«Падшая звезда»

3240

Описание

По отношению к истории Эйрас -- то, что по-английски называется side-story, а по-нашенски -- вбоквелом. По отношению к истории Рина -- приквел, то есть прелюдия (не прямая). Однако роман является самостоятельным произведением и знакомства со всеми приквелами-сиквелами не требует. Читайте смело! О чём эта книга? Ну... здесь имеет место магическая Академия, странная, нарушающая каноны любовь, политические интриги, хитроумные планы бессмертных, наконец, месть. Один взлёт... как взрыв. Одна история... как высверк клинка в ночи. Одно падение. И в финале -- одна смерть.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Нейтак Анатолий Падшая звезда Повесть о возвышении и гибели Терин из Алигеда, известной также как Ниррит Ночной Свет, Кайель Отрава и Лениманская Ведьма

Крикну я… но разве кто поможет,

Чтоб моя душа не умерла?

Только змеи сбрасывают кожи,

Мы меняем души, не тела.

Н. Гумилёв "Память"

Пролог в Чёрной башне

Внутренние барьеры крепче внешних пут. И он — не тигр в клетке. Нет. Он — сгусток огня в ловушке огранённого рубина. Пленная стихия в неумолимых тисках воли. Тело шагает от стены к стене: вправо, влево, вправо, влево. Без остановок.

Мечется вместе с ним плотная и тяжёлая, как отчаяние, аура. Разогретый воздух грозно шипит, искажая очертания предметов. Потрескивают сгорающие на лету пылинки.

Ещё немного, и полыхнёт всерьёз!

Не полыхает. До сих пор…

И это — как великое чудо.

В самом деле, не моё же присутствие заставляет его, повисшего над пропастью, цепляться за крошащийся самоконтроль. Он сейчас вообще вряд ли меня замечает. По крайней мере, сознанием. К тому же я совсем не уверена, что смогу, случись худшее, помешать ему разнести всё вокруг на пьяные атомы. Даже помешать его сапогам оставлять на ковре выжженные следы — адски тяжёлая работа. Если прямо сейчас я тоже сойду с ума и его убью, девятый вал огня это не остановит. Наоборот. Потому что огонь уже здесь, в тварном мире.

Это он, мой поздний гость — клетка для тигра-огня. К счастью, хотя клетка раскалена добела, она пока ещё держится.

…нарушать равновесие боязно. Но необходимо.

— Магистр… — никакой реакции. — Магистр Терон!

Взгляд искоса. Полуслепой, выжженный. Но это всё же направленный взгляд. Меня слышат. Он даже останавливает свои метания.

— Рассказывай, Терон…

Возможно, я взяла неверный тон. Возможно, для его состояния верного тона просто не существовало. Какая разница? Всё равно слова были только поводом.

Огонь полыхнул. Сквозь прутья клетки по имени Терон ай-Лэнго — прямо мне в лицо.

— Любопытство взыграло? Послушать, подумать, решить… почему бы нет? Со стороны виднее! Ты холодно взвесишь чужие ошибки. Вынесешь вердикт. И улыбнёшься. Ты ведь не ошибаешься! Ты всегда права! Дальновиднее всех, умнее всех, холоднее всех! Эйрас Великая!

Ковёр дымится под его подошвами. А я не мешаю. Мне вдруг стала безразлична сохранность данного предмета обстановки. Вот совершенно.

Смотрю в его глаза, туда, где боль и стыд полыхают ярче магического пламени.

Я давно уже не провинциальный некромант из заштатного Тральгима, что во второстепенном Острасском королевстве, привыкшая брать искусством там, где иные брали силой. Ныне я свободно могу распоряжаться энергиями первого порядка. А если чуть поднатужиться, то даже нулевого. Но Терон — теперь, после обучения у Джинни — всё равно гораздо сильнее меня. Настолько, насколько я сама сильнее большинства старших магистров нашего с ним родного мира. То есть в десятки раз.

Ну и что?

Он сильнее. Зато я… пожалуй, я — страшнее.

Гораздо.

Поэтому расплавленное золото его взгляда уступает багровой черноте моего.

— Я всегда права?

Странно. Голос сел. Почти шепчу…

Самой зябко от этого шёпота.

— Ты не хочешь рассказывать, что случилось? Не надо. Я сама расскажу тебе одну… историю. Я редко вспоминаю её в подробностях. Очень редко. Но, видно, придётся.

Он вскидывается. Резко. Я не даю ему вставить ни слова.

— Слушай меня, Терон. Слушай!

Необходимое замечание.

В таком (внешне) хаотичном образовании, как Пестрота, в ходу самые разные единицы измерения. Но нужды торговли, породившие соответствующие способы коммуникации, способствовали также появлению стандарта мер. С этого стандарта — единственно в интересах читателя — и переведены в привычные единицы меры длины, времени, массы и т. д.

Кроме того, за недостатком соответствующей магической терминологии, по мере возможности она заменена научно-технической.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: НАСТАВНИЦА И УЧЕНИЦА

1

Опасностью дохнуло пронзительно, словно маскирующий полог резко отбросили за ненадобностью. Собственно, так оно и было. Алинкаб был уже совсем близко. На расстоянии последнего броска таких, как он, уже не заботила скрытность.

Терин до боли сжала челюсти.

"Попалась!"

Сеновал, где она пыталась переночевать, обернулся ловушкой. Второго выхода наружу он не имел. Конечно, выход можно было сделать. Но чтобы выломать достаточно большой кусок крыши, сделанной из крепкого тёса, требовалось время, а чтобы проделать дыру в стене, требовалась Сила. Времени алинкаб ей не оставил, а что до Силы…

— Выходи.

Голос прозвучал негромко, вкрадчиво, словно говорящий полушептал Терин прямо в спутанную тёмно-рыжую шевелюру на макушке. Лживый голос. Определить по нему направление, чтобы, например, выстрелить на звук из самострела, невозможно.

Впрочем, самострела у Терин всё равно не было. Только короткий, плохо наточенный, выкованный из мягкой низкосортной стали столовый нож. Легко увязающий в твёрдом сыре и вяленом мясе. Но лучше уж такой клинок, чем ничего. Беглянка сама не заметила, как и когда сжала во взмокшей ладони рукоять "оружия", обмотанную полосками свиной кожи.

— Выходи, малышка. Не зли меня. Ты попалась, так имей мужество признать это. Смирись. Иначе мне придётся наказать тебя, и очень сурово. Ты ведь не хочешь быть наказанной?

Лезть внутрь алинкаб не торопился. Осторожничал. Амулеты амулетами, но защита благословения Гаэ-Себиша — далеко не Синяя Щит-сфера. А Терин — не просто беглая храмовая прислужница, как бы этого кое-кому ни хотелось.

К тому же за истраченные амулеты в храме, небось, придётся давать отчёт…

"Ненавижу!"

Стиснув зубы сильнее прежнего, Терин ощутила, как струна Силы между теменем и точкой тун в основании позвоночника натягивается, раскаляясь от тёмного огня и начиная вибрировать.

"Умник. Ждёт удара. Да только я не так глупа, чтобы бить наугад!"

Сила вибрировала всё туже, заметно стекая вниз. В точке тун начал расти тяжёлый шар, стреляющий в ноги и руки злыми разрядами боли пополам с наслаждением. Это Терин уже распробовала. Боль — она от сдержанности. А вот наслаждение — от власти. Потаённой, но могущественной, какой большинство лишено.

Только избранным доступны кладези Силы. С этим храмовым догматом Терин не спорила.

В голове нарастал тугой звон, взгляд туманился, зато чувствительность кожи подскочила так резко, что это с избытком заменяло зрение и слух. С какой бы стороны ни подкрался враг, Терин почувствовала бы это заранее. Кроме того, обычные люди с самыми простыми обережными амулетами ощутили бы дурноту при одном взгляде на беглянку, а попытка подойти к ней закончилась бы беспамятством — или даже длительной и серьёзной болезнью…

Вот только назвать алинкаба обычным человеком было нельзя. Может, он и человеком-то уже не являлся. Об этой касте ходили разные слухи…

"Где же ты? Где? Ну?!"

Изменение сферы чувств не помогало. Враг был слишком опытен. А тяжкая вибрация Силы понемногу начала утомлять беглянку.

Движение!

В двери сеновала прошмыгнула смутная тень. Вряд ли Терин смогла бы рассмотреть её даже неизменённым взглядом. Она и не всматривалась, а просто ударила, в одно мгновение выплеснув почти всю накопленную энергию.

Ахнуло. Сверкнуло. В бревенчатой стене образовалась дыра — здоровенная, словно обгрызенная по краям. Крыша с гулким треском просела, осыпая Терин мелким мусором и пылью…

Увы, страх и напряжение сыграли с ней дурную шутку. Слишком поздно поняла беглянка, что действовать так глупо и нагло её враг не мог.

"Дура!"

От резкого упадка Силы Терин замутило. Ноги подкосились так, что она едва не упала.

— Придётся тебя наказать, — шепнул враг с насквозь лживым огорчением.

В дверях выросла тень настоящего алинкаба, и спустя миг сознание Терин погасло.

Трактир был почти пуст.

Во-первых, в сумрачном зале сидел чернявый человек вместе со слугой — судя по одежде и общей болезненности облика, купец, отставший от каравана из-за приступа лихорадки, а может, несчастного случая или ещё какой напасти. Затем трое крестьян, угрюмо накачивавшихся пивом. Эти время от времени обменивались негромкими матерными репликами о неурожае, высоких ценах, стервозных бабах, дурной погоде и прочих рядовых объектах мужского недовольства. В дальнем углу спиной к стене сидел тип с длинным клинком у бедра. Этот последний имел смутное, будто бы благородное обличье и заметную долю не вполне человеческой крови в жилах — не то чей-то бастард, не то наёмник, не то мошенник, не то всё сразу. Тот ещё субъект. С виду не агрессивный, но желания свести близкое знакомство отнюдь не вызывающий.

Довершала картину пара скучающих бабёнок вполне однозначного рода занятий. Нечистой крови в их жилах было ещё больше, чем в "благородном", если судить по оранжевому оттенку кожи одной и слишком узким четырёхпалым ладоням другой.

"Толстая квочка" к заведениям высокого класса не относилась. А каково заведение, таковы и шлюхи. Закон природы.

Дверь громко заскрипела, отворяясь. Решительным, но притом беззвучным шагом вошёл ещё один посетитель. При виде него у выглянувшего с кухни хозяина трактира мурашки побежали по коже. И не то, чтобы посетитель был запредельно уродлив, изувечен, увешан оружием или ещё что в этом духе. Нет. Оружия он на виду не держал. Он вообще ничего не держал на виду. Просторный серый плащ почти до пола, наглухо зашнурованный от горла и до пояса; бесформенные чёрные штаны, скрывающие ноги и даже отчасти обувь; столь же бесформенные рукава куртки, доходящие до середины кистей. На руках — чёрные перчатки. На голове — капюшон плаща. И что под капюшоном, не разберёшь: плотная чёрная сетка полностью скрадывает черты.

В общем, видно, что роста пришелец ниже среднего и сложен не по-богатырски. А вот кто он по профессии, какой расы, какого возраста и так далее — поди, угадай!

Не обращая внимания на взгляды остальных посетителей, Закутанный подошёл к хозяину.

— Свежего яблочного сидра, жареного цыплёнка с рисом и чистую комнату.

В притихшем зале было отлично слышно жужжание многочисленных мух. И свистящий шёпот Закутанного желающие (то есть все присутствующие) разобрали без труда.

— Я ужасно сожалею, господин, — начал хозяин, на всякий случай кланяясь и скроив огорчённую рожу, — но…

Закончить оправдательно-отваживающую речь ему не удалось. Невесть откуда в пальцах Закутанного возникла серебряная монета, причём довольно крупная и неизвестной чеканки, но с минимумом примесей. Хозяин убедился в этом, машинально поймав брошенный ему аванс.

— За срочность доплачу отдельно, — сообщил Закутанный всё тем же шёпотом. — Угловая комната на третьем этаже, та, что с зеркалом, подойдёт наилучшим образом.

— Но…

Толстый материал перчатки не помешал Закутанному звонко щёлкнуть пальцами. В зале трактира сразу стало гораздо тише прежнего. Хозяин далеко не сразу понял, отчего тишина стала такой жуткой, но всё-таки понял… и буквально облился ледяным потом.

Мухи больше не жужжали. Потому что в обеденном зале трактира их не осталось.

По крайней мере, живых.

"Заклинание?!"

— Не торгуйся, — прошелестел Закутанный, оценив эффект от демонстрации своих возможностей, и прошёл к одному из дальних столов своей стремительной беззвучной походкой. Даже одежда не зашуршала.

Сел, как и "благородный", в тёмном углу, после чего окончательно затих.

Любопытство — могучая сила. Немногим менее могучая, чем страх. Одни из глушивших пиво крестьян, выждав минуту, тихонько поднялся и улизнул из "Толстой квочки". Ещё минутой позже слуга купца, повинуясь малозаметному жесту хозяина, поднялся наверх, в занятые ими комнаты. Но больше никто обеденный зал не покинул.

Колдун? Ну и что? Авось не убьёт и не покалечит. Тех, которые убивают и калечат, Попутный патруль не щадит. А вот похвастать потом, что рядом с таким удивительным субъектом сидел… ну, почти рядом, хотя и не за одним столом… это ж не на один вечер рассказов!

Но прежде, чем в "Толстую квочку" явились первые любители поглазеть, предупреждённые кухонной обслугой и улизнувшим крестьянином, в трактире появилась ещё одна примечательная пара путников родом явно не из ближних окрестностей.

Первым в дверь вошёл светловолосый и светлоглазый мужчина. Вот уж он-то был покрыт татуировками так, что на два пальца чистой кожи вряд ли отыщешь. Лоб, щёки, нос, подбородок, шея, руки… одного понимающего взгляда на вязь многоцветных узоров было достаточно, чтобы определить в вошедшем служителя Господа Смирения, или Пятиокого. Впрочем, хозяин не так хорошо разбирался в иерархии слуг этого не очень популярного божества, чтобы понять, какое место в храмовой иерархии занимает татуированный.

Следом за светлоглазым вошла, двигаясь механически и глядя исключительно под ноги, девушка. Судя по тому, что не было скрыто одеждой — чистокровный (или почти чистокровный) человек. Недавно достигшая детородного возраста, в запылённом, кое-как залатанном грязно-зелёном платье, чёрных чулках и грубых деревянных башмаках. Очертания фигуры скрадывал неожиданно чистый и новый чёрный плащ почти до пола, возможно, принадлежавший её спутнику. Из-под небрежно накинутого капюшона выбилась пара не слишком чистых бронзовых прядей.

— Добро пожаловать! — расплылся в улыбке хозяин, не забывая кланяться. — Чем можем послужить вам и вашей прелестной спутнице?

Визит служителя Пятиокого был как нельзя более кстати. Может, Замаскированный и не собирается никому угрожать, но в присутствии посвящённого, божьего человека, ему в любом случае придётся присмиреть.

— Еды поприличнее и смежные комнаты на одну ночь, — ответил татуированный, бросив быстрый оценивающий взгляд на Замаскированного.

Тот не шевельнулся. Зато прямо в воздухе обеденного зала как будто шевельнулось нечто смутное, вроде клубка странно лёгших теней на самом краю поля зрения или стеклянистой дрожи воздуха над горячими углями.

Явилось — и снова сгинуло.

Татуированный слегка растянул губы (что было не так-то легко заметить из-за покрывающих лицо узоров) и направился к столу, где в одиночестве сидел Замаскированный.

— Приветствую. Могу я спросить, кто вы и куда направляетесь?

— Приветствую, — раздался ответный шёпот.

Короткая пауза и одно-единственное слово:

— Да.

Татуированный хмыкнул.

— Меня называют Холодной Шуйцей или просто Шуйцей, — объявил он. — Сия девица, находящаяся на моём попечении, зовётся Репой. Бедняжка не совсем здорова. По воле её родителей я сопровождаю её в храм Господа Смирения, что в Такворсе Холмовом. А вы кто? Уж простите моё любопытство, но я никак не могу опознать вашу школу и заклинательный класс.

— Мои школа и класс, — был ответ, — в знакомой вам системе понятий определимы с большим трудом. Довольно будет сообщить, что какой-то конкретной школы я не придерживаюсь, а мой класс довольно высок. Что до остального, то вы можете называть меня просто Тенью. Это прозвище находится примерно так же далеко от истины, как любезно названное вами "внешнее" имя, общее для всех алинкабов Гаэ-Себиша. О помянутой вами "воле родителей" я промолчу, ибо не люблю изъясняться площадной руганью. Но бедняжка, которую вы незаслуженно обозвали Репой, могла бы быстро… выздороветь, если бы вы удосужились снять с неё Кольцо Повиновения.

Шуйца умел держать удар. И умел не бросаться в атаку сломя голову, исчерпав аргументы.

Алинкаб просто не может быть иным.

— Вот теперь я вижу, что класс ваш высок… Тень. Признаюсь, я не был достаточно откровенен. Но откровенность в сём несовершенном мире редко вознаграждается, тогда как польза… скрытности, — кривая усмешка, — очевидна и несомненна.

— Пусть откровенность вознаграждается редко, я всё же попытаюсь прибегнуть к этому опасному средству. Рискну заявить, что интересы родственников Терин я могу обеспечить гораздо надёжнее, чем служители Гаэ-Себиша, этого любителя чужого смирения. Если ты смиришься, снимешь Кольцо Повиновения с пленницы и отдашь её мне, я не стану тебя наказывать. Ты ведь не хочешь быть наказанным, Ирвисанн Быстрорукий… или хочешь?

Аргументы были исчерпаны.

Относительно того, что произошло дальше, наблюдатели расходились во мнениях. Слишком стремительно развивались события, и слишком резко всё закончилось. Всего две-три секунды миновало, и вот уже бросившийся к Тени Шуйца, неподвижный и мелко дрожащий, плотно пришпилен к стене зала собственными метательными ножами за края своей же одежды, а его руки, аккуратно отрубленные на ладонь выше локтя, валяются на полу.

Правда, кровь из обрубков почему-то не течёт…

— Впредь, — не столько шёпот, сколько шипение в лицо побеждённому, — не протягивай загребущие пальчики к чужому. И остальных своих коллег предупреди! Твоё счастье, Ирвисанн Быстрорукий, что моя основная школа запрещает пытать и отнимать жизнь!

Повернувшись к белому, как полотно, хозяину:

— Заказ на сидр и цыплёнка отменяется. А вот угловую комнату на третьем этаже мы займём. Ненадолго. Счастливо оставаться.

Взяв бывшую подопечную алинкаба за безвольную руку, Тень повлёк её к лестнице. Но, поднявшись на несколько ступеней, остановился и обернулся.

Шёпот снова приобрёл шипящие оттенки, а слышно его было не хуже, чем иной крик.

— И позовите травника к этому, приколотому! А лучше — целителя! Быс-с-стро!

Следом за Тенью — вверх по лестнице. Коридор. Дверь. Комната. Зеркало. Тень останавливается напротив, раздражённо шипит. Ну конечно, зеркало-то очень так себе. Медная пластина размером три ладони на четыре, отполированная, а потом покрытая тонким слоем серебра и снова отполированная. Слой серебра так тонок, что местами процарапан, а то и попросту протёрт до медной основы. Левый верхний угол пластины вдобавок изогнут и выправлен кое-как, отчего качество отражения лучше, конечно, не стало.

В общем, не вода в бочке, но и не драгоценное стеклянное зеркало. О, отнюдь нет!

Тень снова что-то шипит. Повинуясь этим змеиным звукам, сгущаются Силы. Участившийся стук сердца порождает странные отзвуки и смутные вспышки — не то реальные, не то…

Качается мир. Всё стремительнее плывут куда-то куцые ошмётки сознания; плывут, кружатся, танцуют, выделывая диковинные, головокружительные виражи. В зазеркалье больше не видно комнаты на третьем этаже "Толстой квочки" — один лишь безбрежный туман. Он клубится, он корчится, он извивается, повинуясь и подчиняя. А ещё туман что-то шепчет.

Хватка Тени на запястье — как стальные тиски. Тень делает шаг, и ты вынуждена шагнуть следом. Медленно, очень медленно, и вместе с тем с пугающей быстротой совершается погружение в туман… нет, даже не так. Погружение в шёпот тумана. В звук, меняющий облик бытия.

Остановка. Ни комнаты, ни зеркала. Лишь безжизненная — ни кустика, ни травинки — равнина, накрытая мглистой пеленой. Здешний туман не совсем такой, как в зеркале, но родственен тому, как роднятся сущность и имя, предмет и его отражение.

— Ну вот, — устало шепчет Тень. — Сейчас пойдём… подожди ещё немного…

На глазах у Терин Тень извлекает неведомо откуда и как большую сумку. Открывает хитро пристёгнутую горловину. Последовательно сдирает с себя, бросая наземь, перчатки, плащ, безразмерные штаны и куртку, грубые дорожные башмаки и, наконец, маску, оставаясь в тонкой шёлковой рубашке, из-под которой просвечивает бесстыдно откровенно бельё.

Затем из сумки извлекаются короткие кожаные штаны и сапоги с высокими голенищами. Тень одевает их, заправляет штанины в голенища сапог, перетягивает штаны в талии широким ремнём, к которому подвешивает флягу и короткий кинжал. Далее из сумки извлекается короткая, до талии, кожаная куртка и восемь метательных ножей. Куртка надевается, ножи отправляются в скрытые ножны (четыре — под левую полу, ещё четыре — под правую). Потом появляется длинный меч, каковой привычно занимает предназначенное для него место за спиной Тени.

Сумка исчезает.

Закончив своё нимало не магическое преображение, Тень протягивает руки к шее Терин. Короткий злобный хруст. Вспышка! Не удержавшись на ногах, Терин валится на колени и почти минуту наблюдает, как, брошенные поверх маскарадного костюма Тени, превращаются вместе с ним в пепел обломки Кольца Повиновения. Бездымный, бесшумный, явно магический огонь не греет, больше леденит, и языки его имеют синевато-коричневый оттенок. Может, из-за тумана?

Да нет, вряд ли…

Голова кружится, кружится, кружится — но всё слабее с каждой секундой. По рукам и ногам словно маршируют многотысячные отряды муравьёв. Пренеприятное ощущение! Впрочем, стремительно ослабевает и оно.

Крепнет воля, до срока усыплявшаяся Кольцом. Проясняются мысли.

— Ты можешь звать меня Иглой, — доносится сверху уже не шёпот, а низкий и звучный голос. Необходимость в скрытности отпала, и потому, даже не видя говорящую, любой не лишённый слуха легко определит: говорит женщина. — А ты, насколько я знаю, Терин из Алигеда, что в стране Дирмаг мира Тагон, прозванная Задирой. Я на самом деле действовала и действую в интересах твоих родственников. Но не родителей, а Греда и Хилльсата.

2

— К… как же! — Процедила Терин с запинкой. — Ведь это папочка сплавил меня в храм Пятиокого! — Неуверенно поднявшись в полный рост, она поёжилась, скрестив руки на груди, словно от холода. Перевела взгляд с догоревшего костерка на Иглу.

— И почему ты бежала из храма?

— А то ты не догадываешься! — со смесью робости и нахальства бросила Терин.

— Представь себе, не догадываюсь, — безмятежно ответила Игла, с рассеянным интересом изучая спасённую. — Я, конечно, могла бы узнать это своими способами, но эти самые способы порой слишком сильно напоминают изнасилование пятилетнего ребёнка. А мои познания относительно культа Гаэ-Себиша… фрагментарны. Так что лучше объясни сама.

— Чего тут объяснять-то, — буркнула девушка, отводя взгляд. Смотреть в нелюдские, целиком чёрные глаза Иглы было жутковато. — Обычное дело. Храм заплатил папочке, папочка отдал меня… в услужение. Во внешний круг. Мыть-чистить, готовить-стирать. Изучать священные танцы, малые ритуалы и искусство массажа каждый третий день — обязательно. Всё-таки храм, а не трактир. Если уроками не особо сильно нагружают, можно в библиотеку внешнего круга ходить и даже в скрипторий. Это не приветствуется, но и не запрещается. Я другим услужающим занимательные истории рассказывала, которые в библиотеке находила в дополнение к тому, что мне самой было нужно. Поэтому они меня подменяли, и время на книги у меня было…

— А что потом?

— Перевод во внутренний круг. Для парней это — предел мечтаний. Там настоящая учёба, там приближение к их любимому богу, постижение заклятий, Великих ритуалов и всё такое. А вот для тех, кто не парень… слухи-то по храму разные ходили. Но ничего приятного для переведённых девиц в тех слухах не было. В настоящих слухах, а не в сказочках, которые служители нарочно распускали. Будь я писаной красавицей, всё было бы не так плохо. Хотя даже самые раскрасавицы во внутреннем круге до вторых морщин не доживают. А уж таких, как я, Гаэ-Себиш получает сразу.

— В каком смысле "получает"?

— В прямом. Богу нужны жертвы, иначе какой он бог?

— Ясно.

Терин съёжилась. Уж очень жутко прозвучало это короткое слово.

— Надо полагать, к своему… папочке ты вернуться не хочешь?

— Хочу. Ненадолго. Чтобы морду ему начистить.

— А если без воплощения мстительных фантазий? Чего ты хочешь, Терин из Алигеда?

Выпрямиться. Снова посмотреть в пугающе чёрные глаза на слишком бледном лице.

— Возьмите меня в учение, госпожа Игла!

— Зачем тебе это?

— Чтобы уметь управляться с моей природной Силой. Чтобы быть свободной! Чтобы самой распоряжаться своим временем и своей жизнью!

— Ну, в учении у меня распоряжаться своим временем и жизнью ты будешь так, как велю я.

— Пусть! Тот, кто не умеет подчиняться, не сможет и повелевать.

Игла почему-то поморщилась.

— Ладно, — сказала она. — Стержень в тебе вроде есть, стремление к знаниям тоже. Остальное приложится…

— Госпожа Игла!

— Тихо! — снова поморщилась наставница. — Во-первых, никаких "господ" и "слуг". Пусть такими играми развлекаются в храмах. Я тебе не хозяйка, ты мне не слуга. Усвой это раз и навсегда.

— Я… постараюсь.

— И ещё. Моё имя — Эйрас сур Тральгим. Можно просто Эйрас. Звать меня Иглой будешь на людях… и без выканья. Усвоила?

— Усвоила. Но…

— Что ещё?

— Ты… ты гораздо сильнее меня. И искуснее. Почему…

Формулировка была явно не из самых чётких, но Эйрас поняла.

— Потому что, — сказала она мягко, улыбнувшись краем рта, — ведьмы обращаются друг к другу на "ты", и никак иначе. Может, это станет для тебя приятным сюрпризом, но серьёзная учёба является итогом взаимодействия между равными. И она всегда обоюдна.

Вскоре Терин убедилась, что её новая наставница воспринимала формулу "равенство и взаимность" всерьёз, причём совершенно буквально. Двигаясь по равнине сквозь туман, они практически без передышки говорили друг с другом. Терин просто-таки засыпала Эйрас вопросами и получила на каждый из вопросов чёткий ответ. Но Эйрас также задала ученице ничуть не меньшее количество вопросов, причём не стеснялась уточнять не вполне ясные моменты. Сказанное Терин она воспринимала всерьёз… правда, с долей здорового скепсиса.

Беглянка выяснила, что Эйрас сур Тральгим происходит из мира столь отдалённого, что он даже не является частью Пестроты; ведовской дар пробудил в Эйрас отец ещё до её рождения, причём дар этот был тесно связан со смертью и многообразными проявлениями тьмы. Но со временем, расширяя свои познания и доступные силы, Игла изучила многие разделы аналитической и интуитивной магии, а также синтетические дисциплины, сочетающие самые разные подходы к сотворению заклятий. В общем, не узкий специалист, а мастерица на все руки. Оружие она тоже таскала с собой не для украшения. Чему свидетельством хотя бы участь Быстрорукого.

В свою очередь, Эйрас выжала из Терин очень многое о жизни в Такворском храме. Начиная от названий и авторов книг, размещённых в библиотеке внешнего круга, и заканчивая именами и характеристиками слуг, приставленных к храмовым кухням. Причём, отвечая, Терин по-новому начинала смотреть на многие хорошо знакомые вещи. Немало вопросов было задано и о той Силе, которую ощущала в себе девушка. Как она пробуждается? Что её питает, а что умаляет? На какие действия с помощью Силы она способна без подготовки, с минимальной подготовкой, после длительной медитации? Какие заклятия ей известны? Умеет ли она составлять новые заклятия? А вкладывать Силу в талисманы? Варить истинные зелья? Исцелять?

Разговор буквально иссушил Терин. Эйрас не давила на неё, и даже признаваться в том, что чего-то Терин не знает (не умеет, не представляет, не разбирается), было легко. Как сказала Игла и потом ещё пару раз повторила: "Если бы ты вполне понимала это, я бы сама охотно у тебя поучилась". Но само общение со старшей ведьмой являлось процессом утомительным. Слишком интенсивно приходилось думать, вспоминать и сопоставлять.

Почти за пределом доступного. Но — именно почти: за этим Эйрас следила строго.

Впрочем, такой разговор Терин не променяла бы даже на тысячу золотых. Да что там какое-то золото — даже на собственную библиотеку из сотни томов!

— Эйрас, а куда мы идём? И вообще, что это за места вокруг?

— Во-первых, это не "место" в обычном понимании. Так, оформленная без воплощения абстракция. Если угодно — протяжённый и стабильный, почти реальный сон. Общепринятое название этой абстракции — Межсущее. Такие, как мы, используют его для перемещения между мирами Пестроты. Расстояния в нём есть зависимая функция от направления и воли. То есть попасть отсюда можно в любой Лепесток, любой мир, любую плотную или неплотную реальность Пестроты. Приложив определённые усилия, можно попасть даже в несуществующее место.

— Это как?

— Да так, как творят новые фрагменты Пестроты. Если некое место не существует, сотвори его — и сможешь в него попасть. Всё просто.

— Ого! Эйрас, а ты можешь…

— Нет! — Игла рассмеялась. — Хотя кое-какие… хм, манипуляции с неплотными реальностями мне уже удаются, ни инструментов, ни опыта настоящего демиурга у меня нет. Ну, пока нет. Я слишком молода и слаба, чтобы замахиваться на нечто по-настоящему масштабное.

— А сколько тебе вёсен?

— Сложный вопрос. Моему телу ещё нет тридцати. Сознанию и душе… наверно, что-то около шестидесяти или семидесяти. Если же мерить опыт не по количеству, а по разнообразию, то любые числа становятся бессмысленны. Срок от весны до весны для крестьянина — совсем не то, что для кошки или для демона. А для мотылька-однодневки это вообще как вечность. Сравни себя с… ну, например, с Носухой, храмовой поломойкой. С рождения ей, ты говорила, меньше сорока. С виду — за полсотни. Но внутренний её возраст меньше, чем твой, не так ли?

— Так, — кивнула Терин. — Если бы тело Носухи соответствовало душе, она была бы девочкой вёсен около двенадцати. Туповатой такой… Эйрас, но куда мы всё-таки идём?

— Не знаю. Путь выбираешь ты.

— Как? Я же не знаю здешних путей!

— И никто не знает. Потому что путей здесь нет. Мы придём туда, куда ты стремишься, и так быстро, насколько сильно ты хочешь добраться до цели. А я просто иду рядом.

"Вот тебе на!"

— Значит, последние два часа мы ходили по кругу, — сказала Терин мрачно.

Эйрас негромко рассмеялась.

— Уверяю тебя, — сообщила она, — мы ушли довольно далеко.

— Каким образом? Если человек не знает, куда идти, и сбивается с дороги, он начинает ходить кругами. А я вообще не знала, что должна выбирать направление!

— Хочешь, чтобы его выбрала я?

— Ну, я бы хотела попасть хоть куда-нибудь как можно быстрее. Потому что давно уже хочу есть, пить и спать!

— И хочешь ты этого довольно сильно. Посмотри-ка вон туда!

Впереди из тумана навстречу идущим величаво выступило кольцо каменных менгиров.

— Это, ученица, ничто иное, как выход из Межсущего. Или, со стороны Сущего, вход. Постоянный якорь в одном из миров Пестроты. И вышли мы к нему благодаря тебе.

— Что-то не верится.

— Лучше поверь. Не так-то просто пройти на Шёпот Тумана, заполняющего Межсущее, чтобы покинуть плотный мир. Но эту работу я сделала за тебя. А вот отыскать в Тумане дорогу может любое разумное существо. И даже некоторые неразумные, кому не чужда магия.

Помолчав, Эйрас добавила:

— Вообще-то ты могла бы догадаться о цели этих блужданий. Но я понимаю, как ты устала, поэтому объясню сама, покороче и попроще. Для общения с алинкабом я замаскировалась немагическими методами, а потом позволила тебе брести наугад, чтобы слуги Пятиокого не смогли впоследствии отыскать нас.

— Разве такие, как Быстрорукий, для тебя опасны?

— Для меня — нет. А вот для тебя… и не забывай: помимо слуг, есть ещё их хозяин.

— Ты опасаешься Пятиокого?

— Не слишком. Без своих приспешников боги не так уж могущественны, а хорошего мага — по-настоящему хорошего — не испугает даже встреча с полным воплощением одного из них. Сказать, что я опасаюсь Гаэ-Себиша, нельзя. Я, скорее, не хочу лишний раз с ним связываться. Пусть он не самая могущественная надмирная сущность, неприятностей он может доставить немало.

…"Затон" отличался от "Толстой квочки" примерно так же, как холёный породистый волкодав — от мелкой бездомной шавки. Собственно, "Затон" легко мог выдержать даже сравнение с храмовым комплексом в Такворсе Холмовом, хорошо знакомом Терин изнутри… и во многих отношениях сравнение оказалось бы не в пользу храма. Но чему тут удивляться? Гостиница неподалёку от кольца менгиров обслуживала торговцев, путешествующих вместе со своими караванами между ближайшими мирами и даже, пусть не слишком часто, между мирами разных Лепестков. А торговля со столь отдалёнными местами более чем прибыльна.

Соответственно, и цены в "Затоне" оказались такими, что Терин молча ужаснулась.

Правда, обслуживали здесь по высшему классу. Ранее юная ведьма просто не подозревала о существовании некоторых удобств. Магические освещение и звукоизоляция; водопровод с водой регулируемой температуры; музыкальные талисманы в каждом номере — и ещё многое, многое иное, вникать во что у неё уже не было ни сил, ни желания. Эйрас без звука заплатила пять (пять!) золотых за ночлег и ужин в двухместном "номере" среднего, по местным меркам, класса. Терин даже не удивилась механико-магическому лифту, доставившему их на пятый этаж гостиницы, и совершенно не запомнила, что именно из съестного проглотила перед сном. Последним ощущением была невероятная мягкость перины. Такая, словно на облако ложишься…

Младшая ведьма уснула. А вот для старшей началась работа, которую лучше всего делать тогда, когда "пациент" спит и создаёт минимум помех.

Примерно час ушёл у Иглы на детальное, вплоть до истории отдельных органов, обследование, сопровождаемое необходимым лечением. С точки зрения целителей, идеального здоровья не бывает, но можно довольно близко к этому идеалу подойти. Поскольку Терин была молода (шестнадцать с мелочью вёсен Тагона — не возраст!) и получала в достатке как еды, так и разнообразных нагрузок, ни о какой болезненности даже речи не шло. Однако накопилось изрядно "мелочей", со временем способных перерасти в проблемы. Лёгкая близорукость, например. Или малоприятные изменения в составе крови, явившиеся следствием перенесённой ещё во младенчестве "красной трясучки". Или наследственная склонность к язвенной болезни…

Но сильнее всего на здоровье Терин сказывался тот варварский способ, которым она концентрировала и пыталась применять Силу. Продолжая в том же духе, она могла ещё до достижения настоящей старости превратиться в скрюченную, терзаемую треморами, частично парализованную развалину. А могла добиться того же "результата" и гораздо раньше. Несколько попыток осилить непосильное, и — здравствуй, паралич! Нервная система девушки напомнила Эйрас то состояние, в которое приходят спины рабов, слишком часто навлекающих недовольство надсмотрщика: густая сеть старых, почти заживших рубцов, воспалившихся шрамов и совсем свежих ран.

Ужас!

До поры девушку спасало то же, что и убивало: Сила. После каждого использования природного дара нервная ткань начинала регенерировать с такой полнотой и скоростью, которые не характерны для млекопитающих, а свойственны, скорее, дождевым червям и прочим примитивным животным. Но из-за различных обстоятельств (в первую очередь — из-за неумелого и слишком резкого выхода из "статуса ведьмы") регенерация не успевала пройти до конца. Отсюда — микрорубцевание и прочие сопутствующие проблемы.

В общем, из того часа, который ушёл на диагностику и целительство, львиную долю времени и усилий Эйрас "съел" настрадавшийся спинной мозг Терин. Не будь Игла столь могущественной и компетентной тёмной целительницей, она вообще не взялась бы за настолько многочисленные и опасные, при всей своей незаметности, травмы. Это вам не послеоперационный шов убрать! Лечение нервной системы зачастую оказывается сложнее, чем задача по выращиванию утраченных конечностей. И только внушительный опыт помог Игле завершить это лечение так быстро.

А потом ещё полтора часа заниматься "притиркой" низших уровней сознания девушки и исцелённого тела. Ведь зачастую сгладить последствия врачебного вмешательства куда труднее, чем осуществить само вмешательство…

— Ну вот, — пробормотала Игла себе под нос, закончив с очередным этапом и сладко потягиваясь. — Теперь пациентка не заметит ни того, что болела, ни того, что здорова. Вот ещё немного помедитирую, и приступим к самому деликатному этапу.

Легко сказать: "Стержень в тебе вроде есть, стремление к знаниям тоже. Остальное приложится…" Эйрас не раз доводилось видеть, как "стержень" характера, с виду вполне крепкий, под давлением даже не самых суровых обстоятельств гнулся или вообще ломался. А стремление к знаниям? Оно ведь бывает очень разным, и многое зависит от того, сколько в этом стремлении от искреннего исследовательского азарта, свойственного маленьким детям. Потому что стремление к знаниям может не иметь иной награды, кроме собственно удовольствия от обретения новых знаний. А может служить лишь средством для достижения иных целей. Далеко не всегда высоких.

Как оказалось, стержень Терин сродни стволу молодого деревца. Не столько твёрдый или жёсткий, сколько гибкий и прочный. Покуда деревце полно жизненных соков, оно будет гнуться, и даже сильно гнуться — но при малейшей возможности также распрямляться. Нормальная, здоровая реакция, полезная не только для будущего мага, но и для преодоления преград на любом жизненном пути — от воинского и до крестьянского.

А вот со стремлением к знаниям было хуже. В уме Терин прочно прописалась ассоциация знаний с такими понятиями, как тайна, сила и власть. Воспитание в храме, никуда не денешься. Утешало то, что изначально чистого детского любопытства в девушке тоже оставалось достаточно, а ещё — то, что тайные знания, приносящие силу и власть, для неё были притягательны не столько как нечто, дающее право командовать другими, сколько как нечто, не дающее другим командовать ею самой. Не патологическое властолюбие и даже не здоровое честолюбие, но стремление к независимости. Яростная жажда личной свободы.

— Ну, с этим работать можно, — шепнула сама себе Игла. — Но жизненно необходим опыт этой самой независимости. Плюс общение с равными. Дружеское и добровольное. Чего я дать при всём желании не смогу. Гм…

Первыми словами Эйрас, которые Терин услышала поутру, были такие:

— Ты проснулась? Очень хорошо. Пора поговорить всерьёз. Умывайся, одевайся. Завтрак на столе. Пока будешь жевать, я обрисую твои перспективы.

Звучало это слегка таинственно и довольно угрожающе. Поэтому, как ни хотелось Терин понежиться в большой ванной, выложенной изнутри цветной плиткой, она сократила процедуру умывания до минимума и поторопилась присоединиться к Эйрас за столом.

Та, впрочем, не ела, а только медленно цедила из хрустального бокала лёгкое белое вино.

— Первоначально, — сообщила Эйрас, нервно постукивая по столешнице пальцами свободной руки, — я планировала поселить тебя в одном из миров, где доминируют чистокровные люди. Первое время я пожила бы вместе с тобой, дала кое-какие необходимые основы, облегчающие усвоение новых знаний, а потом просто наведывалась время от времени, чтобы контролировать твой прогресс. Но, поразмыслив, этот план я видоизменила. Отсюда мы направимся в Аг-Лиакк, на остров Энгасти, а точнее, в одноимённую столицу этого острова. Там я сниму для тебя жильё поприличнее, заплачу в кассу Академии Высокой Магии за полный цикл обучения…

— Госпожа Эйрас!

— Пожалуйста, дослушай. Я, безусловно, могла бы заняться твоим обучением с нуля и провести тебя до известных мне вершин искусства, не прибегая к помощи посторонних. Этот путь, как правило, предпочтительнее, потому что в различных магических Академиях, сколько их ни есть, учат не тому и не так. Но, во-первых, заняться с тобой настоящей учёбой я смогу не раньше, чем ты усвоишь кое-какие элементарные вещи, касающиеся магии. Эти вещи ты с тем же успехом можешь узнать сама, а также с помощью преподавателей Академии. Во-вторых, обучение в Энгасти станет для тебя своеобразным испытанием. Ты должна доказать и мне, и, главное, себе самой, что стезя грамотного специалиста, каковым является, например, маг-погодник, артефактор или целитель, для тебя узка. Что ты хочешь и можешь добиться большего.

Игла помолчала, а потом добавила гораздо мягче:

— Я не намерена бросать тебя без помощи. Но свой дальнейший путь, как и в Тумане Межсущем, тебе предстоит выбирать самой. А мне придётся покинуть тебя раньше, чем я планировала, потому что моё присутствие необходимо в иных мирах. Сейчас могу пообещать только одно: я не уйду до тех пор, пока не устрою тебя как следует, и вернусь так быстро, как только смогу.

Терин оставалось только кивнуть. Конечно, Эйрас не может бросить все дела и заняться исключительно новой ученицей. Конечно, необходимо доказать, что она, Терин, достойна учиться у неё. Существует ещё миллион других "конечно". Значимых и разнообразных

Но всё равно такая честность со стороны Эйрас… обидна.

Представить себе Пестроту как некое целое довольно трудно. Хотя некоторые факты сомнений не вызывают. Например, такой факт: Пестрота состоит из Лепестков, отдельных миров и малых анклавов относительно стабильной реальности — примерно так же, как суша состоит из материков, архипелагов, отдельных островов и едва торчащих над водой огрызков камня. Вот только в случае Пестроты не существует никакого "моря", да и природа каждого отдельного "острова" может отличаться от природы других "островов" самым радикальным образом. Сильнее, чем если бы каменный остров соседствовал с островом из мармелада.

Другие сравнения не более уместны, чем сравнение с сушей и морем. Куски тканей, из которых сшито лоскутное одеяло, всё же являются именно лоскутами тканей — пусть разноцветными, неодинаковыми по размеру и форме, но объединяемыми в целостный объект при помощи одних и тех же ниток. Книги библиотеки могут не походить друг на друга ни по тематике, ни по происхождению, ни по материалу, из которого сделаны их страницы. Разные языки, разный способ записи, опять-таки, размеры книг — от миниатюр до настоящих монстров in folio… но как бы ни выглядела книга, её можно поставить на полку рядом с другими.

Что касается Пестроты, то её миры можно группировать в "библиотеки" или "лоскутные одеяла" лишь в случае миров одного Лепестка. В остальном же Пестрота, равно как её отдельные элементы, в высшей степени хаотична.

Альтернативное определение гласит: Пестрота есть совокупность миров, в которых высшей властью обладают существа расы риллу. Там, где крепок установленный риллу Закон, там, следовательно, и Пестрота. Правда, в связи с этим сразу возникает вопрос о том, кто такие риллу…

Но это — тема для отдельной долгой лекции.

Город Энгасти находится на севере большого одноимённого острова у юго-восточного побережья страны Лениман, что в мире Аг-Лиакк того же Лепестка, что и Тагон — родной мир Терин. При этом Тагон и Аг-Лиакк походят друг на друга, как близнецы, что для миров даже одного Лепестка — редкость. Сила тяжести, состав воздуха, растительность и животный мир, длительность суток и лет… отличия имеются, но минимальные, значимые исключительно для специалистов.

Оба мира населяют люди, во всём подобные Терин, причём полукровок в Аг-Лиакке даже меньше. (Эйрас мимоходом сообщила ученице, что для множественной Вселенной люди — такое же обыденное явление, как крысы или муравьи: всюду пролезут, выживут и размножатся).

В Аг-Лиакке слыхом не слыхивали об аргинах, турэу и шаббху — нечеловеческих расах, знакомых Терин по родному миру (преимущественно по слухам, конечно: какой сумасшедший захочет свести личное знакомство с турэу?! да и аргины доброй славой в Дирмаге не пользовались). Зато на улицах Энгасти и особенно в стенах Академии встречались тианцы и ваашцы. На первый, самый беглый взгляд — такие же люди… разве что кожа у первых была зелёной, а у вторых — синей. Вот только совместного жизнеспособного потомства с людьми или друг с другом тианцы и ваашцы иметь не могли. Что лишний раз доказывает: внешнее сходство обманчиво, в биологическом смысле они не разные расы одного вида, а разные виды.

Впрочем, всё это и многое другое Терин узнала позже.

3

Рассеивается туман Межсущего, и мир вокруг кольца камней заливают слепяще яркие лучи. Зажмурившись, она останавливается, прикрывает лицо рукой…

— Привыкай! — доносится сбоку весёлый голос наставницы. — Энгасти — это почти тропики, а не середина умеренного пояса, в котором ты жила раньше.

— Тропики?

— Ты что, глобуса Тагона никогда не видела?

— Я думала, это просто… ну… гипотеза. Значит, миры действительно похожи на вращающиеся в пустоте шары?

— Не все. Но Аг-Лиакк — это именно что огромный, вращающийся в пустоте шар. Планета. 12500 километров диаметр. Запоминай: точки поверхности на оси вращения — полюса, линия на поверхности, равноудалённая от полюсов — экватор, тропики же, если упростить, это области, прилегающие к экватору. Им достаётся больше всего света и тепла, а Энгасти, расположенному чуть севернее — поменьше, но тоже немало. Снега здесь не бывает даже в самые лютые зимы… если какой-нибудь маг не постарается. К счастью, настоящей жары здесь тоже не случается.

— Почему?

— Море вокруг. Оно смягчает климат… а если опять-таки упростить, то большие массы воды не дают стихии огня разгуляться вволю.

К этому времени Терин, более-менее проморгавшаяся, смогла оглядеться — и начала задыхаться от накатившего восторга. Залитый светом мир был поистине прекрасен. Раскалённый, пропахший пылью воздух, поднимающийся от земли, сдувался прочь иным воздухом: свежим, по контрасту почти прохладным, пахнущим солью и жизнью. Незнакомые растения, вовсю зеленеющие и цветущие вокруг, в иное время привлекли бы самое пристальное внимание. Но куда им было тягаться с простёртой до отчётливо видимого горизонта зелёной, белой и синей стихией!

— Это и есть море?!

— Да, — голос Эйрас смягчился почти до мечтательности. — Вернее, океан.

Больше ничего она не сказала. Да слов и не требовалось.

Город Энгасти, столица острова и королевства, вырос на стыке стихий. Он казался порождением в равной мере и суши, и воды. Причалы, волноломы, маяк и два форта, прикрывающие вход в гавань, не говоря уже о множестве стоящих в гавани кораблей, напоминали о стремлении разумных жителей суши покорить волнующийся океанский простор. Но и белые стены домов на где пологих, а где — довольно крутых склонах окружающих холмов казались застывшими клочьями морской пены, некогда особенно далеко оторвавшихся от породившей их стихии… и не сумевшими вернуться. Окаменевшими. Деревья аллей и парков, а также вьющиеся растения, оплетающие белизну стен, усугубляли ощущение смешанности.

Суша. Море. А на их границе — жизнь.

— Вон тот дворец, — на ходу показывала Эйрас, — на вершине самого высокого холма…

— Вижу. Королевский?

— Нет! — Рассмеялась наставница. — Это Адмиралтейство. За ним, отсюда их не разглядишь, находятся здания Академии Мореходства, Министерства судостроения, Министерства внешней торговли и нескольких менее значительных организаций. Все вместе они составляют Высокую гавань. Так что, если услышишь это словосочетание, не путайся. А вон те здания, на холме пониже…

"Холм, может, и пониже, зато постройки повыше!" — подумала Терин. "Особенно вон та здоровущая мрачная башня, серо-чёрная с багровым. На что маяк высок, но это уж… вообще!"

— …это — ничто иное, как корпуса Академии Высокой Магии.

— Где же тогда королевский дворец?

— За городом. Он не отличается подавляющими размерами, зато очень красив. Между прочим, правят в Энгасти не люди.

— А кто?

— Тианцы. Они были тут первыми, а люди и ваашцы — вторыми и третьими. Если говорить о численности, сейчас людей на острове Энгасти больше всех. Но голос их всё равно уступает голосу тианцев. Впрочем, никакого притеснения и розни нет, за этим строго следят в Министерстве общественного спокойствия. Терпимость — надёжный фундамент долгосрочной политики. Люди и ваашцы по чисто биологическим причинам не могут породниться с правящей фамилией и семьями старой аристократии, да ещё по закону не могут занимать некоторые высшие государственные должности. Но в остальном — что заслужишь, то и получишь. Особенно это относится к карьере в областях, связанных с магией. Насколько я знаю, сейчас даже важнейший пост Мастера Погоды занимает человек, причём по происхождению не энгастиец, а гъёви. Хотя ректор Академии, конечно, тианец: это — одна из тех высших должностей, о которых я говорила.

Диковины, повергающие Терин в изумление разной степени интенсивности, встречались буквально на каждом шагу. Летающие гондолы, проплывающие в вышине; безлошадные повозки…

— Привыкай, — краем рта улыбалась Эйрас. — Энгасти — оплот рациональной магии этого мира, а отчасти — всего Лепестка вообще. Здесь считается само собой разумеющимся многое из того, что полностью отсутствует у тебя на родине. Например, эти вот гондолы над головами, самобеглые повозки, светошары — вон там, там и там, видишь, укреплены на фасадах?

— Вижу. Но ведь на всё это наверняка нужно очень много Силы!

— Верно. Но с энергией здесь проблем нет. В подземельях под Академией располагается мощный Источник Силы: подарок высшего мага, учившегося здесь больше трёх тысяч лет назад. Вот из этого-то Источника и берут энергию для множества обыденных чудес: ночного освещения улиц, "тихой" левитации, подогрева водопроводной воды и тому подобного. Хотя подавляющую часть мощности забирают контролирующие артефакты Мастера Погоды… плюс зачатки промышленности. Ну и маги-академики тратят на свои эксперименты оч-чень даже немало.

— А что такое Источник Силы?

— О, это сложно. Если не углубляться в нюансы, каждый маг носит внутри не только связанную Силу, но и небольшой её источник. В сущности, малый родничок, искорку, не более. Без заимствования энергии извне, без обращения, например, к силам стихий даже щедро одарённый человек — такой, как ты — не способен сделать ничего по-настоящему масштабного. Природными источниками называются места, где заимствование энергии по каким-либо причинам облегчено. Но полноценный Источник Силы, созданный магом могущественным и по-настоящему искусным, снижает затраты на заимствование энергии до отрицательных величин.

Терин нахмурилась.

— То есть энергия из него сама переливается в мага или заклятие?

— При соблюдении некоторых условий — да, именно так. И энергия Источника не иссякает со временем, как не иссякает само по себе, например, пространство или глубинные структуры астрала. Источник под Академией, как я уже говорила, даёт энергию Энгасти и ближайшим окрестностям города уже три тысячи с лишним лет… правда, у такого изобилия доступной Силы имеются свои минусы, но рассказать обо всём сразу невозможно.

Разговор ненадолго прервался. В результате Терин обратила внимание на то, что ранее от её внимания ускользало.

— Неужели здесь живут так мирно, что даже крепостные стены не нужны? Два маленьких форта на входе в гавань — и всё?

— Крепостные стены у Энгасти есть. Их две. Уж на что первая высока, но вторая ещё выше.

— Это как?

— Первая стена — флот. Лучший боевой флот этого мира.

— А вторая стена — магия? — сообразила Терин.

— Конечно. Причём не самая простая и вдобавок опирающаяся на энергию Источника Силы. Тяжёлые боевые артефакты тех двух скромненьких фортов, которые тебя не впечатлили, сами по себе могут потопить любую армаду… что с самими фортами, как ты понимаешь, проделать затруднительно. А Мастер Погоды способен учинить такое, что словами просто не описать. Если говорить о силе, то он повелевает самой большой из грубых магических сил Аг-Лиакка.

Слова Иглы заставляли задуматься. Но вместо напрашивающегося вопроса о тонких магических силах Терин, послушав разговоры прохожих, спросила об ином:

— А как я буду разговаривать? И вообще учиться? Я ведь не знаю здешнего наречия…

— На этот счёт не беспокойся, — отмахнулась Эйрас. — Ещё несколько часов, и будешь знать.

Слова у неё с делом не расходились. Но сперва Игла выловила чуть ли не прямо на улице коренастого ваашца, не то домовладельца, не то всего лишь представителя хозяина. Условия договора из-за незнания языка для Терин также остались за скобками. Однако небольшой уютный домик с маленьким садом для лекарственных растений в получасе ходьбы от Академии ей понравился. Удобства, наполняющие жилище, превосходили её весьма скромные потребности во много раз. Более всего поразила воображение девушки даже не ванна в отдельном помещении с подогреваемой или охлаждаемой, по желанию, водой, а то, что заменяло на кухне домика печку. Подставка из кованых железных прутьев с креплениями для шести почти одинаковых квадратных керамических пластин, покрытых многоцветными узорами по белой глазури, и… и всё.

— Нормальный кухонный артефакт, — пожала плечами Эйрас. — Это ещё что! Тут иные повара используют для приготовления пищи даже трансмутации… из самых простых, конечно…

Но вот разговор с ваашцем подошёл к концу, деньги перешли из рук в руки; Эйрас села на скамью у стены домика, граничащей с садом, и указала Терин на место рядом с собой.

— И что теперь? — спросила девушка, присаживаясь.

— А теперь я буду учить тебя языку… и ещё кое-каким мелочам. Просто расслабься и отпусти мысли, сосредоточившись на дыхании. И не двигайся.

"Отпустить мысли?"

Поскольку с пониманием данной инструкции у Терин возникли сложности, она почла за благо просто сесть поудобнее и дышать как можно размереннее, робко надеясь, что "отпускание мыслей" произойдёт само по себе.

Поначалу никаких ощутимых результатов от своих действий она не замечала. Воздух чистый, пахнет приятно, хотя, возможно, чуть слишком сильно: землёй, садовыми растениями, а поверх — морем. Ослепительной белизны облака повисли в небе, едва заметно смещаясь и меняя форму… солнце сияет вовсю… вот только…

— Не двигайся, — напомнила Эйрас.

А Терин, пожалуй, уже и не смогла бы двинуться. Хотя обернуться, чтобы посмотреть на наставницу прямым взглядом, хотелось не меньше, чем почесаться во время приступа жестокого зуда. Мир странным образом расслоился. В основной его части по-прежнему светило солнце, пахли растения сада, плыли по небу облака. Но в другой, основополагающей части реальности происходили вещи поинтереснее.

Как может разрастаться осязание при использовании Силы, Терин уже знала. Но сейчас происходило нечто качественно иное: её волшебное осязание, не вытесняя собой обычные чувства, невероятным образом расширилось и прозрело. Более того: продолжало шириться.

"Осязание", "прозрело"… беспомощные, неуклюжие слова! Но более точных юная ведьма попросту не знала. Она могла лишь констатировать происходящее: заданный дыханием ритм сделал её такой же пассивной, как если бы она спала. Терин видела-осязала вместо Эйрас нечто преимущественно тёмное, но ни в коей мере не однотонное, а напоминающее, скорее, какой-то фантастический чёрный перламутр или звёздное небо: громадный клубок каких-то сгустков, линий, нитей, взаимопроникающих поверхностей, клубов то ли газа, то ли жидкости. Разобраться во всём этом не представлялось возможным; отделить, скажем, действующие на Иглу заклятия от того, что было самой Иглой, казалось задачей, требующей какой-то иной, абсолютно нечеловеческой глубины мышления. Громадный клубок отличался не только сложностью, но и насыщенностью.

На фоне Эйрас собственная Сила Терин, которую она раньше полагала не такой уж скромной, напоминала свечу, вынесенную под прямые лучи солнца. Но в несколько иной плоскости происходящего Игла была не солнцем, а её ученица — не свечой. Нет. Они были подобны паре взрослый — ребёнок. И в этой плоскости Терин "протянула" к Эйрас "руки", а та, в свою очередь, с большой осторожностью "протянула" навстречу им свои "руки". Затем соединила их "ладони" — и подхватила ученицу, помогая ей "встать" и сделать ещё не вполне самостоятельный "шаг".

Вообще-то "рук" были многие тысячи, если об их конкретном числе вообще имело смысл говорить, а "шаг" отмечал не перемещение в пространстве, но сдвиг в энергетике и одновременно в восприятии. Увы, описать происходящее более точными словами Терин опять-таки не могла. Хотя прямо сейчас, едва уловимо для растерянно колышущегося сознания, в неё вливалось множество новых слов, причём в ещё большем множестве сочетаний и соответствий.

И если бы только слова!

Нет. Как перед началом этих "посиделок" обещала Эйрас, ускоренным обучением языку дело не ограничилось. Вот только, как теперь понимала Терин, на фоне обещанных "мелочей" совершенное знание нового языка само показалось бы сущим пустяком.

При помощи столь тотального воздействия Игла могла бы полностью перекроить свою ученицу. Отредактировать память, стереть и воссоздать заново рисунок эмоциональных реакций и мышления… да что там! На уровне, где свободно оперировала Эйрас, а Терин делала свои первые "шаги", даже форма и содержание физических тел казались сложным набором переменных величин, вполне доступных для желаемых изменений!

Но Игла не ставила перед собой задачу полностью переделать сидящую рядом. Она всего лишь показывала Терин доселе скрытые возможности её собственных ума и тела, устраивала этакую экскурсию, служа "зеркалом изменений" и вручая ключи от "запертых комнат". Она демонстрировала и предлагала — но не навязывала. Даже при обучении языку Эйрас ничего не вкладывала в голову ученицы. Она лишь очерчивала границы и ставила рамки. Содержащееся в этих границах и рамках "копировала" для дальнейшего использования уже сама Терин.

Потом пугающе глубокий мир начал упрощаться и выцветать. Выход из непривычного состояния произошёл плавно, довольно быстро… и принёс целый букет малоприятных ощущений. Наибольший диссонанс вносило противоречие между тем, что было, и тем, что имелось в наличии. Мир казался разом и тусклой, малоубедительной декорацией — и слепяще ярким, раздражающим, чрезмерно усложнившимся местом. Терин оставалась сама собой: молодой девушкой, чьё знакомство с мужчинами не заходило дальше поцелуев, не видевшей в жизни почти ничего, кроме родительского дома и помещений внешнего круга Такворского храма Пятиокого. Вместе с тем Терин находила в себе вполне ощутимые, порой даже определяющие контуры новой, едва знакомой личности, для которой уже виденные мельком чудеса Энгасти были чем-то едва ли не обыденным и которая вряд ли сильно изумилась бы, столкнувшись с чем-нибудь намного более странным.

Усталость с возбуждением. Слабость — вместе с бурлением новых сил.

Диссонанс. Да.

— Что это было? — слегка неуклюже, точно после долгого перерыва, выговорила она на языке, которого прежде не знала.

Эйрас ответила на таком же правильном энгастийском, на каком был задан вопрос.

— Первичная инициация. Разумеется, не слишком глубокая и в закрытой форме. На нынешнем этапе ты не выдержала бы открытой инициации.

— А более понятно? Мне сейчас трудно… разбираться с…

— Это вполне естественно, — сказала Игла успокаивающим тоном. — Что ж, если упростить суть до предела, ты получила кое-какие знания и даже зачатки кое-каких умений. Но сознательно пользоваться ты можешь менее чем одной десятой полученного. Тем, что попроще: языком, знанием бытовых мелочей, норм вежливости… остальное будет всплывать по мере необходимости, в зависимости от ситуации и твоих собственных усилий. А сейчас, — добавила она, — рекомендую отправиться в кровать и поспать хотя бы пару часов. Телу твоему отдых не требуется, но вот разуму и душе следует дать передышку.

— А… ты куда? — После "увиденного" во время инициации продолжать держаться с Эйрас на равных оказалось неожиданно сложно. Какое уж там равенство! — Разве… ты не устала?

— Устала. Но в Академии я собираюсь не магические ритуалы проводить, а бороться с местной бюрократией. Так что ступай, спи.

Вместо "пары часов" Терин проспала до позднего утра следующего дня. И проснулась, имея настроение звонкое, как сталь рапиры. Его испортила лишь записка, оставленная наставницей: мол, с бюрократией немного поборолась, ты, любезная ученица, устроена, так что я отбываю. Не скучай, не ленись, не теряйся. До встречи!

Как оказалось, перед отбытием Игла позаботилась уладить вопросы, связанные с обучением Терин в Академии. А точнее, возложила окончательное улаживание этих вопросов на своего знакомого тианца по имени Килсайх. В Энгастийской Академии Высокой Магии он читал курс по основам "чистого" (без хирургии и применения лекарств) целительства, а также вёл углублённые, сопровождаемые практическими занятиями курсы трансмутаций.

За отдельную плату он взялся за индивидуальное обучение Терин.

Свободных взглядов Эйрас (на вкус Терин, пожалуй, даже излишне свободных) Килсайх не разделял. Репетитором он оказался знающим и добросовестным, но соблюдал дистанцию сам и требовал строгого соблюдения формальностей в общении от Терин. Никаких имён. С её стороны — "господин профессор", с его — холодноватое "уважаемая". Как выяснилось значительно позже, к Эйрас он тоже обращался на "вы", а та, что характерно, не спорила.

Наблюдая за общением наставницы и тианца-преподавателя со стороны, Терин нашла это нелестным для Килсайха. Инициатива в установлении определённых отношений исходила от последнего, но Эйрас, соглашаясь с чужими правилами, неявно проводила между ним и собой непреодолимую черту. В каждом её "вы" звучало лёгкое сожаление о том, что Килсайх не может подняться до её уровня даже в отдалённой перспективе.

У Терин такой шанс ещё имелся. У тианца — уже нет. Он был вполне доволен достигнутым и не намеревался прыгать выше головы.

А вот Терин не собиралась останавливаться, не узнав предела своих сил. Поэтому она методично и последовательно изучала даже те разделы магического искусства, которые ей, определённой на факультет общего целительства, были как бы и не положены.

Необъятность стихийной магии, в своих сочетаниях применимой почти где угодно, завораживала и слегка пугала. Величественное здание общей алхимии с надстройками и смежными корпусами: анализ, неорганический и органический синтез, трансмутации элементов и трансмутации биоматериалов. "Родное" целительство также никто не назвал бы простым: травоведение и зельеварение, хирургия и диагностика, ветеринария и душеведение, теория узлов, теория балансов и теория органов… а венцом всему была системная магия. Точнее, системный подход в магии: на уровне студентов младших курсов системная магия вырождалась в набор взаимосвязанных, но чисто практических дисциплин, тогда как заранее ограничивать себя Терин не собиралась.

Особенно порадовал студентку холодный цинизм так называемой теологической магии. Иначе говоря, сугубо практический взгляд на силы жрецов, служителей и адептов разных культов с точки зрения посвящённых и магов, пользующихся больше своей собственной силой и безличными энергиями. Ещё одна чисто практическая, но весьма важная для быта дисциплина: схемоведение. Маг-схемотехник, умеющий подключаться к Источнику Силы Энгасти, мог воспроизводить большинство тех обыденных чудес, которые успели прочно завладеть воображением Терин.

Впрочем, как и в случае с системной магией, она решила не ограничиваться схемоведением, а приналечь на более общую дисциплину: артефакторику.

Но даже при всей своей самонадеянности за некоторые разделы магического знания Терин в ближайшем будущем браться не собиралась. По крайней мере, на практике. Ибо вызывать духов, поднимать нежить, творить фантомов и рваться в Связующие первокурснице… э-э… рановато.

Когда же сидение над пыльными страницами, содержащими магическую премудрость, девушке надоедало, она выходила в сад и старательно вспоминала изученные в храме танцы. А ещё — желая во всём и как можно больше походить на Эйрас — училась метать ножи. В идеале, думала она, следовало бы найти учителя фехтования. Но плохой учитель мне не нужен, а учиться у хорошего слишком дорого. Да и времени свободного пока маловато.

А вот метание ножей для начала — самое оно.

"Если бы я владела этой наукой, на том сеновале алинкаб получил бы в глаз ножом раньше, чем вышиб из меня дух заклятьем…"

— Глянь, убегает!

Кйеррис Стрелок обернулся на голос Кубышки. И — да: диковатая девица с неприятно узким лицом, но ладной фигуркой, прямыми бронзовыми волосами, бледноватой кожей и серо-зелёными глазищами (явная иностранка, как и они) действительно убегала. Непорядок!

— Погоди, сейчас поймаю, — пообещал Стрелок. И бросился за этой… как там? А, Терин! Имечко тоже ещё то. Почти как террин, то есть лапша по-ваашски. Еда простолюдинов. Если бы самого Кйерриса так обозвали, он постарался бы сменить дурацкое имя на более благозвучное.

— Терин!

Девица обернулась.

Да, решил он, глазища — просто финиш. Конечно, с тианскими гляделками не сравнить, но для человека — ух! И длиннющие густые ресницы…

"На красивой, округлой мордашке", — решил Стрелок, — "пара таких сокровищ смотрелась бы куда хуже".

— Слушаю вас.

"Принимает холодно, да проводит жарко". Кйеррис лихо ухмыльнулся.

— Вы нарушаете традиции Академии, Терин. Пирушка в честь поступления и для знакомства с сокурсниками — такое же обязательное дело, как пирушка в честь выпуска. Извольте вернуться в наш тесный студенческий коллектив.

— У меня нет времени на пирушки и их… последствия. Позвольте…

— Терин, — Стрелок отбросил шутовство. — Я более чем серьёзен. Вы можете не отмечать сдачу практик, зачётов и экзаменов, не ходить на дни рождения своих сокурсников и на общие праздники вроде Конца и Середины Года. Даже перевод на следующий курс отмечать не обязательно. Но поступление с посвящением в студенты и выпускной пир с посвящением в полноправные маги — это святое.

— Святое? — Узковатые губы девушки изогнулись, словно она раскусила незрелое зёрнышко крапта. — И что же меня ждёт, если я рискну проигнорировать сию святыню?

— Да так, сущий пустячок. Одиночество.

— Отлично.

Терин повернулась, явно намереваясь уйти, и тогда Кйеррис самым наглым образом схватил её за руку чуть выше локтя.

— Послушай, гордячка! — Прошептал он, склоняясь к заалевшей щеке. — Потом ты можешь пестовать свою исключительность сколько угодно, и я слова поперёк не скажу. Но нельзя отказываться от того, чего не знаешь, даже не попытавшись понять!

Стрелок выпрямился, отпуская девушку. Секунду или две ему казалось, что она всё-таки уйдёт. Но Терин осталась. И Кйерриса это решение обрадовало больше, чем он ожидал.

4

А потом были шум, дым и гам в "Трёх вертелах", и рекой лилось в бездонные глотки вино. Играла пьяненькая музыка, мерцали, чтобы имитировать свет живого пламени, светошары, взмывал и падал, точно неутомимый прибой, хохот будущих магов.

Как заметил Стрелок, сидящая с ним рядом Терин почти не пила, а ела медленно и очень аккуратно; даже учитель этикета не нашёл бы, к чему придраться. И где только эта странная девица, судя по одёжке — небогатая горожанка, обзавелась такими роскошными манерами? Дивное сочетание: живой огонь под коркой ледяного железа!

Попытавшись расспросить Терин о её родине, родственниках и о том, как она попала в Энгасти, Кйеррис сам не заметил, как выложил ей всю свою биографию. Третий сын Высокого рода Ийсенд, земельные владения которого располагаются на западе Ленимана; с раннего детства обнаружил интерес к чистым наукам, и домашний колдун начал поощрять в Стрелке также интерес к магии. Когда оказалось, что способности у Кйерриса заметно выше среднего, глава рода решил по достижении отпрыском совершенного возраста, то есть восемнадцати лет, отправить его в знаменитую Академию Высокой Магии…

— А фехтовать ты умеешь? — спросила Терин как бы невзначай.

— Само собой. Хотя таланта особого к этому делу у меня нет. Так, серость усреднённая.

— Самокритично.

— Зато честно. Ложь в устах отпрыска Высокого рода неуместна, как… как ржавчина на боевом клинке, вот! — Стрелок глубокомысленно качнул головой, подливая из кувшина в свой опустевший кубок. — Вообще, если я когда и попаду на войну, то как маг-целитель, а не как "мясо".

Терин кивнула, признавая резонность сказанного. Спросила:

— А что, кроме целительства, ты хотел бы изучать дополнительно?

— Ну… даже не знаю. Понимаешь, наш домашний колдун знает много, а может мало. Способностей не хватает. Поэтому он учил меня простому врачеванию, требующему не столько магической силы, сколько умения и сосредоточенности, давал труды по алхимии, по магическим свойствам минералов, растений и живых существ, но научить чему-то серьёзному не мог. Так что я сам толком не знаю, на что способен. Но целительство меня устраивает. Полезная профессия!

— Ясно.

— А ты сама? — перехватил инициативу Стрелок. — Вот ты что хотела бы изучать?

— Всё! — хмыкнула девушка. Глазища её блеснули так, словно она выпила не меньше Кйерриса. — Я придерживаюсь мнения, что магию не обязательно растаскивать на кусочки.

— Это как?

— Да вот так. Чем больше знаешь и умеешь, тем лучше.

— Узнать всю магию мира? Да на это десяти жизней не хватит!

— Если не останавливаться на достигнутом, — заявила Терин твёрдо, — вполне можно прожить и больше десяти жизней.

— О! — восхитился Стрелок. — Да ты никак метишь в Круг Бессмертных?

— Это что такое?

— Не знаешь? Странно… это же все знают…

— Представь себе, что я — не "все". Давай, расскажи!

— Да тут и рассказывать особо не о чем. Круг Бессмертных — это маги высших посвящений, входящие в свиту златокрылого риллу Деххато, правителя нашего мира. Правда, кое-кто полагает, что не все маги Круга служат Деххато. Но если хотя бы половина слухов о могуществе членов Круга правдива, властительный риллу не может не следить за ними.

— И что же могут эти самые члены Круга?

— По нашим скромным понятиям — всё.

"Тоже нашлись всемогущие!"

Самое схематичное распределение по уровням силы, принятое в Академии, выглядело так: одарённый — колдун — маг — высокий посвящённый — высший посвящённый. Однако общение с Эйрас заставляло надстраивать эту линию и вверх (высший посвящённый — риллу — Спящий), и в стороны (на какой уровень помещать богов? или, если на то пошло, саму Эйрас?). Жадный до подробностей ум требовал своего. Постаравшись подавить раздражение, Терин спросила:

— А конкретнее?

Кйеррис пожал плечами и начал перечислять скучным лекторским тоном:

— Путешествовать между мирами и Лепестками — разумеется, минуя Врата Миров, каменные круги и прочие ориентиры, с которыми такое путешествие осилит даже рядовой маг. Создавать постоянные порталы и Источники Силы. Строить магические системы для управления климатом целых стран. Не просто читать чужие мысли сквозь ментальные щиты, как открытую книгу, что само по себе искусство из сложнейших, но даже чужую память просматривать, как свою собственную. Только они по-настоящему владеют трансмутациями. А уж артефакты, которые они могут делать… о! Песня! Чудо! Если маг Круга вручит сельскому ведуну простенький, по его понятиям, накопительный жезл, этот самый ведун моментально сравняется в могуществе с профессорами нашей Академии… не в искусстве, конечно, но сила — это уже немало.

— Если маги Круга так могучи, что им мешает сковырнуть риллу?

— Как — что? Во-первых, самый слабый риллу сильнее самого сильного из Бессмертных. А во-вторых, если даже какой-нибудь из высших магов исхитрится "сковырнуть" своего властителя, другие риллу быстренько его самого, хе-хе, сковырнут. Чтоб неповадно было. Не-ет, если кто для риллу действительно опасен, так это… ну, демоны не тянут, разве что адские князья… а вот боги верхнего пантеона, пожалуй, да! Но с ними они как-то договариваются… а когда не договариваются, тут уж целые миры превращаются не в кладбища — в пепелища… в прах…

Стрелок ещё что-то бормотал, уныло глядя в свой снова опустевший стакан, но Терин его уже не слушала. Старательно сплетя и закрепив на себе "серую сферу", она тихо поднялась и покинула "Три вертела". Веселящиеся первокурсники её не заметили; да что там первокурсники — даже среди кураторов, наблюдавших за молодёжным разгулом, уход студентки заметил только мрачноватый тианец с невозможными для этой расы лиловыми радужками. Видимо, его странным глазам заклятье Терин не создавало достаточной помехи…

Потянулись дни учёбы.

Терин продолжала старательно осваивать дисциплины, без знания которых стать настоящим магом можно и не мечтать. Ещё в свой первый визит на дом к ученице профессор Килсайх вручил ей тоненькую брошюрку за авторством Иглы: "О том, как надлежащим образом развить природные способности, открыть в себе новые силы и овладеть ими".

— В этом сборнике, — сказал он, строго глядя в глаза Терин, — нет правил, по которым составляются новые заклятья, и нет каких-то запредельных секретов магического искусства. Этот сборник содержит всего лишь набор скучных упражнений, к магии как таковой напрямую не относящихся. Но маг, пренебрегающий ими, подобен атлету, пренебрегающему диетой, и больному, выкидывающему лекарства. В этих упражнениях нет ничего секретного, как нет ничего секретного, например, в приседаниях и отжиманиях. Но если вы, уважаемая, будете уделять им менее часа ежедневно, госпожа Эйрас вряд ли придёт в восторг от ваших успехов.

Таким образом, вняв предупреждению Килсайха, Терин завела привычку не менее полутора часов в день (по полчаса утром, около полудня и перед сном) делать скучные упражнения из брошюрки. Развивала память, воображение и способности к анализу, училась расслабляться и концентрироваться, а также овладевала началами медитативных техник. Причём скучные упражнения довольно быстро перестали казаться такими уж скучными. Она нашла, что эти упражнения отлично скрашивают по-настоящему унылые занятия: уборку в доме, приготовление еды, хождение за покупками, возню с упрямыми растениями в саду.

Мнемонические приёмы приходились как нельзя более к месту при заучивании длинных списков алхимических ингредиентов, номенклатуры лекарственных препаратов с прилагающимися дозировками и перечнями сочетаемости, бесконечных названий из приложений к анатомическим атласам. Кстати, для формирования списка покупок, подсчёта их веса и общей стоимости упражнения из брошюрки тоже оказывались очень кстати. Приёмы концентрации способствовали прогрессу в метании ножей. А благодаря упражнениям на расслабление Терин довольно быстро и навсегда забыла о мышечных спазмах, головной боли и физической слабости. Что же до медитативных техник, то диапазон их применимости оказался воистину неохватен. К середине первого курса девушке начало казаться, что она не выходит из лёгкой "сторожевой" медитации даже во сне.

Что бы она ни делала, Терин постоянно сопровождало ощущение, словно она не столько учится, сколько вспоминает уже изученное. И чем дальше, тем лучше понимала она вскользь брошенную Эйрас фразу о том, что мерить опыт мага в годах, пытаясь сопоставлять его с опытом обычных людей (или нелюдей) — бессмысленно. Одна только "первичная инициация", по часам мира занявшая меньше часа, добавила самоощущению Терин несколько весьма насыщенных лет. Будучи биологически моложе всех своих сокурсников (обычно в Академию принимали с восемнадцати), она без малейшего пиетета смотрела на дипломников и даже на преподавателей.

Да, многие профессора вызывали у неё искреннее уважение. Терин отлично сознавала, что как маг не является им ровней и ещё долго не сможет достичь сопоставимых успехов. Но она общалась, как с равной, с Эйрас; она родилась в ином мире; она успела испытать и передумать такое, что ординарным магам и в голову не могло прийти.

Поэтому преподаватели, во всём блеске их отшлифованного практикой магического дара, не вызывали преклонения — лишь некоторую робость, от которой Терин при необходимости могла бы избавиться вовсе.

— Во-о-от мы где прячемся? Миленько!

Отложив совок травницы, при помощи которого она окапывала грядку с белоцветником энгастийским душистым, Терин распрямилась и без каких-либо эмоций посмотрела на зашедшую во двор компанию. Ни малейшей радости это вторжение у неё не вызвало. Более того: при мысли о том, что её могли застать за куда менее обыденным занятием, чем уход за садом, в душе поднималась волна возмущения и чуть ли не страха.

Но окатывать неприязнью гостей, пусть трижды нежеланных — дурной тон. Этикет свят!

— Доброго дня, уважаемые. Чем обязана удовольствию видеть вас?

Вторженцев было четверо. Знакомая пёстрая компания: Кйеррис Стрелок, затем сын богатого купца из Бункурма, которого все звали не иначе как Кубышкой, Дъяум Бочка — рождённая в благородной семье на далёком востоке, название родины которой мало кто мог выговорить без запинки даже со второго-третьего раза — да ещё единственный в этой компании энгастиец, нагловатый и вечно встрёпанный Лойд Стаксель. Последнему и принадлежала реплика, которая заменила вторженцам нормальное приветствие.

— Доброго дня, Терин, — оттеснил притихшего Стакселя Кйеррис. — Извини за спонтанность, но намерения у нас отъявленно благие, почти благотворные. Кроме того, мы не пусты.

В порядке молчаливой демонстрации Кубышка встряхнул сумку, вероятно, со съестным, а Дъяум из-за спин товарищей продемонстрировала жим стоя с небольшой бочкой вина средней паршивости. Вроде шутки: Бочка с бочкой. Ха-ха. Кйеррису, как лидеру, таскание предметов не пошло бы к лицу, а Стакселю доверять сверх меры было попросту чревато.

После бултыхания в мутных водах храмовых интриг вычислить принцип формирования компании труда не составляло. Трое чужаков, приплывших на одном корабле из Бункурма и потому сдружившихся, да приставший к ним, как репей, Лойд. Студенты из местных — не только держащие дистанцию тианцы, но даже люди — водиться с этим субъектом брезговали. А вот чужакам он мог пригодиться хотя бы в качестве гида. За эту ограниченную полезность "команда" Стрелка пока терпела Стакселя… впрочем, судя по сложившемуся у Терин впечатлению, через полгода-год ему предстояло отсохнуть от неё и пристать к более разношёрстной, многочисленной и безалаберной компании Вайери Птицы, нравы в которой поражали совсем уж эпической разнузданностью.

— Заходите, располагайтесь, — сказала Терин строго. — Кухня первая слева по коридору, столовая рядом. Я пока схожу переоденусь.

"Нет, это всё-таки очень странно", — подумал Кйеррис. "Клянусь атрибутами Веррая и милостями Деххато, откуда у неё такие манеры?"

— Суро-ова твоя подружка, — громко шепнул Стаксель. — Того гляди, приморозит властным оком. Наверно, северянка из Захребетья — там, говорят, ёлки высокие, а нравы стро-огие!

— Вот и спроси, откуда она родом, — посоветовал Стрелок. — Мне тайну своего происхождения она открыть не соизволила. Может, тебе повезёт?

— Нет уж! Я высовываться не люблю…

Так, думала меж тем Терин, за неимением времени для купания сотворив "очищение тела" и не столько перебирая свой скудный гардероб, сколько поворачивая ситуацию в уме так и сяк. Что говорит нам системный подход о решении возникающих проблем? Что каждое событие существует на нескольких уровнях. Плюс развёртка во времени и пространстве. Ага.

Неожиданный визит сокурсников. Хорошего в этом мало. Планы менять, занятия откладывать, время тратить… причём непродуктивно. В плюсах — внеплановый отдых, в котором я не очень-то нуждаюсь, да возможность побольше узнать об этом мире. Взгляд со стороны гостей: удобно расположенный дом, где не надо платить за постой и где не надзирает за порядком комендант общежития. Ужас! Этак они вообще ко мне переселятся! А вот фигушки. Не позволю. Но как отвадить? Их больше, к тому же ничего ужасного они ещё не натворили. А если натворит Стаксель, от которого пакостей ждать недолго, то будут являться в сокращённом составе. Сладкая парочка, Кубышка да Бочка — и Стрелок, явно мною заинтересовавшийся…

"Заинтересовавшийся? Он ведь лидер, значит… ага! Попробуем… в обоих смыслах".

А на кухне гости пытались разрешить возникшие трудности, не пользуясь, к своему несчастью, системным подходом и потому чувствуя себя всё менее уверенно.

— Это кухня или лаборатория?

Кйеррис, оглядываясь по сторонам, задавал себе примерно такие же вопросы. Сама по себе небольшая, кухня была к тому же плотно оккупирована атрибутами ремесла травницы. Связки подсыхающих трав. Большое количество стандартной стеклянной тары с притёртыми пробками (исследовать содержимое обычным зрением оказалось весьма сложно, так как фиалы, колбы и банки, за редким исключением, были изготовлены из густо окрашенного стекла: зелёного, кобальтово-синего, фиолетового). Апофеозом всего этого безобразия, почти не оставившего свободного места на горизонтальных поверхностях, служила простая артефактная печь, превращённая в установку для "двухтактной" дистилляции. И дистиллировали здесь, судя по желтовато-зелёному оттенку конечного продукта, явно не винный спирт.

В смежной с кухней столовой обстановка выглядела немногим лучше. С той разницей, что вместо стеклянных ёмкостей с таинственным содержимым горизонтальные поверхности оккупировали книги, свитки, карты, какие-то загадочные схемы и тому подобные, как выражался домашний колдун рода Ийсенд, следы интеллектуальной деятельности. Даже Стаксель, при всей своей бесцеремонности, не решился трогать что-либо в этом сложно устроенном хаосе.

— Да, — резюмировал Кубышка. — Серьёзная у нас хозяйка, однако.

Стаксель потянулся к стоящей на полке с краю бутылке, очень похожей на винную, но сделанной словно из зеркального стекла… и охнул. От прикосновения бутылка моментально стала прозрачной, а изнутри на Лойда выпучился огромный нечеловеческий глаз.

— Эт-то что ещё за дрянь?

Глаз, кажется, был не просто нечеловеческим, но ещё вдобавок бесплотным (и то: как можно было бы запихнуть объект такого размера в довольно узкое горлышко бутылки?). Только в первый момент он напоминал втрое увеличенный человеческий. Секунду спустя глаз уже выглядел, как лучисто-зелёный, с увеличенной радужкой и зрачком-щелью глаз тианца. Затем радужка почти обесцветилась, принимая оттенок белого золота, и развернувшаяся горизонтально щель зрачка вперилась в Стакселя, как тому почудилось, с какой-то холодной злобой.

— Ну и ну!

— Действительно, дрянь ещё та…

— Уважаемые, оставьте в покое моё спектрометрическое заклинание.

Кйеррис обернулся и слегка поклонился:

— Терин, прости наше вполне понятное любопытство. И… ты не могла бы помочь с размещением? Очень уж у тебя много всяких… вещей.

Работая языком, Стрелок одновременно занимался тем, за что получил своё прозвище: стрелял. Глазами. Разглядывал хозяйку, не слишком маскируя любопытство.

В саду, работая с саженцами, девушка была одета почти как селянка. Простой белый платок на голове. Столь же простая свободная рубашка с закатанными выше локтя рукавами. Средней длины, чтоб не нужно было подтыкать, коричневая юбка. Испачканные землёй рабочие перчатки. В том наряде Терин казалась моложе, быть может, даже слишком молодой, чтобы быть принятой в Академию… пока не выпрямилась и не окатила вошедших сдержанным неудовольствием.

Сейчас, переодевшись, Терин избавилась от платка, заменив его ажурным серебряным обручем, удерживающим волосы от падения на высокий лоб. Рубашка на ней была уже другая: облегающая, с коротким рукавом и воротником-стойкой, ярко-зелёная. Никаких кружев, вышивок и прочих изысков, но в самой простоте фасона таилось нечто элегантное. Длинная чёрная юбка со смелыми, до середины бедра, разрезами и домашние сандалии на крючках дополняли наряд. Сам по себе чуть ли не скромный, он подчёркивал именно то, что в девушке было наиболее впечатляющим: осанку, изящество каждого жеста, необычное сочетание цвета кожи, волос и глаз.

"Да, она не слишком-то красива… но адски эффектна!"

Словно прочитав эту мысль, Терин одарила Кйерриса улыбкой. Слабой, но ободряющей. Мол, ничего страшного, вот ещё поработаю над твоим пониманием красоты, и…

— Вещи? — переспросила она. — Сейчас уберу.

Сказано — сделано.

— А что ты там говорила насчёт спектро… в общем, заклинания в бутылке? — спросил Кубышка. "Глазастая" бутылка под его флегматичным взглядом медленно возвращала зеркальность.

— Обычный тестовый инструмент, — ответила хозяйка, стремительно убирая из вида лишние предметы, — для проверки химического состава и магического спектра веществ. Каждый раз сплетать подобное заклинание заново невозможно…

— Почему? — влез Стаксель.

— Хотя бы потому, что его тонкая настройка занимает несколько суток. Вот и приходится держать готовое откалиброванное плетение в изоляте.

— Каком изоляте? — снова попытался уточнить Лойд.

— В магической бутылке, — ответила Терин с зубодробительной вежливостью.

Кйеррис мысленно фыркнул.

"Ага. Лес — это местность, где довольно много деревьев. Армия — большое количество людей с оружием. Океан — масса солёной воды. А изолят — это, ясное дело, магическая бутылка.

Исчерпывающее объяснение!"

— Интересно, откуда ты нахваталась такой терминологии? — Спросил он, пока на освобождаемый от склянок и пузырьков кухонный стол выкладывались принесённые продукты: рыба пяти сортов, лепёшки, разнообразные фрукты, сыр и всё прочее.

Осаживать Стрелка так жёстко, как Стакселя, Терин не стала.

— Из книг, конечно, — сообщила она с намёком на недоумение. Мол, не на лекциях же я могла услышать об изолятах, спектрометрических заклинаниях и тому подобных материях!

Замечание логичное аж до зубной боли. Учёба началась всего пять дней назад, и преподаватели пока что ограничивались вводными лекциями. Причём по дисциплинам, с магией имеющими мало общего. В расписании у будущих целителей-первокурсников стояли: язык, история и законы королевства Энгастийского, общая история Аг-Лиакка, начала ботаники, общее описание мира (с азами теории рациональной магии) и основы анатомии — без практической части… пока.

Были ещё занятия по практической магии, но, как и энгастийский язык, факультативные. Никаким новым заклинаниям на этой самой практической магии не учили, и зачёта по ней не намечалось. Потому ходили на эти занятия только пижоны, желающие продемонстрировать, как много они уже умеют, да ещё совсем зелёные новички, с трудом отличающие медитацию от транса и восприятие от воздействия. Терин, не относясь ни к зазнайкам, ни к новичкам, явно предпочитала заниматься практической магией у себя дома.

Несмотря на деятельность хозяйки по расчистке пространства, этого самого пространства всё равно ощутимо не хватало. Как-никак, кухня не была рассчитана на присутствие сразу пятерых, в ней и вчетвером было бы не слишком просторно. Временно оттеснённый в столовую, Кйеррис поддался импульсу и сотворил одно из своих первых, простейших заклинаний: "второе зрение".

Опытным магам, преуспевшим в медитациях, такой костыль вообще не требовался. Опытные маги, закончившие Академию, могли "видеть" мир Сил за счёт одного лишь отработанного волевого усилия, причём их тренированное восприятие работало гораздо тоньше и лучше, чем неуклюжее заклятие Стрелка. Но Кйеррис, находящийся в самом начале своего пути, был рад и тому, что мог увидеть при помощи "второго зрения".

"Ну-с, и что тут у нас магического?"

Самыми магическими поблизости были работающие нагревательные схемы артефактной плиты. Две пластины, на которых по-прежнему кипели колбы перегонной установки, лучились, как две старательно раздуваемые кем-то жаровни с углями. Четыре керамические пластины, не задействованные в эксперименте и поставленные под окно, светились гораздо меньше. Но Стрелок хорошо различал и их спящую энергию, потому что "второе зрение", открывая для мага окошко в незримый мир, одновременно сильно приглушало цвета и краски мира зримого, словно очки с закопчёнными стёклами. Примерно тот же оттенок имел жезл, управляющий артефактной плитой; пиктограммы на его поверхности светились прохладной зеленью. Ещё прямо сквозь дверцы кухонных шкафов пятнами холодных оттенков, от сине-зелёного до фиолетового, лучились декокты, настойки и растворы. Капающий в приёмную колбу дистиллят, для обычного зрения жёлто-зелёный, в магическом восприятии казался солнечно ярким, почти золотым.

Впрочем, Кйеррис призвал заклятие "второго зрения" не ради этих подробностей, а для того, чтобы изучить совсем иной… объект. Скользнув несуществующими глазами по знакомым аурам ("спутанная буро-серая пряжа" у Кубышки, "слоистое жёлто-зелёное облако" Бочки и "грязно-коричневый ёж" Стакселя), Стрелок сосредоточился на ауре Терин.

В первое мгновение ему показалось, что девушка закрыта от его заклятия каким-то щитом. Её "серое веретено" выглядело слишком простым и бледным, чтобы служить энергетической оболочкой даже для мелкой птицы, не то что для будущего мага. Но когда Кйеррис добавил "второму зрению" Силы, то, что выглядело серым веретеном, превратилось в перламутровый вихрь, соединяющий в себе сразу все цвета и довольно подвижный, а тем самым — содержащий куда больше энергии, чем казалось поначалу.

Уловить подробности Стрелок не успел. Перламутровый вихрь очень быстро "развернулся", ускорился ещё в три или четыре раза и попросту стёр "второе зрение", оставив на память о разрушенном заклятии только короткий всплеск головной боли, переходящей в тупое пульсирующее нытьё. Моргнув и стараясь отстраниться от неприятных ощущений, Кйеррис обнаружил, что Терин смотрит на него с каким-то странным выражением. Упрёк? Нет, не то…

Разочарование.

"Семью семь проклятий!"

Стрелок, постепенно приходящий в себя, знал недостаточно, чтобы разобраться в деталях происшедшего. Почему Сила сокурсницы поначалу казалась так хорошо скрытой? Каким именно образом — собственными силами, благодаря охранному заклятию или сторожевому артефакту — было обнаружено "второе зрение"? Наконец, как именно Терин сумела разрушить заклятье? Все эти вопросы оставались без ответа. И только в двух вещах Кйеррис теперь мог быть уверен.

Первое: если не силой, то искусством и возможностями девушка превосходит его. До мага ей, пожалуй, ещё расти и расти, но колдунья она уже сейчас не самая плохая.

Второе: вызвать её разочарование снова ему нисколько не хочется.

…трудно придумать что-либо более традиционное, чем тост "за знакомство". И если четвёрка гостей уже более-менее знала, что осталось у каждого из них за спиной после приезда в Академию, то о прошлом Терин они не знали ничего. И с нетерпением ждали её рассказа.

— Предупреждаю сразу, — молвила хозяйка, кривя губы в странноватой улыбке, — слишком уж многого вы от меня не услышите.

— Это почему? — вскинулся Стаксель.

— Когда расскажу, поймёшь. И вот ещё что. Как вы уже, наверно, знаете, между магами обманывать не принято. Слишком легко почувствовать ложь, поэтому приходится умалчивать. В общем, врать я не буду… но и всей правды не скажу.

— Чую запах тайны! — улыбнулась Бочка. — Давай уже, начинай.

Терин кивнула. И начала.

5

— Родилась я далеко отсюда. В семье не особенно знатной и не слишком богатой… зато не один мой родственник выказывал одарённость по части магии. К сожалению, мой отец никакой особой одарённостью похвастать не может. Не только магической, но и… иной. Чтобы не чернить сверх меры собственного родителя, скажу, что после смерти моей матери он отдал меня за мзду в один из храмов Пятиокого…

— Это что за бог такой? — нахмурился Кубышка.

Получивший перед поступлением в Академию очень и очень неплохое домашнее образование, он не мог сходу припомнить бога с таким атрибутом. Что настораживало.

— Бог как бог. Не из верхнего пантеона, но и не из мелких… на моей родине. Однако в определённом смысле Пятиокий — антипод Великой Матери. Этот бог — мужчина, и он — бог для мужчин. Ну, в сути дела вы можете разобраться, если вспомните, что не мой родитель платил за моё пребывание в храме, но храм заплатил отцу за право меня… заполучить. Большинство людей не знает точно ни своей стоимости, ни своей цены. Я знаю, сколько я стоила четыре года назад; а что до цены… её я назначать пока не готова.

— Что-то я не пойму, в чём разница между стоимостью и ценой? — нахмурилась уже Дъяум Бочка. — Я, видимо, недостаточно хорошо знаю энгастийский…

— Нормально ты его знаешь, — успокоил подругу Кубышка. — Просто ты с таким не сталкивалась, вот и всё. А дело тут простое. Стоимость бывает у раба или у иного имущества, и она легко пересчитывается на монеты. Сколько за вещь отдали или получили, такова и её стоимость. А цена бывает только у свободного существа. Можно обратиться к продавцу: сколько это стоит? И можно спросить раба: сколько ты стоишь? Но свободного надо спрашивать иначе: высоко ли ты себя ценишь? И свободный может отдать часть своей свободы, но никогда не отдаст по доброй воле сразу всё, без остатка. Таким образом, цена не только финансовое, простое и линейное понятие — к тому же понятие не внешнее, а внутреннее.

— Спасибо, Кубышка, — сказала Терин. — Очень точное, можно даже сказать, элегантное объяснение. Я бы затруднилась подобрать такие наглядные формулировки.

— Вообще-то это не мои формулировки. Я нашёл их в комментариях к одному высказыванию, касающемуся как раз различия стоимости и цены…

— Давайте не будем отвлекаться, — сказал Кйеррис. — Итак, четыре года назад ты оказалась в храме Пятиокого, причём не по своей воле.

— Верно. Но до поры мне там почти нравилось. Даже свои первые шаги как ведьма я сделала именно в храме. А потом… — Терин ощутимо заколебалась. — Потом я предпочла бежать. И меня поймали. Но вернуть в храм не успели, потому что очень вовремя подоспела… помощь. Мои более отдалённые родственники, чем отец, решили, что мне больше нечего делать во власти Пятиокого. И так я оказалась здесь, в Энгасти. С перспективой начать новую жизнь.

— За новую жизнь! — почти скомандовал Стрелок. И они выпили за новую жизнь, а потом за неё же хорошенько закусили.

Закончив со своей странной откровенностью, Терин как-то незаметно вернулась к роли, уже знакомой Кйеррису по их первому совместному застолью. Если бы не её интонации, выражение лица и жесты, не содержащие ни следа властности, аккуратные уколы её вопросов походили бы на мягкий допрос. Вот только девушка слишком хорошо умела слушать, чтобы её собеседники, особенно под хмельком, замечали, что игра, по сути, идёт в одни ворота.

Стрелок в основном молчал, слушал… и восхищался.

В Терин не было даже намёка на вежливое равнодушие — лишь искреннее внимание. Даже благоглупости она выслушивала без малейшего неудовольствия. Никаких оценок! Обычно ведь бывает как? Сидит человек, кивает, поддакивает. Вдруг слышит нечто, не совпадающее со сложившимися у него представлениями — и всё. Никакого больше поддакивания. В случае дурного воспитания тут же на повышенных тонах вываливается "правильное", то есть его личное мнение. Хорошо воспитанный человек не преминет высказать своё мнение спокойно и вежливо. Но на этом разница меж грубияном и ревнителем этикета, увы, исчерпывается.

Даже если "правильное" представление приходится глотать (например, когда непроходимую чушь с умным видом порет вздорное начальство), о том, чтобы скорректировать свою точку зрения, речи всё равно не идёт. Вслух ли, молча ли, но никто не подвергнет сомнению постулаты своего внутреннего мира по доброй воле.

А вот у Терин эти постулаты словно вовсе отсутствовали. Вернее, определить их без чтения мыслей вряд ли удалось бы. Она выслушивала с равным заинтересованным вниманием любые, в том числе противоположные по смыслу высказывания. Создавалось ощущение, что чужие мнения для неё — кусочки огромной, непредставимо сложной головоломки. Или мозаики. А как-то выделять или, тем паче, отбрасывать "белые" кусочки только потому, что в данный момент складываешь "чёрные", или наоборот — несусветная глупость.

Горячие, колючие, режущие, хрупкие, взрывоопасные, бесформенные и все прочие разновидности мнений, так или иначе, могут быть пущены в дело. Подумаешь, глупость! Именно глупостями руководствуется немалая часть окружающих (говоря прямо, глупостью руководствуются чаще, чем мудростью: последняя — товар штучный). А раз так, глупость заслуживает самого пристального внимания. Многие ли думают точно так же ошибочно? Как эта ошибочность сказывается на восприятии мира? Как она отражается или может отразиться в словах, поступках, мыслях?

И так далее, и так далее — до бесконечности.

Стрелок привык считать себя умным, тонко чувствующим и понимающим собеседником. Но состязаться в уме с Терин? Даже не смешно. Всей его тонкой чувствительности едва хватало, чтобы заметить её ещё более тонкие манипуляции. И, может быть, отчасти сохранять иммунитет к её почти магическому обаянию.

А застолье катилось своим чередом. Бочонок с вином понемногу пустел. И так как опустошали его в основном трое из присутствующих — Кубышка, Дъяум Бочка да Лойд Стаксель — в некий момент почти трезвые Кйеррис и Терин переместились чуть подальше от них, с кухни в столовую.

— Ловко. Очень ловко.

— Ты о чём? — изобразила удивление хозяйка дома. Или в самом деле удивилась… пойми её!

— Да о друзьях-товарищах. Завтра они, наверно, и не вспомнят, как ты их выпотрошила.

— Я никого не потрошила. Я просто их слушала… внимательно.

— Ну да. Только я до сих пор что-то не встречал никого, умеющего ТАК слушать.

— Послушай, Стрелок, чего ты от меня пытаешься добиться?

— Я? Да ничего. Просто на тот случай, если ты этого вдруг не заметила, скажу вслух: я тобой восхищён. На моей тихой патриархальной родине, далёкой от столицы и других больших городов, таких, как ты, просто не бывает.

— Вот как? Я огорчена.

— Чем же?

— Да тем, что, раз ты меня так легко раскусил, до истинного мастерства в ведении беседы мне ещё расти и расти.

— Хочешь сказать, истинное мастерство должно быть незаметным?

— А разве нет?

— Здесь нельзя ответить однозначно. Мне кажется, в искусстве общения есть два полюса. Великий оратор умеет высказаться так, что никто не может ни перебить его, ни усомниться в справедливости его высказываний. По крайней мере, пока продолжается речь. Ну а великий слушатель… рядом с ним даже робкий заика становится интересным собеседником.

— Любопытное мнение. Но я читала и другое: никаких особых полюсов нет, а есть просто мужской стиль разговора и женский. При этом они складываются в единое полотно, как суша и море вместе складываются в единый мир.

— Ага. Вот только общая площадь суши меньше, чем общая площадь океанов.

— Ну так и женщины в целом более говорливы, чем мужчины.

— По тебе этого не скажешь!

Терин усмехнулась — как показалось Кйеррису, вполне искренне.

— Знаешь, как меня прозвали в храме Пятиокого?

— Нет. Откуда бы?

— Задира.

— Ты? Задира?!

— Именно. Я далеко не сразу научилась молчать и внимательно слушать.

— Что-то с трудом верится в такое.

— А ты поверь. Просто люди меняются со временем.

— Полагаешь, ты изменилась к лучшему?

— Ну, о том не мне судить. Но нынче я нравлюсь себе больше, чем нравилась раньше.

— Ты и мне нравишься… чем дальше, тем больше.

Стрелок положил свою ладонь на кисть руки Терин, и она без колебаний накрыла его ладонь свободной рукой.

— Откровенность за откровенность, — шепнула она, слегка наклоняясь вперёд. — Ты тоже мне нравишься, Кйеррис.

И отстранилась, словно чуть отпуская сжавшуюся пружину момента.

Стрелок оглянулся на троицу своих товарищей. Отчасти — проверить, не увидели ли они чего-то лишнего. Отчасти — для того, чтобы скрыть смущение.

— Думаешь, они заметят, если мы тихо удалимся?

— Похоже, они уже и друг друга не очень-то замечают, — ответил Кйеррис своим шёпотом на шёпот Терин. — Пошли.

— Вот уж никогда бы не подумал…

— Не подумал — что? Или о чём?

— Ну… ты ведь говорила, что тебя продали в храм, как…

— А, вот что тебя озадачило! — тихий смех. — Можешь гордиться: тебе досталось то, чего не получили ни жрецы, ни сам Пятиокий!

— Я и горжусь. Но…

— Никаких "но", милый Стрелок. Гм. Правильное тебе дали прозвище.

— Зато тебе — неправильное.

— Повторю: напрасно ты так решил. Ты плохо меня знаешь…

— Неужели?

— Плохо. И не спорь. А что до прозвищ… помнишь, я спрашивала, умеешь ли ты фехтовать?

— Вроде… да. Помню. Хотя как ты улизнула, вспомнить уже не могу. А ты…

— Хочу взять у тебя несколько уроков. Не возражаешь?

— А ты уверена, что хочешь именно этого? Всё-таки фехтование — не самое безобидное из умений. Скорее, совсем наоборот.

— Умение творить заклятья ещё менее… безобидно. Да. Я хочу именно этого.

— Как же, помню. Ты вообще хочешь учиться всему и сразу.

— Сразу? Увы, не выйдет. Но… знаешь, как говорят в благословенном королевстве Энгастийском? Добычливей тот рыбак, чьи сети шире.

— Смотри, как бы улов не оказался слишком велик!

— По мне, важнее, чтобы он не оказался слишком мал.

— Думаешь, я хочу тебя переспорить?

— Я бы предпочла, чтобы ты меня перецеловал!

Вот так в жизни Терин, кроме магии, появилось ещё кое-что новое. Именно так: кое-что. Кйеррис Стрелок, в её понимании, на "кое-кого" не тянул. "Своим парнем" Терин обзавелась не ради престижа и уж тем более не от великой любви. Мотивы её были многообразны: от лёгкого интереса к стороне человеческих отношений, прежде знакомой лишь теоретически, до обретения в среде студентов определённого статуса. Закрутив "любовь" с лидером четвёрки сокурсников, она достаточно быстро избавилась от визитов остальной компании, заполучила учителя фехтования и этакий живой щит, позволяющий отваживать назойливых претендентов со стороны: у меня уже есть "свой парень", отвалите!

Удовольствие от общения с мужчиной стояло в этом списке ближе к концу. Ну да, это приятно, спору нет. Но ведь не до такой степени, чтобы терять голову!

Что характерно, написанную Иглой брошюру с упражнениями Терин "своему парню" не показывала. Да и с метательными ножами перед ним не светилась. Только храмовая наука: танцы и массаж. Кйеррис таял лужицей воска, а Терин радовало собственное неожиданное умение, радовала малозаметная, но неуклонно крепнущая власть над ним.

Малозаметность вообще стала её девизом. Ещё в Такворском храме она твёрдо усвоила два правила. Первое: ничтожных топчут все. Второе: молния выбирает самые высокие деревья. Имея возможность стать одной из лучших студенток, благо способности вполне позволяли, Терин взяла за правило изображать при ответах излишнюю обстоятельность, порой переходящую в заторможенность. Упражнения, с которыми лидеры её курса справлялись с трудом, она "не осиливала" или выполняла с недочётами. Только знания по сравнительно безобидному травоведению она не особо скрывала: в "любимом предмете" нельзя разбираться кое-как!

Чтобы не возникло лишних вопросов, в общем зале библиотеки Академии она появлялась редко, предпочитая заниматься или дома, или в почти всегда пустующей секции для полноправных магов. При этом даже в уединении закрытой секции Терин не забывала класть на свой рабочий стол пару простейших учебников. Мол, я изучаю именно основы, а в "Первоэлементы" Матоа ("Зримое и незримое" Йерта Батфра, "Введение в трансмутации" Вешьи и Канкалита Пилигрима, "Комбинаторику стихий" Улвета Энгастийского…) заглянула из чистой методичности, следуя вот по этой ссылке в списке литературы… доступ? Ну как же, мне разрешил здесь заниматься профессор Килсайх. В общем зале постоянно шепчутся, шуршат, хихикают и лезут с вопросами, совершенно невозможно сосредоточиться…

Требования скрытности заметно тормозили обучение. Например, пробовать новые заклятья "на дому" (особенно те, которые скомбинировала сама Терин) она почти не рисковала. Уходить в глубокую, на много часов кряду, медитацию — то же самое. Проявлять любопытство на совместных со старшекурсниками уроках — аналогично.

С другой стороны, отбросив скрытность, она вряд ли приобрела бы больше, чем потеряла. Дополнительные задания? Она и без того была настоящим чемпионом по добровольно выполняемым дополнительным заданиям. Личный куратор? Помилуйте, зачем нужен куратор из старшекурсников, если с любым вопросом можешь обратиться к действительному профессору? (Впрочем, беспокоить Килсайха она старалась как можно реже). А стать мишенью для любителей списать Терин хотелось не больше, чем зарабатывать судомойкой в каком-нибудь трактире средней руки.

К слову, способ заработать она нашла совершенно иной.

В городе, где не продохнуть от студентов магической Академии, да и окончивших Академию магов тоже хватает, цена на сотворение заклятий неизбежно снижается. То же самое — с ценой на зелья и артефакты. Конечно, качественный товар всё равно дорог, однако конкуренция есть конкуренция, никуда не денешься. Поэтому в городе, где магический и околомагический бизнес бьёт ключом, кто-то нудно варит на продажу декокты и зелья, кто-то выдаёт дерьмовенькие одноразовые амулеты за "многоразовые, перезаряжаемые, с уникальным сочетанием качеств предметы работы самого Дарна Серой Молнии!" А кто-то предпочитает выдавать умельцев, выдающих дерьмо за конфетку, городской страже…

— Господин Удриш?

Полноватый, начинающий лысеть мужчина со знаком Гильдии Артефакторов на груди с ленцой повернулся на голос.

— Да, это я. Что вам угодно, барышня?

Опрятная и чистая девица, решил маг, внимательно оглядывая бронзоволосую незнакомку. Из горожан, но воспитана хорошо. Жаль, что худа и на лицо неказиста. Но…

"Чистая девица" посмотрела на него прямым, редкостно тяжёлым взглядом, и господин Удриш чуть не ахнул. "Да она никак студентка? Силы-то, силы! Даже если нарочно проецирует, способности всё равно впечатляют…"

— Мне угодно поговорить с вами о деле, сулящем нам взаимную выгоду, — ответила она, "гася" взгляд. — Вы можете уделить мне половину часа?

— Что ж, давайте побеседуем. Вон в той гостинице, например… я как раз хотел пообедать.

К некоторому удивлению Удриша, девица кивнула. А несколько позже без звука оплатила отдельный кабинет и сделанный магом заказ. Для себя она выбрала простой овощной салат и сок. Что ж, вполне понятно: за сумму, потраченную ею в один присест, на окраине Энгасти можно прожить дней пять… а в дальнем пригороде — все двадцать. С салатом и соком она разобралась без спешки, но всё равно куда раньше, чем Удриш перешёл к третьему блюду.

— Меня зовут Терин, — сообщила она, откладывая салфетку, которой перед тем аккуратно вытерла губы (последние в сией процедуре, говоря строго, и не нуждались). — Как вы, несомненно, догадались, я учусь в Академии… и нуждаюсь в источнике постоянного дохода.

Удриш поскучнел. Однако следующая фраза мигом развеяла его скуку, пустив на дно ожидания артефактора.

— Поскольку ваш постоянный ассистент, Дымок, собирается взять расчёт…

— Откуда вы это знаете?

— Я даже знаю, что у него неожиданно заболела мать, в связи с чем он и намерен как можно скорее отплыть на материк. Впрочем, какая разница, откуда мне это известно? Главное — я хочу и могу занять вакантное место вашего ассистента.

— Так. Э… Терин, а сколько вам лет и на каком курсе вы учитесь?

— Почему вас это интересует?

— Потому что мой ассистент должен удовлетворять некоторым требованиям…

— Если вы так ставите вопрос, я готова подтвердить свою квалификацию в ходе испытания. А мой возраст, мой курс и мой пол не имеют отношения к делу. Насколько мне известно, на актах соответствия всё равно ставится исключительно ваша подпись, заверенная личной печатью действительного члена Гильдии.

Удриш обнаружил, что от несусветной наглости девицы ("опрятная и чистая?" Ха!) у него начисто пропал аппетит. Держась в рамках формальной вежливости, она умудрялась вести себя с совершенно возмутительной жёсткостью.

Не наглостью, нет. Именно жёсткостью. Балансировать на грани она явно умела.

— И всё же, на каком вы курсе?

— Ваш вопрос довольно нескромен, господин Удриш. Но я готова удовлетворить ваше любопытство… после успешно пройденного испытания.

— Вы так уверены в успехе?

— На самом деле — нет, — призналась Терин. — Не уверена. Но если я не пройду испытание, я не вижу смысла быть с вами более откровенной.

— Ясно. Что ж, следуйте за мной.

Спустя четверть часа Удриш провёл Терин на охраняемый склад. Щелчком пальцев активировал висящий под потолком светошар. Молча поставил на стол открытый ящик, затем так же молча отошёл к стене и уселся на корявый стул, втиснутый в промежуток меж стеллажами, заполненными десятками таких же ящиков.

Действуя с уже знакомой Удришу аккуратностью, Терин выложила из ящика на стол содержавшиеся в его ячейках предметы. Таковых оказалось восемь. Затем взяла самый левый в ряду, похожий на стеклянисто блестящий, скользкий чёрный корень. Прикрыла глаза…

— След молнии, — сообщила она. — Результат воздействия атмосферного электричества на песок одного из чёрных пляжей Огненных островов. Большая редкость, причём подлинная. К сожалению, уже неоднократно "подзаряжался", что снижает цену данного предмета в несколько раз.

"Корень" отправился в ящик. Терин взяла следующий предмет: ярко сверкающий медный диск с выбитыми на нём замысловатыми узорами, снабжённый кожаным шнурком. На этот раз исследование прошло гораздо быстрее.

— Пустышка. Диск алхимически обработан с целью придания ему стойкости к окислению, отсюда блеск. Иными полезными свойствами не обладает.

Третий предмет: плоский и гладкий красноватый камешек с дыркой посередине, подвешенный на простом шнурке.

— Амулет с гигиеническим эффектом. Прекращает активность сальных желез в подмышечных впадинах и паху, потовые железы не затрагивает. Рассчитан исключительно на людей. Заклятье качественное, продержится долго.

Четвёртый предмет: простое, но очень широкое — почти во всю фалангу — золотое кольцо. На изучение уходит почти пять минут. Потом:

— Сходу не могу сказать почти ничего. Сложный артефакт с неопределённым воздействием на владельца. Задействованы витальные энергии и магия света. Возможно, фамильная реликвия.

Пятый предмет: фигурка, свёрнутая из бумаги, с несколькими знаками, оттиснутыми красными и зелёными чернилами.

— Оберег уюта. Хранимый в комнате, создаёт атмосферу приподнятости и тихой радости.

Шестой предмет: тоже кольцо, но бронзовое, с выгравированным оком и спиралевидным орнаментом по внешней стороне.

— Перезаряжаемый артефакт. Содержит заклинание временной слепоты. Впрочем, пятиминутного ослепления хватит и для того, чтобы убежать от грабителя, и для того, чтобы без лишнего риска воткнуть нож в теплокровное существо, поражённое заклинанием. Опасная штука.

Седьмой предмет: прозрачный кристалл на серебряной цепочке.

— Пустышка. Но в качестве украшения сгодится.

Восьмой и последний: короткий нож листовидной формы с вытравленными на тусклом бронзовом лезвии паучками рун.

— Ещё одна пустышка. И сплав очень так себе, и магии ни на грош.

Вернув нож в ящик, Терин слегка покачнулась, но заставила себя выпрямиться. После чего устремила на Удриша уже знакомый ему прямой и тяжёлый взгляд.

— Неплохо, — сообщил маг. — У кого вы учились разбираться в магических предметах?

— Вы будете долго смеяться, — устало улыбнулась девушка, — но мои познания в артефакторике по преимуществу теоретические, извлечённые из каталогов, перечней и подробных описаний. Да ещё — из тесного знакомства с Большим хранилищем артефактов Академии. Во время последних, зимних каникул я проводила в нём по восемь-девять часов ежедневно. Вот в Малое хранилище, не говоря уже о Специальном, получить доступ я так и не смогла. Но для проверки ассортимента магических лавок Энгасти, которым вы занимаетесь по контракту с соответствующим отделом городской стражи, это вряд ли потребуется.

— А вот тут вы не правы. Порой в открытой продаже встречаются настоящие сокровища. Вроде того золотого кольца, которое вы так долго изучали. Между прочим, действительно фамильная ценность возрастом, самое малое, лет триста.

— Это исключение. А для первичной сортировки и выявления явных фальшивок моих несовершенных познаний, я надеюсь, хватит.

Удриш медленно, без особой охоты кивнул.

— Пожалуй, вы действительно справитесь. Считайте, что место Дымка, начиная с начала следующей недели, принадлежит вам. А теперь удовлетворите моё любопытство: вы учитесь на четвёртом курсе? — Артефактор помедлил, пробормотал с сомнением. — Или всё-таки на третьем? Специализация начинается на пятом, и хотя это не так хорошо, как выпускной курс, но не думаю, что вы стали бы темнить, если бы имели звание младшего мага…

— Ни то, ни другое.

— Второй курс?!

— Мимо. Я учусь на первом.

Господин Удриш медленно и недоверчиво покачал головой.

"Ну и молодёжь пошла!" — без труда читалось на его лунообразном лице.

6

— Знаешь, подруга, тебя тут искали. Двое…

— И один, разумеется, с топором, а другой с большим мешком. Очень смешно.

Лойд Стаксель обиженно насупился.

— Я могу и не рассказывать.

— Можешь. Но ты наверняка не единственный, кто их видел — просто единственный, кто шатается без дела и может разносить сплетни.

— И за что ты меня так не любишь, а?

— Длинный список оглашать не хочу. Поэтому буду краткой. За дело!

Стаксель посопел, но всё-таки не ушёл.

— Ладно, — снизошла Терин. — Выкладывай уже.

— Двое. Суро-о-овые такие парни, оба с оружием. Смахивают на наёмников и бродяг. Роста среднего, волосы рыжие, кожа светлая, но обветренная, глаза холо-о-одные…

— Они что, одинаковые?

— Именно. Близнецы.

— Уау!!! И где они сейчас?

— Я их к старому моргу послал — мол, у тебя сейчас там индивидуальные занятия…

— Лойд, ты свинтус! Но я всё равно тебя люблю!

Терин ловко нагнула голову Стакселя, влепила ему смачный поцелуй в нос и умчалась.

— Дела-а-а! — Лойд потёр нос, усмехнулся и отправился искать Кйерриса. Его новости тоже наверняка заинтересуют. А реакция Терин — и подавно!

— Эй! Братцы!

— Ха, — сказал тот из обернувшихся близнецов, который слева. — Так и знал, что тот паршивец нам нагло наврал.

— Зато он потом не поленился найти меня… и пострадал носом. Как делишки?

— Не жалуемся, — сказал правый близнец, крепко, но без чрезмерности обнимая Терин. Таково было молчаливо признаваемое право Греда как старшего.

— А теперь меня! — потребовал Хилльсат. После чего без промедления получил своё.

— Хорошо выглядишь, — сообщил Гред. — Похоже, ты довольна этим миром и этой жизнью.

— О да. Вы уже выяснили, где я живу?

— Нет.

— Тогда пошли, покажу.

— А как же твои штудии в этом храме знаний?

— У нас сейчас очередная лекция по новейшей истории Ленимана. Плюну и пропущу.

— Ты так хорошо знаешь эту историю?

— Шутите! — Терин рассмеялась. — Я об этой истории наслышана от двух натуральных лениманцев: высокородного и купца. Они рассказали мне даже то, чего в учебниках нет!

— Друзья?

— Сокурсники. Друзьями я бы обоих не назвала, они во всех смыслах слишком разные… ничего, если вы надолго, я вас ещё познакомлю. Кстати, а вы здорово болтаете по-энгастийски!

Близнецы переглянулись.

— Вообще-то мы местного наречия не знаем, — сказал Гред.

— Но это отдельная история, — добавил Хилльсат.

— Надо полагать, — прищурилась Терин, — сия эпическая история связана с историей вашего знакомства с Эйрас сур Тральгим?

К некоторому удивлению девушки, двоюродные братья дружно поёжились.

— Связана. Ещё как связана…

— Вы что, её боитесь?

— А ты разве нет?

— Так дело не пойдёт. Давайте-ка с самого начала. Как вы с ней познакомились?

— Ну… вообще-то мы на неё напали.

Глаза Терин полезли на лоб. Потребовалось колоссальное усилие воли, чтобы удержать рвущиеся с языка вопросы.

— Наверно, надо рассказывать с самого начала. Чуть больше трёх вёсен тому назад, когда мы отлучились из Обители, чтобы навестить родителей, одна мерзкая сволочь уволокла прямо из прадедовского сада нашу младшенькую, Гларнис…

— Сволочь эта, — продолжал как ни в чём не бывало Хилльсат, — оказалась нежитью. Скальным змеем с прижизненными и посмертными модификациями. Крылатый труп, способный парализовать и уволочь выбранную жертву…

— А выпустила нежить на охоту ещё большая сволочь: Темриз по прозвищу Скользкий. Тёмный маг, устроившийся в заброшенной сторожевой башне возле перевала Белой Крупы…

— Он развлекался похищениями имеющих колдовской дар, чтобы принесением их в жертву приумножить свои силы…

— Ну, мы с братцем тут же подхватились и понеслись по следам нежити…

— А в предгорьях Хмурого хребта, примерно за два или три перехода от нашей цели, мы засекли ещё одну нежить…

— И простому скальному змею, при всех модификациях, до новой твари было ох как далеко! Представь себе полностью нагой костяк, четырёхлапый и крылатый…

— От кончика хвоста до носа рогатой башки не меньше пятнадцати шагов!

— …и напитанный магией Тьмы по самое некуда.

— Мы решили, что тварь служит Скользкому чем-то вроде стражника…

— …и атаковали её…

— …а это оказалась Игла!

— Стоп! — Терин остановилась в самом прямом смысле, посреди тротуара. — Эйрас ведь человек, а не какой-то там крылатый костяк длиной в пятнадцать шагов!

— Похоже, ты многого о ней не знаешь, — усмехнулся Хилльсат. Довольно бледно, впрочем.

— Уж не знаю, как такое возможно, — сказал Гред, — но эта особа является чем-то вроде оборотня. Первое обличье — человек.

— Женщина с ликом бледным и жутеньким взглядом.

— А второе обличье мы тебе только что описали. Это нежить. Скелет дракона.

— В общем, наваляла она нам… правда, не сразу. Сперва мы даже думали, что побеждаем.

— Но потом она загнала нас в какое-то полуреальное пространство. Там мы впервые увидели её в обличье человека и продолжили драку уже сталь к стали.

— И свои боевые аспекты мы там принять не смогли…

— …что поистине удивительно!..

— …отчего и проиграли бой вчистую, несмотря на активное применение Силы.

— Лучше сказать — благодаря применению Силы. Игла, помимо прочего, тёмный целитель, и чем серьёзнее её раны, тем больше в её распоряжении энергии.

— Да, попытка сжечь её заживо была большой ошибкой. Но самое удивительное случилось потом, когда мы уже валялись на песке двумя окровавленными тушками.

— Да. Видишь ли, Иглу заинтересовали наши силы, а точнее, то, чему нас учили в Обители.

— И она пригласила для консультации насчёт этих "сил" — знаешь, кого?

— Лицедея!

— А, ты ж о нём не слышала. Если кратенько, то Лицедей — самый, пожалуй, известный из бродячих аколитов Обители. И как Игла с ним познакомилась — тайна, покрытая мраком.

— Очень может быть, что покрытая в буквальном смысле.

— Охальник! При почти что родной сестре!

— А я что? Мало ли, как можно покрыть тайну…

— Тьфу на вас! — улыбнулась Терин. — Дальше рассказывайте!

— Дальше уже не так интересно. Нас с братцем Игла исцелила. Потом она отломила и вручила нам свой мизинец с наказом подпалить, если случится что-нибудь плохое…

"Отломила мизинец?!"

— …а потом они с Лицедеем усвистали в сторону Обители, потому что Игла возжелала научиться тем самым трюкам, с помощью которых мы доставили ей столько неприятностей…

— Правильное название для источника этих "трюков" — Тропа Бесконечного.

— …а мы продолжили путь в сторону перевала Белой Крупы.

— И до башни Скользкого мы добрались благополучно. Но пришлось бы нам туго, если бы один из заклятых темризовых охранничков не угодил разрядом Пламенного камня аккурат в мешок с вещами, где лежал выданный нам мизинец.

— Ну, Игла это почуяла — и явилась во всём блеске своей Силы.

— Вернее, во всём мраке Силы.

— Не суть важно. Охрану она просто отключала, как свою собственную, так что и драться почти не пришлось. Ловушки — аналогично. С Темризом в алтарном зале она поговорила, как хозяйка со шкодливым кутёнком. И тот, что характерно, вякнуть поперёк не смел.

— Ещё бы! Она ведь специально для разговора перекинулась в дракона!

— Жаль только, что она не позволила нам Скользкого прикончить.

— Да, жаль…

— Ну и ладно. Главное, что Гларнис мы вытащили оттуда живой и здоровой. А Темриз по приказу Иглы не только отпустил всех пленников, но вдобавок пообещал не приносить больше в жертву разумных существ. По возможности даже не убивать.

— Ему Игла вообще отсоветовала увлекаться этим способом приращения Силы. Мол, жертвоприношение быстро, эффективно, да только разум с душой разъедает, как кислота — клинок.

— Ищи, мол, другие пути, ибо их несчётное множество.

— А не найдёшь и примешься за старое — вернусь и лишу посмертия.

— Да, так и сказала. Не просто жизни, а посмертия. Темриз поверил.

— Мы тоже поверили. Так что на умерщвлении Скользкого настаивать не стали.

— А вы знаете, ребята, — сказала Терин, — что когда вы вот так начинаете рассказывать на пару одну и ту же историю, у нормальных людей начинает кружиться голова?

— Вообще-то знаем.

— Да. Нам говорили.

— Много раз.

— И всё без толку.

— А разве у тебя кружится голова?

— Нет. У меня голова не кружится. Но меня сложно назвать нормальным человеком.

— Почему?

— Потому что я — ведьма.

— Сильно сказано.

— Потому что это правда. Энгастийцы говорят, что правда сильна, зато ложь — красива.

— Вот уж бред! — Фыркнул Хилльсат. — Можно подумать, они не слыхали уродливой лжи или правды, звучавшей весьма бледно.

— Это одна из поговорок тианцев, — объяснила Терин и неожиданно о чём-то задумалась. — Она многое теряет в переводе. Можно, например, уточнить, что правда груба, проста, существенна, а ложь — затейлива, утончённа, опасна.

— То есть, — уточнил Гред, — в языке тианцев имеется параллель между опасностью и красотой? И между простотой и силой?

— Да. Не такая уж однозначная, но имеется. Их древнее наречие отличается развитой полисемией, тогда как современный энгастийский разрешает проблему уточнения смысла при помощи наращивания числа синонимов. Причём семантический спектр каждого слова сужается до предела. Этот подход диктуют нужды торговли и межвидового общения: язык теряет в глубине, требует больше времени для выражения мыслей, зато возможность непонимания или неверного толкования сокращается во много раз. Так что древние тианцы были замечательными поэтами, а нынешние — всего лишь замечательные торговцы и выдающиеся интриганы. Кроме того, хотя последний, исправленный и дополненный словарь энгастийского языка содержит значения для почти ста двадцати тысяч слов, а в словаре древнетианского этих слов в двадцать раз меньше, выучить последний в совершенстве заметно… сложнее. Да уж. Во всяком случае, в настоящий момент я знаю энгастийский на порядок лучше.

— Похоже, систематическое образование идёт тебе на пользу.

— Стараюсь, — "скромно" улыбнулась Терин. — Но язык, в котором почти восемьсот модальных операторов — это действительно нечто особенное! Не скажу, что древнетианский создан для нужд заклинателей, но что-то в этом утверждении этакое, грубое и правдивое, есть. Недаром Энгасти стал центром кристаллизации для рациональных магических школ Аг-Лиакка… а тианцы считаются потенциальными магами чуть ли не поголовно. Хотя у них Силы не больше, чем у людей, зато умение управляться со своей Силой у них… не в крови, нет, но в душе и языке.

— Пощады! — шутливо взмолился Хилльсат. — Откуда в тебе столько занудности, в твоём-то невеликом возрасте?

— Систематическое образование! — напомнила Терин ехидно. — Мозги сушит — будь здоров!

— Ужас-то какой…

— На самом деле ничего ужасного в этом нет. Но если вы действительно хотите, чтобы я помолчала, вам не следовало прерывать рассказ на середине.

— Почему ты думаешь, что…

— Потому! Когда я познакомилась с Эйрас, она сказала, что действует по вашему поручению.

Близнецы смутились.

— Я очень, очень внимательно вас слушаю.

— Нам стыдно, — сказал Гред. (А Хилльсат промолчал). — Впрочем, с такими… существами, как Игла, простым и даже непростым смертным часто приходится испытывать… неприятные ощущения. Недавно она снова появилась в Обители, где мы совершенствуем свои познания и умения, после чего нам было сказано много разного. Для начала, Игла сообщила, что тебя… определили в храм Гаэ-Себиша.

— А вы этого не знали? Я там четыре года с лишним сидела, а вы!

— Нам стыдно, — повторил Хилльсат.

— Далее она сообщила, что ты бежала из храма, — мрачно продолжал Гред. — Затем до нашего сведения был доведён тот факт, что за тобой отправился один из жрецов-охотников… забыл, как эта каста называется. И что охотник этот тебя настиг, поймал, а поймав, одел на тебя магический ошейник, подавляющий волю. Но, сказала Игла, для волнения нет причин, потому что она лично укоротила жрецу-охотнику его верхние конечности и забрала тебя в безопасное место. Поскольку одной из первых твоих просьб после снятия ошейника была горячая просьба обучаться магии, желательно — под руководством спасительницы, Игла решила, что безопасным местом вполне может стать город Энгасти в мире Аг-Лиакк.

— Под занавес, — сказал Хилльсат, — нам было велено прекратить вести себя по-свински, наведаться к тебе в гости и передать привет. С уверениями в том, что немедленно по окончании неких таинственных дел, не позволяющих ей отлучаться из родного мира на сколько-нибудь значительный срок, Игла обязательно появится в Энгасти сама — на пару месяцев как минимум.

— И вот мы здесь, — закончил Гред.

— То есть Эйрас лгала, когда говорила, что выручила меня по вашему поручению?

— Нет. Это сложно объяснить, но мы действительно попросили её избавить тебя от… общества жреца-охотника.

— После того, как меня уже от него избавили?

— Видишь ли, — сказал Гред, — Игла — особенное существо. До нашей с ней первой встречи она была едина в двух лицах. Первое: человек, маг. Второе: нежить, дракон. А потом, с подачи Лицедея, который показал ей дорогу к Обители, она приобрела третье… лицо.

— Да?

— Да. Её третье лицо — Амазонка, бродячий аколит Обители.

— И что из этого следует?

— Много разного, Терин. Очень много разного. Вот ты нам рассказывала, какие возможности открывает прилежному ученику наречие древних тианцев. Смею заверить, изучение Бесконечного наречия, которым мы с Гредом занимаемся в Обители, предоставляет гораздо больше… возможностей. Даже на нашем, не самом скромном уровне старших послушников. Что же касается Амазонки, то она, будучи аколитом, вполне способна воспринимать будущее как прошедшее, а уже случившееся — как то, что ещё должно произойти.

— Даже боги не могут сделать не бывшее бывшим, — сказала Терин осторожно. — Это аксиома. Да что боги! На такое, наверно, не способны даже риллу!

— Не знаю, как насчёт богов, — очень серьёзно ответил Гред, — а вот аколиты это могут. В определённых пределах, само собой.

— Когда мы в первый раз явились в башню Темриза, — подхватил Хилльсат, — мы с большим трудом прорвались в алтарный зал, с ещё большим трудом убили хозяина, сняли нашу сестру прямо с алтаря, но донести до дома мы бы её не успели. Она…

— Плоха она была, если без деталей. Целительные эликсиры заканчивались. Да и помогали они, прямо скажем, не сильно. А мы сами… в общем, мы — спецы по части отнятия жизни, а не наоборот. И тогда нам пришла в головы тёмная идея: позвать на помощь Иглу. Мы ведь знали, что она — именно целитель… помимо прочего.

— Так вот, после того, как она появилась, она Запела неблагоприятный вариант прошлого в подробный сон. А явью стал тот вариант, который мы тебе уже изложили.

— В общем, — закончил Гред, — с тех пор мы с братом на некоторые вещи смотрим не так, как обычные старшие послушники. Например, есть у нас обоснованное подозрение, что среди Основателей Обители затесался риллу… может, даже не один. Но для того, чтобы обсуждать такие темы всерьёз, у нас квалификация не та. Попробуй расспросить свою наставницу.

— Обязательно, — сказала Терин. После чего развернулась и пошла назад.

— Эй, ты чего?

— А того, братцы, что из-за наших стр-р-рашно увлекательных бесед мы промаршировали мимо моего дома. И теперь нам придётся возвращаться!

У калитки их ждали.

— Знакомьтесь. Мои двоюродные братья со стороны матери: Гред, Хилльсат. Мои сокурсники, будущие целители: Кйеррис Стрелок, Лойд Стаксель. Ну, вы общайтесь, а я пока приготовлю что-нибудь на тему выпить-съесть.

— Добрый день, — сказал Кйеррис, когда Терин скрылась в доме, и не без любопытства оглядывая близнецов снизу доверху и сверху вниз. — Заранее прошу прощения, если этот вопрос покажется невежливым, но "двоюродный брат" — это не профессия. Кто вы?

— Можете считать нас воинами Обители.

— Сразу должен предупредить, — добавил Гред тоном извиняющимся, но одновременно непреклонным. — На вопросы, касающиеся Обители, мы отвечать не будем.

— Понятно. Что ж, настаивать не стану. Вы надолго в Энгасти?

— Пожалуй, нет. Вот убедимся, что сестричку никто не обижает, и двинемся обратно.

На слове "обижает" глаза Лойда округлились, а Стрелок мимолётно усмехнулся.

— А на каком корабле вы приплыли?

Близнецы переглянулись.

— Вообще-то мы притопали своим ходом.

— Это как? По морю пешком?

— Нет. Через Межсущее. У вас тут буквально в часе ходьбы от черты города кольцо менгиров, "якорь" выхода. Очень удобно.

— Ага, — сказал Кйеррис. — Значит, всё-таки иномиряне.

— Не слишком ли поспешный вывод? — нахмурился Гред. — Через Межсущее и в пределах одного мира много путешествуют…

— С учётом недомолвок, которыми кормила нас Терин — нет, не слишком.

Близнецы снова переглянулись.

"Похоже, мы прокололись".

"Мы-то — ладно. Пришли и ушли. А вот малышка…"

"Нить забвения обоим?"

"Сперва посоветуемся с Терин. Она отнюдь не дурочка. Если бы она не хотела, чтобы парни были в курсе хоть минимально, не было бы никаких недомолвок".

"Думаешь, ей удалось бы врать будущим магам? Они ведь не стихийники и не алхимики, от хорошего целителя до менталиста — полшага…"

"Врать не обязательно. Достаточно молчать".

— Что, прикидываете, где ловчее прикопать наши хладные трупы? — фыркнул Стаксель.

— Таинственные исчезновения вызывают настойчивые расспросы, — ответил Гред. — Нет. Мы прикидываем, как обеспечить ваше молчание.

— И напрасно, — сказал Кйеррис. — Может, внешне мы похожи на раздолбаев… может, мы и есть сущие раздолбаи, особенно в сравнении с Терин, с её-то маниакальным стремлением знать всё и всё уметь. Но мы вовсе не хотим, чтобы из-за наших длинных языков до неё добрались служители Пятиокого.

— Похвальная сознательность.

— Это не только сознательность, это ещё и профессиональная этика. Кодекс целителей не такой жёсткий, как у обычных врачей, но понятие конфиденциальности нам знакомо.

"Дети", — подумал Хилльсат.

"Будущие маги", — поправил Гред. "И лично мне их позиция симпатична".

"От охочего до чужих тайн менталиста их "позиция" — защита так себе".

"Вот и думай, чем заменить обычную нить забвения".

"И подумаю".

— Ну что, вы за стол садиться будете или как? — с долей ехидства поинтересовалась Терин, выглядывая в раскрытое окно.

— Будем, будем, — откликнулся Гред.

— Так. Поправьте меня, если я что-то не так поняла. Они помнят, что я не из Аг-Лиакка?

— Да.

— Но ни один маг-менталист не сможет подтвердить это, прочитав их мысли?

— Не сможет.

— То есть вы закрыли этим своим ключом не только голый вывод, но и мои обмолвки, и сопутствующие соображения, и косвенно относящиеся к делу факты — в общем, всё сразу?

— Да.

— И это сделано не при помощи магии, так что маг не сможет найти даже защищающего память заклятия, потому что никакого заклятия нет?

— Именно.

— А почему вы не можете защитить меня так же, как моих сокурсников?

Гред вздохнул — глубоко и тяжело.

— Для них закрытое ключом не представляет важности. Ключ ведь не препятствует чтению мыслей ломовым путём, как классическое заклятье. Не ставит барьеров, не нагоняет тумана. Он просто переключает мысли на другое. Что-нибудь подходящее по ситуации. Например, Кйеррис, если его спросят о тебе, может вспомнить о том, как здорово вы с ним проводили время в одной постели. Или о том, как учил тебя фехтованию. Или ещё о чём-нибудь. Но ни в коем случае не о том, что подозревает в тебе рождённую в ином мире. О нас двоих он тоже вспомнит что угодно: внешность, оружие, безобидные реплики… кроме того, что закрыто ключом. И чем больше будет давление, тем активнее будет вспоминаться то, что не относится к делу. То, что не несёт угрозы.

— Ясно. Снимаю вопрос. Если я в ответ на вопрос о своих родителях начну усиленно вспоминать анатомию разумных рас Аг-Лиакка или расцветку облаков над океаном, даже идиот сообразит, что с этой девушкой что-то неладно. Для Стрелка и Стакселя то, что нужно скрыть — листок в пышной кроне. Для меня — почва, корни и ствол с ветвями.

— Именно так.

— Хм. Может, зря я пошла в маги? Может, мне следовало двинуться по вашим стопам?

— Вообще-то Тропа отличается от рациональной магии гораздо сильнее, чем магия мистическая, — вздохнув, сказал Гред предельно серьёзным тоном. — Я не уверен, что можно успешно сочетать магию и Тропу.

— А как же Эйрас?

— Ну, сестричка, тут ты высоковато замахнулась. Игла — это исключение из всех исключений. Может, ты не очень чётко поняла кое-какие следствия из нашего рассказа, но Игла прошла по Тропе от полного неведения до уровня аколита за ПЯТЬ ДНЕЙ. А может, и того меньше. Я даже не знаю, с чем это сравнить.

— Не надо это ни с чем сравнивать. Я уже поняла, что спрашивать о некоторых вещах лучше саму Эйрас. Я только никак не разберусь, кто же она такая?

— А на этот вопрос, — криво усмехнулся Гред, — тебе, думаю, не ответит даже она сама.

7

— Уважаемая Терин!

"Знакомый голос".

— Профессор Килсайх? — не без удивления спросила девушка, обернувшись. По взаимному молчаливому согласию в стенах Академии они старались общаться как можно реже.

— Идите за мной, — коротко приказал тианец. В его обычном суховатом тоне проскользнуло, как гадюка в высокой траве, нечто, начисто отбивающее желание задавать вопросы.

Недоумевая, Терин последовала за ним.

Знакомый кабинет Килсайха, в который она заглядывала от силы раза четыре, не изменился. Однако в глубоком, с высокой спинкой и удобными подлокотниками кресле сидел не хозяин, а какой-то незнакомый молодой тианец. Впрочем, в его облике имелось нечто особенное, уже ей встречавшееся. Что-то явное, очень заметное… ну конечно! Глаза! У этого, в кресле, они были точь-в-точь такие же, как у одного из старшекурсников. Лиловые и довольно мрачные.

— Это она? — поинтересовался тианец в кресле.

— Да, мой господин.

"Мой господин?!"

— Хорошо. Погуляйте пока… часок-другой.

Килсайх беззвучно исчез. А Терин обнаружила, что лиловый взгляд держит её крепче, чем стальные оковы. Почти так же крепко, как недоброй памяти Кольцо Повиновения на шее.

Дыхание вдруг стало тяжёлой, пьющей остатки сил работой.

— Назови своё полное имя и происхождение, — приказал тианец.

— Дочь Масатта и Кено, Терин Задира из Алигеда страны Дирмаг мира Тагон.

— Так. Действительно иномирянка… как ты попала в Энгасти?

Промолчать — немыслимо. Но струна Силы между теменем и точкой тун натягивается…

— Благодаря Эйрас сур Тральгим, называвшейся также Иглой и Тенью.

— За твоё обучение в Академии заплатила названная тобой особа?

— Да.

— В каких отношениях ты состоишь с названной особой?

"До чего старательно избегает упоминания имени… прямо как близнецы… боится?

И правильно боится!"

— В отношениях, связывающих ученицу и учителя.

— Когда ты последний раз общалась с нею?

— За полтора месяца до поступления на первый курс. Если точнее, за тридцать семь дней.

— Что тебе известно о целях своей наставницы?

Струна Силы звенит. Губы шевелятся, как чужие.

— Я не…

— Говорить только правду! — рубит тианец. Его лиловые глаза пылают огнём не то нестерпимой боли, не то слепого фанатизма. — Правду! Цели твоей наставницы — ну?

— Со… с… сволочь!

С глухим потусторонним лязгом встают на заранее высчитанные места ментальные блоки. Ноги подкашиваются от слабости, взгляд застит чёрная метель, а виски и челюсти сшивает колючая проволока боли. Но зато власти лиловоглазого над волей Терин приходит конец. А струна Силы, притихшая было, звенит всё громче, питаемая тихим ледяным бешенством. И сами собой выстраиваются в памяти формы разных не полезных для здоровья проклятий…

— Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю? Ты!

— Тише, тише, — морщится сидящий. Ему отсечение ментального контроля тоже далось нелегко. — Считай, что я приношу искренние извинения за некоторое излишество в… средствах.

— Я сейчас тоже устрою тебе пару "излишеств"! А потом принесу "искренние извинения"!

— Не рекомендую, — оскалился лиловоглазый. — Конечно, если ты не имеешь желания вылететь из Академии, не закончив даже первого курса.

— Блефуешь.

— Нет. Моё имя — Айселит. Второй сын Мориайха Энгастийского.

"То есть отпрыск единовластного хозяина острова. Запасной принц. Мило!"

Сопоставив кое-какие слухи, Терин неприятно усмехнулась.

— Тебе говорили, высочество, что вербовщик из тебя — как из полушки золотой?

Лиловые глаза сверкнули.

— А таких, как ты, не вербуют. Таких либо нанимают, либо убивают.

— Ну почему же? Ещё таких выгоняют из Академии.

— Нет, это нерационально. В перспективе ты — слишком хороший маг, чтобы ссориться с тобой по пустякам.

— Это не я хороша. Это твоё высочество — недостаточно хороший менталист.

Айселит неожиданно ухмыльнулся.

— Зато у меня в подчинении есть и выдающиеся, и даже превосходные менталисты.

— Что ж ты не привёл одного из них с собой? Непрофессионально!

— Да вот, понадеялся, что справлюсь с первокурсницей сам. Судя по характеристикам от преподавателей, я мог делать с тобой всё, что угодно, а потом прижать "печатью забвения".

— И получил бы три полных ложки серьёзных неприятностей.

— Неужели?

— Сильно сомневаюсь, что Эйрас не смогла бы обнаружить и снять поставленную тобой "печать". А вернее, я полностью уверена в обратном. И я совершенно не сомневаюсь, что твоё непринуждённое хамство пришлось бы ей не по нраву. Между прочим, — не улыбка, а настоящий ядовитый укус, — последний из тех, кто посягнул на мою свободу, лишился обеих рук.

Принц покачал головой

— Скажи, Терин, — вздохнул он, глянув сочувственно, — ты действительно рассчитываешь, что Эйрас появится в Энгасти в течение… ну, хотя бы ближайших года-двух? Если ты не знаешь, перед тем кратким визитом, когда Эйрас устроила тебя в Академию, она не появлялась на острове, а скорее, и вообще в Аг-Лиакке, на протяжении одиннадцати лет. Но это так, между прочим.

— Это намёк на желательность найма?

— Рановато тебе идти в наёмники.

— Господин Удриш тоже так полагал. Но я довольно быстро его разубедила.

— Предположим, я схватил приманку. Кто такой Удриш?

— Действительный член Гильдии Артефакторов. В настоящий момент я работаю его ассистентом. Проверяю качество продаваемых в магазинах Энгасти магических предметов.

Мимика тианцев не полностью соответствовала человеческой, но имитировать чужую мимику представители разных рас, как правило, могли без затруднений — после некоторой тренировки. Правда, очень мало кто из людей или ваашцев мог воспроизвести чисто тианское заинтересованное движение ушами, да и ваашские шевеления подвижными носовыми хрящами для двух других островных рас оказывались почти неповторимыми…

В ответ на сообщение о труде ассистента брови Айселита слегка поднялись.

— Наверно, недоплачивает?

— Почему? Платит в полном объёме, со всеми полагающимися долями призовых и премиальных. Конечно, ему причитается три четверти денег за работу, три четверти которой выполняю я, но ничего лучшего я до сих пор не нашла… кроме того, что даже важнее вопроса с деньгами, работа на Удриша — тоже учёба.

Принц снова покачал головой.

— А я-то считал себя мастером тонкого намёка…

— Если мои намёки излишне тонки, высочество, скажу прямо. Если ты не подсуетишься, через пару курсов я распрекрасно устроюсь в этой жизни и без твоего ведомства. А сейчас меня ещё можно перекупить дёшево. Просто за доступ к кое-каким тайнам, кое-каким предметам и кое-каким… искусникам. Хотя, — тонкая усмешка, — золото, говоря прямо и грубо, тоже не помешает.

— Знаешь, а из тебя мог бы выйти не самый плохой вербовщик.

— Вот этого не надо. В настоящее время я предпочитаю повышать свой класс, а не менять направление… работы. Я — студентка Академии, будущий маг и ученица Эйрас. Тем и ценна.

— Вот как?

— Вот так, высочество.

— Ясно. Я обдумаю твоё предложение. А пока ступай… да, ещё одно!

Айселит ухмыльнулся. Как показалось девушке, искренне.

— Терин Задира из Алигеда! Дарую тебе отныне и впредь высокое дозволение обращаться ко мне на "ты" и по имени… пока никто не видит. А теперь — вали отсюда, шельма!

— Как будет угодно твоему высочеству, — поклонилась Терин, ухмыляясь в ответ. И свалила.

На следующий день после разговора с Айселитом профессор Килсайх выдал Терин пропуск в Малое хранилище артефактов Академии (без права выноса, но с правом изучения). Вместе с пропуском в запечатанном конверте обнаружилось приглашение на ужин. К некоторому разочарованию Терин, ужинать ей пришлось не с принцем, а с другим тианцем, зеленоглазым и несущим печать характерной мрачности. Впрочем, итоги делового разговора её вполне устроили. Было решено, что раз в три дня первокурсница будет являться в уединённый особняк на одной из окраинных улиц, где сможет учиться у первоклассных фехтовальщиков и метателей различных острых предметов, а также без помех практиковаться в плетении заклятий под руководством опытных магов. Когда же начнутся большие летние каникулы, Терин будет вольна хоть переселиться туда.

Однако планы на будущее пришлось пересмотреть, потому что незадолго до переводных экзаменов в Энгасти вернулась Эйрас.

— Придётся просить прощения, — сказала Игла, когда с приветствиями было покончено.

— За что же?

— Как — за что? За слишком долгое отсутствие.

— Я более чем уверена, Эйрас, — сказала Терин церемонно, — что у этого долгого отсутствия имелись более чем уважительные причины.

Наставница усмехнулась.

— Вроде того, — сказала она. — Имелись. Целых две… первая — муж. Вторая — дочь.

— Ты замужем?

— Представь себе! А что?

— Просто ты не похожа на… э-э…

Новая быстрая усмешка — уже не мечтательная, а откровенно ехидная.

— Ты далеко не первая, кто так думает. Но это потому только, что ты плохо меня знаешь. Да и я тебя знаю не блестяще. Но большие летние каникулы — не самый плохой повод исправить это досадное упущение, как полагаешь?

— Значит, ты в Энгасти надолго?

— Самое малое — на два месяца, — твёрдо сказала наставница. — Если и буду отлучаться, то не больше, чем на пару дней подряд.

— М-м… Эйрас, я должна тебе сообщить не очень приятную новость…

— И это?

— Мной — то есть на самом деле тобой, а мной уже так, на правах гарнира — заинтересовалась тайная служба Энгасти в лице второго принца, Айселита…

Терин кратко пересказала разговор в кабинете Килсайха и обрисовала условия, на которых тайная служба "наняла" её.

— Отлично! — сказала Эйрас, выслушав доклад ученицы. — На такой быстрый успех я даже не рассчитывала! Видимо, ты действительно многого достигла.

— Но ведь…

— Никаких "но", Терин! Ты придерживалась совершенно правильной линии поведения. Если тебя смущает организация, с которой ты заключила договор, то напрасно. Да, на службе, сопряжённой с политическими, военными и прочими секретами, попадаются первосортные подонки. Существа — я остерегусь именовать такие экземпляры гражданами, — начисто лишённые всякого следа моральных принципов, запредельно жестокие и омерзительно жадные. Но вообще-то любая нормальная тайная служба, если её руководство хочет эффективно противостоять конкурентам, стремится заполучить в свои ряды лучших. Самых умных, самых пронырливых, самых честных, патриотичных и одарённых. Способных не только убивать во имя интересов своей страны, но и, если понадобится, без колебаний умереть ради неё. Судя по твоим впечатлениям от принца Айселита и его сотрудников, ты попала в достойную компанию.

— Эта компания, — хмуро заметила Терин, — была бы счастлива заполучить тебя. Или, если не выйдет заполучить, — убить. Замечательный высокоморальный тианец Айселит сообщил мне прямым текстом: "Таких, как ты, или нанимают, или убивают".

— Ну, убить меня у них кишка тонка. А нанять — мошна тоща, ибо всего лишь за большие деньги я давным-давно не работаю… хм. Ладно, расскажи лучше, как ты тут вообще? Что успела выучить, сколько вина выпила, с кем свела близкое знакомство?

— Ответ на последний вопрос будет здесь через пять минут.

— Откуда знаешь?

— Эфирный маркер. Когда Кйеррис Стрелок направляется в мою сторону, я ощущаю его, как… в общем, ощущаю.

Эйрас усмехнулась.

— Что я слышу! Стыдливость? Это у воспитанницы храма и студентки Академии?

— Знания привлекают меня гораздо сильнее пьянок и загулов!

— Не ершись. Верю. Собственно, я и сама такая.

— Я догадалась, — заметила Терин как можно ехиднее. — Слушай, а как мне представить тебя Кйеррису? Уж извини, но на мою наставницу ты в таком виде не тянешь.

— А на кого я тогда тяну?

— На подругу.

— Нет. Разница в визуально определяемом возрасте великовата для подруги. У меня есть в запасе более интересный вариант. Ну, накрывай на стол!

— Сестра? — переспросил Стрелок, недоверчиво переводя взгляд со своей сокурсницы на Эйрас и обратно.

— Сильно сводная, — уточнила Игла. — Я — дочь от первого брака мачехи Терин. Будь я мужчиной, могла бы смело жениться на сестрице, не опасаясь кровосмешения.

Это заявление заставило Кйерриса поперхнуться.

— Да уж вижу…

— Что ты видишь? — спросили Терин и Эйрас в унисон.

— Что вы разной крови, — вывернулся Стрелок.

— Не вздумай обвинять Иглу в мужеподобии! — страшным шёпотом приказала Терин.

— Да пусть обвиняет, сколько влезет! — хмыкнула Эйрас. — Он ведь твой парень, а не мой взаимно обожаемый супруг.

Мысль, что сидящее сбоку от него жутковатое создание — бледное, жилистое, с глазами, похожими на чёрные дыры, и здоровенным мечом за плечами — может иметь супруга, да ещё и "взаимно обожаемого", помещалась в голове у Кйерриса с большим трудом.

— Кстати, сестра, — оживилась Терин, — ты ведь до сих пор не сообщила, каким ветром тебя занесло на Энгасти? И как долго ты намерена оставаться тут?

— Торопишься избавиться от меня, едва успев поздороваться? Не радуйся, милая, в этот раз я надолго. Может быть, до самого конца твоих каникул. Если удастся заработать побольше звонких и продлить заслуженный отдых.

— А кем ты нынче работаешь?

— Пока никем. Покручусь, поспрашиваю, не требуется ли кому Игла — узкий специалист широкого профиля… потом. Когда звонкие начнут иссякать. Кстати, тебе деньги нужны?

— Спасибо, не надо. Я нашла работу, так что могу даже вернуть часть долга за обучение.

— Это хорошо. Это о-ау-о-очень хорошо…

Эйрас непритворно зевнула и встала из-за стола.

— Ладно, сестра. Посидели, и будет, а то я с дороги устала, как прямо не знаю что. Успеем ещё наболтаться. Вторая комната по коридору направо по-прежнему свободна?

— Да. Вселяйся, будь как дома.

— Угу. Счастливо оставаться…

Когда Игла удалилась, Стрелок сказал, понизив голос:

— Ну у тебя и родственница!

"Не по крови, но по Дару", — мысленно уточнила Терин. И гордо ответила:

— А то! Я давно уже ей завидую…

— Почему?

— Ну, хотя бы потому, что она, если бы не её жуткая непоседливость, вполне могла преподавать в Академии несколько разных предметов.

— Так она ещё и колдунья?

— Разве ты не заметил? И потом, почему колдунья? Бери выше — маг!

— А по специальности?

— Целительница. Впрочем, далеко не только целительница. И она старше, чем выглядит.

— Да? А на вид и по манерам — вчерашняя девчонка.

— Внешность, дорогой мой, — мурлыкнула Терин, облизываясь, — обманчива.

После чего обсуждение родственников, толком не начавшись, завяло на корню.

Утром следующего дня Кйерриса ожидало очередное потрясение. Выйдя из дома, он обнаружил сидящую на скамейке пару: Эйрас и тианца с лиловыми глазами. При этом милитаризма во внешности Иглы не осталось ни на волос (какой уж там милитаризм, если на ногах болтаются простенькие сандалии, а весь наряд состоит из довольно откровенного шёлкового халата!). А вот тианец был одет в роскошное до помпезности придворное платье. Впрочем, вопиющая разница в одеяниях нимало не мешала сидящим созерцать сад и перебрасываться негромкими репликами.

— А, Кйеррис! — обернулась Эйрас. — Доброе утро.

— Доброе, — буркнул Стрелок. — Прошу прощения, а вы?..

— Айселит, — кратко представился тианец.

У Кйерриса глаза полезли на лоб. Уж он-то, в отличие от нелюдимой Терин, давно выяснил, как зовут членов правящей династии… а лиловые глаза отметали остатки сомнений. Радужки лилового цвета — печать наследственной магии, одновременно знак происхождения и метка особой Силы — заставляли окружающих настораживаться. А чаще — вытягиваться в струнку…

Всех, кроме Эйрас. Похоже, её близкое (очень близкое!) соседство с принцем не нервировало ни в малейшей степени… чего нельзя было сказать о Стрелке.

— Ваше высочество…

— Без чинов! — улыбнулся Айселит. — В этом доме я такой же гость, как вы.

— Да, конечно… извините…

Поспешно убравшись с глаз, Стрелок ворвался на кухню, где Терин готовила завтрак.

— Ты мне не поверишь!

— Ну почему же? Поверю. Ты, как правило, даже преувеличений избегаешь…

— Тогда держись за стол. Знаешь, кто сидит у тебя в саду? Сам принц Айселит!!!

— А, — сказала Терин. — С сестрой, небось, болтает. Значит, завтракать будем вчетвером.

— Ты что, знала?!

— Нет. Но я не удивлена. Там, где появляется Игла, могут появиться и более значительные персоны, чем его высочество.

Если бы Стрелок в данный момент что-нибудь жевал, то непременно поперхнулся бы. "Более значительные? Это кто? Сам Мориайх Энгастийский с большой свитой, что ли?!"

…Завтрак прошёл в тёплой, дружественной обстановке.

Правда, Кйеррис молчал, как рыба, да и Терин не спешила явить себя кладезем красноречия. Но вот диалог Эйрас и Айселита производил ровно такое же впечатление, как беседа двух опытных дипломатов. Изящно журчащий ручей, полный тонких намёков на известные только им двоим факты, с упоминанием смутно знакомых Стрелку мест и абсолютно незнакомых ему имён. При этом никак не получалось определить относительный статус собеседников. То они шутили вполне по-дружески, то вдруг Айселит разворачивал плечи и вскидывал голову, чеканя слова, как истинный властитель, а временами превращался в изумлённого подростка, внимающего Игле, как старшей и умудрённой… родственнице? наставнице? На самом деле ни той, ни другой, но Кйеррис никак не мог ухватить суть, потому что эта пара тут же снова съезжала на шутки и анекдоты.

Перед тем, как откланяться, Айселит внезапно и страшно пригвоздил Стрелка своим лиловым взглядом, после чего сказал без лишнего нажима:

— Я надеюсь, вам, молодой человек, не нужно напоминать, что распространение слухов об этом частном визите будет совершенно лишним.

Ответа принц не дождался. Да его и не требовалось. Кйеррис с тоской осознал, что теперь он будет гораздо тщательнее контролировать себя. И уже не сможет напиваться так, как бывало, из банального страха сболтнуть лишнее. Ведь помимо Айселита, жутковатого, но вежливого, существует Свинец и его ужасающая Курьерская служба. Которых никто и никогда не уличал в вежливости, но только в последовательном следовании девизу: "Благо Ленимана превыше всего!".

А Лениман — это его, Кйерриса, родина. Куда ему рано или поздно предстоит вернуться.

8

Южное побережье острова Энгасти. Уединённая бухта, прячущаяся среди крутых скал. Домик, лепящийся к одной из скал, точно ласточкино гнездо. Да именно домик, не более: хрупкая конструкция из тонких деревянных балок и оклеенной тканью фанеры. Такие, с позволения сказать, убежища сооружаются за пару дней, не больше, а стоят даже дешевле, чем хорошая походная палатка. Ибо последнюю можно ещё и переносить с места на место, да и весит она всё-таки поменьше.

В тайной службе Энгасти домик носит неофициальное название "Сладкое гнёздышко номер девять" или просто гнездо-девять. Обычно здесь отдыхают от тягот службы… не в одиночку.

Терин здесь находится тоже не одна, а с Эйрас. Но ни о каких сладостях не задумывается.

Некогда.

— Правильное дыхание — основа всего. Если ты дышишь в ритме воды, на твой зов откликнется вся сила воды, вся гибкость воды, вся её подвижность. Если ты дышишь в ритме земли, ты сможешь стать тяжёлой, крепкой и мощной, как корни скал. Если ты дышишь в ритме огня, ты сможешь приблизиться к его жгучим богатствам, к его разрушительности, его ярости и даже его созидательной силе. Если же ты дышишь в ритме воздуха, ты получишь его скорость, его разбег, его прозрачную ясность — или обманчивость, что сродни туманам и миражам.

Пауза.

— Но это всё поэзия, красота и немного лжи сверху. Не совсем правда, которую может сделать правдой твоя искренняя вера. Можно сказать проще и приземлённее. Если ты дышишь в ритме бегуньи, ты станешь отличной бегуньей. Если ты дышишь в ритме воина, ты будешь не самым плохим воином — как минимум. Если ты дышишь в ритме певицы, оратора, базарного зазывалы, ты станешь выдающейся певицей, сильным оратором или отлично слышным базарным зазывалой. А если ты дышишь в ритме больного, ты заболеешь. Но если ты плюнешь с высокой горы на все эти ритмы и будешь дышать так, как требуется дышать вот в этот самый момент, ты станешь абсолютно естественна и сможешь быть кем угодно, по желанию: хоть водой, хоть воином, хоть зазывалой.

Пауза.

— Дыхание накрепко связано с жизнью, а следовательно, и с магией. Сама я дышу, как земля, во время медитаций. Привыкла, видишь ли, опираться именно на неё, наиболее близкую мне как некроманту в круге стихий. Но сие не значит, что иные стихии для меня закрыты. Я дышу, как вода, и до некоторой степени становлюсь водой в бою. Хотя ценой некоторого напряжения могу стать и огнём, и даже ветром — смотря по обстоятельствам. То есть в зависимости от того, какой противник попадётся. Например, мастера одной из "огненных" школ лучше гасить не водой, что подразумевает собственные потери, а воздухом. Но мастера "водной" школы лучше встречать огнём… ну, подробнее об этом позже. Сейчас вернёмся к дыханию.

Ещё пауза.

— Может показаться, что человек дышит только грудью и ещё помогает себе животом. В корне неверный подход! Дышит всё тело. И дыханию помогает кровь. Как целитель, ты ещё убедишься, что без притока крови орган или конечность умирают именно от удушья. Поэтому правильное дыхание включает в себя также правильное сердцебиение, правильное напряжение мышц и правильное расширение-сужение кровеносных сосудов. Всё это нужно контролировать, всем этим нужно уметь управлять. Причём насиловать организм магией для этого не надо.

— А это не противоречие? По твоим словам, дыхание связано с жизнью и с магией…

— Будь внимательнее. Вообще, как ты представляешь себе магию?

— Ну…

Смех.

— Извини. Нечестно задавать тебе вопрос, полного ответа на который я сама не знаю. Но в первом приближении можно утверждать, что есть три грандиозных царства. Это не стихии, нет. Царства — это нечто большее. Имена этим царствам: материя, энергия, знание. Потом я покажу тебе, что на самом деле это деление условно, что реальность едина и неделима, что материя с энергией без особенных проблем превращаются друг в друга, а знание рассеяно повсюду и во всяком плотном мире почти неотделимо от этой самой плоти, то есть материи и энергии. Но это — потом. А пока прими за данность, что есть материя, энергия и знание. И что магия имеет дело преимущественно со вторым и третьим царствами, а в царстве материи она спит. Но! То, что в делах материи магия почти не участвует, ещё не означает, что материя сама по себе полностью инертна. Ведь жизнь — ничто иное, как функция материи. Вон тот песчаный краб распрекрасно обходится безо всякой магии, и ничего — живёт. И ты, лишённая всех магических способностей, останешься жить, пусть даже такая жизнь покажется тебе не сладкой. Уметь управлять дыханием означает не больше и не меньше, как уметь управлять некоторыми простейшими аспектами жизни. Оставив в стороне энергию и знание, могу утверждать: существо, поистине контролирующее свою плоть, кровь и дыхание, способно совершать настоящие чудеса.

— Можно вопрос?

— Давай.

— Три царства — это понятно. Мне непонятно другое. Куда в этой картине поместить пространство? Или, скажем, время?

— Хороший вопрос. Действительно хороший. Я могла бы на него ответить подробно и точно, но в рамках первого приближения точный ответ покажется тебе бессмысленным. К тому же в разных мирах отношения материи, энергии, пространства, времени, знания и магии могут меняться кардинально; ответ, ограниченно верный в одной области реальности, окажется полностью неверным в другой. Давай остановимся на том, что пространство и время — зависимые функции движения, а движение свойственно всем трём царствам, как их неотъемлемое качество. Но хватит лекций, приступаем к практике. Тема практического занятия — правильное дыхание. Оставь в стороне магию и попробуй почувствовать себя живой…

Теория без практики — что дерево без кроны.

"Опора на три точки. И правильное дыхание. Ага, а вот и подходящая щель. Пальцы — крючья! Раньше скала рассыплется, чем они разожмутся! Да, примерно так. Подтянуться. Стопу со старой опоры убрать, на новой опоре утвердить. Отлично. Ещё немного подтянуться. Очередь второй руки… а не так уж это и тяжело, если дышать правильно. Или я снова не столько учусь, сколько вспоминаю? Или главное — понять принцип, проникнуться, влиться в образ, как вода вливается в сосуд, в точности повторяя его форму?"

— Не отвлекайся! — голос Эйрас, конечно, не многохвостая плеть, но жалит больно. — Рано тебе на вертикали думать! Ты бы ещё заклинания начала на ходу плести!

— А разве это невозможно?

Собственный вопрос сбивает с ритма. И Терин ощущает это сразу же. Слабеют пальцы-крючья, набрасывается вроде бы давно побеждённый страх…

— Возможно всё, — вторит ощущениям ответ. — Но не сразу. Вот когда ты станешь взбираться на вершину Кривого Носа быстрее, чем клепсидра отсчитает две минуты, тогда начнём эксперименты. Не учись бегать, не умея ходить, и не учись летать, не умея падать!

— Придётся тебе выслушать ещё одну лекцию, но без неё никуда не денешься. Я не отрицаю того факта, что магия — это неотъемлемая часть естества. Такая же, как круговорот веществ, многообразные проявления жизни или не менее многообразные превращения энергии. Но коль скоро ты начинаешь изучение магии с её рациональной стороны, придётся тебе принять за аксиому тот факт, что магия, хоть она и часть естества, стоит НАД естеством. Точно так же, как разум стоит над жизнью. Рациональная магия не обязана противоречить естественному ходу событий. Более того, наиболее успешные заклинания эксплуатируют этот самый естественный ход. Подстраиваются под него. Используют. Так парус корабля использует ветер, чтобы команде не обязательно было ворочать вёслами. Но должна заявить тебе, что полноценно использовать что-либо можно только в том случае, если обладаешь знаниями.

— Это банальность.

— Рада, что ты заметила сей несомненный факт. Тогда — вопрос. Если ты за завтраком съела кусок хлеба с маслом и варёным яйцом, ты воспользуешься магией, чтобы это переварить?

— Нет.

— Ага. А во время нашей плодотворной беседы, выслушивая мои идиотские сентенции и отвечая на мои не слишком умные вопросы, ты пользуешься магией?

— Эйрас, ты же сама запретила пускать в ход Силу!

— А как ты полагаешь, какими мотивами я при этом руководствовалась? Понимаю, вопрос серьёзный, можешь подумать подольше.

— Если свести всё воедино, можно сделать простой вывод. Ты хочешь, чтобы я узнала о себе и своих естественных возможностях как можно больше. Потому что магия — это могущественный инструмент, но у всякого могущества есть свои границы и своя плата. И если можно делать что-то без использования магии, лучше приберечь эту самую магию до момента, когда она понадобится по-настоящему. Например, здоровый человек переваривает пищу, живёт, дышит и думает без каких-либо заклятий. Сам по себе.

— Не совсем тот ответ, но для начала сойдёт.

— А разве я что-то упустила? Ты умеешь восполнять энергию почти так же быстро, как тратишь. При твоём опыте ты могла бы передвигаться исключительно при помощи левитации, а объясняться — одними мыслеобразами, без слов. Собственно говоря, тебе даже дышать не обязательно.

— Дышать должно каждое живое существо.

— Сомневаюсь, что этот "долг" довлеет и над магами твоего уровня. Наверняка есть трюки, позволяющие избавиться от этой нудной необходимости. Какой-нибудь магический метаболизм или что-нибудь в этом роде. А в виде дракона тебе и трюки не нужны.

— Что, близнецы разболтали? Ладно. Буду откровенной. "Маг моего уровня", как ты изволила выразиться, действительно не обязан есть, пить, дышать, ходить своими ногами и так далее. Я могу перейти на… магический метаболизм и заменять все естественные потребности, включая отдых и сон, медитациями, перемежаемыми трансом. В качестве крайней меры я могу перейти на существование в виде нежити. Вот только при всём при этом ты забываешь о собственном высказывании, как нельзя более подходящем к ситуации. Четыре слова: за всё надо платить.

Терин молчит.

— Это почти забавно, — говорит Эйрас, и губы её кривит странноватая улыбка. — Встать над естеством, почти освободиться от диктата плоти… чтобы потом, на очередном витке, вернуться к некогда досаждавшей простоте. Ибо наиболее динамичны системы с наибольшим числом противоречий. Развитие есть конфликт и итог конфликта. Поэтому я не тороплюсь перейти на магический метаболизм и вообще предпочитаю делать при помощи магии только то, в чём без неё никак не обойтись. Если бы я отказалась от жизни в плотном теле, таком слабом, уязвимом и несовершенном, я вряд ли добилась бы того, чем ныне заслуженно могу гордиться. Я маг, но я также много кто ещё. И я не собираюсь отсекать от своего бытия кровоточащие куски только потому, что могу обойтись без некоторых вещей, для простых смертных неизбежных.

Терин молчит.

— Ладно, ученица. Думаю, на сегодня хватит. Вчерашний твой рекорд перекрыт с запасом. Это упражнение исчерпало себя, завтра надо будет придумать что-то новенькое. Пошли ужинать.

Мягко, почти изящно выгнувшись и на миг сделав "мостик", Терин перевернулась в обычное положение. С Эйрас она была склонна согласиться.

Действительно, стойка на руках — пройденный этап.

"Наконец-то!"

Этого момента пришлось дожидаться больше месяца. Нет, на отсутствие физической нагрузки жаловаться было бы грешно. Плавание, лазание по окружающим бухту скалам, разнообразные и весьма замысловатые упражнения, во время которых вдобавок следовало уделять внимание другим упражнениям — тем, давно выученным, из брошюрки. Техника параллельного мышления.

В итоге Терин, ранее умевшая плавать исключительно "по-собачьи", научилась задерживать дыхание под водой на четыре с половиной минуты — неплохой результат даже для профессионального ловца жемчуга. Научилась поддерживать осмысленную дискуссию, прогуливаясь по пляжу на руках. (Эйрас в такие моменты также вставала на руки, подавая живой пример, и эта неестественная позиция мешала ей ещё меньше, чем ученице). Научилась с завязанными глазами забираться на любую из окрестных скал и спускаться обратно, причём не обязательно той дорогой, которую использовала для подъёма. А главное, научилась при совершении всех этих подвигов не уставать. Ну, почти не уставать. И даже не слишком жадно набрасываться на еду.

Причём всё это — без магии. Без заклятий и применения Силы.

Но до сих пор Эйрас не брала оружия в руки сама и не позволяла этого Терин. А на заданный один-единственный раз прямой вопрос ответила уже знакомой фразой:

— Не всё сразу. Не учись бегать, не умея ходить, не учись летать, не умея падать.

"Вот он, момент истины. Ох и будет сейчас ругани!.."

Предчувствие подвело. С другой стороны, если бы Эйрас ругалась, было бы легче.

— Да-а-а. Что называется — жалкое, душераздирающее зрелище. Похоже, твои так называемые тренеры либо не знали, как правильно работать с оружием, либо не воспринимали тебя всерьёз. И я даже не знаю, что хуже. Ты сама-то чувствуешь, как неестественна эта стойка?

— А если… вот так?

— Лучше. Но не намного. Давай-ка быстро пробежимся по основам. Как бы ты охарактеризовала себя? С точки зрения конституции и физической подготовки, я имею в виду. В качестве объекта для сравнения можешь использовать меня, — ухмыльнулась Эйрас. — Не обижусь.

— Во-первых, я выше, — сказала Терин. — На полголовы… нет, даже больше. И тяжелее.

— Насколько?

— Сейчас — не намного. Килограмма три или четыре. Но я ещё буду прибавлять в весе, потому что расту, а ты вряд ли потолстеешь хотя бы на несколько граммов. Или похудеешь.

— Это да. Худеть мне просто некуда… хм. Замечательно. Продолжай.

— Собственно, это почти всё, что можно сказать. Я выше, плотнее, а в перспективе — тяжелее и сильней. Кисти с запястьями у меня почти как у субтильного мужчины…

— Без "почти", — отрезала Эйрас. — Народ, к которому ты принадлежишь по рождению, отличается этакой добротной основательностью. И ты тоже. Если я перестану за собой следить и сокращу нагрузки, я довольно быстро отощаю. Если подобную глупость учинишь ты, то начнёшь полнеть. В общем, твой анализ верен. Ты — девица рослая, крепкая, сильная; в перспективе станешь ещё на три-четыре сантиметра выше, прибавишь килограммов пять и станешь сильнее меня примерно на треть. Какой из всего выше сказанного можно сделать вывод?

— Не знаю.

— А вывод прост. В отличие от меня, тебя вполне можно "заточить" под пару равных средних клинков. Подвижность, сила и гибкость — именно в таком порядке. Лёгкая шпага, к которой тебя пытались приучить, для тебя уже сейчас слишком легка. Шпага плюс дага или парные кинжалы — это оптимальное оружие не для тебя, а для меня.

— Но почему тогда ты носишь тяжёлый меч "на полторы руки"?

— Потому что я дерусь с его помощью исключительно в боевом трансе. А вот тебе в трансе стал бы по руке даже полноценный двуручник. Или тяжёлый топор.

— Боевой транс?

— Да. Это серьёзнейший козырь в любой схватке, но и расплата за него серьёзна. Я достаточно подготовила тебя, чтобы ты сумела в него войти… не сегодня, нет: это отложим на послезавтра. Но запомни накрепко: в течение ближайшего года не пытайся входить в боевой транс раненной, ослабленной или истощённой — и на время, превышающее минуту. Кроме того, поначалу входить в этот вид транса следует не чаще, чем раз в три-четыре дня. Ты — будущий целитель, Терин, но никакой целитель не поможет, если от перегрузки лопнуло сердце.

— А сколько в боевом трансе можешь продержаться ты?

— Не используя магический метаболизм и прочие фокусы — минут шесть или семь. Для абсолютно здорового человека это близко к пределу. Видишь ли, одна минута в боевом трансе равна десяти минутам самой тяжёлой и выматывающей работы на пределе сил. Но у меня за плечами долгие годы регулярных тренировок. А у тебя — только танцы. Строго говоря, ты начинаешь слишком поздно, чтобы суметь приблизиться к совершенству обычным путём. Но как раз на такие случаи и существует магия. Как ты могла заметить, я ускоряю твоё развитие.

— Спасибо.

— Не за что. Ты всё-таки моя ученица. А теперь убери свою зубочистку, возьми вот эту пару мечей, и приступим к практике…

Большие каникулы вместе с Эйрас стали для Терин не только временем сплошных тренировок. Все прочие подвиги, вроде плавания и скалолазания, перемежались своеобразными "отчётами о пройденном", ставшими настоящей феерией магии. Терин пересказывала учебный материал. Эйрас дополняла его своими комментариями, раскрывая таящиеся от поверхностного взгляда секреты. Отбросив всякую сдержанность, Терин творила и жила в полную силу, не придерживая себя, не тая ни накопленных сил, ни познаний. И день ото дня её уверенность в себе крепла, а возможности становились всё шире, обещая в самом скором времени раскрыть перед молодой ведьмой новые, ещё неясные, но завораживающие горизонты.

Как и было обещано, Терин сумела войти в боевой транс. Меньше тридцати секунд взрывного движения… но и того оказалось многовато. Навалившееся в результате истощение было похоже на болезнь и почти испугало отвыкшую от плохого самочувствия девушку. Чтобы отвлечь её от неприятных переживаний, Эйрас продемонстрировала ученице, что такое настоящее ясновидение и как правильно скользить по тонкому краю пограничного состояния, уже не являющегося "нормальным", но ещё не перешедшего в полноценный перцептивный транс.

Вот когда Терин снова пригодились простые медитативные техники из брошюры! И к началу второго курса она уже могла без значительных усилий "включать" "половинчатое" ясновидение на несколько минут и выходить из этого состояния, не испытывая ни утомления, ни сонливости. Меж тем даже такое неполное ясновидение было на порядок эффективнее, чем техники концентрации, которыми она пользовалась для проверки артефактов как ассистент Удриша. Оно вполне соответствовало уровню, считающемуся обязательным для дипломированного мага Академии, прилежно отучившегося все шесть курсов. Оно позволяло легко читать поверхностные мысли и намерения. А в перспективе маячили возможности, от которых и вовсе дух захватывало.

— Скоро мне придётся вернуть тебя обратно в Энгасти и снова надолго исчезнуть. Говоря по совести, я уже изрядно задержалась.

— Ничего страшного, — Терин улыбнулась. — На оттачивание техник и методов, которые я получила этим летом, у меня уйдёт никак не меньше года. А скорее — вся последующая жизнь.

— Рада, что тебе понравилось. Но я должна показать тебе ещё одну… технику. В свете тесных контактов с тайной службой, возглавляемой Айселитом, она тебе будет особенно полезна.

— Что это за техника?

— Искусство смены "масок". Для владеющего им двойная жизнь — даже не тонкая игра, а норма бытия. Я сама не великий мастер игр с собственными лицами. Я умею притворяться очень хорошо, но недолго, либо долго, но только кем-то, в ком есть достаточно много от меня настоящей. То есть, если по-простому, я могу стать дорогой куртизанкой на один вечер и последующую ночь или же грубой, прямолинейной рубакой на месяц. А вот один мой знакомый может последовательно натянуть до семи полностью достоверных "масок", жить в них буквально годами, причём менять по ходу дела не только положение в обществе, но и расу, и возраст, и даже пол. Недаром его любимое прозвище, полностью соответствующее сущности — Лицедей. Как воин он тоже лучше меня… раз этак в сто. Но зато я лучше как маг. Смелее, изобретательнее и эрудированнее.

— А как насчёт силы?

— Ты словно ребёнок, Терин! Если достичь определённого уровня, магическая сила как таковая перестаёт играть существенную роль. Ты этого ещё не понимаешь, но, если всё пойдёт как надо, через пару лет начнёшь понимать…

Эйрас сур Тральгим ошибалась редко, но всё-таки иногда ошибалась.

Она вернулась на родину, а Терин — в Академию. И время шло своим чередом, но полудетское восхищение её ученицы перед силой не спешило остаться в прошлом…

9

В штате тайной службы, возглавляемой принцем Айселитом, числилось немало разумных существ самых разных видов, возрастов, полов, способностей и специальностей. Однако штат полевых агентов по вполне очевидным причинам комплектовался почти исключительно людьми. Всё-таки как тианцы, так и ваашцы на просторах трёх континентов Аг-Лиакка были слишком приметны. А что это за полевой агент, если он не может смешаться с местным населением? В разговорах среди "своих" полевых агентов так и называли: люди принца. С лёгким, почти неуловимым для недостаточно чуткого слуха ударением на первом слове.

Тианцам и ваашцам доставались иные роли. Ничуть не менее важные, если вдуматься. Инструкторы, аналитики, дипломаты, сотрудники отделов поддержки, слежения и обеспечения, суровые бойцы из отрядов "Панцирь", "Клюв" и "Жало"… если просуммировать — работники тыла либо же исполнители той части работы тайной службы, которая могла быть выполнена открыто. Например, дипломаты и охраняющий их отряд "Панцирь": к чему им ореол внешней секретности? Вот они, не прячутся. Работают на виду у всех. Или воины-ваашцы из "Клюва" и маги-тианцы из "Жала", как правило, действующие совместно. Чем они занимаются? Если отбросить словесную мишуру — карательными акциями и рейдами устрашения. "Клюв" и особенно "Жало" идут в открытый бой, когда нужно не скрыть, а, напротив, подчеркнуть участие Энгасти в деле.

Но когда речь заходит о настоящей тайне, о предметах поистине щекотливых, скользких и чреватых неприятностями, на первый план выходят люди.

Как мрачновато шутили опять-таки среди "своих": "Подобное — подобным".

— …невероятные задатки. Если не она, значит, никто.

"Это точно", — подумал Айселит, привычно глотая усмешку. В отличие от остальных присутствовавших, прозвучавшие сравнения с Лейелой и Мегрой он преувеличенными не считал, поскольку знал о Студентке то, что не счёл нужным сообщить ни Ренею, ни даже отцу.

Первая из упомянутых людей, гром-баба с нежным именем, имела почти двухметровый рост и вес — как у здорового мужика аналогичных габаритов. Если требовалось устроить массовое побоище посредством холодного оружия или без оного, голыми руками, Лейела являлась среди людей принца однозначной чемпионкой и живой легендой, ничем не уступающей лучшим из лучших бойцов "Клюва". Однажды ей довелось в одиночку (да-да! и даже без амулетов… почти) отбиваться от банды дезертиров, ранее числившихся в элитном Чёрном полку Кассара. Каждый из них мастерски владел оружием, а всего в банде было ровно тринадцать подонков. Не ушёл ни один.

Лейела отделалась начисто отрубленным правым ухом и парой менее заметных шрамов.

Другую живую легенду, Мегру, прозвали Сестрой Ужаса. Эта особа, похожая на жертву незаконченной кремации, заслуженно входила в пятёрку лучших боевых магов Энгасти. Силами стихии воздуха она владела в совершенстве. Наполнить ветром паруса? Выбить крепостные ворота каменно-тугим вихрем? Удушить сотню человек за раз, выкачав из их лёгких весь воздух? Легко! Свои жуткие ожоги и новое прозвище Сестра Ужаса получила в поединке с Мастером Огня по прозвищу Горн. Этот самый Горн, предположительно, работал на Курьерскую службу Ленимана и прославился после того, как спалил сторожевую эскадру из четырёх боевых фрегатов Энгасти.

Противопожарные заклятья на корпусах и такелаже, защитные артефакты, корабельные и эскадренный маги — ничто не помогло, ничто не спасло. Только тяжёлая артиллерия в лице Мегры спустя полтора года положила конец феерической карьере Горна, а заодно и "пиратскому" бригу, на котором он плавал…

Увы, и Лейела, и Мегра давно были засвечены. Дни их славы миновали. Ныне они, переведённые из оперативного отдела в резерв, работали инструкторами в отделе подготовки.

А вот обсуждаемая персона — игрок абсолютно новый. Не чистый боец и не чистый маг, но куда более редкая птица: универсал. Талантливая притворщица и неизвестная величина. Совершенно секретное оружие, которое Айселит долго оттачивал и полировал… а теперь, наконец, всерьёз решил пустить в ход.

Глава оперативного отдела, главный из людей принца, прозванный Дятлом, бросил:

— Я против, мой принц. Категорически.

В ответ глава отдела подготовки, Реней — болезненно тучный тианец — отрывисто бросил:

— Обоснование?

— Какое вам нужно обоснование? Три курса Академии — неполные три курса! Ваша хвалёная Студентка едва достигла совершеннолетия!

— Коллега, вы вообще слышали, о чём только что говорил уважаемый Реней? — поинтересовался глава отдела анализа и планирования, Геролис. В отличие от большинства своих подчинённых, он был ваашцем: умным, цепким, практичным. Умеющим говорить с аналитиками на их языке и вместе с тем упрощать их выкладки без особых потерь смысла, когда требовалось донести мнение умников до начальства. В общем, талантливый администратор, тип "посредник".

— На слух и память не жалуюсь, — огрызнулся Дятел. — Но ведь это всё-таки сальсаат!

— А мы и не знали, — тихо буркнул Реней.

— Давайте ещё раз пройдём по основным пунктам, — предложил Геролис, старательно изливая масло на взбурлившие воды. — Пункт первый: так как мы уже потеряли темп и должны это возмещать, вмешательство должно быть быстрым. Следовательно, долгое внедрение обычными способами отпадает. Пункт второй: вмешательство должно осуществляться одиночкой. Удар, нанесённый группой, конечно, эффективнее, но проникновение и отход в этом случае несоразмерно сложны, а риск провала всей операции возрастает во много раз. Пункт третий: поскольку, как только что было отмечено, "это всё-таки сальсаат", наш агент вряд ли может быть мужчиной. Мы все с этим согласились. Если для женщины шансы успешно справиться с делом невелики, то у мужчины таковых вообще нет.

— Фанатики, — глава отдела подготовки почти сплюнул.

— А о шансах выжить после дела вы не хотите высказаться? — Дятел просто истекал ядом.

— Если Реней не преувеличил…

— Послушайте, коллеги! Вы, кажется, утратили чувство реальности! Пусть Студентка действительно способна сойтись в честном бою с Лейелой и продержаться больше минуты. Пусть она, что ещё невероятнее, может потягаться с Сестрой Ужаса если не в силе, то в искусстве плетения заклятий, несмотря на свой нежный возраст. Пусть она — во всех отношениях идеальная кандидатура, ибо никто и ничто не связывает её с Энгасти, кроме самого факта обучения в Академии, а там учится или училась тьма самого разного люда. Пусть! Вы понимаете, что посылаете вчерашнюю девчонку на задание из категории "сделать и сдохнуть"?

Собравшиеся переглянулись.

— Как я понимаю, — сказал Айселит, — других кандидатур, способных справиться с делом, у нас действительно нет. И я не вижу необходимости отступать от обычной в таких случаях практики. Я лично поговорю с… со Студенткой. И если она не даст согласия, вашим умникам, Геролис, предстоит разработать более приемлемый план. Не требующий от исполнителя чрезмерной самоотверженности или совершения нежданных чудес.

— Одним планом тут не обойтись…

— Хорошо. Пусть это будет система мероприятий. Его величество ясно дал понять, что ему нужны не объяснения, почему мы не можем сделать то или это, а конкретные эффективные меры. И чем раньше, тем лучше. Так что работайте по сальсаату, уважаемые. Работайте!

— Ты опять уходишь? А как же консультация у "символиста"?

— Извини. У меня срочный заказ.

Ожидавший чего-то подобного, Кйеррис всё равно вздрогнул.

Весь последний год их отношения с Терин трещали по швам. И ладно бы только отношения! Куда хуже было то, что по ниточке расползалась сама Терин. А он не понимал, в чём тут дело.

Для большинства сокурсников картина казалась ясной. Девушка варит на продажу слишком много слишком сильных зелий, ибо её родственники остро нуждаются в деньгах. Отсюда постепенно усугубляющееся магическое истощение, сопряжённое с прогрессирующей рассеянностью и плавным падением успехов в учёбе. Ещё бы этим успехам не падать, если Терин не прогуливает только профильные предметы и самые важные практические занятия!

Ей говорили, что она плохо выглядит, и так оно было на самом деле. Полусомкнутые, нездорово припухшие веки. Вялость и бледность кожи. Пониженное кровяное давление. И на этом тревожном фоне — регулярные сосудистые спазмы, периодически возникающая тахикардия, сопровождаемая мелкой неудержимой дрожью пальцев. Но Терин относилась к этому набору симптомов с пугающим равнодушием. Тем более пугающим, что она всё-таки была молодой девушкой, а молодая девушка, плюющая на свою внешность — нечто ещё более противоестественное, чем целитель, плюющий на собственное здоровье.

Она продолжала варить зелья, вливая в них собственную Силу, и могла служить наглядным примером того, как маг добровольно роет себе могилу.

Кйеррис много раз пытался выяснить, в чём тут дело. Увы, с ним Терин также не спешила откровенничать. Ему доставались почти те же реплики, что и другим сокурсникам. "Мне нужны деньги". "У меня мало времени". "Нет, я сейчас не могу… давай поговорим послезавтра, хорошо?" На время каникул, выходных и праздников она исчезала, а возвращалась такой же, если не более усталой. Стрелок несколько раз пытался её разговорить, но всякий раз упирался в непрошибаемую броню молчания. Месяц тому назад, отчаявшись разобраться в происходящем "честными" способами, он ухитрился взять у Терин немного крови для анализа, пока она спала. Но даже эта рискованная и этически сомнительная мера не принесла успеха. Никаких наркотиков, чего он втайне боялся больше всего. Никаких органических болезней. Никакого хронического отравления алкоголем или алхимическими препаратами. Только утомление, заретушированное приёмом сложносоставных травяных отваров, по которым Терин среди сокурсников давно считалась специалисткой.

Кйеррис подключил Кубышку и ещё нескольких более-менее состоятельных студентов к сбору средств. Но Терин отказалась взять у них золото. Попытка настоять на своём привела лишь к тихой истерике, напугавшей Стрелка чуть ли не больше всего остального. "Ты ничего не понимаешь! Ничего!" — "Но как я могу что-то понять, если ты не хочешь объяснить, в чём дело?" — "Отстаньте вы от меня! Отстаньте!" И слёзы.

Да он бы целостью собственной души поклялся, что Терин вообще не умеет плакать!

Целую неделю после инцидента с деньгами она ходила по корпусам Академии словно в свинцовых колодках. Прятала глаза, отвечала на вопрос, только если задавший повторял его…

Там, где оказались бессильны сокурсники, могли помочь преподаватели. Кйеррис попросил нескольких наиболее уважаемых профессоров о помощи. Но в случае с Терин оказалась бесполезна и эта мера. Попытки вызвать её на разговор неизменно упирались в стену глухого молчания.

И тогда Стрелок сдался. Невозможно помочь тому, кто не хочет помощи.

Но наблюдать, как Терин медленно погружается на дно, всё равно было… больно.

Обшарпанный особняк на окраине города. Перед фасадом — небольшой прямоугольный двор, отделённый от улицы не слишком высокой чугунной решёткой. Окна первого этажа заколочены. Окна второго закрыты ставнями. У парадных дверей скучают двое: ваашец и человек.

Впрочем, скучать, перебрасываясь редкими репликами, им осталось недолго.

— О! Смотри, кто идёт, Царапка!

— Ты про эту девицу, что ли?

— Ага. Персона, широко известная в узких кругах не нашего отдела. Да и нашего тоже.

Две пары глаз — иссиня-чёрные у ваашца, голубые у человека — следят за "широко известной персоной". В ответ — ноль внимания.

…шаркающая походка. Стеклянный взгляд. Согнутая спина. Неделю не стираная одежда.

Улица. Потом — раскрытая калитка. Песчаная дорожка. Четыре шага до двери…

— Привет, Студентка!

— А? Привет, Плешь. — Голос подстать облику: тусклый, безразличный. Шарк-шарк мимо, к "парадной" двери. Дверь тяжёлая, подпружиненная, скрипучая, и Студентке приходится приложить ясно видимое усилие, чтобы открыть её.

Вошла. Дверь с душераздирающим скрипом закрылась.

— Слушай, я чего-то не понимаю, — недоумённо хмурится человек. — В отделе подготовки что, две разных Студентки?

Плешь — внушительно выглядящий из-за бугрящихся мускулов ваашец, вооружённый длинным кинжалом и тяжёлым бичом — снисходительно ухмыляется.

— Не-а, друг Царапка. Она такая одна. Просто та Студентка, которая посещает лекции в Академии, и та, которая возникает за этими дверями — это две очень разные… персоны.

— Но она не пользуется гримом! У меня глаз намётанный, я бы заметил. Она что, заклинания какие-то на себя накладывает?

— Сам-то понял, что ляпнул? Она только-только из Академии! По-твоему, если бы она так паршиво выглядела из-за магии, долго бы ей удавалось водить за нос сокурсников и профессуру?

— Ладно. Сдаюсь. Как она добивается такого жуткого эффекта?

— А вот этого, друг, никто не знает. Талант актрисы, не иначе. Можешь сходить, полюбоваться, на кого похожа настоящая Студентка. Она обычно начинает с зеркального зала.

— А ты?

— Во-первых, я её перевоплощения уже видел. Во-вторых, я на дежурстве. Или забыл?

— Сцапай меня Кракен! Забыл…

Правильное дыхание. Это основа всего.

Или просто дыхание. Главное — уметь им управлять.

Переодеться — минутное дело. Всей запасной одежды в личном шкафчике — безрукавка да шорты. Обувь долой. И уже во время переодевания кровь начинает веселее бежать по жилам, потому что нарочно замедленные и неглубокие вдохи сменяет мерный, мощный ритм огня. На внешности это почти не отражается. Только на пластике. Движения наполняет доселе отсутствовавшая в них энергия. Мышцы наливаются силой. Не магической, не сверхъестественной. Обычной.

Теперь зеркальный зал. В нём легче меняться. Хотя вообще-то без зеркал вполне можно обойтись, просто с ними работать удобнее, чем без них.

"Отвратительно выглядишь, подруга".

"Сама такая. Гляди-ка, новичок!"

"Вижу. Не иначе, Плешь послал. Ну, пусть смотрит, раз интересно…"

Вдо-о-ох… выдох! И все лишние мысли — прочь, вместе с серой мятой "маской".

Стальная "маска", твоя очередь.

Со стороны это смотрелось… странно. Не так медленно, как раскрывается бутон. Не так быстро, как закипает на сильном огне вода. Плавно и естественно.

Лишь ненадолго отвернувшись, замечаешь: да, она действительно меняется.

Студентка вошла ещё чуть скованной, но уже не настолько утомлённой походкой. Села на пол, расправив плечи. И почти замерла. А потом на глазах у Царапки в неё начала вливаться… сила. Энергия. Жизнь. Ещё не движение, но всё более и более явное обещание движения. Уходила нездоровая отёчность век и лица. Кожа возвращала нормальный цвет и молодую упругость. Медленно, без рывков, менялась осанка. Менялось сразу очень многое, и невозможно, немыслимо было ухватить сразу все перемены, удавалось отслеживать только наиболее явные.

"Медитация? Видимо, да…"

Служебный амулет словно запустил в грудь коготки, фиксируя рост простейших Сил. А ведь снаружи, когда Студентка прошла совсем близко, он не реагировал. Словно её магический потенциал был совсем мал или так качественно свёрнут, что…

Всплеск!

Коготки сигнальной сети впились в грудь уже всерьёз. Почти болезненно. Слегка поморщившись, Царапка переключил амулет в визуальный режим. И против воли распахнул глаза, когда вокруг фигуры сидящей Студентки вспыхнул призрачной зеленью круг в звезде, с четырьмя… нет, уже с пятью лучами. Ещё один вдох-выдох, и лучей стало шесть. Яд мурены! Она, значит, и потенциал свой умеет прятать не хуже, чем… а неслабый потенциал-то, отнюдь не слабый!

…отвлёкшись, он не заметил начала движения. Мгновение назад она ещё сидела, а сейчас уже стоит. И никакой истощённости, никакого намёка на болезненность в этой пружинистой хищнице нет в помине. Шаг, полуприсед, разворот, прямое сальто — и тут же двойное сальто назад, без перерыва. И без малейшего шума. Да, обуви на ногах у Студентки нет. Но приземлиться из двойного сальто тише, чем бежит вдоль стены мышь? Проход на руках, падение в перекат — снова без единого звука, даже ткань безрукавки не шуршит. Мягкий подскок из какой-то жутко неудобной позы… и пауза. Завис в полутора метрах от пола. Вот это уж точно магия!

Но как? Амулет не фиксирует активного заклятия…

Или это какая-то особая левитация? Тихая?

— Терин, ты закончила?

"Сцапай меня Кракен! Принц!"

Студентка встаёт на ноги, как ни в чём не бывало.

— Да, высочество. Хочешь проверить?

— Нет. Я и так вижу, что ты в отличной форме. Пойдём, есть разговор.

Комната для инструктажей. Одна из многих. Пустая и запертая изнутри. По просьбе начальства Терин прибавила к стационарным заклятьям против подслушивания своё собственное. Попытавшись разобраться в его структуре, Айселит сбился на ветвлении в пятнадцатом узле и одобрительно кивнул. Да, такое с налёта не пройдёшь. Оригинальное решение, не под копирку сделано.

— Ну, высочество, выкладывай.

— Изволь. Не хочешь поработать на благо королевства Энгастийского?

— Поработать, говоришь… где? Когда? Как?

— Где? На материке, в южных степях Миделанна. Когда? Чем быстрее, тем лучше. Как? Способ мы с тобой сейчас обсудим. Надеюсь, ты найдёшь подходящий для этого… дела.

Терин нисколько не возражает. Ей приятно и слегка мандражно.

Дело! Настоящее, не учебное, дело!

То, что диспозицию излагает собственноустно принц Айселит, лишний раз подчёркивает важность миссии. А опасность… что опасность? Острая приправа к похлёбке будней!

…итак, место действия: южные степи центрального материка, сальсаат Хаазмин. В настоящий момент не очень верный, но всё же союзник Ленимана. Сделать сальсаат по отношению к Энгасти хотя бы нейтральным — недостижимый идеал. Такую задачу, причём в отдалённой перспективе, может поставить перед главой своей тайной службы его величество Мориайх Энгастийский, но никак не он, Айселит, — перед одной из своих людей, вдобавок не проверенной в деле. Да и польза от тесных дружеских связей с сальсаатом сомнительна… ну, не о том речь.

Текущая стратегическая задача формулируется так: разбить союз Ленимана и Хаазмина. Подходящие для достижения этой цели тактические ходы, к сожалению, ограничены. Наиболее реальными выглядят два хода, и оба в высшей степени рискованны.

Вариант первый: убийство племянника сальса, Токраиса. Племянничек играет в сальсаате роль первого министра, а также роль строгого ошейника на жирной шее своего дядюшки, бабника и пьяницы… и даже роль, аналогичную роли Айселита. К сожалению, Токраис отлично понимает, сколь значима его персона, поэтому охраняют его лучше, чем номинального правителя. Однако никаких дополнительных мероприятий удачное убийство уже не потребует, ибо сальсаат, ввергнутый в смуту и безвластие, надолго перестанет быть политически значимой фигурой на карте мира.

Вариант второй: убийство Гимарка, полномочного посла Ленимана в сальсаате, истинного змеиного выкормыша. Союзный договор, который следует расстроить к вящей выгоде Энгасти — дело его ума и рук. К сожалению, эффективность устранения Гимарка весьма сильно зависит от осуществления сопутствующих акций прикрытия. Если эти акции потерпят неудачу, чего вовсе нельзя исключить, результат может быть даже обратным желаемому. То есть военно-политический союз двух стран лишь окрепнет перед лицом угрозы, исходящей от агрессора — Энгасти.

— Второй вариант — в топку, — едва дослушав до конца, объявила Терин.

— Почему? — спросил принц.

— Всё просто. Если уж мне предстоит убить человека, который не делал мне дурного, то я предпочитаю совершить убийство, эффект которого будет зависеть от меня и только от меня.

— Логично. Вот только, если говорить откровенно, я не уверен, что дотянуться до горла Токраиса и уйти без дырок в своей тонкой девичьей коже смогла бы даже Эйрас.

— О, Эйрас смогла бы, — усмехнулась Терин. — Зато она не согласилась бы убивать для тебя, высочество. В отличие от меня.

— Вот чего никогда не понимал, так это пунктика Эйрас насчёт убийств.

— Я тоже не вполне понимаю, в чём тут дело. Запрет на убийство для неё не связан с религией, а касается природы её силы. Ну, и ещё этики…

— Да уж. Для урождённого некроманта она высокоморальна почти до смешного.

— Хватит перемывать косточки моей отсутствующей наставнице. Вернёмся к нашему делу. То есть к Токраису. Кажется, я знаю, как, а вернее, где именно можно до него дотянуться…

Лиловые глаза Айселита сверкнули.

"Похоже, она сама способна разработать операцию не хуже умников Геролиса. Интересно, насколько предложенный ею план повторит наработки аналитиков?"

— …риторический вопрос: куда племянничек сальса входит с минимумом охраны?

"Навскидку и в сердце".

— О! Терин, ты гений!

— Пока ещё нет, — взгляд с фальшивой скромностью опускается долу. — Я только учусь… да, ещё одно. Надо полагать, не следует допустить и намёка на участие в этом деле Энгасти?

— Верно.

— Что ж, тогда о прибытии в точку атаки я позабочусь сама. Пусть другие агенты спят спокойно, я постараюсь не тревожить их чуткий сон.

— А ты уверена, что сумеешь?..

— Если бы не была уверена, не предлагала бы.

— Значит, и отход после завершения дела ты берёшь на себя?

— И отход. Это как раз самое простое.

Терин наклонила голову, всматриваясь в принца, и проницательно заметила:

— Не беспокойся за меня, высочество. Я не собираюсь прощаться с жизнью.

— Неужели?

— Именно. Погибнуть во славу Энгасти? Нет уж. Я собираюсь вернуться с победой и потребовать за свои труды солидную награду. И даже не надейся отделаться всего лишь деньгами!

10

Каиссах — большой порт. Не такой большой, как Энгасти или главные морские ворота Ленимана, Бункурм, но тоже весьма впечатляющий.

Вот только для большинства судов Каиссах закрыт. Безнаказанно входить в эту гавань могут только корабли сальсаата. Да ещё купцы под флагом далёкой западной державы, название которой звучит, как отрыжка: Унруога. Тамошние уроженцы, руо, удивительно смуглы — до черноты — и уродливы; а ещё они ведут себя так, словно все поголовно больны бешенством. Только самые дурные пираты пытаются брать на абордаж их посудины. Потому что руо, прибабахнутые на всю окружность своих кудрявых черепов, дерутся, как демоны с горящими фитилями в задницах. Они предпочитают с песнями пойти на дно, но не отдать врагу свой груз. Вот и моряки Хаазмина, не упускающие случая пощипать даже своих соплеменников, с руо предпочитают не связываться. Расходов — на золотой, а прибытку два гроша. Ну их, уродов чёрных.

Как это ни странно, взрывоопасный, мстительный и фанатичный нрав руо не мешает им быть едва ли не лучшими морскими купцами Аг-Лиакка, хранящими вечный нейтралитет и готовыми торговать хоть с князьями Ада, если это будет достаточно прибыльно. Энгастийцы берут силой, магией и расчётом. Руо — злостью, пронырливостью и умением обходить закон.

Что ж, каждому своё…

В некий день в гавань Каиссаха вошёл корабль, построенный на верфях Унруога, под командой капитана Тулымра — личности, как говорится, широко известной в узких кругах. Этот самый Тулымр был ещё пронырливее, злее и хитроумнее других руо, что является достижением, находящимся на самой грани возможного для обычных смертных. Достаточно сказать, что едва ли не все, знавшие его сколько-нибудь близко, подозревали капитана и его головорезов, помимо нормальной контрабанды, в самом отъявленном пиратстве…

Да. Подозревали. Но доказать ничего не могли.

Команда Тулымра изъяснялась исключительно на своём варварском наречии, что не позволяло им сболтнуть лишнего ни по пьяни, ни в сладких объятиях продажных девок. Сам же капитан неплохо знал не менее десятка чужеземных наречий (и виртуозным образом сочетал чужую ругань с "родной", превращая в бранные даже вполне невинные слова). Но при этом Тулымр с удивительной, чуть ли не мистической изощрённостью избегал положений, в которых мог быть вынужден честно сознаться в своих, без сомнения, многочисленных злодеяниях.

На причале эту одиозную персону уже поджидала персона столь же одиозная.

— А-а! Руамал, старый навозный башмак! — взревел во всю мощь лёгких Тулымр, не торопясь, однако, спуститься по уже перекинутым сходням и поприветствовать поименованного так, как положено приветствовать портового чиновника из первого покрова законопослушному морскому капитану.

Ну ладно, ладно. Старающемуся походить на законопослушного.

— И тебе долгой мучительной жизни, о сын греха и ослицы, — отвечал Руамал, поглаживая холёную, густую и длинную, выкрашенную синей краской бороду.

Синими бородами (и шевелюрами, кто потщеславнее) щеголяли в Хаазмине все почтенные женатые мужчины, ещё способные возлечь с женщиной таким образом, чтобы та понесла дитя. Синий цвет в сальсаате считался цветом зрелого мужества. Тулымр едва ли не против воли погладил в ответ собственное украшение: золотое кольцо в левой ноздре, являющееся непременным атрибутом любого уважающего себя капитана-руо.

— Почему — долгой? — спросил он у чиновника несколько нелогично. Впрочем, кто способен понять логику варвара?

Как оказалось, Руамалу вполне по силам такой подвиг.

— Потому что, о порочный выкидыш гнилозубой гиены, — он совершил слабый намёк на поклон в адрес капитана, — с тех пор, как ты покинул вот этот самый причал, недоплатив сборы, сама недоплата, штрафы и проценты составили такую сумму, что тебе потребуется поистине долгая жизнь, чтобы расплатиться с гаванью Каиссаха.

— Брехня! — взревел оскорблённый Тулымр вдвое громче прежнего. — Какая недоплата, о позорный сморчок из ноздри нищего, страдающего от семижды семи неизлечимых хворей? Какие штрафы?! Жадность твоя поистине необъятна, как брюхо наиглавнейшего из пожирателей падали в нижайшей из низких клетей Преисподней!

За этим излишне экспрессивным, но, несомненно, весьма справедливым и уместным замечанием последовала бурная десятиминутная дискуссия. Всё это время Руамал, вынужденный торговаться с уродом почти таким же мерзким, как смердящий труп нищего хаазминца, испытывал неуклонно усугубляющееся отвращение. Тулымр же, почти на законных основаниях поливающий едкими словесными фекалиями своего старого недруга, мнящего себя чуть ли не святым, получил немалое удовольствие. Тем самым приличия были соблюдены, а существующее в природе равновесие отвращения и удовольствия осталось неколебимым.

Закрыв тему недоплаты, послужившую им разминкой перед серьёзным разговором, капитан с чиновником приступили к обсуждению по-настоящему важных вопросов.

— Хоть ты и мерзопакостный хорёк, охотно грызущий чужие кишки, — проникновенно повествовал Тулымр, спустившийся по сходням на причал, — я всё же с великой скорбью вынужден открыть тебе, о троекратный позор жадного сословия мздоимцев, что на этот раз на борту моей деревянной красотки имеется другая красотка, вполне живая и ласковая.

— Прокладывающий пути неправедные для иных нечестивцев, — заметил Руамал довольно вяло. — До тех пор, пока я не увижу эту "красотку" своими глазами, ты никакими лживыми славословиями не убедишь меня в том, что привезённая тобой намного моложе семидесяти лет и обладает полным набором пальцев, глаз, ушей и зубов.

— О, даже твои косоглазые и близорукие гляделки сразу узрят внешние достоинства моего товара! — хитро улыбнулся капитан. — Однако вряд ли ты, при всех своих качествах, унаследованных от истинного отца твоего, Девятиглазого демона смрада Гилгуля, обладаешь очами столь зоркими, что сможешь сразу оценить неявные достоинства предмета нашей беседы. Каковые поистине затмевают цветущую молодость моего товара.

— Да неужели?

— Истинная правда — чтоб мне утонуть на сухом месте, если совру хоть словом! Та красотка, что ныне делит со мной каюту, весьма искусна в ублажении мужчин и экзотических танцах, от которых кровь в жилах человеческих превращается в живое пламя. Но даже это не назову главнейшими из её достоинств. Ибо это сокровище, эта огранённая должным образом драгоценность весьма искусна в целительстве и составлении хитрых лечебных настоев.

— Травница, что ли?

— Бери выше! — с законной гордостью выпятил грудь Тулымр. — Почти что маг! Три курса Энгастийской Академии! Да разразит меня гром и да не обрету я посмертного покоя десять тысяч лет, если отдам я её в твои загребущие лапы менее чем за шестьсот… нет, за семьсот золотых!

— Что?! — задохнулся Руамал, мгновенно растеряв напускное равнодушие. — Семьсот золотых?! И это притом, что я ещё в глаза не видел твоей девки! О гнусный плод омерзительного соития паука-мохнонога и жёлтой змеи, зачатый под дурной звездой! Ты что, шутишь?

Дискуссия кипела и булькала на протяжении целых сорока минут. За это время Тулымр успел продемонстрировать "внешние достоинства" продаваемой "драгоценности" не только Руамалу, но и нескольким сотням незаинтересованных зрителей. Те из зрителей, кому довелось стоять поближе к кораблю и выставленной напоказ "драгоценности", нашли, что оная молода, здорова, неплохо сложена, хотя излишне костлява, а также, что особенно приятно, лишена непокорства. Тулымр хорошо знал, как надо искоренять это излишнее для рабыни свойство.

В свою очередь, Руамал вызвал уважаемого и опытного шамана, пользующего в гавани Каиссаха не только рабов, женщин и прочую скотину, но также достойных состоятельных мужей. Обследовав своими методами бывшую студентку Академии, выкраденную ловкачом-руо прямо в порту Энгасти, и учинив ей краткий допрос, шаман заключил, что выдаваемая за студентку особа не только обладает немалыми магическими способностями, но также действительно сведуща в целительстве. После чего Руамал быстренько закруглился с руганью в адрес Тулымра и — небывалый случай! — согласился заплатить запрошенные руо семьсот золотых.

Настоящая целительница с Энгасти, пусть даже недоучившаяся, стоила этих денег. Никакая красотка-девственница, учитывая крайне напряжённые отношения хаазминцев с островитянами, не могла соперничать с покорным магом женского пола. Особенно если Тулымр, этот сосуд, полный нечистот и варварской хитрости, не сильно наврал, расписывая постельное искусство этой… как там… ах да, вспомнил Руамал, её зовут Терин. Слишком худа и жилиста, подержаться не за что, всей красоты — глаза да волосы. Но кого это волнует, учитывая иные её достоинства?

Воистину, эта Терин — дар, достойный самого сальса! Да что там — дар, достойный даже того, чтобы он, Руамал, лично сопроводил её из Каиссаха в столицу… и взял там настоящую цену этой рабыни. Которую только господин над господами и может заплатить. А пока сальс не получил своё, можно самому ею попользоваться. И как целительницей, и как женщиной.

Всё равно не девственница, так что с неё не убудет.

Руамал самодовольно улыбнулся, и сердце его забилось чаще, когда выкупленная у руо рабыня, увидевшая эту улыбку, побледнела.

Принц Айселит проснулся от ощущения опасной неправильности. В его спальне клубилась и дышала Сила. Странная. Чуждая.

Существовал чётко расписанный план на тот случай, если враждебно настроенный маг доберётся до самой последней линии обороны. Это был хороший, грамотно составленный и достаточно подробный план, включавший в себя варианты на случай самых разных магических атак — от грубых, стихийных, до чисто мистических угроз…

Вот только варианта на случай ТАКОЙ атаки в плане не было.

…Прошла всего секунда с момента пробуждения, но принц уже усомнился в том, что его ощущения являются следствием именно атаки.

— Ага. Ну, наконец-то!

"А голос-то мне знаком…"

Прилив чужой Силы отступал с той же стремительностью, с какой накатил из неведомых далей. Приподнявшись и до предела раскрыв свои глаза, зрячие, как у любого тианца, даже в почти полной тьме, Айселит обнаружил в углу знакомую фигуру, сгибающуюся под тяжестью какого-то мешка. Он узнал также структуру ауры… а узнав, мысленно запретил всполошившимся охранникам врываться внутрь. Хотя на мгновение испытал острое желание отплатить за вторжение. Чтобы действительно ворвались, парализовали, без лишней нежности разложили на полу в позе морской звезды…

Но желание мигнуло и угасло. ЭТА ни парализовать, ни разложить себя не даст. Скорее, парализует и разложит охрану. Кроме того, победителей не судят.

Рождение мягкого, едва тлеющего под высоким потолком магического света всё равно заставило принца зажмуриться. У тианского ночного зрения есть свои минусы.

— Ну, твоё высочество, — сказала Терин под мягкий тяжёлый звук (не иначе как освободилась от мешка, сбросив его на пол), — с тебя крепко причитается. Очень крепко!

— Кого ты приволокла? Неужели Токраиса?

— Ха! Нужен он мне, этот визгливый подонок. Нет, Токраис остался во дворце, рядом с трупами охранников и своего похотливого дядюшки. Здесь у меня, — тупой удар, словно бы звук пинка, — полномочный посол Ленимана в сальсаате, Гилмарк.

Свет там или не свет, а от такого известия глаза Айселита сами собой распахнулись.

Стали видны подробности, которых принц предпочёл бы не видеть.

Газовая ткань, составлявшая чуть ли не единственный наряд Терин, во многих местах была раскроена чем-то острым… а вот кровью залита практически везде. Бронзовые волосы тоже слиплись от крови и торчали под самыми странными углами. Огромные серо-зелёные глаза с неузнаваемого лица горели диким и жутким огнём. Губы, в виде контраста ко всему остальному чистые (она их облизала, неожиданно сообразил Айселит), изгибались в нервно-искренней улыбке.

— Ты ранена?

— Уже нет.

— Это как?

— Целитель я или с мачты навернулась? Зажило. Чистые раны, без магии и яда, я закрываю секунд за десять. Даже шрамов не остаётся.

— Не слишком ли быстро?

— Эйрас управляется в разы быстрее, даже если не сильно торопится. Сама видела. Ладно, о мой исполненный доблестей командир. Что мне делать: докладывать и отмываться или отмываться, а потом докладывать?

— Ванна там. Согревающий контур не включай.

— Ну, величество, ты даёшь! Я что, по-твоему, не знаю, как надо отмывать кровь?

Спустя неполный час Терин, вернувшаяся со своего первого задания, уже заканчивала краткий рассказ об успешно проведённом деле.

— …после чего, как мы и предполагали, меня отправили прямым ходом ко двору сальса и перепродали ему. Даже внушать посреднику соответствующие мысли не потребовалось. Насчёт похотливости сальса, этого козла, да отправится его смрадная душонка в ад для скотоложцев, агенты не соврали. Мои укрепляющие зелья пришлись как нельзя более кстати, не говоря уже о специальном массаже. Коронованная вонючка даже мной пару раз попользовался, хотя ему были больше по вкусу животные совсем других статей и масти…

— Почему животные? И при чём тут скотоложство?

Терин оскалилась.

— Ну как же! Для правильного, то бишь достойного синебородого хаазминца "свободная женщина" — оксюморон, а купленная на рынке рабыня — вообще нечто среднее между четвероногой скотиной и безгласной вещью. А тот, кто совокупляется со скотиной…

— Понятно. Давай дальше.

— Ну, дальше мне оставалось только ждать. И я дождалась. Вечером минувшего дня к сальсу впёрся тот тип, что ныне сидит в мешке. Гилмарк.

— Уже не в мешке, — кротко поправил принц. — Но сидит.

— Это радует. Посла я опознала. Но не шевелилась, потому что мы заранее договорились, что его я не трону. А потом — Гилмарк ещё не успел убраться восвояси — к сальсу пожаловал племянник. С малой охраной, всего-то при четверых "железных псах". Тут-то я и сбросила "маску" вышколенной скотины. Тут-то и настал мой звёздный час…

— Ты справилась с четвёркой трансмутантов?

— Тьфу на них. Одно название, что трансмутанты. Профессор Килсайх более сложные преобразования биоматериалов задаёт старшекурсникам. Тем четырём уродам к тому же почикали мозги, чтобы не вздумали предать. Ну, нюх и слух, ну, бронированная шкура с регенерацией. Но я регенерирую в сто раз быстрее без всяких трансмутаций, а они даже в команде работать не умели.

— Кто же тогда тебя порезал?

— В основном — телохранитель Гилмарка. Вот уж был боец!..

Из боевого транса чужие движения кажутся медленными, краски — тусклыми, звуки — низкими. Уже остывает со свёрнутой шеей сальс, а его сабля со слишком вычурной рукояткой, но лезвием из отличного булата перекочевала в руку. Уже падает и всё никак не упадёт Токраис, которому эта сабля снесла голову. Уже спохватилась его охрана, "железные псы", но слишком поздно: один из них убит и заваливается на спину, потому что кончик сабли, направленной твёрдой рукой, сквозь глазницу поразил мозг "пса".

И тут — Гилмарк с воплем пятится в угол, пока на него можно не обращать внимания — появляется телохранитель посла. Трансмутант неизвестной породы: лысый, бледный, жилистый. Наверно, творение подчинённых Свинцу магов, итог секретных экспериментов лениманцев. Потому что даже из боевого транса этот лысый вовсе не кажется медлительным.

Беззвучно ревёт ураган опасности. Трансмутант, распознав главный источник угрозы, мечет какие-то мелкие штуки, вроде зазубренных шипов. Ловок, зараза! Скорость у шипов почти такая же, как у арбалетных болтов, да ещё обострённым чутьём на них опознаётся не то магический яд, не то какие-то злые чары. Чтобы отбить шипы отмашками сабли, приходится оставить в покое "железных псов". А лысый телохранитель уже достал парные ножи, похожие на стальные когти длиной в два пальца, и мчится следом за метательными шипами.

Ударить его магией?

Нет. От простых заклятий он наверняка защищён, и на то, чтобы сломать защиту, понадобится слишком много энергии, а на поиск брешей в этой защите нет времени.

Придётся ограничиться сталью.

Сшибка!

Скрежет сабли по наручу, пируэт с попыткой пнуть лысого — блок! Контрвыпад слишком быстр и едва не подрезает сухожилие. Но инерция уже разводит бойцов в разные стороны. Ярость. Тычок саблей в грудь "железному псу", точно меж пластинами роговой брони, до самого сердца. Попробуй регенерировать ЭТО! Ломая пальцы "пса", вывернуть из них массивный тесак. И перехватить левой рукой. Два клинка — лучше, чем один. Если умеешь работать обеими руками.

Опасность!

На чистой интуиции, на чувстве угрозы — ломаная, почти неуклюжая отмашка саблей. Один из шипов, не отбитый, а лишь задетый саблей, оставляет царапину на боку. Хорошо, что не вонзается. Так. Опять швыряешься, тварь? Ну, ладно же. Сейчас я тебя…

Походя смахнуть трофейным тесаком правую руку третьего "пса". Кончиком сабли — по внутренней стороне бедра, там, где большая артерия. Кровища хлещет, значит, попала. А не подставляйся, дружок! Четвёртый "пёс" разворачивается, не успевая за движениями противницы.

Лысый успевает.

Новая сшибка. Удар-блок, удар, удар, уворот… ах, тварь! До чего вертляв! Ладно же. Потратим Силу. Думаешь, тяжёлым тесаком нельзя взмахнуть быстрее, чем саблей? Вообще-то нельзя. Даже в боевом трансе. Но если ускорить его простейшим, тупым, зато почти мгновенным и надёжным, как дубина, заклятьем ускорения… да!!!

Мелькнув так быстро, что даже в трансе лезвие превращается в серую полосу чистого движения, тесак описывает полукруг. Лысый трансмутант всё равно успевает поставить блок, но тесак разрубает наруч, разрубает кость предплечья, разрубает рёбра, почти добравшись до позвоночника, словно на его пути — чуть сгущённый воздух, и вылетает из тела лысого, даже не обагрившись кровью. Зато из жутких ран кровь хлещет веером, причём из обрубка руки — прямиком в лицо.

Ослепить хочет? Точно. Только зрение в драке не главное. Главное, что второй ускоренный взмах тесака отсекает ногу лысого чуть выше колена. Нож-коготь в оставшейся руке до кости рассекает плечо, но это уже агония. Самый опасный противник выведен из строя. Обманный финт, тычок в горло последнего "пса", ещё финт и второй тычок — точно в мозг, как и первого.

Всё.

Пора выходить из боевого транса, лечиться и открывать вход в Межсущее.

Где там Гилмарк? Ага. Забился-таки в самый угол и вопит, как резаный, хотя его-то никто и пальцем не тронул. Это хорошо. Не то, что вопит, а то, что не сбежал. Надо бы прихватить его с собой, для пущего эффекта. Высочество обрадуется ему, как родному.

— …а ещё меня немного порезали евнухи. Гаремная охрана. — Терин покачала головой в немом восхищении. — По себе знаю, что внешность обманчива. Но вот что заплывшие жиром туши под этим самым жиром могут иметь та-а-акие мускулы… и так ловко махать ятаганами… к тому же евнухов набежало, наверно, десятка два, а из боевого транса я к тому времени уже вышла. В общем, если бы не мои навыки целителя, я бы там и прилегла. Навсегда.

— А как же магия?

— На всю армию Хаазмина и даже на всю дворцовую гвардию меня бы не хватило. Там ведь были ещё шаманы — чтоб им дружно подавиться дерьмом старого осла! А среди них попадаются весьма искусные мерзавцы. Так что я оставила магию только для самоисцеления и для бегства. Между прочим, — с неожиданной мечтательностью улыбнулась она, — за минуту открыть нефиксированный, без зеркал и других якорей, проход на Шёпот Тумана — задачка, которую не всякий полноправный маг решит. Одной Силы для этого мало… и одной только правильной концентрации — тоже мало. Но я провела кое-какую подготовку под видом изготовления особо хитровывернутого зелья, так что справилась. И даже дополнительный трофей прихватила. Ну а прийти через Межсущее туда, куда надо, проблемой уже не стало…

"Да, она вернулась с задания более чем эффектно", — не без внутренней улыбки подумал Айселит. "Из покоев сальса — в спальню принца. Стоило бы назвать её выходку ребяческой, если бы за этой непринуждённой наглостью не крылся математически точный расчёт. Она не просто расплатилась со мной за тот давний допрос в Академии, нет. Не только. Она также продемонстрировала свои истинные возможности…"

— Что ж, — сказал принц вслух, — с меня действительно причитается. А доставка Гилмарка, да ещё живьём, это вообще как подарок на Середину Года. Иди, отдыхай, а потом подумай, какого отдарка ты хочешь. И можешь свою фантазию особо не сдерживать.

— Знаю-знаю. В пределах разумного твоя благодарность будет безгранична.

— Рад, что ты это понимаешь. Ну, всё, всё, иди спать. Бравада бравадой, но я ведь понимаю, что досталось тебе крепко.

Когда Терин сообщила, какой монетой хочет получить причитающееся, принц сперва покивал, но по мере дальнейших объяснений всё больше хмурился.

— Ты уверена, что не хочешь дождаться возвращения Эйрас и посоветоваться с ней? Это ведь риск. Причём риск, пожалуй, куда больший, чем во дворце сальса!

— А я не маленькая девочка, которую надо водить по улице за руку. Пора доказать, что я чего-то стою сама по себе, а не в виде бесплатного приложения к Эйрас! Она рассказывала кое-что о начале своего пути к вершинам. Я не намерена повторять её рецепт буквально, для этого у меня не хватает весьма специфических навыков. Да и профиль способностей у меня иной. Но выбрать собственную дорогу я способна. Пора взрослеть.

— Ладно, — сдался принц. — Как скажешь. Но, может, всё-таки…

— Нет! Классический ритуал Связывания Стихии мне не нужен. Повторяю: собственная дорога, а не движение в чужой колее!

С точки зрения Терин классика Связывания действительно была палкой о двух концах. Да, установление прямого контакта с одной из стихий или сил позволяло добиться настоящего взрыва способностей. Знаменитая Мегра Сестра Ужаса была живой рекламой плюсов Связывания. Но, во-первых, для Связующих оказывались закрыты все остальные энергии, кроме избранной. А во-вторых, эта самая избранная энергия принадлежала одному миру. Стать прикованной к Аг-Лиакку, пусть даже это сделало бы её в десятки раз сильнее, Терин не собиралась.

И тогда, начав работу в соответствующем направлении ещё в конце второго курса, она разработала свой, неклассический ритуал.

Без понимания сути магии, приобретённого благодаря визитам Эйрас, замахнуться на подобное было бы невозможно. Без ресурсов, которые, оставаясь "в пределах разумного", мог предоставить Айселит, Терин не смогла бы провести ритуал и остаться в живых. А вот если свести воедино разрозненные элементы, употребить для системного прорыва все средства, имеющиеся в распоряжении тайной службы… почему бы нет?

Когда настал день и час ритуала, принц был рядом и наблюдал. В сердце угрюмого подземного зала на большом чёрном камне, неприятно напоминающем алтарь, покоилась полностью обнажённая Терин из Алигеда. В узловых точках фигуры, вычерченной на полу вокруг камня, стояли четверо Связующих, олицетворявших четыре стихии, и трое Связующих, магия которых коренилась соответственно в силах витальных, ментальных и астральных.

Семь магов, семь обладателей высокого посвящения, уступающие опытом и Силой только членам легендарного Круга Бессмертных, играли в ритуале роль второстепенную, едва ли не обидную. Если до предела упростить, они были живыми накопителями энергии. (На самом деле их роль этим далеко не ограничивалась, но Терин не собиралась посвящать остальных участников ритуала в истинную суть происходящего; в конце концов, каждый из семи Связующих мог сообразить и сам: если бы дело было только в грубой энергетике, достаточно было подключить служебные структуры запланированного действия к Источнику Силы Энгасти).

Всё началось почти буднично, без лишних эффектов. Просто настал момент, когда лежащая на камне девушка, не выходя из глубокой медитации, едва заметно шевельнулась. Неторопливо, но уверенно сгустились под сводами зала небывалые Силы. Были приведены в очень сложное, но точнейшим образом выверенное движение потоки первичных энергий. Один за другим активировались контуры сложнейшего заклятия, грубым отражением которого служил рисунок на полу. Мерцающее, ничего не освещающее сияние волшебства, в котором каждый из семи Связующих мог различить только свою собственную ноту, заполнило зал — и вдруг полыхнуло яростным полуденным блеском! Хотя этот "свет" не заставлял зажмуриться, он всё равно не позволял разобрать в деталях, что именно происходит на "алтаре". Айселиту начало казаться, что вместо нагой девушки там шевелится и вздрагивает какой-то неопределённый сгусток материи: не живой и не мёртвый, не мыслящий, но и не лишённый мысли, не светлый, но и не тёмный… разный.

Дымный аромат горящей плоти и невесть откуда взявшиеся гнилостные миазмы сменялись запахами открытого моря, леса, степи, заснеженного простора. Словно целый мир заглядывал в глубины земли, дивясь на происходящее не меньше, чем принц-наблюдатель. Барабанный бой переходил в инфернальное пение, а оно, в свою очередь, в пронзительный скрежет разрушения и колокольные звоны. Видения толпились у ворот, отталкивая сны и мороки. Радужные переливы затмевали паутинным шёлком поле зрения — а потом рвались под напором яростных, странно окрашенных огней. И как долго продолжалось всё это, принц потом не мог сказать с уверенностью. Даже время в зале текло странно, с перерывами, то дико завихряясь, то почти останавливаясь. И пространство не отставало, когда сжимаясь в точку, а когда расширяясь сверх всяких пределов, словно потолок, стены и даже пол подземного зала раскрывались в бескрайнюю звёздную бездну.

Когда же ритуал завершился и вернулись в обычное русло призванные энергии, когда истощённые небывалым действом Связующие позволили себе кто сесть, а кто попросту лечь прямо там, где им пришлось стоять, Айселит первым робко приблизился к лежащей на камне.

И он же был первым, кто увидел её открывшиеся глаза: ещё незрячие, но уже исполненные Силы, с радужками, подобными жидкому серебру.

11

— Ты здорова? Ты чувствуешь какие-то… изменения?

Медленный кивок.

— Но ведь ты не стала Связующей, как хотела…

Терин улыбнулась. Её глаза больше не напоминали цветом расплавленное серебро. Они потемнели, став просто светло-серыми, и почти вся Сила из них ушла.

— Этого я как раз не хотела, высочество.

— Тогда что именно дал тебе ритуал?

— Я… не знаю, как об этом рассказать.

— И не надо. Лучше покажи что-нибудь новое.

— Пожалуйста.

Принц тихо ахнул, когда у него на глазах черты лица Терин поплыли, словно воск под давлением невидимых пальцев. Одновременно аура девушки расширилась и налилась "жаром", начиная излучать всё больше и больше энергии. Айселит был вынужден приглушить восприятие, чтобы не "ослепнуть". Неожиданно вал чужой Силы захлестнул его от макушки до пят, а спустя секунду снова схлынул. Но этой секунды оказалось достаточно, чтобы полностью снять утомление, наполнить его тело бодростью и искрящейся радостью. Не удержавшись, принц снова ахнул: из-за резкого контраста ощущение получилось более чем приятным.

— Это ведь было "обновление"?

— Именно.

— Но так легко и быстро…

— Я ведь будущий целитель.

— Постой! Так ты всё-таки стала Связующей сил витального спектра?

— Нет. Не только витального, в том-то и суть. Вот, например…

На глазах у Айселита между ладонями Терин с громким треском проскочила искра. Тотчас же вслед ей — вторая, третья, четвёртая. Резко запахло грозой. Принц прищурил глаза… и сделал это вовремя. Потому что меж ладоней Терин повисло, яростно шипя и бросая на стены нестерпимо яркие отблески, белое в голубизну сплющенное кольцо электрического разряда.

Зажмурившись, Айселит прикинул уровень энергии, вложенной в элементарное волшебство, и нервно сглотнул. Заклятье было достаточно мощным, чтобы даже не расплавить, а испарить каменную глыбу весом в несколько десятков килограммов. Высвобожденная в виде взрыва, такая Сила могла разметать по камешку трёхэтажный особняк, а то и целый квартал.

Ещё секунда, и кольцо погасло. Аура Терин впитала его энергию с пугающей скоростью.

— Как… как ты…

— Не знаю, — спокойно ответила она. — Я получила богатый набор новых инструментов, и могущество моё возросло. Но мне ещё долго предстоит разбираться в том, как пользоваться полученным и почему я вообще могу делать то, что могу.

— Значит, ты не обычная Связующая, но всё-таки высокая посвящённая?

— Да.

— Поздравляю.

— Спасибо, высочество.

— От высочества слышу, — усмехнулся принц. — Может, хоть теперь снизойдёшь до моей давней просьбы и начнёшь звать меня по имени?

— Теперь — снизойду, — ответила Терин серьёзно. — Айселит, ты не мог бы сделать для меня ещё кое-что?

— А что именно?

— Я хотела бы стать гражданкой королевства Энгастийского.

— Почему?

Ответ был на удивление прост. Принц ждал чего-то более хитрого и даже слегка растерялся.

— Мне нравится этот город. Я хотела бы остаться здесь и после окончания Академии.

На четвёртый курс Академии Терин переведена не была. Да и о каком переводе речь? Ведь она исчезла, не успев сдать половину выпускных экзаменов за третий курс!

Зато в Энгастийскую Академию Высокой Магии поступила Ниррит по прозвищу Ночной Свет (возраст — двадцать лет; место рождения — Гестамар, небольшой сельскохозяйственный городок в двухстах сорока километрах от порта Энгасти). В представленных документах, подлинность которых не вызывала ни малейших сомнений, Ниррит значилась ученицей целительницы Лормин Корень. В адресованном ректору послании Лормин писала, что Ниррит получила наилучшее домашнее образование, а теперь нуждается в углублении и систематизации имеющихся знаний.

Отправка практикующими магами своих учеников в Академию не была чем-то исключительным… вот только "домушники", как называли таких учеников обычные студенты, пропускали только один, реже — два первых курса. С блеском прошедшая соответствующие испытания, выдержавшая усложнённые вступительные экзамены и потому получившая право начать обучение сразу с четвёртого курса, Ниррит Ночной Свет с первых шагов явилась исключением из правил.

— Ниррит!

Девушка обернулась, выгибая дугой левую бровь.

Кйеррис впервые видел её так близко. И жадно всматривался, ища подтверждения своим догадкам. Но подтверждения не было. Ни малейшего. Разве что рост совпадал, да манера двигаться была отдалённо похожая: пружинистая, гибкая. Остальное…

Волосы не просто чёрные, но с хорошо заметным на солнце синим отливом, точно у ваашцев: буйные, вьющиеся упругими локонами волны. Глаза серые. Но не обычные, а такие светлые, что ещё немного — и можно назвать серебристыми. Огромные. Затягивающие. Безупречно гладкая, буквально лучащаяся здоровьем золотистая кожа. А лицо не округлое, как у признанных красавиц. Нет. Оно резкое, точно взблеск молнии, изящно треугольное. Почти нечеловеческое.

Высокий чистый лоб. Прямой, с изящными крыльями нос. Густые ресницы. Полные губы. Длинная сильная шея. А уж тело… под многочисленными складками дорогого платья видно далеко не всё, но с телом — как с лицом. Не канон. О, нет.

Ниррит Ночной Свет — это тот идеал, что взламывает границы любых канонов.

— Вы чего-то хотели?

— Я… — последняя проверка: сканирование ауры. И снова не то. Сходство с Терин минимальное, даже сквозь ментальные щиты девушки это ясно, как день. — Извините. Ошибся.

— Бывает. Всех благ.

Изящно поклонившись, она развернулась и заструилась по своим делам.

"Последняя проверка позади", — думала она.

Когда-то Эйрас сказала, и слова её намертво врезались в память (впрочем, как и вообще всё, что она говорила): "Ты должна доказать и мне, и, главное, себе самой, что стезя грамотного специалиста для тебя узка. Что ты хочешь и можешь добиться большего". Ныне её ученица с блеском доказала это. Но вот Кйеррис… хороший, добрый и щедрый парень, да. Но стремления стать кем-то, кроме грамотного специалиста, не имеет.

"Прощай, Стрелок".

В столовой Академии царила олигархическая демократия. Демократия — потому что студенты четырёх младших и двух старших курсов, маги-дипломники и профессура питались в одном огромном помещении, не уступающем размерами главному актовому залу Академии (хотя до Арены столовая, разумеется, всё равно не дотягивала). А олигархическая — потому что столы для перечисленных категорий едоков были разными. За каждой группой столов своими были и меню, и цены, и порядки. Например, студентам приходилось заботиться о себе самостоятельно, а вот состоявшихся магов обслуживали, как в трактирах, подавальщицы. Но никто не запрещал, скажем, старшекурсникам своей волей садиться за столы дипломников, точно так же, как никто не осудил бы преподавателя, присоединившегося к своим студентам за самым "дешёвым" столом. Делай, что хочешь, заказывай, что хочешь — главное, платить не забывай.

Столовая была одним из мест, куда она почти не заглядывала. И сейчас Ниррит тоже не появилась бы здесь, если бы не намерение поговорить с Килсайхом. В связи с появлением новых возможностей ей требовались более глубокие, чем прежде, познания в трансмутационной магии. Не те верха, которые позволили ей переделать лицо и подправить фигуру, а более фундаментальные вещи, касающиеся регулировки гормональных циклов, метаболизма, генных структур и тому подобных многообещающих областей. Она точно знала: у Килсайха в личном пользовании находятся редкие и несколько уникальных работ, посвящённых именно этому кругу вопросов.

Однако дойти до преподавательского стола Ниррит не успела. Её остановили сидящие за столом для дипломников.

— Эй, новенькая!

— Что вам угодно?

— Да не изображай ты невесть что! Садись. Дело есть.

"Изображать" она не стала, а подошла и спокойно села на свободное место.

Зазвавшую её компанию она знала гораздо лучше, чем подозревали её члены. Как-никак, Терин отучилась с четырьмя из пяти членов этой компании почти три курса. Только раньше их внимания она не привлекала, а вот в качестве Ниррит… ну что ж, следовало ожидать.

— Говорят, ты родом из глухой провинции.

"Зелойн Ёрш, тианец. Сын богатого судовладельца и не то второй, не то третьей дочери племянника главы одного из Старых семейств. Мелкая рыбёшка — во всех смыслах, кроме финансового. Спесив с теми, кто готов это терпеть, но охотно лижет хозяйскую руку".

— Это имеет значение для вашего… дела?

— Ну, нам интересно, что ты за птица такая.

— Если в двух словах, то высокая посвящённая. Ещё вопросы будут?

— Кроме шуток! Ты действительно из…

Зелойн изобразил жестом нечто замысловатое.

— Если вас интересует, что я делаю в Академии, ответ вас разочарует. Сама по себе Сила не даёт опыта, позволяющего распоряжаться ею наилучшим способом, и не заменяет систематического образования. Как видите, всё просто. Я — такая же студентка, как вы. Хотя признаюсь честно: выпускную работу шестого курса я надеюсь выполнить так, что её зачтут как дипломную.

Для магов, изучающих своё ремесло в Энгастийской Академии, на лестнице познания существовало три основных ступени. Успешное окончание четырёх первых курсов делало студента младшим магом. С таким базовым образованием можно было поступить учеником в Гильдию Артефакторов или Гильдию Целителей, устроиться корабельным магом на судно торгового флота, получить должность практикующего мага в провинции. А уж за пределами островного королевства младший маг мог сделать и более быструю карьеру. Ещё два курса и хорошо сделанная выпускная работа превращали студента в полноправного мага. С таким багажом можно было рассчитывать даже на приличную работу в столице. В дальних же краях Аг-Лиакка полноправный маг из Академии легко мог стать фигурой первой величины.

Но только диплом мага-мастера, обычно достававшийся наиболее упорным и талантливым спустя ещё несколько лет, позволял войти в число истинной элиты: преподавать в Академии, вести самостоятельные исследования, оплачиваемые из королевской казны, сделать быструю карьеру на гражданской или на военной службе Энгасти. Более половины дипломников рано или поздно становились высокими посвящёнными. Но Ниррит и тут ухитрилась выделиться: для неё диплом должен был стать дополнением к посвящению, а не наоборот.

— Ты высоко себя ценишь, — протянул Ёрш. Обращение как к равной явно давалось ему с трудом, ибо ледяная вежливость собеседницы этого, говоря прямо, не поощряла. Однако с упорством, достойным лучшего применения, он продолжал "тыкать".

— Быть может, вы всё-таки перейдёте к вашему делу? — поинтересовалась Ниррит. Глядевшая на протяжении всей беседы в воздух над макушкой Зелойна, она внезапно и резко перевела взгляд на истинного вожака компании. Глаза в глаза.

"Эркаст Крутолобый, для приятелей просто Лоб. Человек, не тианец. Но его прабабушке не стесняются кланяться даже гордецы из тианских Старых семейств. Его дед преподаёт на старших курсах сравнительную анатомию, а отец стал магом-мастером в возрасте двадцати семи лет и ныне работает в Попутном патруле. Да и сам Эркаст не бесталанен. Собственно, на нашем курсе он имеет репутацию лучшего студента… и очень этим гордится".

— Дело у нас, — выделил Эркаст тоном, — общее. Учёба. И мы бы хотели протянуть вам, Ниррит, руку помощи. Дополнительные занятия, редкие реагенты, время в лабораториях и личные консультации у преподавателей по льготным ценам. Поверьте, нам есть, что предложить.

— Верю. Но почему вы полагаете, что меня должно заинтересовать ваше предложение?

— А оно вас не интересует?

— Видите ли, я по натуре не командный игрок. В глухой провинции мало на кого можно опереться, и я привыкла полагаться только на свою наставницу да на себя.

— Но здесь не провинция. И правила игры другие.

Ниррит слабо улыбнулась.

— Я не хочу на вас давить, — сказала она с легчайшим, точно рассчитанным намёком на снисходительность, — но не думаю, что мы можем играть на одном уровне. Хотя… я дам вам шанс.

Секунда сосредоточенности.

Над столом вспыхнуло слабое эхо многослойного, с десятками узлов в каждом слое, заклятия. Тихо зашуршали листы магической бумаги, созданной с помощью конденсации; от обычной бумаги она отличалась плотностью и безупречной белизной. Всего листов было пять; три верхних были плотно исчерчены диаграммами системной магии, выполненными в семь цветов, а два нижних — строками на старотианском, перемежаемыми странно нотированными формулами.

— Что это? — поинтересовался Эркаст. Если Ниррит хотела его поразить, то она своего добилась. Сам Крутолобый мог бы сконденсировать бумагу, пусть не с такой лёгкостью. Сконденсировать лист с записями, пожалуй, тоже мог бы, после минутной подготовки. Но пять листов сразу, да ещё вот так, походя? Подобное мог бы повторить не каждый преподаватель со стажем…

— Это предварительные схемы трансмутации, расчётом которой я занимаюсь последние три дня. Если вы достаточно быстро сумеете найти решение этой задачи, я буду работать с вами.

Ниррит встала, коротко поклонилась.

— Всех благ, уважаемые.

И направилась к столу, из-за которого как раз вставал закончивший обедать Килсайх.

С виду он был похож на крепкого мужика, этакого до срока облысевшего живчика с неизменной усмешкой на простецком лице. Но когда "живчик" оторвал взгляд от разложенных на столе записей и посмотрел на Эркаста, студент с трудом заставил себя не вздрогнуть.

— Ты сам до этого додумался или подсказал кто?

— Это не мои записи, дед, — сказал Крутолобый. — Я только хотел спросить, имеет ли вообще смысл эта белиберда.

— Белиберда? — глаза Сигола Лебеды сверкнули. — Так ты даже не опознал задачу?

— Говорю же, не моё это!

— А чьё?

Эркаст объяснил.

— Так-так. Значит, из Гестамара? Ученица Лормин?

— Да.

— А ты вообще удосужился узнать, кто такая Лормин Корень? По глазам вижу, что нет. Да-а-а, — со вздохом протянул Сигол. — Похоже, кончилась династия. Сынуля в боевые маги пошёл, внуку лень как следует подумать в ситуации, когда недомыслие смертельно опасно…

— Да что такого случилось?

— Ничего, — отрезал с виду сорокалетний, а на деле разменявший девятый десяток маг. — Я оставлю эти записи у себя, а тебе советую забыть Ниррит, как страшный сон.

— Почему, дед? Что во всём этом… такого?

— Лормин Корень, — сообщил Сигол, — не просто высокая посвящённая. Она — штатный целитель тайной службы Энгасти. А в записях, подсунутых тебе, идиоту…

Лебеда осёкся, а глаза у Крутолобого стали большими и круглыми.

— Знаешь, — добавил спустя время Сигол, — есть старая и не слишком смешная шутка. Насчёт статей, которых нет в Уложении о наказаниях. Если бы ты сообразил, каков практический смысл вот этой… трансмутации, ты бы сперва блеванул, а потом обосрался.

— Дед!

— Помолчи. Я с тобой ещё не закончил. Знаешь, чисто абстрактно я допускаю, что ради своей родины можно пойти на… многое. Но я не верю, что даже ради спасения тысяч жизней можно совершать поступки, несовместимые с клятвой целителя.

— Да что такого в этих листках?

— Ты что, действительно идиот? Твоя единственная защита — неведение! Ты ещё заплачь, как младенчик, которому не дали скушать толчёного стекла, насыпанного в сахарницу!

— Хочешь сказать, что Ниррит меня подставила?

— Нет. Это было бы слишком просто. Да и подставляют в тайной службе совсем иначе, уж ты поверь моему опыту.

— Тогда я не понимаю…

— Знаешь, внучек, ты изумишься, но я тоже… не понимаю. А хотел бы понять. В общем, иди. Я сам займусь… всем этим.

— Вы хотели меня видеть?

— Да. Присаживайтесь, уважаемая.

Ниррит села и бестрепетно посмотрела в глаза Сигола Лебеды.

"Интересно, сколько ей лет на самом деле? Потрясающая внешность… но следов трансмутации нет. Да, дело пахнет ещё поганее, чем я думал…"

— Вы знаете, что Эркаст — мой внук?

— Да, профессор.

— Позавчера он принёс мне кое-какие записи. Узнаёте?

Ниррит улыбнулась.

— А, задачка на отпугивание!

Такой реакции профессор не ожидал.

— Простите?

— Ваш внук, если говорить простыми словами, решил меня немножко… припахать. А заодно лишний раз доказать, что он всё ещё самый ядовитый паук в нашей банке. Мне не хотелось отказывать ему прямо, поэтому я подсунула ему слишком сложную задачу.

— А если бы оказалось, что она для него не слишком сложна?

Тут Ниррит уже не улыбнулась, а попросту рассмеялась.

— Профессор, эта задача при заданных исходных не решается! Там четыре независимых сбоя в рекурсивных циклах. Строчки восемнадцать и двадцать четыре первого листа, три и одиннадцать второго листа. Плюс недостаточно полные и частично ошибочные данные о генном материале. Он только с виду похож на человеческий, можете сами убедиться.

— Задачка на отпугивание?

— Ну да. Сама формулировка цели трансмутации — сбой репродуктивного цикла в четвёртом поколении — такова, что любой целитель шарахнется от неё, как от активной культуры палевой чумы. Эркаст немного слишком… спесив, но способствовать геноциду он бы не стал.

— Так. А если взять корректные данные о геноме, например, тианцев и устранить сбои в рекурсиях… тогда задача будет иметь решение?

— Только в теории. На практике выморить всех тианцев Аг-Лиакка указанным способом, конечно, можно… но только в том случае, если иметь ОЧЕНЬ подробные данные о вариациях видового генома — в идеале, полные генные карты всех тианцев до единого — и каждому "подправить" наследственность очень сложным, индивидуально сконструированным мутагеном. Общий объём расчётов можете представить сами.

О вероятности того, что сотни тысяч разумных существ можно трансмутировать незаметно, Ниррит не стала и заикаться. И так ясно, каков порядок этой вероятности.

Нахмурившись, Сигол ещё раз пробежался взглядом по строчкам, уделяя особое внимание тем, где, по словам студентки, имели место сбои. Спустя пять минут снова посмотрел на неё.

— И как долго вы готовили вот этот… экспромт?

— Как я и сказала вашему внуку, три дня.

— Понятно. Полагаю, вы сами знаете, что эта работа несколько… превышает средний уровень выпускника факультета общего целительства.

— Знаю, профессор.

— Три дня для того, чтобы не ответить на предложение прямым отказом… не много ли?

— Много, конечно.

— И? Мне что, мысли ваши прикажете читать?

— Нет, профессор. Я была бы очень рада, если бы вы согласились стать моим руководителем и назначили тему дипломной работы.

— Кому-то ещё вы подобное предложение делали?

— Нет.

— А если я откажусь помогать вам в работе над дипломом?

— Руководитель не обязан помогать дипломнику. Руководитель назначает тему, предоставляет возможности для работы, если в этом есть необходимость, но…

— Я спросил не об этом.

— Понимаю. В качестве руководителя меня могут устроить также профессор Килсайх, профессор Лирц с кафедры ритуальной магии, профессора Зеголь и Ватлиру… вообще, в Академии много хороших магов, и перечислять можно долго.

"Вот так разброс! От трансмутаций и ритуалистики до алхимии и артефакторики!"

— Но я оказался первым в списке. Почему, если не секрет?

— Вы — первоклассный системный маг, профессор. Достаточно прочесть хотя бы три-четыре ваших работы, чтобы в этом убедиться. А ещё вы разбираетесь в трансмутациях немногим хуже профессора Килсайха… и приходитесь дедом моему сокурснику.

— Системная магия в трансмутациях живой материи — это именно то, что вас интересует?

— Меня интересует многое. Но знакомиться с работами ваших дипломников было особенно интересно. Ни одной избитой темы, ни одной вторичной работы. Только оригинальные исследования… не имеющие прямого прикладного значения, но ломающие сложившиеся представления.

— Вот как. Необычное устремление… для ученицы Лормин.

— Я хочу быть исследователем, а не простым исполнителем чужих приказов.

"Удивительная прямота".

Сигол Лебеда хмыкнул, разглядывая студентку по-новому. Значительно доброжелательнее, чем в начале беседы.

— Если это действительно так, мы сработаемся. Ступайте пока.

— А как же…

— А я подумаю, какое исследование можно вам предложить в качестве темы диплома. Подумаю, какое оригинальное исследование подойдёт в… нашем случае.

— Спасибо, профессор.

— Вам спасибо.

— За что?

— За слом сложившихся представлений.

12

Заметна метров за сто. Поднимается к корпусам Академии. Улыбка предвкушения, малый всплеск скорости — плевать, что дорогое платье не слишком хорошо подходит для бега по улицам! Наставница снова в Энгасти!

— Эйрас! Ты вернулась!

Отлично знакомая — вплоть до укреплённого на спине длинного меча — фигура пружинисто развернулась. Чёрные глаза сузились.

— А вы…

— Что, не узнаёшь? — рассмеялась сероглазая красавица, приближаясь уже не бегом, а танцующим шагом.

— Терин?!

"Неужели я так изменилась, что даже Эйрас не способна распознать мою суть без применения радикальных мер, вроде тщательного сканирования? Вот сюрприз так сюрприз!"

— Имя у меня нынче тоже новое. Как и лицо, и всё прочее. Позволь представиться: Ниррит Ночной Свет из Гестамара. Рада знакомству!

Игла покачала головой, не скрывая удивления.

— Похоже, — констатировала она, — мне предстоит узнать много нового.

Дойдя до одного из общественных садов Энгасти и опустившись на свободную скамейку, наставница и её ученица переглянулись. В чаше фонтана, находящегося в десятке шагов от скамейки, боролись три прозрачных морских змея с телами из чистой зеленовато-синей воды и пенными гривами. Змеи яростно шипели, плюясь друг в друга струями всё той же воды, а временами пуская в ход и водяные "зубы". Итогом их атак были разлетающиеся вокруг брызги, но никому из змеев не суждена была окончательная победа. Любые повреждения, которые эти творения мага-скульптора наносили друг другу, быстро восполняла бурлящая в чаше вода.

Сверкали, преломляясь в линзах "чешуй", солнечные лучи. В ореоле мелких брызг играла бледная радуга. Кричала приведённая к фонтану детвора всех трёх видов разумных — белого, зелёного и синего. Слабо шелестела листва кипарисов.

— Полагаю, — начала Эйрас, — ты прошла некое посвящение. Причём весьма высокого уровня, насколько я могу судить. Надоумил кто или сама решилась?

— Замысел — мой собственный. Форма ритуала тоже оригинальная. Хотя я активно использовала элементы ритуала Связывания Стихии. И доработанные по твоим подсказкам формулы системной магии.

— Ясно. Что тебе дал этот ритуал? И чего лишил?

— Особых потерь вроде бы нет. Что же касается приобретений…

Улыбаясь, Ниррит на секунду закрыла глаза, а когда открыла, их цвет изменился на серо-зелёный: такой, какой был у Терин.

— Моя плоть теперь податлива, как глина, — сообщила она гордо. — Это касается не только мелочей вроде цвета глаз, но и всего остального. Причём это не обычные трансмутации, а что-то более фундаментальное, отчасти затрагивающее даже геном. Как показали проверки, обнаружить, что моё новое обличье не совсем естественно, обычными средствами нельзя. Правда, с основой, то есть формой костей, связок и мышц, я пока почти не экспериментировала. Они устраивают меня такими, какие есть… я просто укрепила их и усилила, доведя до верхней границы нормы. Зато внешность я улучшила более чем основательно.

— Вижу. Что ещё?

— Я стала Связующей нового типа. Могу выбирать силу или стихию, необходимую мне в данный момент, устанавливать с ней прочную связь, а затем прерывать её и устанавливать связь с другой силой или стихией. Причём чем дальше, тем быстрее и легче проходит подобное переключение. Также я могу черпать энергию одновременно из нескольких источников, даже оппозиционных… хотя в этом случае сопротивление почти полностью съедает выгоды от связи. Причём, пока я изображаю, например, Связующую энергий витального спектра, как я это делаю во время визитов в Академию, обычные маги даже не догадываются, что я способна на большее. Для меня связь изменчива и податлива, но для наблюдателей — полностью стабильна, естественна. В общем, тот же случай, что и с моей внешностью.

— Отлично.

— Ещё я могу стать Связующей Тумана Межсущего. Собственно, я почти всё время сохраняю связь с ним. Это очень удобно, потому что след такой связи полностью теряется в ауре и не мешает обращаться ни к энергиям стихий, ни к витальным силам. Вместе с тем это позволяет мне открывать переход на Шёпот Тумана меньше чем за секунду и добираться до нужного места за минимальный срок. Что путь, требующий минуты ходьбы, что путь, требующий месячного плавания, для меня почти равны. С межмировыми перемещениями — то же самое. Я покидала Аг-Лиакк, выныривала из Межсущего в родном Тагоне, а потом возвращалась сюда — и между отбытием и возвращением проходило всего несколько минут. Проверяла буквально на днях.

— Замечательно.

Односложные и однообразные ответы, холод в голосе и на лице… Ниррит насторожилась.

— Эйрас, что с тобой?

— Со мной — ничего особенного. А вот что с тобой, Терин? Ты радуешься своим приобретениям, как ребёнок радуется блестящим цацкам, но какой ценой ты достигла этого?

Ниррит нахмурилась.

— Ты о деле, которое я выполнила для принца в Хаазмине?

— Именно. Ты интересовалась последствиями, которые вызвало твоё дело?

— Конечно. В сальсаате, в точности, как планировали штатные умники Геролиса, началась смута и борьба за престол. Сейчас там продолжается смертный бой четырёх, а может, уже только трёх партий. Армия и флот также раскололись, поддерживая то одного кандидата, то другого, но большей частью просто бездействуя. Вина за смерть сальса и настоящего правителя, Токраиса, была возложена на исчезнувшего Гилмарка, что привело к немедленному и полному разрыву дипломатических отношений Хаазмина с Лениманом…

— Великолепное владение материалом! — не скрывая мрачной кривой улыбки, Эйрас изобразила беззвучные аплодисменты. — А ты знаешь, сколько хаазминцев погибло во время смуты? И сколько ещё погибнет?

— Меня, — спокойно, но несколько напряжённо парировала Ниррит, — более волнует и греет мысль о том, что некоторое количество энгастийских моряков уцелело, потому что флот сальсаата из-за успешно сделанного мной дела снизил плотность патрулей в Зелёном море в несколько раз. Ещё важнее, что хаазминцы полностью сняли блокаду Песчаных проливов. Теперь сообщение между прибрежными странами Старого и Западного океанов вновь стало возможным не только для хаазминцев, руо и крупных морских конвоев под охраной военных…

— Хватит!

Эйрас зажмурилась и потёрла виски, словно у неё внезапно заболела голова.

Её бормотание было очень тихим, к тому же Игла воспользовалась языком, которого Ниррит не знала. Но одним из преимуществ, полученных ею во время ритуала Семи Связующих, было скачкообразное обострение способности к чтению мыслей. Сделать поправку на которое в присутствии ученицы Игла не озаботилась… или просто забыла?

— А я-то, дура, ещё считала случай Кельмин Голосистой своей величайшей неудачей… — вот что разобрала Ниррит в бормотании Эйрас.

— Наставница?! — выдохнула девушка почти испуганно.

Непроницаемая чернота глаз — в упор, как пара острейших лезвий.

— Маг, известная ранее под именем Терин из Алигеда, а ныне принявшая имя Ниррит Ночной Свет. — Голос холодный, отчуждённый. Мёртвый. — Я объявляю твоё обучение под руководством мага Эйрас сур Тральгим по прозвищу Игла оконченным. Здесь и сейчас я слагаю с себя обязанности твоего учителя. Однако я сохраняю за собой ответственность за твои действия, ставшие возможными из-за моего вмешательства в твою судьбу.

— Что это значит?!

— Это значит, — тем же размеренным, наводящим жуть тоном ответила Эйрас, — что я надеялась воспитать в твоём лице мага-творца, а воспитала, похоже, мага-властителя. Это значит, что помогать тебе на избранной стезе я не стану, потому что орфусова стезя эта не имеет с маршрутом моего собственного восхождения ничего общего. Наконец, это значит, что я оставляю за собой право остановить тебя, если ты зайдёшь слишком далеко.

— Ты шутишь?

— Рада бы, — вздохнула Эйрас. — Я буду навещать тебя… иногда. Прощай.

Мгновение назад она сидела рядом — и вот её уже нет. Словно Игла была здесь не во плоти, а на правах очень сложной, предельно достоверной иллюзии.

Ниррит не знала способа, позволяющего перемещаться ТАК.

"И теперь уже не узнаю…"

Состоящие из воды змеи продолжают свою безнадёжную борьбу.

Кричат дети.

Шелестят кипарисы.

Мир вокруг не изменился ничуть. Но мир внутри…

Ниррит Ночной Свет встала и тут же переместилась в Межсущее. Без особой цели. Просто потому, что оставаться на месте было свыше её сил.

Заходящее солнце багрово, как выколотый глаз. Кровавая дорожка струится от него к ногам женщины, стоящей на пустынном берегу: стройной, черноволосой, со светло-серыми, почти серебряными глазами.

Женщина повелительно вскидывает руки.

Солнце скрывают быстро сгустившиеся тучи. Землю под ногами начинает потряхивать, как шкуру нервной лошади перед бешенством призовых скачек. Налетает ветер. В стремительно уплотняющихся тучах проскальзывает нить первой молнии. Потом — ещё одна и ещё. Каждый новый разряд вдвое сильнее, чем предыдущий…

Магическая гроза с тихой и страшной стремительностью накатывает с запада, но перед женщиной приостанавливается, словно боится.

Огибает её с обеих сторон, потом смыкается в кольцо…

Пронзительно воющие на тысячи голосов ветра — как стенки колодца до самого неба. Темнеющего, ясного, готового вот-вот протаять искрами первых звёзд. За стенами колодца — дуги, полотнища, частые сети добела раскалённых молний в кипящем вареве чёрных туч. Землю сотрясает дрожь — всё сильнее, всё резче. Но до женщины, что твёрдо стоит на земле, женщины, отныне и навсегда расстающейся с именем Терин из Алигеда, лихорадка проснувшихся камней не доходит.

Стихии никогда не причинят вреда своей госпоже.

Женщина смеётся и плачет. Хохочет — и стонет. Умолкает. Выкрикивает, словно вызов на бой, короткое имя:

— Эйрас!

Снова слёзы и дикий хохот. А потом сквозь хохот, и гул покорных ветров, и подземный рык, и блеск беззвучных молний — вверх. Туда, где в колодце неба мерцают далёкие звёзды:

— Эйрас сур Тральгим, прощай!

Интермедия первая

— Почему ты так жёстко обошлась с ней? Неужели нельзя было…

— Можно, конечно. Теперь-то я ясно вижу свою ошибку. А тогда мне казалось, что ошибка была совершена раньше, когда я взялась учить Терин магии.

— Постой! Это не тот ли самый момент, когда вы с Устэром придумали пресловутый мораторий на распространение опасных магических знаний?

— Нет. Мораторий был придуман и введён потом, уже после того, как эта история получила… — пауза, — окончательное завершение. Но к тому моменту, когда я оборвала отношения наставницы и ученицы между собой и… — новая пауза, — Ниррит, от таких же отношений со мной успела отказаться уже помянутая Кельмин. Кроме того, мы с Устэром как раз находились под впечатлением от нелепой смерти нашего общего ученика, Арнадегула…

Глаза магистра, полные внутреннего пламени, распахнулись шире.

— Ты усомнилась в своей способности учить.

Горечь на языке — отражением сжавшихся в груди тисков.

— Да. И усомнилась более чем всерьёз.

Я помолчала, рассеянно протянула руку сквозь пространство на кухню и достала словно из воздуха кувшин с лично мною приготовленной освежающей настойкой.

Что-то в горле пересохло… ага, ага.

Достав таким же образом стакан, я налила чуть больше половины. Выцедила мелкими глотками, почти не ощущая вкуса. Поставила кувшин со стаканом на столик. Покашляла. И заговорила снова, следя, чтобы в голос не прокралась предательская хрипотца.

— В поступках ученицы, в её взглядах на желаемое и допустимое, в том направлении, куда свернуло развитие её характера, я увидела подтверждение скудости своего опыта. Очередной знак, что я не способна правильно выбрать достойного ученика. И я зашла в отрицании ранее избранного пути дальше, чем мне — теперь — этого хотелось бы. Впрочем, меня вдобавок ловко подтолкнули в спину, в переносном смысле, конечно. Подвели к принятию такого решения, от которого, поразмыслив спокойно, я могла бы ещё отказаться…

— Подтолкнули?

— Слушай дальше. В свой черёд дойдёт и до этого.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ: НАНИМАТЕЛЬ И ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦА

1

— Ниррит!

Девушка обернулась, выгибая дугой левую бровь.

— Тебя ведь именно так зовут, я прав?

"Один застрельщик, двое приятелей и пятеро наблюдателей. Ничего, работать можно".

— Ты бы представился, парень.

— Моё имя — Лемаг. Но чаще меня зовут Крюк. Факультет общей магии, шестой курс.

Быстрый прицельный взгляд на Лемага. Сверху донизу и обратно.

"Диагноз ясен. И выпускной курс. Отлично!"

Кожаные сапоги до колен (стильно! а что климат не умеренный, плевать: при наложении простейшего заклятья ноги преть не будут). Плотные штаны из очень грубой и прочной пятнистой ткани. Кожаная безрукавка на голое мускулистое тело. А на поясе — небольшой такой арсенал: короткий меч, длинный кинжал и жезл-разрядник. Почему бы нет? Ношение оружия в Академии не запрещено. Под запретом только его применение вне специально отведённых зон.

— Ты, похоже, из боевиков?

Лемаг скривился. Состоящие в группе охранной магии не очень-то любили, когда их называют боевиками. Особенно в лицо и особенно этаким небрежно-снисходительным тоном.

— Я предпочитаю…

— Это мне не интересно, — перебила Ниррит. — Если на шестом году обучения ты всё ещё затрудняешься с поиском нужной аудитории, вряд ли моя консультация тебе поможет.

— Ты что, пытаешься меня обидеть? — Крюк натянуто усмехнулся.

— Нет, я пытаюсь тебя отшить.

— Ты так не любишь… боевиков?

— Я ко всякому отношусь сообразно заслугам. И мне совсем не нравятся парни, которые от великой крутизны пытаются навязать мне своё общество.

— Послушай, я ведь тебе не хамил.

— Ты поспорил со своими друзьями на три ужина в "Зелёной луне", что затащишь меня в койку до конца недели. По мне, это именно хамство.

Лемаг был явно растерян. Его друзья ухмылялись с несколько меньшей растерянностью. Умножившиеся в числе зрители наслаждались спектаклем.

— Откуда… откуда ты взяла эту чушь?

— Прямиком из твоих мыслей, Крюк. Похоже, в таком источнике только чушь и отыщешь.

— А вот это, девочка, уже серьёзно. Ты готова сознаться в ментальной атаке?

"Было бы что атаковать!"

— Нет. Зачем нужен зондаж, если сквозь твои дырявые щиты я могу читать?

Кто-то приглушённо засмеялся. Лемаг побагровел.

— Послушай, если бы ты…

— Да, разумеется, — вновь перебила Ниррит. — И без всякого "если".

— Что?

— Если бы я была парнем, ты бы отметелил меня на Арене. Я готова предоставить тебе такой шанс, несмотря на то, что я — не парень. Но выбирать условия буду я.

— Ты что, всерьёз намерена драться со мной? Ты же целитель!

— А что, целители — не маги? На самом деле ты просто попал в неправильное место в неправильное время, — почти сочувственно сообщила она. — Я предпочту один раз отпинать тебя публично для примера, чтобы впоследствии не отшивать тебе подобных по одному.

Крюк ухмыльнулся.

— Ты ещё не победила, цветик! Не хвались прежде времени!

— А я не хвалюсь. Если я выберу чистую магию, у тебя не будет шансов.

— Это ещё почему? Я всё-таки старшекурсник…

— Зато я — Связующая. На моей стороне не только Искусство, но и Сила.

— Чушь! Если бы ты действительно была магом высокого посвящения, ты бы…

— Это бессмысленный спор. Я жду тебя сегодня на Арене, за два часа до заката.

— А условия?

— Свободная дуэль. Советую подобрать броню покрепче и запастись артефактами посерьёзнее. Этот вот жезл с четырьмя "каменными сетками" недостаточно хорош для драки. До встречи!

Развернувшись, Ниррит удалилась. Друзья Лемага — такие же боевики, то бишь студенты из группы охранной магии — наоборот, приблизились.

Это только со стороны кажется, что боевики имеют только две извилины: первая — в нижней части лица, чтобы в неё есть, и вторая — вертикально улыбающаяся, пониже спины, чтобы избавляться от съеденного. Кажется.

И только со стороны.

Возможно, боевики не отличаются особой глубиной мышления. Зато они умеют думать быстро… а лучшие из них думают очень быстро. Не способные соображать с должной скоростью либо переводятся в другие группы, либо не выживают.

Рациональная магия вообще сурова к дуракам.

— Три вечера в "Зелёной луне", — сказал Крюку тот из его друзей, который носил прозвище Удав, накопитель в форме широкого браслета на левой руке и абордажную саблю. — Ты попал.

— Причём не по-детски, — подхватил второй, носитель прозвища Тубус и артефактного двулезвийного топора. — Хорошо, что попытка знакомства по жребию досталась тебе.

— Не рано ли вы меня хороните? — фыркнул Крюк. — Давайте рассуждать логически. Зачем Связующей учиться в Академии? Предполагается, что Связующие слишком сильны и искусны для протирания штанов на лекциях.

— А эта Ниррит их и не протирает.

— Угу. Потому что ходит в платье!

— Нет, — сказал Тубус. — Она просто не ходит на лекции. А в библиотеке появляется только мимоходом, чтобы взять на дом очередной том из закрытых секций. Да и половину практических занятий она пропускает, не трудясь придумывать какие-либо уважительные причины.

— Поразительная осведомлённость, — буркнул Крюк. — И её до сих пор не выперли?

— Представь себе, нет. Потому как на тех практиках, успешное завершение которых служит допуском к экзаменам, а также на самих экзаменах Ниррит Ночной Свет появляется в срок. И так как её не выперли за минувшие полгода, можно заключить, что поймать её на незнании материала или неспособности что-либо сделать никому ещё не удавалось. То, как она тебя прочитала, оптимизма не добавляет. Увы, но она, похоже, в самом деле Связующая.

— И ты молчал?!

— Скажем так: я думал, что ты нарвёшься на нормальный отказ, а не на вызов.

— Тубус, ты сволочь.

— Извини.

— Нет уж. Извинениями ты не отделаешься!

— Ладно. Я буду твоим секундантом.

— Мало.

— Тогда чего ты хочешь?

— Большого одолжения. Как ты наверняка слышал, мой жезл не считается достаточно хорошим для серьёзной драки…

— Нет!

— Да, Тубус, да. Твой фамильный топор — лучшее магическое оружие в пределах досягаемости, и ты, разумеется, одолжишь его мне. Причём не просто одолжишь, но ещё и покажешь, как работают интегрированные в него заклятья. Не так ли?

— Чтоб тебя парша заела, Крюк.

— Спасибо. Я тоже надеюсь, что меня не сильно покалечат, и мы ещё посидим в "Зелёной луне" за одним столом. А теперь пойдём и найдём мне что-нибудь из брони. Вечер всё ближе.

Арена представляла собой довольно обширное поле под открытым небом, равномерно засыпанное мелким жёлтым песком. По мере необходимости это поле разбивали на куски стенами рассеивающих полей. (Основной обязанностью секундантов во время магических дуэлей как раз и было управление этими стенами, включая, если понадобится, отделение друг от друга чересчур увлёкшихся противников). Сами поля — прозрачные, с лёгкой мерцающей голубизной, не мешающей разглядеть, что именно творится на ограждённом ими пространстве — подпитывались из энгастийского Источника Силы, и мощности их хватало для гашения любых, даже самых агрессивных заклятий. Пожалуй, лишь здесь с минимального расстояния и без опаски за собственные жизнь и здоровье зрители могли наблюдать в действии "зов смерти", "стальной град", "лиловый огонь" и тому подобные масштабные заклятья.

Немудрено, что зрителей на трибунах Арены хватало всегда…

Группа охранной магии — это, если воспользоваться устаревшим термином, будущие боевые маги. Других магов владению оружием обучают исключительно факультативно и без особого усердия, а вот у боевиков этот предмет относится к числу профильных. Теоретической, системной, ритуальной, символической и тому подобной магией учащихся этой группы нагружают слабо. А вот практикой в затруднённых условиях — наоборот.

Никто в здравом уме не станет требовать от алхимика способности изготовить зелье под водой, уложившись при этом в пять секунд. Меж тем в конце третьего курса каждый из будущих магов-охранников должен продержаться четверть часа в бассейне с морской водой. Нет, дело не в умении плавать. Просто перед тем, как столкнуть студента в бассейн, ему наносят пяток мелких порезов. А в самом бассейне плавают большие голодные акулы. В конце четвёртого курса аттракцион повторяется, только студенту ещё и связывают руки.

Но акулы, как бахвалятся сами боевики — фигня вопрос. Вот свой брат-боевик, вооружённый, увешанный артефактами, и не в бассейне, а на Арене — это уже не фигня. Это, братцы, потенциальный незачёт. А четыре подряд незачёта на Арене — это автоматический вылет из группы.

Кому нужен специалист по охранной магии, позволяющий себя побеждать?

К поединку со Связующей Крюк подошёл со всей серьёзностью. Он действительно реквизировал у Тубуса его топор. Он позаимствовал браслет-накопитель у Удава, также отчасти виновного в дурацкой затее со знакомством на спор. Он воспользовался кое-какими связями и раздобыл, вдобавок к коллекции защитных амулетов, самую что ни на есть настоящую рунную броню — такую же, как у бойцов отряда "Панцирь". К сожалению, это был восстановленный комплект, да вдобавок неполный, без налокотников и перчаток. Только шлем, наплечники, кираса, юбка и наголенники. Но даже в таком виде рунная броня была самой серьёзной защитой из всех, в какой Крюк когда-либо выступал. В рунной броне он мог бы быть почти спокоен насчёт очередного зачёта.

Вот насчёт предстоящего поединка он особого оптимизма не испытывал. Пусть он — без полугода полноправный маг, сражающийся к тому же — буквально — на своём поле. Но полноправный маг против мага высокого посвящения… ха! Пиранья против мурены. Разные весовые категории. Другое дело, если бы пираний была стая, штук хотя бы десять. Тогда — да, тогда Крюк был бы весел. И думал не о том, сколько продержится, а о том, как будет побеждать.

Время шло. До заката оставалось ровно два часа, когда Ниррит Ночной Свет явилась для боя. Увидев, в каком виде она ступила на Арену, Лемаг Крюк бессильно выругался.

Шорты. Безрукавка. Сандалии. Ни одного амулета.

И голые руки.

В отличие от него, Связующая к поединку отнеслась несерьёзно. Возможно, она вообще не считала предстоящее поединком, а только лишь формальностью.

"Это называется — уравняла шансы? Вот ведь дрянь!

Ладно же. Посмотрим, кто кого отпинает!"

Если бы даже у Лемага вертелась в голове мыслишка насчёт благородной уступки даме, своим видом Ниррит эту мыслишку растёрла в прах и закопала на погосте. Глубоко. Старшекурсник из боевиков, во всеоружии вышедший против целительницы с четвёртого курса и при этом проигравший…

Брр.

"Значит, надо выиграть. Победа не сделает мне чести, но проигрыш обойдётся с этой самой честью хуже, чем туча голодной моли обходится с шерстяным одеялом".

Тубус смотрел на Арену и вспоминал.

"Мастера боя бывают очень разными.

Есть среди них специалисты дальнего удара: лучники, пращники, метатели дротиков, ножей и других заострённых предметов. Для таких важнее всего меткость, умение предугадать движение врага и поразить его на расстоянии.

Есть мастера тяжёлого сокрушительного удара. Латник-кавалерист, пехотинец в полной броне… защита и грубая мощь ударов, способных проломить эту защиту — вот их козыри.

Есть, наконец, мастера ближнего боя, которым милее всего скорость, сплавленная с точностью в едином завораживающем искусстве. Их справедливо считают элитой среди бойцов, умельцами, выходящими невредимыми из самых скверных переделок. Лучшие из них, не будучи вооружены ничем, кроме своего искусства, ловят стрелы, посланные мастерами дальнего боя, и всегда опережают мастеров доспеха и клинка. На шаг, полшага, но — опережают! И побеждают.

Страшные легенды летят впереди таких мастеров, внушая врагам трепет.

У боевых магов всё, конечно, иначе. Совсем. Но кое-какие параллели сохраняются.

Есть мастера, не отличающиеся подавляющей силой атаки. Но зачем большая Сила тому, чьё скромное заклятье способно рассечь на куски сердце врага, не оставив ни следа на коже?

Есть и мастера, не вылезающие из-под многослойных магических барьеров. Могучие, они способны сами или при помощи артефактов выдерживать впечатляющие удары, а способны и ломать чужие щиты атакующими заклятьями, до предела насыщенными энергией. Призывая элементалей и духов для того, чтобы напитывать свои плетения дополнительной энергией, они чем-то напоминают кавалеристов. Направляя призванных существ на своих врагов, становятся подобны егерям, спускающим с поводка на добычу злую свору.

Но опытные боевые маги более всего боятся не тех, кто кичится своей способностью нанести издалека смертельный удар, и не тех, кто подобен ходячей заклятой крепости в ореоле энергетических защит. Опытные боевые маги боятся тех, кто достаточно уверен в себе, чтобы позволить врагу атаковать первым, потому что любой щит можно обойти и любое заклятье — рассеять. Собственные магические барьеры не снижают их чувствительности; приготовленные заранее мощные плетения не отнимают внимания и не пьют энергию; носимые артефакты не настораживают врага и не искажают представление об их собственной силе.

Опытные на то и зовутся опытными, чтобы понимать, какой из стилей боевой магии таит наибольшую угрозу".

Так говорил на вводной лекции, читаемой группе охранной магии, Тейален Пульсар. И Тубус отлично запомнил его слова. Когда легендарные маги вроде Тейалена, потерявшие на службе в Попутном патруле обе руки до локтя, делятся своим опытом с желторотиками со второго курса, эти желторотики обычно слушают, раскрыв рты.

А не желающих слушать Тейален, хоть он и без обеих рук, вполне способен закатать в жёлтый, мелкий, сухой песок Арены секунд так за десять. Много — тридцать.

И вот теперь Тубус глядел на бой Лемага с Ниррит, а глядя, понимал: хотя целительница не прячется за многослойной защитой и не пользуется могучей атакующей магией, это совсем не говорит о преимуществе Крюка. Скорее, наоборот.

Дуэль магов — это дуэль на расстоянии. По правилам, в начале схватки поединщиков разделяет ровно сорок шагов, хотя потом участники схватки вольны увеличивать или сокращать дистанцию так, как им будет удобнее.

Первым делом Лемаг дважды разрядил в Ниррит свой жезл с "каменными сетками". Эти заклятия были боевыми, но щадящими. Предназначенными не для убийства, а лишь для обездвиживания. От "сетей ветра" и "сетей льда" они отличались большей медлительностью, но зато и большей надёжностью. Стряхнуть их было куда труднее. Собственно, освободиться от хорошей "каменной сетки" без посторонней помощи и за малый срок могли только мастера вроде Тейалена. Ещё одно преимущество этих заклятий состояло в том, что они, как большинство полноценных боевых плетений, наводились на цель сами. Да и медлительность их являлась весьма относительной. Они обрушивались на свою мишень и сковывали её лишь самую малость медленнее, чем летит к цели стрела.

Первую "каменную сетку" Ниррит развалила прицельным выплеском энергии витального спектра. Не самый простой фокус, к тому же требующий большой Силы. А вот вторую — попросту перепрыгнула, на несколько мгновений зависнув на высоте в полтора человеческих роста. Самонаведение "каменных сеток", увы, ограничено, и по левитирующим целям они не работают.

Не теряя времени, Лемаг поднял правой рукой артефактный топор и отправил в Ниррит череду "ищущих игл". Штук десять подряд. Эти были уже заметно быстрее, чем стрелы. Поскольку целительница по-прежнему не выставляла магических щитов, первое же попадание "ищущей иглы" должно было ранить её, как ранит выстрел из арбалета, а содержащийся в оболочке "ищущих игл" криогенный заряд — доставить дополнительные неприятности магического характера.

Ниррит ушла от "ищущих игл". Просто уклонилась, несмотря на то, что в них тоже имелась функция самонаведения.

Это не укладывалось у Тубуса в голове. Это требовало реакции и скорости, которых не бывает у нормальных людей и даже у боевых магов со стажем. Но так было.

Чего до сих пор не было, так это хоть какого-то ответного удара с её стороны.

Впрочем, Лемаг взялся за неё довольно плотно. Не хотел терять инициативу, потому что в магическом бою, как и в обычном, потеря инициативы ничем хорошим не кончается. Ниррит имела гораздо больший резерв Силы (собственно, Связующие могут черпать энергию в почти неограниченных количествах), поэтому её противнику следовало выложить все свои сильные фишки за минимальный срок. Только это сулило ему какие-то шансы на успех.

Потерпев неудачу с классическими точечными заклятьями, Крюк ударил "большим дикобразом". Увернуться от такого было уже нереально: слишком широкий фронт, слишком большая скорость. К тому же вместо самонаведения в него была встроена функция охвата. "Большой дикобраз" походил на сеть с шипами, способную захлестнуть свою мишень со всех сторон и удушить, одновременно вонзая в неё сотни, если не тысячи магических игл.

Ниррит не стала блокировать "дикобраза". Очередным выплеском витальной энергии она пробила в сети заклятия дыру диаметром локтя примерно полтора и ловко, с перекатом, нырнула в неё. "Дикобраз" же благополучно долетел до стены рассеивающего поля, где рассыпался.

"Экономно", — подумал Тубус. Заклятье, сотворённое Лемагом, явно обошлось ему куда дороже, чем сотворённый Ниррит пробой.

Кстати, ответных атакующих заклятий она по-прежнему не творила.

Потратив заряд одного из амулетов, Крюк вызвал духа элементарной магии, похожего на висящий в воздухе бриллиант размером с голову младенца.

Тубус не очень хорошо разбирался в иерархии созданий Света и не мог определить по одному только его внешнему виду, относится вызванный дух к лучу гаммаль или к лучу дельтхис. Ясно было одно: шутки кончились. Духи, кроме высших, не обладают собственным разумом, да и атакуют не при помощи заклятий, а простыми энергетическими выплесками, соответствующими их природе. Зато мощность этих выплесков такова, что остановить их чистой Силой может не каждый маг высокого посвящения.

Получив приказ, дух атаковал Ниррит лучом концентрированного света.

Увернуться было невозможно. Поставить щит при помощи одной только витальной энергии — нереально. По крайней мере, Тубус бы не взялся.

Но Лемаг потратил на активацию амулета и на то, чтобы указать духу цель, чуть больше двух секунд. И потерял инициативу… если вообще обладал ею. Двух секунд вполне хватило Ниррит, чтобы приготовиться. Когда луч света, способный прожечь широкую сквозную дыру в многометровой толще крепостной стены, ударил в неё, на пути луча обнаружилось магическое зеркало.

"…!" — подумал Тубус.

Отражённый луч угодил в песок в двух шагах от Лемага. Эффект был равносилен попаданию не самой слабой молнии. Иначе говоря, последовал взрыв. Во все стороны полетели брызги расплавленного кварца и просто раскалённые песчинки. Следующий отражённый луч снова угодил в песок в двух шагах от Лемага… но с другой стороны. Крюк понял намёк и приказал духу прекратить обстрел. Заимствовав предоставляемую духом энергию, он направил на Ниррит топор и выстрелил в неё "синим веером". Тупо, примитивно, но очень мощно.

Ниррит превратила магическое зеркало в защитный клин и под его прикрытием рванулась к своему противнику. Защита благополучно рассекла "синий веер", отразив обломки вниз. Песок на десяток метров в каждую сторону покрылся коркой льда, а между Лемагом и Ниррит осталось всего тридцать пять шагов. Тридцать… двадцать пять…

"…!!!" — подумал Тубус.

Крюк, поспешно пятясь, густо засеял песок перед собой "белым шиповником". Ниррит на бегу швырнула волну какого-то слабого заклятия, заставившую "шиповник" детонировать. Песок в одно мгновение изрыгнул вверх и в стороны десятки ледяных игл, воздух помутнел, заполненный клубами водяного конденсата и кристалликами углекислоты. Бежать сквозь это жгучее облако Ниррит, разумеется, не стала, а метнулась влево, огибая область поражения. Свои движения она явно ускоряла при помощи магии, потому что бежать по сухому песку с ТАКОЙ скоростью без магии просто невозможно. Да и с магией… м-да…

Что произошло за облаком, Тубус уже не увидел. Он и другие зрители на трибунах увидели лишь отблеск яркой, как молния, вспышки и услышали ударивший по ушам, смягчённый полями хлопок, словно взорвалась петарда весом не меньше десятка килограммов.

"Конец вызванному духу", — подумал Тубус. "И вызвавшему духа — тоже…"

Больше ничего не происходило. Облако от детонации "белого шиповника" быстро рассеивалось. Сквозь него стали видны две неподвижные фигуры. Ниррит держала артефактный топор, направляя его на противника красноречивым жестом победителя. А Лемаг не мог бы сдвинуться с места при всём желании, так как был скован выпущенными из его собственного жезла "каменными сетками". Разряженный и отброшенный жезл валялся чуть поодаль.

— Ты проиграл бой на Арене?

— Да, профессор.

— Целительнице?

— Да, профессор.

— Дай-ка угадаю. Это была Ниррит Ночной Свет с четвёртого курса.

— Да… а откуда вы?..

— В Академии на факультете общего исцеления, — сказал Тейален Пульсар, — учится не так много девушек, способных отпинать выпускника из моего класса в открытом бою на Арене. Собственно говоря, такая девушка там только одна.

— Откуда вы её знаете, профессор?

Седой маг откинулся на спинку дивана. "Пальцы" его протезов, строго функциональных, созданных из заклятой стали, с тихим лязгом переплелись, опускаясь на левое бедро.

— Не великий секрет, — сказал Пульсар, — что в своё время я тоже учился в группе охранной магии. Моим учителем в то время был Керт Два Удара. Потом я ушёл в Попутный патруль, а Керта сманили в тайную службу, инструктором в отряд "Жало". И правильно сделали, потому что он входит в пятёрку лучших боевых магов Энгасти. Когда я вернулся на родину, я восстановил кое-какие полезные связи. В частности, с Кертом я встречаюсь примерно раз в полтора-два месяца. Мы приговариваем на двоих одну бутылку "Закатной лозы", играем в "два флота", обмениваемся опытом и жалуемся на тупость студентов.

Тейален сделал выразительную паузу.

Глаза у Лемага начали округляться.

Тейален Пульсар улыбнулся холодно и жёстко. Так, как умел только он.

— Преподаватели любят ругать своих учеников, — сказал он, сверля взглядом потупившегося Лемага. — А хвалить — не любят. Ибо поводы для этого им подают редко. Но Керт, въедливый старый клоп, рассказывал о Ниррит только хорошее.

2

"Морская молния" была… необычным судном. Если сильно приуменьшить.

Костяк боевого флота Энгастийского королевства составляли обычные парусные суда, преимущественно двух- и трёхмачтовые. На них ставили почти такие же накопители и почти такие же движители, как на суда торгового флота. Только накопители военного образца имели куда большую ёмкость, а движители — большую мощность. Заряжались накопители от Источника Силы при помощи несложных схем, изучаемых на третьем курсе Академии; впрочем, при острой необходимости подзарядить накопитель мог корабельный маг. Что до штатного вооружения, то боевые суда оснащались парой мощных самозарядных баллист на хитроумных станинах. Эти в прямом смысле убийственные машины, доработанные артефакторами Гильдии, били на полторы тысячи метров. Даже при среднем волнении — прицельно. А скорострельность их колебалась от пяти до десяти и даже до двенадцати выстрелов в минуту. Более чем достаточно, если учесть, что единственное удачное попадание стрелы, доставившей к цели "адское пламя" или "тихий молот", могло потопить судно средних размеров, небольшой же корабль буквально разметать в клочья.

Подобные суда, пусть несколько уступающие энгастийским качеством постройки, выучкой корабельных команд и вооружением, имелись также у других морских держав. Назвать их непобедимыми было сложно, что доказала хотя бы расправа, учинённая Горном над патрульной эскадрой в Зелёном море. Опытный боевой маг высокого посвящения в тактико-стратегических играх стоил больше, чем военный парусник.

Но — не больше, чем рейдеры специального флота Энгасти. Судами этого класса во всём Аг-Лиакке располагали только островитяне.

Задумавшие и построившие их полностью отказались от классических схем парусного вооружения в пользу магических движителей. Фактически, каждый рейдер являлся большим многосоставным артефактом. Два основных накопителя и один резервный, включенные в единую бортовую сеть. Собственный источник энергии, Окно Стихий, отличающееся от полноценного стационарного Источника Силы некоторой нестабильностью и меньшей мощностью. Впрочем, этой самой "меньшей мощности" хватало, чтобы обеспечить глиссирование на скоростях порядка сотни километров в час. Щит-купол придавал рейдерам неуязвимость для обычного и отчасти — для магического обстрела. А устройство главного калибра рейдеров составляло государственную тайну, ибо эта машина смерти (похожая на баллисты меньше, чем магический движитель похож на форштевень) при соблюдении некоторых условий могла поражать свои цели даже вне прямой видимости, в тридцати километрах и более. Команды на судах специального флота были немногочисленны, зато каждый — да-да, каждый! — в этих командах был магом.

Плюс абордажная группа: три десятка круто просолённых рубак из отряда "Барракуда" в спецброне и с комплексными защитными талисманами. Три десятка, стоящие трёх сотен… а если противник жидковат, то и целой тысячи.

Да, рейдеры являлись во всех отношениях особыми кораблями. Хотя бы потому, что общее их число не превышало двух десятков. Но "Морская молния" превосходила и рейдеры.

Уникальный корабль. Нет, даже не так. Гениальный.

Во всяком случае, Энкатеос Бродяга, вырастивший корпус "Морской молнии" из трансмутированных тканей гигантской голубой акулы и впечатавший в него цепи "живых" заклятий, гением был безо всяких скидок. А Крирт Сонный Глаз, работавший вместе с Энкатеосом над комплексом обеспечивающих потоков (и потративший на расчёт этого комплекса более пятнадцати лет), вряд ли сильно ему уступал. Как и Селериг Снайпер, дорабатывавший главный калибр "Молнии" (прицельная дальность — сто километров! и — оплавленный кратер глубиной метров тридцать в точке фокуса…). Достижения этой блистательной тройки, складываясь с кропотливой работой десятков менее известных магов, породили корабль, равных которому не было во всём мире. Единственный и неповторимый корабль, в самом буквальном смысле.

Ниррит отложила в сторону документацию и задумалась.

— Зачем королевству нужен этот военно-морской монстр?

— Однажды, — ответил Айселит, — имел место нехороший прецедент. Если захочешь подробностей, подними в архиве "Дело "Холодного копья"". Ну, если вкратце… полвека назад в стране Ундигъёвид на Восточном материке нехорошие люди захватили один из рейдеров. Капитан оказался предателем, сумел перевербовать старшего комендора и одного из штурманов. Абордажников отравили. Членов команды, оставшихся верными Энгасти, просто вырезали. В общем, боеспособный рейдер попал не в те руки. А на четвёртые сутки к тайной стоянке, где держали и понемногу изучали рейдер, на дистанцию прицельной атаки подошла "Морская молния".

— Понятно. Оружие для контроля над оружием. Вот только что будет, если… нехороший прецедент случится уже с "Молнией"?

— А ты не догадываешься?

Ниррит улыбнулась.

— Я польщена. Если ты имеешь в виду именно то, на что ты, как мне кажется, намекаешь.

— Да. Именно это я имею в виду. Поэтому нам предстоит провести на борту "Молнии" некоторое время… в качестве особо ценных пассажиров.

— Нам?

— Я тоже прокачусь на этом чудо-корабле. Отчёты с документацией — это, сама понимаешь, не то, что личное знакомство.

— Ушам своим не верю. Мальчишество? В твои-то годы?

— Я всего лишь второй принц. Я могу себе это позволить, — сказал Айселит. Но искрящиеся потаённым смехом глаза выдавали его… впрочем, он не очень-то старался скрыть свои истинные чувства. — Кроме того, какие мои годы? Если тебе едва пошёл третий десяток, сие ещё не значит, что я, пребывая на середине четвёртого десятка, стою за полшага от Осеннего Костра.

— Ага. И под каким предлогом ты намерен взойти на борт, высочество?

— Предлог равен причине. Спецоперация, замаскированная под инспекционную поездку. В далёком, но важном в политических раскладах Ундигъёвиде снова происходят события, требующие пристального внимания тайной службы. — Пауза. Лиловая мгла во взгляде. — Кроме шуток: там действительно имеют место некие странные… шевеления, скажем так.

— Угу. Инспекционная поездка, значит… ты хотя бы гъёвелар-то знаешь, инспектор?

Брови принца поползли вверх.

— Я-то знаю. При моей работе незнание языка, на котором говорят граждане сильнейшей из держав Восточного континента — признак непрофессионализма. Но чего ради этот язык учила ты?

— Одна из моих сокурсниц — хауч Илъюхог, Дъяум Бочка. — Ниррит повела плечами. — А гъёвелар, при всей его языколомности, далеко не старотианский. Чуждую фонетику освоить куда проще, чем чуждую семантику.

— Согласен на все сто.

— Тогда вопрос по существу. Какую "маску" надеть мне?

— Телохранителя, конечно.

— М-м… нет. Не пойдёт.

— Почему?

— В далёкой стране Ундигъёвид есть белокаменный город о семи воротах, Гетринд. А в оном городе находится учебное заведение, являющееся единственным серьёзным конкурентом Энгастийской Академии. Но уже поминавшаяся мною Дъяум отправилась учиться магии не в Гетринд, а в Энгасти. Хотя, говоря прямо и без лести, их школа целителей нашей не уступает ничуть.

— Могла бы сказать куда проще: "Гъёви не так ужасны, как хаазминцы, но тоже больны глупым мужским шовинизмом".

— Вот именно. Они ещё согласились бы видеть телохранителя в Лейеле, но…

— Ты не так грозна на вид, — перебил принц. — Понятно. И что ты предлагаешь?

— Ничего ужасного, не беспокойся. Кто смотрится рядом с высокопоставленным лицом естественнее, чем любовница?

— Но…

Ниррит улыбнулась загадочно.

— Погоди, — сказала она. — Сначала я продемонстрирую тебе один… трюк. Ради чистоты эксперимента закрой глаза и не открывай, пока не попрошу.

Капитаном "Морской молнии" был, разумеется, тианец. И не простой. Представитель одного из Старых семейств, "яркая кровь". Глаза не лиловые, но всё же родич правящей фамилии. И не очень дальний. Звали капитана Ликерэйм, а по прозвищу — Пёстрый Скат (полное наименование вида — ядохвостый пёстрый океанский скат: милая хищная зверушка длиной до шести метров, от которой акулы шарахаются). А ещё Ликерэйм, что вполне естественно при его должности, был магом, действительным членом Гильдии Артефакторов Энгасти и хорошим менталистом (что также было одним из профессиональных требований для такого ответственного поста, как у него).

Из краткого досье Ниррит знала, что капитану недавно исполнилось восемьдесят два. Для обычного тианца — начало старости, но для мага-тианца, вполне способного прожить полтора или даже два века — полнокровная зрелость. Пёстрый Скат выглядел именно так, как она ожидала: крепкий, среднего возраста, полный жизненной энергии мужчина. Похож больше на преподавателя Академии, чем на военного моряка, но…

"Но у всякого пёстрого ската есть ядовитый шип на хвосте. Помни!"

— Рад видеть вас на борту "Морской молнии", мой господин, — с достоинством поклонился Ликерэйм. — Чем обязан удовольствию встречи?

— Задание, — прохладно объявил Айселит. Конечно, капитан прекрасно знает, кто явился на его судно. И знает, что явившийся имеет право не только проглядывать, но даже править его досье, равно как досье всех его офицеров. Но хотя бы ради приличия он мог представить ненаследному принцу пару своих подчинённых, стоящих рядом? — Вот, ознакомьтесь.

Пёстрый Скат взял протянутый ему конверт, запечатанный по всем правилам, вскрыл, прочёл. Много времени чтение не заняло. В этом шедевре недоговорённости, подписанном Мориайхом лично, ключевыми были фразы "поступаете в распоряжение" и "всемерное содействие".

— Я должен запросить подтверждение.

— Сколько угодно. Но — не раньше, чем мы выйдем в море. Командуйте отплытие, капитан.

— И куда плыть?

— На восток. Скрытно.

— Будет исполнено, мой господин. Схенна, покажи его высочеству и… его спутнице каюты.

"Слепец!"

Ниррит без труда удержалась от улыбки, хотя первый раунд "игры невидимок" капитан проиграл всухую. "Маска" лежала на её душе так же естественно, как обманчиво простой наряд из лилового, "королевского" шёлка — на гибком и стройном теле. Слишком угловатое на человеческий вкус, зеленокожее и зеленоглазое лицо Ниррит — лицо тианки — заледенело в пренебрежении к чужому несовершенству, укреплённом сознанием совершенства собственного.

"Пёстрый Скат, похоже, тебя губит привычка. Думаешь, что никто не сможет щёлкнуть тебя по носу. Думаешь, что ты — лучший, как твой корабль.

Очень плохо, капитан!

Но окончательные выводы делать рано. Ещё посмотрим…"

Спустя минуту "Морская молния" отвалила от причала в наполовину искусственном гроте, обработанном для обслуживания одного-единственного судна. На палубе к этому времени не осталось ни одного живого существа. И сама эта палуба стремительно менялась, пока "Морская молния", устремившаяся к выходу из грота, с равной стремительностью погружалась под воду.

Спустя ещё минуту лишь пара небольших водоворотов осталась на том месте, где скрылся от посторонних взглядов не имеющий аналогов корабль.

Схенна по прозвищу Пила очень хорошо знала, что зависть — чувство отнюдь не благородное. Что зависть недостойна и умаляет завистника.

Но ничего не могла с собой поделать: завидовала. И страдала от этого.

Притом не от мимолётного укола, отскакивающего от привычной брони внутреннего достоинства, а словно бы от полчищ блох, проникших ПОД эту броню.

На берегу ей неоднократно попадались богатые холёные красавицы из Старых семейств. Она, рождённая далеко не в шелках (хотя и не в дерюге), вошла в круги аристократии не по рождению и воспитанию — по таланту, по уму, по заслугам. Добилась того, что иным доставалось даром. Тем самым она смело могла не считать тех — богатых, холёных и красивых — ровней. Могла ставить себя выше. У Схенны имелись на то объективные причины: ведь личные достижения всегда ценятся дороже, чем перешедшие по наследству преимущества.

Но теперь бессильны были обычные сравнения. Спутница Айселита вызывала куда более глубокую, тёмную и едкую зависть, чем другие аристократки. О ней нельзя было подумать: "Ну да, она красивее — зато я сильнее, умнее, искуснее, имею больше перспектив. Вполне возможно, что однажды я взойду на мостик "Морской молнии", и дежурный навигатор поприветствует меня как капитана, тогда как вот эта девица сама по себе, без учёта родственных связей и положения мужа, подобна нолю без единицы".

Увы! Спутница Айселита, отделённая от него, не превращалась в ноль. Дополнением к её почти неприличной молодости и броской, фантастической красоте был магический дар, которому Схенне оставалось лишь глухо завидовать. И не просто дар, но дар, дополненный магическим Искусством высокой пробы. После того, как попытки Пилы втихую просканировать её провалились (и особенно — как они провалились), всякие сомнения в уровне чужих навыков пропали.

Принц, при всех своих фамильных талантах, смотрелся куда бледнее. И держался… нет, не робко, но если вглядеться, становилась заметна неуверенность. Чуть ли не опаска. Словно его спутница была в их паре главной, а он — просто её сопровождающим.

Чего быть попросту не могло. Или всё-таки?..

— Вас устраивает каюта? — спросила Схенна.

Принц промолчал.

— Да, вполне на уровне, — ответила девица в лиловом. — Двери кают не закрываются?

— Существует два режима, — сказала Схенна. — В первом дверь закрыта, но её может открыть снаружи кто угодно. Во втором режиме (он включается, если коснуться вот этого красного пятна) дверь блокируется. Открыть её могут только маги, имеющие полный допуск к управлению обеспечивающими потоками: капитан, старший помощник и главный штурман. Но если дверь закрыта — просто закрыта, не заблокирована — лучше использовать переговорник. Его схема включается из коридора при нажатии на белое пятно. Чёрное пятно — сенсор для отключения переговорника.

— Благодарю за инструктаж, — девица кивнула, но не улыбнулась. — Как я понимаю, двери и внутренние переборки выращены таким же способом, как обшивка корпуса?

— Да. Простите, а вы…

— Это вы простите нас. Следовало представиться раньше, но из-за спешки знакомство получилось скомканным. — Вежливый, но явный упрёк в адрес капитана. — Я — Ниррит Ночной Свет.

— Странное имя для женщины из Старого семейства.

Айселит улыбнулся. Ниррит улыбнулась тоже — одновременно и точно так же, как принц. Хотя видеть его улыбки не могла никак: Айселит стоял сбоку и чуть позади.

— А я не из аристократок. Я просто хорошо играю свои роли.

— Вот как. И какие же… роли вы играете в настоящий момент?

— Айсе, я в затруднении, — сообщила Ниррит, не оборачиваясь. — Может, ответишь?

"Уменьшительное имя? Сразу после чистосердечного признания, что она играет?"

— Я бы предпочёл, чтобы важные ответы каждый искал самостоятельно, — сказал принц. — Это гораздо интереснее и… познавательнее.

— Вот так, — улыбка-извинение. — Вы не будете любезны показать мне мою каюту, уважаемая Схенна?

— Идите за мной.

— Капитан.

— Штурман. Наши… гости устроены?

— Да, капитан. Я должна предупредить… я дважды пыталась сканировать "гостей". Первый раз — лично, "звёздным эхом". Второй раз — через корабельные системы, "глазом стрекозы".

— И?

— Глухой блок оба раза. Не артефактный, личный. Причём на обоих "гостей" — один.

Пёстрый Скат редко бывал ошарашен так, чтобы это оказалось видно по его лицу.

— Как?

— Я предполагаю, что спутница его высочества — маг высокого посвящения. Хотя это может быть лишь частью правды.

Ликерэйм нахмурился, потёр левый висок.

— Связующая или Погружённая — в таком возрасте?

— Возраст может быть частью… игры. Мне показалось, его высочество рядом со своей "любовницей" не чувствует себя хозяином положения. Но его высочество тоже… игрок.

— Ясно. Схенна, помоги мне.

— Сканирование?

— Да. Тот же "глаз стрекозы", но с расширением по спектру и с фазированием.

— Капитан, а вы уверены, что…?

— За безопасность на корабле отвечаю я. То, что я допустил присутствие на борту сильного неизвестного мага — уже минус. Но если я не проверю эту… спутницу хотя бы задним числом, меня можно сразу списывать на берег.

— Ну и как тебе "Морская молния"? — поинтересовался сидящий на койке Айселит.

— Тесновато, но уютно, — войдя, Ниррит закрыла дверь и небрежным мазком по пятну сенсора заблокировала её. — Или ты не о быте?

— Разумеется, не о нём! Быт тут — примерно как на рейдерах, только обстановка побогаче и иллюминаторов нет… Ниррит?!

Деловито устроившись на коленях у принца, его спутница взяла руки Айселита и положила их себе на талию. Изображать возмущение в подобных обстоятельствах, словно принц был воспитанной в строгости девицей… гм. "Игра в любовницу? Или это будет не просто игра?"

— Ты кое-что пропустил, — шепнула Ниррит в слабо дёрнувшееся зелёное ухо.

— Что?

— Пока мы разговаривали, Схенна нас сканировала. Точнее, пыталась сканировать.

— Но я ничего не почувствовал! Хотя…

— Если ты что-то уловил, то не попытки сканирования, а мою защиту.

— Ты и меня прикрыла?

— Ну, я ведь твой телохранитель. Но… я почти уверена, что история не закончена.

— Думаешь, будут ещё попытки?

— А то. Своим пренебрежением при первом разговоре капитан уже показал себя не в лучшем свете. Полагаю, он не захочет усугублять впечатление. Лучше обвинение в некоторой… бесцеремонности, чем в пренебрежении прямыми обязанностями.

— Вот как…

Ниррит обвила своими руками шею принца.

— Помоги мне, — мурлыкнула она. — Здесь очень тонкие системы наблюдения. А капитана не назовёшь плохим оператором…

— Что… — Айселит сглотнул. — Что мне делать?

— Работать на поддержке. Я покажу тебе элементы моей защиты. Ты ведь менталист? Вот верх ментального спектра и возьмёшь. Если сможешь, середину тоже.

Работа мага "в силах" порой требовала большой изощрённости, однако главным критерием успеха служил высокий природный потенциал. Боевой маг, который, действуя на пределе Силы, посылает в цель фаербол размером с куриное яйцо — не конкурент боевому магу, в лёгкую сыплющему фаерболами размером с голову. Но уже для целителей большая Сила не имела такого значения. Важнее была тонкость сплетаемых заклятий. А эффективно работать "в абстракциях" можно было даже слабеньким магам, едва способным зажечь свечу. Объём доступной энергии уступал дорогу гибкости мышления, знанию многочисленных запутанных правил, действующих в верхних областях магического спектра, и умению быстро тасовать элементы активных заклятий.

Увы, работа "в абстракциях" с её неизбежной сложностью порождала целый букет проблем. Создать защитный амулет, гасящий простые боевые заклятья определённой стихии, мог любой третьекурсник факультета общей магии и даже многие первокурсники. Нужна защита от всех стихий сразу? Надеваем четыре амулета, и порядок. Пока амулет не истощён — а истощить его можно только лобовыми атаками, энергия которых превосходит энергию, закачанную в амулет — защита работает. А вот качественный амулет, предохраняющий от порчи, то есть вредоносного воздействия на витальные структуры, мог сделать не всякий целитель-старшекурсник.

Что же до ментальной защиты, то тут уже работал принцип "защити себя сам". Ты не очень хорош в менталистике? Смирись. Хорошие менталисты при желании будут читать тебя, как открытую книгу. Даже системы заклятий типа "зеркального щита" или "туманной оболочки", вроде бы полностью глушащие ментальный спектр, не давали гарантии неприкосновенности. Дисциплинированный ум, способный разобраться в мешанине ассоциаций, образов и эмоций, наполняющих чужой разум, мог обойти любой стационарный барьер.

Ключевое слово: стационарный. Ментальный барьер, управляемый не алгоритмом (по определению более простым, чем породившее его сознание мага), но активным и тренированным разумом, мог эффективно воспрепятствовать чтению мыслей и даже блокировать попытки зондирования. Защитные барьеры, сплетённые Ниррит, являлись многослойной динамической системой заклятий, управляемой ею лично и потому непреодолимой для любопытствующего мага, уступающего ей в классе — такого, как Схенна. Против Ликерэйма, даже использующего корабельные системы наблюдения, у связки "Ниррит плюс активная защита" тоже были шансы. Как есть шансы продержаться определённый срок, скажем, пять минут, у бойца с хорошим щитом в руках против бойца с лёгкой шпагой. Но вот появление на воображаемой арене второго бойца, даже если в его руках не шпага, а короткий стилет, резко понижает шансы щитоносца почти до нуля.

Вот для этого Ниррит и требовался союзник. Согласованное управление защитой, когда два мага, условно говоря, прикрывали друг другу спину, грамотно распределяя сектора ответственности, сочетало в себе простоту и гибкость. Сработавшийся тандем хороших менталистов мог парировать попытки сканирования гораздо дольше, чем один отличный менталист. Правда, имелся у совместного противостояния чужому любопытству один нюанс. Молчаливо подразумевалось, что Ниррит и Айселит должны очень сильно раскрыться друг перед другом, убрав или деактивировав все личные мысленные блоки, кроме разве что самых лёгких. Иначе эффективной работы в паре просто не получится.

И принц невольно задался вопросом: не является ли эта взаимная открытость одной из целей, которых Ниррит желает достичь?

— Так. Значит, за мной верхний и средний ментал… а как же ты?

— Возьму всё остальное. Куда деваться? Да, мне придётся трудно, но если капитан будет работать один, я его блокирую чисто. Надеюсь, что чисто, — поправилась она. — Это ещё и от местных систем зависит. И от того, так ли велики мои способности, как я привыкла думать.

— Но что, если капитан будет не один?

— Как раз на этот случай мне нужна твоя поддержка. И вообще, бой покажет. Готовься.

"Что она задумала?

Стоп. Сосредоточиться. Сейчас важнее всего защита…"

Айселит убрал часть блоков в верхней части ментального спектра и обнаружил, что Ниррит вообще не блокирует его. Просто входи и читай. Что ж, в момент полной концентрации на защитных плетениях ничего такого уж интересного прочесть всё равно не получится.

Отогнав эту мысль, принц начал вникать в структуру своего сектора магической защиты. Бросаемые Ниррит многочисленные мысленные подсказки упрощали его задачу на порядок — и соответственно ускоряли адаптацию.

Постичь правила выстроенной ею системы оказалось сложнее, чем принц ожидал. Многие решения поразили его своим изяществом, а пару сложнейших связок, непринуждённо вплетённых в базисные структуры защиты, он раньше не встречал вообще никогда и ни у кого. Похоже, эти связки были итогом самостоятельных разработок. А ведь помимо того, что Ниррит столь щедро демонстрировала ему, её система заклятий простиралась и "вниз", чуть ли не до уровня элементарных энергий, и "вверх", до структур нижнего астрала. Следовало учесть также тот поразительный факт, что всё это было создано без какого-либо материального якоря, без схем и артефактов — силой мысли одного лишь разума. При этом Ниррит, сконцентрировавшись на поддержании защиты, ухитрялась ходить, не спотыкаясь, мгновенно и точно реагировать на чужие реплики — в общем, действовать так, словно сложнейшая комплексная магия была для неё естественна, как дыхание.

"Я потрясён. Невероятно! Просто невероятно!"

"Ничего невероятного, Айсе. Просто грамотное использование разных уровней мышления. И вообще, не отвлекайся. Чувствуешь?"

"Да".

На Айселита накатило странное ощущение. Если предельно упростить его и свести к одному только образному ряду — принц словно смотрел из тёмной комнаты сквозь полупрозрачное зеркало на ярко освещённые джунгли, в которых прятался хорошо замаскированный наблюдатель, выдающий себя лишь редким неестественным движением листвы.

"Похоже, по ту сторону тоже двое", — предупредила Ниррит. "Прекращаем разговоры".

3

Первоначальная опаска, испытываемая Схенной, понемногу превращалась в страх. Против Ниррит играли два мага и совершенные системы наблюдения "Морской молнии". Но каюта принца, несмотря на все усилия капитана и штурмана, оставалась непроницаемым сгустком зеркального тумана — во всех исследуемых спектрах!

Конечно, зондирование преодолело бы защиту Ниррит. Скорее всего, преодолело: так плотная ткань, препятствующая взгляду, не останавливает града стрел. Но хоть власть капитана боевого корабля и велика, она не так велика, чтобы нарушать закон. Зондирование разумных существ без их прямого разрешения — тяжкое преступление, чреватое даже не отстранением от должности, а куда более серьёзными последствиями, вплоть до пожизненного поражения в правах.

А зондаж члена правящей фамилии, назначенного временным командующим выполняемой миссии, мог закончиться и казнью…

Сосредоточенность Айселита на управлении защитой было так велика, что он не сразу обратил внимание на действия Ниррит. Весьма, хм, недвусмысленные.

"Надо быть сумасшедшим, чтобы целоваться в такой момент!"

"Тебе не нравится?"

"А? Э-э…"

"Мне — нравится. Ага, именно сюда. Ох!"

"Я же не могу разом держать защиту и…"

"Плевать".

"Но нас же сканируют!"

"Плевать! Не изображай деревяшку, продолжай!"

"В самом деле… ну, увидят нас — и что? Пусть завидуют!"

"Вот именно".

— Проклятье!

— Капитан?

— Прекращай сканирование. Быстро!

— Что случилось?

Пёстрый Скат отключился от управляющих контуров систем наблюдения и откинулся на спинку "живого" кресла. Выражение его лица было разом восхищённым и злым.

— В сущности, ничего, штурман. Нас просто-напросто опять переиграли.

— Капитан?!

— Схенна, не глупи. В ближайшее время Ниррит станет не до защиты… но я перестану уважать себя, если продолжу сканировать её и принца в… такой момент.

— О.

"Так вот чего ты добивалась…"

"Прекращай болтать, высочество!"

Айселит послушно прекратил. Но некоторое (довольно долгое) время спустя всё-таки снова поднял тему… уже вслух.

— Интересно, как давно ты просчитала последовательность действий?

— До того, как подняться на борт, — был ответ. — Ты сам не чужд конструирования ситуаций и должен понимать: это — довольно простой сценарий с минимум "ветвей", причём большинство "ветвей" этого сценария тем или иным образом могут быть возвращены к "стволу".

— Я начинаю тебя бояться.

— Только сейчас? А когда ты решил сделать из меня этакую страховку на случай предательства или бунта на борту "Морской молнии", не боялся?

Резкий по смыслу вопрос контрастировал с нарочито несерьёзным, расслабленным тоном.

— Ты же понимаешь, — ответил принц в тон. — Одно дело — иметь в своём распоряжении человека, способного добраться до "Молнии" и вернуть её под власть короны Энгасти. Перебив, если потребуется, всю команду. И совсем, совсем другое — работать вместе с человеком, способности которого… которой… выходят за пределы узкого круга тактических задач. Этак ты начнёшь замахиваться даже не на стратегию, а на политику.

— Бери выше, — хмыкнула Ниррит. — Что такое локальные политические игрища для настоящего мага? Блики на воде, не более. В свой черёд я перерасту и это. Но есть неплохой способ придержать меня на подъёме. Тем более, что сейчас я не человек и сама не прочь сделать привал.

"Да, у этого сценария "ветвей" самый минимум…", — подумал принц.

Спустя ещё некоторое время он поинтересовался:

— Целители изучают заклятья неутомимости?

— У менталистов, — задыхаясь, откликнулась Ниррит, — тоже есть… свои пре… имущества!

Айселит понял намёк и замолчал надолго.

— На какой глубине мы идём?

— Тридцать метров, мой господин.

— Зачем так официально, капитан? Всё-таки на борту главный — вы, я же — лишь пассажир. А какова предельная глубина погружения "Морской молнии"?

— Если пустить обеспечивающие потоки на укрепление корпуса, нейтрализуя внешнее давление, можно нырнуть хоть на километр. Теоретически. Это — слишком большой риск. Малейший сбой, и… для обычной скрытности хватает глубины от двадцати до сорока метров.

Вроде бы простой, ни к чему не обязывающий разговор. Однако странность его давила на Пёстрого Ската, как "трубный крик", ведь Айселит об основных возможностях "Молнии" знал всё.

"Ещё бы спросил, как корабль создаёт несущий нас вперёд ламинарный поток…"

— Не спрошу.

Капитан невольно вздрогнул.

Нет, это было не чтение мыслей: Ликерэйм, как менталист, надёжно защищал свои секреты. Но точность догадки ошеломляла. Даже для обладателя лиловых глаз это… как-то уж слишком.

— Не спрошу, — повторил принц. — Но неужели мне надо задавать вам прямые вопросы о том, что может заинтересовать по-настоящему?

Ниррит стояла рядом. Молча.

Прекрасна до рези в глазах. Безучастна — сверх меры, как голем или нежить. Могущественна… более чем. Новых доказательств не требуется.

Пёстрый Скат диву давался, как он мог при первой встрече счесть эту пару, Айселита и Ниррит, достаточно заурядным, развлекающимся по мере возможностей обладателем "яркой крови" в сопровождении любовницы.

"Мне следовало помнить, что пост главы тайной службы — не синекура".

— Работаете "в добивании"? — капитан постарался задать вопрос как можно холоднее. — Тут как ни ответь, а я в проигрыше. Либо сознаюсь в тупости, либо вынужден подхалимничать.

— Ну, вы ведь нашли третий вариант, — хмыкнул принц. Повернулся к Ниррит. — А вот ты в таких же обстоятельствах как бы себя повела?

— Очень просто. Упавший, если он не ранен — тоже боец. А мы не с гарпунами над мелким бассейном стоим, мы действительно только пассажиры. Новых приказов до самого Ундигъёвида от нас ждать не следует, да и там всё будет зависеть от… обстоятельств. Так что на месте уважаемого Ликерэйма я бы постаралась, пока есть время, сгладить… первое впечатление.

— Конкретных рецептов не даёшь? — снова, более ехидно, хмыкнул Айселит.

Ниррит без улыбки выдала двусмысленность:

— Наш хозяин не хочет сознаваться в тупости, так на что ему мои подсказки? Может быть, на спокойном высоком посту вдали от политических игрищ он излишне расслабился, но…

Пёстрому Скату оставалось лишь поддерживать мысленные щиты, старательно окаменив лицо. Ну да, гарпунов в руках у этих, чтоб им утонуть, пассажиров нет. Но внутренние помещения "Морской молнии" — "бассейн" действительно не особо просторный. Крупной рыбе затаиться негде, и ядовитый шип не поможет. Вот и развлекаются пассажиры, тычут, за неимением гарпунов, стрекалами. А винить их смысла нет: сам уступил инициативу. Привык к своему посту, размяк, забыл, что он — высшая власть только на корабле, а не в масштабах мира… и даже не в Энгасти.

"И будут меня жалить до тех пор, пока не поведу себя должным образом".

— Разрешите вопрос по существу?

Ниррит кивнула, поощрительно дёргая ухом и на человеческий манер слегка выгибая бровь. А Ликерэйм, пусть и совершенно не ко времени, задался вопросом, где она воспитывалась. Должно быть, странные были условия, если она с такой естественностью смешивает тианские и чужие средства выражения эмоций. Поначалу-то, после сообщения Схенны, что в жилах Ниррит нет "яркой крови", он решил, что последняя родилась в Кейранне, Силайхе или Длего — мирах, где тианцы, в отличие от Аг-Лиакка, составляют большинство населения. Это вполне объяснило бы два несомненных факта: полное отсутствие сведений о маге-тианке такого уровня и причину, руководствуясь которой, Айселит заинтересовался девушкой "не того" круга.

— Капитан?

— Простите, задумался. Вопрос у меня такой: какова ваша специализация как мага?

— Основная — целительство.

Капитан рассчитывал совсем на иной ответ.

— А дополнительная?

— У меня несколько дополнительных специализаций. Скажите прямо: что вас интересует?

— "Морской молнии" почти сто пятьдесят лет. По традиции, заведённой ещё до дня спуска на воду, каждый маг, служивший в её экипаже, старается добавить к магии, наполняющей корабль, что-то своё. По мере Сил и Искусства, конечно, и не во вред уже созданному. Я хочу понять, что именно из этих добавлений может заинтересовать сразу вас обоих.

Впервые на глазах у Пёстрого Ската Ниррит улыбнулась искренне, светло и широко. Хотя казалось, что это невозможно, но факт: улыбка сделала её ещё прекраснее. Как свет, под правильным углом упавший на хорошо огранённый бриллиант.

— Можете смело считать меня всеядной, капитан… я надеюсь, вы разрешите мне звать вас по имени?

— Если вы этого хотите.

— Спасибо, Ликерэйм. Айсе, а тебя что интересует больше всего?

— Как менталиста — системы наблюдения, связи и управления. Впрочем, мои познания в артефакторике не так велики, чтобы…

— Не беспокойся. Всегда можно задать пару дополнительных вопросов, — сказала Ниррит.

"Считай", — передала она, странным образом минуя защиту, — "что в моём лице ты получил собственный справочный отдел. А если я сама запутаюсь, можно в самом деле растрясти капитана насчёт детальных объяснений".

"Предлагаешь продлить… тандем?"

"Именно. И не только тандем. Ты против?"

"Нет, конечно!"

На принца излился тихий водопад искристой, почти незамутнённой радости.

Как быстро обнаружила Ниррит, массаж с воздействием на активные точки, в том числе непрямой, без касания, универсален. В том смысле, что на тианцев тоже действует… и ещё как действует! Конечно, с поправкой на неизбежные различия в физиологии и анатомии, следствием которых являлось иное, не человеческое распределение доступных для стимуляции нервных узлов. Ставя смелые эксперименты на таком податливом и готовом на некоторый риск "материале", как лиловоглазый принц, она быстро открыла несколько оч-чень перспективных путей воздействия.

Что там тонизирующие, стимулирующие, анестезирующие или погружающие в сон касания! Вчерашний день. К исходу вторых суток на борту "Морской молнии" Ниррит уже вовсю подбирала ключики к управлению высшими нервными функциями тианцев. Самый минимум магии, одно только знание, где и как сильно нажать, насколько долго и в каком ритме давить, в каком порядке переходить от одной группы точек к другой… но какой результат!

Не всякое заклятье так сработает.

— Что ты сейчас растормаживаешь?

— Во-первых, долговременную память. Во-вторых, ассоциативное мышление. Но это на полчаса, не больше, потом, мне кажется, потребуется короткий восстанавливающий сон.

— Ага. И работаешь опять с дальним прицелом?

— Конечно. Я очень рассчитываю, что ты, наконец, расскажешь мне, что за проблемы проявились в далёком Ундигъёвиде. Настолько значимые, что это требует ни больше, ни меньше, как твоего личного визита на лучшем боевом корабле Энгасти.

— Ну, тогда слушай вводную.

…Если забыть о внутриполитической кухне, за пределами Ундигъёвида мало кому интересной, можно сказать, что политику гъёви определяют три партии.

Первая — идеологи государственной мощи и независимости, трудами которых (по их уверениям) родная держава стала сильнейшей на континенте. Гъёви из партии патриотов поддерживают университет Гетринда, экономику, армию, флот. Они типичные консерваторы и гибкостью не страдают. Глава Правящего Дома (сейчас это юрид Энъяро Третий) и главы Великих Домов в открытую поддерживают патриотов. Это считается правильным и должным.

Вторая партия — западники. Состоит эта партия из культурных, умных, начитанных гъёви с широкими взглядами. Западники искренне полагают, что заимствование разных полезных находок, пусть даже чужих — это хорошо. Что женщинам можно и нужно предоставить побольше прав, что свобода мысли и слова лучше жестяного конформизма, что обмен идеями с передовыми странами, прежде всего, с Энгасти — это здорово. Многие западники выбирают эмиграцию: кто по идеологическим соображениям, кто из стремления достичь большего, чем это возможно на родине. А тех, кто не эмигрировал, тайной службе Энгасти даже вербовать не надо: они и так почти "свои".

Третья партия — милитаристы. Хищники. Умные, практичные и очень опасные. В своё время именно они увели у энгастийцев рейдер и пытались его изучать, дабы построить флот таких же кораблей и открыть настоящую борьбу за титул сильнейшей морской державы. Подобно членам первой партии, полагают Ундигъёвид величайшей и лучшей державой мира, подобно членам второй, признают за иностранцами немалые достижения. Но сотрудничать не желают. Потому что, будучи существами трезвомыслящими, понимают, что, скажем, секрет главного калибра рейдеров ни при какой степени сотрудничества им не обломится. Значит, надо чужие секреты отобрать. Либо силой, либо хитростью, это уж как получится.

— Штука в том, — вещал Айселит, — что нынче третья партия как-то неприятно оживилась. Это вполне может быть связано с активностью северных соседей гъёви. Как ты знаешь из уроков современной истории, лет десять назад Ундигъёвид и Эхтасс основательно сцепились. Крупнейший военный конфликт поколения. Мы тогда втихую помогали эхтасцам, а Лениман поставил на гъёви… и, увы, выиграл. Очень уж много гнили скопилось тогда при дворе Эхтасса…

— Это я, как ты сам заметил, знаю.

— Угу. Ну, сейчас, после смены династии, политика наших былых союзников обрела черты осмысленности. И даже самостоятельности. Нынче они спят и видят, как бы отказаться от выплаты репараций под каким-нибудь удобным предлогом, а в идеале — не только вернуть аннексированные гъёви пограничные территории, но заодно оттяпать часть чужих земель. Вот только намерения их остаются лишь намерениями. Эхтасцы ныне — голь босяцкая, ошмётки былого могущества. Взять с них почти нечего, оккупировать слишком накладно, но своя шпионская сеть у них налажена знатно. И для них совсем не выгодно усиление первой партии, ибо эти от широты душевной могут-таки решиться на оккупацию, к вящему величию Ундигъёвида. Зато стимулировать активность третьей партии для эхтасцев — прямой резон. Переключить внимание с военного противостояния на хищение магических секретов у нас и лениманцев. Милое дело.

— Это только один из вариантов. А кто ещё может стоять за всем этим?

— Боюсь, никаких откровений я не выдам. Ты сама знаешь расклады не хуже меня. Политику нашего мира можно вывести из описания его земель и истории. Да, в Трёхречье живёт всего в два с половиной раза меньше людей, чем в остальном Аг-Лиакке, вместе взятом. Да Царство Рруш на севере Миделанна превосходит по площади три следующих за ним страны, взятые вместе, если не брать в расчёт малолюдное, лишённое единого управления Захребетье. Но сами по себе человеческие или территориальные ресурсы мало что значат, иначе Трёхречье и Царство Рруш не были бы нищими аутсайдерами. Среди стран, омываемых водами Старого океана, а значит, и во всём мире лишь три заслуживают звания держав. Это Лениман, чья финансовая система самая мощная, сухопутная армия самая боеспособная, а разведывательная сеть — самая широкая. Это Энгасти, придерживающийся девиза "не числом и не нахрапом, но магией и флотом". И Ундигъёвид.

— Хочешь сказать, — мурлыкнула Ниррит, продолжая мять спину и плечи Айселита, — что, если гъёви делают нечто, невыгодное энгастийцам, то тут не без лениманцев?

— Да. Это настолько очевидно, что невольно подозреваешь подвох. Что бы там ни говорили о Курьерской службе, ребята Свинца работать умеют и очевидные следы оставляют редко.

— А может, они как раз решили поработать почти открыто, рассчитывая, что противник попросту не поверит в возможность такой наглости?

— И такое может быть, — не стал отрицать принц. — Тут надо разбираться на месте. Потому хотя бы, что мировые державы играют в политику всегда, но временами, с особо дальним прицелом, в эту игру вмешиваются иные силы. И тогда нормальный расклад превращается в такой клубок рваных нитей и тупиковых ходов…

— Погоди. Иные силы? Ты, часом, не про…

— Угу. Про них, про них.

Голос Айселита звучал ровно. И очень зло.

— Основной интерес этой публики, как правило, заключается в том, чтобы нас осадить. Когда мягко, а когда и не очень. Знаешь, почему число рейдеров не превышает двадцати, причём море одновременно бороздит всего штук шесть-семь, тогда как остальные стоят на приколе? Нет, это слишком очевидно. Другая история будет нагляднее. Знаешь, как погибли Селериг Снайпер и Крирт Сонный Глаз? Это случилось через полгода после того, как Энкатеоса Бродягу сманил к себе Островитянин. Селерига пыталась сманить Ледовица, Крирту делали предложения Князь Гор и Пустота, да не вышло. Селериг и Крирт задумали создать корабль нового типа, не такой, как "Морская молния", а полноценную амфибию: плавающую, ныряющую, но главное — летающую. И вместе с первым, почти законченным прототипом нового корабля, а заодно всем, что находилось в радиусе сотни метров, обоих гениев перемололо в этакую труху. Работал либо сам Пустота, либо один из его адептов. Очень… узнаваемый стиль. Намёк мы поняли и новых попыток строить летающие корабли не предпринимали. Хотя проекты их ложатся на стол ректору Академии и прочим власть имущим, включая моего отца, регулярно, по два-три раза в год.

— Но зачем Бессмертным следить за этой вознёй в песочнице?

— Ты что, придуриваешься? Любой из Бессмертных может творить, что хочет, и никто, кроме Деххато да ещё отчасти других Бессмертных, им не указ. Но при определённом стечении обстоятельств простые смертные тоже могут им насолить. Главный калибр наших рейдеров и особенно — "Морской молнии" является едва ли не единственным оружием, способным угрожать жизни магов высшего посвящения, пусть даже угроза эта условна. Создав в своих резиденциях Источники Силы, Бессмертные могут держать постоянную защиту, которую главным калибром пробить не легче, чем ножом для очинки перьев — рунную броню. Но за пределами своей территории, без этой брони, получить ножиком в глаз, да со всей дури… ну, ты же понимаешь, что к чему.

— Да, — медленно кивнула Ниррит. — Понимаю. Спи.

Нажатие на нужные точки погрузило принца в сон почти мгновенно. А Ниррит встала и пошла в свою каюту. Ей было над чем подумать в одиночестве, без помех.

Город-остров Шъявир в двух сотнях километров от побережья Ундигъёвида — необъявленная столица для трёх симбиотических групп населения: торговцев, контрабандистов и шпионов. Унылый, каменистый, он даже одной десятой своего постоянного населения не способен прокормить за счёт огородничества (а о прокорме приезжих речи нет тем более). Рыболовство в Шъявире тоже не очень-то популярно: во-первых, контрабанда прибыльнее, во-вторых, омываемый тёплым течением, он расположен вдали от вод, изобилующих промысловой рыбой. А до больших рыболовных судов Энгасти, в трюмах которых свежевыловленную рыбу обрабатывают мощными криогенными заклятьями, местная магическая мысль не дошла. (Справедливости ради надо заметить, что замечательные трюмы-рефрижераторы рыболовных судов делает экономически выгодными только схемотехника, которая, в свой черёд, без подпитки от Источника Силы так же бесполезна, как масляная лампа без масла).

В общем, если бы не импорт продовольствия, Шъявир вымер бы от голода, и знаменитые грибные плантации только продлили бы агонию. Но ужасов морской блокады город-остров давно уже не знал: слишком многие могущественные силы заинтересованы в том, чтобы потоки пассажиров и товаров, движущиеся через него, не иссякали.

Что представляет собой этот город-остров с точки зрения геолога? Ничто иное, как обломок давней, отгремевшей тысячи лет назад катастрофы. Его огромная гавань — это заполненный океанскими водами кратер вулкана. Его жилища — бесчисленные, веками разраставшиеся за счёт усилий разумных существ гроты, тоннели и залы, а также оригинальные плавучие конструкции: этакие непотопляемые дома с крышами и стенами из натянутой парусины, фундаментом которым служит пенокамень (искусственно получаемый, ещё менее плотный родич пемзы). Самый популярный городской транспорт — плоскодонная лодка. Чаще всего звучащий язык — гъёвелар. Излюбленное занятие местных, будь они торговцами, контрабандистами или шпионами — "ловля серы и золы", или, если без жаргона, погоня за серебром и золотом (не обязательно прошедшим через литейные и прессы монетных дворов). Правит в Шъявире наместник, но боятся здесь не столько его стражников, сколько людей вездесущего, всевидящего и всеслышащего Общества.

"В целом", — решила Ниррит довольно быстро, — "перспективное местечко!"

"Морская молния" вошла в гавань Шъявира в самое что ни на есть тихое, по местным понятиям, время: чуть за полдень. Но вряд ли кто-то заметил прячущуюся глубоко под водой грозную тень. Да и проследить за высадкой пассажиров посторонним было бы крайне затруднительно: особый рейдер королевства Энгастийского подвсплыл во внутреннем "дворе" плавучего квартала, целиком принадлежащего "Компании Хайхел". Каковая, в свою очередь, целиком принадлежала тайной службе и была такой же ширмой для разведывательной сети островитян, как посольство Энгасти в Рёккене, столице Ундигъёвида. Филиалы этой преуспевающей торговой организации были разбросаны по всему побережью Старого океана. И не только по побережью.

Сразу после высадки Айселита, Ниррит и десятка охранников, коих изображали ребята из "Барракуды", работа закипела. Принц просматривал донесения, принимал доклады, выстраивал в уме какие-то комбинации, не до конца понятные даже ему самому. А Ниррит… что Ниррит? Она следила, чтобы в трудовом угаре Айселит не зашёл дальше, чем следует, и старалась находиться рядом с ним как можно больше.

Увы, проводить вместе с ним вообще всё время она не могла. По объективным причинам.

Преображая себя по образцу "идеальной тианской красавицы" (общие контуры которого позаимствовала из потаённых фантазий Айселита), Ниррит не трогала основ собственной физиологии. Сосредоточилась на изменении пропорций тела, внешнего вида волос, глаз и особенно кожных покровов. Заставить кожу изменить пигментацию — меньше, чем полдела. Изменить сигнальный узор тела, или, говоря проще, запах таким образом, чтобы не отличаться от молодой и здоровой тианки соответствующего возраста — тоже далеко не всё.

Настоящим испытанием для неё как целительницы стала нейтрализация неизбежного конфликта между человеческой физиологией и уже не человеческой кожей. Полностью решить эту проблему так и не удалось. Частичным решением стали периоды релаксации с возвращением к человеческому облику и нормализацией гормонального фона.

Теоретически ничто не мешало провести не косметическое, а полное преображение. Не имитировать тианку, пусть даже с самой высокой степенью достоверности, а трансмутировать целиком и стать тианкой. Это было бы очень глубоким преображением, но вместе с тем и более простым. Тогда обозначившаяся проблема снялась бы сама собой. Тогда можно было бы ходить в зелёной коже хоть год подряд, хоть десять лет, а хоть и всю жизнь. Теоретически после полного преображения можно было бы даже забеременеть от Айселита и родить очередного лиловоглазого отпрыска правящей фамилии…

Теоретически. Да.

На практике Ниррит была к такому не готова. Ни технически — она вовсе не питала уверенности в том, что сможет совершить обратимую полную трансмутацию. Ни, что ещё важнее, психологически. И она не спешила заходить в своих экспериментах дальше определённой черты.

4

Всё произошло слишком быстро.

Секунду назад Айселит сопоставлял донесения из трёх независимых источников, а Ниррит стояла у него за спиной, ненавязчиво поглаживая затылок, шею и плечи принца, одновременно помогая ему разобраться с возникающими по ходу дела нестыковками. Работа в ментальном тандеме позволяла не тратить ни время, ни силы на озвучивание своих замечаний. Кроме того, Ниррит не нужно было лично читать донесения, а Айселиту — следить за обстановкой. Тому, кто ни разу не находился в тесном контролируемом контакте с сознанием другого разумного существа, не объяснить, какое это изумительное состояние. Например, принц мог полностью уйти в осмысление данных и построение гипотез, отрешившись от мира так, как не при всякой медитации удаётся… и вместе с тем он словно сам стоял у себя за спиной. Готовый к любым неожиданностям, поддерживающий общую на двоих защиту от чтения мыслей, отслеживающий колебания магического фона, а заодно чутко вслушивающийся в окружающий мир: не появится ли дыхание угрозы?

Когда это самое дыхание появилось, тандем отреагировал молниеносно. Второму заместителю шъявирского филиала "Компании Хайхел" ещё оставалось не меньше пяти шагов до занавешенного входа в выделенный Айселиту кабинет. Пара парней из отряда "Барракуда", караулившая этот вход, ни о чём не подозревала: второй зам был в числе допущенных, оружия при нём не было видно и вёл он себя как обычно. Но Ниррит уже начала действовать. Принц не отставал от неё, помогая, как мог. Защитный амулет, который носил приближающийся второй зам, тандем обошёл за секунду, причём — высшая степень искусства! — так, что носитель даже не заметил вторжения. Хирургически точный импульс блокировал одно-единственное действие, способное стать угрозой. Это было похоже на то, как если бы тандем пристроил меж пилообразных челюстей капкана стальную распорку, не трогая сам капкан.

Оставалось чуть-чуть подождать. Совсем немного. И…

Второй зам вошёл в кабинет. "Вспомнил" про стеклянную ампулку, лежащую под языком, приоткрыл рот, выталкивая её на зуб, словно конфету, которую готов разгрызть.

Но не смог сомкнуть челюсти.

Он хотел их сомкнуть. Очень сильно хотел, до слёз. И — не мог!

А ещё секундой позже Ниррит, в невероятном прыжке с места дотянувшаяся до второго зама, выхватила у него изо рта ампулку левой рукой, а правой впилась в несколько ясно различимых — для неё — точек на теле вошедшего, заодно доламывая защиту казённого амулета. Второй зам, не по своей воле уснувший глубоким сном, бескостной куклой осел на ковёр.

"Знаешь, Ниррит, а ведь так близко ко мне ещё ни разу не подбирались".

"Угу. Хорошая была задумка. И менталист, её осуществлявший — более чем неплохой. Беднягу начинили "озарением" настолько чисто, что я едва успела заметить неладное".

"Но ведь успела. Кстати, что за яд ему дали?"

"Яд тоже очень хорош", — сообщила Ниррит, изучая лежащую на ладони стекляшку с начинкой тест-заклятьями из арсенала аналитической алхимии. "В библиотеке Академии такого рецепта не найдёшь. По крайней мере, я такого не встречала — ни в спецотделе, ни в архивах тайной службы. Внутри ампулы состав безобиден, как толчёный мел, потому и сканеры его пропустили. Но в соединении со слюной и воздухом содержимое одновременно рекомбинирует и вскипает, превращаясь в рассеивающееся облако нервно-паралитической отравы. Причём вдыхать её не обязательно: она убивает, даже попав на кожу, и убивает очень быстро".

"Значит, смертник…"

"Конечно. На то и "озарение": бедняга до последнего не подозревал, что должен сделать. Не помнил про ампулу, не думал, что его ждёт — и легко прошёл сканирование. Если бы не легчайшее изменение ментального рисунка и не наша, одна на двоих, профессиональная паранойя…"

"Но кто его обработал?"

"Сейчас узнаем. А потом посетим выдумщика, в уме которого родился план столь замечательно хитрого покушения".

— Мастер! Там этот… зеленорожий!

— Какой именно? Зеленорожих в мире много.

— Ну, "инспектор".

Мастер ощутимо подбирается.

— Кто с ним?

— Десяток громил и шлюшка ему в масть.

— Сам пришёл, значит. Чего хочет?

— Поговорить.

"Что-то тут не так", — мелькает в голове у Мастера.

— Как тебе громилы?

— Суровые. На каждого нужно не меньше трёх наших, а для гарантии — по пять-шесть.

— Да неужто?

— Это ж энгастийцы. На них такая броня, с такой магией…

"Ну да. Но здесь одной только постоянной охраны полторы сотни, и ещё сотня набежит за пять минут. Десятка с самой крутой магией на такую ораву не хватит. Неужто "инспектор" действительно не хочет драки, а хочет говорить? Тьфу-тьфу, до чего удачно!"

— Ну, пригласи его сюда, Кастет. Одного.

— Сей момент, Мастер!

Несколько минут долой.

— Мастер, он отказывается идти один.

"Ну-ну. Видно, не совсем разум потерял!"

— А как соглашается?

— Под гарантии неприкосновенности, исключительно из уважения к слову Общества, он готов оставить охрану в соседнем помещении, взяв с собой только шлюшку… э-э, секретаршу.

"Что-то тут не так!"

— Кастет, что не так с этой "секретаршей".

— Всё в норме, Мастер! — бравая ухмылка. — Я к ней присмотрелся. Зараза отменно хороша, немногим хуже Ладони, но десятка наших на неё должно хватить. Или пары наёмников.

— Ты уверен?

— Попусту не гавкаю.

— Ну, тогда пусть заходит с "секретаршей".

"Инспектор" зашёл, глядя строго под ноги. "Секретарша", наоборот, по-хозяйски зыркала кругом. Действительно хороша, решил Мастер. Брони нет, амулетов каких-нибудь на виду тоже не таскает, оружия, даже замаскированного, не видно. Но если она вроде Ладони, то броня ей только помешает, а оружие… ха-ха! Такие сами по себе оружие.

По левую руку от Мастера стоял в своеобычной расслабленной позе Ладонь, по правую опирался на посох Пламя, а по углам зала, как дополнительная гарантия, замерла шестёрка наёмников из клана Мангуста. Так что поводов бояться "секретарши" у Мастера не было. До тех пор, пока "инспектор" не поднял голову и не взглянул на него по-хозяйски, как перед тем — "секретарша".

"Лиловые глаза! Клянусь Пучиной, да ведь это…"

— Айселит, второй сын Мориайха Энгастийского, — представился "инспектор".

Нажав на обе кнопки, а не на одну, как собирался мгновением раньше, Мастер вскочил со своего портативного трона и бросился к скрытому за троном проходу. Поэтому он не имел сомнительного удовольствия наблюдать, как рассыпается безобидными искрами поставленный стараниями Пламени магический щит. Не видел, как сам Пламя замирает, намертво сцепившись взглядами с принцем. Не видел, как рванувшийся в атаку Ладонь оседает на пол, словно побеждённый необоримой усталостью.

Зато Мастер отлично слышал, как Мангусты рубятся с набежавшей охраной "инспектора", оказавшегося слишком крупной рыбиной.

Но истинные размеры фиаско лидер Общества осознал только тогда, когда за поворотом спасительного прохода наткнулся на словно вросшую в камень решётку. И зарычал от бессилия. То, что упавшая каменная глыба не отсекла "инспектора" от его охраны, он понял ещё в начале своего бегства. Но то, что не сработали ОБЕ кнопки…

"Пучина и Вихри! Теперь понятно, что тут было не так!"

— Мне интересно только одно, уважаемый. Вы один вообразили, что Общество всесильно, или другие Мастера разделяют сие прискорбное заблуждение?

Принц Айселит сидел на чужом портативном троне и чувствовал себя хозяином положения. Каменная глыба всё же упала, перегораживая вход — но не раньше, чем весь десяток его громил оказался в зале. Дорогостоящие наёмники-иномиряне валялись тут и там, точно сломанные куклы, и только двое Мангустов ещё были живы. Оба, на совесть скрученные "стальной лозой" сердито зыркали… нет, не только на пленителей. Больше на собственного нанимателя, втравившего их в крупные неприятности.

Рядом с выжившими торчал оглушённый ментальной атакой Пламя и замер скрученный такой же "лозой", как наёмники, Ладонь.

— Ладно, можете не отвечать. Как мне вас звать?

"Издевается, зеленорожий…"

— Я — Мастер.

— Ну что ж… Мастер, я вижу перед вами два пути. На первом вы продолжаете сопротивление. Тогда я, как маг-менталист, это сопротивление сломаю. Прямо здесь и сейчас. Вряд ли ваш разум защищён лучше, чем разум Пламени.

"Не лучше, а иначе! При любом намёке на зондирование мыслей я попросту сдохну!

…или получится, как с проклятыми кнопками? Смерть или новое унижение, похлеще, чем уже случившееся…"

— Если вы решите идти по второму пути, вас ждёт почётная капитуляция. И добровольная откровенность. Юлить и замалчивать, увы, не выйдет: как вы понимаете, я отлично умею чувствовать правдивость высказывания. Десять секунд на размышление, Мастер. Первый или второй?

— Чтоб вам всем сдохнуть без погребения. Второй!

— Рад, что разум восторжествовал над заблуждением, — улыбнулся Айселит. — А теперь…

— Молчи, тианец.

Мастер моргнул. Что?..

Пара громил из охраны принца дружно шагнула к появившемуся невесть откуда существу. И так же дружно осыпалась на пол двумя кучками сухого праха. Ни оружие, ни броня, ни даже кости, если на то пошло — ничто не уцелело под сокрушительным магическим ударом.

Не обращая более внимания на Айселита и его охрану, а на побеждённых и взятых энгастийцами в плен людей Общества — тем более, существо развернулось к "секретарше".

— Тут, — объявило существо, — старший хеммильд Ледовицы. Его можно называть Тхараш.

— Ты можешь называть меня Ниррит, — сказала "секретарша" сухо. Как почудилось Мастеру, за сухостью скрывалось нешуточное напряжение. Напугана? Пожалуй. Что-что, а безотчётный ужас существо внушало одним своим присутствием. Даже увеличенная в сто раз сколопендра не вызвала бы такой бури эмоций… да рядом с этим Тхарашем что сколопендра, что паук, что ядовитая змея — просто-таки милые домашние зверьки! — Зачем ты здесь?

— Угрозы бытию не должно быть. — Голос монотонный, без следа чувств. — Тхараш может убить сидящего тианца. Тхараш может убить тебя. Ниррит выбирает.

— Я могу выбрать место поединка?

— Ниррит выбирает, — повторило существо.

Спустя секунду "секретарша" окуталась туманом и исчезла в его шелестящем шёпоте. Следом без промедления исчезло существо по имени Тхараш. А Мастер, пусть с опозданием, вспомнил, что означает прозвище хеммильда.

На языке северян Тхараш — примерно то же, что Смерть.

…В голове у ненаследного принца, застывшего, как жертва "каменной сетки", крутились совсем другие мысли.

"Клянусь всеми богами, сколько их есть! Неужто она сошла с ума? Заигралась в моего телохранителя? Или всё гораздо проще, и в поступках моей стервозной умницы было куда больше искренности, чем я думал?

Проклятье! Десять тысяч проклятий! Ледовица… как жаль, что смертные не могут угрожать Бессмертным! Как жаль…"

"Гадская нежить".

Старший хеммильд Ледовицы не принадлежал к числу живых, тут Ниррит ошибиться не могла. Но вот с тем, к какому из видов нежити его отнести, определиться было сложнее. Для ординарного зомби Тхараш был чересчур самостоятелен, для лича — наоборот, недостаточно самостоятелен. В нём имелось определённое сходство с посмертными слугами… вот только хозяин такого посмертного слуги вряд ли сам мог быть живым существом. Анимировала Тхараша тоже не нормальная, знакомая по урокам Эйрас и завязанная на магии крови некромантия, а что-то другое.

"Кажется, Ледовица является высшей посвящённой Порядка.

Но до чего же отвратно смотрится мощь Порядка, применённая подобным образом!

Ладно. Блевать буду потом. Если вообще буду. Сейчас этот косноязычный, но решительный труп придёт за мной и начнёт меня убивать.

При этом классика рациональной магии против него работает плохо. Если вообще работает. А магии хаоса я не знаю. Значит…"

Время на размышления вышло. Да его и было — секунда, не более. Тхараш появился в Межсущем и немедленно нанёс удар, который должен был сделать с Ниррит ровно то же самое, что стало с бойцами из "Барракуды". Предельно резкий, простой и ОЧЕНЬ мощный выплеск энергии, напрямую структурированный одной из основных сил мироздания, он распылял любые мало-мальски сложные молекулярные структуры. Впрочем, энергетические плетения он распылял тоже. Защищаться от такого классическими щитами стихийных сил было заведомо бессмысленно: пробьёт навылет. Даже дважды бессмысленно: Ниррит попросту не смогла бы поставить достаточно мощный барьер на пути этой атаки. Когда противник сильнее в десятки раз, попытка отсидеться в статичной обороне ведёт в глухой тактический тупик.

Уклониться она тоже не могла. Выплеск Силы не имел контура самонаведения, как классические точечные заклятья, погремушки боевых магов — все эти "гибкие молнии", "ищущие иглы", "синие стрелы" и прочие "огненные осы". Но никакого самонаведения оружие Тхараша не требовало. Сжатому кулаку такие изыски ни к чему: тот, кому принадлежит кулак, сам знает, куда бьёт. А удар хеммильда, в сущности, как раз и был подобен отчасти тычку сжатой рукой, отчасти хлёсткому удару бича. С той только разницей, что невидимых "кулаков праха" у его магической проекции имелись десятки. С их помощью он мог наносить удары хоть во все стороны разом, причём почти со скоростью мысли. Такая атака имела лишь один недостаток: быстро слабела с расстоянием… но в радиусе двадцати метров могла распылить что угодно.

Блокировать нельзя. Увернуться невозможно. Разрушить контролирующие цепи заклятья, за неимением таковых — то же самое. Выжить, сохранить себя как материальный объект… ну, это даже не смешно. Много ли шансов "сохранить себя" у крупинки сахара, попавшей в кипяток?

Но крупинка сахара не обладает разумом и волей.

…С холма открывается великолепный вид на город и бухту Энгасти. Рассветный час тих, как будто светлеющая с каждой минутой чаша неба — свод древнего храма.

Многие люди строят величественные здания, желая подчеркнуть грозную мощь своих богов, но подчёркивают лишь ничтожество паствы, смиряющейся перед ликом земных властей. Смертным рукам не построить храма, равного то звёздно-чёрной, а то солнечно-голубой бесконечности. И пастве богатых храмов не встать вровень с разумными, причастными — смотри своими глазами: поймёшь, сколько сумеешь! — широко распахнутых тайн высокого неба.

— Можно гордиться своей Силой, — негромко говорит Эйрас, глядя в сторону восхода. — Но никто не обладает бесконечным могуществом, а любая конечная Сила рано или поздно будет повержена. Можно гордиться своим Знанием. Но бесконечного Знания также нет… и не может быть. Любые навыки имеют свои границы. Любое кажущееся совершенство, стоит взглянуть немного иначе, обернётся изъяном. Любое искусство, даже самое высокое, имеет свою вершину, выше которой уже не подняться. Рациональная магия есть сплав Силы и Знания. А потому к ней в полной мере относятся те же ограничения.

— Значит, иррациональная магия лучше? — Терин даже не пытается скрыть провокационного, как бы не вполне серьёзного тона.

— Это значит лишь то, что у иррациональных школ — они же мистические, интуитивные и так далее — есть свои неизбежные ограничения. Только и всего. Но позволь мне закончить.

Краткая пауза.

— Рациональная магия, как любая магия, имеет пределы. Но есть связанное с нею явление, пределов которому я пока не знаю. Это явление носит имя Разума. Рациональная магия — она же аналитическая, она же дискретная, она же системная и так далее — рождается на стыке реального и воображаемого. Разум рождается на стыке памяти и воли. Но любой ребёнок больше, чем простое продолжение своих родителей: он является самостоятельной сущностью. Так же точно Разум является чем-то большим, чем хранимые в памяти рецепты поступков, чем-то большим, чем способ воздействия на мир, каковым является воля. Разум равновелик бездне иррационального, породившей его, как порядок равновелик хаосу. Разум бесконечен и не может быть сведён к любому из множества своих определений.

— Ни одно явление не может быть сведено к своим определениям.

— Верно. Но есть явления, суть которых при последовательном уточнении стягивается в точку. Можно сказать: камень — и это будет нечёткое определение. Но можно сказать: камень чёрного цвета, округлый, весом триста граммов. И продолжать так, пока под определение не будет подпадать только один камень из несчётного множества камней. Можно сказать: бег. А можно сказать: бег каракового иноходца, приобретённого на рынке в Бункурме…

— Определения как сходящиеся последовательности. Ясно. А любое определение разума является расходящейся последовательностью?

— Конечно. Ведь их даёт разумное существо. Есть старая загадка-парадокс: способно ли всемогущее существо сотворить реальность, которую оно не сможет постичь? Если как следует поразмыслить над этим парадоксом, можно сначала нащупать границы применимости формальной логики, потом выйти за эти границы, а потом двинуться ещё дальше. Прямиком в бесконечность, любые определения которой тоже являются частью расходящейся последовательности.

Эйрас делает ещё одну паузу.

— Если ты попытаешься дать определение любому разделу рациональной магии, к примеру, некромантии или алхимии, у тебя получится сходящаяся последовательность. Если сделать то же самое применительно к иррациональной магии, у тебя получится мнимая последовательность, для которой невозможно установить, сходится она или расходится. Понимаешь, почему?

— Да. Любое заклятие иррациональной магии есть единичный акт, допускающий всё большую конкретизацию. Вместе с тем попытка объединить все подобные акты в рамках одного детального определения обречена на провал, ибо иррациональное есть бездна. Бесконечность.

— Вот именно. Но и рациональное есть бесконечность! Если мы начнём конкретизировать магию через те эффекты, которых можно добиться с её помощью, мы не закончим никогда — как не закончит своей работы математик, вычисляющий точное, выраженное дробью дискретных чисел отношение длины окружности к её диаметру.

— Я поняла.

Терин почти шепчет. Пронзительная нота понимания звенит в её душе всё громче, пока не заполняет собой целую вселенную… и даже, возможно, не одну. Говорить уже не обязательно, но губы движутся словно сами по себе, выталкивая наружу золотые слитки слов:

— Когда магию рассматривают как набор приёмов и заклятий, она конкретна и конечна. И ограничена. Не имеет ограничений лишь та магия, которая не замкнута, которая развивается, движется, живёт. Магия, не ищущая опоры ни в какой-то отдельной Силе, ни в каком-то отдельном Знании, ни даже в человеческом, конечном и смертном разуме. Не рациональность, не интуиция, но синтетический подход!

Эйрас сдержанно кивает. Но Терин чувствует: это ещё не всё.

Край солнца появляется из-за кромки горизонта. Заря идёт, ведя за собой новый день и новое понимание. Пауза заканчивается. Игла продолжает урок-лекцию.

— У меня на родине говорят так: "Если видишь, как сильный бьёт слабого, не отворачивайся: такова жизнь. Если видишь, как равный бьёт равного, наблюдай — и увидишь руку случая, именуемого судьбой. Но если видишь, как слабый бьёт сильного, не удивляйся. Это умный бьёт глупого". Я бы не хотела видеть тебя сильным магом. И искусным магом — не хотела бы. Я предпочту видеть тебя умным магом, Терин.

Тхараш ударил, как тысячи раз до этого. Он знал, что удар его неотразим. И выплеск его Силы действительно никто не отразил… потому что цель, которую он мог бы достигнуть, за ничтожную долю мгновения до того… исчезла. Тхараш успел зафиксировать промах, странную пустоту на том месте, где должно было находиться тело Ниррит — бесплотную, но живую, чувствующую и мыслящую… пустоту ли?

Нет! Туман, заполняющий Межсущее, с которым слилась Ниррит.

А потом старшего хеммильда Ледовицы обволокло и скрутило нечто непонятное, невозможное даже. То самое: живое, чувствующее и мыслящее. Не упорядоченное.

И несущее в себе энергию исцеления.

Не успев зафиксировать природу происходящего, исцеляемый Тхараш изменился, стремительно превращаясь из бессмертного зомби в живого мага. Но превращение не было симметричным, полностью обращающим то, что некогда проделала с ним сила Ледовицы. Да и не могло быть таким. Вспыхнувший конфликт между порядком и возвращающейся жизнью погасил хрупкие остатки сознания, а Туман Межсущий равнодушно поглотил очередную порцию энергии, которую более никто не контролировал. Туману доводилось поглощать и не такое…

Выйдя из слияния с Туманом и вернувшись к более привычному для неё способу существования, Ниррит обнаружила, что крепко обнимает иссушённую ветрами столетий мумию. Пустую, словно высосанную гигантским пауком оболочку Тхараша.

В которой уже не оставалось места ни для магии, ни для жизни, ни для души.

5

— Вот такие дела, отец.

Довольно высокий, одетый в просто скроенный, но пошитый из роскошного "королевского" шёлка домашний наряд, тианец по имени Мориайх мрачно скривил губы.

— Итак, — сказал он, — люди Свинца покушались на моего сына.

— Это было недоразумение.

— Недоразумение или нет, а придётся платить. Оставлять такое безнаказанным — как дразнить акул запахом собственной крови. Где сейчас менталист, наложивший "озарение"?

— В одной из наших особых тюрем. Мы с Ниррит сумели взять его живым.

— Казнить, — отрубил король. — Из головы удалить мозг, законсервировать оставшееся с сохранением портретного сходства, переслать голову с курьером персонально Свинцу.

— Будет сделано. А алхимик?

— Который сделал тот хитрый яд? Допросить. На предмет профессиональных секретов. Если он действительно так уж хорош и не сильно патриотичен, приставить к делу.

— К какому именно?

— На твоё усмотрение. Лояльность алхимика обеспечить проще, чем лояльность менталиста. Теперь о Мастерах Общества. Их надо приструнить пожёстче… да! Мы сделаем им подарок, от которого они не смогут отказаться.

— Отец?

— На Шъявире напряжённо с продовольствием? Ну так мы поможем честным шъявирцам.

— Я не успеваю следить за мыслью.

— Тут и успевать нечего. Отправим через океан рыболовную флотилию. Суда с трюмами-морозильниками. И будем продавать шъявирцам улов по цене ниже рыночной.

— Но схемотехника не рассчитана на работу вдали от Источника Энгасти.

Мориайх хмыкнул.

— Для Источника есть замена. Мы пошлём с рыболовами рейдер. Например, "Зубатку".

Глаза Айселита восторженно сверкнули.

"Окно Стихий на борту рейдера! Ну конечно! Небольшое изменение в криогенных схемах, вполне посильное даже для рядового члена Гильдии Артефакторов, и… плюс главный калибр, чтобы остужать горячие головы, задумавшие лишнее.

Отец — гений!"

— Шъявир не способен прокормить себя, — жёстко сказал Мориайх, глядя сквозь окно на дворцовый сад. — Поставками продовольствия гъёви держат его в кулаке. Но наша рыболовная флотилия ослабит этот кулак. Им всем придётся выкручиваться: гъёви — в стремлении вернуть контроль над островом, шъявирцам — в стремлении и нашу рыбку кушать, и правдоподобно изгибаться перед родной державой. А лениманцам придётся тратить немалые средства, чтобы просто сохранять свои позиции в Шъявире и держать обстановку. Когда же мы отзовём флотилию…

— Отзовём?

— Разумеется. В точно рассчитанный момент, но не раньше, чем через полгода. Ситуации надо дать созреть. Так вот, когда мы отзовём рыболовов, баланс снова нарушится. Шъявир и заправляющее на нём Общество живёт отнюдь не за счёт поставок продовольствия, а за счёт этого баланса. Это их самое чувствительное место. Если Ундигъёвид введёт на остров войска, баланс окончательно рухнет. Но до такого можно не доводить… если Общество правильно поймёт нас.

У Айселита по спине побежали мурашки.

Тактики выигрывают сражения. Стратеги выигрывают войны. А вот политики… политики создают и уничтожают ситуации.

Мориайху Энгастийскому не понравилась ситуация, при которой лениманцы могут использовать шъявирцев на их территории для атаки… нет, даже не интересов Энгасти, а самих энгастийцев. Что ж, один-единственный ход рыболовной флотилией — и неблагоприятная ситуация исчезнет без следа. Причём, что самое "забавное", симметричного ответа на этот ход нет ни у кого. Ни у лениманцев, ни у гъёви, ни у шъявирцев.

— Два рейдера, — сказал принц.

— Что?

— С флотилией лучше послать два рейдера, а не один.

— Детали — на твоё усмотрение, — отмахнулся Мориайх. — Сейчас меня волнует другое.

— Явление Тхараша?

— Нет. Посланник Ледовицы — битая фигура. Я хочу познакомиться с этой… Ниррит.

— Назначь время и место, отец. Мы придём.

В каком обличье предстать перед королём? Она думала об этом недолго, но интенсивно. И в итоге остановилась на том же варианте, который демонстрировала перед командой "Морской молнии" и шъявирцами. Тианка с "яркой кровью" в жилах… или, в крайнем случае, особа, желающая и умеющая сойти за таковую.

Но дуэта с Айселитом на этот раз не получилось: наследный принц быстро уволок своего младшего брата в соседнюю комнату, оставив Ниррит наедине с королём.

— Вы позволите мне небольшую проверку?

— Конечно, ваше величество.

Мориайх сосредоточился, беззвучно шевельнул губами; кончики его пальцев почти незаметно дрогнули. А по коже Ниррит заплясали тысячи тёплых искорок. Нырнули под кожу, протанцевали по костям… исчезли.

— Отличная маскировка, — сказал Мориайх. — Впрочем, дело совсем не в ней.

— Я… понимаю, — ответила Ниррит, также переходя на древнетианский.

— Позвольте мне быть откровенным. Как мне сообщили, вы изображали любовницу моего сына. Насколько далеко зашла эта игра?

— Отвечу откровенностью на откровенность. Эта игра зашла достаточно далеко, чтобы перестать быть всего лишь игрой.

— И что именно в моём сыне привлекло вас?

— Мягкосердечность, ум и чувство юмора, — ответила Ниррит, не раздумывая ни секунды. — А ещё… гибкость.

— Так. А что, на ваш взгляд, привлекло его в вас?

— Об этом следует спросить самого Айселита. Я предполагаю, что он мог бы ответить на такой вопрос, но не собираюсь… расхваливать себя.

Мориайх усмехнулся. Дуэль полутонов и намёков начала ему нравиться.

— А что вы можете сказать обо мне, Ниррит Ночной Свет?

— Вы политик. Настолько хороший, что вам даже не надо быть хорошим отцом.

— Жёстко сказано.

— Вы просили откровенности.

— И вы не боитесь быть откровенной с… политиком?

— С настолько хорошим — нет. Как одна из людей принца Айселита, я склонна полагать, что хорошему политику приносят головы плохих политиков, а не наоборот.

Король улыбнулся. И назвать эту улыбку приятной не повернулся бы язык.

— Значит, Токраис был плохим политиком?

— Ему некого было послать за головой Айселита. Сверх того, он не сумел сделать так, чтобы за его головой никого не послали. Значит, он был плох.

Мориайх усмехнулся снова, чуть пошире. И едва заметно дёрнул левым ухом.

— Надо полагать, сравнительные достоинства магов определяются примерно так же, как сравнительные достоинства политиков?

— Если два мага будут настолько глупы, что дойдут до прямого противостояния — да.

— И вы не боитесь противостоять Ледовице?

— Я не собираюсь "противостоять" ей. Я не настолько… амбициозна.

— Но если так, почему Тхараш напал на вас?

Ниррит повела плечами.

— Из того, что сказал ныне упокоенный старший хеммильд, — ответила она, — нельзя сделать однозначный вывод о причинах его… визита. Я не вхожа в Круг Бессмертных и не знаю, по каким правилам они… действуют. Но не думаю, что Ледовица пришлёт за мной ещё кого-то. Во всяком случае, в ближайшее время.

— За вами — возможно. А за… моим сыном?

— Это будет то самое прямое противостояние, которого всемерно стараются избегать маги.

— Вы готовы мстить?

— Я просила о гражданстве Энгасти не ради достоверности… игры. Ваше величество.

— Лучшая игра — это реальность?

— Именно так.

Помолчав, Мориайх спросил:

— Я готов согласиться, что Ледовицу вы знаете плохо и в её мотивах не разбираетесь. Но вашу наставницу вы знаете гораздо лучше. Почему Игла отказалась вас учить?

— С точки зрения Эйрас, маг не должен вмешиваться в дела обычных смертных. А магия не должна быть одним из инструментов политики. Я этого мнения не разделяю.

— Вашей наставнице не понравилось использование её науки для убийства?

— Всё несколько сложнее. Я не возьмусь утверждать, что вполне понимаю мотивы и устремления столь… необычного существа, как Эйрас сур Тральгим. Я знаю, что она стремится убивать как можно меньше, но она также не является сторонницей ненасилия. Да и вряд ли она, урождённый некромант, способна полностью порвать с путями тьмы. Нет, дело не в убийстве как таковом, дело, скорее, в… долгосрочной стратегии.

— Я не вполне понимаю вас.

— Попробую объяснить проще. Есть мир со своими законами. Смертные, включая обычных магов, используют эти законы. Но настоящие маги, такие, как Эйрас, стоят над миром. По крайней мере, отчасти. Убивать для того, чтобы чего-то добиться, означает отказываться от перспектив ради сиюминутной и конкретной выгоды. В представлении моей бывшей наставницы это — тупик.

— А она высоко себя ценит.

— Цель её жизни — научиться творить миры. Эйрас хочет встать вровень даже не с риллу, а с самим Спящим. Я бы сказала, что ценить себя выше просто невозможно.

— Но ведь по крови она всего лишь человек.

— Посмотрите на меня, ваше величество, — хмыкнула Ниррит. И повела ушами для пущей наглядности — Я - человек? А ведь я — всего лишь ученица Эйрас, успевшая постичь не так уж много и поднявшаяся не особенно высоко. Мне, смешно сказать, всего-то двадцать с небольшим календарных лет. Мне до окончания Академии осталось ещё два с половиной курса!

Мориайх кивнул. И спросил:

— Ты тоже хочешь научиться творить миры?

— Спросите меня лет через десять. Сейчас я не чувствую себя стеснённой, пребывая в Аг-Лиакке и подчиняясь его законам. Но это — сейчас. А в будущем всё может измениться.

— Что ты скажешь теперь? Грозит мне отцовское неодобрение или же…

— Шутки неуместны.

— Тогда считай, что я спросил всерьёз. Тебе понравилась Ниррит?

— Такие, как она, не могут нравиться… или не нравиться.

— Отец, ты меня пугаешь.

— А твоя… подруга тебя не пугает?

— Знаешь, Тхараш дал ей выбор: быть убитой или отойти и позволить убить меня. Она не отошла. Я составляю с ней тандем и знаю, что ей было очень страшно. Ничего подобного она не ожидала, ни малейшей уверенности в победе не испытывала. Но над вопросом, не отдать ли Тхарашу меня, она думала не более двух или трёх мгновений. Ты знаешь, какой выбор она сделала.

— Я спросил не об этом.

— Знаю. Отвечу так: ты, отец, пугаешь меня чаще и сильнее, чем Ниррит. И это не шутка.

Мориайх Энгастийский улыбнулся — мимолётно и немного грустно.

— Верю. И за что же ты ценишь её больше всего? Ну, не считая того факта, что она сочетает способности телохранителя высшего класса с безупречной внешностью.

— Тебя интересует моё мнение о ней как о маге, как о сотруднике или как о женщине?

"Порядок перечисления сам по себе довольно красноречивый", — подумал король.

— Меня, — сказал он, — интересует твоё мнение о Ниррит как о личности.

— А. Тут всё просто. Мне нравятся её целеустремлённость, ум и чуткость.

— Чуткость?

— Как правило, целители — отличные эмпаты. Но она не только эмпат, она… даже не знаю, как объяснить то, что я чувствую.

— Объясни, как умеешь.

— Свинец любит называть своих агентов клинками. И они стараются соответствовать. Я, как ты знаешь, называю своих агентов людьми. И они тоже стараются соответствовать. Для того, чтобы выполнить порученное дело, моим людям поневоле приходится уподобляться холодным и жёстким инструментам. Так вот: Ниррит умеет уподобляться лучше всех. Но и цена подобного уподобления для неё выше, чем для остальных агентов, потому что изначально в ней очень мало отточенной смертоносности.

— Мало? В ней?

— О, в её "масках" такого добра — с горкой. Но она была и остаётся женщиной. Целителем. Защитницей и дарительницей жизни.

— А убийцей её делает, конечно, жестокий мир, полный грязи и несправедливости.

Принц не улыбнулся.

— У меня на службе состоят самые разные убийцы, — сказал он. — Кто-то делает такой выбор из патриотических побуждений. Кто-то банально мстит за обиды, реальные и мнимые. Кого-то делает убийцей стечение обстоятельств. Ниррит, проданная собственным отцом в храм Пятиокого и чудом избежавшая алтаря, начала с желания защитить себя.

— А лучшая защита — это нападение.

— Зря смеёшься. Таков закон этого мира.

— И ты хотел бы встать над миром? Воспарить над схваткой?

Айселит посмотрел на отца таким взглядом, что Мориайха пробрала дрожь. На мгновение королю почудилось, что сквозь зрачки сына на него смотрит Ниррит.

— Мои желания не имеют приоритета над моим долгом, — ровно ответил принц. — Я — птица, рождённая в невидимой клетке. Тебе не нужно бояться, что я однажды улечу следом за другой… птицей. Да и размах крыльев у меня не тот.

— Но ты хотел бы… улететь?

— А ты, отец?

Мориайх опустил голову. Совсем чуть-чуть.

— С тех пор, как умерла ваша мать, — сказал он, — мне некуда лететь.

В конце четвёртого курса Академии, после сдачи переводных экзаменов и получения звания младшего мага, Ниррит Ночной Свет обнаружила летящую по коридору бабочку. Роскошную, размером с ладонь, сине-бело-жёлтую… и с аурой, которой никак не могло быть у нормального живого существа. Ткнувшись в выставленный Ниррит воздушный барьер, бабочка упала на пол, превращаясь в полёте в визитку знакомого обличья. На лицевой стороне визитки летящие строки, якобы нанесённые от руки, гласили:

мастер биотрансмутаций

профессор Академии Высокой Магии

СИГОЛ ЛЕБЕДА

(диплом 30971-5839)

Подняв и перевернув визитку, Ниррит обнаружила сдвоенный косой крест. После чего развернулась и направилась к кабинету профессора.

— Ага, явилась, — встретил её он. — Не будешь ли ты любезна объяснить мне ЭТО?

Подойдя поближе, Ниррит убедилась, что Сигол многозначительно постукивает пальцем по листам её собственной работы. Говоря точнее, по таблицам с исходными данными.

— Что именно я должна объяснить?

— Дурочку-то не строй, — ласково, как два месяца не жравший кайман, улыбнулся Сигол. — У кого ты… позаимствовала… ЭТО?

— Ни у кого. Это мои собственные данные.

— Неужели? И каким же, не побоюсь этого слова, волшебным образом у тебя оказались данные по наследственности и физиологии хищных рыб, являющихся эндемиками северного приполярья? Последняя серьёзно оснащённая экспедиция Академии в тех краях работала лет двадцать тому назад, но таких данных не привезла. И три предыдущие экспедиции тоже. Я проверял.

Ниррит поморщилась.

— Вы что, полагаете, что я взяла и просто придумала это?

— Нет. Я так не думаю. Но мне очень хотелось бы знать, как ты добыла материалы. И когда.

— Подождите пять минут, пожалуйста.

Сигол моргнул. Раскинул вокруг тонкую частую сеть комплексного заклятья. Результат был отрицательным. Впрочем, Лебеда догадывался, что Ниррит не пытается обдурить его или по-глупому разыграть. Не первокурсница всё-таки, и характер не тот.

Она действительно ушла в Межсущее, потратив на переход одну секунду.

Прошло пять минут. Потом ещё пять. Потом ещё две…

— Прошу прощения за задержку, — сказала Ниррит, появляясь из Тумана Межсущего на том же самом месте, откуда незадолго перед этим исчезла. — Технические сложности. Вот.

И с видом кошки, возлагающей на порог хозяйского дома дохлую крысу, поставила на письменный стол профессора аквариум. Прозрачнейший материал его стенок был получен при помощи магической конденсации, а наполняла аквариум холодная почти как лёд солёная вода северного моря. И плавала в этой воде, если Сигол ещё не окончательно позабыл систематику, пара экземпляров энхереи хищной карликовой красноспинной. Самец и самка.

Профессор внимательно осмотрел пару энхерей. Потом перевёл взгляд на невозмутимую Ниррит. Потом снова посмотрел на рыб (кстати сказать, относящихся к подвиду, уже два столетия как считавшемуся вымершим). Когда Сигол уверился в том, что способность к членораздельной речи вернулась к нему в полном объёме, он выдохнул:

— Скажите честно. Вы действительно вот прямо сейчас… э-э… сбегали на дальний Север, изловили там этих неразумных созданий и вернулись?

— Ну… не совсем.

— Тогда как вы их добыли? Вы что, ещё и в прошлое умеете нырять?

— Нет. Я умею нырять только в Межсущее. А эти рыбки — трансмутанты. Я их сделала из подвида белоспинных, взяв за образец музейные экземпляры красноспинного подвида.

— А белоспинных поймали в море?

— Да. Вчера вечером.

— И насколько жизнеспособна эта… реконструкция?

— Не знаю. Для того я и трансмутировала разнополую пару: проверить качество работы.

Сигол Лебеда тяжко вздохнул.

— Знаете, Ниррит, с хулиганами, тупицами и прогульщиками иметь дело как-то легче.

— Догадываюсь. Но ведь со мной интереснее, правда?

Профессор вздохнул вдвое тяжелее.

И сознался:

— Правда.

Позже энхереи-трансмутанты произвели на свет здоровое потомство, также способное к размножению. На вопросы коллег, откуда взялось такое чудо, Сигол отвечал с самую малость напряжённой улыбкой, однообразно: "Побочный плод настойчивого любопытства".

На первом из старших курсов Академии, пятом, появились две новые дисциплины: Торговые языки третьей линейки межмировых маршрутов (основной — обязательно, модификаты с диалектами — факультативно) и практическая космография. Преподаватель последнего предмета должен был объяснить студентам, чем Аг-Лиакк отличается от ближайших миров. Кроме того, неотъемлемой частью практической космографии было обучение переходу на Шёпот Тумана и умение прокладывать маршруты через постоянные Врата и Межсущее, как можно более экономичные в смысле затраченного времени.

Профессор космографии Сайхирен на вводной лекции объявил:

— Пестроту объединяют три категории реалий. Первая — это всем нам плохо известные риллу. Не знаю, как там насчёт Того, Кто Спит, за ручку с ним не здоровался, а вот существование властительного Деххато является, как говорите вы, целители, медицинским фактом.

— А с Деххато вы за ручку здоровались? — подала ожидаемую реплику с места Вайери Птица.

— Нет, — с достоинством ответил Сайхирен. — И не стремлюсь к такой чести.

— Почему?

— Здороваться указанным способом с риллу, — не изменил своему тону профессор, — значительно опаснее, чем с гигантским синим кракеном, ибо кракен неразумен. Эпитафия "он жил долго и славно" нравится мне больше, чем эпитафия "он был лично знаком с риллу". Но я продолжаю. Вторая категория реалий — это то, что системные маги называют всеобщим базисом. Пространство-время, материя-энергия, порядок-хаос, жизнь-смерть и так далее. Как вам известно, магов, овладевших силами одной из граней всеобщего базиса, называют высшими посвящёнными. Ну а третья категория реалий — это торговые маршруты, соединяющие миры в единую сеть. То есть собственно предмет моих уроков.

Сайхирен сделал короткую паузу.

— Заметьте, уважаемые, — продолжал он, — каков был порядок перечисления. Кто-нибудь скажет мне, почему я поставил риллу первыми, а межмировую торговлю — последней?

— Иерархия зависимости, — ответил Кйеррис. — Власть риллу над своими мирами близка к абсолютной. Характер отношений и даже само наличие граней всеобщего базиса в пределах подвластного мира для риллу не данность, как для магов, а пластичный узор. Возможность торговых отношений, в свою очередь, зависит от этого узора.

— А ещё, — с некоторой ленцой вставил Эркаст Крутолобый, — торговля в вашем списке является единственным практически значимым приложением сил. Для магов нашего уровня.

— Замечательно, — сказал профессор. — Как ваши имена, молодые люди?

Студенты представились.

— Вы оба правы, — сказал Сайхирен. — Но поскольку мы будем заниматься практической космографией, ответ уважаемого Эркаста более актуален. Итак, записывайте…

Казалось бы, какое дело Ниррит, умеющей открыть проход на Шёпот Тумана за считанные мгновения и достичь не слишком отдалённых миров за считанные минуты, до нюансов, настоятельно необходимых обычным путешественникам?

Однако эти нюансы оказались куда интереснее, чем она ожидала.

Технические аспекты межмировых путешествий не были для неё секретом. Задачки типа "рассчитать маршрут между островом Энгасти мира Аг-Лиакк и городом Ташхи-эи в Сумерках Легидеона, используя только Врата; дополнительное условие: без форсирования водных преград" она решала, на зависть сокурсникам, в уме — быстрее, чем успевала записать решение. Но вот экономические аспекты межмировой торговли увлекли Ниррит всерьёз. Не примитивные подсчёты "чем закупиться и куда доставить товар, чтобы срубить побольше денег", нет. Настоящие, с использованием аппарата системной магии, вычисления оптимальных товарно-финансовых отношений.

Первые же попытки такого рода вычислений заводили в тупик. Выходило, что межмировая торговля должна вестись активнее, чем в наблюдаемой реальности, в десятки раз. Это не касалось разнообразной гадости, вроде собираемой в тех же Сумерках Легидеона "сладостной жилки" (мощнейший магический афродизиак — достаточно мощный, чтобы большинство наркотиков на его фоне показались сахарной пудрой) или минеральных веществ из Радужного Сада (медленно действующие, но трудно распознаваемые и ещё труднее излечиваемые яды). Гадость на то и гадость, чтобы с ней боролись и всеми силами сокращали её товарооборот.

Но почему так скромна торговля предметами искусства, драгоценными и полудрагоценными камнями, пряностями, артефактами, алхимическими материалами, лекарствами? Почему, например, в лесотундру Тагона из Энгасти ежегодно отправляется только два-три каравана? А ведь зимняя шкурка одной-единственной белой лисы стоит в среднем столько же, сколько целый воз вяленой трески — даже на энгастийском рынке, где не тот климат, чтобы по полгода щеголять в мехах! Нетрудно подсчитать, что если даже активизация торговли "обрушит" рынок пушнины, операции по обмену энгастийской рыбы на меха южного Тагона всё равно будут приносить по двести, а то и двести пятьдесят процентов прибыли. Конечно, это не нынешние шестьсот, но…

Когда Ниррит пришла с накопившимися вопросами к Сайхирену, профессор посмотрел на неё с этаким ободряющим удивлением.

— Надо полагать, эти вычисления ты сделала самостоятельно?

— Конечно.

— Так. А поправку на пошлины ввела?

— Да. Всё равно результат не сходится. Кроме того, высокие пошлины не останавливают торговлю, они только делают контрабандистов активнее. И плодят злоупотребления.

— Хм. Вижу, ты так просто не сдашься. Придётся немного поторопить время.

Сайхирен встал, снял с полки небольшой плотный томик и протянул студентке.

— Обычно с Кодексом Торговцев знакомят на шестом курсе. Но раз тебя уже сейчас, в начале пятого, заинтересовал экономический аспект межмировых путешествий… к сожалению, у меня нет экземпляра Кодекса на энгастийском. Только на Торговом-прим "тройки".

— Это не страшно, — машинально бросила Ниррит, медленно листая Кодекс.

И тут до профессора дошло.

"Это не медленное перелистывание. Это — быстрое чтение!"

— Ты успела так хорошо изучить Торговый?

— Было бы что учить, — откликнулась студентка, не прекращая листать томик Кодекса. Как и Сайхирен, она перешла на Торговый, но с таким видом, словно едва это заметила. — Упрощённый синтаксис, упрощённая фонетика… вообще всё упрощённое, только тезаурус раздутый. Тот же случай, что с современным энгастийским. Ничего принципиально нового.

6

"Всякий мир есть система отношений. Эта система подвижна и имеет свойство сохранять себя при воздействиях извне. Но никакая подвижность не беспредельна, и никакое свойство нельзя назвать абсолютным. Поэтому межмировая торговля, как фактор потенциально разрушительный, должна быть ограничена. Следить за этим, как и за безопасностью торговых маршрутов, обязан Попутный патруль, а также местные власти.

Неоднократно случалось так, что поддавшиеся жажде наживы разрушали то, что при более разумном и сдержанном подходе могло приносить пользу тысячи лет. Например, легендарный сад Чаши Рехнеалик оказался полностью вырублен за один-единственный сезон. Было подсчитано, что кетике, принявшие "эликсир Рехнеалик", омолодились в общей сложности на семнадцать-девятнадцать сотен сезонов. Также было подсчитано, что кетике, до срока расставшиеся с существованием из-за "эликсира Рехнеалик", могли бы прожить около ста пятидесяти тысяч сезонов. Причём среди убитых оказалось абсолютное большинство омолодившихся. Более подробно эта трагедия будет рассмотрена среди других примеров, во втором разделе данного Кодекса.

Неоднократно случалось и так, что торговые отношения разрушали существующий порядок вещей медленно, исподволь. Типичным примером этого может послужить неправильное использование Врат Касног — Шхоба. Воспользовавшись установкой Врат, пуверы с Побережья Каснога заселили Нагорья Шхоба. Однако довольно быстро (менее чем за семьсот лет) цивилизация колонистов, воспользовавшись рядом природных факторов и более высоким потенциалом пассионарности, захватила лидирующие позиции в отношениях с Побережьем. Последнему была отведена роль аграрного придатка более динамичной и мощной культуры Нагорий. На Побережье насильно внедрялись хищнические методы земледелия, итогом чего стала эрозия и истощение почв вкупе с катастрофическим падением урожайности. Последнее, в свою очередь, привело к массовому голоду, череде гражданских войн и применению запрещённого оружия. Ныне цивилизация Нагорий Шхоба разрушена полностью. На руинах её городов продолжается бессмысленный конфликт впавших в дикость немногочисленных племён пуверов, зачастую изуродованных боевыми мутагенами. Что касается пуверов Побережья, то их численность по сравнению с моментом до установки Врат сократилась в семь-восемь раз и имеет тенденцию к дальнейшему снижению.

…сказанное выше не означает, что межмировая торговля есть зло. Сказанное выше всего лишь подтверждает общеизвестную истину: всяким инструментом надлежит пользоваться разумно и с осторожностью. Причём осторожность должна быть тем больше, чем разрушительнее могут оказаться последствия. Даже такая сравнительно безобидная область, как межмировой туризм, должна контролироваться с самым пристальным вниманием".

Выдержки из Введения к Кодексу Торговцев (экземпляр из личной библиотеки профессора практической космографии Сайхирена Усмешливого).

Подобно своду правил для целителей, Кодекс Торговцев также полагал главной заповедь номер ноль: не навреди. Торговля — это хорошо. Но когда от твоих торговых операций разумные существа начинают стремительно вымирать или происходит что-нибудь менее заметное, но немногим более приятное, это лишает самого торговца будущих заработков.

Да и окружающие страдают. Например, если отправить товар через океан из Энгасти в тот же Ундигъёвид не на борту "Морской молнии", а на обычном паруснике, такое путешествие займёт не менее двух недель. То есть двенадцать суток — даже в случае исключительно благоприятных ветров и при всемерной помощи со стороны корабельного мага. Использование каменных кругов способно сократить время в пути в десятки раз. Но что случится с торговым флотом, если ВСЕ станут пересекать океан через Межсущее?

То-то и оно…

За любые нарушения Кодекса Торговцев предусматривалось только одно наказание: эмбарго. Разнились лишь сроки: год-другой за мелкие шалости, десятилетия за крупные. Сто и более лет, грозящие необратимым коллапсом рынка — за "преступления первой категории" (та ветвь расы кетике, которая разорила сад в Чаше Рехнеалик, поплатилась прерыванием торговли на полтора века, после чего толпы разъярённых панцирных попросту взяли штурмом дома омолодившихся и раздавили их вместе с семьями и слугами… что, впрочем, не уменьшило сроков наказания).

Формы эмбарго также несколько различались. Пытающихся возить из мира в мир "синюю пыльцу", "сладостную жилку", "капли грёз" и тому подобные продукты работники Попутного патруля без затей закапывали вдоль дорог. Иногда — довольно часто — живьём. Случалось, что Попутный патруль просто снижал режим покровительства, переставая ловить разбойников на некоторых маршрутах. Зачастую при этом знакомым разбойникам вежливо сообщалось, где именно их промысел на время перестал противоречить закону.

Такая мера в итоге оказывалась наиболее эффективной. Нет, нанять охрану, способную остановить крупный отряд опытных рубак в сопровождении нескольких боевых магов, конечно, можно… вот только эта охрана потребует такой платы за услуги, что сотни процентов прибыли превратятся в десятки процентов убытка.

А подкупить патрульных, очень неплохо зарабатывающих и к тому же давших магическую клятву хранить верность Кодексу… ха! Легче базарному нищему обдурить опытного менталиста.

Это походило на ловкий фокус. Айселит уже не в первый раз видел его в исполнении Ниррит, но всякий раз его пробирало холодком восторженного ужаса.

Общая экспозиция такова: в запертой комнате, за крепкой дубовой дверью и небольшой баррикадой из предметов меблировки, сидят "враги" и "заложники". Точное количество "врагов", как водится, неизвестно (но не меньше четырёх). "Заложников" тоже неизвестно сколько, и взаимное расположение первых и вторых — загадка. "Врагам" дан приказ убить всех "заложников", как только в дверь кто-либо войдёт, как только начнут действовать парализующие чары, как только запахнет сонным газом… и вообще при малейшем подозрении.

Ловкий фокус в исполнении Ниррит выглядел не слишком зрелищно. Она останавливалась перед дверью, а потом как будто бы резко встряхивалась. Покинув перевязь, её метательные ножи с громким дробным треском прошивали полотно двери. Спустя полторы-две секунды она расслаблялась и объявляла: "Готово". В реальности к этому моменту враги начали бы остывать, а заложники, в зависимости от возраста, темперамента и воспитания, облегчённо вздыхать, визжать или грязно ругаться. Как правило, ущерб для "заложников", которых "освобождала" Ниррит, сводился к чисто моральному. Ведь далеко не всякий разумный способен без лишних эмоций сначала выдержать захват вооружёнными до зубов громилами, а потом обнаружить, что громила, который держал нож у твоего горла, лишился кисти с ножом… зато приобрёл сквозную дыру в черепе на месте левого глаза, из которой на тебя обильно льётся кровь.

Или дыру на месте правого глаза. Это уже мелкие технические детали.

К сожалению, на практике ловкий фокус с индивидуально управляемыми метательными ножами был не более чем фокусом. Если бы берущие заложников враги (настоящие, без кавычек) всегда полагались исключительно на силу, тогда другое дело. Но даже сравнительно простые магические меры предосторожности несоразмерно усложняли освобождение заложников. Например, пакеты со взрывчатыми смесями и хитрыми детонаторами, "усыпляемыми" только сигналами браслета на руке вражеского лидера — браслета, отслеживающего стук его сердца… или ещё более простая штука: укол, вводящий сразу пять-шесть болезнетворных штаммов. Хотите вылечить уколотого? Выполните наши требования, и смесь нужных сывороток будет вашей.

Лет триста тому назад размах игр с заложниками достиг максимума. Дошло до того, что брать заложников при угрозе поимки начали даже мелкие воришки, а суммы выплат, идущих на освобождение заложников, сравнялись с бюджетом всех тианских Старых семейств. Но тогдашний король Энгасти решил: хватит. И постановил, что выполнение любых требований мерзавцев, прикрывающихся живыми щитами, следует считать равносильным государственной измене. А организаторов и участников захватов приказал преследовать, не считаясь с расходами, даже за пределами миров текущего Лепестка. Пусть бегут хоть в Нижние Миры — не поможет.

Искать и уничтожать без жалости, не считаясь ни с чем! Абсолютно ни с чем, в том числе со здоровьем и жизнью заложников… в первую очередь — с жизнью заложников!

Когда некие ловкие мерзавцы похитили младшую принцессу и сообщили, что вернут её задаром, если король отменит "Постановление о взятии заложников", король буквально побелел, но "Постановление" не отменил. Когда через пятые руки ему начали присылать кусочки, отрезанные от младшей принцессы, — сначала волосы и ногти, потом пальцы — король надел траурные жёлтые одежды и приказал не просто найти мерзавцев, которые убили его дочь, а доставить их ему живьём. Глава тайной службы забормотал, что принцесса ещё не убита, что ещё, возможно, есть шанс…

— Хороший заложник — мёртвый заложник, — сказал король стеклянным голосом.

Похитителей дочери ему в итоге доставили. Живыми. Принцессу тоже доставили. Мёртвой и изуродованной до неузнаваемости.

С момента похищения прошло ровно одиннадцать дней. Похитители прожили существенно дольше… впрочем, радоваться этому факту им не пришлось. Когда сердце последнего из похитителей отказалось биться, король, сам себя превративший в палача, недрогнувшей рукой налил и выпил смертельную дозу сонного зелья.

"Постановление" не было отменено. Наследник короля, брат похищенной принцессы, принимая корону, первым же указом подтвердил ввод "Постановления" в Уложение о наказаниях.

Как результат, за какое-то десятилетие тактика взятия заложников на острове Энгасти вышла из моды. Вообще и навсегда. Сошла на нет вместе с теми, кто решался воспользоваться этой тактикой. Но многообразные варианты сценария "освобождение заложников" для тренировок действующих агентов в тайной службе продолжали использовать.

— Сколько ножей ты нынче бросаешь? — поинтересовался Айселит. — Пять?

— Нет. Теперь я работаю одновременно с шестью.

— Очередная ступенька мастерства? Поздравляю.

Ниррит пожала плечами. Впрочем, было видно, что похвала ей приятна. В конце концов, принц сам занимался метанием ножей, используя сходную технику, и знал, за что хвалит.

— У тебя на этот вечер какие планы? — спросил он.

— Разные. Но ничего такого, что нельзя отменить или перенести.

— Отлично. Раз так, не сходить ли нам на Листа с Паутинкой?

— На кого?

— Неужто не слышала? Ну… значит, услышишь.

Людей, тианцев и ваашцев в зале собралось под сотню. Вроде бы немного… вот только Ниррит уже знала, что ни одного случайного среди собравшихся нет. И дело было не только в высокой цене билета… да и вообще не в цене, пожалуй. Лист — худощавый, неопределённых лет мужчина, за обыденным обликом которого стояла, словно серая тень, некая странность — лично проверял входящих. На глазах у подходящих Ниррит и Айселита он объявил какому-то толстяку:

— Вам будет скучно, уважаемый. Позвольте вернуть вам деньги.

И толстяк, как ни странно, покорно отдал билет, принял стопку золотых, побрёл к выходу. Лист тут же подмигнул отирающейся неподалёку девчонке в потрёпанной одежде:

— Хочешь послушать не под дверью? Одно место освободилось.

— Но у меня нет денег…

— Зато у тебя есть настроение. Заходи!

При виде принца и его телохранительницы глаза Листа на мгновение расширились, а зрачки, наоборот, сузились в две щёлки.

— Надеюсь, — улыбнулся Айселит, — нас вы не завернёте, маэстро?

— Нет, — коротко ответил Лист. Сглотнул и повторил. — Нет! Проходите, прошу вас.

Расположившись на одной из невысоких, но широких и мягких скамей, Ниррит шепнула:

— Мне кажется, он тебя узнал.

— Сильно сомневаюсь, — сказал принц. — По-моему, он просто наткнулся на твою защиту, оценил её и испугался.

Ниррит покачала головой. Конечно, она распознала в Листе магический потенциал, но всё равно данное Айселитом объяснение показалось ей излишне простым. Да и её собственное объяснение не удовлетворяло. Маэстро ничуть не походил на тех, кого можно впечатлить пышным титулом или магической властью.

А потом, минут через десять, начался концерт.

Лист играл на каком-то замысловатом струнном инструменте; Паутинка, похожая на девочку-подростка — на свирели. При первых же звуках зал окончательно затих. И в наступившую тишину на мягких лапах переливчатых нот вошло странное волшебство.

Лёгкое, звонкое, невесомо прозрачное.

"Да, эта пара умеет играть", — подумала Ниррит.

А потом Паутинка опустила свирель, и мысли кончились.

Серый плащ, копна волос

Да гитара за плечами.

Ветром унесён вопрос,

Правит мыслями молчанье.

Величайший из певцов

Мне поведал на пороге:

"Пахнет тайной пыль веков,

Только слаще — пыль дороги…"

Позже Ниррит Ночной Свет запишет эту и другие песни. Позже удивится: как же так? Простые слова, неточные рифмы… откуда же взялось чудо?

Может быть, не зря Лист, добровольный привратник, впускал лишь тех, кто способен разделить нужное настроение?

Сонный сбросил я покой,

Позабыл дела, забавы.

Влагой пахнет над рекой,

Палою листвой — в дубраве,

Пеплом — стынущий очаг,

Скошенной травою — в стоге.

Пахнет золото… никак.

Чем же пахнет пыль дороги?

И голос не так уж громок, всего лишь чист. Скажите мне, в чём же дело, маэстро Лист?

Много видел я путей,

Много ездил, брёл и плавал.

Много пел — и без затей

Выпивку бродягам ставил.

Кроме истины одной

Нет иных, и видят боги:

Пахнет хлебом дом родной,

Только слаще — пыль дороги.

И снова, без паузы, живой голос сменило пение свирели.

Музыка журчит в тишине, странным образом не мешая ей, а наоборот — дразня. Выманивая. "Ну, скажи хоть полслова. Будь смелее, малышка!"

Последний, почти слишком резкий аккорд…

Тишина заговорила голосом Листа. Негромкий, раздумчивый речитатив, меняющийся вместе со стихом от строчки к строчке:

Постаревший огонь — это пепел… и свет.

Цену слов знает мистик, сломавший обет.

Быль и небыль, холодное эхо небес.

Мир чудесен — но в мире не сыщешь чудес.

…Только кто-то упрямо встаёт на крыло.

Кто-то, руки в крови, всё же тянет весло.

Кто-то смотрит на звёзды и видит себя.

Кто-то дышит любовью и гаснет — любя.

Неужели тебе не наскучил твой сплин?

Что за радость — поверить, что ты тут один?

По могилам хромает твой пепельный конь,

И ты давишь в себе невечерний огонь…

Отрекись! Убеги! Путы в клочья порви,

Вольным ветром свободу свою улови!

Мир всё тот же? Он давит, он душит? Пускай!

Лист опавший укажет тропу в вечный май.

Свирель сквозь струны. Струны — за свирелью. И на два голоса, сквозь журчащий, шелестящий, дышащий перебор:

Открылась бездна, звёзд полна.

Ночная чаща зашумела.

Улыбка тайно и несмело

Вздох заморозила — до дна.

Уже кружится голова,

Душа торопится в дорогу:

Покинув тело, в выси, к богу,

Забыв неловкие слова.

Миг равен гордой тишине —

Предвечной, первосотворённой.

И небо падает короной,

И расправляет плечи мне…

И так до самого конца, чередуясь, как в гобелене чередуются нити основы и утка: музыка, песни, музыка, стихи. Музыка, музыка, музыка…

Концерт закончился. Лист с Паутинкой, поклонившись, ушли со сцены. Но собравшиеся в зале ещё долго сидели, словно оглушённые, и не сразу начали подниматься со скамей, чтобы разойтись, унося под сердцами искорки тихого чуда.

— Айсе, ты куда?

— Я хочу поговорить с ними.

— Тогда нам сюда.

На стук в двери гостиничного номера откликнулся грубый низкий голос:

— Мы ничего не заказывали!

— Пожалуйста, откройте, — попросил Айселит с вежливой непреклонностью, которую вполне можно было назвать королевской. Никакой угрозы, ни явной, ни скрытой. Просто уверенность, что просьбу удовлетворят. Холодная и незыблемая, как вершина Белого Рога в Седых горах.

— Откройте им, — сказал Лист. Он почти шептал, но стандартные заклятья звукоизоляции не мешали принцу слышать сквозь них… особенно когда рядом стояла Ниррит.

— Ты уверен? — спросил немногим громче обладатель ворчащего баритона.

— Это не просто поклонники. Открой, Донжон.

Номер не представлял собой ничего выдающегося. Нормальный (по меркам Энгасти) трёхкомнатный люкс. А вот находящиеся в нём…

Лист и Паутинка, прильнувшая к нему в позе не столько откровенной, сколько просто устало естественной, тут же приковали к себе внимание Айселита. Взгляд Ниррит, скользнув по открывшему дверь здоровяку в кольчуге и при большом количестве оружия, намертво прикипел к пересчитывающему выручку изящному субъекту, принадлежащему к расе, опознать которую не помогли даже уроки практической космографии. Внешне субъект напоминал (весьма отдалённо) лемура, покрытого серебристо-белой шерстью, и был куда опаснее здоровяка. Прежде всего — потому, что являлся сильным магом.

Достаточно сильным, чтобы превзойти большинство высоких посвящённых.

— Всем доброго здоровья, — начал принц, обращаясь преимущественно к музыкантам. — Вы наверняка много раз слышали восторженные отзывы, так что я не стану повторяться и даром тратить время. К делу. Я хочу предложить вам сменить место жительства на время вашего пребывания в Энгасти. И я был бы весьма признателен, если бы вы…

— Постойте, — рыкнул "лемур". — Так дела не делаются. Представьтесь.

— Моё имя — Айселит. Мою спутницу зовут Ниррит Ночной Свет.

"Лемур" фыркнул, поднимаясь из-за стола.

— Господин Айселит Большая Шишка, — сказал он, — ваше предложение никак нельзя…

— Fluxh! — бросил Лист. — Skiulem roffyg.

— Благодарю, — кивнул принц. — Собственно, я также хотел попросить вас сыграть для нас с Ниррит. Хотя бы один раз — только для нас.

— Я рад, что вам так понравился концерт, — сказал Лист. — К сожалению, мы не можем нарушать собственные правила и пользоваться… благосклонностью высокопоставленных лиц.

— Вы неправильно меня поняли! Я не…

— Погоди, Айсе, — сказала Ниррит.

Шагнув вперёд и полностью игнорируя "лемура", она посмотрела на музыкантов. И не только посмотрела. Раздражённо рыкнув, "лемур" начал разворачивать "плащ бессилия", но не закончил: "обновление" Ниррит уже завершило свою работу. Да и назвать это заклятье атакующим не повернулся бы самый злой язык. Лист ахнул, ощутив в буквальном смысле живительный эффект. Паутинка переменила позу, глядя на гостью с недоверчивостью, сменяющейся восхищением.

— Я не стану предлагать вам деньги, — сказала Ниррит. — Я не стану предлагать вам бесплатное и куда более комфортное, чем этот номер, жильё. Хотя то и другое вы можете получить по первой просьбе. Я хочу предложить вам обмен. Вы будете играть, а я буду танцевать. Для вас.

— Ну и чего ради вы согласились?

Лист ответил, не отводя задумчивого взгляда с двери, за которой скрылись гости:

— Если ты сам этого не понял, Флукх, мои объяснения тебе не помогут. Но может быть, ты поймёшь, если посмотришь на её танец.

7

Лист и Паутинка играли. Айселит, "лемур" Флукх, "громила" Донжон — слушали.

И смотрели.

Ниррит Ночной Свет танцевала.

Деревья дворцового парка тихо шелестели своей листвой… но казалось, что вокруг не парк, тщательно распланированный, окультуренный и приручённый, а дремучий, равнодушный к крошечным смертным лес. Босые ноги Ниррит ступали по коротко подстриженной траве, обходя цветы и узоры, выложенные плоскими плитками камня разных оттенков… но казалось, что площадка для танца — не газон меж клумб, а дикие хаазминские степи. Когда же танцовщица выходила на изгибы посыпанной песком дорожки, зрителям чудилось, что Ниррит вот-вот исчезнет: не то канет в волнах прибоя, не то растворится в Шёпоте Тумана…

Сон? Явь? Капризы воображения?

Невозможно стало определить, музыка ведёт танец или танец увлекает за собой музыку, кто спрашивает, а кто отвечает, кто задаёт ритм, а кто следует ему. Принца словно ледяной водой окатило, когда он вспомнил, что именно напоминает ему этот танец вне любых канонов, а то и вне законов, управляющих существованием мира.

Нестандартное посвящение, ритуал Семи Связующих. Вот на что было похоже это.

Колючий звёздный свет и поволока дня, далёкий горизонт и рокот водопада, дым, словно от костра, живой волчок огня и птичий пересвист — вот странника награда! Что поворот сулит, чем манит новый день? Ответят горький смех и радостные слёзы. Сокровища, гляди: склонившийся плетень, несжатые хлеба, искристые морозы… всё память сохранит и воскресит в свой час, и полной грудью вздох на берегу рассветном дороже в сотни раз для каждого из нас, чем россыпи казны и истин блеск бесцветный.

Движенье — это всё, а остановка — смерть. В находках счастья нет и в тратах нет печали. Когда придёт наш час, легко шагнём за дверь: ведь ждёт за нею то, чего мы здесь не знали…

Эхо подхватывает музыку и возвращает, обогащая новыми, какими-то летящими обертонами. Тягучая размеренность танца взрывается пламенными сполохами, ожившими тенями, золотыми бликами на грубо обтёсанных сводах, гибкими движениями холоднокровных обитателей вод, переходящими в мелькание птичьих крыльев.

И целые миры, не выдержав соблазна, присоединяются к образам танца, увлекая за собой своих обитателей — как разумных, так и лишённых разума…

Режет нож, копыто бьёт, горн трубит, восходит солнце. Ослепляет горный лёд, в кошеле звенят червонцы. Всякой вещи место, срок. Переменам удивляться, жить былым — не наш порок. Наш девиз: "Не возвращаться!"

Жалобно зазвенела лопнувшая струна. Ниррит замерла, дыша глубоко и очень часто. Лицо, шея, руки — всё блестело от обильно проступившего пота. От пота! Это у Ниррит-то, способной сохранять размеренность дыхания после часа жёсткого спарринга с меняющимися противниками!

Волшебство танца ушло, как струна порвалась: мгновенно. Осталась только трава, вытянувшаяся выше колена танцовщицы… да ещё перемены в самой Ниррит. Принц далеко не сразу сообразил, что она, начинавшая танец в "маске" тианки, закончила его, вернувшись к человеческому облику. Новому, выкованному ритуалом Семи Связующих.

Только радужки глаз буквально светились серебром, да загар стал темнее обычного.

Низкий — свободная рука по локоть канула в подросшую траву — поклон музыкантам. Лист с Паутинкой молча встали и вернули поклон танцовщице.

Айселит откашлялся.

— По-моему, в храме тебя такому не учили.

Ниррит фыркнула.

— Слишком много чести было бы Гаэ-Себишу, — бросила она, с хорошо заметным усилием усмиряя частое дыхание. — Даже умей я такое раньше, ему я бы не стала танцевать жизнь.

Принц спрятал взгляд.

"Она танцевала жизнь. Свою, конечно же, — подобную бесконечному движению вдаль, не знающую возвращений. А я… в этом танце я был бы лишним. В лучшем случае — временно уместным, как указатель на развилке дорог. Странница прочтёт написанное на указателе, быть может, сделает недолгий привал, а потом отправится дальше.

Что ж. Даже не могу сказать, что узнал благодаря этому танцу нечто новое.

То, что я всего лишь знал, теперь я — прочувствовал".

— Ну что, понял?

Флукх перевёл взгляд с Листа на Ниррит и обратно.

— Пожалуй, да. Такого танца я уж точно никогда не видел.

— Мы тоже не видели, — сказала Паутинка. — Госпожа, кто вы?

— Давай без господ, а? — поморщилась Ниррит, садясь прямо в сверхъестественно подросшую траву в двух шагах от музыкантов и в трёх — от Айселита с Флукхом. На равных. — Всё-таки вы играли ничуть не хуже, чем я плясала.

— Сомневаюсь. — Лист улыбнулся смущённо и мечтательно. — Но однажды мы видели того, кто мог бы ТАК сыграть.

Паутинка подхватила с равной мечтательностью:

— "Это было давно и немного неправда"… но всё-таки это было. Один раз мы с Листом так же близко, как вас, видели Алого Барда. И больше того: слушали его пение!

— "Величайший из певцов мне поведал на пороге"?

— Да-да! — оживился Лист. — Вы наверняка о нём слышали.

"Ещё бы. Если не старейший, то уж точно самый странный член Круга Бессмертных… многие сомневаются, можно ли вообще считать членом Круга его, почти не бывающего в Аг-Лиакке".

— Слышали-то о нём абсолютно все, имеющие уши… а вот слышали его немногие.

— Нам повезло. Мы — именно слышали его. И… знаете, сколько мне лет?

— Я могу ответить на этот вопрос, — сказал Айселит, — и испортить сюрприз. Вам, Лист, девяносто четыре. А Паутинке… скромно умолчу, сколько. Но число сопоставимое.

Ниррит медленно покачала головой.

— Как целитель могу утверждать, что ваш физический возраст и состояние здоровья соответствуют показателю "под тридцать". Правда, обычными людьми вас назвать нельзя…

— Алый Бард сказал, что талант, музыка и дорога будут хранить нас до тех пор, пока мы останемся им верны. И похоже, что он сумел передать нам кусочек своего бессмертия.

— Вот это вряд ли, — Ниррит. — Может, в самом начале так оно и было, но теперь…

— Теперь, — закончил Флукх, — вы живёте своим собственным бессмертием. Не заёмным.

Лист потупился. Паутинка покраснела.

— Вы зря смущаетесь. Я, конечно, этого вашего Алого не слышал, но зато я тысячи раз слышал вас. И знаете, друзья? Чем дальше, тем больше мне хочется вас слушать! Потому и шатаюсь я следом за вами, потому и дышу сладкой пылью дороги. Хотя все мои родичи дружно объявили бы меня спятившим, если бы знали, чем я занимаюсь.

— Не имею чести знать ваших почтенных родичей, — усмехнулась Ниррит, — но если бы они так поступили, я объявила бы их всех скопом тугоухими обладателями несмазанных душ. Кстати, развейте моё недоумение: как называется ваш вид разумных?

Флукх усмехнулся в ответ.

— Вы хорошо его знаете, — сказал он, — и умеете весьма достоверно изображать. Я тианец.

— Что?

— Представьте себе! Моя чрезмерно экзотическая внешность — побочный результат Причащения… впрочем, с культом Прародителя я порвал задолго до того, как познакомился с Листом и Паутинкой. И даже до того, как нанялся в Попутный патруль. Вы для меня — загадка куда большая.

— Я и сама для себя — большая загадка. Впрочем, если вы видели мой танец…

— Со стороны виднее?

— А разве это не так? Что вы увидели?

— Если воспользоваться вашим же определением, я увидел жизнь. А вы, друзья?

— Порыв, — сказала Паутинка.

— Движение, — поправил Лист. — Движение, направленное в бесконечность.

— А ты?

Айселит встретил серебряный взгляд Ниррит своим. И не опустил глаз.

— Разлуку, — ответил он. — Неизбежную разлуку.

— Не торопи события… и не заглядывай слишком далеко в будущее.

— Золотые слова, — Флукх посмотрел на принца особенным взглядом. Маг — на мага… и для мага. — Честно говоря, я страшно вам завидую, уважаемый. Я куда старше вас, я даже старше, чем вы и Лист вдвоём… но вы ухитрились получить от насмешницы-судьбы подарок куда более щедрый, чем все мои подарки, взятые вместе… конечно, без учёта музыки последнего полувека.

— Конечно, — без улыбки согласился принц.

Лиловый взгляд растворился в серебре, растворяя серебро в лиловом.

— Они? Странники. Вечные бродяги, видевшие сотни, а то и тысячи миров Пестроты. Такие же, как Алый Бард, поспособствовавший их взлёту. Когда-то были людьми, а теперь — кто знает? Кроме их возраста и настоящих имён, я знаю о Листе и Паутинке не так уж много… но стоит ли говорить об этом? Сдаётся мне, что нет. Их настоящее и будущее важнее их прошлого.

— Согласна. А что ещё ты о них скажешь?

— Если забыть о биографиях, могу добавить одно. Они похожи на Алого Барда, это верно. Но если Алый известен преимущественно как маг высшего посвящения, который к тому же здорово поёт и изумительно играет на семиструнной гитаре, то каждое редкое возвращение Листа и Паутинки в Энгасти становится праздником не для магов, а для ценителей музыки. Я тут подумал… может быть, именно такие, как Лист и Паутинка, становятся в итоге богами? А?

Негромкий переливчатый смех.

— Ты бы ещё меня богиней обозвал. Спи, Айсе… спи.

Обычно защита диплома — мероприятие специфическое до скучного. Это не относится разве что к получению звания мага-мастера у боевиков. У них-то, по доброй старой традиции, более важную половину защиты проводят на Арене, и звание берётся буквально с бою, что бывает весьма зрелищно. Совсем другое дело — теоретические изыскания. Очень и очень многие маги работают над темами, заинтересоваться которыми хотя бы на уровне краткой выжимки-конспекта способны, кроме руководителя работы, два-три десятка магов на всю Академию. А поскольку из этих двух-трёх десятков большинство — существа крайне занятые, на защитах дипломов, кроме магов из комиссии, присутствует в среднем ещё пять-десять разумных, не более.

Аудитория, в которой свой диплом защищала Ниррит, оказалась забита под завязку. Опоздавших пришлось выставлять в коридор.

Впрочем, пришедшие оказались в большинстве своём страшно разочарованы. Из сорокаминутного "краткого отчёта о сделанном" любопытствующие уяснили, что кандидат в мастера усовершенствовала методики трансмутаций живых существ при помощи чего-то этакого, имеющего прямое отношение к системной магии, матричным операторам и асимметричным уподоблениям. То, что "краткий отчёт" делался на густой смеси древнетианского и специфических терминов, частично изобретённых самой Ниррит, ни в коей мере не облегчало понимания. Временами даже члены комиссии, вынужденные продираться сквозь нагромождения доводов, начинали тосковать. Исключение составляли только одобрительно кивающий Сигол Лебеда, видевший рукописный вариант полного отчёта, и лихорадочно записывающий что-то профессор Килсайх.

Когда Ниррит произнесла классическое: "На этом у меня всё", аудитория с облегчением перевела дух.

И напрасно.

— А скажите, уважаемая, — поинтересовался Килсайх, — в каких случаях…

Окончания его реплики большинство не поняло.

— В основном, — ответила ему Ночной Свет, — мы имеем…

И далее — минуты на три сплошная многоэтажная непонятность, перемежаемая оборотами"…из чего с неизбежностью следует, что…" и"…как видите, возможно также…".

— Замечательно! — обрадовался Килсайх, записывая. — А если мы…?

— Тогда, — не замедлила Ниррит, — исходные структурируются при помощи…

— Но что, если…?

— Сто пятнадцатая страница и далее до сто сорок второй, — сообщила дипломница. — Основные исключения там перечислены достаточно подробно.

— Да, конечно, — Килсайх смутился. — Тогда у меня всё.

Ниррит обвела комиссию и аудиторию ясным взором.

— У кого-то ещё есть вопросы?

— А скажите, какое значение ваша работа имеет с практической точки зрения?

— Страницы с двести шестой до двести девяносто восьмой, — был ответ. — Впрочем, если хотите, можно кое-что продемонстрировать.

Развернувшись к доске, до этого остававшейся девственно чистой, Ниррит несколькими летящими движениями изобразила многолучевую схему концентрации. Кое-кто в аудитории заахал, опознав элементы подключения к Источнику Силы… а сумевшие опознать ещё и порядок задействованной энергии даже не стали возиться с установкой личной защиты.

Чем поможет зонтик при камнепаде? Да хоть бы и не зонтик, а башенный щит!

Всё едино раздавит, как сапог — былинку…

Меж тем дипломница сделала некий замысловатый жест, и схема приобрела объём, обрастая по ходу дела какими-то малопонятными светящимися загогулинами и пульсирующими трёхмерными символами. Несколько минут Ниррит кропотливо усложняла схему, одновременно что-то в ней меняя или, скорее, подстраивая. И так — до тех пор, пока схема не превратилась в подобие не то облака, не то кокона, отдельные элементы которого сливались в единую структуру. А потом Ниррит просунула руку прямо сквозь схему и достала из неё, как из сияющего бесплотного яйца, снежно-белую птицу, похожую на очень крупную ворону.

Схема немедленно погасла.

Опущенная на стол перед комиссией, птица раскрыла клюв, переступила с ноги на ногу, обвела аудиторию взглядом блестящего, не по-птичьи внимательного глаза.

— Материализация по заданной матрице, — буднично объявила дипломница.

— Материализация, — подтвердила птица. — По заданной матрице.

— Впечатляющий фокус, — заявил тот же субъект, который интересовался практическим значением работы. — Но чем эта белая ворона отличается от обычного трансмутанта?

— Тем, что это — полностью искусственное живое существо. И довольно сложное как биологически, так и психически. Я не трансмутировала эту птицу. Я даже не реконструировала её. Я её просто… сделала. Как при магической конденсации, с нуля.

Двумя часами позже, в запертом изнутри кабинете.

— Могу сказать одно, — вздохнул Сигол. — Если ты хотела скандала, ты своего добилась.

— Зато зрители не ушли обиженными.

— Ну-ну. А серьёзно, откуда ты взяла эту птицу?

— Неправильный термин. Это не птица, это магр.

— Да, я помню. Магры: сокращение от "МАГическая Репродукция". Но с моей точки зрения это просто игра слов. По форме этот магр — птица? Птица. Живая? Да, живая…

— Но искусственная. Не было никакого яйца, никакой программы развития, зашифрованной в генах. Только материальная структура, скомпилированная на основе нескольких матриц.

Профессор дёрнул углом рта.

— То есть, — медленно сказал он, — ты действительно создала заклятие такой сложности, что это заклятие оказалось способно "собрать" живое существо из первоэлементов?

— Да. Вы же читали итоговый, исправленный вариант моего диплома. Создание магров — это только наиболее зрелищное из…

— Стой.

Сигол потёр пальцами виски.

— Так. Ещё раз. Если говорить предельно простым языком, твои наработки позволяют творить жизнь? Это не фокус, не мистификация, а НАСТОЯЩЕЕ сотворение?

— Строго говоря, не совсем. Это именно репродукция, то есть повторение уже существующего. Только на другом уровне понимания, более высоком.

— Так, — повторил Сигол. — Магры являются материальными объектами?

— Конечно.

— Живыми?

— Да. Вы же сами видели!

— И пара магров одного вида может дать жизнеспособное потомство?

— Так далеко в своих экспериментах я ещё не заходила. Но я думаю, что это вполне возможно. Профессор, не надо смотреть на меня так! Я этого не заслуживаю!

— А как ещё прикажешь на тебя смотреть? Ты что, сама не понимаешь, чего добилась?

Ниррит повела плечами.

— Я повторила крошечный фрагмент работы, некогда проделанной риллу. Ну и что?

— Нет в тебе чувства эпического.

— Почему? Есть. Просто я лучше любого другого понимаю, насколько скромны мои достижения на самом деле. Если бы я не пользовалась готовыми материалами и не использовала Источник, я бы даже магр дождевого червяка вряд ли смогла предъявить.

— Плевать, — хрипло сказал Сигол. — Не это важно. А скажи, ты могла бы создать магр разумного существа? Человека, например?

— Тут всё гораздо сложнее. Создать жизнеспособную оболочку, конечно, можно. Но вот сделать такого магра разумным… — Ниррит нахмурилась, высчитывая что-то в уме, а потом резко помотала головой. — Нет. Разум — это всё-таки не готовый алгоритм. Думаю, самое большее, что можно получить при магической репродукции, это потенциально разумное существо.

— Потенциально? В каком смысле?

— В прямом. Разум можно — очень грубо, конечно — описать как динамическую сумму рефлексов и долговременной памяти. Закладывать сложные рефлексы в магров я уже умею. Моя белая ворона способна ходить, летать, воспринимать и воспроизводить звуки речи. Причём последнее получается у неё лучше, чем у обычных птиц: я доработала её речевой аппарат с учётом выполнения именно этой задачи.

"Как же, слышал", — подумал Сигол. "Только внимания не обратил. И без того хватало фокусных точек концентрации… мягко говоря!"

— Но, — продолжала Ниррит, — закладки одних рефлексов недостаточно. Нужна память, жизненный опыт. А это уже задача совсем иного порядка. И для её решения, даже в самом облегчённом варианте, нужны иные механизмы. Я предполагаю, что можно сделать человекообразного магра, который умел бы двигаться и танцевать, говорить и петь, понимать приказы, пользоваться столовыми приборами, играть в "два флота"… даже, возможно, творить простые заклятия. Но без личной памяти у него не будет стимулов, побуждающих разумные существа к тем или иным поступкам, не будет понимания такой важной категории, как личный выбор. А главное, не будет стимула учиться новым видам деятельности. Такой магр будет чем-то вроде идеального раба… по крайней мере, в самом начале. Готовые навыки в отрыве от среды своего возникновения.

— Но со временем он… оно… сможет обрести разум?

— Почему бы нет? Это был бы интересный долговременный эксперимент, — Ниррит улыбнулась задумчиво. — Наблюдая за развитием такого магра, можно было бы узнать много нового о природе мышления, о механизмах формирования сознания, о влиянии тела на душу…

— Да, — кивнул Сигол. — Действительно, очень интересный… эксперимент.

Большинство присутствовавших на защите диплома сочло, что "создание белой вороны" стало просто ловким фокусом, и на деле имел место хорошо замаскированный перенос в пространстве. Но Ниррит не обращала внимания на мнение большинства, тем более что комиссия присвоила ей звание мага-мастера в области биотрансмутаций. Это событие она отметила трижды: со студентами-целителями, с людьми принца и с королевским семейством.

Когда череда праздников закончилась, Ниррит обнаружила, что каких-то особых перемен в её жизни не произошло (впрочем, она и не ожидала никаких пертурбаций). Ритм жизни остался тем же, просто место экзаменов и сдачи практик окончательно заняли самостоятельные занятия и жёсткие — зачастую до жестокости — тренинги в отделе подготовки. Один-два раза в месяц принц выдавал ей персональные задания. В среднем Ниррит управлялась с делами и миссиями за день, иногда — за считанные часы. И ни разу ей не приходилось докладывать о полном провале, хотя доставались ей по преимуществу именно провальные, "тухлые" задания.

Но чем дальше, тем острее чувствовал Айселит приближение чего-то скверного. Когда всё сплошь ясно и тихо, жди шторма!

Да только как угадать, с какой стороны налетит беда?

Пытаясь поговорить о своих предчувствиях с Ниррит, принц не нашёл у неё понимания. Собственно, она довольно резко высмеяла его страхи. И он свернул разговор… вот только с каждым разом ему становилось всё труднее отправлять её туда, где от тайной службы требовалось совершение очередного чуда. Появление Тхараша как было, так и осталось единичным случаем, странным, необъяснимым. Никто из Бессмертных более не проявлял активного интереса к событиям на острове Энгасти. Затишье? Видимо, да. Но кому, как не островитянам, знать, чем заканчиваются обычно периоды затишья?

С самой Ниррит тоже творилось что-то неладное. Айселит ухитрялся довольно долго не замечать этого. Не из-за приступа бесчувственности, нет. Просто череда забот, неизбежная текучка, мелкие и не очень проблемы… а Ниррит великолепно навострилась скрывать всё "лишнее" в тайниках своей памяти. И долгое энгастийское лето скатилось к осени, прежде чем Айселит вспомнил, что в последний раз они открывали друг другу свои мысли, соединяясь в полноценный тандем, ещё до защиты диплома…

Тихо ужаснувшись и постаравшись тут же изгнать этот ужас из души и памяти, принц немедленно вызвал Ниррит во дворец, послав сигнал на её личный амулет агента.

Она явилась спустя всего четверть часа, хотя срочность сигнала была наименьшей, и сходу деловито спросила:

— Что случилось?

— Ничего. Просто я давно тебя не видел.

Серые глаза распахнулись в безупречно сыгранном удивлении.

— Давно? Последний раз, если меня не обманывает память, мы встречались позавчера.

— "Мы" не встречались.

— Да? А что же тогда было?

— Позавчера глава тайной службы выслушал отчёт своего лучшего агента.

— Вот как.

— Ниррит, давай я спрошу у тебя: что случилось?

— Ничего особенного.

— Я серьёзно. С тобой что-то происходит, и это "что-то" вызывает у меня тревогу.

Недолгое молчание.

— Если серьёзно, высочество, у меня тоже вызывает тревогу… кое-кто.

— И это?

— Не важно. Раз ты меня позвал просто так, не ради дела, закрой глаза!

Айселит послушался. Он уже знал, чего ждать, и Ниррит не обманула его ожиданий. Спустя ровно семнадцать секунд (он считал!) его губ мягко коснулись её губы.

— Отомри!

Открыв глаза, он обнаружил на дне огромных зелёных глаз искорки предвкушения.

— Вечер и ночь, Айсе?

— Да. Для начала. А там посмотрим…

8

Остались позади и вечер, и ночь. Наступило утро.

— Говоришь, поработать…

Принц старался не смотреть влево, но взгляд сам собой возвращался к противоестественному зрелищу, и тягостному, и завораживающему.

"Маска" любовницы в исполнении Ниррит год от года становилась всё более достоверной. Узкая кость, зелёные глаза, волосы и кожа, изумительная, бескостно-гибкая грация… настоящие тианки почти никогда не бывают настолько красивы. Но для разговоров об очередном деле Ниррит всегда возвращалась в "маску" человека. Тоже красивую, но красивую совсем не по-тиански.

Странные ощущения рождают эти метаморфозы.

Секс между людьми и тианцами, тианцами и ваашцами, ваашцами и людьми принято осуждать, хотя прямых запретов в энгастийском законе нет. И Айселит с его вполне традиционными взглядами на отношения с женщинами никогда не стремился "попробовать" ни "беленькую", ни тем более "синенькую". С самого начала, с событий на борту "Морской молнии" Ниррит никогда не ласкала его, не сменив предварительно "маску".

Но видеть в своей постели нагую женщину расы людей, зная при этом без тени сомнения, что недавно именно она заставляла тебя кричать от страсти и одновременно кричала сама…

Тряхнув головой, принц встал, набросил халат и погрузился в мягкое кресло, стоящее спинкой к окну, в которое стреляло лучами восходящее светило. Играть в такие игры с Ниррит было более чем бессмысленно, однако некоторым привычкам проще следовать даже в не самой подходящей обстановке, чем бороться с ними.

— Да, именно поработать, — ответил Айселит. — Не в деле, а в миссии… но работа сложная.

— Как будто ты хоть раз поручал мне что-то простое!

Завершив преображение, Ниррит встала.

Точёные линии её тела, сильного и гибко-стремительного даже в полной неподвижности, на секунду словно замглились. Поднялся и тут же смолк Шёпот Тумана. Раз-два, и вот уже её нагота прикрыта коротким, до колен, атласно-чёрным халатом, украшенным искусно вытканными серебряными драконами.

"Показушница", — подумал принц с ласковой насмешкой.

— Давай детали, высочество.

— Место — Седые горы, пограничье Ленимана и Цессига. Окрестности замка небезызвестного Князя Гор… а может быть, и сам замок.

— Это тот самый Князь Гор, — спокойно уточнила Ниррит, — который…

— Да, — кивнул Айселит. — Но хозяин сейчас, кажется, в отлучке.

Фырканье в ответ.

— Это что, попытка утешения? Какие отлучки, помилуй небеса?! Если я могу свободно перемещаться меж мирами, то уж член Круга на это способен точно.

— Можно подумать, тебе не терпится схлестнуться с одним из Бессмертных.

— Нет. Мне одного Тхараша хватило с преизбытком. А вот посмотреть с небольшого расстояния, на что похож замок одного из Круга… почему нет?

— Сперва сделай работу.

— Сделаю. Когда ты сообщишь, наконец, в чём она заключается.

— В доставке для изучения архива Товессы. Ты внутренними делами Цессига не интересовалась, а меж тем Товесса в тех местах была… м-м… ну да, пожалуй, примерно тем же, чем ты — у нас в Энгасти. Только на несколько иной лад.

— Это как?

— Да вот так, — на мгновение отойдя от серьёзности, Айселит прижмурился. И вновь стал бесстрастен. — Дама, архив которой тебе предстоит добыть, до своего недавнего и ужасно таинственного исчезновения была звездой княжеского двора, любовницей нескольких высокопоставленных персон, включая наследника престола, а также пользовалась известностью как искусная ведьма, заклинательница воздуха и воды. Вдобавок многие заинтересованные лица подозревали Товессу в шпионаже, хотя вопрос, в чью пользу она шпионила, остаётся открытым. Возможно, её "исчезли" по приказу кого-то из этих самых лиц. Например, того же Свинца, хауч Вэгъюна или шинью Зуни. В общем, твоё сходство с Товессой налицо. Разве что ты у нас шпионка самая настоящая, а не всего лишь подозреваемая, по части магии превосходишь её на две головы…

— …и гораздо разборчивее в интимных связях, — закончила Ниррит с усмешкой. — В общем, я и она прямо как фрегат и телега!

— Что?

— Неужто не слышал? В Академии эта хохмочка сейчас очень популярна. Фрегат — та же телега. Только без колёс, с парусами и плавает. А так — ну просто один в один.

— Извини.

— Не извиняйся. Я ведь действительно маг, сотрудник тайной службы с руками в крови по локоть и любовница аж целого принца. Всё — кристальная правда, какие тут обиды…

Айселит помолчал.

— Тебе до сих пор не даёт покоя размолвка с Эйрас? — осторожно спросил он.

То была одна из тем, которые они старательно обходили стороной. Даже в моменты единства, даруемого тандемом, разделяя мысли друг друга, принц и его прекрасная телохранительница не выходили за пределы сиюминутного. И теперь Айселит не коснулся бы запретного, если бы мог разобраться в происходящем с ней менее рискованными методами.

Вопрос произвёл такое же действие, как бритвенно острый скальпель, коснувшийся созревшего нарыва.

— Размолвка! — передразнила Ниррит. — Вообще-то, если ты не в курсе, такое называется разрывом, Айсе. Толком ничего не объяснив, да с размаха — по сусалам, по сусалам! Маг-творец, гвоздь ей в темя! Образец для подражания! А ведь я по первому её слову готова была… да что угодно сделать. Хоть всю свою кровь на эликсиры выцедить, хоть папашку простить и троекратно облобызать, хоть небо с землёй поменять местами! Всё! Ближайшая подруга, учитель и божество в одном лице. И что в итоге? Сперва пожалела, подобрала, напоила с ложечки тёплым молочком, а как у слепого кутёнка глазки открылись и зубки прорезались — пинка! Гуляй, где вздумается! Но только смотри, где гуляешь: ведь я, Эйрас сур Тральгим, всё равно "сохраняю за собой ответственность за твои действия"!

Принцу, слушающему этот монолог, стало сперва страшно, а потом больно.

Страх был его собственным. Боль — чужой.

Три года носила Ниррит в душе этот нарыв. Три года ждала, что Эйрас передумает, вернётся, что-то объяснит, может быть, извинится… но нет.

Не вернулась. Не объяснила.

И тут Айселит понял две очень важные вещи.

Первая: он для Ниррит стал заменой утраченного. Друг, начальник, любовник. Самое близкое существо. Она не раз спасала ему жизнь. В ответ он посылал её в сущее пекло, в смердящую грязь политических болот и кровавую мерзость тайных акций. Но при этом он никогда не предавал её. Даже в мыслях не держал когда-нибудь пожертвовать ею.

(Таков уж был порядок, заведённый в Энгастийской тайной службе — причём задолго до Айселита. Состоящий в её рядах человек может и должен жертвовать собой ради дела и страны. Но никто не вправе решить за него, что ему пора сдохнуть во имя каких-то там интересов, исходя из неких высоких соображений.

Только сам. Или — сама. Только с открытыми глазами.

"У тебя будет всего один шанс из тысячи, ты это понимаешь?!" — "Понимаю. Я могу идти, мой господин?" — "Иди".

Причём как-то так выходило, что самопожертвование давало более стабильные результаты, чем использование "втёмную", практикуемое в той же Курьерской службе. Менталисты умеют подбирать людей? Да, конечно. Но дело заключалось не только в этом. Просто почему-то людям, готовым умереть, требовалось умирать на самом деле значительно реже, чем всяческим "клинкам", "живым бомбам" и прочим вынужденным смертникам…)

И ещё одно понял принц. Если раньше у Эйрас имелся шанс восстановить отношения с бывшей ученицей, конечно, не те, что были, но хотя бы какие-то остатки их, — то здесь и теперь, вот в эту самую секунду, последний шанс выдохся. Умер и сгнил.

Всё. Возврата в прошлое не будет.

Айселит, второй сын Мориайха Энгастийского, поднялся на ноги, сбросил свой халат и сделал широкий шаг к застывшей посреди спальни Ниррит. А потом ещё один шаг, и ещё один, и взялся за полы её халата совершенно недвусмысленным жестом.

— Ты…

В первый раз за всё время их любовной связи, за два с половиной года, принц поцеловал Ниррит в тёмно-розовые, а не бледно-зелёные губы. Чуть отодвинулся. Улыбнулся.

Атласно-чёрный халат с серебряными драконами с шорохом упал на ковёр.

Щупальца спрута, голова которого находится на острове Энгасти, простираются далеко. Казалось бы, какая забота островному королевству, процветающему благодаря своему торговому флоту, магической промышленности и знаменитой на весь мир Академии, до внутренних дел княжества Цессиг, отделённого от острова морем, просторами недружелюбного Ленимана и огромным горным хребтом? Ан ведь нет. В высокой политике, точь-в-точь так же, как в высокой магии, мелочей не бывает. И если двигающийся в сторону родной земли курьер Энгастийского посольства, везущий бумаги, принадлежавшие "придворной ведьме Цессига" Товессе, бесследно и таинственно исчезает вместе с целым сухопутным караваном, как несколько раньше исчезла сама Товесса…

Значит, это кому-нибудь нужно.

Вариант "засыпало в горах снежной лавиной" для параноидально настроенных игроков не слишком вероятен и уж точно не интересен. Особенно в свете напрашивающегося предположения, что лавину мог спустить на караван кем-то (отнюдь не обязательно разбойниками) нанятый маг.

И вывод из двух подряд исчезновений помянутые Айселитом "заинтересованные лица" могут сделать только один. Раз ситуация повернулась таким образом, значит, в руки Товессы и, весьма возможно, в её архив попал некий действительно важный секрет. То есть смертельно важный.

Какой? А вот это уже не существенно. Ловите фишку, господа шпионы, а не то секрет перехватят коллеги-конкуренты, более расторопные и пронырливые! Кто за мировым столом готов заранее смириться с проигрышем? Ах, нет таких?

Тогда — старт!

…немного необходимых подробностей о том, как организована курьерская служба в посольствах Энгасти, и о применяемых островитянами магических системах безопасности.

Вряд ли стоит лишний раз говорить о том, что дипломатическая переписка, как правило, шифруется и накрывается несколькими слоями магической защиты. Энгасти — не шаманский Хаазмин и с магической поддержкой проблем не имеет. Поэтому в каждом посольстве островитян с зашифрованных и опечатанных бумаг стираются тени мысли, которые неизбежно оставляет на бумаге пишущий. И которые хороший менталист, погрузившись в глубокий транс, может считать.

Однако помимо шифров существуют также условные коды.

Допустим, вы перехватили и даже успешно расшифровали такое вот сообщение: "Белая овечка упала на лампу. Расцветают то ли голубые, то ли синие лилии. Узкий мост и вишня". Ну, как, всё понятно? Однако теоретически можно начитать над этой белибердой одно из заковыристых заклинаний, относящихся к классу Проявления смысла. И — вот она, суть за кодом: "Мятеж поддержан западным соседом. Готовы к выступлению от пяти до шести полков. Положение угрожающее, нужна помощь". Поэтому на важную переписку ставится (как правило, при помощи специального артефакта, потому что магов соответствующей квалификации даже в Академии мало) защита от любых заклинаний указанного класса.

При всех этих ухищрениях нередко возникает нужда перевезти важные, но не закодированные и не зашифрованные документы так, чтобы ни одна любопытная зараза не смогла в них заглянуть. Для этого существуют переносные сейфы (которые, конечно, пригодятся и для кодированных шифровок). Несгораемые, водо- и воздухонепроницаемые, очень прочные, с целой системой магических щитов, "страховок" и барьеров. И непременно снабжённые сигнализацией.

Сейф, в который поместили архив Товессы, ехал себе спокойно через Седые горы и уже пересёк границу Цессига с Лениманом. Его зелёную отметку было отлично видно на большой карте Подобий в отделе слежения тайной службы Энгасти. А потом (примерно за два часа до рассвета, что лишний раз ставит под сомнение гипотезу случайной лавины: не встанут же опытные караванщики ночевать на опасном склоне!) зелёная отметка внезапно пожелтела. Это означало либо утрату курьером амулета-удостоверения, либо удаление курьера от вверенного его попечению сейфа на расстояние более пятнадцати шагов (события неприятные, ибо нарушают сразу несколько пунктов инструкции о мерах безопасности). Отметка могла пожелтеть и в случае смерти курьера. Беда в том, что почти сразу вслед за этим отметка…

Нет, даже не покраснела, что означало бы несанкционированное вскрытие.

Просто погасла.

В подозрительной близости от замка Князя Гор.

Сообщение об этом событии дежурный менталист отдела слежения не замедлил сбросить на "памятку" принца Айселита, а принц, проснувшись и прочитав сообщение, решил подключить к миссии своего лучшего человека. Во всяком случае, единственную из людей, способную провести поиск пропавшего в Седых горах архива по горячим следам, а не спустя дни и недели.

…много позже, когда интрига развернулась перед ней во всей омерзительной простоте, Ниррит неоднократно прокляла эту миссию. Но изменить что-либо уже не могла.

Заснеженный и затенённый склон. Разрежённый воздух. Ветер, несущий снежную крупу — как пучки ледяных иголок; холод такой, что слёзы замерзают на щеках. Высота заставляет дышать слишком часто и глубоко, обжигая горло острой морозной приправой к опасной жизни.

Что делают разумные люди, если им доводится угодить в такие места?

Закутываются в меха и плотную шерсть. Иногда даже не в два, а в три слоя и более. Вооружаются снегоступами, ибо высокогорный наст — штука коварная. Прикрывают нос и рот, спасаясь от кристалликов замёрзшей воды, а также отдельным слоем тёмной ткани — глаза, чтобы не подхватить снежную слепоту. Запасаются двумя большими флягами: в одной вода — подсолённая, чтобы не так быстро уходила с потом, в другой винный спирт — для растираний, для разведения костра, для прочих надобностей… настоящие знатоки науки выживания могут чуть ли не часами перечислять детали снаряжения, потребного в высокогорье, сопровождая перечисление комментариями и байками о пользе тех или иных предметов.

Фигура, возникшая на описанном выше склоне, самым наглым образом попирала рекомендации знатоков выживания. Ни снегоступов, ни тёплых унтов — одни только лёгкие кожаные сапожки. Тонкие лосины, не скрывающие того факта, что щеголяет в них красивая и сильная женщина. Ещё более тонкая шёлковая рубашка, на фоне идеальной снежной белизны кажущаяся чуть сероватой. Кожаный жилет с открыто торчащими рукоятями шести метательных ножей. Перекрестье перевязей и укреплённые на спине парные клинки, немного похожие на сабли, только более прямые и с полуторной, а не односторонней заточкой. Наконец, на голове — не меховая шапка, нет. Всего лишь легкомысленная лента, не дающая синевато-чёрным волосам лезть в глаза.

Одним словом, сумасшедшая… или ведьма. (Зачеркнуть "или"?)

— Ну-ну, — пробормотала Ниррит, поводя головой из стороны в сторону так, словно оглядывалась. Веки её при этом были плотно сомкнуты. — Хм… вот как?

Целительство оставалось для неё самым надёжным инструментом. Как пара хорошо разношенной обуви, как старый проверенный клинок, баланс которого руки помнят до самых малых мелочей. А маг-целитель, если поставит перед собой такую цель, с успехом может на большом расстоянии ощущать страх, боль и смерть живых существ. Не так хорошо и не на таком большом расстоянии, как урождённый некромант, но…

"Там! Да, именно там…"

Открыв глаза, Ниррит позволила злому высотному ветру подхватить себя, но тут же стиснула на горле мчащегося воздуха тонкие и цепкие пальцы своей воли. Левитировать "чисто", как Эйрас, за счёт прямого мысленного контроля над кривизной пространства, она так толком и не научилась. Слишком опасным казалось ей подобное применение Силы, слишком рискованным. А вот уменьшить свой вес до веса некрупной монеты и запрячь для полёта ветер ей было так же легко и просто, как другим — дышать в нужном ритме. Собственно, это был далеко не единственный способ перелететь с места на место, доступный для неё как мага. Сочетать уменьшение веса и передвижение, при котором её увлекали бы за собой её собственные клинки, было бы даже проще.

Но воздух (не только в горах) — самая чувствительная из стихий. И Ниррит взнуздала ветер не столько для передвижения, сколько для того, чтобы загодя почувствовать враждебную магию и возможные ловушки.

— Ого! Ловко, прах и стынь! Чувствуется высокий класс выпускницы Академии. Вот, дорогая моя. Учись на чужом примере.

— Да чему тут учиться? Что я, магии воздуха не знаю?

— Смотря с кем сравнивать. Рядом с вот этой цепной псицей островитян ты смотришься, увы, весьма и весьма бледно.

— Это почему же?

— Да-а… зря в своё время не послал я тебя в Академию. Ладно. Объясняю. Скольких граней силы одновременно касается наша… гостья?

— Неужели двух?

— А если подумать?

— Что, сразу трёх?

— Именно так. Обращение к воздуху ты увидела. Затем обращение к жизни… причём отметь, как ловко используется сочетание сил! Заставить ветер унести взрослого человека для мага воздуха — не проблема, но при этом тратится довольно много энергии, да и шуму получается изрядно. А эта летит, обращением к витальной энергии уменьшив вес, а заодно не давая себе замёрзнуть: аккуратненько, тихонько, экономно. Думаю, она может часами не касаться земли… да…

— А как же третья грань?

— Третья грань — ветер.

— Но…

— Сперва дослушай. Чтобы лететь, гостья пользуется силой воздуха. А чтобы не терять из вида окружающее — чуткостью ветра. Это, моя дорогая, две разных грани, пусть и близких. И ведь моложе тебя, милочка! Зеленорожие стервецы умеют выбирать лучших…

— Как бы хороша она ни была, эта чернавка нам не помешает!

— Рад, что ты понимаешь реальное положение дел. Тебе она могла бы испортить игру. А вот помехой НАМ, то есть МНЕ, она действительно не станет.

Ниррит снова опустилась на снег шагов за двести от места разыгравшейся трагедии. Смысла приближаться она не видела — по крайней мере, пока. Чутьё целителя, многократно обострённое при помощи ясновидения, шептало ей о смерти: массовой, тихой до незаметности, безболезненной. И именно тем — страшной. Ветер нашёптывал недостающую часть истории о гибели каравана.

А воображение соединяло ощущения в единую картину.

…спустившись с перевала и удалившись от него на пять тысяч шагов, из которых более тысячи составляла разница высот, они остановились на ночлег, как и много раз до того: на знакомой площадке, способной вместить ещё полтора таких же каравана. Верхний путь через Седые горы опасен даже в конце лета. Но многие торговцы готовы рискнуть ради прибыли, слишком большую долю которой съедает взимаемая подземниками-харренами "тоннельная" пошлина.

К тому же с ними шли бывалые проводники из природных горцев и два колдуна столь опытных, что могли бы поспорить с настоящими стихийными магами Силой и даже искусством: первый — воздушник, второй — огневик. Воздушник усмирял злость ветра, не позволяя тому добраться до лакомого живого тепла людей и вьючных яков, а также сжимал разрежённый горный воздух, заставляя похлёбку в котлах вариться быстрее. Огневик, он же по совместительству травник, следил за тем, чтобы никто не обморозился и не заболел, чтобы жарче горели костры на привалах, чтобы тепла хватало всем, даже молодым и слабым.

Но на этот раз колдунов застали врасплох так же, как всех остальных. Знакомая стоянка стала братской могилой для людей и животных. Кто-то могущественный — намного более могущественный, чем обычные маги — сумел тайно создать на большой высоте над лагерем огромную линзу переохлаждённого воздуха: тяжёлого, плотного, почти готового стать жидким. Сначала создал, а потом позволил линзе рухнуть на лагерь, отнимая тепло и жизнь почти так же быстро, как действуют боевые заклятья. Один только огневик успел почуять неладное, вскочить, начать собирать энергию в попытке спасти хотя бы самого себя.

Нет. Не успел. Превратился в ледяную статую, как и все остальные…

В отделе слежения энгастийской тайной службы зелёная точка на большой карте Подобий, служащая отражением личного амулета Ниррит, неровно замигала. Специальный талисман поймал это мигание и превратил колебания яркости в ментальную дрожь. (Кстати, за одно только введение в оборот этого способа связи Айселит готов был целовать пальчики на ногах Ниррит, ибо идея принадлежала ей, да и созданием соответствующих артефактов, почти повторяющих обычные амулеты агентов, занималась она же). Стоя над картой Подобий, принц внимательно слушал доклад о предварительных итогах миссии.

И хмурился всё сильнее.

— …но переносной сейф, в отличие от живых существ, пострадать был не должен. Напрашивается вывод: маг, погубивший караван, забрал сейф. А поскольку повторить то, что сделал с караваном этот маг, даже Связующему воздуха было бы нелегко…

Сжав в кулаке свой амулет системы связи, Айселит мысленно "крикнул":

— Не суйся в замок Князя Гор! Демоны с этим клятым архивом, пусть достаётся хоть Владыкам Бездны! Возвращайся!

— Я ценю твою заботу, милый, но паниковать рано. В случае серьёзной угрозы я успею воспользоваться твоим советом и улизнуть в Межсущее. Пусть противник сильнее, я переиграю его за счёт быстроты.

— А если не переиграешь? Это Круг Бессмертных, Ниррит! Случай с Тхарашем ещё не показатель. Считать магов высших посвящений медлительными увальнями по меньшей мере глупо…

— Жёлтый крест!

Связь оборвалась. Принц замер.

Простой и старый код, такой простой и старый, что им уже почти не пользовались для передачи серьёзных сообщений. "Жёлтый крест" — "прямая угроза".

После такого только и остаётся, что резко обрубить фалы и действовать по обстоятельствам.

Сердце Айселита успело сократиться не более пятнадцати раз, прежде чем зелёная точка, горящая на большой карте Подобий неподалёку от резиденции Князя Гор — сигнал доработанного личного амулета, принадлежащего Ниррит — мигнул и полностью погас.

— Так. Вот это уже ни капли не смешно. Это уже серьёзно.

— Вижу. Капкан щёлкнул вхолостую. Но куда исчезла чернавка?

— В Туман Межсущий, куда ж ещё? Не-ет, это уже не вшивая тайная служба и не Академия, это — куда более высокий уровень. Меня провели, как щенка! Меня! На моей земле!!!

— И что же теперь де…

— Я иду за ней. От замка далековато, но "туманный клей" там ещё работает. Должен работать… если только наша гостья не…

— Если что?

— На всякую силу найдётся сила большая. Если нас щупала протеже кого-то из Круга, я, наверно, смогу добраться до неё. Хотя это и не факт. А вот если в игре креатура Деххато или какого-нибудь другого риллу, мне точно достанется только конский топот.

— То есть…

— Помолчи! Лучше следи за капканом. Если беглянка вернётся, а ты её упустишь — не посмотрю, что ты мне родная дочь!

"Влипла!"

Ниррит боролась изо всех сил, но толку от этого было мало. Обычная податливость Тумана обернулась болотной вязкостью, словно она по горло провалилась в полужидкую грязь. Физические-то движения ничто не сковывало, но вот движение через Межсущее к желанной цели…

"Стой, дура! Так ты ничего не добьёшься. Думай!"

Расслабиться. Попытаться вникнуть в природу неожиданной преграды. Что это такое? Откуда взялось? Как лучше всего бороться с этим?

Наверняка кисель — шуточка Князя Гор; должен ведь он как-то защищать свои владения от внезапных появлений нежеланных гостей через Межсущее! И раз это — шуточка Князя, значит, это имеет магическую природу. (Кто бы сомневался!) А коль скоро это связано с магией, значит, магия может послужить и противоядием.

Главное — понять. Остальное приложится.

К сожалению, серьёзным изучением Межсущего Ниррит до сих пор не занималась. Хватало знания Договора и способности пользоваться Межсущим для перемещений. Большая ошибка!

9

Некогда — малую вечность тому назад — властительный риллу Эвелл, прозванный Искусником, нашёл, что перемещаться меж Лепестками и отдельными мирами Пестроты, пользуясь Дорогой Сна, неудобно. Самого-то Эвелла Дорога полностью устраивала, но вот для живых, не являющихся риллу, она была слишком опасна. Альтернативой Дороге Сна были Врата Миров, но и у Врат имелись свои недостатки, вытекающие непосредственно из их природы.

Тогда ко благу путешествующих из мира в мир Эвелл обратился к высшей магии и сотворил Межсущее: нематериальное, не являющееся пространством, но всё же вполне реальное нечто, находящееся как бы с изнанки всех материальных миров Пестроты, всех её измерений, всех анклавов неплотной реальности. И нашёл Искусник, что сотворённое удобно и хорошо. Но вскоре Эвелл обнаружил, что от неизбежного контакта его творения с Сущим рождаются всяческие нетвари. Рождаются сами по себе, как эхо первичного созидающего толчка. После чего, следуя своей природе, нападают на путников, стремясь пожрать их и умножиться в числе. Получив же достаточную плотность, нетвари обретают способность прорываться из Межсущего в Сущее и тем самым становятся проклятием для множества миров.

Решить проблему нетварей прямым запретом Эвелл не сумел. Слишком масштабным оказалось его творение, слишком много вложил он в него. И тогда вместо тонкой коррекции созданного Искусник ввёл в систему новый элемент: Туман и порождённых непосредственно Туманом Стражей. По сути, Стражи Тумана отличаются от нетварей лишь тем, что не трогают друг друга и путников, зато других нетварей истребляют за милую душу. При этом Стражи не очень-то отличают от нетварей других бесплотных. Духи, мороки, привидения, Живые Кошмары, фантазмы и иные сущности того же ряда, попав в Туман, уничтожаются его Стражами весьма последовательно. Порой жертвами бдительности Стражей становятся даже сложные автономные заклятия…

"Автономные? Сложные? Ага!"

Временно став Связующей Тумана, Ниррит, даже не понимая в полной мере его природы, могла производить с ним действия, которые были бы невозможны для другого, даже более искусного и сведущего мага. Кроме того, она могла активизировать контакт Межсущего с Сущим. Вернее, с одним-единственным местом Сущего, где в настоящий момент, должно быть, продолжает яриться каменно тугой ловчий смерч… ну и что? В Тумане порождение стихийной энергии Аг-Лиакка до неё не доберётся, а для её целей важен лишь сам факт контакта.

Пусть план попахивает безумием, но составить за минимальный срок лучший план? Нет уж, пора действовать! Не давая воли сомнениям, Ниррит принялась плодить нетварей, старательно примешивая к дыханию Сущего структуру той непонятной дряни, которая тысячекратно увеличивала вязкость Тумана вокруг неё.

Если верить Договору, нетвари ВСЕГДА нападают на существ из плотных миров. Но к искусственным нетварям это, похоже, не относилось. Первые, сотворённые на пробу нетвари (тьфу ты! пусть будут просто тварями) роились вокруг Ниррит, как угловатые, текучие, хищные птицы, но атаковать её не торопились. Ободрённая первым успехом, она развернулась по-настоящему и вскоре ощутила сразу две вещи. Во-первых, вязкость Тумана явно снизилась. А во-вторых, издалека донёсся стремительно надвигающийся топот, от которого "почва" Межсущего начала подрагивать, отдаваясь вибрацией во всех до единой костях Ниррит.

Наиболее бдительный из Стражей Тумана почуял врага — и пришёл.

А твари, почуяв Стража, ринулись ему навстречу в едином самоубийственном порыве.

— Ловко, прах и стынь! Более чем ловко! Но недостаточно быстро, маг.

Догадываясь, кому может принадлежать этот холодный голос за её спиной, Ниррит послала в его сторону волну только что родившихся "птиц". А сама, на ходу производя всё новых и новых тварей, сломя голову бросилась прочь. Возможно, разумнее было поступить иначе, но ничего лучшего ей просто не пришло в голову. Ниррит была настроена именно на бегство — и бежала.

Увы, говоривший был не чета Тхарашу. Его заклятье настигло беглянку быстрее, чем она осознала, каким именно сочетанием магических форм атакована.

Она пришла в себя в небольшом зале без окон, сидя в довольно глубоком и удобном кресле.

Поправка: посаженная в кресло.

Её не удосужились ни раздеть, ни даже обезоружить, но что толку? Ниррит оставили ровно столько свободы движений, чтобы моргать, корчить рожи, немного шевелить в разные стороны головой и ещё — отвечать на вопросы. Причём последнее пришлось бы делать сквозь зубы: челюсти словно склеились, так что выполнить популярный трюк пойманных шпионов с откусыванием собственного языка не удалось бы при самом горячем желании.

Вся магия, разумеется, также заблокирована…

Или не вся?

Последнюю мысль Ниррит мгновенно и максимально старательно рассекла на кусочки, а кусочки превратила в мельчайшую пыль. Наложив поверх унылую литанию:

"Попалась! Попалась, попалась…"

Спустя минут десять за спиной зашуршало; в поле зрения неторопливо вплыла чуть перезрелая девица, при помощи очень качественной и умело используемой косметики скрывающая, что ей изрядно за тридцать, а не слегка за двадцать. Благодаря той же косметике и роскошному, умело скроенному платью она не без успеха создавала впечатление, что не просто миловидна, а красива. Или даже — бери выше! — прекрасна.

— Начнём, — объявила девица, поворачиваясь лицом к пленнице и окидывая её надменным взглядом. Осмотр, похоже, не принёс ей того результата, на который она рассчитывала, но скрыть гримасу неудовольствия она почти сумела… да, почти.

Если бы не физически улучшенное зрение, Ниррит вполне могла бы гримасы не заметить.

"Опытная притворщица. И стерва изрядная".

— Меня ты можешь называть хозяйкой, — объявила меж тем чуть перезрелая, опытная и изрядная. — Представься для начала, чернавка.

— Ниррит из Гестамара, — ответила пленница сквозь зубы, но со всей возможной вежливостью, даже с коротким кивком.

— Небось, врёшь, а?

— Обычно подозревает незнакомцев во вранье тот, кто сам не прочь приврать.

Хозяйка неприятно усмехнулась.

— Дерзишь? За дерзость положено наказание, так что не взыщи.

"Теперь понятно, зачем ей этот жезл", — подумала Ниррит, чтобы подумать хоть о чём-то. В способности мыслить было единственное спасение от внезапно и жестоко впившейся в неё боли.

Защищаться от боли можно по-разному, и у неё, по её собственному выбору, вырабатывали не рефлекс "умираю молча" и не рефлекс "страдание как награда", а реакцию типа "если страдаю, следовательно, живу и рассуждаю". Для мага, выполняющего дела в интересах энгастийской тайной службы и рискующего получить в процессе ранения разной тяжести — очень полезный навык. Хотя прежде в его полезности Ниррит убеждалась редко.

"Жезл есть артефакт, предназначенный для "бесследной пытки". Проектор и усилитель. Интересно, эхо чьей муки меня сейчас терзает?.. Вот так и пожалеешь, что я целитель, а не маг тьмы… хотя… это ведь вопрос точки зрения, и если…"

Неуклонно нарастающая боль не помешала смаргивающей слёзы Ниррит на всякий случай иссечь и распылить последние мысли. После чего она без всяких мыслей, единым напряжением воли попыталась использовать собственную боль как источник энергии. В обычном состоянии это ей удавалось без особого труда, что, среди прочих факторов, позволяло легко и быстро исцелять простые чистые ранения за считанные секунды. Но теперь всё оказалось иначе. Не потому ли, что эта боль была не органической, а наведённой?

Догадка — молния в алом тумане: "Но тогда можно использовать как источник энергии артефакт "бесследной пытки"!"

Проверить догадку Ниррит не успела. Хозяйка встряхнула жезлом, как будто у неё в руках был не магический инструмент, а нашкодивший пёсик. Похоже, она не то чтобы не любила ситуации, когда происходящее противоречит её воле (кто ж такое любит?), а попросту не привыкла к чужому сопротивлению. Особенно сопротивлению открытому, всерьёз.

— А ты терпелива, чернавка, — неохотно констатировала она. — Терпелива и не криклива. Хорошо дрессировали, видать… ну, чего молчишь? боишься говорить?

— Перебивать своего собеседника невежливо. До тех пор, пока не спросят, пристойно молчать, слушать и запоминать услышанное.

— Ты мне учебник этикета не цитируй!

— …

— Опять молчишь?

— Скучная ты собеседница, Товесса.

"Хозяйка" вздрогнула. И поняла, что выдала себя с головой.

— Откуда ты меня знаешь?!

— Я вижу тебя впервые, — честно ответила Ниррит. — Но я знаю достаточно, чтобы суметь сделать удачную догадку.

— Ну, хорошо. Как ты догадалась?

— Дозированно применять артефакт "бесследной пытки" может либо опытный палач, либо существо с развитыми магическими способностями. На палача, тем более опытного, ты не тянешь. Значит, ты ведьма. Следующий пункт — манеры. Не так много в Аг-Лиакке ведьм с повадками высокопоставленных придворных дам: ведьмам, за редким исключением, эти смешные повадки не свойственны. И вряд ли в одном сюжете появится более одной такой. Возраст и внешние данные также не вносят в гипотезу противоречий.

— Замечательно! Что ещё скажешь?

— Судя по способу, которым уничтожили караван, и месту, где это произошло, я нахожусь в замке Князя Гор, взятая в плен его хозяином. Опуская промежуточные заключения, можно сделать вывод, что ты, Товесса, являешься родственницей Князя… внучкой? Дочерью?

— А почему не женой или, ладно уж, любовницей?

— Я мало знаю о Князе Гор. К тому же я — не мужчина. Но навязать ему тебя в качестве жены хватило бы власти только у Деххато. Сомнительное наказание. Сделать же тебя любовницей по собственной воле… нет, ты — его дочь. Только в дочери можно терпеть такой характер.

Уже при упоминании имени властителя мира Товесса, мстительно оскалясь, включила жезл на всю катушку. Но боль не помешала Ниррит довести своё рассуждение до конца тем же ровным раздумчивым тоном. На этот раз она даже сумела, подготовившись, не доставить Товессе удовольствия увидеть чужие слёзы.

А потом, договорив, Ниррит ровно на секунду развернула поток наведённых ощущений. Дочь Князя Гор дико заорала, вытягиваясь в струну и выгибаясь от непроизвольной судороги.

"Да, явно не целительница и даже не воин. Совершенно не держит удар".

В зале приглушённо запахло мочой. Вопль Товессы перешёл в истерическое подвывание.

— Успокойся, — раздался за спиной Ниррит уже знакомый голос. Холодный, довольно высокий, исполненный силы… и сдержанного отвращения. — Я кому сказал?! Успокойся!

— Отец, эта…

— Молчать! Я сам с "этой" разберусь. Ступай и приведи себя в порядок.

Похоже, на характер Товессы всё же имелась управа. Без единого нового звука она подхватилась и исчезла из виду.

Зато в поле зрения Ниррит показался очень высокий и худой мужчина с неприятным лицом. Играть в аристократа он даже и не думал. Потрёпанный стёганый халат, поддетые шерстяные штаны, тёплые домашние тапки. Светлые волосы, стянутые на затылке в "хвост"…

И совершенно ледяные глаза. Даже цветом: бледно-голубые в лёгкую прозелень.

— Поговорим серьёзно. В сущности, меня даже не сильно заботит, кто ты такая. Гораздо больше меня интересует, на кого ты работаешь.

— На принца Айселита.

Бледные брови Князя Гор поползли вверх. Весьма демонстративно.

— Неужели?

— У меня нет других… нанимателей.

— Разумеется. — Холодная усмешка.

Ниррит окончательно уверилась в том, откуда взялось не то прозвище, не то титул её собеседника. В самом деле: и высокий, и холодный… Князь.

— Только есть одна небольшая неувязка. Если бы Айселит знал, где и как можно нанимать таких, как ты, Энгасти давно уже владел бы половиной Аг-Лиакка. Ты ведь даже от меня едва не ушла. А это, уж поверь мне, немалое достижение… — со сменой тона, резко:

— Назови имя своего учителя!

Мгновенный укол под сердцем. Но голос пленницы по-прежнему ровен:

— У меня нет учителя.

— Да у тебя, наверно, и родителей нет, — усмехнулся Князь. — В чистом поле проросла.

— Родители у меня были. Папашка, может, даже жив ещё.

— И кто же твой… папашка?

— Ничтожество.

Усмешка на бледных губах становится шире. И как-то болезненней.

— О, эта вечная проблема отцов и детей!

Недолгое молчание. А потом — взгляд в упор, живо напомнивший Ниррит знакомство с лиловым взглядом сосредоточенного Мориайха.

— Начнём с начала. Где ты родилась?

— В Алигеде.

— Полное название!

— Город Алигед страны Дирмаг мира Тагон текущего Лепестка Пестроты.

— Так. Яс-сно… как ты впервые покинула родной мир?

— Как кукла, с Кольцом Повиновения на шее.

— Кто надел на тебя это Кольцо?

— Ирвисанн Быстрорукий, алинкаб Гаэ-Себиша.

Князь Гор слегка нахмурился. По всей видимости, участия в сюжете служителей бога он не ожидал. Впрочем, новый вопрос последовал без промедления:

— Снял с тебя Кольцо Повиновения тоже этот Ирвисанн?

— Нет.

— Кто это сделал?

— Эйрас сур Тральгим, она же Игла.

— Маг? Какого класса?

— Урождённый некромант.

Князь Гор нахмурился ещё сильнее.

— Зачем она освободила тебя от Кольца?

— Её послали по следам Ирвисанна мои двоюродные братья, Гред и Хилльсат. Она же доставила меня в Энгасти и поспособствовала моему поступлению в Академию.

— Разумно… — маг задумчиво кивнул. — В Аг-Лиакке культ Гаэ-Себиша не прижился. Так. Значит, ты училась в Академии?

— Да.

— Специальность?

— Целительство.

— Какие дополнительные дисциплины изучала?

Ниррит принялась добросовестно и очень подробно перечислять изучавшиеся ею разделы магии. Спустя минуту брови Князя Гор дрогнули. Спустя ещё минуту поползли вверх.

А список дополнительных дисциплин всё тянулся и тянулся…

— Довольно! — прервал он её на пятой минуте монолога. — Ещё немного, и я поверю, что ты в самом деле достигла всего самостоятельно. Расскажи-ка мне историю твоих отношений с якобы нанимателем, принцем Айселитом.

— Я впервые увидела его в конце первого курса Академии. Мои успехи в учёбе принц счёл достойными того, чтобы оказывать мне помощь и поддержку в дальнейшем… прогрессе. На одной из баз тайной службы я получила возможность практиковаться во владении оружием и магией. В конце третьего курса я выполнила по поручению принца своё первое дело…

— Ну-ка, немного подробнее!

Ниррит послушно выдала краткий отчёт о своём первом "визите" в сальсаат.

— Невероятно, — пробормотал Князь Гор. Даже его холодность несколько ослабла. — Пора, пора вплотную… гм. И что же мне с тобой делать, а?

Мгновенная, чётко обдуманная реакция, идеально вписывающаяся в профиль надетой "маски"… а что слова на языке горчат — плевать!

Стерпится-притрётся.

— Возьмите меня в ученицы, Князь.

— Метишь в Круг Бессмертных? — усмехнулся маг. — Задатки-то у тебя есть, но задатки есть у многих, даже очень многих…

— Я готова пройти испытание!

— Похвально. А что, если я потребую в порядке испытания принести мне голову Айселита? Одну голову, отдельно от тела? Его ведь охраняют гораздо лучше, чем покойного Токраиса… что, "ученица", молчишь?

— Я не обещала, — медленно, осторожно, — что пройду ЛЮБОЕ испытание. Я сочту великой честью учёбу у вас, но…

— Можешь не продолжать. Увы, ты ведь большая умница, Ниррит. Наверно, ты догадалась, что стало бы с тобой, если бы ты принесла мне голову своего принца… а?

— Полагаю, я сама рассталась бы с головой.

— Правильно полагаешь. Но если ты так догадлива, твои ответы мало что дают, не так ли?

— Как будет угодно Князю.

Ледяная усмешка. Едва заметный жест.

Моргнув, Ниррит повела освободившимися плечами, но вставать с кресла, совершать резкие телодвижения или касаться своей разблокированной Силы… остереглась.

— Что ж, мы поговорили серьёзно. Пора поговорить совсем серьёзно. Будь любезна, ответь, что ты так старательно от меня утаивала?

"Придётся скользнуть по самому краю. Помимо склонности к измене, существует масса других причин, из-за которых можно расстаться с головой…"

— Особых секретов, помимо тех, что связаны со службой, у меня нет. Если я и старалась что-то замазать, то это — роль Эйрас сур Тральгим. У меня действительно нет учителя… сейчас. Эйрас отказалась продолжать моё обучение. Но раньше я многому научилась у неё.

— Ага! Она как-то объяснила причину отказа?

— Да.

— И какова же эта причина?

— Различие… путей. Я не оправдала её… ожиданий.

— Что, ты и ей отказалась поднести на блюде голову Айселита? Ладно, не сверкай глазами. Считай, что я просто неудачно пошутил.

Князь Гор сделал такое движение, словно собирался упасть в кресло. И почти мгновенно возникшее позади него кресло действительно подхватило его. Магическое, конечно, сконденсированное прямо на месте. Этакий небрежный шедевр из переплетённых друг с другом воздушных струй, в меру упругих, в меру податливых, окрашенных бледным перламутром водяных капель.

Адекватная замена княжескому трону.

— Знаешь, Ниррит, ты мне нравишься. Наверно, ты многим нравишься — с такой-то внешностью. Скажи: ты такой родилась или каким-то образом этого… добилась?

— Второе.

— Так я и думал. Если бы ты так выглядела с самого начала, служители Гаэ-Себиша не поленились бы последовать за тобой даже в иной мир. Ладно. Значит, ты хочешь учиться у меня. Но остаётся открытым вопрос: на что ты готова пойти ради этого?

— Если вы хотите сделать меня своей любовницей…

— Стоп! Опять-таки, можешь не продолжать. Но должен заметить, что ты сильно промахнулась со своей… догадкой. Скажу так: если ты когда-нибудь придёшь ко мне по своей воле, я буду рад этому. Но заставлять тебя платить за магическую науку в постели… право, что за пошлость! Краткое удовольствие не стоит потери уважения. А учителю и ученику должно испытывать друг к другу именно уважение. Кроме того, Круг Бессмертных назван так не из пустой гордыни. Если ты не готова прийти ко мне сейчас, я вполне могу подождать. Год, десять лет… столетие.

Князь Гор усмехнулся на манер кота, загнавшего в угол особо упитанную мышку.

— Ладно, Ниррит. Надеюсь, эту тему мы временно закрыли. Может, предложишь более разумный вариант взаимного сотрудничества?

— Принц Айселит сказал мне при первой встрече, что таких, как я, или нанимают, или убивают. Вы можете убить меня, но я предпочла бы стать вашей наёмницей.

— Не самая плохая идея. Я подумаю. А пока побудь моей гостьей.

— Как будет угодно Князю…

Маг поднялся из исчезнувшего кресла.

Словно в порядке замены, рядом с ним немедленно появился служебный дух: неправильная и завораживающая этой неправильностью сфера, точно так же, как кресло, свитая из струй загустевшего воздуха и тумана.

— Вот. Это порождение стихий и моего Искусства отзывается на имя Восьмёрка. Может работать проводником по замку, оказывать небольшие услуги, отвечать на простые вопросы и так далее. Думаю, разберёшься. Восьмёрка проводит тебя до гостевых комнат.

— А как долго…

— Полагаю, за обедом я уже буду готов обсудить условия найма.

— Благодарю вас, Князь.

— Можешь обращаться ко мне по имени: Лайдеб, — сказал он.

И вышел из зала.

Гостевые комнаты? Да кому они нужны!

Молодая ведьма, одержимая магией и попавшая в замок Князя Гор на правах гостьи, вот-вот готовой превратиться в ученицы хозяина, может отправиться только в одно место.

— Восьмёрка!

— Что вам угодно?

— Проводи меня в главную библиотеку замка.

— Следуйте за мной.

"Скорее бы, скорее! Высшая магия… ад и небеса, эта летучая башка еле плетётся!.."

А под исполненной энтузиазма "маской", совсем в другом темпе, слое и ключе, почти без использования слов на языках Аг-Лиакка и уж, конечно, предельно "тихо" в смысле ментального "шума" продолжается настоящая жизнь. Безэмоциональное, глубокое, не линейное мышление.

…Магия едина, и законы, управляющие магией, тоже. Локальные отличия — это не более, чем локальные отличия. Конкретные значения, подставленные в единую, запредельно сложную формулу и позволяющие хоть как-то восстанавливать конкретные контуры того, что может принимать практически любые очертания.

Посему нельзя считать магов Круга существами высшего порядка, этакими локальными божками. Они — те же самые маги, только накопившие больше опыта и силы благодаря ОЧЕНЬ долгой жизни. Может, та же Игла или её таинственные знакомые, вроде Лицедея, ещё им фору дадут. Но — примем как первое приближение — принципиальных отличий меж Бессмертными и смертными магами нет; если считать иначе, можно заранее бросать оружие и падать ниц.

Нет уж, не дождутся.

Значит, исходим из того, что многоуважаемый Князь Гор меня до сих пор не раскусил. Кого же он должен во мне увидеть? Верхушку ледяного острова и не более… по крайней мере, до тех пор, пока у меня не появятся серьёзные основания ему доверять. А шансов на то, что эти основания появятся, мало. Не внушает оптимизма происшедшее с караваном, ох, не внушает! Неужели маг столь могущественный не нашёл иных, более тонких путей к достижению своих пока неведомых мне целей? На своей-то территории, где ему даже Межсущее ограниченно покорно? Не верю! Значит, продолжаем носить "маску" дальше, с углублением её рельефа и коррекцией оттенков.

Основа уже заложена. Юное дарование, обладающее выдающимися, но неспецифическими природными способностями к магии, мощнейшим любопытством, почти идеальной памятью, довольно острым умом. И, в порядке компенсации сих достоинств — толикой наивной хитрости, довольно прозрачной, благодаря которой такой древний умудрённый циник, как Князь, всегда сможет и вычислить её намерения, и, при нужде, переиграть. Можно добавить характеру немного здорового властолюбия, направленного не столько на людей (что гениям люди? так, биоматериал!), сколько на Природу и Магию. Тут даже особой игры не надо. Довольно немного утрировать черты моего реального характера, и эта часть рельефа "маски" готова.

Кстати, может ли гений всерьёз воспринимать нормы морали? Н-ну… как сам Князь мне объявил, я — "большая умница". Вот и будем считать, что мораль мне заменяет этот самый ум да ещё здоровая осторожность. Говоря проще, дальновидность. Разумные существа, живущие коллективом (стадом — ввернуть при случае с этаким пренебрежением), не могут хорошо относиться к существам, на их коллективно установленные правила плюющим. Так что в глазах Князя я буду "правильной" лишь до тех пор, пока за мной кто-то наблюдает…

Или же выгоды окажутся такими, что даже не на шутку правильный может сломаться.

Если я рассчитываю жить вечно, как любой маг Круга Бессмертных, моя показная верность принцу Айселиту становится ещё дешевле. Ну да, я с ним сплю. Это достаточно легко выяснить, так что в этом сознаться можно (памятуя о моей "наивной хитрости" — неохотно, на прямой вопрос). Но мои чувства к принцу… нет уж, не дождётесь. Мы просто любовники. Или он меня соблазнил, чтобы тем покрепче привязать к себе и к своему острову?

Да. Для него — так. А для меня — я его соблазнила, потому что мне нравится эта игра, и потому что я вообще люблю привязывать мужчин этим самым. Просто, как все "большие умницы", ни за что и никогда в этом не сознаюсь.

С характером, в общем-то, всё.

А вот с магией, с навыками и способностями… да, здесь расчёт должен быть особенно тонким. Главное — выдать не больше, чем это абсолютно необходимо, то есть не больше того, что я уже успела выдать. В общем, позиционирую себя как Связующую Тумана! Ритуал ведь был уникальный, какие свойства он магу даёт, с уверенностью никто не скажет. Даже всё видавшие Бессмертные. Если же какое-то умение или заклятие покажется слишком удачным — ну, так на то и удача, на то и интуитивные прорывы. А спросит, как так получилось — изображу сороконожку, после вопроса насчёт номера её "толчковой ноги" забывшую, как она вообще передвигается…

10

Обед в замке Князя Гор стал нешуточным испытанием для всех троих участников этого камерного мероприятия.

— Итак, — положил начало застольной беседе хозяин замка, — много ли интересного ты успела обнаружить в библиотеке, Ниррит?

— Обнаружить — значительно больше, чем изучить, — был ответ. — А изучить — значительно меньше, чем хотелось бы… Лайдеб.

Товессу, услышавшую, как гостья обращается к хозяину, тихо передёрнуло.

— Хочешь остаться здесь подольше?

— Хочу, — не стала скрывать Ниррит. — Только сначала вернусь, доложусь принцу, а вот потом… кстати, что мне можно рассказывать Айселиту?

— Осторожничаешь? Это правильно. Кстати, какое задание он тебе дал?

— Разобраться, что стало с архивом Товессы, — вежливый кивок в сторону дочери Князя, как будто в адрес незнакомки. — В идеале — найти и доставить в Энгасти, если не получится — выяснить, кто стоит за исчезновением архива.

Лайдеб кивнул и спросил:

— Что ты ему доложишь, если я не наложу никаких запретов?

— Правду. Что гостила в вашем замке. Что никакого "таинственного исчезновения Товессы" не было, просто отец отозвал дочь из Цессига домой. И что "забытый" архив был лишь приманкой. Средством выяснить, кто именно из заинтересованных лиц особенно рьяно вцепится в след.

— Гм. Ладно, пойдёт. Если ты доложишь именно это и именно так, вреда я в этом не вижу.

— Отец!

— Да?

— Ты всерьёз намерен отпустить… её?

— О, ненадолго! Совсем не надолго.

— Ты вполне можешь называть меня по имени, — сказала Ниррит Товессе. — Я не держу на тебя зла за твои игры с жезлом.

— Не держишь зла? Ты?!

— Тише, дочь, — бледно улыбнулся Князь. — Ты действительно была… не очень вежлива.

— Было бы с кем нежничать! Со шпионкой, воровкой!..

Ниррит красиво изогнула смоляную бровь.

— Мне снова начать цитировать правила этикета?

В ответ Товесса стиснула зубы, набычилась и швырнула в Ниррит слепяще яркую молнию.

— Сильно, — сказала Ниррит. Закольцованная над её ладонью, сверкая, шипя и потрескивая, молния истаяла… а точнее, была преображена и впиталась в струну личной Силы Ниррит. — Но слишком просто. И недостаточно быстро.

— Девочки, не ссорьтесь, — приказал Князь Гор. Насмешливо по форме, по сути — предельно жёстко. — А тебе, дочь, я уже говорил, что соревноваться с… нашей гостьей — глупо.

— Ну да. И ещё ты говорил, что мне не помешало бы поучиться в Академии.

— Да. Что в этом плохого? Я же там учился. А потом и преподавал.

— Ты?!

— Да. — Холодно усмехнулся Князь. — Не очень долго. Но достаточно долго, чтобы свести близкое знакомство с Вешьи.

"Семь с половиной столетий назад", — мгновенно высчитала Ниррит.

Товесса про упомянутого мага явно слыхом не слыхивала, но изобразила почтительное удивление. В стиле "Как? Того самого Вешьи?! Поразительно!"

— А Канкалита вы знали? — спросила Ниррит.

— Лично — нет. Но его дополнения к работе, начатой Вешьи, достойны всяческих похвал.

— Полностью согласна. На мой взгляд, "Введение в трансмутации" следовало бы сделать частью основного курса… ну, или хотя бы ввести в список рекомендуемой литературы.

— Может быть, лет через сто так и сделают, — бросил Князь Гор вполне равнодушно. — Или через двести… но вообще — сомнительно. Раз уж до сих пор не удосужились.

— Ну да, — Ниррит выразительно скривилась. — Многие и без того стонут, что учебная нагрузка слишком велика, что список непрофильных дисциплин слишком обширен — и так далее, и так далее. А по мне, этому ленивому стаду просто-напросто следует меньше пить и гулять. Тогда успеваемость сразу же резко вырастет!

— Ну-ну, не надо мерить всех по себе. Вот ты много пила и гуляла, пока училась?

— Я вообще не пила! — гордо, с подъёмом. — За шесть лет я участвовала в общем застолье только дважды: в день поступления и в день выпуска.

— Я так и думал. Как видим, нет насущной необходимости менять методику преподавания основных курсов или расширять списки литературы. Кому нужен статус мага, тот его получит; а кто хочет достичь истинных вершин Силы, тот и без подсказок найдёт столько дополнительной литературы, сколько сможет изучить. Что и требовалось доказать.

Тут Князь Гор весьма многозначительно посмотрел на свою дочь. Вот, мол, как добиваются успехов, бестолочь! Бери пример!

— Кстати, Ниррит, развей мои сомнения. Ты проходила через ритуал Связывания?

— Да. Но не обычный.

— А какой именно?

— Традиционный ритуал показался мне слишком… ограничивающим. Поэтому я разработала свой вариант, который можно назвать ритуалом Семи Связующих.

На лице Товессы замерла маска фальшивого бесстрастия.

— И теперь ты Связующая… чего именно? — поинтересовался Князь якобы скучающе.

— Я думала, вы догадались, Лайдеб. Тумана Межсущего, конечно!

— Интересно. И ты, как я вижу, по-прежнему можешь пользоваться энергиями любой стихии, как это делают маги, не прошедшие посвящения Связью?

— Да. Ускоренный переход на Шёпот Тумана и намного более быстрое, чем обычно, перемещение в Межсущем прилагаются. Хотя в том киселе, который создали в Межсущем вы, — добавила Ниррит уже без энтузиазма, — я всё равно увязла.

— Это потому, что ты не обладаешь достаточным опытом и всё ещё слаба. Кстати, правильное название этого киселя — "туманный клей".

Хозяин помолчал, потом спросил.

— Ты пробовала черпать из Межсущего энергию, как из полей и локальных источников?

— Вообще-то… нет. До сих пор мне хватало собственной энергии!

Князь Гор покивал.

— На твоём прежнем уровне, конечно, хватало. Но для решения настоящих задач этого мало. Коль скоро ты намерена у меня учиться, тебе придётся пересмотреть многие представления…

Товессе это понравилось ещё меньше, чем всё предыдущее, однако выступать она не стала. У всякой капризной склочности есть предел. Как бы то ни было, дочь Лайдеба была по-своему вовсе не глупа и понимала, когда следует промолчать.

То, что не нравилось Товессе, у Ниррит вызвало обратные эмоции.

— Если это поможет мне добиться большего, чем сейчас, — с радостью!

— Ну-ну. Помнится, я обещал поговорить с тобой об условиях, на которых соглашусь дать тебе несколько… уроков.

— Я внимаю, Князь.

— Ну-ну, — повторил Лайдеб, холодно усмехнувшись. — Мне пришла в голову просто чудесная идея. Помимо разовых заданий, я дам тебе постоянную… работу.

— И это?

— Обучение моей дочери.

— Что?!

Издав синхронный вопль возмущения, Ниррит и Товесса посмотрели друг на друга с почти равным ужасом, а потом — на весьма довольного собой Князя Гор.

— Вы не шутите?

— Нисколько! По мере того, как будет расти уровень познаний и навыков Товессы, я буду предоставлять тебе доступ к новым тайнам высшей магии. По-моему, это честно.

"Садист!"

— А как насчёт… способов обучения? — осторожно спросила Ниррит.

— Убьёшь — умрёшь. Покалечишь — пожалеешь. А в остальном… — змеиная усмешка, — на твоё полное усмотрение.

"Точно, садист…"

— Отец!

— Да! — Он посмотрел на Товессу так, что челюсти у той намертво склеились с языком безо всякой магии. — Я, член Круга Бессмертных, я, Лайдеб Князь Гор, — твой отец! И кроме этого факта, в котором нет ни грана твоей личной заслуги, тебе похвастать нечем! Если ты намерена и дальше оставаться ничтожеством, способным производить впечатление только на однодневок, то я не собираюсь этого терпеть. Кончилось терпение!

В Ниррит, наблюдающей эту семейную сцену, шевельнулась жалость.

Шевельнулась — и затихла.

А Лайдеб тем временем перевёл исполненный ледяного гнева взгляд на свою гостью.

— Итак, устраивает тебя поставленное условие?

— Учёба за учёбу?

— Именно.

— Устраивает. А как насчёт разовых заданий?

— Их мы будем обговаривать отдельно. Прямо сейчас у меня нет работы, которую можно было бы тебе поручить и с которой не смогут справиться другие мои… наёмники. Так что можешь спешить к своему принцу на доклад.

— Я вернусь так быстро, как смогу, — пообещала Ниррит.

— Что ж, лети. Товесса будет ждать тебя. Попрощайся со своей наставницей, дочь!

— До встречи… госпожа.

Ниррит, успевшая встать из-за стола, помедлила, глядя на склонённую голову Товессы.

— До встречи… ученица.

С некоторых пор ей не нравились городские парки Энгасти, а фонтаны вызывали неприязнь. Увы, подумала Ниррит, у дворцового парка есть все шансы разделить эту нелюбовь…

И ведь вроде бы, если взглянуть со стороны, ничего страшного. Ни скандала, ни простого повышения тона, ни хотя бы мягких упрёков. Но ощущения всё равно весьма тягостные. Как будто из-за неловкого разворота, задетое локтем, затянутым в плотную кожу куртки, обломилось что-то маленькое и хрупкое.

— Значит, сейчас ты снова отправишься в Седые горы.

— Да. Я… приняла на себя новые обязательства.

— Конечно, конечно… — рассеянно и чуть невпопад отозвался Айселит. — Желаю удачи.

— И это всё, что ты мне можешь сказать?

— А разве этого мало? Что ты хочешь услышать?

"Безнадёжно".

— Хотя бы, — слова на языке слегка горчат, — пожелание снова увидеть меня. Впрочем, можешь не трудиться, я и так знаю твоё ко мне… отношение.

Принц почти отвернулся.

— Рад, что ты веришь в меня.

— А я надеюсь, что и ты мне веришь. Счастливо оставаться, — добавила Ниррит тускло. Развернувшись и на ходу меняя "маску" тианки на человеческую, она отправилась переодеваться в "рабочий" костюм. Тот самый, в котором отправилась в Седые горы утром этого долгого дня.

"Счастливо оставаться!"

Эти два слова бились в висках у Айселита, точно два слепых птенца, слишком слабых, чтобы пробить свою скорлупу. А в затылок тупо и тяжело стучала другая фраза:

"Так будет лучше".

Да. Так действительно будет лучше.

Если не для Энгасти и для него самого, то хотя бы для Ниррит.

— Буду откровенна. Ты, как я понимаю, не в восторге от перспектив. Я, что интересно, тоже не рыдаю от счастья. Если мне что-то известно относительно учёбы, так это то, что бывает только две её разновидности. Учёба из-под палки и добровольная. Поскольку второй вид тебе знаком лишь поверхностно, мне придётся, выражаясь метафорически, закатывать в гору камень, который так и норовит скатиться с горы. Не самое приятное занятие. А также, увы, не самое продуктивное. Но ты слышала, какие условия поставил перед нами твой отец, и должна понимать, что у меня нет большого выбора. У нас обеих его нет.

Пауза.

— Так вот, чтобы не было никаких неясностей и не возникало претензий: я не намерена тебя щадить. Лютовать понапрасну я не буду, потому что вообще не люблю напрасных действий. Но никакой мягкости, никакой снисходительности, никакого попустительства лучше не жди. Ничего этого не будет. Там, где тебе хватит обыкновенной усидчивости, я буду тебя хвалить. Там, где усидчивости будет недостаточно, тебе поможет страх. Там, где не будет хватать страха, я без колебаний пущу в ход боль. Ты уже немного знакома с тем, что это такое. Вскоре твои познания относительно боли расширятся и углубятся. Это сильное средство отлично помогает укрепить мотивацию. В общем, обучаясь у меня, ты получишь ровно то, что заслужишь. То, что сама для себя выберешь. Могу обещать лишь одно: остаться на месте я тебе не позволю. Ясно?

Товесса молчала. Тогда Ниррит немного понизила голос и заговорила медленнее, слегка растягивая гласные и чуть нажимая на шипящие:

Безо всякой магии этот отработанный тон внушал безотчётный ужас.

— Когда твоя наставница задаёт вопрос, на него нужно отвечать быстро, чётко и по возможности исчерпывающе. И ещё одно. О существовании риторических вопросов — забудь. Я не настолько люблю звук своего голоса, чтобы пользоваться ими… по крайней мере, в общении с тобой… ученица. Итак, ты усвоила то, что я сказала?

— Да… госпожа наставница.

Ниррит тут же вернулась к прежнему, суховато-нейтральному тону.

— Можешь звать меня по имени, если хочешь. Впрочем, ты можешь звать меня как угодно. Хоть чернавкой, как в самом начале. Просто обращение по имени короче, и тем самым — удобнее. Ну что ж, начнём с ревизии. Какие разделы магического искусства тебе знакомы?..

При взгляде снаружи, если смотреть только глазами смертного тела, замок не впечатлял. Собственно, он и на замок-то походил постольку поскольку. Отдельно стоящая скала с грубо обработанной верхушкой; пара пузатых башен на соседнем склоне; балконы и балкончики, пяток узких террас… но для магического восприятия кусок горного склона буквально терялся в переливчатом сиянии множества постоянных заклятий. Скальные недра скрывали Источник Силы, мало уступающий тому Источнику, что в Энгасти, и хозяин мог поддерживать такое количество мощных плетений, что просто голова шла кругом. Если бы некий катаклизм стёр с лика Миделанна всю среднюю часть Седых гор, замок остался бы гордо парить на своём прежнем месте в пузыре нетронутых щитов, а на замковой кухне, пожалуй, даже фарфоровые чашки не звякнули.

Изнутри замок был полон чудес, загадок, магии и тайн. Причём далеко не всё перечисленное было достаточно безопасным. Но Ниррит хорошо умела смирять собственное любопытство осторожностью, поэтому изучала новую территорию постепенно, без лишней спешки.

К тому же времени на удовлетворение праздного любопытства у неё оставалось немного.

Во-первых, не желая терять форму, она примерно по два часа ежедневно отдавала упражнениям с оружием и не менее часа — гимнастике с танцами. Ещё как минимум час уходил на купание, принятие пищи, переодевание и тому подобные бытовые мелочи, включая сюда также общение с Восьмёркой и передвижение по отличающимся изрядной запутанностью коридорам замка. Три часа в день — углублённая медитация, способствующая постепенному росту личной Силы и приносящая много пользы в менее очевидных областях.

Примерно столько же, когда побольше, когда поменьше, Ниррит занималась в библиотеке. Читала, размышляла, планировала, ставила мысленные эксперименты — одним словом, поддерживала баланс между физической и умственной активностью. Дополнением к библиотечным штудиям были практические занятия по созданию различных заклятий в специальном, отлично защищённом зале. Практика к теории. Следуя завуалированному совету хозяина замка, Ниррит училась в этом зале в основном черпать энергию из Межсущего и переливать её в иные формы, более подходящие для изменения материального мира.

Если добавить ко всему перечисленному непременные ежедневные занятия с Товессой и время, отведённое на сон, покажется, что любопытствовать насчёт таящихся вокруг секретов вообще некогда. Но Ниррит как-то успевала. Она давно уже жила так, словно в её сутках было больше времени, чем в сутках у любого другого человека.

— Но это невозможно!

— Знаешь, Товесса, — проникновенно сказала Ниррит, — что такое невозможность?

Помня, что риторические вопросы наставница не использует, Товесса угрюмо заявила:

— Знаю.

— И что же это?

— То, чего нельзя сделать.

— В узком смысле почти верно. А вот в более широком смысле "невозможное" — это то, что ты не можешь сделать, потому что пока не знаешь, как. И в самом широком смысле невозможного вообще нет. Все добавки отпадают, остаётся корень. Суть. МОЖНО. Ты, наверно, думаешь, что тебе никогда не удастся превзойти своего отца?

— А разве удастся?

— Я не считаю подобное совсем уж невероятным. Мало ли что может произойти за тысячу лет. Вдруг Лайдеб уже достиг своего предела, в то время как твои скрытые силы больше, чем у него? Но главное даже не это. Если ты ставишь себе цель, простую и понятную: превзойти… нет. Начинать надо с малого, о превосходстве будем думать потом. Твоя цель: войти в Круг Бессмертных наравне с отцом. ПРАВИЛЬНЫЙ вопрос, вытекающий из поставленной цели: что следует для этого сделать?

Ниррит сделала выразительную паузу. Товесса снова вспомнила правило об отсутствии риторических вопросов и буркнула:

— Медитировать дважды в день.

— Хороший ответ. Но это — лишь одно из возможных средств. Что тебе нужно сделать, чтобы войти в Круг Бессмертных? Так и быть, отвечу за тебя. Забыть слово "невозможно". Забыть, и всё! Как забывают кошмары, боль, обиды и страх! Как надо забыть всё, мешающее движению к цели! А теперь переходим к конкретным примерам. То есть возвращаемся. Тебе была дана задача: сотворить любое простое заклинание стихии огня, пользуясь, как источником силы, энергией воды.

— Но вода и огонь — прямые антагонисты!

— Ты, видимо, забыла о Правиле Примера. Напоминаю: я никогда не задам тебе практической задачи, решения которой сама не знаю. Я могу зажечь свечу за счёт сил воды. Но я, как твоя наставница, заинтересована не в повторении пройденного, а в том, чтобы ты сама сообразила, как можно это сделать. Ведь на самом деле это просто. И даже очень просто.

Товесса упорствовала:

— Но как? Я кучу учебников просмотрела! И везде сказано…

— Стоп. Примем как данность: учебники пишут люди. В частности, учебники по магии пишут, как это ни удивительно, маги. Авторам же, обращающимся к неопытным и, в их понимании, туповатым студентам свойственно кое-что упрощать, кое о чём — умалчивать, чтобы юные мозги не перенапрячь. А порой, к собственной выгоде и для того, чтобы в зародыше давить конкурентов, авторы учебников попросту врут. Или искренне заблуждаются. Такое тоже бывает.

Ниррит помолчала. Потом продолжила, слегка изменив тон.

— Я нарочно дала тебе ПРОСТОЕ задание, готового ответа на которое в учебниках, тем не менее, НЕТ. Настоящие маги не ходят по чужим следам. Те, которые ходят, зовутся начинающими. Такими, как ты. Настоящие маги прокладывают тропки для других. Открывают своё. Переступают через слово "невозможно". Как ты могла заметить, я не ставлю перед тобой задачу зазубрить как можно больше заклинаний. Это тупиковый путь. Я хочу научить тебя думать нешаблонно. Потому что тому, кто думает нешаблонно, нет нужды держать в памяти тысячу и одно заклинание на все случаи жизни. На все случаи жизни, знаешь ли, даже миллиона заклинаний не хватит. Но можно сделать проще: запомнить несколько принципов, от двух до пяти десятков элементарных связок и на этой основе конструировать собственные заклятия, нужные вот в эту минуту, для этого конкретного случая. Понимаешь?

— Да, вроде бы…

— Сконструировать заклятье, — продолжала Ниррит. — Добиться цели. А потом — забыть его! Чтобы мозги не засорять. Итак, вернёмся к нашему ну совсем простому заданию. Что надо делать, когда задача не решается в один присест, то бишь, как выражаются в Академии, в лоб? Ну?

— Разбить задачу на части.

— Отлично. В случае задачи об энергии воды и огненном заклятии возможно несколько решений. Но выбирать из нескольких решений мы будем потом, сперва надо найти хотя бы одно. Итак, на входе — энергия воды. В середине — нечто смутное. На выходе — огненное заклятье. Что может скрываться за туманом? Как перекинуть мостик от воды к огню? Ну? Это в учебниках есть!

— Через смежные стихии?

— Умница! Для начала — именно так. Берём энергию воды. Элементарной связкой, изучаемой на втором курсе, переводим её (разумеется, с потерями) в энергию воздуха. Потом из энергии воздуха, второй элементарной связкой, производим энергию огня. Ну а на этой базе сформировать заклинание воспламенения так легко, что это иные первокурсники, на своё несчастье и к досаде окружающих, способны сделать даже в дымину пьяными. Вот тебе свеча — зажигай!

Промучившись почти минуту, Товесса сумела поджечь фитиль свечи в полном соответствии с условиями задачи.

— И зачем так мучиться? — проворчала она (впрочем, без настоящего недовольства). — На входе — энергия, которой хватит на перенос речного русла, а на выходе эффекта на пёсий чих. Да ещё промежуточные сложности…

Ниррит повела раскрытой ладонью, бессознательно копируя одного из преподавателей.

— Вот потому этого и нет в учебниках. Головоломно, неэкономно, к тому же требуется не так уж часто. Ты совсем недавно возмущалась: "это невозможно!"… Но свеча на столе — вот она, горит! Как минимум одно конструктивное решение ты нашла. Не без подсказок, правда. Но тут дело в принципе. И вот тебе задание на следующий день: найти другие конструктивные решения, не используя связки стихийных преобразований. Чем больше, тем лучше.

Товесса кивнула.

— Кстати, — улыбнулась Ниррит, — бывают случаи, когда приходится отступать от простоты и экономности. Простейший пример, понятный по аналогии: Связующий воды и куча отсыревших дров вместо костра. Как тебе наверняка известно, Связующий может напрямую коснуться только одной стихии: своей собственной. Доступной энергии — море… но ведь и согреться хочется! Поэтому магами высоких посвящений разработаны методы, позволяющие сильно снизить потери от преобразования стихийных энергий. Я, например, могу прогнать энергию по полному кольцу от воды обратно к воде и потерять на всей цепочке переводов меньше половины от исходного количества Силы. Причём это ещё не предел.

— Но почему тогда Связующие пользуются заклятьями только одной стихии?

— Потому что это проще всего. — Улыбка Ниррит превратилась в сухую усмешку. — Лень, Товесса! Обычнейшая, глупая, смертельно опасная лень! В результате, пройдя высокое посвящение, маги принимаются оттачивать заклинания своей стихии… хотя и проще, и эффективнее было бы не зубрить готовые магические формы, а пользоваться уже упомянутыми мною принципами и связками, конструируя новые, свои собственные формы. Подумай над этим!

11

Князь Гор, говоря мягко, не баловал гостью своим вниманием. Ниррит даже не была уверена в том, что он по-прежнему остаётся в Замке. Князь мог безвылазно сидеть в своей личной башне. Но с тем же точно успехом он мог выполнять какие-то поручения властительного риллу Деххато в отдалённых краях или путешествовать по иным мирам. В общем, Ниррит понемногу привыкла чувствовать себя если не полноправной хозяйкой замка, то, как минимум, ответственной за состояние территории, вверенной её заботам.

Не на Товессу же возлагать такую ответственность!

Тем неожиданнее оказалось для Ниррит столкновение в тренировочном зале с выскочившими непонятно откуда пауками. Размеры твари имели разные: от крупной собаки до маленького пони. По расцветке дымчато-серыми, покрытыми жёсткой щетиной, агрессивно настроенными — что пауки немедленно доказали, принявшись метать паутинные арканы.

От нескольких арканов Ниррит удалось увернуться. А вот при попытке атаковать восьмилапых издали, магией, выяснилось, что пауки трансмутированы с учётом стойкости к атакующим заклятиям. И даже не просто стойкости, как убедилась она довольно быстро, а чего-то, подозрительно напоминающего иммунитет, совмещённый с аурой подавления стихийных Сил. Понятно, что такие трансмутанты не могут обладать абсолютным иммунитетом к магии, — иначе как их вообще создали? Или, коли на то пошло, как их доставили в замок? Но отыскивать формы, действенные именно против таких вот милых тварей, у Ниррит не было времени.

Времени у неё вообще оставалось мало, потому что пауки должны были вот-вот загадить своими клейкими плевками весь пол — так, что ступить будет некуда… а паутина их подавляла магию немногим хуже, чем сами восьмилапые. Численность серых пауков также стремительно росла, в зал невесть откуда вбегали всё новые и новые, и шансов неизящно порубить всю толпу членистоногих на куски при помощи всего лишь двух мечей, пусть даже откованных из лучшей в мире цессийской стали, было немного.

В общем, ситуация — самую малость лучше, чем в гробу.

"Не можешь драться? Беги!"

Не дожидаясь худшего, Ниррит поспешно убралась из тренировочного зала, переместившись на Шёпот Тумана… но в последний миг не стала закрывать проход из замка Князя в Межсущее. Пауки не замедлили последовать за ускользающей добычей.

Интуитивный расчёт оправдался. Оказалось, что твари, успешно подавляющие магию Аг-Лиакка, не могут так же легко подавить магию, вложенную некогда властительным Эвеллом в Межсущее. У пауков, пролезших следом за Ниррит в Туман, вместо близкого к абсолютному иммунитета оставалась довольно хилая сопротивляемость. Во всяком случае, банальная "сеть молний", брошенная ею в преследователей, убила на месте сразу троих восьмилапых, а четвёртого опрокинула на спину, заставив молча корчиться от боли.

"Ага!"

Подумав ещё немного, она решила, что не барское это дело — воевать с чьими-то там трансмутантами лично. И повторила уже опробованный некогда приём, наплодив себе в помощь тварей из Тумана, а потом властным приказом послав их в атаку на пауков.

Эффект превзошёл всякие ожидания.

Бесплотные твари, порождения магии Ниррит и "энергии" Межсущего, сливались с пауками. Но при этом не убивали их, нет! Слишком вожделенна была для них материя Сущего, к тому же материя живая, что многократно умножало её ценность. Пауки, соединившиеся с тварями, оборачивали свои ядовитые жвала и паутинные арканы против ещё не захваченных сородичей!

Ниррит поспешно изменила отданный тварям приказ, и за пару минут поток нападающих пауков полностью иссяк. Остались только захваченные тварями восьмилапые, полностью покорные воле Ниррит, и некоторое количество призванных с запасом тварей, для которых уже не нашлось плотных оболочек.

— Извините, — сказала она, возвращая лишних тварей в Туман. — Как-нибудь в другой раз…

После чего приказала захваченным паукам выстроиться в каре и ждать, а сама вернулась в тренировочный зал. Где обнаружила холодно улыбающегося Князя Гор.

— Отлично! — сказал он ей вместо приветствия. — Испытание успешно пройдено. А раз так, возможно, ты сможешь справиться и с одним непростым… делом.

— Эйрас?!

— Что, не ждал?

— Знаешь, после того, как ты… отхлестала по мордасам Терин, — нет, — ответил Айселит более чем прохладно. — Не ждал!

— Хотела бы я знать, — с равной холодностью парировала Эйрас, — чего ждал ты, приучая мою ученицу к вкусу чужой крови.

— А что такого уж страшного в чужой крови? Сколько ты сама пролила её, не скажешь ли?

Игла поморщилась.

— Дело не в крови. Дело в отношении к жизни существ, наделённых разумом и даром речи.

— Это казуистика, и не более того. Если тебе не понравился поступок твоей бывшей ученицы, ты могла указать ей на ошибку, а не…

— Ещё скажи, что я предала её!

Принц Айселин, помимо прочего, был не самым плохим менталистом. Воскресив в сознании фрагмент своей собственной памяти, он швырнул им в Эйрас. Как перчаткой в лицо:

…я по первому её слову готова была… да что угодно сделать. Хоть всю свою кровь на эликсиры выцедить, хоть папашку простить и троекратно облобызать, хоть небо с землёй поменять местами! Всё! Ближайшая подруга, учитель и божество — в одном лице. Сперва пожалела, подобрала, напоила с ложечки тёплым молочком, а как у слепого кутёнка глазки открылись и зубки прорезались — пинка! Гуляй, где вздумается!

От природы бледное, лицо Эйрас мгновенно и страшно побелело.

— И где, — глухо, едва ли не шёпотом, — она "гуляет" сейчас?

— Далеко. Хотя по твоим понятиям, может быть, и не слишком. В замке Князя Гор.

— Наверно, ты послал Терин за головой хозяина замка? — осведомилась Игла.

— Нет, — ответил Айселит. — Я ещё не настолько обезумел, чтобы планировать убийство Бессмертного из свиты Деххато. Ниррит Ночной Свет по собственной воле гостит там, стремясь углубить свои познания в магии.

Краска, начавшая было возвращаться на лицо Эйрас, отхлынула снова.

— Ученица мага из Круга? Терин?

— Ниррит, — с большей настойчивостью поправил принц. — Что тебя так удивляет? Ты ведь сама сперва привила ей вкус к учёбе, а потом оставила одну. Следовало ожидать, что, брошенная тобой, она уйдёт учиться к…

— Ты не понимаешь… — губы Иглы изогнулись мучительно и горько. — Ты назвал меня предательницей. Что ж… может, так это и есть. Расстроенная, я рубанула сплеча там, где надо было разбираться и вникать. Но ты!

— Что — я?

— Из светлой привязанности и ложно понятого чувства ответственности ты стал предателем не меньшим, а может, и большим!

— Ну, знаешь ли!..

— Молчи, — устало и непререкаемо властно бросила Эйрас. — В конце концов, вина за то, что было и что не смогло случиться — на мне. Ты не мог иначе. Ниррит не могла иначе. Карты легли именно так, а я опоздала. Даже моё появление в замке вашего Князя уже никому не поможет, ничего не исправит. И всё это стягивается в какой-то роковой узел. Прах и гниль!

— Я не понимаю тебя.

— Конечно, не понимаешь. И объяснять — уже бесполезно. Но если ты хоть сколько-нибудь дорожишь своей жизнью и душой Те… Ниррит, ты должен максимально усилить свою охрану!

Слепой взгляд чёрных глаз — поверх головы Айселита, вдаль.

— Хорошо-хорошо, — вздохнул принц, — побуду немного параноиком. Это всё?

— Да. Всё.

— В таком случае позволь откланяться. Мне ведь надо позаботиться о своей резко вздорожавшей жизни!

Небрежно кивнув, Айселит удалился.

В глазах Иглы, провожающей его взглядом, стыли озёра чёрной безнадёжности.

Отправиться в мир Куттах. Найти в Лесу Шпилей полудемона, именуемого Железным Когтем. У полудемона при себе должна быть шкатулка, закрытая на Живой замок. Шкатулку следует отнять и, не открывая, уничтожить вместе с содержимым. Поскольку Железный Коготь вряд ли согласится отдать шкатулку по доброй воле, полудемона придётся убить. Это не обязательное условие; более того, если удастся сохранить ему жизнь, Железный Коготь может уйти невозбранно… просто обойтись без убийства будет очень сложно. Со шкатулкой он не расстанется никогда и будет драться за неё, как самый настоящий, чистокровный демон.

Дополнительная проблема заключается в том, что обитатели Леса Шпилей могут встать на сторону полудемона. Так что при выполнении работы требуется максимальная быстрота. А Железный Коготь, надо заметить, и сам по себе не подарок. Мастер меча, маг то ли двух, то ли даже трёх высоких посвящений. Обладает отличным артефактным оружием, увешан защитными талисманами. Но неуязвимых, как известно, не существует. Так что, если проявишь волю, смекалку и применишь тяжёлую магию, то справишься…

Возможно.

Что находится в шкатулке? Почему полудемон будет готов скорее умереть, чем отдать её? Если Ниррит действует за свой собственный интерес и по поручению Князя Гор, то на кого работает Железный коготь? Каковы мотивы Лайдеба? Что может стать ответным ходом неизвестного противника в игре со шкатулкой? Вопросы, вопросы… которые на её месте донимали бы любое мало-мальски дальновидное существо.

Но "лишней" информации на инструктажах не выдают. Большие умницы, вроде Ниррит, на то и умницы, чтобы не пытаться выяснять "лишнее". По крайней мере, в лоб и вслух.

"Тухлятиной от всей этой затеи несёт хуже, чем от ста испорченных яиц. Но и отказываться нельзя. "Маска" не позволяет. Сорок тысяч проклятий!"

— Как будет угодно Князю. Я отправляюсь немедленно.

Отлетев от замка на достаточное расстояние, чтобы не попасть в "туманный клей", Ниррит переместилась в Межсущее. И остановилась. Проснувшееся любопытство требовало подождать и проверить одну интересную гипотезу; к тому же чувства нашёптывали, что это, пожалуй, никакая не гипотеза, а почти проверенный факт. "Что я теряю из-за небольшой задержки?" — спросила себя Ниррит. И послала в Туман особым образом модулированный сигнал, на время превратив себя в живой и мыслящий маяк.

На сигнал быстро пришёл ответ. А на устах женщины расцвела широкая улыбка.

— Маленькие мои, — проворковала она. — Идите к мамочке!

Спустя всего десять минут из Тумана Межсущего показалась быстро приближающаяся цепочка дымчато-серых пауков. То ли их особые отношения с магией помогли, то ли сыграла роль многочисленность (всего восьмилапых было немногим менее сотни), но сквозь "туманный клей" они пробежали с быстротой, которой сама Ниррит, например, могла только позавидовать.

— Значит, у меня есть своя маленькая армия. Очень хорошо. Парни, за мной!

"Парни", природой лишённые голосовых связок, повиновались без единого звука.

Лес Шпилей, что в мире Куттах. По одному только названию отыскать дорогу через Межсущее невозможно, даже если ты — Связующая Тумана. Но во время инструктажа Князь Гор расщедрился на кое-какие дополнительные характеристики указанного места. Характеристики не были озвучены; впрочем, они и не могли быть озвучены, разве что на языке магических формул, да и то далеко не все. Но мысль может передать много больше оттенков, чем любые слова. Ниррит точно знала, куда надо двигаться, и вскоре почувствовала, что выход в Лес Шпилей совсем близко.

И остановилась, не спеша покинуть Межсущее.

Родина, Тагон, и Аг-Лиакк — миры-близнецы. Но Куттах, принадлежа тому же Лепестку, мало похож на них. Этот мир не очень-то годится для людей, хотя какие-то люди, кажется, в нём всё-таки живут. Вполне возможно (да какое "возможно"! почти наверняка!) и магия Куттаха мало походит на ту магию, которую изучают в Академии.

Меж тем есть правило, не далее как сегодня утром вычитанное в путевых заметках давно почившего мага, исследовавшего чуть не половину Лепестка: "В новый мир, как некогда в родной, предпочтительно входить нагим".

"Что ж, проверю, прав ли был покойник. А заодно — смогу ли притереться к магии Куттаха, используя плоды ритуала Семи Связующих…"

Небо низкое и как бы не очень чистое, в коричневых разводах. Таковы здешние облака, вернее, то, что их заменяет. Само небо имеет своеобразный оттенок, напоминающий одновременно и о кипящей лаве, и о жидком золоте.

Земля темна и бугриста, иссечена трещинами. В некоторых трещинах укоренились странного вида растения с чёрными ветвями и фиолетовыми листьями; впрочем, тут вносят свою лепту особенности освещения. В других трещинах, существующих как бы отдельно от первых, совершается постоянное, какое-то неживое шевеление. Инстинкт велит держаться от них подальше, как от болотной трясины, хотя ничего общего с болотами, кроме угрозы для жизни, в трещинах нет.

А неподалёку, там, куда смотрит твоё лицо, вздымается к низкому и нечистому небу Лес Шпилей. Назвать это образование иначе человеку трудно. Хотя никакой это, разумеется, не лес. Это — огромный, простирающийся на половину континента город: полуживой, полумёртвый, наполненный магией местных разумных существ и миллионами, если не миллиардами самих этих существ. Звуковой речи они не знают, общаясь при помощи специфических ментальных импульсов, поэтому обычно их называют созвучно названию их родины.

Куттах. Лес Шпилей. Кутты.

Магия.

Сидя в позе для углублённой медитации и полуприкрыв глаза, Ниррит настраивалась на те силы и стихии, совокупность которых являлась естественной магией этого мира. С самого начала стало ясно, что сложные фиксированные формы в Куттахе действовать не будут. Ниррит попробовала несколько и ни с одной ничего осмысленного не добилась. Таким образом, "опытный маг" из Академии на её месте оказался бы беспомощен, как гордый фрегат посреди пустыни. Разве что наиболее универсальные заклятия, вроде вызова Тумана Межсущего, или предельно грубые формы, вроде перемещения предметов усилием воли, работали так же, как в Аг-Лиакке. Но вот Ниррит, привыкшая конструировать заклятия на месте и в зависимости от конкретных условий…

Сознание искало соответствий с законами магии Куттаха, а тело как бы само по себе выстраивало связи и соответствия с законами Куттаха, относящимися к жизни. Ниррит не препятствовала этому: для неё, добившейся звания мастера биотрансмутаций, любые физические изменения являлись обратимыми. Кроме того, даже в медитации она сознавала пользу происходящих изменений духа и плоти, которые неким странным, не до конца понятным образом поддерживали друг друга. Тело менялось — и Ниррит находила новые действенные магические формы. Сознание устанавливало новые Связи — и в теле совершались очередные перемены.

Когда она сочла, что первое знакомство с Куттахом можно считать законченным, никто уже не признал бы в ней человека. Хотя общая форма тела (две руки, две ноги, одна голова) осталась почти прежней, кожа превратилась в способные менять цвет, сложно сочленённые неснимаемые доспехи. Металл не металл, стекло не стекло, хитин не хитин — нечто среднее и одновременно ни на что не похожее, пропитанное защитной магией. Кое-где края живых доспехов наползали друг на друга, как пластины чешуи; кое-где в зазорах проглядывала эластичная плёнка "кожи". Волосы вместе с признаками пола исчезли. Череп увеличился и оброс пятью гладкими гребнями; уши пропали — собственно, гребни на черепе и были теперь заменой ушам, причём более чем адекватной. Нижняя часть лица стала подобием морды насекомого. Но способность говорить вслух членораздельными словами не оставила её. Да и глаза не сильно изменились, их просто прикрыли серебристые полупрозрачные щитки, в которые превратились брови.

— Я иду искать! — объявила Ниррит вслух, вставая. И нашла, что новый голос, подобный тонкому звону чистейшего хрусталя, ей нравится.

Взлетев с лёгкостью, которой раньше не знала даже в Аг-Лиакке, она с огромной скоростью устремилась к Лесу Шпилей. Птицы не могут летать ТАК — только маги

И по пути ей в голову пришла… очень… интересная мысль.

Каково отличие высокого мага от мага высшего? А той магии, которую изучают студенты Академии — от высшей магии? Одно из канонических определений гласит, что высокое посвящение позволяет магу лучше прежнего распоряжаться силами одного мира, тогда как высшие посвящения обеспечивают контакт с силами более универсальными, действующими во множестве миров. Из этого следует вполне логичный вывод: ритуал Семи Связующих, планировавшийся как "расширенное и дополненное" высокое посвящение, оказался посвящением иного, высшего порядка! И теперь между членами Круга Бессмертных и некоей Ниррит Ночной Свет осталось только одно, уже не принципиальное отличие: разница в длительности жизни и имеющемся опыте.

"Воистину, я здорово угадала с ритуалом!"

Он ощутил её приближение заранее. Она же, по всей видимости, ещё раньше точно знала, где он находится и куда идёт. И ни один из них не попытался уклониться от встречи.

Потом, обогнув основание очередного Шпиля, он увидел её глазами. А увидев — удивился. Он, полудемон по прозвищу Железный Коготь, был подобен великану, подвижной башне, ростом превосходящей обычного мужчину в полтора раза, а весом — втрое. Алая кожа, более яркая, чем артериальная кровь у людей; бугры мощных мышц, вздувающихся по всему полуобнажённому телу при любом движении; растущий из правого предплечья сверкающий серп, благодаря которому он и получил своё прозвище. Этот серп не был хитроумным протезом, нет — он просто был единственной из его костей, не прикрытых покровом плоти.

Да, никто не принял бы его за человека. Но та, что явно искала с ним встречи, выглядела ещё причудливее!

Когда расстояние между ними сократилось до пятнадцати его шагов, она остановилась, и полудемон мгновением позже последовал её примеру.

— Ты — Железный Коготь?

— Да, — громыхнул он тяжким басом в ответ на её хрустальный перезвон. — Назовись!

— Я Ниррит Ночной Свет.

— Зачем ты искала меня?

— Мой наниматель послал меня, чтобы уничтожить некий предмет.

— Я — не предмет!

— Воистину так, — кивнула она. — И ни наниматель, ни я не желаем твоей смерти.

— Тогда чего же вы желаете?

— Получить шкатулку, закрытую на Живой замок.

Полудемон гулко расхохотался.

— Многим же не даёт покоя Око Владыки! Но постой… ты сказала — уничтожить?

— Да. Шкатулку и её содержимое вместе, не открывая.

— Безумие! Чего вы пытаетесь этим добиться?

— Это не моё дело. Я просто должна выполнить свою работу.

— А я, — рыкнул Железный Коготь, — должен выполнить свою работу: доставить шкатулку в целости… не важно, куда. Ты хочешь получить её первой?

— Да.

— Тогда, — сказал полудемон спокойно, перехватывая боевым хватом рунный меч, который нёс в левой руке, — попробуй снять её с моего трупа.

Этот рунный меч был далеко не прост. По форме он являлся прямым двуручником, имеющим двустороннюю заточку на три четверти от общей длины клинка. Рукоять с двенадцатигранным противовесом на конце удлиняла клинок ещё на четверть. Легко управляться со столь длинным и тяжёлым оружием одной рукой мог разве что такой гигант, как Железный Коготь.

Но главным секретом меча были не размеры и не форма. Самым важным для полудемона было то, что меч служил артефактом-накопителем огромной ёмкости, способным к тому же укрывать владельца полусферой магической защиты и насылать самонаводящиеся молнии. В местах вроде Куттаха, где нормально пользоваться внешней магией Железный Коготь не мог, его рунный меч с зачернённым клинком становился для врагов крайне неприятным сюрпризом. И недаром двуручник носил имя Тен'галж, что означает Побратим.

Увы, первый же, в одну десятую силы, пробный залп молний Побратима показал, что Ниррит тоже не так-то проста. Железный Коготь изумился, увидев, как его противница пьёт обрушившийся на неё слепящий шквал. Не отражает, не гасит встречным заклятием, а именно наращивает собственную Силу за счёт атакующей её магии! Полудемон приказал мечу ударить в полную мощь, но и это не принесло желаемого результата. Просто небольшая часть молний, которую Ниррит, видимо, уже не успевала выпить, без толку жалила землю у неё под ногами, мгновенно спекая пыль в ломкую корку. Сквозь изумление начали проклёвываться ростки чувства редкого, почти незнакомого Железному Когтю: страха.

Похоже, решил полудемон, они учли итоги двух предыдущих попыток и выслали против меня мага, имеющего Связь с магией Куттаха. Ладно. Сыграем по-другому!

— Урриг'ашш, сылхадд! — рявкнул он, указывая единственным когтем правой руки на Ниррит. Повинуясь заклятью, в том месте, где стояла противница, и ещё на пять его шагов вокруг земля ухнула. И выстрелила, как картечью, тучей острых каменных игл.

Впрочем, будь даже эти иглы тупыми, как морская галька, это не должно было иметь значения. Ведь игл насчитывалось несколько тысяч, и каждая летела со скоростью, в разы превосходящей скорость арбалетного болта, а общая сила их удара была такова, что впору обращать в щебёнку небольшие скалы. Ниррит должно было размолоть в мясной фарш, в кровавые брызги, в ничто, даже если бы она сама была из прочнейшего камня!

Увы, мощное боевое заклятье не оставило на ней ни царапины. Железный Коготь убедился в этом, когда она выступила из клубов пыли, направляясь в его сторону.

"Как такое…? Да что это вообще за тварь?!"

— Отдай шкатулку, — попросила Ниррит. В хрустальном голосе полудемон услышал без тени сомнения: просьба эта звучит последний раз. Если он не отдаст шкатулку, Ночной Свет ударит сама, и, судя по тому, какими силами она повелевает, первый же её удар станет для него последним.

Железный Коготь глубоко вздохнул и послал ненаправленный ментальный сигнал. В крайнем случае, сказали ему, ты можешь призвать на помощь куттов. Но случай должен быть именно крайний. Зови на помощь, когда миссия твоя окажется под угрозой, отвести которую тебе не достанет сил. Ибо не ты будешь расплачиваться с куттами за помощь, и цена будет велика.

— Зря, — коротко сказала Ниррит.

Внезапно сухой воздух в Лесу Шпилей затуманился. На глазах у полудемона из Межсущего десяток за десятком начали вываливаться дымчато-серые, как сам Туман, громадные пауки. Очевидно, их призвала себе в помощь Ниррит, потому что восьмилапые дружно накинулись на Железного Когтя, норовя при этом зайти со спины, оттуда, где магическая полусфера, поддерживаемая Побратимом, его не прикрывала.

Взревев низко и страшно, как раненый медведь, полудемон попятился, почти побежал, поливая пауков молниями при помощи рунного меча. При этом он каким-то образом упустил из вида свою противницу… и слишком поздно почувствовал её снова, непостижимым образом оказавшуюся позади него, и уже не успел обернуться.

Простое, но очень мощное заклятье, известное среди боевых магов как "палач", одним махом снесло полудемону голову. И даже металлические кости не стали помехой призрачно взблеснувшему лезвию.

12

— Шкатулка уничтожена? — недоверчиво спросил Князь Гор.

— Да.

— Как именно?

— Надёжно. — В памяти Ниррит коротко вспыхнул образ, исполненный жути даже в таком, дважды отфильтрованном виде: колоссальная, пышущая додревней мощью воронка и маленький тёмный предмет, падающий в неё.

Падающий. Падающий…

— Ты бросила шкатулку в Багровую Бездну?! — переспросил Лайдеб, не слишком успешно пытаясь скрыть потрясение.

— А разве есть более надёжный способ уничтожить что-либо? — ответила Ниррит вопросом на вопрос. Похоже, она искренне не понимала, чем вызваны чувства Князя.

— Я бы сказал, способ даже чересчур надёжный.

— Давно хотела взглянуть, на что похожа знаменитая Багровая Бездна, а тут и повод подвернулся. Мало ли что было в шкатулке. Лучше перестраховаться.

— И как? Понравилось зрелище?

Ниррит зябко передёрнулась.

— Нет, — коротко и без эмоций ответила она.

"Проняло, значит… а кого бы не проняло? Этого кошмара даже риллу избегают!"

— Что ж. Благодарю… за работу.

Короткий отточенный поклон, разворот, беззвучный шаг…

— Кстати, — остановил её Лайдеб на самом пороге зала. — Как ты справилась с полудемоном?

— Убила. Заклятьем в спину, — бросила Ниррит, не оборачиваясь.

"Логично. Иначе в мире чужой магии у неё не было бы шансов. Вот же ведьма!"

Новых вопросов не последовало, и Ниррит ушла.

— Что это?!

— Подарок. Тебе — от меня. Нравится?

Айселит взял протянутый ему чернёный двуручник с сияющей, как жидкое серебро, двойной цепью рун вдоль лезвия… и едва не покачнулся от неожиданной тяжести оружия. Непринуждённость, с которой Ниррит держала меч, оказалась обманчивой.

— Его имя — Тен'галж, то есть Побратим. Хотя предыдущего владельца он не спас, это, тем не менее, могущественный артефакт, способный помочь и в атаке, и в защите.

— Что ж ты не оставила его себе?

— Я уже выжала из него всё, что можно.

— В каком смысле?

— Запасы энергии не выкачивала, не волнуйся. Даже наоборот. Я его просто детально исследовала. Зря, что ли, я столько времени потратила на работу с артефактами, начиная ещё с первого курса? Теперь, если понадобится, я смогу сделать для себя нечто подобное этому мечу. Но легче, мощнее и намного… гм… функциональнее.

— Ну-ну. Ты что, ещё и кузнецом заделалась?

— Нет. Зачем? Нужные свойства можно придать готовому предмету с помощью последовательных трансмутаций. — "Которые, конечно, потребуют целого моря энергии…"

— Похоже, у Князя Гор ты многому научилась.

В ответ на это замечание Ниррит невесело усмехнулась.

— Да ничему он меня не научил, — бросила она. — Я сама учусь, без его ценных указаний. Как привыкла. Хотя библиотека в его замке — это, конечно, да…

— И как скоро ты намерена вновь припасть к этому источнику открытий чудных?

Внезапно принц ощутил рядом с собой, в светло-серых глазах Ниррит, настоящую бурю долго подавлявшихся эмоций. Тоска, боязнь, обида, радость, жажда близости, какое-то чуть ли не свирепое предвкушение…

— Знаешь, — сказала она голосом внезапно хриплым, бьющим непосредственно в область спинного мозга и ещё ниже, — как минимум одну ночь этот самый источник обойдётся без меня!

— Всё-таки мозги у тебя устроены не по-людски, — заявила Товесса.

Ниррит иронично выгнула бровь.

— И как это понимать?

— Да очень просто. По твоему собственному признанию, ты взялась за систематическое изучение магии… сколько лет назад?

— Считая с момента поступления в Академию — неполных семь.

— Вот! — дочь Князя Гор воздела к потолку указательный палец. — А меня систематически обучали не неполных семь, а с неполных семи лет! Чувствуешь разницу?

— Хм…

— Разница — в четыре с лишним раза. Причём не в твою пользу. Ну, допустим, ты занималась в четыре раза интенсивнее. Но тогда мы должны быть на равных. А что мы наблюдаем?

Слушая, как Товесса бессознательно копирует её манеру речи, Ниррит тайком улыбалась.

— Наблюдаем мы, — продолжала ораторствовать ученица, — ведьму, в течение неполных семи лет подозрительно близко подошедшую к уровню, до которого абсолютное большинство магов, даже очень талантливых, не в состоянии добраться даже за сто семь лет! Сколько слоёв было в твоём последнем "простеньком" заклинании?

— Шесть.

— Вот! Целых шесть! А как долго ты его рассчитывала?

— Да что там считать-то? — вполне искренне изумилась Ниррит.

— Действительно, — Товесса включила сарказм на полную мощность. — Что? Кстати, это ведь было не готовое заклинание, в котором достаточно параметры поменять да задать зависимые функции. Это была одна из твоих импровизаций. Меж тем нормальный маг вроде меня должен корячиться минут по несколько над расчётом нового заклятия с четырьмя слоями! Четырьмя, не шестью! А ведь известно, что каждый новый слой как минимум удваивает общее время расчётов!

— Тебе просто не хватает практики.

— Издеваешься, да? Мне практики хватает, мне не хватает твоих гениальных мозгов!

— Чую, чую! — шутливо взвыла Ниррит. — Духом смрадным повеяло! То ужасное слово "невозможно" крыла расправляет над нами! Сгинь, птица мерзкая, пропади совсем! Отойди от нас, не заслоняй нам солнца!

— Издеваешься, — печально констатировала Товесса.

— Разве что самую малость. Ты думаешь, мне самой не приходилось подолгу рассчитывать новые заклятья на бумаге? Уж ты мне поверь: было время, когда я двухслойные заклятья полагала довольно сложными. А ещё раньше, до Академии, я полагала себя ведьмой на том лишь основании, что могла швырнуть в кого-нибудь сырой Силой вообще без каких-либо расчётов, на одной только концентрации. Так что мой тебе совет: забудь, как страшный сон, те "систематические занятия", которыми тебя усыпляли до того, как ты начала учиться у меня. Много там было системы! Ха! Одна зубрёжка, полезная мозгам, как опилки — желудку.

— Ну, разве что так…

— В общем, не унывай, а практикуйся, практикуйся и ещё раз практикуйся. И сама не заметишь, как мозги станут гениальными аж до полного изумления.

Выйдя из Тумана Межсущего в хорошо знакомом закоулке дворцового парка, Ниррит ощутила необъяснимую тревогу. Замерла, расслабляясь, прикрыв глаза, стараясь почувствовать как можно больше и как можно глубже.

Вздрогнула.

В воздухе парка, обычно незамутнённо чистом, полном ароматов близкого тёплого моря, ухоженной земли, трав, листьев и цветов, таился, словно опытный вор, слабый аромат гари. Не дым каминов, не кухонный чад, нет! Именно гарь пожарища.

И ещё. В магическом фоне тоже имелось нечто… то ли шорох, то ли призрачный, смешивающийся с реальными аромат, то ли просто когти невидимых мелких мурашей, маршем движущихся по кровеносным жилам… короче, нечто трудноопределимое, но знакомое любому мало-мальски дельному магу. Ощущение, остающееся после срабатывания ОЧЕНЬ мощных заклятий.

Гарь пожара — и магия. Вместе.

…что бы ни случилось здесь, оно случилось уже достаточно давно. И спешка не имела ни малейшего смысла. Но усилие воли, которым Ниррит принуждала себя идти, а не бежать, давалось неожиданно трудно. Если бы не страх перед возможностью увидеть…

За поворотом тропинки она увидела.

Вместо отлично знакомого западного крыла дворца…

— Нет. — Губы отказываются слушаться. Бормочут сами по себе. — Нет. Мой господин… мой принц… Айсе!

…Ночью это случилось. Самой глухой ночью. Что там было, мы выясняем до сих пор. И до конца не выясним, наверно, никогда. Не по нашим зубам кусок.

…где-то месяца за два принц приказал усилить охрану. Без объяснений. Видимо, предупредил его кто, или просто беду почувствовал. Ну, мы посидели, покумекали — и новую схему охраны организовали. Только сама видела: не помогло. Никто ничего не увидел, не услышал, не почуял…

…с чёрным мечом, что ты принесла, не расставался. Чуть ли не в постель с собой брал. Выделил время, почти каждый день тренировался во владении тяжёлыми прямыми клинками. Хотя всякому было ясно, что Побратим ему не по руке. А принц знай смеялся, если кто спрашивал. Это, говорил, не меч, а щит. Подарок от лучшей из женщин.

…стоявшие на внешних постах говорили, что сперва в окнах спальни полыхнуло мертвенно, бело-синим. Как будто молнии ударили. Потом ударило уже иначе и куда сильнее, с громом. Все стёкла до единого вынесло. Кое-где до сих пор не заменили: дворец велик… да. А под конец — это, значит, секунд через двадцать после первой вспышки, рвануло так, что… ну, ты уже видела, что сейчас осталось от западного крыла.

…кто во внешних постах стоял и добежать не успел, уцелел. А все остальные — бойцы, маги, прислуга, высокородные, кто был там, — сгорели в один миг. Тианцы, ваашцы и люди, все вместе. Сорок шесть душ. Но это общим счётом, потому что нашли только пятнадцать тел, из которых опознать по внешности смогли семерых. А я, как назло, сменился, не было меня там, не было…

…наша знаменитость подпалённая, Мегра, говорит так: силён был покойный Горн — ну, помнишь ведь легенду. Это тот лениманец, который в один присест четыре фрегата в головёшки превратил. Но до мага, который взрыв с пожаром устроил, Горну далеко. Тут дело уже не в силе и даже не в силище. Тут, похоже, кто-то из Круга Бессмертных порезвился. Дворец ведь от всякой магии защищён — куда тем фрегатам…

…и ещё. Побратима, меча рунного, в развалинах так и не нашли. И обломков его — тоже. Хотя искали, по кирпичику завалы перебирая, а уничтожить такой артефакт совсем уж без следа ох как нелегко. Может, это важно, может, нет. Но ты, по-моему, должна знать.

…вот так, Ниррит. Вот так… поплачь, что ли… ну поплачь, а? Я же плачу, хоть и мужик.

…сменился я. Не было меня в ту ночь на посту… и гореть мне за это при жизни, и вином креплёным огонь тушить, и слёзы лить спьяну. Дурак, да? Сам знаю…

…а ты поплачь. Не смотри так, не надо! Ниррит!

— Профессор.

— Это ты?!

— У меня мало времени, поэтому слушайте и не перебивайте. Вскоре я покину этот мир и, очень возможно, уже никогда не вернусь в Энгасти. Соответственно, все мои банковские счета, а также различное имущество, перечисленное вот в этом списке, я оставляю… сами знаете, кому. Право распоряжаться счетами и имуществом я передаю вам, как человеку разумному, осмотрительному, состоятельному и честному. В случае вашей смерти это право, не равнозначное, конечно, праву собственности, должно перейти к другому надёжному магу, способному поддержать, а в идеале — продолжить наш совместный… проект. Кандидатуру оставляю на ваше усмотрение, единственное условие — постоянное проживание в Энгасти или его ближайших окрестностях.

— Погоди! Ты…

— Прощайте, профессор. Удачи вам… вам обоим.

— И тебе… удачи.

— Ниррит?

Наставница обернулась, и Товессу словно невидимым ветром качнуло прочь. Почему? Она не смогла бы ответить внятно. Вроде бы ничего в облике Ниррит не изменилось. Ну, почти ничего. Только светло-серые радужки, напоминавшие блеском живое серебро, превратились в кружки мёртвой оружейной стали. Вот и вся перемена.

Если говорить о внешнем.

А о внутреннем что сказать, если вокруг Ниррит разных блоков и щитов — как… даже сравнить не с чем. Отец, и тот не ходит в настолько глухой скорлупе.

— Что случилось?

Никакого ответа.

Наставница отвернулась и снова принялась наблюдать за ровной пульсацией Источника Силы, питающего своей неисчерпаемой мощью все постоянные заклятия замка. Или… не за Источником? Робко подойдя поближе и сместившись чуть в сторону, Товесса увидела за маревом энергии две белых полосы, кружащихся, словно в медленном танце, в самом сердце Источника, в жерновах яростной, но усмирённой энергии, где мало что может уцелеть.

"Да это же её клинки!"

— Что ты делаешь?

На этот вопрос Ниррит, против ожиданий, ответила.

Голос её оказался даже не ровным, а просто-напросто плоским. Пустым.

Никаким.

— Последний этап в цепи последовательных трансмутаций. Закалка в прямом контакте с основным телом Источника Силы. Точнее, не закалка, а пропитка с замещением.

— Не понимаю…

— Это хорошо.

Вот когда Товессу тряхнуло по-настоящему. До ледяного кома в желудке, до судорог.

Её наставница просто не могла дать такой ответ. Не могла!

Или это — вообще никакая не Ниррит, а оборотень? Какая-то подделка, выхолощенная дрянь, укравшая чужое обличье?!

— Я не оборотень, — прорезал тишину всё такой же плоский голос. — Точнее, оборотень, но не такой, как ты подумала. Мы, оборотни, бываем очень разными.

— Да что случилось-то?!

— Маг по имени Товесса, дочь высшего посвящённого Лайдеба Князя Гор, — не оборачиваясь, сказала Ниррит. — Я объявляю твоё обучение под руководством мага Ниррит Ночной Свет оконченным. Здесь и сейчас я слагаю с себя обязанности твоего учителя.

— Почему?

Белые полосы, в которых от парных мечей Ниррит осталась только форма, а сущность стала совершенно иной, медленно выплыли из тела Источника.

— Потому что, — сказала Ниррит, наблюдая, как лезвия мечей стремительно "остывают" и обретают всё большее сходство с парой отвердевших радуг, — некоторые невозможные вещи в этой Вселенной всё-таки есть. Например, я более не решусь кого-то чему-то учить. Мне кажется, магам-властителям это попросту недоступно. Например, я успела к тебе привязаться. А ведь это опасно. Это чревато настоящей катастрофой. Кроме того, если начало проклятой цепочки обнаружится в цепком морщинистом кулаке твоего отца…

Паника в голосе:

— Я не понимаю!

— Это хорошо, Товесса. Ты даже не знаешь, как это хорошо и… уместно.

Протянув руки, Ниррит с какой-то властной жадностью схватилась за рукояти мечей. Постояла с оружием. Почти мгновенным движением, не глядя, вбросила его в наспинные ножны.

Повернулась к Товессе лицом.

— Будет лучше для тебя, если мы больше никогда не встретимся, — сказала она, стремительно погружаясь в марево Тумана Межсущего. — Прощай.

Интермедия вторая

— Жутковато. Как в кривое зеркало заглянуть.

— Да. Люди очень часто так поступают. Как с ними, так и они. И множатся порочные круги, из которых нет выхода…

В наступившей тишине Терон выглядел угасшим. Подёрнувшимся седым пеплом.

Я хорошо умею читать чужие души. Не так мастерски, как Наставница Анжи: мне не помогает опыт, накопленный за долгие века. И всё же людей я понимаю, как правило, лучше, чем они сами понимают себя. Для этого даже в мысли залезать не обязательно: зоркая наблюдательность, немного анализа — и вот уже понимание бьётся, как пульс в кончиках чутких пальцев…

Я хорошо умею читать чужие души. Но далеко не все и не всегда.

Обычные люди просты, тонки, прозрачны. Маги, особенно высоких посвящений — дело иное. Простоты и прозрачности нет в них. Чем они старше, чем больше накоплено опыта, тем извилистее, многочисленней и прихотливей пути, которым следует их мысль. Прервав рассказ, чтобы вновь смочить горло кисловатой освежающей настойкой на семи травах, я смотрела на Терона, не таясь. И никак не могла понять, что именно задело его, какая работа совершается в его голове, какие вопросы он задаст — и будет ли вообще о чём-то спрашивать?

Лицо Терона действительно было похоже на уголья под слоем пепла, уголья, по которым тусклыми — до срока — волнами ходит внутренний жар. Завораживающее зрелище. Столь простое, столь прихотливое, столь непостижимое… воистину — огненный маг. Даже на внешности его лежит неизгладимая пламенная печать.

Я поставила стакан из-под настойки на стол. Терон шевельнулся.

— А что это за таинственный проект, работу над которым Ниррит сочла столь важной, что вложила в него фактически всё нажитое состояние, явно немалое? Ты слишком бегло очертила обстоятельства, я даже не уверен, что опознал, кого именно из профессоров Академии она назначила своим душеприказчиком.

— На её судьбе этот… проект уже никак не отразился, потому я опустила большинство подробностей. Но о сути проекта ты можешь догадаться, если я скажу, что не опознанный тобой профессор — никто иной, как Сигол Лебеда.

— О.

— Может, и не о, но это — уже другая история.

Снова период молчания. Терон старательно всматривается в моё лицо, словно тоже пытается постичь, о чём я думаю, что чувствую, что вспоминаю. Но вряд ли у него игра в угадайку шла успешнее, чем у меня. Я тоже маг не последнего разбора и давно простилась с юностью. Даже если я не прячусь за мысленными щитами (а я прячусь), разгадать меня ох как непросто.

Внутри у всех нас — даже не двойное дно. Внутри у каждого мага — бездна.

У меня тёмная. У Терона — огненная. Вот и вся разница.

Отведя взгляд, он спросил:

— Ниррит и Товесса больше не встречались?

— К сожалению, они встретились, — ответила я, также избегая прямого взгляда. Хватит, насмотрелись… — один раз.

— Как? И чем это закончилось?

— Думаю, ты догадываешься, чем. Но слушай дальше…

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВЛАСТИТЕЛЬ И МЯТЕЖНИЦА

1

Когда игра сложна, а ставки высоки, нельзя полагаться на удачу. Необходим трезвый расчёт и холодная голова. Но на этот раз расчётливая холодность давалась особенно трудно. Тупое, бессильное равнодушие боролось со скрученным в каменно твёрдый узел бешенством, и очень трудно, на самой грани давался баланс между этими крайностями. Даже Товесса сразу сообразила, что именно от неё хотят скрыть. Не из-за дыр в ментальной защите, а просто и глупо: по выражению лица, по жестам, по голосу. "Маска" Ниррит отслаивалась уродливо, кусками.

Что, конечно же, было совершенно неприемлемо.

С одной стороны, ей требовалась передышка. Время, чтобы свыкнуться, притерпеться, измениться. Остыть. С другой — не было сил ждать и терпеть, не предпринимая ничего, отдаваясь расслабляющим медитациям и управляемым целительным снам. Хотелось сделать хоть что-то. Причём сделать — прямо сейчас, а не когда-нибудь потом.

И тогда она выбрала стратегию. Медлительную, зато неуклонно приближающую к цели. Позволяющую вырезать и примерить новую "маску", не такую пугающую, как "маска" убийцы на жаловании, состоящей в штате тайной службы Энгасти.

О, Ниррит Ночной Свет можно будет вернуть к активности в любой момент. Она ничего не забыла, не утратила ни одного из своих многочисленных навыков. Но пусть Ниррит подождёт. Отдохнёт во тьме и тишине, медленно пропитываясь предвкушением чужой смерти. Пусть вернётся только за один вздох до последнего прыжка. Это её святое право: поймать отблеск внезапного ужаса в расширенных зрачках… кого?

Пока это оставалось скрытым. Но она собиралась распутать всю нить, осторожно, не настораживая раньше срока плетельщика сети, в которой насмерть запутался её принц.

"Айсе, любимый… прости меня.

Но я — не прощу!"

Жесток к своим людям Куттах.

Так сказывают старые: во времена прежде всех иных времён, когда риллу пришли в Пестроту из незнаемых далей по Дороге Сна, утомились они. Ибо всё живое рано или поздно устаёт, даже риллу, великие меж великих. Утомившись, сошли риллу с Дороги на обочину её, и там, где сошли, утратил свою изменчивость Сон. Так появились в Пестроте первые миры, риллу же стали стержнями их. Ибо были риллу, когда не было ничего, кроме изменчивости, и лишь Тот, Кто видит во Сне своём Дорогу, сохранял неизменность.

Далее сказывают старые так: став стержнями первых миров Пестроты, риллу утратили ту изменчивость, которой обладали ранее. Когда же случилось это, оказалось, что в своём постоянстве риллу различны, и миры, которые появились вокруг них из первичного Сна, различны тоже. И говорят знающие, что с тех времён до времён нынешних мало общего у разных риллу; только Право Крыльев разделяют все они и сродство с Дорогой Сна, как залог грядущей изменчивости. И добавляют знающие, что с тех времён до времён нынешних мало общего у разных миров. Только высшая магия одинакова везде, да ещё время, ибо нет в Пестроте мест, где время не течёт вовсе.

И ещё сказывают старые: риллу были и остаются в Пестроте первыми. Но где есть первые, там недалеко и до вторых, и до третьих, и всех последующих. И вторыми после риллу стали демоны. Не было в них зла изначально, поскольку природа их сходна с природой первых в Пестроте, риллу; но стали демоны злыми, когда восстали на риллу, когда побеждены были и низвергнуты. Однако по могуществу своему не оказались демоны в пустоте. Там, где остались они, появился Лепесток, называемый Адом или ещё Нижними Мирами. Нет в Пестроте места худшего. И в том Лепестке никто не зовёт риллу властительными, но сильнейшие из демонов в жестокой усобице стали князьями Нижних Миров, и правят Адом, как пожелают.

Затем сказывают старые вот о чём: вторыми после демонов и третьими после риллу стали смертные. Долгим было бы перечисление видов и рас, что пришли в Пестроту третьими, и непосильным для любого рассказчика. Но с появлением смертных окончились медленные времена, и наступили времена новые, те, что текут поныне. И на этом завершается сказ о схождении с Дороги Сна, и о появлении миров, и о том, что было допрежь того, как в Куттах явились кутты, а следом за куттами — люди мира сего, неблагого, злосчастного.

"…жесток к своим людям Куттах", — мысленно повторяет та, кого звали Ниррит, а до того — Терин, а ныне получила для нового мира и новое имя. "Но Куттах чужой для меня, хоть я ему не чужда; и могу ли я ещё называть себя человеком? Молодым магом высшего посвящения могу я считать себя без сомнений, но маг высшего посвящения — это куда больше, чем просто смертное существо определённого вида…"

Мысли её неторопливы, как течение скованной льдом реки. А к мыслям понемногу подмешиваются воспоминания.

Она появилась словно из воздуха, замглившегося на секунду, на самом краю Пустошей.

Видел её появление только Ныммух: человек Куттаха, принадлежащий разом к числу старых и к числу знающих. Если бы они находились в Аг-Лиакке, его можно было назвать и старейшиной, и патриархом, и ведуном. Он по-прежнему ходил на охоту с молодыми и крепкими мужчинами, но прямого участия в ней давно не принимал. Его делом были многообразные опасности территории, где ощущается "дыхание" ядовитого океана, территории, которая и зовётся Пустошами. Если издалека приходило что-то губительное, не сразу ощутимое для простых охотников, и в первую очередь — смертоносные лиловые бури, задача Ныммуха заключалась в том, чтобы предупредить их и скомандовать отступление. Пища — это, конечно, и важно, и нужно… да только пища, за которую заплачено слишком дорого, не идёт на пользу племени Хурл.

Она появилась на краю Пустошей, и сначала Ныммух принял её за одно из видений. Многое может привидеться человеку в этих местах, и отнюдь не все явления следует принимать всерьёз. Как говорится, не всё наделённое плотью опасно, не всё лишённое плоти смертоносно. Хотя она и походила на женщин людей Куттаха, она также в равной, если не в большей мере отличалась от них. Когда она, оглядевшись, неторопливо двинулась к Ныммуху, он напряг горло, выкрикнул утробно сигнал "неизвестное-живое" и принялся разглядывать незнакомку.

Волосы чёрные, с синеватым отливом. Вполне обычные. Но заплетены в одну косу. Женщинам так делать строго запрещено, это — привилегия охотников. Кожа очень бледная и словно желтоватая, как брюхо у песчаного полоза. Даже у покойников такой не бывает. Одежда странная, новая, богатая. Богаче, чем у любого человека племени Хурл. Нож на поясе… неужто из металла? А рядом с ножом… ну, это уже в голове не помещается. Кто же станет делать металлической флягу? Кто может быть богат настолько? Ныммух попробовал взглянуть на странную женщину глазами охотника, чего давно уже не делал, и обнаружил, что она напоминает ему о гибкой повадке ядозуба. Или даже долгохвоста, который полозов, ядозубов и прочих холоднокровных ловит и жрёт.

Женщины людей Куттаха так не двигаются. Так двигаются только немногие сильнейшие охотники: Сыйлат, Когур…

Дойти до Ныммуха явившаяся не успела. Потому что охота только началась, и трое охотников, возглавляемых Когуром, вернулись назад очень быстро. Увидев женщину с одной косой, старший сын Когура крикнул:

— Обернись! — и добавил дурное слово.

Но женщина и не подумала оборачиваться.

— Стой, чужая! — рявкнул на бегу уже сам Когур.

Женщина остановилась. Ныммух видел, как она закрыла глаза, и подумал, что это от страха. Но как раз страха-то он в ней и не чуял. Ни страха, ни злости, ни возбуждения, ни спокойствия. Тогда, сосредоточившись и устремив свой дух, он попробовал понять, какие чувства владеют чужой женщиной. Он, знающий, это умел…

Чувства? Никакие. Даже голодного ожидания ядозуба не ощутил он.

Ныммух словно пытался проникнуть в чувства мёртвого камня, а не живого существа. И старик-знающий уже хотел выкрикнуть сигнал "неизвестное-опасное", но не успел. Когур, его старший сын и его племянник добежали до женщины раньше. И разлетелись в стороны, словно та на мгновение превратилась в тугой, очень быстрый вихрь.

Кинулись снова — и снова были отброшены, вдвое дальше и много жёстче.

Ныммух всё же выкрикнул "неизвестное-опасное", пусть с опозданием, но охотники не обратили на это внимания. Все трое, оскорблённые случившимся, уже провалились в Алую Тьму. Уподобились почуявшим кровь хищникам. Слова в них уснули, и условные сигналы утратили смысл. В Алой Тьме, как помнил по собственному опыту Ныммух, есть место только атакующей ярости, звериной хитрости и чувству локтя. Очень мало кому из обитателей Пустошей можно не бояться свежей, не утомлённой преследованием тройки охотников, спаянной Алой Тьмой в стаю.

Женщина не испугалась.

Ядозуб? Длиннохвост? Нет! Со стремительной грацией, сравнения с которой не выдержал бы даже матёрый клыкач, женщина ринулась на Когура. На самого старшего. И несколькими неразличимо-слитными ударами опрокинула его. Хотя число и характер ударов остались неизвестны, Ныммух видел, как упал Когур. Бойцы, если ещё в сознании, так не падают. Рывок племянника и сына Когура должен был смять уже чужую, но она очень быстро и точно сместилась в сторону, небрежно отбив потянувшуюся к ней руку племянника. Своим предплечьем — его предплечье. Вот только для неё это столкновение оказалось нипочём, а рука племянника повисла, сломанная…

Считанные секунды длилась схватка. И закончилась, когда Ныммух даже испугаться толком не успел. Сильнейший в тройке охотник лежал без движения, двое просто сильных шевелились в пыли, и даже Алая Тьма, отнимающая дар чувствовать боль, не помогала им подняться. А чужая женщина преспокойно оставила их за спиной и снова пошла в сторону Ныммуха.

Бегство не имело смысла. Старик видел, как быстра чужая. Может, она и не быстрее лиловой бури, но ему, утомлённому жизнью, хватит с избытком. Не двигаясь и замедлив дыхание, Ныммух ждал, замерев, как ушастый норник замирает при виде песчаного полоза.

Чужая остановилась в десяти шагах. Посмотрела жутковатыми, почти белыми глазами на сидящего Ныммуха. И… села, подобрав длинные ноги, прямо на уплотнившийся воздух. Так, чтобы не быть ни выше, ни ниже, чем сидящий на плоском камне старик.

"Приветствую тебя, почтенный", — сказали её глаза.

Как-то сразу ушли страхи. Затянулась пеленой равнодушия память о недавней жестокой расправе над Когуром с его родичами. Даже привычные боли в спине ушли куда-то, зато ясным и гладким стало сознание. Таким ясным и гладким, каким ещё никогда не бывало.

"И я приветствую тебя, дочь чужих законов", — ответил Ныммух при помощи Тихой речи.

"Скажи, твои сородичи всегда так агрессивны?"

"Нет. Они приготовились охотиться, рисковать и драться, а тебя сочли нарушительницей законов племени. Когда ты воспротивилась воле охотников, их души решили, что пришло время сражения за жизнь до смерти".

"Понятно. Надеюсь, если я вылечу их, они не станут нападать на меня снова?"

"Если я объясню им, что к чему, то нет. Глупо бороться с непреодолимым".

"Непреодолимого не существует".

"Для тебя — быть может. Но не для нас. Значит, ты умеешь не только сражаться?"

"Да. Я умею многое… и надеюсь, что я буду для вас полезна".

"Зачем тебе это?"

"Видишь ли, почтенный, иногда люди помогают друг другу просто так. Но такое бывает редко, и я не настолько добра, как немногие действительно хорошие люди. Поэтому буду честна. Я надеюсь, что когда настанет ваша очередь быть для меня полезными, вы не откажете мне в помощи. А теперь объясни вашим охотникам, что я не собираюсь причинять им лишней боли… если, конечно, они не будут глупы и не повторят попытки напасть".

"А если они всё же будут… глупы?"

"Вторично я не стану сдерживать свои удары. Глупцов я убиваю".

Мертвящим холодом веяло от этого ответа.

И Ныммух ни на миг не усомнился в том, что будет именно так, как сказала чужая. Он чувствовал это так же ясно, как и то, что она уже убивала раньше. Много, много раз.

…Исцеление Когура и его родичей заняло у неё почти так же мало времени, как нанесение увечий. Устав удивляться, наблюдал Ныммух, как на глазах срастаются сломанные кости, как вправляются словно сами собой вывихи, как рассасываются кровоподтёки. Такого попросту не могло быть, потому что требовало поистине огромного расхода маны. Много большего, чем способен накопить один человек… но разве могло быть так, чтобы одна женщина могла одержать верх над тремя сильными охотниками, вошедшими в Алую Тьму, и не по очереди, а одновременно? Чтобы она же, вооружённая, принадлежала к числу знающих Тихую речь взглядов, хотя, судя по гладкой упругости её кожи, число виденных ею Потемнений было совсем невелико?

Конечно же, быть такого не могло. Никак. Но так — было! И Ныммух очень хорошо понимал, почему охотники с растерянностью и ошеломлением смотрят на чужую женщину. Трудно, очень трудно невозмутимо встречать крушение незыблемых основ мира! Даже ему, старику из числа знающих, видевшему на своём веку много такого, что способно отучить удивляться…

А потом чужая снова посмотрела Ныммуху в глаза.

"Если это не будет слишком дерзко с моей стороны, я бы предложила свою помощь в охоте. Что у вас считается хорошей, желанной дичью?"

Пустоши опасны. Никому из людей Куттаха не надо объяснять эту прописную истину. Но тогда, в самом начале, она ещё не подозревала, насколько коварными они могут оказаться. И не обратила внимания на признаки, заставившие бы Ныммуха прокричать сигнал "быстро назад!"

Загнать, убить и освежевать полосатого прыгуна оказалось делом не столько трудным, сколько муторным. А в конце, когда прыгун уже лишился своей шкуры, изменения зашли так далеко, что небо у окоёма начало явственно менять цвет, наливаясь тусклым багрянцем. Один из охотников, заметивший это, тревожно вскрикнул. Когур поднял голову, всмотрелся — и мгновенно переменился в лице. После его отрывистой команды охотники дружно сорвались с места и побежали в ту сторону, где остался Ныммух. Добычу они бросили, не раздумывая.

Но Ниррит не собиралась сдаваться так просто.

Первое из брошенных ею заклятий должно было анимировать освежёванную тушу прыгуна. Но законы некромантии в Куттахе серьёзно отличались от привычных для неё магических законов, о чём она второпях позабыла. А может, прыгун сам по себе был не таким, как привычные теплокровные твари Тагона и Аг-Лиакка, или же успешно законченное свежевание каким-то образом отразилось на его остаточных витальных энергиях. В общем, заклятье подействовало… но подействовало криво. Вместо быстроты, равной максимальной прижизненной, и свойственной всем разупокоенным неутомимости Ниррит с неудовольствием обнаружила в анимированной туше классические признаки некорректного подъёма: медлительность, сбои в координации, неполная замкнутость магических токов.

Мысленно выругавшись, она отменила неудачное заклятье (прыгун немедленно упал снова). Вызвав из Межсущего пару своих восьмилапых слуг, она отдала им мысленный приказ и рванула бегом за охотниками. Пауки побежали следом. Тот, что покрупнее, тащил освежёванную тушу, тот, что помельче — свёрнутую шкуру. Не пропадать же добру!

…охотники бежали изо всех сил, но лиловая буря летела за ними следом много быстрее. И она настигла их, как лавина в горах настигает неосторожных путников. Ядовитая туманная взвесь хлестнула по ним, ослепляя, заставляя кашлять, сбивая дыхание, а затем и вовсе лишая его. Лёгкие сразу же начало невыносимо жечь, а потом словно раздирать на части; открытые участки кожи — палить, словно на медленном огне. Когур, самый сильный из тройки охотников, продержался дольше ведомых, но в облаке лиловой взвеси и он свалился очень быстро.

"Это смерть".

Но смерть почему-то медлила. И медлила. И медлила… хотя жжение в груди из едва терпимого сменилось невыносимым. Вникнув в окружающее при помощи отказывающих чувств, Когур обнаружил, что его подняли и куда-то плавно несут. Причём делают это — насколько можно было разобрать горящей от яда кожей — не человеческие руки. Но сопротивляться охотник не стал. В сравнении с угрозой, которую несла лиловая буря, любая участь казалась более предпочтительной.

А потом Когура положили наземь.

— Отец! Ты тоже жив!

Охотник так удивился, что открыл до того плотно стиснутые припухшие веки и сел, оглядываясь. А сев, увидел лиловую бурю так, как её не видел ещё ни один из людей Куттаха: изнутри. Тугие, густые и тёмные струи бесновались вокруг, завиваясь кольцами, корчась, как пришпиленные к земле меткими стрелами ядозубы. Небо полностью потерялось за этим жутким погибельным буйством. Чистым оставался только небольшой круг земли и воздух, попавший словно бы в купол невидимого шатра над этой землёй. А в круге сидели трое охотников, в том числе он сам; лежала туша прыгуна со снятой с него шкурой и находились две жутенькие серые твари весьма опасного вида. Находились, но не нападали. И охотники не нападали на них, потому что Когур, например, довольно быстро сообразил, чьи нечеловеческие "руки" вынесли его на этот островок безопасности.

А ещё эти серые восьмилапые твари льнули к ногам чужой-с-одной-косой. Нападать же на неё не стал бы ни один сколько-нибудь разумный человек. Ибо она стояла, раскинув руки, прямиком посреди невидимого купола, и опять-таки не надо было много ума, чтобы понять, откуда этот купол здесь взялся.

"Никакая она не знающая. Она — Сильная!"

В голове у Когура зашевелились почти позабытые за ненадобностью легенды. Впрочем, какая там надобность? Он ведь охотник, а не знающий. Ему это не надо.

Было не надо. А что теперь?

…жесток к своим людям Куттах. Но не всегда мир этот неблагой, злосчастный звался именно так, и не всегда был он жесток к пребывающим в нём. Некогда меж людей Куттаха тоже бывали Сильные; и стояли они на краю, сдерживая зло, и ходили меж простых смертных, утишая страсти, даруя облегчение от страданий, лучась теплом. В те времена жизнь была много легче, люди Куттаха были многочисленны, и многие искусства, забытые ныне, держали они в руках своих. Ныне от былого богатства осталась лишь бледная память…

"Эх, как там дальше? Не вспоминается! Ныммуха надо спросить, вот что!"

Впервые за долгое — очень и очень долгое! — время Когур, сам не замечая того, всерьёз задумался о далёком прошлом и не самом близком будущем.

Лиловые бури, бич Пустошей, не длятся долго. Прошла и та, в которую по неосторожности угодили они. Встретивший их Ныммух даже не слишком удивился тому, что все живы, целы и притом вернулись с хорошей добычей. Серым паукам он не удивился тоже. Для того, чтобы выживать, люди Куттаха поневоле должны научиться принимать сущее, как должное.

Правда, те люди Куттаха из племени Хурл, которые оставались в кочевье, всё-таки не остались спокойны. Особенно первый (или всё же второй?) по силе охотник, Сыйлат.

— Хо! — воскликнул он, хлопая себя по солнечному сплетению, где, как всякому известно, живёт в человеке смех. — Когур! Ты завёл себе новую жену? Ох, нет, должно быть, это твой новый муж, если судить по причёске…

Второй (или всё же первый?) по силе охотник ответил с небольшой запинкой.

— Если судить по делам, — отмолвил он, положив свободную руку на пояс — не рядом со свежевальным каменным клыком, но близко, — да, Сыйлат, если судить по делам… я бы снова и без боязни сходил на охоту с этой чужой женщиной. Или ты откажешься от своей доли прыгуна, добытого с её помощью?

— Странно слышать такое, Когур, особенно от тебя. Неужели ты впрямь позволил женщине участвовать в охоте?

— Вот что я скажу, Сыйлат. Давай-ка ты попробуешь переплести ей волосы так, как положено, а я со своими ближними родичами постою в сторонке и посмотрю.

Тут уж не только Когур, но и его сын с племянником, тащившие жердь с привязанным к ней прыгуном, дружно захлопали себя по животам.

Главная черта любого хорошего охотника — осторожность.

— Эй, Ныммух! — бросил Сыйлат. — Не знаешь ли, что такое случилось с этими людьми? Может, они нанюхались или наелись какого-нибудь дурмана?

— Не спеши судить, охотник, — негромко ответил старый знающий. — Бывает время быстрых дел и время дел медленных. Когда есть еда, и есть гость под пологом дома, и есть рассказы об удивительном — тогда не время быстроте.

Может быть, Сыйлат всё же не внял бы этому мудрому совету, но наткнулся на взгляд серебряных глаз, холодных даже не как камень, а как металл, которого было так много в снаряжении однокосой… и стушевался. Трудно сохранить спокойную уверенность, когда кто-нибудь смотрит на тебя и ясно тебя видит — всего целиком, со всеми достоинствами и преимуществами, от менового стального ножа до лучшей в племени накидки из полос крашеной кожи — но остаётся к такому богатству, верной примете силы, полностью равнодушен.

Из осторожности, не из дерзости, рождается в человеке ум.

"Подожду. И послушаю рассказы об удивительном", — решил Сыйлат.

Однокосая бледно улыбнулась.

2

За время своей короткой, но очень разнообразной и насыщенной жизни Терин-Ниррит навидалась всякого. Начиная от рукотворных чудес вроде "Морской молнии" и заканчивая вонючими забегаловками на унылых задворках Аг-Лиакка. И всё же быт племени Хурл поразил её — даже в том состоянии душевного оцепенения, в котором она пребывала.

Нищета.

Нет, в полной мере это слово не отражало сути дела. Нищета — понятие сравнительное, она всегда молчаливо подразумевает, что где-то есть и богатство. Зачастую здесь же, рядом. Поэтому — нет, люди Куттаха определённо были не нищими. Они были… были…

"Неужели ни в одном из мне известных языков нет подходящего слова? А ведь может статься, что нет. В конце концов, — рассудительно прокомментировала Ниррит собственный вывод, — я знаю не так уж мало наречий, но по большей части это — наречия цивилизованных наций…

Вот оно. Племя Хурл не нищее. Оно дикое".

Вывод неприятный. Притом неприятный вдвойне, так как люди Куттаха не всегда были дикарями. Это ощущалось уже по их языку. Простой логики достаточно, чтобы понять: в словаре кочевого народа, пользующегося орудиями из камня, кости, дерева и прочих природных материалов, не должно быть системы названий для разных металлов и тем более — разных сплавов.

Кое-какие умения охотников тоже выходили за рамки чистой дикости. Прежде всего, конечно, Алая Тьма: не такое уж простое трансовое состояние, граничащее с боевыми трансами и завязанное на примитивную, но именно поэтому довольно эффективную эмпатию. А Тихая речь знающих? Телепатия в чистом виде, причём назвать Тихую речь примитивной язык уже не повернётся. Или вот космологические представления, изложенные Ныммухом. Практически они отличались от концепций, распространённых на Энгасти, только стилем изложения да скудостью деталей…

Но для подтверждения выводов довольно и уже перечисленного. Сделав же вывод, можно шагнуть дальше, задав закономерный вопрос: почему? Как вышло, что люди Куттаха впали в дикость и ничтожество? Или вывод чрезмерно поспешен и люди пришли в сей мир неблагой, злосчастный из какого-то другого места, а здесь просто не сумели удержать былой уровень знаний и умений? Опустились и умалились? Впали в оскуделую, обидную дикость? Тоже трагедия, конечно, но совсем иного порядка.

Вот только, если верить рассказам знающих, люди Куттаха всегда жили именно здесь. И какие-то иные места в этих рассказах упоминались безо всяких значимых деталей. Как нечто, относящееся к эпически давним временам, почти равновеликим своей давностью сотворению мира…

Собеседники сидят на одной кошме. Точнее, не на настоящей кошме, а на сшитом из нескольких шкур ковре. Между ними лежат резаные листы язык-травы с выложенным на них угощением. Не слишком-то обильным. О качестве сих разносолов и речи нет. (К слову о разносолах: обычнейшая поваренная соль — это одна из множества вещей, с которыми у племени Хурл дела обстоят не блестяще; её приходится выменивать у одного из дальних племён через пятые руки). Но пренебрегать угощением, каково бы оно ни было, — невежливо. И гостья не пренебрегает, а ест. Аккуратно, но помалу, соперничая в умеренности с хозяином.

— Скажи мне, Шаман, что ещё я могу сделать для вас?

Имя Ныммух из-за его смысловой нагрузки ей категорически не понравилось, поэтому гостья довольно быстро наградила его новым прозвищем. Будучи стар, мудр и понимая смысл нового именования, Ныммух против него не возражал.

— Много добра ты уже принесла племени Хурл, — хозяин начинает отвечать не сразу и отвечает издалека, как это пристойно его почтенному возрасту и статусу знающего. — Ради твоего целительного искусства к нам с дарами начали приходить люди племён Дассиф и Рымес. Твои странные звери о восьми лапах бегают за дичью, и теперь даже молодь наша, живущая в общинном доме, не голодает более. А поскольку не иначе как великим чудом очистила ты и грозивший иссякнуть источник Двойного Когтя, нет более у племени моего нужды и в воде, причём воде отменно чистой. Говоря откровенно, не знаю я, чего ещё можно пожелать.

Гостья молчит, зная, что для её речей время ещё не пришло. А Шаман переводит дыхание и размеренно продолжает:

— Ещё после первой совместной охоты, на которой спасла ты жизнь троим охотникам, Когур назвал тебя Сильной. И чем дальше, тем яснее мне, что он не ошибся. Давно уже нет тебе подобных среди людей мира Куттах, и ты тоже лишь гостья среди нас, а не плоть от плоти нашей. Будь ты мужчиной, женщины наперебой предлагали бы тебе разделить постель в расчёте понести дитя смешанной крови, в надежде, что ребёнок твой также будет из Сильных. Но ты — женщина, а просить у женщины сперва родить, а потом оставить дитя… неправильно.

"Это не только неправильно, но и бесполезно".

Мысли бегут много быстрее, чем Ныммух Шаман произносит вслух слова, похожие на часть ритуала. Да они и есть часть ритуала, если заглянуть в суть.

"Чтобы стать Сильным, нужна не особенная кровь, а особенный дух. Упорство нужно и наставления того, кто уже стал Сильным. Так, как меня наставляли Эйрас, маги Академии и тайной службы. Но даже кроха Силы, как вы её понимаете, уведёт её обладателя прочь из Куттаха. Не то что магу, но и недоученному колдуну будет тесно и душно среди дикарей, он не сможет жить здесь иначе, как в оковах долга. Я не провела здесь и десятой доли Потемнения, но мне уже тоскливо.

Впрочем, если позволить себе вспоминать о прошлом, тоска настигнет меня всюду, а не только здесь, под коричневыми разводами на багровом золоте небес Куттаха…

Кстати о деторождении. Даже пожелай я того, так просто зачать от одного из людей племени Хурл — да и любого другого племени — мне не удастся. Аборигены настолько изменились под давлением местных условий, что почти перестали быть людьми. Чего стоит хотя бы их устойчивость к лиловым бурям! Когда я вытащила из сыплющейся сверху дряни Когура с родственниками, я была уверена, что понадобится долго их лечить. Как-никак, они все успели надышаться активной органики с высоким содержанием серы, меди и цинка. И что же? Стоило убрать непосредственный источник раздражения, позволив дышать очищенным воздухом, как они быстренько и без последствий пришли в себя. Даже мне — мне, модификанту неопределённой ступени! — потребовалось "малое очищение". Им — хватило резервов иммунной системы… а местные животные адаптированы ещё лучше: у краткоживущих тварей быстрее сменяются поколения, быстрее работают адаптационные механизмы и процессы видообразования. Когда я в ходе лечения тестировала людей Куттаха, получилось, что они действительно стоят на грани обособления в новый гуманоидный вид разумных. Разброс по критерию Ангой — от шести до девяти десятых! Соответственно, усреднённый шанс на рождение совместного жизнеспособного потомства с человеком из Энгасти — не выше одной четвёртой, а скорее, одна пятая…"

На рассуждающего Шамана меж тем нападает кашель. Машинально протягивая ему флягу из драгоценного серебра, вода в которой всегда чиста и вкусна (и никогда не заканчивается), женщина продолжает думать.

"Дары Сильных опасны — по определению. Я могу завалить хозяев не ими добытой едой, залить чистейшей водой, натаскать или сделать им многотонную груду драгоценной соли и так далее, и так далее, но проблем племени — и вообще всех людей Куттаха — это не решит. Преподать им магическую науку? Нет, нет и нет. Да и долго это слишком. Даже один ученик потребует времени куда больше, чем время, требуемое для вынашивания и рождения ребёнка. А потом этот ученик всё равно сбежит от людей Куттаха в цивилизованные края через первые попавшиеся Врата…

Хм. Может, установить на землях племени Врата?

Нет, тоже не поможет. Во-первых, это высшая пространственная магия, требующая астрономических затрат энергии. И если с энергией особых проблем не предвидится, то нужных знаний и умений у меня мало. Я очень неопытная высшая. Но во-вторых и в главных, через Куттах проходит немало торговых маршрутов — и что, помогло это местным? На территории племени Вельках есть каменный круг. Порой через этот круг ходят караваны. Не очень-то часто, пару раз за Потемнение. Но разница между племенами Хурл и Вельках исчезающе мала…

Так. Ещё раз. Им нужна не готовая пища, сколько бы её ни было. Им нужна новая, неизвестная возможность добывать себе пропитание. Новые ресурсы, точнее, новый тип ресурсов. Если это появится, то там и до подвижек в мышлении недалеко.

Ха! Придумала!"

…а меж тем Шаман, выпив воды из серебряной фляги, побеждает свой кашель. Вернув флягу, он заканчивает прерванную было мысль:

— Пусть не обидят тебя слова глупого старика, но ты сделала для нас больше, чем мы смели надеяться. Как ни велик голод, а бывает время изобилия, когда и самый большой голод бывает полностью утолён. Нам ничего не нужно, мы и так неустанно благодарим тебя.

— Это потому, что вы сами не знаете своих нужд. Но пока ты говорил, я придумала ещё один путь блага, которым вы могли бы идти и в моё отсутствие. Вернее даже, не придумала, а вспомнила. Следовало вспомнить раньше, но лучше поздно, чем никогда. Спасибо за угощение, я пойду.

— Куда ты?

— Изучать флору. С фауной-то я уже хорошо знакома. Пока!

— Что такое "флора"?

Увы, гостья старика успела исчезнуть из его шатра, не ответив на вопрос. Только слабо, словно от случайного ветерка, качнулся полог входа. Порой чужая женщина двигалась так быстро, что Ныммух невольно содрогался. Невозможная скорость. Просто невозможная!

Но только не для неё. Не для Сильной.

Кроме дичи, в рацион племени входило несколько видов личинок, яйца птиц и змей, узловатые горькие корни кустиков перьелиста, мелкие твёрдые орехи краснопальника и водохлёбки… ну и ещё кое-что по мелочи.

Но увы! И перьелист, и краснопальник, и водохлёбка для целей благодетельницы не годились. Слишком уж требовательны были эти растения к условиям жизни. Та же водохлёбка на этой почве даже получила соответствующее имя: вырастить её вдали от источников воды, с которыми что в Пустошах, что в Скудоземье не блестяще — дело безнадёжное. Поэтому в качестве исходного материала она выбрала изумительный по своей неприхотливости ядовитый бесцветник. И хотя решение задачи оказалось значительно сложнее, чем сгоряча решила Ниррит, но спустя малый срок в шесть трапез бесцветник зацвёл, а ещё через полтора десятка трапез принёс плоды: узкие, бледно-жёлтые, покрытые плотной кожицей. Собрав эти плоды, Ниррит вскрыла их, соскоблила мягкое пастообразное содержимое во взятый специально для этого большой котёл, долила воды, бросила в котёл немного корней перьелиста и — для вкуса — соцветий дурманника с горстью поваренной соли. Когда получившееся варево побулькало на слабом огне минут десять, Ниррит сняла котёл с огня и поставила остывать. А ложку (инструмент, людям Куттаха почти не знакомый) она вырезала из ветви шатрового дерева заранее.

— Для какой ворожбы это нужно? — робко поинтересовалась самая бойкая из женщин племени Хурл, Рымзой. (Бойкая — значит, иногда отваживающаяся заговаривать первой).

Суффикс — ой соответствовал её статусу жены Рымза — племянника Когура. Самостоятельных имён женщины в мире Куттах почти никогда не удостаивались. Вот и Ниррит до сих пор называли однокосой. Или чужой, или бледной, или странной, или другими описательными словами.

За неимением поблизости других чужих, бледных и странных людей женского пола с одной косой проблем с пониманием, кто конкретно имеется в виду, не возникало.

— Это? — усмехнулась Ниррит. — Это не для ворожбы, это просто еда. Хочешь попробовать?

Рымзой побледнела, развернулась и убежала прочь.

Как говорят знающие из числа людей Куттаха, новости бегают на длинных ногах. Вскоре возле костра начали собираться женщины племени. В их бормотании то и дело проскальзывало слово кайель, то есть буквально — "отрава". И на самозваную стряпуху смотрели бормочущие без малейшего восторга. Впрочем, стая женщин племени Хурл мгновенно брызнула во все стороны, когда к костру приблизилась уже знакомая троица: Когур со своим сыном и племянником, а также Хуллын Копьё — по возрасту уже вышедший из числа лучших охотников, но по тому же возрасту и по темпераменту не годящийся в знающие, а потому считающийся вождём. Рымзой следовала за мужчинами с покаянно-виноватым видом, отставая на несколько шагов.

— Ответь мне, чужая женщина, — возгласил Когур, останавливаясь не слишком близко и не слишком далеко, — правду ли поведала жена моего племянника?

— Я не знаю, что именно она тебе поведала. Перескажи мне её слова, и я отвечу, что в них правда, а что нет.

— Тогда сперва ответь так, чтобы слышали все: что именно сварила ты в этом котле?

Ниррит честно и без утайки перечислила все использованные ингредиенты, начиная с мякоти плодов ядовитого бесцветника и заканчивая солью. Когур нахмурился.

— Не знаю я, какие плоды ты положила в котёл, поскольку неспроста дано бесцветнику его имя: не зацветает он никогда и не плодоносит. Но если действительно выросли те плоды там, где ты утверждаешь, то зря ты так жестоко подшутила над Рымзой. Всем и каждому ведомо, что смертельно ядовит бесцветник для всего живого, кроме ползучих слизней, которые сами полны яда и годны в пищу только злым чёрным муравьям.

Вместо ответа Ниррит зачерпнула ложкой поостывшее варево и бестрепетно сунула полную ложку в рот, а потом проглотила пробную порцию.

— Маловато соли, — провозгласила она. — Надо на треть больше.

— Кайель! — дружно взвыли женщины, делая странные жесты и закрывая лица.

— Тихо! — обернувшись к ним, рявкнула Ниррит. Рявканье получилось настолько впечатляющим, что Когур с отпрысками вздрогнули, женщины замерли, лишь тихо поскуливая от ужаса, и один только Хуллын сумел сохранить внешнюю невозмутимость. — Ничего ядовитого в котле нет, — уже спокойнее добавила Ниррит, снова поворачиваясь к мужчинам. — Я не настолько глупа и невежлива, чтобы предлагать отраву людям, от которых видела только хорошее. Что же до ядовитого бесцветника, то именно его я заставила плодоносить для того, чтобы еда у людей Куттаха всегда была рядом: ведь эти кусты растут повсюду…

— Если даже плоды ядовитого бесцветника годятся в пищу тебе, — мрачно сказал Когур, — это ещё не означает, что они годятся в пищу и нам. Я помню, как ты целиком съела сырую печень тобою же убитого клыкача, вздумавшего напасть на младшего сына Сыйлата.

Ниррит мысленно поморщилась. Она тоже помнила эту риллу проклятую печень, ещё как помнила! Захотела произвести впечатление — и произвела, ага. Печёнку клыкача завалившие его охотники, бывало, тоже употребляли сырой, но по маленькому куску, почти символически. Потому что если пожадничаешь, то отравишься.

Ниррит осталась жива после той трапезы исключительно благодаря кое-каким полезным изменениям, некогда внесённым в собственную пищеварительную систему. В довершение букета неприятностей сырая печёнка оказалась до содрогания невкусной…

— Кайель… кайель! — снова забормотали женщины.

— Могу поклясться чем угодно, — провозгласила Ниррит, — эта похлёбка для людей — не яд!

— Быть может, это так, — ответил Когур с прежней мрачностью. — Но я не рискну её попробовать. И своим родичам не позволю это сделать.

"Проклятье! Из-за такой ерунды все мои далеко идущие планы вот-вот…"

— Тогда позвольте рискнуть мне.

Ниррит обернулась — и обнаружила на лице незаметно подошедшего Ныммуха лёгкую улыбку. Довольно-таки пугающую.

— Я попробую, что у тебя получилось. Если в котле яд, невелика будет потеря, ибо я пожил хорошо, и многие женщины носили плоды от моего семени, и видел я больше Потемнений, чем любой другой среди старых знающих. Я попробую!

С такими словами Ныммух забрал у Ниррит ложку и неуклюже зачерпнул ею из котла. Люди племени Хурл (а к тому времени вокруг костра и медленно остывающего котла собрались почти все не занятые срочными делами) дружно затаили дыхание.

— На вкус вполне ничего, — заключил Ныммух. — Разве что соли маловато…

— Вполне ничего? — спросил кто-то из задних рядов.

Зачерпнув ещё ложку, старик покатал во рту её содержимое.

— Отдаёт перьелистом и дурманником, — заключил он. — Но вот вкус тех самых плодов бесцветника… я просто не знаю, как его описать.

"И не удивительно. В отличие от наименований металлов, изделия из которых изредка попадают к людям Куттаха благодаря обмену, слово "мука" из их обихода давно исчезло…

Ну да теперь оно в язык племён вернётся, и вернётся быстро. Клянусь душой!"

— Надеюсь, — обернулся меж тем к ней Ныммух, — твоё удивительное варево не прокиснет за тысячу вздохов?

— Оно не испортится даже за пару трапез. Хотя перед едой его лучше снова подогреть.

— Кайель! — пробормотал кто-то.

— Тогда, — сказал старый знающий, — подождём ещё одну трапезу. И если я к исходу этого срока не умру, твоё варево попробуют другие люди.

"Если даже ты вздумаешь скончаться от старости, я тебя реанимирую!"

— Но, — и тут Ныммух улыбнулся уже вполне нормальной озорной улыбкой, — боюсь, что даже тогда зваться тебе Отравой средь людей мира Куттах, пока не иссякнут новые времена и не вернутся риллу на Дорогу Сна. Потому что имя, раз наречённое, не меняют: дурная примета!

Знакомый уже шатёр, прежняя "кошма" из выделанных шкур. И собеседники те же: с одной стороны Ныммух Шаман, с другой — Кайель Отрава.

— Итак, ты намерена продолжить свой путь…

— Да. С самого начала не собиралась я задерживаться в твоём племени на такой долгий срок. Но теперь моя душа хотя бы отчасти успокоилась, и я могу двигаться дальше.

— Если это не составляет тайны, ответь: куда лежит твой путь?

— Никаких тайн, Шаман. Я намерена задать несколько вопросов куттам из Леса Шпилей. Если ты хоть немного ценишь то, что я сделала для людей Куттаха, скажи мне, как лучше всего вести дела с куттами, чтобы выведать у них правду и не быть обманутой?

Некоторое время Ныммух молчит, опустив глаза. Потом снова встречается взглядом со своей гостьей: странной, бледной, так и оставшейся для племени Хурл чужой.

— Что мне ответить? Все кутты владеют Тихой речью, все они могут не встречаться взглядами, чтобы говорить друг с другом, и никто из них не знает устной речи. Молчат они, как твои страшные существа о восьми ногах, и не понимают говорящих вслух. А ещё кутты живут в Лесу Шпилей, который сделали своей ворожбой, и многочисленны они в мире Куттах, и считают себя потому хозяевами, а нас, людей, — наполовину животными, смышлёными, но не вполне разумными. Вести с ними дела людям трудно, потому что не видят кутты бесчестия в обмане животных. Нет у людей силы, чтобы принудить их говорить нам правду, но горше того, что не знаем мы их путей так хорошо, чтобы всегда угадывать за их Тихой речью обман.

— Что ж, — отвечает, поразмыслив, Кайель, — я видела мало Потемнений, и потому краткость моих слов не оскорбит тебя. Раз вы всё-таки ведёте дела с куттами, несмотря на их бесчестие и лживость, значит, смогу поговорить с ними и я. Тихая речь мне знакома, а ворожба моя сильна. Смогу я доказать хозяевам мира Куттах, что быть со мной честными — выгодно, а бесчестие я сумею покарать по-своему. Сведи меня с куттами для разговора, Шаман, но сперва расскажи им, как я удивляла тебя. Пусть тоже удивятся, какими смышлёными бывают люди!

У этого племени Хурл имелся вождь, и звали вождя — Хуллын Копьё. Был у этого племени также Говорящий-снизу, один из тех, которые звали себя знающими — Ныммух Огрызок. Но никакой Кайель Отравы у этого племени раньше не было.

Ты ведь чужая для них, верно?

Смысл ментального послания кутта накладывался на странноватое неистребимое жужжание. Наверно, раньше она не преминула бы ухватиться за эту странность, заинтересовалась этим жужжанием, а заинтересовавшись, смогла бы понять о Говорящем-сверху и, возможно, о других куттах что-то новое.

Раньше.

Кайель Отрава не удивлялась и не любопытствовала, как это часто случалось с Ниррит Ночной Свет. Забавляющееся дитя ушло в прошлое. Душа её умерла и возродилась, и в ней осталось место только для одной, самой главной цели.

Да. Чужая.

Зачем ты пришла к ним?

Это ненужный вопрос.

А какой вопрос — нужный?

Зачем я пришла к вам.

Тогда я задам нужный вопрос, Говорящая-снизу. Зачем?

Её собеседник действительно говорил сверху. В самом буквальном смысле из всех, какие только возможны. Тот Шпиль, в котором происходил разговор, имел наземный вход, для иных Шпилей не характерный, сделанный специально для людей. Когда они приходили в Лес Шпилей для того жалкого обмена, который могли предложить куттам, люди оставались на поверхности земли. Большинство же куттов спешило убраться повыше от них, в темноту у верхушки Шпиля. Один только Говорящий-сверху оставался почти рядом, зависнув на силовых нитях всего-то на расстоянии пятнадцати или шестнадцати ростов Кайель.

Самый сильный из сильнейших мужчин местных племён не сумел бы добросить до Говорящего-сверху дротик. А самый зоркий из наиболее зорких — рассмотреть его достаточно хорошо, чтобы понять, как выглядят таинственные хозяева мира Куттах…

Кайель Отрава не собиралась и дальше изображать Говорящую-снизу. Пустив в ход магию, стремительно и вместе с тем плавно вознеслась она над плоской землёй, а остановилась не раньше, чем оказалась так же далеко от неё, как Говорящий-сверху. В отличие от предполагаемого "самого зоркого из наиболее зорких", Кайель и раньше могла неплохо видеть кутта, но теперь ей стали доступны подробности, с большого расстояния и из невыгодного положения неразличимые.

Ассоциации с уже виденным и познанным были однозначны: гигантское насекомое. Правда, больше похожее не на взрослую особь, а на личинку или, пожалуй, гусеницу, потому что членистое тело кутта оказалось снабжено лишь рудиментарными "конечностями". Если точнее, десятью. И каждая "конечность" была таковой только по форме, а по сути напоминала, скорее, паутинные железы, производящие не паутину, а те самые силовые нити, на которых висел кутт.

И ещё.

Когда Кайель взлетела, странное жужжание ментального эфира сменило тональность, одновременно становясь немного сильнее.

Вряд ли имеет смысл таить, что я родилась под небом иного мира, Говорящий. И в этот мир я пришла не для забавы. Мне нужны ответы. То знание, которое мне можете предоставить только вы, живущие в Лесу Шпилей.

Это только описательные слова, Говорящая с именем Отрава. Скажи о своей нужде прямо, если считаешь меня достойным прямых слов.

Не мне судить о твоих достоинствах. Но так как ты можешь быть не только Говорящим, но и Слушающим, я скажу прямо. Некоторое время назад сквозь Лес мимо Шпилей двигался к своей цели полудемон, прозванный Железным Когтем. И до цели своей он не дошёл, потому что пал, сражённый могущественной магией. Однако перед гибелью воззвал он к помощи жителей Леса Шпилей, полагая, что они услышат его призыв и помогут ему в битве. Теперь я хочу узнать от вас, откуда и куда шёл Железный Коготь, и кто научил его сигналу о помощи, а также всё остальное, что связано с этим делом и известно вам.

Зачем тебе это знание?

Само по себе оно меня не интересует. Но без этого знания я не смогу пройти по цепочке замыслов и действий, связанных с событиями в этом и иных мирах.

Нам неизвестно что-либо из того, что тебя интересует.

3

Кайель достаточно пробыла обманщицей меж людьми, чтобы теперь чувствовать тончайшие оттенки в сообщениях даже столь чуждых существ, как кутты. В сущности, Говорящий даже не лгал, он всего лишь умалчивал. Но Кайель сочла это достаточным, чтобы перейти к прямым угрозам, совмещённым с наказанием неудачливого лукавца.

Стремительный росчерк радужного меча. Силовые нити, удерживающие Говорящего от падения и неуязвимые для простого оружия, были в долю секунды перерублены, словно обыкновенные паутинные шнуры. Но Говорящий не упал.

Кайель остановила его движение вниз элементарной волшбой.

А вот теперь тебе лучше совершить новое превращение. Ты был со мной Говорящим, потом — Слушающим, но если не станешь прямо сейчас Слышащим, вам ничуть не понравится то, что я сделаю с вами. Быть может, "вам", обитающим в этом периферийном Шпиле, в самом деле неведомо, кто такой Железный Коготь, куда он шёл, зачем, к кому и так далее. Но я спрашиваю не "вас", я обращаюсь ко всем, обитающим в Лесу Шпилей. Я готова послужить вам, чтобы честно отплатить за сведения. Люди мира Куттах, с которыми я пришла, получили немногое из того, что я могу дать, и остались довольны моей службой. Но если вы, живущие в Шпилях, не укажете мне пути, если не пожелаете обменять то, что мне нужно, на то, что нужно вам, я начну превращать ваш Лес в Вырубку. Начну прямо с этого Шпиля и прямо с этого часа!

Жужжание эфира превратилось в рокот.

Мы слышали тебя. Подожди ещё немного.

Немного — подожду.

— Уходите отсюда. И как можно быстрее.

— Почему мы должны уходить, Кайель? Зачем ты нас торопишь? Мы ещё даже не начали договариваться с куттами о…

Женщина прерывает речи мужчины. Но от этой женщины приходится сносить подобное без возмущения: у мужчин племени нет возможности принудить её к чему-либо.

— Потому что лучше вам не оказаться под обломками, если Шпили начнут падать.

— Они растут, не падая, много Потемнений. С чего бы им вдруг упасть?

— Не спрашивай. Просто вспомни историю с похлёбкой. Я не привыкла бросать слова впустую, Хуллын Копьё! Уходите!

Люди мира Куттах, принадлежащие племени Хурл и давшие ей новое имя, не ослушались приказа Сильной. Они успели уйти от того Шпиля, где шла беседа, довольно далеко. И в итоге почти не пострадали…

Почти.

Велика Пестрота. Очень велика. Без малого неохватна, едва ли не бесконечна.

И миры её различны — так различны, что, действительно, не много общего найдётся у них. Но везде, где идёт торговля между мирами, где странствуют разумные существа, перемещаются знания, караваны и грузы, имеет власть Попутный патруль.

Внутренние дела миров — это внутренние дела миров, и не более. Чтобы хаос не опрокидывал порядок, существуют властительные риллу и их помощники, организованные, как правило, в чёткие вертикальные структуры. Но помощь этим структурам в обязанности Попутного патруля не входит. Юрисдикция патруля и патрульных представляет собой область такую же узкую, как дороги Пестроты. Караванные тропы, морские пути, ленты наземных трактов и воздушные маршруты, а также всё живое и неживое, что перемещается по ним — вот о чём печётся патруль. А ещё печётся он о Вратах Миров, и о кольцах менгиров, что служат якорями для входа и выхода из Межсущего, и о тому подобных объектах логистико-экономической космогонии.

Патрульные не вмешиваются ни во что, если происходящее не касается узлов и магистралей Большой Торговли. Это — незыблемое правило.

"Но даже из самого незыблемого правила бывают исключения!"

…со стороны зрелище было таким же завораживающим, как масштабные природные катастрофы. Гроза с молниями, бурей и градом. Буйство смерча. Извержение вулкана. Насчёт масштабной катастрофы всё верно, решил Пятипалый, устремляясь к самому эпицентру. Но вот насчёт её "природности" — ха и ещё раз ха!

Имя этой катастрофе — разгневанный и, к сожалению, весьма могущественный маг.

Чем ближе, тем сильнее становился грохот ментальных атак. Среди куттов преобладали маги трёх направлений. Первое, ими самими называемое формированием, можно рассматривать как оригинальную смесь трансмутационной магии (не разделяющей органику и неорганику) с архитектурой. Второе, абстрагирование, весьма приблизительно можно назвать магией познания; это направление магического искусства считалось наисложнейшим, и, действительно, подходило достаточно близко к некоторым дисциплинам высшей магии. Третье звалось структурированием и имело широчайшую область применимости: от выстраивания системы властных отношений между куттами (кстати, очень и очень непростой системы) вплоть до общения с другими видами разумных… или же, как сейчас, до боевых заклятий сферы разума.

А вот разрушительных или защитных заклятий элементарной волшбы и стихийных сфер кутты практически не знали. В отличие от буйствующего мага, за что-то на них обозлившегося. Поэтому, качественно прикрывшись от многочисленных, но довольно однообразных ментальных выпадов, противник куттов мог наносить им такой урон, на какой хватало энергии и фантазии.

Того и другого магу было не занимать.

На глазах у Пятипалого подломился и величаво рухнул один из особенно крупных Шпилей. Конструкция высотой метров четыреста, которую вдумчиво формировали, наверно, не меньше полутора тысяч Потемнений, обратилась в хлам за считанные секунды. Почти сразу вслед за этим колоссальный воздушный вихрь подхватил обломки, разогнал, как разгоняется ядро в петле пращи, и буквально изрешетил ими три Шпиля поменьше. Противостоять вихрю повреждённые Шпили уже не могли и были в буквальном смысле сдуты с поверхности Куттаха. Туча пыли, и без того достигавшая облаков, раздулась и почернела больше прежнего. А меж тем облака исторгли ярко сияющую каплю огня. И от Шпиля, на который она упала, осталась только бесформенная куча шлака.

"Так. Мыслью мне этого безумца не достать. Хорошая многослойная блокада не пропустит ничего. Кутты, вон, целой армией пробить её пытаются, но что толку? Могучи во время урагана океанские валы, и много их, но смыть каменную скалу они не в силах.

Значит, надо действовать иначе".

Сотворив усиливающее звук заклятие и щедро, не жалея, влив в него энергию, зависший в воздухе Пятипалый проревел:

— ОСТАНОВИСЬ! ДАВАЙ ПОГОВОРИМ!

Даже если язык обращения окажется магу не знаком, подумал он, вряд ли этот неизвестный так же глух, как кутты. Услышит — заинтересуется, а заинтересуется — остановится.

Ни малейшего желания останавливать мага силой у Пятипалого не возникало. Хотя может статься и так, что выбора у него не останется. Только вызов полной команды патрульных магов и драка на уничтожение. Кутты пообещали перекрыть доступ к четырём Вратам Миров и ко всем выходам из Межсущего, находящимся на территории Леса, если им не помогут прекратить разрушение. А последствия этой блокады будут такими, что даже думать не хочется.

— ПРОШУ ТЕБЯ, ОСТАНОВИСЬ! — попробовал Пятипалый другой Торговый язык.

Грандиозная туча пыли, висевшая впереди подобно тёмной стене и почти достигавшая того места, где левитировал Пятипалый, начала с огромной скоростью, полностью соответствующей её размерам, оседать вниз. Настолько масштабного применения заклятия Очищения Пятипалый раньше не видел. И это произвело на него впечатление.

Впрочем, произведённое впечатление было бы куда больше, если бы он не видел преамбулы, всей этой бешеной пляски разрушения.

— ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ГОВОРИТЬ, — проревело из оседающей тучи на слегка искажённом наречии некоторых человеческих племён Куттаха, — ЛЕТИ ЗА ЦВЕТНЫМ ШАРОМ. Я НЕ ХОЧУ И НЕ БУДУ ГОВОРИТЬ ТАМ, ГДЕ ЗЛОБСТВУЮТ КУТТЫ.

"Это ещё посмотреть, кто тут злобствует!

Хотя, конечно, ментальный шторм, направленный на одно-единственное сознание, исполненным доброжелательности тоже не назовёшь…"

Но справедливость или несправедливость обвинений со стороны мага — это уже дело десятое. Самое главное: Пятипалого услышали и даже поняли.

Но что такое "цветной шар"?

Когда Очищение убрало достаточную долю пыли, маг Попутного патруля усмехнулся ограниченности звуковой речи местных племён. На более богатом языке "цветной шар" стал бы "радужной сферой магической защиты", а то и ещё более точным словосочетанием. На глазах у Пятипалого эта сфера (внутри которой, само собой, находился маг-разрушитель) поднялась чуть выше и не очень быстро, со скоростью пикирующего сокола, полетела к близкой границе Леса Шпилей, а потом — ещё дальше. Пятипалый, способный разогнаться куда сильнее — к месту ЧП он мчался так, что мог бы пересечь весь огромный Лес за полчаса — так вот, Пятипалый почтительно следовал за сферой, не стараясь сократить дистанцию.

Через четверть часа такого полёта, на достаточном расстоянии от Леса, чтобы упражнения куттов в ментальной магии ощущались всего лишь как отдалённый, ничуть не опасный шорох, сфера опустилась к земле и погасла. Пятипалый опустился шагов за полтораста и неторопливо пошёл вперёд, всем своим видом старательно демонстрируя отсутствие агрессии.

Вообще-то исполнить такой фокус для существа вроде него было трудно. Переключив цвет Текучей Брони со строгого полуночно-синего на легкомысленно жёлтый и откинув назад её шлем-капюшон, тем самым оставляя без защиты лицо, Пятипалый немного улучшил ситуацию. Но уменьшить свой двухметровый с большим гаком рост или спрятать природную грацию крупного хищника он был не властен. На всеядную разумную мелкоту, вроде тех же людей, Пятипалый производил устрашающее впечатление, будучи даже в самом мирном настроении и старательно пряча набор из полусотни заострённых, как иглы, зубов.

"Впрочем, эту вот одним только грозным обликом не напугаешь…"

То, что маг-разрушитель оказалась похожа на человечку, (да, именно похожа — маги ведь не всегда являются теми, кем кажутся…) Пятипалого удивило не сильно. Эта раса только как целое подобна толпе бездарей; некоторые из людей становятся такими магами, что ещё пойди, догони! Другими, и существенно большими, поводами для изумления было её воинственное облачение и очевидная молодость (хотя внешний возраст искусных магов — обманчивая величина, и чем выше искусство мага, тем легче обмануться).

— Стой! — бросила она, когда Пятипалого и её разделяло шагов десять. Тот послушно остановился. — Ты из дорожных воинов?

"Ох уж этот племенной диалект!"

— Да. Эрргха Пятипалый, старший маг Попутного патруля, отряд Куттаха, зона Леса Шпилей. — Это было сказано на основном Торговом языке третьей линейки межмировых маршрутов, его она должна знать хотя бы в основах. — Назовись!

— Кайель.

"Вот так-то. Хотя имя производит впечатление подлинного… и то вперёд".

— Ты можешь разговаривать на Торговом-прим "тройки", или лучше поискать иное обоюдно знакомое наречие?

— Не нужно. Я вполне способна понять сказанное тобой, если не будешь частить.

Вот и ещё одна странность, мысленно ухмыльнулся Пятипалый. Все Торговые — языки живого общения. Однако выговор Кайель прямо-таки кричит о том, что она учила его по книгам.

— Очень хорошо. Расскажи, за что ты так невзлюбила аборигенов?

— Не надо путаницы. Тех аборигенов, которые числятся тут полуразумными, я и возлюбила, и облагодетельствовала. Потому что они встретили меня не так уж плохо. Может быть, теперь люди мира Куттах вернутся от охоты к земледелию. А вот те аборигены, которые вроде бы высокоразвиты и умны, повели себя грубо.

— В чём выражалась эта грубость?

— Сначала один из них попытался мне солгать. Я предупредила, что не потерплю такого отношения. Я предложила им выбор: честный обмен, когда я даю нужное им, а они дают нужное мне, или жёсткую конфронтацию. К глубокому сожалению, кутты предпочли не внять предупреждению "полуразумной" и попытались уже не солгать, а напасть. Тогда мне пришлось доказать им, что моя угроза — не пустой звук.

— Угроза?

— Я пообещала превратить Лес Шпилей в Вырубку.

"И угроза действительно не была пустым звуком…"

— Боюсь, — сказал Пятипалый, — Попутный патруль не может позволить тебе, Кайель, продолжать "рубить Лес".

Кайель пожала плечами.

— Свой урок кутты получили, так что могу и не продолжать. Но я по-прежнему нуждаюсь в том, что отказались предоставить кутты, и это не делает меня счастливой. Я не хочу угрожать, старший маг Пятипалый, но я вижу из создавшегося положения только два выхода. В первом случае Попутный патруль поступает со мной так, как поступили люди Куттаха. Во втором случае я перебью такое количество посуды, что Куттах будет завален осколками до самых облаков.

— Смело.

— Зато честно.

— Ну что ж, я не стану спешить с решением. Сперва стоит выяснить некоторые детали. Например, что именно тебе недодали кутты?

— Информации. Думаю, патрульные смогут проинформировать меня даже лучше, чем кутты, а если потребуется, вы послужите посредниками между ими и мной. Общаться с ними напрямую мне больше не хочется, и что-то мне подсказывает, что нежелание это взаимно.

В восторге от сказанного Пятипалый осклабился, демонстрируя хищные зубы. Кайель, к её чести, осталась к этому зрелищу почти равнодушной. Следовало ожидать, что следующая пятидесятизубая ухмылка не вызовет вообще никакой зримой реакции.

— Взаимно, о да! А какая нужна информация?

Кайель сообщила, какая. Настал черёд Пятипалого пожимать плечами.

— Надо расспросить наших, — сказал он. — Вообще-то о печальной участи Железного Когтя я слышал. Его гибель напрямую касается интересов патруля, потому что он, как и многие другие, пользовался Куттахом как транзитным миром, а транзитников нам положено защищать. Но расследование вёл не я, и даже слухи до меня дошли только самые отдалённые.

— Почему?

— А меня тогда вообще здесь не было. В этом мире, я хочу сказать. Я навещал родню и вернулся буквально пару дней назад.

— Родню? — переспросила Кайель. — А кто они и где обитают? Видишь ли, я не так много путешествовала и впервые вижу такого, как ты.

— Честный обмен, да? Ладно. Ветвь моего вида, в которой я вылупился, зовётся Дашррига-храст. Кстати, по меркам сородичей я хил, невысок и уродлив. Потому и прозвали Пятипалым. Кличка для презренного!

— Почему презренного?

— Потому что храсту с пятью пальцами на руке — это примерно как человек с шестью пальцами. А так как воина из меня, по общему мнению, получиться не могло, я пошёл в учение к одному древнему уродцу, которого в утробе сглазили ещё почище, чем меня. Представь: совсем ненамного выше, чем ты, горбатый и со сросшимися веками! Ну, веки-то ему разделили, но горбатым карликом он остался на всю жизнь.

— У храсту в маги идут только уроды?

— В общем, да. Здоровым и сильным воинам, способным обратить на себя благосклонность женщины и произвести потомство, не до этих глупостей.

Хотя мимика Пятипалого была мало похожа на мимику людей, не оставалось сомнений, что именно он считает настоящей глупостью.

— В общем, в магии я преуспел, хотя учёба у древнего горбуна была больше похожа на вечный смертельный бой… а может, именно потому и преуспел. Но хватит говорить обо мне. Твоя очередь рассказывать. Ты действительно человек?

— Я, — белозубо усмехнулась Кайель, — скорее, ИЗ людей.

В Торговом-прим имелись чёткие градации видовой и расовой принадлежности. В конце концов, такая информация о клиенте, конкуренте или компаньоне более чем важна. Поэтому, если о ком-то говорили: "человек", или "храсту", или "тианец", — это означало, что данное существо относится к естественно или почти естественно появившимся на свет особям своего вида.

А вот дальше, как водится, начинались сложности.

Некоторые виды при изменении условий сохраняли свои свойства или просто вымирали. Но некоторые, наоборот, даже в одних и тех же условиях расслаивались на множество рас (пород, вариантов, морфем и пр.). Для таких видов при именовании непременно следовало принять во внимание расовое многообразие. Когда Пятипалый рассказывал о себе, он не преминул уточнить своё происхождение: Дашррига-храсту. То есть не просто абстрактный храсту, но из ветви, обитающей в месте под названием Дашррига, не похожий на храсту из других ветвей. Таково уж было частое последствие жизни в разных мирах: порой ветви одного и того вида разумных расходились так далеко, что итогом было появление новых видов, не способных дать плодовитого совместного потомства естественным путём. А пока дело не зашло настолько далеко, межрасовое скрещивание порождало самых разнообразных полукровок, квартеронов и прочих смесков. Люди, расселившиеся по Пестроте очень широко, были тут чуть ли не чемпионами.

Естественные вариации усугублялись, когда в дело вмешивались маги.

Люди и, например, тианцы не могут иметь детей друг от друга? Не беда! Поколдуем над семенем, потом поворожим над плодом, чтобы несовместимость нечаянно не убила мать ещё до родов, и вот вам общий ребёночек. С заданным смешением свойств родителей. Скажем, светлокожий, рослый и мускулистый, как люди, но при этом большеглазый, с отменным ночным зрением и обладающий свойственной тианцам одарённостью а области ментальной магии. Если таких детей будет несколько, они, само собой, могут начать плодиться уже вполне естественным путём. Называть итоги экспериментов по магическому скрещиванию следовало Сотворёнными, добавляя, из каких именно видов сотворены предки. Помимо Сотворённых, имелись также Изменённые: фактически те же трансмутанты, но трансмутированные, как правило, необратимо и таким образом, чтобы сохранить способность к продолжению рода с именно трансмутированным обличьем.

А сами маги в поисках могущества порой проходили такие посвящения, что также утрачивали видовую идентичность. Именно в последних случаях применялся особый предлог, говорящий: да, по рождению это существо принадлежало такому-то виду или расе, но из-за влияния активной магии более к нему не принадлежит.

Этим предлогом воспользовалась и Кайель. Правда, с оттенком неуверенности.

— Я родилась в мире Тагон, — добавила она, — если ты о таком слышал. Говорят, он очень похож на Аг-Лиакк. А ещё на Септар и Сумерки Легидеона, но уже меньше.

— Да, в Легидеоне я бывал. Только в его Ночи, а не в Сумерках.

— А вот я почти нигде не бывала. Впрочем, у меня ещё всё впереди. Я ведь молода.

— В самом деле? Для молодой ты что-то слишком могущественна.

Кайель рассмеялась. И медленно достала из наспинных ножен два меча, от вида которых (а того пуще — от ощущений, ими вызываемых) у Пятипалого перехватило дыхание.

— С таким оружием в руках, — сказала Кайель, любуясь парой отвердевших радуг, — нетрудно быть могущественной. Даже, если угодно, слишком могущественной.

"Клянусь небом и ветром! Это ведь даже не накопители — это же, по сути, два независимых Источника Силы! Да ещё с набором рекомбинируемых базовых форм!"

— Откуда у тебя… ОНИ?

— О, ты не поверишь, если я расскажу, — довольно легкомысленно откликнулась Кайель, поворачивая мечи то так, то этак… и порождая у Пятипалого смутное ощущение какой-то огромной неправильности. — Потому что я сама с трудом верю, что бывшая храмовая танцовщица владеет такими сокровищами.

— И всё-таки?

— Ну, в моей истории есть место и для весьма могущественного высшего мага, и для Источника Силы его замка, в котором закалялись мои мечи, и… не важно. Можешь считать, что моё оружие — это плата за некоторые… услуги.

Тут Пятипалого с опозданием, но осенило. Кайель держала смертоносные клинки, буквально пропитанные магией и, возможно, способные всерьёз угрожать даже плотным телам риллу, довольно уверенно. Но не как воин, а именно что как танцовщица.

"Уму непостижимо! Это как же она должна была ублажить высшего мага, чтобы тот заплатил ей ТАКОЙ монетой?!"

Немного подумав, Пятипалый задал себе другой вопрос:

"Какой маг, пусть трижды высший, способен раздавать ТАКИЕ подарки?!"

— Ладно, — сказала Кайель, довольно ловко убирая мечи обратно в ножны. Впрочем, её связи с оружием это почти не помешало, теперь Пятипалый ощущал это очень точно. Ножны сильно приглушали эманацию Источников, воплощённых в частично материальную форму, но полностью скрыть их сущность от опытного мага, знающего, на что обращать внимание, не могли.

Это поначалу Пятипалому казалось, что аура Кайель полна энергии. Теперь-то он убедился, что энергия эта по большей части является заимствованной. Оставался открытым вопрос, каков потенциал самой Кайель, но патрульный склонен был думать, что потенциал этот невелик. Если, конечно, она именно так молода, как утверждает и выглядит…

— Ладно, — повторила она. — Позови-ка сюда для разговора того из твоих коллег, который расследовал смерть Железного Когтя.

— А почему тебя интересует это убийство?

Кайель смерила Пятипалого таким взглядом, что даже самому толстокожему существу стало бы ясно: последний вопрос был лишним.

И что ответа не будет.

— Знакомьтесь: Дебрик Полглаза, человек, старший маг Попутного патруля. Маг Кайель, из людей, родом с Тагона.

— Очень приятно, — пробасил Дебрик, глядя на Кайель, вопреки прозвищу, в оба глаза. Ну да, подумал Пятипалый не без иронии, ведь эта Отрава очень сладка и на вид приятна. А наш Дебрик — известный мастер по женской части.

— Взаимно, — сказала Кайель. — Ты уже знаешь, что меня интересует?

— Да, знаю. На то и талисманы мыслесвязи, — Дебрик демонстративно подёргал себя за левое ухо, серьга в котором как раз являлась упомянутым талисманом. — Но у нас в патруле, знаешь ли, за так информацию не выдают. Сечёшь, к чему клоню?

— Секу. — Глаза Кайель сузились то ли насмешливо, то ли предупреждающе. — Надо полагать, что цену ты уже прикинул и торговаться не намерен?

— Почему же? Торг всегда уместен. За информацию принято платить информацией, но можно также заплатить товаром или услугой.

— Я из твоей информации ещё слова не слыхала. Не рано ли набивать цену?

— А разве я набиваю? Я просто даю, что называется, панораму…

Как заметил Пятипалый, собеседница Дебрика, ещё недавно говорившая с некоторым усилием, теперь болтала почти свободно, а жутковатый акцент смягчился в несколько раз.

"Может, её главная сила — мечи", — послал он сообщение для Полглаза. "Но голова у этой ведьмы-танцовщицы тоже не пуста. Будь внимательнее".

"Не учи папу детей строгать!" — отмахнулся Дебрик.

— Для начала, чтобы лишних слов не говорить: что тебе уже известно?

— Мне, — сказала Кайель, — известно, что полудемон Железный Коготь, выполняя работу курьера, был перехвачен в мире Куттах, в Лесу Шпилей, и убит. В результате исчез некий предмет, который он защищал. И ещё исчезло оружие полудемона. Пожиже моих мечей, но достаточно приметное: рунный двуручник с чернёным лезвием.

— Верно, приметное, — покивал Дебрик. — Имя — Тен'галж, Побратим. Возраст — более пятисот зим. Выкован и зачарован одним из мастеров Ордена Элуйдиз для некоего офицера Чёрного легиона. Во время неудачной карательной вылазки на территорию Нижних Миров достался демонам в качестве трофея. И неоднократно переходил из рук в руки. А потом адский князь Хос-Кэббод за некие заслуги вручил двуручник Железному Когтю, и полудемон владел им почти полвека.

— История интересная, — сказала Кайель, — но слишком уж давняя. Или Хос-Кэббод знает нечто о последней миссии Железного Когтя?

— Может быть, и знает, — сказал патрульный медленно. — Потому что полудемон шёл от Врат Имайны к Вратам, ведущим на Эл'лэс.

— И что из этого?

— Просто Эл'лэс, если ты не знаешь, — один из Пограничных миров. Причём граничащий именно с инферно Кэббод.

— Так ты утверждаешь, что Железный Коготь нёс нечто, предназначенное для Хос-Кэббода?

— Утверждать не стану. Но шансов за это довольно много.

Кайель медленно кивнула.

"Всем, в ком сильно демоническое начало, в Сущем не рады, но Межсущее для них вообще запретно. Риллу и демоны, древнейший конфликт Пестроты… Стражи Тумана порвали бы Железного Когтя в лоскутья. Он знал это и не пользовался каменными кругами. И двигался медленно. Вот почему Ниррит смогла его перехватить с такой лёгкостью".

— Значит, — сказала она, — Эл'лэс, Куттах, Имайна… а до этого? Откуда вышел полудемон? И что же он всё-таки нёс?

— Нёс он шкатулку из небесного нефрита, запертую на Живой замок. Сканировать магией содержимое, укрытое так качественно, нереально; да Коготь и не дал бы разрешения на что-то большее, чем визуальный осмотр. А сам он насчёт содержимого не откровенничал. "Безопасный предмет", и точка. Впрочем, в оболочке небесного нефрита он мог хоть кровь риллу нести… безопасно. Меня самого гораздо сильнее волнует другой вопрос: кто его убил?

Спрашивая, Дебрик очень внимательно смотрел на Кайель.

— Ты что, меня подозреваешь?

— Я подозреваю всех, кто достаточно силён. Значит, тебя тоже. Но… — патрульный покачал головой. — Дело было крайне странное. Я "читал" место схватки, что называется, по горячим следам, и общался с куттами ближайших Шпилей. Картина такая. Убийца подходит к Когтю в открытую. Потом они разговаривают. Недолго. Потом полудемон использует свой меч и атакует молниями, но убийца не отвечает. Словно чего-то ждёт. Полудемон атакует снова, черпая энергию из меча, но уже собственным заклятием. "Каменный град", довольно мощная штука. Но убийца и тут не отвечает! Не ставит блоков, не пытается отразить заклятье… по крайней мере, силой стихий. Словно "каменный град", для него не опаснее ветерка. Словно он — морок, дух или кто-то в этом же роде. Но ведь Коготь не стал бы атаковать "градом" бесплотного! Снова непонятка…

— А что потом? — спросил Пятипалый, с большим интересом прислушивавшийся к рассказу.

— Полудемон, видимо, успевший испугаться всерьёз, бросил зов о помощи. Это, кстати, ещё одна загадка: откуда он мог знать сигнал бедствия с высшим приоритетом? Между прочим, Кайель, — повернулся Дебрик, — такой сигнал сами кутты подали только тогда, когда ты снесла не то четвёртый, не то пятый Шпиль. До этого они обходились простым сигналом бедствия. В общем, Железный Коготь имел в Куттахе отличное прикрытие. Но и оно не помогло. Убийца понял, что пора закруглять концерт, вызвал из Межсущего толпу каких-то членистоногих, а пока полудемон жарил по ним молниями, зашёл тому в тыл. И нанёс удар. Один-единственный. Начисто снёс Когтю голову. Забрал шкатулку, забрал двуручник, забрал даже поджаренные тушки членистоногих, чтобы не оставлять лишних улик, и свалил в Межсущее. Да так быстро, что кутты, успев всполошиться, так и не успели ни во что вмешаться. То есть на всё про всё — какие-то секунды. Скажу честно: я бы не хотел перейти дорожку этому… умельцу.

— Стиль лаконичный и с о-очень большими странностями, — задумчиво прокомментировал Пятипалый. — Высший маг, если бы у кого-то хватило ресурсов воспользоваться одним из них как обычным наёмником, просто вколотил бы полудемона в землю…

— Да, — согласился Дебрик, — когда высокий маг переходит дорожку высшему, боя не бывает. Какой может быть бой между кошкой и тигром? Разве что высший приходит в гости, а высокий имеет большие резервы Силы. Тогда высшему приходится некоторое время вскрывать щиты и ломать артефакты, прежде чем совершить прямой акт вколачивания. А тут — полное ощущение, что Железному Когтю до последнего старались сохранить жизнь.

— Вам, парни, хочется знать, кто убийца. Но это связано с ответами на мои вопросы. Откуда шёл полудемон? Куда он шёл? Что он нёс и кто был заинтересован в том, чтобы это перехватить?

Патрульные переглянулись.

— В принципе, — сказал Дебрик, — я продолжаю искать ответы. По крайней мере, проследить маршрут Когтя до исходной точки, где он получил ту самую шкатулку, мне вполне по силам. Особенно если я лично отправлюсь в Имайну и далее.

— Понятно. И когда ты узнаешь, какова исходная точка?

— А что ты можешь дать в обмен на эту информацию?

— Мечи не отдам.

— Благослови тебя Ашшан! — изобразил испуг Полглаза. — У меня и за сто лет не наберётся сдачи с такой монеты!

— Тогда чего ты хочешь?

— Знаешь, Кайель, я тобой искренне восхищён…

— Не продолжай. С этой монеты тебе тоже придётся сдавать очень долго.

— Ну вот, опять! — Дебрик возвёл очи горе, потом посмотрел на Пятипалого. — Опять меня понимают превратно. Да ещё договорить не дают. Знаешь, Кайель, — уже в её адрес, — я тобой искренне восхищён. Потому что ты решилась за расследование такого опасного дела, что даже я, старший маг Попутного патруля, всерьёз прикидывал, как бы это тихо замять, не докапываясь до истоков. Мне, конечно, страшно неловко просить о таком столь молодую и столь красивую женщину, но приходится. Кайель, если ты станешь моей попутчицей и при случае прикроешь мне спину, я поделюсь с тобой всем, что сумею выяснить во время путешествия по следу полудемона.

— Договорились. Когда отправляемся?

Полглаза повёл мощными плечами.

— Да хоть сейчас. Хотя я числюсь в отряде Куттаха, а не в свободных магах патруля, я веду расследование и потому могу отлучаться из зоны ответственности, никого не спрашивая. Вот, Пятипалый знает, куда и зачем я направляюсь, и этого достаточно.

— Сейчас, — сказала Кайель, — значит, сейчас. Ты можешь дать мне ориентиры для окрестностей местных Врат со стороны Имайны?

— Что, не хочешь снова входить в Лес Шпилей? — понимающе прищурился Дебрик.

— Не хочу. Так ты дашь ориентиры?

— Бери.

Кайель аккуратно, со школярской тщательностью приоткрыла один из блоков, укрывающих её разум. Полглаза с равной тщательностью спроецировал в открывшуюся щель набор образов и абстрактных символов высокой магии.

— М-м… можно ещё раз? Я не всё поняла…

И не удивительно, подумал Пятипалый иронично. Плоды здоровой паранойи, так сказать. Девица хочет получить координаты, но боится "руки", эти координаты протягивающей.

Правильно, кстати, боится. Велик соблазн, велик! Нас здесь двое магов высокого посвящения, сильных своим знанием локальной магии Куттаха, и каждый опытнее Кайель во много раз. Открыла бы она разум полностью, а я или Дебрик ей тут же ментальной атакой по мозгам, мечи в руки, и — ищи-свищи! Чудесное выходное пособие для патрульного мага! Хозяйку "пособия", конечно, придётся убить, и бывшего коллегу, чтобы не делиться — тоже. Но два трупа за подобные трофеи, можно сказать, вообще не цена.

Другое дело, что я вряд ли стану смотреть, как Дебрик нападает на Кайель, потому что отлично понимаю, к чему это может привести. А Дебрик точно так же следит за мной. Ну и ещё: если атака по каким-то причинам сорвётся, атаковавший долго не проживёт. Конечно, Кайель — обычный начинающий маг, а не высший и даже, наверно, не высокий… но с такими мечами она имела бы шансы даже в драке с высшим магом. Хилые, исчезающе малые, но имела бы!

— А теперь? — спросил Полглаза.

— Кажется, поняла.

— Рад за тебя. И как ты собираешься воспользоваться этими ориентирами?

— Обыкновенно. Смотрите!

Кайель восстановила защиту своего разума и извлекла мечи из ножен. Кончиком правого клинка она очертила в воздухе вытянутый овал. На этом месте тут же возникло отражающее свет поле. Магическое зеркало.

"Ага!"

Мечи полыхнули энергией, точно пара карманных солнц. Сосредоточенно глядя в зеркало и возмещая неуклюжесть грандиозным избытком силы, Кайель пыталась открыть прямой портал в Межсущее, имитируя переход на Шёпот Тумана. Пыталась. И пыталась.

И пыталась…

Спустя несколько минут, когда колоссальным давлением скопившихся Сил стало возможно даже не передвинуть, а попросту обратить в пар гору средних размеров, это ей удалось.

— Ну, — сказала она, напряжённо глядя в невнятно шепчущую мглистую бездну, — идёшь?

…когда Дебрик и Кайель исчезли в Межсущем, Пятипалый горестно усмехнулся.

"Так-то вот и обнаружишь новый, доселе неведомый смысл в поговорке насчёт маленького хитрого гнома с во-о-от такенной дубиной!"

4

Имайна встретила их тёплым золотом солнечных лучей, льющимся с зелёного неба. Ароматный ветерок гонял по чуть синеватому лугу пологие неторопливые волны, и во всём ощущалась какая-то особенная лёгкость. Такая, словно воздух здесь был слаще обычного (даже, возможно, слишком сладок), а земля не так жадно стремилась притянуть к себе живущих на её поверхности.

Как быстро убедилась Кайель, полученные от Полглаза образы соответствовали действительности с идеальной точностью. По левую руку выгибалась дугой ажурная решётка Врат Миров, через "мохнатую воронку" которых можно было вернуться в Куттах, в Лес Шпилей. Рядом с Вратами высился комплекс гостиничных зданий — этакий сухопутный риф с узкими дырками окон. А уже от гостиницы, без лишней фантазии называемой "Привратная", убегала через луг по заросшей травой горной долине дорога, вымощенная тёмно-зелёным камнем.

— Куда теперь?

— Туда, — махнул рукой в сторону жилья Дебрик. — Там меня могут ждать кое-какие сообщения, связанные с моим… то есть уже нашим расследованием.

Едва зайдя в "Привратную" следом за патрульным, Кайель вспомнила другую гостиницу. Как там она звалась?.. а! "Затон". Место, куда она нечаянно привела Эйрас после скоротечной разборки с алинкабом и спешной эвакуации из родного мира. Роскошное заведение для богатых.

— Не понимаю…

— Что? — живо обернулся на тихое бормотание Полглаза. — Чего ты не понимаешь?

— Да я о своём. Не обращай внимания. Лучше спроси насчёт сообщений.

Патрульный спросил. Сообщение было.

— Ха! Дивные дела творятся в Пестроте! — Знакомясь с содержанием запечатанного конверта, объявил он, чему-то сильно развеселясь. — Я и не знал, что в Имайне можно встретить настолько непуганых идиотов!

— Если хочешь, чтобы и я посмеялась…

— Ни слова более! Читай сама! — сказал Дебрик, передавая ей первый лист письма.

Письменный Торговый-прим "тройки" Кайель понимала гораздо лучше, чем устный, и быстро вникла в суть дела. После чего криво ухмыльнулась.

Маг из отряда Имайны, наводивший справки о приметном полудемоне по просьбе коллеги из отряда Куттаха, обладал стилем письма, с одной стороны, формальным, но с другой — саркастичным и изобретательно едким. В его исполнении письмо, которое, выведя за скобки примерно каждое четвёртое предложение и каждое третье определение, можно было превратить в сухой официальный отчёт, читалось, как история из сборника анекдотов.

…в Пестроте есть весьма серьёзные организации, ставящие своей целью борьбу с демонами. Например, те же мастера Ордена Элуйдиз и воины Чёрного легиона. Но есть и организации аналогичной направленности, которые серьёзными не назовёшь. Как правило, организации эти по мере удаления от Нижних Миров всё больше и больше напоминают ряженых придурков…

Но это так, краткая справка для затравки.

Жил-был в Имайне некий благородный воин, очень сильно не любивший демонов. А какой честный и, главное, благородный воин любит эту мразь?.. О, вы удивительно догадливы! У воина были единомышленники, спаянные с ним этой нелюбовью в Армию. (Именно так они себя и называли, непременно с большой буквы: Армия… если же их спрашивали, чья или кого именно, отвечали: Армия Генерала Лёро или Армия Охотников На Демонов; как нетрудно догадаться, Лёро было имя благородного воина, их лидера).

Большей частью Армия вела себя достаточно мирно. Нельзя ведь, в самом деле, состоять в Армии Охотников На Демонов и при этом вести себя подобно презренным демонам. Так что члены Армии, как правило, проводили время в тренировках, совместном распевании боевых гимнов и совместном же распитии благородных напитков… ну, или, если кошелёк показывает дно, простого пива. Иногда они даже приносили окружающим ощутимую пользу. Последним успешным делом Армии стала поимка и казнь всех членов разбойничьей шайки Головастого, которую также ловили, но не успели выловить патрульные. Наверно, разбойники сильно удивлялись перед смертью, за что им такая благородная казнь: пронзание сердца серебряным оружием с одновременным отсечением головы. А может, разбойникам объяснили, что бойцы Армии стремятся не только прервать их недостойные жизни, но и уничтожить овладевших ими Демонов Тёмных Помыслов…

Но это тоже ещё не сама песня, а только припев.

Когда ушей Генерала Лёро достигла весть о приближении не каких-то там разбойников, а самого настоящего полудемона, его благородная кровь просто вскипела. И спешно созвал он всю свою Армию, и поведал ей о приближении полудемона, и кровь его бойцов, хоть и не столь благородная, вскипела тоже. И вышли они все вместе на дорогу, и неподалёку от Врат, ведущих из Имайны на Куттах, встретились они: Армия Охотников На Демонов и Железный Коготь. Поскольку наиболее состоятельные члены Армии, включая самого Лёро, имели неплохие защитные амулеты, а некоторые, опять-таки включая Лёро, знали некоторые боевые заклятья попроще, битва с полудемоном, достойная войти в анналы, длилась не менее четырёх с четвертью минут. Или даже четырёх с половиной. Если мастеру меча, магу высоких посвящений, вооружённому мощным артефактом, противостоит более полусотни опытных бойцов, вовсе не считающих, что презренному полудемону нельзя нанести удар в спину… в общем, Железному Когтю потребовалось некоторое время на то, чтобы частично посечь, а частично смести молниями наиболее упёртых "армейцев".

Догонять убегающих и добивать их полудемон побрезговал.

"…а теперь без шуток. Да, Лёро был не слишком умён; однако даже он без труда мог вспомнить, что движущиеся по дорогам Имайны транзитом находятся под защитой Попутного патруля. Решиться на ссору с патрульными он мог, либо внезапно растеряв остатки ума, либо под воздействием неких дополнительных стимулов. Также было бы неплохо узнать, кто именно сообщил Лёро о маршруте полудемона. В отличие от Железного Когтя, я не поленился догнать бежавших с поля, на котором была разбита Армия. (Один добежал аж до Плато Сьель, но не в том суть).

По итогам расспросов рисуется такая картина. За два дня до эпической битвы бобра с козлом, то бишь Армии с Когтем, в ставку Генерала прибыл скверно выглядящий субъект. Приметы: человек, Изменённый с обретением внешних черт рептилии, а именно утратой волосяного покрова и заменой кожи на чешую; радужка цвета красного золота, с овальным зрачком; рост около 185 см, вес около 60 — 65 кг. Особые приметы: маг школы Разума и Воли, способный к модификации чужих мыслей. Скверный вид этот Изменённый, назвавшийся Сехоро, имел из-за свежих ожогов на левой стороне тела и недавней, нанесённой острым предметом раны, лишившей его правого глаза. Ожоги, между прочим, имели вид не термический и не химический, а походили на множественные мелкие язвы, словно в Сехоро попали "хвосты" мощного электрического разряда.

Выводы из сказанного выше ты можешь сделать сам.

И ещё. По путаным показаниям двух бывших армейцев, Лёро, атакуя Когтя, орал нечто странное. То ли "отдай владыке око", то ли "владыке не получить ока" — в общем, что-то про некий орган зрения и некоего представителя власти. Звучит бредово, но может играть какую-то роль во всей этой истории".

Перевернув последний лист, Кайель обнаружила на обороте приписку немного иным почерком, словно писавший царапал "вечным стилом" не за письменным столом, а в менее удобных полевых условиях. Скажем, на собственном колене.

"Сехоро появился в Имайне, выйдя из Межсущего в каменном круге на Плато Келайш. Куда он исчез, я выяснить не сумел, уж извини.

Железный Коготь попал в Имайну, воспользовавшись Вратами Чесс-Т-хиуф.

В общем, Полглаза, с тебя — три бочонка пива и пара удивительных историй".

— Что это за Чесс-Т-хиуф? — поинтересовалась Кайель, отдавая лист.

— О! Это мир, где в ходу Торговый-прим два, а люди появляются не чаще раза в год. Такого ты наверняка раньше не видела… да и я не видел. Как-то не возникало надобности посещать миры второй линейки маршрутов.

— Ну, теперь возникла.

— Это уж точно… — без энтузиазма согласился Дебрик.

Сходство увиденной при знакомстве Имайны с Аг-Лиакком было обманчиво.

Даже Куттах, жутковатый и не слишком приветливый мир, в котором землю освещало не солнце, а "верхнее" небо, раскаляемое потоками природной магии; Куттах, где отсчёт лет заменял отсчёт Потемнений, а отсчёт дней, по крайней мере, у человеческих племён, — время от трапезы до трапезы, величина сильно переменная… даже он был более схож с Аг-Лиакком и Тагоном, чем Имайна. Во всяком случае, Куттах являлся планетой: каменным шаром, в раскалённых недрах которого чутко спал подземный огонь, а над "верхним" небом которого простиралась неохватная пустота с искорками далёких звёзд — светил иных планет того же Лепестка.

Имайна планетой не была.

И то, что светило на неё с зеленоватого неба, не было солнцем.

Хотя видимый глазами золотистый шар, что днём ярко светил и умеренно грел, а ночью светил тускло и греть почти переставал, был очень похож на обычное небесное тело, этот шар называли Сердцем Имайны. А имя это было не только именем мира, но также именем властительной риллу этого мира. Дебрик понятия не имел, в буквальном ли смысле соответствует истине название светила, и не стремился это выяснить. Негоже смертным лезть в дела риллу, ибо для них это редко заканчивается добром.

Что касается непланеты, над которой билось в ритме дня и ночи Сердце Имайны, то была она плоской, точно мысль идиота, и делилась — грубо — на три слоя. Верхний, где жили люди и ещё с десяток похожих на них видов разумных, составляли вершины Плато, наиболее крупные из которых не уступали площадью маленьким материкам. Сообщение между разными Плато осуществлялось посредством Воздушных Мостов, а где расстояние не позволяло навести Мосты — разнообразных летательных аппаратов или просто личных левитационных амулетов. Маги стихии воздуха, особенно Связующие, ценились в Верхней Имайне, как мало где ещё. Но и конкурировали, конечно, более чем жёстко.

Резко уходящие вниз края Плато скрывались в плотном, не имеющем разрывов облачном слое. И далеко внизу, под нижними облаками, где влажность была близка к абсолютной, где даль растворялась за постоянными туманами, каменные стены снова резко меняли направление, образуя новые Плато. Воздух там становился так плотен, что человек без магической защиты не мог дышать даже нескольких минут: лёгкие, привыкшие к несравненно более разрежённому воздуху, попросту сгорали. Там, в Средней Имайне, было царство разумных земноводных. Точнее говоря, кожедышащих, наиболее многочисленным и сильным видом которых являлись лаххосш. С точки зрения людей Верхней Имайны — "белопузые жабоглоты" или просто "жабы".

— Как ты, возможно, догадываешься, — говорил Полглаза, пока Кайель мчала их обоих при помощи магии мечей в направлении Плато Зног, — лаххосш отзываются о людях и других верховиках ещё менее лестно. Хотя бы потому, что их трупы, обломки их летательных аппаратов и прочий мусор нередко падают на головы лаххосш, а такое мало кому понравится.

— Да уж. А Врата Чесс-Т-хиуф находятся в Средней Имайне?

— Верно. Чтобы пройти через них в собственно Чесс-Т-хиуф, придётся спускаться в гости к кожедышащим. И за Вратами, чтобы выяснить, откуда пришёл Коготь, общаться с ними же.

— Ничего. Спустимся и пообщаемся, — спокойно пообещала Кайель. — Кстати, а на что похожа Нижняя Имайна?

— На глубоководье. Это уже по-настоящему чуждый нам слой. Если там вообще говорят вслух, то пользуются, помимо собственных наречий, Торговыми языками первой линейки. Выговорить самоназвания обитателей Нижней Имайны человек не способен, да и нужды в том не возникает. Мы и они слишком разные. И артефакты, которые порой попадают оттуда на поверхность, пройдя через перепончатые лапы кожедышащих, таят не меньше загадок, чем мысли высших магов.

— Значит, торговля между разными слоями всё-таки идёт?

— Конечно! Если Куттах по классификации патруля считается транзитным миром низшей, третьей категории, то Имайна — едва ли не единственное место, где есть Врата сразу трёх линеек, — транзитный мир первой категории. Важнейший перекрёсток и перевалочный пункт, где можно, если подождать достаточно долго, встретить выходцев из полудюжины разных Лепестков.

— Первая категория — высшая, или есть и выше?

— Выше кое-что есть, но назвать это мирами уже невозможно. Например, Межсущее — это, в некотором смысле, транзитная реальность наивысшей категории. Почти такой же, как Дорога Сна.

— Ясно. А можно выйти из Межсущего прямиком в Нижнюю Имайну?

— Понятия не имею. Во-первых, я не знаю тамошних ориентиров… и не знаком ни с кем, кто бы их знал. Во-вторых, для того, чтобы там выжить, не хватит ни моей магии, ни возможностей Текучей Брони, ни даже их совокупности. А в-третьих, — зачем?

Кайель помолчала, переваривая ответ.

— Так, — сказала она. — Значит, Имайна — плоская? Но на что опирается Нижняя Имайна? Где у всего этого нагромождения дно?

— По некоторым непроверенным и, пожалуй, непроверяемым сведениям, — сообщил Дебрик, — Нижняя Имайна покоится на Спине властительной риллу Имайны.

— Угу. Вот так, да? Но если её Спина лежит где-то глубоко под нами, почему её Сердце плавает в небе?

Полглаза философски пожал мощными плечами.

— Риллу, — ответил он.

Плато Зног находилось ближе всего к той местности в Средней Имайне, где располагались Врата Чесс-Т-хиуф. В своё время полудемон поднялся на это Плато и пересёк его, направляясь к Вратам Куттаха. При всей своей нечеловеческой выносливости Железный Коготь предпочитал перемещаться слоем выше царства лаххосш, раз уж путь в итоге всё равно привёл бы его наверх. Дебрик посоветовал перед спуском к Вратам Чесс-Т-хиуф отдохнуть "в человеческих условиях", и Кайель нашла, что совет этот разумен. Ведь в мире за Вратами отдохнуть "в человеческих условиях" вряд ли удастся — и остаётся открытым вопрос, не приведёт ли их продвижение по оставленным полудемоном следам в ещё более неприветливые места, чем Чесс-Т-хиуф…

Гостиница, где они в итоге остановились, не отличалась роскошествами "Привратной" или "Затона". Она была ЕЩЁ роскошнее. Но вопрос оплаты решился довольно просто и безболезненно.

— Вы принимаете только наличные? — спросила Кайель.

— Отнюдь нет! — вежливо оскорбился администратор. Хотя он видел, что к нему обращаются маги, ибо сам был слабеньким магом, скорее даже колдуном, но очень простая дорожная одежда Кайель не кричала о богатстве. Что же до стоящего рядом с ней мужчины, то на нём была Текучая Броня. А маг из патрульных мог поселиться в любой гостинице, всего лишь назвав своё имя и зону ответственности; траты оплачивал Попутный патруль. — Вы можете предъявить к оплате различные материальные ценности, векселя, кредитные письма…

— А связанную магическую энергию вы к оплате принимаете?

— Да. Но, — тонко улыбнулся администратор, — энергии должно быть по-настоящему много.

Полглаза тихо хихикнул. Кайель кивнула с очень серьёзным видом.

И достала радужные мечи.

— Куда вставить? — спросила она.

Связанной стихийной Силы в накопители гостиницы было влито столько, что эти самые накопители (весьма ёмкие) едва не переполнились. Что обеспечило паре странствующих магов нечто вроде неограниченного кредита и почтительную предупредительность персонала.

Для проживания им предоставили обычно пустующие апартаменты на самом верху центральной башни гостиницы. Впрочем, если учесть, что в этих самых апартаментах без особого труда и стеснения мог разместиться какой-нибудь путешествующий император со свитой, прислугой и охраной, Дебрику и Кайель в них не показалось тесно. Девять немаленьких комнат плюс три подсобных помещения (кухня, столовая и стаз-камера — она же реанимационная, она же "обитель снов"), три туалета в наилучшем энгастийском стиле, с водяным смывом, две ванных комнаты, два бассейна — большой и малый, причал для летучих кораблей… роскошно, что и говорить! Фактически, решила Кайель, этот "императорский люкс" не сильно уступает постоянной королевской резиденции, что в Энгасти. Места здесь, конечно, поменьше, а общий стиль излишне помпезен, но в общем и целом сравнение люкс выдерживает.

"Если бы пожить здесь с Айсе… или просто показать ему всё это…"

Укол привычной уже боли она столь же привычно парировала, теснее сливаясь с "маской" Кайель Отравы. Бывшая храмовая танцовщица, обладательница уникальных мечей и смутного прошлого, искренне предпочитающая жить настоящим моментом, попросту не могла тосковать о ком бы то ни было, будучи существом самодостаточным.

А то, что некое тёмное пятно в её недавнем прошлом мешало Кайель превратиться в этакую эгоистичную и беззаботную однодневку… ну так что же в этом удивительного? У кого из более-менее могущественных магов не найдётся тёмных пятен в биографии?

Если такое пятно только одно — это уже странность и большая редкость…

Выбрав, в какой из спален ей предстоит отдыхать следующей ночью, Кайель отправилась на причал для летучих кораблей. К апартаментам, кстати, прилагался один такой, отдалённо напоминающий помесь коробчатого летучего змея, лодки-каноэ и походной палатки. Весило это обманчиво хрупкое чудо артефакторики, при общей длине в пятнадцать шагов, всего-то килограммов четыреста и могло развивать впечатляющую скорость. Если не пожалеть энергии, то до одной третьей скорости звука. Для десятиместного аппарата, пилот которого даже не обязан был быть полноценным магом — более чем неплохо.

— Раньше ты видала такую технику?

— Нет, — безмятежно ответила Кайель на вопрос тихо подошедшего Дебрика. И не солгала: летучие гондолы Энгасти, существующие исключительно благодаря схемотехнике, отставали от этого летучего корабля не меньше, чем парусник — от военного рейдера. (Не такая уж натянутая аналогия: в конце концов, парусник использует при движении внешнюю энергию ветра, а схемы гондол эксплуатируют связь с Источником Силы Энгасти).

— И как впечатления?

Кайель окинула взглядом зелёные, почти безоблачные небеса Верхней Имайны, в которых в настоящий момент плыли куда-то по своим делам три крупных летучих корабля и скользили в воздушных потоках несколько воздушных судов помельче. А потом ответила:

— Красиво.

— И только-то?

— Этого вполне достаточно, поверь мне. Кстати, ты уже выбрал себе спальню?

— Да. А ты?

— И я тоже. Ту, которая в синих и серебряных тонах.

— Хороший вкус.

Кайель посмотрела на незаметно подбиравшегося всё ближе мага. И этот взгляд моментально остановил его поползновения.

— Что, всё так плохо? — хмыкнул он.

— Давай сразу расставим акценты. Мы в данный момент — компаньоны. А у меня есть правило, которое, как выяснилось, лучше не нарушать…

— И это?

— С компаньонами, деловыми партнёрами, клиентами и существами из схожих категорий — никаких слишком личных контактов.

— Строго. Надо полагать, это правило появилось не на пустом месте?

— Нет. Не на пустом, — отрывисто откликнулась Кайель, поворачиваясь лицом к небу, а беззащитной спиной — к Дебрику.

Маг моргнул.

"Если бы она просто тряслась за свои чудо-клинки… но тогда выходит, что…"

— Прости меня.

— Не за что.

— Есть. Я заставил тебя вспомнить о том, чего ты вспоминать не хотела. За такое принято просить прощения. Так уж меня мама воспитала.

В тоне ответа проскользнула улыбка:

— Ну, если это единственная причина для извинений — прощаю.

"Вот бесовка! А ведь прав был Эрргха Пятипалый, проницательный клыкастый хрен. Голова у Кайель действительно, хм, не пуста… воистину: настоящая ведьма!"

Девушка снова повернулась к нему лицом.

— А хочешь, я для тебя станцую?

Дебрик моргнул. "Это вроде ответных извинений? Плата за отказ?"

— Хочу!

5

…В сине-серебряной спальне места было более чем достаточно. Маг пристроился в одном из кресел, а между окном и балдахином, под которым пряталась громада кровати, плясала Кайель. Она не переоделась, не сняла ножен с мечами, вообще никак не подготовилась, если не считать секунды в полной неподвижности…

И всё это быстро утратило какое-либо значение.

Танец без музыки. Беззвучный, как глубокий сон, рваный, как лохмотья нищего, исполненный чувств, проникнуть в которые Полглаза хотел, но к которым получалось лишь прикоснуться. Ни чёткого ритма, ни привычных па. Ни, коли на то пошло, повиновения законам природы. Кайель то плавала вверх ногами, ухитряясь левитировать без использования традиционных заклятий, то металась из угла в угол пойманной птицей, то медлительно и лениво колыхалась в незримых потоках, будто какая-нибудь водоросль — или утопленница.

Понемногу из этого хаоса всё-таки выглянул определённый ритм. А Дебрик вспомнил давно, как ему самому казалось, и прочно забытые строчки:

За пеленою пелена.

Куда иду я — кто ответит?

И где на том иль этом свете

Непонимания стена?

Полёт под неба куполами…

А выше неба как взлететь?

Куда стремиться? Как хотеть?

Какими жертвовать делами?

Не убоюсь и смерти я:

Смерть — часть иного бытия.

Пускай портал — петля иль плаха,

Перешагну его без страха.

Но снова на пути туман.

Везде обман, обман, обман…

Кайель замерла.

— Всё, — сказала она хрипло. — Дальше не могу. Извини.

— Не за что, — медленно ответил маг. И так же медленно встал. Прежде, чем уйти в свою собственную спальню, он ненадолго задержался на пороге, обернулся и повторил:

— Не за что. Совершенно.

За Вратами почти ничего не изменилось. Тяжёлые сумерки. Тяжёлый воздух, почти такой же плотный, как вода. Тяжёлые испарения над хлябями, единственной относительно (очень относительно) сухой поверхностью среди которых было полотно дороги.

От в прямом смысле давящих местных условий Кайель спасалась, сидя в небольшой летучей сфере, созданной при помощи комбинации базовых заклинательных форм из тех, что были вложены в радужные мечи. Дебрик же обходился, судя по всему, вообще без заклятий, за счёт одной только наглухо замкнувшейся Текучей Брони.

"А эта Броня, оказывается, ещё более полезная штука, чем я думала раньше. Такое ощущение, что в ней запрятан некий очень нетипичный Источник Силы. Нетипичный, потому что не обнаруживается при поверхностном сканировании; более того: собственная аура Дебрика тоже приглушается в десятки раз. Или Броню постоянно подпитывает что-то извне? Надо как-нибудь исхитриться и изучить её вплотную…

Жаль, что не столько маг, сколько танцовщица Кайель не может вот так взять и попросить об этом. Печальное, но неизбежное несоответствие рельефу "маски"…"

— Куда теперь?

Сама по себе защитная сфера не глушила звуки. Но вот густой местный воздух пополам с водой поглощал их, словно вата. Ответ Дебрика прозвучал так же тихо, чуждо и искажённо, как, должно быть, для него прозвучал вопрос Кайель:

— Я послал запрос через талисман мыслесвязи патрульным этой зоны. Подождём.

"А как бы я стала действовать в одиночку?

О, тут, что называется, возможны варианты. Не оставляют сомнений, однако, два вывода. Во-первых, без спутника из патрульных я бы не оказалась беспомощна. Во-вторых, связи и полномочия Дебрика уже были весьма полезны и наверняка окажутся полезны в будущем".

Раз созданная, летучая защитная сфера не требовала со стороны Кайель для своего поддержания ни Силы, ни даже внимания. Одним из преимуществ радужных мечей было то, что исполнение автономных заклятий можно было "подвесить" на них, как на полноценные стационарные Источники Силы. Причём, если абсолютное большинство магических артефактов содержало только набор заранее заданных заклятий, порой работающих совместно, но, как бы то ни было, набор конечный, то рекомбинация базовых форм позволяла придавать паре радужных мечей почти бесконечное количество свободно сочетаемых свойств.

"Получается", — сделала она неожиданный вывод, — "Что мечи отличаются от меня самой только большей, поистине неисчерпаемой энергетикой и отсутствием независимого мышления. Мне приходится "думать" за них, им — подкреплять Силой мою магию. Симбиоз!"

Ждать появления патрульных зоны Чесс-Т-хиуф пришлось не меньше получаса. И когда кожедышащие появились, Кайель пришла к выводу, что проверить, справедливо ли уничижительное звание "белопузых жабоглотов", затруднительно. Оба лаххосш были, подобно Дебрику, затянуты в Текучую Броню, и цвет их кожных покровов оставался тайной. Кроме того, не похоже было, что патрульные со второй линейки готовы начать глотать жаб на глазах у гостей.

Полглаза издал последовательность шипящих бульканий на Торговом-прим два. Горло человека было не способно с должной точностью воспроизводить столь причудливые звуки, в которых Кайель с изрядным трудом опознала формулу приветствия (что-то про гладкую кожу и обильную влагу). В ответ один из лаххосш прогудел на хорошем, но глуховатом Торговом-прим три:

— И вам желаю ясного взгляда и чистого неба. Я ценю ваши усилия, коллега, но не надо пытаться говорить на уместном языке. Лучше будем общаться с помощью того языка, который мы все знаем достаточно глубоко.

"Вряд ли их речевой аппарат подходит для нашей речи больше, чем наши губы и горло — для их языка. Похоже, что в Текучую Броню встроено устройство для воспроизведения соответствующих звуков. Нет, надо, обязательно надо изучить этот шедевр магического искусства!

Да и лучшее знание иных Торговых языков, хотя бы Торгового-прим два, в перспективе лишним совсем не будет…"

После представления (Полглаза и Отрава — Головопят и Схимник, будем знакомы) Дебрик принялся излагать лаххосш суть проблемы, которая привела его и Кайель в Чесс-Т-хиуф. А та, уже не в первый раз слышавшая всё это, следила за диалогом только той частью сознания, которая служила "маской". Той же частью, которая лежала глубже, она исследовала весьма интересный аппарат, при помощи которого местные патрульные, собственно говоря, и добрались до Врат Имайны. Чем-то он походил на воздушные корабли, плававшие в небе Верхней Имайны. В первую очередь — хитроумным сочетанием механических элементов и взаимодействующих с ними, упрятанных в глубине корпуса магических артефактов. Но форма его была совсем иной: как у громадного наконечника стрелы, наполовину трансмутированного в рыбу и застывшего в некой промежуточной форме, уже не мёртвой, но ещё и не вполне живой.

Во взаимодействии узлов и энергетических потоков, служащих этому аппарату двигателем, разобраться было достаточно просто: втягивание материи из окружающей среды, происходящее в передней части, затем, в собственно двигателе, насыщение избыточной энергией, а затем выбрасывание материи со стороны, так сказать, кормы. Но вот общее сочетание формы аппарата, явно улучшавшейся веками до идеальной, как мог бы сказать Головопят, уместности; разные мелкие и не очень хитрости, позволяющие повысить эффективность использования энергии, свести до минимума сопротивление, довести скорость и функциональность до предела — всё это вместе заслуживало самого пристального внимания.

Даже навскидку можно было определить, что аппарат, может быть, и не опередит защитную сферу с сидящей в ней Кайель, если та при помощи мечей разгонит её как следует. Но в том, что тупое продавливание защитной сферы сквозь густой воздух Чесс-Т-хиуф во много раз грубее, чем изящное скольжение сквозь него же аппарата патрульных, усомниться было невозможно. Разница разительная — как между мощными, но беспорядочными взмахами дубины и выверенными до блеска выпадами опытного фехтовальщика. С немалым удивлением Кайель призналась себе в том, что воссоздать этот удивительный аппарат ей было бы не легче, чем повторить трансмутацию ещё одной пары мечей. Хотя, казалось бы, куда этой "повозке" до её уникального оружия!

"Интересную, должно быть, цивилизацию создали эти лаххосш…"

— …о времени, необходимом для сбора нужной информации. Думаю, это не будет очень сложно, — говорил тем временем Головопят, старший в паре местных патрульных. — Если бы требовалось только установить, через какие именно Врата полудемон вошёл в зону нашей ответственности, я, использовав талисман мыслесвязи, дал бы вам ответ, самое большее, через полчаса…

— Так быстро? — удивился Полглаза.

— Иметь хорошо поставленную службу информации для нас — дело не только чести, но и максимальной эффективности. А если полудемон вошёл в наш мир через Врата Думметьюна, что представляется мне наиболее вероятным, получить подтверждение — дело минут.

— Тогда зачем вы просите нас подождать подольше?

— Для сопоставления всех фактов, в том числе тех, которых нет в прямой юрисдикции патрульных Чесс-Т-хиуф.

— Можно поступить немного иначе, — решилась вмешаться Кайель. — Лично я доверяю вашим словам, уважаемый Головопят, и прошу вас выяснить, через какие именно Врата пришёл Железный Коготь, как можно быстрее. А после этого доставить меня и Полглаза к этим Вратам, опять-таки с наибольшей возможной скоростью.

Схимник сделал странный жест обеими перепончатыми ладонями:

— Вы отказываетесь от полного и тщательного расследования?

— Ни в коей мере! — живо возразила она. — При этом я также не хочу создать у вас впечатление, что мы торопимся… покинуть ваш мир, ощущая его чуждость нашей природе. Но нам известно уже о двух попытках перехватить полудемона в дороге, и обе совершены в мирах третьей линейки. Тот Изменённый, о котором мы узнали в Верхней Имайне, этот маг-полуящер, вероятно, пострадавший в ещё одной, более ранней попытке перехвата, не похож на существо, способное участвовать в нападении в условиях, нормальных для второй линейки. Говоря точнее, предполагаемое неудачное нападение на Железного Когтя, и без того едва не ставшее для него фатальным, в Чесс-Т-хиуф окончилось бы его гибелью наверняка.

Лаххосш старательно изобразил человеческий кивок.

— Я признаю в ваших словах определённую логику и принимаю ваш план. А информацию, которую мы всё равно будем собирать в рабочем порядке и которая, надеюсь, будет вам полезна, мы можем без особого труда переправить в Думметьюн, вам вдогонку.

— Именно в Думметьюн? — спросил Полглаза. — Вы что, уже сделали запрос?

— Более того, я также получил положительный ответ. Полудемон пришёл оттуда. Так что прошу занять пассажирские места в нашем труболёте.

— С радостью и удовольствием, — сказала Кайель, направляя свою защитную сферу к транспортному средству лаххосш. Понаблюдать за этим аппаратом изнутри, да ещё в движении…

Какой нормальный маг откажется от подобной перспективы?

Думметьюн служил ещё одним транзитным узлом: важнее Куттаха, но далеко не таким значительным, как Имайна. Если последняя являлась одиночным миром за пределами Лепестков, то возвращение в Думметьюн перебрасывало Дебрика и Кайель обратно в тот самый Лепесток, в котором и было начато расследование. Более того, услышав "из уст" Головопята название знакомого мира, Кайель почувствовала себя, как натягивающаяся всё туже струна. На уроках практической космографии им доводилось прокладывать межмировые маршруты с опорой только на Врата, как вынужден был, избегая Межсущего, поступать Железный Коготь. А с учётом этого требования легко было выстроить цепочку: Думметьюн — Зин-Зар — Аг-Лиакк.

"Если полудемон и не вышел из Аг-Лиакка, то точно был в нём транзитом!"

Впрочем, свои соображения насчёт маршрута Железного Когтя Кайель озвучивать не торопилась. А Дебрик и не спрашивал. Он быстро запряг местных патрульных, после чего засел, как паук с лапами на нитях собственной паутины, в гостинице "Колодец".

Вообще окрестности Врат Чесс-Т-хиуф — Думметьюн по обе стороны были достойны особого внимания. Если со стороны лаххосш Врата располагались на вершине одной из самых высоких гор, на высоте, где местные без заклятий попросту задохнулись бы, то с другой стороны всё было ещё интереснее. Из-за какого-то древнего катаклизма в теле планеты разверзлась глубокая и мрачная пропасть; на дне её, подогреваемом подземным пламенем, вода не могла оставаться жидкой и испарялась, поэтому дном озера расщелина так и не стала. А вот давление там уже доходило до величин, вполне сопоставимых с давлением на высокогорье Чесс-Т-хиуф. Так что у прошедшего Вратами, как правило, даже уши не закладывало; но переход из знобкой горной прохлады в перегретые, точно в бане, отдающие серой испарения или обратно в любом случае шокировал.

Со дна расщелины до её края путешественники поднимались по выплавленному в толще камня, загибающемуся широкой спиралью тоннелю. Ближе к поверхности земли тоннель резко и сильно расширялся, превращаясь в колодец диаметром метров пятьдесят, а дорога шла по двойной спирали "нарезки" на его внутренней стороне. И выводила прямиком во двор "Колодца".

Делать (временно) оказалось совершенно нечего, поэтому Кайель попросту уединилась в собственном номере и часами то медитировала, то сидела над предоставленным гостиничной библиотекой словарём Торгового-прим два, а чуть позже — над книгами с информацией о мирах и расах второй линейки. Трижды в сутки — еда, один раз — омовение (совмещённые с медитацией: зачем время напрасно тратить?). Поутру — лёгкая получасовая разминка, ближе к вечеру — серьёзный, напряжённый, как полноценная боевая тренировка, танец часа на два.

В общем, всё почти как в замке Князя Гор, словно никогда и не "хлопала дверью" канувшая в тенях памяти Ниррит. Разве что "маска" поверх "сути" уже совсем другая…

Дебрик, также столкнувшийся с избытком свободного времени, тратил его с куда меньшей целеустремлённостью. Если Кайель что-нибудь понимала, маг устроил небольшое сафари, уловляя в сети своего обаяния наиболее симпатичных постоялиц (надо заметить, не только относившихся к чистому человеческому виду). А большинство их вовсе и не возражало против невинных, в сущности, интимных развлечений с малознакомым патрульным. Путешественники по мирам — существа по большей части свободомыслящие и раскованные. Впрочем, раз Кайель столкнулась с Дебриком в библиотеке; он также регулярно пользовался специальным залом для воинских упражнений и охотно наведывался в большой общий бассейн — где, собственно, и выбирал себе партнёрш на ближайшую ночь.

Однажды он зашёл в номер к Кайель и попал как раз к концу одного из серьёзных вечерних танцев, ничуть не похожих на тот, который видел в Верхней Имайне. Понаблюдал молча. Когда же Кайель, закончив, уже собралась отправляться на ежедневное омовение, неожиданно сказал:

— А ты ведь не просто хорошая танцовщица. И даже не просто маг.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она без единой ноты тревоги в голосе.

— Да так… обычно-то ты хорохоришься, скрытничаешь, и глубины не видно. Но внутри у тебя полно мрака. А в этом мраке — огонь, кровь и пепел.

Прозвучало веско и неожиданно поэтично.

От Дебрика — крупнотелого, физически, как она успела убедиться, очень сильного, смахивающего на не растратившего подростковой игривости битюга — Кайель подобной проницательности не ожидала. Получается, они взаимно удивили друг друга.

Компаньоны. Попутчики. Угу.

— А ты думал, — едко поинтересовалась она, — "хорошая танцовщица", которая "не просто маг", принялась мотаться по мирам из пустой прихоти?

И отправилась в ванную комнату.

Полглаза покинул её номер, качая головой.

"Бедные, бедные кутты. Но им-то досталось, что называется, мимоходом. Почти без злобы. А вот когда она доберётся до самого конца… брр!"

"С возвращением", — мысленно поздравила себя Кайель. Впрочем, весьма абстрактно.

Хотя цепь перемещений полудемона она угадала совершенно точно и теперь они с Дебриком находились в Аг-Лиакке, но заросшие густыми хвойными лесами окрестности Врат Зин-Зара, расположенные примерно в пяти тысячах километров от Энгасти, были ей абсолютно не знакомы и даже в чём-то чужды.

Ну что ж… любой мир, за редкими исключениями, очень велик. И за несколько коротких лет (к тому же, несмотря на все дела и миссии, проведённых большей частью на одном месте) узнать ВЕСЬ мир едва ли возможно.

Но в настоящий момент весь мир её как раз не интересовал. Потому что не так давно Дебрик окончательно подтвердил кое-какие догадки, сведя воедино узнанное в нескольких мирах, и теперь предстояло решиться на очередной шаг к разгадке.

Да. Именно решиться.

Потому что по Зин-Зару и сверх того некоторое время — по Думметьюну Железный Коготь путешествовал не один. У него имелись спутники. Говоря конкретно, два стихийных мага… и тот полуящер-Изменённый, который в Имайне, не иначе как от отчаяния, подбил Генерала Лёро с его Армией на их бесславно окончившийся наскок.

Ранее, в Думметьюне, во время очередного перехода между двумя небольшими городами, спутники атаковали полудемона. Оба стихийных мага этой атаки не пережили, в отличие от полуящера. Но дело-то даже не в этом, а в том, что полуящер Сехоро и в меньшей степени покойные стихийные маги были, что называется, широко известны в узких кругах как приближённые — немного наёмники, немного порученцы, а отчасти и ученики — Хозяина Лесов.

Который, в свою очередь, как отлично знала Кайель, был коллегой Князя Гор по Кругу Бессмертных Аг-Лиакка. Магом высшего посвящения, адептом жизни.

Напрашивался вывод: Железный Коготь нёс шкатулку в качестве курьера по поручению Хозяина Лесов. Кому ещё тот дал бы в сопровождающие своих миньонов? Но даже верных слуг, бывает, перекупают или каким-то иным образом превращают в предателей.

Хотя, конечно, возможны варианты. Например, такая версия. Хозяин Лесов нарочно выбрал одного из самых приметных посланцев, каких можно себе представить, чтобы все, кто был в том заинтересован, знали: шкатулка и предмет, который в ней находится, благополучно отправлены за пределы Аг-Лиакка… А на самом деле шкатулка была пуста, и всё это было лишь ширмой для отправки настоящего курьера с настоящим предметом. Или так: Хозяин Лесов сам приказал полуящеру напасть на Железного Когтя и любой ценой не дать ему достичь цели. В эту версию хорошо вписывается поведение Сехоро: вместо того, чтобы, неудачно предав своего господина, срочно бежать от его гнева в глухой угол какого-нибудь малоизвестного мира в дальнем Лепестке, Изменённый упорствует в создании помех на пути полудемона. В этом случае именно Хозяин Лесов, в открытую пообещавший кому-то нечто-из-шкатулки, сам втайне вовсе не собирался сдерживать обещание. И настоящий предатель — не полуящер, а его господин.

Но изобретать подобные, а также более замысловатые версии можно долго и совершенно бесплодно. Без знания ключевых моментов того, что Ниррит во время работы на Айселита привыкла называть сюжетом, продвинуться в расследовании дальше нечего было и мечтать.

Требовалось обратиться за информацией к самому Хозяину Лесов.

Иначе говоря, с головой нырнуть в мутную воду тайных взаимных интриг и жестоких игрищ высших магов. Воду, которую до этого Дебрик и Кайель всего лишь, выражаясь метафорически, пробовали ножкой. И если в обычной мутной воде можно встретиться всего лишь с топляком, подводным камнем или, на худой конец, голодным крокодилом, то в этих водах водились твари посерьёзнее, чем даже гигантские акулы-убийцы, кракены и левиафаны.

— Знаешь, я, пожалуй, возьму назад свою просьбу.

— Ты о чём?

— Не делай вид, что не понимаешь. Я знал, что в ходе… гм… следствия мне может повстречаться убийца Железного Когтя. И именно на этот случай решил держаться поближе к тебе.

Кайель дёрнула углом рта.

— Скажи лучше — к моим мечам.

— Можно и так сказать. Ведь с ними ты действительно могла бы выступить против полудемона и без особого труда его уничтожить. Значит, ты и его убийца на воображаемых весах уравновешиваете друг друга. А я — так, рядом пробегал.

— Не надо себя принижать. Ведь ты прошёл высокое посвящение в школе Полусвета, да и твой опыт…

— Ай, оставь в покое мой опыт! Он чётко и недвусмысленно говорит мне одно: со своим мечом в руках Железный Коготь был сильнее меня. Даже в Куттахе, магия которого известна мне по долгу службы, как узор на собственных ладонях, — немного, но сильнее. А в играх высших магов Текучая Броня патрульного служит неважной защитой. Не дело для Попутного патруля — призывать к порядку высших. Этим должны заниматься риллу, потому что лишь им хватит на такое могущества. Если этот самый Хозяин Лесов вздумает не пустить меня на порог, я ничего не смогу сделать. Более того: если он решит превратить меня в условно живое удобрение для какой-нибудь из своих любимых сосен или там пихт, другие патрульные не явятся отомстить за меня…

— Ну, я-то не патрульный.

Дебрик даже не усмехнулся.

— При всём моём уважении к тебе и твоим замечательным клинкам, Кайель, ты для высших магов не опасна.

— Пусть так. Я всё равно не отступлю.

"Огонь, кровь и пепел!"

Полглаза открыл было рот, но так ничего и не сказал; вместо этого он мрачно уставился взглядом в пол. Кайель помедлила ещё секунду, встала и, не оборачиваясь, вышла.

6

Он сидел на низкой ветке над дорогой и казался продолжением этой ветки. Зелёная одежда, смуглая не то от рождения, не то от жизни на природе кожа… и до странности неопределённые черты. Если можно вообразить себе человека, похожего разом на всех других людей и ни на кого, то он был именно таков. Неуловим, загадочен, внимателен и в то же время настолько спокоен, что казался едва ли не рассеянным. Подавляющей магической силы в нём заметно не было… зато весь лес вокруг нёс в себе нечто, выходящее за пределы знакомых сил, делающее из просто леса — Лес.

На поясе нож, за спиной арбалет. И то, и другое оружие простым не назовёшь, но в то же время эти игрушки кажутся чем-то вроде трости в руках щёголя… или ладанки с прядью волос любимой женщины… или, возможно, случайно угодившей за подкладку бечёвки: не мешает? ну, пусть так и лежит, может, пригодится когда…

— Приветствую Хозяина Лесов.

Он спрыгнул с ветки так ловко и бесшумно, как это никогда не смог бы сделать даже хищный зверь. А потом, не говоря ни слова, развернулся и пошёл прочь. Кайель, решившая расценить это как приглашение, пошла следом.

Не прошло и нескольких минут, как ей стало страшно. До того, как она увидела сидящего на ветке, она совершенно чётко знала, где именно находится. Могла указать координаты на воображаемой карте Захребетья с точностью до нескольких сотен метров (а если сосредоточиться, то и с большей точностью). Знала расстояние, отделяющее её от последнего населённого пункта, который она миновала — диковатого, полузаброшенного хутора, со двора которого какой-то мужик долго сверлил ей спину тем взглядом, которым провожают сумасшедших и обречённых…

А теперь чёткое знание ушло. И приблизительное знание ушло. И вообще знание, кроме смутного, но стремительно крепнущего ощущения, что никакого Захребетья нет. И Аг-Лиакка нет, и даже Пестроты нет, а всё, что есть — это Лес. И был всегда только Лес, и пребудет он — всегда, везде, и ничего, кроме Леса, никогда не…

"Врёшь! Я — не Лес, и даже не его часть! И мои радужные мечи — не часть Леса! И в Пестроте есть ещё очень много разного, кроме него!"

Кайель остановилась. Долей мгновения позже (или раньше? одновременно?) остановился также Хозяин Лесов. Повернулся к ней, чуть наклоняя голову.

— Скажи, как мне называть тебя, чтобы приветствовать, как должно.

Голос — точь-в-точь как вид лица и общие очертания фигуры. Всё сразу: бас и фальцет, крик и шёпот, звон ручья и жуткий протяжный скрежет наклонившегося дерева, задетого ветром.

Но раз услыхав, уже ни с чем не спутаешь.

— Можешь называть меня Отравой.

— Зачем ты искала меня?

Говоря с Князем Гор, ей иногда удавалось прочитать его подлинные реакции — как смутные тени на высокогорных снегах, как тонкие, почти неслышимые ноты, вплетающиеся в песню ветра. Не слишком уверенно, далеко не всегда, но всё-таки удавалось.

Прикоснуться к мыслям и эмоциям Хозяина Лесов не получалось даже в такой малой степени. И дело заключалось не только в том, что он ушёл от смертных гораздо дальше, чем Князь Гор. Вдобавок она сама, своим собственным решением выстроила меж собой и Хозяином Лесов барьер, чтобы не заблудиться в сумрачной бесконечности, спящей меж древних обомшелых стволов.

Что ж, нельзя иметь всё сразу. Кроме того, непостижимость такого рода обычно обоюдна.

"Надеюсь, я в должной мере не похожа на других людей. Ну, "маска" мстительной танцовщицы, не подведи!"

— Я искала тебя, чтобы получить знание.

— Ко мне порой приходят для Погружения-в-Лес. Но такое посвящение тебе явно не нужно, ты следуешь путями рациональных школ. Какого рода знание интересует тебя?

— Я и старший маг Попутного патруля Дебрик Полглаза расследуем… некоторые обстоятельства, связанные с убийством полудемона по прозвищу Железный Коготь, случившегося в Лесу Шпилей мира Куттах.

— В Лесу Шпилей?

— Это неточное, чисто ассоциативное название. На самом деле тот Лес имеет больше общего с огромным городом, чем с единством свободно растущего, окружающим меня сейчас.

— Продолжай.

Кайель продолжила. Суховатое перечисление фактов (последовательность пройденных полудемоном миров, вероломство Сехоро и двух других магов, исчезновение рунного двуручника и шкатулки) Хозяин Лесов более не прерывал.

— …и теперь надеюсь узнать от тебя: что было в шкатулке? Куда должен был доставить шкатулку полудемон? По чьему приказу Сехоро, Громыхало и Пила напали на Железного Когтя? Кто был заинтересован в том, чтобы полудемон не дошёл до своей цели?

— Это всё, что тебя интересует?

— Нет. Но без ответа на эти и связанные с этими вопросы я не добьюсь своей цели.

— Почему я должен помогать тебе?

— А почему не должен? Я считала, что у тебя есть свой интерес в этом деле. Урагану трудней повалить деревья, сучья которых переплелись, чем одиноко стоящее дерево.

— Не сравнивай себя с деревом. Ты больше похожа на лиану, что не может подняться к свету сама и пользуется чужим стволом.

— Даже от лианы может быть польза.

— И какая же?

— Слабое дерево она задушит, и другим деревьям будет больше места для роста.

Хозяин Лесов захохотал.

— О, ха-ха-ха! Лиана-душительница! Ха-ха-ха! Гроза Бессмертных! Ха-ха!

Кайель медленно достала из ножен радужные клинки.

Темнота пала мгновенно и страшно.

Среди туч, вскипевших, казалось, от горизонта до горизонта, проскочили первые молнии. Спустившийся со своих высот ветер коснулся верхушек деревьев на огромной площади; в радиусе часа пешего пути в любую сторону не осталось ни одной верхушки, которая не качнулась бы хоть немного. За первым, почти ласковым прикосновением последовало второе, пожёстче. Совсем чуть-чуть, и по воздуху полетела бы сорванная листва, а может, и сломанные ветви…

— Довольно, — сказал Хозяин Лесов, давно оборвавший смех и внимательно приглядывающийся то к своей собеседнице, то к её магическому оружию с каким-то непонятным чувством. — Тебе не понравится, если я отвечу на силу силой.

— Тогда оставим и насмешки, и угрозы глупцам. Я не претендую на незаслуженное, но я знаю, чего достойна.

— Честные слова требуют честного ответа. Я не всеведущ, но кое-что объяснить могу…

История отношений риллу и демонов длинна и запутанна. Никто — даже, вполне вероятно, сами риллу — не знают её во всех деталях. Однако есть несколько фактов, относительно которых, при всей давности случившегося, можно быть уверенными: да, было именно так.

Нынешние обитатели Ада — всего лишь более или менее крупные осколки истинно великих сущностей. Такие же, как обитающие кое-где в Пестроте "родственники" риллу, лишённые их сил и знаний в результате древнейшей и величайшей, выходящей за рамки воображения войны. Сейчас властители сущего терпят наличие целого Лепестка Нижних Миров только потому, что их обитатели не представляют для них, риллу, опасности. Все первородные демоны были повержены, а ныне живущие демоны, даже адские князья, мало чем отличаются от обыкновенных высших магов.

Последним и, вероятно, величайшим из первородных демонов был тот, чьё истинное имя распалось вместе с телом и сущностью. В памяти своих многочисленных потомков и ещё более многочисленных противников он остался как Владыка… а на месте его гибели в Пестроте осталась грандиозная, зияющая уже тысячи веков язва, называемая Багровой Бездной. Выдающиеся качества последнего из первородных подтверждает то, что даже риллу не смогли стереть его из реальностей Пестроты окончательно. А может быть, где-то на таинственной, полумифической Изнанке Сна этот поверженный гигант до сих пор существует и стремится вернуться, чтобы сплотить своих выродившихся сородичей для последней решительной атаки?

Многие смертные и почти все демоны верят в это… и то ли неисчерпаемая даже в посмертии энергия Владыки, то ли совокупная вера миллиардов мыслящих существ тому причиной, но иногда путешествующие по Дороге Сна, вернувшись в Пестроту, обнаруживают около себя нерукотворные предметы, сгустки мощнейшей магии. Да-да, именно! Эти предметы — ничто иное, как части Владыки: не только его тела, но и его сущности, его энергии. Как правило, части эти невелики: палец, кусок кости, клык, железа… однажды нашлось почти целое сердце, из-за права обладания которым едва не началось общее наступление Ада на Пестроту.

Кстати, по одной из заслуживающих внимания версий, Эвелл Искусник создал Межсущее в основном для того, чтобы смертные маги поменьше совались на Дорогу Сна и пореже выносили оттуда такие вот опасные гостинцы.

Но речь не об этом.

Одно из обязательных условий, при которых демон может назваться адским князем, — обладание какой-нибудь частью тела Владыки. Причём иметь, к примеру, коготь существенно менее почётно, чем целый палец. Постоянные свары меж князьями едва ли не в половине случаев имеют целью отхватить трофей покрупнее. А демон, которому вручают вместе с кусочком Владыки этакий "ярлык на княжение", становится союзником дарителя.

— Не имеет большого значения, как именно я стал обладателем Ока Владыки. Случилось это более трёх тысяч лет назад, и вряд ли большую часть этого времени хоть кто-то, кроме меня, знал о возвращении Ока в Сущее. Но не так давно эту мою тайну раскрыл Островитянин, большой охотник до чужих секретов, и мне пришлось решать, что делать с Оком, пока этот проныра не сделал коллеге по Кругу Бессмертных гадость. Например, не донёс Деххато, что, мол, Хозяин Лесов хранит у себя Око Владыки и намерен использовать его в неких злокозненных целях. Правда, доносить на меня он стал бы только в самом крайнем случае. Слишком уж лакомый кусок. Думаю, Островитянин предпочёл бы воспользоваться Оком сам — хотя бы как предметом торговли с Адом, если не для очередного рискованного эксперимента по приращению личной Силы. Он сулил мне все мирские сокровища, угрожал, предлагал варианты обмена Ока на артефакты и тайны магии. В общем, не оставлял в покое. И я решил, что если уж Оку не суждено оставаться у меня, то в Нижних Мирах за него дадут лучшую цену. Это в нашем слишком тесном Кругу не принято соблюдать договоры до запятой, если получается схитрить; а вот в Аду, где своих интриг не меньше, шутить шутки с чем-либо, относящимся к Владыке, не принято. К тому же ещё до того, как получить нынешнее прозвище и статус, я знал одного из адских князей…

— Хос-Кэббода?

Хозяин Лесов негромко хмыкнул.

— А ты догадлива. Да. Если коротко, я решил передать Око Хос-Кэббоду. Я даже не ставил определённых условий, чтобы покончить с этой историей как можно быстрее. Просто передал, что хотел бы когда-нибудь, не обязательно в скором времени, получить равноценный дар.

— Долго пришлось бы ждать!

— А что такое — долго?

Кайель подумала, что для существа, способного три тысячи лет владеть Оком и не вспоминать о нём, понятие длительности выглядит совсем иначе, чем для неё.

Три тысячи лет! Да она и сотой доли этого срока ещё не прожила!

— По сути дела, — снова заговорил Хозяин Лесов, — я не преследовал выгоды. Хос-Кэббод не самое скверное существо из мне известных. А для адского князя он почти слишком хорош. Но я не столько желал облагодетельствовать его и заручиться его расположением, сколько стремился отвязаться от Островитянина. Меня мало волнует вся эта подковёрная грызня, я предпочитаю покой и уединение интригам. И, что ещё важнее, властительный Деххато стремится видеть меня именно в таком качестве, коль скоро я прожил больше, чем все остальные в Круге Аг-Лиакка, взятые вместе.

— Сколько же тебе лет?

— Много, юная высшая, — улыбнулся Хозяин Лесов — ни дать, ни взять, солнце проглянуло сквозь хвою. — Очень много.

"Вот так-то! Не помогла "маска", не помогла попытка укрыть собственную Силу за энергетикой мечей… впрочем, такому противнику проиграть не обидно.

Хотя бы потому, что он — не противник".

— Значит, — спросила Кайель, — мне следует отправиться к Хос-Кэббоду и к Островитянину?

— Если ты хочешь покоя, тебе лучше остаться здесь.

— Благодарю за предложение, высший. Я знаю, что Лес мог бы утолить мою боль лучше, чем любая месть. Но не облегчения своей боли я ищу.

— Знаю. Ты отмечена, и эту мету мне не стереть, — добавил он таинственно. — Могу я просить тебя о прощальном даре?

— Чего ты хочешь?

— Танца. Настоящего танца. Того, что излучает суть, являя миру душу.

Кайель моргнула.

— Не знаю, смогу ли… понимаю ли я, чего ты ждёшь. Но я попытаюсь.

Уходя, она думала — без слов.

…вот и всё. Это было в последний раз. Никогда, никогда больше…

А ведь я смогла остановиться. Иначе было бы ещё хуже. Почему он не вмешался? Или он знал, что я сумею не рухнуть за край, что сумею заклепать сорванную решётку темницы?

Впрочем, где уж мне, однодневке, понять, что он знал и чего хотел…

Стоя на краю проплешины, окружённой кольцом поваленных деревьев, проплешины, в самом центре которой земля спеклась в мёртвую дымящуюся корку полуметровой толщины, Хозяин Лесов смотрел ей вослед.

И взгляд этот был из тех, которыми провожают сумасшедших и обречённых.

— Чего ты хочешь от меня, женщина?

— Ориентиров, которые помогли бы мне быстро найти цитадель Хос-Кэббода.

— Зачем тебе это опасное знание?

— А зачем вооружённый человек может желать спуска в Нижние Миры?

— Безумная. Ты со своей смешной местью хочешь принести проклятым ТАКОЕ оружие, чтобы они потом обратили его против нас?!

— О нет, мастер. Всё проще. Не принесут эти клинки счастья тому, кто завладеет ими силой. И даже если я паду в схватке раньше времени, такой трофей наверняка доставят адскому князю. А потом, когда сроки истекут… но надо ли объяснять дальше?

— Каково имя твоё, женщина?

— Если отбросить звучание и обнажить суть, — Отрава.

Чешуйчатая рука мастера поднимается в странном жесте. Мелькают спроецированные по памяти магические ориентиры и немирные пейзажи инферно по имени Кэббод.

— Ступай, Отрава. Я, скромный мастер Ордена Элуйдиз, буду поминать тебя, обращаясь к Спящему, желая славной гибели и лёгкого посмертия.

Мелкие демоны с визгами ужаса кидаются прочь. Средние провожают взглядами. Крупные надвигаются с видом неуверенно грозным — и расступаются, не атакуя, когда слышат:

— Мне нужен Хос-Кэббод. Я не боюсь драки, но и не желаю её. Пропустите!

Потом пара особенно крупных демонов — похожий на мохнатую шестиногую лягушку и не похожий вообще ни на что — пристраиваются позади, точно эскорт. И далее они следуют уже с размеренностью официального посольства. Ощущение нереальности нарастает, когда они проходят по длинному мосту над дымной бездной; когда проходят по колоссальным, едва обработанным коридорам и кавернам, и стоящие на часах разновидные существа выпускают ментальные импульсы на строго определённом расстоянии от идущих: "отдают честь".

И вот торжественный зал. А в дальнем конце зала — сам князь инферно сего на строго чёрном троне. Настоящим великаном его не назовёшь, большинство старших демонов его свиты, выстроившейся по бокам, гораздо обильнее плотью, массивнее, физически крепче. Но жёсткая, принуждающая к безусловному повиновению, мерно и непередаваемо мощно пульсирующая Сила, задающая границы и формы Нижнего Мира Кэббод, — эта Сила исходит именно от князя. От правителя и высшего мага, но, в первую очередь, наместника поверженного Владыки.

Сколь бы велик ни был князь, он — не император.

— Приветствую тебя, Хос-Кэббод. Моё имя — Кайель Отрава. Могу я говорить с тобой, как с равным, или мне следует быть почтительнее?

— Не трудись. Ты не из моих подчинённых, ты — отмеченная. И ты можешь говорить, как равная, так как мы действительно равны в том, что важнее Силы, или магического искусства, или сроков существования.

— Первым был Хозяин Лесов из мира Аг-Лиакк. А теперь и ты говоришь, что я отмечена. Но кем отмечена? Как? Или… для чего?

7

— Разве ты не догадываешься? Впрочем, — тут же ответил сам себе князь, — может, и нет. Я, как ты видишь, вынужден править, уподобляясь смертным королям — опосредованно. Более высокий уровень влияния обеспечивает мне магия, но и магия — всего лишь средство воздействия, а не его итог. В Пестроте есть, однако, сущности, чья власть опирается непосредственно на Волю и Представление, не нуждаясь в обходных путях и каких-либо инструментах.

— Риллу?

— Разумеется. Неужели ты думаешь, что их Представления ни разу не касались тебя, меняя твою внутреннюю и внешнюю реальность?

"Вот как… значит, имя моей судьбы — властительный Деххато? Или у судьбы, топтавшей меня и растоптавшей Айселита, не одно имя?

Стоп. Об этом — не сейчас".

— Ты неприятно удивил меня, князь. Но я не привыкла обижаться на правду, и я благодарю тебя за твои слова.

— Тогда я попробую удивить тебя приятно. Знаешь ли ты, что один из способов избавиться от всевластия риллу хотя бы отчасти — принятие магом высшего посвящения? Даже высшие маги, такие, как ты или как я, противостоять риллу на равных не могут. Но сама возможность противостояния, частичный контроль собственного пути — уже больше, чем отсутствие контроля. И неспроста в Пестроте так мало высших магов. Риллу видят в нас сорняки, подлежащие прополке.

"Вот как".

— Но не думаю, что ты пришла сюда для того, чтобы разговаривать о риллу. И не пустое любопытство подвигло тебя отправиться в Ад. Чего ты хочешь от меня?

— Ответов на вопросы.

— Если смогу, отвечу. Спрашивай.

"Да. Этот и впрямь благороднее большинства магов и власть имущих".

— Знаешь ли ты, кто мешал Железному Когтю донести до тебя Око Владыки?

По рядам собравшихся демонических существ, как искра возбуждения, пробегает непроизвольная дрожь. Но ещё мгновение — и всё успокаивается, словно в торжественном зале, кроме Кайель и Хос-Кэббода, нет никого живого.

— Я знаю, что мне, руками своих миньонов, мешал Островитянин. Но помешать мне он так и не смог. А на кого работало Изменённое существо, убившее одного из лучших моих агентов, я так и не выяснил. В очередной раз риллу обыграли меня…

— Но кто занимался выяснениями? И что именно узнал твой агент?

По молчаливому приказу князя шаг вперёд делает один из высших демонов его свиты. Хотя назвать это "шагом" нельзя, ибо демон лишён ног. Опорой ему, да и самой его сущностью, служат переплетения Света и Огня, слитые в тесном союзе, почти лишённом косной плоти.

При виде этого демона Кайель объяла дрожь предчувствия.

— На этот вопрос тебе, Кайель Отрава, отвечу я, Храсси Вспышка. Когда часть души Железного Когтя, принадлежащая Нижним Мирам, вернулась в Кэббод и доложила о провале и его прямой причине, мой коронованный брат был разгневан. Чтобы утишить его гнев, я вызвалась проникнуть в Пестроту. Я способна свободно перемещаться везде, где есть место силам, родственным моей сути. Мой коронованный брат долго не хотел отпускать меня, опасаясь очередной ловушки. Но я настаивала, и в итоге он напутствовал меня так: "Лети, сестра. Не оставь без наказания оставивших нас без Ока: если не риллу, то хотя бы того или тех, кто послужил Воле властительных, как одушевлённое орудие".

Предчувствие забилось пленной птицей.

— Сначала я побывала во владениях Хозяина Леса, и этот высший маг не скрыл от меня своих подозрений. От него я переместилась к другому высшему магу, Островитянину. И там я нащупала конец паучьей нити. Островитянин даже не скрывал, что пытался завладеть Оком, но признался, что его слуги оказались слишком слабы. Так как активные личные действия среди именующих себя Бессмертными Круга не приняты, Островитянин стал искать, кто мог бы перехватить Железного Когтя на его долгом пути к Кэббоду через Врата и миры Пестроты. Перебирая в своих мыслях одного высшего мага за другим, он решил обратиться к Князю Гор…

Внутренняя дрожь встряхнула Кайель с удесятерённой силой.

— Ради элементарной предосторожности сообщать все обстоятельства Островитянин не стал. Он описал полудемона, охарактеризовал его возможности и спросил, кого можно нанять, чтобы отнять шкатулку. Потребовав и получив плату за совет, Князь Гор сообщил, что знает некую молодую ведьму, неоднократно доказавшую свои таланты убийцы, могущества которой может хватить для победы над Железным Когтем. И ведьма эта — Ниррит Ночной Свет, агент не столько тайной службы островного королевства Энгасти, сколько лично принца Айселита. Услышав это, я, Храсси, обрадовалась, потому что это имя — Ниррит — сообщил и дух Железного Когтя. Но на мой прямой вопрос Островитянину, не он ли нанял убийцу и не он ли завладел Оком, маг отвечал отрицательно, и я не ощутила лжи в его словах…

"Ну ещё бы! Он ведь просто послужил наводчиком!"

— Отправившись к Князю Гор, я спросила его: не он ли нанял Ниррит Ночной Свет для убийства Железного Когтя? Но этот маг поклялся мне биением своего сердца и целостностью своей души, что никогда упомянутая Ниррит не получала от него платы ни ценностями, ни артефактами, ни знаниями, ни магической Силой.

"О да. Чего не получала, того не получала!"

— Тогда я, Храсси, отправилась к острову Энгасти, где ощутила знакомую мне силу большого чёрного меча по имени Тен'галж. Рядом с мечом обнаружился и смертный по имени Айселит. Но разговора у нас не получилось. Смертный принял меня за убийцу и атаковал; меня же не ко времени настигло проклятие вспыхивающего гнева, наложенное риллу и отмечающее меня со времён падения нашего Владыки. Забыв об уязвимости холодной плоти, я ответила ударом на удар — и даже чёрный меч в руках Айселита не выдержал моего гнева. Забрав то, что осталось от Тен'галжа и продолжая пылать гневом, я швырнула погубленный клинок к ногам Островитянина и вернулась сюда, где призналась своему коронованному брату в неудаче.

— Довольна ли ты рассказом Храсси Вспышки? — спросил князь.

— Я… да. Я довольна.

— Ты подобна поражённой проклятием вспыхивающего гнева, Кайель Отрава. Успокой свой дух, не позволяй ему толкнуть тебя на необдуманные поступки.

— Не стоит беспокоиться, Хос-Кэббод. Мишени моего гнева находятся далеко отсюда.

— Ты не вполне честна, но я приму этот ответ. Итак, рассказ моей сестры помог тебе?

— Могу ещё раз повторить: да. Помог.

— В таком случае я спрошу тебя: знаешь ли ты, кто стоял за смертью Железного Когтя? Кого из высших магов, приближённых риллу, следует винить в происшедшем?

Под сводами торжественного зала, в самом сердце инферно Кэббод, раздался свободно звучащий человеческий смех. Но веселья в этом смехе не было.

— Я знаю. Кому, как не мне, знать это? Ведь некоторое время назад я, Кайель Отрава, отзывалась на имя Ниррит Ночной Свет!

Демонические существа по обе стороны трона взволновались. Но огромная, возрастом в сотни тысяч лет, Сила Хос-Кэббода вновь смирила его подчинённых.

— И ты осмеливаешься признаться в этом?

— Да. Ведь моя вина в смерти Железного Когтя не больше, чем вина Храсти Вспышки в смерти моего господина и возлюбленного, Айселита Энгастийского. Твоей сестрой двигало желание помочь своему коронованному брату; мною — желание подняться в глазах Князя Гор.

— Но ведь он дал клятву! — вспыхнула Храсси.

— И клятва была истинна. Я ничего, ровно ничего не получила от Князя Гор… кроме трёх слов: "Благодарю за работу"!

— Что ты сделала с Оком? — спросил Хос-Кэббод. И, казалось, весь Нижний Мир затих в ожидании ответа.

— Следуя пожеланию Князя Гор, — отчеканила Кайель мрачно, — велевшему уничтожить шкатулку вместе с содержимым, я бросила её в Багровую Бездну.

Тишина не взорвалась ни криками, ни яростью, ни атакующими заклятьями.

Только скорбь — ничего более.

Скорбь глубокая, как сама Багровая Бездна; скорбь, постичь которую смертный до конца не мог, и в которой равны были как Хос-Кэббод, так и ничтожнейший из его подчинённых.

— Не скажу, что правда радует меня, — вздохнул почти по-человечески адский князь, — но правда всё же лучше неведения. Ступай, Кайель-Ниррит, отмеченная риллу. Оставь нас.

…Уходя тем же путём, каким пришла, она думала, и думы её были странны.

"Она сражались — и были повержены. Они сражались — и остались живы лишь потому, что победители сочли возможным пощадить жалкие остатки сил своих противников. Бессмертные обломки падшего величия. И, наверно, кое-кто из демонов действительно впал в ничтожество до самого дна, измельчал душой, испаскудился до предела. Но сумевшие удержаться, такие, как эти, из инферно Кэббод, с особым отчаянием цепляются за свою честь.

Потому что, не считая жизни, честь — это единственное, что им оставили…

Единственное, что оставили НАМ".

Раньше Кайель представляла его только по словесному портрету. Но нисколько не удивилась, ступив на чёрный песок одного из Огненных островов и обнаружив его среди встречающих.

Собственно, встречали её двое. Первой была очень рослая и худая женщина, маг из ваашцев — синекожая и черноволосая. Правда, рослой и худой она могла считаться лишь по меркам своего вида, отличающегося, как правило, весьма плотным телосложением и этакой капитальной ширококостностью — как будто природа, выступая в роли скульптора, взяла людей и укоротила на треть при сохранении, а то и увеличении массы тела. Но у этой конкретной представительницы синекожих рост был почти такой же, как у Кайель, а весила она килограммов на пятнадцать меньше.

Второй же встречающий… им был Изменённый. Полуящер без правого глаза.

Сехоро, предатель.

— Назовись! — потребовала на Торговом-прим тройки синекожая.

— Можете называть меня Кайель. А вы кто?

— Я — Лирээш Подкова. Зачем ты здесь?

— Совершенно точно не для того, чтобы ругаться со слугами.

— О! Так ты стремишься увидеть Островитянина?

— Да.

— Ну, тогда иди за нами… просительница.

"Правильно говорили: хочешь узнать господина, посмотри на его слуг. Если к впечатлениям от тесного знакомства с Лирээш и Сехоро прибавить сказанное Хозяином Лесов, впечатление получится довольно пасмурное. А я ещё имела глупость удивляться: как можно при сравнении с одним из адских князей получить характеристику менее лестную, чем демон!

Значит, я очень правильно сделала, приняв меры предосторожности. Если Островитянин меня убьёт… что ж, надеюсь, он не успеет пожалеть об этом опрометчивом шаге".

Тропическое царство вокруг было разительно несхоже с мрачными хвойными лесами Захребетья. Там приглушённый свет и сдержанность красок — здесь яркость и пестрота. Там — плавное течение потаённых сил, однородность, неброская сложность. Здесь — бьющие в глаза, цепляющие внимание диковины, мозаичность, доходящая до кричащего диссонанса…

И вот — эпицентр мозаичности: не таящий своей Силы маг в пёстрых одеждах, восседающий на странном желеобразном троне под пологом ветвей, переплетённых так, чтобы не осталось ни малейшего зазора, куда могло бы заглядывать небо.

— А-а, никак, Ниррит Энгастийская? Как же, весьма наслышан…

— Ниррит мертва. Пожалуйста, называйте меня Кайель.

"Пародия на Хозяина Лесов", — решила она, осторожно исследуя Островитянина магическими чувствами сквозь собственные плотные щиты (ослаблять защиту в самом гнездилище этого высшего мага было бы чистейшей воды безрассудством, если не сказать — безумием). "Не удивительно, что Хозяину он активно не нравится".

Для бессмертного властелина лесов Захребетья природа была той первородной купелью, в которую можно погружаться снова и снова. А вот для Островитянина, очевидно, — бездонным колодцем, из которого можно вечно черпать энергию и вдохновение… и в который можно вложить немалую часть собственной личности. Тело на троне было для высшего посвящённого примерно тем же, чем обычно голова у человека является для остального тела. Центральное связующее звено, сердце здешней Силы — но, кажется, далеко не единственное сердце. Как мастер биотрансмутаций, Ниррит могла бы картировать границы чужого сознания точнее, но мешали её же щиты, отсекающие либо искажающие изрядную часть сенсорных потоков…

Хозяин Лесов был щедр, но не навязывал никому своей воли. Островитянин действовал, точно садовник, а также как скульптор… и, заодно, вивисектор.

Хотя, казалось бы, оба — маги жизни, её высшие посвящённые. Но какая дистанция!

"Похоже, можно быть уверенной в том, у кого именно Князь Гор "одолжил" пауков, иммунных к магии Аг-Лиакка, чтобы устроить мне памятное испытание перед дракой с полудемоном…"

— Кайель? И что же это значит?

— В прямом переводе — Отрава.

— О! Вот даже как? — Островитянин изогнул бровь, одновременно потирая руки и ёрзая на своём желеобразном троне. Кайель не хотелось бы восседать на чём-то подобном. — Люблю ядовитых, да. И колючих… так зачем, говоришь, ты сюда явилась?

— Я хочу задать вам несколько вопросов.

— Ага! Это мы сейчас организуем. Лирээш, Сехоро!

… кажется, Кайель отвлеклась на стоящих за спиной миньонов мага. А может, память просто лгала. Ясно было лишь одно: после этой реплики Островитянина в памяти образовался непроницаемо чёрный провал.

"О-о-ох…"

На стон вслух нет сил. Сил вообще нет. В том числе и тех, что пишут с большой буквы.

Всё выпито.

"Гадёныш… тварь… хвост слизня, плевок гнойный, абсцесс неоперабельный!

Но жизнь оставил. Уже хорошо.

Дышать глубже… ох! ну, хоть немного глубже. Муть в голове надо как-то разгонять, и побыстрее. Новый обморок был бы совсем некстати. Вот так. (Кстати, а как я вообще выкарабкалась из беспамятства? ладно, отвечать будем потом). Теперь простые упражнения из старой брошюры. Такие простые, что работают даже у бездарностей. Или при нуле Силы, как у меня.

Стоп. А с какой радости у меня — нуль? У любого живого существа всегда есть хоть сколько-то витальной энергии. Иначе оно уже не живое. Чтобы я, целитель, и вдруг да не воспользовалась своей собственной витальной энергией? Ну-ка, что там в закромах…

Ага. Есть крохи. Как во время глубочайшего физического истощения. Плюнь — погаснет. И трогать боязно. Малейшее напряжение меня сейчас просто убьёт.

Но что с того? Естественным образом я всё равно не восстановлюсь. Пока организм будет вяло мобилизовать остатки физических резервов, я подохну на этом славном солнышке от жары. Или сперва ослабею от жажды, потом снова в обморок, а потом… нет, такой сценарий — не для меня. И если уж рисковать, то как можно раньше.

Пока крохи энергии, невесть откуда взявшиеся, не испарились окончательно".

Взнуздав чуть окрепшей волей жалкие остатки жизненной силы, Кайель спустя ровно пять секунд провалилась уже не в обморок — в кому. Но этих пяти секунд ей хватило, чтобы сымпровизировать очень слабенькое и простенькое (по её меркам простенькое), но надёжное заклятье. Оно питало организм именно тем, что медленно убивало его: преобразованным в усвояемую форму светом солнца и раскалённым жаром вулканического песка.

Через минуту вызванный заклятьем прилив витальной энергии запустил сердце. Ещё через сорок секунд вернулось дыхание. И почти одновременно с дыханием — сознание.

А энергия продолжала прибывать.

Выждав, пока сердце сократится ровно сто раз, Кайель модифицировала заклятье, благо энергии для этого уже хватало. Очень слабенькое и простенькое заклятье стало слабеньким и несложным. А витальная энергия начала прибывать намного быстрее.

Ещё сто ударов сердца. Отменив сыгравшее свою роль заклятье, Кайель сотворила новое. Слабое, средней сложности. Помедитировала немного.

И встала: медленно, осторожно, как впервые после месяца в постели встаёт выздоравливающий. Впрочем, именно выздоравливающей она сейчас и была. Разве что выздоровление шло со скоростью совершенно неестественной… ну так что с того?

Маги, как известно, очень живучи. А целители — самые живучие маги из всех. Если не умерли на месте и ног не лишились, скоро снова будут ходить. И даже бегать.

Подняв руку, Кайель сняла с шеи почти исчерпавший себя одноразовый амулет. Тот самый, который вернул ей сознание. И отбросила прочь, не глядя, куда бросает.

"Дар милосердия, чтоб его!.. но без амулета — загнулась бы, не приходя в сознание. Так что, конечно, спасибо полуящеру за садизм. Или всё-таки не Сехоро, а Островитянину персонально?.."

Вокруг простирался чёрный пляж, характерный для Огненных островов. Но вернувшееся чувство пространства шептало: это уже не тот остров, где окопался её бессмертный враг, а другой, расположенный южнее километров на семьдесят, если не больше. По левую руку, по правую руку и впереди высились чёрные, раскалившиеся под свирепым южным солнцем, местами стеклянисто блестящие утёсы. А позади шелестело море. Дикий, не осквернённый вмешательством разума пейзаж… за исключением одной только детали.

В нескольких шагах от того места, где лежала, медленно поджариваясь, Кайель, вертикально торчал из чёрного песка двуручный рунный меч… бывший рунный: теперь его лезвие было чёрным полностью. С рукояти свисал на бечеве конверт.

Подойти.

Оторвать… оторвать! резче! Вот так…

Вскрыть и прочесть.

Раз ты это читаешь, глупость твоя не так фатальна, как это могло бы быть. Ты ведь, кажется, закончила Академию, собрав целую коллекцию высших баллов по разным дисциплинам? Значит, это не глупость, а просто молодость.

Счастлив сообщить: в отличие от первой, вторая лечится. Достаточно всего-то пяти или шести столетий.

Поскольку я стараюсь не убивать магов, а обходиться с коллегами честно, я возвращаю тебе этот двуручник. Правда, энергии в нём не осталось, да и каркас основных заклятий сильно деформирован. Но тут уж ничего не поделаешь.

Кстати, когда увидишься с Князем Гор в следующий раз, поздравь его с большими успехами в создании артефактов. Мечи-радуги — это истинный шедевр, заявляю как ценитель! И так как распорядиться этим шедевром я смогу лучше, чем ты, я оставляю их себе. Это достойная плата за предоставление тебе другого, более подходящего оружия. Тебе трофей, и мне трофей. Всё по правилам.

Когда излечишься от молодости и связанных с нею проблем, заходи, поболтаем. Может, и работу подкину. По твоему профилю.

Как найти мой остров, ты уже знаешь.

Подпись отсутствовала. Что ж, особой нужды в ней не было.

Сминая письмо, Кайель коротко и зло рассмеялась.

— Ну-ну, дорогой Островитянин. Сразу видно, что ты не целитель. Глупость — она ведь лечится. Причём точно так же, как жадность и другие неоперабельные абсцессы твоего типа.

Прикинула направление. Да, скалы должны прикрыть от худшего… зажмурившись и плотно накрыв глаза ладонями, она потратила две секунды на неспешное и вдумчивое плетение заклятья: средней силы, всего с тремя взаимосвязанными слоями. То есть даже по меркам выпускников-середнячков, промучившихся в Академии все шесть курсов — ровно ничего выдающегося.

Секунда — ничего. Вторая — аналогично.

Третья…

Мир налился испепеляющей яркостью, в сотни тысяч, а то и миллионы раз превосходящей яркость солнца. Несколько секунд, на пике светового потока, Кайель отчётливо видела кости собственных кистей на ало-белом фоне. Собственно, для того она и зажмуривалась: не хотела тратить лишнее время на исцеление слепоты. Хлопот с ожогами кожи и без того предстояло немало.

— Даже если твоя жадность не так фатальна, как это могло бы быть, — удовлетворённо процитировала Кайель, не торопясь открыть глаза, — знание положения твоего острова уже никому и никогда не пригодится.

…разумеется, ловушка была создана заранее, ещё перед визитом к Хос-Кэббоду. Последнее заклятие просто заставило её сработать раньше времени.

Если говорить о принципе действия, она была лишь малость посложнее топора. Закачать в Межсущее заряд энергии (на полной мощности, выдаваемой Источниками Силы мечей, формирование заряда отняло несколько суток). Потом сделать там же, в Межсущем, "линзу", ориентированную на те же Источники Силы. Поставить на "линзу" таймер с сигнальным триггером.

Всё.

По истечении срока, выставленного на таймере, или после получения сигнала весь заряд через "линзу" стекает в ту точку пространства, где находятся мечи. То, что накапливалось десятки часов — за ничтожные доли секунды. Тут уж будь хоть высшим магом, хоть сверхвысшим, а отреагировать просто не успеешь. Испаришься, не успев сообразить, чем это тебя так приложило.

А сами мечи — ну абсолютно чисты. Никаких встроенных сюрпризов, никаких смертоносных хитростей, никаких жёстких привязок цепей управления к ауре или ментальному узору. Проверяй на ловушки хоть сто лет, хоть на атомы разбери, — ничего не отыщешь.

"Жалко, конечно, оружия. Разового импульса такой мощи даже ему не выдержать.

Но что до Островитянина — туда ему и дорога. Ему самому, и его острову, и его миньонам, и нахапанным им сокровищам, магическим и обычным, и плодам многовековых экспериментов, и всему остальному, что ему принадлежало.

Огонь и пепел!"

…не дожидаясь, пока до островка, отстав от волны света, докатится ударная волна, Кайель с привычной лёгкостью шагнула в Межсущее.

Прежде, чем нанести ещё один запланированный визит, следовало прихватить кое-что, оставленное в весьма необычном тайнике. И должным образом подготовиться.

8

Князь Гор почувствовал неладное слишком поздно. Только когда фигура в плаще с капюшоном шагнула в малую столовую замка сквозь возведённые им несокрушимые щиты, он осознал, насколько всё серьёзно.

Слишком поздно. Да.

— Кто ты?

— Не рад видеть меня, Лайдеб? Это правильно…

— Ниррит?!

Рука вошедшей без лишней спешки поднимается, откидывает назад капюшон. И ледяное спокойствие Князя Гор, уже давшее трещину, разбивается вдребезги под взглядом, обрушившимся на него всей полновесной тяжестью. За всю долгую жизнь Лайдеба никто ещё не смотрел на него ТАК. Даже в полузабытой юности, до первого серьёзного посвящения.

Страшно видеть чёрные дыры двух зрачков, окружённых мертвенно блестящими радужками цвета оружейной стали. Но третий глаз посреди лба — один сплошной зрачок, полыхающий демоническим пламенем — ещё страшнее. Намного.

Нешуточный шок для отвыкшего пугаться!

"Око Владыки? Но как же…"

Видимо, потрясение заставляет его прошептать свой вопрос вслух. Или всё просто слишком очевидно. Потому что незваная гостья произносит, размеренно и жёстко:

— Не только ты умеешь лгать с помощью недомолвок и нарочито искажённых формулировок. Да, я кинула шкатулку из небесного нефрита в Багровую Бездну… — пауза. — А потом поймала.

Ещё пауза.

— И открыла.

А потом — самая долгая пауза.

— И теперь, став высшей посвящённой Ока, я по-настоящему тебя ВИЖУ.

В свёрнутом импульсе, навылет пронизавшем ментальные щиты и полыхнувшем прямо в сознании, точно огнешар, Лайдеб увидел, как в зеркале, два фрагмента чужих воспоминаний.

Картина первая. Межсущее протаивает, формируя проход в стабильный участок реальности: нечто вроде небольшого сада или парка, края которого теряются всё в том же вечном Тумане. Хорошо знакомые пауки проскакивают мимо, вбегая в сад-парк и грамотно беря его под охрану. Точка зрения смещается. Деревья парка и кустарники невиданных в реальности форм, какие-то экспериментальные гибриды, похожие на плоды творческой фантазии Островитянина, скользят навстречу и мимо. Вот рука знакомой формы, увиденная с необычного ракурса, опускает шкатулку

(будь она семижды семь раз проклята!)

в центр поляны. Точка зрения снова смещается назад. И одновременно, раздвигая травы, со стремительностью, свойственной иллюзиям и явлениям из сна, посреди поляны в сердце сада-парка выстреливает в туманную высь ещё одно экспериментальное дерево. Странная Сила, родственная разом и Туману, и "холодным" витальным спектрам растений, и неким структурам астрала, пронизывает его от корней и до верхушки. До развилки, где, плотно охваченная цепкими побегами, красуется знакомая уже шкатулка. Впрочем, очень быстро множащиеся ветки тянущегося в туманную высь экспериментального дерева укрывают шкатулку от взглядов с "земли".

А вокруг несколькими кольцами выстроились, как почётный караул, пауки, которых Ниррит, оказывается, не перебила, а просто каким-то образом подчинила своей воле…

Картина вторая. Новый визит в сад-парк. Некое ощущение подсказывает: прошло немало времени с первого визита. Оно же, это ощущение, говорит и о скверном самочувствии. Что-то плохое произошло недавно с той, чьими глазами Лайдеб видит нерукотворный оазис в Межсущем. Но самочувствие это меняется к лучшему, причём с завидной скоростью. Мелькают паттерны тонких, не до конца понятных, но предельно эффективных заклятий — что-то из арсенала высокого, а может, и высшего целительства,

(наверняка высшего: пусть я не Островитянин, но с чем попроще сумел бы разобраться. А эти формы… откуда, ну откуда в столь ничтожном возрасте ТАКОЕ искусство?)

совмещённого с ментальной магией. Ниррит готовит тело и душу к очередному испытанию. И то, что в настоящий момент она пребывает вдали от плотных миров, ничуть не мешает ей уверенно манипулировать Силами. Качество, отличающее высших магов от пусть опытных и очень долго живших, но смертных. Увы, опознать опору её Искусства никак не получается, даже получив доступ к её живым воспоминаниям.

(не жизнь, как у Хозяина Лесов и Островитянина; не порядок Ледовицы; совершенно определённо не пространство, как у Пустоты, и не движение, как у Златоликого; никак не моя собственная мёртвая природа и даже не астрал Алого Барда… что же это? что?!)

Когда Ниррит достигает дерева в центре бывшей поляны, а её чересчур одушевлённое растительное творение опускает в её руки ветвь с сеточкой побегов, в которой покоится шкатулка, она уже полностью исцелена, полна Сил и готова к действу.

Живой Замок послушно раскрывает шкатулку, стоит только коснуться его самыми кончиками пальцев. (И снова: почему? неужто Замок был настроен на неё? ведь это явный абсурд!)… А на дне — о! Безадресную яростную мощь невозможно с чем-либо спутать. Поистине удивительно видеть в таком ничтожном по размерам вместилище, как Око, СТОЛЬКО свёрнутой энергии. И кажется — скорее всего, не без веских оснований — будто Око содержит внутри, помимо определённого потенциала, связь с внешними источниками энергии… а точнее, с удалёнными Источниками Силы. Недаром в момент открытия шкатулки Туман Межсущий приходит в движение. Величайшее из творений Эвелла чувствует столь яркое проявление демонической мощи, словно Искусник наделил Туман неким непостижимым подобием чувств и разума.

А женская рука бестрепетно ныряет в шкатулку, извлекает Око, как могла бы извлечь какой-нибудь заурядный предмет, поворачивает…

Затемнение. Демонстрировать своему смертельному врагу сам момент высшего посвящения, в результате которого Око Владыки оказалось у неё во лбу, Ниррит не пожелала.

— Ты…

— Не трудись стягивать в кулак подвластные энергии. Уверяю, это тебе не поможет. С Островитянином я обошлась гораздо проще…

— Так тот чудовищный выброс энергии полгода назад — тоже твоя работа?!

— Да. Островитянин попытался проглотить слишком большой кусок… и отравился. Насмерть. Теперь там, где некогда простирались его владения, сквозь проломы в кольце оплавленных скал катятся океанские валы… я же сказала, брось свои попытки швыряться заклятьями! Не выйдет. Я ВИЖУ первичные формы в твоём уме ещё до того, как ты скомбинируешь их… и это отвлекает меня от просмотра твоей памяти.

— Ты… властительный Деххато не потерпит…

— А меня мало волнует, чего потерпят или не потерпят риллу. Кроме того, до тех пор, пока я не сделаю для Деххато прополку Круга Бессмертных, им же и задуманную, он не станет вмешиваться прямо. А потом… что ж, потом — ПОСМОТРИМ.

Женщина с Оком Владыки во лбу помолчала.

— Я одного не понимаю, — сказала она некоторое время спустя. — Ты захотел получить Ниррит. Но неужели ты думал, что… о. А ведь действительно, думал. Да, с такой башни это выглядит логично. Ниррит умеет быть верной, при этом стремится к знаниям и власти. К сожалению, в данный момент её верность принадлежит Айселиту. Значит, убираем Айселита, желательно чужими руками, после чего ради знаний и власти Ниррит придёт к тебе сама.

— Почему в третьем лице? Ты и есть Ниррит!

— Ты что, совсем дурак? Вроде бессмертным не положено впадать в маразм…

— Но я же ясно видел…

— Ты, зажившееся ископаемое, — стальным голосом перебивает хозяйка Ока, — всего лишь смотрел. А видел ты ровно то, что я хотела тебе показать. Ты что, думаешь, что работа в тайной службе не учит притворству? Что ты способен раскусить любого только потому, что ты — маг высшего посвящения? Дурак. Ты даже не смог распознать во мне равную, счёл, что я — Связующая Межсущего, по молодости и глупости не умеющая распорядиться своей силой по-настоящему. Да, я не напрягалась, стремясь собрать и держать при себе как можно больше энергии, как привык делать ты. Я обходилась потенциалом, который даже многие высокие посвящённые не сочли бы значительным. Ставила на контроль, а не на грубую мощь. Даже сейчас, после Причащения к Силе Владыки, я слабее тебя во много раз. Но что с того? Сделать что бы то ни было против моей воли ты всё равно не можешь.

— Зачем ты говоришь мне всё это?

— Чтобы тебя как следует проняло, пока твоя душонка ещё не покинула твой труп.

— Зачем тебе убивать меня? Ты…

— Помолчи, мертвец. Я и так подхожу к сути. Она довольно проста, а для тебя — неприятна. Как уже было сказано, ты видел во мне только "маску". Игру слов, жестов и мыслей. Если бы ты мог заглянуть глубже, ты увидел бы там, что принц Айселит для меня куда дороже, чем просто покровитель, начальник и старый любовник. Мы с ним были очень близкими друзьями… даже более того: возлюбленными. Если ты ещё помнишь, что это такое. Если же не помнишь, то простоты ради можно выразиться так: любовников можно менять непринуждённо, как платья, а потеря настоящего возлюбленного — как потеря выдранного с мясом куска души. Как дыра в сердце и памяти, которую не заполнить, пока бьётся сердце и память не потеряна.

Князь Гор переменился в лице.

— Ага. Как я ВИЖУ, до тебя начинает доходить. Конечно, если бы ты знал, как мне дорог Айселит, ты действовал бы совсем иначе.

— Я бы…

— Не трудись лгать вслух. Не поможет. Ты давно забыл, что такое настоящее притворство, и играл не лучшим образом. Я даже без Ока сразу поняла, что ты за фрукт, а уж теперь…

Ниррит покачала головой, глядя всеми своими глазами с полным пониманием, но без малейшего следа жалости или снисхождения.

— Давать в твои цепкие ручонки такой козырь, как искреннее чувство к уязвимому, несмотря на всю свою охрану, мужчине? Нет, нет и нет. Никогда. Я не была настолько безумна. Простым намёком на угрозу ты мог бы вертеть мной, как вздумается. Сделать любовницей, заставить выполнять задаром всё новые и новые задания… А я не собиралась слепо подчиняться твоим приказам. Я вообще не любила быть слепой — никогда. Потому и шкатулку с Оком сохранила, не совершила необратимого поступка. А ты, выражаясь грубым языком наёмников и шпионов, подставил моего принца, из-за чего Храсси Вспышка сожгла его.

— Без попущения Деххато этого не случилось бы!

— С властительным Деххато, как я уже сказала, у нас будет отдельный разговор. Не выкручивайся, Лайдеб. Не перекладывай свои собственные грешки на риллу. Не выйдет.

— Но…

— Тихо, мертвец. Никакие слова не изменят твоей участи. Островитянину я позволила перед смертью порадоваться, а тебе перед смертью приходится грустить. Впрочем, мне тоже не весело. Ведь сразу, как только я покончу с тобой, мне придётся убить твою дочь.

Князь Гор сглотнул.

— Зачем тебе это? Товесса для тебя не опасна!

В ответ — жёсткая ухмылка-оскал:

— Когда Островитянин, отняв у меня радужные мечи, оставил меня умирать, он тоже думал, что я для него не опасна. Твоя дочь оказалась дурно воспитанной, но чересчур способной. Как ни странно, в глубине души она искренне привязана к тебе и не простит мне твоей смерти. Жаль…

Лайдеб медленно встал из-за стола. В бесплодности магических атак он успел убедиться многократно и теперь, набычившись, бросился в атаку, сжимая нож для разделки мяса.

Спустя три или четыре минуты, пытаясь утвердиться на подламывающихся ногах после очередного болезненного падения, Князь Гор окончательно осознал, что в физической драке шансов у него тоже нет. Никаких.

— Медленно соображаешь, — сказала нимало не запыхавшаяся женщина с Оком Владыки во лбу. — Или ты забыл, что я — убийца-профессионал? Я могу сломать тебе шею таким количеством разных способов, что одно их описание заняло бы больше времени, чем весь наш разговор. А ведь кроме переломов шеи, есть ещё удары в голову… корпус… болевые… и калечащие приёмы… и удары по чувствительным точкам… не ори так громко! Я без лишних подтверждений знаю, что ты просто ничтожество, гораздое сунуть избалованной девчонке жезл "бесследной пытки", кивнуть на парализованную заклятиями пленницу и понаблюдать, что из этого выйдет. Думал, я забыла этот эпизод, предваривший наше знакомство? Нет уж. Не с моей памятью… Я же сказала: не ори! Ладно, раз слова не действуют, я сейчас тебе голосовые связки отключу… вот так. Между прочим, когда надо снять часового, такой удар — самое милое дело… ага, вот и Товесса идёт. Почувствовала что-то, или это очередная случайность по имени судьба?

Слабо извиваясь на полу, Князь Гор разевал рот, но получалось только тихое шипение.

Убийца не солгала. Товесса действительно показалась на пороге — и в её глазницах, словно итог какого-то мрачного волшебства, мгновенно выросли столовые ножи. Силой удара её отбросило назад в коридор. Ещё до того, как дочь упала, Король Гор ощутил, как погасла аура её сознания. Скорее всего, Товесса даже не успела осознать, что произошло.

— Конечно, не успела. Зачем мучить девочку? Она-то мне ничего дурного не сделала… эй, ты что, сломался? Так быстро? Досадно. А я-то рассчитывала на долгую, вдумчивую программу. Неужто ты так любил дочку? Да нет, конечно. Ты её не любил. Ты её терпел, а в последнее время ещё ею гордился. Немного. Похоже, до тебя просто дошло, что ты действительно труп. Что кончилось бессмертие высшего мага и уже дышит в затылок скверное посмертие. Ну, всё. Пора в самом деле заканчивать.

Огромный зрачок Ока Владыки заполнился ядовитой пустотой. Под потусторонним взглядом Ока тело Князя Гор, медленно подёргиваясь и усыхая, превратилось в смутно человекообразный предмет длиной меньше метра, а затем расселось горкой дурно пахнущего вещества, сочащегося какой-то буро-коричневой дрянью. Неожиданно Око полыхнуло кровавым блеском. Останки в ответ тоже полыхнули — зеленоватым колдовским огнём, начисто слизнувшим их вместе с вонью.

— Второй, — раздумчиво сказала Терин-Ниррит-Кайель.

Одним краем сознания она отметила, что снова выросла из очередной "маски" и неплохо бы обзавестись новым именем — либо подождать, пока кто-нибудь не сыграет роль крёстного отца. Другим же краем сознания она без малейшего удовольствия констатировала, что стала слишком много болтать вслух, и плотно сжала губы.

До конца избранного пути было ещё далеко.

ВИДЕТЬ — это, разумеется, хорошо. Но мало. Очень желательно иметь в виде дополнения возможность воздействовать на то, что ВИДИШЬ.

Вновь спустилась она в зал, где блистал огнём почти живой магии Источник Силы замка. Вновь погрузила в купель лишь отчасти укрощённых энергий два клинка, очень похожих на утраченные из-за неуёмной жадности покойного Островитянина. Вновь взялась вершить таинство превращения косной материи в отчасти материальное чудо.

Но повторять утраченное оружие в точности — не стала. И даже схожие решения почти не применяла. Не её это был принцип — идти проторёнными путями. Тем более, что теперь, после второго высшего посвящения, большого смысла в этом не было. Ведь после обретения способности ВИДЕТЬ и последовавшего полугода, потраченного на освоение наиболее простых возможностей нового зрения, она могла существенно улучшить изначальный замысел.

Могла — и улучшила.

…на этот раз из купели Источника Силы вышли не отвердевшие радуги, а полосы дымного мрака, лишённые жёстко определённой формы и способные менять свои размеры. Правда, внимательно посмотрев под определённым углом, всё-таки можно было различить череду ярких радужных бликов, пробегающих по идеальным чёрным зеркалам лезвий. Но не более того. И ножны, экранирующие эманации Силы, этим парным артефактам были не особенно-то нужны: они отлично могли маскировать собственную ауру без таких подпорок.

"Да, новые мечи могут много разного. Больше, чем их предшественники. Но смогут ли они оставить хотя бы царапину на шкуре Деххато?

Не попробую — не узнаю…"

Кроме проблемы оружия, оставалась не решённой ещё одна, едва ли не более важная проблема. А именно: как добраться до властительного риллу Аг-Лиакка?

Письменные источники в общем и целом сходились на том, что великие сущности, сошедшие с Дороги Сна и создавшие тем самым материальные миры, вынужденно приняли в последних одушевлённые материальные формы. Обрели тела, если совсем на пальцах.

Вот только в этих самых источниках не говорилось ничего конкретного о том, где именно пребывают воплощённые властители миров.

Ну ладно, может, для каждого мира есть свой верный ответ. Вспомнить хотя бы Имайну, где сердце риллу заменяло разом солнце и луну, а спина служила плоскости мира опорой (миф? реальность? да кто ж его разберёт! а-а, не важно это…). Но где окопался вполне конкретный Деххато, в каком месте вполне конкретного Аг-Лиакка? Изучая обширную библиотеку Энгастийской Академии Магии, Терин-Ниррит не встречала там внятной информации по этому вопросу. А теперь, потратив почти сорок дней на детальное знакомство с библиотекой замка Князя Гор, убедилась в том, что в книгохранилище высшего посвящённого об этой тайне тоже нет ни слова.

"Если быть скрупулёзно точной, всё-таки есть. Одно и довольно беглое упоминание. Но как прикажете понимать вот такой вот, язви его холера, пассаж:

В сокровенной, недоступной глубине, в центре мира тварного находится Его дом. И нет Ему нужды покидать свою обитель, поскольку без того знает Он обо всём, что происходит в Аг-Лиакке; а чего не знает, имеет средства узнавать. И весь мир покорствует Ему, от мельчайшей былинки до чаяний смертных обитателей мира; а если какая часть и не покорствует, способен властительный принудить оную к повиновению Воле Своей, имея на то особые средства. Только малому числу избранных бессмертных дано посещать Его в уединении…

Ну и далее в том же духе. Так где же мне искать эту проклятую "сокровенную, недоступную глубину"? Что это ещё за "центр мира тварного"? На одном из полюсов? На экваторе? Или всё проще, и центром мира считается та точка, где благоугодно обитать властительному — да отсохнут его золотые крылья? И где мне искать ответы на эти вопросы?"

Последний вопрос допускал (после гибели Островитянина и Лайдеба) пять ответов.

Хозяин Лесов — раз.

Алый Бард — два.

Ледовица — три.

Ну и Пустота со Златорогим: четыре и пять. Все перечисленные просто обязаны были знать, где окопался властитель мира, писец судеб, тварь всевластная, ошибка Спящего — да-да, пусть и Величайшему икнётся в его вечных грёзах!

"Не то, чтобы сии члены Круга охотно стали со мной общаться. После того, что я сделала с их коллегами и обретения третьего Ока. Ха! Но кого интересует их мнение? Уж точно не меня…"

Внезапной молнией — полузабытое воспоминание.

"Кстати, а ведь Тхараш бормотал что-то насчёт угрозы бытию. Не бытиё ли Деххато имелось в виду? Мол, Айселит или Ниррит? Выбирай, кто умрёт, дорогуша: ты или принц? Два равнозначных ключевых звена, угу. Это что же получается? Ледовица знала, что произойдёт или может произойти, ещё в то время? Откуда бы это, а?

Так. Похоже, я знаю, с кого надо начинать разматывать этот змеиный клубок…

Да и выбора большого нет. Приставать к Хозяину Лесов не хочется. Искать Алого придётся по всему Лепестку, если не за его пределами. У Златоликого постоянной резиденции нет, а где именно окопался Пустота — неизвестно. Значит, остаются тундры Царства Рруш.

До скорого свидания, Ледовица!"

9

Как она успела выяснить полгода назад, сразу после второго высшего посвящения, теперь Стражи Тумана атаковали её всякий раз, когда она входила в Межсущее. Что ж… с учётом Ока Владыки во лбу демонического в ней стало куда как больше, чем в Железном Когте. И хотя оборвать бытиё отдельно взятого Стража Тумана, приближающегося к магам высшего посвящения если не тонкостью, то силой, было не слишком сложно, уже десяток их становился серьёзным препятствием. А они, чуя её положение, сбегались в ту часть Межсущего, где она появилась бы при переходе на Шёпот Тумана, десятками десятков.

Тупые твари.

Обидно лишиться возможности перемещаться в пространстве наиболее быстрым способом! Как будто ты птица, у которой подрезали крылья. И хоть изойди на площадную ругань пополам с проклятиями — не поможет. Сделать что-либо с творением Эвелла Искусника, великого даже среди других риллу — увы, не по твоим силам, не по твоему умению. Даже достаточно надёжную маскировку создать, и то не получается. Стражи Тумана чутки поистине сверхъестественно.

Объекта, спрятанного в тайнике из небесного нефрита или схожего материала они, конечно, не найдут. Но передвигаться по Межсущему в блокирующем любую магию нефритовом гробу, мягко выражаясь, неудобно.

"Ничего, бывало и хуже… в конце концов, до резиденции Ледовицы можно добраться без использования Межсущего".

Когда Терин-Ниррит-Кайель покинула замок Князя Гор, двинувшись на север, первый же шаг за пределы стационарных барьеров замка доказал: хуже ещё не бывало.

"Деххато, сволочь! Решил, будто моё время вышло? Инструмент использован, можно отправлять на свалку?"

Но очень быстро ей стало не до мысленной ругани. Реальность рухнула на хозяйку Ока со всех сторон разом, как лавина, грозя раздавить дерзкую букашку и придавая новые оттенки выражению "отмеченная риллу". Всё то, что другие существа получают в дар, будучи частью мира, ей, отверженной, приходилось подчинять силой. Брать с бою. Отнимать, ломая противостоящую ей Волю властительного Деххато.

Так как эта противостоящая Воля была вынужденно размазана по всему миру, а её собственная — предельно сконцентрирована, локальна, борьба шла на равных. С малым — пожалуй, опасно малым — перевесом в пользу посвящённой Ока.

Пришлось забыть не только о Межсущем, но и о левитации. Она не передвигалась, а попросту ползла, шагая на своих двоих, словно простая смертная…

Вдыхаемый воздух стал непредсказуем. Он то норовил сжечь лёгкие, то оборачивался полностью лишённой животворного начала, вызывающей удушье смесью инертных газов, а то и втекал в горло, заполненный смесью мелких, больно режущих льдинок.

И если бы только воздух!

Течение жизненных энергий в теле — вот что беспокоило мятежницу по-настоящему. Любой живой организм находится в сложнейшем равновесии с окружающей средой — кому, как не дипломированной целительнице, знать это? Вот только когда та самая окружающая среда отказывается поддерживать это клятое равновесие, принимаясь с сознательной озлобленностью всячески его расшатывать, организму приходится туго.

И так — во всём.

Идеальное чувство ориентации в пространстве приказало долго жить: направления спутались в нерасчленимый клубок. Свет отказывался рисовать её глазам картины окружающего, звуки умирали, не долетев до ушей, запахи в лучшем случае чудовищно искажались. Только Око и способность ВИДЕТЬ худо-бедно позволяли осознавать, куда именно ставишь ногу. Но камни могли вывернуться из-под ступни, а то и пытались сомкнуть свои каменные губы, дробя кости плюсны в кашу — причём охотно пытались проделать эти и другие не смешные шутки при любом удобном случае. При попытке поесть еда моментально сгнивала или высыхала до каменной твёрдости раньше, чем донесёшь до рта. Огонь не грел. Вода не желала смывать с неё грязь… впрочем, какая там вода! Источники вод чаще попросту пересыхали при её приближении…

Тысячи мелочей, которые обычно не замечают. Тысячи — против одной посвящённой.

Но она всё равно шла дальше. Двигалась, забыв обо сне и отдыхе, которые стали бы её смертным приговором. Ковыляла, словно манекен, окружённая коконом непрерывно обновляемых защитных заклятий, кое-как отбрасывающих прочь незримые щупальца Воли Деххато.

Шла.

Кортеж был хорош. Очень хорош.

И вполне достоин выполняемой миссии: сопроводить высокородную Даньевис Улыбку Солнца, младшую, любимую дочь Эйорута Железнорукого, к её ещё более высокородному жениху. Три кареты: побольше и пороскошнее — для самой Даньевис с подружками из союзных родов Альде и Магрен, поменьше и победнее — для доверенных служанок. Шесть крытых фургонов для низкой прислуги, а также перевозки многочисленного личного имущества Даньевис, не поместившегося в каретах. Полновесная дюжина повозок с приданым. Ну, с той его частью, которая могла быть перевезена по тракту.

Плюс подобающая охрана: полтораста и ещё пять опытных рубак. А командиром — он, Вагре из Таэма по прозванию Кость, меч в железной деснице Эйорута.

Оно, конечно, для обороны от разбойников хватило бы и втрое меньшего числа бойцов, а наёмный маг-энгастиец, похваляющийся своей властью над огнём, подавно был бы лишним для выполнения такой задачи. Вот только псы Гийилама Узконосого, кровного врага Железнорукого и всего его рода, могли попытаться напасть на кортеж Даньевис. И уж тут каждый меч был на счету.

Ну а сверх того — почёт и уважение! Не нищенку замуж выдаём, а честную и непорочную красавицу, достойную дщерь Высокого рода Нис.

— Командир!

Вагре Кость из Таэма нахмурился, вынужденный оставить отвлечённые размышления. Поднял взгляд на окликнувшего — и без промедления отрывисто свистнул дважды, подавая подчинённым приказ готовиться к бою.

— Что случилось? Где Хугар и остальные?

Томен Полубровь покачнулся в седле. Выглядел он скверно, ибо был напуган до самого предела. Вагре повёл носом и поморщился: ох, придётся Томену потерпеть насмешки, когда станет отстирывать свои порты на ближайшем привале!

— Там. Все там, командир.

— Докладывай толком! Что, впереди засада? Гийилам всё же посмел напасть?

— Нет! — губы у Томена танцевали и дёргались вразнобой, отчего некоторые слова получались неразборчивыми. — Это… это ведьма, гниль проклятая! Мерзость, мерзость…

— Какая ведьма? — возмутился Кость. — И что там с десятником Хугаром? Внятно!

— Мёртв.

Этот короткий вердикт у Томена, в отличие от предыдущего бормотания, получился вполне разборчиво и чётко.

— Как это мёртв? Ты хочешь сказать, что какая-то, прах её заешь, баба совладала с вашим десятком, а вы, лбы здоровые, ничего не смогли сделать?

— Командир Вагре!

"Принесла нелёгкая!"

Кость не любил энгастийцев. Ну, не то, чтобы по-настоящему не любил, как, скажем, псов Узконосого, шляющихся по дорогам бродяг или лишённое чести ворьё, промышляющее ночами по трактирам. Говоря точнее, Кость полагал островитян сверх меры заносчивыми, непредсказуемыми и потому опасными. Наёмный огневик со странным для мага прозвищем Прут — тощий, ровно цапля, с бородкой клинышком и рыжими тараканьими усами — вполне соответствовал сложившемуся у Вагре мнению. Во всяком случае, по части заносчивости — точно. Даже Эйоруту он всего лишь кивал и обращался к нему по-простецки, словно к обычному смертному. А что до непредсказуемости… Даньевис Улыбку Солнца, в отличие от её отца, Прут обычно приветствовал полупоклоном. Точно таким же, как архивиста рода Нис: скрюченного, пропылённого, ничтожного старикашку, именем которого Вагре отродясь не интересовался.

Ну и как после этого прикажешь относиться к магам? Все они ненормальные, все, а энгастийцы — втрое!

— Вы хотели что-то сказать, мастер?

— Да.

Взгляд рыжеусого Прута показался командиру Вагре особенно пронзительным.

— Ну так говорите.

— Я бы рекомендовал вам скомандовать возницам съехать с дороги. А лучше — развернуться и как можно быстрее двигаться прочь.

— Что?

— Представьте, что нам навстречу движется смерч. Стена разрушительной мощи. Вы уже потеряли девять людей. Вы хотите потерять всех, включая и тех, кого должны охранять?

Вагре Кость нахмурился.

— И вы, дипломированный маг, ничего не можете сделать?

— Диплом не делает меня всемогущим, уважаемый. Если вы хотите…

В голове кортежа раздались крики. Позабытый командиром Томен Полубровь всхлипнул и хлестнул свою лошадь, торопясь ускакать как можно дальше. А перед глазами Вагре из Таэма словно какой-то кисеёй провели. Быстро, очень быстро — он и заметить не успел, что и как случилось. Но тут же пришпорил коня, направляя его вперёд. Туда, где кричали.

Энгастийский маг, не говоря ни слова, последовал за ним. Странная кисея не миновала и его сознания.

— Разреши мне устранить это… недоразумение.

Молчание в ответ.

— Ещё не поздно. Меня она не застанет врасплох. Я выйду навстречу подготовленной и вооружённой. И восстановлю должный порядок.

Вновь вместо ответа — молчание. Густое, душное.

Долгое.

— Неужели она исполнила ещё не всё, что ей предназначено? О! Наверно, ты хочешь использовать её, как средство для влияния на…

На этот раз ответ последовал раньше, чем отзвучал вопрос:

— ДА. В ТОМ ЧИСЛЕ И ТАК.

Громыхающий Глас раздавил бы разум смертного, как тяжёлый ботинок — панцирь мелкого насекомого. Но явившаяся для разговора давно привыкла к этой громовой тяжести.

— Тогда я умолкаю. Если моя служба потребуется тебе, ты знаешь, как вызвать меня.

— ВОТ ИМЕННО. Я — ЗНАЮ. ТЫ — НЕТ. НЕ ВМЕШИВАЙСЯ, ШРАУТХИ.

— Твоя воля, властительный.

"Однако он не сказал, что другим тоже заказано вмешательство…

Использовать эту лазейку?

Да.

Но как именно?

Стоит это обдумать…"

Ритуальный поклон. Столь же ритуальные три шага. Краткий морозный блик. И вот уже в самом центре тварного мира снова остаётся только одно живое существо.

Умолкнув, Мельник принялся собирать и, сортируя, раскладывать по папкам документы. Стоявший у окна спиной к нему человек, одетый в тёмно-серый камзол старинного кроя с минимумом кружев, бросил коротко:

— Не спеши. Закончи доклад.

Мельник не вздрогнул. Трус на его месте давно стал бы трупом. Однако вкрадчивый, не зависящий от воли Мельника холодок всё равно обернулся вокруг его позвоночника, будто сытая, но смертельно ядовитая гадина.

Человека, предпочитавшего тёмно-серые камзолы, боялись практически все. Даже те, кто лишь слышал о его существовании. А уж те, кто был вынужден ежедневно общаться с ним лицом к лицу… ну, или, как в данном случае, лицом к спине…

— У меня осталось только одно сообщение с северо-запада, не особенно достоверное.

— Вопрос достоверности поднимем после. Что там пишут?

— Очередной виток вражды между Нисами и Лейигами. Разгромлен кортеж, в котором везли к жениху Даньевис, дочь Эйорута Ниса. Последний в ярости. Несостоявшийся жених, Харвен из Высокого рода Соньерф, также недоволен. Соответственно, у Гийилама Лейига возникли новые неприятности, пропорциональные мере недовольства Харвена.

Около минуты кабинет заполняло тугое, как напряжённый мускул, молчание.

— На Узконосого это не похоже…

— Узконосого? — отважился переспросить Мельник.

— Таково прозвание старшего Лейига, — бросил, не оборачиваясь, человек в тёмно-сером. — Каковы точно установленные факты, касающиеся этого дела?

— С кортежем поработал сильный маг. Весьма сильный. Вероятно, высокий посвящённый. Кортеж защищал наёмный маг, но напавший прихлопнул энгастийца походя. И…

Пауза. Стоявший у окна развернулся, взглянув на Мельника в упор.

— Я что, должен выдавливать очередную порцию сведений? — поинтересовался он.

Змея страха, поселившаяся внутри Мельника, завозилась, просыпаясь и предвкушающе скаля ядовитые клыки. Но голос докладчика остался ровен:

— По непроверенным данным, напавший оставил следы демонического вмешательства.

— С этого надо было начинать. Источник?

— Другой наёмник-энгастиец. Личный целитель Сарвена.

— Так.

Некоторое время в кабинете царило молчание. Мельник стоял, сам не замечая, с какой силой сжимает распухшие от бумаг папки, и очень, очень старался не шевельнуться.

— Так, — повторил человек у окна. — Перевести дело о нападении на кортеж Даньевис Нис в отдельный поток. Приоритет — первый…

"То есть доклады о продвижении — трижды в сутки: утром, в полдень и на закате".

— Пока первый, — последовало уточнение, — а там посмотрим. Ступай. И ещё…

Мельник, уже направлявшийся к двери, замер. Змея страха зашипела, раскачиваясь и примериваясь, куда лучше вонзить клыки.

— Распорядись насчёт ужина.

— Сделаю, шеф.

Только плотно закрыв за собой двери, Мельник вернул способность мыслить ясно. И тут же мысленно поёжился.

"След демонической силы? Маг высокого посвящения? Отдельный поток с первым приоритетом? Скверное сочетание…"

Интуиция очень редко подводила главу Курьерской службы Ленимана Великого. И если некое дело привлекло его особое внимание…

Мельник, второй из доверенных секретарей Свинца, снова поёжился. Уже не мысленно.

И отправился за ужином для своего шефа.

"Куда ты идёшь?"

"Вперёд".

"Зачем ты идёшь?"

"Не помню. Отвяжись".

"Где твоя цель?"

"Там. Дальше".

"Кто ты?"

"Мне некогда. Отвяжись!"

"Кто ты?"

Лиловая вспышка, родившаяся на дне Ока Владыки, обрывает разговор. Если он вообще был, этот разговор. Если не привиделся, как очередная тень в мареве жестокой усталости.

— Грядут! Они грядут! Горе вам, люди! Грядут!

Отвернувшись от выходящей на площадь галереи, статный крепкоплечий муж в ниспадающем сине-золотом одеянии слегка поморщился. Но этого мимолётного знака недовольства оказалось вполне достаточно, чтобы привлечь внимание одного из младших служителей.

— Предстоятель, вы хотите, чтобы эту кликушу заставили умолкнуть?

— Это не кликуша, — отрезал носящий синее и золотое, садясь на стул с высокой спинкой.

Голос склонившегося ещё ниже служителя зазвучал глуше:

— Единый Господь правых даровал вам новое знание?

— Да. К исходу этого дня почти весь Ольем станет непригоден для жизни людей. И весьма вероятно, что храм наш не устоит тоже…

— Как?

— Немыслимо!

— Почему?

Предстоятель вновь поморщился, и голоса явившихся на зов младших служителей смолкли, как по команде. В тишине снова стали различимы вопли с храмовой площади:

— Грядут они, глаголю истинно! Станете вы палою листвой в бурю, станете щепками в шторм, станете колосьями, побиваемыми градом! Грядут!!!

Один из младших служителей сложил ладони в жесте быстрого сосредоточения, и все внешние звуки тотчас же стихли, как отрезанные.

В какой-то мере так оно и было. Изменила реальность, конечно, не магия, мерзость пред лицом Господа правых, но божественная сила посредством одного из своих слуг. Однако результат вмешательства был точно таким же, как при сотворении заклятия тишины.

— Мне, — медленно и веско сказал предстоятель Ольемского храма Веррая, — было откровение. Тень непроглядная, воздвигшаяся на закате, подобно волне морской, рухнула на наш город. Когда же тень сия ушла, двинувшись на юг или, быть может, на юго-восток, вошла в Ольем мерзость запустения. Не горели в окнах огни, не слышно было звуков жизни: ни голосов, ни лая, ни хоть карканья мерзкого. И ведомо было мне в том откровении, что вода покинула колодцы, что испорчено безвозвратно зерно на складах и мясо в кладовых; что пылью рассыпается цемент, скрепляющий камни и кирпичи домов, а дерево, из которого построены другие дома, рассыпается гнилой трухой. Хозяева жилищ своих, не пожелавшие уйти прочь из обречённого города, лежат мёртвые, подобно сломанным куклам. Пустота вошла в Ольем и следом сын её, Страх. Вот что я узнал.

После ритуальной фразы младшие служители зашевелились, хотя и не сразу.

— Но как отвратить это? — спросил самый молодой из них, тот, который создал своей молитвой область тишины. — И неужто Господь наш, Господь правых, не даст нам достаточно сил Своих, чтобы избегнуть такой страшной участи и помочь простым горожанам?

— Возможно, — молвил другой служитель, тот, кто предлагал убрать с храмовой площади самозваную пророчицу, — важнее узнать, какова природа этой напасти. Кто или что стоит за той тенью, которую дано было узреть Предстоятелю нашему?

— Отвечу вам обоим сразу: мне это неведомо. Не знаю я природы опасности, что надвигается на Ольем, и не знаю, что ещё, кроме немедленного бегства, способно уберечь нас от неё.

— Вы не знаете, но разве для Веррая существует неведомое?

Предстоятель посмотрел на молодого служителя прямо, отчего тот слегка покраснел, но лишь выше вскинул голову.

"Кажется, этот из высокородных. Ну да, ну да…"

— Попробуй спросить Господа нашего сам, — мягко сказал Предстоятель. — Быть может, тебе откроется то, что для меня осталось сокрытым.

— Я спрошу! И если Господь правых в милости своей поведает мне о том, что смущает ум мой, я не утаю от братьев в вере его ответы.

Дерзкий младший служитель, не откладывая, сложил вместе свои узкие ладони, лишённые мозолей, беззвучно зашевелил губами. Мягкое сияние неспешно обволокло его, свидетельствуя, что его молитвенное отрешение от мира истинно. Предстоятель бледно улыбнулся.

"Быстро. Очень быстро. Весьма талантливый юноша, высоко он поднимется…

Конечно, если раньше времени не сгорит в ореоле божественной истины, как глупый мотылёк в пламени ночной свечи. Что, к прискорбию моему, куда вероятнее".

— О-о-о!

Мягкое сияние замерцало и погасло. Младший служитель расцепил трясущиеся ладони и укрыл ими побелевшее лицо.

— О-о, нет! НЕТ!

— Что видел ты, брат? — спросил служитель постарше. — Расскажи нам, не таись.

Предстоятель на мгновение сомкнул веки, призывая душевную твёрдость снизойти на излишне самостоятельного подчинённого. И Веррай, Господь правых, отозвался на просьбу Своего Предстоятеля. Отняв ладони от лица, младший служитель окинул зал собраний таким взглядом, что у большинства присутствующих мурашки побежали по коже.

— Я расскажу, — необычно низким голосом сказал он. — Потому что Господь мой открыл мне два пути, которыми мы можем пойти, но выбор предоставил нам. Слушайте!

10

Тело в руинах. Разум на грани. Дух свивает нити покорных энергий, уберегая плоть и мысль от новых ран. Но как же тяжко, как смутно и пусто внутри!

Терпи. Ты уже многое вытерпела и вытерпишь куда большее. Ради чего? Не спрашивай! Не это сейчас важно. Отбрось решительно всё, что способно поколебать волю, воздвигшуюся против Воли, забудь о любых представлениях, если они не диссонируют с прессом Представления.

Вперёд!

И пусть, как прежде, служит тебе поддержкой могучее истечение Сил, которым дышат за твоей спиной два чёрных, как ночная радуга, клинка. И пусть хранит твою суть от разрушения пульсация Ока Владыки. Как прежде, как ныне — так и впредь.

Не останавливайся. Не сворачивай. Не закончен твой путь…

Так. А это ещё что?

"Вот оно!"

В зрении, дарованном Господом Верраем, приближающееся пятно было подобно самодвижущейся чаше скверны. Упорядоченность и сложные гармонии тварного мира по мере приближения пятна искажались, а затем и полностью ломались, сменяясь отвратительной "вонью" демонического начала. Не просто Тьма, не просто погибель, но истинный, рождающий дрожь омерзения хаос протягивал к городу одно из щупалец своих. Неспешно, с полной уверенностью в своей власти. Чуть ли не с глумливой насмешкой.

Какой глупец восстанет против мерзейшей мощи?

"Господь! Укрепи дух мой, даруй силы совладать с напастью!"

И присутствие Веррая привычно потеснило хрупкое человеческое сознание, распирая плотную оболочку служителя. Одного-единственного младшего служителя, решившегося противустать искажениям надвигающегося Зла.

Я ВИЖУ — непривычно далеко, болезненно ясно.

Этот свет кажется изнанкой того, что сохранила память о визите в инферно Кэббод. Сияние сути Храсси Вспышки, блеск полуденного солнца, струящиеся от бивачного костра тёплые лучи или льдистый блеск чистой магии… нет, этот свет не похож ни на что из перечисленного. Разве что при сравнении с сутью Храсси он кажется изнанкой, прямой противоположностью того света, который был и есть — жизнь сестры Хос-Кэббода.

Почему?

Потому что и тогда, и теперь свет наполняла мысль. Пульсирующее, яркое чувство. Но там, где демоница сияла вызовом, непокорством, огненной страстью, — этот новый и незнакомый свет лучится принуждением, изливает давящую, неприятную до дрожи манифестацию силы. Храсси была слишком беспечна, чтобы приказывать другим. Она вполне могла испепелить за непокорство (и наверняка не единожды случалось именно так…) — но она никогда не стала бы подливать в бокал собеседника макового отвара, никогда и никого, даже неразумного зверя, не посадила бы в клетку. А вот этот одушевлённый свет, который ты ВИДИШЬ так ясно — едва ли не квинтэссенция идеи "запор и решётка". Очередной лик порядка, ничуть не приятнее, чем сила, оживлявшая недоброй памяти старшего хеммильда Ледовицы.

"Что, властительный, привлекаешь союзников? Отчаялся справиться самостоятельно, не являясь на сцену собственной затаившейся персоной?"

Дрожь. Сейчас начнётся…

Могущество Веррая велико. Боги верхнего пантеона не владеют материальными мирами, это — привилегия риллу. Но их власть, пусть и не столь глубокая, простирается гораздо шире. Нередко богов, подобных Верраю, почитают в сотнях миров разных Лепестков Пестроты. Их полные аватары — единственное, если не считать риллу, чего боятся маги высших посвящений.

И правильно боятся.

С полными аватарами некоторых богов даже властительные избегают спорить.

Младший служитель Ольемского храма Веррая, конечно, не являлся полной аватарой своего бога. Но он был очень, очень талантливым медиумом. И сосредоточил в себе более чем внушительный осколок сущности Господа Правых.

"Изыди, хаос! Изыди, зло! Да вернётся в исстрадавшуюся область мира благо, да восстановится порядок, да воссияет свет! Именем Твоим, Веррай! Да свершится!"

Узел воли и Воли, отторгающие друг друга представление и Представление, самая суть конфликта мятежного мага и властительного риллу…

Искренняя молитва младшего служителя, подкреплённая пролившейся из запределья мощью бога, на время разбила самую суть конфликта. Прекратила противостояние. Пролилась маслом на бурные воды, гасящие порывы ураганного ветра. Риллу называют властительными, и называют вполне заслуженно. Но при этом они не всевластны. Деххато получил чувствительный удар.

Хозяйка Ока Владыки тоже получила удар. Ничуть не слабее того, что достался риллу. Но для неё этот удар парадоксальным образом обернулся передышкой.

Выбитый из колеи безнадёжного противостояния, разум мятежницы сбросил его тяжесть и использовал появившийся шанс на все сто процентов. В единой вспышке понимания она объединила доступные ей резервы для создания новой, качественно иной защиты. И грубоватая мощь, заимствованная у артефактных клинков, слилась воедино с утончённой мозаикой, сплетённой при посредстве сил Ока. Барьеры, ничуть не уступающие стационарным барьерам, охраняющим замок Князя Гор, воздвиглись вокруг неё многослойным текучим щитом.

Проникнуть внутрь этого щита отныне были не властны ни Воля Деххато, ни его Представление. Первая битва затянувшейся войны оказалась выиграна — и в битве этой отнюдь не риллу стал победителем!

Но накал схватки оставался очень высок. А потому когда младший служитель Веррая попытался направить на передвижную крепость мятежницы новый удар, она не стала соразмерять силу ответа. Ментальную компоненту контратаки божество поглотило без остатка, но справиться так же легко с безличными элементарными энергиями не сумело. В долю мгновения на том месте, где находилась временная аватара божества, взлетел к низким облакам дымно-огненный смерч колоссального взрыва.

Пусть не так, как в видении Предстоятеля, но предсказание об участи Ольема сбылось.

— Итак, — тяжело обронил Свинец, — эта демоническая напасть уничтожила целый город.

Ответа не предполагалось, и Мельник не издал ни звука.

— Удалось установить, кто за этим стоит? — голос главы Курьерской службы стал тише и ещё тяжелее. Секретарь ощущал это совершенно явственно, как нытьё собственных суставов и связок, принявших непосильный груз.

— По данным наблюдений, источник демонической силы — существо в обличье женщины…

— Образ?

— Вот.

Над толстым рдяно-медным диском с тремя несимметрично расположенными прорезями, выложенным на стол, возникло прозрачное видение. Шагающая с размеренностью автомата или голема, облачённая в полусгнившие остатки мужского кожаного костюма седая старуха.

Да: и седая, и морщинистая, но всё ещё не согнутая годами. Заметно выше среднего роста, крепкая, с гордо развёрнутыми плечами и не до конца уничтоженными следами былой красоты. Из-за её спины выглядывали рукояти недлинных парных клинков. Определить цвет глаз не представлялось возможным, поскольку старуха двигалась, не размыкая век. Но…

— Это реконструкция?

— Да, — секретарь сглотнул. — Устройства записи около неё выходят из строя, заклятия распадаются, а люди болеют и ослабевают. Этот образ составлен при помощи суммирования впечатлений очевидцев.

— Ясно. А что у неё во лбу?

— Неизвестно. То ли третий глаз, то ли некий артефакт, то ли что-то, для чего у наблюдателей просто не нашлось слов.

— Ясно, — повторил Свинец.

Некоторое время в кабинете царило удушливое молчание.

— Делу этой… Лениманской ведьмы присвоить высший приоритет. На ближайшие полчаса отменить или отложить встречи. Всё, ступай.

Мельник поклонился и быстро, но без лишней поспешности вышел.

Некогда Эйрас говорила: всё, что тебя не убивает, делает тебя сильнее. Вернее, может сделать сильнее, если правильно распорядиться полученным опытом.

Даже болезнь… да что болезнь — даже неисцелимое увечье можно обратить в силу!

"И теперь я воистину сильна".

Время, когда она не могла позволить себе ни секунды отдыха, миновало. Время, когда она едва видела, куда ступает — тоже. Невозможность насытиться, напиться и выспаться заставила её перейти на способ поддержания жизни, используемый элементалями и демонами: прямое поглощение энергии с последующим последовательным преобразованием.

Хотя жестокое противостояние Воле риллу сожгло огромное количество жизненной силы, доведя её до края и состарив плотное тело на несколько десятилетий, оно же дало ей понимание целого ряда аспектов интуитивной магии. Сейчас — спасибо тому воплощению Веррая! — власть Деххато уже не замыкались вокруг воспалённой сферой, едва достаточной для её существования. Сейчас Воля риллу иссякала, самое малое, в сотне шагов от мерно пульсирующего Ока.

А вот её собственная воля… что ж, порой она могла УВИДЕТЬ даже то, что было скрыто от взгляда за линией горизонта.

"Что, властительный, — да отсохнут разом все твои крылья! — просчитался? Кого бы ты ни направлял, пытаясь остановить меня, у тебя ничего не вышло.

И теперь я не стану торопиться. Не стану искать разговора с Ледовицей. Я просто подожду. Привыкну к новому положению дел. Научусь играть по новым правилам. Когда же я стану достаточно сильна, чтобы УВИДЕТЬ, где именно ты окопался, (а я стану!) я задам свои вопросы не ей, а прямо тебе, самозваному вершителю судеб — да иссякнет Сила твоя, как река в пустыне, и не вернётся более!

Пока ты ещё можешь укрываться от моего Ока. Но это пока…"

Внезапно — по-настоящему внезапно! — пространство вокруг и даже внутри её тела противоестественно скрутилось. В отличие от непрерывных атак Деххато, в этой фундаментальной магии не было и следа изысканной утончённости. Только бешеный, почти неконтролируемый напор и скорость, равная скорости мысли. Она ещё только начинала реагировать, а её тело и даже клетки, из которых оно состояло, уже понесло колоссальный ущерб. Фактически смертельный. Даже самому искусному целителю не выжить, если кости раздроблены в песок и вот-вот перетрутся в пыль, а мягкие ткани стремительно превращаются в фарш.

Блок! Ещё и ещё блок! Изменить пространство вокруг так, чтобы вообще никакие манипуляции с ним на какое-то время стали невозможны! Заморозить все быстрые процессы, от биологических до физических, выиграть время!

Она повесила поддержание дополнительных блоков на обеспечивающие силовые плетения своих новых мечей. И это её спасло. Потому что продолжающаяся атака оказалась недостаточно мощна, чтобы преодолеть такие барьеры. Заклятия, поддерживаемые её собственной Силой, по-прежнему не такой уж значительной по меркам бессмертных, смело бы, как метла сметает песок. Но с такой же лёгкостью преодолеть энергетику Источника Силы неведомый враг не смог.

…боль? Нет. Назвать такие ощущения всего лишь болью — как приравнять океан к мутной мелкой лужице. Если бы она была в состоянии рефлексировать, то непременно удивилась бы, каким чудом до сих пор не только жива, но даже способна мыслить. Бесстрастный, работающий помимо ума контур самодиагностики констатировал необратимые повреждения пятой части всех клеток. О состоянии костей уже было сказано: песок. Где крупный, а где совсем мелкий. Ни одного целого кровеносного сосуда, включая капилляры. Вместо нервной системы — лоскутья. Вместо мышц, связок, внутренних органов — фарш. Впрочем, вместо спинного и головного мозга тоже. Минимальные повреждения претерпела только область, непосредственно прилегающая к Оку: лобные доли мозга да ещё отчасти височные. Видимо, это и стало той соломинкой, за которую…

Стоп. Око.

Выворачивающим усилием отрешившись от боли,

"…странно, что я так подробно и отчётливо чувствую все повреждения вплоть до мельчайших — ведь целых нервов не осталось…"

она сосредоточилась и УВИДЕЛА.

В какой-то полутысяче шагов, на вершине небольшого холма, стоял, направляя на неё ни на что не похожий предмет, очень высокий и худой мужчина в халате с нашитыми сверху стеклянисто блестящими пластинами. А рядом стоял и держался за отросток этого самого предмета другой мужчина. Наиболее примечательной деталью облика этого второго была сросшаяся с лицом маска из сусального золота. В маске не было отверстий ни для губ, ни для носа, ни для глаз, и потому перепутать её владельца с кем-то ещё представлялось невозможным.

"Ну да, следовало ожидать…"

Ещё двое из Круга бессмертных: Пустота и Златоликий. Высшие посвящённые пространства и движения соответственно.

"Не поленились создать совместно используемый боевой артефакт. Уважают, гады".

Углубить сосредоточенность. Выкачать из мечей порцию Силы. Преобразовать её.

УВИДЕТЬ.

Затрясшись, Златоликий упустил отросток артефакта. Его знаменитая золотая маска поплыла, утрачивая постоянство формы и принимаясь пожирать хозяина. Ну и что с того, что заклятое золото при нормальных условиях попросту не могло так себя вести? Хозяйка Ока изменила сущее, как её научил, вряд ли желая именно такого итога, властительный Деххато.

Она ОЖИВИЛА маску Златоликого, ОДУШЕВИЛА её — а затем с огромным удовольствием УВИДЕЛА результат.

"…вообще-то в данном случае ОЖИВИТЬ, ОДУШЕВИТЬ и УВИДЕТЬ — одно действие. Единый и нерасчленимый акт воли…"

Нанести ещё один удар она не успела. Сообразив, что к чему, Пустота подхватил корчащегося коллегу и бежал. Пронизал пространство заранее заготовленными заклятьем.

"Жаль".

Используя все свои целительские навыки, хозяйка Ока принялась восстанавливать тело. Вернее, разгребать руины, используя за основу мало пострадавшие энергетические связи — те самые, не человеческие, а демонические.

"Интересно, что ж они Ледовицу не привлекли? Втроём они имели бы куда больший шанс задавить меня… какие-то очередные интриги бессмертных? Или добавить в сплав магии пространства с магией движения ещё и магию порядка оказалось слишком сложно?

Начхать. Не важно.

Просто Деххато — да лопнет его хребёт, выпадут зубы и треснет шкура! — придётся ответить на несколько дополнительных вопросов".

— Итак, Лениманской ведьме не страшна ни сила оружия, ни власть ординарных магов. Ещё под Ольемом её пытались остановить божественной властью — безуспешно. А теперь ты утверждаешь, что это чудовище атаковали совместно двое бессмертных, Пустота и Златоликий. Атаковали — и были вынуждены обратиться в бегство!

— Да. Но это ещё не всё.

— Говори.

Мельник выпрямился. Заставил себя, как атлет, понимающий десятипудовый груз. Хотя взглянуть в глаза шефу прямо душевных сил у него уже не хватило.

— Что причиной тому, не знаю, ибо смертен. Демоническая зараза или гнев властительного Деххато, недовольного присутствием в мире ведьмы… не знаю. Но я просматривал сводки, и получается, что последствия провалившихся прямых атак, вроде разрушения Ольема — ещё не самое худшее.

— Без лирики. Факты, Мельник, факты!

— Как прикажете.

Секретарь извлёк и развернул дешёвую печатную карту, изображающую северо-восточные провинции Ленимана, примыкающие к Седым горам. Помимо отпечатанных знаков, линий рек, населённых пунктов, дорог, замков Высоких родов и тому подобных стандартных обозначений, карту покрывали нанесённые от руки пометки, сделанные чернилами разных цветов. Сухо комментируя собственные пометки, Мельник потратил на доклад около двадцати минут.

Потом умолк, выжатый до предела.

А Свинец продолжал молча смотреть на карту.

Сходящая с ума погода. Где-то страшная сушь и сопутствующие пожары, а рядом — всего полпальца по карте! — наводнения, сносящие плотины, смывающие целые деревни. Ураганы, смерчи и градобития. Эпидемии невиданных ранее болезней, похожие более на невероятных масштабов порчу. Нашествия насекомых-вредителей. И — повальное бегство крыс, словно некоторые районы уподобились тонущему кораблю. Внезапное отравление плодородных до того почв, уход грунтовых вод (или сверхбыстрое заболачивание пахотных земель), падёж скота и домашней птицы, повальная смертность среди стариков и младенцев… а среди возведённых человеческими руками построек, среди предметов, запасов, орудий труда — гниение, распад и тлен.

Тысячи малых трагедий, сотни многоликих бед и десятки самых настоящих катастроф. В сумме же всё это слагалось в одну большую катастрофу, в непрекращающееся (и усиливающееся!) стихийное бедствие национального масштаба.

Причём сердцевина этой беды — та самая ведьма, источающая демоническую магию, ведьма, которую и бессмертные остановить не смогли, — продолжала движение.

И перемещалась всё ближе к столице Ленимана…

— Оставь карту и ступай.

Мельник вздрогнул, но повиновался. Оказавшись за порогом кабинета и плотно прикрыв дверь, он сделал ещё несколько шагов.

Замер.

"Неужели я видел невозможное? Неужели Свинец — Свинец! — бессилен что-либо предпринять? Распоряжаясь такими ресурсами, имея такие рычаги влияния…

Но что в них толку? Демон в обличье старой ведьмы шагает по Лениману, и никто не может остановить его. Даже властительный риллу. Либо не может, либо… не хочет?

А Свинец, как и я, смертен".

Змея привычного страха, годами обвивавшая позвоночник Мельника, шевельнулась в последний раз — и издохла. Хотя сам секретарь этого не заметил. Ему было не до того.

"Мы не можем остановить беду или повернуть её вспять. Но даже я могу распорядиться о выделении помощи пострадавшим. Поговорить с чиновниками, иерархами столичных храмов, представителями Высоких родов. Перераспределить запасы. Эвакуировать пострадавших. Позаботиться об оказании помощи.

Да.

Кто там из Большой Канцелярии должен мне услугу?.."

Единственный обитатель центра мира шевельнул рогатой головой. Его чувства уловили долгожданное движение, начавшееся за пределами Пестроты и направленное к его миру.

— НАКОНЕЦ-ТО! — громыхнул Голос риллу. — УЗЕЛ ГОТОВ, И ЛЕЗВИЕ ТОЖЕ…

Более вслух не было сказано ничего. Властительный Деххато не нуждался в словах, чтобы изменить и пространственные, и временные координаты точки выхода. Правда, даже в начале игры ему не удавалось исказить саму траекторию такого движения. Для достижения желаемого результата приходилось искажать пространство и время всего Аг-Лиакка. Перемещать мир.

Но до тех пор, пока он был тем, кем был, это являлось вполне посильным действием.

— БЫТЬ МОЖЕТ, ТЕПЕРЬ…

Гаснущий рокот Голоса, словно последний, дальний раскат грома.

И вновь — тишина ожидания.

Они встретились в половине дня конной езды от столицы Ленимана.

Оборванная старуха, вышагивающая по дороге с мрачной механической размеренностью, не сразу поняла, кто стоит впереди на обочине. А стоящая на обочине не сразу смирилась с тем, что старуха — это именно та самая…

— Эйрас.

— Терин.

Старуха рассмеялась.

— Да какая я тебе Терин, Игла? Разуй оба глаза… наставница! Я теперь не Терин Задира, не Ниррит Ночной Свет и даже не Кайель Отрава.

— Знаю. Теперь ты — Лениманская ведьма. Таково твоё наименование, вошедшее во множество официальных документов. И которое наверняка станет частью истории.

Старуха рассмеялась снова. Остановилась.

— Ты что, заделалась наёмницей Свинца?

— Нет. Но при расставании я обещала остановить тебя, если ты зайдёшь слишком далеко. Ты вот-вот зайдёшь ещё дальше. И я остановлю тебя. Здесь и сейчас.

11

— А. Я, кажется, немного ошиблась. — На дне Ока Владыки заметались сполохи цвета кровавого пепла. — Ты выполняешь не волю Свинца, ты выполняешь волю Деххато.

— Волю Деххато выполняешь ты.

— Чушь! Я…

— …хочешь его уничтожить. Знаю. Я тоже хотела бы это сделать.

Это остановило старуху — на время.

— Не понимаю, — призналась она.

— Вот поэтому ты до сих пор движешься в намеченной Деххато колее.

— Но…

— Пожалуйста, дослушай. Ты ведь когда-то любила докапываться до сути.

— Хорошо, — старуха скрестила руки под усохшей грудью. Повела плечами, словно проверяя, не исчезли ли из наспинных ножен её клинки. — Говори… Игла.

Эйрас усмехнулась.

— Души демонов после смерти возвращаются в Нижние Миры. Смею предположить: души риллу после смерти возвращаются на Дорогу Сна.

— НЕТ!!!

— Не ори так громко! — хлёстко, наотмашь. — Ты ведь ВИДИШЬ, что это правда. Ты просто не хотела об этом думать. Властительный Деххато наводит на тебя последний блеск, точно самоубийца, полирующий бритву перед финальным движением поперёк горла. И вместе с тем он не торопится, мучая и себя, и своё одушевлённое орудие. Допустим, ты убьёшь его, потому что он позволит тебе это. А что потом?

Старуха скривилась.

— Мне всё равно, что будет потом.

— Очнись от спячки, дура! На Деххато, дряхлом идиоте, висит связность всего Аг-Лиакка! Он суть стержень, задающий форму этой части реальности! Да, именно он был режиссёром твоей судьбы, а все остальные, начиная с Айселита и вплоть до Князя Гор, всего лишь играли предназначенные роли. Хотя бы до этого ты докопалась. Но неужели Айселит, верный паладин Энгасти, сказал бы тебе спасибо, если бы его родина вместе со всем остальным миром обрушилась в хаос? То, что творится сейчас в Ленимане, покажется кошачьим чихом в сравнении с бурей!

Голос Лениманской ведьмы был горек и пуст:

— Что за дело мне до этого мира, если в нём больше нет моего принца?

Ответ Эйрас, негромкий, но внятный, прозвучал приговором:

— Вот поэтому я и говорю, что тебя пора остановить.

Мотнув встрёпанной седой гривой, старуха фыркнула.

— Чего же ты со мной разговоры разговариваешь?

— Примерно того, чего ты разговаривала с Железным Когтем. Откажись от убийства риллу! Не потакай его Воле и Представлению!

— А ты сама? — поутихший было, пепельно-алый огонь в Оке Владыки вспыхнул ярче. — Ты-то уверена, что не потакаешь Деххато?

— Увы, потакаю.

— Что?!

Губы Иглы изогнулись в странной гримасе. Горечь? Злая ирония? Печаль?..

— Тебе следует понять ещё кое-что. Да, часть Деххато, его душа, поющее и вдохновенное начало, стремится на Дорогу Сна. Хочет вернуться. Взлететь. Переродиться — и возродиться. Снова творить свободно. Но другая его часть — та, которая и зовётся властительным риллу, стержнем мира, не хочет расставаться с Аг-Лиакком. Жадность приковывает Деххато к стабильной реальности. Не даёт подняться над материей, в полной мере реализуя Право Крыльев. Именно эта алчная часть повинна в твоих нынешних страданиях, именно она — не без твоего участия, разумеется, — разоряет Лениман тысячами бедствий. Но увы! Именно эта часть риллу заодно является залогом существования одного из миров Пестроты… притом не самого худшего из них.

— Выходит, что так, что этак, но Деххато устроит любой исход? — прошипела старуха, сжимая костлявые кулаки. — Хорошо устроился!

— Да. Существа его уровня всегда устраиваются… хорошо. Хотя и не всегда их способ устроиться — наилучший.

Старуха бросила в небо взгляд всех трёх глаз. Потом посмотрела на Иглу.

— Ты ведь знаешь, что я не отступлю… наставница?

— Знаю.

— Тогда, — сказала старуха мрачно, — я, мятежница, во исполнение той части воли Деххато, которая стремится уничтожить его, нанесу удар первой.

Игла кивнула, пряча глаза.

— Твоё право, ученица. Бей.

Рассказывают, что некогда на пустынной дороге в одном из миров Пестроты встретились два великих воина. Одного звали Ловчим, другого — Жнецом.

Издалека увидели они друг друга — и сразу же поняли, что судьба послала им встречу с умелым бойцом. Когда расстояние между ними сократилось, каждый из них, пристально наблюдающий за идущим навстречу, смог оценить его манеру двигаться и нечто более тонкое, что с трудом можно уловить сетями слов. А оценив, воины признали друг в друге поистине выдающихся мастеров боя. Сблизившись, они молча встретились взглядами. Разошлись, двинулись дальше…

Одновременно обернулись и поклонились, вежливо изгибая хвосты.

— Не вас ли, — спросил один из них, — зовут Ловчим?

— Меня, — кивнул спрошенный. — А вы, верно, известны как Жнец?

— Да, иногда меня называют и так.

— Я много о вас слышал.

— Мне также не раз говорили о вас.

— Быть может, вы окажете мне честь и разделите со мной трапезу?

— Не откажусь.

Два великих воина сошли с дороги на обочину. Продолжая приглядываться друг к другу, развели огонь, приготовили пищу, поели. После этого Жнец (а может, и Ловчий) спросил:

— Не угодно ли вам сыграть в "спор царей"?

Вместо ответа Ловчий (а может, и Жнец) молча достал из котомки свой дорожный набор для этой в высшей степени достойной игры.

Обычная партия "спора царей" длится не очень долго. Особенно если играют не новички, а мастера. Достаточно одной замеченной ошибки противника, чтобы суметь переломить ход игры в свою пользу. Не случай, но только искусство, внимание к мелочам и непреклонность воли определяют исход этой игры, за что её и любили воины того отдалённого мира.

Вот только "спор царей", за которых принимали решения Ловчий и Жнец, затянулся. Оба они не были новичками; более того: хотя стили игры у них оказались разительно не похожими, никто из них не совершал ошибок — ни крупных, ни хотя бы мелких. Так они просидели над доской и час, и второй, и половину третьего, когда Жнец (а может, и Ловчий) сказал:

— Очень интересно. Похоже, что сегодня мне не удастся выиграть.

— Мне тоже кажется, что сегодня победа не дастся мне. А меж тем я бы хотел засветло добраться до трактира и переночевать под крышей.

— Я и сам желаю в точности того же. Быть может, вы согласитесь на ничью?

— Охотно дам своё согласие.

На этом два великих воина, поклонившись друг другу на прощание, разошлись в разные стороны и уже ни разу не встречались более. Но, хотя ни один из них в тот день не обнажил оружия, оба они знали, что повстречались с равным себе — и сумели обойтись без потерь. Что тоже можно, в каком-то смысле, считать победой.

Увы, для Терин и Эйрас такая обоюдная победа в бескровном состязании ума и воли оказалась невозможна.

Их бой сразу пошёл всерьёз.

Первое побуждение: УВИДЕТЬ.

Уже не вкрадчиво, прощупывающе, а в полную силу, с заимствованием энергии у клинков. Так, чтобы способность ВИДЕТЬ из инструмента стала оружием, действенность которого испытали на себе и Князь Гор, и особенно Златоликий.

И снова, как при пробных попытках, — ничего.

Только холодная, непроницаемая, струящаяся тьма. Только прочность, непостижимым образом сплавленная с текучестью, а в самой сердцевине — воронка непостижимости, дышащая распадом и гибелью, излучающая активность и жизнь. Суть некроманта? Не-е, это что-то другое…

"И как прикажете атаковать существо, которое не то что изменить — понять не можешь?"

Заранее предчувствуя неудачу, она сплела и направила в цель великолепное в своей симметричности плетение. Манипуляция материей неразрывно сочеталась в этом заклятии с методами, заимствованными у риллу. И низшую, материальную компоненту ждал полный успех: плотное тело Эйрас сур Тральгим исчезло в воронке распыления. Но высшую компоненту ждал столь же полный провал. Холод струящейся тьмы поглотил жалкую попытку ограничить его свободу, словно вековой лес, глотающий робкий крик заблудившегося путника.

Сходным образом закончилось противостояние со слугой Веррая. Там тоже пострадала лишь низшая, материальная компонента двуединства бога и человека. Вот только тогда всё закончилось со смертью вместилища неотмирной силы, а Эйрас…

Секунда — и на том месте, где стояла распылённая женщина, возник оживший костяк: четыре лапы, два крыла с перепонками из чистой Силы, мертвенно-зелёные огни в пустоте глазниц.

— МОЯ ОЧЕРЕДЬ, — вполне внятно прогудел дракон, не размыкая челюстей.

Судорожное напряжение, ожидание атаки…

Ничего не произошло.

Бесконечное наречие, этот безотказный и удобный инструмент, впервые на памяти Эйрас дал осечку. Она по-прежнему прекрасно помнила его — вот только из рычага, способного поменять местами не то что небо и землю, но даже прошлое и будущее, Бесконечное наречие превратилось в ещё один язык, утративший непосредственную власть над состоянием души.

"Ну конечно. Глупо было пытаться!

Она меня ВИДИТ. Вряд ли понимает, что именно ВИДИТ, — даже я сама затрудняюсь определить, кто я такая, — но самого факта такого наблюдения уже достаточно. Взгляд Ока Владыки прозревает суть и блокирует мои потуги в зародыше. Так я сама во время первой, случайной встречи с Гредом и Хилльсатом блокировала их попытки принять боевые аспекты: пусть неосознанно, но именно я вела ту ситуацию в заранее спланированном русле. Тогда ещё смутная и неверная, но от того не менее реальная тень Тропы Бесконечного, на которую я твёрдо встала в Обители, уже невесомо лежала на моих плечах, укрывая от некоторых аспектов того же искусства.

Итак, изощрённость реализующихся иллюзий недоступна? Пускай. Это всего лишь значит, что я должна сделать своим оружием истину".

"Медлишь, бывшая наставница? Не хочешь нарушать свой странный запрет на убийство? Ну, от меня-то подобных глупостей лучше не жди!"

Новая атака, более изощрённая. Простое уничтожение оказалось неэффективно? Используем искажение! Воздействие, которое по сути своей, должно быть, приближалось к заклятиям из арсеналов хаоса, с нешуточной примесью демонической магии и питаемое стихийными энергиями. Только использование Ока позволяло сбалансировать столь неустойчивую и опасную смесь, только способность ясно ВИДЕТЬ точное равновесие форм.

Все хаотические магические приёмы принципиально не поддаются классическому контролю. Ломают любые рамки, поставленные волей мага. Применение подобных заклятий в плотной реальности слишком опасно, почти самоубийственно. Даже риллу, несмотря на их локальное всемогущество, пожалуй, не взялись бы восстанавливать фрагмент реальности, затронутый столь всеобъемлющим искажением. Много проще уничтожить искажённое и создать с нуля "заплатку".

Но когда водоворот слепящих бликов, перемешанных с искрами отрицательного света, успокоился, ведьма не без толики священного ужаса обнаружила, что закапсулировавшая себя Эйрас, вернее, её драконья форма, осталась невредима. И даже почти не ослабела.

"Невозможно!"

На этот раз наставница не стала медлить. Под её ответным ударом ментальные барьеры мятежницы оплыли, словно сделанные из мягкого воска. Обыденная реальность исчезла, сменившись пространством, заполненным бескрайней и однородной серой мглой. Неким трудноописуемым образом посвящённая Ока знала: из развалины, медленно и кропотливо восстанавливающей своё дряхлое, уже вполне нечеловеческое тело, заодно возвращая ему утраченную молодость, она — здесь — снова стала почти прежней. То есть полной сил юной женщиной с серо-зелёными глазами, густыми волосами цвета бронзы…

И лихорадочно меняющим оттенки Оком Владыки посреди лба.

…а вот костяного дракона перемещение в Лабиринт Мороков ничуть не изменило…

Маги в Энгасти порой любили вспомнить старый, как сама Академия, а то и более замшелый спор: что же это такое по своей сути — Лабиринт Мороков?

Общепринятая точка зрения гласила, что Лабиринт является своеобразным преддверием Дороги Сна, этакой бесплотной прослойкой, отделяющей полностью материальные миры Пестроты от частично материальных, но совершенно не схожих ни с чем привычным потоков Дороги. Наиболее популярная альтернативная точка зрения не признавала существования Лабиринта Мороков как чего-то постоянного и самостоятельного. Те, кто придерживался такой точки зрения, полагали, что Лабиринт — не более, чем проекция активного сознания, сложная, целиком зависящая от воли мага иллюзия. Риллу, покинув Дорогу Сна, оформляли материальные миры; маги, покинув материальные миры, создавали куски Лабиринта.

Некогда Ниррит, заинтересовавшись этим вопросом и изучив доступные источники, пришла к выводу, что Лабиринт Мороков — не преддверие Дороги Сна, а её подобие. Очень, очень бледное, разумеется. Ведь Дорогу Сна творил своим непостижимым существованием Спящий, а Лабиринт Мороков представлял собой коллективное творчество смертных магов, знакомых с концепциями легендарного Талиассе Быстрокрылого. Концепциями, восходившими, между прочим, к некоторым обобщённым шаманским практикам. К глубоко интуитивной магии.

Надо было быть фигурой калибра Талиассе, чтобы вычленить рациональное зерно из бреда умов, нешуточно помрачённых приёмом природных галлюциногенов, контролируемой гипервентиляцией и многочасовыми ритуальными плясками. Да не просто вычленить, а ещё и свести найденные рецепты в достаточно строгую, вполне рациональную систему заклинательных приёмов. Ведь если разобраться, то Быстрокрылый нашёл ни много, ни мало — начало пути, на котором Спящий стал тем, кто Он есть теперь!

Впрочем, чем бы ни был Лабиринт, относительно него можно было смело утверждать две вещи: во-первых, что бы ни происходило в нём, на материальном уровне это не отражалось никак. Даже тела ушедших в Лабиринт оставались на прежнем месте, и потому как способ путешествий он не работал. А во-вторых, в изменчивой реальности Лабиринта было очень удобно работать со всеми явлениями нематериальной природы. Ещё шаманы использовали его для извлечения информации о реальном мире, для сбора сведений о дальнем, давнем и скрытом. Но они же использовали Лабиринт Мороков для обучения, передачи опыта, обретения новых способностей. Потому что здесь можно было почти как угодно оперировать памятью, реакциями, эмоциональными и психическими состояниями. И своими собственными…

И чужими.

Поединок в Лабиринте Мороков (в отличие от обычной дуэли стихийных магов, где важна Сила) выявлял более искусного, более опытного. А ещё — брал на излом такие свойства личности, как цельность, самоконтроль и сила воли.

Учитывая, что Эйрас ухитрилась затянуть бывшую ученицу в Лабиринт чуть ли не в доли мгновения, невзирая на ментальные блоки и против её желания…

— ХИТРО. ОНА ЗНАЛА ИЛИ ДОГАДАЛАСЬ? ВПРОЧЕМ, ОТМЕНИТЬ СЛЕДСТВИЯ НЕ СМОГ БЫ ДАЖЕ Я САМ. ПУСТЬ ПЫТАЕТСЯ…

— ТЫ НЕ ПРОТИВ ПЕРЕВЕСТИ НАШ СПОР НА ЭТОТ УРОВЕНЬ? — поинтересовалась Эйрас, по-прежнему не шевеля нагими челюстями, но поведя крыльями так, словно охватывала ими туманный простор, лишённый каких-либо чётких ориентиров. — НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ ОСТАВИТЬ ПОСРЕДИ ЛЕНИМАНА НЕПРИГОДНУЮ ДЛЯ ЖИЗНИ ОБЛАСТЬ, ВРОДЕ ВЫЖЖЕННОЙ ПУСТЫНИ ИЛИ ОЗЕРА ПЛОЩАДЬЮ С ОСТРОВ ЭНГАСТИ. А ТО, ЗНАЕШЬ ЛИ, ТВОЁ ПОСЛЕДНЕЕ ЗАКЛЯТЬЕ ЕЩЁ И НЕ ТАКИХ ДЕЛ МОГЛО НАВОРОТИТЬ.

— Как тебе удалось погасить искажение? — прохрипела ведьма. Речи дракона поселили в ней иррациональный, обидный, но никак не поддающийся изгнанию страх.

— ТЫ НЕ ВКЛЮЧИЛА В НАБОР АКТИВНЫХ ФОРМ ФРАГМЕНТИРОВАНИЕ ПРИЧИН И СЛЕДСТВИЙ, — любезно пояснила Эйрас. — ПОЭТОМУ КОНТРМАГИЯ, ОСНОВАННАЯ НА УПРАВЛЕНИИ ВРЕМЕНЕМ, ОКАЗАЛАСЬ ДОСТАТОЧНО ЭФФЕКТИВНОЙ.

"Управление временем?

Если она способна даже на это, я могу сдаваться сразу… победить мага, властного над реальным временем, просто немыслимо!

Но нет. Я всё равно не сдамся! Раз она перенесла нас в Лабиринт, значит, не хочет или не может убить физически…"

Недолго думая, посвящённая Ока сплела новое заклятие.

"Фрагментирование причин и следствий, да? Спасибо за подсказку!"

Сплести-то сплела, но привести в действие уже не успела. Эйрас, с её владением реальным временем, оказалась быстрее. Её атака не подавляла грандиозной Силой, да и атакой то, что она сделала, можно было назвать лишь с большой долей условности. Но для мага почти любое действие представляет собой многофункциональный инструмент, а любой инструмент, особенно многофункциональный, можно использовать множеством разных способов.

Аналогичное действие Эйрас уже применяла к Терин. Очень давно. Во время инициации.

Но теперь сознание ученицы стало совсем иным, чем во время появления в Энгасти. Несколько раз прирастала, кардинально изменяясь, её энергетика; минимум трижды полностью менялся и разум бывшей смертной. Она одолела путь, на который хватило бы дерзости лишь у одного мага из тысячи. И лишь каждый тысячный от этой тысячной сумел бы не расстаться при этом с жизнью, свободой или колдовскими способностями.

В первый момент бывшей ученице даже показалось, что она наконец-то достигла паритета с бывшей наставницей…

— ОТЧАСТИ ЭТО ПРАВДА, — громыхнул голос Эйрас. — МЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПОЧТИ РАВНЫ. ТЫ ПРОШЛА РИТУАЛ СЕМИ СВЯЗУЮЩИХ — Я ПОЛУЧИЛА ЗНАНИЕ ИСКУССТВА ВОПЛОЩЕНИЙ И ВОЗМОЖНОСТЬ ОСОЗНАННО ПЕРЕМЕЩАТЬСЯ В ЛЮБУЮ МЫСЛИМУЮ РЕАЛЬНОСТЬ. ТЫ СТАЛА ПОСВЯЩЁННОЙ ОКА ВЛАДЫКИ — Я СТАЛА ПОЛНОЦЕННЫМ КОСТЯНЫМ ДРАКОНОМ. ТЫ ПРЕВРАТИЛАСЬ В ОДНУ ИЗ КНЯГИНЬ АДА — Я ПРОШЛА ОБУЧЕНИЕ В ОБИТЕЛИ. РАЗНЫЕ СТУПЕНИ РАЗНЫХ ЛЕСТНИЦ, НО СХОДНЫЙ ЭФФЕКТ. ВОТ ТОЛЬКО Я ВСЁ-ТАКИ СТАРШЕ ТЕБЯ. ЧУТЬ ИСКУСНЕЕ. И НАМНОГО БЫСТРЕЕ.

Оспорить последнее утверждение не представлялось возможным. Хотя бы потому, что вся эта долгая фраза оказалась произнесена и воспринята за ничтожную долю мгновения…

Если бы состязание шло на уровне голой энергетики, Эйрас не имела бы шансов. Её драконья оболочка была полна Силы, но эта Сила изрядно уступала энергиям, типичным для магов из Круга Бессмертных. А сопоставления с тем, что могли выдать артефактные клинки за спиной Терин, дракон и подавно не выдерживал, отставая в сотни раз. Но наставница ловко вывела это преимущество за пределы уравнения схватки.

Если представить чёрные радуги мечей аналогом специального рейдера военно-морского флота Энгасти, то хозяйка этих радуг была полноправным капитаном своего могучего корабля. Но много ли толку от всей ударной мощи главного калибра рейдера, когда капитан прямо на мостике сошёлся врукопашную с диверсантом?

Туман, туман, туман… и нити. Одни — чёрные, тонкие и многочисленные, сплетающиеся в клубки вроде дыма или колеблемого ветром кустарника. Разум пасует, пытаясь выделить в этой массе отдельные нити и понять логику их движения. Другие нити намного светлее. Они меняют оттенки, пробегая по всему видимому и отчасти — по невидимому спектру. Нити дышат жаром, лучатся холодом, искрятся злыми иглами разрядов, режут твёрдостью закалённого металла, завывают сквозняками, притворяются невидимками из прозрачного стекла и водных струй, пульсируют кровеносными жилами и колышутся чувствительными нервными окончаниями… Эти нити тоже более чем многочисленны и притом весьма разнообразны. Взаимодействия их неожиданны, эффекты странны, природа непостоянна. На всех них, однако, лежат багровые отблески — мета единства, знак, позволяющий отделить их от чёрных дымных нитей.

И отблёскивающие багровым, и стремительные чёрные нити заняты одним. Борьба! Тугие змеиные объятия! Плотный клинч — не разнимешь… да и нет рядом никого, кто мог бы вмешаться. Лишь два сознания перешедших предел магов спорят друг с другом в Лабиринте Мороков.

Многомерная, многоуровневая, многоликая схватка…

12

Песок под ногами. Солнце жарит сверху, как жерло вулкана. Кажется, что кожа вот-вот начнёт отслаиваться от жара. Сухо во рту. Пот заливает глаза.

Держаться!

Тебе не легче и не проще, чем той, напротив, замершей с мечом-бастардом в странноватой асимметричной стойке. Тебе, замершей с двумя равными клинками — один в прямом хвате спереди, другой, в обратном, — сзади. Это не просто испытание. Это поединок выдержки и воли. Начавшая движение первой проиграет.

"Я не проиграю".

Мельтешение цветовых пятен. Хаос звуков. Сенсорная головоломка повышенной сложности. Опытные маги не защищают сознание статичными щитами, и на то есть множество причин. Но пройти неопределённое количество слоёв динамической защиты и вклиниться хотя бы в сенсорные области, не говоря уже об уровне абстракций — задача, мягко говоря, нетривиальная.

Считается, что два противника-менталиста, примерно равных по классу, не могут решить эту задачу. Стоит одному из них сосредоточиться исключительно на защите и постоянной смене маскирующих алгоритмов — всё, он или она неуязвимы. Конечно, до тех пор, пока к одному менталисту-взломщику не подключится второй менталист, работающий в защите, и не развяжет первому "руки", позволяя полностью уйти в атаку. Вот тогда ушедшему в защиту придётся кисло.

Но что, если один из равных по классу менталистов может ускорять своё мышление в десятки, а то и сотни раз? Да уж ничего хорошего…

Для Лениманской ведьмы.

Песок? Пустыня? Не более, чем морок.

Трясина темна и холодна. А островок безопасной почвы под твоими ногами постепенно погружается в неё. Не слишком быстро, о, нет — ровно настолько, чтобы медленный ужас жрал тебя, смакуя редкое блюдо, отщипывая по кусочку от монолита воли… жрал, как леденец на палочке, как удав уже проглоченного, но ещё не осознавшего это кролика.

Магия!

Левитация помогла с чавкающим звуком вырваться из хватки болота, поднявшегося уже до пояса. Ты взлетела, освобождаясь и смеясь…

И смех замер на твоих губах, когда небо, не столь игривое и по-детски жестокое, как болото, всосало тебя целиком. Всосало вместе с твоей волей, и памятью, и магической Силой, и радостью от освобождения. Всосало быстро и необратимо.

Если вся реальность подобна голодной росянке, мухам в неё лучше не залетать.

Чёрные нити старательно оплетают нити, окрашенные багрянцем. Захватывают их, подстраиваются под внешне хаотичный танец. И начинают понемногу вести в этом танце.

Так она ещё никогда не бегала. Не от кого было ей бегать ТАК. А вот теперь пришлось научиться искать спасения в скорости. Да только от той леденящей тьмы, которая преследовала её, спастись бегством… нет, нереально!

Коридоры, коридоры, коридоры. Змеящиеся в бессистемных изгибах, идеально прямые и такие длинные, что из одного конца не увидишь, что творится на другом. Тёмные галереи, провалы бездонно-чёрных колодцев, беломраморные балконы, выводящие к мутной безликой хмари, заменяющей здесь небо и землю. Лестницы: левоспиральные, правоспиральные, обычные, широкие парадные, узкие чёрные. Тупики и развилки, комнаты и залы.

Местами царят идеальный порядок и помпезная роскошь. Вязкий, чуть влажный блеск начищенного золота, чёрно-зелёные зеркала малахитовых колонн, жёсткие от шитья драпри, мастерская, до мельчайших деталей выверенная резьба по дереву. Навощённый фигурный паркет воображает себя мозаичным панно, наполовину превращённым в зимний каток. Драгоценные безделушки занимают свои места в интерьере, выверенные до миллиметра. Но напольные механические часы тихи и мертвы, как заледеневшее время.

Местами — разор и мерзость хаоса. Копоть на алебастровой лепнине потолков дополняет костры из поломанной мебели. Обстановка изгажена, разграблена, а что не изгажено и не разграблено, то попросту изломано или растоптано в бессмысленной злобе. Ажурные занавеси иссечены, порваны, испакощены, стенные панели из драгоценных и редких пород дерева истыканы стрелами и метательными ножами, пол где взломан, где выщерблен кирками. Опалённые гобелены годятся уже только на половые тряпки. И снег, милосердно присыпавший прокопчённую грязь, кажется благословением, что сродни чуткой тишине.

То тут, то там высятся мучительно изогнувшиеся статуи. Это всегда разумные существа — люди, тианцы, ваашцы, иные — в полный рост и при всех положенных атрибутах. Нет ни одной статуи, которая оказалась бы незнакомой. И с портретами то же самое. Все, все до единого изображённые на портретах, и индивидуальных, и групповых, ей знакомы. Но в отличие от статуй, замкнутых в своём страдании, глядящие на проносящуюся мимо лица с портретов смеются. И вглядываться в них не хочется — рассудок дороже! Вперёд и вперёд, без остановки и смысла…

Хватит, прах могильный! Сколько можно бегать?

В светлом зале, исполненном фальшивого, тронутого инеем покоя, с круглым световым окном в верхушке центрального купола, она остановилась и обернулась.

Никого.

Почему же тогда так заходится сердце? Почему интуиция так истошно вопит: "Обернись!"

— МОЖЕШЬ НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ.

Она, разумеется, тут же пружинисто развернулась на месте, вскидывая оружие в отработанной связке активной обороны, готовая бить на опережение. Но — некого бить.

Разумеется.

Когда это с кошмаром можно было сладить сталью? Хотя бы и нешуточно зачарованной?

— ДАВАЙ ПОГОВОРИМ. ЕЩЁ ОДИН РАЗ, ПОСЛЕДНИЙ.

— Не о чем нам говорить!

— УВЕРЕНА?

— С врагом не разговаривают. Врага просто уничтожают. Или умирают.

— ТЫ ТАК РВЁШЬСЯ БЫТЬ УНИЧТОЖЕННОЙ?

— Да!

Ей не пришлось раздумывать перед ответом. Решение само выскочило наружу — вместе с причинами и мотивациями.

— Я знаю, что взялась воевать с непреодолимой силой. Но это — моё решение! И если я не могу одержать победу, то я хотя бы уйду с честью. Умру, но не признаю себя ошибавшейся!

— О СТИХИИ, ЧТО ЗА ГЛУПОСТИ!

— Это не глупость! — нешуточно взъярилась она. — Тот, кто соглашается отступить, в итоге бывает точно так же повержен и растоптан, как бившийся до конца. Но бившегося хотя бы уважают, а вот трус не встречает ничего, кроме презрения!

— КАК ТЫ ВСЁ-ТАКИ ЮНА…

— О, это недостаток, который уже никогда не будет исправлен! Давай, действуй!

— НЕ СПЕШИ ПЕРЕСЕЛЯТЬСЯ НА ПЫЛАЮЩИЕ КРУГИ. КОНЕЧНО, ЧЕСТЬ И СЛАВА — ЭТО ЗАМЕЧАТЕЛЬНО, НО ЕСТЬ ВЕДЬ ЕЩЁ ТАКАЯ ШТУКА, КАК ПОЛЬЗА. ТЫ ХОЧЕШЬ УМЕРЕТЬ В СРАЖЕНИИ, НО БЕССМЫСЛЕННО, КАК ЛОМАЕТСЯ ПРИ ПАРИРОВАНИИ МЕЧ? ИЛИ ПОПРОБУЕШЬ НАПОСЛЕДОК БЫТЬ БОЛЕЕ ПРАКТИЧНОЙ?

— Не понимаю тебя. И, если откровенно, понимать не хочу. Я проиграла. Ты принимаешь капитуляцию в одном из залов моей памяти, так чего тебе ещё? Поглумиться напоследок?

— ДУРА!

Громыхающий со всех сторон разом неживой Голос нешуточно возвысился. Столб красноватого света, косо падающий сквозь слуховое окно в куполе, замглился, в углах зашевелились одушевлённые, гибкие, дрожащие тени.

— ТЫ ЧТО, УЖЕ ЗАБЫЛА, РАДИ ЧЕГО УПОДОБИЛАСЬ КУКЛЕ, ПИХАЮЩЕЙ КОЛЕНИ ТВОЕГО КУКЛОВОДА? ВЫБРОСИЛА ИЗ ДУШИ И ПАМЯТИ ПРИЧИНУ, ПО КОТОРОЙ ВСТАЛА НА ПУТЬ САМОРАЗРУШЕНИЯ?

— И при чём тут Айселит? Он уже мёртв, так что…

Мгновение молчания. А потом — настоящий взрыв:

— Не смей! Не смей, тварь, гадина, кукольница вшивая! Слышишь? Не позволю!

— ЗАГЛОХНИ.

Приказ — а это уже были не просто оглушительно громыхающие, выворачивающие душу звуки, но полноценный приказ, прогибающий реальность — рухнул на неё, точно многотонная плита. И воспротивиться ему не получалось…

— ТЫ ПЛОХО УСВОИЛА МОИ УРОКИ. ДА, НЕКРОМАНТ-НЕДОУЧКА СПОСОБЕН ПОДНЯТЬ ЛИШЬ ВОНЮЧЕГО ЗОМБИ. ГРАМОТНЫЙ НЕКРОМАНТ ПОДНИМЕТ БОЕВОГО ЗОМБАКА: БЫСТРОГО, СИЛЬНОГО, МАЛОУЯЗВИМОГО ДАЖЕ ДЛЯ МАГИИ, СПОСОБНОГО ДЕЙСТВОВАТЬ В РАМКАХ ПОСТАВЛЕННОЙ ЗАДАЧИ ТАК ЖЕ ЧЁТКО, КАК АВТОНОМНЫЙ ГОЛЕМ-ВОИН. ХОРОШИЙ МАСТЕР НЕКРОМАНТИИ СПОСОБЕН НА СОЗДАНИЕ ВЫСШЕЙ НЕЖИТИ, ТАКОЙ, КАК ПОСМЕРТНЫЕ СЛУГИ. ЭТИ УЖЕ НИЧЕМ — НИ ПАМЯТЬЮ, НИ МЫШЛЕНИЕМ — НЕ УСТУПАЮТ ЖИВЫМ. РАЗУМЕЕТСЯ, КРОМЕ ТОГО НЕЗНАЧИТЕЛЬНОГО ФАКТА, ЧТО ОСТАЮТСЯ МЁРТВЫМИ. НО В ЭТОМ ИСКУССТВЕ ЕСТЬ ЕЩЁ ПАРА КАЧЕСТВЕННЫХ СТУПЕНЕЙ. ВЫСШАЯ НЕКРОМАНТИЯ, КАК ТЫ МОЖЕШЬ ДОГАДАТЬСЯ, УЖЕ НЕ АНИМИРУЕТ. ВЫСШАЯ НЕКРОМАНТИЯ — ВОСКРЕШАЕТ!

Эйрас умолкла.

Руки мятежницы с зажатым в них оружием опускаются, как чужие.

— Так ты говоришь… можешь… оживить Айселита?

— НЕ БЕЗ СЛОЖНОСТЕЙ, — созналась обладательница Голоса. — СОЗДАНИЕ ПЛОТНОГО ТЕЛА МЕТОДАМИ, КОТОРЫЕ ТЫ НАЗВАЛА МАГИЧЕСКОЙ РЕПРОДУКЦИЕЙ, ТРЕБУЕТ ТОЛЬКО ЭНЕРГИИ. ВОТ С ВОССТАНОВЛЕНИЕМ ПАМЯТИ, ДУШИ И ВОЛИ ВСЁ НЕ ТАК ПРОСТО. ЕСЛИ БЫ ДЕЛО БЫЛО У МЕНЯ НА РОДИНЕ, Я СУМЕЛА БЫ ОТДЕЛАТЬСЯ МАЛОЙ КРОВЬЮ — ТО ЕСТЬ СВОЕЙ СОБСТВЕННОЙ, БЕЗ ЗАМЕЩАЮЩЕЙ ЖЕРТВЫ. ПРИ СОБЛЮДЕНИИ РЯДА ГРАНИЧНЫХ УСЛОВИЙ ЭТО СТАНОВИТСЯ ВПОЛНЕ РЕАЛЬНЫМ. НО АЙСЕЛИТ ПОГИБ В АГ-ЛИАККЕ, И ПОГИБ ПО ВОЛЕ ВЛАСТИТЕЛЬНОГО ДЕХХАТО, В ПОЛЕ ЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ. КОНЕЧНО, ЛОКАЛЬНО ПОТЕСНИТЬ ВОЛЮ РИЛЛУ — ТОЖЕ ЗАДАЧА РЕШАЕМАЯ, КАК ТЕБЕ ИЗВЕСТНО ПО СОБСТВЕННОМУ ОПЫТУ. НО У РЕШЕНИЯ ЭТОЙ ЗАДАЧИ — СВОЯ ЦЕНА. ЗДЕСЬ, УВЫ, НЕ ОБОЙТИСЬ ЗАТРАТАМИ ЧИСТОЙ МАГИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ, СКОЛЬ УГОДНО БОЛЬШИМИ… Я ТОЧНО ЗНАЮ, ЧТО МОИХ РЕЗЕРВОВ…

И снова — ни мгновения раздумий перед ответом.

— Если я должна умереть, чтобы жил мой принц — да будет так. Если это станет щелчком по носу властительного риллу, тем лучше. И да падать тебе в Багровую Бездну вечно, если ты не сумеешь сделать обещанного!

— БАГРОВАЯ БЕЗДНА — МЕЛОЧЬ РЯДОМ С СОБСТВЕННОЙ СОВЕСТЬЮ. ПОВЕРЬ, Я НЕ СТАЛА БЫ ПРЕДЛАГАТЬ ТОГО, ЧТО ПРЕДЛОЖИЛА, ЕСЛИ БЫ…

— Достаточно. Не надо уподобляться мне и вести себя по-детски. Делай, что должно, Эйрас.

Сглотнуть ком в горле…

— Делай, что должно — и спасибо тебе. Удачи!

— ПРОСТИ, УЧЕНИЦА. И ПРОЩАЙ.

Мгновением позже вместо Голоса на затрепетавшую в агонии душу обрушилась Боль.

Ещё не успела осесть пыль взрыва, ещё истекали кровью смертельно раненные, ещё только начали разгораться вторичные очаги пожаров, получившие волю после того, как энергия столкновения напрочь своротила или отключила магические щиты дворца, как на руинах объявилось пятно живой и дышащей тьмы. Храсси Вспышка, в приступе вспыхивающего гнева покинувшая место убийства, не застала этого явления.

Но был у происходящего наблюдатель, подмечавший всё и вся. Наблюдающий, он же и скрепляющий наблюдаемое своим Представлением.

И, разумеется, не способный пройти мимо вопиющего нарушения правил!

— ЧТО ОНА ТВОРИТ? ВМЕШАТЕЛЬСТВО В УЖЕ БЫВШЕЕ ЗАПРЕЩЕНО ЕДИНЫМИ СОГЛАШЕНИЯМИ!

Из нереальной дали — вполне внятный, громыхающий, язвительный ответ:

— ПОД ВАШИМИ СОГЛАШЕНИЯМИ С ДЕМОНАМИ И БОГАМИ ВЕРХНЕГО ПАНТЕОНА НЕТ МОЕЙ ПОДПИСИ! И НЕ ДРОЖИ: МНЕ УЖЕ ДОВОДИЛОСЬ ДЕЛАТЬ ПОДОБНОЕ.

— ТЫ НЕ СМЕЕШЬ!..

Нереально далёкий, затихающий смех. И запоздало пришедшее понимание: ему ответили. Хотя услышать его слова, не предназначенные для проявления в тварном мире…

"Право, услышать — не сложнее, чем изменить прошлое! Но зачем?"

Ответ оказался до обидного очевидным. Деххато зашипел, словно колоссальных размеров змея, направляя всю свою немалую власть на противодействие чужому вмешательству.

Но желание его не было цельным, как должно. Часть риллу играла на стороне противницы. А потому отменить происходящее хозяин Аг-Лиакка не сумел. Всё, что ему удалось — создать серьёзные дополнительные сложности.

Серьёзные, даже более чем. Но преодолимые.

Огонь, огонь повсюду. Огонь — и агония.

Времени нет. Пространства не существует. Материя, сознание? Фикции, развеянные и забытые иллюзии. Есть только огненный ад. Вечное, бессмысленное одиночество. Ничего кроме.

…не было ничего кроме — до тех пор, пока ладонь прохладной тьмы не вынесла его из огненной агонии так же мягко, как материнские руки достают младенца из люльки.

память возвращалась медленно, кусками. Из-под тающих пламенных лоскутов прошлое проступало неравномерно, то проясняясь, то снова скрываясь в жаркой рыже-белой зыби. И ощущения вернулись, начиная с ощущения своего тела, куда раньше слов. А вместе со словами пришло иное. Пришли страх, растерянность, пустота. И боль.

И ещё имена.

Первое имя было — Ниррит. И сердце пропустило один удар, а дыхание пресеклось.

Второе имя было — Энгасти. И пустота внутри вскипела тоской.

Третье имя было — Айселит. Когда вернулось и оно, пламенные лоскуты выпустили из плена последнее ясно запомнившееся мгновение. Момент безнадёжной битвы.

Следом пришла первая мысль в одеждах слов. "Я мёртв", — вот какой была эта мысль.

— УЖЕ НЕТ, — грянуло отовсюду и ниоткуда разом.

Айселит открыл глаза и поднялся на ноги. Опорой ему оказался неровный, словно обгрызенный по краям (или, скорее обгорелый) кусок пола. Прикрытый опалённым ковром, этот кусок висел в серой туманной пустоте, не опираясь ни на что. И взгляд поневоле притягивал тот единственный предмет, который среди пустоты и разрушения оставался вызывающе цельным, чуть ли не светящимся от вложенной энергии.

Да. В двух шагах в изувеченный пол чуть наискось был вогнан знакомый рунный двуручник с чернёным клинком. Тен'галж, Побратим. Подарок от…

— Что случилось?

— Я ПОДВЕЛА ЧЕРТУ ПОД ФИНАЛЬНЫМ АКТОМ ИНТРИГИ. ПОГЛЯДИ НА СВОИ РУКИ, БЫВШИЙ ПРИНЦ.

Айселит послушался. И не сдержал изумлённого возгласа.

— ДА, ГЛАЗА ТЕБЯ НЕ ОБМАНЫВАЮТ. Я ВЫБРАЛА ДЛЯ ТВОЕГО ВОСКРЕШЕНИЯ ТЕЛО ЧЕЛОВЕКА, А НЕ ТИАНЦА, ЧТОБЫ НЕ ВВОДИТЬ В ЛИШНИЙ СОБЛАЗН. ТЫ ПРИНЯЛ СМЕРТЬ ПО ВОЛЕ РИЛЛУ ДЕХХАТО, И ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ ДЛЯ ТЕБЯ ВДВОЙНЕ НЕВОЗМОЖНО. СМИРИСЬ.

— Вот как. Но чего ради властительный озаботился моим устранением?

— Я ОБЪЯСНЮ.

И громыхающий неживой Голос скрытого за стеной мглы существа, в котором Айселит не без труда признал Эйрас, изложил воскресшему суть. Что было, что могло быть, что стало реальным, ибо таковы Воля и Представление риллу Деххато, а что — постольку, поскольку так решила она, Эйрас сур Тральгим.

— МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ СРАЗУ РАЗОБРАЛАСЬ В ПРИРОДЕ ЭТОГО КОЛЬЦА. РИЛЛУ СЛИШКОМ ДОЛГО И СЛИШКОМ УСПЕШНО МАНИПУЛИРОВАЛ ОКРУЖАЮЩИМ ВО ВРЕМЯ МОИХ ВИЗИТОВ В АГ-ЛИАКК. А КОГДА Я ПОНЯЛА, К ЧЕМУ ВСЁ ДВИЖЕТСЯ, БЫЛО СЛИШКОМ ПОЗДНО ДЛЯ ГОМЕОПАТИИ. ХОТЯ, К СЧАСТЬЮ, ЕЩЁ НЕ СЛИШКОМ ПОЗДНО ДЛЯ ХИРУРГИИ.

Айселит сглотнул.

— Вот это ты зовёшь хирургией? Убийство твоей ученицы?

— БЫЛО ДВА ИСХОДА. В ПЕРВОМ ТВОЯ ВОЗЛЮБЛЕННАЯ ВОЗВРАЩАЛА ДЕХХАТО НА ДОРОГУ СНА, РАЗРУШАЯ АГ-ЛИАКК И, КАК Я ПОДОЗРЕВАЮ, УЖЕ ОКОНЧАТЕЛЬНО ПРЕВРАЩАЯСЬ В КНЯГИНЮ АДА. ВО ЧТО ПРЕВРАТИЛАСЬ БЫ ЕЁ ЛЮБОВЬ К ТЕБЕ ПОСЛЕ ЭТОГО, ПРЕДСТАВИТЬ НЕСЛОЖНО. Я ВЫБРАЛА ВТОРОЙ ИСХОД. ТВОЙ МИР, РИЛЛУ-САМОУБИЙЦУ И ДАЖЕ ТЕБЯ — Я СПАСЛА СТОЛЬКО, СКОЛЬКО БЫЛО В МОИХ СИЛАХ.

— А ты можешь воскресить…

— СКОЛЬКО БЫЛО В МОИХ СИЛАХ, АЙСЕЛИТ! СМЕРТЬ — ЭТО ВООБЩЕ-ТО ДОРОГА В ОДИН КОНЕЦ, И ИСКЛЮЧЕНИЯ ИЗ ЭТОГО ПРАВИЛА ТВОРИТЬ НЕ ПРОСТО. ОСОБЕННО УЧИТЫВАЯ ТО, ЧТО МНЕ ПРИШЛОСЬ ПРОТИВОСТОЯТЬ ВОЛЕ СЛЕПЦА ДЕХХАТО. ЧТОБЫ ВЕРНУТЬ ТЕБЕ ПОДАРОК НИРРИТ, ЭТОТ ВОТ ДВУРУЧНИК, Я УНИЧТОЖИЛА АРТЕФАКТНОЕ ОРУЖИЕ, СОЗДАННОЕ ЕЮ ДЛЯ УБИЙСТВА РИЛЛУ. ХОТЯ ЕГО В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ПРИШЛОСЬ БЫ УНИЧТОЖИТЬ… И ВСЁ ЖЕ НА ПРИМЕРЕ ТЫ МОЖЕШЬ ПОСТИЧЬ СООТНОШЕНИЕ ЦЕНЫ И РЕЗУЛЬТАТА. Я СКОРМИЛА НЕБЫТИЮ ДВА ВЕЛИКИХ КЛИНКА И ПОЛУЧИЛА ОБРАТНО ОДИН НЕПЛОХОЙ. ЧТОБЫ ВОЗРОДИТЬ ТЕБЯ ВО ВСЕЙ ПОЛНОТЕ, КАК ЖИВОГО И СВОБОДНОГО РАЗУМНОГО, Я БЫЛА ВЫНУЖДЕНА УБИТЬ НИРРИТ. ТАКОВ БЫЛ ЕЁ СОБСТВЕННЫЙ ВЫБОР. ОНА ОПЛАТИЛА ТВОЮ ВТОРУЮ ЖИЗНЬ ПО САМОЙ ВЫСОКОЙ СТАВКЕ.

— И на что мне эта вторая жизнь — без родины, без любимой?

— ИЩИ СМЫСЛ САМ. ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ МОГЛА, Я БЫ НЕ СТАЛА РЕШАТЬ ЗА ТЕБЯ, ЗАЧЕМ НУЖНО ЖИТЬ.

Я, Эйрас сур Тральгим, не сказала бывшему принцу всей правды. Я не хотела быть слишком жестокой. Но когда я разбирала по кирпичику душу бывшей ученицы, чтобы воссоздать душу её возлюбленного, мне волей-неволей открылись такие бездны, что я была бы рада ослепнуть.

Замысел Деххато и его вмешательство в ход событий простирались до таких глубин, что даже в шкуре костяного дракона мне стало не по себе. С момента появления Терин в его мире риллу накачивал её способностями и Силой. Вершиной накачки стало то, что моя ученица полагала изобретённым ею ритуалом Семи Связующих. Все сомнения она толковала в свою пользу: как же, ведь всё получилось точь-в-точь так, как она замыслила! Но если бы не корректирующее воздействие со стороны Деххато, ритуал закончился бы полной дезинтеграцией её тела и сознания.

Высшими магами не становятся настолько быстро и просто!

Дальше — больше. Историю с Оком Владыки мне даже не хочется комментировать, настолько в ней всё совершенно. Замысла такой инфернальной красоты не постеснялся бы даже Эмо, известный мастер интриги. Вроде бы мелочи, крохотные детальки тут и там, вроде одноразового амулета, который помог Ниррит прийти в себя после визита к Островитянину… но общий эффект!

Ладно, оставим.

Ведь венец вмешательства риллу, поступок, который я не прощу никогда, пока могу жить и мыслить — это не ввод в игру Ока. Это небывалая, невероятная любовь Айселита и Ниррит.

Задним-то числом всё болезненно ясно. Чтобы девушка, для которой на первом месте стояла магия и отношение которой к мужчинам, заложенное во времена жизни в отцовском доме и укреплённое в храме, не допускало "лишних" эмоций, вдруг столь яростно и страстно полюбила?

Кьеррис Стрелок — вот кто был её самой большой естественной страстью.

А принц? Сам ведь неоднократно размышлял о причинах своих чувств, прекрасно отдавая себе отчёт как в холодности своей натуры, превосходящей даже холодность Терин, так и в том, что межвидовые связи всегда казались ему неестественными. Но ведь он тоже полюбил вопреки своей сути, причём полюбил искренне и страстно, девушку из рода людей!

Поправка.

Искренность этого чувства с обеих сторон обеспечивал риллу. Обоюдность требовалась, поскольку обе половинки задуманной пары являлись эмпатами. А накал страстей требовался, чтобы Ниррит ринулась мстить, полностью наплевав на довольно очевидные последствия.

Воскрешая Айселита, я убрала следы вмешательства Деххато. Вместо любви ему осталась лишь память о ней. Может, этого окажется достаточно, чтобы чувство восстало из пепла живым и настоящим. А может, и нет. Я не собираюсь играть в божество, предопределяя такие тонкие вещи, и устанавливая столь хрупкие связи. Потому хотя бы, что не знаю, какой исход был бы для бывшего принца менее мучительным.

Но Айселит — это, что называется, простой случай. В сути Ниррит риллу похозяйничал куда масштабнее и глубже. Изорванные ошмётки души, оставшиеся после жертвоприношения, ставшего одновременно и очищением от вмешательства Деххато, не годились даже для отката в сердце Пылающих Кругов. Вернуть Терин хотя бы как пятилетнюю девочку, лишённую всех воспоминаний более позднего времени? Увы, в обозримом будущем такая задача сильно превышала уровень моих умений некроманта. А уж воскресить её взрослым, полным сил магом, да ещё и продолжающей любить Айселита…

Сорок тысяч бессильных проклятий! Лучше забыть об этом вовсе.

Закончив неприятный разговор с воскрешённым, я взвесила эту идею на мысленных весах и сочла её приемлемой.

Добровольное забвение, печать, замыкающаяся на творце заклинания. Привычная тёмная магия… она ляжет на меня до тех пор, пока я не изменюсь вновь. Если — нет, когда! — я смогу спорить с риллу не так, как исключение спорит с правилом, не на правах высшего мага, а так, как один закон, и желательно уровнем выше, противостоит другому.

Тогда я вспомню всё. И всех. А сейчас…

Пусть уйдут боль и гнев — не только ради моей ученицы, но и чтобы не оказался слишком силён соблазн снизойти до уровня Деххато и всё-таки… нет, нет!

Пусть тёмное покрывало ляжет на душу. Неприятно, но терпимо.

Да станет так.

На поле, откуда ушли в Лабиринт Мороков две женщины, возникла одна. Устало опустившая плечи, она не подняла взгляд к небу. В конце концов, она давно переросла такие условности. И ей-то было доподлинно известно, что боги обитают не на небесах. Уж конкретный бог конкретного мира спрятался от неба так далеко, как только мог.

Выдохнув и вдохнув, она сказала, словно обращаясь к себе самой:

— Ну, пока ещё властительный, до скорого свидания.

И исчезла снова, как не бывало.

…В сокровенной, недоступной глубине, в самом центре тварного мира, который его обитатели называли Аг-Лиакком, по золотистой чешуе, покрывающей плотную оболочку риллу Деххато, прокатилась волна крупной дрожи.

Эпилог в Чёрной башне

— И вот так всё закончилось?

— Не "всё". Только жизнь Терин. Ты ведь помнишь камень Лениманской ведьмы? Это то, что осталось от Ока Владыки. Бесполезный, мёртвый сувенир. Память о моём провале.

Помолчав, я дарю собеседнику кривую усмешку.

— Знаешь, что во всей этой истории самое идиотское?

— ???

— Непоследовательность Деххато. Он совершил почти ту же ошибку, что и Князь Гор. Поторопился. Риллу с такой целеустремлённостью лепил из смертной то, что ему было нужно, что позорнейшим образом упустил из виду, кого именно он взялся менять. Впрочем, куда ему! Он ведь не демиург Пестроты, а всего лишь один из его наместников…

— Недооценил? В каком смысле?

— Обыкновенном. Скажу намёком, а параллель обдумай сам. Айселит действительно был смертным, и Князь Гор действительно имел хорошие шансы добиться благосклонности Ниррит спустя сто лет. Но к тому времени она окончательно осознала бы себя магом высшего посвящения, членом Круга Бессмертных; иметь же дело с равными Князь не привык…

— Ты хочешь сказать, что твоя ученица была ровней риллу?!

— Не была. Но вполне могла стать, особенно с помощью Деххато. И принять власть без всяких убийств и каких-то серьёзных катаклизмов во вверенной его заботам реальности. Она дала бы золотому дракону расправить крылья, чтобы тот улетел обратно в поток Снов Творца. Да только куда там! Какая-то смертная, однодневка, небесталанное ничтожество! И Деххато, выражаясь образно, раздавил в пыль драгоценный камень, чтобы этой пылью отравиться.

— Ты говорила ему об этом?

— Нет. Если бы я приблизилась к нему, если бы просто продолжала думать о нём, я бы могла не сдержаться и перечеркнуть то, ради чего убила свою ученицу. Нет уж. Пусть живёт, старый золотошкурый идиот, и мается. Его маета — жизнь Аг-Лиакка.

— Благодарю за рассказ, Эйрас сур Тральгим, — сказал Терон, вставая.

— С чего так официально?

— Просто ты напомнила мне о важных вещах, о которых я чуть не забыл. Действительно, что наши проблемы в сравнении с вечностью? Задача, которую нельзя решить сразу, решается по частям; то, что кажется безвыходной ситуацией крысе в плоском лабиринте, для птицы — просто причина улететь…

— А вот теперь уже я не вполне понимаю тебя.

— Конечно, не понимаешь. Ведь я так и не рассказал тебе о своих проблемах.

— За чем дело стало? Расскажи.

— Потом. Когда ты явишься ко мне, почернев от ярости и гнева, почти забыв о том, как становиться из крысы — птицей, или, на худой конец, летучей мышью, я расскажу тебе печальную историю… и так сравняю счёт. А пока я просто говорю тебе: спасибо. Я пришёл к тебе за помощью. Я получил её. Собственно, на это и надеялся… спасибо, Эйрас!

— Не стоит благодарности.

Огненная вспышка переноса в пространстве — и вот уже я снова одна. Никого рядом. Да и не хочется мне никого видеть сейчас, пока саднит под заплаткой растревоженная память.

"Жили мы недолго, но разнообразно. А потом я её убила и стала жить дальше…"

Краткий черновой вариант: 4 — 15 и 16 января 2009 г.

Дописывание: 17 января — 19 февраля, 12 августа — 27 (29) декабря 2009 г.

Оглавление

  • Нейтак Анатолий . Падшая звезда . Повесть о возвышении и гибели Терин из Алигеда, известной также как . Ниррит Ночной Свет, Кайель Отрава и Лениманская Ведьма
  • Пролог в Чёрной башне
  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: НАСТАВНИЦА И УЧЕНИЦА
  • Интермедия первая
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ: НАНИМАТЕЛЬ И ИСПОЛНИТЕЛЬНИЦА
  • Интермедия вторая
  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВЛАСТИТЕЛЬ И МЯТЕЖНИЦА
  • Эпилог в Чёрной башне
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Падшая звезда», Анатолий Михайлович Нейтак

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства