«Взмах крыла»

Рыжков Александр Взмах крыла

1

Уии всегда мечтал взмыть в бесконечно-изумрудное небо и ветром промчаться над фиолетовыми лесами Клансаавии. Ещё с раннего детства он пытался отрастить себе крылья. Не панцирь, не щупальца, не острые жвала, а именно крылья. Как назло, все эти атрибуты алканжооина развивались в нём с завидной чёткостью. Все, кроме крыльев. С ними были проблемы. Тонкие, маленькие и бесформенные — они вряд ли были в состоянии поднять в воздух даже крошечного саапона, не говоря уже про крупное тело Уии.

В ранней школе Уии ничем не отличался от сверстников. В эти годы крылья только начинают пробиваться сквозь толщь хитиновых коконов. Первые крылья пробились у хулигана Доола. Он ими очень гордился и хвастался. Но не долго — вскоре у многих других его сверстников случилось то же самое.

В число «неокрылившихся» входил и маленький Уии. Это очень оскорбляло и тяготило его. Ведь всеми тремя сердцами он мечтал о собственных крыльях. Не дождавшись естественного процесса, он разодрал остроконечными щупальцами свои коконы. Вместо того чтобы выпрямится, крылья повисли на спине полумёртвыми отростками. Так Уии лишил себя возможности летать…

С тех пор мечта покорить бескрайние просторы неба стала смыслом его несостоявшейся жизни.

Стоило расковырять свои коконы, как школьные товарищи все как один принялись всячески избегать Уии. Сочувственно разводили жвала и хлопали щупальцами по панцирю, но не больше.

Сверстники почему-то перестали приглашать его на вечерние прогулки среди лиловых крон деревьев, окутанных малахитовым полумраком. Шумные беседы товарищей затихали, как только он проходил мимо…

Сначала Уии очень расстраивался. Его привычная жизнь рушилась. Он постепенно становился изгоем. Одиноким, никому не нужным. Он был единственным живым жителем Клансаавии, лишённым самого дорогого — крыльев. Было принято, что алканжооин, потерявший крылья, лишал себя жизни. Наперекор многовековой традиции — Уии захотел жить…

Неумолимым ручьём текло время. Чем старше он становился, тем больше роговели его несформированные крылья. В конце концов, они так затвердели, что ни цветом, ни прочностью не уступали спинному панцирю. Алканжооин, не знакомый с судьбой Уии, мог бы принять их за рога причудливой формы и размера. Вот только не было в Клансаавии жителя, не знакомого с судьбой Уии…

С досадой и завистью Уии следил за белёсыми пятнами соотечественников, мерно покорявшими изумрудную гладь. Казалось, что каждым мощным взмахом крепких крыльев — все они как бы насмехаются над ним…

Но так только казалось. На самом же деле — никто и никогда не смел насмехаться над Уии. Все ему сочувствовали, жалели. В Клансаавии был закон, запрещавший оскорблять инвалидов. Жаль, что не было закона, запрещавшего их игнорировать…

С работой, как это ни странно, проблем не возникло. Хоть летать Уии не умел, но жвалами орудовал исправно. Его без лишних разговоров приняли лесорубом. С утра до вечера он перегрызал пунцовые стволы. Деревья с покорностью ложились на песочную гладь, вздымая в воздух фиолетовые листья и оранжевую пыль.

Так уж вышло, что Доол, бывший хулиган и соученик Уии, работал там же. Иногда их смены совпадали. Доол с тем же сочувствием, что и другие, относился к бескрылому коллеге. Во время перерывов на восстановление, он иногда заводил беседу с Уии. Вспоминал школьные годы, говорил о работе. Чувствовались нотки превосходства в его голосе…

У Уии тогда был выходной. Лишь на следующий день он узнал крайне неприятную новость. Его коллега Доол пострадал на рабочем месте. Массивный ствол обрушился на него, раздробив панцирь и перебив крылья. Панцирь зажил. Крылья — нет. Доол стал вторым алканжооином, в силу своих убеждений, отказавшимся лишить себя жизни. Во многом ему послужил примером Уии.

Стечением обстоятельств Уии и Доолу суждено было стать неразлучными друзьями. Уии никогда не летал. Доол лишился крыльев, уже вкусив величие полёта. Но их объединяло одно — надежда оторваться от земли.

Как не презирал бы себя за подобные мысли Уии, но в глубине души он радовался горю Доола. Ведь не случись оно — у Уии и дальше не было бы ни одного друга…

Доол очень изменился. Пёстрые краски окружающего мира для него навсегда поблекли. С тоской он вспоминал те счастливые дни, когда беззаботно парил по небесным просторам. С ещё большей тоской он осознавал, что стал таким же изгоем, как и Уии, которого в душе раньше недолюбливал и не понимал.

Жизнь Уии, наоборот, преобразилась в лучшую сторону. Если раньше роль всеобщего уродца тяготила его, то сейчас он даже насмехался над нею! Тяжесть общественного «сочувствия» теперь лежит не на одном Уии. Даже можно сказать, что нынче она лежит на Дооле. Уии с радостью скинул её на его крепкие плечи…

Работать стало гораздо проще. Уии ощущал поддержку Доола. Доол ощущал дружеское плечо Уии. После тяжёлого трудового дня, когда остальные лесорубы разлетались кто куда, бескрылые друзья не спеша направлялись протоптанной тропинкой к себе домой. (По инициативе Уии, Доол ещё три цикла назад переехал к нему жить.) Раньше Уии было всегда тоскливо идти по этой тропинке. В небеса взлетали всё новые алканжооины, а он шёл один, никому не нужный, всеми забытый… но это было раньше. Сейчас же он испытывал восторг. Пусть Доол был в большинстве случаев молчалив, но тепло дружеского присутствия всегда грело душу Уии.

2

Однажды Уии и Доолу пришлось работать в разных концах леса. Уии выполнил норму раньше положенного срока и пошёл домой. Доол вернулся поздней обычного. Вид у него был встревоженный. Жвала нервно содрогались. Коричневые шары глаз покрылись небольшими каплями сероватой жидкости. Щупальца рассеяно закручивались и выпрямлялись. Доол явно был чем-то расстроен или поражён до глубины всех сердец.

— Что случилось, Доол, чем ты встревожен? — заботливо интересовался друг.

— Ничего не случилось… — панцирь Доола быстрей обычного сжимался и разжимался, он был готов вновь заплакать…

— Перестань, успокойся… Я вижу, что тебя что-то терзает. Поделись со мной — тебе станет легче… — утешал Уии, хлопая щупальцами по панцирю друга.

Некоторое время Доол молчал. Утешения Уии помогли ему взять себя в щупальца. Окончательно успокоившись он поделился переживаниями с другом:

— Уии, это случилось сегодня, во время последнего перерыва на восстановление. Я восстанавливался, облокотившись на ствол широкого дерева каони. Как ты знаешь, ствол этого дерева имеет белёсый цвет, сходный с нашей кожей. Видимо из-за этого меня и не заметили двое наших коллег — Слиив и Глелав. Ты ведь помнишь их?

— Как же мне их не помнить? Они всегда вместе. Мне их преданная дружба напоминает нашу…

— Так вот, они не заметили, что я рядом и мне удалось стать свидетелем их неприятного разговора. Вначале разговор ничем особенным не отличался — они шутили, поносили начальство. Но потом… Глелав вспомнил про нас с тобой. Он называл нас парочкой недоделанных калек, — Доол явно переживал, рассказывая эту историю (его высокий голос дрожал, а жвала судорожно тряслись), — а Слиив в ответ сообщил, что ему неприятно каждый день видеть наши инвалидные спины. А потом они долго смеялись, называя нас «парочкой крыльев» — видимо это прозвище, которым они за глаза нас обрекли…

Последние слова Доол глотал вместе с серыми слезами. Уии задумчиво обнял друга. Попросил успокоиться и не брать так близко ни к одному из трёх сердец.

Какими бы оскорбительными слова ни были, Уии испытывал ликование. Наконец-то о нём заговорили! Всё равно как! Главное — что он перестал быть прозрачным, незаметным пятном на скатерти социума. Роль чёрной кляксы была для него более приятна…

Уии не мог заснуть. Разные мысли тревожили его рассудок. Ему было наплевать на двух болтунов. Он переживал за Доола. Бедняга так разнервничался. Никто не смеет оскорблять лучшего друга Уии…

Спустя два цикла, на лесоповале случился несчастный случай. Срубленное Уии дерево каони насмерть раздавило работавшего неподалёку Глелава. Бедняга даже не понял, что послужило причиной его гибели. Смерть наступила мгновенно.

Уии не хотел убивать Глелава. Он хотел его проучить, но ошибся. Вместо того чтобы перебить Глелаву крылья, дерево перебило в нём жизнь…

Спустя ещё один цикл, задумка Уии увенчалась успехом. Срубленный им ствол упал прямо на крылья восстанавливающегося Слиива…

Слиив стал третьим бескрылым алканжооином во всей Клансаавии, решившим не лишать себя жизни наперекор многовековым традициям. Разве мог он поступить иначе, когда лично знал всех двух бескрылых? Они жили, пусть не совсем полноценной жизнью, но жили. Чем он хуже их?

Добродушный Доол, забывший все обиды сразу после смерти Глелава, тут же подружился со Слиивом. Уии некоторое время холодно относился к новому инвалиду, но потом сжалился. Они вместе достроили новый ярус в доме, в котором и поселился Слиив. Теперь они жили втроём…

Слиив оказался очень послушным сожителем. Без колебаний исполнял порученную работу. Жить стало намного легче.

Именно переезд Слиива натолкнул Уии на мысль, которую он тайно держал в себе три цикла, пока не поделился ей с друзьями.

Он долго думал, взвешивал и пришёл к выводу, что нет алканжооина более ценящего жизнь, более открытого, более добропорядочного, чем они втроём. То есть, чтобы понять прелесть жизни, чтобы не порочить её своим невежеством — нужно лишиться крыльев. Именно они мешают им оглянуться вокруг! Сбросить с себя ложную пелену превосходства и осознать, как многого они не понимают, как ничтожны они перед величием природы…

Ни один алканжооин не захочет добровольно расстаться со своими крыльями. Они не понимают, что крылья, дающие «мнимую свободу», на самом деле — их духовная погибель, якорь, приковавший их к низменным порокам…

Уии нашёл выход из ситуации. Так как никто добровольно не захочет обрести духовное спасение такой ценой, то придётся открывать глаза слепцам. Ведь не раздробило бы дерево крылья Слиива, он остался бы тем же грубияном и подлецом. (Слиив одобрительно кивнул.)

3

Не прошло и пяти циклов, как скромных размеров дом Уии превратился в мощную крепость, построенную тысячами щупалец обескрыленных алканжооинов. Не было и дня, чтобы её стены не пополнялись новыми обитателями.

В одном Уии оказался неправ. Он посчитал, что ни один Клансаавиец не лишит себя крыльев ради чего-то светлого, но не до конца понятного. Как это ни странно — достаточно было донести идею до массы. Очень многие добровольно лишали себя крыльев. Само собой разумеется, что вековая традиция самоубийства после потери крыльев — потеряла какой-либо смысл.

Уии, посовещавшись с Доолом и Слиивом, придумал обряд «крылолишения». Посвящаемый должен был пройти ряд испытаний. Доказать свою чистоту помыслов тяжёлым и кропотливым трудом. Кому выпадало строить новую комнату, кому — добывать продовольствие, кому — следить за стадом одомашненных саапонов — небольших мохнатых зверьков, очень приятных на вкус… И лишь доказав свою лояльность старейшинам (которыми были Уии, Доол и Слиив) и присягнув на верность, посвящаемым отгрызали крылья. Отгрызать крылья имели право лишь старейшины и очень немногие «крылолишённые», получившие на это официальное разрешение…

Бывали случаи, когда в крепость приходили алканжооины, успевшие себя сами обескрылить или потерявшие крылья в результате каких-нибудь других обстоятельств. К ним относились с пониманием, но в общину принимали лишь после ряда установленных испытаний.

Ключевую роль в разразившемся массовом «крылолишении» сыграл Слиив. Вернее — его подвешенный язык. Впервые услышав мысли Уии, он поклялся любой ценой воплотить их в жизнь. В душе он очень страдал из-за двойной потери — лучшего друга Глелава и крыльев. Он заметил, что эти переживания помогли ему трезвей и расчётливей смотреть на окружающий Мир. Ему хотелось, чтобы и многие другие испытали то же, что и он. Но не прозрение. Он хотел, чтобы они испытали ту боль лишения, которая в глубине души терзала его…

Но проповеди Слиива не имели бы такой могучей силы, если бы не участившиеся случаи травматизма крыльев на лесоповале, мастерски устроенные Уии и Доолом. Многие алканжооины принимали эти несчастные случаи за «знак свыше», чем очень умело пользовался Слиив…

Постепенно крепость переросла в небольшой городок, а потом и в государство со своими законами и хозяевами. Главными были старейшины, ряды которых заметно пополнились, но наибольшим почтением и уважением пользовался Уии.

Внутри древнего государства Клансаавии вырастала новая, дисциплинированная страна «бескрылых калек», как их было принято называть. Слишком поздно спохватились власти Клансаавии, недооценившие потенциальную опасность развала государства. Былая мощь старинной державы треснула как скорлупа, сквозь которую пробился клюв Услидоолии…

Прошло двадцать пять циклов с того дня, как Уии впервые поделился своими мыслями с Доолом и Слиивом. Клансаавия распалась на множество небольших княжеств, населяемых немногочисленными крылатыми жителями, побоявшимися лишить себя возможности летать. Ни одно из этих княжеств не могло сравниться с могуществом молодой державы Услидоолии.

«Калеки», как их было принято когда-то называть, теперь считались наиболее уважаемыми и привилегированными обитателями всех Великих земель…

Хоть Услидоолия и была государством, управляемым Советом старейшин, но главным в ней, безусловно, являлся Уии. О нём ходили легенды, как о бесстрашном и героическом алканжооине, бросившем вызов всем трудностям и создавшим единую, непоколебимую и могущественную державу. Всем, что есть у народа, он обязан Уии. Можно с уверенностью сказать, что многие считали Уии богом, спустившимся с изумрудных просторов небес, чтобы спасти всех от неминуемой гибели…

Слиива и Доола почти не вспоминали. Все их заслуги приписывались Уии. Но они не сильно этому расстраивались. Или делали вид, что не расстраиваются…

Эпилог

Однажды Уии проснулся от боли, пронзившей его ороговевшие отростки. Боль до того была несносной, что он невольно застонал. Словно сотни иголок ежесекундно вонзались в его тело. Обессилев, он упал на пол и потерял сознание.

Уии очнулся. Боль исчезла так же внезапно, как и появилась. Был день, солнце нежно заливало бархатным багрянцем изумрудные облака. Уии догадался в чём дело. Он с опаской оглянулся за спину. Из хитинового панциря торчала пара крепких прозрачных крыльев. Без колебаний он взмахнул ими и взмыл в бесконечное небо…

Оглавление