Не пристало воину заботиться о спасении собственной души больше, чем о спасении собственного тела.
Артур Конан Дойль «Белый Отряд»Ульрих фон Дюренбрехт не считал себя героем, которые лезут на рожон, лишь бы не потерять лицо, лишь бы не отступить. В детстве он не раз и не два слышал сказания о таких героях, истинных рыцарях без страха и упрека, слышал – и как всякий мальчишка, мечтал стать похожим на Артура, Ланселота, Тристрама, Гавейна или Персиваля.
Однако мечты мечтами, а жизнь жизнью.
Рыцарское посвящение Ульрих принял прямо на поле боя, более сорока лет назад, когда из старого Союза Четырех Королевств создавалась Новая Империя, однако далеко не все в королевствах желали создания таковой – и поскольку действовать медленным мирным путем Карл, король франков, посчитал нецелесообразным, началась война. Великая война, она же война Магнуса – Magna bellum. Возможно, потом, лет через сто, эту войну тоже сочтут битвой великих героев, достойную цикла эпических баллад вроде «Преданий Логрии», но для Ульриха это была именно война. Долгая, тяжелая, часто кровавая, местами весьма и весьма неприглядная. И рыцарь ты или не рыцарь, на поле боя значило мало. Значило – риттер ты или кнехт, значило – ветеран ты или вчерашний сопляк, значило – чего ты вообще стоишь в этой сволочной жизни. А есть ли у тебя золотые шпоры да пояс, разберемся потом. Когда придет черед делить трофеи. Да и то, касалось сие в основном очередности, права выбора добычи, но не размера положенной доли. Старый закон наемников, закон о разделе ратной добычи, четырнадцатилетний Ульрих узнал на месте и усвоил сразу. Он вообще был парнишкой понятливым. Непонятливых наказали, всыпав горячих и лишив доли; особливо же непонятливых на рассвете закопали вместе с погибшими собственно в бою. Вот тогда-то Ульрих и перестал стремиться в герои. Возможно, живая собака хуже мертвого льва, но нет никакой гарантии, что мертвеца сочтут львом, а не собакой.
Нет, героем Ульрих фон Дюренбрехт не был.
Даже когда сам вызвался защищать отход императора Магнуса, когда остался с двумя десятками опытных бойцов на наспех сооруженном редуте против нескольких сотен италийцев, – геройством он это не считал. Лошадей у отступающего войска Магнуса было в обрез, едва для самого императора и ближней дружины; италийцы и их союзники с Лазурного берега настигли бы северян пару дней спустя, на открытой местности между Севеннами, Дофине и Провансом – и оттуда уже не ушел бы никто. Сам Карл мог рассчитывать на почетный плен, однако простым солдатам и безземельным рыцарям вроде Ульриха пощада не светила. Да, редут поперек ущелья Ларш запросто мог стать могилой, но в эту могилу Ульрих отправил бы перед собой куда больше врагов, чем в чистом поле. Собственно, он и отправил, самое малое дюжины три, но сам в могилу не попал. Повезло. Помощь из Лоррейна – полутысяча риттеров Брана О'Доннела – успела вовремя... Потом, когда оклемавшийся от ран Ульрих стоял перед императором и принимал из рук Карла-Магнуса грамоту на ленное владение замком Дюренбрехт и окрестными угодьями, он не возражал против звания героя. Пусть называют. Сам рыцарь в свое геройство не верил. Он вообще мало во что верил в этой жизни, помимо оружия и вооруженной руки. Оружия и умеющих владеть им людей. Нет, еще Ульрих верил в людей, способных использовать людей с оружием. Поэтому и служил Магнусу, служил честно, не ожидая от судьбы милостей и не упуская своего.
Это не было геройством.
Не был героем молодой Ульрих и под Гамбургом, когда альмейнские риттеры разбили пехоту данов, прорвав железное полукольцо. Половина риттеров тогда была посвящена в рыцари, а сам Ульрих, раскроивший череп предводителю данов, получил предложение вступить в Орден Копья. От такого не отказываются. Конечно, семнадцатилетнего счастливчика назвали героем, он даже сам поверил в это. Ненадолго. До следующего утра, пока не протрезвел и не поумнел. Потом сказал себе: уцелел – повезло, вождя данов сшиб – тоже повезло, а вообще-то чертовской дуростью было переть на острие клина риттеров и надеяться, что кнехты данов перед тобой сами расступятся. Вообще, поумнели на войне Магнуса многие. Из уцелевших – все.
Тут быстро поумнеешь, когда одни твердят, что несут мир и процветание, другие – что сражаются за свободу, третьи – что защищают порядок и закон, четвертые – смеются и заявляют, что причина всему в золоте и власти, и каждый готов отстаивать свои слова с оружием в руках, и все правы...
И только один оказывается неправ. Тот, кто объявил себя героем и сражается за правое дело.
Ульрих не считал себя героем тогда, когда был еще молод и глуп, и вовсе не желал становиться героем теперь, когда постарел и приобрел кое-какой жизненный опыт, что при большом желании можно было окрестить даже «мудростью».
Но его не спрашивали. Точнее, спрашивали, но спрашивали – готов ли ты исполнить свою клятву, Рыцарь Копья, Ульрих из замка Дюренбрехт? И ответить «нет» старый рыцарь не мог. Не имел права.
* * *
Десятый год существования Imperium Novum, Новой Империи. Согласно официально принятому христианскому летосчислению – 788 год. Тридцать лет назад Шарль, сын Пепина, сел на трон франков; двадцать два года назад под его руку перешли Урий, Швиц, Шваб и Бауэр, то есть весь южный Альмейн; четырнадцать лет назад, согласно завещанию Герды, королевы Старого Альмейна, Магнус стал королем Альмейна Единого; наконец, десять лет назад владыка Альмейна, сюзерен Лоррейна и Рейнской Саксонии заключил союз со святой церковью (по всей территории державы Каролуса Магнуса христианство получало статус официальной религии, и все такое прочее) и был провозглашен императором. Шесть лет назад в Новую Империю вошли все земли саксов и часть Загорья, бывшее аварское царство, последнее наследие Аттилы. Полтора года назад император Магнус рассорился с посланцами Рима, отказавшись принять новые требования святой церкви, однако с самой церковью ссориться не стал. Пока – не стал.
Потому что наступило время, к которому король франков готовился долго, вероятно, с самого детства, когда девятилетним мальчишкой побывал в Риме. В первый раз – и до сегодняшнего дня в последний.
Время исполнить мечту многих поколений «варваров», живущих далеко к северу от могучей Pax Mediterrania. Мечту, осуществленную четырьмя вождями Большой Орды чуть более трех веков назад, но не покинувшую сердец оставшихся на севере племен.
Мечта эта звалась – Рим. Конечно, не «Roma delenda est», как во время оно заявил вождь гуннов Аттила, если только знал благородную латынь, в чем имеются серьезные сомнения. Не «Рим должен быть разрушен» – но «Рим должен быть захвачен».
«Roma opprimenda est!» – сказал Магнус, который благородную латынь знал, и знал хорошо. Сказал тихо, чтобы услышали только те, кому надлежит услышать...
Два года шли приготовления; затем был заведомо неудачный поход девяти сотен воинов во главе с самим императором на Лазурный берег, а потом – через западные перевалы на Италию. После нескольких удачных стычек Магнус натолкнулся на крупное италийское войско, был разбит, четыре сотни уцелевших в спешном порядке отступили назад, и если бы не редут на перевале Ларш – отступление стало бы просто бегством. Бесславным бегством, в финале которого Магнус оказался бы в италийском плену либо в могиле на равнинах северного Прованса. Мало кто знал, что владыка Новой Империи спланировал неудачную кампанию, предвидя этот результат и стремясь к нему.
Не знал этого и Ульрих фон Дюренбрехт, недавний герой битвы при Ларше. Не знал – пока не получил секретный приказ от самого Роланда д'Англанта, носившего новомодный лоррейнский титул «графа», новомодный же церковный титул «паладина», а также звание Magister Lanzenorden. Последний титул официальным не был, иначе звучал бы не на Latina vulgata, а на подлинном языке старой Империи. Но самого Роланда, едва знакомого с грамотой, такие мелочи не смущали, а уж рыцарей Ордена Копья и подавно не заботило, как в документах именуется должность их предводителя. Роланд считался третьим или четвертым лицом в Новой Империи, однако на деле был вторым: первый из паладинов Магнуса, Бран О'Доннел, считался (и был, в принципе) специалистом по всем военным делам, но сам воевать не очень мог: полные сорок лет ратной службы серьезно подорвали его силы и здоровье. Форму Бран поддерживал, но и только, его участие в войнах ограничивалось расчетами и тактической подготовкой различных битв. Действовать предстояло более молодым, вроде самого Роланда, Ганналейна из Аргона или Хольгера из Хельсингера – эти двое сперва поступили на службу Магнуса наемниками, однако вскоре достигли высоких постов и также получили звание «паладинов». Роланд командовал элитными войсками, Орденом Копья, Ганналейн ведал лазутчиками и тайной службой, а Хольгеру подчинялись наемники с востока, которых Магнус всегда бросал в самые жаркие места, однако наград и почестей для победителей не жалел – и не делал особого различия между гэлами, альмами, венедами, франками, саксами и аварами, если речь шла о награде за достойное дело...
Но это задание можно было доверить только человеку из элитного отряда. Только прошедшему огонь, воду и медные трубы, только тому, чья верность выше чинов и наград. Ульрих свою верность доказал, потому и был избран.
И когда рыцарь узнал суть задания, он быстро понял, почему избрали именно его.
Кому и спускаться в ад, как не рыцарю-герою.
* * *
ВХОД скрыт где-то под мощными хребтами Альп, гор, белые вершины которых касаются языческих небес, а черные корни погружены в языческий ад. На северной стороне гор, которые были северным рубежом для прежней Империи, а для Империи Новой стали южной границей.
На южной стороне Альп скрыт ВЫХОД.
Это – для идущих с Севера на Юг, и только для них. С незапамятных времен варвары-северяне обрушивались на Империю буквально из ниоткуда, успешно грабили, пытались уйти через альпийские перевалы с награбленным – и терпели поражение, столкнувшись с регулярной армией Pax Romana. Имперские стратеги так и не узнали, каким образом варвары проходят мимо пограничных постов на пути с севера, однако подметили не слишком понятную, но существующую закономерность при возвращении этих варваров с юга – и подметив, использовали. Предотвратить нападения и грабежи у римлян не выходило, зато отлично выходило взять грабителей с добычей на обратном пути. Чем Альпийский легион обычно и занимался, считая это «охраной рубежей Pax Romana». Но вот однажды с севера пришла Большая Орда, пришла, чтобы остаться – и Средиземноморская Империя пала.
ВХОД и ВЫХОД всегда были тайной, известной лишь нескольким людям, которые друг о друге могли и не знать. Однако, сложив даты и события былого, Ганналейн сумел эту тайну раскрыть. Ну не то чтобы вовсе раскрыть, но хотя бы узнать о ней – это уже немало. Узнать о том, что ВХОД и ВЫХОД – есть. Что есть тайный проход через Альпы, который открывается только для идущих с севера, вероятно – только для людей с северной кровью в жилах; зато идущих этим проходом нельзя, невозможно заметить, пока они не выйдут за его пределы. Пока они не окажутся в Италии, около Милана, откуда до Рима не так уж далеко, если ушами не хлопать и мух не ловить...
План, простой донельзя. Но – сперва надо найти упомянутый ВХОД. Открыть, пройти до конца, найти ВЫХОД, открыть его, удостовериться, что старый проход еще существует – и только потом отправлять армию.
Вот эта задача и была поручена Ульриху фон Дюренбрехту. Точнее, часть задачи – сам ВХОД лазутчики Ганаллейна каким-то образом сумели определить. Но для них он не открывался. «Ибо только носящий звание героя войдет в те двери», было сказано кем-то в древности и услышано безмозглыми камнями.
В общем, «звание героя» рыцарь носил, хотя подобные фокусы считал глупостью несусветной. Даже когда вошел в проход, который был для него высеченным в цельной скале туннелем, где свободно могли пройти в ряд четыре конных или шесть пеших бойцов в броне – а для оставшихся снаружи лазутчиков ВХОД выглядел обычной скалой, в которой славный риттер Ульрих растворился вместе с лошадью...
* * *
Люди железной крови, что вы забыли здесь? Люди железной крови, кто вам доставил весть? Люди железной крови, ваша ль задета честь? Люди железной крови, были вы – или есть?.. Память течет рекою сквозь вековечный сон, Там, где прошли герои-демоны прошлых времен, Там, где прошли герои – лишь пустота и вонь... Память течет рекою. Помнящий – обречен. Камень не знает хода времени, дней, веков. Чует он лишь породу, лишь гордый дух и кровь. Чует он лишь породу – и для рожденных вновь Камень не знает хода в толще скалы из слов. Дети подземной тверди в старых камнях живут, Молча смеясь над смертью, вслух они жизнь зовут. Молча смеясь над смертью – предали свою суть Дети подземной тверди, вам открывая путь. Путь для того, кто властен не повернуть назад, Для укротивших страсти и обманувших ад. Для укротивших страсти – станет бальзамом яд... Путь – для того, кто властен сделать пустыней сад.* * *
Ульрих фон Дюренбрехт отбросил воспоминания. Полных восемнадцать лет минуло с тех пор! рыцарь успел жениться, овдоветь, вырастить дочь и даже выдать ее замуж; Эрика, того гляди, дедушкой его сделает, а он тут воспоминаниями занялся!
Ульрих кисло усмехнулся. Старики, они ведь воспоминаниями и живут, чем им еще жить-то? А ему пятьдесят восемь скоро. Старость не старость, но и никак не молодость. Хотя вон, император Магнус всего на восемь лет старше Ульриха, но давно уже и седобородый, и плешь под короной просвечивает, и в седло последний раз садился лет десять назад. Так что смотря с кем сравнивать. Рыцарь на здоровье иногда жаловался, и некоторые кости при перемене погоды ныли так, что врагу не пожелаешь, однако в поединке и сейчас часто одолевал зятя. А Кеннет был не из слабаков, как-то в Загорье ездил охотиться на дракона, сожравшего Зигфрида, сына Зигмунда – и в отличие от своих многоопытных спутников, возвратился живым...
Ладно, к дьяволу все эти подробности. Не они Ульриха сюда привели, не они и уведут.
Старый рыцарь еще раз огляделся, уверился, что никого поблизости нет, и значит, ни один любопытный не увидит того, чего видеть посторонним не положено. Нашел скалу, которую узнал бы в туманную и безлунную ночь, трижды ударил в камень рукоятью топора и вступил под своды возникшей перед ним пещеры.
– Рад видеть тебя, – молвил стоящий в дальнем углу рыцарь в зеленых чешуйчатых доспехах.
– Не могу ответить тем же, – скривился Ульрих. – Я бы и не приходил, но раз обещал – надо.
– Надо, – согласился тот. – Ну что, сразу сдашься, или рискнешь обойти судьбу по кривой?
– Я лучше рискну сквозь нее пройти, – оскалился рыцарь. – Топор и щит, полная броня, пешими?
– Пешими, топор и щит, броня. Сегодня в полночь, часа через два то есть. С латами помочь?
– Сделай одолжение.
Плотная куртка из трех слоев кожи со вставками на плечах и груди; штаны из того же материала, подбитые внизу войлоком; наголенники и наколенники, которых так не хватало многим риттерам в Штирии, в стычках с быстрыми аварскими конниками, любителями полосующих ударов по ногам всадника; тяжелая кольчуга до середины бедра, с рукавами до локтя – приняв на плечи тридцать фунтов железа, Ульрих словно пятнадцать лет сбросил; крепкий шлем с нащечниками и переносьем в виде копья; латная перчатка и наруч на левую руку, круглый щит шириной в два локтя на правую. И за поясом – любимый топор, Weltschmerzer, готовый в любую минуту прыгнуть в руку хозяина и раскроить чей-нибудь череп вместе со шлемом или щитом.
Ульрих справился бы и сам, оруженосца при нем сроду не бывало, но помощь противника принял без спора. Он бы оказал ему ответную услугу, однако Зеленый рыцарь в таковой не нуждался – древние чешуйчатые латы, покрытые зеленой эмалью, сидели на нем как влитые, а шлем с прихотливым забралом-личиной он и вовсе не снимал. Таким он выглядел восемнадцать лет назад, таким остался и сегодня. Таким же, наверняка, был он и триста лет назад, когда дрался с двумя Артуровыми рыцарями, Гавейном и Агравейном – второго он убил, первого не пропустил через мост, который охранял. Так утверждала легенда из «Преданий Логрии», но Ульрих фон Дюренбрехт сильно подозревал, что братья-рыцари пытались пройти там, где восемнадцать лет назад прошла армия Магнуса, завоевавшая Италию. И прошла она только потому, что Ульрих пообещал Стражу, сиречь Зеленому рыцарю, сразиться с ним на равных, но позднее, ибо сейчас ему не позволяет такого приказ сюзерена...
Он почти наверняка был демоном. Люди столько не живут. И не живут – ТАК, в пещерных глубинах, никогда не показываясь на солнце.
Любая сделка с демонами есть простейший путь к уничтожению собственной души. Так говорили священники, да Ульрих и сам это знал.
Но нарушить слово чести, слово рыцаря – нет, уж лучше погубить свою душу! Изменить клятве Магнусу он тогда не мог. Драться с Зеленым рыцарем там же, в пещере – но если бы Ульрих проиграл, проход для войск императора остался бы закрыт. Вот он и попросил об отсрочке, и получил не только отсрочку, но и проход. А через восемнадцать лет пришел срок сдержать обещание...
Луна вышла из-за края леса, высветив серебристый круг на поляне возле пещеры.
– Удачи, – пожелал Зеленый рыцарь, надел на левую руку деревянный щит в виде вытянутого шестиугольника и поднял над головой узкий, клювообразный топор на длинной рукояти.
Ульрих вознес краткую молитву святому Юргену – и трижды плашмя ударил топором в плоскость щита. Несильно, но достаточно громко, чтобы заменить традиционный рог.
* * *
Кряхтя от боли в треснувших ребрах и перебитой ключице, Ульрих фон Дюренбрехт отволок сраженного Стража в пещеру. Положил ему на грудь расколотый щит и топор.
– Ну, все, – устало выдохнул рыцарь и перекрестился. – Да будет тебе земля пухом.
– AMEN! – отозвалось из глубины, и скала задрожала.
Ульрих, даром что вымотался до полусмерти, кубарем выкатился из пещеры на свежий воздух. И вовремя – через несколько мгновений от массивной скалы осталось лишь беспорядочное нагромождение более мелких камней. Естественно, ни следа пещеры.
И прохода с северной стороны Альп на южную – тоже отныне не существовало.
– Так оно и лучше будет, – тихо сказал Ульрих фон Дюренбрехт. – А, Weltschmerzer?
Топор, изрядно затупившийся после тесной встречи с броней Зеленого рыцаря и его ребрами, молчал.
– Не для людей это, сквозь камень ходить. Как бы оно ни было.
Топор промолчал и теперь. Лично он сквозь камень не ходил, да и вообще ходить ему, лишенному ног, было трудновато.
– Кому в Италию попасть надо, путей через горные перевалы хватает. Весь Швиц, почитай, в этих тропах, да половина Урия. Достанет. Не только на наш с тобой век.
Weltschmerzer был помоложе рыцаря, потому насчет «нашего с тобой века» ничего не ответил.
– Да, вот еще что – надо Кеннету рассказать, авось он из такого балладу соорудит. Конечно, главным героем себя сделает, ну да это не главное. Как думаешь?
Топор никак не думал, до баллад ему никогда не было дел...
Комментарии к книге «Отложенная битва», Кайл Иторр
Всего 0 комментариев