братства вот уже без малого тридцать лет занимал свое и только свое место. Его предшественники, чьи кости давно сточила сырость заброшенных коридоров, могли бы подтвердить полное право Глухого жить в роскошных покоях, но никому из братьев не приходило в голову их об этом спросить.

Худой, болезненно бледный, с темной шапочкой зализанных волос, он напоминал унылый гриб, выросший среди позолоты и бархата. Однако трепещущий от счастья Чухонь немедленно прогнал это нелепое сравнение — Старший Сын должен быть образцом красоты и мужества! Этому не могло помешать даже отсутствие правого уха. На его месте зияла окруженная страшными шрамами дыра.

Глухой сидел в огромном кожаном кресле. Позади него во всю стену раскинулось белое полотно с двумя рваными черными полосами. Эмблема Братства.

— Ну, объясни, как это могло случиться? — с обманчивой мягкостью попросил Глухой, и Чухонь задрожал от волнения — он слушал голос Старшего Сына, словно волшебное пение синегрибов.

Перед столом замер широкоплечий человек в плаще из черной кожи. Его лицо походило на гнилую картофелину. Редкие песочного цвета волосы тщетно пытались прикрыть обширную лысину. Кайзер, догадался Чухонь. Начальник личной охраны Старшего Сына. Специалист по изощренным наказаниям и пыткам. Верный хранитель интересов Братства. Тех, кто попадали к нему на допрос, спускали потом в канализацию в спичечном коробке. После Кайзера хоронить было нечего.

Чухонь никогда не видел руководителей Братства так близко. Сидя в своем убежище, он, затаив дыхание, старался не пропустить ни слова.

ГЛАВА 5

— Мочи ее, Пельмень, и уходим.

Женька с трудом разбирала слова. Вырываясь из глотки лысого мужика с перебитым носом, они шипели, булькали и превращались в невнятную кашу. Все трое были одеты в черные футболки и спортивные трико. Тот, что говорил, щеголял в ярко-малиновых штанах с розовыми лампасами. Остальные — в зеленых.

Смысл сказанного дошел не сразу. А когда дошел — судорожный вздох замер, так и не став выдохом. Это шутка? Мочить? Но зачем?!

Бежать было некуда. Она сидела, привалившись спиной к холодной стене. Справа — глухой угол. Слева — кусты и тропинка. Раньше, чем удастся встать, подоспеет этот самый Пельмень. Женя попыталась закричать, но из горла вырвался только сиплый писк. Его не услышали даже лысые громилы.

— Клевая телка. Может, сначала того, а потом замочим? — с надеждой спросил Пельмень, облизывая чешуйчатые губы. — Слышь, Гоблин?

— Чё, Пельмень, крысы мозг сожрали? Бригадир сказал мочить без разговоров, значит, надо мочить.

Троица одновременно сделала шаг к трясущейся Женьке. Та подтянула колени к груди и закрыла лицо руками. Представила, как заскорузлая лапа с хрустом ломает ей шею…

Свист.

Порыв ветра.

Удар.

Волна вибрации по асфальту и шипение, как будто утюг выпустил порцию пара.

Женька убрала ладони. Прямо перед ней оседал один из бандитов. Его короткую багровую шею пересекали параллельные полосы. Они стремительно расползались, становясь все шире и темнее. «Кровь!» — с запозданием догадалась Женя.

Лысый рухнул на землю. Его рука со слоистыми ногтями, подергиваясь, накрыла ее ботинок. Она брезгливо отдернула ногу и подняла голову.

В паре метров от нее танцевала черная тень. Сбитые с толку внезапным нападением бандиты топтались, словно цирковые медведи, пытаясь ухватить юркого противника. Но черная фигура, не спеша, скользила между ними, каждый раз уходя от ударов огромных лап. Разве у людей бывают такие руки? Как ковши экскаватора?

— Валите отсссюда! — зашипела тень.

Тимофей! Откуда?! Неужели бежал следом?

Он двигался так, будто пытался загипнотизировать громил странным танцем. Плавно и медленно припадал к земле, крался, замирал, перетекал из одной стойки в другую, дразнил, играл…

Маленький черный котенок играл с двумя огромными крысами.

Иллюзия длилась всего несколько секунд. Шипение. Бросок. Вспышка на кончиках пальцев — и Пельмень согнулся пополам, захлебываясь ругательствами.

— Убью, сосунок! — захрипел Гоблин, метнувшись к противнику.

Но тот черным сгустком беззвучно взмыл в воздух. Метра на два. И в этом была его ошибка. Бандит прыгнул следом, схватил за ногу и швырнул мальчишку на землю. Тим смягчил падение, упав на руки, но Гоблин навалился сверху и ловко подмял его под себя. Придавил голову локтем, блокировал руки, лишив шанса вывернуться.

Свет фонаря, как на театральной сцене, выхватил из темноты лысую голову громилы, и Женька заметила на затылке Гоблина черную татуировку — две параллельные полосы с рваными краями. Не очень умелый мастер пытался изобразить след крысиных зубов.

Время снова застыло, засмотревшись на сцену сражения. Бандит узловатой горой мышц лежал на земле. Где-то под ним шипел и вырывался Тим. Но с каждой секундой звуки становились все слабее, переходя в судорожные всхлипы. Наконец громила поднял физиономию, искаженную в сытом оскале.

Этот оскал и заставил Женькино зрение переключиться на новый режим. Только что ее окружали серые дома и утопающие в темноте кусты, как вдруг мир вокруг вспыхнул сотнями мерцающих нитей. Голубые, синие, бледно-зеленые, бирюзовые — они плавали в воздухе, сплетаясь друг с другом в разноцветный узор. Одна ярко-фиолетовая, толстая, как канат в школьном спортзале, висела возле Женькиного лица. Конец этой эфемерной веревки покачивался у подбородка довольного Гоблина.

Плохо соображая, что делает, Женя ухватилась за светящуюся нить и взмахнула ею, точно кожаным хлыстом. Руки ощутили легкий зуд, словно коснулись поверхности, находившейся под небольшим напряжением.

По канату побежала волна.

В спину ударил пронзительный ветер.

Гоблина отбросило в сторону, словно он получил удар в челюсть чудовищной силы.

Женька потрясенно моргнула, и мир вокруг нее стал прежним. Светящиеся нити бесследно исчезли.

Несколько секунд громила не шевелился. Его голова была запрокинута, руки раскинуты в стороны. Но вот он дернул ногой, сжал кулаки и глухо зарычал.

— Чего стоишь, дура? Бежим! — Это Тим пришел в себя и потащил Женьку прочь от медленно поднимающегося на ноги громилы.

Она слышала, как сзади бухают его тяжелые ботинки и рокочет бурным потоком матерная брань. Несмотря на только что пережитый нокаут, Гоблин не отставал. Дышал в спину. Громко, с присвистом. Может, ему отбило легкие? К счастью, в этот момент перед глазами возникла лестница, и руки сами вцепились в ржавые перила.

— Скорее! — заорал сверху Тим. — На крыше он не достанет.

Лестница пела под ними нестройным хором подвыпивших цыган. Металлическая змея вилась зигзагом по торцу высотки. Марши чередовались с крошечными площадками с перилами. Женька не заметила, чтобы ее ноги коснулись хотя бы одной ступени. Она просто прыгала с площадки на площадку, цепляясь за сплетение железных прутьев. Толчок — и целый пролет позади.

Вот и крыша. Женя взлетела на нее и посмотрела вниз. Гоблина не было видно, но лестница заметно вибрировала. Значит, ползет следом. Надо бежать.

И она побежала.

Крыша. Покатая, зеленая, гудит под ногами.

Прыжок…

Крыша. Черепичная, с зарослями спутниковых тарелок.

Прыжок…

Женька перемахнула через очередную пропасть и с грохотом приземлилась на серый шифер. Где же Тимофей? Пропал. Может, отстал? Пришлось вернуться. Это оказалось непросто. Расстояние между домами было метров пятнадцать, и крыша, на которую предстояло взлететь, находилась на этаж выше. Она отругала про себя бестолкового учителя, разбежалась и прыгнула.

Тимофей стоял на четвереньках почти у самого края. Под ним на изъеденном ржавчиной металле, словно сами собой, появлялись смоляные капли. Одна, вторая, третья. Изо рта текла кровь.

— Что с тобой? — Женька упала рядом на колени.

— Сломался! — проскрипел Тим.

— Нужно вызвать кого-нибудь. Где твой телефон?

Ну почему Женька не попросила у Марты сотовый? Ее мобильник давно утонул в школьном унитазе, а другой мама так и не купила.

— На поясе. — Тим неловко завалился на бок. Кровь прочертила на щеке тонкую полоску от уголка рта к уху. В полутьме она казалась совсем черной.

Женька нащупала кобуру и вытащила из нее крошечный телефон. Экран вспыхнул в темноте голубым светом. Кому звонить? Марте!

— Нет! — Тим резко схватил ее за руку.

— Почему?

— Это были крысюки! Звони Шепоту… Там есть номер…

Шепоту? Ну и имечко. Она нажала вызов и почти сразу услышала в трубке мужской голос. Немолодой.

— Тим?

— Помогите! Тима ранили! Пожалуйста, помогите!

— Стой, где стоишь. — В телефоне запищало, зачмокало, как будто невидимый Шепот играл в игру, вроде Тетриса. — Вижу вас. Буду через пару минут.

Вызов завершился.

Что за шутки? Она же не сказала, где находится. Впрочем, спроси ее Шепот об этом, толку все равно было бы немного. Женька понятия не имела, куда завело их бегство по крышам.

Тим лежал на холодном железе и, кажется, не дышал. А вдруг умер? Женька неожиданно поняла, что сейчас расплачется. Ну и пусть он вредина, зато дрался с тремя взрослыми мужиками, спасая свою ученицу. Еще никто и никогда не защищал ее, тем более рискуя жизнью…

— Где Тим?

Женька вздрогнула и уронила мобильник. За ее спиной стоял высокий старик с длинными, стянутыми в хвост седыми волосами. В синих джинсах, коричневой клетчатой рубахе и болотной куртке. Без униформы — значит, к людям крыш отношения не имеет. Чужой.

Больше всего смущало то, что старик возник ниоткуда. Ни звук шагов, ни дребезжание железной кровли не предупреждали о его появлении. Ну не телепортировался же он сюда!

Шепот обошел ошарашенную Женьку и опустился на корточки возле Тима.

— Крысюки? — Его голос напоминал хруст сухой листвы под ногами.

— Да.

— Иди за мной. Здесь недалеко.

Он бережно, словно спящего ребенка, поднял Тима на руки и пошел к краю крыши. Женька отвлеклась всего на пару секунд — ей нужно было поднять телефон, но, когда она вновь посмотрела на Шепота, его силуэт маячил в конце соседней крыши. Он казался крохотной аппликацией на фоне фиолетового неба.

Как этот человек умудрился прыгнуть с Тимом на руках? Да еще так быстро и тихо? Женька решила поискать ответ потом. И рванула следом.

Она бежала все быстрее и быстрее. Крыши под ногами слились в одну серую ленту, огни фонарей превратились в красно-желтые прутья, и только луна, как и прежде, смотрела с неба надкушенным пряником. Белая и невозмутимая.

Женька внезапно поняла, что летит с недоступной обычному человеку скоростью. Воздух хлестал по лицу, словно она неслась по реке в моторной лодке. Ноги почти не касались поверхности крыш. Больше не было ни крепежных тросов, норовивших зацепиться за ботинок, ни стерегущих в темноте бордюров, ни скользких скатов. Только небо, огни и город. Сияющий, точно елочная гирлянда в оправе зеленой хвои.

Нет, была еще спина Шепота.

Как Женька ни старалась, эта спина не становилась ближе. Его фигура то пропадала за горбатыми крышами, то снова появлялась в сплетении веточек-антенн. Женька не видела, чтобы старик прыгал или переходил на бег. Шепот просто перешагивал с крыши на крышу, как если бы расстояние между ними было не больше полуметра. Эта погоня напоминала карусель в парке аттракционов. Сколько ни улюлюкай и ни строй страшные рожи, кресло, летящее перед тобой, всегда будет на пару метров дальше.

Все закончилось неожиданно. Женька вдруг обнаружила, что ей некого догонять — Шепот пропал. Скрылся за невысокой башенкой под зеленым колпаком и больше не появился. Она встала, растерянно озираясь. Где же старик? И куда завела ее эта сумасшедшая гонка?

Вокруг лежали покатые крыши. Все как одна железные с широкими трубами из желтого кирпича, сделанными когда-то подпечное отопление. Женька поняла, что находится в старом городе, сохранившемся с дореволюционной поры. Здесь не нужно было превращаться в кошку, чтобы гулять по крышам, — пятиэтажные дома стояли вплотную друг к другу.

Наверное, в таком месте разводили розы Кай с Гердой, бродил с зонтиками под мышкой Оле Лукойе и предавался празднику живота старина Карлсон. Хотя нет, для полной иллюзии Старого Света не хватало черепицы. Ржавое железо портило всю романтику.

Женя прикинула, как далеко она забралась от центра. По всему выходило, что городским автобусом от Башни досюда не меньше часа езды, если не будет пробок, а так — полтора. И весь этот путь она проделала пешком! Да еще по крышам! Невероятно! Но возвращаться, похоже, придется более привычным способом — по земле. Как ни боялась Женька спускаться с безопасных крыш, найти по ним дорогу назад она не могла.

Ее взгляд случайно привлекла ниточка сизого дыма, выползавшая из ближайшей трубы. Неужели где-то в этих домах сохранились печи? Чтобы не думать о Тиме и предстоящем возвращении, Женя потянулась посмотреть поближе на странное явление.

Неожиданно возле крыши с дымящей трубой ее глазам открылся фонтанчик. Совсем маленький. Размером с небольшой таз. Он журчал внизу, на крохотном пятачке перед входом в мансарду. Рядом в дощатом ящике цвели розовые тюльпаны. Тут же валялась пластмассовая ярко-голубая лейка.

Вокруг пятачка горной грядой смыкались рыжие крыши. Попасть на него можно было двумя способами: с мансарды, через приоткрытую дверь, из-за которой пробивался золотистый свет, или спрыгнув сверху. Лететь бы пришлось метра три. Для обычного человека — верный способ сломать ногу, для дочери Лунной кошки — все равно, что на лифте прокатиться. И Женька прыгнула.

Говорят, интуиция — это результат логических рассуждений, спрятанных в подсознании. Кажется, правильные решения приходят к нам ниоткуда, но на самом деле мы просто не видим всей цепочки умозаключений. Просыпаешься утром и думаешь: «Сегодня на химию идти не стоит». И точно, после урока узнаешь, что учительница, ни с того, ни с сего, объявила контрольную. Захотела проверить посреди четверти, как ученики справляются с окислительно-восстановительными реакциями. Интуиция? Конечно! А еще десяток незначительных наблюдений: на дом задали больше обычного, на последнем уроке слишком много ругали за лень и грозили грядущими экзаменами. Все это легло бесформенной грудой в подсознании, и через неделю созрело решение — прогулять химию.

Так и Женька, спроси ее, зачем она спрыгнула на пятачок, ни за что не смогла бы объяснить свой поступок. Просто где-то в затылке шевельнулась правильная догадка: жилище с таким входом должно иметь прямое отношение к народу Лунной кошки. А значит, и к Шепоту. Хотя имеет ли Шепот отношение к Людям крыш, пока было не ясно, но Женя чувствовала: искать Тима нужно в этой мансарде.

Едва ноги коснулись бетонного пола, она поняла, что хочет пить. До шума в ушах и дрожи в коленях. Женька села на корточки перед каменной чашей и начала жадно ловить губами прозрачную струйку.

Вода была кисловатой на вкус и чуть-чуть отдавала ржавчиной. Но она все равно пила ее до тех пор, пока в животе не осталось места даже для самого маленького глоточка. Наконец Женька оторвалась от фонтана и внезапно ощутила запоздалый страх.

Наверное, в этот момент в ее голове вышел из строя какой-то предохранитель, не дававший воли лишним эмоциям. Ужас от пережитого навалился разом, вызвав острый приступ тошноты. Женьку затрясло так, что зубы застучали. Часто и громко. В отбиваемой ими дроби ей почудилась детская кричалка. Она не раз орала ее по пути в столовую во время своей единственной смены в летнем лагере:

«Ешь картошку деревянной ложкой!

Лей компот прямо в рот!».

Тошнота незаметно превратилась в дикий голод. «Организм тратит слишком много энергии», — вспомнились Динины слова. Не удивительно! Страшно было представить, с какой скоростью Женька бежала последнюю часть пути. Нужно срочно заправиться.

Женька попыталась встать, но ноги не слушались. Тогда она медленно поползла на четвереньках к приоткрытой двери, толкнула ее лбом и увидела просторную комнату, залитую теплым оранжевым светом.

Там был камин. А в нем — настоящий огонь. Он вкусно трещал поленьями и отбрасывал изменчивые тени на стены и стеллажи с книгами.

Перед камином на вишневом паркете вверх животом лежала собака. Французский бульдог. Белый с черными ушами.

Перевернутая морда уставилась на Женьку слезящимися глазами и улыбнулась, как умеют улыбаться только французские бульдоги. Потом, видимо, решив, что одной улыбки маловато, пес завилял обрубком хвоста. Но вставать не стал — так и остался лежать на спине, елозя попой по полу.

Цепляясь за косяк, Женя медленно поднялась на ноги и перешагнула порог. Никого. Если не считать пса у камина.

— Привет, толстый! — сказала она ему.

Собачья задница закрутилась с утроенной энергией. Женька всегда подозревала, что эту породу вывели, скрещивая толстых зайцев с не менее толстыми свиньями. Поэтому от друга человека в ней осталась разве что способность любить. По-собачьи, преданно. Все остальное — упитанная тушка, уши торчком и неуемный аппетит — было унаследовано от настоящих предков.

— Где же твои хозяева?

Собака перевернулась и хрюкнула.

— Прости, друг, я тебя не понимаю, — вздохнула Женька. Она заметила возле камина низкий темно-синий диванчик со следами собачьих когтей и поковыляла к нему. От голода перед глазами плавали круасаны Мамаши Мурр. — Твой хозяин не Шепот случайно? Куда же он подевался?

— Родион Петрович понес Тимку в лазарет. Его подрали сильно, — ответила собака тоненьким голоском.

От неожиданности Женька тоже хрюкнула и плюхнулась на диван.

— А ты Тимкина подружка? — спросил пес и, кряхтя, поскреб задней лапой живот.

— Да… То есть нет. Я его ученица. — Она не верила своим ушам, тем более что глаза никак не подтверждали услышанного — розовый язык бульдога почти не шевелился. Может, это собака-чревовещатель?

— Правда? Я тоже ученик. Только — Родиона Петровича. Он меня учит людей лечить. Я уже могу головную боль дыханием снять. И раны руками стягивать.

— Руками?! — Женька начала в растерянности искать у бульдога руки, но тут из-за подлокотника дивана вынырнула курносая физиономия мальчишки лет семи. Его волосы были совершенно белые, как рафинад или лунный свет, или рафинад в лунном свете. А глаза, наоборот, — по-цыгански темные. — Что, не веришь? Спорим?

— Верю-верю, — с облегчением хихикнула Женька. — Я Женя, а тебя как зовут?

— Федор. — Мальчишка сел рядом. На нем была фланелевая рубаха. Точно такая же, как у Шепота, только маленькая.

— Дядя Федор?

— Почему дядя? — Мультфильм про Простоквашино он, похоже, не смотрел.

— Да так, неважно, Федь. Значит, Шепот — врач?

— Нет, целитель. Это другое. Он взглядом может от гриппа вылечить и от этой, как ее, пневмонии…

— А ты?

— И я! Даже ногу сломанную могу срастить.

— Тоже взглядом?

— Почему взглядом? — Федя по-взрослому наморщил лоб. — Слова нужно правильные знать. Я вот знаю. Родион Петрович, когда хочет поспать, меня зовет и говорит: «Смотри, Федор, ты за главного. Если кому голову оторвет — не буди. Сам разбирайся». Знаешь, какой я талантливый? Чего смеешься? Не веришь?

Оттопыренные уши мальчишки вспыхнули малиновым цветом.

— Да верю же! — У Женьки даже щеки свело, так она старалась не засмеяться. — А поесть у тебя не найдется?

Собака, услышав вопрос, радостно захрюкала. Наверное, слово «поесть» она знала не хуже своей клички.

— Тихо, Боров, ты и так полторта сожрал! — цыкнул Федя, на что толстый пес ответил громким урчанием в животе.

Неприметная дверь за камином отворилась, впустив приглушенный перебор гитарных струн и знакомого старика. Увидев Женьку, он, не говоря ни слова, шагнул к дивану, протянул руку и прижал сухие пальцы к ее шее. Пощупал пульс.

Женька громко сглотнула. Ей стало не по себе от хмурого взгляда его желтых глаз с узкими зрачками.

— Федь, быстро на кухню. Тащи все, что найдешь. И чая горячего, покрепче. Наша гостья сейчас упадет в голодный обморок.

Белобрысый мальчишка немедленно испарился, а старик сел рядом. Куртки на нем уже не было — только джинсы и рубаха. На ногах смешные носки в красно-желтую полоску. Наверное, он не такой уж грозный, раз Федя его не боится и Боров вон какой раскормленный. Злой человек собаку баловать не будет.

— Ты Женя? — тихо спросил Шепот своим странным, хрустящим голосом и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Прости, что пришлось тебя погонять. Тим мог не дотянуть.

— Что с ним?

— Сейчас уже все нормально. Утром встанет.

В комнату влетел Федор с полным подносом.

Ученик целителя принес полбатона вареной колбасы, хлебную нарезку, кусок шоколадного торта, баночку с медом и большую кружку горячего чаю. Женька накинулась на еду, пытаясь разом запихнуть в рот торт и отрезать себе кусок колбасы.

— Сейчас твой организм меняется от любой серьезной нагрузки. Перестраиваются мышцы, укрепляется скелет. Все это требует энергии, — объяснил Шепот, отбирая у нее нож и делая бутерброд. — Пей чай, голова будет меньше кружиться.

— А как вы наф так быфтро нафли? — спросила она с набитым ртом.

— Что, удивил? — Старик улыбнулся и стал похож на своего курносого ученика. — У Тима в телефоне маячок. На тот случай, если он не сможет позвать на помощь.

— И часто такое бывает? — Она перестала жевать.

— Со временем сама узнаешь. Ты же всего ничего с детьми Лунной кошки. Думаешь, они единственные в этом городе, кто обладает необычными способностями? Нет, юная барышня. Ешь пока, а я тебе лекцию почитаю. Про эволюцию. Как дожуешь, расскажешь мне о вашем с Тимофеем приключении.

Шепот встал, подошел к стеллажу, почти полностью закрывавшему две стены комнаты, и вернулся через минуту с толстой книгой в потрепанной коричневой обложке. «Джулиан Хаксли, — прочитала Женя. — Синтетическая теория эволюции».

— Джу молодец. Если бы он не издал монографию о наших с ним исследованиях, теория эволюции так и топталась бы на месте, — Шепот постучал ногтем по звонкой обложке. Женька пригляделась и чуть не подавилась колбасой — она увидела год издания: 1942-й. Сколько же Шепоту лет? — Мы синтезировали естественный отбор Дарвина с открытиями генетики и пришли к выводу: эволюцией движет мутация и селекция…

Женька почувствовала, что от еды и обилия малознакомых слов ее клонит в сон. Заметив это, старик сменил тактику. Он отложил Хаксли, взял из нарезки квадратный кусок пшеничного хлеба и положил его на диван между собой и Женей.

— Это человечество. Долгое время оно было совершенно однородным. Но постепенно люди изменили окружающую среду до неузнаваемости. Изуродовали ландшафт, понастроили мегаполисов и гигантских заводов. У их ареала обитания возникли края. — Старик провел пальцем по хлебной корочке. — Края, куда большинство жителей городов почти никогда не заглядывают, — подвалы и крыши. Сначала появились первые люди, больше других приспособленные жить на границе цивилизации. — Он разложил вокруг ломтика мелкие кусочки розовой колбасы. — Люди, которые могли видеть в темноте, прыгать на невероятные расстояния и не боялись падений с большой высоты. Их влекла туда эйфория от вида ночного города с высоты птичьего полета. Мутанты-романтики. Они жили на крышах, влюблялись друг в друга и заводили детей. Это называется селекцией. Со временем их становилось все больше и больше, пока не пришел час создавать свой клан и выбирать его руководителя. Так появился народ Лунной кошки. Но почти одновременно с нами в подвалах человеческих городов зародился другой клан — Братство нор.

— Крысюки?

— Да. Мы считаем, что это потомки преступников, скрывавшихся под землей от закона. Они тоже прекрасно ориентируются во мраке, обладают огромной физической силой, быстро регенерируют и еще у них гипертрофированные руки — большую часть жизни крысюки строят новые коридоры под землей. Внизу, под городом, лежит сложный лабиринт из тоннелей. Все это территория людей нор.

— Получается, что люди крыш и люди нор — это мутанты?

— Обычный человек — тоже мутант, — улыбнулся Шепот. — Мутант обезьяны. Пойми, мутация — естественный механизм эволюции. Мутант перестает быть мутантом, когда его способности начинают передаваться из поколения в поколение. Иными словами, мы не мутанты. Скорее, другая раса.

— А как же Лунная кошка?

— Можно сказать, она наш тотем. Подобно Крысоматери у людей нор. Знаешь, что такое «тотем»?

— Животное-предок?

— Правильно. В древности многие племена верили: между ними и животным-тотемом существует мистическая связь, поэтому они во многом подражали ему. Например, в Северной Америке мужчины племени омаха из рода оленя делали себе подобие рогов, смазывая глиной две пряди волос. А в африканском племени ботока подросткам принято выбивать передние зубы, чтобы они походили на быков. У этих животных, как известно, нет верхних резцов. Так же и люди крыш, считая кошку своим предком, заимствуют ее повадки. Даже главный боевой прием у нас называется «удар кошачьей лапы».

Женька тут же вспомнила страшные раны на шее одного из крысюков, так похожие на следы когтей гигантского зверя.

— Мы живем гораздо дольше обычных людей. Не одну и не две сотни лет, — продолжил Шепот, а его гостья чуть не пролила на себя чай от удивления. — За это время каждый из народа крыш проживает девять жизней — девять ступеней. Поднимаясь с одной ступени на другую, мы снова проходим посвящение и получаем новое имя.

— А Тим на какой ступени?

— На первой, конечно. Перейти на вторую он сможет только после тридцати лет.

— А Марта?

— Марта — одна из самых опытных кошек. Недаром она уже почти пятьдесят лет возглавляет клан.

— Пятьдесят лет?! — В это было невозможно поверить, стоило только вспомнить гладкое лицо и легкую походку женщины.

— Да, она на седьмой ступени.

— А вы?

Старик замолчал, уставившись на пляшущий в камине огонь.

— У меня осталось совсем немного времени, — наконец прошелестел он. — Свое последнее, девятое имя я получил почти сорок лет назад.

Женьке стало не по себе. Выходило, что человеку рядом с ней никак не меньше трехсот лет.

— Ну что же, ты доела, и теперь твой черед рассказывать свою историю.

Рассказывать она не умела. Наверное, потому, что особо было некому. Любые попытки поделиться школьными новостями с мамой заканчивались нравоучениями, а с друзьями она общалась исключительно в Сети. Но под внимательным взглядом Шепота нужные слова приходили сами собой, и рассказ вышел стройный, без сбоев и перескоков.

Старик попросил ее несколько раз повторить разговор бандитов. Услышав, что какой-то бригадир приказал убить Женьку, он начал озабоченно потирать подбородок.

— … А потом я увидела светящиеся нити. Они болтались повсюду. Прямо в воздухе…

— Что? Что ты увидела?! — Его косматые брови взлетели к кромке волос.

— Ну, нити, веревки, канаты — не знаю, как это называется у людей крыш. Я схватила одну и ударила ею громилу…

— У людей крыш нет такого приема, — медленно ответил старик. Он взял Женькино лицо в свои жесткие ладони и внимательно посмотрел ей в глаза. Потом зачем-то заглянул в правое ухо и пощупал затылок, потребовал показать зубы и ногти. То, что он увидел, погрузило целителя в еще большую задумчивость. — Зато есть у другой расы.

— У крысюков?

— Нет. Я рассказал тебе не все. Кроме людей крыш и людей нор, существуют еще два народа Края, предпочитающих жить не в городах, а на природе. Судя по всему, ты ударила Гоблина воздушным хлыстом. Это главное оружие людей ветра. Они видят линии движения, пронизывающие весь мир. Видят и могут управлять ими.

— Что это значит? Я не кошка?

— Ты полиморф. Я абсолютно уверен в этом. За свою жизнь я знал только одного такого. Почти десять лет он правил всеми четырьмя кланами.

ГЛАВА 6

— Девчонка применила воздушный хлыст — они не смогли ее взять. Я же предлагал послать кого-нибудь из высшего эшелона! — Кайзер говорил писклявым голосом. Такой голос подошел бы манерным мальчикам, работавшим в известном на весь подземный город клубе «Голубая мышь», и совсем не вязался с увесистым подбородком и свирепым взглядом начальника охраны.

— Мне нужно было убедиться, что информация верна, — спокойно ответил Глухой. — Тому, кто ее передал, доверять не следует.

— С ранеными что делать?

— Крысам отдать. — Чухонь с ужасом узнал голос Сиплого. Горбун бесшумно появился из-за бархатной портьеры.

Кайзер радостно закивал.

— Отставить! — поморщился Глухой. — Вы скоро все Братство изведете на жратву для крыс. В лазарет их. Пусть Глистер поколдует.

Внутри у Чухоня стало холодно, точно в погребе дядьки Хрыся. Глухой с Кайзером все знают. Это с их разрешения проклятый горбун бросил его на съедение грызунам!

— Крысоматери не нужны слабаки! — проворчал Сиплый. — Сами же говорили, чистка рядов…

— Молчааать! — Глухой завизжал и вскочил из-за стола, оттолкнув от себя массивное кресло. — Ты когда в последний раз перечитывал Армагедариум?

Длинный палец постучал по обложке толстой книги. Чухонь сразу узнал ее. «Метро будущего». Армагедариум. Она, как великая ценность, хранилась в каждой Норе. Лежала на почетном месте, под портретом Старшего Сына. Бригадир по вечерам читал ее вслух и подолгу обсуждал с дядькой Хрысем Пророчество, скрытое между строк.

В книге шла речь о будущем человечества после ядерной войны. Жалкая горстка людей спустилась под землю, чтобы укрыться от радиоактивного излучения. Они ютились на заброшенных станциях метро, ели грибы и сражались с монстрами, пришедшими с зараженной поверхности.

— Когда это случится, а Глухой в каждой торжественной речи утверждал, что людям осталось полшага до самоуничтожения, члены Братства окажутся самой приспособленной к новому миру расой. И тогда ничтожества, живущие наверху, узнают, кто на самом деле венец природы. Ждать осталось совсем недолго.

Так говорил Глухой…

Сиплый тоскливо взглянул на книгу и пробормотал что-то невнятное.

— Тебе, похоже, плевать на нашу миссию! Люди, эти мерзкие опарыши, — вот кого должны жрать твои мохнатые зверушки. Крысам хватит одного задохлика раз в неделю, а сильным бойцам место на передовой! Это они — соль Народа! Основа величайшей расы на земле!

Глава Братства распалялся все больше. На его щеках вспыхнули красные пятна, глаза болезненно заблестели. Кайзер вжал в плечи шишковатую голову, а Сиплый, похоже, мечтал провалиться сквозь землю. Хотя куда дальше? И так под землей!

— Распустились! Забыли, для чего живете! Я вас заставлю весь Армагедариум вызубрить! Чтобы ночью в туалет вставали и повторяли до потери сознания! Я…

Голос Глухого вдруг сорвался, глаза вылезли из орбит, на губах выступила пена, и глава Братства повалился на бок.

Кайзер и Сиплый переглянулись. Начальник охраны осторожно обошел неподвижную фигуру, выдвинул ящичек стола и достал маленькую склянку с ярко-зеленой жидкостью. Он склонился над Глухим, привычным движением повернул ему голову и влил несколько капель в ухо.

— Что-то он нервный сегодня, — вздохнул Кайзер. — Говорил я ему: осторожней со стимуляторами. Да разве он кого слушает!

Сиплый взял со стола пульт и направил на один из мониторов, висевших над столом Глухого.

— Давай, что ли, пока не очухался, на крыс посмотрим. У них сейчас все в самом разгаре.

— Включай, — оживился Кайзер. — Это дело я люблю.

На экране появился уже знакомый Чухоню каменный колодец. Шары черепов отчетливо белели среди шевелящейся массы.

— Сожрали уже, — разочарованно вздохнул Сиплый. — Хотя там и жрать-то нечего было. Совсем костлявый попался. Прикинь, этот идиот думал, что его в чесальщики взяли!

Горбун гнусно заржал, отчего у Чухоня заскрипели зубы.

— Раньше таких в Братстве не водилось, — откликнулся Кайзер, приглаживая редкие волосы. — Правильно ты сказал — ряды надо чистить.

Они разговаривали и не подозревали, что прямо над их головами задыхается от ненависти и бессилия маленький Чухонь.

Его мир только что умер. Мир, где ворочался в углу шерстокан, сушились у печки портянки и рассказывал свои истории сварливый дядька Хрысь. Все, что он знал и любил, разлетелось на тысячу бесполезных осколков. Словно чмокнул кроваво-красными губами мохнорыло — смертоносный, похожий на ежика зверек, вызывающий обвалы. Чухонь не успел схватить его за слюнявый рот и теперь лежит под грудой камней раздавленный, жалкий и никому не нужный.

Он вскочил на ноги и побежал.

Впереди маячил темный вход в тоннель. Сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит через горло. Отчаяние стучало в висках. Он всего лишь корм для крыс! Еженедельное развлечение! Ничто и никто! Чухонь спотыкался, падал, разбивая в кровь руки и колени, вставал и бежал дальше.

— Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

Дорога петляла, то сужаясь до душной щели, то расширяясь, подобно автомобильной трассе. Разодранные ноги перестали чувствовать боль. Багровый туман затянул все вокруг пульсирующей пеленой. Вконец обессилев, Чухонь рухнул на груду щебня.

Тупик. Некуда бежать. Некуда и не к кому.

Урррррр… Урррррр… Урррррр…

Странный звук до отказа заполнил узкое пространство коридора. Земля завибрировала. С потолка посыпался песок. Чухонь оглянулся.

Два красных, словно раскаленные головешки, глаза, не мигая смотрели из темноты. Теряя сознание, он услышал собственный крик, полный тоски и ужаса.

Ну почему, почему она не кошка, а непонятно кто? Женька ощутила, как внутри нарастает предчувствие катастрофы. Ей слишком нравилось быть одной из Людей крыш, чтобы радоваться сейчас своей исключительности. Она прекрасно понимала: оказаться не такой, как все, — значит стать отверженной.

Как масло не смешивается с водой, так и Женя никогда не растворялась в толпе своих ровесников. Класса до пятого она еще пыталась примкнуть к какой-нибудь из компаний, но каждый раз вставала перед необходимостью ради этого отказаться отчасти себя. Среди благополучных девочек-отличниц Женя отчаянно изображала интерес к разговорам о мальчиках и обсуждению домашних заданий. Рядом с бесшабашной галеркой, состоявшей из представителей обоих полов, она мучительно пыталась участвовать в шумных играх. Но все эти неуклюжие порывы к сближению заканчивались одинаково — очень быстро Женя оставалась одна. Ее ровесники неизменно распознавали в ней существо другой породы. Да и она никогда не чувствовала себя уютно в их компаниях. Потихоньку отчуждение одноклассников стало привычным, как становится привычной тишина в доме одинокого человека. Вот только иногда так хотелось оказаться среди похожих на себя людей — найти своих. Еще пять минут назад она думала, что ей это наконец-то удалось.

Женька уже собиралась попросить Шепота никому не говорить о его открытии, но в это мгновение дверь, ведущая к фонтану, беззвучно распахнулась. На пороге комнаты черной тенью возникла Марта.

— Почему ты не сообщил в Башню, что она у тебя? — угрожающе зашипела глава клана кошек и шагнула на залитый неровным светом паркет.

Дремавший возле ног Шепота Боров вскочил и сипло захрюкал. Но стоило из-за спины женщины появиться Нику с Диной, как пес обиженно заворчал и спрятался за диван. Противников оказалось слишком много для его не самой храброй тушки.

— Здравствуй, Марта! — ответил Шепот, не вставая. — Сколько же лет ты у меня не была? Впрочем, я не сильно скучал. Лучше скажи, почему ты отпустила подростков одних? Ведь прекрасно знала, кто попал к тебе во фратрию.

— Уже в курсе? — Марта подошла к камину и повернулась спиной к огню. Разглядеть выражение ее лица стало почти невозможно. — Я была сегодня очень занята — общалась с коллегами из Нью-Йорка.

— Неужели задумали снимать сиквел «Женщины-кошки»? — криво усмехнулся старик. — Представляешь, Женя, обычные люди даже не догадываются, что все эти бетмэны и человеки-пауки — работа людей крыш. Наши американские собратья готовят почву для выхода из тени детей Лунной кошки. Так сказать, создают с помощью кинематографа положительный образ.

— Тебя это не касается, Родион. Ты давно уже не глава клана. Женя, вставай, мы уходим.

Та в нерешительности посмотрела на старика. Ей слишком о многом хотелось его расспросить.

— Марта, а твой народ знает, что в клане появился полиморф?

— Это не твое дело! Женя…

— Я не пойду! — Женька сама не поняла, откуда в ней взялось столько наглости, чтобы перечить Марте. Просто она чувствовала, что должна окончательно разобраться в происходящем. Здесь и сейчас. — Я никуда не пойду, пока не узнаю, кто такие полиморфы.

Все присутствующие в комнате, включая бульдога, молча посмотрели на покрасневшую Женьку. Похоже, не могли до конца поверить в ее бунт. Тишина продолжалась не меньше минуты, пока Марта, тяжело вздохнув, не кивнула Шепоту, разрешая все объяснить.

— Полиморфы, мадемуазель, — следующая ступень эволюции после нас, представителей одной из четырех рас Края: людей крыш, людей нор, людей ветра и людей глубины. А может, никакая не ступень, а всего лишь случайная мутация — сложно что-то утверждать наверняка. — Шепот устало откинулся на спинку дивана. Марте сесть он так и не предложил, и глава фратрии кошек осталась стоять возле угасающего камина. — Такие, как ты, обладают способностями сразу четырех народов. Они прыгают не хуже кошек; словно крысы, ориентируются под землей; могут летать, подобно крыланам, — людям ветра; и дышать под водой, точно депферы, — люди глубины. Полиморфы появляются очень редко, и каждый раз они оказываются кем-то вроде джокера в колоде карт, меняющим сложившийся в кланах расклад сил. В прошлом это нередко приводило к серьезным катаклизмам. Почти полвека назад человек с такими способностями объединил и возглавил все народы. После девяти с лишним лет жесткого правления между кланами разразилась война, и обычные люди узнали о Крае. Правительства России и США создали специальное подразделение. «Службу Контроля Края», сокращенно СКК. Пожалуй, это единственный совместный проект двух империй, переживший Вторую мировую войну и времена железного занавеса. Он существует до сих пор и контролирует каждый наш шаг.

— Получается, я опасна?

— Пока не пройдены инициации в остальных фратриях, ты одна из нас! — Марта села на подлокотник дивана и ласково коснулась Женькиного плеча.

— Не обманывай ее, кошка, — холодно возразил Шепот. — Крысюки уже знают о том, кто она…

— Что?!! Почему ты молчал?

— Тимофей получил серьезные травмы, защищая ее. У Жени есть один шанс выжить — пройти инициацию у четырех рас как можно скорее. Тогда она хотя бы сумеет защитить себя. Или у тебя на нее какие-то другие планы?

— Какие у меня могут быть планы? — фыркнула Марта. — Мне выгодно, чтобы Женя была сильной и оставалась на нашей стороне. Народу Лунной кошки нужен свой полиморф. Женя, нам пора в Башню.

— Ох, лукавишь. Через несколько лет эта девочка превратится в серьезную угрозу твоей власти.

Марта и Шепот уставились друг на друга, и Женьке показалось, что она слышит, как злобно стучат по полу упругие хвосты. Матерая кошка и старый, но опытный кот жгли друг друга взглядом желтых глаз.

— Она останется у меня, — тихо сказал целитель. — Девочка устала и не дойдет по крышам. Вам придется спуститься, а ты сама знаешь, насколько это опасно. Крысы не успокоятся, пока не достанут ее.

Казалось, еще чуть-чуть, и Марта ударит старика «кошачьей лапой». Женька, сидевшая между ними, ощутила легкое покалывание на плечах и щеках, словно в воздухе вокруг глав кланов — бывшем и нынешней — носились электрические разряды. Кажется, эта война имела долгую историю.

Но удара так и не последовало. Женщина отвернулась, стремительно встала с дивана и направилась к выходу из комнаты.

— Хорошо, пусть остается здесь. Надеюсь, ты сумеешь подготовить ее к заключительной части инициации. Она состоится завтра. После полуночи.

— С ума сошла? Слишком рано! Она же погибнет!

Брови Шепота сомкнулись на переносице.

— Ты забыл? Завтра третья ночь после полнолуния. Если мы ее пропустим, придется ждать еще месяц. У нас нет столько времени. Поэтому завтра ночью Женя выйдет на Дорогу Сохмет.

Сказав это, Марта покинула границы освещенного камином пространства и растворилась в темноте. Дина с Ником последовали за ней, так и не взглянув на Женю.

Ее разбудили мужские голоса. Женька резко села на диване и огляделась. Комната мансарды, залитая утренним светом, была совершенно пустой. Через прямоугольник окна на покатом потолке смотрело тусклое небо. Майское солнце решило передохнуть от весенней кутерьмы и спряталось за густую вуаль сплошной облачности.

Начиналась суббота.

Женя покрутила головой в поисках источника разговора и очень удивилась, не обнаружив поблизости никаких мужчин. Это урчало в животе спящего на полу бульдога. «И кишка с кишкою говорит», — всплыла в памяти переделанная строчка старого романса.

— Что, Боров, крутит?

Боров тяжело вздохнул, но глаз не открыл. Ему нездоровилось.

Неожиданно она заметила, что кроме кишечных трелей, слышит струнный перебор. Кто-то за стеной тихонько наигрывал на гитаре — лениво брал аккорды, иногда вплетая в них небрежное соло, и тут же обрывал только-только начинающую складываться мелодию. Но вот музыка постепенно окрепла, ритм стал четче, к нему добавился мужской голос. Женя прислушалась к словам.

Казалось, она была выше недель и дней, Гуляла по крышам и видела, что над ней, И небу кромешному глядя в беззубый рот, Она понимала, конечно, что это пройдет. Она не умела не лезть не в свои дела, Она понимала, что лесть не всегда бела, Ей было, по сути, плевать, что подумают все, А город под ней был в мазуте, а город был сер.[1]

Дыхание перехватило, по спине потек ручеек мурашек. Женьке показалось, что эта песня обращена к ней, и только к ней. Стало душно и почему-то жалко себя. Может, все дело в голосе? Суховатом и немного отстраненном?

Женя, в отличие от Елены Александровны Смородиной, не считала себя меломаном. Вагнер навевал зевоту, а тяжелый металл нужен был ей только для того, чтобы мать как можно реже заглядывала в ее комнату — он действовал на корректора научного журнала не хуже фумигатора на комаров. И вот сейчас у Женьки все замирало внутри от звука незнакомого голоса. Жутко хотелось заглянуть в соседнюю комнату.

Откинув колючий плед, она встала с дивана и на цыпочках подошла к двери, ведущей в глубину квартиры. Прижалась ухом к теплому дереву…

Там кто-то пьет чай на шестом этаже, Там кто-то лелеет отчаяние в душе, Там кто-то не верит в бессилие красоты, Там где-то под небом, наверно, живешь и ты. Когда открывался луны беспощадный глаз, Она признавала, что крылья, увы, не для нас, Но, пыльного города сны унося в кровать, Ей снова хотелось летать, так хотелось летать.

— Что, нравится?

Насмешливый голос за спиной вывел Женю из транса. Она вздрогнула и оглянулась. На ее постели, подобрав под себя одну ногу, сидел Тим. Живой и, судя по цвету физиономии, вполне здоровый. До того как он заговорил, Женя могла поклясться, что не слышала ни одного шороха.

Она мысленно похвалила себя за то, что легла спать в футболке, выданной Шепотом. На ее зеленом фоне все еще читалась блеклая надпись: «Я не отсюда». Футболка доставала Женьке почти до колен, поэтому о приличиях можно было не волноваться. Хороша бы она сейчас была, вздумай бродить по комнате в нижнем белье.

— С тобой как, все в порядке? — Женька вернулась на диван и засунула ноги под плед.

— А что со мной сделается? — усмехнулся Тим и почему-то пересел на подлокотник — подальше от своей непутевой ученицы.

— Ну, вчера ты выглядел не очень.

— Фигня! Бывало и хуже. И вообще, не носись ты, как безмозглая курица, по крышам, ничего бы не случилось!

— Сам ты… — В глазах потемнело от обиды. А она еще волновалась за него! Лучше б его Гоблин задушил! Женька отвернулась и снова прислушалась к песне за стеной.

И веки смыкая, и ввысь отпуская сны, Где нет ни печали, ни радости, ни весны, Она пролетала над бедами и травой, А город под ней был неведомый и живой.

— Кто это поет?

— Ларс. Он руфер.

— Кто?

— Руферы — это обычные люди, которые любят лазить по крышам. Сидят над городом, пьют пиво, фотографируют панорамы. Потом собираются здесь, у Шепота, и травят байки. Родион Петрович у них вроде духовного лидера.

— Они знают о людях крыш?

— Нет. Некоторые, особо одаренные, догадываются — видят нас, потом рассказывают истории про Черного руфера.

— А зачем они Шепоту?

— Наверное, хочет их контролировать. Я не спрашивал. А может, они ему просто нравятся. Ларс вон песенки сочиняет — все девчонки слюни пускают.

Тон Тимофея заставил Женьку с любопытством посмотреть на своего учителя. Похоже, он имел зуб на невидимого гитариста. Даже не зуб, а большой и острый клык.

— Слушай, ты вообще понимаешь, что тебе сегодня ночью придется пройти Дорогу Сохмет?

— Вообще — не понимаю. Я же ничего о ней не знаю.

— Тогда ясно, почему тебе сейчас есть дело до этого гнуса. — Он презрительно кивнул в сторону двери. — Дорога Сохмет — самый жуткий из маршрутов. Она начинается на крыше городской психбольницы и упирается в Башню самоубийц.

— Мило. А что такое «Сохмет»?

— Ты что, историю не проходила? Это — древнеегипетская богиня войны и палящего солнца. Женщина с головой львицы. Характер у нее тот еще. В древние времена она развлекалась, насылая на своих почитателей мор, вспарывая им животы и откусывая головы.

— А мне всегда казалось, что египтяне считали кошек добрыми.

— То кошки, а это — львица. Почувствуй разницу. В Древнем Египте поклонялись богине-кошке Бастет. Она и вправду была доброй — отвечала за радость и семейный уют. А Сохмет — это что-то вроде ее темной стороны. Короче, тебя ждет тяжелая ночь. Обычно к ней готовятся несколько лет.

— Да что в ней такого тяжелого?

Тим сосредоточенно поскреб вихрастый затылок.

— Сохмет проверяет на прочность — насылает испытания. Если ты сумеешь убедить ее, что готова стать одной из кошек, то дойдешь до конца. Если нет — погибнешь.

— Какие испытания?

— Разные. У каждого свои.

— Ты же прошел инициацию. Расскажи…

— Нет! Тебя это не касается!

Он вскочил с дивана, разбудив при этом Борова. Собака подняла квадратную голову. Тимофей сел на корточки рядом с ней и начал ласково чесать подставленный живот.

— Там мерещится всякое, — наконец продолжил он. — Кому — озверевшие крысюки, кому — черные руферы с окровавленными топорами, кому — и того хуже. Стоит побежать — и привет: навернешься с высоты на какой-нибудь штырь. Еще там время по-другому идет и с расстояниями черт знает что творится. Если с земли смотреть, Дорога состоит всего из двадцати шести домов плюс Башня самоубийц, а наверху кажется, город по периметру обходишь. Причем не один раз.

Женьке почудилось, что сквозняк шевелит волосы на затылке. Вчера слова Шепота о ее возможной гибели казались всего лишь продолжением непонятной игры с Мартой. Еще один способ поставить решение главы клана под сомнение. К тому же Женьке слишком сильно хотелось спать, чтобы думать о какой-то непонятной Дороге со странным названием. Но после рассказа Тимофея ей вдруг стало по-настоящему страшно.

— А что такое Башня самоубийц? — спросила она севшим голосом.

— Это одна недостроенная высотка на краю города. Шептун.

— Чего?

— Того! Самый известный шептун находится в Америке. Слышала про мост «Золотые ворота» в Сан-Франциско? Так вот: с него в год по двадцать человек летает. А всё потому, что он нашептывает: «Прыгни с меня! Прыгни с меня!» Ну и прыгают. Наша Башня скромнее. За пятнадцать лет, что она стоит, всего тридцать четыре суицида.

— С ума сойти! Почему об этом никто не знает? Ничего не говорят?

— Говорят. Те, кому положено. А за тем, чтобы в газеты и на телик ничего не попадало, аналитики фратрии следят. Раньше, пока Башню самоубийц не построили, посвящение проводили в Нью-Йорке. Это повышало вес американских семей, ну и ставило под сомнение власть главы Большого Совета. То есть Марты. Теперь же люди крыш со всего света едут сюда, к нам. В общем, если ты до Башни дойдешь, то сама почувствуешь. Будто кто-то в ухо жужжит и в спину толкает. Жуть!

— Что же мне делать? — прошептала Женя, глядя на бульдога.

Но пес лишь протяжно вздохнул и отвел глаза. В комнате стало тихо. Только из-за стены доносился звон посуды и приглушенные голоса.

— Тренироваться, — после паузы отозвался Тим. — Я зайду за тобой после завтрака. И знаешь…

В его голосе внезапно проступило смущение. Он встал, открыл застекленную дверь, ведущую на пятачок с фонтаном и тюльпанами, и втащил в комнату серый рюкзак. Рюкзак, забытый на той самой стройке, где горела на стене ярко-красная надпись. В нем лежали баллончики с краской и трафарет для тэга. Женя была уверена, что потеряла свое снаряжение навсегда.

— Спасибо, — сказал Тим, ставя рюкзак на пол перед диваном.

— За что?

— За то, что… ну, если бы ты не ударила вчера… не ударила того урода, я бы сейчас… — Тим внезапно покраснел и беспомощно развел руками.

Его спас Федор. Он заглянул в комнату и, жуя, сообщил:

— Завтрак на столе. Вернее, на полу. Тимоха, Родион Петрович тебя тоже зовет!

Это «на полу» стало понятным, когда Женя, одетая в черную униформу, переступила порог столовой. Точнее, соседней комнаты, где прямо на бежевом ковролине была расстелена полиэтиленовая скатерть, а вокруг сидели люди.

Она сразу увидела Ларса. Худой парень лет шестнадцати устроился рядом с Шепотом, прижав к боку старенькую гитару, оклеенную эмблемами неизвестных Жене музыкальных групп. Светло-русые волосы Ларса так же, как у целителя, были собраны в длинный хвост. Почему-то Женя в первую очередь обратила внимание на его уши — маленькие и немного заостренные кверху. Гораздо больше гитары ему подошел бы колчан со стрелами — примерно так Женя представляла себе эльфов. Красивые, сероглазые с блуждающей улыбкой и локонами до плеч.

Она тут же пожалела, что под рукой не оказалось косметики. Вернуть вчерашнюю красоту не удалось. Женя только подняла челку и попыталась взбить волосы. Результат оставлял желать лучшего. Да и черный костюм шел ей куда меньше, чем узкий пиджак и джинсы. Однако Ларс с явным интересом уставился на незнакомую девушку.

— Доброе утро, красавица! — С утра голос Шепота звучал не так глухо, как вчера. Он широко улыбнулся Жене и показал ей на место рядом с Ларсом. — Федор нам сырников нажарил. Не стесняйся, накладывай.

Сырники оказались немного пресными, но сгущенное молоко сгладило этот недостаток. Женя положила себе на тарелку четыре штуки и, жуя, начала наблюдать за странной компанией, собравшейся у Шепота. В основном это были старшеклассники, одетые в джинсы и камуфляж. Четыре парня вместе с Ларсом и три девушки. Все три коренастые, с ярко подведенными глазами и многочисленными колечками в носу и на подбородке.

— …понимаешь, Шепот, когда сидишь на крыше, смотришь вниз — люди такими букашками кажутся, — продолжила одна из девиц прерванный Жениным появлением монолог. — Копошатся, бегают, голов не поднимают. А ты глядишь на них сверху и чувствуешь себя богом. Ну, или каким-нибудь буддийским монахом на вершине скалы. Мысли текут плавные, значительные, и нет тебе дела до дурацкой суеты. Уроки, школа, экзамены — начинаешь понимать, какая это все ерунда.

Женя с интересом посмотрела на девушку. Зеленая челка, черный, кое-где облупившийся лак на ногтях и готический макияж. Довольно необычная внешность для буддийского монаха.

— Тина, да ты философ, оказывается! Не знал, — усмехнулся Ларс, и Женька почувствовала, как внутри все задрожало от звука его голоса. — Может, покажешь, что наснимала?

— Да, Тин, — поддержал его Шепот. — Нет ли там чего для моей коллекции?

Женя только сейчас заметила, что белые стены комнаты плотно завешаны фотографиями панорам ночного города. Она узнала центральную площадь с библиотекой и мэрией, главную улицу, снятую, судя по всему, со здания цирка, и покатые крыши старого города.

Пока зеленоволосая девушка возилась со своим громоздким фотоаппаратом, Ларс тронул Женю за локоть:

— Ты в одной секции с Тимохой занимаешься? — негромко спросил он.

— Что? — не поняла его Женя, зато почувствовала, как краснеют щеки и уши.

— Да, в одной! — немедленно встрял Тим, сидевший в углу импровизированного стола. Похоже, он все это время не спускал глаз со своей ученицы и ее соседа.

— То-то я смотрю, вы, как из одного инкубатора, — насмешливо протянул Ларе. — И нравится тебе форму носить?

— А что в этом такого? — удивилась она.

— Ничего. Просто не понимаю тех, кто хотят быть такими, как все.

— А тебя понимать никто и не просит! — зашипел Тим.

Его глаза стали похожи на две зеленые виноградины, пересеченные узкими штрихами кошачьих зрачков. Верхняя губа чуть подрагивала, словно он собрался вцепиться зубами в горло насмешливого эльфа.

— Эй, народ, хватит ссориться! — прервал их Шепот. — Женя, Тим, вы уже поели? Тогда бегом в мой кабинет. Разговор есть.

Гордым словом «кабинет» называлась маленькая комнатка с квадратным окном в срезанном крышей потолке. В ней был стол и два огромных монитора, кожаное кресло на колесиках и полки с бесконечным количеством аудиодисков. А еще на столе стоял небольшой, размером с грейпфрут, стеклянный шар, в котором шел снег. В верхней части шара клубились сизые облака, а нижняя была укрыта пушистым сугробом. Сколько Женя ни смотрела на медленно падающие снежинки, она так и не смогла понять, как устроена эта игрушка.

Тим тут же залез в кресло и нажал кнопку на системном блоке. Компьютер загудел. Оба экрана стали бирюзовыми.

— Шепот разрешил? — удивилась Женя.

— Отстань! — Похоже, короткий разговор с Ларсом успел разрушить хрупкий мир, возникший между наставником и ученицей.

В последнее время Женя все чаще сравнивала людей с дверьми. Знакомишься с кем-нибудь и видишь симпатичную дверцу с медным номерком в завитушках. Толкнешь, а за ней крошечная комната три на два. Поговорил с человеком пять минут и чувствуешь, как тесно в его обществе, как скучно среди полочек с цветочными горшками и плюшевых медведей. А бывает наоборот — откроешь обшарпанную дверь, а там вселенная: кометы, планеты, Млечный Путь… Но таких мало. Обычно за дверью либо коридор — узкий и длинный, либо стена. Сколько в нее ни стучи — ничего, кроме глухой кирпичной кладки, не увидишь.

С Тимофеем все было иначе. Каждый раз за его дверью ждал сюрприз: то захламленный чулан, то огромный зал, залитый светом, то бесконечное сплетение коридоров и лестниц. Сейчас обижает, доводя до слез, — через пять минут лезет спасать или возвращает потерянный рюкзак. Ну и черт с ним, пусть дуется и хамит. Ему же хуже!

Наконец в кабинете появился Шепот. Одним движением бровей он согнал Тима со своего кресла и сел в него сам. Откинулся на спинку, сцепив перед собой узловатые пальцы, и начал молча разглядывать застывших перед ним подростков.

— Женя, надеюсь, Тимофей уже объяснил, что тебя ждет сегодня ночью? — наконец прошелестел он.

— Да. Насколько я поняла, мне придется встретиться с древнеегипетской богиней.

— Ох уж эти языческие предрассудки, — вздохнул старик. — Дорога Сохмет — это аномальная зона, проходящая через город. Почему-то она проявляет себя, создавая необъяснимые видения и ощущения именно на уровне крыш. Люди, живущие ниже, ничего такого не замечают. Эта цепочка из двадцати шести домов помогает довести до максимума наши способности. Но ты должна понимать, есть много шансов так и не дойти до конца. Ты еще слишком мало знаешь и умеешь, чтобы справиться со всеми опасностями этого маршрута.

— Почему бы кому-нибудь не пойти со мной? — задала Женя все утро мучивший ее вопрос.

— Нельзя. Это твое посвящение. И только твое. Хочешь получить оружие против крысюков — нужно идти одной. А потом для каждого уже прошедшего посвящение эта дорога вдвойне опасна.

— Почему?

— Не знаю. Этому нет объяснения.

— Хорошо. Почему бы мне не спрятаться от крысюков? Не уехать в другой город и там подготовиться к инициации?

— Ты думаешь, от них можно спрятаться? — Старик невесело усмехнулся. — Это нереально, мадемуазель. Они уже в курсе, что ты у меня. И едва наступит ночь, как крысы нападут. Попытаешься сбежать — они пойдут по твоему следу.

— Если Глухой что-то решил, он не успокоится, пока не доведет начатое до конца.

— Глухой?

— Главный у крысюков, — пояснил Тим. — Полный псих.

— То есть лучше сейчас послать меня на верную гибель, чем попробовать спрятать?

Целитель снова замолчал. Он машинально взял со стола шар с падающим снегом и положил себе на колени. Наверное, ему так лучше думалось. Женя заметила, что в шаре началась метель. Воронка крошечного смерча повисла в центре запаянной в стекло зимы.

— Все не так просто. Я сегодня еще раз поговорил с Мартой. Она считает, что, если о тебе знают крысюки, знает и СКК — спецслужба, которая наблюдает за всеми кланами. А спрятаться от нее куда сложнее, чем от крыс. Поверь, Женя, посвящение — единственный правильный выход.

— Хорошо, я поняла.

Бежать было некуда. Ночью ей придется пройти смертельно опасное испытание. Женя почувствовала, как внутри ее, словно в стеклянном шаре, все быстрее и быстрее вращается холодный вихрь. Она повернулась, чтобы выйти из комнаты.

— Постой! — задержал ее старик. — Скажи мне, ты что-нибудь знаешь о своем отце?

— Нет. — Этот вопрос Женя ожидала услышать в последнюю очередь. — Он бросил маму до того, как я успела родиться.

— Да-да, конечно. Иначе и быть не могло, — забормотал старик. Шепот выдвинул ящик стола и достал оттуда картонную коробочку с истрепанными уголками. Из нее он вытащил тускло поблескивающую стальную капсулу на черном шнурке. — Вот, повесь себе на шею. Когда станет туго, переломи ее.

— Что это? — Женя взяла продолговатый предмет в руки и почувствовала, какой он теплый. Даже горячий. Больше всего капсула походила на вытянутую пулю — сантиметра четыре длиной и чуть меньше сантиметра в диаметре. Точно в центре была сделана насечка — линия надлома.

— Считай это подарком твоего отца.

ГЛАВА 7

Они сидели у самого края крыши и жевали бутерброды. Их принес Ник. Сбегал к Шепоту, когда Женьку в очередной раз скрутил лютый голод, и притащил бумажный пакет со стопкой ломтиков пшеничного хлеба и ароматной ветчины, а заодно — большой термос с кофе.

До обеда Тим учил ее прыгать на большие расстояния. По его словам, дома на Дороге Сохмет стояли очень далеко друг от друга, поэтому ей нужно было освоить полеты на пятьдесят-шестьдесят метров. Потом, когда Женя относительно стабильно начала приземляться за чертой, нарисованной Тимофеем на крыше, — при свете дня кошки не рисковали летать над дворами, где полно людей, — они перешли к ускорению.

До этого Женя лишь однажды развивала максимальную скорость — когда догоняла Шепота. В тот раз она толком не поняла, как это у нее вышло. И вот теперь ей пришлось учиться управлять одним из главных талантов людей крыш: по заказу разгонять кровь в жилах, насыщать ее кислородом и лететь вперед, словно гоночный автомобиль на трассе.

К вечеру, когда сумерки превратили город в фиолетово-синюю акварель, Женя уже могла за минуту покрыть расстояние между двумя автобусными остановками. Тим сказал, что пока этого достаточно, и они устроились неподалеку от мансарды Шепота доесть остатки ветчины с хлебом. Женя, в который раз принялась разглядывать металлическую капсулу, подаренную целителем.

— Что это значит: «когда станет туго»? — спросила она.

— Понятия не имею, — пожал плечами Тим. — Туго может быть с деньгами, с идеями, с родителями, с учебой и даже с парнями. Выбирай, что больше нравится.

— Не смешно.

— А я так старался.

— Хоть бы узнать, что это — оружие или какое-то сигнальное устройство?

— Шепот — тот еще Нострадамус. Никогда ничего прямо не скажет. Ты зря начала его расспрашивать. Он все сам объяснит, когда решит, что пора.

— Понятно, что зря, — вздохнула Женя, пряча странный подарок за пазуху. — Интересно, а как можно переломить кусок металла? Носить с собой ножовку? На случай, если станет туго?

Но больше, чем назначение капсулы, ее волновала другая тема. Та, которую она никогда не решилась бы обсуждать с Тимофеем, — личность отца. Неужели он был одним из фратрии кошек? Наверное, тоже гулял по крышам и проходил инициацию на Дороге Сохмет. Хотела ли Женька его найти? Теперь, возможно, да. Впрочем, над этим стоило еще подумать. Не сейчас — потом.

— Вот урод! Опять за свое! — Тим зло сплюнул на кусты сирени, росшие внизу у подъезда.

Женя проследила за его взглядом и увидела окно. А за ним залитую мягким светом комнату. Судя по всему, детскую. В квартире верхнего этажа дома напротив разворачивалась семейная сцена.

Плотный мужик в белой рубашке и брюках, явно только что вернувшийся с работы, склонился над мальчишкой лет девяти. Мясистое колено, обтянутое штаниной, упиралось в костлявую спину пацана. Выкатив глаза, то ли отец, то ли отчим методично охаживал ремнем оголенные ягодицы. От каждого удара тщедушная жертва вздрагивала, извивалась, чем, похоже, только распаляла палача.

Вопреки своей воле, Женька внезапно начала слышать осипшие крики мальчишки и полное садистского удовольствия бормотание его мучителя: «Бездарь! Ничтожество! Весь в мать пошел! Сейчас я из тебя лень выбью…»

— За что он? — оторопело спросила Женя. Ей никогда раньше не приходилось видеть таких наказаний.

— За двойку, наверное. Хотя он и за тройку дерет, и за несъеденный суп, и за разбросанные игрушки. Давно за ним наблюдаю. Жене тоже достается. Садюга, что с него взять. В администрации работает. Начальник какого-то там отдела. На домашних каждый день злость срывает.

Женя решительно встала и приготовилась перескочить на соседнюю крышу.

— Ты куда? — Тим крепко схватил ее за руку.

— Туда! Его нужно остановить!

— Нет! Мы не должны вмешиваться в жизнь людей!

— Ну почему?!

— Потому что мы — кошки! Наблюдатели. Знаешь, сколько всего видно с крыш? Там муж жену бьет, здесь родители спиваются и своих детей голодом морят… Сегодня ты влезешь в их жизнь, накажешь злодеев, пожалеешь обиженных, а завтра эти злодеи на своих жертвах отыграются. И ты будешь виновата!

В этот момент работник администрации в соседнем доме закончил избиение, промокнул носовым платком вспотевший лоб, надел ремень и вышел из комнаты. Мальчишка, тихо скуля, остался лежать на кровати.

— А главное, с чего ты взяла, что, вмешавшись, будешь права? Может, он бьет за то, что пацан дворовую кошку до смерти замучил? Полезешь его защищать и окажешься полной дурой!

— Ты же сам сказал, что мужик садист!

— Ну, я не про этот случай, а вообще…

— Знаешь, Тим, если вообще, то лучше вмешаться и оказаться дураком, чем остаться в стороне и быть сволочью!

Она выдернула руку, встала и быстро зашагала к мансарде. От ближайшей трубы отделилась темная тень. Это Ник или кто-нибудь другой из народа крыш дежурил поблизости на случай, если крысюки рискнут напасть при свете дня. Еще пять минут назад ей льстила такая забота. Она означала, что кошки по-прежнему считают ее своей, опекают. Сейчас же Женя задумалась: придут ли они на помощь, объявись поблизости отряд вчерашних гоблинов? Или будут спокойно смотреть, как ее убивают? Кошки же наблюдатели!

Женя неожиданно поймала себя на том, что ей хочется снять черную униформу и натянуть свои заляпанные краской штаны.

Старому Хрысю не спалось. Он угрюмо сидел на берегу Белого озера, глядя на его неподвижную поверхность. Обычному человеку эта пещера показалась бы совершенно темной — огромная бочка, до краев наполненная чернилами и звуком капающей воды, но для людей нор ее заливал ровный зеленоватый свет. Матовая вода не отражала стен и потолка — она напоминала лужицу молока, пролитого на мрачные камни.

— Прости, парень… пришлось мне… — вздыхал старик, сжимая и разжимая свои огромные, покрытые трещинками руки. Он по-совиному втягивал в плечи слишком большую голову и таращился в темноту желтыми глазами. — Пусть Крысомать тебе поможет.

Перед ним из стены с легким хлопком возник синегриб. Следом еще один. Они склонили глянцевые шляпки и, покачиваясь на длинных тонких ножках, в один голос спросили:

— Что, старый, совесть гложет?

— Думаю я, отчепитесь, — буркнул Хрысь.

— Во-первых, не отчепитесь, а отцепитесь — речь должна быть правильной. Во-вторых, мы не можем отцепиться, потому что не прицеплялись: у нас отсутствуют конечности. А в-третьих, не грусти — думать даже полезно, — хором сказали грибы. — Мысли наши материальны и делают мир лучше. Мыслительный процесс необходим индивиду, иначе он уподобится животному, поведением которого управляют лишь инстинкты. К примеру, шерстокан, бессловесное создание, не обладающее способностью к…

— А ну заткнулись! А то мигом в суп определю!

Грибы засмеялись, отчего шляпки их мелко затряслись.

— Гимн выучили? — строго спросил Хрысь.

— А как же! — и запели дурными скрипучими голосами:

Славься, Братство, ты едино И ваще непобедимо. Во главе у нас герой, А зовут его Глухой. Он красив, умен, могуч, Разгоняет стаи туч.

И волнует сине море… э-э-э… чегой-то не туда нас понесло, извиняйте!

Грибы явно издевались. Хрысь сердито зыркнул на них из-под косматых бровей, и болтуны неожиданно притихли.

— Что-то ты невеселый, — озабоченно произнес один, — Не обижайся, выучим в срок, зуб даем. Ну не свой, конечно, своих у нас отродясь не водилось, а вот твой даем. Хоть все, нам не жалко. — И грибы опять залились веселым смехом.

Хрысь молча поднял кулак и стукнул одного по шляпке.

— Ой, — обиделись синегрибы. — Злющий ты, хуже мохнорыла. Замыкаемся в гордом молчании! — и зашушукались о чем-то своем.

Серебристый шерстокан терся о ноги.

— А ну брысь! — прикрикнул Хрысь и устыдился. Протянул руку, погладил зверя. Шерстокан заурчал и лег на спину, подставляя голое брюхо. — Скучаешь? Эх ты, скотина сердечная. Хозяина я твоего не уберег, ты уж прости меня… — Старик подавил горестный всхлип и громко кашлянул. — Ладно, пошли, почешу, вон колтуны какие.

Хрысь, кряхтя, поднялся и побрел в нору. Шерстокан потрусил следом.

— Эй, ты куда? — подали голос грибы. — Мы же тебе тако-о-ое пришли рассказать…

Хрысь не ответил, лишь рукой махнул. Ему было тошно, как никогда.

— Пусть Крысомать тебя согреет, все мы там будем, — шептал он, шагая по темному тоннелю.

Весь вечер Женя просидела в компании руферов. Разглядывала свежие снимки, спорила о том, с какого здания живописнее вид, и слушала Ларса. Он снова пел про ту, которая любила гулять по крышам, и смотрел на Женьку со значением. А может, ей только так казалось, и взгляды, выпавшие на ее долю, ничем не отличались от брошенных в сторону зеленоволосой Тины, а заодно — еще пары таких же странных девиц.

Хотя, наверное, не казалось. После каждого подобного взгляда Тим начинал громче сопеть в углу комнаты и принимался с остервенением лупить резиновым мячиком, отобранным у Борова, в стену мансарды. Злился. Похоже, он считал Женьку своей собственностью. Никакого другого объяснения его дурному настроению ей в голову не приходило.

— Пора! — Шепот появился неожиданно, заставив ее вздрогнуть. — Скоро полночь.

Мутный страх весь день ждал этих слов. Зрел где-то в глубине, чтобы в нужный момент, словно переспелый гриб-дождевик, выбросить порцию спор, наполнив ими каждую клеточку Женькиного тела. Ей сразу стало холодно и почему-то захотелось есть. Она молча поднялась и пошла за Шепотом. Тим последовал за ней.

Возле фонтана ее задержал Федор.

— Жень, возьми меня с собой. Я вместе с остальными тебя на крыше Башни Самоубийц подожду. Ну, возьми, а?

— Э-э-э… А Родион Петрович разрешил?

— Конечно, разрешил! — затараторил ученик целителя, честно глядя Женьке в глаза. — К тому же слово того, кто проходит инициацию, — закон. Если ты скажешь, чтобы меня взяли, они послушают.

— Врет он все! — встрял Тимофей. — Нет такого правила. Да и Шепот ему не позволит ночью по городу шляться. Федь, топай спать уже!

Женя развела руками — мол, я бы с удовольствием, но ты же понимаешь — и взлетела на крышу. Разочарованный Федор остался стоять на фоне залитого светом дверного проема.

Оказалось, что Дорога Сохмет находится совсем недалеко. Они шли до нее всего полчаса. Соседнее с психиатрической лечебницей здание встретило их коридором огней. На плоской крыше пылали факелы, выстроенные в две параллельные шеренги. Сначала шли маленькие огоньки — размером со свечку, но по мере приближения к краю здания они становились все больше, и в шаге от черной пропасти коридор заканчивался двумя огромными чащами с танцующим пламенем.

Она вдруг обнаружила, что на крыше собралось довольно много людей. Здесь была Дина, Ник и еще пара десятков кошек, пришедших ее проводить. Даже Мамаша Мурр и та каким-то чудом доставила свое пышное тело в это удаленное от центральных улиц место.

— Иди сюда, моя кошечка! — прогудела главная кормилица народа крыш и погрузила Женю в свои колышущиеся складки. — Возвращайся скорее — я испеку тебе клубничный торт.

Ловя ртом воздух, Женя вынырнула из ее мягких объятий и пообещала вернуться этой же ночью.

Рядом с Мамашей Мурр стояла Дина. Она коснулась губами Женькиной щеки, пожелала удачи и поспешно отвела взгляд. Так же как Ник и большинство других, чьи имена Женя за сутки пребывания во фратрии не успела узнать. От их слов и прикосновений она почувствовала горьковатый привкус во рту.

Наблюдатели.

Только наблюдатели.

Они не станут вмешиваться в ее судьбу. Лукавил Шепот, говоря, что Дорога Сохмет опасна для тех, кто уже прошли инициацию. Не опасна. Просто кошки не считают нужным ей помогать.

Почти у самых огней Жене преградил дорогу целитель. Он не стал прятать взгляд. Наоборот — взял ее за плечи и долго смотрел в глаза. Потом притянул к себе и обнял.

— Ничего не бойся и не сходи с Дороги, — услышала она его хрустящий голос. — Что бы ни случилось. Запомни.

Сказав это, Шепот сделал шаг в сторону, и Женя оказалась перед Мартой. Фигуру главы фратрии укутывал длинный черный плащ. Ее лицо, шею и грудь покрывала тугая вязь. Золотые и черные линии, сплетаясь друг с другом, мерцали в темноте, подобно чешуе. Марта ничем не выдала своих чувств. Ее правильное лицо осталось абсолютно бесстрастным.

Несколько секунд она отстраненно смотрела на Женю, потом скользнула ей за спину и положила руки на плечи.

— Сохмет! — заговорила Марта нараспев. — Возьми страх и малодушие, дай силу и спокойствие. Забери глупость и тщеславие, подари мудрость и веру в себя. Испытай дочь Лунной кошки, вставшую на твою Дорогу. Если дух ее крепок, а тело готово к боли, дай ей сверх того, что у нее есть. Если дух ее трепещет, а тело жаждет покоя, убей ее!

На последних словах главы клана огни пришли в движение. Они медленно поплыли навстречу Жене, словно фонари на железнодорожной станции, когда поезд трогается с места. Она понимала: это оптический обман — на самом деле факелы остаются неподвижными, но не могла отделаться от жуткого ощущения, что Дорога огромной воронкой затягивает ее в себя.

— Беги! — крикнула Марта над ухом.

Ее голос в этот момент меньше всего напоминал кошачье пение. Скорее — раскатистый рык, заставивший мир вокруг содрогнуться. Плечи, которых касались руки Марты, обожгла острая боль.

Женя закричала и бросилась вперед.

Она не знала, чего ждать от Дороги Сохмет. Может, появления стаи крыс? Или танцующих в лунном свете скелетов? В ее воображении инициация должна была напоминать пещеру ужасов в Луна-парке. Только не с мумиями из папье-маше, а с самыми настоящими чудовищами, зубастыми и клыкастыми.

Оказавшись на крыше психиатрической лечебницы, она не заметила ни скелетов, ни чудовищ. Обычная крыша. Плоская, давно не ремонтированная. Женя пересекла ее и взлетела на второе здание. Но и там ей не встретилось ни одной крысы. Как, впрочем, и на третьем, и на четвертом. Расстояния между крышами здесь и впрямь были большими, чем на других маршрутах, но после дневных тренировок Женя легко справлялась с этой трудностью.

Может, все дело в том, что она полиморф? И для полиморфов эта Дорога ничем не отличается от любой другой? А может, у кошек извращенное чувство юмора и они просто организовали для нее грандиозный прикол? Сейчас сидят на крыше недостроенной высотки и хохочут, представляя Женькино лицо, когда та сообразит, в чем дело.

От этих мыслей она сбавила шаг и вскоре совсем остановилась. Женя замерла на покатой крыше, покрытой ребристым железом, имитировавшим черепицу. Если судить по лежащему внизу стадиону и спортивной площадке, здание было школой.

Постояв немного, она посмотрела назад. Но крыша с огненным коридором давно скрылась за более высокими домами. Интересно, кошки еще там или разошлись? Женя расстегнула верхнюю часть своего костюма и взглянула на плечи. Они все еще горели после прикосновения Марты. Впрочем, ничего страшного под «мастеркой» не обнаружилось — два красных пятна, которые с каждой минутой становились все бледнее. Да-а, странный у кошек способ отправлять человека на инициацию.

Нужно было что-то решать. Идти к Башне Самоубийц или послать все к чертовой бабушке и вернуться в мансарду. Женя решила идти. Она уже сделала шаг по направлению к следующему зданию, когда ее отвлек детский плач. Снизу, из-за края крыши, доносились приглушенные всхлипы.

Девочка, — определила Женя. Лет десяти — не старше.

Она осторожно спустилась по чешуйчатому скату и посмотрела вниз. Весь фасад школы скрывали строительные леса. Здесь полным ходом шел ремонт — верхняя половина стены уже приобрела легкомысленно розовый цвет.

Источник всхлипов находился совсем недалеко — на одном из верхних этажей.

— Эй, ты кто? — крикнула Женя в темноту.

— П-п-помогите! — отозвалась невидимая девочка, заикаясь от рыданий. — Выпустите меня!

— Сейчас! Подожди немного. — Женька хорошо помнила, как ей пришлось целую ночь просидеть в запертом спортзале. Горячев с Косолаповым постарались — закрыли ее, пока она возилась в раздевалке. Женя, ни секунды не раздумывая, прыгнула на деревянные доски.

Удар. Треск. И она почувствовала, что летит вниз.

Обломок доски полоснул по щеке, другой больно ткнул под ребра. Следующее перекрытие лопнуло под ней, словно прогнившая простыня. Женя падала, все отчетливее представляя штырь, который ждет ее внизу.

Детский плач немедленно превратился в смех. Заливистый смех взрослой женщины.

Ее спасли кошачьи инстинкты. Женя вцепилась в деревянный брус на уровне третьего по счету перекрытия и повисла, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Несколькими этажами ниже, под окнами школы, тянулся кованый забор. Как нарочно, он состоял из ряда острых пик. Пожалуйста, целый набор прекрасных, заточенных штырей. Прыгай — не хочу.

Ничего, ничего, нужно только подтянуться, встать на ноги, и она сразу окажется на крыше. Главное — не паниковать. Но уже через минуту бесполезных попыток вскарабкаться на ближайшую доску Женя поняла, что оснований для паники больше чем достаточно: способности людей крыш внезапно оставили ее. Она болталась на высоте четвертого этажа над землей, словно самая обычная девчонка, а противная тетка продолжала надрываться прямо у нее над ухом.

— Да заткнись ты! — в отчаянии заорала Женя, и сама удивилась наступившей тишине.

Стало немного легче. Она наконец-то нащупала ногами опору и залезла на уцелевшую после ее падения доску. До крыши было совсем ничего — метра три. Один маленький прыжок для не слишком тренированной кошки. Но Женька чувствовала: сейчас он ей не под силу. Сохмет оказалась куда хитрее, чем можно было предположить.

Ладно, нельзя прыгнуть — будем ползти. Не так уж это и сложно, если под руками строительные леса. Женя приготовилась штурмовать следующий уровень, когда ее взгляд споткнулся о рисунок на стене.

Рот. Большой, алый, толстогубый.

А чуть повыше — человеческий глаз. Весь в красных прожилках лопнувших сосудов.

Кто-то из райтеров не упустил случая украсить свежеотремонтированный фасад своими творениями. Женя попыталась определить автора рисунка, но почти сразу сдалась. Никто из местных граффитистов не работал в такой манере. Изображения казались совершенно живыми. Наверное, кто-то из гастролеров постарался.

Неожиданно нарисованный рот изогнулся в глумливой ухмылке. Полные губы открыли ряд острых зубов. Из-за них появился черный язык. Длинный и гибкий, похожий на щупальце гигантского осьминога.

Женя завизжала.

Язык дернулся от резкого звука, изогнулся горбом и потянулся к ней.

Она завизжала еще громче и в ужасе отступила на самый краешек доски.

В этот момент ожил нарисованный глаз. Моргнул и уставился на Женьку. Движения языка сразу стали более точными. Щупальце замерло на секунду, словно прицеливаясь, и ударило по ногам. От боли у нее перед глазами поплыли светящиеся баранки. Она снова повисла на руках, цепляясь за деревянное перекрытие. А черная змея приготовилась к новому броску. Очевидно — последнему. Больше просто не понадобится.

Но, похоже, рот неожиданно решил взять тайм-аут. Втянул в себя язык и сложил губы трубочкой. Как будто приглашая к поцелую. В его уголках вскипела бурая пена. При взгляде на нее Женьку затошнило.

Так и не дождавшись ответа на свои заигрывания, рот скривился в злобном оскале. Он дохнул приторным запахом лакричной карамели и снова выбросил черное щупальце.

На этот раз Женька была готова. За пару мгновений до удара она качнулась вперед, нырнула под язык и приземлилась на леса. Шершавое щупальце, не найдя жертвы, поползло назад, и Женя метнулась навстречу зубастой пасти.

Иногда, чтобы победить более сильного противника, нужно не убегать от него, а подходить как можно ближе. Женька знала это из пары уроков самообороны, полученных в районном спортклубе. Она подкатилась вплотную к нижней губе и растянулась под ней, прижавшись к стене. По всем расчетам, там находилась мертвая зона ее языкастого противника.

Расчеты оказались верными. Щупальце беспомощно изгибалось, но достать Женьку не могло. Рот над ее головой издал сердитый рев, обрызгав едкой слюной. Одна зеленоватая капля упала на тыльную сторону ладони, и кожа немедленно вздулась волдырем.

Лежать дальше было опасно. Женька сгруппировалась, выбрала момент и прыгнула на язык.

Шершавая плоть дернулась под ногами.

Толчок.

Острое наслаждение от ощущения вернувшейся власти над собственным телом.

Полет — и она на крыше.

Ей понадобилось минут пять, чтобы прийти в себя. Вернее, найти силы оторвать взгляд от металлической черепицы и оглядеться.

От увиденного волосы на ее голове встали дыбом. Женя впервые в жизни поверила, что это не пустой оборот речи. Не только встали, но и зашевелились, словно пытаясь сбежать как можно дальше из этого жуткого места.

Вокруг, насколько хватало глаз, лежал чужой, незнакомый город. Город, переживший страшную катастрофу. По крайней мере, так Женя представляла себе мир после конца света. Полуразрушенные дома с черными провалами окон. Обгоревшие скелеты зданий. Гигантские кучи мусора. И ни одного огонька. Это был не город, а его труп. Остывший и по большей части разложившийся.

Что там говорил Тим про Дорогу Сохмет? Видения? Миражи? Конечно, она не предполагала, что иллюзии будут такими масштабными, но, в конце концов, иллюзия и есть иллюзия. Вне зависимости от размеров. Женя разбежалась и прыгнула на ближайшую крышу.

Они ждали ее. Силуэты четырех пантер, нарисованные на черном рубероиде белой краской. Среди райтеров была особая каста — художники, которые работали только по трафарету. Конечно, у них не получалось по-настоящему красивых скетчей, зато их создание занимало гораздо меньше времени. А значит, они могли оставлять свои рисунки в самых людных местах: на стенах администраций, крупных торговых центров и даже на пьедестале Ильича посреди главной площади города. Эти пантеры тоже были нарисованы с помощью трафарета.

Едва Женя приблизилась к ним, как звери ожили. Лапы и хвосты пришли в движение, и силуэты заскользили по поверхности крыши рядом с бегущей Miss Tik. Не нападали, не становились объемными, просто неслись следом бесшумной свитой.

Впереди показалась еще одна крыша. Женя прыгнула и заметила, как в воздух одновременно с ней взмыли четыре серые тени. Но приземлилась она одна. Кувыркнулась на гладкой поверхности и вскочила на ноги.

Это была странная крыша. Наверное, самая странная из тех, что встречались Жене. Она не видела здесь ни труб, ни чердачных построек, ни телевизионных антенн. Только гладкое покрытие, залитое слоем черного битума. Пара неуверенных шагов, и под ногами захлюпало, зачмокало, не давая поднять ботинок. Кажется, битум еще не успел застыть.

Паника пришла не сразу. Только когда ноги погрузились в черную жижу по щиколотку. Женя заметалась, задергалась, пытаясь вырваться из плена. Напрасно. Она увязала все сильнее и сильнее.

Вот поблескивающее в свете луны болото скрыло колени, подступило к талии и поползло выше. Ее медленно засасывала крыша. Крыша, у которой не было дна.

Ужас. Безумный, неуправляемый ужас накрыл Женю душным колпаком. Следом пришло отчаяние. Рядом не нашлось ничего, во что можно было бы вцепиться и остановить погружение. Все попытки нащупать опору пропали даром. Там, внизу, ее тело словно висело в холодной пустоте.

Она заплакала. Тихо, тихо. Кажется, это конец. На ее надгробии напишут «Утонула в крыше». Пусть потом посетители кладбища гадают, как это ей удалось.

Жижа тем временем скрыла грудь и стянула шею холодной удавкой. Женя заревела в голос. Все равно стесняться некого. Вот уже и подбородок коснулся гладкой поверхности. Осталось только поднять лицо, чтобы до последнего можно было дышать.

— Руку давай! Быстро! — услышала она над собой знакомый голос.

На фоне иссиня-черного неба появилась лохматая голова Тима. Он стоял прямо на маслянистой поверхности болота.

И даже не думал тонуть.

ГЛАВА 8

Медленно, очень медленно она протянула ему руку, покрытую, точно лайковой перчаткой, густой черной массой. И тут холодное болото сомкнулось над ее лицом.

На доли секунды, пока она уходила все дальше от поверхности, вспыхнувшая, было, надежда покинула Женю. Тим не успел поймать ее руку. Замешкался, промахнулся и сейчас стоит, глядя на колышущуюся жижу. Прощай, Джэк Стэполтон-Баскервиль, в этих краях очень коварные топи!

Ничего больше на тему своей трагичной смерти Женя подумать не успела. Тим схватил ее за шиворот и рывком выдернул из вязкой темноты. А потом случилось то, что больше всего напоминало смену слайдов на экране старого пленочного проектора. Щелчок — и она оказалась совсем в другом месте.

В этом месте не было зыбучего битума, а лежала уютная крыша офисного здания. Сбоку находилась огороженная площадка, где, по-видимому, совершал ежедневные прогулки деловой люд. На ней стояла пара пластиковых стульев, и болтался привязанный к металлической ограде забытый кем-то шелковый шарф. А еще здесь были антенны и тросы, трубы и осколки бутылочного стекла. Словом, вокруг лежала самая обычная крыша.

— Где мы? — Женя оглядела свою одежду и с удивлением обнаружила, что на ней нет ни капли черной жижи. Лицо, руки — все было чистым. Ну, насколько можно остаться чистым после сражения с двухметровым языком и падения сквозь строительные леса.

— Всё там же — на Дороге Сохмет, — ответил Тимофей, тревожно озираясь. — Пошли давай — нечего тут торчать.

— Подожди! А почему ты здесь? Шепот же сказал, что это опасно!

Тим взглянул на Женю. Провел пятерней по волосам и криво улыбнулся.

— Знаешь, лучше быть дураком и вмешаться, чем остаться в стороне и оказаться сволочью. А теперь — идем!

Они миновали несколько крыш, с каждым прыжком увеличивая скорость. На пути больше не попадалось ни нарисованных пантер, ни глумливых ртов. Казалось, это был обычный маршрут в одном из спальных районов города. Вот только его окрестности по-прежнему напоминали фантазии поклонников кибер-панка. Мрачные дома стояли безмолвной толпой по обеим сторонам Дороги. В унылых взглядах темных окон, в черных провалах чердачных дверей Женьке чудилась немая мольба о помощи. Словно мертвый город пытался ей что-то сказать. Она резко остановилась, окликнув Тима.

— Слушай, ты, когда проходил свою инициацию, тоже видел руины?

— Руины? В смысле город кажется разрушенным? — Его голос неожиданно сорвался на шепот.

— Ага! Жуть просто. Как после ядерной войны…

— Не может быть…

— Почему?

— Потому что я сейчас вижу то же, что и ты. — Тим посмотрел через Женино плечо туда, где маячил зловещий обелиск десятиэтажного торгового центра. Его некогда зеркальный фасад сейчас щерился оголенной решеткой перекрытий — все стекла были разбиты. — Это невероятно! Каждый человек во время посвящения должен видеть свое. Когда я проходил инициацию, со мной были еще двое. Один из Праги, другой из Красноярска. Чеху мерещились гигантские улитки, наш то и дело проваливался в воображаемые трещины, а я… Не важно. Короче, не было еще такого, чтобы у двух людей совпадали галлюцинации.

— Но они же совпадают! Может, Сохмет хочет нам этим что-то сказать?

— Ага! Попросить нас на выход.

Женя только сейчас заметила, что с Тимом творится неладное. Его лицо казалось слишком бледным. Даже со скидкой на ночное освещение. Лоб и кончик носа блестели в испарине, волосы слиплись, превратившись в мокрую проволоку. Неужели ее спутника так вымотала короткая пробежка по крышам?

— Эй, ты как? — Она, невольно подражая маме, потянулась пощупать его лоб — не горячий ли.

— Все нормально! — Тим сердито отпрянул, и Женька смущенно убрала руку. — Нужно скорее добраться до Башни.

Больше она его ни о чем не спрашивала. Шепот не соврал — Сохмет тянула силы из уже прошедших инициацию с особым усердием. Тим шел следом, увеличивая дистанцию. Жене приходилось замедлять шаг, чтобы ее спутник окончательно не отстал. В один из таких моментов она оглянулась и обнаружила, что он стоит, согнувшись пополам. Его вид заставил Женьку вздрогнуть. Щеки запали, черты лица стали по-старчески резкими, под глазами появились черные круги. Казалось, Тим тает, словно комочек снега, принесенный с балкона в теплую квартиру. Еще пара крыш — и от него останется только груда одежды да завиток пара.

— Чего смотришь? — прохрипел он, заметив ее полный ужаса взгляд. — Идем. А то будет еще хуже.

Женька попыталась сосчитать, сколько крыш отделяет их от Башни Самоубийц: пять, десять или гораздо больше, но даже не смогла с уверенностью ответить, пройдена ли хотя бы половина пути.

Ее спутник едва переставлял ноги, однако стоило Женьке предложить ему плечо, как он метнул в нее злобный взгляд. Ну почему этот парень такой вредный? Скорее свалится с крыши, чем разрешит себе помочь! Женька со страхом взглянула на его заострившийся профиль. Может, уже пора найти подходящую лестницу и спуститься на землю? В конце концов, если выбирать между вероятным нападением крыс и верной смертью Тима, она выбирает крыс. В этом случае хотя бы есть шанс на победу.

Женя начала оглядываться в поисках пожарной лестницы или незапертого входа на чердак. Неожиданно в ветхой завесе облаков возникла большая прореха, и луна залила светом соседнюю крышу. На ее плоской поверхности неподвижно стояла женщина в узком белом платье.

— Ты ее видишь? — Женя осторожно коснулась руки Тима. Он сидел, привалившись спиной к стене чердачной постройки.

— Вижу.

— Кто это?

Пятно света упало на лицо незнакомки. Вернее, туда, где должно было находиться лицо. Вместо него Женя увидела низкий лоб, поросший короткой шерстью, широкий мощный нос и треугольники ушей. Таинственная женщина имела голову львицы.

— Сохмет, — прошептал Тим, но Женя и сама уже догадалась.

— Чего она хочет?

— Понятия не имею — не докладывала.

Пары секунд, на которые белую фигуру скрыла набежавшая тень, хватило, чтобы соседняя крыша опустела. Сохмет незаметно исчезла.

— Где она? Я пойду посмотрю!

У Тима не нашлось сил ей возразить. Он остался сидеть, уронив голову на согнутые в локтях руки.

Расстояние до следующей крыши оказалось куда больше предыдущего пролета — Тиму вряд ли бы удалось так далеко прыгнуть. Женщины с львиной головой нигде не было, поэтому Женя решила, что куда важнее сейчас найти путь на землю. Уже через минуту она с облегчением вздохнула, обнаружив два загнутых усика перил. По торцу дома вниз уходила железнодорожными путями лестница. Нужно только растормошить Тима, и они как-нибудь спустятся вниз. Конечно, это будет не просто. Женя сосчитала этажи в здании напротив. Если предположить, что высота потолков в домах примерно одинаковая, то под ними не меньше восьми этажей. Все равно это лучше, чем смотреть, как тихо загибается ее друг.

Друг? Женя впервые задумалась, кто для нее этот язвительный мальчишка. За прошедшие пару суток они столько всего пережили вместе, что слово «друг» показалось самым подходящим. Конечно, друг. Кто еще?

Внизу, у подножия дома, чернели прямоугольники палисадников. Между зданиями, среди разрухи и запустения, лежала серая, изрытая оспинами ям лента асфальтовой дорожки. Рядом с ней, отрыгнув груду мусора, валялся перевернутый контейнер. Благодаря кошачьему зрению, Женя без труда прочитала надпись на его боку: «Банк «Авангард»». Что она означала? Принадлежал ли этот контейнер финансовому учреждению с таким названием или само финансовое учреждение сильно смахивало на емкость для отходов? Впрочем, какая разница. Все это иллюзия! Морок! Внизу их ждет самый обычный город. Живой, теплый, многолюдный. Стоит им спуститься, как все вокруг наполнится уютным светом фонарей и шумом автострады. Они поймают машину и через десять минут будут в мансарде. Шепот приведет Тима в норму и…

Ощущение чужого присутствия навалилось огромной пуховой подушкой. Наверное, такое чувство должна вызывать близость тикающей бомбы или работающего коллайдера.

В паре метров от Жени стояла Сохмет.

Богиня смотрела на серые утесы мертвых зданий. Туда, где, казалось, в намеках алого зарева зарождался рассвет. Львиный профиль неподвижно висел над мощными плечами, обтянутыми мерцающим шелком. Женя погрузилась в странное оцепенение. Не двигалась. Не пыталась убежать. Не дышала.

Время тоже почтительно ждало, пока львица прервет затянувшуюся паузу. Наконец ее голова пришла в движение. Она повернулась, и глаза царицы зверей уставились на Женю.

У этих глаз не было дна. В них словно отражался бесконечный коридор, возникающий, когда ставишь друг напротив друга два зеркала. Женя чувствовала, как, испытывая холодок внизу живота, все глубже и глубже погружается в охровые колодцы.

Наваждение длилось недолго. Внезапно все вокруг залил серый свет пасмурного дня. Женя с удивлением обнаружила, что стоит на проезжей части одной из главных улиц города. Она не видела ни машин, ни людей, хотя электронные часы на фасаде кинотеатра показывали полдень. Сохмет по-прежнему находилась рядом. Богиня обвела рукой окружающее пространство. Словно хозяин дома, решивший похвастаться перед гостем только что сделанным ремонтом.

Безмолвная картинка тут же наполнилась тревожным шумом. Отовсюду слышались крики, визг, хлопанье дверей и звон бьющегося стекла, но улица по-прежнему оставалась пустой. Похоже, люди прятались в магазинах и кафе.

Женя ощутила, как по ее ногам и спине, снизу вверх, двинулись батальоны мурашек — она увидела причину паники. Газоны и клумбы, летние террасы и тротуары — всё вокруг кишело крысами. Здесь и там мелькали серые тела огромных пасюков. Они суетились, попискивали, шуршали брошенными упаковками из-под пицц и гамбургеров, дрались и прихорашивали усатые морды. Что за экологическое бедствие заставило подвалы и канализацию выплеснуть на улицы столько грызунов?

Найти ответ Женя не успела. Дверь ближайшего магазина распахнулась, и на улицу вывалился плотный мужчина в темно-синем костюме. Его багровое лицо блестело от пота. Он судорожно разорвал ворот рубашки, замер, обхватив голову руками, и повалился на асфальт. Следом за ним из магазинов, банков, кинотеатров и ресторанов начали выскакивать люди. Кажется, их всех мучили приступы удушья. Несчастные выкатывали глаза, открывали рты, царапали ногтями шеи, рвали одежду на груди и оседали на землю.

Только однажды Женя чувствовала себя такой же беспомощной. Когда под дверь их с мамой квартиры пришел умирать избитый кем-то бездомный пес. Всю ночь она сидела рядом с ним в коридоре, осторожно гладя седую спину и слушая тяжелое дыхание.

Вдох — выдох, вдох — выдох…

Вызванный мамой ветеринар сказал, что ничем не может помочь.

Вдох — выдох…

И ушел, а Женя осталась сидеть.

Вдох — выдох…

В пять утра пес в последний раз посмотрел на нее прозрачными глазами, протяжно вздохнул и затих. Умер. Женя рыдала неделю, а потом поклялась себе, что никогда не заведет собаку. Очень уж страшным оказалось ощущение собственного бессилия.

Перед ней отпущенной с ниточек марионеткой прямо на дорогу села девушка. Согнулась пополам и уткнулась лбом в колени. Из ее сумки выпало надкушенное яблоко. Неуклюже покатилось по мостовой и замерло у Женькиных ног. Она попыталась подойти к девушке, но почувствовала, что не может. Невидимое препятствие чуть ниже колен не давало сдвинуться с места. Женя навалилась на него всей тяжестью тела, и в это же мгновение улица, дома, люди — все рассыпалось цветной пылью. Последнее, что возникло перед глазами, были электронные часы на здании кинотеатра. Красные цифры вздрогнули и за секунду, до того как картинка превратилась в серый вихрь, время на них сменилось датой. 17.05. Семнадцатое мая.

Все, что показала Сохмет, еще не случилось. Это будущее.

Будущее, до которого осталось каких-то девять дней.

Женя по-прежнему стояла у края крыши. Невидимым препятствием оказалось железное ограждение, не давшее ей свалиться с высоты восьмого этажа. Она поспешно отступила назад и посмотрела на львиноголовую богиню.

— Это правда? Все так и будет?

Сохмет медленно кивнула.

— Но ведь можно что-то сделать? Предупредить людей! Всех эвакуировать!

Богиня молчала. Не мигая, смотрела на Женю своими желто-коричневыми глазами. Ждала. Только чего? И вдруг пришло понимание. Может, оно родилось само в Женькиной голове, а может, его внушила ей неподвижная львица. Это она, Женя Смородина, должна предотвратить грядущую катастрофу. Неспроста ей даны таланты полиморфа — они помогут изменить будущее. Но что нужно делать? Она даже не знает, откуда идет угроза!

«Придется узнать, — пришла холодная, как голос школьного учителя, мысль. — Узнать и остановить беду. Для этого есть целых девять дней!»

— Бред какой-то! — вслух воскликнула Женя. — Нужно все рассказать милиции. Или, может, СЭС, ФСБ, ООН, синим беретам, морским котикам… Короче, в мире полно профессиональных спасателей!

«О чем рассказывать? — немедленно откликнулся бесстрастный голос. — О том, что семнадцатого мая, по неизвестной причине, произойдет катастрофа? Из подвалов полезут крысы, а люди начнут задыхаться? Проще сразу собрать вещи и переехать в то учреждение, с крыши которого начиналась инициация».

— Но вы-то знаете, откуда грозит беда! — Женя уже сама толком не понимала: был ли беззвучный диалог плодом ее фантазии или богиня и впрямь вела с ней мысленный спор. — Помогите. Скажите, как это остановить? Что мне делать?

Сохмет отвела взгляд, сделала шаг в сторону, и Женя обнаружила за ее спиной темную «свечку» недостроенной высотки — Башню самоубийц. Богиня предлагала ей закончить инициацию. Тем более что от финиша ее отделяла одна-единственная крыша.

Женя уже собралась спросить, правильно ли она поняла женщину-львицу, но тут на самой верхней площадке Башни возникла серая воронка смерча. Как в стеклянном шаре Шепота, только больше. Гораздо больше.

Секунд десять она танцевала на крыше высотки. Беззвучно, никак не влияя на движения воздуха вокруг. Внезапно ветреное веретено превратилось в мощную струю воды. Гигантский фонтан ударил в небо, поливая окрестности «свечки» крупным дождем. Женька услышала, как он забарабанил по крышам, но сама не почувствовала прикосновения ни одной капли. Вскоре водяной столб зашипел, опал и через мгновение поднялся в воздух бледно-фиолетовым облаком. Оно собралось пышной чалмой над крышей Башни и постепенно обрело очертания гигантской крысы. На острой морде зловеще блеснули два глаза. Когда меньше чем через минуту облако растаяло, глаза призрачного грызуна оказались парой зеленоватых звезд, висевших над последним зданием Дороги Сохмет.

— Что это значит? — прошептала Женя. Она чувствовала: ей показали ребус, требующий разгадки. — Я не понимаю!

Богиня слегка прищурила глаза, по-кошачьи шевельнула серебристыми лучиками усов, развернулась и пошла прочь. Перед ней возник длинный коридор, освещенный факелами на стенах. Он начинался там, где заканчивалась крыша. То есть висел в воздухе. Прямо над перевернутым мусорным баком и асфальтовой дорожкой.

Женя заворожено наблюдала, как белая фигура, удаляясь, становилась все меньше и меньше, а вместе с ней постепенно съеживался и коридор. Вот вход в него сравнялся размером с экраном телевизора, потом — с альбомным листом, спичечным коробком и, наконец, совсем исчез.

Львица пропала, так и не объяснив, что нужно делать. Смерч, фонтан, облачная крыса? Какая-то дурацкая загадка! Все вокруг превратится в развалины, пока единственный осведомленный о катастрофе человек будет безуспешно ломать голову над посланием женщины-львицы. Лучше бы уж совсем ничего не показывала!

Женя глубоко вздохнула и разрешила себе посмотреть по сторонам. Город снова был прежним. Дома перемигивались разноцветными окнами и дразнили любителей подглядывать за чужой жизнью театром теней на задернутых шторах. Улицы сияли вереницами огней и привычно шумели поздними автомобилями. Женя испытала прилив облегчения. Как после ночного кошмара, когда открываешь глаза и понимаешь: ничего не было. Ни кровожадных чудовищ, ни двойки по математике, ни прогулки голышом по коридорам школы. Ни крыс, ни разрухи, ни упавшей на асфальт девушки с надкушенным яблоком.

Тима тоже не было. Стена, возле которой она его оставила, встретила Женьку глубокомысленной надписью «Леха — лох». Выходило, в этих местах ступала нога не только детей Лунной кошки. Сложно было представить, чтобы кто-то из людей крыш решился украсить Дорогу Сохмет столь содержательными посланиями вселенной.

— Тим, ты где? — Женька поймала себя на лихорадочном поиске брошенного костюма. Глупый страх, что ее друг может растаять, как сосулька, крепко засел в голове.

— В темноте. — Голос шел сверху и принадлежал вполне материальному существу, сохранившему плоть и кровь. Тим сидел на крыше чердачной постройки, беспечно болтая ногами. — Идем дальше?

— Ты уже в норме?

— В норме и в форме! — Он легко приземлился рядом с Женькой. — Я что-то пропустил? Да?

— Совсем чуть-чуть. Но я готова рассказать все в лицах. Давай только закончим эту милую прогулку. Угу?

— Угу! Кто последний добежит до Башни, тот лопух! — Эти слова донеслись до Женьки уже издалека. Тим как раз собирался перемахнуть на соседнюю крышу.

— Вот жук! — возмутилась Женька и побежала за ним.

Позволь Хрысь рассказать грибам то, что они хотели, возможно, совесть мучила бы его не так сильно. Но кто из подземных жителей в здравом уме станет слушать этих болтунов? Они вечно лезут со своими советами, вмешиваются в чужие разговоры и осыпают обидными шуточками. Поэтому старик так и не узнал, что Чухоня ждала куда более странная судьба, чем была ему предназначена руководством фратрии.

Он очнулся разом и тут же почувствовал поблизости чужое присутствие. Чухонь осторожно сел и пошарил руками вокруг себя. Под ним лежала груда сухого тряпья. В просторной пещере было, на удивление, тепло и совсем не ощущалось сквозняка. Воздух в ней наполнял резкий, хорошо знакомый несчастному Чухоню запах. Так пахло в каменном колодце, куда столкнул его противный Горбун.

Так пахли крысы.

В углу пещеры зашевелилась гигантская туша, и полыхнули красные огни. Чухонь попытался отползти подальше от страшного хозяина жилища, но почти сразу уткнулся спиной в холодную стену. Тогда он встал на четвереньки, оттолкнулся от тряпья и рванул к дыре, служившей дверью. Толстый, точно бревно, белесый хвост опустился перед ним на землю, сбил с ног и заставил отлететь назад. Выход из пещеры заслонила огромная крыса.

Длиной она была метра три, не меньше. Красные круглые глаза на седеющей морде смотрели на Чухоня без выражения. Словно и не видели маленького задохлика, сжавшегося комочком в углу пещеры. Розовый нос недовольно шевелился. Она приблизилась к своему пленнику, и тот вздрогнул от прикосновения жестких усов.

Сейчас сожрет, решил Чухонь и приготовился встретить смерть если не с достоинством, то хотя бы не обмочив штаны. Но вместо длинных зубов ему на голову опустилось что-то тяжелое, сползло на плечо и шлепнулось в груду тряпья.

Чухонь приоткрыл один глаз.

Перед ним лежала консервная банка. «Детское питание, — прочитал он. — Говядина со сливками». Наверное, крыса решила его откормить перед тем, как слопать. Но он ей, конечно, такого удовольствия не доставит. Пусть ест костлявого!

Из-под оранжевых зубов крысы выпали еще две баночки. Одна с яблочным пюре, другая — с протертой морковью и манкой. Затем она покопалась короткими передними лапами в тряпье и вытащила пыльную пластиковую бутылку, в которой булькала вода. Мохнатое чудовище еще раз взглянуло на Чухоня и убралось в дальнюю часть пещеры.

Он перевел дыхание. Всё, приплыли — из одного плена в другой. Кто бы мог подумать, что все эти сказки про гигантскую крысу окажутся самой настоящей правдой! Вот она, зверюга, выведенная в тайной лаборатории, подергивает седой шерстью на спине. И надо было именно Чухоню с ней встретиться.

Незнакомое чувство шевельнулось в груди. Он не сразу понял, что это тяжелая, как воды Белого озера, и огромная, словно арена для шерстоканьих боев, ненависть. Ненависть ко всем, по чьей вине он тут оказался. К жестокому Сиплому, садисту Кайзеру и обезумевшему от своей власти Глухому. Никогда в жизни маленький задохлик не испытывал ничего подобного. Издевки Гоблина порой доводили до слез, но это были слезы слабака, забитого и всеми презираемого. Ненависть же — роскошь сильных.

— Я вас всех разорву! Убью! — зашептал Чухонь, сжимая кулаки. Он еще раз глянул на возившуюся поодаль крысу, взял одну из принесенных ей баночек и потянул за жестяное кольцо.

ГЛАВА 9

Возведение «свечки» полтора десятка лет назад замерло на самой уродливой стадии строительства. Был готов скелет здания, который со дня на день собирались обтянуть шкурой веселенького фасада, и тут генеральный директор и владелец домостроительного комбината скончался от сердечного приступа.

Для его компании наступили смутные времена. Стаи родственников и партнеров развернули войну за право отхватить свою часть обезглавленного бизнеса. Все стройки компании на несколько месяцев оказались заморожены — наследники бились в судах не на жизнь, а на кошелек. Как известно, это делает противников в своем желании победить удивительно упрямыми.

Постепенно, не без давления будущих жильцов, успевших купить в недостроенных домах квартиры, конфликт разрешился. На стройках снова загудели подъемные краны и забегали гастарбайтеры из Ближней Азии. Только голая «свечка» так и осталась стоять серо-коричневым скелетом. К тому моменту люди крыш уже знали, что ее появление, замкнув цепочку домов, создало идеальное место для посвящений.

Никто из наследников строительного магната не заметил, как во время судебной неразберихи она перешла в собственность малоизвестной фирмы. Через год, когда новый владелец компании попытался оспорить загадочную сделку, выяснилось, что все бумаги оформлены с маниакальной тщательностью. Его попытка использовать свои связи в администрации города привела только к одному — ему аккуратно намекнули: за невзрачной вывеской стоят очень серьезные люди. Такие серьезные, что все, кто пытались на них давить, надолго теряли чувство юмора. А также большую часть своего бизнеса.

В конце концов, о высотке предпочли забыть. Сначала ее перестали замечать чиновники, а потом и остальные жители города. Стоит и стоит. А что страшная, так мало ли у нас уродливых построек? Одной больше, одной меньше…

Примерно так звучала история Башни Самоубийц, рассказанная Тимом до начала посвящения. Глядя на обнаженную решетку облезлых перекрытий, Женя вдруг подумала, что кошки могли бы придать высотке более приличный вид. Хотя бы из уважения к львиноголовой богине. Впрочем, что она знает о ее вкусах!

Башня оказалась, на удивление, шумной особой. Она хлопала на ветру кусками полуистлевшего утеплителя, постанывала металлическими конструкциями и гудела ржавыми лестницами. А вот призывов прыгнуть вниз, обещанных Тимом, Женя, сколько ни пыталась, различить не смогла.

— Наверное, в тебе нет потенциального самоубийцы! — через плечо объяснил Тим, шагая по деревянному мосту. Он соединял широкими качелями двадцать шестой дом Дороги Сохмет и седьмой этаж Башни.

— Чего? — Женя даже остановилась от такого заявления.

— В каждом человеке дремлет самоубийца. Ждет, когда его хозяин попадет в безвыходную ситуацию, чтобы предложить ему выбор: повеситься на люстре, прыгнуть с крыши вниз головой, выпить пузырек таблеток или пустить пулю в лоб.

— И в тебе тоже?

— В каждом, — твердо ответил Тим и перескочил на бетонный пол, покрытый слоем каменной крошки и обрывками картона. — Именно с этим внутренним паразитом и общаются Шептуны — бормочут ему в ухо всякие гадости.

— Ты это сам придумал?

Женя и впрямь не считала, что в ней есть тяга к самоуничтожению. Даже в детстве после отчаянных ссор с мамой она не позволяла себе упоительных мыслей: «Вот умру, пусть потом локти кусает». А это с их мечтами красиво вскрыть вены в ванной вызывало лишь холодное недоумение. Это же так противно!

Противно и глупо!

Из-за своего убеждения Женя в прошлом году окончательно разругалась с единственной подругой — Ленкой Смирновой. Надо сказать, они дружили не потому, что им было интересно вместе, а потому, что больше было не с кем. Все их отношения сводились к совместной дороге из школы. Двадцать минут пешком каждый день.

В тот раз Ленка, как всегда, пересказывала последний прочитанный ею роман, а Женя покорно слушала.

— …и Эмилия покончила с собой. Выпила две упаковки снотворного в беседке среди роз. Представляешь, за ее гробом потом шли все мужчины города! — Ленкины щеки горели, а в маленьких круглых глазках светился восторг. — Вот бы и мне так!

— Что? Покончить с собой? — не поверила своим ушам Женя.

— Да! И умереть молодой. Лежать среди цветов в красивом платье из голубого шелка, и на шее чтоб бриллиантовое колье. Ну конечно, еще мейк-ап, прическа, маникюр и все такое. А вокруг толпа безутешных поклонников.

Женя удивленно уставилась на подругу и сказала то, что свело на нет их и без того ненадежную дружбу.

— Только в туалет сначала сходи.

— Зачем?

— Разве ты не знаешь? Когда человек умирает, у него мышцы расслабляются, и все, что они держали, выливается наружу. Будешь ты лежать такая красивая с бриллиантами на шее и в луже мочи! Романтика да и только! А твои поклонники поплачут, поплачут, а потом снова начнут признаваться в любви и дарить цветы. Только не тебе, а другим, живым девушкам…

— Осторожно! Здесь пола нет! — прервал Тимофей Женькины воспоминания.

Внутри Башня представляла собой паутину из железных балок. Если поднять голову, сквозь нее можно было разглядеть бирюзовое небо, подсвеченное предчувствием рассвета. Строго говоря, пол на этажах Башни был, но лишь по краям. Там, где поднимались вверх гулкие лестницы.

— Ты не ответил на мой вопрос, — напомнила Женя, взбираясь следом за Тимом на крышу высотки. — Откуда у тебя идея о внутреннем самоубийце? Ты что, хотел покончить с собой?

Он резко обернулся, и их лица оказались на расстоянии заточенного карандаша друг от друга. Женька почувствовала его дыхание на своей щеке.

— Хотел, но передумал, — шепотом ответил он. — Я вдруг понял, что самоубийство будет последним поступком в моей жизни. Ничего больше я уже сделать не смогу. Допустим, испугался ты драки, подставил друга, обманул девушку, короче, оказался полной свиньей — всегда есть шанс искупить свою вину. Подвиг, например, совершить. Или ошибки исправить. А шагая с балкона или вскрывая вены, ты ведешь себя, как трус. Трус, который уже никогда не сможет загладить свою трусость.

Женькино сердце отчаянно заколотилось в груди — она почувствовала, еще немного, и Тим расскажет свою историю. Ей вдруг стало очевидно, что у его ершистости есть серьезная причина. И дело тут не в переходном возрасте. Вернее, не только в нем.

Но узнать она так ничего и не успела. Тим уставился на что-то у нее за спиной и в следующую секунду толкнул Женьку к стене, а сам замер в боевой стойке, отгородив свою спутницу от невидимой опасности. В серой темноте вспыхнул красный огонек, и она почувствовала, как ноги от страха превращаются в неповоротливые бревна.

— Эй, ты кто? — Тим изо всех сил старался, чтобы его вопрос прозвучал грозно.

— Боров в пальто! — ответил знакомый голос.

Бесформенное пятно под лестницей зашевелилось, и на свет вышел Федор. За ним неуклюже ковылял Боров. Без пальто, но с красным фонариком на ошейнике.

— Ты чего здесь делаешь? — сердито зашипел Тим.

— Вас жду. Все на крыше давно, а я решил спуститься, чтобы раньше других Женю встретить, — радостно затарахтел мальчишка. — Они не верили, что ты дойдешь, а я верил…

— Лучше скажи честно, что от Шепота прячешься! — насмешливо бросил Тим. — Он же тебе не разрешал сюда идти.

— Не знаешь — не говори! — Федя пристегнул поводок к ошейнику Борова и выпрямился, упрямо глядя на Тимофея.

— Ладно, Тим, — вмешалась Женя. — Он все равно уже здесь. Заодно подтвердит, что ты с ним был, а не со мной по крышам бегал. Подтвердишь?

— А как же! Я даже всем расскажу, что это Тим меня уговорил сюда идти!

— Убью! — Тим показал хитрецу грязный кулак.

— Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе еще пригожусь! — дурашливо пропел Федор, складывая руки шалашиком.

Боров зарычал. Сердито и испуганно. По его спине прошла волна, приподнимая жировые складки. В сплетении балок возникла темная фигура. Такая же шевельнулась в ближайшем оконном проеме. Еще одна отделилась от лестницы, перекрыв путь наверх.

Пережитое минуту назад облегчение от встречи с Федором не дало Жене сразу поверить в опасность. Однако угрюмое молчание пришельцев не оставляло сомнений — они не собираются поздравлять ее с успешным посвящением. У них явно другие планы.

Один из безмолвных силуэтов шагнул на дорожку тусклого света, и Женя увидела, что его лицо обтянуто, словно второй кожей, черной тканью. У жуткой маски не было прорезей для глаз, от этого пришелец казался слепым. Но Женька чувствовала: нежданный гость видит ее не хуже, чем она его. Если не лучше.

Одежда чужаков напоминала панцирь из застывшей лавы. Она словно сковывала их движения, придавая им обманчивую неповоротливость. У Жени возникло ощущение, что их окружили черные дыры в форме человеческих фигур. Массивных и неторопливых, точно танки на поле боя. На груди пришельцев параллельными мазками белели две полоски. Копия татуировки Гоблина — рваный след крысиных зубов.

— Орги, — выдохнул Тим, снова принимая боевую стойку. Только на этот раз в каждом его движении сквозила обреченность. Словно еще до начала сражения он приготовился к смерти.

— Личная охрана Глухого, — прошептал Федор, отступая вместе с Боровом к краю бетонной плиты. — Элитный отряд. Мы трупы.

Сразу после его слов по пыльным переходам поползло низкое гудение. Оно напоминало монотонное мычание класса, объявившего бойкот учителям. Вот только, в отличие от детских проказ, этот звук опутывал невидимой сетью руки и ноги, лишал сил и вызывал желание прилечь. Прямо на холодные плиты.

— Сосуны проклятые! — выкрикнул Тим, закрывая уши. — Не слушайте их. Это они из нас энергию тянут. Хотят без боя взять!

Прижатые к ушам ладони ничуть не мешали гудению. Оно просачивалось сквозь них, как запах гари через закрытые окна и двери. Орги медленно приближались. Они не спешили — мерно покачивались, ожидая, пока их жертвы станут совсем беспомощными.

Страха не было. Женька столько раз пугалась за последние два дня, что сейчас она не почувствовала ничего, кроме усталости и глухой тоски. Зачем сопротивляться? Их все равно слишком много. За каждой стеной, за каждой балкой в темноте шевелились бойцы личной охраны главы людей нор. Кажется, так их называл Шепот.

Из оцепенения Женьку вырвала острая боль в груди. Подарок целителя внезапно стал горячее закипающего чайника. Она торопливо засунула руку за пазуху и, обжигая пальцы, извлекла металлическую капсулу. На ее поверхности огненной чертой горела линия надлома. Вот оно — обещанное Шепотом «туго». Наступило.

Стараясь не думать, что произойдет дальше, Женя одним движением сломала капсулу. Это оказалось совсем легко. Точно в ее руках был не кусок металла, а маковая соломка. В воздухе немедленно разлился сладкий запах ванили, и Жене почудилось, что они с Тимом, Федором и Боровом стоят внутри огромного мыльного пузыря.

Видение продолжалось всего пару секунд, а потом радужная оболочка взорвалась миллионом светящихся лоскутьев…

Прикончив все съестное, принесенное крысой, Чухонь отхлебнул воды из бутылки и задумался. О себе он думал не часто. Разве только, когда мечтал стать великим чесальщиком или собирался выставлять на Чемпионат своего шерстокана. Мысли эти обычно были короткие и по делу, а искать смысл жизни или свое место в замысле мудрой Крысоматери ему пока не доводилось.

Чухонь всегда хорошо представлял, что ждет его впереди. Жизнь напоминала ему утоптанный тоннель — идешь, никуда не сворачиваешь, никаких сюрпризов не ждешь, но сейчас, сидя на груде лохмотьев, он внезапно понял: все изменилось. Жизнь превратилась в блуждающий коридор. Блудняк.

Блудняков в подземном городе водилось немало. Они то появлялись, то исчезали в самых непредсказуемых местах. Вроде еще вчера к Белому озеру вела одна дорога, а сегодня — уже две. Только та, вторая, совсем узкая, извилистая, из стен железные прутья торчат, под ногами хлюпает, а в воздухе висит запах серы — первый признак блудняка. Войдешь в него и сам не знаешь, где окажешься. Может, у Белого озера, а может, у братьев-румын в их Обитариуме.

Обитариумом назывался подземный город в Трансильвании, где главы фратрий в глубоких соляных пещерах собирались на Большой Совет. Давным-давно, как рассказывал дядька Хрысь, румынам подчинялся и Глухой, но лет десять назад он объявил себя Старшим Сыном Крысоматери и провозгласил свою фратрию независимым государством. Тогда-то в каждой норе и появились томики Армагидариума, а братья зашептались о грядущих переменах.

От воспоминания о Глухом Чухонь скрипнул зубами. Звук вышел громким. Даже крыса на мгновение прекратила возню и настороженно шевельнула ухом. Чухонь почувствовал, как в нем снова закипает ярость. Да, его жизнь превратилась в блуждающий коридор — под ногами глинистая каша, за шиворот капает вода и впереди полная неизвестность. Зато теперь он точно знает, куда ему нужно прийти!

У Чухони впервые появилась цель.

Не туманная мечта стать чесальщиком и выставить шерстокана на бои, а цель, которая будет достигнута во что бы то ни стало. Он должен отомстить Глухому. Он обязан сделать так, чтобы никто из братьев больше никогда не стал угощением для крыс.

Никто и никогда!

Чухонь покатал на языке эти два слова и до боли в костяшках сжал кулаки. Плевать, что он слабак, задохлик, хлюпик! Какими еще прозвищами награждал его Сиплый, когда тащил к крысиному жилью? Не важно! Скоро они узнают этого слабака! Все узнают!

Свернувшись калачиком в углу, Чухонь сам не заметил, как задремал. А когда проснулся, почувствовал, что задыхается от набившейся в нос шерсти. Он лежал, уткнувшись лицом в горячее мохнатое брюхо хозяйки пещеры. Крыса, словно ребенка, согревала Чухоня своим телом и тихонько урчала. Пела колыбельную. Чухонь попытался вырваться из душных объятий, но тут же получил легкий шлепок лапой. Тогда он поворочался, устраиваясь поудобнее, и снова уснул.

Ему снилось Белое озеро.

Пахло молодой травой и выхлопными газами. Эти два запаха существовали отдельно друг от друга, почти не смешиваясь. Женя глубоко вздохнула, наполнив легкие странным коктейлем, и посмотрела по сторонам.

Перед ней лежал огромный луг, покрытый по-весеннему яркой травой. Через него к спящей в утреннем тумане реке желтым пунктиром вела тропинка. В это время года по берегам водоемов распускались мелкие желтые цветочки. Они любили такие узкие тропинки, поэтому в конце мая все луговые дорожки начинали мерцать в траве россыпью лимонных звездочек.

— Мы умерли? — Рядом на зеленом склоне сидел Федор, обняв за шею бульдога. Выражение собачьей морды нельзя было назвать иначе, как «крайней степенью потрясения». Внезапное перемещение из пыльной Башни на цветущий луг нанесло серьезный удар по представлению пса об устройстве мира.

— Не знаю, что люди видят после смерти, но точно не автомобильные трассы.

Голос Тима доносился сверху. Он стоял парой метров выше и изучал окрестности. С его места открывался вид на серое полотно двухполосной трассы. Несмотря на ранний час, машин уже было порядком. Мимо, обгоняя неторопливые фуры, летел поток юрких легковушек. Начинался сезон отпусков — люди ехали на юг.

— Мы на «М4», — сообщил он, когда Женя встала рядом. — В пятидесяти километрах от города. Неплохо нас зашвырнуло.

— Я переломила капсулу.

— Догадался.

— Что с нами случилось?

— Подозреваю, ты активировала «Радужное лассо». Заклинание людей ветра.

— Заклинание? Хочешь сказать, люди ветра владеют магией? — Женька почувствовала, что ее представление о мире тоже получило хороший удар под дых. Пусть не первый за последнее время, зато весьма увесистый. Если способности кошек еще как-то укладывались в Женькиной голове, то магические заклинания казались совсем уж фантастикой. — Как в сказках?

— А ты думала, кто эти сказки сочиняет? Знаешь, сколько среди крыланов писателей? Они-то в основном и кропают серии фэнтези по сто двадцать пять томов. «Великий маг Андрагон призвал демонов воздуха, и те обрушили всю мощь своей злобы на войска Темного Властелина». Или «Прекрасная фея Эльвира роняла хрустальные слезы на изумрудную траву, вспоминая о своем женихе — златовласом короле эльфов…». — Тим томно закатил глаза, изображая фею Эльвиру. — А если серьезно — да. Люди ветра владеют магией. Кстати, люди воды — тоже. Мы называем тех и других стихийными расами. Они нас — звериными. В рукопашном бою стихийники не сильнее обычных людей, зато знают такие заклинания, что лучше с ними не связываться.

— Постой, но почему все-таки сработало… это, как его… «Радужное лассо»? Оно было спрятано в капсуле?

— Понятия не имею. Я никогда не слышал, чтобы заклинания засовывали в предметы. В сказках читал. У тех же крыланов. Старые башмаки, которые активируют порталы, кольца, извергающие огонь… Но на деле это невозможно.

— Почему?

— Сама подумай. Вот умеешь ты прыгать с крыши на крышу. Как можно это умение спрятать в какую-то железку?

— Но ведь кто-то же спрятал!

— Але, народ! — прервал их Федор. — Боров, между прочим, есть хочет.

Бульдог поддержал его протяжным вздохом.

— Ладно. Пора нашим звонить, чтобы ехали сюда. — Тим полез в карман за телефоном.

— Подожди! Ты хочешь вернуться в город? — Женя поймала его за руку.

— Ну да. У тебя есть другие предложения?

— Есть. Я собираюсь отправиться к людям ветра. Мне нужно пройти следующее посвящение.

— Прямо сейчас? Зачем? У нас и денег-то нет, чтобы до Абхазии доехать.

— Они что, в Абхазии живут?

— Ага. У них там штаб-квартира в каком-то заброшенном санатории. А что? Безлюдно, ветрено, красота!

— Сколько туда добираться?

— На машине — часов пятнадцать. Если без остановок.

— То есть ночью уже можно быть там?

— Жень, ты с ума сошла? — Тим впервые назвал ее по имени. — У нас нет машины!

— Ты знаешь такое слово «автостоп»? Будем ловить мотор. Вернее, я буду ловить, а вы с Федором и Боровом вернетесь домой. — Женька решительно зашагала к реке по усыпанной цветами дорожке. Ей хотелось попить и умыться перед дорогой.

— Ага, как же! — Тим двинулся за ней, Федор с Боровом поплелись следом. — Кто тебя отпустит!

— А кто меня задержит? — Она подошла к травяному краю, зеленой шапкой нависавшему над тихой речкой. От нее поднимался туман, и Женя представила, что смотрит на гигантскую кружку дымящегося чаю. Правда, стоило погрузить руки в воду, как иллюзия тут же рассеялась — река оказалась жутко холодной.

— Ты в курсе, что Абхазия — это другая страна? — Тим сел рядом. — Чтобы перейти через границу, нужен паспорт. К тому же ты не совершеннолетняя, тебя без родителей не пустят.

— Там видно будет! — Она успела попить и теперь собиралась с духом, чтобы умыться. Женя уже почти, было, решилась окунуть лицо в ледяную воду, когда почувствовала на себе чей-то взгляд.

Все люди смотрят по-разному. Взгляд одних похож на легкое прикосновение ветра к волосам, других — на толчок в спину, на медленное давление воздуха, на игру солнечного зайчика, на удар хлыста. Взгляд, который ощутила Женя, был особенным. Он напоминал щекотку под ребрами или резкий сквозняк, забравшийся за шиворот.

Из глубины, сквозь почти неподвижную воду, ее разглядывали черные глаза маленькой девочки. Белое до голубизны лицо обрамляли колышущиеся змеи темных прядей, тонкие синие губы растягивались в жуткой улыбке. Она казалась воплощением всех детских страшилок и фильмов ужасов, где шла речь о затонувших кораблях или заброшенных психлечебницах.

Женька икнула и, не удержавшись на скользком берегу, спикировала в воду. Прямо в объятия маленькой утопленницы.

Она сразу почувствовала дно. Река возле берега оказалась совсем мелкой. Стоя на четвереньках, Женька едва касалась подбородком воды. Никакой девочки и в помине не было. Еще одно видение заняло свое место в череде странных отражений, явившихся ей в последние дни. Сначала была кошачья морда в зеркале ванной, потом — гигантская птица в гардеробной Башни кошек, и вот теперь — утопленница в водной глади.

— Ты чего? Для купания рановато! — Тим стоял на берегу и никак не мог решить, стоит ли лезть в холодную воду, чтобы спасать свою подругу, или она встанет сама.

Ни о каком путешествии в ближайшие часы теперь не могло быть и речи. Женина одежда почти полностью вымокла. Нетронутой осталась только спина, но сути проблемы это не меняло.

Тим к ситуации отнесся философски. Он стянул с себя верхнюю часть костюма и заставил Женю переодеться. Через пятнадцать минут она сидела возле разведенного им костра в просторной мастерке и смешной юбке из молодых лопухов. Рядом, прижавшись друг к другу, дремали Федор и бульдог. Черный костюм сушился над огнем, покачиваясь на гибкой ветке плакучей ивы.

— Ну и чего ты вдруг полезла в воду? — наконец спросил Тим, складывая наломанные сучья аккуратной горкой рядом с костром.

— Испугалась.

— Кого? Лягушек?

Женя смерила взглядом его жилистую фигуру. Он казался сделанным из узлов и канатов — худой, легкий и сильный, словно цирковой гимнаст.

В конце концов, почему бы не рассказать ему о своих видениях? И Женя рассказала. Все. Начиная с огромного зверя в ванной.

— Обычно люди крыш видят Лунную кошку, когда у них открываются способности, — задумчиво объяснил Тим. — Это знак, что пора проходить посвящение. С тобой так и вышло — кошка в зеркале появилась за несколько часов до того, как ты упала с крыши. На следующее утро тебя навестила птица. Скорее всего, грифон Светлый Фарагот — тотем крыланов. Тем же вечером воздушный хлыст сильно подпортил здоровье крысюку. А сейчас, похоже, ты увидела Маленькую А-но — божество людей глубины.

— Значит, во мне просыпаются их способности?

— Думаю, да.

— Тогда зачем мне проходить посвящения у остальных рас?

— Ну, способности — это еще не всё. Можно от природы уметь рисовать или петь, но, если хочешь быть настоящим профи, нужно учиться. Иначе голос в нужный момент сорвется, а нарисованные тобой кони начнут сильно смахивать на ослов. Угроза жизни пробуждает талант. То есть, падая с крыши или сражаясь с бандитами, ты проходишь инициацию, а посвящение его закрепляет. Делает надежным, как молоток. По крайней мере, так происходит у нас, кошек. Возможно, полиморфы устроены иначе. Не знаю. — Он сел рядом с Женей на корточки и бросил в огонь сучковатую палку. — Жалко, конечно, что с водой ты пока не дружишь. Говорят, люди глубины умеют рыбу приманивать. Мы бы ее на костре пожарили.

Женька честно попробовала позвать речных рыбин. Она представила себе их темные спины и выпуклые глаза, вообразила легкую сеть из лески и мысленно потянула ее к берегу…

Ничего не вышло.

Возле травяной кромки суетилась мелкая рыбешка, которая и не думала даваться в руки голодным путникам. Тим попытался ловить ее футболкой, но добился только того, что на ивовой ветке стало одной мокрой тряпкой больше.

— Что у нас на завтрак? — Федор сонно потер щеку с отпечатавшимся на ней колоском травы.

— Дорога в Башню! — прорычал Тим. Он был страшно зол на себя из-за неудачи с рыбой.

— Ну, тогда мы с Боровом того… погуляем.

Сказал и исчез вместе с бульдогом в облаке цветущей черемухи.

— Я не пойду в Башню, — тихо вымолвила Женя.

— Тебе не кажется, что это смахивает на предательство? Ты бросаешь кошек.

Женя задумалась. Ей очень нравилось у людей крыш. С ними она впервые почувствовала себя частью чего-то большего, чем их с мамой крошечная семья. Даже дурацкий принцип не вмешиваться в жизнь обычных людей теперь не казался таким уж неправильным. Конечно, ей хотелось остаться: просыпаться каждое утро под крышей небоскреба в своей чудесной комнате, исследовать ночи напролет городские Дороги и рисовать скетчи на недоступных другим райтерам стенах. Этот мир подходил ей, словно сшитое в дорогом ателье платье. Вот только голос, настойчивый голос в голове толкал идти дальше. Похоже, она разгадала ребус Сохмет. Смерч, фонтан и облачная крыша — это приказ пройти посвящение у четырех рас.

Вот он ее путь. Ее предназначение.

— Я еще вернусь. — Женя уставилась на догорающий костер. — Потом.

Тим молча достал мобильник и включил его. Телефон пришлось усыпить на Дороге Сохмет, чтобы никто из фратрии кошек не догадался об участии Тима в посвящении. Все это время черный жук дремал в кобуре на поясе.

— Алло, Марта. С нами все в порядке. Мы на М4, в полусотне километров от Северного моста.

— За вами приехать? — Женя без труда разобрала слова главы Совета. В ее голосе послышалось облегчение. Искреннее или хорошо сыгранное.

— Нет. Женя прошла Дорогу Сохмет и теперь едет к людям ветра. — Тим хмуро посмотрел на свою подругу через завесу теплого воздуха. — Я с ней.

— Хорошо. Я свяжусь с ее мамой и позабочусь о школе. Пусть не волнуется. — Ни расспросов, ни упреков — настоящая кошка. — Береги ее. Легкой дороги вам. Обоим.

— Спасибо.

Едва Тим нажал на отбой, как кусты зашевелились, и к костру вышел Боров, неся в зубах большую кость с ошметками подвявшего мяса. Его плоская морда была преисполнена такого достоинства, что Женя внезапно почувствовала себя на приеме у английского посла. Или даже английской королевы. Было что-то в бульдоге от царственных особ. Возможно, многозначительный взгляд из-под широкого лба. Или породистая челюсть, как у монархов на старинных монетах.

— Налетайте! Я тут кое-чего принес! — А вот Федор больше всего напоминал котенка, впервые поймавшего мышь и теперь прямо-таки светившегося от гордости.

На примятую траву опустился пакет с зеленой надписью «ООО «Автогроб»». Женя, опасливо косясь на название, потянула за шуршащую ручку и вдохнула аппетитный запах. Шашлык! На дне пакета прикрытые пучком зелени и горячим лавашом истекал соком только что пожаренный шашлык.

— Откуда такое счастье? — растерянно спросила она.

— Написано же — из ООО «Автогроб»! — небрежно бросил ученик Шепота, вынимая пластиковую тарелку с горкой дымящегося мяса.

— Засовывай обратно! — процедил Тим.

— Ну почему?

— Потому что мы не будем ничего красть.

— Но я не крал!

— Федь, я же знаю, как ты к Шепоту попал. Пойми, мы — кошки, люди крыш. Мы не имеем права воровать. Даже еду. — От спокойного тона Тимофея Жене совсем расхотелось есть.

— Я ничего не воровал!

— А что? Купил?

— Нет! Заработал! Там на дороге кафе есть. Возле него мужик шашлык жарил. Похмельем мучился. Я с ним поспорил на три шампура, что вылечу его. И вылечил!

— Тим, вдруг это правда? — осторожно вставила Женя.

— А Боров, наверное, его от депрессии спас. Вон, какой мосол отхватил.

Пес укоризненно посмотрел на Тима и повернулся к нему упитанным задом.

— Кость Борову тетенька из кафе дала — он животом жалобно урчал. Понял?

— Ты как хочешь, а я начинаю есть, — твердо заключила Женя. — Лучше мы на обратном пути в кафе денег завезем, чем сейчас останемся голодными.

Мясо было жестковатым и слегка пригоревшим, но фантастически вкусным. Женя медленно жевала каждый кусочек и вспоминала все шашлыки, которые ей приходилось когда-нибудь пробовать. Их было совсем ничего. Один — слишком жирный — на корпоративном пикнике маминого журнала и еще парочка — из неизвестных науке зверей — во время Дня города в летнем кафе. Сравнивать эти кулинарные недоразумения с ароматными кусочками, добытыми учеником Шепота, было все равно, что выяснять, кто лучше знает химию с математикой — школьная училка или мадам Кюри.

Испортить Жене удовольствие не могло даже сердитое ворчание Тима и обиженные всхлипы Федора. Они жевали мясо, не глядя друг на друга. Наконец на пластиковой тарелке в лужице розового сока остался последний кусочек, который тут же исчез в бездонной утробе Борова.

— А на чем мы поедем? — поинтересовался Федор.

— Ты с Боровом — на рейсовом автобусе. Домой! — ответил Тим, собирая оставшийся мусор в пакет.

— Но я хочу с вами!

— А я хочу на финальный матч ЕВРО-12! Что с того?

— Возьмите меня! — Федор умоляюще смотрел то на Тима, то на Женю. — Пожалуйста! Я лечить умею. От головной боли, от насморка, от запоров! Честно-честно!

— С запорами как-нибудь без тебя справимся! И потом, куда мы собаку денем? Боров же лопает, как футбольная команда с тренером в придачу!

— Я его сам кормить буду!

— Нет! Мы еще за шашлыки не расплатились!

Женя поняла, что пора вмешаться.

— Нам и вправду может понадобиться свой целитель. Кто знает, что нас ждет? Лучше держаться вместе.

Ей отчего-то нравилась идея путешествовать вчетвером. Она и сама толком не понимала почему. Нравилась и все.

— Я еще лягушек умею на костре жарить. Знаете, как вкусно получается? — с надеждой добавил Федор.

— Ладно. Сохмет с тобой! — махнул рукой Тим и швырнул в костер мешок с мусором. Погасший, было, огонь заурчал и выбросил несколько языков пламени, превратив полиэтилен в бурый комочек, похожий на лягушачью шкурку.

— Ура! — заорал Федор, схватил Борова за передние лапы и закружился с ним в танце маленьких медвежат.

— Мы об этом еще пожалеем.

— С чего ты взял? — спросила Женя.

— Его Шепот в прошлом году на вокзале подобрал. Он там с бандой карманников кошельки воровал. У меня нож раскладной стянул. Еле-еле вернуть заставил.

— Ты знаешь, что такое «презумпция невиновности»? Прошлое — еще не повод обвинять его во всех преступлениях, — уверенно сказала Женя. — Чем чаще будешь называть человека бандитом, тем быстрее он им станет. По себе знаю.

Было почти девять, и солнце сияло над горизонтом новенькой десятирублевой монетой. Одежда людей крыш, сшитая из легкого эластичного материала, успела высохнуть. Только ботинки остались чуть влажными. Пока мужская часть маленького отряда тушила огонь, Женя, прячась за кустами, натянула пропахший дымом костюм. Спустя пять минут компания двинулась в сторону ревущей трассы.

Тим шагал вдоль обочины первым, за ним семенил Федор с бульдогом, следом брела Женя. Решено было пройти немного на юг, до прямого участка дороги, и там уже ловить попутку. За зарослями пыльных кустов друзьям открылся ряд крошечных кафе с выставленными на улицу мангалами. На одном из дощатых домиков Женя заметила облезлое название «Кафе ООО «Автогроб»». Возле него лениво курил коренастый мужчина. Увидев Федора, он радостно помахал ему волосатой ручищей.

— Как шашлык?

— Супер! — крикнул Федор в ответ, победно глядя на обескураженного Тима.

ГЛАВА 10

Собачка на панели мини-вэна кокетливо покачивала головой. Боров внимательно следил за ней, развалившись на двух передних сиденьях. Галантно шевелил обрубком хвоста и приветливо улыбался. Но красотка делала вид, что не понимает его намеков, и продолжала глупо кивать в такт движения автомобиля.

— Заскакиваем мы, значит, в машину и стартуем. «Мерс» за нами. Я по газам, он тоже скорость прибавляет. Поравнялся со мной. Со стороны пассажира стекло опускается, высовывается чернявая рожа и орет: «Дэвушэк оставь и езжай! Ты нам не нужен!»

Водитель мини-вэна — мужчина лет сорока с лицом румяного младенца — уже час рассказывал юным попутчикам истории из своей богатой биографии. Почти десять лет он возил артистов из города в город на концерты, показы мод и шумные вечеринки. Здоровался за ручку с доброй половиной телевизионных личностей и хранил в бардачке стопку их фотографий с автографами. Сейчас он спешил в Сочи. Там заканчивала работу на съемках рекламного ролика компания фотомоделей. Их менеджер посчитал, что будет дешевле вызвать знакомого водителя, чем оплачивать билеты на самолет. О существовании поездов чудак, видимо, не догадывался.

Друзьям повезло. Мини-вэн остановился перед ними почти сразу после того, как Женя подняла руку. Наверное, подростки с собакой не внушали опасений. А униформа людей крыш дала возможность соврать, что они едут в спортивный лагерь. Мол, отстали от поезда и теперь пытаются успеть к началу смены.

Впрочем, водитель ни о чем их особо не расспрашивал. Гораздо больше ему нравилось говорить самому.

— И что дальше? — Тим, несмотря на усталость, увлекся рассказом о путешествии по Абхазии с тремя актрисами, торопившимися в местечко под названием Новый Афон на съемки какого-то сериала. Он сидел за спиной словоохотливого водителя, положив подбородок на спинку кожаного кресла.

— Что дальше? — Вдохновленный интересом слушателей, рассказчик отхлебнул молока из пластиковой бутылки и продолжил: — Девицы орут: «Не останавливайся, Павел Иванович, мы все для тебя сделаем». Я давлю на газ, джигиты на черном «мерседесе» норовят меня подрезать, и тут из-за поворота выскакивают абхазские гаишники. Тормозят и нас, и их. Начинают разбираться. В чем дело? Почему гнали? Как только поняли, что к чему, гаишник, который постарше, вытащил из «мерса» всех парней и построил вдоль дороги. Говорит: «Я с отцом каждого из вас воевал! Кровь проливал! А вы тут безобразничаете! Русских девушек пугаете! Снимайте штаны — буду вас воспитывать!» А сам стаскивает ремень. Бить, значит, собирается.

— Неужели сняли? — недоверчиво спросила Женя, живо представив забавную картину. Она устроилась на раскладных сиденьях в глубине прохладного салона. Рядом посапывал Федор, натянув на голову водительскую куртку. Похоже, скитания по вокзалам научили его засыпать при каждом удобном случае.

— А как же! Сняли, как миленькие. Дикая страна — простые нравы.

Женя провела ревизию своих знаний об Абхазии и поняла, что похвастаться ей нечем. Кажется, эта страна раньше входила в состав СССР. Ее мама там отдыхала в юности. А еще вроде со словом «Абхазия» удивительным образом были связаны слова «Пицунда», «концерт органной музыки» и «обезьяний питомник». Всё. Хотя нет. Самое главное — там было море. При мысли о нем Женьку охватывал детский восторг, и она начинала улыбаться, глядя на несущиеся мимо поля.

Море, море, море! Большой зверь с пенными лапами. Перевернутое небо, упавшее на землю. Женя его никогда не видела. Единственный раз, когда у нее был шанс поехать в детский лагерь под Геленджиком, она заболела ангиной. Провалялась пол-лета в постели, читая про морские приключения и тайком плача от жалости к себе. И вот теперь ее мечта может сбыться.

— Только бы доехать! Только бы ничего не случилось! — зашептала Женька, сжав кулаки наудачу.

— Чего не случилось? — Она не заметила, как Тим оказался на соседнем сиденье. Водитель включил радио погромче и с неожиданной серьезностью принялся слушать утренний выпуск новостей.

— Ничего. — Ей не хотелось жаловаться на свое невезение. Ну не была на море и не была. Никого, кроме нее, это не касается.

— Эй, вы только послушайте, что творится! — Водитель невольно избавил Женю от объяснений, привлекая ее с Тимом внимание к словам радиодиктора.

«…В городские больницы поступило уже пять человек с похожими симптомами, — рассказывал он доверительным тоном. — Это удушье, резкий скачок внутричерепного давления и беспричинные приступы рвоты. Все больные помещены в карантин, очаг инфекции, как утверждают медики, на сегодня локализован. По одной из версий, распространителями неизвестной болезни стали крысы. Каждый из зараженных, так или иначе, контактировал с этими грызунами…»

— Что творится! — покачал головой Павел Иванович. — Только-только от свиного гриппа избавились, так на тебе — крысиный! Давайте теперь всю фауну перебирать. Кто там у нас остался? Зайцы, например. Заячий грипп. Или барсучий. Собачий опять же. Ежиный…

Куски головоломки в Жениной голове неожиданно сложились в одно-единственное слово: «Началось!» Вот от чего падали на асфальт люди в призрачном городе. Все дело в инфекции, передаваемой крысами. Совсем скоро улицы заполонят тучи грызунов. Правильно ли она делает, уезжая за тысячу километров от места катастрофы? Успеет ли вернуться? А если успеет, чем сможет помешать надвигающейся беде?

Додумать Женя не успела. Водитель резко сбросил скорость и сделал радио тише.

— Приехали, ёшки-макарошки! — расстроено сказал он. — На М4 объявлена операция «Перехват». Цель — перехватить денег до зарплаты.

Впереди, у обочины, стояли рядком три машины ДПС. Перед ними лениво расхаживали гаишники в салатовых жилетках. Мини-вэн замер, недотянув до них метров десять. Перед водительским окном немедленно материализовался поджарый милиционер.

— Капитан Кошкин. Документы, пожалуйста! — потребовал он голосом, который куда больше подошел бы профессиональному исполнителю блюзов, чем сотруднику правоохранительных органов.

Надо же, как фамилия влияет на человека — мяукает, словно кошка, подумала Женя и принялась разглядывать бледное лицо гаишника. Почувствовав интерес к своей персоне, он резко поднял короткие ресницы-иголочки и встретился с ней взглядом. Едва увидев желтые глаза с узкими прорезями зрачков, Женя поняла, кто перед ней стоит.

Капитан Кошкин был одним из людей крыш.

В пещере было пусто. Чухонь почувствовал это еще до того, как открыл глаза. Крыса ушла. Наверное, отправилась искать, чем бы поживиться. Это же с ума сойти, сколько нужно такой громадине, чтобы прокормить себя! Тут баночками с детским питанием не обойдешься.

От внезапной догадки Чухонь резко сел и начал испуганно озираться. Как же он сразу не сообразил? Прав был дядька Хрысь, в голове у него пусто, точно в заброшенном коридоре, — только ветер гуляет.

«Зачем я крысе?» — спросил Чухонь сам себя.

И тут же ответил: «Чтобы сожрать!»

Эта зверюга, небось, братьями питается! Чем же еще? Никакой другой живности под землей не водится. Только синегрибы да шерстоканы, но в них мяса нет. Выходит, кроме людей нор ей и съесть-то некого! А его, Чухоня, она к себе в жилище на будущее притащила. Про запас. Живое мясо не протухнет. Его сколько хочешь хранить можно. Только воды вовремя приноси да консервы подкидывай.

Чухонь встал и начал нервно бродить из угла в угол тесной пещеры, не обращая внимания на боль в изодранных ногах. Пять шагов вперед — стена, пять шагов назад — круглая дыра, ведущая в незнакомый коридор. Наконец он замер возле выхода из норы, решая, что делать.

Надо бежать! Потом поздно будет.

Тоннель уходил огромной трубой в обе стороны. Похоже, пещера гигантского грызуна тоже когда-то была коридором — узким ответвлением, которое частично засыпало землей. Потоптавшись на пороге, Чухонь решил повернуть направо. Подобно всем людям нор, он чувствовал, куда нужно идти. Сам, не понимая как, всегда выбирал правильное направление и рано или поздно выходил в нужное место.

Еще Чухонь знал, где проходят водопроводные трубы, где зарыт высоковольтный кабель и где ждут своего часа залежи драгоценного металла. Правда, в этих краях что-то ценное попадалось не часто. Так, пару раз он натыкался на закладки с серебряными монетами, но копать не решился — места оказались ненадежными, потолок мог обвалиться. К тому же тогда ему старинные монеты были ни к чему. Это сейчас он бы не отказался от клада. Месть Глухому и его свите, скорее всего, потребует денег. И не малых.

Стараясь не отвлекаться на камешки и песок, забивавшиеся в изуродованные ботинки, Чухонь заспешил в темноту, полную подземных шорохов. Он чувствовал: где-то впереди находится бункер Глухого. Туда ему и надо. Будет слушать разговоры Старшего Сына Крысоматери, пока не подвернется что-нибудь полезное. Что именно, Чухонь не задумывался. Упремся, как говорил их бригадир, копая очередной тоннель, разберемся.

Он прошел уже не меньше трех ответвлений от главного коридора, когда услышал за спиной тяжелые удары когтистых лап. Крыса вернулась в пещеру и обнаружила, что ее обед сбежал. Теперь идет по следу. Чухонь прибавил шагу и спустя пару мгновений уже летел мимо фрагментов старой кирпичной кладки и бетонных арматур, торчащих из стен.

Крыса приближалась. Стало ясно, через минуту она преградит ему путь или собьет с ног голым хвостом. От накатившего отчаяния начали подкашиваться ноги. Идея сбежать оказалась полной глупостью. Зверюга все равно догонит его! И сожрет!

В нос ударил запах серы. Чухонь сообразил, что он незаметно для себя свернул в один из блудняков. Ноги по щиколотку ушли в коричневую жижу, в воздухе повис желтоватый дымок, непонятно откуда просачивающийся в узкую кишку подземного перехода. Боковым зрением Чухонь заметил, как что-то лохматое шевельнулось возле влажной стены.

«Только не мохнорыло», — успел подумать он, останавливаясь, и тут же увидел большие пунцовые губы, слабо мерцающие в темноте. Рот этих зверей покрывало липкое вещество, дававшее возможность чмокнуть так, что звуковая волна сотрясала стены и вызывала обвалы в земляных коридорах. Главное, — успеть ухватить мохнорыло за пухлые губы и держать до тех пор, пока этот похожий на ежика, покрытого вместо иголок жесткой шерстью, обитатель нижнего мира, не обвиснет в руке. Тогда его нужно аккуратно положить и убраться подальше. Как только губастый ежик очухается — мало не покажется.

Чухонь рванул назад и уже протянул, было, руку, чтобы поймать подрагивающий рот, как красные подушки стянулись в трубочку, а потом раскрылись в оглушительном поцелуе.

Коридор тряхнуло, точно от взрыва килограмма тротила. Чухоня швырнуло к стене. Стоя на четвереньках, он видел, как летящая навстречу звуковой волне крыса зависла на мгновение в бесконечном прыжке и почти сразу исчезла за пологом из земли и песка.

Когда пыль улеглась, стало ясно: пути назад больше нет. Также, как и крысы. Ее скрыло курганом, образовавшимся после обвала. Невесть откуда взявшийся блудняк превратился в надежную могилу для грызуна-переростка. Через пару дней этот коридор исчезнет, и Братство Нор никогда не узнает, что на его территории жила крыса, которая таскала бедному Чухоню воду в пластиковых бутылках и кормила детским питанием. А еще грела своим брюхом, как никто и никогда не грел. Нет больше крысы.

Нет, и не было.

Чухонь не мог взять в толк, что с ним происходит. Он почувствовал острую боль в переносице. Мир вокруг подернула туманная пелена, не имевшая ничего общего с пылью и желтоватым дымком. В носу захлюпало.

Что это? Слезы? Ерунда какая-то! Разве можно жалеть зверюгу, собиравшуюся тебя слопать?

Горячие бусины бежали по щекам, скатываясь к подбородку, и заползали за шиворот. Чухонь мотнул головой, пытаясь отогнать так некстати нахлынувшую жалость. Постоял еще немного, а потом отвернулся от свежей насыпи и побрел прочь.

Женя ни разу в жизни не играла в покер. Он требует полностью владеть собой, чтобы не выдать ни радости, ни разочарования при взгляде на выпавшие карты. Женя же, в отличие от поклонников этой игры, совсем не умела скрывать своих чувств. На ее лице тут же отразилась растерянность. Она ойкнула и удивленно уставилась на узколицего гаишника.

— Всем выйти из машины, — отреагировал тот на свое разоблачение. — Немедленно.

— Эй, начальник, ты чего? — попытался урезонить его водитель. — Хочешь, автограф тебе подарю? Твоей жене кто из певцов нравится? Киркоров? Басков? Их есть у нас…

— Из машины, я сказал!

К мини-вэну уже подтянулись человек пять милиционеров и еще какие-то люди в сером камуфляже и черных масках. Женя почти не удивилась, заметив у них в руках короткие автоматы.

— А может, она «Комеди-клаб» любит? — не унимался Павел Иванович. — Ты только скажи…

— Кто это? — шепотом спросила Женя, испуганно наблюдая, как ярко-зеленые жилеты окружают автомобиль.

— Не знаю. Этот не наш, — тихо ответил Тим. — Смотри, какие у того, с толстой шеей, огромные руки. Похоже, крысюк.

Капитан Кошкин на пару с другим сотрудником ДПС прервал словесный поток водителя, ловко вытащив его из кабины. Через три секунды несчастный Павел Иванович лег на обочину лицом в просвинцованную траву.

— Ну, ребятки, долго вас еще ждать? — услышали друзья суховатый голос одного из людей в масках. — Выходите, не стесняйтесь.

Окна мини-вэна были густо тонированы, поэтому захватчики могли наблюдать за вжавшимися в сиденья пленниками только через лобовое стекло. Лезть внутрь они не спешили.

— Я понял — это СКК, — сказал проснувшийся Федор. — Мне Шепот говорил, у них спецназ смешанный. Там и крысюки, и кошки, и крыланы, и даже обычные люди есть. Зачем мы им?

— Не мы, а Женя. Долго здесь сидеть нельзя. Выходим и прыгаем в кювет. Попробуем вон в том лесу скрыться.

— Постой! Зачем прыгать? — остановила его Женя. — Может, они ничего плохого не хотят?

— Глупая! — неожиданно зло рявкнул Тим. — Они же за тобой пришли. Чтобы уничтожить. Им не нужен полиморф. Помнишь, что Родион Петрович говорил? Ты — источник нестабильности! А СКК охраняет стабильность — защищает человечество от нас, рас Края.

Не дождавшись ее возражений, он отодвинул дверь и прыгнул. Черная фигура взлетела над головами лжемилиционеров, отвлекая на себя их внимание. Не успел Тим приземлиться на дно придорожной канавы, как следом за ним в небо метнулось зеленое пятно. Капитан Кошкин хорошо представлял возможности людей крыш, поэтому ринулся наперерез беглецу.

Жене почти не потребовалось усилий, чтобы включить ускорение. Легкий щелчок в затылке, тепловой удар в виски, и мгновения стали тягучими, точно школьные уроки от перемены до перемены. Она выскочила из машины, нырнув под руки неповоротливых милиционеров. За ней последовал только один. Приземистый человек в камуфляже.

Он двигался почти так же быстро, как беглянка. Крысюк, догадалась Женя, разглядев непропорционально большие руки. Остановилась и почувствовала, что из горла рвется колючее шипение. Именно так шипел Тим, готовясь ударить «кошачьей лапой».

Женя сама не поняла, как это у нее вышло. Ладонь метнулась вверх, пальцы согнулись, выпуская бледную вспышку, и преследователь рухнул на колени, закрыв лицо руками. Из-под его обрезанных перчаток сочилась бордовая кровь.

Стараясь не смотреть на упавшего человека, она сделала шаг навстречу еле шевелившей ногами толпе милиционеров. Оттолкнулась от земли и оказалась за их спинами, на крыше мини-вэна. Пройдет вечность, пока эти черепахи повернут головы и увидят ее. Она успеет уйти. Вместе с Тимом и Федором.

Ей удалось разглядеть три точки, стремительно уносившиеся прочь от места стоянки. Тим уводил двух преследователей все дальше. Идиот! Неужели не понимает, что она его не бросит? Выхода нет — ей придется держать оборону, пока Тим не вернется или его не приволокут обратно. Интересно, надолго ли ее хватит?

Когда полминуты назад Женя включила ускорение, вокруг, как и во время схватки с Гоблином, возникли тысячи бледных нитей — линии движения, подвластные только людям ветра. Сейчас, при свете дня, прозрачные жгуты почти не испускали сияния. Скорее, они походили на сгустки цветного тумана, принявшего причудливую форму. Большинство из них висело вдоль дороги, вздрагивая и извиваясь в потоке воздуха, идущего от проносящихся мимо машин.

Женя схватила оранжевую бечеву, плавающую над крышей автомобиля. Почувствовав легкое жжение в ладонях, она, словно гигантским прутом, повела ею вокруг себя. Успевшие к этому моменту развернуться преследователи разлетелись в стороны, точно осенние листья под порывом ветра. Кто-то упал в кювет, кого-то забросило на проезжую часть, и он неуклюже уворачивался от колес неторопливых автомобилей.

Острая боль тугим поясом охватила Женькину талию. Удар.

Рывок.

И ее сбросило с крыши, закрутив в воздухе, точно фигуриста в сложном «тулупе».

Кошачьи навыки не подвели. Она приземлилась на ноги. Женька избавилась от опоясавшей ее бледно-голубой нити и поискала глазами того, кто сумел набросить на нее призрачную удавку. Им оказался стоявший поодаль человек в форме сотрудника ДПС.

Крылан.

Пока остальные пытались ее поймать, он готовил ловушку из линий движения. К его поднятым над головой рукам разноцветной воронкой сходилось с десяток прозрачных нитей. Они не спеша вращались, едва заметно увеличивая скорость. Пестрая карусель медленно клонилась в сторону Жени, словно норовя втянуть ее в свой гипнотический танец.

Слишком медленно. Крыланы были сильной расой, но двигались не быстрее обычных людей. Женька поймала одну из туманных веревок и ударила хлыстом воздуха.

По нежно-бирюзовой бечеве побежала волна, отбросив крылана на ближайший автомобиль ДПС. Разноцветные нити, получив внезапную свободу, словно стадо овец, потянулись в сторону трассы.

— Берегись! — Федор высунулся из автомобиля, указывая на что-то за спиной Жени.

До нее только сейчас дошло, что маленький целитель тоже кошка — время для них двигалось с одинаковой скоростью. Но, несмотря на это, предупреждение пришло слишком поздно. Женька не успела увернуться от автоматной очереди. Дикая боль взорвала правое бедро и пронзила ногу чуть выше колена. Падая на обочину, она поняла, что снова упустила шанс увидеть море.

Время выбралось из банки с медом и понеслось с прежней скоростью. В уши ударил рев автомобилей и крики преследователей.

— Готова киска!

— Ты попал в нее, Сид!

— Брать живой! Приказ Морока.

Правая нога горела, словно ее поджаривали над языками пламени. Тело плавила невыносимая боль. Перед глазами стоял подсвеченный алыми всполохами туман. Женька ощущала, как медленно погружается в раскаленную лаву. Все глубже и глубже. Еще немного, и ее скроет целиком. Больше всего ей хотелось потерять сознание и ничего не чувствовать, но спасительное беспамятство не спешило ей на помощь.

— Взяли? — пропел рядом мелодичный голос капитана Кошкина. — Мальчишка тоже попался. Чуть палец мне не откусил. Зараза!

— Ничего, Кошкин, на тебе ж все, как на собаке, заживает…

Пожар, пожиравший нижнюю часть тела, поглотил Женьку целиком. Пламя заполнило грудную клетку, лизнуло гортань и полыхнуло в радужках глаз.

— Что она бормочет? — спросил кто-то над ее головой.

— Похоже, просит пить.

— Ничего, потерпит.

— Воды! — прохрипела Женька. Неожиданно туман перед глазами рассеялся, и она с безжалостной ясностью увидела, как лицо склонившегося над ней человека в зеленой жилетке стало пепельно-серым. Кожа мгновенно покрылась мелкими чешуйками и обтянула череп. Открытый в немом крике рот превратился в безобразный провал.

— Воды! — Женя приподнялась на локте и огляделась.

Вокруг нее оседали на землю только что одержавшие победу захватчики. Их лица напоминали высушенные грибы — серые, с ввалившимися щеками и расширенными от ужаса глазами.

В следующую секунду раскаленная лава накрыла Женю с головой, и она наконец-то потеряла сознание.

ГЛАВА 11

На лугу остро пахло травой и горячей карамелью. Конфетный аромат испускали мелкие сиреневые цветочки, напоминающие васильки. Их длинные стебли покрывали серебристые колючки, а краями узких листьев можно было порезаться. Над пушистыми головками гудели пузатые шмели и деловито жужжали зеленые мухи.

Женя брела по колено в густой траве, изнывая от зноя. Ей казалось, стоит пройти немного, подняться на холм, и она увидит неторопливую речушку или прозрачное озерцо, но одна небольшая возвышенность сменяла другую, а воды не было и в помине. Голова кружилась от жары, язык прилип к нёбу, и любая попытка его оторвать, вызывала во рту ощущение песчаной бури. На отвратительно голубом небе не наблюдалось и намека на облака. Что уж говорить о дождевых тучах.

В этом мире травы, цветов и насекомых не существовало времени. Женя не могла сказать, сколько длится ее путешествие по незнакомому лугу. Белое, словно выгоревшее, солнце неподвижно висело точно в центре небосвода, поэтому даже чахлые кустики, изредка попадавшиеся на пути, не отбрасывали тени.

Но вот вдали блеснула тарелка маленького прудика. Женя прибавила шагу, переходя на бег. Она летела, задыхаясь, по цветочному склону, предвкушая, как прыгнет в воду прямо в одежде. А потом, не вылезая из пруда, будет пить, пить, пить…

До блестящего на солнце зеркала оставалось всего несколько шагов, когда водная гладь внезапно затуманилась, колыхнулась и исчезла. Женя застыла на берегу пустого котлована. Нет, не совсем пустого. В разных местах на желтом песке что-то белело. Словно не желая смириться с исчезновением воды, она прыгнула на дно ямы и побрела к ближайшему непонятному предмету.

Шаг. Еще шаг. Женя остановилась в недоумении. Перед ней лежал скелет крысы размером с эльдертерьера. Откуда он здесь? И не один. Все вокруг покрывали останки огромных грызунов.

Крысы. С ними было связано что-то важное.

И страшное.

Внезапно она уловила боковым зрением движение на берегу. Подняла голову и встретилась взглядом с незнакомым мужчиной в джинсах и замшевой куртке. В его тонком породистом лице, в прошитых сединой волосах, в мягком взгляде серых глаз ей почудилось что-то знакомое. Ему было чуть за сорок, может, меньше — Женя не умела точно определять возраст людей намного взрослее себя. Но, в отличие от других девчонок, никогда не считала мужчин старше тридцати стариками. Старость, с ее точки зрения, наступала не раньше семидесяти. Если думать иначе, то жизнь начинала казаться несправедливо короткой.

Назвать стариком мужчину, стоящего неподалеку, не решилась бы, наверное, даже самая глупая блондинка в их школе. Он не выглядел чересчур накачанным, тем не менее, в развороте его плеч и наклоне головы чувствовалась такая сила, с которой Жене никогда не приходилось сталкиваться. Она собралась, было, с ним заговорить, но мир вокруг неожиданно поблек, лица коснулся легкий ветерок, принеся неизвестно откуда аромат хвои.

Хвои? Так пах освежитель воздуха в салоне мини-вэна — длинного автомобиля с кожаными сиденьями и болтливым водителем. Так пахла дорога к морю…

Перед Женькиными глазами подрагивал серый потолок, обтянутый ворсистой тканью. Она снова находилась в движущейся машине. Но как? Ведь на них напали: Тима схватили, а ей прострелили ногу! Страшное воспоминание заставило Женю окончательно прийти в себя.

— … Назвался целителем, так лечи! — услышала она жесткий голос Тимофея.

— Не могу! Мне Шепот не разрешал с открытыми ранами работать. Только если с царапинами, — захныкал Федор. Он находился совсем рядом с Женей.

— Так чего же ты всем заливал, что раны руками затягиваешь?

— Я же говорю, только маленькие. А у нее вся нога раскурочена!

От этих слов Женя дернулась и попыталась сесть. Тело от ступней до макушки пронзила дикая боль, заставив вновь откинуться на разложенное сиденье мини-вэна. Перед глазами заплясали оранжевые пятна.

— Сейчас, сейчас… Потерпи… — Женя почувствовала холодную ладошку Федора у себя на лбу, и боль постепенно ослабла. Она собралась тугим комком на уровне бедра. Ощущение было таким, словно бедро ударили баскетбольным мячом, — неприятно, но терпимо.

— Ты и правда целитель… — прошептала она, переводя дух.

— Нет, я только учусь, — печально ответил Федор, невольно процитировав «Золушку». — У тебя пуля в бедре. Вторая навылет прошла. Даже кость не задела, а эта сидит. Я не знаю, как ее достать.

Свободной рукой Федор поднес к губам своей пациентки горлышко пластиковой бутылки, и Женя начала торопливо глотать солоноватую воду. Над дышавшей все это время жаром пустыней наконец-то пошел дождь.

Утолив жажду, Женя вернула себе способность соображать. Пуля в бедре? Значит, она станет инвалидом. Будет всю жизнь ходить на костылях, и о крышах придется забыть. Может, Мамаша Мурр возьмет ее к себе на кухню поваренком? Нет. Об этом лучше пока не думать…

— Куда мы едем?

— На юг. К крыланам. Как ты себя чувствуешь? — В словах Тима Женя впервые с момента знакомства не уловила насмешки. Только заботу напополам с тревогой.

— Ничего. Жить можно.

— Мы уже к Ростову подъезжаем. Ночью будем у людей ветра. Они помогут.

— Лучше бы в больницу ее везли! — услышала Женя знакомый голос водителя.

Она осторожно приподнялась на локтях и увидела, что Тим снова сидит за спиной Павла Ивановича. Рука сына Лунной кошки небрежно лежала на спинке водительского кресла, но Женька чувствовала: в любой момент пальцы могут выпустить призрачные когти «кошачьей лапы». Багровая шея Павла Ивановича лучше любых слов говорила, что в Абхазию он везет подростков не по своей воле.

— Что случилось на обочине, после того как… Как они в меня… — Этот вопрос стоил Жене огромных усилий. И дело было даже не в жутком воспоминании о встрече ее ноги с двумя пулями — она знала: там произошло еще что-то. Что-то, о чем ей совсем не хотелось думать.

В салоне мини-вэна повисла мрачная тишина. Казалось, каждый из присутствующих, включая грустного бульдога на соседнем с Женькой сиденье, ждал, когда кто-нибудь другой объяснит, почему им удалось сбежать.

— Что-что! Окочурились они все — вот что! — наконец нарушил молчание водитель. — Попадали на землю и давай хрипеть, ёшки-макарошки. А у самих лица серые, в морщинах, точно за секунду состарились.

— Тим, что это значит?

— Ты думаешь, я знаю? Эти… люди и впрямь, будто разом стали стариками. Я такого никогда не видел.

— А потом?

— Потом я принес тебя сюда, вытащил из-под машины Павла Ивановича, где он прятался, и уговорил его везти нас в Абхазию.

— Уговорил! Как же! — сердито забубнил водитель, и Женьке стало ясно, что «уговорил» не самое подходящее слово.

— Мы далеко уехали?

— Далеко. Ты часа три в отключке была. Наверное, от болевого шока. До Абхазии километров пятьсот осталось.

— Тим, а ты не думал, как они нас нашли?

— А чего искать-то? Дорога к крыланам одна.

— Как тогда они узнали, что мы едем к людям ветра?

— Ну, как? — Тим задумался, уставившись на мелькавшие за окнами дома. Мини-вэн объезжал Ростов. — Это не может быть Марта, — наконец тихо произнес он.

— Кроме нее, никто не знал. Ты звонил только ей. Достаточно было передать твои слова СКК, и на дороге появилась засада.

— Нет! Зачем это Марте?

— Она ведь на самом деле может думать, что через несколько лет я захочу захватить власть. Шепот же говорил. Помнишь?

Тим потер серый от грязи подбородок, почесал пальцем бровь и сосредоточенно посмотрел на Женю.

— Кроме Марты, о том, где мы находимся, мог знать еще Шепот. Почти у всех наших в телефонах маячки. Чтобы на помощь прийти, если что. Он же целитель.

— Значит, Марта или Шепот…

Сложно сказать, чье предательство было обиднее.

— Нет! Родион Петрович этого не делал! — Женя почувствовала, как одновременно со словами Федора у нее внутри вспыхнула боль. На мгновение ей представилось, как несколько тупомордых бультерьеров вгрызаются в ее ногу. — Он не мог! Слышите, вы? Не мог! Он меня любит!

Боль стала невыносимой. Не в силах терпеть Женя упала на спинку кресла и закрыла глаза.

— Федь! Перестань! — испуганно завопил Тим. — Ей же плохо! Смотри! Никто твоего Шепота не обвиняет. Мы просто не знаем, на кого думать.

Постепенно рука маленького целителя заставила бультерьеров оставить Женьку в покое. Медленно приходя в себя, она видела, как Тим достал из телефона СИМ-карту и швырнул ее в окно. Потом, подумав немного, отправил следом мобильник.

Красный кружок на карте мигнул последний раз и исчез. Мужчина, наблюдавший за монитором компьютера, в задумчивости забарабанил пальцами по испещренной надписями столешнице. На темно-коричневом дереве были выцарапаны формулы химических реакций, наборы загадочных символов и носатые рожицы. Человек нажал кнопку вызова на серебристой панели, вмонтированной в поверхность стола.

— Какие новости?

— Сид умер. Только что, — ответил суховатый мужской голос. Помолчал немного, потом, прокашлявшись, продолжил: — Пятеро под капельницами. У них обезвоживание организма. Но врачи говорят, что через неделю вернут мужиков в строй. У Хвоста физиономия исцарапана, а так держится. Ему одним шрамом больше, одним меньше — всё по барабану…

— А ты?

— К бою готов. Когда?

— Они пропали. — Мужчина снова взглянул на монитор. Карта окрестностей Ростова оставалась пустой. — Думаю, уничтожили телефон.

— Какая разница, Кирилл? Мы же знаем, куда они направляются! Дай мне вертолет, и через три часа девчонка будет у тебя.

— Нет, Кудай. Не сейчас. Вся эта история смахивает на чью-то грязную интригу.

— Но они же уйдут!

Кирилл встал из-за стола, оттолкнув в сторону потертое кожаное кресло, и отошел к окну. Аппаратура позволяла говорить ему из любой точки кабинета. Погруженный в мрачную задумчивость, он взял с полки пыльного серванта короткий арбалет и прицелился в пенопластовую мишень, закрепленную на стене. Сухой щелчок спускового крючка, шипение стрелы, и оранжевое оперение задрожало в пяти миллиметрах от центра круга.

— Черт! Промазал! — выругался хозяин кабинета.

— Что? — встрепенулся невидимый собеседник.

— Ты сам сказал, мы знаем, куда они едут. Подождем пока.

Целители время от времени рождались в каждой из фратрий. Их способности давали о себе знать очень рано. Если в руках трехлетнего ребенка внезапно оживала мертвая птица или у покалеченной собаки чудесным образом исчезали все раны, близкие малыша понимали: появился новый целитель.

Их было мало. Ровно по количеству фратрий. Если в одной фратрии оглашали ревом свет сразу несколько будущих целителей, значит, в других кланах детей со способностями к врачеванию долгое время не рождалось вовсе. Едва каждый новый эскулап постигал тайны мастерства, как для него тут же освобождалось место — кто-то из прежних лекарей уходил в мир иной.

К счастью, обитатели Края вне зависимости от расы болели редко. Точнее, совсем не болели. Поэтому даже для одного врача порой не находилось работы целыми неделями. Если только не случалось стычки между фратриями или кто-нибудь из подопечных целителя не попадал в беду. У крысюков работу лекарям чаще всего подкидывали обвалы, у кошек — старые крыши, у крыланов с депферами — штормы и ураганы.

Целители края никогда не пользовались лекарствами и не признавали хирургического вмешательства. Их инструментами были руки и глаза. Ими они останавливали кровотечения, сращивали кости и вправляли суставы. Некоторые, самые опытные, могли дыханием снять головную боль или даже заставить кровь свернуться. Но существовала одна загвоздка — сила каждого целителя была не бесконечна. Рано или поздно наступал момент, когда он уже ничем не мог помочь больным. Приходилось ждать, чтобы способность врачевать вернулась. Иногда на это требовались сутки, иногда — несколько недель.

Во время войны между фратриями к месту сражения стягивались все целители расы. Когда уставал один — в дело вступал другой. И так, пока у одной из рас совсем не оставалось лекарей. Тогда битва прекращалась. Это был закон. Такой древний, что даже Шепот не помнил, как он появился.

— Родион Петрович учит меня, что, если начинаешь терять силу, а подменить тебя некому, нужно как можно больше разговаривать со своим пациентом. — Федор без умолку болтал уже почти два часа. Теперь Женя поняла почему.

— Ты устал? — с сочувствием спросила она. Под глазами мальчишки обозначились коричневые круги. На лбу блестели капельки пота.

— Нет! Я, знаешь, какой выносливый! У маленьких самый большой запас силы.

— А с возрастом его становится меньше?

— Ну да. Чем старше целитель, тем медленнее возвращаются силы после каждого опустошения.

— И что происходит, когда они совсем перестают восстанавливаться?

— Целитель уходит. Навсегда.

— Оставив вместо себя своего ученика! — добавил Тим. — В одной фратрии не может быть двух целителей. Как только ученик становится достаточно опытным, его учитель умирает.

— Какой кошмар! А если целитель не хочет никого учить? Тогда он будет жить вечно?

— Тогда ученик появится в другой фратрии и приедет, чтобы его заменить. Но ты не переживай, целители живут очень долго.

— Как Шепот?

— Даже дольше, — заверил Тим. — Шепот, кстати, нетипичный случай. У него способности к врачеванию проявились после четвертой ступени. Когда его Марта свергла и сама заняла место главы Большого Совета.

— Поэтому они так друг друга ненавидят?

— И поэтому тоже. А еще потому, что у них на все разные взгляды. Например, Марта считает, что кошки не должны иметь никаких дел с обычными людьми, а Шепот у себя целый руферский клуб организовал.

Тим еще что-то рассказывал, но Женя постепенно перестала его слышать. Злобные бультерьеры вновь взялись за дело. Наверное, все-таки запас Фединых сил подходил к концу. Порой ей мерещился запах горячей карамели, и она чувствовала, что вот-вот окажется на раскаленном лугу, возле круглого котлована с крысиными скелетами. Но стоило ученику Шепота поднести к ее рту бутылку с водой, как видение отступало и она погружалась в беспокойный, пропитанный болью сон.

Между двумя провалами в небытие Женя заметила, что за окнами мини-вэна стемнело. По салону автомобиля метались оранжевые всполохи — это ночные фонари пытались заглянуть в мчащуюся по трассе машину.

— Проехали Сочи, — услышала она далекий голос Тима. — Осталось совсем ничего.

В следующий раз Женя очнулась на границе с Абхазией. В ее сознание ревущим потоком тут же ворвалась нестерпимая боль. Федя дремал на соседнем сиденье — энергия маленького целителя иссякла.

— Женя! Женя! Ты слышишь меня? — Тим осторожно коснулся ее плеча. — Я все придумал. Ты лежи тут с Федькой, а я пешком через границу пойду. Так положено. Машину, скорее всего, не будут досматривать. Абхазы русских любят, поэтому особо не зверствуют. Ты главное тихо лежи. Ага?

— Ага, — выдавила Женя и не поняла, услышал ли ее Тим. Сама она себя не слышала — в ушах стоял пульсирующий гул.

Тим крепко сжал ее ладонь, наклонился и неловко поцеловал в щеку. Но может быть, Женьке это только померещилось. У нее начинался горячечный бред.

Она почувствовала, что ее с головой накрыл колючий плед. Дышать стало труднее, но это было ерундой по сравнению с невыносимой болью. Чтобы не закричать, она стала считать. Доходила до десяти и начинала снова. Ужаснее всего было то, что она не знала, когда кончится этот кошмар. Если болит голова, можно выпить таблетку и следить за стрелкой на циферблате часов. Через тридцать минут плюс-минус пять боль исчезнет — нужно только подождать. Сложнее всего терпеть, когда срок мучения не известен.

Неровный шум абхазской границы за стеной мини-вэна прорезал визгливый крик водителя:

— Террористы! В моей машине! Держите пацана!

Сердце застучало так громко, что Женька испугалась, не слышны ли его удары снаружи? Боль уступила место отчаянию.

Это был конец!

Все подвиги оказались напрасными. Вокруг автомобиля затопала тяжелая обувь доброго десятка человек. Зазвучала чужая резкая речь. Боров под Женькиным креслом испуганно зарычал.

Дверь мини-вэна с глухим рокотом отъехала в сторону. Секунда, две, три… Вошедший резко откинул плед с Женькиного лица. Она открыла глаза и… увидела усы.

Именно такими усами, по ее мнению, должен был обладать легендарный поручик Ржевский — пышными, золотистыми, с залихватски подкрученными кончиками.

— Ну что, кошечка, добро пожаловать к людям ветра! — сказали усы, улыбаясь. — Тимка, заскакивай в машину. И паникера своего сюда тащи. Едем!

Погружаясь в сон, Женя знала, что терпеть ей осталось совсем недолго. Каким-то чудом они победили — добрались до крыланов. Значит, ничего плохого уже не случится.

Не успел Чухонь сделать и пяти шагов по блуждающему коридору, как услышал серию негромких хлопков. Прямо у него под носом из стены вынырнула семейка синегрибов.

— Эй, пропащий, ты куда? — спросил один.

— Ой-йо-й! — запищал другой. — А кто это сырость тут разводит? И без тебя воды хватает!

Грибы встали тесным рядком и, покачиваясь на бледных ножках, точно компания подвыпивших чесальщиков, затянули скрипучими голосами:

— Не пла-а-ачь! Еще одна осталась ночь у нас с тобой!

Вперед вырвался солист, заламывая блестящую шляпку и голося:

— Еще один раз прокричу тебе: ты мой!

Чухонь попытался пнуть распоясавшихся певцов, но промазал. Они проворно исчезли в стене, чтобы тут же появиться на противоположной стороне коридора.

— Возмутительно! — заверещали грибы. — Мы обратимся в Комитет по охране интересов подземных жителей! Нет, лучше в Европейский суд по защите прав флоры и фауны! И тебя посадят в колодец! К крысам!

— Да что ему крысы! Одну уже ухайдокал, а потом бросил под завалом. Даже спасти не попытался!

— Нехороооооший маааальчик!

— Заткнитесь! — заорал Чухонь и тут же услышал за спиной звук осыпающегося песка.

Из земляного склона высунулся нос. Большой крысиный нос, перемазанный коричневой глиной. Он шевельнулся, принюхиваясь, и из-под завала донесся глухой стон.

Чухонь замер, не веря ни ушам, ни глазам. Жива! После того как на нее рухнуло несколько тонн земли! Невероятно! Он бросился назад и начал осторожно откапывать голову зверя. Через пять минут крыса страдальчески смотрела на него выпуклыми глазами. Прямо, как шерстокан, когда у того случалось несварение желудка и приходилось часами сидеть рядом, прикладывая к серебристому пузу нагретые от буржуйки камни.

— Ничего, ничего! — попытался утешить ее Чухонь. — Я сейчас. Слышишь? Потерпи немного…

Главным даром людей нор была способность рыть подземные переходы голыми руками. Без помощи лопат и зубил. Их огромные кисти в считанные секунды словно обрастали грубой чешуей, становясь похожими на ковши экскаватора. На время работы член Братства впадал в транс и копал с невероятной не только для обычного человека, но и для самой современной техники скоростью. Конечно, крысюки давно уже помогали себе строить тоннели тротиловыми шашками и буровыми машинами, но, если рядом не оказывалось ни того, ни другого, они прекрасно обходились руками-ковшами.

— Раз-два! Раз-два! Навались! — гудели неугомонные грибы, наблюдая за вгрызающимся в завал Чухонем.

— Да замолчите вы, наконец! — взорвался он.

Назойливые помощники не давали ему взять правильный ритм и тормозили работу.

— Неблагодарный ты человек! Мы тут торчим с тобой, время теряем, помочь пытаемся. Знаешь, почему рабы на галерах гребли быстро и в унисон? Потому что надсмотрщик ходил по палубе с плеткой и считал. Хотя откуда тебе знать, темнота некультурная! Кроме Армагедариума, не читал, поди, ничего…

Но Чухонь их не слушал. Окутанный коконом пыли, он ритмично разгребал землю, постепенно освобождая придавленную крысу. Вот уже показались передние лапы, грязный бок, и через полчаса зверюга была свободна. Еле двигаясь, мохнатая громадина подползла к измученному Чухоню и уткнулась влажным носом ему в плечо. Слабо улыбнувшись в ответ, он погладил ее широкий, покрытый жесткой шерстью лоб.

— Кажется, это любовь! — тут же прокомментировали синегрибы.

— Эй-эй, глянь, что у этой малышки с ухом! — подал голос кто-то из гущи глянцевых шляпок.

Чухонь уже и сам почувствовал на руке что-то теплое и липкое.

— Кровь!

Правая часть морды зверя была разодрана до кости. Лепесток уха беспомощно висел, наверное, сломанный рухнувшей сверху металлической балкой. Нужно было срочно промыть рану и перевязать. Только чем? У членов Братства любые повреждения обычно заживали в считаные часы, но как с такими неприятностями справлялась гигантская крыса, Чухонь не знал.

— Ай-я-яй, убило крысу, убило! Ай-я-яй, ни за что ни про что завалом придавило… — загорланил кто-то из грибов, но остальные немедленно зашикали на него, заставив замолчать.

— Тебе бы в лазарет сходить. Лекарствами разжиться, — с неожиданной серьезностью посоветовали грибы.

— Где я вам его найду? — огрызнулся Чухонь.

За шестнадцать без малого лет жизни ему еще ни разу не доводилось там бывать, поэтому дороги в лазарет, как и большинство братьев, он не знал. Даже направления не чувствовал.

— Где стоит, там и найдешь! А мы тебе поможем. Проводника дадим — Малова.

Тотчас прямо под ногами у Чухоня выскочил маленький грибок. Шляпка у него была темно-фиолетовая с розовыми пятнышками.

— Ой, — запищал он, — какие у тебя, дядь, ботинки смешные! Удобно в них ходить? Пятки не натирают?

Чухонь бросил на старших товарищей грибка сердитый взгляд. Не хватало ему еще с мелкотой препираться.

— Ты, Малой, помолчи! — строго одернул его крупный синегриб, выделявшийся среди остальных тусклой, чуть скошенной набок шляпкой. — Это хороший человек, проводишь, куда скажет.

— Слушаюсь, командир. — Грибочек так потешно вытянулся во всю длину ножки, что Чухонь неожиданно для себя засмеялся. Впервые за последние несколько суток.

ГЛАВА 12

Пробуждение в замке людей ветра было самым приятным из всех пробуждений за минувшие дни. Хотя бы потому, что у Жени ничего не болело. Совсем.

Она попробовала пошевелить правой ногой. Нога была на месте и чувствовала себя отлично. Женя отбросила одеяло из тонкой шерсти цвета топленого молока и обнаружила, что одета в льняную сорочку. Широкую, длинную, с бретельками из сурового кружева. Такие наряды она встречала только в исторических фильмах про славян.

С бьющимся сердцем Женя подняла подол сорочки и приготовилась увидеть самое страшное — уродливые шрамы, которые всю жизнь придется прятать под джинсами и плотными колготками. Но и тут ее ждало приятное открытие. Ни на бедре, ни на ноге не осталось и следа от вчерашнего сражения. Словно кошмары минувшего дня ей всего лишь приснились.

Может, так и есть? Комната, где ночевала Женя, и впрямь походила на сон. Во-первых, она была круглой. Во-вторых, с высокого потолка на нее смотрели мраморные головы клювастых птиц. Грифоны, догадалась Женя, — тотем людей ветра.

Стены были сложены из отшлифованных плит. Бежевый пористый камень с вкраплениями мелких ракушек оказался теплым. Женя прижалась к нему щекой и представила, как за день он, словно губка, впитывает солнечные лучи, а потом всю ночь согревает дом не хуже современных радиаторов.

Эта комната совсем не походила на ту, другую, в Башне кошек. Вместо шелкового белья низкая постель была застелена мягкой шерстяной тканью. Один кусок служил простыней, другой — одеялом. Маленькая жесткая подушка, обернутая той же шерстью, была набита сухой травой. Подушка пахла полынью и банными вениками, а еще маминым отваром от кашля.

На полу лежали грубо оструганные доски. Наверное, они появились здесь недавно — в комнате все еще стоял терпкий аромат непокрытого краской дерева.

Женькино внимание привлекли картины на стенах. Четыре полотна в простых деревянных рамах. На одном — чудовищный смерч нависал над крохотной деревушкой. Хлипкие домишки испуганно жались к подножию гор, ожидая, что их вот-вот слизнет бешеная воронка.

Вторая картина изображала старый маяк посреди бушующего океана. В луче света человеческая фигурка сражалась со штормом на вершине башни. На третьем полотне ярко-голубой дельтаплан летел сквозь грозовые тучи, на четвертом — трепетала белая ленточка, привязанная к ветке, гнущейся под ветром ивы. Все работы объединяло одно — разбушевавшаяся стихия. Крыланы воспевали свой главный источник силы — ветер.

Женя разглядывала полотна со странным волнением. Нарисованная на них буря выглядела такой настоящей, что четыре картины казались окнами в другой мир. Стоит прислушаться, как различишь рев урагана и рокот морских волн.

И Женя прислушалась.

Где-то поблизости и впрямь шумел прибой. Волны набегали на галечный берег и спешили назад, гремя круглыми камушками. Только звук шел не из картин, а из самого настоящего окна — высокого прямоугольного проема в стене, который не закрывали ни стекла, ни ставни.

За ним в бархатной оправе зелени лежало море. Низкое пасмурное небо, вода, расчерченная разноцветными полосами — от ультрамарина до бирюзы, — все это настоящее! Не нарисованное, не сфотографированное, а живое! Женя готова была закричать от счастья, но вовремя спохватилась: вдруг прибегут люди? Решат, что от переживаний накануне у их гостьи поехала крыша. Поэтому Женька тихонько отступила в глубину комнаты.

Она еще раз окинула ее взглядом и только теперь заметила у кровати низкий столик из отшлифованного подножия толстого дерева. На покрытой годовыми кольцами поверхности лежал свежий букетик незнакомых цветов, похожих на большие белые колокольчики. На срезах стебельков поблескивали бусины прозрачного сока.

Кто же мог оставить ей цветы? Женя вдохнула горьковатый аромат и представила загорелого парня с широкой белозубой улыбкой.

Яхта. Парус хлопает на ветру. Протянутая рука…

Фу ты! Принц на яхте — глупее не придумаешь! Хуже только принц на белом коне! Не дай Бог, кто-нибудь подсмотрит ее фантазии!

Вернув букет на место, Женя обратила внимание на притаившийся за столиком стул — младший брат покрытого лаком корневища. Он тоже был сделан из нижней части ствола дерева, только раза в два меньше. На нем аккуратной стопкой лежала одежда. Белые льняные бриджи и приталенная рубашка в крупную голубую клетку. Рядом, на полу, стояли кожаные сандалии на низкой подошве.

Решив, что вряд ли этот наряд мог предназначаться кому-то, кроме нее, Женя переоделась и поискала глазами зеркало. Но его в комнате не оказалось. Наверное, крыланы считали зеркала ненужной роскошью. Также, как и расчески. Женя ощупала свои волосы и, не найдя колтунов, сочла себя готовой к торжественному выходу.

Вот только двери нигде не было. Женя сделала несколько кругов по комнате, но ничего похожего на выход не обнаружила. Может, крыланы вообще не пользуются дверями? Они же, вроде, летать умеют? Оттолкнуться от подоконника и вперед! Женя в задумчивости уставилась на каменную площадку внизу. Интересно, сколько до нее метров? Навскидку не меньше пятнадцати. Кошки без надобности с такой высоты не прыгают, но если нет другого выхода…

… То можно и прыгнуть, закончила она мысль, приземляясь на желтый камень под окном.

Мышцы после прыжка приятно гудели. Она оглянулась, посмотрела на стоящее перед ней здание и восхищенно вздохнула. Это был настоящий замок. По-южному легкий, со стенами из розоватого камня, с увитыми виноградом галереями, мраморными статуями и круглыми башенками. В одной из них и находилась только что покинутая комната.

В башню вела дверь, обшитая потемневшим от времени деревом. Пока Женя ее разглядывала, она тихо скрипнула и выпустила высокого мужчину в белой рубахе и просторных бежевых брюках.

— Привет! Я чуть-чуть не успел, — виновато вздохнул он. — Ты выпрыгнула из окна ровно за секунду до того, как я вошел в комнату.

Не узнать его было сложно. Пышные усы с подкрученными кончиками не дали бы ему затеряться в толпе. Кроме усов, Женя разглядела ярко-голубые глаза, сросшиеся на переносице брови и ямочку на подбородке. Статному красавцу как нельзя лучше подошла бы роль капитана парусного судна или летчика-испытателя в старом приключенческом фильме.

— Здравствуйте. Я не нашла дверь, — ответила она, смущенно улыбаясь.

— Люк! Из комнаты ведет не дверь, а люк в полу. Это же башня!

Теперь все встало на свои места. Ну конечно! Ей и в голову не пришло искать выход у себя под ногами.

— Спасибо вам.

— За что?

— За то, что спасли нас вчера. На границе.

— Вчера? — Капитан парусного судна в задумчивости поднял одну бровь. — Посмотри туда.

Женя повернула голову и увидела зеленый склон, покрытый щетиной коротко подстриженной травы. На ней лежали круглые белые булыжники. Каждый размером с большой арбуз. Они складывались в цифры. Единица, двойка, точка, ноль, пятерка.

— Это — наш календарь. Мы обновляем его каждое утро.

Календарь? Но тогда выходило, что сейчас двенадцатое мая. Она провалялась в беспамятстве целых четыре дня!

— Но…

— Прости. Ты была в очень плохом состоянии. Наш целитель решил, что тебе лучше поспать подольше.

Женя почти не слышала его слов. Четыре дня утекли безвозвратно. Это означало, что до предсказанных Сохмет событий осталось не девять, и даже не восемь, а каких-то пять дней.

Усатый летчик-испытатель возглавлял российскую фратрию людей ветра. Его звали Марат. Звучное имя немного примирило Женю с киношной внешностью. От него веяло настоящими, а не придуманными приключениями. Может, поэтому Женя решилась все ему рассказать.

Марат слушал ее очень внимательно. Словно разговаривал не со школьницей, а со взрослым человеком. От этого Женя почувствовала к нему еще большую симпатию.

— Ты понимаешь, насколько все это серьезно? — спросил крылан, когда она закончила свой рассказ. Они сидели с ним на каменной скамеечке перед главным входом в замок фратрии ветра и смотрели на фонтан, бивший из пасти еще одного мраморного грифона. Мимо изредка проходили люди, здоровались с Маратом, улыбались его собеседнице, но заговаривать не пытались. — Я слежу за новостями и тоже слышал про странную эпидемию в городе наших коллег. Сейчас там что-то около тридцати заболевших. Восемь уже умерли. Врачи до сих пор не могут поставить диагноз. Марта… — Его голос внезапно дрогнул. — Марта, конечно, не захочет вмешиваться в дела обычных людей. — Похоже, Марат тоже не разделял кошачьих принципов. — В любом случае мы не можем их не предупредить.

— Постойте! — Женя увидела, как рука главы фратрии потянулась к карману брюк — очевидно, за телефоном. — Я вам еще не все рассказала. На нас напали после того, как Тим поговорил с Мартой.

— Ты думаешь, что это она сообщила о тебе в СКК? Нет! — Вместо телефона он достал из кармана пачку сигарет и закурил. Его руки слегка дрожали от волнения. — Я уже говорил Тиму, Марта не могла этого сделать! Она сама позвонила мне и попросила вас встретить на границе. Это прекрасный человек и… бесконечно мудрая женщина.

Женькины брови поползли вверх. Неужели крылан неравнодушен к главе фратрии кошек? Хотя чего удивляться? Будь Женька мужчиной, влюбилась бы в Марту без памяти. Может, она и правда ни при чем? Или звонок крыланам — обычная хитрость? Как же все запутанно!

— Я должен собрать совет, — наконец решил Марат. — Через час. На Круглой поляне. Будь там, а пока иди позавтракай.

— А Федя с Тимом? С ними все в порядке? Как мне их найти?

— Оба живут в Западной Башне. Думаю, они сейчас в грифоннике.

— Где?

— Направо и вверх по дорожке. Лучше один раз увидеть самой, чем слушать мои объяснения. Кстати, некий рыжеволосый рыцарь все эти дни ходил под твоим окном. Ты не находила рядом с кроватью цветов? Я видел его сегодня с букетом.

— Так это Тим? — Женя поверить не могла, что ее друг способен на такие жесты.

— Если что, я тебе не говорил.

Марат подмигнул ей и заспешил вниз по каменной лесенке, ведущей к морю. Женя пошла в другую сторону — она решила первым делом отыскать своих друзей.

Замок крыланов стоял на склоне, метрах в ста над морем. Перед его фасадом находилась узкая площадка со скамеечками и фонтаном, а вокруг зелеными валунами вздымались незнакомые южные деревья. Хотя нет — некоторые все-таки были знакомыми. Например, каштаны с гордыми свечками розоватых цветов. Вниз и вверх от замка разбегались узкие дорожки, выложенные все тем же желтым камнем. Вдоль них росли кусты с неправдоподобно большими цветами.

Женя никогда не видела таких. Даже на фотографиях. Каждый цветок был размером с чайную пиалу — в сердцевине лиловый, по краям светло-розовый, почти белый. Фиолетовые тычинки напоминали усики бабочек, какими их обычно рисуют дети, — изящно загнутые, с маленькими шариками на концах. Женя почувствовала острое желание набросать концепт скетча с такими цветами. Они бы здорово смотрелись на серой стене какой-нибудь панельной многоэтажки, но вовремя спохватилась, вспомнив, что на ближайшие пять дней у нее хватает других дел.

Пройдя немного вверх по дорожке, указанной Маратом, Женя очутилась на большой поляне.

По бокам от нее стояли два гигантских дерева, чьи кроны почти смыкались над землей, образуя зеленую арку. Женя посмотрела сквозь ажурную раму листвы и растерянно заморгала — кажется, у нее начались галлюцинации. На противоположном конце поляны находился замок. Точно такой же, как она оставила за спиной, только раз в пятнадцать меньше.

Бледное солнце выглянуло из-за серой вуали и заставило стены миниатюрного замка вспыхнуть тысячами огоньков. Женя ахнула от восхищения. Остроконечные башенки казались выпиленными из куска искристого рафинада. Неужели в них кто-то живет? Если только семейство эльфов, которое по ночам устраивает танцы на поляне под пение крошечных скрипок и флейт.

В окне над главной лестницей замка мелькнула тень. Женя прищурилась, стараясь разглядеть его обитателя, как вдруг из квадратного проема вырвалось темное пятно, взмыло над поляной и стремительно спикировало ей под ноги. Она отскочила в сторону и вовремя. На утоптанную траву приземлилось странное существо размером с крупного кота. Оно зашипело, распахнуло внушительный клюв и явно собралось вцепиться гостье в обнаженный палец ноги.

— Эй, отстань! — взвизгнула Женька и запрыгала по поляне, точно решила сыграть с неожиданным противником в «три — пятнадцать».

Но злодей не отставал. Он раскрывал огромные крылья, метра полтора в размахе, бил по земле длинным голым хвостом с рыжей кисточкой на конце и топорщил перья на холке. Его можно было бы принять за орла, если бы задняя часть не была явно позаимствована у какого-то млекопитающего. Скорее всего — гладкошерстной собаки, вроде таксы. Смущал только длинный хвост с кисточкой.

Злобному гибриду никак не удавалось добраться до своей жертвы. Женя включила ускорение и теперь почти забавлялась: ловко уворачивалась от неуклюжего собакоорла и даже разок умудрилась дернуть его за сердитую кисточку. Гибрид шипел и упрямо продолжал охотиться за Женькиными пальцами.

— Петька, а ну уймись! — прервал сражение женский голос.

Существо разом съежилось, развернулось и, недовольно урча, заковыляло к замку. На поляне появилась невысокая женщина в тунике из струящейся белой ткани и бледно-голубых джинсах. Ее длинные светло-русые волосы были уложены в сложную прическу из мелких косичек с вплетенными в них кожаными ремешками и небольшими морскими раковинами. Мягкие черты лица незнакомки подошли бы молодой учительнице младших классов или симпатичной библиотекарше, которую хроническое безденежье и безалаберность читателей еще не успели превратить в холодную стерву.

— Не напугал тебя наш задира? — засмеялась она, по-мужски протянув руку для пожатия. — Меня зовут Ясмин. Можно Яся. Я присматриваю за грифонами.

— Так это грифон? А я думала, что они выдумка! — Женя неловко ответила на пожатие.

— И да, и нет. Это не совсем грифоны. Их вывели наши генетики, соединив ДНК степных орлов и африканских львов. Получилось похоже, правда? Вот только с размерами беда. Все экземпляры не больше левретки. Хотя это и неплохо. Представляешь, как бы всполошились военные и журналисты, начни над Абхазией летать огромные чудовища! — Ясмин подвела Женю к замку. Вблизи он оказался не таким уж и маленьким — примерно в два человеческих роста. Из его окон выглядывало с десяток орлиных голов, подозрительно косившихся на Женю. — Это все самочки. Петька — единственный мужчина — вот и хорохорится, — объяснила Яся. — Ну ладно, с экскурсией подождем. Ты же голодная, наверно? Пойдем завтракать.

За замком был накрыт большой деревянный стол, вокруг которого суетилось с десяток человек. Все загорелые, в светлых одеждах, увешанные украшениями из кожи и дерева.

— Женька! Это ты? — Федя едва не сбил ее с ног, бросившись навстречу и обняв за талию. Вокруг, радостно хрюкая, запрыгал довольный Боров. Лоснящиеся бока пса говорили о том, что проблем с питанием в последние дни у него не было.

— А ты думал кто? — Женя взяла Федора за плечи и заглянула в его счастливую физиономию.

— Ну-ну, веди подругу к столу! А то она скоро от голода помрет! — улыбнулась Ясмин. — Повезло кошкам, — добавила женщина, обращаясь к Жене. — Прекрасный целитель растет. То, что он для тебя сделал, не каждый взрослый сумел бы. Сильный мальчик.

— А вы…

— Я — целитель фратрии ветра. Грифоны — это просто хобби.

— Значит, это вы меня вылечили? И даже шрамы убрали. Спасибо!

— Положим, шрамов у кошек не остается, могла бы знать, а с пулей пришлось повозиться. Ну, ничего. Все зажило. Даже свадьбы ждать не пришлось. Так что, не за что!

Их обступили молодые крыланы, здороваясь, называли свои имена и протягивали Жене руки для пожатия. По взглядам, полным любопытства, она поняла, что ее способности полиморфа ни для кого здесь не тайна. Зато про нападения на трассе не было сказано ни слова. Наверное, Марат и Ясмин решили сохранить этот факт в секрете.

«Ты у нас надолго?» — «Когда инициация?» — «Как тебе твоя комната?» — сыпались с разных сторон вопросы. Женя попробовала отвечать на каждый из них, но Ясмин потребовала оставить гостью в покое и дать ей спокойно позавтракать.

Наконец-то Женя оказалась за столом. Она почувствовала, как голод, все утро, по непонятной причине, дремавший на дне желудка, проснулся и потребовал немедленного жертвоприношения. Выбор пал на кусок сырной лепешки, дымившейся на круглой деревянной доске.

— Это хачапури. Самое вкусное, что есть в местной кухне, — объяснила Ясмин, садясь на скамью рядом с Женей. — Ешь. В нашей пекарне их здорово готовить научились.

Хачапури таяло во рту, словно сахарная вата. Женя умяла два больших куска и уже потянулась за третьим, когда поняла, что больше в нее не влезет. Пришлось отказаться от салата из свежих огурцов с зеленью и ограничиться стаканом ежевичного морса.

Крыланы беззаботно болтали и подшучивали друг над другом. Женя среди них оказалась самой младшей, если не считать Федора. В основном за столом сидели парни и девушки от шестнадцати до двадцати. Ясе, будь она обычным человеком, Женя дала бы тридцать с хвостиком.

— Где Тим? — спросила она у Федора, втихаря угощавшего Борова хачапури.

— Не знаю. Недавно здесь был, а потом слинял куда-то. Мы с ним, пока ты спала, помогали Ясмин за грифонами ухаживать. Знаешь, какие они умные! Почти, как Боров.

— Это точно! — усмехнулась Женя, вспомнив задиристого Петьку. Интеллектуальные способности как гибрида таксы с петухом, так и прожорливого бульдога вызывали в ней большое сомнение.

Тем временем на столе остались только никого не заинтересовавшие пучки зелени да странная грязно-белая масса в глубоких тарелках. От нее нужно было отщипывать кусочки и макать их в острый соус с фасолью. «Мамалыга, — объяснил Федя. — Жуткая гадость. Ее здесь почти никто не ест, но на стол все время ставят. Вроде как традиционное абхазское блюдо».

— Ну что, поели? — разнесся над столом звучный голос Ясмин. — Кто сегодня дежурит?

— Можно я? — спросила худенькая девушка, на шее которой висело несколько лиловых цветов, сваленных из шерсти.

— Давай, Лис, только не разбей ничего.

Лис встала на скамейку, подняла руки перед собой и начала перебирать ими в воздухе, точно играла на невидимой арфе. Посуда задрожала, оторвалась от стола и неторопливо двинулась в сторону замка. Прямо по воздуху. Деревянные круги с недоеденными кусочками хачапури, коричневые глиняные мисочки, щербатые кружки с надписью «Абхазия», проворные вилки и ножи — все это хозяйство нестройным караваном заскользило над цветущими кустами туда, откуда полчаса назад пришла Женя.

— Ой, — сказала она. — Что это?

— Узелки. — Загорелый до черноты парень, сидевший напротив Жени, дружелюбно улыбнулся. — Ты так умеешь? Делаешь узелки на фибрах, цепляешь к ним предмет и направляешь в нужную сторону.

— На чем?

— На фибрах. Линиях движения. — Парень повел рукой, точно пытался поймать что-то невидимое, плавающее перед его лицом. — Разве ты их не видишь?

Все за столом, кроме Лис, которая продолжала шевелить пальцами, высунув от напряжения кончик языка, посмотрели на Женю.

— Вижу. Иногда, — поспешно ответила она, — Ну когда что-нибудь случается…

— Все ясно, — вздохнула Ясмин. — Мерцающая стадия. Способности проявляются в моменты эмоционального напряжения. Нужно работать. Через полгодика сможешь пройти инициацию.

Женька задержала дыхание. Как через полгода! Выходит, она зря сюда ехала! У нее всего пять дней, и за это время ей нужно пройти целых три инициации.

— Ну почему же через полгода? — Парень напротив снова улыбнулся, и Женя подумала, что он очень похож на принца. Только яхты не хватает. — Если будет хороший учитель, можно гораздо быстрее управиться. Женя, хочешь, я тебя поучу?

— Не надо! У нее уже есть учитель!

Она резко оглянулась — аж в затылке что-то щелкнуло. За спиной стоял Тим. Его светлая кожа за четыре дня на море успела сгореть, а нос — облупиться. Униформа людей крыш уступила место простой черной футболке и белым брюкам. Тим сверлил взглядом сердобольного принца, и Женька вдруг поймала себя на том, что широко улыбается.

— Ты куда меня привел? — сердито спросил Чухонь, обнаружив, что стоит в знакомом зале, стены и потолок которого терялись в непроглядной темноте подземного города.

Фиолетовый грибок вынырнул из пола в полуметре от Чухоня и заносчиво ответил:

— Куда вел, туда и привел! Лазарет за бункером. К нему, ваша неторопливость, еще минут пять ползти.

Чухонь и впрямь еле поспевал за малышом. Даром, что у того была всего одна нога, но передвигался он так, точно в нее вмонтировали реактивный двигатель. Вроде пять секунд назад рядом торчал, а тут смотришь — далеко впереди маячит. Разве за таким угонишься? Люди нор, конечно, умели быстро бегать, но до неуловимых детей Синей Грибницы, которая окутывала тончайшей сетью весь подземный мир, им было далеко.

— Погоди! — цыкнул на карапуза Чухонь. — У меня тут дело есть.

Он подобрался к зарешеченному отверстию под бетонной платформой, круглому, покрытому по краю толстым слоем серой пыли, и заглянул в роскошные покои Глухого.

Старший Сын Крысоматери уже пришел в себя. Он расхаживал по бордовому ковру, заложив слишком маленькую для людей нор ладошку за лацкан темного сюртука. Сиплый и Кайзер следили за ним, синхронно поворачивая головы.

На этот раз Чухонь заметил в кабинете главы фратрии еще одного человека. Сначала ему показалось, что между приспешниками Глухого сидит толстый мальчишка, не старше самого Чухоня. Но, приглядевшись повнимательнее, он понял: никакой это не мальчишка. Просто у рыхлого мужчины с волнистыми волосами цвета очищенной картофелины было выражение лица, какое встречается только у избалованных детей, — капризное, плаксивое, со сморщенным носом, который словно принюхивался к запахам в кабинете главы фратрии. И запахи эти ему не нравились.

— Сколько вы еще, уважаемый, собираетесь возиться? — сухо спросил мальчика-мужчину Глухой, на минуту прекратив мерить шагами пушистый ковер.

— Столько, сколько нужно, чтобы получить желаемый результат! — Он говорил вяло, слегка растягивая гласные, но при этом не теряя достоинства.

— Издевается! — зашипел Сиплый.

— Хотите сказать, что вы его еще не получили? Что полгода, которые я финансировал ваши исследования, слишком мало для результата? — В голосе Глухого селевым потоком нарастало бешенство.

— Я хочу сказать, что мне не хватает материала для испытания вируса. Только и всего. Да, люди реагируют на него так, как мы и ожидали, но вам же понадобились еще и кошки! О чем сказать заранее, конечно, никто мне не удосужился. А людей крыш в своей лаборатории я что-то не наблюдаю. Короче, уважаемые инвесторы, хотите результата — ищите мне морских свинок.

— Кого? — пискнул Кайзер.

— Людей крыш! Для опытов!

— Дорогой Кайзер, сдается мне, что наш уважаемый Николай Наумович бросает камешки в ваш коридор. — Глухой сел в свое громоздкое кресло, уйдя под стол почти до подбородка, и уставился на начальника службы безопасности. — Что вы молчите? Где кошки?

— Ну, эта… Ловим. — Кайзер сделал движение шеей, точно проглотил морского ежа. — Это ж не тараканы! Их так просто не возьмешь!

— Не тараканы значит, — тихо повторил Глухой, и все присутствующие непроизвольно вжали головы в плечи. — Не тараканы. Милый Кайзер, у вас есть ровно три дня, чтобы доставить в лабораторию подопытную кошку. И меня не волнует, слышите, не волнует, как вы это сделаете! В противном случае, вы следующим отправитесь на ужин к крысам! — Голос главы фратрии звучал все выше и громче. Чухонь приготовился закрыть уши, когда он перейдет на ультразвук.

Но Глухой неожиданно успокоился, откинулся на спинку кресла и повернул голову к Сиплому.

— Что с крысами? Все готово?

Сиплый шумно втянул носом воздух и откашлялся. Кайзер в это время медленно приходил в себя, меняя цвет физиономии от желто-серого до багрово-красного.

— У меня, как положено, всё на мази! — заскрипел Горбун и сгреб корявой ручищей телевизионный пульт, лежавший на столе.

Плазменные панели, молчаливо глазевшие на происходящее в кабинете, разом вспыхнули, и Чухонь передернул плечами, узнав каменные стаканы, кишащие крысами. Один, два, три, четыре… Они были похожи друг на друга, как шерстоканы из одного помета, но Чухонь понимал, что смотрит на разные колодцы.

Мониторы мигали, и картинки на них меняли ракурс. Что это? Сигнал с разных камер, установленных в одном и том же стакане? Или крысиных загонов гораздо больше, чем телевизионных панелей в кабинете Глухого?

— Все триста шестьдесят три колодца заполнены под завязку! — развеял сомнения Чухоня Сиплый. — В любой момент готовы открыть дверцы. Только прикажите.

— Автоматика?

— Поставили. Если верить этим недомеркам, сработает, как часы.

Сиплый вытянул руку с пультом вперед, нажимая на кнопку. Колодец на центральной панели исчез. Вместо него появились два ряда белых кружков на черном фоне, расположенных друг напротив друга. Между ними возникла широкая полоса, от которой к кружкам потянулись чуть более узкие веточки. Теперь на экране светилось что-то вроде дерева, нарисованного пятилетним ребенком.

— Это наши колодцы, — указал Сиплый на кружки. — Между ними коридор. Он разветвляется прямо перед Большой Ареной. Мы нажимаем на кнопочку, и дверцы открываются. Одна за другой. Крысы покидают свои домики и бегут по коридору. — Горбун слегка сюсюкал, словно рассказывал сказку. — Бегут-бегут и прибегают к развилочке. Часть грызунов отправляется на поверхность, а часть, аки ангелы, летит к Арене.

— Наши друзья тестировали механизм? — тихо спросил Глухой.

— А как же! Приходили, проверяли — ушли довольные. Только неправильно это…

— Что? — Глава фратрии поднял одну бровь.

— Чужих в такое дело посвящать…

Дослушать ответ Глухого Чухонь не успел. Он почувствовал удар в спину, да такой сильный, что едва не выругался в голос прямо над головами руководителей фратрии.

Сзади, на бетонной плите стоял Малой. Возле него лежала пара камней размером не меньше самого грибка. Третий валялся под ногами Чухоня.

— Еще засадить? Или хватит?

— Сдурел? — Чухонь чуть не задохнулся от возмущения.

— Сам сдурел! У тебя крыса помирает, а ты этих болванов слушаешь! Нужно в лазарет идти, пока Глистер не вернулся.

— Глистер это кто?

— Шерстокан в манто! Тот, белобрысый, толстый, что у твоего главного сейчас за столом сидит! Николай Наумович Глисерман.

— Глухой мне не главный!

— Главный не главный, зато придурок славный! — передразнил Малой. — Идем уже! Я тебя весь день ждать не подписывался!

И рванул в темноту.

Чухонь бросился за грибком. Он то появлялся, то исчезал на полу гигантского зала, точно входил в магические порталы. Чухонь слышал, что люди ветра умели строить такие, но сам никогда не видел.

Наконец он почти догнал своего шустрого проводника.

— Подожди! Остановись!

— Ладно, стою.

— Что все это значит? Зачем им крысы?

— А ты чем слушал? Ушами или каким другим местом? — хихикнул гриб. — Глистер вирус вывел. Нехороший. Им заражают крыс и выпускают на поверхность. Они бегают — кусают людей. Люди болеют. Чего тут непонятного?

— Но зачем?

— Вы что, там в норах совсем одичали? В вашем Армагедариуме все написано: «И придет тьма. И затянет небо свинцовыми тучами. Воздух будет отравлен, земля перестанет родить, дождь, подобно кислоте, начнет разъедать все живое. И не останется людям ничего другого, как уйти под землю и жить в мрачных коридорах, рожая и воспитывая там детей своих…»

— Ну и? При чем тут вирус?

— Так Глухой уже пять лет конец света обещает, а его, родимого, все нет и нет! Вот он и решил помочь, так сказать, божьему промыслу — направить его в правильное русло! Усек? Вирус этот, насколько мы поняли, вызывает дикую головную боль. Кровушка на черепушку изнутри давит так, что глазки из орбит вылезают. Спастись можно одним способом — спуститься ниже уровня моря. То есть уйти под землю. Семнадцатого мая, аккурат во время шерстоканьего Чемпионата, Глухой выпустит всех зараженных крысок, и помчатся они, родимые, наверх, к солнышку, и начнут кидаться на людей. Сиплый-то их все это время человечиной кормил, так что двуногие дня них дичь! Смекаешь?

— А зачем их к Арене гнать? Там же людей не будет. Только наши да из других фратрий…

— Дурак-человек! — обидно фыркнул гриб, но Чухонь уже перестал обращать внимание на его подначки. — На вирус только вы, люди нор, не реагируете, а всем остальным фратриям придется спуститься под землю. И станут крысюки, как и обещал Старший Сын Большой Крысы, избранной расой. Венцом творенья.

Закончив лекцию, грибок развернулся и поскакал дальше, а ошарашенный Чухонь побрел за ним, пытаясь осознать только что услышанное.

ГЛАВА 13

— Привет, Тим! — Женя сделала то, что еще вчера казалось ей невероятным — она шагнула навстречу своему сердитому другу и крепко обняла его.

Тим замер на мгновение, точно попавшая в ловушку мышь, а потом осторожно прижал Женю к себе. Они стояли так всего несколько секунд, пока проснувшееся смущение не заставило их отстраниться друг от друга. Крыланы смотрели на них с пониманием — у людей ветра было не принято свистеть и отпускать глупые шуточки по поводу дружбы мальчишки с девчонкой.

— Ты не сердись, Тимох, — заговорил принц. — Я же помочь хочу. Она ведь ничего не умеет — разобьется, и конец истории.

— Конечно, тут не до гордости, — вступила в разговор круглолицая девушка. Ее короткие каштановые волосы украшали с десяток разноцветных заколок — бабочек с крыльями на пружинах. Стоило девушке качнуть головой, как они начинали трепетать, точно собирались взлететь. — Ты же знаешь, что Жене предстоит пройти. Если она не научится видеть фибры по своему желанию, то никогда не сможет оторваться от Утеса Света.

— Что я не смогу? — тихо спросила Женя.

— У людей ветра очень простая инициация. Перед рассветом они оставляют тебя на скале. С первыми лучами солнца ты должна взлететь. Вот и все, — нехотя пояснил Тим. — Ладно, ребята, вы правы — я дурак. Нам и впрямь нужна ваша помощь.

Женя второй раз за утро решила, что у нее начались галлюцинации. На этот раз — слуховые. Тим называл себя дураком и признался, что ему нужна помощь. Не ровен час, над замком крыланов пойдет снег — с неба начнут падать красные зайцы.

Принца звали Гришей, а девушку с бабочками — Аней. Они предложили Тиму и Жене прогуляться к морю. Купаться, конечно, было рановато, даже для Абхазии, но нельзя же приехать на юг и хотя бы не побродить, закатав штаны, вдоль линии прибоя. Правда, сначала крыланы решили показать Жене обиталище грифонов.

Внутри маленький замок был совсем не таким красивым, как снаружи. Голые стены, мелкий песок на полу, сильный запах экскрементов и никаких перекрытий — один большой зал, пронизанный лучами непостоянного солнца, проникавшего сквозь квадраты окон.

В углу были сложены грудой белые булыжники, похожие на те, что служили людям ветра календарем. На них в позах сфинксов отдыхали грифоны. На вершине задиристый Петя. Женя тут же узнала его по золотистой кисточке и черно-белому воротнику из перьев. Под ним, развалившись на камнях, помахивали хвостами самки. Они были помельче и совсем не такие яркие, как глава семейства. Все-таки странно, почему у животных самые красивые перышки достаются мужчинам, а у людей — наоборот, задумалась Женя. Может, потому, что сильной половине животного мира приходится гораздо чаще сражаться за внимание прекрасного пола, чем сильной половине человечества?

— Глянь, Тим, Петька-то наш на тебя похож! — сверкнул Гриша неправдоподобно белыми на загорелом лице зубами, когда грифон приземлился перед незваными гостями и раздулся, словно дикобраз, пытаясь их напугать. — Тоже к своим подругам никого не подпускает.

— Остри, остри! — пробурчал Тим в ответ. — Тебя в цирке не заждались?

— Ну, хватит уже клевать друг друга! — Аня наклонилась над грифоном, смело протянула руку и погладила его между ярко-зелеными глазами. Через несколько секунд полулев-полуптица валялся на спине, подставив девушке голый живот.

— Стоит правильно погладить мужчину, как он оказывается у твоих ног, — засмеялась она.

— Ох уж это женское коварство, — вздохнул Гриша. — Заморочить голову, а потом выставить дураком.

— Тебя и выставлять не надо, — не удержался Тимофей.

Под перебранку друзья покинули маленький замок и направились к морю. Федя увязался за ними, прихватив Борова. Пес недовольно урчал, пытаясь прогнать навязчивого Петю, но грифон плелся следом за Аней в надежде, что она снова решит почесать ему живот.

— Я у себя в комнате видела несколько картин со смерчами и бурями. Это кто-то из людей ветра рисует? — спросила Женя, спускаясь рядом с Аней по узкой дорожке.

— Лион. Он у нас главный художник, — объяснила девушка. — Вообще каждый крылан занимается каким-то творчеством. Мы еще в детстве выбираем себе увлечение. Я, например, украшения делаю. Нравится? — Она тряхнула головой, и бабочки зашуршали блестящими крылышками. — Гришка из дерева фигурки вырезает. Лиска из шерсти валяет. Ясмин за грифонами ухаживает. Это тоже что-то вроде творчества.

— А Марат?

— Книги пишет. Цикл «Сказки забытого озера» читала? Это его.

Жене пришлось признаться, что не читала. Ей больше нравились детективные истории. Про великих сыщиков.

— Детективы — призвание Василисы. У нее пять или шесть серий вышло. Про «Веру Иванову, которая ищет приключения», про Льва Наволочкина…

Женя припомнила батареи пестрых корешков в книжных магазинах и снова покачала головой. Она любила неспешные старые детективы, где действие происходило в мрачных замках, и, чтобы найти убийцу, приходилось копаться в жутковатых семейных тайнах. Тем не менее, отношение крыланов к творчеству ей очень понравилось. Остаться бы здесь на месяц. Или два.

— А граффити у вас никто не занимается? — с надеждой спросила Женя.

— Конечно, занимается. В июне начнется фестиваль «Рисующих на камнях». Тут рядом есть место, где вдоль берега идет почти ровная стена. Каждый год сюда со всего мира слетаются граффитисты из разных фратрий, рисуют на ней свои картины. Хочешь, свожу тебя туда? Там с прошлого года много чего осталось.

— Хочу! — Женькины глаза загорелись. Настоящий фестиваль граффити! Раньше она о них только читала.

Но Совет должен был начаться меньше чем через тридцать минут, поэтому осмотр фестивальной стены решили отложить на потом. Друзья спустились к морю, и Женя наконец-то, скинув сандалии, залезла в воду. Почти по колено. Волны лениво подталкивали ее к берегу, и ноги сквозь зеленоватую толщу казались совсем белыми. Женя осторожно ступала по скользким камням, стараясь не упасть. Хороша она будет, если явится на Совет в мокрой одежде.

Вблизи море казалось еще прекраснее, чем из окна башни. Почему-то оно делало все краски неправдоподобно яркими. Белая одежда едва ли не светилась на фоне пасмурного неба. Бабочки на Аниной голове казались вырезанными из рубинов, а глаза Тима сияли, точно два изумруда.

Светло-серая гладь сливалась с линией горизонта, отчего было невозможно понять, где кончается вода и начинаются облака. В этой зеркальной дали, между галечной кромкой и бледным пятном туманного солнца, висел кораблик. Наверное, рыбачье судно из ближайшей к замку деревни. Глядя на синюю черточку, Женя почувствовала внезапный прилив счастья. В груди стало щекотно, и она отвернулась, чтобы не выдать друзьям своих чувств.

— Возле моря проще всего научиться видеть фибры. — Гриша встал у Жени за спиной. — Здесь очень мощные потоки энергии, и они все направлены в одну сторону — от берега к горизонту. Смотри вперед и одновременно попробуй сосредоточиться на боковом зрении.

Женя так и сделала. Но легко сказать: смотри прямо и в то же время вбок. Она прекрасно видела покачивающихся на воде грузных чаек, но никаких фибр вокруг себя разглядеть не могла. На мгновение, после долгих мучений, ей померещилась одна фиолетовая ниточка, но и та пропала, стоило лишь повернуть голову.

— Не сдавайся, — посоветовал Гриша. — Нужно продолжать пробовать. Рано или поздно получится.

Правда, ждать, когда это случится, было некогда. На дорожке, среди лилово-розовых цветов появилась Яся и сказала, что Совет уже начался. Все ждут только Женю с Тимом.

На поляне в плетеных креслах, поставленных кругом, сидело человек тридцать. Из-за ровного загара и свободных светлых одежд они напоминали отдыхающих южного пансионата, собравшихся на концерт заезжих музыкантов. Но стоило приглядеться к сосредоточенным лицам, как от ощущения не оставалось и следа.

Большинству крыланов, входивших в Совет, на вид было за сорок. Женька ловила на себе их доброжелательные взгляды. Она чувствовала, что нравится людям ветра, и особенно пожилой женщине, сидевшей в глубоком кресле совсем рядом. Правильные, по-старчески грубоватые черты лица и густые белые волосы делали ее похожей на графиню знатного рода из тех самых детективов про семейные тайны. Каждый раз, встречаясь с Женькой глазами, она ласково улыбалась.

— Что ж, друзья, пора приступать к делу! — зазвучал над поляной голос Марата.

Он единственный предпочел высокий деревянный табурет глубокому креслу. Жене и Тимофею глава фратрии указал на короткую скамейку рядом с собой. Женя этому только порадовалась — в полулежачем положении она чувствовала бы себя неуверенно.

— В общих чертах вы уже знаете, для чего мы сегодня собрались, — продолжил Марат. — На город людей надвигается катастрофа. Нам придется принять решение, что делать дальше. Я уже рассказывал вам о видении, посланном тотемом кошек одной из новообращенных. — Глава фратрии кивнул в сторону Жени. — Мы посвятили много часов спорам о том, должна ли наша фратрия помогать полиморфу, но, слава Светлому Фараготу, большинство выбрало путь понимания и милосердия. За пугающим словом «полиморф» стоит всего лишь ребенок. Ребенок, который еще неделю назад не знал о своем предназначении. Тем не менее, он не просто принял его, но еще и, рискуя жизнью, готов защищать свою фратрию и обычных людей, живущих в его родном городе. Это достойно уважения. Женя, я хочу, чтобы ты сейчас рассказала о своем общении с Сохмет. И как можно подробнее.

Женя судорожно сглотнула и уставилась на сидящих кругом крыланов. Те смотрели на нее с одобрением и легким сочувствием. Наверное, понимали, как непросто подростку выступать перед взрослыми. Но она взяла себя в руки и начала рассказывать.

За прошедшую неделю в ней произошли большие перемены. Женя поняла это, слушая себя, словно со стороны. Та, другая девочка, которая училась в средней школе и ругалась с учителями, вряд ли смогла бы так четко и быстро описать сцену крысиного нашествия и метаморфозы, происходившие на крыше Башни самоубийц. Она закончила рассказ нападением СКК и бегством к абхазской границе.

Едва дослушав ее, крыланы зашумели.

— Орги нарушили Конвенцию о мире! Они не имели права!

— СКК! В этом участвует СКК!

— Марте нельзя доверять!

Марат вздрогнул, услышав имя главы Большого Совета кошек, и поспешил вмешаться.

— Постойте. Сейчас есть куда более важный вопрос. Что за катастрофа надвигается на город? И кто за ней стоит? Думаю, нам стоит высказать свои мнения. Лион, что ты об этом думаешь?

Худой мужчина с широко расставленными выпуклыми глазами, которые делали его похожим на пришельца с другой планеты, сухо прокашлялся.

— Марат, если девочка видела крыс, то логично предположить, что за этим стоит глава фратрии людей нор. Пока он у власти, Братство — пороховая бочка для нашего мира и остального человечества. Рано или поздно они должны были начать экспансию. Мы все этого ждали.

— Но причем тут СКК? Морок никогда не поддержит крысюков! — подала голос полная женщина с затененными, точно у Шамаханской царицы, глазами.

— Василиса, Морок не так прост. Неужели ты думаешь, он не воспользуется шансом вернуть себе власть? — усмехнулся Лион.

Слушая людей ветра, Женя все лучше понимала, в какую передрягу угодила она на пару с Тимом. Вернее, на тройку — есть еще Федор. Даже на четверку, если считать Борова. Похоже, нашествие крыс и впрямь дело рук подземных жителей. Ведь именно они уже два раза пытались ее убить. Скорее всего, СКК во главе с подлым Мороком была с ними заодно. Участие Марты и Шепота пока оставалось под вопросом. Сомнений не вызывало только то, что семнадцатого мая, во время Чемпионата по шерстоканьим боям, в ее городе начнется настоящий Армагеддон — уменьшенная версия. Если еще не начался — в новостях постоянно передавали о новых заражениях неизвестным вирусом.

— Давайте примем решение, — взял слово Марат. — Что мы должны сделать, чтобы разрушить планы Глухого?

— Я бы начал с того, чего мы не должны делать! — вмешался Лион. — Мы не должны подвергать опасности детей.

«Кто здесь дети?» — уже, было, собралась возмутиться Женя, но вовремя прикусила язык. Школа успела научить ее не открывать лишний раз рот. Пока молчишь — преимущество на твоей стороне.

— Да, милая, мы очень благодарны тебе за информацию о планах Глухого, — поддержала художника Ясмин. — Но теперь наша очередь защищать людей. У нас все в порядке с ответственностью — не бойся, мы не допустим того, что тебе показала Сохмет.

— Вот именно! Сохмет показала это ей, а не кому-нибудь из взрослых!

Женя удивленно посмотрела на Тима. Его щеки горели, ноздри трепетали. В отличие от нее, он не собирался отмалчиваться.

— А ведь мальчик прав! — внезапно взяла слово пожилая женщина, похожая на графиню. Еще минуту назад она, казалось, дремала в глубоком кресле. — Вы забываете, это не ребенок — это полиморф. Оружие! Ружье со взведенным курком! Джокер в колоде карт судьбы. Не стоит это игнорировать.

Закончив свою короткую речь, женщина вновь опустила морщинистые веки и, похоже, уснула. Над поляной повисла тишина.

— Э-э-э… Корина Семеновна, конечно, права, — наконец заговорил Лион. — Девочка — полиморф. Но это еще один довод изолировать ее от истории с крысами. Ружье может стрелять как в ваших, так и в наших.

Впервые с момента пробуждения в замке Женя почувствовала себя не в своей тарелке. Даже не на своем столе. Что значит и в ваших, и в наших? Она никому не собирается причинять вред!

— Женя, ведь ты так и не поняла, что случилось на трассе. Почему нападавшие вдруг состарились? — продолжал гнуть свою линию художник.

От взгляда его выпуклых глаз у Жени возникло ощущение, будто в нее засунули внутрижелудочный зонд. Полгода назад ей пришлось лечиться от гастрита, вызванного обедами в школьной столовой, но, прежде чем выписать лекарства, ее обследовали с помощью длинного стекловолоконного шнура. Ощущения были не из приятных.

— Нет. Не поняла.

— В тебе проснулись силы людей глубины. Ты забрала воду из тел своих противников. Высушила их. С помощью этого приема несколько депферов могут в считанные минуты уничтожить половину жителей крупного города. Конечно, они не станут этого делать, так как умеют себя контролировать, а ты — нет. Женя, пойми, ты опасна. Тебе надо учиться управлять своими способностями!

Люди ветра снова замолчали. Наверное, давали своей гостье осознать только что услышанное. Наконец заговорил Марат.

— У кого-нибудь есть, что добавить к словам Лиона? Нет? Тогда, думаю, пора подвести итог. Женя, мы очень хотим, чтобы ты осталась с нами. Отдохни, позагорай, прими участие в фестивале граффити. Тим рассказывал мне, что ты отличный райтер. Сходи со своими друзьями под парусом до Турции, научись видеть фибры и управлять ими. Ясмин потренирует тебя, и к концу лета ты сможешь пройти инициацию на Утесе Света. А мы тем временем разберемся с Глухим. Ну что скажешь?

— Я… — Женя обвела глазами притихших крыланов. Они правы — ей пока рано лезть в дела взрослых. Ну что она может? Только все испортит. Покалечит кого-нибудь — заберет воду или высосет воздух, какая еще угроза от нее исходит? Да, крыланы очень хорошие… и очень глупые. Тим прав, именно ей Сохмет поручила защитить свой город. Ей, а не Марату или Лиону. Нет, она не рвется в герои. Больше всего на свете Женьке хотелось бы сейчас валяться на пляже и купаться в море. Только она не простит себе, если все произойдет так, как предсказывала Сохмет. Не сможет простить! Но взрослым знать об этом не обязательно. — Я согласна с вами. Мне не стоит во всем этом участвовать. Спасибо, что объяснили. Можно, я поживу в башне?

Поляна ответила радостным гулом. Похоже, крыланы не на шутку боялись, что юный полиморф вздумает артачиться. Они разом заговорили, поздравляя Женю с разумным решением.

— Теперь мы бы хотели обсудить наши планы наедине. — Марат бросил смущенный взгляд на друзей.

— Нам уйти? — резко спросил Тим.

— Если можно, Тимофей. Я понимаю твою обиду — сам был таким же, но, согласись, есть вещи, которые вам не нужно знать.

Женя и Тим встали.

— Тим, я прошу тебя, будь взрослым, — окликнула его Ясмин. — Мы в курсе, какой у кошек острый слух.

Это было лишним. Тим сжал губы и свел брови к переносице.

— Обещаю, что не стану подслушивать, — процедил он, выходя из круга.

— Давайте мне дембельский поезд. Что-то я притомился! — потребовал Гоблин, почесывая волосатое пузо.

Чухонь, стараясь не засмеяться в голос, наблюдал в узкую щель приоткрытой двери, как двое братьев встали по обе стороны железной кровати, на которой вальяжно развалился довольный Гоблин, и принялись ее раскачивать. Пельмень обмахивал приятеля полотенцем, словно опахалом, а третий брат по имени Зуб издавал звуки, похожие на стук колес. Тудук-тудук, тудук-тудук. И гудел, словно несущийся на всех парах локомотив. Гоблин прикрыл глаза и блаженно похрапывал.

Эту картину Чухонь наблюдал уже второй раз. Два дня назад, когда он вместе с Малым впервые пришел в лазарет, его сосед по норе точно так же наслаждался поездкой на скрипучей койке. Что такое поезд, Чухонь приблизительно представлял. В некоторых коридорах подземного города были проложены узкие рельсы, по которым громыхали, полные землей или камней, неуклюжие вагонетки. Хрысь объяснил, что настоящий поезд похож на них, только больше. А вот значение слова «дембельский» для темного Чухоня осталось загадкой.

Он постоял еще немного и осторожно двинулся дальше по светлому, пахнущему хлоркой, коридору. Этот коридор совсем не походил на подземные тоннели. Стены его были выкрашены на уровень человеческого роста в нежно-зеленый цвет, а выше — оштукатурены. Коричневая плитка на полу влажно блестела от недавнего мытья. По потолку тянулись длинные лампы, испускавшие рассеянный, подрагивающий свет. От него глаза Чухоня, привыкшие к полной темноте, чесались и слезились.

В лазарете было безлюдно. Гоблин со своими дружками, занимавшими одну из двух палат, оказались единственными пациентами Глистера. Странно, что именно Глистерман хозяйничал в лазарете. Как бы ни был далек Чухонь от дел своей фратрии, он знал: уже не один десяток лет Братство лечил старый целитель — лобастый и неразговорчивый Хмур. Уж Хмур, наверное, не стал бы столько дней держать лоботрясов в больнице, изводя на них казенные харчи. Да и пользовался целитель, в отличие от толстяка, не бинтами с зеленкой, а руками. Раны склеивал, переломы сращивал — поругивался, бормотал что-то под нос, и все проходило. Когда Чухонь был совсем мелким, Хмур лечил ему разбитый лоб. Поводил своей ручищей над головой, и кровь свернулась. Подул — боль прошла. Послюнявил — ничего не осталось. Даже шрама.

Но хорошо, что Глистер не брезговал лекарствами. Будь он целителем, Чухонь не нашел бы у него ни бинтов, ни спирта, ни зеленки с йодом. Грибы оказались настоящей медицинской энциклопедией. Малой объяснил, что нужно взять и как этим добром пользоваться. В прошлый раз уже через полчаса Чухонь вернулся к ослабевшей крысе с горой противно пахнущих лекарств и под глумливую диктовку детей Синей Грибницы сделал перевязку. Даже обезболивающее вколол. От воспоминания об этом у него до сих пор пробегал между лопаток неприятный холодок.

Вот только крыса оказалась слишком большой. Уже на следующий день стало ясно — придется совершить еще один набег на склад Глистера, пополнить запасы бинта и де-зин-фе-ци-ру-ю-щих средств. Чухонь страшно гордился, что научился выговаривать это слово. Он бросил последний взгляд на пустой коридор и нырнул в уже знакомую каморку.

Здесь запах лекарств был еще острее, но Чухонь научился не обращать на него внимания. Портянки Гоблина и не так воняют. Он огляделся, стянул с полки сероватую наволочку и прошел дальше, где пылились аккуратные горки картонных коробочек и бумажных хрустящих свертков.

Выбрал уже знакомые упаковки и, не стесняясь, сгреб их рукавом в подставленный мешок. Решил брать столько, сколько сможет унести. Чтобы третий раз не ходить.

Времени на набеги в лазарет у него теперь совсем не осталось. Кроме того, что приходилось выхаживать крысу — на бестолковые грибы надеяться не имело смысла, им бы только песни горланить, — Чухонь упорно исследовал систему колодцев, в которых шуршали грызуны-людоеды.

Система, надо сказать, была отстроена на совесть. Из каждого стакана вел узкий коридор, вход в который крысам преграждали недавно смонтированные заслонки — металлические двери, отползавшие вверх, благодаря спрятанному в стенах механизму. Даже если сломать парочку, в возможность чего Чухонь сильно сомневался, то остальные триста шестьдесят с лишним каменных мешков все равно в нужный момент по команде Глухого выплюнут полчища крыс, и те помчатся на поверхность, а заодно и к Большой Арене.

От мысли, что в самый разгар Чемпионата в гулкие помещения заброшенной подземной автостоянки, переделанной братьями под место состязаний, хлынут зубастые убийцы, у Чухоня начинало ныть в животе. На обычных людей ему было по крупному счету плевать. Ну, заболеют и заболеют. Спустятся, в конце концов, ниже уровня моря и будут жить припеваючи. Места всем хватит. А вот срыв Чемпионата казался ему чудовищным преступлением. Хуже всего, что могли погибнуть шерстоканы. Конечно, все они чемпионы и способны одним усом уложить с десяток крыс, но против прожорливой зубастой армии не устоят даже они.

Перекинув отяжелевшую наволочку через плечо, Чухонь шагнул к выходу из тесного склада. Хорошо, что тут ничего не охраняется — ходи, бери сколько надо. Он приоткрыл дверь и чуть не прикусил язык от неожиданности. В коридоре, рядом с каморкой, брезгливо морща нос-пампушку, стоял Глистер. За его спиной ухмылялся Гоблин со своими верными оруженосцами.

— И чем мы тут занимаемся, молодой человек? — ласково спросил Глистерман, лениво растягивая гласные.

ГЛАВА 14

Тим мрачно молчал. Всю дорогу от поляны, где остались совещаться крыланы, до моря он не проронил ни слова. Дулся. Даже когда навстречу из-за ветвей разросшейся пихты показались Гриша с Аней, сын Лунной Кошки еще изображал из себя пациента психоневрологического диспансера с диагнозом «аутизм». Едва взглянув на него, Гриша ядовито ухмыльнулся:

— Похоже, малышню попросили держаться подальше от серьезных дел?

— Они боятся, что я могу навредить, — осторожно ответила Женя.

— Если только себе, — пожал плечами крылан. — Ты же ничего не умеешь!

— Эта малышня, Гриш, дважды от крысюков отбилась! — мягко напомнила Аня.

Ее друг немедленно помрачнел. Похоже, девушка наступила на больную мозоль. Что не удивительно. Тихая, уютная жизнь на берегу Черного моря наверняка навевала на молодежь людей ветра тоску по опасным приключениям.

— Что ты собираешься делать? — Аня внимательно посмотрела Жене в глаза.

— Она собирается проходить посвящение на Утесе Света, — ответил вместо нее низкий с легкой хрипотцой голос.

Друзья резко оглянулись.

На желтой дорожке, в тени пихт и цветущих кустов, стояла Графиня. Она величественно приблизилась к Жене и приподняла сгибом сухого пальца ее подбородок.

— Я ведь не ошиблась, маленькая кошка?

— Нет!

— Сегодня ночью ветер будет дуть с берега. Это лучшее время, чтобы пройти посвящение. Фибры сами оторвут твои ноги от Утеса. У тебя есть целый день, чтобы научиться летать.

— Корина Семеновна, она даже не видит их, — хмуро заметил Гриша.

— Сделай так, чтобы видела. Ты и твоя подруга. Научите ее. Времени предостаточно. Сегодня ночью я буду ждать вас у себя, а сейчас пойду — вернусь к этим самовлюбленным слепцам. К сожалению, взрослые нашей фратрии не хотят видеть очевидного…

Она развернулась и, не слушая возражений молодых крыланов, поплыла вверх по аллее. Если не обращать внимания на волну седых с голубым отливом волос, то казалось, что среди цветов идет молодая женщина. Стройная и легкая.

— Кто она? — решил заговорить Тим.

— Кора. Мать Марата. — Аня все еще смотрела вслед Графине. — Его отец, ее муж, тоже был главой фратрии. Погиб во время межклановой войны. Она никогда не вмешивается в дела своего сына, но всегда готова исправить его ошибки. Так говорит Ясмин.

— И что? Вы нам поможете?

— Конечно! Корина Семеновна же сказала.

— А вам не влетит?

— Влетит. И что? — беспечно отмахнулся Гриша. — Неужели ты думаешь, мы из-за этого профукаем такое приключение? Правда, Ань?

Он обнял девушку за талию, притянул к себе и поцеловал в шею. Тим недовольно поморщился. Его раздражало, когда кто-то выставлял напоказ свои отношения.

К обеду Женя впала в отчаяние. Ни один из традиционных способов научиться видеть фибры, отработанные на многих поколениях крыланов, не дал результата. По совету Ани и Гриши, она прищуривала глаза, резко смотрела через левое плечо и прыгала в ледяную воду с высокого берега. Все без толку. Женя не смогла разглядеть даже самой коротенькой, самой тоненькой ниточки.

— Ты уверена, что вообще их видела? — уже в третий раз спрашивал у нее Гриша. — Понимаешь, если есть способности, то фибры все время появляются перед глазами. У кого-то сильнее, у кого-то слабее, но так, чтобы совсем ничего…

Эти разговоры только нагоняли страху. Она уже и сама до конца не верила, было ли сражение на крыше мини-вэна или ей это померещилось с перепугу.

Кстати, мини-вэн все еще стоял на заднем дворе замка. Его владелец загорал на галечном пляже, потягивая абхазское вино. Люди ветра заплатили ему за неприятности столько, что он решил ни за какими моделями не ездить, а отдохнуть с комфортом на берегу Черного моря.

— Ба, кого я вижу! — воскликнул Павел Иванович, когда понурые друзья брели мимо на обед. — Уже на ногах, ёшки-макарошки! Даже не хромает!

Водитель в одних плавках, с полосатым полотенцем на голове вместо панамы, сидел на камнях и удивленно разглядывал Женю.

— Чудеса современной медицины! — улыбнулась она.

— Да уж, медицины, — с сомнением покачал головой владелец мини-вэна. — Видали мы эту медицину.

Едва Павел Иванович остался позади, как Женя повернулась к своим спутникам.

— А вы не боитесь, что он все разболтает журналистам или ФСБ?

— Пусть только попробует, — кровожадно усмехнулся Тим, и ей стало понятно, что люди Края давно научились решать проблему болтунов.

Друзья обедали на просторной летней террасе, под потолком которой висели бумажные фонари. Шары величиной с пляжный детский мяч напоминали китайские украшения, только были не красными, а белыми. Словно в кафе, здесь стояли отдельные столики. Массивные, деревянные, они, как и всё у крыланов, создавали ощущение непререкаемой надежности. Терраса находилась выше замка, и с нее открывался волшебный вид на его башни, море и исчезающие в облачной дали синие горы.

Почти все столы были заняты. Друзья, протиснувшись между смеющимися компаниями, едва нашли себе местечко возле матерчатой ограды. Насколько успела заметить Женя, еду пока не выносили. Собравшиеся чего-то ждали.

— Где вы были? — услышали они обиженный голос Федора. — Я вас весь день ищу.

Он немедленно занял одно из четырех мест, и Грише пришлось добывать себе стул. Боров улегся под столом в ожидании подарков судьбы.

— Сейчас тут такое начнется! — возбужденно затараторил Федя. — Сегодня младшие классы экзамен сдают. Во всех кафе работают. Я уже третий раз обедаю, чтобы посмотреть!

— Не лопнешь? — Тим насмешливо взлохматил светлые волосы юного целителя, а тот в ответ с наигранной обидой попытался ткнуть его кулачком в бок.

— Тихо, дети! — зашикала Аня. — Начинают!

На небольшой пятачок у входа в террасу вышли четыре крылана не старше Федора. Два серьезных русоволосых мальчика и две девочки. Одна — рыжая, с крупными веснушками, щедро рассыпанными солнцем по курносому личику. Другая — черноволосая, со змейками толстых косичек, сбегающих к талии. На детях были надеты белые рубашки и льняные штаны — в лучших традициях людей ветра.

Женю смутила эмблема, нашитая у каждого на плече. Синяя галочка, похожая на парящую чайку. Перепутать логотип знаменитого производителя спортивной одежды с чем-то еще было сложно. Вот только что он делает у крыланов?

— Это — наш герб! — сердито пробурчал Гриша. Похоже, Женя коснулась неприятной темы. — И больше ничей!

— Старая история, — хихикнул Тим. — Основатель спортивной компании гостил у людей ветра пару недель и, как бы это помягче сказать, спер идею. А они так гордились, что у них самая простая эмблема среди фратрий.

Разговор прервали маленькие крыланы. Они резко, точно в танце, вскинули руки и застыли в напряженных позах. Минуты три ничего не происходило, а потом из-за ограды террасы появились подносы, полные еды. Очень медленно они проплыли над головами взрослых и начали опускаться на столы.

— Стабилизируйте! Страхуйте дополнительной фиброй!

Только сейчас Женя заметила за спиной учеников невысокого, совершенно лысого человека, с чуть подтянутыми к вискам уголками глаз.

— Тимур Сергеевич. Учитель фратрии, — прошептал Гриша. — Он всех нас тренировал. Эх, попросить бы его с тобой позаниматься.

— Не стоит. Он тоже входит в Совет, — покачала головой Аня.

В этот момент последний поднос коснулся стола, и терраса наполнилась радостными аплодисментами. Юные дарования, сияя от гордости, поклонились и, шагая гуськом за своим учителем, покинули обеденную площадку. Женино настроение окончательно испортилось. Какой она полиморф, если не может сделать того, с чем так легко справляются малолетки!

Правда, на душе стало чуть легче, стоило начать есть. Окрошка на белом квасе и горячий лаваш сделали свое дело. Через полчаса Женя была готова с новыми силами взяться за учебу.

Чухонь невольно отступил назад в полумрак каморки. Из нее не вело других дверей, кроме той, в которой сейчас стоял Глистерман и Гоблин с дружками. Попал. Как есть попал, тоскливо подумал Чухонь и встретился взглядом с доктором. Холодные, цвета крысиной шкурки глаза на капризном детском личике ничего хорошего не обещали.

— Ну что ж… — начал он, но его неожиданно перебили.

— Глистер! — громко зашептал Гоблин, — Этого хлюпика я знаю. Он со мной в норе жил, пока Сиплый за ним… того, не пришел и увел куда-то.

— Разве я тебя спрашивал? — вкрадчиво произнес Глистерман.

Он вдруг весь подобрался, поджал пухлые губы, перестал морщить круглый нос и на несколько секунд стал похож на орга — бесстрастного убийцу из особого отряда Кайзера. Чухонь только раз видел такого без маски и потом долго еще не мог отделаться от ночных кошмаров.

— Нет, — побледнел Гоблин. — Я думал…

— Не надо вам думать, — отрезал Глистерман. — Для этого мозг нужен, а у вас он отсутствует. И не смейте обращаться ко мне в подобной манере. Мое имя Николай Наумович или, если это так сложно запомнить, господин доктор. Я доступно излагаю?

Крысюки энергично закивали. Выходило, что они ничего не знали о приключениях Чухоня. Ни о колодце, ни о крысах. Внутри шевельнулась осторожная надежда.

— Меня Сиплый прислал, — подобострастно улыбнулся Чухонь. — Пойди, говорит, к Николаю Наумовичу, возьми лекарства. Список прилагается. Вы уж простите, не стал я вас от дел отрывать — сам все нашел. Нетрудно.

Гоблин с Пельменем разинули рты — за несколько дней задохлик явно поумнел. Ишь, как шпарит! Глистерман с минуту буравил его взглядом, но вид переминающегося с ноги на ногу парня выражал такое простодушное раскаяние, что черты доктора понемногу смягчались.

— Видите, вот человек! Запомнил с первого раза. Учитесь. — И тут же повернулся к Чухоню. — А почему же господин Сиплый меня не предупредил заранее о твоем приходе? И зачем ему, интересно, медикаменты понадобились?

Он все еще проверял незваного гостя. Хотя вежливый парень ему явно приглянулся.

— Забыл, наверное, — пожал плечами тот. — Вы же знаете, Николай Наумович, он у нас занятой. Где ему всё упомнить? А на счет «зачем», я не спрашивал — не мое это дело вопросы задавать.

— Хмм. Верно, верно. — Глистерман задумчиво покивал головой.

Гоблин с приятелями подались вперед, ожидая приказа. Пельмень даже засопел от желания быть полезным. Чухонь до боли в пальцах вцепился в наволочку с лекарствами. Только бы поверил! Если доброму доктору взбредет в голову пригласить Сиплого на очную ставку с «помощником», останется лишь молиться Крысоматери.

— Ну что ж, приказы должны исполняться, — после минутного молчания заговорил доктор. — Передай господину Сиплому, что он выбрал себе хорошего помощника. Всего доброго, юноша. Пропустите его, — бросил он крысюкам, и те нехотя расступились, освобождая дорогу.

С гордо поднятой головой Чухонь прошел мимо разом поскучневших громил. Встретившись взглядом с Гоблином, он не удержался и нахально подмигнул. Выкусил, здоровяк? Не ожидал, что задохлик у Сиплого в подчинении?

Увесистый пинок под зад заставил его растянуться на полу.

— Я тебя урою. — Гоблин придавил Чухоня к земле коленом и шептал в самое ухо с обжигающей ненавистью. — На ремешки порежу, шнурки из твоей шкуры сделаю, глаза на задницу натяну и моргать заставлю.

Из комнаты послышался нетерпеливый окрик. Глистер звал Гоблина.

— Иду, Наумыч! — рявкнул громила, с сожалением убирая ногу со спины Чухоня.

Тот немедленно вскочил, собираясь броситься в атаку. Прошло то время, когда ему можно было сыпать в койку клопов и подкладывать в ботинки помет шерстокана. Повеселились и хватит! Но тут тоненький голос не по годам рассудительного Малого запищал в голове: «Прекрати! Не лезь! У тебя есть дело. Оно важнее мести!» Чухонь остановился.

— Нюхай, чучело, не забывай, чем пахнет. — Сунул ему Гоблин под нос здоровенный кулак. — В другой раз не повезет.

И ушел. А эхо под сводами тоннеля еще несколько минут играло с его издевательским гоготом.

— Ладно… — прошептал Чухонь, вытирая ладонью струйку крови из разбитого носа. — Еще встретимся.

В Абхазии смеркается рано. Или Жене так только казалось. Слишком быстро утекало время, оставшееся до посвящения. За весь день она не продвинулась ни на йоту в освоении мастерства крыланов. Под конец, отчаявшись, Аня с Гришей решили просто рассказать ей в теории, как взлетать с помощью фибр.

— Хватаешь две нити, опираешься на них под мышками и скользишь. — Аня говорила и одновременно пританцовывала на берегу, изображая, что надо делать. — Не долетая до конца, цепляешься за другие фибры, и всё по новой. Ясно?

Ясно-то ясно. Женя прекрасно представляла, как она бы это сделала, вернись к ней потерянная способность, а пока оставалось только слушать и кивать. Кивать и слушать.

— Вот так, смотри! — привлек ее внимание Гриша.

Он оттолкнулся от огромного валуна, разбивавшего своим рельефным боком вечерние волны, и полетел. Не высоко. Метров пять над водой. Раскинув руки, Гриша двигался по дуге. Точно бумажный самолетик, взлетал повыше и тут же уходил вниз до следующего подъема.

Он сделал небольшой круг над морем и тяжело опустился на гальку. Чувствовалось, что короткий полет дался ему не просто. Аня немедленно подошла к своему другу и потерлась щекой о его загорелое плечо, точно пыталась передать часть своих сил. Женя отвернулась.

Ей стало страшно. Так страшно, что захотелось забиться в дальний угол башни и тихонько лежать всю ночь. Хотя в круглой башне нет углов. И прятаться негде. Значит, нужно уговорить Павла Ивановича отвезти ее назад. К кошкам. Они, наверное, обрадуются, что не нужно делить своего горе-полиморфа с другими фратриями, и примут обратно. А вот примут ли Женю крыланы после того, как она без спросу отправится на Утес Света — большой вопрос. Так, может, ну его?

Впрочем, стоит ли ей бояться? Какой высоты этот несчастный утес? Неужели больше семиэтажного дома? Вряд ли. Значит, даже если она не взлетит, спокойно спрыгнет на землю и отправится в постель. А крыланы пусть сами с крысюками разбираются.

— Женя, иди сюда!

На берегу, у кромки воды стоял Тим. Он уже часа два как не попадался ей на глаза. Наверное, заскучал и отправился вместе с другими крыланами пострелять из лука или погонять воздушного змея. В течение дня на территории фратрии происходило много интересного. Федор, например, уже несколько часов пропадал в грифоннике — пытался подружить Петра с Боровом.

— Я должен тебе кое-что показать, — очень серьезно сказал Тим. Он достал телефон — брата-близнеца черного «жука», брошенного под Ростовом. Пока Женя спала, ее друг успел раздобыть себе новый мобильник — скорее всего, уговорил Марата привезти из ближайшего городка. Тим выбрал в меню «Мои картинки» и открыл одну из фотографий. На крохотном экране появились скалы. Они напоминали спину выставившего иголки ежа — густой лес каменных карандашей. — Знаешь, что это?

— Нет.

— Это то место, куда ты свалишься с Утеса Света, если не сможешь взлететь. Я только что там был. На лодке плавал.

Жене стало плохо. Она сделала глубокий вдох и попыталась найти обходной путь.

— Но я же могу просто не прыгать. Спущусь и все дела.

— Не спустишься. — За ее плечом встали Гриша с Аней. — Все не так просто. Утес Света можно покинуть только одним способом — полететь. Иначе он тебя не отпустит. Это же не простая скала.

— Ты не должна туда сегодня идти. — Тим взял ее за плечи. От его прикосновения Женьку внезапно пробил озноб. — Плевать на этих взбесившихся крыс! Ты ничем не поможешь своему городу, если разобьешься насмерть.

— Я подумаю.

Женя сидела на своей кровати в башне и думала о море. Она представляла, что лежит у самого берега и холодная вода, точно пустую раковину, заполняет ее изнутри. Исчезают мысли, чувства и необходимость принимать решение.

В прямоугольнике окна на иссиня-черном небе давно зажглись крупинки звезд. Ночной ветер гулял по круглой комнате, шевеля Женькины волосы и лепестки белых колокольчиков в банке на столе.

Она достала из кармана бридж, позаимствованный у Тима телефон и набрала один из немногих номеров, которые знала на память. Ярко-голубой экран осветил ее заостренное лицо. В темноте казалось, оно принадлежит морской Сирене или лесному духу, наверняка обитающему в этих краях.

— Алло, Женечка? — почти сразу ответила мама. — Слава Богу, что ты позвонила! Как там у тебя дела? Марта говорит, вы с Диной очень заняты.

Женя не сразу поняла, о чем речь. Только усилием воли она заставила себя вспомнить, что, согласно легенде, Дина — ее подруга и дочь Марты. Сейчас якобы они готовятся вместе к экзаменам.

— Да нормально…

— Много выучила? Тяжело идет?

— Мам, все будет хорошо. Когда у меня были проблемы с учебой?

— Вы только по вечерам на улицу не выходите. Слышала, что в городе творится? Уже сорок три человека в больнице. Вадика, сына тети Светы, помнишь?

Перед Жениными глазами возник молчаливый светловолосый парень с вечным герпесом на нижней губе. Вадик в прошлом году окончил техникум и с осени работал в местном домоуправлении. Кажется, слесарем. Или электриком.

— Умер три дня назад. Его одного из первых крысы покусали в конце прошлой недели. В пятницу. Причем случилось это совсем рядом с нами. В доме за овощным магазином. Сегодня по радио сказали, что уже двенадцать человек погибло. Школы хотят закрыть, пока эпидемия на убыль не пойдет. Так что, может, экзамены еще перенесут. Летом будете сдавать.

Женькино сердце стучало так громко, что она едва могла понять, о чем говорит мама. Крысы наступают. Эпидемия набирает обороты. До семнадцатого мая осталось четыре дня.

— Мам, я хочу с тобой посоветоваться, — прервала она Елену Александровну. — Представь, что тебе надо принять решение. Ты можешь совершить поступок, а можешь его не совершать. Если откажешься — все вокруг тебя поддержат, поймут и одобрят. Но ты перестанешь себя уважать. Если согласишься — можешь поссориться с хорошими людьми, все испортить и, вообще, выглядеть полной дурой…

— Зато тебе не будет стыдно перед самой собой, — закончила за нее Елена Александровна. — Знаешь, малыш, я не буду расспрашивать, что за поступок ты должна совершить. Знаю, тебе не это от меня нужно… Много лет назад я оказалась перед очень похожим выбором и решила, что правильно будет ничего не делать. Не совершать поступка…

— И?

— Прошло больше тринадцати лет. Я до сих пор об этом жалею.

— Спасибо, мам. Спокойной ночи.

Женя нажала «отбой», подошла к окну и посмотрела вниз. Там, в густой тени цветущих каштанов, ей почудилось едва заметное движение. Она по-кошачьи грациозно взлетела на подоконник, постояла на нем пару секунд и прыгнула вниз.

На скамейке ее ждал Тим. Пора было идти к Коре. Стрелки всех часов в замке перевалили за полночь, а значит, подходило время, когда нужно садиться в лодку и плыть к Утесу. Жене предстояло провести на его вершине несколько часов, прежде чем рыба-солнце покажет свой золотой плавник.

— Ты все-таки решилась? — Тим поднялся и не спеша подошел к Жене. Теперь они стояли под фонарем, заливавшим площадку перед башней оранжево-розовым светом.

— Ты думаешь, я должна была струсить?

— Я думаю, ты дура!

Может наступить конец света, море выйти из берегов, а крысы перекусать всех жителей планеты, но Тим не изменится. Он обязательно в критический момент назовет ее дурой.

— Спасибо. Может, уже пойдем?

— Я не пущу тебя. Ты разобьешься!

— Я, а не ты. И вообще, как ты можешь меня не пустить?

— Могу.

— С чего это?

— С того… — Он замолчал, а Женя вдруг поняла, что в его глазах нет ни привычной самоуверенности, ни раздражения. Только отчаяние. Большое, как море, что плещется в сотне метров от них. Она достала телефон и протянула его Тиму. А потом добавила совсем другим тоном:

— Я маме звонила. Уже двенадцать человек умерло. Мне нужно идти. Пойми, пожалуйста.

Ничего не ответив, Тим развернулся и быстро зашагал в сторону главного здания замка. Туда, где находились апартаменты матери главы фратрии ветра.

Женя внезапно почувствовала, что она не одна на площадке.

— Федор? Как ты сюда попал?

Из кустов на освещенное пространство вышел мальчик, волоча за собой сонного бульдога.

— Как, как? Пешком. Я с вами к Утесу поеду.

— С ума сошел? Зачем?

— Чтобы склеить тебя, если ты все-таки не полетишь. Я же целитель! Забыла? Меня Тим позвал. Знаешь, как он за тебя переживает?

— Знаю, чуть что — дурой обзывает.

— Не сердись. Обзывает — значит, любит, — мудро изрек девятилетний мальчик. — Правда, Боров? Я тоже тебя иногда жирной скотиной называю. Что ж с того?

Не удержавшись, Женька хихикнула. Сравнение себя с Боровом отчего-то показалось ей ужасно забавным.

— А потом, случись в моей жизни такое, я бы тоже сейчас психовал.

— Ты о чем? — До Женьки не сразу дошло, что целитель говорит о Тимофее.

— Разве ты о нем ничего не знаешь? Как он к людям крыш попал?

— Я думала, Тим родился во фратрии. Нет?

За разговором они добрались до светящихся в темноте окон Графини. Ее комнаты находились на первом этаже, неподалеку от парадного входа в замок. Где-то здесь, у фонтана, должны ждать влюбленные голубки — Гриша с Аней. Женя придержала Федю за плечо. Ей очень хотелось услышать историю своего учителя.

— Нет, Тим попал к кошкам два года назад. До этого он был самым обычным человеком. Точнее, это Тимофей так о себе думал, пока его брат…

— У него есть брат? — Не поверила своим ушам Женя.

— Был. Брат-близнец. Он в тринадцать лет выпрыгнул из окна. С восьмого этажа. С собой покончил.

— Что? — Она внезапно начала многое понимать. Тот разговор на Башне Самоубийц. Тим говорил не о себе. Точнее, не только о себе. — Но зачем он это сделал?

— А зачем с собой кончают? Ты знаешь? Я нет. Что-то не так с головой было. Может, обидел кто. Не знаю. Тим не рассказывал. По-моему, он тоже не в курсе. В общем, Тимофей рядом находился, когда все это с близнецом случилось. Хотел его удержать и полетел следом. Брат не был кошкой, а Тимка был. Брат разбился, а на нем ни царапины.

— А потом?

— Ну, потом он с месяц по крышам шатался, с высоток прыгал, пока его кошки не подобрали. Мы же своих чувствуем. Родителям Тима Марта сказала, что их сын очень одаренный спортсмен и его забирают в специальную школу. Мать у него к тому времени слегла — не вынесла гибели сына, отчим целыми днями в больнице пропадал. Поэтому Тимофея отпустили. А теперь ты собираешься прыгать с Утеса. Это же настоящее самоубийство! Вот Тимка и бесится.

— Эй, вы идете? — Услышала Женя голос Ани. Она шагнула в желтый квадрат света, падавшего из окна, и бабочки на ее голове вспыхнули розовой короной.

— Мы уже тут, — ответил Федор. Через пять минут вся процессия, включая Гришу, Тима и Графиню, двинулась к морю.

ГЛАВА 15

Утес Света появился ниоткуда. Внезапно Женя поняла, что часть темно-синего неба — это каменная стена, которая медленно надвигается на их крошечную лодочку. Тихие волны покорно лизали бока гиганта, рассыпаясь барашками пены — ярко-белой на фоне черной воды.

— Бери левее, — скомандовал Гриша Тимофею, сидевшему на веслах. А сам подхватил веревку и приготовился прыгнуть на небольшую каменную площадку у подножия скалы.

Женя неожиданно подумала, что заветные желания имеют привычку сбываться самым странным образом. Вот мечтала она о солнечном море — пожалуйста, море. Только мрачное, тревожное, с темными скалами. Хотела принца на яхте — получай. Правда, вместо яхты рыбачья лодочка, а принц — Женя смерила взглядом плечистую фигуру Гриши — конечно, ничего, да не ее. И где справедливость?

— Корина Семеновна, давайте руку!

Чужой принц помог Графине сойти на берег. Следом на камни прыгнула Аня, Женя и Тим. Федор с Боровом остались в лодке.

За крупным валуном начиналась узкая извилистая лестница, выпиленная в каменном теле Утеса. Женя уже собралась, было, подойти к ней, как Кора поймала ее за руку.

— Подожди, маленькая кошка. Туда пока нельзя.

Женщина вышла вперед, повернулась лицом к скале и неожиданно начала танцевать. Точнее, Жене так показалось. Графиня вскидывала руки, водила ими перед собой, словно разгоняя облако невидимого дыма, потом сгибалась пополам и кружилась на месте.

— Распутывает паутину, — шепотом объяснила Аня. — После каждого посвящения вход на лестницу стягивается тысячью фибр. Они не дают подняться наверх. Тот, кто рискнет, попадет в ловушку и будет болтаться в воздухе над лестницей, как муха в киселе. Убрать фибры может только очень опытный человек. Мастер.

— Прикольно. Вот почему с Утеса нельзя спуститься. Сами же крыланы и не пускают.

— Да нет же! — встрял Гриша. — Это чтобы туристы не лазили. Знаешь, сколько тут любителей романтики? Каждую неделю кого-нибудь вытаскиваем. Представляешь, они в воздухе висят, руками машут, глаза таращат, а распутаешь их — начинают материться. Но лучше так, чем находить потом трупы наверху. Ведь если обычный человек, не крылан, пройдет дальше, то дороги назад нет. Утес Света — одно из немногих мест на земле, где все линии движения направлены в одну сторону — наверх. Вниз тебя воздух не пустит, ноги не понесут. Короче, сама сейчас все почувствуешь.

— Если почувствуешь, что не можешь взлететь — сиди наверху. — Аня крепко сжала Женину руку. — Мы попросим кого-нибудь из Совета, и они прилетят за тобой. Оттуда вполне можно уйти через Радужное лассо. Просто мы с Гришкой пока им не владеем.

Графиня вскоре закончила свою пантомиму и протянула сухую длинную руку, приглашая Женю наверх.

— Иди.

Женя побрела к лестнице, приложив все силы, чтобы не оглядываться. Если посмотрит назад — ни за что не уйдет. Вернется в лодку и потребует везти себя в замок. В холодную воду нужно нырять, не задумываясь, не оставляя шанса пойти на попятную.

— У тебя будет несколько минут, чтобы взлететь, — услышала она за спиной голос Графини. — Когда край солнца покажется над водой — прыгай. Мы ждем тебя на берегу.

Женя побежала наверх, стараясь не смотреть по сторонам. Ступеньки были высокими, каждая почти по колено. Они вились спиралью по утесу, делая два полных оборота. Чем выше поднималась Женя, тем сильнее дул ветер. Незадолго до конца пути она начала по-настоящему жалеть, что не переоделась в униформу людей крыш. В эластичном костюме ей было бы куда теплее.

Но вот и вершина. Площадка в форме подошвы утюга. Метров пять в длину. Ее ограничивал невысокий бортик, сложенный из серых булыжников. В самом узком месте он расступался, оставляя узкий проход. Как раз для одного человека.

Будь внизу вода, Женя бы ничего не боялась. Но под скалой иссиня-черными иглами торчали сфотографированные Тимом острые камни. Точно спина гигантского дикобраза. Наверное, он умер здесь миллион лет назад и постепенно окаменел.

До восхода было далеко. Женя медленно пошла вдоль каменной ограды, обходя место своего заключения. Под ногой что-то хрустнуло, и она наклонилась посмотреть. Это была косточка фаланги пальца. Человеческого. Рядом валялись еще несколько. И кусочек челюсти с парой желтых зубов.

Очень хотелось завизжать. Но визжать имеет смысл, когда кто-то слышит. А здесь единственными зрителями были толстые чайки, парящие над Утесом. Поэтому Женя проглотила крик и убралась подальше от человеческих останков.

Интересно, кому они принадлежали? Любопытному туристу, сумевшему обойти ловушку людей крыш? Или бесталанному крылану, который так и не смог взлететь?

Для порядка Женя попыталась спуститься по лестнице, но, как и предсказывал Гриша, ничего не вышло. На третьей ступеньке силы внезапно покинули ее, воздух стал густым, точно переваренный клейстер, и Жене стоило больших усилий вернуться на площадку. Тогда она забилась в самый дальний от человеческих костей угол и начала ждать рассвет.

Рассвет не спешил. Небо оставалось темным, и все отгоняемые последние пару часов страхи набросились на нее с утроенной силой. Она не видит фибр. В воздухе не плавает даже намека на разноцветные нити. У нее нет ни одного шанса взлететь.

Или есть?

К утру, когда губы посинели от холода, а руки и ноги превратились в замороженные сосиски, Женя приняла решение. Горизонт постепенно окрасился в персиковые тона, и она подошла к краю площадки. Сейчас, с минуты на минуту, появится солнце. Есть только один способ вернуть себе способности крыланов — прыгнуть вниз. Организм почувствует опасность и мобилизуется.

А если нет?

Лучше не думать.

Время шло — солнца все не было. Ожидание стало таким невыносимым, что Женька набрала в легкие воздуха и закричала, что есть мочи: «Люди! Я тут!»

Стало чуть-чуть легче. Она подумала немного и снова заорала:

— Я же не целовалась ни разу! Жалко помирать!

Солнце продолжало дразнить ее, откладывая свой выход.

Тогда она запела. Песню Ларса. Конечно, у него получалось гораздо лучше, но сейчас Женьке было на это плевать.

Казалось, она была выше недель и дней, Гуляла по крышам и видела, что над ней, И, небу кромешному глядя в беззубый рот, Она понимала, конечно, что это пройдет.

В тот момент, когда Женя, срывая голос, собиралась перейти ко второму куплету, тоненький край гигантского апельсина возник над светло-серым горизонтом. Пора было прыгать.

«Что я делаю? Зачем? Какой глупый, никому не нужный риск!» — подумала Женя, а потом разбежалась и оттолкнулась от каменного края.

— Еще встретимся! — зло бормотал Чухонь, бредя по коридору к крысиной норе. Кроме наволочки с лекарствами, он тащил на себе увесистую баранью ногу. Нога подтаивала, и ее сок успел пропитать рукав куртки.

Конечность молодого барашка предназначалась на стол Старшему Сыну Крысоматери. Чухонь углядел ее на кухне главы фратрии и решил, что большому раненому зверю она нужнее, чем Глухому. Его повар очень удивился, обнаружив на разделочной доске после минутного отсутствия вместо будущего угощения упаковку медицинского бинта.

Чухонь был почти на месте. Он свернул за угол и вдруг увидел впереди темную фигуру. Тень быстро и бесшумно двигалась в сторону норы, туда, где ждала своего спасителя раненая крыса. Это не был один из братьев. Крысюки крупнее, шире, и руки у них не такие короткие. Похоже, человек! Но что он тут делает? Точно не диггер. Ни один из них не полезет так глубоко под землю, тем более в одиночку.

— А ну стой! — крикнул Чухонь. Бояться ему было нечего. Против людей Края обычный человек беспомощен, словно таракан перед шерстоканом.

Фигура резко повернулась на голос, и в лицо Чухоня ударил яркий луч фонарика. Непривычные к свету глаза на мгновение ослепли. А когда зрение вернулось, незнакомец исчез. Точно Крысомать слизнула.

Подбежав к тому месту, где только что стоял человек, Чухонь потоптался, поскреб подошвой изрезанных ботинок влажную землю, хмыкнул и пошел дальше. Куда же он пропал? Никто про такие фокусы в Братстве не рассказывал. Ерунда какая-то…

До норы было рукой подать, и Чухонь припустил бегом. Он и сам не понимал, чего боится. Крыса, даже раненная, сумеет за себя постоять, а балаболам-грибам и конец света не страшен — нырнут в стену, и поминай как звали. Но на душе что-то скребло, ныло, не давало покоя.

Нора встретила его нестройным гимном норного Братства.

— О, явился скиталец! — заорали грибы, едва Чухонь переступил порог пещеры. — Нас твоя малышка совсем замумукала! Репетировать не дает!

Огромный зверь и впрямь вел себя беспокойно. Метался по тесной пещере, норовя сшибить хвостом проворные шляпки.

— Лопать хочет! — объяснил Чухонь, протягивая крысе баранью ногу и заодно осторожно снимая пропитанную кровью повязку. — А еще от пения вашего умом тронуться можно!

— Нет, вы только его послушайте! Пение наше не нравится! Ты сначала гамму изобрази, а потом в критики записывайся!

— Ладно, не гоношитесь! Лучше скажите, тут никто не ходил? С фонариком?

— Чухонь, тебя часом не по голове огрели? — вежливо осведомился кто-то из грибов. — Али надышался чего нехорошего у Глистермана?

Перебинтовав крысу, Чухонь рассказал синегрибам о странной встрече в паре сотне метров от норы.

— А чего тут удивляться? Последние дни вся грибница гудит: под землей чужаки ходят. Глухому, видать, помогают. Думаешь, Безухий сам додумался до того, чтобы крыс заразить и на поверхность выпустить? Подсказывает ему кто-то.

— Кто? — Чухонь облизнул внезапно пересохшие губы.

— Ну, дорогой, так сразу не ответим. — Слово взял пожилой гриб со скошенной шляпкой. — Нужно соображать, кому это безобразие выгодно. Может, Мороку с его Службой Контроля Края. Знаешь такого, темень непроглядная?

Чухонь коротко кивнул.

— А может, другим фратриям. Вон тем же русалкам? Или крыланам?

— Но зачем?

— От скуки! Жизнь у них больно спокойная, да и крысы их не достанут — так что ничем вроде не рискуют.

— А еще есть варианты?

— Хм, варианты! — Синегриб в раздумье покачался на кривой ножке. — Остальное фантастикой попахивает.

— Ну?

— Антилопа-гну! Сказал тебе Старый — фантастика! — встрял гриб помоложе. — Давай, мы тебе лучше гимн споем.

И, не дожидаясь ответа Чухоня, грибы вразнобой загорланили:

— Славься, Братство, ты едино!

И ваще непобедимо…

Крыса, которая все это время довольно урчала, обгрызая кость, вскинула морду и угрожающе хлестнула хвостом.

— Тихо, тихо! Намек поняли! — завизжали грибы. — Исправляемся!

И запели неожиданно слаженно, отбивая ножками четкий ритм.

А в кипящих котлах прежних боен и смут Столько пищи для маленьких наших мозгов! Мы на роли предателей, трусов, иуд В детских играх своих назначали врагов. И злодея следам Не давали остыть, И прекраснейших дам Обещали любить, И, друзей успокоив, И ближних любя, Мы на роли героев Вводили себя.

Мотив у песни был странный. Словно и не песня вовсе, а рассказ — грустный, тревожный.

Только в грезы нельзя насовсем убежать: Краткий век у забав — столько боли вокруг! Постарайся ладони у мертвых разжать И оружье принять из натруженных рук. Испытай, завладев Еще теплым мечом И доспехи надев, Что почем, что почем! Разберись, кто ты — трус Иль избранник судьбы, И попробуй на вкус Настоящей борьбы.[2]

Чухонь свернулся калачиком под брюхом притихшего зверя и закрыл глаза. Ему снились странные люди, одетые в железо. Они дрались длинными прямыми ножами и стреляли тонкими палками с острыми наконечниками.

Когда до камней оставалось не больше пары метров, волна воздуха подхватила Женю и повлекла вперед над иглами древнего дикобраза. Нет, это был не воздух, а спина огромной призрачной птицы, словно сотканной из лучей утреннего солнца. Светлый Фарагот, тотем людей ветра, пришел Жене на помощь. Раскинув прозрачные крылья, он пронес ее над опасным местом и рассыпался тысячью пушинок, похожих на парашютики одуванчика. Его наездница почувствовала, что снова падает, и в тот же миг мир вокруг нее вспыхнул разноцветными фибрами.

Только переход на режим ускорения позволил Женьке вцепиться в толстую алую нить, возникшую прямо перед глазами. Легкий зуд в руке — и она заскользила над поверхностью моря. Едва одна фибра подошла к концу, тут же появилась другая — оранжевая. А потом — синяя, желтая, фиолетовая… Со стороны Женя напоминала юного Тарзана, который неумело хватается за невидимые лианы и летит над несуществующими джунглями.

Постепенно дело наладилось. Она начала более-менее сносно скользить от фибры к фибре. Даже попыталась раскинуть руки. Как ни странно, получилось. Тогда Женя снова запела:

Когда открывался луны беспощадный глаз, Она признавала, что крылья, увы, не для нас, Но, пыльного города сны унося в кровать, Ей снова хотелось летать, так хотелось летать.

Внизу, бесшумным спутником скользила, похожая на ласточку, тень. Она неслась по искрящейся в лучах солнца воде, повторяя Женины маневры. С тенью было не так страшно. Серая спутница не давала почувствовать себя одинокой и потеряться над бесконечным морем.

Потеряться?

Женя поняла, что не знает, где берег. Впереди лежала туманная полоса горизонта, и никаких намеков на сушу. Абхазия, похоже, осталась за спиной, но оглянуться было страшно. Нужно все время смотреть на фибры и ловить новые нити. Черт! Как же эти крыланы разворачиваются?

Идей не было. Она летела все дальше и дальше. Синяя фибра, красная, белая фибра, желтая…

Развернуться ей удалось только минут через пятнадцать. Впереди, наконец, появился берег. Он напоминал акварельный набросок, легкий и призрачный. Женя от отчаяния едва не зарыдала — Абхазия была очень далеко. Руки онемели. Ноги давно ничего не чувствовали. Глаза то и дело затягивал влажный туман. От разноцветных нитей кружилась голова. Когда же это кончится?

И тут перед ней вырос Утес. Она пронеслась над ним, цепляясь за нежно-розовую фибру, и чуть не потеряла равновесие, взглянув на знакомую площадку.

В том месте, где расступалась булыжная ограда, стоял человек. Мужчина.

Женя не успела разглядеть лица, но могла поклясться: в его осанке и наклоне головы было что-то знакомое. Может, Марат? Нет, он гораздо выше и шире в плечах. Тогда кто?

Силы покинули Женю метрах в ста от берега. Ей вдруг стало все равно. Настолько, что она выпустила очередную нить и погрузилась в холодную воду. Надо было кричать, звать на помощь, бороться, но она не могла пошевельнуть и пальцем. Глухая апатия сковала тело прочным панцирем. Даже когда чьи-то руки подхватили ее под мышки и втащили в лодку, у Жени не было сил открыть глаза и разглядеть своего спасителя. Хотелось только одного, чтобы ее оставили в покое.

Желательно навсегда.

Она пришла в себя на галечном берегу возле жарко пылающего огня. Все тело ныло, зато было тепло и сухо. Женя опустила глаза и ойкнула, сообразив, что на ней нет ничего, кроме пары шерстяных простыней.

— Не пугайся. Это я тебя раздевала, — засмеялась Аня, протягивая пластиковую кружку с горячим чаем, налитым из припасенного термоса. Ее серо-зеленые глаза весело блестели. — Парней на это время прогнала.

— Увы, увы, — вздохнул Тим, садясь рядом с Женей.

Он вдруг наклонился и поцеловал ее в губы. Быстро и очень решительно. Это было так неожиданно, что кружка выпала из рук и дымящийся чай побежал по круглым камням.

— Ты чего? — испуганно спросила Женя, глядя Тиму в глаза.

— Ничего. Теперь ты целовалась и умирать уже не так жалко.

Она совсем забыла, что у кошек исключительный слух. Просто Женя этой способностью не пользовалась с того самого дня, когда Изгаршев растрезвонил про якобы доставшиеся ей в наследство миллионы. Выходит, Тимофей подслушивал все время, пока она находилась на скале. Вот гад!

— Не делай так больше! — отчеканила она.

— Как скажешь! — Тим порывисто встал и отправился бродить вдоль линии прибоя.

Анна посмотрела ему вслед и покачала головой.

— Зря ты его. Больше не поцелует.

— И прекрасно! — Женя страшно сердилась, хотя сама не понимала, на что. — А где все? Гриша, Корина Семеновна, Федор?

— Пошли коней седлать. Через полчасика выезжаем.

— Кого седлать? Куда выезжаем?

— В Геленджик. Там сейчас стоят лагерем люди глубины. Мы поедем на мини-вэне, который вас сюда привез. Гриша пошел с водителем договариваться, Федя — поспать, а Корина Семеновна — не знаю. От нее никогда ничего не добьешься.

— Мы? Ты тоже?

— Конечно. Я и Гриша. Должен же тебя кто-то учить нашему ремеслу. Полеты — это еще не все. Хотя летала ты классно. Я и не знала, что так бывает. Обычно новички протягивают метров двадцать и падают в воду. Я вообще еле-еле через камни перевалила. Но чтобы сорок минут над морем… Невероятно! Жалко, что никто, кроме нас, не видел.

«Я просто не знала, как повернуть к берегу», — едва не проговорилась Женя, но вовремя прикусила язык. Нехорошо убивать легенду на корню.

— Спасибо, что вытащили меня из воды. Я бы точно утонула.

— То есть? — Аня тряхнула порядком поредевшими за минувшие сутки бабочками и уставилась на Женю. — Из какой воды? Когда мы тебя нашли, ты лежала на берегу. Метрах в десяти от моря.

— Да нет же… — Женька запнулась.

Мужчина на Утесе и непонятное спасение — похоже, опять началась полоса загадок. Радует, что на этот раз никто не попытался ее убить.

Войдя в кабинет директора Службы Контроля Края, Учур обнаружил своего шефа вытряхивающим мелкие камушки из модельных туфель.

— Черт меня дернул их сегодня надеть, — пожаловался Морок своему помощнику. — Теперь придется выбрасывать. Сто метров по берегу моря — и обувь за четыреста евро псу под хвост.

— Может, чаю? — с сочувствием спросил Учур, едва заметно пришепётывая.

— Давай. Все равно уже принес.

Просияв, помощник аккуратно поставил на письменный стол деревянный поднос с большой кружкой. Непосвященному человеку могло показаться, что четырнадцатилетний Учур — уроженец Средней Азии. Киргиз или узбек. На эту мысль наводили раскосые карие глаза под тяжелыми веками и плоское лицо. Однако более внимательный наблюдатель обязательно заметил бы красиво очерченный рот, прямой нос и гордую посадку головы. Учур был родом с Алтая и принадлежал маленькому народу, называвшему себя алтай-кижи.

Морок подобрал его на одной из главных улиц города. Оборванный мальчишка, сидя на тротуаре, перебирал струны потрепанной балалайки с круглой декой и необычайно длинным грифом. Его выступление собрало вокруг небольшую толпу. Люди слушали горловое пение, напоминающее низкое бормотание сразу в нескольких тональностях, и охотно бросали деньги в замызганную меховую шапку.

То ли наивному алтайцу не пришло в голову договориться с местными попрошайками, то ли успех у публики вызвал их жгучую зависть, только прямо на глазах у руководителя СКК в толпу слушателей ворвался коренастый пацан. Он схватил шапку, полную бумажных денег, и бросился прочь, сверкая подошвами кроссовок.

Учур перестал играть.

Оторвал на секунду от струн руку и сделал быстрое, едва уловимое глазом движение. Словно поймал пальцами назойливую муху. Никто из зрителей не связал его жест с тем, что произошло дальше. Воришка внезапно остановился, выгнулся дугой и выронил добычу. Никто ничего не понял, кроме Морока, наблюдавшего за этой сценой через стекло своего «лексуса».

Он отлично видел, как коричневая от загара и грязи рука подростка поймала серую фибру. Тускло мерцающая нить стянула шею беглеца невидимой петлей. Рывок, и вор захрипел, тараща испуганные глаза. Узкоглазый певец был крыланом. Причем сильным.

Морок не стал его ни о чем расспрашивать — просто предложил поработать помощником, а заодно пожить в своей огромной квартире с видом на набережную. Он хорошо разбирался в людях, чтобы понять — от парня не исходит опасность. Наступит время — сам все расскажет.

— Что это? — Директор СКК уставился на грязно-белые ошметки, плавающие в красном чае.

— Каймак! — гордо сообщил Учур. — Особая пенка с молока. Вкусно. Специально для Кирилла Михайловича делал.

Морок опасливо понюхал содержимое кружки.

— Только не говори, что чай ты взял из деревянной шкатулки на верхней полке.

Алтаец осторожно кивнул.

— Учур! Я же просил без экспериментов! Ты знаешь, что это за чай? Дахунпао! Самый дорогой в мире! — Кирилл Михайлович откинулся на спинку кресла и расстроено поджал губы. — Он растет в одном-единственном месте на земле. В горах Уишань. Его урожай — всего полкилограмма в год. Можешь представить, сколько стоит одна ложка? А ты в него этот… каймак кладешь! Ну что молчишь?

— Радуюц, — грустно вздохнул алтаец, теребя ремень джинсов.

Морок едва не поперхнулся.

— Радуешься? Чему?

— Тому, что вы сегодня Кирилл Михайлович, а не Морок. Морок бы меня убил.

Кирилл Михайлович сердито фыркнул. Эту игру начал Кудай — начальник силовой группы СКК. Он утверждал, что тело его шефа делят два человека. Один — мягкий, склонный к пространным рассуждениям Кирилл Михайлович, другой — холодный и бескомпромиссный Морок. Первый вполне мог простить незначительную оплошность, любил посидеть с бокалом коньяку, был в курсе семейных дел каждого сотрудника, увлекался стрельбой из лука и арбалета.

Второй не увлекался ничем, кроме работы. Одного его взгляда хватало, чтобы у подчиненных участилось сердцебиение и засосало под ложечкой. Он мерил пружинистым шагом помещение оперативного штаба и отдавал короткие, точно удар под дых, команды: «Вперед. Отходим. Ищем цель. Пора». А еще он не прощал предательства. Это могли бы подтвердить те, кто повелись на добродушие Кирилла Михайловича и решили проверить границы его терпения. Наивные глупцы давно уже не разговаривали ни с кем из ныне живущих.

Для Кудая и его гвардии зондирование шефа стало ежедневным развлечением. Кто сейчас у руля? Кирилл Михайлович? Значит, можно расслабиться и отпустить пару дерзких шуток. Морок? Лучше не рисковать.

— Иди, психолог, чай неси. Черный. Без пенки.

Но Учур замешкался. Он смотрел на крысу в клетке на столе шефа. Крупный серый грызун, сидя в опилках, наводил красоту. Азартно чистил шкурку, периодически останавливаясь и поглядывая на алтайца бусинами черных глаз.

— Можно погладить? — спросил Учур и уже протянул руку к решетке.

— Стоять!

Помощник не заметил, как Морок очутился рядом, и сжал запястье парня. Глаза директора СКК стали холодными, как вода в горных озерах, рот превратился в трещину.

— Нельзя. Эта крыса заразна. Один укус, и ты мертвец.

Учур испуганно попятился к двери, прижимая к груди деревянный поднос.

ГЛАВА 16

Детский лагерь «Североморец» стоял на берегу Голубой бухты под Геленджиком. Еще совсем недавно в него приезжали школьники из тех мест, где снег лежит девять месяцев из двенадцати и ночь тянется полгода, чтобы смениться таким же долгим днем. Они ходили купаться в море по расписанию и часами маршировали на разогретом южным солнцем асфальте. Отчего-то именно это наказание чаще других выбирали для своих подопечных не обремененные педагогическим образованием вожатые. Наверное, оно позволяло, пока дети заняты, сбежать на пляж и загорать в свое удовольствие.

Но два года назад лагерь закрыли. Рядом с ним построили аэродром, и «Североморец» оказался в санитарно-защитной зоне. Каждые пятнадцать минут небо над ним взрывалось ревом самолета, и все, кто находились поблизости, переставали слышать друг друга.

— Вы уверены, что здесь кто-то живет? — спросила Женя, когда мини-вэн припарковался у ржавых ворот. Рядом в густой колючей траве лежала гипсовая голова. Судя по пилотке, она принадлежала статуе пионера.

— Это уж не мое дело. Сказали довезти — довез. — Павел Иванович тут же принял Женины сомнения на свой счет.

— Посмотрим. — Гриша решительно спрыгнул на пыльную землю.

Он провел всю дорогу на «местах для поцелуев» — обнимался с Аней на заднем сиденье автомобиля. Тимофея страшно злило воркование голубков, и сын Лунной кошки демонстративно пересел в кресло рядом с водителем.

Женя решила не терять драгоценных часов. Она тренировалась. Пропускала под ошейником и животом Борова тонкую голубую нить и поднимала пса под потолок салона мини-вэна. Пес первое время плакал, жаловался Феде на тяжелую судьбу, но потом смирился. Кажется, даже начал улыбаться.

Теперь Жене было достаточно на секунду зажмуриться и тут же открыть глаза, чтобы увидеть парящие вокруг фибры. Она наконец-то ощутила свою силу и задумалась, какой из навыков ей может потребоваться в подземном городе? Придется ли обороняться от наступающих крыс? Или достаточно будет разрушить то место, где они находятся? Судя по начавшейся эпидемии, грызуны уже готовы к наступлению. Скорее всего, их держат в закрытом помещении. Узнать бы где.

— А кто вы такие?

Из-за засыхающего кипариса появилась высокая загорелая девушка лет пятнадцати. Светлые волосы чуть ниже плеч и длинные стройные ноги вполне могли бы принадлежать финалистке конкурса «Мисс Россия», вот только губы. Они были такими большими, что делали свою хозяйку похожей на аквариумную рыбку. Вуалехвоста. Женя даже решила пожалеть дурнушку, но тут заметила выражения лиц Гриши и Тима. Они смотрели так, точно с Олимпа к ним спустилась Афродита, богиня красоты, чтобы исполнить танец живота.

— Русалка, — мрачно процедила Аня, глядя на нее из окна мини-вэна.

Девушка тем временем заметила одежду Тима и Жени — оба перед поездкой облачились в униформу людей крыш. Ее губы тут же растянулись в огромной улыбке.

— Кошки? Мы вас ждали. Майя. — И протянула руку Тимофею. Причем протянула тыльной стороной ладони вверх, словно рассчитывала на поцелуй. Но Тимофей растерялся и ответил вполне мужским рукопожатием.

Друзья оставили водителя в машине, пообещав вскоре за ним вернуться, а сами пошли вслед за Майей. Она вела их узкими тропинками среди неухоженных кустов, из которых доносился громкий стрекот цикад. Единственной одеждой девушки-рыбки был голубой купальник и ожерелье из розовых ракушек. При каждом шаге ожерелье звенело и покачивалось, все глубже погружая в транс мужскую часть отряда. Даже Боров бежал за ней, пытаясь ткнуться влажным носом в загорелые лодыжки. Женя почувствовала, как внутри ее ядовитым грибом растет раздражение.

— Пришли, — сказала Майя, когда друзья оказались на круглой заасфальтированной площадке, залитой уже по-летнему жарким солнцем. По ее краям стояли деревянные скамейки. Наверное, два года назад здесь проходили дискотеки и торжественные линейки. — Ждите. Я сейчас всех приведу.

И исчезла, напоследок подмигнув Тиму.

Снова повисла тишина. Ни голосов, ни других свидетельств человеческого присутствия. Только пение цикад в кипарисах, окружавших площадку.

Появление главы фратрии людей глубины напоминало выход китайского императора. Точнее, императрицы. Потому что российскими депферами руководила женщина.

Она оказалась высокой. И очень сильной. При каждом шаге под ее смуглой кожей морскими волнами перекатывались шары мышц. Иссиня-черные волосы были стянуты на затылке в длинную косу, кончик которой покачивался чуть ниже талии. Ее ноги до колен скрывала странная обувь из коричневой кожи. Ажурным сапожкам на шнуровке подошло бы название «сандалии», не будь они такими высокими. Бедра обтягивали короткие камуфляжные шорты. На поясе висел длинный прямой нож в замшевых ножнах. Белая майка демонстрировала расчерченный квадратиками мускул живот и небольшую черную татуировку на правом плече — контур рыбьего хвоста.

«Эмблема фратрии», — догадалась Женя. Такие же татуировки украшали тела шести обнаженных по пояс мужчин, следовавших за своей атаманшей. Да, именно атаманшей. Это слово куда больше подходило высокой валькирии, чем привычное «глава фратрии».

Едва она остановилась перед компанией растерянных друзей, как за ее спиной возникло удобное раскладное кресло, а также маленький столик с батареей стеклянных бокалов. Но атаманша не спешила садиться. Она сделала шаг к Жене, наклонилась так, что их лица оказались на одном уровне, и посмотрела ей в глаза.

— Значит, это ты новый полиморф края. — Голос женщины был очень низким. Женя почувствовала, как от него что-то завибрировало у нее внутри. — Ну, здравствуй.

— Здравствуйте! — Женька приложила все силы, лишь бы приветствие не прозвучало жалким писком.

Как успела шепнуть Аня, главу фратрии глубины звали Владленой. Она любила путешествовать, поэтому депферы никогда подолгу не задерживались на одном месте. Сегодня стояли под Геленджиком, завтра летели на Каймановы острова, послезавтра уже резвились на Мальдивах. Люди глубины были неприхотливы по части быта. Их не волновало отсутствие постоянной базы. Плескалось бы рядом теплое море, да шуршала под ногами горячая галька. Или разогретый солнцем песок.

Как и остальным фратриям, им хватало денег на беспечный образ жизни. По всему миру на людей Края работали тысячи больших и малых предприятий, из которых неиссякаемыми ручейками стекались деньги в самые надежные банки Европы.

Атаманша села в кресло, положив ногу на ногу. Солнце тут же заиграло на ее круглой, отшлифованной соленой водой коленке. Друзья опустились на деревянные скамейки, которые незаметно придвинула к ним свита главы фратрии. Мускулистые загорелые мужчины встали за спиной Владлены.

Наступила тишина. Женя не знала, согласится ли глава фратрии ей помочь и провести посвящение. То, что она приняла беглецов, еще ничего не значило. Владлена сидела, изучая Женю ироничным взглядом темных глаз.

— Ладно, полиморф, не трусь, — наконец заговорила атаманша. — Сегодня же отправлю тебя в гости к нашей Малышке — пройдешь посвящение. Кора — мудрая баба. Я ей верю. В деле с крысами одного оголтелого Марата с его Советом недостаточно. Нужен кто-то способный менять будущее. Джокер. То есть ты, полиморф. Поэтому я помогу тебе.

Женя с облегчением выпустила воздух из легких. Ожидая ответа, она почти минуту сидела не дыша.

— Тарас! — скомандовала атаманша, и из ее свиты шагнул вперед массивный мужчина в камуфляжных штанах. — Ты расскажешь полиморфу о наших обычаях. Подготовишь ее. Поможешь во всем разобраться.

— Но я же ничего не умею! — напомнила Женя. — Мне только один раз удалось забрать воду. И то случайно.

— Ты еще не поняла? — Владлена вскинула угольные брови. — Тебе не нужно ничего знать или уметь, чтобы пройти посвящение. Способности полиморфа в критический момент все за тебя сделают. Надо полететь — полетишь, приспичит задышать под водой — задышишь. Как миленькая. А теперь, народ, — обратилась она к притихшим гостям, — мы должны выпить за встречу! Наливай, мужики!

Бокалы на столике тут же наполнились розоватой жидкостью. Она искрилась и пенилась, точно шампанское. Наверное, шампанским и была, потому что уже после первого глотка голова у Жени закружилась, а настроение стремительно улучшилось. Даже улыбки Майи, адресованные Тиму, перестали так сильно раздражать.

В лице Тараса друзья получили большую заботливую няньку. Гигант с пшеничной шевелюрой и густой щетиной на щеках тут же устроил компанию в одном из домиков покинутого лагеря. Потом заставил Майю сбегать за водителем и потащил всех обедать.

Стол был накрыт на берегу моря. Прямо на серой гальке, под выцветшими зонтиками, депферы растянули длинную белую скатерть и набросали рядом разноцветных пенок. Женя села между Аней и Тарасом.

— Кушайте, девчонки! — уговаривал он, подкладывая на пластиковые тарелки красных раков, крупных полосатых креветок и помидорчики черри. Все это полагалось поливать душистым белым соусом, нанизывать на заточенные деревянные палочки и отправлять в рот. После пятого по счету рака Женины пальцы покрылись мелкими царапинками. Жесткие панцири не желали расставаться с нежным белым мясом. Но остановиться было невозможно.

Мужчин за столом оказалось раза в два больше, чем женщин. Веселые бородатые депферы, одетые в линялые тельняшки и пропитанные солью шорты, горстями поедали морепродукты и заливали их холодным пивом.

— Оставайся у нас, красавица! — беспечно предлагали они Жене. — Через неделю на Кипр полетим. Загоришь, накупаешься до отвала…

Она в ответ смущенно улыбалась и думала: «А может, и правда?» Ей всю жизнь хотелось путешествовать. Увидеть не только море, но и океан. А еще водопады, тенистые лагуны и необитаемые острова. Похоже, с людьми глубины это вполне реально.

Правда, думать о будущем пока было рано. Впереди собирались страшные черные тучи: взбесившиеся крысы, непонятная эпидемия, холодное подземелье. Предстояло еще пройти посвящение у людей нор, а она даже боится спросить, в чем его суть. Наверняка что-то особенно гадкое. И самое главное — время уходит. Точно вода из треснувшей чашки. До семнадцатого мая осталось всего три с половиной дня.

— Что призадумалась? — тронул ее за плечо Тарас. — Пойдем на яхте кататься? А, девчонки?

— На яхте? Женя покосилась в сторону Тима. Он о чем-то весело болтал с губастой русалкой. Та смеялась и все время норовила до него дотронуться: то коснется плеча, то протянет руку для шутливого пожатия, то случайно заденет голой ногой. Фу!

— Конечно, поедем! — выпалила Женя.

— И без парней! — присоединилась Аня. Ее принц в это время перемигивался с пышной брюнеткой на противоположной стороне стола.

Женщин фратрии глубины язык не поворачивался назвать красивыми. Строго говоря, удельный вес красоты на единицу массы прекрасного пола у депферов был куда ниже, чем у крыланов. И уж тем более — кошек. Зато с изюмом у сидящих за столом девушек проблем не наблюдалось. В каждой проглядывало нечто такое, что давало им фору перед всеми «мисс вселенными», вместе взятыми.

— Русалки! — в очередной раз ревниво бросила Аня и следом за Женей с Тарасом выскользнула из-за стола.

Яхта оказалась самой настоящей. Она могла бы стать стопроцентным воплощением Жениной мечты, не называйся «Кралей». Парусные суда, как она считала, должны иметь звучные романтичные имена, вроде «Стерна» или «Паллада», но никак не «Краля». Впрочем, это не помешало ей раскрыть ослепительное крыло паруса и полететь по темно-бирюзовой воде туда, где через несколько часов должно было спрятаться за горизонт розовеющее солнце.

— Знакомьтесь, девчонки, это Захар, — представил Тарас парня лет двадцати, помогавшего ему управлять судном. — Кормилец и поилец, можно сказать, моей «Крали». Пока мы по заграницам шатаемся, он здесь за ней присматривает, сгнить от тоски не дает.

— Захар, а разве вы не… — осторожно начала Аня.

— Нет, я не депфер, — засмеялся парень, демонстрируя наполовину сломанный передний зуб. — Вернее, депфер, но не такой, как Тарас. Просто с аквалангом ныряю.

— Да кого волнует, депфер не депфер. Был бы человек хороший! — Тарас похлопал своего напарника по плечу. — Рыбка с пивком у тебя найдется, хороший человек?

— А как же! Сейчас из каюты принесу. Девушки, для вас лимонад.

Но Женя с Аней и не спорили — хоть кипяченое молоко, лишь бы холодное. Они разомлели на горячей палубе от солнца и соленого ветра. Жалко только купальники не догадались взять. Женин костюм умел приспосабливаться к погоде: в холод — грел, в жару — создавал прохладу, а Ане в ее льняных брюках и рубашке с длинным рукавом было совсем невмоготу.

— Так зачем дело стало? — хлопнул себя по ляжкам Тарас, заметив мучение своих пассажирок. — Бегите вниз к Захару, там у него целый склад купальников.

В небольшой прохладной каюте, обшитой маренным деревом, и впрямь нашлось то, что нужно. Захар развязал холщовый мешок и высыпал на койку целую гору разноцветных кусочков ткани. Через десять минут девушки уже лежали на палубе, подставив солнцу голые животы. Аня нашла себе алый купальник, Женя — бирюзовый. Жизнь становилась все приятнее и приятнее.

— Ты, Ань, на своего Гришу не злись. — Слегка задремав под крики чаек, Женя пропустила начало разговора. — Мужчины — они создания полигамные. Им хоть кол на голове теши, возле одной юбки не удержишь.

— Не суди по себе! — огрызнулась Аня. — Эту глупость придумали те, кто никогда по-настоящему не любили!

— Много ты знаешь о любви! — пожал плечами Тарас, хрустя сушеной рыбкой. — Она же разная бывает. Некоторые с десятью женщинами встречаются и каждую любят.

— Это пока им та, единственная, не попалась! — мечтательно заметил Захар, потягивающий рядом пиво из запотевшей бутылки. Темные волнистые волосы парня развевались на ветру, делая его похожим на испанского флибустьера. — Знаешь, Тарас Сергеич, по мне, так все бабники в мире делятся на два типа: бабники-физики и бабники-лирики. Первые перебирают женщин потому, что так устроены, — душа у них просит. Вторые — потому что большую любовь ищут. И пока не нашли.

— Это ты своей Люське объясни. Она опять мне на тебя жаловалась — бегаешь за курортницами, физик неугомонный.

— Эх, Сергеич, Люська — это проза, а я, может, поэзии ищу! Жень, а ты любила кого-нибудь?

Застигнутая врасплох Женя почему-то подумала о Тимофее. Как он смотрел на нее своими зелеными виноградинами глаз, как бросился спасать на Дорогу Сохмет, как поцеловал после посвящения. А потом эти воспоминания, словно ластиком, стерла губастая русалка.

— Нет! — решительно ответила Женя. — Не любила!

— Ну и зря, красавица! — покачал лохматой головой Тарас. — Без любви жить скучно. Хотя полиморфам найти свою половину очень сложно. Особенно девушке. Обычный человек всегда будет чувствовать, что рядом с ним существо другой породы. Поэтому рано или поздно сбежит. А люди Края начнут ревновать к твоей силе. Какому ж мужику охота иметь рядом бабу, которая одним мизинцем с ним справится?

— Сергеич, ты не прав! — вмешался Захар. — Мужики разные встречаются. Я, например, не против на ведьме жениться. Лишь бы красивая была. Эх, Женя, и чего ты такая маленькая? Ждать и ждать тебя еще!

Разговор начал приобретать неудобный оборот. Симпатия Захара, несмотря на сломанный зуб, Жене, конечно, льстила. Только как себя вести, когда взрослый парень сыплет комплиментами, она не очень понимала. Поэтому решила сменить тему и обратилась к Тарасу:

— Когда же ты мне про ваши обычаи расскажешь? Про посвящение, например?

— А чего о нем рассказывать? Ныряешь в воду, плывешь в пещеру, находишь раковину с жемчужиной, приносишь на берег. Вот и все посвящение.

— С жемчужиной?

— Ага. Вот такой. — Тарас подвинулся поближе и вытянул толстую шею.

Женя только сейчас обратила внимание, что в пшеничных зарослях на груди депфера прятался на серебряной цепочке тусклый шарик. Для жемчужины он был довольно большим — сантиметра два в диаметре. И цвет имел странный — сиреневый.

— С двенадцати лет храню, — похвастался депфер. — Я тогда посвящение проходил. Ох, и туго мне пришлось. Сам не знаю, как не утоп. Но видать, Малышке А-но я чем-то приглянулся. Спасла она меня, позвала, пещеру указала. А ты не бойся. Коли полетела — не утонешь. Не слышала такой поговорки?

— Нет. А где эта пещера?

— Никто не знает. Только где бы ты в море или океан ни вошла, обязательно в нее приплывешь. Это закон. В пещере есть что-то вроде воздушного пузыря, то есть там даже обычный человек дышать сможет. И раковины с жемчужинами спрятаны. Если ты Малышке А-но понравишься, она тебе твою отдаст.

— А как я пещеру найду?

— А-но укажет.

Пока Женя обдумывала услышанное, Захар спустил парус, и теперь «Краля» устало покачивалась на сине-зеленых волнах. Берега было не видно, если не считать легкой голубой тени на горизонте. Вокруг лежал бесконечный простор открытого моря.

— А что умеют депферы? Я ведь почти ничего не знаю.

Тарас сидел у самого края палубы и что-то внимательно разглядывал в темной глубине. Женя пристроилась рядом, свесив ноги.

— Мы воду чувствуем. Любую. Где бы она ни находилась. В озере, реке или человеческом организме. Чувствуем и можем ею управлять. Забрать, например, или отдать.

— А если отдать, то откуда мы ее возьмем? — Из школьного курса физики Женя смутно помнила, что масса вещества всегда остается неизменной. Ниоткуда не появляется и никуда не исчезает.

Словно прочитав ее мысли, Тарас усмехнулся:

— Если ты о законе сохранения массы, то с точки зрения современной науки он полная туфта. Например, при радиоактивном распаде масса вещества очень даже уменьшается. Правда, это не наш случай. Понимаешь, Женек, мы — что-то вроде поливочного шланга. В нем самом ведь жидкости нет. Он ее всего лишь из одного места в другое гоняет. С помощью давления в трубах. Вот и мы так же — создаем разницу давления и начинаем управлять всей водой, до которой можем дотянуться. Если ты ее из человека забрала, значит, где-то она прольется дождем. Если наоборот, отдала — неподалеку лужа обмелеет. Ясно?

— Так, немного, — состорожничала Женя. — Выходит, мы можем отдать жидкость и при этом кого-нибудь убить, случайно забрав ее у другого человека?

— Это вряд ли. Понимаешь, ты всегда сначала берешь свободную воду — из реки или пруда. Только если окажешься в пустыне, где вокруг ни одного подземного источника, то тогда да, какой-нибудь заблудившийся верблюд вполне может превратиться в мумию. Но депферам в пустыне делать нечего. Это я тебе как депфер говорю.

— А еще что вы умеете?

— Я же сказал, управляем водой. Смотри.

Морская поверхность перед Женей забурлила, начала вздуваться горбом и вдруг опала, превратившись в прозрачное лицо. Большое. Не меньше метра от макушки до подбородка. Она не сразу узнала узкий овал и глаза, выглядывающие из-под длинной челки, а потом сообразила: это же ее портрет. Тарас изобразил сидевшую рядом Женю.

Водяное лицо улыбнулось и открыло глаза. В каждом его зрачке плавало по маленькой рыбке. От внезапно нахлынувшего страха Женю замутило.

— Все, понял, перегнул палку! — Жуткий двойник немедленно скрылся под водой. — Больше шутить так не буду.

Немного придя в себя, Женя спросила:

— А когда меня отправят на посвящение?

— Когда скажешь. Хочешь сейчас?

— Не знаю, — струхнула она. — Надо же как-то подготовиться.

— А чего тут готовиться? Прыгай и все.

— Но…

— Решено! — Тарас встал на ноги, подтянул штаны и закричал: — Маленькая А-но, отправляю к тебе в гости Евгению… Как твоя фамилия?

— Смородина. — Она никак не могла поверить, что депфер не шутит.

— Евгению Смородину. Будь добра с ней и укажи путь в Заветную пещеру! Всё. С церемониями закончили. Иди сюда.

Тарас легко подхватил Женю под колени и швырнул в море. Она на секунду ушла с головой под воду, а потом, вынырнув, увидела побледневшую Аню на корме и Захара, поднимающего парус.

— Крепись, родная! — прокричал ей Тарас с отплывающей «Крали». — Мы будем ждать тебя на берегу.

«У меня дежа-вю», — подумала Женя и медленно поплыла в другую сторону.

В пещере было тихо. Крыса еще до того, как Чухонь проснулся, умчалась навестить свои охотничьи угодья — он по-прежнему старался не думать, чем питается эта машина смерти. Грибы тоже пропали. Предположительно, отправились на генеральную репетицию. До Чемпионата осталось ровно три дня, значит, сейчас Большая арена кипит, точно котелок на печке дядьки Хрыся. Чухонь тяжело вздохнул: есть хотелось до потери брезгливости.

Усилием воли он придушил чувство голода и попытался сосредоточиться на куда более важных вещах. Всю ночь его терзала одна мысль, и под утро она превратилась в два слова. Очень простых слова: «узкое место». Нужно найти узкое место в коридоре, ведущем к Большой арене, и попытаться задержать крыс. Нескольких минут хватит, чтобы хозяева шерстоканов успели спасти своих чемпионов. Конечно, можно попробовать предупредить всех прямо сейчас, но Чухонь, несмотря на молодость, не был наивным. Он, словно на плазменной панели в бункере Глухого, видел, как смеются, слушая его, братья, как заливается дядька Хрысь, утирая рукавом тужурки набежавшие слезы, и грозит кулаком Гоблин. Нет, это не выход. Чухонь должен сам остановить нашествие.

Сам!

Встав на ноги, он с тоской посмотрел на свои ботинки. За все эти дни ему так и не удалось поменять их на нормальную обувь. Попив воды из пластиковой бутыли и сполоснув грязное лицо, Чухонь вышел из пещеры.

— Попутчики не нужны? — услышал он за спиной тонкий голосок Малого. Грибок приплясывал на стене тоннеля, помахивая фиолетовой шляпкой.

— Не нужны, но тебя потерплю. Я к Арене.

— Во дела! И я туда же. Наши сегодня поют — послушать хочу.

— А чего тебя не взяли?

— Мал, говорят, еще! — Набычился грибок и перескочил на соседнюю стену. — Типа фальшивлю! А сами они не фальшивят? Специально сговорились, чтобы открытие Чемпионата испортить.

— Зачем это?

— Из политических убеждений! Их диктатура не устраивает, они за свободу слова. Хотят петь то, что хотят, а не то, что Глухому нравится.

— Ну и пели бы. Кто ж вам мешает?

— Э брат, как говорил один мудрый человек, «даже повешенные должны качаться в положенную сторону», а уж грибы и подавно обязаны петь, согласно линии Братства. Думаешь, так сложно нас всех под корень извести? Да проще простого. Грибницу в нужном месте из земли вытащить, химикатами сбрызнуть, тут мы все и сгнием. Так что на тебя, дружище, одна надежда.

— Ты меня ни с кем не перепутал? — Чухонь даже остановился от удивления. — Что я могу сделать? Против Глухого войной пойти?

— Не придуривайся. Ты уже все решил. Наш Старик сказал, что, если тебя Большая крыса признала, значит, в тебе сила есть. А сила, она, мил друг, как вода, — отверстие всегда найдет. Вырвется наружу — мало не покажется.

Оставшуюся часть пути Чухонь шел молча. Он пытался понять, шутит Малой или говорит серьезно. По всему выходило, что серьезно. Хотя Крысомать эти грибы разберет.

— Пришли! — Чухонь повертел головой и, убедившись, что находится в том самом ответвлении, которое должно привести зараженных грызунов к Арене, сбавил шаг. Теперь он шел медленно, внимательно изучая стенки коридора.

Над последним коротким отрезком тоннеля перед выходом в гигантский зал, где находилось сердце шерстоканьего Чемпионата, потолок оказался срезан. Ответвление напоминало глубокую траншею метра три шириной и не меньше пяти глубиной. Чухонь тщательно измерил ее шагами и убедился, что если пытаться задержать крыс, то именно здесь. Лучшего места не придумаешь.

Найдя то, что искал, он присел на корточки возле стены, пытаясь разобраться в своих чувствах. Да, его все еще душила ненависть к Глухому и Сиплому. Подвернись случай, убил бы, не задумываясь. Но после сегодняшней ночи и разговора с Малым внутри начало зреть еще что-то. Что-то, чего пока Чухонь не мог понять. Он закинул голову и посмотрел на купол гигантского зала, венчающий темным колпаком подземную Арену. Совсем скоро под ней вспыхнут тысячи прожекторов, и братья, надев темные очки, потекут сюда из всех нор, чтобы попасть на главное событие года…

— Эй, хватит мышей ловить! Рот закрой, а то червяк свалится! — вернул его к реальности Малой. — Начинается уже! Бегом наверх.

Не раздумывая, Чухонь двинулся за своим проводником. Тот вел его странной, незнакомой дорогой, между железными конструкциями, составлявшими скелет Арены. Вскоре они очутились в узком коридорчике, упиравшемся в бордовую бархатную портьеру.

— Где это мы? — Чухонь нырнул за занавес вслед за Малым и застыл, открыв рот. В первый момент ему показалось, что он попал в филиал бункера Глухого. От бархата и позолоты рябило в глазах. Чухонь осмотрелся и понял: так и есть — бесшабашный гриб привел его в ложу Старшего Сына Крысоматери.

— Где, где! В крысином гнезде! Ты, вроде, есть хотел? Дерни за веревочку, дитя мое. Вон ту, справа.

Там и правда была веревка с тяжелой шелковой кистью. Чухонь потянул ее, и с легким жужжанием из-за драпировки выдвинулся небольшой холодильник. В нем, к огромной радости оголодавшего парня, оказалось несколько сырных и колбасных нарезок, запечатанные в полиэтилен булочки, шмат сала и батальон бутылок с минеральной водой и соком.

— Ух, ты! Тебе повезло! — прокомментировал Малой, стоя у него на плече. — Недавно пополнили. Давай хватай, не стесняйся!

Официального приглашения с золотым тиснением не потребовалось. Через десять минут сытый Чухонь видел свое будущее в самых светлых тонах и даже начал испытывать легкую благодарность к запасливому Глухому.

— А теперь вон туда загляни, — посоветовал синегриб. — Там Безухий свои сменные ботинки держит. Он, чтобы ковры здесь не затаптывать, переобувается каждый раз.

Как ни странно, Чухоню снова повезло. В маленьком шкафчике из темного полированного дерева и впрямь лежали мягкие кожаные туфли. Даже размер оказался подходящим — видать, с ногами, в отличие от рук, у Старшего Сына все было в порядке.

Переобувшись, Чухонь осторожно высунул голову из-за массивных перил и тут же потрясенно присвистнул. Из ложи Глухого место проведения Чемпионата выглядело совсем иначе, чем снизу. Огромная чаша, на дне которой сияла круглая площадка. На ней проходили главные состязания, вроде финала шерстоканьих боев. Чуть выше располагалось несколько площадок поменьше. А вокруг, точно стенки гигантского сосуда, поднимались трибуны. В уровень с ложей Глухого находились самые дорогие места — изолированные балконы глав остальных фратрий. Немного ниже стояли рядами сиденья для зрителей попроще. А выше, на галерке, и внизу, в огороженных «отстойниках», толпились те, кто не сумели за год скопить достаточно денег на хорошее местечко. Именно там, расширив от восторга глаза, обычно наблюдал за состязаниями Чухонь.

— Свет! Дайте света! — раздался снизу манерный голос распорядителя Чемпионата. Чухоню когда-то стоило большого труда поверить, что этот жеманный красавчик в ярко-голубой чалме одной с ним крови. Ходили слухи, будто Нектар наполовину кошка. Уж больно заботился он о своей внешности: ресницы вокруг кукольных глаз обязательно накрашены, на ногтях маникюр, обтягивающие джинсы и кремовая футболка в сине-оранжевых бабочках из самого дорогого бутика на главной улице людского города. Впрочем, убедительных доказательств смешения крови никто представить не мог, и Нектар на всех вечеринках не упускал случая порассуждать о чистоте расы. Своей, разумеется.

— Полный отстой! — продолжал возмущаться сердитый распорядитель, закатывая глаза. — Кто привез сюда эти софиты? Выбросите их на помойку!

Внезапно заиграла музыка, и грянул хор грибов.

Маленький кудрявый шерстокан, семенивший на золотистом поводке за Нектаром, задрожал, округлил и без того огромные глаза, присел на нежно-голубое покрытие ринга и навалил кучу.

— Кошмар! Лапулечка моя! Заткните эти грибы! — Распорядитель прижал к груди испуганного зверя.

Лапулечка тоже была чемпионом. Только ее полем битвы стал конкурс красоты, который с приходом Нектара традиционно проводился во время Чемпионата. Победить в нем считалось не меньшим подвигом, чем стать самым сильным бойцом. Лапулечка брала эту высоту три раза подряд, оставив с носом Голубчика — шерстокана Кайзера.

Грибы тем временем добавили децибелов, и в гимне Братства проступили джазовые нотки. Лапулечка затряслась сильнее. Она жалобно запищала, и стало понятно, что футболку с бабочками придется выбрасывать.

— Я больше не могу! — верещал Нектар, пытаясь оттянуть от себя, липнущую к телу футболку. — Мерзкие поганки разбудили во мне страшное животное!

Наблюдая за этой сценой, Чухонь не заметил, как снаружи послышались голоса, и бордовая портьера шевельнулась, собираясь впустить настоящего хозяина ложи.

ГЛАВА 17

Утонуть Женька не боялась. Чего тут бояться, если прямо над головой плавают фибры? Хватай, что потолще, да лети к берегу. Еще ускорение можно включить. Наверняка будет в «Североморце» раньше «Крали». Вода, конечно, холодная, аж дыхание перехватывает, но стоит разогнаться, и такие мелочи перестанут беспокоить. Короче, с ее новыми способностями захочешь — не утонешь. Только это Тараса не оправдывает. Он поступил подло. Бросил ее в открытом море! При мысли об уплывающей яхте к горлу подкатывал противный комок.

Но для обид было не лучшее время — куда важнее придумать, как попасть в пещеру. Она плавала кругами и озадаченно кусала посиневшие губы. Маленькая А-но не спешила на выручку, и где-то на самом донышке души Женя этому радовалась. При воспоминании о жуткой девочке у нее немели ноги, и учащалось сердцебиение.

Минуты плыли неторопливым караваном, а решение не появлялось. Женя пробовала нырять, задерживать под водой дыхание, призывать божество людей глубины и даже плакать. В конце концов, слезы тоже иногда помогают. Лишь бы никто не видел. Только, похоже, это был не тот случай.

Постепенно до Жени дошла вся безнадежность ее усилий. Чтобы разбудить способности, нужна реальная угроза жизни. Но последние два посвящения сделали ее смерть не такой уж легкой задачей. Значит, купание в открытом море не годится. Тогда что? Она перевернулась на спину и уставилась в подсвеченное закатом небо.

Лежать ей пришлось недолго. Внезапно чья-то рука обхватила ее лодыжку и резко потянула вниз. Все произошло так неожиданно, что Женя даже не успела набрать воздуха. Перед глазами вспыхнул кадр из какого-то ужастика, где щупальце гигантского осьминога утаскивало на дно беспечных купальщиков. Женя задергалась, пытаясь вырваться, и невольно вдохнула порцию соленой воды. «Это конец! — пришла неуместно спокойная мысль. — Я не выберусь».

Ее куда-то тянуло, швыряло сквозь стаи мелких медуз и блестящих рыбок, тащило через зеленоватую пустоту, но она этого почти не видела. Мозг способен протянуть без кислорода от силы пять минут, а потом начинается необратимый процесс — клетки коры отмирают, навсегда превращая человека в растение. Жене казалось, что ее путешествие под водой длилось гораздо дольше критической отметки.

Неожиданно она почувствовала толчок в спину, жжение в груди, острую боль в висках. А потом в ее легкие ворвался воздух.

Женя сидела в неглубоком водоеме, чувствуя под собой скользкое глинистое дно. Она потрясенно разглядывала потолок пещеры — большого круглого зала с земляными стенами. Казалось, его сделали сотни лопаток маленьких гномов, оставивших на низких сводах множество беспорядочных углублений.

Что это за место? Пещера, о которой говорил Тарас? Детская комната Маленькой А-но? Отчего так тепло в груди? Куда пропала вода из легких?

Полом пещеры служило озеро. Женя лизнула ладонь. Вода в нем была пресной, даже сладковатой. И мутной. Как будто в него насыпали муки. А еще она еле заметно светилась.

У дальней стены подземного зала что-то шевельнулось. Там на плоском, выступающем над водой камне, сгорбившись, сидела девочка. Ее личико было бледным, как у утопленницы.

— Привет, — сказала А-но. От голоса малышки Женю бросило в дрожь. В нем слышалось змеиное шипение и шум прибоя, журчание сотен ручейков и крики людей, гибнущих в кораблекрушении. — Поиграй со мной.

Женя неуверенно встала и побрела по пояс в воде к хрупкой фигурке. Ей стоило огромных усилий не отвести от девочки взгляда. Каждая черточка худенького лица пребывала в постоянном движении, оно все время менялось, словно смотришь через колышущуюся воду.

— Привет. — Женя села на камень рядом с божеством глубины. Теперь их разделяло не больше метра.

— Мне скучно, — пожаловалась А-но. — Сюда так редко приходят гости.

— Давай поиграем? — Ничего лучше, чтобы понравиться странной девочке, придумать не удалось.

— Давай! В загадки! — Черные глаза богини блеснули. — Чур, я спрашиваю! — Она достала из кармашка темного с белыми оборками платья маленькую, вырезанную из дерева фигурку рыбьего скелета. — Смотри. Что это?

— Рыба? — Женя попыталась улыбнуться. — Да!

— А это? — В руке А-но оказалась фигурка в виде птичьего пера.

— Перышко?

— Нет! Птица! Это? — Рядом с пером и рыбьими останками легло изображение кошачьей головы.

— Кошка?

— Правильно! А это?

— Крыса. — Женя поняла, что Маленькая А-но показывает ей символы четырех рас.

— Ты хорошая, — похвалила девочка. — Теперь скажи сколько?

— Что сколько?

Маленькая А-но молчала, глядя исподлобья. Сообразив, что подсказок не будет, Женя выдала единственный имевшийся у нее вариант:

— Четыре? Четыре расы? Да?

— Нет! — А-но радостно улыбнулась, открыв дырку вместо двух верхних зубов. — Не угадала — пять!

— Почему пять? Ведь существует всего четыре народа? Или нет? Женя посмотрела на камень, где лежали деревянные фигурки, и с удивлением обнаружила, что их и вправду пять. Пятым оказался маленький коротколапый паук.

— Мне скучно! — заныла девочка. — Ты не хочешь со мной играть!

— Конечно, хочу!

— Нет! Ты хочешь вернуться наверх. Я знаю. Просто тебе нужна жемчужина. — Она хитро сощурила глаза — два черных пулевых отверстия с красноватыми ободками. — Сюда все приходят только за жемчужинами. Меня никто не любит.

— Давай еще во что-нибудь поиграем! — Женя лихорадочно соображала, как можно успокоить морского демона.

— Давай! Я задам тебе вопрос. Если ответишь правильно — отдам жемчужину. Не ответишь — останешься здесь со мной. Навсегда.

Мурашки пробежали по ногам, поднялись по позвоночнику и обосновались на затылке. Что значит «останешься со мной»? Где? В пещере?

— Звезды твердые или мягкие?

Звезды? Небесные тела. Огромные шары из раскаленных газов, внутри которых происходят термоядерные реакции. Что еще о них известно? Вокруг звезд вращаются планеты. По звездам можно предсказывать судьбу. Когда звезда падает, нужно загадывать желание…

— Мягкие. Морские звезды — мягкие! — В последний момент она сообразила, что у слова «звезда» есть много значений. Звезда эстрады, например. Но вряд ли морское божество стало бы спрашивать о Диме Билане. Наверное, речь шла о скользких беспозвоночных, которые, судя по научно-популярным фильмам, скорее, мягкие, чем твердые.

Девочка помолчала, потом по-старушечьи цепким движением схватила маленький камушек и швырнула его в озеро. Женя невольно посмотрела туда, где разбегались круги на белесой глади, а когда повернулась к богине, ее уже не было.

Маленькая А-но пропала.

— Эй, где ты? — испуганно завопила Женя. — Я правильно сказала?

В ответ она услышала нарастающий плеск. Вода в пещере начала резко прибывать.

— Есть новости?

Черная стрела с хищным наконечником вошла в центр мишени.

— Нет. Мы обшарили весь район с металлоискателями. Без толку!

Вторая стрела пробила синюю окружность в сантиметре от первой.

— Плохо. Блокиратор нужен нам как воздух. Не уверен, что Север сумеет до семнадцатого мая сделать что-нибудь похожее.

Третья стрела задрожала, коснувшись древка своей сестры-близнеца, угодившей в яблочко. Мрачно взглянув на нее, Кудай отложил лук в сторону.

— Не знай я, Кирилл, что ты лишился большей части своих способностей, заподозрил бы тебя в жульничестве.

Руководитель силовой группы СКК Валентин Кудаев очень не любил соревноваться со своим шефом в стрельбе из лука. С другими видами оружия старый волк еще мог рассчитывать на редкую победу, но все, что было связано с тетивой и стрелами, не оставляло ему никаких шансов. Он скрестил на груди руки, напоминавшие мускулистые ляжки буйвола, и уставился на Морока своим знаменитым «пудовым» взглядом.

Серые глаза Кудая смотрели тяжело, словно подозревали в каждом собеседнике склонность к педофилии. В купе с увесистым подбородком, широким носом и синеватым шрамом, изуродовавшим правую щеку и слегка оттянувшим вниз внешний уголок глаза, Кудай производил впечатление настоящего головореза.

— Ничего, Валь, за сотню с хвостиком лет и не такому можно научиться, — усмехнулся Кирилл Михайлович, тоже откладывая лук.

Подвал штаб-квартиры СКК на улице с говорящим названием Меткострельная был переоборудован под тир. Обычно здесь занимались бойцы Кудая, отрабатывая свое мастерство по превращению в дуршлаг движущихся мишеней. Но, когда в обитель силовой группы спускался Морок, человеческие силуэты немедленно сменялись рядами сине-оранжевых кружков.

— Чую, аукнется нам эта потеря. Причем аукнется скоро. — Покачал головой Кирилл Михайлович, возвращаясь к неприятной теме.

— Аукнется, — согласился Кудай. — Через три дня в подземном городе. Блокиратор был бы там очень кстати.

— Нет, Валь, я не об этом. Щерба погиб не просто так. Внезапный обвал в исхоженном вдоль и поперек туннеле… Чушь все это! Его смерть была лишь поводом получить блокиратор.

— Ты думаешь, кто-то знал о нем, кроме нас?

— Выходит, что знал, Кудай… Выходит, что знал.

Значит, неправильно. От разочарования Женя почувствовала тупую боль под ребрами. Маленькая А-но действительно имела в виду те звезды, что живут на небе, а не в морской глубине. Теперь остается только расслабиться и ждать, когда вся пещера уйдет под воду, а потом бог знает сколько времени болтаться распухшей утопленницей под земляным потолком. Интересно, будут ли депферы ее искать? Женя сжала виски руками, отгоняя жуткие картины. А потом, не дожидаясь, когда штаб-квартира морского божества будет полностью затоплена, нырнула в молочную воду.

Почти сразу появился шепот. Вполне отчетливый шепот, который то становился громче, то внезапно затихал. Как будто кто-то бормотал молитву или стихотворение на незнакомом языке. Женя начала крутиться в белом тумане водяной взвеси в поисках источника звука, как вдруг заметила легкое мерцание неподалеку. Она подалась к нему, но призрачный огонек немедленно пропал, чтобы появиться чуть в стороне. Стоило приблизиться к загадочному источнику света, как он снова исчез и тут же возник сзади. Точно играл.

Женя с удивлением обнаружила, что плавает под водой не меньше пяти минут, но совсем не чувствует необходимости подняться на поверхность и набрать воздуха. Неужели она все-таки прошла посвящение? Кажется, люди глубины тоже могут надолго задерживать дыхание. На час или два.

Только она об этом подумала, как подводный светлячок возник прямо у нее под носом. Это была серая раковина размером с мужской кулак. Из-за не плотно сомкнутых створок пробивался красноватый свет. Женя взяла раковину в руки и почти без усилий открыла ее.

Там, в ложе вязкого желтого тела моллюска, лежала продолговатая жемчужина. В глубине мутного озера она казалась неправдоподобно розовой. Как Анины бабочки. Женя осторожно ухватила ее двумя пальцами и потянула к себе.

Ей вдруг показалось, что она висит внутри огромного пузыря с радужными стенками. Потом возникло до головокружения знакомое ощущение. Башня самоубийц… Горячая капсула на шее… Тихий хлопок и цветущий луг рядом с М4.

Женя зажмурилась.

Она открыла глаза, только когда услышала шум прибоя и почувствовала на лице легкий теплый ветер. Розовая жемчужина перенесла ее в Голубую бухту. Значит, звезды все-таки мягкие!

— Женька! Это ты?

К берегу причалила белоснежная «Краля». С ее палубы прямо в воду спрыгнула Аня, подбежала и крепко обняла подругу.

— Ну вот, я же говорил, что она раньше нас в бухте будет, а ты драться! — Тарас не спеша швартовал яхту. На его заросшей щеке виднелись свежие царапины.

Девушки не обращали на него внимания.

— Нет, ну вот гад! Знала б, что этот Тарас окажется такой сволочью, никуда бы с ним не поехала! Надеюсь, ты летела, а не плыла? Вода холоднющая! — Аня ни на минуту не сомневалась, что ее подруга, не утруждая себя поиском пещеры, сразу вернулась в лагерь.

— Кажется, летела. Хотя не знаю, можно ли телепорт считать полетом. Ань, я была у А-но. — Женя разжала кулак и показала большую розовую жемчужину. — И прошла посвящение.

— Обалдеть! — Девушка уставилась на жемчужину, словно ей показали говорящую лягушку или слона размером с божью коровку. — Слушай, а красивая!

— Не посей! — усмехнулся из-за ее плеча закончивший с «Кралей» Тарас. — Эта штука что-то вроде резервуара с водой. Если припрет, жемчужина ее отдаст. Вот сидишь ты в пустыне, от жажды помираешь. Вокруг ни колодцев, ни верблюдов, а тут раз — и дождик. Привет от Малышки А-но.

— А воды много? В жемчужине-то? — Женя поняла, что совсем не сердится на этого косматого гиганта.

— Как повезет! Может, чашку нацедишь, а может, — целый пруд. Посреди пустыни. С пальмами и этими… какаду.

По галечной полосе к ним неслись Гриша с Тимом. Следом, придерживая свои длинные бусы, бежала большеротая Майя.

— Вы куда запропастились? — накинулся на девушек Тимофей. Русалка в голубом купальнике попыталась взять сына Лунной кошки за руку, но тот в запале не обратил на нее внимания. — Мы вас, как идиоты, везде ищем, а вы на яхте загораете!

— Меньше нужно глазки всяким строить! — огрызнулась Аня, натягивая поверх выданного Захаром купальника льняные штаны. — Пока вы тут развлекались, мы… в смысле Женя, посвящение прошла!

Ссору пришлось прекратить, когда к месту свары приблизилась Владлена в сопровождении своих бородатых пиратов. Женя сразу почувствовала себя Дюймовочкой.

— Вижу, вижу, справилась! Ай, умница! — Глава Фратрии по-мужски хлопнула ее по плечу. — Три тотема твои. Осталось одно-единственное посвящение — у людей нор.

— Сомневаюсь, что они мне помогут, — вздохнула Женя.

— А ты заранее не сомневайся. Для дела вредно. Удача, она безбашенных любит. Делай, что положено, и, глядишь, выгорит. Тебе главное — в подземный город попасть, а там уже разберешься. — Атаманша, не оглядываясь, села в появившееся за ее спиной кресло. — Парни! — бросила она своим оруженосцам. — Тащите шампанское. Будем праздновать!

У Жени в руке тут же появился тонкий бокал со знакомой розоватой жидкостью. Депферам только дай повод! За весь день она ни разу не видела, что бородатые любители дайвинга пили что-то, кроме спиртного. «Алкоголь выводится из организма в течение десяти дней, — всплыла в памяти чья-то старая острота. — То есть никогда».

Правда, сейчас ей и впрямь хотелось взрослых жестов. Она победила! Прошла целых три посвящения! Женю, как хомячка, рвало на части от гордости.

— Давай, Женек! За твою правду! — Владлена подняла над головой бокал, и заходящее солнце сделало напиток ярко-красным. Словно клюквенный морс.

Какой странный тост. Почему за правду, а не, например, за победу? Но додумывать эту мысль Жене было лень. Ей страшно захотелось спать. Ночь на Утесе Света, потом дорога из Абхазии вытянули из нее немало сил. Нужно лечь и вздремнуть. Совсем чуть-чуть.

Она свернулась калачиком на принесенном кем-то туристическом коврике и уснула, положив голову на чьи-то колени.

Первое, что увидела Женя, приоткрыв глаза, была нога. Мускулистая загорелая нога в высокой кожаной сандалии. Ею покачивала глава фратрии глубины.

— Когда они придут в себя? — спросил над ухом писклявый, тем не менее, принадлежавший мужчине голос.

— Часов пятнадцать у вас есть. Не волнуйтесь, — спокойно ответила Владлена.

Женя попыталась лечь поудобнее, но не смогла даже шевельнуться. Тело ныло, точно у нее начинался грипп. «Что со мной? — испугалась она. — Я заболела? Или отравилась?» В памяти возникло неприятное слово «интоксикация».

— Старший Сын Крысоматери очень благодарен вам за помощь. Он просил передать, что готов расплатиться по счету в любой момент, — продолжил Писклявый.

— Не сомневаюсь. После Чемпионата мы обязательно обсудим с ним мою цену…

Поверить в услышанное было просто невозможно. Владлена оказалась предателем. Но почему? Неужели из-за денег? Происходящее выглядело настолько диким, что Женя не почувствовала ни страха, ни злобы. Только усталость и желание снова уснуть. Может, это обыкновенный кошмар, вызванный алкогольной итносека… итансика… Черт с ним! Отравлением шампанским?

Чьи-то руки подхватили Женю и перекинули через плечо. Сделав отчаянное усилие, она приподняла голову. Рядом стоял орг. Убийца повернул к пленнице безглазую маску и сразу пропал в рое мошкары, крутившейся у Женьки перед глазами.

В следующий раз сознание ненадолго вернулось, когда ее куда-то везли в легковом автомобиле. Она разглядела спинки серых кожаных кресел и чей-то бритый затылок со знакомой татуировкой — эмблемой людей нор. Рядом, привалившись к Жениному плечу, дремал Тим. Если это кошмар, то какой-то слишком настоящий, подумала она и снова погрузилась в сон.

Третье пробуждение оказалось хуже двух предыдущих, потому что самым сильным ощущением нахлынувшей реальности стали рвотные позывы. Содержимое желудка настойчиво просилось наружу.

— Таз подставь, болван! — визгливо заорал кто-то рядом. — Она сейчас весь пол изгадит.

Ее грубо схватили за плечи, наклонили над белым эмалированным тазом, и порция мерзкой кислятины немедленно покинула внутренности. После третьего приступа стало легче. Женя наконец-то смогла оглядеться. Она находилась в большой комнате, заставленной по периметру клетками с серыми и белыми крысами, красноглазыми кроликами и пятнистыми морскими свинками. Грызуны наполняли помещение постоянным шорохом и попискиванием. А еще они пахли. Так сильно, что Женя снова испытала желание обнять эмалированный таз.

В центре комнаты стоял длинный стол. Насколько можно было разглядеть, сидя в низком кресле, на нем теснились стеклянные пробирки, трубки, микроскопы, пузырьки, колбы и многое другое, чему в Жениной памяти не нашлось названия. Все это вместе со светло-зелеными стенами и лампами дневного света подсказывало, что друзей привезли в научную лабораторию.

Мучаясь от слабости и головной боли, Женя поискала глазами Тима. Он лежал на покрытой клеенкой кушетке. Кажется, без сознания. Его руки были пристегнуты к койке широкими кожаными ремнями.

Женя опустила глаза и поняла, что и сама находится не в лучшем положении. В отличие от сына Лунной кошки, она не лежала, а сидела в кресле с жесткой спинкой и металлическими подлокотниками. Ее запястья и щиколотки охватывали ремни.

— Чего стоишь? Унеси это! Живо! — В поле зрения появился полный мужчина в голубом халате. Он напомнил Жене пятилетнего карапуза с вычурным именем Платон, жившего в соседнем подъезде. Стоило кому-нибудь во дворе задеть его, как Платон открывал свой немаленький рот и издавал звук, напоминающий вой пожарной сирены. Рядом тут же появлялась дородная маман, чтобы наказать обидчиков сына. Женя пару раз ловила себя на детском желании украдкой дать пинка маленькому нытику. — Можно быстрее? Я не хочу это нюхать!

Перед Женей возник широкоплечий крысюк в малиновых штанах. Она сразу его узнала. Это был Гоблин, вполне бодрый и здоровый. Громила злобно сверкнул крошечными глазками, подхватил таз и скрылся за белой дверью лаборатории.

— Пришла в себя? Вот и отлично! Хоть будет с кем поговорить! — совсем другим тоном продолжила взрослая версия Платона. — Сейчас сделаем укольчик и пообщаемся. Где тут у нас плечико?

Тонкая игла выпустила маленький фонтанчик зеленоватой жидкости и вошла в обнаженную руку. Женя не почувствовала боли — ее заслонило другое, более сильное ощущение — непоправимости случившегося.

— Что это значит? Где туфли? — дурным голосом орал Глухой. — Зачем я тебя только кормлю, раз ворье из-под носа весь гардероб растащило?!

Он только что вошел вместе с Кайзером в ложу, чтобы понаблюдать за ходом репетиции. Фокуса с заменой дорогих туфель из тонкой замши на ботинки, переделанные решительной рукой Сиплого в сандалии, не стояло в программе. А сюрпризов Глухой не любил.

— Может, вы просто забыли…

— Кто забыл? Я забыл? Не шути так, Кайзер, а то отправлю тебя на заслуженный отдых — в колодец с крысами!

Начальник службы безопасности уже в третий раз осматривал все укромные уголки: отодвигал портьеры, заглядывал под кресла, даже проинспектировал опустошенный Чухонем холодильник и обнюхал лежащий на полу ковер — но воришки так и не нашел. Похоже, тот успел улизнуть вместе с туфлями.

— Ладно, докладывай! — Синеватые губы главы Братства перестали подрагивать, лицо приняло обычное постное выражение. Он откинул полы своего длинного сюртука и уселся в глубокое бордовое кресло. Кайзер пристроился рядом, на краешке обитой бархатом скамьи.

— Полиморф вместе с кошкой уже в лаборатории. Пока дрыхнут. Владлена не соврала. Как сказала, так и вышло, — с воодушевлением начал он. — Сейчас Глистерман вводит им вирус. К вечеру будем знать, действует он на другие расы или нет. Короче, все по плану. По вашему блистательному плану!

— Хорошо, хорошо, — покивал головой Глухой. Было непонятно, хвалит он Кайзера или радуется пению синегрибов. Едва рядом с Ареной объявился Старший Сын Крысоматери, как их голоса зазвучали стройно и величественно. Даже Нектар притих у края площадки, прижимая к груди похрапывающую Лапулечку.

Бархатная портьера качнулась, впуская Сиплого.

— Чего с девчонкой делать? — хмуро спросил он. — От нее нужно избавиться как можно скорее, она уже прошла три инициации.

— С девчонкой? — Глухой рассеянно оторвал взгляд от сцены. По его вялой щеке бежала крупная слеза. — Как поют! «Славься, Братство, ты едино…» Вы слышите? Это звучит новое время. Я чувствую его уверенную поступь. Через три дня мы откроем новый виток в истории человечества. Гимн Братства станет музыкой грядущей эпохи, ее душой, дыханием, биением сердца!

На скулах Глухого проступили свекольные пятна. Сиплый осторожно приподнял косматые брови, задавая Кайзеру беззвучный вопрос. Тот едва заметно кивнул и, отступив за спину главы Братства, потряс склянкой с ядовито-зеленой жидкостью.

— Так с девчонкой-то чего?

— А-а, с девчонкой… — вернулся к реальности Глухой. — В стену ее. Пусть Глистерман все кончает с проверками. Нам такая мина под боком не нужна.

Сиплый одобрительно кивнул и уже собрался покинуть ложу. Но тут на глаза ему попались брошенные Чухонем ботинки.

— Это еще что такое?

Выслушав рассказ Кайзера, Горбун озабоченно пожевал губами.

— Убег, значит. Похоже, у нас под боком еще одна мина ходит. Нужно ловить молокососа.

Через пятнадцать минут трое оргов, бесшумно ступая, точно тени пропавших без вести диггеров, исчезли в паутине подземных коридоров. Они отправились на поиски незадачливого Чухоня.

ГЛАВА 18

Голова… Она превратилась в огромный шар, полный раскаленной магмы. Алая жижа плескалась, выжигая глаза и виски. В каждый квадратный сантиметр кожи впивались сотни тонких игл. Женя никогда в жизни не чувствовала такой боли.

— Мама… Мамочка… — стонала она, пытаясь сжаться в комочек на жестком кресле. Но сделать это, когда твои руки и ноги крепко привязаны, невозможно. — Помогите… Кто-нибудь, помогите…

Рядом на лежанке извивался Тим. В отличие от Жени, он страдал молча. Только по-кошачьи шипел, когда боль становилась совсем невыносимой.

— Да-да, моя мамочка тоже умоляла о помощи! — по-детски всхлипнул рядом Глистерман. — Совсем как ты, Женечка. Но я не мог ничего сделать! — И вдруг заревел, точно взбешенный орангутанг. — Не мог, потому что они не дали! Приняли мои разработки, обещали помочь и почти год водили за нос, пока она умирала… — Круглый подбородок ученого дрожал, мясистый лоб покрылся испариной. Помолчав немного, он, наконец, взял себя в руки и продолжил гораздо спокойнее: — Моя мать была больна раком. Раком желудка. Он развивался медленно. Я успел закончить школу, поступить в медицинскую академию и стать фармацевтом. Все это время я искал лекарство, которое бы спасло ее, а заодно миллионы жизней. И представляешь, я его нашел! В полупьяном бреду ко мне пришло решение. Это было озарением! Инсайтом! Как таблица химических элементов Менделеева. Как изобретение двойной перегонки коньячного спирта! Как создание игольного ушка для швейных машин и использование бактерий гниющей капусты для обработки сырой нефти! Только мое открытие значило для человечества куда больше!

Глистерман неуклюже подтянулся на руках и водрузил свое тело на стол, свесив упитанные ножки. Он был человеком. Самым обыкновенным человеком, не имеющим никакого отношения к людям Края. Борясь с болью, Женя посмотрела ему в лицо и обнаружила, что нос толстяка покраснел, а в глазах стоят слезы. Ученый не врал — его действительно одолевали тяжелые воспоминания.

— Правда, это было не совсем лекарство. Точнее — сложное, многоэтапное лечение, включающее полное очищение организма, физиотерапию, растительные препараты и многое, на что у меня, нищего медика, не было средств. Я нашел инвесторов. Рассказал им о своих исследованиях. Меня не интересовали деньги! Нет! Я хотел только одного: чтобы они как можно скорее предоставили мне настоящую лабораторию и дали возможность помочь матери. — Голос доктора задрожал. — Эти олухи слишком долго принимали решение. «Приходите завтра» — я слышал это каждый день! «Приходите завтра!» А потом мама умерла. Дома. Ее выписали из больницы потому, что уже ничем не могли помочь. Потому что ни одно лекарство не действовало, и она страдала от невыносимой боли. Каждую минуту, каждую секунду…

— Глистер, тут это… — В лабораторию ввалился Гоблин, почесывая зад под малиновыми штанами. Наткнувшись на суровый взгляд ученого, он немедленно исправился. — Николай Наумович, к вам пришли от Старшего Сына Крысоматери. Спрашивают, когда результат будет?

— Уйди, идиот! — мученически выдавил Глистерман. — Скажи, завтра, после обеда, и уйди!

Потоптавшись на месте, Гоблин исчез за дверью, а ученый продолжил свою исповедь.

Через полтора года они и впрямь запустили мою программу лечения. В одной из частных подмосковных клиник. «Лекарство от рака найдено!» Не слышала рекламы? Нет? Трехмесячный курс за восемьдесят тысяч евро! Обо мне, конечно, никто и не вспомнил! К чему? Какой смысл делиться с нищим недотепой? Ведь его мать все равно умерла! Ненавижу! — Глистерман вскочил со стола и начал метаться по лаборатории. — Ненавижу этот город! Эту страну! Эту планету! Я сделаю все, чтобы люди на ней сдохли! Сдохли в страшных мучениях!

Боль уже была не такой острой. Женя почувствовала, что внутри ее, среди пылающих джунглей, появился крошечный островок, где можно спрятаться и подумать. Ей с Тимкой вкололи тот самый вирус. Они обречены. Но, кажется, смерть наступает не сразу. Боль явно уходит. Значит, есть шанс остановить этого психа. Нужно только собраться с мыслями и атаковать. Можно ударить хлыстом ветра или воду забрать. А лучше и то, и другое. Сначала ударить, потом забрать…

Раздался тихий злорадный писк. Женя уже несколько раз слышала этот звук, но не обращала на него внимания.

— Не старайся, лапочка! Твои способности заблокированы вот этой штучкой. — Глистерман поднял пухлую руку, задрал рукав голубого халата и продемонстрировал широкий браслет из тусклого серо-коричневого металла. На нем не было ни орнамента, ни других украшений — просто согнутая в кольцо полоска. — Подарок СКК. Нейтрализует любые паранормальные возможности людей Края в радиусе пятидесяти метров. Так что, пока я с тобой, не стоит тратить свое здоровье. У тебя его и так немного осталось.

Значит, все-таки Морок. Крысюкам помогает Морок. Нападение на трассе было частью их общего плана.

Дверь лаборатории подобострастно скрипнула.

— Глис… Николай Наумович, там Кайзер. Хочет с вами поговорить, — заискивающе зашептал Гоблин, словно боялся кого-то разбудить.

— Ладно, иду.

Оставшись одна, Женя попыталась разорвать ремни. Бесполезно. Ученый стоял в соседней комнате на расстоянии метров десяти. Так что о способностях полиморфа стоило забыть.

— Тим, тебе лучше?

Темная фигура на белой кушетке едва заметно шевельнулась.

— Немного. Ты не знаешь, когда это кончится? Когда мы умрем?

Жене захотелось расплакаться.

— Мы не умрем! — срывающимся голосом ответила она, а потом подумала, что Вадик, сын тети Светы, отошел в мир иной через трое суток после укуса. Значит, время еще есть.

— Они обречены! — заметил Малой, прижавшись к шее Чухоня. — Ты им ничем не поможешь.

— Почему обречены? Они могут жить здесь, под землей.

— А ты смог бы жить на поверхности? Это же кошки! Как тебе тоннели, так им нужны небо и крыши.

Чухонь не ответил. Он сквозь вентиляционную решетку под потолком лаборатории разглядывал девчонку, привязанную к креслу. Светлые спутанные волосы, поникшая голова и очень тонкие запястья. Кажется, она не была кошкой. Полиморф — вот как назвал ее Кайзер.

От воспоминания о визите в ложу Глухого в животе у Чухоня начиналась неприлично громкая возня. Почти полтора часа он, держась за металлические балки, болтался над головами руководителей фратрии, скрытый от их глаз навесным потолком. Массивному Кайзеру просто не пришло в голову, что в тесном пространстве может уместиться человек. Одной Крысоматери известно, как Чухонь не рухнул прямо в объятия этим садистам.

— Двигаем уже! — заныл Малой. — Скучно здесь! Идем в нору — Крыса заждалась.

— Иди, — буркнул Чухонь, оставшись сидеть в поросшей паутиной и пылью металлической трубе вентиляционной шахты. — Не держу!

Он не собирался никого спасать. Просто девчонки под землей появлялись очень редко. Последний раз Чухонь видел пару молодых кошек год назад, на прошлом Чемпионате. Еще тогда он заметил: тонкие руки, длинные волосы и слишком большие, на его взгляд, глаза заставляли смотреть и смотреть, не отрываясь. Как на огонь в буржуйке или воду в Белом озере.

Люди нор были единственной расой Края, способности у которой наследовали только мужчины. Тем парадоксальнее звучали проповеди Глухого по поводу чистоты рядов подземных жителей. Ведь матерью каждого из них, ну если, разумеется, не считать Крысоматери, были самые обычные человеческие женщины. Эхом такого симбиоза двух рас стала средневековая легенда о Гамельнском крысолове.

Она рассказывала, что один колдун, по договору с жителями немецкого города Гамельна, освободил их от крыс. Но магистрат отказался платить по счету. Тогда сердитый ведьмак, играя на дудочке, увел из города всех детей. Больше ни одного из них никто никогда не видел.

Легенду можно было бы считать сказкой, не имейся в летописи точная дата этих событий — 26 июня 1284 года. Именно тогда один из крысоловов германской фратрии людей нор, уважаемый Гус, обнаружил, что все мальчики города — крысюки. Пришлось срочно придумывать повод их забрать.

Свой крысолов был в каждой норе Братства. Время от времени он поднимался на поверхность, чтобы найти очередного ребенка, не принадлежавшего верхнему миру. Так повелось, что обычно крысюки рождались в неблагополучных семьях. Уйдя в нижний город, они быстро забывали родителей и считали своего крысолова едва ли не настоящим отцом. Как Чухонь — дядьку Хрыся.

Из всех ужасных ночей в Жениной жизни, выстрой их в ряд и заставь рассказать о себе, эта была самой страшной. Самой длинной и мучительной. Она провела ее, сидя в кресле. Правда, ноги ей развязали — Глистерман решил, что без способностей его гостья никуда не сбежит. И, в общем-то, оказался прав. На попытки к бегству у Жени совсем не осталось сил.

К полуночи поднялась температура. Жене снова мерещилось, что она идет по цветущему лугу и вдыхает запах карамели. Но теперь это был всего лишь сон, совсем непохожий на реальность. Сиреневые цветочки в нем превращались в круглые, глупо моргавшие глаза на длинных стебельках, а скелеты крыс вставали на костяные лапы и поворачивали навстречу Жене свои острые черепа.

Когда короткая стрелка настенных часов подобралась к трем ночи, стало немного легче. Спина взмокла от пота — температура упала. Женя прекрасно помнила мамино объяснение: высокая температура — признак борьбы организма с болезнью. А если столбик градусника ползет вниз? Означает ли это, что организм победил? Или наоборот — сдался?

Тим лежал на кушетке, точно черная тень себя самого. Тихий, неподвижный. За все это время, с момента их короткого разговора, он не издал ни звука. Женя прислушалась и различила ровное дыхание. Слава Лунной Кошке, жив.

Пока.

Неожиданно мысли в посветлевшей голове приняли новый оборот. Женя внезапно поняла, что впервые с начала своих приключений попала в по-настоящему безвыходное положение. До этого не успевала она как следует испугаться — кто-нибудь тут же приходил на помощь. Даже просить не приходилось. Ей оставалось только цепляться то за одну фибру, то за другую и лететь туда, куда несет ветер. Угодила в западню на Дороге Сохмет — прибежал Тим и вытащил, получила отказ в посвящении у крыланов — появилась Графиня и отвела на Утес Света. Но сейчас к ней никто не придет. Тим лежит рядом без сознания, а главы фратрий даже не догадываются, в какую передрягу она угодила.

Что остается? Поменять направление. Не лететь по ветру, точно пушинка одуванчика, а тянуть за стропы невидимый парашют. Найти этот чертов выход! Пусть даже для этого ей придется, пытаясь повторить подвиг барона Мюнхгаузена, вырвать себе все волосы.

В лаборатории не было никого из надзирателей. Судя по визгливому храпу, Глистерман спал в соседней комнате. Эх, если бы просто прокрасться к нему и забрать браслет. Наверняка его можно выключить, а если нет — спустить в унитаз. Обдумав это, Женя подняла глаза и внимательно посмотрела на серебристую решетку вентиляции под низким потолком.

— Я чувствую, вы меня слышите! — Она старалась, чтобы ее голос звучал как можно проникновеннее. Даже изобразила приветливую улыбку. — Не знаю, кто вы, но мне и моему другу нужна ваша помощь. Пожалуйста, заберите у Глистермана браслет. Такой широкий металлический. Он его на правой руке носит. Заберите и унесите подальше отсюда. Пожалуйста! Я понимаю, что вы не обязаны нам помогать, но иначе мы погибнем.

Женя замолчала в ожидании ответа. Неужели она ошиблась? Может, ей только показалось, что последние часы кто-то наблюдал за ними через эти маленькие квадратные дырочки? Изнывая от жара и головной боли, она постоянно ощущала на себе чужой взгляд.

Ответа Женя так и не дождалась. Постепенно она задремала, подобрав под себя ноги. Ей снился странный парень с тяжелыми надбровными дугами и испачканным землей лицом. Он куда-то шел по темному коридору рядом с огромной крысой.

— Думаешь, фисташковый под землей будет в самый раз? — Марта обернулась к Нику, и овальное зеркало услужливо отразило ее стройную фигуру, укутанную в зеленый шелк.

— Думаю, когда ты появишься на Чемпионате, крысюки поднимут над Ареной фисташковые флаги, как дань уважения твоему вкусу. — Ник встал за спиной Марты, обнял ее за талию и поцеловал в едва тронутую загаром шею.

— Тогда Нектар точно подсыплет мне яда в вино. Он же у них главная красавица!

Гардеробная главы Большого Совета людей крыш сейчас напоминала арабский базар после урагана. Длинные платья самых разных оттенков висели, небрежно брошенные поверх ряда надетой на плечики одежды, и лежали живописными грудами на полу и стульях. Тут же пестрой толпой стояли узкие туфли и босоножки на тонких каблуках. Марта выбирала наряд для первого дня Чемпионата.

Конечно, шерстоканьи бои не были так утонченны, как весенние вечеринки под открытым небом на крыше Башни и так непредсказуемы, как ежегодные приемы в замке людей ветра, или так разухабисты, как празднование дня рождения Владлены на палубе дрейфующей в одном из четырех океанов яхты. Зато в них был драйв, недоступный мероприятиям других рас.

Чего только стоила вражда между бойцами и красотулями, поделившая всех фанатов Чемпионата на два презирающих друг друга лагеря. Шерстоканы первых участвовали в спортивных состязаниях: поединках до крови, забегах с гружеными тележками, поднятии тяжестей и еще паре десятков видов спорта. Питомцы вторых соревновались исключительно в красоте. Благородство экстерьера, текстура шерсти и форма глаз — вот что волновало жюри во главе с Нектаром.

Главным развлечением провокаторов из лагеря бойцов считалось запустить в гущу напомаженных красотуль своего обученного убийцу — огромного, мускулистого шерстокана. Он бегал, хватая сородичей за холеные холки, и доводил до истерики их владельцев.

Месть красотуль всегда была точечной и болезненной, словно укус обиженной осы. В прошлом году перед полуфиналом боев в тяжелом весе хозяева двух чемпионов обнаружили, что приведенная в порядок лучшим чесальщиком фратрии шерсть их подопечных заплетена в десяток тонких косичек. Пришлось отложить на три чеса начало состязания, чтобы вернуть зверям товарный вид. Иначе драться они отказывались — стыдливо забивались в темные углы и злобно урчали.

По Краю давно ходили слухи, что главный зачинщик всех разборок неотразимый Нектар. Ничто так не развлекает зрителя, как хороший, приправленный острой ненавистью скандал.

— Кстати, Марта, я нашел то, что идеально подойдет к твоему платью, — прошептал Ник, улыбаясь, точно продавец ювелирного магазина.

— Элегантного кавалера?

— И его тоже. Стоит перед тобой. Но есть еще кое-что. Загляни в корзинку.

— Нет! Скажи мне, что это неправда! — Марта страдальчески сморщила лоб.

— Да!

— Нет!

— Да! Открывай!

В маленькой плетенной из виноградной лозы корзинке на голубой подушечке лежал серебристый, точно крошечное грозовое облако, шерстокан. Малыш спал, тихо поскуливая и перебирая шестью мохнатыми лапками.

— Он даже не теплокровный! — вздохнула Марта, невольно протягивая руку, чтобы погладить пушистого зверька. — Ученые до сих пор спорят, не насекомые ли они!

— Забудь! Это лучший детеныш из помета Валимимо Третьего. Будет великим бойцом.

Перекочевав из корзинки на руки главы Большого Совета, маленький шерстокан шевельнул шелковыми усиками и открыл синие, точно кусочки неба на дне колодца, глаза. Марта разглядела в них свое отражение в фисташковом платье.

— Боюсь, для этого ему придется покинуть мою подушку. А я не отпущу! — засмеялась она, прижимаясь щекой к пушистому боку.

— Марта, Тим так и не позвонил?

— Нет. — Она аккуратно вернула шерстокана на место.

— Ты уверена, что на Арене будет безопасно? — Ник приблизил свое тонкое лицо к плечу главы Большого Совета и осторожно поцеловал нежную кожу, перехваченную тонкой бретелькой.

— Глухой, конечно, безумец, но даже он не посмеет навредить Чемпионату. Думаю, послезавтра Арена станет самым безопасным местом в городе. Владлена с Маратом тоже там будут.

— А если ты ошибаешься?

— Тогда мы окажемся в первых рядах зрительного зала с видом на Армагеддон.

— Чтоб ты сдох!

Эта смачная, как оплеуха, фраза выдернула Женю из вязкой дремоты. А еще точный плевок, посланный Тимом прямо в глаз субтильного гражданина с шапочкой иссиня-черных, зализанных набок волос.

— Боюсь, вам, молодой человек, предстоит это сделать раньше меня, — ответил тот, не спеша вытирая влажной салфеткой бледное лицо. Ее протянул крупный мужчина в кожаном пальто до пят.

— Как себя чувствуют наши гости? — пропищал он, и Женя сразу его узнала. Кайзер — именно этот мордоворот забирал ее из фратрии людей глубины.

— Через пару часов скажу наверняка! — заворчал сонный Глистерман. — А пока уж, извините, только недостоверные факты, основанные на вчерашних исследованиях и сегодняшних наблюдениях.

— Не томите, — с обманчивой ласковостью попросил субтильный.

— В мальчишке, как и планировалось, вирус прижился. Через пару недель процесс трансформации завершится, но на поверхность ему уже ходу нет. С девчонкой все сложнее.

— То есть? — Субтильный сложил ручки пирамидкой, а Женя вдруг сообразила, что это не кто иной, как Глухой, — глава норного Братства. Тяжелый лоб и маленькие глазки выдавали в нем крысюка, но узкие плечи и миниатюрные руки сильно отличали его от своих сородичей. Может, смешанная кровь?

— Полагаю, ее иммунная система уничтожила инфекцию. Это нужно еще проверить, но, сдается мне, девушка совершенно здорова.

Суть сказанного доходила до Жени медленно. Она текла густым киселем по стенкам сознания, пока вдруг не возникла яркой надписью на белом экране: «Я не умру!» Вирус уничтожен. Выходит, ночная температура означала, что организм справился с болезнью.

Она-то справилась, а Тим?

— Что будет с Тимом? — Ее голос прозвучал, на удивление, твердо.

— Батюшки светы! Так мы умеем говорить! — вскинул розовые ручки Глистерман. — А с твоим другом, Женечка, будет то же, что и с остальными жителями этого чудесного города — они никогда не смогут подняться выше уровня асфальта. Им придется жить в вонючей канализации и питаться отбросами! Иначе созданный мною вирус — я назвал его «Метро-GH113» — убьет их. Стремительный рост внутричерепного давления — и бух! — мгновенный инсульт.

— Значит, те, кто заболел наверху, могли выжить? Им просто нужно было спуститься под землю? — Женя подумала о вечно хмуром Вадике.

— Так точно, сообразительная моя! — как мальчишка, обрадовался Глистерман. — Согласись, гениально придумано!

— Но зачем это все?

— Ради великого будущего норного Братства! — вместо ученого дрогнувшим голосом ответил Глухой. Он повернул на мгновение свою непропорционально большую голову, и Женя с отвращением уставилась на безобразную дыру вместо правого уха. — Вы, люди, должны понять, кто на этой планете истинный венец творения!

— Да вас же всех убьют! Как только разберутся, в чем дело, от норного Братства ни одного крысюка не останется!

— То, что ты видишь, полиморф, только вершина огромного айсберга! — криво усмехнулся Глухой, сверху вниз глядя на привязанную к креслу Женю. — Человечество не успеет оглянуться, как все оно будет охвачено пандемией. Социальные институты рухнут, государства падут, и толпы людей устремятся под землю. Им придется подчиниться более сильным и приспособленным — то есть нам. Ты слишком глупа, чтобы оценить мой замысел.

— Зато я могу оценить кое-что другое! — заорала Женя. — Вы — псих! Обыкновенный псих! Вы все здесь психи!

— Закончите проверку и избавьтесь от нее! — не обращая внимания на Женины крики, бросил Глухой Глистерману. — Всего доброго, полиморф. Я мог бы пожелать тебе быстрой смерти, но не хочу обманывать.

Развернувшись на месте, Старший Сын Крысоматери вышел из лаборатории, сутуля узкие плечи. Кайзер, точно большая черная наседка, последовал за ним.

Дыра в стене становилась все меньше и меньше. Тесный пенал, где хватало места, только чтобы стоять вытянувшись, словно кремлевский курсант у Вечного огня, быстро погружался в темноту. Женя заворожено смотрела, как растет кирпичная кладка, а за ней исчезает довольная рожа Гоблина и его приятеля.

Пока Женю вели сюда темным коридором, она старалась держаться. Гордо молчала, вскинув подбородок. Но когда семенящий рядом Глистерман начал рассказывать, кто и за что замурован в плывущих мимо стенах, слезы сами брызнули из глаз.

— Ничего, ничего, плакать полезно, — гаденько улыбнулся ученый, заметив в голубоватом свете фонарика мокрые дорожки на щеках пленницы, — Слезы выводят из организма гормоны стресса.

После его слов Женя до крови прикусила губу, чтобы остановить соленые потоки, но стало только хуже. Теперь она всхлипывала, и то и дело постоянно шмыгала носом. Короче, героя-партизана из нее не вышло. Смерть с улыбкой на устах оказалась не ее амплуа.

До последней секунды, до самого последнего кирпичика в стене она надеялась на чудо. Вот сейчас появится Марта с Шепотом или откажет чертов браслет на руке Глистермана… Но ничего подобного не происходило. Женя вновь и вновь проверяла свои способности: пыталась увидеть фибры или перейти в режим ускорения. Но в ответ слышала только мерзкое попискивание.

— Не старайся, дорогая! Лаборатория находится аккурат над твоей усыпальницей. Ближайшие двадцать четыре часа браслет будет рядом. Этого времени хватит, чтобы задохнуться даже полиморфу.

Задохнуться? Умереть, корчась от судорог, в каменном мешке. Когда-то в детстве, начитавшись Эдгара По, Женя дико боялась уснуть летаргическим сном и очнуться в заколоченном гробу. С месяц ее преследовал кошмар, как она сдирает ногти, пытаясь вырваться из обитой бордовым шелком ловушки. Кто бы мог подумать, что жуткое видение так скоро станет явью!

— Ну, голубушка, давай прощаться, — вздохнул Глистерман, когда Гоблину с Пельменем осталось положить не больше трех кирпичей. — Наше знакомство было не долгим, но полезным. По крайней мере, для меня.

Женя сквозь влажную пелену тоскливо взглянула на нелепую фигуру ученого, так похожего на безобидного гнома, и в этот момент последний кирпич отрезал ее от внешнего мира.

— Готово! — услышала она глухой голос Гоблина. — Сдохни, мерзкая кошка!

Всё. Теперь всё. Слезы внезапно высохли. Наверное, где-то в глубине глаз обмелели колодцы, питавшие их столько времени. Дышать с каждой секундой становилось труднее. Совсем скоро в этом каменном шкафу закончится кислород, равнодушно подумала пленница, и я умру.

Вдох.

Еще один.

Интересно, сколько их у нее еще осталось?

Чудовищный удар тряхнул каменный пенал, больно приложив Женю о стену. По свежей кладке прошла волна. Кирпичи вздрогнули, и добрая половина их посыпалась пленнице на ноги. Она едва успела вжаться в стену и избежать самых увесистых ударов.

«Это что? Землетрясение?» — запоздало удивилась Женя. Мозг все еще задумчиво искал причину загадочного толчка, а руки уже лихорадочно разгребали путь наружу.

Первое, на что уставилась Женя, выбравшись на свободу, был парень не старше Тима, который сжимал в руках… Нет! В это решительно невозможно было поверить — он держал огромный алый рот Анджелины Джоли! Толстые губы, покрытые поблескивающей в свете валявшегося в стороне фонарика помадой, капризно кривились и норовили сложиться в трубочку. Казалось, рот хочет послать воздушный поцелуй, а парень не дает ему этого сделать.

— Беги! — натужно заорал он. — Сейчас снова чмокнет!

Нет уж, спасибо! Как-нибудь в другой раз! Увидев в груде земли барахтающегося Глистермана, Женя бросилась к нему и потянула за рукав халата. Она быстро нашарила теплый браслет, не церемонясь, стащила его через толстую кисть и начала ощупывать металлическое кольцо в поисках скрытого рычажка. Где же ты? Неужели тот, кто тебя делал, не придумал выключателя?

К счастью, неизвестный изобретатель оказался предусмотрительным малым. Выключатель был. Женя поддела ногтем крохотную кнопочку, надавила и едва смогла устоять на ногах от нахлынувших ощущений.

Звуки стали громкими. Темнота — прозрачной. Коридор вспыхнул множеством разноцветных нитей. Снизу и сверху послышалось журчание воды. Женя снова была полиморфом. Она саданула ученого по макушке, удовлетворенно отметив, что короткий удар сработал не хуже ампулы со снотворным, и повернулась к громилам.

— Поиграем, мальчики?

Подцепив две фибры — красную и зеленую, — Женя молниеносно хлестнула ими Гоблина с Пельменем, и те рухнули на кирпичи, хорошо приложив друг друга лбами.

— Я сказал, иди! — снова захрипел сзади незнакомец. — Не видишь, оно сейчас вырвется.

— Кто вырвется? — Женя посмотрела на недовольный рот. Гигантские губы крепились к серой мочалке размером с крупного ежа. — Что надо сделать?

— Вырубить! Или рот связать!

Связать? Вариант! Женя подтянула к себе короткую тонкую нитку грязно-сиреневого цвета и аккуратно обмотала ею основания губ, там, где их сжимали руки парня.

— Отпускай!

— С ума сошла?

— Отпускай, говорю! — До Жени дошло, что ее спаситель не видит фибр, поэтому не может поверить в беспомощность большеротой мочалки. — Ну, если хочешь, можешь стоять здесь, пока эти уроды не очухаются!

Он недоверчиво посмотрел в глаза девчонки и медленно положил свою ношу на пол коридора. Мочалка лежала тихо. Не дергалась.

— Хорошо, что маленькое совсем! От поцелуя взрослого мохнорыло нас бы всех завалило! — раздался тоненький, точно писк резиновой уточки, голосок.

Женя с большим трудом заставила себя закрыть рот — говорящий гриб в очередной раз пошатнул ее картину мира. Она громко сглотнула и уставилась на фиолетовый масленок на плече у парня.

— Уходим отсюда! — не обращая внимания на гриб, сказал он. — Сейчас здесь будут орги.

— Я не могу. Мне нужно вытащить друга. — Женя с трудом оторвала взгляд от маленького спутника своего спасителя.

— Говорил же, не надо ей помогать! — заголосил гриб. — Одни проблемы!

— Хорошо, идем! — кивнул парень и двинулся по коридору в обратном направлении, туда, откуда полчаса назад привели зареванную Женю. Глистерман, Гоблин и Пельмень так и остались, постанывая, лежать в куче обвалившейся земли. Около стены подрагивало пухлыми губами обездвиженное мохнорыло.

— Надо было подарить тебя Майе! Вы бы друг другу понравились.

ГЛАВА 19

Миновав широкий, пропахший хлоркой коридор, Женя со своим спутником оказалась в небольшой комнате. Она чем-то смахивала на вожатскую в детском лагере. Наверное, ощущением временности и отсутствием уюта. Голые зеленые стены. Низкий клеенчатый диван с небрежно брошенным серым пледом. Круглый пластиковый стол, стянутый из какого-нибудь уличного кафе. На полу щербатая чашка с остывшим кофе. Похоже, они попали в берлогу Глистермана.

Из комнаты вели две двери: одна — в уборную с душевой, другая — в лабораторию. Испытав приступ внезапного страха, Женя шагнула в помещение, где ей пришлось провести столько жутких часов.

Тим все еще был там. Лежал, не двигаясь. Женя наклонилась над ним, пытаясь уловить дыхание. Веки с каштановыми ресницами едва заметно подрагивали. На виске пульсировала голубая жилка. Живой.

— Вкололи что-то, — уверенно сказал парень у нее за спиной. — Чтобы не сбежал, когда браслет окажется далеко. Бери, и уходим.

Но уйти им не удалось. Словно хлынувшая из всех щелей вода, лабораторию наполнило мерное гудение. Борясь с желанием немедленно лечь и уснуть, Женя обернулась и увидела три темные фигуры. Они не спеша, шли через помещение, огибая заставленный склянками стол. С их появлением морские свинки в клетках перестали курлыкать, а мыши с кроликами прижали уши, прекратив обычную возню. Казалось, в мертвенном свете лабораторных ламп медленно движутся три черные воронки, сосущие силу из всего живого.

Женя выпрямилась, вытянула руку ладонью вперед и прикрыла глаза. Она представила себя руслом горной реки с каменным дном. Навстречу по серым плоским булыжникам неслась ревущим потоком вода.

Орги не дошли до беглецов каких-то пару метров. Непобедимые убийцы норного Братства на секунду застыли, а потом с сухим треском попадали на пол.

— Круто! — восхищенно выдохнул парень, трогая носком замшевой туфли плечо одного из поверженных оргов. От его прикосновения черная туша сдвинулась в сторону — она стала легкой, словно высушенная солнцем саранча.

— Сила! — пропищал гриб, высунувшись из-за стола.

— Меня Чухонь зовут, — неожиданно представился Женин спутник.

— Женя.

— Знаю, — застенчиво улыбнулся он. — Слышал. Когда в вентиляции сидел.

Улыбка изменила его лицо, как меняет солнце городской пейзаж. Чухонь перестал походить на угрюмого братка из уличной банды и превратился в деревенского парня — наивного и чумазого. Немного тяжелый лоб и слишком длинные руки выдавали в нем члена норного Братства. Но светло-серые глаза, в отличие от Гоблина, не казались маленькими. Наоборот, темные ресницы делали их выразительными и глубокими.

Иссиня-черные короткие волосы казались намазанными воском. Похоже, за всю свою жизнь они ни разу не встречались с шампунем и расческой. Чухонь носил темную куртку, черную футболку с эмблемой Братства на груди и джинсы. Чтобы определить их цвет, пришлось бы провести археологические раскопки, снимая грязь слой за слоем.

— Спасибо тебе. Теперь идем.

Женя разорвала ремни на запястьях Тимофея и взвалила его себе на плечо. Он оказался совсем легким. Только нести было неудобно. Все время соскальзывал.

Зеленый коридор соединял лабораторию с широким, словно автострада, туннелем. Таких под землей встречалось немало: кирпичные стены, сухой песок под ногами и желтые светильники через каждые пятьдесят метров. Тусклые лампочки в металлических, похожих на птичьи, клетках, развесили, скорее всего, специально для Глистермана. Крысюки неплохо ориентировались и в темноте.

— Нам нужно в спокойное место. Есть такое? — спросила Женя, вертя головой. Коридор справа ничем не отличался от коридора слева.

— Есть. Нора. — Чухонь свернул налево и уверенно зашагал, показывая дорогу.

Подземелье устроило испытание Жениному самообладанию на первом же перекрестке. Из полукружия уходящего в темноту перпендикулярного коридора зловеще блеснули два красных глаза. А через секунду в полосу желтого света высунулась гигантская морда. Одно ухо было сломано, а мохнатая щека перевязана. Но от этого зверь не казался менее жутким.

Не дожидаясь нападения, Женя вместе с Тимом на плече отпрыгнула к дальней стене тоннеля. Она приготовилась к очередному бою.

— Не пугай ее! — Чухонь шагнул навстречу чудовищу и, встав на цыпочки, почесал его между лопухами ушей. Его спутница сообразила, что просьба не пугать адресована не крысе, а ей. — Она после обвала трусит немножко.

Из песка на полу вынырнул фиолетовый грибок.

— Соскучилась малышка! Встречать прибежала! Ну не домашнее животное, а золото. Только жрет много — не прокормишь.

Крыса полностью выползла на свет, и Женя едва не выронила спящего Тима. Пожалуй, зверюга была меньше слона, живущего в городском зоопарке. Но точно больше скаковой лошади. Наверное, рядом с верблюдом она чувствовала бы себя на равных.

— Твоя?

— Нет. Она ничья. Сама по себе. Я ее просто вылечил, — объяснил Чухонь, продолжая почесывать зверя. Тот низко урчал и жмурил красные фонари. — Слушай, давай попробуем на нее верхом сесть. Нам идти еще Крысомать знает сколько, а на ней наверняка быстрее будет.

Не то что бы предложение Жене не понравилось — она просто не восприняла его всерьез. Что значит, сесть верхом на крысу? Может, еще блоху подковать? Но Чухонь, судя по всему, «Левшу» не читал, поэтому легко запрыгнул на спину мохнатому грызуну и, поерзав немного, удивленно присвистнул.

— А ведь и, правда, доедем! Она, вроде, меня сама держит!

Крыса на поведение своего двуногого приятеля отреагировала со спокойствием сытого удава.

Сделала пару неторопливых скачков в одну сторону, потом в другую и, наконец, остановилась рядом с Женей.

— Ой, мамочки, что делается! — завопил грибок. — Скоро можно будет на крысе туристов катать — денежки зарабатывать!

— Прыгай! — Не реагируя на его вопли, Чухонь похлопал по мохнатой спине рядом с собой. — Не видишь, она тебя приглашает.

Женя не видела, но решила поверить на слово. Положила Тима возле стены, вдохнула поглубже и тоже запрыгнула на спину чудовища. И тут она второй раз за десять минут едва удержалась, чтобы не заорать. Шерсть на крысиных боках потянулась к Жениным ногам и обхватила их, словно муху паучья сеть. Теперь она сидела на грызуне, точно приклеенная.

— Это что? Особая дрессировка?

— Издеваешься? Я с ней всего неделю как знаком, — прошептал Чухонь, обернувшись. Похоже, он был удивлен не меньше своей спутницы.

Устроив Тима между собой и Чухонем, Женя попросила двигаться в нору. Крыса на мгновение сжалась в пружинистый комок, оттолкнулась от пола и понеслась в темноту.

Первые метров двести дались не просто. Неопытных наездников швыряло из стороны в сторону, и, не держи их крысиная шерсть, они полетели бы на землю после пары скачков. Но вскоре Женя с Чухонем приноровились, и поездка на спине гигантского зверя даже начала доставлять им удовольствие.

Рядом, то на одной стене коридора, то на другой возникал неугомонный грибок. Он сопровождал безумную скачку радостными воплями: «Не, ну круто же!» «Чухонь — ты звезда!» «Автограф не оставишь?» «А сфотографировать можно?»

Крыса раздраженно урчала и пару раз пробовала сбить надоедливый гриб хвостом. Но тот с диким улюлюканьем проваливался в стену.

— Немного осталось! — крикнул Чухонь после получасового заезда. — Еще пять минут и на месте.

Крыса внезапно сбавила скорость и совсем остановилась. Женя в очередной раз порадовалась, что ей не пришлось самой цепляться за ее шерсть. Иначе давно бы сделала сальто-мортале через серую холку. Правда, радоваться пришлось недолго.

От стен отделились похожие на облитого битумом Терминатора черные фигуры. По коридору поползло парализующее гудение. Не успела Женя опомниться, как приникшего к земле зверя окружил десяток оргов.

— Оп ля, засада! — пискнул грибок. — Самоудаляюсь!

И пропал в щели между двух щербатых кирпичей.

Чем больше оргов, тем разрушительнее их гудение. Чем дольше они гудят, тем меньше сопротивляется человек. Мычание трех бойцов норного Братства, не теряя самоконтроля, можно выдержать минут пять. Монотонную песню сотни убийц — не больше пяти секунд. Это знали все обитатели Края. Все, кроме Жени. С ней просто никто не успел поделиться подобной тонкостью.

На этот раз безглазых убийц было больше, и сопротивляться их гудению оказалось куда сложнее. Женя вдруг поняла: еще немного, и она прыгнет с крысиной спины прямо в крепкие объятия черных монстров. Или сползет покорной порцией желе по мохнатому боку. Чтобы вернуть себе способность соображать, она окатила голову холодной водой, стараясь не задумываться, откуда пришла к ней эта жидкость, и вытянула обе руки ладонями вперед.

Полная до краев ванна…

Фонтан в городском парке…

Поливочная машина…

Ржавая железная бочка…

Случайные прохожие страшно удивились, когда прямо у них на глазах весело бивший фонтан внезапно пересох. Вернувшаяся с работы владелица сети магазинов одежды долго размышляла над вопросом, почему только-только наполненное джакузи в мгновение ока обмелело? А водитель поливочной машины решил, что над ним кто-то жестоко подшутил, слив всю воду, пока он сидел в кафе. Исчезновения дождевой воды из бочки никто не заметил. Последнее время в нее заглядывали только бездомные кошки, чтобы напиться.

Страшное гудение внезапно превратилось в бульканье, а грозные терминаторы — в раздутых кукол. Несколько секунд они топтались на месте, бестолково размахивая толстыми руками. Потом раздалась серия громких хлопков, и орги мокрыми тряпками осели на пол коридора.

Женя спрыгнула с брезгливо поджимавшей лапы крысы и подобралась к одному из них. Ей вдруг до зуда в ладонях захотелось заглянуть под непроницаемую маску.

— Не надо! — Чухонь пришел в себя после концерта оргов и сейчас восхищенно таращился на спасенную им девчонку. — Потом спать не сможешь!

— А спать и не придется! — Из стены выглянул знакомый грибок. Правда, теперь он был не один. Со звуком лопающихся воздушных шариков рядом с ним появилось еще с десяток его сородичей. Только побольше.

— Рады знакомству! — загомонили они. — Синегрибы! Самые образованные обитатели подземного мира! Островок просвещения в океане безграмотности! Луч света в темном царстве!

— Очень приятно! — только и смогла выдавить Женя.

Она осторожно, чтобы никого не обидеть, заглянула под шляпки новых знакомых. Ей не давал покоя вопрос: чем они разговаривают? Ртов-то не видно.

— А-а-а! Сразу чувствуется исследовательская жилка! — тут же обрадовались болтливые грибы и начали специально запрокидывать шляпки, демонстрируя, как шевелятся под ними темно-фиолетовые пластинки. — Мы относимся к классу «пластинчатых»! Эти штуки играют роль голосовых связок!

— Хватит трандеть! — Из стены не спеша, появился крупный гриб. Остальные тут же почтительно зашептали: «Старый, пусть говорит Старый». — Мы тебя предупредить пришли. Возле норы вас ждут орги. Сколько точно, не скажу, но десятка три точно наберется. Сзади по коридору еще не меньше бегут. Вы, друзья мои, в ловушке.

Женя почувствовала, как ее внутренности стягивает ледяная корочка. По плечам потекли змейки мурашек. Два раза по тридцать. Шестьдесят. Шестьдесят гудящих, словно выкуренный из улья пчелиный рой, бесстрастных убийц.

— Мы будем драться!

— Да она их всех сделает! — радостно запищал маленький грибок. — Одной левой! По первое число наваляет!

— Молчи, Малой! Не до шуток! — цыкнул Старый. — Это не тот бой, ради которого стоит расходовать все свои силы. Тебе только кажется, что они бесконечны. На самом деле, дай Крысомать, чтобы завтра их хватило до того момента, когда прибудет помощь.

— Так куда же нам деваться? На поверхность нельзя — Тим умрет, — начала объяснять Женя, прислушиваясь к нарастающему гулу. — Да и оргов мы не сможем обойти…

— Есть один неплохой вариант, — усмехнулся гриб. — Отправиться в гости. К нам — в Синюю грибницу. Принимается?

Умей холодные убийцы Старшего Сына Крысоматери удивляться, они открыли бы рты и потеряли дар гудения, увидев, как исчезает в стене тоннеля гигантская крыса с тремя всадниками на спине. Кирпичная кладка перед ними на мгновение почернела и растаяла, точно бумага над пламенем свечи. Края возникшего прохода вспыхнули голубыми огоньками. Секунда, другая — и длинный крысиный хвост растворился в каменной толще.

Когда черные фигуры приблизились к тому месту, где только что стоял огромный зверь, на стене не осталось и намека на проход.

— Ничего себе! Обалдеть! — шептала Женя, вдыхая полной грудью густой запах озона и влажной земли. Крыса под ней блаженно урчала.

Они шли по широкому коридору, петлявшему, точно горная тропка. Его стены пронизывали тысячи мерцающих в полутьме голубых струнок, складывающихся в лишенные логики узоры. «Изнанка галактики, — пришло Жене в голову неожиданное сравнение. — Это нитки, которыми пришиты к черному бархату небосвода пуговки звезд».

Странное место шелестело, бормотало, попискивало и хихикало на тысячи голосов.

…ил я никак пестицидов, Грибницей кля…

…когда еще полиморф не попадал в…

…зухая скотина считает, что мы не…

Старый больше не нырял в стены, точно дельфин в море, а ровно плыл на уровне лиц своих гостей.

— Нравится? Это Мицелий — дом, мать и божество в одной кастрюльке. Можете остановиться, отдохнуть. И паренька кладите. Наши им сейчас займутся.

Чухонь с Женей спустили Тима с крысиной спины и положили на теплый пружинистый пол Грибницы. Из стены к спящему сыну Лунной кошки тут же потянулись тоненькие щупальца. Голубые нити окутали мерцающим коконом его голову и коснулись висков.

— Что они делают? — испугалась Женя.

— Выводят снотворное, — объяснил гриб. — Это гифы — кровеносные артерии Синей Грибницы. Они нас кормят и дают возможность свободно перемещаться по всему подземному миру. В каждой крысиной фратрии свой Мицелий. У румын — Красный, в Европе — Зеленый, в Китае — Белый.

Тим вздрогнул и открыл глаза. Несколько секунд его взгляд растерянно скользил по пронизанным мерцающими струнами сводам, пока не сфокусировался на улыбающейся Жене.

— Мы не умерли! — поспешила успокоить она. — Просто грибы пригласили нас в гости.

— На грибной суп? — подал Тимофей охрипший голос.

— Нахал! — зашипело все вокруг, и синие огоньки сердито забегали по голубым ниточкам.

Объяснить проспавшему все Тиму оказалось совсем не просто. Мохнорыло, Чухонь, гигантская крыса, говорящие грибы… Не крутись персонажи Женькиного рассказа рядом и не кивай головами и шляпками, еще не известно, поверил бы сын Лунной кошки в приключения своей подруги. Описание двух сражений с оргами заставило Тимофея помрачнеть.

— Извини, что оказался обузой! — Ему было стыдно за свою беспомощность. Потом, помолчал немного и задал мучивший его вопрос: — А вирус? Он все еще во мне?

В Грибнице стало тихо. Даже бестелесные голоса, постоянно болтавшие о разных пустяках, внезапно смолкли. Женя села рядом с Тимом и, стараясь не отводить взгляда от его лица, ответила:

— Да, но мы обязательно придумаем, как тебя вылечить.

— Конечно, — сказал он, вскинув подбородок. — К тому же сейчас со мной все нормально. Лучше давайте решим, как мы наваляем этому безухому придурку!

Решали долго. Стрелка наручных часов Тимофея успела перевалить за полночь. Чухонь рисовал на утрамбованной черной земле план коридоров, по которым уже через несколько часов побегут зараженные грызуны, объяснял, где самые удобные места, чтобы попытаться их задержать.

— Нужно предупредить Марту и Марата! — покачал головой Тим. — Он не очень-то доверял крысюку. — Сами мы не справимся.

— Если идти, то Жене. Нам на поверхности делать нечего, — заметил Чухонь. На правах человека, участвовавшего в спасении жизни Тимофея, он относился к нему с легким снисхождением.

Услышав слова Чухоня, Женя подняла голову.

— Нет, я никуда не пойду. Пока мы здесь, есть шанс задержать крыс под землей. Сейчас я в тылу у Глухого, а выберусь, не факт, что смогу вернуться. Если эти твари вырвутся в город, собирать их будет поздно — начнется эпидемия.

— Женя права, — согласился Старый. — Ей нельзя отсюда уходить. Завтра, как только каменные колодцы откроются, мы доставим вас туда, где вы сможете остановить крыс. А потом предупредим глав фратрий. Они все будут на Чемпионате. Надеюсь, сражаться в одиночку вам придется не больше десяти минут.

Тим с Чухонем еще долго сидели в сторонке, увлеченно болтая о предстоящем сражении и боевых приемах, принятых у разных рас. Сравнивали, критиковали, спорили и, кажется, потихоньку начинали друг другу доверять.

— Глядишь, станут друзьями, — шепнул гриб, возникший рядом с засыпающей у стены Женей. — Хорошие мальчики.

— Старый, — тихо сказала она, приподнимаясь на локте. — А гифы не могут вылечить Тима? Ну, вытянуть из него вирус? Как снотворное?

— Нет. — Гриб печально качнул тусклой, треснувшей с одного края шляпкой. — Его организм уже слишком сильно изменился. Сомневаюсь, что ему теперь вообще можно помочь.

ГЛАВА 20

Шерстоканы трусили по залитой голубым светом Арене. Острые когти ворсистых лап сминали мягкое покрытие ринга. Под свирепыми взглядами бойцов семенящие рядом красотули боязливо жались к ногам хозяев. В огромных глазах изнеженных зверей подрагивала отражением сотен софитов мольба унести их подальше от распоясавшихся грубиянов.

Но издалека взаимная ненависть двух лагерей ничем не выдавала себя. Сверху казалось, что это не шерстоканы шагают по кругу в традиционном параде участников, а серебристые облака плывут вереницей по голубому небу. Все-таки у Нектара был отличный вкус. И наметанный на доброй сотне мероприятий глаз. Принимавшие ставки крысюки обещали: эта церемония открытия станет самой зрелищной за всю историю Чемпионата.

Они оказались правы. Представители всех рас на трибунах восторженно ахнули, когда над Ареной зависло гигантское перламутровое яйцо. По его поверхности побежали фигурные трещинки, и через мгновение скорлупа взорвалась мерцающим фейерверком.

Внутри яйца оказалось огромное чучело пушистого зверя — воплощение идеального шерстокана, как пояснил голос за кадром. Воплощение парило над трибунами, помахивая серебристыми крылышками. Увидев его, фанаты бойцов завыли от негодования. Идеальный шерстокан оказался увеличенной копией Лапулечки — питомца Нектара. Поклонники красотуль устроили восторженную овацию, а сам распорядитель, как утверждали потом сплетники, показал язык вражескому лагерю. И еще пару неприличных жестов. Но это, скорее всего, были обычные домыслы.

Глухой, стоя в своей ложе, ничего этого не видел. Точнее, видел, но иначе, чем остальные зрители. Яйцо для него было символом рождения нового мира, а чучело шерстокана… Бог его знает, чем казалась Старшему Сыну Крысоматери гигантская Лапулечка, только глядя на нее, он раздувал ноздри и сверкал глубоко посаженными глазами. Тонкие губы главы норного Братства кривила нервная улыбка.

Сиплый и Кайзер за спиной шефа тревожно переглядывались. Горбун поглаживал свою лысину, косясь на два раскрытых ноутбука. На их мониторы транслировалось изображение из коридоров, по которым вот-вот хлынет серый поток крыс.

— Пора уходить! — робко пискнул Кайзер. — Девчонку с кошкой так и не нашли. Девять оргов того… не у дел. Мы, конечно, контролируем все подступы к Арене, чтобы она никого не смогла предупредить, но чем раньше отстреляемся, тем, как говорится…

— Мы останемся здесь!

Кайзер и Сиплый уставились на своего шефа с таким видом, точно он предложил им надеть балетные пачки и поучаствовать в шоу Нектара. Глистерман, до этого дремавший в глубоком кресле, испуганно захлопал опухшими веками. Его голова была перебинтована, а халат настолько грязен, что делал ученого похожим на грузчика из овощной лавки.

— Я хочу собственными глазами видеть наступление великой эпохи!

— Ваше право, — пожал плечами Сиплый, быстро смирившись с перспективой встретить своих голохвостых подопечных за пределами каменных загонов. — Картинку из колодцев я сейчас выведу.

— Эй! — всполошился Глистерман. — Крысы же побегут сюда! Им плевать, кто создатель вируса! Они будут кусать всех без разбору! Вам-то нечего бояться — «MeтpoGH113» крысюков не возьмет! Только я-то не крысюк! Хочу в бункер! Мы так не договаривааааааались…

— Цыц, гнида больничная! — рявкнул Сиплый и вскинул корявую ручищу, словно собираясь ухватить Глистермана за толстые щеки. — Мы с тобой вообще ни о чем не договаривались. После того как ты полиморфа упустил!

Ученый, тихо всхлипывая, забился за портьеру в дальнем углу ложи, а Кайзер достал из нагрудного кармана пальто маленький серый пульт, завернутый в накрахмаленный до скрипа носовой платок.

— Вот он, рычаг управления человечеством! — прошептал Глухой, беря игрушку из рук начальника службы безопасности. — Лапа Крысоматери, меняющая ход истории! Пора!

Он вытянул пультом вперед и с силой вдавил одну-единственную кнопку. Где-то в глубине подземелья триста шестьдесят три металлические заслонки с тихим скрежетом поползли вверх.

— Пора! — сказал Старый, и поблескивающее голубыми нитями полотно Грибницы съежилось, открывая перед Женей проход в темный коридор. — Уже бегут.

— Я так и не прошла четвертого посвящения! — Неожиданная мысль застала ее врасплох. Как она могла об этом забыть?

— Теперь уже поздно. Либо посвящение проходить, либо город спасать! — вместо прощания усмехнулся гриб.

Она шагнула на чуть влажный песок и оглянулась. Стена, вспыхнув стаей голубых светлячков, стянула прореху. Теперь сзади снова была глухая кирпичная кладка. Женя вздохнула. Ей стоило немалых сил убедить Тима отпустить ее одну. Он все никак не мог поверить, что непутевая ученица сильнее всех членов маленького отряда, вместе взятых. Пришлось даже устроить небольшое показательное выступление с подвешиванием, на удивление, покорного грызуна на паре фибр.

Коридор справа снова ничем не отличался от коридора слева. Только кошачий слух подсказывал, что с одной стороны уже топочет бесконечная армия зараженных крыс, а с другой, не так далеко, шумит выход на поверхность. Если она сдастся, то поток грызунов вырвется из дверей подвала той самой стройки, где алеет на стене слово «ХАОС».

Женя повернулась лицом к невидимой пока крысиной орде. Подняла руки. Опустила. Она вдруг почувствовала себя ужасно глупо. Одна в огромном коридоре. Да еще со вскинутыми, точно у мага из книжек крыланов, руками. Как дура!

Стало страшно.

Пока изображала перед парнями валькирию — не боялась. Пока слушала последние наставления старого Синегриба — не боялась. А стоило выйти к месту будущего сражения, как колени начали подгибаться. И ладони вспотели.

Темнота далеко впереди пришла в движение. Задрожала и наполнилась сладковатым запахом гниения. Черная масса, подобная густой зловонной жиже, устремилась по коридору. Из боковых ответвлений в нее вливались все новые и новые ручейки, превращая несущуюся стаю в неуправляемый селевой поток.

Это были не просто крысы. Каждая размером с крупную кошку. Остромордые, лоснящиеся звери бежали, тяжело переваливаясь с лапы на лапу. Писк орды казался монотонной мелодией, похожей на повизгивание сломанной шарманки. От этого звука все волоски на теле становились дыбом, а сердце замирало не в силах совершить очередной удар.

На Женю накатило омерзение. Спину защекотали холодные струйки пота. К горлу подступил кисловатый комок. Она не ожидала, что вид многохвостого и многолапого монстра окажется таким отвратительным. Женя готова была сражаться с обученными убийцами, но не с приступами тошноты.

Инстинктивно она перешла в режим ускорения. Крысы замедлили бег, но продолжали наступать с неумолимостью бульдога, ползущего к горлу слабеющей жертвы. Боковым зрением Женя различила легкое движение. Из стены на песчаный пол ступил гибкий, испускающий белое сияние зверь размером с африканского льва. Или даже крупнее.

«Лунная кошка! — не столько догадалась, сколько почувствовала Женя. — Пришла помочь!»

Следом за кошкой с потолка спикировал огромный грифон. От его оперения сотни золотых зайчиков прыснули по обшарпанным стенам коридора.

«Светлый Фарагот! — В носу защипало. — Прилетел, дружище».

Из пола, словно из морской глади, поднялась темноволосая девочка. Теперь она была куда выше Жени, вровень с Грифоном и Кошкой.

«Маленькая А-но. Точнее, Большая А-но. Соскучилась в своей пещере!»

Женя больше не была одна. Три полупрозрачные фигуры — тотемы фратрий — встали за ее спиной, готовясь вместе с ней принять удар мохнатого чудовища. Она сделала глубокий вдох, сжала в руках две фибры потолще, выждала, когда крысы будут совсем близко, и ударила хлыстом воздуха.

— Не кисните, парни! — радостно сообщил Малой, едва щель в стене окончательно пропала, эффектно выбросив на прощание сноп синих огоньков. — Помощь придет! Вовремя или чуть позже!

— Исчезни! — прошипел Тим.

Его раздражал нахальный гриб. И без него было тошно. Главным образом, потому что Женька отправилась в одиночку сражаться с крысами. Ну, какая же дура эта девчонка! И чего он только повелся на ее уговоры? Но менять что-либо было поздно.

— Исчезаю! С превеликим удовольствием! — Малой совсем не горел желанием попасть в пекло сражения. Такое понятие, как отвага, не отягощало совесть говорящих маслят.

Как только Малой сделал ножку, Тим спрыгнул с крысы. Теперь одной боевой единицей в их маленьком отряде стало больше. На счет Чухоня Тимофей не обольщался. Хоть у того и были способности крысюков, участвовать в настоящих драках парню не доводилось. Тим это сразу почувствовал, но носом тыкать не стал. Сам он за два года у людей крыш успел потренироваться в доброй сотне схваток. А Чухонь, похоже, только тоннели рыл да шерстокана воспитывал. Ну и фратрия парню досталась! Одна надежда на крысу. Хотя пока она, несмотря на размеры, темперамента не показывала. Скорее, вела себя, словно престарелая кляча. Дали пятками по бокам — пошла, перестали понукать — встала. Травку жует. Ладно, как только побегут первые крысы, все станет ясно.

Но случай проверить своих партнеров, подвернулся чуть раньше, чем рассчитывал Тим. Четыре чернильных сгустка приземлились на пол коридора. Два орга в масках справа и один слева вместе с горбатым лысым крысюком. Он шевельнул белесыми кустами бровей и ехидно глянул в сторону Чухоня.

— Вот, значит, ты где. Наш великий чесальщик!

Тим успел заметить, как его напарник прижался к крысиной спине, словно хотел спрятаться в жесткой шерсти зверя. Похоже, у парня с лысым водились старые счеты. Не тратя время на выяснение, кто кому задолжал, Тимофей бросился к ближайшему оргу. Нужно было не дать убийцам загудеть.

То, что происходило с молодым крысюком дальше, Тимофей видел краем глаза. Он был занят своим противником. Уворачивался от ударов и пытался пробить кошачьими когтями его ноздреватую броню. Но не заметить, как огромная крыса встала на дыбы, было невозможно даже в пылу схватки. Ее морда взмыла к верхнему краю коридора, а потом обрушилась на одного из оргов. Убийца захрипел, сползая с длинных зубов зверя, — две оранжевые сабли прошили его насквозь от ключицы до бедра.

Одновременно чешуйчатый хвост отшвырнул другого орга метров на пятьдесят. Гвардеец Глухого почти сразу вернулся на поле боя, но крыса вновь пустила в ход свои зубы. Голова в черной маске ударилась о бетонную стену и отлетела прямо под ноги Тимофею.

Тот не обратил внимания на подобную мелочь. Он пытался вывернуться из вытягивающих силу объятий убийцы. Это давалось сыну Лунной кошки так же плохо, как попытки избежать обязательного поцелуя с Мамашей Мурр. Толстуха обожала при встрече чмокнуть «рыженького мальчонку» в макушку.

Горбун вступил в сражение, чуть позже остальных. Учтя боевую мощь крысы, лысый взмыл над зверем, собираясь приземлиться ему на спину. Он совершил ту же ошибку, что и Тим, — недооценил жалкого хлюпика. Чухонь отклонился, точно уступая ему место на шерстяной холке, а потом мощным ударом вмиг покрывшегося костяными пластинами кулака изменил траекторию полета горбуна. Вместо спины зверя крысюк очутился под его передними лапами.

Приглушенный хруст.

Резкий свист.

И грудная клетка лысого под тяжелой тушей зверя превратилась в плоскую отбивную. Длинное лицо крысюка на мгновение стало почти приятным, когда его облагородило выражение крайнего изумления. Чухонь умудрился поразить воображение Горбуна. Но чем именно, он рассказать не успел. Из его рта хлынула кровь, а корявые пальцы перестали судорожно шарить по полу. Один из главных помощников Глухого погиб, так и не увидев наступления нового мира.

И почти в ту же секунду Тим почувствовал, что орг больше не сжимает его в смертельных объятиях. Черная туша дернулась, перевернулась на девяносто градусов и рухнула к ногам своего противника. Огромные зубы крысы превратили убийцу в шашлык, войдя в районе талии в один бок и выйдя из другого.

— Спасибо! — просипел Тим между приступами кашля.

— Скоро рассчитаемся! — бросил Чухонь. В нем невозможно было узнать того пацана, что въехал в коридор на крысе минуту назад. Короткий бой превратил его в воина. Лунная Кошка знает, почему это произошло так быстро. — Они уже рядом.

Друзья одновременно посмотрели в туннель. Оттуда прорвавшей плотину рекой к ним неслись тысячи голодных крыс.

Орущих грызунов вращало и швыряло на стены, точно в центрифуге гигантской стиральной машины. Женя, словно огромную скакалку, крутила толстую бордовую фибру, не давая ни одной крысе прорваться через созданный ею ураган. Это продолжалось минуты три, пока движение мерцающего в темноте каната не начало само собой замедляться. Женя уставала. Крысы подняли морды. Их глаза, отражая скудный свет фибры, вспыхивали красными огоньками. Стало ясно, пора менять тактику.

Грифон за спиной потускнел и отступил чуть назад, пропуская вперед Маленькую А-но. Женя отшвырнула бордовую нить и выставила вперед раскрытые ладони.

…Где-то наверху, над канализационной системой, слоем песка, щебня и асфальта, на третьем этаже самого обычного дома голый мужик в ванной громко оповестил своих домочадцев, что он думает по поводу служб ЖКХ. Покрытый клочками пены бедолага стоял в душе и нервно крутил краны. Вода, только что поливавшая его упругими струйками, куда-то пропала…

Крысы в первых рядах резко сбавили скорость и начали на глазах увеличиваться в размерах. В доли секунды они превратились в мохнатые бурдюки с водой. Их злобный писк перешел в беспомощное бульканье. Спустя мгновение по коридору прокатилась волна взрывов. Внутренности грызунов сделали туннель скользкой зловонной кишкой, покрытой слоем красной слизи. Но Женя не почувствовала отвращения. Она точно обросла толстым панцирем, не дававшим эмоциям заставить ее плясать под свою дудку. Ученица средней школы пропала. На ее месте стоял полиморф, которому было не до брезгливости.

Крысам хватило десяти секунд, чтобы восстановить уничтоженные ряды. Остромордые грызуны, словно роботы, лишенные инстинкта самосохранения, с утроенным азартом ринулись на своего противника. Женя снова выставила вперед руки. Горячий сухой ветер встретил несущийся на нее поток.

…Ковыряющие геркулесовую кашу два курносых брата, шести и восьми лет от роду, весело переглянулись. Их мать раздраженно закатила глаза. Из ванной вновь раздалась отборная ругань отца семейства. Душ внезапно окатил его ледяной водой. Завернувшись в полосатое полотенце, он бросился к телефону. Мужика душила жажда поделиться своим богатым словарным запасом с сотрудниками водоканала…

Жидкость покинула тела крыс. Ушла, оставив высушенные мумии, мерзко потрескивающие под лапами их пока еще живых сородичей. Женя облегченно вздохнула — она справится. Уже почти справилась. Рано или поздно поток грызунов иссякнет. Лишь бы ни один из них не прорвался наружу. Она даже начала думать о том, как бы ей попасть к Тиму и Чухоню, когда с другой стороны послышалось мерное гудение. От выхода на поверхность к ней двигалась новая армия.

Армия оргов.

— Крысомать твою! — крякнул Кайзер, наблюдая на мониторе ноутбука за смертью Сиплого. — Это же была Крысомать! Настоящая!

— Заткнись, ублюдок! — Звонкая оплеуха Глухого заставила начальника службы безопасности сделать шаг назад. — Крысомать с нами. Это всего лишь мерзкий мутант! Через минуту крысы сомнут его!

На Арене, как ни в чем не бывало, продолжалось шоу. Молодые крысюки, выстроившись в шахматном порядке, синхронно показывали связки боевых приемов. В японской традиции это называлось «като», в китайской — «тао». Люди нор российской фратрии употребляли слово «показуха». То, за чем, не дыша, следили притихшие трибуны, было всего лишь танцем, лично поставленным Нектаром. Под мистическую музыку проворные бойцы на арене взлетали стаей черных ворон, делали сумасшедшее сальто и мягко приземлялись на голубое покрытие Арены. Это было страшно и красиво. Вернее — страшно красиво.

Но Глухой не мог оценить мастерства распорядителя Чемпионата. Глава фратрии, припав к монитору второго ноутбука, наблюдал, как хрупкая девчонка в кошачьей униформе сражалась с его армиями. Она стояла, раскинув руки, и крысы с одной стороны, орги — с другой падали костяшками домино.

— Ничего, надолго ее не хватит, — натужно ухмыльнулся Старший Сын Крысоматери. — Скоро выдохнется!

Туннель, в котором сражался полиморф, был широким. Метров пятнадцать, не меньше. Стоит девчонке ослабнуть, и крысы, обойдя ее, прорвутся наружу. Только сначала сожрут соплячку. По приказу Глухого Сиплый не кормил грызунов почти двое суток — от девчонки даже волос не останется.

— Зря вы услали туда всю охрану! — буркнул за спиной шефа Кайзер. Смерть Сиплого, отправившегося поразвлечься — очистить коридор от глупых пацанов, выбила начальника службы безопасности из колеи. Его прикрытая сосульками редких волос лысина блестела бисеринками пота, а пальцы больших рук заметно подрагивали. Кайзер нервничал.

— Засохни, гниль! — Глухой попытался прожечь взглядом дырку в широкой переносице подчиненного. Это ему почти удалось. — Крысы должны пройти. Это сейчас главное!

Через полминуты боя у друзей сложилась простая тактика. Крыса впереди расшвыривала хвостом несущихся на нее грызунов, тормозя поток, а Тим за ней добивал прорвавшихся зверей вспышками коротких ударов. Он метался, точно теннисист, от стены к стене, и не давал им проскочить. Ни один мохнатый комок не должен попасть на Арену. Каждый укус может стать началом эпидемии.

Бросок. Удар. Еще один.

Где же помощь? Неужели грибы соврали и оставили друзей одних разбираться с крысиным полчищем?

Прыжки давались все тяжелее. Изорванная в клочья униформа, словно ежиная спина, топорщилась пропитанными кровью лоскутьями. За несколько минут боя Тим получил с десяток укусов. Даже если бы Глистерман не вколол ему вирус, уйти отсюда здоровым не было никаких шансов.

Хуже всего, что друзья постепенно отступали. Трибуны уже нависали над ними ржавым скелетом, а восторженные крики публики из едва слышного гула превратились в оглушительный грохот. Сотни разноцветных софитов под куполом Арены заливали коридор то желтым, то красным, то синим светом. От этого серые звери постоянно меняли окрас и казались подземными демонами со встроенными в черепа светодиодами вместо глаз.

Внезапно поток вертлявых, точно ящерицы, тел иссяк. Тим поднял глаза и едва не заорал от ужаса. Шевелящаяся масса накрыла крысу и Чухоня гигантской волной. С секунду в центре коридора держался попискивающий курган, а затем он опал и усатые морды, никем не сдерживаемые, устремились к одинокому Тиму.

Человек Края может выдержать гудение сотни оргов не больше пяти секунд. А полиморф? Женя не стала проверять. Она сделала так, чтобы глотки идущих на нее убийц пересохли. Гвардейцы Глухого пытались гудеть, но гипнотическая песня то и дело срывалась на кашель.

Орги в первом ряду встали, словно уперлись лбами в невидимый забор, и деревянными куклами рухнули на песчаный пол. Жидкость из их тел увеличила количество воды в ближайшем бассейне. Зато идущие следом убийцы ни на секунду не сбавили шаг. Они двигались вперед, наступая на тела товарищей.

Пустое пространство вокруг Жени постепенно сжималось. Она почувствовала привкус железа. Что-то липкое ползло по губам. Кровь? Похоже, пошла носом. Надо же, с ней такого никогда не случалось!

Крысы и орги подошли почти вплотную. Не больше пары метров отделяли Женю от безглазых масок одних и ненавидящих глаз других. Впервые с начала боя она почувствовала, что обречена. Лунная Кошка заметно потускнела, Маленькая А-но испуганно спрятала лицо в ладони, Светлый Фарагот опустил клювастую голову. Тотемы разделяли ее ощущение.

Где же крыланы? Они собирались во всем разобраться. Почему не пришли? А кошки? Разве им плевать, что произойдет в их городе, если мохнатые людоеды вырвутся из подземелья?

Последним усилием Женя поймала темно-синюю фибру и разметала наступающих врагов. А потом пол начал неспешное движение к ее лицу.

— Держись, ребенок! — Кто-то ухватил Женю за талию, встряхнул и поставил на ноги. — Рано сдаваться!

Прямо из воздуха в ореоле радужного сияния появились люди. Плечистые мужики в камуфляже и громоздких темных очках. Они выставили перед собой серебристые трубки, напоминавшие дорогие шариковые ручки, и ударили снопами фибр.

Это были именно фибры. Светящимся серпантином они вырывались из странного оружия и расшвыривали наступавших врагов.

— Следите за крысами! — хрипло заорал все тот же человек, продолжая придерживать Женю. — Не подпускайте к себе.

— Поняли, Кудай! — откликнулся кто-то из подчиненных.

Все-таки она дождалась помощи! Не ясно только от кого. Бойцы в камуфляже не были крыланами. И кошками тоже. Появившийся из воздуха спецназ состоял из обычных людей! Очки на глазах — это приборы ночного видения. «СКК!» — сделала Женя единственно возможный вывод. Морок прислал ей подмогу. Тогда, выходит, он с Глухим по разные стороны баррикад!

Одна из стен коридора оплавилась голубыми вспышками. Из прохода Грибницы появилась та, которую Женя ожидала увидеть здесь в последнюю очередь. На пол туннеля спрыгнула черноволосая женщина с длинной косой. Короткие шорты и майка уступили место штанам из коричневой кожи, высоким сапогам и широкой белой рубахе. Без изменения остался только длинный кортик на поясе. Теперь глава фратрии глубины как нельзя больше походила на предводительницу испанских корсаров. Образ портили только все те же громоздкие очки, закрывавшие пол-лица амазонки. Люди глубины не умели видеть в темноте.

За спиной Владлены показалось несколько депферов. Женя сразу узнала Тараса. К пятнистым штанам добавилась растянутая футболка и красная бандана. Вакантным осталось только место попугая на плече.

— Мочи их! — рявкнул косматый гигант и раскинул в стороны волосатые ручищи.

То же сделали остальные депферы.

Почему-то Тиму не пришло в голову выпрыгнуть из коридора. Ему, как кошке, это было раз плюнуть. Ярость, вспыхнувшая в нем из-за смерти только что обретенного друга, заставила остаться на месте. Он приготовился увести с собой по Дороге-в-один-конец, которой покидали этот мир дети Лунной кошки, как можно больше зараженных грызунов.

Его планы расстроил десяток разноцветных фибр, ударивших сверху. Вдоль края рва, которым, по сути, был коридор, ведущий к Арене, встали серые силуэты. «Крыланы! — понял Тим. — Все-таки пришли!»

Не успел отряд под руководством Марата отбросить грызунов в темноту, как в стене появилась созданная Мицелием дверь, откуда выскочили не меньше двух десятков затянутых в черные костюмы фигур с серебристыми эмблемами на плече. Они заслонили собой Тима от наступающих крыс.

— Мальчик весь в крови! — прозвучал голос Марты над ухом. — К Шепоту его! Скорее!

Чьи-то руки подхватили Тима и внесли в сияющий коридор Синей Грибницы.

На Арене три крылана в шелковых белых плащах заставляли парить над трибунами модели парусных судов. Огромные — размером с легковой автомобиль, и маленькие — не больше кораблика из газетного листа, — они плавали над открывшими рты зрителями. На одной из площадок симфонический оркестр людей ветра накалял обстановку тревожной музыкой Клауса Бадельта.

Несколько лет назад этот крылан из немецкой фратрии продал свою симфонию человеческой кинокомпании, превратившей ее в саундтрек к фильму «Пираты Карибского моря». Сородичи отнеслись к поступку композитора с пониманием — многие из них рано или поздно делали свое творчество достоянием человеческой расы. В смысле, обычных людей. «Гений требует аудитории! — любили повторять крыланы. — И чем больше эта аудитория, тем лучше».

Когда шепот скрипок и вздохи флейт достигли кульминации, Глухой в приступе ярости разорвал носовой платок Кайзера в клочья. Глава норного Братства видел, как в коридор, где только что вместе с пацаном погибла крыса-переросток, вошли крыланы и кошки. Они быстро смяли наступавших грызунов и погнали их назад, к большому тоннелю. По нему все еще неслась основная масса зараженных зверей. План, подчинить себе людей Края, можно было выбрасывать на помойку.

Сын Крысоматери взглянул на экран второго ноутбука. Там дела шли не лучше. Добрая сотня оргов превратилась в размазанный по стенам студень. На Глухого навалилась икота, когда в ряду державших оборону он увидел Владлену.

— Вот дрянь продажная! — выругался у него над здоровым ухом Кайзер.

— Идиот! — скривился глава Братства. — Она с самого начала нас обманывала. Забросила девчонку к нам в тыл. Знала, что полиморф сумеет сбежать. Русалка чертова!

— Да, Владлена еще та штучка! — согласился с Глухим насмешливый голос.

В дверном проеме, отодвинув бархатную штору, стоял Морок. В коричневой замшевой куртке, рубашке в лиловую клетку и серых джинсах он походил на преуспевающего бизнесмена, решившего не утруждать себя в выходной день деловым костюмом. За ним, плечом к плечу, замерли бойцы в камуфляже. Руководитель СКК шагнул через порог, и на пятачке, заставленном креслами, сразу стало тесно. Зрители на трибунах начали переводить взгляды с воздушной флотилии на ложу Глухого.

— Ты поступил глупо, отослав свою охрану! — Морок подошел почти вплотную к Старшему Сыну Крысоматери и теперь смотрел на него сверху вниз.

— СКК не имеет права… — начал с присвистом Глухой, но Кирилл Михайлович перебил его:

— СКК не имеет, а вот глава Большого Совета людей нор — очень даже!

Из-за спины Морока вышел низкорослый крысюк с густыми смоляными усами. Они сползали пушистыми дорожками по подбородку, придавая своему владельцу хронически унылое выражение лица. Зеленая вельветовая шляпа и кожаная жилетка поверх черной шелковой рубахи делали его похожим на опереточного злодея. Причем второго плана. Впрочем, стоило познакомиться с главой Большого Совета людей нор, уважаемым Усом, чуть ближе, как на ум приходила затертая до дыр истина: первое впечатление обманчиво.

— Нехорошо, брат! — широко улыбнулся он, беря Глухого под локоть. — Нехорошо ты себя ведешь. Неправильно. Смотрели мы на тебя, смотрели и решили: пора. Пора напомнить о законах нашего мира, брат. А тут и Кирилл Михайлович с просьбой обратился. Так что, дорогой мой, я уже присмотрел тепленькое местечко на соляных шахтах. Тебе какая страна больше нравится? Украина али Польша? Советую Польшу выбрать — там кормежка получше.

— Ничтожество! Жалкие прихлебатели человеческого отродья! — Голос Глухого срывался на пронзительный визг. — Я дал вам шанс возвыситься! Я показал путь к истинному величию, а вы… вы…

Его щека задергалась, голова мелко затряслась, и Старший Сын Крысоматери повалился на руки Кайзера. Тот тяжело вздохнул, придерживая шефа, достал из кармана склянку и закапал в дыру на месте уха зеленую жидкость.

— Куда ему в шахты. Полечиться сначала нужно! — покачал головой Кайзер, усаживая бесчувственного Глухого в кресло.

— В шахтах и полечится! — пожал плечами Ус, сдвигая шляпу на затылок. — Там воздух целебный. Ты, Кайзер, кстати, тоже собирайся.

— Кирилл Михайлович, а с этим что делать? — спросил один из людей в камуфляже, отодвигая портьеру в дальнем углу ложи.

— Глистерман, что ли? Наш Доктор Зло? — Морок подошел поближе, чтобы разглядеть трясущегося толстяка. — Думаю, справедливо будет вколоть ему его же детище и оставить под землей.

— Нет! — на высокой ноте заорал ученый. Оттолкнул протянутую руку бойца СКК и рванул к перилам.

Его поступок оказался таким неожиданным, что никто из собравшихся в ложе не успел ему помешать. Туша Глистермана перемахнула через ограждение и спикировала вниз головой на ничего не подозревающих зрителей. К счастью, под ложей наслаждалась открытием Чемпионата влюбленная парочка юных кошек. Чуткий слух и быстрая реакция помогли им убраться с места приземления большегрузного авиалайнера.

Музыка оборвалась. Корабли вздрогнули и неуклюже поплыли за кулисы. Чемпионат на сегодня был окончен.

Река бегущих крыс и не думала мелеть. Казалось, где-то в глубине подземелья таинственная машина беспрерывно штампует все новые и новые теплокровные контейнеры с вирусом, чтобы запустить их в коридор, ведущий на поверхность.

— Что за хрень! — выругался Кудай, отбрасывая серебристую трубку. Похоже, запас фибр в ней оказался не бесконечным.

В руках бойцов СКК появились короткие автоматы, и под низкими сводами тоннеля заметался пойманным нетопырем грохот очередей. В одном ряду со спецназом Морока стояли депферы. Они по команде Владлены то осушали, то переполняли водой шерстяных андроидов. Оказывается, Женя интуитивно нащупала одну из боевых тактик людей глубины.

Стенки коридора теперь покрывал полуметровый слой крысиных останков. Лошадям, претворявшимся грызунами, приходилось вскарабкиваться на гору из тел своих сородичей, чтобы тут же погибнуть, превратившись в мумию, покрытый шерстью пузырь или мишень для автоматной пули. Они, словно ошалелые лемминги, бежали вперед, не чувствуя страха смерти. «Как странно, — подумала Женя, выглядывая из-за спин взрослых. — Крысы же умные. Могут предупреждать друг друга об опасности. Почему тогда они не остановятся? Не вернутся в свои колодцы?»

Шум автоматных очередей и поскрипывание серой армии перекрыл низкий рокочущий звук.

Стены и пол завибрировали.

Прямо из пола за спинами людей вынырнула громадная крыса. Она встряхнулась по-собачьи, и Жене, которая первой заметила ее появление, показалось, что от шерсти в разные стороны посыпались желтые искры. А потом над корноухой головой появилась физиономия Чухоня.

— Огонь! — заорал Кудай, обнаружив у себя в тылу нового противника.

— Стойте! — Женя, переходя на ускорение, взмахнула только что пойманной фиброй. Пара автоматов отлетела к стене. — Это наши!

Крыса, не тратя времени на переговоры, перепрыгнула через головы людей и опустилась на землю между ними и наступающими сородичами. Ее шкура начала светиться. В первый момент едва заметно, словно гнилушка в ночном лесу, но через секунду сияние стало таким ярким, что у Жени, отвыкшей за сутки от солнца, заболели глаза.

С каждым мгновением зверь увеличивался в размерах, пока парень на его спине не превратился в крошечного солдатика из игрушечной армии. Мохнатое чудовище хлестнуло хвостом по стене, открыло пасть и заревело. По коридору, точно по телу гигантского удава, пробежала судорога, осыпав присевших людей кирпичной крошкой.

— Что за хрень? — снова повторил Кудай, но приказа стрелять не отдал.

— Это не хрень, а Крысомать! — объяснил Тарас и смачно чихнул. После появления большого зверя в коридоре стало пыльно.

Крысы ненадолго замедлили бег, разглядывая странное явление на своем пути, и тут же ринулись вперед, увеличив скорость. Недолетая немного, они отталкивались от пола и исчезали в гигантском звере, точно проваливались в черную дыру.

Всё быстрее, быстрее.

Серый поток превратился в сплошную ленту. Четырехлапых воинов Глухого затягивало в светящуюся громадину, словно конфетти в пылесос, и меньше чем через минуту все кончилось. В туннеле не осталось ни одной крысы, кроме той, на которой сидел Чухонь.

Она быстро съежилась до прежнего размера и стала самой обычной жиличкой помоек и подвалов. Если, конечно, не считать верблюдоподобных габаритов. С такими в мусорный бак не залезешь.

— Это все видели или только я? — подал голос упитанный депфер с лицом жизнерадостного трактирщика.

— Только ты! — ответил кто-то из бойцов Морока. — И попробуй, рискни убедить меня, что это не так!

Проскользнув мимо медленно приходящих в себя взрослых, Женя подошла к крысе. Та узнала ее и легонько боднула широким лбом. «Чеши!» — было написано на серой морде.

— Тебя до Арены не подвести? — Лицо Чухоня светилось счастливой улыбкой человека, который понимает, что все самое страшное позади.

— Спрашиваешь! — ответила ему Женя, протягивая руку.

ГЛАВА 21

— Да я и сам не понял, как мы там очутились! — рассказывал Чухонь, покачиваясь вместе с Женей на неспешно бредущей крысе. — Падали, прыгали, потом бац! — перед тобой стоим! А рядом эти, с автоматами. Спасибо, кстати. Зверюге-то все равно — у нее череп бронированный, а меня бы пришили и прощения не попросили.

Они прошли по коридору, усеянному растерзанными тушками, и оказались на Большой Арене. Трибуны печально смотрели на них пустыми креслами. Все, кого не отправили по домам главы фратрий, сейчас толпились на главной площадке.

— Гляньте, Крысомать! — зашумели стоявшие в сторонке люди нор.

Чтобы не мешать встрече с кумиром, Женя спрыгнула на пол и незаметно выскользнула из толпы почитателей большого грызуна. Они обступили Чухоня и, похоже, учинили тому допрос с пристрастием. Хотя, судя по интонациям, ждать пыток ему не стоило. Скорее, — хвалебных песен в свою честь. Женька, пожалуй, остановилась бы их послушать — вдруг тоже перепадет? Но сейчас ее до коликов волновал один очень важный вопрос…

— Ой, Женька! — Сбоку завизжало и накинулось с поцелуями. Это была Аня. Теперь на ее голове трепыхалась одна-единственная бабочка с выпавшими из крылышек стразами. — Цела! Руки-ноги на месте. Слава Фараготу!

Беспрерывно щебеча, Аня рассказала, как чуть не подралась с Владленой, узнав, что та сдала Женьку Кайзеру. Слова «стерва» и «горгона Медуза» были самыми мягкими из адресованных главе фратрии глубины. У Ани не укладывалось в голове, почему атаманша не предупредила о своих планах? Неужели нельзя было обойтись без такого убедительного предательства? Девушки сошлись на том, что А-но ногу сломит, пытаясь понять этих русалок! Рядом появился Гриша. Его готовность во всем соглашаться с подругой наводила на мысли о страшной экзекуции за интерес к знойным брюнеткам.

От разговора с друзьями Женю отвлекло прикосновение к ноге чего-то мокрого и холодного.

Возле нее терся Боров, умилительно виляя откормленным задом и тыча носом в штанину. Маленький хозяин бульдога порывисто уткнулся Жене в плечо.

— Тимка… — всхлипнул Федор.

— Что «Тимка»? Где он? Жив? — От приступа страха у Жени закружилась голова. Вопрос, который она все никак не решалась задать, теперь сдавил горло холодными клешнями.

— Живой. Но к нему не пускают!

Друзья вслед за Федей помчались через Арену, туда, где мерцала сплетенная из разноцветных фибр полусфера. Внутри ее на голубом покрытии ринга лежал Тим.

От его вида Женя споткнулась и едва не растянулась на полу. Сказать, что он выглядел скверно, означало сделать комплимент. Щеки ввалились, под глазами залегли лиловые тени, униформа людей крыш превратилась в лохмотья. Рядом с Тимкой сидел угрюмый крысюк и водил над сыном Лунной кошки своими большими, покрытыми чешуйчатыми мозолями, руками.

Женя уже, было, рванула к эфемерному куполу, но ее поймал за плечи Шепот.

— Стой! К нему нельзя!

— Почему?

— Вирус сейчас в активной фазе, Жень. Я не просто так попросил крыланов изолировать Тимофея. Все, кроме крысюков, могут заразиться.

— И кроме меня. Я уже переболела! — Женя быстро рассказала целителю о своем пребывании в лаборатории Глистермана. — Вы ведь его вылечите? Правда?

Шепот отвел глаза в сторону.

— Пока нет. Хмур, — целитель кивнул на крысюка рядом с Тимом, — обещал что-нибудь придумать. Говорит, с коллегами из других фратрий надо словечком перекинуться. Но особо надеяться я бы не стал. Поздно уже метаться. Парню предстоит учиться жить под землей.

Выходит, путь на крыши ему заказан. Он никогда больше не встанет ни на одну Дорогу. Тимке придется стать кошкой, которую закрыли в подвале в компании крыс и запретили гулять по ночам! Женя почувствовала, как горячеют веки и наливается сыростью нос.

— Не реви! — шепнул Тим, приоткрыв один глаз, едва она раздвинула нити и забралась в импровизированный изолятор.

— Не реву! — Нос предательски шмыгнул.

Хмур, не сказав ни слова, вылез из полусферы в единственную дырочку, оставленную крыланами. Решил не мешать. Помочь-то все равно ничем не мог. Расстроенные Аня, Гриша и Федор стояли за мерцающей решеткой, труся подойти ближе. Плевать, подумала Женя, пусть смотрят. Наклонилась и поцеловала Тима в губы. Быстро, чтобы не передумать.

— Ты чего? — отреагировал Тим традиционным вопросом.

— Долг возвращаю!

— А-а-а, жалеешь! — Он опустил ресницы и гордо отвернулся.

— Дурак! — легонько ткнула его в плечо Женька. — У меня, может, прозрение. Я, между прочим, решила под землю переехать и клятву уже дала.

— Какую? — Жертва женского коварства не выдержала и снова приоткрыла зеленую виноградину глаза.

— Не подниматься ни на одну крышу, пока ты не поправишься.

— То есть никогда. Жень, ты понимаешь, что от меня теперь совсем никакого толку? Ты — полиморф, вытащивший весь Край из большой задницы, а я — пустое место. Кошка, которая не может ходить по крышам!

— Ты — мой друг! Можешь, конечно, себя пожалеть. Поплакать немного. Я пойму. Но все равно от меня тебе не отделаться!

— Да мне даже в город не выйти!

— Вот и отлично!

— Что ты сказала? — Тим сел, по-турецки скрестив ноги.

— И только рискни пригласить к себе в гости какую-нибудь губастую русалку!

— Ты ревнуешь? — Его щеки порозовели — терапия приносила свои плоды.

— Размечтался!

— Тогда что?

— Просто у меня на русалок аллергия! И вообще на всяких девиц, которые сами навязываются!

Сжав губы, чтобы не улыбнуться до ушей, Тим сделал вид, что увлечен происходящим на Арене.

Женя проследила за его взглядом и согласилась: происходящее и впрямь выглядело занятным.

— … раз ты, это, Чухонь, Старший Сын Крысоматери, — вещал пожилой крысюк, стоя перед притихшими лысыми макушками. — Должен занять, это, подобающее место в норном Братстве. То бишь его возглавить!

Крысюки одобрительно загудели и даже попытались зааплодировать. Чухонь же, напротив, попятился к крысе. Похоже, решил удрать от оказанного доверия.

— Ничей я не сын! Это ты загнул, дядька Хрысь! — испуганно бормотал он, протискиваясь между коренастых тел своих братьев.

Вчерашний задохлик внезапно стал героем и единственным кандидатом в главы фратрии. Но, по старой привычке, он все еще ждал подвоха от своих соплеменников. Вдруг они сейчас хлопнут его по спине и скажут: «Пошутили мы, брат! А ты уши развесил!»

— Сын-сын! — преградил ему путь низенький крысюк в зеленой шляпе. — Зверюшка твоя — одна из ипостасей Великой Крысоматери, голубчик. Заметь, только ипостась. Или аватар. Как больше нравится. До поры до времени она была крыса крысой, разве что размером с половину мамонта, но в решающий момент в малышке проявилась божественная суть. Усек? Крысомать тебя выбрала, чтобы своих чад образумить. То есть Глухого с его дурнями. А если выбрала, значит, ты и есть ее главное дите. Так что носить тебе шапку Мономаха, пока голова не отвалится. Правильно я говорю, братья?

— Правильно! — ответили ему сородичи.

Они смотрели на парня с обожанием и даже не думали шутить. Еще бы! Чемпионат спас, Крысомать приручил — Глухой ему со своим Армагедариумом и в подметки не годится! Расчувствовавшийся Нектар, чья съехавшая набок лазоревая чалма маячила над стрижеными головами крысюков, даже пообещал подарить парню лучшего сына Лапулечки. Обычно распорядитель устраивал аукцион и сбывал глазастую мелюзгу за сумму, равную половине годового бюджета Братства.

— Но я же ничего не умею! — привел последний довод Чухонь.

Серия хлопков возвестила о появлении детей Синей Грибницы.

— Не дрейфь! Научим! — заорали они на разные лады. — А будешь дрейфить, заставим! И вообще, знаешь, какие мы советники! Ты только в штат нас возьми и премии регулярно выписывай, уж мы тебе насове-е-етуем!

— Гимн сначала выучите, шляпки полосатые! — с деланным недовольством прикрикнул на них Хрысь. — А ты, Чухонь, не бойся! Мы все тебе поможем. На то и братья!

Большую Арену пуховым одеялом накрыла тишина. Члены разных фратрий молча расступились, пропуская в центр процессию из бойцов СКК. Они вели понурого Кайзера и еще троих крысюков. Женя немедленно узнала в них Гоблина с парой дружков.

И тут ее сердце совершило сумасшедший кульбит. Она увидела среди людей в камуфляже человека в замшевой куртке. Ей хватило одного взгляда, чтобы узнать шапку посеребренных волос, ироничный взгляд серых глаз и тонкий нос с горбинкой. Это был тот мужчина, который в ее горячечном бреду стоял на берегу высохшего озера. Тот, что так кстати появился на площадке Утеса Света, а потом спас ее, вытащив из соленой воды.

— Кто это? — шепотом спросила Женя, сжав руку Тима.

— Ты не знаешь? Это Морок. Начальник СКК.

«Мы с тобой одной крови — ты и я». Может ли чувство родства быть острым, как боль, и тяжелым, словно тоска? Оказывается, может. Она ощутила бы присутствие этого человека затылком, подойди он сзади. То мимолетное движение в душе, возникшее при встрече с Мартой, а потом ставшее таким привычным, при знакомстве с остальными людьми края, не шло ни в какое сравнение с толстыми канатами, что связывали Женю с Мороком.

Полиморф. Второй полиморф Края.

Точнее, первый.

Он тоже увидел ее. Криво улыбнулся и сделал шаг навстречу. Но подойти не успел. Арена забурлила и окрасилась в белое. Внезапно оказалось, что крыланов на ней раза в два больше, чем представителей других рас. До последнего момента они прятались в тени трибун.

Сотни светящихся нитей опутали отряд Морока паучьей сетью. Бойцы застыли с прижатым к груди оружием не в силах пошевелиться. Единственные крылан и крысюк в группе СКК, как чуть позднее поняла Женя, оказались банально вырублены ударом сзади. Даже самый опытный боец, одержав победу и вернувшись в лагерь соратников, не ожидает нападения.

Люди в светлых одеждах взяли силовую группу СКК в плотное кольцо. Среди крыланов можно было разглядеть Лиона и Ясмин. Напротив связанного фибрами Морока встал широкоплечий и усатый капитан дальнего плавания.

— Я растроган, Морок. Вовремя ты решил прикрыть свою задницу, — насмешливо заговорил Марат. — Изображаешь здесь блюстителя закона. Взял под арест Кайзера. Сам себя хочешь обмануть?

— Какая крыса тебя укусила? — сухо поинтересовался Кирилл Михайлович. — Что все это значит?

— Не идиотничай! Мои люди провели расследование. Глухой не смог бы сам провернуть все это…

— Так он и не смог! — пискнули высунувшиеся из пола на безопасном расстоянии синегрибы.

— Мы осмотрели электронную начинку системы крысиных колодцев. Здесь работали очень сильные специалисты. У крысюков таких нет, а вот у тебя, насколько я помню, есть. Север ведь еще в строю?

— Это все доказательства? — не повышая голоса, спросил начальник СКК. Мужчина за его спиной угрожающе передернул широкими плечами. Женя безошибочно опознала в нем своего спасителя Кудая.

— Вы напали на полиморфа. Пытались ее убить. И главное, по словам Владлены, у Кайзера был блокиратор. А кто у нас балуется такими игрушками? Ты, Морок! Пытаешься компенсировать утраченное.

Женя сразу вспомнила серебристые трубки, плюющие фибрами. Да, Марат был очень убедителен. Она и сама до последнего верила, что за всей историей с зараженными крысами стоит СКК. Нападение по дороге в Абхазию, блокиратор, по словам Глистермана, подаренный Мороком, чужаки в подземелье, о которых рассказывал Чухонь, — все одно к одному.

— И на кой черт мне это нужно? Не подскажешь? А, Марат?

— Власть. Тебе мало СКК. Хочешь снова подмять под себя все расы! Логично? — Глава фратрии ветра постепенно распалялся. Он больше не походил на летчика-испытателя. Его усы топорщились, в уголках губ собралось по барашку белой пены. Марат стоял в метре от бесстрастного Морока и пытался испепелить его взглядом. Но, похоже, этим видом магии крылан не владел. Жене стало очевидно: этих мужчин связывает старая, хорошо выдержанная вражда. Почище, чем Марту и Шепота.

— Чего ты добиваешься? — устало спросил Морок. — Хочешь меня линчевать?

— Почему бы и нет? Не думаю, что кого-то здесь расстроит твоя кончина.

Представители других рас, стоявшие вокруг, и впрямь молчали. Даже не пытались вступиться за Морока. Видно, здорово он всем тут насолил. Только Кудай за его спиной начал сильнее дергаться, но Лион быстро успокоил его, связав зеленой фиброй.

— Марат, не хочу тебя расстраивать, но я тут ни при чем. Если ты попробуешь думать головой, а не другими органами, сразу со мной согласишься…

В руке крылана появился призрачный кнут. Лиловый, с голубыми всполохами. Женя внезапно поняла, что Марат плохо владеет собой. Может и не дождаться поддержки других рас — просто сломает обездвиженному начальнику СКК шею, а потом скажет, что так и было. Кажется, пришло время плыть поперек течения и плевать навстречу ветру.

Свой поступок Женя обдумывала потом несколько месяцев. Почему она это сделала? Просто из чувства противоречия? Или от того, что не верила в соучастие СКК в подготовке эпидемии? А может, ей просто нравился Кудай? В конце концов, именно он спас ее в подземном туннеле.

— Тимка, постарайся никого не заразить! Дыши в рукав! — шепнула она, а потом вытащила из-за пазухи теплый браслет и потянула за крошечный рычажок.

Пока огорошенные крыланы вертели головами, пытаясь понять, куда подевались фибры, бойцы СКК выставили вперед автоматы.

— Кем ты меня считаешь, Марат? Психопатом с жаждой массового убийства? Как тебе вообще могло прийти в голову, что я собираюсь загнать все человечество под землю? — Казалось, Морока совсем не удивило исчезновение оков. Наверное, он предпочитал решать проблемы по степени их остроты. Сейчас самой острой был Марат. — Допустим, вырываются крысы на поверхность, и что? Крысюки становятся доминирующей расой. Как прикажешь ими управлять?

— Это одно из твоих изобретений? — тихо спросил крылан, беспомощно озираясь.

— Да! Это тот самый блокиратор, которым размахивал Кайзер! — Женя почувствовала, что ее запястье попало в плен чьих-то цепких рук.

Способностям Марты мгновенно переодеваться и беззвучно передвигаться пора посвятить пару триллеров. Хотя, наверное, влюбленный Марат уже посвятил. Только любовных романов. Вон как усы раздувает. Женя повернула голову, встретилась взглядом с главой Большого Совета кошек и аккуратно высвободила руку. Браслет остался на прежнем месте.

— Почему ты это сделала, Женя? — В повисшей тишине голос Марты прозвучал особенно вкрадчиво.

— Потому… потому, что я не верю…

— Не веришь в виновность Морока? Так? Но почему? — Жене померещились веселые искорки в янтарных глазах кошки. — Кирилл, а ты сам не догадываешься?

Морок стоял совсем рядом и разглядывал Женю так, словно встретил фиолетового шерстокана. Но заговорить не решался.

— Я поняла, кто она, еще три месяца назад. Все это время мы наблюдали за ней. Изучали характер и привычки. Потом Хмур провел анализ ваших ДНК. Родион, прости, сам понимаешь, к тебе обращаться было бесполезно. — Теперь Марта в открытую улыбнулась. — Это твоя дочь, Кир.

Вот те на! Женя ощутила легкое разочарование. Папочка, значит. Тот, что мать бросил, едва узнал о беременности. Прикажете заплакать от счастья у него на груди?

— Марта, ты же знаешь, что это невозможно. У меня нет и не может быть детей. — Он словно потерял интерес к происходящему.

— Это не так, Кирилл, — прошелестел за спиной у Жени Шепот. — Я поговорил с коллегой. Женя — твоя дочь. Ты можешь ему верить.

— Почти сто лет, и ни одного ребенка! — повысил голос Морок.

— Все меняется. К тому же как ты объяснишь ее способности?

— Случайная мутация.

— Не убедительно.

Серые глаза начальника СКК превратились в две холодные щели. Женя поежилась, но взгляда не отвела.

— Как зовут твою мать? — Это был даже не вопрос, а приказ.

— Смородина Елена Александровна! — твердо сказала Женя и уставилась Мороку в подбородок. Она где-то слышала: если сверлить взглядом подбородок собеседника, у того возникает ощущение, что на него смотрят сверху вниз.

— Когда ты родилась?

— Второго апреля 1998 года. Устраивает?

Кожа на его лбу собралась напряженной гармошкой, плечи опустились, и Морок погрузился в продолжительное молчание. Женя поймала взгляд Куцая. Тот неожиданно подмигнул.

— Хочешь, мы с Хмуром прямо сейчас повторим анализ? — спросил целитель кошек.

— Нет, Родион. Спасибо. Она и, правда, моя дочь, — ответил Морок и с видом побитой собаки взглянул на Женю. — Лена… Твоя мама по-прежнему любит Вагнера?

— Какая разница? Давайте не будем о моей маме! Я активировала блокиратор не из-за нее!

— Почему тогда ты это сделала?

— Думаю, СКК не помогала Глухому.

— Ты знаешь кто? — Рядом оказался Кудай. Он тоже умел ходить бесшумно.

— Во время моего посвящения у людей глубины А-но сказала, что рас не четыре, а пять. Понимаете? Существует еще одна раса. У нее даже есть своя эмблема — паук.

— Паук? — в один голос переспросили Морок и Кудай.

— Паук? — взметнула тонкие брови Марта.

— Паук! — протянул Шепот.

— Да ладно! — закукарекали синегрибы.

— А что, очень даже может быть. Кто-то уже не первый раз лезет в дела Края, — заметил Кудай, стаскивая с головы маску. Женя вздрогнула, разглядев его шрам. — Наш покойный Щерба гонялся за странными личностями под землей. Кстати, когда его завалило, на нем был вот этот милый браслетик. Ты нам его вернешь?

— Подумаю. — Женя спрятала руки за спину.

— Глухой от кого-то получил информацию, где тебя искать после посвящения на Дороге Сохмет, — продолжил Морок сводить воедино все факты, — поэтому Кудай с ребятами оказался на трассе.

— Ага, и чуть меня не убил!

— Мы так и не поняли, почему Сид начал стрелять. Но его уже не спросишь — парень превратился в сухой стручок фасоли! — вздохнул Кудай. — Мы всего лишь хотели тебя отвезти к нам, в штаб-квартиру. Ты же полиморф! Наш человек!

— Ничего я не ваш! — фыркнула Женя, но от слов Кудая на душе у нее потеплело. — А как вы очутились на Утесе Света? — перевела она взгляд на начальника СКК.

— Это Кора! — улыбнулся Морок. — Она попросила подстраховать тебя. Знала, что я могу быстро перемещаться на любые расстояния с помощью артефактов, заряженных радужным лассо. Самой ей это уже не под силу, а Марата просить бесполезно!

— То есть капсула, ну которая нас на трассу зашвырнула, была ваша? — прогнусавил Тим.

Он так и сидел, натянув воротник разодранной мастерки на нос. Взглянув на приунывшего Марата в сторонке и сочтя его не опаснее синегриба, Женя перевела рычажок на браслете в позицию «оп». Два крылана тут же принялись поспешно возводить над Тимофеем мерцающий купол.

— Да, его! — вместо Морока ответил Шепот. — Это был подарок Кира. Но не Жене, а мне. Где бы вы ни находились, сломав капсулу, оказались бы за городом.

— Давайте все-таки вернемся к пятой расе. По-моему, самое время расспросить о ней нашего уважаемого Кайзера. — После слов начальника СКК все собравшиеся посмотрели на поникшего экс-помощника Глухого.

Тот, нахохлившись, сидел на низком бордюре, идущем вокруг Арены. Бывший начальник службы безопасности походил на большую черную курицу, медитирующую на тему «Как несправедлива жизнь — завтра в бульон».

— Говорил я Глухому, что не нужно с ними связываться! И Сиплый говорил! Эх, Сиплый, Сиплый… — трагично пропищал Кайзер. — Да, есть пятая раса. Но я ничего о ней не знаю.

— Совсем ничего? — удивилась Марта. — А способности?

— Мохнорыло их разберет! — Кайзер поскреб круглую лысину. — В технике они шарят будь здоров. В голову могут влезть. Как — не знаю. Только заставить человека или даже шерстокана куда-то пойти против его воли, им раз плюнуть.

Перед Женей возник подземный тоннель и толпа несущихся на верную гибель крыс. А еще покойный Сид, так некстати нажавший на курок.

— И на черта им весь этот балаган сдался, тоже понятия не имею, — продолжал Кайзер. — Я из них только пару пацанов-то и видел. Лет по шестнадцать. Они нам электронику ставили. Наглые такие. Одного хорошо запомнил. Худой, волосы длинные. И уши — острые, как у собаки.

— А имя? — ели слышно спросил Шепот.

— Ларс. Он назвал себя Ларс.

— Что это? — Женя взяла из рук Марты черный бархатный прямоугольник с серебряным тиснением.

— Официальное приглашение стать членом нашей фратрии. Так принято, моя милая. Его вручают после посвящения. Ведь каждая кошка может жить с нами в Башне, а может — сама по себе.

— Спасибо. Я подумаю.

— Думай. Твоя комната будет ждать. Жалко, что Дины нет, чтобы тебя уговорить. — Между бровями женщины на мгновение появилась маленькая складочка и тут же пропала. — Несколько дней назад она куда-то исчезла. Не случилось ли чего?

После Марты по очереди подошли представители остальных рас. Спели дифирамбы, отдали приглашение и очень просили стать подданной их и только их фратрии. Люди ветра соблазняли полетами и фестивалем граффити, люди глубины — необитаемыми островами и кругосветными путешествиями на яхте, а люди нор в лице веселого Уса — жизнью среди настоящих мужчин.

— Чем Глухой только думал? Выгори его план, здесь бы жить стало невозможно. Перенаселение, голод, болезни… Идиот! Мохнорыло ему за пазуху! Короче, вот тебе подарочек от людей нор. — Ус поставил перед Женей бледно-желтый эмалированный бидон для молока, полный каких-то тусклых камней.

Она уже, было, собралась поблагодарить и отказаться, но Тим толкнул ее локтем в бок.

— Бери! Это же необработанные алмазы!

— Вот пройдешь посвящение у Крысоматери, сама их под землей чувствовать научишься! — Ус многозначительно пощипал свой правый ус. — Ну и клады, конечно. Без этого никак!

Женя покивала, однако договариваться о времени посвящения не стала. Ее мучили сомнения: «А вдруг у нее после этого руки вырастут подлиннее, чем у Гоблина?»

— Ну что, Жень, решила, к какой фратрии примкнуть? — Рядом прямо на пол сел Шепот. Женю разрывало на части от желания поговорить с ним о Ларсе, но она понимала — не время. Сейчас беседа, как ни крути, скатится к теме «пригрел змею на груди». Пусть пока отстоится.

— Не знаю. Трудно выбрать.

— Может, кошки?

— Они, конечно, почти родные… Но нет. Меня тошнит от их принципа ни во что не вмешиваться. — Женя мысленно завязала узелок на память. Нужно, как только разберется со школьными экзаменами, навестить одного мерзкого типа. Придется объяснить ему, как рукоприкладство влияет на психику ребенка. Наглядно так объяснить, чтобы запомнил! — Потом я не очень понимаю, в чем смысл их жизни? В удовольствии? Крыши ради крыш?

— Тогда крыланы? У них со смыслом жизни все ясно — творчество. — Желтые глаза старика лукаво блеснули.

— Чтобы жить с крыланами, нужно быть бойскаутом. Правильным, послушным, чистым сердцем и стерильным душой.

— А ты не такая?

— Нет! Про русалок не спрашивайте! Я еще долго даже рыбу есть не смогу, чтобы не вспоминать о Владлене. Ну а крысюки… — Женя посмотрела на свернувшегося калачиком под мерцающим куполом Тима. — Они хорошие, но я все-таки надеюсь, что мы с Тимкой здесь не задержимся.

— То есть никто тебе не подходит?

— Нет… Ну… Не знаю. Я очень хочу найти своих.

— Зачем? — Старик поерзал, устраиваясь поудобнее. — Есть три пути. Первый — стать частью уже существующего мира и идти туда, куда идут остальные. Второй — быть одиночкой. Ты ни за кем не идешь, и за тобой — никто.

— А третий?

— Создать свой мир и сделать так, чтобы пошли за тобой.

— Вы выбрали второй путь?

Шепот задумался, глядя на Морока. Тот неподалеку инструктировал своих бойцов. Спокойно так, по-доброму, словно за жизнь беседовал. Почувствовав на себе взгляды Родиона Петровича и Жени, он повернул голову и помахал им рукой. Мол, еще чуть-чуть и вернусь.

— Я за свою жизнь много дорог перебрал. И за другими шел, и сам водил. А вот он, — старик махнул в ответ, — всегда свой и только свой мир строил. Ты в этом на него похожа.

— Он даже ни разу за тринадцать лет не навестил нас с мамой. — Женя поняла, что в ней почти нет обиды. Просто ровная, как зимнее поле, печаль.

— Тогда, тринадцать лет назад, твоей маме было восемнадцать, а ему сто семь, — вздохнул Шепот. — На вид, конечно, сорок с хвостиком, но сути это не меняет. Ее родня сильно протестовала против их брака. Клевала Елену, требовала найти себе мужа по возрасту. Это они еще не в курсе были, сколько ему на самом деле лет. Кир, ничего не зная о беременности, предложил ей выбор: остаться или уйти. Она ушла.

«И все тринадцать лет жалела об этом», — про себя добавила Женя, но вслух спросила совсем другое:

— Что за странное прозвище такое — Морок?

— От фамилии. Мороков Кирилл Михайлович, — вместо Шепота ответил начальник СКК, опускаясь рядом на корточки. — По-моему, дочь, нам пора наконец-то по-настоящему познакомиться. Мне, тебе и твоим друзьям. Как ты считаешь?

ЭПИЛОГ

— Чертов джокер! — Длинноволосый парень откинулся на спинку кресла.

— Ты про полиморфа? — За его спиной встала Дина. Ее руки легли на плечи расстроенного игрока, тяжелая темная прядь коснулась худой щеки, но он не обратил на это внимания.

Ларс смотрел на голографический монитор. Он парил сгустком цветного тумана в десяти сантиметрах над столом. Рядом плавала прозрачная клавиатура. На экране во всех подробностях можно было разглядеть тарелку голубой Арены со снующими туда-сюда людьми. Одно короткое движение тонких пальцев, и изображение увеличилось. Теперь в полупрозрачном облаке монитора разговаривали друг с другом Женя и Кирилл Мороков.

— О ней тоже.

— Когда ждать продолжения, Ларс? — спросила Дина, садясь в соседнее кресло.

— Сейчас и начну!

Он отхлебнул остывший чай и поставил кружку на пыльный стол. На ее фарфоровом боку чернела жирная клякса — толстый паук со слишком короткими для его тельца мохнатыми лапами.

Автор, а также мохнорылы, шерстоканы и синегрибы благодарят Татьяну Демидову (yollissa.livejournal.com) за то, что она помогла им появиться на свет. Без нее эта книга была бы совсем другой. Или ее не было бы вовсе.

Узнать о людях крыш все и даже чуть больше вы можете на сайте

СПРАВОЧНИК

РАЗУМНЫХ И ПОЛУРАЗУМНЫХ ОБИТАТЕЛЕЙ КРАЯ

Художник Инна Анфилофьева

Люди крыш

Тотем: Лунная кошка.

Центр влияния: Россия.

Численность: 300–350 тысяч человек.

Представители этой расы ведут ночной образ жизни. Большую часть времени проводят на крышах. Передвигаются по так называемым Дорогам — цепочкам близко расположенных друг к дугу домов. Благодаря особому строению скелета не боятся падения с большой высоты, способны прыгать на расстояния до 80 метров, отличаются повышенной регенерацией тканей. Могут по желанию ускорять метаболизм, что позволяет им двигаться с недоступной обычному человеку скоростью. Живут прайдами, во главе которых, как правило, стоят женщины.

Люди нор

Тотем: Крысомать.

Центр влияния: Румыния.

Численность: 250–300 тысяч человек.

Люди нор или крысюки крайне редко поднимаются на поверхность. Их территория — городское подземелье. Они прекрасно видят в темноте, способны двигаться в несколько раз быстрее обычных людей, обладают огромной физической силой, безошибочно определяют места залежей драгоценных металлов и минералов. Гипертрофированные кисти рук помогают им создавать подземные ходы без помощи строительной техники и инструментов. Много времени крысюки уделяют разведению и дрессировке шерстоканов. Способности Людей нор передаются только по мужской линии, поэтому среди них нет женщин.

Люди ветра

Тотем: Светлый Фарагот.

Центр влияния: Новая Зеландия.

Численность: 150–170 особей.

Представители этой расы, как правило, избегают крупных городов. Они предпочитают селиться в уединенных местах с постоянной розой ветров. Их главный дар — способность управлять линиями движения или фибрами, пронизывающими весь мир. Благодаря ему Люди ветра могут летать и мгновенно перемещаться на расстояние в несколько десятков километров. Крыланы много времени посвящают творчеству. Будь то пение, резьба по дереву или выращивание кактусов — они уделяют своему хобби почти столько же внимания, сколько развитию основных способностей расы. Многие из известных всему человечеству музыкантов, кинорежиссеров, художников, писателей и других знаменитых представителей творческих профессий — крыланы.

Люди глубины

Тотем: Маленькая А-но.

Центр влияния: отсутствует.

Численность: 70–90 тысяч человек.

Фратрии расы депферов не имеют постоянных штаб-квартир. Они кочуют от одного морского побережья к другому. Их дар — управление потоками воды. Так для одного депфера не составит труда в течение нескольких секунд осушить небольшое озеро или наполнить все фонтаны крупного города. Можно смело утверждать, что Люди глубины — самая сильная, с боевой точки зрения, раса Края. Десяток ее представителей способы уничтожить многомиллионную армию, остановив в телах нападающих циркуляцию жидкости. К счастью, при всей боевой мощи, Люди глубины отличаются инертностью. Спровоцировать их на организованные действия практически невозможно.

Синегрибы

По внешнему виду и способу размножения эти существа напоминают обыкновенные грибы. Обитают под землей. Связаны друг с другом мицелием — разумной грибницей. При этом каждая особь в отдельности является самостоятельной личностью. Отличаются болтливостью и язвительностью. Способны проникать в любые уголки городов Людей нор. Умеют петь.

Мохнорыло

Степень разумности этого существа остается под вопросом. Обитает под землей. Имеет гипертрофированные ротовые губы. С их помощью он издает чмокающий звук, чем вызывает обвалы. Вес взрослой особи может достигать пяти килограмм. О способе размножения и образе жизни ничего не известно.

Шерстокан

Это существо напоминает таракана, покрытого серебристой шерстью. Вес наиболее крупных особей достигает шести килограмм, рост — сорока сантиметров в холке. Прекрасно поддается дрессировке. Всеяден. Размножается, откладывая яйца. Люди нор содержат шерстоканов как домашних животных. Едва ли не половина экономики подземных городов завязана на этих существ. На ежегодный Чемпионат по шерстоканьим боям со всего света съезжается не менее ста пятидесяти тысяч представителей четырех рас. Игры на тотализаторе во время этого мероприятия приобретают невообразимый размах. Детеныши победителей нередко скупаются по цене, сравнимой со стоимостью автомобилей самых дорогих брендов.

Орги

Насчет степени разумности оргов есть много версий. Одни исследователи считают этих обитателей подземного мира не глупее людей. Другие — уверены: процесс мышления орга сродни устройству мыслительного аппарата муравьев и пчел. То есть речь идет о распределенном мозге, когда в каждой мыслительной операции участвуют сразу все особи той или иной группы. К такому мнению ученые пришли, изучив нервную систему отдельных оргов. Она оказалась слишком примитивна для разумного существа. Так его мозг содержит всего около ста миллионов нейронов. Для сравнения, в мозге человека их, по разным оценкам, от 30 до сто миллиардов.

Однако, действия группы оргов всегда очень слаженны и продуманны. Недаром Люди нор используют их в качестве личной охраны. Кроме феноменальной физической силы, эти существа одарены способностью вытягивать силы из противника. На расстоянии они парализуют его гипнотическим гудением, при тактильном контакте — их кожные железы выделяют наркотические вещества. Орги лишены органов зрения, однако прекрасно ориентируются в темноте. Природа их способностей до сих пор не изучена.

Грифончик

Искусственно выведенное существо, интеллект которого лишь слегка уступает собачьему. Внешне напоминает мифического грифона, однако размер грифончика редко превышает габариты крупной таксы. Был создан учеными крыланов путем скрещивания ген степных орлов и африканских львов. Люди ветра разводят их ради удовольствия, так как никакой практической ценности эти существа не представляют.

Примечания

1

Стихи Натальи Колесниченко.

(обратно)

2

Стихи Владимира Высоцкого.

(обратно)

Оглавление

Любовь Романова . ЛЮДИ КРЫШ . Пройти по краю

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ЭПИЛОГ

СПРАВОЧНИК

  Люди крыш

  Люди нор

  Люди ветра

  Люди глубины

  Синегрибы

  Мохнорыло

  Шерстокан

  Орги

  Грифончик . . .

Реклама на сайте